Текст
ВЕРНЕР БЕРТОЛЬД
«...ГОЛОДАТЬ
И ПОВИНОВАТЬСЯ»
Историография на службе германского
империализма
Перевод и комментарии
А. А. Ахтамзяна и Л. И. Гинцберга
ИЗДАТЕЛЬСТВО СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
«МЫСЛЬ»
МОСКВА - 1964
WERNER BERTHOLD
.. GROSSHUNGERN UND GEHORCHEN»
Zur Entstehung und politischen Funktion
Geschichtsideologie des westdeutschen Imperialismus
untersucht am Beispiel von Gerhard Ritter
und Friedrich Meinecke
ROTTEN & LOENING • BERLIN
1960
ОГЛАВЛЕНИЕ
От издательства
Предисловие к русскому изданию
Введение . . . .
I. ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ РИТТЕРА ДО
ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
II. ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКАЯ ТАКТИКА РИТТЕРА И МАИНЕКЕ . .
1. Риттер в первые годы Веймарской республики
2. Путь Майнеке от неоранкеанства к апологетике локарнской политики
3. Империалистическая полемика против империалистической тактики
Майнеке . . , * :
4. Идеологическая подготовка Риттером реваншистской войны против
западных держав
III. ОТНОШЕНИЕ РИТТЕРА К ФАШИЗМУ
IV. ОТ КНИГИ «ГОСУДАРСТВО СИЛЫ И УТОПИЯ» К «ДЕМОНИИ
ВЛАСТИ»
V. ИСТОРИОГРАФИЯ И ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ НА СЛУЖБЕ ИМ¬
ПЕРИАЛИЗМА И МИЛИТАРИЗМА
1. Идеологическая ситуация после 1945 г
2. Политика церкви на службе империализма
3. Апологетический взгляд на историю
4. Фальсификация понятия «милитаризм»
5. Карл Герделер и антикоммунизм
6. 17 июня 1953 г. и ремилитаризация Западной Германии . . . .
VI. БОРЬБА ЗА ГЕГЕМОНИЮ В ОБЛАСТИ ФИЛОСОФИИ ИСТОРИИ
Заключение
Коммента рии...
5
7
12
27
37
39
43
51
61
79
95
145
147
159
162
215
233
245
253
280
286
Указатель имен
ОТ ИЗДАТЕЛЬСТВА
В годы второй мировой войны, когда Франция была оккупирована
немецко-фашистскими войсками, а население голодало и угонялось на
принудительные работы в Германию, немецкий профессор Герхард Рит*
тер позволил себе давать такие рекомендации французскому народу:
«Мы, немцы, раньше научились... тому, чему лишь теперь должны на¬
учиться наши западные соседи: народу, который хочет играть великую
историческую роль, необходимо прежде всего одно — упорно трудиться,
голодать и повиноваться». Это могло означать лишь одно: полное под¬
чинение правительству Виши, которое было враждебно демократиче¬
ским традициям Франции, подчинение приказам нацистских милитари¬
стов, полное согласие с разграблением Франции германскими фаши¬
стами.
Ныне профессор Герхард Риттер является одним из видных идеоло-.
гов Западной Германии в области истории. Так же как в военной,
дипломатической и других областях в Западной Германии снова веду¬
щую роль играют те, кто поддерживал Гитлера, так и в области идео¬
логии задают тон старые, «испытанные» идеологи германского империа¬
лизма и милитаризма, и одним из первых среди них является Герхард
Риттер.
Предлагаемая вниманию читателя книга, из которой следует этот
вывод, написана немецким историком-марксистом Вернером Бертоль-
дом, известным своими острыми выступлениями против буржуазных
фальсификаторов истории. Она посвящена научному анализу идеологии
германского империализма в области истории, исследованию актуаль¬
ных проблем западногерманской буржуазной историографии и ее осо¬
бенностей. .
Главный огонь своей аргументированной, политически острой кри¬
тики автор направляет против виднейших столпов западногерманской
исторической науки — Герхарда Риттера и Фридриха Майнеке.
Анализируя произведения Риттера, Майнеке и ряда других немец¬
ких историков, Вернер Бертольд показывает, как идеологи германского
империализма в области истории в свое время восхваляли кайзера,
затем верой и правдой служили Гитлеру, помогая ему осуществлять
разбойничью войну и оправдывая ее, а ныне поддерживают реваншист¬
скую политику западногерманского империализма и агрессивные планы
Североатлантического блока.
Подробно рассматривая все шесть изданий книги Риттера «Демония
власти», автор показывает политическую и идеологическую эволюцию
его взглядов за период с 1940 по 1948 г., которая характерна для боль¬
шей части идеологов германской буржуазии. Из анализа послевоенных
изданий этой книги, а также работы Людвига Дехио «Равновесие или
гегемония» видно, что эти произведения относятся к числу тех, которые
содействовали восстановлению германского империализма под англо-
американским покровительством.
Анализируя исторические концепции Майнеке на примере его книги
«Идея государственного разума», автор показывает, что сближение бонн¬
ского государства с западными державами является не случайным и не
новым явлением, характерным для периода после второй мировой войны,
а вынашивалось идеологами германского империализма уже давно.
Одной из наиболее интересных глав книги, имеющей большое прин¬
ципиальное значение для оценки боннского режима, является глава
пятая — «Историография и история философии на службе империализма
« милитаризма». Раздел пятый этой главы посвящен критическому раз¬
бору книги Риттера «Карл Герделер и немецкое движение Сопротив¬
ления», в которой нарисована крайне фальсифицированная картина
антифашистской борьбы в гитлеровской Германии. Стремление Риттера
возвеличить реакционера Герделера объясняется тем, что многие бонн¬
ские министры считают себя духовными преемниками Герделера, кото¬
рый после битвы на Волге примкнул к заговору против Гитлера, что¬
бы, пожертвовав им, сохранить власть германской реакции.
Вернер Бертольд дает подробный анализ этого движения, показы¬
вает предательское поведение Герделера перед казнью, вскрывает его
антикоммунистические и антинародные замыслы. Из книги Бертольда
мы узнаем и некоторые подробности о политических установках графа
фон Штауфенберга, совершившего покушение на Гитлера.
Большой интерес в книге Бертольда представляет анализ направле¬
ний немецкой буржуазной историографии по вопросу о сущности гер¬
манского фашизма. Автор последовательно разоблачает антикоммунизм
как идейное знамя реакционных историков Западной Германии.
Книга Вернера Бертольда имеет важное значение в борьбе против
буржуазной идеологии. Она с интересом будет принята советскими
читателями.
ПРЕДИСЛОВИЕ К РУССКОМУ ИЗДАНИЮ
Идея и план данной книги возникли в 1955—1956 гг. Рукопись была
в основном завершена в 1959—1960 гг., а в 1960 г. берлинское издатель¬
ство «Рюттен унд Лёнинг» выпустило ее в свет. Работа, как и следовало
ожидать, вызвала враждебную реакцию империалистической историо¬
графии, особенно в Западной Германии и США. Однако книга получила
и ряд одобрительных отзывов в Западной Германии и в других капита¬
листических странах, в частности в Англии, Франции, Швейцарии,
Австрии и Италии.
У историков и философов братских социалистических стран, в част¬
ности Советского Союза, Чехословацкой Социалистической Республики
и Венгрии, работа вызвала благоприятные отклики. Выпуск книги на
русском языке, а также предложение написать предисловие к русскому
изданию — большая радость для меня. Это сделало необходимым, хотя
бы вкратце, осветить развитие историографии за последние годы, а
также результаты новых исследований.
О назначении книги, а также о том, почему в центре внимания автора
были такие историки, как Герхард Риттер и Фридрих Майнеке, сказано
во введении. Советская историческая наука тоже рассматривает Рит¬
тера и Майнеке как главных представителей исторической идеологии
германского империализма особенно после второй мировой войны.
Развитие событий и проведенные после 1959—1960 гг. исследования,
однако, показывают, что во второй половине 50-х годов Риттер посте¬
пенно начал терять свое преобладающее положение в исторической
идеологии западногерманского империализма и милитаризма. Его место
заняли Ганс Ротфельс и группировка более или менее молодых истори¬
ков, которые в большинстве своем в недавнем прошлом были его уче¬
никами. К этой группировке относятся: Теодор Шидер, Вернер Конце,
Карл-Дитрих Эрдманн, Вальдемар Бессон и др.
Различие между Риттером и Ротфельсом состоит прежде всего в том,
что в отстаивании интересов западногерманского империализма и мили¬
таризма Ротфельс проявил значительно больше осмотрительности, гиб¬
кости и дипломатической ловкости, нежели был в состоянии проявить
7
Риттер. Если Риттер склонен размахивать дубинкой, то Ротфельс пред¬
почитает рапиру. Одновременно так называемый идеографический ме¬
тод и вся методология истории ранкеанского толка дополняются социо¬
логизированием. Это должно в равной мере служить большей маневрен¬
ности в борьбе против марксизма и дальнейшему приближению к исто¬
рическим концепциям, господствующим в США.
Далее, в рамках так называемой западной и североатлантической
исторической концепции, для которой характерно сочетание шовинизма
и национального нигилизма, Ротфельс и его ближайшие единомышлен¬
ники, сильнее чем это делает Риттер, подчеркивают идею националь¬
ного нигилизма. Риттер же, напротив, слишком часто выступал в за¬
падном лагере как трубадур откровенного шовинизма германо-прус¬
ского толка. В период возрождения западногерманского империализма
и милитаризма очень нужен был неистовый тевтонский дух Риттера.
Он ополчился даже против самых осторожных высказываний, в кото¬
рых выражались антимилитаристские настроения.
Однако для дальнейшего подкрашивания своей исторической концеп¬
ции империалистическим идеологам нужна была более разнообразная
и многокрасочная палитра, нежели та, которую предлагал Риттер.
Теперь вместо кричащих красок требовались более сдержанные тона и
маскирующий туман. В этих условиях еще большее значение получило
наследие Майнеке.
Наряду с направлением, которое представлено Ротфельсом, после
13 августа 1961 г. выдвинулся новый вариант империалистической идео¬
логии. Это новое направление, представленное Голо Манном, правда,
открыто высказывается против доктрины Хальштейна, однако оно ста¬
вит перед собой нереальную задачу использовать Польшу, Чехослова¬
кию и Советский Союз против Германской Демократической Респуб¬
лики.
С 1962 г. наблюдается также заметная активность ведущих социал-
демократов Западной Германии, которые пытаются фальсифицировать
историю немецкого рабочего движения и поставить ее на службу им¬
периалистической политике.
С другой стороны, в последние годы выступили также такие либе¬
ральные буржуазные историки, как Фриц Фишер и его ученик Имма¬
нуил Гайсс, которые на основе обстоятельного анализа военных целей
и политики германского империализма накануне и после 1914 г. рас¬
крыли его особую агрессивность.
Эти позитивные течения внутри буржуазной историографии — сюда
относятся и различные исторические статьи Ренаты Римек (Немецкий
союз мира)—нельзя рассматривать изолированно от понимания исто¬
рии, связанного с классовой борьбой. Такое классовое осмысливание
истории значительно активизировалось в последние годы в западногер-
8
майском профсоюзном движении, прежде всего в Союзе металлистов.
Реакцией на это и явилась историографическая активность социал-де¬
мократических вождей.
Такие явления вызваны к жизни политическим развитием в мире, им
способствовали постоянное развитие исторической науки в ГДР и дей¬
ственность ее историко-политической концепции. Благодаря всему этому
еще больше углубился кризис основ империалистической историографии
в Западной Германии. Это наглядно показал и конгресс западногерман¬
ских историков, состоявшийся в октябре 1962 г. в Дуйсбурге. Абстракт¬
ная историография получила здесь поддержку. Ротфельс и его ученики
выступили при этом как самые рьяные ее пропагандисты.
Однако ни абстрактность, ни «теоретическая история», ни усиленное
социологизирование исторической науки и ее переплетение с так назы¬
ваемыми политическими науками не в состоянии устранить этот кризис.
Глубочайшая причина его заключается в том, что буржуазная историо¬
графия связана с империалистической системой.
Тот факт, что во второй половине 50-х годов Риттер стал терять свое
господствующее положение в западногерманской историографии, ни в
коем случае не означает, однако, что он утратил свое влияние. Более
того, можно заметить, что в начале 60-х годов он выступает особенно
энергично. Как и прежде, Риттер представляет западногерманский Союз
историков в Международном комитете исторических наук и даже вновь
подвизается на посту вице-президента этого комитета.
В этом ничего не в состоянии был изменить даже тот факт, что
уничтожающее поражение бывшего фашиста, антисемита Эриха Рота-
кера на XI Международном конгрессе историков в Стокгольме было
также — и прежде всего — поражением Риттера.
В 1960 г. вышел в свет второй том книги Риттера «Искусство госу¬
дарственного руководства и военное ремесло» под названием «Главные
державы Европы и империя Вильгельма (1890—1914 гг.)». Этот том
содержит обоснование той части апологетической картины истории, ко¬
торая проанализирована нами прежде всего в параграфах 3 и 4 главы
пятой.
Тревожным сигналом для Риттера оказалась либеральная и антиим¬
периалистическая концепция истории, изложенная Фрицем Фишером.
Риттер и бывший фашист Э. Хельцле особенно рьяно набросились
на буржуазного историка Фишера, осмелившегося представить истори¬
ческую правду о важном периоде истории германского империализма
настолько убедительно, что невольно возник вопрос об антиимпериали¬
стической альтернативе. Перед лицом этого столь угрожающего для гер¬
манского империализма направления Риттер счел даже необходимым
предпринять в 1962 г. новое издание своей книги «Европа и германский
вопрос» под другим названием — «Германская проблема. Основные
вопросы жизни немецкого государства вчера и сегодня». Достаточно
взглянуть на новое предисловие, а также на примечания и экскурсы,
чтобы тотчас стало ясно, что издание направлено против Фишера.
Особенно демагогически выглядит попытка Риттера поставить Фи¬
шера в один ряд с теми представителями неприкрытого национального
нигилизма, которые группируются вокруг Ротфельса и к которым при¬
надлежат также профессор политических наук Михаэль Фройнд и фи¬
лософ Карл Ясперс. Очевидно, против Фишера предполагалось напра¬
вить недовольство этим национальным нигилизмом, проявившееся в
1960—1961 гг. и среди населения Западной Германии.
В соответствии с «традициями» критика германского империализма
объявляется антинациональным поступком. Напротив, к поборникам от¬
кровенного национального нигилизма Риттер, будучи закоренелым
националистом, относится с большей сдержанностью, обусловленной
тесным переплетением национального нигилизма и шовинизма в импе¬
риалистической идеологии. Говорят ли больше о европейско-североатлан-
тической интеграции или о сохранении прусско-германской традиции,
понимая под этим шовинизм старого пошиба, — и то и другое служит
империализму. Непростительной считается лишь принципиальная кри¬
тика империализма.
Однако Риттер не ограничивал себя защитой ныне существующего
империалистического режима и не только отстаивал историческое про¬
шлое германского империализма. Когда в 1962 г. реакционные силы
западногерманского империализма учинили разгром журнала «Шпи¬
гель», выходящего в Гамбурге, почти нельзя было услышать голоса в
пользу Штрауса и даже реакционные историки отмежевались от этого
дела; тогда на переднем крае появился Риттер. Во имя государствен¬
ного интереса он оправдывал действия против журнала «Шпигель», ко¬
торый, как известно, выступает всего лишь за более гибкий вариант
антикоммунистической политики.
Можно ли считать, что с Риттером покончено как со своего рода
политико-идеологическим пережитком государственного интереса старо-
прусско-германского образца? Молодые историки из окружения Рот¬
фельса делают вид, что они готовы к этому. Им охотно верят в том,
что они считают Риттера компрометирующим, ибо он особенно наглядно
обнаруживает реакционную сущность всех направлений и разновидно¬
стей западногерманского империализма в области идеологии. Риттер
напоминает такого члена семьи, который не может сдерживать себя и
то и дело выдает семейные секреты. А они действительно одна семейка
крупных буржуа — эти риттеры, ротфельсы, шидеры, эрдманны, конце,
дехио, фройнды и прочие. Они столь же преданны реакции, сколь
враждебны прогрессу. Все они поборники антикоммунизма. Постоянная
грызня и споры вытекают из самой социальной природы таких семей.
10
В то же время здесь находят выражение различия и противо¬
речия в области империалистической политики, различия в тактике, ко¬
торую применяют или хотели бы применить отдельные группировки
буржуазии в борьбе против коммунизма. То же относится и к полемике
между западногерманскими историками и учеными других империали¬
стических стран. А эти различия представляют собой косвенные резервы
в идеологической борьбе против западногерманского империализма, ко¬
торые следует использовать еще сильнее.
Историки Германской Демократической Республики знают, что мир¬
ное сосуществование и разрядка напряженности, в том числе в отноше-
ниях между обоими германскими государствами, предполагают непри¬
миримую идеологическую борьбу. Эта борьба оказывает наилучшую
поддержку и всем тем позитивным силам, которые имеются в Западной
Германии в историко-политИческой области.
Вернер Бертольд
Лейпциг, август 1963 г.
ВВЕДЕНИЕ
Тотальное поражение германского империализма во второй мировой
войне и его стремление восстановить свои силы под покровительством
империалистических держав-победительниц и в тесном союзе с ними
сыграли решающую роль в определении политической направленности
исторических концепций, господствующих ныне в Западной Германии.
Еще'в период второй мировой войны ориентация на западные державы
проявилась у Карла Герделера1 и других противников Гитлера из бур¬
жуазных кругов*. В конце войны она нашла выражение в устремлениях
фашистских главарей, например Деница, Гиммлера и Риббентропа**.
Уже в 1945 г. и даже еще раньше, со времени поражения в битве на
берегах Волги, германские империалисты и их идеологи силой обстоя¬
тельств были поставлены перед двумя тесно связанными между собой
фактами:
1. Советский Союз оказался непобедимым. Однако буржуазное со¬
знание было не в состоянии до конца понять, что эта непобедимость
объясняется в конечном счете исторической закономерностью развития
социализма, в силу которой, собственно, возник Советский Союз. Не¬
мецкая буржуазия — и не только она — очень хорошо осознала, что а
результате победы Советского Союза и благодаря успехам антифашист¬
ского движения Сопротивления в Европе, руководимого главным обра¬
зом коммунистами, силы социализма и последовательной демократии
должны были найти и нашли понимание в широких народных массах,
в самой Германии.
2. Империалистические державы, являвшиеся победителями в пер¬
вой мировой войне, главным образом США и Великобритания, противо¬
стояли германскому империализму и во второй мировой войне, находясь
в антифашистской военной коалиции с Советским Союзом. В конечном
счете западные державы оказались в числе победителей. В результате
войны и после ее окончания они оккупировали две трети Германии и за¬
падную часть Берлина и стали в глазах немецких империалистов спа¬
1 Примечания см. в конце книги.
* Gerhard Ritter, Carl Goerdeler und die deutsche Widerstandsbewegung (далее —
Ritter, Goerdeler), Stuttgart, 1954 (2.Aufl. 1955, 3. Aufl. 1956).
** См. A. Галкин и О. Накропин, Капитуляция фашистской Германии и «прави¬
тельство» Деница. «Вопросы истории» № 8, 1956, стр. 68.
12
сителями устоев германского империализма, гарантами и покровителями
его возрождения *. Руководящие круги германского империализма и
милитаризма, а также их идеологи уже на заключительном этапе вто¬
рой мировой войны видели свою главную задачу в том, чтобы изменить
или устранить ненавистную народам Западной Европы и Америки гит¬
леровскую фашистскую надстройку германского империализма с целью
спасти его основу.
Эти политические маневры предназначались для того, чтобы сделать
возможным антисоветский и антисоциалистический сговор с господ¬
ствующими империалистическими силами, прежде всего США и Велико¬
британии, которые состояли в антигитлеровской коалиции с Советским
Союзом. В интересах немецких реакционеров они стремились раз¬
рушить эту коалицию. Как известно, им удалось достичь этого лишь
лосле полного поражения германского империализма, когда преслову¬
той антисоветской речью Черчилля, произнесенной 5 марта 1946 г. в
Фултоне в присутствии Трумэна, была начата «холодная война».
Политическим представителем и «мучеником» этой политики новой,
западной ориентации германского империализма, поборником создания
империалистической коалиции против Советского Союза слыл, в част¬
ности, Карл Герделер. Он и ему подобные видели в такой коалиции,
особенно в конце войны, единственную надежду на спасение герман¬
ского империализма. Путем тесного сотрудничества западных зон и
Западного Берлина с империалистическими державами-победитель-
ницами немецкие реакционеры хотели уберечь от сил социализма и
антифашистской демократии германский империализм после его пол¬
ного поражения **. Огромное влияние социализма и антифашистских сил
сделало возможными Потсдамские соглашения и обеспечило проведение
судебного процесса над главными военными преступниками в Нюрнберге.
Включение Западной Германии в политическую систему западных союз¬
ников стало для империалистических антинациональных элементов осо¬
бенно настоятельным, когда немецкие антифашистские демократические
силы в тогдашней советской оккупационной зоне всерьез начали осу¬
ществлять Потсдамские соглашения и приступили к денацификации, не
останавливаясь перед устранением социально-экономической основы
фашизма. Стремление ведущих империалистических кругов в лагере за¬
падных союзников поддерживать обстановку «холодной войны» отве¬
* Percy Stulz u. Siegfried Thomas, Zur Entstehung und Entwicklung der CDU in
Westdeutschland 1945—1949. «Zeitschrift für Geschichtswissenschaft» (далее — «ZfG»)
N 1, 1959, S. 101.
** Под антифашистской и последовательной демократией понимаются наряду
с марксистскими силами те силы, которые под марксистским руководством в соответ¬
ствии с духом антифашистской борьбы приступили в 1945 г. к созданию антифа¬
шистско-демократического строя.
13
чало интересам немецких буржуазных политиков и идеологов, подкреп¬
ляло их притязания.
Тесная политическая связь с западными державами требовала,,
однако, известного пересмотра идеологических позиций, главным обра¬
зом историко-политических воззрений. Понадобилась показная самокри¬
тика традиционной исторической идеологии реакционной Германии,
идеологии, родоначальником которой был Леопольд Ранке*. Эта идео¬
логия опиралась на наиболее реакционные стороны гегелевской филосо¬
фии государства и права и с самого начала сознательно держалась в>
стороне от господствующих западноевропейских концепций государства
и истории. Немецкие реакционеры относились к этим концепциям с тем
же презрением, какое они испытывали к западноевропейским странам,,
будучи монархистами до мозга костей, сторонниками авторитарных
форм правления или республиканцами поневоле.
В центре внимания реакционных немецких историков со времен
Ранке было государство, преимущественно его внешнеполитические и
военные действия, т. е. по существу видные государственные деятели и
полководцы. Народ как самостоятельная, а тем более революционная
сила был предан проклятью. Он мог выступать в истории лишь как сила*
возглавляемая выдающимися личностями из господствующих классов.
Его уделом считался казарменный двор и поле сражения. Подобный
взгляд на историю, выражавший стремление Пруссии к гегемонии и
презрение ее правителей к своим подданным, оправдывал прусское госу¬
дарство и прусскую династию и прямо-таки обожествлял их. Эта исто¬
рическая концепция стала орудием антидемократического реакционного
решения национального вопроса, она узаконивала и усиливала особую
агрессивность германского империализма. Вот почему она оказалась
пригодной и для немецких фашистов.
Возвеличиванию государства и реакционных государственных деяте¬
лей служит так называемый индивидуализирующий, идеографический и
интуитивный метод, который направлен против всяких попыток рас¬
крыть закономерности в историческом процессе и показать самостоя¬
тельную роль народных масс, не говоря уже о признании их решающего
значения.
В моральном отношении этот метод запрещал давать государству
как «индивидуальности» и личностям, которые играют определенную
роль в нем, иные оценки, нежели те, которые можно вывести из их
«непосредственного отношения к богу». Вместе с отрицанием историче¬
ских закономерностей этот метод отвергал всякие объективные истори¬
ческие, рациональные и моральные нормы, которые вынесли уничтожаю¬
щий приговор как реакционному прусско-германскому государству, так.
* См. примечание 15.
14
и его представителям. К этому прибавилось религиозное, в большинстве
случаев лютеранско-протестантское мировоззрение, с которым была
связана государственно-политическая, индивидуализирующая и ирра-
ционалистическая историография. Благодаря этому главы реакционного
государства обрели ореол святости, который должен был защитить их
от прогрессивных общественных сил.
В противоположность этому историческое и государственно-правовое
мышление в Англии, США, Франции и других западноевропейских стра¬
нах продолжало в какой-то мере испытывать влияние прогресса. На¬
ряду с прочими идеалами просветительной буржуазной философии идеи
естественного права, народного суверенитета и прогресса вели в значи¬
тельной степени к своего рода примату общества над государством и
тем самым к сугубо социологической ориентации историко-политиче-
ского мышления. Общество же рассматривалось как ассоциация инди¬
видуумов.
В этом нашел идеологическое выражение тот исторический факт, чтс*
буржуазное государство той или иной западноевропейской страны так
или иначе представляет собой результат успешной буржуазной рево¬
люции и преобразований в данной стране и что это государство с той
поры длительное время находилось под влиянием буржуазии. Это не
исключает, а скорее предполагает, что революционный пролетариат
подвергался жестокому подавлению и унижению и со стороны так назы¬
ваемой демократической буржуазии и со стороны прусско-германской
реакции.
Идеологи господствующих классов Западной Европы были склонны
перенять идеи реакционного немецкого историзма или пытались пре¬
вратить идеи, возникшие в ходе буржуазного прогресса, в орудие бур¬
жуазной реакции. Однако благодаря возникновению революционного*
пролетариата идеи прогресса продолжали жить в широких слоях народа
и в борьбе против фашизма стали, наконец, активной силой, закономер¬
но способствовавшей коалиции с Советским Союзом и сделавшей невоз¬
можным разрыв этой коалиции во время войны *.
Таким образом, антигитлеровская коалиция империалистических го¬
сударств Запада с Советским Союзом, поддерживаемая рабочим клас¬
сом и народными массами в этих странах, была дальнейшим весьма
действенным доказательством того, что социализм — законный наслед¬
ник прогрессивных идеалов.
* Эта действительно антифашистская связь между наследием буржуазного про¬
гресса (которое сохранилось преимущественно в рабочем классе, а самой буржуа¬
зией было предано) и борьбой марксистских сил не имеет ничего общего с той наду¬
манной связью, которую Г. Лукач пытается найти между социализмом и мнимой
демократией. (См. Бела Фогараши, О философских концепциях Георга Лукача.
«Проблемы мира и социализма» № 6, 1959, стр. 40—46.)
1&
Поэтому после победы во второй мировой войне империалистические
идеологи западных держав видели свою задачу в том, чтобы забыть
«встречу на Эльбе», не допустить проявлений политической и идеологи¬
ческой симпатии к Советскому Союзу, фальсифицировать живущие в
народных массах западных стран идеи и обратить их против комму¬
низма и Советского Союза.
Для историков и политических идеологов немецкой буржуазии дело
заключалось в том, чтобы по возможности затушевать связь между на¬
цистской идеологией и традиционной немецкой концепцией государства
и истории. Они не останавливались даже перед критикой этой концеп¬
ции, чтобы таким образом достичь своего рода синтеза с так называе¬
мой западноевропейской концепцией государства и истории. Такой син¬
тез был вполне возможен, так как и западная, и реакционная немецкая
концепция государства и истории покоились на все более регрессирую¬
щих капиталистических классовых интересах и основывались на идеа¬
листической философии истории. В этом состоял социальный заказ,
который должны были выполнить реакционные немецкие идеологи, доби¬
вавшиеся спасительного включения остатков германского империализма
в политическую систему, возглавляемую США. С целью идеологического
оправдания этой системы ее стали обозначать в Западной Европе туман¬
ным понятием «христианский Запад».
Отныне главной ценностью стало не национальное государство, а
«Европа» — остаток капиталистической Европы, гарантию которой США
взяли на себя и откуда они, как считали немецкие реакционные идео¬
логи, ни в коем случае не должны уходить. Впрочем, правящие круги
США и не думали уходить оттуда.
Под эту маршевую музыку, которая была написана и исполнена
различными идеологами-историками вначале в минорном тоне и с при¬
глушенными фанфарами, происходил переход старых немецких реак¬
ционеров в западный лагерь. В условиях начавшейся «холодной войны»
империалистические хозяева и привратники охотно приняли их в свой
лагерь. Однако иначе отнеслись к этому народные массы, особенно ра¬
бочий класс, который продолжал антифашистскую борьбу.
Понадобилось вмешательство мирового империализма с его «госу¬
дарственным интересом» и ссылкой на то, что старые немецкие реак¬
ционеры якобы сделали отрадные успехи в деле своего «перевоспита¬
ния» и «пересмотра исторических концепций». Демократические круги,
однако, мало верили своим империалистическим правителям и идеоло¬
гам. Это, в частности, проявилось во время государственного визита фе¬
дерального президента Хейса в Англию осенью 1958 г.
Насколько это неверие было оправдано, наглядно показали те фа¬
шистские антисемитские эксцессы, которые в конце 1959 г. полностью
16
раскрыли миру существо боннского режима как наследника гитлеров¬
ского рейха. Уже в первые послевоенные годы демократическая общест¬
венность в капиталистических странах, включая западные зоны Германии,
была в такой степени введена в заблуждение вследствие распро¬
странения антикоммунистической идеологии, что борьба против возрож¬
дения германского империализма в условиях «холодной войны» оказа¬
лась недостаточно успешной. Когда средства идеологической борьбы
оказывались малоэффективными, в ход пускались политическая и воен¬
ная сила, террор и запреты. Методы насилия особенно широко приме¬
нялись против коммунистических партий.
Из историков старой реакционной немецкой школы, которые в инте¬
ресах германского империализма особенно усердствовали в мнимой
самокритике немецкого историзма и в разработке новой, ориентирую¬
щейся на Запад историко-политической концепции, прежде всего сле¬
дует назвать Людвига Дехио и Герхарда Риттера. Они чрезвычайно ярко
воплощают традиции немецкого историзма в духе Ранке. Оба они ро¬
дились в 1888 г. и выросли во Второй империи, над которой и после
отставки Бисмарка витала его тень. Они пережили четыре режима гер¬
манского империализма и стремятся обеспечить преемственность этих
режимов и теперь, когда он существует в виде Федеративной Респуб¬
лики. Дехио внес свой историко-идеологический вклад в новую ориен¬
тацию германского империализма книгой «Равновесие или гегемониям,
появившейся в 1948 г. *
Риттер выступил в 1947 г. с философской книгой «Демония власти»2,
которая уже в 1948 г. была переиздана **. Это сочинение представляло
собой пятое и шестое издания книги «Государство силы и утопия», кото¬
рая впервые появилась в 1940 г. в разгар пропагандистской кампании
вокруг «Западного вала» и постепенно претерпевала изменения (в из¬
даниях, выходивших после поражения на берегах Волги) в духе при¬
способления к прозападному курсу. На шести изданиях этой книги
можно таким образом проследить своего рода феноменологию и мета¬
морфозу идеологии германского империализма, поворот к западным
державам, который мы схематически изложили выше как общую тен¬
денцию.
Уже одно это дает основание исследовать проблему в целом прежде
всего на примере Герхарда Риттера. К тому же он оказался более жи¬
вучим и плодовитым, нежели Дехио и-другие его коллеги того же поко¬
ления. Это поколение было влиятельным в политическом и идеологиче¬
* Ludwig Dehio, Gleichgewicht oder Hegemonie. Betrachtungen über ein Grund¬
problem der neueren Staatengeschichte, Krefeld, 1948.
** Ritter, Die Dämonie der Macht. Betrachtungen über Geschichte und Wesen
des Machtproblems im politischen Denken der Neuzeit (далее — Ritter, Dämonie), Stutt¬
gart, 1947.
Вернер Бертольд
MCCP
БИ Б п и О Т Г- К А
Тирасік л> скою Гссударст енного
Педа»огич^скиго Йис.итута
17
ском отношении после 1945 г. и сегодня еще сохраняет в значительной
мере свое влияние в Западной Германии *. К тому же Риттер вследствие
своего ареста в конце 1944 г., происшедшего, вероятно, в результате
допроса Герделера, приобрел морально-политический капитал, которым
не располагал ни один из его собратьев по ремеслу. Этот капитал он не
колеблясь использовал в интересах германского империализма, вступив
в идеологическую сделку с англо-американским империализмом. Он не
только написал несколько новых книг, брошюр и газетных статей, но и
объехал западные зоны и западные страны как странствующий пропо¬
ведник. Его дальнейшая деятельность всецело подчинена задаче воз¬
рождения и укрепления германского империализма и возобновления
его экспансии.
С началом ремилитаризации Риттер вновь вытащил из груды идео¬
логического хлама старое политическое снаряжение немецкого исто¬
ризма и весьма настойчиво рекомендовал его западноевропейским парт¬
нерам по НАТО, особенно французским историкам. Старые идеи он
предлагал как тевтонские латы против марксистского оружия и как
острые копья для борьбы против носителей исторического прогресса. Он
стал инициатором учреждения Союза историков Германии (1948/49 г.),
его первым председателем (до 1953 г.) и представителем в правлении
Международного союза историков (с 1955 г.). Западногерманский союз
историков, который, подражая боннскому правительству, претендует на
роль представителя историков всей Германии, называет себя «право¬
преемником» Союза немецких историков, который существовал с 1895 г.
и превратился в сборище реакционных апологетов германского импе¬
риализма. В трирской провокации в сентябре 1958 г. также нашли вы¬
ражение идеи Герхарда Риттера **.
Эти идеи издавна соответствуют духу германского империализма.
Сегодня образ мыслей Риттера сливается с умонастроением Аденауэра
и его окружения. Вот почему 17 июня 1955 г. боннские правители сочли
его самым подходящим оратором из числа подстрекателей и затащили
его в боннский бундесхауз. За свои «заслуги» он был принят в 1957 г. в
орден «Pour le mérite» и награжден «Большим крестом за заслуги»***.
В этом смысле его справедливо называют «самым актуальным немец¬
* См. статью Ганса Церера в газете «Ди вельт», 21.VI.1958, которая дает обиль¬
ный материал и имеет характер саморазоблачения («Die Welt», 21.VI.1958); см. также
Paul Seihe, Führer und Väter. «Die Welt», 27.XI.1957.
** «Trier — und wie weiter? Materialien, Betrachtungen und Schlussfolgerungen
über die Ereignisse auf dem Trierer Historikertag am 25.IX.1958», hg. im Aufträge des
Präsidiums der Deutschen Historiker-Gesellschaft v. Prof. Dr. Emst Engelberg unter
Mitwirkung von Werner Berthold und Rolf Rudolph, Berlin, 1959; Engelberg, Politik
und Geschichtsschreibung. Die historische Stellung und Aufgabe der Geschichtswissen¬
schaft in der DDR. «ZfG» N 3, 1968, S. 46&-4Э5.
*** «Stuttgarter Zeitung», 3.IV.1958.
18
ким историком последнего десятилетия... после смерти Майнеке...» *
и одновременно «хранителем традиций» **, т. е. традиций германского
империализма, его политических и идеологических установок. Борясь
против социализма, да и против буржуазной демократии, Риттер хочет
превратить эти традиции в орудие господства западногерманского мили¬
таристского государства в системе НАТО. Для характеристики позиций
Риттера примечательно и то, что в кругах западногерманских архиви¬
стов его называют «папой фрейбургским» ***.
При решении такой актуальной задачи, как исследование главных
направлений историко-политической идеологии, которую выработал
западногерманский империализм в ходе своего возрождения и которая
в свою очередь способствовала этому возрождению, следует иметь в
виду, что в формировании этой идеологии из старого идеологического
хлама путем его приспособления к новой ситуации, а также в отстаива¬
нии и внедрении ее в общественное сознание активно участвовали опре¬
деленные лица. Наряду с Риттером здесь следует назвать уже упомяну¬
того Людвига Дехио, эмигранта в США Ганса Ротфельса, Германа
Геймпеля, Теодора Шидера, Рейнхарда Виттрама, Вальтера Хофера,
Германа Аубина и других буржуазных историков, которые особенно
много потрудились, чтобы найти исторические концепции, пригодные для
восстановления разбитого германского империализма. Во многом все
они были обязаны Фридриху Майнеке и той подготовительной работе,
которую он проделал в книге «Идея государственного разума» **** еще
после первой мировой войны. Следует также указать на «союзническую
помощь», которая была оказана названным историкам такими филосо¬
фами и социологами, как Теодор Литт, Ганс Фрейер, Эрих Ротакер
и др. Нельзя не упомянуть также неотомизм 3 и политически реакцион¬
ную протестантскую теологию, на которую он также оказал влияние.
С последней в некоторой мере связан и сам Риттер — почетный доктор
теологии. В его творчестве все эти политико-идеологические, историко-
философские, методологические и религиозные элементы настолько
сконцентрировались, что представляется целесообразным исследовать
основные направления современной западногерманской исторической
идеологии, ее возникновение прежде всего на основе его историографи¬
ческих, политических, исторических и государствоведчески-философ-
ских публикаций на протяжении более чем половины столетия. Вслед¬
ствие этого не только отдельные части данной работы, но в определен¬
* «Hannoversche Allgemeine Zeitung», 3.1 V. 1958.
** «Die Welt» (Berlin), 3.IV.1958.
*** Устное сообщение. По вполне понятным причинам здесь и далее не названы
имена лиц, от которых получены сообщения.
Friedrich Meinecke, Die Idee der Staatsräson in der neueren Geschichte (да¬
лее— Meinecke, Staatsräson), München — Berlin, 1924.
*
19
ном отношении и ее общая концепция приобретают некоторые биографи¬
ческие черты.
Однако при этом речь идет не о личности Риттера. Его индивидуаль¬
ность— это случайное проявление определенного социального типа, ко¬
торый вырабатывался германским империализмом на протяжении более
чем полувека. Лично Риттер, несомненно, довольно незаурядная фигура,
чтобы быть ярким и типичным представителем немецкого буржуа с его
интеллектуальным и идеологическим кругозором, но не настолько, чтобы
выйти за рамки этого типа.
Все это делает возможным на примере Герхарда Риттера показать
происхождение и основные направления современной западногерман¬
ской историографии, ее связь с реакционными традициями немецкого
историзма. Этот «биографический» метод исследования как начало все¬
охватывающего и систематического изучения исторической идеологии
германского империализма представляется более плодотворным, чем
общий беглый обзор или выявление, так сказать, главной линии на
основе публикаций всех авторов, которые стоят выше среднего уровня.
Впрочем, при таком подходе деятельность Риттера опять-таки оказа¬
лась бы в центре внимания *.
Данная работа, следовательно, мыслится как начинание, как по¬
пытка применить в настоятельно необходимом споре с реакционным
историческим мышлением такой метод, при котором на частном, но ти¬
пичном и ярком примере проверяется и подтверждается общее положе¬
ние**. Ряд исследований такого рода, проведенных коллективами мар¬
ксистских ученых, может способствовать выработке надежных понятий
и обоснованных обобщений, которые характерны для марксистской
науки. Эти выводы и обобщения должны служить основой для дальней¬
шего изучения частных явлений, которые попадают в круг интересов
науки, и исходным пунктом марксистской пропаганды и агитации.
* Автор был поощрен к дальнейшей работе тем благоприятным откликом, кото¬
рый нашла его статья «Der politisch-ideologische Weg Gerhard Ritters, eines führenden
Ideologen der deutschen Bourgeoisie» («ZfG» N 5, 1958, S. 959 и след.); «Einheit»
N 2, 1959, S. 259.
** Примером обобщения, которое не учитывает все особенности и потому являет¬
ся неверным, являлась распространенная до последнего времени точка зрения про¬
грессивных историков, согласно которой Людендорф, военный диктатор империали¬
стов, якобы и сегодня еще почитаем как идол всех германских милитаристов. В соот¬
ветствии с этим понятие «германский милитарист» включает такой признак, как
возвеличение Людендорфа. По этому определению тот, кто не возвеличивает Люден-
дорфа, не является германским милитаристом.
На этом основании можно построить следующий силлогизм: все германские мили¬
таристы почитают Людендорфа; Риттер не делает этого, следовательно, Риттер не
милитарист. Риттер на деле был достаточно умен, чтобы в интересах возрождения
германского милитаризма отказаться от наиболее скомпрометированных его предста¬
вителей. Несмотря на это или именно поэтому, он — один из самых активных и
утонченных идеологов германского милитаризма.
20
Для исторической науки объективный взгляд на прошлое, познание
закономерностей развития, ведущих к социализму (в условиях капита¬
листической эпохи), невозможны без прочной, сознательной, всесторонне
обоснованной и партийной позиции. Это доказывает вся буржуазная
историография своей пристрастностью, служащей интересам буржуа¬
зии, а также пример ведущего историка-идеолога германского мили¬
таризма Герхарда Риттера.
Наши исследования должны постоянно опираться на надежную, все¬
сторонне разработанную основу исторического материализма, а также
на уже имеющиеся общие и специальные достижения марксистской
исторической науки. Следует сознательно идти по пути диалектического
познания, который ведет к абсолютной истине через познание относи¬
тельных истин, объективное содержание которых становится все более
глубоким и всеохватывающим.
* *
♦
Автор избрал редко встречающееся выражение «историческая идео¬
логия», так как для данного предмета понятия «философия истории»
или «историография» представляются, с одной стороны, слишком уз¬
кими, а с другой — слишком широкими. Термин «идеология» в сочета¬
нии со словом «история» употребляется здесь в том смысле, в каком
Маркс и Энгельс употребляли его в «Немецкой идеологии», а именно
как неверное, но обусловленное определенными социальными интере¬
сами миропонимание. Маркс и Энгельс характеризовали эту связь сле¬
дующим образом: «Если во всей идеологии люди и их отношения оказы¬
ваются поставленными на голову, словно в камере-обскуре, то и это
явление точно так же проистекает из исторического процесса их
жизни, — подобно тому как обратное изображение предметов на сет¬
чатке глаза проистекает из непосредственно физического процесса их
жизни» *.
Это состояние наступает прежде всего тогда, когда интересы господ¬
ствующего класса приходят в столкновение с объективными интересами
всего общества, в которых воплощается исторический прогресс. Тогда
идеологи господствующего класса начинают умышленно искажать дей¬
ствительность. Педагоги и всякого рода пропагандисты стараются внед¬
рить в сознание народа идеологию соответствующего содержания, чтобы
продлить господство того класса, которому они служат.
Маркс писал в этой связи о буржуазной политической экономии
после 1830 г.: «Отныне дело шло уже не о том, правильна или непра¬
* К. Маркс и Ф. Энгельс, Немецкая идеология. Соч., т. 3, стр. 25.
21
вильна та или другая теорема, а о том, полезна она для капитала или
вредна, удобна или неудобна, согласуется с полицейскими соображе¬
ниями или нет. Бескорыстное исследование уступает место сражениям
наемных писак, беспристрастные научные изыскания заменяются пред¬
взятой, угодливой апологетикой» *.
Правильность этого обобщения все более подтверждалась с даль¬
нейшим развитием капитализма и особенно с вступлением его в импе¬
риалистическую стадию. Это касается, конечно, и историографии, и
философии истории, которые тесно связаны с политической экономией.
Интересы реакционной буржуазии требовали не только идеологического
искажения действительности, но и фальсификации прошлого. Особенно
это относится к капиталистической Германии, которой пришлось тащить
за собой многочисленные элементы своей феодальной эпохи, а следо¬
вательно, защищать их от сил прогресса и изображать в апологетиче¬
ском духе.
Под термином «историческая идеология» следует понимать искаже¬
ние прошлого в интересах господства того класса, уход которого со
сцены уже назрел. В это понятие входят также применяемые при этом
философские, преимущественно методологические, схемы и приемы, по¬
литические интересы реакции, которые определяют как философию и
методологию истории, так и самую историческую картину, и, наконец,
использование истории и философии в идеологической и политической
борьбе.
Данная работа не ставит своей задачей исследование немецкой фи¬
лософии истории во всей ее широте. Это относится также к историческому
повествованию и к определяющей его историографии. На примере Рит¬
тера автор предпринимает попытку показать со всей ясностью, как гер¬
манский империализм начиная с периода Веймарской республики и до
боннского режима использовал традиционную философию истории и
историографию в своих политических интересах и изменял их в соответ¬
ствии с политическими, прежде всего внешнеполитическими, условиями.
В настоящее время в Германии имеется не только перестроенная
применительно ко времени историческая идеология германского импе¬
риализма и милитаризма. В борьбе против нее в Германской Демокра¬
тической Республике сложилась на академической основе марксистская
историческая наука. Общественные интересы, которые она отстаивает,
не противоречат историческому прогрессу, напротив, они выражают его.
Именно эти общественные интересы делают не только возможным, но и
объективно необходимым исследование прошлого.
В империалистической концепции истории, с одной стороны, и в мар¬
ксистской исторической науке — с другой, находят выражение две основ¬
* К■ Маркс, Капитал, т. I. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 23, стр. 17.
22
ные политические линии, существующие в настоящее время в Германии.
Реакционные идеологи западногерманского империализма в области
истории поддерживают боннскую политику национальной бесперспек¬
тивности, национального бедствия. Они стремятся оправдать и обелить
прежний и нынешний милитаризм.
Марксистские историки в ГДР совместно с прогрессивными силами
во всей Германии извлекли уроки из германской истории, особенно но¬
вейшей. Если Германия, Европа и весь мир хотят мирного будущего,
нужно одолеть возродившиеся в Западной Германии силы милитаризма
и империализма, которые ввергли Германию и другие страны в ката¬
строфу двух мировых войн.
Борьбой против империалистической исторической идеологии мар¬
ксистская историческая наука содействует обеспечению победы над си¬
лами реакции *.
Чтобы избежать недоразумения, в связи с данным исследованием
следует, наконец, сделать еще несколько замечаний по вопросу о хри¬
стианской религии, преимущественно о протестантизме.
Как известно, в Германии протестантизм вступил в тесный союз с
господствующей феодальной верхушкой еще при Лютере и благодаря
ему. По мере укрепления капитализма протестантизм стал опорой бур¬
жуазного общества и поддерживал его войны. Однако в период общего
кризиса капитализма внутри протестантизма развились такие интерес¬
ные явления, как «диалектическая теология» Карла Барта, которая тре¬
бует отделения религии от буржуазного общества и его государства;
появилось и такое направление, которое хочет добиться понимания со¬
циализма и сотрудничества с ним. Это направление усилилось после
второй мировой войны. В настоящее время его представляют прежде
всего ученик Барта профессор Я. Л. Громадка, декан факультета Комен-
ского в Праге**, профессор Эмиль фукс*** и другие теологи.
Эти люди вместе со своими сторонниками и учениками стремятся
освободить христианство от связей с капиталистическим обществом, по¬
стичь марксизм и, несмотря на принципиальные философские расхожде¬
ния в вопросе о существовании или несуществовании бога и связанные
с этим представления, участвовать в строительстве социалистического
* «Trier — und wie weiter?» S. 54; Engelberg, Politik und Geschichtsschreibung...
** /. L. Hromädka, Kirche und Theologie im Umbruch der Gegenwart, Prag, 1956;
отдельные главы напечатаны в протестантском ежемесячном журнале «Glaube und
Gewissen» N 1, 3, 4, 8, 1957.
*** E. Fuchs, Marxismus und Christentum, Leipzig, 1952; его же, Christlicher
Glaube. Zu seiner Auseinandersetzung mit den Mächten, Nöten der Gegenwart und
in seiner Wahrheit erfasst und dargestellt, Teil I, Halle, 1958.
О деятельности Э. Фукса см. поздравительное письмо ЦК СЕПГ к его 85-летию
(«Neues Deutschland», 13.V.1959) и письмо Лейпцигского окружного руководства
СЕГ1Г («Leipziger Volkszeitung», 13.V.1959).
23
общества под руководством марксистов. Они рассматривают попытки
религиозного обоснования империалистической политики, которые пред¬
принимает ХДС Аденауэра, как злоупотребление христианством. В стро¬
ительстве социалистического общества они видят осуществление этиче¬
ских требований евангелизма и возможность для себя как христиан
жить согласно христианской этике. Эти христиане протестантского толка
оказывают в ГДР решающее влияние на Христианско-демократический
союз Германии. Ныне покойный председатель ХДС Отто Нушке гово¬
рил: «Подлинные марксисты и подлинные христиане понимают друг
друга лучше всего» *.
Стремление с позиции христианства способствовать осуществлению
исторической необходимости — строительству социализма и привлечь к
этому всех христиан нашло особенно яркое выражение на IX съезде
ХДС, состоявшемся осенью 1958 г.** Наряду с этими христианами, от¬
крыто высказывающимися за социализм, следует отметить также таких
теологов, которые подобно Мартину Нимёллеру мужественно выступали
против фашизма и, последовательно придерживаясь этой позиции, бо¬
рются против возрождаемого в Западной Германии империализма и
милитаризма. Нимёллер представляет целое направление, которое на¬
ходит выражение особенно в церковных братствах, преемниках борьбы
церкви против германского фашизма, и олицетворяется такими лично¬
стями, как бывший боннский министр внутренних дел д-р Густав Хай-
неманн.
В августе 1958 г. Карл Барт счел нужным в «Послании одному па¬
стору в Германской Демократической Республике» отметить: «Западно-
германские братства уже много лет находятся в напряженной схватке
с властями и насилием, привидениями и демонами в стране экономиче¬
ского чуда с ее неразумным присоединением к НАТО, ремилитаризацией,
договором о спасении душ воинов, с ее атомным вооружением, паниче¬
ским страхом перед русскими, призывами к крестовому походу, со ста¬
рыми нацистами, со всем тем фатальным, что означает Бонн и ХДС,
которые оказывают фактическое влияние и на протестантскую цер¬
ковь» ***.
На долю Карла Барта выпала высокая честь подвергнуться из-за
этого послания самым ожесточенным нападкам в «Рейнишер меркур» со
стороны «братьев во Христе» ****,
* «9. Parteitag der Christlich-Demokratischen Union Deutschlands», Dresden —
Hygiene-Museum, 30.IX. — 3.X.1958, Bulletin N 2, S. 9.
** «9. Parteitag der Christlich-Demokratischen Union Deutschlands», 30.X. —
3.X. 1958. Bulletin N 1—7.
*** «Rheinischer Merkur», 5.XII.1958, S. 3.
**** Там же.
В речи в Далемском университете историк из «фронтового города» Западного
Берлина В. Хофер принял участие в кампании против Карла Барта. В результате
24
К сожалению, приходится констатировать, что большинство проте¬
стантских теологов в Западной Германии все еще придерживаются
союза с силами реакции, полагаясь на политические и идеологические
концепции ХДС Аденауэра. Это обусловливает также их тесный союз с
политическими силами католицизма. Особенно следует отметить, что
ведущие протестантские теологи совершенно сознательно усвоили соци¬
альную программу католиков *.
Протестантский публицист д-р Гейнц Царнт в докладе, прочитанном
по радио 23 марта 1959 г., также отметил, что в протестантской церкви
ощущается католическое влияние**. В совете синода евангелической
церкви в Германии в настоящее время господствует реакционное на¬
правление протестантизма под руководством епископов Дибелиуса и
Лилье. Роковая роль епископа Дибелиуса, члена аденауэрского ХДС,
столь хорошо известна, что излишне здесь об этом говорить. Даже гам¬
бургская газета «Ди вельт» 24 декабря 1957 г. в статье под названием
«Прусский епископ» нё могла не отметить эту роль, чем, естественно*
вызвала гнев газеты «Рейнишер меркур» ***.
Ганс Лилье, епископ земли Ганновер, даже в своих лекциях по радио
на такие темы, как «Всемирная история и страшный суд», выступает с
нападками на марксизм ****. И не удивительно, что накануне 1960 г. он
по приглашению Шпейделя провел новогоднюю проповедь в главной
штаб-квартире НАТО в Фонтенбло *****.
Как особенно реакционного представителя протестантского христи¬
анства того же толка в Западной Германии можно бы назвать еще си¬
нодального профессора Вальтера Кюннета. На синоде евангелической
церкви Германии в апреле 1958 г. он пытался обосновать применение
атомного оружия заповедью о любви к ближнему ******.
Его брат по вере депутат от ХДС барон Мантейфель-Зёге на заседа¬
нии бундестага 23 января 1958 г. под аплодисменты правительственных
Северогерманское радио вынуждено было признать 28 января 1959 г., что присут¬
ствовавшие теологи Голльвицер и Вайшедель покинули помещение.
* Она изложена прежде всего в папских энцикликах: «Rerum Novarum» (по¬
слание Льва XIII по рабочему вопросу, 1891 г.); «Quadragesimo Anno» (послание
Пия XI об общественном порядке, 1931 г.); Georg Claus, Programm der Quadrege-
simo Anno. «Sonntag», 30.IX. 1956, S. 6; Karl-Heinz Schöneburg, Politischer Katholi¬
zismus als Ideologie der imperialistischen Reaktion. «Einheit» N 6, 1958, S. 855.
** Heinz Zahrnt, Ist der Protestantismus überholt?
Доклад, прочитанный по третьей программе УКВ Северогерманского радио
23 марта 1959 г. в 20 час.
*** «Rheinischer Merkur», 3.1.1958, S. 2.
**** Hanns Lilje, Weltgeschichte und Weltgericht.
Доклад, прочитанный по программе УКВ Северогерманского радио 22 января
1958 г. в 18 час.
***** «Neues Deutschland», 10.1.1960.
****** «Die Welt», 1/2.V.1958, S. 1.
25
партий назвал Советский Союз «злом» в теологическом смысле этого
слова. Он призвал «до последнего дыхания подавлять» и «искоренять»
это «зло» посредством «атомного оружия» *. На политически реакцион¬
ном протестантизме основана и историческая идеология Герхарда Рит¬
тера.
Критика протестантизма с марксистских позиций ведется в двух
аспектах: 1) как идеологии западногерманского империализма и 2) как
формы проявления философского идеализма вообще.
Оба аспекта теснейшим образом связаны между собой и в полемике
неотделимы друг от друга. Однако разделение их с точки зрения терми¬
нологии и в теоретическом плане необходимо уже потому, что христиан¬
ство наших упомянутых выше соратников в строительстве социализма и
в борьбе против милитаризма и империализма, естественно, не представ¬
ляет собой империалистической идеологии. Тем не менее их вера остает¬
ся проявлением философского идеализма.
В истории христианства еще со времени, когда оно вступило в Пав¬
лову и особенно Константинову фазы, вновь и вновь наблюдался раскол
христианской идеологии под влиянием реальных классовых интересов к
выступления новых «еретических теологов» против старой «господствую¬
щей церкви». Под влиянием общего кризиса капитализма, развития ми¬
ровой социалистической системы и марксизма-ленинизма, под влиянием,
которое одновременно раскрывает и ускоряет исторический процесс,
этот раскол повторяется по-новому, своеобразно, весьма интересно и в
таких масштабах, что протестантские лидеры вынуждены были сформу¬
лировать понятие «конец Константинова века». В интересах укрепления
политического сотрудничества марксистов с христианскими кругами насе¬
ления стоило бы подвергнуть основательному марксистскому анализу
этот процесс теологического преображения под влиянием марксизма и
всех современных исторических факторов.
В данной работе полемика ведется с политически реакционным про¬
тестантизмом, поскольку он играет значительную роль в господствую¬
щей исторической идеологии западногерманского империализма.
В этой борьбе против реакционного христианства автор, будучи мар¬
ксистом, солидарен с христианами, которые бок о бок с марксистами и
под их руководством участвуют в строительстве социализма в Герман¬
ской Демократической Республике и рассматривают это как решающую
предпосылку победы над милитаризмом и реакцией во всей Германии.
* «Das Parlament» (Bonn) N 4, 20.1.1958, S. 24.
I
ПОЛИТИЧЕСКИЕ И ИДЕОЛОГИЧЕСКИЕ
ВЗГЛЯДЫ РИТТЕРА
ДО ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНЫ
Блиндажи очищаются. Тот, кто не
сдается, подлежит уничтожению.
Риттер, 1916 г.
Немало буржуазных идеологов происходит из семей лютеранских свя¬
щенников. Реакционное ранкеанское общество «История в обществен¬
ной жизни», как видно из выпущенного осенью 1957 г. «Ежегодника»
№ 3, на одной из своих конференций обсуждало тему «Слой руководите¬
лей и проблема элиты». Наряду с «Обществом Иисуса» («Societas
Jesu») 4 и немецким офицерским корпусом отдельный доклад был по¬
священ домам евангелических священников. Профессор доктор Г. Франц
(Марбург), выступавший с докладом, не преминул особо упомянуть Гер¬
харда Риттера как сына священника *. На конференции выступал так¬
же член общества профессор, доктор Г. А. Райн (Гамбург), которого
в 1955 г. даже западноберлинский историк В. Хофер был вынужден ули¬
чить в попытках обелить германский фашизм ссылками на «легендарную
объективность» Ранке**. Абсолютно в духе Риттера, также отстаиваю¬
щего реакционную теорию элиты, профессор Райн назвал синонимом
элиты «слой руководителей, несущих ответственность». Он говорил о
«религиозной первооснове всех подлинно руководящих слоев», ибо, ска¬
зал он, «конечная ответственность» может «быть заложена... лишь в
религиозной трансцендентности» ***.
Эта формулировка вполне могла принадлежать самому Риттеру.
Тесное переплетение реакционной политики и лютеранской религиоз¬
ности, которое характерно для его образа мыслей, вероятно, было пло¬
дом домашнего воспитания. Герхард Риттер родился в апреле 1888 г.
в Бад-Зоден на р. Верре и был вторым сыном лютеранского пастора
Готтфрида Риттера. Его младший брат — ориенталист Хельмут Рит¬
тер. Свое начальное образование Герхард Риттер получил в фольксшуле
Хессиш-Лихтенау, куда его отец был переведен в качестве метрополи-
тана. (Так в евангелической церкви Кургессена называют низшую пас¬
торскую должность в "церковной иерархии. В народе это звание пере¬
фразировалось в «метропольтеран» — «главный горлан».) Под педаго¬
гическим надзором этого метрополитана подрастал Г. Риттер ****.
* «Führungsschicht und Eliteproblem, Konferenz der Ranke-Gesellschaft, Verei¬
nigung für Geschichte im öffentlichen Leben», Frankfurt/M. — Berlin — Bonn, 1957,
S. 35.
** W. Hofer, Der missbrauchte Ranke. Konservative Revolution in der Geschichts¬
schreibung. «Der Monat» (Westberlin) N 84, 1955, S. 545.
*** «Führungsschicht und Eliteproblem», S. 7, 8.
**** «Kasseler Post», 19—20.1.1957.
Тогдашний лютеранский образ мышления и восприятия, а вместе
с этим и лютеранская склонность не слишком сдерживать себя, когда
приходится сталкиваться с противоположным мнением, очевидно, были
внушены молодому Риттеру уже с детства. Причем уже здесь следует
иметь в виду, что лютеранство, которое еще в эпоху феодализма была
враждебно революции *, с образованием капиталистического общества
в Германии полностью связало себя с классовыми интересами немец¬
кой буржуазии. В связи с этим Эмиль Фукс говорит о «растворении
миссии Лютера в буржуазности» **. Созданную Бисмарком Вторую
империю рассматривали с религиозным благоговением. Таким образом
милитаризм, шовинизм и империализм получили религиозное благосло¬
вение лютеранской церкви.
К метрополитану Риттеру вполне применима та характеристика,,
которую Томас Манн дал созданному им типу профессора теологии
Эренфрида Кумпфа, который в начале нашего столетия в Галле с боль¬
шим усердием занимался педагогической деятельностью. «При каждом
удобном случае... он разыгрывал из себя видного националиста
лютеранского толка и не находил ничего более оскорбительного, как
заявить своему собеседнику, что он думает и учит как легкомысленный
чужак». Томас Манн продолжает: «Красный от гнева, он добавлял
затем: «Чтоб его испакостил черт, аминь»» ***.
Эта сильная характеристика, как мы скоро увидим, по существу
целиком и полностью относится к образу мыслей и духовному облику
молодого и старого Герхарда Риттера. Позже он сделал еще один шаг„
когда стал прямо сопоставлять' неугодные ему политические силы с дья¬
волом. Отсюда та «библейская прямота» в отношении действительных
и потенциальных противников, которая, по словам крайне реакционного
западногерманского радиокомментатора доктора Петера фон Цана
(между прочим, он является учеником Риттера), была столь характерна
для Джона Фостера Даллеса как государственного секретаря ****.
Для Риттера, об исключительно высокой оценке которого Даллесом
еще будет речь, эта «библейская прямота» не менее характерна. Гово¬
рят, что он не прочь был при случае воспользоваться и церковной ка¬
федрой *****.
Риттер прошел через христианскую гимназию в Гютерсло в Вестфа¬
лии (до 1906 г.), учился в Мюнхенском университете (один семестр)г
* Fuchs, Marxismus und Christentum, S. 44.
** Там же, стр. 27.
*** Thomas Mann, Doktor Faustus. Das Leben des deutschen Tonsetzers Adrian
Leverkühn erzählt von einem Freunde, Berlin, 1952, S. 132.
**** Peter v. Zahn, Aus der Neuen Welt (программа УКВ Северогерманского
радио 1 сентября 1959 г.). Цан относится к тем лицам, которые поздравили Риттера
по случаю 70-летия со дня рождения и поименно названы в торжественном адресе.
***** Устное сообщение.
30
затем в университетах Лейпцига (три семестра), Берлина (один се¬
местр) и Гейдельберга (четыре семестра); здесь с 1906 по 1911 г. он
изучал историю, государственное право, немецкую филологию и фило¬
софию.
Из его учителей следует особо отметить Германа Онкена5, с кото¬
рым он был связан в течение всей своей дальнейшей деятельности.
В 1946 г. Риттер писал в некрологе: «Онкен увлек меня еще в 1908 г.,
когда я приехал учиться в Гейдельберг»*. Онкен был учеником Макса
Ленца, который вышел непосредственно из школы Ранке. Таким обра¬
зом, Риттер и в этом смысле связан с главной реакционной линией
немецкого историзма, которую он продолжает в изменившихся условиях
после второй мировой войны **.
Онкен, очевидно, внушил Риттеру убеждение в необходимости соче¬
тать суровость прусского антинародного принципа государственного
интереса с «либеральными» методами.
В этой связи уместно напомнить известное ленинское определение
двух' форм буржуазной политики: консервативной и либеральной ***.
Этой политике присущи не только жестокое и примитивное подавление
рабочего класса, но и стремление привлечь на сторону империалисти¬
ческой политики продажных деятелей из среды рабочих, утонченное
поощрение оппортунизма, ревизионизма и реформизма, а также стре¬
мление изолировать последовательных революционеров-марксистов.
Однако по натуре своей Риттер в значительно большей степени, чем
Онкен, склонен к консервативному методу: применению средств подав¬
ления, сурового принципа «государственного интереса» против врагов
капиталистического общества. А угрозу капиталистическому строю он
видит даже в последовательной буржуазной демократии. К социальной
политике он питает прямо-таки антипатию, которая, конечно, усилива¬
лась под влиянием фрейбургской школы неолиберализма, возглавляв¬
шейся Вальтером Ойкеном, который преподавал во Фрейбурге с 1927 г.
и был тесно связан с Риттером.
Риттер, несомненно, глубоко изучил обоснованный или развитый
Ранке филолого-критический подход к источнику, а вместе с тем и отбор
источников, определяемый реакционными политическими интересами.
Некоторое влияние оказали на него взгляды Дройзена6, что подтвер¬
ждает и Майнеке, который принадлежал к предшествующему поколе-
* Ritter, Zum Gedächtnis an Hermann Oncken, gest. 28.XII.1945. «Geistige
Welt, Vierteljahresschrift für Kultur und Geisteswissenschaften» H. 3, München — Pa¬
sing, I. Jg. (1946), S. 26.
** Некоторое представление об этой реакционной преемственности дает также
Л. Дехио (L. Dehio, Deutschland und die Weltpolitik im 20. Jahrhundert, München*
1955, S. 39 (о M. Ленце см. там же, стр. 43).
*** См. В. И. Ленин, Полн. собр. соч., т. 20, стр. 67.
3t
нию*. Из философских учений особенно сильное влияние на Риттера
оказали так называемая юго-западногерманская школа неокантиан¬
ства, которая во время его учебы в Гейдельберге была там представ¬
лена Вильгельмом Виндельбандом7, а также школа «философии жиз¬
ни» Вильгельма Дильтея8.
Анализируя прошлое и одновременно определяя, что следует со¬
хранить и отстоять, Риттер в 1950 г. писал: «С большой симпатией,
даже с воодушевлением восприняли историки сделанные Виндельбан¬
дом и Риккертом9 логические разграничения индивидуализирующего
мышления гуманитарной науки и номотетического мышления естествен¬
ных наук: они восприняли это как философское оправдание своей мето¬
дической традиции. Менее заметным, но по существу еще более глубо¬
ким было влияние Дильтея» **.
Все эти концепции имели одинаковую направленность и были вос¬
приняты мировоззрением, которое в прямом смысле этого слова с са¬
мого начала имело религиозную основу и окраску***.
Решающее значение для формирования политических взглядов Рит¬
тера, несомненно, имела созданная Бисмарком германо-прусская кайзе¬
ровская империя **** с ее традиционным антагонизмом с Францией,
стремлением к глобальной экспансии и завоеваниям в эпоху империа¬
лизма, когда против нее выступил новый противник—Англия.
Позже Риттер придал англо-германским противоречиям форму анта¬
гонизма между континентальной и островной идеей; такие взгляды
преобладали и в исторических и в политических представлениях Рит¬
тера вплоть до второй мировой войны. После поражения немецких
войск в битве на берегах Волги он в интересах империалистического
сговора против Советского Союза стремился преодолеть этот антаго¬
низм, но об этом дальше будет сказано более подробно.
В 1911 —1912 гг., т. е. когда Риттеру было 24 года, он защитил в
Гейдельберге диссертацию на тему «Прусские консерваторы в период
кризиса 1866 года». На защите выступил Герман Онкен. Эта диссер¬
тация была лишь частью работы, которая появилась в 1913 г. В 1912 г.
* Meinecke, Erlebtes 1862—1901, Leipzig, 1941, S. 86.
** Ritter, Deutsche Geschichtswissenschaft im 20. Jahrhundert. «Geschichte in
Wissenschaft und Unterricht» (далее — «GWU») N 2, 1950, S. 88. Одной из немногих
марксистских работ, разбирающих неокантианские и жизненно-философские историче¬
ские теории, являются: И. С. Кон, Философский идеализм и кризис буржуазной исто¬
рической мысли, М., 1959.
* /. S. Коп, Fragen der Theorie der Geschichtswissenschaft in der modernen
bürgerlichen Geschichtsschreibung «ZfG» N 5, 1959.
**** То, что Майнеке писал об абитуриентах 70-х и 80-х годов, относится и к на¬
чалу XX в.: «В новой империи кайзера Вильгельма и Бисмарка мы были столь
наивны и горды, что разделяли убеждение в том, что вся всемирная история озна¬
чала для нас лишь ступеньку к этой империи» (Meinecke, Erlebtes 1862—1901, S. 79).
32
Риттер выдержал в Карлсруэ государственный экзамен на повышение
в преподавательской должности и с 1912 по 1915 г. занимался педаго¬
гической деятельностью в Касселе и Магдебурге. Говоря об этом, Рит¬
тер отмечает, что в молодые годы он был «весьма сознательным» уча¬
стником политической жизни *.
Атмосфера гонки морских вооружений, которая проводилась герман¬
ским империализмом, намеревавшимся отвоевать у коварного «Лжеаль-
биона» (Англии) и «заклятого врага» (Франции) «место под солнцем»,
наложила свой весьма существенный отпечаток на Риттера. Для него
это сливалось воедино со словами лютеранского хорала:
И если б свет был полон чертей
И они вздумали пожрать нас,
Мы все-таки не боимся,
Наше дело в конце концов удастся.
Эта «Марсельеза XVI века» **, как и вообще лютеранская церковь,
уже издавна служила поднятию настроения и стимулировала верно¬
подданнические чувства немецкого бюргера и обывателя.
Лютеранская религия и почитание националистического авторитар¬
ного государства и его империалистической политики сливались в со¬
знании Риттера воедино. В годы перед первой мировой войной это убе¬
ждение, очевидно, сложилось окончательно. Лютеранство и реакцион¬
ные историко-политические взгляды Риттера настолько неразрывно
связаны, что он политически мыслит почти религиозными категориями,
а верует политическими категориями. Время учительской деятельности
Риттера — это пора, когда он был среди «тех десяти тысяч немецких
учителей», которые, по словам писателя Леонгарда Франка, «готовили
своих учеников не для жизни, а для казармы, войны, смерти» ***.
В 1913 г. вышла в свет его первая работа под названием «Прусские
консерваторы и германская политика Бисмарка (1858—1876 гг.)»****.
Как уже было сказано, диссертация Риттера составила часть этой ра¬
боты. В предисловии Риттер говорит, что он «прежде всего... прино¬
сит благодарность» «господину профессору, доктору Герману Онкену»,
который побудил его написать «данную работу», что его «содействию
* Ritter, Europa und die deutsche Frage. Bertachtungen über die geschichtliche
Eigenart des deutschen Staatsdenkens (далее — Ritter, Europa und die deutsche Frage),
München, 1948, S. 149.
** См. Ф. Энгельс, Диалектика природы. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 20,
стр. 347.
*** Leonhard Frank, Links wo das Herz ist, Berlin, 1959, S. 120.
**** Ritter, Die preussischen Konservativen und Bismarcks deutsche Politik. 1858—
1876. «Heidelberger Abhandlungen zur mittleren und neueren Geschichte» H. 43,
Heidelberg, 1913.
3 Вернер Бертольд
33
и доброму совету» он «обязан гораздо большим, чем» это может быть
выражено в «кратких словах». «Целью своего исследования» Риттер
сам считал изучение внутреннего «превращения старопрусской парти-
куляристской партии в национальную германскую партийную группу»*.
Уже в формулировке темы видна глубокая симпатия Риттера к мало¬
германскому пути объединения Германии под главенством Пруссии,
а также к внутреннему строю возникшей при Бисмарке империи в со¬
ответствии с прусским духом. Глубокое почтение к Пруссии и особенно
к Бисмарку оставалось определяющим для всего творчества Риттера
вплоть до наших дней.
С 1915 по 1918 г. Риттер как военнослужащий пехотных войск при¬
нимал участие в первой мировой войне. Фронтовая жизнь оказалась
для него еще одним решающим событием, которое оказало сильное воз¬
действие на всю его дальнейшую деятельность. Воинственное настрое¬
ние тогдашнего (весна 1916 г.) унтер-офицера Риттера, а также его
приверженность к военной субординации нашли свое литературное
выражение уже во время войны в сочинении под названием «Резерв¬
ный 210-й пехотный полк в годы войны (1914—1915)»**. Это сочине¬
ние, изданное весной 1916 г., было написано «по приказу полка» и пред¬
назначено «лишь для служебного пользования».
В какой мере у Риттера укоренилась отвратительная смесь дешевой
сентиментальности и жестокости, порождавшая особенно уродливые
черты прусско-германского милитаризма, показывает, между про¬
чим, следующее описание вторжения в Бельгию: «В 2 часа пополудни
передовой эшелон вышел за пределы немецкой территории под Хербе-
сталем. «Хаймат, о хаймат (родина. — Перев.), я расстаюсь с то¬
бой», — пели фронтовики, а вслед за тем звучали задорные слова за¬
ключительного куплета: «Немецкая пехота стреляет точно в цель. Горе
тебе, горе тебе, француз». И дружное «ура!» гремело, как бы подтвер¬
ждая боевой дух, которым дышат слова этой песни». А в описании
штурма бельгийских окопов встречаются такие слова: «Блиндажи очи¬
щаются. Тот, кто не сдается, подлежит уничтожению». Сочинение за¬
канчивается преклонением «перед командиром резервного корпуса его
превосходительством господином генералом-от-инфантерии фон Кате-
ном»***.
Глубокую симпатию к реакционным германским генералам Риттер,
который, разумеется, был произведен в офицеры, сохранил до наших
* Ritter, Die preussischen Konservativen und Bismarcks deutsche Politik. 1858—
1876. «Heidelberger Abhandlungen zur mittleren und neueren Geschichte» H. 43,
S. XI, XIII.
** Ritter, Reserve-Infanterie-Regiment 210 in den Krigsjahren 1914—1915
(Dienstschrift), Stettin, 1916.
*** Там же, стр. 7, 60, 104.
34
дней. Это преклонение сделало его особенно подходящим для роли апо¬
логета прусско-германского милитаризма. И во времена фашизма Рит¬
тер в том же духе с гордостью заявлял о своей приверженности к «бое¬
вым фронтовикам» и апеллировал к «содружеству носителей подлин¬
ного фронтового духа в мире немецкой науки» *.
Даже после второй мировой войны, во время которой он зимой
1941 г. потерял под Москвой сына, Риттер в траурной речи вновь воз¬
дал хвалу солдатскому повиновению как этической ценности, якобы
не теряющей своего значения даже в том случае, если служит престу¬
плению. Поэтому он призывал «почтить погибших сынов... за то, что
они повиновались до самой смерти и сохранили сознание своего сол¬
датского долга до последнего дыхания» **. Вполне логично, что ныне
Риттер подвизается как страстный пропагандист западногерманской
армии в системе НАТО.
* Ritter, Friedrich der Grosse. Ein historisches Profil (далее — Ritter, Friedrich
der Grosse), Leipzig, 1936. Посвящение.
** Ritter, Vom Sinn des Todesopfers. Zum Gedächtnis unserer kriegsgefallenen
Söhne, Mündien, 1947, S. 24.
II
ВНЕШНЕПОЛИТИЧЕСКАЯ ТАКТИКА РИТТЕРА И МАИНЕКЕ
Я не собираюсь много говорить о том, что накануне
нового года предпринял попытку в печати укрепить
ту узкую плотину, которая еще отделяла нас от боль¬
шевизма. Майнеке, Воспоминания о 1918—1919 гг.,
1943—1944 гг.
Сила государственного разума, которую познал еще
эмпиризм прошлых столетий и которая была подтвер-
ждена историзмом, остается неотвратимой. Но так как
дело дошло до разрыва с естественно-правовым мыш¬
лением западных народов и до духовной изоляции
Германии, глубочайшей потребностью и долгом стала
самопроверка историзма; этому призвана служить и
наша книга... Майнеке, 1924 г.
Гораздо более важным представляется нам вопрос
о том, принадлежим ли мы сами и хотим ли мы при¬
надлежать к «современному миру», если под этим по¬
нимать главным образом дух англосаксонской и роман¬
ской культуры. Риттер, 1925 г.
Убеждение в том, что вопреки всем силам судьбы
нужно поддерживать национальную волю к действию,
является политической задачей первостепенной' ваф* :
ности. Риттер, 1931 гч
1. Риттер в первые годы Веймарской республики
На Герхарда Риттера, ка« и на Эрнста Юнгера и прочих «легких
всадников» 10, первая мировая война произвела самое глубокое впечат¬
ление *. К этому прибавились потрясающие для этого типа людей пере¬
живания военного поражения, Ноябрьской революции, устранившей мо¬
нархию и положившей начало периоду послевоенного революционного
кризиса, в ходе которого народные массы угрожали смести капитали¬
стический строй. Риттер не устает горевать по утраченному предвоен¬
ному времени, которое якобы было столь насыщенным. Даже в 1944 г.
он сокрушался по поводу того, что «после переворота 1918—1919 гг...
новые люди прогнали со службы» берлинского школьного советника
А. Райманна, который был в его глазах единомышленником, предста¬
вителем старого режима **. Впрочем, если подобный факт вообще имел
место, то он никоим образом не был типичным.
Общий кризис капитализма, который возник в период первой миро¬
вой войны и особенно обострился с отпадением Советской России от
капиталистической системы, охватил и все стороны экономики, обще¬
ственной жизни, политики и идеологии в побежденной империалистиче¬
ской Германии. Главным признаком общего кризиса капитализма стали
раскол мира на две системы — развивающегося социализма и гибну¬
щего капитализма — и борьба между ними. Это не означало, однако,
что уменьшились противоречия внутри империалистического лагеря, сде¬
лавшие возможной победу социализма в России. Напротив, В. И. Ленин
уже в 1921 г. отмечал: «Рознь интересов между различными империа¬
листскими странами обострилась и обостряется с каждым днем все
глубже» ***.
Наряду с этими новыми объективными внутрикапиталистичеокими
противоречиями действовало глубоко укоренившееся сознание старых
противоречий, которые уже приняли форму идеологических расхожде¬
ний. Поэтому в политическом мышлении и исторических концепциях
* H. Kaiser, Der alte Mann und das Pferd. «Neue Deutsche Literatur» N 12,
1958, S. 94.
** Arnold Reimann, Die älteren Pirckheimer, Leipzig, 1944, S. 7 (введение Рит¬
тера).
*** В. И. Ленин, Соч., т. 32, стр. 429.
39
некоторых идеологов разбитого германского империализма коренное
объективное противоречие общего кризиса капитализма — противоре¬
чие между Советским Союзом, с одной стороны, и всем империалистиче¬
ским миром — с другой, в известной мере отступило на задний план в
сравнении с глубоко укоренившейся враждой к западным державам,
получавшей все новую пищу. И это несмотря на принципиальную при¬
верженность к антикоммунизму и антидемократизму, что в известной
мере было для них само собой разумеющимся. К этим империалистиче¬
ским идеологам принадлежал и Герхард Риттер.
Во внутриполитическом отношении историческое мышление Риттера
и его интерпретация истории все больше определялись глубоким стра¬
хом перед самостоятельными действиями народных масс. Их социаль¬
ным и политическим стремлениям он пытается (противопоставить реак¬
ционную идею государственного разума в прусском стиле. С этим свя¬
зано недоверие к буржуазной демократии, потому что она дает массам
определенные политические возможности, что Риттер считает едва ли
допустимым. Вот почему его реакционная концепция государства со¬
ответствует духу статьи 48 Веймарской конституции, которая давала
рейхспрезиденту полномочия отменять «основные права граждан» *.
Благодаря этому вторая часть статьи 1, которая гласила: «Государ¬
ственная власть исходит от народа» **, оказалась иллюзорной даже в
ее буржуазном, формально-демократическом смысле.
Несмотря на это, Риттер, исходя из внешнеполитических соображе¬
ний, не хочет совсем отказываться от народа. Он выступает против
Версальского договора и держав—победительниц в первой мировой
войне, конечно, с позиций германского империализма. Если в политике
буржуазной Германии в отношении держав-тобедительниц можно раз¬
личить две тенденции — политику соглашения и политику реванша (при
этом следует иметь в виду их перекрещивание и взаимное проникнове¬
ние), то Риттер отстаивает преимущественно политику реванша. Осу¬
ществление этой политики он представлял себе в виде нового варианта
освободительной войны 1813 г., которая должна была разразиться в
надлежащее время под эгидой «мудрого» государственного разума. Та¬
ким образом, массы для него всего лишь объект проведения новой
агрессивной империалистической внешней политики.
Эта политическая тактика вытекает из концепции, согласно которой
германский империализм еще обладает достаточной силой, чтобы вы¬
стоять без прочного союза с империалистическими западными держа¬
вами и даже в новой схватке с ними. В условиях усиленного подавления
коммунизма внутри страны, как уже было отмечено, Советский Союз
* «Die Verfassung des Deutschen Reiches vom 11. August 1919», Leipzig
(Reclam), S. 18.
** Там же, стр. 3.
40
в тот период не рассматривался как главный внешнеполитический про¬
тивник. Основная внешнеполитическая линия Риттера нашла отраже¬
ние во всех публикациях, с которыми он выступал в Веймарской рес¬
публике.
С 1919 г. он был сотрудником Академии наук в Гейдельберге, в
1921 г. принял участие в конкурсе по кафедре новой истории и стал
приват-доцентом. 1 апреля 1924 г. Риттер перевелся в Гамбург на долж¬
ность профессора, а в 1925 г. — во Фрейбург, где живет и поныне, выйдя
в 1956 г. на пенсию.
Можно полагать, что его отъезд из Академии наук и краткое пребы¬
вание в Гамбурге были обусловлены не только причинами академиче¬
ского продвижения. Среди немецких университетов периода Веймарской
республики Гейдельбергский университет считался особенно преданным
новому буржуазно-демократическому государству. Поговаривали даже
о том, что в нем господствует своего рода «дух верности государствен¬
ному флагу». Консервативно и реваншистски настроенный Риттер, ве¬
роятно, чувствовал себя в этом университете так же неловко, как в
XIX столетии швейцарец Блунчли, будучи почитателем прусской исто¬
рической школы11, чувствовал себя на родине, где были буржуазно¬
демократические /порядки *.
Гамбург оказался также лишь эпизодом. В клерикальном Фрей-
бурге, где в университете некий Георг фон Белов12, юнкер в роли
историка, распространял реакционную и демагогическую легенду о пре¬
словутом «дольхштоссе» 13 — ударе ножом в опину — и предавал ана¬
феме** историков за «демобилизацию умов», Риттер, вероятно, чув¬
ствовал себя намного уютнее. По случаю его 70-летия одна баденская
газета писала о хороших отношениях Риттера с духовенством во Фрей-
бурге: «Сын евангелического пастора Герхард Риттер более 30 лет на¬
зад быстро сжился с епископальным католическим городом Фрейбур-
гом и смог быстро рассеять некоторые опасения, которые были выска¬
заны католиками, когда его приглашали во Фрейбург»***. Впрочем, и
в кругу своих коллег Риттер слыл «скрытым католиком».
Первыми публикациями Риттера после войны были «Очерки поздней
схоластики»****, которые, как видно, совпадают с конкурсным сочине¬
* Werner Kaegi, Geschichtswissenschaft und Staat in der Zeit Rankes. «Schwei¬
zer Beiträge zur allgemeinen Geschichte», Bd. I, 1943, S. 175.
** Georg von Below, Die deutsche Geschichtschreibung von den Befreiungskrie¬
gen bis zu unseren Tagen (далее — Below, Deutsche Geschichtschreibung), 2. Aufl.,
München — Berlin, 1924, S. 131.
*** «Badische Neueste Nachrichten» (Karlsruhe), 5.IV.1958.
**** Ritter, Studien zur Spätscholastik: I. «Marsilius v. Inghen und die okkamisti-
sche Schule in Deutschland» («Sitzungsberichte der Heidelberger Akademie der Wis¬
senschaften, Phil.-hist. Klasse», Stiftung Heinrich Lanz, 1921, vorgelegt von H. On-
cken); II. «Via antiqua und via moderna auf den deutschen Universitäten des XV.
41
нием Риттера. Покровителем Риттера, по-видимому, опять был Онкен —
его прежний учитель. Как сообщает сам Риттер, Гейдельбергская ака¬
демия «по предложению Германа Онкена» (19 апреля 1916 г.) приняла
решение пригласить для разработки истории университета «его ученика,
защитившего в 1911 г. в Гейдельберге диссертацию». Риттер был в то
время преподавателем в Магдебурге, а с августа 1915 г. находился на
фронте. Было принято также решение о «выплате ему твердого годового
жалованья». Риттер и здесь столь прочно чувствует свою привязанность
к «фронтовой жизни», что не может упустить случая, чтобы не сообщить,
что «первый... запрос Германа Онкена застал его в сентябре 1915 г.
в далекой Литве... когда позади были длительные (переходы и бои с рус¬
скими», накануне «одной из стычек в лесу».
«Очерки поздней схоластики» Риттер сам считает подготовкой к на¬
писанию истории Гейдельбергского университета*. Но они выходили за
рамки просто подготовительных работ. Имея в виду его работы о Лю¬
тере, этот уход «от германской политики Бисмарка», от рассмотрения
непосредственной предыстории столь дорогой его сердцу второй империи
к позднему средневековью можно было бы истолковать как своего рода
бегство из обстановки послевоенного кризиса, т. е. как бегство от дей¬
ствительности, глубоко изменившейся, с точки зрения Риттера, в худшую
сторону. Склонность к углубленному изучению отдаленных периодов
истории, которые, по Дильтею, следует постичь исходя из их собствен¬
ного духа и ощущения жизни, ведь часто означает попытку уйти от сво¬
его времени, с которым находишься в разладе, и найти некую новую,
иллюзорную духовную обитель.
Наряду с этими мотивами стремление вернуться в прошлое связано
и с большой »политической активностью. Такое стремление, например,
было присуще средневековому культу реакционной романтики, которая
хотела »помешать дальнейшему распространению влияния Французской
революции и ее идеологии. Для реакционной романтики ориентация на
средневековье и христианство служила политической программой. В этом
же духе действовала система Меттерниха, которая применяла или пыта¬
лась применять свои исполнительные органы против буржуазного и на¬
ционального прогрессивного движения в Европе и Америке. Мы еще уви¬
дим, что к Меттерниху и его «режиму длительного мира» Риттер отно¬
сится с особой симпатией.
Для поздней буржуазной идеологии характерно стремление поддер¬
жать усилия умирающего феодального общественного строя и в борьбе
Jahrhunderts», 1922, vorgelegt von Oncken; III. «Neue Quellenstücke zur Theologie
des Johann von Wesel», 1926/1927.
* Ritter, Die Heidelberger Universität. Ein Stück deutscher Geschichte, Bd. I:
«Das Mittelalter (1386—1508)», Heidelberg, 1936, S. VII, VIII; см. также, Ritter,
Studien zur Spätscholastik I. Предисловие.
42
против сил социализма увести мир к средневековью. При этом буржуа¬
зии приходится отвергать свои собственные прогрессивные традиции, ибо
они давно перестали служить буржуазному обществу и, более того, обо¬
рачиваются против него.
В. И. Ленин в 1913 г. следующим образом обобщил эту мысль в от¬
ношении Европы, которая тогда еще была центром мирового империа¬
лизма: «В цивилизованной и передовой Европе, с ее блестящей развитой
техникой, с ее богатой, всесторонней культурой и конституцией, наступил
такой исторический момент, когда командующая буржуазия, из страха
перед растущим и крепнущим пролетариатом, поддерживает все отста¬
лое, отмирающее, средневековое. Отживающая буржуазия соединяется
со всеми отжившими и отживающими силами, чтобы сохранить колеб¬
лющееся наемное рабство» *.
Это целиком и полностью относится и к тенденции Риттера. По своей
природе он не созерцающая, а активно действующая личность. Его исто¬
рические концепции всегда служат политической программе. Его интерес
к ■поздней схоластике, а затем и к Лютеру, проявившийся после первой
мировой войны, означал своего рода собирание эмоциональной и интел¬
лектуальной энергии для борьбы против революционных и демократиче¬
ских сил немецкого народа. Эта энергия должна была, однако, обра¬
титься и против оков Версальского договора, который державы-победи¬
тельницы навязали германскому империализму, против всякого влияния
на Германию так называемого европейского мышления, под которым
Риттер прежде всего понимал идейное наследие английского и фран¬
цузского Просвещения, как бы оно ни было опошлено.
2. Путь Майнеке от неоранкеанства к апологетике
локарнской политики
В этом отношении Риттер был антиподом Фридриха Майнеке. Будучи
на 26 лет старше Риттера, Майнеке сделал иные, нежели большинство
его коллег, выводы из ставшего очевидным поражения германского им¬
периализма в первой мировой войне; на Майнеке произвели определен¬
ное впечатление Октябрьская революция в России и Ноябрьская револю¬
ция в Германии. До первой мировой войны Фридрих Майнеке вместе
с Максом Ленцем, Гансом Дельбрюком, Отто Хинце, Германом Онкеном,
Эрихом Марксом и другими принадлежал к направлению так называе¬
мых ново- или младоранкеанцев. В отличие от грубых и прямых требо¬
ваний империалистической захватнической войны и безмерных аннексий,
выдвигавшихся такими историками, как Дитрих Шефер, Георг Белов,
* В. И. Ленин, Поли, собр., соч., т. 23, стр. 166.
43
и другими, близко стоявшими к пангерманцам 14 или принадлежавшими
к ним, Майнеке и его коллеги участвовали в подготовке мировой импе¬
риалистической войны (При помощи более утонченных историко-философ¬
ских методов *.
Их главная мысль основывалась прежде всего на учении Леопольда
Ранке15 о равновесии сил великих держав в Европе **. «Эпигоны Ранке»
применили эту теорию равновесия в интересах германского империа¬
лизма и против английского, возведя ее в принцип мировой политики.
В соответствии с этим Германия должна была разделить с Англией ми¬
ровое господство. После первой мировой войны Вальтер Фогель писал
об этом: «Немецкая концепция в целом сводилась к тому, что... ее (Гер¬
мании.— В. Б.) историческое призвание в том, чтобы превратить состоя¬
ние европейского равновесия в мировое равновесие»***. В 1916 г. Май¬
неке усердно агитировал против «универсального господства Англии на
море». При этом он уподоблял Англию совершенно не соответствующей
Бремени «универсальной монархии», которая «не пострадает, если равно¬
весие держав, которое она до сих пор стремилась искусственно ограни¬
чить Европой, установится также во всем мире. Лишь тогда каждый на¬
род получит свободное пространство, в котором нуждается»****.
Однако в 1919 г.***** от этих агрессивных настроений Майнеке в
отношении Англии ничего не осталось. Перед лицом надвигавшейся
пролетарской революции в Германии и существования Советской России
Майнеке делал все, чтобы «укрепить ту узкую плотину, которая еще
отделяла нас (т. е. капиталистическую Германию. — В. Б.) от больше¬
визма» ******. Во внутриполитическом отношении эти взгляды и цели
привели к тому, что Майнеке встал на позиции Веймарской республики.
В 1918—1919 гг. он видел в политике социал-демократических лидеров
единственное спасение перед лицом пролетарской революции *******.
Он понял, что во внешнеполитическом отношении по крайней мере на
время следует отказаться от воинственных выступлений германского им¬
периализма против империалистических западных держав, от стремле¬
* Империалистическую функцию неоранкеанцев вынужден отметить даже
реакционный историк JI. Дехио (Dehio, Ranke und der deutsche Imperialismus. Deut¬
schland und die Weltpolitik im 20. Jahrhundert).
Здесь Дехио приводит материал, который автор в значительной части смог
использовать.
** Ranke, Die grossen Mächte, Historisch-politische Zeitschrift, Berlin, 1833.
*** Vogel, Das neue Europa und seine historisch-geographischen Grundlagen,
Bonn — Leipzig, 1921, S. 51.
**** Dehio, Deutschland und die Weltpolitik, S. 58.
***** Meinecke, Nach der Revolution. Geschichtliche Betrachtungen über unsere
Lage, München — Berlin, 1919.
****** Meinecke, Strassburg — Freiburg — Berlin, 1901—1919, Erinnerungen,
Stuttgart, 1949, S. 260.
******* Там же, стр. 264—278.
44
ния к равному положению Германии и Англии на мировой арене. Лишь
в совместных действиях с бывшими вражескими странами он видел
спасение германского империализма и новые возможности, хотя подоб¬
ное «самоограничение» было для него весьма болезненно.
