В. н. Гарбузов
Александр Хейг
ИПИ ТРИ КАРЬЕРЫ ОДНОГО ГЕГ 2РАЛА
МАУКА
РОССИЙСКАЯ АКАДЕМИЯ НАУК
ИНСТИТУТ СОЕДИНЕННЫХ ШТАТОВ АМЕРИКИ И КАНАДЫ
RUSSIAN ACADEMY OF SCIENCES INSTITUTE OF THE USA AND CANADA
V. N. Garbuzov
Alexander
Haig,
OR
Three careers
OF A GENERAL
В. Н. Гарбузов Александр Хейг, ИЛИ Три карьеры ОДНОГО ГЕНЕРАЛА
УДК 94(73)
ББК 63.3(7Сое)
Г20
Издание осуществлено при финансовой поддержке Российского гуманитарного научного фонда (РГНФ) проект № 03-01-00480д
Ответственный редактор
доктор исторических наук, профессор Э.А. Иванян
Рецензенты:
доктор исторических наук, профессор А.И. Уткин кандидат исторических наук Л.В, Юрасов
Гарбузов ВД1.
Александр Хейг, или Три карьеры одного генерала / В.Н. Гарбузов; Ин-т США и Канады. - М.: Наука, 2004. - 203 с.
ISBN 5-02-032798-0 (в пер.)
Монография посвящена жизни и деятельности Александра Хейга (1924) - одного из наиболее значительных представителей высшей государственной бюрократии современных Соединенных Штатов Америки, прошедшего все ступени военной, деловой н государственной карьеры и достигшего в 1981 г. одного из высших постов в американском государстве - поста государственного секретаря США. Жанр политической биографии позволяет проследить не только развитие личной карьеры, но и через эту призму рассмотреть многие важные события мировой истории второй половины XX в.
Для специалистов и широкого круга читателей, интересующихся историей США.
Garbuzov V.N.
Alexander Haig, or Three Careers of a General / V.N. Garbuzov; Inst, of the USA and Canada. - M.: Nauka, 2004. - 203 p.
ISBN 5-02-032798-0
This monograph is devoted to the life and activity of Alexander Haig (bom 1924), one of the most substantial representatives of the American state bureaucracy of the last century. Haig traversed through all stages of military, business and state careers and became in 1981 America’s top diplomat - the United States Secretary of State. The genre of political biography allows us to follow not only Haig’s personal career development, but through this prism to examine many other important facts of world history of the second part of the 20th Century.
This book is intended both for specialists and for a broad range of readers interested in U.S. history.
По сети AK
ISBN 5-02-032798-0	© Российская академия наук, 2004
© Издательство “Наука”, оформление, 2004
ОТ АВТОРА
Выражаю искреннюю признательность бывшему чрезвычайному и полномочному послу Советского Союза в Соединенных Штатах Америки (1962-1986) Анатолию Федоровичу Добрынину, заведующему отделом научной информации Института США и Канады Российской академии наук (ИСКРАН), главному редактору журнала “США-Канада: экономика, политика, культура”, доктору исторических наук, профессору Эдуарду Александровичу Иванину, заместителю директора ИСКРАН, доктору исторических наук, профессору Виктору Александровичу Креме-нюку, доктору политических наук, заведующей сектором ИСК-РАН Наталье Михайловне Травкиной, кандидату исторических наук, старшему научному сотруднику ИСКРАН Леониду Борисовичу Берзину, добрые советы, критические замечания и конструктивная поддержка которых оказали большую и действенную помощь при работе над книгой.
Особая благодарность - моим американским друзьям и коллегам из Университета Теннесси (Ноксвилл, штат Теннесси, США): профессору департамента политических наук, доктору Дэвиду Уэлборну, усилиями которого были организованы мои встречи и интервью с ключевыми членами администрации Р. Рейгана, в том числе с Александром Хейгом, а также с его помощниками и советниками; профессору департамента истории, доктору Вейясу Габриэлю Люлявичюсу; руководителю департамента истории, профессору, доктору Джону Фингеру; директору Центра Центральной и Восточной Европы, профессору, доктору Дэвиду Хейку; администратору этого же Центра Джуди Сноу; директору Библиотеки Университета Теннесси, доктору Обрею Митчеллу; а также администратору программы обменов молодыми преподавателями вузов России (Junior Faculty Development Program (JFDP) with Russia - Council for International Exchange of Scholars (CIES)) Кэти Тремпер, Хилари Стефенсон, Элин Уэлборн и сотрудникам аппарата конгрессмена от штата Теннесси Джона Дункана в Вашингтоне Лоре Трагессер и Джуди Уайтбред, создавшим идеальные условия для прохождения моей стажировки в США в 1997-1998 гг. Их пожелания, неизменное внимание и доброжелательность явились лучшим стимулом для написания книги.
Особые слова признательности - бывшему руководителю аппарата Белого дома (1973-1974), верховному главнокомандующему объединенными вооруженными силами НАТО (1974-1979), государственному секретарю США (1981-1982), ныне президенту “Уолдуайд ассошиэйтс”, генералу Александру Хейгу, бывшему помощнику президента по национальной безопасности (1981-1982), ныне президенту “Ричард Аллен компани” Ричарду Аллену, послам Джорджу (Крэну) Монтгомери и Николасу Велиотесу, исполнительному директору “Уолдуайд ассошиэйтс”, помощнику А. Хейга Шервуду Гольдбергу, бывшему помощнику государственного секретаря США по связям с Конгрессом (1981), исполнительному директору отдела внутриполитических и международных проблем Центра стратегических и международных исследований, доктору Ричарду Фейрбэнксу, бывшему послу США в ООН (1981-1985), ныне научному сотруднику Американского предпринимательского института, профессору, доктору Джин Киркпатрик, бывшему помощнику государственного секретаря (1981-1982), ныне научному сотруднику Американского предпринимательского института, доктору Майклу Лидину, бывшему министру обороны США (1981-1987), председателю редакционного совета журнала “Форбс” Каспару Уайнбергеру, бывшему помощнику государственного секретаря США (1981-1989), ныне председателю правления Американского института мира, профессору Джорджтаунского университета, доктору Честеру Крокеру, бывшему советнику президента Р. Рейгана (1981-1985), генеральному прокурору США (1985-1989), ныне научному сотруднику фонда “Наследие” Эдвину Мизу. Встречи и беседы с ними позволили мне найти ответы на многие вопросы, лучше понять и осмыслить те взаимоотношения, которые складывались у этих людей с Александром Хейгом на разных этапах его карьеры.
Моя искренняя благодарность - старшему научному сотруднику Псковского историко-художественного и архитектурного музея-заповедника Марии Александровне Кузьменко, которая оказала большую помощь в подготовке книги к изданию. Особая признательность научному сотруднику Института славяноведения Российской академии наук, кандидату исторических наук Андрею Викторовичу Юрасову за ту неоценимую поддержку, которую он оказывал мне в течение всей работы над рукописью.
Без доброжелательного и заинтересованного отношения, без внимания, содействия и помощи всех этих людей издание настоящей книги было бы невозможно.
Достоин уважения не тот, кто просто фиксирует события, и не тот, кто их критикует. Достоин уважения тот, кто действует, совершает поступки, знает, что такое истинный энтузиазм, отдает себя целиком достойному делу, кто познает, если повезет, прекрасное ощущение победы, а если проиграет, то в отчаянной борьбе. И душа его никогда не встанет в ряд с холодными, безразличными душами тех, кому не ведомы ни победы, ни поражения.
Теодор Рузвельт
Жизнь - это как катание на русских горках: это взбадривает, когда летишь вверх, и дух захватывает, когда скатываешься вниз. Если не рисковать, то можно наслаждаться жизнью спокойной, удобной, безопасной и... нудной. Кто не рискует, тот не терпит поражений, но не одерживает и побед. Не следует почивать на лаврах удачи и разочаровываться, терпя поражение. Неудачи приводят в уныние. Но во много крат грустнее, если не предпринимать новых попыток. А прежде всего нужно всегда помнить, что поражение, если оно вас не раздавило, только укрепит ваши силы.
Когда что-то не получается, когда мы терпим поражение, то порой думаем, что все кончено, а это не так. Это только начало. Хорошее время - это не тогда, когда все хорошо. Хорошее время наступает, когда вы прошли через настоящие испытания, когда вы перенесли несколько ударов, разочарований, когда подкатывает горечь. Потому что, только побывав в самых глубоких ущельях и провалах, можно оценить прелесть восхождения на самую высокую вершину.
Всегда помните, другие могут ненавидеть вас. Но тот, кто ненавидит вас, не победит до тех пор, пока вы не станете ненавидеть его. И тогда вы погубите себя сами.
Ричард Никсон
Памяти моих Учителей
Виктора Константиновича ФУРАЕВА
и
Юрия Васильевича ЕГОРОВА
ВВЕДЕНИЕ
В процессе выработки, принятия и реализации внешнеполитических решений в современных Соединенных Штатах Америки важная роль отводится Государственному департаменту - министерству иностранных дел США. Госдепартамент, основанный еще в 1789 г. и прозванный американцами из-за места, где расположено его здание, “туманным дном” - “Фогги боттом” (“Foggy Bottom”), является одним из старейших министерств в структуре федерального исполнительного аппарата США. По разным оценкам, число служащих этого ведомства колеблется от 24 до 35 тысяч человек1.
Оно готовит президенту рекомендации в области разработки и проведения внешней политики, ведет по его поручению международные переговоры и дипломатическую переписку, представляет США в международных организациях, организует работу дипломатических и консульских служб, обеспечивает информацией правительственные учреждения по международным политическим, экономическим, военным и социальным вопросам и т.п. В XX веке, а особенно во второй его половине, в связи с расширением внешнеполитических задач, вставших перед этой страной, масштабы деятельности и влияния Госдепартамента возросли, что выдвинуло его в число главнейших структур государственной власти Америки.
Государственный департамент США, представляя собой последнее звено внешнеполитического механизма, не ограничивается чисто дипломатическими функциями и активно вторгается в сферы военной, торгово-экономической и финансовой политики, разведывательную деятельность, энергетику, экологию, сырьевые и продовольственные ресурсы и т.п. Зачастую это создает почву для трений и конфликтов между Госдепартаментом и другими ведомствами. Именно поэтому личность человека, занимающего пост руководителя этого подразделения и обладающего большими возможностями, играет очень важную роль.
В списке глав пятнадцати министерств (департаментов) Соединенных Штатов должность главы дипломатического ведом-
ства - государственного секретаря - стоит на первом месте, что уже подчеркивает его привилегированное положение в сравнении с другими членами кабинета2. Обычно на этот пост подбирается не профессиональный дипломат, а человек, имеющий значительный авторитет и влияние как у себя в стране, так и за ее пределами, лицо, пользующееся доверием самого президента, его “политический назначенец”. Как правило, госсекретарь входит в узкий круг тех людей, которые в США действительно принимают решения, влияют на президента и несут ответственность за выработку внешней политики и ее осуществление. Вес и влияние главы Фогги боттом в правительстве подкреплены главным образом не тем, что он представляет в нем одно из министерств, а тем, что именно он является личным и главным советником руководителя исполнительной власти и государства по внешнеполитическим вопросам3.
В иерархии власти Соединенных Штатов государственный секретарь формально является третьим по важности после президента и вице-президента лицом, что закреплено принятым в 1948 г. Законом о преемственности должности президента4. По существу он “руководит всей текущей оперативной деятельностью государства в дипломатической сфере, участвует в различных совещаниях, представляет США на международных конференциях, подписывает соглашения, в отношении которых он имеет соответствующие полномочия президента, представляет предложения правительства Конгрессу, отчитывается перед Конгрессом и т.д. В силу занимаемой должности, госсекретарь является членом Совета национальной безопасности США, правления Экспортно-импортного банка США и Совета НАТО”5.
Формальный статус - это основа авторитета государственного секретаря, которая может быть либо разрушена, либо укреплена в зависимости от его личных способностей и связей, квалификации и профессионализма, отношений с президентом, его близкими, окружением (особенно советниками и помощниками), а также от таких качеств, как способность политического маневрирования, лавирования и т.п.6.
Дипломатическая история Соединенных Штатов связана с разными государственными секретарями. Многие из них забылись, кто-то остался в памяти лишь профессионалов: историков и дипломатов. Но, пожалуй, из всех руководителей Госдепартамента США послевоенного времени чаще всего упоминаются имена Дина Ачесона, бывшего госсекретарем при Г. Трумэне, Джона
•Ростера Даллеса - государственного секретаря при президенте Д. Эйзенхауэре и Генри Киссинджера, руководившего Госдепартаментом в 1973-1977 гг.
* * *
В предлагаемой вниманию читателя книге речь пойдет о первом государственном секретаре в администрации Рональда Рейгана Александре Хейге. Но почему именно о нем? Ведь Хейг явно не принадлежит к числу наиболее выдающихся личностей современной американской истории.
Дело в том, что карьера этого человека, значительную часть своей жизни проведшего рядом с первыми и влиятельными лицами американского государства, необычна. К 1980 г. у него было все, что только мог пожелать себе любой честолюбивый и мечтающий об относительно безоблачной карьере государственного деятеля американец: служба в штабе генерала Дугласа Макарту-ра, работа в аппаратах Генри Киссинджера и Ричарда Никсона, знакомство с Джеральдом Фордом и Джимми Картером, погоны четырехзвездного генерала, служба на посту верховного главнокомандующего объединенными вооруженными силами НАТО в Европе, связи в Пентагоне, а также с миром большого бизнеса, внимание к нему со стороны Джорджа Буша и Рональда Рейгана и даже собственное намерение стать президентом США. Многим, и прежде всего самому А. Хейгу, тогда казалось, что жизнь и карьера его на подъеме, и благоприятное расположение звезд на небе не сулит неожиданных, а потому нежелательных поворотов в судьбе.
Однако, получив с избранием Рейгана в Белый дом должность государственного секретаря, Хейг пробыл в ней лишь полтора года (а точнее, 17 месяцев), став, таким образом, первым членом кабинета, который в июне 1982 г. покинул команду президента. Что же привело к этому? Как мог человек, который так долго шел к своей вершине и которого даже прочили в президенты страны, к которому были расположены сами Киссинджер и Никсон, так быстро, а для многих и незаметно, сойти с политической сцены?
Известно, что отечественная американистика всегда отличалась особым вниманием к проблемам внешней политики США второй половины XX века. Но, к сожалению, этого нельзя сказать в отношении изучения личностей, оказывавших влияние на формирование и разработку внешнеполитической линии амери
канского государства, рассмотрения и анализа зачастую не отраженной в официальных документах, а потому и не видимой для глаз исследователя закулисной стороны многих событий и явлений недавнего исторического прошлого: расстановки сил в высших звеньях управленческого аппарата, природы, форм проявления и разрешения кадровых конфликтов и т.п.
Карьера Александра Хейга, прошедшего через все ступени военно-бюрократической и политической иерархии: от адъютанта и помощника высших должностных лиц государства до генерала и государственного секретаря, - позволяет проследить не только процесс становления и жизненный путь одного из представителей высшей американской бюрократии, но и дает возможность выявить скрытые пружины и тайные замыслы, раскрыть мотивы поведения облеченных властью людей в тех или иных ситуациях, увидеть и понять смысл происходившего в верхах государственной машины Соединенных Штатов.
В американской историографии не так уж много изданий, посвященных собственно деятельности А. Хейга на посту государственного секретаря или в иных должностях. Среди наиболее известных следует назвать прежде всего книги или разделы в книгах, вышедших в свет в США в 70-е-начале 90-х годов. Это работы А. Лукаса (1976), Б. Вудворта и К. Бернстейна (1976), В. Шоукросса (1979), Р. Морриса (1972, 1982), Р. Браунштейна и Н. Истон (1983), М. Хоника (1987), В. Шиффера и Г. Гейтса (1989), Дж. Грини (1992)7, в которых более или менее подробно описываются отдельные факты биографии А. Хейга.
В отечественной исторической и политической научной литературе какие-либо издания, непосредственно посвященные карьере А. Хейга, отсутствуют. Правда, авторы некоторых общих работ: Э.А. Иванян (1991), Р.С. Овинников (1986), О.А. Колобов, А.А. Корнилов, А.С. Макарычев, А.А. Сергунин (1992)8 - рассматривают ряд вопросов, так или иначе связанных с деятельностью Хейга как главы Государственного департамента.
Однако все это далеко не исчерпывает наполненную множеством интересных событий биографию генерала. За границами внимания отечественных ученых до сих пор остаются такие проблемы, как этапы формирования личности А. Хейга, его работа в аппаратах СНБ и Белого дома под руководством Киссинджера и Никсона, отношения генерала с ближайшим окружением Рейгана и с самим 40-ым президентом Соединенных Штатов и т.д.
Между тем, на сегодняшний день существует достаточно большой массив документального материала, позволяющего проследить карьеру и становление личности Александра Хейга. Сюда прежде всего следует отнести официальные документы президентов, Конгресса и Государственного департамента, опубликованные в американских периодических и продолжающихся изданиях9.
Значительный объем информации о деятельности Хейга дает также американская пресса начала 70-х и начала 80-х годов, публиковавшая статьи и материалы о внешней и внутренней политике Соединенных Штатов. И официальные документы, и периодика являются важными источниками, раскрывающими лицевую сторону медали или так называемую публичную политику. Однако они не отражают многих событий и процессов, происходивших за ее кулисами.
Особую значимость в связи с этим представляет мемуарная литература. В первую очередь, конечно же, следует назвать воспоминания самого генерала. Уйдя со своего поста летом 1982 г., Хейг начал работать над мемуарами, которые появились в апреле 1984 г. И само название книги "Caveat” - "Предостережение”, и, главным образом, ее содержание были своеобразным вызовом администрации, еще находившейся у власти. Обида, которая двигала автором воспоминаний, заставила его довольно обстоятельно остановиться на таких вещах, о которых многие предпочитали тогда молчать. В этом, собственно, и состоит главная ценность первой книги Хейга10.
Вторая книга мемуаров А. Хейга ("Ближайшее окружение: Как Америка изменила мир: Мемуары”) вышла в свет в 1992 г.11 Она освещает практически всю биографию генерала: с детских лет до работы в администрации Рейгана. Хейг дает в ней свое понимание многих важных исторических фактов, событий и явлений, участником или свидетелем которых он был.
В 1987 г. вышли в свет мемуары М. Дивера - заместителя главы президентского аппарата и наиболее доверенного лица Рейгана и его семьи. В 1988 - мемуары Д. Ригана, сначала министра финансов, а позже руководителя аппарата Белого дома. В 1989 и 1990 гг. появились объемные воспоминания и самих Нэнси и Рональда Рейганов.
Все перечисленные выше мемуары, в которых среди описания множества событий и фактов нашлось место и для госсекретаря Хейга, являются значительным и важным дополнением к официальным документам. Проливая свет на многие
тайные механизмы управления, не отраженные в президентских бумагах или иных документах, они позволяют увидеть атмосферу, царившую в вашингтонских коридорах власти и влиявшую как на принятие и реализацию решений, так и на судьбы людей12.
При работе над книгой использовались не только письменные источники. В период пребывания в США автором был собран уникальный аудиоматериал в рамках столь популярной в Америке “устной истории” (“oral history”). Он включает в себя записи интервью с ключевыми членами кабинета Р. Рейгана, видными политиками “рейгановской эры”: героем настоящей книги - бывшим государственным секретарем США Александром Хейгом, бывшим помощником президента по национальной безопасности Ричардом Алленом, послами Джорджем Монтгомери и Николасом Велиотесом, помощником генерала Хейга Шервудом Гольдбергом, бывшим помощником государственного секретаря США по связям с Конгрессом, ныне исполнительным директором отдела внутриполитических и международных проблем Центра стратегических и международных исследований, доктором Ричардом Фейрбэнксом, бывшим послом США в ООН, ныне научным сотрудником Американского предпринимательского института, профессором Джин Киркпатрик, бывшим помощником государственного секретаря, ныне научным сотрудником Американского предпринимательского института, доктором Майклом Лидином, бывшим министром обороны США, ныне председателем редакционного совета журнала “Форбс” Каспаром Уайнбергером, бывшим помощником государственного секретаря США, ныне председателем правления Американского института мира, профессором Джорджтаунского университета, доктором Честером Крокером, бывшим советником президента Р. Рейгана, генеральным прокурором США, ныне научным сотрудником фонда “Наследие” Эдвином Мизом13. Встречи и беседы с ними позволили лучше понять характер генерала Хейга, осмыслить те обстоятельства, в которых развивались его личность и карьера.
* * *
Цель данной работы состоит в том, чтобы показать этапы становления личности и эволюцию карьеры Александра Хейга, военная и государственная деятельность которого еще не стала предметом специального и всестороннего исследования, рас-
крыть причины побед и успехов, чередовавшихся с потерями и поражениями, которыми была наполнена его богатая самыми разнообразными событиями жизнь.
Автор не претендует на полное и исчерпывающее освещение внутри- или внешнеполитической истории современных Соединенных Штатов, понимая, что задачи подобного рода требуют иных подходов. Основное внимание в книге уделено персонифицированной истории, а именно - истории карьеры Александра Хейга, а также основным событиям, которые разворачивались вокруг нее, и людям, которые так или иначе повлияли на судьбу героя нашего повествования.
НАЧАЛОКАРЬЕРЫ
Александр Мейгс Хейг-мл. родился 2 декабря 1924 г. в католической семье в Бала-Кинвид - на северо-восточной окраине Филадельфии (штат Пенсильвания). Детские годы будущего генерала пришлись на время “великой депрессии”. В 1933 г., когда мальчику исполнилось девять лет, его отец - Александр Мейгс Хейг-старший, работавший юристом и оказавшийся не в состоянии прокормить семью, умер от рака, не дожив и до 40 лет. Мать - Регина Анна Хейг (до замужества - Мэрфи) - осталась с тремя детьми на руках (кроме Александра - среднего ребенка в семье - у Хейгов были младший сын Фрэнк и дочь Регина) и без средств к существованию. Воспитывавшийся с тех пор без отца, Александр всегда с большой теплотой вспоминал свою мать, которая отдавала детям все, что у нее было. Именно она оказала наибольшее влияние на формирование его характера, жизненных устремлений и ценностей1.
Моральную поддержку попавшей в трудную ситуацию семье оказывали два брата покойного* Честер, занимавший должность военного хирурга в госпитале имени Уолтера Рида и работавший одно время личным врачом генерала армии Джона Першинга, и Говард, бывший дантистом. Они приходили на помощь Хейгам в самые трудные минуты, но поскольку каждый из них имел собственную большую семью, не могли регулярно оказывать им ощутимую финансовую поддержку.
Частичную материальную заботу о семье Хейгов взяли на себя старшая сестра Регины Анны - “тетя Мэми” и ее муж Джон Нисон, в течение многих лет возглавлявший Администрацию по организации общественных работ в Филадельфии. Александр всегда вспоминал эту супружескую пару с особой теплотой. Дядя Джон, отличавшийся большой добротой, выделял Регине 25 долларов в неделю и платил арендную плату за дом в Бала-Кинвид, где она жила с детьми. В целом это были довольно значительные для того времени деньги. Но они составляли лишь небольшую часть той ни с чем не сравнимой моральной поддержки, которой после смерти отца была окружена семья Хейгов. Родные сестры
регулярно обменивались визитами. Регину с детьми часто приглашали в большой дом добрых родственников, располагавшийся в северной части Филадельфии. В свою очередь ни один уикэнд в Бала-Кинвид не проходил без визита тети Мэми и дяди Джона. Как вспоминает сам А. Хейг, они всегда приезжали с подарками, в длинном старинном лимузине с водителем за рулем. Именно эти люди помогли оставшейся без кормильца семье выжить2.
Смерть отца, последовавшая в самый разгар кризиса, убедила Александра в мысли, что отныне все его мечты, ожидания и надежды на будущее могут осуществиться только благодаря его собственным усилиям, а именно - упорному труду и стойкому характеру.
Но жизнь опровергала это убеждение. После окончания средней школы в 1942 г. перед ним был не такой уж большой выбор. Мать хотела, чтобы сын приобрел профессию юриста. Однако денег на учебу в колледже не было, а получить стипендию на обучение в .каком-либо университете было тогда не так-то просто. Семнадцатилетний Александр решил стать кадетом Военной академии в Вест-Пойнте. Никто из людей, близко знавших Хейга, впоследствии так и не мог сказать, кто же навел его на мысль о военной профессии. О карьере офицера сам он мечтал давно, еще в раннем детстве. Его сестра Регина вспоминала: “Это началось, когда ему было четыре года. Однажды он вдруг сказал, что хочет быть солдатом. При нем всегда был горн, в который он трубил, маршируя; он брал его с собой в кровать, как дети берут обычно мягкие игрушки”. Мысли о военной службе не покидали Хейга и в школе. Он считал, что именно благодаря армии молодой человек лучше всего может развить свои способности и таланты3.
Начавшаяся Вторая мировая война лишь укрепила эти убеждения. Однако первая попытка поступления в самое престижное военное учебное заведение Соединенных Штатов оказалась неудачной. Алекс, будучи третьим альтернативным кандидатом, не был принят.
Мечта о Вест-Пойнте, казалось, навсегда ушла в прошлое. В 1942-1943 гг. Хейг работал служащим одного из магазинов Филадельфии. Накопив достаточное для оплаты за первый год учебы количество денег, Александр поступил в Университет Нотр-Дам, членом попечительского совета которого был дядя Джон, повлиявший на этот выбор племянника. Студенческая жизнь сразу же затянула молодого Хейга. Математика и другие
точные науки не очень-то привлекали его. Они казались слишком абстрактными и оторванными от реальной жизни. История, философия, литература, политические и социальные науки, напротив, вызывали особый интерес начинающего студента. Однако мысли о Вест-Пойнте все же не оставляли его. Шла война, и Александр хотел быть в армии, как и многие его одноклассники. Обладавший огромным упорством и не меньшим честолюбием, Хейг не сдавался. Посоветовавшись с дядей Джоном, который имел необходимые связи, он решил снова попытать счастья. Алекс просил дядю нажать на “тайные пружины”. Что же касается университета, то вернуться туда он планировал после окончания войны.
В 1944 г. девятнадцатилетний Хейг наконец-то стал кадетом Вест-Пойнта. Привыкать к жесткой дисциплине, чем славилась самая престижная в США военная академия, было не так-то просто. Александр, который никогда до этого не испытывал на себе авторитарного воздействия, был особенно восприимчив к перемене обстановки и порой противился строгому исполнению армейских правил и инструкций. В период войны срок обучения в академии был сокращен на год: вместо четырех лет подготовка офицеров армии продолжалась три года. Александр считал, что война будет длиться долго, и его знания так или иначе пригодятся. Но она вскоре завершилась. В академию на руководящие посты и должности преподавателей стали возвращаться известные всей стране герои, участвовавшие в военных кампаниях в Африке, Европе и на Тихом океане. Чувство гордости за то, что академия находится в руках прошедших боевое крещение офицеров, испытывали тогда все кадеты4.
В 1947 г., когда США и СССР из союзников превратились в противников, холодная война разгоралась, а биполярный мир только складывался, А. Хейг закончил военную академию. 23-летний младший лейтенант, занимавший 214-е место в списке 310 выпускников Вест-Пойнта, получил назначение в штаб генерала Дугласа Макартура на Дальний Восток - в Японию. Став в 1949 г. адъютантом заместителя начальника штаба Хейг начал свой подъем по военно-бюрократической лестнице, который продолжался более 30 лет5.
Большие перемены произошли тогда и в личной жизни молодого офицера. 24 мая 1950 г. он женился на Патриции (Пэт) Фокс - дочери генерала, бывшего адъютантом Дугласа Макартура, - считавшей, что Александр похож на “греческого бога” и разделявшей отныне все его удачи и невзгоды6.
Во время корейской войны, в течение трех лет (с 1951 по 1953 г.) он пробыл адъютантом генерала Эдварда Алменда, командовавшего десятым корпусом в Северной Корее. Два десятилетия спустя, став сотрудником аппарата СНБ, Хейг любил вспоминать прошедшие годы. (Как правило, эти воспоминания были своеобразной реакцией на необоснованные, по его мнению, жалобы коллег на жестокость и деспотизм тогдашнего помощника президента по национальной безопасности Г. Киссинджера.)
Так, например, Хейг рассказывал о том, что заболел инфекционным гепатитом после того, как вместе с сослуживцами переходил вброд довольно глубокую реку, держа на поднятых руках кровать со спящим генералом Макартуром. Часто вспоминая о времени наступления китайской армии в годы корейской войны и вынужденном отступлении и эвакуации десятого корпуса генерала Алменда, Хейг рассказывал такой эпизод: слева от дома, где жил Алменд, располагалась сделанная из черепицы ванна генерала, которой тот очень дорожил. Возмущенный при одной мысли, что этой ванной (а ее невозможно было взять с собой) будет пользоваться какой-то китайский генерал, наш герой (в то время, когда эвакуация уже шла полным ходом), рискуя жизнью и пренебрегая оружейным огнем, вдруг побежал и запустил в ванну гранату, чтобы “ни один комиссар никогда не мог купаться в ней”7.
С окончанием в 1953 г. войны в Корее Александр Хейг был направлен к новому месту службы - в Форт Нокс (штат Кентукки). Там же у него родились два сына: Александр и Бриан. Все, казалось бы, складывалось удачно: Хейг был доволен своей судьбой и уже не мыслил себя вне армии. С начала лета 1953 г. он получает новое назначение - должность инструктора по вооружениям в Вест-Пойнте, а вскоре становится командиром одного из взводов этой академии. Военная карьера будущего генерала развивалась стремительно, так же как и перемещения по служб>е: в 1955 г. Хейг переводится в Военно-морскую академию в Аннаполисе.
Вскоре после этого в семье Хейгов родилась дочь - Барбара. Жалованья, которое в ту пору получал молодой офицер, на содержание разросшейся семьи явно не хватало. Перед Александром всерьез встал вопрос о возможности продолжения службы. Он стал искать пути увеличения своего бюджета. Еще во время работы в Вест-Пойнте Хейг периодически выбирался в Нью-Йорк и посещал курсы по бизнесу в Колумбийском университе
те. Кроме того, он установил деловые контакты с военной корпорацией “Мартин Мариетта”, руководство которой предложило офицеру контракт с жалованьем, в 5 раз превышавшим его армейскую зарплату. Предложение было настолько заманчивым, что Хейг вполне серьезно стал задумываться об уходе из армии. Однако его непосредственный командир по академии капитан Майкл Дэвисон посоветовал ему не торопиться и дождаться лучших времен.
Вскоре капитан Хейг оказался в Западной Германии -в 899-м танковом батальоне, расквартированном на территории английской военной базы. Там его и застали события 1956 г. в Венгрии. Многие сослуживцы Хейга ожидали, что США вмешаются в них и помогут восставшим против коммунистической тирании венграм. Сам же он понимал, что при таком развитии событий неизбежно прямое столкновение с СССР.
Однако ничего подобного не случилось. Соединенные Штаты так и не оказали какой-либо помощи восставшим. Благодаря своей профессии Хейг довольно часто оказывался на переднем крае холодной войны, где и формировались основы его внешнеаполитической философии8.
Весной 1957 г. Хейгу было присвоено звание майора, в котором он направлялся к новому месту службы - в штаб-квартиру американской армии в Европе, располагавшуюся в Гейдельберге. Сам Хейг и его жена очень полюбили этот симпатичный старинный город. Они обзавелись многими друзьями - как немцами, так и французами. Здесь же Хейг приобрел и свой первый дипломатический опыт. Он был включен в состав делегации на переговорах по вопросу о размещении американских вооруженных сил, которые начались тогда с правительствами Франции и ФРГ. Эта деятельность очень привлекала будущего генерала, и он решил, что ее не следует прекращать.
В 1959 г. семья Хейгов вернулась в Соединенные Штаты. С завершением в 1960 г. учебы в военно-морском колледже в Ньюпорте (штат Род-Айленд) А. Хейг решил подготовить выпускную работу по международным отношениям на степень магистра, которая и была им успешно защищена летом 1961 г. в Джорджтаунском университете.
Конец “эры Эйзенхауэра”, победа молодого и энергичного Дж. Кеннеди на президентских выборах 1960 г., как казалось Хейгу, не могли оказать сколько-нибудь заметного влияния на его судьбу. Однако именно эти события внесли в жизнь нашего героя серьезные перемены.
На исходе лета 1961 г. майор Хейг становится штабным офицером Министерства армии (сухопутных войск). Там в течение двух лет он служит в отделе международного планирования и внешней политики в европейском и ближневосточном регионах. Пентагон уже давно имел репутацию ведомства, в котором работают одни лишь трудоголики. Но Хейг считал, что опыт, приобретенный там, станет лучшей и единственной возможностью узнать о процессе разработки и принятия решений из первых рук. Работа в оборонном ведомстве дала возможность Хейгу понять, как действительно функционируют основные звенья государственного аппарата страны. Он принимает участие в урегулировании конфликта в Иране, подключается к разрешению послевоенных проблем в Европе, приобретая в результате большой опыт штабной работы и определенные дипломатические навыки.
Хейг никогда не был бездумным почитателем какого-либо президента, той или иной администрации. Он прекрасно видел все их слабости и недостатки. Так, для администрации Кеннеди (на время которой пришелся взлет карьеры Хейга), по его мнению, были характерны идеализм, склонность к импульсивным действиям и предпочтение тайных и секретных операций открытой политике. Впрочем, подобные черты были свойственны не только этому президенту США. Они будут характерны и для последующих американских администраций, в чем Хейг сам вскоре сможет убедиться.
В 1963 г. по рекомендации тогдашнего главного советника штаба сухопутных войск Джозефа Калифано А. Хейг назначается помощником по военным вопросам министра армии Сайруса Вэнса. Вскоре после того как сам С. Вэнс стал заместителем министра обороны Роберта Макнамары, получает продвижение по службе и Хейг, занявший должность специального помощника министра обороны. Это было началом нового этапа в жизни Александра Хейга: началом карьеры исполнительного помощника и адъютанта при высокопоставленных и потому влиятельных должностных лицах американского государства.
В 1966-1967 гг. в течение полугода Хейгу пришлось участвовать в боевых действиях во Вьетнаме. Первый и единственный раз в своей жизни он командовал боевым пехотным батальоном. Вьетнамская кампания прошла для Хейга довольно удачно: он не был ранен, получил звание полковника, за умелое руководство своим подразделением в битве при Ап Гу был награжден крестом “За отличную службу”. Вернувшись из Вьетнама, Хейг не занял прежнее место в Пентагоне, а вновь получил назначение в Вест-
Пойнт, где работал сначала инструктором, а затем командиром третьего полка и заместителем начальника академии9. Это избавило его от жарких и неприятных бюрократических баталий, разгоравшихся в стенах Министерства обороны при администрации Л. Джонсона.
Работа в академии предоставила Хейгу хорошую возможность проявить свою настойчивость, требовательность и организованность. Как вспоминали сослуживцы и подчиненные будущего генерала, он добивался от своих воспитанников, чтобы во время построений их локти были тесно прижаты друг к другу, а сапоги прямо и одновременно опускались на плац. “Только так можно добиться единства”, - говорил Хейг10.
В декабре 1980 г., когда после победы Р. Рейгана на президентских выборах, формировалась новая администрация, в американской прессе стали появляться статьи, освещавшие некоторые эпизоды из биографий будущих членов кабинета. Не был обойден тогда вниманием журналистов и А. Хейг. Так, один из бывших его воспитанников Л. Траскотт вспоминал, что весной и осенью 1968 г. группа кадетов Вест-Пойнта возмутилась порядком, согласно которому все будущие офицеры, независимо от своих убеждений, должны были регулярно автоматически отчислять из своего жалованья церковные пожертвования и каждое воскресенье посещать церковь.
Желая разрешить проблему, недовольные обратились к полковнику Хейгу, ссылаясь при этом на первую поправку к Конституции США, которая, по их мнению, явно нарушалась. Однако понимания у Хейга кадеты не нашли. Более того, не желавший разбираться в проблемах своих подопечных и обострять отношения с начальством, полковник решил прибегнуть к прямым угрозам, предупредив их, что в случае повторения подобных просьб может последовать снятие “бунтовщиков” с довольствия и даже отчисление из академии11.
Приводя подобные примеры, журналисты сравнивали Хейга с другим генералом, занимавшим пост государственного секретаря США в 1947-1949 гг. - Джорджем Маршаллом, который, не будучи карьеристом, обладал принципиальностью и никогда не опускался до угроз в адрес своих подчиненных.
ШКОЛА ГЕНРИ КИССИНДЖЕРА
После того как в 1968 г. президентом США был избран Ричард Никсон, его помощник по национальной безопасности, профессор Гарвардского университета, доктор Генри Киссинджер, формируя аппарат СНБ, стал подбирать себе заместителей. На посту своего первого заместителя он непременно хотел видеть военного. Проведя предварительные беседы с сотрудниками Министерства армии, а также с Р. Макнамарой и Д. Калифано, Киссинджер понял, что кроме Хейга лучшей кандидатуры на эту должность ему не найти1. Калифано характеризовал Хейга как “одного из тех, кто принадлежит к новому поколению наиболее искушенных армейских офицеров”. Такая рекомендация понравилась Киссинджеру, и 45-летний Хейг стал его помощником по военным вопросам.
Генри Киссинджер сумел в 1969 г. подобрать “самый блестящий за всю историю аппарат СНБ”. В нем, по словам Никсона, “все были компетентными - Киссинджер не выносил дураков”2. Действительно, помощник президента по национальной безопасности окружил себя людьми, которые занимались реализацией возможностей, а не выискиванием трудностей.
Однако работать рядом с Киссинджером было очень нелегко. Он отличался подозрительностью, неуемным властолюбием и неуживчивым характером, был деспотичен, порою груб и невыдержан, за что и был прозван некоторыми своими подчиненными “железным Генри”3. Его непомерные амбиции стоили карьеры тогдашнему государственному секретарю Уильяму Роджерсу. Помощник президента с самого начала стремился оттеснить его от процесса формирования внешнеполитического курса страны, чем традиционно занимался Госдепартамент. Часто выступая в средствах массовой информации и регулярно проводя пресс-конференции, Киссинджер пытался сформировать в американском обществе такое мнение, что именно он, а не госсекретарь, играет первую скрипку при выработке и реализации внешней политики США.
Примечательно, что такую линию поведения Киссинджера поддерживал сам Никсон, который не доверял Государственно
му департаменту и, будучи президентом, пытался одновременно сам себе быть госсекретарем, руководя внешней политикой Соединенных Штатов прямо из Белого дома4.
Как справедливо отмечает С.М. Самуйлов, и Никсон, и Киссинджер считали, что дипломатия - это удел избранных, узкой группы хорошо подготовленных профессионалов. С учетом этого, а также с целью ужесточения контроля над внешнеполитической бюрократией, Киссинджер провел реорганизацию СНБ, превратив его в жестко централизованное ведомство, которое не только разрабатывало внешнеполитическую линию США, но и занималось ее реализацией5.
Активно, безапелляционно и грубо вмешиваясь в сам дипломатический процесс (чего никогда ранее не позволяли себе прежние помощники президента по национальной безопасности), разъезжая по всему миру в качестве личного посланника Никсона, Киссинджеру удалось (оттеснив Госдепартамент и Пентагон) поставить под свой личный контроль весь ход переговоров по ближневосточной проблеме, разработке договоров по ОСВ-1 и ПРО и отношения с Китаем. Действия Г.Киссинджера привели к тому, что госсекретарь У. Роджерс, с которым уже мало кто считался, вынужден был в августе 1973 г. в конце концов уйти из администрации. Его место, конечно же, занял не кто иной, как сам “железный Генри”, продолжавший некоторое время (в течение 1973-1975 гг.) параллельно исполнять свои прежние обязанности помощника президента по национальной безопасности6.
Киссинджер, отличавшийся страстью к тайным операциям, возглавил так называемый “комитет 40”, который был специально создан при СНБ с целью анализа и утверждения планов разведслужб по проведению различных секретных акций. Многие сотрудники аппарата СНБ, вдохновленные своим шефом, стали активными участниками многих тайных операций во Вьетнаме и Чили, Анголе и Италии, а также в других странах мира7.
Скандальный характер Киссинджера8, его подозрительность, высокомерие и жестокость, унижавшие и оскорблявшие подчиненных этого деспота, часто приводили к конфликтам внутри аппарата СНБ. Протестуя против стиля работы и методов руководства любимца Никсона, его покинули многие консультанты и аналитики, с которыми Киссинджер начинал свою деятельность в 1969 г.
Что касается Хейга, окунувшегося после более чем двадцати лет армейской дисциплины в атмосферу, которая царила в ведомстве Генри Киссинджера, то его здесь мало что удивляло. Все
это, или нечто подобное, он уже видел. Александр Хейг стал одним из немногих помощников Киссинджера, которые не раздражались ни его несносным характером, ни диктаторскими замашками, ни профессорской ученостью. Более того, своей покладистостью, обязательностью и дисциплинированностью Хейг заслужил доверие, а вместе с ним и благосклонность со стороны не в меру требовательного патрона. Особенно Киссинджер ценил работоспособность и выносливость своего помощника, который из-за обилия бумаг, попадавших на его стол, вынужден был работать даже по ночам. Киссинджер заметил также, что Хейга отличает исключительное внимание к деталям, аккуратность и всестороннее знание обсуждаемого предмета. Позже в своих мемуарах он писал: “[Хейг] дисциплинировал мои анархистские тенденции и установил идеальную согласованность и процедуру в работе аппарата СНБ”9.
В первые месяцы деятельности администрации Р. Никсона главным доверенным лицом и правой рукой Киссинджера был его первый заместитель Лоуренс Иглбергер, знания и дипломатический опыт которого ценились очень высоко. Однако несмотря на это, менее чем через год Иглбергер оставил свой пост10. Освободившееся место занял Хейг, чьи достоинства к тому времени также уже были оценены. Как отмечал Г. Брэндон, он сочетал в себе военные знания с “интеллигентным гражданским умом”11, что и позволило ему стать первым заместителем помощника президента. Хейг как бы дополнял Киссинджера, который не знал армии и не испытывал особой любви к различного рода бюрократическим вопросам. Кроме того, медлительный и въедливый, Хейг был неплохим тактиком, особенно тогда, когда дело касалось использования противоречий, между различными уровнями и ветвями власти.
К талантам Хейга, которые так ценил Генри Киссинджер, далеко не все сотрудники аппарата СНБ относились одинаково. Для многих из них, не обделенных ни надменностью, ни высокомерием, Хейг был всего лишь солдафоном, получавшим готовые задания, которые необходимо было исполнить добротно и в срок. Действительно, новый заместитель Киссинджера, ставший наиболее приближенным и доверенным к нему лицом, не стыдился и не противился тяжелой рутинной и порой неприятной работы, находя (к удивлению многих) общий язык со своим патроном. Справедливости ради следует сказать, что Хейг при этом не отличался ни особой глубиной, ни оригинальностью своих мыслей. Как говорил о нем один из влиятельных сотрудников аппарата,
“он не был концептуальным мыслителем”. Видимо поэтому в то время мало кто ожидал, что в своей карьере Хейгу удастся когда-нибудь в будущем подняться до такой высоты, как должность государственного секретаря12.
Однако не следует считать, что Хейг был всего лишь простым исполнителем воли и желаний Киссинджера. Он имел собственное мнение и твердые убеждения, которые мог излагать и отстаивать умело и утонченно, что порой создавало обманчивое впечатление о его характере и способностях. Хейг довольно часто спорил с Киссинджером. Но как кадровый офицер, приученный уважать дисциплину и субординацию, он высказывал свое мнение, когда его спрашивали, не особенно смущаясь, если оно не совпадало с мнением начальства. Однако после принятия решения, даже будучи несогласным с ним, Хейг проявлял полную лояльность и готовность к его выполнению.
Все это по достоинству и было оценено Киссинджером, похвалы и благосклонности которого удостаивался далеко не каждый. Хейг был одним из немногих сотрудников аппарата СНБ, которым поручалось выполнение сложных и запутанных, а порой деликатных и тонких дипломатических заданий. Приходилось ему выполнять и такие поручения, с которыми ни сам Киссинджер, ни другие высшие должностные лица его ранга возиться не очень-то хотели, так как считали это либо неприятным, либо унизительным для себя.
К числу таких неприятных поручений (в отношении которых Хейг проявлял терпимость) следует отнести дело о подслушивании ФБР в “целях национальной безопасности” телефонных переговоров ряда государственных служащих13. Действительно, Хейг приложил немало усилий для того, чтобы содействовать принятию в 1969-1970 гг. решений, позволявших ФБР осуществлять “технический надзор” с помощью подслушивающей аппаратуры ряда правительственных служащих и журналистов ради обеспечения безопасности Соединенных Штатов и предотвращения нежелательных утечек информации.
Известно, что в самые первые дни деятельности республиканской администрации сам Р. Никсон, Г. Киссинджер и директор ФБР Э. Гувер подробно обсуждали возможности использования подслушивающих устройств. Одно из них с ведома Белого дома уже было поставлено в домашнем телефоне журналиста Джозефа Крафта. Однако и после этого неорганизованные утечки информации продолжались. 9 мая 1969 г. в газете “Нью-Йорк тайме” появилась статья Уильяма Вихера, содержавшая матери
ал о несанкционированных Конгрессом бомбардировках северовьетнамских лагерей в Камбодже14. Она-то и ускорила принятие соответствующих мер правительством. Число подозрительных лиц, ставших объектом внимания ФБР, расширилось.
Не стал исключением и аппарат СНБ. В 1969 г. ведомство Гувера установило подслушивающую аппаратуру в домах сотрудников аппарата СНБ Мортона Гальперина и Даниэля Дэвидсона, а также демократа Хельмута Зонненфельдта, ставшего позже одним из ближайших советников Киссинджера. Все эти люди, взгляды которых были “излишне либеральны”, знали или догадывались о том, что их подслушивают. Позже, в июне 1974 г., давая показания в сенатском комитете, Хейг вспоминал, что Зон-ненфельд, частенько заходя к нему в кабинет, говорил о своей уверенности в прослушивании. Хейг, конечно же, убеждал его в обратном.
Программа “технического надзора” быстро распространилась и на другие ведомства. Она не обошла своим вниманием ни Белый дом, ни даже ФБР, в недрах которого и была рождена. Надо признать, что сам Хейг никогда не отрицал своей причастности ко всей этой скандальной истории (что было бы совершенно бессмысленно). Так, в июне 1974 г. ему пришлось назвать имена людей, заинтересованных в подслушивании помощника директора ФБР Уильяма Салливана, которое осуществлялось с ведома самих Г. Киссинджера и Э. Гувера.
Стараясь оправдать и себя, и своего непосредственного шефа, Хейг говорил, что участие Киссинджера в делах ФБР объяснялось лишь его стремлением вернуть аппарату СНБ якобы потерянное доверие как со стороны Белого дома, так и (особенно) со стороны Гувера, который считал его слишком либеральным. Как утверждал Хейг, Киссинджер был очень озабочен тем, что люди, которых он сам подбирал, попали под подозрение Гувера. “Железный Генри”, желавший отстоять их и застраховать от дальнейших преследований ФБР, вынужден был пойти на сотрудничество с шефом разведки. Втянутым в эту историю оказался и Хейг. Он имел доступ к полученной в результате подслушивания информации, отбирал расшифрованный материал, определял его значимость и ценность и доводил все это до сведения начальства15.
Трудно сказать, насколько искренним был Хейг, когда в 1974 г. стремился отвести неприятности от Киссинджера, который, как известно, имел страсть к тайным операциям и сам не прочь был выступить в роли их осторожного и невидимого организатора.
В числе должностных лиц, быстро попавших под прицел “технического надзора”, были довольно громкие имена: главный помощник Никсона в период его президентской кампании Джон Сирс, сотрудник аппарата Белого дома и близкий друг Киссинджера Уинстон Лорд (позже возглавивший Совет по международным отношениям), помощник Никсона Уильям Сэфайр. На протяжении полутора лет ФБР подслушивало и журналистов: Генри Брэндона из лондонской “Санди тайме”, Хедрина Смита и Уильяма Бехера из “Нью-Йорк тайме” и Мэрвина Колба - дипломатического корреспондента Си-би-эс16.
Не отрицая в принципе своей вовлеченности в эти неприятные события, как и само использование подслушивающей аппаратуры, Хейг неизменно стремился преуменьшить степень собственного участия в них, а следовательно, и меру своей ответственности. Так, при обсуждении его кандидатуры на должность госсекретаря на заседании сенатского комитета по международным отношениям в январе 1981 г. Хейг утверждал, что, несмотря на свою уверенность в законности предпринятых тогда мер, лично он не принимал участия в персональных решениях о подслушивании. Говоря о том, что он никогда не решал вопросы относительно кандидатов на прослушивание, Хейг все же признался, что в некоторых случаях, когда Киссинджер просил его представить данные о сотрудниках, имевших доступ к служебной информации, он это делал17.
Многие ставили под сомнение подобные утверждения Хейга, считая, что они наверняка не содержат всей правды. В самом деле, давая показания в ходе расследования, проводимого Конгрессом в 1974 г., Хейг ссылался на Киссинджера, выразившего неподдельное изумление (которому мало кто верил) тем, что телефон помощника президента У. Сэфайра находился на прослушивании. При этом Хейга нисколько не смущал тот факт, что это противоречило показаниям как самого Сэфайра, так и Салливана, утверждавших, что именно первому заместителю Киссинджера было поручено выполнение этого грязного дела18. По всей видимости, причастность героя нашего повествования к тайным операциям была неизбежна. Этому благоприятствовали как характер работы в аппарате СНБ и индивидуальные особенности его шефа -Г. Киссинджера, так и сама атмосфера недоверия и подозрительности, которая установилась в вашингтонских коридорах власти в период правления администрации Ричарда Никсона.
Меньше вопросов оставила деятельность Хейга на вьетнамском направлении. Здесь он был более определенен и никогда не
о трицал того,'что принимал личное участие в разработке секретных операций, в частности по нанесению в апреле 1970 г. бомбовых ударов по северо-вьетнамским лагерям на территории Камбоджи. (Северо-вьетнамские отряды, расположенные в Камбодже, совершая рейды во Вьетнам, наносили быстрые удары по американским войскам и сразу отходили обратно.)
Вместе с тем Хейг считал, что война во Вьетнаме была “одной из самых главных ошибок” в истории США, но, правда, тут же оговаривался: “не война сама по себе, а способ, каким она велась”19. Тем не менее, многие помощники Киссинджера полагали, что Хейг настроен гораздо воинственнее, чем сам шеф: он неизменно выступал за проведение более решительных операций против Северного Вьетнама, за что и был в те годы причислен к “ястребам”.
О жесткой линии Хейга, ставшего в 1970 г. уже бригадным генералом, вспоминал позже и Киссинджер. Он утверждал, что в декабре 1972 г. именно его первый заместитель настоял на возобновлении приостановленных ранее рейдов тяжелых бомбардировщиков “Б-52” и нанесении ковровых бомбовых ударов по территории Северного Вьетнама в районах Ханоя и Хайфона (включая районы проживания гражданского населения)20. Тем самым Хейг надеялся на создание ситуации так называемого “массированного шока”, который снова посадил бы Ханой за стол переговоров. Точка зрения Хейга была поддержана как Киссинджером, так и Никсоном, хранившим абсолютное молчание по этому факту даже после начала бомбардировок.
По поручению Киссинджера Хейг не раз вылетал в Камбоджу, встречался с ее руководителем генералом Лон Нолом, пришедшим к власти после государственного переворота в апреле 1970 г. Установивший своеобразную “горячую линию” между Белым домом и Юго-Восточной Азией, Хейг, однако, не был единственным американцем, посетившим тогда этот регион земного шара. Там побывали журналисты, конгрессмены и их помощники, которые вернулись домой с “нежелательной информацией”. Бомбардировка и последовавшее за ней вторжение американских войск в Камбоджу, проведенные без согласия или хотя бы извещения законодателей, вызвали не только возмущение в Капитолии, но и недовольство некоторых сотрудников аппарата СНБ, в частности его секретаря Уильяма Уоттса.
Но, пожалуй, наибольшее количество вопросов вызывает участие Хейга в реализации планов Белого дома по свержению правительства Сальвадора Альенде в Чили в сентябре 1973 г. На
чало подготовки очередной секретной операции (а вернее, целой программы тайных операций) было положено 15 сентября 1970 г. Тогда, через 10 дней после победы на президентских выборах в Чили 4 сентября сенатора-социалиста Сальвадора Альенде, президент США Р. Никсон отдал распоряжение ЦРУ об организации в Чили военного переворота. В планировавшейся с тех пор операции был задействован и аппарат СНБ. Необходимые к исполнению документы были переданы Хейгу21.
По данным доклада, подготовленного сенаторами по этому вопросу, между 5 и 20 октября 1970 г. сотрудники ЦРУ провели 21 встречу с ключевыми должностными лицами армии и полиции Чили. Несмотря на то что Альенде гарантировал невмешательство своего правительства в дела армии и запрет на создание параллельных вооруженных формирований, руководители силовых министерств были недовольны приходом к власти “президента-марксиста”, и планы Белого дома пришлись им по душе. Причем, тогда же они получили заверения в том, что в высших коридорах власти США их всегда ждут понимание и поддержка как до, так и после переворота. Через ЦРУ Соединенные Штаты стали активно поддерживать оружием и деньгами противников Альенде и оппозиционную прессу, выделив на эти нужды около 8 млн долларов22.
Спустя месяц, 15 октября, Белый дом, опасавшийся, что операция может закончиться провалом, стал оказывать давление на Центральную разведку, стремясь притормозить не в меру покладистых “рыцарей плаща и кинжала”. Однако и после этого ЦРУ продолжало так же энергично, как и прежде, снабжать оружием доверенную группу офицеров чилийской армии. Эта группа дважды предпринимала безуспешные попытки ликвидировать командующего сухопутными силами генерала Рене Шнейдера, который решительно противостоял любым незаконным действиям, нацеленным на то, чтобы не допустить утверждения в должности С. Альенде, и потому отказался поддержать заговорщиков. 22 октября с третьей попытки Шнейдер все же был убит, и главное препятствие к устранению самого Альенде исчезло23.
Позже, в 1974 г., давая показания перед сенатским подкомитетом по делам разведки, и Хейг, и Киссинджер утверждали, что ЦРУ действовало бесконтрольно, само по себе, не подчиняясь ни Белому дому, ни СНБ. Впрочем, эти заверения настойчиво опровергались самими связными - сотрудниками Центрального разведывательного управления, один из которых признался, что встречался с Хейгом 19 октября, в день первой неудавшейся попытки
устранения Шнейдера. Сам Хейг предпочел не вспоминать об этой встрече24.
