Текст
                    КЕМБРИДЖСКАЯ ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА
ТОМ IX Первый полутом



THE CAMBRIDGE ANCIENT HISTORY SECOND EDITION VOLUME IX THE LAST AGE OF THE ROMAN REPUBLIC, 146-43 B.C. Edited by J.A. CROOC Fellow of St John’s College and Emeritus Professor of Ancient History, Cambridge ANDREW LINTOTT Fellow and Tutor in Ancient History, Worcester College, Oxford The late ELIZABETH RAWSON Formerly Fellow and Tutor in Ancient History, Corpus Christi College, Oxford
КЕМБРИДЖСКАЯ ИСТОРИЯ ДРЕВНЕГО МИРА TOMIX Первый полутом ПОСЛЕДНИЙ век РИМСКОЙ РЕСПУБЛИКИ, 146-43 ГГ. ДО Н. Э. Под редакцией Дж.-А. КРУКА, Э. ЛИНТОТТА, Э. РОУСОН ЛАДОМИр Научно-издательский центр «Ладомир» Москва
Перевод 03. Любимовой (гл. 2, 4, б, 8а, 8Ь, 8с, 10, 12) и С.Э. Таривердиевой (Предисловие, гл. 1, 3, 5, 7, 9, 11) Последний век Римской республики, 146—43 гг. до н. э.: В двух полутомах / Под ред. Дж.-А. Крука, Э. Линтотта, Э. Роусон; перев. с англ., предисловие, примечания О.В. Любимовой, С.Э. Таривердиевой. — М.: Ладомир, 2020. — Первый полутом. — 560 с. (Кембриджская история древнего мира. Т. IX, первый полутом [1—560 с.]). ISBN 978-5-86218-587-4 ISBN 978-5-86218-588-1 (ιγτ 1) © Cambridge University Press, 1994. © Любимова О.В. Перевод, 2020. © Таривердиева С.Э. Перевод, 2020. © НИЦ «Ладомир», 2020. Репродуцирование (<воспроизведение) данного издания любым способом без договора с издательством запрещается
ОТ ПЕРЕВОДЧИКОВ В томе IX «Кембриджской истории древнего мира» рассматривается Поздняя Римская республика — эпоха, которая, на наш взгляд, является самой захватывающей, живой и сложной в истории Древнего Рима: от разрушения Карфагена до убийства Цезаря и создания второго триумвирата. В эти непростые годы Римское государство то и дело сталкивалось с различными опасностями и кризисами, как внешними, так и внутренними. Рим отражал нашествие германских племен ким- вров и тевтонов, подступивших к границам Италии, вел долгую и тяжелую борьбу с понтийским царем Митридатом, покорял Галлию. Войны вспыхивали не только с иноземными врагами: к периоду, рассматриваемому в данном томе, относятся три крупнейших восстания рабов на Сицилии и в Италии, опустошительный военный конфликт между Римом и италийскими союзниками и две крупные гражданские войны, охватившие всё государство (не говоря о ряде более мелких восстаний). Но и в относительно мирные годы Рим страдал от аграрных и долговых кризисов, нехватки продовольствия, судебной коррупции и ^прекращавшегося политического противостояния между теми политиками, которые отстаивали авторитет сената, и теми, кто апеллировал к свободе народа. Однако именно в эпоху Поздней республики на арену вышли яркие, талантливые и неординарные политики: братья Гракхи, Сулла и Марий, Помпей и Цезарь, Марк Антоний и Окгавиан. В эти десятилетия Рим далеко раздвинул собственные границы, включив в свой состав различные области Малой Азии, Сирию, Галлию, Кирену и Нумидию. В эти годы расцвело латинское красноречие, появились первые философские трактаты на латинском языке, был заложен фундамент римского права. Значительную долю источников о данном периоде составляют свидетельства очевидцев и участников событий — Цицерона, Цезаря, Саллюстия, — что делает описываемые события еще более живыми и захватывающими. В главах настоящего тома освещаются различные аспекты жизнедеятельности Римской Республики в последние десятилетия ее существования. Первая часть почти полностью посвящена политической и военной истории этого чрезвычайно сложного и интересного периода; впрочем, в особых главах охарактеризованы источники и историография, вычленены главные проблемы римских провинций на начало рассматриваемого периода, а также описано положение дел в государствах, еще сохранявших свою независимость: Египте и Иудее. Немалое внимание
6 От переводчиков уделено деятельности Цезаря в годы его диктатуры: его экономическим, социальным, административным, правовым, религиозным реформам, а также его мерам по улучшению положения провинциалов и римского плебса. Во второй части тома подробно рассказано о таких сторонах жизни, как гражданское и уголовное право, экономика и управление огромной империей, религия и интеллектуальная жизнь. Специальная глава посвящена римскому городскому плебсу в годы Поздней Республики, что позволяет читателю не ограничиваться аристократическим взглядом на события, который преобладает в литературных источниках, но ощутить подлинный живой город и его жителей, проникнуться их мировоззрением, заботами и радостями. В переводе настоящего тома «Кембриджской истории древнего мира» использованы те же принципы оформления ссылок на античные источники, что и в предыдущих изданиях. Ссылки на литературные источники оформлены следующим образом: имя автора и выделенное курсивом название его произведения (если таковых сохранилось несколько) приводятся кириллицей на русском языке, далее дается разбиение на книги/главы/параграфы, соответствующие тому изданию, которое использовалось в английском оригинале. Транслитерация имен античных авторов и перевод названий их произведений даются в соответствии с устоявшимися традициями в русскоязычной научной литературе. Ссылки на нарративные источники, встречающиеся в английском оригинале, выверены; при этом выявленные опечатки выправлены без особых указаний на то. Ссылки на эпиграфические, папирологические и нумизматические источники даны в общепринятом формате, который использован и в английском издании. Ссылки на современную историографию также сохраняют формат исходного английского тома: фамилия автора, год издания, далее, в скобках, — номер по библиографическому списку, состоящий из латинской буквы и цифры, затем, после двоеточия, номер страницы (если есть). Цитаты из античных авторов приводятся по опубликованным русским переводам с указанием имени переводчика (иногда в них вносится уточняющая правка). Если таковое не указано, это означает, что перевод с древнего языка сделан переводчиком соответствующей главы. Цитаты из Ветхого Завета приведены в синодальном переводе. При переводе личных имён, географических названий и этнонимов мы старались использовать наиболее общепринятые варианты транслитерации, преобладающие в переводах античных источников на русский язык и в русскоязычной анти- коведческой литературе. Уточнения, дополнения и пояснения переводчиков сопровождены сокращением: «О.Л.» либо «С.Т» и в большинстве случаев вынесены в подстрочные примечания, обозначенные цифрой с литерой «а», что позволило сохранить нумерацию примечаний, соответствующую английскому оригиналу. * * * Мы бы хотели выразить благодарность всем сотрудникам Научно-издательского центра «Ладомир», а в особенности Ю. А. Михайлову за его редакторскую работу, многочисленные ценные замечания, комментарии и дополнения в процессе работы над переводом. О.В. Любимова, С.Э. Таривердиева Москва, 2019 г.
ПРЕДИСЛОВИЕ Границы исторической эпохи всегда условны; обозначить ее начало и окончание необходимо, но эти рамки обманчивы. Главной темой настоящего тома «Кембриджской истории древнего мира» (КИДМ) является процесс, известный как «падение Римской республики», и имеются веские причины считать его отправной точкой трибунат Тиберия Гракха в 133 г. до н. э. Болезни Республики, проявившиеся в то время, имели очевидные предпосылки, и, как и предвещало предисловие к т. УШ КИДМ, мы изучили их, начав анализ событий с 146 г. до н. э., когда были разрушены Карфаген и Коринф, то есть с того самого года, который римляне считали вершиной своих успехов. Порой мы без зазрения совести возвращались по мере необходимости еще дальше назад, особенно в главе, посвященной римскому праву, о котором (за исключением Законов двенадцати таблиц) не говорилось ни в одном из предыдущих томов. В качестве верхней границы мы выбрали не мартовские иды 44 г. до н. э., а казнь Цицерона 7 декабря 43 г. до н. э. — отчасти потому, что символизм не менее важен, чем сами события (в этом плане смерть Цицерона, как в те годы, так и сегодня, знаменует закат Республики), и отчасти потому, что самой большой удачей из всех, что послужили для молодого Гая Юлия Цезаря («Октавиана») ступенями к будущему господству, явилась гибель обоих консулов 43 г. до н. э. в битве с Марком Антонием (второй по важности — после убийства Цицерона — гвоздь в крышку гроба Республики был забит 19 августа 43 г. до н. э., когда Октавиан узурпировал должность консула). Поскольку сегодня модно считать цитаты почти банальностью, в этом томе по сравнению с первым изданием т. IX КИДМ мы отвели чуть меньше места и внимания подробному пересказу политических и военных событий и чуть больше — «синхронному» анализу общества, институтов и идей; но мы не отказались от «событийной истории», потому что это было бы безумием. Во-первых, изложение событий — вполне законный и самостоятельный исторический жанр, который доставляет особое удовольствие читателю. А во-вторых, можно ожидать, что в такого рода работе будет содержаться достоверный рассказ о событиях в государстве. Безу¬
8 Предисловие словно, сегодня настало время сделать общедоступными некоторые плоды исследований последних пятидесяти лет на ниве социально-экономической и интеллектуальной истории, однако свою задачу мы видим в том, чтобы протянуть некоторые мосты от этой сферы к политической истории Рима. Дело в том, что очень важный (мягко говоря) вопрос, связанный с последним веком Республики, состоит в том, как именно социальные, экономические, правовые, интеллектуальные, религиозные и даже архитектурные перемены (или сопротивление им) соотносились с историей политических реформ или неудачных попыток реформ и, тем самым, с гражданскими раздорами, диктатурой и крушением Республики, считать ли первое одной из причин второго или же откликом и реакцией на второе? Если кто-то сочтет, что, разделив наш том на две части, мы углубили пропасть, вместо того чтобы протянуть над ней мост, то мы ответим, что на обоих берегах мы постарались дать читателям самый прочный фундамент, чтобы они построили свой собственный мост. Беглый обзор глав Части первой поможет читателю оценить задуманную структуру тома. В гл. 1 Эндрю Линтотт расставляет декорации. Эта глава затрагивает две темы. Во-первых, это критический очерк, посвященный имеющимся свидетельствам; он не является исчерпывающим «обзором источников», который занял бы слишком много места и вряд ли оказался бы особо полезен. Во-вторых, это теории; рассуждения о «кризисе Римской республики» начались одновременно с тогдашними событиями и продолжаются до наших дней. Порой им предавались самые выдающиеся политические философы и историки, а поскольку история — наука дискуссионная и философская, то в каждом поколении вновь возобновляются попытки выявить основные принципы, упорядочить и объяснить эти события; возможно, читатель, прежде чем продолжить чтение и сформировать собственное мнение, захочет познакомиться с некоторыми ответами, предложенными нашими предшественниками. Линтотт продолжит свой рассказ и в гл. 2, открывая ее обзором заморской империи Рима и трудностей, с которыми она сталкивалась начиная со 146 г. до н. э.: расселение римских граждан и приобретение ими земли вне Италии; Испания и Галлия, а также быстрое проникновение в западные провинции римских порядков; Сицилия и социальные волнения; провинция Африка и ее взаимосвязь с Нумидийским царством, вылившаяся в Югуртинскую войну; новая провинция Македония, частично объединенная с материковой Грецией; становление провинции Азии на основе завещанного Риму Пер- гамского царства, восстание Аристоника как попытка сбросить римское ярмо и приток туда римлян и италиков, стремящихся к наживе; наконец, характер и мощь римской армии и предъявляемые к ней требования. В гл. 3, вновь за авторством Линтотта, начнется основной рассказ о внутренней политической истории Рима на протяжении пятидесяти лет, прошедших со 146 по 95 г. до н. э., предваряемый анализом трудноуловимой сущности под названием «Римская конституция» (на самом деле речь пойдет о традициях, на которые в норме опиралась политическая система) и природы римской политической жизни: в какой мере она представляла
Предисловие 9 собой соревнование знатных семей между собой и т. д. (Именно эта глава поможет читателю понять, почему в дальнейших событиях политическим группировкам следует отводить менее важную роль, чем еще недавно считали историки.) Далее речь пойдет об аграрном кризисе в Италии и других событиях, подготовивших почву для Гракхов, в том числе о законодательной деятельности трибунов после 146 г. до н. э., а за этим последует узловой рассказ о Гракхах, Марии, Сатурнине и Главции. В гл. 4 Э. Габба рассмотрит истоки требований италийских союзников Рима о предоставлении им римского гражданства и Союзническую войну 91—89 гг. до н. э., по итогам которой они всё-таки добились своего; после этого Рим уже не был «городом-государством», а его гражданское население стало более разнородным и распределенным по более обширной территории; последствия этих событий, возможно, и явились истинной «Римской революцией». (На самом деле интеграция Италии — тема, крайне важная не только для Поздней республики, но и для Раннего принципата, — будет должным образом освещена в т. X КИДМ.) В гл. 5 Джон Г.-Ф. Хайнд расскажет о важнейшем сюжете драмы Поздней республики, столь удачно вплетенном в главную политическую фабулу, что лучше не придумал бы ни один драматург. Это история последнего исполина среди эллинистических монархов, Мигридата VI Евпатора, царя Понта, и его борьбы с Римом; в этой главе повествование будет доведено до конца первого эпизода в серии конфликтов — до Дарданского мира, заключенного в 85 г. до н. э. В гл. 6 и 7 мы вновь вернемся к внутренней политике в изложении Робина Сигера: в гл. 6 речь пойдет о возвышении и диктатуре Суллы, который попытался укрепить традиционный политический порядок, но вместо этого создал прецедент, ускоривший его гибель, а в гл. 7 будет рассмотрено возвышение Помпея до его совместного консульства с Крассом в 70 г. до н. э. В первой части гл. 8 А.-Н. Шервин-Уайт поведает завершающую часть саги о Митридате и Риме, о кампаниях Лукулла и его попытках облегчить экономические бедствия в провинции Азия, о последовавших затем триумфальных восточных завоеваниях Помпея, которые значительно расширили власть Рима на Востоке и положили начало взаимоотношениям Рима с Парфией и Иудеей. Далее придет черед Тессы Раджак, которая во второй части этой главы расскажет о Маккавеях и эллинизации Иудеи в годы их правления. В третьей части внимание будет уделено последнему восточному сюжету, о котором повествует Дороти Дж. Томпсон: египетской политике, обществу и культуре при последних Птолемеях, находившихся теперь в тени Рима; их историю завершил еще один эллинистический монарх, обреченный на впечатляющую гибель, — царица Клеопатра УП Тея Филопатор. Описание двух десятилетий, на протяжении которых происходил распад римской внутренней политики, выпало на долю Т.-П. Уайзмена. Он — автор гл. 9, посвященной 60-м годам до н. э., и гл. 10, в которой рассмотрены 50-е годы до н. э. Это было время крайне сложное, поскольку на сей
10 Предисловие раз в нашем распоряжении имеется изобилие источников обо всех политических процессах, которые привели к гражданской войне между Пом- пеем и Цезарем. О Цезаре после перехода Рубикона и до мартовских ид рассказывает в гл. 11 Элизабет Роусон и она же продолжает эту историю в гл. 12, вплоть до смерти Цицерона. Вторая часть состоит из семи глав и эпилога. Тематика глав задается политической историей: право и управление, экономика и рост обширной городской агломерации Рима, мировоззрение и его предпосылки и, наконец, религия. В соответствии с общей политикой новой КИДМ, мы не пытаемся дать краткий обзор литературы последнего века Республики, хотя римские достижения в этой сфере, несомненно, важны для комплексного понимания данного периода. Этой проблематике посвящен второй том «Кембриджской истории классической литературы». Также мы не предпринимаем попыток дать оценку интеллектуальной и духовной жизни других народов в эту эпоху: издатели с прискорбием сообщили, что А. Момильяно должен был написать финальную главу, которая раскрыла бы этот вопрос и повысила бы статус настоящего тома. Его смерть постигла нас на весьма позднем этапе работы над томом, и мы решили, что никто другой не сможет, да и не должен заменить его. Дункан Клауд в гл. 13 рассматривает два вопроса римского публичного права. Первый связан с развитием «Римской конституции» в последний век Республики и об этом на самом деле удается сказать намного меньше, чем мог бы надеяться читатель. Вторая же тема — это масштабная система уголовных судов: ее стремительное развитие из скромных предпосылок стало одним из поразительных достижений этого века и вполне соответствовало головокружительным переменам в политической и общественной жизни той эпохи. В гл. 14 Дж.-А. Крук сначала пытается набросать очертания правовых норм, которые так или иначе определяли и структурировали римское общество в годы Поздней республики, а затем характеризует развитие этих норм и влияние на него таких факторов, как греческая философия. Клауд и Крук постарались не только описать, но и оценить римское право и подвергнуть критическому анализу, поскольку именно его сильные и слабые стороны, достижения и недостатки тесно связаны с различными гранями экономики, общественной жизни, мировоззрения и даже политики. В начале гл. 15 Джон Ричардсон показывает, насколько управление территориальной империей не соответствовало мышлению римлян прежней Республики: они, скорее, думали о распределении задач (в большинстве случаев — военных командований) между должностными лицами. Управлять римляне учились долго и с трудом, и их школьный период выпал на эпоху Поздней республики. Затем в главе рассматриваются полномочия и обязанности римских администраторов и механизмы, изобретенные римлянами для ведения заморских дел, ответственность за которые они осознали слишком поздно: одно из связующих звеньев между правом и политикой можно усмотреть в том, что инструмент, созданный римлянами для ограничения чрезмерных полномочий и обуздания кор¬
Предисловие 11 рупции должностных лиц, слишком легко было использовать для преследования политических оппонентов. Далее мы плавно переходим к гл. 16, в которой К. Николе изучает развитие экономики Рима и Италии и ее влияние на экономику подчиненных Риму государств, а затем — к гл. 17, где Николас Пёрселл сосредотачивается на городе Риме, который к тому времени уже был густонаселен и сам по себе являлся важным экономическим фактором; и здесь мы снова возвращаемся к политике, потому что важной частью истории последних лет Республики являлся римский плебс, который всё меньше мог притязать на титул подлинной общины римских граждан, но всё больше превращался в новую политическую силу. В гл. 18 Мириам Гриффин описывает социальные условия римской интеллектуальной жизни, образование, патронат, библиотеки и проч., а затем переходит к некоторым ее характерным продуктам, в частности к философии, после чего возвращается к социальному измерению и рассматривает, как много значила эта деятельность для римской элиты, которая так охотно ей предавалась. Наконец, Мэри Бирд в гл. 19 переплетает между собой религиозную и политическую сферы, как поступали и сами римляне, и на смену стереотипу об «упадке религии в Поздней республике» предлагает новое представление о том, как религиозные и политические перемены сливаются в единую историю изменений и реакций на них. Краткий эпилог написан совместно всеми тремя редакторами. При оформлении ссылок на источники авторы следовали требованиям редакторов, которые, в свою очередь, подчинялись общей политике, принятой для новой КИДМ, а именно: сноски не приводятся, если речь идет о непротиворечивых данных, которые содержатся в стандартных источниках, но приводятся, если в тексте высказана нетрадиционная точка зрения или требуется конкретное подтверждение. Однако редакторы не считали нужным настаивать, и в разумных пределах авторы действовали по своему усмотрению. Настоящее предисловие написали только двое из троих редакторов — Дж.-А. Крук и Эндрю Линтотт, поскольку их дорогая коллега Элизабет Роу сон умерла 10 декабря 1988 г. Для читателей стало удачей, что это печальное событие произошло в самом конце работы над томом: Э. Роу- сон вместе с нами всё распланировала, написала и проверила собственные главы, отредактировала свою долю чужих и приняла участие в составлении библиографического списка. Проницательность, аккуратность, энтузиазм, эрудиция и мудрость — этими качествами обладал покойный Мартин Фредриксен, о котором его коллеги-редакторы писали в предисловии к т. УШ КИДМ; ими же в не меньшей степени обладала и Элизабет Роу- сон, и было бы несправедливо оценивать ее редакторский вклад в наш том меньше, чем в одну треть. После смерти Элизабет Роусон нам очень повезло отыскать Урсулу Холл — не в качестве редактора, но в качестве помощника. На нее не следует возлагать ответственность за возможные ошибки в структуре и содержании тома, потому что все эти вопросы были решены задолго до того,
12 Предисловие как она присоединилась к нам; но она внесла большой вклад в работу на всех технических этапах превращения текста в книгу, и ее внимательное чтение и квалифицированные советы заслуживают благодарности как редакторов, так и читателей настоящего тома. Четвертую главу перевел М.-Х. Кроуфорд, которому мы выражаем искреннюю благодарность, а гл. 16 — Дж.-А. Крук. Карты нарисовал Рэг Пигтотг, указатель составила Барбара Хирд. Гленнис Фут была аккуратным и бдительным помощником редактора; весь персонал издательства «Cambridge University Press» сотрудничал с нами с обычными для этого коллектива терпением и самоотверженностью. Дж.-А. Крук, Э. Линтотт •к -к -к О ПОСТРАНИЧНЫХ СНОСКАХ Библиография разделена на секции, посвященные отдельным вопросам, которые иногда соответствуют отдельным главам, но чаще охватывают содержание нескольких глав. На эти разделы, обозначаемые заглавными буквами, даются ссылки в подстрочных примечаниях, при этом внутри раздела каждая книга (или статья) имеет номер, который указывается в сносках. В сносках отражены также имя автора и дата публикации, чтобы кратко обозначить характер работы, на которую дается ссылка. Так, например, под «Syme 1952 (А 118): 100» следует понимать: «Syme R. The Roman Revolution. 2-е изд. Oxford, 1952. С. 100», при этом указанная книга содержится в разделе «А» Библиографии под номером 118.
Часть первая Глава 1 9. Линтотт КРИЗИС РЕСПУБЛИКИ: ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ И СВЯЗАННЫЕ С НИМИ ПРОБЛЕМЫ К концу П в. до н. э. римляне столкнулись с кризисом, обусловленным их господством в Средиземноморье; еще больше он обострился из-за того, что новый опыт и интеллектуальные контакты, завязанные в годы становления империи, привели к развитию у них политического самосознания. Это самосознание сделало эпоху, охарактеризованную Флором1 как мощная зрелость, которой суждено было выродиться в одряхлевший принципат, более сложным и более перспективным объектом изучения. Самую проницательную оценку восхождения Рима к мировому господству дал Полибий — грек, знакомый с Римом, но всё-таки чужой в этой стране. Римские исторические сочинения, написание которых началось примерно с 200 г. до н. э., до нас не дошли за исключением нескольких цитат и выдержек, но даже если бы их можно было восстановить, вряд ли среди них обнаружилось бы что-либо, сравнимое с анализом Полибия. Однако ближе к концу П в. до н. э. не только возрос объем римских исторических сочинений, но и сам материал стал более разнообразным. Семпроний Азеллион, современник Гракхов, указал на различие между созданием простых анналов — традиционного римского пересказа событий в строгом хронологическом порядке — и написанием истории, которое толкуется как выяснение причин событий и человеческих мотивов. На практике это вылилось в то, что римляне теперь не ограничивались повествованиями, охватывающими все события от Энея или волчицы с близнецами до своих дней, но создавали монографии, посвященные отдельным вопросам прошлого или настоящего, биографии и автобиографии. Более того, развитие римской интеллектуальной жизни привело к появлению новых форм про¬ Флор I. Введение. 7—8. О подразумеваемой им теории см.: Griffin 1976 (А 42): 194 сл.
14 Часть I зы — трактатов, особенно риторических и правовых, и писем. Между тем интерес греков к Риму не иссякал, и одним из самых значимых источников для позднейших грекоязычных авторов стал философ-стоик Посидоний, который, помимо работ о географии и этнографии, написал всеобъемлющую римскую историю, где события начинались с момента, на котором остановился Полибий2. Расцвет римских анналистов пришелся на эпоху императора Августа, когда было написано сочинение Ливия, в котором сто двадцать из ста сорока двух книг было посвящено истории Рима вплоть до казни Цицерона. К сожалению, из произведений республиканского периода сохранились лишь две монографии Саллюстия и некоторые фрагменты его «Истории», одна краткая биография за авторством Корнелия Непота и военные записки Цезаря. Книги Ливия, посвященные событиям после 167 г. до н. э., тоже дошли до нас не полностью. Рассказы о Поздней республике у Ливия и его предшественников и столь же важный труд Посидония можно восстановить лишь частично на основании фрагментов, эпигом и позднейших переработок. Самые ценные греческие источники более позднего времени — это сочинения историков эпохи принципата. Аппиан, удостоенный во П в. н. э. должности императорского прокуратора, написал рассказ о распространении римского господства, поделенный в соответствии с театрами военных действий и включающий историю гражданских войн вместе с описанием политического фона, на котором они происходили. Спустя полвека Дион Кассий, сенатор и дважды консул в правление Северов, составил колоссальную анналистическую историю Рима от его основания до своих дней с вкраплениями обобщений и интерпретаций, выдержанных в духе Фукидида. (Более или менее сохранившиеся части начинаются с 69 г. до н. э. и далее.) Наряду с ними следует упомянуть Плутарха, автора биографий, который около 100 г. н. э. иллюстрировал политические и моральные доблести, сопоставляя между собой выдающихся греков и римлян Республики в «Сравнительных жизнеописаниях». На таких работах основывается большая часть нарративной истории событий Поздней римской республики. Однако, вне всяких сомнений, важнейший из наших источников — это труды Цицерона: он никогда не писал историю Рима, чего ожидали от него друзья, однако его переписка позволяет нам без посредников увидеть политику и высшее общество Рима между 67 и 43 гг. до н. э., а его опубликованные речи и теоретические трактаты многое рассказывают о его собственном времени и предшествовавшей эпохе. Таким образом, для того периода, когда Цицерон занимался правовой и политической деятельностью, то есть для 81—43 гг. до н. э., мы имеем прямые сведения о римской общественной жизни, а что касается предыдущих пятидесяти смутных лет, то работы Цицерона содержат упоминания либо о тех событиях, в которых он участвовал лично, либо о тех, о которых знал из первых рук. 2 См.: HRR- Badian 1966 (Н 4); Malitz 1983 (В 69).
Глава 1. Кризис Республики: исторические источники... 15 Конечно, при использовании материалов Цицерона возникают сложности. В письмах Аттику он пишет правду — как видит ее сам, — и его мнение может меняться каждую неделю. Его письма другим знакомым, как и письма его корреспондентов, порой могут быть далекими от правды, лицемерными или намеренно туманными. В речах Цицерон иногда идет на риск и прибегает к прямой лжи, но чаще умалчивает о чем-либо или умышленно трактует события в свою пользу. Наиболее вопиющими примерами таких утверждений могут служить его слова о том, что в 52 г. до н. э. Клодий готовил покушение на Милона, а Каталина организовал первый заговор еще в 66 г. до н. э., более чем за два года до мятежа, подавленного самим Цицероном. Но всё же правдивость Цицерона во многих случаях можно перепроверить по его собственным сочинениям или по вторичным источникам, и современные историки бывают рады поймать его на лжи. Но следует соблюдать осторожность: не стоит думать, что рассказы Плутарха, Аппиана и Диона Кассия содержат здравое изложение событий, свободны от оценочных суждений и представляют господствующую точку зрения, а потому позволяют автоматически скорректировать тенденциозность Цицерона. Писатели эпохи принципата зависели от своих источников точно так же, как мы, и в числе этих источников были и хвалебные биографии таких людей, как Помпей, Цезарь, Катон и сам Цицерон, и, напротив, произнесенные против них речи или опубликованные инвективы. Даже «История» Азиния Поллиона, младшего современника Цицерона и Цезаря, чей рассказ о гражданских войнах во многом лег в основу повествований Аппиана и Плутарха и, вероятно, повлиял также и на Диона Кассия, по всей видимости, не остался свободен от недостатков, обусловленных тем, что Поллион поддерживал Цезаря и весьма критично относился к Цицерону3. Наши источники о Поздней республике имеют и другие изъяны. Во- первых, это малое количество надписей — по сравнению как с литературными свидетельствами, современными этим событиям, так и с числом эпиграфических памятников, доступных при изучении Принципата. В частности, у нас есть лишь несколько государственных документов, относящихся к периоду между диктатурами Суллы и Цезаря. Более того, хотя благодаря раскопкам мы многое знаем о самом городе Риме, наши сведения о городском развитии Италии и провинций обрывочны. Что же касается археологии села, то сейчас ведется большая работа с целью пролить свет на землепользование и характер земельных хозяйств в Италии, но она еще слишком далека от завершения. И лишь в одной области историки не обделены масгериалом. Монетная чеканка эпохи Республики необычайно богата, и ее уже тщательно проанализировали специалисты, которые не только установили ее хронологию и предложили интерпрета¬ 3 Gabba 1956 (В 38); Gabba 1975 (В 39). (Однако всё то же самое и даже в большей степени относится к самому Цицерону, который был действующим политиком и руководствовался не только своими интересами, но и вполне явными симпатиями и антипатиями. — С.Т)
16 Часть I ции легенд и изображений, но и сделали более общие выводы об объемах и вероятных причинах того или иного выпуска. Проведены также важные исследования чеканки союзников Рима4. Вся эта историческая традиция, даже если ее часта вступают в противоречие друг с другом, позволяет нам составить ясную картину происходившего, начиная с 70 г. до н. э. Но истолковать ее по-прежнему сложно. Пожалуй, современники находились слишком близко к событиям, чтобы оценить их значимость; с другой стороны, писатели эпохи Августа были слишком заняты тем, чтобы оправдать новый порядок и представить его как возрождение старого, а поэтому предпочитали выискивать отдельных козлов отпущения, а не выявлять недостатки римского общества и правительства в целом. К этой проблеме мы еще вернемся. С другой стороны, изучение событий, случившихся в период между падением Карфагена и 70 г. до н. э., осложняется сравнительной скудостью сведений о них у Цицерона и невозможностью получить хороший и последовательный рассказ о них из сочинений, оставшихся от писателей эпохи принципата, сокращавших республиканские источники. О десятилетии между 80 и 70 гг. до н. э. информации настолько мало, что драгоценен каждый фрагмент «Истории» Саллюстия, пусть даже длиной всего в строку. Предшествующие десять лет, в течение которых произошли Союзническая, Митри- датова и гражданская войны, завершившиеся диктатурой Суллы (об этом времени изначально писали современники событий — Сизенна, Лукулл, Аукцей и сам Сулла), освещены лучше с военной точки зрения, но политика тех лет окутана густым туманом. Что же касается самого первого этапа кризиса Поздней республики, то здесь выделяются многие важные темы, например, земельная проблема, отношения между Римом и Италией, между сенатом и всадническим сословием; также отчетливо видны фигуры Гракхов и нового человека, спасшего Рим от военной угрозы, — Гая Мария. Но о политике, вершившейся из года в год, нам известно меньше, чем для тех десятилетий, которые описаны в сохранившихся книгах Ливия или в богатом наследии Цицерона. Поэтому историк, испытывающий острую нехватку важнейших фоновых знаний, вынужден чересчур сильно полагаться на то изложение событий, которое представлено в сохранившихся источниках. Часто историк обнаруживает в своем распоряжении лишь аккуратно собранную сводку событий, которая поднимает вопросов больше, чем дает ответов. Как и всегда, римские сочинения о политике того времени весьма тенденциозны, но проблема не просто в чьих-то предубеждениях. Двух реформаторов, прибегнувших к насилию — Луция Аппулея Сатурнина и Гая Сервилия Главцию, — враждебная традиция проклинает единогласно, и так же обстоит дело с политической деятельностью Мария. С другой стороны, о Гракхах сохранились как комплиментарные, так и недобро¬ 4 Crawford 1974 (В 144); Crawford 1985 (В 145); ср., напр.: Thompson М. The New-style Silver Coinage of Athens (New York, 1961); Giovannini A. Rome et la circulation monetaire en Grece au IIе siede avant Jesus Christ (Basle, 1978).
Глава 1. Кризис Республики: исторические источники... 17 желательные рассказы. Но еще важнее то, что в источниках борьба за власть между политиками-демагогами и ядром сената затмевает всё прочее. Достоинства и недостатки конкретных реформ отходят на задний план, когда античные авторы пытаются дать моральную оценку людям, которые пытались изменить или защитить статус-кво. Во вторичных источниках нелегко отыскать мнение современников событий; исключение составляют лишь речи, приписываемые Плутархом и Аппианом Тиберию Гракху, поскольку в конечном итоге они, видимо, восходят к биографии этого политика, написанной его братом — Гаем Гракхом. Ценны также фрагменты речей (например, Гая Гракха и Сципиона Эмилиана), которые сохранили для нас антиквары и грамматики эпохи принципата5. Другие любопытные комментарии современников или почти современников относительно Поздней республики можно выявить в исторических сочинениях, посвященных другим эпохам. Отказ сената от договора, заключенного с испанцами в 137 г. до н. э. (отсылки к этим событиям имеются и в современной им чеканке), повлиял на традицию о договоре или клятвенном обязательстве (sponsio), якобы заключенном консулами 321 г. до н. э. Позиция, занятая Тиберием Гракхом в конфликте с его коллегой Октавием, косвенным образом прокомментирована в рассказах анналистов о действиях отца Тиберия во время трибуната в 187 г. до н. э. Даже доводы, звучавшие при обсуждении земельной политики в эпоху Поздней республики, Дионисий Галикарнасский перенес в историю Ранней республики: консулу 495 г. до н. э. он приписывает речь, в которой оратор осуждает маленькие земельные наделы и защищает крупные хозяйства на земле, сдаваемой государством в аренду6. Чрезвычайно важную возможность проверить сведения литературных источников обеспечивают нам эпиграфические документы и археологические данные. Но при работе с надписями вызывает затруднения то обстоятельство, что начертанные на них официальные документы или не упомянуты в литературных источниках, или находятся на заднем плане, так что эпиграфические памятники содержат совершенно неожиданный для нас материал. На одной стороне так называемой «Бембийской таблицы» («Tabula Bembina» — бронзовые фрагменты таблицы, некогда принадлежавшие кардиналу Бембо, а до него, как теперь стало известно, — герцогам Урбино) вырезан закон о возмещении собственности, незаконно изъятой римскими властями (lex de repetundis), который, должно быть, являлся частью законодательства Гая Гракха. В литературных же источниках сообщается, что Гай изменил состав присяжных в этом суде, но нет никаких намеков на масштабную реформу всей процедуры, отраженную в указанных фрагментах, или на изменение самого духа этого суда, к чему должна была привести такая реформа. Другим примером может служить 5 См.: ORF. 6 Дионисий Галикарнасский. Рижские древности. УШ.73; ср.: Gabba 1964 (В 41). Ливий. IX. 1—7; ср.: Crawford 1974 (В 144): N° 234; Crawford 1973 (F 39). Ливий XXXVIII.56; XXXIX.5; ср.: Richard 1972 (С 122).
18 Часть I закон 101—100 гг. до н. э. о преторских провинциях и управлении делами Рима на Востоке: ранее о нем было известно только из частично сохранившегося текста в Дельфах, но теперь информация дополнена надписью из Книда, содержащей новый материал. Этот закон полностью игнорируют источники о Сатурнине и Главции, в то время как последние, несомненно, имели отношение к этой мере и она позволяет увидеть в их политике новое измерение7. На оборотной стороне бронзовых фрагментов с текстом закона о вымогательствах вырезан аграрный закон 111 г. до н. э. Аппиан коротко упоминает о нем, но сам текст закона и выводы, которые он позволяет сделать о предшествующем законодательстве, показывают, насколько несовершенен рассказ Аппиана об этом предмете, хотя он и выглядит точным. Две части этого закона касались земель в Северной Африке и Коринфе. Больше ни в одном источнике не сообщается, что римляне планировали тогда распределение земли в Коринфе. Что же касается Африки, то масштабы римских поселений там (включая ту колонию, которую, согласно литературным источникам, пытался основать Гай Гракх) невозможно оценить без изучения этой надписи вместе с археологическими свидетельствами о римском земельном межевании, которые большей частью получены при помощи французской аэрофотосъемки8. Археология неспособна решить проблемы, вызванные несовершенством литературных источников, но по меньшей мере может указать нам, где именно античные авторы допускают неточности. Восстанию в 125 г. до н. э. латинской колонии Фрегеллы, расположенной на границе с Сам- нием (возле нынешнего Чепрано), в сохранившихся текстах посвящено лишь несколько фраз. Его причины остаются неясными, но ведущиеся ныне раскопки позволили обнаружить свидетельства о процветании города и жестокости примененных к нему репрессий. Спустя семь лет римляне основали первую колонию в южной Галлии — Нарбон Марсов (совр. Нарбонна). Цицерон, по крайней мере, указывает, что эта мера вызвала в Риме споры. Историки могли счесть Нарбон обычным военным поселением, если бы в результате раскопок не стало очевидным, что этот город имел важное торговое значение, причем, возможно, еще до основания там колонии9. Итак, эпоха от Гракхов до Суллы сложна для изучения из-за сравнительно малого количества источников, что затрудняет корректировку отобранных и тенденциозных сообщений о тогдашних проблемах и событиях в дошедших до нас повествованиях. Некоторые из главных аспектов необъективности античных авторов будут рассмотрены в следующей главе. Корректируя их, историк не должен просто склоняться к той точке зрения, которая противоположна традиции, — он должен понимать, что рассказы источников о политических конфликтах, отражая вполне реальные 7 Lintott 1983 (В 192); Sherwin-White 1982 (С 133); Hassal, Crawford, Reynolds 1974 (В 170). 8 Chevallier 1958 (E 3); Piganiol 1954 (E 22). 9 Crawford, Keppie 1984 (В 284); Clemente 1974 (E 6): 61 сл.
Глава 1. Кризис Республики: исторические источники... 19 споры, не позволяют увидеть, что в целом внутри правящего класса существовало согласие в вопросе о том, как следует управлять городом, Италией и заморскими территориями. И это единое мнение можно резюмировать как стремление к более планомерной и глубокой эксплуатации ресурсов Средиземноморья. Некоторые политики относились к такой эксплуатации с более или менее благородной осторожностью. Однако в целом соревновательный дух римской аристократии предполагал, что политики могли яростно препятствовать планам своих соперников, пока те были живы, но потом без всякого стеснения подхватывать их лозунги и извлекать из них выгоды. I. Античные теории о Поздней республике В кн. VI «Всеобщей истории» Полибий не только воспел римскую конституцию, но и предрек ее гибель. Он считал ее подверженной естественным процессам развития и упадка, циклическим и характерным для любых форм правления: круг начинался с примитивной монархии и замыкался тиранией. Римскую республику стабилизировал баланс монархических, олигархических и демократических элементов, не позволявший одному из них быстро взять верх над другими, но в длительной перспективе этот баланс должен был разрушиться под воздействием стремления к роскоши и честолюбия, обусловленных бесспорным верховенством Рима во всем мире — тогда жадные богачи начнут притеснять народ, а честолюбцы станут использовать этот конфликт в собственных: интересах. Затем народ откажется подчиняться лидерам или делить с ними власть, но пожелает взять в собственные руки решение всех важных вопросов. Возникшая вследствие этого свобода (или демократия) на самом деле станет властью толпы, и отсюда начнется сползание к тирании. Если данный текст был написан Полибием ранее 146 г. до н. э., то мы имеем дело с теоретическим анализом, который оказался пророческим. (Такое же суждение Полибий высказал и о Гае Фламинии, радикальном трибуне 232 г. до н. э., который потом стал консулом и цензором.) Однако упомянутый фрагмент Полибий мог вставить, когда перерабатывал свой труд в эпоху Гракхов. Судя по сохранившимся фрагментам Диодора, который, в частности, осуждает Гая Гракха за честолюбие (которое соответствует классическому образу демагога), а сословие всадников — за жадность, интерпретацию Полибия принял также Посидоний. По всей видимости, она оказала сильное влияние и на последующие римские сочинения10. После падения Республики римские авторы охотно писали, что ее гибель была неизбежной. По их словам, Рим не вынес собственной тяжести; моральное разложение, вызванное алчностью, любовью к роскоши и чес¬ 10 Полибий. VL8.1—8; 9.10—14; 57.5—9; П.21.8. Диодор Сицилийский. XXXTV/XXXV. 27-29; Walbank 1972 (В 123): 130 сл.; Malitz 1983 (В 69): 375.
20 Часть I толюбием, не сдерживалось внешними угрозами, особенно после искоренения карфагенской опасности. Конституционным реформам как таковым римляне не придавали значения — несомненно, потому, что не считали, что конституция изменилась. Однако поэт Лукан и историк Флор видели, что богатство породило нищету, а оба этих зла вместе вызвали в людях стремления, удовлетворить которые могла лишь демагогия и в конечном итоге — гражданская война. Такие объяснения содержались не только у Полибия и всех следовавших за ним историков — уже в те годы государственные деятели предупреждали о подобной опасности. Согласно Посидонию, Сципион Назика противился разрушению Карфагена, утверждая, что существование последнего вынуждает римлян править империей справедливо и честно, а его уничтожение обернется гражданской смутой в Риме и расшатает основы империи, поскольку римские магистраты смогут угнетать подданных, ничего не опасаясь. Хотя историки высказали некоторые сомнения в том, что эти слова принадлежат именно Назике, однако подобные идеи, несомненно, циркулировали в римском обществе в середине П в. до н. э. У нас нет возможности вернуться здесь к вопросу о том, было ли разрушение Карфагена столь уж важным событием в истории Римской империи. В первой половине П в. до н. э. римляне осуществляли за рубежом и более жестокие акции устрашения. Конечно, после 146 г. до н. э., когда могущество Рима достигло нового пика, гражданские раздоры усилились. И нет никаких сомнений, что во П в. до н. э. в Риме процветали и жадность, и любовь к роскоши, и амбициозность. Саллюстий схематически отнес их зарождение к эпохе после падения Карфагена, но еще до этого события указанные пороки осуждали Катон Цензор (труды которого Саллюстий хорошо знал) и Полибий, а также анналист Луций Пизон, современник Гракхов. Катон яростно порицал бездеятельность и произвол магистратов, обжорство и импорт дорогой соленой рыбы, выловленной в Черном море. Пизон высмеивал распутство и ажиотаж вокруг роскошной мебели — буфетов и столов на одной ножке, — возводя падение нравов к триумфу Манлия Вульсона в 186 г. до н. э. Тогда же в Рим прибыли кифа- ристы и арфисты со своими азиатскими танцами. Около 130 г. до н. э. Сципион Эмилиан в речи против законодательства Тиберия Гракха порицал смешанные школы танцев, которые якобы насаждали распутство. Все это отчетливо показывает, как римляне видели взаимосвязь между общими нравственными устоями и политическим радикализмом11. Конечно, нельзя сказать, что стремиться к богатству и власти римляне ни с того ни с сего начали именно в 146 г. до н. э. или даже во П в. до н. э. Имеется достаточно свидетельств о более ранних временах, чтобы понять, что идеализированный позднее тип римлянина, воплощенный в об¬ 11 Саллюстий. О заговоре Катилины. 10—11; Саллюстий. Югуртинская война. 41; Саллюстий. История. 1.11—12М; Пизон. Фр. 34; ср.: Ливий. XXXIX. 6.7—8; Сципион Эмилиан. 0RF\ № 21, фр. 30 = Макробий. Сатурналии. Ш. 14.6—7. См.: Lintott 1972 (А 63).
Глава 1. Кризис Республики: исторические источники... 21 разах Курия и Цинцинната — воин-земледелец строгих правил, преданный простой жизни и трудовой этике, — если и не был мифом, то по меньшей мере представлял далеко не всё общество. И тем не менее нельзя сказать, что эти пороки не имели никакого отношения к кризису Поздней республики. Римская империя разрасталась, и вместе с ней крепли и аппетиты, а состязание аристократов между собой создавало социальную напряженность уже со П в. до н. э., что очевидно из источников: не в последнюю очередь об этом свидетельствует принятие законов против подкупа (первый — в 181 г. до н. э.) и против роскоши на пирах (первый — в 182 г. до н. э.). Нельзя полностью сбрасывать со счетов мнение самих римлян о том, что же пошло не так. И всё же как тогда, так и теперь сложно объяснить проблемы Поздней республики одними лишь пороками аристократии. Может быть, изменения затронули не столько сенаторов, сколько легионеров? Любопытно, что, хотя во введении к трактату «О заговоре Каталины» Саллюстий рассуждает о жажде богатства и власти, однако далее в этой же работе, а также в последующей монографии «Югуртинская война» он связывает обогащение одних граждан с обнищанием других (что отмечал и Полибий) и, в частности, с изгнанием сельских семей с их наследственных участков земли. О страданиях сельских жителей говорил и сам Тиберий Гракх в речи, которую, вероятно, сохранил для потомков его брат, написавший о нем воспоминания. Разрастание владений богачей и недовольство плебса Лукан и Флор называют главными причинами гражданской войны: ...а мечом захватить в свои руки отчизну — Это великая честь; и ставят мерою права Силу... Лукан. Фарсалия.1.174—176 Аграрная проблема занимает центральное место и в первых главах «Гражданских войн» Аппиана, хотя в этом случае автор прямо связывает ее с конфликтами вокруг деятельности трибунов-реформаторов, а не с гражданской войной, которая в итоге разразилась. Только обратившись к рассказу о гражданских войнах после убийства Цезаря, Аппиан считает нужным указать на желание солдат обогатиться в сражениях12. Таким образом, многие римские авторы считали нищету, порожденную алчностью богатых, причиной гражданских раздоров на Форуме и, в итоге, гражданской войны, хотя порой последнюю рассматривали скорее как моральное, нежели как социально-экономическое явление. Считалось, что бедняки воевали не столько из-за своей нищеты, сколько из-за вызванного ею озлобления, жадности и ярости. Более того, в глазах античных авторов горести бедняков не оправдывали их лид ер ов-арисгокр атов, вступавших в конфликт с другими аристократами. Саллюстий признаёт не¬ 12 Лукан 1.160—182 (Пер. Л.Е. Остроумова); Флор 1.47.7—13; П.1.1—2; Аппиан. Гражданские войны. 1.7—27; V.17.
22 Часть I счастья плебса вполне реальными, но и в «О заговоре Каталины», и в «Истории» утверждает, что заявления вожаков плебса о защите прав последнего — просто ложь: как и лидеры сената, вожаки лить использовали благовидные предлоги для приобретения личной власти; это суждение Саллюстия восходит к рассказу Фукидида о гражданских раздорах в Кор- кире в 427 г. до н. э. В таком же ключе Флор оценивает и Гракхов. Их меры казались справедливыми, но вредили благосостоянию государства и интересам зажиточных классов (которые тоже были частью народа); в действительности же и Гракхи, и другие трибуны пытались укрепить могущество собственной должности, а не защищали права народа. Исключением из общего ряда исторических сочинений, враждебных к трибунам-демагогам, являются доброжелательные повествования Плутарха и Аппиана о Гракхах. Отчасти это объясняется тем, что основным их источником был рассказ Гая Гракха о брате и о себе самом. Но дело к этому не сводится: благодаря своим талантам и романтической ауре (обусловленной блестящим происхождением и трагической гибелью) братья Гракхи стали любимыми демагогами авторов, настроенных против демагогии в целом. Цицерон ловко использовал их имена, чтобы сравнением с ними принизить других демагогов и заявить о собственной верности принципам популяров. Этого привилегированного статуса были лишены люди вроде Сатурнина, Главции или Публия Сулышция. Пожалуй, лишь один источник косвенно показывает ситуацию глазами три- бунов-радикалов — «Риторика для Геренния», пособие по ораторскому искусству, написанное, по всей видимости, в 80-х годах до н. э.; в нем процитированы впечатляющие фрагменты популярской риторики с разоблачениями врагов плебса13. Что же касается консервативных противников популяров, то вне зависимости от того, как оценивали античные историки коррумпированность аристократии, самых упрямых защитников статус- кво (таких как Луций Опимий, Метелл Нумидийский и Катон Утический) они чтили за их строгую приверженность старым порядкам; точно так же и суровые мужи Ранней республики — Аппии Клавдии, Папирий Курсор и Манлий Торкват — занимают выдающееся место в анналах эпохи Поздней республики. Полководцев, начавших гражданскую войну, резко осуждали их современники, и неудивительно, что многие из этих нападок сохранились в позднейших источниках. Суллу запомнили за его проскрипции (император Септимий Север являл собой необычный пример, восхваляя проскрипции в противоположность милосердию Цезаря), а Саллюстий ставил ему в вину еще и разложение войска, утверждая, что Сулла смотрел сквозь пальцы на ослабление дисциплины ради сохранения соратников в гражданской войне. Репутация Мария так никогда и не была воссгановле- 13 Риторика для Геренния. IV.31, 48, 68; ср.: Цицерон. Против Берреса. V.163; Цицерон. Об аграрном законе. П.12, 31; Цицерон. За Рабирия, обвиненного в государственной измене. 14; Цицерон. Об ответах гаруспиков. 41—43; Цицерон. За Клуенция. 151; Цицерон. За Фонтея. 39; Цицерон. Брут. 125—126; Цицерон. Об ораторе. 1.38.
Глава 1. Кризис Республики: исторические источники... 23 на после ударов, нанесенных его политическими врагами, и не в последнюю очередь — Суллой. С Помпеем писатели эпохи Августа обходились мягче, как с человеком, который формально защищал закон и порядок, но резкие нападки на него в годы Поздней республики не забылись, и Лукан, Сенека и Тацит считали, что Помпей заслуживает не меньшего порицания, чем Цезарь. Писателей по мере укрепления принципата всё меньше интересовал поиск виноватых. Дион Кассий особенно примечателен тем, что воздерживался от критики отдельных личностей, хотя многое говорит о самой коррупции в целом. Однако к тому времени гибель Республики казалась уже столь давним и естественным событием, что посмертный ее анализ стал чисто академическим занятием. II. Современные интерпретации Поздней республики После эпохи Возрождения историография уже была не склонна принимать объяснения римской аристократии о причинах ее собственного падения, хотя выборочно использовала отдельные составляющие этих объяснений. Макиавелли в «Рассуждениях о первой декаде Тита Ливия» соглашался с Полибием в том, что смешанная римская конституция представляла собой преимущество, но всё же называл благом ожесточенные конфликты сената и плебса, сотрясавшие Раннюю республику, ибо они порождали свободу. Что же касается столкновений, начавшихся с трибуната Гракхов, то они, конечно, привели к уничтожению свободы, но стали неизбежным следствием римского величия. Их можно было избежать только в случае, если бы римляне прекратили призывать плебс в войско и предоставлять гражданство чужакам, но тогда у Рима уж точно не хватило бы сил для построения такой империи. То есть падение Республики было предопределено ее милитаризмом и пестрым этническим составом. Еще одним нежелательным следствием расширения империи стало продление военных командований — оно привело к тому, что граждане забыли о сенате и стали признавать власть только своих командиров. Республика прожила бы дольше, если бы Рим разрешил эту проблему и конфликт вокруг аграрного закона, породивший, как признавал Макиавелли, смуту, губительную для Республики14. Макиавелли занимал на удивление вызывающую позицию: он просто переворачивал Полибия с ног на голову. Преимущество римской конституции, по его мнению, состояло не в стабильности, которая определяется прочной взаимосвязью всех частей, а в балансе, который складывался в результате свободного состязания и бурных столкновений. Более того, сам Макиавелли отстранялся от аристократических взглядов Полибия и рим¬ 14 Machiavelli N. Discorsi sopra la prima deca di T. Livio (ed. A. Oxilia (London, 1955) / Trans. LJ. Walker. London, 1970). 1.2, 4, 5, 6, 37; Ш.24.
24 Часть I ских писателей. В мятежах, по его мнению, нельзя было винить плебс и его вождей. Скорее, дело сводилось к тому, что римлянам следовало не выпускать конфликты из-под контроля и стараться держать в узде собственные войска. Нужно подчеркнуть, что столкновения между правящим классом («i grandi») и плебсом Макиавелли считал реальными, а не надуманными; и в самом деле, вражда между этими группами не сводилась к каким-то отдельным вопросам. Макиавелли имел одно преимущество: он писал в то время, когда социальная и политическая организация городов несколько походила на ту, что существовала в республиканском Риме. Пожалуй, Макиавелли представлял Рим несколько упрощенно. Спустя немногим более двух веков сходные темы развивал и Монтескье в «Размышлениях о причинах величия и падения римлян». По его мнению, Республику погубило не что иное, как привязанность солдат к полководцам, получавшим важные командования с помощью трибунов, а причиной городских беспорядков Монтескье считал рост числа граждан, вследствие которого община оказалась расколота, причем далеко не все ее члены разделяли старые римские ценности. Тем не менее, Монтескье полагал, что насилие в городе было в целом неотделимо от побед империи, поскольку храбрый и воинственный народ не стал бы проявлять покорность во внутренних делах15. Когда в XIX в. Моммзен писал свой фундаментальный труд «История Рима», он рассуждал не в немецких терминах своего времени, а в терминах тогдашней британской парламентской демократии. Анализируя политику в эпоху Гракхов, он игнорировал демократический элемент римской конституции, потому что, в отличие от парламента, народное собрание в Риме не представляло народ в целом. Более того, конфликт между сторонниками власти сената, которых римляне называли оптиматами, и популярами, которые на самом деле действовали через народное собрание в интересах народа, Моммзен рассматривал как некий процесс, происходивший в римском сенате, сходный с партийными конфликтами между либералами и консерваторами в британском парламенте. Опираясь на тот факт, что на выборах, приносивших римлянам должности и, следовательно, место в сенате, значение имели не программы и политические принципы, а только личности, Моммзен легко согласился с Саллюстием в том, что римская политика представляла собой просто бесчестную борьбу за власть между членами аристократии. Моммзен явно считал, что современная ему британская парламентская система представляла истинное мнение народа. Если бы он писал после сэра Льюиса Нэмира (1888—1960), то, возможно, перестал бы сравнивать сенат с британским парламентом ХУШ в.16. 15 Montesquieu Ch.L. Considirations sur la grandeur et dicadence des romains // Idem. (Evres completes (Paris, 1949) VII (Ed. R. Gaillois): гл. 8, 9. 16 Mommsen 1854—1856 (A 76) IV: гл. 2; Namier L. The Structure of Politics at the Accession of George III. 2nd edn. (London, 1968).
Глава 1. Кризис Республики: исторические источники... 25 Римская традиция о моральном разложении общества и разрушении конституции жаждущими власти демагогами была весьма приемлема для Моммзена за исключением лишь одной детали: он полагал, что эту политическую систему следовало уничтожить — как потому, что богачи угнетали земледельцев в Италии, монополизируя землю и широко эксплуатируя рабский труд, так и потому, что управление империей велось неумело и было пронизано коррупцией. Моммзен верил, что против нобилитета и капиталистических землевладельцев следовало бы бороться, но на самом деле никто этого не делал, лишь демагоги иногда устраивали стычки. А те, в свою очередь, тоже были слишком заняты сохранением статус-кво или реализацией собственных чаяний в рамках существующей системы, чтобы предлагать эффективные реформы, но своими монархическими амбициями они указали путь революции — хотя и опирались не на народ в целом, а лишь на городскую толпу. С точки зрения Моммзена, в эпоху Республики Римским государством правила коррумпированная клика некомпетентных людей и конституция не давала народу возможности их контролировать. Этот режим заслуживал свержения и наконец при помощи военной силы был подвергнут коренному переустройству и подчинен монарху, поистине представлявшему интересы народа империи, — Цезарю. В падении Республики Моммзен больше не видел проблемы. Нужно было лишь подождать, когда неизменно победоносная часть государства (res publica) — армия возьмет власть в свои руки. Впрочем, это мнение мстительного чужака (отказ судить римлян в том контексте и по тем стандартам, которые применяли они сами) противопоставляет его не только античным источникам, но и благожелательным взглядам Макиавелли и Монтескье. Анализ Моммзена до сих пор лежит в основе многих исторических исследований, хотя последователи немецкого историка всё же стараются рассматривать события изнутри и воздерживаться от его огульных суждений. Их отношение к Республике было смягчено тем обстоятельством, что в итоге даже сам Моммзен признал неуместность своего восторга по поводу монархии Цезарей. Последователи Моммзена склонны были считать, что Поздняя республика по сути представляла собой аристократическое государство, в котором демократические элементы были фальшивкой, лозунгом для коррумпированной городской толпы, и разошлись лишь в мнениях насчёт монархических амбиций политиков, пытавшихся взять под контроль политические процессы. В частности, Эдуард Мейер доказывал, что если Цезарь стремился к абсолютной монархии, то Помпей жаждал принципата — монархии в рамках существующей олигархии, которая для Августа стала прецедентом. Модернизаторское представление Моммзена о политической борьбе тоже было отвергнуто. Природу аристократической политики анализировали прежде всего Маттиас Гельцер и Фридрих Мюн- Цер. Гельцер показал, каким способом аристократия добивалась монополизации должностей и власти, используя семейные и клиентские связи.
26 Часть I Более того, он объяснил значение терминов «оптиматы» и «популяры»: первый термин описывал большинство элиты (а порой и весь правящий класс), защищавшее власть сената и статус-кво; второй термин применялся к отдельным людям или малочисленным группам, имевшим слабую внутреннюю организацию и преемственность во времени или не имевшим ее вовсе, которые предпочитали проводить свою политику через народное собрание, а не подчиняться мнению большинства в сенате. Эта точка зрения лучше, чем парламентская модель Моммзена, соответствовала свидетельствам источников и объясняла монархический стиль поведения и чаяния ведущих популяров17. Мюнцер пошел дальше, доказывая на основе своих просопографиче- ских изысканий, что аристократические партии представляли собой маленькие группировки, основанные на родстве, которые боролись за власть любым оружием, попадавшимся под руки: манипулировали клиентами, занимались демагогией, развязывали насилие и гражданские войны. Если суровое суждение Саллюстия о лживости ценностей оптиматов и популяров Моммзен относил в основном к последним и рассматривал их как главных претендентов на тираническую власть, то Мюнцер считал, что оптиматы тоже добивались лишь господства своей клики в узком кругу олигархии. Убедительнее всего этот подход был реализован в «Римской революции» Рональда Сайма, применившего данную доктрину к последним десятилетиям Республики и гражданским войнам, то есть к тому периоду, когда она выглядит наиболее правдоподобной ввиду преобладания силы над законами. После 49 г. до н. э. политика явно перетекла в силовое противоборство; этот конфликт до некоторой степени предвещали волнения предыдущих двадцати лет. Подход Мюнцер а также сильно повлиял на исследования Эрнста Бэдиана, хотя последний считал, что группировки, участвовавшие во фракционной борьбе, были гораздо более гибкими и не обладали столь жесткой структурой, какую им приписывал Мюнцер. С другой стороны, историки, на которых больше повлиял Гельцер, к примеру Штрасбургер и Л. Р. Тэйлор, не считали, что противостояние между оптиматами и популярами не имело совершенно никакого отношения к принципам или идеологии; по их мнению, эти две группировки различались скорее политическими методами, нежели программами. Кристиан Майер в важном исследовании «Res Publica Amissa» выдвинул предположение о том, что аристократия просто использовала плебс для продвижения собственных интересов или покровительства небольшим группам с особыми интересами, не представлявшим собой народ в целом. У популяров имелась идеология, но устаревшая, поскольку народное собрание не представляло народ, а проблемы свободы, особенно право апелляции к плебейским трибунам (provocatio), защищавшее граждан от произвольного ареста или казни, уже не стояли на повестке дня. Исследователям, придерживающимся таких взглядов, свойственно отрицать суще¬ 17 Meyer 1922 (С 227); Geizer 1912 (А 40); Münzer 1920 (А 79).
Глава 1. Кризис Республики: исторические источники... 27 ствование крупных конфликтов в аристократической политической системе и подчеркивать ее стабильность. Действительно, Майер считал, что сложность и недолговечность политических группировок вкупе с многообразием отношений зависимости совершенно исключали борьбу четко очерченных фракций, которую предполагал Моммзен и, до некоторой степени, — Бэдиан. Майер даже полагал, что патроно-клиентские связи аристократов привносили в деятельность сената поистине представительский элемент. Систему обрушили те факторы, которые аристократия не сумела должным образом в нее интегрировать, а именно — богатые всадники, не входившие в сенат, профессиональные армии под командованием полководцев, наделенных длительными полномочиями18 19. Еще более лестное мнение о Поздней республике предложил Эрих Грюэн в работе «Последнее поколение Римской республики». Соглашаясь с тем, что суть политики сводилась к борьбе семейных группировок, он утверждал, что эта борьба велась в определенных пределах, скорее санкционированных обычаем, нежели установленных конституцией, поскольку толика насилия считалась приемлемой. И только гражданская война, разгоревшаяся вследствие исключительных обстоятельств, поставила эту систему под угрозу. В монографии «Насилие в республиканском Риме» автор настоящей главы обосновал противоположное мнение: система рухнула именно потому, что аристократия терпимо относилась к толике насилия: вполне реальные конфликты народных лидеров с остальной аристократией стали неуправляемыми и вылились в гражданскую войну. Другие историки, например Питер Брант и Франческо де Мартино, вернулись к тезису о том, что дестабилизирующим фактором являлось противостояние классовых интересов. Однако, в отличие от Моммзена и его последователей, они считали, что эту борьбу отражал конфликт опти- матов и популяров. Они признавали, что Гельцер верно понял эти термины и что в Риме не сложилось организованных политических партий, но считали, что, несмотря на это, популяры представляли классовые интересы простого народа. Мотивы лидеров-демагогов не имели значения: важно, что они могли приобрести влияние, лишь удовлетворяя подлинные нужды народа. Тем не менее, в какой-то степени эти историки были согласны с Моммзеном в том, что единственным способом выразить недо- 1Q вольство являлась гражданская воина . Большинство современных историков разделяет это представление о событиях, а также о том правовом и социальном фоне, на котором они разворачивались. Историки также согласны в том, что политические группировки не были партиями в современном смысле, даже если пока нет единодушия в вопросе о том, что же они собой представляли. Однако неясно, следует ли рассматривать деятельность популяров как часть политй- 18 Syme 1952 (А 118); Badian 1985 (А 1); Taylor 1949 (А 120); Strasburger 1939 (А 116); Meier 1966 (А 72). 19 Gruen 1974 (С 209); Lintott 1968 (А 62); Brunt 1971 (А 17); Brunt 1988 (А 19); de Martino 1973 (А 71).