В историческом и государствоведческом аопекте этот поворот в импе¬
риалистическом мышлении Майнеке нашел выражение в его книге «Идея
государственного разума», появившейся в 1924 г.* Еще в своем первом
крупном историко-идеологическом сочинении «Космополитизм и нацио¬
нальное государство. Очерки генезиса немецкого национального госу¬
дарства», опубликованном в 1908 г., Майнеке отдал должное непреклон¬
ному оптимизму в отношении развертывания империалистической
экспансии прусско-германской монархии. Здесь нет еще и речи о каком-
либо противоречии между «духом и властью», которое преобладает в
«дуалистическом» мышлении Майнеке со времени появления его книги
«Идея государственного разума». Понятие власти еще не стало пробле¬
матичным, так как собственно реакционная власть, на которой основы¬
валась и немецкая буржуазная историография, еще была стабильна.
Казалось, что она опособна полностью обеспечить успешную империали¬
стическую агрессию, имевшую целью «окончательно поднять немцев до
положения народа мирового значения» **. Майнеке ставил в один ряд
«трех великих освободителей государства»***: Гегеля, Ранке и Бис¬
марка.
Совершенно в духе Эриха Маркса, которому книга Майнеке была
«посвящена в знак дружбы», он хотел, чтобы дух времен Гёте соеди¬
нился с возникшим при Бисмарке реакционным прусско-германским
государством силы****. При этом Майнеке в духе Ранке и разработан¬
ного им немецкого историзма выступает в защиту неповторимого свое¬
образия реакционного немецкого государственного и исторического мыш¬
ления и его превосходства над западноевропейским мышлением, под ко¬
торым он понимает прежде всего учение о народном суверенитете и
парламентаризме. Уже Ранке считал эти учения иностранными шабло¬
нами, которых надо сторониться *****.
Действительно существующее различие между реакционным немец¬
ким и западным мышлением в области государства и истории вытекает
в первую очередь из различия путей, которыми шло развитие капитали¬
стического общества в Англии, Северной Америке, Франции, с одной
* Издание 1957 г. (Мюнхен) было предпринято Вальтером Хофером и с его
предисловием.
** Meinecke, Weltbürgertum und Nationalstaat. Studien zur Genesis des deut¬
schen Nationalstaates, München — Berlin, 1908, S. VII.
*** Там же, стр. 278.
**** Meinecke, Strassburg — Freiburg — Berlin, 1901—1919, S. 50.
***** Meinecke, Weltbürgertum und Nationalstaat, S. 297.
45
стороны, и в Германии — с другой. В Англии и Франции развивающееся
буржуазное общество нашло уже сложившееся национальное государ¬
ство, в Северной Америке оно завладело неосвоенными землями кочую¬
щих скотоводов и охотников. Для буржуазных же сил Германии, приве¬
денных в движение лишь Французской революцией и ее последствиями*,
важнейшей проблемой было устранение феодальной раздробленности,
которая в силу особых условий развития Германии пустила здесь глубо¬
кие корни. В то время как в западном мире путь капиталистическому
обществу проложили победоносные революции, полная революционных
импульсов освободительная война против Наполеона была подготовкой
европейской реставрации.
В ту эпоху, в период романтической реакции на Французскую рево¬
люцию и идеи Просвещения, сформировалась особая «немецкая идео¬
логия» — немецкое реакционное учение о государстве, истории и обще¬
стве, которое клеймило все прогрессивные идеи как чуждые немецкому
духу, тем самым объявляя всех (Приверженцев этих идей предателями
интересов отечества или предателями немецких «отечеств». Тем же на¬
падкам, что и идеалы общественного прогресса, подвергались идеи есте¬
ственного права 16 и вытекающего из него народного суверенитета. Для
реакционно-романтической школы государство было неповторимой орга¬
нически выросшей «индивидуальностью», к которой не может быть при¬
менен никакой иной масштаб, кроме ее собственного. Государство»
должно было найти свою исключительность в борьбе против других госу¬
дарств, в самоутверждении. Из этого вытекало учение о «»примате внеш¬
ней политики» над внутренней политикой и восхваление войны как арены
развертывания «моральной энергии». Составной частью этой историче¬
ской концепции было презрение к народным массам и их творческой
деятельности, а также обожествление «великих» людей из господствую¬
щих классов, которые считались носителями «государственного разума»
и тем самым «творцами» истории.
Еще в 30-х годах XIX столетия Ранке теоретически разработал дл*
немецкой историографии основные (положения реакционного историзма
с политико-идеологической, историко-философской и методологической
точек зрения. Эта историческая и политическая концепция сыграла свою
роль в подавлении революции 1848—1849 гг., она способствовала реак¬
ционному объединению Германии прусским милитаристским государ¬
ством, в эпоху империализма она служила обоснованием притязаний
прусско-германской кайзеровской империи на мировое господство.
Даже после проигранной войны и крушения монархии эта историче¬
ская концепция продолжала господствовать в академических кругах и
среди значительной части буржуазной интеллигенции. А один из реак¬
ционнейших ее представителей, Георг фон Белов, использовал ее для
обоснования легенды об «ударе ножом в спину». Все прочие буржуазные
46
идеологи, которые старались идти иным путем, что чаще всего также
полностью соответствовало интересам возрождения германского импе¬
риализма, подвергались нападкам со стороны фон Белова и ему подоб¬
ных как виновники демобилизации умов.
Эрнст Трёльч и Фридрих Майнеке были первыми из видных бур¬
жуазных идеологов, которые в интересах германского империализма
начали преодолевать противоречия между «германским духом и Запад¬
ной Европой». В 1922 г. Трёльч выступил в Немецкой высшей политиче¬
ской школе с докладом на тему «Естественное право и гуманность в ми¬
ровой политике» *. При этом он высказал следующие мысли: если Герма¬
ния, т. е., с точки зрения Трёльча, германский империализм, хочет жить,
а не погибнуть, как это «проповедует Освальд Шпенглер 17 (идеи которого
считаются «самым резким выражением» «аморальной... и циничной кон¬
цепции индивидуализма, опирающейся на насилие»), то немецкая исто¬
рическая школа, сохраняя «относительно» лучшие традиции, т. е. свою
строго специальную точность, должна пойти на тесное сближение с до¬
стижениями великих держав, вытекающими из «естественного права и
идеи гуманности»**.
Здесь необходимо еще раз указать на то, что идеи хотя и абстракт¬
ные, но прогрессивные и социально действенные, а также идеалы ранней
и революционной буржуазии, под знаменем которых она вела борьбу с
силами феодализма и основала буржуазное общество, потеряли для гос¬
подствующих классов Западной Европы и Америки свой блеск и свое
первоначальное положительное содержание отнюдь не только при импе¬
риализме. На деле они служили буржуазии лишь для лицемерного при¬
крытия империалистической политики. В народных же массах они про¬
должали жить как подлинные идеалы. Это нашло выражение и в деле
Дрейфуса в 90-х годах, и в антиклерикальных и антимилитаристских
боях в Третьей республике во Франции, затем в движении Народного
фронта 30-х годов, а также в антифашистской демократической борьбе,
которую западноевропейские народы вели в период второй мировой
войны против блока фашистских держав. Это проявляется также в со¬
временном всемирном движении сторонников мира.
Следует подчеркнуть, что своей действенностью эти идеи обязаны
руководимому марксистами рабочему движению. С другой стороны,
реакционные антикоммунистические силы после войны превратили идеа¬
лы естественного права, гуманности, демократии, свободы и т. п. в их
полную противоположность, пытаясь сделать их антитезой марксизму.
Демагогия так называемого «свободного мира» осуществляется на ос¬
нове возглавляемой США системы пактов. Сердцевина этой системы —
* Ernst Troeltsch, Deutscher Geist und Westeuropa. Gesammelte kulturphilosophi¬
sche Aufsätze und Reden, Tubingen, 1925, S. 3.
** Там же, стр. 23.
47
НАТО предполагает именно ту идеологическую связь Германии с запад¬
ными державами, за которую еще после первой мировой войны ратовал
Трёльч — один из идеологов буржуазной Германии.
Начинание Трёльча, который умер год спустя после упомянутого до¬
клада, продолжил Фридрих Майнеке. Его книга «Идея государственного
разума» посвящена как раз «памяти Эрнста Трёльча». Майнеке при¬
знает, что замысел его книги изменился во время работы над ней, начав¬
шейся накануне первой мировой войны *. Первоначально предполага¬
лось посвятить ее своеобразию и «реализму» немецкой исторической
школы.
В результате того что силы германского империализма были поко¬
леблены войной и революцией, для Майнеке оказались проблематичными
выдвинутое понятие «власть», а вместе с тем и государственный разум.
Сам Майнеке пишет об этом так: «Признаем... и личные мотивы, кото¬
рые привели к выбору рассматриваемых здесь проблем. От читателя
обеих книг не ускользнет, что они вытекают из тех проблем, которые
разбирались в книге «Космополитизм и национальное государство».
В первые годы мировой войны, когда настроение было хотя и серьезным
и глубоко тревожным, но еще достаточно оптимистичным, был принят
план осветить взаимную связь между искусством государственного
управления и пониманием истории, а также доказать, что учение об ин¬
тересах государств — это первая ступень современного историзма.
Однако затем в результате катастрофического шоражения все больше и
больше во всей своей грозности вставала собственно узловая проблема
государственного разума. Настроения изменялись. Ведь не взыщешь с
дерева, которое, будучи подвержено влиянию погоды, несколько откло¬
няется от первоначальной линии роста. Так пусть же будет сделано
снисхождение и к этой книге.. .» **
Анализ, содержащийся главным образом в третьей части книги
«Идея государственного разума» — «Макиавеллизм, идеализм и исто¬
ризм в Германии новейшего времени», а также открытие «демонии вла¬
сти», ее «животной» и «темной» основы имеют совершенно очевидный
политический смысл. Политическая цель его состоит в том, чтобы сде¬
лать возможным или облегчить сотрудничество с прежними противника¬
ми— западными державами, которые во время войны вели пропаганду
против немецкой концепции государства и истории. Майнеке очень ясно
выражает это внешнеполитическое назначение своей концепции. Следуя
за своим другом Трёльчем, он спешит внести свой вклад и в духовное
сближение между немецкой и западной исторической мыслью. Отказав¬
шись от прежней «идеи тождества» — имеется в виду тождество власти
* Meinecke, Staatsräson, S. XXIX (введение В. Хофера).
** Там же, стр. 25.
48
и духа — и провозглашая «принципиально... новый», дуалистический
«образ мышления» — дуализм власти и духа, Майнеке хочет добиться
«возможности теоретического и практического взаимопонимания с За¬
падом» *.
Насколько практические и политические цели при этом предопреде¬
ляют теоретическую концепцию, доводя ее до прагматизма, видно из сле¬
дующей формулировки: «Сила государственного разума, которую познал
еще эмпиризм прошлых столетий и которая была подтверждена историз¬
мом, остается неотвратимой. Но так как дело дошло до разрыва с есте¬
ственно-правовым мышлением западных народов и до духовной изоля¬
ции Германии, глубочайшей потребностью и долгом стала самопроверка
историзма; этому призвана служить и наша книга...» **
Это нужно понимать только так: политическая теория, господствую¬
щая до сих пор в Германии, сама по себе верна. Однако сейчас неудобно
придерживаться ее, так как иначе .германский империализм останется
в изоляции от держав-победительниц, что было бы для него очень вред¬
но. Следовательно, ради политических выгод мы должны изменить тео¬
рию и убеждения. Прагматизм, как известно, учит: правильно то, что
выгодно.
Новая политическая теория Майнеке ни в коем случае не предпола¬
гала отказа от применения силы и злоупотребления ею. В случае необ¬
ходимости нарушить нравственные нормы тот или иной империалистиче¬
ский политик должен лишь осознавать иррациональную и демоническую
основу и трагизм своего деяния. Томас Манн с необычной для него остро¬
той характеризовал подобную точку зрения следующим образом: «Я не¬
навижу аристократических интриганов, чуму консервативных литерато¬
ров, полусочувствующая апатия которых расчищает путь самой злобной
реакции и которые, если речь идет о разумно необходимом и человече¬
ски порядочном, встают и начинают болтовню об имманентном трагизме
и об иррациональности» ***.
Приведенное выше историко-теоретическое апологетическое обосно¬
вание империалистической политики силы мы впервые находим в опу¬
бликованном в 1925 г. произведении Майнеке «Причинность и ценности
в истории» ****. Майнеке хотел достичь сознательного дуализма в ми¬
ровоззрении. Поэтому во всех исторических явлениях он видит теневую
и светлую стороны, природу и дух, некую механическую причинно-биоло-
* Meinecke, Staatsräson, S. 501, 502.
** Там же, стр. 91.
*** Thomas Mann, Wiedergeburt der Anständigkeit, Materialsammlung, Berlin,
1955 S. 75.
**** «Historische Zeitschrift» (далее — «HZ»), Bd. 137/1, S. 1. Перепечатано также
в книге Meinecke, Schaffender Spiegel, Stuttgart, 1948; см. по данному вопросу
марксистский анализ в работе: R. О. Gropp, Voraussetzungen und Aufbau der Ge¬
schichtswissenschaft, Sonderdruck aus «Pädagogik» N 9, 12, 4. Jg. (1949), S. 16—18.
4 Вернер Бертольд
49
гическую подоснову и энтелехию18, которая независима от нее, но и
преодолеть ее не может. По Майнеке, государственный разум и пред¬
ставляющий его государственный деятель полны этого метафизического
противоречия. Этот историко-философский довод служил, как уже было
отмечено, оправданию политики германского империализма в новых
условиях, возникших вследствие его (поражения в 1918 г. и Версальского
договора.
Дуалистическая трактовка истории должна была в то же время со¬
ставить своего рода синтез традиционного немецкого и западноевропей¬
ского государственного и исторического мышления. «Глубокий изъян
западного естественно-правового мышления» состоял в том, «что, будучи
применено к действительной жизни государства, оно оказывалось пустой
буквой» *. При наличии прекрасной теории там на практике проводили
ужасную политику. В Германии же подобную практику идеализировали.
«Глубокий недостаток немецкой исторической школы состоял в при¬
украшивании и идеализации политики силы теорией, согласно которой
она (эта политика) якобы соответствует более высокой нравственно¬
сти» **, — пишет Майнеке.
Государственные деятели, считает Майнеке, должны применять его
новую дуалистическую теорию, (придерживаясь абсолютных ценностей и
идеалов, общего нравственного закона в теории, а -при практическом его
нарушении, которое неизбежно для подобного дуализма, не идеализиро¬
вать этот поступок, а рассматривать его как трагическую необходимость,
вытекающую из темной демонической подосновы всей жизни. Правда,
указывает Майнеке, против этой демонической основы следует теорети¬
чески бороться, но ее нельзя практически преодолеть. При этом он так
влюблен в иррациональное, зверское и варварское, что совершенно не
желает «полной рационализации жизни народа и государства» и «угаса¬
ния борьбы сил» ***.
Таким образом, Майнеке все еще ведет себя как настоящий выходец
из реакционной немецкой романтики и немецкого историзма. «Государ¬
ственный интерес» разбитого германского империализма, имея в виду и
страх перед социалистической революцией, толкал его на отмеченную
выше «самокритику». Его идеология блуждает в том иррациональном
мраке, который буржуазные идеологи распространяют, чтобы скрыть
или перевести в метафизическую область общественные закономерности
и противоречия империализма, который они защищают и на почве кото¬
рого они стоят.
Говоря о развитии исторической идеологии империализма, для нас
важнее всего отметить тот факт, что после первой мировой войны извест-
* Meinecke, Staatsräson, S. 502.
** Там же.
*** Там же, стр. 508.
50
ный буржуазный историк из страха перед социалистической револю¬
цией, ненависти к Советскому Союзу и полагая, что германский империа¬
лизм может существовать лишь в тесном сотрудничестве со своими быв¬
шими западноевропейскими и североамериканскими противниками,
выступал за тесный духовный союз с ними.
3. Империалистическая полемика против
империалистической тактики Майнеке
Взгляды Майнеке, однако, не соответствовали той тенденции, которой
придерживалось большинство реакционных немецких историков в Вей¬
марской республике. Среди них были Г. Риттер, его бывший учитель
Г. Онкен, тогдашний патриарх немецкой историографии Мориц Риттер
и многие другие. Прежде всего они прямо или косвенно видели свою за¬
дачу в том, чтобы опровергнуть статью 231 Версальского договора, кото¬
рая возлагала на Германию исключительную вину за развязывание пер¬
вой мировой войны.
Литературная борьба против так называемой лжи о виновности в
развязывании войны велась, как правило, с реваншистских позиций.
Преобладало убеждение, что германский империализм, опираясь на «на¬
родную» энергию, все еще обладает достаточной силой, чтобы возобно¬
вить борьбу с западными державами, на этот раз уапешно. Если Риттер
вместе с большинством профессиональных историков из двух основных
империалистических течений немецкой буржуазии после 1918—1919 гг.
политически и идеологически поддерживал сторонников «политики ре¬
ванша», то Фридриха Майнеке следует считать историко-философским
толкователем империалистической «политики соглашения».
Однако эти два направления внешнеполитической тактики герман¬
ского империализма нельзя рассматривать как абсолютные противо¬
положности. Объективные противоречия, которыми сопровождалось
усиление германского империалистического государства, а также тради¬
ции и субъективные склонности отдельных ведущих политических дея¬
телей и идеологов определили тот факт, что политика соглашения с за¬
падными державами отличалась непоследовательностью. Не в послед¬
нюю очередь благодаря тому, что в течение продолжительного времени
Штреземан мог угрожать западным державам более тесным сближе¬
нием между Германией и Советским Союзом, ему удалось в Локарно
достигнуть «соглашения», которое недвусмысленно, хотя и в замаскиро¬
ванной форме, было направлено против Советского Союза. Так капитал,
приобретенный в Рапалло, Штреземан иопользовал для того, чтобы
войти в локарнское предприятие как равноправный партнер *. 24 апреля
* См. «История дипломатии», т. III, М.—Л., 1945, стр. 346—347.
51
1926 г. он пошел даже на то, чтобы заключить «Договор о дружбе и ней¬
тралитете между Германией и Союзом Советских Социалистических
Республик», очевидно, также с целью увеличения этого политического
капитала. Во всяком случае договор значительно притупил антисовет¬
ское острие локарнских соглашений.
Альберт Норден следующим образом охарактеризовал эту политику:
«.. .для Штреземана польза от связей Германии с советским Востоком
заключалась главным образом в том, что они давали возможность шан¬
тажировать Запад и вынуждать его идти на более широкие уступки
германскому империализму»*. С другой стороны, сторонники «поли¬
тики реванша» силою обстоятельств были вынуждены время от времени
сдерживать себя, выжидать и в определенных пунктах сближаться с
теми, кто проводил «политику соглашения».
Оба направления были, конечно, совершенно едины в кардинальном
вопросе империалистической политики — антикоммунизме, в чем нашло
выражение основное противоречие общего кризиса капитализма. Все это
полностью относится, с одной стороны, к Майнеке, с другой — к Риттеру.
Политика соглашения и политика реванша как два основных направле¬
ния империалистической политики представляли собой две весьма эф¬
фективные тенденции, которые вели к разногласиям в лагере империа¬
листических политиков и идеологов **. Одно направление представлял
преимущественно Штреземан с его локарнской политикой, другое — так
называемые дойч-националы и все правые экстремистские элементы, ко¬
торых позже возглавили немецкие фашисты.
Реваншистские круги в стане империалистических идеологов резко
нападали поэтому на Майнеке и его «Идею государственного разума».
Разумеется, они критиковали его не за последовательный антибольше¬
визм и антисоветские взгляды, которые лежали в основе его концепции,
а за готовность Майнеке самым тесным образом связать интересы раз¬
битого германского империализма с интересами западных держав. Ведь
главарь фашистов Гитлер в своем пресловутом программном сочинении
нацизма «Майн кампф» (между прочим, оно появилось опустя год после
«Идеи государственного разума») требовал «уничтожения Франции»
именно как предпосылки «распространения»*** германского империа¬
лизма на Восток, т. е. ликвидации Советского Союза с целью перехода
к так называемой земельной политике будущего****.
* Альберт Норден, Фальсификаторы. К истории германо-советских отношений
(далее — А. Норден, Фальсификаторы), М., 1959, стр. 33.
** Об империалистической внешней политике Веймарской республики и о вну¬
тренних противоречиях см. А. Норден, Фальсификаторы, стр. 14—46.
*** Adolf Hitler, Mein Kamf, München, 1936, S. 766; см. A. Норден, Фальсифи¬
каторы, стр. 37.
Adolf Hitler, Mein Kamf, S. 742.
52
Идеологи первоочередного реванша против Запада видели поэтому в
Майнеке философа того внешне- и внутриполитического направления не¬
мецкой буржуазии, которое воплощено в понятиях Веймар, Женева, Вер¬
саль и Локарно. Это были, например, фашистский юрист и философ
права Карл Шмитт *, фашистский историк Отто Вестфаль, который пря¬
мо назвал Майнеке духовным представителем «линии Локарно» **, а
позже и официальные фашистские историки Вальтер Франк и Христоф
Штединг***.
Тактическую концепцию этого империалистического направления и ее
милитаристскую логику Альберт Норден характеризует в следующих
словах: «Итак, разгромить Францию, чтобы затем повернуть против Вос¬
тока. ..» **** Приверженцы этого направления в противоположность
Майнеке полагали, что германский империализм еще обладает доста¬
точной силой для осуществления обеих целей, а потому не нуждается в
антибольшевистском соглашении с Западом.
Еще в 1925 г. Герхард Риттер в одной из рецензий также высказал
свою точку зрения на «Идею государственного разума» Майнеке. Оха¬
рактеризовав предмет, проблематику и основные линии книги, Риттер
признает в заключение, что он слишком живо чувствует «глубину проти¬
воречия -между западным естественно-правовым и немецким идеалисти¬
ческим образом мышления. . . чтобы действительно верить в возмож¬
ность их «синтеза» *****.
В подобном же духе Риттер продолжал полемику против Майнеке и
по проблемам дипломатической предыстории первой мировой войны.
Эта проблематика была связана с так называемым вопросом об ответ¬
ственности за развязывание войны, которым усиленно занималась офи¬
циальная немецкая историография в Веймарской республике.
В центре внимания и здесь были прежде всего поиски путей и такти¬
ки возрождения германского империализма. При этом большую роль иг¬
рали немецкие, английские и французские публикации документов, отно¬
сящиеся к дипломатической предыстории первой мировой войны ******.
* «Archiv für Sozialwissenschaft und Sozialpolitik», Bd. 56, S. 226; Carl
Schmitt, Positionen und Begriffe im Kampf mit Weimar — Genf — Versailles 1923—1939,
Hamburg, 1939, S. 45.
** Otto Westphal, Feinde Bismarcks. Geistige Grundlagen der deutschen Oppo¬
sition 1848 bis 1918, München — Berlin, 1930, S. 240.
*** Отличающийся особенной враждебностью к Советскому Союзу берлин¬
ский историк профессор В. Хофер, который считает себя «душеприказчиком» Май¬
неке, приводит во введении к новому изданию книги «Идея государственного разума»
(1957 г.) разнообразный материал по этому вопросу, который после проверки был
частично использован автором.
**** См. А. Норден, Фальсификаторы, .стр. 37.
***** «Neue Jahrbücher für Wissenschaft und Jugendbildung» N 1, 1925, S. 114.
****** «Die Grosse Politik der europäischen Kabinette 1871—1914. Sammlung der
diplomatischen Akten des Auswärtigen Amtes», Berlin, 1922—1927; «British Docu-
53
Их составление и обработка осуществлены под определенным политико¬
апологетическим углом зрения *.
При подготовке соответствующих публикаций буржуазные историки
сосредоточили свое внимание лишь на тех документах, которые в тот пе¬
риод больше всего отвечали их политическим устремлениям. Империа¬
листические круги, выступавшие за тесное сближение германского импе¬
риализма с западными державами, особенно с Англией, стремились, как
это обычно бывает в подобных случаях, исторически «углубить» свои
настоящие и будущие политические планы и ретроспективно представить
их как якобы упущенную в прошлом возможность. Вот почему англо¬
германские переговоры о союзе, имевшие место в 1898—1901 гг., при¬
обрели особый интерес. Непринятие немецкой дипломатией английских
предложений о союзе и связанных с этим условий изображалось как на¬
чало поражения Германии в мировой политике и в первой мировой
войне. Эта концепция проводится в работах Иоганнеса Халлера, Эриха
Бранденбурга, Ойгена Фишера, писателя Эмиля Людвига в его романе
о Вильгельме II, Густава Ролоффа, Вилли Беккера** и, конечно же, в
работах Фридриха Майнеке. Для последнего, очевидно, было важно под¬
крепить идеологическую концепцию, выдвинутую в «Идее государствен¬
ного разума», фактами из дипломатической истории. И он сделал это в
работе «История проблемы англо-германского союза 1890—1901 гг.»***.
Прикрываясь идеей государственного разума, которая, как писал
Майнеке, должна быть «общей путеводной звездой государственного
деятеля и историка» ****, он сам признает, что и в этой книге «исто¬
рия. .. переходит в политику» *****. Майнеке подверг критике немецких
политиков, упустивших на рубеже двух веков возможность заключить
союз с Англией, который обеспечил бы Германии ее место в «мировом
ments on the Origins of the War 1898—1914», London, 1926; «Documents diploma¬
tiques français relatifs aux origenes de la guerre de 1914», Paris, 192 —1936.
* См. A. С. Ерусалимский, Внешняя политика и дипломатия германского
империализма в конце XIX века, М. — Л., 1948; Fritz Klein, Uber die Verfälschung
der historischen Wahrheit in der Aktenpublikation «Die Grosse Politik der Europäischen
Kabinette 1871—1914». «ZfG» N 2, 1959, S. 318.
** /. Haller, Die Ära Bülow. Eine historisch-politische Studie. Stuttgart —
Berlin, 1922; E. Brandenburg, Von Bismarck zum Weltkrieg, Berlin, 1924; E. Fischer,
Holsteins grosses Nein. Die deutsch-englischen Bündnisverhandlungen von 1898—1901,
Berlin, 1925; E. Ludwig, Wilhelm der Zweite, Berlin, 1926; G. Roloff, Die Bündnisver¬
handlungen zwischen Deutschland und England 1898—1901. «Berliner Monatshefte»,
12.XII.1929; W. Becker, Fürst Bülow und England 1897—1909, Greifswald, 1929. Cm.
также А. C. Ерусалимский, Внешняя политика и дипломатия германского империа¬
лизма в конце XIX века, М.—Л., 1948.
*** Meinecke, Geschichte des deutsch-englischen Bündnisproblems 1890 bis 1901,
München — Berlin, 1927.
**** Там же, стр. 9.
***** Там же, стр. 8.
54
синдикате всемогущих» * и «предохранил бы ее от катастрофы». После
этого он, наконец, доходит до своего рода спасения чести мундира тех
самых политиков, которых он фальсификаторски возводит на пьедестал
«вождей» народа.
«Кто бы решился порицать немецкий народ и его вождей за их гордое
самосознание вообще и за их притязание на мировое признание и на
долю в пользовании мировыми богатствами? Это самосознание не слом¬
лено поражением, и эти притязания сохраняют свою силу, хотя сегодня
они могут быть осуществлены в совершенно иных формах, нежели те,
которые были характерны для старой политики силы» ** (подчеркнуто
мной. — В. Б.).
В идеологическом отношении новые формы означали слияние так на¬
зываемого западноевропейского мышления с немецким. Сначала Май-
неке критиковал немецкое мышление, а затем призывал к тесному поли¬
тическому сотрудничеству с Англией и западными державами вообще.
При этом он исходил также из необходимости предотвратить опасность
преобладания Франции.
Риттер, как известно, представлял иную тактику восстановления гер¬
манского империализма, хотя внешне его оценки англо-германского
союза и приближаются к позициям Майнеке. Основная концепция Рит¬
тера определяется сознанием коренного противоречия между Герма¬
нией и Англией и вытекающего отсюда глубокого недоверия к британ¬
ской политике. Еще будучи молодым профессором в Гамбурге, он опуб¬
ликовал работу*** об отношении Бисмарка к Англии и о политике
«нового курса» 19. В основу был положен доклад, сделанный им 11 фев¬
раля 1924 г. в Гейдельберге. А вышедшая затем третья серия публика¬
ции «Гроссе политик» лишь подтвердила в главном**** то «понимание
вещей», которое у него было и прежде.
Риттер, несомненно, прав, когда он (впрочем, после того, как другие
это уже сделали) ***** сомневается в достоверности мемуаров бывшего
* Meinecke, Geschichte des deutsch-englischen Bündnisproblems 1890 bis 1901,
München — Berlin, 1927, S. 267.
** Там же, стр. 268.
*** Ritter, Bismarcks Verhältnis zu England und die Politik des «Neuen Kurses»
(далее — Ritter, Bismarcks Verhältnis zu England), Berlin, 1924. (Einzelschriften zur
Politik und Geschichte. Beiträge aus dem «Archiv für Politik und Geschichte»,
7. Schrift.)
**** Там же, стр. 5.
***** v fjagen Die Bündnispolitik des Deutschen Reiches. Preussische Jahr¬
bücher, Bd. 186, X—XII, Berlin, 1921; Heinz Trützschler v. Falkenstein, Die Denk¬
würdigkeiten des Freiherrn von Eckardstein im Lichte der grossen Aktenpublikationen
des Auswärtigen Amtes. «Archiv für Politik und Geschichte» H. 5—6, 1924. См. также
A. C. Ерусалимский, Внешняя политика и дипломатия германского империализма
в конце XIX века, М.—Л., 1948.
55
германского посла в Лондоне барона фон Эккардштейна *, которые,
по-видимому, должны были дать исторически обоснованный материал
сторонникам ориентации германского империализма на западные дер¬
жавы, особенно на Англию. Он .прав также, когда подчеркивает, что
внешняя политика Бисмарка ориентировалась прежде всего на Россию и
что при ««новом курсе»... недостаточный контакт с Россией означал со¬
вершенно определенное сковывание» внешнеполитической «свободы дей¬
ствий» и в отношении Англии**. Опираясь на документы, опубликован¬
ные после мемуаров Эккардштейна, Риттер смог показать, что союз
с Англией, которым якобы пренебрегли, — это легенда. Здесь он в опре¬
деленной мере приближается к объективной истине и поэтому в оценке
фактов частично соприкасается с марксистской интерпретацией этих
англо-германских переговоров о союзе***.
Но Риттер судит об этих событиях дипломатической истории с точки
зрения идеолога разбитого германского империализма; он полагал, что
последний обладает достаточной силой, чтобы "вновь занять место на
мировой арене без тесного союза с империалистическими державами-
победительницами. Невозможность союза между Германией и Англией
перед первой мировой войной он в отличие от марксистского историка
Ерусалимского объясняет не небывалым обострением объективных про¬
тиворечий между двумя капиталистическими странами в период вступле¬
ния в стадию империализма. Риттер оперирует так называемыми
вечными геополитическими факторами, «глубокими структурными разли¬
чиями»**** и принципиальным «различием между бисмарковской кон¬
тинентальной и английской островной политикой» *****. «Антагонизм в
мировой политике» между германским и английским империализмом
для Риттера всего лишь углубление «коренной противоположности» гер¬
манских и английских интересов ******.
Уже здесь мы видим основную схему более поздней государственно¬
философской книги «Государство силы и утопия». Историческое повест¬
вование Риттера — это плохо прикрытое, а в конечном счете откровенное
предупреждение немецким политикам и идеологам, которые в случае
союза с западными державами хотят отказаться от значительной доли
самостоятельности германского империализма и от его глубоко укоре¬
нившихся реакционных традиций. Он хочет укрепить самосознание им¬
периалистических политиков веймарской Германии перед лицом Локарн¬
* Hermann Freiherr v. Eckardstein, Lebenserinnerungen und politische Denk¬
würdigkeiten, Bd. I—III, Leipzig, 1919—1921.
** Ritter, Bismarcks Verhältnis zu England, S. 29.
*** См. A. C. Ерусалимский, Внешняя политика и дипломатия германского
империализма в конце XIX века (особенно введение, гл. VIII и заключение).
**** Ritter, Bismarcks Verhältnis zu England, S. 11.
***** Там же, стр. 13.
****** Там же, стр. 54.
56
ского договора и упрочить их веру в независимую силу германского
империализма. При этом он питает антианглийские настроения.
Риттер не устает подчеркивать «естественные противоречия герман¬
ской и английской политики». Одновременно он выражает глубокое
отвращение к любой форме демократии, к влиянию «общественного мне¬
ния» на «активного государственного деятеля» *. По его мнению, «рас¬
пространение английского влияния вовне... всегда страдало от истинно
английского примата внутренней политики» **. Из этого следует, что для
Германии вследствие ее «континентального» «срединного положения»
определяющим должен быть «примат внешнец политики», а тем самым и
бисмарковский государственный разум, перед которым он преклоняется
и который, обладая средствами насилия, пренебрегает общественным
мнением. Риттер восхваляет также «внутреннюю сдержанность, с ко¬
торой Бисмарк противостоял тенденции к союзу с Англией»***.
Риттер сознает, что действует «на самой границе научной интерпре¬
тации». Он не намерен постфактум «говорить активному политическому
деятелю... как ему следовало действовать». Он хочет предостеречь че¬
ресчур горячих сторонников локарнской политики германского империа¬
лизма от опасности со стороны Англии. Риттер, конечно, понимает, что
Германия должна использовать английский империализм, чтобы снова
стать великой империалистической державой — вывод, который, впро¬
чем, встречается и в гитлеровском «Майн кампф»****. Разбитая Герма¬
ния, рассуждает Риттер, должна стремиться «вновь подняться... под
сенью Англии», «как некогда Пруссия под сенью России» *****. (Срав¬
нение разбитого германского империализма после 1918 г. с прусским го¬
сударством, поверженным Наполеоном после 1807 г., — излюбленная
идея Риттера. Из этого для него вытекает идея новой освободительной
войны.)
В то же время Риттер сожалеет, что практически и политически не¬
обходимо ориентироваться на Англию. Он рассматривает это как след¬
ствие «изменения обстановки в мире», замечая в этой связи: «Уже сего¬
дня мы достаточно сильно ощущаем, что изменение мировой обстановки
означает для нас огромные трудности, и это должно быть показано в
данной работе». По его мнению, «особенность проблематики англо¬
германского союза» всегда состояла в том, чтобы «добиться дружбы с
Англией и закрепить ее, не ставя из-за этого на карту жизненные инте¬
ресы Германии». «Политический гений Бисмарка истощился в поисках
решения этой задачи, так и не достигнув полного успеха, а его последо¬
* Ritter, Bismarcks Verhältnis zu England, S. 13—14.
** Там же, стр. 12.
*** Там же, стр. 35, 41.
**** Hitler, Mein Kampf, S. 705.
***** Ritter, Bismarcks Verhältnis zu England, S. 71.
57
ватели — люди обыденного масштаба — потерпели здесь крушение»*,—
пишет Риттер.
Относя политических деятелей Веймарской республики в лучшем слу¬
чае к последней категории, Риттер разразился наконец призывом: «Так
пусть же у нас никогда не будет недостатка в государственных деяте¬
лях, способных судить об этих вещах с трезвостью, совершенно свобод¬
ной от иллюзий, без которой еще никто не добивался безвозмездно под¬
держки Англии»**. Эти слова и следующее заключительное предложе¬
ние служат еще одним отмежеванием от чересчур готовых к соглашению
локарнских политиков вместе с их идеологом Майнеке и предупрежде¬
нием в их адрес. Риттер заканчивает свою книгу с повышенным пафо¬
сом: «Перед исторической наукой стоит ответственная задача: не подда¬
ваясь влиянию политических потребностей и течений данного момента,
смотреть в лицо исторической правде и тогда, когда факты истории очень
неудобны политически»***. Мы еще будем иметь случай отметить, что
Риттер, забыв об ответственности, может смотреть мимо фактов, если
они неудобны для его собственной политико-идеологической концепции.
В своей работе «История проблемы англо-германского союза (1890—
1901 гг.)», появившейся спустя три года после упомянутого выше сочи¬
нения Риттера «Отношение Бисмарка к Англии и политика «нового
курса», Майнеке достаточно ясно полемизирует с концепцией Риттера.
В 1929 г. Риттер опубликовал меньшую по размерам работу под вызы¬
вающим названием «Легенда об упущенной дружбе с Англией 1898—
1901 гг.», в которой открыто подчеркнул свои «разногласия» с Майне¬
ке****. Он вновь останавливается на этой теме первоначально в форме
доклада, который он сделал 29 ноября 1928 г. в фрейбургском Обществе
историков. В основу доклада положены, по его мнению, в «высшей сте¬
пени важные материалы» появившейся в 1926 г. публикации «Британ¬
ские документы о происхождении войны»*****.
Работа Риттера — своего рода продолжение его исследования 1924 г.
Те же тезисы, те же аргументы. По Риттеру, «английский государствен¬
ный интерес» — «полная противоположность направленности естествен¬
ных жизненных интересов Германии» — сделал невозможным союз с Ан¬
глией******. Поэтому для него «совершенно ясно: английская политика
в 1901 г. была той же, что и во времена Бисмарка: государственные
интересы островного и континентального государства были в корне раз-
* Ritter, Bismarcks Verhältnis zu England, S. 71.
** Там же.
*** Там же.
**** Ritter, Die Legende von der verschmähten englischen Freundschaft 1898—
1901, beleuchtet aus der neuen englischen Aktenveröffentlichung, Freiburg, 1929, S. 3, 12.
***** Там же.
****** Там же, стр. И, 16.
S8
личными, в решающем пункте английские и германские интересы разо¬
шлись. Версия же о легкомысленно упущенной дружбе с Англией не
что иное, как легенда» *.
И здесь Риттер говорит не о противоречиях «между английским и гер¬
манским империализмом, существа которых он не знает или игнорирует,
а фактически о вневременных геополитических сущностях. Они служат
«му также для обоснования его принципиальной антианглийской пози¬
ции. Довольно верная по существу характеристика англо-германских
переговоров о союзе в 1898—1901 гг. .покоится, таким образом, на мета¬
физической внеисторической теоретической основе. Она, конечно, слу¬
жила его тогдашним политическим целям, совпадая в этом частном слу¬
чае с исторической истиной. В принципе же такая теория препятствовала
исследованию исторической действительности, и по мере дальнейшего
развития она все больше становилась для Риттера орудием апологетики
германского империализма и его особой агрессивности.
В обоих сочинениях Риттера об англо-германских отношениях можно
заметить тенденцию установить более тесную связь между Германией и
Россией, причем ему как будто безразлично, что в «России торжествует
большевизм» **. Это было логическим продолжением его концепции, со¬
гласно которой тесный контакт Германии с Россией был сущностью
почитаемой им внешней политики Бисмарка. Вполне вероятно, что в пе¬
риод Веймарской республики Риттер, питая »глубокую ненависть к запад¬
ноевропейским державам-победительницам, при всей своей принци¬
пиальной вражде к коммунизму временами возлагал некоторые внешне¬
политические надежды на Советский Союз.
Внутреннюю противоречивость, из которой вытекали подобные на¬
строения и мысли, А. Норден характеризовал как классовое явление.
Он писал в этой связи: «Германская буржуазия двадцатых годов, вы¬
нужденная в результате поражения в мировой войне расстаться со всеми
своими иллюзиями относительно возможности установления господства
в Европе, руководствовалась в своей внешней политике весьма разно¬
речивыми чувствами. Запад, с которым она была связана теснейшими
классовыми узами, нанес Германии три сокрушительных удара: военное
поражение 1918 года, Версальский мир-диктат 1919 года и франко-бель-
гийское вторжение в Рурскую область в 1923 г. Восток, т. е. Советский
Союз, социалистический общественный строй которого был для герман¬
ской буржуазии хуже чумы, оказал Германии действенную помощь:
Советский Союз протестовал против версальского грабежа и, заключив
Рапалльский договор, положил конец внешнеполитической изоляции
* Ritter, Die Legende von der verschmähten englischen Freundschaft 1898—1901,
beleuchtet aus der neuen englischen Aktenvegöffentlichung, S. 39.
** Там же, стр. 6.
59
рейха; открывалась реальная возможность организации плодотворного
товарообмена с Советской страной, выгодного для обеих сторон. Совет¬
ский Союз был также единственной великой державой, открыто встав¬
шей на сторону Германии во время французского вторжения в Рурскую
область» *.
Это внутреннее противоречие привело немецкую буржуазию, с одной
стороны, к политике Рапалло, а с другой — к политике Локарно. Послед¬
няя явилась прообразом политики Западной Германии в системе НАТО.
Курс Рапалло, к несчастью для немецкого народа, был отброшен.
Наряду с такими настойчивыми и реалистичными сторонниками хо¬
роших отношений между Германией и Советским Союзом, каким был
граф фон Брокдорф-Ранцау, имелись и прожектеры-авантюристы, кото¬
рые, совершенно не понимая характера социалистического государства,
надеялись попользовать Советский Союз в целях развертывания новой
империалистической агрессии. С такими нереальными проектами, как
видно, носился шеф рейхсвера (1920—1926 гг.) генерал-полковник фон
Сект**. В отличие от Штреземана эти империалистические политики не
понимали, «что вместе с Советским Союзом вести реваншистскую поли¬
тику нельзя, потому что это было во все времена несовместимо с самим
характером советского строя» ***.
В 1954 г. Риттер отмежевывается от представлений, которые в начале
20-х годов побуждали к действиям таких деятелей, как Сект****. Одна¬
ко это еще не может служить доказательством того, что, придавая перво¬
степенное значение внешней политике, он во время Веймарской респуб¬
лики якобы всегда стоял в стороне от подобных фантастических пред¬
ставлений. Как же иначе следует толковать патетические фразы в био¬
графии Штейна20, написанной в 1922 г А После описания того, как Штейн
в сентябре 1808 г. в Кёнигсберге призвал царя Александра «обратить
все силы против Франции», чтобы поддержать его (Штейна. — Перев.)
национальные устремления, Риттер пишет: «Картина национального
подъема Германии для освобождения всей Европы, с увлечением раз¬
вернутая Штейном перед воображением царя, вдохновляет нас — по¬
томков, как пророчество будущих великих свершений» *****.
Всякие расчеты на поддержку Советским Союзом агрессивных
устремлений разбитого германского империализма никоим образом не
противоречат закоренелому антикоммунизму германского империализма,
который вынашивал планы уничтожения Советского Союза и использо¬
* А. Норден, Фальсификаторы, стр. 24.
** Ritter, Goerdeler, S. 126.
*** А. Норден, Фальсификаторы, стр. 33.
**** Ritter, Goerdeler, S. 126.
***** Rittert stein. Eine politische Biographie (далее — Ritter, Stein), Bd. II; «Der
Vorkämpfer nationaler Freiheit und Einheit», Stuttgart — Berlin, 1931, S. 67.
60
вания в своих целях. Подобные нереальные проекты были порождены
таким государственным и историческим мышлением, которому недо¬
ступно понимание коренного нового качества социалистического госу¬
дарства и которое измеряет его внешнюю политику масштабами, заим¬
ствованными из идейного мира империализма.
Мы увидим дальше, что лишь после потрясений и уроков, (получен¬
ных Риттером и ему подобными в результате битвы на Волге, он созна¬
тельно начинает поворачивать на «линию Локарно», которую поддержи¬
вал Майнеке и продолжением которой стала линия НАТО.
4. Идеологическая подготовка Риттером реваншистской войны
против западных держав
В период Веймарской республики Риттер столь гневно выступал
против западных государств^победителей в первой мировой войне, осо¬
бенно против Англии, что его следует причислить к реваншистскому на¬
правлению. Как активный участник войны он был проникнут «фронто¬
вым духом», о чем он, как уже упоминалось, с гордостью говорил еще
в 1936 г. *
В том же году он еще раз задним числом осудил «демократов
1918 года», которые, как он-писал, требовали, чтобы Германия «публич¬
ным покаянием и отказом от своей «империалистической» политики силы
заслужила моральные симпатии всего мира» **. Риттер совершенно со¬
знательно заимствовал известные формулировки Бисмарка. Если Бис¬
марк в 1862 г. заявил в прусском ландтаге: «Германия с надеждой
взирает не на либерализм Пруссии, а на ее силу», то Риттер вместо
Пруссии и Германии сопоставляет Германию и весь мир, а в остальном
подразумевает то же самое, однако для периода после 1918 г.
Его книга о Лютере***, появившаяся в первом издании в 1925 г., це¬
ликом и полностью написана под знаком борьбы против западноевро¬
пейской идеологии, развитие которой Риттер .прослеживает от Ренессан¬
са и кальвинизма.
Почти для всех направлений протестантской теологии после первой
мировой войны характерна преувеличенно высокая оценка Лютера и его
образа мыслей. Именно тогда появилось выражение «лютеровский Ре¬
нессанс», которое впервые было введено в оборот берлинским теологом
Карлом Холлем ****. Иенский историк церкви Карл Хейсси пишет об
этом: «Возвращение к Лютеру как исторической личности должно было
* Ritter, Friedrich der Grosse. См. особенно посвящение и стр. 268.
** Ritter, Friedrich der Grosse, S. 267.
*** Ritter, Luther — Gestalt und Symbol (далее — Ritter, Luther), München, 1925.
**** Karl Holl, Gesammelte Aufsätze zur Kirchengeschichte, Bd. I: «Luther»,
Tübingen, 1921.
61
в то же время сделать его действенным для настоящего» *. Для многих
случаев точнее было бы сказать: против настоящего. Это относится ко
многим теологам и во всяком случае к Риттеру, сыну пастора, а позже
почетному доктору теологии.
Евангелические церкви земель, которые до 1918 г. самым тесным
образом были связаны со старым режимом, потеряли вместе с изгна¬
нием немецких князей и свои summi episcopi21. Кроме того, они тотчас
вступили в спор с демократическими силами по вопросам религиозного-
воспитания в школах. Их руководители были не только врагами социа¬
лизма, но и всякой последовательной демократии вообще. Это видно уже
из той тесной привязанности к властям в лице правящих династий, кото¬
рая восходит еще ко временам Лютера. Можно привести множество при¬
меров участия видных теологов в пропаганде империалистической
войны, освящения ими пушек и других подобных действий. Официальная
протестантская теология выполняла таким образом такую же социаль¬
ную роль, как и официальная историография. Именно в этом смысле
прежде всего и нужно понимать «старый союз между теологией и исто¬
рической наукой», о которой писал Георг фон Белов **.
Уже первые рецензии на книгу Риттера о Лютере подчеркивали его
зависимость от таких авторов книг о Лютере, как К. Холль, Э. Хирш,
Р. Отто, которые выделяли «неясную и зловещую подоснову» лютеров¬
ской набожности***. Тот же рецензент указывает на «сильный нацио¬
нальный тон», на характеристику Лютера как «вечного немца, который
способствовал самосознанию метафизической сущности немца» и «зна¬
чение которого в состоянии полностью понять только немцы...»****-
Историк церкви Вальтер Келер также замечает, что Лютер, согласно^
толкованию Риттера, способствовал «выполнению чаяний немецкой ду¬
ши». Он «не раз удачно уподобляет демоническую мощь Лютера Бис¬
марку» *****.
Профессиональная теология приветствовала книгу Риттера как симп¬
том «лютеровского Ренессанса» ******. В этом и других отзывах хорошо
подмечена тенденция Риттера. Выбор темы и подчеркивание немецкой
сущности Лютера, которого Риттер изображает как исполнителя неяс¬
ного иррационального стремления немецкой души, для него прежде
всего важная политическая задача.
Это становится ясным уже по прочтении «Введения». Лютер как
* Karl Heussi, Kompendium der Kirchengeschichte. II. Aufl., Berlin, 1957,.
S. 530.
** Below, Deutsche Geschichtschreibung, S. 102.
*** «Jahresberichte für deutsche Geschichte», 1. Jg. (1925), Leipzig, 1927r
S. 406.
**** Там же; см. также Ritter, Luther, S. 151.
***** «HZ», Bd. 134, 1926, S. 391.
****** «Theologische Literaturzeitung», 1926, S. 34.
62
провозвестник вечной истины должен поднять немцев из «мрака
времени» *, столь беспросветного для Риттера. Однако Риттер тотчас
поясняет, что он вовсе не хочет самостоятельных действий народа. В ре¬
цензии на книгу Майнеке «Идея государственного разума» Риттер, оче¬
видно, еще под впечатлением пролетарских массовых боев в период
послевоенного революционного кризиса и, конечно, питая ненависть бур¬
жуа к ним, заклеймил господствующую в «наши дни» субъективную
жизненную волю, которая выступает против исторически свершивше¬
гося **. Риттер вполне согласен с Майнеке в том, что «мрачная народ¬
ная необходимость» должна быть побеждена «ясной государственной не¬
обходимостью» ***. Однако, по Риттеру****, это может быть осуществ¬
лено, особенно в Германии, лишь героями в духе Карлейля22.
Как лютеранин и немецкий буржуа, Риттер подобно самому Лютеру
до глубины души преисполнен недоверия к так называемой ненаправ-
ляемой массе — к «господину Омнесу». Подобно своему пророку Риттер
также уповает на «чудотворцев бога»*****. В основе своей это надежда
на гениального «фюрера», который, будучи рожден «милостью часа»,
обладает необходимой «жестокой волей», чтобы «победить грубое сопро¬
тивление этого мира» и «одним рывком сорвать оковы с немецкой
сущности» ******.
Заключение к книге, озаглавленное «Образ и символ», в конечном
итоге представляет собой сплошное обвинение против держав — побе¬
дительниц в первой мировой войне, упрямое утверждение и подчерки¬
вание специфики немецкой концепции государства и общества, которая
(по Риттеру) восходит еще к Лютеру. Здесь встречается утверждение
Риттера: «.. .лишь .мы, немцы, в состоянии полностью понять его (Лю¬
тера.— В. Б.) значение, потому что только тот, кто родствен с ним по
крови и духу, глубоко понимает его сущность... лишь он способствовал
самосознанию метафизической сущности немцев, лишь он поднял ее
к свету. Он — это мы сами: вечный немец» *******. Этим формулиров¬
кам, которые удивительно напоминают иррациональный мрак «жизнен¬
ной философии» и ее позднейшее порождение — розенберговский «Миф
двадцатого века», соответствует также то, что в аморализме Ницше и
в его «презрении ко всякой морали счастья» усматривается лютеровский
дух.
* Ritter, Luther, S. 7.
** «Neue Jahrbücher für Wissenschaft und Jugendbildung», S. 101.
*** Meinecke, Staatsräson, S. 497.
**** Ritter, Luther, S. 9.
***** Rater, Luther und der deutsche Geist. «Die Weltwirkung der Reforma¬
tion», Leipzig, 1941, S. 93.
****** Riüert Luther, S. 74, 148.
******* Там же, стр. 151, 153.
63
«Метафизическая» немецкая сущность, которая, ло Риттеру, отли¬
чается прежде всего чисто религиозным исполнением долга вместо эвде-
монического23 стремления к счастью, — это та сущность, которая еще
десятилетие назад должна была исцелить весь мир и которая подобно
Лютеру уходит корнями глубоко в средневековье; Риттер сопоставляет
ее с «западноевропейским мышлением», под которым он понимает все
политические и философские прогрессивные и гуманистические идеи
Ренессанса, Просвещения, а также социализма. Еще Ранке отвергал
Просвещение, особенно идею народного суверенитета, демократию, а
также либерализм как чуждые немецкой сущности. Риттеру не приходит
на ум ничего лучше, как повторять Ранке, присовокупив социализм, ко¬
торый, впрочем, в его более поздних высказываниях появляется в виде
призрака.
Во всяком случае Риттер, защищая крайне реакционные идеологиче¬
ские позиции германского империализма, умело использует тот факт, что
для господствующих классов западных стран идеалы буржуазного про¬
гресса — независимо от их чисто технико-милитаристского аспекта —
давно превратились в пустые фразы. Борьба Риттера* против западных
держав внешне приобретает даже характер антикапиталистической кри¬
тики справа, когда он, например, обращается против «бездушного меха¬
низма капиталистической организации труда» *. Следуя Максу Веберу,
он в соответствии с извращенным идеалистическим методом, конечно,
выводит ее из кальвинистских воззрений и из рационализма.
Полемика Риттера здесь имеет что-то от Нафты, того типа социаль¬
ного демагога-иезуита, которого Томас Манн выводит в своем романе
«Волшебная гора» как идеолога клерикального фашизма **. Либераль¬
ный образ мыслей его противника Сеттембрини, наследника итальянских
революционеров, по Риттеру, воплощается преимущественно в духовных
традициях Западной Европы. Как немец лютеранского толка и как
сильно утрированный тип Нафты, он умело использует оболочку про¬
грессивных идеалов революционного гражданина для лицемерной фразы.
Его цель — оклеветать эти идеалы и рекомендовать государственные и
общественные принципы «христианского средневековья», воплощенного
в Лютере, как основы настоящего и будущего Германии. «В последнее
время,—патетически восклицает Риттер, — много апорят о том, принад¬
лежит ли Мартин Лютер средневековью или «современному миру». Го¬
раздо более важным представляется нам вопрос о том, принадлежим ли
мы сами и хотим ли мы принадлежать к «современному миру», если под
этим понимать главным образом дух англосаксонской и романской куль¬
туры» ***.
* Ritter, Luther, S. 160.
** Thomas Mann, Der Zauberberg, Berlin, 1924, S. 492—503, 518—529.
*** Ritter, Luther, S. 154.
64
Это была прямая противоположность идеологической «линии Локар¬
но», которую отстаивал Майнеке. Подобные взгляды такого в высшей
степени политически тенденциозного идеолога, как Риттер, высказанные
им в том самом году, когда был заключен Локарнский договор, следо¬
вало понимать только как сильнейшее опасение против этого договора,
против немецкой империалистической «политики соглашения», как кри¬
тику этой тактики с позиции идеологически замаскированной политики
реванша.
Когда Риттер яытается вытеснить все гуманные устремления — для
него они опять-таки лишь .плод западноевропейской идеологии — лозун¬
гом «Борьба и еще раз борьба» * в духе лютеровского «презрения к че¬
ловеку» **, то этот боевой клич следует понимать в этом же смысле, хотя
империалистическая политика не имеет ничего общего с гуманизмом.
Точно так же в период крушения германского фашизма в конце второй
мировой войны протестантские священники вермахта в некоторых запад¬
ноевропейских лагерях для немецких военнопленных в своих пропове¬
дях, особенно в период так называемого наступления в Арденнах, или
наступления Рундштедта, призывали быть готовыми к борьбе. Они де¬
лали это умышленно в плохо прикрытой теологической форме. Особенно
охотно и часто цитировались при этом главы 10, 34 Евангелия от Мат¬
фея: «Не мир пришел я принести, но меч». В последней части своей книги
о Лютере Риттер также уделил особое внимание этим словам***.
В 1925 г., когда политика Штреземана (привела к сближению герман¬
ского империализма с западными державами и усилила его враждебную
позицию в отношении Советского Союза, Риттер пошел настолько да¬
леко, что считал задачей Германии найти «правильную середину» между
Востоком и Западом ****. Его тогдашнюю внешнеполитическую позицию
можно объяснить лишь возросшей враждебностью в отношении запад¬
ных держав. Эта позиция ни в малейшей степени не определялась пони¬
манием Советского Союза и подлинных интересов немецкого, народа.
Внутренняя неустойчивость этой объективно положительной концепции
видна и из того, что ао втором издании книги Риттера о Лютере (1928 г.)
тезис о «правильной середине» больше не встречается. С другой стороны,
в биографии Штейна, изданной в 1931 г., появляется упомянутый выше
взгляд на будущее, рассчитанный на русскую помощь. Внутрииметериа-
листические противоречия иногда могут в практической политике ока¬
заться сильнее, чем основное противоречие между империализмом и со¬
циализмом, что особенно наглядно показала вторая мировая война.
Поворот к «линии Локарно» в более поздних изданиях книги
• Ritter. Luther, S. 157.
** Там же, стр. 126.
*** Ritter, Luther:—Gestalt und Tat, München, 1947, S. 95.
**** Ritter, Luther (1925), S. 163.
5 Вернер Бертольд
65
о Лютере ощущается лишь с 1943 г., а в 1947 г. становится официальной
программой. Однако уже в 1928 г. вышло второе издание (4-я — 8-я ты¬
сяча). В 1933 г. Риттер выпустил «несокращенное дешевое издание» под
соответствующим тому времени названием «Лютер — немец» *, которое,
конечно, значительно лучше отвечает его тогдашней интерпретации Лю¬
тера. Уже в 1935 г. .появилось второе «дешевое издание». Таким образом,
в мобилизации националистических («фёлькиш») сил книга Риттера
о Лютере сыграла немаловажную роль. То же самое можно сказать
о большинстве других работ, которые Риттер издал в Веймарской рес¬
публике и во времена фашистской диктатуры до 1943 г.
Чтобы подготовить восстановление Германии как господствующей
империалистической мировой державы, Риттер кроме личности Лютера
использовал образы выдающихся деятелей освободительной войны и
тогдашнее воинственное отношение к западноевропейскому иноземному
господству. Особенно много внимания ан уделял личности барона фон
Штейна. В конце объемистой двухтомной биографии Штейна он объяс¬
няет это так: «Задачи национальной политики во времена счастливого
подъема иные, нежели в эпоху бессилия и унижения. Национальное
сознание — это еще, разумеется, не национальная политика. Однако со¬
знание необходимости поддерживать национальную волю к действию
вопреки всем превратностям судьбы представляется все же политиче¬
ской задачей первостепенной важности. В свете этой задачи барон
Штейн еще и сегодня остается образом вождя в немецкой истории»**
(подчеркнуто мной. — В. Б.).
Таким образом, в биографии Штейна Риттер признает, что ставит
своей целью выполнить «политическую задачу первостепенной важно¬
сти» в интересах германского империализма. Нет необходимости писать
о том, что, когда буржуазные идеологи типа Риттера говорят о нации
и национальных стремлениях, эти понятия всегда включают конкретные
признаки империализма и империалистических устремлений. Связанную
с этим степень вольного или невольного самообмана или ложного убе¬
ждения нелегко установить. В разных случаях она различна. Однако
она никогда не бывает настолько мала, чтобы полностью отпала субъ¬
ективная вина — объективная так или иначе была бы налицо. Меньше
всего оснований не видеть личной вины политически столь тенденциоз¬
ного идеолога, как Герхард Риттер.
Выполняя свою политическую з'адачу, он не переставал внушать
своим слушателям и читателям—в торжественных речах по случаю
празднования основания «рейха» ***, в пространной биографии Штейна
* Ritter, Luther der Deutsche, München, 1933.
** Ritter, Stein, Bd. II, S. 338.
*** Ritter, Die Staatstanschauung des Freiherrn vom Stein. Ihr Wesen und ihre
Wurzeln, Berlin, 1927 (далее — Ritter, Staatsanschauung Steins); его же, Bismarcks
66
и в других сочинениях, — что «положение» Германии после 1918 г. «в не¬
которых отношениях удивительно» * напоминает положение Пруссии
после 1807 г. То и дело он с политической целью и политической тен¬
денцией проводит «параллели с настоящим». Из этой сконструирован¬
ной им аналогии, абстрагированной от всяких конкретно-исторических
условий, Риттер делает актуальные политические выводы. Он разви¬
вает тактику, при помощи которой можно успешно выступить, как он
выражается, против «наших врагов».
Такая тактика нашла особенно ясное выражение в торжественной
речи на тему «Государственные воззрения барона фон Штейна»**, про¬
изнесенной во Фрейбургском университете 18 января 1927 года по слу¬
чаю празднования основания империи. Эта речь служила одновременно
публичной вступительной лекцией в связи с занятием Риттером кафед¬
ры новой истории во Фрейбургском университете. Он сам называет ее
«предварительным наброском», который следовало «затем» подробно
разработать ***.
После освещения роли Штейна, а также ситуации в Пруссии нака¬
нуне 1813 г. и связанных с этим проблем Риттер решительно увязывает
это с «положением» разбитого германского империализма. Он пишет:
«И сегодня, как тогда, раздаются голоса тех, кто полагает, что вся
реальная политика исчерпывается тем добровольным, беспрекословным
подчинением политическим обстоятельствам, в которые нас ставит по¬
литическая воля великих держав. Они считают неотвратимым, что ве¬
ликая немецкая нация снова, как некогда, опускается до положения
неполитического народа, будь то в области экономики или в духовной
жизни, до положения нейтрализованного во внешнеполитическом отно¬
шении и поднадзорного мирного человеческого стада» ****.
Эти высказывания были направлены не только против пацифистских
настроений в Веймарской республике. Риттер и здесь — не без сопри¬
косновения с Карлом Шмиттом — стремится «определить и занять по¬
зиции в борьбе с... Женевой — Версалем...».
К «Веймару» и парламентаризму он, однако, в общем относится по-
ложительнее, чем упомянутый фашистский философ-государствовед.
Вообще же между государственно-правовой философией Шмитта и Рит¬
тера имеется достаточно точек соприкосновения. Оба они не только
противники Майнеке и «линии Локарно», но питают глубокое отвра-
Reichsgründung und die Aufgaben deutscher Zukunft. Ein Wort an Bismarcks «Gross¬
deutsche» Kritiker, Freiburg, 1928 (далее — Bismarcks Reichsgründung); его жея
Gneisenau und die deutsche Freiheitsidee, Tübingen, 1932 (далее — Ritter, Gneisenau).
* Ritter, Staatsanschauung Steins, S. 22.
** Там же, стр. 23.
*** Ritter, Staatsanschauung Steins, S. 1.
**** Там же, стр. 22.
67
щение к политическому нейтралитету и «международной, космополити¬
ческой политике соглашения» *.
В своей торжественной речи Риттер, продолжая аналогию между
ситуацией, сложившейся после 1807 г. и периодом после 1918 г., доста¬
точно ясно рекомендовал своим слушателям, состоявшим главным об¬
разом из студентов, «овое, реакционное издание освободительной войны
-с целью обеспечить германскому империализму мировое влияние. По¬
добно Фридриху Вильгельму III, которого он то и дело, в частности и
здесь, берет под защиту, Риттер опасается каких бы то ни было само¬
стоятельных действий народных масс. Поэтому он хочет соединить «по¬
литические страсти», «страстный накал» и «бурлящий поток» «патрио¬
тизма» с «мудрым государственным разумом» бисмарковского толка и
поставить их под его влияние. Этот «государственный разум», по мысли
Риттера, должен также «.. .выждать благоприятную расстановку евро¬
пейских сил» и использовать ее **.
В опубликованной в 1931 г. биографии Штейна Риттер, однако, под¬
черкивает, «что большую политику невозможно проводить без герои¬
ческого риска». «Простой государственной мудрости», утверждает он,
для этого недостаточно ***. В той же биографии он сравнивает «воин¬
ственно настроенных» людей 1808 г. с «нашими сегодняшними нацио¬
нальными военными соединениями» ****, как он выражается. Примени¬
тельно к 1931 г. к этим «соединениям» кроме «Стального шлема» сле¬
дует отнести также фашистских штурмовиков СА. Далее он уверяет,
что в Пруссии накануне 1812 г. «вожди» «постоянно... были озабочены
тем, как бы отдельные горячие головы не выступили преждевремен¬
но» *****. Таким же образом он в своей вышеупомянутой торжественной
речи напоминает «горячим головам» 1927 г., что их время еще не при¬
шло. Он ясно дает понять, что положение вещей такое же, как в 1808 г.
и в 1809—1811 гг., и что еще требуется «осторожная трезвая сдержан¬
ность». По Риттеру, это означает, что к моменту, который государствен¬
ный разум найдет подходящим, должно быть все подготовлено для вы¬
ступления. Искажая смысл одного выражения Фихте, он советует ду¬
ховно подготовить этот день «свободы».
Под свободой Риттер недвусмысленно понимает восстановление ми¬
ровых позиций германского империалистического государства в духе
* Ritter, Allgemeiner Charakter und geschichtliche Grundlagen der politischen
TParteibildung in Deutschland. «Volk und Reich der Deutschen», Vorlesungen, gehalten
in der Deutschen Vereinigung für staatswissenschaftliche Fortbildung, hg. v. Bernhard
Harms, Bd. II, Berlin, 1929, S. 3—34.
** Ritter, Staatsanschauung Steins, S. 22.
*** Ritter. Stein, Bd. II, S. 184.
**** jaM же> CTp 60.
***** Там же, стр. 61.
68
неоранкеанцев *. Он самым постыдным образом ссылается на справед¬
ливую освободительную войну народов против осуществлявшегося На¬
полеоном господства французской крупной буржуазии, как и на имя
великого философа Фихте, чтобы добиться претворения в жизнь целей
германского империализма и одновременно замаскировать их.
Точно так же как школьные учителя вильгельмовской поры, он вновь
делает своими жертвами молодых людей, помогая идеологически под*
готавливать их к новой империалистической войне. Как мы увидим
дальше, ныне Риттер снова с таким же усердием занимается этой дея¬
тельностью. В это время у него появляется множество исторических
аналогий, из которых очень ясно видно, что новая война представляется
ему подходящим средством разрешения внутренних противоречий Вей“
марской республики и вовлечения в восстановление германского импе¬
риализма всех партий, которые, как он выражается, поднимутся «выше
всяких партийных распрей»**.
Таким образом, интерес Риттера к освободительной войне или, точ¬
нее,— в соответствии с исторической концепцией Риттера — к ее вы¬
дающимся деятелям, особенно к барону фон Штейну, определялся его
страстным стремлением обеспечить снова германскому империалисти¬
ческому государству положение мировой державы. Эти же политические
цели преследует, как мы увидим ниже, его постоянный и, очевидно, в
сравнении с периодом кануна первой мировой войны даже повышенный
интерес к Бисмарку.
Риттер особенно горд своей книгой о Штейне, которую он сам, имея
в виду не только объем, называет «большой». Риттер сообщает, что
«первое побуждение» заняться этой темой дал ему Эрих Бранденбург,
«предложив» на Франкфуртском съезде историков в 1924 г. «внести в
издаваемую им серию «Немецкие вожди» вклад краткой биографией
Штейна...»***. Затем Риттер работал над ней с 1926 по 1931 г. В это
время им было создано несколько работ о бароне фон Штейне****.
* Ritter, Gneisenau, S. 4, 26; его же, Bismarcks Reichsgründung, S. 4.
**Ritter, Allgemeiner Charakter und geschichtliche Grundlagen der politischen
Parteibildung, S. 31, 33; Ritter, Bismarcks Reichsgründung, S. 18.
*** Ritter, Stein, Bd. I, S. IX.
**** Кроме уже упомянутой речи, в которой Риттер наметил основную линию
книги, появились: «Vom Ursprung der Selbstverwaltungsideen des Freiherrn vom
Stein». «Stephaniskos»; Ernst Fabricius zum 6.IX.1927, Freiburg, 1927; «Der Freiherr
vom Stein und die politischen Reformprogramme des Ancien Régime in Frankreich.
Georg, v. Below zum Gedächtnis». «HZ», Bd. 137 (1927), Bd. 138 (1928); «Die Achtung
Steins, Quellenmaterial zu ihrer Erklärung». «Nassauische Annalen», 52 (1—7), 1932;
«Die nationale Geschichtsschreibung und das Steinporträt, Vergangenheit und Gegen¬
wart», XXII. Jg. (1932), H. 1; «Der literarische Ertrag des Steingedächtnisjahres
1931». «Neue Jahrbücher für Wissenschaft und Jugendbildung», 8. Jg. (1932); «Die
preussischen Staatsmänner der Reformzeit und die Polenfrage». Deutschland und
Polen, München, 1933; «Vom jungen Stein». «HZ», Bd. 148 (1933).
69
В нашу задачу не входит подробное рассмотрение этих работ. Мы
встречаем в них мысли, которые получают развитие в более поздних
сочинениях Риттера или вообще характерны для его философии исто¬
рии. Таковы, например, его концепции о выдающейся роли личности в
истории * или о якобы имеющейся тесной связи между «демократизмом»,
«народным суверенитетом» и «государственным абсолютизмом» **. Эта
концепция, как мы еще увидим, покоится на апологетической посылке,
возникшей вследствие игнорирования социально-экономических сил,
господствующих в буржуазной формальной демократии.
Согласно тогдашней политической концепции Риттера, при рассмо¬
трении деятельности Штейна главное внимание было уделено 'не пер¬
вому тому, посвященному «реформатору», а второму, имеющему под¬
заголовок «Поборник национальной свободы и единства». Причем
Риттер выступает как против антипрусских тенденций Макса Лемана,
так и против усилий буржуазно-демократических кругов так или иначе
поставить .наследие Штейна на службу Веймарской республике.
В этой связи заслуживает внимания сообщение, которое сделал в
1934 г. К. Хинрихс в обзоре 1931 года в связи с памятной датой Штей¬
на. Очевидно, он уже тогда симпатизировал нацистам. После уничто¬
жения Веймарской республики фашистами Хинрихс расправляется «с
тем сортом литературы о Штейне, которая силилась подвести историче¬
скую основу под Веймарское государство накануне его гибели, узако¬
нить парламентскую демократию и «политику выполнения» ссылками
на великий образ Штейна» ***. В противоположность этому Хинрихс от¬
мечает книгу Риттера о Штейне как противоположную духу Веймар¬
ской республики: «Она не могла появиться как пульс одной эпохи, она
может существовать в холодной, сверхъясной атмосфере междуцар¬
ствия, можно сказать, даже на мертвой точке между двумя эпохами.
Риттер... разрушает образ либерального Штейна до основания.. .»****
Далее Хинрихс восхваляет «более или менее удавшееся восстановление
справедливости по отношению к старому прусскому государству, кото¬
рое играло у Лемана роль мрачного фона для отражения блеска ре¬
форм» *****.
В самом деле Риттер прилагает все усилия, чтобы представить прус¬
ское государство по возможности как светлый «фон». А так как трудно
все же дать образ Штейна без противопоставления его прусскому юн¬
керству и политическим представителям прусского государства, а так-
* Ritter, Vom Ursprung der Selbstverwaltungsideen des Freiherrn vom Stein,
S. 32; его же, Der Freiherr vom Stein und die politischen Retormprogramme des
Ancien Régime. «HZ», Bd. 137, S. 443.
** Там же, т. 138, стр. 42.
*** «Jahresberichte für deutsche Geschichte», 7.Jg. (1931), Leipzig, 1934, S. 365.
**** Там же.
***** jaM же
70
же без упоминания его позднейшего равнодушия к этому государству
вообще, то Риттер склоняется к тому, чтобы в этом отношении прини¬
мать Штейна не совсем всерьез. Во всяком случае для него — Риттера —
Штейн не является носителем прусского государственного разума и ре¬
альной политики, которые для Риттера — решающие ценности, кото¬
рыми измеряются исторические личности. В этой связи историк Франц
Шнабель, тогда еще часто высказывавший трезвые суждения, конста¬
тировал в ответе на критику его книги о Штейне Риттером: «Критика
с полным правом отмечала («Зюдвестдейче шульблеттер» № 2, 1932),
что господин профессор Риттер любит в своих сочинениях рассматри¬
вать своих героев «несколько свысока». Полагает ли Риттер всерьез,
что это и есть «подлинный образ национального героя»? Я не умолчал
о рамках, которые были поставлены Штейну. Но во всяком случае я
не измерял Штейна теми взглядами реальной политики, которые слу¬
жат для господина Риттера «научными» истинами и перед которыми
Штейн, конечно, не может устоять» *.
По существу Риттер прав в сравнении с Максом Леманом и Фран¬
цем Шнабелем, рассматривая в качестве духовного источника Штейна
не идеи Великой французской революции, а скорее английские учения.
Решающее значение имели также непосредственные впечатления, по*
лученные им от промышленной революции в Англии. Однако Леман и
Шнабель относились с известным критицизмом к гнилости и историче¬
ской отсталости прусского государства. С этой точки зрения их оценка
Штейна не столь сильно заслонялась фигурой Бисмарка, как это имеет
место у Риттера.
Осуждая антипрусские настроения, которые проявлялись в дни па¬
мяти Штейна в 1931 г., Риттер писал: «Так же мало пользы я вижу в
том, что в торжественных речах то и дело подчеркиваются «великогер¬
манские взгляды» Штейна, которые ставятся в контраст с боруссизмом
(пруссачеством. — Перев.) Бисмарка»**. Мы увидим скоро, что когда
Риттер выступает против великогерманских взглядов в XIX столетии,
то он под этим имеет в виду прежде всего демократический путь объ¬
единения Германии и демократизм вообще.
Штейн, конечно, не был ни демократом и революционером, ни ли¬
бералом. Франц Меринг объясняет его воззрения преимущественно тра¬
дициями дворянства, которое подчинялось непосредственно императо¬
ру, а не суверену ТОЙ ИЛИ ИНОЙ земли И ИЗ среды которого Штейн вы¬
шел ***, Однако Меринг отмечал также, что Штейн «ненавидел» князей
и признавал «своей родиной только Германию»****. Следует принять
* «Neue Jahrbücher für Wissenschaft und Jugendbildung», 8. Jg. (1932), S. 282.
** Там же, стр. 266.
*** Franz Mehring, 1807—1812. Von Tilsit bis Tauroggen, Stuttgart, 1912, S. 24.
**** Там же, стр. 25.
71
во внимание и его известные уничтожающие суждения об остэльбских
баронах, которых он сравнивал с хищными зверями, а также ту нена¬
висть, которую эти бароны и прусский король питали к Штейну. Эти
мысли и чувства при всей их противоречивости и различной мотивировке
дают известное представление об отношениях между имперским баро¬
ном и силами подлинного буржуазного прогресса. Меринг пишет далее,
что та грубость, с которой Штейн относился к «сильным мира сего»,
придавала «ему революционный оттенок»*. Далее следует отметить
присущий ему, Гнейзенау и другим реформаторам истинный пафос,
который не чужд гражданину. Но именно этот пафос Риттер рассматри¬
вал с известным скепсисом, напоминающим скептицизм Фридриха
Вильгельма III, к которому Риттер, как уже упоминалось, питает
полную симпатию. Как не напомнить здесь то место из «Ревизора»
Гоголя, где городничий находит весьма предосудительным, что учитель
по исторической части объясняет с излишним жаром **.
Страх перед революционным подъемом связан у Риттера с тем, что
хотя он и стремится использовать народ для целей империалистической
политики реванша, однако он ни в коем случае не хочет допустить его
подъема, который вышел бы за рамки, поставленные реакцией, и в ко¬
нечном счете мог бы даже повернуться против нее. Весь энтузиазм и
все силы народа должны, по его мнению, не только служить реакции,
но и быть под постоянным контролем и надзором реакционного государ¬
ственного разума. В 1931 г. центр тяжести перенесен на Штейна как
«образ вождя в немецкой истории», в котором воплощена «националь¬
ная воля к действию» ***.
Другую трактовку мы находим в сильно сокращенном и «обновлен¬
ном издании» 1958 г. Здесь главное значение Штейна сводится к роли
«центральной фигуры» в «специфически немецкой форме либерализ-
ма» ****. С этой формой, а также с политико-идеологической ситуацией,
которая обусловливает подчеркивание иной стороны биографии Штейна
в издании 1958 г., мы познакомимся в связи с анализом книги Риттера
«Европа и германский вопрос», выпущенной в 1948 г. Об эпохе Штейна
Риттер заявляет в 1958 г. следующее: «Сегодня, после катастрофы двух
мировых войн, мы смотрим на эту эпоху в немецкой истории с совер¬
шенно изменившейся точки зрения. То, что искали в ней наши отцы,—
окрыляющего вдохновения в борьбе сначала за создание национально¬
* Franz Mehring, 1807—1812. Von Tilsit bis Tauroggen. Stuttgart, 1912, S. 26.
О Штейне см. также •Joachim Streisand, Deutschland von 1789 bis 1815, Berlin, 1959,
S. 146.
** H. В. Гоголь, Ревизор, действие I, явление I. Правда, гоголевского учителя
истории едва ли можно причислить к прогрессивным людям.
*** Ritter, Stein, Bd. II, S. 338.
***• Ritter, Stein. Eine politische Biographie, 3.Aufl., Stuttgart, 1958, S. 11.
72
го государства, позже —за утверждение и приумножение его престижа
как великой державы — не может быть привлекательным для нашего
поколения. Нет более великих держав среди чисто европейских госу¬
дарств, тем более нет великой германской державы» *.
Это заявление, однако, как мы еще увидим дальше, нельзя понимать-
так, что Риттер перестал выступать за господство германского импе¬
риализма, возрожденного в атмосфере «холодной войны». Более того, он
использует как раз свой тезис о специфически немецком либерализме
и реакционную немецкую историческую концепцию, чтобы содейство¬
вать завоеванию западногерманским империализмом ведущего положе¬
ния и в идеологической области. Об этом будет сказано в соответствую¬
щем месте.
Помимо проявленного им интереса к Штейну, Гнейзенау24 и прочим
видным деятелям освободительной войны Риттер особый интерес про¬
явил к Бисмарку, которого он наряду с Фридрихом II представлял в са¬
мых светлых тонах как носителя истинного государственного разума,
как звезду первой величины в истории вплоть до наших дней. Это
нашло особое выражение в «торжественной речи, произнесенной 18 ян¬
варя 1928 г. во Фрейбурге на публичном празднике по случаю годов¬
щины основания империи». Темой выступления было: «Основание импе¬
рии Бисмарка и задачи будущего Германии. Словок«великогерманским»-
критикам Бисмарка» **. «В содружестве» с тогдашним приват-доцентом
Рудольфом Штадельманом Риттер в 1932 г. предпринял «новое крити¬
ческое издание» «Мыслей и воспоминаний» Бисмарка и написал для них
предисловие ***. При этом он проявил такое желание выразить свое поч¬
тение «ее светлости княгине», которое напоминает склонности создан¬
ного Томасом Манном образа представителя загнивающего буржуаз¬
ного общества Феликса Крулля, которому доставляло «радость» «кла¬
няться и... часто употреблять обращение «Ваше величество»» ♦***.
Как бы живой образ Риттера ни отличался от литературного образа
Феликса Крулля, ему не чужды консервативные политические взгляды,
которые Томас Манн вложил в уста своего героя и которые представ¬
ляют своего рода продолжение полемики иезуита Нафты с либералом.
Сеттембрини из «Волшебной горы». Выпады Крулля против «радикаль¬
ных. .. элементов», которые, «как грызуны, подтачивают корни обще¬
ства», против «идеи равенства» и «друзей народа», которые лишают
* Ritter, Stein. Eine politische Biographie, S. 9.
** Ritter, Bismarcks Reichsgründung.
**• Bismarck, Die gesammelten Werke, Bd. 15; «Erinnerung und Gedanke. Kri¬
tische Neuausgabe auf Grund des gesamten schriftlichen Nachlasses», hg. von Ritter
in Gemeinschaft mit Stadelmann, Berlin, 1932.
**** Thomas Mann, Bekenntnisse des Hochstaplers Felix Krull. Der Memoiren
erster Teil, Berlin, 1956, S. 340.
73
массу ее религии, сдерживающей ее в счастливых рамках набожности *,
пронизывают всю деятельность Риттера в духе реакционного лютеран¬
ства. Со времени Крестьянской войны лютеранство самым тесным об¬
разом связано с феодальной знатью. Можно с уверенностью сказать,
что во время народного референдума о безвозмездном отчуждении соб¬
ственности князей, состоявшегося 20 июля 1926 г., голос Риттера, ко¬
нечно, не был среди тех 14,5 млн., которые высказались за экспроприа¬
цию экспроприаторов — высшей помещичьей знати. Год спустя он
опубликовал статью по случаю дня рождения бывшего баденского ве¬
ликого герцога Фридриха II, в которой счел нужным еще раз публично
выразить свою любовь к их княжеским высочествам **.
В упомянутой выше торжественной речи, которая была составлена
как «слово к «великогерманским» критикам Бисмарка», Риттер в 1928 г.
выступает, собственно говоря, главным образом против критики Бис¬
марка со стороны демократических кругов. С возмущением разделы¬
вается он с противниками «бисмарковского учреждения империи», воз¬
намерившимися быть всезнайками «в такой момент», когда старый рейх
(который при всех его внутренних трудностях, как полагает Риттер, все
же оставался неслыханно сильным и здоровым) потерпел поражение от
превосходящих сил наших врагов, подвергся столь глубокому униже¬
нию. Они, возмущается Риттер, без устали отыскивают внутренние сла¬
бости и трещины «старой системы», как если бы не внешняя катастрофа,
а внутренняя гнилость и дряхлость политической системы были подлин¬
ной причиной нашего поражения ***.
Эта резкая отповедь критикам господствовавшего во Второй импе¬
рии антидемократического режима касается и Макса Вебера, который
в противоположность основному течению официальной немецкой идео¬
логии, как известно, рассматривал формальную буржуазную демокра¬
тию как существенную внутриполитическую предпосылку успешной
империалистической экспансии****. Риттер же, напротив, придержи¬
вается того мнения, что в этом лучшем из миров все в основном постав¬
лено как нельзя лучше. Поэтому он клеймит как «высокомерие» требо¬
вание о «разрыве с историческими традициями» и «снесении до основа¬
ния здания бисмарковского государства, чтобы совершенно заново
строить на расчищенной почве». Он хочет способствовать лишь даль¬
нейшему развитию того, что «уже было создано во Второй импе¬
рии» *****.
* Thomas Mann, Bekenntnisse des Hochstaplers Felix Krull. Der Memoiren
erster Teil, S. 358.
** Ritter, Zum 70. Geburtstag des Grossherzogs Friedrich II. «Freiburger
Zeitung». 8.VI 1.1927. Эту статью автору не удалось получить.
*** Ritter, Bismarcks Reichsgründung, S. 5.
**** мах y/eher, Gesammelte politische Schriften, München, 1921.
***** Ritter, Bismarcks Reichsgründung, S. 20.
74
Во избежание всякого недопонимания поясним: здесь речь идет не
о социально-экономическом базисе возникшей при Бисмарке империи,
которую Карл Маркс полно охарактеризовал в 1875 г. как «обшитый
парламентскими формами, смешанный с феодальными придатками и
в то же время уже находящийся под влиянием буржуазии, бюрократи¬
чески сколоченный, полицейски охраняемый военный деспотизм...» *.
«Исторический опыт», по Риттеру, состоит в том, чтобы восхвалять анти¬
демократизм в духе реальной политики после 1848 г. как «трезвый по¬
литический взгляд, который «в бесконечных боях был завоеван... де¬
дами» в напряженные десятилетия между 1848 и 1871 гг.». Этот опыт
«дедов» не должен быть утрачен «в водовороте политических страстей
тех, кто тогда был разочарован, должен был быть разочарован и сего¬
дня выступает со страстным обвинением». Это «нанесло бы совершенно
непоправимый ущерб»**.
Риттер использует таким образом свой тезис о мнимой невозможно¬
сти демократического пути объединения Германии, чтобы оклеветать
как иллюзорные буржуазно-демократические устремления в 1928 г.
Даже если бы этот тезис был верным, из него невозможно было бы
сделать эти политические выводы. Однако категорическое утвержде¬
ние: это не могло быть иначе, так как произошло именно так — превра¬
щает историю как раз в тот механический процесс, который противники
исторического материализма пытаются приписать ему. В основе подоб¬
ного утверждения лежит метафизический разрыв диалектической связи
между свободой и необходимостью, о чем будет подробно сказано
ниже.
Объединение Германии реакционной прусской военной монархией
под политическим руководством юнкера Бисмарка было так же «без¬
условно» неизбежно, как — в иное время и в иных общественно-поли¬
тических условиях — победа фашизма в Германии. Демократический
путь объединения Германии был вполне объективной реальной воз¬
можностью в 1848 г., а затем в 60-е годы. Представлять как реально по¬
литическую заслугу предательство буржуазии и банкротство мелкой
буржуазии, в силу которых эта возможность не стала реальностью еще
в 1848—1849 гг., значило бы снять проблему исторической ответствен¬
ности***. Риттер, однако, снимает вину с буржуазных и мелкобуржу¬
азных дедов и прадедов, чтобы внуки и правнуки, используя принцип
* К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 19, стр. 28.
** Ritter, Bismarcks Reichsgründung, S. 8.
*** Ritter, Europa, S. 70. Доказательства реальной возможности демократиче¬
ского объединения Германии см. Engelberg. Deutschland von 1849 bis 1871, Berlin,
1959; Rolf Weber, Kleinbürgerliche Demokraten in der deutschen Einheitsbewegung.
1863—1866, Leipzig, 1958.
75
наследного греха, могли узаконить отказ от демократии как замечатель¬
ный обычай предков.
Борьба Риттера против великогерманцев также служит оправданию
реакционного пруссачества Бисмарка и тем самым клевете на демокра¬
тию. В политических тезисах Риттера то и дело слышится изречение
мракобеса Фридриха Юлиуса Шталя, прусского философа-государство-
веда периода реакции: «Авторитет, а не майоритет» (большинство).
Впрочем, в 1928 г. Риттер объявляет себя «искренним сторонником
великогерманского сообщества», который не желает «оставлять в беде
своих братьев в пограничных провинциях». Он полагает, что ни один
«патриотически настроенный немец не может сегодня думать иначе» *.
Однако и этот экспансионистский план германского империализма, осу¬
ществленный при Гитлере, мыслился в духе традиций реакционного
пруссачества, воплощенного в Бисмарке. Для укрепления и дальней¬
шего развития созданного Бисмарком реакционного государства и воз¬
рождения германского империализма Риттер призывает воспитывать
все «сословия» в интересах государства и привлечь их к разделению
государственной «ответственности».
Эта идея явно заимствована у Онкена. Во всяком случае она имеет
так же мало общего с демократией, как и сделанное в 1914 г. Вильгель¬
мом II заявление, что отныне он не знает партий, а лишь немцев. В том
же духе Риттер закончил свой доклад о Бисмарке словами: «Дойчланд,
Дойчланд юбер аллее, юбер аллее ин дер вельт» (Германия, Германия
превыше всего на свете) **. .
Подведем итог. Проблема, больше всего занимавшая Риттера в
период Веймарской республики, — это усиление германского империа¬
листического государства и превращение его в господствующую в мире
державу первого ранга. Его интерес к истории и ее интерпретация опре¬
деляются этой главной политической целью***. В этом смысле главное
место в публикациях Риттера занимают три личности германской
истории: Лютер, Штейн, Бисмарк.
Лютер служит символом, воплощением и даже основоположником
немецкой сущности, которая в корне отличается от западноевропейской
и превосходит ее морально. Штейн для Риттера — олицетворение испол¬
ненного сильных страстей подъема, в котором немецкая сущность вос¬
стала против угнетения ее западноевропейской властью, воплощенной
в Наполеоне, и сбросила ее. Личность Бисмарка воплощает антидемо¬
кратический и реакционный государственный разум прусского толка.
* Ritter, Bismarcks Reichsgründung, S. 22.
** Там же.
*** Ritter, Allgemeiner Charakter und geschichtliche Grundlagen der politischen
Parteibildung, S. 34; его же, Der Oberrhein in der deutschen Geschichte (далее —
Ritter, Oberrhein). «Freiburger Universitätsreden» H. 25, Freiburg, 1937, S. 4.
76
Этому разуму отведена решающая роль в направлении националисти¬
ческих страстей и определении благоприятного момента для их развя¬
зывания.
Довольно ясно выраженный вывод из историко-политических изы¬
сканий Риттера — это новая война германского империализма против
западных держав с целью сбросить оковы Версальского договора, со¬
здать новую германскую мировую державу. Подготовку этой войны он
предпочитает вести на почве Веймарской республики, к которой он от¬
носится несколько положительнее, чем консервативная «немецкая на¬
циональная народная партия». Восстановление монархии в новых усло¬
виях представляется ему не подлежащим обсуждению.
Внутриполитические взгляды Риттера в веймарский период выра¬
жены не столь определенно, как внешнеполитические. В соответствии
со своей философией истории, которая в основном является лишь идео¬
логическим выражением его политических интересов, он и здесь подчи¬
няет внутреннюю политику внешней. Его высказывания совпадают —
даже в терминах — с политико-идеологическими воззрениями ведущих
представителей немецкой национальной партии и даже с ее програм¬
мой *.
* Hans Erdmann v. Lindeiner-Wildau, Konservatismus. «Volk und Reich der Deut¬
schen», Bd. II, S. 35—61, особенно стр. 49 и след.
III
ОТНОШЕНИЕ РИТТЕРА К ФАШИЗМУ
Чем полнее произойдет слияние государства и нации,
составляющее основное содержание политического раз¬
вития наших дней и высшую цель нашего нынешнего
государственного руководства, тем больше будет наша
надежда на утверждение в будущем свободы, мощи и
престижа Германии, на все большее их возрастание
вопреки всем опасностям, которые окружают нашу
страну. Действительно единый и внутренне связанный
со своим национальным государством народ может
быть уверен в том, что на Рейне больше не повторятся
мрачные картины бессилия и позора Германии, о кото¬
рых мне пришлось так много рассказывать. Быстрый
взлет из глубочайшего унижения, который мы пережили
в итоге этой долгой истории, станет тогда началом но¬
вой, еще более величественной и прекрасной поры.
Риттер, 1937 г~
Перед лицом подобных высказываний, относящихся
ко времени, когда господствовала система, преступный
характер которой достаточно хорошо известен и кото¬
рую с та*сим энтузиазмом Риттер восхвалял как испол¬
нение германской миссии, возникает вопрос, чему сле¬
дует больше удивляться: снисходительности властей,
оставивших Герхарда Риттера в 1945 г. в должностях
и званиях, или наивности Риттера, который стремится
стать историографом именно третьей империи.
Рёгеле, 1950 г.
30 января 1933 г. в Германии к власти пришла нацистская партия,
которая по своим целям была близка Риттеру и «национал-консервато-
рам» и которая приступила к осуществлению их политических надежд.
Риттер не жалел сил для восхваления «национальных» заслуг этой пар¬
тии, подчеркивая свою общность с немецким фашизмом. Его оговорки
в отношении фашизма в основном были теми же, что у «национал-кон¬
серваторов» и немецкой национальной партии. Однако подобно этим пар¬
тиям, которые пошли на соглашение с фашистами на почве антикомму¬
низма, антидемократизма и национализма и в большинстве своем примк¬
нули к фашизму, Риттер выразил свое полнейшее согласие с ними.
В 1945 г. Риттер похвалялся тем, что в 1932 г. якобы «провел огром¬
ное собрание антинацистов в городском зале (во Фрейбурге. — 5. Б.)»*.
В то же время в марте 1933 г. он счел необходимым опубликовать га¬
зетную статью под названием «Карл Маркс — пророк классовой
борьбы» **. В 1934 г. последовала еще одна аналогичная статья под
заглавием «Гинденбург как историческая личность»***. Этот предста¬
витель германского милитаризма в кресле рейхспрезидента Веймарской
республики, приведший фашистского палача в имперскую канцелярию,
превозносится Риттером как воплощение старопрусских добродетелей.