29 июня 1973 г. небольшая группа военных чилийской армии предприняла первую попытку мятежа, которая окончилась неудачей. В августе на пост командующего сухопутными силами Чили был назначен Аугусто Пиночет, считавшийся лояльным правительству Народного единства, но на самом деле оказавшийся законспирированным главой заговора, нити которого вели в США. 11 сентября 1973 г. в результате военного мятежа законный президент страны С. Альенде был свергнут и убит, а власть перешла к военной хунте во главе с Пиночетом.
Комитет по международным делам Сената, изучавший обстоятельства соучастия Соединенных Штатов в организации военного переворота в Чили, оказался не в состоянии найти ясные свидетельства прямой вовлеченности США в эти события. Но даже если допустить, что США не имели никакого отношения к военному перевороту, свергнувшему Альенде, антиальендов-ская позиция США, как утверждает бывший заместитель директора ЦРУ по информационной работе Рей Клайн в своей книге “ЦРУ от Рузвельта до Рейгана”, несомненно, способствовала его успеху25.
Сам Хейг, судя по его показаниям, высказываниям и воспоминаниям, не испытывал каких-либо угрызений совести и раскаяния относительно деятельности ЦРУ (а скорее всего, не только ЦРУ) в Чили. Более того, он оправдывал широкое толкование законов, когда речь шла о защите американских интересов. Хейга, например, не очень смущало и беспокоило то, что решение о свержении правительства Альенде, принятое 15 сентября 1970 г. в Белом доме, противоречило международным нормам, закрепленным в уставах ООН и Организации американских государств26.
В ПОЛЕ ЗРЕНИЯ НИКСОНА
Годы работы на цокольном этаже западного крыла Белого дома, где размещается аппарат СНБ, не сделали Хейга ни известным, ни влиятельным. Казалось, судьба уготовила ему незавидную участь: играть только поддерживающую роль, оставаясь “вечным адъютантом” вторых лиц американского государства. Однако преданность и самоотверженность, упорство и работоспособность Хейга были замечены президентом Р. Никсоном, который еще в 1970 г. как-то сказал одному из своих помощников: “Пока Генри отсутствует, обедая в Джорджтауне, Хейг всегда внизу [на цокольном этаже Белого дома]”1.
Первый заместитель Киссинджера довольно быстро вошел в состав сотрудников аппарата СНБ, которых чаще и охотнее всего желали видеть в той части западного крыла Белого дома, где располагается Овальный кабинет. Личный доступ Хейга к президенту и контакты с ним постоянно расширялись. Чаще всего Никсон приглашал его в свой кабинет для обсуждения военных вопросов. При этом президент, желавший выяснить позицию Хейга и одновременно скрыть свою хитрость, давал еле уловимые отрицательные оценки деятельности Киссинджера. Все понимавший и проницательный Хейг старался, как мог, защитить своего шефа. Но делал это так, чтобы Никсону все же было ясно, что сам он безоговорочно предан президенту.
Одновременно с этим росли и опасения Киссинджера, который очень ревностно наблюдал за возвышением своего подчиненного. Помощник президента всерьез был обеспокоен тем, что Никсон и Хейг говорили друг другу, когда оставались наедине. Киссинджер, который оценивал себя как умеренного консерватора, считал Хейга слишком правым. И это еще больше усиливало его озабоченность тем, что генерал мог установить личные отношения с президентом и таким образом уменьшить его собственное влияние на Никсона. Киссинджер даже сожалел, что слишком много полагался на Хейга. Последний в его глазах становился хитрым, двуличным и угодливым человеком, который шпионит за ним для Пентагона, а возможно, и для самого президента2.
В свою очередь Хейг, не желавший из-за Киссинджера портить отношения с Никсоном, стремился к тому, чтобы успешно ладить с обоими. Но при этом предпочтение все же отдавалось президенту. За годы работы в аппарате СНБ Хейг значительно продвинулся по службе. Никсон, ценивший уверенного и энергичного генерала и вскоре назначивший его своим советником по военным вопросам, доверял ему выполнение важных и ответственных государственных поручений. Одним из них была подготовка и участие в Парижских переговорах 1972-1973 гг. о заключении мира во Вьетнаме и выводе оттуда американских войск. Тогда же Хейгу было присвоено звание генерал-майора, а затем и четырехзвездного генерала.
Получивший новые погоны и вошедший в число высших офицеров американских вооруженных сил Александр Хейг был назначен 7 сентября 1972 г. заместителем начальника штаба армии. Этот пост должен был стать трамплином для получения более высокой должности - начальника штаба армии взамен готовившегося к отставке Уильяма Уэстморленда. Но в новой роли генералу суждено было пробыть недолго, всего несколько месяцев спустя он снова вернулся в Белый дом.
В разгар уотергейтского скандала, в начале мая 1973 г., на пост руководителя своего аппарата (вместо ненавистного для многих и потерявшего всякое доверие патрона Р. Холдемана) Никсон искал человека, на которого можно было бы положиться. Таким человеком и оказался генерал Хейг. Становиться руководителем президентского аппарата в столь сложное время ему не очень-то хотелось. Генерал прекрасно понимал, что тень “уо-тергейта” может поставить крест на его тайных надеждах стать когда-нибудь председателем Объединенного комитета начальников штабов. Однако он вынужден был принять предложение Никсона. Уходя весной 1973 г. из армии (как потом выяснилось, временно) и пересаживаясь в кресло руководителя президентского аппарата, Хейг шутил, что он был первым генералом, оставившим военную службу, когда следовало рваться в бой3.
На этом посту Хейг находился 14 месяцев - до самых последних дней пребывания Никсона в Белом доме. Тогда Ричард Никсон более всего был озабочен скандалом, разразившемся вокруг его имени, и направлял свои главные усилия на то, чтобы удержаться у власти. Все заботы по текущему руководству деятельностью администрации легли в этой сложной и необычной ситуации на Хейга, проявлявшего хладнокровие, спокойствие и не-нозмутимость. Следователь по особо важным делам Леон Явор-
.’ Гарбузов В.Н.
ски, руководивший расследованием “уотергейта”, называл его даже “наполовину президентом”4. Во время одного из интервью с автором, состоявшемся в декабре 1997 г. в Вашингтоне, посол Николас Велиотес отмечал, что именно это спокойное и невозмутимое поведение генерала контрастировало с общей атмосферой нервозности и паники, царившей тогда в Белом доме5.
Возглавив аппарат Белого дома в столь критический момент, Хейг прекрасно понимал, что идет на определенные жертвы, которые не принесут ему ни благодарности, ни тем более лавров. Однако он честно и до конца прошел с Никсоном через все испытания, через все победы и поражения, выпавшие на долю этого президента. Тем самым впоследствии генерал привлек к себе слишком большое внимание как журналистов, так и членов Конгресса.
Так, имя Хейга оказалось связанным с записями разговоров, которые велись в президентском кабинете и которые Никсон, как известно, первоначально не желал предоставлять следствию. В частности, серьезные вопросы были вызваны отсутствием части записи, продолжавшейся 18,5 минут. Хейг все время отрицал свою причастность к магнитофонным пленкам, утверждая, что сам он их никогда не имел, не слушал и о пропавших минутах записи ничего не знает6. Отрицал Хейг и свою причастность к возможной тайной сделке Дж. Форда с Никсоном, согласно которой первый обещал второму помилование в обмен на отставку7. Трудно судить, были ли рассказы Хейга правдивы. Однако ему мало кто верил: генерал явно говорил меньше, чем знал.
Журналисты газеты “Вашингтон пост” Б. Вудворд и К. Берн-стейн в своей книге “Последние дни”, изданной в 1976 г. и посвященной завершающему периоду администрации Никсона, повествуют о том, как в августе 1974 г., когда стало ясно, что почва под президентом колеблется и от него стали отворачиваться почти все (в том числе и республиканцы), Никсон, охваченный чувством страха и безысходности, был на грани самоубийства8. В этой ситуации Хейг делал все возможное, чтобы уменьшить душевные страдания президента и ослабить удары кризиса, обрушившиеся на него.
На долю Хейга выпала также и деликатная миссия убедить Никсона в том, что иного выхода, кроме добровольной отставки, у того не остается9. Он был в числе самых близких людей, до конца остававшихся рядом с “взлетевшим так высоко и упавшим так низко” президентом. Именно Хейг рано утром в пятницу 9 августа 1974 г. подал ему последний документ, который Никсон дол
жен был подписать как глава американского государства и правительства. Это было очень короткое заявление, адресованное государственному секретарю Генри Киссинджеру: “Уважаемый господин государственный секретарь! Настоящим прошу отставки с поста президента Соединенных Штатов”™.
Сам генерал вышел тогда из воды относительно сухим. Причина этого, по всей видимости, кроется в том, что работа на протяжении 5 лет в никсоновском Белом доме не сделала с Хейгом того, что случилось с другими работниками президентского аппарата и некоторыми членами кабинета, погрязшими в обмане и коррупции, замешанными в различного рода махинациях, злоупотреблениях, скандалах и преступлениях. В отличие от них Хейг никогда не обвинялся ни в каких нарушениях закона. Хотя и оставил после себя след в виде множества вопросов, приносивших ему немалое беспокойство в будущем.
ВЕРХОВНЫЙ ГЛАВНОКОМАНДУЮЩИЙ
Вскоре после инаугурации Форда Хейг вернулся на военную службу. Осенью, 15 сентября 1974 г., он был назначен командующим американскими войсками в Европе, а вслед за этим, заменив генерала Эндрю Гудпастэра, стал во главе Верховного объединенного командования стран блока НАТО, штаб-квартира которого размещалась в Бельгии1. В 50-летнем возрасте Хейг получил два, пожалуй, наиболее престижных поста, о которых только мог мечтать любой честолюбивый американский офицер. В своих воспоминаниях генерал пишет, что идея его назначения на эти две высокие должности принадлежала самому Генри Киссинджеру, которую поддержал президент Форд2.
Всю жизнь Хейг стремился неукоснительно следовать закону и порядку и потому большую часть своей карьеры потратил на то, чтобы быть преданным и исполнительным адъютантом, доверенным лицом и ближайшим советником, первым помощником и надежным посланником. Увлеченный властью, он всегда был рядом с ней. И вот теперь, после многих лет службы в качестве помощника и адъютанта высокопоставленных военных и гражданских руководителей с волевым, а порою и несносным характером, Хейг сам оказался в их числе.
Новая работа требовала не только тех качеств, которыми генерал уже обладал. Необходимы были дипломатические навыки, проницательность, выдержка, трезвый политический, впрочем, так же как и военный, расчет. Возглавляя НАТО в течение четырех с половиной лет, Хейг делал все, что мог, чтобы приобрести репутацию неординарного, выдающегося солдата - государственного деятеля в духе Дуайта Эйзенхауэра.
Давалось ему это, прямо скажем, нелегко. Из-за скандалов вокруг администрации Никсона ее репутация в Европе была невысокой. Каждый, кто на каком-то этапе своей карьеры был связан с нею, ощущал это лучше, чем кто-либо. И Хейг в том числе. Первоначально его назначение на пост руководителя Верховного объединенного командования стран НАТО было воспринято союзниками США в штыки. Главным образом вопросы европей-
цен вызывали его работа в аппарате Белого дома и профессионализм как военного.
Европейская пресса сразу же окрестила Хейга “генералом от политики”. Но сам генерал советовал журналистам судить о нем ио реальной деятельности на посту главнокомандующего НАТО, а не по тому, что они когда-то слышали от его недоброжелателей. К чести Хейга свои новые обязанности он выполнял с достоинством и уважением к высшим руководителям европейских государств, внося тем самым свой посильный вклад в укрепление Североатлантического союза.
Первые 6 месяцев пребывания на своем новом посту он решил посвятить знакомству с положением дел в НАТО, изучению и инспектированию ее вооруженных сил. Прежде всего было решено начать с вооруженных сил США, которыми Хейг командовал лично. Генерал объявил, что будет посещать Штуттгарт, где располагалась военная штаб-квартира союза, по крайней мере раз в неделю, а также встречаться с командирами армии, флота и воздушных сил США в их собственных штаб-квартирах раз в месяц. Новый военный руководитель НАТО хотел получать сведения из первых рук.
“Я был поражен тем, что обнаружил в американских частях”, - писал Хейг в мемуарах3. Среди солдат были широко распространены алкоголизм и наркомания, которые стали нормой в американской армии после вьетнамской войны. Состояние боеготовности военных подразделений было ниже принятых стандартов. Не хватало средств связи и транспорта. Командиры всех трех видов вооруженных сил США (армии, флота и авиации) редко встречались друг с другом и практически не обсуждали проблем взаимной координации, не говоря уже о согласованных действиях во время военных учений, которые проводились все реже и реже.
Хейг, искушенный не только в военной области, не считал такое положение только армейской проблемой. К этому, по его мнению, примешивалась и политика. К примеру, либерально настроенный адмирал Зумвольт, стоявший во главе военно-морских сил США в Европе, стал инициатором введения так называемых “новых стандартов дисциплины на флоте”, приводивших порой к потере контроля командиров над личным составом. Так, во время инспекционной поездки на шестой флот США в Средиземном море Хейг обнаружил среди матросов крайне слабую дисциплину и плохую подготовку. Более того, он был сильно удивлен и рассержен, когда в ответ на свою просьбу спуститься в
трюм корабля один из морских офицеров посоветовал ему не делать этого, чтобы не получить “нож между ребер”4.
“Если бы Советы предприняли нападение, те американские вооруженные силы, которые я увидел, с большим трудом смогли бы отразить его”, - вспоминал Хейг5. Сложившаяся ситуация привела к тому, что даже партнеры США по альянсу стали относиться к ним с некоторым пренебрежением. Обеспокоенный увиденным, Хейг собрал командиров всех родов войск и поделился с ними своими мыслями о состоянии боеготовности вооруженных сил США в Европе, четко объяснив, каких перемен к лучшему он ожидает от них.
Генерал проводил много времени не только в штаб-квартире альянса в Штуттгарте, но и в частях, встречаясь с командирами различного уровня - от генералов до командиров взводов. Подобно своим великим учителям - генералам Макартуру, Алмейду и Депуи, он вникал в детали и требовал не только неукоснительного исполнения своих приказов, но и старался объяснить каждому командиру необходимость тех или иных действий.
Чтобы покончить с наркоманией и пьянством, в американских частях были введены регулярные проверки. Хотя эта мера и вызвала сильную оппозицию со стороны защитников гражданских прав и свобод, Хейг считал, что армия - это не гражданское общество и, значит, должна жить и действовать по своим, военным, законам. Предпринятые усилия не были напрасны: порядок среди военнослужащих армии США постепенно налаживался.
Инспекционная деятельность главнокомандующего не ограничивалась только лишь американскими частями. Так же тщательно он намеревался изучить состояние дел и в подразделениях союзников. Однако когда Хейг высказал желание посетить западногерманские войска, коллеги из ФРГ дали ему понять, что это нежелательно. В ответ удивленный генерал задал вопрос: “Является ли Федеративная Республика Германия членом НАТО?”. Ответ, конечно же, был положительным. “В таком случае, - сказал генерал, - будьте добры подготовить ваши войска к визиту главнокомандующего НАТО, так как либо я буду инспектировать ваши части завтра, либо я созываю пресс-конференцию сегодня вечером, чтобы рассказать всем, как мне помешали сделать это”.
После этого немцы пригласили его, и с тех пор подобные случаи никогда не повторялись, а у нового военного руководителя НАТО установились неожиданно теплые и сердечные отношения с канцлером ФРГ социал-демократом Гельмутом Шмидтом.
Визиты верховного главнокомандующего НАТО в войска всех стран-союзников по североатлантическому блоку стали обычным делом, а взаимодействие между военными руководителями различных государств вошло в привычку.
В течение первых шести месяцев пребывания в должности верховного главнокомандующего НАТО Хейг посетил все страны-участницы альянса, знакомясь во время своих визитов с состоянием войск, беседуя с командирами и решая возникшие проблемы. Особое внимание генерал уделял скандинавским странам, располагавшимся на северном фланге НАТО, и южным рубежам союза - Греции и Турции.
На новом посту Хейг пытался решать проблемы, которые накапливались годами и нередко приводили к трудностям и сбоям в деятельности НАТО. Политика разрядки, инициаторами которой были Никсон и Киссинджер, подняла в 70-е годы в американском обществе вопросы о необходимости обеспечения более сильной обороны Запада, а в Европе - вопрос о поддержке Соединенных Штатов своими союзниками. Хейг хотел знать из первых рук, что об этом думают сами союзники США. С этой целью в первые же месяцы пребывания на своем посту он посетил все столицы государств НАТО, кроме Афин и Рейкьявика. Из бесед с руководителями государств и правительств генералу стало ясно, что их особенно волновали проблемы структуры, эффективности и финансирования союза.
Кроме того, европейцы хотели знать, как повлияли вьетнамская война и “уотергейт” на состояние духа американской нации, смогут ли Соединенные Штаты защитить Европу от возможного советского нападения. Хейг всегда отвечал на подобные вопросы уверенно и однозначно: “Я не был бы там, где я есть, если бы у меня были какие-то сомнения на сей счет”6. Однако кризис власти в США был не единственным вопросом, волновавшим западноевропейских союзников.
После внимательного изучения состояния дел в вооруженных силах НАТО Хейг убедился, что военная мощь североатлантического альянса требует серьезного совершенствования. Тем более что к востоку от НАТО Организация Варшавского договора имела тогда 57 дивизий первого эшелона и более 30 дивизий в резерве. Советский военно-морской флот представлял опасность не только для кораблей, державших боевое дежурство в Атлантике, но и угрожал бесперебойным поставкам нефти с Ближнего Востока, от которой зависела Западная Европа. Кроме того, СССР имел сто подводных лодок в Атлантике.
В этой ситуации верховный главнокомандующий НАТО Александр Хейг, выступив с инициативой, предложил программу модернизации вооруженных сил Североатлантического альянса. Она была принята во внимание и поддержана администрацией Дж. Картера, а позже трансформировалась в знаменитое решение о ежегодном трехпроцентном росте оборонных бюджетов всех стран-участниц НАТО7.
Одним из оплотов военной мощи Североатлантического союза являлся западногерманский бундесвер. В течение 30 лет после окончания Второй мировой войны ФРГ превратилась в одну из наиболее либеральных демократий в мире, а с точки зрения состояния экономики - в самое экономически развитое государство Европы. Ее армия представляла крупнейшую европейскую силу альянса. Однако западногерманские генералы были недостаточно представлены на высших должностях в Верховном командовании НАТО. Первенство в руководстве союзом держали американцы и англичане.
Хейг понимал, что такой расклад сил отражал реалии 50-х годов и явно не соответствовал 70-м. Исходя из принципа разумности и справедливости, а также политического и военного реализма, он распорядился назначить офицеров бундесвера на высшие командные посты в НАТО. Однако для решения этой, на первый взгляд, не такой уж сложной проблемы, потребовалось долгих 4 года: преодоление инерции недавнего прошлого оказалось не таким уж простым делом. Тем не менее Хейг сумел добиться своего, так как считал, что именно в таком подходе заключался важный психологический момент: бывший враг переставал быть угрозой и становился сильной опорой европейских союзников. Все это и многое другое способствовало превращению НАТО в сплоченный и более мощный альянс, во главе которого находилось интегрированное командование, состоящее из высших офицеров стран-участниц.
Справедливости ради следует отметить, что своей реформаторской деятельностью главнокомандующий быстро заставил изменить мнение о себе, и те, кто первоначально с изрядной долей скептицизма воспринимали его назначение на этот пост, теперь думали иначе. Более того, Александр Хейг заслужил самые высокие оценки со стороны почти всех лидеров западных государств. Да и самому генералу деятельность по совершенствованию вооруженных сил НАТО приносила настоящее наслаждение.
Годы, проведенные в Западной Европе, не оторвали Хейга от родины. Он был в курсе всех основных событий, происходивших в Америке, имел (правда, не столь частые) телефонные беседы с
президентом Дж. Фордом и регулярно посещал Вашингтон для нстреч с руководством Пентагона.
Спустя несколько месяцев после назначения на пост главнокомандующего Североатлантическим альянсом президент Форд неожиданно предложил Хейгу вновь вернуться на должность руководителя аппарата Белого дома. Генерал, не долго думая, отказался и потом нисколько не жалел об этом. “Это было волнующее время для НАТО. Мы стали динамичным альянсом, способным обеспечивать оборону Запада...”, - вспоминал позже Хейг8. Во время беседы с автором, состоявшейся в декабре 1997 г. в Вашингтоне, генерал признался, что период, проведенный на посту верховного главнокомандующего войсками НАТО, был лучшим в его жизни9. Так же считали и те, с кем Хейгу приходилось работать на разных этапах своей карьеры10. То действительно был “звездный час” генерала.
Поражение Дж. Форда на президентских выборах 1976 г., по мнению Хейга, “было потерей для страны”11. Его соперник -бывший губернатор Джорджии, демократ Джимми Картер, ставший 39-м президентом Соединенных Штатов, не обладал качествами, необходимыми для руководства американским государством в кризисный период, каким оказалась вторая половина 70-х годов. В избирательной кампании 1976 г. Картер выступал не столько против Форда и республиканцев, сколько против скомпрометировавшего себя в глазах общественности вашингтонского истэблишмента. Это неизбежно привело к тому, что всесильная столичная бюрократия с самого начала реагировала на него, как на инородный элемент, от которого необходимо было избавиться как можно скорее.
С избранием Картера в Белый дом Хейг ожидал своей отставки. Однако никаких распоряжений на сей счет из Вашингтона не поступало. Хотя главнокомандующий войсками НАТО и не поддерживал столь тесных контактов с новой администрацией, а с самим президентом-демократом встречался всего лишь несколько раз, со многими ее членами он был давно и хорошо знаком. К их числу относились государственный секретарь Сайрус Вэнс, министр Джозеф Калифано, шеф Пентагона Гарольд Браун и др. Что же касается основного направления внешней политики США, то оно в сущности не изменилось, поскольку новая администрация в целом придерживалась курса, выработанного при двухпартийной поддержке его предшественниками.
Сам Картер производил на Хейга (и не только на него) странное впечатление. Личность нового хозяина Овального кабинета
мало интересовала видавшего виды генерала. Пожалуй, больше всего Хейга удивляли образ мыслей этого президента и тот всеохватный контроль, который был им установлен над членами собственного кабинета. “Он руководил администрацией как командой атомной подводной лодки”, - вспоминал Хейг12. Неизменная улыбка Картера, пользовавшегося репутацией моралиста, появление перед телекамерой в голубых джинсах, показное увлечение классической музыкой и внешний демократизм вызывали у американского обывателя смешанные чувства.
Вначале Хейг надеялся, что Картеру удастся найти общий язык с европейцами, но, как оказалось, он плохо понимал их, а они - его. Для многих западных союзников США президент-демократ был всего лишь не очень искусным популистом, аутсайдером, который не обладал необходимым объемом внешнеполитических знаний и не всегда прислушивался к мнению таких признанных знатоков международной политики, как госсекретарь Сайрус Вэнс, министр обороны Гарольд Браун и Збигнев Бжезинский, занимавший в его кабинете пост помощника по национальной безопасности.
Ни один американский президент после Вудро Вильсона не отличался таким стремлением быть моралистом, как Картер. По мнению Хейга, Картер совершил непоправимую ошибку, отказавшись (невзирая на советы ключевых членов кабинета) в 1978 г. от производства и размещения в Европе нейтронного оружия. Именно эта нерешительность, как утверждает генерал, и привела Картера к политическому тупику. Политическая наивность самого президента, который не желал воспринимать многие советы профессионалов, переносилась на всю деятельность демократической администрации13.
В целом же отношения Хейга с администрацией Дж. Картера развивались очень неровно. Он не раз выражал свое несогласие с нерешительной политикой этого президента, обвиняя его в том, что многие внешнеполитические акции США одна за другой терпели неудачи.
Действительно, реализация картеровским Белым домом своей внешнеполитической линии привела к ряду досадных и неожиданных поражений. В их числе был Иран, который не являлся членом НАТО. Известно, что с середины 70-х годов Великобритания стала действовать в духе доктрины “к востоку от Суэца”, сведя свое военное присутствие в этом регионе практически к нулю. С этих пор шахский режим в Иране превратился в важный фактор поддержания стабильности в регионе Персидского зали
на. Однако на роль полицейского в этом стратегически важном для интересов США регионе Иран, в котором все большее влияние стал играть религиозный фактор, не вполне подходил. После вынужденного ухода Англии из этого региона ни Соединенные Штаты, ни одна из других западных держав не были готовы к тому, чтобы немедленно заполнить образовавшийся вакуум.
Вскоре после прибытия в Европу верховный главнокомандующий войсками НАТО Хейг, желавший принять активное участие в разрешении этой сложной проблемы, отправился в Лондон для встречи с премьер-министром Великобритании лейбористом Джеймсом Каллагэном. Генерал предложил ему сократить британские войска в ФРГ в расчете на то, что это поможет и в дальнейшем поддерживать британское присутствие к востоку от Суэца. Однако Каллагэн, сославшись на финансовые трудности страны, ответил твердым отказом. Все это прибавило США новых забот: действуя в духе глобализма, Соединенные Штаты брали на себя бремя контроля над теми регионами земного шара, которые в силу логики исторического развития выходили из-под влияния государств Старого Света.
В качестве главнокомандующего вооруженными силами США в Европе Хейг посещал Тегеран каждые полгода. Иранские вооруженные силы представляли весьма существенный элемент обороны на южном рубеже НАТО, и Хейг считал, что США и их западные союзники были бы “счастливы иметь своим другом шаха, который разделял их стратегические цели и нес расходы на свои собственные вооружения, оборонявшие стратегически важное государство Ближнего Востока”14.
Внешне казалось, что Иран, где традиционалистские устои были так сильны, - одно из наиболее благополучных государств “третьего мира” - менее всего предрасположен к революции. В сравнении с другими мусульманскими странами политический режим там был более прогрессивным, а уровень жизни людей довольно высок. Однако уход Англии сразу же создал там некий геополитический и психологический вакуум, что сыграло роковую роль в судьбах всех стран, так или иначе вовлеченных в дела ближневосточного региона.
Проводимая шахом Мухаммедом Резой Пехлеви и направленная на модернизацию и вестернизацию страны так называемая “белая революция” преследовала своей целью превращение государства традиционного восточного типа в сильную и влиятельную державу региона, воспринявшую проверенные временем ценности западного мира. Несмотря на то что антишахская (ан
тиамериканская и антизападная) оппозиция обвиняла главу иранского государства в разрушении древней культуры и развращении народа путем подражания Западу, реформы шаха, правившего Ираном 30 лет, были достаточно прогрессивны и, по мнению многих, дали стране, в смысле социального прогресса, больше, чем все ее правители за 2,5 тысячи лет существования персидской монархии.
Что касается Хейга, то он (как и подавляющая часть тогдашней правящей элиты США) видел в этом “восточном деспоте” верного друга Соединенных Штатов и непримиримого врага левых, служившего одновременно серьезным препятствием для правых религиозных фундаменталистов. Кроме того, шах действительно был неординарным государственным руководителем, чьей главной целью было создание современного, социально справедливого государства, управляемого им самим и его наследниками.
В политическом плане шах не являлся радикалом или экстремистом, а представлял собой скорее всего консерватора, олицетворяя политический центр, существенно влиявший на сохранение в государстве и регионе равновесия и стабильности. Конечно, он был далеко несовершенной политической фигурой, особенно по отношению к соблюдению в стране прав и свобод граждан, которым администрация Картера, как известно, уделяла особое внимание. Сам президент, правда безуспешно, не раз убеждал шаха придерживаться в этой сфере западных стандартов.
Во время своего последнего визита в Тегеран зимой 1977 г. (как раз перед свержением шаха) Хейг нашел иранского руководителя апатичным, усталым и рассеянным. Волнения на улицах, интриги в правительстве, сомнения в преданности генералов сказывались на душевном и физическом состоянии Пехлеви. Как вспоминает Хейг, “большие, блестящие и умные глаза, бывшие всегда характерной чертой внешности шаха, сильно изменились. В них была какая-то мертвенность, причиной которой могло быть скорее не подавленное состояние ума, а серьезная, непонятная болезнь”15.
После беседы с шахом Хейг направился в аэропорт в состоянии глубокого расстройства. Вернувшись в Европу, он сразу же связался с С. Вэнсом и рассказал ему о результатах своей очередной поездки в Тегеран. Генерал сообщил госсекретарю, что шах -серьезно больной, возможно умирающий человек - живет в окружении набиравших силу опасных врагов. Поэтому Соединенные Штаты должны помочь ему любым путем и сделать все возможное, чтобы поддержать стабильность в Иране. Только в таком слу-
час можно будет гарантировать, что передача власти в этой стране пройдет в рамках закона и не затронет интересов США. Однако ни одна из этих рекомендаций так и не была выполнена.
В течение следующего 1978 г. ситуация в Иране осложнялась с каждым днем. Революционно-теократическое движение исламских фундаменталистов, направляемое находившимся в изгнании и Париже аятоллой Рухоллой Хомейни, быстро набирало силу. Все осложнялось массовыми трагедиями. Так, 9 августа 1978 г. более 400 человек погибло во время пожара в одном из кинотеатров Абадана. Правительство обвинило в случившемся религиозных экстремистов. Хомейни же возложил всю ответственность за происшедшее на тайную полицию шаха САВАК. После многочисленных демонстраций в стране было объявлено военное положение. Однако и оно не спасло ситуацию.
8 сентября в Тегеране правительственные войска открыли огонь по толпе, в результате чего были убиты сотни людей. Сложившейся обстановкой стремились воспользоваться экстремисты различного толка. Начались демонстрации, участники которых несли как портреты Хомейни, так и антишахские и антиамериканские плакаты. Единственной надеждой на исправление положения, по убеждению Хейга, была армия, которая еще сохраняла верность шаху и могла бы положить конец беспорядкам и нейтрализовать оппозицию. Однако 29 декабря 1978 г. премьер-министром Ирана был назначен Шапур Бахтияр, считавший, что спасти страну может только замена монархии на республику. Становилось ясно, что дни шаха сочтены. Как выяснилось позже, внутри американской администрации уже в течение нескольких месяцев разрабатывались планы отречения шаха.
2 января 1979 г. Хейгу позвонил председатель Объединенного комитета начальников штабов генерал Дэвид Джонс. Он сказал, что президент хотел бы отправить заместителя Хейга генерал-лейтенанта Роберта Хайсера со специальной миссией в Иран. Хейг спросил о цели такой миссии. Ответ Джонса был туманным. Это несколько раздражило генерала, который считал, что вправе быть в курсе всяких готовившихся акций. Позже из разговора с заместителем министра обороны Чарльзом Дунканом Хейг понял, что Картер хотел бы направить Хайсера в качестве военного советника. Обеспокоенный Хейг связался с 3. Бжезинским, который объяснил генералу, что цель миссии состоит в установлении в Иране гражданского порядка посредством использования армии. Генерал, не посвященный в детали планировавшейся операции, был против подобного способа решения проблемы, но
приказ его непосредственному подчиненному пришел от самого президента, и Хайсер отправился на Ближний Восток.
16 января 1979 г. “большой и верный друг США”, последний шах Ирана Мухаммед Реза Пехлеви вылетел из Тегерана. После чего события в этой стране стали развиваться по наихудшему для США сценарию. Спустя две недели в Иран вернулся аятолла Хомейни. 11 февраля правительство Бахтияра было отправлено в отставку, и в стране установилась абсолютная власть исламского имама16.
После этих событий Хейг понял, что не сможет дальше служить администрации Картера. Он подал прошение об отставке, и Белый дом ответил согласием. 1 июля 1979 г. генерал Хейг, в течение четырех с половиной лет занимавший высокий пост, должен был оставить военную службу и покинуть Европу. На его место, по рекомендациям Объединенного комитета начальников штабов, министра обороны США Гарольда Брауна и с одобрения президента Дж. Картера, назначался 57-летний генерал Бернард Роджерс, занимавший до этого должность начальника штаба армии17.
* * *
Пребывание Хейга на посту верховного главнокомандующего войсками НАТО в Европе совпало с активизацией деятельности радикально-террористических групп. “Ирландская республиканская армия” в Великобритании, “Фракция Красной армии” в ФРГ, баскские сепаратисты в Испании, “Красные бригады” в Италии и другие менее известные террористические организации совершали свои жестокие акции, направленные против политиков, государственных деятелей, да и просто против обыкновенных граждан, руководствуясь стратегией “чем хуже, тем лучше”. Хейг не очень верил в то, что все эти организации не были связаны друг с другом или с какой-нибудь “иностранной державой”, о чем сообщалось в прессе. Фактически, по мнению генерала, все они действовали согласованно, являясь неразрывными частями обширного заговора, организованного “безумными левыми”.
Несмотря на насмешки в свой адрес, генерал всегда считал, что именно советские секретные службы играли ключевую роль в международном террористическом движении. В воспоминаниях, опубликованных в 1992 г., Хейг, искренне веривший в подобное объяснение, ссылается на некоего “бывшего официального советника российского президента Бориса Ельцина” и “другие источники в новом российском правительстве”. Именно КГБ
"финансировал, обучал и вооружал” террористические группы, чтобы использовать их затем против Запада, особенно против США и Израиля. Более того, почти все террористические организации, как утверждал генерал, имели какие-то связи с Организацией освобождения Палестины18.
Будучи верховным главнокомандующим НАТО и американцем, имя и деятельность которого связывались с “разрушением марксистско-ленинских замыслов”, Хейг (как и члены его семьи) не раз служил объектом смертельных угроз и покушений со стороны своих врагов и недоброжелателей. Опасения по поводу некоторых из них были настолько серьезны, что при поездках на службу и обратно генерал, по настоянию органов безопасности, вместо автомобиля вынужден был пользоваться вертолетом. Сотрудники секретных служб и полиции стран-членов НАТО постоянно информировали его личную охрану о возможности покушения, а сам генерал всегда соблюдал их рекомендации и передвигался по Европе только в сопровождении телохранителей, а на территории Бельгии - под охраной бельгийской полиции. Однако меры предосторожности помогали не всегда.
25 июня 1979 г., за 5 дней до отставки с поста главнокомандующего НАТО, на генерала было совершено покушение. Служебный “Мерседес”, которым Хейг решил воспользоваться в тот день, при переезде через один из мостов в Брюсселе наехал на “большую бомбу”, управляемую (как оказалось в результате последующего расследования) при помощи пульта, расположенного на расстоянии 500 футов. Тогдашний директор ЦРУ С. Тернер, ознакомившись с результатами экспертизы, утверждал, что Хейг стал мишенью “группы бельгийских нигилистов”. Однако сам генерал не очень-то верил в такое объяснение и попросил разобраться в случившемся сотрудников западногерманской разведки. После расследования они сообщили, что покушение совершила “одна из немецких террористических групп, обученных КГБ или одним из его восточно-европейских аналогов”19.
Позже выяснилось, что заговор с целью убийства Хейга готовился в течение 1978 г. членами экстремистской группы “Фракция Красной армии”, связанными с Организацией освобождения Палестины и восточногерманской разведкой “Штази”. Организаторы и исполнители покушения тщательно следили за всеми передвижениями генерала, следуя за ним порою по пятам. В день покушения Хейг чудом остался жив, только благодаря тому, что его шофер Хакер не стал сбавлять скорость при въезде на мост, и бомба взорвалась на две секунды позже20.
ГЕНЕРАЛ В ОТСТАВКЕ
В конце июня 1979 г. Александр Хейг покинул пост верховного главнокомандующего вооруженными силами НАТО и (теперь уже окончательно) уволился из армии. В ту пору ему шел 55-й год, 31 из которых он отдал военной карьере. Поселившись с семьей (женой Патрицией и тремя детьми) в тихом пригороде Филадельфии, Хейг поначалу наслаждался безмятежностью и непривычным для него покоем жизни. Но заслуженный отдых и бездеятельность не стали уделом этого приученного к систематической работе человека. Вскоре отставной генерал занял пост директора Института внешнеполитических исследований в Филадельфии, вошел в состав советов директоров нескольких корпораций и даже вел занятия со студентами Университета Пенсильвании, руководя семинаром по президентству.
Кроме этого, летом Хейг предпринял серию выступлений перед бизнесменами и заинтересованными профессионалами, посвященных главным образом проблемам внешней политики и “советской угрозы”. Выступления генерала предполагали довольно интенсивные и изнурительные поездки почти по всем штатам страны. Позже в своих мемуарах Хейг утверждал, что главной целью этой акции (кроме личного удовлетворения) была финансовая поддержка семьи1. Однако многие считали, что тогда Хейг имел гораздо более далекоидущие и амбициозные планы.
После поражения Дж. Форда на президентских выборах 1976 г. Республиканская партия на какое-то время осталась без общепризнанного в масштабах всей страны лидера. Во время службы генерала в Европе некоторые из известных политиков убеждали его в том, что он должен использовать шанс и принять участие в очередной избирательной кампании. Как вспоминает Хейг, трезво взвесив тогда свои шансы на победу, он оценил возможности своего избрания как невеликие. У него не было “ни политической поддержки, ни денег, ни избирателей”.
Да и собственные чувства генерала относительно самостоятельной политической деятельности являлись достаточно сме-
шинными. Хотя военная карьера Хейга и была тесно переплетена с политической и государственной деятельностью, он всегда помнил слова отца, который советовал ему никогда не иметь дел с политиками. Кроме того, уотергейтский скандал, невольным свидетелем которого оказался генерал, не делал особенно привлекательным кресло в Овальном кабинете, которого в свое время так добивался Никсон. Но с другой стороны, он довольно долго находился рядом с первыми лицами американского государства и не хуже других знал, в чем должна заключаться работа президента2.
Как бы то ни было, после увольнения из армии он, как отмечают В. Шиффер и Г. Гейтс, мечтал о том, чтобы стать вторым после Эйзенхауэра “избранным главнокомандующим”, т.е. генералом-президентом. Сам Хейг предпочитал никогда не говорить об этом открыто и даже отрицал свои намерения, заявляя, что не имеет никаких шансов быть избранным. Однако его поездки по стране, проходившие в период набиравшей силу президентской кампании, производили совершенно обратное впечатление. В Вашингтоне был даже сформирован комитет “Хейга - в президенты”. Но самое интересное состояло в том, что Хейг не поддерживал никакой связи с его организаторами и рядовыми членами. Хотя он ничего и не делал, чтобы хоть как-то помешать деятельности этого комитета, ссылаясь на Билль о правах и демократические свободы граждан3.
Однажды Генри Киссинджер, который в то время жил в Нью-Йорке и работал над своими мемуарами, пригласил Хейгов посетить бывшего вице-президента США Нельсона Рокфеллера. По словам Киссинджера, Рокфеллер давно выражал желание встретиться с генералом. Во время этой встречи бывший вице-президент, являвшийся одним из наиболее влиятельных представителей политической и деловой элиты Америки, заявил, что Хейг непременно должен добиваться поста президента. “Если вы согласны, - продолжал он, - я обеспечу свою поддержку в полном объеме”. Хейг был польщен и очень взволнован. Сам факт, что столь заманчивое предложение исходило именно от Рокфеллера, который и сам мог бы стать президентом, значил многое. Однако тогда генерал так и не решился дать утвердительный ответ. И тому было, по крайней мере, две причины. Во-первых, председатель правления “Юнайтед текнолоджис корпорейшн” Гарри Грей обещал Хейгу в скором времени пост президента корпорации. Во-вторых, у генерала появились проблемы со здоровьем. В ходе медицинского обследования было обнаружено, что две коронар
ные артерии блокированы4. Все это вносило в жизнь отставного генерала новые заботы и планы.
В один из июньских дней, после того как Хейг завершил серию очередных выступлений перед весьма солидной аудиторией, состоявшей из калифорнийских политиков и предпринимателей (которые проходили в так называемом “Совином гнезде” - клубе 400 миллионеров, еженедельно собиравшихся в Богемной роще под Сан-Франциско), он был приглашен в дом Р. Рейгана, располагавшийся неподалеку5.
И гости, собравшиеся за столом, и сам хозяин находились в приподнятом настроении. Кроме Хейга, удостоенного чести сидеть рядом с Рейганом, на приеме присутствовали Генри Киссинджер и бывший губернатор Техаса Джон Коннели, рассматривавшийся в качестве наиболее сильного претендента на пост президента на выборах 1980 г. Подобные встречи представляют собой обычное явление в политической и околополитической жизни американской элиты. На них заводятся полезные знакомства, устанавливаются необходимые связи, решаются сложные и простые проблемы. Беседа с влиятельным человеком всего в несколько минут может стать именно той дорожкой, которая помогает войти в заветные двери большой политики. Побывав на этой встрече, Хейг узнал, что Коннели, подбиравший себе кандидата в вице-президенты, наводил справки и о нем. Тогда генерал не придал этому особого значения.
Вскоре, в августе, Хейг получил новое приглашение от Рейгана, переданное через Ричарда Аллена, который был ему знаком по работе в аппарате СНБ. На этот раз генерала звали на ланч. Хейг понимал, что предстоявшая беседа не будет носить чисто светский характер, и хотел использовать время, отведенное для нее, с наибольшей продуктивностью. Именно поэтому он попросил Рейгана о встрече с ним не в кругу гостей, а один на один, что и было ему гарантировано.
Отправившись в Калифорнию, Хейг добрался до Санта-Барбары, на севере которой располагалось окруженное бревенчатым забором ранчо Рейганов. Строгий пейзаж границы, горы, скромное и простое жилище бывшего губернатора крупнейшего американского штата создавали атмосферу спокойствия и тишины, располагавшую к неспешной и деловой беседе.
Рейган встретил гостя на пороге своего дома. Как вспоминал Хейг, на будущем президенте сидели хорошо подогнанные, предназначенные для верховой езды саржевые бриджи, а на ногах красовались старомодные, с большими пряжками кавалерийские
ботинки. Сам Рейган, которому в ту пору было уже 68 лет, выглядел намного моложе своего возраста, источал отличное здоровье и хорошее настроение, “производя впечатление высшего физического совершенства”6.
Хейга пригласили в одну из жилых комнат дома, наполненную художественными изделиями индийских ремесленников и произведениями западного искусства. Казалось, что Рейган был очень рад приезду гостя. Многого ожидал от этой встречи и сам Хейг. Еще со времен администрации Ричарда Никсона он испытывал к калифорнийцу теплые чувства. Будучи руководителем президентского аппарата, Хейг часто названивал по телефону губернаторам и другим влиятельным лицам с просьбами об их поддержке тех или иных инициатив Белого дома, действий и политики Никсона в целом. Эта миссия не была уж очень благодарной. Не всякий откликался на просьбы, которые не приносили личной политической выгоды, а, возможно, в будущем могли причинить один лишь только вред. Рейган же запомнился тогда Хейгу тем, что был “в лучшем смысле этого слова, лоялистом, который инстинктивно ставил интересы страны выше интересов партии, а интересы партии выше своих собственных”7.
Когда Никсон, оказавшийся под обстрелом уотергейтских разоблачений, искал поддержки известных и влиятельных республиканцев, губернатор Калифорнии в числе первых прилетал в Белый дом и в Кемп-Дэвид, чтобы поддержать президента. В 1973 г. в одном из таких перелетов его сопровождал Александр Хейг, который и познакомился с Рейганом лично. Тогда их беседа в вертолете была очень недолгой. Для более продолжительного разговора не было ни места, ни времени.
Хейг прекрасно понимал, для чего Рейган пригласил его к себе. Среди республиканской элиты и в общественном мнении оба они воспринимались как потенциальные кандидаты от Республиканской партии на предстоявших в 1980 г. президентских выборах. Однако в том, что их, казалось бы, объединяло, было много различий. Рейган, который тогда находился в начале пути, ведущего к вершине, с уверенностью мог рассчитывать на твердую поддержку значительной части американского электората. Кандидатура же Хейга создавалась в основном спекулятивной энергией средств массовой информации и энтузиазмом небольшой группы его сторонников, которые, как уже было сказано выше, были неизвестны даже самому кандидату.
По всей видимости, сам Хейг действительно не надеялся, что будет президентом, так как не раз говорил об этом и публично, и
в частных беседах. Но это вовсе не означало, что рн не хотел им быть8.
Беседа с Рейганом текла легко и непринужденно. Его доброжелательность и любезность, приветливость и радушие, но самое главное - обаятельная и очаровывающая манера разговора, прямого и откровенного, без излишних метафор и жаргона, создавали теплую атмосферу, производя сильное впечатление на собеседника. “Приносить радость и счастье - немалый дар для человека”, и Рейган, по мнению Хейга, несомненно, обладал им9.
Как старые друзья, они говорили об американских заложниках, ставших в 1979 г. пленниками посольства США в Тегеране, об аятолле Хомейни и о трудном будущем американо-иранских отношений. Они обсуждали ближневосточную проблему и судьбу Анвара Садата, который должен был рисковать всем из-за своей ориентации на Соединенные Штаты. Разговор коснулся “уотергейта” и Вьетнама, этих “двух трагических глав в американской истории, которые убили веру нации в саму себя”. Речь шла о необходимости усиления обороны страны, о состоянии дел в экономике и небывалом росте инфляции, а также о многом другом. По большинству проблем взгляды собеседников сходились10.
Спор между ними зашел лишь по одному вопросу - о призыве на военную службу. По мнению Рейгана, обязательная военная служба являлась посягательством со стороны государства на право личности иметь свободу выбора. Хейг же, считая подобный взгляд “доктринерским”, как профессиональный военный, доказывал, что американская молодежь должна расти с чувством обязательства перед нацией. Тот, кому (в силу его собственных убеждений) дано право выбирать, не должен освобождаться от военной службы совсем, а выполнять иную, полезную для общества работу. По мнению генерала, служба в армии могла бы возродить чувство национальной общности и потерянную веру в американскую мечту. Однако изменить взгляды Рейгана на призыв гостю так и не удалось.
Разговор длился уже полтора часа. Почти по всем обсуждаемым проблемам точки зрения собеседников совпадали. Неожиданно Рейган спросил Хейга, согласен ли тот поддержать его кандидатуру на выборах и присоединиться к его команде. В то время Хейг еще не успел связать себя с каким-либо кандидатом в президенты. Но он был убежден, что Рейган задал свой вопрос неспроста: это было сделано для того, чтобы генерал отказался от своих собственных намерений завоевать Белый дом.
Мысль о том, что Рейган увидел в нем конкурента, удивила Хейга, который не мог представлять для калифорнийца какой-либо серьезной угрозы. Однако “дать клятву на верность сеньору” генерал тогда не был готов. Он считал, что лучше, ничего не меняя, сосредоточиться на собственных проблемах, выступлениях и поездках и потому не спешил войти в состав его “политической семьи”. Вместе с тем, прекрасно понимая расстановку сил и не желая, чтобы этот отказ расценивался как начало конфликта с Рейганом, генерал обещал, что, как только закончатся его поездки по стране, тот может вполне рассчитывать на него. Политическая интуиция не подвела Хейга и на этот раз. Он не хотел, чтобы на них с Рейганом смотрели как на противников. Выбранный вариант казался выгодным для обоих.
Между тем, всю осень спекуляции и слухи относительно президентских амбиций генерала не утихали. Поначалу Хейг предпочитал ничего не предпринимать, считая, что любые его действия могут лишь обострить ситуацию. Поездки по стране подходили к концу, и генерал стал подыскивать себе занятие, обеспечивающее стабильный и достаточно высокий доход. Вскоре оно было найдено: в декабре освобождалось место президента одной из крупнейших корпораций Америки “Юнайтед текнолоджис”. Понимая, что определенность все же лучше, чем неопределенность, Хейг наконец-то прояснил отношения с теми активистами в Вашингтоне и Филадельфии, кто поддерживал его кандидатуру на участие в выборах 1980 г. И только после этого, 22 декабря 1979 г., объявил, что не являлся и не является кандидатом на высший государственный пост в стране. Через два дня, 24 декабря, Хейг не имевший практически никакого опыта предпринимательской деятельности, стал президентом и членом правления “Юнайтед текнолоджис” с годовым оборотом в 9,053 млрд долларов - многоотраслевой корпорации, располагавшейся в Хартфорде (штат Коннектикут)11.
ПРЕЗИДЕНТ КОРПОРАЦИИ
Поселившись с семьей в одном из комфортабельных домов Хартфорда, отставной генерал надеялся провести остаток своих дней, решая проблемы “Юнайтед текнолоджис” - корпорации, которая в конце 70-х годов входила в тройку крупнейших подрядчиков Пентагона. Казалось, что все прежние занятия, частые и неожиданные перемещения навсегда ушли в прошлое.
Надо сказать, что Хейг не случайно стал во главе этого конгломерата. Работа в аппаратах Пентагона, СНБ, Белого дома и руководство НАТО дали ему то, что всегда так ценилось среди монополистической элиты Соединенных Штатов: прочные и разнообразные связи. С уходом Хейга со всех своих государственных постов они у него остались. Кроме того, председатель правления корпорации Гарри Грей, который, собственно говоря, и сосватал Хейга на новую должность, надеялся на то, что лет через пять генерал заменит его.
За то недолгое время, в течение которого Хейг руководил этой военной корпорацией, объем ее продаж возрос с 9 до 12,324 млрд долларов. Новая должность позволила генералу значительно поправить и собственное финансовое положение. По данным Р. Браунштейна и Н. Истон, в 1980 г. годовой доход Хейга составил 415 519 долларов. Кроме этого генерал получал военную пенсию - 44 тысячи долларов в год. Были у него и другие источники доходов. Ежегодно за участие в работе советов директоров банка “Чейз Манхэттен” Хейг получал 14 062 доллара, “Тек-сас инструменте” - 874 доллара, “Краун корк энд сил” -17 500 долларов. В 1979 г. Хейг возглавил директорат банка “Кон Агра”.
Прочное финансовое положение генерала-бизнесмена позволяло ему часть своих доходов направлять в инвестирование. Так, от 100 до 250 тысяч долларов были вложены им в Ассоциацию технопарков, располагавшуюся в Фармингтоне (штат Коннектикут). Хейг был также и обладателем акций “Юнайтед текнолоджис” на сумму 250 тысяч долларов. Если учесть достаточно приличные заработки, которые он получал за различные лекции и
выступления, то можно понять, что материальное обеспечение генерала и его семьи было более чем удовлетворительным1.
Хейг никогда не жаловался на свое здоровье. Кроме случая инспекционного гепатита в годы корейской войны он ни разу после этого серьезно не болел. Однако медицинское обследование генерала, проведенное до его устройства на работу в корпорацию, выявило, как уже было сказано, заторы в коронарных сосудах. Работа по 17 часов в день в качестве заместителя помощника президента по национальной безопасности Г. Киссинджера и две пачки сигарет, которые Хейг выкуривал на протяжении долгих лет, дали о себе знать. Врачи дважды настаивали на операции. В конце марта 1980 г. в Епископальном госпитале Св. Луки Техасского института сердца в Хьюстоне Хейгу, которому шел 56 год, была сделана успешная операция на сердце. Через месяц после нее он был так же активен и жизнедеятелен, как и прежде: стал регулярно играть в теннис, а по утрам делать физические упражнения.
Новая работа затягивала Хейга. Никогда раньше он не чувствовал себя таким счастливым. В лице Гарри Грея бывший верховный главнокомандующий НАТО нашел доброго и внимательного учителя и верного друга, который помог ему обрести себя в новой роли. Грей был впечатлен тем, как отставной генерал вел переговоры с деловыми партнерами. «Он немедленно требовал представить все факты по делу, - вспоминал председатель правления “Юнайтед текнолоджис”, - и принимался за интенсивную работу по их изучению. Как только Хейг узнавал суть фактов, он тут же давал оценку людям. Его подход состоял в том, чтобы не позволять им противостоять друг другу»2.
А президентская кампания тем временем шла полным ходом. Несмотря на продолжавшиеся приглашения включиться в нее, Хейг избегал произнесения речей даже тогда, когда для этого представлялась хоть какая-то возможность. Все, что он хотел сказать, уже было сказано. Время от времени генерал разговаривал по телефону с Ричардом Никсоном, ценные советы которого всегда значили для него очень много, Уильямом Саймоном, бывшим министром финансов, находившимся в курсе всех политических новостей, а также Ричардом Алленом, который уверенно держал руку на пульсе предвыборной кампании Р. Рейгана. Не так-то просто отказаться от того, что окружало тебя на протяжении почти всей сознательной жизни. Но генерал стал частным лицом и считал, что оставил политику навсегда.
Однако в июле 1980 г. Александр Хейг получил приглашение посетить национальный съезд Республиканской партии в Дет
ройте и выступить на нем с речью о внешней политике. Приглашение это было передано через заместителя губернатора Калифорнии Майка Курба, входившего в команду Рейгана. Бывший губернатор Коннектикута (где отныне проживал Хейг) Джон Лодж и другие республиканские лидеры штата настоятельно рекомендовали генералу не упускать предоставленную возможность. После беседы с Г. Греем, который придерживался такого же мнения, Хейг решился3.
И СНОВА - ПОЛИТИКА
Получив мандат делегата от Коннектикута, генерал оказался на национальном съезде республиканцев. Здесь, в Детройте, собралась вся элита “великой старой партии” (как называют в США Республиканскую партию): Билл Саймон, которому прочили портфель министра финансов, Джордж Шульц, чья кандидатура являлась наиболее подходящей на должность государственного секретаря, и многие другие. Были здесь и старые друзья Хейга: Джеральд Форд и Генри Киссинджер, которые, правда, не входили в команду Рейгана и держались сами по себе. Присутствовал на съезде, конечно же, и сам Рейган. Для того чтобы выиграть выдвижение, он имел более чем достаточное количество голосов. Однако, как и большинство делегатов, Хейг видел его лишь мельком, и то - на телемониторе.
Предвыборный съезд Республиканской партии запомнился генералу рядом интересных встреч и курьезных событий. Первое из них было связано с подбором кандидатуры на должность вице-президента. Некоторые партийные лидеры и члены рейгановской команды, в частности П. Лаксолт, считали идеальной кандидатуру бывшего президента Дж. Форда, которая была поддержана многими делегатами съезда. Первоначально за такого напарника выступал и сам Рейган. Он согласился на то, чтобы его помощники начали “осторожно обсуждать этот вопрос с Фордом и его ближайшим окружением”. Однако часть советников Форда постоянно проводила мысль о том, что он должен стать своего рода “со-президентом”, занимаясь внешней политикой, а также другими вопросами, не входившими в круг обычных обязанностей вице-президента. Да и сам Форд, отвечая на вопросы У. Кронкайта, сказал, что в случае успеха он “надеется ... играть весомую роль в принятии решений, исходящих из Белого дома”1. Рональд Рейган никогда не предполагал, что в случае избрания Форд будет вместе с ним участвовать в принятии решений. Поэтому такие заявления его очень обеспокоили: ведь Форд “действительно говорил о двух президентах”.
