ПЕТЕРБУРГСКОЕ
ВОСТОКОВЕДЕНИЕ
ИЗДАТЕЛЬСТВО
АЗБ/КА
КЛАССИКА

ТИГГИЦА
И
ГМФН
САКРАЛЬНЫЕ СИМВОЛЫ
ЖИВОТНОГО МИРА
Подготовка текста, перевод и
исследование А. Г. Юрченко
А
Санкт-Петербург
Издательство «Азбука-классика»
Издательство
«Петербургское Востоковедение»
2002

УДК 949.5.01
ББКТЗ(0)44-7
Τ 39
Τ 39 Тигрица и грифон: Сакральные символы животного мира /
Пер. и исслед. А. Г. Юрченко. — СПб.: «Азбука-классика»,
«Петербургское Востоковедение», 2002. — 400 с.
ISBN 5-352-00187-3 (Азбука-классика)
ISBN 5-85803-208-7 (Петербургское Востоковедение)
Сочинение византийского писателя V в. Тимофея из Газы выступает
в роли путеводителя по исчезнувшему миру диких животных Африки и
Азии, демонстрируя при этом принципиально отличную от христианской
перспективу конструирования зоологических сюжетов. Античный интерес к
миру зверей сочетается в нем с древнеегипетской мистерией и пристальным
интересом к необъяснимым загадкам природы. Тимофей собрал множество
примеров природной «симпатии» и «антипатии». Особое внимание он уделил
амулетам, лечебным и магическим свойствам растений, минералов и
различных тварей. Мир диких и домашних животных описывается в системе
символов человеческой культуры, при этом космос людей и космос животных
сопрягаются в хрупком и тревожном единении. За образами зверей читаются
могущественные божества, некогда воплощавшие стихию и гармонию
внешнего, не подвластного человеку мира.
Впервые в отечественной традиции византийская книга о животных
исследована с привлечением широкого круга источников, в том числе и
персидских космографии. Автору удалось раскрыть большую часть
занимательных сюжетов, сохранив их мифологическую глубину и космологический
характер.
Макет подготовлен издательством «Петербургское Востоковедение»
191186, Россия, Санкт-Петербург, Дворцовая наб., 18
Перепечатка данного издания, а равно отдельных его частей
запрещена. Любое использование материалов данного издания возможно
исключительно с письменного разрешения издательства.
No part of this publication my be reproduced, stored in a retrieval
systems or transmited in any form or by any means: electronic, magnetic
tape, mechanical, photocopying, recording or otherwise without permission
in writing form of publishing house.
© А. Г. Юрченко, исследование, перевод, 2002
ISBN 5-352-00187-3 ©С.В.Аксенов, перевод с персидского, 2002
(Авбуха-класснка) © Ксения Юрченко, иллюстрации, 2002
ISBN 5-85803-208-7 © «Петербургское Востоковедение», 2002
(Петербургское Востоковедение) © «Азбука-классика», 2002

<ФКГЖАНИ<
Предуведомление автора 7
Тимофей из Газы и его сочинения 11
Место Тимофея среди античных зоологов 14
Основные источники с точки зрения зоологии 14
Перечень животных у Тимофея 17
ТИМ<*<0 И> ГАЖ О ЖИ&ОТНМХ 19
§ 4. Гиена 20
§ 5. Лисица 30
§ 6. Ёж 38
§ 7. Волк 42
§ 8. Дикобраз 51
§ 9. Тигрица 54
§ 9а. Гриф 62
§ 10. Зебра 69
§ И. Барс 71
§ 12. Леопард 80
§ 13. Шакалы 83
§ 14. Пантера 86
§ 15. Дикая коза 94
§ 16. Коза с Крита 99
§ 17. Газель 102
§ 18. Заяц 104
§ 19. Черепаха 110
§ 20. Белка 114
§ 21. Бонасос 115
§ 22. Онагр 120
§ 22а. Страус 123
§ 23. Орикс 127
§ 24. Жираф 131
§ 25. Слон 137
§ 25а. Драконы 148
§ 26. Собака 155
§ 27. Лошадь 165
§28. Бык 174
§ 29. Буйвол 178
§ 30. Мул 182
§ 31. Осел 187
§ 32. Верблюд 197
§ 33. Кабан 207
§ 34. Овца 217
§ 35. Субос 221
§ 36. Кошка 224

§ 37. Куница 228
§ 38. Мыши 231
§ 39. Ласка 237
§ 39а. Землеройка 243
§ 40. Крот 247
§ 41. Сухопутный крокодил 250
§ 42. Крокодил 255
§ 43. Ихневмон 266
§ 44. Гиппопотам 270
§ 45. Носорог 277
§ 46. Рысь - 286
§ 47. Хамелеон 289
§ 48. Сцинк 294
§ 49. Дикая лошадь 298
§ 50. Пятнистая гиена 299
§ 51. Обезьяна 304
§ 52. Сфингс 313
§ 53. Катоблеп 318
§ 53а. Саламандра 322
§ 54. Бобр 325
§ 55. Лягушка 330
§56. Сурок 333
§ 57а. Тюлень 334
§ 57Ь. Скиена 338
§ 57с. Моллюск 338
§ 57d. Раковина улитки 339
§ 57е. Элопс 340
§ 57f. Буревестник 340
§ 57g. Лебедь 340
§ 57h. Осьминог 341
§ 57i. Рыба 341
§ 57k. Зимородок 342
Примечания 344
Использованные источники 355
Литература 361
Сокращения 384
Предметный указатель 385

Книга «О животных» византийского писателя V в. Тимофея из
Газы не сохранилась до наших дней. И причина тому — ее
популярность у современников. Дело в том, что эта книга в свое
время пользовалась столь большим спросом, что была в конце концов
пересказана грамматиками, и уже в таком виде продолжила свое
существование. В нашем распоряжении имеется только пересказ.
Однако и то, что сохранилось, впечатляет. Например, если автор
александрийского «Физиолога», характеризуя гиену, ограничился одним
свойством — способностью гиены менять пол, то Тимофей сообщает о
двенадцати особенностях лунного хищника. Эта же ситуация, если
продолжить сравнение с «Физиологом», повторяется при описании
ежа, лисицы, бобра, ласки, онагра, ихневмона, крокодила, обезьяны и
слона. Но дело не только в богатстве содержания. Книга Тимофея
демонстрирует иную, принципиально отличную от христианской,
перспективу конструирования зоологических сюжетов. Античный интерес
к миру зверей сочетается в ней с древнеегипетской мистерией и
пристальным интересом к необъяснимым загадкам природы. Тимофей
собрал множество примеров природной «симпатии» и «антипатии», в
свое время занимавших воображение таких интеллектуалов, как
Плутарх. Особое внимание уделено амулетам, лечебным и магическим
свойствам растений, минералов и различных частей тела животных,
таким как рог носорога, желудок гиппопотама и кожа гиены. Мир
диких и одомашненных животных описывается в системе символов
человеческой культуры, при этом фиксируется история запретов и
предписаний охотничьей и земледельческой магии. Целый ряд фигур, как,
например, зайцы и львы, спящие с открытыми глазами, унаследовали
эти свойства от персонажей древних теогонии. Космос людей и
космос животных сопрягаются в хрупком и тревожном единении. За
образами зверей читаются могущественные божества, некогда
воплощавшие стихию и гармонию внешнего, не подвластного человеку, мира.
Однако мифологических и астральных сюжетов в книге Тимофея
мало, а те или иные загадочные характеристики животных связаны с
практикой доместикации, охотой, фармакологией и искусством
медицины.

8
Тимофей из Газы. О животных
Читатель, знакомый с содержанием раннехристианского
«Физиолога», с удивлением обнаружит, что животные в книге Тимофея
предстают в первозданной красоте и многообразии своих естественных
проявлений, тогда как в «Физиологе» они стерилизованы и лишены грации.
Например, божественная пантера, поставившая в тупик X. Л. Борхеса
своим ароматным дыханием, находит разгадку в сведениях,
сообщаемых Тимофеем.
Борхес, написавший «Книгу вымышленных существ», уже в
названии обозначил свое отношение к тем или иным фантастическим, с
современной точки зрения, персонажам животного мира. Некоторые
из них (гриф, катоблеп, крокотта, саламандра, однорогий индийский
осел и пантера) представлены и в сочинении Тимофея, и для него они
вполне реальные существа, обитатели далекой Индии и Эфиопии.
Казалось бы, есть повод поразмышлять о культурной дистанции,
материализованной в литературном творчестве двух писателей. То, что для
Борхеса вымысел, для Тимофея — зоологический факт. Но это лишь
кажущееся обстоятельство, одна из иллюзий нашего восприятия
чужого творчества. Между этими авторами есть фундаментальное
сходство, снимающее проблему дистанции, — оба они писатели, работавшие
в тиши библиотек, знатоки и ценители древних манускриптов,
собиратели мифов и грез. Истинной реальностью для них обладают лишь те
звери, которые когда-то были описаны отважными путешественниками,
вдумчивыми исследователями или поэтами. Условием включения того
или иного зверя в бестиарий Тимофея или Борхеса является
почтенная литературная родословная. Эти звери обитают в виртуальном
пространстве человеческой культуры, бесконечно кочуя по страницам
книг. Отсюда волнующее сочетание сакральных и «реальных»
характеристик. Вопрос об их зоологической реальности вторичен и даже
неуместен. В противном случае, можно порекомендовать для чтения
«Историю животных» Аристотеля или книги знаменитого натуралиста
XIX в. А. Э. Брэма.
Каждое из животных, описанных Тимофеем, имеет
мифологическое досье и право на свое место в византийском бестиарий. В то же
время мы не найдем в его книге таких шедевров абсурда,
представленных в александрийском «Физиологе», как гидроп, животное с
мощными рогами, легко срезающими высокие деревья, но почему-то
застревающими в кустах, мравольв, обязанный своим рождением
союзу льва и муравья, или слон, не имеющий страсти к соитию. В этом
отношении книга Тимофея не столько творческое сочинение, сколько
добросовестная сводка сведений, заимствованных из произведений его
выдающихся предшественников. Более того, ни одна строчка книги
«О животных» не принадлежит собственно Тимофею. Он блестяще
знал свой материал, но не спешил вступать в дискуссию, когда
сталкивался с наличием противоположных мнений. Например, о бивнях
слона он пишет, что это либо зубы, либо рога животного. И все. А

Πредуведомлсние автора
9
ведь между знатоками по этому вопросу существовала страстная
полемика. Последнее обстоятельство заставило меня привести эту
дискуссию полностью. То же самое касается зверька ласки, рождающей
детенышей ртом, или спора о том, какая из челюстей нильского
крокодила подвижна — верхняя или нижняя.
Работая над комментариями, я ставил перед собой две задачи. Во-
первых, войти в творческую лабораторию византийского писателя.
Мне кажется, это можно было осуществить следующим образом.
Предположим, известен исходный текст, откуда Тимофей черпал свои
краткие сведения, в таком случае, приведя этот текст в комментарии
полностью, мы получим возможность узнать, что и каким образом
привлекло внимание Тимофея. То же самое касается более ранних
параллельных текстов, которые можно обнаружить у других писателей.
Речь идет об общем фонде известий античной описательной зоологии.
Во-вторых, попытаться, по мере возможности, разъяснить некоторые
загадочные сюжеты. Один из таких сюжетов, а именно «Тигрица и
грифон», вынесен в название моего исследования. Некоторые из
историй, известных Тимофею, позднее пользовались популярностью у
арабских и персидских составителей сборников о чудесах мира. В
этой перспективе сочинение Тимофея выступает в роли путеводителя
по исчезнувшему миру диких животных Африки и Азии. В
настоящем исследовании предпринята попытка исключительно широко
представить те или иные сведения, имеющиеся как в книге Тимофея, так
и в сочинениях авторов других эпох. Я полагаю, что тем самым можно
выявить некий устойчивый фонд паразоологических сюжетов,
формировавшихся в течение полутора тысяч лет в Средиземноморье и в
сопредельных культурных регионах. В некоторых вторичных источниках
можно обнаружить интересующие нас исходные сюжеты в более
полной и ясной форме. С этой целью я привлекаю сочинения по
фармакологии ал-Бируни и Ибн Сины, персидские космографии и арабские
географические сочинения.
В переводе я сохраняю предложенные издателями текста
определения животных по современной системе классификации ввиду
некоторой полезности этого приема, привносящего ясность в предмет
разговора, хотя отдаю себе отчет, что в нынешних зоологических
справочниках нет места благоухающей пантере, грифону или тигрице,
рожденной от ветра.
Исследование выполнено в рамках проекта «Новый бестиарий.
Опровержение сакральной зоологии».
В заключение отмечу, что в разное время и по разным поводам
мне помогали работать над книгой Е. Г. Малкина, Е. Белокопытова,
О. Э. Филатова, А. И. Волковицкий и Д. Г. Бондарев. Некоторые из
сюжетов я имел удовольствие обсудить с немецкими коллегами, это
Dr. Serinx Heer и Michael Marx, которые любезно поделились
результатами своих исследований. Разгадать тайну благоухающей пантеры

10
Тимофей из Газы. О животных
мне помогла Татьяна Чудинова. Литературную редакцию текста
осуществила Яна Бухенская. Рисунки животных выполнены Ксенией
Юрченко на основе изданных средневековых латинских бестиариев и
карт мира, арабской рукописи ал-Джахиза, космографии Захарии ал-
Казвини и иллюстрированной «Книги чудес» Марко Поло.
Востоковед С. В. Аксенов специально для настоящего
исследования подготовил переводы сюжетов о животных из персидского
сочинения XII в. «Ajâ'ib-Nâma». Ранее этот текст на русский язык не
переводился. Исключительный интерес новых сведений особенно
очевиден при знакомстве с фигурами носорога, волка, гиены и шакала. Все
не оговоренные ссылками переводы с латыни также выполнены
С. В. Аксеновым.
За необходимую и крайне своевременную помощь, связанную с
расходами по сбору материалов в библиотеках Германии и Франции,
автор особо признателен Елене Владимировне Абакумовой.
В завершение хочу сказать, что книга увидела свет благодаря
бескорыстной помощи моего друга Александра Головнева.
А. Г. ιΟΗ<ΗΚΦ

Тим<жй и> Га>м
енит Газийской школы (ок. 500 н. э.) совпадает с периодом
необычайного процветания самого города. После принятия (не
без серьезных трудностей) столетием раньше христианства в
Южной Палестине церковь приложила огромные усилия, чтобы
завоевать благосклонность населения, большая часть которого в
глубине души оставалась языческой. Строились великолепные
церкви, возводились общественные здания, ремонтировались
крепостные стены города и иные фортификационные сооружения. В
городе функционировали общественные бани, была налажена
подача воды, построены колоннады, базилика и, по крайней мере, два
театра. Кроме того, город был известен грандиозными
праздниками, которые отовсюду привлекали многочисленных гостей.
Поскольку Газа снискала себе добрую репутацию благодаря
гостеприимству горожан, многие путешественники намеренно сворачивали со
своего пути, чтобы насладиться городом, «любящим чужестранцев».
Этот эпитет был дан Газе в VI в. одним пилигримом из Италии.
Наконец, что тоже немаловажно, императорский двор в
Константинополе постоянно демонстрировал благорасположение к
процветающему городу. Имеются сведения об императорских дарах,
таких, например, как корабль с 30 колоннами зеленого мрамора,
преподнесенный императрицей Евдокией (401—460) для постройки
церкви в Газе. Город, в свою очередь, демонстрировал ответную
благодарность, возводя статуи императоров и празднуя их дни
рождения с большой пышностью. Иными словами, все источники по
истории Газы в ранневизантийское время (т. е. примерно до
530 г.) представляют ее процветающим городом и центром
учености, городом, «который, по общему признанию, не мог лишь
соперничать с красотой, богатством и пышностью Антиохии, Тира и
Кесарии, но который не уступал им достоинствами своих горожан»
(Choncus. VIII. 13 ff.).
>
* * *

12
Тимофей из Газы. О животных
О жизни Тимофея, за исключением некоторых подробностей,
почти ничего не известно. Кроме того факта, что он был учеником
Гораполлона, практически все остальное сводится к следующему
короткому отрывку, принадлежащему перу византийского
лексикографа Свида (ок. 950): «Тимофей Газийский, ученый муж, жил
во времена императора Анастасия, к которому он обратился с
трагедией о налоге. Он также написал четыре эпические книги о
четвероногих Индии и Египта и о тех, что водятся в Ливии, а также
о редких и удивительных птицах и змеях».
Анализ этого отрывка дает следующие сведения о Тимофее:
1) он был газийцем, что единодушно подтверждается всеми
источниками, упоминающими Тимофея. К этому свидетельству
можно добавить данные самого источника (см. § 24.2), где говорится,
что автор сам наблюдал проходящих через Газу торговцев,
которые вели двух жирафов и слона для византийского императора;
2) он жил во времена императора Анастасия (491—518). Это
обстоятельство подтверждается многими данными внешнего и
внутреннего характера (см. там же);
3) он написал трагедию об обременительном налоге,
собиравшемся раз в 5 лет с торговцев и ремесленников, и адресовал ее
императору Анастасию. Современному читателю может показаться
достаточно странной идея представить в форме трагедии
докладную записку о невыносимом налоге, однако это произведение —
наряду с протестами, сделанными некоторыми монахами из
Иерусалима, — побудило императора отменить ненавистный налог в
501 г. Сведения об этом событии сохранились в сочинении
византийского историка Кедрина (ок. 1100). Таким образом, эта
«трагедия» имела счастливый конец. Большинство современных
исследователей полагают, что «трагедия» представляла собой всего лишь
речь или, возможно, поэтическое посвящение, поскольку реальная
трагедия как жанр выродилась несколькими столетиями раньше.
Можно, конечно, задаться вопросом, почему именно Тимофей,
никогда не интересовавшийся налоговой темой, выступил с речью о
налоге. Полагают, что он сделал это по просьбе своих друзей-
сограждан, которые сочли его кандидатуру наиболее приемлемой
для обращения к императору; точно так же поступили и жители
Иерусалима, доверив выразить свои интересы посредникам из
числа клерикалов, так как в социальной иерархии софисты и
церковные лица стояли выше;
4) он написал метрическим языком 4 книги об экзотических
животных. Очевидно, это было наиболее значимое сочинение
Тимофея, поскольку более поздние византийские источники знают его
исключительно как зоолога. Сохранившиеся названия этого
произведения звучат по-разному: «О животных Индии», «О четвероно-

Тимофеи из Газы и его сочинения
13
гих и их удивительных природных свойствах» или — более
кратко — «Истории о животных». Около 100 лет назад известными
исследователями были высказаны сомнения в том, что четыре
книги «О животных» действительно были написаны эпическим
размером, т. е. гекзаметром, поскольку в византийских источниках
Тимофей обычно именуется «софистом» или «грамматиком».
Ритмическая дикция же была широко распространена в среде газийских
риторов, поэтому исследователи полагают, что Тимофей писал
ритмической прозой. По мнению последнего издателя текста, с этим
утверждением трудно согласиться, ведь не только Свида, но и
Оксфордские фрагменты подтверждают поэтический характер
сочинения Тимофея. Кроме того, дидактические поэмы, особенно по
зоологии, тогда были в моде, примеры чему содержатся в
сочинениях Оппиана. На самом деле эта традиция оказалась устойчивой
на протяжении столетий. Известны поэмы о животных даже у
такого позднего автора, как Мануил Фил (ок. 1330).
Принимая во внимание все эти обстоятельства, мы должны
полностью согласиться со словами Свида «писал эпическим
языком» в литературном смысле слова. Таким образом, Тимофей
занимает свое почетное место среди поэтов Газы.
В 1843 г. Крамер опубликовал неизвестный до тех пор
грамматический трактат Тимофея «О правилах комбинации звуков и букв»,
посвященный вопросам комбинации букв в слоги и слогов в слова.
Вероятно, именно благодаря этому исследованию Тимофей и
получил эпитет «грамматик».
Произведения Тимофея, особенно его книги о животных,
изучались и высоко ценились на протяжении всей истории Византии.
Византийский грамматик Иоанн Цец (XII в.) упоминает его имя
наряду с именами Элиана и Оппиана, представлявших non plus
ultra в зоологии того времени. Признание его книги о животных,
возможно, лучше всего иллюстрирует тот факт, что она была
парафразирована, такая честь оказывалась только работам,
признававшимся в греческой литературе chefs d'œuvres. Более того, ни
поэзия, ни прозаические произведения не парафразировались, пока
на них не начинался реальный спрос, например, со стороны
учителей. Поэтому стоит полагать, что парафразированные книги
Тимофея о животных не только предназначались читателям, но и
использовались в качестве учебника. Они, очевидно, стали настолько
популярными, что вытеснили и предали забвению оригинальные
труды, так были потеряны все творения Тимофея.

АнтИчннх ΣΦΦΛΦΓΦΙ*
ф<нф&нм< И<тОчнИКИ
< ТОЧКИ ЖНИЯ >Ф0ЛФГИИ
ероятно, наибольший интерес при анализе источников
сочинения Тимофея «О животных», судя по параллелям у более
ранних авторов, вызывает то, что Тимофею, несомненно, был
известен полный текст либо хорошо переданный фрагмент «Истории
животных» Аристотеля, но не другие аристотелевские работы по
зоологии. Большинство параллелей указывает на прямое использование
«Истории животных» и соотносится с этой книгой. Такое численное
соотношение значительно выше, чем в любом позднеантичном
сочинении о животных. Многие предложения у Тимофея — всего лишь
цитаты из «Истории животных» Аристотеля, в одном месте даже
упоминается имя Аристотеля. Имеет смысл продемонстрировать
распределение выписок по всем 9 книгам «Истории животных».
Почти треть этих параллелей относится к восьмой и примерно
столько же — к девятой (Псевдо-Аристотелевой) книгам, пятая
часть — к шестой книге, а остаток — к другим четырем книгам,
причем к двум книгам параллелей нет совсем. Дело в том, что в
книгах I—V содержатся сведения о морфологии и анатомии
животных, что, очевидно, мало интересовало Тимофея. В VII книге
Аристотеля рассматриваются вопросы размножения человека, у
Тимофея же фрагменты, касающиеся людей, отсутствуют, поэтому
неудивительно, что седьмая книга у него вообще не представлена.
Оставшиеся три книги (т. е. основные источники, на которые
опирался Тимофей) посвящены:
книга VI — размножению у животных (тема, всегда
вызывавшая глубокое и всестороннее внимание в зоологической литературе
Среднего Востока);
&

Место Тимофея среди античных зоологов
15
книга VIII — этологии и зоогеографии;
книга IX — психологии животных, животной экологии,
включая миграции, зимние спячки и т. д.
Наиболее «интересные» и насыщенные парадоксальными
примерами книги «Истории животных» дают большую часть
параллелей. Это понятно, ведь Тимофей из Газы был не зоологом, а всего
лишь собирателем и компилятором касающихся животных
интересных фактов, подобных тем, что можно встретить у Плиния или в
александрийском «Физиологе», у Элиана или в «De Mirabilibus
Auscultationibus» («Рассказы о диковинках») Π се вдо-Аристотеля.
Следующий источник, изобилующий параллелями, — «Супе-
getica», книга, написанная Оппианом из Апамеи (Сирия). Яркая
эпическая поэма начала III в. н. э. была хорошо известна на
Среднем Востоке. Тридцать три параллели из этого сочинения
показывают, что Тимофей был знаком с «Cynegetica». Конечно,
прозаические парафразы сочинения «О животных» не дадут много
дословных цитат или пассажей, в отличие от тех, что могли
находиться в оригинальной работе Тимофея. Тем не менее
соответствий слишком много и они достаточно убедительны, чтобы не
считаться простыми совпадениями. Все вышесказанное справедливо и
в отношении пяти кратких соответствий с поэмой «Halieutica»,
написанной киликийцем Оппианом, современником своего тезки. Эти
отсылки и параллели предполагают хорошее знание Тимофеем
выдающегося сборника фактов по океанологии. Вне всяких сомнений,
для утраченной части сочинения Тимофея, относящейся к жизни
моря, «Halieutica» была основным источником.
Третий по значимости источник для Тимофея (32 параллели) —
книга Элиана «О природе животных» (ок. 150 н. э.). Можно не
сомневаться, что Тимофей знал этот занятный сборник басен о
животных, и он вполне соответствовал его задачам. Очевидно,
Элиан в это время был весьма читаемым автором. В то же время
трудно доказать, что его книга явилась непосредственным
источником для Тимофея, ведь близкие по смыслу сведения или просто
идентичная информация были доступны по целому ряду других
сочинений аналогичного характера, не сохранившихся до наших дней.
То же самое можно сказать и о двух других источниках. У
Плутарха (ок. 100 н. э.) главным образом в «Моралии», а точнее,
в «Исиде и Осирисе» и в «Об уме животных» обнаруживается
определенное количество параллелей, которые, вероятно, были
использованы Тимофеем в качестве прямых цитат. Это относится и
к параллелям из «Геопоник» (сборника выписок VI в. из сочинений
более ранних авторов), которые могут и не являться прямыми
цитатами, а быть извлечены из других сочинений, разрабатывающих
тему природных симпатий и антипатий, начало которым положил

16
Тимофей из Газы. О животных
своей «Физикой» Болос Демокрит (II в. до н. э.). Считается, что в
серии книг поздней античности, специально посвященных
животным, «Физика» является первой книгой, содержащей сведения об
их симпатиях и антипатиях, а также данные фармацевтического и
магического характера. Параграфы 7.10 и 17.2 нашего парафраза
являются характерной иллюстрацией того, что можно было найти в
подобных сочинениях и что лучше всего сохранилось в «Геопони-
ках». С последней работой у Тимофея 6 близких параллелей.
Характер параллелей с «Естественной историей» Плиния
Старшего (ум. 79 н. э.), число которых, по крайней мере, девять, не
вполне ясен. Мы не можем утверждать, что Тимофей был знаком
с этим сочинением. Более вероятно, что оба автора использовали
какие-то идентичные или сходные источники. Сведения Плиния,
как правило, расходятся с изложением их у Тимофея. У этих
писателей отсутствуют параллели, которые не могли бы основываться
на каком-либо круге источников, доступных Тимофею. Можно
было бы выявить и большее число соответствий у Плиния, но у
нас нет указаний на то, что «Естественная история», как и другие
латинские источники, действительно использовалась Тимофеем.
В отличие от издателей текста Тимофея, меня не удивляет
малое количество параллелей (всего 3) с александрийским
«Физиологом». По их мнению, представляется невероятным, чтобы
просвещенный палестинский автор, живший около 500 г., не был
знаком с его содержанием. Следовательно, полагают издатели, либо
из-за научного снобизма Тимофей не стал использовать этот
источник, либо вся газийская школа не принимала теологические и
морализаторские пассажи, которыми пропитано раннехристианское
сочинение о животных. Подробнее эта тема разбирается в другом
исследовании, где я рассматриваю «Физиолога» как книгу
эзотерических загадок, раскрывающих содержание некоторых эпизодов
священной истории христиан1. Автор «Физиолога» отрицает
мудрость эллинов, поэтому античная описательная зоология предана
им забвению. Свойства животных в этом сочинении либо
искажены, либо вызывающе преобразованы.
Несколько параллелей из «Физиолога» могут происходить из
общего фонда сведений, которые можно обнаружить у более ранних
языческих и христианских авторов, таких, например, как Горапол-
лон (конец V в.). Это, по крайней мере, верно для сюжета об
ориксе, выступающем в роли «календарного животного» (§ 23.3),
который встречается в версии «Физиолога» из Смирны и, кроме
того, у более ранних александрийских авторов. Из-за малого
количества параллелей мы должны заключить, что все они, вероятно,
заимствованы из более ранней литературы Александрии.
Некоторые пассажи у Тимофея предполагают и другой
возможный источник — книгу «Жизнь Аполлония Тианского», напи-

Место Тимофея среди античных зоологов 17
санную Флавием Филостратом (ок. 200 н. э.). Геродот (V в. до
н. э.), конечно, был хорошо известен, однако сомнительно, чтобы
пять обнаруженных параллелей являлись прямым цитированием
оригинала.
П<КЧ<НК ЖИЕОТНИХ У ТИАК*<*
Византийский лексикограф Свида (ок. 950 н. э.) указывает,
что сочинение о животных, написанное Тимофеем, представляет
собой эпическую поэму в четырех книгах. Прозаический парафраз,
перевод которого с комментариями приводится ниже, очевидно,
лишь фрагмент оригинального текста. К сожалению, у нас нет
конкретных сведений о содержании всей поэмы. С другой
стороны, мы можем быть уверены, что большая часть текста о
четвероногих обитателях суши (млекопитающие, рептилии и амфибии) и о
страусах содержится в нашем фрагменте. Одна из трех
предварительных глав, ныне утраченных, несомненно, была посвящена льву.
Другие две главы могли носить общий или предварительный
характер или, возможно, были посвящены человеку и медведю. В
списке животных сохранившегося фрагмента нет сведений о птицах
(включая летучих мышей), рыбах (включая беспозвоночных и
млекопитающих, живущих в воде). Отрывок, содержащий сведения о
тюленях (§ 57а), вероятно, является лишь фрагментом книги о
водных животных. Отсутствуют также пассажи о любых
беспозвоночных суши — насекомых, пауках, улитках, земляных червях и т. д.
Обитатели воздушной стихии и вод, несомненно, были описаны в
специальных книгах, ныне утраченных. Это же справедливо и в
отношении насекомых и им подобных. Если предположение о
структуре сочинения верно, то перед нами — большая часть
первой книги Тимофея «О животных». Об утрате остальных трех
можно только сожалеть.
Эти выводы имеют предположительный, а не доказательный
характер. Четвероногие обитатели суши составляют основную
массу животных, описанных во всех ранних книгах по зоологии. Чем
скромнее зоологические познания автора, тем больше доля именно
их описаний. Поэтому вполне вероятно, что фрагменты,
представленные ниже, составляют большую часть двух из четырех книг.
Блок данных о четвероногих суши в 52 параграфах книги
Тимофея содержит сведения о 58 животных, распределенных в
рамках современной классификации. Название каждого животного
сопровождается номером параграфа, ему посвященного.

18
Тимофей из Газы. О животных
При цитировании источников, как правило при ссылке,
указывается порядковый номер соответствующей книги, главы или
параграфа. Однако ряд источников цитируется по изданиям, не
имеющим разделения на главы, поэтому в таких случаях дается
постраничная ссылка.
Современные рисунки, стилизованные под средневековые
изображения животных, призваны передать творческую атмосферу
зоологических поисков, в которых миф и реальность слиты в
неразрывное целое. Эти рисунки можно рассматривать как
визуальную реконструкцию образов зверей и как продолжение почтенной
традиции украшать книги о животных иллюстрациями.

φ ЖИ^Отннх
ΤΙΜΟΘΕΟΣ
ΠΕΡΙ ΖΩΩΝ

ГИ<НА
ϋαινα*
1. Из года в год она обретает [попеременно] то мужской, то
женский пол.
2. Ее шерсть колючая и густая.
3. У нее не гнется шея, поскольку у нее одна сплошная кость
вместо позвоночника.
4. Она вступает в связь с волками и рождает так называемых
волков-одиночек, которые не живут вместе [с другими волками],
но живут в одиночестве, нападая на людей и животных.
Hyaena hyaena.