28 Часть I ческой игры аристократии или как угрозу для господства аристократии: как сами лидеры-популяры расценивали собственные действия? Во всяком случае, исследователи справедливо подчеркивают, что не только Цицерон, но даже Саллюстий порой отстаивал точку зрения о противоположности и несовместимости взглядов оптиматов и популяров на политику20. Но главный вопрос, на который нет ответа, связан с уровнем развития самосознания плебса. Трудно говорить о классовом сознании или осознании общности интересов у бедняков. Можно лишь догадываться, формулировали ли плебеи свои жалобы и требования? Воспринимали ли они в массе своей собственные права и свободы как завоевание плебеев прежних поколений, а не как подарки власть имущих? Рассматривал ли кто-то из них гражданские войны как революционную деятельность или хотя бы как осознанную борьбу с угнетателями? 20 РегеШ 1982 (А 90): 25-69.
Глава 2 Э. Линтотт РИМСКАЯ ИМПЕРИЯ И ЕЕ ПРОБЛЕМЫ НА ИСХОДЕ II В. ДО Н. Э. При изучении Средней республики историки традиционно ставят во главу угла международные отношения, а при исследовании Поздней республики — внутреннюю политику. Процессы, протекавшие в Риме и Италии на протяжении полувека после разрушения Карфагена, действительно затмили события во всех остальных областях, однако неверно представлять дело так, словно в 146 г. до н. э. римляне, так сказать, «пересели на другой поезд». На самом деле территориальное расширение Рима приносило власть и богатство как государству (res publica), так и отдельным лицам, а потому оставалось главным стимулом политических перемен. В пассажах, сочиненных, вероятно, между 167 и 146 гг. до н. э., Полибий утверждал, что римляне стали властителями того мира, историю которого он писал. Это не означало, что они управляли всей этой территорией или хотя бы интересовались обстановкой в каждой из ее частей, но предполагало, что в конечном счете они ожидали здесь повиновения своей воле в вопросах, затрагивавших их интересы1. Даже после 146 г. до н. э. римское владычество было слабее той власти, которой ранее обладали великие эллинистические государства в своих небольших сферах влияния; но когда римская держава концентрировала усилия на конкретной горячей точке, ее гегемония становилась не менее, а то и более жесткой. Методы осуществления этой гегемонии были рассмотрены в предыдущем томе КИДМ. Почти каждый год в той или иной области Средиземноморья велась война, но чаще римляне задействовали свою власть, не обращаясь напрямую к военной силе. На западных территориях, находившихся под управлением Рима, центром власти являлся римский магистрат или промагисграт, в провинцию которого входила данная тер¬ Derow 1979 (В 26); Brunt 1978 (А 18); Lintott 1981 (А 64).
30 Часть I ритория. К востоку от Адриатики римские магистраты не действовали на постоянной основе до 148 г. до н. э. — главным средством римского контроля служили здесь посольства. Зимой иноземные послы приезжали в Рим с жалобами ущемленных общин и оправданиями подозреваемых; весной римские посольства отправлялись за рубеж, чтобы изучить проблемы, примирить союзников, а при необходимости и принудить иноземные общины к выполнению воли Рима. Они не всегда добивались успеха. В 157 г. до н. э. римлянам не удалось спасти Ороферна Каппадокийского, а в 149 г. до н. э. — Прусия Вифин- ского; Рим не сумел обеспечить Птолемею УШ Эвергету П, правившему в Кирене, власть над Кипром, пока на египетском троне сидел его 6рат1а. С другой стороны, римлянам удалось надолго ослабить Сирийское царство, хотя их методы выглядели не слишком привлекательными: после смерти Антиоха IV римляне сожгли сирийский флот и подрезали сухожилия боевым слонам, а позднее угрожали Деметрию I (который вопреки воле Рима стал преемником Антиоха), поддерживая претендента на его трон. Когда римляне считали, что их безопасности и гегемонии угрожает серьезная опасность, они действовали безжалостно. Карфаген и Македония позволили себе возобновить масштабные военные действия — и пали всего через несколько лет после этого, а ахейцы, представлявшие собой скорее помеху, нежели угрозу для Рима, поплатились за неповиновение, проявленное, когда римская армия стояла к ним слишком близко. Римляне разрушили Карфаген, чтобы уничтожить цитадель антиримских настроений и центр силы, способный соперничать с Римом. Та же судьба постигла и Коринф, хотя здесь римляне руководствовались не столько страхом, сколько осознанным желанием устрашить Грецию и обозначить начало новой эпохи в этом регионе2. Вследствие указанных действий расширилась территория, на которой Рим осуществлял прямое управление, и отныне пунийская Африка, Македония и часть Греции были непосредственно подчинены римским магистратам. Представляется, однако, что поначалу прежняя практика не изменилась. Посольства, отправлявшиеся Римом в Нумидию для разрешения спора между Югуртой и его братьями после 116 г. до н. э., напоминают посольства отправленные сорока годами ранее для прекращения войны Пергама с Вифинией. Римский закон, принятый в 101—100 гг. до н. э. и вырезанный в Дельфах и Книде, предписывает старшему консулу в целях организации войны с пиратами связаться с царями Сирии, Египта, Кипра 1а Ороферн Никефор (Каппадокийский) — претендент на каппадокийский престол, который, согласно решению Рима, должен был править вместе со своим сводным братом Ариаратом V, но утратил власть и вынужден был бежать в Сирию. Прусия П, царя Ви- финии, принудил отречься от власти, а затем убил его сын Никомед П, воспользовавшись помощью пергамского царя Аттала II; Рим не оказал Прусию никакой значимой поддержки. Братом Птолемея УШ Эвергета П был египетский царь Птолемей VI Филоме- тор. — О.Л. 2 Суждение Цицерона о Коринфе см.: Цицерон. 06обязанностях. I. 35. В целом см.: Shervvin-White 1984 (D 291): гл. 2; Sherwin-White 1977 (D 75); Accame 1946 (D 250).
Глава 2. Римская империя и ее проблемы на исходе II в. до н. э. 31 и Кирены и предоставить особую аудиенцию родосцам3. Однако Югурта умер в Мамертинской тюрьме после военной интервенции Рима в Нуми- дию, а пиратов римские силы атаковали прямо на их базах. Эту интервенцию можно объяснить тем, что указанные проблемы влияли на римские интересы более непосредственно, чем, например, проблемы Малой Азии до 150 г. до н. э., но тогда требуется объяснить и то, почему римские интересы теперь оказывались затронуты всё чаще и чаще. Важным фактором, несомненно, является распространение римской администрации на Африку в 146 г. до н. э. и Азию после 133 г. до н. э. (к чему мы еще вернемся). Существенную роль сыграло и присутствие на этих территориях римлян и италийцев в качестве частных лиц. Имеются надежные свидетельства о том, что римляне и италийцы селились на Сицилии и в Испании; сведения об их присутствии в других регионах Средиземноморья более обрывочны, но не менее важны. Например, недавно стало известно, что в середине Ш в. до н. э. в Фессалии проживала семья Раммиев, и, несомненно, римлянином был человек, который около 200 г. до н. э. на Хиосе выставил на всеобщее обозрение генеалогию Ромула и Рема. Пожалуй, самым экзотическим свидетельством служит египетский папирус, датируемый около 200—250 гг. до н. э. В нем упоминается морской заем для экспедиции в «Страну благовоний» на Африканском Роге. Большинство участников экспедиции было греко-егигггянами, но один из торговцев происходил из Массилии (совр. Марсель), а в числе поручителей значились еще один массилиец, карфагенянин и житель италийской Велии, посредника же звали Гнеем4. После 150 г. до н. э. свидетельств о расселении римлян и италийцев по Средиземноморью становится больше, но количественная оценка этого явления по-прежнему представляет трудности. Сообщается, что в 50 г. до н. э. в Испании постоянно проживало всего 30 тыс. взрослых римских граждан мужского пола римского и италийского происхождения. Число римлян и италийцев, убитых Митридатом в 88 г. до н. э. (в Азии — от 80 до 150 тыс.; на Делосе — 20 тыс.), вероятно, было значительно раздуто про- римскими источниками (возможно, сюда были включены рабы, принадлежавшие италийцам). Свидетельства о римских и италийских именах в надписях из Греции, главным образом с Делоса, более надежны, но из этих данных трудно сделать какие-то выводы. Ясно, что, после того как в 166 г. до н. э. Рим передал Афинам управление Делосом и сделал его свободным портом, этот остров стал местом предпринимательской деятельности или уединения для ряда италийцев, а также для их вольноотпущенников либо рабов. Они объединялись в коллегии (collegia), отправлявшие культы ларов на перекрестках (lares compitales)4a, Меркурия, Аполлона и Геркулеса и посвящавшие им храмы и форумы. Однако Делос, 3 Hassall, Crawford, Reynolds 1974 (В 170): 202—203; ср.: Саллюстий. Югуртинская война. 15; 21; 25. 4 Sammelbuch (1926) Ш: N° 7169. 4а Традиционно римский культ богов-покровителей городских кварталов и соседских °6щин; их культовые святилища сооружались на перекрестках. — О Л.
Карта 7. Римский мир около 118 г. до н. э.
34 Часть I пожалуй, был исключением ввиду того, что являлся крупным коммерческим центром, где особенно активно велась торговля рабами. Высказывалось весьма правдоподобное предположение о том, что Форум италийцев на Делосе (обширный немощенный двор с двумя узкими входами, окруженный маленькими комнатками и имевший культовую статую, огражденную решеткой) на самом деле являлся рынком рабов5. Хотя от попыток оценить численность римских и италийских эмигрантов за рубежом приходиться отказаться, необходимо отметить две важные особенности этой миграции: во-первых, римляне и италийцы, особенно зажиточные, приобретали за рубежом землю, и, во-вторых, за морем селились общины ветеранов — как в официальных колониях, так и на своих личных земельных наделах. Подробнее эти тенденции будут рассмотрены ниже, в обзорах отдельных регионов. I. Испания Испанию Рим приобрел по итогам Второй Пунической войны, и эта добыча оказалось настолько ценна, что в 197 г. до н. э. для обеспечения регулярными магистратами двух провинций — Ближней (Citerior) и Дальней (Ulterior) Испании — римляне решили увеличить число преторов до шести5"1. Граница между территориями, подконтрольными этим двум командованиям, проходила к западу от Нового Карфагена, и чем дальше она уходила во внутренние земли, лишь частично покоренные, тем более фор мальной становилась. До и во время наместничества Тиберия Гракха (консула 177 г. до н. э.) в 179—178 гг. до н. э. в Испании велась ожесточенная борьба. После проведенной им реорганизации временное затишье, воцарившееся в провинции, продлилось до 155 г. до н. э., когда возобновились военные действия против так называемых «свободных лузитан» на западе полуострова; отчасти вследствие неспровоцированной агрессии римлян, отчасти вследствие сотрудничества испанских племен под предводительством Вириата в борьбу были втянуты сперва ваккеи, а затем — нумантий- цы, проживавшие на севере. В ходе этих войн римляне неоднократно расторгали соглашения, заключенные Фабием Эмилианом, Квинтом Пом- пеем и Гаем Гостилием Манцином с испанцами; наконец, борьбу завершил Сципион Эмилиан, консул 134 г. до н. э., осадивший и разрушивший Ну- манцию (подробный рассказ о военных действиях вплоть до этого этапа см. в т. УШ КИДМ). Теперь весь Иберийский полуостров, за исключением дальнего северо-запада, был подвластен римлянам — по крайней мере, формально. После этого в источниках упоминаются войны в Испании, происходившие в 114—111 гг. до н. э. (когда был убит проконсул Луций Пизон Фруги), в 104—102 гг. до н. э. (против лузитан) и в 98—93 гг. до н. э. 5 Brunt 1971 (А 16): 224—233. Ср.: Валерий Максим IX.2.ext3; Мемнон. FGrH. 434 F 22; Плутарх. Сулла. 24.4; Страбон Х.5.4 (486); XIV.5.2 (668). СоагеШ 1982 (В 276). 5а Прежде преторов было четверо. — 0Λ.
Глава 2. Рижская империя и ее проблемы на исходе II в. до н. э. 35 (когда Тит Дидий, консул 98 г. до н. э., сражался с ареваками и кельтибе- рами). Эта последняя война печально известна тем, что Дидий предательски истребил всех жителей Коленды — поселения, основанного его предшественником. Примечательно, что, как отмечает Аппиан, эти войны не велись в то время, когда римляне были заняты отражением нашествия северных племен на Галлию и Италию6. Для римлян, как прежде для карфагенян, Испания была ценна тем, что обеспечивала вспомогательные войска, прежде всего конницу и легковооруженных солдат, служила источником зерна и основных и драгоценных металлов. Полибий утверждал, что в радиусе 20 стадиев (4 км) от Нового Карфагена в рудниках работало 40 тыс. человек, добывавших за сутки серебра на 25 тыс. денариев. Диодор сообщает, что отдельные старатели могли добыть за три дня эвбейский талант серебра (6 тыс. денариев), и упоминает об италийцах, использовавших рабский труд и внедрявших в горное дело новые технологии: в частности, сложные подземные туннели осушались с помощью архимедовых винтов6а. В этом контексте следует отметить первую римскую чеканку, которую можно назвать провинциальной, — иберийский денарий. Эти серебряные монеты несут на себе местные изображения и легенды, но отчеканены в соответствии с римским стандартом денария (чуть менее 4 г) и имеют символ денария (X). Они происходят с севера Испании, прежде всего из Оски, и находились в обращении, как считают специалисты, примерно с 200—250 гг. до н. э. и до времен Сертория. Вероятнее всего, они чеканились для того, чтобы испанцам было удобно платить налоги, а римлянам — покупать испанские товары и услуги7. Начиная со 197 г. до н. э. Рим установил для испанцев натуральные и денежные подати, хотя первоначально они взимались не со всех подвластных Риму испанцев в равной мере, а лишь с племен, находившихся в сфере досягаемости действующих римских наместников. Регулярный трибут, вероятно, учредил Тиберий Гракх (консул 177 г. до н. э.) во время своего наместничества в 179 г. до н. э., но некоторые племена уклонялись от него, ив 152 г. до н. э. Марк Марцелл произвел его переоценку для Кельтиберии (отныне общая сумма трибута должна была составлять 3,6 млн. денариев). Насколько нам известно, испанцы стали первыми провинциалами, заявившими (в 171 г. до н. э.) жалобу на несправедливости римлян при взимании трибута: обвинения включали использование военных префектов для сбора денег, коррупцию при переводе 6 Аппиан. Иберийскоримские войны. 99.428—100.437. См.: Lopez Melem 1984 (В 193); Richardson 1986 (E 25): 199 слл. — о недавно найденной надписи из Алькантары, с упоминанием капитуляции (deditio) в 104 г. до н. э. 6а Архимедов винт (архимедов червяк, улитка) — водоподъемная машина, представляющая собой полую цилиндрическую трубу, установленную под углом к горизонтальной плоскости и погруженную нижней частью в воду; в трубу помещен винт, представляющий собой наклонную плоскость, навернутую на ось. При вращении спиральный винт подхватывает воду, она скользит вверх по нему и выливается, достигнув его вершины. - О.Л. 7 ILS 8888; Полибий XXXIV.9.8—11; Страбон Ш.2.10 (148); Диодор Сицилийский V.36-38; Richardson 1976 (Е 24); Crawford 1985 (В 145): 84 ел.; Knapp 1977 (В 179).
36 Часть I зерновых взносов в денежный эквивалент, коррупцию при откупе пятипроцентного налога (вероятно, это был налог с продаж или транзита)8. Об администрации Испании известно мало. Кроме изначального разделения полномочий на две провинции в 197 г. до н. э., там, вероятно, происходил долгий процесс формального признания испанских общин и определения их территорий, в котором важнейшими этапами стали наместничества Марка Катона (195 г. до н. э.), Тиберия Гракха (179—178 гг. до н. э.) и Марка Марцелла (152—151 гг. до н. э.). Позднее мы слышим о комиссиях из десяти сенаторов, помогавших Сципиону Эмилиану в 134 г. до н. э. и Титу Дидию — в 90-х годах до н. э. Двумя важными и взаимосвязанными особенностями администрации были римско-италийская иммиграция и возникновение городов. Италика, где позднее родился император Траян, была основана в 206 г. до н. э. Сципионом Африканским как поселение ветеранов; в 171 г. до н. э. была заложена Картея как латинская колония для потомков римских отцов и испанских матерей (согласно римскому праву, эти люди не являлись полноправными римскими гражданами). Кордуба, детище Марка Марцелла, вероятно, тоже была латинской колонией, как и Пальма и Полленция, основанные в 123 г. до н. э. Квинтом Метеллом на Балеарских островах для трех тысяч римлян испанского происхождения. Кроме полноправных римских граждан, проживавших в Испании, там, несомненно, было много людей смешанного римско-испанского происхождения, подобных поселенцам Картеи или Курию и Апулею — предводителям разбойников, воевавших на стороне Вириата. Некоторым из них было предоставлено полноправное римское гражданство (возможно, после военной службы или отправления магистратуры в латинской колонии), поэтому позднее мы встречаем таких римских сенаторов, как Квинт Барий Гибрида и Луций Фабий Испанский. Создавались также общины испанцев, не имевших римского или латинского статуса. Около 190 г. до н. э. Луций Эмилий Павел предоставил свободу и землю рабам (servi), принадлежавшим жителям Гасгы и проживавшим в Ласку- танской Батине (turris Lascutana); Гракх основал Гракхурис на реке Эбро, а позднее — Илитурги в Бетике; Децим Брут (консул 138 г. до н. э.) заложил Валенцию для испанцев, сражавшихся под командованием Вириата, а также Брутобригу (см.: КИДМУШ: 152—171). О том, как далеко продвинулась демаркация границ между общинами и основание или утверждение местных администраций, можно судить по примечательному документу, который недавно был обнаружен в Кон- требии на территории кельтиберов: на бронзовой таблице записано судебное решение наместника Гая Валерия Флакка, вынесенное в 87 г. до н. э. относительно спора трех селений о покупке земли и правах водопользования. Наместник действует так же, как поступал римский претор при рассмотрении частного иска: устанавливает ряд формул (formulae), в соответствии с которыми судьи (в данном случае сенат Контребии) должны 8 Агашан. Иберийско-римские войны. 43.179—44.183; Страбон Ш.4.13 (162—163); Ливий. ХЫП.2.12.
Глава 2. Римская империя и ее проблемы на исходе II в. до н. э. 37 разрешить это дело. Все судьи — испанцы. Однако документ написан на латинском языке, а использованная процедура характерна только для римлян. Это единственное в своем роде свидетельство замечательно тем, что показывает, в какой мере римские идеи и методы уже получили преобладание в Испании9. II. Галлия Южная часть Трансальпийской Галлии служила сухопутной дорогой между Италией и Испанией. Контакты римлян с этой территорией восходили к их первому союзу с Массилией (совр. Марсель), заключенному, как сообщается, около 400 г. до н. э. Этот союз укрепился благодаря сотрудничеству в годы Второй Пунической войны, но, несмотря на значительную экспансию Рима в Цизальпийской Галлии (см.: КИДМ VIII: 138—152) — вплоть до Генуи на западе (в 148 г. до н. э. последнюю связала с Кремоной Постумиева дорога) и Аквилеи на востоке, — Рим мало вмешивался в события по ту сторону Альп. В 155/154 г. до н. э. массилийцы попросили у римлян помощи против лигуров, обитавших в области современных Антиба и Монако, и сухопутная экспедиция римлян, отправившаяся из Цизальпийской Галлии под командованием Квинта Опимия, вновь подчинила это племя Массилии. В ходе раскопок туземных кельтских или кельтиберских поселений на южном берегу Франции или неподалеку оттуда обнаружилось много черной глянцевой кампанской керамики и италийских амфор для вина и масла, импортированных во П в. до н. э. Таким образом, эта территория была хорошо известна торговцам из Италии, хотя надежных данных о наличии здесь италийских поселений нет. Сведения о прямом политическом влиянии Рима содержатся в двух текстах, вызывающих у ученых большие споры: замечания Полибия о разметке дороги от Гадеса до Альп (будущей Домициевой дороги) может быть позднейшей вставкой и не относиться к событиям до 125 г. до н. э., а утверждение Цицерона о том, что римляне запретили трансальпийским племенам выращивать виноград и оливы, стоит в ряду других заявлений, сильно отдающих фольклором10. Культурное влияние Массилии было велико. Галлы из знатных семей получали здесь образование; вследствие этого они стали использовать греческие буквы для письма на кельтском языке, а сам греческий язык — для правовых формулировок. Возможно, Массилия даже поставляла галлам сельскохозяйственные и военные технологии. Однако в военном отношении она была теперь сравнительно слабой. Так, в 125 г. до н. э. на нее на¬ 9 Richardson 1983 (В 227); Birks, Rodger, Richardson 1984 (В 133). О возрастании римского влияния в Испании см.: Richardson 1986 (Е 25): 172 слл. 10 ILLRP 452; Полибий ХХХШ.9-10; Ш.39.8; Страбон. IV.I.5 (180-181); 6.3 (203); Цицерон. О государстве. Ш.16 (этому свидетельству доверяет Гудино, см.: Goudineau С. Ц Nicolet 1978 (А 83) П: 685-689); Clemente 1974 (Е 6): 19.
38 Часть I пали саллювии, что дало римлянам повод к интервенции. Сперва Фульвий Флакк (консул 125 г. до н. э.), затем Секстий Кальвин (консул 124 г. до н. э.) разбили лигуров, саллювиев и воконтиев и сумели открыть между Цизальпийской Галлией и территорией массилийцев коридор шириной около мили — здесь, в Аквах Секстиевых (совр. Экс-ан-Прованс), ниже кельтской цитадели в Антремоне, Секстий оставил гарнизон. Гней Доми- ций Агенобарб (консул 122 г. до н. э.) и Квинт Фабий Максим (консул 122 г. до н. э.) расширили эти операции и завоевали юг Трансальпийской Галлии. Римляне атаковали также аллоброгов, проживавших к северу от Изера, в наказание за укрывательство вождя саллювиев и ведение войны с эдуями, союзниками Рима. В этот конфликт были втянуты и арверны, обитавшие в Севеннах, — несомненно, потому что их вождь Битуит притязал на господство над всеми племенами на этой территории. Галлы потерпели сокрушительное поражение у слияния Роны и Изера (понеся, согласно римским источникам, огромные потери), и Домиций отпраздновал наконец свою победу, проехав на слоне по новой провинции11. В результате галлы, проживавшие на территории вплоть до Тулузы, были обложены трибутом, а вдоль старого маршрута из Эмпорий к Роне была проложена римская дорога; позднее, в 118 г. до н. э., Домиций Агенобарб11а вместе с молодым оратором Луцием Лицинием Крассом провел закон об основании колонии Нарбон Марсов (совр. Нарбонна) к югу от кельтского поселения в Монлоре. Покоренные народы не восставали против римской администрации, но через несколько лет римские армии потерпели тяжелые поражения от племен, пришедших в провинцию извне: Луция Кассия разбила часть племени гельветов, мигрировавшая в Аквитанию (107 г. до н. э.), Марка Силана (109 г. до н. э.), Квинта Цепиона и Гнея Маллия (105 г. до н. э.) — кимвры, явившиеся из-за Рейна; последнее сражение состоялось под Араузионом (совр. Оранж). В ходе своей кампании Цепион захватил серебряные и золотые слитки общей стоимостью в 15 млн денариев, хранившиеся в кельтском святилище возле Толосы (совр. Тулуза). Затем, в 104—102 гг. до н. э., Гай Марий организовал на этой территории защиту империи от германских племен и в конце концов нанес поражение тевтонам и амбронам под Аквами Секстиевыми. Побочным продуктом его деятельности стало строительство канала на Роне, транзитные пошлины с которого Марий отдал массилийцам в награду за помощь в борьбе с германцами. Первоначально вторжение римлян в Трансальпийскую Галлию можно было обосновать необходимостью защиты Массилии, но последующие операции, видимо, велись по знакомому римскому шаблону: полководцы добивались военной славы как таковой, а политическую поддержку вновь учрежденной римской власти оказывали римляне, видевшие в регионе 11 См. также: Ливий. Периохи. LXI; Валерий Максим IX.6.3; Страбон. IV. 1.11 (185); 2.3 (191); Посидоний. FGrH 87 F 18; Аппиан. О войнах с кельтами. 1.7; 12. 11а Это был не консул 122 г. и победитель арвернов, а его сын (консул 96 г. до н. э.). — ОЛ.
Глава 2. Римская империя и ее проблемы на исходе II в. до н. э. 39 обширные экономические возможности и желавшие приобрести здесь землю. Через пятьдесят лет после основания провинции в ней проживало множество римских граждан, прежде всего предпринимателей. Еще ранее, не позднее 85 г. до н. э., Гай Квинкций, подзащитный Цицерона, создал здесь товарищество1113 с Секстом Невием, чтобы совместно заниматься скотоводством и земледелием или лесоводством. Это товарищество подвизалось и в приобретениии рабов для продажи в Италии — возможно, в обмен на вино. Имеются также эпиграфические и нумизматические свидетельства о римской иммиграции и римском влиянии на торговлю12. III. Сицилия История следующей провинции — Сицилии — определяется ее сельскохозяйственной эксплуатацией (свидетельств о событиях на Корсике и Сардинии и организации этих провинций слишком мало для содержательного изложения). После отпадения Сиракуз и их завоевания Римом во время Второй Пунической войны римская администрация на Сицилии не имела соперников. Три сицилийских города заключили договоры с Римом, а пять были объявлены независимыми и свободными от трибута, но остальные платили десятину с сельскохозяйственной продукции в соответствии с порядком, учрежденным некогда Гиероном П Сиракузским. Некоторые земли были конфискованы римским государством, прежде всего плодородное Леонтинское поле (ager Leontinus), и цензоры сдавали их в аренду римлянам, италийцам или сицилийцам. Известно, что в Агри- гент была выведена колония (в 197 г. до н. э.?), вероятно, из ветеранов. Еще одним ранним свидетельством об италийской иммиграции служит посвящение, поставленное «италиками» («Italicei») в свободном городе Га- леса. Однако греческая часть острова оставалась, безусловно, греческой, как доказывает надпись с описанием маршрута феоров (θεωροί) — священных послов из Дельф13. В рассматриваемый в настоящем томе период Сицилию сотрясали два восстания рабов (138/137—132 гг. до н. э. и 104—101 гг. до н. э.), интересные не только сами по себе, но ввиду тех социально-экономических условий, которые источники называют среди их причин. Согласно Посидонию14, 11Ь Подзащитного Цицерона звали Публий Квинкций; он приходился братом Гаю Квинкцию, учредившему товарищество в Галлии. — О.Л. 12 О Домициевой дороге из Эмпорий к Роне см.: ILLRP 460а. О священной казне То- лозы см.: Страбон. IV. 1.13 (188); Посидоний. FGrH 87 F 33. Цицерон. В защиту Квинкция. 11—12. О вине ср.: Tchemia A. Italian wine in Gaul at the end of the Republic // Gamsey 1983 (G 101): 87—104; о «монетах с крестом» («monnaies ä la croix») см.: Clemente 1974 (E 6): 80—81; о надписях см.: Rolland 1955 (В 235). 13 Цицерон. Против Берреса. П.3.13—14; 4.123; 5.56; Цицерон. Филиппики. П.101; Цицерон. Об аграрном законе. П.57; ILLRP 320; Manganaro 1964 (В 197). 14 FGrH 87 F 108 = Диодор Сицилийский. XXXTV/XXXV.2.2 сл. Ср.: Флор П.7.4 слл. Vogt 1974 (А 123): 39—92. О втором восстании см.: Диодор Сицилийский. XXXVI.3 слл.; Флор П.7.9 слл.
40 Часть I первое восстание началось из-за некоего грека Дамофила, владельца большого скотоводческого поместья в Энне, который довел рабов до того, что они убили его самого и его жену и подняли общее восстание. Его первым предводителем стал Эвн, сириец из Апамеи, прославившийся как маг и чудотворец: он принял сирийское царское имя Антиох. На юго-западе Сицилии, под Агригентом, появился еще один предводитель рабов, кили- киец по имени Клеон. Источники сообщают об огромном множестве восставших — их численность возросла с 20 тыс. до 200 тыс., хотя изначальный отряд Эвна оценивается Посидонием в 6 тыс. человек, а Клеона — в 5 тыс. человек. Утверждается, что до восстания одни из этих рабов были пастухами, а другие, закованные в кандалы, обрабатывали землю. Некоторую поддержку им оказало местное свободное население, обрадовавшееся страданиям богатых, и эти люди оказались страшнее самих рабов, поскольку безудержно грабили и разрушали всё вокруг, тогда как рабы не жгли и не разоряли хозяйства, которые рассчитывали использовать в собственных интересах. С восстанием боролось восемь полководцев, пока, наконец, Марк Перперна и Публий Рупилий не положили ему конец: они взяли Энну и Тавромений, убили Клеона и захватили в плен Эвна. В 104 г. до н. э. история повторилась. Поводом для восстания стала попытка наместника Нервы выполнить постановление сената (senatus consultum) об освобождении граждан союзных общин, оказавшихся в рабстве в провинциях. Восемьсот человек обрели свободу сразу же, но затем Нерва подвергся давлению местной знати и свернул свою деятельность. После нескольких единичных вспышек недовольства произошло крупное восстание в Гераклее, в котором приняло участие от 2 тыс. до 6 тыс. человек под предводительством флейтиста по имени Сальвий, который играл на женских оргиастических религиозных церемониях и считался провидцем. Он взял себе титул царя и имя Трифон (которое носил предыдущий царь Сирии). На территории Сегесты и Лилибея восстали пастухи, которых возглавил киликиец Афинион, присвоивший себе серебряный скипетр и пурпурное одеяние и коронованный как царь. Как и ранее, к восстанию присоединились свободные бедняки, и их разрушительная ярость контрастировала с заботой Афиниона о том, что он считал своей собственностью. В этот раз города не подвергались опасности, но городских рабов подозревали в намерении присоединиться к восставшим. Претор, сменивший Нерву в 103 г. до н. э., Луций Лукулл, разбил в сражении Трифона и Афиниона, однако последний бежал и продолжил борьбу; лишь через два года он был убит, а его сторонники постепенно истреблены Манием Аквилием. Введение Посидония к рассказу о первом восстании выдержано в строгом морализаторском тоне и прекрасно гармонирует с его общим представлением об упадке, наступившем после разрушения Карфагена вследствие жадности и беззаконий римлян в провинциях. Посидоний сообщает, что богатые землевладельцы Сицилии были в основном римскими всадниками, и приписывает им контроль над правосудием, что для данного
Глава 2. Римская империя и ее проблемы на исходе II в. до н. э. 41 периода является анахронизмом. Они будто бы не заботились о том, чтобы одевать и кормить своих многочисленных рабов и тем самым превратили их в разбойников. На самом деле в рассказе Посидония о первом восстании не назван по имени ни один рабовладелец-римлянин, хотя в рассказе о втором восстании упоминаются Публий Клоний, Веттий и братья Барии. Кроме того, описание сицилийского общества у Посидония искажено, поскольку он оставляет без внимания землевладельцев-греков и, особенно, мелких собственников, которые составляли большинство граждан в греческих городах. Однако неверно было бы полностью отбрасывать точку зрения Посидония и утверждать, что это были восстания сицилийских националистов. Восточное происхождение и царские устремления предводителей подтверждают гипотезу, которая, во всяком случае, вполне допустима: многие восставшие рабы (или их предки) были привезены с Востока. Сирийцы считались тупыми, покорными и физически сильными людьми, идеально подходившими для некоторых сельскохозяйственных работ. Бедные сицилийцы приняли участие в восстании, но их вклад был маргинальным и даже противоречил целям лидеров повстанцев. Более того, у нас есть бесспорное свидетельство — современная событиям надпись, в которой магистрат, действовавший в Италии и на Сицилии в конце первого восстания утверждает, что изловил и вернул владельцам девятьсот семнадцать беглых рабов. Успехи повстанцев на Сицилии словно магнит притягивали рабов с юга Италии, которые пасли там стада или обрабатывали землю15. Сицилия представляла собой провинцию, где римляне уже прочно обосновались и, как и богатые сицилийцы, управляли крупными поместьями, в которых рабский труд использовался в земледелии и скотоводстве. Эти тенденции не подкосили традиционное греческое общество, но усилили трения между богатыми и бедными, характерные для греческого социума на протяжении веков, и породили недовольство рабов, способное распространиться и на Италию. IV. Африка После взятия Карфагена Сципион Эмилиан аннексировал от имени Рима пунийскую территорию, оставшуюся после удовлетворения нумидийских претензий, — область в пределах так называемых «царских» или «финикийских рвов», а остальную землю формально закрепил за детьми нуми- дийского царя Масиниссы, то есть за царем Миципсой, его братьями и наследниками. Затем в Африку прибыла комиссия из десяти человек, учрежденная Ливневым законом, и с их помощью Сципион наказал врагов Рима и наградил друзей. Карфаген и другие пунийские города, сохра¬ 15 ILLRP 454. Теорию о надионалистических восстаниях см.: Verbrugghe 1972 (Е 30); Verbrugghe 1974 (Е 31).
42 Часть I нившие ему верность, были разрушены, а место, где стоял Карфаген, было формально предано проклятию; городам, перешедшим на сторону Рима, была дарована свобода — в том числе Утике, которая также получила землю от современной Бизерты до окрестностей самого Карфагена и стала резиденцией римского наместника. Комиссия обложила трибутом всех мужчин и женщин, проживавших в новой римской провинции за пределами свободных городов16. Видимо, ожидалось, что карфагеняне, не бежавшие за границу в Нумидию (а так, очевидно, поступили многие) и не получившие гражданство свободных городов, будут жить в деревнях или собственных хозяйствах. Французские специалисты посредством аэрофотосъемки обнаружили в Африке гигантскую систему центуриации (характерное для Рима ортогональное межевание земли), одна ось которой проходила примерно с северо-запада на юго-восток, из окрестностей Бизерты к окрестностям Сиди-бу-Али; оба этих пункта целиком находятся в пределах царских рвов. Другая система центуриации ориентирована иначе; она начинается к югу от этой территории и включает землю, аннексированную в 46 г. до н. э. Таким образом, более ранняя сетка датируется республиканским временем и, видимо, послужила основой для распределения земли согласно Рубриеву закону, разработанному Гаем Гракхом, и в последующие годы. Однако представляется, что эта система центуриации чересчур велика, ведь длина ее главной оси составляет почти 160 км; вполне возможно, что она даже предшествует Рубриеву закону и свидетельствует, что римляне предоставляли гражданам или союзникам землю в Африке начиная со 146 г. до н. э. путем ее продажи или сдачи в аренду цензорами, как засвидетельствовано в аграрном законе (Lex agraria), принятом позднее, в 111 г. до н. э.17. В 125 г. нашествие саранчи опустошило Африку, и численность населения здесь упала. Спустя два года Гай Гракх, возможно, увидев в этом несчастье возможность для новой колонизационной политики, предложил принять Рубриев закон об основании колонии на месте Карфагена и распределить землю во внутренних областях Африки. В число колонистов было записано шесть тысяч человек — вероятно, больше, чем предусматривал закон. Максимальный надел составлял двести югеров (около пятидесяти гектаров), то есть полную римскую центурию. Противники этого проекта заявляли о дурных знамениях и, ссылаясь на них, утверждали, что повторное основание Карфагена приведет к несчастью. В результате в 121 г. до н. э. Рубриев закон был отменен — после уличных беспорядков и гибели Гая Гр акха и Фульвия Флакка. Однако земельная комиссия, работавшая в Африке, продолжила свою деятельность: она распределяла землю между бывшими колонистами, возвращала участки тем, кто 16 Плиний Старший. Естественная история. V.25; Аппиан. События в Ливии. 54.235— 236; 135.639—641; Евмах Неаполитанский. FGrH 178 F 2; Аграрный закон 111 г. до н. э., см.: Bruns Nq 11: стк. 79, 81. 17Аграрный закон 111 г. до н. э.: 70 слл., 82—83, 85—89; Chevallier 1958 (Е 3); Piganiol 1954 (Е 22): табл. 1.
Глава 2. Римская империя и ее проблемы на исходе II в. до н. э. 43 незаконно их лиг пился и контролировала продажу земли, проводившуюся в Риме, а также ее сдачу в аренду цензорами. Невозможно сказать, сколько эмигрантов фактически получило землю в Африке и как их число соотносилось с числом землевладельцев, проживавших вне провинции. Для этого периода ничего не известно не только об урбанизации, но даже об основании форумов (fora) как мест для собраний — вероятно, многие иммигранты проживали в свободных городах. Тем не менее, с этого времени римское присутствие в Африке далеко не сводилось к маленькой римской администрации18. Римляне и италийцы жили также в соседнем царстве Нумидия. Ми- ципса, унаследовавший здесь в 148 г. до н. э. царскую власть от Маси- ниссы, сделал новой столицей Цирту (обычно ее идентифицируют с современной Константиной), где селились карфагеняне, греки, римлян и италийцы, а в прежней столице, Тугге, остался только храм Масиниссы. Важным источником процветания царства служила эксплуатация земли в долине Баграда и вокруг Мактара, которую по итогам римского арбитража Нумидия получила от Карфагена незадолго до его падения (в 125— 124 гт. до н. э., несмотря на нашествие саранчи, Миципса нашел возможность отправить зерно Гаю Гракху, который служил тогда квестором на Сардинии). Но после смерти Миципсы около 118 г. до н. э. разразился кризис, которому Саллюстий позднее посвятил один из своих исторических трактатов. Миципсу пережили два его родных сына, Адгербал и Гиемпсал, и старший приемный сын Югурта, отцом которого был Мас- тарнабал, покойный брат Миципсы. Мастарнабал, как и Миципса, прославился приверженностью греческой культуре (он выиграл колесничную гонку на Панафинейских играх); его сын был хорош собой, силен и прекрасно сложен, а также приобрел отличную репутацию, когда командовал отрядом нумидийской конницы, отправленным Миципсой под Нуман- цию на помощь Сципиону Эмилиану19. Царевичи не поладили между собой: Югурта организовал убийство Гиемпсала, а Адгербала вытеснил из царства. Адгербал воззвал к сенату, заявив, согласно Саллюстию, что правит царством лишь как управляющий римлян. В 116 г. до н. э. комиссия из десяти сенаторов разделила Нумидию и отдала Югурте западную часть, граничащую с Мавретанией, а Адгербалу — более цивилизованную область, в том числе бывшую пунийскую территорию. Югурта использовал этот раздел, чтобы развязать новую войну против Адгербала, нанес ему поражение ив 112 г. до н. э. осадил его в столице. Адгербал принялся слать в Рим призывы о помощи. Югурта не пропустил к нему трех молодых послов из Рима; другое посольство, состоявшее из трех сенаторов высокого ранга, вызвало Югурту в Утику, но тоже не сумело прекратить осаду. Наконец Адгербал сдался, последовав совету италийцев, 18 Орозий. V.11.2—5; Аппиан. Гражданские войны. 1.24.102—104; Аппиан. События в Ливии. 136.644—645; Аграрный закон 111 г. до н. э.: 52 слл., особ. 60—61; ILLRP 475. 19 Страбон. XVII.3.13 (832); Диодор Сицилийский. X2ÖQV/XXXV.35.1; Плутарх. Гай Гракх. 2.3; Саллюстий. Югуртинская война. 6, 7, 21, 26; Ливий. Периохи. L.
44 Часть I помогавших ему обороняться, но как он сам, так и италийцы были убиты Югуртой. Эти события вызвали в Риме народное возмущение, и в 111 г. до н. э. сенат объявил войну, чтобы подчинить Югурту римской власти (тот вполне мог ожидать, что Рим в любом случае его атакует, поэтому собственные действия вряд ли представлялись ему такой уж безрассудной провокацией). После нескольких стычек Югурта пришел к соглашению с консулом Бестией: он формально капитулировал и передал свое царство Риму, но ему позволено было сохранить власть ценой небольшой контрибуции. Возникли подозрения, что нумидийский царь подкупил консула и его офицеров, и Югурту доставили в Рим под охраной, чтобы он дал показания, но этому воспрепятствовал трибун, наложивший запрет. Затем Югурта организовал убийство Массивы (чей отец Гулусса был братом Миципсы), которого сенат рассматривал как возможного кандидата на нумидийский трон. Поэтому всякие переговоры с ним были прекращены, и ему было позволено вернуться в Африку, но сенат признал необходимость военного решения проблемы. Нечистоплотные приемы Югурты и сговор с ним нескольких сенаторов породили в Риме политический кризис (см. гл. 3, с. 88 сл. наст. изд.). Спурий Альбин, консул, возобновивший войну с Югуртой в 110 г. до н. э., не сумел вступить в схватку с врагом; следующей зимой Спурий оставил во главе армии своего брата в должности легата, а Югурта, напав на лагерь последнего, заманил того в ловушку и вынудил заключить мир. Признавать этот мир сенат отказался — данная процедура уже была знакома сенату по испанским прецедентам. В 109 г. до н. э., набрав пополнение и проведя в войске интенсивные тренировки, войну более энергично возобновил Квинт Метелл. В программе Гая Мария, которому народ вверил командование в 107 г. до н. э., центральное место тоже занимало укрепление боеспособности армии. Римляне быстро овладели восточной Нумидией, граничившей с юга и запада с римской провинцией, но в западной Нумидии, словно созданной для конницы, им оказалось трудно справиться с крайне подвижным противником, который регулярным сражениям предпочитал засады и стычки. Марий сумел разрушить несколько нумидийских крепостей и дошел почти до границ Мавретании, но его положение осложнилось, когда Югурта заключил союз с Бокхом, царем Мавретании, уступив тому, согласно Саллюстию, треть Нумидии (в силу чего Бокх сражался за эту территорию как за свою собственную). Война закончилась благодаря дипломатии — выдающуюся роль сыграл в этом Луций Сулла, который в 105 г. до н. э. убедил Бокха возобновить прежнюю дружбу с Римом и выдать Югурту. Рим не приобрел новых территорий: Бокх был утвержден в своем царстве, а Нумидию получил Гауда, брат Югурты; Марий укрепил его власть, расселив в долине Баграда ге- тульскую конницу своей армии. (Это предположение наиболее убедительно объясняет тот факт, что позднее города Большой Уки и Тубурника прославляли Мария как своего основателя; как свидетельствует последу¬
Глава 2. Римская империя и ее проблемы на исходе II в. до н. э. 45 ющее присутствие Ярбы в Булле Регии, долина Баграда не входила в состав римской провинции20.) В соответствии с законом Сатурнина, принятым в 103 г. до н. э., римские ветераны были расселены в той части провинции, которая подверглась центуриации, и на острове Керкина21. В Нумидийскую войну римляне вступили неохотно, но в конце концов их устроил лишь один исход — безоговорочная капитуляция и смерть Югурты: они не верили, что этот человек подчинится римской политике. Кажущуюся слабость и нерешительность Рима до 110 г. до н. э. Саллюстий объясняет тем, что Югурта подкупил наиболее влиятельных сенаторов. Современные исследователи, напротив, полагают, что римляне вели рациональную политику: война в Нумидии была трудной и дорогой, римские интересы в этой стране, скорее, требовали сильного правителя, дружественного Риму, да и более активное вмешательство в нумидийские дела было контрпродуктивным; в этот ненужный конфликт Рим вовлекла в основном агитация популяров, подкрепленная жалобами деловых кругов, многие представители которых были убиты в Цирте22. Хотя у нас нет оснований сомневаться в том, что Югурта давал взятки, это не обязательно означает, что политическое суждение сенаторов было ошибочным. На тот момент у римлян не было собственной армии, расквартированной в Африке (напротив, защита провинции зависела от военной помощи Нумидии); они были мало знакомы с отдаленными областями царства; их войска плохо пригодны для предстоящей кампании. Вместе с тем Нумидия являлась зависимым царством, от которого римляне ожидали покорности, к тому же Югурта подверг римскую дипломатию более серьезному унижению, чем Атгал и Прусий в Малой Азии почти за сорок лет до него (ср. сноску 1а выше. — О.Л.). Но важнее всего было то, что на кону стояли жизни и имущество римлян и италийцев не только в Цирте, но и в самой провинции, где тысячи поселенцев недавно приобрели землю. Принятие аграрного закона 111 г. до н. э., установившего постоянный порядок распределения земли в Африке, совпало с началом военных действий против Югурты. Деньги от аренды и продажи этой земли поступали в казну; финансовая стабильность зависела от безопасности западной границы провинции. В Африке явно проживали римляне, желавшие извлечь прибыли из Нумидии; можно предположить, что к этому стремились не только предприниматели, убитые в Цирте, но и служившие в армии римские всадники, состоявшие в дружбе с Марием. Однако римское правительство не ставило себе задач по расширению экономической эксплуатации: война велась ради утверждения римской власти и защити инвестиций. 20 Brunt 1971 (А 16): 577—580; cp.: Gascou 1969 (В 157): 555—568. Прежнюю точку зрения см.: Quoniam 1969 (В 222); Broughton 1929 (Е 2): 19, 32. 21 О знаменитых мужах. 73.1; Inscr. Ital. ХШ.З: N° 7. 22 De Sanctis 1932 (А 104): 187 слл.; Syme 1964 (В 116): 174 слл.
46 Часть I V. Македония и Греция На протяжении полувека события на другом берегу Адриатики римляне пытались контролировать удаленно, но в конце концов разместили там магистрата и войско на постоянной основе. История поражения Андриска и Ахейской лиги была рассказана в другом месте [КИ ДМ VIII: 385—390). Его следствием стало основание в 148/147 гг. до н. э. новой провинции Македония, к которой в 146/145 г. до н. э. была присоединена значительная часть Греции. Рим уже обложил Македонию трибутом в 167 г. до н. э., когда разделил ее на четыре независимые республики. Эти регионы (μερίδες) определили структуру римской администрации, сохранявшуюся еще в эпоху Принципата, контроль же над городами осуществляли, как и при македонских царях, советы политархов (οί πολιτάρχαι)23. Территория Македонии была расширена до реки Гебр, и здесь разместилась конечная станция Эгнациевой дороги, протянувшейся от Аполлонии и Диррахия, городов на Адриатическом побережье, через горы к Пелле и Фессалонике, а затем — на восток, к Геллеспонту. Эта дорога, несомненно, была проложена вдоль прежних царских маршрутов, причем произошло это спустя довольно короткое время после создания провинции, ибо о ней знал уже Полибий;23а недавно под Фессалоникой был найден мильный камень Гнея Эгнация, сына Гая, убедительно опровергающий старые теории о происхождении названия дороги, которые можно найти в стандартных справочниках24. Единственное восстание Псевдо-Филиппа было подавлено квестором около 140 г. до н. э. Основные усилия наместники сосредоточили на борьбе с фракийцами, проживавшими к северу и востоку от провинции, и на распространении римского влияния на этих территориях. Около 135 г. до н. э. Марк Косконий вел здесь войну и принял посольство из азиатского города Кизик с просьбой о защите. В 119 г. до н. э. Квинт Помпей был убит в сражении с галлами — вероятно, скордисками, но его квестор Тит Анний сумел защитить провинцию от вторжения. В 114 г. до н. э. Гай Катон потерпел поражение, но Марк Ливий Друз (консул 112 г. до н. э.) и Марк Минуций Руф (консул 110 г. до н. э.) взяли реванш. Затем, в 102— 101 гт., Тит Дидий одержал еще несколько побед над фракийцами; найденные в Книде фрагменты римского закона о провинциях свидетельствуют о том, что к провинции Македония была формально присоединена новая территория к востоку от Гебра — Кенийский Херсонес25 *. Это озна¬ 23 Ливий. XLV.18.6—7; 29.5—10; 30.1; Деяния Апостолов. 16: 12; Cormack 1977 (В 143); Koukouli-Chiysanthaki 1981 (В 180). 23а Полибий умер около 120 г. до н. э. — О.Л. 24 Полибий. XXXIV. 12.2а-8; Страбон. VII.7.4 (322-323); Фр. 10; АЕ (1973): Ns 492; Walbank 1985 (В 254). (Название Эгнациевой дороги ранее связывали с Эгнацией (Гнати- ей) — городом в Апулии. — О.Л.) 25 MRR I: 143, 135, 119, 112, 110, 101 гг. до н. э.; Hassall, Crawford, Reynolds 1974 (В 170): 204.
Глава 2. Римская империя и ее проблемы на исходе II в. до н. э. 47 чает, что римляне, как прежде македонские цари, стремились распространить свою власть на восток, до Геллеспонта. Ахейская лига подняла в 147 г. до н. э. восстание в ответ на решение Рима вывести из ее состава Спарту, Коринф, Аргос и Орхомен. Фивы и Халкида сочувствовали этому восстанию и поддерживали его. Урегулирование, осуществленное Луцием Муммием после подавления мятежа, отчасти явилось наказанием, отчасти — попыткой предотвратить новые беспорядки. Цицерон утверждает, что Муммий разрушил Коринф и подчинил многие города Ахайи и Беотии римской власти (imperium Romanum). Согласно Павсанию, Беотия должна была уплатить контрибуцию Гераклее и Эвбее, а ахейцы — Спарте. Более того, римляне распустили союзные советы ахейцев, беотийцев и фокейцев, установили трибут и привели к власти олигархические правительства26. До эпохи Принципата Греция не имела собственного наместника, но ясно, что во времена Поздней республики управление и налогообложение в греческих областях осуществлялось римлянами. В сохранившемся эпиграфическом фрагменте письма проконсула, адресованного гильдии дионисийских артистов, упоминаются провинция римлян и область, «которой они управляют». Исследователи обоснованно полагают, что речь идет о Македонии и Греции соответственно27. Недавно обнаружен камень, на котором вырезаны предписания Луция Муммия и Квинта Фабия Максима относительно дионисийских артистов в Македонии, Беотии и на Пелопоннесе. Территория Коринфа стала римской государственной землей (ager publicus), и во время принятия аграрного закона 111 г. до н. э. здесь проводилось землемерное обследование в целях продажи или распределения участков. Вероятно, та же судьба постигла земли Халкиды и Фив — городов, также разрушенных Муммием. В постановлении сената (senatus consultum) о награждении греческих капитанов, принятом в 78 г. до н. э., упоминается сдача в аренду цензорами земли на Эвбее, и именно на этом острове в 85 г. до н. э. Сулла выделил 10 тыс. югеров в дар Архелаю, полководцу Митридата. Земли Оропа, по-видимому, тоже были сданы в аренду цензорами еще до эпохи Суллы. Эпиграфические свидетельства подтверждают и установление олигархических режимов в греческих полисах. При новом порядке в документах пелопоннесских городов больше не упоминаются государственный совет (βουλή) и народное собрание (δήμος), но лишь магистраты и советники (σύνεδροι). В наместничество Фабия Максима в ахейском городе Димы произошло восстание против недавно пришедшего к власти олигархического правительства. Восставшие сожгли административное здание со всеми документами и приняли законы, составленные «в нарушение конституции, которую Рим дал ахейцам», и включавшие, вероятно, отмену долгов28. 2Ь Павсаний VIL 16.9—10; Цицерон. Против Берреса. II. 1.55; Ассаше 1946 (D 250): 16 слл. 2/ Sherk 1984 (В 239): 37; ср.: Dittenberger. SIC: 683, стк. 64—65. 28 Аграрный закон 111 г.: 96—97; Цицерон. 06 аграрном законе. 1.5; Постановление сената об Асклепиаде {Bruns: No 41): 6, 23; Плутарх. Сулла. 23.4—5; SIG: 683, стк. 15; 735—736,
48 Часть I Спустя недолгое время римляне отменили репарации, восстановили союзные советы и вернули грекам право пользоваться землей в других городах. Возможно, об этом свидетельствует надпись на базе почетной статуи в Олимпии, которую ахейские конники, служившие в войске Доми- ция Агенобарба (вероятно, во время завоевания южной Галлии), поставили своему командиру. Городская администрация сохранялась и в областях, аннексированных Римом, и в полисах, освобожденных от римских податей, например, в Афинах и городах Фессалийской лиги. Однако римские наместники вмешивались в вопросы, затрагивавшие интересы не только подвластных им городов, но и свободных: примером может послужить затянувшийся спор о привилегиях разных отделений гильдии дионисийских артистов. Сплетение зависимости и независимости греческих областей хорошо иллюстрируют аттические и македонские тетрадрахмы: римляне адаптировали тип, использовавшийся Филиппом V и Персеем, и со временем эти монеты стали стандартной чеканкой29. VI. Азия В 146 г. до н. э. между Грецией и Парфянской империей, центр которой находился в современном Иране, располагались царства, города и народы, в большинстве своем формально являвшиеся друзьями и союзниками римского народа, хотя это и не предполагало непременной дружбы между ними самими. В 133 г. до н. э. положение дел резко изменилось: Аттал Ш, царь Пергама, умер в сравнительно молодом возрасте, не оставив очевидных наследников, и вступило в силу его завещание в пользу римского народа. Пергамская часть этой истории была рассказана ранее [КИДМ УШ: 447—455), а ее воздействие на римскую внутреннюю политику будет рассмотрено в следующей главе (с. 85—86, 98). Здесь же нас интересует вклад этой истории в создание Римской империи. Первым делом отметим, что законопроект о городах и доходах Пергамского царства был составлен Тиберием Гракхом, исходя из ожидания, что неожиданное наследство будет принято Римом (а может быть, оно и было уже принято). Согласно завещанию Аттала, царские земли переходили в собственность римского народа, а города должны были получить автономию, освобождение от трибута и даже доходные территории. Постановление города Пергам, принятое прежде, чем стало известно о ратификации завещания в Риме, предусматривало немедленное предоставление пергамского гражданства солдатам, подвластным племенам и иноземцам, проживавшим в городе и на принадлежавшей ему территории. Тем самым пергамцы пытались предотвратить обвинения в пренебрежении данным условием завещания. Мало¬ — по всему тексту; Sherk 1984 (В 239): 50 (теперь представляется, что этот документ следует датировать 145 г. до н. э.). ® SEG 15 (1958): No 254; Sherk 1984 (В 239); SIG: 704-705, 729; Crawford 1985 (В 145): 115 слл.; 152 слл.
Глава 2. Римская империя и ее проблемы на исходе II в. до н. э. 49 вероятно, что в то время пергамцы знали о планах Гр акха принять закон о городах. В конце концов, несмотря на убийство Гракха, наследство было принято Римом; это вызвало националистическое восстание, которое возглавил Аристоник, побочный сын Эвмена П30. Аристоника поддержали некоторые города, не получившие, видимо, особой выгоды от завещания, и рабы, для которых он как сообщается, основал новый город или учредил гражданство Города Солнца [КИ ДМ УТИ: 454). Ему дали отпор войска соседних царей, в том числе Никомеда П Вифинского и Митридата V Понтийского, а также остальных городов. На смену римской комиссии из пяти сенаторов, направленной для урегулирования дел в Пергамском царстве, прибыли консуляры во главе армий. Публий Красе (консул 131 г. до н. э.) потерпел поражение и погиб. Его преемник Марк Перперна одержал победу и взял в плен Аристоника, но тоже вскоре умер, так что обустройство Азии выпало на долю Мания Ак- вилия (консулу 129 г. до н. э.) и комиссии из десяти сенаторов. Это был долгий процесс, потребовавший усмирения нескольких мятежных городов и крепостей (надпись свидетельствует о военных действиях в Абеитской Мисии и, вероятно, в Карии) и строительства дорог. В конце концов, в ноябре 126 г. до н. э., Аквилий отпраздновал в Риме триумф, а в Пергаме в его честь был учрежден религиозный культ и жреческая должность31. Не вполне ясно, какой характер имело его урегулирование, и оно не было сразу же утверждено в Риме, поскольку еще в годы трибуната Гая Гракха (124—122 гг. до н. э.) порождало споры и законодательные предложения. Большую часть Великой Фригии Рим первоначально уступил Митридату V Понтийскому; на территориальные приобретения надеялся и Никомед П Вифинский. Ликийская лига осталась автономным союзником Рима, как и многие города Карии и самого Пергамского царства — например, Пергам, Эфес, Лаодикея на Лике, Афродисиада. Вопрос о доходах с провинции вызывает неразрешимые противоречия. С одной стороны, нет сомнений в том, что Рим получал платежи с государственной (некогда царской) земли, сдаваемой в аренду, причем часть арендаторов могли составлять римские граждане. Что касается прочих доходов, то Ап- пиан приписывает Марку Антонию речь, произнесенную в 42—41 гг. до н. э., где утверждается, что Рим сперва отменил налоги, которые жители Азии платили Атталу, но позднее в Риме появились демагоги, а вместе с ними и потребность в трибуте. Это заявление, видимо, подтверждает фрагмент речи Гая Гракха против закона Ауфея, утверждавшего, очевидно, распоряжения Аквилия, ибо в этой речи Гракх притязает на то, что повышает доходы Рима и защищает благосостояние римского народа. С другой стороны, в частично сохранившейся надписи с постановлением 30 Страбон. XIV.1.38 (646—648); Плутарх. Тиберий Гракх. 14.1—2; OGIS 338; другие источники см.: Greenidge-Clay 11—12, 17—18; Robinson 1954 (В 234); Vogt 1974 (А 123): 93—102. 31 IGRR IV: 292; ILLRP 455—456; Holleaux 1938 (В 174), ср.: Bull. έρ. (1963): Nq 220; Bull. Φ· (1984): 349—352, 384; Dakaris 1987 (В 147): 16—17 (о посвятительной надписи трех кассо- пииДев, служивших на боевых колесницах под командованием Перперны); Robert J., Robert L. Claros /, Les decrets helUnistiques (Paris, 1989).
50 Часть I сената (senatus consultum) о споре относительно пергамской территории упоминается откуп налогов в Азии и решение некоего магистрата о спор ной земле, затрагивающее сборщиков налога (publicani). В постановлении фигурирует имя консула — Маний Аквилий. Если это консул 129 г. до н. э., то надпись свидетельствует о том, что в области Пергама налоги собирались и до Гая Гракха; но если это консул 101 г. до н. э., то такой вывод сделать нельзя. На основании общей практики римлян можно предположить, что с 129 г. до н. э. они не только сдавали в аренду государственную землю, но, по крайней мере, получали доходы от транзитных пошлин (portoria) в Азии и наложили контрибуцию или трибут на города, поддер жавшие Аристоника32. Затем Гай Гракх провел закон о том, что сбор в Азии прямых и непрямых налогов должен сдаваться на откуп компаниям (societates) публиканов на торгах в Риме, и автору настоящей главы представляется весьма вероятным, что эти мероприятия проводились в рамках общего пересмотра налогообложения в Азии в интересах увеличения доходов. Однако желание извлечь из Азии максимально возможную прибыль одолевало не только так называемых демагогов. Когда умер Митри- дат V, римляне отобрали у его сына Фригию и вновь аннексировали ее. В последующие годы в Азию переехало огромное множество римлян и италийцев, пусть даже мы и отвергаем завышенные цифры в источниках, сообщающих о числе убитых по приказу Митридата VI. Неудивительно, что налогообложение вызывало конфликты. Кроме вышеупомянутой пергамской проблемы имеется эпиграфическое свидетельство о затянувшемся споре между Приеной и римскими сборщиками налогов по поводу эксплуатации соляных разработок. Римские предприниматели проникали и в соседние царства. Когда в 104 г. до н. э. Марий попросил Никомеда Ш, царя Вифинии, о военной помощи, тот пожаловался, что римляне обратили его подданных в рабство. Это, в свою очередь, углубило вовлеченность римского общества в политические и военные процессы в Малой Азии. Закон о провинциях, принятый в 101—100 гг. до н. э. и обнаруженный археологами в Дельфах и Книде, был нацелен не только на искоренение пиратства, но и на укрепление римской власти на Востоке. Провинция Азия была теперь увеличена и включала Ликаонию; в законе также упоминается Памфилия. Киликия была превращена в претор скую провинцию — вероятно, как центр кампании против пиратов. Тем временем в результате военных действий Дидия во Фракии территория провинции Македония была расширена почти до Византия33. Вполне осязаемая римская мощь окружила Эгейское море и проникала в Малую Азию глубже, чем когда-либо ранее, глубже, чем после победы в 190 г. до н. э. над Ан- 32 IGRR IV: 1692; ILLRP 174—177; Reynolds 1982 (В 226): 6 слл.; Аппиан. Гражданские войны. V.4.17; ORF: No 48, фр. 44; Sherk 1984 (В 239): 45; Mattingly 1972 (В 200). Надпись из Эфеса, сделанная в правление Нерона, дает свидетельство о том, каким образом римляне адаптировали созданную Атталидами систему налогообложения, особенно таможенные пошлины (portoria), см.: Engelmann, Knibbe 1989 (В 150). 33 IPriene: N° 111; Диодор Сицилийский. XXXVL3; Hassall, Crawford, Reynolds 1974 (В 170): 201-204.
Глава 2. Римская империя и ее проблемы на исходе II в. до н. э. 51 тиохом Ш при Магнезии. Ирония судьбы состояла в том, что покорные Риму царство Селевкидов и Египет, на которых держалось непрямое римское правление на Востоке, переживали тогда период нестабильности, а за Галисом и Евфратом укрепляли свою власть Митридат VI и парфяне — новые противники Римской империи. VII. Военная мощь и ИМПЕРИЯ В приведенном выше обзоре основное внимание уделялось тому, что римляне могли бы отнести на кредитную сторону имперского баланса: территориальное расширение и выгоды от него для государства и частных лиц. В следующей главе будут рассмотрены вызванные этим проблемы в Риме и Италии. Однако здесь уместно будет рассмотреть одну конкретную статью дебетовой стороны баланса — требования, предъявляемые к римской армии. В первые годы после Третьей Македонской войны римлянам не было необходимости содержать в строю так много солдат, как в предшествующий период завоеваний, но со 149 г. до н. э. ситуация начала меняться; потребность в легионерах достигла пика в последнем десятилетии П в. до н. э., когда Югуртинская война совпала по времени с великими вторжениями северных племен и военными операциями на Востоке. До поражения при Араузионе в 105 г. до н. э. Риму требовалось не менее восьми легионов, а в 101 г. до н. э. на службе находилось, вероятно, не менее двенадцати легионов; эта цифра была достигнута впервые после Второй Пунической войны. В теории бремя военной службы должны были нести люди, владевшие собственностью (assidui). Лица, не удовлетворявшие минимальным имущественным требованиям (proletarii или capite censi) обычно не подлежали набору в легионы, хотя могли служить на флоте, а в чрезвычайных ситуациях (tumultus), когда угрозе подвергался сам город Рим, их вербовали и вооружали как легионеров еще со времен войны с Пирром. Возможно, в 134 г. до н. э. некоторые из них отправились под командова- нием Сципиона Эмилиана под Нуманцию. Известно, что когда в 107 г. до н. э. Марий набирал пополнение для африканских легионов, он принимал на службу добровольцев из числа пролетариев. Если в условиях кризиса, вызванного германской угрозой, в 104 г. до н. э. и позднее он продолжил набирать пролетариев, и не только добровольцев, но и призывников, то в этом не было бы ничего необычного34. Имеются прямые свидетельства о затруднениях при наборе солдат для Третьей Македонской войны в 171 г. до н. э. и позднее — для испанских войн, начиная со 151 г. до н. э. Об этом же косвенно свидетельствует снижение минимальных цензовых требований к новобранцам с 10—11 тыс. ассов (источники возводят эту систему к Сервию Туллию, но на самом 34 Brunt 1971 (А 17): 394-415, 430-431; Gabba 1976 (С 55): 2-19.