В число размышлявших таким образом делегатов съезда входил и Хейг, имевший на сей счет вполне определенное мнение. Он не считал всю эту затею сколько-нибудь серьезной. Позже в своих мемуарах генерал писал: “Еще не родился тот человек, который делил бы власть с президентом. Вводить же в команду на правах второго того, кто сам когда-то был президентом - значило обрекать страну на кошмар, а самого Форда - на великое личное несчастье”2.
Выход из этой сложной ситуации был найден самим Фордом, который, придя в номер к Рейгану, отказался от перспективы быть вице-президентом. При этом он сослался на своих советников, которые считали, что ему, как бывшему президенту, следовало бы иметь большие полномочия, чем те, которыми располагает вице-президент обычно. Сам же он понимал, что “страна не может иметь двух президентов” одновременно3.
Пост вице-президента в Соединенных Штатах часто сравнивают с последним куском, оставшимся на тарелке: никто не хочет его брать, но кто-то всегда берет, и тарелка остается пустой. Неурегулированность вопроса о кандидатуре вице-президента на съезде партии вызвала некоторые проблемы и слухи. Хейгу по секрету было сообщено о том, что в связи с этим рассматривается и его имя. Генерал, отчетливо осознавая, что (в случае, если это действительно так) то была бы большая награда и честь для него, все же с опасением надеялся, “что тарелка ему передана не будет”4.
В итоге Рейган остановился на кандидатуре Дж. Буша, который, хотя и являлся его соперником на предварительных выборах, но, несмотря на это, “всегда импонировал ему как человек”. Следует учесть также и то, что Буш получил наибольшее число голосов при выдвижении на пост президента после Рейгана, имел богатый (особенно внешнеполитический) опыт и пользовался большой поддержкой в партии. Кроме того, Рейган желал получить голоса приверженцев Буша, который принадлежал к умеренному крылу республиканцев. Таким образом, его кандидатура создавала и региональный, и идеологический баланс накануне выборов.
В одном из промежутков между заседаниями съезда к Хейгу подошел человек из окружения Рейгана (как он сам представился) и попросил генерала, чтобы тот с соблюдением конфиденциальности предоставил ему данные о сумме налогов, уплачиваемых Бушем. И тон, и манеры этого человека Хейгу не понравились. Более того, генерал сомневался в том, что собеседник дей-
стнительно был человеком Рейгана, полагая, что он мог быть подослан теми из его команды, кто, будучи настроен против Буша, собирал против него компромат. Предоставить какую-либо информацию Хейг отказался, сказав, что распускать слухи о состоянии Буша и размерах уплачиваемых им налогов за его спиной не будет.
Речь Хейга по проблемам внешней политики была выслушана делегатами с большим вниманием и интересом. Она была выдержана в духе предвыборной платформы республиканцев и потому пришлась по сердцу многим, в том числе и самому Рейгану. После того как Хейг, закончив отвечать на вопросы, стал направляться к своему месту, ему протянул руку Джастин Дарт, член “кухонного кабинета” и старый друг Рейгана, сказав при этом: “Вы - наш следующий государственный секретарь”. В тот момент слова Дарта не были восприняты генералом серьезно. Он понимал, что вся атмосфера съезда пронизывалась некоторым преувеличением и восторженностью.
Однако перед самым отъездом из Детройта Хейг был приглашен на ланч, организованный проживавшими там американскими поляками. На приеме присутствовал и Рейган. Хотя это был явно не тот случай, чтобы ожидать большего, чем просто обмена любезностями друг с другом, Хейг прекрасно понимал, что своим присутствием он обязан именно ему.
Вернувшись в Хартфорд, Хейг с головой окунулся в дела компании, не принимая особой активности в предвыборной суете. В день выборов, 11 ноября, он голосовал за Рейгана, в надежде, что именно он будет следующим президентом Соединенных Штатов.
Через несколько дней после выборов, закончившихся, как и предполагал генерал, победой Рональда Рейгана, ему позвонил Ричард Аллен. В будущей администрации его прочили на должность помощника президента по национальной безопасности5. Аллен говорил от имени Рейгана. Он поведал генералу, что его кандидатура обсуждалась в связи с формированием нового состава кабинета и, в частности, что Хейгу хотели бы предложить портфель министра обороны. Хейг ответил, что еще не прошло 10 лет после того, как он оставил военную карьеру, в течение которых бывшим военным запрещено занимать этот пост. За всю историю США министром обороны был только один военный -генерал Д. Маршалл. Но он, как полагал Хейг, являлся единственным исключением из правил, которому не стоило следовать в
дальнейшем. На этом телефонный разговор с Алленом завершился.
Вскоре Хейг был приглашен (опять все тем же Алленом) на обед в отель “Мэдисон” в Вашингтоне в честь премьер-министра Ямайки Эдварда Сига. Перед началом приема генерала провели в одну из комнат отеля, где его ожидали доверенные помощники Рейгана Эдвин Миз, Джеймс Бейкер, а также друг и ближайший советник бывшего калифорнийского губернатора, сенатор от штата Невада Пол Лаксолт. Они держались с большим достоинством и даже высокомерием, всем своим видом давая понять, что, если им и не суждено принимать окончательных решений, то уж повлиять-то на их результат они в состоянии. Хейгу было задано всего два вопроса.
Первый касался событий “уотергейта”. Его собеседников интересовали факты более чем 10-летней давности, которые генерал хотел бы скрыть. Хейг уверил их, что ему нечего скрывать. Второй вопрос показался Хейгу очень несерьезным. Миз спросил его, хочет ли генерал стать президентом, на что тот, конечно, ответил отрицательно. Иного ответа и быть не могло: только что на выборах внушительную победу одержал Рейган, которому теперь не угрожали уже никакие конкуренты6.
На этом же приеме Уильям Саймон, имевший тесные контакты с рейгановским окружением, сказал Хейгу, что его прочат в руководители Государственного департамента. Кандидатов на эту должность было вполне достаточно. О своем желании получить портфель государственного секретаря открыто заявляли двое из ближайшего окружения Рейгана: Каспар Уайнбергер и Уильям Кейси. Поговаривали также и о кандидатуре Дж. Шульца, хорошо известного своими профессиональными и деловыми качествами.
Вскоре стало известно, что Уайнбергер, славившийся богатым опытом администрирования и занимавший ранее посты директора Административно-бюджетного управления и министра здравоохранения, образования и социального обеспечения, будет министром обороны, Кейси возглавит ЦРУ, а Шульц, не получив ничего, продолжит свои прежние занятия бизнесом. Судьба самого Хейга еще не была решена. Однако слухи вокруг его имени не прекращались.
Полагаясь лишь на собственные силы, Хейг вряд ли смог бы одержать победу над серьезными соперниками, имевшими хорошие связи. Но не будем забывать, что у генерала был давний и могущественный покровитель, мнение которого, судя по всему, и явилось решающим. Покровителем этим являлся Ричард Никсон.
Известно, что в частных беседах с Рейганом Никсон настаивал на портфеле госсекретаря для Хейга. Аргументы бывшего президента и сыграли основную роль в выборе Рейгана, который сам, будучи неискушенным в вопросах внешней политики, очень ценил опыт и знания Никсона в международных делах. Хлопотал за Хейга и Генри Киссинджер.
К первым числам декабря почти все посты в кабинете были уже распределены. Вакантными оставались только две должности - государственного секретаря и министра труда. Состояние Хейга было неопределенным до тех пор, пока сам Никсон не сообщил ему по телефону о решении Рейгана назначить его госсекретарем. Никсон знал, что говорил.
В четверг, 11 декабря, зимним и холодным полднем в кабинете Хейга раздался телефонный звонок. В трубке слышался обволакивающий голос Рейгана: “Эл, я позвонил для того, чтобы сказать: я хочу, чтобы вы присоединились к моей команде и были моим государственным секретарем”7. Далее, не останавливаясь, он стал говорить о том, что Ричард Аллен, его помощник по национальной безопасности, возьмет на себя функции координатора аппарата, и, что он, Рейган, никогда не допустит повторения той ситуации, которая сложилась при Никсоне между Киссинджером и Роджерсом (см. выше), и будет рассчитывать именно на него, Хейга.
В тот день очарованный интуицией своего будущего шефа генерал услышал то, что хотел услышать. Ему вспомнился разговор с Рейганом на ранчо, когда среди многих проблем они обсуждали и ту ситуацию, при которой госсекретарь Никсона У. Роджерс был обыгран, а потом просто-напросто раздавлен бюрократией, прессой и Киссинджером. В итоге Роджерс, почти целиком исключенный из процесса формирования внешней политики, вынужден был уйти в отставку. Этот опыт, как и многое другое, убедили Хейга в том, что за разработку и реализацию внешнеполитической линии государства ответственность перед президентом должно нести только одно лицо. Это может быть либо государственный секретарь, либо помощник президента по национальной безопасности, либо кто-то другой. Президент Дж. Кеннеди, например, во внешнеполитических вопросах полагался по большей части на своего брата Роберта, занимавшего пост генерального прокурора, а Л. Джонсон первоначально рассчитывал на своего министра обороны Роберта Макнамару.
“Но кем бы этот человек ни был, - полагал Хейг, - он должен прежде всего быть человеком президента, выбранным им са
мим, которому бы президент доверял и поддерживал с ним регулярные контакты. Только он должен выступать по проблемам внешней политики в тех случаях, когда президент предпочитает не говорить сам”8. Но более всего Хейга привлекала точка зрения, которую в свое время на этот счет высказывал Дин Ачесон, государственный секретарь Г. Трумэна: “Отношения президента и государственного секретаря не будут безоблачными, если последний не станет восприниматься в качестве его главного советника и единственного доверенного лица во внешнеполитических делах”9.
Это вовсе не означало, что президент не должен иметь других советников. Они были, есть и будут. Но все же Хейг считал, что сверхдержава, каковой являются Соединенные Штаты, должна объявлять о своих намерениях “одним ясным голосом, чтобы не ставить в тупик своих союзников и сбивать с толку своих противников”, не теряя при этом свой собственный путь в сложном лабиринте международных конфликтов и компромиссов.
Немногочисленные беседы Хейга с Рейганом и особенно их последний разговор по телефону как будто бы убеждали в том, что оба они прекрасно понимали друг друга.
О предстоявших переменах в жизни генерал сказал жене, которая не так-то легко могла поменять спокойную жизнь Хартфорда на столичную суету. Состоялся разговор и с Гарри Греем: ему трудно было расставаться с Хейгом спустя всего лишь год после начала совместной работы. Тем не менее, он сказал: “Настоящий американский солдат должен помочь своему главнокомандующему, когда тот просит о помощи”10.
Для Хейга наступала новая, пожалуй, самая неудачная полоса его жизни. Вернее, предстояло возвращение к той старой жизни, которая была ему уже очень хорошо знакома. Он знал, что эта новая старая жизнь будет наполнена трудностями и неразрешимыми проблемами, непониманием и амбициями, заговорами и интригами, столкновениями характеров и непримиримыми спорами и конфликтами. Это было возвращение назад. И это было возвращение с отчетливо сознаваемым чувством потери.
Генералу только что исполнилось 56 лет. Большую часть своей жизни он работал рядом, или почти рядом, с шестью президентами. Одного из них ему пришлось видеть попавшим в ужасную немилость, испытавшим жестокий позор, безжалостные нападки прессы и несправедливую опалу. Но он видел также президентов (в том числе и Никсона) в моменты их звездного часа, в периоды их побед и триумфов. Он видел войну: и ту, которая разворачива
лась на высших этажах власти, и ту, которая велась на полях сражений. Он не хотел смотреть на это больше. Но именно поэтому он и принял пост, предложенный Рейганом. С радостью и надеждой, которая не должна была оказаться обманутой.
Из немногочисленных и коротких бесед с Рейганом Хейг заключил, что тот не мог похвастаться глубоким знанием международных проблем, плохо разбирался в событиях текущей политики и был даже не в состоянии назвать имена высших государственных деятелей зарубежных стран, не говоря уже о близком знакомстве с ними. А ведь через несколько недель после вступления в должность Рейган должен был занять среди них место лидера западного мира. Но не всякий президент является таким, каким должен быть. Из всех американских президентов второй половины XX века лишь только Эйзенхауэр, Никсон и Буш вошли в Белый дом, имея более или менее глубокие знания внешнего мира.
Но Хейг, подобно многим избирателям, голосовавшим за Рейгана, видел в нем и положительные черты: он был вполне благопристойным и порядочным человеком, который обладал сдержанным оптимизмом, очень твердым и ярко выраженным чувством патриотизма, способностью располагать к себе людей, интуицией и даром видеть простое в сложном. Но, пожалуй, наиболее всего в Рейгане привлекал его редкий, отточенный многими годами карьеры актера, талант общения. Манера разговора, простая и ясная речь, бархатный и обволакивающий голос, личное обаяние значили в нем гораздо больше, чем любые другие качества, так необходимые для государственного деятеля. Но не для Рональда Рейгана.
Кроме того, тогда генерал сумел по достоинству оценить предложение Рейгана. Хейгу, человеку со стороны, который не принадлежал к калифорнийской гвардии вновь избранного президента и никогда не работал рядом с ним, когда тот был губернатором Калифорнии, который не входил в узкий круг его приближенных, доверяли руководить самым престижным министерством - Государственным департаментом, а значит - быть первым министром в правительстве.
Хейг надеялся и верил в то, что дела пойдут как надо. По крайней мере, основа для этого уже имелась: Рейган отдал свое доверие тому, кто готов был вернуть ему взамен свою преданность и лояльность. Все остальное должно было прийти само собой.
Но не все было безоблачным на этом пути к новой жизни. Через несколько дней после его беседы с Мизом, Бейкером и
Лаксолтом в отеле “Мэдисон” газета “Вашингтон пост” поместила серию статей о Хейге. В них в оскорбительном тоне поднимались вопросы о его работе в Белом доме, связях с Никсоном и обстоятельствах отставки последнего. И прямо, и косвенно содержание статей подводило читателя к мысли о том, что сумевший увернуться от ответственности, Хейг слишком хорошо отделался, что тогда, в 1974 г., ему удалось избежать общественного унижения, заслуженного и справедливого наказания. Газета писала также, что, став членом кабинета, генерал получил редкую возможность исправить свои ошибки и завоевать хорошую репутацию11.
Эти публикации очень обеспокоили и насторожили друзей и покровителей Хейга. Были огорчены его жена и дети. Негодовал и сам генерал. Он считал, что все газетные обвинения и домыслы лживы и несправедливы, поскольку у него есть алиби: в тот период, когда американской общественности стало известно о сокрытии уотергейтских событий, в Белом доме он уже не работал, перейдя на службу в штаб армии. Руководителем же президентского аппарата он стал позже, спустя некоторое время после случившегося, и с трагическими для администрации Никсона событиями тех дней напрямую никак связан не был. Более того, когда (не без усилий все той же прессы) доверие к президентской власти было окончательно подорвано, Хейг делал все необходимое для того, чтобы удержать управление аппаратом Белого дома под контролем, защищая тем самым исполнительную ветвь государственной власти от полного развала12.
Генерал прекрасно понимал, что он вряд ли мог бы избежать подобных упреков. Представители политической элиты, к которой он отныне принадлежал, неизбежно попадают под объективы журналистов, становясь центром внимания готовой к сенсациям и громким скандалам прессы. Но Хейг, тем не менее, проявлял выдержку и спокойствие: он никогда не совершал ничего незаконного и не имел за душой того, что ему следовало бы скрывать.
С тех пор Хейг стал относиться к прессе еще более осторожно, понимая, что, являясь сильнейшим контролером правительства, она живет политикой и политиками. Но генерал отдавал себе отчет в том, что и “политики живут (и, как известно, иногда умирают) благодаря прессе”13.
Близость к Никсону в самый разгар уотергейтского скандала не была единственным уязвимым местом генерала в глазах его противников. Наиболее активные из них не желали видеть госсекретарем человека, который когда-то был тесно связан с
Киссинджером, известным не только своим тяжелым характером, но и политикой разрядки. А эту политику, как следовало из предвыборной платформы республиканцев, Рейган не признавал.
Кроме того, была и еще одна проблема, препятствовавшая назначению Хейга и вышедшая на первый план уже в период его пребывания на посту руководителя Фогги боттом: это - непомерные амбиции генерала. Во многом они были преувеличены его противниками и подогревались средствами массовой информации, изображавшими Хейга человеком, для которого стремление к заветному президентскому креслу все еще было важнее, чем служба в интересах команды Р. Рейгана и самого бывшего калифорнийского губернатора. Даже после того как 16 декабря 1980 г. Рейган, приняв окончательное решение, назначил Хейга госсекретарем, большинство его ближайших советников приняли генерала неохотно. Сам Хейг, по крайней мере внешне, старался демонстрировать свою лояльность новой администрации. Однако несмотря на это, многие из окружения президента считали, что генерал себе на уме.
Получив должность главы внешнеполитического ведомства, Хейг, не являвшийся профессиональным дипломатом, но обладавший внушительным опытом в международной сфере, чувствовал себя аутсайдером среди новых хозяев Вашингтона. Справедливости ради следует сказать, что сам он не предпринимал никаких усилий, чтобы войти в круг ближайшего окружения Рейгана, как это сделал, например, другой аутсайдер - Джеймс Бейкер. Генерал с самого начала стал вести себя иначе.
Уже в ходе переходного периода он сам смотрел на себя как на высококвалифицированного профессионала и искушенного в мире большой Политики наместника “восточного истэблишмента”, который ради блага своей страны согласился помочь неожиданно пришедшей к власти группе дилетантов из Калифорнии. Хейг представлял дело таким образом, что он взял на себя это бремя лишь только из-за Рейгана, который поручил ему, бывшему верховному главнокомандующему НАТО и некогда доверенному лицу вашингтонской элиты, быть первым капитаном внешней политики.
Хейг надеялся на то, что с расширением сферы влияния и ответственности он одновременно получил неограниченную власть руководить широким спектром политических вопросов, прямо или косвенно связанных с международными отношениями. При этом имелись в виду и такие проблемы, как внешнеэкономические связи, торговые соглашения, оборонные обязательства, ко-
3. Гарбузов В.Н.
торые обычно входят в ведение других министерств и ведомств исполнительной власти США. Намерения Хейга, таким образом, не могли ни восприниматься его будущими коллегами и высшей бюрократией как попытка посягательства со стороны государственного секретаря на их интересы.
Такая позиция Хейга, проявляемая открыто еще до начала исполнения им своих обязанностей и до утверждения его кандидатуры Сенатом, настораживала многих, в том числе и помощника президента по национальной безопасности Ричарда Аллена. Мнение генерала он считал необычным и в глубине души опасался, что оно неизбежно приведет к пересечению сфер интересов и конфликтам между Госдепартаментом и аппаратом СНБ.
* * *
Здесь следует сделать небольшое отступление, без которого было бы трудно понять дальнейший ход развития событий.
В июле 1947 г. в США по инициативе военных и разведывательных ведомств был принят Закон о национальной безопасности, согласно которому создавался Совет национальной безопасности (СНБ) как высший координирующий, консультативный и совещательный орган при президенте. Первоначально СНБ, который по закону наделялся широкими, но все же ограниченными полномочиями, имел небольшой авторитет, вызывая настороженность и подозрительность со стороны Госдепартамента и других министерств. Без особого энтузиазма отнесся к созданию СНБ и тогдашний президент США Г. Трумэн. В первые годы деятельности этого подразделения он редко посещал его заседания, считая, что СНБ, в отличие от кабинета министров, не должен принимать решения14. Большинство государственных секретарей видели в СНБ и его сотрудниках ненужных конкурентов, средство подрыва собственного влияния и опасались за свою привилегию быть главными внешнеполитическими советниками президента, что обострило борьбу за власть и влияние в ближайшем окружении главы государства.
Однако с течением времени влияние СНБ стало возрастать. В марте 1953 г. была введена должность помощника президента по национальной безопасности. С этих пор аппарат СНБ включался в Исполнительное управление президента, что повышало его авторитет и влияние, но одновременно уменьшило роль представителей Госдепартамента и, в частности, госсекретаря. Хотя
руководитель Фогги боттом официально являлся главным советником президента в международных делах, все большее воздействие на выработку и реализацию внешнеполитического курса оказывал СНБ и помощник по национальной безопасности.
Но наиболее отрицательные последствия происшедших перемен состояли в усилении бюрократической грызни, склок и борьбы за влияние в структурах государственного управления15. С образованием СНБ и введением поста помощника президента по национальной безопасности в вашингтонских коридорах власти оформился своеобразный треугольник: Госдепартамент - Пентагон - аппарат СНБ, соперничавшие между собой.
Особенно усилилось противостояние между помощником президента по национальной безопасности и государственным секретарем. Один стремился к расширению своих полномочий, другой не хотел их терять. Более всего эта вражда обострилась в годы президентства Никсона, когда помощник по национальной безопасности Киссинджер, отодвинувший от активного участия в разработке и осуществлении внешней политики целые звенья государственного аппарата, значительно расширил свои полномочия и вытеснил госсекретаря Роджерса, заняв в 1973 г. его пост (о чем уже было упомянуто выше). Сложными были и отношения госсекретаря С. Вэнса с помощником по национальной безопасности 3. Бжезинским при Картере. Отсутствие отлаженного координационного механизма между аппаратом СНБ и Госдепартаментом приводило к противоречиям, разнобою и накладкам в работе обоих конкурировавших друг с другом ведомств, настоящей бюрократической войне между ними.
* * *
Рональд Рейган и его советники прекрасно понимали, что во избежание дальнейшего противостояния следует иметь отлаженный механизм разработки и реализации внешнеполитических решений. Поэтому, одержав победу на выборах, Рейган сконцентрировал усилия на том, чтобы не допустить традиционного конфликта между помощником президента по национальной безопасности и госсекретарем.
За две недели перед инаугурацией генерал имел беседу с Рейганом, на которой тот вновь совершенно определенно заявил, что его основным советником по международным проблемам будет государственный секретарь, то есть он, Хейг. Заявления эти
были восприняты генералом однозначно: вся полнота ответственности за внешнюю политику страны возложена президентом только на него.
Статус же помощника президента по национальной безопасности при этом был понижен: он уже не входил в состав кабинета и должен был нести отчет перед руководителем аппарата Белого дома и перед советником президента по политическим вопросам, но не непосредственно перед самим президентом, как ранее.
Этой линии придерживался и Р. Аллен, который, не проявляя особой обиды по поводу ограничения собственного доступа к президенту, заявлял, что “функция выработки политики должна быть переложена с советника по национальной безопасности [т.е. с него] на госсекретаря [т.е. на Хейга]”. Аллен совершенно ясно и твердо подчеркивал, что намерен заняться планированием внешней политики, а не соперничеством с государственным секретарем за влияние в администрации16. Казалось бы, все это закрепляло ведущее положение госсекретаря в области внешней политики и второстепенную, вспомогательную роль помощника по национальной безопасности17.
Первенство, обеспеченное Хейгу, развязывало ему руки. С присущей ему энергией генерал-дипломат, намеревавшийся стать “викарием” президента в области внешней политики, взялся за дело. 20 января 1981 г., в день инаугурации Рейгана, всего через несколько часов после того как тот принял присягу, новый госсекретарь явился в Белый дом с проектом реформы Совета национальной безопасности(!). В соответствии с ним, все основные межведомственные комитеты СНБ следовало переподчинить Госдепартаменту. Под крыло Фогги боттом Хейг намеревался перенести и Центр по управлению кризисными ситуациями, действовавший при СНБ. Генерал, пытаясь закрепить за своим министерством ведущее положение в системе управления внешней политикой, явно вмешивался в чужие дела. Но Ричард Аллен, который был знаком с предложениями госсекретаря, к удивлению многих, одобрил их.
Быстрота и напористость, с которыми действовал энергичный глава внешнеполитического ведомства, очень встревожили высших чиновников Белого дома - руководителя президентского аппарата Джеймса Бейкера и ближайшего советника Рейгана - Эдвина Миза, двоих из знаменитой “тройки” президентских помощников, которые и заблокировали предложения новоиспеченного реформатора. По их совету документ был положен под сукно. Хейг был раздосадован, но своих идей, тем не менее, не оставил18.
ГРОМКОЕ НАЧАЛО
Хейг считал, что слушания в комитете по международным отношениям Сената, по крайней мере, в течение двух дней будут посвящены не столько выяснению его внешнеполитических взглядов, сколько деятельности на посту руководителя аппарата Белого дома в последние месяцы уотергейтского кризиса. За четыре дня до начала слушаний генерал встретился с сенаторами-республиканцами для того, чтобы проработать с ними свои возможные “дружеские ответы” на ожидавшиеся “враждебные” п каверзные вопросы. Однако когда слушания начались (а на них присутствовали жена Хейга, его 28-летний сын Александр и брат Франциск, бывший священнослужителем), выяснилось, что даже демократы, не говоря уже о республиканцах, стали задавать Хейгу вполне корректные вопросы.
Перед тем как отвечать на них, генерал (по собственному желанию) принес присягу, а затем уверенным и твердым голосом начал зачитывать заранее подготовленное 20-страничное заявление, в котором напоминал сенаторам, что уже восьмой раз участвует в подобных церемониях, и все они были посвящены его деятельности во время уотергейтского кризиса и другим спорным событиям, связанным с периодом президентства Р. Никсона. В заявлении Хейг утверждал, что “ни одно из этих расследований не обнаружило какой-нибудь вины с его стороны”1.
Первоначально события “уотергейта” не были доминирующей темой в вопросах демократов, которые безуспешно пытались добиться доступа к все еще секретным тогда магнитофонным записям, хранившимся в фондах Национального архива США. В результате в течение первых дней слушания были сконцентрированы в основном на взглядах Хейга на мир и на роль США в нем.
Отвечая на вопросы лидера республиканского большинства в Сенате Говарда Бейкера, генерал многозначительно заявил, что, по его мнению, “существуют вещи, которые стоят того, чтобы бороться за них”. Напомнив, что сами США были “рождены военным конфликтом” и что американцы участвовали во Второй
мировой войне, чтобы “покончить с диктатурой и геноцидом”, Хейг добавил: “Мы должны формулировать нашу внешнюю политику на этой зарекомендовавшей себя справедливой посылке”.
Он утверждал, что растущий военный потенциал СССР после Второй мировой войны привел, “возможно, к наиболее глубокой ревизии в отношениях между мировыми державами”. “Не-поддающийся контролю рост советской военной мощи, - предрекал Хейг, - неизбежно должен парализовать всю политику Запада”. Потенциальный глава Госдепартамента убеждал сенаторов, что проявления опасности существуют везде - в советском вторжении в Афганистан, в Польше, в Персидском заливе, в Африке и Латинской Америке.
Генерал говорил о вступлении СССР в новую стадию глобальной имперской экспансии, о трансформации советской военной мощи из континентальной по преимуществу сухопутной армии в “глобальные наступательные армейские, морские и воздушные силы, полностью способные поддерживать имперскую внешнюю политику”. В связи с этим Хейг назвал борьбу с “советским империализмом” “величайшим испытанием для Америки” и объявил о том, что со своей стороны США ставят на карту свои силы и престиж, чтобы добиться “сдерживания роста и распространения вооружений”, установления международных “правил поведения”. Генерал заявлял, что мир не является абсолютной целью, что есть вещи более значительные, чем мир: свобода и жизненно важные западные ценности, за которые американцы должны быть готовы воевать. Если учесть глобальный характер внешней политики самих США, то можно представить, как такие речи воспринимались тогда в Советском Союзе2.
Чтобы противостоять этим вызовам, Соединенные Штаты, по мнению генерала, должны упрочить связи со своими союзниками на основе “баланса” и “доверия”. Сделав ряд критических замечаний в адрес администрации Картера и заметив, что эффективная политика не может быть создана за один день, Хейг высказался в пользу возрождения в международных делах политики “взаимоувязки” (linkage), успешно проводимой в свое время Генри Киссинждером. Ее суть состояла в прямой зависимости американо-советских отношений от поведения Москвы в различных регионах земного шара. (Призывы к тому, чтобы проводить внешнюю политику США с позиций силы, еще не раз будут звучать из уст государственного секретаря А. Хейга.) В заключение же своей речи генерал твердо заверил законодателей, что именно он, а не помощник президента по национальной безопасности
I’. Аллен, станет определять основные контуры внешней политики будущей администрации3.
Отметим, что внешнеполитические взгляды Хейга вполне укладывались в оценки ситуации в мире, доминировавшие на рубеже 70-80-х годов среди республиканской элиты Соединенных Штатов. Следует учесть и то, что сама доктрина “сдерживания” была тем воздухом, которым тогда дышал весь политический истэблишмент Америки, в том числе и Александр Хейг, уверенно продвигавшийся по ступеням своей военной и государственной карьеры4.
В ходе слушаний в последующие дни генералу стали задавать неприятные и порою каверзные вопросы о его богатом событиями, но вызывавшем подозрение, прошлом. Сенаторов (особенно демократов) интересовало буквально все: его работа в аппаратах СНБ и Белого дома, “уотергейт” и прослушивание телефонных переговоров, война во Вьетнаме и бомбардировки Камбоджи, массовые злоупотребления в никсоновской администрации и даже слухи о его собственных президентских амбициях.
На все эти вопросы Хейг отвечал уверенно и твердо, ясно давая понять, что он не был замешан ни в каких злоупотреблениях и что поэтому его никто ни в чем не может упрекнуть. Действительно, то ли из-за недостатка времени, то ли по причине отсутствия веских доказательств, прямой вины генерала в чем-либо установить не удалось. Сенаторы решили, что для должности государственного секретаря он вполне подходит5.
21 января 1981 г., после шестидневной (!) процедуры слушаний в сенатском комитете по международным отношениям, длившихся в общей сложности 32 часа, Сенат 93 голосами против 6 утвердил Александра Хейга в должности государственного секретаря Соединенных Штатов (59-го по счету за всю историю страны), вверив ему тем самым руководство внешней политикой американского государства.
В своей первой книге воспоминаний генерал пишет о том, что в ходе слушаний и накануне их он не получил ни одного совета пли хотя бы слов поддержки ни от избранного президента, ни от сотрудников его аппарата. После того как необычайно долгие слушания закончились (среди предшественников Хейга, начиная с Д.Ф. Даллеса, только Г. Киссинджер проходил через двухдневную процедуру, все остальные госсекретари утверждались в течении одного дня), никто - ни сам Рейган, ни кто-либо из его окружения - не позвонили генералу и не поздравили его. Это было удивительно, так как нового президента, по мнению многих, от
личали врожденная доброта и вежливость. Но Хейг думал, что у каждого главы администрации складывается свой стиль общения с подчиненными, и ждать поздравлений не стал6.
Хотя слушания генерал выдержал достойно, а результаты голосования в Сенате были неплохими, кое-какие изъяны в его биографии все-таки обнаружили. Так, уже после утверждения его в новой должности лидер сенатского демократического меньшинства Роберт Бирд, один из 6 сенаторов, выступивших против Хейга, явно с пристрастием заметил, что биография генерала свидетельствует об отсутствии у него фундаментального понимания роли и назначения исполнительной и законодательной ветвей государственной власти. Сенатор-демократ Клайборн Пелл от Род-Айленда, хотя и голосовал за Хейга, но с неохотой и сожалением, отмечая, что тот, возможно, более чем другие склонен к военному решению многих международных проблем. Но все же он, по мнению сенатора, не больший “ястреб”, чем те, кого Рейган отобрал в свой кабинет7.
Действительно, Хейг не был большим “ястребом”, чем его коллеги по правительству, но все же, как видим, отличался достаточно жесткой риторикой, от которой не отказывался и в дальнейшем. Так, в ходе своей первой пресс-конференции в должности государственного секретаря он шокировал многих внешнеполитических экспертов своими резкими и бездоказательными обвинениями в адрес Советского Союза, который, по его словам, “обучает, финансирует и снабжает” международных террористов. На чем же основывались столь серьезные утверждения нового главы Фогги боттом? В одном из интервью правоконсервативному журналу “Нью рипаблик” генерал, бывший не в состоянии привести конкретные факты, но пытавшийся как-то объяснить свою позицию, сослался на плохую работу разведслужб.
Подобные высказывания одного из членов кабинета вызывали только удивление. В частности, известный эксперт по проблемам терроризма, профессор Джорджтаунского университета Уолтер Лэкуэр обратил внимание на “отсутствие точности в его словах”. “Очень трудно понять, что он имеет в виду”, - говорил о Хейге ученый8.
Следует помнить, что в силу своей профессии и приобретенного на различных этапах военной и государственной карьеры опыта Хейг являлся обладателем очень простых и ясных взглядов. Его воззрения на мир можно было бы суммировать в одной фразе: “русские идут” - и эти воззрения не менялись десятилети-
ими, став своего рода образцом внешнеполитического постоянства генерала.
Как и президент Р. Рейган, он считал, что исторически марксизм давно изжил себя, но все же видел в “руке Москвы”, в СССР и его союзниках главный источник зла и нестабильности в мире. Хейг полагал, что в 70-е годы “доктрина Брежнева” стала выходить за пределы Восточной Европы - сложившейся в итоге Второй мировой войны “сферы советской гегемонии”. Свидетельством тому, по мнению генерала, являлись события в таких странах, как Эфиопия, Йемен, Афганистан, Кампучия, а также плоды "советско-кубинской стратегии по созданию марксистско-ленинских режимов в Центральной Америке”: Никарагуа, Сальвадор, Гватемала и Гондурас.
Генерал Хейг был убежден, что “советский авантюризм” и "империализм” могут стать еще более опасными, когда “состарившиеся кремлевские лидеры” уступят место новому поколению партийных вождей, которое сформировалось в годы холодной войны и могло мыслить только категориями “экспансионизма”. На одном из неофициальных обедов по случаю утверждения Хейга в должности госсекретаря генерал сказал своим друзьям: “Каждую ночь я молюсь, чтобы Брежнев оставался живым и здоровым... по крайней мере до тех пор, пока мы догоним Советский Союз. Потому что, если он неожиданно покинет свой пост, то придет кто-либо молодой, ожидающий за кулисами. Они [представители нового поколения] никогда не знали войны; для них Сталинград - название кинофильма. Они никогда не знали бедности, которую пережил мир во время великой депрессии. Они имеют очень экспансионистский настрой, и чем дольше они будут ждать своей очереди, тем лучше для нас”9.
Самой главной задачей своего ведомства генерал считал преодоление так называемого “вьетнамского синдрома”, вернее -извлечение уроков из него. Хейг разделял взгляд Рейгана на то, что в основе внешней политики Соединенных Штатов должно лежать военное могущество государства. США должны поддерживать любые (даже недемократические) антикоммунистические правительства, вместо того чтобы заставлять их придерживаться американских стандартов в области прав человека, что безуспешно пыталась делать администрация Картера.
Отход от оценки соблюдения прав человека в том или ином государстве как основного критерия для предоставления американской помощи являлся наиболее существенным изменением во внешнеполитических подходах администрации США при Рейга
не. Однако новая политика несла с собой серьезную опасность компрометации Соединенных Штатов сотрудничеством с антидемократическими режимами, которые в любой момент могли потерять поддержку своего народа.
Различие между подходами прежней и новой администраций проявилось и в отношении к процессам, развивавшимся в странах “третьего мира”, в частности, в Сальвадоре. Если Картер и его внешнеполитические советники искали возможности смягчить американо-советское соперничество в развивающихся странах и скорее приспособиться к революционным изменениям, чем бороться с ними, то для Рейгана и Хейга с самого начала было совершенно очевидно, что левонастроенные сальвадорские партизаны контрабандным путем получают оружие из “коммунистических стран через Кубу и Никарагуа”. Поэтому с самых первых дней администрации Рейгана Сальвадор стал передним краем борьбы Соединенных Штатов против “красной опасности” в Центральной Америке.
С одной стороны, рейгановский Белый дом намеревался приостановить поток вооружений в этот регион, а с другой - стал оказывать поддержку военно-гражданской хунте Сальвадора, поставляя ей оружие и направляя военных советников. Такая политика была понятной, но довольно рискованной: поддержка не опиравшегося на собственный народ шаткого режима едва ли могла привести к желаемым результатам.
Не меньше вопросов возникало и относительно того, на каких основах отныне строить отношения с СССР. Неожиданное предложение Брежнева о проведении с Рейганом встречи на высшем уровне застало администрацию врасплох. Большая часть американских политических кругов не проявляла склонности к немедленному началу прерванных с Советским Союзом контактов. Хейг же являлся сторонником идеи таких переговоров, которые были бы нацелены на определение “кодекса поведения” двух супердержав. Генерал знал также, что европейские союзники США были особенно заинтересованы в новых переговорах об ограничении вооружений, которые следовало бы увязать с военной мощью Запада в целом. Причем, госсекретарь руководствовался следующим положением: если СССР желает получать плоды от отношений с США и их союзниками (закупки зерна, торговля, контроль над вооружениями), он должен изменить свое поведение на международной арене. В одном из интервью журналу “Тайм” Хейг отметил, что переговоры ради самих переговоров -не в интересах международной стабильности10.
Как видим, в этом вопросе Хейг не являлся образцом бескомпромиссной твердости. Другие члены рейгановской администрации занимали гораздо более жесткие подходы, считая, что никаких переговоров не следует начинать до тех пор, пока США не решат своих проблем по наращиванию военной мощи, а СССР не пойдет на уступки. Некоторые сотрудники Белого дома даже настаивали на полном разрыве тех немногих связей, которые остались между двумя государствами к тому времени. Так, в начале марта министр военно-морского флота США Джон Лимэн заявил, что США не должны далее придерживаться неформального обязательства, в соответствии с которым две сверхдержавы соблюдали условия договора ОСВ-1 по контролю над стратегическими вооружениями, срок окончания которого истек еще в 1977 г.
Позиция же самого Рейгана многим тогда казалась неопределенной. С одной стороны, он заявлял, что США не должны разговаривать с “Советами” до тех пор, пока не урегулированы такие “слишком чувствительные” проблемы, как Афганистан. С другой стороны, президент не выдвигал в качестве предварительного условия для начала переговоров вывод советских войск из этой страны, надеясь, что договоренность об этом может быть достигнута во время их проведения11.
Что касается взаимоотношений США с западноевропейскими союзниками, то во второй половине 1970-х годов они значительно улучшились. Этому, кстати, в немалой степени способствовал сам генерал Хейг, в течение четырех с половиной лет занимавший пост верховного главнокомандующего войсками НАТО. За это время он сумел установить дружеские отношения почти со всеми министрами иностранных дел и обороны европейских государств-членов НАТО. Администрация Р. Рейгана с самого начала взяла курс на проведение согласованной политики, при которой ни один сколько-нибудь значительный шаг со стороны США не предпринимался бы без консультаций с Европой.
В первые недели своего правления рейгановский кабинет не имел четко очерченного плана ослабления арабо-израильского конфликта. Сам Хейг был склонен рассматривать его в русле проблем общей безопасности в Персидском заливе. Он выступал за размещение в регионе вооруженных сил, которые могли бы противостоять “советскому продвижению” в этот стратегически важный для Соединенных Штатов регион земного шара. В своем первом интервью в должности государственного секретаря, данном журналу “Тайм”, Хейг отмечал, что индустриальные страны
Запада в значительной степени зависят от нефтяных ресурсов ближневосточного региона, что доступ к ним других государств будет означать смертельную угрозу жизненно важным национальным интересам США. Такой подход генерала не исключал, в случае необходимости, и использование силы12.
Хейг являлся твердым сторонником улучшения отношений с Пекином, несмотря на то что многие сотрудники Белого дома, оказывавшие влияние на президента, симпатизировали Тайваню.
Новый госсекретарь мыслил крупными категориями и уже успел выработать линию поведения на случай возможного вмешательства СССР в дела Польши, заручившись поддержкой европейских союзников, обещавших в таком случае разорвать с СССР все политические и экономические связи.
Однако слишком упрощенный, “черно-белый” подход Хейга к мировым проблемам, а также его откровенно антисоветские взгляды вовсе не означали, что в своих действиях государственный секретарь мог дойти до непродуманного и безответственного авантюризма. Как мы пытались показать выше, на протяжении всей своей предшествующей карьеры он отличался способностью трезво анализировать, сопоставлять факты, взвешивать возможные риски прежде, чем принять окончательные решения. Этот опыт должен был сослужить ему хорошую службу и в его новой роли.
Хейг совсем не был похож на дипломата. Перстень, с которым он не расставался никогда, золотой именной браслет на правом запястье, солдатская выправка, широкая шея, пронизывающий и прямой взгляд голубых глаз - все, несмотря на гражданский костюм, выдавало в нем офицера. Как писал корреспондент журнала “Тайм” Джордж Черч, Хейг мог назвать имена тех философов, которые в наибольшей степени повлияли на формирование его сознания (Гегель, Кант, Локк, Монтескье). Но все эти имена, по утверждению журналиста, он произносил с таким полным отсутствием эмоций, что создавалось впечатление, будто одно только чтение их книг является давно надоевшим домашним заданием генерала13.
На протяжении почти 20 лет, начиная с должности сотрудника Пентагона в период администрации Кеннеди, Хейг всегда был на вторых и третьих ролях - скорее блестящим и неутомимым исполнителем политической линии, сформулированной другими, нежели самостоятельной фигурой. Теперь же в его карьере наступал совсем другой период - период собственных решений и самостоятельных действий.
Однако изменить привычный стиль жизни для него было не так-то просто. Генерал, как и прежде, предпочитал сам работать по 12 и более часов в день, не желая делегировать хоть какую-то часть служебных полномочий своим подчиненным.
На ключевые посты в Госдепартаменте Хейг подобрал умеренных консерваторов - людей с большим практическим опытом, но не имевших репутацию концептуальных мыслителей с широким кругозором. Среди них были Уолтер Стоссел, Мейер Рэшиш, Джеймс Бакли и другие. Не забыл генерал и о своих старых коллегах, работавших с ним в аппарате Г. Киссинджера: Лоуренсе Иглбергере, Честере Крокере, Джоне Холдридже и Роберте Норматсе, предложив им стать своими помощниками.
Единственным исключением в новом окружении госсекретаря стал калифорниец Уильям Кларк, ставший с подачи самого Рейгана человеком № 2 в Госдепартаменте и получивший портфель заместителя Хейга. Именно Кларку в скором времени и суждено будет сыграть роковую роль в судьбе нашего героя.
Какие же ожидания возлагались тогда на государственного секретаря Александра Хейга? Что нового он мог привнести во внешнюю политику США и саму дипломатическую деятельность этого государства? Хельмут Зонненфельдт, работавший рядом с генералом в аппарате Киссинджера, отмечал, что Хейг никогда не рассматривал проблемы изолированно, а всегда искал причинно-следственные связи. “Он обладал [не только] широким и творческим видением, но и особым талантом выяснения связей между проблемами”, - говорил Зонненфельдт. Другие считали, что, хотя генерал и не был стратегическим мыслителем типа Генри Киссинджера, он вполне мог компенсировать этот серьезный недостаток своими неоспоримыми организационными навыками, отработанными за долгие годы штабной и аппаратной деятельности, реализмом и самим опытом общения с многими высокопоставленными лицами.
Казалось бы, все способствовало тому, чтобы Хейг сумел использовать свой шанс и стать наиболее значительным государственным секретарем США последней четверти XX века.
* * *
Прошло немногим более двух месяцев. Новый госсекретарь уже успел войти в курс дела, сосредоточив основное внимание на решении текущих и перспективных проблем своего ведомства. Это были обычные первые дни деятельности администрации, ко-
гда пресса старалась воздерживаться от серьезной критики в ее адрес, а популярность президента и членов его кабинета оставалась еще достаточно высокой.
Профессионал Хейг довольно иронично относился к притязаниям калифорнийцев на решающее слово в политике и не скрывал этого. Уже в самые первые недели деятельности администрации, во время одной из встреч президента с госсекретарем, проходившей один на один, Хейг утверждал, что некоторые ее члены пытаются ограничить его действия в вопросах внешней политики, которую он считал только своей прерогативой и не желал, чтобы другие в нее вмешивались. Как вспоминал в своих мемуарах Р. Рейган, госсекретарь был “очень расстроен и сердит: стучал по столу... и едва сдерживался, чтобы не взорваться”14. Это удивило и обеспокоило президента, он заверил Хейга в том, что никто из администрации не собирался и не собирается посягать на его дела и согласился встречаться с ним неофициально трижды в неделю для обсуждения вопросов внешней политики.
Но и после этого Хейг продолжал проявлять недовольство. Так, он выступил против решения Рейгана назначить Дж. Буша председателем специальной группы по управлению в случае международных кризисов и стихийных бедствий в рамках СНБ. Ранее руководителем такой группы являлся обычно помощник президента по национальной безопасности. Но между госсекретарем Хейгом и помощником президента по национальной безопасности Алленом вскоре неожиданно установились очень плохие личные отношения, чего в переходный период не наблюдалось. Они все больше и больше не доверяли друг другу.
Генерал грешил на Аллена, считая, что тот ведет тайную “партизанскую войну” по подрыву его авторитета. Рейган знал об этом. Именно поэтому, предварительно обсудив вопрос с “тройкой” - своими ближайшими помощниками - он решил поручить эту ответственную роль Дж. Бушу. При этом Рейган, не вникавший особенно глубоко в суть конфликта, руководствовался лучшими побуждениями: уравновесить проблему натянутых отношений между Хейгом и Алленом и повысить статус своего вице-президента.
Однако такое решение проблемы Хейга явно не устраивало. Он не желал, чтобы вице-президент имел какое-либо отношение к международным делам, считая, что они находятся только в его юрисдикции. При этом генерал неоднократно угрожал своей отставкой 15. Позже Хейг не раз давал понять, что Буш - его потенциальный соперник на президентских выборах 1984 и 1988 гг.
Такая ревностная реакция на тех, кто посягал на сферы служебной ответственности госсекретаря, лишь обостряла и без того непростые отношения между членами кабинета и высшей бюрократией Вашингтона. Что касается самого генерала, то он рассматривал себя в качестве “викария” или “генерального управляющего” внешней политикой американского государства. При л ом Хейг непременно желал исполнять такую роль в рейгановской администрации, какую играл Джон Фостер Даллес при Д. Эйзенхауэре, когда СНБ и сотрудники аппарата Белого дома не были столь влиятельны.
Рейган, полагая, что глава Фогги боттом создает проблемы па пустом месте, решил снова встретиться с ним в Овальном кабинете. Во время этой встречи госсекретарь попросил президента издать документ, объявлявший о его (Хейга) единоличной ответственности за иностранные дела. В итоге этого разговора появилось компромиссное заявление о том, что именно государственный секретарь является его первым советником по иностранным делам (что, впрочем, было ясно и без этого)16.
В восьмистраничном документе, появившемся в середине марта и подписанном президентом, Государственному департаменту предоставлялись полномочия на создание межведомственных групп, координирующих внешнеполитическое планирование деятельности различных министерств, имеющих интересы за пределами границ американского государства. Это решение являлось очень важным, поскольку было направлено на нейтрализацию аппарата СНБ, стремившегося (следуя традициям, заложенным при Г. Киссинджере и развившимся во времена 3. Бжезинского) конкурировать с Фогги боттом в решении международных проблем.
Затишье со стороны А. Хейга, наступившее вскоре, оказалось, однако, недолгим. На исходе марта произошло событие, повергнувшее в шок многих американцев. На президента Р. Рейгана было совершено покушение. 30 марта он выступал перед 3,5-тысячной аудиторией делегатов профобъединения АФТ-КПП в отеле “Хилтон” в Вашингтоне17. После выступления, закончившегося в третьем часу дня, президент вышел через боковой выход и, пройдя через шеренги фоторепортеров и телекамер, подошел к лимузину. В это время раздались выстрелы. Как потом выяснилось, стрелял “запутавшийся в жизни” 25-летний сын состоятельного нефтепромышленника Джон Хинкли, сумевший ранить самого президента в легкое, пресс-секретаря Джеймса Брейди в голову, охранника Тимоти Маккарти в грудь, а полицейского Томаса Делианти в шею.
Ранение, которое получил Рейган, было довольно опасным. Выпущенная из 22-калиберного пистолета пуля ударилась о машину, затем рикошетом проскочила через узкую щель между кузовом и дверным шарнирным соединением и, войдя в тело президента под левой рукой, ударила в край ребра, а затем, перевернувшись, как монета, прошла вниз по легкому и остановилась менее чем в двух сантиметрах от сердца18. Сразу же после покушения Рейган был помещен в больницу Университета имени Джорджа Вашингтона, где и пробыл до 11 апреля19.
В подобных ситуациях разные люди проявляют себя по-разному. Моменты замешательства и кризисов позволяют увидеть скрытую сторону человеческих характеров, раскрывая порой их тайные намерения и желания. Неадекватное и эксцентричное поведение Хейга 30 марта оставило глубокую память о первых неделях его пребывания в рейгановской администрации. В тот день госсекретарь Хейг совершил свой очень крупный просчет, ставший его первой серьезной неудачей на этом ответственном посту. Что же произошло?
Сразу после покушения, как и полагается в подобных критических ситуациях, в Ситуационной комнате Белого дома20, называвшейся “бетономешалкой”, собрались ключевые члены кабинета: государственный секретарь Александр Хейг, министр обороны Каспар Уайнбергер, генеральный прокурор Уильям Френч Смит и директор ЦРУ Уильям Кейси. В тот момент в комнате не было того, кто обязан был бы там находиться - вице-президента Джорджа Буша, отсутствовавшего в Вашингтоне. Всем было понятно, что вести заседание должен Александр Хейг, поскольку из всех присутствовавших именно он являлся старшим должностным лицом кабинета.
Заседание в Ситуационной комнате началось. Сразу же стал обсуждаться вопрос о целесообразности применения 25 поправки к Конституции, предусматривавшей порядок поведения в том случае, когда президент не в состоянии осуществлять свои обязанности и полномочия21. Во время дискуссии ни один из находившихся в комнате не обратил внимания на то, что Хейг неожиданно покинул ее.
Пока члены кабинета спорили, госсекретарь в другом помещении смотрел прямую телетрансляцию для журналистов, в которой пресс-секретарь Белого дома Лэрри Спике отвечал на вопросы корреспондентов. На вопрос одного из них: “Приведены ли в состояние боевой готовности вооруженные силы США?” Спике ответил: “Думаю, что нет”. Ответ пресс-секретаря пока-
шлея государственному секретарю достаточно наивным. Озабоченный возможной неадекватной реакцией союзников и противников США, а также опасавшийся, что пресса по-своему сможет интерпретировать неопределенное утверждение Спикса, Хейг начал действовать.
Захватив по пути Ричарда Аллена, генерал направился в комнату для прессы. С трудом переводя дыхание, в состоянии крайнего возбуждения и взмокший от волнения и взвинченной атмосферы, царившей в Белом доме в те часы, Хейг вместе со следовавшим за ним по пятам помощником президента по национальной безопасности около 16-00 предстал перед репортерами. Вид генерала, его нетвердый и неуверенный голос, как и все, что он делал, мало кому внушали доверие. Аппаратчики Белого дома полагали, что целью визита Хейга будет обычная в такие моменты информация о том, что, несмотря на случившееся, все уровни и службы государственной власти функционируют без сбоев, что в Ситуационной комнате собрались ключевые члены кабинета, что вице-президент Буш находится на пути в столицу и что войска не приведены в состояние боевой тревоги, так как в этом нет абсолютно никакой необходимости22.
Все это государственный секретарь, конечно же, произнес. Но беда заключалась в том, что на этом он не остановился. На вопрос одного из журналистов “Кто сейчас принимает решения в правительстве?” Хейг без запинки, твердо и самонадеянно ответил: “Наша Конституция, джентльмены, предусматривает должности президента, вице-президента и государственного секретаря. Президент должен решить, желает ли он передать свои властные полномочия вице-президенту. Пока он этого не сделал. Поэтому, здесь, в Белом доме, контроль находится в моих руках (курсив мой. - В.Г.). Вплоть до возвращения вице-президента, с которым я, конечно же, нахожусь в тесном контакте”23.
К. Уайнбергер, все еще находившийся в Ситуационной комнате, первым увидел Хейга на мониторе. Сначала он ничего не сообразил и удивился, для чего прокручивается старая видеозапись пресс-конференции госсекретаря. В поисках своего коллеги министр обороны огляделся вокруг и увидел, что генерала в комнате нет. Только тогда он понял, что на экране монитора не запись, а прямая трансляция.
Вскоре Хейг вернулся и начал выяснение своих отношений с К. Уайнбергером. Оба министра стали спорить о том, кто в отсутствие президента обязан взять на себя командование вооруженными силами. По мнению главы Пентагона (и он был прав),
эти функции должны были лечь на него. Более того, министр обороны уже успел отдать приказ о повышенном уровне боеготовности сил ВВС стратегического командования, что противоречило утверждениям Хейга, данным прессе. Генерал с этим явно не соглашался. Уайнбергер был не в состоянии убедить Хейга и в том, что тот сильно заблуждался относительно линии передачи власти в случае недееспособности главы государства. В конце концов Хейг в сердцах заявил ему: “Послушай, приятель, ты лучше поезжай домой и подучи Конституцию”24.
Итак, за небольшой промежуток времени Хейг умудрился совершить сразу несколько серьезных промахов.
Заявляя о том, что контроль находится в его руках, госсекретарь игнорировал процедуру, предусмотренную законом. Еще в 1948 г. в США был принят Закон о преемственности должности президента, параграф 19 которого “Вакантная должность президента и вице-президента” определяет порядок замещения должности президента в случае невозможности исполнения им и вице-президентом своих обязанностей. В соответствии с ним выстраивалась следующая иерархическая лестница - своеобразный табель о рангах, по которому наследниками президентских полномочий в силу невозможности исполнения их главой государства являются: вице-президент, спикер Палаты представителей, временный председатель Сената. Закон предусматривал случай, когда по причине смерти, отставки, отстранения от должности, неспособности или несоответствия требованиям, предъявляемым к кандидатам на должность, временный председатель Сената не может стать президентом страны. Тогда и только тогда наступала очередь министров, которые занимали более высокую ступень в приводимом перечне должностных лиц - глав министерств. Первым в этом списке стоял государственный секретарь25.