Гиена
21
5. Она вытаскивает из могил истлевшие трупы. Она видит
ночью так же, как и днем.
6. С помощью рвоты она привлекает собак, чтобы те
выходили наружу, и таким образом она их хватает.
7. Она прельщает собак и давит их морды, чтобы задушить их.
8. Двигаясь в лунном свете [и увидев] на крыше собаку, гиена
снизу бросается на ее тень, [и таким образом] она стаскивает
собаку сверху вниз.
9. Когда она находит спящего [человека или пса], она
наклоняется над его головой, хватает его за шею и пьет его кровь.
10. Желчь гиены помогает улучшить зрение.
11. Она боится паслена так же, как волк [боится] скилла
(«морского лука»).
12. Тот, кто имеет сандалии, [сделанные] из кожи гиены,
безбоязненно проходит мимо собак.
4.1. По мнению многих греческих и римских писателей, гиена
обладала способностью менять пол. Убежденность в этом имела
столь широкий характер, что отразилась даже в «Соннике» Ар-
темидора, где утверждается следующее: «Гиена означает
женщину с мужскими повадками или зелейщицу, а также мужчину —
мужеложца отъявленного разбора» (Артемидор. Сонник. II. 12).
«Сонник», вероятно, отражает некоторый набор образов,
восходящих к далекому прошлому, вытесненных в коллективное
подсознание и всплывающих в сновидениях. Однако то, что было
простительно для писателей, толкующих сны, вызывает
удивление, когда встречается у автора книги о животных. Дело в том,
что Аристотель, которого Тимофей обильно цитирует, отвергал
представление о двуполой гиене: «Гиена по окраске похожа на
волка, но более мохната и имеет гриву по всему хребту. То, что
говорится об ее половых частях, будто она имеет и мужскую и
женскую, — ложь, но мужская часть похожа на волчью или
собачью, а то, что кажется женской и находится под хвостом, по
форме лишь схоже с женской частью, но не имеет никакого
прохода, а проход для выделения находится под ним. У самки гиены
есть также подобие мнимой женской половой части, и находится
оно, как у самца, под хвостом, но прохода никакого не имеет.
После этого идет проход для выделения, а под ним настоящая
половая часть. Имеет самка-гиена и матку, как все остальные
животные женского пола, сколько их есть. Самку-гиену поймать
удается редко: один охотник рассказывал, что на двенадцать гиен
ловится одна самка» (Аристотель. История животных. VI. 32.
180). В другом сочинении Аристотель вновь обращается к этой
теме: «Наивны и грубо ошибаются также те, которые рассказы-

22
Тимофей из Газы. О животных
вают о трохе и о гиене. О гиене говорят многие, а о трохе Ге-
родор из Гераклеи, что они имеют по две половые части —
мужскую и женскую, — причем трох сам себя оплодотворяет,
гиена же через год оплодотворяет и оплодотворяется. Видно,
однако, что гиена имеет одну половую часть (так как в некоторых
местах не редкость это видеть), но гиена имеет под хвостом
линию, похожую на женское половое отверстие. Этот знак имеют и
самцы и самки, но самцы ловятся в большом количестве, почему
при поверхностном рассмотрении такое мнение и возникло»
(Аристотель. О возникновении животных. III. 6). Согласимся,
что на фоне подобных разъяснений загадочно выглядит
убежденность большинства древних авторов в том, что гиена способна
менять свой пол. Считалось, что гиена попеременно приобретает
то мужское, то женское естество. Об этом пишут Элиан
(Элиан. О природе животных. I. 25) и Плиний (Плиний. VIII. 105).
Строки Овидия Назона свидетельствуют о распространенности
подобного мнения. Описав птицу Феникс, поэт замечает: «Если
мы в этом нашли небывалый предмет удивленья, — то
подивимся еще на гиену в ее переменах: жил гиена-самец — став
самкой, самца подпускает!» (Овидий. Метаморфозы. XV. 408—
410). Эта же тема повторяется и в александрийском
«Физиологе». Как вариацию этого сюжета следует рассматривать
сообщение персидской космографии: «Говорят, гиена один год приносит
детенышей мужской особи, другой год — женской» (Чудеса
мира. 251). Аль-Дамири (1405) в энциклопедическом труде о
животных в разделе о гиене указывает на сложность в
определении ее пола (чему причиной был слабый половой диморфизм
этого животного). Он также обращал внимание на ее
постоянный голод и неразборчивость в еде, неограниченную и
извращенную сексуальную активность и, как метафорическое
выражение этих качеств, — хитрость и коварство. Аль-Дамири
утверждает, что гиена в течение одного года — это животное
мужского пола, в течение другого — женского 2.
Как уже сказано, основой для подобных суждений послужил
тот факт, что гиена обладает крайне своеобразной особенностью:
внешние половые органы самки имеют почти полное сходство с
мужскими. Наблюдение над этой анатомической особенностью и
породило в древности идею, что гиена способна по желанию
менять пол. В природе популяции двуполых млекопитающих не
встречаются. Когда занимательная фигура гиены попадает в поле
зрения раннехристианских авторов, не чуждых античной
образованности, их интерес выглядит избирательным. В библейско-
христианской традиции образ гиены имел исключительно
отрицательную характеристику, что в полной мере проявилось в
«Физиологе». Автор «Физиолога» акцентирует все внимание только
на мифической особенности гиены менять пол, не проявляя инте-
Т ρ о χ (τρόχος) — неизвестное животное, как неизвестен и Геродор из
Гераклеи. Примеч. пер.

Гиена
23
реса к ее магическим свойствам. В образе гиены им обличается
содомский грех. Известно, что культура характеризуется не
сюжетами, а отношением к ним. То, что служило предметом
удивления для античных интеллектуалов, приобретает в устах
раннехристианского автора тяжелую моральную нагрузку. Вопреки
«Физиологу», в природе нет скверных животных.
«Физиолог говорит о гиене, что она двупола: то самцом
становится, то самкой. Скверный зверь — из-за того, что меняется
у него естество. Поэтому и говорит Иеремия: „Разве пещера
гиены удел мой для меня". И ты не уподобляй себя гиене,
обращаясь то к мужскому, то к женскому естеству. Каковых,
говорят, порицая, божественный апостол сказал: „Мужчины с
мужчинами совершали непотребное". Хорошо говорит Физиолог о
гиене» (Физиолог, с. 140). Очевидно, что автора этой трактовки
привлекли не столько сами животные, сколько возможность в
занимательной форме выразить некоторые нравственные
ценности. Скорее всего, за этим скрыто противостояние и взаимные
обвинения представителей разных конфессий. Так, христианский
апологет II в. Афинагор Афинянин в послании римскому
императору Марку Аврелию заявляет: «Те, кто устроил торжище блуда
и создал для [уловления] молодежи противозаконные
пристанища всевозможных дурных развлечений, не щадя даже отроков и,
так сказать, „мужчины на мужчинах делая непотребство",
восставая всячески на обладателей наибольшего телесного
достоинства и благовидности, тем самым бесчестят созданную Богом
красоту (ибо не бывает самородной красоты на земле, а вся она
ниспосылается рукою и мыслью Божией). И вот за то, что они
сознают за собою, и за то, что они рассказывают о своих богах,
что они хвастливо выставляют как их заслуги и достоинства, они
бранят нас, будучи развратниками и мужеложцами, они поносят
безбрачных или единожды женатых» 3. Столь же выразительно
свидетельство Иосифа Флавия, который, разъясняя римлянам
обычаи евреев и отвергая нелепые обвинения, пишет: «Закон
признает только естественное совокупление с женщиной и только
в том случае, если оно совершается для рождения детей.
Совокупление же мужчин между собой он почитает мерзостью, и
смерть полагается тому, кто это совершит» (Иосиф Флавий. О
древности еврейского народа. 24). Опыты автора «Физиолога»
все же бледнеют на фоне тех конструкций, какие создает в
XIII в. Фома Аквинский, оперируя такими понятиями как
incubus (лежащий на женщине мужчина — дьявол) и succubus
(дьявол — женщина, лежащая под мужчиной). Фома Аквинский
пишет: «Дьявол в образе женщины, совокупляющейся с
мужчиной, может принять и образ мужчины и совокупляться с
женщиной» (Фома Аквинский. Сумма теологии. Ч. I. Вопрос 51а. 3).
Несомненно, инкубы и суккубы, как и развратные гиены, —
изобретение теологов, но за этими фигурами стоят образы
древних мифологий. Однако вернемся к предмету наших разысканий.

24
Тимофей из Газы. О животных
Предположение о наблюдениях древних авторов над
физиологией гиены до конца проблему мнимых метаморфоз не решает,
поскольку та же самая способность к перемене пола
приписывалась троху и зайцам (см. § 18.2). На мой взгляд, ключ к
разгадке тайны двуполых животных уже указан в описании троха,
который «сам себя оплодотворяет». Иными словами, ответ
следует искать в мифе о божественной андрогинности. Как пишет
М. Элиаде, идея всеобщей двуполости неизбежно вытекает из
идеи божественной двуполости, поскольку божество есть образец
и первопричина каждого существования4. В диалоге греческого
философа Аполлония Тианского с индийскими мудрецами
прозвучал вопрос: «Стало быть, мне следует полагать космос
живым? — Да, если понимать это верно, ибо космос живородит
все. — Следует ли приписывать космосу женскую природу или,
напротив, мужскую? — Обе, ибо, совокупляясь сам с собой, он
является в живорождении сразу отцом и матерью, и страсть его
к себе самому жарче пыла, одолевающего разъединенные
создания, ибо страсть эта связует его воедино» (Флавий Филострат.
111. 34). Св. Августин, полемизируя с языческим писателем
Марком Варроном, считавшим землю богиней на том основании, что
в нее проникает мировой дух, не без иронии цитирует своего
оппонента. Августина интересует вопрос: почему у обожествляемой
земли существует множество имен, в том числе мужское и
женское. «Пусть скажут еще, какую часть земли проникает часть
мирового духа, чтобы дать бытие богу Теллумону? Никакой,
говорит Варрон, но одна и та же земля имеет двоякую
рождающую силу — мужскую, производящую семена, и женскую,
принимающую их и питающую: отсюда от женской силы она
называется Теллурой, а от мужской — Теллумоном» (Августин. О
граде Божием. VII. 23). Древнейшие боги — андрогины либо
же выступают божественными «парами», что также указывает на
их андрогинность, ибо большинство из «подруг» богов суть лишь
позднейшие олицетворения женского аспекта божества. В
божестве сосуществуют все атрибуты. По описанию Александра По-
лигистора (II в. до н. э.), в храме Бела можно было увидеть
странные изображения: «Чудовищные существа восприняли жизнь
и свет в самых различных видах естества, в самых удивительных
для глаза формах. Необычные люди: одни с двумя крыльями,
другие — с четырьмя, с двойными лицами, при этом тело одно,
но две головы, мужская и женская; два половых органа —
мужчины и женщины». Двуединство божества в биологических
терминах выражено в бисексуальности. Проиллюстрируем эту
мысль легендой в изложении Павсания. Лидийцы «говорят, что
Зевс, заснув, уронил семя на землю и что с течением времени от
этого родилось божество, имеющее двойные половые органы,
мужские и женские. Имя этому божеству дали Агдистис» (Пав-
саний. VII. 17. 10). В этой перспективе образ двуполой гиены
есть сниженный вариант божественной андрогинности, вернее
сказать, ее извращенная реализация, поскольку в гиене оба пола

Гиена
25
не соединяются в гармонии, но попеременно сменяют друг друга.
Гиена воплощает «отрицательную» андрогинность, и в этом
секрет ее отталкивающей привлекательности. Ярче всего идея
магических метаморфоз гиены выражена в персидской космографии
XII в.: «Если частицу желчи гиены дадут непотребной женщине,
то та никогда впредь не будет прелюбодействовать. Если
гомосексуалист потрет себя половым органом гиены, то избавится от
своей педерастии. Если из тела гиены вырвут волосы, измельчат
и вотрут кому-либо в ягодицу, то тот станет гомосексуалистом.
Говорят, что гиена в течение одного года бывает самцом, а
другого года — самкой» (Наджиб Хамадани, с. 266). В любовной
магии персов имелся такой рецепт: «Если кто-нибудь будет
кипятить половые органы гиены всю ночь до утра, упоминая имя
определенного человека, а потом даст ему съесть в пище, то тот
человек в него влюбится. Однако если мужчина дает женщине,
следует, чтобы это была самка гиены» (Хубайш Тифлиси. XII.
35б). Очевидно, что собирателей литературных диковинок не
интересовало мнение представителей науки. Аристотель
утверждает: «У всех передвигающихся живых существ женский пол
обособлен от мужского, и одно животное является самкой, а
другое — самцом. (...) Когда они должны рождать, они становятся
нераздельными, и природа их стремится стать единой, что
становится очевидным при виде соединяющихся и спаривающихся
животных: из обоих возникает какое-то единое существо»
(Аристотель. О возникновении животных. I. 23).
4.2. Пятнистая и бурая гиены обитают на юге Африки, полосатая
гиена распространена на севере Африки и в южной части Азии
вплоть до Бенгальского залива. Обильно покрытый волосами
хвост, длинная грубая шерсть, темная окраска меха —
характерные признаки этих животных. Пассаж о густой и колючей
шерсти гиены заимствован Тимофеем у Аристотеля: «Животные,
которых одни называют гланом, другие гиеной, по величине не
меньше волка, но имеют гриву, как лошадь, из еще более
твердых и густых волос, идущую по всему хребту» (Аристотель.
История животных. VIII. 5. 54).
4.3. По складу тела гиены похожи на собак. У них сжатое туловище,
толстая малоподвижная шея, сильная голова, широкая и
некрасивая морда. В сочинении римского писателя III в. Солина
говорится о том, что хребет гиены состоит из цельной кости, поэтому
зверь может поворачиваться назад только всем телом (Со-
лин. 27. 23). Аналогичная особенность приписывалась волкам и
львам. Ср.: «У всех других животных шея сгибается и состоит
из позвонков; у волков же и у львов она представляет одну
кость, ибо природа смотрела на то, чтобы она была им пригодна
больше для силы, чем для другой помощи» (Аристотель. О
частях животных. 686а). «Шея коротка и вдалась в плечи у
медведя, у льва, у тигра и у прочих того же рода животных,
потому что они питаются не травою, и им, как плотоядным и до-

26
Тимофей из Газы. О животных
вольствующимся ловлею животных, нет нужды наклоняться к
земле» (Василий Великий. Шестоднев, с. 168).
4.4. μονόλυκος 'волк-одиночка', в рукописи ошибочно όνόλυκος 'осел-
волк'. Ср. со сведениями Аристотеля о волках: «Людей едят
больше волки-одиночки, чем стайные» (Аристотель. История
животных. VIII. 5. 53). Однако о происхождении волков-одиночек
Аристотель не говорит. О том, что гиена вступает в связь с
волками, кроме Тимофея, сообщает Ибн ал-Факих ал-Хамадани в
своей «Книге стран» (X в.): «Среди животных встречается
подобное этому явление, когда они похожи и близки по рождению,
например, лошадь оплодотворяет осла, волк — гиену, тигр —
львицу, и появляется пантера» (Арабские источники VII—X вв.,
с. 80). Согласно Страбону, напротив, крокутты (гиены) —
помесь волка и собаки (Страбон. XVI. 4. 16). В персидской
космографии XII в. сказано: «Гиена прелюбодействует с волком и
рождаются леопард (или пантера) и сим* (букв.: помесь гиены и
волка)» (Наджиб Хамадани, с. 265).
4.5. Известно, что гиены питаются падалью. Гиены — ночные
животные, обладают пронзительным голосом, отличаются большой
жадностью и прожорливостью, распространяют отвратительный
запах. При случае они пожирают своих раненых и убитых
сородичей 5. Сведения о разграблении гиенами могил восходят к
Аристотелю, писавшему со слов опытных охотников: «Она
разрывает могилы, побуждаемая потребностью в мясе такого рода»
(Аристотель. История животных. VIII. 5. 54). Наибольший
резонанс в средневековых латинских сочинениях нашло
утверждение Солина о том, что гиены вырывают из земли тела умерших.
По этой причине гиену часто изображали в виде собаки,
выволакивающей трупы из могил6. В легенде на Эбсторфской карте
мира (1284) сообщается: «In Ethyopia est animal quod dicitur Ye-
na, in sepulchris mortuorum habitans eorumque corporibus se vescens»
Έ Эфиопии есть животное, которое называется гиена, живет
оно в усыпальницах мертвых и питается их телами' 7. На
миниатюре во французском бестиарии XIII в. гиена разгрызает мумию,
лежащую в открытом саркофаге (Dicta Chrisostomi, л. 40). В
сопровождающем миниатюру тексте говорится, что гиена обитает
среди могил и пожирает трупы.
В «Книге чудес» Наджиба Хамадани (XII в.), в разделе о
животных, гиена — одна из самых мифологизированных фигур.
«Гиена — плохое животное. По-арабски именуется дабу'.
Величие свое проявляет ночью. Она из рода свиньи и волка. Ест
сгнивших мертвецов. Если победит человека, то совершает с ним
прелюбодеяние. Она лижет ступни [спящего] человека, чтобы
ранить их, [после чего] человек не может ходить. Совокупляется
с ним и после этого съедает его. Она убивает человека. И когда
мертвый человек вспухнет, у него поднимается половой член,
приходит самка и прелюбодействует [с трупом], после этого
съедает ее. Это зловещее и развратное животное» (Наджиб
Хамадани, с. 265).

Гиена
27
Не исключено, что итальянский купец Лионардо ди Никколо
Фрескобальди, пересекая Синайскую пустыню в 1384 г., видел
гиен, которых он принял за волков. Он сообщает, что эти волки
мельче тех, что у него на родине, питаются они птицами да
паломниками, помирающими в безводной пустыне (Записки
венецианцев, с. 37). Скорее всего, увиденное животное не
сопоставлялось им с гиеной из бестиариев, что позволяет объяснить
отсутствие мистического ужаса в описании. Но этот случай скорее
исключение из правил. Представление об ужасной гиене
разделялось Львом Африканским, наблюдателем XVI в., который
описывал свои путешествия, привлекая античные сочинения:
«Этот зверь не причиняет вреда другим животным, но извлекает
человеческие тела из могил и съедает их. Это подлое и глупое
животное» (Лев Африканский, с. 363). В среде богословов
такое мнение о гиене продержалось вплоть до XIX в.8
4.6. «Гиена подстерегает и захватывает людей, на собак охотится,
вызывая рвоту, как у людей» (Аристотель. История животных.
VIII. 5. 54).
4.8. У гиены глаза сидят косо и неприятно сверкают. Гиена, как
ночное животное, ставилась в таинственную связь с магическими
силами лунного света. В древнегреческих «Рассказах о
диковинках» сообщается: «В Аравии, как рассказывают, водится
разновидность гиен, которые, взглянув в глаза животного или
наступив на тень человека, вызывают у тех оцепенение и такую
неподвижность, что они не в состоянии пошевелиться. Такое же
воздействие они оказывают на собак» (Псевдо-Аристотель. 145).
«Гиена по какому-то магическому закону, пройдя при лунном
свете по тени, отбрасываемой собакой, как по веревке спускает
ее сверху» (Геопоники. XV. 1. 10. Ср.: Элиан. О природе
животных. 6. 14; Плиний. 8. 106; 28. 92). Эти же сведения вошли
в персидскую космографию Наджиба Хамадани: «Если гиена
посмотрит на собаку и увидит ее стоящей на крыше, то гиена
ходит, следя за собакой, пока тень собаки не упадет на землю,
тогда гиена ставит свои лапы на тень собаки и собака спускается
на свою тень» (Наджиб Хамадани, с. 265).
4.9. В «Геопониках», византийском сборнике, составленном в VI в.
Кассианом Бассом, есть следующая выписка, дополняющая
сведения Тимофея. «Нестор в своем „Всеобщем лечебнике"
говорит, что гиена, когда она видит спящего человека или пса,
вытягивается рядом со спящим. И если она видит, что она больше
спящего, то она, естественно, приходит в неистовство, пожирает
у него руки, подгоняя [тело] лежащего [к формам?] своего, так
как он не может защититься. Если же она видит, что она
меньше спящего, то стремительно убегает. Если тебя преследует
гиена, старайся, чтобы она не подошла к тебе справа: ты
оцепенеешь и не сможешь защищаться. Если же она приблизится слева,
то смело подходи к ней. Ибо всегда убьешь ее» (Геопоники.
XV. 1. 11—12). О том, что гиена хватает спящего за шею и
пьет его кровь, сообщает Элиан (Элиан. О природе животных.

28 Тимофей из Газы. О животных
6. 14). Представление о том, что гиена каким-то образом
наводит сон, зафиксировано и в более поздней традиции: «Если
мозгом гиены помажут кому-нибудь голову, то на того человека
нападет сон» (Хубайш Тифлиси. XII. 35). Взаимоотношения
гиены и человека определяются магическими свойствами зверя: «И
если гиена увидит луч света, то она разрывает человека, но когда
стемнеет, гиену связывают и вытаскивают наружу. Говорят, что
гиена — оборотень (букв.: нечто превращенное в животное), как
обезьяна» (Наджиб Хамадани, с. 265).
4.10. Ср.: Плиний. 19. 117. В трактате Хубайша Тифлиси (XII в.),
излагающем содержание какого-то медицинского сочинения,
сообщается: «Польза от гиены. (...) Если кто-либо смешает желчь
гиены с соком свежего укропа и натрет этим глаза, у него
остановится слезотечение из глаз и начнут проходить бельма»
(Хубайш Тифлиси. XII. 35в). О том, что желчь гиены
использовалась во врачебной практике, пишет ал-Бируни: «Дабу' — гиена.
По-румски это ийайна (ϋαινα), по-персидски — кафтар. Павел:
заменителем жира гиены является жир лисицы, а ее желчи —
желчь куропатки» (ал-Бируни. Книга о лечебных веществах.
652). При болезни глаз помогала не только желчь гиены, но и
желчь других животных. «Желчь коршуна смешав с соком лука-
порея, удалишь всякую слабость зрения, помочив этим глаза,
прекратишь и всякую боль [в них]»; «При отеке глаз — для
того чтобы он скорее прозрел: кровь мыши, желчь петуха и молоко
собаки смешав в равном количестве и сделав [смесь]
однородной, намажь — испытанное [средство]» (Византийский
медицинский трактат, с. 92, 98). Исчерпывающие сведения об
использовании печени различных животных в медицинских целях
см.: Ибн Сина. Канон. II. 414.
4.11. Паслен — в тексте στρυχνόν, который (см.: LSJ) принято
отождествлять с двумя растениями: 1) «зимней вишней» (Physalis
alkekengi); 2) пасленом черным (Solanum nigrum L.). В данном
случае более верным будет второе определение, так как
некоторым видам паслена приписывались снотворные и смертоносные
свойства (см.: ал-Бируни. Книга о лечебных веществах. 735).
Паслен черный — однолетник с белыми цветками и черными
ягодами; содержит алкалоид соланин и поэтому ядовит; вызывает
отравление у человека и животных 9. Феофраст (Феофраст. VII.
15. 4) под названием strychnos описывает «дурман снотворный»
(Withania somnifera Dun). Аналогичные сведения о паслене
содержатся в трактате Хубайша Тифлиси: «Гиена никогда не
пойдет в те места, где растет „лисий виноград" (паслен). Если кто-
нибудь носит при себе „лисий виноград", он будет в
безопасности от гиены» (Хубайш Тифлиси. XIII. 27а).
О том, что волк избегает «морского лука» (σκίλλα, т. е. Urgi-
пеа maritima), см. § 5.5. Представления о том, что животные
избегают тех или иных растений, связаны с античной теорией
природных «симпатий» и «антипатий» (см. § 7.13).

Гиена
29
4.12. Считается, что сведения о сандалиях из кожи гиены
заимствованы Тимофеем из сочинения Плиния (ср.: Плиний. 28. 105). На
Востоке в средние века представление об амулетах из гиены,
защищающих от собак, получает широкое распространение. Речь
идет о слухах либо о занимательных сведениях. Например, в
качестве амулета мог использоваться язык гиены. В персидской
космографии XIII в. сообщается: «Собаки не тронут того, у кого
будет с собой язык гиены» (Чудеса мира. 251). Автор
византийской энциклопедии внес подобное сообщение в свое сочинение,
чтобы доставить, как он пишет, удовольствие любителям знаний:
«Если кто-либо держит в руке язык гиены, то это — наилучшая
защита от нападения собак» (Геопоники. XV. 1. 13). Видимо,
этим же мотивом руководствовался персидский автор XII в. Ху-
байш Тифлиси, когда описывал пользу от разных животных:
«Если кто-нибудь носит при себе ухо лисы, то на него не будут
лаять собаки. Если кто-нибудь носит с собой зубы лисы, то на
него ночью не нападет страх» (Хубайш Тифлиси. XII. 16б, в).

§5
АИ<ИЦА
άλώπηξ*
1. Когда голодна, она вытягивается в пустынном месте как
будто мертвая, и когда птицы собираются, чтобы съесть [ее], то,
неожиданно вскакивая, она ловит одну из них и затем пожирает ее.
Морская лягушка и электрический скат (νάρκη) поступают так же.
2. Василиск боится тюленьей шкуры.
3. Она делает семь выходов из норы и, преследуемая
охотничьими собаками или людьми, передвигается от одного [выхода]
к другому и ускользает.
Vulpes vulpcs.

Лисица
31
4. Она никогда не приручается.
5. Она знает, что волк боится «морского лука», и спит под этим
[растением], чтобы волк не смог ей навредить.
6. Она боится желчи хамелеона, [именуемого] 'раздувающий
щеки' (φυσίγναθος).
7. Катаясь по засеянной земле, приводит место, где она
катается, к бесплодию; поэтому алопексией названа [болезнь], когда
теряют волосы или они не вырастают [вообще].
8. Она переходит замерзший Истр, называемый римлянами
Дунаем. И когда она чувствует что он [Дунай] вот-вот вскроется,
то убегает и указывает животным, обитающим на суше, также
убегать, а морякам готовиться; если она не убегает, это
свидетельствует, что река останется замерзшей.
9. Она обманывает охотничьих собак своим ветром из желудка,
вынуждая [их] сбиться с пути, и делает им знак к соитию; и
[лисица,] вступившая в связь с собакой, приносит так называемых
алопос (άλωπός). Но если лиса мужского пола, а собака женского,
[тогда] рождается лаконская собака, [так же] как от союза собаки
и тигра рождается индийская собака.
5.1. В античной традиции лиса предстает лукавым и злокозненным
существом. История о хитрой лисице, обманывающей птиц,
рассказывается и в александрийском «Физиологе», с той разницей,
что Тимофей не прибегает к моральным оценкам и
сомнительным уподоблениям. У христианского автора другая задача. На
основе известного зоологического сюжета он создает
эзотерическую загадку, где лиса является тенью дьявола. Совершенно
неожиданно сценарий лисьей охоты разворачивается в
трансцендентный сценарий дьявольских козней, влекущих слабые натуры
во власть порока. Другие свойства лисы у христианского
интерпретатора интереса не вызвали. «Физиолог говорит о лисе, что
это коварное животное. Когда будет голодна и не найдет добычи
для еды, то ищет, где есть теплое место или куча соломы, и
валится навзничь, удерживает дыхание в себе и [лежит]
совершенно бездыханная. Птицы считают, что она умерла, и
располагаются на ней, чтобы съесть ее. И тут она, восстав, хватает и
пожирает их. Толкование. Так и дьявол совершенно коварен и дела его.
Желающий вкусить его плоти умрет. Ибо плоть его такова: блуд,
сребролюбие, наслаждение, убийство» (Физиолог, с. 135).
Неясно, как можно было вкусить плоти дьявола. Согласимся, сколь
бы ни было велико коварство лисы, оно не может быть связано
с «блудом, сребролюбием, наслаждением и убийством». Охотница
лиса вызывает ассоциативную связь с дьяволом, чьим занятием

Тимофей из Газы. О животных
также была «охота», только в воображении христианского
интерпретатора.
В латинской загадке лиса выглядит так:
Телом невелика я, но дух мой приметнее тела.
Хитрая, с тонким чутьем, я на много способна уловок:
Даже умна, если можно назвать животное умным.
Симфосий. Загадки. 34
Согласно «Этимологиям» Исидора Севильского, «vulpis
(лиса) происходит от uolupis, поскольку она ходит кругами (букв.: у
нее крутящиеся лапы) и никогда не следует по прямой, но бежит
по изогнутой линии. Это животное очень хитрое и коварное, и
его трудно поймать. Когда у нее нет пищи, она притворяется
мертвой и таким образом хватает и пожирает спускающихся к
трупу птиц» (Исидор Севильский. XII. 2. 29) 10.
О проделках голодной лисицы пишет и Оппиан (Орр'шп.
Halieutica. 2. 69—119). Натуралисты не отрицают артистических
способностей лисицы, в том числе и ее умения притворяться
мертвой. В персидской космографии описывается другой способ
лисьей охоты: «Там, где на берегу реки сидят утки, лиса бросает
на поверхность воды засохшую траву. Вода ее уносит, а птицы
приходят в волнение. Когда лиса проделает это несколько раз,
утки подумают, что опасности нет. Тут лиса берет траву в пасть
и идет в воду. Подплыв к уткам, она подпрыгивает и хватает
одну из них. Точно такое поведение и коварство свойственны
шакалу» (Чудеса мира. 186). Считается, что в древней
индоевропейской традиции лиса (и шакал) противопоставляются как
«непривлекательные животные» низшего ранга крупным
хищникам типа льва и пантеры, символизирующим возвышенное
начало, величие и красоту ^. Лиса выделялась среди животных
только хитростью и коварством. В басне Эзопа «Лисица и барс» эти
звери спорят между собой, кто из них красивее. Барс на все
лады хвастался своей испещренной шкурой. А лисица в ответ
заявила, что у нее столь же изощрена душа (Басни Эзопа. 2).
Согласно «Соннику» Артемидора, «волк означает врага злобного,
хищного, наглого и нападающего открыто. Лисица имеет то же
значение, что и волк, с той только разницей, что означает врагов,
не открыто нападающих, но тайно злоумышляющих и по
большей части нападающих женщин» (Артемидор. Сонник. II. 12).
Общая характеристика нравов животных восходит к
Аристотелю и выглядит следующим образом: «В отношении же нрава
различия между животными таковы: одни кротки, печальны и не
склонны к возмущению, как корова; другие злобны, агрессивны
и не поддаются обучению, как дикая свинья; иные благоразумны
и боязливы, как олень и заяц; иные низки и коварны, как змеи;
одни свободны, храбры и благородны, как лев; другие
породисты, дики, коварны, как волк; благородно то, что происходит от
хорошего рода, породисто — что не выходит за пределы прису-

Лисица
33
щей ему природы. И одни лукавы и злокозненны, как лисица,
другие отважны, дружественны и льстивы, как собака, иные
кротки и способны к приручению, как слон, иные стыдливы и
осторожны, как гусь, некоторые завистливы и любят
красоваться, как павлин» (Аристотель. История животных. I. 1. 18).
Согласно Аристотелю, у морских животных можно
наблюдать много искусственных приспособлений, полезных для жизни
этих существ: «Гнюс приводит в оцепенение рыб, которыми
хочет овладеть, при помощи средства, имеющегося у него во рту, и
питается ими. Он зарывается в песок и грязь и схватывает
подплывающих рыб, которых обездвиживает; это некоторые люди
наблюдали собственными глазами. Скат-шипонос также прячет
себя, только не таким способом. Доказательством такого образа
жизни служит то, что часто ловятся рыбы, содержащие [в
желудке] кефаль — быстрейшую рыбу, тогда как сами
чрезвычайно медлительны. (...) В песок зарываются и [рыба] ослик, и бат,
и камбала, и рина, и когда скроют себя, размахивают
находящимися во рту, как их называют рыбаки, палочками; мелкая рыба
подходит к ним, как к водорослям, которыми питается»
(Аристотель. История животных. IX. 37. 134—135. Ср.: Элиан. О
природе животных. 6. 24). Увидеть во сне опасных рыб
считалось недобрым знаком: «Плоские рыбы означают опасности из-
за свирепости и коварства, например, скат-шипонос,
электрический скат, морской бык, так называемый орел, пятнистая акула и
прочие» (Артемидор. Сонник. II. 14).
«Морская лягушка» — θαλάσσιος Βάτραχος, обычно
отождествляется с рыбой, называвшейся Βάδραχος άλιεύς, т. е. лягвой
Lophïus piscatoris L., лат. Rana marina — 'морская лягушка'.
Цицерон, перечисляя поразительные явления в природе, пишет:
«Морские лягушки, говорят, имеют обыкновение зарываться в
песок и движутся под самой водой. Когда же рыбы
приближаются к ним, словно к приманке, лягушки их убивают и съедают»
(Цицерон. О природе богов. II. 49. 125). В этом случае речь
идет о хищной рыбе.
5.2. Одно из значений слова «василиск» (βασιλίσκος) —
разновидность змеи, возможно, это египетская кобра. Однако появление
сведений о змее в рассказе, посвященном лисице, выглядит
странно. Можно предложить следующее объяснение. Согласно
исследованию Е. Кагарова, «вакханки носили лисьи шкуры и
назывались βασσάραι (по Гесихию — африканское обозначение
лисицы)» 12. Этим же термином Геродот (Геродот. IV. 192)
обозначал степных лисиц в Ливии. Поэтому не исключено, что
своим появлением василиск обязан ошибке переписчика. Скорее
всего, считалось, что именно лиса боится тюленьей шкуры.
5.3. Ср.: Opp'ian. Cynegetica 3. 449 ff. Рыжие лисицы обычно
селятся в покинутых норах таких умелых землекопов, как лесные
сурки или барсуки, а затем расширяют их, прокладывая длинные
тоннели с несколькими потайными запасными выходами 13. В
византийской басне XIV в. звери обмениваются колкостями. Соба-