Гитлер, которому тогда было 45 лет, получает льстивую характеристику:
«молодой фюрер нового рейха». Далее в статье говорится: «Вожди ре¬
волюционного движения (между прочим, Риттер и после 1945 г. так
называет фашизм. — В. Б.) часто во всеуслышание высказывали жела¬
ние закрепить и обновить лучшие старопрусские добродетели». Иллю¬
страцией к статье Риттера было большое изображение сцены рукопо¬
жатия представителей милитаризма и фашизма в так называемый день
Потсдама 25. В надписи говорится: «Хранитель великих старых тради¬
ций и фюрер мощного молодого движения объединились». 16 апреля
* Ritter, Ein Professor im Dritten Reich. «Kurier», 2.II. 1946, S. 5 (перепечатано
из «Die Gegenwart», I.Jg., N 1, S. 23—26). Просмотр фрейбургских газет, выходив¬
ших в 1932 г., не дал сведений о такого рода «огромных собраниях». Опрос антифа¬
шистов, которые тогда принимали участие в политической жизни Фрейбурга, также
не подтвердил этого.
** Ritter, Karl Marx, der Prophet des Klassenkampfes. «Der Tag» (Unterhal¬
tungsrundschau), 14.111.1933. К сожалению, автору не удалось посмотреть эту статью.
*** Ritter, Hindenburg als historische Gestalt. «Die Woche» (Sonderheft),
2.VI 11.1934.
6 Вернер Бертольд
81
1937 г. Риттер произнес в актовом зале Фрейбургского университета
«речь... по случаю торжественного зачисления студентов». Его выступ¬
ление было посвящено теме «Верхний Рейн в немецкой истории» *.
К тому времени «линия Локарно» была уже сильно поломана в ре¬
зультате политики немецких фашистов, которую западные державы,
впрочем, терпели и поощряли. Еще в октябре 1933 г. Германия вышла
из Лиги наций. 16 марта 1935 г. гитлеровское правительство объявило
о введении всеобщей воинской повинности и о создании современной
военной авиации. Главный фашистский демагог Иозеф Геббельс заявил
в 1936 г.: «Хорошо, мы признаем теперь, что с 1935 г. усиленно воору¬
жались».
Новый рейхсвер получил 7 марта 1936 г. приказ Гитлера о вступле¬
нии в демилитаризованную Рейнскую зону. Это была прелюдия к агрес¬
сии против Франции. Во второй половине 1936 г. в ходе развязывания
и проведения фашистского мятежа против законного, даже с точки
зрения всех буржуазно-демократических правовых понятий, правитель¬
ства Испанской республики началось применение новой немецкой воен¬
ной авиации. Применение пикирующих бомбардировщиков, преслову¬
тых «штукас», было дополнено использованием танков и броненосца
«Дойчланд».
Военная машина германского фашизма совместно с итальянской
проводили генеральную репетицию второй мировой войны. Герника и
Альмерия стали потрясающими символами разрушительной ярости
германского империализма. Для подготовки еще больших военных пре¬
ступлений и развязывания второй мировой войны в октябре 1936 г. была
создана так называемая ось Берлин — Рим, а в ноябре — «Антикомин-
терновский пакт» между Германией и Японией, к которому год спустя
присоединилась также Италия.
Все это, как видно, никоим образом не омрачало националистический
и милитаристский восторг реваншиста Риттера по поводу того, что
«Рейн» снова «свободен» **, а германский империализм успешно про¬
должает «новый подъем» к «мировому влиянию». Более того, каза¬
лось, что это в высшей степени способствовало росту таких настроений.
Душевное состояние Риттера тогда едва ли отличалось от настроений
тех буржуа и мелких буржуа, которые, оживив где-нибудь в пивной,
на бульваре или в конторах свои воспоминания о казарме и войне,
восхищались политикой гонки вооружений и увеличения армии, прово¬
димой германским империализмом, считая ее высшим идеалом. Их
прежние расхождения с «ефрейтором» и «камерадом Шнюршу», как они
обычно называли уроженца Австрии Гитлера, отступили на задний
* Ritter, Oberrhein, S. 5.
** Там же, стр. 35.
82
план, и они стали его ревностными защитниками и пропагандистами.
Многие старые «фронтовики», настроенные крайне воинственно и счи¬
тавшие своим долгом готовить молодежь к военной службе, снизошли
до того, что обращались к молодому поколению, еще «не служившему»
и не испытанному «градом пуль», со словом «камерад».
Так же и Риттер в 1937 г. обращается к принятым в университет сту¬
дентам *. Своим докладом об историческом значении Верхнего Рейна
он хотел подчеркнуть «особое политическое положение» Фрейбургского
университета как «высшего учебного заведения пограничной обла¬
сти» **. Так он вносил свою военно-идеологическую лепту в укрепление
«Западного вала», который уже в течение года возводился как исход¬
ная позиция для реваншистской войны против Франции.
Исходя из интересов германского империализма в настоящем и бу¬
дущем, Риттер в своем докладе кратко изложил историю Верхнего
Рейна и его значение для немецкой истории со времен Юлия Цезаря
до наших дней. Все изложение пронизывает «подобный грому клич» о
том, что Рейн якобы «с незапамятных времен» был германской рекой и
никогда не был германской границей ***.
Вот так серьезный профессор повторял лозунги, ставшие столь рас¬
пространенными среди тевтонцев. Первоначально еще содержавшийся
в них и частично обоснованный национальный элемент давно уже стал
вольным или невольным маскарадом и идеологическим оправданием им¬
периалистических агрессивных устремлений.
Риттер с гордостью говорил о том, что в «сражении историков»
в 20-х годах немецкие профессора якобы доказали историческую несостоя¬
тельность французских притязаний на левый берег Рейна, включая
Эльзас****. Он восхищен «отвоеванием Эльзаса» во франко-прусской
войне 1870—1871 гг. (которая после падения Седана велась как война
несправедливая) и .называет это «великим историческим деянием» *****.
Но все же он не может уйти от того, чтобы, хотя и в ругательных выра¬
жениях, не признать, что начиная с Французской революции 1789 г. (мы
вынуждены добавить: благодаря ей) эльзасцы в своих мыслях и чувствах
стали французами ******. В начале XX столетия Фридрих Майнеке, ко¬
гда он пребывал в Страсбурге, также был вынужден признать, что так
называемые имперские профессора в Страсбургском университете чув¬
ствуют тебя так, как если бы они жили «в колонии» *******.
* Ritter, Oberrhein, S. 3.
** Там же.
*** Там же, стр. 4.
**** Там же, стр. 4, 26.
***** Там же, стр. 31.
****** Там же, стр. 23, 31.
******* Meinecke, Strassburg — Freiburg — Berlin, S. 20.
83
Тем не менее Риттер выступает — такова недвусмысленная логика
его рассуждений—за новое завоевание Эльзаса, а следовательно, за
реваншистскую войну против Франции. Дело едва не доходит до импе¬
риалистической разбойничьей песни «Мы французов разобьем!».
И именно этот историк-шовинист пытался в 1952 г. объяснять францу¬
зам, что им не следует воспринимать как «пангерманскую» угрозу *
исполнение гимна «Германия превыше всего...», снова ставшего гим¬
ном возродившегося в Западной Германии империализма.
Вопреки обычным в его кругу выражениям и методам Риттер нахо¬
дит в 1937 г. точную социально-экономическую терминологию для рез¬
ких обвинений в адрес «французского империализма», имея в виду
Францию XX века **. Будучи преисполнен расистского чванства, он
допускает эти же резкие выражения в отношении марокканцев и сене¬
гальских негров, ставших орудием Франции***. Германский же импе¬
риализм, напротив, в изображении Риттера полностью прикрыт фразами
о справедливом сопротивлении всей нации алчности французского импе¬
риализма. В то же время весь французский народ отождествляется с
французским империализмом. Он заявляет, что немецкий народ обязан
лишь самому себе, собственной силе тем, что Франция не завоевала ле¬
вый берег Рейна. Мы оставляем в стороне вопрос о том, не следовало
ли оценить несколько выше, нежели это делает Риттер ****, значение
практической империалистической заинтересованности Англии и США
в том, чтобы воспрепятствовать французской гегемонии в Европе.
Со всей решительностью следует, однако, отклонить легенду о пол¬
ном классовом примирении «предпринимателей» и «рабочих» ***** в пе¬
риод оккупации Рурской области французскими империалистами в
1923 г. Следует также отметить полное игнорирование им той под¬
держки, которую немецкий народ в своей справедливой борьбе получил
из самой Франции, от международного рабочего движения и от прави¬
тельства Советского Союза. 13 января 1923 г., через два дня после
вступления французских и бельгийских войск в Рурскую область, Со¬
ветское правительство в «Обращении ВЦИК к народам всего мира»,
подписанном М. Калининым, «с особой энергией» протестовало «против
подавления права германского народа на самоопределение» ******.
Концепция, которая в духе гитлеровской так называемой общности
народа целиком и полностью построена на отрицании или игнорирова¬
* Ritter, L’interprétation pangermaniste du «Deutschland über alles» est un
contresens historique. «Le Monde», 6.Vil 1.1952.
** Ritter, Oberrhein, S. 32.
*** Там же, стр. 33.
**** Там же.
***** Там же, стр. 34.
****** «Документы внешней политики СССР», т. VI, М., 1962, стр. 152.
84
нии существования классов, классовой борьбы и интернациональной
пролетарской солидарности, не может, конечно, признать некоторые хо¬
рошо известные факты. Мы имеем в виду, в частности, борьбу Фран¬
цузской коммунистической партии против агрессивной политики
собственной буржуазии, выразителем интересов которой выступал
Пуанкаре. Эта борьба велась совместно с Коммунистическим Интерна¬
ционалом. Далее — призыв к солдатам французской оккупационной
армии брататься с немецкими рабочими, а также антиимпериалистиче¬
ские выступления Марселя Кашена, Гастона Монмуссо и Пьера Семара
в Эссене и их арест французским правительством *.
Дифференцированное рассмотрение Франции противоречит самой
концепции Риттера. Он старается изобразить Францию как якобы еди¬
ную силу, угрожающую Германии, которая будто также монолитна в
своем стремлении дать отпор. При этом замалчивается тот факт, что
«пассивное сопротивление» 26, провозглашенное правительством во гла¬
ве с Куно, генеральным директором фирмы «Гапаг», вследствие огром¬
ной денежной компенсации, превысившей миллиард марок золотом,
оказалось превосходной сделкой для таких немецких магнатов тяже¬
лой промышленности, как Стиннес, Тиссен, Крупп, Клекнер и другие.
Как известно, оккупация Рура французскими войсками была по суще¬
ству спровоцирована махинациями того же Стиннеса вкупе с воротила¬
ми французской тяжелой промышленности.
Когда пролетариат Рура перешел к более последовательной борьбе
против агрессии французского империализма и в мае 1923 г. начал про¬
тив французской и немецкой буржуазии массовую забастовку, в кото¬
рой приняли участие 400 тыс. рабочих, тогдашний бургомистр Дюссель¬
дорфа обратился к главнокомандующему французскими оккупацион¬
ными войсками. Апеллируя к классовой солидарности капиталиста, он
напомнил ему в своем письме, «что во время восстания коммунаров не¬
мецкое командование во всех отношениях пошло навстречу француз¬
ским войскам, чтобы совместно подавить восстание. Я прошу вас,—
продолжал представитель немецкой крупной буржуазии, — оказать нам
такую же поддержку, если Вы не хотите, чтобы в будущем возникла
опасная ситуация» **. В этом случае Риттер определенно сделал бы
все, чтобы прославить подобный предательский поступок как, может
быть, и трагически-демоническое, но истинное проявление старопрусско¬
го государственного разума и чиновной традиции.
* Jean Fréville, Die Nacht endete in Tours. Die Geburt der Kommunistischen
Partei Frankreichs, Berlin, 1953, S. 131; Maurice Thorez, Ein Sohn des Volkes, Berlin,
1951, S. 37.
** Walter Ulbricht, Zur Geschichte der deutschen Arbeiterbewegung. Aus Reden
und Aufsätzen, Bd. I, Berlin, 1953, S. 111.
85
Сепаратистское движение для Риттера также нечто абстрактное в
социальном отношении. Он не видит лежащую в основе этого движения
экономическую заинтересованность западногерманских монополистов
соединить западногерманскую тяжелую промышленность с лотаринг¬
ской железной рудой, т. е. создать своего рода горнорудное объедине¬
ние, не видит их страха перед последовательным демократическим и
социалистическим развитием Германии. Он не хочет также назвать
имена ведущих сепаратистов, представителей рейнского крупного капи¬
тала: банкира Хагена, владельца концерна Отто Вольфа, д-ра Конрада
Аденауэра, тогдашнего обер-бургомистра Кёльна, и других*. Поэтому
резкие выпады против «преступной клики сепаратистов» ** не имеют ни¬
какого социального содержания. После второй мировой войны Риттер
настолько подружился с одним известным тогда и еще более известным
теперь ведущим представителем этой «преступной клики», что, конечно,
охотно отказался бы от этого резкого выражения, да и не только от
этого. Однако на сей раз нам приходится брать Риттера под защиту от
него самого. Ведь при всей его абстрактности, обусловленной национа¬
листическим угаром, он сделал тогда обобщение, полностью применимое
еще и сегодня***.
Само собой разумеется, что как идеолог буржуазии он замалчивает
выдающуюся роль Коммунистической партии Германии в борьбе против
так называемой Рейнской республики ****. «Символом» якобы имевшего
место «совместного сопротивления всех немцев французскому насилию»
Риттер предпочитает сделать националиста, офицера мировой войны
Шлагетера, которого превозносили нацисты ♦****.
Выдержанное в духе гитлеровского фашизма восхваление так на¬
зываемого народного сообщества завершается хвалебным гимном са¬
мой нацистской политике. Если в начале своего доклада Риттер помя¬
нул «нашего фюрера» ******, то в заключение он сказал: «Чем полнее
произойдет слияние государства и нации, составляющее основное содер¬
жание политического развития наших дней и высшую цель нашего ны¬
нешнего государственного руководства, тем больше будет наша наде¬
жда на утверждение в будущем свободы, мощи и престижа Германии,
на все большее их возрастание вопреки всем опасностям, которые окру¬
жают нашу страну... Быстрый взлет из глубочайшего унижения...
* A. Norden, Um die Nation. Beiträge zu Deutschlands Lebensfrage, Berlin.
1952, S. 92, 104.
** Ritter, Oberrhein, S. 33.
*** риттер опубликовал также статью под названием «Клика предателей на
Рейне». «Die Neue Zeit» (Chicago), Vol. V, N 35, 1.1X.1923.
**** A. Norden, Um die Nation. Beiträge zu Deutschlands Lebensfrage, S. 104.
***** Ritter, Oberrhein, S. 34.
****** Там же, стр. 6.
86
станет тогда началом новой, еще более величественной и прекрасной
поры» *.
Мы не имеем возможности установить, исполняли ли вновь принятые
студенты после речи Риттера песню «Хорст Вессель». Во всяком случае
националистическая проповедь Риттера вполне могла вдохновить слу¬
шателей на исполнение этого фашистского напева.
Даже такой реакционер, как д-р Отто Б. Рёгеле из «Рейнишер мер-
кур», еще в 1950 г. на основании этого и других профашистских и нацио¬
налистических излияний Риттера считал его настолько скомпрометиро¬
ванным, что не признавал за ним какого-либо морального права быть
апологетом возрождающегося германского империализма и пропаган¬
дистом западного мира. Рёгеле пошел настолько далеко, что вслед за
этой цитатой Риттера писал, что «перед лицом подобных высказываний,
относящихся ко времени, когда господствовала система, преступный ха¬
рактер которой достаточно хорошо известен и которую с таким энтузи¬
азмом Риттер восхвалял как исполнение германской миссии», он удив¬
ляется «снисходительности властей, оставивших Герхарда Риттера в
1945 г. в должностях и званиях...»**.
По тем же причинам ему казалось «совершенно непонятным, почему
«Союз немецких историков» избрал своим первым председателем имен¬
но Риттера и, несмотря на все это, надеется во главе с ним получить
международное признание» ***. В условиях «холодной войны» эта на¬
дежда вскоре исполнилась, а так как Риттер вопреки своему прошлому
и благодаря ему проявил себя поборником нынешних империалистиче¬
ских интересов, «Рейнишер меркур» с благословения Аденауэра пошла
с Риттером на мировую.
Еще за год до произнесенной в 1937 г. речи Риттер выпустил книгу
«Гейдельбергский университет. Частица немецкой истории»**** и пер¬
вое издание книги «Фридрих Великий» *****. История Гейдельбергского
университета — своего рода возврат просроченного долга. Как уже упо¬
миналось, еще в 1916 г. Риттер получил соответствующий заказ и в
1919 г. приступил к работе. Создается впечатление, что приват-доцент
(1921 г.) и профессор (1924 г.) стремился заниматься сюжетами, казав¬
шимися более актуальными в политическом и идеологическом отноше¬
нии, нежели история Гейдельбергского университета.
* Ritter, Oberrhein, S. 36.
** Otto В. Roegele, Gerhard Ritter und die Geschichtsrevision. «Rheinischer
Merkur», 16.XII.1950; перепечатано также в «Frankfurter Allgemeine Zeitung»,
2.11.1951 (там же помещен весьма интересный ответ Риттера Рёгеле).
*** Там же.
**** Ritter, Die Heidelberger Universität. Ein Stück deutscher Geschichte, Heidel¬
berg, 1936.
***** Ritter, Friedrich der Grosse, Leipzig, 1936.
87
Лишь после завершения биографии Штейна Риттер в 1932 г. возоб¬
новил работу над историей университета *. Но и эту сравнительно чу¬
ждую политике неактуальную тему он старается актуализировать **,
по крайней мере во введении, и преподнести ее полностью в духе своей
речи о Верхнем Рейне, произнесенной в 1937 г., придав ей воинственное
националистическое содержание. Для оживления националистического
мифа он использует жизненно-философский иррационализм, разглаголь¬
ствуя о бесконечных пропастях «сердца, настроения...» всех тех «тысяч
иррациональных жизненных побуждений», которые, по Риттеру, «со¬
ставляют дух нации и эпохи» ***.
Совершенно в иных тонах выдержана книга о Фридрихе, написанная
Риттером как популярная. Он посвятил ее «незримому сообществу но¬
сителей подлинно фронтового духа в царстве немецкой науки». Эта
книга подготовлена на основе «публичных лекций», прочитанных в пе¬
риод «зимнего семестра 1933—1934 гг. во Фрейбургском университете
перед слушателями всех специальностей» *****
В 1954 г., когда Риттер счел, что в соответствии с широко задуман¬
ной им пропагандой ремилитаризации настало время выпустить третье
издание ***** книги о Фридрихе, он заявил, что «уже первое издание...
сознательно было предпринято с целью противопоставить одинокого са¬
модержца и трезвого рационалиста всякому проявлению националисти¬
ческого угара, который был тогда в моде»******. Как мы видели, сам
Риттер внес немалый вклад в раздувание шовинистических настроений.
Однако он мечтал о комбинации «националистического угара» и госу¬
дарственного разума, о направлении и управлении одного другим. Лишь
при этом условии, казалось ему, гарантирован и обеспечен мощный
подъем германского империализма на длительное время.
Если в период Веймарской республики, в частности в той же речи
о Верхнем Рейне перед студентами, Риттер делал акцент преимуще¬
ственно на пробуждение националистических настроений, то в биогра¬
фии Фридриха II он дает совет фашистским правителям оценивать
возможности германского империализма, так сказать, реально полити¬
чески. В известной мере он хотел пояснить Гитлеру, что весь мир не мо¬
жет принадлежать ему завтра же, и внушить необходимость доволь¬
ствоваться для начала половиной мира. Ведь многие, даже самые ре¬
акционные, немецкие интеллигенты были хорошо информированы о
положении в мире. Это вело к тому, что некоторые из них относились к
* Ritter, Die Heidelberger Universität, S. VIII.
** Там же, особенно стр. 4, 7.
*** Там же, стр. 8.
**** Ritter, Friedrich der Grosse. Предисловие.
***** Heidelberg, 1954. Второе издание вышло в Лейпциге в 1942 г.
****** Ritter, Friedrich der Grosse (1954), S. 5.
88
нацистской политике скептически или даже отрицательно, хотя и одоб¬
ряли политические цели нацистов, как таковые. По-видимому, Риттер
вплоть до самого начала войны колебался между восхищением импе¬
риалистическими планами нацистов и их временными успехами, с одной
стороны, и скепсисом в отношении их методов и недостатка «госу¬
дарственного разума» — с другой. Это вытекает также из анализа ре¬
троспективных высказываний, сделанных Риттером после второй миро¬
вой войны *.
В том, что его расхождения с нацистами не были принципиальными*
а касались лишь методов, Риттер признается сам в ответе Рёгеле, где
он говорит «о суровой критике внешне- и внутриполитических методов
(подчеркнуто мной. — В. Б.) гитлеровского правительства»**, с кото¬
рой он якобы выступил «уже тогда». Тем же он объясняет и то, что в-
своей торжественной речи в 1937 г. он высказал нацистскому государ¬
ству «добрые пожелания и надежды на будущее» ***.
В духе этих пожеланий и надежд, а также призывов к государствен¬
ному разуму фридриховского и бисмарковского толка Риттер обращает
внимание «Адольфа Гитлера» на то, что «день Потсдама» и особенно
«возложение венка на могилу Фридриха Великого» по случаю «торже¬
ственного провозглашения «третьей империи»» содержат «обязатель¬
ства», выполнение которых должно иметь «весьма серьезное историче¬
ское и политическое значение» ****.
В то же время он снова в совершенно фашистском духе поясняет бур¬
жуазным демократам, что, по его мнению, для Германии безусловно¬
необходим принцип фюрерства. «Потребность в сильном монархическом
руководстве», указывает он, относится «к элементарным нуждам гер¬
манской политики», и эта «жесткая монархическая повелительная сила*
ни в коем случае не должна быть парализована *****. Потеря граждан¬
ских свобод, связанная с принципом фюрерства, который обосновы¬
вается экспансионистскими и геополитическими соображениями, значи¬
тельно компенсируется, по Риттеру, «гордым сознанием того, что немцы
принадлежат...» к ведущей нации и государству******. Он и ему
подобные считали, что гражданам великого государства не подобает
жить в состоянии «идиллического благодушия», что не следует завидо¬
вать судьбе «жителей нейтральных малых государств», «существующих
* См. особенно Ritter, Dämonie (1947, 1948); Ritter, Goerdeler (1954, 1955».
1956).
** «Nationalismus und Vaterlandsliebe. Die Erwiderung von Gerhard Ritter
(auf Roegele)». «Frankfurter Allgemeine Zeitung», 2.II.1951, S. 5.
*** Там же.
**** Ritter, Friedrich der Grosse (1936), S. 265.
***** Там же, стр. 256.
****** Там же, стр. 253.
на задворках истории» *. «Находясь в неблагоприятном географическом
положении... германское государство... вынуждено ставить потреб¬
ности внешней политики выше всех интересов внутреннего благополу¬
чия» **.
Такая концепция представляет собой не что иное, как концентриро¬
ванное, геополитически модернизированное выражение известного реак¬
ционного учения о примате внешней политики. Оно было разработано
Леопольдом фон Ранке и сформулировано Вильгельмом Дильтеем.
Все это согласовывается как с фашистской идеологией, так и с осу¬
ждением «либералов 1848 года» и «демократов 1918 года» ***. В фашист¬
ской действительности Риттер видит «поток», в котором «полностью
сливаются прусская и германская концепция государства», а нацистские
правители представляются ему «наследниками бисмарковской империи».
Это высшая оценка, если иметь в виду прямо-таки религиозное почита¬
ние Риттером прусской традиции . фридриховского и бисмарковского
толка. При нацизме, по утверждению Риттера, «могущество и честь,
счастье и величие германского государства еще больше, чем прежде,
стали чаяниями всего немецкого народа, всех его слоев». Даже в так
называемых низших слоях «простое повиновение подданных» якобы
сменилось «повиновением, основанным на доверии и преданности идее
рейха, готовностью отдать ему все нравственные силы». С глубоким
удовлетворением Риттер отмечает, что в Германии того времени «снова
(после многих лет смуты и малодушного смирения) стало само собой
разумеющимся понимание того, что без внешнего могущества не процве¬
тает ни одно государство и невозможно никакое благополучие.. .»****.
Из всего этого становится совершенно ясно: Риттер был полностью
согласен с политическими агрессивными целями фашистского прави¬
тельства, он видел в них реализацию своих излюбленных идей, которые
развивал еще в период Веймарской республики. Он желает только уси¬
ления в этой политике роли прусского государственного разума в духе
Фридриха и Бисмарка. Риттер желал также, чтобы во главе и в аппара¬
те «третьей империи» было несколько более трезвых голов. Фактически
это сводится к требованию более сильного влияния представителей так
называемой старопрусской традиции, т. е. юнкеров, кастовых чиновни¬
ков и военных.
* Ritter, Friedrich der Grosse (1936), S. 252.
В 1953 г. на Бременском конгрессе историков Риттер, развивая свою демагоги¬
ческую концепцию понятия милитаризма, высказался в подобном же духе в отноше¬
нии Швейцарии, заявив, что в такой нейтральной стране он не хотел бы жить. Это
поразило буржуазных историков, в том числе и тех, кто доброжелательно к нему
относился.
** Ritter, Friedrich der Grosse (1936), S. 265.
*** Там же, стр. 267.
**** Там же, стр. 265.
<90
При анализе работ Риттера, относящихся к нацистскому периоду,
принимаются во внимание соображения камуфляжа. Однако срав-
дение его сочинений периода Веймарской республики с сочинениями
периода «третьей империи» показывает, что во многих существенных
вопросах ему совершенно не нужна была маскировка. Если он и зани¬
мается критикой, то это особая форма имманентной критики. Риттер
вел ее с тех же основных империалистических позиций, на которые
опирался и германский фашизм. Он ведет критику постоянно в интере¬
сах германского империализма, в его, риттеровском, понимании. Не¬
приязненное отношение Риттера как консервативного лютеранина к на¬
цистской идеологии, чуждой христианству, сливалось с его политиче¬
скими оговорками и в какой-то части довольно значительно усили¬
вало их.
Реакционная актуализация Фридриха II дала свои плоды, особенно
во время войны. После второго издания (1942 г.) книга разошлась в
8 тыс. экземпляров. Тысячи молодых офицеров и юнкеров, которые ока¬
зались на войне после окончания школы или после первых семестров
университета, имели с собой эту книжку в походах фашистского вер¬
махта. Через них фронтовик первой мировой войны Герхард Риттер
внушал прусский воинственный дух и выдержку солдатам второй ми¬
ровой войны.
«Старопрусская дисциплина... молчаливое выполнение долга» и «го¬
товность к самопожертвованию» как «простой и само собой разумею¬
щийся» долг «каждого в отдельности» * — все это Риттер отдал в
распоряжение нацистского вермахта как большие этические ценно¬
сти. Это не помешало ему после второй мировой войны заявить, что под¬
черкиванием прусских добродетелей он якобы хотел противодейство¬
вать Гитлеру. Таким образом, в условиях фашистской разбойничьей
войны книга Риттера о Фридрихе продолжала ту же военно-идеоло¬
гическую обработку, которой в 1937 г. служил его доклад о Верхнем
Рейне.
В период подготовки германскими фашистами второй мировой войны
Риттер предпринимает усиленные попытки историко-философскими
аргументами подкрепить свою политическую тенденцию и теоретически
более глубоко обосновать особую агрессивность германского империа¬
лизма. Эти попытки нашли выражение и в речи, которую Риттер про¬
изнес во Фрейбурге 9 декабря 1936 г. по случаю 400-летия со дня смер¬
ти Эразма Роттердамского. Тема выступления называлась «Эразм и не¬
мецкий кружок гуманистов на Верхнем Рейне» **.
* Ritter, Friedrich der Grosse, S. 269; там же (1942), стр. 278.
** Ritter, Erasmus und der deutsche Humanistenkreis am Oberrhein. Eine Ge¬
denkrede (далее — Ritter, Erasmus), Freiburg, 1937.
91
Изложенные в этой речи основные идеи Риттер в благоприятный для
германского империализма начальный период войны развивает в своей
книге «Государство силы и утопия»*.
Уже в этой речи, посвященной почти в насмешку памяти великого
гуманиста, Риттер как лютеранин и приверженец Макиавелли не может
скрыть своего отвращения к Эразму. С очевидным умыслом оклеветать
его Риттер истолковывает идейное наследие Эразма в основном как
выражение бюргерских интересов малых государств **. Словно приказ-
об аресте звучит следующая характеристика: «Эразм мечтал всего лишь
о превращении августиновского pax coelestis в pax terrena27. Тем са¬
мым, — пишет Риттер, — Эразм Роттердамский стал первым пацифи¬
стом, совершенно не желая понять неизбежные жестокости насильствен¬
ной власти государства, вполне естественные при стремлении больших
государств к жизнедеятельности и усилению своего могущества „
при естественно обусловленных противоречиях между европейскими
нациями, когда так часто не право противостоит произволу, а одно
право другому. Он не представлял себе, что все живое развивается
только в борьбе и какое счастье приносят сильному власть, победа и
слава» ***.
Поэтому Риттер считает «естественным, что немец наших дней чув¬
ствует себя в роли глашатая немецкой славы в той же мере, в какой ему
представляется чуждым, а во многих отношениях отталкивающим по¬
литический мир Эразма Роттердамского»****. Еще несколько штрихов
расистского толка — и эти слова можно было бы считать вышедшими
из-под пера штатного нацистского идеолога. Как известно, Риттер пре¬
тендует на то, что он с самого начала был противником военной поли¬
тики Гитлера. При этом он то и дело противоречит сам себе. Мы видим,
видели и еще увидим дальше, что он неустанно по собственной воле
оказывал содействие нацистам в идеологической подготовке войны. Это
содействие было тем более ценно для них, что Риттер не был членом на¬
цистской партии и мог воздействовать на те круги, которые не поддава¬
лись официальной фашистской пропаганде. Таким образом, Риттер как
замаскированный пропагандист добровольно отдал себя в распоряже¬
ние фашистского военного министерства и министерства пропаганды.
Идеологи империализма, подобные Риттеру, выступают против па¬
цифизма потому, что он наносит ущерб разжиганию милитаристских
настроений, необходимых для империалистических разбойничьих войн,
* Ritter, Machtstaat und Utopie. Vom Streit um die Dämonie der Macht seit
Machiavelli und Morus (далее — Ritter, Machtstaat), München — Berlin, 1940 (2-еизд..
1941, 3-е и 4-e, 1943).
** Ritter, Erasmus, S. 30.
*** Там же, стр. 27.
**** Там же, стр. 35.
92
подрывает моральный дух участников этих войн, а в некоторых случаях
может привести даже к отказу от несения военной службы. Во время
подготовки и проведения второй мировой войны подобные настроения
и соответствующее поведение могли привести к ослаблению фашизма.
Пацифисты были во всяком случае против Гитлера, нацистского госу¬
дарства и войны. Поэтому коммунисты, несмотря на принципиальные
идеологические расхождения с пацифистами, ни в коем случае не отка¬
зывались от сотрудничества с ними.
Брюссельская конференция Коммунистической партии Германии
1935 г., как известно, ориентировала партию на «создание антифашист¬
ского народного фронта, объединение всех противников фашистского
режима (т. е. и пацифистов, которые были против гитлеровской поли¬
тики войны. — В. Б.) вокруг политической программы борьбы против
фашистской диктатуры» *. А «борцы сопротивления» риттеровского по¬
шиба, напротив, в тот же период обливали грязью «современных паци¬
фистов». Исходя из империалистических и милитаристских позиций и в
полном согласии с интересами нацистов, они исключали их из «народ¬
ного сообщества» как «чуждые» и «отвратительные» элементы. Как и в
книге «Государство силы и утопия», Риттер уже в пресловутой речи об
Эразме Роттердамском, или, точнее, в речи против него, сравнивает
Эразма Роттердамского с Томасом Мором и сопоставляет их обоих с
Макиавелли и Лютером, которые, по мнению Риттера, значительно при¬
влекательнее для немца «наших дней», нежели оба эти гуманиста с «их
идеалами государства благоденствия» **. Куда бы пошло нацистское го¬
сударство 1936 г., если бы от него потребовали благополучия вместо
вооружений? Таким образом, Риттер сам поставлял «историко-фило¬
софские» аргументы в пользу пресловутого фашистского лозунга
«Пушки вместо масла».
* Wilhelm Pieck, Der neue Weg zum gemeinsamen Kampf für den Sturz der
Hitlerdiktatur. Referat und Schlusswort auf der Brüsseler Parteikonferenz der KPD,
Oktober 1935, 5.Aufl., Berlin, 1957, S. 163.
** Ritter, Erasmus, S. 34.
IV
от книги «ГОСУДАРСТВО СИЛЫ И УТОПИЯ»
К «ДЕМОНИИ ВЛАСТИ» *
Это сочинение не случайно появилось в разгар войны и непо¬
средственно за нашим Западным валом. Риттер, 1940 г.
Равным образом можно понять
то почтение, с которым сегодняшняя
Италия относится именно к этому
провозвестнику ее национальной сво¬
боды. Ведь он первым выдвинул то
учение, которое нынешняя Италия
снова проповедует: железное уче¬
ние о необходимости силы как
предпосылки свободы. В этом, соб¬
ственно, и заключается его гениаль¬
ное достижение. Риттер 1940 г.
Нет нужды говорить сего¬
дня об опасной односторон¬
ности этой теории государ¬
ства. Риттер, 1948 г.
Надежная изоляция британских
островов пришла к концу, а ныне
кончилась полностью. Риттер, 1940 г.
Чего только тогда не гово¬
рили и не писали в Германии
и не только газетчики, но и
ученые — публицисты и исто¬
рики (часто весьма остроум¬
но!), чтобы объявить конец
особого островного положения
Англии. Риттер, 1947 г.
Нам нужна такая теория власти, которая выходит за рамки вечного
противоречия между макиавеллистским и эразмовским, между конти¬
нентальным и островным мышлением, отвечая обоснованным целям
обеих сторон: потребности человеческого общества в длительном мирном
порядке, гарантированном праве, но в то же время и потребности госу¬
дарства в свободном пространстве для развертывания воинственной
энергии, потому что без этого практически невозможно самоутверждение
какого-либо общественного авторитета. Риттер, 1947 г.
* См, примечание на стр. 97.
Историко-философская книга Риттера «Государство силы и утопия»
появилась в начале второй мировой войны, когда немецко-фашистский
вермахт, казалось, еще одерживал многообещающие победы. Второе
издание, которое, по словам самого Риттера, не потребовало «ника¬
ких существенных изменений», «понадобилось уже через несколько
месяцев»**. По свидетельству опять-таки самого Риттера, оно было
«раскуплено уже через несколько недель». «Условия военного времени»
могли бы «задержать на несколько лет... появление третьего изда¬
ния» ***.
Однако фашистские органы пропаганды, очевидно, столь высоко
оценили его книгу, что в 1943 г., после поражения немецкой армии на
Волге, одновременно появилось третье и четвертое издания. Сделать
«дополнения к третьему изданию» автора побудили «недоразумения».
И Риттер предпринял в тексте существенные изменения, добавления и
сокращения. Новая тактическая линия, ясно различимая в третьем и
четвертом изданиях 1943 г., делает понятным, почему фашистские идео¬
логи, как пишет сам Риттер, «не допустили больше новых изданий» ****.
При тщательном изучении предыдущих изданий становится ясным,
что предпринятая Риттером в 1947 г. попытка приписать этим изданиям
ту новую политико-идеологическую концепцию, которая появилась лишь
после битвы на Волге, была совершенно определенно сделана с целью
самоапологетики. Так, в предисловиях к изданиям 1940 и 1941 гг. име¬
лись высказывания, откровенно направленные против западных про¬
тивников гитлеровского рейха, которые можно считать девизом всей
книги: «Это сочинение не случайно появилось в разгар войны и непо¬
средственно за нашим Западным валом»*****.
В 1943 г. Риттер выбрасывает упомянутую фразу, обращенную про¬
тив Запада. Это соответствовало идеям Карла Герделера, который в
* Основные мысли этой главы уже были изложены автором в большой
статье, из которой здесь использованы некоторые формулировки. W. Berthold, Der
politisch-ideologische Weg Gerhard Ritters, eines führenden Ideologien der deutschen
Bourgeoisie. «ZfG» N 5, 1958, S. 959—989.
** Ritter, Machtstaat (1941), S. 4.
*** Там же, (1943), стр. 4.
**** Ritter, Dämonie (1947), S. 10.
***** Ritter, Machtstaat (1940), S. 4; там же (1941), стр. 4.
7 Вернер Бертольд 97
интересах продолжения империалистической войны против Советского
Союза искал соглашения с западными державами. В третьем и четвер¬
том изданиях книги наблюдается тактический поворот во взглядах Рит¬
тера. Совершенно очевидно, что это произошло под уничтожающим для
идеолога германского империализма впечатлением от победы Красной
Армии в битве на Волге, а также под влиянием Карла Герделера, к ко¬
торому Риттер относился с большим уважением. И здесь изменения в
индивидуальном мышлении Риттера — лишь идеологическое выражение
и составная часть внутреннего поворота, происшедшего среди большей
части германской буржуазии.
Для того чтобы внушить страх державам — победительницам в пер¬
вой мировой войне было сделано исключительно все. Образно говоря*
против них возводили укрепления «Западного» и «Атлантического ва¬
ла», заставили западные державы пережить германский триумф по
случаю падения Парижа и бомбардировки Ковентри, хотя, быть может,
не без того тягостного «чувства», о котором в подобной же связи говорит
Герман Геймпель*. Правда, вскоре возникло опасение, что фашистская
военная машина не выдержит нагрузки. Однако только победа совет¬
ских войск в битве на Волге привела к тому, что значительное число
представителей немецкой буржуазии стало проклинать «Западный вал»,
который между тем был превращен в «Атлантический». Эта часть немец¬
кой буржуазии возлагала надежды на помощь империалистических
держав Запада в борьбе против Советского Союза. Для антибольше¬
вистски настроенных противников Гитлера, группировавшихся вокруг
генерал-полковника Бека и Герделера, позиция империалистических за¬
падных держав, находившихся в военной коалиции с Советским Со¬
юзом, приобрела на случай путча решающее значение. В интересах гер¬
манского империализма Гитлера следовало устранить таким образом,
чтобы антиимпериалистические силы не могли даже временно извлечь
из этого каких-либо преимуществ. Однако это могло произойти лишь
с помощью империалистических западных держав, которых можно было
привлечь только призывами к солидарности в борьбе с коммунизмом.
Решающим идеологическим средством в этом отношении было подчер¬
кивание общей «западной» традиции. В области государствоведения и
истории оказалось необходимым устранить ту противоположность за¬
падноевропейских и германских традиций и концепций, которую до это¬
го в Германии отмечали с особой гордостью.
Будучи испытанным идеологом немецкой буржуазии, Риттер начи¬
нает осознавать новый социальный заказ и приступает к его выполне¬
нию. Идеи, зародившиеся у него в 1943 г., получают определенное
оформление в послевоенных изданиях его философско-правовой книги,
* Hermann Heimpel, Der Mensch in seiner Gegenwart, Göttingen, 1954, S. 41.
98
которую он выпустил в 1947 г. как «пятое, переработанное издание»,
под новым названием «Демония власти. Размышления об истории и
сущности проблемы власти в политических воззрениях нового време¬
ни» *. Шестое издание появилось спустя год. Таким образом, его новая
концепция, уже тогда совпадавшая с устремлениями Христианско-демо¬
кратического союза (ХДС) Западной Германии, получила широкое рас¬
пространение (10 тыс. экземпляров — по 5 тыс. экземпляров каждое
издание) **. Эта книга относится к числу тех послевоенных публикаций,
которые содействовали восстановлению германского империализма под
англо-американским, «западным» покровительством ***.
Таким образом, на этих шести изданиях одной и той же книги мы
можем проследить политическую и идеологическую эволюцию Риттера
за период с 1940 по 1948 г., которая характерна для большей части иде¬
ологов германской буржуазии, да и для германской буржуазии вообще.
Причем эту эволюцию можно проследить в полном смысле фраза за
фразой, слово за словом, буква за буквой. Правда, эта эволюция, или
поворот, обозначилась еще в связи с политикой Локарно и политикой
Мюнхена (1938 г.). Однако вопреки сговору между германскими и за¬
падноевропейскими империалистами, направленному против Советско¬
го Союза, Запад оказался первым объектом агрессии германского им¬
периализма, после того как он захватил капиталистические страны
Центральной и Восточной Европы.
Прежде всего необходимо проследить основную линию книги Рит¬
тера и ее превращения. Затем, используя метод сравнительной филоло¬
гической критики, надлежит проанализировать наиболее важные изме¬
нения в тексте. Уже при сравнении полного довоенного названия книги
с послевоенным становится ясным то существенное изменение, которое
внесено в концепцию. С 1940 по 1943 г. подзаголовок книги гласит: «От¬
носительно спора о демонии власти со времен Макиавелли и Мора».
В послевоенных изданиях из названия исчезли имена обоих мыслите¬
лей, а тем самым, естественно, устранено и их противопоставление. При
помощи вневременных исторических категорий, дополняемых геополи¬
тическими идеями, Риттер делает Макиавелли представителем так на¬
зываемого континентального государственного принципа. Он применяет
этот принцип прежде всего к Германии, т. е. для оправдания особой
агрессивности германского империализма.
* Это издание было подготовлено издательством «Хайнрих Ф. К. Ханнсманн*
(Штутгарт), все другие—Р. Ольденбургом (Мюнхен).
** Подсчитано по выходным данным изданий «Государство силы и утопия»
и «Демония власти».
*** К этим публикациям следует отнести также L. Dehio, Gleichgewicht oder
Hegemonie.
*
99
В противоположность этому он утверждает, что Томас Мор и Эразм
Роттердамский представляют «островной» государственный принцип,
который типичен преимущественно для Англии. В соответствии со сво¬
им «геополитическим» положением Германия, пишет Риттер, должна
в духе Макиавелли ориентироваться прежде всего на «воинственное со¬
средоточение сил» и пресловутый «примат внешней политики». Это зна¬
чит, что политика войны должна играть первостепенную роль по сравне¬
нию с благосостоянием. Эразмовский гуманизм и мораль не должны
перечеркивать реально-политические нужды. Англия же, напротив,
вследствие своего «геополитически» благоприятного островного поло¬
жения не нуждается в том, чтобы в той же мере направлять внутренние
силы на военные цели, и потому более широко может проводить поли¬
тику благополучия внутри страны. Это своего рода примат внутренней
политики над внешней. Благодаря своему колониализму и стремлению
оказывать длительное влияние на европейские страны английская поли¬
тика обладает большей силой, чем немецкая. В то время как последняя,
так сказать, по доброй воле признает свою жестокость в духе Макиа¬
велли, первая, следуя Мору, прикрывается высокомерными и лицемер¬
ными фразами о гуманности, справедливости и прочими «идеологиче¬
скими» теориями.
В 1940 г. мы замечаем у Риттера то же глубокое озлобление против
Англии, которое бросалось в глаза еще в 1925 г. в первом издании его
книги о Лютере. В соответствии с фашистской военной пропагандой
Риттер старается представить английский империализм как особен¬
но пагубный и тем самым оправдагь исключительную агрессивность
германского империализма. Правдивые оценки английской полити¬
ки служат при этом средством империалистической конкурентной борь¬
бы и психологической войны. Жонглируя в полемике против Англии
различными оценками и понятиями, Риттер в конечном счете ставит
континентальный германский государственный принцип выше остров¬
ного английского, а Макиавелли выше Мора в нравственном отноше¬
нии.
В 1943 г. после битвы на Волге начинается, однако, 'переориентация
системы оценок в интересах сближения с западными державами.
К 1947 г. Риттер полностью перестроился, встав на новую, более широ¬
кую «западную» платформу. Заявив своим читателям, что «континен¬
тальный» государственный принцип, выдвинутый Макиавелли, «изжил
себя таким явлением, как Гитлер», и выродился до преступности, Рит¬
тер прибегает к методу, ставшему обычным для буржуазной пропаган¬
ды, и пытается перенести этот принцип на Советский Союз.
Характерно, что в том же 1943 г. он обратился к военнослужащим
вермахта (бывшим фрейбургским студентам) с нравоучительным «пись¬
мом» под мистическим названием «Загадка — Россия», в котором вы¬
100
ступил с резкими нападками по адресу Советского Союза *. При этом
Риттер совершенно отбросил маску «понимания», к которой охотно при¬
бегает после 1945 г. при рассмотрении гитлеровского режима.
Следуя своей новой схеме понятий, Риттер в 1947 г. обосновывает
противоречия между Советским Союзом и империалистическими запад¬
ными державами тем, что эти державы якобы представляют «остров¬
ной» государственный принцип, направленный на обеспечение «длитель¬
ного мирного порядка». С этой целью он, разумеется, всячески превоз¬
носит «островной» принцип и рекомендует европейским континентальным
державам принять его. Такова в основных чертах главная линия раз¬
вития, которую можно проследить во всех шести изданиях. Последую¬
щий анализ покажет путь Риттера от германского к «западному» на¬
ционализму, от прежней особой позиции германского империализма,
защищенного идеологическим «Западным» и «Атлантическим валом», к
новым особым позициям внутри так называемой европейской интегра¬
ции, внутри «нации Европа».
На бесследное исчезновение в 1943 г. приверженности к «фронту на¬
шего Западного вала» уже указывалось. В 1947—1948 гг. на место ми¬
моходом оброненной фразы пришло довольно пространное рассуждение,
лишенное какой бы то ни было направленности против Запада и при¬
званное прежде всего опровергнуть упреки противников Гитлера из
буржуазной среды в том, что Риттер был идеологическим пособником
германского фашизма или по меньшей мере объективно действовал, как
таковой.
Один либеральный швейцарский историк высказал в 1957 г. следую¬
щее, не лишенное меткости мнение: хотя Риттер сам и не был нацистом,
все же подчеркивание им так называемой континентальной идеи госу¬
дарства силы очень нравилось нацистам; мягкое обращение с ним ге¬
стапо, а также тот факт, что с ним ничего не случилось после ареста,
следует также рассматривать как нечто примечательное**.
В своем стремлении совершенно смыть с себя позор идеологического
и политического сотрудничества с нацистами Риттер попадает в же¬
стокое логическое противоречие. Как можно, к примеру, согласовать
утверждение, что «немецкая читающая публика» «в большинстве сво¬
ем. .. очень хорошо» якобы его понимала ***, с заявлением о том, что
в приложении к третьему изданию своей книги он хотел дать «ответ
на вопрос, мучивший всякого (подчеркнуто мной. — В. Б.) читателя»:
* Ritter, Lebendige Vergangenheit. Beiträge zur historisch-politischen Selbstbe¬
stimmung. Zum 70. Geburtstag des Verfassers, hg. v. Freunden und Schülern, München,
1958, S. 213, 314, 324.
** Устное сообщение.
*** Ritter, Dämonie (1947), S. 10.
101
должен ли он «отдать предпочтение» «идеалам Макиавелли или Мора
или ни одному из них» *.
В 1940, 1941 и 1943 гг. Риттер делит свою книгу на четыре главы:
1. Духовное наследие.
2. Макиавелли как провозвестник современного континентального
государства силы.
3. Мор как идеолог английского островного государства благоден¬
ствия.
4. Историческое значение противоречия и его преодоление.
В 1947 г. книга была увеличена на одну главу, а название четвертой
главы стало короче. Она называется «Историческое значение противо¬
речия», а новая, шестая, глава названа «Заключение: попытка теорети¬
ческого преодоления противоречия».
Эти перестановки и дополнения — лишь формальное выражение но¬
вой политико-идеологической концепции. В 1940 и 1941 гг. под форму¬
лировкой «преодоление противоречия» скрывается нечто совершенно
иное, нежели в 1947 и 1948 гг. Во время войны это могло нравиться на¬
цистским правителям, а после войны перевоспитателям — западным со¬
юзникам. Появившееся уже в 1943 г. «Приложение к третьему изданию:
о двойном смысле политического» следует рассматривать как своего
рода закладывание основ «западной» государственной теории. Однако
об этом будет сказано дальше.
В первой главе, озаглавленной «Духовное наследие», Риттер пы¬
тается дать своего рода феноменологию понятия «демония власти» в
историческом сознании от античности до позднего средневековья. Это
понятие он выводит из христианской концепции государства августино-
лютеранского толка, согласно которой государство должно выполнять
вечное «предопределение бога»: нести на этом свете службу по поддер¬
жанию порядка **. При этом оно, подобно ангелу, может отдалиться от
бога и «впасть в сатанинский порок»***. В этом якобы и заключается
«демоническое начало власти», в котором Риттер видит лишь высшее
проявление нравственной «двусмысленности всего земного»****, что
в свою очередь теологически выводится из библейского грехопадения.
Античность, отдававшая предпочтение посюстороннему миру, несмотря
на некоторые взгляды, которые Риттер особенно усердно ищет у Эсхила
и Тацита, не могла «полностью осознать эту проблему. Полное познание
стало возможным якобы лишь с возникновением христианства благо¬
даря его ориентации на потусторонний мир.
* Ritter, Dämonie (1947), S. 13.
** Ritter, Machtstaat (1940), S. 17.
*** Там же, стр. 18.
**** Там же, стр. 147; Ritter, Dämonie (1947), S. 219.
102
В связи с рассмотрением пренебрежительного отношения Риттера к
Эразму Роттердамскому мы скоро увидим, что, по его мнению, полное
понимание истории вообще доступно лишь христианам лютеранского
толка, которые ставят потусторонний мир выше реального и усматри¬
вают в человеке жалкую креатуру. Из всех этих теологических предпо¬
сылок вытекает вся историческая концепция Риттера, которая по своему
социальному содержанию отчетливо выражает буржуазное классовое
сознание.
Во время войны в применении Риттером понятия «демония» еще
можно было иногда услышать нотки протеста против фашистских мето¬
дов в изложенном выше смысле. Однако после войны он прежде всего
связывает это понятие с необходимостью борьбы »против «сатанинского»
и против «зла», под чем Риттер подразумевает революционные народ¬
ные массы, все социалистические и демократические силы. Таким обра¬
зом, так называемая антилиберальная лютеранская теология, всплыв¬
шая на поверхность после первой мировой войны, стала у него не только
внешним и надысторическим ярмом, которое он навязывает истории, но
одновременно идеологической основой реакционной политической про¬
граммы.
Как и в 1925 г. в борьбе против западных держав, Риттер и в 1940 г.
в стиле реакционной романтики вызывает дух так называемой христи¬
анской германской монархии средневековья *, которая усиленно боро¬
лась против демонии власти. Особенно восхищается он «идеалом
рыцарского благородства» с его «нравственным повиновением»**.
Презирая народные массы, Риттер видит только отношения между
представителями господствующего класса феодалов, но не видит при¬
сущее им всем эксплуататорское отношение к крепостным и зависимым
крестьянам, на котором основан «идеал рыцарского благородства». При
этом следует заметить, что упомянутому «идеалу» в феодальном обще¬
стве противостояла действительность — постоянная междоусобица из-за
доли в феодальном грабеже, довольно часто принимавшая совсем не
рыцарские формы.
После второй мировой войны этот «идеал» и его оживление постав¬
лены непосредственно на службу империалистической реакции, для
которой единство в борьбе против демократии и социализма стало осо¬
бенно актуальным. По этому поводу Риттер пишет: «Лишь секуляриза¬
ция (т. е. освобождение от церковного влияния. — Перев.) современно¬
го мышления, внедрение техники во все стороны жизни, а также связан¬
ный с этим тотальный характер войны и особенно политическая
активность целых народов в эпоху массовой демократии с ее пролетар¬
* Ritter, Machtstaat (1940), S. 20.
** Там же, стр. 21.
103
ской (!?! — В. Б.) ненавистью между народами уничтожили рыцарское
благородство и западное мышление. От возможности его оживления
зависит сегодня будущее европейской культуры» *.
Реакционное теологическое извращение истории достигает здесь
поистине вершины, беззастенчиво раскрывая свои политические цели.
Для того чтобы в интересах сохранения и укрепления исторически давно
изжившего себя капиталистического общественного строя восстановить
так называемое западноевропейское единство в духе рыцарских кре¬
стовых походов, делается попытка перечеркнуть прогрессивное развитие
от Ренессанса и Просвещения до буржуазно-демократических револю¬
ций. Это та же антигуманистическая позиция, которую отстаивает неото¬
мизм. Томас Манн показывает эту позицию на примере своего поздне¬
буржуазного доктора Фаустуса и атонального композитора Адриана Ле-
веркюна, который хочет «отнять... то доброе и благородное... во имя
чего люди штурмовали цитадели и что они торжествующе провозгла¬
шали» **.
В том же направлении работают «Рейнишер меркур», «Западная
академия», «Евангелическая академия» и ведущие протестантские тео¬
логи, с которыми Риттер поддерживает тесные связи и к которым он
как историк-теолог может быть прямо причислен. При этом они поль¬
зуются той же теологической демагогией и извращением понятий, ко¬
торые Томас Манн полно показал в образе приват-доцента Эбергарда
Шлепфуса. Сожжение на куче мусора, замененное или дополненное
атомной бомбой, оказывается проявлением подлинного гуманизма ***.
Риттер и ему подобные не допускают мысли о том, что причиной вой¬
ны является империализм — общественная система, которая может и
должна быть заменена. Ответственность за войну они возлагают на со¬
циально нейтральную технику, которая тем самым фетишизируется, а
кроме того, на народ, прежде всего на пролетариат. В качестве теоло¬
гической причины и подосновы этой оценки и извращения действитель¬
ности выдвигается усиленное вторжение демонических сатанинских эле¬
ментов, которое со времен Ренессанса стало возможным в результате
отхода от христианства. Подобным же образом католическая социоло¬
гия пытается объяснить очевидные всякому пороки капиталистического
способа производства ****. Так, по Риттеру, — и это после всего, что бы¬
ло, — среди германских империалистов нет никаких военных преступни¬
ков. Более того, ради осуществления «идеала рыцарского благородства»
надо заключить с ними «европейский» союз для подавления народных
сил, которые в духе движения Сопротивления стремятся к демократиче¬
* Ritter, Dämonie (1947), S. 33.
** P. T. Mann, Doktor Faustus, S. 647.
*** Там же, стр. 134.
**** Pius XI, Quadragesimo Anno.
104
скому и социалистическому устройству в борьбе против сил империа¬
лизма.
Так политическая тенденция риттеровской исторической теологии
слилась воедино с устремлениями ХДС Аденауэра с целью сохранения
и восстановления германского империализма в рамках империалистиче¬
ского альянса. Тем самым Риттер снова подтверждает сформулирован¬
ный Лениным еще накануне первой мировой войны тезис, что гибну¬
щая буржуазия «из страха перед растущим... пролетариатом поддер¬
живает все отсталое, отмирающее, средневековое» *. Высокопоставленные
политические представители западногерманского милитаризма умеют
ценить усердие своего идеологического оруженосца, каким является
Риттер, и пожаловали ему «Большой Крест Ордена за заслуги перед
Федеративной Республикой» **. Они настолько близко восприняли его
призыв к тесной связи со средневековым рыцарством, что в начале
1958 г. вступили в «Германский рыцарский орден» — традиционный
союз, который влачит призрачное существование, — и даже вырядились
в соответствующие костюмы.
Во второй главе — «Макиавелли как провозвестник современного
континентального государства силы» — учение Никколо Макиавелли
о государстве, исторически обусловленное и выдвинутое в условиях раз¬
дробленной Италии. XV и XVI вв., представлено как полное выражение
вневременного для Риттера принципа воинственного государства силы,
который действует в европейско-континентальной сфере.
Макиавелли важен для Риттера как представитель его «континен¬
тального» государственного принципа. В 1940, 1941 гг. и даже в 1943 г.
Риттер писал: «Тем, что он выдвинул борьбу сил в центр всех »полити¬
ческих событий и превознес войну как час осуществления подлинного
virtu29, он создал прототип современного континентального учения о го¬
сударстве: политическую теорию, которая лучше всего отвечала потреб¬
ностям подымающихся на европейском континенте больших националь¬
ных государств. Ибо здесь, где на узком пространстве повсюду сталки¬
ваются интересы государств, никогда не прекратится спор из-за
жизненного пространства наций; безграничное тщеславие могуществен¬
ных сил и империалистическое стремление сильного к гегемонии будут
здесь беспрестанно порождать новые войны»***.
Полностью основываясь на фашистской геополитике, представленной
главным образом Карлом Хаусхофером, и даже используя ее термино¬
логию, Риттер сконструировал из географических, биологических и чи¬
сто психологических элементов эклектический вневременной псевдоза¬
кон, который предназначен для оправдания всякого нападения герман-
* В. И. Ленин, Поли. собр. соч., т. 23, стр. 166.
** «GWlb N 9, 1957, S. 755.
*** Ritter, Machtstaat (1940), S. 42.
105
ского империализма на европейских соседей в прошлом, настоящем и
будущем. При этом становится ясно, что открытые классиками марксиз-
ма-ленинизма объективные закономерности исторического процесса от¬
клоняются и подвергаются нападкам со стороны Риттера и ему подобных
прежде всего потому, что эти закономерности не могут быть использова¬
ны для апологетики империалистической политики войны. Их познание
является предпосылкой успешной борьбы против империализма.
Все историко-философские и методологические доводы против исто¬
рического материализма вытекают прямо или косвенно из этих или по¬
добных им основных политических мотивов. Это показал и имевший ме¬
сто в 90-х годах прошлого столетия так называемый спор о методах,
направленный против Карла Лампрехта28, о котором говорили, что он на¬
ходится под влиянием марксизма. На место объективных, свойственных
историческому процессу законов Риттер нагромождает свои субъекти¬
вистские и иррационалистические конструкции, суррогаты исторических
законов, которые он выводит из сферы религиозного, »потустороннего.
В приведенном выше высказывании Риттера о значении Макиавелли
имелись резкие формулировки, которые после окончания войны стали
мешать столь желанному империалистическому и антисоветскому един¬
ству Европы. Поэтому в 1947 г. на место непримиримого и агрессивного
настоящего времени военных лет поставлен стремящийся к примирению
имперфект. Интересы держав отныне не сталкиваются между собой, а
сталкивались *. В течение четырех лет вечная и неизбежная континен¬
тальная борьба становится для Риттера исторической эпохой, которая
уже преодолена или по крайней мере должна быть преодолена.
И конечно, совершенно неслучайно в 1947 г. Риттер не дает больше
разрядкой формулировку «прототип современного конти¬
нентального учения о государстве», которая до 1943 г. пе¬
чаталась разрядкой **. И все-таки в 1947 г. он добавляет, что это учение
ныне (под влиянием англосаксонских идей) приобрело недобрую славу
как «милитаристское» ***. В этом также содержится призыв к западным
державам, подобный тому, с которым постоянно обращался к ним и
Карл Герделер: не наносить германскому милитаризму такого мораль¬
ного и материального ущерба, который сделал бы его неспособным к
успешному выполнению антисоветской функции «на восточной границе
«Запада»», как выражается Риттер ****, что нанесло бы вред всей им¬
периалистической системе. Риттер и здесь ставит прилагательное «мили¬
таристское» в кавычки, которые должны поставить под сомнение, снять
* Ritter, Dämonie (1947), S. 57.
** Там сказано: «прототип того современного континентального учения о госу¬
дарстве. ..»
*** Там же.
**♦* Ritter, Friedrich des Grosse (1954), S. 260.
106
или превратить в нечто противоположное всякое понятие, обличающее
реакцию *.
Особенно характерны для политико-идеологической метаморфозы
Риттера те изменения, которые он внес между 1940 и 1948 гг. в заклю¬
чительную часть главы о Макиавелли.
В 1940 г. Риттер в связи с характеристикой Макиавелли превозносил
итальянский фашизм, партнера германского фашизма по «Антикомин-
терновскому пакту» и войне. Он писал: «Равным образом можно понять
то почтение, с которым сегодняшняя Италия относится именно к этому
провозвестнику ее национальной свободы. Ведь он первым выдвинул
то учение, которое нынешняя Италия снова проповедует: железное уче¬
ние о необходимости силы как предпосылки свободы. В этом, собствен¬
но, и заключается его гениальное достижение. Он первым показал, что
собирание и укрепление материальных сил является сокровеннейшей
сущностью всякого государства... Сущность власти, которую Макиа¬
велли усмотрел в демонической действительности, остается неизменной.
Главные усилия европейских народов на протяжении всех столетий по-
прежнему направлены на преодоление внутренних проблем, устранение
вытекающих из этого опасностей, не доводя до бессилия ее благодатную
действенность слишком тесными оковами» **.
Для риттеровской теологической концепции государства и истории
конкретное социальное содержание политической власти не имеет зна¬
чения. Оно играет у него лишь роль преходящего и в конечном счете
незначительного проявления вечной, абстрактной и трансцендентной
платонической сущности идеи власти. Несмотря на это или, скорее,
именно поэтому, Риттер выполняет социальный заказ как идеолог не¬
мецкой буржуазии. Он хорошо знает, однако, что изменившаяся истори¬
ческая ситуация — насколько он понимает такие изменения — требует
иных, приспособленных к новым обстоятельствам методов, а, возможно,
также новой концепции.
После битвы на берегах Волги Риттер со своими единомышленника¬
ми ясно увидел, что германский империализм идет навстречу полному
поражению. Его спасение могло произойти лишь «путем тесного сбли¬
жения со все еще враждебными западными державами. Поэтому он
совершенно в духе Майнеке, некогда подвергавшегося нападкам за это,
приступил к подготовке тесного союза с ведущими империалистически¬
ми державами Запада, которые, будучи союзниками Советского Союза,
всячески оттягивали открытие второго фронта. Риттер начал эту идео¬
логическую подготовку «либеральными» поправками к традиционной
* Engelberg, Uber das Problem des deutschen Militarismus. «ZfG» N 6, 1956,
S. 1113.
** Ritter, Machtstaat (1940), S. 48.
107
концепции государства, которой придерживались господствующие клас¬
сы Германии. Прежде всего он начал смягчать сознательное противопо¬
ставление историко-политических воззрений Германии и западных
стран.
Обратимся к изменениям, которые претерпела в приведенной выше
цитате «благодатная действенность» власти. Эта формулировка глу¬
боко коренится в религиозном истолковании реакционного государства
силы, что характерно для немецкого историзма, начиная с Ранке. Уже
в 1941 г. Риттер несколько смягчает это место, констатируя лишь «бла-
годатность ее (власти. — В. Б.) действенности»*. Тем самым была не¬
сколько ослаблена «тождественно-философская» связь между благода¬
тью и властью.
В 1943 г., т. е. после битвы на берегах Волги, благодать и власть, на¬
конец, совершенно исчезают. В изданиях этого года Риттер отмечает в
этом же месте всего лишь «практическую действенность государствен¬
ного авторитета». Мы видим существенное приглушение и либерализа¬
цию в формулировках. Создается впечатление, что Риттер преследовал
практически-политическую цель: идеологически поддержать или во вся¬
ком случае не затруднять контакты группы Герделера и Бека с Запа¬
дом. А если принять во внимание отрицательную реакцию многих бур¬
жуазных противников Гитлера за границей по поводу первых двух
изданий книги «Государство силы и утопия», то это предположение ста¬
новится еще более правдоподобным.
Под влиянием неблагоприятной для германского милитаризма об¬
становки подобно «благодати власти» исчезает и та формулировка, со¬
гласно которой Риттер в период успехов германского вермахта в 1940 и
1941 гг. рассматривает «собирание и укрепление материальных сил как
сокровеннейшую сущность всякого государства» **. Вместе с начавшим¬
ся в 1943 г. отступлением с Востока на Запад претенциозная «сокровен¬
нейшая сущность» превращается в третьем и четвертом изданиях в
скромную «необходимую предпосылку»***.
Восхваление итальянского фашизма Риттер, однако, продолжает
еще и в год падения Муссолини. Лишь в 1947 г. Макиавелли был на¬
зван «предшественником современного милитаризма»**** и его восхва¬
ление превращается в критику. В этой новой характеристике Макиавел¬
ли можно заметить и линию реабилитации германского милитаризма,
которую Риттер проводит в послевоенные годы. При этом он всячески
старается найти корни германского милитаризма и фашизма вне Гер¬
* Ritter, Machtstaat (1941), S. 48.
** Там же.
*** Ritter, Machtstaat (1943), S. 48.
**** Ritter, Dämonie (1947), S. 64. В издании 1948 г. (стр. 52) он назван даже
«первым... милитаристом современной Европы».
108
мании. В конечном итоге, как мы увидим дальше, дело сводится к тому,
что эти корни следует искать в Великой французской революции *.
В 1948 г. Риттер еще резче обходится с Макиавелли: нет более ну¬
жды говорить «об опасной односторонности» его «учения о государ¬
стве» **, категорически и почти угрожающе отмечает Риттер в том
самом месте, где еще четыре года назад возводил флорентийцу триум¬
фальную арку, а наследие его целиком отдавал фашистским чернору¬
башечникам. Переоценка представителя так называемого континенталь¬
ного учения о государстве происходит одновременно с особенно низкими
поклонами перед влиятельными «островными» партнерами возрождаю¬
щегося германского империализма. Зная глубоко укоренившуюся не¬
приязнь Риттера к западной концепции государства и истории, трудно
поверить своим глазам, когда читаешь: «К счастью для Европы... ее
судьба и развитие современной государственной мысли определялись не
только великими державами континента»***.
Радость по поводу «холодной войны», начатой западными держава¬
ми против Советского Союза, а также по поводу срыва Лондонской
конференции министров иностранных дел в конце 1947 г., подготовка к
созданию под американской эгидой неоимпериалистического герман¬
ского сепаратного государства, призванного удушить социалистические
устремления, радость по поводу такого развития, которое обещало вновь
поставить на ноги обанкротившуюся немецкую реакцию как младшего
партнера «атлантического» империализма — все это явно сыграло ре¬
шающую роль в том, что Риттер собственноручно начертал столь чу¬
ждые ему прежде слова.
В главе третьей «Мор как идеолог английского островного государ¬
ства благоденствия» Риттер очень кратко рассматривает взгляды
Эразма Роттердамского и подробно — взгляды Томаса Мора, который
служит для него воплощением серьезной антитезы по отношению к Ма¬
киавелли. Как и в уже проанализированной выше речи об Эразме Рот¬
тердамском и о верхнерейнских гуманистах, Риттер отбрасывает эраз-
мовский гуманизм с тем презрением, которое характерно для предста¬
вителей великодержавной «реальной политики» германо-прусского
милитаризма. На жаргоне, заимствованном у военно-полевого суда и
казармы, он презрительно называет Эразма **** «безродным космопо¬
литом» и «чернильной душой». По его мнению, Эразм якобы не может
сказать своего слова в вопросах большой политики уже потому, что
он верит в человека.
Таким образом, гуманистическая вера в человеческую природу пред¬
* Ritter, Europa. См. также более поздние работы по проблеме милитаризма.
** Ritter, Dämonie (1948), S. 52.
*** Там же.
**** Ritter, Dämonie (1947), S. 74.
109
ставляется Риттеру существенным препятствием к »познанию. Поэтому
при характеристике Эразма «решающее» значение для него имеет убе¬
ждение, что «с позиции оптимистической веры в человечество» совер¬
шенно не может «быть видима подлинная демония власти» *.
Это суждение позднебуржуазного иррационалиста и историка-идео-
лога Риттера является следствием переплетения империалистической
декадентской философии с элементами лютеранства, враждебными че¬
ловеку и разуму. Оно особенно ясно показывает, в какой мере империа¬
листические идеологи, в частности Риттер, как их представитель,
оказались неспособными объективно оценить даже самых умеренных
представителей раннебуржуазного гуманизма. В своем стремлении по¬
давить все прогрессивное буржуазия, особенно в эпоху общего кризиса
капитализма, отвергает прогресс даже в своем собственном прошлом.
При этом она устами Риттера и ему подобных проповедует иррациона-
листическую теологию демонического, которая извращает историю и
клевещет на человечество, чтобы представить эксцессы умирающей им¬
периалистической системы как неизбежное и вечное проявление транс¬
цендентных сил.
Пренебрежительное отношение к Эразму со стороны представителя
буржуазной историографии лишний раз доказывает, что в нашу эпоху
объективная оценка прогрессивных и гуманистических сил прошлого
возможна только с позиций революционного пролетариата и победонос¬
ного социализма и коммунизма.
Раннебуржуазный гуманизм находит высокую оценку в марксист¬
ской исторической науке, которая одна может правильно осветить со¬
отношение прошлого с настоящим и нарождающимся, потому что она
сама воплощает новое. Все положительные идеалы гуманизма нашли
отражение в научном социализме и претворяются в действительность в
ходе социалистического строительства. В решении V съезда СЕПГ
(июль 1958 г.) сущность этого процесса в связи с развитием социали¬
стической этики охарактеризована следующим образом: «Тем самым
революционный рабочий класс подхватывает великие традиции гуманиз¬
ма, которые были порождены античной культурой и которые молодая
буржуазия периода Возрождения развивала, но затем предала. Социа¬
листический гуманизм продолжает развивать это наследие» **.
Искажения прошлого с позиции империализма, которую занимает
Риттер, особенно наглядно проявляются при рассмотрении мировоззре¬
ния Томаса Мора. Риттер не хочет всерьез принять Томаса Мора как
предшественника утопического социализма, который в свою очередь
* Ritter, Dämonie (1947), S. 71.
** «Beschluss des V.Parteitages der SED über den Kampf um den Frieden, für
den Sieg des Sozialismus, für die nationale Wiedergeburt Deutschlands als friedlieben¬
der, demokratischer Staat», Berlin, 1958, S. 69.
110
стал одним из источников марксизма. Причины этого те же, которые*
лежат в основе антигуманистической критики Эразма Роттердамского.
Рассматривая историю лишь под углом зрения интересов германского
империализма, Риттер отвергает научный социализм как теоретическое
выражение всемирно-исторического процесса нашей эпохи. Его круго¬
зор настолько узок, что он и ему подобные не могут и не хотят видеть
того, что марксистские историки распознали как существенное в «Уто¬
пии» Мора: ранний утопический социализм в сочетании с уничтожаю¬
щей критикой начинавшего тогда складываться капиталистического об¬
щества *. Конечно, полностью понять его историческое значение, как и
значение всех гуманистических идей прошлого, можно лишь благодаря
научному социализму и на его основе.
Как идеолог германского империализма, Риттер, следуя в этом за
своим учителем Онкеном, видит в «Утопии» прежде всего и почти исклю¬
чительно политический принцип английского империализма, «созна¬
тельно или несознательно»** якобы сформулированный Мором,
а также прототип так называемого «островного» государственного прин¬
ципа. С этой целью внешняя политика утопистов отождествляется с
внешней политикой современной империалистической Англии. От тако¬
го опошления Томаса Мора и Эразма Роттердамского милитаристско-
теологической государственной теорией германского милитаризма, глав¬
ным представителем которой выступил Риттер, по-своему отмежевался
даже известный базельский историк культуры и исследователь Бурк-
гардта Вернер Каеги***.
Риттер выдвигает на первый план возможность «сознательного» фор¬
мулирования Мором государственного принципа английского империа¬
лизма. Неубедительно звучит поэтому его отказ в 1947 г. от стремления
«разоблачить Мора как лицемерного сторонника (политики силы».
Столь же мало убедительно его заверение в том, что «он будто бы
«далек... от сомнений в отношении полной честности и чистоты намере¬
ний Мора»» ****. Это заявление составляет часть нового проанглийского
курса, а встречающееся и после войны выражение «сознательно» —
след старого курса. Такого рода остатков довольно много, и мы скоро
увидим, что они возрождаются к новой призрачной жизни особенно в
связи с ремилитаризацией западногерманского империализма в рамках
НАТО.
В 1947 г. Риттер отказывается и от сделанных им в 1922 г. примеча¬
ний к немецкому изданию книги Томаса Мора «Утопия», которую он
* A. L. Morton, Die englische Utopia, Berlin, 1958, S. 52, 72.
** Ritter, Dämonie (1947), S. 105.
*** Устное сообщение, полученное в 1957 г. См. также Werner Kaegi, Histo¬
rische Meditationen, 2.Folge, Zürich, 1946, S. 276, Anmerkung 39.
**** Ritter, Dämonie (1947), S. 235.
11Г
перевел на немецкий язык и к которой Онкен написал предисловие*.
Эти примечания «несколько сильнее», чем он «сделал бы это сегодня»,
подчеркивают созвучие «Утопии» с некоторыми политическими метода¬
ми современной Англии **.
В период подготовки второй мировой войны и в начале ее Риттер
был занят изысканием «историко-философского» обоснования того, что
Германия вследствие своего «геополитического положения» вынужде¬
на в противоположность Англии постоянно жертвовать внутренним бла¬
гополучием народа в интересах усиленного вооружения. С целью мо¬
рального оправдания особой агрессивности и жестокости германского
империализма Риттер бросает Томасу Мору, которого он считает пред¬
ставителем английского империализма, упрек в том, что у него «демо-
ния власти» скрывается лишь под маской гуманности и морали.
Если перевести все это с языка мистификаций на реальный язык, то
это, конечно, бьет по английскому империализму, но не по Томасу Мору
при всех его противоречиях, обусловленных классовой принадлежно¬
стью и временем и неизбежно ограничивавших его социалистические
идеи. Кроме того, «Утопия» была написана в 1516 г., почти за пять сто¬
летий до того, как сложилась система империализма. Научный социа¬
лизм по праву считает Мора одним из своих ранних утопических пред¬
шественников, и его никак нельзя назвать главным идеологом англий¬
ского империализма.
В трактовке Риттером Томаса Мора интересно отметить изменение
формулировок, касающихся Мора и направленных против английского
империализма. В 1940, 1941 и даже в 1943 г. Риттер утверждал: «...при
ближайшем рассмотрении и мирное государство благоденствия утопи¬
стов оказывается перворазрядным государством силы и господства; в
его внешней политике проявляются все черты той демонии, которую наш
гуманист надеялся обуздать своими идеалами подлинной социальной
справедливости. Хотя он и скрывает свою голову Горгоны плотным по¬
крывалом моральных категорий, от этого физиономия государства Мора
не становится привлекательнее. И тот, кто приоткроет покрывало, ужас¬
нется еще сильнее, чем увидев суровый, но мужественный, ясный и ис¬
кренний образ политической реальности, который предлагает нам Ма¬
киавелли» ***.
В 1947 г. «перворазрядное государство силы и господства», якобы
представленное Мором, превращается у Риттера в менее драматическое
и менее вызывающее «истинное государство силы и господства»****.
* Thomas Morus, Utopia, übersetzt von G. Ritter mit einer Einleitung von
H. Oncken, Berlin, 1962.
** Ritter, Dämonie (1947), S. 233, Anmerkung 23.
*** Ritter, Machtstaat (1943), S. 87.
**** Ritter, Dämonie (1947), S. 109.
112
Далее, в 1947 г. картина государства Мора, с которого сорвано по¬
крывало, уже не вызывает такого ужаса, как неприкрытая картина го¬
сударства Макиавелли, но вызывает она его, «конечно, не менее сильно».
До 1943 г. Риттер полагал, что Мор сам виноват в том, что его по¬
нимают «как современного националиста», отличающегося «истинно
английским высокомерием» *. Из всего этого недвусмысленно следует,
что поставленные здесь Риттером кавычки не ставят данное определе¬
ние под сомнение. Они отнюдь не призваны превратить это определение
в противоположность, как это делает Риттер с понятиями «милитаризм»,
«капитализм» и др. Кавычки, в которые взяты слова «истинно англий¬
ским», должны, очевидно, обозначать лишь общую употребимость вы¬
ражения. Это доказывается также тем фактом, что в 1947 г. национа¬
лист с «истинно английским высокомерием» превращается в «национа¬
листа с большим высокомерием». При этом Риттер может позволить
себе роскошь сохранить отрицательное утверждение о Море, не задевая
этим прямо Англию.
В 1947 г. были внесены большие изменения и в тех местах, где в
связи с презрительной характеристикой Эразма, представленного как
идеолога мира и благоденствия городских «карликовых республик», до
1943 г. Риттер изображал «большие государства» ** и «сильных» как
свой идеал власти. Так, если раньше «счастье, власть, победа и слава
выпадают на долю сильного» ***, то после поражения германского им¬
периализма все это превращается в «счастье (реальное или воображае¬
мое), которого сильный ожидает от власти, победы и военной сла¬
вы»****. Из объективного состояния, как он сам выражается, Риттер
делает субъективное пожелание, осуществление которого сопряжено с
весьма большой вероятностью просчета. Таким образом, при идеологи¬
ческом осмысливании факта разрушения фашистского аппарата власти
в Германии некогда реальное упоение властью становится почти ирре¬
альной фикцией.
В заключение следует еще отметить, что во всех изданиях Риттер
неизменно с особым удовлетворением подчеркивает, что Томас Мор
уже в заточении в своем последнем большом сочинении «Утешение в го¬
рести» якобы «обстоятельно и недвусмысленно защищал право частной
собственности от коммунистических идей»*****. Риттеру не нужно
было здесь ничего исправлять. Приверженность к частной собственности
на средства производства, высказанная как высокая похвала Мору,
присуща всем идеологам буржуазии. В этом они в конечном счете
* Ritter, Machtstaat (1943), S. 87.
** Ritter, Dämonie (1947), S. 72.
*** Ritter, Machtstaat (1945), S. 53.
**** Ritter, Dämonie (1947), S. 72.
***** Там же, стр. 88.
8 Вернер Бертольд
113
всегда сходятся при всех противоречиях, вытекающих из капиталисти¬
ческой конкурентной борьбы.
Тот синтез западноевропейской и немецкой концепции государства
и истории, к которому стремился сначала Майнеке, а потом и Риттер,
также был вызван интересами защиты капиталистических производ¬
ственных отношений. Следует отдать должное Риттеру: он более откро¬
венно признался, что в основе его идеологии лежит классовый заказ.
Это отличает его от социологов подобных бывшему фашисту Гансу
Фрейеру, по мнению которых «владение средствами производства» —
«вневременной» социологический критерий *.
Сравнительный анализ главы четвертой («Историческое значение
противоречия и его преодоление»), напечатанной в годы войны, с этой
же главой («Историческое значение противоречия») в послевоенном
издании яснее всего показывает эволюцию Риттера. Из крайнего на¬
ционалиста, выступавшего против двух великих европейских держав —
победительниц в первой мировой войне, он превратился в пророка «за¬
падной» антибольшевистской общности империалистических победите¬
лей и побежденных во второй мировой войне.
Поэтому следует подвергнуть анализу и пятую, заключительную
главу «Попытка теоретического преодоления противоречия», вытекаю¬
щую в результате такой метаморфозы из четвертой главы. Здесь Риттер,
опираясь на свою систему понятий, излагает основные элементы того
реакционного понимания истории, для которого характерны осуждение
Великой французской революции и глубокая симпатия к реставрации
под эгидой Священного союза, к системе Меттерниха. Осуждение всяко¬
го самостоятельного действия народных масс дополняется восхвалени¬
ем выдающихся государственных деятелей из среды господствующих
классов, в которых, по Риттеру, воплощается антидемократический го¬
сударственный разум. Народу дозволено действовать лишь «под их
управлением. Мы еще увидим, что Риттер проникся любовью к «сти¬
хийным народным выступлениям» **.лишь после 17 июня 1953 г., так как
реакционные выступления, инсценированные в этот день в некоторых го¬
родах ГДР, он предвзято хотел истолковать как «стихийное народное
выступление».
Как уже стало ясно в связи с рассмотрением его трактовки Эразма
и Томаса Мора, Риттер в «Государстве силы и утопии» совершенно от¬
кровенно пишет, что не возлагает больших надежд на гуманность и мо¬
раль в политике. Человечность и нравственное поведение в политиче¬
ской области он презрительно рассматривает как недостойное дело.
* Hans Freyer, Das soziale Ganze und die Freiheit des Einzelnen unter den Be¬
dingungen des industriellen Zeitalters. «HZ», Bd. 183 (1957), S. 110.
** Ritter, Ansprache zur Feier des Tages der deutschen Einheit am 17. Juni 1955
im Bundeshaus in Bonn (далее — Ritter, Ansprache am 17.Juni 1955), S. 5.
114
Морализм в политике (особенно это касается англичан), по мнению
Риттера, всегда вел к «высокомерию»*. Так он писал до 1943 г.
В 1947 г. в целях осуществления новой политико-тактической линии «вы¬
сокомерие», наоборот, возводится в моральное «самосознание» и в ре-
лигиозно-этическое «сознание своей миссии» **. При политической ха¬
рактеристике англичан в 1947 г. исчезли столь значительные для Рит¬
тера кавычки, при помощи которых до 1943 г. ставились под сомнение
понятия «общественное мнение» и «свободный народ»***.
В 1947 г., упоминая в одном месте о завоевательных войнах Напо¬
леона I, Риттер пишет, что «англичане в глазах угнетенных наций кон¬
тинента не без основания (подчеркнуто мной. — В. Б.) предстали в орео¬
ле борцов за право и свободу» ****. Это «не без основания» отсутство¬
вало в данной фразе в 1943 г. ***** Лишь в 1947 г. явление, не имевшее
до этого объективного основания, обрело его.
Рассматривая английский империализм, Риттер в 1943 г. писал:
«Вообще примечательно, с каким упорством английская политика и в
новейший период «империализма» (в качестве рубежа Риттер называет
1907 г. — В. Б.), уже осознанного и открыто проповедуемого, держится
за свои старые и либеральные идеологии (подчеркнуто мной.—
В Б )» ******
Понятие «идеология» или даже его множественная форма «идеоло¬
гии», как известно, имеет в буржуазной историографии и социологии
исключительно отрицательное звучание и применяется для опорочения
противника. Термин «идеологии свободы» в начале второй мировой вой¬
ны мыслился Риттером тоже как оскорбление Англии. До 1943 г. он
сохранялся. В 1947 г. пришло время заменить его и, насколько это воз¬
можно, сделать из оскорбления похвалу. Риттер решает эту задачу,
превращая идеологии в «идеалы». Отныне «идеологии» вместе с союзом
«и» спрятаны в скобки после «идеалов» и тем самым совершенно лише¬
ны значения *******.
Большее, очевидно, казалось автору нецелесообразным. Зато в дру¬
гом вопросе Риттер легко отходит от идеологических позиций времен
«Западного вала», которые он занимал в начале войны. При этом он,
не задумываясь, отрекся от всех своих прежних единомышленников.
Прежде Риттер апологетически выводил империалистическое противо-
речие между Германией и Англией накануне первой мировой войны из
* Ritter, Machtstaat (1943), S. 92.
** Ritter, Dämonie (1947), S. 114.
*** Там же, стр. 115; см. его же, Machtstaat (1943), S. 93.
**** Ritter, Dämonie (1947), S. 118.
***** Ritter, Machtstaat (1943), S. 95.
****** Там же, стр. 98.
******* Ritter, Dämonie (1947), S. 122.
115
обострения противоречия между островным и континентальным госу¬
дарственным принципом, конечно, полностью обходя анализ империа¬
лизма как исторического и социально-экономического явления.
Затем в 1940 и 1941 гг., очевидно испытывая удовлетворение раз¬
рушением Ковентри фашистской авиацией 14 ноября 1940 г. и 8—9 апре¬
ля 1941 г., он писал: «Надежная изоляция их (англичан. — В. Б.) остро¬
вов пришла (в первой мировой войне. — В. Б.) к концу, а ныне кончи¬
лась полностью» *.
Трудно не заметить удовлетворения тем, что под ударами бомб по
«стране Альбиона» (Англии) пало «островное» «высокомерие» и что
услышана (правда, лишь Германом Герингом) мольба «Боже, покарай
Англию». Однако уже в 1943 г. под очевидным влиянием пораже¬
ния немецких войск в битве на Волге Риттер выбросил эту фразу.
Зато здесь же на дух Томаса Мора возложена ответственность за
«превращение Версальской мирной конференции в мировой трибунал,
который выносит противнику приговор и принуждает его к призна¬
нию вины»**. Очевидно, это — совершенно в духе Герделера — было
направлено и задумано как призыв к ним обойтись по-свойски и сни¬
сходительно с германским империализмом после его вероятного нового
поражения.
А когда поражение стало фактом, в издании 1947 г., в том самом
месте, где он до 1941 г. в стиле особых сообщений вермахта предвещал
«конец» английской островной изоляции, Риттер не постеснялся пред¬
ложить своим, как он надеялся, несведущим читателям следующее:
«Чего только тогда (во время воздушной войны против Англии. — В. Б.)
не говорили и не писали в Германии — и не только газетчики, но и уче¬
ные — публицисты и историки... чтобы объявить конец особого остров¬
ного положения Англии» ***.
Это выходит за рамки фарисейского пожелания быть не таким, как
другие. В 1947 г. Риттер вновь вещает в тоне школьного учителя, кото¬
рый хочет пережить еще одну систему. С наигранным возмущением и
ложным презрением он выступает против тех, в чьих рядах сам нахо¬
дился в 1940 и 1941 гг., как если бы он не принадлежал к ним. Столь не¬
добросовестный прием, рассчитанный на незнание другими первых двух
изданий его книги, вероятно, должен был увеличить, в частности в гла¬
зах англичан, его кредит как идеолога и ходатая по делам сохранения и
восстановления германского империализма. Таким образом, опровер¬
гается, как необоснованная, точка зрения, которая примерно до 1952—
1953 гг. была распространена среди историков ГДР, что личная цель¬
ность Риттера якобы вне всякого сомнения. Конечно, собственная
* Ritter, Machtstaat (1940. 1941), S. 100.
■** Ritter, Machtstaat (1943), S. 100.
*** Ritter, Dämonie (1947), S. 124.
116
нечистая совесть подсказала ему в 1950 г. следующие слова, на которых
лежит печать разочарования: «Зрелище, которое представляет собой
история историографии (прежде всего новой истории), если проследить
меняющееся влияние тенденций, обусловленных временем и интереса¬
ми, на исторические работы, малоутешительно» *.
Тактической ориентации Риттера, становящейся все более очевидной
после 1945 г., отвечает также отказ от резких суждений о Версальском
договоре. Так, в 1947 г. уже нет речи о вынужденном «признании вины».
Риттер говорит просто о «Версальском приговоре» и даже ставит его
в связь с «Нюрнбергским военным трибуналом» **, который он тогда
еще не мог публично и прямо отвергнуть, если хотел, хотя бы частично,
достичь своей политической цели. Посредством своей историко-философ¬
ской схемы Риттер снова апологетически затушевывает принципиально
различный характер Версаля 1919 г. и Нюрнберга 1946 г. Употребляв¬
шаяся им еще в 1943 г. обличительная формулировка «версальский дик¬
тат»*** превращается в мягкую формулу «Версальский договор»****.
В условиях 1947 г., когда появились новые надежды, гораздо менее
строго, нежели в 1943 г., оценивается и англо-французское Сердечное
согласие 1904 г. Тогда, рассматривая политику Бисмарка и начало пер¬
вой мировой войны, Риттер еще высказывал мнение, что Бисмарк не мог
предвидеть союза Франции с Британской империей против Германии.
Он не мог якобы предположить, что Франция «сможет когда-либо на¬
чать войну на стороне Англии за восстановление континентальной геге¬
монии» *****.
Тем самым в духе полемики вокруг ответственности за развязывание
войны, которая велась в годы после первой мировой войны, вина возла¬
галась исключительно на союзников в противоположность той статье
Версальского диктата, которая возлагала ответственность на Герма¬
нию. Риттер, конечно, не изменил своего мнения по этому вопросу, да
и не только по этому. Однако по известным причинам он считает необ¬
ходимым довольно существенно видоизменить последнюю часть предло¬
жения и тем самым смягчить ее в примирительном духе. Отныне эта
фраза заканчивается словами: «.. .сможет когда-либо обратиться против
нас» (подчеркнуто мной. — В. Б.) ******.
И наоборот, по тем же мотивам Риттер в интересах соглашения с
западными державами-победительницами резко осуждает философа
* Ritter, Zur Problematik gegenwärtiger Geschichtsschreibung. «Lebendige
Vergangenheit», S. 277.
** Ritter, Dämonie (1947), S. 124.
*** Ritter, Machtstaat (1943), S. 125.
**** Ritter, Dämonie (1947), S. 158.
***** Ritter, Machtstaat (1943), S. 125.
Ritter, Dämonie (1947), S. 158.
117
Иоганна Готлиба Фихте, которого он толкует исключительно под нацио¬
налистическим углом зрения, тем самым игнорируя его прогрессивные
черты. Ведь именно вследствие злоупотребления его именем немецкими
реакционерами риттеровского пошиба Иоганн Готлиб Фихте прослыл в
Западной Европе как родоначальник особой агрессивности германского
империализма, которую западные соседи Германии снова почувствова¬
ли на себе в период второй мировой войны.
Будучи не в состоянии дать всестороннюю и объективную оценку
Фихте, Риттер сохраняет это искаженное представление, снабжая его
лишь отрицательной характеристикой. Так, к* своим замечаниям отно¬
сительно «Речей к немецкой нации» он лишь в 1947 г. добавляет сле¬
дующее: «Но что это за опасные слова. В них кроется зародыш всего
позднейшего «милитаризма»»*. Беря в кавычки понятие «милита¬
ризм», Риттер хочет, очевидно, облегчить себе то идеологическое на¬
ступление на вновь приобретенных партнеров, которое он начал в
1953 г. одновременно с пропагандой германского неомилитаризма.
Впрочем, это наступление достаточно явно готовилось уже в первые
послевоенные годы, когда оборона сочеталась со стремлением добиться
благосклонности Запада.
В 1940, 1941 и даже 1943 гг. книга заканчивалась такими выраже¬
ниями, которые могут быть восприняты только как признание различ¬
ных сторон фашистской политики: в это признание вплетена скрытая
имманентно-империалистическая критика в отмеченном выше духе Гер-
делера. Но и в ней содержится своего рода восхищение фашистской «ди¬
намикой», которая привела к прекращению легальной деятельности всех
антиимпериалистических сил и даже империалистических фрондеров,
а также к мобилизации сил народа на укрепление фашистского аппа¬
рата господства и на захватническую войну. Этот сильно выраженный
элемент восхищения, не исчезающий даже тогда, когда Риттер по-
своему критикует фашизм, мы находим и в его послевоенных публика¬
циях. Теперь отпала необходимость «маскировки» перед «нацистскими
правителями», которой Риттер в 1947 г. пытался оправдать немаловаж¬
ную поддержку, оказанную им фашистской политике**.
Так, даже в 1951 г. во Введении к публикации «Застольные беседы
Гитлера в главной штаб-квартире фюрера» Риттер чувствует себя обя¬
занным взять Гитлера под защиту от тех, кто критиковал его за недоста¬
точность образования. Впрочем, это было полностью в духе сочинения
Ницше «О пользе и вреде истории для жизни». Риттер как бы признает
за главарем германских фашистов право духовной экстерриториально¬
сти и невежества. Отклоняя все доводы, Риттер изрекает: «Законы
* Ritter, Dämonie (1947), S. 172; его же, Machtstaat (1943), S. 136.
** Ritter, Dämonie (1947), S. 9.
118
жизни фюрера и проводника политики силы иные, нежели законы для
людей науки и книжников»*. Тот факт, что Риттер даже в 1951 г. за¬
щищает Гитлера как «народного вождя», доказывает, что его ссылки на
необходимость маскировки в качестве оправдания идеологической под¬
держки им нацистского режима необоснованны.