Но это не все. Существенным дополнением к закону 1948 г. была 25 поправка к Конституции, вступившая в силу 10 февраля 1967 г. Она предусматривала несколько возможных вариантов поведения в случае недееспособности президента. Согласно 1 разделу этой поправки, в случае отстранения президента от должности либо его смерти или отставки президентом становится вице-президент. Раздел 3 предусматривал другой вариант, при котором президент представляет временному председателю Сената и спикеру Палаты представителей свое письменное заявление о том, что он не в состоянии осуществлять полномочия и обязанности по своей должности. Тогда они должны быть переложе-
пы на плечи вице-президента, но как и.о. президента до тех пор, пока сам президент не представит письменного заявления об обратном.
И наконец, поправка заключала в себе еще один вариант: когда вице-президент и большинство высших должностных лиц департаментов (т.е. министров) исполнительной власти, либо другого органа, который учреждается Конгрессом, представят временному председателю Сената и спикеру Палаты представителей свое письменное заявление о том, что президент не в состоянии осуществлять свои полномочия и обязанности, такие обязанности незамедлительно принимает на себя вице-президент, но как и.о. президента26.
30 марта ни один из этих вариантов применять не пришлось. Президент был очень серьезно ранен, но ранение, каким бы серьезным оно ни было, не угрожало его жизни. Уже в день покушения врачи смогли определить, что применять 25 поправку нет надобности27. Никаких письменных заявлений ни от самого президента, ни от вице-президента, ни от “большинства высших должностных лиц министерств” или некоего “другого органа” о том, что высшее должностное лицо государства не в состоянии осуществлять свои полномочия и должностные обязанности, не было.
Все поведение Хейга в день покушения на Рейгана свидетельствовало о том, что он был (в лучшем случае) не очень хорошо знаком с Конституцией США и не в ладах с законом. Но более всего удивляли последние слова генерала о том, что именно он контролирует ситуацию в Белом доме. С тех пор они будут все время преследовать его. Своими действиями Хейг напугал помощников Рейгана, членов кабинета и всю страну. Более настороженно после этого стала относиться к нему и Нэнси Рейган, которая и прежде недолюбливала госсекретаря-генерала.
Но больше всего он навредил себе сам. Чем же объяснить такие действия главы Госдепартамента? Майкл Дивер, один из ближайших помощников Рейгана, писал, что Хейга погубила его неспособность собраться перед тем как выйти на встречу с журналистами, что интуитивно генерал был прав: он хотел, чтобы мир знал, что в Америке все в порядке, что ситуация находится под контролем. Но итог оказался другим. Человек, считавший себя и выглядевший в глазах многих большим профессионалом, не поддававшийся влиянию обстоятельств и действовавший всегда с холодным расчетом, в ответственный и напряженный момент оказался на грани паники. Как вспоминал спустя 18 лет после происшедшего Ричард Аллен, то была его “огромная, огромная ошиб
ка”28. После нее Хейгу никогда уже не удавалось вернуть себе тот авторитет, который был у него во времена Ричарда Никсона.
Случившееся, конечно, не стало причиной его отставки, последовавшей спустя немногим более года. Но это было начало пути, который привел к ней29. Отныне в отношении своего поведения в тот злополучный день генерал вынужден был сносить насмешки и издевательства30. С наигранной бравадой он отмахивался от них, заявляя, что большая часть критиков является либо его политическими противниками, либо конкурентами, завидующими его положению и власти. С этих пор Хейг чувствовал себя всегда и везде окруженным соперниками и врагами, которым ни в чем нельзя было доверять, которые разными путями стремились перечеркнуть его усилия по руководству внешней политикой администрации и которые, как отмечал известный отечественный исследователь Э.А. Иванян, “видели в нем потенциального узурпатора их функций”31. Как человек, знавший себе цену, государственный секретарь очень ревностно относился к попыткам подорвать его престиж и влияние и не собирался оставаться безответным.
Все эти события довольно подробно обсуждались в те дни в Вашингтоне и регулярно комментировались американской прессой. В начале апреля появились первые сообщения о конфликтах внутри администрации и возможной отставке Хейга, а по столице стали даже циркулировать слухи о том, что Белый дом подыскивает генералу более достойного преемника. Однако сотрудники президентского аппарата настойчиво отрицали это.
С тех пор печатные и электронные средства массовой информации Соединенных Штатов при освещении деятельности государственного секретаря основное внимание уделяли его разногласиям с Белым домом, а не успехам, достигнутым американским государством во внешней политике. К сожалению, все складывалось далеко не самым лучшим образом.
ВСЕГДА ЧУЖОЙ
В середине апреля 1981 г. Хейг отправился в свою первую в новой должности заокеанскую поездку. Вояж генерала был частью планировавшихся зарубежных визитов ключевых членов рейгановского кабинета. В течение 9 дней он должен был посетить ряд европейских стран и Ближний Восток. Американская пресса рассматривала турне государственного секретаря не только как возможность для личного знакомства главы Фогги боттом с зарубежными лидерами, но и как удобный шанс для восстановления им собственного имиджа, по которому в результате описанных выше событий был нанесен серьезный удар.
Какие-либо нововведения в ближневосточный курс США, определенный еще правительством Картера в Кемп-Дэвиде, новая администрация пока вносить не намеревалась. Это было связано и с вынужденной болезнью Рейгана после покушения на него, и с выборами в Израиле, намеченными на 30 июня. Поэтому миссия Хейга главным образом была нацелена на подтверждение американской администрацией своих прежних договоренностей и оценок ситуации в этом регионе самим президентом. А они были традиционны и состояли в том, что “советский экспансионизм представляет величайшую угрозу стабильности на Ближнем Востоке” и является главным препятствием для решения проблемы палестинской автономии1.
Хейг, рассматривавший любое международное событие через призму биполярного мира, считал, что все государства этого региона, от Пакистана до Персидского залива, включая Израиль, должны оставить в стороне свои разногласия и сформировать “стратегический консенсус”, чтобы нанести ответный удар советской опасности. Генерал намеревался убедить ближневосточных лидеров в том, что отсутствие прогресса в развитии мирного процесса на Ближнем Востоке позволит Советскому Союзу “ловить рыбку в мутной воде”.
Однако ход первой зарубежной поездки государственного секретаря показал, что американские подходы воспринимались арабскими руководителями, по меньшей мере, настороженно.
Конечно, государственный секретарь произвел благоприятное впечатление на лидеров четырех стран Ближнего Востока (Египта, Иордании, Саудовской Аравии и Израиля) прежде всего своим прямым и откровенным стилем общения и глубоким пониманием проблем региона.
Меньше успехов добился Хейг в направлении создания так называемого “стратегического консенсуса”. Расхождения, которые существовали между лидерами четырех государств, были слишком велики. Да и их отношение к Соединенным Штатам было далеко неоднозначным. Так, Египет соглашался разместить американские базы на своей территории только на определенных условиях, король Иордании Хуссейн высказывался против “израильского экспансионизма”, а Израиль выражал несогласие с продажами США Саудовской Аравии 5 радаров раннего оповещения системы “АВАКС”.
Коллегам Хейга в ближневосточных странах было хорошо известно о трениях, возникших между ним и другими сотрудниками администрации. Госсекретарь, стремившийся убедить собеседников в своем равнодушии и полном безразличии к интригам, разворачивавшимся вокруг него в собственной стране, пытался выглядеть бодрым и отделывался шутками. Так, во время одного из официальных обедов, устроенных министром иностранных дел Израиля Ицхаком Шамиром, державшийся уверенно и непринужденно генерал рассказал присутствовавшим о том, что его предшественники в Госдепартаменте понимали под словом “викарий”.
Сайрус Вэнс, например, считал, что “викарий” президента по внешней политике - это тот, кто трижды в неделю встречается с ним с глазу на глаз. Генри Киссинджер полагал, что “викарием” себя можно считать только тогда, когда на телефонный звонок Брежнева, раздавшийся во время беседы госсекретаря один на один с президентом, глава американского государства скажет: “Я сейчас занят. Не могли бы Вы перезвонить позже?".
Что касается Хейга, то он вкладывал несколько иной смысл в это понятие: «Когда я нахожусь в Овальном кабинете, и звонит телефон “горячей линии", президент хмурится, смотрит на меня и говорит: “Это - Вас"». Шутка понравилась и присутствовавшие на обеде громко смеялись. Выждав время, генерал не без удовольствия добавил: “За исключением кризисных ситуаций. Тогда трубку берет вице-президент”2. Несмотря на проблемы, которые ожидали госсекретаря дома, он еще позволял себе подобные выпады.
В середине мая, после завершения встречи министров иностранных дел государств-членов НАТО, корреспондент журнала "Тайм” Уильям Генри III писал: “Новый дух разрядки расцвел на прошлой неделе, но не между Соединенными Штатами и Советским Союзом, а между Белым домом и государственным секретарем Александром Хейгом”3. По утверждению журналиста, после двух месяцев выяснения отношений с помощниками президента по поводу своих прерогатив, генерал дал обещание действовать, как “игрок в команде”. Многие считали, что это станет началом урегулирования вялотекущего и изматывающего обе стороны конфликта, и, говоря языком самого госсекретаря, - началом формирования “стратегического консенсуса”, но не на Ближнем Востоке, а между Фогги боттом и Белым домом4. Однако на деле все оказалось иначе, и уже летом шаткое согласие стало разрушаться. Причиной тому были не только личные взаимоотношения.
* * *
С самого начала деятельности рейгановской администрации в ее составе определились, по крайней мере, две противоборствовавшие группировки и соответствовавшие им две тенденции во внешней политике. Президент, верное ему калифорнийское окружение, СНБ, Пентагон и ЦРУ стояли на позициях твердой, силовой политики в отношении как союзников, так и противников. Особый акцент при этом делался на крайне жестких подходах к СССР. Эта тенденция была преобладающей. Тенденция же, представленная Государственным департаментом, в котором работали более опытные и профессиональные кадры, основывалась на том, что США не в состоянии в одиночестве “контролировать историю”, что необходимо опираться на своих союзников, считаться с их интересами, что кроме силовых методов есть и другие средства политического воздействия.
Стоит заметить, что в числе важнейших правительственных структур администрации Рейгана, причастных к формированию внешней политики в начале 80-х годов, Государственный департамент заметно выделялся. Если руководство и состав СНБ, Пентагона и ЦРУ состояли из твердых консерваторов и “ястребов”, членов “Комитета по существующей опасности”, то Госдепартамент избежал этого. И сам глава Фогги боттом Хейг, и его сотрудники смотрели на окружающий мир более реалистическим взглядом, нежели работники других федеральных исполнитель
ных ведомств. Именно это и становилось основой для взаимных трений и беспрерывно идущей закулисной “дуэли” между ними.
Чиновники Госдепартамента с самого начала считали, что Белый дом больше всего волновала политическая судьба президента, а вовсе не интересы государства. Аппарат же Белого дома и руководители силовых министерств и ведомств упрекали Государственный департамент в том, что тот плохо отстаивает интересы страны. Так, одним из первых пунктов подобных расхождений стал вопрос об отношении к проблеме ограничения вооружений. Хейг призывал к тому, чтобы, учитывая реалии в мире и Европе, ослабить конфронтацию обеих супердержав в этом вопросе. Однако Пентагон, занимавший слишком жесткие позиции, выступал против всякого контроля 5.
Будучи первым среди министров правительства, Александр Хейг считал себя умеренным в стане твердых консерваторов (хотя до либерального демократа ему было явно далеко). Его внешнеполитические убеждения, как было показано выше, сформировались в основном на рубеже 60-70-х годов - во времена Никсона и Киссинджера и получили дальнейшее развитие в годы командования НАТО. Лидеры европейских государств, с которыми общался генерал (во всяком случае большинство из них), были твердыми сторонниками политики разрядки. Их взгляды на отношения между Востоком и Западом оказали в свое время сильное влияние на государственного секретаря.
Однако в начале 80-х годов само слово “разрядка” стало чуть ли не ругательным для Рейгана и других членов администрации. В большинстве своем все они смотрели на СССР как на “империю зла”6. На их фоне госсекретарь Хейг выглядел иначе. Он казался чужим7.
Среди наиболее консервативных членов рейгановского кабинета, имевших отношение к формированию внешнеполитической линии США, были представитель США в ООН Джин Киркпатрик, министр обороны Каспар Уайнбергер и директор ЦРУ Уильям Кейси. Кроме того, по долгу службы Хейг контактировал с помощником президента по национальной безопасности Ричардом Алленом, а также влиятельными сотрудниками аппарата Белого дома и ближайшими советниками Рейгана - так называемой “тройкой”: Эдвином Мизом, Джимом Бейкером и Майклом Дивером. Что же представляли собой эти люди? Какие отношения складывались у них между собой и у каждого в отдельности с государственным секретарем? Какова в связи с этим была роль самого президента?
Ответы на эти вопросы найти крайне важно. Политика, а особенно большая политика, строится на очень многих, порою невидимых, еле улавливаемых, часто скрываемых, нередко неожиданных и опасных поворотах судьбы, столкновениях интересов и личностей, тайнах и разоблачениях, интригах и заговорах, обидах и разочарованиях, обретениях и потерях, победах и поражениях, а потом - возрождении, но, возможно, и гибели.
В центре всего этого и оказался Александр Хейг, оставивший свою блестящую карьеру штабного офицера и вставший на путь, ведущий к опасным вершинам политического Олимпа.
Одним из наиболее ярких представителей этого Олимпа была Джин Джордан Киркпатрик (р. 1926) - профессор Джорджтаунского университета. В 70-е годы она формально принадлежала к демократам (впрочем, как и сам Рейган в 30-40-е годы). Однако тогда же взгляды ее стали сильно праветь. Она участвовала в формировании “Коалиции за демократическое большинство”, объединившей группу неоконсерваторов-интеллектуалов, бывших либералами во внутриполитических вопросах, но занявших консервативные (антисоветские) позиции во внешней политике. В 1977 г. Киркпатрик стала сотрудником Американского предпринимательского института - ведущего “мозгового центра” консерваторов, располагавшегося в Вашингтоне.
К концу 70-х годов, покинув Демократическую партию, она связала свою судьбу с республиканцами. Внимание к себе Д. Киркпатрик привлекла главным образом собственными публикациями в консервативном журнале “Комментари”. Особый интерес самого Рейгана вызвала ее статья “Диктаторские режимы и двойные стандарты” (1979), которая легла в основу последующей монографии8. В ней Киркпатрик предприняла попытку провести различия между авторитарными правыми диктатурами, стоявшими на проамериканских позициях и имеющими, по ее мнению, шанс быстрее и легче реформироваться в сторону демократии, и тоталитарными просоветскими диктатурами левого толка, в которых контроль над всеми сторонами жизни общества делал их безнадежными для перемен. Исходя из этого, утверждала она, американское правительство (имелась в виду прежде всего администрация Картера) должно подходить к таким режимам с двойными стандартами.
Подобные взгляды пришлись по сердцу Р. Рейгану, когда тот был еще кандидатом в президенты. Он встретился с Киркпатрик, предложив ей сначала стать своим помощником, а позже советником по внешнеполитическим проблемам. После победы Рейга
на она была назначена послом США в ООН, где и пробыла до 1985 г. Должность американского представителя в ООН никогда ранее не принадлежала к постам высшего ранга. Однако Рейган ввел Киркпатрик даже в состав своего кабинета. Все это было сделано для того, чтобы умиротворить крайне правых консерваторов, которые чувствовали себя обделенными при его формировании9.
Будучи одновременно и послом в ООН, и членом кабинета, значительную часть своего времени она предпочитала проводить в Вашингтоне, на заседаниях СНБ и правительства, нежели в стенах ООН в Нью-Йорке. Железная логика, жесткая риторика, обаяние и безупречная личная репутация дамы-дипломата сделали ее одним из самых популярных лидеров консерваторов-традиционалистов. Испытывая порою трудности в ведении диалога с коллегами, но, будучи в глазах своих почитателей идеальным оратором, Киркпатрик предпочитала монологи. Упреки же в своей любви к чтению назидательных лекций посол в ООН отвергала, напоминая тем не менее о том, что она все-таки профессор10.
Для госсекретаря Хейга претендовавшая на особую роль в кабинете Рейгана Киркпатрик являлась почти постоянным источником гнева и раздражения. Однажды он грубо и бесцеремонно на публике одернул ее, заявив, что какому-то “ротному командиру” следует знать свое место в отношениях с “главнокомандующим”. Генерал, сам знавший себе цену и не скрывавший этого, обвинял Киркпатрик в излишнем самолюбии и высокомерии. “Она же считала, что в своей жесткой позиции по отношению к СССР Хейг многое позаимствовал у нее, но в ходе проведения этой линии допускал ошибки и отсебятину”11. Однако к ней благоволил сам Рейган, что несколько сдерживало госсекретаря. (Забегая вперед, отметим, что в 1983 г. под давлением У. Кейси и других твердых консерваторов Рейган чуть было не назначил даму-посла своим помощником по национальной безопасности. Киркпатрик, которая тяготилась работой в ООН, очень хотела получить такое назначение, и сама сказала об этом президенту. Однако выяснив, что у нее “неважные отношения” с преемником Хейга на посту госсекретаря Дж. Шульцем, он остановил свой выбор на Р. Макфарлейне12.)
Натянутые, но все-таки сносные отношения А. Хейга с Киркпатрик не шли ни в какое сравнение с характером взаимоотношений главы Госдепартамента с министром обороны Каспа
ром Уиллардом Уайибергером (р. 1917), не скрывавшим своего недовольства деятельностью генерала и даже неприязни к нему. Шеф Пентагона обладал двумя преимуществами, которые сыграли большую роль при его назначении на этот ответственный пост: он имел богатый опыт работы на самых разных руководящих должностях и репутацию “человека Рейгана”. Это и оказалось решающим при утверждении в 1981 г. его кандидатуры в Сенате. Несмотря на отсутствие у Уайнбергера какого-либо опыта работы в военной сфере, он получил только 2 голоса против (97 сенаторов высказались за него)13.
Будучи родом из Сан-Франциско и имея диплом Гарварда, будущий министр обороны США в годы Второй мировой войны служил в американской армии (участвуя в военных действиях на Тихом океане), а после ее окончания работал в своем родном городе юристом. Политическую деятельность в рядах республиканцев Уайнбергер начал в 50-е годы. С 1953 по 1958 г. он входил в состав легислатуры штата Калифорния от 21 округа, а с 1960 по 1964 г. занимал посты вице-председателя и председателя калифорнийского комитета Республиканской партии. Когда в 1966 г. Рейган был избран губернатором Калифорнии, Уайнбергер получил пост председателя комиссии штата по управлению и экономике, а затем пост директора финансового управления, которые занимал с 1967 по 1969 г. Именно тогда к нему и приклеилась кличка “Кэп-нож”: в своих стремлениях к бюджетным сокращениям он не знал себе равных.
В январе 1970 г. Уайнбергер стал председателем Федеральной торговой комиссии, находя поддержку прежде всего у либералов, выступавших против первоначального экономического курса президента Никсона. Спустя полгода он получил новое назначение - пост заместителя директора вновь созданного Административно-бюджетного управления (АБУ). Тогда же Уайнбергер изменил своему правилу: он стал высказываться против сокращения расходов, но только - на оборону, и призывал администрацию и Конгресс действовать в том же направлении14.
В январе 1973 г. “Кэп-нож” возглавил Министерство здравоохранения, образования и социального обеспечения, став одним из трех “суперминистров” кабинета Р. Никсона (К. Уайнбергер, Э. Батц и Дж. Линн). Покинув в 1975 г. государственную службу, он вошел в руководство крупной строительной корпорации “Бектел”. В 1975-1980 гг. был членом Трехсторонней комиссии. В 1980 г. принимал активное участие в избирательной кампании Рейгана в качестве советника по экономическим вопросам15.
Став после выборов 1980 г. руководителем Пентагона и умело оберегая свое ведомство от бюджетных сокращений, Уайнбергер, о котором Р. Рейган был особенно высокого мнения, окончательно зарекомендовал себя твердым сторонником постоянно растущих военных расходов, являясь главным проводником рейгановской политики в области обороны16. Однако что же он не мог поделить с главой Фогги боттом?
Хейг как человек, обладавший (не в пример К. Уайнбергеру) военным опытом, четырехзвездный генерал, бывший верховный главнокомандующий объединенными вооруженными силами НАТО, рассматривал оборону как свой естественный домен и считал, что ряд крупных оборонных вопросов должен войти в сферу юрисдикции его ведомства. Однако “играть на чужом поле” намеревался не только он.
Уайнбергер давно хотел стать, но не стал государственным секретарем. Пост главы Пентагона устраивал его не вполне. Это и сказалось на поведении военного министра. В первый же год деятельности администрации он начал совершать частые поездки по зарубежным столицам, где встречался не только со своими коллегами, но и высокопоставленными государственными лицами. Тем самым Уайнбергер постоянно давал понять, что дипломатия является неотъемлемой частью его личных усилий по укреплению американского военного могущества. Это не могло не вызывать глубокой ревности и обиды со стороны Хейга, считавшего, что “Кэп-нож” стремится ослабить влияние госсекретаря и даже открыто низвергнуть его17.
В чем же конкретно состояла суть разногласий между обоими министрами? Хейг считал, что в отношении СССР Соединенным Штатам необходимо проводить политику разумного “сдерживания”, но не изоляции, не отказываясь от переговоров с ним. Уайнбергер же предпочитал отложить переговоры о контроле над вооружениями до тех пор, пока США не увеличат свой стратегический арсенал. Он выступал также за сокращение торговых связей с Советским Союзом.
Если Хейг стремился убедить западноевропейских союзников США разместить на своей территории американские ракеты средней дальности, то Уайнбергер предлагал отказаться от этой затеи, выступая за альтернативный вариант - ввод эскадры ракетоносцев в Северное море. Более решительно, чем госсекретарь, шеф Пентагона был настроен и в отношении Западной Европы, заинтересованной в поставках советского газа и не собиравшейся разрывать контракты с СССР.
Но больше всего министры конфликтовали по ближневосточным проблемам. Хейг был противником введения со стороны США санкций в отношении Израиля, нанесшего в 1982 г. удары по ядерному реактору в Ираке, тогда как Уайнбергер считал, что такие меры крайне необходимы18.
Интересно, что и Уайнбергер и Хейг всегда (в 1981-1982 гг. и спустя 16 лет - в 1997-1998 гг.) отрицали наличие какой-либо серьезной конфронтации между ними, считая, что она - лишь плод воображения падких на сенсации журналистов. «Я с огромным уважением отношусь к Александру Хейгу, - говорил в интервью журналу “Тайм” в марте 1982 г. министр обороны. -Я встречаюсь с ним регулярно раз в неделю за завтраком. Три или четыре раза в неделю мы разговариваем по телефону». Сообщения же прессы по поводу “мифических” разногласий между ними Уайнбергер называл “изумительными” и “забавными”19.
Доставлявшие беспокойство частые стычки с Киркпатрик и вызывавшие ревность поползновения Уайнбергера были, конечно же, генералу неприятны. Но они лишь только еще больше закалили его характер. Хейг все еще продолжал оставаться убежденным в том, что ему и только ему одному доверено право руководить внешней политикой страны. Проявляя инициативу, глава Госдепартамента предложил возродить усилия США по разрешению арабо-израильского конфликта, предпринять некоторые шаги по укреплению связи с европейскими союзниками, добиться реального продвижения в направлении достижения соглашения о контроле над вооруженными силами и вооружениями с СССР.
В связи с этим реальной проблемой для Хейга был вопрос: одобрит ли президент сам его предложения или отдаст их на откуп своим советникам, которые после событий 30 марта 1981 г. стали проявлять особую настороженность к государственному секретарю и под разными предлогами блокировали его прямой доступ к президенту. Последний вариант был наиболее вероятным. И Хейг это прекрасно понимал, хотя именно этого более всего опасался.
Являясь одним из главных членов кабинета, генерал оставался в нем чужим - человеком со стороны, так и не сумевшим войти в узкий круг президентского окружения. Его не признавали, ему не доверяли, к нему не прислушивались, от него многое скрывали. Отношения не складывались почти ни с кем.
Госсекретарю не удалось найти общий язык и с помощником президента по национальной безопасности Ричардом Алленом
(р. 1936). Умеренный Хейг и крайне правый Аллен знали друг друга давно, еще со времени президентства Р. Никсона. В 1969-1972 гг. Аллен работал в аппаратах СНБ и Белого дома. Но если Хейг воспринял политику разрядки, проводимую Никсоном и Киссинджером, то его напарник открыто выступал против нее. Он считал, что плодами разрядки воспользовался лишь СССР, превративший ее в “улицу с односторонним движением”. Генерал хорошо помнил и то, что еще тогда, 12 лет назад, Аллен осмеливался подвергать сомнению ум, квалификацию и влияние Генри Киссинджера, оказавшего большое воздействие на дипломатов и дипломатию США, которого сам Хейг всегда очень уважал и ценил20.
В своих воспоминаниях бывший советский посол в Вашингтоне А.Ф. Добрынин пишет о том, что Аллен как помощник президента по национальной безопасности по своему общему профессиональному уровню заметно уступал своим предшественникам -Киссинджеру и Бжезинскому. Именно он постоянно снабжал Рейгана клеветническими и другими предвзятыми материалами о СССР2'.
Выше мы уже отмечали тот факт, что в переходный период Аллен неоднократно заверял всех, что он и Хейг смогут работать вместе, что междоусобной борьбы, которая была характерна для Киссинджера и Роджерса, Вэнса и Бжезинского, не будет. Но этого, увы, не произошло. Глубокие идейные расхождения, бывшие у Аллена с Киссинджером, теперь стали проявляться и в его отношениях с Хейгом, упорно подозревавшего помощника президента в организации “подковерных баталий” против него. Кроме того, Хейг помнил и о том, что при формировании внешнеполитического аппарата именно Аллен скрытно пытался провести своих людей на ключевые посты в Госдепартаменте, выступая при этом против тех кандидатур, которых рекомендовал сам генерал22.
Одной из спорных международных проблем, вносивших напряженность в отношения между ними, являлся вопрос о Китае. Хейг настаивал на том, чтобы развивать с этим государством линию Г. Киссинджера и 3. Бжезинского, не допуская ухудшения американо-китайских отношений хотя бы из-за военностратегических соображений. Генерал, который был мастером переводить дипломатические споры в военную плоскость, отмечал, что китайские войска удерживают на границах с СССР четверть советских дивизий, и уже поэтому не стоит конфликтовать с КНР. Но Аллена, а вслед за ним Рейгана и Уайнбергера
больше волновал Тайвань, принесенный якобы в жертву политике прошлых лет23.
Серьезные разногласия между Хейгом и Алленом возникали и по проблеме отношений США и Советского Союза. Помощник президента, как отмечалось выше, являлся решительным противником “разрядки” и, не скрывая своей открытой враждебности к СССР, выступал за применение к нему жестких и решительных мер. Хейг же, при всем своем открытом неприятии советского “империализма”, был более сдержан и осмотрителен.
Аллен, хотя и являлся помощником главы государства, но, не будучи членом кабинета, реальной власти и веса не имел. В течение первых месяцев Рейган даже не мог уяснить его функций при Белом доме, ограничив свое общение с ним лишь получением ежедневных письменных докладов о международном положении24. Справедливости ради следует сказать, что и сам Аллен, не очень-то стремившийся вникать в детали и логику текущих событий, не утруждал себя работой на новом посту: затягивал формирование аппарата СНБ, недостаточно внимательно подходил к подбору кадров и т.п.
В середине ноября 1981 г. Рейган, обеспокоенный постоянным соперничеством высших должностных лиц, решил пригласить Хейга и Аллена на частную беседу в Овальный кабинет. В течение часа президент убеждал своих подчиненных в том, что ссоры и обвинения в адрес друг друга должны быть прекращены, что обоим членам администрации следует контролировать себя и свой аппарат. И Хейг, и Аллен вынуждены были прислушаться к Рейгану и пообещали регулярно информировать друг друга о своих планах и намерениях - в рамках политики “круглого стола” или системы “кабинетного правления”, которую сам президент предпочитал всем остальным методам руководства государством25.
Хейг понимал, что перемирие с помощником президента по национальной безопасности не решит всех проблем. Генерал знал, что огромное влияние на президента и его решения оказывал триумвират или “тройка”, которой государственный секретарь не доверял более всего. Что же она собою представляла? В нее входили ближайший советник Р. Рейгана Эдвин Миз, руководитель аппарата Белого дома Джеймс Бейкер и его заместитель Майкл Дивер. Все они почти всегда держались вместе (начиная каждый рабочий день завтраком в 7-30 утра), имели прямой доступ к президенту, пользовались его неограниченным доверием. В этом, собственно говоря, и состояла их сила26.
В 1981 г. многие американские журналисты с восхищением писали о слаженности и согласованности в работе президентского аппарата, превознося оперативность и работоспособность “тройки” Р. Рейгана. Однако госсекретарь, знавший аппаратную работу лучше, чем кто-либо, так не думал. Сравнивая работу Дивера, Бейкера и Миза со своим опытом, он открыто говорил о беспорядке и хаосе, царившем в Белом доме. Хейг считал, что возомнившие о себе слишком много высшие бюрократы стали забывать свое место, проявляя озабоченность лишь тем, как развивается их борьба за личное первенство в коридорах Белого дома.
Эдвин Миз был знаком с Рейганом давно. Когда тот был губернатором Калифорнии, Миз возглавлял его аппарат и, судя по воспоминаниям Нэнси Рейган, в 1980 г. надеялся на получение такой же должности, но уже в Белом доме. Руководить аппаратом президента ему не пришлось. Для этого Миз явно не подходил: он был слишком неорганизован и рассеян. Однако у него имелось одно качество, позволившее попасть в самое близкое президентское окружение: Миз был всегда и во всем лоялен в отношении своего покровителя. Как говорил о нем М. Дивер, отдавая всего себя Рейгану, он был не в состоянии увидеть ни сильных, ни слабых сторон президента. Но несмотря на это, имея статус советника главы государства, этот человек сосредоточил в своих руках огромные полномочия, утвердив свое господство в президентском аппарате. Он возглавлял ряд бюрократических структур Белого дома: Отдел политического развития, Управление по разработке политики, Управление планирования и оценок, а на первых порах руководил работой и аппарата СНБ. Миз контролировал поток бумаг и доступ к президенту. Он требовал, чтобы госсекретарь, глава Пентагона, шеф ЦРУ и помощник по национальной безопасности все свои бумаги, направляемые президенту, обязательно согласовывали с ним.
Хейг не испытывал к президентскому советнику особого почтения. В большинстве случаев совещания и заседания, проходившие в Белом доме, которые должен был вести Рейган, проводились под председательством Эдвина Миза (!). В ходе таких совещаний он обычно ставил проблемы, вел дискуссии, суммировал замечания, обменивался записками с Бейкером и Дивером, что создавало впечатление полного согласия и слаженности в команде президентских помощников. При этом Миз демонстративно не проявлял никакого интереса к государственному секретарю. На одном из подобных совещаний, на котором генерал представлял свои соображения по ряду проблем внешней политики, Миз “кле-
пил носом”, а затем, суммировав ключевые положения, заверил госсекретаря, что его предложения будут сразу же доведены до президента. Хейг хорошо понимал, что этого не произойдет.
Люди, близкие к аппарату, знали всесилие Миза, в руках которого были бразды правления Белым домом, но за глаза подсмеивались над ним: он всегда носил с собой разбухший от бумаг портфель. “Если вы хотели, чтобы ваш документ потерялся, его нужно было отдать Э. Мизу”, - писала о нем сама жена президента-7. Действительно, бумаги, попадавшие к нему, в течение нескольких месяцев не доходили до главы государства.
Не очень конструктивное общение с Мизом убедило Хейга в том, что ближайший советник Рейгана - всего лишь обычный провинциальный чиновник, который может быть и годился для столицы Калифорнии Сакраменто, но совершенно не подходил для работы в Вашингтоне28.
Джеймс Бейкер, руководитель аппарата Белого дома, был совсем другим. Хейг, который когда-то сам занимал этот ключевой пост и имел достаточно хорошие представления о работе аппарата и его функциях, восхищался умением и искусностью, с которыми Бейкер управлялся на столь трудном и ответственном месте. Из всех членов рейгановской “тройки” госсекретарь первоначально благоволил только ему. Возможно, потому, что техасец Джеймс Бейкер, так же как и он сам, был аутсайдером, не связанным с Рейганом раньше. Более того, он имел тесные контакты с двумя главными соперниками президента от Республиканской партии на выборах 1980 г.: Джеральдом Фордом и Джорджем Бушем. Так же как и Хейг, Бейкер был умеренным, поэтому его назначение вызвало скрытное недовольство твердых консерваторов.
Несмотря на это умному и проницательному Бейкеру за короткое время удалось войти в доверие к Рейгану и его “калифорнийской мафии”. Глава президентского аппарата обладал очень хорошими организаторскими способностями, был собран и имел давние связи с республиканцами в Вашингтоне, особенно на Капитолийском холме. С их помощью он много делал для проталкивания рейгановской программы через Конгресс.
Джеймс Бейкер, будучи наиболее сильным и влиятельным членом рейгановской “тройки”, имел в своем подчинении большое число сотрудников. К нему на доклад обязаны были являться многие высокопоставленные аппаратчики: адвокат Белого дома, его пресс-секретарь, помощники по кадрам, по политическим вопросам, по юридическим проблемам и по проблемам внутрен-
4. Гарбузов В.Н.
него управления. Именно через Бейкера поддерживали связь с Белым домом и правительственные учреждения, а также общественные и политические организации.
Казалось бы, Бейкер мог быть естественным союзником Хейга. Но не стал им. Проявляя заботу прежде всего о внутриполитической программе Рейгана, он упускал из виду внешнюю политику, что первоначально приводило Хейга в недоумение. Однако у предусмотрительного Джеймса Бейкера были свои причины для того;>чтобы проявлять подозрительность и осторожность в отношении госсекретаря. И эти чувства нередко носили политическую окраску.
Работая на Рейгана, Бейкер оставался глубоко предан своему старому другу из Техаса Джорджу Бушу и уже тогда знал, что если все пойдет так, как задумано, спустя 7 лет вице-президент станет президентом. А это изменит и его собственную судьбу (что и произошло в 1989 г.). В течение же этих лет Бейкер не хотел рисковать своим правом на успех в будущем. По всей видимости, Нэнси Рейган была права, когда говорила о том, что главным интересом Бейкера был сам Бейкер29.
Кроме того, для него не составляло особого труда понять, что при любых благоприятных обстоятельствах Хейг, имевший намерения стать президентом (вшем Бейкер нисколько не сомневался), обязательно будет стремиться к их осуществлению. А в этом-то второму члену “тройки” Рейгана совсем не хотелось его поддерживать.
Майкл Дивер, так же как и Миз, был “человеком Рейгана”. Он работал заместителем Дж. Бейкера, обеспечивая нормальную жизнедеятельность такого большого и сложного организма, каким являлся Белый дом. Сотрудники Дивера по преимуществу были заняты во вспомогательных службах, составляли расписание рабочего дня президента, подготавливали его поездки по стране и за рубеж. По оценкам многих экспертов, влияние, которое оказывал М. Дивер на президента, значительно превышало как круг его обязанностей, так и официальный статус. Давний любимец и доверенное лицо президента, он был близок к нему, участвовал в подготовке многих решений администрации, играл важную роль в обеспечении слаженной деятельности всего персонала Белого дома. Дивер, по выражению одного из его коллег, представлял собою “клей, который склеивал всех вместе”30.
Да и сами Рейганы относились к нему как к одному из членов семьи. Из всех сотрудников президентского аппарата именно Дивер пользовался наибольшим доверием первой леди. Он никогда
не боялся принести президенту плохие новости или сказать ему, когда тот был не прав. Дивера, не являвшегося глубоким знатоком политических вопросов, больше всего заботили проблемы имиджа президента, его отношений с общественностью31.
Без Миза, Бейкера и Дивера, оказывавших огромное влияние на государственную политику, Рейган не решал ни одного сколько-нибудь важного политического или кадрового вопроса. Всемогущая “тройка” (прозванная одним сенатором-республиканцем “трехглавым монстром”) прибирала к рукам и руководство внешней политикой США. Миз и компания считали, что их положение в администрации является более высоким, чем статус любого члена кабинета. Помощники президента выступали в роли управляющих президентской власти. Именно они сами на себя возложили право решать, кого президент будет принимать, какие документы он будет читать и подписывать, какую политику он будет проводить, “какие его слуги;должны продвигаться, а какие получать отставку”32.
Не заслужил Хейг и расположения со стороны первой леди Соединенных Штатов, которая считала, что назначение слишком жадного до власти генерала на должность государственного секретаря было самой большой ошибкой ее мужа в период его первого президентства. По словам Нэнси, генерал, “обладавший колючим характером, всегда очень переживал, когда им пренебрегали; его больше всего заботили проблемы своего статуса: где стоять на приемах, с кем сидеть в самолете или вертолете”. Нэнси отмечала также экстремизм, нередко проявлявшийся у него (правда, больше - на словах). «Как-то, - вспоминала она, - когда на заседании СНБ шел разговор о Кубе, генерал повернулся к Рейгану и грубо сказал: “Дайте мне весь мир, и я превращу этот чертов остров в автостоянку”»33. Действительно, Хейг не раз говорил о возможности решения проблем США на Кубе и в Центральной Америке с помощью бомбардировок или вторжения. Такие высказывания шокировали не только умеренных, но и многих правых республиканцев. “Если бы Ронни дал зеленый свет, Хейг разбомбил бы всех и каждого”, - писала в своих мемуарах жена президента34.
Таким образом, из тех, кто принадлежал к ближайшему окружению Рейгана и имел право прямого доступа к нему, никто не являлся союзником Александра Хейга. Он все чаще и чаще стал возмущаться всесилием высших аппаратчиков, через которых не мог пробиться даже ключевой член кабинета. “За первые три месяца своего пребывания на посту госсекретаря он так и не смог
встретиться с Рейганом с глазу на глаз, ибо всегда кто-то из помощников президента, а то и несколько из них присутствовали при его беседе”35.
В декабре 1981 г. генерал поделился своими мыслями и переживаниями с представителями прессы. В одном из своих слишком откровенных интервью он жаловался на то, что не в состоянии играть ту роль, которая изначально предназначалась ему самим президентом. Виноваты в этом, по мнению Хейга, были сотрудники аппарата Белого дома, которые вели против него скрытую “партизанскую войну” и, в частности - “тройка” Рейгана. Скорее всего развязка наступила бы уже тогда, если бы не одно обстоятельство.
Дело в том, что разногласия, возникшие между сотрудниками аппарата и государственным секретарем, несколько сглаживались его заместителем Уильямом Кларком, ведавшим главным образом административными вопросами. Кларк, являясь личным другом Рейгана, был своим среди калифорнийцев, приехавших в Вашингтон. Поэтому при формировании аппарата Госдепартамента, как отмечалось выше, именно его и решили “приставить” к чужому Хейгу, чтобы приглядывать за ним. Поначалу генерал относился к Кларку настороженно и прохладно, надеясь, что тот не будет чинить ему особых препятствий в проведении своей линии. Однако, к удивлению многих, в том числе и самих главы Госдепартамента и его заместителя, они очень хорошо сработались, а о какой-то личной неприязни между ними, казалось, не могло быть и речи.
Кларк, в отличие от эмоционального, легко возбудимого и постоянно менявшегося Хейга, был погружен в себя. Но так же как и Хейг, он был энергичен, честолюбив и амбициозен. Как человек не очень-то искушенный (а зачастую просто невежественный) в вопросах внешней и военной политики, он быстро научился уважать способности, знания и богатый опыт своего шефа. И генерал ценил его за это. Кроме того, Кларк имел опыт отношений с Рейганом и членами его команды, поэтому Хейг надеялся использовать своего заместителя в целях взаимодействия с ними.
Кларк действительно оказался связующим звеном между госсекретарем и аппаратчиками Белого дома. Он удерживал Хейга от многих необдуманных поступков и резких высказываний в адрес как администрации, так и персонала, а в своих беседах с членами “тройки” пытался защитить генерала, хотя порой и безуспешно. Друзья Кларка сочувствовали ему, так как понимали, что
работать с Хейгом нелегко. Они знали, что он почти ежедневно вынужден был выслушивать тирады генерала о Джин Киркпатрик, Каспаре Уайнбергере или “партизанах”, окопавшихся в Белом доме и устраивавших против него засады на каждом шагу. Казалось, что терпеливый, склонный к посредничеству, Уильям Кларк был ниспослан Хейгу самой судьбой36. Однако она же и развела их. В конце декабря 1981 г. было принято решение о том, чтобы убрать Кларка из Государственного департамента.
ИГРА БЕЗ ПРАВИЛ
Осенью 1981 г. Бейкер и Дивер, слишком обеспокоенные растущим влиянием Миза, часто обсуждали вопрос об изменении деятельности аппарата СНБ. Они стремились вывести эту сферу из поля зрения своего всесильного коллеги. Догадывавшийся обо всем, Миз сопротивлялся, так как не хотел терять ни одной из своих служебных привилегий, и особенно эту. Он прекрасно понимал, что до тех пор пока помощник президента по национальной безопасности Ричард Аллен ходит к нему (а не к президенту) на доклад, он (Миз) будет оказывать активное воздействие на формирование внешней политики.
Главный советник Рейгана настаивал на том, что установившаяся в первые месяцы правления республиканцев бюрократическая цепочка власти была именно такой, какую желал видеть сам президент, и, следовательно, он только лишь выполняет его волю. Учитывая это, Бейкер и Дивер (действовавшие совместно и за спиной Миза) решили довести свои соображения до главы государства, который в то время подвергался нападкам за неосведомленность относительно перестрелок самолетов морской авиации США с ливийскими реактивными истребителями1. Воспользовавшись этим, в разговоре с Рейганом они заявили о необходимости перемен внутри президентского аппарата, которые привели бы к повышению его (Рейгана) информированности и дали главе Белого дома возможность реально самому возглавить процесс принятия решений, не замыкая его на одном только Мизе.
Два визитера рассчитывали на успех своего предприятия: ведь предварительно Дивер (по требованию Бейкера) имел приватную беседу с Нэнси и заручился ее поддержкой. А это уже многое значило. И действительно, вскоре Рейган согласился с предложением своих помощников. Однако он не хотел, чтобы предполагаемая перестройка рассматривалась кем-либо как оттеснение Миза с довольно прочно занятых им позиций. Поэтому в разговоре со своим фаворитом президент сумел подвести его к мысли о необходимости сосредоточиться на том, что в большей
степени раскрывало таланты, которыми тот обладал: на должности советника, отказавшись при этом от явно отягощавших его управленческих обязанностей. Эдвин Миз понял, что Бейкер и Дивер перехитрили его. Но иного выбора, кроме как уступить, у него уже не было.
Чтобы придать создавшейся ситуации внешнюю благопристойность и сохранить лицо Миза, было решено, что о готовившихся переменах он объявит сам. Вскоре, в октябре, Э. Миз выступил перед журналистами и поведал о том, что он рекомендовал президенту повысить официальный статус советника по национальной безопасности, предоставив ему право прямого доступа в Овальный кабинет. Для Джима Бейкера это была еще одна, достигнутая чужими руками, победа, которая усиливала его позиции как наиболее сильного и влиятельного члена рейгановской “тройки”2.
Однако у принятых решений была и другая сторона: они предполагали замену Ричарда Аллена. Рейган никогда не сомневался ни в консервативных взглядах, ни в преданности последнего. Именно поэтому Аллен и стал помощником президента по национальной безопасности, которому в первоначальной концепции государственного руководства отводилась подчиненная роль без каких-либо особых властных полномочий, выраставших из каждодневных контактов с президентом. Поскольку спустя некоторое время официальный статус этой должности все-таки было решено поднять, становилось ясно, что Аллен нуждался в замене. Но история с Ричардом Алленом имела несколько боковых и очень запутанных линий, которые придали его готовившейся отставке шумный и скандальный характер.
Бейкер и Дивер вели свою тайную игру за спиной Миза и Аллена. И если вопрос о Мизе был решен тихо и спокойно, то с Алленом дело обстояло иначе. С некоторых пор оба аппаратчика стали вспоминать все просчеты и недостатки в его работе. Аллена обвиняли в том, что якобы из-за его упущений был плохо подготовлен визит Рейгана в Канаду в марте 1981 г., что у него напрочь отсутствуют необходимые административные способности, что он подобрал в свой аппарат людей средней квалификации и что ни они, ни он сам не в состоянии обеспечить подготовку аналитической информации, необходимой для ежедневных брифингов президенту. Все это сильно подрывало авторитет Аллена. Хотя многим было ясно, что более эффективной работе помощника президента по национальной безопасности препятствовало то, что его роль (по сравнению с предшествен
никами) была принижена, а сам он не имел прямого доступа в Овальный кабинет3.
Почти все в рейгановском окружении и в журналистских кругах знали, что отношения Хейга и Аллена не складывались. Правда, сам президент Рейган в беседах с корреспондентами не раз отрицал это4. Генерал, видя беспомощность помощника президента, относился к нему с презрением и считал одним из тех, кто ведет скрытую войну против Госдепа. Поэтому отстранение Аллена было на руку государственному секретарю. А когда он узнал, что на освобождавшееся место планируется поставить его собственного заместителя Уильяма Кларка, радости генерала не было предела. Все перемещения предполагалось провести уже в октябре. Аллен играл настолько незаметную роль в вашингтонских коридорах власти, что его уход не мог привлечь слишком большого внимания.
Однако то ли из-за ожидания, когда стихнут лишние разговоры, то ли по другим причинам, отставка Аллена и новое назначение Кларка затягивались. И это сыграло в судьбе первого роковую роль.
В ноябре Р. Аллен, не отличавшийся особой щепетильностью в отношении собственной этики, оказался вовлеченным в скандальную историю. Стало известно, что в первой половине января 1981 г. он принял в дар от японских высокопоставленных правительственных чиновников три пары очень дорогих наручных часов. (Как выяснилось позже, это были те самые чиновники, которых Аллен еще в 1972 г., работая в администрации Р. Никсона, заранее предупреждал о возвращении США к торговому протекционизму.)
Подарок японцев, как утверждала тогда американская пресса, не был бескорыстным. В обмен на него Аллен соглашался помочь в организации интервью с Нэнси Рейган для одного японского журнала. Помощник президента свое обещание сдержал, и, когда интервью появилось, на следующий день после инаугурации, 21 января, журналисты передали ему конверт с одной тысячью долларов в качестве благодарности. Деньги предназначались первой леди. (Следует отметить, что благодарность подобного рода является обычной практикой среди японских журналистов.)
Аллен доллары принял и передал своему секретарю, который и положил конверт в сейф. Осев в сейфе секретаря помощника президента, деньги, однако, не попали к жене президента. Когда обстоятельства этого дела стали проясняться, Аллен стал
утверждать, что напрочь забыл о злополучных долларах. Но такому объяснению мало кто верил. Началось расследование, привлекшее общественное внимание к незаметной прежде личности5. Пока следствие набирало обороты, президентский помощник в ноябре 1981 г. отправился в административный отпуск. Все понимали, что независимо от исхода дела, назад Аллен уже не вернется. Так и случилось: в январе 1982 г. в его кресле уже сидел Уильям Кларк.
Сам Аллен из-за незначительности совершенного вскоре был оправдан. Но несмотря на это, скандал, в который он был вовлечен (кстати, не в первый раз), поставил последнюю точку на его карьере политика, казавшейся такой заманчивой и многообещающей. Ричард Аллен состоял в ближайшем окружении двух президентов - Никсона и Рейгана, имея большие возможности для своего дальнейшего продвижения. Однако описанные выше неприятные события, участником которых он оказался, слишком рано погубили его6.
* * *
Слушания в американском Сенате, посвященные вопросам утверждения на аппаратные должности, как правило, неинтересны, скучны, рутинны и потому привлекают внимание совсем немногих. Однако в случае с Кларком дело обстояло иначе. Еще при обсуждении его кандидатуры на пост первого заместителя госсекретаря, отвечая на вопросы членов сенатского комитета по международным отношениям, он поверг всех в изумление. Сенаторы, например, выяснили, что Кларк не знал элементарного: он был не в состоянии назвать имена премьер-министров ЮАР и Зимбабве. Полагая, что Африка, очевидно, не была ему хорошо знакома, а имена Питера Боты и Роберта Мугабе не знали все-таки многие американцы, они переключили внимание Кларка на Европу. Но и здесь он “отличился”: претендент на пост первого заместителя главы внешнеполитического ведомства так и не смог назвать две страны НАТО, отказавшиеся размещать американские ядерные ракеты на своей территории (хотя антиядерное движение в этих государствах - Бельгии и Нидерландах - зимой и весной 1981 г. привлекло внимание многих).
Видимо, понимая, что он не производит на законодателей должного впечатления, Кларк сказал, что не является специалистом по внешней политике и может рассуждать о ней только в са
мых общих выражениях (!). Большинство сенаторов было потрясено не только уровнем познаний нового назначенца, но и его неспособностью подать себя. Почти все демократы - члены сенатского комитета по международным отношениям, кроме одного, проголосовали против кандидатуры Кларка. Если бы демократы контролировали сам Сенат, то он бы не прошел и там.
Американская и зарубежная пресса подсмеивалась над Кларком, называя его простофилей и невеждой, который намеревался пересесть в кресло чиновника высшего ранга, имея при этом “совершенно чистую голову”7. Критики Кларка еще больше насмехались бы над ним, если бы более внимательно изучили его стремительную карьеру.
Уроженец г. Окснарда (штат Калифорния) Уильям Патрик Кларк (р. 1931), обучавшийся с 1949 по 1951 г. в Стэнфордском университете и получавший спортивную стипендию, был отчислен из него по причине неуспеваемости. В 1955 г., после службы в армии, такая же участь постигла его и в юридической школе имени Игнатия Лойолы. Эти удары судьбы не сломили упорного Кларка, который стал заниматься самообразованием, надеясь все-таки получить диплом юриста. Однако первая попытка сдачи экзамена на право заниматься адвокатской практикой закончилась для него неудачей. И он остался без диплома.
Несмотря на это малообещающее начало в своем родном городе, Кларк упорно создавал себе репутацию опытного юриста. В 1966 г., в возрасте 34 лет, в жизни этого человека произошло событие, круто изменившее его судьбу. Он стал руководителем избирательной кампании “Рейгана - в губернаторы” в округе Вентура. После того как Рейган был избран губернатором Калифорнии, Кларк стал секретарем его кабинета, а вскоре получил пост исполнительного секретаря. Будучи ближайшим помощником и советником губернатора Рейгана, Кларк не утомлял ни его, ни себя мелкими и скучными деталями. По требованию секретаря Кларка памятные записки, составлявшиеся для губернатора, не должны были превышать одной страницы текста.
Рейган лично способствовал продвижению своего помощника, дальнейшая карьера которого прошла через три важные ступени. В 1969 г. Кларк стал членом окружного суда в округе Сан-Луис Обиспо. В 1971 г. он перешел на работу в Сан-Франциско, в апелляционный суд Калифорнии. В 1973 г. Рейган назначил его членом Верховного суда штата, где он и пробыл до 1981 г.
Кларк не раз говорил о том, что идея о трех ступенях принадлежала самому губернатору Р. Рейгану, благодаря которому, не
имея ни диплома юриста, ни какой-то степени, он стал членом суда крупнейшего штата в Америке. Калифорнийские юристы и ученые-правоведы, знавшие плохую академическую подготовку и ничем не примечательную “юридическую” карьеру своего нового высокопоставленного коллеги, противились его назначению в высший судебный орган штата. Тем не менее, Кларк все же был утвержден. Выдающимся юристом он не стал, но знания и квалификацию, необходимые для выпускника юридической школы, за годы практической работы все же приобрел.
Судья Кларк, гордившийся своими успехами и не собиравшийся ни при каких обстоятельствах оставлять юридическую карьеру, знал, что должен достичь большего. Однако когда Рейган стал президентом и предложил своему земляку пост заместителя госсекретаря (для которого Кларк явно не годился), тот без долгих раздумий согласился, захватив с собой в Вашингтон и так нравившийся ему титул. (Как вспоминали многие сотрудники администрации, помощники Кларка в Госдепе обычно отвечали по телефону: “Офис судьи Кларка слушает”)8.
Неожиданно ровные отношения и согласие, которые первоначально установились у него с Хейгом, явились главной причиной для назначения Кларка помощником по национальной безопасности. Ожидалось, что в своей новой должности Кларк сможет гармонизировать отношения между госсекретарем и Белым домом, что ему неплохо удавалось на посту заместителя Хейга. Рейган надеялся и на то, что он сумеет также ослабить и сгладить соперничество главы Госдепартамента с шефом Пентагона К. Уайнбергером9.
Долго входить в свою новую должность Кларку не пришлось. В первый же день работы в Белом доме Миз пригласил его на утреннее заседание, на котором должен был сам председательствовать, и попросил сделать обзор информации о деятельности СНБ. К удивлению советника, Кларк, получивший с новой должностью не меньше, чем у Миза, возможностей воздействовать на формирование внешней политики США, стал возражать. Он сказал, что подготовит доклад и рекомендации и лично направит их прямо президенту.
Стало ясно - дни, когда Миз фактически руководил аппаратом СНБ, были сочтены. Кларк сразу же проявил себя как конструктивный посредник между президентом и различными группировками в его окружении. Рейган теперь стал получать информацию не только от одного Миза, но и от помощника по нацио
нальной безопасности, который, несмотря на ревность некоторых высших бюрократов, умело использовал свое право непосредственного доступа к главе государства.
В связи с этим журнал “Нью-Йорк тайме мэгэзин” отмечал: “Доминирующее положение Кларка в качестве помощника президента по национальной безопасности вызывает тревогу. Редко столь неопытный человек, как он, становится столь могущественным в деле формирования внешней политики Соединенных Штатов”10. Подобные опасения были не напрасны.
Кларк, так же как и Рейган, склонный к примитивному упрощению сложного, ввел (уже опробованную в Калифорнии) систему подготовки и представления президенту “мини-меморандумов”. Любой внешнеполитический вопрос в них, вне зависимости от его сложности, укладывался в одну печатную страницу. Только раз в месяц на стол президента попадал 9-страничный доклад -обзор международного положения. Подобным же образом осуществлялась и подготовка Рейгана к визитам и встречам с иностранными лидерами, которая, как правило, сводилась не к чтению каких-то подробных анализов и информационных материалов, а к просмотру получасовых документальных фильмов, которые монтировались в ЦРУ.
«То, как Кларк руководил делами, - писал журнал “Ю.С. ньюс энд уорлд рипорт”, - означало, что Рейган слышит в основном то, что, по мнению членов его аппарата, он хотел бы услышать: что Советский Союз находится на грани краха и что некий смелый подход [со стороны США] в первую очередь приведет к быстрому решению почти неразрешимых проблем»11. Конечно, до Генри Киссинджера или Збигнева Бжезинского Кларку было далеко. Но если учесть все изложенные выше обстоятельства, то начало было неплохим.