34
Тимофей из Газы. О животных
ка, оскорбленная Лисой, заявляет: «Лиса, любящая норы,
взращенная горами, никогда ты не видишь ни солнца, ни дня, — но
всю свою жизнь ты проводишь в норе, ты смотришь в бездну
очень темную, в горную пропасть, ты желаешь воды в течение
всего дня и затем выходишь ночью, сжигаемая жаждой, чтобы
найти где-нибудь воды и [напиться], чтобы распухнуть и
надуться... и сколько бы ты ни ела, и сколько бы ты ни пила, и
сколько бы тебе ни удалось поспать, никогда не оставляют тебя страх
и дрожь» (О четвероногих. 240—248).
5.5. В тексте σκίλλα, т. е. Urginea maritima, растение, известное под
названием «морской лук». Это едкое лекарственное растение
было хорошо известно древним фармакологам: «Дикий морской
лук. От приема его, а также от слишком обильного употребления
хорошего [морского лука] иногда возникает изъязвление кишок и
проходов печени; этому предшествуют рези и рвущие [боли]»
(Ибн Сына. Канон. IV. 6. 1. 55. Ср.: ал-Бируни. Книга о
лечебных веществах. 54).
Сведения о хитрости лисы разъясняются благодаря
следующей выписке из византийского сборника, где говорится об
удушающем эффекте морского лука: «У волка, если он прикоснется
к морскому луку, начинаются спазмы. Поэтому лисицы около
своих нор и накладывают морской лук из-за волков» (Геопони-
ки. XV. 1. 7. Ср.: Элиан. О природе животных. 1. 36). О том
же говорится и в персидской космографии XII в.: «Когда лиса
рождает детеныша, то она кладет дикий лук в нору, чтобы
защитить себя от волка» {Наджиб Хамадани, с. 272). Феофраст
указывает лишь на чрезвычайную живучесть «морского лука», а
также на то, что, будучи посажен перед входными дверями, он
отвращает наводимую порчу (Феофраст. VII. 13. 4). В другом
сочинении Феофраст, рассказывая о типичном поведении
суеверного человека, вновь упоминает очистительное свойство этого
растения: «Если он когда-нибудь увидит на перекрестке
увенчанного чесноком, он омывается с головы до ног и, позвав жриц,
велит им очистить себя со всех сторон с помощью морского лука
или щенка» (Феофраст. Характеры. XVI). «Морскому луку»
приписывались и другие защитные функции, ср.: «Яблоня любит
прохладные, сырые и черноземные места. Для того чтобы ее не
точили черви, ее следует вокруг обсадить морским луком» (Гео-
поники. X. 18. 2—3). Морской лук активно использовался в
восточной медицине: «Ишкил — морской лук. Сущность: это
мышиный лук, и его так назвали потому, что он убивает мышей;
он очень едкий и сильный. Жарка и варка разбивают его силу.
(...) Есть разновидность [этого лука] ядовитая, убивающая.
Выбор: лучший морской лук жемчужного цвета и блестящий; во
вкусе его есть сладость с остротой и горечью. Косметика:
[морской лук] в виде мази, а также с оливковым маслом и ратийа-
наджем (смола пинии), сводит бородавки, когда же им
смазываются и его втирают при „лисьей" или „змеиной" болезни, он
способствует росту волос. (...) Яды: если повесить [морской лук]

Лисица
35
на ворота, он, как говорят, отгоняет от них пресмыкающихся.
[Морской лук] — противоядие от укусов [пресмыкающихся] и
убивает мышей» (Ибн Сына. Канон. II. 6). Последний рецепт,
несомненно, восходит к сведениям Феофраста.
5.7. Считалось, что лисы и волки оказывали неблагодетельное
влияние на поля. «Если волк будет гадить на посевы, то те посевы
высохнут» (Хубайш Тифлиси. XII. 32). Однако шкура волка
могла использоваться для получения хорошего урожая
следующим образом: «Семена будут щедро разбросаны, если имеется
сеялка из волчьей шкуры с тридцатью отверстиями величиной с
палец» (Геопоники. II. 19. 5). В рациональном по духу
сочинении Колумеллы, который пишет о римском земледелии, имеется
единственный пассаж, признаваемый современными
исследователями суеверием, и он гласит: «Некоторые накрывают шкурой
гиены короб с семенами и, когда они немного там полежат, идут
сеять, не сомневаясь, что посеянное благополучно взойдет»
(Колу мелла. II. 9. 9). В византийской сельскохозяйственной
энциклопедии в главе «О том, как семена, предназначенные для посева,
сохранить после посева нетронутыми. Из Африкана», сказано:
«Еще лучше, однако, пользоваться магическими средствами: если
в мерку, которой отмеривают семена, насыпать семена и на
несколько дней закрыть ее шкурой гиены, то семена позаимствуют
от этого животного его силу и запах и никто не посмеет их
тронуть» (Геопоники. II. 18. 8).
Алопексия (αλωπεκία) — заболевание шкуры лисиц,
подобное парше (отсюда название болезни), характеризуется выпадением
волос и образованием плешин. По мнению Ибн Сины,
«Причиною зарождения „лисьей" болезни является дурная материя,
неподвижно пребывающая в коже и в местах, где находятся корни
волос; такая материя портит корни волос, разъедая их и не
допуская к ним хорошее питательное вещество. Болезнь называется
„лисьей" потому, что она бывает у лисиц, и различие между нею
и „змеиной" болезнью состоит в том, что при „змеиной" болезни
не только падают волосы, но и слезает тоненькая кожица, как
это происходит у змеи» (Ибн Сина. Канон. IV. 7. 1. 7).
В качестве лечебного средства при алопексии использовались
различные масла. Катон рекомендует: «Чтобы на овцах не было
парши. Спрячь масличного отстоя, возьми очень чистого. Его,
отвару из-под лупина и винной гущи из-под хорошего вина
смешай между собой в равных частях. Потом остриги овец, вымажь
их целиком этим составом и оставь на два-три дня, пропотеть.
Затем вымой их в море; если морской воды у тебя нет,
приготовь соленой воды и вымой овец ею. Если ты так сделаешь, то
овцы у тебя не запаршивеют; шерсть на них будет больше и
лучшего качества; клещи не будут их беспокоить» (Катон. 96).
«Лавровое масло — горячее и разрежающее, при
продолжительном употреблении оно устраняет „ лисью болезнь". Гален говорит,
что при лечении „лисьей болезни" заменителем [лаврового масла]
служит жидкий зифт» (ал-Бируни. Книга о лечебных вещест-

36
Тимофей из Газы. О животных
вах. 449). По мнению переводчика, термином зифт
обозначалось терпентинное масло (скипидар), добываемое перегонкой
живицы хвойных растений. Один из рецептов средства против
облысения, сообщаемых Ибн Синой, выглядел так: «Берут
жженые ослиные копыта или жженые рога и смазывают ими с
уксусным маслом; это сильное [лекарство]» (Ибн Сина. Канон.
IV. 7. 1. 6). Византийские врачи для лечения людей предлагали
следующее средство: «При алопексе: мелко размяв с медом
сожженную кожуру фундука, намажь после очищения [пораженного
места] содой и протирания полотном. Делай это в течение трех
дней — и на девятый день болезнь прекратится» (Византийский
медицинский трактат, с. 135—136). При лечении животных от
«лисьей болезни» также использовались масла. «Дидим говорит
в своих „ Георгиках", что верблюд выдерживает жажду до трех
дней. Паршу на нем вылечивают кедровым маслом»; для
уничтожения блох «лучше смазывать собаку отстоем оливкового
масла; это средство лечит и от парши» (Геопоники. XVI. 22. 1;
XIX. 3. 2).
Арабский путешественник и врач X в. Абу Дулаф сообщает,
что в провинции Арран наблюдается следующее удивительное
явление: «Там из облаков выпадают насекомые, помогающие от
лисьей болезни своими выделениями, а лисицы там с лысыми
головами, совсем без шерсти» (Абу Дулаф, с. 34—35).
5.9. Сведения восходят к Аристотелю: «Происходят и другие
животные от соединения разнородных, как в Кирене волки
спариваются с собаками и производят потомство, а от лисицы и собаки
происходит лаконская порода собак. Говорят, что от тигра и
собаки происходят индийские псы, не сразу, однако, а в третьем
поколении; первое порождение, как говорят, звероподобно. Отводя
сук в пустынные места, их там привязывают, и многих из них
пожирают, пока не появится случайно зверь, жаждущий
спаривания» (Аристотель. История животных. VIII. 28. 167).
Аристотель вновь возвращается к этой теме в сочинении,
посвященном возникновению животных: «Спаривание, согласное с
природой, имеет место между животными одного вида; однако оно
происходит и у животных, близких по природе, но не
одинаковых по виду, если по величине они схожи и время
беременности — одинаково. У других животных это происходит редко, а
бывает у собак, лисиц и волков, и индийские собаки рождаются
от какого-то похожего на собаку зверя и собаки» (Аристотель.
О возникновении животных. II. 7. 746а). Как видим, во втором
случае о «тигре» нет речи. Фантастическое представление о том,
что тигр спаривается с собакой, возникло, скорее всего, по
недоразумению. В защиту этого предположения говорит следующее
обстоятельство. В выписках греческого писателя II в. Арриана
имеются сведения о животных Индии, о которых сообщает Не-
арх, и размышления самого Арриана: «Неарх говорит, что шкуру
тигра он видел, самого же тигра не видал. (...) Те же, кого мы
знаем под именем тигров, были пестрые шакалы, большие, чем

Лисица
37
обыкновенные» (Арриан. Индия. 15. 1—3). Таким образом,
индийские псы обязаны своим происхождением шакалам, а не тиграм.
История об индийских псах, имеющих столь необычное
происхождение, вошла в сочинения Солина (см.: Солин. 94. 17) и
Исидора Севильского 14 и отразилась в надписи на Эбсторфской
карте мира XIII в., где сообщается: «[Индийцы] также имеют
обыкновение привязывать собак в лесу, чтобы они подпустили к
себе зверя тигра и чтобы тот их покрыл. И от них родятся до
того резвые и сильные собаки, что в борьбе повергают наземь
львов. Так и наши используют волков вместо тигров» 15.
Одна из притч армянского писателя Вардана посвящена
многохитростной лисе. «Спросили лису: „Сколько родов хитростей
знаешь?" Лиса пошла, надулась и говорит: „Знаю тысячу родов
хитростей. Тридцать, [виляя] хвостом перед собакою, не говоря
о тех, которые [проделываю] своим туловищем. Но наибольшая
хитрость состоит в том, что ни я не вижу собаки, ни собака
меня" »1<\
Согласно зороастрийским представлениям, лисица относилась
к собачьей породе. В «Бундахишне» называется десять видов
собак: «овчарка, сторожевая, то есть охраняющая дом, ищейка,
молодая собака, [водяной] бобр, которого называют водяной
собакой, лиса, ласка, еж, у которого на спине колючки, выдра и
виверра» (Бундахишн, с. 282). Древних зороастрийцев
волновала проблема спаривания собак и волков. Дело в том, что в
представлениях зороастрийцев собака воплощала высшую ценность,
поскольку охраняла стада овец, а волков следовало убивать.
Соответственно, не мог не возникнуть вопрос о том, как поступать
с потомством собаки и волка. «О Создатель плотского мира,
праведный! Какой же из двух волков более достоин убиения, о
праведный Ахура-Мазда, когда собака породит волка или когда
волк собаку? — И сказал Ахура-Мазда: Такой из двух волков
более достоин убиения, о праведный Заратуштра, когда собака
породит волка, чем когда волк собаку» (Видевдат. 13. 41) 17.
Видимо, эти представления отразились в одном из пассажей
космографического сочинения арабского^ писателя XIV в. ал-Бакуви:
«Салук — город на территории Йемена. Там [есть] уцелевшие
величественные памятники. (...) Есть [там] собаки, которых
покрывают волки, и это самые мерзкие из собак» (ал-Бакуви. I. 25).

«ж
εχινος χερσατος *
1. Еж, сражаясь, убивает змею, пронзая ее своими иглами и
разрезая ее на куски.
2. Еж наносит поражение лисице в бою, [поскольку она] не
может взять верх над его иглами.
3. Еж предсказывает, когда задуют ветра. Загораживая свою
нору [в направлении], откуда вот-вот подует ветер, он открывает ее
с другой стороны в направлении, где [ветер] уже перестает [дуть].
Erinaceus europaeus; Ε. romanicus и Ε. auritus живут в Леванте.

Еж
39
Поэтому каждый заметивший это может знать о ветре наперед и
объявить, какой [ветер] сейчас подует.
4. Летом он является и трясет виноград с лоз; катаясь по
земле, он накалывает виноград и так идет к себе в нору, утыканный
виноградом.
5. Его желчь, смешанная с воском, вызывает выкидыш.
6.1. Греческое εχις 'змея', εχιδνα 'мифологическая змея'; от этой
основы образовано название одного из видов «ежа» как
«пожирателя змей»: греч. εχινος 'ёж'. Представление о том, что ёж
поедает змей, отразилось в практике фармакологов, занятых
поиском противоядий: «Мясо ежа полезно от укусов гадов» (Ибн
Сина. Канон. II. 653). Тема вражды ежей и змей звучит и в
следующих рекомендациях: «Что делать для защиты от змей.
(...) Если кто-нибудь будет жечь в доме голову горного оленя
или кости оленя, черепахи или ежа, то змеи убегут» (Хубайш
Тифлиси. XIII. 1а).
В латинской загадке о еже говорится:
Тыном щетинится дом, но маленький в доме хозяин:
Выставив спину свою, всю в остро отточенных копьях,
Вооруженным жилье свое сделал жилец безоружный.
Симфосий. Загадки. 29
По утверждению Плутарха, в зороастрийском бестиарии
лесной ёж — благое существо (Плутарх. Об Исиде и Осирисе.
46). Эти сведения находят подтверждение в зороастрийской
традиции: «Еж создан для противодействия растаскивающим зерно
муравьям. Каждый раз, когда ёж мочится на муравейник, он
убивает тысячу муравьев» (Бундахишн, с. 293).
6.2. В персидской космографии рассказывается обратная история,
иллюстрирующая хитрость лисы: «Лиса отличается хитростью и
лукавством. Из всех животных только лиса дерзает вступить в
драку с ежом. Она поливает мочой спину ежа, пока тот не
высунет голову. Лиса прыгает, хватает ежа за голову и убивает»
(Чудеса мира. 186).
6.3. Сведения о поведении ежей впервые зафиксированы
Аристотелем: «Относительно чувств ежей во многих местах приходилось
наблюдать, что при перемене северных ветров на южные
живущие на земле меняют свои логовища, те же, которые
воспитываются в домах, направляются к стенам, так что в Византии,
рассказывают, один человек делал предсказания [погоды] на
основании понимания того, что делал ёж» (Аристотель. История
животных. IX. 6. 49). Вследствие своей занимательности, этот
сюжет с существенной переделкой попадает в древнегреческие

40
Тимофей из Газы. О животных
«Рассказы о диковинках»: «В Византии, говорят, обитают ежи,
предчувствующие перемену северных ветров на южные и быстро
меняющие устройство своих нор: перед тем как задует Нот, они
роют выход из норы снизу, а когда Борей — сбоку» (Псевдо-
Аристотель. 8). Если в первом случае говорится о том, что ёж
переходит из одной норы в другую, то во втором речь уже идет
о переделке самой норы. Очевидно, что вариант Тимофея ближе
к последнему. Плутарх (Плутарх. Об уме животных. 13. 972а)
и Плиний (Плиний. 8. 138) приписывают то же самое свойство
белке.
Писавший в эпоху ожесточенной борьбы христианства с
язычеством, Василий Великий (330—379) в своих сочинениях
реабилитировал языческую классику. Комментируя библейскую
историю сотворения мира, он обращается за примерами к античным
книгам по зоологии. Такова приведенная им история о еже:
«Некоторые из трудолюбивых наблюдателей заметили, что
живущий на суше ёж в норе своей делает две отдушины, и если
будет дуть северный ветер, закладывает отдушину от севера, и
опять, когда начинает дуть южный ветер, переходит к северной
отдушине» (Василий Великий. Шестоднев, с. 162). Ямвлих Хал-
кидский, философ-неоплатоник IV в., объясняет своему другу, что
кроме божественного предвидения не существует других методов
предсказания будущего: «Ведь я полагаю, что даже если
возникает некая природная предрасположенность к указанию будущего
события, как, например, свойственное некоторым животным
предвидение землетрясений, ветров или зим, то она не является столь
уж достойной уважения. Ибо подобное врожденное прорицание
имеет место благодаря или остроте ощущения, или
сопереживанию, или какому-то иному одновременному движению природных
сил и не содержит ничего священного и сверхъестественного»
(Ямвлих Халкидский. О египетских мистериях. X. 3).
6.4. В александрийском «Физиологе» ежу приписывается невероятная
способность взбираться на виноградную лозу. Никакого интереса
к миру ежей христианский интерпретатор не испытывает. Еж для
него всего лишь метафора злого духа. Традиционный сюжет о
еже переделан в соответствии с толкованием. Оказывается,
грешный житель некоего града ничем не защищен от коварства
злого духа, взбирающегося к нему на сердце. Желая направить
грешника на путь истинный, автор «Физиолога» придумал
диковинного ежа: «Ежи имеют вид шара и сходство со свиньей и
целиком из игл состоят. Физиолог говорит, что он взбирается,
говорят, на лозу, забирается в гроздь и сбрасывает ягоды на землю.
Валится навзничь, и накалываются ягоды на его иглы, и несет
своим детям. И оставляет виноградную ветвь пустой.
Толкование. И ты, житель града, пристань к мысленной истинной лозе с
тем, чтобы принести себя в мысленное точило, и попасть в
царские дворы, и отправиться к святому престолу Господнему. И не
допусти, чтобы еж, дух коварный, взобрался на твое сердце и
оставил тебя, подобно грозди, опустошенным, не имеющим плода

Еж
41
на себе» (Физиолог, с. 134—135). В описании епископа
Исидора Севильского (ок. 570—636), ориентированного на языческие
источники, ёж выглядит вполне естественно и даже заслуживает
похвалы за некоторую разумность поведения. «Еж (hencius) —
животное, покрытое иглами и названное так от того, что он
ощетинивает себя, поднимая иглы, которыми со всех сторон
защищен от нападения. Ведь тотчас, как заметит что-нибудь,
ощетинивается и, свернувшись шаром, сам становится оружием. Еж
обладает неким разумом. Ведь, оторвав виноград от лозы, он,
свернувшись, катается на нем и так доставляет его своим детям»
(Исидор Севильский. XII. 3. 7).
6.5. χολή 'желчь' — исправление текста, предложенное Хауптом; в
рукописи читается χηλή 'копыто, коготь1, термин, очевидно, не
использовавшийся в отношении ежей. Источник сведений о
свойстве желчи ежа вызывать выкидыш неизвестен. Греческий врач
Гален полагает, что желчь быков вызывает выкидыш. О том, как
ёж использовался в лечебных целях, пишет Ибн Сина:
«Действия и свойства: жир и высушенная печенка ежа препятствуют
излиянию материи во внутренности. Зола морского и наземного
ежа очищает, рассасывает и сушит. Косметика: соленый
наземный еж помогает от слоновой болезни, а мясо наземного ежа
помогает от проказы вследствие сильного рассасывающего
действия. Жженая шкурка наземного ежа в смеси с зифтом помогает
от „лисьей" болезни» (Ибн Сина. Канон. II. 653).

§7
*олк
λύκος
1. Если волк первым бросит взгляд на кого-нибудь, то сделает
его невменяемым и бессловесным на несколько часов.
2. По своей природе он враждебен овцам, и, охотясь на них,
он обычно уводит их, погоняя своим хвостом, и они следуют за
ним машинально.
3. Когда он обжирается, его язык распухает и перегораживает
глотку.
Canis lupus.

Волк
43
4. Он настолько враждебен овцам, что часто, когда струна из
его [сухожилия] имеется на лире, остальные струны из овец не
звучат и, [когда] по ним ударяют, не звенят. То же самое верно и
в отношении барабанов, [сделанных из кожи овцы и волка].
5. Год называется «волчий ход» из-за [одной особенности]
волков.
6. Мясо овец, убитых волком, приятно на [вкус], но одежда,
сделанная из их шерсти, порождает много вшей.
7. Существует много видов волков.
8. Если два волка вместе охотятся на овцу и рвут ее на части
зубами, то делят поровну.
9. Если волк болен, он ест землю.
10. Он дружит с попугаем, так же как газель с куропаткой,
как олень с птицей турач, как лошадь с дрофой, как козы с
рыбой, когда купаются.
11. У волка нет позвоночника, но [только] одна кость, как у
льва и у гиены. Поэтому все они движутся по прямой.
12. Не боится волка тот, кто носит его зуб, а лошадь, несущая
[след или знак волчьего зуба], становится очень быстрой.
13. Волк боится скилла (морского лука) так же, как лев
[боится] дуба, а барс [боится] кустов кизила.
14. Тот, у кого имеется кость жабы, может взять с собой (т. е.
укротить) волка.
15. Волк ест железо и камни. Он, однако, прячется во время
восхода созвездия Пса до тех пор, пока воздух не остынет.
7.1. Взгляду волка приписывалась особая вредоносная сила. Это
поверье оставило след в латинских пословицах и поговорках;
например, о человеке, упорно хранившем молчание, говорили, что
«он увидел волка» или «волк увидел его». Согласно Плинию, «в
Италии верят, что взор волков вреден и что у человека, которого
они увидят раньше, [чем он их], тотчас отнимается речь»
{Плиний. VIII. 80). В византийской земледельческой энциклопедии
эта тема находит продолжение: «Если волк увидел человека
первым, то человек робеет и теряет голос. Так говорит Платон в
своем „Государстве". Если же его сперва увидит человек, то сам
волк становится более слабым» (Геопоники. XV. 1. 6).
Сведения такого рода автор «Геопоник» относит к разряду странных
примеров природной «симпатии» и «антипатии» (подробнее см.
§ 7.13). Византийское наследство в полной мере проявилось в
персидской литературе, посвященной чудесам мира. «Если волк
посмотрит на человека до того, как человек его увидит, то
человек не может издать крика. Если человек первым посмотрит на

44
Тимофеи из Газы. О животных
волка, то волк слабеет» (Наджиб Хамадани, с. 272). Подобные
же магические свойства приписывались и взгляду гиены (см.
§ 4.8).
Нонн Панополитанский в поэме «Деяния Диониса» пишет об
оке демонов преисподней (Нонн Панополитанский. XXXI. 74).
В этом плане взгляд волка означает взгляд божества нижнего
мира.
В «Этимологиях» Исидора Севильского объясняется: «Lupus
(волк) — слово греческого происхождения, которое перешло в наш
язык. Они же (греки) называют волка λύκους: имя λύκος волк
получил из-за укусов, так как ожесточенно бросается на тех, кто
встанет на его пути. А иные утверждают, что волки (lupi)
названы от слова „львоногий" (leopos), поскольку имеют свойство
льва, чья сила в ногах; тот, на кого он поставит свою ногу,
умирает. Он считается кровожадным и жестоким зверем,
относительно которого сельские жители утверждают [следующее]:
человек, которого первым увидит волк, теряет голос. Относительно
мгновенно замолкнувших говорится: „Верно, волк на него
посмотрел" . Верно то, что если [человек] первым заметит волка, то
тот теряет храбрость, соответствующую его ярости. В течение
года волки спариваются не больше двенадцати дней; и они могут
долго голодать; и после длительного голода пожирают огромное
количество пищи» (Исидор Севильский. XII. 2. 23—24) 18.
7.2. Слово πρόβατα здесь переведено как «овцы», хотя может
обозначать любой мелкий скот. Источник сведений о том, что волк
уводит овец, погоняя их своим хвостом, неизвестен. Зато вошло
в поговорку чувство стадности, присущее овцам. Ср.: «Из всех
животных овцы самые послушные: сама природа научила их
повиновению. Они слушаются пастуха, собак и ходят даже за
козами. Они очень любят друг друга, и поэтому им меньше
угрожают волки, так как они не бродят поодиночке и не отлучаются
от стада, как это делают козы» (Элиан. О природе животных.
VII. 27).
Волчьему хвосту приписывались и другие, более
удивительные свойства: «Вол не проглотит с питьем ничего твердого, если
повесишь на яслях волчий хвост» (Геопоники. XVII. 13. 2).
«Волки и агнцы не могут дружиться согласием сердца; вечно
враждебны они и зломышленны друг против друга» (Гомер.
Илиада. XXII. 263—264). Описывая нравы животных,
Аристотель замечает: «Волк враждебен ослу, быку и лисице: он ест
сырое мясо и нападает на быков, ослов и лисицу» (Аристотель.
История животных. IX. 1. 15).
7.3. Смысл пассажа о распухшем языке волка неясен. Возможно, в
рукописи пропущено указание на ядовитое растение, съев
которое, волк умирает от удушья. В первую очередь, на память
приходит растение «волкодушитель» — одна из разновидностей
аконита. В византийской энциклопедии говорится об удушающем
эффекте морского лука, что является, скорее всего, ошибкой: «У
волка, если он прикоснется к морскому луку, начинаются спаз-

Волк
45
мы» (Геопоники. XV. 1. 7). Арабские лечебники то же самое
действие на волка приписывали акониту и чемерице. Подобного
рода «ошибки» вполне естественное явление. Греческие названия
растений не всегда поддавались ясной идентификации при их
переводе на арабский язык, однако в данном случае предпочтение
должно быть отдано сочинениям врачей, писавших по-арабски.
Согласно сведениям ал-Бируни, морской лук убивает мышей, а
плоды некоторых видов паслена обладают снотворным
свойством, но волк в этой связи им не упоминается (ал-Бируни. Книга
о лечебных веществах. 54; 735). У волков и собак аконит
вызывает опухание мышц шеи, что совпадает с симптомами удушения,
о которых, видимо, и говорится в книге Тимофея.
«Ханик аз-зиб — вид аконита. Ад-Димашки: это —
трава. Ар-Раса'или: он назван так потому, что если его едят волки,
то от этого у них бывает удушье. Атйус: это — растение,
убивающее собак, мышей и [других] животных. Павел: его заменяет
корень дикого касатика. Ат-Турунджй: ханик ал-калб [«соба-
кодушитель»] — это опухание мышц [шеи] со смещением
шейных позвонков, что совершенно не дает поворачивать [шею] и
открывать рот. Оно названо так потому, что им большей частью
поражаются собаки» (ал-Бируни. Книга о лечебных веществах.
365). Вот как Ибн Сина описывает симптомы отравления
растительными ядами — «волкодушителем» и «барсодушителем»,
если человек случайно примет их с питьем. Картина удушья
поразительно напоминает то, что происходит с волком в описании
Тимофея. «У того, кто их примет, возникает [ощущение]
терпкости и сухости на нёбе, на язычке, в пищеводе и в легочной
трубке, сопровождающееся опуханием; изо рта у него поднимаются
вредоносные дымные пары, и дело доходит до закоснения языка,
подергивания в висках, трясения и спазмов; цвет лица становится
коричневым и возникает удушье» (Ибн Сина. Канон. IV. 6. 1. 57).
7.4. О том, что струны из волчьих сухожилий заставляют «неметь»
овечьи струны, ранее писал Оппиан (ср.: Орр'шп. Cynegetica.
3. 282). «Если из шкуры волка сделать бубен и бить в него, то
все другие бубны лопнут. Если из шкуры волка сделают тетиву
для лука, то тетива на других луках порвется» (Наджиб Хама-
дани, с. 272). Интересно, что подобное представление
существовало у китайцев в эпоху династии Тан и связывалось со львом.
Если музыкант играет на цитре, струны которой сделаны из
сухожилий льва, все другие струны в оркестре должны лопнуть.
Это представление, по-видимому, было связано с ужасающим
рычанием льва 19.
7.5. «Год называется „волчий ход" (λυκάβας) из-за [одной
особенности] волков». Этот туманный пассаж Тимофея проясняет
следующее замечание Артемидора: «Волк благодаря своему имени оз-
Aconitum napellus L. («волчья отрава») или Aconitum lycoctonum L.
Арабское название — »»Jjül j:l> — означает «волкодушитель».
Растение — srJ£Jl j;L> — Аросупит erectum Veil.