В упомянутом Введении он объясняет успех Гитлера «смешением
добрых и злых мотивов». Вот это, утверждает он, дескать, и было
«истинно демоническое в нем» **. Однако, по выражению самого же
Риттера, — это демония низкого класса, которая еще не означает пол¬
ного отпадения в религиозном смысле. Да и понятие «политика силы»
по риттеровской терминологии ни в коем случае не означает осужде¬
ния, тем более в связи с упомянутыми выше добрыми мотивами.
Из всего этого следует, что на Риттера как на страстного идеологи¬
ческого поборника интересов германского империализма и разочаро¬
ванного «фронтовика» первой мировой войны сильнейшее впечатление
произвела та удивительная энергия, с какой Гитлер осуществлял воен¬
ную экспансию германского империализма, а внутри страны устранил
всех активных и потенциальных противников этого «примата внешней
политики». Это хорошо видно и в книге Риттера о Карле Герделере,
которого он почтительно называет своим единомышленником ***.
Людвиг Дехио отмечал в 1955 г., что Риттер, «быть может, во внеш¬
неполитических успехах диктатора (Гитлера.—В. Б.) некоторое время
видел желанное оправдание и исправление задним числом исхода ве¬
ликой схватки (первой мировой войны. — В. £.), в которой он принял
участие», а также окончательное «уравнение в правах нашего народа
с великими нациями Запада.. .»****. Слова «быть может» в фразе Де¬
хио излишни, ибо Риттер в 1947 г. признал, что до весны 1939 г. он воз¬
лагал надежды на Гитлера и на более глубокое осмысление им первой
мировой войны. Фашистская оккупация Австрии и значительной части
Чехословакии в 1938 г. якобы явилась для Риттера «завершением» уста¬
новления «великого нового порядка в Восточной и Юго-Восточной Евро¬
пе» в «пределах немецкой народности», если бы Гитлер весной 1939 г. не
оккупировал всю Чехословакию *****.
В подобном же смысле Риттер выразился в 1950 г. в «Меркуре» —
«немецком журнале европейской мысли» ******. Даже Рёгеле из «Рей-
нишер меркур», исходя из известных «европейских» соображений, писал
* Henry Picker, Hitlers Tischgespräche im Führerhauptquartier 1941—1942 (Im
Aufträge des Deutschen Instituts für Geschichte der nationalsozialistischen Zeit geordnet,
eigeleitet und veröffentlicht von Gerhard Ritter), Bonn, 1951, S. 28.
** Там же.
*** Ritter, Goerdeler, S. 268, 337.
**** Dehio, Um den deutschen Militarismus. «HZ», Bd. 180 (1955), S. 44.
***** Ritter, Dämonie (1947), S. 193.
****** Ritter, Das Bismarck-Problem. «Merkur» N 6, 1950, S. 663.
119
по этому поводу в уже упоминавшейся статье: «Как понимать все это,
если Герхард Риттер в 1950 г. с целью подкрепления своей апологети¬
ческой концепции Бисмарка высказывает в немного замаскированной
форме ничем не стесненное признание в целом гитлеровской политики
в отношении Юго-Восточной Европы до марта 1938 г. Может быть, про¬
фессор Риттер никогда ничего не слышал об убийстве федерального
канцлера Дольфуса по заданию Гитлера, о подрывной нелегальной
деятельности нацистов в Австрии, о внешнеполитических последствиях
расовой политики, о травле поляков и чехов» *.
Вне всякого сомнения, что Риттер обо всем этом, конечно, знал. Ве¬
роятно, он оправдывал это государственным интересом германского
империализма. Между прочим, чтобы судить о субъективной ответствен¬
ности, которую взял на себя «Рейнишер меркур», являющийся особен¬
но злобным органом «холодной войны», полезно знать, что его ведущие
редакторы хорошо информированы о преступлениях германского импе¬
риализма. Они отстаивают самые реакционные концепции возрожден¬
ного германского империализма.
Позиция Риттера в отношении фашизма нашла отражение также в
его сотрудничестве с нацистским профессором Августом Фаустом по
изданию сборника «Война и немецкое сознание». Сборник был рассчи¬
тан на два тома, из которых первый вышел в 1941 г.** Второй том, ве¬
роятно, не был опубликован — в библиографических указателях он не
значится***. В первом томе было объявлено, что во втором предпола¬
гается работа Риттера на тему «Изменения в соотношении военного и
политического руководства со времен Фридриха Великого». Нацист
Август Фауст назвал сборник выполнением «боевого задания немец¬
кими профессорами».
Риттер по своей инициативе выполнял и другие «боевые задания»
такого рода. Так, например, в 1943 и 1944 гг. он, как уже отмечалось,
разослал военнослужащим вермахта, которые до мобилизации учились
во Фрейбургском университете, брошюры «К вопросу о политической
психологии современной Франции»**** и «Загадка — Россия».
«Публичный доклад» или «учебное письмо» «К вопросу о политиче¬
ской психологии современной Франции» напоминает краткий пересказ
и продолжение пресловутой книжки главаря нацистских историков
Вальтера Франка «Национализм и демократия во Франции в период
* Roegele, Gerhard Ritter und Geschichtsrevision.
** «Das Bild des Krieges im deutschen Denken», hg. v. August Faust, Bd. I.
Stuttgart — Berlin, 1941.
*** Совпадающие сообщения земельной библиотеки Штутгарта, Немецкой госу¬
дарственной библиотеки в Берлине, Немецкой библиотеки в Лейпциге и библиотеки
Лейпцигского университета, полученные в 1959 г.
**** Ritter, Lebendige Vergangenheit, S. 324.
120
Третьей республики (L871—1918 гг.), которая вышла в 1933 г. первым
изданием и в 1941 г. — вторым. Выводы, которые делают Франк и Рит¬
тер относительно Франции, оказавшейся под господством германского
фашизма и милитаризма, схожи как две капли воды. В послесловии
Франка, написанном в ноябре 1940 г., говорилось: «Франция мечется
сегодня между смертью и новой жизнью. Чем кончится эта борьба, мы
не знаем. Но определенно можно сказать одно: нынешнее и в еще боль¬
шей мере будущее поколение французов, желая или не желая этого,
столкнется с необходимостью разобраться в тех идеалах, которые ныне
привели нашу немецкую нацию до Кале и Парижа, до Бордо и Ди¬
жона» *.
Империалистические, милитаристские и фашистские силы, которые
Франк совсем в духе Риттера обозначает понятием «немецкая нация»,
дошли до Средиземного моря и Пиренеев; французское население уго¬
нялось на принудительные работы; население всей Франции голодало и
вынуждено было подчиняться прямым приказам германских милитари¬
стов и фашистов; движение Сопротивления, принося героические
жертвы, все сильнее развертывало свою справедливую и непреклонную
борьбу. В это самое время некий Герхард Риттер позволял себе давать
французскому народу такие рекомендации: «Мы, немцы, раньше научи¬
лись на подобном, но еще более суровом опыте тому, чему лишь теперь
должны научиться наши западные соседи: народу, который хочет
играть великую историческую роль, необходимо прежде всего одно —
упорно трудиться, голодать и повиноваться» **.
Ведь это же могло означать лишь следующее: полное подчинение
правительству Виши, которое в духе Шарля Морраса и его «Аксьон
Франсез» было враждебно по отношению ко всем демократическим
традициям Франции, подчинение Петэну, Лавалю и его фашистской
милиции, а тем самым — подчинение приказам нацистских милитари¬
стов, с которыми нашел общий язык даже такой ненавистник немцев,
каким был Моррас. Это означало полное согласие с разграблением
Франции германскими фашистами и французскими коллаборациони¬
стами. Риттер высказался яснее и прямее, чем даже официальный идео¬
лог нацизма Вальтер Франк. «Учебное письмо» относится к 1943 или
1944 гг. Риттер явно столь мало принимал Францию всерьез, что в
обращении с ней считал излишним то смягчение реакционного немец¬
кого чванства, что с 1943 г. становилось все более заметным в отноше¬
нии Англии.
* Walter Frank, Nationalismus und Demokratie im Frankreich der dritten Re¬
publik (1871 bis 1918), 2.Aufl„ Hamburg, 1941, S. 633.
** Ritter, Zur politischen Psychologie des modernen Frankreich. Öffentlicher Vor¬
trag. Lehrbrief der Phil. Fak. der Universität Freiburg (предположительно—1944 r.),
S. 35.
12t
Брошюра «Загадка — Россия» вышла в 1943* г. также в форме до¬
клада Риттера, а в 1958 г. в «переработанном виде» *, однако под тем
же названием была опубликована в юбилейном издании к 70-летию
Риттера **. Эти его рассуждения выдержаны вполне в стиле северо¬
атлантического антикоммунизма и «астрологии Кремля». Если не обра¬
щать внимания на несомненно вставленные позже выражения, направ¬
ленные против Гитлера (автор не имел возможности ознакомиться с
редакцией 1943 г. и сравнить ее с опубликованным текстом), то можно
заметить, что «Загадка — Россия», как уже было отмечено, представ¬
ляла собой поддержку фашистского антибольшевизма. Впрочем, между
фашистским антибольшевизмом и современным антикоммунизмом —
этими двумя формами проявления «основной глупости нашей эпохи» —
нет принципиальной разницы.
Другие профессора, привлеченные Августом Фаустом к выполнению
«боевого задания» в виде упомянутого выше сборника, едва ли суще¬
ственно отличались от Риттера по своим политическим воззрениям. По¬
этому фашист Фауст в своем »предисловии к сборнику 1941 г. мог с
полным основанием подчеркнуть «принципиальное совпадение» всех ра¬
бот по их «содержанию». Далее он писал: «В итоге выясняется глубокая
взаимосвязь нашего мировоззрения и коренящейся в нем философии со
всеми областями науки, занимающейся проблемой войны. Более того,
принципиальную согласованность исторических исследований в данной
публикации позволительно рассматривать как маленькое доказатель¬
ство того, что в немецком мышлении издавна имеются силы, которые
мы, нацисты, сегодня воспринимаем как вполне отвечающие нашей
сущности и духу времени. В целом они никогда не могли прийти в дви¬
жение, потому что прежде в истории не было такого сосредоточения
всех сил Великой Германии, которым мы обязаны фюреру».
«Большинство участников сборника», похвалялся нацистский идео¬
лог Фауст, знают «на собственном опыте, что такое война. С тем боль¬
шим благоговением все мы взираем на первого солдата нашего народа,
который прошел мировую войну как простой воин и ефрейтор и кото¬
рый ныне проявляет себя как гениальнейший полководец всех времен.
Он полно воплощает в себе идею немецкого солдата. Ему мы обязаны
также тем, что в столь суровое время мы вообще можем писать и пуб¬
ликовать научные труды, подобные этому. Ему мы прежде всего прино¬
сим нашу благодарность, которая выражена самим посвящением»***.
Подобные выступления в поддержку фашистской войны отнюдь
не были случайностью и для других реакционных немецких историков,
* Ritter, Lebendige Vergangenheit, S. 314.
** Там же, стр. 213—252.
*** «Das Bild des Krieges im deutschen Denken», Vorwort. Том посвящен «не¬
мецкому солдату».
122
и ныне еще играющих ведущую роль в западногерманском государстве.
Об этом свидетельствует также пример историка философии Эриха
Ротакера. О нем еще будет речь дальше.
«Военные задания», выполненные Риттером индивидуально или под
непосредственным руководством фашистов, очень ясно показывают
степень его симпатий к фашистской политике и к войне германского
империализма.
К оппозиции внутри империалистических кругов Риттера привели
сравнительно широкий историко-политический кругозор и информиро¬
ванность о положении в мире. Это дало ему возможность разглядеть
опасность для самого германского империализма, вытекающую из гит¬
леровской экспансионистской политики. Дехио выражает это эвфемисти¬
чески такими словами: «.. .он (Риттер. — В. Б.) по крайней мере смарта
1939 г. с глубоким отчаянием смотрел на то, как уже достигнутое снова
поставлено под угрозу новой и более высокой волной безграничных тре¬
бований» *. В том же направлении действовали личные привязанности,
а также религиозная традиция, которая привела его к «конфессиональ¬
ной церкви»30. Принципиальное одобрение целей, поставленных фаши¬
стами, зачастую связано у Риттера с сомнениями относительно способа
их достижения.
Это порождает некоторую внутреннюю противоречивость в его отно¬
шении к практической политике германского фашизма. Однако она ни¬
когда не выводит Риттера за пределы интересов германского империа¬
лизма. Более того, эта противоречивость свидетельствует о невозможно¬
сти в -период общего кризиса капиталистической системы отстаивать
империалистические интересы без того, чтобы тотчас не попасть в глу¬
бочайшие противоречия.
Под этим углом зрения следует понимать и заключительную часть
книги «Государство силы и утопия». Поход чернорубашечников Муссо¬
лини на Рим в 1922 г. и факельное шествие гитлеровцев в коричневых
рубашках 30 января 1933 г. Риттер обосновывает стремлением выйти из
«глубокого внутреннего хаоса» и достичь нового «единства и власти» —
разумеется, в духе империалистической реакции. Говоря о «внутрен¬
нем хаосе», он явно пытается оклеветать борьбу пролетариата за со¬
циалистический строй. Фашистский принцип фюрерства обосновывается
необходимостью заново создавать после первой мировой войны «госу¬
дарственный авторитет», конечно в интересах буржуазии и против про¬
летариата.
С удовлетворением реакционера и с тем 'презрением к «либералам»,
которое присуще и фашистам, Риттер отмечает, что при восстановлении
«государственного авторитета» «борьба за власть» «и внутри страны
* Dehio, Um den deutschen Militarismus, S. 45.
123
приняла совершенно элементарные формы», «которые и не снились ли¬
бералам XIX века. Их иллюзия, что открытые Макиавелли правила
игры наступательной политики в «гуманизированной» Европе имеют
силу только для внешних отношений, была разрушена до основания».
«Результатом этой беспощадной внутриполитической борьбы, — продол¬
жает Риттер с воодушевлением, — было появление в центре континента
новых государств со столь неслыханной динамикой, какой не мог пред¬
полагать даже сам Макиавелли. Ибо те средства власти, которые преду¬
сматривал его принцип поддержания авторитета, совершенно блекнут
перед силой нации, организованной политически в единое целое» *.
В этом «политическом сообществе» и в «неслыханно» тесной связи
«государства и нации» ** весь народ, полагает Риттер, в согласии со
«старым требованием Макиавелли» проникнут так называемым у1г1й,
т. е. воинственной политической «добродетелью». Однако «привкус по¬
литической хитрости», который ощущался в макиавеллиевском понятии
«у^й», при этом совершенно исчез и «заменен прусской солдатской
добродетелью слепого повиновения, беспрекословной готовности к дей¬
ствию» ***.
Формулировка «добродетель слепого повиновения» не представляет
собой ни уступки нацистам, ни иронического утрирования. Риттер при¬
меняет это понятие и в издании 1947 г., не беря его в кавычки. В ка¬
вычки взята лишь формула о «беспрекословной готовности к дей¬
ствию» ****. Риттер категорически наделяет эту «добродетель» опреде¬
лением «прусская солдатская». Он хочет уверить, что в этом уже в
первые годы «третьей империи» заключалось его принципиальное про¬
тиворечие с германским фашизмом *****. Если иметь в виду отмеченную
выше формулировку, то возникает гротескное противоречие: чуждый фа¬
шизму элемент стал решающей составной частью политической идео¬
логии фашизма.
В уже упоминавшейся речи 1947 г. «В память о наших сынах, пав¬
ших на войне» Риттер славил их за то, «что они (во второй мировой
войне.— В. Б.) повиновались до самой смерти и до последнего дыхания
сохраняли сознание своего солдатского долга» ******.
Можно лишь поражаться той казуистике, с которой Риттер пы¬
тается отделить эту «добродетель» от позорного дела, которому она
служила. Тем не менее остается фактом, что он восхваляет солдатское
* Ritter, Machtstaat (1940), S. 141.
** Там же, стр. 142.
*** Ritter, Machtstaat (1940), S. 142.
**** Ritter, Dämonie (1947), S. 188.
***** Ritter, Friedrich der Grosse (1954), S. 5.
****** Ritter, Vom Sinn des Todesopfers, S. 24.
124
повиновение фашистским правителям. Таким образом, и в этом нет ни¬
какого камуфляжа, неизбежного в условиях военного времени.
По Риттеру, «virtu» в фашистском государстве дополняется, «кроме
того (и прежде всего!)... сильной примесью социально-этического
убеждения «фольксгеноссен» (соотечественника. — Перев.)у>. Как он
полагает, это «вытекает из нового, не известного Макиавелли идеала
сознательного, доведенного до наивысшей силы «народного сообще¬
ства»» *. В 1947 г. вместо «прежде всего» «сильной примеси» сказано
«более или менее» сильная примесь **.
Однако в восхвалениях, сохранившихся до 1943 г. и лишь смягчен¬
ных в 1947 г., если иметь в виду и кавычки, одновременно можно слы¬
шать скрытую критику. Это опять-таки опасение, что воспеваемая им
фашистская «динамика» в силу тоталитарного неистовства может не
только не спасти буржуазно-капиталистическое общество по рецепту
неолиберализма В. Ойкена ***, но в конечном итоге поставит под во¬
прос свое собственное существование: прежде всего в результате вы¬
теснения старых капиталистических столпов выскочками «без тради¬
ций» типа Германа Геринга, использовавших утонченный механизм
подавления пролетариата как дилетанты, и наконец, в результате то¬
тальной катастрофы в войне и последующей победоносной пролетарской
революции.
В отличие от итальянского и испанского фашизма немецкие фа¬
шисты не смогли вовлечь церковь в свою систему господства. Их
антихристианская идеология, как уже отмечалось, конечно, также тол¬
кала пасторского сынка и почетного доктора теологии на частичную кри¬
тику, которая в рассматриваемом здесь тексте находит выражение в
оговорках и скрытых предупреждениях. Однако называть это антифа¬
шистской критикой было бы неверно уже потому, что Риттер сам
старательно избегает такого определения для себя и своего окруже¬
ния ****.
О том, в какой мере Риттер всерьез принимал фашистскую фразу о
«народном сообществе», свидетельствует уже тот факт, что даже после
1945 г. он дает Гитлеру такие определения, как «фольксман» ***** («из¬
бранник .народа». — Перев.), а немецкий фашизм характеризует как
«пролетарский национализм» ******. Вследствие этого его формулиров¬
ка о том, что «тайна его (Гитлера. — В. Б.) стремительного взлета со¬
стоит, собственно, в том, что он, казалось, наконец решил проблему
* Ritter, Machtstaat (1940), S. 142; там же (1943), стр. 143.
** Ritter, Dämonie (1947), S. 188.
*** См. там же, стр. 202.
**** Ritter, Goerdeler.
***** Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 191.
****** Там же, стр. 192.
125
XIX в.: соединение национализма с социализмом» *, звучит не как пред-
положение, а как категорическое утверждение реального факта.
В этом апологетическом извращении сущности фашизма, прежде
всего в отождествлении социальной демагогии и социализма, которое
Риттер делает сознательно и преднамеренно, он непосредственно пере¬
кликается с Фридрихом Майнеке**. Роль посредника между немецкой и
западноевропейской концепциями государства и права Риттер взял на
себя еще в 1943 г. В этом свете второстепенные историко-философские
различия, которые Риттер продолжает подчеркивать в отношении Май¬
неке, представляются совершенно несущественными***.
Уже в изданиях военных лет название главы четвертой книги Рит¬
тера обещало читателю «преодоление противоречия». Согласно на¬
правленности всей книги следовало ожидать преодоления противоречия
лишь между «континентальным» и «островным» государственным прин¬
ципом Риттера. Однако в конце тогдашнего издания своей книги он
рассматривал мнимое устранение противоречия между нравственным
и государственно-политическим сознанием в среде народных масс Гер*
мании и Италии, находившихся »под властью фашизма. Таким образом
якобы исчезла и «демония власти» или сознание ее****.
В четырех изданиях военного времени говорится: «Она (демония
власти. — В. Б.) не вызывает больше страха у наций XX в., воспитанных
современным народным государством (такое определение Риттер дает
фашистским диктатурам! — В. Б.), ибо государство, жаждущее власти»
превратилось в политическое народное сообщество, которое стремится
слить воедино нравственное и политическое сознание...» И Риттер
добавляет: «Тем самым оно, конечно, берет на себя огромную от¬
ветственность за поддержание подлинной нравственности и закон¬
ности— ответственность, какой не было со времен древнеэллинского-
полиса» *****.
За этими абстрактными понятиями морали кроется, конечно, бур-
жуазно-капиталистическое общество с христианско-религиозной над*
стройкой, о длительном существовании которой Риттер постоянно за¬
ботится. Это составляет также социальное содержание его мысли о
необходимости установить длительный мирный порядок, часто подчер¬
киваемой им после второй мировой войны. При этом ни в коем случае
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 191.
** Meinecke, Die deutsche Katastrophe. Betrachtungen und Erinnerungen,
3.Aufl., Wiesbaden, 1947, S. I, IX, 107.
*** Ritter, Vom sittlichen Problem der Macht. Fünf Essays, Bern, 1948, S. 174;
его же, Staatskunst und Kriegshandwerk. Das Problem des «Militarismus» in Deutsch¬
land, Bd. I: Die altpreussische Tradition (1740—1890) (далее — Ritter, Staatskunst
und Kriegshandwerk, Bd. I), München, 1954, S. 331.
**** Ritter, Machtstaat (1940), S. 142.
***** Ritter, Machtstaat (1943), S. 144.
126
не должно терпеть ущерба воинственное сосредоточение сил. Оно счи¬
тается предпосылкой мира.
В 1941 г., очевидно в »предчувствии катастрофы, и в 1943 г., после
поражения немецко-фашистских войск на берегах Волги, опасения Рит¬
тера усиливаются. Об этом говорит вставленная им заключительная
фраза, которая в прикрытой форме содержит четкий призыв к фашист¬
ским властителям подумать, пока не слишком поздно, о приемлемом
для германского империализма мире. При этом, конечно, сохраняется
общая основа империалистического единства с фашистами, от которой
и Герделер не отказался, даже находясь в гестаповском застенке. На¬
против, он даже пытался упрочить эту общность*.
Однако в приведенной выше цитате и во всей заключительной части
книги (в изданиях 1941 и 1943 гг.) вопреки обещанному по структуре
книги названию глав еще ничего не говорится о преодолении противо¬
речия между «континентальной» немецкой и «островной» английской
концепциями государства. Здесь мы даже не находим таких выражений,
как «континентальный» и «островной», столь часто употреблявшихся
Риттером, когда он в предыдущих разделах книги всячески подчеркивал
их противоречивость. В свете уже имеющихся результатов анализа это
едва ли можно истолковать иначе, как маскировку континентально¬
островной концепции альянса. Первыми признаками складывания этой
концепции можно считать некоторые высказывания в издании 1941 г.
Собственно разработка этой концепции наблюдается лишь в 1943 г.,
т. е. после битвы на берегах Волги, в третьем и четвертом изданиях.
Полностью она была сформулирована после 1945 г. В 1947 г. Риттер
писал: «Ныне, после второй мировой войны, когда мы преодолели го¬
речь поражения, нам, немцам, может быть, все же не так трудно, как
после первой мировой войны, добиться спокойной и деловой оценки
германо-английских отношений...»** Это, конечно, относится и к са¬
мому Риттеру, несмотря на некоторые заявления, сделанные им после
войны, несостоятельность и лживость которых стали уже очевидными.
Так, лишь в 1947 г. Риттер заново отредактировал заключительный
раздел главы четвертой, которая теперь стала называться «Историче¬
ское значение противоречия», и полностью удалил из нее все профа¬
шистские высказывания. Дух начинавшихся в 1943 г. в большом мас¬
штабе изменений находит теперь зрелое, откровенное и законченное вы¬
ражение.
Даже в добавленной лишь в 1947 г. пятой главе «Попытка теорети¬
ческого преодоления противоречия», которая содержит основную часть
историко-теоретического приложения 1943 г., в государственно-фило¬
* Ritter, Goerdeler, Kap. 16.
** Ritter, Dämonie (1947), S. 14.
127
софской форме недвусмысленно выражены цели германского империа¬
лизма. Здесь речь идет не о вопросах фашистской психологии, а
действительно о преодолении противоречия «между... континентальным
и островным мышлением», т. е. между разгромленной империалисти¬
ческой Германией и империалистическими державами-победительни-
цами. Риттер пишет: «Нам нужна такая теория власти, которая выхо¬
дит за рамки вечного противоречия между макиавеллистским и эраз-
мовским, между континентальным и островным мышлением, отвечая
обоснованным целям обеих сторон: потребности человеческого обще¬
ства в длительном мирном порядке, гарантированном праве, но в то же
время и потребности государства в свободном пространстве для развер¬
тывания воинственной энергии, потому что без этого практически
невозможно самоутверждение какого-либо общественного авторитета» *.
Риттер обращается к «истории, философии и государствоведению»
с настойчивым призывом «работать над преодолением этой альтер¬
нативы» **.
Да и сам Риттер с большим усердием взялся за решение этой за¬
дачи, ибо при этом речь шла о восстановлении германского империа¬
лизма, «полностью разгромленного главным образом Советским Союзом
и антифашистским движением. В отличие от периода послевоенного ре¬
волюционного кризиса, который последовал за первой мировой войной,
социалистическому и демократическому преобразованию Германии
могло воспрепятствовать лишь прямое вмешательство реакционных сил
империалистических держав-победительниц и их оккупационных ар¬
мий, находящихся на немецкой земле.
Один из военнослужащих фашистского вермахта, крупный вино¬
торговец из оккупированной британскими войсками Рейнской провин¬
ции, попавший в плен к французам, уже во второй половине 1945 г.
выразил твердую убежденность в том, что англичане сохранят капита¬
лизм в управляемой ими части Германии, не допустив какой бы то ни
было социализации. Грубые вожделения подобных виноторговцев-
оптовиков Риттер перенес в историко-философскую и государствовед-
ческую область. Прежде всего он хотел создать единую теорию госу¬
дарства для империалистического военного сообщества, направленного
против социализма. О таком сообществе мечтал Герделер. Позже это
нашло воплощение в Североатлантическом блоке, который направлен
также против жизненных интересов немцев.
Теоретический подход к решению этой задачи Риттер нашел еще
в 1943 г. в категории «антиномия31 политического», которая с той поры
стала для него исходным пунктом всякой исторической и политической
* Ritter, Dämonie (1947), S. 197.
** Там же, стр. 198.
328
концепции. Она служит ему как коренное понятие в духе Канта. Такие
понятия, как демония власти, государственный интерес, милитаризм
и другие, выводятся отныне из центрального понятия антиномии.
В конечном итоге, как мы уже видели и еще увидим дальше, это
ведет к схематизации и поляризации всемирной истории на теологи¬
ческом фоне и подоснове. Риттер развил эту систему понятий даль¬
ше *, и она оказала ему особенно большую услугу в апологетике гер¬
манского милитаризма. Как тезис (а) и антитезис (в) его антиномии
рассматриваются следующие пары понятий**:
против
1. воинственное сосредоточение
сил
2. война
3. борьба сил
4. мораль борьбы
5. воинственный элемент
6. континентальный
7. Макиавелли
8. вожди якобинцев и Напо¬
леон
9. революция
10. принуждение
11. насилие
12. самоутверждение
13. вражда
длительный мирныи
порядок
мир
мирный порядок
гражданская мораль
элемент порядка
островной
Мор и Эразм
Меттерних
реставрация
свобода
право
самоотречение
примирение и др.
Вопреки утверждению Риттера, что он в отличие от Майнеке вывел
свою антиномию из «анализа конкретных конфликтов»***, приходится
отметить, что она имеет теологическое происхождение и применяется
к историко-политической действительности как схема и часто прямо-
таки навязывается, особенно при рассмотрении новейшей истории. Про¬
тиворечие между государством и обществом (при примате государства)
дополняется противоречием между посюсторонним и потусторонним
(при примате потустороннего).
Несмотря на это или именно поэтому, в риттеровской антиномии
выражена глубокая дилемма империалистической политики в период
* Ritter, Vom sittlichen Problem der Macht. Fünf Essays, Bern, 1948.
** В интересах лучшего освещения вопроса о развитии и применении риттеров¬
ской схемы антиномии представляется. уместным уже здесь дать наглядный и по
возможности полный обзор, хотя некоторые тезисы и антитезисы Риттера еще не
рассматривались.
*** Ritter, Vom sittlichen Problem der Macht, S. 174.
9 Вернер Бертольд
129
общего кризиса капитализма. Для господствовавших и все еще господ¬
ствующих классов старых капиталистических стран становилось и ста¬
новится все труднее успешно применять, заменять одну другой и комби¬
нировать «две системы правления», которые характеризовал В. И. Ленин
в 1910 г.: «консервативный» «метод насилия» и «либеральный» «метод»
«уступок» и «мнимых уступок» *.
Марксистско-ленинская политика исходит из объективных обще¬
ственных закономерностей, ведущих к социализму и коммунизму. Она
содействует этим закономерностям, помогает их осуществлению, т. е.
'находится в полном согласии с общественной необходимостью. В про¬
тивоположность этому сущность всякой империалистической политики
состоит в том, чтобы противодействовать именно этой общественной
необходимости, сдерживать ее как можно дольше и как можно сильнее
или «отбросить» и повернуть развитие назад путем поощрения мошен¬
нических предприятий типа «Фольксваген»32 и «Крафт дурх Фройде»33,
поощрения чистой расы, сторожевых собак, мелких акций, концентра¬
ционных лагерей, газовых печей. Империалистическая политика неот¬
делима от балансирующих на грани войны министров, так называемых
политических фюреров и отцов, воздушных флотов с ядерным оружием
и психотерапевтами на борту.
Мы являемся свидетелями роста социалистических и антимилита¬
ристских сил внутри капиталистических стран, а также в колониях или
бывших колониальных сферах влияния, усиления Советского Союза и
укрепления возникших в итоге второй мировой войны новых социали¬
стических государств. В условиях взаимодействия и усиления всех этих
факторов, выражающих диалектику, присущую самому капиталистиче¬
скому строю и ведущую к его отрицанию, империалистической политике
все труднее становится выполнять свою антиисторическую функцию.
Ни консервативный метод насилия, ни либеральный метод уступок
не в состоянии предотвратить закат буржуазного общества. История
новейшего времени показала, что без фашистского насилия, без дове¬
дения до крайности консервативного метода буржуазия в некоторых
странах утратила бы свое господство. История показывает далее, что
фашистская политика насилия и войны вызывает сопротивление и в
среде сторонников «либерального» метода. Социалистические и анти¬
империалистические силы вырвали из рук буржуазии значительную
часть континентов.
Целесообразные, с точки зрения буржуазии, «комбинации» обоих
методов становятся все более трудными. Между ними возникает едва
ли преодолимое противоречие. Оно выражается даже в физическом
уничтожении сторонниками откровенно насильственных фашистских
* См. В. И. Ленин, Поли. собр. соч., т. 20, стр. 67.
130
методов «либералов», к которым следует отнести и большинство веду¬
щих социал-демократических деятелей. Буржуазное сознание не в со¬
стоянии понять, что это внутрикапиталистическое противоречие выте¬
кает в конечном счете из антагонизма между империалистической
политикой и историческим процессом, ведущим к социализму. Вот по¬
чему в буржуазном сознании господствует иррационализм. В своем
безнадежном положении буржуазия ожидает спасения капиталистиче¬
ского строя от личности, которой присущ мистицизм и больше инстинк¬
тивный, чем интеллектуальный, подход к действительности.
Эта реальная проблематика империалистической политики периода
общего кризиса капитализма отражается в иррациональной и религи¬
озной форме в риттеровской «антиномии государственных задач» *. Как
это обычно делают апологеты буржуазии, конкретная общественная про¬
блема подменяется здесь так называемой общечеловеческой и вечной
проблемой, имеющей трансцендентную подоснову. Риттеровская анти¬
номия насквозь проникнута буржуазным иррационализмом в религиоз¬
ном обличье. Риттер сам характеризует ее как иррациональное явление,
«совершенно не поддающееся рациональному решению» **.
Как и демония политического, его антиномия вытекает из лютеров¬
ской теологии. Однако в то время как Лютер выводит понятие демонии
власти непосредственно из теологии***, Риттер сдерживает в себе лю¬
теранского теолога, обосновывая свою, отныне центральную категорию.
Он явно придает значение тому, чтобы представить ее как добытую
чисто эмпирическим путем.
В работах Риттера наряду с уже приведенными теологическими
тезисами для обоснования демонии власти можно встретить множество
истолкований учения Лютера, из которых непосредственно может быть
выведена антиномия политического в его собственном смысле. И это
совершенно независимо от существующей тесной связи между антино¬
мией и демоническим. Так, характеризуя в 1948 г. лютеровское мышле¬
ние, Риттер писал: «Во все времена существования этого земного мира
истинные христиане составляют незначительное меньшинство, поэтому
нужна сила меча, чтобы предотвратить хаос и по крайней мере более
или менее сносно устроить сожительство людей. Но там, где господ¬
ствует меч, правит закон силы: борьба интересов, которая, правда,
может и должна быть смягчена нравственными действиями, практиче-
ски никогда не может быть устранена из жизни»****.
Здесь перед нами вся риттеровская дилемма между воинственным
сосредоточением силы и длительным мирным порядком. Первое необ-
* Ritter, Machtstaat (1943), S. 186.
** Ritter, Dämonie (1947), S. 211.
*** См. там же, стр. 28.
**** Ritter, Europa, S. 17.
*
131
ходимо для того, чтобы достичь второго. При этом государственная
власть, которая должна истреблять зло, «сама оказывается его носите¬
лем. В результате усилий, направленных на уничтожение зла, она сама
порождает его или — в худшем случае — становится прямым орудием
зла, воплощенного в сатане. А в 1947 г. в конце новой главы своей
государственно-философской книги Риттер совершенно открыто выдает,
что скрывается за его антиномией или что в ней раскрывается. Он
пишет: «Никогда, конечно, не бывает столь ясно, как в великих полити¬
ческих битвах, что за душу человека постоянно борются между собой
бог и сатана» *.
Выше уже отмечалось, что Риттер характеризует свою антиномию
«как совершенно не поддающуюся рациональному решению». Она мо¬
жет быть «практически преодолена» в чисто жизненно-философском
противопоставлении разума, теории, понятия, с одной стороны, и прак¬
тики, жизни, действия, воли — с другой**. Свойства, качества, способ¬
ности, методы, требуемые для такого «практического» преодоления
антиномии политического, Риттер объединяет в понятии «государствен¬
ный интерес» (Staatsräson) или «государственный разум» (Staatsver¬
nunft). Здесь можно добавить, что носителями государственного разума
Риттер считает только выдающихся и гениальных людей. Наиболее
полное воплощение этот государственный разум нашел якобы в Фрид¬
рихе II и Бисмарке.
Чтобы не оставалось ни малейшего сомнения в толковании Риттером
роли личности в истории, он совершенно в духе Генриха фон Трейчке34
категорически заявляет: «В конечном итоге все сводится к тому, что
личности делают историю...»*** К трудящимся массам Риттер, люте¬
ранский идеолог буржуазии, напротив, относится с глубочайшим недове¬
рием. В 1947 г. он счел необходимым предостеречь от «нового полити¬
ческого лозунга», от «новой» «иллюзии относительно природной добро¬
ты народа, широких масс, которым, — как он писал, — достаточно лишь
дать волю, и это может привести на путь безудержного своеволия
вместо разумного порядка»****. Создание такого разумного порядка в
интересах буржуазии Риттер считает задачей государственного разума.
Под «безудержным своеволием» опять-таки в духе Генриха фон Трейчке
следует понимать профсоюзные и иные демократические свободы.
В своем презрении к народным массам Риттер опирается также на
Лютера, о котором он весьма одобрительно пишет, что тот был преис¬
* Ritter, Dämonie (1947), S. 213; его же, Luther (1947), S. 261.
** Ritter, Vom sittlichen Problem der Macht, S. 103; его же, Geschichte als
Bildungsmacht. Ein Beitrag zur historisch-politischen Neubesinnung, Stuttgart, 1946,
S. 57.
*** Ritter, Dämonie (1947), S. 251.
**** Там же, стр. 212.
132
полнен глубочайшего недоверия к неуправляемой массе — господину
Омнесу *. Риттер требует от своих героев — носителей государственного
разума — практическими делами во внешней и внутренней политике пре¬
одолеть «односторонность» Мора и Макиавелли: либо «мирный поря¬
док», либо «борьба сил». В своей антиномии он объединил эти слово¬
сочетания в пару противоположных понятий. В этом нашла выражение
страстная мечта империалистической буржуазии — преимущественно
тогдашней немецкой буржуазии — о достойном вознаграждения мессии,
который сумел бы и в условиях общего кризиса капитализма успешно
сочетать либеральный и консервативный методы буржуазной политики,
отмеченные В. И. Лениным. Западногерманская буржуазия верит, что
нашла такого шамана империалистической политики в Аденауэре;
французская буржуазия увидела его весной 1958 г. снова в Шарле
де Голле.
Носителю государственного разума, делающему историю, все дозво¬
лено. Риттер дает ему карт-бланш: «Нет никакого общего правила на¬
счет того, где следует в конкретном случае искать предел разрушения,
причиняемого всякой великой борьбой сил. Это решает исключительно
практический государственный разум, решают благоразумие и совесть
действующего лица. В зависимости от общего состояния государствен¬
ного деятеля, от политических потребностей его времени и от его окру¬
жения решение может быть либо преимущественно в духе борьбы, либо
в консервативном духе» **.
На деле это ведет к отрицанию разума и тем самым к отрицанию
каких бы то ни было объективных общественных, правовых и междуна-
родно-правовых норм в политике. Вопреки столь болезненному для них
опыту с Гитлером и Муссолини самые реакционные фракции империа¬
листической буржуазии настолько отчаялись, что и ныне ожидают
своего спасения от воинствующего субъективизма отдельных малообра¬
зованных и малознающих, но волевых и безудержно решительных лич¬
ностей. Риттер чуть ли не в революционных выражениях позволяет
своим героям — носителям государственного разума — разрушать «по¬
зитивное право», конечно, лишь в рамках и в интересах буржуазного
строя, о чем свидетельствуют примеры ***. Если принять это во внимание,
то мы непосредственно столкнемся с его восторженной интерпретацией
концепции Лютера относительно «Viri heroici» — божьих «чудо-людей»,
которые «являются на свет, чтобы по божьему соизволению противу
* Ritter, Luther (1947), S. 115.
** Ritter, Dämonie (1947), S. 211.
*** См. там же, стр. 204.
По-видимому, Риттера привела к этой концепции скорее бисмарковская револю¬
ция сверху^ чем совершенно чуждые его внутреннему миру события, подобные осво¬
бодительной войне Северной Америки и сецессионной войне35.
133
всяким обычаям совершать политические нововведения» *. Кажется,
что Риттер писал это, имея в виду Бисмарка, главного героя своего
государственного разума, «государственную мудрость» которого он вы¬
водит из «лютеровских корней» **.
Так Риттер из лютеровской теологии выводит не только понятия
антиномии политического и демонии власти, но и понятие государствен¬
ного разума, который должен «практически» преодолеть и обуздать
-первые. Одновременно с этим еще больше усиливается мессианский
характер великого государственного деятеля, восхваляемого Риттером,
как носителя государственного разума.
Таким образом Риттер, как всегда весьма активно, участвует в со¬
здании и поддержании «мифа великого человека». Это было главной
задачей империалистического немецкого кинопроизводства с первых его
шагов до сегодняшней боннской действительности, от фильмов о Фрид¬
рихе до фильмов о Штреземане, Канарисе и Ирине. Это вынуждено
было признать даже гессенское радио в передаче о западногерманском
кино***. Созданные реакционными авторами исторические мифы рас¬
пространяются и этим способом.
Во имя государственного разума выдающийся государственный дея¬
тель Риттера может объявить «чрезвычайное положение», растоптать
право и нравственность, разрушать, вести войны и при этом распоря¬
жаться народом и народами подобно обрисованному Ницше сверхчело¬
веку. Все это якобы оправдано, если сам ответственный государствен¬
ный деятель «сохраняет холодный рассудок» и даже «в разгар борь¬
бы» **** не забывает, что «чрезвычайное положение», после того как
уничтожено достаточное количество рабочих, сознательных в классовом
отношении, и захвачено вдоволь чужих территорий, должно быть заме¬
нено новым мирным порядком. Исходя из этого, он взял бы на себя
некоторые ограничения и при всех насилиях и авантюризме «в конеч¬
ном итоге сохранил бы единство нравственного сознания вопреки всей
антиномии практически-политических задач». В этом Риттер видит
государственный разум, который призван «как частица нравственного
разума****** практически преодолеть антиномию политического.
Апологет империализма Риттер, естественно, не может не рассма¬
тривать подавление народных масс, а также войны и все вытекающие
из этого ужасы и преступления как неизбежность и закреплять их на
* Ritter, Die Weltwirkung der Reformation, Leipzig, 1941, S. 93, 220; его же,
Luther (1947), S. 272.
** Ritter, Die Weltwirkung der Reformation, S. 154.
*** W. Berghahn, Die Träume eines fleissigen Volkes. Ein Vortrag über den
westdeutschen Film im Abendstudio des Hessischen Rundfunks (UKW), 13.V.1959.
**** Ritter, Dämonie (1947), S. 210.
***** Там же, стр. 207.
134
трансцендентной и мистической основе. Поэтому для него речь идет
лишь о некотором смягчении ужасов империалистической политики и о
несколько более продолжительном мире между войнами. Однако и
здесь он возлагает надежды на субъективную волю государственного
деятеля, который один решает дела. Сознавая по крайней мере частично
и интуитивно всю несостоятельность своей позиции и концепции, Риттер
вынужден признать, что даже на это нельзя твердо рассчитывать.
В конце пятой главы он приходит к мнению, «что практически нет
такого государственного разума, который был бы достаточно ясным и
сильным, чтобы полностью сдерживать разрушительные страсти. ..»
«Самое редкое» — это «всегда чистый государственный разум» *.
Концепцию о недостаточности и редкости государственного разума
Риттер, очевидно, заимствовал в идеологическом отношении опять-таки
у,Лютера. Правда, Лютер еще не употреблял понятия «государствен¬
ный разум». Однако согласно толкованию самого Риттера, он отстаивал
мнение, что требование «противостоять злу» не для себя, а для других,
«никогда не искать неправедно добра» и придерживаться мнения, что
«я не хочу этим достичь своего, но хочу покарать зло», — это «редкое
и опасное чудо». «Христиански мыслящий суверен» был для него «ред¬
костью» **.
Совершенно очевидно, что и здесь Риттер лишь обновил и актуали¬
зировал понятия, чтобы методами косвенной апологетики объяснить,
обосновать и таким образом оправдать преступления империалистиче¬
ской политики. Он выводит эти йреступления из так называемых общих
человеческих слабостей, которые вытекают из первородного греха.
Так в конечном итоге представители государственного разума, объ¬
явленные способными преодолеть антиномию политического и укротить
демонию власти, оказываются непригодными для этого, как козлы не¬
пригодны сторожить огород.
Этот безнадежно сросшийся чертополох риттеровских историко-
философских абстракций теологического происхождения довольно точно
отражает проблематику империалистической политики периода общего
кризиса капитализма, особенно в Германии после битвы на Волге и
после 1945 г. Риттер надеется выбраться из этого лабиринта только
при помощи парадоксально-иррационалистического «все же!» и «вопре¬
ки всему!», что опять-таки заимствовано у Лютера. В 1947 и 1948 гг.
книга его заканчивается призывом «вопреки всему отбить у демона
частицу разумного мирового порядка».
Скоро становится совершенно очевидным, что под «демоном», «сата¬
ной», «злом» и т. п. Риттер понимает преимущественно последовательно
* Ritter, Dämonie (1947), S. 212.
** Ritter. Luther (1947), S. 265.
135
демократические, прежде всего социалистические, силы, у которых
реакционный государственный разум должен отнять страны, ставшие
на социалистический путь развития, чтобы вновь ввести и укрепить
в них империалистический «мировой порядок». Подходящими средства¬
ми для этого ему представляются такие, как контрреволюционные мя¬
тежи в Берлине и Будапеште, запрет КПГ, создание западногерман¬
ской армии и т. д.
Риттер явно чувствует закономерность и неотвратимость победы
социализма. Именно поэтому он, как буржуа, хочет, чтобы против этого
были приведены в движение все силы, а начиная с 1943 г. призывает
ограничить внутреннюю политическую борьбу. Так, в 1943 г. он писал»
что капиталистическое государство должно быть использовано прежде
всего для устранения «хаоса вечной борьбы сил и примирения много¬
численных противоречий между индивидуумами, классами, наконец,
между народами и государствами» *.
Эта функция государства достаточно ясно указывает на некий над¬
национальный империалистический орган власти такого рода, вопло¬
щением которого стал Североатлантический блок, правда не обеспечив¬
ший удовлетворительного решения поставленной Риттером задачи.
Внутрикапиталистические противоречия должны быть разрешены на
национальной и «западной» основе, чтобы сделать возможной коллек¬
тивную империалистическую борьбу против внутренних и внешних сил
социализма, против сознательного в классовом отношении пролетариата
капиталистических стран и против социалистических государств.
Так Риттер отклоняется от анализа собственно государственно¬
теологической антиномии. Он рассматривает существенное, с его точки
зрения, геополитическое воплощение этой антиномии, противоречие
между континентальным и островным государственным принципом, уси¬
ление обоих полюсов, которые лишь в условиях полного поражения
германского империализма стали взаимно дополнять друг друга. Это
связано прежде всего с морально-политическим обесценением конти¬
нентального государственного принципа и повышением в цене остров¬
ного принципа. Первое — результат того, что Риттер через Муссолини **
создает идеологическую «соединительную цепь» между Гитлером, ко¬
торый теперь, конечно, предан проклятию, и Макиавелли. Наконец,
по Риттеру, «макиавеллизм» изжил себя «таким явлением, как Гит¬
лер» ***.
Апологетический смысл этой игры в слова совершенно ясен. Гитлер
предстает здесь лишь как сатанинский конечный продукт чисто истори-
ко-идеологического развития, «которое ведет... от христианского сред-
* Ritter, Machtstaat (1943), S. 178.
** Ritter, Dämonie (1947), S. 188.
*** Там же, стр. 194.
136
невековья к современному язычеству» *. Этим Риттер достигает двух
целей:
1. Посредством заклинаний он маскирует социальные корни фа¬
шизма, которые в условиях тогдашней Германии необходимо было
спасти от угрозы осуществления Потсдамского соглашения. Военные
преступники из кругов финансового капитала скрываются за голубой
или черной дымовой завесой идеологии Риттера.
2. Этим первым сальто-мортале макиавеллистски-континентального
государственного принципа Риттер уже готовит другой, при помощи
которого в условиях, когда с началом «холодной войны» была пущена
в ход концепция тоталитаризма, этот принцип был объявлен государ¬
ственным принципом Советского Союза; при этом Риттер говорит о
«русской континентальной державе» **.
И снова Риттер подменяет конкретное общественное явление вне-
историческим трансцендентным и в то же время геополитическим поня¬
тием. Как уже показал анализ эволюции риттеровской философии
государства и истории, в противоположность этому под знаком «холод¬
ной войны» и нового западного курса претерпевает значительное повы¬
шение в цене «островной» государственный принцип.
Одновременно вначале еще как глубинное течение, которое, однако,,
постепенно становится все более заметным, появляется стремление
подчеркнуть «воинственное сосредоточение силы» для общей империа¬
листической борьбы против Советского Союза и всех социалистических
и демократических сил. Для пропаганды этого «континентального»
принципа Риттер и в новых условиях считает особенно подходящим
традиционное историческое мышление немецкой реакции, точно так же
как для военных экзекуций он считает наиболее подходящими своих
любимых прусско-германских генералов.
С этим связано стремление германского империализма к господству
внутри антисоветского сообщества империалистов***.
Вначале, однако, еще не могло быть и речи о новой гегемонии гер¬
манского империализма. На »первом плане было его спасение путем
прочного привязывания к империалистическим державам-победитель-
ницам. Наряду с центральным историко-философским понятием Ритте¬
ра, «антиномией политического», которая должна была прежде всего
преодолеть и поглотить имевшиеся «односторонности» так называемого
континентального и островного государственного мышления, в качестве
связывающего средства был использован средневековый дух «христиан¬
ского Запада». После 1945 г. для Риттера все зависело от возрождения
этого духа, во имя которого он требовал «примирения и снисхождения»..
* Ritter, Dämonie (1947), S. 190.
** Там же, стр. 195.
*** Там же, стр. 194.
137
Положение в мире после 1945 г. Риттер истолковывает так же, как
и ученик Майнеке Людвиг Дехио. В свете этого принципиального еди¬
нодушия полемика, которую последний позже вел с Риттером относи¬
тельно исторических корней гитлеризма в пруссачестве и определения
понятия «государственный интерес», представляется совершенно незна¬
чительной *. В конечном счете расхождения между Дехио и Риттером
сводятся к тому, что первый, очевидно, считает бессмысленным грими¬
ровать физиономию немецкой реакции в идеологическом и моральном
отношении, как это делает Риттер, ибо это не находит отклика и в
конце концов совершенно бесполезно.
В 1948 г. Дехио выпустил книгу «Равновесие или гегемония»**,
-а спустя семь лет опубликовал сборник под названием «Германия и
мировая политика в XX столетии» ***. Последние его сочинения имеют
характер антисоветских подстрекательских брошюр. Новое положение
в мире, сложившееся благодаря победе Советского Союза, Дехио созна¬
тельно истолковывает в духе Ранке и опираясь на него.
Риттер, правда, не ссылается прямо на Ранке, однако его интерпре¬
тация исходит из тех же принципов, которые Ранке ввел в реакционную
историографию (и не только в немецкую) и которые оказывают на нее
сильное влияние вплоть до наших дней. В соответствии с этим предмет
истории — это прежде всего взаимное воздействие больших государ¬
ственных организмов. Последним, по мысли Риттера, присущи неповто¬
римые и необъяснимые, но лишь угадываемые свойства; их происхожде¬
ние следует искать в трансцендентных сферах. Из такого понимания
истории вытекал тезис о примате внешней политики, борьбе за геге¬
монию и т. п.
Дехио попытался втиснуть сложное всемирно-историческое развитие
с конца XV в. вплоть до наших дней в «основное понятие» «борьбы за
гегемонию»****, которой он придает «огромное значение» и которую
венчает понятием «демония власти» *****. О социализме и его победо¬
носном шествии, ведущем к уничтожению капиталистического строя в
результате классовой борьбы в ее многообразных и сложных формах,
такие представители немецкого историзма, как Риттер и Дехио, могут
писать лишь по старой схеме понятий. При подобного рода апологетике
классово обусловленная и субъективная ограниченность становится
основой отказа от добросовестности. Возникновение новых социалисти¬
ческих государств Дехио не хочет понять иначе как результат мнимого
продолжения так называемой традиционно-агрессивной внешней поли¬
* Dehio, Um den deutschen Militarismus. «HZ», Bd. 180 (1955).
** Dehio, Gleichgewicht oder Hegemonie, Krefeld, 1948.
*** Dehio, Deutschland und die Weltpolitik im 20. Jahrhundert, München, 1955.
**** Там же, стр. 11.
***** Там же, стр. 12.
А 38
тики царизма, политики захватов. Он утверждает: «Новое заключается
в силе, а не в тенденции» *.
Основное противоречие между силами социализма, которые завое¬
вали победу прежде всего в Советском Союзе, с одной стороны, и
силами империалистической реакции — с другой, Дехио сводит исклю¬
чительно к внешнеполитическому и межгосударственному «противоре¬
чию англосаксов и русских... в Европе и одновременно во всем мире» **.
Это противоречие он выводит из континентально-европейской борьбы
за гегемонию.
Риттер же в результате своих послевоенных изысканий выдвигает
следующее утверждение: при обзоре «четырех столетий европейской
истории, которая изложена нами... мы чувствуем, что оказались на
распутье. Эти четыре столетия показали равноправное и в некоторой
степени уравновешенное сосуществование многих, а главным образом
четырех или пяти великих держав, которые совместно владели миром.
С этим (по убеждению автора) покончено навсегда. Будущее мира,
насколько наш взор в состоянии проникнуть во тьму его, будет опреде¬
ляться лишь двумя мировыми державами (или группами держав)
самого первого ранга: соединенными англосаксонскими морскими
державами и русской континентальной державой. Естественная про¬
тиворечивость «островных» и «континентальных» политических
методов и идеалов вступает тем самым в новую, глобальную ста¬
дию» ***.
Это та же интерпретация, которую дает и Дехио, а Риттер дополняет
ее политически предвзятым применением своей схемы антиномии, кото¬
рую он теперь открыто ставит на службу «холодной войне» против
Советского Союза. Если при истолковании будущего, которое представ¬
лено довольно эффектно, Риттер не хочет давать полную гарантию, то
при изложении современных задач капиталистических стран Европы он
не делает таких ограничений. Они должны, утверждает Риттер, «стре¬
миться практически преодолеть все свои прежние национальные про¬
тиворечия и трения. После того как национализм изжил себя в двух
мировых войнах и довел себя до абсурда, борьбу должно заменить
взаимное понимание. Лишь так Европа в целом может надеяться еще
раз сыграть в мировой истории целительную роль. Это означает, между
прочим, что принцип воинственного сосредоточения сил должен обрести
в этом пространстве принципиально иной смысл, а принцип длительного
мирного порядка должен значительно больше, чем в прошлом, выдви¬
нуться на первое место****.
* Dehio, Deutschland und die Weltpolitik, S. 129.
** Там же.
*** Ritter, Dämonie (1947), S. 195.
**** Там же.
139
Риттер говорит о некоей роли посредника между обеими группиров¬
ками держав, которую объединенная Европа должна играть в интере¬
сах обеспечения мира. Но это не может и не должно вводить в заблуж¬
дение относительно антисоветского и антисоциалистического назначения
риттеровских проектов Европейского сообщества. Нюрнбергский про¬
цесс над военными преступниками, конечно осуждаемый Риттером, был
истолкован им как «триумф» утрированного Томаса Мора, воплощен¬
ного в судье Джексоне, над выродившимся макиавеллизмом *. При
этом Риттер даже не упомянул Советский Союз, что также выражает
его политическую программу. Это полностью согласуется с тем, что не¬
сколькими строками ниже Риттер приписывает Советскому Союзу
обанкротившийся при Гитлере «континентальный» государственный
принцип.
В одной доверительной церковно-политической памятной записке
(1947 г.) это выражено еще более четко. Здесь Риттер отмечает, что на
Нюрнбергском процессе в качестве судьи выступала держава, «которой
общественное мнение Англии и Америки приписывает значительную
долю вины за развязывание войны в 1939 г.» **.
Это «доверительное» сочинение вообще полно антисоветских выпа¬
дов под маской так называемого антитоталитаризма. Между прочим, к
соавторам этого сочинения принадлежал фашистский профессор доктор
Вильгельм Греве, ставший впоследствии боннским придворным юри¬
стом и дипломатической звездой. В нем особенно ярко воплотилась
преемственность между антибольшевизмом 1933—1945 гг. и послевоен¬
ного периода. В сентябре 1941 г. Греве восхвалял фашистское нападе¬
ние на Советский Союз как исполнение «великой наднациональной
миссии» ***.
По мере восстановления германского империализма и ремилитари¬
зации Западной Германии эта вражда к Советскому Союзу, которую
Риттер и ему подобные «доверительно» распространяли тогда в церков¬
ных кругах, стала неотъемлемой составной частью официальной про¬
паганды.
Совершенно в духе Риттера писал о Нюрнбергском процессе бур¬
жуазный публицист Пауль Зете, у которого прежде иногда еще можно
было почувствовать стремление реалистически оценить историко¬
политическую действительность. В 1959 г. он издал книгу под названием
«Баланс немецкой судьбы», в которой это стремление было вытеснено
официальным антисоветизмом и антикоммунизмом. «Ведь там, — писал
* Ritter, Dämonie (1947), S. 194.
** «Kirche und internationale Ordnung. Ein deutscher Beitrag zum Studienwerk
des Oekumenischen Rats der Kirche» (закрытая рукопись), 1947, S. 29.
*** Wilhelm Grewe, Die neue Kriegsphase. «Monatshefte für Auswärtige Politik»,
H. 9, 8. Jg. (1941), H. 9, S. 749; см. также «Neues Deutschland», 24, 26, 27.V. 1959.
140
Зете, — по крайней мере вначале, на «большом» Нюрнбергском про¬
цессе среди судей сидели также представители государства, о котором
уже тогда простые немцы знали больше, чем западные политики.
Стремление к агрессивной войне было осуждено людьми, которые сами
проводили в жизнь русско-германский пакт, послуживший запалом
агрессивной войны Гитлера»*.
Эта абстрактная и лживая, равно как и подлая, коварная интерпре¬
тация германо-советского пакта о ненападении от 23 августа 1939 г.
встречается и у многих других империалистических апологетов. В связи
с искажениями и фальсификацией в работах А. Росси, В. Хофера,
Х.-Г. Серафима, X. Холлдака, Э. Кордта и С. Хора марксистский исто¬
рик Лео Штерн подчеркивал: «Они сознательно игнорируют постоянно
отклонявшиеся западными державами предложения Советского Союза
о разоружении, сделанные в 1933—1934 гг., игнорируют тот факт, что
Англия и Франция фактически поддерживали концепцию Гитлера: при
всеобщем разоружении интенсивно проводить вооружение Германии
с целью создать так называемый оплот против большевизма и поста¬
вить Советский Союз в политическую изоляцию. Они игнорируют тот
факт, что западные державы прямо саботировали многолетние усилия
Советского Союза обеспечить коллективную безопасность против фа¬
шистской агрессии (против «оси Берлин — Рим — Токио»)»**.
Эрнст Никиш, стремящийся к объективности, пришел к выводу:
«Жизненные интересы Советского Союза требовали взорвать англо¬
германские отношения столь основательно и окончательно, чтобы не
нужно было больше опасаться англо-германского заговора против
Советского Союза. Конечно, советско-германский пакт о ненападении
был смелым, даже рискованным шагом. Однако положение в мире было
столь запутанным, что именно в этом пакте было спасение для Совет¬
ской России» ***.
В подобном же духе высказывался бывший военный атташе при
■французском посольстве в Москве генерал Гийом****. «Франкфуртер
рундшау», критикуя демагогическую речь Аденауэра от 31 августа
1959 г., отмечала 5 сентября того же года: «После его дружественно
выдержанного письма Хрущеву непонятно, что должна означать наив¬
ная и ненужная попытка приправить в старом стиле речь по поводу
Польши указанием на пакт между Гитлером и Сталиным? Этот вид
* Sethe, Ein gespaltenes Volk sucht seinen Weg. «Die Welt», 28.111.1959.
** Leo Stern, Die Hauptteiidenzen der reaktionären Geschichtsschreibung über
■den zweiten Weltkrieg. «ZfG» N 1, 1959, S. 69—74.
*** Ernst N'iekisch, Das Reich der niederen Dämonen, Hamburg, 1953, S. 292.
***• Augustin Guillaume, Warum siegte die Rote Armee? Baden-Baden, 1950,
S. 23, 29.
Знанием суждений Гийома и Никиша автор обязан работе Лео Штерна (см.
выше).
141
дипломатии должен произвести тем более плохое впечатление, что
всякий более или менее разумный человек знает, что этим пактом Со¬
веты пытались в первую очередь отдалить от себя, по крайней мере
временно, угрозу военной агрессии Гитлера. Если мы хотим придержи¬
ваться исторической истины, следует сказать об этом».
Однако Риттер и ему подобные, будучи заклятыми апологетами
империализма, не хотят и не способны по-деловому составить суждение
о Советском Союзе и коммунизме, не говоря уже о том, чтобы стре¬
миться найти историческую истину. Свое отношение к Советскому
Союзу Риттер, как отмечалось выше, недвусмысленно выразил еще в
1943 г. Он сделал тогда доклад под названием «Загадка — Россия»,
который был размножен как «учебное письмо философского факуль¬
тета Фрейбургского университета для фрейбургских студентов, нахо¬
дящихся в вермахте» *.
Это «учебное письмо» было, как отмечено, в «переработанном» виде
перепечатано в юбилейном издании к 70-летию Риттера (6 апреля
1958 г.) **. Нет никаких оснований предполагать, что в 1958 г. Риттер
смягчил свои антисоветские высказывания 1943 г. Было бы правильнее
назвать это сочинение «пособием по военно-политической подготовке».
Каждый фашистский офицер по политической части и каждый зондер-
фюрер был бы так же удовлетворен этими рассуждениями, как нацист¬
ский профессор из Бреславля Август Фауст был доволен намечав¬
шимся сотрудничеством Риттера в издаваемом им сборнике «Война и
немецкое сознание».
Если иметь в виду предшествующее, тогдашнее и последующее
суждения Риттера о Советском Союзе, то его рекомендация капитали¬
стическим государствам Европы, сделанная в 1947 г., совершенно
недвусмысленна. Когда Риттер требует «выдвинуть» на первое место...
принцип длительного мирного порядка, то это означает не только
исключение войн между капиталистическими державами Европейского
континента, но и сплочение этих держав против социализма. Прежде
всего он имеет в виду тесный союз этой объединенной империалистиче¬
ской континентальной Европы с империалистическими державами-по-
бедительницами — США и Англией против Советского Союза и всех
сил прогресса, которые благодаря сокрушительному поражению, нане¬
сенному ими фашизму, превратились в могущественную силу. При этом
роль английского империализма после войны в сравнении с американ¬
ским вначале, несомненно, переоценивалась,
А тезис Риттера о том, что в «пространстве», которым все еще вла¬
деют империалистические государства Европы, «принцип «воинствен¬
* Ritter, Lebendige Vergangenheit, S. 314.
** Там же, стр. 213.
142
ного сосредоточения сил» должен обрести совершенно иной смысл»,
сводится прежде всего к требованию перестроить «Западный» и «Атлан¬
тический вал» и линию Мажино в антибольшевистский «Восточный
вал». Ни одной бомбы больше на Ковентри, Бовэ и Гамбург; общее
стратегическое направление — только Москва.
Спустя одиннадцать лет, когда империалистический мир уже очень
продвинулся к той цели, о которой Риттер мечтал в 1947 г., Франц
Иозеф Штраус, которого в Западной Германии назвали «военным
рейхсминистром», выразил это требование Риттера в стратегической
формуле: «Отныне есть лишь один план — это Красный план...»*. За¬
падным партнерам возрожденного германского империализма и мили¬
таризма по Североатлантическому пакту следовало бы задуматься над
тем, что, переходя к военной агрессии, германский империализм нико¬
гда заранее не раскрывал карты и не объявлял намеченного им на¬
правления экспансии.
То, что Риттер понимал в 1947 г. под «иным смыслом» «воинствен¬
ного сосредоточения сил», явно относится не только к внешней, но и к
внутренней политике, главным образом к совместному подавлению
сознательного в классовом отношении пролетариата в странах, где
буржуазия слишком слаба, чтобы без «коллегиальной» помощи извне
справиться с этой основной задачей буржуазной политики. При этом
Риттер прежде всего, естественно, имеет в виду Западную Германию.
В ходе дальнейшего исследования мы увидим, как он выступал спустя
шесть лет в роли тевтонского Praeceptor Galliae und Britanniae (настав¬
ника Галлии и Британии. — Перев.).
При анализе политической идеологии Риттера как составной части
идеологии западногерманского империализма уделялось особое внима¬
ние его государственно-философской книге по следующим причинам:
1. Риттер развивает здесь в почти систематической форме централь¬
ные категории своей философии истории.
2. Изменения в шести изданиях книги «Государство силы и утопия»
или «Демония власти» особенно ясно показывают политико-идеологи-
ческий поворот Риттера от борьбы против держав — победительниц в
первой мировой войне к роли идеолога Североатлантического блока.
Эта эволюция вообще характерна для значительной части того поколе¬
ния немецкой буржуазии.
3. На основе анализа шести изданий этой книги можно было осо¬
бенно хорошо выяснить, в какой мере политический интерес, который
всегда является классовым интересом, обусловливает философию и
интерпретацию истории, а также возникновение главных исторических
и государственно-философских категорий.
* «Das Parlament» (Bonn), 26.111.1958, S. 10.
143
Они отнюдь не находятся по ту сторону истории, в области так на¬
зываемых вечных понятий, а вытекают из происходящего и подвержены
непрерывным изменениям.
Политический и идеологический «поворот Риттера к Западу» можно
45ы так же подробно проследить посредством сравнительного анализа
многочисленных изданий и публикаций его книги о Лютере. И здесь
1943 год указан им самим как год решительного перелома. Так, в
«Послесловии к четвертому изданию» в 1947 г. говорилось: «Четвертое
издание — это мало измененное повторение сильно переработанного и
расширенного третьего издания 1943 г. Происшедшая вслед за тем ми¬
ровая катастрофа неслыханным образом сделала для нас, немцев,
ближе мысль Лютера о скрытности бога и зловещем полумраке миро¬
вой истории. Благодаря его универсальному пророчеству, провозглаше¬
нию и истолкованию христианской миссии значение Лютера как цен¬
тральной фигуры духовной жизни немцев, как национального героя
сильно отступило и для нас, немцев, на задний план. В соответствии
с этим введение написано мною по существу заново. В остальном я не
видел повода для изменения текста, тем более что уже третье издание,
особенно заключительную главу, я написал в предчувствии и сознании
неотвратимо надвигающейся катастрофы» * (подчеркнуто мной. — В. Б.).
Таким образом, Риттер сам еще раз подтверждает изменение угла
зрения в результате поражения германского империализма во второй
мировой войне, а 1943 год, год битвы на берегах Волги, указан им
как рубеж. В ходе тактического поворота из Лютера-«немца» сделан
Лютер-«универсальный» или «западник», из немецкого «национального»
героя — герой западного мира.
Дальнейшая деятельность Риттера после 1945 г. — это развитие но¬
вой ориентации, намеченной в 1943 г. в третьем и четвертом изданиях
книги «Государство силы и утопия». Несмотря на некоторую проявив¬
шуюся вначале депрессию, вызванную полным поражением германского
империализма, Риттер с самого начала, прилагая величайшую энергию
и применяя различные способы, содействовал его восстановлению. На¬
конец, с включением Западной Германии в Североатлантический фронт
«холодной войны» его усилия направлены на укрепление влияния бонн¬
ского режима внутри новой антисоциалистической и антисоветской
коалиции.
* Ritter, Luther (1947), S. 283.
V
ИСТОРИОГРАФИЯ И ИСТОРИЯ ФИЛОСОФИИ НА СЛУЖБЕ
ИМПЕРИАЛИЗМА И МИЛИТАРИЗМА
Таково наше реальное положение в мире. Оно не
дает нам, как и вообще в нашей истории, права на
передышку после колоссальной катастрофы, на бес¬
печное почивание на лаврах хозяйственных успехов;
оно не позволяет нам раствориться в политике чистой
благотворительности. Как всегда, оно зовет нас к на¬
пряжению всех сил, в том числе и военно-политиче¬
ских. Риттер, 1955 г.
В беспримерном замешательстве и растерянности
стоят сегодня немцы перед лицом своего прошлого.
Риттер, 1946 г.
Мы никогда не сможем вступить в плодотворный
разговор со своими соседями, особенно с духовным
миром Запада, если не будем готовы отказаться от
некоторых излюбленных представлений, лежавших до
сих пор в основе немецкой исторической науки как
фактора политического развития. Риттер, 1946 г.
1. Идеологическая ситуация после 1945 г.
Особый интерес представляет тот факт, что Риттер в шести изданиях
своей книги «Государство силы и утопия» (или «Демония власти») с
некоторой иронией совершает тот же поворот к Западу, который до
него проделал Фридрих Майнеке за время между выходом его книг
«Космополитизм и национальное государство» (1908) и «Идея государ¬
ственного разума» (1924). Эта эволюция — что не столь очевидно, но
признано самим Майнеке — коренным образом изменила сложившуюся
до 1914 г. концепцию последней из названных книг, чему способство¬
вало воздействие надвигавшегося поражения Германии. Если прене¬
бречь некоторыми изменениями, то первые два издания работы «Госу¬
дарство силы и утопия» находятся примерно на политико-идеологиче¬
ском уровне таких работ, как «Космополитизм и национальное
государство», а «Демония власти» уже соответствует новой внешнепо¬
литической и идеологической ориентации книги «Идея государствен¬
ного разума».
Для более впечатлительного и деятельного Майнеке достаточно
было Вердена, Октября 1917 г. в России и Ноября 1918 г. в Германии.
Риттеру же потребовалось пережить битву на берегах Волги и красное
знамя над рейхстагом, чтобы осознать, что гибель германского импе¬
риализма — главного врага немецкой нации — можно временно задер¬
жать, лишь вступив в тесную связь с реакционными силами Запада.
Поэтому Риттер особенно после 1945 г. заботился о том же синтезе
между «западным» и «немецким» государственным мышлением, к кото¬
рому Майнеке стремился уже после первой мировой войны. В те давние
времена Риттер не хотел и слышать об этом, ибо он «слишком живо
147
воспринимал... глубину противоречия» * и еще верил в способность
германского империализма пробить себе дорогу собственными силами
в борьбе с западными державами. Тот факт, что Риттер, как и Майнеке,
хотел осуществить этот синтез при помощи философско-исторического
противоречия, не свидетельствует об особой оригинальности. При вы¬
полнении одного и того же социального заказа само собой напраши¬
вается использование уже имеющихся понятий. Если Риттер выводит
свою антиномию непосредственно из лютеранства, а Майнеке исполь¬
зует для этого своего рода биологизированное неокантианство в духе
философии жизни, то это — индивидуальная особенность в рамках об¬
щего. То же самое можно сказать и об «этизации» понятия государ¬
ственного разума у Риттера, отмеченной Дехио, учеником Майнеке**.
Можно, однако, сказать, что Риттер, который (с опозданием на
одну мировую войну) пошел по стопам Майнеке, придает большое зна¬
чение «Кратосу»36, по выражению Майнеке, или «воинственному сосре¬
доточению сил», как выражается сам Риттер. Для него также целиком
иллюзорна просветительская мысль об усовершенствовании человече¬
ства, которая звучит в идее Майнеке о переходе от «естественного
состояния к культурному».
Риттер хорошо сознает, что он пускается в кильватер Майнеке с
опозданием. Так, например, в книге «История как фактор развития»
(1946) говорится: «Стимул (к самопознанию немецкой истории.—
В. £.), который дает нам катастрофа 1945 г., — не первый: уже потря¬
сающие уроки первой мировой войны указали нам то же направление,
и они, как показывают прежде всего труды нашего маэстро Фридриха
Майнеке, не прошли даром. Его книга «Идея государственного разума»
с такой беспощадной прямотой раскрыла подлинное лицо политической
власти и с такой глубиной показала опасности гегелевского монизма
(рассудка и действительности), что буквально составила эпоху. К со¬
жалению, ее влияние на молодое поколение немецких историков оказа¬
лось ограниченным вследствие того, что на передний план слишком
сильно выступило обсуждение «вопроса об ответственности» за войну
1914 г.» ***
В той же работе имеются формулировки, которые напоминают по¬
ложения, уже высказанные Майнеке за 22 года до этого в книге «Идея
государственного разума». После требования о «полной перестройке
нашего немецкого исторического мышления» Риттер объясняет прагма-
тистскую подоплеку этого требования, звучащего в устах его и ему по¬
добных преувеличенно и неискренне: «Мы никогда не сможем вступить
* См. работу Риттера в «Neue Jahrbücher für Wissenschaft und Jugendbildung»
N 1, 1925, S. 114.
** Dehio, Um den deutschen Militarismus.
*** Ritter, Geschichte als Bildungsmacht, S. 54.
148
в плодотворный разговор со своими соседями, особенно с духовным
миром Запада, если не будем готовы отказаться от некоторых излюб¬
ленных представлений, лежавших до сих пор в основе немецкой исто¬
рической науки как фактора политического развития» *.
В работе 1946 г. говорится о соседях Германии в целом, ибо Риттеру
тогда еще не было ясно, «кому будет принадлежать в Европе буду¬
щее— славянским народам или западным .нациям»**. Для историко¬
политического мышления, ориентированного на Ранке, опять-таки
характерно, что вопрос о победе социалистического или сохранении
капиталистического строя (вопрос, который стоит перед всеми наро¬
дами как внутренний) переносится в область внешней политики, в
область борьбы этнически и географически обусловленных государ¬
ственных организмов, и тем самым, естественно, извращается.
В одном из своих высказываний 1947 г. Риттер с большой грустью
вспоминает о локарнской политике Штреземана, которую поддерживал
Майнеке, и о наметившемся тогда «сближении с англосаксонским
мышлением» ***. Не приходится удивляться, что Риттер и здесь создает
впечатление, будто уже после первой мировой войны он придерживался
рекомендованного Майнеке нового курса германского империализма и
его историографических апологетов. Из вышеизложенного, однако, оче¬
видно, что он принадлежал тогда к главному течению немецко-нацио-
налистической и фашистской идеологии в области истории и государ¬
ства. Оно было обращено против того направления, которое отстаивал
Майнеке, и выступало против западного «наследственного врага».
В то время Риттер был фронтовым офицером на арене империали¬
стической историографии; после 1945 г. — уже в пожилом возрасте —
он вступил в ее генеральный штаб и, переняв основной («западный»)
тезис некогда отклоненной стратегии Майнеке, разрабатывал проекты
собирания разбросанных в разные стороны воинов, планы новых идео¬
логических оборонительных, а затем и наступательных сражений. Сам
Майнеке стал слишком стар для этого и предоставил сию роль Риттеру,
который был более пригоден для нее также ввиду своего воинственного
рвения.
Однако после раскола Берлина в ходе «холодной войны» прослав¬
ленный «патриарх» буржуазной историографии, которому было уже
далеко за 80 лет, надел на себя цепь ректора вновь основанного в Да-
леме (Западный Берлин) университета. Он носил ее как символ един¬
ства немецкого и западного империализма под знаком антикоммунисти¬
ческого содружества. В своей речи на торжественном открытии так
называемого свободного университета, которую, между прочим (это
• Ritter, Geschichte als Bildungsmacht, S. 51.
** Там же, стр. 43.
••• Ritter, Dämonie (1947), S. 184.
149
тоже имеет символический смысл), «из-за болезни Майнеке пришлось
передавать по западноберлинскому радио в зал, где происходило тор¬
жество», Майнеке назвал этот университет «форпостом на великом
всемирном поле битвы». При помощи фраз о «христианском западном
мире» и аналогичных слов, ставших позднее непременными атрибутами
всех праздничных и будничных ораторов «холодной войны», он маски¬
ровал антисоветскую борьбу, которую вел с самого возникновения
Советского Союза и в которую теперь стремился вновь втянуть молодое
поколение студентов, уже обманутое и вымуштрованное в этом духе
в «гитлеровской молодежи» и фашистском вермахте. Демагогически
извращая истину, Майнеке пытался представить победоносные социали¬
стические силы как «смертельную опасность» для «благословеннейших
традиций Германии и всего западного мира», равно как и для «науки».
Короче говоря, Майнеке целиком и полностью находился на уровне
жаргона американской радиостанции в Западном Берлине *. Его интер¬
претация фашизма, данная в книге «Германская катастрофа», в целом
ложная, несмотря на некоторые правильные наблюдения, распростра¬
нялась во многих изданиях, которые продавались по заниженным
ценам.
Для большинства буржуазных историков путь Майнеке от истовой
веры в мощь прусско-германской реакции к похмелью после поражения
германского империализма или, рассматривая это с точки зрения исто¬
рической идеологии, путь от Ранке к Буркгардту37 стал в первые годы
после войны общей тенденцией — trend, как это стали называть в аме¬
риканизированных западных зонах. В духе Якоба Буркгардта часто
выражалась решимость стать благодаря опыту истории не только «ум¬
ными на следующий раз», но и «мудрыми навсегда»**. В 1956 г. Гейм-
пель, имея в виду этот к тому времени давно пройденный этап, когда
посыпали голову пеплом и имитировали самокритику, писал: «Власть
стала даже еще «большим злом», чем тогда, когда Буркгардт назвал
ее «злом»» ***.
При помощи «рассуждений о всемирной истории» буржуазные исто¬
рики стали «отмежевываться от прежней истории» германского импе¬
риализма, но не от него самого. Глубокая скорбь по поводу «катастро¬
фы» последнего сочеталась с крайним воинствующим антикоммуниз¬
мом, с судорожным стремлением сохранить все позиции капитализма.
Об этом говорит пример таких последователей Майнеке, как Людвиг
Дехио или Вальтер Гофер. Последний, швейцарец по происхождению,
* Meineckei Politische Schriften und Reden, Darmstadt, 1958, S. 490—491.
** Jacob Burckhardt, Weltgeschichtliche Betrachtungen, 4 Aufl., Stuttgart, 1921,
S. 9.
*** Heimpel, Geschichte und Geschichtswissenschaft. «23.Versammlung deutscher
Historiker in Ulm 1956», Stuttgart, 1957, S. 19.
150
особенно хорошо подготовленный в Цюрихском университете для своей
нынешней деятельности потомком патрициев, почитателем Ранке и
Бисмарка Леонардом фон Муральтом, превратился в историка «фрон¬
тового города» — Западного Берлина —и в то же время в ярого адепта
Фридриха Майнеке*; усердие Гофера Артур Шопенгауэр безусловно
мог бы поставить в пример своему Юлиусу Фрауэнштедту38.
В отличие от идеологических оруженосцев Майнеке типа Гофера
Риттер считал необходимым хотя бы в области методологии самостоя¬
тельно убедиться, что в интересах дальнейшего существования и блага
германского империализма следует признать утрату им самостоятель¬
ности. Он был уже в годах и написал достаточно тяжеловесных и труд-
нораспространяемых работ, чтобы иметь возможность, нередко с весьма
сомнительным основанием и даже, как мы видели, вопреки основанию,
ссылаться на свое прошлое.
Уже в последних изданиях своего основного труда по философии
государства Риттер подготавливал новую идеологическую платформу,
с которой он возобновил борьбу за возрождение германского империа¬
лизма. Трудно переоценить практически политическое значение данной
борьбы. Риттер использовал с этой целью все свои связи и не остано¬
вился перед физическими тяготами, предприняв, как свидетельствовала
печать**, несколько заграничных поездок и выступая в качестве стран¬
ствующего проповедника сохранения, восстановления и укрепления
мощи германского империализма.
Надо отдать Риттеру должное в том, что его тактика при всем холе¬
рическом усердии (без которого он просто немыслим) была чрезвычай¬
но ловкой. С 1945 г. до наших дней его печатные труды и другие формы
деятельности полностью совпадают с официальной линией политики
ХДС. Является ли Риттер и формально членом этой партии, неизвестно,
да это и неважно. Риттер считает себя тесно связанным с ней; об этом
говорят его хвалебные и демагогические высказывания по поводу ре¬
зультатов выборов в бундестаг 6 сентября 1953 г.***, а также его
назначение докладчиком на торжественном собрании 17 июня 1955 г.
в бундестаге в Бонне ****.
Известно также, что супруга Риттера фрау Гертруда Риттер явля¬
лась или является членом фрейбургского городского собрания от
ХДС *****. Вряд ли возможно, чтобы она занялась подобной деятель-
* W. Hofer, Geschichtsschreibung und Weltanschauung. Betrachtungen zum
Werk Friedrich Meineckes, München, 1950; его же, Geschichte zwischen Philosophie und
Politik. Studien zur Problematik des modernen Geschichtsdenkens, Stuttgart, 1956.
.** «Badische Neueste Nachrichten» (Karlsruhe), 3.V.1956.
*** Ritter, Das Problem des Militarismus in Deutschland. «HZ», Bd. 177 (1954),
S. 47. -
**** Ritter, Ansprache am 17.Juni 1955.
***** Устное сообщение из Фрейбурга (1956 r.).
151
ностью без одобрения и содействия самого Риттера. В заявлении, сде¬
ланном в октябре 1945 г., Риттер, как преподаватель университета,
выразил желание заниматься «непосредственно практической полити¬
кой. .. лишь... в исключительных случаях* *. А в то же время такого
рода занятие — вместном масштабе — передается члену его семьи. (Нет
нужды подчеркивать, что супруга Риттера упомянута лишь в связи с ее
политической деятельностью, которая служит еще одним доказатель¬
ством тесных уз, существующих между Риттером и аденауэровским
ХДС.) Это тоже одна из форм «сохранить теснейший контакт с прак¬
тической политикой», к чему Риттер призывает и своих коллег**.
В Фрейбурге Риттер слывет авторитетным доверенным лицом в среде
католического духовенства. Напротив, в рабочем движении, в том
числе и в социал-демократических кругах, его распознали как под¬
стрекателя ***.
Отказ от прежней самостоятельности германского империализма,
опиравшейся на силу, «прощание» с его прошлым произошли, как уже
отмечалось, не без громких сетований и жалоб. Особенно отчетливо
Риттер выражает их в очерках и докладах, содержащих размышления
на религиозные, этические, культурные и философские темы. Он не
знал предела в причитаниях по поводу «чудовищной катастрофы гитле¬
ровской империи», «глубины нашего падения» и «ужасной беспросвет¬
ности настоящего»****.
В то время от него можно было услышать слова, подобные следую¬
щим: «Не омрачился ли окончательно смысл нашей загадочной истории
вместе с внезапным концом нашего национального государства! Ибо
там, где не видно никакого будущего, нет места и для толкования про¬
шлого» *****. Или: «В беспримерном замешательстве и растерянности
стоят сегодня немцы перед лицом своего прошлого» ******.
Период после 1945 г., который можно было бы назвать экзистен¬
циалистским, наложил отпечаток и на Риттера. Для всех немецких
антифашистов, прежде всего для марксистов, катастрофа германского
империализма послужила исходным пунктом социальных и политиче¬
ских преобразований, приобщения к великой антифашистской весне
* Ritter, Die Idee der Universität und das öffentliche Leben, Freiburg, 1945,
S. 25.
** Там же.
*** Автор Сумел убедИТЬСЯ В ЭТОМ В результате бесед, КОТОрые ОН ИМеЛ В'
сентябре 1956 г. с тогдашним проректором Фрейбургского университета профессором,
доктором теологии Бернгардом Вельте и одним социал-демократом, который занимал
ведущее положение в области образования и фамилия которого, по понятным сооб¬
ражениям, не приводится.
**** Ritter, Die Idee der Universität und das öffentliche Leben, S. 3.
***** Ritter, Geschichte als Bildungsmacht, S. 17.
****** Там же, стр. 7.
152
народов 1945 г. Для Риттера же, как и для Фридриха Майнеке, эта
империалистическая катастрофа означала попросту «германскую ка¬
тастрофу», в которой в свою очередь проявлялась некая непостижимая
космически-трансцендентная катастрофа. Не 1945 год был годом «гер¬
манской катастрофы». На самом деле она началась в 1933 г. и окончи¬
лась в 1945 г., который принес с собой большую реальную возможность
ликвидации не только последствий, но и причин «германской катастро¬
фы» — империализма с его милитаристскими и фашистскими наростами.
Эти причины были ясно различимы. Майнеке писал, однако, в 1946 г.:
«Можно ли будет когда-либо полностью понять огромные переживанияг
которые были суждены нам в течение 12 лет «третьей империи»? Исто¬
рия Германии богата трудноразрешимыми загадками и печальным»
поворотами. Однако поставленная перед нами сегодня загадка и пере¬
живаемая нами катастрофа превосходят все прежние подобные слу¬
чаи» *.
Так буржуазные историки в условиях упадка германского империа¬
лизма с грубой прямотой признавали, что с точки зрения империали¬
стической буржуазии познание истории и современности стало совер¬
шенно невозможно.
Такие столпы философии истории, как Дильтей, Виндельбанд, Рик-
керт, посредством идеи «понимания», «идеографического» и «индиви¬
дуализирующего» метода привили буржуазным историкам,^особенно в-
Германии, преувеличенное представление о научности их'профессии.
Последние сумели кое-как сохранить это представление вплоть до вто¬
рой мировой войны, ревниво оберегая свой внутренний мир и ведя оже¬
сточенную борьбу не только против исторического материализма, но и:
против методологических поисков Карла Лампрехта и ему подобных.
После 1945 г. это еще до некоторой степени имевшееся иллюзорное
представление исчезло (не только в Германии) и уступило место созна¬
нию того, что происходит «кризис основ». Вначале имелось определенное
понимание связи этого явления с полным поражением германского^
империализма. Но и тогда буржуазные историки не уяснили себе, что'
причиной философско-исторического и методологического кризиса и
открыто признанной неспособности постигнуть ход истории являются их.
социальная, политическая и идеологическая связь с системой империа¬
лизма, принципиальное одобрение ими этой системы.
Столь же мало поняли они подлинную причину того, что кризисные
настроения буржуазных историографов и идеологов не причинили ни:
малейшего ущерба марксистским историкам. Для немецких марксистов
полное поражение германского фашизма было не непостижимой ката¬
строфой с трансцендентным фоном, а в принципе предвиденной формой.
* Meinecke, Die deutsche Katastrophe, S. 5.
15$
сужения и ликвидации империалистических позиций в результате диа¬
лектического действия социально-экономических закономерностей. Со¬
знательными исполнителями последних были Красная Армия и комму¬
нисты— участники движения Сопротивления, являвшиеся наиболее
активной силой последнего, а также западные союзники, но лишь
объективно и чаще всего против собственной воли.
Немецкие марксисты видели свою задачу в том, чтобы на основе
Потсдамских соглашений дополнить военное поражение германского
империализма необходимыми мерами в политической, экономической,
социальной и идеологической областях и осуществить подготовку к
строительству социализма в Германии. Это соответствие с объективным
историческим процессом и идейная опора на марксизм, который отра¬
жает и в то же время стимулирует данный процесс, предохранили
марксистских ученых-историков в отличие от буржуазных историков,
стоявших на противоположных общественных и идейных позициях, как
от отчаяния и пессимизма, так и от кризиса научных основ. Объективно
обусловленный оптимистический взгляд историков-марксисгов на буду¬
щее, активная солидарность с победоносным социализмом способство¬
вали глубокому пониманию прошлого. Это же позволило им правильно
оценить значение сил, действовавших в прошлом и продолжающих дей¬
ствовать ныне.
Что касается буржуазной историографии, то новая относительная
стабилизация капитализма, которая, особенно в западных зонах Герма¬
нии, началась со вступления в силу «плана Маршалла», отнюдь не
•стерла в ней память о кризисе. Это, впрочем, является специфическим
выражением общего страха и неуверенности, которые были характерны
для капиталистического мира и в годы послевоенного подъема. Подоб¬
ные ощущения были следствием того, что приходится жить в условиях
общественного строя, который может существовать лишь в постоянной
борьбе против неумолимого исторического прогресса и все же, несмотря
на эту борьбу, в конечном счете должен прийти к самоотрицанию. Фи¬
лософская литература, находящаяся во власти экзистенциализма, боль¬
шинство романов, драм, журналов, газет, радио и телевизионных пере¬
дач, фильмов, произведений изобразительного искусства и музыки,
которыми наводнен так называемый западный мир, также недвусмыс¬
ленно отражают этот страх и теснейшим образом связанные с ним гру¬
бость и бесчеловечность.
Если не учитывать ситуации, в которой оказалась после второй
мировой войны система империализма, невозможно понять оильный
резонанс и дискуссию по поводу философии истории Арнольда Джозе¬
фа Тойнби (весьма родственной шпенглеровскому «Закату Европы»)
с его темой «расцвета и упадка культур» как «содержания всемирной
и-стории». Без этого нельзя также понять споров (в частности, и в се¬
154
вероамериканской историографии) о современном значении принципов
истории, прокламированных Ранке, особенно так называемого принципа
объективности.
Примерно с 1957 г. — не случайно одновременно с явным уменьше¬
нием масштабов «экономического чуда» — можно, особенно в Западной
Германии, услышать усилившиеся жалобы на «кризис основ» историо¬
графии ** которые сочетаются с требованием еще более активного при¬
влечения буржуазной историографии на службу современной империа¬
листической политике**. Это, однако, не только усилит кризис основ,
но и лишит буржуазную историографию последних остатков объектив¬
ности и полностью поставит ее на службу системе фабрикации офи¬
циальных мифов на исторические сюжеты (возвещенной газетой «Рей-
нишер меркур»), при помощи которых народное сознание должно
обрабатываться в соответствии с потребностями империалистической
политики ***.
После войны в буржуазном сознании господствовали преимуще¬
ственно экзистенциалистские течения, отражающие лишь хаос капита¬
листического мира и страх изолированных индивидуумов, в дальнейшем
появился неотомизм с его лозунгом создания позитивных ценностей,
которые могли бы быть эффективными в борьбе против марксизма.
Эти ценности, естественно, коренились в религии. Капиталистическое
общество изображалось как вечное и угодное богу, а порождаемые им
катастрофы в конечном счете выводились из первородного греха.
Реакционный протестантизм и в этом отношении шел в кильватере
политического католицизма. Ведь сам Риттер в 1947 г. подчеркивал
тесную связь реакционного послевоенного протестантизма с социально¬
этическими учениями католической церкви****.
В буржуазной историографии лютеранин Герхард Риттер взял на
себя эту «укрепляющую дух» функцию, которую в идеологии в целом
выполняет главным образом неотомизм. В трактовке Риттера стано¬
вится особенно ясным политическое содержание так называемых пози¬
тивных ценностей, позаимствованных у религии. В момент поражения
германского империализма «к высочайшим сферам вечного и боже¬
ственного» обращался также старец Майнеке, откуда, как ему каза¬
лось, отвечали: «Повелеваем вам надеяться» *****.
* О. Änderte, Theoretische Geschichte. Betrachtungen zur Grundlagenkrise der
Geschichtswissenschaft. «HZ», Bd. 185/1 (1958), S. 1.
** T. Schieder, Erneuerung des Geschichtsbewusstseins. «Das Parlament»
(Bonn) N 50, 31.XII.1957, S. 14.
*** H. Mauer, Was bedeutet uns Geschichte? Fachwissenschaft und Mythos im
Kampf um das historische Bewusstsein. «Rheinischer Merkur», И.IV. 1958, S. 3.
**** «Kirche und internationale Ordnung», S. 10.
***** Meinecke, Die deutsche Katastrophe, S. 177.
155
У Риттера, однако, акценты совсем иные. Агностицизм и иррациона¬
лизм выливаются у него в твердую политическую решимость «при по¬
мощи крайнего напряжения сил все же не уступить чёрту хотя бы ча¬
стицу разумного» (т. е. капиталистического) «мирового порядка».
В качестве чёрта Риттер рассматривает силы, которые привели герман¬
ский империализм к поражению и угрожают самому его существова¬
нию. Это «все же», провозглашает он, — «главное для нас»*. Ссылаясь
на божественное всезнание и откровение, он подчеркивает перспективу
того, что в следующих поколениях Германия может вновь стать импе¬
риалистической «великой державой» **. Причем Риттер предполагает
как само собой разумеющееся упорную борьбу за эту цель.