Энергичный и честолюбивый, Кларк сразу же принялся за реформирование аппарата СНБ и предложил его новую структуру. Инициативы нового помощника были одобрены и изложены в проекте президентской директивы от 12 января 1982 г. Директива подчеркивала значимость СНБ как органа, формулирующего внешнюю политику США, а также обращала внимание на важную роль помощника по национальной безопасности, который должен был отвечать за разработку, координацию и реализацию политики в области национальной безопасности и подготовку решений СНБ. Вместе с тем, документ подчеркивал, что главным советником президента по внешнеполитическим проблемам является все же госсекретарь, что именно он несет ответ
ственность за выработку внешней политики и ее осуществление12. Президентская директива отмечала также и важную роль в этом процессе Пентагона и ЦРУ, подняв тем самым их статус и уравняв его со статусом руководителей Государственного департамента.
Отныне при СНБ создавались 3 высшие межведомственные (отраслевые) группы: 1) по внешней политике во главе с госсекретарем; 2) по оборонной политике во главе с министром обороны; 3) по разведке во главе с директором ЦРУ. Статус новых групп был повышен, и они должны были сосредоточиться на решении наиболее сложных стратегических вопросов. Причем, в соответствии с директивой полномочия Госдепартамента формально были даже расширены. Высшая межведомственная группа по внешней политике должна была обеспечивать постоянную межведомственную координацию по внешнеполитическим вопросам, по наблюдению за выполнением решений СНБ, по оценке эффективности его программ. Важным нововведением было то, что руководители вновь образованных органов (госсекретарь, министр обороны, шеф ЦРУ) имели теперь право выходить на президента без посредников, минуя аппарат Белого дома. Прежде подобной практики не существовало.
Действовавшие ранее, до реформ Кларка, старые функциональные и межведомственные группы, которыми руководили различные помощники государственного секретаря, теперь в основном переподчинялись этим трем высшим межведомственным группам. Во избежание ненужного и опасного соперничества, а также с целью достижения большей согласованности три основных внешнеполитических ведомства (Госдепартамент, Министерство обороны и ЦРУ) были представлены почти во всех группах, как высшего, так и более низкого уровня13.
Казалось, что отныне новая структура СНБ позволит координировать всю деятельность внешнеполитических ведомств на должном уровне и даст возможность Кларку действенно руководить как СНБ, так и его структурными звеньями. Реформирование СНБ, кроме того, могло бы стать и основой для преодоления извечного конфликта между помощниками президента по национальной безопасности и госсекретарем.
Однако в директиве Рейгана по-прежнему отсутствовало четкое распределение обязанностей между высшими должностными лицами Госдепартамента и СНБ. Это можно объяснить, на наш взгляд, существующей до сих пор некоторой неопределенностью в понимании того, что же такое “национальная безопасность” го
сударства, а что такое его “внешняя политика”, отсутствием четких граней между этими понятиями.
Проистекавшие отсюда пересечение служебных обязанностей и необходимость “играть на чужом поле” стали приводить к частым столкновениям и противоборству Хейга со своим бывшим заместителем, чего раньше между ними никогда не было. Складывавшаяся непростая ситуация осложнялась, кроме того, рядом немаловажных обстоятельств.
Одной из цроблем, серьезно обостривших отношения госсекретаря с другими членами кабинета (особенно с Уайнбергером), стала проблема сотрудничества западноевропейских союзников США с СССР. Речь шла о готовности ряда стран Западной Европы заключить с Советским Союзом соглашение “газ-трубы”, согласно которому в обмен на поставки советского газа из Западной Сибири европейские партнеры должны были помочь СССР в строительстве газопровода Уренгой-Помары-Ужгород14.
Однако крайне правые консерваторы стремились заблокировать строительство газопровода в СССР. Так, на заседаниях СНБ 7 и 9 июля 1981 г. недруги Хейга К. Уайнбергер, У. Кейси и Дж. Киркпатрик высказались за то, чтобы повлиять на союзников США и заставить их отказаться от выгодной сделки. Генерал, знавший Европу и европейских партнеров по годам своей службы на посту верховного главнокомандующего объединенными вооруженными силами НАТО, заняв мягкую и гораздо более реалистическую позицию, предупреждал, что грубый нажим США на Европу может только лишь навредить делу и обострить отношения с ней. Итогом этих нелегких обсуждений было компромиссное решение о том, чтобы просить союзников США по НАТО свернуть экономические отношения с Советским Союзом15.
О том, что в этом вопросе госсекретарь занял реалистическую позицию, говорило и совещание руководителей стран-членов “семерки”, прошедшее через две недели в Оттаве. На нем лидеры европейских стран, проявив самостоятельность, согласились лишь обсудить поставленный американцами вопрос и вовсе не намеревались бездумно поддерживать США.
Тем не менее, “ястребы”, особенно Уайнбергер, проявляли все большую настойчивость. По рекомендации последнего в январе 1982 г. в Западную Европу отправилась делегация в составе представителей Фогги боттом - У. Бакли (руководитель), Пентагона - Ф. Икле и Министерства торговли - Л. Олмера. Цель, которую преследовали визитеры, состояла в том, чтобы призвать союзников к свертыванию экономических связей с СССР и ис
пользовать торговлю как одно из карательных средств в отношении Москвы. Однако американские “ястребы”, стремившиеся подорвать экономическую основу разрядки, не учли тот факт, что торговля с СССР и социалистическими странами имела гораздо большее значение для Европы, чем для самих США.
Следует отметить, что Хейг и Государственный департамент на этот раз оказались не одни. Их поддержали министр финансов Дональд Риган и сотрудники его ведомства, а также крупнейшие банки Уолл-стрит “Морган гэрэнти” и “Ситибэнк”.
Тогда же, в начале 1982 г., правящая администрация стала подвергаться нападкам со стороны правых консерваторов, которые проявляли все большее недовольство недостаточно жесткой политикой Р. Рейгана и связывали это с деятельностью и личностью Александра Хейга. Ультраправые, представленные такими организациями и “мозговыми трестами”, как “Комитет за свободный мир”, Гуверовский институт войны, революции и мира, Американский предпринимательский институт и др., обвиняли госсекретаря в том, что тот всего лишь на словах поддерживает правых, искусно маскируя свою соглашательскую политику антикоммунистическими фразами.
Генерал становился перед дилеммой: либо изменить свои взгляды резко вправо и остаться во главе Государственного департамента, либо, ничего не меняя, терпеливо ждать собственной отставки. Тем более что о ней уже заговорили открыто. 22 января 1982 г. одно из консервативных изданий “Хьюмэн ивентс” писало о том, что бравый генерал превратился в совершенно безвредного котенка и что ему лучше уйти из администрации16.
Под влиянием такого давления Рейган и его окружение все больше стали ориентироваться в проведении своего внешнеполитического курса на Уайнбергера и Пентагон. В конце февраля газета “Нью-Йорк тайме” сообщала, что наряду с официальным Госдепартаментом в администрации появился “малый Госдеп” - в Пентагоне, главными фигурами которого были три заместителя министра обороны: Ф. Икле, Р. Перл и Ф. Уэст17.
Все это значительно сужало возможности Хейга. Он, помимо своей воли, оказывался в еще большей изоляции.
ДИПЛОМАТИЧЕСКИЙ ГАМБИТ
Как известно, в течение первого года рейгановская администрация не отличалась особой активностью во внешнеполитической сфере. Правительство было занято в основном “проталкиванием” своей экономической программы через Конгресс и решением внутренних проблем, которые с самого начала правления республиканцев вышли на передний план. Именно поэтому первоначально Белый дом не придавал особого значения международным вопросам. Однако события, происходившие весной 1982 г., потребовали серьезного и большого внимания к ним.
Весной 1982 г. начался Фолклендский кризис. История конфликта, разыгравшегося на далеких, затерянных в Южной Атлантике и мало кому известных Фолклендских островах, имела глубокие корни. Спор о суверенных правах на этот архипелаг, расположенный недалеко от побережья Аргентины (в 300 милях к востоку от Магелланова пролива) и открытый в 1594 г., шел с XVIII в., когда Англия и Испания вели борьбу за превосходство в Западном полушарии. К началу 30-х годов XIX в. на островах проживало несколько сотен жителей, большинство из которых были потомками британских колонистов. С этих пор англичане считали, что Фолкленды принадлежат именно им. Аргентина же доказывала, что наследовала права на архипелаг от Испании и потому отказывалась признать права Англии. Более столетия ситуация не обострялась, поскольку эти отдаленные острова никакой особой ценности ни для той, ни для другой стороны не представляли.
Однако с изменением роли и повышением стратегической значимости перекрестка морских коммуникаций в Южной Атлантике в середине 60-х годов XX в. Аргентина стала предъявлять свои права на Фолкленды и дала им испанское название -“Las Malvinas” - “Мальвинские острова”. Эта акция привела к нескольким годам безрезультатной и затянувшейся дипломатической дуэли между Лондоном и Буэнос-Айресом.
К началу 80-х годов на спорных островах проживало всего около тысячи человек. В основном это были потомки шотланд
ских переселенцев, занимавшихся овцеводством и рыболовством. Официальную власть британской короны представлял на них английский губернатор.
В феврале 1982 г. военный режим Аргентины, возглавляемый генералом Леопольдо Галтиери, прервал вялотекущие и бесплодные переговоры с Англией и 2 апреля предпринял попытку силой установить свой суверенитет над спорной территорией. В тот день на остров высадился аргентинский десант, который сместил губернатора Р. Ханта и вместе с английским гарнизоном (100 человек) выслал его в Лондон.
Экстренное заседание британского кабинета, созванное в тот же день, приняло решение о разрыве дипломатических отношений с Аргентиной и отправке в сторону Фолклендов военной эскадры, состоявшей из 40 крупных боевых кораблей с 10 тысячами пехотинцев на борту. В конце апреля английская эскадра подошла к островам, и боевые действия начались. Застарелый, то затухавший, то разгоравшийся конфликт привел к настоящей войне, с ранеными и убитыми, которая вызвала открытую демонстрацию воинственного патриотизма с обеих сторон и всплеск пережитков имперского сознания в Англии, укрепив в свою очередь силовые методы решения проблемы.
Впервые после окончания Второй мировой войны Англия и Аргентина воевали за территории. Это ставило рейгановскую администрацию в очень сложную и двусмысленную ситуацию. С одной стороны, Англия была давним, традиционным и ближайшим европейским союзником США, с которым существовали “особые отношения”. С другой стороны, Аргентина, находившаяся в Западном полушарии, имела тесные связи с Соединенными Штатами, корни которых уходили еще в 20-е годы XIX в., во времена доктрины Монро. Поэтому разгоравшийся конфликт совершенно не был нужен США, которые выражали искреннюю заинтересованность в скорейшем его прекращении1.
Накануне отправки британской эскадры в сторону Южной Атлантики Р. Рейган поручил госсекретарю А. Хейгу взять на себя ответственную роль - роль посредника в усилиях по разрешению Фолклендского кризиса. В те дни Хейг, казалось, был в лучшей своей форме. Все, что происходило в коридорах исполнительной власти: и отставка Аллена, и замена его “своим” У. Кларком, проявлявшим лояльность к госсекретарю, и снижение влияния Миза обнадеживало генерала. Он даже отказался от манеры демонстративно пренебрежительно и насмешливо отзы
ваться о своих противниках и конкурентах. Война между Англией и Аргентиной давала ему хороший шанс проявить себя в качестве посредника и миротворца и на деле показать свои дипломатические таланты.
Когда-то, в октябре 1973 г., Генри Киссинджер, под началом которого тогда работал Хейг, проявил восхитившие многих способности к посредничеству и умиротворению. В самый критический период арабо-израильской войны он, как челнок (shuttle), сновал между Каиром и Иерусалимом в стремлении к поискам мира на Ближнем Востоке. С легкой руки журналистов эти усилия Киссинджера стали называть “челночной дипломатией” (“shuttle diplomacy”). И вот теперь, спустя почти 20 лет, у Хейга появилась возможность повторить своего неподражаемого учителя и предшественника2.
Однако повторить Генри Киссинджера не удавалось никому. Не удалось это и Хейгу. Каир и Иерусалим находились всего в 400 милях друг от друга, а Лондон и Буэнос-Айрес отделяли 8000 миль океанской глади. Так что путь “челнока” оказался слишком длинным. Но вся беда заключалась в том, что генерал понял это лишь только тогда, когда начал совершать свои изнурительные перелеты между двумя столицами.
Хейг, не доверявший никому осуществление этой важной миссии, и не прибегая к услугам американских послов в Англии и Аргентине, сделал 6 перелетов между Вашингтоном, Лондоном и Буэнос-Айресом, покрыв в общей сложности расстояние в 32965 миль. Никогда не жаловавшийся на здоровье (даже после операции на сердце) 57-летний генерал, всегда производивший впечатление своей военной выправкой и аккуратным ровным пробором на голове, выглядел бледным, измотанным и усталым.
В ходе этого международного конфликта у Хейга стали возникать неожиданные сложности в отношениях с Кларком, которых раньше не было. Так, в преддверии встречи Рейгана и М. Тэтчер, по указанию госсекретаря, согласовавшего заранее вопрос с помощником по национальной безопасности, фотокорреспондентам запрещалось делать снимки обоих лидеров. Хейг считал, что их появление в прессе могло бы быть расценено как свидетельство пробританской позиции США. Глава Фогги бот-том пытался соблюдать нейтралитет и если в чем-то симпатизировал аргентинцам, то очень осторожно. Но каково же было удивление Хейга, когда после встречи фотографии в газетах все же появились3. Позже выяснилось, что разрешение на снятие запре
та за спиной Хейга было дано именно Кларком, который так и не стал доверенным лицом госсекретаря в СНБ.
Фолклендский кризис еще больше обострил отношения Хейга и с Уайнбергером. Открыто пробританские позиции министра обороны, ссылавшегося на давние американо-английские военные связи и соглашения, затрудняли положение госсекретаря. Генерал хотел выглядеть честным арбитром и беспристрастным посредником как в Буэнос-Айресе, так и в Лондоне. Однако сыграть эту сложную и деликатную роль ему не удалось: как только пошел второй месяц войны, президент Рейган после мучительных сомнений, оставив все претензии на нейтралитет и поддавшись давлению шефа Пентагона, стал открыто поддерживать Англию. При этом прямое военное вмешательство США в конфликт исключалось, но материально-техническое снабжение осуществлялось. Одновременно был прекращен экспорт оружия и военного снаряжения в Аргентину, приостановлено предоставление ей кредитов. Тем самым Соединенные Штаты превратились в невоюющего союзника Великобритании.
Англо-аргентинский конфликт осложнил и отношения госсекретаря с послом США в ООН Джин Киркпатрик. Киркпатрик, защитившая в свое время в Колумбийском университете докторскую диссертацию по Аргентине периода Перона, считала себя ведущим экспертом по Латинской Америке в администрации Рейгана. Действуя в направлении политики “двойных стандартов”, она всегда стремилась к сближению США с военной хунтой Аргентины. Поэтому в ходе войны, в которой США пытались сохранить нейтралитет, у посла (не без помощи американской прессы) сформировалась прочная репутация проаргентински настроенного члена кабинета. Хейг же (как считали многие журналисты) больше симпатизировал европейским интересам и был на стороне Англии (хотя сам никогда не давал поводов к подобным обвинениям в свой адрес).
Следует отметить, что Дж. Киркпатрик, опасаясь попадания Буэнос-Айреса в орбиту советского влияния, всегда заявляла о том, что США должны оставаться в этом конфликте нейтральными. Когда же Соединенные Штаты стали поддерживать Англию, она выступала против военных поставок ей. Такая удивлявшая многих твердость и принципиальность посла не пришлась по сердцу генералу, недовольство которого усилилось после того, как он узнал о встречах Киркпатрик в Нью-Йорке с заместителем министра иностранных дел Аргентины Энрико Росом и Хосе Миретом - близким к правительственным кругам бригадным ге
нералом аргентинских военно-воздушных сил. Госсекретарь обвинял Киркпатрик в лоббировании латиноамериканских интересов в ущерб интересам США и даже грозил ей отставкой. Но это не испугало посла в ООН, и она решила обратиться напрямую к президенту. В ответ на это Рейган пригласил обоих членов кабинета в Белый дом и просил их прекратить выяснение отношений между собой и заняться делом4.
Основная цель миссии Хейга состояла в том, чтобы убедить обе стороны как можно скорее начать переговоры о прекращении огня, а затем возобновить дипломатические переговоры об окончательном урегулировании конфликта. Но конфликт в Южной Атлантике сразу же перерос в полномасштабную воздушную и морскую войну, которая продолжалась до поздней весны. Обе стороны несли ощутимые потери: 2 мая английской подводной лодкой был потоплен крупнейший аргентинский крейсер “Генерал Бельграно” (погибло 368 членов команды), 5 мая англичане потеряли новейший ракетный эсминец “Шеффилд”. 21 мая начался штурм Фолклендских островов, спустя три недели после которого, 15 июня, аргентинские войска капитулировали. В ходе войны Аргентина потеряла убитыми 1300 человек, Англия - 225. Война прекратилась, но не в результате дипломатических усилий Александра Хейга, потратившего на них целый месяц, а благодаря военному превосходству Англии5.
Белый дом не позволял себе открыто критиковать посредническую деятельность генерала: он сделал все, что мог. И Рейган, и его аппарат понимали, что склонить стороны к быстрому прекращению огня вряд ли возможно и что в период кризиса госсекретарь проявил свои лучшие профессиональные качества. Однако сам Хейг, явно не испытывавший полного удовлетворения от своей миссии, стал искать виновных. Он снова заговорил об отсутствии поддержки его деятельности со стороны высшей бюрократии и выражал сожаление по поводу целенаправленных усилий на подрыв его репутации.
Правда, некоторые из его жалоб вряд ли можно было воспринимать всерьез. Так, в течение первой недели кризиса, газета “Нью-Йорк тайме” сообщила, что государственный секретарь отложил свою поездку в английскую столицу на полдня. Причиной задержки вылета Хейга явилось якобы то, что ему было предложено лететь на военном самолете, не имевшем иллюминаторов. Поэтому генерал и стал требовать замены. Сообщение об этом незначительном факте помещалось внутри газеты и при быстром чтении не каждый мог обратить на него внимание. Од
нако Хейг решил официально опровергнуть эту информацию, заявив, что причина, по которой он предпочел дожидаться второго самолета, состояла вовсе не в том, что первый не имел иллюминаторов, а в том, что в нем отсутствовало современное оборудование связи. Кроме того, поговаривали также и о том, что привыкшего к комфорту и роскоши Хейга первый самолет не устроил именно отсутствием оных.
Помощники генерала и он сам считали, что все эти целенаправленные слухи идут из аппарата Белого дома, а именно от Бейкера. Оправдываться или искать виноватых в подобных ситуациях, как правило, очень трудно. Генералу вряд ли стоило это делать. Его слишком болезненная реакция привлекла излишне большое внимание к этому в общем-то малозначительному инциденту6.
Отныне в своих отношениях с Хейгом К. Уайнбергер не стеснялся проявлять неизменную твердость, будучи уверенным в том, что приоритеты администрации на стороне именно его ведомства, а не Госдепартамента. Действительно, соотношение сил складывалось явно не в пользу руководителя Фогги боттом, каждое действие и слово которого воспринимались крайне правыми в штыки. Так, в апреле, в разгар англо-аргентинской войны, в одном из своих выступлений генерал высказался против того, чтобы следовать крайностям. Он пытался найти середину между теми, кто хотел жесткой конфронтации с СССР, и теми, кто предпочитал говорить о сотрудничестве двух супердержав. Такой подход пришелся тогда не по душе многим в администрации. Недовольство Хейгом стали выражать и правые республиканцы в Сенате. А У. Кларк даже открыто заявил о том, что государственный секретарь скоро покинет правительство.
То, что неудачи в разрешении англо-аргентинского конфликта могут в конечном счете привести к завершению Хейгом карьеры госсекретаря, не скрывали и сами сотрудники Госдепартамента.
Давление на генерала усиливалось не только со стороны рейгановского окружения, но и со стороны правых консерваторов вне администрации. В частности, идеолог неоконсерватизма Н. Подгорец в одной из своих статей резко критиковал правительство за допущенные им ошибки и недочеты, за то, что оно еще не разместило американские войска в Персидском заливе, занимает оборонительные позиции в Центральной Америке и слишком мягко относится к СССР. Узнав о статье, Рейган сам по
звонил автору, уверив его в том, что кабинет не проводит и никогда не будет проводить политику разрядки7.
3 июня 1982 г. Рональд Рейган в сопровождении А. Хейга и других высокопоставленных лиц американской администрации начал 9-дневное турне в Европу. В ходе этого европейского вояжа Хейг, который вел себя очень дерзко, умудрился испортить и деловые, и личные отношения почти со всеми: с Киркпатрик, с Уайнбергером, с Кларком. Генерал слишком откровенно и открыто критиковал тех, кто был причастен к реализации внешнеполитического курса страны. Особое недовольство Хейг выражал по поводу невежественности и неопытности даже самого Рейгана8, отношения с которым становились все более натянутыми.
Возмущение госсекретаря не ограничивалось только лишь проблемами внешней политики. Он проявлял недовольство демонстративным, по его мнению, несоблюдением протокола в ходе визитов по европейским столицам, что рассматривалось Хейгом как составная часть большой кампании, нацеленной на уменьшение его влияния. Генерал огорчался, когда его направляли во второй вертолет, тогда как сотрудники Белого дома и сам президент размещались в первом. Он требовал более почетных мест на официальных встречах и приемах, настаивал на том, чтобы сидеть рядом с королевой Елизаветой на государственном обеде в Лондоне. В ответ Хейг получал лишь одни насмешки да косые взгляды.
Возвращаясь из Европы домой, Хейг заявил о том, что уйдет в отставку, если ему не позволят самостоятельно руководить внешней политикой. В 1982 г. подобные угрозы звучали из уст генерала не в первый раз. Складывавшаяся ситуация умело использовалась американскими “ястребами”. Они требовали жертвоприношений. В середине июня журнал “Тайм” опубликовал статью Дж. Уилла “Ползучий хейгизм". В ней государственный секретарь США, выступавший против грубого давления на страны НАТО в отношении экономического эмбарго против СССР, обвинялся в забвении собственных интересов страны и в потворстве американским союзникам в Европе9. Генерал оставался один. Верх брали Уайнбергер, Киркпатрик, Кларк и другие.
18 июня (за неделю до отставки Хейга) состоялось заседание СНБ, на котором стараниями Уайнбергера и компании было принято решение, запрещавшее американским дочерним фир
мам, действовавшим на территории западноевропейских стран, подчиняться местным законам и торговать с СССР. В решении говорилось и о том, что западноевропейские фирмы, производящие оборудование по американским лицензиям, также не имеют права торговать с Советским Союзом10. Хейг давно выступал против подобных решений, говоря о том, что они неразумны и невыгодны прежде всего деловым кругам Америки. Однако тогда с ним уже никто не считался.
ОТСТАВКА
Почти после каждой ссоры или столкновения Хейга с кем-либо из членов кабинета или сотрудников президентского аппарата госсекретарь поднимал вопрос о своей отставке. Недруги генерала к этому уже давно привыкли, но теперь надеялись и ждали, чтобы она произошла как можно скорее. Бейкер, Дивер и Миз думали отделаться от генерала еще до осени 1982 г. - до того как пройдут промежуточные выборы. Но им не хотелось опережать развитие событий. Недавняя скандальная отставка Аллена еще не была забыта. Следовавший вскоре за ней уход главы Госдепартамента мог создать впечатление, что президенту с трудом удается контролировать два основных внешнеполитических ведомства.
Государственного секретаря уже почти не принимали в расчет. И не только аппаратчики Белого дома или члены кабинета, но и сам Рейган. 40-й президент Соединенных Штатов, как известно, был очень сильно подвержен влиянию своего окружения, поэтому его мнение о Хейге, сформированное к лету 1982 г., в значительной степени основывалось на оценках ближайших помощников. Генерал понимал это давно, но, проявляя свой независимый и порой строптивый характер, считал необходимым до конца проводить собственную линию.
Одной из самых последних проблем международной политики, которую пытался разрешить Хейг, была ближневосточная. Когда еще не завершился англо-аргентинский конфликт из-за Фолклендов, а Рейган находился с визитом в Европе, на Ближнем Востоке была развязана очередная война: 6 июня 1982 г. израильские войска вторглись в южные районы Ливана. Вторжение быстро переросло в полномасштабную интервенцию, и израильтяне окружили столицу Ливана Бейрут. Не вмешаться в эти события США не могли. Однако в силу самых разных обстоятельств Хейгу не удалось выработать общую линию поведения с Уайнбергером и Кларком по вопросу о том, какую позицию следовало занять Соединенным Штатам в отношении израильской интервенции в Ливан. Это явилось причиной несогласованных и
потому недостаточно продуманных высказываний и действий руководителей различных ведомств.
18 июня глава Государственного департамента встретился в Нью-Йорке с премьер-министром Израиля Менахемом Бегином и имел с ним непродолжительную, но вполне дружелюбную беседу, в ходе которой обсуждались мотивы действий израильской армии. Через несколько дней Бегин вылетел в Вашингтон для встречи с Рейганом. Когда после нее пресс-секретарь Белого дома Л. Спике заявил о том, что президенту удалось заполучить обещание премьера о невхождении израильских войск в Бейрут, генерал был взбешен. Такой вариант с ним предварительно обговорен не был и поэтому, во время беседы с Бегином в Нью-Йорке, о нем речи не шло. Догадывавшийся обо всем, Хейг понял, что именно Уайнбергер и Кларк склонили Рейгана занять в отношении Израиля столь твердую, и даже жесткую, позицию, а его снова обошли и проигнорировали. Политические разногласия и на этот раз переплетались с личными амбициями и доводили ситуацию до опасного и критического предела.
Именно после этого в Вашингтоне состоялась “решающая для судьбы Хейга встреча”, на которой присутствовал весь “цвет” американских неоконсерваторов и членов “Комитета по существующей опасности”: Н. Подгорец, И. Кристол, М. Новак, М. Дектер и др., а также лидеры ультраправых Р. Вигери и Дж. Лофтон. Они-то и решили, что Александр Хейг непременно должен покинуть свой пост1.
Бейкер и Кларк давно ждали удобного момента, а именно новой вспышки гнева и срыва госсекретаря, его очередных, а потому уже привычных угроз о своей отставке. Но на этот раз они решили оказать давление на Рейгана, чтобы тот сразу же принял ее. К лету 1982 г. президент, ценивший ранее опыт и знания Хейга в сфере международной политики, потерял к нему всякое расположение - главным образом из-за постоянных придирок, капризов и ультиматумов генерала, которые стали раздражать даже его. А Рейган, как известно, обладал мягким характером и был довольно терпим.
Всю историю вокруг Хейга глава американского государства склонен был переводить в плоскость личных отношений, капризов и амбиций. “Вероятно, - писал в своих мемуарах Рейган, - я впервые столкнулся с тем, когда Хейг не хотел вмешательства в международные дела не только со стороны других членов кабинета и сотрудников Белого дома. ...мне предстояло узнать, что он не хочет, чтобы даже я как президент участвовал в формирова
нии основных направлений внешней политики: он считал это своей прерогативой. Он не хотел проводить внешнюю политику президента, а хотел формулировать и проводить ее сам”. Александр Хейг, бывший верховный главнокомандующий объединенными вооруженными силами НАТО, ставший во главе внешнеполитического ведомства США, “проявляя жестокость и агрессивность, защищал свой статус и сферу деятельности от постороннего вмешательства, из-за чего внутри администрации возникали определенные проблемы”2. Ни доверия, ни симпатий Рейган к генералу, таким образом, уже давно не испытывал.
Сдержанное отношение президента к Хейгу проявлялось во многом и, в частности, в том, что руководителю внешней политики США с большим трудом удавалось добиваться личного приема в Белом доме (о чем уже упоминалось выше)3. Действительно, госсекретарь очень переживал по поводу того, что у него отсутствует прямой доступ к президенту. Хейг не имел возможности в деталях обсуждать с ним внешнюю политику государства, а должен был согласовывать ее с теми, кто действовал от имени Рейгана. В этой ситуации было очень трудно до конца понять его взгляды и намерения, методы действий и саму систему мышления президента. Все это очень тяготило Александра Хейга.
Сам Рональд Рейган, до сих пор терпеливо реагировавший на “вулканический” характер генерала, решил, в случае, если тот вновь будет угрожать своей отставкой, принять ее. И Хейг не заставил себя долго ждать. В 20-х числах июня между госсекретарем и помощником президента по национальной безопасности У. Кларком произошел очередной конфликт. Генерал обвинял его в том, что при решении ближневосточных проблем аппарат СНБ и Белый дом пытались действовать самостоятельно, не принимая во внимание ни Государственный департамент, ни его руководителя. “Если так будет продолжаться и впредь, - произнес госсекретарь фразу, которую от него давно ждали, - я вынужден буду подать в отставку”. Благоразумный Кларк не стал переубеждать Хейга, но проинформировал обо всем Бейкера, Дивера и самого президента, с которым генерал должен был встретиться в ближайшее время4.
Узнав обо всем, Рейган сразу же изъявил готовность принять отставку. Во время встречи с президентом в Овальном кабинете, в понедельник 14 июня, продолжавшейся не более 20 минут, Хейг изложил главе администрации все свои жалобы, накопившиеся за месяцы его безуспешной борьбы с “партизанами” из Белого дома. Чтобы привлечь внимание Рейгана к волновавшим его проб
леМам, генерал передал президенту письмо на пяти страницах, сказав при этом, что у него есть также и проект второго письма -о собственной отставке. К удивлению Рейгана, помолчав, Хейг добавил: “Но я не хочу уходить со своего поста”. Генерал хотел использовать последний шанс и продолжал думать, что таким образом сумеет что-то изменить в своей судьбе. Президент ответил, что в таком случае он не желает видеть письмо об отставке, но его жалобы будут внимательно рассмотрены.
После этой встречи Хейг все еще надеялся, что худшего, возможно, удастся избежать. Он не хотел верить в то, что Рейган легко согласится расстаться с ним. Однако в Белом доме все было уже давно решено. Встретившись на следующий день с Бейкером, Кларком и Дивером, президент подписал письмо об отставке государственного секретаря, сказав при этом, что не желает больше разбираться в том, кто прав, а кто виноват. Он считал, что недоброжелательство генерала в отношении сотрудников Белого дома и его самого “зашло уже слишком далеко”5. Тогда же у Рейгана и Кларка состоялись телефонные разговоры с Дж. Шульцем, которому официально было предложено занять освобождавшийся пост.
В пятницу, 25 июня в 12-10 в Белом доме начался деловой ланч, на который были приглашены члены и некоторые сотрудники аппарата СНБ. Заседание проходило необычно: привычных споров и дискуссий не было. Из полутора десятка присутствовавших на нем только Рейган, Бейкер, Кларк и Дивер знали об отставке Хейга. Сам генерал, глубоко погруженный в себя и воспринимавший выступления участников с подчеркнутой философской отстраненностью, выглядел на удивление спокойным и умиротворенным. Он не был похож на того Хейга, с которым в течение полутора лет привыкли иметь дело сотрудники президентского аппарата и его коллеги по кабинету.
В 13-15 заседание СНБ закончилось, и президент вызвал государственного секретаря в Овальный кабинет. Когда Хейг вошел, Рейган, сказав несколько ничего не значивших фраз, передал ему незапечатанный конверт. Генерал открыл его и извлек находившийся там единственный лист с отпечатанным текстом следующего содержания:
“Дорогой Эл, сообщаю, что с самым глубоким сожалением я даю согласие на Ваше заявление об отставке. Почти 40 лет назад Вы связали свою жизнь со службой собственной стране. С тех пор Ваша карьера была обозначена целым рядом назначений, требующих большого личного мужества, жертвенно
сти и способности руководить. Как солдат и государственный деятель, стоящий перед лицом сложных задач, решение которых требовало преодоления больших трудностей и опасностей, Вы достигли такого уровня, с которым мало кто мог бы сравниться в нашей истории. В каждом случае Вы отражали мудрую позицию здравого смысла, которая являлась решающей в развязке самых мучительных проблем, с которыми мы сталкивались в прошлом: окончание вьетнамской войны, передача исполнительной власти в период национальной травмы и совсем недавно - продвижение вперед дела мира между народами.
Нация в глубоком долгу перед Вами. В связи с Вашим уходом я хочу, чтобы Вы знали о моей глубокой личной признательности Вам; я выражаю благодарность и уважение и от имени американского народа; и Вы можете быть уверены, что я буду прислушиваться к Вашему мнению в будущем. Нэнси вместе со мной передает Вам и Пэт самые теплые личные пожелания”6.
Хейг был ошеломлен, он не мог придти в себя от того, что происходило. Рейган с необыкновенной легкостью соглашался на отставку госсекретаря, о которой тот официально (письменно) никогда не заявлял! Несмотря на все случившееся, генерал до самого последнего дня оставался уверенным в том, что президент никогда не променяет его на “ничего не смыслившую во внешней политике” компанию дилетантов.
Не теряя времени, Рейган спросил генерала, не останется ли он в своей должности до тех пор, пока его преемник не будет утвержден Сенатом. Только после этого президент сел за стол сам и предложил стул Хейгу7.
Далее своим мягким и обволакивающим голосом Рейган признался, что уже имел короткий разговор с находившимся тогда в Лондоне Джорджем Шульцем, который отныне должен был занять пост главы Государственного департамента. Генерал прекрасно понимал, что оставаться во главе Фогги боттом до утверждения Шульца Сенатом нет никакого смысла, особенно если принять во внимание очередное обострение ближневосточного кризиса. Но Рейган настаивал на том, чтобы он не уходил сразу, так как “страна нуждается в нем”. Все это звучало лицемерно и фальшиво. Судя по всему, помощники президента убедили Рейгана в том, что Хейг должен уйти тихо и незаметно.
Госсекретарь догадывался об этом и сказал президенту, что хотел бы все же составить собственное заявление об отставке. По мнению генерала, оно было необходимо прежде всего для
того, чтобы избежать возможных последующих измышлений и свободной трактовки происшедших событий. Рейган рассердился: он явно не ожидал подобной просьбы, но не стал разубеждать Хейга. Генерал попросил у президента два часа, в тече-иие.которых он мог бы составить официальное письмо о своей отставке и подать его президенту, прежде чем тот официально объявит о ней.
Вернувшись в Госдепартамент, расстроенный Хейг взял себя н руки и сел за письменный стол. Им было написано несколько вариантов заявления, но госсекретарь остановил свой выбор на следующем:
“Уважаемый господин Президент: Ваш приход в Белый дом 20 января 1981 г. дал возможность для проведения новой и дальновидной внешней политики, основанной одновременно на силе и сострадании. Я полагаю, что мы оба разделяем взгляд на то, что Америка играет в мире роль лидера и вдохновителя всех свободных людей. Мы были едины в том, что согласованность, ясность и твердость цели - главное в достижении успеха. Именно на этих принципах я и служил Вам на своем посту государственного секретаря.
В последние месяцы мне стало понятно, что внешняя политика, которую мы вместе начинали, сместилась в сторону от этого проводимого нами осторожного курса. По этим обстоятельствам я чувствую необходимость принятия Вами моей отставки. Я всегда буду ценить то доверие, которое Вы оказывали мне. Служить в Вашей администрации было для меня великой честью, и я желаю Вам успеха во всем в будущем"*.
Пока госсекретарь находился в Государственном департаменте и составлял письмо президенту, Рейган, опередив Хейга, около 15-00 появился в комнате для журналистов и первый объявил о его отставке. В удивившем всех заявлении президент предпочел не называть причин увольнения руководителя дипломатического ведомства и уклонился от каких-либо вопросов со стороны репортеров:
“Дамы и господа, позвольте прежде всего сказать мне; я собираюсь сделать заявление, оно очень короткое. Я не буду отвечать на вопросы по нему. Пресс-конференция предусмотрена на следующей неделе.
Это заявление, которое я делаю с большим сожалением, относится к члену нашей администрации, находившемуся на государственной службе свыше 40 лет; после приглашения на работу в Белый дом он выполнял свои обязанности хорошо и пре
данно, восхищая меня своим умом и советами, которые я уважал все то время, пока существует наша администрация. Но сегодня, в это великое время, он уходит в отставку и покидает государственную службу.
Я с огромным сожалением принял отставку государственного секретаря Эла Хейга. На его место я назначаю Джорджа Шульца, который принял это предложение. В этом суть моего заявления.
Как я уже сказал, я делаю это с большим сожалением. Прошу не задавать вопросов, прошу не задавать вопросов”, - дважды повторил в заключение своего выступления президент9.
После этого он сел в вертолет и улетел в Кэмп-Дэвид. Чуть позже последний раз в должности государственного секретаря провел пресс-конференцию и сам генерал. Он зачитал написанное им письмо президенту и в качестве единственной и главной причины отставки указал разногласия по поводу внешней политики10. “На самом деле, - утверждал позже в своих воспоминаниях Р. Рейган, - единственное разногласие заключалось в том, кому определять внешнюю политику: мне или государственному секретарю”11.
В день отставки, 25 июня, у Хейга состоялась встреча один на один с послом СССР в Вашингтоне А.Ф. Добрыниным, которому генерал в ответ на его просьбу подробно объяснил истинные причины своей неожиданной отставки. В их числе были названы усиливавшиеся расхождения по различным внешнеполитическим проблемам с Рейганом и его ближайшим (калифорнийским) окружением в Белом доме, состоявшем из “невежд и саботажников”. Хейг жаловался на постоянные подсиживания и дискредитирующие его “утечки” в прессу одиозной информации, чем постоянно занимались помощники президента, эти “пигмеи во внешней политике, но мастера закулисных интриг”. Они собирали всякого рода сплетни и слухи о якобы существовавшем стремлении генерала представить себя, а не президента, в роли истинного руководителя внешней политики США. По его словам, они постоянно нашептывали президенту, что он готовится выставить свою кандидатуру на пост президента в 1984 г. в противовес Рейгану. “В такой ситуации, - объяснял советскому послу генерал, -трудно иметь непосредственные и хорошие личные отношения с президентом, что необходимо госсекретарю для уверенного ведения внешнеполитических дел”12.
Действительно, отставке А. Хейга предшествовали (очевидно, неизбежные в обстоятельствах подобного рода) интриги, за
кулисные игры и тайные сговоры одних за спинами других. Видимо, поэтому вопрос об уходе генерала не был даже предварительно согласован с Советом по международным отношениям, обычно бывшим в курсе всех сколько-нибудь крупных перемен в администрации. Для его президента У. Лорда, являвшегося другом Киссинджера, столь внезапная отставка госсекретаря, с именем которого связывался возможный сдвиг к центру во внешней политике Рейгана, была совершенно неожиданной13.
Свое сожаление по поводу ухода Хейга с поста государственного секретаря выражали западноевропейские союзники США и израильское руководство. В некотором замешательстве оказались и московские власти, которые тогда не придавали значения разногласиям, существовавшим между отдельными членами рейгановской администрации, и потому особого сожаления по поводу отставки генерала не высказали14.
* * *
Что же изменилось в Государственном департаменте и во внешней политике Соединенных Штатов с отставкой Александра Хейга? Каковы были ее последствия?
Джордж Прэтт Шульц, назначенный вместо Хейга государственным секретарем, являлся в отличие от своего предшественника калифорнийцем, но калифорнийцем, который был тесно связан с “восточным истэблишментом”. В 1942 г. он закончил Принстонский университет, в годы Второй мировой войны служил морским офицером на Гавайях. После окончания войны Шульц некоторое время работал в Стэнфордском университете (штат Калифорния). В 1948 г. начал преподавать в Массачусетсском технологическом институте (штат Массачусетс), где и защитил докторскую диссертацию по экономике. В 1957 г. Шульц стал профессором Чикагского университета. В 1962-1968 гг. он возглавлял в нем школу бизнеса, тогда же установил неплохие контакты с семейством Рокфеллеров и фондом Форда, а в 70-е годы входил в международные советы банка “Морган гэрэнти” и компании “Дженерал моторе”.
Шульц являлся президентом крупной строительной и инженерной фирмы “Бектел гроуп инкорпорейтед”, центральный офис которой размещался в Сан-Франциско. Опыт политической деятельности на высших государственных постах, а с ним и известность, он приобрел давно, еще в 60-е годы, будучи в кабинете Р. Никсона сначала министром труда (январь 1969-июнь
1970 г.), затем директором Административно-бюджетного управления (июнь 1970-май 1972 г.) и министром финансов (май 1972-апрель 1974 г.). Кроме того, Шульц возглавлял президентский Совет по экономической политике, координировавший внешнеэкономические связи США, и состоял в “Комитете по существующей опасности”.
Высокие оценки профессионализму Шульца давали многие, в числе которых были и Г. Киссинджер, и даже сам Хейг, который считал его своим старым другом. Что касается Р. Никсона, то однажды он посетовал Рейгану, что (являвшийся когда-то членом его администрации) министр финансов Шульц не был “игроком в команде”. Действительно, он не одобрял многие методы работы президентского аппарата и атмосферу, царившую в Белом доме при Никсоне. Но в глазах многих это не выглядело слишком уж серьезным недостатком.
Новый глава Фогги боттом, как и генерал, никогда не обучался дипломатии, но обладал большим опытом международной деятельности и до своего прихода в республиканскую администрацию был неофициальным советником Рейгана по внешнеполитическим и экономическим проблемам.
В 1980 г., в период предвыборной кампании, Шульц выступил и в качестве экономического советника Рейгана, а после победы последнего на выборах помогал ему в разработке экономической программы. Усилия Шульца не остались незамеченными: ему сразу же был предложен пост государственного секретаря, которому он, однако, предпочел тогда должность президента “Бектел гроуп”15.
Работа на крупных государственных постах, а также связи с элитой американского бизнеса (как, впрочем, и принадлежность к самому классу предпринимателей) делали 61-летнего Шульца наиболее подходящей фигурой на освобожденный Хейгом пост главы Госдепартамента. Не менее важным, а, возможно, и главным для его будущей успешной карьеры на этом посту было то, что он обладал спокойным и уравновешенным характером, который контрастировал со вспыльчивыми и импульсивными манерами обидчивого генерала. Впоследствии Дж. Шульц показал себя искусным дипломатом и посредником не только в отношениях с другими странами, но и в тех спорах, которые возникали на различных этажах власти вашингтонского истэблишмента, внося тем самым свой вклад в укрепление коллегиальных начал и являясь объединяющей силой в системе всего кабинета.
Л Хейг - курсант Вест-Пойн-। । 1946 г.
Свадьба лейтенанта А. Хейга и Патриции Фокс. Токио. 14 мая 1950 г.
Регина Мэрфи Хейг (мать А. Хейга) - в центре. Слева направо: Патриция Хейг, А. Хейг, Регина Хейг Мередит, Эдвард Мередит, Франциск Хейг (брат А. Хейга)
Заместитель министра обороны Сайрус Вэнс вручает награду А. Хейгу. Июнь 1965 г.
Хейг и Генри Киссинджер. Июнь 1970 г.
А. Хейг и Чжоу Энлай. Пекин. Январь 1972 г.
А. Хейг с женой и детьми (Барбара, Бриан, Александр). Август 1973 г.
С президентом Р. Никсоном
Справа налево: А. Хеш, Дж. Форд, Р. Никсон, Г. Киссинджер в Овальном кабинете Белого дома
С пре индентом Дж. Фордом
А. Хейг и Р. Никсон
Генерал А. Хейг с супругой. 1974 г.
Семьи А. Хейга и Дж. Форда в Белом доме. 1974 i
На военных учениях НАТО н Норвегии. 1978 г.
С пр.. |идентом Р. Рейганом. 19X1 г
Хейг во время слушаний в сенатском комитете по иностранным делам при утверждении в должности госсекретаря. Январь 1981 г.
Покушение на президента Р Рейгана. Вашингтон. 30 марта 1981 г
Хенг в рабочем кабинете
Во время игры в теннис
А. Хейг и помощник президента по национальной безопасности Ричард Аллен
Президент Р. Рейган и помощник по национальной безопасности Ричард Аллен
А. Хейг. Ноябрь 1981 г.
Президен т Р. Рейган
Государственный секрс тарь А. Хейг
Советник Р. Рейгана Эдвин Миз
Руководитель аппарата Белого Дома Джеймс Бейкер
Министр обороны Каспар Уайнбергер
А. Хейг во время пресс-конференции.	А. Хейг. Ноябрь 1981 г.
Октябрь 1981 г.
Посол США в OOI1 Джин Киркпатрик
Внешнеполитическое руководство США. Январь 1982 г.
а Президент Рональд Рейган; о - Государственным секретарь А. Хейг;
в Министр обороны Каспар Уайнбергер:
г Помощник президента по национальной безопасности Уильям Кларк;
<) - Директор ЦРУ Уильям Кейси
А. Хейг и У. Кларк. Январь 1982 г.
Однако это вовсе не означает, что он не защищал интересы собственного ведомства. Занимая по многим вопросам жесткие позиции, Шульц, принадлежавший к умеренному, традиционалистскому течению Республиканской партии, часто выражал несогласие с коллегами по администрации. Но свои взгляды он отстаивал с достоинством, на четкой правовой основе, и это раздражало его оппонентов сильнее, чем постоянное и шумное несогласие Хейга. Вместе с тем, защита собственного мнения и профессиональных интересов не перечеркивала правила игры, принятые в команде президента, в составе которой Шульц оставался до ухода Рейгана. За время пребывания в своей должности госсекретарь Шульц (не в пример Хейгу) добился значительного влияния среди своих коллег и имел большой вес у ближайших советников президента.
Если же говорить о главном результате отставки Хейга, то он состоял в том, что с приходом Шульца в администрацию в ней все более явно стали доминировать калифорнийцы, на которых полностью и полагался Р. Рейган. Бывший директор ЦРУ С. Тернер, например, открыто заявлял, что с отставкой Хейга американская внешняя политика перешла под контроль консервативной “калифорнийской клики”16. Р.С. Овинников, исследовавший сложный и малоизвестный механизм формирования внешней политики США, а также закулисные силы, определявшие характер и направленность курса Вашингтона на международной арене, отмечал, что при всей своей малочисленности калифорнийцы, приведенные в рейгановскую администрацию, в силу своей многолетней близости к президенту действительно оказывали преобладающее влияние на него17.
С заменой чужого Хейга на своего Шульца все важные ведомства, причастные к разработке и реализации внешней политики рейгановского кабинета: ЦРУ, Министерство обороны и Госдепартамент - теперь возглавлялись выходцами из Калифорнии. Держась вместе и образовав плотное непосредственное окружение президента, они выступали с еще большими претензиями на решающее слово в определении политики страны. Калифорнийская прослойка в администрации 40-го президента, образовавшаяся у самой вершины официальной власти, наложила уникальный отпечаток на внешнюю политику США, придав ей оттенок авантюризма, некомпетентности и избавив ее от элементарного реализма18.
Вслед за Хейгом с важнейших правительственных постов стали уходить или устраняться “вообще все сколько-нибудь умерен-
5. Гарбузов В.Н.
ные лица, или, вернее, лица, считавшиеся умеренными”. Так, с высших государственных постов второго эшелона ушли председатель Объединенного комитета начальников штабов генерал Д. Джоунс и заместитель директора ЦРУ Р. Инман, которые, будучи консерваторами, не разделяли крайние позиции правых19.
Наиболее значительные нападки на недостаточно правоверных консерваторов пришлись на осень и зиму 1982 г. Критике за недостаточную твердость все чаще стали подвергаться директор Агентства по контролю над вооружениями и разоружению Ю. Ростоу, заместитель госсекретаря Р. Бэрт, руководитель американской делегации на переговорах по ограничению ядерных вооружений в Европе П. Нитце.
12 января 1983 г. в отставку был отправлен Ю. Ростоу, место которого занял К. Эделман. Вместе с ним ушел и представитель США на переговорах по ограничению вооруженных сил и вооружений в Центральной Европе Р. Стаар. Все они были хорошо известны как “ястребы”, но “ястребы”, которые проявляли благоразумие и пытались найти пути к достижению договоренностей с СССР и добиться реального прогресса на переговорах с ним20.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Послевоенная политическая история Соединенных Штатов знала и громкие скандалы, и скорые отставки, и затяжные кадровые кризисы. Но никогда еще государственный секретарь не получал столь быстро такой незаслуженно дурной славы, которая сопровождала Александра Хейга. А между тем в 1981-1982 гг. он был чуть ли не “единственным человеком в высшем эшелоне административной власти, действительно обладавшим внушительным внешнеполитическим опытом”1.
Кого же винить в том, что с ним произошло? Миза, Бейкера, Дивера, Аллена, Кларка, Уайнбергера, Киркпатрик или Рональда Рейгана, которые в большинстве своем, по мнению генерала, мало что понимали в вопросах внешней политики? А может быть, во всем случившемся был виноват сам госсекретарь, оказавшийся совершенно неожиданно худшим врагом самому себе? Вряд ли стоит искать однозначные и простые ответы на эти вопросы. К отставке А. Хейга привело множество факторов, которые, дополняя друг друга, и создали трудноразрешимую ситуацию.
В состав рейгановской администрации Хейг вошел со стороны или, как иногда говорят в подобных случаях, “в боковую дверь”. Он не имел ни личных, ни деловых связей с новым президентом или с кем-либо из его ближайшего окружения. При его назначении на должность государственного секретаря Рейганом были учтены прежде всего прежние заслуги Хейга, его профессионализм, знания и опыт. Решающую роль при этом сыграли рекомендации, данные генералу бывшим президентом Р. Никсоном и Генри Киссинджером.
Став во главе самого престижного министерства и расширив сферу своего влияния и ответственности, Хейг, однако, не прилагал особых усилий для того, чтобы войти в доверие и установить более тесные контакты и добрые взаимоотношения с калифорнийцами, особенно с главными президентскими советниками и ключевыми членами кабинета (как это делали обычно другие аутсайдеры).
Вместо этого он, считавший себя знающим и высококвалифицированным профессионалом и главным советником Рейгана в сфере внешней политики, по многим проблемам имел собственное мнение, настаивал на проведении своей собственной линии, не желая при этом идти на уступки и компромиссы, учитывать позиции других членов кабинета и даже самого президента. Не принимал во внимание Хейг и деятельность остальных внешнеполитических ведомств, а их в США - около 402. Это, как правило, сопровождалось излишней задиристостью генерала и повышенными личными амбициями. Хейг, всегда державшийся с большим достоинством, так и не стал своим для рей-ганистов.
Следует принять во внимание и тот факт, что на Александра Хейга большое влияние оказала его работа в начале 70-х годов в аппаратах СНБ и Белого дома под началом Киссинджера и Никсона, которая не прошла даром. Известно, что “отличительным признаком политической деятельности администрации Никсона, а точнее президента и аппарата Белого дома, стал авторитарный стиль руководства”3. Он-то и был взят генералом на вооружение спустя годы.
Став государственным секретарем, Хейг воспринимал окружающий мир не глазами одного из членов кабинета, и даже не как осторожный дипломат или опытный генерал. Он смотрел на мир, как верховный главнокомандующий смотрит на поле битвы, быстро оценивая боеспособность сторон, расположение войск и возможности союзников, как бесстрашный полководец, привыкший одерживать только победы и не терпящий никаких поползновений на свою власть и ответственность.
Даже когда речь шла о необходимости достижения согласия или компромисса по какому-нибудь важному конкретному вопросу, Хейг вел дело так, что у всех возникало ощущение участия в сражении, которое непременно должно завершиться либо победой, либо смертью всех его участников. “Все или ничего” - принцип, которому интуитивно следовал генерал на протяжении своей военной карьеры, сослужил ему плохую службу в карьере дипломатической.
Но неудачи генерала не были связаны только с тем, что в администрации Рейгана ему суждено было быть вечным аутсайдером, с его резким и неуживчивым характером. Притязания прошедшего школу Генри Киссинджера А. Хейга на то, чтобы исполнять роль главного советника президента по внешней политике, вряд ли могут быть оценены только лишь как претенциозные.
В своей дипломатической деятельности, вольно или невольно, генерал сравнивал себя со своим учителем и стремился закрепить за собой в администрации Рейгана ту роль, которая была бы сопоставима с положением, занимаемым Киссинджером при Никсоне. В этом смысле его прежний опыт, которым Хейг так гордился и дорожил, сыграл с ним злую шутку. Как отмечал один из бывших помощников Хейга, ныне профессор Джорджтаунского университета Честер Крокер, генерал полагал, что во всем должен следовать примеру Киссинджера, от которого многому научился и которому многим был обязан. Однако модель государственного руководства, сложившаяся в США в начале 80-х годов и опиравшаяся на так называемую систему “кабинетного правления”, существенно отличалась от образца десятилетней давности, а этого государственный секретарь Хейг в своей деятельности не учел4. Сам стиль его отношений с чиновниками Белого дома и коллегами по кабинету стал раздражать очень многих. И президент не являлся среди них исключением.
Впрочем, притязания Хейга нельзя назвать и беспочвенными, поскольку с самого начала подкреплялись словами и заверениями Рейгана. Но, может быть, Хейг понимал их слишком буквально? Может быть, ему стоило, учитывая реалии, отказаться от излишней прямолинейности и проводить более гибкую и мягкую линию? (Известно, что многие вновь избранные президенты в прошлом громогласно заявляли о своих намерениях возложить ответственность за разработку внешней политики страны на Государственный департамент и госсекретаря. Но никто и никогда не следовал этому положению.)
Какие бы ответы на поставленные вопросы ни давались, факт остается фактом: обещания Рейгана, определенное и ясно выраженное признание им Хейга в качестве своего главного советника по внешнеполитическим проблемам давали основания государственному секретарю занимать твердые и бескомпромиссные позиции, ревностно оберегая сферу международной политики от вмешательства со стороны других членов кабинета и сотрудников Белого дома.
Усилиям генерала-госсекретаря по исполнению им своих обязанностей, при попустительстве Рейгана, тайно (чаще всего) и открыто противодействовала “тройка” ближайших президентских помощников, которая повела против генерала настоящую “партизанскую войну”. Считавший всех их дилетантами, самолюбивый и знавший себе цену государственный секретарь сносить это безропотно не собирался, и “тройка” довела дело до его ухода.
Так что к отставке Хейга привели не только личные амбиции генерала, хотя и их было вполне достаточно, но и политические разногласия государственных деятелей и высшей бюрократии в отношении понимания той роли, которую они должны были играть в сложившейся системе власти. Противоборство идей дополнялось противоборством личностей.