46
Тимофей из Газы. О животных
начает год, и поэты называют годы λυκάβαντες (волкосвязанные),
из-за одной особенности этого зверя: волки пересекают реку,
всегда следуя друг за другом, так же как времена года, следуя
друг за другом, составляют год» (Артсмидор. Сонник. II. 12).
Такое странное объяснение слова λυκάβας можно найти и у
последующих авторов. Согласно Элиану, волки, переходя реку,
даже будто бы держат зубами друг друга за хвосты, чтобы их не
снесло течением (Элиан. О природе животных. 3. 6). В древней
европейской традиции «волчий месяц» был приурочен к тому
времени года, когда люди наряжались волками. То же самое
относится к греч. λυκάβας, что означает «годичный солнцеворот» и
разъясняется как древнее обозначение зимы, которая, в свою
очередь, считалась волчьим сезоном 20.
7.6. «Шкуры и шерсть овец, зарезанных волками, а также платье,
сделанное из них, становятся вшивыми в гораздо большей
степени, чем другие» (Аристотель. История животных. VIII. 10.
72). Хотя первая фиксация этих представлений принадлежит
Аристотелю, византийским авторам сюжет известен из
популярного сочинения Плутарха. «У овец, покусанных волком, мясо
вкуснее, но в шерсти их разводятся вши. Это говорит Плутарх»
(Геопоники. XV. 1. 5). В «Застольных беседах» Плутарха
сообщается следующая история: «Зашла речь о том, почему, как
говорят, мясо овец, задранных волками, лучше на вкус, а шерсть
более подвержена вшивости. Относительно вкуса мой зять Пат-
рокл предложил вполне правдоподобное объяснение, а именно,
что от укусов волка мясо размягчается вследствие изменений,
происходящих от укуса волка и его огненно горячего дыхания,
что размягчает и расплавляет в желудке самые жесткие кости.
Поэтому и загнивает такое мясо скорее, чем обычное.
Относительно же шерсти я высказал то мнение, что, может быть, она
не порождает вшей, а привлекает их, раскрывая поры тела
какой-то особой царапающей шероховатостью или теплотой, а
такие свойства шерсть приобретает вследствие изменений,
происходящих от укуса волка и его дыхания во всем теле укушенного
вплоть до волосяного покрова» (Плутарх. Застольные беседы.
II. 9. 1). Элиан пишет, что плащ, сделанный из шерсти овцы,
загрызенной волком, особенным образом раздражает тело
(Элиан. О природе животных. 1. 38).
7.7. Относительно разных видов волков ср.: «Lupos Aethiopia mittit се-
ruice iubatos, et tanto uarios ut nullum colorem illis dicant abesse» —
'В Эфиопии водятся волки с такими разношерстными гривами,
что, говорят, нет такого цвета, которого не было бы [в их
окраске]' (Исидор Севильский. XII. 2. 24). По мнению О. Келлера,
волки с гривами, о которых говорит Исидор, это полосатые гие-
Hm*.
7.8. Существует предположение, что первичное индоевропейское
значение слова «волк» — 'раздирающее [добычу] животное',
'зверь-убийца' 22. Загадка о волке, в изложении латинского
поэта Симфосия, выглядит так:

Волк
47
Зубы свирепы мои, копытным ужасные тварям,
Ими терзаю я плоть, до кровавой дорвавшись добычи,
И высоко возношу к небесам мой яростный голос.
Симфосий. Загадки. 33
7.9. Ср. со сведениями Аристотеля о волках: «Из живородящих
четвероногих животные дикие с острыми зубами все мясоеды.
Исключение, по рассказам, составляют волки: они, когда голодают,
едят землю, и это делают только они; травы в другое время они
не трогают, а только когда болеют, так же как и собаки,
которые, поедая траву, извергают ее рвотой и очищаются»
(Аристотель. История животных. VIII. 5. 53). Плиний говорит то
же самое о голодных волках (Плинии. VIII. 83; X. 199). «Если
волк заболеет, то он ест землю и выздоравливает» (Наджиб
Хамадани, с. 272).
7.10. О дружбе волка с попугаем (ψιττακός) сообщает Оппиан (Ор-
pian. Cynegetica. 2. 404 ff). Неясно, что может связывать
попугая с волком. Попугай считался индийской птицей (Апулей.
Флориды. 12); в страны Средиземноморья он попадал как
ручная птица, поэтому шанс встретиться с волком у него был
минимальный. О дружбе газели доркас (δορκάς) с куропатками
(πέρδικες) см. § 17.2. Столь же неясно, чем мотивируется
дружба лошади с дрофой (ώτίς, т. е. Otis tarda), а оленя (έλαφοι) —
с птицей турач (Francolinus francolinus). О рыбе (σαργοί, т. е.
Sargus rondeletü) ср.: Oppian. Halieutica. 4. 308 ff и Oppian.
Cynegetica. 2. 433.
В девятой книге «Истории животных» Аристотеля,
посвященной нравам зверей и птиц, приводится много примеров
вражды и дружбы, впоследствии эта тема пользовалась особой
популярностью. «Овсянка враждует с конем, ибо конь изгоняет ее с
пастбища, а овсянка питается травой; у нее белое пятно на глазу,
и она видит плохо, но подражает голосу коня, устрашает его,
налетая на него, и прогоняет. Когда же конь поймает ее, то
убивает. (...) Галке враждебен осел, так как она спит в его яслях и
мешает ему есть, залезая в ноздри. (...) Змея враждебна ласке и
свинье: ласке, когда обе они находятся в одном доме, так как
они живут одним и тем же (т. е. питаются мышами); а свинья
поедает змей. Кобчик враждебен лисице: он бьет ее, клюет и
убивает [ее] детей, будучи [птицей] с кривыми когтями. Ворон
же и лисица друзья друг другу: он враждует с кобчиком, а
поэтому помогает лисице, когда ее бьют » (Аристотель. История
животных. IX. 1. 18, 20—21).
7.11. Как уже отмечено в § 4.3, эти сведения заимствованы
Тимофеем у Аристотеля: «У всех других животных шея сгибается и
состоит из позвонков; у волков же и львов она представляет одну
кость, ибо природа смотрела на то, чтобы она была им пригодна
больше для силы, чем для другой помощи» (Аристотель. О
частях животных. 686а). «Так, живородящие четвероногие все
имеют голову, шею и все части головы, но каждая из этих час-

48
Тимофей из Газы. О животных
тей отличается по форме. [Взять] льва, у него в шее одна-един-
ственная кость, а позвонков нет» {Аристотель. История
животных. II. 1. 2). Это ошибочное представление эллинской
анатомии. Ни у волков, ни у львов срастания шейных позвонков не
наблюдается.
7.12. Обладание волчьим зубом защищало от нападения другого
волка. «Волчий зуб, повешенный на шею ребенку, предохранял от
испуга» (Плиний. 28. 257). Видимо, то же самое свойство
приписывалось и зубам лисицы: «Если кто-нибудь носит с собой
зубы лисы, то на него ночью не нападет страх» (Хубайш Тиф-
лиси. XII. 14в).
«Жеребята, которые подверглись нападению волков и
избежали смерти, вырастают сильными и быстроногими; их и
называют ликоспадами» (Плутарх. Застольные беседы. II. 8. 1).
Видимо, с подобными историями о лошадях, имеющих «волчий
знак», связано применение тавра с изображением волка. Страбон
рассказывает историю о том, как волк пригнал некоему человеку
стадо лошадей; «последний, получив этот подарок, наложил на
всех кобыл, отличавшихся скорее быстротой бега, чем красотой,
тавро с изображением волка и назвал их „носящими тавро в
виде волка"» (Страбон. V. 1. 9). Магическое влияние волка на
лошадь могло иметь два противоположных следствия, что было
уже отмечено современником Тимофея. «Лошадь, которую
укусил волк, становится хорошей и быстроногой. (...) Памфил же в
книге о явлениях природы говорит, что у лошадей, ступавших по
волчьему следу, цепенеют ноги» (Геопоники. XV. 1. 5—6). По
Плинию, конь, случайно наступивший на след волка, весь
цепенеет и умирает, если на нем в это время сидит всадник
(Плиний. 28. 157; 28. 263). Во II в. Элиан добавил к этой
коллекции необычных случаев новую историю: «Если под ноги
несущейся четверке бросить волчью ступню, то, наступив на нее,
кони остановятся как вкопанные» (Элиан. О природе животных. I.
36). Выписки на эту тему мы найдем и в персидском сочинении
XII в.: «Польза от волка. (...) И если кто-нибудь повесит на
шею своего коня зубы волка, то его конь будет лучше других и
быстрее» (Хубайш Тифлиси. XII. 32в).
7.13. Согласно «Соннику» Артемидора, «морской лук для земледельца
означает недород, потому что он совершенно несъедобен, но для
пастухов это благоприятный знак, потому что для волков он
смертельно опасен. Хорош он и для тех, кто обременен
хлопотами и горем, потому что обладает, как считается, очистительными
свойствами; а для тех, чьи дела процветают, морской лук, как
замечено, предвещает заботы и хлопоты» (Артемидор. Сонник.
III. 50). Ср.: «Волки не станут преследовать овец, если
привязать им морской лук вместе с так называемым дорожным»
(Геопоники. XVIII. 17. 8). «Если волк коснется дикого лука (*ун~
сал), то теряет сознание» (Наджиб Хамадани, с. 272). «Что
делать для защиты от медведя. Если кто вскипятит „мышиный
лук" и этим отваром польет тропу, [по которой ходит медведь],

Волк
49
то он убежит из этих мест. И в каких бы посевах ни был
посажен „мышиный лук", медведь в те места не пойдет» (Хубайш
Тифлиси. XIII. 26). Морской лук, то же самое, что и
«мышиный лук» — это растение Scilla maritima L. (см.: ал-Бируни.
Книга о лечебных веществах. 54. Об антипатии волка и «морского
лука» см. также § 5.5).
Смысл этих загадочных сведений можно прояснить, лишь
обратившись к античной теории природных «симпатий» и
«антипатий». В данном случае, симпатия — «притяжение»,
антипатия — «отталкивание». У древних существовало представление о
взаимной связи различных предметов и живых существ в
окружающем мире. Эта теория интересовалась такого рода
явлениями: беснующийся слон, увидев барана, успокаивается, а услышав
голос поросенка, начинает дрожать; дикий бык утихает, если его
привязать к смоковнице; гадюка замирает, если до нее
дотронуться дубовой палочкой и т. д. По признанию Плутарха, «для
всех этих явлений, легко подтверждаемых опытом, найти
причину трудно, если не вовсе невозможно» {Плутарх. Застольные
беседы. II. 7. 1). Для нас же это означает, что искать какое-либо
объяснение этим случаям не нужно вовсе. Никакой мифологии за
этими явлениями не скрывается, они существуют сами по себе, в
качестве коллекции занимательных вещей. Укажем лишь на
возможный источник сведений Тимофея. В «Геопониках»
сообщается: «Как говорит Плутарх во второй книге своих „Застольных
бесед", природа вложила многим из своих созданий чувства
симпатии и антипатии. Поэтому и я счел необходимым собрать в
моем сочинении самые странные примеры этого явления. Ибо я
стремлюсь не только к тому, чтобы из моих трудов могли
выбрать полезное любители земледелия, но и к тому, чтобы моим
произведением доставить удовольствие и любителям знаний.
Итак, узнай, что беснующийся слон становится смирным, если
видит барана, и что он начинает дрожать, услышав голос
молодого поросенка. Дикий бык перестает дрожать и утихает, если
его привязать к смоковнице. Лошадь, которую укусил волк,
становится хорошей и быстроногой. (...) Памфил же в книге о
явлениях природы говорит, что у лошадей, ступавших по волчьему
следу, цепенеют ноги. У волка, если он прикоснется к морскому
луку, начинаются спазмы. (...) Лев, наступив на листья
каменного дуба, цепенеет» (Геопоники. XV. 1. 1—9). Один из этих
случаев Плутарх все же объясняет: «Говорят, что самый
свирепый бык, если привязать его к смоковнице, укрощается, дает
себя погладить и вообще его свирепость как бы увядает.
Основная причина тут — редкость испускаемого смоковницей
испарения» (Плутарх. Застольные беседы. VI. 10. 1). Плутарху
оставалось лишь пояснить, кто должен привязать свирепого быка к
смоковнице.
Согласно теории антипатий, лев боится дуба; в тексте дуб
обозначен термином πρίνος — это род густолистого или
каменного дуба (Quercus ilex L., Quercus coccifera L.). Аналогичные

50
Тимофей из Газы. О животных
сведения о льве сообщает Элиан (Элиан. О природе животных.
1. 36). Также не требует объяснений утверждение, что барс (πάρ-
δαλις) боится кизила (κράνον 'кизил', т. е. Cornus mascula L.).
Ε. Г. Кагаров полагает, что кизил не играл почти никакой роли
в греческой мифологии23. По ходу нашего исследования мы не
раз еще столкнемся со случаями, подпадающими под категорию
природных симпатий или антипатий, что позволяет высказать
следующее предположение: содержание книги о животных
Тимофея из Газы тяготеет к описаниям занимательных и
необъяснимых природных явлений. Причем ни сам Тимофей, ни его
предшественники не пытались их разъяснить.
7.14. Букв.: «берет» (κομίζει); Хаупт передает это как κοιμίζει
принудить ко сну'.
7.15. Canis rubra: Canis — созвездие Большого Пса; самая яркая
звезда в нем — Сириус; наступал восход Пса, или «собачьи
дни» (canicula) — с 22-го по 26 июля. Сведения о том, что
волк прячется во время восхода Сириуса, перекликаются с
упоминанием о беснующихся перед появлением Сириуса собаках
(см. § 26.6). Смешение волка и собаки характерно для
различных мифологических традиций, где волки могут называться
собаками и наоборот; отсюда одинаковое поведение этих животных в
момент восхода Сириуса.
Смысл фразы о том, что волк ест железо и камни, неясен. В
качестве параллели можно привести из «Рассказов о
диковинках» следующие сведения о мышах с острова Гиара, одного из
Кикладских островов у юго-восточного побережья Понта: «На
острове Гиара мыши, говорят, поедают железо. И у халибов, на
островке, расположенном неподалеку, множество мышей
обгрызают золото. Наверное, поэтому они обычно разрубают мышей,
пойманных в рудниках» (Псевдо-Аристотель. 25—26). О
мышах, поедающих железо, пишет Плиний (Плиний. 8. 222) со
ссылкой на Феофраста.

§8
ΰστριξ*
1. Дикобраз в большинстве своем размером с волка. На спине
у него вместо волос вид игл и большие иглы, из которых
женщины, позолотив их, делают шпильки для своих локонов.
2. Он стреляет иглами, когда спасается бегством, и убивает
человека или часто охотничьего пса.
Hystrix cristata L.

52
Тимофей, из Газы. О животных
8.1. О том, что дикобраз размером с волка, пишет Оппиан (Oppian.
Cynegetica. 3. 393). Самый большой из иглоносцев, африканский
гребенчатый дикобраз, достигает метровой длины, так что
сравнение его — по размерам — с волком вполне уместно. Он же и
самый грозный боец во всем семействе дикобразов: оказавшись в
опасности, разворачивается задом к противнику любого размера
и делает резкий рывок навстречу. Иглы у этого вида дикобразов
раскрашены в черно-белую полоску. Они слабо закреплены в
коже и, вонзившись в противника, легко отделяются.
Обыкновенный дикобраз имеет на шее гриву из направленных назад
очень длинных белых и серых щетин, которые по произволу
животного могут подниматься. Остальное тело покрыто короткими
и длинными иглами, сидящими близко друг к другу. Иглы
гладкие, заостренные на конце. Длинные и гибкие иглы достигают
40 см, длина других всего 15—30 см, они тверже, толщина их
составляет 0,5 см. Хвост покрыт иглами различной формы,
длиною около 5 см, толщиною до 0,7 см, имеющими вид
тонкостенных открытых на концах трубочек. При помощи сильно развитой
подкожной мышцы все иглы могут, по воле животного,
подниматься и отгибаться назад.
Фразы о золочении шпилек в рукописи нет, там читается
«покрыв... мазью» (χρίσασαι). Издатели предлагают прочтение —
«позолотив» (χρύσασαι).
8.2. Древние и средневековые авторы, описывая дикобразов,
сообщают о способности этих животных метать иглы в своих
противников. Подобные суждения не соответствуют реальности. Однако
большинство писателей, в том числе такие критически мыслящие
наблюдатели, как ал-Бируни и Марко Поло, без тени сомнения
рассказывают о боевых способностях дикобразов. Аристотель
вскользь упоминает о мечущем волосы дикобразе как о хорошо
известном факте: «Пауки могут прясть паутину сейчас же по
рождении, беря ее не изнутри, как если бы это было выделение,
как говорит Демокрит, но от своего тела, наподобие коры, или
как животные, мечущие волосы, каков дикобраз» (Аристотель.
История животных. IX. 39. 162). Несколько странное
употребление слова «волосы» вместо «иглы» объясняется им в
следующих пассажах. Размышляя о природе волос у животных,
Аристотель пишет: «Некоторые волосы, постепенно изменяясь в
своей твердости, похожи уже не на волосы, а на шипы: например, у
сухопутных ежей»; «известным видом волос следует считать и
волосы в виде колючек, какие, например, имеют сухопутные ежи
и дикобраз: ведь они пользуются ими как волосами, а не как
ногами, как морские [ежи]» (Аристотель. История животных.
III. 11; I. 6. 34). Плиний пишет, что «в Индии и в Африке
водится дикобраз, покрытый, как и еж, иглами. Иглы дикобраза,
однако, длиннее, и когда он раздувает свою кожу, то выстрели-

Дикобраз
53
вает ими наподобие метательных снарядов. В зимние месяцы он
скрывается [в норе]» (Плиний. 8. 53). Иглы дикобраза
действительно представляют смертельную опасность. Но вопреки
сведениям античных авторов, дикобраз игл не мечет и потому
совершенно безопасен для охотника, но не для его псов. Когда
дикобраз становится в оборонительную позицию и поднимает иглы
дыбом, они легко отделяются от его кожи, втыкаясь в тело
нападающего животного подобно миниатюрным кинжалам. Удар
колючим хвостом по носу волка способен привести хищника к
медленной и мучительной смерти. Раненый зверь не может ни
вытащить иглы, ни нормально питаться: застряв в пасти, они все
глубже впиваются в гортань.
Кажется, только Исидор Севильский избежал всеобщей
ошибки: «Дикобраз (histrix) — африканское животное, похожее на
ежа, названо оно так по треску игл, дыбом встающих у него на
спине, чтобы исколоть преследующих дикобраза собак» (Исидор
Севильский. XII. 2. 35).
В хронике Агапия, мелькитского епископа сирийского города
Манбидж (X в.), изложена теория происхождения оружия —
копья, стрел, меча и щита — как результата имитации
различных органов животных. Эта теория, связывающая стрелы с
дикобразом, проливает свет на происхождение мифического
свойства дикобразов. Изобретение оружия приписывается библейским
персонажам — сыновьям Иоктана: «Что касается стрелы, то они
переняли ее у животного, которое зовется дикобраз; когда оно
изготавливает один из своих волос, чтобы метнуть его, то не
промахивается в то место, в которое хочет [попасть], а называют его
ад-дулдул» 24. Ал-Бируни передает следующие сведения: «Дул-
дул — дикобраз. Гален: [дикобраз] — это горный еж, который
из своего тела бросает шипами, похожими на стрелы. По своей
силе он близок к морскому и наземному [ежам]. (...) Клеопатра
упоминает о бросании [дикобразом] стрелоподобных перьев,
однако о величине [дикобраза] она говорит, что он равен быку.
Она далее говорит, что его употребляет в пищу группа магов в
Персии, а относительно его перьев она утверждает, что они
длиннее прялки и раскрашены в черный и желтый цвета»; «в
Китаб ал-хавй говорится, что [еж] бывает четырех видов:
дикий, домашний, горный и морской. Когда горный [еж] увидит
человека, то мечет в его сторону свои колючки наподобие стрел»
(ал-Бируни. Книга о лечебных веществах. 434; 865).

§9
ТИГ^ЦА
τίγρις*
1. Во время войны, [поднятой титанами] против Кроноса и
Зевса, на земле из крови титанов произошли звери.
2. Звери Эфиопии крупнее и великолепнее [других]. Это
относится и к тигрицам, которые рождают, зачиная от ветра.
3. Ее нелегко поймать живой или приручить, потому что она
невероятно быстра, так как родилась от ветра.
4. Охотники ловят ее детенышей, пока она [находится] далеко,
и помещают их в стеклянные сосуды; когда же они настигаются
Felis i'igris.

Тигрица
55
очень быстрой матерью, то бросают один сосуд, и пока она занята
им, будучи обманута нахождением своего малыша в стеклянном
[сосуде], всадники, удержав другого из пойманных, спасаются.
5. Ее детеныш приручается и становится общительным, играя с
детьми и собаками.
6. Когда гриф охотится на ее детенышей, тигрица прыгает на
него и не сдается, пока от боли он не бросается с ней в море.
7. Тигрица часто убивает грифа, который является птицей
крупнее [ее и даже] льва.
9.1. Ср.: «Зевс начал войну с Кроном и титанами. После того как
они сражались десять лет, Гея предсказала Зевсу победу, если
он привлечет в качестве союзников тех, кто был низвергнут в
Тартар. Тогда Зевс, убив сторожившую их Кампу, освободил их
от оков. Киклопы дали Зевсу гром, молнию и перун, Плутону
шлем, а Посейдону трезубец. Вооружившись, они одержали
победу над титанами и, заключив побежденных в Тартар,
поставили над ними в качестве стражей гекатонхейров. (...) От титанов
родились потомки» (Аполлодор. I. II. 1—2). О войне Зевса с
титанами рассказывает Гесиод в «Теогонии». Почти во всех
древних мифологиях животные произошли из крови богов, смешанной
с землей.
9.2. «Думаю я, — пишет греческий путешественник Павсаний
(II в.), — если кто пойдет к крайним пределам Ливии или
земли индийцев или арабов, желая найти там диких животных,
которые водятся у эллинов, то, во-первых, одних из них он вообще
там не найдет, а другие явятся ему совершенно в ином виде»
(Павсаний. IX. 21. 4). Эфиопия, соприкасающаяся с
выжженным поясом, считалась страной необычных по размеру
животных. По сведениям Страбона, «над Маврусией на Внешнем море
лежит страна так называемых внешних эфиопов, большей частью
редко заселенная. Здесь, по словам Ификрата, водятся жирафы,
слоны и так называемые ридзис, похожие видом на быков, а по
образу жизни, по величине и силе в борьбе — на слонов. Он
говорит также о столь больших змеях, что на них даже растет
трава» (Страбон. XVII. 3. 5). Арианский историк V в. Фило-
сторгий утверждает, что «вся полоса земли к восходу солнца и к
югу хотя и подвержена чрезвычайной жаре, несмотря на это
рождает все лучшее и величайшее, что только могут произвести
суша и море. В море там водятся необычайной величины киты,
которые, поднимаясь на поверхность, часто наблюдались
плавающими по этому морю; а на суше водятся величайшие и
огромнейшие слоны и так называемые быкослоны, порода которых во
всем другом похожа на огромного быка, шкурою же, цветом и
отчасти величиною — на слона. Я видел это животное, когда

56
Тимофей из Газы. О животных
оно приведено было к римлянам, и описываю то, что видел. Есть
в тех местах и змеи, в толщину не меньше бревна, а в длину до
15 оргий; я видел и их, когда они представлены были в дар
римлянам» (Филосторгий. III. 11).
В X в. эту традицию продолжает мелькитский епископ Агапий
Манбиджский. В космографическом введении к своей «Книге
заглавий» он дает описание первого климата, который начинается
от места пылающей земли25. В этой зоне мира сосредоточены
необычные природные явления, животные и птицы. Необычность
животных и птиц заключена в их фантастических размерах. «В
этом климате имеются крупные животные, большие звери с
телами безобразного вида, гадкого сложения, очень страшные. Там
есть большие птицы. Среди этих птиц есть имеющие облик
животных: наподобие страуса, жирафы, грифона . Есть птица,
которую называют 'асфур ал-фил [птица-слон] и которая
бросается на большого слона и уносит его. В этом климате [есть]
большие слоны и другие животные, которых никто не видел и о
которых никто не слышал. Там имеются все виды огромных змей,
большие драконы, обычные змеи и гадкие и страшные рептилии.
Люди в этом климате знают колдовство. Они знают
лекарственные травы и камни, в природе, в сущности которых заложено
лекарство для выздоровления от болезней. Они лечат ими того,
кто поражен какой-либо из этих страшных, гадких рептилий, и
вылечивают» (Арабские источники VII—X вв., с. 125).
Вот что говорится о тигрице в латинской загадке:
Имя реки я ношу, а быть может, она мое носит.
С ветром в браке живу, сама быстрее, чем ветер.
Он моим детям отец, и другого не надо мне мужа.
Симфосий. Загадки. 38
Участие ветра в оплодотворении — известный мотив,
бытующий на греко-римской культурной почве (см.: Oppian. Cynegetica.
3. 354). Подобно рожденным от ветра тигрицам, стремительны в
своем беге и лошади. Быстрые, летающие вместе с ветрами,
лошади Ахилла рождены ветром Зефиром от гарпии Подарги
(Гомер. Илиада. XVI. 150—151); кобылицы царя Эрихтония
родили от Борея (обернувшегося черногривым конем) двенадцать
жеребцов, столь легких и быстрых, что они носились по нивам,
не задевая колосьев, и даже свободно рыскали по морю (Гомер.
Илиада. XX. 224). О кобылах на Крите, беременеющих от
ветра, сообщает Аристотель (Аристотель. История животных.
VI. 18. 116). Позже об этом писали Плиний (Плиний. 8. 166)
Подобное сравнение носит исключительно филологический характер,
поскольку страус по-гречески назывался στρουθοκάμηλος — «воробей-верблюд», жираф —
«верблюдопард». По сведениям А. Кордье, анонимный автор XVI в. причисляет
грифона к животным Африки, ссылаясь на то, что некоторые именуют его Са~
mello Pardal, а арабы — ифритом.

Тигрица
57
и Варрон; последний, не чуждый интереса к различным
диковинкам, сообщает: «В Испании случается нечто невероятное, и
однако это правда: в Лузитании, около Океана, в том округе,
где находится город Олизино, есть кобылицы, которые в
определенное время зачинают на горе Тагре от ветра; здесь это
случается с курицами, и яйца от них зовутся hypenemia ('ветровые',
т. е. бесплодные яйца). Только жеребята, родившиеся от этих
кобылиц, не живут больше трех лет» (Варрон. II. 1. 19). Пига-
фетта, спутник Магеллана, слышал от старого пилота рассказ об
острове Аколоро, близ Большой Явы, где женщины беременеют
от ветра (Пигафетта, с. 135). В финикийской мифологии
можно усмотреть начала этих представлений. Речь идет о фрагментах
сочинения библского ритора Филона (II в.) «О финикийцах»,
сохранившихся в труде Евсевия Кесарийского «Приготовление к
Евангелию», где есть следующий пассаж: «От ветра Колпия и
женщины Баау, имя которой переводит: „Ночь", родились Эон и
Протогон, смертные люди, носившие эти имена» 26. Ветер Колпия
выступает как оплодотворяющая сила. По мнению И. Ш. Шиф-
ман, этимология слова Κολπία позволяет предположить, что
имеется в виду восточный ветер с моря (ср.: Исх. 10. 19: rüähyäm)^.
9.3. Греч, τίγρις 'тигр' (из 'острый', авест. tiyra- 'острый', tiyri-
'стрела', др.-перс, tigra 'острый'). По словам Страбона, «река Тигр,
стремительно низвергающаяся из пределов горной страны у Ни-
фата, протекает через озеро, сохраняя в силу быстроты своего
течения воды не смешанными с водами озера, отсюда и название
реки, так как мидийцы называют стрелу „тигрис"» (Страбон.
XI. 14. 8). Исидор Севильский пишет в своих «Этимологиях»:
«Тигр назван так по летящему бегу. Ведь так мидяне и персы
именуют стрелу. Этот зверь разукрашен пятнами, удивителен
доблестью и ловкостью, его именем названа река Тигр,
поскольку это быстрейшая из рек. Больше всего тигров водится в
Гиркании» (Исидор Севильский. XII. 2. 7).
Считается, что в исторических индоевропейских традициях
культовая роль тигра (Felis tigns L.) минимальна. Она особенно
характерна для юга Древней Передней Азии, Центральной Азии
и Китая28. В описании Индии Арриана сообщается: «Тигра
индийцы считают много сильнее слона. Неарх говорит, что шкуру
тигра он видел, самого же тигра не видал; но что, по словам
индийцев, тигр такой же величины, как большая лошадь, быстрота
же его и сила таковы, что с ним не сравнится никакое другое
животное. Когда тигр сталкивается со слоном, он вскакивает на
голову слона и легко его душит. Те же, кого мы знаем под
именем тигров, были пестрые шакалы, большие, чем обыкновенные»
(Арриан. Индия. 15. 1—3).
9.4. О быстрых тиграх писал уже Плиний: «В Гиркании и Индии
водится тигр, животное, обладающее удивительной быстротой —
качеством, которое испытывается, когда самку лишают всех ее
детенышей» (Плиний. 8. 31). Подробности этой истории мы
узнаем из географического сочинения Помпония Мела (I в.). «В

58
Тимофей из Газы. О животных
лесах Гиркании живут тигры. Тигр — очень страшный зверь.
Бегает он так быстро, что ему ничего не стоит догнать всадника.
Обычно тигр не преследует всадника непрерывно, а успевает
еще несколько раз возвратиться к тому месту, откуда начал
погоню. Увозя похищенных тигрят, охотник пускается на хитрость,
чтобы усыпить ярость преследующей его тигрицы. Он бросает ей
одного детеныша, чтобы убежать с остальными. Тигрица
подхватывает брошенного ей тигренка и несет его в свое логово. Затем
она опять догоняет всадника, он бросает ей еще одного тигренка,
и так повторяется до тех пор, пока охотник не достигнет места,
где много людей и куда тигрица уже не решается подойти»
(Помпоний Мела. III. 43). Истоки сюжета о похищении тигрят
неясны, однако широкая известность этой истории сомнений не
вызывает. Например, у эпического поэта I в. Валерия Флакка
она отразилась в следующей туманной фразе: «Эксоматов
кормит охота, и север не славится более никакими другими конями;
они спасаются бегством по хрупким водам Гипаниса с
детенышами тигрицы или свирепой львицы, и печальная мать цепенеет
на возвышении подозрительного берега» 29. Флавий Филострат
передает беседу между Аполлонием Тианским и его спутником
Дамидом, когда те странствуют по Северной Индии. Говорят
они о природной привязанности диких животных к собственным
детям. «О грозной тигрице рассказывают и в этих краях, и на
берегах Красного моря, будто она подходит к самому кораблю,
умоляя вернуть пойманных тигрят, и если ей их воротят, то
удаляется она в радости, а если уплывает корабль, то ревом оглашает
она море, а порой и умирает на берегу» (Флавий Филострат.
II. 14). Исследователи текста Тимофея отмечают, что подобную
историю в IV в. излагает Амвросий (Ambrosius. Hexaemeron. 6. 4)
и Клавдий, автор начала V в. (Claudianus. De raptu Proserpinae.
3. 268).
В рассказе Тимофея охотники прибегают к хитрости,
помещая одного из детенышей тигрицы в стеклянный сосуд. В
рукописи этот предмет обозначен как ύέλιον; принято считать, в
согласии с указанием византийского лексикографа Свиды (X в.),
единственного авторитетного источника для этого слова, что оно
означает 'маленькое зеркало'; однако это значение трудно
увязывается с контекстом. Не добавляет ясности и то
обстоятельство, что Амвросий Медиоланский передает историю о зеркале:
«Ubi vacuum raptae sobolis cubile reperit, illico vestigiis raptoris
insistit. At ille — equo vectus fugaci — „...ubi so contiguam
vident, sphaeram de vitro proiicit; at ilia imagine sua luditur et sobolem
putat"» (Ambrosius. Hexaemeron. 6. 4).
В текстах латинских авторов, описывающих охоту за
тигрятами, происходит любопытная замена: стеклянный сосуд, в
который охотники помещают малыша, превращается в зеркало 30.
Соответственно, меняется и мотивация сюжета: тигрица принимает
свое отражение в зеркале за тигренка и начинает ласкать его. Но
убедившись в обмане, тигрица приходит в неистовство и вновь

Тигрица
59
устремляется в погоню. Всадник бросает второе зеркало, тигрица
обманывается второй раз и в отчаянии оставляет мысль о
преследовании. Сведения о тигрице в английском бестиарии XII в.
восходят к рассказу Исидора Севильского, опиравшегося на Со-
лина (Солин. 37. 5) и Плиния (Плиний. 8. 25).
В одной из редакций армянского перевода «Физиолога» к
традиционной коллекции животных добавлен сюжет о тигрице и
охотниках. История заимствована из арсенала притч мудрецов,
которые рассказывают о находчивости охотников, но в духовном
толковании сюжета, словно не замечая возникающего
противоречия, охотники уподобляются дьяволу, расставляющему три
зеркала на пути праведного человека. Если охотник — дьявол, то
как в таком случае трактуется хищная тигрица? Тигрица,
согласно толкованию, представляет кающегося грешника; ее детеныши
означают «добрые дела», а зеркала — три искушения. В
результате получается, что дьявол всегда похищает добрые дела
человека, ищущего земных радостей. Нелепость этой конструкции
отчасти осознавалась самим автором толкования, и потому он
пускается в какие-то странные размышления о поиске средств
против коварства дьявола: «А теперь надо знать, что мудрецы
постоянно приводят в пример находчивости следующий рассказ:
есть весьма страшный зверь, который называется тигрицей. Она
уходит в дальнее место, когда производит детей. Охотники идут,
чтобы забрать детенышей, но очень боятся ее, так как она
хищная. Спасаясь бегством, охотники ставят в трех местах зеркала.
Когда зверь узнает нюхом [о похищении], он несется как стрела
в погоню за охотниками. Достигнув первого зеркала, тигрица
видит в нем свой образ, кажущийся ей детенышем, и,
успокоившись, останавливается немного; так же [останавливается] она у
второго и у третьего зеркала и задерживается: охотники уходят
своим путем, и она более не может догнать их» 31.
Происхождение истории об охотниках, хитростью сбивающих
с толку тигрицу, остается неясным. В частности, непонятно,
почему охотников интересует не сам зверь, а его детеныши.
Обратим внимание также на то, что смена стеклянных сосудов на
зеркала не меняет сути сюжета. Тигрица либо видит тигренка в
сосуде, либо принимает свое отражение в зеркале за тигренка. В
любом случае, тигрица «обретает» — натурально или
символически — свою похищенную душу. Можно полагать, что на самом
деле охотников преследует не сам зверь, а его разъяренный дух.
Толкование, предложенное в армянской притче, не так уж далеко
от истины. Если перевести богословский код сюжета в
охотничий, то мы получим следующую картину: охотники, убив
тигрицу, покидают враждебное пространство и, чтобы избежать мести
со стороны своей жертвы, оставляют на пути некие предметы,
способствующие реинкарнации зверя. То, что отражается в
зеркале, когда туда смотрит тигрица, и есть ее душа. Речь идет об
охотничьей магии, множество примеров которой можно найти у
Дж. Фрэзера. Особенно показателен пример охоты на страуса.