52 Часть I деле она появилась в годы Второй Пунической войны) до 4 тыс. ассов, о которых пишет Полибий (Рич высказывает серьезные сомнения относительно мнения некоторых исследователей о том, что цифра в полторы тысячи ассов, которую Цицерон в трактате «О государстве» относит к Сервиевой конституции, на самом деле отражает цензовые требования к новобранцам в 129 г. до н. э.34*). В 134 г. до н. э. Сципион Эмилиан вынужден был искать добровольцев для своей нумантийской кампании. Гай Гракх законодательно запретил призывать на службу новобранцев, не достигших законного возраста. В 109 г. до н. э. сенат счел необходимым отменить законы об ограничении набора, подрывавшие, по его мнению, военную мощь Рима. Не вполне ясно, в какой мере эти трудности были вызваны численной нехваткой состоятельных людей (assidui): проблема осложнялась по меньшей мере тем, что годные и способные держать оружие призывники не желали служить в армии35. Однако на этапе набора трудности не заканчивались — на поле боя армия тоже действовала не лучшим образом. Первые неудачи в войне с Югуртой можно списать на коррупцию и плохое командование. Однако на северной границе римляне тоже потерпели несколько катастрофических или почти катастрофических поражений: Секст Помпей — в Македонии в 119 г. до н. э., Гай Катон — во Фракии в 114 г. до н. э., Гней Карбон — на территории Норика в 113 г. до н. э., Марк Силан — в долине Роны в 109 г. до н. э., Луций Кассий — на западном побережье Галлии в 107 г. до н. э., Квинт Цепион и Гней Маллий — при Араузионе в 105 г. до н. э. Эти разгромы в сочетании с прежними переменными успехами Рима в Испании в ходе войны с Вириатом заставляют усомниться не только в способностях полководцев и боеготовности их войск, но и в эффективности римской армии в области тактики. Источники приписывают Марию не только реформу набора, но и некоторые изменения в самом военном деле. Орел впервые стал главным знаменем легиона; легковооруженные войска перестали использовать маленькие круглые щиты (parmulae); метательное копье (pilum) было оснащено слабой заклепкой, чтобы при попадании в щит она надламывалась и древко повисало под углом к наконечнику, что мешало противнику сражаться и исключало возможность немедленно метнуть дротик обратно; отныне солдаты должны были нести на себе значительную часть снаряжения, используя для этого специальное приспособление в форме рогатки. Ни один античный автор не упоминает о крупных реформах в сфере тактической организации. Однако структура римской армии претерпела глубокие изменения между эпохой Средней республики, для которой у нас имеются подробные свидетельства Полибия и, до некоторой степени, Ливия, и галльской войной Цезаря, для которой сам Цезарь приводит достоверные описания военных операций. Современные 34а 129 г. до н. э. — время действия диалога «О государстве». 35 Ливий. 1.43.8; Дионисий Галикарнасский. Римские древности. IV. 17—18; Полибий. VI. 19.2; Геллий. Аттические ночи. XVI. 10.10; Цицерон. О государстве. П.40; Плутарх. Гай Гракх. 5; Асконий. 68С; Rich 1983 (С 121); подсчет процентной доли молодых людей, подлежавших набору, см.: Hopkins 1978 (А 53): 35 слл.
Глава 2. Римская империя и ее проблемы на исходе II в. до н. э. 53 историки склонны приписывать столь фундаментальные реформы Марию отчасти потому, что он имел репутацию новатора, а отчасти в силу того, что последние следы прежней армейской системы обнаруживаются в «Югуртинской войне» Саллюстия36. Легион, известный Полибию, уже являлся сложной военной машиной, не менее продвинутой, чем побежденные им эллинистические формирования, и далеко ушедшей от большинства гоплитских фаланг классической Греции. Он делился на три разряда, каждый из которых состоял из десяти манипулов; манипул в зависимости от разряда насчитывал от ста до двух сотен человек под командованием двух центурионов. Первые два разряда, гастаты (hastati) и принципы (principes), были оснащены доспехами и выпуклыми щитами метровой высоты (scuta), метательными копья (pila) и испанскими мечами (gladii). Солдаты третьего разряда, триарии (triarii), то есть тяжелая пехота, вдвое уступали по численности каждому из первых двух разрядов и вместо пилумов имели тяжелые копья (hastae), предназначенные для ближнего боя, но в остальном были вооружены так же. К каждому разряду было приписано по четыреста легковооруженных солдат (велиты, velites), не имевших доспехов, за исключением шлемов, и вооруженных мечами, дротиками и легкими щитами. Самые молодые рекруты становились велитами, далее по старшинству комплектовались разряды гасгатов, принципов и триариев. Триарии, самые опытные солдаты, рассматривались в качестве третьей линии обороны. В начале набора из числа римских граждан рекрутировалось по триста всадников, приписанных к каждому легиону. Таким образом, экипировка разнилась не только между разрядами, но даже внутри них, и структура войска обеспечивала значительную гибкость и мобильность, что давало ему решающие преимущества в холмистых областях и на пересеченной местности. Более того, существование в армии малых подразделений облегчало ей проведение атаки на узком фронте либо осуществление фланговой атаки. По этим причинам Полибий ставил легион выше македонской фаланги, непобедимой на правильной позиции и в благоприятной местности, но громоздкой и уязвимой с флангов и тыла37. Ко временам Цезаря система разрядов, отличавшихся друг от друга возрастом и вооружением, исчезла, хотя их названия (например, hastatus) по-прежнему использовались для различения центурионов. Римляне больше не включали в легионы легковооруженных солдат; теперь функции последних выполняли союзные вспомогательные войска, организованные в отдельные подразделения. Римскую конницу полностью заменила конница союзников, прежде всего из Галлии, Испании и Нумидии, использовавшаяся Римом со времен Второй Пунической войны. Внутри самого легиона тактической единицей была когорта численностью около четырехсот — пятисот человек; в небольших операциях она могла действовать 36 Kromayer, Veith 1928 (А 59): 299 слл., 376 слл.; Marquadt, Wissowa 1881—1885 (А 69) Б: 432 слл. 37 Полибий. VI.19 сл.; ХУШ.27—32; Ливий. λ/ΊΠ.8.3 сл.; Raws о η 1971 (В 93): 13—31.
54 Часть I и самостоятельно. Нетрудно понять, почему римляне заменили собственную конницу и легковооруженных солдат более эффективными союзными частями, особенно если им не хватало живой силы. Изменения, произошедшие с тяжелой пехотой, представляют более сложную проблему. Действительно, когорты упоминаются у Полибия и Ливия в связи с испанскими кампаниями до 190 г. до н. э., а согласно Фронтину, эти части использовались в Испании и позднее — во П в. до н. э. Однако римские лагеря под Нуманцией были разделены на секции, предназначенные для манипулов. Последнее прямое свидетельство о гастатах, принципах и триариях, действовавших как особые разряды войска, содержится в рассказе Саллюстия о сражении Метелла с Югуртой на реке Мутул, но вскоре после этого мы читаем о когортах, которые применялись и Метеллом, и Марием как тактические единицы. В этой войне еще упоминаются ве- литы, а Фронтин даже пишет о том, что Сулла использовал велитов при Орхомене в 86 г. до н. э.38. Исследователи полагают, что, судя по этим свидетельствам, внедрение когорты как тактической единицы происходило постепенно и может отчасти объясняться особенностями боевых действий в Испании, где требовалось некоторое количество самодостаточных формирований, а отчасти — потребностью усилить основную боевую единицу в правильных сражениях в условиях концентрированных атак кельтов или иберов; этот процесс завершил Марий, желавший обеспечить надежную защиту от кимвров. Сказанное выше — это более убедительная теория, нежели предположение о том, что упомянутая реформа явилась внезапной реакцией на германскую угрозу. Вместе с тем предложенную картину следует, пожалуй, дополнить. В каком-то смысле состав легиона становился менее сложным и комплексным. После битвы при Пидне Риму больше не угрожали великие эллинистические армии. При этом римская армия испытывала проблемы с набором новобранцев и, что еще важнее (судя по усилиям Мария в 107 г. до н. э.), нехватку опытных солдат, поступавших на службу повторно. Зато на службу в легионах вынуждены были идти бывшие capite censi. В таких условиях градация разрядов по возрасту стала неуместной, а специализация триариев на использовании копья для ближнего боя (hasta) — роскошью. Из-за отсутствия у солдат боевой выучки их качество становилось всё хуже и хуже, и в результате манипул оказался слишком мал, чтобы служить тактической единицей. Марий действительно снискал славу реформатора, но лишь как человек, завершивший период эволюции, которая представляла собой не только ответ на новые угрозы, но и упадок римской военной мощи. Возглавив армию, которая становилась всё менее дифференцированной, опытной и дисциплинированной, Марий сумел обратить на пользу дела единообразие войска, должным образом обучив всех легионеров одному и тому же набору навыков. 38 Саллюстий. Югуртинская война. 46.7; 49.6; 51.3; 55.4; 56.3; 100.4; 105.2; Фронтин. Стратегемы. П.3.17; Keppie 1984 (А 57): 46—50, 63 сл.; Bell 1965 (С 22); Schulten 1927 (В 316), Ш: 134 сл.
Глава 3 Э. Линтотт ПОЛИТИЧЕСКАЯ ИСТОРИЯ, 146-95 ГГ. ДО Н. Э. Саллюстий писал, что расцвет римской нравственности и политической гармонии пришелся на период между Второй и Третьей Пуническими войнами. Затем явились пороки, сопутствующие процветанию, — раздоры, жадность, честолюбие и погоня влиятельных людей за властью1. О некорректности таких объяснений и, в частности, о границе, которую проводит Саллюстий, говорилось в гл. 1 (с. 19—22 наст. изд.). Но, несмотря на это, разрушение Карфагена, несомненно, открыло эпоху политического кризиса: возникли противоречия, напоминавшие о полузабытых столкновениях в годы Ранней республики и расшатывавшие ту конституцию, которой восхищался Полибий. Полибий считал, что алчные люди нанесли простому народу ущерб, а честолюбцы — внушили ему ложное чувство собственной значимости. Эти последние воспользовались свирепостью и безрассудством бедняков, чтобы возвыситься над конституцией, и создали строй, который назывался демократией, а на самом деле был господством толпы. Современные исследователи в целом не наблюдают столь резких изменений в римской политике, во всяком случае в годы жизни Полибия. Автор настоящей главы в одной из более ранних книг доказывал, что не стоит считать, будто насилие в Поздней республике было обусловлено внезапным изменением римских ценностей; скорее, оно было вызвано возрождением прежних установок и конфликтов, которые некоторое время удавалось сдерживать благодаря как соображениям политической осторожности, так и выгодам от внешнеполитических побед. С другой стороны, вряд ли наш подход окажется слишком поверхностным, если мы попытаемся рассмотреть таких людей, как Гракхи, и в их замыслах и решимости увидеть точку отсчета нового политического процесса. Однако для напала необходимо понять, какие из явлений Поздней республики уже на- Саллюстий. История. I. 11М.
56 Часть I 6людались в этот промежуточный период, примечательный, по мнению Саллюстия, своей умеренностью. I. Римская конституция во II в. до и. э. Римскую конституцию Аристотель определил бы либо как смешение основных форм государственного устройства (монархии, олигархии и демократии), — позднее так считал Полибий, — либо как одну из самых умеренных форм демократии, близкую к расплывчатой границе, которую он провел между ней и умеренной олигархией. Римскую политику не контролировали полностью ни богатые, ни бедные; в той или иной мере в управлении участвовали все граждане, но верховенство принадлежало закону, а немногочисленные должности были доступны лишь тем, кто соответствовал имущественному цензу. Социальной опорой конституции теоретически было, скорее, сословие земледельцев, а не городских ремесленников и торговцев2. В начале своего существования Республика была явно выраженной олигархией, и наследственная аристократия старалась обосновать свой контроль над должностями и политикой, опираясь на собрание тех людей, которые составляли ее главную военную силу — тяжеловооруженных солдат римского войска (classis), то есть римского эквивалента гоплитской фаланги. Борьба плебеев с патрициями не только изменила баланс изначальной конституции, но и привнесла в нее новый элемент, который, несмотря на все искусные попытки адаптации, так и не удалось полностью согласовать с этикой правящего класса. В число аристократов теперь могли войти и чужаки; значение народного собрания как источника власти, наград и наказаний было снова упрочено; более того, писаные законы, принятые народным собранием, начали вытеснять аристократические традиции даже в таких консервативных областях, как религия. Всё это оставалось в рамках изначальной конституции. Однако бедняки получили собственных представителей и магистратов (трибунов и плебейских эдилов) и собственное собрание (concilium plebis). Более того, простой народ предпринял совместные усилия, гарантировал поддержку своим трибунам и благодаря этому обрел защиту от произвола магистратов. Этот щит против бессудных физических наказаний путем казни и порки, называвшийся provocatio, был закреплен в законе (первый закон об этом был принят, вероятно, в 300 г. до н. э.). Так же обстояло дело и с самими трибунами: их существование и функции впервые были законодательно признаны во времена ХП таблиц. А в 287 г. до н. э. кульминацией этого процесса стал закон Гортензия, который дал плебисцитам2а силу законов без необходимости их дальнейшей ратификации. Таким образом, трибуны 2 Аристотель. Политика. 129lb—1293b; 1266а; 1279b. 2а То есть решениям, принимавшимся на собраниях плебеев (concilia plebis). — С.Т.
Карта 2. Италия и Сицилия
58 Часть I добились права издавать законы и выдвигать судебные обвинения в собственных собраниях, а их физическая неприкосновенность (священная неприкосновенность), которую плебс с самого начала поклялся отстаивать, позволяла им не только защищать отдельных граждан (используя право помощи — auxilium), но и препятствовать действиям других магистратов (используя право интерцессии) и налагать запрет на их решения3. Таков был естественный процесс роста, породивший смешанную римскую конституцию. Однако, с точки зрения Полибия, во времена Второй Пунической войны в этой конституции всё еще преобладал аристократический элемент, то есть сенат, и этим Рим резко отличался от Карфагена, который уже миновал пору своего расцвета и теперь позволял простонародью слишком сильно влиять на политические дебаты4. На самом деле огромную роль в Риме играл не только олигархический элемент, то есть сенат, но и монархический, то есть магистратуры. Исполнительная власть в Риме П в. до н. э. принадлежала восьми ежегодно избираемым высшим магистратам (два консула и шесть преторов), а в провинциях им помогали те консуляры и претории, чей годовой срок службы был продлен. Если говорить о младших магистратах, то эдилы следили за состоянием строений в городе Риме и регулировали городскую жизнь. Квесторы помогали высшим магистратам, а в некоторых случаях выполняли независимые, преимущественно финансовые, функции. Избирались также коллегии, ведавшие монетным двором, поддержанием порядка и, время от времени, распределением земли. Каждые пять лет цензоры оценивали численность и классовую структуру граждан и контролировали отдельные статьи государственных доходов и расходов. Высшие магистраты обладали колоссальной свободой действий в вопросах ведения войны и управления подвластными народами, и их сдерживал только риск попасть под обвинение; эта угроза была вполне реальной, но ее нередко удавалось отвратить, как доказал Сервий Гальба, избежавший в 149 г. до н. э. обвинения в бесчеловечных действиях, а также другие наместники, оправданные между 138 и 123 гг. до н. э. в первых четырех известных нам процессах по обвинению в незаконном вымогательстве денег у союзников (de repetundis)5. Объем власти римских магистратов за рубежом можно проиллюстрировать на следующем примере: в 146 г. до н. э. после падения Карфагена проконсул Сципион Эмилиан лично провел границу, отделившую римскую территорию от земли, закрепленной за потомками Массиниссы (с. 41 наст. изд.). Хотя во внутренних делах полномочия высших магистратов были не столь безграничны — им приходилось считаться с возможностью противодействия трибунов, законными рамками политической деятельности и традицией советоваться с сенатом, — но всё же, чтобы выдвинуть законопроект или предложить какую-то административную меру, требовалась инициатива высшего маги¬ 3 Bleicken 1955 (F 24); Lintott 1972 (F 102). 4 Полибий. VI.9.10—12; 10.12-14; 51.3-8. 5 Lintott 1981 (F 104): 166-167, 173-175, 209.
Глава 3. Политическая история, /46—95 гг. до н. э. 59 страта или трибуна. Сенат не мог собраться, если его не созывал консул, претор или трибун, так же дело обстояло и с формальными и неформальными собраниями народа, которые требовались для принятия законов. На голосовании в народном собрании решалось, кто займет должности и каким законам будет подчиняться римский народ, но на практике этот демократический суверенитет сопровождался таким множеством оговорок, что историки нередко преувеличивают эти ограничения и чрезвычайно недооценивают популярский элемент в римской конституции. Организация военного собрания (центуриатных комиций), в котором избирали консулов и преторов, описана в КИДМ VII (с. 243—251, 404—405, 515—518). После реформы данного собрания, проведенной в конце Ш в. до н. э., влияние в нем всадников и наиболее богатых классов было так непропорционально велико, что в ходе серьезной борьбы за консульство, когда три кандидата-лидера претендовали на два места, исход мог решиться вскоре после того, как к голосованию приступал третий класс, так что четвертый и пятый классы фактически были лишены права голоса. Классы были разделены на трибы (региональные избирательные округа, в свою очередь делившиеся на центурии, голоса которых и подсчитывались на выборах), что благоприятствовало гражданам, постоянно проживавшим в сельской местности, а не в самом городе Риме. Существовала тридцать одна сельская триба против четырех городских. (В 146 г. до н. э. голоса вольноотпущенников приписывались к городским трибам, хотя в начале П в. до н. э. это ограничение временно отменялось.) Однако этот дисбаланс компенсировался до некоторой степени тем, что из этих сельских триб семнадцать находились на расстоянии всего одного дня пути от Рима. Более того, миграция в Рим уже привела к тому, что в городе проживало много людей, записанных в сельские трибы. В собраниях триб — трибут- ных комициях (comitia tributa) или собрании плебса (concilium plebis) — голосующими блоками выступали просто тридцать пять триб. То есть в тех собраниях, где принималось большинство законов, у богатых не было явного преимущества6. Тем не менее, собрания могли быть нерепрезентативными по более прозаической причине — их редко посещали люди из отдаленных избирательных округов, составлявшие в то время, по-видимому, две трети от общей численности римских граждан. Во время крупных и предсказуемых событий, вроде консульских выборов или принятия важного закона, заинтересованные в этом политики ожидали присутствия в Риме жителей таких округов и даже организовывали их прибытие. Например, Гай Марий при соискании консульства в 108 г. до н. э. добивался поддержки не только в городе, но и в сельских округах. Однако голосование по поводу принятия законов происходило на протяжении всего года, через неравные промежутки времени, и в таких случаях от сельских жителей нельзя было ожидать постоянной поддержки, тем более что их могли отвлекать от городских дел местные заботы. Тиберий Гракх убедил селян прийти в Рим 6 Taylor 1960 (F 156); Taylor 1966 (F 157).
60 Часть I и проголосовать за выдвинутый им аграрный закон, но не смог снова мобилизовать их в поддержку своего переизбрания в трибуны, поскольку выборы происходили во время жатвы7. Перед выборами политики вели агитацию — традиционно в течение трех рыночных дней (nundinae)7а. Точно так же они представляли законопроект на неофициальных сходках (contiones), прежде чем поставить его на голосование в собрании, созванном надлежащим образом (в 98 г. до н. э. было установлено, что законопроект должен быть опубликован не позднее, чем за три рыночных дня до голосования). Однако на сходках общие дебаты были невозможны. Вероятно, они, скорее, походили на встречу кандидата с избирателями в современных демократических странах. Граждане, не занимавшие магистратур, имели право выступать на сходках, но, несомненно, это были представители правящего класса. Слушателей обычно бывало немного (сходки часто проходили в Комиции — маленьком пространстве на открытом воздухе, рядом со зданием сената), а иногда на Форуме одновременно собирались две противоборствующие сходки. Тем не менее, во П в. до н. э. народное собрание не только принимало решения об изменениях в публичном или частном праве, но и определяло общую политическую линию для широкого круга проблем. В него входили, например, гражданство, выведение колоний и судьба государственной земли, финансы (в частности, налогообложение, чеканка и размер кредитного процента), религия, социальные проблемы (такие как ограничение экстравагантной роскоши с помощью законов о расходах), а во внешней политике — объявление войны, заключение мира и ратификация договоров. Магистраты, особенно трибуны и эдилы, также использовали народное собрание для политических обвинений, хотя процедура была весьма громоздкой, а законы ХП таблиц требовали, чтобы по делам о смертной казни итоговое голосование проводилось в центуриатных комициях. Однако римский народ в целом не слишком вникал в детали государственного управления, особенно внешней политики и войн, и в этом его серьезное отличие от народного собрания классических Афин. Как уже отмечалось в гл. 1, со времен Теодора Моммзена историки склонны рассматривать народное собрание как учреждение, которым манипулировала аристократия, по меньшей мере отдельные ее представители. Конечно, даже афинское собрание попадало под влияние ведущих политиков, и если римское собрание выбирало, за кем следовать — за Фабием или Корнелием Сципионом, за Сципионом или остальными аристократами, то оно поистине обладало правом принимать решения. Однако до начала рассматриваемого в данном томе периода аристократия имела один специфический механизм давления на римских избирателей. 7 Саллюстий. Югуртинская война. 73.6; Аппиан. Гражданские войны. 1.14.58—59. 7а В Риме рыночным считался каждый восьмой день. Вопрос о том, составляли ли три нундины (trinundinum) фиксированный 24-дневный период времени (три восьмидневные недели) или переменный период времени, включающий три рыночных дня, вызывает у исследователей споры. — С.Т.
Глава 3. Политическая история, /46—95 гг. до н. э. 61 Только в 139 г. закон Габиния впервые учредил тайное голосование на выборах; за ним последовала серия законов, расширявших это право: закон Кассия ввел тайное голосование в судебных делах, не предусматривавших смертной казни (137 г. до н. э.), закон Папирия — в законодательных собраниях (131 г. до н. э.), закон Целия — в судебных делах, предусматривавших смертную казнь (107 г. до н. э.). В печально известном пассаже Цицерон утверждает, что прежде открытое голосование позволяло «лучшим людям» в полной мере реализовать свой авторитет. Председательствующий магистрат и его помощники на выборах (rogatores) имели самые большие возможности для влияния на выборы, но давление и угрозы могли исходить и от других лиц и продолжались даже после введения тайного голосования8. В фасгах Средней республики встречается множество примеров, когда члены одного и того же рода наследуют друг за другом консульство, например, Постумии и Попиллии Ленаты — в 174—172 гг. до н. э.; имеются также тексты, подтверждающие, что на избирательных собраниях огромное значение имела личность председателя. И всё же председательствующий магистрат не всегда добивался задуманного, или же ему приходилось прибегать к чрезвычайным мерам, чтобы достичь успеха. Аппий Клавдий (консул 185 г. до н. э.), вероятно, использовал силу, чтобы гарантировать избрание своего брата консулом на 184 г. до н. э. Напротив, погоня новых людей за народной благосклонностью (ambitio) потребовала учреждения специальной судебной процедуры для борьбы с подкупом на выборах (ambitus); участие новых людей делало итоги выборов менее предсказуемыми9. Сущность патроно-клиентских отношений, которые, по мнению исследователей, определяли голосование низших классов, будет рассмотрена ниже в контексте деятельности аристократии. Здесь же достаточно отметить, что и влияние председательствующих магистратов, и возрастание масштабов подкупа противоречат мнению историков о том, что бедняки всегда голосовали по указке своих патронов. Если брать шире, народные чувства зачастую находили выражение в поддержке того или иного выдающегося знатного политика, однако народ обладал в этом вопросе независимостью, которая не сводилась к махинациям самих этих политиков. Сципион Эмилиан получил первое консульство в 147 г. до н. э., раньше законного возраста, именно по требованию народа. В 133 г. до н. э. множество сторонников Тиберия Гракха выступало за него именно потому, что одобряло его предложения. И точно так же незнатные люди, поддержавшие законы о тайном голосовании (например, закон Габиния) или, ранее, закон Катона об апелляции к народному собранию (de provocatione), поступали так в большинстве случаев не потому, что были лично связаны с авторами законопроектов и их сторонниками, а потому, что одобряли 8 Цицерон. О законах. Ш.34; Lintott 1968 (А 62): 69—73. 9 Ливий. XXXIX. 32.10-14; ср.: Ливий. XXXV.10.9; ХХХУШ.3.5; XL. 17.8; XL. 19; Пе- риохи. XLVTL Плавт. Амфитрион. 69 слл.; Плавт. Пуниец. 36 слл.; Rilinger 1976 (F 131).
62 Часть I сами эти меры. Примечательно, что законы Порция и закон Кассия прославлялись на монетах с изображением богини Свободы (Libertas)10. Масштабы влияния народа на политику в Риме следует оценивать с учетом власти аристократии, в частности деятельности сената. После того как в IV в. до н. э. плебеи на постоянной основе получили доступ к курульным магистратурам и в сенат, их возможности занимать высшие должности были фактически, хотя и не формально, ограничены имущественным цензом. Претендовать на эти магистратуры имели возможность только лица, происходившие из сенаторского сословия, всаднического сословия и, видимо, малоизвестного нам сословия эрарных трибунов (которые, вероятно, должны были располагать таким же состоянием, как и всадники). В конце Ш в. до н. э. все они вместе взятые составляли лишь около 8% от общего числа взрослых граждан мужского пола. Спустя сотню лет это соотношение вполне могло увеличиться благодаря притоку богатств из-за рубежа. Минимальный имущественный ценз всадников в Поздней республике — 400 тыс. сестерциев — выглядел скромно на фоне громадных состояний сенаторов. Состав сената каждые пять лет определяли цензоры. К концу П в. до н. э. любой человек, занимавший курульный эдилитет, имел право стать сенатором, если только по каким-либо причинам не был запятнан позором, а закон Атиния распространил эту привилегию и на трибунициев (бывших плебейских трибунов. — С.Т). Сразу бросается в глаза характерная черта этой аристократии — своего рода ядро, состоявшее из родов, члены которых вращались в самом центре политической жизни и регулярно занимали высшие магистратуры; некоторые из этих родов были патрицианскими, как Фабии или Корнелии, а некоторые — плебейскими, как Цецилии Метеллы и различные ветви Семпрониев. Очень немногие плебейские роды, сохранившие влияние до самого конца Республики, могли похвастаться тем, что их представители занимали консульство в конце IV или начале Ш в. до н. э. (в дополнение к вышеупомянутым можно назвать Клавдиев Марцеллов, Домициев и Лициниев). Действительно, в конце Ш—П в. до н. э. около половины консулов происходило всего из десяти родов, хотя каждый из них зачастую мог иметь множество ветвей. Однако это не означает, что римская аристократия была столь же замкнутой группой, как, например, средневековая аристократия Венеции. Саллюстий сетовал, что нобили передают консульство из рук в руки и считают, будто новый человек может замарать достоинство этой должности. Тем не менее, в период между Второй Пунической войной и концом Республики треть консулов происходила из семей, не давших ни одного консула в трех предыдущих поколениях, и, вероятно, лишь около 10% из этой трети имели предков-преториев. Лишь у трети из первых в своем роду консуляров обнаруживаются сыновья-консулы, тогда как сыновья консуляров, происходивших из консульских родов, имели больше шансов добиться консульства в своем поколении, осо¬ 10 Crawford 1974 (В 144): Nq 266, 270. О демократическом элементе в римской политике в целом см.: МШаг 1986 (С 113); Lintott 1987 (А 65).
Глава 3. Политическая история, 146—95 гг. до н. э. 63 бенно во время Второй Пунической войны. Таким образом, семьи, не входившие в ядро ведущих аристократических родов, нередко переживали взлеты и падения статуса, сопряженные с достижением высшей должности, и весьма похоже, что состав семей на периферии сената был весьма изменчив еще до того, как в обновленный и расширенный Суллой сенат вошли выходцы из италийских общин, получивших гражданство11. Сенат представлял собой место для собраний членов правящего класса и единственный официальный орган, где могли вестись подлинные политические дебаты. В этом качестве он и разрешал проблемы, которые в ином случае привели бы к конфликтам, как между самими магистратами, так и между ними и остальной частью правящей элиты, например, вопросы о распределении провинций, войск и денег. Более того, сенат был единственным органом, который мог давать магистратам официальные рекомендации относительно их политики, будь то исполнительные мероприятия или законопроекты для представления в народном собрании. Формально постановления сената являлись всего лишь советами в адрес магистратов, но для союзников Рима в Италии и в других местах имели такую же силу, как и обращенные к широким кругам эдикты римских магистратов, хотя на момент принятия этих постановлений большинство сенаторов не занимало должностей. Эти постановления воспринимались даже как более обязательные, чем решения магистратов12. Постановления имели и то преимущество, что сенат, в отличие от магистратов, исполнявших его постановления, нельзя было призвать к ответу за произвол, даже если его решения шли вразрез с волей римского народа. Суть сенатской процедуры заключалась в том, что созвавший заседание магистрат (консул, претор или трибун) озвучивал предмет обсуждения, а затем опрашивал собравшихся в порядке старшинства — от высших к низшим. Когда наконец все высказывались или выражали согласие с одним из уже выступивших ораторов, магистрат выбирал одно или несколько из выдвинутых предложений и ставил их на голосование. Трибуны могли наложить вето на итоговое решение и тем самым превратить его из постановления (senatus consultum) в суждение (senatus auctoritas), которое уже не требовало обязательного исполнения, в отличие от решения, принятого без возражений. Постановления сената всегда записывались и хранились в казне, точно так же, как и законы. (Суждения сената также могли записываться начерно, но в бронзе не вырезались.) В целом во время дебатов решающим влиянием обладали старшие сенаторы, консуляры, получавшие слово первыми; хотя 5 декабря 63 г. до н. э. имело место знаменитое исключение, когда судьбу заговорщиков-катилинариев определяли избранный претор и избранный трибун — соответственно Цезарь и Катон12а. По многим вопросам удавалось достичь согласия. Но иногда 11 Саллюстий. Югуртинская война. 73.6—7; Hopkims, Burton 1983 (А 54): 55 слл. 12 Полибий. VI. 13.4—5; Bruns No 36 слл.; Sherk 1984 (В 239): прежде всего No 9, сгк. 63 слл. 12а Катон требовал смерти заговорщиков, Цезарь предлагал содержать их в заключе- 10111 в муниципиях, поскольку римских граждан нельзя было казнить без суда. — С.Т.
64 Часть I вспыхивали серьезные споры между лидерами сената, как, например, при обсуждении судьбы Карфагена в 152 г. до н. э. или аграрного закона Тиберия Гракха и его попытки переизбраться на должность плебейского трибуна в 133 г. до н. э.13. Однако дошедшие до нас свидетельства всё же не позволяют понять, как именно происходила выработка политики в сенате и существовала ли внутри этого органа, как полагает ряд исследователей, некая внутренняя властная группа, которая и была, по сути, римским правительством. Согласно Саллюстию, политическая борьба, клики и всевозможные злоупотребления возникли, когда с разрушением Карфагена закончилась эпоха согласия. Он пишет о двух сторонах (partes), участвовавших в борьбе: это нобилитет и народ (populus) (или плебс), что в греческом мире означало, соответственно, «немногие» и «многие». Хотя обе стороны подвергались критике за то, что рвали республику на части, но именно малочисленные могущественные люди {лат. «potentes» эквивалентно греч. «δυνατοί» и обозначает правящий класс) принимали решения о внешней и внутренней политике, об официальных назначениях, о войне и финансах и извлекали из этого выгоду, а бедняки гибли в войнах и умирали в нищете, когда могущественные люди изгоняли их с земли. Нобилитет сохранял свое господство благодаря «олигархии» (factio) — в оригинальном значении этот термин не эквивалентен английскому слову «faction», но обозначает, скорее, власть и влияние, сопряженные с богатством. В другом месте Саллюстий пишет, что «factio» — это порочная форма дружбы, которую можно определить как клику или заговор; кроме того, он использует это слово для обозначения господствующего класса, наподобие английского «establishment». Цицерон тоже употреблял это слово для указания на олигархическую правящую группу или «хунту»14. Порой Саллюстий изображает римскую политику как борьбу между в целом единодушной аристократией в сенате и массами бедняков, которым помогают несколько героев-по- пуляров. Однако, рассказывая о Поздней республике, он принимает циничный тон, подобно Фукидиду в отступлении, посвященном гражданской смуте на Коркире: политики могут выдвигать честные на первый взгляд программы защиты прав народа или авторитета сената, но на самом деле под прикрытием заботы об общем благе борются за личную власть. Пока преждевременно решать, насколько Саллюсгиево описание справедливо, однако следует указать, что такие коррумпированные политики должны были заимствовать свои лживые лозунги из подлинных традиций защиты статуса аристократии или прав народа. Эти традиции нередко упоминаются в речах и философских трактатах Цицерона. Обязанность так называемых лучших людей (boni или optimates) состоит в том, чтобы обеспечивать спокойствие и уважение к статусу («otium cum dignitate»). Речь идет о сохранении статус-кво, что требует почтения к авторитету сената, которое, в свою очередь, должно зиждиться 13 Astin 1967 (С 2); Badian 1972 (С 16): 706 слл. 14 Seager 1972 (А 109).
Глава 3. Политическая история, 746—95 гг. до н. э. 65 на достоинстве его членов, избранных народом на высшие должности. Теоретически их достоинство определялось доблестью (virtus), но из текстов Цицерона совершенно ясно, что богатство, на практике дававшее своим владельцам наиболее высокий статус в обществе, тоже являлось непременным условием для поддержания достоинства. Богатый правящий класс Рима монополизировал прилагательные, обозначающие доблесть; это явление, ранее характерное для греческих аристократов, впервые засвидетельствовано в 80-х годах до н. э., но, вероятно, восходит ко П в. до н. э. и отражает влияние греческой политической мысли в Риме. Вместе с тем в основе своей эта идеология была присуща аристократии еще во времена Ранней республики. С другой стороны, были и несогласные — популяры, которые стремились угодить народу своими действиями и словами и проводили законы в интересах широких масс. Цицерон скептически воспринимал притязания этих своих политических оппонентов, но признавал, что в прошлом, по крайней мере, подобные люди искренне желали служить воле простого народа15. Неудивительно, что Моммзена ввело в заблуждение сходство оптима- тов и популяров с консерваторами и либералами в британском парламенте. Последователи и критики немецкого историка, однако, смогли доказать — опираясь в основном на не столь философские высказывания Цицерона, — что римская политика работала совсем иначе. На самом деле в Риме не существовало политических партий в современном смысле — с внутренней организацией и сформулированной программой. В некоторые периоды оптиматы иногда могли включать в себя весь правящий класс Рима, а популяры обычно бывали одиночками, которые порой объединялись или подражали другим популярам, но, в сущности, им не хватало последовательности и преемственности на политической сцене. Трудно найти общую программу, позволяющую связать между собой политиков- популяров, и, хотя все они использовали один и тот же modus operandi — то есть обращение к народу напрямую, в обход сената, — к этой тактике иногда прибегали и политики-консерваторы. Обычно на выборах кандидаты не делали политических воззваний (если письмо Квинта Цицерона о соискании считать подлинным, то он советовал брату воздерживаться от политически обязывающих заявлений). На самом деле, люди занимались политикой, чтобы реализовать собственные ожидания: сохранить достойное место в римском обществе, достичь нового статуса, сообразного заслугам, помочь родным и друзьям. Их доблесть (virtus) должна была находить выражение в достигнутых ими должностях и в славе, приобретенной на службе государству, особенно на войне16. На чем же в таком случае строились союзы между сенаторами? Во времена Цицерона под такими союзами подразумевались личные связи, основанные на родстве или дружбе (amicitia) и скрепленные взаимным 15 Fen-ary 1982 (А 29); РегеШ 1982 (А 90): 25 слл.; Balsdon 1960 (F 14). 16 Earl 1961 (В 31): гл. 3; Strasburger 1939 (А 116); Meier 1966 (А 72): 116 слл.; Wiseman 1985 (А 132): 1-43.
66 Часть I обменом политическими и частными услугами (beneficia или officia). Последние включались в общее понятие «gratia», которое обозначало как благодарность кому-то за помощь, так и влияние, которое впоследствии приобретал благодетель. В идеале политические союзники должны были обладать духовной близостью интеллекта и темперамента и испытывать взаимную симпатию друг к другу; на деле же имели место более утилитарные отношения. Здесь наблюдается сходство с британской политикой XVIII в., и многие утверждения об этом периоде можно очень удачно применить к римской политике. Замечание Чарльза Джеймса Фокса (1749—1806), английского парламентария и политического деятеля: «Разве может человек быть счастлив, сотрудничая с теми, о ком имеет наихудшее мнение, и находясь в холодных отношениях — что неизбежно — со всеми теми, кого любит более всего, с кем проводит свою жизнь?» — вполне могло бы содержаться в трактате Цицерона «О дружбе». И Поздняя Римская республика, и британская политическая арена в XVTH в. представляли собой миры небольших политических группировок, построенных на семейных и дружеских связях, которые могли быстро распадаться и меняться, а член такой группировки нередко мог иметь несовместимые друг с другом обязательства17. Однако существуют и важные различия. Хотя и римские, и британские политики стремились к должностям и выгодам, которые те давали им самим и их друзьям, римская конституция не предполагала существования «правительства» какой-то политической группы. Вместо этого сенат полагался на постоянное согласие и сотрудничество высших магистратов ради политической стабильности. Также в Риме не существовало тех факторов, которые придавали последовательность свободному и динамичному взаимодействию в рамках британской политики, а именно базовая структура, включающая правительство и оппозицию, и обширные возможности для патроната, доступные правительству. Ближайшей параллелью такому патронату в Риме были должности легатов, трибунов и префектов в штабе полководцев, в частности у Цезаря и Помпея. Предоставление таких должностей и защита в суде, вероятно, представляли собой два важнейших способа приобретения друзей через оказание услуг. На основании свидетельств о регулярной взаимной поддержке друзей и родственников на выборах или в политических судебных процессах, а также об их совместных действиях в большой политике (что случалось реже), Мюнцер и его последователи утверждали, что политический курс в Риме определяли не большие, идеологически единые партии, а маленькие семейные клики: помогая своим членам приобретать магистратуры, командования и авторитет, они стремились стать фактическим правительством Рима и обрести господство в государстве в собственных интересах. Этот тезис вызывает некоторые проблемы. Первая состоит в следующем: для того периода, о котором мы располагаем самой подробной информацией (то есть время, охватываемое письмами Цицерона), свидетельства о 17 Pares R. King George III and the Politicians (Oxford, 1953): 75.
Глава 3. Политическая история, Ί46—95 гг. до н. э. 67 подобных кликах просто отсутствуют. Конечно, каждый политик, и не в последнюю очередь сам Цицерон, пытался завязать как можно больше личных контактов с множеством влиятельных людей и такими объединениями, как трибы, коллегии и сообщества (sodalitates), но подобные контакты не ограничивались теми партнерами, с которыми данный политик постоянно сотрудничал. В важном тексте, который датируется самым концом Республики, когда случился раскол между сторонниками Цезаря и Помпея, партийные чувства противопоставляются личным связям. Это упоминание о партийных чувствах не имеет параллелей в источниках, в отличие от личных связей (necessitudines), которые, как нам известно из сочинений Цицерона, в других случаях считались важным фактором на выборах18. Во-вторых, если предположить, что клики, описанные Мюнцером, существовали (хотя источники умалчивают о них), неясно, каким способом они регулярно мобилизовывали голоса, чтобы провести членов клики на должности или обеспечить принятие желательных для нее мер. В 142 г. до н. э. Сципион Эмилиан был обескуражен, когда Квинт Помпей, которого он считал соратником, порвал с ним и начал добиваться консульства, соперничая с Гаем Лелием, пользовавшимся поддержкой Сципиона. Сципион и Тиберий Гракх, не только кузены, но и свойственники (Сципион вступил в брак с сестрой Тиберия), были политическими врагами и еще больше отдалились друг от друга, когда Гракх женился на дочери Аппия Клавдия, противника Сципиона. Браки и усыновления порождали такую сложную сеть связей, что трудно выделить устойчивое соотношение между микрокосмом отдельного политика с его близкими и макрокосмом могущественных сенаторов (potentes) в целом. Такие выборы, как те, что проходили в 54 г. до н. э., способны спутать все наши представления о союзах. Высказывалось мнение, что подобная клика могла опираться на блок сторонников-клиентов, но ранее уже было показано, что для начала П в. до н. э. данная теория не подкреплена никакими свидетельствами19. Это не значит, что патроноклиентские отношения не имели значения. Современный рассматриваемым событиям документ, закон о вымогательствах (lex de repetundis), вырезанный в бронзе (см. с. 17 наст, изд.), доказывает обратное. Он запрещает людям, находящимся в патроно-клиентских отношениях с обвиняемым, выступать адвокатами обвинителя и свидетелями обвинения. Конечно, когда в опасности находилось само политическое существование человека или даже его гражданские права, он мог ожидать поддержки от друзей и близких, каких бы политических взглядов те ни придерживались (лучше всего это подтверждает список непримиримых между собой врагов, поддержавших Марка Скавра в 54 г. до н. э.)20. Однако важная особенность этих статей закона о вымогательствах состоит в том, что они отно¬ 18 Квинт Цицерон. Наставления по соисканию. 16—19; 30; Письма к близким. УШ.14.1; Meier 1966 (А 72). 19 Недавно это мнение было высказано в работе: Rouland 1979 (А 99); его критику см.: Brunt 1988 (А 19): 382 сл. 20 Gruen 1974 (С 209): 332-337.
68 Часть I сятся как к текущим, так и к прошлым патроно-клиентским отношениям: следовательно, с одной стороны, эти отношения были временными, а с другой — ожидалось, что даже после их разрыва некий остаточный эффект может сохраняться. В этом свете патроно-клиентские связи выглядят менее жесткими, и весьма вероятно, что они могли вступать в противоречие друг с другом. Само по себе расширение масштабов подкупа свидетельствует о том, что контроль аристократии над народом ослабевал, а не укреплялся. К римским обстоятельствам можно применить высказывание британского историка сэра Льюиса Нэмира (1888—1960) о Британии, в котором запугивание со стороны аристократии противопоставляется требованиям о благодеяниях, исходящим из низших слоев: «Коррупция представляла собой не душ, льющийся сверху <...> но струю, бьющую из скалы свободы, чтобы утолить требования народа»21. В ответ на подобные аргументы можно согласиться с тем, что клики не имели ни постоянного состава, ни доминирующего влияния, и рассматривать теорию клик как идеальную модель римской политической игры. И даже в этом случае остаются теоретические сложности. Утверждение Мюнцера о том, что «любая политическая партия борется за власть и господство в государстве»22 сегодня является для нас самоочевидной истиной, и его действительно можно принять как аналитическое определение слова «партия» и характеристику, отличающую партии от других политических союзов и групп давления. Однако не стоит называть римскую политическую группировку партией и наделять ее характеристиками, связанными с этим понятием сегодня. Римские клики боролись за должности для своих членов, но это не означало, что они пытались стать правительством, как это было в Британии XVIII в. Чтобы доказать подобный тезис, придется продемонстрировать, что голосование в сенате постоянно определялось принадлежностью к группировке, но это неверно даже для последних двенадцати месяцев Республики, когда цезарианцев и помпеянцев уже разделила линия фронта, и тем более неверно для работы сената в 133 г. до н. э. Что же касается оптиматов и популяров, то они действительно происходили из одного социального класса и были включены в присущую ему сеть личных и родственных связей, но это не дает оснований отрицать различие их идеологий, которое подчеркивал Цицерон. Существовали характерные для популяров темы: экономическое благосостояние народа, поддерживаемое за счет распределения земли и, позднее, хлебных раздач; защита свободы при помощи законов об обжаловании (provocatio), тайного голосования, уголовных судов и иных ограничений власти аристократии. Признанный список лидеров-популяров существовал и во времена Цицерона; начинался он с Гая Фламиния — трибуна и автора аграрного закона 232 г. до н. э. С другой стороны, их оппоненты вели речь о защите 21 Namier L. The Structure of Politics at the Accession of George III (2nd edn. London, 1968): 104. О подкупе при выборах в Риме см.: Lintott 1990 (А 66). 22 Münzer 1920 (А 79): 1.
Глава 3. Политическая история, 146—95 гг. до н. э. 69 закона и порядка, а также казны23. Конечно, сторонники одной идеологии порой рядились в политические одежды другой. Оптиматы могли из соображений целесообразности провести хлебный или аграрный закон в интересах народа, — как поступили Марк Ливий Друз (трибун 91 г. до н. э.) и Катон Утический, или же выставить себя популярами, чтобы добиться политического успеха, — как действовал Цицерон. О том, в какой мере политики-популяры ставили собственные выгоды выше интересов людей, которых будто бы представляли, можно судить по дальнейшему изложению событий, но само по себе наличие личных амбиций не означает, что человек вообще не защищает ничьи интересы, кроме собственных. Трудно выделить какие-то специфические дестабилизирующие факторы в римской политике после Третьей Пунической войны. Противоречия между властью сената и волей народного собрания были не в новинку. Скрытые трения между империем консула и авторитетом сената, с одной стороны, и трибунским противодействием — с другой, были заложены в конституции. Хотя римляне были склонны отождествлять «нововведения» с революцией, их конституцию постоянно изменяли законы и прецеденты, создававшие новые традиции, и если эти последние согласовывались с базовой этикой общества, то были приемлемы. Тем не менее, существование двух разных политических традиций потенциально могло породить конфликт. К этому следует добавить политическое влияние извне (не говоря о социальных и экономических трудностях, к которым мы вскоре обратимся). Если свою историю римляне начали осмысливать благодаря влиянию греков, то и свою конституцию они стали рассматривать сквозь призму греческой философии. Еще до публикации сочинения Полибия римляне уже обсуждали свою политику в греческих терминах. Имеются сведения о постоянных контактах Сципиона Эмилиана, его племянника Квинта Туберона, Гая Лелия и Тиберия Гракха с греческими мыслителями. Теоретические исследования могли укрепить как олигархические, так и демократические симпатии римских политиков и отвратить этих людей от компромиссов. Говоря конкретнее, некоторые политические мероприятия досулланского периода, видимо, отражают политические методы и правовые процедуры афинской демократии24. II. Аграрный вопрос и экономика Даже античные авторы, озабоченные прежде всего изменением консшту- Ции и моральным упадком, не игнорируют экономические и социальные условия П в. до н. э. Аппиан и Плутарх дают в целом согласованное описание аграрной проблемы, которую Тиберий Гракх пытался решить при 23 Цицерон. Учение акаделликов. 11.13; Цицерон. В защиту Сестия. 98; Саллюстий. Югуртинская война. 31; Саллюстий. История. 1.55; Ш.48М. 24 Плутарх. Эллилий Павел. 6.8—10; Тиберий Гракх. 8.6; Цицерон. Тускуланские беседы. ϊν.4-5; Hassall, Crawford, Reynolds 1974 (В 170): 219; Nicolet 1972 (F 124): 212 слл.
70 Часть I помощи своих законов, и рассказ указанных римских историков лег в основу пространных объяснений, которые предлагают современные исследователи. Согласно Аппиану, римляне использовали землю, завоеванную в ходе покорения Италии, чтобы награждать и укреплять благосостояние земледельцев, из числа которых они набирали солдат. На возделанной земле римляне либо основывали новые города, то есть колонии, либо раздавали, продавали или сдавали в аренду частным лицам наделы, предназначенные для пожизненного пользования; не обрабатываемую из-за военных действий землю они формально не распределяли, но желающим разрешали возделывать ее за определенную ренту: 10% — с зерновых, 20% — с фруктов либо определенный налог с головы рогатого скота. Следует подчеркнуть, что последняя категория земель оставалась собственностью римского народа (ager publicus), так же как и земли, сдаваемые в аренду, и даже часть проданной земли (trientabula, которые предоставляли богатым людям в возмещение займов, взятых во время Второй Пунической войны). Источники сообщают, что на практике богатые стали произвольно монополизировать государственные земли, приобретая участки с помощью убеждения или силы и возделывая их силами рабов, а не свободных людей, которых могли забрать на военную службу. Так богачи богатели, рабы множились, а бедняки нищали и вымирали. Был принят закон, запрещавший владеть более чем пятьюстами югерами государственной земли (сто двадцать пять гектаров или около трехсот акров), но он не соблюдался. Поэтому Гракх не только порицал несправедливость по отношению к воинам, сражавшимся за Рим, но и предупреждал, как опасно заменять потенциальных солдат рабами, которые не могут быть призваны в армии, зато могут восстать25. Историки XX века, от Тенни Франка и Ростовцева до Тойнби и Бранта26, считали, что концентрация государственной земли в руках состоятельных людей представляла собой лишь одну грань более глобальной перемены в римском сельском хозяйстве — роста крупномасштабной «капиталистической» эксплуатации, — затронувшей как государственную землю, так и владения отдельных граждан. Богатство, ставшее плодом завоеваний, — военная добыча, торговые прибыли, доходы частных лиц от государственных предприятий (такие как налоговые контракты и снабжение армий за рубежом), — концентрировалось в руках высших сословий. Они стремились сохранить и приумножить это богатство, инвестируя его в сельское хозяйство, обещавшее наивысшие прибыли. В этом они руководствовались трактатами эллинистических авторов о сельском хозяйстве, в особенности сочинением карфагенянина Магона, которое перевели на латинский язык Децим Силан и Катон Цензор, написавший также собственную книгу на ту же тему на родном языке. В этих работах утверждалось, 2о Аппиан. Гражданские войны. 1.7.26—10.40; Плутарх. Тиберий Гракх. 8; Greenidge— Clay: 1—4; TibÜetti 1948 (С 142); TibÜetti 11950 (С 143). 26 Frank1920 (А 34); Rostovtzeff 1926 (А 97); Toynbee 1965 (А 121); Brunt 1971 (А 16).
Глава 3. Политическая история, 746—95 гг. до н. э. 71 что землю лучше всего использовать для производства вина и масла на продажу и для крупномасштабного разведения крупного рогатого скота — прежде всего силами рабов. Крестьянин или скромный землевладелец, чей участок возделывали члены его семьи и чью работу мог прервать призыв на военную службу, не способен был соперничать с таким масштабным и экономически рационализированным ведением хозяйства. Поэтому бедняки, лишившиеся земли, стали жертвами не только несправедливости и насилия, но, что даже хуже, жестоких экономических законов. Другие античные источники по большей части подтверждают достоверность рассказа Аппиана о состоянии государственной земли, который восходит, вероятно, к мемуарам его современника — Гая Гракха, писавшего о трудах своего брата, — и к истории Гая Фанния, придерживавшегося противоположных воззрений. Существование досадного для сенаторов закона, который запрещал владеть более чем пятьюстами югеров государственной земли и ограничивал выпас скота, засвидетельствовано в речи Катона, произнесенной в 167 г. до н. э., и многие исследователи считают, что указанные ограничения ввел как раз в этот период некий законодатель, а не Гай Лициний Столон в IV в. до н. э., как считал Варрон. Хозяев, превышавших нормы выпаса скота на государственной земле, привлекали к суду эдилы; в то же время восстания пастухов и других рабов свидетельствуют о росте крупных латифундий на юге Италии. После Второй Пунической войны римляне путем конфискаций приобрели там много государственной земли, в том числе территории, принадлежавшие ранее городам и селам. В 173 г. до н. э. консул Луций Постумий был направлен на Кампанское поле (ager Campanus), чтобы прекратить там незаконный захват государственных земель. В этой области любое крупное хозяйство, по-видимому, должно было включать в себя производство вина, оливок и выращивание зерновых, возможно, с использованием бригад рабов, как это делалось на Сицилии27. Также важно отметить, что именно в это время появляются интердикты — законные предписания, предназначенные для подтверждения или восстановления владения, прежде всего насильственно утраченного (главный интердикт «uti possidetis» был принят до 161 г. до н. э.). Нет сомнений и в том, что приобрести рабов было легко. Например, в 168/167 г. до н. э. Луций Эмилий Павел, отец Сципиона Эмилиана, обратил в рабство 150 тыс. жителей Эпира, а в 177 г. до н. э., в свое консульство отец Тиберия Гракха, как сообщается, привез с Сардинии еще больше невольников. О великих восстаниях рабов на Сицилии, первое из которых совпало по времени с трибунатом Тиберия Гракха, уже говорилось в рассказе о провинциях (с. 39—41 наст. изд.). Сообщается, что магистрат, участвовавший в его подавлении, вернул италийским владельцам девятьсот семнадцать рабов. В это же время вспыхивают бунты рабов и в самой Италии: в Мин- турнах, например, в нем приняли участие 4 тыс. человек. Гай Гракх рас¬ 0RF: фр. 167; Ливий. XLIL1-8; TibÜetti 1948 (С 142): 191 слл. 27
72 Часть I сказывает, что его брат Тиберий впервые замыслил свои законы, когда по дороге из Рима в Пизу увидел в Этрурии скованные цепью бригады рабов28. Но ни один источник не дает нам представления об общих масштабах и региональных особенностях роста крупных владений за счет бедняков. Тем не менее, представляется, что общая канва событий, очерченная у Аппиана, не противоречит другим свидетельствам. Гораздо сложнее выдвинуть правдоподобную гипотезу об общем состоянии сельского хозяйства в Италии и его социальных последствиях. Заметки Катона очень важны, но их невозможно положить в основу огромной теоретической надстройки. Прибыль от римских завоеваний и распространения италийской торговли стекалась в частные руки, и эти деньги нужно было куда-то вкладывать. Одни, как мы уже видели, инвестировали их в собственность за рубежом (гл. 2, passim наст, изд.), другие — в серебро и предметы роскоши, но большая часть этих средств использовалась для покупки земли в Италии. В сочинении Катона содержались советы, как лучше это сделать, причем он не ставил задачу непременно максимизировать прибыль, но, скорее, учил, как не промотать состояние: если распоряжаться им с умом, оно принесет своему обладателю как материальную выгоду, так и хорошую репутацию. Наиболее удачными вложениями Катон считал виноградник, орошаемый сад, ивняк и масличный сад, причем именно в таком порядке. Следующие места в его списке занимали скотоводство и выращивание зерновых. Катон не мыслил огромными площадями: оптимальное количество инвентаря и численность рабочих он рассчитал для виноградника в сто югеров и масличного сада в сто двадцать или двести сорок югеров. В сохранившейся части его работы не рассматривается ни экономическая составляющая скотоводства, ни надлежащее соотношение угодий в смешанном хозяйстве, хотя и предполагается, что навоз животных их владелец будет использовать для удобрения собственных зерновых и фруктов29. Сама по себе идея смешанного хозяйства существовала уже во времена Гомера, и даже Ростовцеву пришлось признать, что не существует убедительных свидетельств о технологических новшествах в сельском хозяйстве в эллинистическую эпоху. (В Италии исключением была оливковая мельница.) Из сочинений, посвященных сельскому хозяйству, римляне, скорее, черпали сведения о наилучшем распределении денег и труда. Оно не обязательно требовало крупных вложений: сельскохозяйственную систему «виллы» (термин Катона), которую Катон рекомендует к владению, можно было обустроить на участке в сто — двести югеров, что соответствует размеру наделов в колониях — например, тех, что в Африке основал Гай Гракх. Однако богачи, конечно, могли владеть множеством таких хозяйств, крупных по сравнению с обычными крестьянскими наделами, но 28 Lintott 1968 (А 62): 126; Полибий. XXX. 15; Ливий. XLI.28.8; О знаменитых мужах. 57.2; ILLRP 454; Орозий. V.9.4 сл.; Обсеквент. 27—27Ь; Плутарх. Тиберий Гракх. 8.9. 29 Катон. О сельском хозяйстве. 1.7; 3.5; 10—11; cp.: 3.2.
Глава 3. Политическая история, 746—95 гг. до н. э. 73 маленьких в сопоставлении с поместьями последующего времени; свидетельства, относящиеся к эпохе Цицерона, показывают, что это было обычной практикой. Более того, крупные инвестиции в скотоводство требовали гораздо более обширных участков (особенно когда вошел в обычай сезонный перегон скота между зимними и летними выпасами), и это тоже могло стать причиной монополизации государственной земли богачами30. Сегодня довольно малочисленные археологические свидетельства дают возможность отчасти проверить эту гипотезу. Сохранились остатки «вилл», служивших центрами поместий состоятельных людей. В них находились давильни для винограда, оливковые мельницы, чаны для хранения и помещения для рабов, а также приемные комнаты, портики и перистили для владельцев. Эти сведения дополняются находками с затонувших кораблей и из портовых складов, дающими сведения об экспорте вина, одного из излюбленных продуктов Катона, на запад Средиземноморья. Большинство республиканских вилл датируется археологами I в. до н. э., но для некоторых вилл в Лации, Кампании, на Косанском поле (Ager Cosanus) и, вероятно, в Самнии подтверждена датировка П в. до н. э. Однако во П в. до н. э. существование таких ферм не привело к упадку небольших хозяйств. Эти последние археологически засвидетельствованы на Косанском поле, на востоке Самния, на Фалернском поле (ager Falernus) и в Кампании, а также, вероятно, в южной Этрурии (хотя в последнем случае свидетельства ставились под сомнение), и следует полагать, что они были и в других местах, исходя из того, что в пору сбора урожая на виллах требовались свободные рабочие. Также эти небольшие хозяйства должны были обеспечивать некий местный рынок, чтобы вилла могла снабжать всем необходимым свои удаленные пастбища. Словом, если вынести за скобки сообщения источников о состоянии государственной земли (ager publicus), в остальном нет серьезных оснований предполагать, что во П в. до н. э. всё независимое мелкое землевладение пришло в упадок. Однако мы уже можем видеть корни той системы ведения сельского хозяйства, которая ко временам Раннего принципата обусловила колоссальную концентрацию земли в руках немногих собственников и привела к возникновению латифундий, о которых говорит Плиний Старший31. Столь же трудно конкретизировать сообщения Аппиана о социальных условиях жизни в Италии. У нас нет причин сомневаться, что бедные земледельцы, обитавшие на государственной земле, либо были безземельными, либо испытывали давление со стороны крупных землевладельцев, прежде всего тех, кто занимался скотоводством. Проблемой стало распространение этого явления и воздействие на военную силу Рима. Согласно цензорской оценке, численность взрослых мужчин (capita) постепенно снизилась с 337 022 человек в 164/163 г. до н. э. до 317 933 30 Brunt 1971 (А 16): 371—375; Gabba, Pasquinucci 1979 (G 95). 31 Giardina, Schiavone 1981 (G 104); Rathbone 1983 (G 208); Rathbone 1981 (G 207); Fre- deriksen 1970-1971 (B 292); но cpLiverani 1984 (B 308)); Gamsey 1979 (G 97); Celuzza, Re- g°li 1982 (B 270); Cotton 1979 (B 280).
74 Часть I человек в 136/135 г. до н. э., хотя в этот период по сравнению с предыдущими шестьюдесятью годами на войне не могло гибнуть так много людей. Гипотеза о том, что эти цифры включают лишь тех, кто удовлетворял имущественному цензу одного из пяти классов центуриатных коми- ций, не подтверждается источниками и опровергается тем, что людей, не входивших в эти классы, называли «capite censi»31a. Более вероятно, что цифры обозначают общее число взрослых мужчин или по меньшей мере тех, кто исполнял свой гражданский долг и регистрировался при переписи (экономический кризис вполне мог привести к уклонению от нее). Если принять во внимание, что во П в. до н. э., несомненно, было отпущено на свободу значительное, хотя и не поддающееся исчислению, количество рабов, что должно было увеличить цензовые цифры при условии сохранения прежней рождаемости и смертности среди «старых» граждан, то обнаруживается либо сокращение численности населения, либо уклонение от ценза. Но, чтобы оценить воздействие этой тенденции на военную мощь Рима, нужно понять, какую долю в общих цензовых цифрах составляли assidui, то есть лица, зачисленные в первые пять классов и подлежавшие регулярному призыву на военную службу. На самом деле общая численность граждан, подсчитанная в ходе ценза в середине П в. до н. э., превышала аналогичную цифру для периода до Второй Пунической войны. Численность «ассидуев» около 130 г. до н. э. исследователи оценивают в диапазоне 75 тыс. — 200 тыс. человек. Если верна последняя цифра, то существенной нехватки граждан для службы в армии не наблюдается, а если первая — то нехватка налицо32. Ввиду такой неопределенности заманчиво было бы поверить Тиберию Гракху и сказать, что кризис, видимо, был тяжелым; однако не исключено, что эта точка зрения была субъективной и основывалась на том, что Тиберий видел сокращение числа свободных граждан на полях и знал о трудностях с набором солдат. Опрометчиво было бы считать, что, подобно современным чиновникам, он провел тщательные подсчеты, тем более что из дошедших до нас сообщений о Тиберии Гракхе складывается образ человека, который руководствовался прежде всего нравственным представлением о том, каким должно быть италийское общество. Некоторые исследователи высказали мнение, что к аграрным проблемам добавился кризис в самом городе Риме, вызванный ростом населения и недостатком рабочих мест. Однако тому мало свидетельств. После переоценки денария с десяти до шестнадцати ассов, произведенной ок. 140 г. до н. э., чеканка серебряных монет не сокращалась, и повышение их курса даже вызвало рост денежной массы, находившейся в обращении. После 138 г. до н. э. не наблюдается также существенного сокращения объемов государственного строительства. Однако, хотя в эти годы ничто не 31а То есть «те, кого считают по головам». Такое название подразумевает, что их тоже учитывали во время переписи. — С.Т. 32 Brunt 1971 (А 16): 22-25, 75-77; Astin 1967 (С 2): 337; Rich 1983 (С 121): 294-295; ср. таблицу результатов цензов на с. 695—697 наст. изд.