Но лишь только эти факторы (ни все вместе, ни каждый в отдельности) не смогли бы создать ситуацию, при которой президент, в общем-то без особого сожаления, пожертвовал своим государственным секретарем. Отставку А. Хейга, как и всю его деятельность на своем посту, следует рассматривать, принимая во внимание еще одно очень важное обстоятельство.
* * *
После Второй мировой войны в западных странах постепенно стали снижаться влияние и роль дипломатических ведомств и самих дипломатов в процессе принятия внешнеполитических решений. Тенденция к снижению роли дипломатических структур развивалась и в США. Причины этого состояли в следующем.
Кроме Государственного департамента к разработке и реализации внешней политики в Соединенных Штатах все чаще и чаще привлекались другие ведомства: министерства обороны, финансов, сельского хозяйства, торговли, ЦРУ, СНБ, Федеральная резервная система и др. На процесс ее формирования большое влияние оказывали также научно-аналитические центры, “группы давления”, политические партии, организации элиты и т.д. Итогом этого было участие в формировании международного курса Соединенных Штатов около четырех десятков только правительственных учреждений и множества неправительственных структур, каждая из которых представляла собой своеобразный “центр власти”.
Все это с неизбежностью порождало децентрализацию, трения, конфликты, столкновения, из которых Государственный департамент далеко не всегда выходил победителем. По мнению большинства знатоков американских “коридоров власти”, заниматься политикой в Вашингтоне - все равно что иметь дело с “многоголовым монстром”: на месте одной отрубленной головы вырастают сразу три5.
При этом следует учитывать еще одно обстоятельство, на которое обратили внимание исследователи В.Ф. Петровский и
Ю.А. Шведков. Они считают, что причины, ограничивающие влияние Госдепартамента, а значит и государственного секретаря, кроются в его особом положении среди других федеральных ведомств США. В Фогги боттом работают тысячи сотрудников как внутри страны, так и за рубежом. Кроме того, это дипломатическое ведомство имеет значительное влияние на ряд автономных и полуавтономных институтов в Вашингтоне, таких, как Управление международного развития, Управление по международным связям, Агентство по контролю над вооружениями и разоружению. Таким образом, делают вывод авторы, главная “периферия” Государственного департамента расположена не в самой стране (как у других министерств), а за ее пределами. Отсюда и вытекает особая его чувствительность к событиям, происходившим за границей, и недостаточная - к запросам самого президента и его аппарата, которые в первую очередь руководствуются внутриполитическими соображениями. По мнению исследователей, сама специфика огромного дипломатического ведомства, во многом занятого своими внутренними текущими проблемами, провоцировала к межведомственным противоречиям и конфликтам6.
Кроме того, в послевоенные десятилетия в Соединенных Штатах усилилось влияние аппарата главы исполнительной власти и околопрезидентских формирований (в частности, советников и помощников), что привело к снижению роли отдельных министерств и ведомств в процессе принятия правительственных решений. Государственному департаменту стала отводиться в основном роль руководителя собственно дипломатической работы, организатора и координатора текущих, повседневных дел и рутинных мероприятий, разработчика различных вариантов внешнеполитических акций. Сами же решения принимались отнюдь не в Государственном департаменте, а на более высоком уровне: в аппаратах президента и СНБ, где мнение руководителя Фогги боттом не являлось единственным и тем более главным.
Следует учитывать и то, что за 50-70-е годы значительно возросла взаимосвязь между внутренней и внешней политикой американского государства. Расширились внешнеполитические полномочия и контроль за международными инициативами правительства со стороны законодателей. Время, когда лишь дипломаты и Государственный департамент сами по себе определяли внешнюю политику США, безвозвратно уходило в прошлое. На первый план выдвигались экономические и военные проблемы, факторы внутренней жизни, стремление скоординировать дипло
матические акции с соответствующими министерствами и ведомствами, действовавшими во внешнеполитической сфере, поиски компромисса и согласия, взаимосвязи и взаимодействия между ними. Эти новые, но крепнущие тенденции с трудом удавалось учитывать Государственному департаменту в течение всех послевоенных лет, что очень сильно проявилось и тогда, когда им руководил государственный секретарь Александр Хейг, сломленный неподконтрольными ему силами и обстоятельствами7.
Так что внутриведомственные разногласия, межведомственное соперничество и личное противоборство, свойственные для американского руководства в целом, в полной мере проявились и в начале 80-х годов.
* * *
Уйдя в отставку, А. Хейг, чья деятельная натура не терпела безделья, снова решил вернуться к бизнесу. Однако интерес крупных корпораций к бывшему члену рейгановского кабинета угас. Генералу ничего не оставалось, как поселиться в Вашингтоне и основать международную консалтинговую фирму “Уолдуайд ассошиэйтс”. После многих лет, проведенных на государственной службе, собственное дело казалось ему лучшим способом реализации личных способностей.
Кроме этого он занялся написанием мемуаров. Через два года, в апреле 1984 г., в издательстве “Макмиллан” вышла первая книга генерала “Предостережение. Реализм, Рейган и внешняя политика’^. В ней на 384 страницах Хейг подробно изложил события и обстоятельства всех 17 месяцев, проведенных им на посту руководителя Государственного департамента. Большое место в книге заняли детальные описания его конфликтов с людьми Рейгана, а также тайных и закулисных действий - “партизанской войны” - помощников президента против него.
Не останавливаясь только лишь на пунктуальном изложении событий и фактов, Хейг уделил значительное внимание разъяснению своей философии американской внешней политики, своего понимания роли и места Соединенных Штатов в окружающем мире.
По мнению Хейга, достигнув успехов в деле возрождения экономики и военного могущества США, а также восстановив моральный дух американцев, Рейган не сумел добиться сколько-нибудь ощутимых результатов в международной сфере. Изме
нить ситуацию, утверждал генерал, можно было только признав существующие реальности и, в частности, главную реальность современности - ни одна нация не может жить за счет другой, и ни одно государство не может существовать с согласия или позволения великих держав. Современный мир, писал Хейг, далеко не такой, каким он был раньше. А США уже не в состоянии осуществлять контроль над ходом истории путем разрешения международных проблем за счет своего богатства, военной мощи и дипломатического влияния. Но, реалистически учитывая интересы своих союзников, неизменно следует руководствоваться правилом: настоящее - это средство для создания лучшего будущего.
Своей книгой Хейг поставил очень важные и сложные проблемы: проблемы управления и управляемости на самых высоких этажах вашингтонских коридоров власти, компетентности и влияния государственных руководителей и их помощников. Понимая поразительную невежественность самого Рейгана в вопросах внешней политики, генерал признавал, что он, как и многие президенты до него, на своем посту все-таки многому учился. Но беда состояла в том, что учился Рейган вплоть до тех пор, пока не стало слишком поздно применять полученные знания.
Автор открыто писал о том, что ближайшее окружение президента: Миз, Бейкер, Дивер и другие с ограниченным опытом и неглубокими знаниями осуществляли план разделения между собой и координации тех обязанностей в области внешней политики, которые по Конституции США принадлежат только самому президенту.
Предупреждая об опасности концентрации власти в руках ближайшего окружения Рейгана и в связи с этим Хейг затронул проблему, являвшуюся, по его мнению, невероятно сложной, если учитывать те последствия, к которым она привела, но очень простой по своей сути. Проблема эта состояла в отсутствии обыкновенной дисциплины среди ближайших советников президента и порядка в президентском аппарате.
В преодолении этих недостатков и пороков, по убеждению генерала, могло бы помочь только самое точное и строгое определение и разграничение обязанностей и полномочий каждого из них и всех вместе, чтобы ни у одного из аппаратчиков и бюрократов никогда и ни при каких обстоятельствах не возникало искушения использовать имя и полномочия самого президента в корыстных целях. Только эта строгая дисциплина сможет направить амбиции, тайное соперничество и открытую конкуренцию (которые всегда присутствуют у людей) в конструктивное русло.
Если этого нет, глава исполнительной власти сам должен прилагать усилия, контролируя всю систему государственного управления, что чаще всего заканчивается неудачей, так как это находится за пределами человеческих знаний и возможностей.
Хейг, как никто другой знавший изнутри всю аппаратную работу, предупреждал о недопустимости полагаться лишь на нескольких помощников в деле руководства всей текущей деятельностью в Белом доме. “Как показывает опыт, - утверждал он, -именно это и дает им возможность использовать свои посты для того, чтобы пытаться разделить и координировать те обязанности в сфере международной политики, которыми президент, и только президент, наделяется по Конституции”.
Генерал, с самого начала своей деятельности на посту государственного секретаря предлагавший президенту проводить внешнюю политику, основанную на принципах равновесия, постоянства и доверия, отмечал, что их реализации всегда препятствовали популизм и мелкие амбиции, свойственные его приближенным. Там, где не достигалось желаемых результатов, всегда, по мнению бывшего главы Госдепартамента, присутствовали два этих фактора. Хейг считал, что для рейгановского окружения более всего было характерно стремление рассматривать президентство как возможность создать более привлекательный имидж Рейгана, а управление государством как очередную предвыборную кампанию. Именно это и обрекало правительство на политическую импровизацию.
Касаясь роли главы государства в определении внешнеполитической линии, Хейг жаловался на отсутствие политического механизма, который обеспечивал бы “слаженное пение всех государственных учреждений по одним нотам”, когда решение уже принято9. Генерал писал о том, что президент сам должен давать четкие и определенные инструкции членам своего кабинета, поскольку неопределенность порождает хаос. Он же сам должен решить, кому из них быть его самым доверенным лицом или “викарием” во внешней политике: госсекретарю, помощнику по национальной безопасности или кому-то другому. Важно, чтобы это был один человек, которому президент доверяет, регулярно и часто встречается с ним, подробно обсуждая те или иные проблемы. Он не обязательно должен быть личным другом главы администрации, но должен хорошо понимать президента, а президент его10.
Мемуары Александра Хейга сразу же привлекли к себе особое внимание. Они вызвали активное недовольство Рейгана и его
помощников, а также открытое негодование Нэнси. В целом же воспоминания были оценены как “наиболее открытые из написанных когда-либо бывшими высокопоставленными членами кабинета об администрации, которая еще находилась у власти”11.
Оставив кресло государственного секретаря, генерал не оставил мысль о кресле президента. 24 марта 1988 г. Хейг, которому шел 64 год, был официально выдвинут в качестве одного из претендентов на должность президента США от Республиканской партии. С самого начала шансы его были невелики, и заветная мечта повторить Эйзенхауэра так и осталась недостижимой12.
В 1992 г. в нью-йоркском издательстве “Уорнер букс” вышла вторая книга воспоминаний А. Хейга “Ближайшее окружение: Как Америка изменила мир", написанная при помощи Чарльза Маккэрри. В ней генерал подробно изложил события, участником и свидетелем которых являлся на протяжении всей своей долгой жизни13.
* * *
В судьбе Александра Хейга всегда переплетались две карьеры: военная и гражданская. Сначала карьера удачливого офицера-штабиста и адъютанта пересекалась с карьерой не менее удачливого высшего бюрократа и осторожного аппаратчика. Потом стремительная карьера генерала и крупного военного руководителя переросла в карьеру государственного секретаря, принесшую Хейгу множество беспокойств и неприятностей, и закончившуюся в итоге его скорой отставкой.
Но у него была еще одна - третья карьера: карьера бизнесмена, всегда игравшая роль своеобразного тыла и запасного варианта. Бывший верховный главнокомандующий объединенными войсками НАТО и государственный секретарь США, основавший после ухода с государственной службы собственное дело, и сейчас, в свои 79 лет, полон сил, энергии и оптимизма. “Главное -не останавливаться”, - говорил он бодро и весело во время одной из бесед со мной, состоявшейся в Вашингтоне в декабре 1997 г.14.
* * *
Не каждый человек способен, сохраняя собственные достоинство и индивидуальность, идти против течения, противостоять внешним обстоятельствам, и в конечном счете победить их. Не
каждый государственный деятель в состоянии с честью выходить из сложных закулисных комбинаций, преодолевать хитроумные уловки и интриги своих недоброжелателей и выигрывать в ожесточенной политической борьбе. Трудно в полной мере влиять на окружающие тебя события, можно только лишь отчасти управлять ими. Это - реальности, от которых никогда и никому еще не удавалось уйти. Не смог сделать этого и Александр Хейг.
Однако пройдя через все препятствия, теряя и приобретая одновременно, в каждой сложной и, казалось бы, безвыходной ситуации он искал и почти всегда находил выход, который становился началом нового этапа его жизни и карьеры. Способность не склоняться перед неблагоприятным стечением событий, умение ждать своего исторического часа были характерны для героя нашего рассказа. “Человек должен исполнить свое предназначение - несмотря ни на что, несмотря ни на какие обстоятельства, преграды, опасности и давление извне. Это основа человеческой морали’’, - утверждал Джон Кеннеди.
Однако использовал ли Хейг шанс, который предлагала ему судьба? Сделал ли он в период своей наибольшей жизненной активности все, что мог? Ответы на эти вопросы дать не так-то просто. Как непросто вынести однозначный и окончательный вердикт тому, чья жизнь соткана из множества сложных решений, противоречивых поступков и вынужденных действий.
В самые трудные и тяжелые свои дни, в августе 1974 г., Ричард Никсон - человек, который был среди тех немногих, кто более всего повлиял на судьбу нашего героя, обращаясь к сотрудникам своего аппарата, произнес:
“Когда что-то не получается, когда мы терпим поражение, то порой думаем, что все кончено, а это не так. Это только начало. Хорошее время - это не тогда, когда все хорошо. Хорошее время наступает, когда вы прошли через настоящие испытания, когда вы перенесли несколько ударов, разочарований, когда подкатывает горечь. Потому что, только побывав в самых глубоких ущельях и провалах, можно оценить прелесть восхождения на самую высокую вершину"'5.
Уж Никсон-то знал, что говорил. Силы и вдохновение черпаются не только в победах, но и в поражениях. Именно тогда на смену безысходности, ожесточению и озлобленности приходят уверенность в себе, решимость и настойчивость, а вместе с ними - надежда и вера.
ВАШИНГТОНСКИЕ ИНТЕРВЬЮ
(вместо Послесловия)
Летом 1997 г., когда уже большая часть рукописи биографии генерала была завершена, я отправился в Соединенные Штаты. Кроме сбора документального материала к своей новой книге, планировалась и моя встреча с Александром Хейгом. Это была мечта, которую мне во что бы то ни стало хотелось реализовать. Все мои американские друзья и коллеги из Университета Теннесси (Ноксвилл, штат Теннесси), в котором я провел значительную часть своей командировки в Америке, проявили ко мне большое внимание и трогательную заботу. Во время пребывания в этой интересной и порой неожиданной стране мне встретились люди, чье заинтересованное отношение ко всем моим планам и стремлениям являлось лучшей поддержкой в тот период.
Среди них был профессор департамента политических наук, доктор Дэвид Уэлборн - автор нескольких книг о президентстве Л. Джонсона, давно работающий в рамках “устной истории”. Он-то и посоветовал обратиться к людям, близко знавшим Хейга по службе и работе в СНБ и Фогги боттом. Именно Дэвид Уэлборн помог мне встретиться и с самим Александром Хейгом, и с ключевыми членами кабинета Р. Рейгана, а также с людьми, которые были знакомы с генералом в течение многих лет.
Поэтому основное внимание во время моего пребывания в Вашингтоне в ноябре 1997 - январе 1998 г. было уделено не только работе в Библиотеке Конгресса, но и встречам с Александром Хейгом и другими ключевыми фигурами администрации Р. Рейгана. Именно эти встречи и беседы помогли лучше понять образ мыслей моего героя, мотивы многих его действий и поступков.
Интервью с Джорджем (Крэном) Монтгомери (15 декабря 1997 г.). С 1980 по 1985 г. Дж. Монтгомери работал советником лидера республиканского большинства в Сенате Говарда Бейкера, а с 1985 по 1989 г. был послом США в Омане.
- Господин посол, как долго Вы знали Александра Хейга?
-	Я работал в аппарате сенатора Говарда Бейкера в то время, когда Хейг был государственным секретарем. Но я никогда не знал его слишком хорошо.
- И все же, что Вы думаете о нем как о государственном секретаре, о его профессионализме?
- (Длинная пауза). Я не знаю. Я думаю, когда он был госсекретарем, то стремился командовать всем. Особенно это проявилось во время англо-аргентинского конфликта. Хейг тогда выступал на стороне Англии. Но это была совершенно правильная позиция. Менее удачной была его политика в регионе Ближнего Востока. Особенно это касается вторжения Израиля в Ливан в 1982 г., которое было поддержано Хейгом. Это было плохим, а в перспективе просто ужасным решением. Тогда он совершил личную ошибку, которая прямо привела к его увольнению. Она стала и основной причиной напряженных отношений между ним и президентом.
- Что Вы могли бы сказать о человеческих качествах Хейга, о его характере?
- Он отличался большим патриотизмом. Хейг - сильный человек. Он, как представитель американского истэблишмента, участвовал во многих ключевых событиях американской политики, прошел большой путь и сделал очень неплохую карьеру. Вместе с тем, многие влиятельные и известные люди отмечали такие черты его характера, которые в конце-концов и привели к трагическому падению: гордость, агрессивность и прочее. Зачастую Хейг поступал неверно.
— Действительно, Хейг прошел очень интересный жизненный путь. Он работал рядом с многими выдающимися деятелями американского государства: Д. Макартуром, Г. Киссинджером, Р. Никсоном, Р. Рейганом. Кто из них, по Вашему мнению, оказал на него наибольшее влияние?
- Я не знаю, кто именно. Перед тем, как перейти на работу в Белый дом при Никсоне, Хейг уже сформировался как личность. Но, все же, думаю, что именно Киссинджер более чем все остальные повлиял на него.
— Являлся ли Хейг тем государственным деятелем, который был в состоянии решать сложные проблемы, находить верные решения?
- Иногда - да, но иногда - нет. В англо-аргентинском конфликте он действовал очень хорошо. Итоги же его деятельности на ближневосточном направлении были ужасны.
- В чем, на Ваш взгляд, состояли главные причины отставки Хейга с поста госсекретаря в 1982 г.?
- Как я понимаю, основной причиной его ухода было то, что президент Рейган перестал доверять Хейгу. А доверять ему он
перестал именно после вторжения Израиля в Ливан. У Рейгана сложилось впечатление, что госсекретарь поддержал эту акцию.
- Насколько я знаю, у Хейга были большие проблемы с так называемой “тройкой" - Мизом, Бейкером и Дивером. Может быть, они и привели к отставке генерала?
- Я думаю, Вы правы. Я просто уверен в том, что Джим Бейкер был основным инструментом, приведшим к уходу Хейга.
- Кроме того, Хейг был аутсайдером в команде Рейгана.
- До некоторой степени.
- За свою жизнь Хейг приобрел две профессии: военную и гражданскую. Повредило ли такое сочетание его карьере?
- Не думаю. Верховный главнокомандующий объединенными вооруженными силами НАТО - все же больше дипломатическая должность, чем военная. Он преуспел и как дипломат, и как солдат. Я думаю, Хейг был хорошо подготовлен к тому, чтобы поменять военную карьеру на карьеру государственного деятеля и дипломата. И в этом ему очень сильно помог опыт работы с Киссинджером. По моему мнению, он мог бы стать выдающимся государственным деятелем, если бы не его нетерпимый характер. Именно это и явилось препятствием для того, чтобы стать по-настоящему исторической личностью.
- Какой период в карьере Хейга, на Ваш взгляд, был наиболее ярким?
- Его работа в администрации Рейгана. Что касается никсо-новского периода, то он был для него не особенно хорошим.
- Понимал ли Хейг в полной мере американские национальные интересы?
- В основном... Если бы он действительно хорошо понимал национальные интересы США, то не допустил бы вторжения Израиля в Ливан. Когда Хейг назначался на должность госсекретаря, то против него была значительная оппозиция. И причины этой оппозиционности состояли в том, что Хейг был тесно связан с Никсоном, особенно когда работал в аппарате президента. Было довольно много вопросов и о его роли в самом уотергейтском скандале. Люди немного опасались этого. Опасались и его непредсказуемости, некоторых черт его характера. Видимо, поэтому он чувствовал некоторый дискомфорт с самых первых дней пребывания в администрации Рейгана1.
Интервью с Майклом Лидином (15 декабря 1997 г.). Работал помощником госсекретаря А. Хейга в 1981-1982 гг. Сейчас М. Лидин - научный сотрудник одного из ведущих консерватив-
ных “мозговых трестов” - Американского предпринимательского института, расположенного в одном из центральных кварталов Вашингтона.
- Как долго Вы знали Александра Хейга?
- Я встретился с ним, когда он ушел с поста верховного главнокомандующего НАТО и обосновался в Вашингтоне. Это было в 1979 г. Тогда он стал работать в Институте стратегических исследований. Там мы познакомились. С тех пор и стали друзьями. Когда Хейг был назначен государственным секретарем, он позвал меня работать в Государственный департамент. Когда в 1982 г. он покинул Госдепартамент, я ушел оттуда вместе с ним.
- Что Вы думаете о Хейге как о госсекретаре, его профессионализме, компетентности?
- Его профессионализм был очень высоким. Но он находился во враждебных отношениях с Уайнбергером. Между ними сложились очень непростые взаимоотношения. Такие же отношения были и с Бейкером, с Джеймсом Бейкером, который был руководителем аппарата Белого дома. Очень сложные отношения с этими двумя людьми мешали ему эффективно работать, быть эффективным госсекретарем.
- А его отношения с Джин Киркпатрик?
- На самом деле они не были такими плохими, как это изображалось прессой. Люди думали, что отношения между ними были хуже, чем это было в действительности.
- А отношения с Дивером и с Мизом? Какими они были в действительности?
- Самыми сложными у Хейга были отношения с Дж. Бейкером.
- С самого начала?
- Да. Я думаю, так было потому, что в нашей политической системе, в нашей системе государственного управления каждый руководитель стремится заполучить как можно больше власти. И он всегда вступает в противоречие с теми, кто пытается все держать в своих руках. Это обычно для американской системы, которая нацелена на то, чтобы предотвращать концентрацию власти. Система балансирования властей, разработанная еще президентом Джексоном, несет с собой много проблем для каждого члена правительства. Но она действительно эффективна.
Кроме того, проблема состояла и в самих личностях. Хейг как личность очень отличался от Бейкера. А когда Хейг стал ссориться с Уайнбергером, это была его большая ошибка, потому что Уайнбергер был очень близок к Рейгану. Он был из Кали
форнии, он знал Рейгана очень давно. Кроме того, Уайнбергер входил в состав его ближайшего окружения. Хейг же являлся аутсайдером. Бейкер тоже был аутсайдером, он ведь работал на Буша. Но Бейкер очень быстро вошел в доверие к самому Рейгану и к миссис Рейган. И Дивер был очень близок к ним. Все это доставляло Хейгу большие проблемы.
А этот случай, Вы знаете, когда на Рейгана было совершено покушение. Эта знаменитая пресс-конференция. Когда Хейг заявил, что власть находится в его руках. Многим это не понравилось, так как казалось, что он хочет иметь еще больше власти, чем та, которая у него была. Но так случилось не потому, что Хейг был военным человеком. Когда это произошло, все собрались в Ситуационной комнате. Кто-то должен был объяснить, что все в порядке, что происходит заседание кабинета. Что Хейг имел в виду, когда он произнес слова “власть в моих руках”? Он имел в виду, что в ситуации, когда президент ранен, а вице-президент - в самолете, на пути в столицу, следующим за ними, в соответствии с нашей конституцией, идет государственный секретарь. Он просто сказал: “Мы имеем конституционную систему, все продолжает функционировать в обычном русле. До прибытия вице-президента высшим должностным лицом кабинета является государственный секретарь”. Он пошел в комнату для прессы и сказал все это. Все камеры были включены, все журналисты были наготове...
- Интерпретация его слое была не верна?
-Да!
- Что Вы могли бы сказать о человеческих качествах Хейга?
- С ним было легко общаться и работать. Он находил хороший язык с мировыми лидерами. Причем по многим важным вопросам - Центральная Америка, Южная Африка, контроль над вооружениями. Я некоторое время работал журналистом в Европе, я знал многих людей. Как руководитель, он был слишком хорошим. Он доверял людям, которых приглашал на работу. Он объяснял суть проблемы. И то, какой результат он хотел бы от вас получить. Я ненавижу бюрократию и бюрократическую работу, но для меня это время было прекрасным. Я вспоминаю о нем с теплотой. Он был отличным боссом.
- Может быть, это был опыт, который Хейг приобрел, работая с Киссинджером и Никсоном?
- Может быть, но Киссинджер никогда не делал так. Киссинджер был другим. Он проверял все и всех сам, он следил за каж
дым вашим шагом. Я думаю, это имеет свои корни в военной биографии Хейга. В делегировании власти, передаче полномочий. Потому что на поле битвы вы делегируете свои полномочия офицерам и объясняете им - вот ваша ответственность - делайте это. Командир разрабатывает только стратегические планы. Тактические же задачи, само выполнение - отдается нижестоящим офицерам. Вот откуда все это у Хейга.
- Кто, на Ваш взгляд, оказал наибольшее влияние на генерала?
- Я думаю, это Вы должны спросить у него самого. Ясно, что Киссинджер оказал на него очень сильное влияние. Он многое перенял у него во внешнеполитических вопросах. Он всегда очень восхищался Киссинджером. Тот был его учителем.
Есть одна очень интересная вещь, которую я узнал о Хейге. Это очень удивило меня. Хейг имел очень глубокие симпатии к европейцам, что с трудом понимали даже сами европейцы. Он находил с ними общий язык. Особенно с европейскими социал-демократами. Это очень удивляло меня. У него были прекрасные отношения с Марио Суарешом и Филиппе Гонсалесом. Они его прекрасно понимали, понимали, что и для чего он делал.
- Что Вы можете сказать о политических пристрастиях Хейга?
- Я думаю, он был умеренным республиканцем, традиционным республиканцем Среднего Запада, республиканцем эйзен-хауэровского типа. Ведь у Хейга было много общего с Эйзенхауэром. И военная специальность, и понимание Европы и европейцев. Эйзенхауэр был генералом и политиком, каким был и Хейг.
- Мог ли Хейг решать сложные проблемы, находить верные решения? Или он принимал и неправильные решения?
- Я не всегда соглашался с ним по всем вопросам. Но это жизнь. Я мог спорить с ним, обсуждать проблемы. И он приветствовал это. Когда начался кризис в Польше в 1981-м, я очень опасался быстрого и непродуманного ответа США. Но тогда мы проявили выдержку. И Хейг сыграл в этом не последнюю роль. Он приветствовал, когда люди выражали собственное мнение. И благодарил их за это. Я действительно провел с ним хорошее время.
- Это было лучшее время для Вас?
- Нет, это не был лучший период в моей жизни. Я не люблю бюрократическую деятельность. Я был государственным служащим при Хейге и ушел из Госдепартамента тогда, когда его покинул Хейг. После этого я работал консультантом в Пентагоне и в СНБ.
- Помните ли вы день отставки Хейга?
- Я был тогда в Израиле. Его секретарь позвонила мне и сказала, что Хейг собирается уходить в отставку и что это произойдет через несколько часов. Я понимал, что это когда-то должно было случиться. Я понимал, что сложилась невозможная ситуация.
- В чем все же состояли причины этой отставки? В его натянутых отношениях с коллегами по кабинету и сотрудниками аппарата президента?
- В личных отношениях, в личностях! Они не любили его. Это очень трудно понять. Ведь многие люди знали Хейга давно и очень хорошо. И говорили, что, может быть, это сложное соперничество изменило его личность. Однажды Хейг признался мне, что, будучи госсекретарем, он проявлял гораздо меньше терпения, чем то, каким обладал в прошлом. Он стал гораздо более импульсивным и раздражительным, менее спокойным даже по сравнению с годами, когда был руководителем президентского аппарата при Никсоне, во время “уотергейта”.
- Может быть, Хейг был сам виноват во многом?
- Он был вынужден руководить в такой ситуации. Что касается политического несогласия, то оно было всегда. Вы не найдете такого периода в американской истории, когда абсолютно все члены кабинета согласны друг с другом. Этого никогда не будет, так как это в природе нашей страны. Другой вопрос, как относиться к несогласию. Хейг был очень терпим к этому. К тем, кто не был согласен с ним. Иногда, правда, он был очень нетерпим к тем, кто упорно не соглашался. Правда, с нами, например, он был очень терпим и давал нам достаточно простора и самостоятельности. И всегда слушал, что мы ему говорили. Но с Уайнбергером - всегда, с Джин [Киркпатрик] -иногда, с Бейкером - абсолютно всегда он был в состоянии несогласия. Они не нравились ему.
- Шульц, ставший преемником Хейга, был другим?
- Да! Он состоял в близком окружении Рейгана, был близким другом Уайнбергера и близким другом президента. И он был человеком совершенно другого типа. Шульц был гораздо более терпимым, более внимательным, осмотрительным.
- Трудно ли, на Ваш взгляд, сочетать две карьеры - военную и государственную, как это было у Хейга?
- В американской истории часто человек, сделавший военную карьеру, приходит в политику. Этому есть много примеров. Наш первый президент Дж. Вашингтон был военным. Если Вы
посмотрите на историю американского президентства, в основном в Белый дом мы выбирали людей двух типов: либо губернаторов штатов, либо генералов, которые победили в войне. От Дж. Вашингтона, Улисса Гранта до Теодора Рузвельта и Дуайта Эйзенхауэра. На предстоящих президентских выборах 2000 г. республиканцы, возможно, выдвинут генерала Пауэлла. Может быть, через два года он станет президентом. Так что такое сочетание не является необычным для американской истории.
- Какой период в карьере Хейга был лучшим? При Никсоне, при Рейгане, или...
- Нет, нет! Конечно, он раскрыл себя полнее при Никсоне, чем при Рейгане. Хотя в годы президентства Никсона меня не было в Америке. Я приехал в Вашингтон в 1977 г. Поэтому я ничего не знаю об “уотергейте”. Но я думаю, все же исключительным периодом в его карьере была вторая половина 70-х годов, когда он занимал пост верховного главнокомандующего объединенными вооруженными силами НАТО. Все так считают: и европейцы, и американцы. Это была высшая точка в его карьере. Все так думают. Хотя президентом тогда был Дж. Картер. Во внешней политике США в те годы было много провалов. Советский Союз расширял свое влияние. Озабоченность царила и среди европейцев. В такое время Хейг был действительно на своем месте. Его пребывание в Европе тогда было очень важным.
- По каким вопросам проявлялось несогласие Хейга со своими коллегами по кабинету?
- Несогласие было, и действительно очень серьезное, например, по вопросу об отношению к Израилю. Госсекретарь был не согласен с помощником президента по национальной безопасности Р. Алленом. А. Хейг занимал очень, очень произраильскую позицию. Он поддерживал Израиль. Аллен же не был таким большим сторонником Израиля. Он, наоборот, критиковал Израиль за бомбардировки... Хейга в этом поддерживала Киркпатрик. Разногласия же с Киркпатрик у генерала были по Фолклендской войне. Я же считаю, что линия, которую занимал Хейг во время англо-аргентинской войны, была верной.
- Завтра у меня должна состояться встреча с Александром Хейгом.
- О! Очень хорошо! Передавайте ему привет. Он должен помнить меня.
- Я договорился об этом интервью с помощником Хейга Шервудом Гольдбергом.
- А, Вуди! Я думаю, Вуди знает о Хейге больше, чем сам Хейг знает о себе самом. Вуди бывает с Хейгом всегда. Он - его помощник еще со времен НАТО.
- О, и до сегодняшнего дня!
- Да! Они как муж и жена (смеется).
- Что можно отнести к наследию Александра Хейга?
- Я думаю, что наследие Хейга состоит в том, чтобы проводить согласованную линию и быть открытым в политике. Хейг уважал военных и доверял военным в Европе, а они доверяли ему. При Рейгане он мог разговаривать со всеми, выслушивать всех, а это был очень трудный период, поверьте мне, очень трудный период.
- Как Хейг смотрел на отношения между двумя супердержавами?
- Хейг не был слишком оптимистичен в отношении Советского Союза. Но он и не думал, что СССР так быстро разрушится. Я говорил ему, что Советский Союз очень болен. Что он хотел в отношениях с Советским Союзом, так это - признания того, что у нас есть проблемы и препятствия, но мы должны уважать Советы, вести с ними переговоры, мы не должны допускать такой напряженности, которая бы разрушила всех. И он к этому призывал нас.
- Как бы Вы лично оценили период разрядки в отношениях между СССР и США?
- Советский Союз оставил после себя ужасное наследие. Разрядка была ужасной ошибкой. Она лишь продлила агонию советской системы. Никсон и Киссинджер избрали неверный подход в отношении СССР.
- Я пишу книгу о Хейге. Она будет называться ‘‘Александр Хейг, или Две карьеры одного генерала”.
- Хорошо. Но почему две? Три! У Хейга было три карьеры: генерал, государственный деятель и предприниматель2.
Так Майкл Лидин, сам того не зная, внес изменение в первоначальное название и замысел моей книги.
Интервью с Александром Хейгом (16 декабря 1997 г.). Встречи с генералом я ожидал с особым чувством, которое очень трудно объяснить. Оно возникает тогда, когда предстоит знакомство с человеком, которого, казалось, уже очень хорошо изучил по книгам и мемуарам и потому давно знаешь. Позвонив предварительно в “Уолдуайд ассошиэйтс”, я договорился с помощником Хейга Шервудом (Вуди) Гольдбергом о встрече.
16 декабря 1997 г. я отправился на 15 стрит, расположенную в северо-западной части Вашингтона. Дом, в котором, наряду с множеством конторских помещений, располагался и офис “Уолдуайд ассошиэйтс”, находился почти напротив редакции газеты “Вашингтон пост”. В 11-00 меня уже ждали. Секретарь генерала Барбара предложила кофе и попросила подождать несколько минут. Вскоре в фойе вышел давний помощник Хейга Шервуд Гольдберг. Не успели мы обменяться визитками, как из своего кабинета показался и сам Александр Хейг. На нем были клетчатые брюки и бежевая рубашка с галстуком. В свои 73 года генерал выглядел очень бодро, был свеж и подтянут. Он улыбнулся, подал мне руку и, показав в сторону кабинета, произнес громким голосом: “Идем!”. Кабинет Хейга, обставленный удобной мебелью, представлял собой небольшое и уютное помещение. Нам принесли кофе. И беседа началась.
- Господин Хейг, кто оказал на Вас, на формирование Вашей личности наибольшее влияние?
- Наиболее сильное воздействие на меня оказали несколько людей. Не кто-то один. Во-первых, моя мать, которая похоронила мужа и воспитывала троих детей в очень сложных экономических условиях. Вторым был генерал Дуглас Макартур, под началом которого я служил в 1948-1953 годах. Я думаю, именно эти два человека оказали наибольшее влияние на меня в период формирования моей личности. Ведь необходимо различать позитивное и негативное влияние. Например, некоторые люди, с которыми я встречался в годы администрации Кеннеди, повлияли на меня в негативном плане. Президент Никсон влиял на меня во внешнеполитических делах в позитивном смысле.
-А доктор Киссинджер?
- Доктор Киссинджер - конечно! Он формулировал идеи, которые я реализовывал. Он был ученый, а я - практик.
- Что Вы могли бы сказать о нем как о дипломате, человеке?
- Он очень повлиял на мою жизнь. Мне очень трудно относиться к нему критически.
- Он был очень трудным руководителем или нет?
- Да, он был очень трудным руководителем. Он напрягал каждого. Но я думаю, в этом смысле каждый имел выгоды. Он заставлял вас интеллектуально выкладываться. Заставлял по несколько раз переписывать бумаги. Многие прошли аппарат СНБ, и многие вспоминали об этом времени с ненавистью. Но, несмотря на это, то время очень многому научило.
- А каким было, на Ваш взгляд, наследие Генри Киссинджера как государственного деятеля?
- Он много сделал для международного сотрудничества. По моему мнению, американская дипломатия до него страдала от отсутствия знаний. Мы очень устали от госсекретарей, которые никогда не читали книг по внешней политике, которые никогда не читали книг по политической теории, которые делали то, что было популярно лишь в данный момент. Поэтому американская внешняя политика стала и непредсказуемой, и зачастую терпела неудачи. Во внешней политике мы - американцы - довольно долго не были большими знатоками, мы не имели большого опыта. Мы долгое время главным образом были сосредоточены на внутренней политике... Джим Бейкер - пример тому. Он был ужасным министром финансов. Я уже не говорю о том, каким он был госсекретарем [в 1989-1992 гг. - В.Г.].
- А что Вы думаете о разрядке (особенно, если говорить об американских интересах)? Была ли она полезна Америке, или это была большая ошибка администрации Никсона?
- О нет, я не думаю, что это была наша большая ошибка. В своих мемуарах я писал о моем опыте в период корейской войны. И я думаю, что разрядка была очень, очень важна для всеобщего диалога. Конечно, важно, чтобы в этом диалоге принимались правильные решения.
Например, в 50-е годы в США (при президенте Трумэне) китайская проблема вызывала настоящую паранойю. Правительство США делало тогда ставку на Тайвань и Чан Кайши. Это была политика двойного стандарта в отношении к китайцам. Это один пример. Другой пример - Ближний Восток, ирано-иракская проблема. Наша политика там - это политика краткосрочных шагов. Я отношу политику разрядки к этой же категории. И СССР, и США в то время уменьшили международную напряженность, до этого мы никак не могли начать диалога.
Но я хотел бы обвинить именно Советский Союз в крахе разрядки. Она [разрядка] создала в Москве иллюзию, что русским можно возродить старую гегемонистскую внешнюю политику, и она в результате была [ими] возрождена. Афганистан, Центральная Америка - вот результат такого подхода СССР.
- Если говорить о наследии президента Ричарда Никсона, то это именно разрядка? Или это только “уотергейт” ?
- Нет, конечно! Многие пытаются судить об “уотергейте”. Каждый президент имел свой “уотергейт”! У Линдона Джонсона был свой “уотергейт”. У Картера был “уотергейт”. А у президен
та Клинтона, посмотрите!.. - свой “уотергейт”! Наши отношения с Советским Союзом в период холодной войны характеризовались отсутствием реальности. С обеих сторон, с обеих сторон! При Никсоне такое положение стало меняться. Так что разрядка была правильной политикой!
- Кто, по Вашему мнению, был лучшим президентом США после Второй мировой войны?
- Уинстон Черчилль. Был бы (громко смеется)'.
- Господин генерал, в своих мемуарах Вы пишете об убийстве президента Кеннеди и, ссылаясь на Линдона Джонсона, утверждаете, что за спиной убийц стоял Фидель Кастро. Что Вы сами думаете об этом?
- Я думаю так же, как и Линдон Джонсон. В то время я работал в Пентагоне и был помощником по военным делам министра армии Сайруса Вэнса. Господин Вэнс, занимаясь ракетным [Карибским] кризисом, изучал и кубинские дела. Я работал в очень близком контакте с ним и с Джозефом Калифано -его советником. Я разговаривал с ними. Тогда происходили события, о которых не сообщалось американскому народу. Так, американская администрация согласилась заключить секретное соглашение с Советским Союзом: в обмен на вывод советских ракет с Кубы мы должны были убрать свои ракеты из Италии и Турции. Администрация отрицала это до тех пор, пока не появились письменные свидетельства. Но было и второе соглашение - США брали на себя обязательство не вторгаться на территорию Кубы. То, что американский народ ничего не знал об этом - было неверно, нечестно. Я считаю, что такие действия администрации Кеннеди не пошли на пользу Соединенным Штатам. А позже это сказалось и на ситуации в НАТО в 1966 г., когда она вынуждена была покинуть свою штаб-квартиру в Париже.
- Было ли убийство Кеннеди каким-то образом связано с Советским Союзом?
- Я не знаю. Но я предполагаю, что да. Я знаю, что КГБ был вовлечен в это. И - разведка Кубы, вместе с разведкой Восточной Германии - “штази”. На этот счет есть документы в Библиотеке Дж. Кеннеди.
- Вернемся к Вашей карьере. Какой ее период Вы считаете лучшим? Период Киссинджера, Никсона, Рейгана, или НАТО.
- НАТО. Я скажу Вам почему. Потому что у меня было 14 государств, которыми я управлял. Между ними не было согласия, поэтому я делал все, что хотел (смеется).
- В течение своей жизни Вы накопили очень большой военный и внешнеполитический опыт. Какой, по Вашему мнению, может быть роль США в современном мире, после распада Советского Союза?
- Во-первых, я не считаю, что Советский Союз был кем-то разрушен. И не считаю, что увеличение военной мощи США при Рейгане разрушило СССР. Я считаю, что Советский Союз сам потерпел поражение. Из-за внутренних противоречий марксизма-ленинизма. Марксизм-ленинизм - это несостоятельная экономическая теория. Сегодня США - единственная в мире супердержава. Но в мире есть и другие центры силы, которые потенциально могут стать супердержавами: Китай, объединенная Европа. Было бы ошибочно для Соединенных Штатов, как это было в рейгановские годы, предлагать государствам рецепты того, как они должны жить и формировать свои общества. Это большой недостаток для внешней политики. Лучший способ воздействия -это сила собственного примера. Если, конечно, рассматривать коллапс Советского Союза как конец холодной войны.
Рыночная экономика, демократия - это универсальные ценности всюду. Вне зависимости от страны. Развал СССР - это победа именно этой [западной] системы ценностей. Большая терпимость, озабоченность интересами других стран, большее сотрудничество - за этим будущее. Сейчас мир очень сильно взаимосвязан. Крах на Нью-Йоркской фондовой бирже в 1987 г. отразился на всех странах Тихоокеанского региона. Все это следует учитывать.
- Мне известны обстоятельства Вашей отставки. Почему Рейган в 1980 г. все же пригласил Вас на пост своего государственного секретаря? Ведь он же понимал, что Вы - не из Калифорнии, что Вы не являлись другом К. Уайнбергера или Дж. Бейкера, что Вы не принадлежали к его ближайшему окружению и были аутсайдером в его администрации.
- Да. Но он думал, и его советники (так называемый “кухонный кабинет”, который продвигал его в губернаторы, а потом в Белый дом) считали, что я лучше отражал бы его мышление, его взгляды. Этот “кухонный кабинет” и посоветовал меня. Но был Дж. Бейкер, который с самого начала работал на Буша, и который сам в будущем намеревался стать президентом. Он-то и видел во мне конкурента.
Я благодарен президенту Рейгану. У него был очень хороший... инстинкт, он являлся эффективным лидером, харизматической личностью. Но “калифорнийская мафия”... Уайнбергер, Буш, Бейкер... оказывали на Рейгана очень большое влияние...
- Как складывались Ваши отношения с министром обороны Каспаром Уайнбергером?
- Я знал его, он знал меня. Мы были в очень хороших отношениях с очень давних времен - еще со времен президентства Никсона. Напряжение между нами возникло, когда мы стали министрами в администрации Рейгана. И в основном по одному вопросу: по вопросу о военном бюджете. Когда Каспар Уайнбергер был министром здравоохранения, образования и социального обеспечения, его ведомство было крупнейшим растратчиком в кабинете. Когда же он стал министром обороны, он вновь стал основным пожирателем расходных статей. Я не был согласен с Уайнбергером по ряду вопросов... Но он был министром обороны, а не государственным секретарем. Да и Дж. Шульц, сменивший меня, никогда не соглашался с ним.
- Господин Хейг, большое спасибо за беседу. Свою книгу о Вас первоначально я думал назвать “Александр Хейг, или Две карьеры одного генерала”. Но вчера я встретился с Майклом Лидином, который просил передать Вам привет. И он спросил меня: “Почему две? Три карьеры". Да, три карьеры?
-Да, три. Три? Четыре! Военная. Карьера бизнесмена. Политическая карьера. И преподавательская. Я учил студентов - читал им лекции - в Университете Пенсильвании. Но я думаю, все же - три карьеры. Три карьеры - лучше.
- Чем Вы заняты сейчас?
- Что я сейчас делаю? Я занимаюсь международным маркетингом, венчурным капиталом, я - один из директоров “Американ онлайн” - компании международной системы “Интернет”. Моя компания занимается строительством кораблей - инвестициями. Я люблю заниматься бизнесом. Главное - не останавливаться. Никогда не прекращать трудиться!3
Сказав эти слова, генерал стукнул кулаком по подлокотнику кресла и посмотрел на меня острым и добрым взглядом. После того как он надписал мне вторую книгу своих мемуаров, я попросил сфотографироваться вместе с ним. “Конечно, - сказал генерал, вставая, и, надев пиджак, позвал своего помощника Вуди Гольдберга: - Вуди, помоги нам. Сделай-ка фото для Москвы!”.
Интервью с Ричардом Фейрбэнксом (19 декабря 1997 г.). Работал помощником госсекретаря А. Хейга в 1981-1982 гг. Сотрудник Центра стратегических и международных исследований в Вашингтоне, доктор Р. Фейрбэнкс встретил меня в фойе и провел в свой кабинет, стены которого были заполнены портретами и
фотографиями его хозяина в окружении американских президентов, членов различных администраций, сенаторов и конгрессменов. Р. Фейрбэнкс обратил мое внимание на один старый портрет: “Это - Чарлз Фейрбэнкс - мой дед. Он был вице-президентом США в администрации Теодора Рузвельта, с 1905 по 1909 год”.
- Как долго и насколько хорошо Вы знакомы с А. Хейгом?
- Первый раз я увидел Хейга в 1971 г. и с тех пор знаю его очень хорошо и лично, и профессионально. Так что я знаю его 26 лет. Я не встречался с ним, когда он был главнокомандующим НАТО, и когда он являлся президентом “Юнайтед текнолоджис”. Первые 11 месяцев работы в администрации Рейгана я был помощником государственного секретаря по отношениям со странами Ближнего Востока. Следующие 7 месяцев я входил в состав делегации на переговорах по ближневосточному урегулированию.
- Каким госсекретарем, на Ваш взгляд, был Хейг?
- Когда он стал государственным секретарем, он имел очень широкий взгляд на мир, знал все регионы земного шара. И это было необычно для госсекретарей США в начальный период их деятельности. Он знал мир очень хорошо. Я помню слушания в Сенате при его утверждении в должности. Тогда было очень много споров, потому что Хейг возглавлял президентский аппарат на заключительном этапе президентства Р. Никсона. И Хейг в течение долгих 5 дней отвечал на вопросы. Все это транслировалось по телевидению. Многие члены комитета по международным отношениям Сената задавали ему сложные и трудные вопросы, потому что они не желали утверждать его в должности государственного секретаря. Это было очень тяжело для Хейга. Все это освещала пресса, часто в отрицательном свете. Каждый день на первых полосах газет “Вашингтон тайме”, “Нью-Йорк тайме” появлялись фотографии. Но тогда он не позволил обвинить себя в чем-либо.
А теперь я расскажу Вам еще одну историю. Все представление Хейга на слушаниях было абсолютно первоклассным. Своими ответами в ходе этих слушаний Эл Хейг покорил всех: и республиканцев и демократов. Один из конгрессменов-демократов от штата Северная Каролина, я запомнил это особенно, исполняющий обязанности комитета по международным отношениям Палаты представителей, сказал: “Господин государственный секретарь, я являюсь членом палаты 37 лет и считаю, что это была наиболее прекрасная часть слушаний при утверждении в долж
ность, которую я когда-либо слышал”. Хейг был действительно отлично подготовлен, он очень четко выражал свои мысли.
- А каким человеком был Хейг? Каким был его характер?
- За четверть века я встречался со многими мировыми лидерами. Из Вашей страны - с Горбачевым и Примаковым. Встречался и с лидерами западных демократий, с китайскими и японскими руководителями. Хейг принадлежит к наиболее запоминающимся личностям. Это человек, который соединял в себе огромный личный динамизм и харизму с очень глубоким и оригинальным интеллектом. Это соединение и притягивало многих к нему. Он был человеком высшей пробы. Превратности судьбы делали Хейга ищущим человеком. С ним можно было соглашаться или не соглашаться, он мог даже рассердить вас. Но он вряд ли мог не нравиться, он обладал притягательностью, магнетизмом.
- Он был трудным руководителем?
- С ним было легко работать. Когда в 1981 г. я стал работать в Госдепартаменте, я знал Хейга уже 10 лет. Он всегда внимательно выслушивал тех, кто был не согласен с ним. Если вы не соглашались с ним, он мог рассердиться, но если вы были в состоянии убедить его, то вы могли убедить его. Он не был тем человеком, который реагировал только лишь эмоционально, он всегда выслушивал вас, а затем следовала интеллектуальная реакция.
- Кто оказал на него, на Ваш взгляд, наибольшее влияние?
- Если Вы читали его книгу, то он пишет о том, что его отец умер, когда он был еще совсем юным. Но он, конечно же, успел оказать на него большое влияние. Большое влияние на Хейга оказала военная среда, и прежде всего Вест-Пойнт, где он учился и получил профессию офицера. Конечно, генерал Макартур -очень повлиявший на направление его карьеры. Я думаю, Генри Киссинджер, заместителем которого был Хейг, когда работал в аппарате СНБ. Именно Киссинджер ввел его в круг международных и стратегических проблем, повлиял на его интеллект. Ричард Никсон в разных направлениях повлиял на него. Эти люди оказали на Хейга наибольшее влияние.
- Каким, по Вашему мнению, был Киссинджер?
- Киссинджер слишком известен, чтобы говорить о нем просто как о трудном человеке... Хейг был заместителем Киссинджера, когда тот был помощником президента по национальной безопасности. Я тогда работал в аппарате СНБ, занимался проблемами внутренней политики. Я не находился в прямом подчинении у Киссинджера, но я знал его также с 1971 г. Видел его два
или четыре раза в год. Я помню Киссинджера как очаровательную, харизматическую личность. Если вы находились на общем с ним интеллектуальном уровне, вам нечего было бояться. Я ставлю его на один уровень с Маргарет Тэтчер, Ли Куан Ю и Ричардом Никсоном. Он был очень умным и профессиональным руководителем.
- В чем, на Ваш взгляд, состояли причины отставки Хейга? Являлись ли они только личными?
- На 100 процентов - личные! Причины его отставки ничего общего не имели с внешней политикой. Некоторые люди, с которыми он работал, особенно в аппарате Белого дома, считали, что он слишком уж индивидуальный игрок, который не действует как часть единой команды. Они и говорили об этом президенту Рейгану, внушив ему, что Хейг действует излишне самостоятельно. Хейг действительно был очень самостоятельным, очень независимым, зачастую очень резким. Здесь, кроме того, была и изрядная доля зависти, ревности. Сотрудники аппарата очень ревностно воспринимали возможность Хейга влиять на президента. Особенно ревностно воспринимали стремление Хейга самому формулировать внешнюю политику страны. Я помню такой случай, когда Хейг впервые был назван государственным секретарем, он сразу же повел себя очень динамично, и многие говорили, что Хейг берет власть в свои руки или что-то в этом роде. Фактически он сам себя воспринимал как “викария” внешней политики, что снижало роль президента в этой сфере. Некоторые люди из аппарата Белого дома вели против него настоящую войну. Причинами его отставки были чисто личные причины, а не политические.
- Какое время было лучшим периодом жизни Хейга?
- Я бы выделил период в государственной карьере Хейга, который принес ему, по-моему, наибольшее удовлетворение. Он сам рассматривает свою деятельность на государственной службе как американский патриот. С этих позиций, конечно, период командования НАТО был для него наиболее удачным. Наиболее трудное время было тогда, когда Хейг был руководителем аппарата Белого дома при Никсоне в ужасный, драматический период истории нашей страны. По-моему, ему действительно нравилось быть государственным секретарем. Назначение на эту должность, несмотря на то что Хейг был госсекретарем недолго, явилось вершиной его карьеры. Мне кажется, он сам оценил бы это так же, несмотря на сложности с ближневосточными делами.
- Почему Рейган и его люди после выборов 1980 г. пригласили Хейга на пост госсекретаря, ведь он не принадлежал к бли
жайшему окружению будущего президента, не был калифорнийцем? Уже тогда было ясно, что он может быть не очень удобным членом администрации?
- Да, все это так. Но Рональд Рейган и его окружение выбирали не только друзей Рейгана. Каспар Уайнбергер, назначенный министром обороны, был не только очень хорошо знаком с Рейганом по Калифорнии, но и был известен своим опытом работы в правительстве в качестве советника президента. Многие люди, не будучи приближенными к Рейгану, занимали ответственные посты в администрации. Так, Джим Бейкер, руководитель аппарата Белого дома, а потом министр финансов, не был калифорнийцем. Он был одним из организаторов предвыборной кампании Джорджа Буша. Его способности, уровень компетентности привели его в команду Рейгана. Я должен сказать, что Рейган не боялся таких людей. Да и его окружение, советники думали таким же образом. Это имелось в виду и при назначении Хейга на пост госсекретаря. Потому что они думали, что он - лучший, он имеет опыт, что он - человек с широким видением мира, с большим опытом, приобретенным как на высших уровнях политики, так и в военной сфере. Кроме того, в течение ряда лет он был эффективным бизнесменом. Он ясно знал и понимал геостратегическую ситуацию. Главным фактором при выборе и назначении Хейга была его компетентность. И в этом нет ничего удивительного.
- Испытывал ли Хейг серьезные трудности при разрешении сложных международных проблем, как в случае с англо-аргентинским конфликтом, например?
- Это было очень трудное время. Особенно, что касается его “челночной дипломатии”. Тогда меня не было в Вашингтоне. Я участвовал в переговорах по Ближнему Востоку. Но беседовал с ним об этом. Ясно, что для Хейга это была стрессовая ситуация. Он понимал, что не в состоянии предотвратить эту войну. Он очень переживал по поводу этого, по поводу того, что не все в его силах.
- А ближневосточная проблема? Она представляла для Хейга большую сложность?
- Ближневосточная проблема всегда и для всех сложна (смеется). Хейг был очень обеспокоен этой проблемой, возникшей много лет назад. Как государственный секретарь он много времени думал о ней, переживал, старался что-то предпринять. Может быть, эта проблема была для него второй по значимости после отношений с Советским Союзом. У нас (у него и у меня) был
план по развитию мирного процесса в этом регионе - собрать министров иностранных дел Египта и Израиля вместе с делегацией Иордании в составе египетской делегации и встретиться в Уайт-Плантэйшн (штат Мэриленд) для проведения мини-Кэмп-Дэви-да - для заключения соглашения, подобного Кэмп-Дэвидскому. Вторжение Израиля в Ливан в 1982 г. нарушило мирный процесс. Это вызвало большое разочарование, так как тогда мы были так близки к соглашению.