60
Тимофеи из Газы. О животных
Убив птицу, охотники разбрасывают по пути ее перья в надежде
на то, что душа страуса в поисках тела потратит немало времени,
переходя от одного пера к другому, а охотники тем временем
прибудут в безопасное место32.
9.6. Фантастическая сцена битвы тигрицы и грифона из трактата
V в. н. э. имеет прямое соответствие в предметах скифского
искусства VII в. до н. э. На одном из конских головных уборов из
первого Пазырыкского кургана изображен львиный грифон,
сражающийся с тигром33. На золотых украшениях «сарматского
звериного стиля» представлена сцена терзания: орлиный грифон
и другое фантастическое существо нападают на хищника кошачьей
породы — «пантеру» 34. Скифские изображения рогатых и
крылатых тигров классифицированы 35, остается ответить на вопрос:
что означает борьба между тигрицей и грифоном?
Крылатый грифон и стремительная тигрица идентичны
вавилонским крылатым духам-защитникам и могут быть
сопоставлены с ветхозаветными херувимами. Все эти существа, в свою
очередь, связаны с духами ветров, по которым ориентировались в
Месопотамии и которые замещали собой страны света36. В
таком случае, войну тигрицы с грифоном можно рассматривать как
войну двух космических ветров, один из которых несет
разрушительную силу. Н. Мухин в исследовании, посвященном ассиро-
вавилонской магии, пишет, что в Лувре находится бронзовая
статуэтка ассирийской работы. Она представляет собой
страшного демона: на собачьем туловище возвышается мертвая голова с
козлиными рогами и глазами; задние ноги вооружены когтями
орла, передние — когтями льва. Фигура снабжена двумя парами
могучих крыльев и хвостом скорпиона. Статуэтка имеет надпись
на аккадском наречии, из которой следует, что этот монстр
изображает демона западного ветра, бывшего для Месопотамии
настоящим бичом. Проносясь над раскаленной аравийской пустыней,
он, подобно африканскому самуму, приносил с собою страшный
зной и засуху 37. О сражении четырех ветров между собой
сообщалось в средневековых Луцидариях38. В эфиопской версии
апокрифической «Книги Еноха» есть следующий пассаж: «И на
пределах земли я видел открытыми для всех ветров двенадцать
врат, из которых выходят ветры и дуют на землю. Трое из них
открыты на лице неба [на востоке], и трое на заходе, и трое на
правой стороне неба, и трое на левой. И трое первых лежат к
востоку, и трое к северу, и трое, противостоящих им налево, к
югу, и трое на западе. Через четверо из них восходят ветры
благословения и благополучия, а из тех [из остальных] восьми
выходят ветры бедствия, когда они посылаются, то производят
разрушение на всей земле, и в воде, существующей на ней, и во
всех тварях, живущих на ней, и во всем, что находится в воде и
на суше. И первый ветер, дующий из тех врат и называющийся
восточным, выходит в первых восточных вратах, склоняющихся к
югу; из них выходят разрушение, сухость, зной и гибель» 39.

Тигрица
61
9.7. Относительно животных, с которыми приходится сражаться
грифам, наблюдается следующая картина. На росписях из Варахши
грифы изображены в сценах, где они с двух сторон кидаются на
слона; верхом на слоне сидит человек и поражает грифов копьем
или стрелой из лука40. Согласно Ктесию, бактрийские грифы не
могут одолеть лишь льва и слона; Флавий Филострат, напротив,
пишет, что грифы одолевают слонов и драконов, но быстрых
тигров победить не могут; перед львами грифы имеют
преимущество. Эти легендарные сведения находят неожиданное
продолжение в персидской космографии: «Лев — сильный хищник, он
побеждает всех зверей. Орел же делает его беспомощным
благодаря своим когтям и клюву» (Чудеса мира. 181). Орел,
побеждающий льва, на самом деле античный гриф. В мифологическом
плане орел, выступающий как фигура верхнего мира, посланник
богов, по значимости сопоставим со львом.
Согласно Тимофею, гриф часто побеждается разъяренной
тигрицей. По мнению Флавия Филострата, «грифоны
действительно обитают в Индии и почитаются посвященными Солнцу —
потому индийские ваятели изображают колесницу Солнца
запряженной четверкой грифонов. Огромностью и мощью грифоны
подобны львам и даже нападают на последних, ибо имеют
преимущество в крыльях; превосходят они силою также слонов и
драконов. А вот летать они, словно слабокрылые птицы, не
горазды, ибо нет у них подлинных крыльев, присущих птичьей
породе, но имеются лишь алые перепонки, натянутые на лапах между
пальцами: расправляя эти перепонки, они взлетают и бросаются
с воздуха, так что неодолим для них только тигр, проворством
сродный ветрам» (Флавий Филострат. III. 48). О
превосходстве тигрицы над грифом пишет и Тимофей.

γρύψ
8. У грифа грудь и верхняя [часть тела] как у лошади, клюв и
крылья птицы, а хвост и спина льва.
9. Люди ловят грифа и из его перьев делают колчаны, а из
его когтей — большие кубки.
10. Они запрягают волов в повозку и нагружают ее тяжело, а
гриф, который [настолько] силен, что может унести вола,
вцепляется в нее когтями и так ловится, поскольку не может освободить
когти и не в состоянии поднять такой груз; а под повозкой
прячется человек, и когда гриф застрянет, он выпрыгивает и обжигает
ему крылья.

Гриф
63
11. В старости он умирает от голода, потому что его клюв со
временем искривляется и не позволяет ему поедать пищу.
9.8. Известно, что легендарные грифы — это животные, у которых
передняя часть туловища орлиная, а задняя — львиная. Указание
Тимофея на то, что у грифа грудь лошади, расходится с
традицией и появилось, кажется, вследствие ошибки. Эта ошибка имеет
свою занимательную историю. Желая обозначить понятие
«невозможность» или «несообразность», Вергилий говорит о
попытке скрестить коня и грифа. Со временем выражение «скрещивать
грифов с лошадьми» стало поговоркой. Однако некоторые из
поздних комментаторов Вергилия понимали поговорку буквально.
Для сравнения можно привести замечания древних грамматиков,
в которых устанавливается неясная связь между грифами и
лошадьми. В частности, неясно, с какой целью грифы приманивают
к себе лошадей и что заставляет их враждовать между собой.
Грамматик IV в. Мавр Сервий Гонорат, известный своими
комментариями к Вергилию, пишет в «Объяснениях к книге
Буколик»: «Грипы — особый вид животных, водится на
гиперборейских горах. По своей внешности они суть львы, но крыльями и
головой подобны орлам, очень враждебны коням, посвящены
Аполлону ; поэтому и сказано: „уже соединяются грипы с
конями" » 41. В Бернских схолиях к названному пассажу Вергилия
утверждается: «Это произошло бы против природы. Грифы —
дикие птицы, которые водятся в Скифии, или животное, которое
водится в гиперборейских местностях, постоянно приманивая к
себе лошадей, но с целью вреда; оно имеет клюв, перья и четыре
ноги; вид льва, орлиная голова и когти» 42. Согласно выпискам
Исидора Севильского, «грифами (gryps) называются
четвероногие животные, покрытые перьями. Этот род зверей обитает в
Гиперборейских горах. Всеми частями тела они — львы;
крыльями и лицом похожи на орлов; чрезвычайно враждебны по
отношению к лошадям. Увидев человека, разрывают его на части»
(Исидор Севилъский. XII. 2. 17). По мнению Д. С. Раевского,
столкновение этих персонажей в космологическом плане
соответствует семантике конфликта двух миров: хищник из нижнего,
хтонического мира против травоядных, символизирующих
средний мир 43.
Греческий историк и врач Ктесий Книдский в 404—387 гг.
до н. э. находился у персидского царя Артаксеркса II в качестве
придворного врача. Ктесий написал две книги по истории
Персии и Индии (где он не был), в которые включил рассказы о
Грифы (грипы) изображаются на пантикапейских монетах со священной
стрелой Аполлона в пасти. Примеч. В. В. Латышева.

64
Тимофей из Газы. О животных
природе этих стран. Описание Индии — труд бесценный для
тех, кому любопытно узнать, как персы представляли себе
Индию. Сочинения Ктесия пользовались популярностью в античном
мире. Как свидетельствует писатель Авл Геллий, в его время
(II в. н. э.) сочинения Ктесия можно было найти в продаже в
Италии, в городе Брундизии. Здесь, среди «связок книг»,
выставленных на продажу, среди старых, заплесневелых свитков,
можно было найти сочинения Ктесия и других старинных греческих
авторов, как рассказывает Авл Геллий 44.
В описании Индии содержится, со ссылкой на бактрийцев,
самое первое сообщение о грифах. Рассказ о грифах сохранился
в двух фрагментах, передаваемых Фотием и Элианом.
Предполагается, что описать грифов Ктесию помогли художественные
изображения этих существ45. Ктесий сам ссылается на
произведения мастеров. Грифы украшали каменные капители дворца
Артаксеркса в Сузах (V в. до н. э.). Скорее всего, Ктесий видел
скульптуры, а легенды услышал из другого источника.
Подобного рода истории случались не только с Ктесием, но и с другими
античными авторами, побывавшими на Востоке46. Например,
Геродот, путешествуя по Египту, видел в Гелиополе изображение
феникса (хохлатой цапли), а сказание об этой птице он
заимствовал у Гекатея Милетского (Геродот. II. 73). Любопытный
пример превращения египетских скульптурных изображений в
странных зверей демонстрирует армянское сочинение VII в., где
сообщается, что южнее Эфиопии, «в смежности с Неизвестной
землей есть область, в которой живут зверь с головой и руками
женщины, но на четырех ногах, и другой зверь —
человекоподобный, голый с собачьей мордой, длинноухий, с хвостом, как
лев-обезьяна» (Армянская география, с. 25).
Вернемся к рассказу Ктесия: «Имеется и золото в
Индийской земле, которое, однако, не в реках разыскивают и
промывают, как [это бывает] в реке Пактоле, но в обширных и
громадных горах, в которых обитают грифы, четвероногие птицы
величиной с волка, с ногами и когтями, как у льва. Перья [у
них] на всем теле — черные, а на груди — красные. Из-за
них-то обильное в тех краях золото и добывается с трудом»
(Фотий. 26) 47. Мифические четвероногие птицы являются
обитателями иного мира, одна из существенных характеристик
которого заключается в обилии золота. Путешествие героя в страну
золота есть странствие в верхний или нижний мир, где он
сталкивается с фантастическими созданиями. Герой ищет предмет,
дарующий бессмертие и вечную молодость, а чудовища несут
стражу на пути спасения. Золото — всего лишь один из
символов, воплощающих идею бессмертия (ср. с известным мифом о
«золотых яблоках», растущих в саду на острове на западном
краю мира под охраной Гесперид и дракона). Змеи, драконы,
грифы, охраняя сокровища, пишет М. Элиаде, всегда охраняют
пути к бессмертию, ибо золото, алмазы и жемчуг есть символы,
воплощающие в себе сакральное начало и дарующие силу, жизнь

Гриф
65
и всеведение48. В описаниях древних историков вертикальный
маршрут этого странствия легко превращается в горизонтальное
путешествие к краю мира и мифический сюжет приобретает
контуры реальной истории, что и наблюдается в картинах,
сохраненных Элианом и Фотием, где повествуется либо о громадных
горах, либо о пустыннейшей местности.
Вот что пишет Элиан: «Я узнаю, что гриф это индийское
животное — четвероногое, наподобие льва, когти имеет
чрезвычайно сильные и притом также похожие на [когти] льва-.
Повествуют, что спина [его] покрыта перьями и цвет этих перьев —
черный, а спереди, говорят, красный. Крылья же у него — ни
того ни другого [цвета], но белые. Согласно рассказу Ктесия,
шея у него украшена темно-синими перьями, клюв орлиный,
голова такая, какую мастера рисуют или ваяют, глаза его, говорят,
огненные. Гнезда вьет в горах. Взрослого [грифа] поймать
невозможно, [поэтому] ловят птенцов. Бактрийцы, соседние с
индийцами, рассказывают, что [грифы] в тех местах являются
сторожами золота. Говорят, что они выкапывают его и сооружают
из него гнезда, а осыпающееся [при этом] подбирают индийцы.
Индийцы же, наоборот, отрицают, что [грифы] являются
сторожами этого золота, так как грифы не нуждаются в золоте (и
мне, по крайней мере, кажется, что правильно утверждают), но
[индийцы] сами отправляются на сбор золота. [Грифы] же,
обеспокоенные за своих птенцов, нападают на приближающихся. Они
также вступают в борьбу и с другими живыми существами и
легко одолевают их, кроме льва и слона, с которыми не могут
бороться. Местные жители, опасаясь силы этих животных,
отправляются собирать золото не днем, а ночью, так как тогда
надеются лучше спрятаться. Область, где обитают грифы и
находятся золотые рудники, — пустыннейшая. Поэтому желающие
добыть металл, о котором идет речь, отправляются туда,
снаряженные [всем необходимым], по тысяче и по две, приносят
заступы и мешки и копают, дождавшись безлунной ночи. И если
утаятся от грифов, то достигают двойной выгоды: и сами
остаются живыми, и уносят домой ношу [золота]. Те, кто научился
очищать золото, выплавляя его каким-то своим способом,
приобретают себе путем этих опасностей огромные богатства. Если же
окажутся схваченными — гибнут. Возвращаются оттуда, как я
узнаю, через три или четыре года» (Элиан. О природе
животных. 4. 27) 49.
В истории с грифами Ктесия точку поставил путешественник
XIII в. Марко Поло. Согласно сведениям Марко Поло,
полученным им от опытных мореходов, на юге от Мадагаскара и
Занзибара расположено множество островов, куда не рискуют плавать
купцы, потому что морское течение не позволяет судну вернуться
обратно. На этих недоступных островах обитает птица рух50.
Марко Поло сначала решил, что речь идет об ucello gnfone —
птице гриф, известном персонаже западных бестиариев. Но
поскольку описания этих птиц не совпадали, то он пришел к за-

66
Тимофеи из Газы. О животных
ключению, что существующее в Европе представление о
четвероногом грифе является ошибочным. Очень смелое и
рискованное заключение. Неясно, что помешало Марко Поло признать
этих птиц разными существами, это отвечало бы истинному
положению вещей. «Рассказывают, что есть там птица гриф,
появляется в известное время года, и во всем гриф не таков, как у
нас думают и как его изображают; у нас рассказывают, что гриф
наполовину птица, а наполовину лев; и это неправда. Те, кто его
видел, рассказывают, что он совсем как орел, но только, говорят,
чрезвычайно большой» (Марко Поло, с. 202).
9.9. Сделаем небольшое отступление, чтобы обсудить вопрос об
отношении древних авторов к описываемым ими животным. Образ
грифа у Тимофея двоится. С одной стороны — это
фантастическая четвероногая птица, обитающая в труднодоступной Эфиопии
и с золотом никак не связанная; с другой — это птица, на
которую охотятся и побеждают, а пассаж о старом грифе,
умирающем с голода, вообще заимствован из описания орла. Создается
впечатление, что Тимофея не очень заботили противоречия в
картине, собранной из разных фрагментов. Для него достаточно
было того обстоятельства, что в каждом из фрагментов речь шла
о грифе. В связи с этим напомним, что пишут другие авторы о
не менее легендарном трагелафе и грифе. Плиний не был
склонен принимать на веру легенду о грифах, причем в его
изложении появляются совершенно неожиданные подробности: грифы
заняты выкапыванием золота. Действительно, поверить в такое
было трудно. Что же касается другого животного из этой пары,
то, согласно Плинию, на реке Фасис в Колхиде водится трагелаф
(козел-олень): «Так называемый τραγελαψος, водящийся только
по реке Фасису, имеет тот же (т. е. олений) вид и отличается
только бородой и косматыми лопатками» (Плиний. VIII. 120).
С трагелафом не все ясно. Ориген Александрийский относит
трагелафа к несуществующим животным. Призывая разумного
читателя отказаться от буквального толкования многих мест
Священного Писания в пользу символического, Ориген, в качестве
примера, ссылается на законы Моисея, многие из которых
представляются ему неразумными, другие же — невозможными. «Если
же хотите знать законы, предписывающие невозможное, то
обратим внимание на то, что трагелаф принадлежит к животным, не
существующим в действительности, между тем, Моисей
повелевает нам приносить его в жертву как животное чистое.
Неслыханное также дело, чтобы человеку когда-нибудь попался гриф,
которого однако запрещает есть законодатель» (Ориген. О
началах, с. 296).
В свою очередь, Исидор Севильский, опираясь на сведения
Плиния, относит трагелафа к реальным животным: «Козерогами
(tragelaphi) греки назвали животных, хотя и похожих с виду на
оленей, однако с плечами, покрытыми гривой, как у козлов, и с
подбородками, заросшими бородой. Не водятся они нигде, кроме
окрестностей Фасиса» (Исидор Севильский. XII. 1. 20).

Гриф
67
9.10. Согласно рассказу Ктесия, взрослого грифа поймать невозможно,
наоборот, охотники избегают встречи с ним, но птенцов его
ловят. Источник, откуда Тимофеем заимствован сюжет об охоте на
грифов, неизвестен. К тому же не совсем ясно, почему хищник
не может освободить своих когтей, которыми он вцепился в груз
на повозке. С некоторыми оговорками, в качестве литературной
параллели, можно указать на следующую историю. В «Шахна-
ме» Исфандийар совершает семь подвигов, в их числе — победа
над гигантской млекопитающей птицей Симург. Симург
сравнивается с крылатой горой; он настолько силен, что «в когтях
унести в поднебесье слона / и чудище моря с глубокого дна /
поднять нипочем ему» (Фирдоуси. Т. VI. С. 172). Жертвы Симур-
га — слон и морское чудовище — указывают на глубинную
связь между иранской птицей и арабской птицей рух —
охотницей на слонов. Поскольку могущество Симурга безмерно,
Исфандийар прибегает к хитрости. Он велит установить на боевой
колеснице огромный крепкий сундук, просовывает в щели между
досками сундука мечи и копья, сам прячется в сундуке и
отправляется на бой. Симург видит сверху сундук и взлетает, затмив
крыльями солнце. Он хочет схватить колесницу когтями, как
барс хватает добычу, и натыкается на острые мечи и копья.
Симург тяжело ранен, но пытается все же разбить сундук когтями
и клювом. Когда истекающий кровью Симург слабеет,
Исфандийар покидает укрытие и рассекает мечом грозную птицу на
части. По мнению А. Е. Бертельса, детали этого странного
рассказа совпадают с подробностями, которые можно найти в
арабских бестиариях, а позднее — в персидских толковых словарях.
Там Симурги — гигантские хищные очень злые птицы с двумя
или четырьмя лапами, водятся они не то в Руме, не то в Индии,
нападают на людей, цари стараются их уничтожить, чтобы
обезопасить своих подданных 51. Отметим общие детали поединка с
крылатым хищником в «Шахнаме» и в рассказе Тимофея. В
обоих случаях совпадает сценарий события: могущественный
крылатый зверь попадается на хитрость охотника или героя.
Смерть Симурга и грифа таится в колесной повозке, вернее, в
сундуке или тяжелом грузе, установленном на повозке. Герой
выходит из укрытия и добивает противника после того, как тот
лишится сил. Хотя перед нами разные истории, совпадение
ключевых моментов позволяет говорить об их возможной
взаимосвязи. В данном случае хищный Симург и гриф крайне близки по
своим функциям и, в известном смысле, дублируют друг друга.
Остается неразъясненным одно обстоятельство. Симург —
уникальная птица, она — единственная и победить ее может
только герой, тогда как охота на грифов, в описании Тимофея,
трудное, но обычное занятие. В этой связи напомним рассказ
Павсания об охоте на хищных аравийских птиц, чьи клювы
застревают в одежде охотников, сделанной из коры. Интерес
сравнения заключается в том, что в обоих случаях несущие смерть
птицы сами становятся жертвами охотничьей хитрости, а опас-

68
Тимофей из Газы. О животных
ный поединок предстает обычным делом. Павсаний пишет: «В
пустынях Аравии водятся среди других диких животных также и
птицы, которых называют стимфалидами. Для людей они
ничуть не менее свирепы и опасны, чем львы и леопарды. На тех,
кто приходит охотиться на них, они нападают, ранят их своими
клювами и убивают. Те медные или железные кольчуги и латы,
которые носят люди, эти птицы пробивают; но если сплести
толстую одежду, сделав ее из коры, то клювы стимфалид
застревают в этой коре, все равно как крылья маленьких птиц
захватываются птичьим клеем. Эти птицы величиною будут с журавля и
похожи на ибисов, но клювы у них много короче и не загнуты,
как у ибисов» (Павсаний. VIII. 22. 4).
В известном смысле, Симург (в версии «Шахнаме»), грифы
Тимофея и опасные стимфалиды Павсания ведут свою
родословную от одного и того же мифического крылатого существа (или
восходят к единому архетипу). Его функция — охранять
границы иного мира. Некогда это было благодетельное существо,
покровительствующее герою, но по мере разрушения мифа оно
превратилось в свою противоположность. С тех пор люди ведут
жестокую и немотивированную войну с легендарными хищными
птицами.
9.11. Пассаж о старых грифах не связан с легендарными грифонами и
заимствован у Аристотеля, рассказывающего об орлах, ср.: «Под
старость клюв у орлов растет кверху, все более искривляясь, и в
конце концов они умирают с голоду» (Аристотель. История
животных. IX. 32. 117). В данном случае Тимофей допустил
ошибку или небрежность. Внесение этого эпизода в портрет
грифона свидетельствует о том, что описания животных,
выполненные Тимофеем, носят исключительно литературный характер.
Ни натура, ни мифология животных Тимофея не интересовали.
Достоинство этого автора в другом: он был необычайно начитан
и смог из сочинений своих выдающихся предшественников
выбрать самые яркие описания.

§10
ίππότιγρις *
1. Зебра походит на диких ослов. Это очень быстрое животное.
2. У нее разрисованная шкура с пепельным оттенком.
3. Зебры использовались в театре Рима, управлялись
колесничими и представляли изумительное зрелище.
4. Принцесса из императорской семьи на такой колеснице
принимала участие в процессиях.
Equus Zebra.

70
Тимофей из Газы. О животных
10.2. Зебру, или «тигровую лошадь», ранее Тимофея упоминают
античные авторы Дион Кассий (III в.) и Филосторгий (ок. 400).
Последний пишет, что Эфиопия рождает «диких ослов огромной
величины и со странною пестротой шкуры; ибо на них резко
оттеняются белый и черный цвета, и оба в виде поясов спускаются
от хребта к ребрам и животу, где, разделяясь и свертываясь,
связуются в какие-то круги и производят удивительное и
странное сплетение и разнообразие» (Филосторгий. III. 11).
Сообщения о зебрах редко встречаются в книгах средневековых
путешественников. В западных бестиариях зебра, кажется, вообще не
упоминается. Это обстоятельство выглядит труднообъяснимым,
поскольку из всей африканской фауны зебра единственная по
праву могла быть названа одним из чудес света. В армянском
географическом сочинении VII в. так описывается животный мир
Внутренней Эфиопии. Это «страна, в которой живут белые
слоны, носороги и тигры. К востоку от этой страны есть горы, в
которых встречаются звери: лошадь-тигр, сатиры и леопарды с
красивыми пятнами» (Армянская география, с. 25). Скорее
всего, лошадь-тигр и есть зебра, поскольку название лошадь-тигр
является буквальным переводом греческого слова ίππότιγρις.
Путешественник из Андалузии ал-Гарнати (XII в.), чьи
воспоминания составили книгу «Подарок умам и выборки диковинок»,
сообщает следующую историю: «В странах зинджей есть ослы;
каждый осел как будто одежда ал-итаби52, разрисованная
одинаковыми белыми и черными полосами, белый и черный цвет
[их] лучше, чем [цвет] шелка на багдадской или хорасанской ал-
'итаби. Один из таких ослов был в Египте, но он умер. Шкуру
его тамошние жители набили хлопком и выносят ее в „день
украшения" (праздничный день). Это одно из чудес света»
(Арабские источники XII—XIII вв., с. 25).
10.4. Принцесса; в рукописи βασιλίς νύμφη; это выражение может
также означать: 'юная императрица'.

§11
ÊAK
πάρδαλις *
1. Существует два вида барсов, у больших короткий, [а у
маленьких — длинный] хвост.
2. Барс имеет на своем хвосте жало, подобное тому, что на
хвосте льва, и плотоядный язык.
3. Барсы [в образе] женщин следовали за Дионисом, и когда
Пенфей оскорбил Диониса, они упросили превратить их в зверей,
чтобы разорвать Пенфея на куски, и они стали ими и убили этого
человека.
Felis pardus.

72
Тимофеи из Газы. О животных
4. Барсы любят вино, и поэтому охотники [без труда] ловят
их, [ибо], поглотив огромное количество вина, [барсы] пьянеют и
засыпают.
5. Диких коз они ловят хитростью, заграждая перепутья
экскрементами и мочой.
6. Когда они страдают от болезни, называемой пардалеанхос,
они едят экскременты и вылечиваются.
11.1. Текст восстанавливается согласно пассажу из поэмы Оппиана
(Oppian. Cynegetica. 3. 63). Термином «пард» в текстах могли
обозначаться барс, леопард, гепард или другое крупное животное
из семейства кошачьих53, поэтому мы привлекаем примеры, где
фигурируют все эти животные. Любопытная классификация
Оппиана, учитывающая величину тела и длину хвоста зверя, все же
не позволяет решить, о каком реальном виде идет речь. Как
правило, леопарды изображаются с длинными хвостами.
Отличительной чертой «барсов» была пестрая шкура; например, в
географическом сочинении VII в. сообщается, что в одной из
провинций Великой Армении «из зверей встречается барс с
красивыми пятнами» (Армянская география, с. 46). Автору
«Божественной комедии» предстал в видении барс, «легкий и быстрый,
покрытый пятнистой шкурой».
Согласно Исидору Севильскому, «барс (pardus), следующий
после пантеры, вид хищников — быстроногий и кровожадный.
Прыжком он калечит до смерти» (Исидор Севияьский. XII. 2. 10).
11.3. Сведения о барсах, сопровождающих Диониса, заимствованы из
поэмы Оппиана (Oppian. Cynegetica. 4. 301 ff.). Известна
мозаика конца IV в. до н. э., где изображен Дионис на пантере
(Пелла, музей). Одной из отличительных черт древнейшей
малоазиатской культуры была особая глубина «женского начала» в
образе леопарда 54.
«Александр из Афродисиады в „Физических проблемах"
говорит: „Не напрасно придумывают, что вакханка следует за
Дионисом, так как из вина рождается пляска, сатиры — так как
испытывают легкость в душе, лидийцы — так как некоторые из
них чувствуют от вина высвобождение, пантера — так как у
опьяненных рождаются пестрые, вымышленные образы. Ведь у
каждого одержимого вином родится разнообразный и пестрый
образ мыслей, а шкура животного — вся в пятнах. И только
одна вакханка способна убивать в состоянии безумия, многие же
совершили убийство в состоянии опьянения" » 53. Антонин
Либерал со ссылкой на четвертую книгу «Превращений» Никандра
сообщает: «У Миния, сына Орхомена, были дочери Левкиппа,
Арсиппа и Алкафея, и оказались они неумеренно
трудолюбивыми. Они очень сильно порицали других женщин за то, что те,

Барс
73
покинув город, предаются в горах вакхическим неистовствам,
пока Дионис, приняв вид девушки, не посоветовал им не
пропускать празднеств или мистерий бога. Но они не захотели обратить
на это внимания. Поэтому разгневанный Дионис вместо девушки
стал оборачиваться то быком, то львом, то пантерой, а по
станинам ткацкого станка во славу его потекли нектар и молоко. При
виде этих знамений девушек охватил страх. И тотчас, побросав
жребии в сосуд, все трое стали их тянуть. Когда выпал жребий
Левкиппы, она громко пообещала принести богу жертву и вместе
с сестрами растерзала своего сына Гиппаса. Покинув отцовский
дом, они стали предаваться в горах вакхическим неистовствам,
объедая плющ, вьюнок и лавр, пока Гермес, прикоснувшись к
ним жезлом, не превратил их в птиц. Одна из них стала летучей
мышью, другая — совой, третья — филином, и все три стали
избегать солнечного света» 56.
В книге толкования снов Артемидора разбирается случай,
когда сновидец участвует в шествии Диониса: «Содержание
мистерий сбывается в жизни таким же образом, что и в мистериях,
причем увиденное свершается в такие же сроки, что и мистерия.
Одной женщине приснилось, что она пьяной танцует в честь
Диониса. Она убила своего трехлетнего сына, ибо таково
предание о Пенфее и Агаве, а торжества в честь бога происходят раз
в три года» (Артемидор. Сонник. IV. 12). Согласно этому же
сочинению, увидеть во сне барса считалось плохим знаком:
«Барс означает как мужчин, так и женщин, коварных и
злонравных из-за пестроты его шкуры, а часто принадлежащих к
племенам, где большинство покрывает себя татуировкой. Кроме того,
означает болезнь, сильный страх и опасность для глаз»
(Артемидор. Сонник. II. 12).
В душистых лесах Памфилии, прибрежной области Малой
Азии, водились, по словам Флавия Филострата, барсы,
неравнодушные к благовониям. Самка барса, посвященная Дионису,
мечется между двумя страстными желаниями: любовным
исступлением и волшебным запахом. «Благовония для барсов
усладительны, а потому, издалека влекомые чутьем, лишь только
донесут к ним ветры дух источаемой стираксом смолы, они бегут из
Армении через горные хребты в поисках этих благоуханных слез.
А еще рассказывают, что некогда в Памфилии была поймана
самка барса с золотым обручем на шее, и на обруче этом было
начертано армянскими письменами: „Царь Аршак Нисейскому
богу". Действительно, в ту пору царем Армении был Аршак,
который, как я полагаю, увидев огромность зверя, посвятил его
Дионису и отпустил, — Нисейским богом индусы и все прочие
восточные племена именуют Диониса по индийской Нисе.
Некоторое время зверь повиновался людям, позволяя гладить и
ласкать себя, но весною, когда даже барсы распаляются любостра-
стием, самка пришла в исступление и, томясь по самцу, умчалась
в горы как была — с ошейником, а поймали ее, завлеченную
благоуханием, у отрогов Тавра» (Флавий Филострат. II. 2).