Глава 3. Политическая история, 146—95 гг. до н. э. 75 указывает на безработицу среди городского плебса, снабжение города продовольствием вызывало серьезные трудности. Недавно обнаруженный документ из Фессалии показывает, что некий эдил Квинт Метелл закупал там зерно. Он приобрел около 450 тыс. модиев пшеницы; в последние годы Республики такой объем зерна позволил бы снабжать плебс города Рима примерно два с половиной месяца, но в рассматриваемое здесь время пшеницы должно было хватить на вдвое больший срок. Вероятно, закупка состоялась весной или в середине лета, до нового урожая на Западе, когда зерно было наиболее дорогим. Скорее всего, это была кризисная мера, направленная на преодоление внезапного дефицита. Он мог возникнуть из-за восстания рабов на Сицилии в 135 г. до н. э. или из-за нашествия саранчи на Африку в 125 г. до н. э.33. Цены на зерно сильно различались в разные сезоны и в разных областях, а тем более — в особых обстоятельствах, когда вдруг возникала его нехватка. Согласно Полибию, в 211 г. до н. э., во время голода, взвинченные цены в Италии доходили до десяти сестерциев за модий зерна, при этом во второй половине П в. до н. э. в Лузитании и Цизальпийской Галлии можно было встретить удивительно низкие цены: соответственно, один сестерций и около одного асса за модий зерна. Ливий пишет о ценах в четыре асса и два асса за модий во время специального распределения зерна в 200 г. до н. э. В сравнении с теми ценами, что бытовали в эллинистическом мире в эту эпоху, данные цены невелики: там эквивалентный объем зерна стоил не менее денария (= четыре сестерция = десять ассов). О средневзвешенных ценах на хлеб в Риме в середине П в. до н. э. можно только догадываться; по- видимому, они не достигали денария за модий. Неясно также, повлияла ли на эти цены переоценка денария и если «да», то как именно. Единственной наводкой может служить цена, которую назначил Гай Гракх для своего распределения зерна: 61/3 асса за модий34. Эта сумма так же относится к четырем ассам, как переоцененный денарий — к дореформенному, и это, вероятно, свидетельствует о том, что цена товаров ежедневного потребления, исчисляемая в бронзовых ассах, повысилась в той же пропорции, что и цена серебра. В завершение этого обзора стоит вернуться к тому социально-экономическому фактору, которому античные источники придавали наибольшее значение, — к огромному богатству высших классов, которое олицетворяет, вероятно, неточное, но показательное свидетельство Цицерона о состоянии Публия Лициния Красса Муциана (консула 131 г. до н. э.), получившего прозвище Богатый: 25 млн. денариев. Такое состояние давало огромные возможности для приобретения политической поддержки. Первый закон против подкупа избирателей (ambitus) был принят в 181 г. до н· э., через год после закона Орхия — первого закона против роскоши, 33 Crawford 1974 (В 144) П: 640 слл.; СоагеШ 1977 (G 42): 17—18; Gamsey, Gallant, Rath- bone 1984 (В 156). Ср.: Цицерон. Против Берреса. П.3.72; Орозий. V.11. 2—5. 34 Схолии из Боббио. 135 St.; Асконий. Калшентарии к речи Цицерона против Пизона. ЬС; ср.: Риторика для Геренния. 1.21; Gamsey, Rathbone 1985 (С 60).
76 Часть I который ограничивал расходы на званые обеды. В 161 г. до н. э. последовал закон Фанния, а в 143-м закон Дидия распространил его ограничения на всех римлян в Италии. Это свидетельствует о том, что пристрастие к показной роскоши было присуще не только правящему классу35. В Италию ввозилось множество рабов и предметов роскоши, пользовавшихся спросом у богачей. Одной из причин переоценки денария и сестерция, судя по всему, стал рост спроса и повышение рыночных цен на серебро, поскольку оно использовалось для изготовления ножей, тарелок и прочей домашней утвари. Расходы состоятельных людей стимулировали экономическую жизнь в городах и создавали рабочие места для свободных бедняков и рабов, прежде всего в сфере строительства и розничной торговли. Однако за это пришлось заплатить немалую цену, поскольку экономическая мощь и импульсы теперь сконцентрировались в узком кругу. И Катон Цензор, и Сципион Эмилиан, и Луций Кальпурний Пизон, историк и консул 133 г. до н. э., хором осуждали расточительство и восхваляли древнюю умеренность. Люди, подобные им, видели политические последствия роста богатства, хотя никто из них не мог предложить лекарства от этой болезни — лишь паллиативы. III. Римская политика ПОСЛЕ ПАДЕНИЯ КАРФАГЕНА В первые годы после разрушения Карфагена наметились две яркие особенности политической жизни: трибуны развили бурную деятельность, а самые влиятельные люди в государстве стали всё чаще попадать в неприятные истории36. В 145 г. до н. э. Гай Лициний Красе предложил закон, предусматривавший назначение жрецов путем избрания, а не кооптации, и это предложение стало еще привлекательнее для народа благодаря тому, что трибун развернулся на рострах и обратился ко всему форуму, а не к более узкой аудитории, собравшейся в комиции. Гай Лелий, друг Сципиона Эмилиана и претор 145 г. до н. э., сумел помешать Крассу, напомнив народу о традициях. В следующем году был принят закон против роскоши — закон Дидия (см. выше), распространивший на всю Италию действующие ограничения расходов на пиры. Затем, в 142 г. до н. э., Сципион провел особенно суровый ценз, в ходе которого произнес речь о важном значении собственной должности. Однако во время консульских выборов на 141 г. до н. э. его кандидат Лелий потерпел поражение из-за того, что Квинт Помпей (друг Сципиона, который должен был поддержать Лелия) отвернулся от него и сам стал добиваться консульства. Более 35 Цицерон. О государстве. Ш.17; Shatzman 1975 (А 112); Lintott 1972 (А 63): 631—632. 36 Основные ссылки на излагаемые ниже события можно найти в MRR и Greenidge— Clay. Ссылки, приведенные в сносках, выбраны или в силу их особой значимости, или из-за сложной находимости. Политическая история 146—133 гг. до н. э. хорошо описана в работе: Astin 1967 (С 2): 97—136, 175—189. Также см.: КИДМ УШ: 238—244.
Глава 3. Политическая история, 746—95 гг. до н. э. 77 того, в 140 г. до н. э. трибун Тиберий Клавдий Азелл обвинил перед народом самого Сципиона за злоупотребления во время нахождения того на должности цензора. Это произошло потому, что Сципион унизил Азелла, понизив его в ранге до всадника. Однако успеха Азелл не добился; не удалось ему и помешать отъезду консула Квинта Сервилия Цепиона в испанскую провинцию; вероятно, эту попытку Азелл предпринял в ходе спора с консулом по поводу набора войска. Известно также, что консуляр Аппий Клавдий (будущий тесть Тиберия Гр акха) добился постановления сената, согласно которому отныне в год можно было проводить не более одного набора. В этом же 140 г. до н. э. Лелий, который добился наконец консульства, внес аграрный закон, чтобы покончить с монополизацией государственной земли богачами, но тут же отозвал его, встретив сопротивление тех, чьи интересы этот проект задел. В 139 г. до н. э. один из трибунов добился настоящего успеха. Авл Га- биний провел первый закон о тайном голосовании: оно учреждалось на выборах. Мы ничего не знаем об обстоятельствах принятия этого закона. Несомненно, он был представлен как прорыв в борьбе за свободу (libertas) народа — и таковым в самом деле являлся, — но его можно было назвать и ударом по коррупции, ибо взяткодатели лишились возможности проверить, кто проголосовал за них; такой закон был приемлем и для политиков, опасавшихся демагогической агитации, вроде той, что использовал Квинт Помпей. В следующем году двое энергичных трибунов — Гай Ку- риаций и Секст Лициний — создали прецедент, отправив в тюрьму консулов за то, что они не разрешали трибунам освобождать людей от набора. Куриаций также надавил на консулов, чтобы обеспечить специальные закупки зерна, наподобие той, что, как сообщается в фессалийском документе, провел Квинт Метелл (см. с. 75 наст. изд.). Выступая в народном собрании против этого предложения, Сципион Назика заставил сходку замолчать, заявив: «Граждане, прошу вас умолкнуть: я куда лучше вас понимаю, что полезно для государства». Удалось закупить зерно или нет — неизвестно. Однако голод выгнал бедняков на улицы, и одному из трибунов, умершему в должности, народ устроил почетные похороны. Примечательны и некоторые оправдательные приговоры. Два бывших наместника были обвинены в незаконном вымогательстве денег у провинциалов (de repetundis) и, несмотря на свою вражду со Сципионом (или наоборот, как раз благодаря этой вражде), а также, вероятно, пустив в ход взятки, спаслись. Более того, группа государственных подрядчиков (publicani), взявшая на откуп смолокуренные работы в Сильском лесу в Калабрии, была освобождена от обвинений в убийствах, совершенных бандами их рабов. Тем временем, по другую сторону Мессинского залива, по- видимому, уже начиналось Первое Сицилийское восстание рабов. Второй закон о тайном голосовании — закон Кассия, касавшийся суда народного собрания (по делам, не предусматривавшим смертной казни), был принят в 137 г. до н. э., после того, как Сципион Эмилиан убедил трибуна Анция Бризона не накладывать на него вето. Возможно, трибун исключил из своего закона преступления, каравшиеся смертью, чтобы
78 Часть I снять изначально высказанные возражения против законопроекта, предмет которого был для аристократов более значимым, чем выборы, поскольку народный суд потенциально мог их погубить. Однако 137 год до н. э. больше известен скандалом, разразившимся из-за договора, который заключили Гай Гостилий Манцин и его квестор Тиберий Гракх, попав в окружение к нумантийцам в Испании. Ранее, в 140 г. до н. э., Помпей сам отрекся от позорного соглашения, достигнутого с этим же народом в менее отчаянных обстоятельствах. По этому вопросу ничего не предпринималось до тех пор, пока Манцин и его квестор не вернулись в Рим, где действия обоих — и Помпея, и Манцина — расследовал трибунал под председательством консула 136 г. до н. э., Фурия Фила, среди советников которого были Сципион Эмилиан и Лелий. Они вынесли следующее решение (и Манцин согласился с ним): аннулировать договор и выдать обнаженного и закованного Манцина испанцам во искупление религиозного нечестия, вызванного нарушением его обещания. Народное собрание приняло это предложение. Гракх не подлежал выдаче, хотя благодаря своему влиянию среди испанцев, унаследованному от отца, и сыграл важную роль в заключении договора. Эти решения были спорными, и, возможно, ради их обоснования была намеренно переписана история соглашения, заключенного с самнитами в 321 г. до н. э. у Кавдинского ущелья, о которой напоминают изображения на денариях Тита Ветурия, отчеканенных в разгар скандала вокруг Манцина, хотя решение, принятое в 236 г. до н. э. по делу претора Сардинии, служило бы более свежим прецедентом36*. Сципиона подозревали в том, что он посодействовал своему родственнику, но Гракх в любом случае пользовался популярностью в армии, которую помог спасти. В свою очередь Гракх негодовал из-за того, что утратил репутацию честного человека (fides) в глазах испанцев, и именно этим возмущением вкупе со страхом перед сенатским расследованием Цицерон объяснял отход Гракха от дела оптиматов37. Тем временем в Испании проконсул Лепид вопреки воле сената начал войну, не добился успеха и в итоге был лишен командования, а позднее, в Риме, предстал перед судом и был оштрафован. Вследствие поражений в 36а В 321 г. до н. э. римская армия была окружена самнитами в Кавдинском ущелье, и ради ее спасения консулы Тит Ветурий Кальвин и Спурий Постумий Альбин заключили мирный договор с противником. Денарии Тиберия Ветурия (родственника Гракха и, возможно, потомка консула 321 г. до н. э.) отчеканены в 137 г. до н. э., на их реверсе изображена сцена принесения обета при заключении мирного договора. По мнению М. Кроуфорда (см. след, сноску), Ветурий, следуя ранней версии этой истории, представил Кавдинский мир в благоприятном свете, чтобы поддержать Нумалтайский мир. Но в это же время была создана неблагоприятная версия истории о Кавдинском мире, изложенная у Ливия (IX. 1—11): согласно этой версии, сенат не признал заключенное соглашение и в возмещение его нарушения выдал самнитам консулов со всем их штабом. В 236 г. Марк Клавдий Клинея, легат (не претор) консула Гая Лициния Вара, самовольно заключил мирный договор с жителями Корсики (не Сардинии), который затем был расторгнут сенатом, а сам Клавдий — выдан корсиканцам (Валерий Максим. VI.3.3; Зонара VTH.18) — С.Т. 37 Crawford 1974 (В 144) I: No 234; Crawford 1973 (F 39); Цицерон. 06 ответах гаруспи- ков. 43.
Глава 3. Политическая история, 146—95 гг. до н. э. 79 Испании и восстания рабов, разгоревшегося одновременно на Сицилии, в 135 г. до н. э., в соответствии с постановлением сената, был принят плебисцит, который освободил Сципиона от действия закона, запрещавшего повторное избрание на консульство. Тем не менее, когда в 134 г. до н. э. он стал консулом и получил в управление Испанию, сенат не позволил ему набрать новые войска и не выделил наличных денег. Тогда Сципион взял с собой группу клиентов и друзей из Италии, а также отряды, направленные к нему другими городами и чужеземными царями. Среди его спутников был и младший брат Тиберия Гр акха — Гай, а также Гай Марий, всадник из Арпина, и нумидийский царевич Югурта. IV. Тиберий Гракх В десятилетие, предшествовавшее трибунату Тиберия Гракха, в установках сената и народного собрания проявилась немалая двойственность. С одной стороны, сенат всё ещё оставался тем же органом, под руководством которого были одержаны победы над Карфагеном, Сирией и Македонией, он пекся о военной славе Рима и старался не проявлять слабость, с другой — пришло понимание, что ресурсы Рима не бесконечны, и некоторые сенаторы были готовы признать, что дома не всё благополучно. В свою очередь, народное собрание по-прежнему любило великих полководцев, но народ, испытывавший лишения из-за военной службы, нехватки зерна и земельных проблем, становился более своенравным, нежели прежде. Когда в декабре 134 г. до н. э. Тиберий Гракх был избран трибуном, его, видимо, уже считали другом народа, и надписи на общественных зданиях и памятниках призывали его добиться возвращения незаконно оккупированных излишков государственной земли. Этот вопрос уже поднимался в консульство Лелия; но от Гракха, выходца из самого сердца нобилитета (его отец был дважды консулом и занимал должность цензора) можно было ожидать больших успехов. Его законопроект был довольно мягок по отношению к нарушителям. За лицами, которые владели государственной землей без формального договора аренды, закреплялось по пятьсот югеров (сто двадцать пять гектаров) земли в безвозмездном пользовании, а также еще по две с половиной сотни югеров — на каждого ребенка. Освободившуюся землю комиссия триумвиров должна была распределить между бедняками, причем полученные наделы запрещено было продавать. То есть владелец вполне мог сохранить по меньшей мере одно поместье-виллу на земле, которая некогда была полностью государственной. Сложность возникла с комиссией, поскольку она имела право распределять участки по собственному усмотрению, а значит, триумвиры могли от имени народа потребовать возврата самой лучшей земли, а также земли, служившей обеспечением долгов и приданого. Вероятно, этот вопрос вызвал большие споры, судя по свидетельству Плутарха о том, что с°противление, оказанное Гракху, побудило его добавить в закон требо¬
80 Часть I вание о немедленном освобождении всех земельных владений, превышавших лимит, установленный законом38. Многие важные детали этого, казалось бы, незамысловатого законопроекта, остаются нам неизвестны. Мы не знаем, во-первых, какой правовой статус имели как прежние, так и новые владельцы государственной земли, во-вторых, кто имел право получать земельные наделы и, в частности, могли ли участвовать в распределении союзники; в-третьих, каков был размер новых участков. Здесь самым важным свидетельством является аграрный закон 111 г. до н. э., начертанный на одной из сторон так называемой «Бембийской таблицы». Судя по всему, этот закон завершил процесс межевания и перераспределения земли, начатый в 133 г. до н. э. В первых десяти строках закона 111 г. до н. э. перечислялись типы земли и строений, которые в 133 г. до н. э. являлись государственными, а потом тем или иным образом были распределены, и все они объявлялись частной собственностью, подлежавшей регистрации во время ценза. Закон освобождал их от арендной платы и налогов. В сохранившейся части текста нет и намека на то, что этот закон повторял старое условие, хотя очевидно, что после 133 г. до н. э. статус изначально государственной земли серьезно изменился. В частности, представляется, что до 111 г. до н. э. как держатели государственной земли, чьи наделы не превышали установленных границ, так и получатели новых наделов, могли передавать свои участки по наследству, и права новых владельцев были признаны законом. В литературных источниках сообщается, что в 133 г. до н. э. Тиберий Гракх запретил отчуждение новых наделов путем продажи, хотя, вероятно, их можно было передать по наследству, и что только закон, принятый через несколько лет после смерти Гая Гракха, предоставил держателям право продавать их наделы. Более того, Гай Гракх обложил новые наделы арендной платой. После Гая Гракха трибун Спурий Торий обложил арендной платой и те участки, которые остались в руках изначальных владельцев, причем его закон разрешал им сохранить законно занимаемые земли39. В римском праве государственная и частная собственность — это две взаимоисключающие категории, между которыми не было промежуточной ступени. Тем не менее, законодательство Гракха учредило такие категории земли, которые имели характеристики как государственной, так и частной собственности, и правовое определение их итогового статуса вызывало проблемы, которые разрешил только закон 111 г. до н. э., установивший, что большая часть наделов должна считаться частной собственностью. Автор настоящей главы склонен полагать, что до закона 111 г. до н. э. государственная земля не переводилась в категорию частной (исключая случаи прямого обмена государственных участков на частные, упомянутые в тексте этого закона), и, более того, что до 111 г. до н. э. владение государственной землей формально не могло учитываться при проведе¬ 38 Аппиан. Гражданские войны. 1.9.37; 10.39; Плутарх. Тиберий Гракх. 8.10; 10.4. 39 Аппиан. Гражданские войны. 1.10.38; 27.122; Плутарх. Гай Гракх. 9.4.
Глава 3. Политическая история, /46—95 гг. до н. э. 81 нии ценза и влиять на цензовый статус гражданина. Если так, то закон Тиберия Гракха нельзя истолковать как попытку увеличить число граждан, подлежащих призыву, путем предоставления беднякам имущества, достаточного для причисления их к ассидуям (см. с. 74 наст, изд.); такая политика в любом случае была бы недальновидной, если конечной целью Гракха являлась поддержка жизнеспособных крестьянских хозяйств, что должно было привести к повышению рождаемости. Если Аппиан и Плутарх верно передали суть выступлений Тиберия Гракха и некоторые его выражения, то оратор говорил о нищете и обезлюдении Италии в целом, а не только сельской местности, занятой римлянами. Латины и италийские союзники, владевшие избыточными наделами государственной земли, почти наверняка пострадали от его закона, но, помимо речей Гракха, нет ясных свидетельств о том, что бедные италийцы извлекли выгоду из этой меры. Действительно, по словам Аппиана и Цицерона, вплоть до 129 г. до н. э. работа земельной комиссии причиняла ущерб латинам и союзникам, поскольку договоры с ними нарушались. В законе 111 г. до н. э. упоминается римская государственная земля, находящаяся во владении латинов или союзников, но это лишь участки, сданные в аренду цензорами, либо переданные одним блоком для использования общиной, либо предоставленные тем союзникам, которые до принятия закона входили в некую особую категорию (первые два класса земли остались государственными и после 111 г. до н. э.). Земля, предоставленная комиссией отдельным лицам из числа союзников, будь то новые получатели или прежние владельцы, не могла упоминаться и в лакуне в первых десяти строках текста закона, поскольку в этом месте говорится о земле, которая, в соответствии с римским правом, объявляется частной и подлежит регистрации в ходе ценза. Более того, передача земли союзникам в частную собственность повлекла бы за собой правовую проблему. За исключением латинов, которые имели право владеть в Риме имуществом (nexum или commercium), иноземцы (peregrini) не могли быть собственниками римской земли, кроме случаев, когда Рим специально предоставлял им это право или передавал земельный участок их общине. Неграждане могли пользоваться римской государственной землей на правах арендаторов или владельцев, но не могли получить ее в собственность, что позволило бы передавать ее по наследству или продавать. Из текста закона 111 г. до н. э., как кажется, вытекает, что крупномасштабной передачи римской земли союзникам в частную собственность не проводилось. Возможно, Гракх считал, что, пока он обеспечивает землей римских граждан, италийские общины должны следовать его примеру на своих территориях. Если смотреть на проблему с более практичной точки зрения, то у Гракха было лишь два способа воплотить в жизнь свою риторику (если не считать реального предоставления гражданства множеству неримлян, впрочем, в одном из источников утверждается, что он обещал это сделать): Тиберий мог исключить некоторые государственные участки из распределения среди римлян и затем либо сдать их в аренду бедным союзникам, либо передать их союзническим общинам с у слови-
82 Часть I ем, что те поступят аналогично по отношению к своим беднякам. Нет никакой уверенности, что он пошел по одному из этих путей, но статья закона 111 г. до н. э., где упоминается земля, освобожденная Гаем Гракхом от распределения, может относиться как раз к территориям, зарезервированным для союзников40. Прежний владелец государственной земли, имевший четверых детей, мог сохранить за собой до 1,5 тыс. югеров этой земли; размеры наделов, предоставляемых новым получателям, вероятно, рассчитывались по иной схеме. Подсказкой может послужить закон 111 г. до н. э. (строка 14): после его принятия владелец, который займет и станет обрабатывать государственную землю, мог перевести в частную собственность не более тридцати югеров этой земли. Речь, видимо, идет о земле, которая до этого времени не возделывалась и едва ли могла сразу принести прибыль. Можно отметить, что если один югер стоил двести пятьдесят сестерциев (это четверть цены, которую называет Колумелла в I в. н. э.), то участок в тридцать югеров, вероятно, позволил бы владельцу войти в предпоследний класс центуриатных комиций. Более вероятно, что в зависимости от качества земли наделы могли иметь разные размеры (позднее надел в десять югеров на плодородном Кампанском поле считался достаточным для жизни). Следует учитывать также, что никто и не ожидал, что надел обеспечит семью всеми необходимыми ресурсами. Сохранялась возможность выпаса скота на государственных пастбищах и использования государственных лесов для прокорма свиней, охоты и сбора растений и ягод. Кроме того, держатели скромных наделов и члены их семей могли зарабатывать дополнительные деньги, нанимаясь на сезонные работы, особенно для сбора урожая, а женщины могли изготовлять дома ткани. Закон Гракха был предложен в то время, когда ослабление военной мощи Рима и рост числа рабов казались важными политическими проблемами, однако этот закон не был экстренной антикризисной мерой — он имел целью улучшение социально-экономических условий жизни в Италии в долгосрочной перспективе. Нет сомнений, что Гракх надеялся также расширить собственные перспективы. Карьера Сципиона Эмили- ана и похороны трибуна, умершего в 138 г. до н. э., показали, сколь большую народную поддержку могут обрести смелые и харизматичные лидеры, пусть они и шли разными путями. Однако в мире, где даже традиционные патроно-клиентские связи были непрочными, на такую поддержку нельзя было полагаться безгранично, и едва ли Тиберий рассчитывал обеспечить себе и своим друзьям длительное господство в римской политике. Более вероятно, что, как пишет Плутарх, Гракх руководствовался стремлением к славе или страхом перед безвестностью. Эпитафии Сципионов и фразы из римских комедий, а также исторические сочинения подтверждают, что римские нобили весьма заботились о собственной 40 Аграрный закон [Bruns No 11), стк. 1, 3, 4, 6 и по всему тексту\ ср.: 21—22. Гипотезу о том, что земельные раздачи были связаны с предоставлением гражданства, см.: Richardson 1980 (С 123).
Глава 3. Политическая история, Ί46—95 гг. дон. э. 83 славе41 42. Несмотря на Нумантийский договор, Гракх не превратился в бунтаря против римской аристократии и ее ценностей. Не был он и одиночкой. Изначально его поддерживал консул 133 г. до н. э., юрист Публий Муций Сцевола, а также тесть Аппий Клавдий (консул 143 г. до н. э.) и верховный понтифик Публий Лициний Красе Муциан (консул 131 г. до н. э.). Известны и более молодые друзья Гракха из сенаторского сословия — Гай Карбон и Гай Катон. Закон 133 г. до н. э. был не первым аграрным законопроектом, вызвавшим в Риме споры. В 232 г. до н. э. закон Фламиния о разделе на участки Галльского поля (Ager Gallicus) на Адриатическом побережье был принят вопреки яростному сопротивлению сената. Находились и противники законов, ограничивавших использование государственной земли. Однако Гракх впервые предложил перераспределить землю, уже находившуюся во владении, а это неизбежно должно было напугать владельцев и напомнить им о более революционных перераспределениях земли, которые стали жупелом в греческом мире, хотя и проводились редко. И Цицерон, и Плутарх сравнивали Гракхов с Агидом IV и Клеоменом Ш — спартанскими царями-реформатами Ш в. до н. э., стремившимися восстановить спартанский аскетизм и военную мощь и для этого отменившими долги и перераспределившими землю и собственность по образцу старой конституции Ликурга. Около 150 г. до н. э. Полибий провел параллель между римской и спартанской конституциями, но еще до этого римляне напрямую познакомились со спартанской политикой, особенно с тираном Набисом, который до некоторой степени продолжал политику царей-реформаторов. Поэтому, вероятно, как самому законодателю, так и его оппонентам приходило в голову сопоставление политики этих спартанцев и мероприятий Гракха. Хотя Тиберий преследовал прагматичные цели, а его противники имели прагматичные возражения, ибо законопроект наносил ущерб их интересам, спор между сторонами велся, вероятно, на идеологической арене. Цицерон рассматривал распределение земли как преступление против ценностей согласия и равенства, потому что оно нарушало принцип частной собственности. Вероятно, аналогичные аргументы звучали ив 133 г. до н. э. Гракх, со своей стороны, отстаивал справедливость и утверждал, что государственная земля римского народа должна принадлежать всему и jo римскому народу, а не одной только группировке . Выдвинув свое предложение, Гракх приобрел массовую народную поддержку. Современник событий, историк Семпроний Азеллион утверждал, что Гракха повсюду сопровождали не меньше 3—4 тыс. человек; Посидоний описывал, как сельчане стекались в Рим, чтобы поддержать трибуна. Любопытно, что люди, рассчитывавшие получить выгоду от закона, по-прежнему жили в сельской Италии и, по-видимому, обрабатывали либо чужие участки (как наемные работники), либо арендованные, либо соб- 41 Плутарх. Агид и Клеомен. 2.7; Earl 1967 (А 28): 25-35. Wiseman 1985 (А 132): 1-6. 42 Цицерон. 06 обязанностях. П.78—81; Плутарх. Тиберий Гракх. 9.3; Аппиан. Гражданские войны. 1.10—11; Fraccaro 1914 (С 51): 86—89.
84 Часть I сгвенные, не позволяющие прокормиться. Тем не менее, согласно нашим главным источникам — Аппиану и Плутарху, в Рим стекались не только сторонники законопроекта, но и его противники, опасавшиеся потерять свою землю, и ожидание закона неизбежно становилось всё более напряженным. Люди, чьи интересы закон ущемлял, убедили Марка Октавия, некогда друга Гракха и его коллегу по трибунату, наложить вето на его предложение в день голосования в народном собрании. Гракх отложил проведение собрания и оказал давление на Октавия, чтобы тот снял запрет; в частности, он издал эдикт о том, что самолично наложит вето на все остальные государственные дела и опечатает казну. Трибун имел право налагать запрет на что угодно, но обычно трибуны не возражали против законов, отвечавших интересам народа (например, насколько нам известно, в 232 г. до н. э. закон Фламиния не встретил такого рода препятствий). В 188 г. до н. э. четыре трибуна собирались блокировать закон о предоставлении гражданства Фундам, Формиям и Арпину, но отказались от своих намерений под влиянием аргумента о том, что народ вправе даровать подобные привилегии кому сочтет нужным. В 137 г. до н. э. Сципион Эмилиан отговорил Марка Анция Бризона накладывать вето на закон Кассия. Однако Октавий продолжил сопротивление и на следующем собрании, и это чуть не привело к насилию (Плутарх даже намекает, что богачи захватили урны для голосования)43. Затем двое старших консуляров убедили Гракха доложить о сложившейся ситуации сенату. Конституция этого не требовала, но обращение в сенат было устоявшейся процедурой разрешения разногласий без вооруженной борьбы. Однако, несмотря на влияние могущественных друзей Тиберия, сенат не предложил никаких вариантов, приемлемых для Гракха, поэтому он внес в народное собрание предложение о лишении Октавия магистратуры на том основании, что тот предает собственную должность. Гракх долго и настойчиво призывал Октавия снять запрет, но в конце концов приступил к голосованию, и отрешение Октавия одобрили первые восемнадцать триб из тридцати пяти. Затем сопровождавшие Гракха вольноотпущенники стащили Октавия с трибунала, а друзьям последнего пришлось защищать его от толпы, готовой линчевать Октавия. На его место был избран новый трибун, и закон Гракха наконец был принят без помех. Если неподчинение сенату не противоречило ни закону, ни традиции (как бы ни хотелось многим людям, чтобы сенат и народное собрание сотрудничали, чем была отмечена эпоха расцвета Республики), то отрешение трибуна от должности явилось беспрецедентным событием, а законность этого акта вызывала такие сомнения, что Тит Анний (консул 153 г. до н. э.) бросил Гракху вызов, сформулированный как юридическое пари (sponsio), предложив противнику доказать, что он не лишил должности коллегу, личность которого была священна. Подходящим примером низложения курульного магистрата мог быть случай с проконсулом 43 Ливий. ХХХУШ.36.7—8; Цицерон. Брут. 97; Badian 1972 (А 4): 694 сад.
Глава 3. Политическая история, /46—95 гг. до н. э. 85 Марком Лепидом в 136 г. до н. э., но его релевантность не очевидна. В 133 г. до н. э. в противостоянии сошлись заявление Гракха о том, что трибун имеет право занимать свою должность, только если подчиняется воле народа (эту точку зрения высказал Полибий в анализе римской конституции), и утверждение Анния о том, что неприкосновенность трибуна, сколь бы разрушительным ни было его поведение, является важнейшей составляющей его должности. Гракх отвечал на это, что трибун вправе совершить ужасные деяния, например разрушить храм Юпитера Капитолийского и сжечь новые верфи, но не вправе подрывать суверенитет народного собрания. В 133 г. до н. э. этот спор так и не закончился, и его отголоски, восходившие, вероятно, к позднереспубликанским анналистам, мы слышим в рассказе Ливия о политике отца Гракха в его трибунат в 187 г. до н. э.44. Во исполнение аграрного закона была избрана комиссия из трех человек («Шуш agris iudicandis adsignandis»), призванная решить судьбу прежних владений и заново распределить участки государственной земли. Изначально в нее входили сам Тиберий, его тесть Аппий Клавдий и брат Гай Гракх. Позднее место Тиберия Гракха занял Публий Красе Муциан, а затем самого Красса и Аппия Клавдия сменили Марк Фульвий Флакк и Гай Папирий Карбон (их имена запечатлены на множестве межевых камней, сохранившихся до настоящего времени). Однако сенат обескуражил Тиберия, отказавшись выдать его комиссии из государственных средств палатки и другое оборудование и выделив ей на расходы лишь шесть сестерциев в день; это предложил Сципион Назика, владевший, как сообщается, большим количеством государственной земли. Комиссии требовались землемеры и тягловые животные; кроме того, новым поселенцам обычно выдавалась какая-то сумма наличными на первоначальные расходы45. И тут Тиберию неожиданно улыбнулась удача: Рим получил в наследство Пергамское царство (см. с. 48—50 наст, изд.), и Гракх предложил немедленно конфисковать средства из царской казны, чтобы, видимо, финансировать из них процесс распределения земли. Более того, он заявил, что намерен внести законопроекты и о городах Пергамского царства (которые Аттал Ш оставил свободными), вероятно, с целью извлечь из них доход для римской казны. Из-за этого в сенате на него набросились Метелл Македонский и Квинт Помпей, первый из которых заявлял, что Гракх якшается с самыми нищими и преступными людьми, а второй утверждал, что пергамское посольство, обратившееся к Тиберию Гракху, привезло ему из Пергама пурпурную тогу и диадему, словно будущему * 4044 Плутарх. Тиберий Гракх. 15.2—3 (ср.: Цицерон. Об ораторе. 1.62); Ливий. ХХХУШ.56; XXXIX.5; Richard 1972 (С 122). О «sponsio» (юридическом пари, заключаемом между тяжущимися сторонами: каждая из которых выставляла определенное утверждение и обязывалась заплатить противнику определенную сумму денег в случае признания своей неправоты. — С.Г) см. Crook 1976 (F 199). 40 Плутарх. Тиберий Гракх. 13.2—3; Цицерон. Об аграрном законе. П.32; Ливий. XL.38.6— 7; Аппиан. Сирийские дела. 1.4.
86 Часть I царю. Уже тогда Гракха изображали аморальным субъектом, стремящимся к тирании. Именно в такой атмосфере он снова выставил свою кандидатуру на выборах трибунов. Согласно Ливию, существовал старый закон, запрещавший занимать одну и ту же магистратуру чаще, чем раз в десять лет, хотя для повторных консульств, несомненно, делалось исключение. Насколько нам известно, самым последним прецедентом, когда трибун оставался бы в должности несколько лет подряд, был трибунат Лициния Столона и Секстия в годы анархии, кульминацией которой стал допуск плебеев к консульству в 367 г. до н. э., но, возможно, эта история подверглась переработке в эпоху Поздней республики. В 131 г. до н. э. Гай Карбон внес законопроект, дававший плебеям право избирать трибуном одного и того же человека столько раз, сколько они захотят, но предложение не прошло. Если бы данный закон приняли, то в итоге такой трибун занял бы куда более угрожающее конституционное положение, чем тот, кого всего один раз переизбрали бы на годичную магистратуру, так что этот случай вряд ли позволяет оценить законность притязаний Тиберия Гракха. Следует помнить, что аргументы, апеллировавшие к римским традициям, всегда были довольно гибкими. Недавно возникшие традиции можно было объявить искажением правильных древних обычаев; с другой стороны, следование древним прецедентам могло быть отвергнуто как архаичный педантизм, уступающий прагматичным обычаям недавнего прошлого. Более того, о событиях отдаленного прошлого римляне узнавали из пристрастных и плохо обоснованных реконструкций современных им анналистов. Главный аргумент, который можно было высказать в защиту Гракха, — это общепризнанная независимость плебейского собрания в выборе собственных представителей. Как сообщается, Тиберий надеялся на то, что повторное занятие магистратуры защитит его от врагов: в этом случае он остался бы неприкосновенным и имел бы возможность мобилизовать в своих интересах народную поддержку. В обоснование справедливости своих действий он мог говорить, что его политическое выживание — это лучшая гарантия исполнения его же законодательства. С другой стороны, если есть хоть капля правды в рассказах источников о его новых предложениях, то он не намеревался останавливаться на достигнутом, но собирался предложить плебсу еще более спорные меры. Согласно Аппиану, выборы проходили во время сбора урожая, сельские сторонники Гракха не смогли приехать и помочь ему, поэтому Гракху пришлось искать поддержки у городского плебса. В этом случае он особенно нуждался в новых инициативах. Множество идей, приписываемых Тиберию, в основном соответствуют тому, что предлагал или реализовал его брат Гай: сокращение срока военной службы, учреждение института апелляции к народному собрания на судебные приговоры, включение всадников в состав присяжных наравне с сенаторами, даже обещание гражданства италийским союзникам. Если эти предложения на самом деле упоминались в речах Тиберия, а не просто были приписаны ему братом или позднейшими ис¬
Глава 3. Политическая история, 146—95 гг. до н. э. 87 точниками, то они свидетельствуют о том, что Тиберий не оборонялся, а наступал и был намерен и дальше использовать власть трибуната и народного собрания. Первые предвестия насилия, случившегося на выборах, появились довольно рано. Плутарх утверждает, что богачи плели заговоры против Тиберия еще со времени принятия аграрного закона. Обстоятельства отстранения Октавия должны были еще больше накалить страсти. В первый день выборов, после того как две трибы проголосовали за Тиберия Грак- ха, его противники надавили на Рубрия, председательствовавшего трибуна, требуя отстранить Гракха от выборов. Рубрий ретировался, и его заменил Муммий — трибун, избранный на место Октавия. Тем же вечером Гракх надел траур и поручил соратникам позаботиться о безопасности своего сына и матери. На следующий день, до рассвета, он вместе со своими сторонниками занял склоны Капитолийского холма и центр Форума, готовясь к собранию. Его противники пробились туда и попытались помешать выборам, но, как пишет Аппиан, их выгнали с Форума палками и дубинками. Тем временем в храме богини Верности (Fides), у лестницы на восточном склоне Капитолия, проходило заседание сената, на котором обсуждалось неизбежное переизбрание Гракха. Сципион Назика убеждал Публия Муция Сцеволу, председательствовавшего консула, защитить Республику и убить тирана (в народном собрании Гракх сделал жест, интерпретированный как требование царской диадемы), но консул отказался применять силу и убивать гражданина без суда. Тогда Назика заявил, что консул предает римскую конституцию, и использовал формулу, которую обычно произносил магистрат при наборе солдат в условиях чрезвычайного положения: «Пусть следует за мной каждый, кто заботится о безопасности государства». Также он набросил край тоги на голову, подражая так называемому «габийскому стилю» («cinctus Gabinus»), который в подобных случаях использовали консулы, а также — при совершении жертвоприношений — жрецы. В таком виде он возглавил толпу сенаторов и их сторонников, которые поднялись на Капитолийскую площадь (area Capitolina), к стенам храма Юпитера. Здесь они схватились с Гракхом и его соратниками, многих забили до смерти или сбросили с обрыва Капитолия, а остальных обратили в бегство. Сообщают, что самого Гракха сразили два человека, одним из которых был его коллега по трибунату Публий Сатурей. Хорошо сохранившаяся голова афинского тираноубийцы Арисгогитона, найденная у подножия юго-западного склона Капитолия, вполне может быть частью памятника, воздвигнутого в память об этом подражании афинскому образцу46. Античные источники расходятся в вопросе о том, кто первым прибег к насилию на последнем избирательном собрании, но сходятся в том, что убийцы Гракха действовали вполне осознанно, не важно, считать ли их деяние отвратительным преступлением или славной борьбой за свободу. Недавно была предпринята основательная попытка доказать, что во время Lintott 1968 (А 62): 183; СоагеШ 1969 (С 43). 46
Ί Рис. 7. Рим в последние два века Реа
90 Часть I трибуната Тиберия постепенно происходила эскалация насилия, и в последний день выборов страсти так накалились, что непредумышленным исходом событий стала смерть Гракха. И всё же, как бы убедительно ни выглядела эта гипотеза, она вступает в прямое противоречие с выражениями, прозвучавшими в сенате, и с установкой, которую они подразумевают. В римской элите считалось аксиомой, что потенциальных тиранов необходимо немедленно убивать. Исторически такое отношение восходило к изгнанию царей и гибели (казни либо убийству) трех демагогов, стремившихся к тирании в эпоху Ранней республики, — Спурия Кассия, Спу- рия Мелия и Марка Манлия Капитолийского4621. В умах людей эти примеры подкреплялись ужасающими рассказами о греческих тиранах, начинавших свой путь как демагоги, таких как Дионисий и Агафокл Сиракузские. Назика напомнил о традициях тираноубийства, а затем произнес формулу, которая использовалась в случаях чрезвычайного воинского набора. Он считал, что имеет веские основания для таких действий. Даже если Гракх начал свою деятельность с реформ, не выходивших за рамки римских традиций, он беспощадно отстаивал верховенство народа во время любого кризиса, а это придавало его трибунату идеологическую окраску, и его стремление продлить собственное доминирование на политической арене лишь усугубляло тревогу его противников. По мнению тех, кто верил, что справедливость — это совместное господство сената и богачей, преступная деятельность Тиберия заслуживала смертной казни. Поведение сената после смерти Гракха выглядит непоследовательным, но полностью подтверждает теорию о том, что убийство Гракха следует квалифицировать как умышленное деяние. Согласно Цицерону, консул Публий Сцевола постфактум одобрил его в изданных им тогда эдиктах. Консулам 132 г. до н. э. сенат поручил провести расследование и казнить сторонников Гракха. (В числе подследственных оказались философ-стоик Гай Блоссий из Кум, который в конечном счете был освобожден, и ритор Диофан, которому повезло меньше). Когда Сципион Эмилиан с победой вернулся из-под Нуманции, ему публично задали вопрос, справедливо ли убийство Тиберия, а он ответил, что, если Гракх на самом деле стремился к тирании, то оно справедливо. Ранее, под Нуман- 4(ia Согласно сообщениям источников, Спурий Кассий предложил в 485 г. до н. э. законы о раздаче плебеям и латинам общественной земли, занятой богатыми патрициями, и о возврате плебеям денег, уплаченных за сицилийское зерно, которое должно было распределяться бесплатно. Спурий Мелий во время голода в 439 г. до н. э. продавал беднякам зерно по низким ценам. Манлий Капитолийский в 384 г. до н. э. из собственных средств выплачивал долги бедняков, которым грозило долговое рабство. Все трое были заподозрены в стремлении к царской власти и казнены. См., однако: Pina Polo F. The Tyrant Must Die — Preventive Tyrannicide in Roman Political Thought // Repüblicas у ciudadanos: Modelos de participatiyn civica en el mundo antiguo /Ed. F. Marco Simon, F. Pina Polo,J. Remesal Rodrigues (Barcelona, 2006): 71—101 — здесь доказывается, что представление о необходимости превентивного тираноубийства изначально чуждо римской политической культуре и было заимствовано из греческой только в последней трети П в. до н. э., а истории Спурия Кассия, Спурия Мелия и Манлия Капитолийского были переработаны, дабы послужить оправданием убийства братьев Гракхов. — С.Т.
Глава 3. Политическая история, 746—95 гг. до н. э. 91 цией, Сципион в связи с этими событиями процитировал Гомера: «Так да погибнет любой, кто свершит подобное дело». Тем не менее от Назики в сенате потребовали, чтобы он под присягой обосновал свои действия (ту же процедуру в свое время использовал Анний против Гракха) и, как и Гракх, Назика отказался, отвергнув кандидатуру Сцеволы в качестве судьи. После этого Назику отправили послом в Пергам, хотя он был верховным понтификом4613, и там он скончался. Тем временем на место Тиберия в земельной комиссии был избран Красе Муциан (брат Сцеволы и тесть Гая Гракха), и триумвиры получили возможность продолжить работу. Вряд ли избрание Красса было лишь подачкой народным чувствам: скорее, оно свидетельствовало о поддержке, которой закон Семпрония в целом пользовался среди сенаторов, при условии, разумеется, что члены комиссии должны быть порядочными людьми и станут аккуратно обходиться с текущими владельцами государственной земли. Те, кто считал деятельность комиссии несправедливой в принципе, должны были по-прежнему испытывать тревогу. Сципион Эмилиан, видимо, произнес речь против закона Гракха о направлении денежных поступлений из Азии на финансирование работы комиссии. В своем выступлении Эмили ан, по-видимому, соотнес финансовую эксплуатацию Азии с заимствованием оттуда пристрастия к роскоши и сексуальной распущенности. В этом просматривается определенная ирония: ранее Сципион поддерживал хорошие отношения с Атталом Ш и во время осады Нуманции получал от него в дар поставки необходимого для нужд армии47. Межевые камни (temiini), установленные членами комиссии в 132 г. до н. э., найдены в Кампании, на севере Аукании и на Галльском поле (ager Gallicus) (возле Фана); межевые камни комиссии нового состава47а встречаются на юге Самния у границы с Кампанией, а недавно были найдены и на севере Апулии возле Луцерии. Любопытный свет на мероприятия комиссии проливает памятник из Валь-ди-Диано, с надписью, прославлявшей достижения некоего деятеля, который построил дорогу из Регия в Капую, вернул сбежавших рабов хозяевам в самом конце Сицилийского рабского восстания (гл. 2, с. 39—41 наст, гл.) и, как он сам утверждал, впервые превратил пастбища на государственной земле в пахотные земли. Большинство исследователей считают, что речь идет о Попиллии Ленате, консуле 132 г. до н. э., но были высказаны убедительные аргументы в пользу идентификации автора надписи с Титом Анни- ем — претором ок. 132 г. до н. э., один из межевых камней которого найден в другом месте на этой же дороге. Упомянутый выше памятник расположен на подступах к Аукании — в области центуриации, недалеко от обнаруженных здесь гракханских межевых камней. Видимо, деятель, 46Ь До этого времени верховным понтификам, как правило, не давали поручений за пределами Италии, поскольку считалось, что их обязанности требуют их присутствия на полуострове. — С.Т. 4/ ORF: No 21, φρ. 30; Цицерон. За царя Дейотара. 19. 47а После смерти в 130 г. до н. э. Аппия Клавдия и Красса Муциана их места в земельной комиссии заняли Марк Фульвий Флакк и Гай Папирий Карбон. — С.Т.
92 Часть I прославлявший себя в указанной надписи, соперничал с земельной комиссией за славу спасителя сельской Италии48. У нас нет ясных свидетельств об успехе или неудаче программы перераспределения земли, которую выполняла комиссия. Унылый тон, в котором Аппиан описывает судьбу бедняков после прекращения работы комиссии, не может служить аргументом против жизнеспособности изначальных наделов. Зафиксированный в ходе ценза прирост населения примерно в 75 тыс. взрослых мужчин за период со 131 г. до н. э. по 125 г. до н. э., по мнению автора настоящей главы, лучше всего объясняется регистрацией лиц, ранее уклонявшихся от ценза (гл. 2, с. 51—52 наст, гл.), и свидетельствует о первоначальной привлекательности земельных наделов. Кроме того, хотя авторы, писавшие в эпоху Принципата, склонны опережать события, говоря об укрупнении земельных владений, которое стало заметным к I в. н. э., у нас имеется много свидетельств о сохранении небольших хозяйств в рассматриваемый здесь период (с. 73 наст. гл.). Это подразумевается и в законе 111 г. до н. э., автор которого счел полезным закрепить новые наделы за владельцами как частную собственность и предусмотрел в дальнейшем возможность перевода занятых и возделываемых участков государственной земли площадью в тридцать югеров в частную собственность. Главные трудности в работе земельной комиссии заключались в том, как отличить государственную землю от частной и как обращаться с держателями государственной земли, не имевшими римского гражданства. Богатые владельцы подавали жалобы на решения о присуждении им тех или иных участков земли48*1, но право разрешать такие споры принадлежало самой комиссии. Италийские землевладельцы возражали против того, чтобы комиссия имела юрисдикцию в земельных спорах, и в 130—129 гг. до н. э. обрели защитника в лице Сципиона Эмилиана. Эми- лиан добился постановления сената о передаче юрисдикции в таких делах консулу, но тот уехал в провинцию. Что случилось дальше — неизвестно. Закон 111 г. до н. э. предоставлял право разрешать споры по поводу распределения земли любому консулу или претору, и, возможно, последующие консулы разбирали дела союзников. Но определенно нет оснований полагать, что земельная комиссия прекратила всю прочую деятельность, хотя вполне понятно, что владельцы государственной земли чинили ей препятствия. Вскоре после своего вмешательства в работу земельной комиссии Сципион скончался — ночью, при загадочных обстоятельствах. Хотя в надгробной речи смерть Сципиона объяснялась, судя по всему, естественными 48 ILLRP 467—474; 454; 454а; Pani 1977 (В 216); Wiseman 1964 (В 259); Wiseman 1969 (В 260). 48а Аграрная комиссия должна была определить, какие участки принадлежат землевладельцу по праву собственности, а какие являются государственной землёй, находящейся в его пользовании (и, следовательно, могут быть изъяты в случае превышения законного лимита). Многие владельцы считали, что межевание комиссия производит неверно. — С.Т.
Глава 3. Политическая история, 746—95 гг. до н. э. 93 причинами4815, в его убийстве подозревали его жену (сестру Тиберия Грак- ха), Гая Карбона и Гая Гракха. Это дает основания считать, что он выступал против Тиберия Гракха и его политической программы. Утверждение Цицерона о том, что смерть Тиберия Гракха расколола народ надвое, — слишком большое упрощение. У Сципиона в сенате были такие противники, как Метелл Македонский, который, вероятно, симпатизировал целям гракханского законодательства (будучи цензором в 131 г. до н. э., он выступал за повышение рождаемости), но не его политическим методам. Были у Сципиона и такие враги, как Гай Карбон и Гай Гракх, которые по примеру Тиберия Гракха хотели манипулировать народным собранием и использовать его в собственных политических целях. Такую установку хорошо иллюстрируют успешно принятый закон Карбона о тайном голосовании в законодательных собраниях и его же провалившийся законопроект (поддержанный Гаем Гракхом) о разрешении многократного переизбрания на должность трибуна. Хотя по поводу аграрной проблемы на практике был достигнут консенсус, теперь открылась возможность для нового конфликта — по поводу конституционного баланса. В этом контексте следует назвать еще одно предложение, упомянутое Цицероном в трактате «О государстве», — законопроект о возврате общественных коней. С прошлого столетия ученые считают, что, согласно этому законопроекту, сенаторы лишались коней, которые ранее предоставлялись им за счет казны, и членства в центуриях всадников в центуриатных комициях, но в тексте Цицерона об этом не говорится, и иные подтверждающие свидетельства отсутствуют49. Более вероятно, что предложение предусматривало полное упразднение самой системы общественных коней, поскольку военные соображения более не оправдывали ее существования, ибо Рим полагался теперь на иноземную конницу. Данный законопроект был призван устранить классовые различия, на что, собственно, и сетует Цицерон, а также сберечь государственные деньги, расходовавшиеся на содержание и прокорм коней. Поэтому Цицерон мог заявить, что авторы закона добиваются раздач (largitio) сэкономленных денег во благо народа. Тем временем обострение некоторых давних проблем Рима дало толчок для новых радикальных реформ. Аграрная политика Гракха уже вынесла на поверхность проблему взаимоотношений Рима с его италийскими союзниками (об этом см.: К И ДМ VTH: 297—298). Фульвий Флакк, один из членов земельной комиссии, в свое консульство в 125 г. до н. э. попытался снять возражения италийских высших слоев против перераспределения земли, предложив союзникам гражданство или, если те не желали терять свою идентичность, физическую защиту против действий римских магистратов в форме обжалования (provocatio); это было особенно желательно в свете ужасающих историй о поведении римлян в Италии, пересказанных шь Эту надгробную речь произнес Гай Лелий, близкий друг Сципиона Эмилиана, но ее фрагмент, дошедший до нас, испорчен (Схолия из Боббио. 118 St). — С.Т 4J Цицерон. О государстве. IV.2; Mommsen 1887-1888 (А 77) Ш: 505-506.
94 Часть I в речах Катона Цензора, а позднее — Гая Гракха. Закон о вымогательствах (lex de repetundis), сохранившийся на «Бембийской таблице» из Урбино (стк. 78—79), предлагал такую же альтернативу негражданам, добившимся осуждения вымогателя, но, по-видимому, содержал исключение: право обжалования не предоставлялось магистратам союзных общин (причем, как предположил Моммзен, в тексте закона не оговаривалось, что имелись в виду исключительно латинские общины). Это условие исследователи объясняют тем, что магистраты латинских городов обладали римским гражданством, что засвидетельствовано еще для эпохи до Союзнической войны 90 г. до н. э. Однако, если эти магистраты уже были римскими гражданами, данное условие не относилось к ним изначально. Также нет уверенности в том, что магистраты союзных общин исключались из числа получателей права обжалования потому, что уже обладали им. Как доказывает Э. Габба в КИДМ VTH (с. 297—299), законодатель, возможно, не желал даровать местным магистратам свободу от общественных обязанностей, сопутствововавшую привилегии обжалования. Тем не менее, вполне вероятно, что в 123—122 гг. до н. э. латинские магистраты уже получали римское гражданство. Вместе с тем массовое предоставление римского гражданства и права обжалования, предложенное Флакком, было совсем иным делом. Важно понимать, что если община решала принять римское гражданство, то она теряла свою правовую независимость, и отдельные члены этой общины не имели никакой возможности сохранить за собой прежний статус иноземца и получить при этом право обжалования. Предложение Флакка предполагало, что выбор между правом обжалования и гражданством должна сделать вся община в целом. В 126 г. до н. э., за год до консульства Флакка, Марк Юний Пенн провел закон об изгнании неграждан из Рима — либо потому, что италийцы, стекавшиеся в город, чтобы поддержать Флакка на выборах, представляли угрозу для общественного порядка, либо потому, что их подозревали в незаконном присвоении римского гражданства. Эта мера не могла действовать долго. Тем не менее, до своего отъезда на войну с галлами Флакк так и не добился принятия выдвинутого им предложения (с. 38 наст. изд.). Заманчиво связать его неудачу с произошедшим в том же году восстанием во Фрегеллах, латинской колонии на границе с Самнием, и со вспыхнувшим одновременно мятежом в Аскуле, столице Пицена (о нем сообщает лишь один источник). В 177 г. до н. э. во Фрегеллы мигрировали самниты и пелигны. В ходе раскопок были обнаружены следы явно процветавшего города: здесь наблюдается хорошо развитое частное строительство, сложная канализация, а по соседству находилось чтимое святилище Эскулапия с алтарем богини Здоровья (Salus), который славился исцелением болезней ног. Однако не найдено никаких следов таких же впечатляющих сооружений, как театр и храмы того же периода в самнитском городе Пьетрабонданте. У нас нет сведений о причинах восстания, и оно могло стать ответом на жесткое вмешательство сената или римских магистратов в какие-то внутренние дела Фрегелл. В конце концов, Квинт Нумиторий Пулл предал собственный город, а Луций Опимий, претор
Глава 3. Политическая история, 746—95 гг. до н. э. 95 этого года, взял его и сровнял с землей, почти так же, как Карфаген, — к ужасу остальных латинов50. Уже в предыдущем десятилетии в Италии возникали проблемы со снабжением зерном (с. 74—75, 77 наст. изд.). Когда в 126 г. до н. э. Гай Гракх был квестором на Сардинии, зерно для его армии поставлял из Нумидии царь Миципса, что удивительно, ведь Сардиния обычно экспортировала зерно. В следующем году в Африке случилось нашествие саранчи. Как позднее написал поэт Лукан, «отощавший не ведает страха». Нехватка зерна причиняла беднякам страдания, а аристократию беспокоила возможность мятежей51. Нестабильность возрастала и потому, что предсказания моралистов о проблемах, которые вызовет разрушение Карфагена, сбылись: в Риме процветало пристрастие к роскоши (в 131 г. до н. э. или позднее был принят еще один закон о роскоши — закон Лициния), а в Италии и провинциях участились злоупотребления сенаторов. Размеры индивидуальных состояний пока были невелики в сравнении с эпохой Поздней республики, если верить рассказу о том, что в 125—124 гг. до н. э. цензоры вынесли замечание Эмилию Лепиду за то, что он арендовал дом за 6 тыс. сестерциев в год. Так же, вероятно, обстояло дело с и вымогательствами. Тем не менее после учреждения в 149 г. до н. э. постоянного суда для расследования незаконного присвоения имущества союзников римлянами, наделенными властью (quaestio de repetundis), во всех известных нам процессах обвиняемый был оправдан (частичным исключением стал Марк Юний Силан, покончивший с собой, после того как был осужден собственным отцом в частном домашнем суде51а). В частности, деятельность Марка Аквилия, которому по итогам войны с Аристоником была поручена организация новой провинции Азия (гл. 2, с. 49—50 наст, изд.), вызвала скандал, но после возвращения Аквилия в 126 г. до н. э. его всё равно оправдали. V. Гай Гракх Когда в 126—124 г. до н. э. Гай Гракх был квестором на Сардинии, он де- монстративно старался дистанцироваться от новомодных методов обогащения. Зерно, полученное в дар от Миципсы, тоже укрепило его политические позиции. В начале 124 г. до н. э. Гай вернулся в Рим, видимо, не дождавшись своего преемника (свой поступок он объяснял, возможно, тем, что его вынудили слишком надолго оставить вторую должность — х1лена земельной комиссии), и ему тут же пришлось защищаться как от 50 Ливий. XLL8.8; О знаменитых мужах. 65.1; Цицерон. О нахождении материала. П.105; Цицерон. О пределах блага и зла. V.62; Crawford, Keppie, Patterson, Vercnocke 1984 (В 284). 01 Плутарх. Гай Гракх. 2.5 (ср.: Ливий. XXXVI.2.13); Орозий. V.11.2—5; Лукан. Ш.58. Ма Этого магистрата звали Децим (а не Марк) Юний Силан; он был обвинен в вымогательствах после своей претуры в Македонии в 142 или 141 г. до н. э. Ср.: Цицерон. О пределах блага и зла. 1.24; Ливий. Периохи. 54; Валерий Максим. V.8.3. — С.Т.
96 Часть I обвинений в этом нарушении, так и от подозрений в причастности к восстанию во Фрегеллах. Он выдвинул свою кандидатуру на должность трибуна и занял на выборах четвертое место. Гай был не столь обаятелен, как его брат, но его блестящее красноречие и экспрессивное поведение на ораторском возвышении позже рассматривали как начало новой эры демагогии. После избрания Гай воскресил память о гибели Тиберия и его сторонников — не только как напоминание о своем личном несчастье, но и как наглядный пример того, что теперь, в отличие от прежних времен, плебеи уже не способны защитить своих трибунов. Гай Гракх предложил два законопроекта, содержавших карательные меры. Первый из них, запрещавший любому магистрату, низложенному народом, занимать в будущем какие-либо иные должности, то есть законопроект, угрожавший Марку Октавию, вероятно, был отозван (либо никто не пожелал привлекать Октавия к суду за несоблюдение этого закона), как сообщается, по просьбе Корнелии, матери Гракха. Второй закон в целом усиливал законодательство об обжаловании (provocatio) и должен был предотвратить в будущем процессы, подобные тому, что состоялся в 132 г. до н. э. перед трибуналом Попиллия Лената: отныне римского гражданина нельзя было казнить без санкции народного собрания; более того, любой магистрат, без суда лишивший гражданина его прав, то есть казнивший или изгнавший его как врага, сам должен был предстать перед судом народа. Затем Гракх обвинил Попиллия Лената по этому закону и отправил его 41 в изгнание . Хлынувший за этим поток новых законов стал новым явлением как из-за общего объёма, так и из-за радикального характера предложений, хотя в целом они оставались в рамках популярской традиции, поскольку конечной целью имели благосостояние народа (commoda populi). Законодательство Гая Гракха наши источники склонны изображать как тщательно подготовленный план с целью свержения власти сената, и в этом есть доля правды, поскольку Гай действительно учредил новые средства контроля над магистратами и сенаторами. Однако нет никаких признаков того, что он хотел присвоить себе обычные функции сената, и рассматривать его меры лишь как способ завоевать себе достаточную народную поддержку для достижения данной цели — значит, без всякого сомнения, искажать их смысл. И столь же ошибочно оценивать его ранние мероприятия как позволительные упражнения в демагогии на том основании, что они должны были подготовить почву для предоставления гражданских прав италикам. Эти меры были важны и по отдельности (как попытки решить политические проблемы), и в совокупности (избранные Гаем средства часто напоминали процедуры греческой демократии и в целом позволили использовать народный суверенитет для учреждения администрации, действовавшей в интересах народа). Невозможно точно восстановить хронологию законодательства Гая, хотя его закон о вымогательствах (lex de repetundis) и законопроект об италиках, вероятно, датируюг- 5252 Lintott 1968 (А 62): 163-164.
Глава 3. Политическая история, 746—95 гг. до н. э. 97 ся 122 г. до н. э. Поэтому дальнейший рассказ скорее схематичен, нежели последователен53. Гракх переработал аграрное законодательство своего брата, составив новый законопроект, который исключал из распределения значительную часть государственной земли, — вероятно, для того, чтобы ее могли арендовать неримляне, — и устанавливал арендную плату за новые наделы: тем самым подчеркивалось, что они всё еще находятся в собственности государства. С этим же законом были связаны (а возможно, и включены в него) планы основания колоний в Италии (упоминаются города Скилла- ций, Тарент и Капуя) и строительства дорог. Последняя мера, помимо очевидной пользы, была бы выгодна и земледельцам, которым достались наделы в сельской глубинке, и способствовала бы росту деревень (vici), в которых лицам, следившим за состоянием дорог, предоставлялись дома54. С помощью коллеги-трибуна Рубрия Гай также издал закон об основании колонии с центром в возрожденном Карфагене (Юнонии) на землях, которыми Рим владел в Северной Африке, и о предоставлении колонистам щедрых наделов площадью до двухсот югеров — с самого начала в этой колонии очевидным образом проживали бы высшие классы (гл. 2, с. 42—43 наст. изд.). Ради исправления положения с поставками зерна Гай предложил меру, которая с самого начала задумывалась как постоянная и потому была радикальнее аналогичных мер, известных нам в греческом мире. Согласно закону Гая, государство должно было продавать гражданам зерно по цене 6Уз ассов за модий (см. с.75 наст, изд.), то есть, судя по всему, чуть ниже цены пшеницы сразу после урожая. Это стало возможным благодаря строительству в Риме амбаров для хранения зерна в течение года после его закупки по низкой цене. Напротив, когда Гай счел, что претор в Испании незаконно изъял у провинциалов зерно для отправки в Рим, то добился постановления сената о возвращении испанским городам стоимости этого зерна. Возможно также, что он предложил ограничить долговые проценты, и это стало еще одной мерой в поддержку бедноты55. Анекдот о Луции Пизоне Фруги создает впечатление, что закон о зерне вызывал возражения, поскольку предусматривал раздачу собственности не частных лиц, но всей общины в целом: таким образом, он считался не столько несправедливостью, как земельный закон 133 г. до н. э., сколько безрассудной расгочительносгью55а. Однако Гай позаботился и о дохо¬ 03 О воззрениях древних авторов на Гая Гракха см.: Nicolet 1983 (С 116). О хронологии см.: Stockton 1979 (С 137): 226-239. а4 Аграрный закон 111 г. до н. э. [Bruns No 11): сгк. 11—12. 35 Brunt 1971 (А 17): 90. о5а Цицерон. Тускуланские беседы. Ш.48: «Славный Луций Пизон Фруги всегда выступал против закона о хлебных раздачах; но, когда закон был принят, он как консуляр сам пришел к раздаче хлеба. Гракх приметил его в толпе и при всем народе спросил его, почему такая непоследовательность: Пизон приходит к тем самым раздачам, против которых голосовал? Тот ответил: “Я вовсе не хочу, Гракх, чтобы ты делил мое добро между всеми; н° раз уж ты за это взялся, то и я хочу получить свою долю”» [Перев. Μ.Λ. Гаспарова).