Фридрих Майнеке начал спрашивать: «Не будет ли Буркгардт в ко-:
нечном счете важнее для нас и для тех, кто станет после нас исследо¬
вать историю, чем Ранке?» *** Не без принужденного комизма, выте¬
кавшего из политической беспомощности после 1945 г., он рекомендовал
в качестве практически-политического вывода из такой постановки во¬
проса перенести центр тяжести прежде всего на заботы о культуре; с
этой целью следовало использовать «гётевские общины», которые со¬
гласно инструкции должны были устраивать еженедельные «часы от¬
дыха» в том числе и в церкви ****.
Риттер, однако, мечтает о том, чтобы в интересах сохранения ка¬
питалистического строя в Германии политическое руководство прямо
и немедленно, а не окольным путем оказалось в руках носителя импе¬
риалистического государственного разума. Он также воздает обяза¬
тельные в ту пору почести Буркгардту. Но одновременно Риттер за¬
являет: «Я сомневаюсь, что мы здесь (у Буркгардта. — В. Б.) найдем
то решение загадки всемирной истории, которое в нынешнем положении
было бы действительно целительно для нас» *****.
Для Риттера решение «загадки всемирной истории» — имея в виду
спасение капитализма в Германии — может быть достигнуто только
посредством притязаний на политическую власть и применения наси¬
лия ****** против сил социализма; конечно, эта точка зрения была за¬
маскирована расплывчатыми социальными категориями. Риттер коварно
использует одно из высказываний Буркгардта в противоположных за¬
мыслу автора целях и в этой связи пишет: ««Благодеяние государ¬
ства»,— так полагал и Буркгардт, — «состоит в том, что оно стоит на
страже права». Но если для него это — наполовину против воли сде~
* Ritter, Geschichte als Bildungsmacht, S. 57.
** Там же, стр. 61.
*** Meinecke, Ranke und Burckhardt, Berlin, 1948, S. 4.
**** Meinecke, Die deutsche Katastrophe, S. 174.
***** Ritter, Geschichte als Bildungsmacht, S. 56.
****** jaM же> CTp 57
156
ланное признание, на котором может основываться разве только инсти¬
тут, вызванный к жизни чрезвычайными обстоятельствами, то для нас
это стимул к тому, чтобы строить политическую жизнь на принципах
политического разума». И Риттер добавляет: «Несмотря на множество
разочарований, мы верим, что для подобной цели стоит поставить на
карту человеческую жизнь...» *
Мы, в понимании Риттера, это обладающие крепкими нервами по¬
литики и идеологи разбитого германского империализма, отнюдь не
предполагавшие уступить поприще общественному прогрессу, а, напро¬
тив, желавшие встретить его реакционным «применением силы»; соци¬
альное же содержание последнего должно быть замаскировано
расплывчатыми и псевдорациональными понятиями «политического ра¬
зума» и «разумного мирового порядка». Эти идеологи уже вновь осме¬
ливаются— для начала пока в обмаичивом единственном числе — тре¬
бовать «использования» человеческих жизней. Смерти за дело немецких
фашистов Риттер старается придать какое-то подобие «смысла», тем
самым тесно связывая прежнее «использование» человека с тем, кото¬
рого от него требуют сейчас**.
Это делает особенно ясным, как мало и после 1945 г. внутренний
мир учителя кайзеровских времен и офицера первой мировой войны
отдалился от основных позиций германского империализма и милита¬
ризма. Уже тогда, когда Риттер только перенимал внешнеполитическую
концепцию Майнеке, базировавшуюся на Локарно, выявилось, что и
на этом, ставшем неизбежным, этапе «западной» интеграции Риттер
намеревается гораздо сильнее держаться реакционных традиций гер¬
манского империализма, чем это отвечало бы натуре какого-нибудь
Майнеке.
Выше были приведены примеры из «самокритичной» работы «Исто¬
рия как фактор развития», которую в некотором отношении можно рас¬
сматривать как замысел его следующей книги «Европа и германский
вопрос» (1948). Они показали, что Риттер отступает, чтобы занять
удобные исходные позиции и привлечь союзников для защиты основ
германского империализма, для возрождения Германии в качестве «ве¬
ликой державы» и возобновления экспансии.
Вскоре Риттер перешел к созданию глубоко эшелонированной систе¬
мы, с помощью которой он на широком фронте вел маневренную обо¬
рону реакционных германских традиций от наступления демократиче¬
ской общественности Западной Европы и США; он предпринимал
также наступательные операции, которые с восстановлением мощи
западногерманского империализма переросли в широкое наступление.
* Ritter, Geschichte als Bildungsmacht, S. 57.
** Ritter, Vom Sinn des Todesopfers.
157
И все это — под знаком и в рамках «западного» антикоммунистического
фронта.
Ниже будет прослежено воплощение этой тактики в дальнейших
публикациях Риттера. В доказательство прямого родства с реакционной
протестантской теологией, снабдившей его религиозными элементами
идеологии истории, укажем еще на эрлангенского профессора теологии
Вальтера Кюннета и гейдельбергского профессора философии Карла
Лёвита. Кюннет в своей работе на тему «Рок и предсказание в герман¬
ской судьбе» (1947) *, в которой он ссылается и на Риттера, еще более
четко, чем последний, развертывает общий для обоих теологический
взгляд >на историю; причины политики германского империализма, ве¬
дущей к катастрофам, при этом переносятся в область потустороннего
и, следовательно, изымаются из-под какого-либо воздействия политики.
Для Кюннета «глубочайшее значение внутреннего смысла всемирной
истории заключается в формуле: за или против Христа!». Исходя из
этого, история Германии является для него «лишь вариацией решающей
общемировой темы: «Христос или Антихрист»». Кюннет продолжает:
«Так судьба Германии становится чем-то вроде исторического пролога
к страшному суду, и в этом виден зловещий смысл современности»**.
Тем самым всемирная история и история Германии как самостоя¬
тельная область человеческой деятельности ликвидируются и заменя¬
ются божьим провидением — совсем в духе Карла Лёвита***. Для него
«история — это не автономное царство людских стараний и успехов,
а царство греха и смерти, нуждающееся в спасении»****.
Насколько эта идеология истории, которую Риттер представляет
целиком и полностью и даже в особенно воинствующей форме, ужи¬
вается с признанием атомной войны, более того, с пособничеством ей,
видно на примере самих Лёвита и Кюннета. В своем докладе на тему
«Христианство и история», прочитанном на конгрессе по истории рели¬
гии в Риме (1955 г.), Лёвит заявил: «Изменить что-либо в человече¬
ской сущности, как ее понимает религия, не может и атомная война;
она может лишь ускорить конец обитаемости земли, предвиденный
естественными науками» ***♦*. Рассмотрение вопроса о том, на каких
ученых-естественников ссылается Карл Лёвит, завело бы нас слишком
далеко.
* W. Künneth, Verhängnis und Verheissung im deutschen Schicksal. «Neubau»
N 4, 1947, S. 147.
** Там же, стр. 156.
*** K. Löwith, Weltgeschichte und Heilsgeschehen. Die theologischen Vorausset¬
zungen der Geschichtsphilosophie, Stuttgart, 1953.
**** Там же, стр. 176.
***** Цит. по H. H. Holz, Protestantische Theologie und bürgerliche Philosophie.
«Deutsche Zeitschrift für Philosophie» H. 5/6, 1956, S. 626. С частью приведенных здесь
цитат автор также знаком по статье Гольца.
158
По сообщению гамбургской газеты «Ди вельт», на берлинском си¬
ноде евангелической церкви Германии (апрель 1958 г.) Вальтер Кюн-
нет высказал мнение о «возможности случаев, когда необходимо при¬
менить атомное оружие, чтобы предотвратить массовое растление душ*.
Даже это ужасное оружие может стать на службу любви к ближ¬
нему» *.
Число идеологических родичей Риттера можно сколь угодно про¬
должить. При этом ни один из идеологов реакционного протестан¬
тизма во главе с Дибелиусом не оказался бы в стороне.
Западногерманское государство зачато в Риме,,
рождено в Вашингтоне. Нимёллер, 1949 г..
2. Политика церкви на службе империализма
Как и упомянутые выше теологи-профессионалы, Риттер в тесном
контакте с ними использовал свои церковные связи для срыва анти¬
фашистских и демократических мероприятий в западных зонах. При
этом он, конечно, постоянно говорит лишь о немецком народе и его
жизненных интересах. Но для Риттера и для всех идеологов империа¬
лизма понятия Германия и Родина имеют только империалистическое
содержание, в противном же случае они не заслуживают этих назва¬
ний; точно так же германские интересы — только синоним интересов,
германского империализма.
Уже упоминавшаяся и цитированная «доверительная» записка
«Церковь и международный порядок» является ярким примером того,
как под маской религии протестантские идеологи германского империа¬
лизма боролись за его сохранение и возрождение, используя свои связи
в первую очередь с «англо-американской» церковью. Авторы этого до¬
кумента были полны уверенности, что их стремления встречают ве¬
личайший интерес особенно в руководящих кругах североамериканского
протестантизма. Ведь сам Риттер с теплой симпатией сообщает, что
во главе «основанного в 1940 г. в Америке... комитета церковного
союза стоял Джон Фостер Даллес», позднее руководитель внешней по¬
литики США. Еще сильнее Риттер выразил симпатии к Даллесу в жур¬
нальной статье на тему «Церкви Англии и США и вопрос о мире»**..
Следует также учесть, что (как уже было отмечено) к числу соавто¬
ров Риттера по церковной памятной записке принадлежал и Вильгельм
Греве, ставший позднее послом Бонна в США. Поэтому можно с пол-
* «Die Welt», 1, 2.V.1958. В газете допущена опечатка: Пюннет вместо Кюннет.
•* Ritter, Die englisch-amerikanischen Kirchen und die Friedensfrage. «Zeitwende»
H. 8/9, 1948, S. 459—470.
1591
•ным правом утверждать, что сотрудничество империалистических сил
США и Западной Германии, цель которого заключалась в воссоздании
реакционного государства в западных зонах, было подготовлено в цер-
ховной области. После создания западногерманского государства эти
связи поддерживались в политической области теми же действующими
лицами. Тесное государственно-политическое сотрудничество Даллеса
с Греве было подготовлено, так сказать, церковно-политически не в по¬
следнюю очередь благодаря авторитету Риттера.
Известное утверждение Мартина Нимёллера о том, что «западно-
германское государство зачато в Риме, рождено в Вашингтоне» *,
нуждается, следовательно, в «протестантско-атлантическом» дополне¬
нии. Само собой разумеется, речь идет о таком протестантизме, кото¬
рый по крайней мере с точки зрения его политических последствий
имеет столь же мало общего с протестантизмом пастора Нимёллера,
сколько общего с этим бесстрашным борцом против фашизма имеет
ХДС Аденауэра. К реакционному протестантизму, как известно, при¬
надлежит Дибелиус. В соответствии с историческим материализмом
всемирная классовая борьба между буржуазией и пролетариатом, про¬
низывающая своей многообразностью и сложностью все общественные
явления, охватывает и сферу религии, рассматриваемую ее представи¬
телями как трансцендентную. Этим вновь подтверждается тот факт,
что в наши дни протестант протестанту рознь, как и католик католику.
По поводу происхождения церковной памятной записки следует от¬
метить следующее. Как видно из этого документа, Риттер в 1947 г.
(а возможно и до этого) был председателем комиссии исследователь¬
ского сообщества Евангелической академии в Бад Болле. Он предста¬
вил составленную им записку, задуманную как вклад в подготовку
всемирной конференции, которая должна была состояться в 1948 г.
в Амстердаме. Исследовательское сообщество рекомендовало работу
Риттера «как... важный... вклад в международную дискуссию» **. Бла¬
годаря этому она приобрела характер официального документа еван¬
гелической церкви Германии.
Позднее (в 1954 г.) Риттер писал, что подготовительным материалом
для этой работы послужила «великая программа будущего», разрабо¬
танная, как он заявил, «в нашем фрейбургском кружке Сопротивле¬
ния», под названием «Общественно-политический строй. Опыт осозна¬
ния христианского долга в политических бедствиях нашего времени
(62 стр. основного текста и 42 стр. приложений убористым шриф¬
том)»***. Эта программа, «основную часть» которой написал Риттер,
была обсуждена в ноябре 1942 г. в более широком кругу, а в январе
* См. интервью Нимёллера «New York Herald Tribune», 14.XII.1949.
** «Kirche und internationale Ordnung», S. 1.
*** Ritter, Goerdeler, S. 511.
160
1943 г. закончена. Она была напечатана тогда лишь в трех экземпля¬
рах и размножена только в июле 1945 г.* Получить эту программу
в библиотеках Западной Германии, в том числе в фрейбургской уни¬
верситетской библиотеке, невозможно**. В 1947 г. Риттер опубликовал
в журнале «Нойбау» обширную статью под характерным заголовком
«Упадок и возрождение западной идеи»***. Риттер и в 1954 г. охарак¬
теризовал эту статью как «вводную историческую главу» к программе
1942—1943 гг. Он сам, однако, заявил в 1947 г., что в нее были внесены
поправки.
Ввиду того что оригинал текста программы фрейбургских профес¬
соров остается недоступным для нас, мы лишены возможности рассмо¬
треть ее. Мы не знаем, какие соображения побудили Риттера (обычно
охотно выступающего в роли издателя документов) и его тогдашних
единомышленников воздержаться от опубликования их программной
работы.
Если учесть, с какой независимостью Риттер может отказываться
от мнений, не отвечающих требованиям нынешней ситуации, мы не
вправе принимать на веру идентичность неопубликованной работы, от¬
носящейся к 1942—1943 гг., с ее послевоенными редакциями, принад¬
лежащими Риттеру. По этим вариантам, конечно, можно судить о пер¬
воначальном тексте, имея в виду общую эволюцию Риттера и упоми¬
наемое им сотрудничество епископа Дибелиуса и Герделера, которые
в ноябре 1942 г. участвовали, по сообщению Риттера, в продолжав¬
шемся несколько дней обсуждении проекта программы. Характерно
также сообщение Риттера, что он показал в гестапо «набросок исто-
рико-теологического введения», но от него отмахнулись, назвав это
«религиозными фразами»****.
Основные идеи, содержащиеся в доступных нам работах Риттера,
которые опираются на неопубликованную политическую программу,
не отличаются от положений, преподносимых им в крупных трудах.
Поэтому можно отказаться от особого рассмотрения этих частных ра¬
бот, а также и церковной памятной записки, целиком выдержанной
в антисоветском и антидемократическом духе. Как это делалось и
выше, мы в отдельных случаях будем касаться ее содержания.
* Ritter, Goerdeler, S. 511.
Согласно письменному сообщению, полученному автором от одного из сотруд¬
ников Риттера, в личном владении последнего имеются экземпляры программы. Ав¬
тору также было сказано, что Риттер мог бы предоставить экземпляр для ознаком¬
ления, но лишь после того, как он будет поставлен в известность о цели этого. Нет
сомнений, что, получив соответствующую информацию, Риттер не выдал бы экземп¬
ляра; поэтому автору не удалось ознакомиться с первоначальным текстом программы.
** Во всяком случае автор осенью 1956 г. не смог получить ее там.
*** Ritter, Untergang und Wiedererweckung der abendländischen Idee. «Neubau»
H. 7, 1947, S. 290—297; H. 8, S. 342—350.
Ritter, Goerdeler, S. 512.
11 Вернер Бертольд
161
В этой обстановке забота немецких историков
о трезвом, основательном, безупречном по отношению
к обеим сторонам пересмотре традиционной концепции
германской истории становится непосредственно поли¬
тической задачей. Риттер, 1948 г.
3. Апологетический взгляд на историю
Чрезвычайно большое значение в смысле реабилитации и возрожде¬
ния германского империализма и милитаризма принадлежит книге
«Европа и германский вопрос», появившейся в 1948 г. и имевшей под¬
заголовок «Соображения относительно исторического своеобразия не¬
мецкого государственного мышления»*. Это — объемистое сочинение
в защиту германского империализма и милитаризма, которое Риттер
облек в форму исторического очерка, охватывающего период от люте¬
ровской реформации — следовательно, и Французскую революцию
XVIII в. — до фашистской диктатуры в Германии**.
Риттер обдуманно избрал заголовок своей книги, противопоставляя
его одноименной работе Фр. В. Фёрстера, появившейся в 1937 г.***
В предисловии Риттер упоминает Фёрстера как представителя «опреде¬
ленных радикально-пацифистских эмигрантов», которые разделяли те
же взгляды, что и сторонники Ванситтарта39. Но Риттер замалчивает
книгу Фёрстера ****.
«Исходным пунктом» для Риттера служит вопрос: «Должны ли мы
рассматривать гитлеризм как закономерный итог развития прусско-
германского государственного мышления, всегда ли грубый дух завое¬
вания и агрессии, развязавший вторую мировую войну, был отличи¬
тельным признаком прусско-германской политики?» *****
Уже сама подобная постановка вопроса, заимствованная у буржу¬
азных кругов Западной Европы, позволяет Риттеру обойти действи¬
тельную проблему фашизма, ибо такая постановка вопроса полностью
игнорирует социально-экономические корни фашизма. Лишь учтя эти
факторы, можно ответить на вопрос об идеологических и политических
силах немецкой реакционной традиции.
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, München, 1948.
** Только после окончания данной работы автор узнал о вдумчивой марксист¬
ской критике, которой еще в 1949 г. подверглись основные идеи этой книги Риттера
(R. О. Gropp, Historische Selbstkritik oder historische Selbstbesinnung? «Pädagogik»
N 2, 1949, S. 71—77). Тем большее удовлетворение вызывает совпадение взглядов
автора с мнением Гроппа по затронутым вопросам.
*** Foerster, Europa und die deutsche Frage. Eine Deutung und ein Ausblick,
Luzern, 1937.
**** Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 7.
***** Там же, стр. 193.
162
Пережитки реакционного прусского милитаризма и связанного
с ним государственного мышления могли сохраняться только вслед¬
ствие существования германского монополистического капитала и круп*
ного землевладения, особенно на востоке Германии; на той же почве
мог преуспеть фашизм, который вобрал в себя — что Риттер хотел бы
оспорить — прусскую традицию и соответствующую ей идеологию.
Безоговорочное заимствование Риттером указанной выше постанов-
ки вопроса служит первопричиной того, чтобы заставить умолкнуть
буржуазно-либеральных и демократических критиков германского им¬
периализма. Это должно способствовать его включению в* руководи¬
мый США послевоенный антибольшевистский фронт. При этом Риттер
использует следующие приемы, которые он применяет с большой лов¬
костью, комбинируя их, хотя и не без противоречий, друг с другом:
1. Империалистические противоречия между Англией и другими
империалистическими государствами Западной Европы, с одной сто¬
роны, и Германией — с другой, идеалистически сводятся к «противо¬
речию немецкого и западноевропейского духовного склада» *; истоки
этого противоречия Риттер относит уже к XVI в. и связывает с геополи¬
тическим противоречием между «континентальным» и «островным»
государственным мышлением. Так, актуальная проблематика новей¬
шей истории переносится в средневековые времена, отрывается от
своей конкретно-исторической основы и в результате этого лишается
остроты.
2. Риттер частично отступает перед западноевропейской критикой
и как будто признает ее правоту, но лишь с той целью, чтобы сделать
неожиданную попытку объяснить подвергаемые критике проявления
воинственного духа в прусской и германской истории западноевропей¬
скими влияниями, особенно Великой французской революцией, или
общими тенденциями развития, которым Германия в известной сте¬
пени против своей воли вынуждена была следовать. Правители Гер>-
мании и их подданные выглядят, таким образом, совсем безобидными,
только совращенными западноевропейским влиянием.
3. Риттер жертвует наиболее скомпрометированными в глазах
демократической общественности зарубежного Запада и Германии фи¬
гурами германского империализма и милитаризма, например Виль¬
гельмом II, Людендорфом, пангерманцами, Гитлером и т. п.; это по¬
зволяет тем решительнее отстаивать германский империализм и мили¬
таризм как целое. Так команда воздушного шара, которой грозит
упасть, сбрасывает весь балласт, чтобы шар мог вновь подняться.
4. В качестве аргументов для реабилитации германского империа¬
лизма и милитаризма используются так называемые технические неиз¬
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 11.
163
бежности, которые призваны свести на нет индивидуальные действия и
привести к состоянию всеобщей безответственности.
5. С другой стороны, Риттер использует критерий «успеха» для
оправдания таких исторических персонажей, как Фридрих II и Бис¬
марк, а также проводившейся ими реакционной политики.
6. Это оправдание находит свое дополнение и одновременно обосно¬
вание в мифе о государственном разуме, воплотившемся в указанных
деятелях как наивысшая политическая, а также этическая ценность.
7. Все это связано с беспрерывной, обусловленной невежеством или
злонамеренностью полемикой против марксизма, которому в искажен¬
ной Риттером форме и посредством идеалистической подмены причины
и следствия приписывают ответственность за «материалистическое вы¬
рождение» буржуазного общества и который даже изображается в ка¬
честве составной части пангерманской идеологии.
Применяя эти апологетические принципы полемики, Риттер изла¬
гает взгляд на историю, который является продуктом его новой поли-
тико-идеологической концепции и в котором уже содержится его пони¬
мание проблемы «милитаризма» и «немецкого движения Сопротивле¬
ния» против гитлеризма, о чем будет сказано ниже.
В 1948 г. Риттер высказывается лишь несколько приглушеннее, чем
в 1953—1954 гг. и в последующие годы. К тому времени еще не суще¬
ствовали послевоенное государство германского империализма и тра¬
диционное общество реакционных германских историков. Фигура Рит¬
тера как первого после войны председателя этого общества не должна
была помешать признанию последнего Международным комитетом исто¬
рических наук; такого рода признание имело первостепенное значение и
для международной репутации государства, создававшегося в западных
зонах.
Книга «Европа и германский вопрос» делится на следующие раз¬
делы:
I. Лютеранство.
II. Пруссачество.
III. Революция на Западе. Принцип тотального народного государ¬
ства.
IV. Новогерманский национализм.
1. Романтика и идеализм.
2. Реализм.
3. Империализм.
V. Происхождение и последствия первой мировой войны.
Помимо этого, введение и выводы.
Во введении Риттер сетует на «недоверие» и «возмущение», прояв¬
ляемые «миром» по отношению к немецкому народу. Последнему
остается лишь «тяжкая альтернатива: .. .неограниченная самокритика»
164
или «оцепенение в закоренелом упорстве» *. Риттер продолжает: «В этой
обстановке забота немецких историков о трезвом, основательном,
безупречном по отношению к обеим сторонам пересмотре традицион¬
ной концепции германской истории становится непосредственно полити¬
ческой задачей» **.
Речь идет, следовательно, о пресловутой ревизии истории. Можно
было бы предположить, что после 1945 г. такая ревизия в противовес
прежним привычкам начнется с сосредоточения интереса преимуще¬
ственно на тех силах (и их традициях), которые еще до захвата власти
Гитлером предупреждали, что Гитлер — это война, и которые принесли
наибольшие жертвы в борьбе против фашизма. Но по отношению
к Риттеру и ему подобным такое естественное предположение не более
чем иллюзия.
Когда Риттер говорит о «двух сторонах», то под одной из них под¬
разумевается лишь блок империалистических держав-победительниц,
который должен помириться с той Германией, чьими духовно-политиче¬
скими представителями чувствуют себя старые империалистические
идеологи и политики типа Риттера. Коммунисты так же остаются вне
«народной общности», как это было в «третьей империи», а Советский
Союз остается именно той силой, против которой стремятся сколотить
блок с его бывшими союзниками по войне.
Подобно тому как 6 лет спустя в своей книге «Карл Герделер и не¬
мецкое движение Сопротивления» Риттер ухитрился на 630 страницах
ни разу не упомянуть имя Эрнста Тельмана, поступает он и в работе
«Европа и германский вопрос» с Коммунистической партией Германии.
Вместе с тем марксизм подвергается систематическому искажению и
поношению. В книге о Герделере Риттер отваживается писать в том же
духе об антифашистской борьбе германских коммунистов. И здесь
опять обнаруживается, что Риттер и ему подобные не хотят и не могут
сделать из прежней истории германского милитаризма и империализма
серьезные выводы, которые соответствовали бы интересам нации.
Для реакционной буржуазной историографии, презирающей народ
и ненавидящей его революционные силы, понятие ревизии истории
столь же расплывчато, сколь и претенциозно. Это понятие означает
лишь прием с целью изменения взгляда на историю соответственно но¬
вым потребностям так называемой европейско-североатлантической
интеграции, которая должна содействовать реставрации мощи герман¬
ского империализма. При этом не приносили в жертву больше, чем
было безусловно необходимо; одновременно шла подготовка будущего
господства Западной Германии в новом антибольшевистском альянсе.
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 7; R. O. Gropp, Historische Selbstkri¬
tik oder historische Selbstbesinnung. «Pädagogik» N 2, 1949.
** Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 8.
165
Первая глава — о лютеранстве — написана уже под этим углом зре¬
ния. Идеалистическое понимание истории позволяет осуществить упо¬
минавшуюся выше обратную проекцию империалистических противоре¬
чий во времена Реформации. Протестантизм как чисто религиозное
явление трансцендентного происхождения принципиально отрывается
от общественных, следовательно, земных сил, которые выносили и про¬
извели его на свет как религиозное выражение своих интересов. Такой
метод рассуждения Риттер отвергает, ибо для него все религиозное и
идеальное коренится в метафизическом и оттуда проникает в земное.
Учение Лютера о двух царствах40 стало здесь без сколько-нибудь
серьезного опосредования основой идеалистической методологии исто¬
рии. Согласно этой методологии, «в Западной Европе протестантские
движения... неизбежно объединились с оппозицией дворянских, бюр¬
герских, феодальных сословий против выраставшего именно тогда
княжеского абсолютизма и выработали свое собственное, чрезвычайно
богатое последствиями учение о праве подданных на сопротивление» *.
Что касается Германии, то здесь, по утверждению Риттера, протестан¬
тизм встретился с «благочестивыми отцами страны», которые сами
восприняли его; «для выступления против их власти отсутствовал ма¬
лейший повод»**.
Эта интерпретация сталкивает, таким образом, два явления, прин¬
ципиально отличающиеся для Риттера по своей сущности и проис¬
хождению: небесное и земное. Различную реакцию земного на воздей¬
ствие небесного он объясняет преимущественно психикой властей.
Наличие «благочестивых отцов страны» сделало в Германии революци¬
онное развитие излишним. В другом месте эта мысль вновь подчер¬
кивается. Причину того, почему в Нидерландах и Англии протестан¬
тизм стал идеологией буржуазной революции, заключает Риттер, сле¬
дует искать в худшем характере тамошних «монархических властей»,
в том, что там в противоположность Германии существовал «повод
возмущаться ими»***.
Так объективный идеализм дополняется субъективным. Первый
служит здесь ослаблению конкретных противоречий империалистиче¬
ских государств Европы и относит их происхождение к XVI в.; при
помощи второго Риттер приукрашивает реакционные силы в истории
Германии и превращает проблему развития классовых сил в вопрос
психологии.
Это простое в своей основе историческое соображение вытекает не
из сжатого изложения, содержащегося в книге Риттера с ее особенно
неприкрытым апологетическим умыслом. Оно скорее соответствует
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 11.
** Там же, стр. 13.
*** Там же, стр. 195.
166
риттеровской философии истории и методологии истории, которые,
конечно, теснейшим образом связаны с классовыми интересами бур¬
жуазии. В его объемистой работе «Новое устройство Европы в
XVI в.» * имеется, правда, множество материала, который переработан
в широкое историческое полотно. Методологические принципы, лежа¬
щие в его основе, часто отступают перед обилием использованного
материала, но они остаются неизменными. Так, например, во Введении
Риттер отделяет «сферу чисто исторического» от «сферы надвремен*
ных закономерностей», которые определяют «проявления высшей ду¬
ховной жизни». Хотя метафизические корни этого второго (а вернее,
первого) царства здесь не подчеркиваются специально, тем не менее
из контекста совершенно ясно, что Риттер предполагает это как само
собой разумеющееся.
В другом месте Риттер пишет относительно «подвига Мартина
Лютера»: «К числу исторически наиболее значительных особенностей
германской Реформации относится то обстоятельство, что она вы¬
росла не из какого-либо общёственного недовольства, а явилась пло¬
дом изолированности монастырской кельи, сугубо личных конфликтов
человеческой души, одиноко борющейся со своим богом» **.
Искусственно изолированный Риттером от общественной борьбы и
проблем своего бурного времени, имеющий контакт будто бы лишь
с метафизической инстанцией, Лютер должен, стало быть, олицетво¬
рять собой «источник» Реформации в Германии. Этот методологиче¬
ский принцип абсолютного отрыва потустороннего от земного Риттер
еще более очевидно применяет в своих книгах о Лютере. И здесь он
также подчеркивает: «Отправной пункт умственного развития Лю¬
тера— в душевных глубинах, проникнуть в которые не может ника¬
кое внешнее влияние»***. Именно благодаря, а не вопреки этому Лю¬
тер оказал «сильнейшее воздействие на историю»****.
Подобное теологическое, вдвойне метафизическое рассмотрение
истории не нуждается в изучении сложного вопроса о возникновении
новых идей. Он даже не существует более как специфически истори¬
ческая проблема, будучи оттесненным в плоскость своего рода рели¬
гиозной психологии. Выше уже было выяснено, что такая теологически-
метафизическая методология особенно пригодна для апологетических
целей.
* Ritter, Die Neugestaltung Europas im 16. Jahrhundert. Die kirchlichen und
staatlichen Wandlungen im Zeitalter der Reformation und der Glaubenskämpfe, Berlin,
1950; его же, Die kirchliche und staatliche Neugestaltung Europas im Jahrhundert der
Reformation und der Glaubenskämpfe. «Neue Propyläenweltgeschichte», Berlin, 1941.
** Ritter, Die Neugestaltung Europas im 16. Jahrhundert, S. 74.
*** Ritter, Luther (1947), S. 19.
**** Там же, стр. 20.
167
Столкновение протестантизма в одном случае с благочестивыми
немецкими князьями, а в другом — с сопротивляющимися властями
Западной Европы привело, по Риттеру, в лютеранской Германии
к «проповеди повиновения», а в странах Западной Европы и в Север¬
ной Америке — к религиозно-пуританскому обоснованию освободи¬
тельной борьбы против «княжеской тирании». Риттеру чужд вопрос
о социально-экономических причинах того факта, что протестантизм
проявлялся в различных формах.
Его симпатии, естественно, на стороне лютеровского «долга пови¬
новаться». Но в условиях полного поражения германского империа¬
лизма, победы Советского Союза и успехов марксизма он считает необ¬
ходимым использовать для борьбы против большевизма пуританские
традиции, значение которых возросло. По мнению Риттера, «весьма
сомнительно, можно ли будет спасти Европу и весь мир от возвра¬
щения к тоталитарным формам правления, если западноевропейский
мир перестанет верить в политическую свободу как религиозно-нрав-
ственный принцип» *. В основе этого вновь лежат демагогическая
концепция тоталитаризма и стремление превратить вызываемый анти-
фашистско-демократической борьбой подъем в его противополож¬
ность, использовав этот подъем в целях «крестового похода» против
Советского Союза. И здесь Риттер обнаруживает полное единомыслие
с глубоко почитаемым им Джоном Фостером Даллесом и ему подоб¬
ными.
В интересах достижения единства с западнопуританскими тради¬
циями Риттер старается также истолковать в революционном смысле
работу Лютера «О светской власти». Он утверждает, что в этой бро¬
шюре Лютер «взял прямо-таки революционный тон и существенно
способствовал революционному возбуждению 1524 г.»**. В книге же
о Лютере, преследовавшей, как известно, иные политические цели,
и после 1947 г. дается противоположная оценка той же работы. Там
говорится: «Вопреки всем революционным фразам он не был рево¬
люционером в мирском смысле. Именно в этой работе, где встречаются
наиболее страстные призывы, речь шла о «светской власти — до какой
степени следует ей повиноваться» во всех делах, которые не носят
религиозного характера. Но и в этом случае «не следует противодей¬
ствовать злодеянию, а надо терпеть, не одобряя его и не способствуя
ему»» ***.
В задачу данной работы не входит более подробное рассмотрение
сложной проблемы исторической позиции Лютера. Принципиальную
оценку ее дал Фридрих Энгельс в своем труде о Великой крестьянской
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 12.
** Там же, стр. 13.
*** Ritter, Luther, S. 173.
168
войне, в котором изложено марксистское понимание этого вопроса *.
Нам хотелось прежде всего показать, что под влиянием актуально¬
политических потребностей у Риттера в каждом отдельном случае сме¬
щаются акценты исторических оценок.
Выступление Лютера против революционных крестьян вновь —
правда, в примечании — оправдывается «чисто религиозными моти¬
вами». Достойным сожаления кажется лишь «отсутствие у него чув¬
ства меры» в подстрекательстве князей к уничтожению крестьян.
Однако неумеренность, пишет Риттер, вообще была «теневой стороной
его героической натуры»**. Так, конкретное историческое решение,
классовое содержание которого особенно очевидно, вновь растворяется
в религиозных и психологических факторах. При подобном образе
мышления политическая сторона, как и все земное, не имеет в конеч¬
ном счете значения по сравнению с религиозной и лишь от нее полу¬
чает новую оценку: «прямую зависимость от бога» или проклятие.
Эти божественные решения постоянно определяются, однако, ясно вы¬
раженным буржуазно-реакционным классовым сознанием.
Вслед за защитой воззрений Лютера на государство Риттер за¬
трагивает пиэтизм41 Августа Германа Франке, имеющий, по мнению
Риттера, «огромное значение для формирования старопрусского обра¬
за мышления»***. Но из-за своей строгой законности этот пиэтизм не
соответствует лютеранству и «родствен английскому пуританству».
Уже здесь становится очевидной тактика, имеющая целью возложить
на западных критиков или их предшественников ответственность за
то, что они подвергают критике; при этом Риттер, как будет показано
ниже, часто имеет возможность использовать в своих целях действи¬
тельно существующие исторические взаимосвязи.
Перебросив при посредстве пиэтизма мост между протестантизмом
и пруссачеством, Риттер во второй главе представляет пруссачество
в качестве «второго определяющего элемента немецкого государствен¬
ного мышления». Он, конечно, отвергает вполне обоснованную оценку
прусского государства, данную Францем Мерингом в следующих сло¬
вах: «Прусское государство возвысилось вследствие постоянного пре¬
дательства по отношению к императору и империи и не в меньшей
мере вследствие грабежа и угнетения трудящихся классов»****. Но как
и в трех изданиях своей книги о Фридрихе II *****, Риттер вынужден
* См. Ф. Энгельс, Крестьянская война в Германии. К. Маркс и Ф. Энгельс,
Соч., т. 7, стр. 343—437.
** Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 201.
*** Там же, стр. 17.
**** F. Mehring, Deutsche Geschichte vom Ausgang des Mittelalters, Berlin, 1947,
S. 56; его же, Die Lessing-Legende, neu und revidiert, Basel, 1946.
***** Ritter, Friedrich der Grosse, Leipzig, 1936, 1942, Heidelberg, 1954.
169
привести достаточное количество фактов, целиком и полностью под¬
тверждающих этот вывод. И если он приходит к противоположным
оценкам, то это — следствие его политически обусловленной методоло¬
гии, тенденциозной схемы, которой он придерживается.
В начале третьей главы Риттер дает как бы резюме второй: «О не¬
прерывной преемственности старопрусских традиций от Фридриха Ве¬
ликого до Адольфа Гитлера нельзя говорить уже потому, что великий
король стоял в конце уходящей, а не в начале восходящей эпохи»*.
Предполагаемый вопрос и данный ответ вновь обходят историческую
роль Гитлера, а утверждение, что он стоял «в начале восходящей
эпохи», извращает эту роль. Подобная антиисторическая акробатика
возможна в публицистике или в политической пропаганде, когда исто¬
рия истолковывается при помощи идеологических, а не точных соци¬
ально-экономических категорий. С другой стороны, тезис о том, что
Фридрих Великий стоял в конце уходящей эпохи, близок к историче¬
ской правде. Конечно, Риттер имеет в виду не эпоху феодализма,
а период абсолютизма и правительственной политики, которая, по его
мнению, уже не относится к феодализму. Для социальной позиции
Риттера характерно также то, что он хотел бы сделать наследие этого
представителя «уходящей эпохи» максимально плодотворным для со¬
временности, для эпохи общего кризиса капиталистической системы.
В очерке, написанном в 1947 г. и опубликованном в 1948 г., Риттер
характеризует современность как «позднюю стадию западной куль¬
туры» **. Это как раз та поздняя стадия капитализма, которую фа¬
шистский фюрер хотел продлить преимущественно средствами тер¬
рора. Рассматривать его как человека «восходящей эпохи» — это пло¬
хая демагогия, соответствующая выхолащиванию или пересмотру
понятия прогресса, что вообще свойственно буржуазному мышлению
новейшего времени. Одновременно Риттер метит и в силы социализма,
подводя их под общее с фашизмом понятие «тоталитаризм».
И в этой главе Риттер вынужден реагировать на современную де¬
мократическую критику пруссачества и его последствий, исходящую
особенно из Западной Европы и США. Методы уже известны. Конечно,
Риттер прежде всего может напомнить нынешним западным критикам
Фридриха II и его политики, что их предшественники, особенно фран¬
цузские современники прусского короля, оценивали его гораздо поло-
жительнее.
Справедливо, хотя и очень заносчиво, опровергая тезис о том, что
развитие Германии вело к образованию национального государства,
Риттер изображает прусский путь объединения Германии как един¬
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 41.
** Ritter, Vom sittlichen Problem der Macht, S. 105.
170
ственно возможный. Он повторяет здесь реакционные стороны фило¬
софии истории Гегеля, для которой действительное было в то же время
разумным. Тем самым Риттер противоречит даже своему собственному
часто повторяемому философско-историческому тезису, который фигу¬
рирует и в данной книге: «История никогда не является однопутной
дорогой, а переплетением многих путей в будущее. И прежде всего
она вопреки всем кажущимся и подлинным «неизбежностям» является
областью свободной человеческой воли» *.
Этот тезис обнаруживает также, что Риттер разрывает диалекти¬
ческую связь между свободой и необходимостью, так же как и мни¬
мую связь между вымышленным потусторонним миром и действитель¬
ной историей. При таком разрыве, конечно, уместнее говорить о «не¬
избежности» как альтернативе свободы, ибо понятие необходимости
уже включает в себя выработанную Гегелем, хотя и на мистический
лад, связь с понятием свободы.
Риттер использует подобный метафизический разрыв, чтобы от
случая к случаю применять принцип свободы или принцип необходи¬
мости в апологетических целях. Этот прием служит чаще всего для
защиты позиций и личностей, подвергающихся сильным атакам.
В данном случае этот принцип призван реабилитировать прусско-
реакционный путь национального объединения Германии как единствен¬
но возможный, ибо он стал действительностью. Решающую роль играет
при этом успех как критерий исторической оценки.
Воинственное сосредоточение сил Пруссией Риттер вообще оправ¬
дывает при помощи другой неизбежности — геополитически обуслов¬
ленного континентального типа государства, ранее всего возникшего —
он не может удержаться и от этого укола — во Франции. Фридриха II
Риттер преображает посредством еще одной неизбежности — схемы
антиномии, а также посредством понятия государственного разума. Все
признанные конкретные недостатки и пороки снимаются в недоступном
познанию общечеловеческом. Риттер старается, кроме того, приписать
Фридриху сильное стремление к благу и чисто оборонительной поли¬
тике. Изображать Фридриха после первых силезских войн как оборо¬
няющегося — это показалось чрезмерным даже такому благожелатель¬
ному рецензенту, как К. Д. Эрдманн **.
Риттер договаривается до утверждения, что «сокровенная тайна его
(Фридриха II. — В. Б.) жизни» заключалась в трудности соединить
в себе Цезаря и Марка Аврелия (эти государственные деятели Рима
олицетворяют, с одной стороны, воинственное сосредоточение сил,
а с другой — длительный мирный порядок) ***. Особенно отрицательные
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 200.
** «HZ», Bd. 170, S. 139—143.
*** Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 29.
171
черты Фридриха И, например цинизм, с которым он рассматривал со¬
отношение силы и права, Риттер называет чуждыми немецкому духу и
через Вольтера опять приписывает французскому влиянию. Утверждая,
что этот цинизм мог бы «показаться... гитлеровским» *, Риттер даже
связывает Вольтера, который глубоко претит ему, с Гитлером. В духов¬
ном отношении он лишает Гитлера германского гражданства и припи¬
сывает ему духовное родство с Западом. Деспотизм Фридриха также
чужд немецкому духу.
Ревностно придерживаясь этого метода, Риттер попадает в область
тех демагогических вымыслов на исторические темы, которые харак¬
терны для современных буржуазных идеологов.
Фашистские банды — орды штурмовиков и эсэсовцев — и обоже¬
ствление ими Гитлера «выросли», по Риттеру, на «почве... радикаль¬
ной, революционной демократии» **. Следовательно, Великая фран¬
цузская революция — причина фашизма. В интерпретации Риттера она
вскоре явится и источником милитаризма. «Нацификация» Великой
французской революции в интересах денацификации немецких импе¬
риалистов и милитаристов служит предметом третьей главы, пронизы¬
вая в качестве основной идеи всю книгу, а также все дальнейшее твор¬
чество Риттера. Он прекрасно знал, что может позволить себе это. Ведь
французская буржуазия сама начала ненавидеть великое прошлое
своих предков в той степени, в какой французский рабочий класс стал
наследником их революционных традиций.
На фоне этого чудовищного связывания буржуазно-демократиче¬
ской революции и фашистской контрреволюции должна особенно рель¬
ефно выделяться мнимая непричастность гитлеровских генералов к фа¬
шизму. Для Риттера их прусский дух даже служит антитезисом фа¬
шистскому господству. Чтобы придать этому видимость правдоподобия,
Риттер проводит резкую грань между «низменным служебным рвением
маленького человека» — формулировка, отражающая глубокое презре¬
ние буржуа к народным массам, — и «верностью королю со стороны
дворянского офицерского корпуса», который рассматривал себя как
«феодальную свиту» ***. Этот дух мог «породить внутреннюю оппозицию
национал-социализму». Подобным образом Риттер отдает духовное
отцовство 20 июля 1944 г. Фридриху II, более того, «старопрусской ко¬
ролевской власти» вообще.
Такое историко-идеологическое толкование умаляет конкретные
внутренние противоречия германского империализма, которые прояв¬
лялись и в фашистской руководящей верхушке. Стремясь найти в своей
схеме место для такой личности, как полковник фон Штауфенберг, ко-
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 25.
** Там же, стр. 32.
*** Там же.
172
торый, кстати сказать, происходил не из прусского, а из южногерман¬
ского дворянства, Риттер попадает в абсурдное логическое противоре¬
чие. О тех офицерах-аристократах, чья сословная традиция только что
рассматривалась как основа антигитлеровского образа мыслей, теперь
говорится, что они действовали против Гитлера, «сознательно нару¬
шая» те же традиции *.
Необходимо, однако, объяснить, почему подавляющее большинство
высших офицеров и генералов безоговорочно следовало за Гитлером.
С этой целью Риттер неожиданно начинает уверять, будто между обе¬
ими формами повиновения «очень тонкая и колеблющаяся грань».
Ранее он отделял эти формы так же резко, как дворянство в' Пруссии
Фридриха II от народных масс**. Это напоминает поведение некото¬
рых «чинов» во время второй мировой войны, которые при приближе¬
нии союзников сами себя разжаловали, надеясь на то, что к рядовым
отношение будет более снисходительным. Для оправдания абсолютного
конформизма, доходящего до военного преступления, нельзя, наконец,
не использовать «технические неизбежности» ***.
Все эти апологетические выверты, рассчитанные на реабилитацию
руководящих кадров германского милитаризма, Риттер заключает су¬
дорожной и озлобленной защитой «старопрусской дисциплины», кото¬
рую он отождествляет с «привычкой к точному порядку и выполнению
долга»****. Таким образом, без этой дисциплины нет порядка. Тем
самым профессор вновь скатился на позицию обывателя, воспитанного
в казарменном духе.
Уже через пять лет Риттер, являясь поборником реакционного не¬
мецкого историзма, выступил в качестве идеологического наставника
французских историков (об этом будет речь ниже). А спустя еще год он,
как страстный противник осуществленной в 1947 г. ликвидации прус¬
ского государства, следующим образом упрекал политиков и стратегов
НАТО: «Державы-победительницы поистине вынесли в 1945 г. в Пот¬
сдаме смертный приговор прусскому государству; решением Контроль¬
ного Совета для Германии от 25 февраля 1947 г. его объявили распу¬
щенным и одновременно полностью уничтожили прежнюю опору прус¬
ского государства — так называемых остэльбских юнкеров, отняв все
их имущество, более Того, изгнав их из страны» *****.
Риттер писал это в 1953—1954 гг. во Введении к своей книге «Фрид¬
рих Великий», озаглавленной в соответствии с насущными потребно¬
стями возродившегося западногерманского империализма. Последние
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 34.
** Там же, стр. 35.
*** Там же, стр. 36.
**** Там же, стр. 40.
***** Ritter, Friedrich der Grosse (1954), S. 8.
173
же слова этой книги, составляющие ее квинтэссенцию, вновь с еще боль¬
шим укором и в то же время увещевающе обращены к империалисти¬
ческим державам Запада: «Тот, кто задумывался о проявлениях духа
Фридриха в истории Германии... найдет повод, чтобы хорошенько по¬
думать о значении исчезновения мощной старопрусской военной силы
на восточной границе «Запада» для его настоящего и будущего» *.
Это — внятный призыв к западным державам оказать западногер¬
манскому империализму помощь в насильственном восстановлении ста¬
рой экономической, социальной и политической структуры на террито¬
рии восточнее Эльбы. И в данном случае позиция Риттера полностью*
совпадает с официальной правительственной политикой ХДС Западной
Германии. Даже антисоветски настроенный журналист Пауль Зете,
всячески восхищающийся Аденауэром, не мог не констатировать:
«В эти мартовские дни 1952 г. федеральный канцлер заявил, что он на¬
деется еще раз принять участие в упорядочении восточноевропейских
дел. Он остался при этом намерении и тогда, когда в его фракции про¬
явились беспокойство и противодействие. Только когда о выступлении
Аденауэра начали говорить в бундестаге, он пошел на попятный; он
пояснил, что оговорился, что имел в виду не Восточную Европу, а Вос¬
точную Германию»**. Как видим, Риттера роднит с Аденауэром также
привычка отрекаться от компрометирующих высказываний.
Третья глава «Революция на Западе. Принцип тотального народ¬
ного государства» — подобие предыдущей, озаглавленной «Пруссаче¬
ство». Реабилитация гитлеровских генералов дополняется здесь «наци-
фикацией» якобинцев. Для риттеровской апологетики милитаризма и
империализма в Германии клевета на Великую французскую револю¬
цию имеет первостепенное значение. Эта революция играет у него роль
козла отпущения, на которого в конечном счете возлагается вина почти
за все подлинные или мнимые пороки новой истории.
Она изображается как источник так называемого тоталитаризма.
Известно, что после 1945 г. идеологи международной реакции втиснули
в это понятие два противоположных исторических явления: с одной
стороны, фашистские диктатуры, с другой — социалистические и после¬
довательно демократические государственные режимы и формы прав¬
ления. Цель этого — обратить против социализма и последовательна
демократических сил ненависть, которую народы питают к фашизму.
Проклиная Великую французскую революцию, Риттер вновь обна¬
руживает свою тесную связь с воинствующими идеологами католиче¬
ской неосхоластики. В своей книге «Свобода или равенство», появив¬
шейся в 1953 г., приверженец неотомизма экзистенциалистского толка
* Ritter, Friedrich der Grosse (1954), S. 260.
** Sethe, Ein gespaltenes Volk sucht seinen Weg. «Die Welt», И.IV. 1959.
174
Эрик фон Кюннельт-Леддин характеризует Французскую революцию
как подобие нацистского движения, как родоначальницу социализма
и фашизма *. Подобное искажение сущности этой революции свойствен¬
но почти всем неотомистским апологетам послевоенного империализ¬
ма **.
Более всего Риттер ненавидит Французскую революцию 1789 г. за
ее прогрессивный рационализм и революционный демократизм. Как
всегда, он и в этом отношении предстает в качестве наследника наи¬
более реакционных сторон лютеранства, а его «позитивные» ценности
мало чем отличаются от тех, которые рекламировались идеологами ре¬
ставраций, например К. Людвигом фон Холлером и Адамом Мюллером.
Последним преимущественно в работе «О необходимости теологической
основы всех наук о государстве» (1819), первым — прежде всего в книге
«Реставрация науки о государстве или теория естественного состояния,
противопоставляемого химере искусственно-буржуазного состояния»
(1816—1834 гг.).
У Риттера говорится о Французской революции следующее: «Сде¬
лав рискованную попытку основать свое государство не на древнейшей
традиции и заповедях религиозного послушания, а исключительно на
рациональных, т. е. сразу же очевидных каждому, принципах, она поко¬
лебала наивную убежденность, с которой исторические авторитеты, как
таковые, признавались до того времени в Европе» ***. Если сравнить
эти рассуждения с положительными оценками Французской революции
Кантом**** и Гегелем *****, то становится особенно очевидной эволю¬
ция, которую буржуазное историческое мышление претерпело за пол¬
тора столетия. Эта эволюция характеризуется уже такими именами, как
Ранке и Шопенгауэр.
В своих лекциях о философии всемирной истории, прочитанных да
1830 г., Гегель, преодолевая в себе реакционного философа государ¬
ства, следующим образом оценивал роль рационализма во Француз¬
ской революции, рассматриваемую и Риттером: «Идея, понятие права
сразу завоевали себе признание, и ветхие подпорки бесправия не могли
оказать им никакого сопротивления. Идея права положена, таким об¬
разом, в основу конституции и отныне все должно опираться на нее.
С тех пор как на небе светит солнце и вокруг него вращаются планеты,
* Erik R. v. Kuehnelt-Leddihn, Freiheit oder Gleichheit? Die Schicksalsfrage
des Abendlandes, Salzburg, 1953.
** H. H. Horn, Die Neoscholastik. «Die deutsche bürgerliche Philosophie seit
der Grossen Sozialistischen Oktoberrevolution», Berlin, 1958, S. 55.
*** Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 43.
**** Kant, Der Streit der Fakultäten, 1798.
***** Hegel, Vorlesungen über die Philosophie der Weltgeschichte, Bd. IV, Leip¬
zig, 1944.
175
никогда еще не бывало, чтобы человек становился на голову, т. е. опи¬
рался на идею и согласно с нею пересматривал действительность. Это
был величественный восход солнца. Все мыслящие существа радостно
приветствовали наступление новой эпохи. Возвышенный восторг вла¬
ствовал над этим временем, весь мир проникся энтузиазмом духа, как
будто впервые совершилось примирение божества с миром» *.
Для Риттера же, которого это частное сравнение с Гегелем, есте¬
ственно, не ставит на духовный уровень последнего, рационализм до¬
стоин проклятия, ибо он вовлек в политику «все слои народа», «в том
числе и массу индустриального пролетариата» **. Здесь совершенно
ясно обнаруживается классовая обусловленность глубокой антипатии
к Французской революции и рационализму.
Религиозному буржуа, которому христианство представляется хоро¬
шим средством подавления трудящихся, особенно досадно, что «жерт¬
вой рационализации, отказа от веры в чудеса, технизации мира» пало
«также древнее господство церкви над умами». Этот процесс, продол¬
жает Риттер, наряду с демократизацией «принципиально открыл путь
к современному тоталитарному государству»***.
В тесной связи с этой апологетической фальсификацией истории на¬
ходится метафизическое разъединение равенства всех и индивидуаль¬
ной свободы отдельной личности. Оно побудило Кюннельта-Леддина,
который и в этом отношении духовно очень близок к Риттеру, назвать
свою упоминавшуюся выше книгу «Свобода или равенство». В этой
альтернативе, конечно, имеется определенное реальное зерно, ибо ра¬
венство, не просто формально-юридическое, естественно включает в
себя отмену «свободы» капиталистической эксплуатации. Это — первое
условие свободного развития каждого ****.
Уже в первой половине XIX в. французский аристократ Алексис де
Токвиль, который главным образом вследствие своего прогноза о цар¬
ской России, ныне используемого в антисоветских целях, стал своего рода
модным философом капиталистического мира, признавал, хотя и на свой
идеалистический лад, что неизбежное, по его мнению, демократическое
развитие к равенству не остановится перед ликвидацией привилегий
буржуазии. А его соотечественник Анатоль Франс остро и саркастиче¬
ски высмеял буржуазный закон, который великодушно запрещает на
* Hegel, Vorlesungen über Philosophie der Weltgeschichte, Bd. IV, S. 926.
В 1883 г. Ф. Энгельс иронически заметил по поводу этих слов Гегеля: «Не пора
ли, наконец, против такого опасного, ниспровергающего общественные устои учения
покойного профессора Гегеля пустить в ход закон о социалистах?» (Ф. Энгельс, Раз¬
витие социализма от утопии к науке. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 19, стр. 190).
** Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 43.
*** Там же.
**** См. K. Маркс и Ф. Энгельс, Манифест Коммунистической партии. Соч., т. 4,
стр. 447.
176
одинаковых основаниях как бедным, так и богатым красть хлеб, ноче¬
вать под мостами и попрошайничать перед церквами.
Буржуа относился и относится к последовательной демократии от¬
рицательно, ненавидя ее, ибо уже в буржуазных революциях демокра¬
тия связана с требованиями, направленными и против капиталистиче¬
ской эксплуатации. Эти отрицание и ненависть обращены в возросшей
степени против современного марксистского рабочего движения и про¬
тив социалистических стран, а также против «либералов».
Риттер справедливо отличает либерализм от демократии. В своем
сочинении «Сущность и эволюция идеи свободы в политическом мыш¬
лении нового времени», опубликованном в 1947 г., он даже заявляет:
«С самого начала подлинный либерализм и подлинная демократия на¬
ходились в смертельной вражде» *. Рассматривая эту работу, можно
ближе ознакомиться с отношением Риттера к либерализму и демо¬
кратии.
У Риттера можно различить 4 основных признака либерализма:
1. Его истоки, согласно риттеровской исторической теологии, нахо¬
дятся в религиозной сфере. Вследствие этого основой либерализма яв¬
ляется «свобода стоящей непосредственно перед богом... личности»**.
Протестантский публицист д-р Гейнц Царнт, находящийся под влия¬
нием Риттера *** и покровительствуемый епископом Лилье, в своем
полемическом выступлении по радио вывел свободу непосредственно из
«протестантского основного опыта», из «оправдания одной лишь ве¬
рой». В соответствии с этим человек тем более свободен, чем более он
привязан к богу. Это протестантское понимание свободы (совершенно
в духе Риттера) связывается с либерализмом и решительно обращается
против социализма****. Как в неоплатонизме42, эта чистая идея, со¬
гласно Риттеру, излучается из потустороннего в общественно-полити¬
ческую сферу земного мира.
2. Религиозная идея либерализма получила четкое выражение в
«германском пространстве», в нидерландской и английской революциях,
в которых, по Риттеру, действовало «обращенное назад сопротивление
свободе» (?!). Превращать две первые успешные буржуазные револю¬
ции в «реакционные события» — это вершина формально-политического
освещения истории на теологической основе *****. Правда, Риттер не мо¬
жет не упомянуть «наиболее радикальных из английских революционе¬
ров — сектантские группы «индепендентов», которые шли под знаменами
* Ritter, Vom sittlichen Problem der Macht, S. 118.
** Там же, стр. 109.
*** Я. Zahrnt, Luther deutet Geschichte. Erfolg und Misserfolg im Lichte des
Evangeliums, München, 1952.
**** H. Zahrnt, Ist der Protestantismus überholt?
***** Ritter, Vom sittlichen Problem der Macht, S. 107.
12 Вернер Бертольд
177
Кромвеля». И он, конечно, порицает их за то, что они «требовали...
таких нововведений, для которых безусловно более не было какого-либо
исторического оправдания» *. В этом и в идеологическом обосновании
таких нововведений он видит уже истоки ненавистного рационализма
Французской революции.
3. Если второй вариант риттеровского представления о либерализме
коренился в германской сфере, то географическое пространство треть¬
его— североамериканский континент. Содержание этого варианта сов¬
падает с тем, что обычно считают либерализмом и в чем усматривают
его основу, а именно: «свобода частной инициативы как деловая сво¬
бода действий», т. е. экономическая свобода предпринимателя**. Для
Риттера это серьезное удаление от религиозной сути его идеи либера¬
лизма, а в известной мере — низшая ступень эманации в духе Пло¬
тина43. Подобно Ранке Риттер утверждает, что американская версия
либерализма, будучи перенесена на Европейский континент, вырож¬
дается. Так демократия предстает в качестве геополитически обуслов¬
ленного извращения североамериканского либерализма.
4. Особую любовь Риттер питает, наконец, к одной форме либера¬
лизма, которую он воспринимает как специфически немецкую. На Ульм¬
ском съезде историков 1956 г. он вновь подчеркнул это либеральное
«немецкое понятие свободы XIX века», которое «под глубоким влия¬
нием Канта» сводилось к «стремлению примирить личную свободу и
государственный порядок» ***.
Под «государственным порядком» Риттер понимает отнюдь не строй,
который буржуазным силам еще предстоит создать после свержения
старого феодально-абсолютистского государства; он имеет в виду
именно последнее, куда эти буржуазные силы включаются и с которым
они должны примириться. В политической практике это как раз тот
либерализм, который в 1848 г. привел к измене революции, а в 60-х го¬
дах— к полному подчинению олицетворяемой Бисмарком прусской
реакции, установившей свое господство над всей Германией.
Риттер и в Ульме подчеркивал духовные истоки этого преданного
государству немецкого либерализма, явно принижая западноевропей¬
ский либерализм. Тем самым он объявил так называемое специфиче¬
ски немецкое государственное мышление особенно пригодным для ге¬
гемонии в североатлантическом мире и в непосредственно политической
сфере; те же притязания в области историко-политической идеологии
он выдвигал и до этого в Бремене в 1953 г. и в Риме в 1955 г., о чем
более подробно будет сказано дальше.
Особенно частые ссылки на Канта показывают, что так называемый
* Ritter, Vom sittlichen Problem der Macht, S. 110.
** Там же, стр. 112.
*** «23.Versammlung deutscher Historiker in Ulm 1956», S. 43.
178
специфический немецкий либерализм является в первую очередь про¬
дуктом объективной и субъективной слабости немецкой буржуазии.
Правда, последняя в немалой степени благодаря стимулу, данному
английским и французским Просвещением, стремилась к экономиче¬
скому, общественному и политическому развитию; но при этом она
застыла в принципиальной покорности силам старого феодального ре¬
жима, оставаясь в конечном счете в его власти *. Ведь даже историк
философии Куно Фишер, который для Риттера и ему подобных должен
был бы быть политически вне подозрений, писал по поводу учения
Канта о государстве: «В представлении самого Канта оба ощущения —
укоренившееся у лояльного буржуа чувство долга и симпатия к пра¬
вовому государству и его функциям в обществе — равнозначны. След¬
ствием этого несколько двойственного представления невольно могли
явиться определенные противоречия в его учении о государстве'» **.
Марксистская теория с самого начала решительно подчеркивала то
ценное и прогрессивное, что имелось у Канта и в немецкой классиче¬
ской философии вообще***. Именно поэтому нельзя допустить, чтобы
это положительное было сведено к нулю посредством превращения
ограниченности учения классической немецкой философии о государ¬
стве и ее отрицательных сторон в исходный пункт теории так называе¬
мого специфически немецкого, особенного в своем роде либерализма.
Этот метод возвеличивания низменного и реакционного в истории Гер¬
мании имеет в немецкой историографии бесславную традицию. В дан¬
ном случае речь идет о похвале буржуазии за то, что она ограничила
свое стремление к свободе, чтобы не подвергнуть опасности сущность
«государственного сообщества», управляемого династическими вла¬
стями. Такая похвала — это уже оправдание позиции либеральной бур¬
жуазии в вопросе об объединении Германии Пруссией.
Согласно интерпретации самого Риттера, «немецкий либерализм»
еще более был рассчитан на поддержку ставшего «историческим» реак¬
ционного государства, чем на представительство интересов буржуазного
индивидуума. На фоне этого либерализма рационалистический демокра¬
тизм выглядит особенно недостойным. Для Риттера же он, согласно
традициям немецкого историзма, также и неисторичен. При этом поня¬
тия консервативного и реакционного апологетически заменяются поня¬
тием исторического; это, конечно, не ново, но пока еще так же эффек¬
тивно, как и смешение революционного и неисторического.
* См. К- Маркс и Ф. Энгельс, Немецкая идеология. К■ Маркс и Ф. Энгельс,
Соч., т. 3, стр. 182—-188.
** К. Fischer, Geschichte der neueren Philosophie, Bd. IV: Kants System der
reinen Vernunft, Heidelberg, 1869, S. 214.
*** См. Ф. Энгельс, Людвиг Фейербах и конец классической немецкой филосо¬
фии. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 21, стр. 269—317.
Ведущий западногерманский социолог Ганс Фрейер также обозна¬
чает историческое развитие к социализму как «развитие в будущее, ли¬
шенное истории» *. Здесь буржуазная мысль утверждает, будто капи¬
тализм завершает собой историю в целом. Следующий шаг — сожале¬
ние, что капитализм вообще возник. Вся история нового времени от
Возрождения до наших дней представляется ошибкой, так как она при¬
вела к возникновению социализма. Под маской так называемого исто¬
рического мышления кроется, таким образом, крайняя вражда к
истории.
Если либерализм характеризуется Риттером прежде всего как гер¬
манское явление, то демократия получает расистский ярлык «роман¬
ского». Как уже было отмечено, демократия, по Риттеру, — это геополи¬
тически обусловленное извращение либерализма, применяемого в США.
Там он*нашел свое географическое, лишенное традиций поле приложе¬
ния, в Европе же превратился в безбрежную демократию**. Как мало
Риттер этим на вид сбивчивым, а на деле апологетически очень дей¬
ственным определением буржуазных революций отличается от Ранке,
родоначальника немецкого историзма, показывает ознакомление со
взглядами, которые Ранке изложил в 1854 г. баварскому королю Мак¬
симилиану II.
Ранке также видит во Французской революции результат переме¬
щения «американской идеи» на Европейский континент, роковую «аб¬
стракцию американской республики» ***. Правда, геополитическая ин¬
терпретация— это вклад Риттера. Подобного рода истолкованием
можно было возложить ответственность за германский фашизм не
только на Французскую революцию, но косвенно и на войну североаме¬
риканских колоний за независимость. Чем далее в область идеологии
переносятся реальные корни фашизма, чем далее отодвигаются они во
времени и в пространстве, тем успешнее кажутся Риттеру реабилитация
и возрождение германского империализма.
Неудовольствие Риттера обращено в первую очередь против демо¬
кратических выводов из учения Руссо и якобинских вождей. Он обру¬
шивает свой гнев на «демократическое народное государство» якобин¬
ского образца, «которое как плод революции не связано ни с какой
традицией»**** и «посягнуло на старое, освященное авторитетами пра¬
во, на благородное происхождение» *****. Воля революционного народа
для него — «миф». Эта воля как «всеобщее желание», по его мнению,
* «23.Versammlung deutscher Historiker in Ulm 1956», S. 43.
** Ritter, Vom sittlichen Problem der Macht, S. 114.
*** Ranke, Uber die Epochen der neueren Geschichte. «Geschichte und Politik.
Ausgewählte Aufsätze und Meisterschriften», Stuttgart, 1942, S. 332.
**** Ritter, Vom sittlichen Probiejn der Macht, S. 117.
***** Там же.
180
«никогда не существует сама по себе— ее необходимо сначала создать;
ввиду этого подлинная свобода существует лишь для небольшой груп¬
пы активистов, которые держат в своих руках инструмент обществен¬
ного мнения» *.
Риттер никак не может отделаться от представления, что историю
делают личности, а народным массам суждено лишь находиться под их
началом или, как в данном случае, под их влиянием. Ввиду того что
дело здесь касается не защиты реакционных личностей, о неизбежно¬
стях нет и речи.
Объективный диалектический идеализм Гегеля признавал определен¬
ную роль за «всемирно-историческими личностями», которые «пости¬
гают высшее, всеобщее и превращают его в свою цель» **. Если
учесть эту роль, становится особенно очевидным упадок господствую¬
щей буржуазной общественной и исторической мысли со времени клас¬
сической немецкой философии, ее эволюция к субъективному философ¬
скому идеализму.
Ранке в середине XIX в. не менее пренебрежительно оценивал Фран¬
цузскую революцию, чем Риттер и ему подобные 100 лет спустя. Но
для Ранке сохранялась, хотя бы приблизительно, преимущественно
в рамках объективного идеализма, связь между руководящими лично- .
стями и объективными историческими силами. О якобинской диктатуре
он писал: «Господами положения оказались величайшие мечтатели,
фантасты, овладевшие благодаря такому ходу событий государством,
те, кто сильнее и яростнее всего представлял господствующие идеи»***
(подчеркнуто мной. — Æ. Б.). Если отвлечься от искажений в первой
части этого предложения, то все же здесь определенно выражен примат
объективных исторических сил и определяемой ими народной воли
в противовес ведущим личностям. Современный буржуазный субъекти¬
визм, однако, просто ставит это отношение на голову и объявляет «не¬
большую группу активистов» создателями неприемлемого для него
«общественного мнения» ****. Опровержение этой точки зрения и ответ
ее сторонникам можно дать словами Гегеля: «Не может быть всеоб¬
щим законом для действительности то, что индивидуум выдумывает
для себя» *****.
Проблема чуждой идеологии и необходимости нести в народ верное
сознание ****** никак не затрагивается в риттеровских утверждениях,
* Ritter, Vom sittlichen Problem der Macht, S. 116.
** Hegel, Vorlesungen über die Philosophie der Weltgeschichte, Bd. I, Leip¬
zig, 1944, S. 74.
*** Ranke, Über die Epochen der neueren Geschichte, S. 333.
**** Ritter, Vom sittlichen Problem der Macht, S. 117.
***** Hegel, Vorlesungen über die Philosophie der Weltgeschichte, Bd. I, S. 53.
****** См. В. И. Ленин, Поли. собр. соч., т. 6, стр. 30, 39—40.
181
да и не может быть затронута в них, ибо он не признает объективных и
имманентных закономерностей в истории. Подобные воззрения исклю¬
чают понимание необходимости, а также приближение к ней или удале¬
ние от нее. То же можно сказать о возникновении и формировании но¬
вых идей, становящихся «материальной силой», когда они овладевают
массами *. Конечно, новые идеи возникают в сознании определенных
выдающихся личностей, но последние в свою очередь формируются
объективными условиями.
Впрочем, Риттеру абсолютно ясно, почему народные массы борются
за последовательную демократию. Причина этого, утверждает преис¬
полненный почти болезненного тщеславия профессор истории и рев¬
ностный лютеранин, — «стремление простых людей к деятельности»;
им, пишет Риттер, ничего «не льстит более, чем господство народа» **.
В соответствии с этим Риттер утверждает, что народный трибун Ро¬
беспьер «по существу был очень маленьким человеком» ***. Возникает,
правда,, вопрос, как подобный «маленький человек» мог определять
волю большинства французского народа — ведь для Риттера историю
«делают» в конечном счете лишь персоны, т. е. крупные личности****.
Риттер выводит подлинное стремление к свободе только из религи¬
озного отношения человека к богу. Ввиду этого он для освободитель¬
ных движений со времени Французской революции, являвшейся первым
восстанием буржуазии, «которое совершенно сбросило с себя религиоз¬
ные одежды» *****, находит только лишенные значимости психологиче¬
ские мотивы. Подобное принижение Французской революции было в ко¬
нечном счете меньше обращено против нее самой, чем против демокра¬
тических и социалистических сил, прежде всего против Французской
коммунистической партии и всех компартий, которые (здесь с необхо¬
димой поправкой, конечно, надо согласиться с Риттером) стали наслед¬
никами якобинцев. Утверждение о том, что в этот исторический ряд
входят также предшественники фашизма, можно было бы назвать
абсолютной путаницей, если бы оно не преследовало апологетических
целей.
«Философия жизни» и первая мировая война полностью открыли,
наконец, путь этому мнимому наследию Французской революции. Ок¬
тябрьская революция 1917 г., поход на Рим 1922 г. и 30 января 1933 г.
* См. К. Маркс, К критике гегелевской философии права. К. Маркс и
Ф. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 422.
** Ritter, Vom sittlichen Problem der Macht, S. 120.
*** Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 49.
**** Относительно проблемы «делания истории» см. W. Bert hold, Bemerkungen
zu dem von J. Kuczynski und anderen Historikern aufgeworfenen Problemen des «Ge-
schichtemachens». «ZfG» N 2, 1958, S. 304.
***** Ф. Энгельс, Развитие социализма от утопии к науке. К. Маркс и Ф. Энгельс,
Соч., т. 22, стр. 311.
182
являются для Риттера принципиально равными звеньями одной цепи.
С его точки зрения, нет также какого-либо существенного различия
между Робеспьером, Лениным, Муссолини и Гитлером*. И здесь вновь
проявляется готовность буржуазной историографии отказаться от ин¬
дивидуализирующего метода и «понимания» как методологического
принципа, если они не могут быть поставлены на службу классовым
интересам буржуазии и апологетическим целям.
Главное зло истории — Французская революция, как пишет Риттер,
своим возникновением положила «конец идиллии» в Германии. Эта
«идиллия» характеризовалась «просвещенно-патриархальным, даже
идиллическим правлением «добрых отцов страны», которые чуть ли не
соперничали друг с другом в проведении реформ и обеспечении благо¬
желательного отношения к своим «подопечным»» **. Если положение в
Германии было таким идиллическим, то возникает вопрос, почему же
начало Французской революции не только вызвало восторженный от¬
клик у ведущих представителей немецкой интеллигенции, но и стало
поводом для народных выступлений в самых различных местах Герма¬
нии? *** Прежняя академическая историография почти полностью игно¬
рировала эти выступления. Отметим только некоторые события, кото¬
рые еще ждут исчерпывающего марксистского освещения: крестьянские
движения 1789 г. на Рейне, которые сопровождались изгнанием феода¬
лов; восстания крестьян Саксонии в 1790 г.; восстания крестьян, ткачей
и подмастерьев в Силезии в 1792—1793 гг.; крестьянские движения в
Альтмарке и Тюрингии; волнения подмастерьев в Берлине, Дрездене,
Лейпциге, Аугсбурге, Бремене и Гамбурге и многие другие народные
волнения, причины которых коренились в самих условиях Германии.
Ф. Энгельс следующим образом охарактеризовал немецкую лите¬
ратуру кануна Великой французской революции: «Каждое из выдаю¬
щихся произведений этой эпохи проникнуто духом вызова, возмущения
против всего тогдашнего немецкого общества» ****.
Даже Геймпель, который в целом отличается от Риттера только
тактикой и нюансами, но отнюдь не принципиально, не может не на¬
звать кое-каких прелестей риттеровской княжеской «идиллии». В их
числе «нужда в жилищах и голод «немытых», телесные наказания и
неравенство перед законом, безразличие к страданиям бедных, беспо¬
мощность нетрудоспособных» *****.
* Ritter, Vom Ursprung des Einparteienstaates in Europa. «Lebendige Vergan¬
genheit», S. 34.
** Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 42.
*** Streisand, Deutschland von 1789 bis 1815, Kap. I.
**** ф Энгельс, Положение в Германии. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 2,
стр. 562.
***** Heimpel, Der Mensch in seiner Gegenwart, S. 177.
183
Риттеру, однако, нужна идиллически-райская заключительная фаза
старого режима в Германии, чтобы на этом ослепительно золотом
фоне Французская революция представлялась демонической змеей,
а немецкая реакция — вплоть до современной — казалась Адамом, со¬
блазненным вкусом галльских плодов. Таким образом, Риттер стал
страстным поборником возвращения реакционной Германии в империа¬
листический рай.
Четвертая глава, озаглавленная «Новогерманский национализм»,
делится на три раздела. Риттер рассматривает здесь существенные для
его целей проблемы периода от начала XIX в. до кануна первой миро¬
вой войны.
Три раздела этой главы он озаглавил так:
1. Романтика и идеализм.
2. Реализм.
3. Империализм.
В этой главе Риттер особенно широко применяет ту гибкую тактику,
которая предусматривает сначала согласие с демократической кри¬
тикой, раздающейся в Западной Европе, чтобы впоследствии, утонченно
извращая причины одиозных явлений в истории Германии, искать эти
причины в истории самих западных стран.
Первый раздел посвящен защите «своеобразия немецкого учения
о государстве» и его значению для европейских теорий. При этом ре¬
шающую роль играет знакомый нам специфически «немецкий либера¬
лизм». Во втором разделе Риттер вынужден рассмотреть революцию
1848 г., которая в его прежних работах почти не упоминалась. Он раз¬
делывается с этой задачей в духе шеффелевского трубача из Зекин-
гена44: «Упаси бог, это было бы слишком хорошо, упаси бог, лучше
этого не было бы совсем!»; затем он изо всех сил восхваляет объедине¬
ние Германии Пруссией и вдобавок представляет Бисмарка как хоро¬
шего «европейца» *.
Если до тех пор Риттер едва ли обращал внимание на германское
рабочее движение, то в третьем разделе этой главы он извращает мар¬
ксизм в шести местах**. Он изображает марксизм как империалисти¬
ческую идеологию, которая якобы была даже одним из определяющих
факторов возникновения агрессивных идей пангерманцев. Марксизм
наряду с западноевропейскими учениями об обществе, истории и госу¬
дарстве виноват-де в упадке идеалов немецкого либерализма. А в этом
Риттер видит причину возникновения империализма и фашизма. При
помощи подобного трюка он возлагает на марксизм ответственность за
* Engelberg, NATO-Politik und westdeutsche Historiographie über die Probleme
des 19.Jahrhunderts. «ZfG» N 3, 1959, S. 477—493.
** Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 111—114, 125, 145.
184
возникновение фашизма. Проследим некоторые способы и методоло¬
гию, применяемые с этой целью Риттером.
Перенося в обычном для буржуазной историографии духе понятия
и события новой истории в средневековье и даже в более отдаленные
периоды, Риттер приводит уже Вальтера фон дер Фогельвейде45 в ка¬
честве свидетеля «политического национального самосознания». Этот
отрыв понятия национального от эпохи, определяющей его, тесно свя¬
зан с его кажущейся социальной нейтрализацией. Последнее, однако,
как раз доказывает, в какой степени буржуазное классовое мышление
отождествляет себя с национальным. В период подъема буржуазии и
капитализма это в значительной мере было оправдано исторически,
позднее же стало лживой фразой. В наше время наиболее реакцион¬
ные прослойки буржуазии часто еще могут противодействовать новому
социальному содержанию национального вопроса посредством раскола
наций и включения частей этих наций, еще подчиняющихся им, в руко¬
водимую американцами систему пактов. По мнению Риттера, за все
националистические крайности в конечном счете отвечают опять-таки
Французская революция и народные массы. Таким образом, и шови¬
низм он использует для того, чтобы оклеветать демократию.
Риттер договаривается до того, что представляет воззрения Ранке
на государство и историю как развитие классической немецкой филосо¬
фии, которая в этих воззрениях будто бы достигла вершины. При этом
Риттер игнорирует противоречивый характер философии Канта, Фихте
и особенно Гегеля. Он прежде всего скрывает диалектически прогрес¬
сивный элемент творчества последнего, не говоря уже об его след¬
ствиях*. Риттер использует Гегеля — придерживаясь, впрочем, теорий
Ранке — лишь как поборника существующего реакционного государ¬
ства. Таким путем в духе книги Майнеке «Космополитизм и националь¬
ное государство» можно, конечно, провести одну линию идейного разви¬
тия от Гегеля до Ранке. В конце этой линии находился бы Бисмарк**.
Но даже Эрнст Симон, который, как и Риттер, получил ученую сте¬
пень у Онкена, недвусмысленно выступая в своем исследовании «Ранке
и Гегель» сторонником Ранке, пришел к выводу, что «коренное разли¬
чие» между обоими лишает «значения все общее у них»***. Главное же
различие между обоими — этого Симон не сумел понять — надо искать
в том, что в противовес Ранке «философия Гегеля в своей основе...
содержит... буржуазно-прогрессивные элементы» ****. Этому соответ-
* См. Ф. Энгельс, Людвиг Фейербах и конец классической немецкой филосо¬
фии. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 21, стр. 277. H. Heine, Zur Geschichte der Reli¬
gion und Philosophie in Deutschland. «Heines Werke in zehn Bänden», Bd. 7, Berlin, S. 78.
** Meinecke, Weltbürgertum und Nationalstaat, S. 278.
*** E. Simon, Ranke und Hegel. «HZ» (1928) Beiheft 15, S. 204.
**** Gropp, Über Hegels «Geschichte der Philosophie». «Deutsche Zeitschrift für
Philosophie» N 4, 1957, S. 470.
18S
ствовало то, что Гегель вопреки своему объективному идеализму и воз¬
величиванию прусского государства отдал дань признанию «атеистиче¬
ской и антифеодальной борьбы французских просветителей и материа¬
листов» * и всегда говорил о Великой французской революции «с вели¬
чайшим воодушевлением» **. О Ранке необходимо сказать обратное.
Нет нужды односторонне подчеркивать положительные стороны
взглядов Гегеля и затушевывать принципиальное различие между его
философским идеализмом и материалистической, в первую очередь
марксистской, философией. Следует, однако, резко отделить ценное и
прогрессивное у Гегеля от начинающейся с Ранке иррационалистской,
агностицистской и субъективистской философии истории реакционного
немецкого историзма. При этом необходимо, конечно, отделить вырабо¬
танный Ранке и развитый им вслед за Нибуром46 метод критики источ¬
ников, который является одной из вспомогательных дисциплин и в этом
смысле представляет собой важное достижение, от его философско-
исторических принципов; подобного разделения нет в гегелевской кри¬
тике Ранке и ему подобных***.
Если Гегель отвергал Ранке, говоря: «Он всего лишь обыкновенный
историк» ****, то это наверняка было выдержано в духе упрека догегель-
янца Кеппена, считавшего, что Ранке не по плечу раскрыть величие
истории. В том же смысле высказался Маркс в одном из своих писем,
назвав Ранке «прирожденным «камердинером истории»», который счи¬
тал «делом «духа», — собрание анекдотов и сведение всех великих со¬
бытий к мелочам и пустякам. ..»*****,
Эти различные критические высказывания могут быть рассмотрены
здесь лишь под одним углом зрения. Они направлены против нигилист¬
ских в своей основе взглядов на сущность изучения истории, которые
пессимистический метафизик, поборник волюнтаристского иррациона¬
лизма и субъективно-идеалистической теории познания, крайний реак¬
ционер в политике Артур Шопенгауэр совершенно неслучайно наметил
уже в 1819 г. в своем главном произведении «Мир как воля и представ¬
ление», а более детально обосновал в 1844 г. в дополнительном томе
к этой книге.
* Gropp, Uber Hegels «Geschichte der Philosophie». «Deutsche Zeitschrift für
Philosophie» N 4, 1957, S. 472.
** Ф. Энгельс, Людвиг Фейербах и конец классической немецкой философии.
К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 21, стр. 274.
*** Hegel, Vorlesungen über die Philosophie der Weltgeschichte, Bd. I, S. 175;
Gropp, Uber Hegels «Geschichte der Philosophie», S. 469.
**** Simon, Ranke und Hegel, S. 82.
***** ц Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. XXIII, стр. 201—202. Маркс явно касается
здесь известной критики Гегелем «психологических лакеев в историографии», которая,
-вероятно, была обращена против Ранке и ему подобных (Hegel, Vorlesungen über
<iie Philosophie der Weltgeschichte, Bd. I, S. 81).
186
Согласно данной точке зрения, «предмет истории — всегда собствен¬
но единичное, индивидуальный факт»; ее «материалом» является «еди¬
ничное в своей неповторимости и случайности, то, что происходит один
раз и затем уже никогда не повторяется, мимолетные сплетения по¬
движного, как облака при ветре, человеческого мира, который часто
полностью преобразуется в результате ничтожнейшего случая» *. В про¬
тивовес представителям немецкого историзма, чьи принципы он во
многом сформулировал в отрицательном плане, Шопенгауэр продолжает
в своем роде последовательно: «С этой точки зрения материал истории
представляется нам предметом, едва ли стоящим серьезной и тщатель¬
ной работы человеческого разума» **. Он отрицает также научность
этой историографии, так как она не знает подлинных обобщений. Шо¬
пенгауэр, однако, не хочет признать иной историографии. Гегелевскую
концепцию всемирной истории он называет «оглупляющей... лжефило-
софией», правда, ловко используя при этом одну из слабостей Гегеля —
искусственность его построений***.
У реакционных историков во главе с Ранке уже из принципиальных
соображений отсутствует столь точное определение предмета их исто¬
риографии, какое все-таки еще дает Шопенгауэр. Ведь они полностью
отклоняли ясные понятия. Придерживаясь того же предмета и той же
методологии, они, однако, приходили к противоположному выводу.
Ранке и его единомышленники полагали, что их научность обеспечивает¬
ся именно максимально точным исследованием единичного, освобо¬
жденного от каких-либо закономерных связей, в противовес естествен¬
ным наукам, в которых только и есть законы. Философская «вооружен¬
ная помощь» пришла в конце концов от Виндельбанда и Риккерта, а
также от Дильтея, которые стремились свести к понятию то, что было
враждебно содержанию этого понятия, и возвели в моральный закон
вражду к историческим закономерностям.
Начинающееся с Ранке стремление к отказу рассматривать историю
как закономерно необходимый процесс и связанные с этим субъекти¬
визм и агностицизм принципиально отличают Ранке от Гегеля. «Теория
развития» последнего — правда, «в извращенной форме» — содержит
«ценные рациональные элементы»****, и Гегель выступал «против
субъективизма, особенно когда тот был связан со скептицизмом и
агностицизмом». Еще ощутимый у Ранке объективный идеализм унич¬
тожен субъективистской переоценкой исторических индивидуальностей
* A. Schopenhauer, Die Welt als Wille und Vorstellung, Bd. II, Leipzig, 1940,
S. 518.
** Там же, стр. 519.
*** Там же.
**** Gropp, Uber Hegels «Geschichte der Philosophie», S. 460.
187
и личностей, что констатирует (оценивая это на свой лад положитель¬
но) и Э. Симон *.
Наконец, отметим еще, что в противоположность Гегелю у Ранке
идея прогресса изгоняется в низшие для него сферы исторической
жизни, в «область материальных интересов». Произведения же гениев
в области искусства, поэзии, науки и государства ввиду их непосред¬
ственной близости к божественному изолированы от прогресса; нако¬
нец, каждая «эпоха... непосредственна для бога», т. е. изъята из про¬
цесса прогрессивного развития **. Это отрицание прогресса соответ¬
ствует осуждению Французской революции, равно как ее признание
Гегелем — подчеркиванию идеи прогресса в его философии истории.
Если историческое мышление Гегеля вопреки его реакционной фило¬
софии государства и права содержит «буржуазно-прогрессивное нача¬
ло», то Ранке представляет исключительно систему Меттерниха и
феодально-монархическую реакцию династии Гогенцоллернов, которую
он не только возвеличивал в исторических трудах, но и которой помо¬
гал практическими советами по политическим вопросам. При этом он
был достаточно умен, рекомендуя определенные уступки в пользу бур¬
жуазии, чтобы обеспечить существование реакционной монархии. Лишь
самые реакционные и отрицательные стороны философии Гегеля связы¬
вают ее с Ранке.
Эти замечания о Гегеле и Ранке ни в коей мере не претендуют на
исчерпывающее освещение отношений между ними, а также между
классической немецкой философией и реакционным немецким историз¬
мом вообще. Основательное марксистское специальное исследование
данного вопроса еще предстоит.
Риттер обозначает освободительную войну против Наполеона как
важную и для взглядов Ранке на государство. В связи с этим следует
отметить, что сам Ранке даже в старости так выражал свое безразли¬
чие к этому историческому событию, которое он пережил в Шульпфорте
в восемнадцатилетнем возрасте: «У нас мало чувствовался военный
энтузиазм, который охватил в ту эпоху прусскую молодежь. Только еди¬
ницы были затронуты им... Мы позволили великому мировому собы¬
тию, которое сотрясало весь мир, завершиться, не приняв в нем уча¬
стия» ***.
Преходящая связь Ранке с Яном47 и осторожное ходатайство за
него в 1819 г. ничего не меняют в том факте, что после июльской рево¬
люции Ранке способствовав укреплению прусской реакции как изда¬
тель «Историко-политического журнала», а позднее и как советчик
* Simon, Ranke und Hegel, S. 144.
** Ranke, Uber die Epochen der neueren Geschichte, S. 139.
*** Ranke, Weltgeschichte, Bd. IV, Leipzig, 1881, S. 678.
188
двора Гогенцоллернов. Укреплению реакции он способствовал и своей
непосредственной публицистической деятельностью.
Таким образом, Ранке и «историческая школа» — Риттер даже назы¬
вает Ранке ее основателем * — выросли не на почве освободительной
войны, поскольку она была подлинно народной. Ранке и его школа
скорее продукт борьбы против лучших сил и идей народного подъема
1813 г., на «родство» которого с Великой французской революцией
указывал молодой Энгельс**. Он видел «наибольший результат» и
-«наибольший выигрыш» периода народной борьбы против Наполеона
в том, что «мы вооружились, не ожидая всемилостивейшего дозволения
государей, что мы даже заставили властителей стать во главе нас, сло¬
вом, что мы выступили на одно мгновенье как источник государственной
власти...» ***. Ранке, как и Риттер, видит, однако, свою главную задачу
в борьбе против этого духа народного суверенитета.
Историк Геймпель, более ориентирующийся на Буркгардта и пред¬
ставляющий несколько отличный от Риттера вариант империалистиче¬
ской апологетики, в сделанном в 1959 г. докладе воздержался от объ¬
явления Ранке духовным наследником освободительных войн. Напро¬
тив, в данном случае он правильно констатировал политическое
происхождение исторической идеологии Ранке, заявив, что она «вы¬
росла из ситуации 1815 г. как преодоление революции легитимиз¬
мом» ****.
Ранке был тесно связан с главой исторической школы права Сави-
ньи и одним из ее основателей, Эйхгорном *****, с той школой, о кото¬
рой Маркс сказал, что она «подлость сегодняшнего дня оправдывает
подлостью вчерашнего» и «объявляет мятежным всякий крик крепост¬
ных против кнута, если только этот кнут — старый, унаследованный
исторический кнут»******. Взгляды Ранке на государство содержат
в более расплывчатом виде то же приукрашивание существующего
строя. Ведь даже Альфред Дове, биограф Ранке, преисполненный
любви к нему, заявил об «Историко-политическом журнале»: «Его
политика — это, коротко говоря, политика исторической школы пра¬
ва» *******
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 66.
** Cm. 0. Энгельс, Эрнст Мориц Арндт. /(. Маркс и Ф. Энгельс, Из ранних
произведений, М., 1956, стр. 367.
*** Там же, стр. 366.
**** Heimpel, Der Versuch, mit der Vergangenheit zu leben. «Frankfurter
Allgemeine Zeitung», 25.1 II. 1959.
***** «Allgemeine Deutsche Biographie», Bd. 27, Leipzig, 1888, S. 255.
****** K. Маркс, К критике гегелевской философии права. К. Маркс и Ф. Эн¬
гельс, Соч., т. 1, стр. 416.
******* Ranke, Zur Geschichte Deutschlands und Frankreichs im 19.Jahrhundert,
Leipzig, 1887, S. XI (предисловие A. Дове).
139
Риттер приукрашивает концепцию Ранке о государстве и истории,
скроенную в угоду прусской монархии и для реакционной системы
Меттерниха. При помощи континентально-европейского принципа госу¬
дарства оправдывается даже «теория примата внешней политики». Это
своего рода возврат к первым изданиям книги «Государство силы и
утопия» или заявка о позиции, которую Риттер вновь открыто и агрес¬
сивно занял после 1953 г.
Критика, даваемая Риттером, как и в его брошюре «История как
фактор развития», в значительной мере затрагивает лишь «эпигонов»,
т. е. буржуазную историческую науку второй половины XIX в. * Не ли¬
шено, однако, интереса, что в этой работе, первое издание которой вы¬
шло в 1946 г., даже при весьма высокой оценке Ранке как «величай¬
шего гения европейской историографии» ** он рассматривается несколь¬
ко критичнее, чем в более позднем издании 1948 г.
Исходя из опыта мировых империалистических войн, Риттер хочет
дополнить ранкеанскую концепцию государства и истории «демонией
власти»; прямая апологетика, применявшаяся Ранке для защиты суще¬
ствующих реакционных порядков, естественно, стала непригодной и
должна была быть заменена косвенной апологетикой. В духе «теоди¬
цеи»48 Лейбница Ранке воспевал существующую монархическую реак¬
цию своего времени как лучший из всех мыслимых порядков с помощью
и во славу доброго бога. Риттер же и ему подобные были вынуждены
объявить виновниками империалистической политики катастроф непод-
дающуюся учету и непознаваемую волю неких «темных сил» и «сатану».
Провозглашение отказа от философии тождественности «силы и духа»
служило одновременно сближению с западными союзниками.
Раздел «Реализм» начинается с крушения революции 1848 г. Рево¬
люция и ее неудача интересуют Риттера лишь как «фон», на котором
«только... и можно правильно понять дело всей жизни Бисмарка»***.
Риттер внутренне столь враждебен революции 1848 г., что он до этих
пор почти не касался ее, а если и касался, то против воли. Его ревност¬
ные усилия удержать буржуазных демократов от борьбы за действен¬
ность традиций 1848 г. в период Веймарской республики были необ¬
ходимым дополнением к его коленопреклонениям перед «светлостями».
После 1945 г. «перевоспитание» и «пересмотр истории», еще преду¬
сматривавшиеся западными державами как идеологическая плата за
* Ritter, Geschichte als Bildungsmacht, S. 53.
Отличие Ранке от так называемых малогерманских историков преувеличивает не
только Риттер. Как Ранке, так и Дройзен, Трейчке и другие подобно позднейшим нео-
ранкеанцам были теснейшим образом связаны с прусской монархией и тем самым
методологически всегда связаны друг с другом, несмотря на критику так называемой
объективности Ранке малогерманцами.
** Ritter, Geschichte als Bildungsmacht, S. 13.
*** Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 77.
190
саботаж Потсдамских соглашений, требовали, чтобы деятель типа Рит¬
тера присвоил какие-либо позитивные традиции революции 1848—
1849 гг. В связи с ее столетием это было особенно необходимо по отно¬
шению к демократической общественности Германии. Как уже отме¬
чалось, Риттер разделался с этой задачей в духе трубача из Зекин-
гена.
Уже фатализм, с которым он регистрирует неудачу революции, пока¬
зал, как неприятна ему сама идея объединения Германии революцион¬
ным, демократическим путем. Его сердце принадлежит прусским юнке¬
рам, которые как класс, естественно, так же не пережили бы буржу¬
азно» демократическую революцию 1848 г., как это произошло в 1945 г.,
когда в одной части Германии, несмотря на громкие жалобы Риттера
и ему подобных, начался процесс наверстывания упущенных столетий.