- Какова была позиция Хейга в отношении Советского Союза?
- Я думаю, он был сторонником концепции “взаимного гарантированного уничтожения”, в соответствии с которой обе стороны при помощи тысячи ракет могли бы с гарантией уничтожить друг друга. Но он понимал опасность и необходимость сохранения мира в обстановке конфронтации, сложившейся в течение трех десятилетий. Он был убежден, что наша система, для которой характерны рыночная экономика, личная свобода граждан и т.п., в долгосрочном плане является более жизнеспособной и лучшей. Он считал, что коммунизм не является продуктивной и успешной системой. Хейг много времени уделял отношениям между двумя супердержавами. Возможно, опыт работы в НАТО помог ему в этом. Он уделял много времени и внимания удержанию западных рубежей, сотрудничеству США с Западной Европой. Позже он очень переживал по поводу вынужденного размещения там ядерных ракет США, считая все же, что наша сторона победит, если будет следовать именно этим курсом4.
Интервью с Ричардом Алленом (22 декабря 1997 г.). Ричард Аллен работал помощником президента по национальной безопасности в 1981-1982 гг.
Я заранее знал о том, что отношения между Хейгом и бывшим помощником президента по национальной безопасности Р. Алленом были натянутыми. 22 декабря 1997 г. я пришел в офис “Ричард Аллен компани”, расположенный в одном из административных зданий в центре Вашингтона. На месте Аллена не было. Его секретарь, предложив мне кофе, просила подождать и провела в кабинет, заполненный книгами и мягкой мебелью. Аллен, перенесший недавно операцию, задерживался, о чем он просил передать мне по телефону. Спустя полчаса он, передвигаясь на костылях, вошел в кабинет. Извинившись, Аллен сел в кресло, и мы начали разговор.
- Как долго Вы знаете Хейга? Что Вы думаете о Хейге как о государственном деятеле?
- Я знаю его очень хорошо. Каждый знает Александра Хейга очень хорошо, кроме, разве что, миссис Хейг. Я знаю его почти 30 лет - еще по администрации Никсона. Тогда я был заместителем помощника президента по национальной безопасности. Я был советником Никсона в президентской кампании 1968 г. Хейг тогда был помощником Киссинджера по военным вопросам. Мы знали друг друга в течение двух сроков президентства Никсона. Хейг был, конечно, квалифицированным человеком, работал на разных должностях, в том числе и в должности госсекретаря. Трудности происходили оттого, что Хейг не был “игроком в команде”. Он не понимал, как работать с президентом Рейганом, который не отличался особым интеллектом.
- Но Хейг приобрел большой опыт перед тем как занять кресло государственного секретаря?
- Военный опыт.
- Не только военный. Он был руководителем аппарата Белого дома.
- Да, и немного бизнесменом. Но в основном он имел военный опыт.
- Что Вы думаете о переплетении этих двух карьер в жизни Хейга: карьеры военного и его политической карьеры, вернее карьеры государственного деятеля?
- Что касается Хейга, то иногда военный опыт помогал ему решать дипломатические проблемы. Иногда - нет. Он не мог работать с людьми. Он верил, ошибочно, в то, что президент Рейган даровал ему право одному вершить всю внешнюю политику государства. А это не так. Президент Соединенных Штатов - лидер государства, и именно он разрабатывает внешнеполитические инициативы. Хейг не хотел понимать этого, и стал бороться с Рейганом. Хейгу не нравились многие идеи Рейгана, и он стремился препятствовать их реализации. И его собственные идеи были не всегда адекватными ситуации. В Центральной Америке его инстинкты были хороши. По Кубе - он хотел продвигаться быстрее, чем это было возможно, быстрее, чем позволяли условия. Хейг был не способен к внимательному чтению мыслей своего босса - господина Рейгана. И был не в состоянии понять вообще, кто его босс. Характер Хейга, его недоброжелательность являлись большой проблемой. Большой проблемой была и его подозрительность. Конечно, Хейг, которого я люблю и которым я восхищаюсь, считал, что все в Белом доме плетут против него заговоры.
- Он писал об этом в своих мемуарах.
- Да. Они у меня есть. Это очень плохие мемуары... Ведь я же представлял его Рейгану, я лично представлял Хейга Рейгану.
- В чем состояли причины отставки Хейга? Какие мотивы были главными - личные или политические?
- По моему убеждению - только личные. Он полагал, что люди плохо относились к нему. Эл Хейг - великолепный человек, хороший парень, но он не мог работать хорошо и слаженно с другими людьми. И именно поэтому он находился в постоянной борьбе с Эдвином Мизом. Правда, с Мизом у всех были проблемы. Но он боролся с Бейкером и Дивером. Хотя они ничего не инспирировали против Хейга, потому что это было невозможно. Он думал, что они с самого начала плетут против него заговор. Вполне очевидно, что политические игры против Эла Хейга вел сам Эл Хейг.
- Когда Хейг был госсекретарем, Вы занимали должность помощника президента по национальной безопасности. Не могли бы Вы определить границу между национальной безопасностью и внешней политикой? Порой между ними довольно трудно провести четкую грань.
- Да, внешняя политика является составной частью, компонентом национальной безопасности государства. Часто люди думают, что национальная безопасность - это только оборона. Это - неверное представление. Людям порой трудно понять современную концепцию национальной безопасности. А она, среди прочих аспектов, включает в себя экономику, разведку, оборону, внешнюю политику. Национальная безопасность шире, чем внешняя политика. Государственный департамент ответственен за разработку советов в международной сфере президенту и реализацию той внешнеполитической линии, которую избрал президент. Хейг с самого начала воспринимал свое ведомство как независимое королевство, а самого себя как человека, который может решать все проблемы внешней политики. Но внешняя политика - только лишь компонент национальной безопасности. У него были ужасные проблемы с Уайнбергером, возглавлявшим Министерство обороны, и с директором ЦРУ Биллом Кейси. И с Джин Киркпатрик! И с многими другими людьми! Да...
- Господин Аллен, могли Вы при всем этом решать с Хейгом проблемы? Легко ли было Вам обосновать свою точку зрения Хейгу, доказать свою правоту?
- Для меня-то это не было трудным, но ему было очень нелегко понять меня. Я специально пытался снизить влияние своей
6.	Гарбузов В.Н.
должности за счет повышения статуса государственного секретаря, потому что, начиная с Киссинджера, пост помощника президента по национальной безопасности стал вдруг важен так же, как и должность госсекретаря. Такая ситуация сложилась потому, что Никсон не доверял Государственному департаменту. Поэтому и Киссинджер стремился снизить влияние Госдепартамента, изолировать его. А Хейг перенял поведение Киссинджера.
- Киссинджер был очень трудным руководителем?
- Очень! Он являлся мастером по организации заговоров. И Хейг при нем обо всем этом узнал. В 80-е годы Эл Хейг полагал, что Белый дом должен работать для него. Именно так считал Киссинджер в 1969 и в начале 70-х годов. Я думаю, что генетически Хейг перенял это от Киссинджера: Белый дом существует для него. В отличие от Хейга, Шульц был игроком в команде. Он был большим дипломатом, чем Хейг. А когда в день покушения на Рейгана Хейг заявил, что власть находится в его руках!
- Это была его первая большая ошибка?
- Огромная, огромная ошибка! Я не буду сейчас вспоминать о деталях. Но это была его фундаментальная ошибка!
- Что Вы могли бы сказать о консерватизме Хейга?
- Он не был консерватором! В нем не было ничего консервативного. Ничего! Ноль!
- Но он же был республиканцем?
- Да. Но он не был консерватором. Он принадлежал к истэблишменту, к бюрократии.
- Как Вы оцениваете политику разрядки?
-Банкротство! Полностью обанкротившаяся политика! Поймите, Рейган был избран во многом потому, что выступал против политики разрядки, проводимой Никсоном и Фордом. При Киссинджере разрядка способствовала ослаблению международной напряженности. Это, с одной стороны, хорошо. Но от этого больше выиграл Советский Союз. Кроме того, тогда в США считали, что мы можем ослабить СССР экономически и на этой основе контролировать его поведение. Но и этого не получилось.
Почему в 1980 г. я был настроен оптимистично и с энтузиазмом пошел работать в администрацию Рейгана? Не потому, что у меня не было работы. Она у меня была. Рейган считал, что политика разрядки - это банкротство, и я думал так же. Хотя Рейган обладал упрощенным стратегическим видением, он был прав5.
Критически настроенный к Хейгу, Р. Аллен оказался довольно интересным и умным собеседником. Мы говорили с ним об
американском консерватизме, о политической ситуации в современной России, о Ельцине и Жириновском, Картере и Рейгане. Расспросив о моих дальнейших планах и пожелав мне успехов в сборе интервью с остальными членами кабинета, бывший помощник президента проводил меня до лифта.
Интервью с Николасом Велиотесом (26 декабря 1997 г.). И. Велиотес являлся помощником Хейга, когда тот занимал пост госсекретаря в администрации Рейгана, но был знаком с ним раньше, со времени президентства Р. Никсона.
- Господин посол, как долго Вы знали Александра Хейга?
- Я знал его, когда он был руководителем аппарата Белого дома. Кроме того, я знал Александра Хейга в период его работы в администрации Никсона, когда он был бригадным генералом и советником помощника президента по национальной безопасности Киссинджера. Я имел с ним дела, когда был послом в Тель-Авиве. Хейг тогда был руководителем аппарата Никсона. Это было за несколько месяцев до его ухода. Я провел с ними тогда около недели. Потом я был послом в Иордании. Зимой 1980 г. Хейг вызвал меня в Вашингтон и предложил стать его помощником по ближневосточным проблемам, начиная с января 1981 г., когда он становился государственным секретарем. В течение года я работал с ним в очень тесном контакте. Вообще-то я довольно близко знал его в течение длительного периода времени. Но я был наиболее близко знаком с ним именно в период его работы в должности государственного секретаря.
- В таком случае, что Вы могли бы сказать о нем как о государственном деятеле? Как Вы могли бы оценить его профессиональные качества? На мой взгляд, Хейг был высоким профессионалом.
- Я думаю, Вы абсолютно правы. И мы, карьерные дипломаты, были крайне довольны, когда Хейг стал государственным секретарем. Многие знали его раньше и контактировали с ним, когда он был еще верховным главнокомандующим НАТО. На моей памяти не было ни одного госсекретаря, который бы занимал свой пост, имея такой большой дипломатический и военный опыт. Александр Хейг был очень хорошо подготовлен, чтобы быть государственным секретарем США. Перед тем как начать свою новую карьеру, Хейг прошел большую школу.
- А каким человеком был Хейг, каким был его характер?
- Он был очень сложной личностью. Очень трудно сказать: “Александр Хейг был таким-то, или таким-то”. В нем одновре
менно сочетались очень разные человеческие качества и черты характера. Он был трудным руководителем в том смысле, что ожидал от вас добросовестной работы. Он был крайне нетерпим даже к малейшим ошибкам. Мои собственные личные отношения с ним я разделяю на отношения к нему как госсекретарю и мои согласия или несогласия с ним по проблемам региона, который являлся сферой моих профессиональных интересов. Мы не всегда находили согласие с ним по ряду политических вопросов, но Хейг всегда давал мне полную возможность высказать мое мнение о том, какой должна быть наша политика. Что касается выполнения решений, то он полностью доверял мне.
Вообще у Хейга был очень импульсивный характер. И он особенно проявлялся, когда на него усиливалось внешнее давление. Во всяком случае, когда он считал, что это давление усиливается. Наиболее сложным временем для него в этом смысле была первая половина 1982 г. Это были последние шесть месяцев пребывания Хейга в должности госсекретаря.
- Что Вы могли бы сказать об отношениях Хейга с его коллегами по кабинету - с К. Уайнбергером, Дж. Киркпатрик, а также с “тройкой” - Э. Мизом, Дж. Бейкером и М. Дивером?
- Для него было очень трудно находиться в оппозиции, осознавать себя оппозиционером. Особенно, когда он нуждался в сотрудничестве с ними, потому что Хейг был высококвалифицированным госсекретарем, главным образом, по причине своего предшествующего опыта. И он был твердо уверен, что лично имеет сильную политическую поддержку внутри страны - в Республиканской партии. Для него было очень трудно признать необходимость создания внутри администрации компромисса, консенсуса по той политике, которую именно он предпочитал проводить. Большая часть его несогласий с министром обороны Уайнбергером и миссис Киркпатрик происходила именно от этого.
Все в очень сильной степени усугублялось и сложными отношениями с Белым домом. Очень важно было понимать Рональда Рейгана. Рейган не был похож на Ричарда Никсона. Никсон вместе с Генри Киссинджером вдвоем могли принимать многие важные решения. Киссинджер в своей дьявольской и эффективной манере реализовывал решения, сохраняя их в тайне даже от тех, кто должен был привлекаться к процессу формирования и разработки внешнеполитического курса.
Хейг, по его примеру, был бы не прочь поступать таким же образом и в рейгановской администрации. И с самого начала он стал реализовывать свой шанс быть единственным разработчи
ком внешней политики. В день инаугурации он объявил о том, что будет президентским “викарием” в этой области. Когда мы, те, кто собирались работать с ним, услышали это, то все удивились. Викарий - это Святой Петр. Поэтому сразу же после этого все ополчились против Хейга. Его отношения с Белым домом стали очень напряженными. Так же как с Уайнбергером и миссис Киркпатрик.
Президент Рейган более, чем какой-либо другой президент, с какими я был связан, работал в контакте со своим аппаратом. Если вы хотели убедить президента в той или иной политике, необходимо было убедиться, что Джим Бейкер, руководитель его аппарата, Эдвин Миз, его советник, и Майкл Дивер, его доверенное лицо и друг семьи, а также другие люди разделяют ваши подходы. И конечно, Джордж Буш, который был вице-президентом. Хейг этого не учел. Если вы даже имеете хорошие отношения с Белым домом, шефом Пентагона и послом США в ООН, все равно очень сложно сочетать интересы всех этих ведомств.
На деле в отношениях между ними сформировалась напряженная атмосфера. Эти люди демонстрировали, особенно, когда речь шла о Европе, о НАТО, об отношениях с Советским Союзом, о Польше, иные подходы, чем те, которые прорабатывались в Госдепартаменте. Из-за этого могла сложиться очень опасная ситуация как для Советского Союза, так и для Соединенных Штатов.
Когда меня спрашивают, в чем же причины столь жесткой критики государственного секретаря Александра Хейга, я отвечаю, что он слишком хотел быть президентом Соединенных Штатов. Результатом этого и явилось недоверие к нему прежде всего со стороны Белого дома. Так что, когда мы говорим об Александре Хейге как о госсекретаре, то вырисовывается очень сложная картина.
- Что Вы могли бы сказать о способности Хейга находить верные и правильные решения сложных внешнеполитических проблем?
- Во время войны за Фолкленды он старался решить проблему наилучшим способом. Сама ситуация потребовала от него много энергии. Что касается ближневосточной проблемы, то с ней все было гораздо сложнее. Ее развитие могло бы привести к краху египетско-израильского договора. Хейг был не в состоянии уделять все свое внимание только этой проблеме. Я считаю, что он не понимал ливанской ситуации, поэтому и ориентировался на израильских консерваторов.
Мы так и не сумели объяснить ему реальную ситуацию, которая требовала большого терпения и терпимости. Он был очень озабочен всем этим. Существовало два фактора. Первый - Хейг считал, что еврейская община США будет ему надежной опорой в его устремлениях. Второй - он твердо верил, что Израиль является важнейшим стратегическим партнером США на Ближнем Востоке. Следует иметь в виду и то, что на ближневосточный регион он смотрел через призму холодной войны. В отличие от Европы этот регион он меньше знал и потому хуже понимал.
- Какими были взгляды Хейга на отношения между СССР и США?
- Хейг был человеком разрядки. Он понимал, что единственной альтернативой политике мирного сосуществования является всемирная катастрофа. В отношениях с Советским Союзом он был трезвомыслящим человеком. Но он был настроен очень жестко в отношении Ф. Кастро и Кубы и вообще в отношении всех центрально-американских проблем.
- Что, на Ваш взгляд, оказало наибольшее влияние на Хейга на протяжении всей его карьеры ?
- Я думаю, его религиозная принадлежность сыграла большую роль. Его принадлежность к строгой римско-католической церкви. Ведь его брат был священником. Наибольший политический опыт он приобрел в годы президентства Никсона, когда работал с Киссинджером и с самим президентом. Важным был и опыт, приобретенный на посту верховного главнокомандующего НАТО. Когда он стал государственным секретарем, я думаю, Хейг хотел быть, по меньшей мере, таким, как Киссинджер, который являлся для него образцом, примером.
- Какой период жизни Хейга, по Вашему мнению, был наиболее успешным!
- Я не могу сказать что-то определенное. Потому что в карьере Хейга было много разного. Возможно, НАТО принесло ему наибольшее удовлетворение, потому что “контроль был в его руках”. Когда он работал с Киссинджером, а это были годы вьетнамской войны, на его плечах лежала большая ответственность. Когда он был руководителем аппарата приближавшегося к своему краху президента - это не приносило ему большого удовлетворения, но этот опыт был очень важен. Я думаю, в целом его карьера была успешной.
- Каковы были политические взгляды Хейга? Он был консерватором?
- Он был умеренным консерватором. Во внутриполитических взглядах он был похож, может быть, на Джека Кемпа [сенатор-республиканец - В.Г.]. Во внешней политике он был интернационалистом.
- Вернемся к периоду администрации Никсона и Киссинджера. В те годы Хейг получил большой политический опыт. Но оц был военным человеком. Как ему удавалось сочетать эти две карьеры: военную и гражданскую?
- Я думаю, Хейг получил превосходный опыт, работая еще в Пентагоне. Он получил опыт командира во Вьетнаме и Корее. Перед приходом в Белый дом Никсона он приобрел богатый политический опыт. Очень трудно сочетать военный и дипломатический опыт. Очень немногие успешные офицеры могут стать успешными дипломатами. Все очень просто. Когда вы солдат, то вы привыкаете видеть проблемы в черно-белых тонах. И так же решать их. Это - цель, а это - враг. Убей его! Когда вы дипломат, вы видите, что существует несколько вариантов решения одной проблемы. Вы понимаете, что на вещи невозможно смотреть в черно-белых тонах. Иногда вы не побеждаете, но это не означает, что вы что-то теряете или терпите поражение. Александр Хейг имел политический опыт и потому смотрел на проблемы не только глазами военного. Но иногда он предпочитал видеть вещи в черно-белых красках. Например, когда он стал госсекретарем, он хотел бы быть кем-то вроде верховного главнокомандующего внешней политикой.
- Что Вы помните об отставке Хейга?
- Я помню об этом очень хорошо. Израильское вторжение в Ливан, особенно в Бейрут, поставило Александра Хейга в изоляцию, так как он поддерживал правительство Бегина. Как, впрочем, и американское правительство... Он очень не хотел своей отставки. Но он использовал угрозу своей отставки, хотя никогда не думал, что она будет принята президентом. Я видел его за несколько дней до ухода. Вопрос с отставкой был почти решен, когда он вернулся из Европы. Один из моих помощников пришел и сказал мне об этом. Отношения между госсекретарем и Белым домом так и не установились. Его увольнение было только вопросом времени.
- Какими были отношения у Хейга с Ричардом Алленом?
- Я никогда не понимал их. Ричард Аллен действовал очень осмотрительно. По моему мнению, Ричард Аллен ничего не сделал за тот год, когда он был помощником президента по национальной безопасности. Но он был один из многих, кто способствовал уходу Хейга.
- Джеймс Бейкер был человеком, который сыграл решающую роль в отставке Хейга?
- Я не знаю об этом. Но я знаю, что сменивший Аллена на посту помощника президента по национальной безопасности Уильям Кларк, который был очень близок к президенту Рейгану, также сыграл свою роль. Я знаю, что всего несколько человек приняли решение о том, что государственному секретарю Хейгу следует оставить свой пост. Он не мог работать при той системе аппаратного управления, которая сложилась при Рейгане.
- А какими были отношения госсекретаря Хейга с самим президентом Рейганом?
- Я думаю, очень неплохие. Президент Рейган был очень терпим, когда высшие государственные чиновники не соглашались с ним. Особенно это касалось личных взаимоотношений. Потому что Рональд Рейган обладал примечательной способностью не подавлять людей, относиться уважительно к их мнению. Люди могли ему доказать свою правоту. В начале президентства Рейгана Хейг хотел чаще видеться и беседовать с президентом. Однако он ни разу не мог встретиться с ним один на один. Потому что Рейган никогда не работал один - он работал со своим аппаратом. И это доставляло неудобство Хейгу. Я не знаю, как он сработался бы с президентом другого типа. Но с этим президентом Хейг не нашел общего языка.
- Причины отставки Хейга лежат главным образом в плоскости личных отношений?
- Да, в значительной степени. Но израильский фактор стал решающим. К этому времени и отношения Хейга с Белым домом стали очень плохими. Он был очень озабочен различными слухами и разговорами о себе. Я уверен, если бы все складывалось иначе, он делал бы все по-другому. Но при этом и Хейг, и Рейган внешне относились друг к другу уважительно.
- Большое спасибо за беседу, господин посол.
- Я должен сказать еще одну вещь. Когда я уезжал послом в Израиль (это было за два месяца до отставки Никсона в 1974 г.), я посетил Белый дом. Тогда, в период уотергейтского скандала, там царила атмосфера беспорядка и хаоса. Никто ничего не контролировал. Даже Генри Киссинджер. Я неоднократно посещал Хейга в его номере отеля, в котором он тогда жил, и всякий раз получал ответы, которые были тогда мне так необходимы. Он был спокоен и хладнокровен, и казалось, что в Белом доме только он один в состоянии был выполнять необходимую в той кризисной ситуации работу. Этот опыт генерала и был той причи
ной, почему я с таким большим энтузиазмом встретил его назначение на пост госсекретаря США в 1981 г. И, честно говоря, я был очень удивлен тем, что [на посту госсекретаря] Хейг оказался так эмоционален6.
Интервью с Честером Крокером (30 декабря 1997 г.). Честер Крокер работал помощником государственного секретаря США по африканским делам в 1981-1989 гг. Моя беседа с ним проходила в Джорджтаунском университете, где сейчас работает бывший помощник Хейга. Встреча была назначена на 10 часов утра. Остановив недалеко от здания Капитолия такси, я отправился в Джорджтаун. Водитель оказался эфиопом, эмигрировавшим в США больше десяти лет назад. Он был довольно словоохотлив, поэтому время, проведенное в машине, прошло незаметно. Я давно хотел побывать на территории Джорджтауна, где в свое время преподавали Г. Киссинджер и Дж. Киркпатрик.
- Как долго Вы знакомы с Александром Хейгом?
- Я знаю его с 1970 г. И знаю его очень хорошо. Мы работали вместе с конца 1980 г. вплоть до его отставки из Государственного департамента. После его отставки мы немного контактировали, так как я остался в Госдепе и при его преемнике Дж. Шульце. В той же должности - помощника госсекретаря по африканским делам. Кроме того, я работал с Хейгом и в период передачи власти: от выборов 1980 г., когда победил Рейган, до его инаугурации в 1981 г. Причем, я знал генерала с очень неформальной, неофициальной стороны.
- Каким государственным секретарем был Хейг?
- Я ведь работал с Хейгом еще и при Киссинджере, в Белом доме. Хейг был очень сильным государственным секретарем. Он имел очень ясные взгляды. Был очень одержим работой, видел в ней смысл всей своей жизни. Он был очень обязательным человеком. Какое влияние он оказал на историю? Он являлся, если так можно сказать, борцом за правое дело. На становление его личности, как и на многих других людей, очень сильное влияние оказал Генри Киссинджер. Многие смотрели на Хейга прежде всего как на бывшего помощника Киссинджера. Он был тесно связан с его именем и принадлежал к целому поколению людей Киссинджера. И Хейг был вторым человеком в этой плеяде. Я должен сказать, что Хейг был солдатом-государственным деятелем, он не являлся таким интеллектуалом, каким был Киссинджер. А это, как Вы понимаете, совсем разные типы личности. Большую часть своей карьеры он провел в военной форме. Но
весь его военный опыт был связан с внешней политикой: работа в штабе армии и в аппарате Белого дома в Вашингтоне, опыт, приобретенный в НАТО. Особенно в НАТО. Этот опыт помог потом Хейгу правильно оценить ситуацию, сложившуюся после размещения в Восточной Европе советских модернизированных ракет СС-20. После чего мы стали размещать в Западной Европе свои ракеты средней дальности. Это было как раз в начале 80-х годов.
- Сочетание дипломатической и военной карьеры шло на пользу Хейгу? Они, эти две карьеры, мешали друг другу или помогали?
- В нашей системе они помогали друг другу. Но не каждый способен сделать так, чтобы они помогали друг другу. Не каждый может “пересечь все эти поля”. Что касается Хейга, то он не говорил как интеллектуал или как политик, он выражал свои мысли именно как солдат, хорошо образованный солдат. Причем, с большим чувством гордости, национального достоинства, понимания национальных интересов. У него было то, чем обладает представитель великой нации. Некоторые, возможно, сказали бы, что он был слишком абстрактен в своем образе мыслей. Хейг был очень уверен в своей правоте и потому находился в антагонизме со многими людьми, которые окружали президента Рейгана.
- Отставка являлась только его собственной ошибкой? Или в этом была виновата “тройка" - Миз, Бейкер и Дивер?
-То была полная несовместимость всех этих личностей. Хейг не являлся слишком уж большим “игроком в команде”. А они все были такими “игроками”. Вся атмосфера в рейгановском Белом доме была пронизана именно идеей работы в команде. Каждый работающий в команде ответственен не только за себя, но и за другого. Взгляды же Хейга были совсем другими. Он считал, что он и есть именно тот, кто должен говорить, что следует делать всем остальным (смеется). Хейг, кроме того, был не из пугливых. Он ясно представлял, что и как должно быть сделано. И выражал это в очень строгих и отчетливых формах президенту. Так что Рейган после этого обычно спрашивал: “кто же здесь президент: я или он?” (смеется). Так сам Хейг создавал себе врагов.
- Так было с самого начала рейгановского президентства?
- Да. Хейг был всегда один. Он не умел выстраивать отношения с людьми.
- Может быть, здесь сказалось влияние Киссинджера, вернее, опыт работы с ним?
- А также опыт, приобретенный на посту верховного главнокомандующего вооруженными силами НАТО. Ведь Хейг принадлежал к высшим армейским офицерам. Вы, наверняка, знаете о том, что произошло во время покушения на Рейгана, что говорил Хейг, когда президент попал в больницу. Все это шло вразрез с нашей конституцией. И люди считали, что он слишком уж поторопился сказать слова “власть - в моих руках”. Они стали с тех пор работать против него.
Вы знаете, когда у нас был “уотергейт”, Хейг по сути дела вел все дела в Белом доме. Он, конечно, не мог забыть, что являлся в те дни (когда с Никсоном было практически покончено из-за этого скандала), может быть, самым могущественным человеком в Америке. Хейг тогда возглавлял аппарат Белого дома, а фактически руководил государством. В той ситуации он был очень, очень близок к самой вершине власти. Вы знаете также, что позже он был кандидатом в президенты. Поэтому люди смотрели на него и думали: '‘Да, этот парень имеет слишком большие амбиции”.
Кроме того, Хейг часто любил говорить о том, что он - “викарий” внешней политики. Министр обороны Каспар Уайнбергер и глава ЦРУ Уильям Кейси, очень влиятельные люди в тогдашнем Вашингтоне, воспринимали это крайне негативно. Но они предпочитали обсуждать это за его спиной.
- Какими были отношения Хейга с консерваторами? Можно ли его самого считать консерватором?
- Хейг, конечно, был консерватором, но его консерватизм не был идеологическим консерватизмом. Я бы назвал его классическим консерватором киссинджеровского типа. Хейг не был представителем той части Республиканской партии, которая олицетворяла собой правоконсервативную тенденцию. Правые элементы существовали в Республиканской партии на протяжении многих лет. Хейг же был профессионалом. В международной сфере он выступал за вовлечение США в решение глобальных проблем, за американское лидерство. Я бы включил Хейга в ту консервативную традицию, которая представлена Киссинджером и Никсоном. И это не то же самое, что наследие Рейгана, которое больше связано с калифорнийскими консерваторами, или консерватизмом “солнечного пояса” (штаты Аризона, Техас, Калифорния). Хейг был больше связан с восточным, атлантическим побережьем США, он был больше сфокусирован на Атлантику и НАТО. Он был связан скорее с основным течением американского консерватизма, с главным течением республикан
ской традиции. Его часто подвергали атакам некоторые консерваторы в Конгрессе, в частности за подбор кадров в Госдепартамент. Их недовольство вызывал, в частности, Лэрри Иглбергер, который был очень важной фигурой в команде Хейга, и многие из нас, в том числе и я, - те, кто являлись большими противниками многих республиканцев в Сенате. Хейг очень переживал период утверждения в должности всех этих людей. Его заместитель Билл Кларк, родом из Калифорнии, принадлежавший к окружению Рейгана, сказал бы Вам то же.
- С Иглбергером у Хейга были хорошие отношения?
- Отличные. Он очень любил Лэрри. Иглбергер стал действительно его “альтер-эго”.
- Хейг был человеком разрядки. Он мне говорил, что разрядка была полезна для США. Что Вы думаете на этот счет?
- Вокруг этой проблемы слишком много споров. Разрядка -это действительно сложный период в американской внешней политике. Многие в нашей стране считают, что тогда мы стали следовать плохому курсу, который дал Вашему руководству “карт-бланш” на расширение своего влияния в третьем мире. Другие обращают внимание на то, что наступило вслед за разрядкой: Афганистан, Иран, Эфиопия, Ангола, Никарагуа. И это в самом деле оказалось наследием тех лет. Многие в Америке считают, что разрядка дала именно это: рост советского авантюризма в третьем мире. Это неблагоприятный результат. Но таков ход рассуждений.
Я думаю, Вы знаете, что в течение многих лет мы не были особенно сильны. Мы очень переживали последствия Вьетнама. И когда Киссинджер и Брежнев встречались на различных переговорах в Москве и Владивостоке, они поступали, на мой взгляд, очень верно. Я не знаю, что об этом сказал бы Хейг, но, по моему убеждению, когда два лидера встречаются, они делают это для того, чтобы хотя бы выслушать друг друга. Обсудить те документы, которые они прочитывали по-разному. И преодолеть ту напряженность, которая существовала в наших взаимоотношениях, преодолеть непонимание, кризисные ситуации. А они-то прямо и привели к победе Рональда Рейгана. Да Вы и сами знаете всю эту историю (смеется).
- Каким является наследие Хейга? Что он оставил после себя в американской дипломатии?
- Он сделал очень много, чтобы удержать Америку от необдуманной линии в начальный период первого президентства Рейгана. Он хорошо понимал наши обязательства перед союз
никами. Он способствовал укреплению западных позиций в африканском регионе. Но это не была политика милитаризации. Это не так-то легко понять... Наследие Хейга в том, что когда Джордж Шульц стал госсекретарем, он воспринял политику, которую проводил Хейг, воспринял серьезные инициативы Хейга. Например, проблему санкций в отношении “газ-трубы” он воспринимал глазами Хейга. Хейг начинал, а Джордж Шульц довел ее до конца.
Я не знаю, что сказал бы сам Хейг о своем наследии на Ближнем Востоке. Это очень трудная проблема. Я думаю, израильтяне обошли Александра Хейга. И Джорджа Шульца тоже. До некоторой степени. Я имею в виде события в Ливане.
- Фолклендская война была иным примером? Хейг тогда решал проблемы настолько хорошо и профессионально, как мог?
- Да. Но это было не так-то легко. Ведь Джин Киркпатрик была настроена очень проаргентински. Но Хейг прекрасно понимал значимость Маргарет Тэтчер. И Рональд Рейган понимал значимость Маргарет Тэтчер. Это влияние Тэтчер на рейгановское президентство не следует недооценивать. Она была единственным человеком за пределами США, к которому мы прислушивались. И Хейг, конечно, учитывал все это.
- А Ваши отношения с Хейгом? Ваши деловые отношения с ним были хорошими?
- Да, мы всегда по-деловому обсуждали проблемы. Он был военным человеком и часто думал, как военный. Это до некоторой степени принижало научную проработку, экспертизу некоторых решений. Он считал, что такая работа не для мужчин. Как в спорте, есть женские и мужские виды спорта (смеется). Я думаю, он смотрел на людей через эту призму.
- Он был трудным руководителем?
- Да, да. Очень трудным. Я, может быть, скажу некоторые конфиденциальные вещи. Но он мог очень сильно обидеть людей. Он был очень скор на выяснение, кто прав, а кто виноват, или что-то в этом роде. Он часто раздражался, приходил в гнев. Но, несмотря на это, он знал мир, имел ясные идеи, обладал своим собственным мировоззрением, понимал цели, которые необходимо достичь. Он являлся одним из наиболее вдумчивых политических деятелей. Поэтому я был очень, очень расстроен его отставкой. Потому что, Боже мой, если уж Рейган уволил...
Шульц очень отличался от Хейга. Он был совсем другим государственным секретарем. И он имел время, чтобы оставить после себя действительное наследие. Он был более вежлив. Умел
быть настойчивым, но он умел не показывать этого. Он не стучал по столу, не был таким, как Хрущев (смеется).
- Может быть, школа Киссинджера повлияла на характер Хейга? Ведь Киссинджер был очень трудным руководителем.
- Да, именно это. Но я имею в виду личности. Киссинджер создавал большое напряжение внутри своего аппарата. Он являлся очень трудным руководителем, потому его подчиненные часто не могли оставаться удовлетворенными своей работой. Сам же Киссинджер был просто убежден в своей гениальности7.
Интервью с Каспаром Уайнбергером (8 января 1998 г.). Бывший министр обороны в администрации Р. Рейгана оказался единственным человеком, интервью с которым, в силу его занятости, состоялось по телефону. Уайнбергер, занимающий ныне пост редактора журнала “Форбс”, согласился уделить мне 20 минут. Утром на метро я отправился в Арлингтон, небольшой городок, располагающийся рядом с Вашингтоном, на правом берегу Потомака. Там живут мои американские друзья, предложившие мне переговорить с бывшим министром из их квартиры по телефону, который был снабжен хорошей звукозаписывающей аппаратурой.
- Господин Уайнбергер, я пишу книгу об Александре Хейге и знаю, что Вы очень хорошо знакомы с ним.
- Да, я знаю его много, много лет.
- Я хотел бы задать Вам несколько вопросов. Прежде всего, каким, по Вашему мнению, государственным деятелем и особенно государственным секретарем был Хейг?
- Я думаю, Хейг был настоящим солдатом. И когда занимал пост верховного главнокомандующего вооруженными силами НАТО, и на других должностях. Военный опыт ему очень пригодился во время работы в Государственном департаменте. Он имел широкий взгляд на мировую политику, на мир. Он знал и то, и другое очень хорошо.
- А как Вы оцениваете его профессионализм?
- Конечно, очень высоко. Ведь он был выпускником Вест-Пойнта. Кроме того, он занимался самообразованием. Приобрел большой опыт. На всех военных должностях Хейг проявил себя как очень компетентный, очень профессиональный человек. Он был отличным солдатом, в любом случае.
- Каким человеком был Хейг ?
- Он мне очень нравился. Правда, у нас с ним были различия во взглядах по некоторым политическим проблемам. Он обладал очень большой энергией, был очень эмоциональным человеком.
- Мог ли Хейг находить верные решения сложных государственных проблем?
- Когда как. В каких-то случаях он мог поступать правильно, а в каких-то - нет. Хороший пример - это его участие в качестве посредника между Великобританией и Аргентиной в период Фолклендского конфликта. Ситуация, сложившаяся тогда, была очець сложной. Хейг же сделал все наилучшим (насколько это было возможно в той обстановке) способом.
- Кто оказал наибольшее влияние на Хейга, на формирование его взглядов?
- Президент Рейган - в последние годы. А вообще - Генри Киссинджер, без сомнения. Он - особенно!
- Военная и государственная, гражданская карьеры сильно переплелись в жизни Хейга. На Ваш взгляд, такое сочетание помогло ему в жизни?
- Я считаю, что военное образование и военный опыт были для него крайне ценны. Это оказалось очень ценным для него как для государственного деятеля. Думаю, обе карьеры были очень важны для него.
- Какой период оказался наиболее значительным в жизни Хейга?
- Это был период его пребывания в должности верховного главнокомандующего НАТО, потом - время, когда он являлся руководителем аппарата Белого дома при Никсоне. Но это был очень трудный период. Как для страны, так и для любого, кто работал в то время в Белом доме. Все же, думаю, на должности главнокомандующего НАТО Хейг проявил себя в наибольшей степени. Это было лучшее время в его карьере.
- Каким было наследие Хейга - государственного секретаря? Ведь он руководил Государственным департаментом очень короткое время.
- Это действительно был очень короткий период. Это было время его противоборства с аппаратом Белого дома. Он очень переживал, что люди, находившиеся рядом с президентом, обладали слишком большой властью и влиянием. Это, в конечном счете, и стало главной причиной его отставки с этого поста.
- Но Вы тоже были не согласны с ним.
- По некоторым проблемам. Я не считаю, что у нас с ним существовало несогласие по ключевым проблемам, оно было в деталях, по некоторым частным проблемам, в частности в отношении Кубы (кубинской нефтяной платформы). Ведь он даже говорил о возможности вторжения на Кубу...
- В чем же все-таки состояли главные причины отставки Александра Хейга?
- Это были причины личного плана. Кроме того, он был поставлен в изоляцию аппаратом Белого дома. Хейг неоднократно заявлял о своей отставке. И когда сделал это в очередной раз, президент принял ее.
- Стало быть, причины его отставки - только в личных взаимоотношениях?
- Да. Аппарат Белого дома действовал против Хейга.
- При Шульце ситуация изменилась?
- О, да! Шульц был совсем другим человеком. Более спокойным, терпимым, склонным к компромиссу. Если люди были не согласны с ним, он реагировал на них иначе, спокойнее.
- Был ли Хейг консерватором?
- Он не был в прямом смысле, с точки зрения идеологии, консерватором - сторонником свободного рынка и т.п. (Консерватизм - очень значительный фактор в американской жизни.) Но он был открыт для восприятия мнений других людей.
- Имело ли особое значение то, что Хейг не входил в ближайшее окружение Рейгана?
- Действительно, он не входил в его окружение, но очень уважал президента и потому дал свое согласие на работу в его администрации. И это было главным.
- Кто рекомендовал его Рональду Рейгану?
- Я думаю, люди, которые помогали Рейгану во время предвыборной кампании, рекомендовали ему сделать этот выбор.
- Какие отношения были у Хейга с президентом?
- Они являлись неотъемлемой частью отношений Хейга с аппаратом Белого дома. Конечно, он не мог встречаться с президентом так часто, как сам того желал, но когда это было необходимо - проблем не было.
- Какую роль Хейг отводил советско-американским отношениям?
- Он занимал в отношении СССР очень жесткую позицию. Выступал против советского доминирования в мире, за усиление обороны НАТО. В основе своей он хорошо понимал риск советской угрозы.
- На этом направлении внешней политики он понимал интересы США очень хорошо?
- Очень хорошо.
- А что касается Ближнего Востока?
- Он твердо поддерживал Израиль.
- Спасибо за ответы на вопросы.
- Пожалуйста. Надеюсь получить экземпляр Вашей книги.
- Да, конечно^.
Интервью с Шервудом Гольдбергом (8 января 1998 г.). Ш. Гольдберг - многолетний помощник А. Хейга, ныне исполнительный директор “Уолдуайд ассошиэйтс”. После расспросов о целях моего визита в США Гольдберг задал вопрос о том, что я вкладываю в понятие “государственный деятель”. “Это тот, кто хорошо понимает национальные интересы своего государства и в состоянии их реализовать”, - ответил я. “Да, наверное, Вы правы”, - ответил Гольдберг, и наша беседа о Хейге началась.
- Господин Гольдберг, я знаю, что Вы знакомы с генералом Хейгом очень хорошо. Как долго Вы знаете Александра Хейга?
- Мы вместе уже 18 лет. Я впервые встретился с ним после его возвращения из Вьетнама. Он был тогда полковником, а я -капитаном. Сейчас мне 56. Потом я встретился с ним в 1979 г., когда он стал, как я выражаюсь, “Колином Пауэллом 1979 г.”. Когда Хейг ушел с поста главнокомандующего НАТО и поселился в Филадельфии, я стал вновь работать с ним. После того как я закончил Юридическую школу, он попросил помочь ему. После отставки с поста главнокомандующего НАТО он стал возглавлять “Юнайтед текнолоджис”, известную в России своим сотрудничеством с корпорацией “Энергомаш”. Тогда я помогал Хейгу несколько месяцев. Потом на некоторое время я оставил его. Вновь стал активно помогать ему, когда он работал в должности госсекретаря, помогаю и теперь, когда он работает в частном секторе. Так что мы знакомы свыше 18 лет. В течение этих лет он был солдатом, бизнесменом, дипломатом, государственным деятелем, ученым и преподавателем.
- Могли бы описать Ваше впечатление о Хейге как о солдате и дипломате?
- Да. Позвольте мне сказать главное. Что, на мой взгляд, двигало Александром Хейгом всю жизнь? Что было основной мотивацией его деятельности? Прежде всего - глубокая любовь к своей стране. И, кроме того, стремление быть первым. Как солдат он был хорошим тактиком и стратегом одновременно. Он был очень большим профессионалом. Как возможный кандидат в президенты в 1987 г., Хейг имел все данные, необходимые для того, чтобы стать главой нашего государства. Но проблема состояла в отсутствии необходимой инфраструктуры для его поддержки.
7.	Гарбузов В.Н.
Хейг не верил в компромиссы. Он верил в свои собственные силы и был честным и целостным человеком. Он не любил играть в игры с людьми. Худшая ошибка, которая была мною совершена, - я не всегда говорил ему всей правды. А он очень нуждался в информации. В военной терминологии это звучит: “вражеские уши - ваши друзья”. Это<важно и для дипломатии, и для политики. Хейг умел мыслить стратегически, сам очень активно и много работал.
Он проявил себя и как лидер корпорации. Он не был техническим человеком, не был большим финансистом. Он был стратегом. Он понимал, что такая мощная международная корпорация, как “Юнайтед текнолоджис” требует особого внимания. Мир бизнеса был его миром. Он сумел стать отличным организатором корпорации именно благодаря своему военному опыту. Быстро понимал нужды корпорации, давал информацию провайдерам и разрабатывал концепции. В общем, был очень хорошим руководителем.
Как государственный секретарь, Хейг был единственным [в администрации Рейгана] человеком, который действительно знал мир и разбирался в международных отношениях, имел собственный взгляд на мир. Он очень хорошо понимал Советский Союз, мотивы его поведения, представлял, что, благодаря своей военной мощи, может сделать эта страна против Америки и американских интересов. Он обладал перспективным видением многих глобальных процессов, происходивших во многих регионах мира: в Латинской Америке, Японии, Африке, Китае. Как в вертикальном, так и горизонтальном направлениях.
Хейг верил в открытую дипломатию. До того как занять пост государственного секретаря, он очень хорошо узнал многих мировых лидеров. И пользовался их расположением. Он сам обладал большим объемом информации в международной сфере и очень не любил если кто-то не разбирался в ней. Был нетерпим, когда люди не прислушивались к его рекомендациям, особенно когда они не понимали, каковы могут быть последствия их невыполнения. Он очень не любил бюрократической активности, людей, которые больше заботятся о себе, чем о выполнении своих обязанностей.
Конечно, Александр Хейг не являлся теоретиком (в смысле разработки больших концепций). Но он - человек, который мог увлечь людей и воодушевить их.
- Я вижу, что Вы знаете генерала Хейга очень хорошо. За свою жизнь Хейг был и дипломатом, и бизнесменом, и военным.
Какой из периодов жизни генерала стал наиболее продуктивным для него? Что у него лучше получалось? Как один человек может делать так много дел и иметь так много карьер?
- Действительно. Я думаю, если у вас есть основная составляющая, вы можете добиться успеха в разнообразных карьерах. Если вы обладаете интеллектуальной честностью, если вы стремитесь к образованию, если вы можете развить уверенность в себе, если вы действительно имеете цель, много работаете, учитесь, тогда вы можете стать таким, как Хейг: и дипломатом, и военным, и бизнесменом.
Но какая карьера была лучшей карьерой Хейга, в чем он показал себя лучше, чем в остальном? Я думаю, это служба на посту главнокомандующего НАТО. Я знаю, что такого хорошего главнокомандующего НАТО, как Хейг, не было. Но он был и лучшим госсекретарем, потому что достойно руководил американской внешней политикой. Хейг являлся профессионалом на своем месте. Люди знали, кто он и откуда пришел. Должен сказать, что Хейг - и хороший бизнесмен. Но при этом, конечно, он всегда оставался генералом.
- Что Вы могли бы сказать об отношениях Хейга с ключевыми членами кабинета Рейгана, сотрудниками его аппарата (Уайнбергером, Киркпатрик, Алленом, Мизом) и с самим Рейганом. Неужели личные взаимоотношения мешали Хейгу проводить свою линию?
- Все они - настоящие патриоты и очень хорошие люди (пауза). Вообще-то требуется быть очень большим человеком, чтобы занимать второе место где бы то ни было. Что касается Хейга, то он прекрасно знал саму систему государственного управления. Министр обороны, посол США в ООН, вице-президент США во многом подчинены госсекретарю. Каждый из членов кабинета представляет, кроме того, и свое собственное ведомство. Самое сложное состояло в том, что все они стремились одержать победу в тех политических баталиях, в которые был вовлечен и Александр Хейг. Сам он не был таким уж легким человеком, но очень верил в собственные силы, очень доверял собственной интуиции, своим собственным оценкам.
- Что, на Ваш взгляд, было наиболее значительным в наследии Хейга как госсекретаря?
Вступив в должность госсекретаря, Хейг, вместе с Рейганом, поднял знамя “рейгановской революции” и реализовывал ее в международных масштабах. Он вернул Америке ее былой авторитет после ужаса Афганистана и ближневосточного кризиса. Он
возобновил переговорный процесс по Ближнему Востоку. Я думаю, тогдашние лидеры Советского Союза очень хорошо понимали, что Хейг делает свое дело и что он не собирается мириться с политикой СССР. Он изменил отношение США к Китаю. Это был прекрасный период в международной сфере, потому что Америка снова возвращалась на место мирового лидера. Это и есть наследие Хейга.
- Его отношения с Мизом, Бейкером и Дивером с самого начала были плохими? В чем здесь дело?
- Хейг был среди них аутсайдером. А почти все они пришли из Калифорнии, или работали с Рейганом в период президентской кампании. Они были прежде всего бюрократами и никогда не имели возможности строить нормальные отношения с людьми...
- Совершал ли сам Хейг, в тот или иной период своей деятельности, ошибки? Мог ли он признавать свои ошибки?
- Я думаю, если он и совершал ошибки, то сам это прекрасно понимал. Кроме того, сегодня Хейг не тот, что был 30 лет назад. Вообще-то он старался сделать все как можно лучше. При этом он всегда был уверен в том, что прав. Хейг никогда не оборачивался назад, никогда не смотрел назад.
- Что Вы могли бы вспомнить об отставке Хейга? Чья это была инициатива.
- Его собственная. Как профессионал, он в сложившейся ситуации не мог действовать так, как должен был бы действовать. И так было много раз. Это касалось и вторжения Израиля в Бейрут, и Фолклендского кризиса, когда Хейг выступал в роли “честного брокера”, стремясь уладить конфликт между Британией и Аргентиной. Он много раз заявлял о своей отставке, но уходить не хотел. И президент после всего случившегося вдруг принял ее. Это был сюрприз. Впрочем, я до сих пор не уверен, что Хейг тогда проиграл. Все же, несмотря на отставку, он победил.
- Хейг очень переживал случившееся? Это было очень трудное время для него?
- Это был очень трудный, наполненный стрессами и эмоциями период. Многие члены кабинета в то время были излишне эмоциональны.
- Отношения Хейга с президентом Рейганом не были простыми?
- Они были очень хорошими. Хейг не мог не любить Рейгана. Их, конечно, нельзя назвать теплыми или близкими. И свою роль в этом сыграло то, что президент был окружен такими
людьми, которые блокировали Хейга в течение всего этого времени.
- Стае членом администрации Рейгана, Хейг оказался среди консерваторов. А каким консерватором был сам Александр Хейг: умеренным или правым?
- Он был консерватором во внешней политике и умеренным во внутренней. Он был уверен в том, что государство должно быть ответственно как за внешнюю, так и за внутреннюю политику.
- Была ли для Хейга важна партийная или политическая принадлежность?
- Он вообще не мыслил в таких категориях. Он мог бы быть с таким же успехом госсекретарем как в демократической, так и в республиканской администрациях. Так, он был лоялен к президенту Никсону, который был умеренным консерватором. Когда Хейг выдвигался кандидатом в президенты в 1987 г., он был поддержан теми, кто поддерживал и Рональда Рейгана. Многие считали, что Хейг после Рейгана мог бы быть президентом. Но окружение Рейгана тогда уже сделало ставку на Джорджа Буша как на будущего президента США.
- Хейга рекомендовали Рейгану Никсон и Киссинджер?
- Да. Особенно президент Никсон. Когда Хейг был госсекретарем, то часто перезванивался с Никсоном по телефону. И с доктором Киссинджером тоже9.
Интервью с Эдвином Мизом (72 января 1998 г.). Э. Миз -бывший советник президента Р.Рейгана (1981-1985 гг.), генеральный прокурор США (1985-1989 гг.), ныне научный сотрудник одного из консервативных “мозговых трестов” - фонда “Наследие”. Интервью с Э. Мизом почти целиком было посвящено экономической политике Рональда Рейгана и потому мой интерес к Хейгу был ограничен только одним вопросом.
- Господин Миз, что Вы думаете об Александре Хейге как о государственном деятеле, как человеке, о его отставке?
- Думаю, Александр Хейг был прекрасным государственным деятелем и очень способным человеком. Я думаю, главная трудность, которая и привела его к отставке, состояла в том, что он приобрел опыт, работая в администрации Ричарда Никсона, которая считается наименее коллегиальной из всех существовавших в нашей стране, в которой было слишком много соперничества между членами кабинета и аппаратом Белого дома. Я думаю, он с трудом мог приспособиться к стилю Рональда Рейгана,
при котором группа людей, прежде чем принять какое-то решение, обменивалась идеями, мнениями, которая работала прежде всего как единая команда. При таком подходе у людей не возникало ощущение, что именно твоя идея не принимается президентом. Открытое соперничество со стороны Хейга очень сильно осложняло работу, что в конечном счете и привело к его отставке.
Кроме того, Рейган считал, что в вопросах внешней политики он может советоваться с многими людьми (К. Уайнбергером, У. Кейси, Дж. Киркпатрик), а не только с государственным секретарем. Он считал, что ни одна личность не имеет монополии на советы. Что касается Хейга, он это воспринимал с трудом, потому что имел другой опыт, приобретенный в годы президентства Никсона.
- Стало быть, именно этот опыт, приобретенный в годы президентства Никсона, оказался серьезным препятствием для Хейга?
- Я думаю, именно так. Думаю, что так10.
Интервью с Джин Киркпатрик (27 января 1998 г.). Мое пребывание в Вашингтоне близилось к завершению. Я несколько раз звонил в Американский предпринимательский институт (АПИ), научным сотрудником которого Дж. Киркпатрик является уже долгие годы, но о встрече с ней так и не удавалось договориться. Бывший посол США в ООН отсутствовала в столице. На помощь мне пришел Дэвид Уэлборн. Дней за десять до моего отъезда из Вашингтона он позвонил своей знакомой - приятельнице Дж. Киркпатрик, и рассказал обо мне. Встреча с Киркпатрик была назначена на 21 января в АПИ.
Мне навстречу вышла очень симпатичная и обаятельная женщина. Ее внешний вид, манера разговора, улыбка явно не вязались с тем образом, который сформировался у меня до этого.
- Госпожа Киркпатрик, хорошо ли Вы знаете Александра Хейга?
- Нет, я не знаю его достаточно хорошо. Мы ведь не знали друг друга до того, как я была назначена президентом Рейганом послом США в ООН. Хейг был назначен на пост государственного секретаря после меня.
- Каким, по Вашему мнению, государственным секретарем был Хейг?
- У меня был очень недолгий опыт общения с ним. Я не работала с ним близко как с государственным секретарем. Потому
что посол в ООН (конечно же работая в сотрудничестве с госсекретарем) является также и членом кабинета, и членом Совета национальной безопасности. Конечно, я встречалась с ним на заседаниях СНБ и на заседаниях кабинета. У нас были и беседы друг с другом. Но я никогда не работала с ним близко.
- Были ли у Вас конфликты с Хейгом в период совместной работы с ним?
- У меня не было так много конфликтов с Хейгом, как это изображалось в наших газетах. Я думаю, что рейгановский Белый дом, особенно в определенный период, состоял из таких людей, которые были заинтересованы в конфронтации и были сосредоточены на конкурентной борьбе друг с другом. Эта конкуренция порой и приводила к конфликтам. Интересно и странно, но почему-то мое имя упоминалось в этой связи, ведь все это на самом деле проходило помимо меня, потому что я была почти все время в Нью-Йорке. Меня почти не было в Вашингтоне, я все время проводила в Нью-Йорке, за исключением поездок на заседания Совета национальной безопасности. Меня очень удивляло то, что происходило тогда.
Что касается президента Рейгана, то ему не нравилось, что Хейг поддерживал Израиль. Тогда у нас с Александром Хейгом действительно существовали разногласия. Я старалась установить контакты с ним. Однажды “Уолл-стрит джорнел” и “Нью-Йорк тайме” опубликовали статьи, в которых я обвинялась в ан-тиизраильской позиции. Но я ничего не делала сверх того, что предусматривали инструкции Белого дома. Хейг поддерживал этот критицизм прессы в отношении меня. Поэтому доверять прессе трудно. Это был поистине драматический опыт.
Я всегда старалась поддерживать корректные отношения с Александром Хейгом и быть дисциплинированной в отношениях с Государственным департаментом. Иногда мне это удавалось, иногда нет. Как поддерживать хорошие отношения со всеми? На самом деле я и Александр Хейг не имели политических разногласий. В основном мы с Хейгом стремились достигать согласия по главным направлениям внешней политики. У нас существовало несогласие по вопросам о том, как достичь той или иной цели. Хейг часто был очень агрессивно настроен, особенно в отношении Кубы. У меня был действительно странный, очень странный опыт отношений с Хейгом в период Фолклендского конфликта.