98 Часть I дах, необходимых для финансирования его мероприятий, предложив новые таможенные пошлины и, что важнее, новую организацию провинции Азия. Известно, что он выступал против закона, утверждавшего решение Аквилия о передаче части Фригии в дар Мигридату, и заявлял при этом, что выступает в защиту казны и общественного благополучия (гл. 2, с. 49 наст. изд.). Вместо него, видимо, сам Гракх провел закон об управлении Азией, предусматривавший новую организацию взимания прямых налогов. Они должны были сдаваться на откуп товариществу сборщиков налогов (societas publicanorum) на торгах в Риме, а представители этого товарищества — а не римские магистраты, как прежде, — должны были собирать деньги в провинции. Ядром каждого из таких товариществ был подрядчик (manceps) и его партнеры (socii): они не являлись сенаторами, но пользовались поддержкой множества поручителей и пайщиков, среди которых могли отыскаться и сенаторы. Эти товарищества были необычны тем, что являлись единственной формой деловых ассоциаций, которую римские законы признавали юридическим лицом — чем-то наподобие современных компаний56. Азиатские прямые налоги, судя по всему, стали лакомым кусочком для таких товариществ, и это, вероятно, с самого начала оказало то влияние на деловые круги в Риме, которое хорошо наблюдается во времена Цицерона. Таким образом, закон Гая затрагивал интересы не только казны и народа, получавшего от него выгоды, но и состоятельных сословий, а товарищества по сбору налогов стали центрами групп, оказывавших сильное влияние на политику. О ряде других конституционных и административных реформ Гая говорится в источниках весьма кратко. Согласно его закону, который оставался в силе до 52 г. до н. э., сенат был обязан распределять провинции до выборов консулов, которым предстояло ими управлять (при Гае выборы проходили незадолго до истечения консульского года). Это должно было сократить махинации при назначении провинций, хотя иногда, когда возникал очередной военный кризис, провинции приходилось менять, и эту процедуру закон, видимо, разрешал. Гай внес также предложение перемешивать центурии разных классов, определяя порядок их голосования в центуриатных комициях; это не слишком повлияло бы на фундаментальную структуру данного собрания, благоприятствовавшую богатым классам, но в случаях, когда три или четыре кандидата получали одинаковое число голосов, эта мера позволила бы выровнять шансы тех соискателей, кого поддерживали более бедные граждане. Циник мог бы сказать, что Гракх заботился о собственном будущем. У нас нет свидетельств, что этот закон был принят. Кроме того, Гай изменил условия военной службы: теперь никто не мог стать солдатом в возрасте младше семнадцати лет, запрещались также любые вычеты из жалованья за предоставленную одежду и снаряжение. Однако в источниках не сказано, что Гай Гракх сократил срок обязательной военной службы, хотя, по всей видимости, к 109 г. до н. э. это уже произошло. 56 Badian 1972 (А 4): 67-81; Nicolet 1971 (G 173); Nicolet 1979 (G 175).
Глава 3. Политическая история, 746—95 гг. до н. э. 99 Более сложные проблемы были связаны с политикой Гракха по устранению коррупции и господства аристократии в судах. В этом контексте не следует забывать рассмотренный выше (с. 96 наст, изд.) закон Семпрония о судах по делам, предусматривавшим смертную казнь: он должен был стать позитивным стимулом для принятия законов об учреждении постоянных уголовных судов, а также особых трибуналов. Мера, которая позднее была включена в закон Корнелия о разбое, отравлениях и убийствах (Lex Cornelia de sicariis et veneficis), предусматривала, что лица, вступившие в сговор с целью добиться смертной казни обвиняемого, сами подлежат казни. Вряд ли это была реакция на чрезвычайный суд Попиллия в 132 г. до н. э., скорее — на общие злоупотребления в регулярных судах, подобные тем, что засвидетельствованы в 141 г. до н. э., когда претор Гостилий Тубул, руководивший расследованием разбойных нападений, был обвинен во взяточничестве, в связи с чем законом Публия Сцеволы (который позднее стал соратником Тиберия Гракха) был учрежден особый суд57. Однако характерной чертой законодательства Гая, которую считает необходимым подчеркнуть большинство античных авторов — обычно во враждебном тоне, — являлась передача судейских обязанностей всадникам (с. 109—110 наст, изд.), что, как утверждается, породило трения между ними и сенатом и в итоге ослабило власть последнего. Большинство рассказов не содержит подробных объяснений этой меры; Ливий упоминает о предложении Гая включить в сенат шестьсот человек из всаднического сословия, Плутарх пишет, что Гай хотел ввести в сенат три сотни всадников, чтобы затем все шестьсот сенаторов делили между собой судейские обязанности. Нет свидетельств тому, что сенат был расширен, но, возможно, перед нами лишь искаженная информация о настоящей реформе, в рамках которой несенаторы получили доступ к судейским обязанностям, которые ранее, как пишет Полибий, были монополизированы сенатом58. Самое ясное свидетельство о характере этой реформы, так взволновавшей античных авторов, дают фрагменты закона о вымогательствах (гл. 1, с. 17 наст, изд.): имя законодателя в них не указано, но, как будет показано далее, этот акт можно отнести к гракханским мероприятиям59. Он не только предписывал избирать в число присяжных лиц, не принадлежавших к числу сенаторов или младших магистратов, но и открыл новую эпоху в уголовном судопроизводстве. Этот закон позволял римским союзникам, лично или через уполномоченных представителей, обвинять бывших римских магистратов, сенаторов или их сыновей в незаконном изъятии имущества. Число присяжных должно было составлять пятьдесят человек, которые выбирались путем отбора и отвода из списка, включавшего четыреста пятьдесят человек, не имевших связей с сенатом 5/ Цицерон. О пределах блага и зла. П.54; IV.77; Цицерон. О природе богов. Ш.74; Ewins I960 (F 47). 58 Ливий. Периохи. LX; Плутарх. Гай Гракх. 5.2—4; Полибий. VI. 17.7; Brunt 1988 (А 19): 194-204. 59 Sherwin-White 1972 (В 240); Sherwin-White 1982 (С 133); Lintott 1981 (А 64): 177-185.
100 Часть I или магистратами. Процесс был строго регламентирован, и за нарушение процедуры присяжные карались штрафами. Успешные обвинители также получали в награду гражданство или иные привилегии — право обжалования (provocatio) и освобождение от военной службы и общественных обязанностей в собственных общинах (с. 93—94 наст. изд.). Политическая составляющая этого закона не сводилась просто к возложению судейских обязанностей на всадников: всадникам передавалась судебная власть именно в тех делах, где обвиняемыми выступали сенаторы и им подобные, а обвинителями — озлобленные союзники и подданные Рима. Этот закон сам по себе может объяснять более туманные утверждения в литературных источниках. Упомянутые Ливием и Плутархом предложения, объединявшие вместе сенаторов и всадников, могут быть изначальными планами Гая, от которых он позднее отказался, или же более общими мерами, касавшимися судей по другим делам. Согласно Диодору, который следует Посидонию, свое судебное законодательство Гракх считал мечом, направленным против сената, а Цицерон передает слова Гая о том, что он бросает на Форум мечи и кинжалы, чтобы граждане друг друга перерезали60. Не следует делать отсюда вывод, что Гай планировал уничтожить сенат — он лишь рассчитывал сломить его монополию на политическую власть. В то же самое время Гай старался ужесточить государственный уголовный процесс, который в прошлом благоприятствовал преступным сенаторам, виновным в злоупотреблениях и взяточничестве в провинциях. Дело в том, что обвинения в народном собрании и принятие законов об учреждении особых судов могли потерпеть неудачу из-за обструкции трибуна, дружественного к обвиняемому, или из-за воззваний последнего к чувствам толпы, а квазигражданская процедура обвинения, предусмотренная законом Кальпурния о вымогательствах, не подходила для сложных случаев и позволяла лишь возвратить пострадавшим утраченное, тогда как, согласно новому закону Гая, убытки должны были возмещаться в двойном размере. У историков сегодня не вызывает сомнений, что учрежденные таким образом всаднические суды были корыстны и мстительны. Главным аргументом в пользу этого мнения служит дело Публия Рутилия Руфа, который вступил в конфликт со сборщиками налогов в Азии и в 92 г. до н. э. был осужден. Однако важно отметить, что Рутилия осудили за получение взяток (видимо, от провинциалов) — в это время, согласно закону о вымогательствах (lex de repetundis), такое деяние считалось преступлением, и невозможно доказать, что формально Рутилий был в этом невиновен. Обычно во всадническом суде обвинения выдвигались на основании жалоб союзников. Статистика по делам о вымогательствах (repetundae) после принятия закона Гая показывает, что около половины всех обвинений увенчалось успехом61. Хотя, с точки зрения римских союзников, по сравнению с тем, что творилось прежде, произошли перемены к лучшему, 60 Цицерон. О законах. Ш.20; Диодор Сицилийский. XXXVÜ.9. 61 Lintott 1981 (F 104): 194-195, 209-212.
Глава 3. Политическая история, Ί46—95 гг. до н. э. 101 долю успешных обвинений нельзя назвать слишком высокой. И всё же в этот период сенаторы были недовольны присяжными, поскольку считали несправедливыми их обвинительные — а не оправдательные — приговоры. Более справедливым, видимо, будет вывод, что личная вражда одних присяжных к сенаторам всего лишь уравновешивала снисходительность других присяжных к тем сенаторам, с которыми они вели дела и имели социальные связи. Принятие закона о вымогательствах, вероятно, датируется началом второго трибуната Гая, поскольку из текста надписи следует, что закон был принят в начале календарного года. В разгар своего законотворчества Гай добился своего переизбрания, хотя сведения об этих событиях весьма туманны. Он не выдвигал свою кандидатуру, но, как пишет Плутарх, трибы выбрали его по собственному почину и председательствующий магистрат подтвердил его избрание. Вполне возможно, что такой исход выборов не соответствовал планам Гая, поскольку в 122 г. до н. э. ему требовалось уехать в Африку, чтобы руководить основанием новой колонии в Карфагене. Фульвия Флакка, коллегу Гая по земельной комиссии, тоже избрали трибуном, а его друг Гай Фанний стал консулом. В 122 г. до н. э. Гракх внес еще один масштабный законопроект (или же это сделал Флакк, заручившись поддержкой Гая) — о расширении гражданских прав латинов и италиков. Из источников очевидно, что латинам предлагалось полное римское гражданство, а другим италикам — нет. Сообщается, что последним было предложено право голосовать. Современные ученые полагают, что это неточное описание латинского статуса (который давал латинам, присутствовавшим на выборах, право голосовать в одной из тридцати пяти триб). Однако самыми главными характерными чертами латинского статуса были частные права: право на заключение смешанных браков с римскими гражданами, право на доступ в римские суды на равных с римлянами основаниях, а также право на приобретение земли и другого крупного имущества, находящегося в собственности у римлян62. Также не стоит забывать о религиозных культах, общих для Рима и Ла- ция. Эти привилегии больше способствовали ассимиляции латинов с римлянами, чем право голоса, и было бы странно, если бы античные авторы не упомянули о них. Таким образом, вопреки господствующему ныне мнению можно предположить, что Гай собирался предоставить италикам всего лишь некое право голоса в избирательных и законодательных собраниях, которым они могли бы воспользоваться, если бы находились в Риме во время голосования. Следовательно, предложение Гая имело скромные масштабы, поскольку предусматривало включение в число римских граждан лишь тех, кто и так уже был связан с ними общим языком, законами и религией. 62 Аппиан. Гражданские войны. 1.23.99; Плутарх. Гай Гракх. 5.2; 8.3; ORF: Nq 32, фр. 1. О латинских правах см.: Sherwin-White 1973 (F 141): 108—116; о переизбрании Гракха см.: Stockton 1979 (С 137): 169 слл.
102 Часть I Тем не менее, законопроект вызвал яростное сопротивление, и источники называют имена двух главных его оппонентов. Одним из них стал консул Фанний, который, как ожидалось, должен был поддержать Гая. Сохранившийся фрагмент знаменитой речи Фанния по этому поводу звучит так: «Полагаю, вы воображаете, будто, дав гражданство италикам, сохраните то же место в собрании, которое занимаете сегодня, и будете участвовать в играх и праздниках. Неужели вы не понимаете, что они наводнят всё?» Другим противником Гая был Марк Ливий Друз, его коллега по трибунату, который, как сообщается, по наущению сената вступил с Гракхом в борьбу за народную любовь: он предложил основать двенадцать новых колоний по 3 тыс. человек в каждой, отменить арендную плату за новые наделы и предоставить иммунитет от телесных наказаний даже латинам, состоящим на воинской службе. Трибунат Гая, очевидно, был прерван его поездкой в Африку, в новую колонию, где основание города сопровождалось дурными знамениями. (Неясно, как Гаю удалось обосновать свое отсутствие в городе, поскольку трибун обязан был находиться в Риме: возможно, его отъезд даже был санкционирован постановлением сената (senatus consultum), скрытой целью которого было временное устранение Гая с политической арены.) Мы не знаем, какая судьба постигла законопроект о союзниках: отказался ли от него сам Гай, провалился ли закон на голосовании, наложил ли на него вето Ливий Друз. Видимо, этот вопрос еще стоял на повестке дня во время консульских выборов, когда Фанний эдиктом изгнал латинов и союзников из Рима. Любопытно, что Гай издал ответный эдикт, в котором пообещал использовать полномочия плебейского трибуна для защиты изгоняемых, несмотря на то, что те не являлись римскими гражданами, но в итоге так и не выполнил свое обещание. В конце концов, законопроект утратил актуальность, и консулом был избран Луций Опимий — враг Гракха, ранее уничтоживший Фрегеллы. Самого Гая Гракха не переизбрали трибуном, хотя и сообщается, что он набрал большинство голосов. Вероятно, так случилось потому, что поданные за него голоса просто не считали, пока не определили первых десятерых кандидатов, уже одобренных большинством триб63. В 121 г. до н. э. была предпринята попытка отменить некоторые законы Гая. Возможно, предлагались некие поправки в его хлебный закон, но, видимо, отменен он был лишь в последнее десятилетие П в. до н. э. неким Марком Октавием, сыном Гнея, вскоре после того, как закон Са- турнина возродил установления Гракха. Также в 121 г. до н. э. мог быть принят первый постгракханский земельный закон, который разрешал продажу некоторых владений в пределах государственной земли (ager publicus), хотя, вопреки мнению большинства современных исследователей, это разрешение, по-видимому, не распространялось на новые участки (см. с. 106—107 наст. изд.). Но важнее всего оказалось то, что закон Рубрия об основании колонии в Африке стал мишенью нападок трибуна Мину- 63 Hall 1964 (F 74): 295.
Глава 3. Политическая история, 146—95 гг. до н. э. 103 ция, и Гракх и Фульвий Флакк решились противостоять ему, призвав на помощь своих сторонников. Когда Гракх и его соратники наблюдали за народным собранием, в котором решался этот вопрос, из недавно построенного на Капитолии портика, служитель, несший внутренности жертвенного животного, поглумился над ними — и был заколот стилями63"1. На следующий день состоялось собрание сената, на которое Гракх и Флакк были вызваны, но не явились, опасаясь повторения событий 133 г. до н. э. Затем сенат постановил, что Опимий должен защитить государство (res publica) и проследить, чтобы оно не потерпело ущерба; также ему было поручено низвергнуть тиранов. В ответ на это Флакк и Гракх вооружили своих сторонников и заняли святилище Дианы на Авентинском холме. Опимий собрал ополчение из римского народа и усилил его критскими лучниками, которые случайно оказались в окрестностях города. От переговоров с врагами он отказался и приказал им лично явиться и предстать перед судом сената. Затем, пообещав заплатить за голову Гая Гракха золотом по ее весу, Опимий двинулся на Авентин со склона Велии. В этой борьбе Флакк и его сыновья были убиты636, а Гай Гракх по Свайному мосту бежал на другой берег Тибра, где либо тоже погиб, либо покончил с собой. На этом Опимий не остановился и организовал розыск сторонников Гая Гракха, такой же, как был произведен в 132 г. до н. э. Многих гракханцев он приговорил в ускоренном порядке к казни, не утруждая себя официальным судебным процессом64. Позднее трибун Публий Деций Субулон обвинил Опимия перед судом народа в том, что тот казнил римских граждан, которые не были осуждены по закону, то есть нарушил закон Семпрония, нацеленный как раз на предотвращение казней, не санкционированных народом. В этом судебном процессе под вопрос были поставлены все действия Опимия по созыву войск и уничтожению Гракха и его соратников. Опимий сумел оправдаться: он сослался на постановление сената, уполномочившее его позаботиться о государстве, и заявил, что его враги не заслуживали, чтобы поступать с ними как с римскими гражданами. Доводы Опимия в защиту его военных мер были убедительнее, чем оправдания хладнокровного убийства пленных римских граждан, так что, возможно, обвинитель сам предопределил свое поражение, когда решил атаковать все мероприятия Опимия в целом. Этот процесс имел важное значение, потому что, в отличие от событий 133 г. до н. э., смерть гракханцев последовала не в результате насилия частных лиц, которое, хоть и оправдывалось ссылками на римские традиции, всё же не могло стать настоящим конституционным 63а То есть заостренными палочками для письма. — С.Т. бзь В бою были убиты только Флакк и его старший сын Марк. Квинта, младшего сына Флакка, гракханцы до начала сражения отправили в сенат для переговоров; он был арестован и позднее казнен (Цицерон. Против Катилины. IV. 13; Веллей Патеркул. П.7.2; Плутарх. Гай Гракх. 17; Аппиан. Гражданские войны. 1.26). — С.Т. 64 Stockton 1979 (С 137): 195 слл.; Lintott 1972 (F 102): 259 слл. О карьере Фульвия Флакка, которого обычно затеняет Гай Гракх, см.: Hall 1977 (С 72).
104 Часть I прецедентом, — но в результате просчитанного деяния магистрата, в обоснование которого приводилось доверие, оказанное ему сенатом. Согласно конституции, сенат мог принимать любые постановления, какие считал нужным, но лишь магистрат нес ответственность за любые предпринятые им незаконные действия. Тем не менее, постановление сената, призывавшее магистрата встать на защиту интересов государства, служило этому магистрату мощной поддержкой, если позднее его обвинили бы в нарушении законов. Вследствие оправдания Опимия это постановление (обычно известное как «senatus consultum ultimum» — так в негодовании назвал его Цезарь) превратилось в инструмент для разрешения чрезвычайных ситуаций, когда сенат полагал, что спасти положение может лишь применение квазивоенной силы против сограждан. С чисто теоретической точки зрения, можно многое сказать в защиту такого подхода. Если в городе творились насилие и беспорядки, вряд ли магистрат мог их подавить, не нарушая личную неприкосновенность граждан, гарантированную правом обжалования (provocatio). Но всё же это постановление было слишком расплывчатым, и магистраты могли его использовать как карт-бланш на самые жестокие репрессии. Ясно также, что это постановление использовалось как орудие политической борьбы классов, как в рассматриваемое время, так и позднее, и его жертвами становились те политики, которые бросали вызов власти сената и обращались к народному собранию65. Мало того, что Опимий ушел от наказания за нарушение закона Сем- прония, — из изгнания к тому же вернулся Попиллий Ленат. Так что сенат в конце концов одержал верх, и Гай Меммий, трибун 111 г. до н. э., в речи, вложенной в его уста Саллюстием, клеймил последующие годы как эпоху, когда народ стал «посмешищем для гордыни кучки людей»66. С другой стороны, судьба Гракхов могла научить популяров не тому, как важно свято чтить закон и порядок, а тому, как важно иметь превосходство в силах и, прежде всего, поддержку магистратов с империем. Вот такой урок Гракхи преподали своим наследникам, от Сатурнина до Кло- дия, и это возымело весьма неудобные последствия для сената. Можно задаться вопросом: стоило ли сенату платить такую цену за возрождение собственного могущества, тем более что он не сумел уничтожить всё сделанное Гаем. Действительно, закон о выведении колонии в Африке был отменен, но многие поселенцы Гракха остались в этой провинции, и другим римлянам было разрешено приобретать там землю. Помимо свидетельств аграрного закона 111 г. до н. э. (с. 106 наст, изд.), существует межевой камень, найденный на территории бывшего Карфагена, с надписью, датируемой примерно 120—119 гг. до н. э., в которой упоминается новая земельная комиссия; в нее входил Гай Карбон, отрекшийся от своих связей с Гракхом и выступивший в защиту Опимия67. Планы Гракха по распределению земли и выведению колоний в Италии тоже были изменены, 65 Iintott 1968 (А 62): 149-174. 66 Саллюстий. Югуртинская война. 31.2. [Перев. В.О. Горенштейна.) 67 ILLRP 475; Цицерон. 06 ораторе. П.106, 165, 170.
Глава 3. Политическая история, Ί46—95 гг. до н. э. 105 а к законопроекту о правах италиков и латинов в Риме вернулись лишь через тридцать лет. И всё же большинство законов Гая Гракха попало в корпус римских законов, и многие из них имели далекоидущие последствия. Поведение аристократии напоминало действия полководца, подавляющего мятеж: он соглашается с большинством требований, но ради сохранения дисциплины казнит главарей. Что же касается самого Гая Гракха, то в политическом поле он был находчивее своего брата, но при этом не менее дальновиден. Предложенные им решения текущих проблем оставались в рамках существовавшей политической системы, но изменяли баланс сил внутри нее. Теперь как крупные, так и мелкие реформы требовали внесения соответствующих законопроектов. Гай Гракх хотел, чтобы администраторы из числа сенаторов подчинялись правилам, установленным народным собранием, чтобы нижестоящие могли обвинять их в суде, а лица, не входившие в число сенаторов, — выносить им приговоры. Гай Гракх не мог учредить в Риме греческую демократию, однако он напоминал греческих демагогов не только тем, что восхвалял собственное неподкупное служение народу68, но и тем, что рассматривал народ как надлежащий ориентир в деле управления и распоряжения постоянно возраставшими ресурсами Римской империи. VI. Аристократы и Марий Суждение, которое Саллюстий влагает в уста Меммия, не совсем справедливо. Не говоря уже о том, что большая часть законов Гая Гракха осталась в силе, после его убийства трибуны не прекратили свою деятельность. Гай Марий, всадник из Арпина, после военной службы начавший сенаторскую карьеру, в свой трибунат в 119 г. до н. э. принял закон о голосовании (lex tabellaria), нацеленный на воспрепятствование давлению на голосующих: он предусматривал сужение деревянных мостков, которые вели с огражденного участка для ожидания к урнам для голосования. При этом Плутарх полагает, что Марий занял диаметрально противоположную позицию, когда заблокировал закон о зерне. Тем не менее, довольно вероятно, что в то время любой зерновой закон должен был изменять установления Гая Гракха, и Плутарх не понял, что на самом деле Марий защищал щедрое обеспечение римлян зерном в том виде, в каком оно существовало. В следующем году вопреки мнению сената был принят важный закон об основании колонии в Нарбоне, следовавший гракханскому прецеденту: снова была учреждена заморская колония, имевшая еще и большое торговое значение (см. с. 38 наст. изд.). Этот закон горячо поддержал молодой Луций Лициний Красе, будущий наставник Цицерона в ораторском искусстве, который уже отличился тем, что добился осуждения Гая Карбона — возможно, за вымогательства (de repetundis) и в соответствии с про¬ бе 0RF\ № 48, фр. 44.
106 Часть I цедурой, установленной Гаем Гракхом. Еще одним актом, давшим выход народным чувствам, стал в 114 г. до н. э. закон Педуцея, который предусматривал учреждение особого трибунала для суда над весталками, нарушившими обет целомудрия, и их соблазнителями, и тем самым вторгался в юрисдикцию верховного понтифика. И тем не менее аграрные отношения в Италии были изменены. Один из принятых законов разрешил продажу участков, выделенных из государственной земли. На взгляд Аппиана, это условие распространялось небольшие участки новых держателей, но из текста аграрного закона 111г. следует, что, согласно предыдущему закону, эту привилегию получили только давние владельцы (possessores) участков69. Позднее закон Тория положил конец работе земельной комиссии: он разрешил владельцам сохранить за собой имевшиеся у них участки государственной земли, но, как ясно из закона 111 г. до н. э., касалось это только тех участков, что не превышали пределов, установленных законами Семпрония; эти участки были обложены арендной платой. Вырученные средства предполагалось распределить — вероятно, на цели обеспечения начального финансирования новым держателям небольших наделов в Италии. Аграрный закон, принятый между 1 марта и началом сбора урожая в 111 г. до н. э. и сохранившийся на бронзовой таблице, отменил плату за любую государственную землю (ager publicus), находившуюся в законном владении римских граждан, за исключением сданной в аренду, и перевел эту землю в частную собственность70. Таким образом, текущее состояние дел было формализовано. Тем не менее, некоторые земли всё же остались государственными, в том числе участки, переданные сельским жителям, которые поддерживали в порядке дороги, угодья, сданные в аренду цензорами (в том числе и крупные территории, предоставленные италийским общинам), дороги для перегона скота (calles) и пастбища. Закон 111 г. до н. э. также наделял владельцев, возделавших ранее не обрабатываемую государственную землю, правом перевести ее в частную собственность, но не более тридцати югеров. Вместе с тем текст закона предполагает, что к этому времени в Италии для перераспределения римской государственной земли было уже сделано всё возможное. Как показывают статьи закона об Африке и Коринфе, отныне подобные мероприятия следовало проводить за границей: первая статья свидетельствует, что африканская земля продолжала оставаться доступной для покупки или аренды, а вторая предусматривает проведение землемерного обследования коринфской земли в целях дальнейшего ее межевания и распределения. В этом законе Ап- пиан усматривал предательство устремлений Гракхов. Так могло казаться писателю эпохи Раннего принципата, когда поместья сильно разрастались, а количество собственников стремительно сокращалось, но из этого не 69 Аппиан. Гражданские войны. 1.27.121; Аграрный закон 111 г. до н. э. 15—16 (о том, что до 111 г. до н. э. за покупателями новых наделов не признавалось никаких прав); ср.: 16—17 (о том, что покупка земли у старых владельцев признавалась действительной). 70 Badian 1964 (С 10); Gabba 1958 (В 40): 93-95; Johaimsen 1971 (В 176).
Глава 3. Политическая история, 746—95 гг. до н. э. 107 следует, что в конце П в. до н. э. новые владельцы небольших хозяйств быстро разорялись или бросали свои наделы (с. 72—73 наст. изд.). Нельзя отрицать, что богатые оказывали давление на землю, но более вероятно, что власть капитала приобрела угрожающий размах только во время массового перераспределения земли, последовавшего за Союзнической и гражданской войнами в 90—80 гг. до н. э. Тем не менее, десятилетие, последовавшее за смертью Гая Гракха, стало достаточно реакционным, чтобы обусловить резкие нападки на аристократию во времена Югуртинской войны. Действительно, именно события этого времени более всего побудили Саллюстия заявить, что римской политикой управляет factio paucorum — упрочившаяся во власти маленькая группировка нобилей. Общая справедливость этого утверждения и следствия из него рассматривались выше (с. 64—68 наст, изд.), здесь же уместно будет упомянуть об основанной на нем современной трактовке данного периода: это гипотеза о господстве «группировки Метеллов»71. Между 123 и 109 гг. до н. э. консулами были шестеро Цецилиев Метеллов: четверо сыновей Квинта Метелла Македонского (консул 143 г. до н. э.) и двое сыновей Луция Метелла Кальва (консул 142 г. до н. э.). Кроме того, Публий Сципион Назика (консул 111 г. до н. э.) и Марк Эмилий Скавр (консул 115 г. до н. э. и принцепс сената, которого Саллюстий считал ключевой фигурой господствующего нобилитета) были зятьями Метеллов. Других политических союзников Метеллов исследователи отыскали среди их коллег по консульству или родственников этих коллег: например, Луций Аврелий Котта (консул 119 г. до н. э.) и Квинт Сервилий Цепион (консул 106 г. до н. э.). Можно возразить, что такое обилие Метеллов — историческая случайность, вызванная плодовитостью предыдущего поколения и необычайно низким уровнем детской смертности в нем. Всё это позволило и без того могущественной семье еще больше укрепить свои политические и социальные позиции в среде аристократии. Однако отсюда не следует, что в политике возросла важность родственных связей или они стали предоставлять более широкие возможности. С другой стороны, исследователи, для которых фамильные группировки — это движущие силы римской политики, могут просто сказать, что «группировка Метеллов» в самой неприкрытой форме представляет собой тот род политического сообщества, который обычно складывался на основе более тонкой и сложной сети взаимосвязей. Выше уже высказывались сомнения в том, насколько корректно объяснять политику в терминах борьбы семейных группировок, здесь же необходимо лишь рассмотреть, в какой мере теория о «группировке Метеллов» помогает пролить свет на историю постгракхан- ской эпохи. Если мы исходим из того, что на протяжении примерно десяти лет политику определяли влиятельные нобили, враждебные гракхан- скому курсу, будь то консулы или старшие сенаторы, то вполне возможно, что семья Метеллов сыграла роль политического и социального цемента, п Badian 1957 (С 6) — за этим исследователем следует прежде всего Грюэн, см.: Gruen 1968 (С 68): 106-135.
108 Часть I скрепившего их господство. Однако, с моей точки зрения, отсюда не следует ни то, что сами Метеллы выступали в роли лидеров или определяли политическую стратегию, ни то, что связанные с Метеллами политики сохранили свою сплоченность в последующий период, когда традиционной аристократической политике вновь был брошен вызов. Саллюстий в «Югуртинской войне» (16.2) объясняет влияние Опимия в сенате его победой над Гаем Гракхом и плебсом, а не дружбой с Метеллами. Внешнеполитические аспекты войны с Югуртой рассматривались выше (гл. 2, с. 43—45 наст. изд.). Сперва взятки, которые Югурта раздавал римским деятелям, лишь подкрепляли их в чем-то обоснованное нежелание чересчур глубоко влезать в нумидийские дела; но он унизил римскую дипломатию и создал потенциальную угрозу для провинции Африка, и это вызвало резкий поворот в римской политике. Изначально эта перемена произошла без всякого вмешательства со стороны трибунов-популя- ров, но начиная со 111 г. до н. э., когда методы Югурты оказались общеизвестны, трибунам стало удобно обыгрывать некомпетентность и коррумпированность сената в деле, затрагивавшем национальную гордость. Гай Меммий, трибун 111 г. до н. э., принял закон, предписывавший претору Луцию Кассию привезти Югурту в Рим для допроса; этот план в итоге сорвался, когда другой трибун запретил нумидийскому царю давать показания. В 110 г. Югурта вернулся в Африку, а трибуны продолжили агитацию, и двое из них пытались добиться переизбрания на должность. В следующем году трибуны помешали консулу Метеллу переправить в Африку новые войска после поражения Альбина. Затем Гай Мамилий предложил создать особый суд (quaestio) для расследования действий тех лиц, которые советовали Югурте игнорировать постановления сената, брали от нумидийского царя взятки, вернули ему боевых слонов и дезертиров и заключили с врагами формальные договоры о войне и мире. На первый взгляд этот закон защищал как авторитет сената, так и высшее право народа решать вопросы войны и мира. Закон представлял угрозу для всех членов разнообразных посольств, направленных в Нумидию, а также для Луция Бестии и Спурия Альбина, консулов 111 и 110 гг. до н. э., и для их военных советников, прежде всего для Марка Скавра. Сообщается, что, пустив ход интриги, виновные пытались помешать принятию закона; опирались они, в частности, на латинов и союзников72. Выражения Саллюстия указывают на то, что союзники, действуя в роли посредников, давали взятки трибунам или другим магистратам либо шантажировали их, добиваясь, чтобы те воспрепятствовали голосованию с помощью вето или религиозного запрета. Эта деятельность союзников, как и апелляция италийских держателей государственной земли в 129 г. до н. э., служит иллюстрацией связей, соединявших италиков с римской аристократией. В конечном счете Скавру удалось добиться избрания на должность одного из председателей этого суда, но по меньшей мере пятеро выдающихся сенаторов, в том числе Бестия, Альбин и Луций Опимий, 72 Саллюстий. Югуртинская война. 40.3.
Глава 3. Политическая история, 746—95 гг. до н. э. 109 были осуждены. Сообщается, что в этих судах заседали гракханские присяжные, то есть, возможно, это были судьи из списка, учрежденного законом Гая Гракха о вымогательствах (lex de repetundis). В те годы возрастало значение политической позиции состоятельных людей, не входивших в сенаторское сословие, и это становилось всё очевиднее. Вполне возможно, что на протяжении предыдущего века представители этого слоя постоянно оказывали закулисное влияние на политику, которое обнаруживалось только в кризисные моменты, например, скандал с махинациями перевозчиков в 212 г. до н. э. или спор из-за государственных контрактов в 169 г. до н. э. Поражение в войне было дурной вестью для предпринимателей, занимавшихся финансами и государственными контрактами, даже если их деловые интересы концентрировались скорее в Риме, нежели за границей, поскольку доверие (fides) к финансовой системе разрушалось повсеместно. Если говорить о частностях, то известно, что одни италийские предприниматели в Нумидии пострадали из-за того, что поддержали Адгербала, другие приобретали землю в провинции Африка, а римские всадники участвовали в нумидийских кампаниях как «солдаты и торговцы». Поддержки именно этих людей настойчиво добивался в 108 г. до н. э. Гай Марий (в тот момент — подчиненный Метелла), когда осуждал своего командира за его методы ведения войны и добивался для себя консульства73. VII. Марий и всадники Прежде чем обратиться к последствиям избрания Мария, стоит сделать краткое отступление о характере всаднического сословия, которое теперь стало восприниматься как политическая сила. В сущности, римскими всадниками (equites Romani) назывались отобранные цензорами люди, которые за государственный счет получали коня и фураж для него, а в центу- риатных комициях — голосовали в восемнадцати особых центуриях. Многие из них были молодыми людьми, которым предстояло стать сенаторами, некоторые приходились сенаторам братьями или другими близкими родственниками, другие не имели с сенатом никакой связи. Всадники, как и сенаторы, имели привилегию носить золотое кольцо. Однако, видимо еще со времен Полибия, термин «всадники» («equites») античные авторы использовали применительно к куда более широкой группе людей, служивших в коннице. Сообщается, что в эпоху Поздней республики существовало требование к имуществу всадников (census), составлявшее, вероятно, 400 тыс. сестерциев, но соответствие этому требованию не позволяло автоматически получить статус всадника. Утверждается также, что де- факто этот статус был наследственным. Николе привел сильные аргументы в пользу того, что «римскими всадниками» корректно называть лишь 73 Ливий. XXV.3—4; Х1Л1.16; Саллюстий. Югуртинская война. 21.2; 26.1; 65.4; Веллей Патеркул. П. 11.
по Часть I членов восемнадцати центурий, но путаные рассказы в некоторых источниках указывают, что в эпоху Поздней республики в это понятие закралась неясность, и, видимо, одной из ее причин стало то, что античные авторы называют «всадниками» несенаторов, заседавших в судах и нередко бравших налоги на откуп, когда рассказывают об их противостоянии с сенатом74. В тексте закона Гая Гракха о вымогательствах (de repetundis), вырезанном на таблице, ныне утрачены позитивные требования к присяжным данного суда; если единственным требованием к ним была принадлежность к сословию римских всадников (equites Romani), то двусмысленности бы не возникло, но, судя по всему, эти требования были куда более сложными. Таким образом, когда, следуя за нашими источниками, мы обращаемся к конфликту сената с всадниками, то под вторыми мы подразумеваем не членов всаднических центурий, а состоятельных несенаторов, большая часть которых, возможно, но не обязательно, входила во всаднические центурии (строго говоря, они могли иметь иной статус — например, статус эрарных трибунов, требовавший такого же имущественного ценза). Но не следует считать, что те молодые всадники, которые вскоре собирались войти в сенат и в большинстве своем являлись сыновьями сенаторов, блюли верность политическим интересам всадников. Начало раскола между сенатом и всадниками источники связывают с судебным законодательством Гая Гракха, однако обвинительные приговоры по закону Мамилия и избрание Мария на первое консульство в 107 г. до н. э. — это первые явные свидетельства враждебности всадников к сенаторскому правлению в рассматриваемый период. Марий стал не просто эффективным орудием всадников, но символом их политической позиции. Он, как и братья Цицероны, родился во всаднической семье в Арпине и мог удовольствоваться муниципальными магистратурами, военной службой и финансовыми предприятиями, проводившимися, возможно, в интересах государства. Один источник действительно утверждает, что Марий участвовал в налоговых откупах. Также он прошел долгую и выдающуюся военную карьеру, в том числе служил у Сципиона под Нуманцией и занял должность военного трибуна. Однако примерно в годы восхождения Гая Гракха Марий вступил в римскую политику, стал квестором, трибуном (с. 105 наст, изд.), а затем, после суда по делу о подкупе избирателей и оправдания, — претором. Когда Марий служил у Метелла в Нумидии, тот считал его своим клиентом. Марий имел связи также с Геренниями, один из которых формально являлся его патроном, но не ясно, кто поддерживал Мария на ранних этапах его карьеры. Победу Мария на консульских выборах нельзя совершенно отделять от его предыдущих политических контактов (даже если наши источники умалчивают о них в этом контексте), но не следует сбрасывать со счетов ни настойчивое утверждение Саллюстия о том, что победу Мария обусловила его предвыборная агитация, обращенная к широким кругам, в том числе к сельским и городским работникам, ни тот факт, что Марию помогали всадники-предпри¬ 74 Nicolet 1966 (А 80); Henderson 1963 (С 76); Wiseman 1970 (А 131).
Глава 3. Политическая история, /46—95 гг. до н. э. 111 ниматели75. Голоса последних во всаднических центуриях или в центуриях первого класса имели большой вес, и многие люди, должно быть, отбросили лояльность другим политикам, чтобы проголосовать за Мария. Свой выбор они, несомненно, объясняли тем, что в дни кризиса Рим нуждается в лучших из лучших (та же аргументация в недавнем прошлом работала на благо Сципионам, а в почти легендарную эпоху войны с Пирром (КИДМ УП: 486-487, 523—526) — в пользу таких новых людей, как Фаб- риций Лусцин и Курий Дентат). Любопытно, что Гортензий, изначально избранный консулом на 108 г. до н. э., был осужден, находясь в должности, и его заменил суффект. С другой стороны, Марий был человеком старинной суровости и не запятнал себя коррупцией, характерной для современных ему сенаторов. Саллюстий расценивает избрание нового человека в консулы как эпохальный удар по могуществу нобилитета. В предшествующие двадцать лет люди, не имевшие родственников преторского или консульского ранга, действительно реже достигали консульства, чем в другие периоды, но всё же составляли около 15% от общего числа консулов. Когда нового человека избирали в консулы, его знатные соперники расценивали исход выборов как личное унижение, но нобилитет, помня о множестве прецедентов, не рассматривал такое голосование как вотум недоверия, если только на это не указывали совершенно особые обстоятельства, сопровождавшие выборы76. После своего избрания Марий получил в управление провинцию Африка, которая была ему поручена посредством плебисцита, то есть в обход обычной процедуры, установленной Гаем Гракхом. Недавним прецедентом служило назначение в 147 г. до н. э. Сципиона Эмилиана в Африку (напротив, в 211 г. до н. э. Сципион Старший был направлен в Испанию лишь после того, как сенат передал решение этого вопроса народному собранию). Назначение Мария, в свою очередь, стало предвестником серии аналогичных решений народного собрания о предоставлении крупных командований, которая увенчалась судьбоносными назначениями Цезаря, Помпея и Красса в 50-х годах I в. до н. э. Сенат разрешил Марию провести призыв новобранцев, но Марий избежал того сопротивления, которое в 109 г. до н. э. встретил Метелл, поскольку набирал только добровольцев, прежде всего — вышедших в отставку солдат (evocati), обещая им победу и добычу. Также он принимал в войско и неимущих (capite censi), и последующие историки критиковали это решение Мария за то, что из-за него армию наводнили бесчестные люди, послужившие идеальной поддержкой для полководцев, жаждавших диктаторской власти. К такому выводу легко было прийти, когда Республика уже погибла, особенно в свете событий, последовавших за убийством Цезаря, когда армии покупались, а солдаты научились продавать свои услуги по самой /5 Саллюстий. Югуртинская война. 65; 73; Carney 1962 (С 41); Passerini 1934 (С 117): 10-32. 76 О частоте избрания «новых людей» см.: Hopkins, Burton 1983 (А 54): 55 слл.; об определении этого понятия см.: Brunt 1982 (С 34).
112 Часть I высокой цене. Однако нет никаких признаков того, что Марий или большинство его современников понимали революционный потенциал его действий. Более вероятно, что в рассматриваемое время Мария критиковали за нарушение основного принципа римского общества (действовавшего и в классических греческих городах), который гласил, что защиту общины в норме следует поручать людям, владеющим в ней большой долей, то есть имущим. Точно так же обязанность этих людей защищать Рим служила обоснованием их господства в центуриатных комициях, избиравших высших магистратов. Короче говоря, Мария обвиняли в том, что он набрал недостойных людей, которые навредят Риму, — но скорее дезертирством, нежели свержением власти77. Если Марий и его современники и проявили недальновидность, не стоит винить их за это. Невозможно определить, какую долю среди набранных составляли неимущие. Римляне продолжали регулярно комплектовать армию путем обязательного набора, а не призыва добровольцев. Привлекательность военной службы не так уж очевидна, если учесть, что рядовой солдат получал один денарий в три дня и при везении мог дополнить это жалованье за счет добычи и раздач, устроенных по случаю триумфов. Правда, Марий — первый известный нам полководец, уделявший большое внимание наделению своих ветеранов землей. Однако на данном этапе процесс распределения земли еще требовал сотрудничества с сенатом и другими магистратами; этого нельзя было требовать от полководца. На самом деле римское войско стало пригодно для использования в гражданской войне лишь после того, как его моральные принципы были утоплены в кровавом море сражений с собственными союзниками-игалий- цами, а солдаты, служившие тогда в римской армии, были набраны в ходе всеобщего призыва. Также можно утверждать и обратное: именно гражданская война породила эгоистичного и беспринципного солдата78. VIIL Полководцы и трибуны Пока Марий вёл долгую войну в Нумидии, в других местах наблюдалась знакомая картина: военные поражения и коррупция, а затем — возмездие в римских судах. В 107 г. до н. э. в Аквитании тигурины разбили Луция Кассия, и Гай Попиллий спас жизни оставшихся солдат ценой унизительного соглашения. За это его привлекли к суду народа, но еще раньше трибун Гай Целий провел закон о том, что голосование народного собрания по делам, предусматривающим смертную казнь, должно проводиться тайно, и в итоге Попиллий был осужден. (Следует отметить, что народное собрание редко выносило смертные приговоры; вторым недавним при¬ 77 Саллюстий. Югуртинская война. 84.2—5; 86. 1—3; Плутарх. Гай Марий. 9.1; Авл Гел- лий. Аттические ночи. XVI.10.il; Gabba 1976 (С 55): 16—33. 78 Brunt 1962 (С 30): 75-79 = Brunt 1988 (А 19): 257-265.
Глава 3. Политическая история, 746—95 гг. до н. э. 113 мером, не вызывающим сомнений, был приговор, вынесенный Публию Попиллию Ленату по обвинению Гая Гракха в 123 г. до н. э.) В следующем, 106 году до н. э. консул Квинт Сервилий Цепион провел закон о вымогательствах (lex de repetundis), согласно которому присяжные должны были отбираться из смешанного списка сенаторов и всадников. Не ясно, был ли этот закон первым мероприятием такого рода после трибуната Гая Гракха; ответ зависит от того, считать ли упомянутый Цицероном закон Ацилия частью законодательства Гракха или более поздней мерой. Однако представляется очевидным, что в любом случае основные принципы, заложенные Гракхом, сохранялись до 106 г. до н. э. Возможно, закон Цепиона также учреждал процедуру под названием divinatio, когда суд выбирал обвинителя из нескольких желающих. Сообщается, что Луций Красе поддерживал это предложение, страстно умоляя народ спасти сенаторов от хищных клыков. Обычно считается, что под хищниками он подразумевал присяжных-всадников, но здесь вполне могли иметься в виду и обвинители, которые, как свидетельствует трактат Цицерона «Брут», к тому времени воспринимались уже как особый класс79. Однако 6 октября следующего, 105 г. до н. э. под Араузионом (совр. Оранж) в долине Роны кимвры нанесли сокрушительное поражение самому Цепиону и Маллию, консулу этого года, причем Цепиона подозревали в краже принадлежавшего римским союзникам золота из священного озера возле Толосы (совр. Тулуза). Цепион был лишен империя — возможно, по настоянию трибуна Гая Норбана (если, как небезосновательно предполагают исследователи, тот вступил в должность в декабре 105 г. до н. э.). Тогда именно к этим событиям относится рассказ о так называемом «мятеже Норбана» («seditio Norbana»), когда два трибуна, попытавшиеся наложить вето на закон Норбана, силком были вытолканы из храма, где в то время находился инициатор закона, а принцепс сената Скавр получил удар камнем. Другой трибун, Луций Кассий, враждовавший с Цейлоном, провел закон, согласно которому сенатор, осужденный народным судом или лишенный народом командования, изгонялся из сената. Позднее был создан специальный трибунал для расследования дела об исчезновении золота из Тулузы. По всей видимости, Цепиона осудили и этот трибунал, и народное собрание. Точно известно, что он был брошен в тюрьму как осужденный на казнь и вышел на свободу только после вмешательства трибуна Луция Регина, в 104 или 103 г. до н. э. Тем временем Гней Домиций, еще один деятельный трибун 104 г. до н. э., предпринял неудачную попытку привлечь к суду Марка Силана за сражение, проигранное кимврам в 109 г. до н. э. (Как сообщается, Силан несправедливо обошелся с галльским клиентом и другом отца Домиция, победителя арвернов.) Впрочем, Домицию удалось провести закон, согласно которому рядовые члены жреческих коллегий должны были не кооптироваться, а избираться меньшинством триб (семнадцатью). С помощью такой Lintott 1981 (F 104): 186-191. 79
114 Часть I уловки он обошел религиозные возражения против того, чтобы жрецы избирались всем народом80. Еще один закон, датируемый 104 или 101 г. до н. э., — это закон о вымогательствах (lex de repetundis), автором которого был Гай Сервилий Главция. Он не только вернул всадническому сословию былую судебную монополию на разбирательство дел, связанных с вымогательством, но и учредил новую процедуру и изменил содержание закона. В дальнейшем процессы в этом суде в обязательном порядке разбивались на два этапа (процедура называлась comperendinatio), отменялось также прежнее положение, предусматривавшее отсрочку рассмотрения дела, если для более чем трети судей оно оставалось неясным. Было учреждено дополнительное следствие о деньгах, которые осужденный передал другим лицам. Процедура выбора обвинителя (divinatio) либо сохранилась, либо только сейчас была введена (с. 113 наст, изд.), и, вероятно, впервые назначенный обвинитель получил время для сбора доказательств в той провинции, где были совершены преступления (inquisitio). Теперь, в отличие от прежнего времени, наказывать стали не только денежным штрафом, но и утратой общественного положения. Более того, закон стал признавать преступлением не только проведение конфискаций при помощи физического или психологического давления, но и получение взяток, предлагаемых добровольно. Этот весьма суровый закон позволил более всесторонне и эффективно преследовать римских магистратов за злоупотребления, однако противоречил духу законодательства Гая Гракха, поскольку в результате дивинации ведение обвинения теперь чаще поручалось римлянам, чем пострадавшим союзникам, а это дало новые возможности честолюбивым политикам и породило следующее поколение профессиональных обвинителей. Возможно, заключительная глава закона Главции сохранилась на фрагменте бронзовой таблицы из Тарента; в этой надписи изложены сложные правила, регулировавшие вознаграждение лиц, добившихся осуждения нарушителей, и принесение клятвы о соблюдении закона81. Так продолжалась политическая тенденция, наблюдавшаяся уже в начале Югуртинской войны. Унизительные военные поражения и злоупотребления полководцев за границей сделали аристократию уязвимой для нападок трибунов; последние пользовались этими слабостями, и их успехи вдохновляли новую популярскую деятельность. При этом, хотя после своих побед в 105 г. до н. э. германские племена и ушли на север, они всё же представляли серьезную угрозу для Италии, а на самом пороге дома возникла еще одна опасность — новое восстание рабов на Сицилии в 104 г. до н. э. (гл. 2, с. 40 наст. изд.). Такая военная обстановка дала Гаю Марию более широкие возможности для карьерного продвижения, поскольку народные волнения побуждали трибунов не только изводить аристократию своего рода партизанской войной, но и вновь утверждать суверенитет народного собрания, возрождая гракханскую политическую модель. 80 Ferrary 1979 (С 49): 92-101. 81 Lintott 1981 (F 104): 189-197; 1982 (В 191); Ferrary 1979 (С 49): 101-134.
Глава 3. Политическая история, /46—95 гг. до н. э. 115 Благодаря дипломатии своего легата Суллы, который убедил мавре- танского царя Бокха выдать Югурту римлянам, Марий сумел завершить нумидийскую кампанию к тому времени, когда Рима достигли вести о поражении при Араузионе. Затем он был заочно избран консулом во второй раз. Это избрание вполне могло состояться просто на волне народных чувств — той же, что одновременно погубила Цепиона, но нельзя исключать, что и в 105 г. до н. э., и в 104 г. до н. э. сенат ради успокоения народа освободил Мария от закона, запрещавшего повторное избрание на должность. После первой своей крупной победы над тевтонами и амбронами в 102 г. до н. э. Марий, как сообщается, был переизбран со всеобщего согласия. Более того, по всей видимости, в 104 г. до н. э. (в отличие от 107 г. до н. э.) его политика набора и обучения солдат не имела особых политических последствий. Вполне возможно, что он зачислял в войско и неимущих (capite censi), но в эти годы наблюдался такой военный кризис, в условиях которого ограничения на призыв и освобождения от воинской службы обычно приостанавливались; в римской терминологии такое положение дел называлось «tumultus». Впрочем, борьбу с германцами вело не более шести римских легионов, причем присоединенные к ним союзники превосходили их числом82. Отсутствуя в Риме, Марий мог дистанцироваться от ожесточенной вражды, вызванной судебными процессами 104 г. до н. э. Однако в следующем году он вступил в союз с трибуном Луцием Аппулеем Сатурнином, который обеспечил Марию расселение демобилизованных солдат по территории Африки. Когда Бебий, коллега Сатурнина, попытался наложить запрет на законопроект последнего, тот обрушил на него град камней и прогнал его, резко оборвав всякие споры об уместности действий Бебия. Принципы расселения в провинциях уже были прочно установлены, и аргументы, которые Тиберий Гракх использовал против Октавия (с. 84—85 наст, изд.), с тем же основанием можно было применить к Бебию. Тот, в свою очередь, мог указывать, что наделы в сто югеров чересчур щедры (вопреки прецеденту, установленному законом Рубрия) и что казна потеряет арендную плату или цену продажи, которую в ином случае можно было бы выручить за эту землю. Так или иначе, закон был претворен в жизнь, и отец Юлия Цезаря, который приходился Марию шурином, вошел в комиссию, распределявшую землю. Местоположение участков уже рассматривалось (гл. 2, с. 44^-45 наст. изд.). Другой аграрный закон этого времени, предложенный Луцием Марцием Филиппом, провалился во время голосования, возможно, из-за того, что затрагивал Италию, где теперь даже бедняки имели свои интересы, но запомнился одним высказыванием своего автора, который заявил, что «в государстве не найдется и двух тысяч человек, владеющих имуществом»83. 82 Brunt 1971 (А 16): 430-431, 685. 83 Цицерон. 06 обязанностях. П.73. О Сатурнине, Главции и Марии см.: Badian 1958 (А 1): 198-210; Ferrary 1977 (С 49).
116 Часть I Сатурнин присоединился к преследованию некомпетентных магистратов. Он не только предъявил обвинение Маллию и отправил его в изгнание, но и, вероятно, в свой первый трибунат в 103 г. до н. э. создал новый постоянный суд для рассмотрения действий лиц, умаляющих величие римского народа (quaestio de maiestate). Это туманное выражение постепенно стало включать в себя множество разных нарушений, и трудно с уверенностью сказать, что первоначально имел в виду инициатор этой меры. Нет сомнений, что этот суд мог разбирать дела об измене или полководческой некомпетентности военачальника, которые еще недавно рассматривались в народном собрании. Также похоже, что закон позволял преследовать трибунов и других магистратов, умышленно препятствовавших реализации воли народа, — к примеру, таких как Октавий в 134 г. до н. э. и, ближе к событиям, Бебий и трибуны, защищавшие Цепиона. По иронии судьбы позднее эта мера использовалась против трибунов, прибегнувших к насилию, ибо в 95 г. до н. э. в этом суде был обвинен Гай Норбан. Судьями были всадники, а образцом, вероятно, послужила процедура, использовавшаяся в суде по делам о вымогательствах (quaestio de repetundis). Возможно, что часть текста этого закона дошла до нас на фрагменте бронзовой таблицы из Банции (предлагались и другие идентификации этого фрагмента)84. В 102 г. до н. э. Сатурнин поддерживал Луция Эквиция, когда тот объявил себя перед цензорами сыном Тиберия Гракха. Цензор Метелл Нуми- дийский — тот самый, от чьего патроната отрекся Марий, — отказался записывать Эквиция туда, куда он хотел (вероятно, Эквиций желал попасть в сельскую трибу Семпрониев, а не в одну из городских триб, где регистрировали вольноотпущенников и других незнатных людей, проживавших в Риме). Метелл также собирался исключить Сатурнина и Главцию из сената, но его коллега Метелл Капр арий этого ему не позволил. Один источник сообщает, что цензор был осажден на Капитолии и его спасли всадники. Именно этой личной стычкой, а также решением сената об отстранении Сатурнина от квестуры, принятым несколькими годами ранее, античные авторы объясняют его озлобление и склонность к насилию. Сатурнин, конечно, был более неприятным персонажем, чем Гракхи, но применяемое им насилие нельзя свести к столь простому объяснению. Здесь был и элемент политического расчета: Сатурнин прибегал к силовым методам, чтобы быстро преодолевать барьеры, поставленные на его пути политическими противниками, поскольку предполагал, что из страха перед враждебностью народа его оппоненты не станут рисковать, применяя военную силу в Риме, и что, в крайнем случае, Марий его поддержит85. Тем временем армия Мария нанесла поражение тевтонам и амбронам возле римской крепости в Аквах Секстиевых (совр. Экс-ан-Прованс). Бо¬ 84 Ferrary 1983 (С 50) (здесь закон датируется 100 г. до н. э.); о фрагменте Bruns No 9 (с. 53) см.: TibÜetti 1953 (F 160): 57-75; lintott 1978 (В 190). 85 Аппиан. Гражданские войны. 1.28.126—127; Валерий Максим. IX.7.2; О знаменитых людях. 73; Орозий. V.17.3; Цицерон. 06 ответах гаруспиков. 43; Цицерон. В защиту Сестия. 101; Inscr. Ital. ХШ.З: Na 16; Badian 1962 (С 8): 218-219.
Глава 3. Политическая история, 146—95 гг. до н. э. 117 лее опасное вторжение кимвров через альпийские перевалы было остановлено в итоге в следующем году при Верцеллах (Раудийские поля) в Цизальпийской Галлии. Маний Аквилий, коллега Мария по консульству в 101 г. до н. э., завершил войну с рабами на Сицилии. Однако на Востоке открылись новые театры боевых действий. Рим отделил Ликаонию от Каппадокии. В 102 г. до н. э. претор Марк Антоний получил в качестве провинции Киликию и поручение вести войну с пиратами. Тит Дидий предпринял поход за реку Гебр во Фракии и к 101 г. до н. э. присоединил к провинции Македония область, известную как Кенийский Херсонес (см. далее). На горизонте маячили и будущие трудности: Сатурнин заподозрил посольство Митридата VI, царя Понта, в попытке подкупить сенаторов и стал настолько серьезно угрожать послам насилием, что впоследствии его обвиняли в нарушении их дипломатической неприкосновенности (с. 165 наст. изд.). В 101 г. до н. э. Главция, автор последнего по времени закона о вымогательствах (lex de repetundis), занимал должность трибуна. После победы Мария над кимврами он председательствовал на выборах трибунов, на которых Сатурнин, опираясь на солдат, вернувшихся с войны, был избран во второй раз, а его соперник, Авл Нунний (или Нинний), был убит. Один несколько путаный источник утверждает, что Луций Эквиций безуспешно пытался занять место Нунния в коллегии трибунов86. Сам Марий был избран консулом в шестой раз, якобы благодаря подкупу избирателей (по- видимому, он распределил часть кимврской добычи между своими солдатами, которые тоже голосовали на выборах). Однако не ясно, как и на каком основании в этот раз его освободили от закона, запрещавшего повторное соискание. Сам Главция стал претором сразу после трибуната: это не нарушало закон, поскольку трибунат не включался в обычную лестницу должностей (cursus honorum), но было весьма необычно. Литературные источники приписывают Сатурнину важные законы, принятые в 100 г. до н. э. Однако нужно добавить к 101-му или 100 г. до н. э. еще одну меру, которая отразилась на его политике и позиции популяров этого времени. Речь идет о законе о преторских провинциях (гл. 2, с. 46-^47, 50 наст, изд.), который нам известен из двух частично совпадающих текстов из Дельф и Книда и традиционно называется «законом о борьбе с пиратами». Это был плебисцит, принятый после избрания Мария и Луция Валерия Флакка на консульство 100 г. до н. э., но раньше, чем сенат распределил провинции этого года (в законе утверждалось, что данный плебисцит предназначается для решения указанной задачи). Большинство мер сами по себе не слишком примечательны. Закон предписывал не отправлять вновь набранные войска в Македонию, а будущим наместникам этой провинции — заняться сбором трибута, посетить недавно присоединенный Кенийский Херсонес и провести там не менее шестидеся¬ 86 Ливий. Периохи. LXIX; Аппиан. Гражданские войны. 1.28.127—128; Валерий Максим. IX.7.1—3; О знаменитых людях. 73; Флор. П.4.1 (здесь подчеркивается, что Сатурнин представлял себя наследником Гая Гр акха).
118 Часть I ти дней; Киликию он объявлял преторской провинцией и предусматривал дипломатические переговоры с Родосом и царями Восточного Средиземноморья с целью проведения совместной кампании против пиратов; тем временем наместнику Азии этот закон предписывал защищать Ликаонию и, вероятно, Памфилию. Однако в законе содержались также общие требования к поведению наместника: он не должен выходить за пределы провинции, исключая случаи, когда он направляется к месту исполнения дожносгных обязанностей или возвращается обратно или же путешествует ради государственных нужд (в этом закон повторял условия закона Порция, принятого, видимо, в феврале того же года). Любой человек, назначенный в отсутствие регулярного наместника исполнять его обязанности, должен был обладать его юрисдикцией в полном объеме до своего возвращения в Рим. Закон завершался серией обеспечивающих статей, которые обязывали магистратов подчиняться ему, для чего принести в том присягу, и угрожали любому, кто мог помешать исполнению этого правоустанавливающего акта, штрафом в размере 200 тыс. сестерциев за каждое нарушение; этой суммы хватило бы, чтобы многих отправить в изгнание. Для взимания данных штрафов была учреждена особая судебная процедура87. Большинство статей этого закона выглядят банальными, но это не должно скрыть от нас его радикальных особенностей. Рассматриваемый закон и предшествующий ему закон Порция — первые известные нам акты, заложившие общие позитивные правила для провинциальных наместников; позднее они были разработаны в законе Цезаря о вымогательствах (lex de repetundis), в законодательстве Августа и эдиктах последующих императоров. Трибун, составивший этот плебисцит (как Гракхи в своих законопроектах об Азии), стремился отрегулировать такие аспекты деятельности имперской администрации, которыми обычно занимался сенат, и давал указания наместникам. Наконец, чтобы воплотить закон в жизнь, были пущены в ход принуждение и угрозы, что напоминает афинскую демократию в эпоху расцвета ее могущества. Сами по себе такие присяги не были нововведением. В аграрном законе 111 г. до н. э. упоминаются более ранние клятвы, которых требовали законодатели, и такие же требования вместе с санкциями за их неисполнение сохранились на бронзовых фрагментах надписей из Банции и Тарента, но в них не хватает той тщательно разработанной процедуры, которая предусматривалась анализируемым законом88. Таким образом, и его форма, и его основной принцип были радикальны (хотя содержание и не выглядело таковым): закон утверждал суверенитет народного собрания в мелких вопросах римского управления. Если закон датируется началом 100 г. до н. э., то трудно отделаться от мысли, что провел его Сатурнин или дружественный ему коллега; если же закон был принят в конце 101 г. до н. э., то остается пред¬ 87 Hassall, Crawford, Reynolds 1974 (В 170); ср.: Greenidge—Clay: 279—281 — здесь приведен оригинальный текст из Дельф; Lintott 1976 (В 189); Ferrary 1977 (С 49). 88 TibÜetti 1953 (F 160): 61 слл.; Passerini 1934 (С 117): 121 слл.