74
Тимофеи из Газы. О животных
Согласно Аполлодору, фиванский царь Пенфей был
двоюродным братом Диониса. Когда Пенфей захотел запретить
вакхические неистовства, он был растерзан вакханками под
предводительством своей матери Агавы, принявшей в состоянии экстаза сына
за животное; см.: Аполлодор. III. V. 2. Пенфей (скорбящий) —
прозвище самого Диониса. В трагедии Еврипида «Вакханки»
Пенфей впав в безумие, в женском одеянии прокрадывается на
женские таинства; вакханки, охваченные злым исступлением,
предают Пенфея растерзанию. По мысли О. М. Фрейденберг,
Дионис морочит Пенфея (бог делает посмешище из героя) за то,
что тот осмеял его оргии. Типологически это гибель мнимого
царя сатурналий, начало которой — смеховое шествие по всему
городу, а конец — обезглавливание и растерзание57. Некоторые
религиозные празднества греков сопровождались так называемой
«сменой одежды»; мужчины облачались в женское одеяние и
наоборот. Этот обычай совпадает с празднеством, во время
которого разнузданность достигала невообразимых пределов. Значение
ритуальной оргии, по мнению М. Элиаде, имело целью слияние
священного и профанного, полное совпадение
противоположностей, преодоление условий человеческого существования путем
возвращения к неопределенности, к состоянию андрогинности 58.
11.4. О том, что барсы, как истинные спутники Диониса, любят вино,
пишет и Оппиан (Oppian. Cynegetica. 4. 320 ff.). Любителями
вина являются и павианы (см. § 52.2). Опьянение жертвы
рекомендовалось использовать также при охоте на куропаток и
прочих птиц. «Ты скорее поймаешь куропатку, если насыплешь
муки, политой вином. И всякую птицу легко поймаешь, если
поставишь в сосудах вино, смешанное с водой, только более
крепкое; напившись, птица вскоре засыпает и не может убежать от
преследователей» (Геопоники. XIV. 21. 1—2). Согласно же Элиа-
ну, «все бессловесные твари испытывают отвращение к вину,
особенно животные, которые хмелеют, наевшись виноградных
выжимок и косточек. Вороны и собаки начинают буйствовать, если
поедят энутты (дурманящее растение), слоны от вина теряют
силу, а обезьяны ловкость, так что в таком расслабленном
состоянии нетрудно овладеть теми и другими» (Элиан. Пестрые
рассказы. II. 40).
11.5. Смысл хитрости барса во время охоты на диких коз не очень ясен.
В персидской космографии имеется интересное наблюдение о
том, что стремительный гепард связан с газелями, а лев — с
буйволами: «Гепард хорошо бегает. Больше всего они водятся
там, где есть газели, точно так же как львы бывают всюду, где
есть буйволы. Гепард — свирепый хищник; любит красивое
пение и запах старого сыра. Лев же — зверь бесстрашный и
смелый, любит много спать» (Чудеса мира. 181).
Автор начала XVI в. Лев Африканский описывает охоту на
леопардов в горных областях Ливии. Охотники преграждают
хищнику проходы и заставляют его бегать в поисках выхода, что
отчасти напоминает охоту самих пардов на диких коз в описании

Барс
75
Тимофея: «Леопарды. Эти животные живут в лесах Берберии.
Они сильны и люты, но человеку не причиняют вреда, разве что
в тех редких случаях, когда с ним встречаются на узкой
тропинке, где человек не может уступить им место. Они нападают
также на того, кто кричит на них или пристает к ним. Тогда
хищник прыгает на спину человека, разрывает ему лицо когтями и
вырывает столько мяса, сколько может захватить. Иногда таким
образом он ломает ему голову и убивает его. Леопард обычно не
нападает на стада, но он смертельный враг собак, которых он
убивает и пожирает. Горцы области Константины обычно
охотятся на него верхом на лошадях, преграждая ему все выходы.
Леопард, пытаясь убежать, встречает у одного из проходов
множество всадников, бежит к другому и снова встречает то же
самое. Наконец, пробегав напрасно по всем направлениям, он
оказывается убитым. Если же кто упустит его в том месте, где
он караулит, то он обязан устроить угощение остальным
охотникам, будь их хоть 300 человек» (Лев Африканский, с. 362—363).
11.6. В тексте Тимофея болезнь барсов обозначена тем же самым
термином (παρδαλίαγχος — 'проклятье пардов'), которым
Аристотель называет ядовитое растение, убивающее барсов. Есть
некоторые основания полагать, что это аконит. Выглядит он как
травянистое растение с бледно-желтыми цветами. Античными
авторами различались два вида аконита — «леопардова отрава»
(Aconitum anthora) и «волчья отрава» (Aconitum napellus).
Поэтическое осмысление этой темы представлено в поэме Овидия:
«Аконит заварила Медея — ею он был привезен когда-то со
скифских прибрежий. Произвели же его, как о том говорится в
предании, зубы ехиднина пса» (Овидий. Метаморфозы. VII.
406—409). Феофраст, ученик Аристотеля, в своем
«Исследовании о растениях» подробно описывает аконит, но в числе
возможных жертв не упоминает ни барсов, ни львов, да и способ
использования аконита выглядит несколько иначе: «И быки, и
овцы, и вьючные животные, и вообще все четвероногие гибнут в
тот же день, если им положить на половые части его корень или
листья» (Феофраст. IX. 18. 2).
Пока лишь отметим одну из неясностей в истории с
ядовитым растением, рассказываемой Аристотелем: что заставляет
барса съедать это растение, в результате чего зверь заболевает?
В природе животные обычно избегают таких экспериментов.
Следует предположить, что Аристотелю был известен
«фольклорный» вариант поимки барсов, которые, отравившись,
стремятся добыть противоядие. Рассказ Аристотеля имел чрезвычайную
популярность. На самом же деле все выглядело иначе. В
частности, Ксенофонт, писавший намного раньше Аристотеля, об охоте
на хищных кошек сообщает следующее: «Львы, леопарды, рыси,
пантеры, медведи и подобные звери ловятся в чужих странах, на
Пангейской горе, на Кисее, что за Македонией, на мисийском
Олимпе, на Пинде, на Ниссе, что за Сирией, и прочих горах,
где могут водиться такие животные. По причине неудобной для

76
Тимофей из Газы. О животных
охоты местности, они ловятся отравой — аконитом. Примешав
его к любимой пище животного, охотники бросают ее около воды
или в других местах, посещаемых животным. Иногда они ловятся
при помощи лошадей и оружия, когда ночью спускаются в поле,
но при этом грозит опасность охотникам. Иногда для них делают
рвы круглые, большие, глубокие, со вставленным в середину
столбом, на котором ночью ставится коза. Ров кругом следует
обставить деревьями, чтобы не было видно козы, но не
оставлять проходов; и те животные, которые ночью слышат голос
козы, бегают кругом изгороди и, не найдя прохода, стараются
перепрыгнуть и попадаются» (Ксенофонт. Охота. XI. 1—4).
На фоне сведений Ксенофонта сообщение Аристотеля
выглядит в высшей степени неожиданным (либо же его следует
признать шуткой охотников): «Пард, когда съест ядовитое [растение]
пардальянхес, отыскивает экскременты человека, так как они
помогают; губит эта трава и львов. Поэтому охотники
подвешивают в каком-нибудь деревянном сосуде экскременты, когда
[знают, что] зверь находится неподалеку; прыгая здесь в надежде
достать их, пард погибает» (Аристотель. История животных.
IX. 6. 43). Способ «утомления» барса, к которому прибегают
охотники в рассказе Аристотеля, выглядит необъяснимо, поскольку
вся охота заключается в наблюдении за отравившимся зверем.
Непонятно, что заставило барса съесть ядовитое растение.
Получается, что каждый барс непременно и ежечасно должен был
нуждаться в противоядии. В истории, которую передает
Аристотель, скорее всего, произошла утрата мотивировки. Считается,
что анонимный автор древнегреческих «Рассказов о диковинках»
сведения о леопардах заимствовал у Аристотеля. Однако
сообщение анонима отличается большей ясностью. Охотники в
качестве приманки используют животное, обмазанное ядовитой
травой. Понятно, что противоядие нужно лишь леопарду,
проглотившему отравленную жертву. «В Армении, рассказывают,
произрастает трава, которую называют „леопардовой отравой". На
леопарда в качестве приманки выпускают животное, обмазанное
этой отравой. Съев жертву, леопард обычно начинает искать
противоядие, которым служат человеческие экскременты. [Зная
это], охотники наполняют ими какой-либо сосуд и подвешивают
его на дерево; пытаясь достать противоядие, леопард прыгает до
тех пор, пока силы не оставят его, тогда, обессилевший, он сам
становится легкой добычей» (Псев до -Аристотель. 6). Слышал
эту историю и Цицерон: «По слухам, пантеры, которых в
варварских странах ловят на отравленное мясо, имеют какое-то
лекарство; воспользовавшись им, они не околевают» (Цицерон. О
природе богов. II. 40). В дальнейшем развитии сюжета ядовитое
растение, губящее барсов и львов, сливается с
животным-приманкой и превращается в таинственное животное leonlophonos —
«убийцу львов». Например, согласно выпискам Исидора Севиль-
ского, «леонтофон — небольшой зверек, названный так потому,
что, поймав, его сжигают, посыпают его пеплом куски мяса, и

Барс
77
те, разложенные на перекрестках дорог, убивают львов, если они
отведают хоть чуточку» (Исидор Севильский. XII. 2. 34). Ибн
Сина знал историю о необычных свойствах «леопардовой
отравы» из Армении и поместил ее в разделе о ядах, принимаемых с
питьем: «Армянские стрелы. Уместно [изложить] в данной
статье способ лечения того, кого обожгло армянскими стрелами.
[Гален] говорит, что [пострадавший] должен тут же, на месте,
выпить гальбана, ибо это дает излечение, и потом посолить
ободранную тушку дикой ласки, из которой вынуты
внутренности, высушить ее на солнце и дать выпить этого два мискаля в
вине. До меня дошло [сведение], что употребление в питье
человеческого кала служит терьяком (противоядием) от этого» (Ибн
Сина. Канон. IV. 6. 1. 92). Стрелы, о которых идет речь,
скорее всего, отравлены аконитом и предназначены не для
поражения людей, а для охоты на хищных кошек, ср.: «Некоторые
растительные яды. Аконит. Это один из худших ядов, и у того, кто
его выпьет, распухают губы и язык, выпучиваются глаза,
головокружения сменяются обмороками и не действуют ноги. (...) Его
выжатым соком пропитывают стрелу, и она тотчас же убивает
того, в кого попадет» (Ибн Сина. Канон. IV. 6. 1. 24).
О смертоносном аконите Феофраст сообщает следующее:
«Аконит водится на Крите и на Закинфе; самый лучший и в
наибольшем количестве растет под Гераклеей Понтийской . Листья
у него как у цикория; корень формой и окраской похож на
креветку и заключает в себе смертоносную силу. Листья же и
плоды у него, говорят, совершенно безвредны. Плоды такие, какие
бывают у травы, а не у дерева или кустарника. Это низенькая
трава, в которой нет ничего особенного: она напоминает хлебный
злак, но только семена у нее сидят не в колосе. Она растет
повсюду, а не только под Аканоми, от которых аконит и получил
свое имя. Он особенно любит скалистые места. Его не едят
овцы и вообще ни одно животное. (...) Растений, которые бы
служили противоядием от него, какие, мы слышали, есть от других
ядов, не найдено» (Феофраст. IX. 16. 4—5). Важные сведения
об аконите сохранились в сочинениях средневековых восточных
врачей. В частности, в «Книге о лечебных веществах» ал-Бируни
есть следующие выписки: «Ханик ан-намир — вид аконита.
Ад-Димашки: это трава, которая убивает собак, барсов, свиней,
волков и львов, если положить ее в их пищу. Некоторые
полагают, что если приблизить корень этого [растения] к скорпиону,
то он ослабляет его, а если приблизить к нему харбак, то
[скорпион] снова оживляется59. Ал-Xäeu: [ханик ан-намир]
вызывает гниение и разрушение; от этого [вещества] нисколько не
должно попадать внутрь тела. Ибн Мандавайх: он быстро уби-
Гераклея Понтийская — город в области Вифиния, в
северозападной части Малой Азии.
Ханик ан-намир (араб.) — j^JI JjL>—'барсодушитель';
Aconitum lycoctonum L.

78
Тимофей из Газы. О животных
вает барса; он растет только в стране Гераклея и имеет горький
вкус и очень неприятный запах. Павел говорит: укунйтун (греч.
ακόνιτον) имеет два вида, один из них „ барсодушитель", который
вызывает гниение наподобие [других] смертельных лекарств,
другой — „волкодушитель", он похож на первый [вид], но
убивает только волков, а первый убивает барсов» (ал-Бируни.
Книга о лечебных веществах. 364).
Представления о ядовитых свойствах некоторых растений
арабская медицина унаследовала от античной традиции. Так,
например, Ибн Сина в разделе «Что рассказывают люди о
некоторых растениях, убивающих зверей» пишет: «Говорят, что хар-
бак убивает собак и волков; „барсодушитель" убивает барсов,
„волкоубийца" убивает волков, собак и шакалов; горький
миндаль убивает лисиц, листья олеандра и листья азадарахта
убивают скот. Большинство этого [хорошо] известно» (Ибн Сина.
Канон. IV. 6. 3. 6).
Греки олеандр называли «диким лавром». Согласно Диоско-
риду, «он живет в парадизах, приморских местностях и около
рек: цвет и листья производят гибельное действие на собак,
ослов, мулов и большинство четвероногих, на людей же —
спасительное, будучи положены в вино, против укуса животных,
особенно когда их смешать с рутой; слабейшие же животные, как
например, козы и овцы, околевают, выпивши настоя их» (Дио-
скорид. 4. 82). У ал-Бируни есть следующие выписки о
свойствах олеандра: «Ар-Рази: листья его грубые и похожи на листья
маслины или ивы и имеют горький вкус. Он по-персидски
[называется] харзахра ('ослиный яд'), потому что он убивает осла
и всех верховых животных. (...) Диоскорид: дерево [олеандра],
меньше миндального дерева и красивее его; листья его такие же,
как и листья последнего, а цветки похожи на цветки розы;
плоды подобны плодам каратийи (κεράτια — рожковое дерево), и
когда они раскрываются, внутри у них видно что-то вроде
шерсти и колючек. Корень у него тонкий и имеет соленый вкус. Он
растет на берегах рек и в садах. Цветки его съедобны, а листья
убивают собак и верховых животных. Если овцы и козы пьют
воду, в которой варился [олеандр], то они сразу же погибают»
(ал-Бируни. Книга о лечебных веществах. 432). Вскоре эти
сведения входят в круг высокой развлекательной литературы
типа «Описания ремесел» Абу-л-Фазл Хубайша Тифлиси: «Если
[кто-нибудь] даст лисе горького миндаля, то, съев его, она
подохнет. Если даст ослу съесть листья олеандра, то он подохнет»
(Хубайш Тифлиси. XIII. 15д, е). Согласно Плутарху, «горечь
миндаля помогает против опьянения. (...) Важное подтверждение
этого дают наблюдения над лисицами: если они, поев горького
миндаля, тут же не напьются, то умирают, полностью
лишившись внутренней влаги» (Плутарх. Застольные беседы. I. 6. 4).
Речь идет о Гераклее Понтийской.

Барс
79
Ал-Бируни в «Книге о лечебных веществах» посвящает
отдельные статьи харбаку и акониту, причем под конец, видимо,
путает эти растения между собой. «Харбак — морозник
черный ; чемерица белая . [Харбак] бывает двух видов: черный и
белый. Черный [харбак] — румский, у него тонкие ветви
толщиною с палец, они имеют черные узелки, на которых выступает
краснота. Белый [харбак] привозят из Хуттала и страны Маве-
раннахра; он представляет собой кору растения и поэтому имеет
вид белых трубок. (...) В Адвийа Галена [указано], что по-
сирийски [он называется] акунйтаун и у него есть вид, который
убивает волков, есть также другой вид, убивающий рысей »
(ал-Бируни. Книга о лечебных веществах. 388). Итак,
представленные материалы дают некоторые основания полагать, что
сообщение о загадочной болезни барсов и способе ее лечения
является упрощенной схемой охоты на этих хищников.
Ал-Бируни известно растение аснан аз-зиб, которое
помогает барсам: «Аснан аз-зиб **. По-румски это — уринджийун
(ήρύγγιον). (...) Абу Му'йз говорит: [это] — трава, которую
едят барсы. Врачи сдабривают ее оливковым маслом и кумином
для страдающих от захира (вид поноса). Плотоядные не едят
трав, разве только для изрыгания, лечась по инстинкту» (ал-
Бируни. Книга о лечебных веществах. 46).
Морозник черный — Helleborus n'iger L. Кожура чемерицы
черной (Helleborus orientalis) входила в сложный состав Сокровенного средства Галена.
Чемерица белая — Veratrum album L.
По указанию переводчика, речь также может идти о гепарде или пантере.
Аснан аз-зиб (араб.) — yJJül jLJ — 'волчьи зубы';
отождествляется с синеголовником полевым — Eryngium campestre L. или Eryngium
Creticum Lam.

§12
Α<0ΠΑΥ>
λεόπαρδος *
1. Леопард рождается от совокупления львицы и барса.
2. Львица, когда она окотится, [зачав] от барса, прячет
новорожденного детеныша и себя, чтобы лев не мог найти ее и
разорвать на куски.
3. Она омывается во многих реках, чтобы смыть запах, потому
что если лев почувствует [этот запах], он убьет ее и никогда
впредь не сойдется ни с одной [львицей].
Felis pardus.

Леопард
81
12.1. У античных и средневековых филологов по вопросу
происхождения леопарда не было двух мнений. Леопард обязан своим
появлением тайной связи барса и львицы. В филологическом плане
это был безупречный союз (λέων + πάρδαλις= λεόπαρδος). Об
этом же пишет знаменитый любитель этимологии Исидор Се-
вильский: «Леопард рождается от незаконной связи львицы и
барса, и [таким образом] он являет собой новый вид. И как
говорит Плиний в „Естественной истории", когда лев с самкой барса
или барс с львицей совокупляется, то в результате этих
совокуплений получаются не похожие ни на одного из родителей
детеныши, наподобие мулов и лошаков» (Исидор Севильский. XII.
2. И)60. Описывая хищников Гиркании, Солин замечает: «In his
silvestribus et pardi sunt, secundum a pantheris genus, noti satis пес
latius exequendi: quorum adulteris coitibus degenerantur partus leaena-
rum et leones quidem procreantur, sed ignobiles» Έ этих пустынях
есть также и барсы, следующий вид после пантеры; известны
они тем, что мало распространены: от их внебрачных связей
вырождается их потомство, но рождаются львицы и львы, хоть и в
малых количествах' (Солин. 17. 11).
У Флавия Филострата пестрое потомство львицы и барса
леопардами не названо (см. § 12.2), тогда как Тимофей вопрос о
происхождении леопарда ставит во главу угла. Все дело в том,
что первого автора интересуют моральные или оценочные
аспекты поведения животных, а второй пишет книгу о животных как
таковых. Однако рассказ о львице, обманывающей льва,
совпадает у обоих авторов.
В персидской космографии сообщается: «Говорят, если
леопард случится со львицей, у них родится гепард. Естественно,
что морда гепарда похожа и на львиную, и на морду леопарда.
Подобно этому мул является помесью кобылы и осла» (Чудеса
мира. 181). В византийской поэме XIV в. звери выясняют
достоинства друг друга. Пантера бросает своему сопернику Леопарду
убийственный упрек: «Ты
не обладаешь единой
сущностью, но половину
[качеств] имеешь ото льва,
половину от меня. И ты —
животное незаконнорожденное,
взращенное девкой, как это
становится очевидным из
имени „ Леопард" » (О
четвероногих. 865—868).
Теория о незаконном
происхождении леопарда
(барса) была популярна и в
XVIII в., однако на этот раз

82
Тимофей из Газы. О животных
в союз вступают лев и гиена (скорее всего, по недоразумению).
В философском сочинении XVIII в. говорится: «Барсъ зверь ве-
ликостио со лва, лютъ велми и скоробегающУи, силы немного
менши лва имеегь. Выблядокъ убо бываетъ лва, и уены зверя,
во африкшскихъ странахъ, и деже в жарах великихъ къ водам
сходятся звери, и часто совокупляются со иными зверми родомъ,
тако родятся и барсы, аще не всегда. Понеже почастее родятся
от единаго рода, сиречь от матери и отца, обоихъ барсовъ» 61.
Объяснение причин подобной связи, предлагаемое Андреем
Христофоровичем, во многом напоминает размышления
Аристотеля о том, что в Ливии вследствие бездождья «скрещиваются,
встречаясь у водопоя, животные разных родов и донашивают до
конца те, у которых время беременности одно и то же и
величиной не очень разнятся друг с другом» (Аристотель.
История животных. VIII. 28. 166).
12.2—3. Размышляя о причинах, побуждающих диких животных
заботиться о своем потомстве, Флавий Филострат пишет, что эта
привязанность является врожденной. Один из примеров,
приводимых им, касается львиц и барсов: «О львицах иногда
рассказывают, будто питают они страсть к барсам и привечают их в
львиных логовах в долине, однако лишь приблизится время
родов, бегут они в горы и следуют повадкам барсов, ибо чада их
появляются на свет пятнистыми. Потому-то львицы и прячут
своих детенышей, вскармливая их в чаще лесов и прикидываясь,
словно пропадают там целыми днями ради охоты, — стоит
проведать обо всем этом львам, они тут же разрывают детенышей
на части, избавляясь от незаконного потомства» (Флавий
Филострат. II. 14).

§13
ШАКААМ
θώες*
1. Есть два вида шакалов.
2. Шакалы косматы зимой и гладкошерстны по весне.
3. Шакалы не вредят людям, а охотятся на собак и ланей,
лежа в засаде.
4. Кажется, они в услужении у льва; ведь когда они убивают
лань, то выпивают ее кровь, но оставляют тело для льва, пока тот
не появится, как бы предлагая ему добытое мясо за его доблесть и
дабы лев не причинял им вреда.
Cams aureus.

84
Тимофей из Газы. О животных
13.1. Современные натуралисты различают шакала обыкновенного
(Canis aureus) и чепрачного шакала (Canis mesomelas). Шакалы
по величине уступают волкам и гиенам, но превосходят лисиц.
Это истинные члены семейства собачьих, охотящиеся в одиночку,
парами и реже стаями. Чепрачный шакал, живущий в открытых
местностях от Египта до Южной Африки, питается
преимущественно падалью, подбирая остатки, недоеденные более крупными
хищниками вроде львов. У этого шакала голова вроде лисьей,
снабжена очень большими ушами, кверху заостренными. Густая
мягкая шерсть желтоватого цвета переходит на спине в черный
чепрак, от которого это животное и получило свое название.
13.2. В книге Тимофея описание шакала восходит к «Истории
животных» Аристотеля, за исключением сведений о взаимоотношениях
льва и шакала; последний сообщает о вражде этих животных. В
переводе книги Аристотеля издателем сохранено греческое
название тос с указанием, что это животное точно не установлено,
поскольку тос может быть либо шакалом азиатским (Canis
aureus), либо индийской циветой (Viverra zibetha). У Тимофея
определенно речь идет о шакалах.
«Хорошо относятся к людям также тосы: они и не вредят
людям, и не очень их боятся. Они ведут войну с собаками и
львами, почему в одном месте с ними не водятся. Малые тосы
самые лучшие. Родов их одни насчитывают два, другие — три,
но, по-видимому, большого числа их нет, а так, как бывает у
некоторых рыб, птиц и четвероногих, и тосы изменяются по
временам года: и окраска у них зимой и летом иная, и летом они
становятся гладкими, зимой пушистыми» (Аристотель. История
животных. IX. 47. 229). Об особенностях шакала Аристотель
сообщает дополнительно: «Тос имеет все внутренности такие же,
как у волка»; «Тосы беременеют подобно собакам и родят
слепых; родят они двух, трех и четырех. По виду тос длиннее
собаки в направлении хвоста, а в ширину ниже. Отличается он также
быстротой, хотя ноги у него коротки, так как он легкоподвижен
и далеко может прыгать» (Аристотель. История животных. II.
17. 76; VI. 35. 184). В реальности у шакалов высокие ноги,
туловище у них стройное (длиной до 80 см, а высотой до 50 см).
13.3. Обыкновенные шакалы поедают много насекомых, раскапывая
землю в поисках жуков. Кроме того, они охотятся на крыс,
мышей, зайцев и гнездящихся на земле птиц. Собравшись
небольшой группой, они охотятся на газелей, а кроме того, умеют ловко
пользоваться чужой добычей, выхватывая мясо прямо из-под лап
насыщающихся львов. Приведем редкие сведения из персидского
сочинения XII в., принадлежащего перу Наджиба Хамадани:
«Шакал — дикий зверь, меньше волка. Если он встанет под
деревом, на котором будет тысяча домашних птиц, все они
упадут на землю. Если шакала ударят на территории жилища, он

Шакалы 85
изгадит дом, чтобы его отпустили. Если его ударят в саду, то
шакалы собираются и портят весь сад. В том месте, где
находится водоплавающая птица, шакал, взяв ветвь с большими
колючками, бросает ее в воду для того, чтобы птицы осмелели. После
этого берет одну из [ветвей] в зубы, и прикрываясь ей, заходит
в воду, ближе к птицам. Птица его не видит, [он же] нападает и
хватает ее. Шакал питается мертвечиной» (Наджиб Хамадани,
с. 255).
13.4. Сведения о том, что шакалы уступают свою добычу львам, —
вымысел. Умертвив какую-нибудь дичь, шакал утаскивает ее в
укромное место, но пожирает только тогда, когда убедится,
осмотрев окрестности, что другой хищник не может отнять ее у него.
Подобную ситуацию отражают сведения Аристотеля: «Враждуют
друг с другом лев и тос: будучи хищными, они питаются одним
и тем же» (Аристотель. История животных. IX. 1. 23). Что же
касается взаимоотношений крупных и мелких хищников, то лев,
как правило, отнимает добычу у гиен, но не у шакалов. Вопреки
широко распространенному мнению, гиены не смогли бы выжить,
питаясь только падалью, поэтому они занимаются охотой, причем
львы часто ищут поживы по их следам, а не наоборот. Львы
просто выжидают, пока гиены ищут добычу, а потом
направляются туда, где раздается их торжествующее завывание и хохот,
чтобы отогнать удачливых охотников и получить даровой обед.
На этом пиру шакалы лишь подбирают остатки.

§14
ПАНТ^А
πάνθηρ *
1. Пантера рождается от своей матери после того, как
последняя зачала от столь многих животных, сколь это было возможным.
2. Индийская пантера, источая благоухание, завлекает
животных, ведет в свое логово и пожирает их.
Felis pardus.

Пантера
87
14.1. Удивительным образом александрийский «Физиолог» сохранил в
описании пантеры ряд особенностей, которые дополняют
сведения Тимофея. «Любовь ко всем зверям», а также то
обстоятельство, что дальние и ближние звери слышат благоухающий голос
пантеры и приходят на ее зов, позволяет предположить, что речь
идет о Хозяйке зверей. Обращение к Венере в поэме «О
природе вещей» Тита Лукреция Кара иллюстрирует силу женских чар
богини любви. Привлеченные красотой богини, за своей
повелительницей следуют неисчислимые стада зверей. «Звери рыщут
по пастбищам тучным, быстрые реки вплавь переходят, идут за
тобой неотступно и страстно всюду, куда ты их манишь, лаская
своей красотою. Всюду, богиня, в морях, на горах, в реках
быстротечных, в густолиственных птичьих приютах, на поле зеленом
ты всем вселяешь любовь, ее чарами всех увлекаешь и
заставляешь всех страстно свой род продолжать, размножаясь»
(Лукреций. I. 11—21). Тему продолжает Апулей в сочинении,
посвященном любовной магии: «Венера, богиня двойная, и каждая из
сих близниц правит над особыми и различными Любовями и
любовниками. Одна Венера — всепригодная, распаляется она
любовью, свойственной черни, не только в людские души, но также
и в звериные и в скотские вселяет она похоть и с неодолимою
силою властно гонит к соитию содрогающиеся тела покорных
тварей. А другая Венера — небесная — владеет наизнатнейшею
любовью и печется лишь о людях, да и то о немногих» (Апулей.
Апология, или о магии. 12). Пантера из книги Тимофея — это
земная Венера, а в «Физиологе» — небесная.
На серебряном зеркале из Скифии изображена крылатая
женщина с двумя пантерами, которых она держит за передние лапы;
далее по кругу представлены разные дикие звери и грифоны62.
Считается, что это Кибела — владычица гор, лесов и зверей, от
которой зависит их неиссякаемое плодородие. Известно, что
животное, покровителем которого выступает божество, в
большинстве случаев некогда являлось зооморфным его олицетворением.
У Тимофея пантера, как архаическая богиня плодородия,
впитывает в себя любое семя и столь же прожорлива, как
всепоглощающая природа. Завлекая животных своим благоуханием, она
ведет их в логово и там пожирает. Связь прекрасной пантеры с
пещерой указывает на утраченную ею мрачную хтоническую
природу всепорождающего и всепоглощающего божества (ср. с
амбивалентными представлениями о пещере как месте рождения
и погребения63). То, что пантера, по сути, не животное, а знак
божества, со всей очевидностью показывает описание Исидора
Севильского: «Пантера названа так либо потому, что
дружественна всем зверям, кроме дракона; либо потому, что и союзу
со своим родом радуется, и всякому, кто хоть чем-то ей подобен,
воздает. Ведь по-гречески παν означает „всякий, все" (omne).

88
Тимофей из Газы. О животных
Этот зверь, украшенный, словно глазками, крохотными
кружочками на рыжем фоне, выделяется пестротой черных или белых
пятен» (Исидор Севильский. XII. 2. 8). Именно поэтому пантера
привлекла внимание автора «Физиолога», однако образ ее
подвергся столь глубокой переработке, что фактически задал новую
перспективу, исключающую какой-либо намек на языческое
прошлое Хозяйки зверей. И только благодаря Тимофею мы знаем,
каков был истинный облик прекрасной и хищной
предводительницы зверей. Кажется несомненным, что для античных
интеллектуалов, таких как Тимофей из Газы, были абсолютно
неприемлемы смелые манипуляции христианских писателей, создавших
новый бестиарий из старых материалов. Перед ними стояла
столь грандиозная задача по уничтожению античного наследства,
что никакие литературные ухищрения не казались чрезмерными.
Однако в ту эпоху никто не мог оценить всю разрушительную
силу нового взгляда на зоологию, низведенную до некоего
нагромождения символов, демонстрирующих неизреченную мудрость
творения.
Эпизод пожирания животных опущен автором
александрийского «Физиолога». В противном случае сравнение пантеры с
Христом было бы невозможным. Сокрытие истинного характера
пантеры составляет тайну «Физиолога». Стерильный образ
пантеры отвечает фундаментальной установке христианской религии
об изначальной греховности мира, за которой стоит запрет
сексуальной деятельности. Речь идет о поддержании чувства вины и
лишь в гораздо меньшей степени о действительном
предотвращении запретных поступков64. С этой позиции, идеальная пантера
мыслится как невинное и избегающее пищевых излишеств
существо. Христианский богослов св. Августин, отвергая римский
культ Великой Матери как отвратительное суеверие, пишет:
«Мы стремимся достигнуть такого состояния духа, в котором он,
возложивши свое упование на истинную религию, не боготворил
бы мир, как бога, а хвалил бы мир ради Бога, как дело Бо-
жие, — и, очистившись от мирских мерзостей, непорочным
восходил бы к Богу, который сотворил мир» (Августин. О граде
Божием. VII. 26). Далее, в главе «Об измышлениях
физиологов, которые чтили не истинное божество и не тем культом,
каким истинное божество чтить должно», Августин продолжает
свою мысль: «Избранные боги пользовались большей
известностью, чем остальные; но пользовались не в том смысле, чтобы
прославлялись их заслуги, а в том, что не скрывались их
мерзости». Итак, перед христианскими писателями стояла задача
скрыть эротическую сторону культов, обязанных своим
происхождением земледельческой магии. Обнаженные тела языческих
богов следовало обрядить в благопристойные одежды. Что
понималось под «мерзкими и отвратительными обычаями»?
Исчерпывающий ответ на этот вопрос дает сам Августин: «Если же кто-
нибудь утверждает, что нелепостью и чудовищностью статуй,
убийством людей в жертву, венчанием мужских половых органов,

Пантера
89
публичным развратом, отсечением членов, оскоплением
детородных частей, посвящением женоподобных людей, отправлением
нечистых и скверных игр чтит истинного Бога, т. е. творца
всякой души и тела: то такой не потому грешит, что чтит не того,
кого чтить должно, а потому, что чтит его не так, как чтить его
должно. А кто такими именно вещами, т. е. вещами мерзкими и
преступными, чтит при этом и не Бога истинного, т. е. творца
души и тела, а какую-нибудь, хоть бы и невинную, природу,
будь то душа или тело, или же душа и тело вместе — тот
грешит вдвойне против Бога» (Августин. О граде Божием. VII. 27).
Напомним также слова христианского апологета Оригена,
прозвучавшие в полемике с эпикурейцем Цельсом в 248 г.: «Наше
учение имеет явное стремление иметь мудрецов среди своих
последователей, и в этих видах оно часть своих истин возвещает в
виде образов и сравнений, а другую часть предлагает в форме
прикровенных и загадочных выражений, и все это затем, чтобы
упражнять мыслительные способности слушателей» (Ориген.
Против Цельса. III. XLV). Как это выглядело на практике,
показывает вымышленная пантера из александрийского «Физиолога».
Переход пантеры из пространства античных мифов в
пространство христианской культуры ознаменовался любопытной
метаморфозой: хищник стал кротким созданием, чье любовное буйство
растворилось в пустоте.
14.2. «Физиолог говорит о пантере, что имеет такое свойство: из всех
животных она самое любезное и враг змею; многоцветна, как
хитон Иосифа, и прекрасна; молчалива и кротка весьма. Когда
поест и насытится, спит в логове. На третий день восстает ото сна
и громким голосом ревет, крича. От голоса же ее исходит
всяческое благоухание ароматов. И дальние и ближние звери слышат
ее голос. И от голоса ее исходит всяческое благоухание
ароматов. И следуя благоуханию голоса пантеры, звери приходят к
ней» (Физиолог, с. 135). На описание препестрой шкуры
пантеры автор «Физиолога» не жалеет красок, сравнивая ее с
разноцветным хитоном Иосифа, с царицей в офирском золоте. Много-
цветность есть знак жизненной силы. Символическая значимость
пестрых одежд египетской Исиды с особой выразительностью
передана Плутархом (см. § 27.8). Пантеру и Исиду сближают
не только пестрота внешнего вида. В каждой из них
сосредоточена энергия космических рождений, и обе они источают
волшебный запах. Согласно Плутарху, тело и волосы Исиды
излучали удивительный аромат (Плутарх. Об Исиде и Осирисе.
15). То, что Плутарх говорит об Исиде, полностью приложимо
к Пантере: «Исида есть женское начало природы, и она вмещает
в себя всякое порождение, почему Платон восхваляет ее как
„кормилицу" и как „всеобъемлющую", а большинство — как
„многоименную" из-за того, что она принимает всяческие виды и
формы, изменяясь по воле разумного начала» (Плутарх. Об Исиде
и Осирисе. 53). Много цветность пантеры соотносится с
бесконечной чередой зачатий, — обстоятельством, скрытым автором
«Физиолога».