- В чем заключалась Ваша точка зрения в отношении этого конфликта?
- Моя точка зрения была очень проста и состояла в следующем: Соединенные Штаты должны придерживаться нейтралитета, имея в виду как свою заинтересованность в латиноамериканском регионе, так и свои союзнические отношения с Англией. Желательным для США, для национальных интересов США было соблюдать дистанцию. Я считала с самого начала, что США должны придерживаться нейтралитета в этом ужасном конфликте. И считала, что госсекретарь должен приложить все усилия, чтобы помочь восстановить мир в этом регионе и начать переговоры. Хейг выступал определенно за то, чтобы немедленно начать переговоры. Я сказала ему, что была бы счастлива помочь, чем только могла. Лично я писала свою докторскую диссертацию по Аргентине периода Перона. И, честно говоря, я знала Аргентину лучше, чем большинство американцев. Я больше, чем они, читала об Аргентине. И, когда начались переговоры, я сказала Александру Хейгу, что могла бы как-то помочь. Я также знала большее число аргентинцев, чем другие североамериканцы. А они в свою очередь знали и читали мою книгу об Аргентине периода перонизма. Многие официальные лица Аргентины во время своих поездок в Нью-Йорк всегда звонили мне.
Белый дом, особенно президент США и помощник президента по национальной безопасности, а им в ту пору был Билл Кларк, просили меня поддерживать эти контакты, особенно с теми аргентинцами, с которыми я была хорошо знакома. Я должна была обсуждать с ними возникшие проблемы и представлять доклады непосредственно президенту. Этот способ хорошо известен и периодически применяется в американской внешней политике. Этим часто пользовался Генри Киссинджер.
Некоторые люди из Белого дома, из аппарата президента, желали и делали все возможное, чтобы между Хейгом и мною существовал конфликт. Они пытались изображать меня ярым сторонником Аргентины, которым я никогда не была, никогда, никогда не была! В самой Аргентине знали, что я - не на их стороне. Но многих чиновников и даже президента пытались убедить в обратном. Это были дела сумасшедшего президентского аппарата. Я тогда слышала много очень нехороших историй о моей поддержке Аргентины... Но я никогда ее не поддерживала. В действительности, я хотела, чтобы этой войны вообще не было. Но, к сожалению, не смогла что-либо сделать для этого. Конечно, я стремилась убедить официальных лиц Аргентины в том, что этой войны вообще не должно было бы быть. Кроме того, я давала им понять, что существует большая разница между великой
державой, обладающей значительным военным опытом и военной мощью, и латиноамериканской страной. Строго выполняя инструкции президента, я делала в ООН максимум возможного, чтобы прекратить эту ужасную войну. Это было не так-то легко, поскольку почти все латиноамериканские страны выступали против позиции, занятой Соединенными Штатами в Фолклендской войне.
- Президент Рейган понимал Вас лучше, чем Александра Хейга?
- У меня с президентом сложились хорошие отношения. Рональд Рейган даже хотел назначить меня своим помощником по национальной безопасности. Он видел во мне своего сторонника.
- И Вы, и Хейг являлись членами консервативной - республиканской администрации. Что, по Вашему мнению, представляет собой консерватизм во внешней политике?
- Знаете, я думаю, это очень трудный вопрос. Не думаю, что сам Рейган пытался дать ясное и четкое определение консерватизма во внешней политике. Но, несмотря на это, его подходы разделялись многими. Мы, консерваторы, полагаем, что Соединенные Штаты прежде всего должны быть сильными. Так, консерваторы выступали в поддержку такой системы, которая защищала бы нас, наши жизни от ракетной атаки противника. Но это не означает только сильную оборону. В период холодной войны консерваторы были антикоммунистами. Да и неоконсерваторы стали неоконсерваторами в значительной степени потому, что осознали опасность развития коммунистических [этатистских] тенденций в самих США11.
Мое трехмесячное пребывание в американской столице приближалось к завершению. Встречи и беседы с людьми, знавшими Александра Хейга, закончились. Интервью с Джин Киркпатрик оказалось последним. 27 января я должен был возвращаться на юг, в Теннесси, а спустя еще четыре месяца уехать из Соединенных Штатов домой, в Россию.
Псков-Санкт-Петербург-Москва-Ноксвилл, штат Теннесси-Вашингтон, округ Колумбия 1996-2002
ПРИМЕЧАНИЯ
Введение
1.	См.: Колобов О.А., Корнилов А.А., Макарычев А.С., Сергунин А.А. Процесс принятия внешнеполитических решений: исторический опыт США, государства Израиль и стран Западной Европы. Нижний Новгород, 1992. С. 43; Механизм формирования внешней политики США. М., 1986. С. 151.
2.	В кабинет, точный состав которого в США обычно меняется от администрации к администрации, входят вице-президент, главы министерств (департаментов) и некоторые важные сотрудники аппарата Белого дома.
3.	Колобов О.А., Корнилов А.А. н др. Ук. соч. С. 38-39.
4.	Соединенные Штаты Америки. Конституция и законодательные акты. М., 1993. С. 195-196.
5.	Колобов О.А., Корнилов А.А.п др. Ук. соч. С. 39.
6.	Цит. по: Механизм формирования внешней политики США... С. 152.
7.	Lukas A. Nightmare. The Underside of the Nixon Years. N.Y., 1976; Woodward B., Bernstein C. The Final Days. N.Y., 1976; Shawcross W. Side-show. Kissinger, Nixon and the Destruction of Cambodia. N.Y., 1979; Morris R. Uncertain Greatness. Henry Kissinger and American Foreign Policy. N.Y., 1977. P. 141-160; Morris R. Haig; the General’s Progress. N.Y., 1982; Brownstein R., Easton N. Reagan’s Ruling Class. Portraits of the President’s Top One Hundred Officials. N.Y., 1983. P. 539-546; Honick M. Haig: The Diplomacy of Command // Generals in International Politics / Ed. by R. Jordan. N.Y., 1987; Schieffer B., Gates G. The Acting President. N.Y., 1989. P. 116-140; Greene J. The Limits of Power: The Nixon and Ford Administrations. Bloomington and Indianapolis, 1992.
8.	Иванян Э.А. Рональд Рейган. Хроника жизни и времени. М., 1991; Овинников Р.С. Зигзаги внешней политики США. От Никсона до Рейгана. М., 1986; Колобов О.А., Корнилов А.А. и др. Ук. соч.
9.	The Public Papers of the Presidents of the United States; Historic Documents; Weekly Compilation of the Presidential Documents; Congressional Record.
10.	Haig A. Caveat: Realism, Reagan and Foreign Policy. N.Y., 1984.
11.	Haig A. Inner Circles: How America Changed the World. N.Y., 1992.
12.	Deaver M. Behind the Scenes. In Which the Author Talks about Ronald and Nancy Reagan... and Himself. N.Y., 1987; Meese III E. With Reagan: The Inside Story. Wash., 1992; Reagan N. My Turn: The Memoirs of Nancy Reagan. N.Y., 1989; Reagan R. An American Life. N.Y., 1990 (см. русский перевод: Рейган Р. Жизнь по-американски. М., 1992).
13.	Запись интервью с Джорджем Монтгомери 15 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора; Запись интервью с Александром Хейгом 16 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора; Запись интервью с Шервудом Гольдбергом 8 января 1998 г. (Вашингтон, США) / Архив автора; Запись интервью с Джин Киркпатрик 21 января 1998 г. (Вашингтон,
США) / Архив автора; Запись интервью с Майклом Лидином 15 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора; Запись интервью с Ричардом Фейрбэиксом 19 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора; Запись интервью с Честером Крокером 30 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора; Запись интервью с Ричардом Алленом 22 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора; Запись интервью с Каспаром Уайнбергером 8 января 1998 г. (Вашингтон, США) / Архив автора; Запись интервью с Николасом Велиотесом 26 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора.
1.	Начало карьеры
1.	Запись интервью с А. Хейгом 16 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора.
2.	Haig A. Inner Circles... Р. 5-9.
3.	Ibid. Р. 10.
4.	Ibid. Р. 14-15.
5.	Brownstein R., Easton N. Op. cit. P. 539.
6.	Haig A. Inner Circles... P. 19.
7.	Brownstein R., Easton N. Op. cit. P. 540.
8.	Cm.: Haig A. Inner Circles... P. 19-51.
9.	Findling J. Dictionary of American Diplomatic History. N.Y., 1989. P. 221; Encyclopedia Americana. Vol. 13. Danbury, 1992. P. 685-686; New York Times. 1982. June 26; Ibid., July 7; Time. 1981. March 16. P. 15.
10.	Brownstein R., Easton N. Op. cit. P. 540.
11.	Lewis A. A Glimpse Of Haig En Route. Clipping. Carter Presidential Papers - Staff Offices. Councel - Cutler. Haig, Alexander M., Jr. 1/81. Box 78 / Jimmy Carter Library (Atlanta, Georgia, USA).
2.	Школа Генри Киссинджера
1.	Kissinger Н. White House Years. Boston, 1979. P. 24, 243; Morris R. Uncertain Greatness. Henry Kissinger and American Foreign Policy. N.Y., 1977. P. 135.
2.	Никсон P. На арене. Воспоминания о победах, поражениях и возрождении. М., 1992. С. 310. Подробнее о Г. Киссинджере см.: Brandon Н. The Retreat of American Power: Nixon's and Kissinger’s Foreign Policy and it’s Effects. L., 1973. P. 23-45; Rosental M., Munson D. President Kissinger. N.Y., 1974; Kalb M., Kalb B. Kissinger. Boston, 1974; Morris R. Uncertain Greatness. Henry Kissinger and American Foreign Policy. N.Y., 1989; Hersh S. M. The Price of Power. Kissinger in the Nixon White House. N.Y., 1983; Lukas A. Nightmare. The Underside of the Nixon Years. N.Y., 1976. P. 46-47; Whalen R. Catch the Falling Flag. A Republican's Challenge to His Party. Boston, 1972. P. 236-239; Greene J. The Limits of Power. The Nixon and Ford Administrations. Bloomington, 1992. P. 80-82.
3.	Morris R. Uncertain Greatness... P. 138-139.
4.	Особенностью модели государственного управления, которую использовала администрация Р. Никсона, было сосредоточение всей полноты исполнительной власти в руках президента.
5.	См.: Самуилов С.М. Уотергейт: предпосылки, последствия, уроки. М., 1991. С. 25.
6.	The Public Papers of the Presidents of the United States (далее - PPPUS). Richard Nixon. Containing the Public Messages, Speeches, and Statements of the President. Wash., 1975. P. 710-711
7.	Колобов O.A. и др. Ук. соч. С. 98-100; Herch S.M. Op. cit. P. 264-265.
8.	См. прим. 2. О внешнеполитических взглядах Киссинджера см.: Kissinger Н. American Foreign Policy. N.Y., 1974; Kissinger H. The Necessity for Choice. Prospects of American Foreign Policy. N.Y., 1981; Bell C. The Diplomacy of Detante, The Kissinger Era. L., 1977.
9.	Brownstein R., Easton N. Op. cit. P. 541; Kissinger H. White House Years... P. 756, 810. См. также: Morris R. Unsertain Greatness... P. 140-144, 159, 187-189.
10.	Спустя много лет, 4 марта 1981 г., Лоуренс Иглбергер будет назначен по-. мощником госсекретаря А. Хейга. См.: PPPUS. Ronald Reagan. 1981. January
20 to December 31. Wash., 1982. P. 204; Brownstein R., Easton N. Op. cit. P. 550-554.
11.	Brandon H. The Retreat of American Power: Nixon's and Kissinger's Foreign Policy... P. 328.
12.	Brownstein R., Easton N. Op. cit. P. 541.
13.	См.: Самуилов C.M. Ук. соч. С. 27-28.
14.	Brownstein R., Easton N. Op. cit. P. 542; New York Times. 1969. May 9.
15.	Lukas A. Op. cit. P. 50-51, 53-58, 60-61; Brownstein R., Easton N. Op. cit. P. 542.
16.	Ibid.
17.	Ibid.
18.	Ibid. P. 543.
19.	Ibid.; См. также: Kalb M., Kalb B. Kissinger... P. 161-162; Morris R. Uncertain Greatness... P. 159, 187-190; Hersh S. Op. cit. P. 55-60, 62-64; Cold War Patriot and Statesman. Richard M. Nixon. Westport, 1993. P. 70-71.
20.	Cm.: Kissinger H. White House Years... P. 1121-1122, 1160-1161, 1200, 1251, 1446-1448; Nixon R. The Memoirs of Richard Nixon. N.Y., 1978. P. 724-740; Hersh S. Op. cit. P. 508, 527, 534, 563, 564, 600, 614, 621, 627, 628; Shawcross W. Side-show. Kissinger, Nixon and the Destruction of Cambodia. N.Y., 1979. P. 110, 130, 142, 145, 161-163, 218, 260.
21.	Kissinger H. White House Years... P. 676-677.
22.	Ibid. P. 670-683.
23.	Ibid. P. 676-677.
24.	Руководство и сотрудники ЦРУ утверждали, что к большинству сомнительного рода акций их понуждал Белый дом. См.: Brownstein R., Easton N. Op. cit. P. 544.
25.	Клайн P. ЦРУ от Рузвельта до Рейгана. N.Y., 1989. С. 23, 325. Сенатская комиссия во главе с сенатором Фрэнком Черчем для расследования действий правительства, связанных с разведывательными операциями, была учреждена 27 января 1975 г.
26.	О роли А. Хейга в событиях, связанных с переворотом в Чили, см.: Kissinger Н. White House Years... Р. 674-676; Hersh S. Op. cit. P. 275, 277, 281, 286-288, 318.
3.	В поле зрения Никсона
1.	Brownstein R., Easton N. Op. cit. P. 544.
2.	Woodward B„ Bernstein C. The Final Days... P. 196-197.
3.	См.: Nixon R. The Memoirs of Richard Nixon... P. 793, 823-825, 856-857; Schulzinger R. Op. cit. P. 129; Kissinger H. White House Years... P. 1360-1365; 1376; 1387; 1388; Price R. With Nixon. N.Y., 1977. P. 227; Greene J. The Limits of Power, The Nixon and Ford Administrations... P. 168.
4.	Brownstein R., Easton N. Op. cit. P. 544; Nixon R. The Memoirs of Richard Nixon... P. 907-919.
5.	Запись интервью с Николасом Велиотесом 26 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора
6.	Nixon R. The Memoirs of Richard Nixon... P. 948-952; Brownstein R., Easton N. p. 544-545.
7.	Cm.: Woodward B., Bernstein C. Op. cit. P. 322-327.
8.	Ibid. P. 403-404; Time. 1982. June 14. P. 41.
9.	Schulzinger R. Op. cit. P. 177-179; См. также: Newsweek. 1983. August 1. P. 38; Lukas A. Op. cit. P. 545, 563-565, 568; Ehrlichman J. Witness to Power: The Nixon Years. N.Y., 1982. P. 410.
10.	Nixon R. The Memoirs of Richard Nixon... P. 1057-1063; Woodward R., Bernstein C. The Final Days... P. 451; Никсон P. На арене... C. 19; Price R. With Nixon. N.Y., 1977. P. 316-319, 323-324.
4.	Верховный главнокомандующий
l.	PPPUS. Gerald R.Ford. 1974. Containing the Public Messages, Speeches, and Statements of the President. August 9 to December 31, 1974. Wash., 1975. P. 154.
2.	Haig A. Inner Circles ... P. 520; Jordan R.S. Generals in International Politics. Lexington, KY, 1987. P. 152.
3.	Haig A. Inner Circles... P. 522.
4.	Ibid. P. 521,
5,	Ibid. P. 522.
6.	Ibid. P. 523-524.
7.	Memorandum for Zbignew Brzezinski from Jim Thomson and Vic. Utgoff. Subject: The 3% Commitment. 1978, November 29 I CPPS Offices. National Security Affairs - Brzezinski Material. Agency File. NATO, 10/78 - 2/79. Box 12 I Jimmy Carter Library (Atlanta, Georgia. USA); Memo to Jody Powell and Rex Granum from Bob Dietsch. 1978, November 28 / Carter Presidential Papers - Staff Offices. Press-Granum. WH Office File-Subject File. NATO - 3% Budget Increase over Inflation. Box 88 / Jimmy Carter Library (Atlanta, Georgia. USA).
8.	Haig A. Inner Circles... P. 529.
9.	Запись интервью с Александром Хейгом 16 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора
10.	Запись интервью с Шервудом Гольдбергом 8 января 1998 г. (Вашингтон, США) / Архив автора; Запись интервью с Майклом Лидином 15 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора; Запись интервью с Николасом Велиотесом 26 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора.
11.	Haig A. Inner Circles... Р. 530.
12.	Ibid, Р, 531-532.
13.	Ibid. Р. 532.
14.	Ibid. Р. 534-535.
15.	Ibid. Р. 536-537.
16.	Ibid. Р. 538-539.
17.	Memorandum for the President. Subject: Relief of the Supreme Allied Commander, Europe. 1979, February 16 / Carter Presidential Papers - Staff Offices. National Security Affairs - Brzezinski Material. Agency File. NATO. 3-6/79/ Box 12 / Jimmy Carter Library (Atlanta, Georgia. USA).
18.	Haig A. Inner Circles... P. 540.
19.	Ibid. P. 542.
20.	Ibid.; The Washington Times. 1991. April 26.
5. Генерал в отставке
1.	Haig A. Caveat... P. 3.
2.	Запись интервью с Ричардом Фейрбэнксом 19 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора; Запись интервью с Шервудом Гольдбергом 8 января 1998 г. (Вашингтон, США) / Архив автора.
3.	Schieffer В., Gates G. Op. cit. Р. 117.
4.	Haig A. Inner Circles... P. 545.
5.	Богемский клуб представлял собой сверхзакрытую организацию, располагавшуюся в районе Сан-Франциско, доступ в которую имели лишь немногие представители монополистической и политической элиты США. Среди них были Р. Рейган, Дж. Форд, К. Уайнбергер, Дж. Буш. См.: Сахаров Н А. Современная монополистическая элита США. М., 1991. С. 141.
6.	Haig A. Caveat... Р. 4—5.
7.	Ibid.
8.	См.: Congress and the Nation. Vol. VI. 1981-1984. Wash., 1985. P. 1024.
9.	Haig A. Caveat... P. 6.
10.	Ibid.
11.	PPPUS. Ronald Reagan. 1981... P. 6.
6.	Президент корпорации
1.	Brownstein R., Easton N. Op. cit. P. 546.
2.	Haig A. Inner Circles... P. 545.
3.	Haig A. Caveat... P. 9; Haig A. Inner Circles... P. 545-546.
7.	И снова - политика
1.	Haig A. Caveat... P. 9; Рейган P. Жизнь по-американски... С. 217-218.
2.	Haig A. Caveat... P. 9.
3.	Рейган P. Жизнь по-американски... С. 218.
4.	Haig A. Caveat... P. 8.
5.	На должность помощника президента по национальной безопасности Р. Аллен рассчитывал еще в 1969 г., но Р. Никсон остановил тогда свой выбор на Г. Киссинджере. В беседе с автором Р.Аллен неоднократно подчеркивал свою роль в выдвижении А. Хейга на должность государственного секретаря в администрации Р. Рейгана (Запись интервью с Ричардом Алленом 22 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора).
6.	На президентских выборах 1980 г. Р. Рейган получил 51% голосов избирателей, Дж. Картер - 41%, а Дж. Андерсон - 6,6%.
7.	Haig A. Caveat... Р. 11-12.
8.	Ibid. Р; 12-13.
9.	Ibid.
10.	Ibid. P. 13.
11.	Ibid. P. 15; Washington Post. 1980. December.
12.	Стабилизирующую роль А. Хейга в период уотергейтского кризиса Р.Рей-ган отмечал в своем письме к нему от 25 июня 1982 г. См.: Historic Documents of 1982:.. Wash., 1983. P. 564-565; Хладнокровие и спокойствие генерала Хейга во время этого кризиса подчеркивал в беседе с автором и Николас Велиотес (Запись интервью с Николасом Велиотесом 26 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора).
13.	Haig A. Caveat... Р. 16-17.
14.	См.: Колобов О.А. и др. Ук. соч. С. 88; Джапаридзе Т.З., Чибошвили М.И. Как создавался Совет национальной безопасности // США: экономика, политика, идеология. 1991. № 5. С. 54-55.
15.	Подробнее см.: Nash Н. American Foreign Policy. A Search for Security -Homewood, 1985. P. 202-204; Колобов О.А. и др. Ук. соч. С. 88-109; Джапаридзе Т.З., Чибошвили М.И. Ук. соч. С. 50-57.
16.	Kissinger Н. White House Years... Р. 24—38; Колобов О.А. и др. Ук. соч. С. 102. 17. Там же.
18.	Time. 1981. February 23. Р. 15; Ibid. 1981. March 16. Р. 11.
8.	Гоомкое начало
1.	Time. 1981. January 19. Р. 24—25.
2.	Time. 1981. January 10; Ibid. January 26. См. также: Мельников Ю.М. Сила и бессилие: внешняя политика Вашингтона. 1945-1982. М., 1983. С. 323-324.
3.	Time. 1981. January 19. Р. 24.
4.	См.: Haig A. Inner Circles... Р. 10-11, 555.
5.	Brownstein R., Easton N. Op. cit. P. 545; Congress and the Nation. Vol. VI. 1981-1984... P. 127, 1023; PPPUS. Ronald Reagan. 1981... P. 6; Time. 1981. January 19. P. 24—25.
6.	Haig A. Caveat... P. 37-55.
7.	Brownstein R.., Easton N. Op. cit. P. 546.
8.	Time. 1981. February 23. P. 15.
9.	Ibid. March 16. P. 12.
10.	Ibid. P. 12-14.
11.	Ibid. P. 13.
12.	Ibid. P. 18-19.
13.	Ibid. P. 15.
14.	Рейган P. Жизнь по-американски... С. 255.
15.	Хейг использовал угрозу своей отставкой в качестве средства против посягательств на его прерогативы со стороны как сотрудников аппарата Белого дома, так и некоторых членов кабинета.
16.	Рейган Р. Жизнь по-американски... С. 257.
17.	Текст выступления Р. Рейгана 30 марта 1981 г. см.: PPPUS. Ronald Reagan. 1981... Р. 306-310.
18.	Рейган Р. Жизнь по-американски... С. 263; Иванян Э.А. Рональд Рейган... С. 272-275; Newsweek. 1981. April 13. Р. 19; Капе J. Facts About the Presidents. A Compilation of Biographical and Historical Information. N.Y., 1989. P. 274; PPPUS. Ronald Reagan. 1981... P. 310-311; Historic Documents of 1982. Wash.,
1983. Р. 531-537; Time. 1981. April 13. Р. 10-20, 23-32; U.S. News & World Report. 1981. April 13. P. 26.
19.	PPPUS. Ronald Reagan. 1981... P. 350; Congress and the Nation. Vol. VI. 1981-1984... P. 847; U.S. News & World Report. 1981. April 13. P. 22-25. P. Рейган был десятым президентом, на которого было совершено покушение. Пятеро президентов (Э. Джексон, Т. Рузвельт, Ф.Д. Рузвельт, Г. Трумэн и Дж. Форд) избежали каких-либо ранений. Из пяти, действительно оказавшихся жертвами, лишь один Рейган остался в живых. А. Линкольн, Д. Гарфилд, У. Мак-Кинли и Дж. Кеннеди были убиты или скончались от ран. См.: U.S. News & World Report. 1981. April 13. P. 28.
20.	Cm.: Regan D. For the Record... P. 163-165.
21.	Deaver M. Behind the Scenes. N.Y., 1987. P. 29.
22.	Ibid. P. 30; Иванян Э.А. Рональд Рейган... С. 277; PPPUS. Ronald Reagan. 1981... P. 311; Historic Documents of 1981... P. 354—355.
23.	Schieffer B., Gates G. The Acting President... P. 119; Kegley Ch., Wittkopf E. American Foreign Policy. Pattern and Process. N.Y., 1987. P. 359; Congress and the Nation. Vol. VI... P. 847. См. также: Historic Documents of 1981... P. 351-367 (стенограмма брифинга А. Хейга: Ibid. P. 354—355; PPPUS. Ronald Reagan. 1981... P. 310-311). В изданных в США в 1982 г. официальных документах президента США за 1981 г. содержится только заявление Хейга, ответы же госсекретаря на вопросы журналистов не приводятся. Ср.: PPPUS. Ronald Reagan. 1981... Р. 310 и Historic Documents of 1981... P. 354-355.
24.	Цит. no: Иванян Э.А. Рональд Рейган... С. 277.
25.	Соединенные Штаты Америки. Конституция и законодательные акты. М., 1993. С. 195-196. См. также: U.S. News & World Report. 1981. April 13. P. 25.
26.	Соединенные Штаты Америки. Конституция и законодательные акты. М., 1993. С. 48-49; Уилсон Д. Американское правительство. М., 1995. С. 350. См. также: Congress and the Nation. Vol. VI. 1981-1984... P. 847; U.S. News & World Report. 1981. April 13. P. 25.
27.	PPPUS. Ronald Reagan. 1981... P. 311-312, 1224-1225.
28.	Запись интервью с Ричардом Алленом 22 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора.
29.	Deaver М. Op. cit. Р. 31. Совсем по-другому в этой драматической ситуации вел себя вице-президент Дж. Буш, поведение которого было признано в те дни безупречным. Э.А. Иванян в связи с этим пишет: “...пока он [Буш] летел [из Техаса] на самолете в Вашингтон, один из его помощников разработал линию поведения вице-президента в сложившейся непростой обстановке. В представленных предложениях содержались, в частности, рекомендации не проявлять ни особой настырности, ни робости в руководстве страной в отсутствие президента. Буш скрупулезно придерживался данных ему рекомендаций весь тот отрезок времени, в течение которого шел процесс выздоровления президента. Он руководил заседаниями кабинета министров, встречался и беседовал с иностранными лидерами, приезжавшими в США, совещался с законодателями, но оставлял все важные решения до возвращения Рейгана”. См.: Иванян Э.А. Ук. соч. С. 277-278. См. также: PPPUS. Ronald Reagan. 1981... Р. 311.
30.	См.: PPPUS. Ronald Reagan. 1981... P. 385; Time. 1981. April 20. P. 26-27.
31.	Иванян Э.А. Рональд Рейган... С. 277.
9.	Всегда чужой
1.	Time. 1981. April 20. Р. 26-27.
2.	Ibid. Р. 27.
3.	Ibid. May 18. Р. 40-41.
4.	Ibid. Р. 41.
5.	См.: Овинников Р.С. Зигзаги внешней политики США... С. 301-303.
6.	“Империей зла” Рейган назвал СССР в своем выступлении на ежегодной конференции Национальной Ассоциации евангелистов в Орландо (штат Флорида) 8 марта 1983 г. См.: Рейган Р. Откровенно говоря. М., 1990. С. 152-153; Speeches of the American Presidents / Ed. by J. Podell, S. Anzovin. N.Y., 1988. P. 756-759.
7.	Такое положение А. Хейга объяснялось тем, что он никогда не был “человеком Рейгана” и имел свои, сформировавшиеся еще при Р. Никсоне, взгляды на внешнеполитический курс США.
8.	Kirkpatrick J. Dictatorships and Double Standards // The Essential Neoconservative Reader / Ed. by M. Gerson. N.Y., 1996; Flanders S., Flanders C. Dictionary of American Foreign Affairs. N.Y., 1993. P. 330.
9.	PPPUS. Ronald Reagan. 1981... P. 14, 1267.
10.	Cm.: Fasulo L. Representing America: Experiences of the U. S. Diplomats at the U.N. N.Y., 1984. P. 284-285; Findling J. Dictionary of American Diplomatic History. N.Y., 1989. P. 286; Finger S. Jeane Kirkpatrick at the United Nations // Foreign Affairs. Winter. 1983/1984. P. 436-457.
11.	Цит. по: Иванян Э.А. Рональд Рейган... С. 295. См. также: Овинников Р.С. У к. соч. С. 302.
12.	Рейган Р. Жизнь по-американски... С. 447; Findling J. Op. cit. Р. 326-327.
13.	Против К. Уайнбергера проголосовали 2 сенатора-республиканца от Северной Каролины: Дж. Хелмс и Дж. Ист, принадлежавших к правому крылу республиканской партии.
14.	Brownstein R., Easton N. Op. cit. P. 433-438. См. также: Time. 1985. February 11. P. 31-32.
15.	PPPUS. Ronald Reagan. 1981... P. 7-8; Самуйлов C.M. Уотергейт: предпосылки, последствия, уроки. М., 1991. С. 51.
16.	Brownstein R., Easton N. Op. cit. P. 433-438.
17.	Schieffer B., Gates G. Op. cit. P. 121-122.
18.	Time. 1982. March 1. P. 6-7.
19.	Ibid. P. 8; Запись интервью с Александром Хейгом 16 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора; Запись интервью с Каспаром Уайнбергером 8 января 1998 г. (Вашингтон, США) / Архив автора.
20.	Запись интервью с Александром Хейгом 16 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора; Запись интервью с Ричардом Алленом 22 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора.
21.	Добрынин А.Ф. Сугубо доверительно. Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.). М., 1996. С. 517.
22.	Time. 1981. November 16. Р. 22-23.
23.	Findling J. Op. cit. P. 17-18; Schieffer B., Gates G. Op. cit. P. 122-123; Eagle Resurgent? The Reagan Era in the American Foreign Policy / Ed. by K. Oye, D.L. Rothild. Davis, 1987. P. 270, 290.
24.	Иванян Э.А. Ук. соч. С. 295; Destler /. The Evolution of Reagan Foreign Policy // The Reagan Presidency: An Early Assessment / Ed. by F. Greenstein. Baltimore, 1983. P. 12.
25.	См.: Гарбузов В.Н. Рейгановская модель руководства государством // США -экономика, политика, идеология. 1997. № 9. С. 40—53; Waldstein F. The Cabinet Government: The Reagan Management model // The Reagan Years: The Record in Presidential Leadership. N.Y., 1990. P. 57-63.
26.	Bock J. The White House Staff and the National Security Assistant. Friendship and Friction at the Water’s Age. N.Y., 1987. P. 156; PPPUS. Ronald Reagan. 1981... P. 1213; Time. 1981. April 13. P. 14-15.
27.	Reagan N. My Turn... P. 241,
28.	Reagan N. Op. cit. P. 240-241; Schieffer B., Gates G. Op. cit. P. 76-77, 80-85, 123-124.
29.	Reagan N. Op. cit. P. 241. См. также: Barrett L. Gambling with History: Ronald Reagan in the White House. Garden City, 1983. P. 372-387.
30.	Цит. no: Congressional Quarterly’s Guide to the Presidency. Wash., 1989. P. 938.
31.	Deaver M. Op. cit.; Barrett L. Op. cit. P. 252-261.
32.	Haig A. Caveat... P. 75-77, 81-85; Овинников P C. Ук. соч. С. 296-297.
33.	Reagan N. Op. cit. P. 242.
34.	Ibid.
35.	Овинников P.C. Ук. соч. С. 296-297.
36.	PPPUS. Ronald Reagan. 1981... P. 33; Findling J. Op. cit. P. 118-119; Schieffer B., Gates G. Op. cit. P. 125-126; Reagan’s First Years / Ed. by M. McNail. Wash., 1982. P. 13; Brownstein R.. Easton N. Op. cit. P. 654-657; Washington Post. 1981. May 25.
10.	Игра без правил
1.	В отличие от многих своих предшественников, президент Р. Рейган обладал особой неосведомленностью в вопросах внешней и международной политики.
2.	Schieffer В., Gates G. Op. cit. Р. 127-128.
3.	См.: Bock J. The White House Staff and the National Security Assistant: Friendship and Friction at the Water’s Age. N.Y., 1987. P. 158-159; Cannon L., Lescaze L. Rocky Start in Handling Foreign Policy// Washington Post. 1981. May 25; Smith H. White House Hit a Last-Minute Snag on Canada Trip // New York Times. 1981. March 11; Osborne J. White House Watch: Haig and the System // New Republic. 1984. March 28; Talbott S. Deadly Gambits: The Reagan Administration and the Stalemate in Nuclear Arms Control. N.Y., 1984. P. 11; Washington Post. 1981. May 24; Ibid. June 28.
4.	PPPUS. Ronald Reagan. 1981... P. 1000.
5.	Ibid. P. 1044-1045, 1169.
6.	PPPUS. Ronald Reagan. 1982. Book I... Wash., 1983. P. 3-4, 40-41; Bock J. Op. cit. P. 155-160; Schieffer B., Gates G. Op. cit. P. 128-129.
7.	Ibid. P. 130. Кларк демонстративно ходил на службу в ковбойской шляпе и ковбойских сапогах. В его кабинете на самом видном месте красовался дедовский кольт. См.: Овинников Р.С. Ук. соч. С. 298.
8.	На пост заместителя госсекретаря У. Кларк был назначен 23 января 1981 г. См.: PPPUS. Ronald Reagan. 1981... Р. 33.
9.	Schieffer В., Gates G. Op. cit. P. 130-132; См. также: Time. 1982. July 12. P. 20. 10. New York Times Magazine. 1983. August 13. P. 17.
11.	Цит. по: Овинников P.C. Ук. соч. С. 299. См. также: Washington Post. 1982. December 28; Time. 1983. August 8. P. 31; U.S. News & World Report. 1983. September 19. P. 31.
12.	Weekly Compilation of Presidential Documents. 1982. January 18. P. 24. См. также: Колобов О.A. u др. Ук. соч. C. 103-104.
13.	Там же. С. 104.
14.	Historic Documents of 1982... P. 562, 879.
15.	См.: Овинников P.C. Ук. соч. С. 316.
16.	Там же. С. 303-304; New York Times. 1982. February 21.
17.Ibid.
11.	Дипломатический гамбит
1.	См.: PPPUS. Ronald Reagan. 1982. Book I... P. 476, 539, 542; U.S. News & World Report. 1982. April 19. P. 24-26; Ibid. May 31. P. 20-23; Ibid. June 7. P. 29-31; Шейденбаум Л.С. У истоков Фолклендского (Мальвинского) конфликта // Вопросы истории. 1982. № 6; Мальвины. Колониальная война XX века. М., 1984; Попов В.И. Англия в войне за Фолкленды (Мальвины) // Вопросы истории. 1987. № 12. О роли США в англо-аргентинском конфликте см.: Попов В.И. Ук. соч. С. 84—85.
2.	Schieffer В., Gates G. Op. cit. Р. 132-134.
3.	Haig A. Caveat... Р. 307; U.S. News & World Report. 1982. May 10. P. 29.
4.	Time. 1982. July 5. P. 16; Haig A. Caveat... P. 268-270; Запись интервью с Джин Киркпатрик 21 января 1998 г. (Вашингтон, США) / Архив автора.
5.	Time. 1982. Мау 31. Р. 8-15; Ibid. 1982. June 7. Р. 20-26; Ibid. June 14. Р. 14-25; Ibid. 1982. June 28. P. 24-28.
6.	Schieffer В., Gates G. Op. cit. P. 135.
7.	Овинников P.C. Ук. соч. С. 305. См. также: PPPUS. Ronald Reagan. 1982. Book I... P. 622-623.
8.	Иванян Э.А. Ук. соч. С. 296. См. также: Time. 1982. June 21. Р. 26. О европейском турне Рейгана см.: PPPUS. Ronald Reagan. 1982. Book I... P. 723-771.
9.	Подробнее см.: Кокошин A.A., Рогов С.М. Серые кардиналы Белого дома. М„ 1986. С. 334-337.
10.	Уже после отставки А. Хейга 23 июня и 12 августа 1982 г. министры иностранных дел 10 стран ЕЭС в своих официальных заявлениях отметили, что подобные действия США противоречат нормам международного права, и что они не намерены им подчиняться. ФРГ, Франция, Англия и Италия отказались присоединяться к торговому эмбарго и продолжали оказывать СССР содействие в строительстве газопровода. США применяли санкции в отношении тех фирм, которые нарушали эмбарго. Так, “Дрессер Франс”, “Крезо-Луар”, “Джон Браун”, “Нуово Пиньоне” за продолжение поставок в СССР были подвергнуты санкциям со стороны Соединенных Штатов: они лишались поставок из-за океана. Но санкции эти продолжались недолго. 12 ноября 1982 г. они были отменены. Администрация Рейгана так и не смогла вовлечь своих союзников в экономическую войну против СССР (см.: Овинников Р.С. Ук. соч. С. 317-318). См.: Historic Documents of 1982... Р. 562, 879-884; Congress and the Nation. Vol. VI. 1981-1984... P. 127; Time. 1982. July 12. P. 14-16.
12.	Отставка
1.	Historic Documents of 1982... P. 562, 741; Овинников P.C. Ук. соч. С. 305-306; Time. 1982. July 12. P. 62.
2.	Рейган P. Жизнь по-америкаиски... С. 270.
3.	Иванян Э.А. Ук. соч. С. 295.
4.	Time. 1982. July 5. Р. 18.
5.	Ibid. Р. 18-19; Рейган Р. Жизнь по-американски... С. 362.
6.	Historic Documents of 1982... Р. 564-565; PPPUS. Ronald Reagan. 1982. Book 1... P. 819-820.
7.	Haig A. Op. cit. P. 314.
8.	Ibid. P. 315; Time. 1982. July 5. P. 18; Historic Documents of 1982... P. 563-564; PPPUS. Ronald Reagan. 1982. Book I... P. 820.
9.	Historic Documents of 1982... P. 563; PPPUS. Ronald Reagan. 1982. Book I... P. 819.
10.	Historic Documents of 1982... P. 563-564. См. также: New York Times. 1982. June 26.
11.	Рейган P. Жизнь по-американски... С. 362.
12.	Добрынин А.Ф. Сугубо доверительно. Посол в Вашингтоне при шести президентах США (1962-1986 гг.). М.,1996. С. 531.
13.	New York Times. 1982. July 2; Ibid. July 7; Historic Documents of 1982... P. 561-562.
14.	Добрынин А.Ф. Сугубо доверительно... С. 532.
15.	Historic Documents of 1982... P. 562-563; Time. 1982. July 5. P. 20-21; Ibid. 1982. July 12. P. 26-29; PPPUS. Ronald Reagan. 1982. Book I... P. 820-821.
16.	Christian Science Monitor. 1982. June 28.
17.	Овинников Р.С. Ук. соч. С. 307-308.
18.	Там же. С. 307.
19.	В 1982 г. в отставку ушли еще два члена рейгановского кабинета: в начале ноября - министр энергетики Джеймс Эдвардс, в конце декабря - министр транспорта - Дрю Левис.
20.	Овинников Р.С. Ук. соч. С. 308.
Заключение
1.	Иванян Э.А. Рональд Рейган... С. 294.
2.	Подробнее о проблемах принятия и реализации внешнеполитических решений в США см.: Механизм формирования внешней политики США. М., 1986; США: внешнеполитический механизм. Организация, функции, управление. М., 1972; Богданов Р.Г., Кокошин А.А. США: информация и внешняя политика. М., 1979.
3.	Самуйлов С.М. Ук. соч. С. 23.
4.	Запись интервью с Честером Крокером 30 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора. В книге “Рональд Рейган: Хроника жизни и времени" известный отечественный американист Э.А. Иванян пишет: “Люди, имевшие за своей спиной длительный опыт общения с внешнеполитическим аппаратом американского государства, утверждали, что руководство внешней политикой в администрации Рейгана принципиально отличалось от того, как руководили внешней политикой при его предшественниках в Белом доме. В стиле руководства американской внешней политикой при Рейгане не было прежде всего президентского единоначалия, столь явственно проявлявшегося в годы администраций Ф. Рузвельта и Дж. Кеннеди, как не было и четко сложившегося “тандема” президента с государственным секретарем, подобного тому, который стал признанной всеми реальностью в никсо-новской администрации после прихода на пост руководителя внешнеполи
тического ведомства Г. Киссинджера. Не взял Рейган примера ни с президента Г. Трумэна, во многом полагавшегося на государственного секретаря, ни с президента Д. Эйзенхауэра, возлагавшего большую ответственность на аппарат Совета национальной безопасности (но с доминирующей ролью, отведенной государственному секретарю Дж.Ф. Даллесу). И уж конечно, рейгановский стиль руководства внешней политикой страны никак не походил на стиль руководства Дж. Картера, считавшего своей обязанностью и даже долгом лично заниматься решением даже второстепенных внешнеполитических проблем. Единственное, в чем руководство внешней политикой в администрации Рейгана в какой-то степени походило на некоторые из прежних администраций, было наличие серьезных разногласий и личной неприязни между руководителями ведомств, занимавшихся выработкой тех или иных аспектов внешнеполитического курса США. Но на этот раз в отличие от администраций Никсона, Форда и Картера (в которых такие конфронтационные отношения устанавливались в основном между государственными секретарями и помощниками президента по вопросам национальной безопасности) враждующими сторонами были государственный секретарь Хейг и министр обороны Уайнбергер при практически игнорируемом ими и в свою очередь отвергающем их помощнике президента по вопросам национальной безопасности Ричарде Аллене. Положение последнего усугублялось, однако, тем, что его игнорировали Рейган и вся “тройка” ближайших сподвижников президента из аппарата Белого дома. Политический обозреватель газеты “Вашингтон пост” Ф. Гейелин, анализировавший сложившееся во внешнеполитическом руководстве США положение дел, пришел к выводу, что “взаимные придирки, упадок морального духа, внутренние распри, ослабляющие противоборствующие стороны, и простое отсутствие направляющей силы уже обходятся очень дорого внутри страны и обойдутся в будущем еще дороже. Что же касается внешнего мира, где такое положение отражается на доверии и понимании союзников и способно вызвать непонимание у противника, цена этому много выше и опаснее”. “Наихудшим аспектом проблемы рейгановского руководства внешней политикой, - заключал Гейелин, - является то, что единственный человек, который в состоянии что-то сделать с этим, т.е. сам Рональд Рейган, судя по всему, даже не отдает себе отчета в том, что такая проблема существует”. Инстинктивно, а кое-когда и сознательно воздерживаясь от личной вовлеченности в решение сложных и малознакомых ему международных или военных проблем, президент не шел и на то, чтобы делегировать всю полноту власти в сфере внешней политики кому-либо из членов администрации. Единственным человеком в высшем эшелоне административной власти, обладавшим внушительным внешнеполитическим опытом, был Хейг, но доверия, а тем более симпатий к нему Рейган не испытывал, памятуя о том, как настойчиво рекомендовал ему Хейга Г. Киссинджер”. - См.: Ива-нян Э.А. Рональд Рейган: Хроника жизни и времени. М., 1991. С. 293-295.
5.	Time. 1982. July 5. Р. 22.
6.	Механизм формирования внешней политики США... С. 147-148.
7.	См.: Колобов О.А. и др. Ук. соч. С. 207-212.
8.	Haig A. Caveat. Realism, Reagan and Foreign Policy. N.Y., 1984. В апреле 1984 г. журнал “Тайм” опубликовал главы из книги А. Хейга: Time. 1984. April 2. Р. 28-40; Ibid. April 9. Р. 24-33.
9.	Haig A. Caveat... Р. 353-357.
10.	Ibid.
И. Haig A. Caveat... (См. текст на суперобложке книги А. Хейга “Предостережение”).
12.	FindlingJ. Op. cit. Р. 221.
13.	Haig A. with Ch. McCarry. Inner Circles: How America Changed the World: A Memoir. N.Y., 1992.
14.	Запись интервью с Александром Хейгом 16 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора.
15.	Никсон Р. На арене... С. 21.
Вашингтонские интервью (вместо послесловия)
1.	Запись интервью с Джорджем Монтгомери 15 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора.
2.	Запись интервью с Майклом Лидином 15 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора.
3.	Запись интервью с Александром Хейгом 16 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора.
4.	Запись интервью с Ричардом Фейрбэнксом 19 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора.
5.	Запись интервью с Ричардом Алленом 22 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора.
6.	Запись интервью с Николасом Велиотесом 26 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора.
7.	Запись интервью с Честером Крокером 30 декабря 1997 г. (Вашингтон, США) / Архив автора.
8.	Запись интервью с Каспаром Уайнбергером 8 января 1998 г. (Вашингтон, США) / Архив автора.
9.	Запись интервью с Шервудом Гольдбергом 8 января 1998 г. (Вашингтон, США) / Архив автора.
10.	Запись интервью с Эдвином Мизом III 12 января 1998 г. (Вашингтон, США) / Архив автора.
И. Запись интервью с Джин Киркпатрик 21 января 1998 г. (Вашингтон, США)/ Архив автора.
ПРИЛОЖЕНИЕ
Основные даты жизни и деятельности Александра Мейгса Хейга - мл.
2 декабря 1924 - родился в Бала-Кинвид, пригороде Филадельфии (штат Пенсильвания), в семье юриста Александра Мейгса Хейга-старшего и Регины Анны Хейг (Мэрфи)
1942 - окончил среднюю школу в Пенсильвании
1943 - поступил в университет Нотр-Дам
1947 - окончил Военную академию Вест-Пойнт в чине младшего лейтенанта
1948-1953 - военная служба на Дальнем Востоке и в Корее
1956-1959 - военная служба в Европе
1960 - окончил военно-морской колледж в Нью-Порте
1961 - защитил диплом на звание магистра в области международных отношений в Джорджтаунском университете
1963 - назначен помощником министра армии (сухопутных войск)
1964-1965 - служба в качестве заместителя специального помощника министра армии и заместителя министра обороны
1966 - поступление в военный колледж
1966-1967 - военная служба во Вьетнаме
1967-1969 - заместитель начальника Академии в Вест-Пойнте
1969-1970 - помощник по военным вопросам помощника президента по национальной безопасности Г. Киссинджера
1970 - присвоено звание бригадного генерала
1970-1973 - заместитель помощника президента по национальной безопасности Г. Киссинджера
4 января 1973 - присвоено звание четырехзвездного генерала, назначен заместителем начальника штаба армии
1 августа 1973 - уход в отставку с военной службы
август 1973 - сентябрь 1974 - руководитель аппарата Белого дома
16 сентября 1974 - возвращение на военную службу
1974-1979 - главнокомандующий объединенными вооруженными силами НАТО и американскими войсками в Европе; под руководством А. Хейга осуществляется модернизация вооруженных сил НАТО
1979 - окончательная отставка с военной службы и уход из армии США
1979-1981 - президент и исполнительный директор “Юнайтед текнолоджис”
21 января 1981 - назначен государственным секретарем США в администрации Р. Рейгана
25 июня 1982 - уход в отставку с поста госсекретаря США
1983 - по наст, время - президент консалтинговой компании “Уолдуайд ассошиэйтс” в Вашингтоне
1984 - вышла в свет первая книга мемуаров А. Хейга “Предостережение: Реализм, Рейган и внешняя политика”
1986 - Хейг организовал “Комитет ради Америки”
24 марта 1987 - кандидатура А. Хейга официально выдвинута в качестве одного из претендентов на пост президента США от Республиканской партии
1992 - вышла в свет вторая книга мемуаров А. Хейга: “Ближайшее окружение: Как Америка изменила мир”
Valery Garbuzov
Alexander Haig or Three Careers of a General
This is the remarkable story of the ascent to power of President Ronald Reagan’s Secretary of State (1981-1982) Alexander M. Haig., Jr., the President’s self-described “vicar.” The book is written by Russian scholar Valery Garbuzov, one of Russia’s top experts in the field of American Studies.
Mr. Garbuzov draws an informed, thoughtful portrait of a relatively unknown man who ascended to the highest levels of American government before achieving his post in the Reagan administration. It is a detailed portrayal of Alexander Haig - who he was, what he represented, and how he achieved high office. It colorfully limns the forces and experiences that shaped him and explores the complexities of his mind and depth and breadth of his public service.
A sizable part of the book is devoted to Haig’s early rise in the U.S. Army, staff politics under General D. MacArthur, his service as an officer in Vietnam, the Pentagon desk wars, the Joseph Califano connection, how Haig got his job with Kissinger, his ascent to power in the West Basement of the White House, and his relationship with Henry Kissinger.
Topics include Haig as a policymaker, Haig’s role in Cambodia, negotiations and bombing in Vietnam, Chilean assassination politics, the Reagan era and other assorted deliberations.
Here, Valery Garbuzov depicts the man and - in the telling -the world that created him. In doing so, the author provides vivid portraits of many of the personalities involved: Richard Nixon, Henry Kissinger, Ronald Reagan, Richard Allen, George Shultz, Jeane Kirkpatrick, Caspar Weinberger, and many others.
СОДЕРЖАНИЕ
От автора ........................................ 5
Введение.......................................... 9
Глава 1
Начало карьеры................................... 16
Глава 2
Школа Генри Киссинджера ......................... 23
Глава 3
В поле зрения Никсона ........................... 32
Глава 4
Верховный главнокомандующий...................... 36
Глава 5
Генерал в отставке .............................. 48
Глава 6
Президент корпорации ..............................54
Глава 7
И снова - политика .............................. 57
Глава 8
Громкое начало .................................. 69
Глава 9
Всегда чужой..................................... 85
Глава 10
Игра без правил................................. 102
Глава 11
Дипломатический гамбит.......................... 112
Глава 12
Отставка........................................ 120
Заключение ..................................... 131
Вашингтонские интервью (вместо Послесловия)..... 141
Примечания...................................... 186
CONTENTS
From Author ............................................ 5
Introduction ........................................... 9
Chapter 1
Early Career........................................... 16
Chapter 2
Under Henry Kissinger’s Tutelage ...................... 23
Chapter 3
Through Nixon’s Eyes................................... 32
Chapter 4
Commander in Chief..................................... 36
Chapter 5
The Retired General.................................... 48
Chapter 6
Corporate President ................................... 54
Chapter 7
Back to Politics....................................... 57
Chapter 8
Off with a Bang........................................ 69
Chapter 9
Ever the Outsider ..................................... 85
Chapter 10
Game Without Rules ................................... 102
Chapter 11
Diplomatic Gambit .................................... 112
Chapter 12
Resignation .......................................... 120
Conclusion ........................................... 131
Washington Interviews (Instead of Epilogue) .......... 141
Notes................................................. 186
Научное издание
Г арбузов Валерий Николаевич
АЛЕКСАНДР ХЕЙГ, или Три карьеры одного генерала
Утверждено к печати
Ученым советом Института Соединенных Штатов Америки и Канады РАН
Зав. редакцией Г.И. Чертова
Редактор Е.А. Жукова Художник ТВ. Болотина Художественный редактор В.Ю. Яковлев Технические редакторы Т.А. Резникова, В В. Лебедева Корректоры
З.Д. Алексеева, Г.В. Дубовицкая, Т.А. Печко
Подписано к печати 23.12.2003 Формат 60 х 90716- Гарнитура Таймс Печать офсетная
Усл.печ.л. 13,0+1,0 вкл. Усл.кр.-отт. 14,5. Уч.-изд.л. 13,4 Тираж 800 экз. (РГНФ - 300 экз.) Тип. зак. 3049
Издательство “Наука”
117997, Москва, Профсоюзная ул., 90
E-mail: secret@naukaran.ru Internet: www.naukaran.ru
Санкт-Петербургская типография “Наука” 199034, Санкт-Петербург, 9-я линия, 12
АДРЕСА КНИГОТОРГОВЫХ ПРЕДПРИЯТИЙ ТОРГОВОЙ ФИРМЫ “АКАДЕМКНИГА” РАН
Магазины “Книга-почтой”
121099 Москва, Шубинский пер., 6; 241-02-52
197345 Санкт-Петербург, ул. Петрозаводская, 7Б; (код 812) 235-40-64
Магазины “Академкнига” с указанием “Книга-почтой”
690088 Владивосток, Океанский пр-т, 140 (“Книга-почтой”); (код 4232) 45-27-
91 antoli@mail.ru
620151 Екатеринбург, ул. Мамина-Сибиряка, 137 (“Книга-почтой”); (код 3432)
50-10-03 KNIGA@SKY.ru
664033 Иркутск, ул. Лермонтова, 298 (“Книга-почтой”); (код 3952) 42-96-20
660049 Красноярск, ул. Сурикова, 45; (код 3912) 27-03-90
AKADEMKNIGA@KRASMAIL.RU
220012 Минск, проспект Ф. Скорины, 72; (код 10375-17) 232-00-52, 232-46-52
117312 Москва, ул. Вавилова, 55/7; 124-55-00 akadkniga@voxnet.ru http;//akadkni-ga.nm.ru
117192 Москва, Мичуринский пр-т, 12; 932-74-79
103054 Москва, Цветной бульвар, 21, строение 2; 921-55-96
113105 Москва, Варшавское ш., 9, Книж. ярмарка на Тульской (5 эт.);
737-03-33,
737-03-77 (доб. 50-10)
630901 Новосибирск, Красный пр-т, 51; (код 3832) 21-15-60
akademkniga@mail.ru
630090 Новосибирск, Морской пр-т, 22 (“Книга-почтой”);
(код 3832) 30-09-22 akdmn2@mail.nsk.ru
142290 Пущино Московской обл., МКР “В”, 1 (“Книга-почтой”);
(код 277) 3-38-80
443022 Самара, проспект Ленина, 2 (“Книга-почтой”); (код 8462) 37-10-60
191104 Санкт-Петербург, Литейный пр-т, 57 (код 812) 272-36-65 ak@akbook.ru
199164 Санкт-Петербург, Таможенный пер., 2 (код 812) 328-32-11
194064 Санкт-Петербург, Тихорецкий пр-т; 4 (код 812) 247-70-39
199034 Санкт-Петербург, Васильевский остров, 9-я линия, 16;
(код 812) 323-34-62
634050 Томск, Набережная р. Ушайки, 18; (код 3822) 51-60-36
akademkniga@mail.tomsknet.ru
450059 Уфа, ул. Р. Зорге, 10 (“Книга-почтой”); (код 3472) 24-47-74
450025 Уфа, ул. Коммунистическая, 49; (код 3472) 22-91-85
Коммерческий отдел, г. Москва
Телефон 241-03-09
E-mail: akadem.kniga@g 23.relcom.ru
akadkniga@voxnet.ru
Склад, телефон 291-58-87
Факс 241-02-77
По вопросам приобретения книг государственные организации просим обращаться также в Издательство по адресу:
117997 Москва, ул. Профсоюзная, 90 тел. факс (095) 334-98-59
E-mail: initsiat @ naukaran.ru
Internet: www.naukaran.ru
NAU KA
V. N. Garbuzov
Alexander Haig
OR THREE CAREERS OF A GENERAL
В. H. Гарбузов АЛЕКСАНДР ХЕЙГ или Три карьеры одного генерала