Глава 3. Политическая история, 746—95 гг. до н. э. 119 полагать здесь влияние Сервилия Главции. В законе предусмотрено сотрудничество с Гаем Марием, и, по-видимому, тот его одобрил. Проведенное в 100 г. до н. э. законодательство Сатурнина, известное нам по литературным источникам, выглядит знакомо и напоминает о Гракхах, несмотря на то, что у его земельных законов была конкретная цель — расселение ветеранов Мария. Хлебный закон, который возобновил распределение зерна среди римского плебса по цене, установленной Грак- хами, встретил ожесточенное сопротивление со стороны младшего Сервилия Цепиона, который в тот год был квестором государственной казны. Когда Сатурнин проигнорировал вето трибунов, Цепион во главе банды сломал сооружения для голосования. Тем не менее, в итоге закон, видимо, всё же был принят, а позднее, в том же году, Цепион вместе с коллегой отчеканил монеты, знаменовавшие покупку зерна во исполнение постановления сената. Земельное законодательство Сатурнина включало проекты основания колоний на Сицилии, в Ахайе и Македонии за счет трофейного золота из Тулузы. Также мы слышим о колонии, которую Гай Марий основал на Корсике. Колонии Юнония и Нарбон Марсов стали прецедентами колонизации за пределами Италии, но эта политика не была прерогативой популяров, о чем свидетельствуют поселения на Балеарских островах и основание в том же году Эпоредии в Цизальпийской Галлии. Действительно, в заключительной части аграрного закона 111 г. до н. э. предусматривалась центуриация земли в Коринфе, которая обычно предшествовала какому-то расселению; возможно, Сатурнин избрал Коринф как место для одной из своих колоний89. Однако следующий земельный закон стал предметом борьбы Сатурнина и его политических противников. В нем предлагалось разделить на наделы землю в Цизальпийской Галлии, которую кимвры отобрали у прежних жителей. Нам не известны ни размер, ни расположение этих участков. Таким образом, не удается понять, могли ли выдвигаться какие- то обоснованные возражения против закона, например, указание на то, что он вызовет враждебность местных жителей к Риму. Теоретически эта мера мало отличалась от более ранних законов о распределении земли в Цизальпийской Галлии или от плебисцита Фламиния, принятого в 232 г. до н. э. Сообщается, что закону воспротивился городской плебс на том основании, что италики получали бы слишком много привилегий. Закон был принят в собрании только после схватки, победу в которой одержали сельские жители, ранее служившие у Мария и специально для этой цели вызванные в город Сатурнином. Ясно, что городской плебс питал враждебные чувства к римским гражданам из сельской Италии, составлявшим ядро армии Мария и, согласно закону Сатурнина, большинство получателей земли, но это обстоятельство не объясняет упоминания об италиках. Видимо, Марий собирался предоставить землю и союзникам. Мы знаем, 89 Риторика для Геренния. 1.21; Crawford (В 144): Nq 330; Greenidge—Clay: 107, 111; Аграрный закон 111 г. до н. э.: 96 слл.
120 Часть I что один из законов Сатурнина давал Марию право предоставить римское гражданство трем (так в рукописях Цицерона) жителям каждой колонии. Это позволило бы ему наградить италийских союзников, хорошо послуживших ему, а также сделать политический жест доброй воли в адрес Италии; нечто подобное он уже совершил по собственной инициативе, когда дал гражданство когорте умбрийских вспомогательных войск прямо на поле боя90. Сатурнин продавил этот земельный закон вопреки запретам других трибунов и требованиям отложить собрание ввиду удара грома. Как утверждают, он заявил своим врагам-арисгократам, что если они не угомонятся, то на них обрушится град. В этот раз против спорного трибунского законопроекта впервые была использована религиозная обструкция. Вполне возможно, что гроза случилась на самом деле, и оппоненты Сатур- нина ухватились за нее, чтобы помешать ему. Формальные, в том числе и религиозные, требования к законотворчеству были установлены в законах Элия и Фуфия до 133 г. до н. э. Тем не менее, вплоть до 100 г. до н. э. председательствующий магистрат имел значительную свободу действий в вопросе о том, признавать ему дурные знамения или игнорировать их, хотя если он выбирал второй путь, то впоследствии его могли привлечь за это к суду. Но сложилось так, что этот спорный случай, по всей видимости, послужил прецедентом: объявление об истинных или фальшивых знамениях стало распространенным методом обструкции в годы Поздней республики91. В этот раз городской плебс поддержал противников Сатурнина, но был оттеснен демобилизованными солдатами, верными Марию. Когда горожане схватились за дубинки, марианцы поступили точно так же и одержали верх. Таким образом, сторонники Сатурнина несут ответственность за то, что первыми прибегли к насилию, а его враги — за то, что первыми взялись за оружие. После принятия закона противники Сатурнина выступили против клятвы в его соблюдении, которую должны были принести все сенаторы (а не только магистраты, как в законе о преторских провинциях) в течение пяти дней под угрозой штрафа в размере 500 тыс. сестерциев (согласно Аппиа- ну) и исключения из сената. Метелл Нумидийский, старый враг Мария и Сатурнина, отказался приносить эту клятву. Сопротивление остальных сенаторов Марий обошел, заявив, что обязательство, накладываемое клятвой, действительно лишь постольку, поскольку действителен сам закон, и принесение клятвы не влияет на решение вопроса о его юридической силе. Этот маневр, видимо, имел хорошие правовые обоснования и представлял собой искусный политический ход. Марий не желал потерять закон, который служил его интересам, но предпочел избежать столкновения со своими противниками. Сатурнин попытался добиться исключения Метелла из 90 Аппиан. Гражданские войны. 1.29.130—131, 134; Цицерон. В защиту Бальба. 46, 48; Валерий Максим. V.2.8; О знаменитых людях. 73.7; Badian 1958 (А 1): 207. 91 Astin 1964 (F 7).
Глава 3. Политическая история, 146—95 гг. до н. э. 121 сената за отказ принести клятву, но другие трибуны встали на его защиту. В ответ Сатурнин предложил закон об изгнании Метелла, вероятно, на том основании, что тот больше не подчиняется законам, как положено гражданину (таким образом, риторика Сатурнина напоминала ту, что использовалась для оправдания убийства гракханцев, которые были объявлены «врагами»). Перед лицом этой угрозы Метелл удалился в изгнание, чтобы, как сообщается, предотвратить гражданскую войну, а Сатур нин добился от Мария формального объявления о лишении Метелла огня и воды92. (Такая формулировка означала, что изгнаннику запрещалось возвращение на римскую территорию. — С.Т.) Это событие воспламенило среди аристократов и других противников Сатурнина ненависть к Марию, которой впоследствии друзья Метелла воспользовались в подходящий момент, чтобы добиться его возвращения. Со временем эта история стала легендой — изначально потому, что лила воду на мельницу историков, враждебных Марию, вроде Ругалия Руфа и Посидония, а потом, возможно, из-за сходства с изгнанием Цицерона, на чем акцентировал внимание сам оратор. В итоге данное дело затмило меры Сатурнина в других областях и весьма способствовало затенению их истинного значения93. В то время, должно быть, казалось, что Сатурнина не остановить: его законодательство не встречало сопротивления, и вместе с Луцием Экви- цием он был переизбран трибуном на следующий год. Затем, вероятно ближе к концу года (даже если хронология Аппиана может быть неточной), прошли консульские выборы. Одним из кандидатов был Марк Антоний, который в ожидании триумфа еще находился за пределами города вместе со своими солдатами, другим — Гай Меммий, в прошлом деятельный трибун 111 г. до н. э., которого Сатурнин теперь опасался, а третьим — Главция, искавший поддержки Сатурнина, чтобы сразу после претуры стать консулом, вопреки возрастному закону (lex annalis). В день выборов председательствующий магистрат не принял кандидатуру Главции, а Мем- мия люди Сатурнина забили насмерть, и в воцарившейся сумятице собрание было перенесено. Сатурнин призвал на помощь сторонников из сельской местности и занял Капитолий. Тем временем во второй раз в истории Рима сенат принял чрезвычайное постановление (senatus consultum ultimum), потребовав, чтобы консулы вместе с другими магистратами защитили интересы государства. Сам Марий, видимо, считал, что если кто-то и должен выступить против Сатурнина и Главции, то они сами заинтересованы в том, чтобы таким противником оказался именно он. Консулы подумывали об использовании армии Марка Антония, но сначала решили не создавать опасный прецедент ввода регулярных войск в пределы померия — священной границы города, определявшей его гражданскую территорию. Марий созвал ополчение, раздал ему оружие и оса¬ 92 Аппиан. Гражданские войны. 1.30.135—31.140; Плутарх. Марий. 29; Greenidge—Clay: 106-107; Lintott 1972 (F 102): 245-246. 93 Это наиболее очевидно в: Плутарх. Марий. 29; Malitz 1983 (В 69): 378—379.
122 Часть I дил Сатурнина и его сторонников на Капитолии. Те сдались, получив от Мария некую гарантию того, что их не казнят без суда, и были заперты в здании сената. Но это не кончилось для них добром. На сторонников Сатурнина набросилась толпа линчевателей и то ли забросала их насмерть камнями прямо в курии, то ли убила, когда они попытались найти убежище где-то в другом месте (подробности в источниках сильно приукрашены и часто несовместимы друг с другом). Среди убитых были сами Сатурнин и Главция, а также Луций Эквиций, квестор Гай Сауфей и Гней Корнелий Долабелла, брат Сатурнина94. Марий не извлек особой пользы из своей попытки возглавить организованное восстановление закона и порядка. Когда он сложил полномочия, родственники Метелла Нумидийского (прежде всего его сын, позднее получивший прозвище Пий (Благочестивый)) принялись ходить за ним по пятам, унылые и нечесаные (что символизировало траур), и умолять о возвращении Метелла95. Этому воспрепятствовал Публий Фурий, который, по мнению автора настоящей главы, был трибуном в 99 г. до н. э.; и тем не менее решение о возвращении Метелла было принято в следующем году, а самого Фурия, сложившего полномочия, двое трибунов привлекли к суду, и во время процесса толпа разорвала его на куски. Однако позднее осудили и одного из обвинителей Фурия — якобы за открытое восхваление Сатурнина. Другой жертвой стал Секст Тиций, который в свой трибунат в 99 г. до н. э. сумел провести аграрный закон, развивавший, возможно, некоторые предложения Сатурнина. Что же касается законодательства самого Сатурнина, то Цицерон сообщает, что, хотя формально оно не был отменено, его юридическая правомочность оставалась спорной и некоторые колонии просто не были основаны. Впрочем, нумизматические данные указывают, что в Цизальпийской Галлии наделы всё же раздавались. В результате спорный вопрос так и остался без ясного решения. Успех Тиция свидетельствует, что радикальные меры всё еще находили поддержку, и лобовым образом отменять акты Сатурнина было бы политически недальновидно. Тем не менее, в 98 г. до н. э. консулы приняли закон Цецилия—Дидия, вводивший правило, согласно которому законы, принятые с нарушением ауспиций вследствие пренебрежения дурными знамениями, признавались недействительными, и передавал решение подобных вопросов в ведение сената. Так было подготовлено средство для дальнейших побед над законодателями-популярами96. Казалось, политический маятник вновь качнулся в сторону господства сената. Младший Цепион был оправдан в суде по обвинению в примене¬ 94 Аппиан. Гражданские войны. 1.32 141—33.146; Greenidge—Qay: 108—109. Другую хронологию см., наир.: Badian 1984 (С 17), со ссылками на предыдущие дискуссии. Также см.: Passerini 1934 (С 117): 281 слл. 95 Диодор Сицилийский. XXXVI. 15; Цицерон. Речь в сенате по возвращении из изгнания. 37; Цицерон. Речь к народу по возвращении из изгнания. 6; Аппиан. Гражданские войны. 1.33.147—148. Ср. о значении траура: Iintott 1968 (А 62): 16—20. 96 Lintott 1968 (А 62): 136 слл.; Crawford (В 145): 181—183.
Глава 3. Политическая история, 146—95 гг. до н. э. 123 нии насилия в ходе противостояния с Сатурнином; затем был оправдан и Гаи Норбан, которого привлекли к суду за мятежные действия, совершённые десятилетием ранее во время борьбы против старшего Цепиона; по иронии судьбы, обвинили Норбана согласно закону самого Сатурнина об оскорблении величия (de maiestate). В 95 г. до н. э. консулы Луций Лици- ний Красе и Квинт Муций Сцевола решились открыто оскорбить чувства союзников: они провели закон об учреждении суда по делам о незаконном присвоении римского гражданства. Это неизбежно озлобило влиятельных италиков и снова вывело на первый план вопрос о массовом предоставлении гражданства латинам и италикам. Не может быть сомнений, что имел место конфликт между «лучшими людьми», жаждавшими восстановить господство сената, и сторонниками Мария и политики Сатурнина, но вряд ли они образовывали две сплоченные «группировки» — метелланцев и ма- рианцев. Сами «лучшие люди» были расколоты вследствие жестокой ссоры между Марком Ливием Друзом, будущим трибуном 91 г. до н. э., и младшим Цепионом, которая стала одной из причин еще более глубокого раскола, вызванного политикой Друза в год его трибуната97. Закон Главции о возвращении суда по делам о вымогательствах (quaestio de repetundis) в руки всадников некоторое время не оспаривался, и это не случайно. Сообщается, что в 102 г. до н. э. всадники защищали Метелла Нумидийского от Сатурнина, а в 100 г. до н. э. участвовали в подавлении движения Сатурнина (в первую группу, вероятно, входили все молодые аристократы, но едва ли это относится ко второй группе). Можно указать и на следующий прецедент: согласно Саллюстию, всадники отреклись от дела Гракхов. Несмотря на свою заинтересованность в конкретных реформах, люди, обладавшие богатством и высоким статусом, не желали видеть, как политическое устройство погружается в сущий хаос, хотя и могли посмотреть сквозь пальцы на ограниченное применение силы ради приобретения выгод (как это было в ходе принятия аграрного законодательства)98. Тем не менее, когда около 92 г. до н. э. Рутилий Руф был осужден на то, что, будучи легатом Квинта Сцеволы, наместника провинции Азия, получал от греков взятки за притеснение римских сборщиков налогов, этот приговор возродил былые страхи сенаторов и внес еще один вклад в политический конфликт, чуть было не разрушивший римское и италийское общество в конце текущего десятилетия99. Об этой истории будет рассказано в следующей главе. А настоящий раздел следует завершить в римских традициях — некрологом Сатурнину и Главции. Бесполезно пытаться пересмотреть их образы, приуменьшая роль насилия в их политике. Несомненно, их противники тоже прибегали к силе чаще, чем сообщают об этом источники, но полностью переписать общеизвестный рассказ античных авторов невозможно. Важнее признать, 97 Badian 1957 (С 6); Gruen 1965 (С 66). 98 Саллюстий. Югуртинская война. 42.1; Brunt 1965 (С 31): 118; Brunt (А 17): 90 слл. 99 Greenidge-Clay: 125-127.
124 Часть I что насилие в их политике стало обоснованной реакцией на насильственное уничтожение Гракхов. Сатурнин и Главция рассчитывали на поддержку дружественного консула, но в итоге Марий отвернулся от них. Они стремились не просто провести необходимые реформы, но и, по примеру Гая Гракха, руководить политикой, опираясь на народное собрание. Поскольку их предложения в большинстве своем могли показаться привлекательными лишь части населения, Сатурнин и Главция постоянно вынуждены были вести политические бои, в которых намеревались победить любой ценой. Клевета, которую возвели на них после смерти, — это ненамеренный комплимент от их политических противников из числа аристократии. Что же касается плебса, то следует помнить, что через тридцать семь лет Цезарь и Лабиен, желая обрести народную поддержку, привлекли к суду человека, причастного к гибели Главции и Сатурнина100. 100 Цицерон. В защиту Гая Рабирия; Светоний. Божественный Юлий. 12; Дион Кассий. ΧΧΧΥΠ.26—28.
Глава 4 Э. Габба РИМ И ИТАЛИЯ: СОЮЗНИЧЕСКАЯ ВОЙНА* Переломный момент во взаимоотношениях Рима с италийскими союзниками наступил в 133 г. до н. э., когда Тиберий Гракх внес свой аграрный законопроект: из исторической традиции, представленной кн. I «Гражданских войн» Аппиана, совершенно очевидно, что именно тогда возникла «проблема союзников» в политической и институциональной сферах. Возвращение Римскому государству общественной земли (ager publicus), более или менее законно оккупированной не только римскими, но и италийскими владельцами (possessores), вероятно, производилось с нарушением договоров, связывавших Рим с союзными общинами. Нельзя утверждать, что в приоритетном порядке изымались общественные земли, оккупированные италийскими владельцами, но ясно, что связи между высшими классами Италии и Рима, укреплявшиеся на протяжении двух поколений после Ганнибаловой войны, были теперь серьезно ослаблены. Тяжелые экономические и социальные последствия аграрного закона для высших классов Италии вступали в неявное противоречие с общей политикой Рима, который ранее стремился гарантировать преобладание, жизнеспособность и приемлемость италийских правящих классов в их общинах и, следовательно, рассматривал эти элиты как представителей италийских общин в отношениях с Римом. Вмешательство Сципиона Эми- лиана (гл. 3, с. 92) лишь отчасти исцелило эту рану; после Гая Гракха значение аграрной проблемы снизилось, но восстановить утраченное доверие не удавалось. Вопрос о том, имели ли бедняки (proletarii) из италийских общин право на получение общественной земли, распределение которой возобновила аграрная комиссия, вызывает у исследователей споры; но и в том, и в другом случае социальная напряженность в италийских и даже латинских общинах должна была возрасти. Свидетельств об этих О взаимоотношениях Рима с Италией во II в. до н. э. см.: Габба // КИДМ VHI: 246-300.
126 Часть I трениях не сохранилось, но можно не сомневаться, что по силе они не уступали напряженности в Римском государстве, и есть ряд оснований полагать, что они ее даже превосходили — в частности потому, что в италийских общинах сохранялось местное налогообложение, уже давно отмененное в Риме; именно такое впечатление и оставляет — и должен оставлять — рассказ Аппиана, в котором данный кризис представлен нам с точки зрения италийской стороны. Весьма показательным случаем может служить восстание латинской колонии Фрегеллы в 125 г. до н. э. Этот город несколько раз выступал в роли представителя латинских колоний в Риме; на протяжении предыдущих пятидесяти лет его этнический и гражданский состав претерпел глубокие изменения. К моменту прямого разрыва с Римом Фрегеллы, судя по всему, были расколоты пополам; дело не сводилось лишь к тому, что Квинт Нумиторий Пулл, представлявший аристократию, так или иначе связанную с Римом, «предал» Фрегелы последнему. В восстании участвовали все социальные и даже этнические группы населения Фрегелл, ибо после восстания неподалеку обнаруживается римская колония Новая Фабратерия, где поселились жители латинской колонии Фрегеллы, сохранившие верность Риму1. Предложения о наделении италийцев римским гражданством, звучавшие в Риме на протяжении 120-х годов до н. э. и имевшие целью компенсировать экономический ущерб, нанесенный им аграрным законом, были, естественно, адресованы прежде всего италийским и латинским высшим классам, ибо только последние были способны извлечь из гражданства реальную выгоду. Эти законопроекты содержали также статьи, предусматривавшие для италийцев другие, альтернативные, преимущества и привилегии, которые обнаруживаются также в законе о вымогательствах, принятом в эпоху Гракхов: этот закон устанавливал почести и награды для обвинителей, добившихся осуждения вымогателей. Всё это, вероятно, указывает на то, что в италийской среде еще не распространилось понимание практической ценности римского гражданства, но экономический ущерб и потеря престижа уже были очевидны. Со своей стороны Рим, вероятно, очень не желал выводить из состава союзных общин богатые правящие классы и понимал, сколь трудно будет расширить функции Римского государства в случае увеличения численности гражданского коллектива. Поэтому, когда магистраты латинских колоний получили право приобретать римское гражданство — вероятно, после 125 г. до н. э., — несомненно, были предусмотрены механизмы, позволявшие не исключать этих магистратов из их собственных общин. В любом случае, отчасти под воздействием ряда римских предложений о предоставлении гражданства2, но в большей степени — вследствие быстрого ухудшения политической 1 О Нумитории см.: Цицерон. О нахождении материала. П.105; Цицерон. О пределах блага и зла. V.62; о Фабратерии см.: Веллей Патеркул. 1.15.4; СоагеШ 1981 (В 275). 2 Аппиан. Гражданские войны. 1.34.152. Все ссылки на Аппиана предполагают также ссылки на наш комментарий к нему, см.: Appiani Bellorum Civilium Liber I// Gabba 1967 (В 40).
Глава 4. Рим и Италия: Союзническая война 127 обстановки союзники всё острее стали ощущать потребность покончить со своим статусом подданных и получить свою долю власти над империей, иными словами — приобрести римское гражданство. Однако усиление давления с их стороны натолкнулось на возраставшую неприязнь римлян к такого рода всеобщим пожалованиям гражданства. Эта неприязнь определялась не только гордым и упрямым осознанием собственной исключительности, хотя оно, безусловно, имело место и проявлялось в беспрецедентной жестокости некоторых римских магистратов к союзникам3, но и далеко не напрасными опасениями, что такое пожалование гражданства может обрушить всю политическую и институциональную структуру Римского государства. Более того, в Риме постоянно обреталось беспримерное множество италийцев разного социального происхождения, нередко придерживавшихся разных политических взглядов; их участие в сходках (contiones) разжигало ксенофобию городского плебса. Сам же городской плебс достиг угрожающих размеров, всё более превращался в противоположность сельскому плебсу и слишком легко поддавался на грубую и неистовую демагогию4. Римское правительство приняло меры для высылки италийцев и этим навлекло на себя их сильную ненависть (см.: КИДМ VIII: 296—299)5. Эту сложную политическую ситуацию проще будет понять, если ее рассмотреть на фоне роста благосостояния, происходившего в центральной и южной Италии с середины П в. до н. э.; естественно, существовали региональные различия (греческие города далеко на юге оставались в глубоком упадке), и эти перемены оказали на разные классы совершенно разное воздействие6. Указанный рост благосостояния отнюдь не исключал кризиса традиционных форм италийского земледелия, которое претерпело изменения под воздействием развития италийской экономики в целом. Естественно, кризис имел тяжелые социальные последствия, выразившиеся в разорении независимых крестьянских хозяйств, но этот процесс был — и остается — характерен для любых периодов быстрых перемен. Масштабы общественного (прежде всего храмового) строительства (где тоже наблюдаются региональные различия) и сила греческих художественных традиций в Италии лучше всего видны в археологических свидетельствах7. Сооружение или перестройка множества святилищ свидетельствует о политическом интересе высших классов к этой деятельности; в некоторых случаях огромными экономическими ресурсами храмов распоряжалась местная знать, занимавшаяся одновременно теми или иными видами предпринимательства и, как в Пренесге, поддерживавшая замор¬ 3 Гай Гракх. О внесенных законах // ORF: 191—192 (фр. 48) (о Теане Сидицинском, Калах, Ферентине). 4 Гай Фанний Ц ORF: 144 (фр. 4). 5 Комментарий к Луцилию, фр. 1088, см.: Cichorius 1908 (В 16): 208—212. 6 Crawford 1985 (В 145): 173—187; об обстановке в Италии в целом см.: Giardina, Schiavone 1981 (G 104) I: гл. 6-20. 7 В целом см.: Hellenismus.
128 Часть I ские связи8. В то же время денежная экономика достигла даже самых отдаленных областей полуострова, что свидетельствует как о коммерческой активности высших классов, так и о росте их благосостояния. Некоторые выгоды получили и низшие классы — в результате подъема общественного строительства, инициаторы которого в Италии и в Риме ясно понимали его позитивные социальные последствия. Естественно, высшие классы Италии инвестировали приобретенное богатство преимущественно в сельское хозяйство, способствуя развитию его самых современных и прибыльных отраслей и концентрируясь на производстве продуктов с целью последующей реализации; это обусловило резкое неприятие в этих кругах гракханских предложений, которые поставили на время под вопрос вышеописанные тенденции развития. (Вместе с тем невозможно доказать, что после Гракхов доля римлян в эксплуатации римской государственной земли (ager publicus) действительно возросла за счет доли союзников9.) Упомянутое повсеместное процветание и в италийских общинах, и в римских колониях, как и в самом Риме, определялось их всё более активным участием в эксплуатации провинций и самим существованием империи; ибо, как уже было показано, это привело к возрастанию обмена между Италией и провинциями10. Участие в этом процессе могло принимать различные формы, и не в последнюю очередь это была официальная практика распределения добычи между союзными общинами; такого рода практику могут отражать посвятительные надписи Луция Муммия, сделанные после завоевания Греции в 146 г. до н. э. и разбросанные по разным городам Италии. Общины центральной и южной Италии владели территориями в долине реки По, что можно истолковать как свидетельство о пожаловании им этой земли Римским государством в награду за оказанные услуги11. Весьма вероятно, что официальное распределение плодов завоеваний и в самом деле проводилось, — чтобы компенсировать гражданам союзных общин необходимость платить трибут, от которого римские граждане были освобождены со 167 г. до н. э.;12 в особых случаях римское правительство могло освободить отдельных граждан союзных общин от местных налогов, но это лишь усиливало недовольство тех, кто по-прежнему обязан был их платить. Разумеется, главным источником обогащения для отдельных членов союзных общин было активное участие в предпринимательской деятельности в провинциях. Ранее исследователи считали, что среди деловых людей на Востоке преобладали италийцы; сегодня эта точка зрения уже не выглядит столь очевидной, и тщательный анализ имен торговцев на Делосе, выполненный с учетом новейших свидетельств, показывает, ско- 8 Bodei Giglioni 1977 (G 17): 59—76; СоагеШ F. Ц Les Bourgeoisies: 217—240. 9 Nagle 1973 (В 74). 10 Crawford 1985 (В 145): 339-340. 11 ILLRP 327—330; Beloch 1926 (A 9): 624; альтернативную гипотезу см.: Crawford 1985 (В 145): 339-340. 12 Аппиан. Гражданские войны. 1.7.30.
Глава 4. Рим и Италия: Союзническая война 129 рее, доминирование римских граждан;13 если положение дел было именно таким, то это означает, что термин «Ρωμαίοι», который обычно считался обобщением для римлян, латинов и союзников, употреблялся в более узком смысле. Однако эта смена угла зрения не отменяет значительной общности интересов и общей ментальности всех трех категорий, вне зависимости от правовых различий между ними. В историографии высказывались гипотезы о конфликтах между предпринимателями (римскими и италийскими) и римскими всадниками (equites), которые занимались прежде всего государственными строительными контрактами и военными поставками, иными словами — крупномасштабной экономической и коммерческой деятельностью как в западных провинциях, так и в других регионах. Хотя такого рода конфликты некоторые историки считают одной из возможных причин Союзнической войны14, о них нет никаких свидетельств. «Единство» делового класса вне Италии подтверждается такими хорошо известными эпизодами, как оборона нумидийской Цирты от Югурты италийскими предпринимателями15. Римское правительство в равной мере обеспечивало защиту как римских граждан, так и латин и италийских (или заморских) союзников — это следует из нескольких статей закона о провинциях, принятого в 101 г. до н. э., текст которого был найден в Дельфах и Книде16 (гл. 3, с. 117—119). Пожалуй, именно выгодами и привилегиями, которые получали италийские союзники от римского правительства, объясняется стремление греческих и восточных предпринимателей стать гражданами городов Великой Греции — феномен, засвидетельствованный в конце П — начале I в. до н. э.; эти люди имели деловые связи с указанными городами и могли рассматривать приобретете их гражданства как первый шаг к получению римского гражданства17. Почти такое же положение дел, как и на Востоке, наблюдалась, вероятно, и на Сицилии18 и прежде всего в Цизальпийской Галлии; уже во П в. до н. э. здесь не только проводилась программа колонизации, включавшая почти всю территорию к югу от реки По, — сюда спонтанно иммигрировали римляне и италийцы, 13 Wilson 1966 (А 128); Cassola 1971 (G 35); Solin 1982 {D 293). u Salmon 1962 (C 127). ь Саллюстий. Югуртинская война. 26.1; cp.: 21.2; 26.3; Gabba 1976 (С 55): 85—86 — комментарий к пассажам: Саллюстий: Югуртинская война. 64.5; 65.4; Веллей Патеркул. П.11.2; см.: Gabba 1972 (С 56): 776. 16 Дельфийская копия: В6: «πολΐται Ρωμαίων σύμμαχοί τε έκ της Ιταλίας Λατίνοι»; Книдская копия: кол. II, стк. 6—7; ср.: кол. Ill, стк. 30—34; Hassall, Crawford, Reynolds 1974 (В 170): 201—202. Это выражение, видимо, является неточным переводом асиндетона (бессоюзного выражения. — О.Л.) «cives Romani socii Italici nominis Latini», в котором, как и у Ливия (XXI.55.4; ХХХУШ.35.9), подразумеваются и союзники, и латины; противоположное мнение см.: Jones 1926 (В 177): 168^169; Джонс считает, что италийские союзники («socii Italici») были исключены из этой формулы. 17 IDelos 1724 (106—93 гг. до н. э.); Mancinetti Santamaria 1982 (D 281); Mancinetti Santamaria 1983 (G 151). 18 Fraschetti (G 74), хотя предложенная данным автором интерпретация надписи из Поллы [CIL Р, 638 = ILLRP 454) представляется нам неприемлемой.
130 Часть I а высшие классы вкладывали крупные денежные средства в землю как к северу, так и к югу от По19. Тот факт, что латинские и италийские деловые классы образовывали также влиятельные политические группы в союзных государствах, мог лишь углубить пропасть, разделявшую союзников и римских граждан в Италии. Если в провинциях правовое различие между ними не имело почти никакого практического значения, то в Италии союзники всё более зримо становились подданными Рима и не имели никакой возможности повлиять на политические решения правительства, которые теперь напрямую затрагивали экономические интересы их высших классов. Традиционные связи между римской элитой и италийской знатью не способны были ослабить это напряжение и со временем выглядели всё более неуместными20. В то же время усвоение италийскими элитами римских норм поведения, происходившее ускоренными темпами на протяжении предыдущего столетия, уже вышло за пределы языка и культуры и оказало влияние на политические системы и магистратуры союзных городов. (Самым поразительным свидетельством этого процесса является Оскский закон Банцийской таблицы (Lex Osca Tabulae Bantinae), если его действительно следует датировать рубежом Π—I вв. до н. э., то есть если он предшествует Союзнической войне, пусть даже ненамного21.) При этом уподобление политических структур союзников политическим структурам Рима мостило дорогу для процесса муниципализации, последовавшего за Союзнической войной. Требования предоставления италийцам римского гражданства, вероятно, стали звучать громче после 123 г. до н. э., не в последней степени вследствие беспокойства последних, вызванного несомненной деградацией норм политического поведения в Риме. И именно в этот период лица, проживавшие вне Рима, получили право обращаться в римские суды; это способствовало развитию муниципальной и даже италийской судебной риторики22. Данный процесс был обусловлен тем, что закон о вымогательствах, принятый в эпоху Гракхов, позволял, в числе прочих, и союзнику привлечь сенатора к суду за вымогательство; эта новая риторика часто ассоциировалась с популярской политической позицией. Именно появление в судах обвинителей италийского происхождения и объясняет как возникновение школ латинской риторики, так и их запрет в 90-х годах до н. э., когда римляне попытались направить социальную и политическую интеграцию в традиционное русло23. С другой стороны, германская угроза, возникшая, когда на территорию венетов вторглись с северо-востока кимвры, должна была возродить ита¬ 19 О Сазернах, владения которых, вероятно, следует локализовать в окрестностях Дертоны, см.: Kolendo 1973 (G 139); о Корнелии Непоте в Инсубрии, возможно, невдалеке от Тицина, см.: Gabba // Storia di Pavia (Milano, 1984) I: 219; о присутствии италийцев (Ίταλιώται) в Норике см.: Полибий. XXXIV. 10.13; Страбон. IV.6.12. 20 Wiseman 1971 (А 130). 21 Bruns\ № 8. 22 Цицерон. Брут. 167—172; ср.: 180; 241—242; David 1983 (G 54). 23 Gabba 1953 (С 54): 269-270; David 1979 (G 53).
Глава 4. Рим и Италия: Союзническая война 131 лийскую солидарность; судя по всему, эти чувства охватили как низшие сословия, так и кельтские и лигурийские племена в долине реки По, — согласно свидетельству Полибия, веком ранее перед лицом галльской угрозы произошло то же самое. Текст Цезаря (где, возможно, немного сгущены краски) свидетельствует о том, что спустя пятьдесят лет германская угроза казалась еще вполне реальной. Прямо на поле боя Гай Марий предоставил римское гражданство двум когортам камерийцев (хотя законность его решения вызывала сомнение), и отсюда ясно, насколько ценной считалась теперь такая награда24. В последние годы П в. до н. э., когда Луций Аппулей Сатурнйн занимал должность плебейского трибуна (103 и 100 гг. до н. э.), проблема союзников предстаёт в наших источниках в неразрывной связи с проблемой римских и италийских пролетариев, набранных в войско Мария, и с необходимостью наделить их землей во исполнение обещаний, данных им в 107 г. до н. э.25. Согласно Аппулееву закону 103 г. до н. э., каждый солдат Мария, будь то римский гражданин или союзник, должен был получить в Африке по сотне югеров земли. Таким образом, поселения солдат-союзников могли быть предшественниками африканских городов, жители которых в эпоху Империя называли себя марианцами26. Затем, в 100 г. до н. э., был принят более всеобъемлющий аграрный закон (а возможно, и не один) о распределении земли в Цизальпийской Галлии и заморских провинциях27 — его автор осознанно исключил из распределения государственную землю (ager publicus) в центре и на юге Италийского полуострова. В историографии обычно считается, что этот же закон предусматривал основание колоний римских граждан (в Италии и за ее пределами); в эти колонии были допущены также и союзники, причем в каждой такой колонии Марий имел право дать гражданство трем союзникам-колонистам. Подобная практика засвидетельствована уже в первой половине П в. до н. э., а для рассматриваемого в настоящем томе КИДМ периода известен один конкретный случай — касается он Тита Матриния из Сполеция, латинянина, позднее обвиненного в судебной комиссии (quaestio) по делам о незаконном присвоении гражданства (ее учредил в 95 г. закон Лициния—Муция) и оправданного благодаря заступничеству самого Мария28. Имеется прямое свидетельство о том, что выгоды от этого закона должны были получить на¬ 24 Цицерон. В защиту Бальба. 46—47; Валерий Максим. V.2.8; Плутарх. Марий. 28.3. 25 Источники свидетельствуют о том, что солдаты Мария происходили преимущественно из сельского пролетариата, см.: Gabba 1976 (С 55): 24; традиция, представленная Аппианом, упростила противостояние друг другу сельского и городского плебса, возникшее в эпоху Гракхов и вышедшее на первый план в 100 г. до н. э., но не придумала его; противоположное мнение см.: Schneider 1982—1983 (С 131). 26 О знаменитых людях. 73.1; о Керкине см.: Inscr. Ital. ХШ, 3: Nq 7 (но см.: Barnes 1971 (С 19) — автор предполагает, что в надписи речь идет о корсиканской Мариане); Brunt 1971 (А 16): 577-581. 27 Аппиан. Гражданские войны. 1.29.130; О знаменитых людях. 73.5 (колонии на Сици- лии, в Ахайе и Македонии). 28 Цицерон. В защиту Бальба. 48; Badian 1958 (Al): 260—261; Badian 1970—1971 (С 15): 404.
132 Часть I ряду с сельским плебсом и союзники, то есть солдаты, набранные из низших классов союзных общин, а потому городской плебс враждебно встретил данную инициативу29. Даже если Аппулеев закон 100 г. до н. э. не был проведен в жизнь, множество италийских союзников приобрело в этот период, по-видимому более или менее легально, римское гражданство, ибо цензоры 95 г. до н. э. сочли необходимым принять закон Лициния—Муция (Lex Licinia Mucia)29*, призванный исключить из гражданского коллектива тех, кто вступил в него незаконно30. Представляется весьма вероятным, что мера эта была направлена прежде всего против союзников, принадлежавших к высшим классам («лидеры италийских народов», «principes Italicorum populorum») и сумевших тем или иным способом обзавестись гражданством; последние были так возмущены, что впоследствии этот закон считался одной из главных причин Союзнической войны31. Цицерон характеризует суд (quaestio), учрежденный законом Лициния—Муция, как строжайший (acerrima)32, а в другом источнике утверждается, что этот закон вызвал всеобщее недовольство, даже в Цизальпийской Галлии к югу от По33, вероятно, как раз из-за указанного суда. Однако неясно, следует ли относить именно к данному суду знаменитое замечание Цицерона о том, что одной из причин Союзнической войны стал «страх перед судами» («metus iudiciorum»)34. В историографии высказывалось мнение, что закон Лициния—Муция представлял собой реакцию на ценз 97 г. до н. э.: предполагается, что цензоры проявили открытость и щедрость по отношению к союзникам35 и 29 Gabba 1956 (В 38):76-79. 29а Луций Лициний Красе и Квинт Муций Сцевола, принявшие указанный закон в 95 г., занимали тогда должности консулов, а не цензоров. — О.Л. 30 Цицерон. Об обязанностях. Ш.47; Цицерон. В защиту Бальба. 48 и 54; Цицерон. В защиту Корнелия. Фр. 10; Асконий. 67—68С. Название закона «de civibus redigundis», несомненно, подразумевало возвращение лиц, не имевших права на гражданство, к их законному статусу союзников; нет оснований трактовать его, ссылаясь на схолию из Боб- био (129, 11.10—14 Stangl), как указание на то, что закон предусматривал изгнание кого- либо из Рима или отменял возможность приобретения гражданства «путем миграции и ценза» («per migrationem et censum») (Цицерон. В защиту Бальба. 54). 31 Асконий 68С. 32 Цицерон. В защиту Бальба. 48. 33 Вне зависимости от того, принимать ли предложенное Мауренбрехером (Maurenbrecher) стандартное исправление Саллюстия [История. 1.20): «citra Padum omnibus lex <in>grata fuit», или же исправление «frustra», предложенное Ла Пенной (La Penna 1969 (В 63): 254); см.: Luraschi 1979 (F 105): 85—86 примеч.188. (Первое чтение дает вариант: «закон был ненавистен всем по эту сторону Пада», второе — вариант «закон был бесполезен для всех по эту сторону Пада». — О.Л.) 34 Цицерон. Об обязанностях. П.75: «tantum Italicum bellum propter iudiciorum metum excitatum» («такая тяжкая Италийская война была вызвана страхом перед правосудием». Пер. В.О. Горенштейна). Судя по контексту, можно предположить, что Цицерон, имея в виду принятые в 91 г. до н. э. законы Друза, пытается связать восстание союзников с центральной политической проблемой того времени — судами по делам о вымогательстве, см.: Gabba 1976 (С 55): 70, 88; возражения против этого см.: Badian 1969 (С 12): 489—490; Ва- dian 1970-1971 (С 15): 407^08. 35 Gabba 1976 (С 55): 179-180; Badian 1958 (А 1): 212-213; Badian 1968 (А 3): 53; Badian 1970—1971 (С 15): 402-406; возражения против этого мнения см.: Brunt 1965 (С 31): 106
Глава 4. Рим и Италия: Союзническая война 133 попытались удовлетворить устремления италийских высших классов. Проверить эту гипотезу невозможно. Цицерон вспоминает, что однажды толпа, в которой присутствовали союзники, сорвала выступление Марка Эмилия Скавра, и тот предложил консулам провести данный закон; этот рассказ довольно правдоподобен, хотя лучше воздержаться от догадок о том, чему была посвящена прерванная речь Скавра36. Политические конфликты 90-х годов до н. э., отмеченные в числе прочего громкими судебными процессами, затрагивали такие важные проблемы, как характер римской внешней политики на Востоке и, особенно, «вопрос о союзниках». В 91 г. до н. э., когда должность плебейского трибуна занимал Марк Ливий Друз, этот вопрос неожиданно был снова поставлен на повестку дня; фактически в этом году завершился долгий исторический процесс, в ходе которого союзники всё настойчивее требовали римского гражданства, «чтобы стать, вместо подвластных, полновластными»37. Таким образом, их требование имело преимущественно политическую составляющую и, как мы уже говорили, зародилось и развилось среди высших классов союзников, хотя даже в этом слое не все его поддерживали. Политическая программа Ливия Друза, разработанная при участии многочисленной группы сенаторов и почти до самого конца пользовавшаяся ее энергичной поддержкой, выглядит достаточно понятной как во всей своей совокупности, так и по своим политическим целям38. Предназначалась она для восстановления и укрепления авторитета сената, прежде всего посредством принятия закона о составе присяжных в постоянных судебных комиссиях (quaestiones perpetuae); отныне ими могли стать только сенаторы, но (по-видимому) лишь после включения в сенат трехсот всадников. Это предложение можно было расценить как вредное для интересов всего сословия всадников, и они ему воспротивились, хотя в действительности закон задумывался как беспристрастная мера для примирения двух враждующих сторон. Вообще вся законодательная деятельность Друза в конечном счете преследовала именно эту цель; его программа включала также закон о разделе земли или выведении колоний, а на последнем этапе, вероятно, и предоставление гражданства союзникам. Согласно традиции, представленной Аппианом, которого интересовала прежде всего проблема союзников, это последнее предложение стало венцом законодательства Друза39. Ясно во всяком случае, что в группе поддержки Друза не было согласия по данному вопросу. 36 Цицерон. Ой ораторе. П.257; Bates 1986 (С 20): 272-273. 37 Аппиан. Гражданские войны. 34.154-35.155. [Пер. С А. Жейелева); Веллей Патеркул. П.15.2; Юстин. ХХХУШ.4.13. 38 Gabba 1972 (С 56): 787—790. Я принимаю здесь хронологию законодательства Друза, предложенную мной в указанной работе, хотя некоторые исследователи не согласны с ней, о чем см.: Gabba 1976 (С 55): 131—133; об основаниях для объявления законодательства Друза недействительным см.: Lintott 1968 (А 62): 140—143. 39 Аппиан. Гражданские войны. 1.35.155; 36.162.
134 Часть I Исходя из общих соображений и имеющихся у нас сведений о политике после 89 г. до н. э., можно утверждать, что италийским высшим классам римское гражданство давало прямой доступ к политической власти, и окружение Друза рассматривало — вполне обоснованно — этот процесс как укрепление позиций умеренных кругов внутри римского правящего класса, расширенного за счет приема новых граждан. Конечно, Друз и его сторонники знали о широко распространенных и глубоко укоренившихся антиримских настроениях — особенно среди низших классов союзников, — но полагали, вероятно, что их нетрудно будет взять под контроль. Аграрный закон Друза, который, видимо, поставил под вопрос правовой статус государственной земли (ager publicus), до сих пор остававшейся в руках италийских высших классов, вызвал противодействие некоторых союзников. Однако это не отразилось на отношениях Друза с италийскими лидерами, которые до самой его смерти были прекрасными40. Все свои надежды они возлагали на его политическую инициативу, и его убийство послужило сигналом к восстанию. Не все союзники поддерживали программу Друза в целом; согласно Аппиану, консулы (один из которых, Луций Марций Филипп, был злейшим врагом Друза) сумели призвать в Рим этрусков и умбров, которые открыто выражали недовольство, вероятно, на сходках (contiones)41. Данный пассаж представляет проблемы, разрешить которые непросто во многом потому, что хронология мероприятий Друза точно не известна. Если этот эпизод относится к концу 91 г., то италийцы протестовали против аграрного закона, по-видимому, уже принятого; кроме того, противодействие вызывал, судя по всему, и закон о гражданстве, голосование по которому еще только предстояло. Чем бы ни было вызвано недовольство этрусков и умбров, их позиция описана в источниках как отличная от позиции всех прочих италийских союзников; и трудно не заметить, что весь этот эпизод определяется особым положением этрусской и умбрийской элиты в социальной и экономической структуре их общин. Дело в том, что низшие классы в этих общинах состояли в основном из сельскохозяйственных крепостных, и в случае принятия закона о гражданстве они получили бы правовое и политическое равенство со своими господами, что для последних было неприемлемо42. 40 Плутарх. Катон Младший. 2.1—2; Валерий Максим. Ш.1.2; Сенека Младший. О скоротечности жизни. 6.1; О знаменитых людях. 80.1. Эргон связывает с аграрным законом Друза «пророчество Вегойи», сохраненное в «Корпусе землемеров» (350 Lachmann), см.: Heurgon 1959 (С 77); иную датировку см.: Turcan 1976 (С 146). 41 Аппиан. Гражданские войны. 1.36.163. 42 Gabba 1972 (С 56): 788—789; аналогичное положение дел наблюдалось в Вицетии в Транспаданской Галлии после 49 г. до н. э., см.: Gabba 1983 (С 91): 42—44. Ж. Эргон предполагает существование различий в структуре собственности и характере аграрной экономики между Умбрией и внутренней Этрурией, с одной стороны, и приморской Этрурией — с другой, см.: Heurgon J. ’L’Ombrie ä Pepoque des Gracques et Sylla’ // Atti I Convegno Studi Umbri Ί963 (Perugia, 1964): 124—125; возражения против этого мнения см.: Gabba 1979 (G 95): 36—37. Поэтому, когда Аппиан говорит, что этруски приветствовали принятие
Глава 4. Рим и Италия: Союзническая война 135 Но часть римского правящего класса по-прежнему не желала расширения гражданского коллектива; их сопротивление, несомненно, усилилось ввиду возрастания личной популярности Друза среди италийских союзников, которая, несомненно, была бы конвертирована в политическую власть, если бы Друзу удалось добиться для них гражданства. Ведь олигархии не терпят, когда в их среде появляется политик, превосходящий властью всех остальных. В одном из фрагментов Диодора сохранен документ исключительной важности, на который, вероятно, ссылался консул Филипп в одной из своих речей против Друза. Речь идет о клятве сохранять верность Риму и поддерживать Друза (как человека, предоставившего римское гражданство), которую должны были принести италийские лидеры43. Данный текст, видимо, свидетельствует о том, что Друз осознавал необходимость установления как религиозных, так и иных связей с будущими гражданами, чтобы преодолеть их традиционную лояльность местным общинам. Важно отметить, что после Союзнической войны во многих новых муниципиях был учрежден культ Юпитера Капитолийского, и немало святилищ в центре и на юге Италии, ранее служивших средоточиями племенной политической и религиозной деятельности, было закрыто. Но, как мы видели, наиболее очевидным для олигархии негативным аспектом программы Друза была — и это следовало ожидать — недопустимо большая личная власть, которую предстояло Друзу обрести, и рассматриваемый текст присяги демонстрирует это как нельзя лучше; данный фактор обусловил ужесточение сопротивления. В начале сентября 91 г. до н. э. скончался один из самых влиятельных сторонников Друза в сенате — Луций Лициний Красе; затем консул Филипп сумел убедить сенат отменить законы Друза, а вскоре после этого, в середине октября, Друз был убит44. Смерть Друза положила конец всем надеждам союзников и стала решающим фактором, побудившим их начать вооруженное восстание45. Союзники начали строить планы, обмениваться заложниками и заключать соглашения о совместных действиях46, то есть делать именно то, что Рим всегда пытался предотвратить, когда заключал только односторонние договоры с каждой из союзных общин, вместо того чтобы создать своего рода конфедерацию. Хотя свои шаги союзники держали в тайне, римское правительство скоро о них прослышало, не в последнюю очередь Юлиева закона о гражданстве [Гражданские войны. 1.49.213), это утверждение следует воспринимать как свидетельство о радости низших классов. 4 Диодор. XXXVn.ll. Роуз отрицал подлинность этого текста, считая, что он не соответствует обычной римской формуле, см.: Rose 1937 (С 124): 165—181, но Тэйлор выступила в защиту его аутентичности, см.: Taylor 1949 (А 120): 46, 198 (примеч. 67). 44 Аппиан. Гражданские войны. 1.36.164; Inscr. Ital. ХШ, 3: N° 74: «in magistratu occisus est» («убит в должности»). 45 Аппиан. Гражданские войны. 1.38.169. Изложение военных событий см.: von Domaszewski 1924 (С 46); Haug 1947 (С 74); De Sanctis 1976 (С 129). 46 Аппиан. Гражданские войны. 1.38.170.
136 Часть I потому, что в конце 91 г. до н. э. уже начались организованные вооруженные нападения на Рим; одним таким вторжением руководил лидер марсов Квинт Помпедий (или Поппедий) Силон, и лишь случайно его остановил некий Гай Домиций (на самом деле, возможно, — Гней Домиций, консул 96 г. до н. э.)47. Надзор за развитием событий римское правительство поручило магистратам или экс-магисгратам, имевшим давние связи с областями, о недовольстве которых стало известно; вполне возможно, что именно в этом качестве действовал Домиций, и, несомненно, именно с этим поручением прибыл в Пицен Квинт (или Гай) Сервилий. Обнаружив, что в Аскуле полным ходом идет обмен заложниками, он начал угрожать горожанам, и те убили его; поднявшаяся «волна негодования против Рима» поглотила всех многочисленных римлян, находившихся в городе, и антиримское восстание тут же обрело новые масштабы48. Возглавили его, разумеется, местные элиты, желавшие получить римское гражданство, чтобы открыть себе дорогу в римский правящий класс, но в то же время им приходилось подогревать антиримские настроения, широко распространенные в массах и долго подавлявшиеся: теперь этим настроениям наконец дали волю. В Риме после начала восстания союзников вновь укрепились связи между всадниками и трибунами, ослабленные событиями 100 г. до н. э., когда сенат и всадники объединились в борьбе против проектов Аппулея Сатурнина и его сторонников. В начале 90 г. до н. э. для расследования событий, вызвавших восстание союзников, трибун Квинт В арий Гибрида провел закон об учреждении чрезвычайного суда (quaestio extraordinaria), присяжными в котором должны были стать всадники. Поскольку это был единственный суд, работавший во время войны, он, естественно, беззастенчиво использовался для сведения личных политических счетов;49 не все осужденные были друзьями Друза или сторонниками его политики. Лишь год спустя, в 89 г. до н. э., нобилитет, воодушевленный благоприятным поворотом военных действий, добился изменения состава присяжных в суде, учрежденном Бариевым законом (quaestio ex lege Varia): закон, проведенный трибуном Марком Плавцием Сильваном, предусматривал ежегодное избрание судей трибами. Отныне судьями становились сенаторы и «даже некоторые из плебса» («quidam ex plebe»); всадники утратили свою монополию. Квинт В арий и его коллега по трибунату Гней Помпоний были немедленно осуждены в этом же самом суде50. 47 Диодор. XXXVTL13.1; Gabba 1976 (С 55): 261 примеч. 16. Возможно, это событие следует датировать более ранним временем, и оно состоялось в те самые дни, когда в Рим прибыли этруски и умбры. 48 Диодор. XXXVII.13.2; ср.: 12.1—3; Аппиан. Гражданские войны. 1.38.171—174; Laffi 1975 (В 303). 49 Асконий 67—68 С; Валерий Максим. VHL6.4; Аппиан. Гражданские войны. 1.37.165 (здесь ошибочно утверждается, что учреждение суда предшествовало восстанию); Badian 1969 (С 12); Gabba 1976 (С 55): 133-134. 50 Асконий 79С; Gabba 1976 (С 55): 144-146; Gabba 1972 (С 56): 791.
Глава 4. Рим и Италия: Союзническая война 137 Еще до начала военных действий, но уже после вооружения союзников, в конце 91 г. до н. э., италийцы, возможно, предприняли еще одну, последнюю, попытку мирно урегулировать свои разногласия с Римом, однако сенат ее отверг51. Теперь война стала неизбежной. Она стала называться Марсийской войной, поскольку именно марсы первыми взялись за оружие; но когда в Риме до конца осознали ее масштабы, что не заняло много времени, она получила имя Италийской, а затем Союзнической. В ней приняло участие большинство союзных народов, проживавших вдоль горного хребта центральных и южных Апеннин; помимо жителей Аскула и других пиценов, это были марсы, пелигны, вестины и марруци- ны (сабелльские племена), френтаны, гирпины, луканы, самниты, жители Помпей и других городов на юге Кампании (оскские народности), обитатели Апулии и граждане Венузии52. Другие народы были более или менее вынужденно втянуты в войну на стороне союзников в первый год противостояния, в том числе Нола, возможно, Нуцерия, и некоторые города Апулии53. С другой стороны, участие в военных действиях в конце 90 г. до н. э. некоторых этрусков и умбров, видимо, было непродолжительным. Наконец, имеются отдельные свидетельства о присутствии галльских контингентов в повстанческих войсках, а значит, к ним прибыла помощь из Цизальпийской Галлии54. Все латинские колонии сохранили верность Риму, кроме Венузии, участие которой в восстании объяснить нелегко; можно лишь предположить, что на протяжении П в. до н. э. состав ее населения претерпел большие изменения, как это произошло во Фрегеллах. В подавляющем большинстве случаев традиционные связи латинских колоний с Римом были слишком сильны и обеспечивали им привилегированное положение среди союзников; поэтому местным аристократам, многие из которых благодаря занятию магистратур (per magistratum) теперь уже обладали римским гражданством, было не слишком трудно обеспечить верность своих общин Риму. Естественно, даже в перечисленных выше общинах не все поддержали восстание. Известны отдельные города, не последовавшие за той этнической группой, к которой принадлежали, например, Пинна в области весги- нов; источники упоминают также о жестоких раздорах и даже об открыто заявленных проримских симпатиях внутри отдельных общин. Но даже Веллей, историк эпохи Тиберия и потомок гирпинского нобиля из Эклана, сражавшегося на стороне Суллы, еще сохранял твердое убеждение, что, в сущности, союзники сражались за правое дело55. В целом, наибольшую 01 Аппиан. Гражданские войны. 1.39.176 52 Аппиан. Гражданские войны. 1.39.175; Ливий. Периохи. 72; Орозий. V.18.8; Евтропий. V.3.1; о восставших народах, их лидерах и их последующем распределении по трибам см.: Salmon 1958 (С 126). э3 Аппиан. Гражданские войны. 1.42.185, 187, 190. 54 Аппиан. Гражданские войны. 1.50.219—220. 55 Веллей Патеркул. П.15.2; 16.2; ср.: Овидий. Любовные элегии. Ш. 15.7—10; Gabba 1976 (С 55): 346-360.
Карта 3. Центральная Ит<
140 Часть I враждебность к Риму проявили и дольше всех сопротивлялись после окончания войны самниты и луканские племена, помнившие о давнем соперничестве с Римом. Именно Веллей сообщает об угрожающих словах Понтия Телезина (сказанных накануне битвы у Коллинских ворот в 82 г. до н. э.) о том, что необходимо уничтожить логово «волков» — «похитителей свободы Италии» («raptores Italicae libertatis»)56. Восстание против Рима подняли различные племена, но они осознавали общность своего дела и необходимость объединиться и стать одним народом. Свою столицу Корфиний они переименовали в Италику — весьма символичное название57, — но не стоит заходить слишком далеко и предполагать, что в то время они обладали подлинным италийским самосознанием и основали единое государство с надлежащей системой правления. Единство было необходимо для ведения войны. Корфиний, главный город пелигнов, был избран на роль столицы под влиянием прежде всего стратегических соображений, ибо он стоял на развилке дорог, связывавших Пицен с восставшими территориями на юге. Было учреждено союзное собрание — сенат, который состоял из пятисот членов, представлявших мятежные общины; эти последние, как свидетельствует их чеканка, объединились под именем Италии58, но, несомненно, сохраняли традиционный аппарат самоуправления. Неизвестно, существовал ли внутри сената, заседавшего в Корфинии, более узкий орган, отвечавший за ведение войны; во всяком случае, в подражание хорошо известному и испытанному римскому образцу, ежегодно избирались два консула и двенадцать преторов59. В 90 г. до н. э. верховное командование принадлежало вождю марсов Поппедию Силону и самниту Гаю Палию Мутилу, которые, вероятно, были переизбраны и на следующий год; первый из названных поддерживал ранее контакты с Друзом и стоял у истоков восстания; семья второго сыграла ведущую роль в войнах против Рима в IV в. до н. э.60. Два полководца поделили между собой ведение войны: Поппедий Силон руководил операциями на северном фронте, на территории пиценов и марсов, а Палий Мутил — на южном фронте, в Самнии, Аукании, Апулии и Кампании. Каждый имел в своем распоряжении по шесть командиров, отвечавших за конкретные участки. В общей сложности повстанцы могли выставить армию численностью около 100 тыс. человек, включая пехоту и конницу, — всё это, не считая войск, необходимых для охраны контролируе¬ 56 Веллей Патеркул. П.27.2. (Понтий Телезин был полководцем самнитов. — О.Л.) 57 Ограбон. V.4.2; Веллей Патеркул. П.16.4; Диодор. ХХХУП.2.6—7. 58 Sydenham 1952 (В 247): Nq 617—624 (с легендой «Italia»), 625—628 (с легендой «vi'GTKi» («Viteliu» — «Италия»)). На некоторых монетах отчеканены имена двух полководцев: Квинта Силона и Гая Палия Мутила (с легендой «avrnaawa» («embratur» — «император») на Nq 640—641). На монетах No 619—621 изображена сцена принятия присяги восемью или шестью солдатами; на монете Nq 628 сабелльский бык топчет римского волка. 59 Диодор. XXXVn.2.4—5; Страбон. V.4.2; Sherwin-White 1973 (F 141): 147; Meyer 1958 (С 112): 74-79. 60 Gabba 1958 (В 40): 132—134. О семейной преемственности между эпохой Самнитских войн и Союзнической войной см.: de Sanctis 1909 (А 103): 207 сл.
Глава 4. Рим и Италия: Союзническая война 141 мых ими городов, численность которых трудно подсчитать61. Вся та военная машина, которую ранее италийские союзники предоставляли в распоряжение Риму, отныне была мобилизована на службу восстанию. Свой опыт, боевую выучку, знание тактики, стратегии, логистики они приобрели в войнах, в которых сражались на стороне Рима. Стратегия союзников, несомненно разработанная заранее, предусматривала наступление по всем фронтам; ее главная цель состояла в уничтожении латинских колоний и вообще анклавов римской земли в пределах контролируемой повстанцами территории; ибо только так италийцы могли достигнуть полной самостоятельности. Поэтому маршруты, по которым римляне проникали на вражескую территорию в ходе завоевания Италии, снова обрели военное значение, казалось, навсегда утраченное; однако теперь их можно было использовать и в обратном направлении — против Рима, при условии, что союзникам удалось бы преодолеть сопротивление укрепленных латинских колоний. Так эти древние города у кромки Апеннин снова обрели свою традиционную функцию. И если в IV и Ш вв. до н. э. италийские народы сражались с Римом и проиграли, так и не сумев объединиться, то теперь борьба могла показаться более равной, ибо враги Рима действовали заодно. И всё же господствующий город имел огромное превосходство. В начале войны Рим мог выставить армию, по меньшей мере сопоставимую с войском повстанцев. Кроме того, был проведен набор римских граждан в Цизальпийской Галлии62. Многие союзники сохранили верность Риму; решающую роль (не в последнюю очередь для логистики и снабжения) сыграл тот факт, что Рим контролировал не только Капую, имевшую римское гражданство, но и всю центральную Кампанию. Римляне могли рассчитывать также на войска, которые им предоставили неиталийские союзники (например, Нумидия и некоторые восточные общины), а также провинции — Испания, Сицилия и Цизальпийская Галлия63. Рим занимал положение имперской державы, а потому его резервы, без всякого сомнения, намного превосходили возможности повстанцев, и это преимущество начало сказываться очень быстро, хотя вскоре война с Митридатом, разразившаяся в конце 89 г. до н. э., лишила Рим подкреплений с Востока. Тем не менее повстанцы всё равно могли попытаться завоевать и взять под контроль территорию центральной и южной Италии и, опираясь на нее, навязать Риму компромиссное решение; возможно, в этом и состояла их цель. В данном контексте представляет интерес сохраненный в «Риторике для Геренния» (TV.9) фрагмент речи, которая, возможно, была произнесена на судебном процессе, инициированном в соответствии с Бариевым законом; участник этого процесса, римский политик, отмечает (не без пре¬ 61 Аппиан. Гражданские войны. 1.39.177. 62 Аппиан. Гражданские войны. 1.177; Плутарх. Серторий. 4.1. 63 Цицерон. 06 аграрном законе. П.90; Аппиан. Гражданские войны. 1.42.188—189; 50.220; ILS 8888 (Испания); Цицерон. Против Берреса. П.2.5; 5.8 (Сицилия); постановление сената об Асклепиаде (RGDE\ No 22), 1.7; Мемнон. FCrH 434 F 21 (восточные провинции).
142 Часть I увеличений), что действующие армии неравны и победа союзников невероятна, и находит авантюре италийцев лишь одно объяснение — подстрекательство римских политиков. Римские консулы 90 г. до н. э., Луций Юлий Цезарь и Публий Рутилий Луп, вероятно, имели в своем распоряжении лишь обычные для римских магистратов армии; в самом деле, на момент их избрания предсказать войну было невозможно. Но они получили весьма опытных легатов — прежде всего Гая Мария и Луция Корнелия Суллу; в ходе войны выдвинулись и другие талантливые полководцы, такие как Гней Помпей Страбон, Квинт Серторий, Квинт Метелл Пий64. Возможно, уже в конце 91 г. до н. э. или же в начале 90 г. до н. э. Публий Веттий Скаттон, претор пелигнов, выступил из Корфиния и блокировал латинскую колонию Эзерния, где укрылось много римских беженцев из Апулии65. Ему удалось нанести поражение консулу Луцию Цезарю, но не взять колонию; повстанцам пришлось начать осаду, которая оказалась долгой. Примерно в это же время самнит Марий Эгнаций взял римскую префектуру Венафр, что помешало римлянам отправить в Эзернию подкрепления из Кампании66. В Аукании Марк Лампоний, претор луканов, после череды побед и поражений захватил Грумент — возможно, тоже латинскую колонию67. Колония Альба Фуцинская также подверглась нападению, но не пала, хотя марс Публий Йрезентей разбил Гая Йерперну, попытавшегося прийти на помощь городу68. Но свои главные победы повстанцы одержали в Кампании и Пицене. Наступая с юга на север, Палий Мутил захватил Нолу и без колебаний зачислил в свое войско римских пленников, перебив сперва их офицеров. Продвигаясь вдоль побережья, он взял Геркуланум, Стабии, Суррент и колонию римских граждан Салерн; здесь он тоже включил в свою армию как пленников, так и рабов69. Но, хотя ему и удалось установить контроль над территорией вокруг Нуцерии, он не сумел взять крепость Ацерры, перекрывавшую дорогу на Капую, главную римскую базу на южном фронте. Тем временем в первые месяцы войны в окрестностях пиценского Фалериона Гай Вида- цилий из Аскула, Тит Лафрений, претор пиценов, и Публий Вентидий одержали победу над Гнеем Помпеем Страбоном и вынудили его укрыться в латинской колонии Фирме70. Теперь Видацилию была открыта дорога для броска на юг, в Апулию, где Канузий, латинская колония Венузия и другие города перешли на его сторону или были захвачены; он тоже принимал в свою армию римлян простого звания и рабов71. Италийские 64 Перечни легатов 90 и 89 гг. до н. э. см.: MRR П: 28 слл.; 36 слл. 65 Аппиан. Гражданские войны. 1.41.182; Ливий. Периохи. 72. 66 Аппиан. Гражданские войны. 1.41.183; о войне в Самнии см.: Salmon 1967 (А 101): 340-368. 67 Аппиан. Гражданские войны. 1.41.184. 68 Аппиан. Гражданские войны. 1.41.183; Ливий. Периохи. 72. 69 Аппиан. Гражданские войны. 1.42.185—186. 70 Аппиан. Гражданские войны. 1.47.204. 71 Аппиан. Гражданские войны. 1.42.190.