90
Тимофей из Газы. О животных
Тайна благоухающей пантеры заключена в ее ароматном
дыхании и хищных повадках. Загадку этого образа можно раскрыть,
рассматривая его как космический символ всепорождающей и
всепоглощающей природы. В «Ригведе» неизвестный поэт в гимне
лесной богине так воспевает ее красоту: «Распространяющую
запах благовонной мази, благоуханную; богатую пищей, [хоть и] не
возделывающую пашню; я прославил Араньяни, Мать лесных
зверей» 65. О том, что запах пантеры (барса) привлекает других
животных, сообщает Аристотель, но повадки зверя в этом
рассказе поразительно отличаются от поведения кроткого существа
из «Физиолога». Пантера оказывается хитрым охотником:
«Рассказывают также, что пард, зная, что запах его приятен зверям,
охотится, скрывая себя: он подходит близко и схватывает таким
образом даже оленей» (Аристотель. История животных. IX. 6. 43).
Согласно сочинению Солина, хищные и красивые пантеры со
сладким дыханием водятся в Гиркании, стране на юго-восточном
побережье Каспийского моря, к северу от Парфии. «Пантеры
так же, [как и тигры], многочисленны в Гиркании; они покрыты
маленькими кружочками темно-синего или белых оттенков,
которые выступают на рыжем [фоне] украшением ее спины.
Передают, что их запах и привлекательность удивительным образом
притягивают к ним стада животных; даже если они их ясно
видят при внезапной встрече, они не пугаются и не оскаливают зубы.
Если же по какой-либо причине скрытые остатки тел пойманных
[ранее животных] становятся видимыми, то стада в остолбенении
от их вида рассыпаются во все стороны. Гиркане, которые
никоим образом не угрожают людям, зачастую убивают их (т. е.
пантер) с помощью яда или, скорее, железа. Они натирают
„волчьим корнем" (аконитом) мясо и разбрасывают его на перекрестках
и тропах, и те [куски], которые съедаются [пантерами],
вызывают опухание мышц глотки. Для этих целей используют также
растение пардалеанхос. Но пантеры, в противовес, пожирают
человеческие экскременты, по своему естеству противодействующие
отравлению. И, сопротивляясь отравлению, они живут долго,
поскольку, изрыгая содержимое изнутри, они откладывают день
смерти» (Солин. 17. 8—11) 66.
В армянском географическом сочинении VII в. среди
диковинок Эфиопии упоминается «животное жираф, враждебное
человеку, но издающее приятный запах» (Армянская география,
с. 25). Приятный запах к этому животному перешел от пантеры,
на что, несомненно, повлияло греческое название жирафа —
καμηλοπάρδαλις. Более загадочная история сохранилась в древних
китайских источниках, где говорится о необычном животном, чья
шкура источала волшебный запах. Сюань-цзун владел мехом
животного, имя которого на языке «варваров» означало «индиговый
и благоуханный»; это было подношение от далекой страны,
сделанное во времена Тай-цзуна. Об этом звере говорили, что он
является помесью леопарда и легендарного животного,
называвшегося в древнем Китае *tsi9u-ng'iu. Его шкура была более глу-

Пантера
91
бокой синевы, чем персидское индиго, а его запах можно было
почувствовать издалека, за много ли 67.
В византийской басне Пантера заявляет о себе: «Я же в
соответствии с именем наделена и мужеством, ибо я — могучая
Пантера, безусловно храбрая, и я побеждаю четвероногих. В два
или порой три прыжка я настигаю любое животное, схватываю
[его], сжимаю его когтями, и оно не может бежать. Я ем его и
радуюсь, пока у меня есть аппетит. Другую, оставшуюся часть я
бросаю и ухожу прочь; и когда [ее] другое животное находит,
поедает ее. Шкурой моей пользуются султаны, благородные
богачи, великие эмиры. Она идет на кресла, спинки кресел, на
подушки и на подстилки для ложа. Ибо там, где она лежит,
никогда не бывает блох» (О четвероногих. 869—882).
Леонардо да Винчи в своем бестиарии возвращается к
античному объяснению, утверждая, что африканская пантера
пользуется своей красотой, чтобы нападать на восхищенных ею
животных. Судя по описанию узоров, речь идет о гепарде или
леопарде. «Африканская пантера подобна львице, только лапы у нее
длиннее и туловище более гибко. Шерсть у нее белая, усеянная
черными, похожими на розетки пятнами. Красота ее восхищает
прочих животных, которые сопровождали бы ее постоянно, когда
бы не страшились ее наводящего ужас взгляда. Зная об этом
своем свойстве, пантера опускает глаза; животные
приближаются, чтобы полюбоваться ее красотою, и тут она хватает того, кто
поближе, и пожирает» (Леонардо да Винни. Бестиарии.
Рукопись Н. Л. 22 об. и 23). Кажется, первым о черной пантере
рассказал Марко Поло, когда описывал хищников Индии;
характерно, что он именует ее «львом»: «Разных зверей тут много;
на зверей других стран они непохожи. Водятся тут совсем
черные львы без всяких отметок» (Марко Поло, с. 195). Черная
пантера или черный леопард встречается на Зондских островах и
Малакке. В Китае в эпоху Тан ходили слухи, что на Западе
существует черная разновидность львов, а в XIII в., т. е. во
времена Марко Поло, в Китай
в качестве дани от
иноземных стран были посланы
львы этой породы 68.
14.3. В античном бестиарии
благоухающая пантера,
заманивающая жертву своей
красотой, не одинока.
Поскольку власть пантеры
распространяется только на
животных, то птицы,
рыбы и змеи — обитатели
верхнего и нижнего
миров — имеют своих
прекрасных и хищных
«цариц». Пасть морского чу-

92
Тимофей, из Газы. О животных
довища аспидохелоны благоухает, и это привлекает малых рыб,
которых она поглощает. Большие же рыбы избегают чудовища,
что дало повод автору «Физиолога» уподобить их пророкам. И
хотя название аспидохелона с греческого буквально переводится
как «щиточерепаха», на средневековых миниатюрах обычно
изображена гигантская рыба, которую мореходы принимают за
остров. В космологическом плане аспидохелона есть фигура нижнего
(водного) мира и воплощает первобытную рыбу — опору земли.
Она же выступает и как прародительница рыб. Об этой
мифической рыбе в «Голубиной книге» говорится: «А Кит рыба всем
рыбам мати» 69. В библейских текстах упоминается богиня царства
мертвых. Она носит то же самое имя, что и само царство, —
Шеол. Шеол столь же ненасытна, как и Губитель, с которым
она выступает в паре. Она обладает неумеренным аппетитом и
огромнейшей пастью, что и позволяет функционально
сопоставить ее с аспидохелоной, ср: «...поэтому умножила Шеол свой
аппетит и широко распахнула свою пасть» (Исайя. 5:14) 70.
Источающая аромат и пожирающая рыб аспидохелона является
морским эквивалентом сухопутной пантеры. Все, что проявлено в
природе, завершает свой жизненный путь, возвращаясь в чрево
природы-прародительницы. В средневековых армянских притчах
великая морская рыба превратилась в жалкое животное — это
неизбежное следствие буквального прочтения космогонического
текста. «Есть в море зверь; в плечах он слаб и не может
охотиться: уходит в уголок моря, где много рыб, и, засев тайком
под камнем, открывает пасть: приятный запах исходит из его
пасти и наполняет пространство. На запах идут все рыбы и
входят к нему в желудок, так как пасть у него — велика. Он
закрывает пасть, и это его питание» 71.
Благоухает царь птиц Симург. Согласно персидской
космографии, при появлении Симурга воздух расцветал всеми цветами
радуги, от ее перьев и крыльев шли красивые звуки, а от нее
самой исходил приятный запах (Чудеса мира. 170).
Симметрична образу пантеры фигура дракона сциталиса (sei-
talis). Сциталис замечателен
красотой узоров своей
пятнистой шкуры. Он не
преследует жертву, а ждет, чтобы
она сама приблизилась к
нему, завороженная его
красотой. На миниатюре
английского бестиария XII в.
сциталис изображен в виде
двупалого чудовища с
длинным хвостом и длинной
шеей; на голове у него два
рога, а ноги с копытами72.
Автор Эбсторфской карты
мира (1284) помещает сци-

Пантера
93
талиса в Эфиопию 73. Название сциталис восходит к поэме Лу-
кана, где описаны различные ливийские ядовитые змеи, однако
красота узоров сциталиса заимствована у другой змеи:
Кенхрис, ползущий всегда в одном направлении, прямо.
Знаками чрево его разрисовано пестро, их больше,
Чем на офите из Фив, раскрашенном пятнами мелко.
Лукан. IX. 711- 713
Согласно самому популярному в средние века сочинению о
чудесах мира — «Собранию достопамятных вещей» Солина,
сциталис выглядел так: «Scytale tanta praefulget tergi varietate, ut
notarum gratia videntes retardet et quoniam reptando pigrior est,
quos adsequi non quit, miraculo sui capiat stupentes» 'Шкура
сциталиса сияет таким разноцветием, что благодаря своим знакам он
завораживает смотрящих на него. Так как он передвигается
медленно и лениво, то тех, кто не перестает следовать за ним, он,
благодаря своему очарованию, захватывает, оцепенелых» (Солин.
27. 30. Ср.: Плиний. 8. 86). Кажется, сциталис является
наследником змеи из великих космогонии прошлого. Согласно Гор-
аполлону (Гораполлон. Об иероглифах. I. 2), «египтяне, желая
изобразить вселенную, рисуют змею, пожирающую свой хвост;
она испещрена пестрой чешуей — этим они намекают на звезды
во вселенной. Животное это так же весьма тяжело, как и земля,
и так же весьма легко, как вода». Представление о змее,
имеющей ноги, характерно для древнеегипетской и библейской
традиций 74.

§15
№АА К<»А
αϊγαγρος*
1. Дикая коза очень быстрое [животное] и передвигается по
скалам словно летает.
2. Когда охотники вынуждают ее [делать это], она прыгает
глубоко вниз со скал, с утесов и не ранится, за исключением
случаев, когда срывается вниз, и [тогда] она разбивается.
Capra aegagrus.

Дикая коза
95
3. Дикая коза заботится о своем отце, и когда он,
состарившись, уже не может больше передвигаться, она приносит ему корм
и воду в рот и так его кормит, подобно тому как зимородок на
море [кормит] керил, своего отца.
4. Дикая коза так любит более молодых по возрасту, что когда
их ловят, то она следует за ними и желает разделить их участь.
5. У нее в роге есть дырка, через которую она ловит воздух и
дышит им как в трубку; и если кто-нибудь перекроет ее (т. е.
дырку), она умирает.
15.1. Дикие козлы преимущественно высокогорные животные, причем
многие из них поднимаются за границу вечных снегов. Водятся
они стадами, под предводительством смелых самцов. Пребывание
среди скал и утесов развило в них замечательную смелость,
ловкость в прыганий и лазании, выносливость и силу, а также
остроту чувств. «О быстроте их Катон в своих „Началах" пишет так:
„На Соракте и Фисцелле есть дикие козы, которые прыгают со
скалы больше чем на 60 футов"» (Варрон. II. 3. 3). «И теперь
еще во многих местах есть дикие животные: во Фригии,
например, есть целые стада диких овец, а на Самофраке — диких
коз; этих коз по латыни называют* rotae. Много их и в Италии
около гор Фисцелла и Тетрики» (Варрон. II. 1. 5). В поздней
латинской загадке обыгрывается умение коз преодолевать горные
кручи:
Хоть и длинна моя шерсть, я — кормилица высшего бога.
Легким я шагом брожу по кручам вершин неприступных,
И на призыв пастуха мой дрожащий ответствует голос.
Симфосий. Загадки. 35
В природе наблюдается большое разнообразие видов горных
козлов, но соотнести описание Тимофея с конкретным видом
невозможно. Как всегда, в выписках Тимофея представлен
«коллективный портрет» животного. По мнению д'Арчи Томпсона, это
животное следует отождествлять с каменным козлом (Сарга ае-
gagrus) 75.
Вот какое значение, согласно Артемидору, приписывалось козе
в снах: «Козы, как белые, так и черные, наоборот (в отличие от
овец), снятся не к добру, а к худу, белые в меньшей, черные в
большей степени, особенно для плывущих на корабле — ведь в
разговоре мы зовем большие волны „ козами", называем сильный
ветер „бурно устремляющимся" (Илиада. II. 148), а самое
опасное море называется Эгейским. Браки, дружбу и товарищество
такой сон не создает и не поддерживает, ибо козы пасутся не
стадом, но отдельно друг от друга на кручах и скалах, доставляя

96 Тимофей из Газы. О животных
неудобства и себе и пастуху. Поэтому Гомер называет стадо коз
„необъятным", говоря: „Они же как стадо коз необъятное"»
(Артемидор. Сонник. II. 12).
Любовь к горным кручам отличает и серну-доркас (δόρκος),
которая, согласно «Физиологу», обладает столь острым зрением,
что видит издалека всех идущих к ней. «Есть животное,
называемое серна. Физиолог говорит о нем, что весьма любит
высокие горы, пищу же находит в нижних частях гор» (Физиолог,
с. 150). Ср.: «Высокие горы — сернам; каменные утесы —
убежище зайцам» (Псалмы. 103:18). По мнению Аристотеля, у коз
цвет зрачка для остроты зрения является самым выгодным
(Аристотель. История животных. I. 10. 44). «Путаница» между
серной и каменным козлом в латинских сочинениях была задана
«Этимологиями» Исидора Севильского, который пишет
следующее: «Козлов и коз одни считают названными по „щипанию"
кустарника, другие по тому, что козы занимают места, поросшие
колючками. Некоторые называют их козами по стуку копыт, что
делает их шумными. Таковы степные козы — антилопы,
которых за их острейшее зрение греки назвали еще доркадами, по
„острому зрению". Обитают козы в высоких горах и даже
издали видят всех, кто приближается. Они же называются сернами
(саргеае), они же — каменными козами (ibices), как бы
„птицеподобными" (avices ), так как, подобно птицам, держатся они
круч и высот и живут на вершинах, так, чтобы реже попадаться
на глаза человеку. По этой же причине в южных землях
ибисами (ibices) называют птиц, живущих по течению Нила. Итак,
козы, как сказано, обитают на высочайших скалах и, если когда-
либо заметят опасность со стороны зверей или людей, бросаются
с самых высоких горных пиков, оставаясь невредимыми
благодаря своим рогам» (Исидор Севилъский. XII. 1. 15—17).
Тимофей, напротив, различает доркас и дикую козу. Доркас у
него — это газель (см. § 17), а дикая коза, скорее всего — ибекс
(каменный козел).
15.2. О серне (ibex) рассказывали также, что, падая с горы, она
принимает удар на свои крепкие рога. Об этом животном сообщают
Плиний (Плиний. VIII. 79), Григорий Великий в Толкованиях
на Книгу Иова и автор английского бестиария XII в. Особый
интерес ситуации придают сведения Космы Индикоплова о
единороге. Свойство единорога принимать при падении в пропасть
удар рогом напоминает поведение серны. Косма Индикоплов
пишет в своей «Христианской топографии»: «Существует
животное, называемое единорог, но я никогда его не видел. Однако в
Эфиопии я видел четыре медные статуи единорога,
установленные в царском дворце — здании, украшенном четырьмя башнями.
С этих статуй я срисовал и описал животное. Говорят, что это
зверь, которого боятся, и что он непобедим, его могущественная
сила заключена в его роге. Когда он чувствует, что его пресле-
Avices — производное от avis 'птица'.

Дикая коза
97
дователи многочисленны и намерены победить его, он
устремляется к краю пропасти, откуда прыгает вниз и, падая,
переворачивается в кувырке таким образом, чтобы рог, без всякого вреда,
принял на себя удар от падения» (Косма Индикоплов. XI).
15.3. Птица алкион (αλκυόνες) — зимородок (Alcedo atthis). О
зимородке рассказывалась следующая история. Согласно Аристотелю,
«в роде птиц большинство спаривается и рождает в начале
весны, за исключением зимородка. Зимородок порождает во время
зимнего поворота, потому и зовутся (когда поворот происходит
при спокойной погоде) семь дней до поворота и семь дней после
зимородковыми днями, как и у Симонида написано: „Когда Зевс
в зимний месяц [посылает] четырнадцать погожих дней, люди
называют эту пору безветренной, священной кормилицей
пестрого зимородка". Бывают же [эти] хорошие дни, когда поворот
[солнца] происходит при южных ветрах в то время, как Плеяды
заходят на север. Говорят, что в течение семи дней [зимородок]
вьет гнездо, а в остальные семь порождает и выкармливает
птенцов. В здешних местах не всегда бывают зимородковые дни
во время поворота, а в Сицилийском море почти всегда.
Откладывает зимородок около пяти яиц» (Аристотель. История
животных. V. 8. 28—29). Упоминает Аристотель и птицу керил:
«Род зимородков также живет около воды, их бывает два вида,
один из них кричит, когда садится на тростник, другой —
безгласен; последний крупнее, спина у обоих синяя. Также ржанка,
у моря — зимородок и керил» (Аристотель. История животных.
VIII. 3. 47). Керил (κήρυλος) в рукописи читается κυρκος,
последнее имя нигде больше не встречается. Исправление на
kerylos, предложенное Матте, подтверждается многочисленными
параллелями, например: Antigonius Carystius. Mirablia. 27; Эли-
ан. О природе животных. 5. 48.
Согласно армянской версии «Физиолога», аист, галка и удод
ухаживают за своими состарившимися отцами, кормят и
прислуживают им, пока те не помолодеют или умрут76. «Относительно
аистов у многих авторов встречаются рассказы, будто старые в
свою очередь выкармливаются детьми; некоторые же
утверждают, что и меропсы делают то же самое, и выкармливаются
потомством не только стареющие, но и дети сейчас же, как только
будут способны, кормят отца и мать, а те остаются дома»
(Аристотель. История животных. IX. 13. 82). В «Соннике»
Артемид ора сказано: «Аист особенно к добру для рождения детей,
потому что птенцы аиста, как известно, пекутся о своих
родителях» (Артемидор. Сонник. II. 20).
В персидской космографии XIII в. имеется похожий рассказ
о взаимопомощи птиц. «В пределах Табаристана есть слепая птица.
Ежедневно прилетает маленькая птичка. Она съедает большое
количество мошек, мух и червяков. Затем она подлетает к слепой
птице и выплевывает [съеденное], дабы та поела. На следующий
день прилетает другая птичка из той же породы и поступает

98
Тимофей, из Газы. О животных
точно так же. Корм слепой птицы [обеспечивается] таким путем.
Это тоже из удивительного» (Чудеса мира. 81).
15.5. Сведения о козах, дышащих рогами, заимствованы Тимофеем из
поэмы о животных Оппиана (Opp'ian. Cynegetica. 2. 338). В
первой книге «Истории животных» Аристотель отрицает
подобные суждения, правда, речь там идет не о роге, а об ушах. Тот
факт, что Тимофей незнаком с мнением Аристотеля,
подтверждает предположение, высказанное издателями текста Тимофея, что
последний имел в своем распоряжении лишь восьмую и девятую
книги Аристотеля. Мнение о необычном свойстве ушей козы
традиция приписывала разным авторам, в частности, Алкмеону,
врачу из Кротона (нач. V в. до н. э.). «Алкмеон неправильно
утверждает, что козы дышат ушами. Части уха: одна — без
названия, другая — мочка; все оно составлено из хряща и мяса,
внутри оно похоже на завитую раковину. Крайняя же кость
подобна [наружному] уху; в нее, как в последний сосуд, входит
звук. Эта часть не имеет прохода к головному мозгу, но имеет
его к нёбу рта, а из мозга протягивается к нему вена»
(Аристотель. История животных. I. 11. 45). Сюжет известен и
римскому писателю Варрону, который ссылается на поэта Архелая
(жил в III в. до н. э.). Стихи Архелая были посвящены
животному миру, причем сведения сообщал он необычные. «Об
удивительном явлении пишет Архелай: несколько любознательных
пастухов говорили ему, будто козы дышат не ноздрями, как
остальные животные, а ушами» (Варрон. II. 3. 5).

§16
КОМ < КгИтА
αίγες
1. Когда критская коза поражена стрелой, она поедает растение
диктамн, чем немедленно изгоняет стрелу и выздоравливает.
2. Коз из Каппадокии остригают ради шерсти.
16.1. Из исследования Феофраста известно, что диктамн помогал, в
первую очередь, при родах. «Критский диктамн растет только на
Крите. Растение это обладает изумительными свойствами; его
употребляют во многих случаях, преимущественно же при родах.
Листья у него напоминают листья блошиной мяты; вкусом он
тоже на нее несколько похож, но веточки у него тоньше. В
употребление идут только листья, а не ветки и не плоды.
Помогает он во многих случаях, но преимущественно, как уже было
сказано, при трудных родах: все согласно утверждают, что он
или делает роды легкими, или прекращает боли. Дают пить его с
водой. Встречается он редко; и пространство, где он растет,
невелико, да и здесь его выедают козы, которые очень его любят.
Говорят, что рассказы об этом растении и о стрелах совершенная
правда: если козы, которых подстрелили, поедят его, то стрела
из них выходит. Таков критский диктамн и таковы его свойства»
(Феофраст. IX. 16. 1). Согласно «Комментарию к Энеиде
Вергилия» Сервия, Диктейская гора на Крите названа по имени
почитавшейся там нимфы Дикте. На этой горе растет трава
диктамн, которая, будучи приложена к ранам, обыкновенно
извлекает попавшее туда железо. Эта гора была местом рождения и
воспитания Зевса.
Согласно Элиану, «критяне отличные стрелки и потому
охотятся за пасущимися на вершинах гор козами. Раненые
животные тотчас отыскивают и едят ясенец, и сразу же выходят все
стрелы, застрявшие в теле» (Элиан. Пестрые рассказы. I. 10).
В природе некоторые животные с лечебной целью едят траву77.
Это обстоятельство отмечено Аристотелем, который пишет
следующее: «Иногда и другие четвероногие действуют благоразумно
Очевидно, снова Сагра aegagrus.

100
Тимофей из Газы. О животных
для своего спасения, как, по рассказам, дикие козы на Крите,
будучи ранены, отыскивают ясенец: это [средство] считается
изгоняющим из тела наконечники стрел» (Аристотель. История
животных. XI. 6. 42). Со ссылкой на Аристотеля, эти сведения
повторяет Цицерон: «Дикие козы на Крите, пронзенные
охотничьими стрелами, отыскивают траву, которая называется дик-
тамн. Когда они ее поедят, то, говорят, стрелы сами собой
выходят из тела» (Цицерон. О природе богов. II. 50. См. также:
Феофраст. IX. 16. 1). Ясенец (диктамн — Onganum dictamnus)
считался магической травой, посвященной Артемиде 78. Сюжет о
критских козах повторяется в «Рассказах о диковинках» (Псевдо-
Аристотель. 4).
Римский писатель Солин, видимо по ошибке, относит эту
историю к скифским оленям: «Они сами показали нам ясенец, так
как, поев его, выбрасывают полученные стрелы. Кроме того, они
едят против вредных растений траву, называемую cinaris»
(Солин. 19. 15) 79.
Из сочинений греческих врачей сведения о диктамне и
критских козах вошли в арабские лечебники. Ал-Бируни, кажется, не
склонен был доверять подобным рассказам: « Диоскорид *: когда
в коз стреляют, они едят [диктамн] и стрелы отпадают от их
[тела]. Ар-Рази: это тонкие стебли, похожие на сухие стебли
базилика. Когда их жуют, то сначала в них не чувствуется особого
вкуса или запаха и только потом [появляется] горечь и острота.
(...) Диоскорид: [диктамн] растет на острове Крит, он очень
едкий. Люди думают, что если здесь бить коз стрелой, то они
поедят [диктамн] и из них выпадает то, чем их били. Ар-Рази:
заменителем [диктамна] является шалфей. Ибн Масавайх: его
заменяет дикий тмин, оба они близки друг к другу» (ал-Бируни.
Книга о лечебных веществах. 997).
В персидской космографии утверждается: «Коза смышленее
овцы. Если она заболеет, ищет молочай или саммоний, съест их,
и ей становится лучше» (Чудеса мира. 179). Ср.: «Будучи
раненным, лев разыскивает корень су д, съедает его и
выздоравливает» (Чудеса мира. 181). «Аисты и другие птицы, когда в
результате сражений у них появляются раны, прикладывают
ясенец» (Аристотель. История животных. IX. 6. 48).
Любопытные примеры о лечении медведиц и лисиц приводит Василий
Великий: «Медведица, когда ей нанесены самые глубокие раны,
часто лечит сама себя, всеми способами затыкает язвины травою
коровяк, которая имеет свойство сушить. Можешь увидеть, что
и лисица лечит себя сосновою смолой. Черепаха, наевшись ехид-
ниной плоти, избегает вреда от яда, употребив вместо
противоядия душицу. И змея вылечивает себе больные глаза, наевшись
волошского укропа» (Василий Великий. Шестоднев, с. 162).
«Фаланга так же опасна оленям, как и людям: оленям от ее яда
Диоскорид — греческий ботаник, фармаколог и военный врач (I в.
н. э.), автор книги «О лекарственных средствах».

Коза с Крита
101
грозит немедленная смерть. Но стоит им поесть плюща — укус
фаланги уже не опасен, только плющ должен быть непременно
дикий» (Элиан. Пестрые рассказы. I. 8).
16.2. Аристотель отмечает, что «в Ливии коз стригут, как в других
местах овец» (Аристотель. История животных. VIII. 28. 160).
Возможно, это раннее указание на коз ангорской породы. Стра-
бон, описывая Каппадокию, также обращает внимание на редких
овец: «За устьем Галиса следует Газелонитида, вплоть до Сараме-
ны; это — плодородная, всюду ровная местность, изобилующая
всякими плодами. Здесь водятся тонкорунные овцы с мягкой
шерстью, которые во всей Каппадокии и на Понте встречаются
чрезвычайно редко; водятся и газели, которые в других местах
представляют редкость» (Страбон. XII. 2. 13). «Козий волос
нужен для веревок, грубых плащей и тому подобного, а также
для корабельных снастей: он нелегко рвется и по природе своей
не подвержен гниению. Вещи из козьего волоса портятся только
при очень плохом с ними обращении» (Геопоники. XVIII. 9. 3).

§17
ΓΑΧΑΚ
δόρκος*
1. Газель, когда ее преследуют, останавливается на короткое
время и мочится, затем бежит еще быстрее и ускользает.
2. Газели и куропатки друзья, и поэтому охотники ловят их,
[обнаружив] одних благодаря другим.
3. В каком бы направлении она ни покидала стадо, чтобы
успокоиться, туда же двигаются и другие; и они присоединяются к
диким ослам.
Gazella gazella, С. dorcas, G. subgutturosa и τ. д.

Газель
103
17.1. Сведения о газели заимствованы Тимофеем у Оппиана (ср.: Ор-
pian. Cynegetica. 4. 439 ff.). В «Истории животных» Аристотеля
упоминается животное под названием dorkas, которое
исследователями трактуется как «антилопа» (Аристотель. История
животных. II. 1. 14). В природе антилопа — стремительное
грациозное животное, готовое в любую секунду умчаться прочь, едва
лишь втягиваемый чуткими ноздрями ветер принесет весть о
приближении опасности. Этому образу вполне отвечают почти
все восемьдесят видов антилоп. Греческое antolops означает
«ясноглазая». Это же значение имеет и арабское слово «газал»,
превратившееся в наше «газель». В персидской космографии
«Чудеса мира» говорится: «Газель настолько грациозна и
красива, что арабы и персы уподобляют ей свою возлюбленную, ее
глаза, шею и т. д. Газель бывает очень ласкова со [своим]
детенышем» (Чудеса мира. 180). Очевидно, что во всех
перечисленных выше случаях говорится о разных видах антилоп, однако
определить более точно род животного не представляется возможным.
Согласно зороастрийским представлениям, «белая антилопа,
что держит голову опущенной, — глава коз, [она] первой [была
создана] из этих видов»; существует «пять видов коз: антилопа,
овца, горный козел, баран и коза» (Бундахишн, с. 282, 298).
17.2. Ср.: «Куропатка лукава и ревнива, хитро содействует ловцам к
уловлению добычи» (Василий Великий. Шестоднев, с. 143).
17.3. Ср. со сведениями о диких африканских ослах: «Эти ослы всегда
держатся стадом, когда пасутся или пьют» (Лев Африканский,
с. 361).

§18
λαγωός*
1. Самка, рожая и одновременно имея в своем чреве другой
[зародыш], снова беременеет и, более того, продолжает
совокупляться.
2. Заяц обретает [попеременно] то мужской, то женский пол.
3. Зайчихи во время беременности медлительны, как если бы
они брели по грязи. Весной зайцы быстрее.
4. Будучи трусливы, они спят с открытыми глазами.
Lepus europaeus, Lepus syriacus и т. д.