В противовес этому кажется очень неубедительным «глубочайшее сожа¬
ление» Риттера, что «благороднейшие патриотические порывы и осво¬
бодительные стремления... потерпели в 1848 г. столь плачевное круше¬
ние» *. Уже контраст между превосходными степенями и словом «пла¬
чевно» указывает на фальшь этого причитания.
Риттер немедленно ограничивает свою запоздалую вспышку собо¬
лезнования и «реально-политически», придавая ей историко-философ-
скую окраску. Он пишет: «Известно, что из всех форм изучения исто¬
рии самая спорная и ненадежная — запоздалые догадки о том, что бы
случилось, если бы определенные события не произошли. Действитель¬
ный ход истории отличается от всех гипотетических построений тем, что,
несмотря на все привходящие, часто очень важные обстоятельства, ре¬
альные силы оказали на него такое влияние, которое отвечало их дей¬
ствительному соотношению» **.
Подобным образом «реально-политический» буржуа высказывался
уже во второй половине XIX в.; «пылью мудрости» покрывал ofa, говоря
словами маркиза Поза49, «мечту о новом государстве», которой жили
отцы в пору их юности. Примирение с существующим было для буржуа
актом благоразумия, а одновременно и данью успеху, снятием вопроса
об ответственности.
После 1945 г. этот историко-философский «реализм» служит прежде
всего борьбе против духа Потсдамских соглашений. Буржуазно-демо-
кратические устремления будто бы уже опровергнуты историей XIX в.
Подобный негативный метод анализа в духе философствований Яспер¬
са имеет целью выдать неудачу революции 1848 г. за ее существо. При
этом реальные причины неудачи целиком отодвигаются на второй план.
Методология Риттера не может и не хочет учитывать противоречивые
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 70.
** Там же.
191
отношения между классами. От него, например, не узнаешь, что либе¬
ральная буржуазия испытывала такой* большой страх перед своими
пролетарскими, мелкобуржуазными и крестьянскими союзниками, что
предала и выдала революцию общему врагу, отжившим силам феодаль¬
ного строя. Так воплотилась в жизнь специфически немецкая форма
либерализма, рекламируемого Риттером. Свобода была подчинена исто¬
рически сложившейся власти реакции.
Прямо-таки цинично утверждение Риттера, что он видит «выигрыш,
который уже не был затем утрачен, в осознании... немцами того, что
было, пожалуй, возможно и что было практически невыполнимо» *.
Тем самым для Риттера снимается демократический, революционный
путь объединения Германии, даже ретроспективно воспринимаемый им
как в высшей степени досадный.
В противовес этому следует еще раз подчеркнуть, что данный путь,
целиком и полностью соответствовавший интересам будущности немец¬
кого народа, был реальной возможностью в 1848—1849 гг. и вновь — в
середине 60-х годов. Главной социальной задачей демократического
объединения, а значит, завершения национального единства и после
объединения сверху оставалось устранение феодальных элементов, пре¬
имущественно прусского юнкерства, как реакционных, а следовательно,
антинациональных сил. Эти силы смогли, однако, соединиться эконо¬
мически, политически, а также посредством родственных связей с клас¬
сом капиталистов, становившимся регрессивным. В результате совре¬
менный милитаризм как продукт капитализма приобрел в Германии
особенно реакционные и агрессивные свойства. Этим характеризовался
и германский империализм с самого начала своего возникновения.
В наши дни главное социальное содержание национального вопроса
для Германии состоит в том, чтобы устранить возродившееся в Запад¬
ной Германии господство милитаристов. В этом смысле демократиче¬
ский путь объединения Германии, хотя условия и изменились, чрезвы¬
чайно актуален; не удивительно, что уже в ходе раскола Германии
идеологи западногерманской реакции заявляли, будто такой путь был
нереальным даже 100 лет назад.
Прикрывая реакционную жандармскую роль прусского правитель¬
ства в 1848—1849 гг. своего рода фатализмом, Риттер в то же время
весьма ловко использует против западных критиков тот факт, что запад¬
ноевропейские правительства боялись последствий немецкой революции
больше, чем прусской реакции. Объяснение данной позиции Риттер,
конечно, видит не во внутреннем социальном развитии этих стран.
События, связанные с перемирием в Мальмё50, он использует также
для подтверждения одного из своих основных тезисов — что иррацио¬
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 71.
192
нальными источниками милитаризма и неизбежных войн являются не
реакционные правительства, а демократические народные массы *. При¬
нижая демократический путь объединения Германии, Риттер готовит
темный фон, на котором должна выгодно выделяться героическая фи¬
гура Бисмарка. И все грязные пятна, которые не вполне удается счи¬
стить с белого жилета государственного разума, можно отныне припи¬
сать присутствию темного народного фона.
Апология Бисмарка, естественно, тесно связана с апологией прус¬
ского государства. Даже понятие «опруссачивания» Германии в резуль¬
тате объединения сверху и особенно после 1871 г. представляется Рит¬
теру лишь «расплывчатым лозунгом» **, его реальное содержание
является в своей основе не чем иным, как закалкой немецкой сущ¬
ности, закалкой, которая была результатом «хода столетия». Сюда же
Риттер относит и нежелательные для него и ему подобных «втягивание
масс в политику и их мобилизацию»***.
Риттер снова и снова подчеркивает, что пруссачеству абсолютно
чужды «втягивание в политику и мобилизация масс». Можно поэтому
лишь удивляться, что именно они внезапно стали причиной прусской
«закалки». Новый апологетический нюанс превращает здесь прочно
утвердившееся понятие пруссачества в его прямую противоположность.
В этом особенно четко проявляется «научность» подобного рода тру¬
дов.
Борьбу за Бисмарка Риттер вновь начинает в присущем ему стиле
временного отступления с целью найти наиболее благоприятную насту¬
пательную позицию для внезапного броска вперед. В данном случае
он вначале неожиданно отходит назад даже до линии такого либераль¬
ного критика Бисмарка, каким является Эрих Эйк****. Риттер доста¬
точно ясно дает понять, что подобный тактический маневр вызван тре*
бованиями союзников — «перевоспитателей» *****.
Следуя за Эйком, Риттер перечисляет целый ряд грехов Бисмарка,
которые едва ли можно подвести под сформулированное Риттером по¬
нятие государственного разума. Очень осторожно признает он и имев¬
шие временами место нарушения этого принципа Бисмарком; в то же
время он изображает Бисмарка наряду с Фридрихом II высшим вопло¬
щением государственного разума, «первым учеником немецкого класса»,
как удачно выразилось лондонское радио в рецензии на брошюру
«История как фактор развития» ******. Риттер порицает прежнюю
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 73.
** Там же, стр. 87.
*** Там же, стр. 89.
**** E. Eyck, Bismarck, Bd. 1—3, Erlenbach — Zürich, 1941—1944.
***** Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 79, 203.
****** Ritter, Geschichte als Bildungsmacht, S. 77.
13 Вернер Бертольд
193
немецкую историографию за некритическое прославление Бисмарка. Тем
меньше имеет öfja «прайа отрицать'или приукрашивать эти факты (не-
гатиэныё стороны политики Бисмарк^, освещенные Эйком и други¬
ми.— В. £.)»*. Из этой формулировки вытекает, что кто-то имеет боль¬
шее право на это, и им оказывается сам Риттер. Таким образом, он
здесь поступает так, что вслед за признанием отрицательного все же
возвращается к апологетике.
Этой же цели служат известные государственно-философские и исто¬
рико-философские категории и схемы, которые Риттер снова и снова
вводит в бой. Прежде всего используется «континентальный» принцип
государства в сочетании с «приматом внешней политики»**, чем, между
прочим, оправдывается внутриполитическая борьба Бисмарка против
демократических и либеральных сил. Затем следует важнейшая для
Риттера добродетель «государственного разума», связанная с тезисом,
что Бисмарк был «последним крупным политическим деятелем евро¬
пейской истории»***. Такое объяснение призвано оправдать тот факт,
что войнам Бисмарка предшествовало «основанное на холодном рас¬
чете планирование на долгий срок» в этой связи Риттер даже
расхваливает разделение «морали и политики» в «мышлении Бисмарка
как государственного деятеля» *****.
А все, что никак нельзя извратить подобным образом, Риттер отно¬
сит на счет народа и народов, приписывает «иррациональным... на¬
строениям масс», которые будто бы часто расстраивали лучшие устре¬
мления Бисмарка, продиктованные холодным государственным разу¬
мом. Наконец, Риттер ! горячо рекомендует Бисмарка западным
союзникам в качестве образцового европейца и носителя прусского
государственного разума в духе Фридриха II.
О том, как этот идеолог империализма представляет себе действен¬
ность подобного прусско-европейского государственного разума, свиде¬
тельствует следующий пример. Риттер расхваливает Бисмарка за то,
что он хотел «урегулировать... балканскую проблему посредством мир¬
ного раздела Балкан на русскую и австрийскую сферы влияния». Вот
что такое государственный разум. Ответственность за его провал Рит¬
тер возлагает в первую очередь на «национализм живущих там наро¬
дов»******. Под этим он понимает национальное самосознание балкан¬
ских народов, справедливо сопротивлявшихся обращению с ними, как с
простым объектом политики. Для буржуазного национализма харак¬
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 81.
** Там же, стр. 82.
*** Там же, стр. 84.
**** Там же.
***** Там же, стр. 85.
****** Там же, стр. 99.
194
терно, что национальная воля других народов игнорируется в той же
степени, в какой должно быть поднято над всеми собственное государ¬
ство. Это вновь невольно срывает свежий покров «европейского» един¬
ства, правда, в том смысле, который, с точки зрения западных империа¬
листов, уже вновь стал тогда простительным.
Впрочем, и у других представителей послевоенной западногерман¬
ской историографии наблюдается стремление представить Бисмарка
в качестве родоначальника проектировавшегося и вскоре реализован¬
ного «европейского» фронта борьбы империалистов против обществен¬
ного прогресса. Ганс Ротфельс привез из США приглаженный на
«европейский» лад портрет Бисмарка, который он представил двадца¬
тому съезду западногерманских историков в Мюнхене как образец*.
Аналогичной тенденции придерживался и профашистский историк
Отто Вестфаль в своей «Всемирной истории нового времени», появив¬
шейся в 1953 г., под видом «самокритики национал-социализма»**.
Но даже там, где вопрос о современном европеизме Бисмарка не
решается столь положительно*** или даже отрицается ****, он все же
получает право гражданства и дает немецкой послевоенной реакцион¬
ной историографии актуально-политическую ориентацию *****.
В кнйге «Европа и германский вопрос» на всех 39 страницах раз¬
дела о «реализме», где освещается возрос об объединении Германии
Пруссией при Бисмарке, совершенно нё рассматривается германское
рабочее движение. Коротко, но весьма предвзято упоминаются лишь
Фердинанд Лассаль и Август Бебель (последний — только в неболь¬
шом примечании). Оба без какого-либо разграничения названы «социа¬
листами». Это было бы еще терпимо, но их упоминание связано с дема¬
гогическими искажениями в целях апологетики Бисмарка. Риттер
хочет, в частности, нз примере Лассаля «доказать», что «революцион¬
ные фанатики. ..ив области внешней политики» стремятся к «неуме¬
ренным целям» ******. Тем самым Лассаль представлен в качестве
* Перепечатано в «Schicksalswege deutscher Vergangenheit» (Festschrift für
S. A. Kaefiler), Düsseldorf, 195Q, S. 233; Streisand, Bismarck und die deutsche
Einigungsbewegung des 19. Jahrhunderts in der westdeutschen Geschichtsschreibung,
«ZfG» N 3, 1954, S. 359; Engeiberg, Deutschland von 1849 bis 1871, S. 253.
** O. Westphal, Weltgeschichte der Neuzeit 1750—1950, Stuttgart, 1953, S. 9;
Streisand, Bismarck und die deutsche Einigungsbewegung, S. 354.
*** Schieder, Nationale Vielfalt und europäische Gemeinschaft. «GWU» 2,
1954, S. 65; его же, Bismarck in Europa. Ein Beitrag zum Bismarck-Problem
«Deutschland und Europa» (Festschrift für H. Rothfels), Düsseldorf, 1951, S. 15;
Streisand; ßfsmarck und die deutsche Einigungsbewegung, S. 361.
**** H. J. Schoeps, Das andere |^euss6n, Stuttgart, 1952; Streisand, Bismarck
und die deutsche Einigungsbewegung, S. 362.
***** Engelberg, NATO-Politik und westdeutsche Historiographie über die Pro¬
bleme des 19. Jahrhunderts, S. 477.
****** Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 74.
своего рода антитезы Бисмарку. Конечно, это возможно лишь в том
случае, если игнорировать сговор между всесильным президентом Все¬
общего немецкого рабочего союза и нарушителем конституции — прус¬
ским министро'м-президентом, если упустить из виду полное одобре¬
ние прусского пути объединения Германии последователями Лас-
саля *.
Бебеля Риттер подводит под категорию «немецкий националист» и,
как такового, противопоставляет «европейскому государственному дея¬
телю» Бисмарку**. Дело в том, что вождь немецких рабочих в 1867 г.
выступил в северогерманском рейхстаге против продажи Люксембурга
Наполеону III, к чему был готов Бисмарк***. Так реакционная аполо¬
гетика превращает сущность определенного действия и определенной
исторической личности в свою противоположность.
Поступить подобным же образом со всей социал-демократической
рабочей партией, которая под руководством Августа Бебеля и Виль¬
гельма Либкнехта и после 1866 г. принципиально придерживалась демо¬
кратического и революционного пути объединения Германии, при всем
желании нельзя. Поэтому Риттер полностью игнорирует ее. Пролетар¬
ский интернационализм партии, особенно ее выступление против про¬
должения войны после свержения Наполеона III, ее требование заклю¬
чить с Французской республикой почетный мир без аннексий — все это
едва ли удалось бы втиснуть в риттеровскую схему; ведь она зиждется
на том, что источником бесконечных войн являются революционные
силы народа. Апологетическая схема нуждается в игнорировании фак¬
тов, опровергающих ее.
Так Риттер создал недифференцированную и абстрактную массу,
которой придается исторически определяющая отрицательная сила; это
вступает в противоречие с его точкой зрения о решающей роли лич¬
ности в истории. Мнимый шовинизм этой массы дополняется так назы¬
ваемой технически обусловленной закономерностью войны**** и воен¬
но-техническими «неизбежностями», которые могут брать верх и над
носителем государственного разума. Такое сочетание так называемых
шовинистических устремлений масс с военно-техническими закономер¬
ностями объявляется причиной того, что «после Седана» Бисмарк не
«прекратил» войны*****. Подобным же образом Риттер трактует и
оккупацию Лотарингии ******.
* Engelberg, Die Rolle von Marx und Engels bei der Herausbildung einer
selbstständigen deutschen Arbeiterpartei (1864—1869). «ZfG» N 5, 1954, S. 649.
** Hitter, Europa und die deutsche Frage, S. 98.
*** Там же, стр. 205, Примечание 27.
**** Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 95.
***** Там же, стр. 94.
****** Там же, стр. 97.
196
В 1948 г. Бисмарк предстает полностью свободным от какого-либо
национализма. Он — лишь сопротивляющаяся жертва, а не субъектив¬
ный носитель национализма. В трактовке Риттера он предстает «как
европейский государственный деятель, а не как немецкий национа¬
лист»*. Интересно отметить, что 6 лет спустя (в 1954 г.) националисти¬
ческая жилка у Бисмарка в той же связи отнюдь не отрицается. Здесь
Риттер неожиданно находит в Бисмарке «стихийную воинственную
форму национального самосознания» **. Связанные с этим мститель¬
ность и воинственность Риттер объясняет влиянием «освободительных
войн»; в конечном счете источником воинственности и шовинизма вновь
оказывается народное движение ***.
Будучи адвокатом прусско-германского государственного разума,
Риттер еще на Бременском съезде историков в 1953 г. объявил себя
воспитателем французских историков в духе традиций немецкого исто¬
ризма и прусско-германского государственного разума ****. А в 1955 г;
он уже ополчился против английского историка Уилера-Беннета, осме¬
лившегося подвергнуть критике немецкий милитаризм. «Время «пере¬
воспитания» полностью миновало»,— заявил Риттер*****. С этой агрес¬
сивной выходкой вполне гармонирует резкий националистический ак¬
цент, приданный им рекламируемому европеизму Бисмарка; в 1948 г:
он еще воздерживался от такого тона.
В разделе «Влияние Бисмарка на политическую мысль нашей на¬
ции******* Риттер раскрывает некоторые моменты, имеющие место в
действительности. Правда, он вновь недифференцированно говорит о
«немцах» и вынужден поэтому опять вынести рабочее движение за скоб¬
ки. Ведь оно не имело абсолютно ничего общего с «высокомери¬
ем»*******, с усилением «воинственного устремления немецкого нацио¬
нального самосознания»********, с нарастанием идейного варварства,
как это представляет Риттер. Наоборот, в той мере, в какой прусско-гер¬
манская буржуазия все больше отказывалась от наиболее ценных сто¬
рон «немецкой классической философии», немецкое рабочее движение
под влиянием марксизма становилось ее «наследником» **********
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 98.
** Ritter, Staatskunst und Kriegshandwerk, Bd. I, S. 327.
*** Там же.
**** «22.Versammlung deutscher Historiker im Bremen 1953». «GWU», Bei¬
heft, S. 35.
***** Ritter, Nemesis der Macht? Zu Wheeler-Bennetts Buch über das
deutsche Soldatentum 1918 bis 1945. «Frankfurter Allgemeine Zeitung», 20.1 V. 1955.
****** Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 100.
******* Там же, стр. 101.
******** Там же, стр. 102.
********* Ф. Энгельс, Людвиг Фейербах и конец классической немецкой фило¬
софии. /С. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 21, стр. 317.
197
С другой стороны, Риттер замалчивает самое роковое реальцре по¬
следствие объединения Германии прусским путем под эгидой Бисмар¬
ка; уже отмеченное выше сохранение феодальных элементов в /шце
немецких династий, и прежде всего остэльбского крупного землевладе¬
ния. Именно они, а не народ были носителями внутреннего * и внеш¬
него милитаризма**, а с возникновением немецкого империализма
стали решающим фактором его особой агрессивности.
Третий раздел четвертой главы озаглавлен «Империализм». Есте¬
ственно, что риттеровское понятие империализма в своей основе опре¬
деляется его идеологией и методологией истории. Это видно уже из
того, что Риттер, хотя и хочет рассмотреть «как идейно-историческое,
так и политическое развитие предвоенных десятилетий» ***, «чтобы по¬
нять», как возник в Германии империализм, не думает, однако, о его
социально-экономическом исследовании. Последнее, особенно в данном
случае, явилось бы необходимой предпосылкой для элементарного по¬
знания. Риттеру, по-видимому, совершенно незнаком известный труд
В. Й. Ленина об империализме. Здесь начисто кончается «понимание»,
которое не изменяло Риттеру даже в отношении главарей германского
фашизма. Вновь обнаруживается, что за этим термином, которым осо¬
бенно злоупотреблял уже Дильтей, кроется преднамеренное и методо¬
логически ложное толкование в духе буржуазной апологетики. Риттер
вынужден, конечно, приводить некоторые экономические факторы, ко¬
торые, однако, связываются у него с мальтузианской аргументацией.
В результате существенными причинами проблематики империализма
представляются «возросшая численность населения», «давление пере¬
населенности» ****.
При исследовании истории идейного развития источником империа¬
листической идеологии в Германии, а в конечном счете причиной импе¬
риализма вообще по уже известному образцу объявляется влияние
западноевропейских идей. Ответственность за это Риттер возлагает
«прежде всего» на «позитивизм». Удивляет, что «исторический материа¬
лизм» он рассматривает как течение позитивистского направления.
Еще более удивляет невежество, проявляемое Риттером здесь и вообще
в тех случаях, где он считает необходимым клеветать на марксизм.
Если это невежество действительное, то оно не делает чести ученому.
Если же оно наигранно, то есть основание весьма плохо думать о чело¬
веке.
* О проблеме милитаризма внутри страны см. Dieter Fricke, Zur Rolle des
Militarismus nach innen in Deutschland vor dem ersten Weltkrieg. «ZfG» N 6, 1958,
S. 1298.
** Engelberg, NATO-Politik und westdeutsche Historiographie über die Pro¬
bleme des 19.Jahrhunderts, S. 493.
*** Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 110.
**** Там же, стр. 109.
198
Независимо от его причин игнорирование марксизма — прочная тра¬
диция реакционной немецкой историографии. Оно ймёет место даже
тогда, и прежде всего тогда, когда против марксизма ведется прямая
атака. Ведь утверждал же в 1924 г. Георг фон Белов, ^то марксизм
представляет «концепцию излишности государства после установления
господства пролетариата»*. При этом Белов не раз цитирует «Мани¬
фест Коммунистической партии», из которого, особейно из конца вто¬
рой главы, ясно вытекает нелепость приведенного утверждения. Между
тем за несколько десятилетий до этого (в 1890—1891 гг.) появились
марксовы «Замечания на полях программы Немецкой рабочей пар¬
тии» **. Здесь, как известно, совершенно недвусмысленно сформулиро¬
вано, что между капиталистическим и коммунистическим обществами
лежит «политический переходный период», и «государство этого периода
(подчеркнуто мной. — В. Б.) не может быть ничем иным, Кроме как
революционной диктатурой пролетариата» ***.
Риттер еще меньше Белова заботится о ссылке на источники своих
сведений о марксизме. Эти источники, должно быть, крайне мутные.
При этом Риттер в разделе об империализме не менее 6 раз склоняет
марксизм, точнее, то, что он выдает за марксизм ***♦. Это соответствует
замыслу — представить извращенный марксизм формой проявления
империалистической идеологии, формой, которая будто бы даже опре¬
делила собой варварские воззрения пангерманцев *****. С той же целью
Риттер объявляет марксизм дальнейшим развитием социал-дарви-
низма ******.
Все это далеко затмевает архиреакционера Георга фон Белова и
некоторых других фальсификаторов марксизма. Недаром учёник Диль-
тея и бывший фашист Эрих Ротакер, действуя в духе Риттера и своей
собственной «философии историй», поставленной им в годы «третьей
империи» на службу фашизму, подводит «биологизм, материализм, мар¬
ксизм, пансексуализм, социологизм...» под общую рубрику тйк назы¬
ваемых натуралистических систем *******. Характерно, что ^Иттер и
другие главные идеологи западногерманского Союза историков рассма¬
тривают Ротакера как особенно «достойного» представителя немецкого
исторического мышления ********.
* Below, Die deutsche Geschichtschreibung, S. 130.
** «Neue Zeit», Bd. I, N 18, 1890—1891.
*** K. Маркс, Критика Готской программы. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч.,
т. 19, стр. 27.
**** Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 111—114, 125, 145.
***** Там же, стр. 145.
****** Там же, стр. 111.
******* Rofhacker, Geschichtsphilosophie. «Handbuch der Philosophie», Abt. IV:
Staat und Geschichte, München — Berlin, 1934, S. 19.
******** Ротакер являлся одним из докладчиков секции методологии на XI Меж¬
дународном конгрессе историков в Стокгольме в 1960 г. (см. об этом ниже).
199
Достаточно лишь поверхностного ознакомления с наиболее попу¬
лярными произведениями Маркса и Энгельса — впрочем, последнего
Риттер не упоминает, — чтобы обнаружить бессмысленность утвержде¬
ний, подобных риттеровским. Как известно, Маркс и Энгельс высту¬
пали не только против социал-дарвинизма и связанного с ним мальту¬
зианства *, но и против отрицательных сторон самого учения Дарвина;
при этом они в первую очередь имели в виду главную ошибку Дар¬
вина — принятие на веру теории Мальтуса, как и других воззрений,
выросших на почве капиталистической конкуренции, и их перенесение
в область природы, хотя высоко ценили общее значение трудов Дар¬
вина для естествознания. Так, в своих заметках и фрагментах по био¬
логическим вопросам Энгельс писал следующее относительно «борьбы
за существование»:
«Следовательно, уже в области природы нельзя провозглашать толь¬
ко одностороннюю «борьбу». Но совершенное ребячество — стремиться
подвести все богатое многообразие исторического развития и его услож¬
нения под тощую и одностороннюю формулу: «борьба за существова¬
ние». Это значит ничего не сказать или и того меньше.
Все учение Дарвина о борьбе за существование является просто-
напросто перенесением из общества в область живой природы учения
Гоббса о bellum omnium contra omnes (война всех против всех.—
Перев.) и учения буржуазных экономистов о конкуренции, а также
мальтусовской теории народонаселения. Проделав этот фокус (безус¬
ловная правомерность которого — в особенности, что касается мальту-
совского учения — еще очень спорна), очень легко потом опять пере¬
нести эти учения из истории природы обратно в историю общества; и
весьма наивно было бы утверждать, будто тем самым эти утверждения
доказаны в качестве вечных естественных законов общества» **.
Из всего этого вытекают два вывода:
1. Маркс и Энгельс считали по меньшей мере очень проблематич¬
ным тезис о борьбе за существование как основном биологическом
законе.
Они выступали против применения этого тезиса в качестве обще¬
ственной закономерности, разоблачая его как продукт буржуазного
мышления, для которого основой основ является конкуренция.
Марксизм вообще принципиально придерживается той точки зре¬
ния, что биологические категории точно так же нельзя переносить в
социальную область, как общественные — в область природы***. Тем
* См. К Маркс, Капитал, т. I. /С. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 23, стр. 538,630
и др. См. также «Marx und Engels über Malthus», Berlin, 1956.
** Ф. Энгельс, Диалектика природы. K. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 20,
стр. 622.
*** См. там же.
200
не менее Риттер, совершенно не заботясь о каком-либо знании источ¬
ников, имеет наглость утверждать, что марксизм отстаивает «учение
о вечной борьбе за кормушку» *. У него можно найти также следую¬
щий пункт: «Историки и социологи Западной Европы перенесли на
историю человечества учение Ламарка и Дарвина о постоянной борьбе
живых существ за жизненное пространство, о «праве сильного», о есте¬
ственном отборе наиболее приспособленных к жизни." Исторический
материализм развил это дальше» **.
Последнее предложение ставит существо дела на голову со столь
удивительной определенностью, что приписать Риттеру при этом хотя
бы малейшую долю субъективной честности значило бы нанести ему
интеллектуальное оскорбление. Метод клеветы здесь применяется от¬
крыто. Франц Меринг еще до первой мировой войны констатировал:
«Бесчестное оружие клеветы — это излюбленное орудие господствую¬
щих классов, неудержимо идущих к упадку и судорожно сопротивляю¬
щихся этому»***.
Дальнейшее искажение марксизма сводится к тому, что материали¬
стическая философия истории якобы должна привести к вульгарно¬
материалистическому аморализму, к огрублению политической этики.
В конечном счете это старый поповский тезис, что без веры в бога
люди должны озлобиться. Фридрих Энгельс, как известно, точно и
резко охарактеризовал подобное ложное отождествление основного
философского вопроса с этикой****.
Чтобы опровергнуть эту старую затасканную клевету, используемую
всеми врагами философского материализма, достаточно указать на
материальные лишения и жертвы, в том числе и самой жизнью, добро¬
вольно принесенные и приносимые бесчисленными участниками марк¬
систского рабочего движения всех стран со времени основания Союза
коммунистов до наших дней. Особенно велики были эти жертвы в пе¬
риод фашистского господства. Будучи не в силах игнорировать «под¬
линный идеализм****** этой политической борьбы, вдохновляемой
идеями марксизма, Риттер может лишь клеветать на нее. При этом*
правда только с 1954 г., с логической последовательностью обнаружи¬
вается полное тождество высказываний Риттера, даже в терминологии*
со смертными приговорами фашистского имперского военного суда ком¬
мунистам — борцам Сопротивления ******.
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 145.
** Там же, стр. 111.
*** F. Mehring, Uber den Reichslügenverband. «Neue Zeit», Bd. I, N 24, 1906—
1907, S. 793.
**** См. Ф. Энгельс, Людвиг Фейербах и конец классической немецкой фило¬
софии. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 21, стр. 295—296.
***** Ritter, Goerdeler, S. 102.
****** Там же, стр. 103.
20)
Когда Риттер в споре с искаженным им самим марксизмом столь
высоко оценивает значение идей и обогащение ими политической борь¬
бы, то он этим опровергает самого себя. В полемике с Майнеке, кото¬
рую он опубликовал также в 1948 г., Риттер писал: «Мне отнюдь не
кажется, что борьба сил «этизируется» в результате того, что она (мни¬
мым образом или в действительности) ведется за какие-то «идеи»...
Дело заключается не в идеальности политических устремлений, а в
«государственном разуме»» *.
Как известно, Ленин констатировал, что, «когДа один идеалист кри¬
тикует основы идеализма другого идеалиста, от этого всегда выигры¬
вает материализм»**. Это верно и тогда, когда историк-идеалист
вступает в противоречие с самим собой. Мы видели, что риттеровское
понятие «государственного разума», «государственного интереса» цели¬
ком основано на идеалистических, даже религиозных взглядах. С точки
зрения понятий разница между Майнеке и Риттером заключалась пре¬
жде всего в том, что последний этизирует понятие государственного
разума. На это справедливо указывал и учецик Майнеке Людвиг Дехио.
С другой стороны, Риттер, как ортодоксальный лютеранин, категори¬
чески отвергает всякую гуманистическую мысль о способности человека
к совершенствованию, котррая еще в какой-то степени звучит у Май¬
неке. Критика идеалиста Майнеке идеалистом Риттером выглядит по¬
этому «реалистически». Однако на деле она носит лишь «реально-поли¬
тический» характер в духе Бисмарка и призвана оправдать его. Поэтому
в полемике против Майнеке Риттер сузил роль идей и обнаружил тен¬
денцию отделить философский идеализм от идеально-нравственного
политического поведения; в образе действий, соответствующем идеям,
Риттер даже склонен видеть опасность.
Однако то, что годится для защиты Бисмарка, оказывается несостоя¬
тельным, когда речь идет об осуждении Маркса. Чрезвычайно инте¬
ресно, что в борьбе против марксизма Риттер вынужден формулировать
основные принципы идеалистической философии истории в совершенно
абстрактном, ничем не прикрытом и неприкрашенном виде. Так, он
называет «идею... внутренней движущей силоц истории» *** и считает
тяжелой виной марксизма лишение идеи «метафизического значения» и
«нравственного достоинства»****, ее превращение «в простую «идеоло¬
гию»». Последняя, по Риттеру, представляет собой такое «жизненное
проявление, подлинность и самобытность которого более не представ¬
ляются правдоподобными» *****.
* Ritter, Vom sittlichen Problem der Macht, S. 175.
** В. И. Ленин, Философские тетради. Соч., т. 38, стр. 278.
*** Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 111.
**** Там же.
***** Там же.
202
Тем самым Риттер вновь заявляет, что для него источник, всего
исторического, живого и подлинного находится только в метафизиче¬
ском, т. е. религиозном, царстве бога и духа. В основе этого лежит
легенда первых двух глав первой книги Моисея. Подобные взгляды на
идеи и на историю, разумеется, чужды марксизму. О том значении,
какое Маркс, Энгельс, Ленин и другие марксистские, теоретики при¬
давали историческим идеям и теории вообще, свидетельствует их соб¬
ственная научная и политико-педагогическая деятельность.
Риттера вообще не занимает здесь центральный вопрос о реаль¬
ном содержании определенных идей и идеологий. Он ориентируется
лишь на их политическую эффективность. При этом Риттер сам ока¬
зывается на тех жизненно-философских, прагматических и мифических
позициях, пагубность которых он характеризует чуть ли не тут же.
Верные замечания Риттера об упадке наследия классической немецкой
философии и о возникновении упадочного и одновременно варварского
жизненно-философского иррационализма не достигают цели, ибо он не
может и не хочет понять, что именно марксизм сохранил наиболее
ценные элементы немецкого идеализма гегелевского толка.
Напротив, Риттер включил марксизм в процесс упадка буржуазной
мысли и приписывает ему в конечном счете ответственность за недо¬
статки, которые он анализирует. Исходя из терминологии формальной
логики, Риттер превращает основу познания в основу реального. В со¬
ответствии с этим марксизм, раскрывший капиталистические противо¬
речия, рассматривается как их причина. К тому же, отчасти правильно
характеризуя движение буржуазной исторической и общественной
мысли к упадку, Риттер, естественно, не думает, что следовало бы за¬
числить туда и себя.
Вызывает удивление также утверждение Риттера по поводу взгля¬
дов марксизма на пролетариат и «интереса марксизма к истории». Пы¬
таясь передать марксистские взгляды, Риттер пишет: «Повсюду одна и
та же серая масса наемных рабочих, борющаяся за свой социальный
подъем; лишь их классовая борьба заслуживает интереса в истории» *.
В первой части фразы Риттер парадоксальным образом приписывает
марксизму те же страх перед пролетариатом и презрение к нему, кото¬
рые испытывает буржуа. Элементарное знакомство с марксистской
литературой показывает, что в ней уделяется величайшее внимание
также национальным условиям жизни, традициям и особенностям про¬
летариата.
Что же касается «интереса к истории», то явное незнакомство с ра¬
ботами Маркса и Энгельса по вопросам доисторической эпохи и перво¬
бытного общества, рабства, средневековья, новой истории и идей¬
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 113.
203
ного развития — позор для Риттера*. Широта «интереса к истории»
и основательность исторических знаний Маркса и Энгельса вытекают
из всего их литературного творчества, их публицистики, равно как из
их переписки**. Риттеру совершенно незнакомы также исторические
работы Франца Меринга***.
Риттер явно полагает, что освещение истории с точки зрения про¬
летариата неизбежно ограничивает поле зрения только пролетариатом.
Он не подозревает о том, что революционный пролетариат, сознавая
свою объективно необходимую миссию по отношению к человечеству*
проявляет интерес к истории всего человечества. Сужение исторического
горизонта в духе буржуазной идеологии глубочайшим образом проти¬
воречит сущности пролетариата. Усиленный интерес марксистов при¬
влекает также национальная история отдельных стран, тем более что
вчерашние буржуазные националисты связывают свой сегодняшний
североатлантический шовинизм с прямой изменой национальным инте¬
ресам.
Здесь не место для изложения основ марксизма, где цитатами из
марксистских трудов, от упоминания которых Риттер отказывается,
почти хотелось бы сказать, по методическим соображениям, можно
было бы опровергнуть все искажения марксизма, допущенные им. Для
приверженцев историзма, которые видят аксиому в изучении источни¬
ков, характерно, что, оценивая марксизм, они вплоть до сегодняшнего
дня пренебрегают этой аксиомой. Даже «Франкфуртер альгемейне цей-
тунг» сочла сие чрезмерным. Явно исходя из того, что столь дешевыми
приемами капиталистические идеологи не смогут в дальнейшем вести
свое дело с достаточным успехом, эта газета 5 сентября 1955 г. писала:
«Чванство и пренебрежение к трудам Маркса и Энгельса, выдаваемые
за научное превосходство и политическую независимость, непревзойден¬
ны. .. При подобном невежестве надежда на перемены мала. Лучше
вариться в собственном соку, расточая и принимая похвалы, чем спо¬
рить с противником или тем более признавать его правоту, если он
бесспорно прав». Не случайно это суждение было напечатано во время
работы X Международного конгресса историков, заседавшего в Риме
* См. Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и государства.
К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 21, стр. 23—178; Ф. Энгельс, Крестьянская война в
Германии. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 7, стр. 343—437; К. Маркс, 18 брюмера
Луи Бонапарта. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 8, стр. 115—217.
** См. особенно К. Маркс, Капитал, т. I—III. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч.,
т. 23—26; Ф. Энгельс, Анти-Дюринг. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 20.
*** «Die Lessing-Legende* (1893); «Deutsche Geschichte vom Ausgang des Mit¬
telalters» (1908).
Основательное освещение эволюции и творчества Меринга содержат книги
Т. Höhle, Franz Mehring. Sein Weg zum Marxismus (1869—1891); /. Schleifstein,
Franz Mehring. Sein marxistisches Schaffen, Berlin, 1959.
204
с 3 по 11 сентября 1955 г. О нем и о борьбе против влияния марксизма,
которую Риттер вел на конгрессе и после него, еще будет речь ниже.
Оправдывая германский империализм, Риттер не может удержаться
от использования таких мотивов, как «соблазн» и «заражение». Кос¬
нувшись на свой лад возникновения империализма в России, Италии,
Франции, Англии и США, он упоминает, что «империалистическое вея¬
ние эпохи» обрело «твердую почву» и в Германии*. И вновь дело сво¬
дится к тому, что славная Германия оказалась зараженной извне, на
сей раз империализмом. Теория заражения, служащая защите герман¬
ского империализма, дополняется основной риттеровской догмой, со¬
гласно которой источником всех зол является народ.
Правда, последний из царствовавших Гогенцоллернов приносится в
жертву как «гвардейский лейтенант», который, грубо расталкивая всех
локтями, «рвался к месту под солнцем»**. Но сразу же за этим гово¬
рится: «Однако немецкий народ, полный сознания своей силы, напирал
сзади, даже подталкивая своих руководителей вперед»***. Роль глав¬
ного поджигателя войны возлагается, таким образом, на народ. В сум¬
марном риттеровском понятии «народ» не видно империалистических
сил, монополистов и юнкеров-милитаристов. Они становятся безымян¬
ными подобно военным преступникам, которые после проигранных сра¬
жений второй мировой войны сами себя разжаловали и облачались в
форму простого солдата, надеясь дешево отделаться. В конце концов
весь империализм глубоко психологически сводится к «стремлению дей¬
ствовать», которое, как пишет Риттер, является «сильнейшим естествен¬
ным побуждением человека» ****.
От пангерманцев, как наиболее скомпрометированной империали¬
стической фракции, Риттер открещивается. Но в результате уже упо¬
минавшейся попытки сочетать их с марксизмом и эта критика оказы¬
вается идеологически замкнутой и тем самым вновь направляется
против непримиримых противников империализма. Впрочем, Риттер
судорожно пытается свести значение пангерманцев к роли «некой ма¬
ленькой секты фанатиков». Ввиду того что объективные источники не
могут дать ему никаких оснований для этого, Риттер прибегает к «вос¬
поминаниям о своих юношеских годах», которые, как он заверяет,
«в политическом отношении все же были прожиты им весьма созна¬
тельно» *****.
В плане реакционного блока с ведущими западными державами,
к которому стремится Риттер и который он подготовляет историко-фило¬
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 122.
** Там же, стр. 140.
*** Там же.
**** Там же.
***** там же> СТр 149
205
софски в книгах «Государство силы и утопия» и «Демония власти»*
совершенно особое значение приобретает интерпретация германо-ан-
глийского противоречия. Главное противоречие первой фазы существо¬
вания мировой империалистической системы, определившее создание
больших коалиций кануна первой мировой войны и нашедшее выраже¬
ние в ней, он сводит к взаимному англо-германскому континентально¬
островному недоразумению. Ни одна из сторон не хотела всерьез повре¬
дить чем-либо другой, но, к великому сожалению, они не верили друг
другу. Риттер патетически восклицает: «Никогда не было более траги¬
ческой ошибки, чем эта: взаимное глубокое недоверие двух родственных
народов, чье сотрудничество — или хотя бы мирное сосуществование —
могло бы на продолжительный срок обеспечить мир в Европе; вражда
же их вовлекла оба народа в мировую катастрофу, нарушила сложив¬
шуюся общность народов, навсегда ликвидировала старое положение
Европы в мире и, наконец, создала возможность зловещего дуализма
двух крупнейших мировых держав, столкновение которых должно было
окончательно решить судьбу человечества» *.
Манера и текст нам хорошо знакомы. Риттеру по душе империали¬
стическая система без империалистических противоречий и антисоциа¬
листический европейский союз. Основополагающее социальное проти¬
воречие между силами социализма и капитализма, определяющее раз¬
витие всех стран, истолковывается им как дуализм двух мировых
держав. На интерпретации прошлого сказывается сегодняшнее стремле¬
ние к тесному союзу с английским империализмом под знаком анти¬
советской борьбы, провозглашенной Черчиллем уже в 1946 г.; как и
у Майнеке в 20-е годы, это вызывает смягченную трактовку германо¬
английских противоречий, против которой Риттер, как известно, тогда
выступал. Очень актуально звучит и формулировка: «Хотя мы не могли
добиться союза (с Англией. — В. Б.), мы обязаны были достичь по
меньшей мере доверия»**. «Государственной мудрости», «государствен¬
ного разума» в те времена не хватало, а народ, как мы уже видели
выше, подтолкнул «руководителей» к войне.
В этом также заключен актуальный вывод: создать блок империали¬
стических государств, в котором господствует реакционный государ¬
ственный разум, подавляющий волю народа и народов. Под предлогом
того, что народная воля является источником милитаризма, империа¬
лизма, фашизма и войн, происходит идеологическая реабилитация
империалистических элементов в ущерб силам демократии и социа¬
лизма!!
Оклеветав таким способом народ, Риттер в пятой (последней) главе
своей книги переходит к теме «Происхождение и последствия первой
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 129.
** Там же, стр. 139.
206
мировой войны». Этот раздел, естественно, особенно противоречив^
ибо исторический материал, содержащий улики против германского
империализма в связи с началом первой мировой войны и возник¬
новением фашизма, слишком несовместим с апологетической концепцией
Риттера. Нельзя полностью игнорировать и принципиальное стремле¬
ние народа, особенно рабочего класса, к миру. Все это вынуждает
выдвигать на первый план понятия вроде «техника как роковая сила» *
и «технические неизбежности»**, заставляет шире оперировать
ими.
Причина широкого применения этих категорий вытекает из слов
самого Риттера. Он пишет: «Сужение (или ликвидация) человеческой
свободы’ в результате развития техники, которое должно было бы рас¬
ширить область действия нашей воли, вообще принадлежит к наиболее
тревожным явлениям современной жизни. Но никогда это не проявля¬
лось более губительно, чем в 1914 г., когда техника оказалась ловуш¬
кой, из-за которой Европа, так сказать, оступилась в войну» ***.
Эта теория «спотыкания» сделалась составной частью западногер¬
манской исторической апологетики. В своем выступлении по радио r
декабре 1959 г. пресловутый «астролог по делам Кремля» и так назы¬
ваемый эксперт по Востоку Клаус Менерт говорил о том, что полити¬
ческие деятели «оступились» в первую мировую войну****. Это может
служить наглядным примером фетишизированного буржуазного мыш¬
ления, анализ которого пронизывает все три тома «Капитала» Карла
Маркса. Сущность foro, что у Риттера все еще представлено как «роко¬
вая сила техники», Маркс и Энгельс раскрыли уже в «Немецкой идео¬
логии»: «Социальная сила, т. е. умноженная производительная сила,
возникающая благодаря обусловленной разделением труда совместной
деятельности различных индивидов, — эта социальная сила, вследствие
того, что сама совместная деятельность возникает не добровольно, а
стихийно, представляется данным индивидам не как их собственная
объединенная сила, а как некая чуждая, вне их стоящая власть, о про¬
исхождении и тенденциях развития которой они ничего не знают; они,
следовательно, уже не могут господствовать над этой силой, — напро¬
тив, Последняя проходит теперь ряд фаз и ступеней развития, не только
не зависящих от воли И поведений людей, а наоборот, направляющих
эту волю и это поведение» *****.
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 168.
** Там же, стр. 154—155, 156.
*** Там же, стр. 156.
**** Вступительное слово К. Менерта к 7-й передаче антисоветской серии «Не¬
мецко-русские отнбшения» rfo третьей программе УКВ Северогерманского радио*
28 декабря 1959 г., 20 час.
***** /С. Маркс и Ф. Энгельс, Немецкая идеология, Соч., т. 3, стр. 33.
207
Более чем через 100 лет после этого основополагающего вывода
Риттер вместе со значительной частью буржуазных социологов все еще
отстаивает мистификаторский взгляд, который в своей наиболее при¬
митивной форме рассматривает весь вложенный предпринимателем
капитал (c+ü) как источник капиталистической прибыли (т). Те же
соображения, которые заставляют капиталистов держаться за это лож¬
ное представление и игнорировать или отвергать Марксову теорию при¬
бавочной стоимости, владеют и империалистическими идеологами. Бу¬
дучи адвокатами буржуазии, они считают конечной причиной империа¬
листических войн не капиталистические производственные отношения
(вместе с соответствующими им социальными и политическими поряд¬
ками), полностью изжившие себя при империализме и находящиеся
в антагонистическом противоречии с производительными силами, а
скорее технику, как таковую, покрытую мистическим мраком «роковой
силы». Вследствие этого виновники войн — империалисты предстают
как жертвы некоего таинственного механизма.
Рассматривая руководство войной и ее ход, Риттер выдвигает также
принцип всеобщей безответственности. При этом он пишет: «Никто
более не несет ответственности, ибо гигантская военная машина с ее
вечными сложностями и трениями стала слишком велика и необозрима,
чтобы вообще можно было считать кого-либо одного ответственным за
ее действие» *.
Буржуазные критики марксизма не понимают или делают вид, что
не понимают диалектического положения марксизма о соотношении
исторической необходимости и личной свободы**. Поэтому они, осо¬
бенно представители немецкого историзма, вновь и вновь ложно утвер¬
ждают, будто исторический материализм исключает свободу и ответ¬
ственность индивидуума. Выступая в марте 1959 г. в так называемой
европейской передаче западногерманского радио, это мнение отстаивал
Ганс Ротфельс, являвшийся с 1958 г. председателем западногерманского
Союза историков***.
Эта аргументация лежит в основе полемики против марксизма и у
Риттера. Он, однако, воспевает техницистский автоматизм истории,
который освобождает ведущих деятелей господствующих классов от исто¬
рической ответственности. Это не мешает Риттеру на последней стра¬
нице его книги в полном противоречии с предыдущим категорически
заявить, что «вопреки всем кажущимся и действительным «неизбежно¬
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 187.
** Об этом вопросе см. Ф. Энгельс, Анти-Дюринг. К. Маркс и Ф. Энгельс,
Соч., т. 20, стр. 115—116; К. Маркс, Капитал, т. III. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч.,
т. 25, ч. II.
*** H. Rothfels, Die Zeit, die dem Historiker zu nahe liegt, 3.«Europasendung»
der deutschsprachigen Sender, 15.111.1959.
208
стям» история... прежде всего... является областью свободы человече¬
ской воли» *. Неразрешимая для Риттера «антиномия» между свободой
и необходимостью или «неизбежностью» обнаруживает и здесь свое
прагматическое назначение. В то время как «неизбежности» набрасы¬
вают на преступления германского империализма покров христианской
любви к ближнему, призыв к свободе воли служит уже борьбе за воз¬
рождение германского империализма, правда для начала с примене¬
нием осторожных оборотов вроде «спасения существования (немцев. —
Перев.) как культурного народа» **.
Под знаком все затмевающей «роковой силы» техники, по вине кото¬
рой возникла первая мировая война, можно не только признать полити¬
ческую действенность агрессивности империалистических групп в Гер¬
мании, но и любовь народных масс к миру***. Риттера, по-видимому,
мало заботит, что при этом он впадает в противоречие со своим основ¬
ным тезисом, согласно которому народные массы, так называемая уни¬
фицированная человеческая масса, служат источником и основой войн и
фашизма. Впрочем, через несколько страниц он вновь возвращается на
свою старую позицию ****.
Это признание исторических реальностей он облегчает себе и тем,
что говорит только о социал-демократии. Ни единым словом он не упо¬
минает о Независимой социал-демократической партии, не говоря уже
о группе «Спартак» и о Коммунистической партии. В результате этого
общая картина вновь приобретает искаженный вид, чего и требует
апологетический замысел. Обман народа официальной военной пропа¬
гандой Риттер вынужден признать в следующих словах: «Исходя из
того, что знала немецкая общественность, даже у левых не могли воз¬
никнуть какие-либо сомнения в «ответственности» наших противников
за войну и в правоте дела, которое мы представляли; лишь с 1917 г. эти
сомнения играли определенную роль, но и тогда эта роль была ограни¬
ченной» *****.
И здесь Риттер считает народ, особенно рабочий класс, столь ограни¬
ченным, что он может узнать правду лишь по воле господствующих
классов; из-за истинного старания похвалить социалистов большинства,
«левых», как он выражается, Риттер забывает настоящих левых, нашед¬
ших своих руководителей в Карле Либкнехте, Розе Люксембург, Кларе
Цеткин, Франце Меринге, Вильгельме Пике и Лео Иогихесе. Хотя
1917 год — буржуазно-демократическая революция в России и особенно
Великая Октябрьская социалистическая революция — имел для анти¬
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 200.
** Там же
*** Там же, стр. 170, 175—176.
**** Там же, стр. 178.
***** Там же, стр. 170.
14 Вернер Бертольд
209
военной борьбы немецкого пролетариата решающее значение, «сомне¬
ния», о которых пишет Риттер, играли «роль» не только с 1917 г., как
он полагает. Революционные решения Штутгартского (1907) и Базель¬
ского (1912) конгрессов II Интернационала, направленные против импе¬
риалистической войны, не были преданы забвению и в Германии.
Отметим лишь некоторые факты и даты. Уже 2 декабря 1914 г. Карл
Либкнехт отклонил в рейхстаге военные кредиты и обосновал свой му¬
жественный поступок следующими словами: «...эта война, которой не
хотел ни один из участвующих в ней народов, ведется не ради благопо¬
лучия немецкого или какого-либо другого народа. Речь идет об импе¬
риалистической войне, о войне ради капиталистического господства на
мировом рынке» *. 28 мая 1915 г. состоялась первая антивоенная демон¬
страция немецких женщин, в которой участвовал Вильгельм Пик. 1 мая
1916 г. Карл Либкнехт обратился к десяткам тысяч рабочих и моло¬
дежи, собравшихся на антивоенную демонстрацию на Потсдамской пло¬
щади, с призывом, существо которого он сформулировал в листовке, по¬
явившейся еще в мае 1915 г.: «Долой войну! Долой правительство!» Его
арест и осуждение на каторгу не смогли остановить распространение
мысли о том, что «главный враг находится в собственной стране!».
Следовательно, еще до 1917 г. у сознательных в классовом отноше¬
нии рабочих и их вождей не только были «кое-какие сомнения... в пра¬
воте» германского империализма. Напротив, они не сомневались в его
несправедливости и развернули борьбу против империализма. Выраже¬
нием этой антиимпериалистической борьбы было образование 1 января
1916 г. группы «Интернационал» **.
Если поверить утверждениям Риттера, что и после 1917 г. «сомнения*
играли лишь «ограниченную роль», то можно только поражаться, как
дело дошло до массовых забастовок в апреле 1917 г., до восстания ма¬
тросов в июле — августе того же года, до январской забастовки 1918 г.,
до отказа матросов океанского флота повиноваться командованию и
вообще до Ноябрьской революции.
Косвенно признавая в вышеприведенной цитате, что германский
империализм не имел «права» на ведение войны, Риттер отнюдь не хочет
тем самым морально осудить его; более того, как мы уже видели, он
передвигает германский империализм в нейтральную в моральном отно¬
шении сферу, в которой оступаются в войну из-за «ловушек» техники,
якобы обладающей фатальной силой. Исходя из этого декларируется
также «формальное отречение спокойного государственного разума» ***.
* К. Либкнехт, Избранные речи, письма и статьи, М., 1961, стр. 272.
** О деятельности этой группы и вообще об этих проблемах см. «Ноябрьская
революция 1918 г. в Германии (Тезисы к 40-й годовщине)». «Вопросы истории»
№ И, 1958.
*** Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 157, 168.
210
Механистической теории Риттера о возникновении войны противоречит
и утверждение, что «первоначальную сущность войны все более... иска¬
жали аннексионистские программы» *. Ибо под воздействием непости¬
жимой объективной силы подвергающийся насилию едва ли способен
создать позитивную идею (а «первоначальная сущность» должна быть
позитивной). В этом противоречии заключена концепция Риттера о
справедливости вступления германского империализма в первую миро¬
вую войну, хотя он здесь больше не провозглашает эту концепцию от¬
крыто или, вернее сказать, пока еще вновь не провозглашает.
В утверждении Риттера об «отречении политического разума перед
лицом военно-технических факторов», между прочим, уже содержится
основной тезис его апологетической концепции милитаризма. Он дает
также краткое изложение своей развитой в 1953 г.** версии о генезисе
милитаризма от Фридриха Великого до Людендорфа, о которой еще
будет речь ниже. Уже здесь сформулированы и его тезисы о возникнове¬
нии и сущности фашизма, лежащие в основе книги о Карле Герделере.
Риттер пользуется термином ««тоталитарные» народные государ¬
ства» ***. Он ясно указывает, что понимает под этим не только фашист¬
ские диктатуры, но и советскую систему, ставя в один ряд «гитлеризм»,
«фашизм в Италии» и «большевизм в России»****.
Исходным пунктом риттеровской концепции тоталитаризма является
глубокое сожаление о разрушении монархии в Германии и России. Мне¬
ние, что «монархистско-конституционная правительственная система...
является наиболее здоровой для Европы системой****** — причем он,
естественно, солидаризируется с этим взглядом, — Риттер называет
«точкой зрения большинства образованного мира в Германии» перед
первой мировой войной. Особенно поучительным в этой связи является
то, как еще в 1887 г. оценивал перспективы монархистско-конституцион-
ной системы Фридрих Энгельс. Указав, что «для Пруссии — Германии
невозможна уже теперь никакая иная война, кроме всемирной войны...
невиданного раньше размера, невиданной силы», Энгельс следующим
образом характеризовал ее возможные последствия: «.. .крах старых
государств и их рутинной государственной мудрости, — крах такой, что
короны дюжинами валяются по мостовым и не находится никого, чтобы
поднимать эти короны...» ******
Перед нами два характерных примера — буржуазной слепоты, с од¬
ной стороны, и марксистского предвидения — с другой, предвидения,
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 172.
** Ritter, Das Problem des Militarismus in Deutschland, S. 21—48.
*** Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 178, 195.
**** Там же, стр. 194.
***** Там же, стр. 177.
****** /С. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 21, стр. 361.
211
опирающегося на познание исторических закономерностей, существова¬
ние которых реакционный немецкий историзм особенно упорно отри¬
цает. Научно обоснованное предвидение и буржуазная слепота в отно¬
шении будущего являются в значительной степени следствием призна¬
ния или отрицания объективных исторических закономерностей.
Разрушение монархии, пишет Риттер, создало вакуумы для образо¬
вания «тоталитарных» государств (сюда неизменно включается и совет¬
ская система) *, которые он рисует в стиле картины Джорджо де Чи-
рико51. Риттер, конечно, воздерживается от объяснения, каким образом
можно привести его теорию в соответствие с тем, что фашизм впервые
пришел к власти в Италии, где монархия осталась неприкосновенной, и
6 согласии с Савойской династией подавил рабочее движение, стремясь
уничтожить его.
Если устранение монархии создало, по Риттеру, пространство для
установления так называемого тоталитаризма, то опорой последнего
являются, по мнению Риттера, народные массы. Говоря о Веймарской
республике, Риттер в следующих словах выражает глубочайшее пре¬
зрение ко всем трудящимся: «Действительно, что было делать челове¬
ческой массе современного индустриального общества с либеральными
правами и свободами, предоставленными новой Веймарской республи¬
кой? Эти рабочие и мелкие буржуа, миллионы зависимых существ, без
исключения живущих на ежедневную, еженедельную или ежемесячную
заработную плату, вообще не ощущали никакой потребности брать на
себя ответственность перед обществом, однако благодаря числу голо¬
сов они имеют большой политический вес. Эти массы всегда склонны
восторженно приветствовать каждого агитатора, который вносит опре¬
деленное оживление в однообразие их жизни и который вдобавок обе¬
щает им лучший достаток и умеет польстить их самолюбию»**.
Здесь уже содержится недвусмысленный вывод о том, что было бы
лучше всего, если бы голосовать могли лишь такие «независимые» су¬
щества, которые живут не своим собственным трудом, а неоплаченной ча¬
стью чужого труда, прибавочной стоимостью. Следовательно, Риттер де¬
лает выбор в пользу демократии владельцев капитала и их окружения,
выдачи избирательных бюллетеней только по предъявлении активных
балансов или достаточного количества апологетических работ, устраи¬
вающих капитализм. Тогда — так гласит вывод далее — не произошло
бы захвата власти фашистами. Тем самым фальсифицирующая историю
апологетика достигла своего апогея. Отношения между немецким моно¬
полистическим капиталом и нацистской партией Риттер скрывает. Можег
быть, он ничего не знает и о том, что гитлеровцы получали финан¬
* Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 178.
** Там же, стр. 187.
212
совую помощь не только от магнатов немецкой тяжелой промышленно¬
сти, но и от юнкеров и князей? Весьма характерно, что взаимоотноше¬
ния монополистического капитала, юнкерства и нацистской партии обой¬
дены и в одной из новых работ о Гитлере, написанной представителем
социал-демократических кругов *.
К сожалению, остается фактом, что империалистическая идеология
даже в своем фашистском обличье вызвала замешательство и среди ра¬
бочих, обладавших недостаточным классовым сознанием. При этом
крайней демагогической империалистической агитации, старавшейся
обратить ненависть к капитализму лишь на капиталистов-евреев, по¬
могла измена марксизму со стороны социал-демократического руковод¬
ства, что имело своим результатом отсутствие марксистской выучки у
значительной части пролетариата. Риттеровской демагогии целиком и
полностью отвечает также изображение самого Гитлера, главного носи¬
теля этой агитации, как «человека из народа» (у Риттера без кавы¬
чек) ** и игнорирование того факта, что Гитлер выполнял задание импе¬
риалистов, равно как и его связей с ведущими представителями герман¬
ского империализма.
Клевета на пролетариат и попытки отделить.буржуазию от фашизма
заходят так далеко, что Риттер, как уже упоминалось в другой связи,
избирает для фашистской диктатуры обозначение «пролетарский нацио¬
нализм» и говорит о нем следующее: «Во всяком случае он находился
в сознательном и полном противоречии с традициями буржуазной
эпохи»***. В соответствии с этим Риттер и здесь видит «подлинную
тайну его (Гитлера. — В. Б.) стремительного взлета» в том, «что он
(Гитлер. — В. £.), казалось, наконец решил проблему XIX века, — соеди¬
нение национализма с социализмом»****. Мы уже указывали на тесное
родство между подобным ложным толкованием Риттера и трактовкой
Майнеке, который видел в таком «соединении» «великую объективную
идею своего времени» и «категорически» признавал роль Гитлера
в этом *****.
За так называемой великой объективной идеей скрывается стремле¬
ние части буржуазии подкупить рабочий класс и заручиться его под¬
держкой в интересах господства капитализма и капиталистической по¬
литики. Оппортунизм, реформизм и ревизионизм в рабочем движении
пошли далеко навстречу этому стремлению, что Майнеке ясно понял уже
в 1918 г. Поэтому он поставил тогда перед реформистами следующую
* F. Jetzinger, Hitlers Jugend. Phantasien, Lügen- und die Wahrheit, Wien,
1956; Рецензию см. в «ZfG» N 2, 1959, S. 409, 413.
** Ritter, Europa und die deutsche Frage, S. 190—191.
*** Там же, стр. 192.
**** Там же, стр. 191.
***** Meinecke, Die deutsche Katastrophe, S. 107.
213
задачу: «Социал-демократические министры должны держать массы под
своим влиянием и отбить радикализм и большевизм» *. При этом речь
шла, разумеется, о сохранении капиталистического строя.
Частичная похвала, которой Риттер в 1948 г. удостоил социал-демо¬
кратию, преследует те же цели. Будучи в более почтенном возрасте,
Майнеке не настолько нагл, как Риттер, чтобы полностью отрицать моно¬
полистический базис фашизма, выдавая его за нечто противоположное;
Майнеке писал, что Гитлер «хотел превзойти... обычный буржуазный,
но при этом классово эгоистический национализм своих покровителей и
кредиторов из среды магнатов тяжелой промышленности». И далее:
«Предприятие Гитлера обещало, таким образом, больше преемственно¬
сти традиций и ценностей прежней буржуазной культуры, чем радикаль¬
ное переустройство, к которому призывал большевизм. Этим Гитлер
подкупил широкие круги буржуазии» **.
В приведенной формулировке, также не лишенной апологетического
значения, при всей ее расплывчатости и путаности все же выявляется
классовый характер фашизма. Риттер, напротив, придерживается прямо
противоположной оценки сущности фашизма, изображая в качестве его
опоры пролетариат. Этот коварный метод был подготовлен уже рас¬
смотрением марксизма как особенно яркой разновидности империали¬
стической идеологии. Продолжением той же линии является полное
игнорирование Риттером политической партии, которая с 1918 г. после¬
довательно представляет нынешние и будущие интересы германского
пролетариата и всего немецкого народа, — Коммунистической партии
Германии. Ни одним словом не упоминается борьба сознательного в
классовом отношении пролетариата против рвущегося к власти фа-
шизма. Напомним лишь, что на выборах президента республики в 1932 г.
Коммунистическая партия Германии выступала с лозунгом: «Кто выби¬
рает Гинденбурга — выбирает Гитлера, кто выбирает Гитлера — выби¬
рает войну!» А Риттер утверждает, что никто не мог предугадать нацизм
и его преступную политику.
Этот взгляд Риттера стал неотъемлемой составной частью буржуаз¬
ной демагогии в Западной Германии и Западном Берлине. Речь идет об
одной из тех фальсификаций, которые были созданы, чтобы утопить
подлинную вину в мнимом общем неведении и отвергнуть марксистское
предвидение. В одной из передач пресловутой подстрекательской радио¬
станции РИАС, находящейся в Западном Берлине, в той же историче¬
ской связи было сказано: «Кое-кто, возможно, догадывался, но знать
этого не мог никто» ***,
* Meinecke, Strassburg, Freiburg, Berlin, S. 269.
** Meinecke, Die deutsche Katastrophe, S. 108.
*** Berlin С 2. Программа УКВ Северогерманского радио (ретрансляция
РИАС) 10 сентября 1959 г., 21 час.
214
Мы не считаем Риттера и ему подобных невеждами, которые в 1932 г.
не следили за политикой и тем самым за избирательной кампанией Ком¬
мунистической партии Германии. Но хорошая историко-политическая
память постоянно изменяет Риттеру как раз тогда, когда забывчивость
нужна в качестве последней опоры его апологетической миссии. Его ин¬
терпретация осуждает себя сама и с редкой очевидностью обнаруживает
подлинную сущность своих методов и свою классовую основу.
Времена «перевоспитания» прошли навсегда. И для
господина Уилера-Беннета не является тайной, с ка¬
кими огромными, пока не поддающимися оценке труд¬
ностями сталкивается и будет сталкиваться прави¬
тельство Федеративной Республики, чтобы возродить
насильственно подавленную волю немцев к оружию.
Риттер, 1955 г.
4. Фальсификация понятия «милитаризм»
В книге «Европа и германский вопрос», о которой шла речь выше,
Риттер, отстаивая основы и традиции германского империализма и мили¬
таризма, счел необходимым обобщить всю свою историческую концеп¬
цию, как она сложилась к тому времени, частично видоизменить ее и
привести в действие. Как уже было упомянуто, книга наметила основ¬
ные направления зашиты прусско-германского милитаризма в широком
плане, а" также исходные позиции для искажения и фальсификации не¬
мецкого движения Сопротивления гитлеризму.
Но с широко задуманной защитой прусско-германского милитаризма
и антикоммунистическим мифом о немецком Сопротивлении Риттер
осмелился выступить лишь спустя пять-шесть лет, когда германский им¬
периализм возродился в боннском государстве и находился накануне
договорного включения в НАТО. Эта защита служила непосредственно
созданию нового вермахта на основе всеобщей воинской повинности и
имела одновременно характер наступления за более сильное влияние
боннского государства в сфере господства Соединенных Штатов. Пол¬
ностью наступление развернулось с «публичного заключительного до¬
клада» на тему «Проблема милитаризма в Германии», сделанного Рит¬
тером 19 сентября 1953 г. «в переполненном актовом зале бременской
ратуши» после окончания бременского съезда историков *. Это выступ¬
ление приобрело тем большее значение, что Риттер до 1953 г. был пред¬
седателем западногерманского Союза историков. Его доклад был напе¬
чатан реакционной прессой ФРГ под крупными заголовками, а также
* «22.Versammlung deutscher Historiker in Bremen 1953», S. 45.
215
передан по западногерманскому радио. Он появился затем в журнале
«Хисторише цайтшрифт» * и в переработанном виде (под несколько
расширенным заголовком «Политическая проблема милитаризма в Гер¬
мании»)— в юбилейном сборнике, изданном «друзьями и учениками к
70-летию» Риттера**. Отметим, между прочим, что в списке друзей
и учеников значатся генерал, полковник в отставке и капитан бундес¬
вера.
В этом публичном и многократно напечатанном докладе Риттер на¬
метил основные линии большого труда под названием: «Искусство го¬
сударственного руководства и военное ремесло», который должен соста¬
вить два тома. Первый том вышел в 1954 г.; он имеет подзаголовок
«Проблема «милитаризма» в Германии» и посвящен тому, что Риттер
называет «старопрусской традицией (1740—1890 гг.)»***. Выход вто¬
рого тома, «в котором изложение будет доведено до 1945 г. и где также
будет дан обзор проблемы «милитаризма» в ненемецкой Европе»****,
вновь и вновь оттягивался. Как явствует из сведений, полученных лично
автором данной книги, это произошло не в последнюю очередь потому,
что Риттер столкнулся с большими трудностями, стремясь привести
исторический материал в мало-мальски приемлемое соответствие со »
своей главной апологетической концепцией. В то время как представи¬
тель издательства Ольденбург заявил в марте 1959 г., что второй том
выйдет уже к концу 1959 г., другой представитель этого издательства
утверждал в сентябре того же года, что рукопись еще не получена.
К этому обширному комплексу работ о милитаризме относится и
опубликованная в 1956 г. работа «План Шлиффена. Критика одного
мифа»*****, которую сам Риттер рассматривает как предварительный
очерк и дополнение ко второму тому своего труда «Искусство государ¬
ственного руководства и военное ремесло» ******.
Все эти работы Риттера уже были предметом специального и осно¬
вательного марксистского анализа и рецензий, выводы и оценки кото¬
рых автор в основном разделяет *******. Поэтому мы не считаем своей
задачей повторять здесь результаты этих критических марксистских ра¬
бот. В данном исследовании речь может идти о том, чтобы осветить
принципиальное значение трудов Риттера о проблеме милитаризма в его
* «HZ», Bd. 177 (1954), S. 21—48.
** Ritter, Lebendige Vergangenheit, S. 153—183.
*** Ritter, Staatskunst und Kriegshandwerk, Bd. I.
**** Формулировкой «ненемецкая Европа» сказано все!
***** mtter, Der Schlieffenplan. Kritik eines Mythos, München, 1956.
****** jaM же^ CTp g
******* ^ Meusel, Zum Vortrag von G. Ritter «Das Problem des «Militarismus»
in Deutschland». «ZfG» N 6, 1953; E. Engelberg, Uber das Problem des deutschen
Militarismus; H. Otto, Rezension über Ritter. Der Schlieffenplan. «ZfG» N 2, 1959,
S. 413.
216
творчестве в целом и особенно с точки зрения возникновения историче¬
ской идеологии западногерманского империализма.
В самом же начале публичного доклада в Бремене Риттер признал
свой политический замысел: «Одна из важнейших обязанностей поли¬
тической истории, — заявил он, — заключается в том, чтобы определить
историческое место современности исходя из познания прошлого, и об¬
легчить тем самым задачу политического руководства; ибо лишь тот, кто
в какой-то степени знаком с почвой, на которой он действует, может
делать уверенные шаги в будущее» *. Чтобы избежать каких-либо
недоразумений относительно того, каким именно политическим деяте¬
лям он хочет служить в качестве проводника-историографа и какие шаги
должны они делать,. Риттер, как уже отмечалось, в конце своего докла¬
да приветствует результаты вторых «выборов в бундестаг 6 сентября
1953 г.»**, которые, как известно, принесли ХДС Аденауэра 45,2% го¬
лосов.
Если Риттер оценивал этот результат как доказательство того, что
у «большинства немцев» «мечты о силе» и стремление к «политике силы»
не играют более никакой роли, то это, безусловно, справедливо в отно¬
шении большей части обманутых, ослепленных и политически бездум¬
ных избирателей ХДС. Для руководящих политических сил этой партии
характерно прямо противоположное, и это доказал Конрад Аденауэр
на следующий же день после выборов, заявив, что впредь надо говорить
не о воссоединении Германии, а об «освобождении восточной зоны»***.
Широко пользуясь жаргоном деятелей ХДС, тогда еще туманным, но
все же достаточно понятным, Риттер продолжает призывать немецкую
молодежь «проливать кровь» во имя «защиты нашей свободы от опас¬
ности нового тоталитарного ига»****. Под этой опасностью Риттер по¬
нимает отнюдь не возрождение фашизма в Западной Германии, а на¬
оборот, Коммунистическую партию Германии, тогда еще не запрещен¬
ную, и Германскую Демократическую Республику. А под «нашей
свободой» надо понимать «свободу» носителей германского империализ¬
ма, возрожденного в Западной Германии, и людей, извлекающих из
этого пользу. Как было отмечено выше, Риттер уже в 1947 г. (в речи
«О смысле жертвы жизнью», произнесенной «в память о наших сыно¬
вьях, павших на войне») стремился в иррационалистски-религиозном
духе обосновать необходимость «повиновения... до самой смерти» при¬
казам империалистической войны, даже если она признана преступной,
и сберечь этот принцип в период так называемого перевоспитания.
* Ritter, Das Problem des Militarismus, S. 21.
** Там же.
*** «Geschichtliche Zeittafel 1945—1953. Der Kampf um die nationale Einheit
u/id um einen Friedensvertrag mit Deutschland», Berlin, 1953, S. 66.
**** Ritter, Das Problem des Militarismus, S. 47.
217
В публичном докладе 1953 г. наряду с похвалой в адрес преж¬
них империалистических держав-победительниц, которые обеспечили
западногерманскому империализму «сильный политический авторитет»
и «реальные успехи», имеется ссылка на превосходный европеизм за¬
падногерманского образца *. Это самовосхваление было рассчитано на
получение еще больших уступок и одновременно являлось предъявле¬
нием претензий на гегемонию в будущем.
Но в 1953 г. генерал Шпейдель, который пользуется особенно высо¬
ким уважением Риттера **, еще не появился вновь в Париже или в
Фонтенбло. Стремясь восстановить в западных зонах милитаризм как
инструмент империализма, германские империалисты, их политики и
идеологи должны были считаться не только с благожелательностью пра¬
вительств западных союзников, а учитывать и антимилитаристские и
антифашистские настроения народов. Ввиду этого необходимо было
создать путаницу понятий и, пользуясь идеологической схемой, придать
понятию «милитаризм» совершенно другое содержание. Ничто не могло
быть более подходящим для данной цели, чем риттеровская «антиномия
политического» в сочетании с гак называемыми техническими неизбеж¬
ностями и особой милитаристской психологией.
Из уже проанализированной «антиномии политического начала»
Риттер выводит понятие «милитаризм» и в качестве антитезиса противо¬
поставляет его своей концепции государственного разума. В результате
этого милитаризм выглядит как неспособность к государственному
разуму. Эта неспособность, из которой, как уже отмечалось, проистекает
высшая форма демонии в политике, появляющаяся здесь под понятием
«милитаризм», имеет для Риттера следующие причины.
1. Главной причиной милитаризма, как и высшей формы демониче¬
ского в политике, является «ужасная масса» — революционная народ¬
ная сила ***. Это основной антиреволюционный и антидемократический
вариант риттеровского понятия милитаризма.
2. Другой причиной служит уже рассмотренный выше фетишизм так
называемых военно-технических неизбежностей****. Это фетишистский
вариант риттерввского толкования понятия милитаризма.
3. Психологически эта причина дополняется:
а) так называемым чисто солдатским мышлением (Мантейфель и
Альвенслебен52) ***** и
б) так называемым односторонним военно-техническим мышлением в
* Ritter, Das Problem des Militarismus, S. 48.
** Ritter, Goerdeler, S. 391.
*** Ritter, Das Problem des Militarismus, S. 26; его же, Staatskunst und Kriegs¬
handwerk, Bd. I, S. 61.
**** Ritter, Das Problem des Militarismus, S. 43.
***** Там же., стр. 34.
218
сочетании с воинственной основной установкой (Людендорф) *. Это
психологический вариант.
4. Наконец, причиной неспособности к государственному разуму и
тем самым причиной милитаризма может явиться стремление возвы¬
шающихся государств действовать активно, чтобы выбраться из стеснен¬
ного положения. Ввиду того что это находится в теснейшей связи с
проблемами так называемой континентальной политики, мы в данном
случае можем говорить о геополитическом варианте риттеровского тол¬
кования понятия «милитаризм».
Эта искусственная система понятий с ее противопоставлением госу¬
дарственного разума милитаризму, непосредственно выводимым из ан¬
тиномии в политике, вновь позволяет отобрать исторические факты и
истолковать их в интересах германского империализма. Несмотря на
солидарность со своим империалистическим единомышленником, даже
Л. Дехио, тогда еще игравший ведущую роль в журнале «Хисторише
цайтшрифт», вынужден был говорить об «апологетическом подходе» **,
который делает «из черного... чуть ли не белое»***.
Критика со стороны Дехио особенно интересна, ибо она вытекает
отнюдь не из принципиальной вражды, как это имеет место у А. Мой-
зеля и Э. Энгельберга ****, а скорее из разногласий по вопросам так¬
тики и понятий. Тем не менее его критика исключительно остра. Общую
отрицательную оценку риттеровских тезисов и исследований о милита¬
ризме никак не колеблют несколько вежливых и положительных заме¬
чаний в начале и конце статьи. В этой полемике вновь прорывается
старое противоречие между Майнеке, с которым Дехио открыто солида¬
ризуется здесь, и Риттером.
При этом снова обнаруживается, что, даже следуя по пути «духов¬
ного соглашения между историческим мышлением немцев и западных
народов», намеченному Майнеке в его книге «Идея государственного ра¬
зума» *****, Риттер склонен сохранить значительно большую долю реак¬
ционных традиций прусско-германского милитаризма и империализма,
чем Майнеке и Дехио. То, что они не менее империалистичны, чем Рит¬
тер, подтвердилось многократно, особенно после 1945 г. Но Риттер и
здесь обнаруживает упрямство прусского унтер-офицера, который хотел
бы со всем традиционным боевым снаряжением въехать в новую евро¬
пейско-североатлантическую казарму. Его изощренность заключается в
* Ritter, Das Problem des Militarismus, S. 44.
** Dehio, Um den deutschen Militarismus, «HZ», Bd. 180 (1950), S. 60.
*** Там же, стр. 52.
**** A. Meusel, Zum Vortrag von G. Ritter «Das Problem des «Militarismus» in
Deutschland». «ZfG» N 6, 1953; Engelberg, Über das Problem des deutschen Milita¬
rismus. «ZfG» N 6, 1956.
***** Meinecke, Staatsräson, S. 501.
219
наклеивании этикетки благородного государственного разума на дис¬
кредитированную фигуру такого милитариста, как Фридрих II. Дехио,.
марширующий рядом с Риттером, срывает эту этикетку, ибо он, оче¬
видно, понимает, что столь грубым образом вводить в заблуждение
невозможно.
Он явно исходит из того, что реакционная прусско-германская тра¬
диция, за которую крепко цепляется Риттер, очень сильно скомпромети¬
рована в глазах народов западного мира; империалистические власти¬
тели Запада могут успешно и длительно поддерживать германский им¬
периализм лишь в том случае, если этот исторический балласт будет не
замаскирован, а принесен в жертву. Вероятно, Дехио оценил положение
столь критически потому, что для него речь шла в первую очередь по¬
просту о существовании империализма, в то время как Риттер уже
вновь думал об особой роли германского империализма в капиталисти¬
ческой системе.
Этому соответствовало то, что после 1955 г. Дехио ожидал империа¬
листического воссоединения Германии преимущественно в результате
агрессии американских войск, которые, по его словам, «сумели бы отка¬
тить железный занавес и при этом соединить всю Германию»*. Такая
концепция «отбрасывания» меньше всего была рассчитана на западно-
германские войска и поэтому могла в известном смысле отказаться от
прославления традиции прусско-германского милитаризма. Риттер же
выступил на Ульмском съезде историков в 1956 г. против того, чтобы
возложить все надежды на американскую армию и пренебрегать ввиду
этого созданием западногерманского вермахта **.
Позиция Дехио, естественно, способствовала более трезвому рас¬
смотрению проблемы милитаризма в Германии. Опираясь на нее, можно
было даже атаковать исходные историко-философские позиции Риттера.
Дехио отвергает противопоставление государственного разума и мили¬
таризма. Так, например, он пишет: «В обычном словоупотреблении ми¬
литаризм и государственный разум, разумеется, не исключают друг
друга. Скорее существует милитаристский государственный разум, не¬
жели сочетание обоих понятий, и в потенции Пруссия развила этот госу¬
дарственный разум!»*** В своей полемике против Риттера Дехио ис¬
пользует майнековское понятие государственного разума против ритте-
ровского. Если у Майнеке оно включалось в сферу «демонического», то
для Риттера понятие государственного разума представляет собой как
раз преодоление этой сферы.
Такая «этизация» государственного разума имеет у Риттера глубо¬
кий политический смысл. Чем более это понятие наполняется нравствен-
* Dehio, Deutschland und die Weltpolitik im 20.Jahrhundert, S. 146.
** Собственные заметки автора.
*** Dehio, Um den deutschen Militarismus, S. 57.
220
иым содержанием и преображается, тем более сияющими и возвышен¬
ными кажутся его носители и тем более низкими выглядят представи¬
тели его так называемого милитаристского антитезиса. В последнем
случае степень падения определяется в соответствии с вариантами рит-
теровского понятия милитаризма.
Понятия «милитаризм» и «государственный разум» подразделяются
у Риттера в отрицательном и положительном значении так же, как и
понятие «либерализм». Наряду с воплощениями идеального типа поло¬
жительного и отрицательного имеются разной степени отклонения.
В некоторых случаях Риттер опасается прямо сказать, что речь идет
ю формах проявления милитаризма и государственного разума. Но его
схема — здесь государственный разум, а здесь милитаризм — заключает
историю в такие рамки, что каждая рассматриваемая историческая
личность должна попасть в ту или другую ячейку.
Таким образом, в число милитаристов различных степеней и различ¬
ной окраски зачисляются (в хронологической последовательности) сле¬
дующие лица:
Карл XII, Петр Великий, Людовик XIV; Наполеон I,
Штейн, Гнейзенау, Арндт53; Э. фон Мантейфель,
Г. фон Альвенслебен, Мольтке; Людендорф; Гитлер.
Четвертый вариант риттеровского понятия милитаризма находит
применение к Карлу XII, Петру Великому и Людовику XIV, которые вы¬
ступают в качестве представителей восходящих государств и поэтому
обозначаются как, «пожалуй, первые крупные милитаристы новой исто¬
рии»*. Но с точки зрения истории и понятий это для Риттера только
преддверие милитаризма, а путь в его центр открывает еще одно извра¬
щение Французской революции 1789 г. Он пишет: «В том, что в Европе,
в том числе в Германии, пробудился новый милитаризм еще хуже ста¬
рого, виновна исключительно Великая французская революция со всеми
ее военными последствиями» **.
Так Риттер уходит от милитаризма прусского юнкерского го¬
сударства, который, впрочем, согласно его системе понятий, вообще не
является милитаризмом. Главным источником милитаризма он объяв¬
ляет французский народ, поднявшийся на революцию. Не давая себе
труда исследовать в своем докладе и в своей книге внутреннюю пробле¬
матику Французской революции и ее решающие этапы, Риттер в духе
Ранке рассматривает революцию с точки зрения примата внешней
политики и из нее выводит Наполеона как «архимилитариста» ***. В ана¬
логичном, уже знакомом стиле Риттер неправильно изображает герман¬
ский фашизм как следствие «милитаризма, присущего националистиче-
* Ritter, Das Problem des Militarismus, S. 23.
** Там же, стр. 26.
*** Там же, стр. 27.
221
скому народному движению», которое «опрокинуло... Веймарскую рес¬
публику» *. Нельзя упускать из виду это обвинение народа Риттером*
когда он называет Гитлера «самым крайним из всех милитаристов»**.
Второй и третий варианты риттеровского понятия милитаризма со¬
ответственно фетишистский и психологический — позволяют ему, с
одной стороны, снять вину со всего прусско-немецкого генералитета, а
с другой — пожертвовать особенно скомпрометировавшими себя пред¬
ставителями и проявлениями милитаризма в Пруссии и Германии,
чтобы с большим успехом отстаивать его в целом.
В результате Эдвин фон Мантейфель и Густав фон Альвенслебен*
известные как подстрекатели в период конституционного конфликта и
борьбы по вопросу о военных кредитах в 1860—1866 гг., также получают
отрицательную характеристику «архимилитаристов» (правда, сильно
смягченную по сравнению с Наполеоном), ибо они стремились превра¬
тить свое «чисто солдатское мышление» «в политический принцип». Пол¬
ностью действенным как компонент милитаризма это «чисто солдатское
мышление» становится, по Риттеру, только в результате развития воен¬
ной техники и прежде всего вследствие «политических страстей наро¬
дов» ***.
На основе этой конструкции ведущие прусско-германские генштаби¬
сты со времен основания Второй империи и до конца первой мировой
войны предстают преимущественно в качестве жертв техники и неукро¬
тимых милитаристских страстей народа. Только Людендорф, слишком
сильно скомпрометированный сотрудничеством с нацистами, приносится
в жертву как «прототип милитариста чистейшей воды»****.
Действуя по принципу спасения целого посредством жертвы частного*
Риттер назвал план Шлиффена «мифом», подвергнув его критике *****.
Теперь, когда Западная Германия участвует в НАТО, эта критика может
одновременно служить успокоением западноевропейским государствам,
испытавшим на себе в 1914—1918 гг. и в 1940—1944 гг. бич германского
милитаризма. Тот факт, что направление удара возродившегося в Запад¬
ной Германии милитаризма отнюдь не ограничивается Востоком, находит
выражение также в возобновлении популяризации культа Шлиффена и
мифа о нем, возникших после 1918 г. в связи с легендой об «ударе ножом
в спину». Этим преимущественно и вдохновлялось так называемое раз¬
венчание Риттером мифа о Шлиффене ******. Однако речь идет здесь
* Ritter, Das Problem des Militarismus, S. 46.
** Там же стр. 47.
*** Там же, стр. 42.
**** Там же, стр. 44.
***** Ritter, Der Schlieffenplan; рецензия Отто на эту книгу. «ZfG» N 2, 1959-
***** «ZfG» N 2, 1959, S. 420.
222
главным образом о разногласиях по поводу способа апологетики прус¬
ско-германского империализма.
Понятие государственного разума и его воплощение преимущест¬
венно в Фридрихе II и Бисмарке столь подробно рассмотрены выше, что
здесь достаточно лишь некоторых замечаний на эту тему. Риттер с при¬
страстием ищет милитаристских антиподов своим более или менее закон¬
ченным, названным или даже неназванным, представителям государ¬
ственного разума. Следует подчеркнуть, что стремление к длительному
мирному урегулированию в смысле консервации реакционных порядков
становится здесь своего рода зачаточной формой государственного
разума, который постоянно предстает в качестве антитезиса риттеров-
скому милитаризму.
Ослепительно чистому государственному разуму Фридриха II Риттер
противопоставляет Карла XII, Петра Великого и Людовика XIV в каче¬
стве милитаристского контраста, соответствующего эпохе абсолютизма.
Дехио метко обратил внимание на то, что особенно при таком сопостав¬
лении «гранью между нравственным государственным разумом и слепым
милитаризмом оказывается успех» *. Сам Риттер в связи с концом Семи¬
летней войны пишет: «Как показал конечный успех, он (Фридрих II.—
В. Б.) совершенно правильно рассчитывал на то, что и у противников
истощатся ресурсы. Его вера в то, что он все же может выиграть войну
посредством упорного выжидания, оказалась, таким образом, подлинным
«государственным разумом» **. Дехио указывает на причину конечного
успеха, благодаря которой государственный разум был спасен: «Неожи¬
данная смерть царицы расшатала коалицию»***. Противопоставить
этому какие-либо убедительные аргументы Риттер не сумел, и в своей
книге о Фридрихе II он объявляет лишь, что подобная оценка «очень
несправедлива» **♦*.
Иррациональным предпосылкам государственного разума целиком
и полностью соответствует то, что высшим критерием его действенности
становится случайный успех. С другой стороны, возникает вопрос, каким
образом в категорию «великих милитаристов» попадает Петр Великий,
войны которого, несомненно, были успешными. Вероятно, геополитиче¬
ская сфера действия риттеровского государственного разума прости¬
рается лишь до прусских пограничных столбов, отодвигаемых, смотря
по обстоятельствам, как можно дальше на восток.
Не без иронии Риттер, глубоко презирающий народные массы, пишет
в другом месте по поводу успеха как критерия оценки: «.. .масса быстро
* Dehio, Um den deutschen Militarismus, S. 54.
** Ritter, Staatskunst und Kriegshandwerk, Bd. I, S. 47.
*** Dehio, Um den deutschen Militarismus, S. 53.
**** Ritter, Friedrich der Grosse, 1954, S. 155.
225
забывает, она позволяет вводить себя в заблуждение внешними успе¬
хами, и если уметь ее обманывать, то в моральном отношении ею можно
пренебречь» *.
Как известно, и в первой, и во второй мировых войнах германские
милитаристы и фашисты в пропагандистских целях преступным обра¬
зом раздували «стойкость» Фридриха II в заключительной фазе Семи¬
летней войны. «Успеха» это, как известно, не принесло. Тем не менее
журналист Пауль Зете не постеснялся в условиях царящего во «фрон¬
товом городе» — Западном Берлине — психоза вновь целиком в духе
Риттера разыграть этот мотив. При этом он рассматривает позицию
реакционных западногерманских политиков как «моральную» в духе
Фридриха и Ранке, приписывает ее всему населению Западного Бер¬
лина и превращает Фридриха II в «берлинца». В результате получается
следующее: «Однажды Леопольд фон Ранке спросил о другом берлинце:
— Что же в конце концов позволило Фридриху Великому добиться
успеха?
— То, что он остался на высоте в моральном отношении! — отве¬
тил тот» **.
Известно, что при жизни Фридриха II берлинцы так же мало лю¬
били его, как он их. Современные жители Западного Берлина не при¬
мут столь плохой совет — занять позицию абсолютного монарха в за¬
воевательной войне.
Отца Фридриха II, которого называли солдатским королем, Риттер
полностью исключает из сферы влияния милитаризма и тем самым мол¬
чаливо включает в расширенную сферу государственного разума.
На этом примере становится особенно очевидно, в какой степени Рит¬
теру пришлось сознательно отделить свое понятие милитаризма от
опыта и представлений немецкого народа. Это понадобилось ему для
того, чтобы осуществить демагогический и апологетический замысел —
превратить народ в существенный источник возникновения милита¬
ризма ***.
Ненавидя Французскую революцию и ее последствия и высоко ценя
период Реставрации, Риттер снабжает каиновой печатью милитаризма
и относит к его сфере все исторические личности, которые в каком-либо
отношении или на каком-либо этапе своей деятельности содействовали
прогрессу. Феодальные реакционеры, напротив, отождествляются с дли¬
тельным мирным порядком и попадают таким образом в сферу притя¬
жения государственного разума.
Антимилитаристским антиподом Наполеона, а также Гнейзенау ****
* Ritter, Goerdeler, S. 95.
** Sethe, Ein gespaltenes Volk sucht seinen Weg. «Die Welt», 4.1V. 1959.
*** Engelberg, Uber das Problem des deutschen Militarismus, S. 1142.
**** Ritter, Goerdeler, S. 469, и указанная там литература.
224
и всех патриотов периода освободительных войн становится Меттерних,
в котором для Риттера олицетворяется «идея длительного мирного по¬
рядка в Европе» *. Здесь особенно ясно обнаруживается реакционный
характер риттеровского «длительного мирного порядка». В качестве
другого представителя этого понятия прусским патриотам противопо¬
ставляется Фридрих Вильгельм III.
Однако Меттерних и Фридрих Вильгельм III слишком мирны для
Риттера, чтобы целиком и полностью отвечать требованиям государ¬
ственного разума, ибо государственный разум — это балансирование
между обоими полюсами антиномии в политике. Поэтому Риттер с глу¬
боким сочувствием говорит о Бисмарке, который в качестве закончен¬
ного выражения государственного разума также превращается в
антитезис милитаризма. Его милитаристским антиподом оказывается
Мольтке-старший. Отношениям обоих представителей прусского мили¬
таризма, которые Риттер рассматривает соответственно своей схеме —
государственный разум против милитаризма, он посвятил почти 100 стра¬
ниц своей книги **.
Стремление Риттера снять упрек в милитаризме с реакционного
пруссачества в целом проявляется здесь и в том, что он усматривает
милитаризм (в его собственном понимании) не у ответственного госу¬
дарственного деятеля Пруссии, а, напротив, исключительно у профес¬
сионального военного. В остальном мы имеем дело с фетишистским ва¬
риантом милитаризма.
Используя исторический материал, игнорируемый Риттером, Эрнст
Энгельберг убедительно показал, что искусственное противопоставле¬
ние государственного разума милитаризму дает осечку именно там, где
Риттер хочет продемонстрировать это противопоставление в его «клас¬
сической законченности» на примере двух «идеальных типов»***. Эн¬
гельберг доказывает, что если говорить о кампании 1870—1871 гг., то
именно Бисмарк в первую очередь «взял курс на террористические ме¬
тоды тотальной войны» ****.
Желая отразить подобные аргументы, Риттер, как мы видим, уже
в своей книге «Европа и германский вопрос» сделал народ ответствен¬
ным за все, что навряд ли можно отождествить с государственным разу¬
мом. Естественно, что он отстаивал эту точку зрения также в книге
«Искусство государственного руководства и военное ремесло» *****.
Впрочем, Риттер даже в пределах своих собственных определений попа¬
дает в логическое противоречие. С одной стороны, он констатирует, что
* Ritter, Staatskunst und Kriegshandwerk, Bd. I, S. 105.
** Там же, стр. 238—329.
*** Engelberg, Über das Problem des deutschen Militarismus, S. 1129.
**** Там же, стр. 1139.
***** Ritter, Staatskunst und Kriegshandwerk, Bd. I, S. 317, -321.
15 Вернер Бертольд
225
в Мольтке, «как в идеальном типе, воплотились лучшие традиции прус¬
ско-германского воинского духа»*, а с другой — делает его милитарист¬
ским антиподом бисмарковского государственного разума. Ведь для
Риттера прусское воинство антимилитаристично по своей сущности. Это
одно из противоречий, благодаря которым скрываемая историческая
истина выступает наружу.
Каноническому авторитету государственного разума Бисмарка еще
более способствует то, что Риттер изображает период после отставки
Бисмарка как период, лишенный государственного разума, военно-тех¬
нический по своей сути; фактически он будто бы простирался до 1918 г.,
и в течение этих десятилетий «военные специалисты» в конце концов
при Бетман Гольвеге получили «полную свободу рук» **. Выше уже было
показано, как такое идеологически инсценированное Риттером и «в выс¬
шей степени зловещее зрелище преобладания накануне первой мировой
войны военно-технических неизбежностей над свободной волей госу¬
дарственных деятелей»*** фетишистски маскирует агрессивный герман¬
ский империализм и прусско-германский милитаризм, особенно сильно
возросший после возникновения империализма.