Глава 4. Рим и Италия: Союзническая война 143 войска стали походить на армии, сражавшиеся на одной стороне в гражданской войне. Эзерния и Ацерры продолжали сопротивление. Консул Луций Цезарь выступил, вероятно, с базы в Теане, перевалил через хребет Матезе и попытался освободить Эзернию, но на переправе через Вольтурн самнит Марий Эгнаций нанес ему тяжелое поражение и вынудил отступить в Ацерры. Попытка Суллы разблокировать Эзернию тоже провалилась, хотя ему удалось пополнить запасы города. Но в конце концов и эта латинская колония вынуждена была сдаться72. Под Ацеррами произошло несколько стычек между армией Луция Цезаря, усиленной галльскими и нумидийскими вспомогательными войсками, и армией Палия Мутила, который посредством Аппиевой дороги, через Эклан и Венузию, поддерживал связь с Видацилием, действовавшим в Апулии, но сражения эти никому не принесли решающей победы73. Ацерры служили настоящим замковым камнем римской обороны, ибо обеспечивали связь между Капуей и крупной латинской колонией Бене- вент, которые римляне надежно контролировали. На этом фронте сложилась патовая ситуация, а это означало, что, несмотря на первые победы, наступление повстанцев в Кампании выдохлось. На центральном фронте римляне вели ожесточенную борьбу с марсами на Валериевой дороге, связывавшей Рим со столицей повстанцев в Италике-Корфинии. Важное значение сыграло присутствие на этой территории, наряду с консулом Рушлием, Гая Мария. Альба продолжала сопротивление, и 11 июня 90 г. до н. э. в долине реки Толен произошло крупное сражение между двумя римскими полководцами и Веттием Скатоном. На переправе через реку Рутилий попал в засаду и погиб, но Марий одержал решающую победу и оттеснил неприятеля, нанеся ему тяжелый урон74. Вскоре после этого, вероятно ближе к июлю, Квинт Сервилий Цепион, сменивший Рутилия, вместе со своим отрядом пал жертвой военной хитрости, устроенной вражеским полководцем Квинтом Поппедием Силоном, который сделал вид, что сдается. Подобные эпизоды, несомненно, случались нередко75. Марий принял командование на всем фронте и перешел в решительное наступление. Последовало крупное сражение в холмистой местности, покрытой виноградниками, вероятно, к югу от Фуцинского озера; Луций Корнелий Сулла сумел обратить в бегство вражеский фланг, и марсы потерпели поражение. В числе погибших был Герий Азиний, претор марруцинов76. Хотя марсы еще вовсе не были покорены, римская сгра- 72 Агашан. Гражданские войны. 1.45.199; Орозий. V.18.16; Фронтин. Стратегемы. 1.5.17; Ливий. Периохи. 73. Посвящение Виктории, помещенное двумя самнитскими магистратами в святилище возле Пьетраббонданте, несомненно, следует связать с этими победами в Самнии, см.: La Regina 1980 (В 307): 175. 73 Аппиан. Гражданские войны. 1.42.188—189. 74 Аппиан. Гражданские войны. 1.43.191—195; Овидий. Фасты. VI.563; Орозий. V. 18.11— 13; Ливий. Периохи. 73. 75 Аппиан. Гражданские войны. 1.44.196—198. 76 Аппиан. Гражданские войны. 1.46.201—203 (рассказ отмечен путаницей).
144 Часть I тегия стала очевидной: римляне стремились пробить дорогу на Адриатику и рассечь врагов надвое. Новые победы были одержаны только в следующем году, но теперь инициатива в этой области принадлежала римским полководцам, которые имели возможность атаковать противника с укрепленных и контролируемых ими баз. Вероятно, примерно в это же время Секст Юлий Цезарь одержал по беду, видимо, над пелигнами и выступил на север, чтобы освободить Фирм77. Как говорилось выше, в этом городе заперся Помпей Страбон, а Тит Лафрений его блокировал. Осада длилась уже довольно долго; но город был почти неприступен благодаря мощным укреплениям и удачному местоположению. Ближе к концу года, возможно в октябре, Помпей Страбон, узнав о приближении Секста Цезаря, предпринял две вылазки. Армия Лафрения была зажата между Страбоном и Цезарем и разбита, сам Лафрений погиб; войско повстанцев укрылось в Аскуле, а Страбон, в свою очередь, осадил его78. Весь северный фронт повстанцев начал рассыпаться; к декабрю Тит Видацилий вернулся из Апулии, чтобы помочь своему родному городу (т. е. Аскулу. — О.Л.), и успел проникнуть на его территорию до завершения строительства осадных линий79. Ведение осады римляне поручили Сексту Цезарю. Военное счастье понемногу склонялось на сторону римлян, но теперь мятежи начались в некоторых этрусских и умбрийских общинах — вероятно, не в тех, которые годом ранее противодействовали Друзу и поддерживали Филиппа. Беспорядки были быстро подавлены, но какое-то время существовала угроза открытия нового фронта на побережье к северу от Рима80. В конце первого года войны уже стало ясно, что восстание обречено. Возможно, именно на этом этапе противостояния, в час отчаяния, италийцы решились на невозможное и начали переговоры с понтийским царем Митридатом VI, с которым отдельные их предводители могли познакомиться, когда занимались предпринимательством в восточных провинциях. Царь получил приглашение прийти в Италию на помощь повстанцам; его ответ был уклончивым, что и неудивительно81. С другой стороны, все римляне, даже самые непреклонные, уже должны были ясно понимать, что, каким бы ни стал чисто военный исход противоборства, у Рима нет никакого выхода, кроме дарования римского гражданства союзникам — теперь, когда его потребовали, прибегнув к вооруженной силе. В ходе переговоров один из предводителей союзников 77 Аппиан. Гражданские войны. 1.48.210; 47.205. 78 Аппиан. Гражданские войны. I..47.205—206; Ливий. Периохи. 74; Laffi 1975 (В 303): xxii—xxxiii. 79 Аппиан. Гражданские войны. 1.48.207—208. 80 Сизенна. Фр. 94—95 HRR; Аппиан. Гражданские войны. 1.49.211; Ливий. Периохи. 74; Орозий. V.18.17. 81 Посидоний. FGrH 87 F 36; Диодор. XXXVIL2.il; Gabba 1976 (С 55): 88—89. С этими событиями исследователи обычно связывают две монеты повстанцев, см.: Sydenham 1952 (В 247): № 632, 643.
Глава 4. Рим и Италия: Союзническая война 145 снова заявил, что повстанцы (во всяком случае, их лидеры) сражаются для того, чтобы получить римское гражданство, а не для того, чтобы с ним покончить82. Иными словами, даже союзники понимали, что никакой иной исход войны невозможен, хотя и старались повысить свой боевой дух при помощи лозунгов о независимости Италии. Окончательный раздел полуострова уже не представлялся реальным — если он вообще когда-либо таковым считался. Теперь все видели бессмысленность этой войны и понимали, какую прискорбную роль в ее развязывании сыграли римские консерваторы. По таким и подобным причинам в октябре 90 г. до н. э. римский сенат, воодушевленный переломом войны в свою пользу, счел нужным предоставить римское гражданство тем союзникам, которые сохранили верность Риму, прежде всего латинским колониям и другим латинским общинам, а также тем, кто уже сложил оружие или готов был его сложить в течение определенного срока, который, несомненно, был краток — Веллей использует слово «maturius»; вероятно, этому условию удовлетворяли в основном этруски и умбры. Таковы были положения Юлиева закона о гражданстве (lex Iulia de civitate), предложенного консулом Луцием Юлием Цезарем на основании постановления сената83. Пусть эта мера и запоздала, но она всё же устранила главную причину восстания, хотя и не могла ликвидировать страшные последствия безрассудной и высокомерной позиции, преобладавшей до сего времени в Риме; в частности, невозможно было покончить с войной, которая теперь находилась в самом разгаре. Условия закона, несомненно, были сложны; прежде всего он предусматривал, чтобы союзные общины самостоятельно решали, принимать ли им предложение римского гражданства; и действительно, сообщается, что, например, в Неаполе и луканской Гераклее имели место какие-то колебания84. Кроме того, закон устанавливал определенные базовые правила включения новых граждан в римский гражданский коллектив; их должны были зачислить — во всяком случае, на какое-то время — в несколько триб, созданных в дополнение к первоначальным тридцати пяти; возможно, новых триб было восемь. Планировалось, что эти трибы будут голосовать после всех остальных, что ограничит их политическое влияние85. Данное условие, вероятно, рассматривалось как переходное и предназначалось для облегчения сложного процесса, в ходе которого гражданскому коллективу предстояло утроиться; ибо такой процесс неизбежно должен был повлечь за собой обширные последствия как 82 Цицерон. Филиппики. ХП.27 83 Аппиан. Гражданские войны. 1.49.212—214; Веллей Патеркул. П.16.4; Gabba 1976 (С 55): 89-96; Taylor 1960 (F 156): 101-103; Sherwin-White 1973 (F 141): 150-153; Galsterer 1976 (А 38): 187-204; Luraschi 1978 (С 102). 84 Цицерон. В защиту Балъба. 21. 85 Аппиан. Гражданские войны. 1.49.214—215; Веллей Патеркул. П.20.2. Не исключено, тго Юлиев закон, на который в своем декрете ссылается Помпей Страбон [ILS 8888), не идентичен Юлиеву закону о гражданстве. Трудно сказать, как соотносятся между собой Юлиев закон и Кальпурниев закон, упомянутый Сизенной (фр. 120 HRR; ср.: фр. 17 HRR).
146 Часть I в центре, так и на местном уровне. И действительно, в результате этого процесса Римское государство преобразилось. Вследствие принятия Юлиева закона и последующего законодательства Италия стала территорией города Рима; но политическое и административное переустройство этой территории потребовало полного переосмысления структуры и функционирования Римского государства. Если же говорить о текущем кризисе, то принятие закона способствовало победе римлян, не в последнюю очередь потому, что привело к расколу и, следовательно, ослаблению союзных общин;86 теперь литтть самые непримиримые круги могли желать продолжения войны. Упомянутое выше восстание в Этрурии и Умбрии, видимо, было спланировано совместно с марсами. Эти последние, не зная о том, как быстро мятеж был подавлен, в разгар зимы выступили из окрестностей Фуцин- ского озера через пустоши Гран Сассо; случилось это, вероятно, в январе 89 г. до н. э., в консульство Гнея Помпея Страбона и Луция Порция Катона. Марсы, несомненно, задумали крупную совместную операцию: освободить от осады Аскул, а затем спуститься в Умбрию. Руководил ими Веттий Скатон. Стратегия, разработанная консулами для отражения этой угрозы, увенчалась успехом, возможно, благодаря численному превосходству римлян. Вероятно, неподалеку от Аскула Страбон нанес марсам поражение и вынудил их к тяжелейшему отступлению через покрытые снегом горы. Тем временем Катон принял дела у Гая Мария (неизвестно, почему тот был лишен командования на второй год войны, ведь его опыт позволял компенсировать немолодой возраст). Катон атаковал марсов в области Фуцинского озера и победил их, хотя сам погиб, возможно, в результате предательства87. Во всяком случае, победа Страбона оказалась решающей; теперь осада Аскула могла продолжаться, и городу неоткуда было ждать помощи, а римляне получили наконец возможность атаковать центральное ядро повстанцев с севера. В конце концов марсы вынуждены были капитулировать; Корфиний был взят, и италики перенесли свою столицу в Бовиан; вестины не сумели вынудить жителей Пинны расторгнуть союз с Римом и покорились; так же поступили и марруцины, предприняв, возможно, еще одну, последнюю, попытку сопротивления88. К концу лета 89 г. восстание на севере и в центре, от Пицена до границ Самния, было практически полностью подавлено; лишь Аскул еще держался, воодушевляемый героическими усилиями Видацилия. В 89 г. до н. э. на юге римляне тоже перешли в наступление под умелым руководством Суллы. Его армия, в которой служил и Цицерон, была усилена легионом верных Риму гирпинов, набранным Минацием Магием из Эклана; имел он еще и поддержку флота. Когда Сулла осаждал Помпеи, Луций Клуенций пришел на помощь городу и одержал недолговечную победу, но затем был разбит между Нолой и Помпеями. Нолу римля¬ 86 Аппиан. Гражданские войны. 1.49.213. 87 Аппиан. Гражданские войны. 1.50.216—217; Laffi 1975 (В 303): ххх—xxxii. 88 Аппиан. Гражданские войны. 1.52.227; Диодор. XXXVH2.9.
Глава 4. Рим и Италия: Союзническая война 147 нам пришлось осаждать еще долгое время, а Помпеи вскоре были взяты. Стабии пали 30 апреля, а Геркуланум — 11 июня89. Теперь Сулла получил возможность двинуться против гирпинов и атаковать Эклан, где к этому времени, судя по всему, взяла верх антиримская партия. Луканские подкрепления под командованием Лампония и Тиберия Клеппия запаздывали, и город, плохо защищенный деревянным палисадом (каменные стены были возведены лишь после войны), сдался; его примеру последовала вся область гирпинов; Сулла легко простил их90 и, не теряя времени, ударил в сердце Самния. Римский полководец предпринял длинный обходной марш и вышел на север области — вопреки всем ожиданиям Палия Мутила, который был разбит недалеко от Эзернии, но укрылся в городе с остатками своих войск91. Сулла двинулся на Бовиан, куда была перенесена столица союзников, и после краткой, но ожесточенной борьбы взял город. Столица была снова перенесена — на сей раз в Эзернию. Все эти победы над самнитами были одержаны в июле — сентябре 89 г. до н. э.; в следующем месяце Сулла отправился в Рим, чтобы участвовать в консульских выборах, и выиграл их вместе с Квинтом Помпеем Руфом92. Победы, одержанные Помпеем Страбоном над племенами Адриатического побережья, предопределили поражение или покорение апулийских племен. О той фазе войны, в ходе которой потерпел поражение и погиб самнит Марий Эгнаций, нам известно слишком мало, но в дальнейшем операциями римлян руководил Гай Косконий. Он спустился вдоль побережья с севера, взял Салапию и Канны и осадил Канузий; в первой схватке с самнитом Требацием Косконий потерпел поражение, но вскоре одержал победу на реке Ауфид; Требаций укрылся в Канузии. Жители Ларина, как и Аускул и племя педикулов, немедленно капитулировали; позднее претору Квинту Цецилию Метеллу сдалась Венузия; после этого Метелл завершил покорение Япигии, разбив Квинта Поппедия Силона, который отступил в эту область, после того как рухнул северный фронт союзников. Лидер повстанцев пал в сражении93. Несколько второстепенных крепостей еще держались — как и Аскул, обороняемый Видацилием. Бессмысленность сопротивления уже должна была стать очевидной, но Видацилий пожелал отомстить своим политическим недругам и приказал их перебить, а затем покончил с собой; вскоре после этого, в ноябре 89 г. до н. э., город капитулировал. Знаменитый декрет Помпея Страбона о предоставлении римского гражданства отряду испанских конников датирован 17 ноября, а его триумф состоялся 25 де¬ 89 Аппиан. Гражданские войны. 1.52.227; Цицерон. О дивинации. 1.72; Плутарх. Цицерон. 3.2 (о Цицероне в армии Суллы); Веллей Патеркул. П.16.2 (о Минации Магии); Плиний Старший. Естественная история. Ш.70 (о Стабиях); Овидий. Фасты. VI.567—568 (о Геркулануме). 90 Аппиан. Гражданские войны. 1.51.222—223; Диодор. XXXVn.2.11. 91 Аппиан. Гражданские войны. 1.51.223—224. 92 Аппиан. Гражданские войны. 1.51.223—225; La Regina 1966 (В 187); La Regina 1980 (В 307): 30-33. 93 Аппиан. Гражданские войны. 1.52.227—53.230; Ливий. Периохи. 75.
148 Часть I кабря94. Падение Аскула, где двумя годами ранее началось восстание, знаменовало окончательное военное поражение союзников; однако победителям пришлось признать и исполнить те самые требования союзников, за которые те сражались и проиграли. В 89 г. до н. э. был принят еще один закон о гражданстве — закон Плавция—Папирия (lex Plautia Papiria); он должен был завершить включение союзников в состав Римского государства. Закон внесли трибуны Марк Плавций Сильван, ранее добившийся роспуска судебной комиссии, созданной Бариевым законом (quaestio ex lege Varia), и Гай Папирий Кар- бон. С этим законом связано много неясностей, но представляется вероятным, что именно он подразумевается в многочисленных упоминаниях источников о том, что в конце войны римское гражданство было даровано большинству союзников — с несколькими знаменательными исключениями в лице прежде всего самнитов и луканов95. Но точные сведения имеются только об одной статье закона Плавция—Папирия (и некоторые исследователи считают, что к ней и сводилось всё его содержание): она предусматривала предоставление римского гражданства лицам, приписанным (adscripti) к союзным общинам (то есть получившим гражданство этих общин в качестве почести), постоянно проживавшим в Италии на момент принятия закона и обратившимся к городскому претору в Риме в течение шестидесяти дней после вступления закона в силу96. Однако вполне вероятно, что наряду с этой статьей, которая затрагивала лиц, приписанных к союзным общинам и проживавших в Италии (и именно в этом контексте на нее ссылается Цицерон), другие статьи закона предусматривали предоставление гражданства более широким кругам, исключив лишь самнитов и луканов, которые пока еще не сложили оружия. (Именно из-за них Союзническая война затем перетекла в гражданскую.) Тем временем подробный порядок применения закона Плавция—Папирия должен был определяться постановлениями сената, и некоторые из них упоминаются в источниках; такая процедура, несомненно, объясняется тем, что в ином случае невозможно было бы обеспечить быстрое предоставление новым гражданам права голоса. В этом же, 89 г. до н. э. столь же важный закон, проведенный консулом Помпеем Страбоном, включил в Римское государство союзные общины к северу от реки По и, возможно, ряд лигурийских племен к югу от нее. Как мы видели выше, некоторые из этих народов принимали участие в Союзнической войне — на одной или другой стороне. Все эти общины приобрели статус латинских колоний, без выведения туда пришлых колонистов, а их магистраты получили право на римское гражданство. Процесс переплавки местных институтов в римские оказался долгим и определенно не завершился к 49 г. до н. э., когда все эти общины 94 Агашан. Гражданские войны. 1.48.209—210; ILS 8888; Inscr. Ital. ХШ.1: с. 85, 563. 9дАппиан. Гражданские войны. 1.53.231; Веллей Патеркул. П.17.1; 20.2; Схолия из Боб- био. 175 St 96 Цицерон. В защиту Архия 7.
Глава 4. Рим и Италия: Союзническая война 149 получили полноправное римское гражданство. Возможно, Помпеев закон также приписал некоторые менее развитые племена альпийских предгорий к ближайшим к ним городам на равнине. Во всяком случае, ясно, что Помпеев закон запустил в Транспаданской Галлии процессы романизации и урбанизации, которые были успешно привиты на существующие структуры кельтского общества97. На одну проблему следует обратить особое внимание. Распространение римского гражданства на всю Италию, от Мессинского пролива до реки По, означало полную трансформацию территориальной организации Римского государства и ее переустройство на основе муниципиев — внутренних ячеек Римского государства, в которые теперь были преобразованы бывшие латинские колонии и союзные общины. По сути, Рим перестал быть городом-государством и превратился в государство, состоявшее из множества муниципиев, — во всяком случае, с точки зрения территориальной организации; политические институты, в сущности, остались без изменений. Большинство исследователей полагает — и, пожалуй, справедливо, — что для новых муниципиев Рим установил общие правила управления и администрирования, основанные, вероятно, на старых конституциях, данных латинским колониям. Например, были определены или хотя бы указаны и очерчены критерии для включения новых гражданских общин в трибы (после того как Рим отказался от идеи сконцентрировать всех новых граждан в дополнительных трибах); на состав этих критериев повлияли, вероятно, местные политические соображения. В ряде случаев была зафиксирована также территория новых муниципиев; как представляется, это был сложный процесс, ибо ясно, что многие племенные общины оказались разделены на несколько муниципиев, — иногда, возможно, в качестве наказания; особенно часто это явление наблюдается в Транспаданской Галлии. Существовали также общие критерии выбора городских центров, откуда производилось управление муниципиями; процесс урбанизации начался и там, где до той поры он не проявлялся даже в зачаточной форме98. Как ни парадоксально, но этому развитию способствовали разрушения, сопровождавшие Союзническую войну. В некоторых случаях, особенно в Транспаданской Галлии, предоставление римского или латинского гражданства могло быть сопряжено с землемерным обследованием и разделом земли, что оказывало определяющее воздействие на социальную структуру новой общины99. Известно, что учреждение новых муниципиев римское правительство поручало своим послам;100 нередко ими становились люди, уже имевшие в этих местах авторитет и влияние, хотя, без всякого сомнения, таковыми оказывались исключительно политически благонадеж¬ 9/ Асконий. 2—ЗС; Плиний Старший. Естественная история. Ш.138; нам представляется, что с этими мероприятиями Страбона следует связывать эпизод в Медиолане, о котором пишет Фронтин (Стратегемы. 1.9.3), см.: Gabba 1984 (С 59). 98Gabba 1983 (С 58) — о свидетельстве Витрувия (1.4.11—12). "Gabba 1985 (G 94): 279-283. 100 См., напр., Цезарь. Гражданская война. 1.15.2, о деятельности Лабиена в Цингуле.
150 Часть I ные с точки зрения Рима; в некоторых случаях эти официальные послы Рима входили в состав первой коллегии местных магистратов, назначенных центральной властью или ее представителями, а не избранных101. Иногда эти послы имели право изменять — по своему усмотрению и с учетом местных условий, без согласования с Римом, — текст муниципального устава, основанный на общих правилах, которые были установлены в нормативных актах, принятых народным собранием в Риме102. Включение всех италийских общин в структуру Римского государства заняло долгое время, с 89 г. до н. э. до эпохи Цезаря, но общий характер этого процесса был намечен сразу после Союзнической войны; и нельзя исключать, что определившие его правовые нормы содержались именно в законе Плавция—Папирия (или каком-то другом законе, принятом вскоре после этого, возможно, при Сулле), подобно тому, как ранее Юлиев закон включал некоторые положения, регулировавшие реализацию права голоса новыми гражданами103. 101 Цицерон. В защиту Клуещия. 25; Закон муниципия Тарент. 7—14 [Bruns: Nq 27). 102 Гераклейская таблица. 159—160 (Bruns: Nq. 18); Gabba 1985 (G 94): 279—283. Наблюдается сходство между дошедшими до нас текстами муниципальных и колониальных уставов I в. до н. э., несмотря даже на их фрагментарное состояние, а это предполагает существование общих моделей, по крайней мере для некоторых разделов. 103 Гальстерер, напротив, подчеркивает спонтанный характер этого процесса, см.: Galsterer 1976 (G 96).
Глава 5 Дж.-Г.-А. Хайнд МИТРИДАТ Митридат VI Евпатор, прозванный Великим, стал притчей во языцех благодаря своей ненависти к Риму и зверствам, учиненным в Азии. Ходили слухи, что даже в самом конце жизни, в 63 г. до н. э., он, как своего рода восточный Ганнибал, всё ещё планировал наступление на Италию через Скифию, Фракию и земли иллирийцев. За пятьдесят семь лет правления Мигридата и более сорока лет его противостояния с Римом вокруг его личности сложилось множество мифов. В Поздней Римской империи он стал одним из немногих ее врагов наряду с Пирром, Ганнибалом и Клеопатрой, включенных в хрестоматийный список вместе с восьмьюдесятью выдающимися римлянами1. Митридат VI Евпатор умер в возрасте шестидесяти девяти лет (а некоторые авторы говорят, что даже в семьдесят или семьдесят два года), и, таким образом, может считаться без малого одним из «долгожителей» («μακρόβιοι») древнего мира. Все эти годы, за исключением лишь первых тринадцати лет жизни, Митридат правил царством Понт, которое получило свое имя от самого Глубокого моря1а. Эта область лежала почти за пределами мира, известного Риму, и в сфере понтийского влияния находились скифы, сарматы, Боспор Киммерийский и Колхида — легендарная страна золота, ядов и колдовства. Сам царь был столь же ловок, сколь и одарен. Говорили, что он знает двадцать два, двадцать пять или полсотни языков; а во время «героических» первых семи лет царствования, когда Митридат скрывался во внутреннем Понте, он выработал в себе грандиозную физическую выносливость и высокую устойчивость к ядам: 1 Аврелий Виктор. О знаменитых людях. 76; также см. Цицерон. Речь в защиту Луция Лициния Мурены. 32; спустя пару поколений: Веллей Патеркул. П.18; ср.: 40 — о репутации πόντος (греч.) — глубокое (открытое) море. Понтом (Эвксинским Понтом) называли также современное Чёрное море, юго-восточное побережье которого занимало царство Понт. - С.Т. >идата на международной арене.
152 Часть I Царь на Востоке был: цари Там пировали до зари, От сотни блюд часы подряд Подспудно получая яд; <...> Нам летописи подтвердят, Что умер старым Митридат2. А.-Э. Хаусман Из сб. «Шропширский парень» (LXII) Пер. А. Белякова Он носил благородное персидское имя, и его род претендовал на происхождение либо от самого Дария, либо от одного из его соратников по подавлению восстания мидийского племени магов. Не слишком удивительно, что, достигнув вершины успеха, Митридат, в соответствии с персидско-парфянской модой, желал именоваться Великим царем и Царем царей. О Митридате и его царстве сохранилось множество древних источников — различных по объему и степени подробности3. В их число входит примерно пятьдесят античных авторов: от фрагментов сочинений его собственных придворных и ученых-современников до позднеримских бревиариев и жизнеописаний, почерпнувших значительную часть материала из ныне утраченных книг Ливия. Наиболее полные работы датируются I и П вв. н. э. Биография Суллы, написанная Плутархом, и «Митри- датовы войны» Аппиана содержат перекрывающиеся повествования на греческом языке, а «География» Страбона и локальная история причерноморской Гераклеи за авторством Мемнона добавляют важные подробности о Понте и событиях эпохи Митридатовых войн. В латинских источниках информации меньше, хотя Юстин в «Эпитоме сочинения Помпея Трога» (I в. до н. э.) очерчивает возвышение Понта при отце Митрида- та и описывает нарастание трений в Азии между самим Митридатом и римскими наместниками. Но именно Цицерон в своих речах «В защиту Флакка», «В защиту Мурены» и «О Манилиевом законе» сформировал у потомков образ Митридата как непримиримого врага Рима и виновника зверств в Азии. 2 Housman А.Е. A Shropshire Lad. 62. О языках: Валерий Максим. VTIL7.ext 16; Плиний Старший. Естественная история. VTL88; XXV.6; Авл Геллий. Аттические ночи. XVII. 17; о ядах: Юстин. ХХХУП.З; Аппиан. Митридатовы войны. 111; Плиний Старший. Естественная история. XXV.3.5. 3 Источники, отсортированные в хронологическом порядке, см.: Greenidge—Clay: 55 сл. Обсуждение источников: Reinach 1890 (D 55): 417—455; Sherwin-Wliite 1984 (D 291): 116— 118; McGing 1986 (D 35): 176—179. В сносках к наст. гл. мы не даем ссылки на основные нарративы.
Глава 5. Митридат 153 I. Династия Митридат числился потомком Дария в шестнадцатом колене (хотя данное утверждение могло быть сфабриковано в I в. до н. э.)4. Прямую линию его предков можно проследить лишь с IV в. до н. э. Некий Митридат унаследовал от своего отца Ариобарзана (ок. 362—337 гг. до н. э.) маленькое владение в Киосе и, возможно, в Мирлее, к западу от Вифинии в Пропонтиде, находившееся в зависимости от Дария Ш, последнего персидского царя из династии Ахеменидов. Этот Митридат сперва утратил, затем вернул себе власть и, наконец, его «освободил» Александр Великий. Какое-то время Митридат был вассалом Антигона Одноглазого, но в 302 г. до н. э. тот убил его за переговоры с Кассандром5. Сын Митридата Киосского, тоже носивший имя Митридат, а позднее получивший прозвище Ктист («Основатель»), бежал на восток. С шестью всадниками он прибыл в Пафлагонию, сперва остановившись в Кимиате в долине реки Амний, позднее двинулся дальше на восток к Амасии в Каппадокии Понтийской. Если второй его переход состоялся в 297 г. до н. э., то это позволяет объяснить понтийское летосчисление, которое велось с этого года (хотя не исключено, что данную точку отсчета придумали потомки Митридата, чтобы понтийское летосчисление не уступало по продолжительности вифинскому)6. Когда Лисим ах потерпел поражение и пал в битве при Корупедии, этот Митридат, воспользовавшись усилением северных областей, таких как Киос, Тион и Вифиния, выступил против Селевка I и отвоевал свою независимость. В 281/280 г. до н. э. он принял титул царя государства, в которое входили восток Пафлагонии и север Каппадокии7, а также вместе с Никомедом Вифинским расселил галльские племена в восточной Фригии, на территории, которая стала известна под именем Галатии. В 279 г. до н. э. сын Митридата Ктиста отобрал у тогдашнего правителя Эвмена Амастриду, прибрежный город на западной границе Пафлагонии, и передал ее своему отцу. Теперь царство Митридата простиралось на запад до реки Сангарий; этого владыку вполне можно назвать Основателем и считать первым Митридатом из династии, в которой за двести восемнадцать лет ее существования, вплоть до смерти Евпатора в 63 г. до н. э. (281—63 гг. до н. э.), родится шесть обладателей этого имени, а всего — восемь царей8. 4 Меуег 1878 (D 38): 31-38. 5 О династии в Киосе см.: McGing 1986 (D 35): 13—15. 6 О понтийском летосчислении см.: Diehl 1938 (D 12): 1850; Robert 1937 (В 229): 231; Perl 1968 (D 53): 299; Bickermaim 1980 (A 11): 72. ' Георгий Синкелл. 523.5. 8 Источники о Митридате Киосском и Митридате Ктисте, вероятно, восходят к Иерониму из Кардии (Аппиан. Митридатовы войны. 8). Родоначальником понтийской династии Ростовцев считал Митридата Киосского (см.: САН IX1: 217—218), но, согласно господствующей точке зрения, родоначальником был Ктист, см.: Reinach 1890 (D 55): 7—8; Molyev 1985 (D 43); McGing 1986 (D 35): 15-19; McGing 1986 (D 34): 250-253; Molyev 1983 (D 42A).
154 Часть I Царствование второго царя, Ариобарзана (266 — ок. 250 гг. до н. э.), было коротким, а третьего, Митридата (ок. 250—189 гг. до н. э.), — очень долгим, если только под именем последнего не скрываются два царя (Митридат П и Митридат Ш). К своему царству Ариобарзан присоединил Амис на Черном море; а Митридат заключил брачный союз с Селевком П, взяв в жены его сестру Лаодику, и в качестве приданого получил Великую Фригию. Однако его попытка взять осадой Синопу не удалась. Фарнак, царствовавший около 189—159 гг. до н. э., более энергично, нежели его предшественники, наседал на прибрежные города и западных соседей. Ему удалось покорить Синопу (ок. 182 г. до н. э.) и сохранить там свое положение даже после войны с Эвменом Пергамским и Ариаратом Каппадокийским, хотя от некоторых недавних приобретений в Пафлаго- нии и Галатии пришлось отказаться; в эти годы, после того как Рим нанес поражение Антиоху Ш при Апамее, роль «честного посредника» между царями исполняла комиссия римских сенаторов. Посланцы постарались удержать Фарнака подальше от западной части Малой Азии, не отдав ему маленький город Тион, но пренебрегли более отдаленной Синопой. Затем Фарнак захватил Котиору и Керас (Фарнакию), бывшие колонии Синопы, расположенные еще восточнее, и обеспечил себе господство над Малой Арменией вместе с городом Трапезундом, которую передал ему правивший там царь, тоже звавшийся Митридатом9. Укреплению власти Фарнака на его части побережья сопутствовала решительная политика, охватывавшая всё Черное море: он заключил договоры с Одессом на западном (болгарском) побережье и с Херсонесом — на юге Крыма10. К концу жизни Фарнак установил дружественные отношения с Селевкидами, женившись на Нисе, дочери или внучке Антиоха Ш. К моменту своей смерти около 159 г. до н. э. Фарнак возглавлял мощную державу в Малой Азии, хотя союз местных царей всё еще способен был ей противостоять, а сам он не мог сопротивляться римской дипломатии или военным угрозам11. При преемниках Фарнака, Митридате Филопаторе Филадельфе (который, вероятно, приходился ему младшим братом) и Митридате Эвергете (который, возможно, был его сыном), царство процветало благодаря тому, что проявляло просчитанную покорность Риму. О Филадельфе мы знаем из надписи на Капитолии, в которой упоминается союз с римским народом;12 царь Митридат, который, как сообщается в этой надписи, помог Атталу П Пергамскому в войне против Прусия П Вифинского в 155— 154 гг. до н. э., тоже может быть идентичен Филопатору Филадельфу. Сохранились великолепные портретные монеты этого царя, на реверсе которых вырезано его имя и имя его сестры Лаодики, а также изображе¬ 9 Позднее Малая Армения вернула себе независимость, но имитация «добровольного подчинения» повторилась при Митридате Великом. 10 Страбон. ХП.3.11; Полибий. ХХШ.9; XXIV.1.14; XXV.2; XXVÜ.17. 11 IOSPEI: 402; Minns 1913 (D 39): № 172; Sherk 1984 (В 239): 30; Колобова 1949 (D 27); Molyev 1976 (D 41): 12-17; Burstein 1980 {D 256): 1-12; McGing 1986 (D 35): 24-34. 12 OGIS: 375; Melior 1978 (В 202).
Глава 5. Митридат 155 ны статуи Персея и Зевса с Герой, что напоминает о персидских корнях династии и высоком положении царственных брата и сестры13. Как бы то ни было, правление Филопатора, несомненно, продолжалось недолго (ок. 159 г. до н. э. — 151/150 г. до н. э.). Следующим царем стал Митридат Эвергет, а его царицей — еще одна Лаодика, мать Митридата Великого. Эвергет помогал Риму во время Третьей Пунической войны, около 149 г. до н. э., а после смерти Атгала Ш оказывал Риму содействие во время восстания Аристоника (гл. 2, с. 49 наст. изд.)14. Рим проявил щедрость к своим союзникам по азиатской войне за счет чужого имущества: Митридату достались земли Великой Фригии, на которые он давно претендовал (говорят, что за это он заплатил крупную взятку римскому полководцу Марку Аквилию). Помимо этого, Эвергет получил также внутреннюю Пафлагонию, унаследовав ее от царя Пилемена, и Галатию (на обе эти области нацеливался еще Фарнак). А когда Эвергет отдал свою дочь, еще одну Лаодику, за Ариарата VI Каппадокийского, то приобрел интересы и в этом регионе и даже «совершил вторжение в Каппадокию, как будто это была чужая земля» (хотя обстоятельства этого похода неясны)15. В это время, примерно за одиннадцать лет до смерти своего отца, в Синопе родился Митридат Евпатор. Убийство Эвергета в Синопе стало результатом либо подстрекательства некой проримской группировки, обеспокоенной его чрезмерным могуществом в этом регионе, либо дворцового переворота16. Вследствие этого примерно со 121/120 г. до н. э. Понт переживал период упадка, и правила им Лаодика от имени двух своих несовершеннолетних сыновей — Евпатор а и Хреста. Она проводила проримскую политику, но уже с куда более слабых позиций, чем ее муж. В 119 или 116 г. до н. э. Рим отнял у ее государства Великую Фригию, тем самым лишив Понт плодов взятки, данной Аквилию, и посеяв среди понтийских патриотов семена будущего недовольства17. Вскоре стало ясно, что Лаодика приняла сторону младшего сына, Хреста: действительно, на протяжении нескольких лет он, возможно, считался правящим Митридатом, а Лаодика могла действовать от его имени. Утверждается, что в это же время Евпатору удалось спастись, когда во время верховой езды с ним произошел подозри¬ 13 Полибий. ХХХШ. 12; Habicht 1956 (D 269): 101—110; о монетах см.: Waddington 1925 (В 253): 13, № 7; Seltman 1955 (В 237): вкл. LVI, 10; LVII, 1; Kraay-Hirmer 1966 (В 182): 376—377 и вкл. 210. 14 Аппиан (Митридатовы войны. 10) называет Эвергета первым понтийским царем, который «вступил в дружбу с римлянами»: если этот царь не тождествен Филопатору Филадельфу, то это ошибка. Но не исключено, что эти два человека идентичны и что Митридатом V был Хрест, брат Евпатора (см. далее). Об Эвергете см.: Reinach 1890 Р 55): 42-47; Geyer 1932 (D 16): Nq 11; Magie 1950 (А 67): 194 сл.; Thompson 1961 (В 249): 422 сл. (но она слишком ранним временем датирует монеты Митридата—Аристона). 10 Аппиан. Митридатовы войны. 10; Юстин. XXXVII. 1.4; ХХХУШ.5.4. 11 Страбон. Х.4.10; Мемнон FGrH 434.22.2F. 17 OGIS 436. О датировке см.: Glew 1977 (D 18): 388 сл.; Sherwin-White 1977 (D 75): 70; Sherwin-White 1984 (D 291): 96.
156 Часть I тельный несчастный случай; и далее следует знаменитый романтический эпизод (вероятно, часть позднейшего мифа о Митридате): он тайно бежал в горы восточного Понта и Малой Армении, каждый день перемещаясь с места на место, взращивая свою стойкость к ядам и физическую выносливость, знакомясь со многими народами Понта и изучая их языки. Как сообщается, этот период его жизни длился семь лет, хотя данная цифра может быть традиционной, даже магической и символизировать идеальное воспитание иранского принца18. Наконец, около 113 г. до н. э. (эту дату большинство исследователей выводят из сведений Аппиана и Юстина, но не исключено, что даже на несколько лет раньше) Евпатор вернулся в Синопу и устроил переворот при дворе: Лаодику он бросил в темницу, но брату на какое-то время позволил оставаться своим коллегой без царского титула19, пока наконец не казнил его — неизвестно, когда именно, но после 115 г. до н. э. II. Царство Правильное название царства Митридата Евпатора: Каппадокия на Эвк- синском море (или Каппадокия на Понте) в отличие от внутреннего района Каппадокия у Тавра (или Великая Каппадокия)20. Постепенно эта прибрежная северная область стала гораздо богаче, поскольку в нее входили плодородные земли в долинах крупных рек за прибрежной полосой (Амний, Ирий, Лик), а ее политическими центрами служили греческие города южного побережья Черного моря: сначала — Амастрида, потом — Амис и Синопа21. На западе лежали относительно небольшие страны — Паф- лагония, Тион и сильный город-государство Гераклея. В глубине материка, на юго-западе, лежали Великая Фригия и Фригия Эпиктет, а также проживали три галльских племени. Строго южнее находилось родственное и обширное, но экономически слабое царство (Великая) Каппадокия. На востоке располагалась Малая Армения, а вдоль побережья за Тра- пезундом — колхидские владения; на дальних берегах Черного моря греческие города пытались сохранить независимость от фракийцев, гетов и скифов. Единственным соперником Понта могла бы стать Великая Армения, расположенная на периферии Анатолии; ее могуществу еще предстояло расцвести в правление царя Тиграна, примерно в 83—65 гг. до н. э.; этот период совпал с ослаблением самого Митридата Евпатора в финале его противостояния с Римом и продлился до конца совместной борьбы Митридата и Тиграна против Рима в годы Третьей Митридатовой войны. 18 Widengren 1960 (D 83). 19 IDelos 1560-1561. 20 Полибий. V.43.1; Страбон. ХП.1.4. 21 Magie 1950 (А 67): 177-186; McGing 1986 (D 35): 2-10.
Карта 4. Понтийская область
158 Часть I После Апамейского мира Рим стал «тучей на западе»21*, на которую эллинистическим царям приходилось оглядываться. После аннексии Пергама, ставшего после 129 г. до н. э. «провинцией Азия», и последующей интервенции Рима в эту область, когда консулы стали получать назначения в Киликию и Ликаонию (это, несомненно, произошло к 102 г. до н. э., а возможно, уже в 116 г. до н. э.), туча надвинулась еще ближе22. Митридат Эвергет вел дела с Римом очень осмотрительно, так же поступал и Евпа- тор, который ждал двадцать три года, прежде чем был вынужден вступить в войну с Римом. Царство, унаследованное Митридатом, было невелико, но обладало экономическим, военным и морским потенциалом23. В Понте горные цепи и речные долины тянутся с востока на запад. Эти долины, параллельные побережью Черного моря и удаленные от него примерно на 110—160 км, были сердцем страны; горы к югу от Котиоры и Кераса достигали в высоту 3 тыс. метров, а восточнее, возле современных Трабзона и Ризе, — 4 тыс. метров24. Существовала дорога с севера на юг, из Амиса в Таре, проходившая через понтийские города Амасия и Зела и каппадокийские города Мазака и Тиана; об этом древнем пути, связывавшем Черное море со Средиземным, упоминает Геродот25. Единственной реальной альтернативой этому маршруту с севера на юг была дорога из колхидского Трапе- зунда на юго-запад через перевал Зигана, а далее — на юго-восток в долину реки Акампсис: именно этим путем (в обратном направлении) прошел Ксенофонт в «Анабасисе»26. Понт был богат полезными ископаемыми. Железо и серебро добывались на побережье к югу от Фарнакии, на легендарной родине «халибской стали». В исследованиях минеральных ресурсов современной Турции обращается внимание на концентрацию металлообработки в северо-восточном Понте. Также на его территории (особенно во внутренних областях невдалеке от Синопы) были найдены медь, свинец, цинк, мышьяк и красная охра (для покраски кораблей)27. На понтийском побережье климат гораздо мягче, чем в глубине Каппадокии, и из всех областей Малой Азии оно лучше всего орошается: благодаря Понтийским горам на востоке большая часть осадков выпадает именно в этой части прибрежной полосы. Поэтому здесь росли обширные и прекрасные леса, становившиеся всё гуще к востоку: дуб, ольха, бук, 21а Рим так назван у Полибия (V.104), в речи Агелая из Навпакта, обращенной к македонскому царю Филиппу V в 217 г. до н. э. — С. Т. 22 Syme 1939 (D 294); Sherwin-White 1976 (D 74); Shenvin-White 1984 (D 291): 97—101. 23 О географии см.: Ramsey 1890 (А 94); Anderson, Cumont, Gregoire 1910 (В 131); Maximova 1956 (D 37): 13-31; Weimert 1984 (D 82). 24 Williams G. Eastern Turkey (London, 1972); Calder, Bean 1958 (D 257). 25 Геродот. 1.72. 26 О других маршрутах см.: Munro 1901 (D 45); Winfield 1977 (D 85). 27 Ryan C.W. A Guide to the Known Minerals of Turkey (Ankara, 1960); de Jesus P. Prehistoric Mining and Metallurgy in Anatolia // BAR (1980): 74; Tylecote R.F. Ironsands from the Black Sea //AS (1981) 31: 187-189.
Глава 5. Митридат 159 каштан и орех; выше произрастали хвойные леса, а ниже — множество видов фруктовых деревьев, в частности вишня, получившая название от города Кераса27а, слива, груша, абрикос и яблоня. Эта область славилась корабельным лесом, так что под рукой всегда имелся материал для строительства судов — будь то флот классической Синопы, огромный понтий- ский флот династии Митридатитов или, позднее, римский черноморский флот, базировавшийся в Трапезунде. Жители Синопы выращивали оливы и активно экспортировали масло, а гончары производили амфоры для его перевозки. На некоторых прибрежных равнинах, например, в Темис- кире и долинах рек Ирис и Лик, паслись огромные стада лошадей, овец и прочего скота28. Внутреннее устройство Понта, наблюдавшееся в правление двух последних царей — Митридата Великого и его сына Фарнака П, — отражает географические, климатические и этнические обстоятельства, а также исторические традиции этого региона. Греческие города, располагавшиеся на побережье Черного моря, имели советы, народные собрания и магистратов: в одних местах эти институты были порождены давней традицией (как в Синопе и Амисе), а в других появились в результате повторного основания городов по греческому образцу (как в Амастриде, которую в конце IV в. до н. э. заложила Амасгрида, дочь Оксиатра, или в Фарнакии, основанной Фарнаком I). Синопу и Амис сделали своими столицами Фар- нак I, Эвергет и Митридат Великий и, соответственно, украсили их общественными зданиями: в Синопе находились также гробницы поздних Митридатидов29. Внутреннее устройство крупных поселений, расположенных в глубине материка, имело куда больше общего с пафлагонскими или каппадокийскими обычаями; в них проживала иранская аристократия, насчитывавшая три-четыре столетия. Главные из этих поселений находились в плодородных долинах рек Ирис и Лик. Амасия на реке Ирис была старой столицей Понта еще со времен Фарнака I и служила местом упокоения четырех предыдущих царей; недостроенная пятая гробница, вероятно, предназначалась для Фарнака30. Район к западу от Амасии носил имя Хилиоком («Тысяча деревень»), что позволяет догадаться об источнике богатства самого города. Страбон гордился своим амасийским происхождением31. Но имелись и другие богатые регионы: Фанарея — к востоку от Амасии, на реке Лик, Дазимонитида — на юге, в верховьях Ириса, и Фази- монитида — к северу от Амасии, между реками Гадис и Ирис. Во времена Митридата Евпатора Понт был поделен на епархии под управлением стратегов, делившиеся, возможно, на более мелкие округа — гипархии. 27а Латинские слова «cerasus» и «cerasum» и английское «cherry» происходят от древнегреческих «κέρασος» («вишневое дерево») и «κεράσιον» («плод вишни»). — С. Т. 28 Страбон. ХП.3.11-Ю. 29 Rostovtzeff 1932 (D 61): 212-213, 219-220; Möll 1984 (D 44); Olshausen, Biller 1984 (D 51); Robinson 1906 (D 56); Robinson 1905 (B 233). 30 Rostovtzeff 1932 (D 61): 218. 31 Страбон. ХП.3.39—41; Lomouri 1979 (D 31).
160 Часть I Аристократы иранского происхождения управляли некоторыми областями из своих замков: под их властью могло находиться множество селений, ибо Луций Мурена, как сообщается, утверждал, будто разорил четыре сотни «деревень» во время своей краткой кампании в Понте (хотя «тысячу деревень» Хилиокома вряд ли стоит понимать буквально). Политическим центром экономического сердца Понта явно была Амасия. Ее центральную часть охранял гарнизон под командованием фрурарха (обычно евнуха), отвечавшего за доступ в цитадель:32 там находился царский дворец и храм Зевса Воителя — эллинизированного варианта иранского Ахурамазды и главного покровителя династии. Помимо царских городов, крепостей и сокровищниц, а также замков понтийских аристократов, еще одной важной характеристикой внутреннего Понта, как и южной Каппадокии, были владения храмов, получавших доходы с обширных территорий. Америя возле Кабиры представляла собой «город-деревню» («κωμόπολις»), посвященную богу Мену Фарна- ка: возле Команы Понтийской находился еще один город-храм, посвященный богине Ма; а на юго-западе, у Зелы, стоял храм иранской Анаиты. Служили в них жрецы, храмовые рабы или крепостные; многие женщины были храмовыми проститутками. Комана обеспечивала торговые связи для армянского экспорта и импорта; Страбон называет ее эмпорием, и она изобиловала солдатами и купцами; не последней из ее достопримечательностей было храмовое хозяйство, насчитывавшее 6 тыс. священных рабов. Все главные божества Понта имели синкретический (смешанный) характер. Здесь наличествовали пафлагонские (в Синопе) и каппадокийские (в прошлом хеттские?) исконные элементы, на которые накладывались «магические» и другие иранские представления, восходившие к ахеменид- ско-персидской эпохе. В годы становления царства Понт эти божества были переосмыслены и получили греческий облик и греческие имена. С тех пор Ахурамазда [перс. «Солнце») в Амасии стал называться Зевсом Воителем. Великий лунный бог Мен получил в Америи иранский титул «Фарнака». Богиня Ма в Комане была отождествлена с Реей/Кибелой («Великой Матерью»). Учитывая важную роль культов Зевса Воителя и Мена Фарнака в официальных ритуалах понтийской династии, есть основания связать богов Солнца и Луны со «звездой и полумесяцем» — символом Понта и его правящей семьи33. III. Черноморская империя Митридата После воцарения Митридата Евпатора началась эпоха решительного наступления. Он поддерживал эллинистические и иранские элементы в противовес римскому влиянию, которое даже в провинции Азия укорени- 32 OGIS: 365; Anderson, Cumont, Gregoire 1910 (В 131): No 66, 94, 95a, 200, 228. 33 Страбон. ХП.3.32—37; ХП.3.31; Аппиан. Митридатовы войны. 66, 70.
Карта 5. Малая Азия
162 Часть I лось лишь пятьдесят лет назад; но его неприязнь к римлянам, подпитываемая их решением забрать назад Великую Фригию, вероятно, была еще не столь сильна, как его гордость своими иранскими и селевкидскими корнями. Он стремился превзойти своих царственных предков великими деяниями. Среди его друзей детства выделялась элитная группа совоспиганни- ков (σύντροφοι): помощь таких доверенных лиц, в числе которых были и греки, уроженцы Синопы и Амиса, требовалась Митридату для масштабных предприятий за пределами Понта. Первым шагом Митридата, предпринятым, по-видимому, около 115— 114 гг. до н. э., было установление господства над Малой Арменией, которую завещал ему царь этой страны Антипатр (хотя указанные события некоторые историки датируют 106 г. до н. э.); следующим его приобретением стала Колхида. Об этой аннексии упоминают только Страбон и Мем- нон, и оба не называют ее даты: Страбон просто связывает Колхиду с Малой Арменией, а Мемнон указывает, что ее аннексия произошла в начале завоеваний Митридата; некоторые исследователи датируют ее до крымских кампаний Митридата, некоторые — после них34. Вместе с тем ясно, что к 89 г. до н. э. Колхида уже находилась под властью Митридата, поскольку она упоминается среди его владений в речи Пелопида, которую в начале первой Митридатовой войны тот произнес от имени своего господина перед римскими полководцами. Эта земля, богатая самородным золотом, медом, воском, льном, коноплей и лесом, была ценным приобретением; кроме того, Колхида находилась на западном конце важного торгового пути к Каспию, вверх по реке Фасиду и вниз по Киру, и служила важным перевалочным пунктом для наземных и морских путешествий в Киммерийской Боспор. Взяв под контроль Колхиду, Митридат завершил длительный процесс экономического и культурного проникновения на восточный берег Черного моря, чего греческие города, такие как Синопа, достигли уже в V в. до н. э.; а теперь эти проверенные временем связи вкупе с растущей славой Митридата и его полководцев привели к тому, что побудили Херсонес, расположенный на противоположном берегу Черного моря, обратиться к нему с мольбой о помощи. Где-то между 114 и 110 гг. до н. э. (вероятно, в 113 г. до н. э.)35 Херсонес воззвал к Митридату как к единственному спасителю. Теперь Синопа была столицей Понта, а Гераклея, метрополия Херсонеса, больше не могла отправлять войска против врагов своей колонии — скифов и тавров, обитателей степных и предгорных частей Крыма. Митридат внял призыву 34 Страбон. ΧΙ.2.17, 18; ХП.3.1. Мемнон. FGrH 34.223 F. Историки, полагающие, что аннексия Колхиды предшествовала присоединению Крыма: Molyev 1976 (D 41): 24—28; Shelov 1980 (D 71). Первые монеты Евпатора из Диоскуриады датируются 105—90 гг. до н. э., см.: Dundua, Lordkipanidze (D 14); Todua 1990 (D 77В): 48-59. 35 О датировке см.: Niese 1887 (D 48). Некоторые исследователи склоняются к 111/ 110 гг. до н. э. О таврах и скифах см.: Leskov 1965 (D 28); Savelya (D 66); Sheglov (D 68); Solomonnik 1952 (D 77A): 116—117; Schultz 1971 (D 67); Vysotskaya 1972 (D 80); Vysotskaya 1975 (D 81).
Глава 5. Митридат 163 и прислал 6 тыс. понтийских войск под командованием своего полководца Диофанта36, а затем — еще две экспедиции; проведя несколько крупных кампаний против скифов в степях к северу от Херсонеса и подавив восстание некоего Савмака в Пантикапее на Боспоре, Митридат стал владыкой всего крымского региона. Затем он наладил связи с северо-западной и западной областями Черного моря; сообщается, что он оказывал военную помощь Ольвии и Аполлонии. Так примерно за десять лет Митридат превратил всё Море (Понт) в озеро, зависимое от собственного царства (Понт) и обеспечил политическое объединение взаимодополняющих экономических сил с разных берегов, которые стремились к этому уже около трех столетий37. Лишь только гористое побережье Кавказа, населенное непокорными пиратскими племенами ахеев, гениохов и зигов, не подчинялось приказам Митридата, но даже эти народы обычно пропускали его и его войско через свои земли. На западе, между Понтом и римской провинцией Азия, независимость сохраняли Гераклея Понтийская и Вифинское царство, расположенное на Пропонтиде. Обильная чеканка этого времени свидетельствует о процветании царства Митридата. Бронзовые монеты подразделяются на несколько стандартных типов, часть которых относится к династии (например, голова Персея), а на большинстве аверсов изображены главные греческие божества и их атрибуты. Чеканка велась на тринадцати монетных дворах в Пафлагонии и Понте, но один или два родственных типа выпускались и на Боспоре между 110 и 70 гг. до н. э. Часто монеты находят на территории Колхиды и в городах к северу от Черного моря38. Начиная с 96/95 гг. до н. э. (первые датированные выпуски, 202 г. понтийской эры) от имени Митридата Евпатора чеканились серебряные драхмы, тетрадрахмы и золотые статеры. На аверсе этих монет изображен его портрет в реалистичном стиле с гладко уложенными волосами, на реверсе — склонившийся над водой Пегас и восьмиконечная звезда-солнце, указывающая на персидских предков Митридата. Через несколько лет (ок. 92—89 гг. до н. э.) появляется более идеализированный портрет царя с растрепанными волосами; возможно, это была попытка представить его как Нового Диониса39. 36 Основными источниками об этих кампаниях являются Страбон (УП.ЗЛ7; 4.3, 7) и знаменитая «Надпись Диофанта» [IOSPE I. 352; SEG ХХХ.963). См.: Minns 1913 (D 39): 582-591; Molyev 1976 (D 41): 28-43; КИДМ Wh гл. И. 37 IOSPE I. 226; IGBulg Р. 392; Shelov 1985 (D 72); Shelov 1986 (D 73): 36-42; Vinogradov 1989 (D 78A): 257-262. 38 Head 1911 (В 171): 502, 505; Imhoof-Blumer 1912 (В 175); Golenko 1965 (В 162); Golenko 1969 (В 163); Karyshovsky 1965 (В 178); Mattingly 1979 (D 283): 1513-1515; McGing 1986 (D 35): 94-96; Golenko 1973 (B 164); Shelov 1983 (D 71B); Shelov 1982 (D 71 A). 39 Head 1911 (B 171): 501—502; Seltman 1955 (B 237): вкл. 57, 2 и 3; Kraay-Hirmer 1966 (В 182): вкл. 211; Price 1968 (В 221); McGing 1986 (D 35): 97-99.
164 Часть I IV. Цари и римляне в западной Анатолии, 108—89 гг. до н. э. В последнее десятилетие П в. до н. э. придворные льстецы сравнивали Митридата, которому тогда было около тридцати лет, с Александром и Дионисом, хотя Митридат и не завоевал свою северную империю лично, но всё же правил ею из своей столицы в Синопе. Кроме того, он усердно избегал противостояния с Римом; а римляне в то время не склонны были выходить за пределы провинции Азия: они вели войны с Югуртой и ким- врами, а набеги скордисков на северо-востоке полностью удерживали их внимание в Европе. Однако отношение Рима к Понту постепенно изменилось, когда между 114 и 101 гг. до н. э. Митридат подчинил себе территории, составившие его черноморскую империю и римляне стали свидетелями его вторжений в государства, расположенные у самых границ римской провинции40. Вскоре после своих черноморских завоеваний, вероятно в 109/108 гг. до н. э., Митридат в целях сбора информации инкогнито проехал через Ви- финию и даже побывал в провинции Азия; неудивительно, что позднее думали, будто он разведывал местность для войн против Рима, хотя те и случились только спустя двадцать лет. В 108—107 гг. до н. э. Митридат и Никомед Вифинский углядели редкую возможность: они вторглись в Пафлагонию и разделили ее41. Римское посольство приказало им вернуть этой области свободу, но цари отделались пространными оправданиями, при этом Митридат продвинулся даже дальше и занял часть Галатии, которую, как считалось, его отец должен был унаследовать от прошлых правителей, а Никомед и не подумал возвращать Пафлагонию ее царю и вместо этого посадил на ее трон марионеточного правителя — собственного сына; послы, не имевшие полномочий реагировать на скрытое или явное неповиновение царей, возвратились в Рим42. С Каппадокией вышла более долгая история. Ранее Митридат уже вмешивался в каппадокийские дела, ибо туда вторгался его отец, а его сестра, Лаодика, всё еще оставалась супругой тамошнего царя Ариара- та VI, правившего со 130 г. до н. э. После 116 г. до н. э. Ариарата убил каппадокийский аристократ по имени Гордий (позднее ходили слухи, что за этим убийством стоял Митридат), и двое юных сыновей царя унаследовали трон под опекой своей матери; их правление продолжалось при¬ 40 Юстин. XXXVII.3.4—5. Согласно Аппиану (Митридатовы войны. 13), послы Нико- меда обыграли страх римлян перед могущественным азиатским царем, который может получить опору в Европе, в точности как это было с Антиохом Ш. 41 Waddington, Babeion, Reinach 1925 (В 253): 231, Nq 40 — эта монета датируется 190 г. вифинской эры; пальма на реверсе может напоминать о победе в Пафлагонии. О Пафла- гонии см.: Liebmann—Frankfort 1968 (D 276): 160—163; Olshausen 1972 (D 49): 810—811. 42 Юстин. XXXVTI.4; ХХХУШ.7.
Глава 5. Митридат 165 мерно четырнадцать лет43, но около 102 г. до н. э. Никомед, не слишком лояльный партнер Митридата в деле аннексии, решил ввести в Каппадокию гарнизон и принудить Лаодику к браку. Митридат отреагировал жестко: он изгнал вифинские гарнизоны и вернул царство одному из своих племянников — Ариарату УП Филометору. Вместе с тем сообщается, что вскоре после этого Митридат способствовал возвращению Гордия в Каппадокию и подстрекал его вслед за отцом прикончить и сына. Предупрежденный о заговоре, Ариарат решительно начал полномасштабную войну против бьюшего благодетеля; набрав в Каппадокии крупную армию, он присоединил к ней войска, полученные от соседних царей. Сообщается, что в Каппадокию Митридат вторгся с 80 тыс. пеших воинов, 10 тыс. всадников и шестью сотнями серпоносных колесниц — эти цифры, несомненно, чересчур завышены, но в любом случае сражения не потребовалось: во время переговоров на поле боя юный царь был убит (ок. 101 г. до н. э.). Митридат посадил на трон Каппадокии собственного сына под именем Ариарата IX, а Гордия сделал регентом, поскольку мальчику было всего восемь лет44. Данный марионеточный режим продержался, по всей видимости, примерно четыре или пять лет. Незадолго до этого столкновения в Рим отправилось посольство Митридата, явно пытавшееся подкупить сенаторов, чтобы те утвердили его власть в Пафлагонии и Галатии, установившуюся в 107/106 г. до н. э., и отвергли недавно возникшие притязания Никомеда и Лаодики на совместный контроль над Каппадокией. Именно в ту пору, как сообщается, Аппу- лей Сатурнин грубо обошелся с понтийскими послами и из-за этого угодил под суд, хотя подлинной причиной этого обвинения могли быть его нападки на римских патронов царя45. Вскоре Гай Марий продемонстрировал хищнический интерес к малоазийской области:46 в 99 или 98 г. до н. э. он посетил Азию и с обычной для римских государственных деятелей бесцеремонностью по отношению к заморским царям посоветовал Митридату «либо постараться накопить больше сил, чем у римлян, либо помалкивать и делать, что ему приказывают»47. Примерно в 97 г. до н. э. Каппадокия восстала против жестокости ставленников Митридата и вызвала из провинции Азия брата предыдущего царя, который проходил там обучение. Митридат спешно привел войско, нанес претенденту поражение и изгнал его из царства, после чего этот молодой человек умер от болезни; тогда Никомед разыграл следующую карту, поддержав притязания еще одного юноши, который, как сообщается, был третьим братом. Данного претендента и свою собственную 43 О хронологии каппадокийских царей в 130—85 гг. до н. э. и годах их правления на монетах см.: Morkholm 1979 (В 208); СоагеШ 1982 (В 142). 44 Юстин. ХХХУШ.1. 45 Диодор. XXXVI. 15; Badian 1958 (А 1): 287. 46 О планах Мария см.: Luce 1970 (С 101). Бэдиан датирует их 98 г. до н. э. (Badian 1959 (D 3): 173), Шервин-Уайт — 99 г. до н. э. (Shenvin-White 1984 (D 291): 108—109). 47 Плутарх. Марий. 31.2—3.
166 Часть I жену Лаодику, сестру Митридата, Никомед отправил в Рим, чтобы она засвидетельствовала, что ее предыдущий муж признал своими законными сыновьями указанных трех молодых людей. В ответ Митридат послал в Рим Гордия с сообщением о том, что посаженный им на трон каппадокийский царь является сыном прежнего Ариарата (V), который помогал Риму в борьбе с Аристоником. Сенат счел, что разбираться в этих хитросплетениях слишком утомительно, и приказал Митридату оставить Каппадокию, а Никомеду — уйти из Пафлагонии (последнего, судя по всему, тот совсем не ожидал) ι48 обе области должны были получить «независимость» и освобождение от налогов. Митридат исполнил распоряжение (и, возможно, тогда же ушел из своей части Пафлагонии — во всяком случае, в 89 г. до н. э. он утверждал, что сделал это), и каппадокийские аристократы выбрали себе царя — некоего Ариобарзана. Сулла, тогдашний наместник Киликии, по поручению сената выступил из своей провинции с небольшой армией, усиленной набором в Азии, и возвел Ариобарзана на престол49. С другой стороны, два важных события сместили баланс сил в Малой Азии в пользу Митридата. В 96 или 95 г. до н. э. Тигран I (Великий) унаследовал трон Армении и охотно заключил союз с Митридатом, женившись на его дочери Клеопатре50, а в 94 г. до н. э. умер Никомед Вифинский, оставив свое царство Никомеду IV. В 91/90 г. до н. э., когда всё внимание Рима было сосредоточено на Союзнической войне, Митридат убедил союзника прогуляться в Каппадокию, вновь использовав Гордия в качестве агента. Как только полководцы Тиграна приблизились, Ариобарзан бежал в Рим: Митридат избавился от враждебного царя на своих границах, не пошевелив и пальцем. Но затем он повел себя куда более вызывающе: попытался убить молодого Никомеда, но покушение провалилось, и тогда он изгнал его из Вифинии. Когда сенат нашел время заняться этими делами, то решил восстановить обоих изгнанных царей; комиссию для разбирательств с беспокойными царями Понта и Армении возглавили Манлий Мальтин и Маний Аквилий (последний — консул 101 г. до н. э. и сын основателя провинции Азия)51. Тем временем Митридат заявил, что в Вифинии он представляет интересы Сократа Хреста (сводного брата Никомеда), на 48 Вероятно, в связи с этими дипломатическими переговорами в 97/96 г. до н. э. Эмилия Скавра обвиняли в получении взятки, см.: Валерий Максим. Ш.7.8; Асконий. 21 С; Badian 1956 (D 2): 120 сл.; Badian 1959 (D 3): 172-173; Marshall 1976 (D 282). 49 Его воцарение исследователи датируют 93/92 г. до н. э., 97/96 г. до н. э. и 95/94 г. до н. э. Основными источниками являются Веллей Патеркул (П.15.3), Валерий Максим (V.7 ext. 2) и годы каппадокийских царствований. В рецензии на работу Макгинга (McGing 1986 (D 35)) Дж. Рич (JRS (1987) 77: 244) предупреждает, что не следует слишком доверять выводам автора, сделанным на основе чеканки. 50 Дата воцарения Тиграна известна лишь приблизительно, см.: Badian 1964 (А 2): 167—168, 176 примеч. 49. О Тигране как Царе царей см.: Аппиан. Сирийские дела. 48; Плутарх. Лукулл. 21. 51 Вероятно, более правильно не Мальтин, а Манцин. Был и третий член комиссии, но его имя испорчено, см.: MRR П: 39, примеч. 19.
Глава 5. Митридат 167 что тот, вероятно, имел не меньше (и не больше) прав, чем умерший Ни- комед — на Пафлагонию или сам Митридат — на Каппадокию52, но в Риме ему не поверили, хотя понтийский царь по-прежнему отрицал свою прямую агрессию против Вифинии. V. Угрозы и блеф Митридат находился на вершине могущества, состоял в прочном союзе с Арменией и в дружбе или даже (как заявлял его посол Пелопид) в союзе с парфянским царем из династии Арсакидов, который тоже звался Мит- ридатом Великим. С Тиграном Митридат Понтийский заключил соглашение о разделе добычи: Понту доставались все завоеванные города и области, Армении — все пленники и движимое имущество. Митридат требовал военных контингентов от зависимых областей на Черном море (что свидетельствует скорее об оптимизме, нежели о реализме) и звал в свое войско кимвров, уже разгромленных в Галлии, а также, разумеется, и своих галльских соседей — галатов. Понтийский царь вышел далеко за пределы своей обычной сферы интересов: он отправил послов к царям Сирии и Египта, чтобы заручиться скорее их дружественным нейтралитетом, чем активной помощью. Мемнон сообщает также, что Митридат обратился за помощью к мидийцам и иберам. Рим, напротив, по-прежнему пытался справиться с италийскими проблемами и был вынужден держать крупные силы в Альпийской области, Македонии, Галлии и Испании: против Мит- ридата удалось выставить не более пяти легионов, да и то лишь после длительной задержки53. Однако после всех этих впечатляющих приготовлений Митридат снова удалился из Вифинии по требованию Рима; он даже приказал казнить своего марионеточного правителя Сократа54. Затем, когда Аквилий и его коллеги отправили в Каппадокию, оккупированную Арменией, небольшой отряд из состава гарнизона провинции Азия под командованием Кассия, а также несколько подразделений из Фригии и Галатии, Тигран тоже отступил. Но после этого римские уполномоченные предъявили римским ставленникам в Вифинии и Каппадокии счет за их восстановление на престолах и требование о возврате долгов, и ни один из царей не смог их оплатить. Тогда члены комиссии, определявшие римскую внешнюю политику прямо на месте, нашли иной способ — убедили своих ставленников возместить потери и оплатить долги путем вторжения в царство Митридата. Ариобарзан отказался, осознавая уязвимость своего царства перед мощью 52 Юстин. XXXVTL4; ХХХУШ.2. О Вифинии в правление Никомеда IV см.: Vitucci 1953 (D 79): 107-110. 53 Sherwin-White 1984 р 291): 126-128. 54 Юстин. ХХХУШ.5.
168 Часть I Понта, Никомед же нехотя вступил на понтийскую землю, дошел до Амастриды и в качестве экономических санкций закрыл понтийским кораблям выход из Черного моря. Принудив своих клиентов поступить указанным образом, римские уполномоченные допустили катастрофическую и фатальную ошибку: они неверно истолковали полученные сигналы и заклеймили Митридата как малодушного труса, который уже двадцать лет подряд отступает перед Римом55. Митридат действительно удалился на свои земли, но в последний раз, а затем нанес страшный ответный удар по римской провинции. Через своего полководца и посла Пелопида Митридат пожаловался римлянам на действия Никомеда. Получив резкий отказ, он немедленно отправил своего сына Ариарата в Каппадокию и снова выгнал оттуда Ариобарзана. Пелопид во второй раз отправился к римским уполномоченным и гордо перечислил народы империи Митридата и его союзников, добавив, что пострадать от понтийского царя могут даже римские провинции Азия, Ахайя и Африка56. Аквилий и его коллеги расценили эти слова как угрозу войны. Они поместили Пелопида под строгий арест, а затем отправили назад к его господину с приказом не возвращаться. Первая Митридатова война (или, для Митридата, Первая Римская война) началась и, следует заметить, началась без одобрения сената и римского народа. VI. Покорение Митридатом Азии, 89—88 гг. до н. э. Вероятно, многие операции относятся к военному сезону 89 г. до н. э.: Митридат воспользовался тем, что Рим всё еще воевал с италийскими союзниками57 *. Некоторые из этих союзников обращались к понтийскому царю, когда тот был на пике успеха и контролировал Азию, но было уже слишком поздно, и Митридат не мог оказать им эффективной помощи. Его победы в западном Понте и Вифинии, а также занятие Фригии, Вифинии и некоторых городов Ионии можно датировать 89 г. до н. э. Наведение порядка на азиатском побережье (Магнезия, Эфес, Митилены), покорение периферийных северных и южных территорий (Пафлагония, Кария, 55 Luce 1970 (С 101): 186 сл.; иное мнение см.: Sherwin-White 1984 (D 291): 119—120. Об экономических интересах Манцина (если это имя верное) см.: Harris 1979 (А 47): 90, 98 примеч. 1, 100. 56 Сообщается, что Аристон (Афинион) заявлял о переговорах карфагенян с Митридатом в 88 г. до н. э. (Афиней. V.214A), хотя на самом деле это, вероятно, были нумидий- цы. 57 Эти операции историки обычно датируют 88 г. до н. э., основываясь на сообщении Аппиана (Митридатовы войны. 17 («около 173 олимпиады»)); о событиях, предшествовавших азиатской резне, см.: Цицерон. О предоставлении империя Гнею Помпею. 7. Но см.: Badian 1976 (D 4): 109—110; Sherwin-White 1977 (D 75): 74, примеч. 86; Sherwin-White 1980 (D 77): 1979-1995; Sherwin-White 1984 (D 291): 112, 121-127; McGing 1986 (D 35): 108-109.
Глава 5. Митридат 169 Ликия и Памфилия) и резню италийцев следует отнести к весне и лету 88 г. до н. э., а осенью Митридат занялся неудачной осадой Родоса, которую из-за ранней зимы был вынужден прервать. Рассказ Аппиана, возможно, отражает в этом месте личный опыт Публия Рутилия Руфа, который, проживая в изгнании вдали от Рима, написал на греческом языке историю. Когда Митридат приблизился и занял Азию, Руф бежал из Ми- тилен и нашел убежище у жителей Смирны58. Маний Аквилий приступил к формированию войска из вифинцев, изгнанных каппадокийцев, пафлагонцев и галатов. У Гая Кассия, наместника Азии, были собственные силы, а Квинт Оппий, судя по всему, претор 89 г. до н. э., возглавлял еще одну армию, состоявшую преимущественно из союзных контингентов и размещенную на границах Ликаонии. Сообщается, что каждое римское войско насчитывало 40 тыс. человек59. Кроме того, Никомед и сам объявил призыв в своем царстве, по итогам которого набрал примерно 50 тыс. пехотинцев и 6 тыс. всадников. Союзники заняли оборонительную позицию, охраняя четыре дороги из Понта в Вифинию и Азию, хотя их базы, расположенные полукругом вокруг Понта и зависимой от него Каппадокии, вполне могли превратиться в плацдарм для наступления. Никомед разместился в восточной Пафла- гонии, в той области, откуда недавно отступил Митридат; Кассию досталась охрана границы Вифинии и Галатии; Аквилий перегородил Мит- ридату путь в Вифинию, а Оппий стоял у предгорий Каппадокии60. Чтобы усилить контроль Никомеда над входом в Черное море, в Византии был размещен флот под командованием Минуция Феликса и Попиллия Ле- ната. Итого, общая численность союзных войск составляла 176 тыс. человек, не считая флота. Сообщается, что Митридат мог противопоставить им 250 тыс. пехотинцев и 40 тыс. всадников: Мемнон пишет, что царь покинул Амасию и вошел в Пафлагонию с армией в 150 тыс. человек. Все цифры кратны десяти тысячам (что вызывает подозрения) и, несомненно, завышены; однако флот Митридата имел достаточно сил, чтобы добиться господства в Восточном Средиземноморье, ибо насчитывал триста палубных судов и сотню кораблей с двумя рядами вёсел; обладал Митридат еще и ужасающим оружием против вражеской пехоты — ста тридцатью серпоносными колесницами. Первый ход в этой войне сделал Никомед: он двинулся из Вифиния (позднее: Клавдиополь) через Пафлагонию в западную часть Понта, и первая битва состоялась на равнине у реки Амний. Понтийские полководцы, братья Архелай и Неоптолем (возможно, выходцы из Синопы или Амиса), ввергли пехоту Никомеда в панику, направив на нее серпоносные 08 Окончание гл. 21 «Митридатовых войн» Аппиана (см. также: Гражданские войны. 1.55), вероятно, соответствует завершению сезона военных действий. О Рутилии см.: Цицерон. В защиту Рабирия Постума. 27; Дион Кассий. Фр. 97.4; Афиней. IV.66; Sherwin-White 1984 p 291): 117-118. 09 В этих армиях было совсем немного римских граждан, см.: Мемнон. FGrH 434 22. б F; Юстин. ХХХУШ.3.8. 60 Magie 1950 (А 67) П: 1093 примеч. 57, 1101 примеч. 26.
170 Часть I колесницы, так что в итоге вифинский лагерь был захвачен, сам царь бежал к римским войскам, а меж тем главная сила Митридата — понтийская пехотная фаланга — еще даже не вышла на поле боя. После этой битвы Митридат встал в позу великодушия, вызывая в памяти такое же поведение Александра, и отпустил пленных по домам. В последующие месяцы он еще несколько раз поступил так же — и он мог себе это позволить, поскольку в один день уничтожил крупнейшую армию и мощь своего главного соперника в Малой Азии. Никомед присоединился к Манию Аквилию, который охранял дорогу из Пафлагонии в Вифинию. Армия Митридата перешла гору Скоробу и вступила в восточную Вифинию; а когда всего сотня союзных Митридату сарматских конников столкнулась с отрядом из восьмисот вифинских всадников, воины Никомеда снова потерпели поражение, и он продолжил свое бегство, чтобы присоединиться к Кассию. Теперь понтийские полководцы подступили к ближайшей римской армии — к войску Аквилия, стоявшему возле крепости Протопахий в восточной Вифинии. В последовавшей битве римляне вновь потерпели поражение, Аквилий потерял около четверти из 40 тыс. человек, которыми, как утверждается, командовал; три сотни пленных (вероятно, азиатские греки) были проведены перед Митридатом и отпущены; лагерь Аквилия был взят, а сам римский полководец ночью бежал в Пергам — резиденцию наместника Азии. Тем временем на юге Кассий принял к себе Никомеда и, возможно, вместе с ним других членов комиссии; они заняли фригийскую крепость под названием Леонтокефалы и, таким образом, тоже отступили на территорию провинции (если не сделали этого еще раньше). Там они провели некоторые время, обучая свое разномастное войско, но в отчаянии сдались и бежали еще дальше; Никомед отправился в Пергам, оставив надежду удержать за собой Вифинию. Кассий еще сохранял при себе армию, но, очевидно, не слишком на нее полагался, невзирая на помощь Херемона из Нисы; Кассий отступил к побережью Эгейского моря и переправился на Родос. Римский флот, блокировавший Боспорский пролив, рассеялся после вестей о победах Митридата, и четыреста кораблей последнего получили свободный доступ в Пропонтиду и Эгейское море. Сам царь прошел теперь через Вифинию и двинулся дальше, занимая Фригию, часть Мисии к северу от Пергама и соседние области, находившиеся под римским управлением. Захват проходил тихо и быстро: Митридат отправил офицеров принять капитуляцию удаленных Ликии и Пам- филии, а также Ионии, где находились главные греческие города римской провинции Азия. Впрочем, Кария сопротивлялась более активно. Оппий отступил в город Ааодикею, откуда успел запросить и получить подкрепления из Афродисиады;61 итак, в Лаодикее Митридату грозило организованное сопротивление — впервые с тех пор, как он вступил в римскую провинцию; в ответ он объявил амнистию гражданам города при 61 О Херемоне см.: SIG 741; об Афродисиаде см.: Reynolds 1982 (В 226): 1—4, 11—20 № 2, 3.
Глава 5. Митридат 171 условии, что они выдадут ему Оппия. Выполнение этого требования сопровождалось пародийными формальностями: впереди Оппия шествовали его ликторы. Митридат держал его при себе с некоторой помпой, как пленного римского полководца, а затем освободил, и Оппий отправился на Кос. Кассий находился в безопасности на Родосе. Хуже всех пришлось Аквилию, главному виновнику войны. Он тоже уехал с материка на Лесбос, но жители Митилен выдали его Митридату. Митридат привязал его к ослу и выставил на всеобщее посмешище с табличкой на груди, а затем притащил назад в Пергам и казнил, залив ему в глотку расплавленное золото; так Митридат поглумился над алчностью Аквилия, приведшей к и 62 воине . Кампании Митридата в Малой Азии увенчались полным успехом. Он победил или рассеял четыре армии. Римская администрация в Азии, насчитывавшая сорок лет, рухнула. Многие города приветствовали Митридата — особенно общины, обязанные выплачивать налоги или много задолжавшие римским и италийским ростовщикам. Затем Митридат назначил в западной Азии сатрапов, подчеркивая свои притязания на персидское наследие, а во многих городах — «смотрителей» («έπίσκοποια»). Пытаясь завоевать популярность, Митридат отменил налоги на пять лет и простил долги, скопившиеся у государств и частных лиц: теперь, когда он контролировал богатую Вифинию и доходную Азию, он мог немедленно устроить впечатляющую демонстрацию своего человеколюбия (φιλανθρωπία), составлявшего важную часть его программы и приличествовавшую сыну Эвергета62 63. Неудивительно поэтому, что многие города, Делос, даже Хиос и Родос, питали добрые чувства в отношении Митридата, который, видимо, надеялся использовать их в своих целях. С другой стороны, можно было ожидать, что города, имевшие привилегированный статус в отношениях с Римом, такие как Илион, Хиос, Родос и ликийские общины, всё же сохранят верность Риму и своим интересам. В Стра- тоникее, расположенной на побережье Карии, Митридат оставил гарнизон и наложил на город штраф, немного обнажив тем самым железный кулак, который понтийский царь так долго прятал в Азии. Его полководцам было поручено разбираться с удаленными областями: с Ликией — далеко на юге и с Пафлагонией — на севере, в тылу Митридата, где местный уроженец Пилемен, возможно, возглавил сопротивление. Магнезия (вероятно, Карийская, на Меандре) оказала сопротивление понтийским полководцам, и Архелай был там ранен. Позднее Табы в Карии, а также Патара и Телмесс в Ликии увековечили в надписях свою верность Риму; Термесс, 62 Аппиан. Митридатовы войны. 21; Плиний Старший. Естественная история. ХХХШ.48. Но Макгинг (McGing 1980 (D 32)) доказывает, что в этих рассказах Аквилий перепутан со своим отцом, консулом 129 г. до н. э. Граний Лициниан (XXXV: с. 27 Fleisch; Greenidge—Clay 187) пишет, что в 85 г. до н. э. Сулла требовал вернуть Аквилия. 63 Диодор. XXXVTL26; Юстин. ХХХУШ.З. О человеколюбии см.: Glew 1977 (П) 17); McGing 1986 (D 35): 109—110. О письме Митридата см.: Welles 1934 (В 258): 295 Nq 73—74; ° том, как Митридат восстановил Апамею, разрушенную землетрясением, см.: Страбон. ХП.8.18.
172 Часть I отдаленный город на западной границе Памфилии, тоже оставался непоколебим, и в 86/85 г. до н. э. некоторые города Памфилии предоставили Лукуллу корабли. Жители Коса на время дали римлянам убежище в храме, но вскоре Мигридат захватил и этот остров. Там он взял заложника — сына Птолемея Александра, и египетские сокровища, в том числе, возможно, восемьсот талантов, собранных иудеями для Иерусалимского храма64. Тем временем, вероятно осенью 89 г. до н. э., вести о победах Мит- ридата и падении римской власти в Азии достигли Рима, всё еще занятого внутренними раздорами и жестокой войной с союзниками. Сенат и римский народ объявили Митридату войну65, но конкретные шаги для преодоления восточного кризиса предпринимались крайне медленно (гл. 6, с. 191—199). Когда командование против Митридата было поручено Луцию Корнелию Сулле, тому потребовалось восемнадцать месяцев, чтобы набрать пять легионов и добиться политической стабильности в Риме, который он покидал (разумеется, в последнем отношении он ошибся). С финансами у Вечного города тоже была беда: для возмещения грядущих военных расходов пришлось продать часть так называемых «сокровищ Нумы». И тут, вероятно в первой половине 88 г. до н. э., ужас достиг высшей точки: в ходе «Азиатской (или “Эфесской”) вечерни» в городах провинции Азия было убито 80 тыс. (или, что менее правдоподобно, 150 тыс.) римских и италийских переселенцев66. Митридат разослал тайные приказы всем областным сатрапам и смотрителям городов: на тринадцатый день после даты написания письма умертвить в своих общинах всех италийцев, вместе с их женами, детьми и родившимися в Италии вольноотпущенниками, а тела бросить непогребенными. Рабам, которые убьют своих италийских хозяев или донесут на них, Митридат предлагал свободу; должникам, которые так же поступят со своими италийскими кредиторами, он обещал простить половину долга. Царская казна получала половину имущества убитых, убийцы или доносчики — вторую половину. Многие греческие города с энтузиазмом исполнили этот приказ, проявив, таким образом, не только ненависть к приезжим римлянам и италийцам, но и страх перед Митридатом; аренами зверских убийств стали Эфес (временная резиденция понтийского царя), Пергам, Адрамиттий, Траллы и Кавн. Не вызывает сомнений, что свой приказ Митридат задумал как 64 Афинские сторонники Митридата украсили Делос Герооном, см.: Gross 1954 (D 21); Bruneau—Ducat 1965 (В 265): 140. См. также: I Dilos 2039. О победах Митридата в скачках на Хиосе и Родосе (без его личного участия) см.: Robert 1960 (В 231): 345, примеч. 4. 65 Keaveney 1982 (С 87): 56—76; Keaveney 1987 (С 94): 144. Вопрос о том, был ли это последний случай, когда римское народное собрание приняло решение о вступлении в войну, остается открытым; см.: Rich 1976 (А 95): 14, 17; возражает: Harris 1979 (А 47): 263. 66 Sarikakis 1976 (D 65). Резню Бэдиан датирует первой половиной 88 г. до н. э. (Badian 1976 (D 4): 110—111), Шервин-Уайт — зимой 89/88 г. до н. э. (Sherwin-White 1980 (D 77)). Цифры, вероятно, завышены: Дион Кассий (Фр. 109.8) считал, что взаимные «погромы» Мария и Суллы были куда хуже. Magie 1950 (А 67) I: 216; Brunt 1971 (А 16): 224—227.
Глава 5. Митридат 173 ответ на объявление Римом войны: при этом царь не просто использовал в своих интересах непопулярность римлян и италийцев в Азии, но и уничтожил всякие надежды на союз с Римом в городах, принявших участие в резне. Отныне многие азиатские города находились под властью «тиранов», таких как Филопемен, смотритель Эфеса; известны и другие в Адрамитии, Аполлонии, Колофоне и Траллах. Господство Митридата в Азии стимулировало смену форм правления на местах, но немалый вклад в этот процесс внесли социальные противоречия, характерные для античных городов. Теперь для проримски настроенных членов местных советов и их сторонников среди богачей настало время расплачиваться за реальные или кажущиеся злоупотребления; представители Рима, наместники и откупщики считались создателями довлевшей атмосферы агрессивной алчности (πλεονεξία) и стяжательства (φιλοκερδία) и покровителями злостного сутяжничества67. Теперь Митридат стал властителем всего запада Малой Азии. Его приветствовали как спасителя Азии, было провозглашено начало нового летосчисления, начиная с освобождения городов от господства Рима, продолжавшееся с 88 по 85 г. до н. э. В Пергаме была отчеканена небольшая, но великолепная серия драхм68, а теперь Митридат мог еще и притязать на эллинистические и иранские титулы верховного правителя: «μέγας» («Великий») и «βασιλεύς βασιλέων» («Царь царей»). Последний обладатель этого персидского титула, Митридат П Парфянский, умер, и наш Митридат стал царем многих вассалов69. VII. Перенапряжение Теперь Митридат испытывал соблазн переправиться на другой берег Эгейского моря, в Македонию и Грецию; вторжение в Европу в то время, когда Рим еще не набрал консульскую армию под командованием компетентного полководца, казалось стратегически выгодным и не слишком непосильным предприятием, ведь Гай Сентий, римский командир в Македонии, имевший в своем распоряжении лишь два легиона, был всецело занят войной с фракийскими племенами. Митридат имел большое победоносное войско и господствовал на море; ему требовалось лишь получить приглашение к вторжению (а его можно было ожидать от антиримских сил в Афинах), моральную поддержку, а затем и военную помощь от тиранов Делоса и Афин, стоявших на стороне Митридата. Но для начала 67 Оракулы Сивиллы. Ш.350—355; Цицерон. О предоставлении империя Гнею Помпею. 7; Цицерон. В защиту Флакка. 60—61; Диодор. XXXVII.5; Юстин. ХХХУП1.7.8; Аппиан. Митридатовы войны. 16, 21, 56, Дион Кассий. Фр. 101. О тиранах см.: Страбон. ХШ.1.66; XIV. 1.42; Аппиан. Митридатовы войны. 48; Плутарх. Лукулл. 3.4. 68 О монетах, датированных новой азиатской эрой Пергама, см.: Reinach 1888 (В 224): 195; Kraay—Hirmer 1966 (В 182): 377 № 774. 69 Golenko, Karyszkovski 1972 (В 165): 29 примеч. 2; Karyshkovsky 1985 (D 25): 572—579; Yailenko 1985 (В 261): 617—619; Vinogradov, Molyev, Tolstikov 1985 (В 252): 596—599.
174 Часть I ему пришлось заняться Родосом — единственным вероятным противником в Эгейском регионе и главным убежищем римлян и италиков70. Осенью 88 г. до н. э., осознавая грядущую угрозу, родосцы укрепили свои стены, построили метательные орудия против осаждающих войск и запросили помощи у ликийцев и жителей Телмесса. Когда Митридат приблизился, родосцы отошли в порт, закрыли ворота и приготовились сражаться на стенах. Понтийский царь попытался войти в гавань, но потерпел неудачу, после чего стал дожидаться прибытия главных пехотных сил. Тем временем родосцы добились успеха в нескольких стычках и осмелели: дважды эскадры их флота одерживали верх, а затем, когда необходимые Мигридату сухопутные силы отплыли из Кавна и были разбросаны штормом, родосцы воспользовались замешательством, чтобы захватить, протаранить и сжечь рассеянные суда, а также пленить четыреста человек. Готовясь к следующему морскому сражению, Митридат усилил осаду города. Чтобы эффективнее разрушать стены, он возвел на двух кораблях, скрепленных бортами, огромный мост, снабженный катапультами. Его прозвали самбукой, возможно, в честь излюбленного родосцами треугольного четырехструнного музыкального инструмента71. Это огромное сооружение не на шутку встревожило родосцев, но в итоге развалилось под собственным весом. Наконец Митридат отказался от попыток взять город и отплыл на материк, где осадил ликийский город Патара, но и там потерпел неудачу. Противники Митридата в идеологической войне тут же воспользовались ущербом, который нанесли его репутации две безуспешные осады: зазвучала религиозная пропаганда. Стали говорить, что богиня Исида метала в самбуку огонь из своего храма, а у Патары Митридат видел сон, предостерегавший его от вырубки священных деревьев в роще Латоны для постройки осадных машин. Тем временем Митридат поручил Пелопиду продолжать войну с ликийцами, а сам начал набирать новые войска в Малой Азии. Понтийский царь также провел суды над людьми, которых обвиняли в заговоре против него или в симпатиях к римлянам, — и это тоже свидетельствует об усилении внутреннего сопротивления. VIII. Афины, Делос и Ахайя Афины не остались в стороне от событий, взбудораживших Азию, и послом к Мигридату отправился политик Аристион72, возвращение которого (вероятно, в конце осени 88 г. до н. э.) антиримские круги в Афинах встретили с радостью. Эти круги Афиней называет «толпой», а Пав с алий — «буйной группой», но, когда Веллей и Плутарх, оправдывая Афины, пи¬ 70 Диодор. XXXVII.28; Reinach 1890 (D 55): 144-147; Magie 1950 (A 67) I: 218-219. 71 Marsden 1971 (A 70): 90-94; Marsden 1969 (A 70): 108-109. 72 Так он поименован на монетах и в литературных источниках, за исключением лишь Афинея (со ссылкой на Посидония), который зовет его Афинионом и считает перипатетиком. Это старая и неразрешенная загадка.
Глава 5. Митридат 175 шут, что к сотрудничеству с полководцами Митридата город принудили силой, это звучит как неприкрытая ложь73. Сам Аристион обеспечил себе избрание на должность «магистрата, отвечающего за вооружение» («στρατηγός επί των όπλον»), и назначил себе коллег и архонтов: некоторые из воспротивившихся этому аристократов были убиты, а их имущество — конфисковано74. Филон, глава Академии, бежал в Рим вместе с другими выдающимися людьми75. Новый режим предпринял морскую экспедицию и попытался захватить Делос, некогда принадлежавший Афинам, и привести там к власти марионеточного правителя Апелликона (еще одного философа, который, как сообщается, был перипатетиком), ставленника Аристона; но эта затея не удалась, поскольку римский префект Орбий с помощью нескольких кораблей и многочисленных италийских торговцев на Делосе сумел оказать сопротивление афинянам76. Однако к услугам Митридата была морская крепость Пирей с доками, способными вместить сотни военных кораблей, и боеготовый флот Афин. Вскоре превосходящий флот Архе- лая, полководца Митридата, захватил Делос и вернул его, как и другие укрепленные пункты, под власть Афин: 20 тыс. противников так называемой «каппадокийской партии» в Эгейском регионе были казнены77. Священная казна Делоса была отправлена под охраной в Афины, чтобы укрепить престиж режима Аристона; безопасность этого груза обеспечивали 2 тыс. солдат78. Наступление Архелая на море, вероятно, состоялось в конце лета — осенью 88 г. до н. э. Часть его флота отправилась в Пирей, но эскадра под командованием Метрофана отделилась после взятия Делоса и двинулась в порты центральной Греции. Государства южной и центральной Греции повели себя по-разному. Ахейцы и спартанцы легко перешли на сторону Митридата, как и Беотя, за исключением лишь Феспий, которые пришлось осаждать. Меньших успехов добилась армия Метрофана на Эвбее, в крепости Деметриада и в Магнезии, жители которой стойко сражались. Одной из причин этого сопротивления было присутствие Бруттия Суры79, легата наместника 73 Страбон. IX.I.20; Афиней. V.212C; 213С; Павсаний. 1.20.5; Веллей Патеркул. П.23; Плутарх. Сулла. 12. В «Моралиях» (809 С) Плутарх ставит Арисгиона в один ряд с Наби- сом и Каталиной. 74 Но часть высшего класса поддерживала Аристона, см.: Dow 1947 (D 13); Lafiranque 1962 (В 61). 70 Цицерон. Брут. 306. Эпикурейцы и перипатетики, возможно, ненавидели афинские и римские правящие круга, см.: Zeller 1923 (Н 138) Ш.1: 386; Badian 1976 (D 4): 514—515; Candiloro 1965 (D 258): 158-171; Deininger 1971 (D 10): 245. 76 Страбон. X.5.4; Афиней. V.214D. О понтийском полководце Менофане на Делосе см.: Павсаний. Ш.23.5. 77 О каппадокийской партии («καππαδοκίσαντες») см.: Аппиан. Митридатовы войны. 53, 61. Митридата называли «катшадокийцем», см.: Цицерон. В защиту Флакка. 61; Афиней. V.215B. /8 Монетные клады на Делосе отражают судьбу острова в те времена, см.: Hackens, Levy 1965 (В 295). 79 В греческих литературных источниках он назван Бреттаем, в надписях — Брайти- ем, см.: IG DC.2: 613; Plassart 1949 (В 219): 831.
Карта 6. Центральная Греция
Глава 5. Митридат 177 Македонии Гая Сентия. Он сыграл важную роль в сдерживании понтий- ского наступления осенью и зимой 88/87 г. до н. э., выиграв тем самым время для консульского войска Суллы, которое наконец прибыло в Грецию весной 87 г. до н. э. Со своими небольшими силами Бруттий совершал морские набеги на остров Скиафос и, вероятно, даже на Пирей. Он безжалостно распял повторно захваченных рабов и отрубил руки свободнорожденным, что предвещало отношение Рима к мятежным грекам. Бруттий одержал небольшую морскую победу и захватил два понтийских корабля, экипаж которых был казнен; получив в качестве подкрепления тысячу пехотинцев и всадников, Бруттий три дня проводил операции под Херонеей, на равных сражаясь с объединенными силами Аристиона и Архелая, но успехи римского военачальника закончились, когда на помощь неприятелю пришли спартанцы и ахейцы. Архелай, армия которого, вероятно, была еще не столь велика, как позднее, отступил к Афинам и Пирею, сохраняя Эвбею в качестве безопасной военной базы и прячась под защитой флота. А Бруттий Сура в награду за услуги получил от Луция Лукулла (квестора Суллы, возглавлявшего его авангард) грубый приказ вернуться в Македонию под командование Сентия и предоставить Митридата новому командующему. IX. Осады Афин и Пирея В начале 87 г. до н. э. Сулла с пятью легионами переправился из Италии в Грецию. Сперва он находился в Фессалии, где собирал провиант, подкрепления и деньга из самой Фессалии и Этолии. К Аттике он подошел через Беотию, где большинство городов под предводительством Фив возобновили союз с Римом. Прибыв на место, Сулла столкнулся с необходимостью вести одновременно две не связанные друг с другом осады. С осени 87 г. до н. э. до 1 марта 86 г. до н. э. Аристион и его соратники сидели, запершись, в Афинах, а затем еще несколько недель — в своей цитадели на Акрополе. Кроме Афин, существовал еще и Пирей, уже не связанный с Афинами Длинными стенами;80 его удобно было снабжать продовольствием с моря, а потому, естественно, он стал базой понтийских войск Архелая. (Плутарх и Аппиан, два основных источника, странным образом концентрируют внимание на разных осадах, которые были взаимосвязаны, но всё же велись отдельно.) Наибольшие усилия Сулла приложил для взятия стратегически более важного Пирея и сам лично принимал участие именно в этой осаде. Дважды он отступал в Элевсин и Мегару, во многом из-за нехватки древесины и другого строительного материала для осадных машин; осажденный Архелай дважды тщетно пытался переправить провиант в Афины, где, как сообщается, некоторые защитники дошли до каннибализма. Понтийские войска в Пирее чувствовали себя лучше благо- 80 В то время они были в руинах и использовались для восстановления укреплений города и порта, см.: Ливий. XXXI.26; Павсаний. 1.2.2.
178 Часть I даря поставкам и подкреплениям, которые посылал Митридат. Чтобы воспрепятствовать этому, северное подразделение сулланского войска нанесло поражение понтийской армии и уничтожило под Халкидой 1,5 тыс. человек, как раз в то время, когда была пресечена попытка Архелая помочь Афинам. Осада Пирея перешла в активную фазу строительства, подкопов, контрподкопов и схваток в подземных тоннелях; осажденные не подпускали Суллу слишком близко, и, когда зимой тот вернулся в Элевсин, ему пришлось защищать лагерь от конных атак. Господство Митридата на море всё еще оставалось неоспоримым, как и его способность снабжать собственные укрепленные пункты в Эвбее и Пирее. У Суллы не было практически никакого флота, зато он контролировал северо-западную и центральную Грецию, где пытался спровоцировать крупное сухопутное сражение. Патовая сшуация затянулась до весны 86 г. до н. э. Чтобы вырваться из нее, в начале зимы 87 г. до н. э. Сулла отправил Лукулла собрать флот из кораблей таких отдаленных стран, как Сирия и Египет, — ведь родосцы были не в том положении, чтобы ему помогать. Митридат, со своей стороны, пытался обрести преимущество на суше в Греции и через Фракию и Македонию отправил туда многочисленную армию под командованием своего сына Аркафия. Армия последнего одержала верх над небольшими римскими силами в Македонии, и к весне 86 г. до н. э. войско Аркафия (хотя из его состава были выделены гарнизоны в Филиппах и Амфиполе, оно, вероятно, являлось самым крупным из войск, направленных Митридатом) стояло в Магнезии, на северо-востоке Греции. Эта армия была козырной картой Митридата в Греции, тогда как силы Суллы были раздроблены между Афинами, Пиреем и гарнизонами, стоявшими напротив Эвбеи и в других городах центральной Греции. Римским частям, осаждавшим Афины, удалось наконец прорваться в город. Из неосторожных слов осажденных они поняли, что оборона слабее всего у Гептахалка, между западными и Дипилонскими воротами; именно туда римляне и направили удар. Афиняне были истощены ужасающим голодом, поэтому тиран Аристион постепенно утрачивал популярность и оказывался в изоляции. 1 марта они сдали основную часть города войскам Суллы: Аристион и его сторонники сожгли Одеон, чтобы солдатам Суллы не достались строительные материалы, и удалились на Акрополь. Сам город серьезно пострадал, хотя Сулла и запретил жечь его в память о славном прошлом Афин; а когда спустя много недель, почти одновременно с битвой при Херонее, соратники Аристиона в конце концов сдали Акрополь, то были немедленно казнены. В руки Куриона, легата Суллы, попало около сорока фунтов золота и шестисот фунтов серебра. Тем временем Сулла активизировал осаду Пирея: вырубил рощи Академии и Ликея, чтобы получить строительный лес, а также захватил храмовые сокровища Эпидавра, Дельф и Олимпии81. Архелай упорно обо¬ 81 Thompson Н.А. 1934 (В 320): 394; Thompson Н.А. 1937 (В 321): 223—224; Thompson D.B. 1937 (В 319): 411; Young 1951 (В 324): 155, 183, 262-263; Ervin 1958 (В 289). О храмовых сокровищах см.: Павсаний. IX.7.5.
Глава 5. Митридат 179 ронялся, но когда рискнул вступить в сражение за пределами стен, то потерял 2 тыс. человек и в итоге решил отступить; отплыв на север, он соединился с северной армией, успешно прошедшей сквозь Фракию и Македонию, которой, впрочем, командовал уже не Аркафий, умерший от болезни на горе Тисей в Магнезии; так что, когда два войска встретились при Фермопилах, общее командование перешло к Архелаю. Сулла же уничтожил покинутый Пирей и сжег арсенал Филона. X. Битвы в Беотии Летом, после окончания осад Афин и Пирея, произошли два крупных сражения, близких во времени и пространстве. О них рассказывают Плутарх и Аппиан, причем Плутарх, уроженец Херонеи, более подробно сообщает о битве на территории своего родного города. В обоих источниках содержится лишь краткий обзор второго боя, который состоялся в Орхо- мене спустя несколько недель после первого82. Хронология, стратегия, численность сторон и тактика — все эти проблемы вызывают споры и различные интерпретации. Битва при Херонее состоялась в начале лета, почти одновременно со сдачей Акрополя, а сражение при Орхомене — в разгар лета, до начала осенних дождей83. Изначальная общая численность понтийской армии, согласно Аппиану, составляла 120 тыс. человек; Мем- нон приводит куда более скромную цифру в 60 тыс., но более поздние авторы, Евтропий и Орозий, соглашаются с первой, более высокой, оценкой и пишут, что при Херонее погибло около 110 тыс. человек84. Спустя несколько недель Архелай, объединивший новую армию численностью в 80 тыс. человек с выжившими при Херонее, потерял почти всё это войско (еще 90 тыс. человек) при Орхомене (то есть у него не осталось никаких боеспособных сил). Сулла оценил общие потери Митридата в 160 тыс. человек, что скромнее, чем сведения Плутарха и Аппиана. В любом случае, все эти цифры завышены, поскольку при подсчетах использовалась номинальная численность подразделений, и для оценки количества погибших, вероятно, тоже считали потерянные подразделения, а не фактические трупы. Численность римского войска Сулла явно приуменьшил: видимо, он сообщал, что при Херонее под его командованием сражалось лишь 15 тыс. пехотинцев и 1,5 тыс. всадников, из которых он недосчитался лишь четырнадцати или пятнадцати человек, причем двое вернулись к вечеру! Но другие римские солдаты могли участвовать в обособленных схватках при Фурии и в самом городе Херонее. Обычно считается, что большая часть из пяти легионов Суллы находилась вблизи Херонеи, по крайней мере, в широком смысле слова, а это соответствует примерно 82 Плутарху и Аппиану, среди прочих источников, были доступны мемуары Суллы. 83 Reinach 1890 (D 55): 168-176; Ormerod // САН IX1: 244-254; Sherwin-White 1984 (D 291): 139-140. 84 Евтропий. V.6.3; Орозий. VI.2.5.
180 Часть I 30 тыс. римлян, к которым следует добавить какое-то число македонян и местных греков; Аппиан утверждает, что силы Архелая втрое превосходили римские по численности, а значит, в распоряжении Суллы при Херонее было около 40 тыс. человек85. Во всяком случае, в коннице понтийское войско, несомненно, намного превосходило римлян, и стратегия Архелая определялась характером его очень многочисленной армии, ведь для действий конницы требовались равнины — например, македонские, или фессалийские, или, южнее, фо- кидские и беотийские. На случай утраты контроля над равнинами центральной Греции он задумывал отступление на восток к Авлиде и переправу оттуда на Эвбею, под защиту флота. Но в то время, когда два войска сблизились, Архелай направлялся в Фокиду, предприняв рискованную попытку отрезать римское подразделение, находившееся на севере. Стратегические соображения потребовали от Суллы уйти из Аттики. В собственном лагере его критиковали за перенос войны в центральную Грецию, но, строго говоря, у Суллы не было выбора. Он верил, что его армия способна победить понтийцев в генеральном сражении, но и без того скудная земля Аттики была истощена длительным присутствием римлян во время осад: римское войско нуждалось в поставках из таких относительно благополучных областей, как Беотия и Фокида. Но прежде всего следовало соединиться с подразделением численностью около шести тысяч человек под командованием Гортензия, застрявшим в Фессалии, которое Архелаю нетрудно было отрезать. Гортензий сумел соединиться с Суллой, пройдя через перевал незаметно для понтийцев, и примкнул к главным римским силам в Патрониде. Его приход оказался очень кстати: Гортензий был деятельным и находчивым офицером, а солдатам Суллы больше не грозила паника, которую могла бы вызвать гибель их товарищей в обособленном сражении. Первые столкновения двух армий произошли на равнине Элатея у Фи- лобеота86. Понтийские полководцы предлагали битву, но Сулла несколько раз отказывался из-за превосходящей численности противника и продолжал занимать солдат земляными работами. Однако через три дня войска упросили Суллу найти им занятие поинтереснее, и он поручил им захватить изолированный крутой склон, акрополь Парапотамии, южнее лагеря Архелая. Римляне успешно справились с задачей, что моментально ослабило позицию Архелая на равнине Элатея, так что он свернул лагерь и двинулся на юго-восток, к Херонее в сторону Авлиды, Халкиды и побережья. Жители Херонеи попросили римлян о помощи, и Сулла отправил к ним своего легата Габиния с легионом; тот добрался в город, прежде чем туда вернулось само посольство херонейцев. Сулла тоже двинулся на юго¬ 85 Аппиан. Митридатовы войны. 41; Аппиан. Гражданские войны. 1.79. 86 Реконструкция боевых действий, проведенная Хэммондом (Hammond 1938 (D 23)), в некоторых деталях отличается от реконструкции Кромайера (Кготауег 1907 (А 58): 353 сл.), за которым следует: Ormerod // САН IX1: 249—252.
Глава 5. Митридат 181 восток через реку Асе и остановился у горы Гедилий, а Архелай занял позицию между горами Гедилий и Аконтий. Данная низина оказалась для Архелая погибельной: теперь он находился в узкой гористой местности, не дававшей пространства для действий его конницы. Это послужило Сул- ле знаком, что пришло время решающего сражения. Римский полководец выждал один день, а затем, оставив против Архелая легион и две когорты под командованием другого легата — Мурены, двинулся к Херонее. С помощью Габиния он нашел двух горожан Херо- неи, которые по горной тропе вывели небольшой отряд его войска на холм фурий выше того места, где уже стояли понтийские силы; затем Сулла выстроил свои войска в боевые порядки на равнине, сам же расположился на правом крыле, а левое доверил Мурене. К этому времени херонейцы и отряд Суллы уже поднялись по тропе к Фурию и оказались над головами у понтийцев: их появление вызвало большую панику, и солдаты Архелая бросились с холма врассыпную, нарушив нижестоящее построение основного понтийского войска. Когда Архелай восстановил наконец строй своих сил, он послал в атаку конницу, которая не добилась особых успехов, а затем пустил в ход оружие устрашения — серпоносные колесницы. Но это оружие могло нанести ущерб только в галопе или кентере, а в отсутствие возможности разгона их легко было нейтрализовать. Неспешно громыхавшие колесницы солдаты Суллы пропустили, расступившись и образовав коридоры в своих рядах; колесницы, не нанеся никакого вреда, под насмешки римлян проехали их ряды насквозь; экипажи были убиты копьями в спину. Когда в бою сошлись основные силы противников, понтийская фаланга подавалась назад очень медленно, и римлянами было перепробовано много всяких тактических маневров; в итоге им удалось оттеснить фалангу к реке Кефис и горе Аконтий. Множество солдат Архелая полегло на равнине, и еще больше — во время бегства через каменистую местность к лагерю, поскольку поначалу полководец не впускал их, пытаясь побудить к сопротивлению, и только в последний момент принял выживших. Архелай ретировался на восток к побережью, как сообщается, всего с 10 тыс. человек — столько осталось от его огромной армии. Поле боя осталось за Суллой, хотя он пока не имел возможности окончательно разделаться с Архелаем, поскольку так и не собрал флота; однако Сулла продемонстрировал как свое личное, так и римское превосходство над самым мощным войском, какое только смог собрать Митридат, причем над войском под командованием первоклассного полководца. Сулла с частью легковооруженных солдат помчался после сражения к побережью, чтобы помешать Архелаю переправиться через Эврип, но потерпел неудачу; поэтому римский полководец вернулся в центральную Грецию, чтобы сурово расправиться с фиванцами: больше половины их территории он передал святилищам, чтобы возместить то имущество и деньги, которые сам же забрал из этих храмов для ведения осад. В Афинах Курион передал Сулле сторонников Аристиона; тот казнил их, но самого Аристона пока оставил в живых, афинянам же милостиво позволил
182 Часть I сохранить свободу87. Тем временем Архелай, находившийся на своей базе в Халкиде, вовсе не бездействовал: его флот совершал набеги по всему побережью Греции, достиг Закинфа и уничтожил несколько судов, охранявших авангард новой римской армии под командованием Флакка, посланной правительством Цинны. На своей базе в южной Греции Сулла получил известия о том, что армия Флакка высадилась на Балканах и движется к востоку, формально против понтийских армий, но в реальности для того, чтобы сменить его самого, если он не пожелает сотрудничать. Сулла направился в Фессалию, чтобы встретить там противника, но, когда он находился во фгиотийской Мелитее, до него дошли слухи, что земли, оставшиеся у него в тылу, и в особенности Беотию, разграбляет вновь собранное войско Митридата, состоящее из остатков сил Архелая вместе с 80-тысячной армией под командованием Дорилая, только что прибывшей в Халкиду. Поэтому Сулла повернул на юг, навстречу второму великому сражению этого лета; именно Архелай пожелал провести столь же масштабное генеральное сражение, как при Херонее88, и выбрал местность у Орхомена, примерно в 10 км к востоку от Херонеи, на самой обширной равнине Беотии, великолепно подходившей для понтийской конницы. Однако имелись здесь и неудобства: их создавали река Кефис, впадавшая в Копаидское озеро, болота вокруг него и маленькая, но судоходная речка Мелас, протекавшая мимо Орхомена и тоже терявшаяся в болотах. Сулла принял вызов. На первый взгляд его стратегия могла показаться ошибочной, но он правильно использовал навыки солдат в шанцевых работах, которые привил им перед битвой при Херонее. Первым делом римляне прокопали через равнину ряд рвов шириной по три метра, чтобы сдержать понтийскую конницу и оттеснить войска Архелая на восточный, болотистый, край долины. Оба войска выстроились в боевые порядки, и противников отделяло друг от друга кратчайшее расстояние. Всадники Архелая попытались смести римлян и почти преуспели89. Теперь судьба Суллы зависела от того, сможет ли он сдержать эту конницу: он схватил меч (или знамя), сплотил вокруг себя пехотинцев90, и двум когортам правого крыла вместе с его собственными телохранителями удалось стабилизировать уязвимый участок. После этого поворотного момента римляне одержали решительную победу. Не помогла понтийцам и новая отчаянная атака всадников. Тем временем основные силы Архелая оказались так стиснуты между рвов Суллы, что на последнем этапе сражения некоторым понтийским лучникам даже не хватало места, чтобы натянуть тетиву, и приходилось стрелами, словно копьями, поражать врагов. Следующую ночь солдаты Архелая провели в своих укреплениях, запертые там вместе 87 Граний Лициниан 24 сл. (Greenedge-Clay, стр. 182); Павсаний 1.20.5; Страбон IX. 1.20. 88 Моммзен датирует битву при Орхомене 85 г. до н. э., но см.: Magie 1950 (А 67), П. 1: 107, примеч. 47; Sherwin-White 1984 (D 291): 140, примеч. 32. 89 Фронтин. Стратагемы. П.3.17; Плутарх. Сулла. 21. 90 Фронтин. Стратагемы. П.8.12; Аммиан Марцеллин. XVI. 12.41.
Глава 5. Митридат 183 с убитыми и ранеными; наутро Сулла вновь приблизился к вражескому лагерю на расстояние не более 200 м и продолжил копать рвы, запирая понтийцев в их собственных укреплениях. Чтобы прорвать осаду римлян, в бой вступили те понгийские войска, что находились до сих пор в лагере, но они потерпели поражение. Лагерь пал. Солдат Архелая постигла полная катастрофа: их преследовали и убивали, они сбивались с пути, попадали в болота и тонули. А их командир двое суток скрывался на болотах, а затем бежал на лодке в Халкиду. Из остатков армий Митридата в Европе Архелаю удалось собрать лишь одно или два разрозненных подразделения, которых не было при Орхомене. Сулла же принялся опустошать Беотию, прежде всего прибрежные города напротив Эвбеи, в отместку за то, что те постоянно переходили с одной стороны на другую; после этого он снова собрался идти на север, в Фессалию, против Флакка. Однако еще в Беотии Сулла узнал, что Архелай хочет встретиться с ним. Архелай выступал с намного более слабой позиции, чем Сулла, и, хотя Митридат, вероятно, санкционировал этот дипломатический ход, его полководец не мог быть уверен, что царь примет итоги переговоров. В итоге Сулла и Архелай достигли полюбовной договоренности на условиях, которые в то время не вполне устраивали Митридата. Но в 86 и 85 гг. его позиции в Азии ослабевали, так что в конце концов понтийский царь вынужден был их принять. Согласно этому договору Митридат должен был удалиться из Азии и Пафлагонии, вернуть Вифинию Никомеду, а Каппадокию — Ариобарзану. Также он должен был передать Сулле семьдесят (или восемьдесят) полностью оснащенных кораблей и выплатить контрибуцию в размере 2 тыс. (или 3 тыс.) талантов. Сулла, со своей стороны, гарантировал Митридату сохранение его власти в Понте и в остальных областях его царства, а также должен был обеспечить ему титул союзника Рима. Эти условия ожидали согласования несколько месяцев, но Сулла не собирался менять свои требования. Тем временем он завязал личную дружбу с Архелаем, остававшимся в его лагере, пообещал ему 2,5 тыс. гектаров земли на Эвбее и величал его «другом и союзником римского народа», то есть обращался с ним несравненно лучше, чем со своим личным врагом Аристоном, которого казнил, дав ему яд. На зимние квартиры Сулла направился на север, в Фессалию, где он строил корабли и где его ожидал флот, собранный Лукуллом на Кипре, в Финикии и Памфилии. Семьдесят судов Архелая Сулла удерживал в Греции в качестве первого обеспечения своих требований или же в качестве ядра готового к атаке флота, на случай, если Митридат не согласится на выдвинутые в переговорах условия. XI. Реакция в Азии, 86 г. до н. э. После битвы при Херонее Митридат столкнулся с ростом волнений среди своих новых подданных-союзников в Азии. Он и раньше относился к ним с подозрением: в Пергаме он держал в заложниках шестьдесят арисгокра-
184 Часть I тов из разных округов Галатии и теперь казнил их вместе с членами их семей — одних арестовали, прибегнув к хитрости, других перерезали на ужине, на который их пригласили. Трое выживших бежали, чтобы организовать восстание в Галатии. В Ионии Митридат решил окончательно разобраться с Хиосом, жителей которого он подозревал в нелояльности еще с тех пор, как некоторые хиосские суда столкнулись с его флагманом при осаде Родоса. Последовавшие события стали предупреждением для всех областей Азии о том, что их ждет, если они вызовут у Митридата подозрения. Царь уже потребовал конфискации имущества хиосцев, бежавших к Сулле; теперь его полководец Зенобий занял городские стены, разоружил граждан и отправил детей самых знатных хиосцев в Эритры в качестве заложников. В резком письме Митридат перечислил свои претензии к хиосцам и наложил на них штраф в 2 тыс. талантов. Они выплатили его, собрав храмовые украшения и женские драгоценности, но были обвинены в недостаче. Хиосцев — мужчин, женщин и детей — согнали в театр, а затем морем вывезли на военную базу Митридата в Черном море. (Этой депортации в стиле Ахеменидов помешали жители Гераклеи Понтийской, которые освободили многих хиосцев, когда те прибыли к побережью Черного моря.) После этого эфесцы, оплот «каппадокийской партии», открыто взбунтовались, отказались признавать долги и предприняли некоторые иные меры для сохранения политического единства; их примеру последовали и другие города от Смирны на севере до Тралл на юге. Митридат отправил армию, чтобы приструнить восставшие города — Колофон, Эфес, Гипепу, Метрополь, Сарды, захватить их и жестоко покарать. Желая предотвратить дальнейшие измены, Митридат даровал свободу всем городам, сохранившим ему верность, простил им долги, предоставил гражданство проживавшим в них иноземцам и отпустил на волю рабов;91 но отпадение городов продолжалось. Четверо его бывших сторонников в Смирне и на Лесбосе составили заговор, о котором один из них донес Митридату; говорят, последнюю встречу, на которой разрабатывался план, царь подслушивал лично, прячась под ложем. Заговорщики были подвергнуты пытке и казнены. Дальнейшее расследование показало, что в заговоре участвовало еще восемьдесят граждан Пергама. Разоблачения затронули и другие города. В общей сложности во время этой «охоты на ведьм», то есть на сторонников римлян, было убито 1,6 тыс. человек. (Если же говорить о реакции римлян, то в следующем году были убиты, покончили с собой или бежали к Митридату в Понт сторонники «каппадокийцев».) В какой-то момент в конце 86 г. до н. э. или в начале 85 г. до н. э. Кос и Книд, когда к ним явился Лукулл с флотом, отвернулись от 91 О хиосцах см.: Афиней. VL266; о восстании см.: Аппиан. Митридатовы войны. 48; Орозий. VI.2.8. Об Эфесе см.: SIG 742. Представляется, что Митридат не симпатизировал низшим слоям, не входившим в сферу его политических интересов, см.: de Ste Croix 1981 (А 100): 525; Magie 1950 (А 67) I: 222—226; McGing 1986 (D 35): 126—130. Видимо, и низшие слои его в целом не поддерживали, см.: Bernhardt 1985 (А 10): 33—64.
Глава 5. Митридат 185 Митридата; Родос присоединил свои корабли к судам Лукулла, и, проплыв вдоль побережья Ионии, они вытеснили «каппадокийскую партию» из Колофона и Хиоса. Отныне господство Митридата на море, столь дорогое его сердцу, было поставлено под вопрос. Темной лошадкой в римской конюшне была консульская армия Флак- ка, отправленная из Рима врагами Суллы. Она пересекла Эпир, Македонию и Фракию и двигалась по направлению к Византию. Но за свою жадность, жестокость и несправедливость Флакк приобрел дурную славу, поэтому в войске началось дезертирство и расшаталась дисциплина. Гай Флавий Фимбрия, которого обычно считают легатом Флакка92, захватил фасции и при поддержке войска изгнал Флакка. Низложенный полководец с позором спрятался в каком-то доме, затем бежал в Халкедон, а оттуда — в Никомедию, где укрылся за городскими стенами. Но Фимбрия преследовал Флакка даже там, вытащил из колодца, где тот спрятался, и обезглавил. Фимбрия сам назначил себя командиром консульской армии. Со временем режим Луция Корнелия Цинны, правившего в Риме, признал его таковым — циннанцам требовался решительный полководец. Вот они его и получили. После столь малообещающего начала эта римская армия, которой теперь командовал умелый, пусть и «самозваный» полководец, начала добиваться успехов в Вифинии, хотя при этом и опустилась до возмутительного разграбления таких городов, как Никомедия и Кизик. Войско Фимб- рии несколько раз сразилось с подчиненными Митридата, в том числе в знаменитом сражении на реке Риндак, в котором понтийским войском командовали сразу четверо полководцев. Сын Митридата бежал с поля боя, чтобы присоединиться к отцу в Пергаме, но Фимбрия продвигался так быстро, что и самому царю пришлось поспешить на побережье в Пи- тану. Там Фимбрия почти полностью окружил его фортификациями, так что выход оставался только со стороны побережья. В то время возле этого побережья стоял Лукулл со своим флотом, но он отказался помочь Фимбрии загнать Митридата в угол, не желая отдавать врагам Суллы честь завершения войны; поэтому Митридат спасся морским путем, чтобы позднее встретиться с Суллой. Фимбрия бушевал в разных областях Азии, наказывая «каппадокийскую партию» и разоряя земли каждого города, который закрывал перед ним ворота. Он вероломно сжег Илион и перерезал его жителей, хотя они и впустили его в город. Таким унижениям Митридат предпочел соглашение с Суллой, который теперь обладал флотом и мог преследовать его в Азии. Авторитетным посредником между ними стал Архелай, а выдвинутые Суллой условия около года ожидали своего часа и лишь затем стали обсуждаться. В ходе 92 Плутарх. Лукулл. 2—3; Диодор. ХХХУШ.8; Ливий. Периохи. LXXX; Плутарх. Марий. 43; Magie 1950 (А 67) I: 226—228; Bulst 1964 (С 35): 319—320. Что касается статуса Фимбрии, то исследователи обычно называют его префектом конницы (praefectus equitum) и легатом (legatus); Аппиан называет его частным лицом (privatus) в штабе Флакка; вероятно, он был квесторием, см.: Lintott 1971 (С 100).
186 Часть I торга Митридат мог использовать такие преимущества, как враждебность армии Фимбрии по отношению к Сулле, всё еще многочисленный понтий- ский флот и отчаянные финансовые трудности Суллы93. XII. Дарданский мир, судьба Азии и счастье Суллы Встреча Суллы с Митридатом состоялась в Дардане в Троаде, вероятно, осенью 85 г. до н. э.94. Митридат начал с жалоб на то, как римляне обходились с ним на западе Малой Азии до 89 г. до н. э.; в ответ Сулла произнес речь, которая начиналась рассказом о его собственных мероприятиях в Каппадокии в бытность его наместником Киликии, но завершалась констатацией актуальных фактов: предприятия Митридата в Греции потерпели крах и он потерял 160 тыс. человек. Сулла настаивал на принятии тех условий, которые он ранее уже наметил в разговоре с Архелаем; Мит- ридату пришлось согласиться, и в знак формального прекращения вражды Сулла по-дружески поцеловал его. Понтийскому царю пришлось заплатить контрибуцию в 2 тыс. талантов95, но в конечном итоге такую же сумму его полководец Зенобий потребовал в качестве репарации с одного только Хиоса. Также Митридат обязался покинуть спорную часть Пафла- гонии; цари Вифинии и Каппадокии должны были вернуться в свои царства, а Курион, легат Суллы, — проследить за этим после уничтожения Фимбрии. Пленные получали свободу, а дезертиры выдавались для наказания. Сулла получал также семьдесят кораблей и пятьсот лучников. Взамен Митридат был утвержден на троне своей богатой страны, не затронутой войной, и его Черноморская империя осталась неприкосновенной. Еще ни один царь, даже Антиох Великий, не отделывался так легко после полномасштабной войны с Римом. Митридат отплыл через Боспор в свою понтийскую цитадель. Несмотря на полученный им титул «друга и союзника римского народа», его ожидали еще двадцать лет противостояния с Римом. На его счастье, за войной римлян с италийскими союзниками последовала гражданская война, да и у Суллы были дела на западе. Сулла настаивал на выполнении своих требований, но не дополнял их провокационными условиями, которые могли бы побудить царя к дальнейшему сопротивлению96. Что же касается Фимбрии, то с приближением Суллы его легионы выказали покорность последнему, а когда подстроенное Фимбрией покушение на Суллу не удалось и 93 О речи, приписываемой Саллюстием Митридату, см.: Raditsa 1969—1970 (D 54). 94 О датировке см.: Reinach 1890 (D 55): 190-206; Ormerod// САН IX1: 256; Magie 1950 (А 67) I: 229—231; П: 1110, примеч. 58; Liebmann—Frankfort 1968 (D 276): 183 сл.; Sherwin- White 1984 (D 291): 143-148. 95 Об этом сказано в: Плутарх. Сулла. 22.5; но у Мемнона говорится о 3 тыс., см.: Мемнон. FGrH 434 F 25. 96 Флор. 1.40; Badian 1970 (С 13): 19; Keaveney 1982 (С 87): 104-105, 122-127; Keaveney 1987 (С 94): 117-161; Sherwin-White 1984 (D 291): 144-148; McGing 1986 (D 35): 130.
Глава 5. Митридат 187 предложение о переговорах последним было отвергнуто, Фимбрия покончил с собой. Его легионы остались в Азии и позднее стали ее гарнизоном под командованием Мурены. Урегулирование дел с городами Азии (компенсации, награды, административные и финансовые мероприятия на будущее) — всё это решалось на месте. На это Сулла потратил немало времени и оставался в Эфесе до 84 г. до н. э. И даже после этого он мешкал в Афинах — проходил посвящение в Элевсинские мистерии и присваивал библиотеки своих противни- ков-тиранов, прежде чем отплыть в Италию с огромным флотом в 1,2 млн кораблей и прибыть в Рим весной 83 г. до н. э. Города, сотрудничавшие с Митридатом, и «каппадокийская партия» в остальных общинах теперь дорого поплатились97. Порядка восьми или девяти городов Сулла наградил титулом «друзей римского народа» и сохранил за ними самоуправление: Хиос, Родос, карийские города Стратоникея, Афродисиада и Табы, некото