Тем самым при помощи ссылок на объективные причины и военно¬
технические неизбежности реабилитируются все германские милитари¬
сты. Лишь особенно скомпрометированные — Людендорф, а также Виль¬
гельм II — приносятся в жертву, чтобы облегчить возрождение герман¬
ского милитаризма, освободив его от ненужного балласта. Рассматривая
Людендорфа в веймарский период как исключение, Риттер пред¬
ставляет «образ мыслей немецкого офицерского корпуса в Веймарской
республике»**** как антимилитаристский.
Наконец, в период фашистской диктатуры в качестве антимилита¬
ристских антиподов Гитлеру, «крайнему из всех милитаристов» *****,
служат его собственные генералы. Таким образом, Риттер занимает ис¬
ходную позицию, с которой «лучшие традиции старопрусского воин¬
ства******* и чиновничества провозглашаются антитезисом Гитлеру.
Это и есть главная концепция, лежащая в основе книги Риттера «Карл
Герделер и немецкое движение Сопротивления».
О том, насколько Риттер сознавал политическое назначение этой
фальсификации истории, особенно свидетельствует упомянутая рецен¬
зия на книгу Уилера-Беннета «Немезида власти. Участие германской
армии в политике в 1918—1945 гг.», которая вышла в немецком пере-
* Staatskunst und Kriegshandwerk, Bd. I, S. 238.
** Ritter, Das Problem des Militarismus, S. 42.
*** Там же, стр. 43.
**** Там же, стр. 45.
***** там же^ СТр 47
****** Ritterf Qoerdeler, S. 339.
226
воде в 1954 г.* Автор книги — англичанин, чьи антикоммунистические
взгляды вполне гармонируют со взглядами Риттера и ему подобных,
вызывает, однако, яростный гнев последнего; причина этого — некото¬
рые оговорки по отношению к прусско-германскому милитаризму, и
прежде всего к его возрождению в рамках Североатлантического воен¬
ного сообщества.
В противоположность этому Риттер, который охотно облачается в
белую тогу чистого правдоискателя, ставит в своей рецензии вопрос:
«Какого политического эффекта ищет автор этой книги?» Далее он во-
прошает: не стремится ли Уилер-Беннет вновь предостеречь своих со-
отечественников, а возможно и французов, от германского «милита¬
ризма», восстановление которого западными союзниками периода вто¬
рой мировой войны он с глубоким вздохом констатирует во введении и
в заключении, но одновременно, к сожалению, признает неизбежным?
Но это значило бы нести сов в Афины. Возникает вопрос: соответствует
ли духу нынешней британской политики стремление еще более усилить
отвращение французов к Парижским соглашениям?» **
Таким образом, Риттер прямо бросает Уилеру-Беннету упрек в том,
что он не подчинил полностью свои исторические концепции тогдашней
официальной правительственной политике британского империализма.
Речь идет о политике Черчилля и Идена, по поводу которой в ноте пра¬
вительства СССР правительству Великобритании от 20 декабря 1954 г.
говорилось: «Правительство Англии не только подписало Парижские
соглашения и добилось их одобрения в парламенте, но и оказывает уси¬
ленное давление на других европейских участников этих соглашений
с целью ускорения их ратификации. Тем самым оно стремится ускорить
ремилитаризацию Западной Германии и ее вовлечение в указанные во¬
енные группировки»***.
Ко времени появления риттеровской рецензии во «Франкфуртер
альгемейне цейтунг» от 20 апреля 1955 г. ратификация Парижских со¬
глашений государствами — участниками НАТО в основном уже была
завершена; 27 февраля 1955 г. их ратифицировал и боннский бундестаг.
Несмотря на это, Риттер еще охвачен заботой насчет полной легализа¬
ции западногерманского милитаризма. Полный возмущения, он выпали¬
вает, например: «Времена перевоспитания прошли навсегда. И для гос¬
подина Уилера-Беннета не является тайной, с какими огромными, пока
не поддающимися оценке трудностями сталкивается и будет сталкивать¬
ся правительство ФРГ, чтобы возродить насильственна подавленную
волю немцев к оружию»****.
* Ritter, Nemesis der Macht. «Frankfurter Allgemeine Zeitung», 20.IV.loss'.
** Там же.
*** «Правда», 21 декабря 1954 г.
**** Ritter, Nemesis der Macht. «Frankfurter Allgemeine Zeitung», 20.IV.1955.
227
Выговор Уилеру-Беннету, сделанный в прусском стиле, заканчивает¬
ся призывом к североатлантическому единству: «Сможем ли мы когда-
либо добиться подлинного единства политического образа мыслей,
чтобы защитить свободу Европы, если результатом изучения истории
постоянно является вскрытие новых противоречий?» * Здесь содержится
серьезный упрек в пособничестве коммунизму в адрес тех, кто, учиты¬
вая исторический опыт, не игнорирует особую опасность германского
империализма и милитаризма.
В том же смысле высказывается Риттер и по поводу одобрения
белого террора, проводившегося против массового пролетарского движе¬
ния в 1918—1919 гг. социал-демократическими руководителями, заклю¬
чившими союз с милитаризмом. Прежде всего Риттер возражает Уилеру-
Беннету: «Можно ли вообще защиту Германии от большевизма воен¬
ными, которые служили социалистическому правительству, называть
«изгнанием левых гарпий посредством правых фурий»?»54 И, прибегая
к прямой актуализации, Риттер продолжает: «Заверения Эберта и
Носке, а также Аденауэра и Шумахера о том, что задача Германии —
защитить Европу от красного потопа, наш автор, по-видимому, рассма¬
тривает как простую пропаганду, за которой скрывается «старый Адам
немецкого национализма»». Риттер не гнушается, наконец, тем, чтобы за¬
дать провокационный вопрос: «Уж не желал ли он (Уилер-Беннет.—
В. Б.)... победы красного авангарда, руководимого Карлом Либкнех-
том и Розой Люксембург?»**
Квинтэссенцию тенденциозной риттеровской критики и вообще его
апологетических выступлений по поводу германского милитаризма мож¬
но резюмировать в следующих тезисах:
1. Если германский милитаризм не будет возрожден и не добьется
господствующего положения, в Европе победит коммунизм.
2. Следовательно, любая критика германского милитаризма объек¬
тивно, а вероятно тем или иным путем и субъективно, служит интересам
коммунизма.
3. Поэтому историография североатлантических стран должна иметь
целью не критику прусско-германского милитаризма, а его «оправда¬
ние».
Пример с Уилером-Беннетом показывает, что Риттер с усердием
прусского фельдфебеля заботится о том, чтобы на североатлантическом
плацу подобный идеологический курс соблюдался строго. Это относится
также к философии и методологии истории, о чем речь будет идти в
последней главе.
Положение, когда реакционные политические потребности опреде¬
* Ritter, Nemesis der Macht. «Frankfurter Allgemeine Zeitung», 20.IV. 1955.
** Там же.
228
ляют собой трактовку истории, Риттер оправдывает уже в связи с рас-"
смотрением «политической позиции Мольтке». Он говорит: «Таким обра¬
зом, односторонность интерпретации истории в его (Мольтке.— В. Б.)
военных записках вполне целесообразна, профессионально обусловлена
и, как таковая, оправданна, ибо боевой дух, который должен состав¬
лять душу армии, требует также соответствующего толкования исто¬
рии» *.
Партийность марксистской исторической науки принципиально про¬
тивоположна этому тенденциозному прагматизму милитаристской апо¬
логетики истории. Это показало совещание марксистских историков
ГДР с представителями ЦК СЕПГ, состоявшееся в декабре 1958 г.55
Секретарь ЦК СЕПГ профессор Курт Хагер на этом совещании заявил:
«Требование поставить исследование истории на службу решению на¬
циональной задачи не имеет ничего общего с прагматизмом; речь идет
о познании направления исторического развития посредством объектив¬
ного изучения и истолкования исторических связей» **. Первый секре¬
тарь ЦК СЕПГ Вальтер Ульбрихт, обосновывая тезис, что Ноябрьская
революция 1918 г. была по своему характеру не социалистической, а
«буржуазно-демократической, в известной степени проведенной проле¬
тарскими средствами и методами» ***, заявил: «Один товарищ из Ин¬
ститута марксизма-ленинизма в своей оценке руководствовался, в част¬
ности, тем, что тезис о социалистическом характере Ноябрьской револю¬
ции служит более эффективной аргументацией для масс. Никак нельзя,
однако, руководствоваться пропагандистской полезностью вместо того,
чтобы исходить из научной оценки условий классовой борьбы» ****.
Сущности марксизма отвечает то, что научное исследование обще-
ственно-исторической истины является основой политики, пропаганды и
агитации. Реакционная политика, напротив, подчиняет научную истину
своим целям и пропагандистским намерениям, произвольно насилует ее.
Сущности марксизма, его представлению об исторически решающей
роли народных масс отвечает также то, что марксистская историческая
наука стремится приблизить результаты своих исследований к народу,
особенно к рабочему классу.
Империалистическая историография, напротив, хочет поставить то,
что ей представляется исторической истиной, на службу лишь носителям
империалистического государственного разума и так называемой элите.
Для масс же, и особенно для солдат, рекомендуется (в духе «Рейнишер
\
* Ritter, Staatskunst und Kriegshandwerk, Bd. I, S. 301.
** «Die ideologische Offensive der Partei und die Historiker». «Neues Deutsch¬
land», 28.XII.1S68, S. 6.
*** «Einheit» N 10, 1958, S. 1397.
**** Там же, стр. 1407,
229
меркур») фабриковать исторические мифы*, которые должны вызвать
«беспрекословное повиновение» ** приказам милитаристов. Сам Рит¬
тер недавно вновь активно выступил в этой роли, приняв участие в пуб¬
ликации издания «Жизненно важные вопросы современности», которое
должно служить «пособием для историко-политического образования»;
оно выпускается в нескольких томах «отделом внутреннего руководства»
министерства обороны ФРГ, «причем введение к этому изданию написал
бывший военный рейхсминистр (так его называли даже в бундестаге)
Франц Иозеф Штраус***.
Демагогическая концепция Риттера о понятии милитаризма, его
причинах и истории оказала также сильнейшее влияние на военную
литературу и на мемуары фашистских генералов, пышно разросшиеся
вместе с политикой ремилитаризации боннского режима и под его по¬
кровительством ****. Для этих идеологических заимствований, сделан¬
ных у Риттера, особенно характерна «История германского генераль¬
ного штаба с 1918 по 1945 г.», написанная генералом В. Эрфуртом *****.
Восхваление германского милитаризма в более или менее академической
форме в конце концов воплощается в западногерманских милитарист¬
ских фильмах, к числу Kojopbix относятся такие, как «Канарис», «Афри¬
канская звезда» (посвященный нацистскому летчику Марселю),
«У-47 — капитан-лейтенант Прин» и другие; в них прославляются ге¬
роизм солдат, как таковой, романтика войны и ее «герои», особенно
высшие офицеры, якобы являвшиеся ожесточенными противниками
фашизма. Пропаганду милитаризма в «академическом» обличье ведет
газета «Зольдатен цейтунг», а вслед за ней ее подхватывают крупные
западногерманские органы печати, например «Франкфуртер альгемейне
цейтунг», «Вельт» и многие другие, продолжающие эту пропаганду в
«популярной» форме. При этом особенное рвение проявляют идейно
зависимые от Риттера публицисты вроде В. Гёрлица, но нередко и
сам Риттер.
Духу концепции Риттера отвечают и такие идущие нарасхват книги,
как «.. .С мечами и бриллиантами» Гюнтера Фрашки ******. Издатель¬
* H. Mayer, Was bedeutet Geschichte? «Rheinischer Merkur», 11.IV.1958.
** Ritter, Vom Sinn des Todesopfers, S. 24.
*** «Schicksalsfragen der Gegenwart. Handbuch politisch-historischer Bildung».
Bundesministerium für Verteidigung, Innere Führung, Bd. I, Tübingen, 1957; см. так¬
же A. Änderte und S. Quilitzsch, Das morsche Gebälk des Antikommunismus. «Neues
Deutschland», 18.IV. 1959; W. Bartel, Probleme des antifaschistischen Widerstands¬
kampfes in Deutschland. «ZfG» N 5, 1958, S. 1000.
**** L. Stern, Die Haupttendenzen der reaktionären Geschichtsschreibung über
den zweiten Weltkrieg. «ZfG» N 1, 1958, S. 66.
***** W. Erfurth, Die Geschichte des deutschen Generalstabes von 1918 bis 1945.
Studien und Dokumente zur Geschichte des zweiten Weltkrieges, Göttingen, 1957. Cm.
также рецензию Отто в «ZfG» N 3, 1959, S. 687.
****** G. Fraschka .. .mit Schwerten und Brillanten, Rastatt, 1959.
230
ство следующим образом расхваливает эту книгу в органе «Общества
Ранке»: «Автор в захватывающей форме воссоздает подвиги 27 не¬
мецких солдат, удостоенных высших наград. Читатель вновь переживает
тяжелые бои на различных театрах военных действий и видит, что
великие успехи германского вермахта помимо мужества безымянного
солдата были возможны лишь благодаря поступкам и решимости
определенных лиц» *.
Таким путем милитаристская идеология профессоров и докторов
закономерно дает пищу военной литературе, именуемой в Западной
Германии «грошовой», которая распространяет, преимущественно среди
западногерманской молодежи, «геройство за 60 пфеннигов» годовым
тиражом от 10 до 15 млн. экземпляров. Доходы поступают также от
экспорта подобной литературы в Австрию и Италию**. Идеология
укрепления воинского духа нового и все же традиционного типа, выра¬
батываемая под руководством Риттера в академической цитадели, про¬
никает и в головы тех, кто, вероятно, никогда не услышит и не про¬
читает о Риттере. Этому служат «Истории о солдатах, летчиках и ма¬
тросах» и многочисленные книжки под такими заголовками, как «Одни
против всего света», «Непобежденные», «Курс на Сталинград», «Пол¬
ковник без рыцарского креста», «Штурмовые орудия вперед», «Цель
похода — Кавказ», «Истребители против красных соколов»***.
Из-за своего пропагандистского прагматизма Риттер, будучи идео¬
логом западногерманского империализма и милитаризма в области
истории, не собирается осуществить обширное научное исследование.
Его антисоциологическая методология истории делает его неспособным
для этого даже в границах буржуазного знания. Стремясь уклониться
от выдвигаемого даже буржуазными кругами требования раскрыть
милитаризм и как социальное явление, что еще отнюдь не означает
рассматривать его в -связи с классовой борьбой, Риттер в юбилейном
сборнике 1958 г. называет свой переработанный доклад 1953 г. «Поли¬
тическая (подчеркнуто мной. — В. Б.) проблема милитаризма в
Германии» ****.
А в связи со своим понятием милитаризма, выведенным из «анти¬
номии политического», Риттер со знакомым агрессивным подтекстом
по отношению к инакомыслящим констатирует в сноске: «Меня упре¬
кали в том, что мое определение слишком узко. Под «милитаризмом»
* «Das historisch-politische Buch. Ein Wegweiser durch das Schrifttum» N 2,
Gottingen, VI 1.1959, S. 69.
** Данные взяты из передачи «Геройство за 60 пфеннигов. О западногерман¬
ской грошовой военной литературе» по программе УКВ Северогерманского радио
10 мая 1959 г., 20 час.
*** К. Ottersberg, Aller Welt Feind. «Forum» N 20, 14.V.1959.
**** Ritter, Lebendige Vergangenheit, S. 153.
231
надо понимать также увеличение размеров армии по сравнению с чис¬
ленностью населения (как в старой Пруссии, начиная с Фридриха
Вильгельма II), далее — предпочтение военным элементам в обществе
и государственном управлении (там же и в кайзеровской Германии),
результатом чего является «милитаризация» всей жизни. Я не оспари¬
ваю это расширенное толкование, однако рассматриваю здесь мили¬
таризм лишь как политическую, а не как социальную проблему» *. Для
Риттера это ограничение политическим содержанием — безусловная не¬
обходимость. Трансцендентные корни предлагаемого им понятия несо¬
вместимы с всесторонним исследованием социальной действительности,
ибо последняя неизбежно выявит политику как общественную функ¬
цию.
Для исторического материализма не существует этого метафизи¬
ческого отделения политического от социального. Анализ классов и
их борьбы неразрывно связан с исследованием политики, которая все¬
гда является концентрированным выражением определенных классо¬
вых интересов или классового компромисса. Политику следует выво¬
дить из классовых интересов, а не из так называемых вневременных
законов бытия трансцендентного происхождения, которые превращают
в мистификацию самое общее и банальное. При марксистском опре¬
делении понятия милитаризма исходным пунктом — правда, лишь
исходным — может быть прогрессивное домарксово учение. Это пока¬
зал Эрнст Энгельберг, который, вырабатывая такое определение, исполь¬
зовал Клаузевица **.
В то время как для Риттера милитаризм большей частью становится
просто милитаристской формой проявления его понятия демонического,
марксистский анализ и определение понятия милитаризма учитывают
все общественно-исторические факторы. Так, например, Энгельберг
формулирует: «Мы хотели бы поэтому для начала обозначить милита¬
ризм как политику классов и классовых прослоек, которые более не
представляют интересов общества в целом и являются, следовательно,
реакционными. Мы можем констатировать, что клеймящее слово «мили¬
таризм» всегда обозначало явления, присущие классам и классовым
прослойкам, которые находились под огнем прогрессивных классов,
указывающих путь в будущее»***.
При господстве реакционных классов армия становится инструмен¬
том, который и во внутренней, и ао внешней политике приводится в
действие против «интересов общества в целом». Враждебность армии
народу, т. е. ее вражда к прогрессивному, но еще угнетенному классу,
тем самым является решающим признаком, в котором чаще всего про-
* Ritter, Lebendige Vergangenheit, S. 154.
** Engelberg, Über das Problem des deutschen Militarismus, S. 1143.
*** Там же.
232
является сущность милитаризма. Некогда его носителями были наи¬
более реакционные части феодальной аристократии, ныне это самые
реакционные круги империалистической буржуазии. Эта формулировка
вновь подтверждается на примере западногерманских милитаристов
вроде Аденауэра, Штрауса, Шредера, Брентано, Хойзингера, Шпейделя
и др.
Противоположностью милитаризму, естественно, является не рит-
теровский государственный разум, олицетворяемый редкими гениями,
которые в действительности сами были милитаристами, а антимили¬
таризм, носители которого — прогрессивные народные массы. В борьбе
против милитаризма и реакции они вынуждены создавать свои собствен¬
ные вооруженные силы, служащие интересам всего общества, всей
нации. Поэтому Энгельберг заканчивает свою работу словами: «Воору¬
женный народ, ведомый подлинными представителями народа и борю¬
щийся за свои собственные цели, — вот антипод милитаризма»*.
Если мы ставим отечество превыше всего... а ведь та¬
кова наша вера, то мы должны считать 20 июля оконча¬
тельным судом божьим. Фюрер спасся от почти верной
гибели. Богу было не угодно, чтобы существование Герма¬
нии, ради которого я хотел действовать и действовал, было
куплено ценою кровавого злодеяния. Он вновь поручил эту
задачу фюреру. Это — старый немецкий принцип. Каждый
немец, участвовавший в заговоре, ныне обязан присо¬
единиться к спасенному богом фюреру; надо безоговорочно
предоставить ему и те средства, которые должны были ока¬
заться в распоряжении нового правительства. Использует ли
он эти средства, сочтет ли он их пригодными, решит он сам.
Герделер, 1944 г.
5. Карл Герделер и антикоммунизм
Для возрождения милитаризма в Западной Германии нужно было,
во-первых, еще больше подкрепить тезис о том, что генералитет и
чиновничество, по меньшей мере их так называемая элита, исходя из
прусского духа были самыми решительными противниками Гитлера.
Во-вторых, имелось в виду принизить значение коммунистического дви¬
жения Сопротивления. Это должно было нанести удар по Коммуни¬
стической партии Германии—наиболее серьезному противнику импе¬
риализма и милитаризма. В-третьих, задача состояла также в том,
чтобы осуществить примирение так называемых людей 20 июля 1944 г.
с военными, которые были слепо преданы Гитлеру до самой его смерти
* Engelberg, Uber das Problem des deutschen Militarismus, S. 1145.
233
и даже после нее. Ведь новая империалистическая армия в Западной
Германии, равно как и боннское правительство, особенно министерство
иностранных дел, не могли отказаться от активного сотрудничества
со старыми фашистами. В-четвертых, необходимо было идеологически
еще сильнее упрочить союз возродившегося западногерманского импе¬
риализма с империалистическими державами-победительницами во
второй мировой войне; одновременно задача заключалась в борьбе за
ведущую роль западногерманского империализма в европейской сфере
НАТО.
В своей объемистой книге «Карл Герделер и немецкое движение
Сопротивления» Риттер, всегда превосходно понимавший «смысл» им¬
периалистической «политики современности», взял на себя решение
этих задач. Эта книга вышла в 1954 г. Через год вышло второе издание,
а в 1956 г. — третье. В дальнейшем она была переведена на несколько
иностранных языков и, применяя к самому Риттеру формулировку,
использованную им против Уилера-Беннета, пожалуй, произвела в опре¬
деленных кругах «политический эффект», к которому стремился автор.
Удобным средством для решения всех этих задач, частично проти¬
воречащих друг другу, был крайний антибольшевизм. Он являлся осно¬
вой, на которой преданные Гитлеру и некогда спорившие с ним мили¬
таристы могли объединиться в новом антикоммунистическом походе
внутри страны и вне ее. Под знаком антибольшевизма идеологи прус-
ско-герм а некого милитаризма ополчились против враждебных ремили¬
таризации Западной Германии настроений, проявлявшихся в Западной
Европе и Америке.
В лице Карла Герделера — бывшего советника рейхспрезидента
Гинденбурга и гитлеровского комиссара по регулированию цен — анти¬
большевизм получил особенно характерное выражение. Тенденциозной
интерпретацией его политической концепции и деятельности Риттер
попытался разрешить все задачи, стоявшие перед идеологами западно-
германского империализма в связи с усиленной ремилитаризацией.
Безоговорочное осуждение Риттером коммунистического движения
Сопротивления, осуждение, доходящее до полного одобрения массовых
казней по приговорам фашистского имперского военного трибунала,
создает тот темный фон, на котором во всем своем блеске должно пред¬
стать так называемое немецкое движение Сопротивления. В Герделере
это движение нашло идеально типическое воплощение.
Книга Риттера о Герделере, совершенно безосновательно претен¬
дующая на всеобъемлющее изложение «истории движения Сопротив¬
ления в целом» *, вскоре после своего выхода стала предметом критики
со стороны марксистов и других прогрессивных авторов. Наиболее осно¬
* Ritter, Goerdeler, S. 9.
234
вательно и подробно полемизировали с ним в большой рецензии Рольф
Рудольф и Герхард Зейферт*. Ввиду того что мы в основном согласны
с ними, можно здесь, как и в связи с работами Риттера, которые прямо
касаются проблемы милитаризма, сконцентрировать внимание на прин¬
ципиальных политико-идеологических и методологических, проблемах.
При этом следует исходить из задач, вытекавших из политической обста¬
новки того времени, когда в западных зонах было завершено возрожде¬
ние германского империализма и осуществлялось восстановление прус-
ско-германского милитаризма.
Риттер не делает тайны из того, что своей книгой о Гер дел ере он
преследует политические цели. Он трудился над историческим «изло¬
жением», ибо «считал решение этой задачи политически необходи¬
мым» **. Из всей этой книги, как и из предыдущих работ Риттера, не¬
двусмысленно следует, что необходимую в политическом отношении
задачу, о которой говорит Риттер, в основном можно свести к следую¬
щим четырем пунктам.
1. Благодаря своему происхождению и служебной карьере Герделер
стал прототипом того реакционного прусского чиновника, который и
сам был офицером и поддерживал теснейшие связи с высшими воен¬
ными чинами. Подавление революционного пролетариата внутри стра¬
ны сочеталось с немецко-националистическим реваншизмом и с ожесто¬
ченной ненавистью к Советскому Союзу. Все это Риттер изображает
с такой симпатией, что уже благодаря этому обнаруживается, как
полно он узнал самого себя и свой собственный мир в Герделере, кото¬
рый был лишь на четыре года старше его***.
Подобно всем нацистам Герделер признавал «принцип фюрерства»,
считал «превосходным»**** фашистский закон об общинах56, был к то¬
му же связан с нацистами «общностью политической программы» *****
и характеризовал лейпцигского окружного руководителя гитлеровской
партии Дёнике как «великолепного человека» ******. Несмотря на это,
«его консервативной, вполне буржуазной натуре» претила «их (наци¬
стов.— В. Б.) крикливость» ********
* R. Rudolf und G. Seifert, G. Ritter: Karl Goerdeler und die deutsche Wi¬
derstandsbewegung. «ZfG» N 1, 1956, S. 188—202; «Der Mythos der Restauration».
«Deutsche Woche» (München) N 8, 23.11.1955; Bartel, Probleme des antifaschistischen
Widerstandskampfes in Deutschland. «ZfG» N 5, 1958, S. 999, 1012; H. Dress, Der
antidemokratische und reaktionäre Charakter der Verfassungspläne Goerdelers. «ZfG»
N 6, 1957, S. 1134—1159.
** Ritter, Goerdeler, S. 7.
*** Там же, гл. I—II.
**** Ritter, Goerdeler, S. 39.
***** Там же, стр. 61.
****** Там же, стр. 65. \
******* Там же, стр. 61.
235
В противопоставлении буржуазного и нацистского уже заключен
исходный пункт апологетической фальсификации, хотя, с другой сто¬
роны, Риттер не может не признать, что «профсоюзы были распущены
нацистами при бурном одобрении слепой в политическом отношении
крупной буржуазии» *. В сочетании с извиняющим прилагательным
«слепая» и в восторженных тонах Риттер может, пожалуй, позволить
себе намекнуть на связь «крупной буржуазии» с фашизмом.
И здесь Риттер вновь обходит более глубокие связи фашизма с наи¬
более реакционными группировками крупной буржуазии, связи, кото¬
рые могут быть доказаны ссылками на источники**. Фашизм для
Риттера — детище демонических потусторонних сил, действующих по¬
средством «фюрера» и прежде всего посредством народных масс, по¬
добно тому как «всемирная история» представляется ему «постоянной
борьбой... бога с сатаной»***. Выражаясь словами патера иезуитов
Нелль-Брейнинга, Риттер всегда стремится уйти в «жестокую метафи¬
зику», если общественно-историческая действительность слишком силь¬
но противоречит его апологетическим намерениям.
Но он все же явно сомневается в возможности выдать тесную связь
Герделера и высших военных с наиболее реакционными слоями и тра¬
дициями Германии за решающий стимул их вражды с Гитлером. Рит¬
тер выводит причины этой вражды «из глубины нравственно-религиоз¬
ных убеждений»****. Так Герделер, Бек57 и другие предстают в виде
божьих воинов против злого и сатанинского. В силу того что подобная
борьба несовместима с пролетарским мировоззрением, это вновь ука¬
зывает на связь с классами, враждебными революционному пролета¬
риату. Помимо того, для Риттера коммунизм в гораздо большей мере,
чем фашизм, является выражением «злого и сатанинского».
2. Перед нами странный случай: один из участников движения Со¬
противления против Гитлера изображает дело так, что для этого дви¬
жения антикоммунизм и вражда к Советскому Союзу оказываются
более характерными и существенными, чем вражда к Гитлеру. Если
Риттер, как мы уже видели, очень старается «понять» нацистов и даже
Гитлера, то по отношению к коммунистам он полностью отбрасывает
этот методологический принцип немецкого историзма. Когда Риттер
начинает говорить о коммунизме и Советском Союзе, речь его, приме¬
няя к Риттеру формулировку, принадлежащую почитаемому им Дибе-
лиусу и относящуюся к октябрю 1945 г., определяется лишь «неприяз¬
ненностью и страхом». Классовый характер методологии историзма,
особенно дильтеевского толка, вряд ли может проявиться более ясно.
* Ritter, Goerdeler, S. 64.
** «ZfG» N 1, 1956, S. 192.
*** Ritter, Goerdeler, S. 438.
**** Там же, стр. 142.
236
В идеологической борьбе против движения Сопротивления немецких
коммунистов Риттер делает различия между тем, что он обозначает
как утомительные попытки «маленьких людей» осуществить саботаж,
и «государственной изменой высокообразованных актеров» *. Под «ма¬
ленькими людьми» Риттер имеет в виду рабочих-коммунистов, которые
боролись против Гитлера делом в то время, когда Риттер еще возда¬
вал публичную хвалу и признание Гитлеру и его мероприятиям. Риттер
не останавливается перед тем, чтобы приписать этим мужчинам и жен¬
щинам «много простой драчливости» **. С явным удовлетворением он
пишет далее: «Но немецкая уголовная полиция уже задолго до 1933 г.
прекрасно знала эти методы и создала специальные органы для борьбы
с ними» ***.
Бывший офицер первой мировой войны и доверенный реакционных
генералов особенно горячится по поводу последовательной борьбы
•немецких коммунистов против фашистской военной машины. Но ввиду
того что полностью игнорировать идейность коммунистов — борцов
Сопротивления — нельзя, он пытается свести на нет эту идейность,
связывая ее с отрицательными мотивами и побуждениями. Риттер
пишет: «С ужасом видишь, как легко истинная идейность могла здесь
сочетаться с простой драчливостью, политическая смелость и фана¬
тизм— с солдатским дезертирством (вплоть до нанесения себе увечий),
бесконечным затягиванием пребывания в лазарете и всякого рода
плутнями» ****.
Аналогично этому Риттер, говоря о «высокообразованных актерах» —
он имеет в виду прежде всего Шульце-Бойзена, Арвида Харнака, Адама
Кукхофера, Вернера Крауса и других интеллигентов-коммунистов, при¬
надлежавших к «Красной капелле»58, — выдает за решающий мотив
их действий «жажду духовных приключений». За этим следует абсо¬
лютное осуждение «Красной капеллы» и тем самым всего коммуни¬
стического движения Сопротивления; это осуждение столь характерно
для Риттера, Герделера и всех подобных противников Гитлера, что его
следует воспроизвести в важнейших частях.
«Каковы бы ни были мотивы, — писал Риттер, — практически они
безоговорочно поставили себя на службу врагу отечества как крайне
опасные орудия. Шульце-Бойзен был тесно связан с коммунистическими
пропагандистскими группами, о которых мы уже знаем и которые он
и Харнак снабжали духовной пищей. Важнейшая (и наиболее опас¬
ная) работа «Красной капеллы» состояла, однако, в обеспечении рус¬
ского командования важными военными сведениями; они касались
* Ritter, Goerdeler, S. 102.
** Там же, стр. 101.
*** Там же.
**** Там же.
237
не только состояния производства вооружения, но даже и планов насту¬
пления, и мероприятий в тылу, причем при этом безудержно исполь¬
зовались специальные сведения, полученные по службе. Для подобной
шпионской деятельности применялись русские передатчики и коды,
сброшенные с парашютами русские представители, а также немецкие
эмигранты и военнопленные, взявшие на себя агентурную службу.
Только в августе 1942 г. уголовной полиции удалось схватить главных
участников и раскрыть весь заговор. Процесс в Имперском военном
трибунале, проведенный в безукоризненной форме, не мог окончиться
иначе как массовыми казнями. После 1945 г. заговорщики «Красной
капеллы» прославлялись в русской зоне оккупации Германии как герои
движения Сопротивления. Но с «немецким Сопротивлением» эта группа
явно не имела ничего общего; на этот счет не должно быть никаких
сомнений. Она совершенно недвусмысленно находилась на службе у
вражеских стран. Она не только старалась побудить немецких солдат
стать перебежчиками, но во вред германской армии раскрывала важ¬
ные военные тайны. Кто, будучи немцем, способен на это в момент
борьбы не на жизнь, а на смерть, тот отрекся от своего отечества, тот —
государственный изменник, и не только согласно букве закона» * (под¬
черкнуто мной. — В. Б.).
Это могло бы быть выдержкой из приговора фашистского Импер¬
ского суда. Гитлер и Гиммлер, без сомнения, прочитали бы подобные
выводы с таким же огромным удовлетворением, что и Герделер и его
единомышленники.
После того как не удалось предотвратить преступную войну Гит¬
лера, интересы немецкого народа требовали как можно скорее покон¬
чить с ней, чтобы одновременно ликвидировать германский фашизм и
милитаризм и их основу—капиталистические монополии. Лишь это
могло бы устранить угрозу новых империалистических войн. При этом
настоятельно необходимо было прежде всего теснейшее сотрудничество
с подвергшимися нападению германского империализма народами, ко¬
торые устранили в своих странах империализм. Более того. До тех пор
пока находившиеся на службе у фашизма немецкие солдаты не пере¬
стали повиноваться своему преступному руководству, поддержка Крас¬
ной Армии и всех сил антигитлеровской коалиции, борьба на их сто¬
роне являлись для немецких патриотов необходимостью.
Немецкие коммунисты, присоединившиеся К борьбе советских ВОЙСК-
против гитлеровского фашизма и тем самым, естественно, и против его
субъективных и объективных орудий, спасли честь немецкой нации.
Они могут быть поставлены в один ряд с бойцами интербригад периода
гражданской войны в Испании, французскими маки и другими воинами
* Ritter, Goerdeler, S. 103.
238
великого международного фронта борьбы против германского и италь¬
янского фашизма и их союзников. Если Герделер и ему подобные не
были способны сделать такой вывод, то это лишь доказывает, что они
неохотно боролись против Гитлера, а в коммунизме, Советском Союзе
и вообще в подлинном антифашизме видели гораздо большую опас¬
ность, чем в фашизме. Это проявляется и в том, что в противовес пол¬
ковнику Штауфенбергу59, Адаму Тротту и другим Герделер резко отвер¬
гал какое-либо сотрудничество, даже встречу с участниками Со¬
противления — коммунистами; Риттер подчеркивает это с особым
удовлетворением *.
Старые фашисты воспримут ведомую Риттером травлю движения
Сопротивления немецких коммунистов как свое кровное дело. Эта
травля служила подготовке запрета Коммунистической партии Герма¬
нии, осуществленного в августе 1956 г. в качестве необходимой состав¬
ной части ремилитаризации и возрождения фашизма.
3. Выдвигая антикоммунизм в качестве решающего признака группы
Герделера, Риттер мог рассчитывать на примирение старых нацистов
с ней, а также с западногерманским государством. Он нашел верный
ход, чтобы сделать «сопротивление против Гитлера приемлемым» для
старых нацистов. Это выражение было употреблено гессенским радио
в критическом обзоре двух западногерманских фильмов, посвященных
20 июля 1944 г. ** Оно полностью применимо и к риттеровским стара¬
ниям.
На основе антибольшевизма и антикоммунизма бывшие империали¬
стические противники Гитлера смогли примириться с его империалисти¬
ческими сторонниками. Ведь в риттеровской интерпретации в доста¬
точной степени выражен тот факт, что разногласия между группой
Герделера и Гитлером имели не принципиальный характер, а касались
методов. Это был своего рода спор о лучших методах подавления рево¬
люционного пролетариата и ликвидации Советского Союза.
Так, Герделер опасался, что нацистская «экономическая политика
приведет к большевизму»***. В 1940 г. он полагал также, что господ¬
ство Гитлера над Европой до Урала и над Африкой приведет к массовой
нищете. «А для распространения большевистских идей массовая нищета
представляет лучшую питательную почву», — пишет Риттер по поводу
опасений своего героя****. Наконец, согласно Риттеру, на последнем
угапе второй мировой войны Герделер упрекал Гитлера, заявляя, что
«своими победами тот лишь вызвал хаос, вместо того чтобы сделать
* Ritter, Goerdeler, S. 385.
** W. Berghahn, Die Träume eines flüssigen Volkes. Abendstudio des Hessischen
Rundfunks, 13.V.1959 (UKW).
*** Ritter, Goerdeler, S. 199.
**** Там же, стр. 268.
239
возможным здоровое переустройство Европы; к тому же он упустил
случай (это говорилось в 1944 г. — В. Б.) освободить русский народ от
большевизма»*. Налицо единство с Гитлером в антибольшевистской
цели, но расхождение в методах.
В измененной и искаженной форме здесь действует известное и уже
рассмотренное в связи с риттеровской антиномией политики различие
между консервативными и либеральными методами буржуазной поли¬
тики. Если Гитлер представлял консервативный метод насилия в его
крайних формах, то у Герделера и ему подобных проявляется оппо¬
зиция против исключительного применения этих методов из страха,
что это приведет в конечном счете к результатам, противоположным
антикоммунистическим и империалистическим целям германских им¬
периалистов. Источником этих «либеральных» сомнений Герделера и
фрейбургского экономиста Вальтера Ойкена, а также Адольфа
Лампе и Константина фон Дитце служил, в частности, экономический
неолиберализм60 (несомненно, наиболее эффективно представленный
Ойкеном) **.
Эти противоречия в политических и экономических методах импе¬
риалистического господства, а также морально-религиозное возмуще¬
ние против гитлеровского режима у Герделера и ему подобных, выдви¬
гаемое Риттером в качестве решающего фактора, были не в состоянии
помешать согласию и тесному сотрудничеству с немецкими фашистами.
Об этом свидетельствует охарактеризованный выше (исключительно
со слов Риттера) путь Герделера.
Сотрудничество и совместные действия с фашистским государством
достигли своей кульминации во время пребывания Герделера под аре¬
стом в гестапо. Риттер частично словами самого Герделера так пере¬
дает его отношение к гестапо: «По некоторым данным, мне кажется
более чем невероятным, что его готовность к показаниям стимулирова¬
лась какими-либо наркотиками или даже пытками; это было абсолютно
излишне. Он был убежден в том, «что государственная полиция (ге¬
стапо) старается установить правду, разумеется с беспощадной сурово¬
стью», и он с самого начала был готов во всем содействовать ей»»***.
А в другом месте говорится: «Вскоре его уже противопоставляли дру¬
гим арестованным как образец человека, который искренне во всем
признается; их прямо предупреждали ничего не замалчивать и не утаи¬
* Ritter, Goerdeler, S. 279.
** Будучи министром экономики, нынешний канцлер ФРГ Эрхард, сторонник
Ойкена, пытался применить его неолиберализм, используя конъюнктуру, созданную
«планом Маршалла». Здесь вновь обнаружилось, что «либеральная» политика «холо¬
дильника» все сильнее дополнялась и вытеснялась «консервативной» политикой запре¬
тительных приговоров и мобилизационных предписаний.
*** Ritter, Goerdeler, S. 411.
240
вать, ибо Герделер на очной ставке скажет полную правду. Эти преду¬
преждения вскоре создали ему дурную славу среди товарищей по за¬
ключению и даже бросили на него тень предателя» *.
Сотрудничество между Герделером, гестапо, СС и фашистским госу¬
дарством вообще стало еще более тесным, когда он, так же как и По-
пиц, уже после вынесения смертного приговора принял «официальное
поручение»** от «3-го отделения («Территории, населенные немцами»)
Имперского управления безопасности», которое, по словам самого
Риттера, «давно выросло в своего рода центральное учреждение «гимм-
леровского государства»»***. Речь шла о поручении выработать планы
по улучшению управления фашистского государства и его экономиче¬
ской политики.
Чрезвычайно показательно, с каким уважением Риттер говорит о
деятелях СС и фашистского государства вообще ****. Все это, безуслов¬
но, имело целью утихомирить гнев старых нацистских противников Гер-
делера и ему подобных. Еще сильнее должно было действовать в том
же смысле заявление, что Гиммлер и даже сам Гитлер будто бы ду¬
мали «о переговорах с западными державами, пока не вторглись рус¬
ские», а Герделер был готов «вести за Гитлера переговоры с западной
дипломатией» *****.
Венцом всему этому является, наконец, письменно сформулирован¬
ный Герделером призыв к участникам заговора 20 июля, чтобы они
следовали за Гитлером. Риттер приводит цитату из этого заявления:
«Если мы ставим отечество превыше всего... а ведь такова наша вера,
то мы должны считать 20 июля окончательным судом божьим. Фюрер
спасся от почти верной гибели. Богу было не угодно, чтобы существо¬
вание Германии, ради которого я хотел действовать и действовал, было
куплено ценою кровавого злодеяния. Он вновь поручил эту задачу фю¬
реру. Это — старый немецкий принцип. Каждый немец, участвовавший
в заговоре, ныне обязан присоединиться к спасенному богом фюреру;
надо безоговорочно предоставить ему и те средства, которые должны
были оказаться в распоряжении нового правительства. Использует ли
он эти средства, сочтет ли он их пригодными, решит он сам*******
(подчеркнуто мной. — В. Б.).
Риттер не жалеет усилий, пытаясь психологически, тактически и
религиозно интерпретировать заявления и поведение Герделера в
гестапо; он вынужден при этом констатировать «неприятные» проти¬
* Ritter, Goerdeler, S. 410.
** Там же, стр. 417.
*** Там же, стр. 419.
**** Там же, особенно стр. 419 и след.
***** Там же, стр. 424.
****** Там же.
16 Вернер Бертольд
241
воречия у Герделера*, в качестве толкователя запутываясь в них
и сам.
Поведение Герделера можно объяснить, лишь учитывая, что с фаши¬
стами его объединяла общая классовая основа, следствием чего были
существенные общие политические интересы, прежде всего антиком¬
мунизм и вражда к Советскому Союзу, страх перед новым Ноябрем
1918 г. и другие моменты.
Полное представление об этом можно получить, сравнив поведение
руководителей компартии Германии, находившихся в лапах гестапо,
с поведением Герделера. Ближайший соратник Эрнста Тельмана и его
преемник в руководстве КПГ Ион Шеер, равно как и сотрудники цен¬
трального партийного аппарата КПГ Эрих Штейнфурт, Эуген Шёнхаар
и Рудольф Шварц, перенесли самые садистские пытки и пошли на
смерть, не сказав ничего, что могло бы повредить борьбе против Гит¬
лера и безопасности борцов-антифашистов **. А сам Эрнст Тельман —
как уже было отмечено, Риттер не считает необходимым даже упомя¬
нуть имя Тельмана в книге о движении Сопротивления — более И лет
сносил всевозможные мучения и пытки, но фашистам так и не удалось
извлечь из этого ни малейшей пользы для себя. Будучи в заключении,
Тельман стал символом немецкого Сопротивления против гитлеров¬
ского фашизма, в то время как Герделер проповедовал и осуществлял
на практике подчинение гитлеризму. Поведение Эрнста Тельмана стало
образцом для тысяч коммунистов, проявивших такую же стойкость и
готовность к самопожертвованию***.
Эта сила характера является продуктом и в то же время элементом
непримиримой классовой борьбы против открытой террористической
диктатуры «наиболее реакционных, наиболее шовинистических, наибо¬
лее империалистических элементов финансового капитала» ****, кото¬
рые представлял фашизм. Напротив, тот факт, что Герделер стал до¬
носчиком и тесно сотрудничал с фашистами, является результатом его
глубоких классовых связей с ними: у фашистов и у Герделера был
общий главный противник.
Антибольшевистская и антидемократическая «чистота» Герделера
выступает у Риттера еще сильнее потому, что он резко принижает уча¬
стников заговора 20 июля, которые целиком или частично не были
согласны с антикоммунизмом Герделера. Это особенно относится к пол¬
ковнику графу Клаусу Шенку фон Штауфенбергу, совершившему поку¬
шение 20 икрля, чьей личной отваге и честности марксистская и про¬
грессивная литература и публицистика воздают должное.
* Ritter, Goerdeler, S. 425.
** О. Винцер, 12 лет борьбы против фашизма и войны, М., 1956, стр. 57.
*** Там же, стр. 225—226.
**♦* Г. Димитров, Избранные произведения, т. I, М., 1957, стр. 376.
242
Смысл резкой критики, которой подвергали Штауфеиберга Герделер
и Риттер, вытекает из следующего тезиса, написанного о Штауфенберге
Герделером в ноябре 1944 г.: «Он был сторонником неясного полити¬
ческого курса сближения с левыми социалистами и коммунистами и
своим своенравием сильно осложнял мне жизнь» *. Штауфенберг по¬
смел, таким образом, затронуть основную антикоммунистическую и
антидемократическую догму противников Гитлера типа Герделера. Мо¬
лодой штабной офицер начал также понимать реакционность их основ¬
ной концепции. Именно этим, очевидно, и объясняются острые проти¬
воречия между Герделером и Штауфенбергом, которые Риттер не устает
подчеркивать, недвусмысленно беря своего героя под защиту **.
Хотя марксисты могли бы подвергнуть Штауфеиберга критике с по¬
литической точки зрения, его личные качества и стремление достичь
союза с силами пролетарского движения Сопротивления*** оценивают¬
ся ими весьма высоко. В марксистской литературе просто немыслим по
отношению к Штауфенбергу тот оскорбительный тон, который харак¬
терен для Герделера и Риттера. Последний пишет, например: «Можно
понять, что, несмотря на признание его мужества и дарований, Герде¬
лер с трудом переносил Штауфеиберга как «своенравного упрям¬
ца»» ****. В конечном счете Герделер пошел столь далеко, что впослед¬
ствии радикально осуждал покушение на Гитлера, представлявшее со¬
бой наиболее очевидное проявление мужества Штауфеиберга *****, хотя
ранее он подталкивал последнего к скорейшему осуществлению покуше-
ния ******
Так называемые люди 20 июля 1944 г., развивавшие в Западной
Германии антибольшевистскую и антидемократическую концепцию Гер¬
делера, могли солидаризироваться со старыми оруженосцами Гитлера
также и в осуждении Штауфеиберга. Приговор, вынесенный графу
Клаусу Штауфенбергу, метит одновременно в те благоразумные круги
аристократии, которые начали объединяться с представителями науки
и других слоев в «Немецком клубе 1954 г.», выступая против анти¬
народной политики, проводимой Аденауэром. К ним принадлежат граф
Карл фон Вестфален, полковник генерального штаба в отставке Боги-
слав фон Бонин, доктор Ахим фон Боррис и представитель семьи Штау-
фенбергов профессор древней истории в Мюнхенском университете док¬
тор граф Александр Шенк фон Штауфенберг. Эти люди вновь и вновь
с чувством ответственности подымают свой голос по вопросам нацио-
* Ritter, Goerdeler, S. 527.
** Там же, стр. 360.
*** В. Ульбрихт, К истории новейшего времени. М., 1957, стр. 43.
**** Ritter, Goerdeler, S. 360.
***** Там же, стр. 409, 415.
****** Там же, стр. 398.
♦
243
нальной политики. В еще большей степени, чем полковник Штауфен-
берг слыл в кругу Герделера «своенравным упрямцем», они* слывут
своенравными упрямцами, если не чем-либо значительно худшим, у ве¬
дущих политических деятелей во главе с Аденауэром.
Едва ли случайно, что определения, которыми профессор доктор
граф Александр фон Штауфенберг характеризует боннскую политику,
очень напоминают те, которые использовал полковник Штауфенберг,
характеризуя политические планы Герделера. Если полковник Штау¬
фенберг иронически называл замыслы Герделера «революцией стари¬
ков» и характеризовал их как реакционные, то профессору Штауфен-
бергу боннский режим представляется «старым полицейским государ¬
ством меттернихского образца», в котором народ «вводят в заблуждение
и обманывают» **.
Герделеровская концепция нашла определенное осуществление в
милитаристско-клерикальном западногерманском государстве. Следует,
однако, отметить, что последнее в своей политической практике уже
далеко превзошло реакционные планы Герделера и все более прибли¬
жается к тем гитлеровским методам, которые в свое время даже Гер-
делер считал нецелесообразными. Так, пресловутый генерал СС Курт
Мейер, прозванный «Панцермейер», выступая в сентябре 1959 г. на
собрании 16 тысяч бывших эсэсовцев в Хамельне, имел основание за¬
явить: «Мы стоим не у черного хода, не у замаскированного входа для
слуг и поставщиков. Да, друзья, Федеративная Республика — это наше
государство» ***.
4. Особые усилия Риттер прилагает, чтобы выпятить «европейскую»
миссию герделеровского антикоммунизма. При этом он вкупе с Герде-
лером вновь пользуется терминологией, употреблявшейся фашистами,
не гнушаясь даже пропагандистской фразой о «красном потоке боль¬
шевизма» ****. Эту тему Риттер бесконечно варьирует, особенно во вто¬
рой половине книги *♦***.
Вслед за Герделером Риттер не устает внушать империалистическим
западным державам, что без германского милитаризма они станут
жертвой угрозы так называемой большевизации.. Западным державам,
будущим (1954 г.) партнерам возрожденного германского империа¬
* «Plan zur Wiedervereinigung Deutschlands vom 21.V.1955». «Vorwärts»,
23.V.1955; «Memorandum zur Genfer Aussenministerkonferenz vom Mai 1959». «Neues
Deutschland», 7.V. 1959; A. Staufenberg, Die historische Schuld der Bundesregierung.
«Deutsche Woche» (München), 28.V.1958; его оке, Eine Gewissensfrage an die Regie¬
renden... «Die Kultur» (München), 15.X.1958.
** «Blätter für deutsche und internationale Politik» (Köln) N 10, 1959, S. 736.
*** «Neues Deutschland», 8.IX.1959, S. 2.
**** Ritter, Goerdeler, S. 22.
***** Там же, стр. 204, 256, 319, 327, 329, 331, 333, 350, 353, 358, 383, 390, 394,
396, 400, 416, 429.
244
лизма по НАТО, предъявляются упреки в том, что в конечной стадии
войны они не приняли предложения Герделера образовать объединен¬
ный фронт против Советского Союза. Верность западных государств
союзу с СССР изображается как измена «Западу»; ей приписывается
вина за то, что в результате второй мировой войны первое социалисти¬
ческое государство и социализм вообще сумели добиться колоссальных
успехов.
Риттер мог тем решительнее делать эти упреки, что такие же упреки
в грубой форме делаются и в работах реакционных историков США,
например Бэрнса и Бирда, в связи с критикой ими союзнической поли¬
тики президента Рузвельта *. Тем настойчивее и Риттер может предъ¬
являть державам-победительницам требование исправить свои «ошиб¬
ки» и в интересах успешной борьбы против Советского Союза безого¬
ворочно поддержать восстановление германского милитаризма.
Риттер сообщает, что, находясь под арестом в гестапо, Герделер
хотел призвать западных союзников отнестись «терпимо к национал-
социализму» **, «заключить» «перемирие» с Гитлером и вместе с ним
спасти «Европу от большевизма»***. В 1954 г. в этом слышится при¬
зыв со всей последовательностью возобновить наконец вместе с гитле¬
ровскими генералами и политиками борьбу против Советского Союза,
отбросив все антинацистские чувства и соображения.
В какой мере Риттер в своей концепции и аргументации уловил то,
что и боннское правительство считало тогда «политически необходи¬
мым», показал тогдашний министр ФРГ Якоб Кайзер, который в 1955 г.
на собрании в Гейдельбергском университете, посвященном памяти Гер¬
делера, обратил особое внимание на тезисы Риттера **** и тем самым
санкционировал их, так сказать, от имени правительства. Тот факт, что
внутри антисоветского блока империалистических противников Гитлера
и его империалистических сторонников последние вскоре так выдви¬
нулись на передний план, что даже первым это почти опротивело, отве¬
чает внутренней логике антикоммунистического и антидемократического
боннского режима. Риттер же проявил достаточную активность и гиб¬
кость, чтобы и в дальнейшем в области истории остаться особенно це¬
нимым идеологом боннского государства.
Внутренние противоречия этого государства отражаются также в
критике, которой книга Риттера о Герделере, этот «миф реставрации»,
подверглась со стороны буржуазных идеологов и антикоммунистов.
Даже Ганс Ротфельс, который в качестве эмигранта-еврея при всем
* F. Wagner, Geschichte und Zeitgeschichte. Pearl-Harbor im Kreuzfeuer der
Forschung. «HZ», Bd. 183, 1957, S. 306.
** Ritter, Goerdeler, S. 430.
*** Там же, стр. 429.
**** «Deutsche Woche», 23.11.1955.
245
своем антикоммунизме не может солидаризироваться с приговорами
и практикой Имперского военного суда, как это делает Риттер, выра¬
зил «серьезные сомнения» по поводу «тезиса Риттера о «безукоризнен¬
но» проведенном процессе» против так называемой Красной капел¬
лы *. Публицистке Маргрет Бовери присущи иррационалистская
путаница политико-исторических взглядов и принципиальный антиком¬
мунизм, но все же она старается получить определенное представление
о «Красной капелле» и выступает против ее огульного осуждения Рит¬
тером **. Симпатии Бовери принадлежат так называемому крайза-
уэровскому кружку (Тротт, Мольтке и др.)61 и полковнику Штауфен-
бергу. Исходя из этого, она критикует Герделера, а также самого
Риттера, которых она причисляет к группе «знати»***.
То, что Риттер ответил на эту критику с резкостью, которая вы¬
звала удивление даже в близких к нему кругах, характеризует не толь¬
ко его холерический темперамент, но является одновременно и прежде
всего симптомом противоречий в лагере западногерманской буржуазии
и среди ее идеологов. Его выступление в ответ на критику М. Бовери,
появившееся в крупной западногерманской газете под заголовком «Как
легко современная история приносит неприятности» ****, было воспри¬
нято как «духовное падение».
Несмотря на все неприятности, возникающие из толкования новей¬
шей истории, Риттер в полном сознании своих политических функций
в это время осуществлял искажение и фальсификацию еще более акту¬
альной тематики, чем события 20 июля 1944 г.
Как только у нас заходит речь о могучем объеди¬
нении Европы при деятельном участии Германии, счи¬
тается необходимым немедленно предсказывать новое
стремление Германии к гегемонии. Если же мы настаи¬
ваем на объединении страны, то считают нужным
видеть в этом пробуждение нового авантюристиче¬
ского стремления на Восток. Риттер, 1955 г.
6. 17 июня 1953 г. и ремилитаризация Западной Германии
Тесная связь между Риттером и боннской милитаристско-клерикаль¬
ной системой нашла особенно характерное выражение, когда Риттер
получил правительственное поручение произнести 17 июня 1955 г. тор¬
* H. Rolhfels, Die deutsche Opposition gegen Hitler. Eine Würdigung, Frank¬
furt/Main— Hamburg, 1958, S. 179.
** M. Boveri, Der Verrat im 20.Jahrhundert, Bd. II, Hamburg, 1956, S. 56.
*** Там же, стр. 22.
*•** Ritter, Wie leicht wird Zeitgeschichte zum Ärgernis. «Die Welt», 3.XI.1956.
246
жественную речь в боннском бундесхаузе. Он выполнил это поручение
целиком в духе боннской политики *. Даже терминология в этой речи
была больше, чем обычно, заимствована из лексикона боннского режима.
В ней говорится о «железном занавесе» **, о «правительстве в Пан¬
кове» и о «властителях из Панкова» *** (так до сих пор послушная
государству пресса ФРГ называет правительство ГДР, тем самым вы¬
ставляя себя на всеобщее посмешище в связи с возросшим международ¬
ным авторитетом ГДР). С другой стороны, Риттер самым подобостраст¬
ным образом говорит о боннском режиме****.
Риттер подтверждает реакционный характер политики так назы¬
ваемого 20 июля 1944 г. еще и тем, что ставит его в теснейшую связь
с 17 июня 1953 г. В действительности связь существует постольку, по¬
скольку группа вокруг Герделера и Бека хотела спасти германский
империализм от мирового антифашистского движения, оплотом кото¬
рого стал Советский Союз, и от последовательно антифашистско-
демократических сил немецкого народа. «День X», проведенный 17 ию¬
ня 1953 г., должен был ликвидировать победу этих сил в Германской
Демократической Республике.
Контрреволюционный путч, который представители и агенты запад¬
ногерманского империализма подготовили, возвестили и инсценировали
при помощи поджогов, убийств и грабежей ****♦, Риттер восхваляет как
«стихийное народное восстание» ******. На этом примере особенно ясно
видно, в какой степени у Риттера и ему подобных империалистические
интересы и вытекающая из них политическая оценка определяют интер¬
претацию истории и ее философии.
Когда народные массы устраняют реакционный режим посредством
подлинно народных восстаний и революционного насилия, то эти массы
* «Ansprache zur Feier des Tages der deutschen Einheit am. 17.Juni 1955 im
Bundeshaus in Bonn von Universitätsprofessor Dr. Gerhard Ritter» (официальная ма¬
шинописная рукопись); см. также «Von der Unteilbarkeit deutscher Vaterlandslieben
ln: «Bewährung im Widerstand», Stuttgart, 1956, S. 23—40; «Freiheit, die ich meine».
«Das Parlament» (Bonn), 22.VI.1956.
Тесная связь с официальной политикой правительства Западной Германии про¬
явилась также в речах других западногерманских идеологов-историков. (Heimpel,
Gedanken zu einer Selbstbesinnung der Deutschen. «Die Sammlung» N 9, 1954; его же,
Veränderung der Politik. «Aussenpolitik» N 9, 1957; W. Conze, Die Zeit durchlöchert
den eisernen Vorhang. «Frankfurter Allgemeine Zeitung», 24.VI. 1959.) При отстаива¬
нии этой политики у Геймпеля и Конце звучат другие нюансы, смешанные с неко¬
торыми «критическими» замечаниями. В принципе же они единодушны с Риттером.
** Ritter, Ansprache am 17.Juni 1955, S. 6, 8.
*** Там же, стр. 5, 8.
**** Там же, стр. 12.
***** «Der neue Kurs und die Aufgaben der Partei. 15. Tagung des Zentralko-
mittees der SED vom 24 bis 26.Juni 1953, Berlin, 1953.
****** Ritter, Ansprache am 17.Juni 1955, S. 5.
247
представляют собой воплощение «сатаны» и олицетворяют «демонию в
политике» в ее крайнем выражении; для их подавления в этом случае
призывается контрреволюционный государственный разум. Если же
народ, как это ложно представляет Риттер, подымается против социа¬
листической, т. е. против своей собственной, власти, Риттер благослов¬
ляет это словно католический кардинал. Он даже забывает излюблен¬
ный империалистический государственный разум, который, планируя,
инспирируя и руководя, стоял на заднем плане.
Каждая Вандея имеет свою контрреволюционную режиссуру. Опи¬
раясь на международную социалистическую солидарность, пролетариат,
осуществляющий господство, показал, однако, что он в силах пресечь
ночные призывы шуанов *.
Из провала путча Риттер выводит необходимость для западногер¬
манского режима и для тех, над кем он господствует, «прийти на по¬
мощь соотечественникам по ту сторону железного занавеса», как он
выражается **. Тот факт, что Риттер и здесь не гнушается говорить
на нацистском жаргоне о «фольксгеноссен», вновь со всей очевид¬
ностью подчеркивает политический характер требуемой «помощи». Еще
яснее становится социальное содержание того, что он провозглашает
«свободным мировоззрением». При этом Риттер имеет в виду помощь
экспроприированным военным преступникам, монополистам и юнкерам
в насильственной реставрации капитализма на территории ГДР. Он
недвусмысленно указывает предпосылки этой помощи, призывая ФРГ
«к напряжению всех сил, в том числе военно-политических», и предо¬
стерегает от «почивания на чистой политике благотворительности» ***.
Старый прусский государственный разум, ссылаясь на так называемые
военные необходимости, в интересах вооружения вновь призывает на¬
род к лишениям, чтобы в конце концов отдать и жизнь. Это новое изда¬
ние призыва нацистов «пушки вместо масла» ****.
Действительно, Риттер вновь прибегает к прямому призыву «уме¬
реть»— правда, пока еще «в случае крайней необходимости» *****. Гра¬
жданам ГДР в случае дальнейшего распространения власти империа¬
листического боннского государства также уготована участь защитни¬
ков этого государства и его целей. При этом им предлагают не останав¬
ливаться перед «самыми большими жертвами» ******.
* См. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 8, стр. 85.
** Ritter, Ansprache am 17.Juni 1955, S. 6.
*** Там же, стр. 17.
**** Именно в этом смысле аденауэровского «рождественского послания»
1959 г., в котором все западногерманские радиостанции призывали граждан ФРГ
«соблюдать во всем меру».
***** Ritter, Ansprache am 17.Juni 1955, S. 17.
****** Там же, стр. 18.
248
Почти четыре года спустя «Рейнишер меркур» в своих «пасхальных
раздумьях» требовал «решительной переориентации» и ставил вопрос:
«Какой проповедник говорит своей пастве в лицо, что мы существуем
на свете не для хорошей жизни, а для хорошей смерти?» * Если в
данной связи не был упомянут лютеровский ревнитель Риттер, который
уже в 1955 г. в качестве записного оратора предпринял столь много¬
обещающее наступление в требуемом направлении, то это явно объяс¬
няется ненавистью, вызываемой чисто внутрицерковными соображе¬
ниями.
Старшему наставнику профессору Риттеру мало того, что он идео¬
логически готовил немецкую молодежь для двух мировых войн. Он
хочет также рука об руку со всеми другими западногерманскими реак¬
ционерами привести и нынешнее молодое поколение немцев на поле
брани под командой прославляемых им генералов НАТО Шпейделя и
Хойзингера. Оба они были представлены и реабилитированы Риттером
уже в книге о Герделере**. Спустя 3 года после своей официальной речи
Риттер принял уже непосредственное участие в обучении бундесвера.
В «Справочнике политико-исторического образования», задуманном в
качестве пособия для молодых рекрутов НАТО, Риттер, как старый
специалист по идеологическому воспитанию фашистского вермахта,
стоит на одном из первых мест.
В своей статье «20 июля 1944 г. — вермахт и политическое Сопро¬
тивление Гитлеру» Риттер ещё раз разъясняет молодым солдатам
мотивы, вызвавшие так называемую немецкую военную оппозицию
Гитлеру. По Риттеру, «в предыстории 20 июля... существенную роль
играло становившееся все более угрожающим положение на Восточ¬
ном фронте. Следовало опасаться, что русские в короткое время
продвинутся до германской государственной границы. Это была самая
большая забота немецких патриотов. А разве то же не было наиболь¬
шей опасностью и для Европы? Могло ли быть действительной целью
западных держав открыть большевизму путь в Центральную Европу,
полностью разрушить силу сопротивления Германии и тем самым
взорвать единственную плотину, которая еще сдерживала красный
поток?» ***
Тон, вернее, жаргон Риттера особенно рассчитан здесь на то, чтобы
психологически укрепить основную антикоммунистическую догму армии
НАТО. Его терминологию даже профессор западноберлинской выс¬
шей политической школы фон дер Габленц, стоящий на таких же анти¬
коммунистических позициях, что и Риттер, вынужден был охарактери¬
• «Rheinischer Merkur», Ostern, 1959, S. 1.
** Ritter, Goerdeler, S. 391, 523.
*** «Schicksalsfragen der Gegenwart», Bd. I, S. 37&.
249
зовать как «нацистский жаргон» *. Риттер по-своему подтверждает то,
что уже было установлено выше по поводу «патриотов» типа Бека и
Гердёлера, и придает фашистскому вермахту ореол носителя «запад¬
ной» миссии.
Чтобы ознакомление с покушением на тогдашнего «фюрера» и вер¬
ховного главнокомандующего не побудило молодых солдат НАТО к
самостоятельному мышлению и действиям против возродившегося гер¬
манского милитаризма, Риттер в тоне приказа заявляет: «Впрочем,
тысячекратно доказано, что офицеры, принадлежавшие к немецкой во¬
енной оппозиции, были непревзойденны в исполнении солдатского долга
и в самопожертвовании ради успеха немецкого оружия, в том числе и
в обеспечении фронта со стороны тыла. Сообщения противоположного
характера, говорящие о саботаже фронта, давно опровергнуты как
легенда, а частично — как злонамеренная клевета»**. И далее: «После
1945 г. иногда даже приходилось слышать, будто солдатским долгом
было дезертирство, а стойкость перед лицом врага являлась трусостью.
С подобной глупостью немецкое движение Сопротивления никогда не
имело ничего общего» ***.
Для солдат это, следовательно, значит: борьба до последнего патро¬
на во исполнение приказа даже в том случае, когда командир оказы¬
вается настолько вредным и гнусным, что подчиненные замышляют его
убийство. Риттер — в данном случае, безусловно, с полным основа¬
нием — явно считал крайне необходимым рекомендовать западногер¬
манским солдатам НАТО это поведение, граничащее с шизофренией.
Но, презирая народные массы, он в конечном счете не придает мораль¬
ному состоянию действующей армии решающего значения сравнительно
с военным аппаратом принуждения.
Содержание всего этого очень напоминает трактовку в риттеровской
биографии Штейна (1931 г.) известного «Солдатского катехизиса»
Эрнста Морица Арндта, относящегося к 1812 г. Говоря о позднейшей
смягченной редакции этого сочинения, Риттер с удовлетворением кон¬
статировал, что «столь громко и уверенно провозглашенные тезисы
о праве солдат на сопротивление княжескому произволу, составлявшие
исходный пункт всего изложения, были, однако, обусловлены лишь
преходящим политическим положением. После отхода монархических
правительств Германии во главе с Пруссией от тирана Арндт молча¬
* О. Я. von der Gablentz, Ideen und Ideologien in der gegenwärtigen deutschen
Politik. Die Gebildeten (доклад по третьей программе УКВ Северогерманского радио
11 мая 1959 г., 20 час.). И эта серия докладов была преисполнена вражды
к марксизму и Советскому Союзу. Габленц высказался лишь против слишком при¬
митивных форм проявления этой вражды.
** Schicksalsfragen der Gegenwart», Bd. I, S. 370.
*** Там же, стр. 371.
250
ливо опустил эти фразы. Он никогда не хотел «возмущения и перево¬
рота по французскому образцу», и все патриоты почувствовали облег¬
чение по поводу того, как в конечном счете обернулось дело. «Солдат¬
ский катехизис» стал внутренне более целостным и убедительным,
будучи ограниченным лишь проповедью освободительной борьбы против
наследственного врага — французов—как справедливой и угодной
богу» *. В империалистическом мышлении Риттера «картина войны»
в 1931 или 1958 гг. при рассмотрении 1813 г. или будущей войны против
Советского Союза остается всегда одинаковой. Солдат обязан повино¬
ваться приказам реакционного начальства и бороться против «наслед¬
ственных врагов» вовне и внутри страны, т. е. против своего же класса.
Реакционные повелители — от представителей прусского юнкерства и
немецких династий, повинных в предательстве интересов страны, до
боннских губителей немецкой нации — должны быть для него свя¬
щенны.
В книге «Жизненно важные вопросы современности» Риттер вместе
с другими авторами (в том числе с несколькими членами конституцион¬
ного суда ФРГ и так называемыми экспертами по восточным делам)
целиком в духе боннских правителей старался создать исчерпывающее
пособие для идеологической борьбы против Советского Союза, стран
народной демократии и научного социализма вообще. «Напутствие» по
идеологической ремилитаризации дал этой команде Франц-Иозеф
Штраус. Кто движется в таком идеологическом караване и под та¬
кой командой, тот с привычным воинствующим рвением будет отстаи¬
вать и атомное вооружение Западной Германии, «преодолевая» свои
настроения 1945 г. Ведь даже на Ульмском съезде историков в
сентябре 1956 г. Риттер использовал научную дискуссию для веде¬
ния пропаганды в пользу западногерманской армии НАТО и борьбы
против антимилитаристских настроений населения Западной Герма¬
нии **.
Из официальной речи Риттера 1955 г. видно, что ему очень хорошо
известно исключительное недоверие народов, а частично и правительств
западноевропейских стран к отстаиваемой им воинствующей политике
боннского режима. Риттер безосновательно пытается опровергнуть
упрек в том, что от западногерманского государства исходит «новое
стремление Германии к гегемонии»***.
Однако в той же связи он констатирует, что в западных зонах «речь
идет о могучем объединении Европы при деятельном участии Герма¬
* Ritter, Stein, Bd. И, S. 144.
** «23.Versammlung deutscher Historiker in Ulm 1956», S. 90. Дополнено соб¬
ственными записями автора.
*** Ritter, Ansprache am 17.Juni 1955, S. 9.
251
нии» *. Эта формулировка достаточно ясно выявляет стремление
западногерманского империализма к гегемонии — по меньшей мере
внутри западноевропейского сектора НАТО, — стремление, которого по
праву опасаются в Европе **.
Более или менее ясно выраженное мнение Риттера о призвании
западногерманского империализма к господству в Европе базируется
на представлении, что реакционные прусско-германские традиции наи¬
более пригодны для борьбы против Советского Союза и тем самым
являются образцом для всех других стран — участниц НАТО.
• Ritter, Ansprache am 17.Juni 1955, S. 9.
** Там же, стр. 14, 15.
VI
БОРЬБА ЗА ГЕГЕМОНИЮ В ОБЛАСТИ ФИЛОСОФИИ
ИСТОРИИ
Как же может Запад утвердиться в своем духов¬
ном своеобразии в противовес советской системе, если
он сам чувствует неуверенность в своей оценке значе¬
ния социально-экономических мотивов общественной
жизни, т. е. если он сам — сознательно или бессозна¬
тельно — подвергается опасности скатиться к мате¬
риалистическому ходу мыслей? Я считаю особой
задачей немецкой исторической науки (которая опи¬
рается не на позитивистские, а на идеалистические
традиции) противодействовать этой опасности.
Риттер, 1955 г.
В своих историко-политических заявлениях Риттер стремится не
слишком подчеркивать свое отношение к вопросу о ведущей антиком¬
мунистической роли германской реакции внутри НАТО. Но он непри¬
крыто высказывает эту точку зрения в области философии и методоло¬
гии истории, которая непосвященному кажется очень далекой от акту¬
альности.
В ходе нашего исследования выяснилось, что Риттеру очень дороги
политико-идеологические и теоретико-методологические традиции реак¬
ционного немецкого историзма. Читатель уже познакомился с его уси¬
лиями добиться сближения с западными державами в интересах созда¬
ния широкого антикоммунистического фронта. Эти стремления нача¬
лись в 1943 г.* со времени битвы на Волге. Историческое мышление в
западных странах, как уже было отмечено, зиждилось на иных исто-
рико-политических предпосылках и идеологических основах, чем реак¬
ционное немецкое мышление, основоположником которого была прус¬
ская школа Ранке.
Для реакционного немецкого историзма, как известно, характерен
так называемый этатизм, т. е. фетишистское почитание реакционного
феодально-абсолютистского, позднее капиталистического государства, и
прежде всего великих государственных деятелей, которые прославляют¬
ся как единственно решающие движущие силы истории. Под процессом
творения истории реакционные историки понимали в первую очередь,
чтобы не сказать почти исключительно, внешнеполитическую и военную
активность, потребностям которой должна была подчиняться внутрен¬
няя политика. Эта враждебная народу позиция нашла терминологиче¬
ское выражение в тезисе о «примате внешней политики» над внутрен¬
ней.
Для успокоения людей с нечистой совестью было найдено теологи¬
ческое обоснование этой теории и практики. Им оказалось лютеровское
учение о божественном назначении государства. Напомним здесь снова
слова Белова о «старом союзе теологии и исторической науки, под зна¬
ком которого писал Ранке» *. Философски более абстрактно, но при
этом еще решительнее то же самое повторяет Риккерт: «Но в действи¬
* Below, Die deutsche Geschichtschreibung, S, 102.
255
тельности мы полагаем, что если вообще заниматься историей как на¬
укой, то трансцендентные предположения неизбежны» *.
Основная политическая позиция реакционного немецкого историз¬
ма, подкрепленная его союзом с трансцендентными силами, охаракте¬
ризована и либеральными историками так называемого западного ми¬
ра, которые полностью свободны от подозрений в симпатиях к марксиз¬
му. Иногда их характеристики очень метки, причем делаются прямые
ссылки на Риттера. Так, например, в работе «Исторические раздумья»
базельского историка Вернера Каеги, который известен как исследова¬
тель Буркгардта и обычно очень сдержан в своих оценках, говорится:
«Свыше ста лет назад в Германии среди историков еще более, чем сре¬
ди специалистов по государственному праву, получило признание уче¬
ние о примате внешней политики. Согласно этому учению, политические
стремления граждан должны определяться потребностями внешней
политики и потребностями военного министерства, ибо важнейшие внеш¬
неполитические решения принимаются во время войн. Этот тезис озна¬
чал милитаризацию политической жизни. В Германии его в течение не¬
скольких поколений в крайне утонченном духе обосновывали люди, не
желавшие иметь ничего общего с национал-социализмом. Пожалуй,
наиболее содержательно — ив подлинном сознании трагических обсто¬
ятельств — делал это Фридрих Майнеке при помощи учения о государ¬
ственном разуме, несколько грубее проводил эту идею Герхард Риттер
посредством лютеровской теологии и дисквалификации противника как
утописта, держащего за пазухой камень реальной политики. Оба они,
являясь лишь важнейшими представителями гораздо более обширной
и подчас гораздо более грубой группы последователей, по праву могли
ссылаться на школу Ранке» **.
С этим возвеличением реакционного государства и его деятелей тес¬
нейшим образом связан «принцип индивидуальности», так называемый
индивидуализирующий и идиографический метод — отказ от всех исто¬
рических закономерностей и тем самым отрицание решающей и положи¬
тельной роли революционных народных масс как исторического факто¬
ра. Индивидуализирующий метод, как и иррационалистское, интуитив¬
ное «понимание», соответствовал преимущественно крупной личности;
насмехаясь над всеми правилами и понятиями, она принимает полити¬
ческие волевые решения, исходящие из иррациональных глубин, и таким
образом творит историю. Это вытекает из высказываний самих теоре¬
тиков немецкого историзма, среди которых особую роль играют Виль¬
гельм Виндельбанд (1848—1915), Генрих Риккерт (1863—1936), а так¬
* H. Rickert, Die Grenzen der naturwissenschaftlichen Begriffsbildung. Eine
logische Einleitung in die historischen Wissenschaften, Tübingen, 1913, S. 18.
** Kaegi, Historische Mediatationen, S. 276.
256
же Вильгельм Дильтей (1833—1911) и его последователь Эрих Рота-
кер (род. в 1888 г.).
Так, Риккерт, который наряду с Виндельбандом является ведущим
представителем так называемой юго-западногерманской школы неокан¬
тианства, на предпоследней странице своего обширного труда «Границы
естественнонаучного образования понятий» приходит к следующему за¬
ключению: «Новый исторический индивидуум может появиться в любой
день и принести нам новые исторические силы, о которых мы до сих
пор не имели никакого представления» *.
Еще конкретнее высказывается ученик Дильтея Эрих Ротакер.
В связи с «иррациональным» и «индивидуальным» понятием о душе,
принадлежащим так называемой исторической школе, и тесно связан¬
ным с ним «приматом... позитивного государственного мышления над
международными конституционными шаблонами» он говорит: «Если
мы присмотримся ближе, то в понятии гения, ломающего правила,
кроются как раз те же тенденции. В тот момент, когда признается
абсолютным его примат над всем рациональным, развитие разума,
т. е. прежде всего искусства, вверяется чему-то неподдающемуся учету.
Бисмарк и в области политики довольно метко высказался о «принци¬
пах» **. Как во всякой виталистской философии, реакционная борьба
против исторического прогресса и здесь прикрыта псевдореволюцион-
ными фразами, причем из революции сверху извлекается капитал для
всякого рода исключительных законов против социалистов.
Как легко воззрения исторической школы или реакционного немец¬
кого историзма увязываются с фашистской «расовой теорией», с «прин¬
ципом фюрерства», с содействием «всем евгеническим мероприятиям»,
с «кровью и почвой»62, «Вальтером Дарре», «Мифом XX столетия»
Альфреда Розенберга, с «безошибочным инстинктом великого госу¬
дарственного деятеля Адольфа Гитлера»***, с «духом национал-социа¬
листской партии»****, особенно ясно видно из книги Ротакера «Филосо¬
фия истории», вышедшей в 1934 г.
Хорошо взвешенный тезис либерального швейцарского профессора
В. Каеги о «людях, не желавших иметь ничего общего с национал-со¬
циализмом», следует, таким образом, дополнить. Один из ведущих тео¬
ретиков традиционной буржуазной историографии в Германии позабо¬
тился о том, чтобы философия истории непосредственно слиЛась с гер¬
манским фашизмом, и поставил ее на службу идеологическому обосно¬
ванию последнего. При этом он так мало думал об академической
дистанции, что не только применял тезисы фашистской пропаганды,
* И. Rickert, Die Grenzen der naturwissenschaftlichen Begriffsbildung, S. 643.
** Rothacker, Logik und Systematik der Geisteswissenschaften, Bonn, 1947, S. 130.
*** Rothacker, Geschichtsphilosophie, München —- Berlin, 1934, S. 146—148.
**** Там же, стр. 138.
17 Вернер Бертольд
257
образцы которых мы привели выше, но даже озаглавил заключительную
часть своей книги о философии истории «В Третьей империи»*. Впо¬
следствии Ротакер нашел нужным еще в 1944 г. опубликовать доклад
под названием «Значение философии в войне» **.
Это и аналогичное сотрудничество между представителями традици¬
онной немецкой исторической науки и фашистским режимом, которое
было вполне закономерным и не являлось каким-либо промахом, по¬
буждало Риттера к уже знакомой нам «самокритике» немецкого исто¬
ризма ранкеанского пошиба по меньшей мере в политико-идеологиче¬
ском отношении. Но Риттер с принципиальной решимостью не отступал
от теоретически-методологических основ этого историзма. С этой точки
зрения особенно характерен его программный «вступительный доклад»,
который он сделал 12 сентября 1949 г. на съезде историков в Мюнхене
как один из новооснователей союза буржуазной историографии Герма¬
нии и его первый председатель***. Здесь Риттер целиком в духе Белова
говорил перед немецкими участниками и многочисленными зарубежны¬
ми гостями: «Одной из важнейших предпосылок немецкой исторической
науки с самого начала был строго индивидуализирующий метод. Фрид¬
рих Майнеке назвал его «ядром современного историзма» в противопо¬
ложность обобщающему, нацеленному на общие понятия рационали¬
стическому мышлению. Понимать каждое историческое явление в его
своеобразии и исходя из особенных, единственных в своем роде, не¬
повторимых предпосылок той или иной эпохи — это стало девизом
нашей исторической науки. Любое отклонение от этой позиции встре¬
чало возражения и в конечном счете преодолевалось встречным тече¬
нием»****.
Под «отклонением» следовало понимать прежде всего попытку упо¬
минавшегося Карла Лампрехт# отойти от индивидуализирующего ме¬
тода, отодвинув тем самым государство, великую государственную лич¬
ность от центра исторического исследования, и найти в историческом
процессе определенные, правда только психологические, закономерно¬
сти. В так называемой полемике о методе, имевшей место в 90-е годы,
Лампрехт подвергся нападкам преимущественно потому, что реакцион¬
ная каста историков увидела в этом влияние марксизма *****.
* Rothacker, Geschichtsphilosophie, S. 145.
** Rothacker, Die Kriegswichtigkeit der Philosophie, Bonn, 1944.
*** Ritter, Gegenwärtige Lage und Zukunftsaufgaben deutscher Geschichtswis¬
senschaft. Eröffnungsvortrag des 20.Deutschen Historikertages in München am ^.Sep¬
tember 1949. «HZ», Bd. 170 (1950), S. 1—22.
**** Там же, стр. 7.
***** Автор ссылается в этой связи на машинописную работу Engelberg, Liberale
und antiliberale Geschichtsschreibung, Genf, 1937; его же, Zum Methodenstreit um
Karl Lamprecht. «Karl-Marx-Universität Leipzig 1409—1959», Bd. II, Leipzig, 1959,
S. 23—38.
258
Под знаком своей антибольшевистской догмы Риттер актуализирует
борьбу против марксизма и против действительных и кажущихся маркси¬
стских влияний посредством столь же плоского, сколь и лживого, утвер¬
ждения, что «до вступления русско-большевистских армий в Германию
диалектический материализм не встречал в немецкой исторической
науке никакой поддержки» *. Здесь вновь игнорируются исторические
работы Маркса, Энгельса, Меринга и других марксистов; марксизм, ко¬
торый в противоположность философии истории, проповедуемой исто¬
ризмом, не признает никакой иррационалистской интуиции, непознавае¬
мости и теологии, клеветнически изображается как дело веры. В дей¬
ствительности же не марксистская историческая наука, а реакционная
идеология истории возникла в Германии под влиянием армий, а именно
армий прусского милитаризма.
Напротив, марксизм сформировался как духовное оружие тех сил,
против которых обращал свои штыки прусский милитаризм, вплоть до
сегодняшнего дня воспеваемый реакционной немецкой историографией.
Духовное оружие стало материальной силой и в лице Красной Армии;
оно решительно разгромило германский милитаризм и фашизм. Благо¬
даря этому германский рабочий класс и его союзники сумели, по край¬
ней мере на территории нынешней ГДР, устранить те силы, которые
ставили марксистской исторической науке тяжелейшие материальные
препятствия и при помощи открытого насилия мешали ее развитию.
Риттер выступал преимущественно против марксистской историче¬
ской науки тогдашней восточной зоны, против той науки, которая впер¬
вые в истории Германии получила возможность оформиться на научной
основе. Но он уже чувствовал себя антимарксистским опекуном боль¬
шего масштаба. Выступая против того, что он рассматривал в качестве
марксистского влияния в Западной Европе, он вновь следующим обра¬
зом характеризует боевые теоретико-методологические позиции реак¬
ционного немецкого историзма: «Немецкая историческая наука воспри¬
няла все эти теории (имеются в виду марксизм и исторические теории
типа выдвинутой Лампрехтом. — В. Б.) чуть ли не как угрозу ее жиз¬
ненным принципам; таким образом, она была необыкновенно рада фи¬
лософскому обоснованию своего индивидуализирующего метода в тру¬
дах Дильтея и его школы, равно как и в методологических исследова¬
ниях Риккерта и Виндельбанда» **. Уже в 1949 г. Риттер говорил об от¬
ветственности «по отношению к Европе и миру»*** и даже отожде¬
ствлял «перевоспитание» с фашистской пропагандой****.
* Ritter, Gegenwärtige Lage und Zukunftsaufgaben deutscher Geschichtswissen¬
schaft, S. 8.
** Там же.
*** Там же, стр. 16.
**** Там же, стр. 18.
* 259
Что он понимал под «ответственностью по отношению к Европе и
миру», обнаружилось год спустя в его критическом выступлении на
дискуссии по докладу французского историка искусств и культуры
Пьера Франкастеля на IX Международном конгрессе историков в
Париже. Из многочисленных методологических сомнений Риттера по по¬
воду представляемой Франкастелем трактовки истории культуры, трак¬
товки, которую Риттер даже связывает с усилиями Лампрехта.в конеч¬
ном счете выявляется следующее, еще несколько завуалированное поли¬
тико-идеологическое начало: «Там, где марксистское мышление (прямо
или косвенно, сознательно или непреднамеренно) берет верх, там соот¬
ношение государства и культуры сильно затмевается структурными от¬
ношениями экономической и социальной жизни, исходя из которых в
основном должна «объясняться» политика, выводимая как простая
функция. Для Ранке это еще находилось в тени, а во «Всемирно-исто¬
рических соображениях» Буркгардта вообще не рассматривалось» *.
А в одном примечании, сделанном при сдаче в печать, Риттер оза¬
боченно и с упреком подчеркивает: «Судя по докладу П. Ренувена об
истории политических фактов в современную эпоху (стр. 572), можно
полагать, что в нынешних французских исследованиях подобный образ
мыслей играет поразительно большую роль» **.
Конечно, марксизм весьма далек от того, чтобы рассматривать поли¬
тику и государство в простой функциональной связи с экономической и
социальной жизнью, как выражается Риттер. На деле в динамике клас¬
совой борьбы политика с огромной силой оказывает обратное воздей¬
ствие на экономику и развитие общества. Прогрессивная политика
стимулирует закономерный социально-экономический процесс и на¬
правляет его. Реакционная же политика, напротив, может его исказить,
временно задержать и даже отбросить назад прежде всего в результате
войн ***.
Это большое историческое значение политики отражено и в марксист¬
ском тезисе об активной роли надстройки. Как известно, под экономиз¬
мом марксисты понимают вульгаризацию и извращение марксистского
понимания истории.
Конечно, историография, серьезно изучающая, используя формули¬
ровку Риттера, «структурные отношения экономической и социальной
жизни» и старающаяся вывести отсюда понимание политики, намного
ближе историческому материализму, нежели историческая теология
* Ritter, Zum Begriff der «Kulturgeschichte». Ein Diskussionsbeitrag. «HZ»,
Bd. 171, 1951, S. 302.
♦ * Там жб
*•* Berthold, Bemerkungen zu den von J. Kuczynski und anderen Historikern
aufgeworfenen Problemen des «Geschieh temachens», S. 304, 310.
260
немецкого историзма, которая рассматривает государство как выраже¬
ние трансцендентных и религиозных сил.
На деле Риттер столкнул охарактеризованные им воззрения фран¬
цузских историков с идеалистической апологетикой государства в духе
реакционного Гегеля и Ранке*, забывая при этом свою послевоенную
лютеранскую критику в адрес Ранке. Основание в 1929 г. журнала
«Анналь д’истуар экономик э сосиаль»** нельзя рассматривать в от¬
рыве от идейного движения, которое примерно в 1928 г. началось в
духовной жизни Франции. Если до этого в официальной философской
науке господствовал преимущественно витализм Анри Бергсона63, то
в дальнейшем стало сказываться плодотворное знакомство с диалекти¬
кой Гегеля и Маркса. Марксизм начал оказывать влияние на тех фран¬
цузских интеллигентов, чей долгий путь с логической последователь¬
ностью вел от поддержки Народного фронта в 30-х годах до макй и во
многих случаях до вступления во Французскую коммунистическую пар¬
тию. В конце 20-х годов к коммунизму пришли также Луи Арагон, Поль
Элюар и Жан-Ришар Блок. Симпатии к коммунистам выражали в то
время даже глава сюрреалистов Андре Бретон и Андре Жид***.
Программа «Анналов» — ориентация на экономическую и социаль¬
ную историю — явно связана с этим идейным и политическим движе¬
нием. Будучи патриотом Франции, путь к Сопротивлению проделал и
Марк Блок, который вместе с Люсьеном Февром руководил «Анна¬
лами». В борьбе против фашистского цинизма он говорил о своей при¬
верженности духу Великой французской революции и ее понятию
добродетели****. В 1944 г. он был арестован гестапо как один из руко¬
водителей движения Сопротивления в Лионе, подвергнут жестоким пыт¬
кам, но не сказал мучителям ни слова. 16 июня 1944 г. Блок был рас¬
стрелян вместе с другими борцами Сопротивления. Это произошло как
раз тогда, когда Риттер целиком в духе Вальтера Франка утверждал
в своих «учебных письмах» солдатам вермахта, что французскому на¬
роду «прежде всего необходимо одно: упорно трудиться, голодать и по¬
виноваться» *****. Через каких-нибудь 10 лет принципиальное содержа¬
ние его слов осталось тем же, изменились только форма и нюансы.
* Ritter, Zum Begriff der «Kulturgeschichte». «HZ», Bd. 171, 1951.
** С 1939 г. журнал назывался «Annales d’histoire sociale». После окончания
войны он выходит под названием «Annales. Economies, Sociétés, Civilisations».
*** H. Mayer, Frankreich zwischen den Weltkriegen (1919—1939), Frank¬
furt/Main, 1948, S. 26.
**** M. Bloch, L’étrange défaite, 1940, p. 191; R. von Albertini, Freiheit und Demo¬
kratie in Frankreich. Die Diskussion von der Restauration bis zur Résistance, Frei¬
burg— München, 1957, S. 341, 343. Дополнительный биографически-библиографически»
материал о Марке Блоке содержится в некрологе Кинаста («HZ», Bd. 170,
S. 223—225).
***** Ritter, Zur politischen Psychologie des modernen Frankreich, S. 36.
261
Против тлетворного духа германского милитаризма и фашизма,
сквозящего в этих словах Риттера, поднялся тот буржуазно-демократи-
ческий патриотизм, который воплотился в Марке Блоке. Под знаком
Великой французской революции эти патриоты заключили с коммуни¬
стами и всем рабочим классом антифашистский боевой союз. В течение
долгого времени он и после антикоммунистического и антидемократиче¬
ского государственного переворота тогдашнего премьер-министра Ра¬
ма дье 6 мая 1947 г. оставался определяющей политической силой в Чет¬
вертой республике. Это та сила, которую резко настроенный против ком¬
мунизма французский социолог и историк Андре Зигфрид рассматривает
как скрытую угрозу Народного фронта *. Французские патриоты, есте¬
ственно, оказали сильнейшее сопротивление возрождению, укреплению
и экспансии германского империализма и милитаризма в Западной Гер¬
мании и в североатлантической сфере; в качестве морального фактора
велико было при этом значение героев и мучеников Сопротивления.
Риттер, безусловно, прекрасно понимал эти политические связи, когда
он в 1950 г. начал в Париже атаку против «Анналов». Тот факт, что вна¬
чале он направил свой удар против историка искусств П. Франкастеля,
не принадлежащего непосредственно к этому направлению, следует рас¬
сматривать лишь как хорошо обдуманную тактику. На первом после
второй мировой войны конгрессе, созванном Международным комитетом
исторических наук, Риттер выступал в качестве председателя так назы¬
ваемого Союза немецких историков. Возглавлявшийся Риттером союз
в то время еще не был признан Международным комитетом.
Вместе с Риттером в Париже находился и Г. Геймпель, который во
время второй мировой войны выступал там с докладами перед служа¬
щими фашистского вермахта **. Ясное представление о политико-идео¬
логическом содержании этих докладов можно получить, ознакомившись
даже бегло с его книгой «Немецкое средневековье», вышедшей в 1941 г.
В конце этой книги можно прочесть: «Как свободно и счастливо оста¬
навливаем мы свой взгляд на Первой германской империи. Но сила, при
помощи которой Адольф Гитлер возвысил империю немцев, не унасле¬
дована от старины, а вызвана к жизни заново»***. До 1944 г. Геймпель
имел возможность распространять эти фашистские бредни в так назы¬
ваемом имперском университете оккупированного Страсбурга. Риттер
в свое время снабжал оккупационные войска гитлеровского вермахта
«учебными письмами», например «О политической психологии совре¬
менной Франции» ****.
* A. Siegfried, De le III à la IV république, 1956.
** Личное сообщение.
*** Heimpel, Deutsches Mittelalter, Leipzig, 1941, S. 7, 144, 207.
**** Ritter, Lebendige Vergagenheit, S. 324.
262
Теперь оба находились там, где еще несколько лет назад власть
оккупантов осуществлял Шпейдель. Но время для его возвращения
тогда еще не наступило. Для того чтобы подготовить и приблизить это
время, необходимо было проявить некоторую сдержанность. У Между¬
народного комитета исторических наук еще имелись сомнения насчет
признания западногерманского Союза историков *.
В 1953 г. все это уже выглядело иначе. Согласно сообщению гамбург¬
ского еженедельника «Шпигель», часто неплохо информированного об
этой стороне дела, именно в том году высокопочитаемый Риттером го¬
сударственный секретарь США Джон Фостер Даллес, человек чрезвы¬
чайно близкий ему по духу, угрожал «французам, если они откажутся
ратифицировать договор о Европейском оборонительном сообществе,
осуществить коренной пересмотр политики США в отношении Фран¬
ции»**. Обосновавшиеся тем временем в Западной Германии немецкие
реакционеры уже давно превратились в европейских «вундеркиндов»
политики «отбрасывания», проводившейся тогда государственным де¬
партаментом и Пентагоном.
Поэтому на Бременском съезде историков в сентябре 1953 г. Риттер,
правда пока на территории ФРГ, мог взять по отношению к француз¬
ским историкам совсем другой тон. Свою демагогическую реабилитацию
прусско-германского милитаризма и публичное одобрение политики Аде¬
науэра он дополнил резкой критикой Четвертой республики. Особенно
подходящим для этой цели ему показалось заседание секции методоло¬
гии и философии истории. v
Весьма удобным для Риттера поводом был доклад французского
историка Ж. Дроза на тему «Главные проблемы современных француз¬
ских исследований по новой истории» ***. Дроз наряду с П. Ренувеном
слывет представителем тех французских историков, которые придержи¬
ваются политической интерпретации истории в духе немецкого исто¬
ризма и поэтому особенно ценятся Риттером и ему подобными. Помимо
того, Дроз известен как специалист по истории Германии.
В своем докладе, в сокращенном виде воспроизведенном в офи¬
циальном отчете Союза немецких историков****, Дроз полемизировал с
«Анналами» и аналогичными течениями во французской историографии.
В прениях представители реакционной немецкой историографии от¬
крыли по этим направлениям концентрированный огонь. Уже М. Брау-
бах (Бонн) констатировал: «Опасность направления «Анналов» ясна:
оно полностью пренебрегает политической историей». «Вместе с Ренуве-
* «GWU» N 9, 1950, S. 556; «21.Versammlung deutscher Historiker in Marburg
1951», S. 7.
** «Der Spiegel» N 18, 1959, S. 49.
*** «22.Versammlung deutscher Historiker in Bremen 1953», S. 33.
**** Там же.
263
ном и Дрозом» он счел себя вправе требовать «возрождения политиче¬
ской истории» во Франции *.
Г. Геймпель выразил удивление по поводу того, что французская
историография заняла позиции, которые «устарели» уже во времена
Лампрехта и которые немецкая буржуазная историография преодо¬
лела в ходе критики последнего. В том же духе звучал его заносчивый
тезис: «Таким образом, французская и немецкая историография одно¬
временно близки и чужды друг другу»**. В этой связи Геймпель изо¬
бражает индивидуализирующий метод как прогрессивный. Здесь дема¬
гогический тезис об устарелости марксизма подразумевается, не будучи
высказанным; Риттер же со свойственной ему грубой прямотой устра¬
нил всякие сомнения относительно политического смысла спора.
Риттер утверждал, что во французской историографии в противовес
немецкой имеется «угроза преобладания... причинности и закономер¬
ности» и поэтому «слишком сильно сужается... сфера человеческой
свободы». Согласно официальному отчету, Риттер говорил далее: «Все
это не может остаться без политических последствий. Причинное обез¬
личивание истории ведет к марксизму. Но историк не имеет права избе¬
гать политической истории, в том числе и тогда (и особенно тогда),
когда она терзает нас, вместо того чтобы радовать. Мы обязаны с самой
трезвой сознательностью встречать тревожные проблемы, которые она
ставит перед нами. Быть достойными судьбы — вот наша задача, в том
числе задача исторической науки во Франции и в Германии. Возрождая
политическую историю, французская историческая наука призвана вы¬
ступить и против упадка активности политической жизни»***.
Выше уже было раскрыто идеалистическое искажение действитель¬
ности, посредством которого марксизм, научно объясняющий «обезли¬
чивание» при капитализме, именно потому объявляется виновным
в этом. «Тревожные проблемы», которые Риттер видит в первую очередь
во Франции, состоят в силе Французской коммунистической партии и
влиянии марксизма на жизнь французской нации, а также в продолже¬
нии начатой в период Сопротивления борьбы против германского мили¬
таризма, который стремится утвердиться в Североатлантическом блоке.
Эта борьба проявлялась в мощных забастовках французского рабочего
* «22.Versammlung deutscher Historiker in Bremen 1953», S. 34. Выступления
в прениях также переданы в сокращенном виде, но перед опубликованием отредак¬
тированы самими ораторами (там же, стр. 2), благодаря чему их высказывания
особенно важны.
** Там же, стр. 35.
*** Там же. Как показывает сравнение речи, произнесенной Риттером на Ульм¬
ском съезде историков в 1956 г. (автор присутствовал там), с ее сокращенным вари¬
антом в официальном отчете («23.Versammlung deutscher Historiker in Ulm 1956»,
S. 90), в последнем явно снята политическая острота и актуальность. Можно поэтом)
предполагать, что Риттер в Бремене говорил значительно более резко.
264
класса. Его могучее движение создало «причинность», которая «очень
сузила» свободу эксплуатации рабочих капиталистическими предприни¬
мателями и монополиями.
Риттер хотел помочь реакционной французской буржуазии, лидер
которой де Голль был тогда не у дел. Он стремился превратить фран¬
цузских историков в пропагандистов крайне реакционного курса, преду¬
сматривавшего еще более тесное сотрудничество с империализмом, воз¬
родившимся в Западной Германии. Так полностью обнаружилось поли¬
тическое содержание основных методологических принципов историзма.
В качестве тевтонского воспитателя слабых галлов Риттер удо¬
стоился отклика, которым он мог быть вполне доволен. В сокращенном
протоколе Бременского съезда далее говорится: «В своем заключитель¬
ном слове, произнесенном на французском языке, Ж. Дроз принял эту
критику исторической и политической жизни Франции, вновь указав, од¬
нако, на сильное впечатление, оставленное деятельностью и трагиче¬
ским концом М. Блока, о чем напоминал также Г. Шпремберг (Лейп¬
циг). «Анналы» и их направление пожинают слишком обильные плоды
на ниве 1945 года; молодые историки попадают, пожалуй, в слишком
сильную зависимость от некогда господствовавшего направления. Но
оппозиция отдельных ученых (Ренувен) против этой школы ведет к
возрождению политической истории, которая находит выражение в
только что начатом издании шеститомной «Истории международных
отношений». Под аплодисменты присутствовавших Дроз призывал к
«франко-германскому сотрудничеству» для борьбы против политической
индифферентности в исторической науке, что должно повести к новому
«национальному воспитанию»» *.
Редакция официального отчета, возглавляемая Геймпелем, с явным
удовлетворением включила в немецкий текст термин «франко-герман¬
ское сотрудничество». Согласно этому отчету, Ж. Дроз оправдывается
от упреков Риттера, пытаясь умалить значение французского Сопро¬
тивления и память казненного Марка Блока. Речь Дроза выглядит как
политическая жалоба на то, что во Франции еще слишком живы память
о зверствах фашизма и традиции борьбы против него — также в обла¬
сти историографии, — чтобы уже теперь можно было перейти к созда¬
нию авторитарного политического режима (имея в виду и академиче¬
скую историческую науку). Подобно Тьеру он просит помощи герман¬
ских реакционеров для борьбы с прогрессивными силами собственной
страны. Тем самым Дроз полностью завоевал признание Риттера и ему
подобных. Но это столь же мало выражает мнение французских истори¬
ков, сколь мало идеологи западногерманского Союза историков имеют
оснований выступать от имени историков всей Германии.
* «22.Versammlung deutscher Historiker in Bremen 1953», S. 36.
265
Если, познакомившись с этой оргией реакционной политики, учесть,
что сразу же после начала Бременского съезда Риттер пытался вну¬
шить марксистским историкам из ГДР, «что съезд историков — это не
политический митинг» *, становятся полностью ясными лицемерие и
лживость подобных заявлений. Для Риттера и его единомышленников
реакционная политика очень хорошо сочетается с тем, что он понимает
под исследованием и философией истории. Прогрессивная же политика
находится с этим в абсолютном противоречии, и в этом марксистские
историки могут полностью согласиться с Риттером.
Проведенную с таким успехом атаку на подлинные и кажущиеся
марксистские влияния в западногерманской исторической науке и по¬
литике Риттер в 1955 г. продолжил на международной арене. Он имел
основания считать условия для этого благоприятными. В 1951 г. запад¬
ногерманский Союз историков был принят в международный союз. На
Марбургском съезде историков 1951 г. Риттер вместе с Германом Ауби-
ном был уже утвержден делегатом на пленарное заседание Междуна¬
родного комитета исторических наук, которое должно было состояться
в следующем году в Брюсселе **.
Вспоминая международный конгресс 1955 г. в Риме, преемник Рит¬
тера по руководству западногерманским Союзом историков Г. Аубин,
согласно официальному отчету, хвастливо констатировал в 1956 г.
в Ульме, «что западногерманский Союз историков имеет основания быть
полностью довольным ходом Римского конгресса. При отборе и утвер¬
ждении предложений относительно тем западногерманскому Союзу
историков отдавалось предпочтение и Г. Риттеру был предоставлен
один из главных докладов и один обширный, обобщающий заключи¬
тельный реферат (всего докладов было четыре)»***.
Задачей Риттера было сделать информационный доклад о трактовке
истории XVI—XVIII вв. в мировой историографии. Он назвал этот до¬
клад «Достижения, проблемы и задачи мировой историографии новой
истории (XVI—XVIII вв.)»****. В последней трети своих рассуждений,
занимающих 161 страницу печатного текста, Риттер в обычной для него
актуально-политической манере рассматривает исключительно методо¬
логические «основные вопросы современной историографии» и притом
преднамеренно делает это непосредственно после раздела о советской
исторической науке, который предоставил в его распоряжение так на¬
зываемый эксперт по Востоку Георг фон Раух. Большая часть методоло¬
гической главы, озаглавленной «О проблематике современной историо¬
* «22.Versammlung deutscher Historiker in Bremen 1953», S. 7.
** «21.Versammlung deutscher Historiker in Marburg 1951», S. 7.
*** «23. Versammlung deutscher Historiker in Ulm 1956», S. 6.
**** «Relazioni del X Congresso Internazionale di Scienze Storiche» (далее — «Re-
lazioni»), Vol. VI, Firenze, 1955, p. 167—330.
266
графии», была включена в юбилейный сборник 1958 г., посвященный
Риттеру *. 4
В римском докладе Риттера характерна уже сама структура инфор¬
мационной части. Отчет об исследованиях в капиталистических странах
он резко отделяет от отчета о социалистических странах. Первые он
относит к «культурному миру Запада», вторые — к «культурному миру
Востока» **. Таким образом, здесь, как уже было показано выше в связи
с изложением «всемирно-исторических» теорий Л. Дехио, противоречие
между капитализмом и социализмом фальсификаторски трактуется с
точки зрения геополитики, а также географической обусловленности
культуры.
Дилемма такой классификации стала особенно ясна, когда зашла
речь о ГДР. Риттер пытается вывернуться из этой дилеммы, не причис¬
ляя «оккупированные Советами части Германии», как он заявляет в
клеветническом боннском стиле***, к «культурному миру Востока»; он
настойчиво указывает на то, что уже при рассмотрении «культурного
мира Запада» он отметил работы «живущих там (в ГДР. — В. Б.) не¬
мецких историков»****. Речь идет о буржуазных, немарксистских исто¬
риках, ибо для него и ему подобных марксизм не считается немецким
явлением ввиду того, что он небуржуазный. Это работы В. Флаха и
Г. Гаусгерра *****. Напротив, марксистские историки Германской Демо¬
кратической Республики и их труды представляют для него «культур¬
ный мир Востока» ******.
Путаница усиливается еще и вследствие полного отсутствия евро¬
пейских, равно как и азиатских, социалистических стран. Что касается
Советского Союза, то рассматривается почти исключительно его евро¬
пейская часть. В этом сокращении культурных сфер особенно явственно
сказывается банкротство соответствующих теорий Риттера. Впрочем,
Риттер вынужден констатировать, что марксистские историки ГДР ста¬
раются тесно сотрудничать со своими буржуазными коллегами и что
такое сотрудничество имеет место *******. Конечно, он не упоминает
о том, как утонченно и разнообразно он и ему подобные пытались со¬
рвать сближение буржуазных историков с их марксистскими колле-
гэми ♦♦♦♦♦♦♦♦
Этой цели служили также форма и содержание его доклада на Рим¬
ском конгрессе. Но прежде всего доклад Риттера призван был обеспе-
* Ritter, Lebendige Vergangenheit, S. 255—283.
** «Relazioni», p. 171, 232, 255.
*** Там же, стр. 256.
**#* Там же
***** Там же, стр. 223.
****** Там же, стр. 256.
******* Там же, стр. 258.
******** «Trier — und wie weiter?», S. 57.
267
чить идеологии германской реакции, господствующей в области истории*
ведущую международную роль в антикоммунистической борьбе. В пре¬
делах «культурной сферы Запада» Риттер ловко раздает при этом хо¬
рошие и плохие оценки. Так, он хвалит североамериканского историка
Р. Хофштедтера за то, что у него проявляется «нечто вроде критиче¬
ского осознания американского духа» *, которое, конечно, «теснейшим
образом» связано с «новейшим поворотом американской истории и все¬
мирно-историческим опытом современности» **.
Что Риттер подразумевает под «критическим осознанием», он не¬
двусмысленно показал уже в 1951 г. в полемике с д-ром Рёгеле, заявив
следующее: «В связи с опытом, полученным с 1945 г. в отношении Рос¬
сии, в англосаксонском мире ныне наблюдается процесс глубоко идущей
духовно-политической трансформации, ведущей к новому, углубленному
пониманию проблемы силы. Перед лицом этой трансформации на меня
не производят большого впечатления старания определенных немецких
публицистов заклеймить меня за то, что я будто бы являюсь макиавелли¬
стом»***. Таким образом, политическая теория и практика США, с точ¬
ки зрения Риттера, еще недостаточно определялись силой. Он рад тому,
что намечаются сдвиги, и хотел бы ускорить этот процесс, т. е. помочь
связать вдохновленную Гитлером даллесовскую «динамическую» поли¬
тику «отбрасывания» коммунизма **** с понятиями немецкой реакцион¬
ной исторической мысли. Под «опытом... в отношении России» явно
следует понимать недопустимый, конечно с точки зрения идеолога ка¬
питализма, рост социалистических сил после 1945 г., которому США
должны еще более решительно противопоставить силу.
В своем докладе Риттер, в частности, коснулся критики, которой
английский историк X. Р. Тревор-Ропер подверг экономическую «интер¬
претацию» ***** своего соотечественника Р. X. Тауни. Риттер с удовле¬
творением отметил, «насколько ненадежны и шатки все попытки
объяснить такие крупные политические события, как Английская револю¬
ция, исходя из социально-экономических конфликтов. Такая поле¬
мика, — констатировал он, — благодаря своему показательному харак¬
теру должна возбудить международный интерес» ******.
Французская историография подвергается критике за то, что «ее
развитие все более» ведет «от политической истории к социально-эконо¬
мической и к истории культуры» *******. Правда, Риттер констатирует,
* «Relazioni», р. 174.
** Там же, стр. 175.
*** Ritter, Nationalismus und Vaterlandsliebe, S. 4.
**** «Der Spiegel» N 18, 1959, S. 44.
***** «Relazioni», p. 183.
****** Там же, стр. 184.
******* Там же, стр. 188.
268
что ученик Марка Блока Лабрусс «сознательно отмежевывается от
марксистско-материалистического понимания истории» *. Его вывод:
«Французская историография... ныне, по-видимому, сближается скорее
с историческим материализмом, чем с немецким идеализмом»**, по¬
казывает, однако, что тевтонский Аргус64, Маккарти антимарксистской
интеграции, не приемлет «честного слова» насчет своего буржуазного
образа мыслей, какое дал Лабрусс.
Напротив, он с глубоким удовлетворением и похвалой отмечает:
«В противоположность этому (французской историографии. — В. Б.) но¬
вейшая историография Италии обнаруживает очень сильные влияния
немецкой исторической и философской мысли». При этом настойчиво
подчеркивается историческая мысль «от В. Дильтея до Ф. Майнеке» ***.
Это не что иное, как демонстративное признание, цель которого создать
ось в философско-исторической области, что соответствует политиче¬
скому сотрудничеству между господствующим в Западной Германии
Христианско-демократическим союзом и партией христианских демокра¬
тов, правящей в Италии.
Особенно превозносится борьба Кроче65 и Джентиле против мар¬
ксизма****. Среди ярых врагов марксизма, которых Риттер рассматри¬
вает в качестве образца антикоммунизма для НАТО, конечно, должен
быть назван Джентиле, автор «Основ фашизма» и других программных
фашистских сочинений *****, член «Большого фашистского совета» и
вдохновитель фашистской реформы воспитания и школы, которую он
провел в 1922—1924 гг., будучи министром по делам образования. Рит¬
тер и в нацистские времена не делал секрета из своих особых симпатий
к итальянскому фашизму. Но в 1955 г. он, однако, вынужден был кон¬
статировать, что «сицилийская молодежь вместо чисто политической
истории настойчиво требует изучения социальных и экономических усло¬
вий в Сицилии... ввиду бедственного положения, сложившегося
там» ******.
В своем отчете о буржуазной историографии в Германии Риттер
подчеркивает в качестве примера: «В Германии историк нового времени
чувствует себя в первую очередь политическим историком — это отно¬
сится и к так называемой школе Майнеке с ее идейно-историческими
интересами; в результате он свою постановку вопроса в значительной
степени заимствует из политической жизни своего времени» *******.
* «Relazioni», р. 194.
** Там же, стр. 198.
*** Там же.
**** Там же, стр. 200.
***** Q Gentile, Grundlagen des Faschismus, 1936; его же, Il Fascismo al go-
verno délia scuola, 1925; его же, Che cosa è il fascismo, 1925.
****** «Relazioni», p. 209.
******* Там же, стр. 213.
269
Чтобы не было никаких сомнений в том, как следует понимать это заяв¬
ление, Риттер несколько ниже указывает на новое издание своей книги
«Фридрих Великий», где он «рассмотрел проблему прусской истории
применительно к современному положению Германии»*. Как уже отме¬
чалось, это издание заканчивается призывом «почаще размышлять о
том, что может означать устранение сильной старопрусской военной силы
на восточной границе «западного мира» для его настоящего и буду¬
щего»**. В своем римском докладе Риттер в том же тоне упрека жа¬
ловался на то, что «формальная ликвидация Пруссии (февраль 1947 г.)
чуть ли не дискредитировала прусскую историю»***.
Ссылками на «необходимость усиленного изучения истории России»
Риттер пытался оправдать активность пресловутого «остфоршунга»
(исследования Востока) в Западной Германии, усилившуюся в условиях
«холодной войны»****. Это «изучение» якобы стало для Германии
настоятельной необходимостью с тех пор, как сфера власти Советов
(для Риттера — это клеветнический синоним ликвидации власти импе¬
риализма в социалистических странах) простирается «на всю Среднюю
Германию до Верры» *****. Результаты подобного изучения в духе Рит¬
тера проявляются не только у Георга фон Рауха, которого Риттер ценит
особенно высоко, но и у аналогичных «астрологов по делам Кремля»,
как в Западной Германии принято называть журналистов этого типа.
Ведь и Риттер собственной персоной безуспешно пытался разрешить
«загадку России» ******.
В заключение, стремясь пояснить новый европеизм реакционной не¬
мецкой историографии и ее «европейскую» миссию, Риттер подчерки¬
вает, что ведутся изыскания «относительно наличия старого «корпус
кристианум» в современной идее объединения Европы» *******.
В разделе об «основных методологических вопросах» Риттер вновь
сосредоточивает огонь своей критики (в которую вкраплены скупые
комплименты) на французской школе «Анналов» и еще раз излагает
основные принципы реакционного немецкого историзма как пример для
всех противников марксизма. Об «Анналах» здесь снова говорится сле¬
дующее: «Хотя детерминистское и материалистическое истолкование
истории недвусмысленно отвергается, все же в центре интересов явно
больше находится «общество», чем творчески действующий человек»
* «Relazioni», р. 221.
** Ritter, Friedrich der Grosse (1954), S. 260.
*** «Relazioni», p. 220.
**** Gentzen, Kalisch, Voigt, Wolfgramm, Die «Ostforschung» — ein Stosstrupp*
des deutschen Imperialismus. «ZfG» N 6, 1958, S. 1181.
***** «Relazioni», p. 221.
****** Ritter, Lebendige Vergangenheit, S. 213—252.
******* «Relazioni», p. 224.
270
историческая личность» *. Л. Февра Риттер упрекает в том, что в его
определении «истории как «понимания, объяснения, интерпретации че¬
ловеческих обществ, взятых в их совокупности», индивидуальность от¬
дельного человека «вплоть до ее глубин» предстает в качестве функции
общества, человеческой и естественной среды» **.
С другой стороны, Риттер может с удовлетворением констатировать,
что «в последнее время... исторические теории Риккерта, Виндельбанда
и прежде всего Дильтея приобрели влияние... в западных странах» ***.
Он прилагает все старания, чтобы усилить это влияние и сделать его
«плодотворным» в политическом отношении. При этом ясно видна
тесная связь — чуть ли не отношения причинности — между тремя
элементами историзма: индивидуализирующим методом, реакционно¬
политической историографией, главным предметом которой является
государство и государственный деятель, и религиозным, особенно про¬
тестантско-лютеранским, мировоззрением. Великий государственный
деятель противопоставляется обществу, т. е. трудящимся массам,
как носитель государственного разума. Этот деятель зависит не от масс,
а от неких внеобщественных, внеземных, трансцендентных сил. Таким
образом, мы имеем здесь дело со старой королевской божьей милостью,
замаскированной в философскую форму. За этой божьей милостью, од-
нако, испокон веков скрывались интересы господствующих классов.
Особенно упорно искал в ней узаконения консервативный метод бур¬
жуазной политики.
В школе же «Анналов» в историко-методологическом виде выражена
та форма буржуазной политики, которая готова пойти на определенные
уступки народным массам и ввиду этого проявляет больший интерес к
их социальным, экономическим и культурным потребностям. Этому со¬
ответствует буржуазно-парламентарная демократия, предоставляющая
марксистскому рабочему движению известные возможности развития в
рамках капиталистического строя. Именно это и было характерно для
Четвертой республики во Франции, во всяком случае в первые годы ее
существования. Такое положение было создано непосредственно борь¬
бой французского рабочего класса вопреки буржуазному благоразумию.
Риттер, однако, придерживается мнения, будто подобная внутренняя
политика буржуазии не соответствует внешнеполитическому примату
борьбы против Советского Союза, что для него является главным. Ли¬
беральный курс уступок трудящимся должен быть заменен более кон¬
сервативной политикой прямого их подавления суровыми государствен»
ными деятелями, отмеченными атрибутами «фюрера». Таково подчас
* «Не1агк)ш», р. 224.
** Там же, стр. 298.
*** Там же, стр. 295.
271
совершенно неприкрытое политическое содержание его методологиче¬
ских атак на буржуазное направление в области историографии, кото¬
рое нашло выражение в «Анналах». Из претенциозной философско-
исторической терминологии вырисовывается политическое обличье гол-
лизма тевтонского образца, который в качестве своего прототипа
ссылается непосредственно на прусский государственный разум Фрид¬
риха II и Бисмарка.
Перед этой реакционно-политической сущностью концепции Риттера
теряют свое значение все мнимые специально-методологические и
научно-этические аргументы. Часто они выглядят как простая фразео¬
логия и лицемерие. Но и по существу эти формулировки остались про¬
стыми формулами.
Какое значение имеет полемика Риттера против сочинения Ницше
«О пользе и вреде исторической науки для жизни» и против американ¬
ского прагматизма *, если он в следующей чрезвычайно поучительной
форме определяет понятие исторической объективности: «Объектив¬
ность — это не что иное, как образ действий историка, определенное
направление воли» **. Развертывая это определение, Риттер пишет да¬
лее: «Объективность — это стремление к безусловной правдивости, не¬
подкупная любовь к истине, которая не страшится исправления соб¬
ственных заблуждений, если того требует дело» ***. Тем не менее
«правдивость» и «любовь к истине» остаются в пределах чистого объ¬
ективизма и волюнтаризма. Как и в философии Шопенгауэра, познание
превращается в простую функцию инстинктивного стремления, а так
называемое объективное начало в виде «мира как представления» в
конечном счете также предстает как его продукт.
И действительно, если отвергнуть исторические закономерности, ба¬
зис которых следует искать в социально-экономической сфере, то те¬
ряется всякий объективный критерий исторической истины. В этом слу¬
чае «отдельные факты», — используя терминологию Риттера, — упо¬
добляются «хаотичной куче», которую можно превратить в обобщающую
историческую картину лишь при помощи субъективистских оценок и
схем ****. Внешне свободный волюнтаристский субъективизм буржуаз¬
ного историка риттеровского толка, разумеется, имеет осязаемое соци¬
альное содержание в виде интересов империалистической буржуазии.
Эта реакционная тенденциозность столь противоположна историче¬
ской объективности, что Герделер становится героем немецкого движе¬
* «Relazioni», р. 318; Ritter, Historie und Leben. Eine Auseinandersetzung mit
Nietzsche und der modernen Lebensphilosophie. «Vom sittlichen Problem der Macht»,
S. 139—161.
*• «Relazioni», p. 325.
•** Там же.
**** Gropp, Voraussetzungen und Aufbau der Geschichtswissenschaft.
272
ния Сопротивления, а Эрнст Тельман и все немецкие коммунисты пол¬
ностью вычеркиваются из него. Это лишь один пример влияния подоб¬
ной исторической методологии на историографию.
Кажущиеся же уступки Риттера той разновидности буржуазной
трактовки истории, которая придает большее значение социальному н
экономическому факторам, оказываются просто декламацией *. Они
сводятся лишь к уже провозглашенному Георгом фон Беловым в 1916 г.
принципу, что «мерилом для историографического рассмотрения эконо¬
мической и культурной жизни, как и в «Истории Германии» Трейчкег
остаются государственные связи» **. Доводы, приводимые Беловым в
обоснование и подкрепление этого тезиса, вполне могли бы содержаться
в выступлении Риттера против «Анналов» и аналогичных течений. «По
поводу модного лозунга о том, что историк обязан изображать мысли
и действия масс, а также массовые движения, — писал Белов, — было
метко сказано, что жизненные импульсы государств исторически более
значимы, чем стремления масс» ***.
Вообще в работе Белова уже содержится большая часть аргумен¬
тов Риттера. Оба они в . принципе отстаивали одно и то же. Отличие
состоит в том, что Белов в первую очередь хотел поразить философских
и политических врагов немецкого историзма в тогдашней Германской
империи, Риттер же направляет свой удар преимущественно против
возникшей и сильно окрепшей системы социалистических стран, а в стра¬
нах НАТО — против тех течений историографии, которые, с его точки
зрения, недостаточно служат государственно-политическим интересам
буржуазии. В то время как Белов стремился идеологически укрепить
германский империализм в период первой мировой войны и Веймар-
ской республики, Риттер преследует цель усилить свое влияние на «хо¬
лодную войну» и тем самым на эффективность последней. Два адвоката
германского империализма, действовавшие в различных исторических
условиях, в принципе находились на одной и той же идеологической к
теоретико-методологической платформе.
Призыв к реакционной государственно-политической интерпретация
истории и к ее философско-историческому обоснованию для борьбы
против Советского Союза и марксистского рабочего движения Риттер
выдвинул не только в своем докладе ****. Еще яснее он высказался в за¬
ключительном отчете секции новейшей истории на последнем пленарном
заседании Римского конгресса. Здесь он сконцентрировал внимание
почти исключительно на философско-исторических и особенно методо¬
логических проблемах и их политическом значении в «холодной войне»
* «Relazioni», р. 308.
** Below, Die deutsche Geschichtschreibung, S. 123.
*** Там же.
**** «Relazioni», р. 269.
18 Вернер Бертольд
273
против социалистического лагеря. При этом он счел крайне необходи¬
мым заверить историков капиталистических стран, что его «критиче¬
ские замечания... представляют собой не плод высокомерия» *.
Смысл рассуждений Риттера заключен в следующих фразах: «Нам
вновь и вновь, особенно подробно в докладах А. Л. Сидорова и
Б. Лесьнодорского, представляли здесь марксистскую доктрину, со¬
гласно которой наиболее интересным предметом исторического иссле¬
дования являются так называемые классовые бои, а подлинными но¬
сителями исторического прогресса — пролетарские массы. Кто не согла¬
сен с этой доктриной, должен уяснить себе, какое значение склонен он
сам придать свободному решению и личным свойствам характера вели¬
ких творческих индивидуальностей, а также политически активных
личностей и людей, облеченных властью. Он должен уяснить себе, ка¬
кое значение он придает чисто политическим мотивам, особенно често¬
любию и жажде власти отдельных лиц и наций, прежде всего политиче¬
ской активности небольших групп сравнительно с пассивностью масс» **.
Помимо этого призыва к политико-идеологическому сознанию исто¬
риков капиталистического мира имели место также провокационные
выступления В. Гофера (Западный Берлин) и К- Тиме (Майнц) в
дискуссии с советскими историками ***. Можно лишь вновь поражаться
наглости, с которой Риттер выступил в дискуссии по поводу сооб¬
щения советского историка В. М. Хвостова: «Печатное резюме
В. М. Хвостова содержит определенные политические обороты, и я со¬
жалею, что они включены в VII том материалов конгресса» •***. А по
поводу спора между советским ученым, с одной стороны, и английским
историком Г. X. Н. Сетон-Уотсоном — с другой, у Риттера хватило сме¬
лости заявить «от имени немецких историков»: «Мы приехали в Рим не
для политических, а для научных дискуссий» *****.
Газетные и журнальные отчеты Риттера о Римском конгрессе также
целиком направлены на критику низкого идейно-политического уровня
западноевропейской историографии, на предостережение ее от сближе¬
ния с марксизмом в методологическом отношении и на популяризацию
реакционной немецкой исторической идеологии как своего рода идей¬
ной железистой ванны для закаливания в «холодной войне». Так, в
«Зюддейче цейтунг» от 24/25 сентября 1955 г. Риттер писал: «В своем
* «Atti del X Congresso Internazionale di Scienze Storiche», Roma, 1955, p. 862.
** Там же, стр. 867.
*** A. Schreiner, Bemerkungen zum lO.Internationalen Kongress für Geschichts¬
wissenschaft im Rom. «Einheit» N 11, 1955, S. 1120; «Atti del X Congresso Interna¬
zionale di Scienze Storiche», p. 104.
**** «Atti del X Congresso Internazionale di Scienze Storiche*, p. 671.
***** Там же. Риттер явно стремился завоевать в Риме монополию для Западной
Германии на антисоветские выступления.
274
стремлении воздать должное явлениям общественной жизни, охватить
экономические, социальные отношения и образ мыслей среднего чело¬
века западноевропейская историческая наука неоднократно обнаружи¬
вала неуверенность в оценке отношений индивидуума и массы, свободы
и зависимости, экономических и политических факторов. Склонность
к односторонне социологической и экономической трактовке истории и
внутреннее отчуждение по отношению к политической истории, к жизни
государства вообще, чрезвычайно опасное именно в нашу эпоху, рас¬
пространяются прежде всего во французской историографии. Как
может Запад утвердиться в своем духовном своеобразии перед лицом
советской системы, если он сам утрачивает уверенность в своей оценке
значения социально-экономических мотивов общественной жизни, т. е.
если он сам подвергается опасности — сознательно или бессознатель¬
но— скатиться к марксистскому ходу мыслей? Я считал бы особой за¬
дачей немецкой исторической науки (которая ведет свое начало не от
позитивистских, а от идеалистических традиций) противодействовать
подобного рода опасностям».
А в «Хисторише цайтшрифт» Риттер писал не менее ясно и полити¬
чески определенно: «Во всяком случае часто создавалось тяжелое впе¬
чатление, что историческая наука так называемого Запада именно в ко¬
ренных вопросах довольно далека от подлинной ясности и решитель¬
ности. Следует настоятельно пожелать, чтобы непосредственное сопри¬
косновение с представителями Советов стало бы для нее стимулом
выйти за пределы чисто позитивистской работы с источниками к но¬
вому методологическому и философско-историческому самосознанию.
Мне представляется, что по целому ряду причин особенно важная за¬
дача ложится при этом на немецкую историческую науку» *.
После всего этого становится особенно ясным, что методологиче¬
ская атака Риттера на западноевропейскую историографию является
своего рода маршевой музыкой для внешней политики возродившегося
западногерманского империализма. Последний с самого начала ста¬
рался побудить империалистические державы Запада к еще более жест¬
кому курсу против Советского Союза и коммунизма вообще и стре¬
мился к руководящей роли внутри так называемого Западного блока.
Роль, которую Риттер хотел бы обеспечить в Международном союзе
историков реакционному немецкому историзму, соответствует полити¬
ческим и военным устремлениям Аденауэра, Штрауса, Шпейделя, Хой-
зингера и других милитаристов. В 1955 г. Советский Союз был принят
в Международный комитет исторических наук. Отношение Риттера к
этому и вообще к выступлениям историков-марксистов в Риме с до¬
статочной ясностью обнаруживает его глубокое неудовольствие, хотя
* *Н2». В<1. 180, 1955, Э. 662.
*
275
в его заявлениях подчас и говорится иное*. Это неудовольствие осо¬
бенно относится к историкам из ГДР, которых он, используя боннский
жаргон, называет «делегатами... советской зоны Германии»**.
Ведущие реакционные идеологи и руководители западногерманского
Союза историков использовали съезд историков в Трире как повод для
того, чтобы при помощи коварно устроенной провокации выразить него¬
дование по поводу успешного развития марксистской исторической
яауки в немецких университетах и институтах ***. Этим преследовалась
также цель лишить буржуазных историков моральной возможности
поддерживать какие-либо контакты с учеными-марксистами ****. Хотя
«из-за поездки в Америку Риттер в Трире не присутствовал» *****,
именно его духом были проникнуты действия заправил западногерман¬
ского Союза историков, в руководящий орган которого он, впрочем (со¬
гласно уставу), входил и после своего ухода в 1953 г. с поста предсе¬
дателя вплоть до Трирского съезда.
После избрания в бюро Международного союза историков на Рим¬
ском конгрессе в 1955 г. Риттер еще увереннее выступает как своего
рода внешнеполитический шеф немецкой реакционной историографии.
Влияние Риттера на формирование программы XI Международного
конгресса историков, состоявшегося в августе 1960 г. в Стокгольме, оче¬
видно. Еще в связи с подготовкой Римского конгресса представители
западногерманского Союза историков похвалялись своим активным
участием в определении повестки дня. То же было и перед конгрессом в
Стокгольме.
Если на Римском конгрессе Риттер призывал буржуазных истори¬
ков всех капиталистических стран к стойкости по отношению к мар¬
ксизму и Советскому Союзу в методологическом, идеологическом и тем
самым в политическом отношениях, то на Стокгольмском конгрессе цен¬
тральное место занимали вопросы методологии. В Риме Риттер рекла¬
мировал и предписывал философию истории реакционного немецкого
историзма в качестве острейшего оружия против марксизма. В Сток¬
гольме первым докладчиком в секции методологии был западногерман¬
ский профессор Эрих Ротакер. Тема доклада — «Влияние философии
истории XIX века на современную историческую науку». Вторым до¬
кладчиком значился кэмбриджский историк Г. Баттерфилд, который
в значительной степени солидаризируется с концепцией немецкого
историзма. Его доклад был посвящен истории историографии. В третьем
и четвертом докладах, сделанных представителями США (Ф. Джиль-
* «Süddeutsche Zeitung», 24/25.IX. 1955; «HZ», Bd. 180, S. 662.
** «HZ», Bd. 180, 1955, S. 662.
*** «Trier — und wie weiter?»
**** Там же, стр. 57.
***** «24.Versammlung deutscher Historiker in Trier, 1958», S. 34.
276
берт) и Голландии (А. И. Форбс), рассматривались проблемы истории
культуры. Лишь на пятое по счету место был отнесен доклад советского
историка академика E. М. Жукова о периодизации всемирной истории,
а на шестое — доклад французских ученых (М. М. Анри и Л. Шевалье)
о проблемах исторической демографии *.
Если в Трире руководство западногерманского Союза историков
устроило неслыханную провокацию против марксистских ученых в
ГДР и против всех прогрессивных немецких историков, то выдвижение
Ротакера чуть ли не главным докладчиком международного конгресса
(первый доклад в первой секции!) было вызовом международной исто¬
рической науке66.
Причина заключается не в том, что идейным источником Ротакера
является так называемая историческая школа и прежде всего Дильтей.
Главное в том, что в период господства германского фашизма Ротакер
связал эти идеи с нацистской идейной смесью, стремясь тем самым, как
уже было показано при помощи цитат из его «Философии истории», под¬
держать фашистский режим. Он присоединился, следовательно, к той
варварской системе, которая интернировала либерального голландского
историка культуры Иоганна Гюйцинга и после зверских пыток уничто¬
жила Марка Блока. В том году, когда был расстрелян Марк Блок,
Ротакер, обосновывавший как философ лозунг «выстоять», еще считал
необходимым распространяться о «значении философии для войны».
После физического уничтожения главы «Анналов» германскими ми¬
литаристами Риттер и Ротакер в качестве их духовных представителей
явно вознамерились идеологически ликвидировать всю школу, действуя
в соответствии с лозунгом, выдвинутым Беловым против Карла Лам-
прехта: «Необходимо применить топор» **.
Каждому историку, боровшемуся против ужасов фашизма и в той
или иной форме пережившему их, даже если он сторонник методологии
немецкого историзма и противник исторического материализма, будет
неприятно видеть в качестве представителя и поборника своих взглядов
именно бывшего нациста Ротакера, который в 1934 г. в философско-
историческом плане «обосновывал» идеологию осквернителей синагог.
Следует, конечно, задуматься над тем, что так называемая немецкая
историческая школа, как показывает пример Ротакера, могла столь
тесно сблизиться с «Мифом XX столетия» и с «Майн кампф» Гитлера.
Прогрессивные немецкие историки должны поднять свой голос в
знак протеста против того, что реакционные западногерманские идео¬
логи в области истории выдвигают Ротакера представителем Германии.
* «ZfG» N 2, 1958, S. 400.
** «HZ», Bd. 45, Neue Folge (1898), S. 195; Engeiberg, Zum Methodenstreit um
Karl Lamprecht.
277
В опубликованной в 1948 г. работе, относящейся к 1937—1938 гг.,
Риттер подчеркивает «превосходное освещение главных проблем но¬
вейшей философии истории Г. Геймсетом в сборнике «Систематическая
философия», изданном в 1943 г. в Штутгарте Ник. Гартманом»*.
В своем докладе на Римском конгрессе Риттер также отметил, что, по
его мнению, эта работа содержит «наиболее ясную формулировку исто¬
рического самосознания в современной немецкой историографии» **.
В упомянутой работе Геймсета, однако, цитируются не только Н. Гарт¬
ман*** и «Границы естественнонаучного образования понятий» Рик-
керта ****, но — не особенным одобрением — также первое издание
книги Риттера «Государство силы и утопия» *****, равно как и «Фило¬
софия истории» Ротакера (1934 г.), где в концентрированной форме
прославляются фашистское фюрерское государство и его идеоло-
^ & ♦ ♦ # ♦
В 1948 г., а также в 1955 г. Риттер счел еще несвоевременным непо¬
средственно сослаться на Ротакера, хотя последний представляет про¬
пагандируемую Риттером философию истории значительно ярче и пол*
нее, чем Г. Геймсет. Но в 1960 г. он уже не имел никаких сомнений
насчет протежирования философско-историческому выступлению Рота¬
кера на международном форуме. В борьбе Риттера за господство реак¬
ционной немецкой исторической школы в странах НАТО Ротакер явно
должен был оказать необходимую для «решающей битвы» «вооружен¬
ную помощь». Впрочем, на Ротакера уже опирался Георг фон Белов,
духовно столь близкий Риттеру. Во втором издании своей «Немецкой
историографии» он с большим одобрением вновь и вновь ссылается на
работы Ротакера *******.
Вместе с. Ротакером Риттер осуществляет «трудовое содружество»
империалистических сторонников Гитлера и его империалистических
противников. Его книга о Герделере должна была существенно облег¬
чить создание этого содружества. При этом Риттер вновь может широко
использовать господствующую в боннском министерстве иностранных
дел и в военном министерстве практику привлечения нацистов. Отстаи¬
* Ritter, Vom sittlichen Problem der Macht, S. 176. Упомянутая работа
Геймсета вышла отдельным изданием у Бувье (Бонн, 1948), по которому мы и
цитируем.
** «Relazioni», р. 304.
*** Heimsoeth, Geschichtsphilosophie, S. 572, 613—614.
**** Там же, стр. 574.
***** Там же, стр. 613. Называя эту в большой степени профашистскую книгу
Риттера «просветляющим вкладом» в «тему самостоятельности и своеобразия фак¬
тора силы во всех историко-политических событиях», Геймсет тем самым раскрывает
политическую суть своей «философии истории».
****** Там же, стр. 572, 578.
******* ßei0Wf Qie deutsche Geschichtschreibung, S. 205.
278
вал же политику Бонна на Женевской конференции министров ино¬
странных дел в 1959 г. бывший фашистский доцент и публицист Виль¬
гельм Греве, который, впрочем, одно время принадлежал к сотруд¬
никам Риттера, а пресловутый и высокочтимый Риттером генерал
Шпейдель представлял западногерманский милитаризм в главной квар¬
тире НАТО в Фонтенбло.
Историкам — немарксистам и антимарксистам, которые, однако, глу¬
боко ненавидят фашизм и милитаризм, следует призадуматься над тем,
что внутренняя логика политики «холодной войны» против социалисти¬
ческого мира и против марксизма неминуемо должна вновь сделать —
и уже сделала — милитаристов и фашистов господствующими фигу¬
рами в идеологической, государственной и военной областях. Эта поли¬
тика привела к восстановлению в Западной Германии империализма,
а вслед за ним и милитаризма. Борьбу против социалистического лагеря
и его идей германский империализм использует, чтобы по-новому утвер¬
дить свое положение в мире. В первых рядах сражается старая идеоло¬
гическая гвардия германской реакции, хотя она давно уже превысила
пенсионный возраст.
Если иметь в виду расчеты, которые Риттер и его единомышленники
возлагали на Стокгольм, трирская провокация также представляется
продуктом примата внешней политики. Для того чтобы предпринять
эффективное международное наступление на марксизм и на тех, кто
не борется против него по-тевтонски, прежде всего имелось в виду при
помощи своего рода исключительного закона западногерманского
Союза историков заставить замолчать марксистских историков в их
собственной стране. Это — операция, которая очень напоминает запрет
Коммунистической партии Германии.
Ведущие западногерманские историки многочисленными узами
связаны с тем режимом, который во многом унаследовал идеи гитле¬
ровского рейха. Существо этих связей, особенно на примере Герхарда
Риттера, можно охарактеризовать фразой: историографические и фило¬
софско-исторические позиции служат внутриполитическим и внешне¬
политическим устремлениям.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Испокон веков реакционная историография тесно связана с реак¬
ционной политикой. И наоборот, прогрессивные социально-политические
силы породили соответствующую им историческую науку. Этот вывод
вытекает из самого материала любой истории историографии, даже
если ее автор не придает значения идее классовой борьбы.
Политика и историческая наука, связанные подобным образом, как
правило, обладают и общей философской основой. В этом смысле
марксизм в ГДР, как и в других социалистических государствах, стал
научной основой политики и исторической науки, которые в силу этого
наиболее плодотворно влияют друг на друга.
Там, где происходит социалистическое преобразование общества,
исторический материализм в конечном счете всегда побеждает идеали¬
стические концепции истории. Уже одно это должно было бы послужить
достаточным доказательством того, что сдвиг в господствующей исто¬
рической мысли, как и преобразования вообще, является объективно
необходимым, т. е. закономерным, процессом, который, хотя и может
быть ускорен научно, ни в коем случае не может быть вызван искус¬
ственно. Тот факт, что новая историческая наука оставляет место и для
буржуазных ученых, вышедших из идеалистических школ, и что она
успешно налаживает сотрудничество с ними, не мог отрицать, имея в
виду ГДР, даже сам Герхард Риттер*.
В Германской Демократической Республике тесная связь политики
и исторической науки создается уже тем, что немецкое государство ра¬
бочих и крестьян сознательно восприняло в качестве наследия все про¬
грессивные, демократические и свободолюбивые традиции истории Гер¬
мании от Великой крестьянской войны до антифашистского движения
Сопротивления **. Исследование же и освещение этих традиций, кото¬
рые реакционная историография и ее последователи вплоть до наших
дней замалчивают, чернят и искажают, издавна является первостепен¬
ной обязанностью не только марксистской исторической науки, но и де¬
мократической историографии в Германии вообще.
Благодаря революционному пролетариату на основе марксистского
мировоззрения стала возможной и в то же время необходимой связь
* «Relazioni», р. 258.
** Engelberg, Unser Arbeiter-* und Bauern-Staat — Erbe und Krönung der demo¬
kratischen Traditionen des deutschen Volkes. «Einheit» N 1, 1960, S. 85.
280
объективного по знания исторической действительности и практиче¬
ской политики, т. е. объективности и партийности, которые буржуазная
философия новейшего времени рассматривает как противоположные
понятия *.
Такая связь стала возможной потому, что пролетариат, осуществляя
свою историческую задачу — построение бесклассового общества,
упраздняет самого себя как класс и тем самым также свое государ¬
ство. Следовательно, в отличие от любого прежнего класса он ни на
одном этапе своего развития не имеет интересов, противоречащих эво¬
люции всего человечества. Поэтому ему нечего скрывать ни от самого
себя, ни от других слоев народа. Такая связь необходима потому,
что в борьбе за это общество и в ходе его планомерного построения
рабочий класс нуждается в совершенно ясном понимании действитель¬
ности, в том числе и прошлой, т. е. истории. Смысл и цель классовой
борьбы пролетариата достаточно возвышенны и не нуждаются в исто¬
рической маскировке и самообмане борющихся**.
Предпосылкой этих положений является закономерный процесс дви¬
жения к социализму, вызываемый внутренними противоречиями капи¬
тализма, сложный и многообразный объективный процесс, научному
анализу которого Маркс посвятил основной труд своей жизни***. Про¬
должая и в этом отношении дело Маркса, Ленин разработал проблемы
сознательного руководства и осуществления этого процесса револю¬
ционным пролетариатом и его партией. Исходным пунктом при этом
всегда был конкретный исторически-социальный анализ при мастер¬
ском овладении диалектическим взаимопроникновением объективных и
субъективных исторических факторов.
Благодаря той же основной социальной, исторической и философ¬
ской позиции ясную форму приобретает также соотношение политики и
этики. Логическое противоречие между этими понятиями, принци¬
пиально существующее в наше время, в сознании буржуазных идеологов
является в значительной степени идеологическим отражением того
факта, что государство идущего к упадку капитализма видит свою
главную задачу в противодействии объективному историческому про¬
цессу, его движущим и ускоряющим силам.
* Кроме известных произведений классиков марксизма (прежде всего книги
В. И. Ленина «Материализм и эмпириокритицизм») см. также G. Klaus, Jesuiten,
Gott, Materie, Berlin, 1958, S. 91—129.
** В связи с рождением капиталистического общества Маркс указывал, что бур¬
жуазным революционерам необходимы были иллюзии, «чтобы скрыть от самих себя
буржуазно-ограниченное содержание своей борьбы, чтобы удержать свое вооду¬
шевление на высоте великой исторической трагедии» (К. Маркс, 18 брюмера Луи
Бонапарта. К Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 8, стр. 120).
*** См. К. Маркс, Капитал, т. I—III. К. Маркс и Ф. Энгельс, Соч., т. 23—26.
1314 281
Эта основная функция современного буржуазного государства ве¬
дет ко все большему нарушению тех этических норм, которые сложи¬
лись в результате истории человечества как истории классовой борьбы
и которые особенно живы в широких массах трудящихся. Отсюда —
нечистая совесть политических деятелей и их идеологов, нуждающаяся
в смягчении или в идеологической компенсации и сверхкомпенсации.
В первую же очередь они стремятся ввести в заблуждение угнетенные
народные массы в их этических восприятиях. Результатом этого яв¬
ляется принципиальное разграничение политики и этики; первая ста¬
новится функцией своего рода дьявольских джунглей, а вторая — атри¬
бутом райских садов.
Задержать закономерно идущий исторический процесс в конечном
счете не в силах ни одна капиталистическая держава. Страх перед ним
порождает то странным образом высказываемое историками желание,
чтобы человек, объявляемый в своих лучших проявлениях «послеисто-
рическим существом», оберегал себя, как таковое, от истории *. За ма¬
скирующим обобщением понятия «человек» скрывается буржуазный
индивидуум, полагающий, что функционирование буржуазной жизни
«не обычное явление, а чудо»**, которое капиталистический аппарат
господства вырывает у истории силой. При этом очень хорошо сознают,
что пользуются «стеклянным счастьем, которое в любой день может
разбиться» ***, или, проще говоря, что стоят на очень «тонкой крыше».
Подобные мотивы слишком отчетливо напоминают высказывания пред¬
ставителей старого режима во Франции 1788 г.
Напротив, марксисты убеждены в том, что плохо, если человек вы¬
нужден оберегать свое достоинство от истории. В действительности че¬
ловечество должно освобождать себя и свое достоинство посредством
истории, посредством таких исторических действий, которые раскрепо¬
щают и направляют производительные силы. Торможение последних
из-за устарелости общественного строя является глубочайшей причиной
всех новейших исторических катастроф, нынешних и будущих страхов.
В этом смысле, безусловно, следует присоединиться к словам Альбера
Камю, которые рождены пережитым в период Сопротивления: «Ведь
фактически речь идет о том, чтобы добиться блага для человека. Не
в результате того, что уходишь от действительности, а благодаря самой
истории» ***♦.
Источником хорошо известного «кризиса историзма», страха перед
* Heimpel, Geschichte und Geschichtswissenschaft, S. 20; R. Wittram, Das Fak¬
tum und der Mensch.
** Heimpel, Der Mensch in seiner Gegenwart, S. 40.
*** Там же.
**** R. v. Albertini, Freiheit und Demokratie in Frankreich, Freiburg — München,
S. 352.
282
релятивизацией этических ценностей при рассмотрении их с точки зре¬
ния истории развития было то же противоречие между капиталистиче¬
ским господством с его устарелыми представлениями о ценностях, с
одной стороны, и поступательным историческим процессом — с другой.
Существу пролетариата и его главной этической особенности — со¬
лидарности — соответствует тот факт, что там, где он в этом процессе
выступает в качестве борца и исполнителя, он создает новые формы
коллективного демократического руководства, которые в таком виде
не возникли и не могли возникнуть прежде. Напротив, у современной
буржуазии появляется тенденция концентрировать в гипертрофирован¬
ном виде главную свою классовую черту — индивидуализм. Эта тенден¬
ция находит воплощение в авторитетной персоне фюрера, которая при
помощи чрезвычайного законодательства призвана преодолеть постоян¬
ное критическое положение капиталистического общества.
Критика, которой культ личности подвергся на XX съезде КПСС,
лишь подтвердила, как глубоки в революционном пролетариате и со¬
зданном им социалистическом строе корни коллективности руковод¬
ства и связанных с ним нравственных норм. Для социализма культ
личности был нарушением его принципов руководства, для буржуаз¬
ного общества новейшего времени он, напротив, стал частью его су¬
щества.
Коллективы марксистских руководителей вырабатывают решения,
опираясь на знания закономерных исторических процессов, придержи¬
ваясь твердого порядка и исходя из всестороннего и тщательного
анализа всех существенных факторов. При этом учитываются мнения
специалистов и в результате коллективного обсуждения соблюдается
коллективная ответственность за принятые решения. Руководители-мар¬
ксисты борются за их осуществление вместе со всеми трудящимися.
Важнейшим элементом в самом принятии решения является практиче¬
ский опыт трудящихся. В подобной рациональной атмосфере нет места
отчаянному призыву к иррациональному чутью гениального руководи¬
теля и носителя государственного разума. Выдающаяся личность пре¬
бывает в этих условиях в сообществе крупных личностей. Такой коллек¬
тив руководителей свободен от буржуазных идей об элите и тесно свя¬
зан с рабочим классом и всеми грудящимися.
Революционный рабочий класс сознает свою роль носителя и испол¬
нителя объективного исторического процесса и необходимость добиться
полной действенности общечеловеческих моральных принципов, выра¬
ботанных различными классами в прошлом и обогащенных пролета¬
риатом. Поэтому ему чужды принципиальные противоречия между по-
литикой и этикой. Благодаря социалистической перестройке общества
политика сама становится средством осуществления высших этических
принципов и требований. Воспринятые сознательным в классовом отно¬
283
шении пролетариатом, эти требования становятся законом человечества
на будущее. Таким образом, абстрактное нравственное долженствова¬
ние превращается в конкретное нравственное бытие.
Как и марксизм в целом, марксистская историческая наука возникла
и развивалась вместе с рабочим движением. Она так же родилась в
борьбе против буржуазии и ее исторической мысли, как некогда бур¬
жуазная историография была в лице ее лучших представителей ору¬
жием в борьбе с феодальной системой и абсолютистским государством.
Однако пролетариат коренным образом отличается от буржуазии тем,
что он завоевывает политическую власть как класс, который не владел
производительными силами и поэтому не располагал какими-либо сред¬
ствами для получения систематического и полного научного образова¬
ния. Поэтому широкое развитие марксистской исторической науки могло
начаться лишь после социалистической революции. Положение услож¬
нялось еще тем, что буржуазное государство, как правило, лишало
марксистских исследователей, например Франца Меринга, доступа к
архивам.
Специфически социалистический метод коллективной работы на
основе прочного и обязательного плана мог найти полное применение
в марксистской исторической науке лишь после того, как выросли
молодые силы и само развитие социалистического строя достигло опре¬
деленного уровня. В Германской Демократической Республике эта выс¬
шая форма научной работы лишь начинается. Но марксистская исто¬
рическая наука ГДР может уже похвастать результатами, которые на¬
глядно показывают принципиальное превосходство перед буржуазной
историографией и являются предвестниками будущих достижений.
Марксистская историческая наука не только раскрывает себя как
истинное, но и обнажает фальшь буржуазной историографии.
Необходимо в то же время разоблачать корни того рокового исто¬
рического мышления, которое в течение целого столетия преследует все
слои немецкого народа начиная со школьной скамьи до так называе¬
мых поучительных патриотических изданий всех видов и до кинофиль¬
мов. Понятия борьбы более чем когда-либо являются следствием не¬
примиримо агрессивной позиции старых врагов всего прогрессивного,
играющих в высшей степени вредную роль.
Если о прусском учителе говорили, что он выиграл сражение при
Кёниггреце, то профессор и учитель истории в германской империи Го-
генцоллернов, Гинденбурга и Гитлера не может уклониться от упрека
в том, что он идеологически подготовил немецкую молодежь для сра¬
жений и для массовых могил двух мировых войн. На западе Германии
немало лиц, ничему не научившихся и неисправимых. Они стремятся
продолжить эту гибельную традицию в условиях атомного века. К этому
призывают учебники по истории, вновь написанные в старом духе. За¬
284
малчивание событий и фактов новейшей истории, в чем некоторые учи¬
теля усматривают спасение, также не является разрывом с этой тра¬
дицией. Не может ввести в заблуждение и попытка укрыться за понятием
«непреодоленного прошлого». Это понятие — больше чем убежище для
невежества. Оно обнаруживает отсутствие подлинного желания прове¬
сти такую самокритику, которая не сводится к невинному «самосозна¬
нию». Это понятие стало сигналом к прекращению попыток честного
«пересмотра истории», грозившего задеть кое-кого.
Некоторые представители Западной Германии казались напуган¬
ными антисемитско-фашистскими рождественскими эксцессами 1959 г.
и начатой ими цепной реакцией. Не раз можно было услышать, что
надо наконец покончить с прошлым. Оставим в стороне субъективную
добросовестность подобного намерения.
Но кто стремится изменить только историческое сознание, оставляя
нетронутым устаревшую структуру общества, неизбежно потерпит про¬
вал. В такой псевдопедагогической форме особенно наглядно обнару¬
живается философский идеализм как объективная опора реакции. Ко¬
нечно, следует приветствовать каждую честную и серьезную попытку
западногерманских учителей истории и молодых историков покончить
с прошлым. Но подлинное преодоление прошлого невозможно без одно¬
временного осуществления в Западной Германии важных задач бур-
жуазно-демократической революции с учетом условий нашей эпохи и
особой ситуации в Германии; это прежде всего означает преодоление
роковых сил милитаризма и фашизма во всех областях общественной
жизни, начиная с их социально-экономических корней. Ибо до тех пор,
пока эти силы располагают экономической, политической и военной си¬
лой, они имеют также власть над мускулами, умами и сердцами.
Таковы важнейшие уроки, которые вытекают из истории Германии,
и тем самым — принципиальные предпосылки для сохранения мира.
При преодолении прошлого в этом смысле особая ответственность па¬
дает на солдат второй мировой войны, которые были обмануты уже
тогда, но которых западногерманский милитаризм хочет вновь поста¬
вить под ружье.
Данная работа, посвященная научному анализу реакционной идео¬
логии в области истории, призвана служить борьбе за преодоление ми¬
литаризма и его идеологии во всей Германии, той идеологии, которая в
интересах германского империализма в тоне приказа объявляет немец¬
кому народу и другим народам:
«.. .голодать и повиноваться».
КОММЕНТАРИИ
1 Герделер, Карл Фридрих (1884—1945)—немецкий буржуазный политический
деятель; в период Веймарской республики был бургомистром Кёнигсберга и Лейп¬
цига, в 1931—1932 гг. и 1934—1935 гг. был рейхскомиссаром по регулированию цен.
Впоследствии оказался среди тех представителей правящих кругов Германии, кото¬
рые составили верхушечную буржуазную оппозицию гитлеровскому правительству.
Герделер был одним из идейных вдохновителей заговора против Гитлера. После
безуспешного генеральского путча и покушения 20 июля 1944 г. на Гитлера был
арестован и 2 февраля 1945 г. казнен.
2 «Демония власти» — в современной буржуазной идеалистической философии
обозначает непостижимую и неодолимую силу, воздействующую на душу и ум чело¬
века. Философы-идеалисты часто говорят о демонии войны, техники, государства
я т. д.
* Неотомизм — религиозно-этическое учение, получившее развитие после офици¬
ального признания папой Львом XIII в 1879 г. идей Фомы (Томы) Аквинского. Нео¬
томизм по сути является официальной философской доктриной католической церкви.
4 «Общество Иисуса» (лат. «Societas Jesu») — орден иезуитов, реакционная,
воинствующая организация католической церкви, созданная в 1534 г. для борьбы
против Реформации; характерная особенность — применение самых утонченных ковар¬
ных методов и средств в достижении целей.
6 Онкен, Герман (1869—1945)—немецкий реакционный историк, апологет агрес¬
сивной внешней политики Германии; его основной двухтомный труд «Германская
империя и предыстория мировой войны» вышел в 1933 г. Г. Онкен стремился пред¬
ставить экспансионистскую политику германских правящих кругов как оборонитель¬
ную и обусловленную срединным положением Германии в Европе. Его исторические
концепции покоятся на оправдании «политики силы» и на «примате» внешней поли¬
тики над внутренней.
6 Дройзен, Иоганн Густав (1808—1884)—известный буржуазный немецкий исто¬
рик, автор книг об «эллинизме» и большого по объему (14 томов) труда по прусской
истории. Буржуазные авторы считают Дройзена основоположником науки об исто¬
риографии, ее методах и задачах.
7 Виндельбанд, Вильгельм (1848—1915)—известный буржуазный немецкий исто¬
рик философии, играл заметную роль в течении «назад к Канту». Считается осново¬
положником баденской школы неокантианства. Основную задачу исторической науки
он видел в описании событий в их неповторимом своеобразии, без какой-либо по¬
пытки вскрыть закономерности.
8 Дильтей, Вильгельм (1833—1911)—немецкий философ-идеалист. Дильтей был
одним из представителей «философии жизни», которая, провозглашая стремление
«понять жизнь из нее самой», отдавала предпочтение чувству, инстинкту, интуиции
и выступала за мистику и иррационализм, против интеллекта. Философия жизни
286
является предшественницей современного экзистенциализма — «философии суще¬
ствования». Отрицая какие-либо закономерности в истории, Дильтей рассматривал
историческую науку как «психологию» духа.
9 Риккерт, Генрих (1863—1936)—немецкий философ и социолог, один из осново¬
положников баденской школы неокантианства, разрабатывавшей методологически
проблему различия между науками о природе и науками о духе, отрицал законо¬
мерности в развитии общества.
10 «Легкие всадники» — так называли в Германии накануне первой мировой
войны офицеров, связанных тесными узами с юнкерством и служивших опорой реак¬
ционного кайзеровского режима.
11 Историческая школа — направление в немецкой буржуазной историографии,
■основателем которого считают Л. фон Ранке (см. примеч. 15). Один из основных
принципов этой школы — добиваться понимания истории путем подробного изучения
частностей и деталей, игнорируя закономерности исторического прогресса.
12 Белов, Георг (1858—4927)—немецкий буржуазный историк, пытавшийся обо¬
сновать и оправдать захватническую политику германского империализма, развивая
идею превращения Германии в «великую германскую державу».
13 «Дольхштосс» (нем.)—«удар ножом» — лживая концепция поражения Герма¬
нии в первой мировой войне, выдвинутая обанкротившимися германскими милита¬
ристами для оправдания своей авантюристической политики и стратегии. Согласно
этой легенде, вспыхнувшая в Германии в 1918 г. революция якобы нанесла «удар
ножом в спину» сражающейся армии, что явилось причиной поражения. На самом
деле Германия потерпела военное поражение прежде всего вследствие авантю¬
ризма стратегии реакционной германской военщины и полного материального исто¬
щения страны в ходе изнурительной войны на два фронта.
14 Пангерманцы — участники «Пангерманского союза», реакционной шовинисти¬
ческой организации германского империализма, возникшей в конце XIX в. Захват¬
нические планы пангерманцев предусматривали присоединение к Германии
территорий Франции, Бельгии, Голландии и Австрии, захват Прибалтики, Польши,
Украины, Кавказа, а также установление германского колониального господства
в странах Азии, вплоть до Индии. После поражения в первой мировой войне пан¬
германцы вели злобную реваншистскую агитацию, а затем поддержали фашистскую
политику агрессивной войны.
15 Ранке, Леопольд, фон (1795—1886) — немецкий историк, один из основателей
немецкой исторической школы XIX века. Провозглашая задачей историков показ
событий так, «как это собственно было», Ранке понимал развитие истории как
смену идей государственных и политических деятелей, игнорировал роль народ¬
ных масс и классовую борьбу. Ранке придавал большое значение использованию
в историческом исследовании архивов и развивал метод филологической критики
источников. Он рассматривал внешнюю политику в отрыве от социально-экономиче¬
ских условий; придерживался консервативных политических взглядов, выступал за
объединение Германии под прусским главенством.
16 Естественное право — уходящее корнями в древность учение, согласно кото¬
рому право заложено в самой природе и в сущности человека, а поэтому одинаково
для всех людей во все времена. Христианское, особенно схоластическое, толкование
естественного права сводило его к божественному закону, заложенному в природе
человека актом творения.
17 Шпенглер, Освальд (1880—1936)—немецкий философ-идеалист; в толковании
истории стоял на субъективно-идеалистических позициях, отрицая закономерности
287
и прогрессивное развитие истории. Одна из черт концепции Шпенглера — национа¬
листическая проповедь вражды и насилия по отношению к другим народам, осно¬
ванная на утверждении, что расы и нации разделены противоположным подходом
к миру.
18 Энтелехия — буквально то, что имеет цель в самом себе; философский тер¬
мин, применяемый идеалистами для обозначения внутренней цели, нематериальной
жизненной силы, которая якобы определяет развитие материи.
19 «Новый курс» — так называли внутреннюю и внешнюю политику Каприви,
назначенного канцлером Германской империи после отставки Бисмарка в марте
1890 г. Наряду с некоторыми «новшествами» в области внутренней политики период
канцлерства Каприви (1890—1894) отмечен отказом от возобновления заключенного
Бисмарком в 1887 г. тайного договора с Россией, а также заключением ряда торго¬
вых договоров на условиях взаимного снижения таможенных пошлин. «Новый курс»
вызвал недовольство юнкерства, что и послужило причиной отставки Каприви.
20 Штейн, Генрих Фридрих Карл (1757—1831)—государственный деятель Прус¬
сии, известный проведенными в 1807—1808 гг. либеральными реформами (провозгла¬
шение освобождения крестьян от личной зависимости, реорганизация армии, реформа
городского управления), а также активным участием в борьбе против господства
Наполеона в Европе.
21 «Высший епископ» (лат. «summus episcopus»). В немецкой евангелической
церкви со времен реформации высшим епископом считался суверен данной земли.
После уничтожения монархии в Германии в результате Ноябрьской буржуазно¬
демократической революции 1918 г. управление церковью перешло к избираемому
синодом председателю церкви и епископам.
22 Карлейль, Томас (1795—1881)—английский реакционный историк и философ.
Он проповедовал немецкую идеалистическую философию и реакционный романтизм.
Карлейль создал «культ героев», принижая роль народных масс, которые презри¬
тельно называл «толпой», обреченной повиноваться вождям.
23 Эвдемонизм — известное с древнейших времен (Сократ, Эпикур и др.) эти¬
ческое учение, согласно которому высшая цель всех стремлений — счастье, блажен¬
ство.
24 Гнейзенау, Август Вильгельм (1760—1831)—видный немецкий военачальник,
один из активных участников патриотического движения в Германии, направленного
против наполеоновского господства; инициатор развертывания народной освободи¬
тельной войны против наполеоновской Франции.
25 День Потсдама — 21 марта 1933 г. — день открытия первого рейхстага, избран¬
ного после установления в Германии диктатуры гитлеровцев. В этот день в Потсдаме
была устроена торжественная церемония, в ходе которой президент Гинденбург и
новый канцлер Гитлер обменялись рукопожатием. Это должно было символизиро¬
вать единство старых реакционеров и милитаристов с нацистами.
26 «Пассивное сопротивление» провозглашено германским буржуазным прави¬
тельством в январе 1923 г. в ответ на вторжение французских и бельгийских войск
в Рурскую область под предлогом обеспечить выполнение Германией репарационных
обязательств. Период «пассивного сопротивления» характеризуется обострением клас¬
совой борьбы, а также небывалой инфляцией. Боясь дальнейшего революционизиро¬
вания масс, правительство Штреземана объявило 23 сентября 1923 г. о прекращении
пассивного сопротивления.
27 «Pax coelestis» в «pax terrena», т. е. «мира небесного» в «мир земной».
288
28 Лампрехт, Карл (1856—1915) — немецкий буржуазный историк-либерал. Па
своим философским взглядам примыкал к позитивизму. Главная работа Лампрех-
та — 12-томная «История Германии». Политические события Лампрехт стремился
рассматривать в связи с экономической историей страны, что послужило основанием
для обвинения его большинством немецких буржуазных историков в «приближении
к экономическому материализму».
29 «Virtu» — в современном итальянском языке означает добродетель, доблесть;
Н. Макиавелли в своих сочинениях употреблял это выражение для обозначения
воли, силы, примененной на благо государства.
30 «Конфессиональная церковь» («bekennende Kirche») — церковное евангели¬
ческое оппозиционное движение в Германии, возникшее летом 1933 г. Участники
этой оппозиции выражали недовольство вмешательством гитлеровского правительства
в дела евангелической церкви и образовали на местах особые «общины» и «брат¬
ства», в которых проводились проповеди политического характера.
31 Антиномия — философское понятие для обозначения противоречия между
взаимно исключающими друг друга положениями, каждое из которых признается
истинным. Особое значение придается антиномиям в философской системе Канта,
выделявшего четыре антиномии разума.
32 «Фольксваген» — предприятие, учрежденное гитлеровским правительством под
демагогическим лозунгом обеспечения каждой немецкой семье своего автомобиля.
На собранные с населения средства был построен завод, продукция которого пол¬
ностью пошла на оснащение фашистского вермахта в ходе второй мировой войны.
33 «Крафт дурх Фройде» — (нем. «сила через радость») — название существо¬
вавшей в гитлеровской Германии организации, которая стремилась посредством
демагогии и небольших подачек отвлечь внимание трудящихся от их коренных инте¬
ресов. С этой целью «Крафт дурх Фройде» устраивала экскурсии по Германии на
льготных условиях, увеселительные поездки на пароходах по рекам и т. п.
34 Трейчке, Генрих, фон (1834—1896). — По словам В. И. Ленина, Трейчке при¬
надлежал к «немецким казенно-полицейским историкам» (В. И. Ленин, Поли. собр.
соч., т. 16, стр. 9). Трейчке выступал как апологет германской монархии, агрессивной
политики, культа грубой силы и войны, цинично провозглашал откровенную тенден¬
циозность в освещении истории и сыграл заметную роль в подготовке и формиро¬
вании экспансионистской идеологии германского империализма.
35 Сецессионцая война — так называют в литературе гражданскую войну 1861 —
1865 гг. в Соединенных Штатах Америки, в ходе которой южные штаты стремились
отделиться, обособиться. Secessio (лат.) — отделение.
36 Кратос — в греческой мифологии олицетворял собой силу.
37 Буркгардт, Якоб (1818—1897)—швейцарский историк культуры, основатель
«культурно-исторической школы». В своих поздних работах истолковывал историче¬
ский процесс с иррационалистских позиций. Буркгардт придерживался точки зрения,
что всякому государству якобы присуще демоническое начало, что государство может
выходить из-под контроля политических руководителей и действовать как слепая
разрушительная сила.
38 Фрауэнштедт, Юлиус (1813—1879)—друг и последователь А. Шопенгауэра,
издатель всех его произведений.
39 Ванситтарт, Роберт (1881—1957) — английский политический деятель и ди¬
пломат. В годы второй мировой войны известен как убежденный сторонник расчле¬
19 Вернер Бертольд
289
нения Германии и превращения ее в сельскохозяйственную страну, что должно
было окончательно устранить в ее лице конкурента Англии.
40 Учение Лютера о двух царствах основано на утверждении, что бог управ¬
ляет миром двояко: в области духа — с помощью слова и проклятия, при посредстве
церкви; в светской области — с помощью властей, которые по поручению бога при¬
меняют меч и сохраняют порядок, предохраняя мир от хаоса.
41 Пиэтизм — течение в протестантской церкви, отвергавшее обрядность и ученое
богословие. Пиэтизм звал к смирению, к углублению в собственное я. Постепенно
юн выродился в мистико-аскетическую секту, боровшуюся против идей Просвещения.
Одним из первых приверженцев пиэтизма (конец XVII —начало XVIII в.) был еван¬
гелический теолог А. Г. Франке.
42 Неоплатонизм — мистическая философия эпохи упадка Рима (III—VI вв.). Ее
творцом был Плотин. В основе неоплатонизма лежало мистически-интуитивное по¬
знание высшего.
43 Эманация в духе Плотина — важнейшая часть неоплатонистской философии.
Согласно учению Плотина, единое-первосущность выделяет мировой дух, а тот произ¬
водит из себя мировую душу, заключающую в себе истинный мир — мир идей. Чув¬
ственный же мир является лишь иллюзорным отражением последнего; материя —
низшая ступень эманации, «злое» начало.
44 Шеффель, Иоганн (1826—1886)—немецкий писатель. Его произведение «Тру¬
бач из Зекингена» доставило автору огромную популярность своими меткими зари¬
совками жизни людей и соленым народным юмором.
45 Фогельвейде, Вальтер фон дер (1170—1230)—один из крупнейших поэтов
средневековой Германии, выдающийся лирик.
46 Нибур Б. Г. (1776—1831)—немецкий историк древнего мира. Разработал
метод научной критики источников.
47 Ян, Фридрих Людвиг (1778—1852)—немецкий историк и педагог, активный
-борец за освобождение Германии от наполеоновского господства. Принимал деятель¬
ное участие в создании студенческих организаций, выступавших против реакционных
порядков, за национальное единство Германии, в связи с чем в 1819 г. был аресто¬
ван и заключен в крепость.
48 Теодицея — сочинение, имеющее целью объяснить и оправдать противоречие
Л1ежду господством несправедливости в мире, с одной стороны, и благостью и все¬
могуществом бога — с другой.
49 Маркиз Поза — персонаж драмы Ф. Шиллера «Дон Карлос». В его уста
Шиллер вложил проповедь отвлеченного гуманизма, цель которой склонить монарха
на путь человеколюбия и мирных реформ.
60 Перемирие в Мальмё подписано между Пруссией и Данией 26 августа 1848 г.
и завершило собой войну из-за герцогства Шлезвиг-Гольштинии, которое, согласно
«перемирию, отошло к Дании.
61 Чирико, Джорджо (род. в 1888 г.)—современный итальянский художник-сюр¬
реалист. В его произведениях дается искаженная, фантасмагорическая картина дей¬
ствительности.
62 Мантейфель, Эдвин (1809—1885) — прусский генерал-фельдмаршал, глава во¬
енного кабинета; Альвенслебен, Густав (1803—1881)—генерал-адъютант прусского
короля Вильгельма I. Вместе с Бисмарком Мантейфель и Альвенслебен, используя
290
все средства, добились проведения военной реформы 60-х годов XIX в. в Пруссии,
явившейся предпосылкой объединения Германии «железом и кровью».
63 Арндт, Эрнст Мориц (1769—1860)—немецкий поэт, видный участник борьбы
против наполеоновского владычества. В своих произведениях начала XIX в. неустан¬
но призывал к борьбе за национальную независимость и единство Германии, высту¬
пал против феодального и княжеского произвола.
64 Гарпия — в мифологии крылатая женщина-чудовище, похитительница людей;
фурия — богиня мщения и кары.
55 ЦК СЕПГ и в последующие годы продолжал оказывать огромное внимание
развитию исторической науки в ГДР. Одно из ярких свидетельств этого — разра¬
ботка «Очерка истории германского рабочего движения» комиссией ЦК СЕПГ под
руководством первого секретаря ЦК В. Ульбрихта. Обсуждению проекта очерка
была специально посвящена работа XVI пленума ЦК СЕПГ (июнь 1962 г.), после
чего проект был поставлен на широкую открытую дискуссию. Текст «Очерка
истории германского рабочего движения», излагающего в сжатой форме важнейшие
проблемы исторического развития Германии в XIX—XX вв., был утвержден II пле¬
нумом ЦК СЕПГ (апрель 1963 г.). Опираясь на этот документ, историки ГДР рабо¬
тают ныне над многотомной историей германского рабочего движения.
66 Имперский закон об общинном устройстве, вступивший в силу 30 января
1935 г., зиждился на фашистском принципе фюрерства и недопущения каких-либо
политических организаций, кроме гитлеровской партии. Общинное самоуправление
было крайне ограничено контролем и надзором органов фашистского государства.
67 Бек, Людвиг (1880—1944)—немецкий генерал, в 1935—1938 гг. начальник
генерального штаба германской армии. Разделяя захватнические цели гитлеровцев,
Бек в то же время расходился с ними в вопросе о методах и сроках осуществления
этих планов, в связи с чем вышел в отставку. Впоследствии стал одним из руководи¬
телей генеральской оппозиции против Гитлера. После неудачного покушения на
«фюрера» 20 июля 1944 г. Бек покончил жизнь самоубийством.
58 «Красная капелла» — крупная антифашистская организация, действовавшая
в Германии с 1935 г., особенно активно — во время второй мировой войны. Руково¬
дили организацией убежденные демократы — офицер военно-воздушных сил Шульце-
Бойзен, известный экономист Харнак и др. В 1942 г. участники «Красной капеллы»
лопали в руки гестапо и в большинстве своем были казнены.
59 Штауфенберг, Клаус — полковник германской армии, активный участник
заговора 20 июля 1944 г. и исполнитель покушения на жизнь Гитлера. Штауфенберг
принадлежал к левому крылу заговорщиков, выступал за сотрудничество с КПГ и
с иностранными рабочими, пригнанными в Германию из разных стран. Расстрелян
без суда в день покушения на Гитлера.
60 Неолиберализм — течение буржуазной политической экономии, отказавшееся от
старого либерального принципа невмешательства государства в экономическую
жизнь. Сторонники неолиберализма утверждают, что государство может отменять
экономические законы и создавать новые, что с его помощью якобы можно достичь
третьего пути «между капитализмом и социализмом». Выступления неолибералов
против монополий практически обращены против профсоюзов, как «наиболее вред¬
ной» формы объединения. К числу приверженцев неолиберализма принадлежит
нынешний канцлер ФРГ Л. Эрхард.
61 Крайзауэровский кружок — группа участников буржуазного заговора 20 июля
291
1944 г. против Гитлера, принадлежавшая к левому крылу. Кружок именовался по
названию поместья, где собирались его участники.
62 «Кровь и почва» — название книги одного из фашистских теоретиков, министра
земледелия Вальтера Дарре. В книге проповедовался один из излюбленных тезисов
фашистской пропаганды о том, будто главная основа «третьей империи» — «расово
чистое» немецкое крестьянство. Распространяя эту лживую версию, гитлеровцы
стремились укрепить свое влияние среди крестьян.
63 Бергсон, Анри (1859—1941)—французский философ-идеалист. Проповедовал
иррационалистическое представление о мире. Высшей формой философского позна¬
ния он считал интуицию. Учение Бергсона родственно «философии жизни».
64 Аргус — в мифологии многоглазый страж, эталон неусыпности и бдительности.
66 Кроче, Бенедетто (1866—1952)—итальянский буржуазный историк и философ-
идеалист, политический деятель. В мировоззрении Кроче, являвшегося идейным вож¬
дем итальянских буржуазных либералов, эклектически сочетались идеи неогегельян¬
ства, кантовской философии и бергсонианства. Свою главную цель Кроче видел
в борьбе против влияния материалистического учения марксизма.
66 Международный конгресс историков в Стокгольме (август 1960 г.) отнюдь не
оправдал надежд, возлагавшихся на него представителями реакционной, особенно
западногерманской, историографии. На конгрессе с большой силой проявилось укреп¬
ление авторитета марксистской исторической науки; выступления историков-маркси-
стов были поддержаны рядом буржуазных историков. В секции методологии доклад
Э. Ротакера подвергся сокрушительной критике со стороны историков-марксистов,
разоблачивших антинаучность его идеологической концепции.
УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Аврелий, Марк 171
Аденауэр К. 18, 24, 25, 86, 87, 105,
133, 141, 160, 174, 217, 228, 233, 243,
244, 263, 275
Александр I 60
Альвенслебен Г. 218, 221, 222
Анри М. М. 277
Арагон, Луи 261
Арндт, Эрнст Мориц 221, 250
Аубин, Герман 19, 266
Барт, Карл 23—24
Баттерфилд, Герберт 276
Бебель, Август 195, 196
Бек 98, 108, 236, 247
Беккер, Вилли 54
Белов, Георг 41, 43, 46, 47, 62, 199, 255,
258, 273, 277
Бергсон, Анри 261
Бессон, Вальдемар 7
Бирд 245
Бисмарк 17, 32—34, 42, 45, 55—59,
61, 62, 69, 71, 73—76, 90, 117, 120,
132, 134, 151, 164, 178, 184, 185,
190, 193—197, 202, 223, 225, 226,
272
Блок, Жан-Ришар 261
Блок М. 261, 262, 265, 269, 277
Блунчли 41
Бовери, Маргрет 246
Бонин, Богислав 243
Боррис, Ахим 243
Бранденбург, Эрих 54, 69
Браубах М. 263
Брентано 233
Бретон, Андре 261
Брокдорф-Ранцау 60
Буркгардт, Якоб 150, 156, 189, 256,260
Бэрнс 245
Ванситтарт 162
Вебер, Макс 64, 74
Вельте, Бернгард 152
Вестфален, Карл 243
Вестфаль, Отто 53, 195
Вильгельм II 54, 76, 163, 226
Виндельбанд, Вильгельм 32, 153, 187,
256, 257, 259, 271
Виттрам, Рейнхард 19
Вольтер 172
Вольф, Отто 86
Габленц 249, 250
Гайсс, Иммануил 8
Гаусгерр Г. 267
Гегель 45, 171, 175, 176, 181, 185—
188, 261
Геймпель Г. 19, 98, 150, 183, 247, 262,
264, 265
Геймсет Г. 278
Герделер, Карл 6, 12, 13, 18, 97, 98,
106, 116, 118, 119, 127, 128, 161,
233—247, 249, 250, 273, 278
Гёрлиц В. 230
Гёте 45
Гийом 141
Гиммлер 12, 238, 241
Гинденбург 214, 234, 284
Гитлер А. 5, 12, 52, 76, 81, 82, 88, 89,
92, 93, 98, 100, 101, 108, 118—120,
125, 133, 136, 140—142, 163, 165,
170, 172, 173, 183, 213, 214, 221,
226, 233, 234, 236—241, 243, 245,
249, 257, 262, 268, 277, 278, 284
Гнейзенау 72, 73, 221, 224
Голль, Шарль де 133, 265
Гофер, Вальтер 150, 151, 274
Греве, Вильгельм 140, 159, 160, 279
Громадка Я. Л. 23
Гропп 162
Гюйцинга, Иоганн 277
Даллес Д. Ф. 30, 159, 160, 168, 263
Дарвин 200, 201
Дельбрюк, Ганс 43
Дехио, Людвиг 6, 17, 19, 44, 119, 138—
139, 148, 150, 202, 219, 220, 223, 267
Джентиле 269
Джильберт Ф. 276—277
Дибелиус 25, 159—161, 236
Дильтей, Вильгельм 32, 42, 90, 153, 187,
198, 199, 257, 259, 269, 271, 277
293
Дитце, Константин 240
Дове, АльЛред 189
Дрейфус, Альфред 47
Дроз Ж. 263—265
Дройзен 31, 190
Ерусалимский А. 56
Жид, Андре 261
Жуков E. М. 277
Зейферт, Герхард 235
Зете, Пауль 140, 174, 224
Зигфрид, Андре 262
Иден 227
Иогихес, Лео 209
Каеги, Вернер 111, 256, 257
Кайзер, Якоб 245
Калинин М. И. 84
Камю, Альбер 282
Кант 129, 175, 178, 179, 185
Карл XII 221, 223
Карлейль 63
Кашен, Марсель 85
Келер, Вальтер 62
Кеппен 186
Конце, Вернер 7, 247
Кордт Э. 141
Краус, Вернер 237
Кромвель 178
Кроче 269
Кукхофер, Адам 237
Куно 85
Кюннельт-Леддин, Эрик 175, 176
Кюннет, Вальтер 25, 158, 159
Лабрусс 269
Лаваль, Пьер 121
Ламарк 201
Лампе, Адольф 240
Лампрехт, Карл 106, 153, 258, 260, 264,
277
Лассаль, Фердинанд 195
Лейбниц 190
Леман, Макс 70, 71
Ленин В. И. 39, 43, 105, 130, 133, 183,
198, 202, 203, 281
Ленц, Макс 31, 43
Лесьнодорский Б. 274
Левит, Карл 158
Либкнехт, Вильгельм 196
Либкнехт, Карл 209, 210, 228
294
Лилье, Ганс 25, 177
Литт, Теодор 19
Лукач, Георг 15
Людвиг, Эмиль 54
Людендорф 20, 163, 211, 219, 221, 226*
Людовик XIV 221, 223
Люксембург, Роза 209, 228
Лютер, Мартин 30, 42, 43, 61—66, 76,
93, 100, 131—133, 135, 144, 166—169
Майнеке Ф. 5—8, 19, 31, 32, 43—45,
47—55, 58, 61, 63, 65, 68, 83, 107,
114, 126, 129, 138, 147—151, 153,
155—157, 185, 202, 206, 213, 214,
219, 220, 256, 258, 269
Макиавелли, Николо 92, 93, 99, 100,
102, 105—109, 124, 125, 129, 133,136>
Маккарти 269
Мальтус 200
Манн, Голо 8
Манн, Томас 30, 49, 64, 73, 104
Мантейфель-Зёге 25
Мантейфель, Эдвин 218, 221, 222
Маркс К. 21, 75, 186, 189, 199, 200,
202, 204, 207, 208, 259, 261, 281
Маркс, Эрих 43, 45
Мейер, Курт 244
Менерт, Клаус 207
Меринг, Франц 71, 72, 169, 201, 204,
209 259 284
Меттерних’42, 114, 129, 188, 190, 22S
Мойзель А. 219
Мольтке 221, 226, 229
Монмуссо, Гастон 85
Мор, Томас 93, 99, 100, 102, 109—114,
116, 129, 140
Моррас, Шарль 121
Муральт, Леонард 151
Муссолини 108, 123, 133, 136, 183
Мюллер, Адам 175
Наполеон I 46, 57, 76, 115, 129, 189,.
221, 222, 224
Нибур 186
Никит, Эрнст 141
Нимёллер, Мартин 24, 160
Ницше 63, 134, 272
Норден,. Альберт 52, 53, 59
Нушке, Отто 24
Ойкен, Вальтер 31, 125, 240
Онкен, Герман 31—33, 42, 43, 51, 76^
111, 185
Петр Великий 221, 223
Петэн 121
Пик, Вильгельм 209, 210
Приен 134
Пуанкаре Р. 85
Райманн А. 39
Райн Г. А. 29
Рамадье, Поль 262
Ранке, Леопольд 14, 17, 29, 31, 44—46,
64, 90, 108, 138, 149—151, 155, 156,
175, 178, 180, 181, 185—190, 224,
255, 256, 260, 261
Раух Г. 266, 270
Ренувен П. 263—265
Рёгеле, Отто 87, 89, 119, 268
Риббентроп 12
Риккерт, Генрих 32, 153, 187, 255—257,
259, 271
Римек, Рената 8
Робеспьер 182, 183
Розенберг, Альфред 257
Роллофф, Густав 54
Росси А. 141
Ротакер, Эрих 9, 19, 199, 257, 258,
276—278
Ротфельс, Ганс 7—10, 19, 195, 208, 245
Рудольф, Рольф 235
Руссо, Жан-Жак 180
Савиньи, Фридрих Карл 189
Сект, Ганс 60
Семар, Пьер 85
Серафим Х.-Г. 141
Сетон-Уотсон Г. X. Н. 274
Сидоров А. Л. 274
Симон, Эрнст 185, 188
Тауни Р. X. 268
Тельман, Эрнст 165, 242, 273
Тиме К. 274
Тойнби, Арнольд Джозеф 154
Токвиль, Алексис де 176
Тревор-Ропер X. Р. 268
Трейчке, Генрих 132, 190, 273
Трёльч, Эрнст 47, 48
Тротт, Адам 239, 246
Трумэн, Гарри 13
Уиллер-Беннет 197, 226—228, 234
Ульбрихт, Вальтер 229
Фауст, Август 120, 1*22, 142
Февр, Люсьен 261, 271
Фёрстер, Фридрих Вильгельм 162
Фихте, Иоганн Готлиб 68, 69, 118, 185*
Фишер, Куно 179
Фишер, Ойген 54
Фишер, Фриц 8, 9, 10
Флах, Вилли 267
Фогель, Вальтер 44
Фогельвейде, Вальтер 185
Форбс А. И. 277
Франк, Август Герман 169
Франк, Вальтер 53, 120, 121, 261
Франк, Леонард 33
Франкастель, Пьер 260, 262
Франс, Анатоль 176
Франц Г. 29
Фрашка, Гюнтер 230
Фрейер, Ганс 19, 114, 180
Фридрих Вильгельм III 68, 72, 225
Фридрих II 73, 74, 88, 90, 91, 132,
134, 164, 169—174, 193, 194, 211.
220, 223, 224, 270, 272
Фройнд, Михаэль 10
Фукс, Д. Эмиль 23, 30
Хаген 86
Хагер, Курт 229
Хайнеманн, Густав 24
Халлер, Иоганнес 54
Харнак, Арвид 237
Хаусхофер, Карл 105
Хвостов В. М. 274
Хейс 16
Хейсси, Карл 61
Хельцле Э. 9
Хинрихс К. 70
Хинце, Отто 43
Хойзингер 233, 249, 275
Холлер, К. Людвиг 175
Холлдак X. 141
Холль, Карл 61, 62
Хор С. 141
Хофер, Вальтер 19, 24, 29, 53, 141
Хофштедтер Р. 268
Хрущев Н. С. 141
Цан, Петер 30
Царнт, Гейнц 25, 177
Цеткин, Клара 209
Черчилль 206, 227
Шварц, Рудольф 242
Шевалье Л. 277
Шеер, Ион 242
295
Шефер, Дитрих 43
Шёнхаар, Эуген 242
Шидер, Теодор 7, 19
Шлагетер, Альберт 86
Шмитт, Карл 53, 67
Шнабель, Франц 71
Шопенгауэр, Артур 151, 175, 186, 187,
272
Шпейдель 25, 218, 233, 249, 263, 275,
279
Шпенглер, Освальд 47
Шпремберг Г. 265
Шредер 233
Штадельман, Рудольф 73
Шталь, Фридрих Юлиус 76
Штауфенберг, Александр Шенк 243,
244
Штауфенберг, Клаус Шенк 6, 172, 239,
242—244, 246
Штединг, Христоф 53
Штейн, Генрих 60, 65—73, 76, 88, 221,
250.
Штейн, Лео 141
Штейнфурт, Эрих 242
Штраус 10, 143, 230, 233, 251, 275
Штреземан 51, 52, 60, 65, 134, 149
Шульце-Бойзен 237
Шумахер 228
Эберт 228
Эйк, Эрих 193, 194
Эйхгорн, Карл 189
Эккардштейн 56
Элюар, Поль 261
Энгельберг Э. 219, 225, 232, 233
Энгельс Ф. 21, 168, 183, 189, 200, 201,
203, 204, 207, 211, 259
Эразм Роттердамский 91—93, 100, 103,
109—111, ИЗ, 114, 129
Эрдманн, Карл-Дитрих 7, 171
Эрфурт В. 230
Эрхард, Людвиг 240
Юнгер, Эрнст 39
Ян, Фридрих Людвиг 188
Ясперс, Карл 10, 191
Вернер Бертольд
«., .ГОЛОДАТЬ И ПОВИНОВАТЬСЯ*
Редактор М. Уіиомирский
Мл. редактор Л. Родионова
Художественный редактор Г. Чеховский
Технический редактор В. Корнилова
Корректоры О. Мельникова, С. Новицкая
Сдано в набор 21 сентября 1963 г. Подписано в печать 11 декабря 1963 г.
Формат бумаги 70x90*/м. Бумажных листов 9,25. Печатных листов 21,64.
Учетно-издательских листов 19,92. Тираж 3000 экз. Цена 1 р. 30 к.
ТП — 1964 г. № 37.
Издательство социально-экономической литературы
«Мысль»
Москва, В-71, Ленинский проспект, 15.
Типография № 5 УЦБнПП Ленсовнархоза. Ленинград, Красная ул., 1/3«
Заказ № 1314