Заяц
105
5. Окраска их шкур напоминает [цвет] земли, на которой они
обитают.
6. Обладая острым зрением, они спасаются от орла.
7. На Итаке нет зайцев, и если появится там хоть один, то он
бежит к морю и погибает.
18.1. У античных авторов о плодовитости зайцев были чрезвычайно
преувеличенные представления. Например, Ксенофонт пишет: «Он
так плодовит, что в одно и то же время к новорожденным
детенышам мечет новых и опять котится» (Ксенофонт. Охота. V. 13).
Ср. со сведениями Геродота: «На зайца охотятся все — звери,
птицы и человек, и поэтому-то он весьма плодовит. Это
единственное животное, которое после зачатия одного плода [сразу же]
зачинает второй. Поэтому-то один детеныш у него уже во чреве
матери покрыт шерстью, а другой еще голый, третий зародыш
только что образуется, четвертого зайчиха еще зачинает. Таково
это животное» (Геродот. III. 108). О сверхзачатии у зайчих
пишет Аристотель: «Это животное сверхбеременеет, так как оно —
не из крупных и родит многих (оно — многопало, а
многопалые — многородящи; кроме того, оно изобилует семенем)»
(Аристотель. О возникновении животных. IV. 5. 774Ь). Зайцы
«спариваются и родят во всякое время; даже будучи
беременными, сверхоплодотворяются и родят в один месяц» (Аристотель.
История животных. VI. 33. 181). «Природа зайцев наиболее
плодоносящая. (...) Заяц [в одно и то же время] имеет одних
детенышей рожденными, рождает других, носит третьих еще
наполовину сформировавшимися в чреве. (...) Поэты воспевают Эгипта
и Даная как самых многодетных [отцов]! Но их далеко
превзошел заяц, если верить тому, что утверждал абдерский [философ
Демокрит], а верить ему никому не возбраняется» (Феофилакт.
Физические вопросы. 20). В сочинениях некоторых
раннехристианских писателей эта особенность зайчих приобретает
отрицательную моральную оценку. Климент Александрийский (Paeda-
gogus. II. X) пишет о зайце как символе порока. По объяснению
Василия Великого, «зайцы и дикие козы рождают детей
помногу, а дикие овцы по двойне, чтобы не оскудел род, истребляемый
плотоядными зверями. Напротив того, животные, пожирающие
других, рождают детей понемногу» (Василий Великий. Шестод-
нев, с. 167).
Заяц был посвящен богине любви Афродите80. Согласно
Ксенофонту, «очень молодых зайчат охотники-любители
оставляют для богини» (Ксенофонт. Охота. V. 14). По сообщению
Элиана, на Икаре, в Персидском заливе, в храме Артемиды
держали зайцев. В микенском искусстве женское божество,
интерпретируемое как «хозяйка зверей» — Артемида, изображает-

106
Тимофеи из Газы. О животных
ся с двумя львами с обеих сторон. Ср. у Гомера использование
термина λέων 'лев' по отношению к Артемиде: «Зевс тебя
львицей-губительницей женщинам поставил». Это, видимо, случайное
сближение образов зайца и льва отразится в мифологеме
животного-царя, спящего с открытыми глазами (см. § 18.4).
Для того чтобы приобщиться к плодоносной силе,
заключенной в натуре зайца, персидский писатель XII в. Хубайш Тифли-
си предлагает следующие рецепты: «Если кто-нибудь смешает
желчь зайца с жасминным маслом, намажет этим член и
совокупится с женщиной, то она его полюбит и он ей никогда не
надоест; если кто-нибудь смешает помет зайца и его сало со
сливочным маслом и женщина будет [это] носить при себе, она быстро
забеременеет» (Хубайш Тифлиси. XII. 15а, б).
18.2. В византийском сборнике, принадлежащем перу Кассиана Басса
(VI в.), есть следующая выписка о зайцах: «Говорят, что один и
тот же заяц иногда бывает самцом, а иногда самкой, меняя свою
природу. И что иногда оплодотворяет как самец, иногда рождает
как самка» (Геопоники. XIX. 4). Эта же тема в X в.
обсуждалась и арабскими авторами. Бузург ибн Шахрияр пишет, правда,
с некоторым сомнением в достоверности рассказа
путешественника: «[Мухаммад аль-Умани] сообщил мне, что на одном из
островов Вак-вак есть животное, похожее на зайца; и самцы его
и самки способны временно менять свой пол. Какой-то индус
говорил моему собеседнику, будто жители Серендиба
рассказывают то же самое, а я не знаю, что об этом и думать. Говорят, что
и зайцы обладают тем же свойством. По-моему, это
невозможно, а впрочем, Аллах лучше знает» (Чудеса Индии, с. 110).
Подобные легендарные рассказы приходилось слышать и ал-Би-
руни, однако наблюдения позволили ему отвергнуть их как не
соответствующие истине. Ал-Бируни сообщает: «Арнаб — заяц.
По-румски это — лагу с [λαγωός] и лагузиус [λαγιδεύς]. [Заяц]
по-сирийски — арнаба, по-персидски — харгуш. Про 'икриши,
т. е. самку [зайца], сказано, что у нее бывают менструации, как
у женщин; даже утверждают, что у нее каждый год появляется
новый, совершенно иной, чем предыдущий, половой орган. Если
бы это имело какое-нибудь основание, то оно не осталось бы
скрытым у многочисленных [зайчих], пойманных на охоте» (ал-
Бируни. Книга о лечебных веществах. 27).
18.3. «Весной зайцы быстрее (вариант: жирнее)»; παχέϊς μάλλον; Ха-
упт соглашается с прочтением Матте ταχείς, т. е. «быстрее».
В книге о животных Исидора Севильского характеристика
зайца ограничивается указанием на его подвижность. «Заяц (1е-
pus) назван так, потому что „легконог" (levipes), так как быстро
бегает. Поэтому и по-гречески зовется он λαγώς. Это животное
быстрое и довольно пугливое» (Исидор Севилъский. XII. 1. 23).
18.4. Одно из первых сообщений о зайцах, спящих с открытыми
глазами, принадлежит Ксенофонту: «Когда заяц не спит, часто
мигает веками, а когда спит, веки раскрыты и неподвижны, и глаза
остаются спокойно, но тогда часто шевелит ноздрями, а когда не

Заяц
107
спит, то реже» (Ксенофонт. Охота. V. 11—12). Плутарх пишет
о зайце: «Его глаза так неутомимы, что остаются открытыми,
когда он спит; а острота слуха такова, что египтяне в своих
иероглифах обозначают слух изображением заячьего уха»
(Плутарх. Застольные беседы. IV. 5. 3). По мнению А. С. Уварова,
раннехристианская символика зайца связана с представлением о
том, что заяц спит с открытыми глазами81. В «Каталоге магии
Рудольфа» XIII в. из района Верхней Силезии осуждаются
местные женщины за то, что они кладут в колыбель ребенка
заячьи уши для спокойного сна82. Средневековым арабам также
была известна эта мифологема, причем, что важно, зайцу
приписывался царский статус. Ал-Бируни пишет: «Говорят, что [заяц]
спит с открытыми глазами; с ним связывают поговорку о
трусости. Абу-т-Таййиб ал-Мутанабби говорит: „[Они] зайцы, но
они еще и цари, спят, а глаза у них открыты"» (Ал-Бируни.
Книга о лечебных веществах. 27). Представление о льве,
спящем с открытыми глазами, что указывает на его царский статус,
также имело широкое распространение. «Когда спит лев в
пещере, бодрствуют очи его, ибо открыты они» (Физиолог, с. 124).
«Так как лев имеет много теплоты, он боится огня: поэтому
глаза у него не сомкнуты ни во время сна, ни даже, как утверждает
Демокрит, при рождении» (Схолии к Илиаде. XI. 554).
«Демокрит утверждает, что из всех животных только лев рождается
с открытыми глазами, как будто он уже как бы снабжен
пылкостью и с самого момента рождения стремится сделать что-либо
благородное» (Элиан. О природе животных. 5. 39). Египтяне,
по Элиану, почитают льва потому, что он, подобно солнцу,
никогда не спит, а также потому, что он умен и справедлив (Элиан.
О природе животных. 5. 34). Утверждение Демокрита
воспроизводит и Плутарх: «Льва же они сближают с солнцем, ибо он,
единственный из всех кривокогтистых зверей, производит на свет
детенышей зрячими, спит он ничтожное время, и во время сна
его глаза поблескивают» (Плутарх. Застольные беседы. IV. 5. 3).
Сведения о необычных свойствах льва вошли и в средневековые
восточные сочинения, посвященные чудесам мира. В частности,
Наджиб Хамадани пишет об огненной природе льва: «Ночью,
чтобы дичь не убежала, он закрывает свои глаза, потому что они
горят как пылающий огонь. (...) Кость его спины и его шеи —
одно целое; и если две кости льва ударить друг о друга, то от
этого появится огонь. (...) Когда он спит, он открывает глаза;
когда он проснется, сразу же закрывает глаза» (Наджиб Хама-
дани, с. 256—257).
Истоки этих странных представлений в отношении животных,
спящих с открытыми глазами, видимо, стоит искать в древних
теогониях. В финикийской мифологии, известной по отрывкам из
сочинения Филона Библского, повествуется о том, как бог Тот
«придумал также для Крона черты, показывавшие его царскую
власть: четыре глаза, спереди и сзади, причем два глаза были
спокойно закрыты, а на плечах четыре крыла, два распущенных

108
Тимофеи из Газы. О животных
и два сложенных. Этим символически указывалось на то, что
Крон и во время сна видит, и во время бодрствования спит.
Равным образом и крылья указывали на то, что он летает во
время отдыха и отдыхает во время полета» 83. Крылатый и вечно
бодрствующий лев выступал в роли стража, охраняя алтари,
престолы и ворота святилищ. Остается неясным, как черты Крона
могли перейти на льва и тем более на зайца, но сам факт
перехода несомненен. В этой связи вспоминается четверка животных,
«исполненных очей» из Откровения Иоанна: «И первое
животное было подобно льву, и второе животное подобно тельцу, и
третье животное имело лице, как человек, и четвертое животное
подобно орлу летящему. И каждое из четырех животных имело
по шести крыл вокруг, а внутри они исполнены очей; и ни днем,
ни ночью не имеют покоя, взывая: свят, свят, свят Господь Бог
Вседержитель, Который был, есть и грядет» (Откровение
Иоанна. 4. 7—8). По четыре крыла было у животных, представших
в видении пророку Иезекиилю (Иез. 1. 6, 11). Крылатые
животные с очами спереди и сзади из видения Иоанна устанавливают
связь между финикийскими божествами и средневековой
традицией, связанной с изображением крылатых львов 84. Таким
образом, фигура льва в «Физиологе» наследует сакральные свойства
архаических богов и мифических животных. Лев обретает
способность спать с открытыми глазами подобно финикийскому
божеству, видящему во сне. Каково назначение вечно
бодрствующего ока? По мнению А. В. Подосинова, изначальная функция
херувимов, которых Иезекииль и Иоанн изобразили в виде
«четырех животных», состояла в их патронаже над странами света,
которые они олицетворяли85. Хранить и бодрствовать — вот
основное назначение божественных животных, охраняющих
сакральный мир. Добавим также, что, согласно космогоническим
представлениям зороастрийцев, мифический трехногий осел,
очищающий своим взглядом мировые воды, имел шесть глаз: «Два
из его шести глаз — на месте глаз, два — на макушке, два —
на месте загривка. И силою этих шести глаз он подавляет и
разбивает» (Бундахишн, с. 291).
18.5. По сведениям греческого писателя Ксенофонта (V в. до н. э.),
«погнанного зайца лучше можно заметить на тронутой земле,
особенно если он имеет красноватую шерсть, а также на жнитве,
потому что он отсвечивается. Можно заметить также на
тропинках и дорогах, если они ровны, так как свойственный им светлый
цвет отражается; незаметны при подобных цветах: на скалах, в
горах, в каменистых и густо заросших местах. (...) Зайцев, точно
так же, как собак, есть две породы: одни большие, темноватые,
с большим белым пятном на лбу; другие меньше, желтоватые, с
малым пятном; одни имеют хвост со всех сторон пестрый, у
других он по одной стороне одноцветный; у одних глаза зеленоватые,
у других голубоватые; у одних уши на краях больше черные, у
других только немного» (Ксенофонт. Охота. V. 18; 22—24).

Заяц
109
18.6. Если Тимофей пишет об остром зрении зайцев, то Ксенофонт
отрицает эту особенность. «Взгляд зайца не отличается
зоркостью по многим причинам. Глаза у него навыкате, для которых
веки коротки и не защищают от света; поэтому его зрение слабо
и рассеивается. К этому присоединяется другое обстоятельство —
этот зверек много спит, без всякой пользы для зрения. Быстрота
бега тоже много влияет на притупление зрения, так как его
взгляд быстро проносится по предметам, прежде чем рассмотрит,
что это такое. Страх, наводимый от преследования собаками,
тоже лишает возможности осмотреться, в силу чего он, сам того
не замечая, часто натыкается и попадает в сети. Если бы он
бежал прямо, с ним ничего подобного не было бы, но так как он
постоянно кружится около любимых мест, где родился и
выкормился, то и попадается. В быстроте ног его редко превосходят
собаки, и если заяц бывает пойман, то это происходит от
случайности, а не от устройства его организма, потому что из всех
одинаковой с ним величины зверей ни один не равняется с ним в
беге» (Ксенофонт. Охота. V. 26—29).
18.7. Для Аристотеля случай с зайцами на острове Итака относится к
примерам зоологических парадоксов и подтверждает, что
животные различаются по месту обитания: «В Итаке зайцы, если,
привозя, их выпустить, не могут жить, но их находят мертвыми,
повернутыми к той части моря, откуда они ввезены»
(Аристотель. История животных. VIII. 28. 157).

§19
4<ΝΠΑΧΑ
χελώνη*
1. Гермес сделал из черепахи лиру — поэтому и лира
называется хелус (χέλυς, т. е. черепаха) — и дал ее Аполлону взамен
скота, который он (Гермес) украл.
2. Когда она пожирает змею, то после поедает растение ясенец,
и с ней ничего плохого не случается.
3. Сухопутные черепахи отличаются от морских; [последние]
живут в море и откладывают яйца на суше, и [из тех] яиц, что
откладывают черепахи, повернувшиеся к морю, вылупляются морские
Testudo graeca и морская черепаха.

Черепаха
111
черепахи, а [из тех], что откладывают черепахи, повернувшиеся к
суше, — вылупляются сухопутные черепахи.
4. Черепахи едят пауков-прыгунов.
5. Если перевернуть черепаху на спину, то обратно она уже не
перевернется ни на суше, ни в море.
6. Высохнув на солнце на берегу, она не сможет уже нырнуть
в море.
19.1. Греч, χέλυς обозначает «черепаху» и «лиру». Павсаний в своем
«Описании Эллады» сообщает, что в Аркадии «к горе Киллене
примыкает другая гора, Хелидорея, где, говорят, Гермес нашел
черепаху, содрал с нее крышку и из нее сделал лиру»
(Павсаний. VIII. 17. 4). Согласно мифу, Гермес был первым, кто
изготовил из панциря черепахи семиструнную лиру и пел под ее
аккомпанемент. Аполлон уговорил его отдать ему лиру в обмен на
коров. Впервые этот сюжет встречается в «Гимне Гермесу»
Псевдо-Гомера (ок. 600 до н. э.). Легендарная история о лире,
изготовленной из панциря черепахи, послужила материалом для
загадки о черепахе:
Медленным шагом иду, драгоценной красуясь спиною.
Дан великий мне дар, но жестоким условием скован:
Петь я могу, но живая молчу, а пою лишь по смерти.
Симфосий. Загадки. 20
19.2. Сюжет о черепахе и змее восходит к Аристотелю. «Черепаха,
когда пожрет гадюку, ест ясенец, это наблюдали не раз»
{Аристотель. История животных. IX. 6. 46). Ясенец, или диктамн, —
Onganum dictamnus. «Говорят, что черепахи, съевши змею,
тотчас заедают ее травой ориганом, а если сразу ее не отыщут,
вскоре погибают. Некоторые пастухи, желая проверить, так ли
это на самом деле, увидев, что черепаха съела змею, обрывали
эту траву: спустя некоторое время всякий раз находили черепаху
мертвой» (Леев до-Аристотель. 11). Эти же сведения повторяет
Василий Великий: «Черепаха, наевшись ехидниной плоти,
избегает вреда от яда, употребив вместо противоядия душицу»
(Василий Великий. Шестоднев, с. 162).
19.3. По словам Павсания, «морские черепахи, кроме величины и
формы ног, похожи на живущих на земле, ноги же их похожи на
тюленьи» (Павсаний. I. 43. 12). Аристотель подробно описывает
разные виды черепах, но из этих сведений нельзя вывести
картину, изображаемую Тимофеем. «Черепаха порождает яйца с
твердой скорлупой и двухцветные, как яйца птиц. Отложив, она
зарывает их и землю сверху утаптывает. Сделав это, она часто
приходит и насиживает их. Открываются яйца на другой год.

112
Тимофей из Газы. О животных
Болотная черепаха откладывает яйца, выйдя из воды, вырывши
яму в виде бочонка и отложив в нее яйца она оставляет их, а
меньше чем через тридцать дней выкапывает, быстро разбивает
их и сейчас же уводит молодь в воду. Морские черепахи также
откладывают на земле яйца, похожие на яйца домашних птиц, и,
закопавши их, насиживают по ночам; они откладывают великое
множество яиц, даже до сотни» (Аристотель. История
животных. V. 33. 148).
Подобно тому как Тимофей разъясняет причину появления
морских и сухопутных черепах, объяснялась разница в
происхождении речных и сухопутных крокодилов. В частности, ал-
Бируни пишет: «Среди простонародья распространено [мнение] о
том, что [крокодил] зарывает свои яйца на берегу и высиживает
их. Те [детеныши], которые следуют за ним [в реку], становятся
крокодилами, а те, которые идут на сушу, — сцинками» (ал-
Бируни. Книга о лечебных веществах. 220). Элиан рассказывает
о морских черепахах, чтобы проиллюстрировать удивительную
разумность некоторых животных. «Морские черепахи кладут
яйца на суше, зарывают их в землю и сейчас же возвращаются в
воду. Они до такой степени одарены разумом, что точно
отсчитывают сорок дней, срок, за который детеныши должны
вылупиться из яиц. И тогда, снова возвратившись на то место, где
снесли яйца, они разрывают прикрывающую их землю и уводят
за собой потомство: к этому времени черепашки уже ползают и
могут следовать за матерью» (Элиан. Пестрые рассказы. I. 6).
По мнению Исидора Севильского, «черепаха (testudo) названа
так потому, что прикрыта панцирем (testa), защищающим ее
наподобие домика. Существуют четыре рода черепах: сухопутные,
морские, болотные (живущие в иле и болотах) и речные,
живущие в пресной воде. Сообщают, хотя это маловероятно, что
корабли, везущие правую ногу черепахи, двигаются медленнее
обычного» (Исидор Севилъский. XII. 6. 56).
19.4. ψύλλα может обозначать как «блоху», так и паука-прыгуна. Это
название встречается у Аристотеля в следующем контексте:
«Пауков и фаланг существует много родов. Кусающихся фаланг
два рода: один — похожий на так называемых волков, малой
величины, пестрый, быстрый, прыгающий; называется „блоха".
Другой — больше, черного цвета, с длинными передними
ногами, медленный в движении, идущий тихо, без усилий и
прыжков. Все остальные, которых предлагают торговцы снадобьями,
или совсем не кусают, или слабо» (Аристотель. История
животных. IX. 39. 156).
19.5. Странное утверждение о том, что черепаха, лежащая вверх
ногами, неспособна перевернуться, кажется, находит объяснение в
следующих сведениях. В «Геопониках» есть выписка из
сочинения Африкана, касающаяся защиты от града. «Если ты найдешь
на болоте черепаху, положишь ее на спину в правую руку,
обнесешь ее вокруг всего виноградника и, обойдя его кругом,
станешь посередине виноградника, положишь живую черепаху на

Черепаха
ИЗ
спину, насыплешь вокруг немного земли, чтобы она не могла
перевернуться и уползти обратно; она этого не сможет, потому что
земля у нее будет оседать и ей не за что будет уцепиться; она
так и останется на этом же месте. Если ты все это сделаешь,
град не упадет ни на нивы, ни на все это место. Есть и такие,
которые говорят, что обносить черепаху кругом и укладывать ее
следует в шесть часов дня или ночи» (Геопоники. I. 14. 8—9).

§20
ΚΑΚΑ
σκίουρος*
1. Белка закрыта хвостом, как тенью, подобно павлину;
поэтому ее и называют «хвост-тень».
20.1. Пассаж заимствован Тимофеем у Оппиана (ср.: Oppian. Супе-
getica. 2. 589 ff.); σκίουρος буквально означает «хвост-тень».
Согласно персидской космографии XII в., белка — «это
животное, которое водится в земле тюрок; встречается и у саков.
Обычно она сидит на ореховых деревьях и там строит логово.
На нее трудно охотиться. Охотник вырывает глубокую яму с
гладкими стенами и бросает в нее куски мяса. [Рядом]
скрывается человек. Белка бросается в яму, ее хватают, кладут на
землю и сдирают с нее шкурку. Шкурка ее нечто среднее [по
качеству]» (Наджиб Хамадани, с. 252).)
Sciurus spp.

§21
ÊOHA«X
βούνασος*
1. Бонасос — большое животное в Пеонии, имеющее форму и
вид быка, но по высоте превосходит лошадь.
2. Из-за волос, [нависающих] над глазами, он смотрит не
прямо, а вкось.
3. Цвет его шкуры подобен земле и местности, где он обитает.
4. Его рога безвредны, потому что загнуты друг к другу.
5. С помощью очень горячих и дурно пахнущих испражнений
он отвращает и обжигает охотящихся [на него] псов и людей, по-
Зубр — Bison europaeus.

116
Тимофей из Газы. О животных
тому что выбрасывает [свои испражнения] далеко; посредством этих
испражнений он защищает своих детенышей, так же как другие
животные [поступают] в силу врожденного [инстинкта защиты].
21.1. В античной традиции первое подробное описание пеонийского
быка (зубра) принадлежит Аристотелю. Спустя сто лет
сокращенный пересказ этих сведений сделал анонимный автор
«Рассказов о диковинках». Псевдо-Аристотеля заинтересовал, в
первую очередь, удивительный способ защиты зубра от охотничьих
собак (см. § 21.5). «Рассказы о диковинках», в свою очередь,
послужили материалом для книги Тимофея.
В первоначальном варианте Аристотеля сообщается: «Зубр
[bonasos] водится в Пеонии * в Мессанийских горах, которые
разграничивают области Пеонии и Майдики, а пеонийцы **
называют его монапом. Величины он такой же, как бык, и
массивнее домашнего быка, так как он не продолговат. Растянутая
шкура его достаточна для ложа семи человек. И в остальном он
похож на быка, только гриву имеет до плеч, как лошадь»
(Аристотель. История животных. XI. 45. 230).
21.2. Ср.: «Волосы на лбу ложатся на глаза, так что он больше
смотрит вкось, чем вперед» (Аристотель. История животных. XI.
45. 233).
21.3. Ср.: «Ив остальном он похож на быка, только гриву имеет до
плеч, как лошадь; волос у него мягче, чем у лошади, и больше
выдается. Окраска волос золотисто-желтая; грива длинная,
доходящая почти до глаз и густая. Цвет ее средний между
пепельным и рыжим, не такой, как у лошадей, называемых
караковыми, а с более сухим волосом, внизу шерстистым; очень темных
или рыжих не бывает» (Аристотель. История животных.
XI. 45. 232). «Видал я быков и из Пеонии, — утверждает
греческий путешественник Павсаний, — они покрыты по всему
телу густою шерстью, но особенно густа она на груди и под
нижней губой» (Павсаний. IX. 21. 2). Речь идет о зубрах.
21.4. «Голос такой же, как у быка, рога кривые, загнутые по
направлению друг к другу и непригодные для нападения, величиной в
пол-локтя или немного больше, толщина такая, что в каждый
поместится немного меньше половины хооса; чернота рога
красивая и блестящая» (Аристотель. История животных. XI. 45.
233). Аристотель вновь возвращается к этой теме в другом
своем сочинении, озаглавленном «О частях животных». Размышляя
о пользе рогов, пригодных для нападения или обороны, он
пишет, что некоторым зверям рога не приносят пользы и потому
Π е о н и я — область на севере Македонии.
Пеонийцы — фракийское племя, обитавшее вдоль течения реки Стри-
мон; см. также: Фукидид. История. II. 98. 2.

Бонасос
117
природа предоставила им другую защиту: оленям и антилопам —
быстроту бега, «а зубрам (так как у них рога загнуты друг к
другу) — способность выбрасывать испражнения: испугавшись,
они этим защищаются; таким выбрасыванием спасаются и
другие» (Аристотель. О частях животных. III. 2). «Рога не как у
быка, но острием вниз и заканчиваются на уровне ушей»
(Псевдо-Аристотель. 1).
21.5. Скорее всего, фантастический способ защиты бонакона является
«шуткой» охотников, воспринятой Аристотелем буквально.
Похожая ситуация наблюдалась и в истории, связанной с охотой на
барсов (см. § 11.6) Так или иначе, зафиксированная
Аристотелем картина с полным правом попадает в литературу о чудесах
мира и с триумфом проходит по всем средневековым бестиариям.
В конце концов место обитания бонасоса переносится в Малую
Азию, а сам он превращается в быка, воспламеняющего своими
испражнениями кусты и деревья 86.
В завораживающей эволюции этого образа были и
исключения. В частности, любопытные сведения о повадках пеонийских
быков и охоте на них сообщает Павсаний, у которого и речи нет
о том, что охотников может подстерегать опасность быть
сожженными. В связи с этим возникает трудный вопрос, как могло
родиться описание охоты, изложенное Аристотелем (если
исключить предположение о «шутке» охотников). Описание Павсания
поражает своим реализмом: «Сделанную из меди голову бизона,
пеонийского быка, прислал [в дар] в Дельфы царь пеонов Дро-
пион, сын Леонта. Этих бизонов поймать живыми труднее, чем
какое-либо другое животное, и нет таких крепких сетей, [чтобы
сдержать их, когда они] бросаются вперед. Охотятся на них
следующим образом. Когда охотники найдут покатое место,
спускающееся к котловине, то прежде всего они огораживают его
кругом крепким частоколом, а затем спуск и ровное место на
конце этого спуска они застилают только что содранными
шкурами; если таких шкур под рукой у них нет, то они и сухие
кожи, намазавши маслом, делают скользкими. После этого лучшие
наездники все вместе гонят в намеченное место бизонов, которые
тотчас же, поскользнувшись на первых же кожах, катятся вниз
по склону, пока не достигнут ровного места. Попавших сюда
сначала оставляют в покое; приблизительно на четвертый или
пятый день, когда голод и истощение уничтожат у них
неукротимый дух, люди, умеющие их укрощать, приносят им туда, где
они лежат, плоды домашней сосны, очистив их от малейшей
шелухи: к другой пище в данный момент эти дикие животные не
прикоснутся. Наконец, связав их веревками, они их уводят. Вот
только таким, как я указал, способом они могут поймать их»
(Павсаний. IX. 13. 1).
Согласно Аристотелю, повадки зубра таковы: «Защищается он,
ударяя ногами и выбрасывая от себя испражнения на четыре
сажени; этим он пользуется легко и часто и обжигает ими так, что
у собак вылезают волосы. Такое действие производит кал, когда

118
Тимофей из Газы. О животных
зубр взволнован и устрашен, в спокойном состоянии его кал не
обжигает. Таковы внешний вид и природа этого зверя. Когда же
наступит пора родить, они, собравшись вместе, рожают в горах.
Вокруг этого места, прежде чем рожать, они испражняются и
делают как бы ограду, ибо зверь этот выделяет громадное
количество испражнений» (Аристотель. История животных. XI. 45.
234). Как уже сказано, сведения Аристотеля о бонасосе
повторяет анонимный автор «Рассказов о диковинках»: «В Пеонии,
говорят, на горе Гесэн, которая разграничивает области пеоний-
цев и медов, обитает дикое животное, называемое болинт, пео-
нийцы же называют его монэпом. Животное это, говорят, во
всем похоже на быка, но больше и сильнее и более лохматое;
грива у него как у лошади, густо спадающая книзу ото лба до
глаз. Рога не как у быка, но острием вниз и заканчиваются на
уровне ушей; каждый рог вмещает более полухоэя, рога очень
черные, но переливаются, как полированные. На содранной с
него шкуре могло бы разместиться восемь застольных лож. Мясо
его нежное. Если его ранят, он спасается бегством, а когда силы
на исходе, стоит на месте. Защищаясь, он лягается и
выбрасывает испражнения на расстояние до четырех оргий . Такой
защитой он пользуется свободно и часто, а испражнения его
обжигают так, что на собаках сходит шкура. Таково действие его
испражнений, когда зверь напуган, а когда в спокойном состоянии,
то они не обжигают. Когда наступает время производить
потомство, они сходятся вместе большим стадом и, испражняясь,
образуют вокруг роженицы подобие ограды, — так много они
выделяют испражнений» (Псевдо-Аристотель. 1). В армянской
географии VII в. упоминаются зубры в Далмации: «Далмация к
востоку от Галлии, в смежности с Германией, граничит к западу
с истоками реки Дануба, а к северо-востоку с поворотом той же
реки Дануба; к югу с Греческим морем. Она заключает в себе 6
провинций, множество городов и областей, 4 горы, 20 рек, 7
островов. В Далмации встречается зверь, похожий на быка и
называемый бонасос, который, кидая свой кал на охотников,
сжигает их» (Армянская география, с. 19). Несомненно, это тот
самый бык, о котором говорится в книге Тимофея. В таком случае,
не совсем ясно, на каких основаниях современные исследователи
приняли бонасоса за чудовищное животное87. Я обратился к
этому примеру с единственной целью: показать, как легко в
современном научном сознании рождаются средневековые монстры.
В 1523 г. Николай Гусовский, прибывший в Рим из
Великого Литовского княжества, написал для своих друзей на
латинском языке «Песню о зубре». В поэме описываются повадки
зубра и, кроме того, имеется наблюдение, проливающее свет на
странный способ защиты бонаконов от преследующих их
охотников:
Оргия — ширина размаха руки.

Бонасос
119
С места рванется, как будто пращею подброшен,
В ока мгновенье, всем телом назад повернувшись,
Словит помет и стряхнет его тут же, чистюля,
И разметет до того, как он почвы коснется ^.
Авторов средневековых бестиариев реальные зубры не
интересовали вообще. Иллюстрированные истории животных
представляли собой коллекции освященных традицией литературных
сюжетов. Одна из скрытых целей этого творчества заключалась
в сохранении античных знаний. Впрочем, не обошлось и без
любопытных казусов. Ассоциативная связь бонакона с огнем
породила виртуальную фигуру, угадать в которой пеонийского быка
практически невозможно. В «Толкованиях к Исходу»
средневекового армянского писателя Вардана говорится: «Водятся
животные, которые не сгорают от огня, напротив, в огне приобретают
больше блеска, таковы епенэс и бонасос» 89. Способность жить в
огне приписывалась саламандре, появление в этом ряду бонакона
явная ошибка. Кто такой епенэс, мы узнаем чуть ниже.
В «Вопрошаниях» Ванакана сообщается: «Морской епенэс
вращается в огне и ест огонь; из него выщипывают руно, из
которого делают царское облачение: очищается оно огнем вместо
воды» 90. Морской епенэс — это сухопутная саламандра, а
царское облачение, очищаемое огнем, — ткань из асбеста. Это
предположение подтверждают сведения одной из армянских редакций
«Физиолога»: «В стране Эфиопской есть зверь некий, подобный
вепрю, выдыхающий огонь из ноздрей; имя ему саламандра.
Проходя через огонь, он охлаждает его и гасит, и сам обитает в
воде» 91. Гибридная фигура — вепрь-саламандра появилась в
результате филологической ошибки. Напомним, что в армянском
географическом сочинении VII в., откуда заимствован пассаж о
вепре, сказано следующее: «...эфиопы людоеды, у которых
встречаются: зверь, похожий на вепря, но изрыгающий пламя, и
саламандра, похожая на ящерицу, которая, проходя через огонь,
гасит его» (Армянская география, с. 25). Появление
фантастического существа (вепря-саламандры) путем «склеивания»
сведений о разных животных не единичный случай, а вполне
естественное явление. Это показательный пример того, как рождались
удивительные монстры средневековья. Превращения происходили
на стадии работы с текстами. Последнее ставит под сомнение
современные спекуляции о специфической системе
мировосприятия средневекового человека. Некоторые случаи вполне
объяснимы тем обстоятельством, что под рукой у средневекового
филолога оказались тексты, в которых содержались тривиальные
ошибки, а возможность перепроверить содержание сообщений
напрочь отсутствовала. Равно как отсутствовало и желание
внести какую-либо ясность в передаваемые сведения, но то же
самое можно сказать и о современных исследователях, которые, как
правило, ограничиваются пересказом средневековых текстов 92.

§22
ФНАГГ
όναγρος*
1. Онагр — очень быстрое животное; обычно у стада есть
вожак, который оставляет в живых новорожденных самок, а
новорожденных самцов он либо убивает, либо пожирает их гениталии,
дабы никто больше не мог править в стаде.
2. Когда преследуют [онагра], он мечет камни, пиная их
ногами, и отбивается от преследователей.
Equus hemionus onager Bodd.

Онагр
121
3*=>
22.1. В рукописи читается «очень тучное / плотное / крепкое» (παχύ-
τατον) животное. Вариант «очень быстрое» (ταχύτατον) впервые
предложен Матте. Ср.: «Дикие ослы и мулы отличаются своей
быстротой» (Аристотель. История животных. VI. 36. 185).
Более подробную историю о том, как онагр поступает со
своим мужским потомством, сообщает анонимный автор
древнегреческих «Рассказов о диковинках»: «Рассказывают, что в
Сирии в каждом стаде диких ослов всегда есть вожак, и когда кто-
либо из молодняка покроет самку, вожак так раздражается, что
теснит [неосторожного] до тех пор, пока у противника не
подогнутся задние конечности; тогда он отгрызает его детородные
органы» (Псевдо-Аристотель. 10). Считается, что источником этого
сообщения послужило сочинение Феофраста «О разумении и нраве
животных». Этот же сюжет, но с другой мотивировкой, вошел и
в александрийский «Физиолог»: «Физиолог говорит о диком осле,
что он — глава стада. Когда рождают пасущиеся [самки]
самцов, отец их отсекает почтеннейшие их, чтобы они не могли
оплодотворять» (Физиолог, с. 130).
Исидор Севильский возвращается к античному варианту этой
истории: «Онагр (onager) переводится как „дикий осел" (asinus
férus), ведь греки называют осла ονος, неприрученного άγριος. В
Африке они — велики и необузданны, бродят по пустыне. В
стаде всего несколько самок. Взрослые онагры ревнуют их к
новорожденным самцам и укусом лишают малышей тестикул, так
что осторожные матери прячут детенышей в тайных укрытиях»
(Исидор Севильский. XII. 1. 39). Согласно «Соннику» Артеми-
дора, «онагр означает вражду к кому-либо, неразумную и
малоблагородную, ведь онагр сродни ослу. Следует помнить также,
что все дикие животные соответствуют врагам, поэтому всегда
лучше иметь их во власти, чем быть в их власти, ибо это
означает одолеть врагов и возвыситься над ними» (Артемидор.
Сонник. II. 12).
22.2. Почти не поддающиеся приручению онагры водились в широкой
степной полосе севернее Месопотамии, включая Малую Азию и
Закавказье. Любопытное свидетельство об охоте на онагров и
страусов оставил греческий историк Ксенофонт (460—377 до н. э.),
в молодости служивший в греческом наемном отряде Кира
младшего, сатрапа Лидии (Малая Азия). Ксенофонт описывает
пустыни близ Евфрата: «В этом месте земля представляет собой
равнину, плоскую, как море, и заросшую полынью.
Встречавшиеся там те или иные растения — кустарники или
тростники — все прекрасно пахли, словно благовония. Там нет ни
одного дерева, а животные разнообразны: встречалось много диких
ослов и больших страусов. Попадались также дрофы и газели.
Всадники нередко гонялись за этими животными. Ослы, когда

122
Тимофей из Газы. О животных
их преследовали, убегали вперед и останавливались, так как они
бегали гораздо быстрее лошадей. Когда лошади приближались,
они опять проделывали то же самое, и не было никакой
возможности их настигнуть, разве только в том случае, если всадники
становились в разных местах и охотились поочередно. Мясо
пойманных ослов похоже на мясо оленей, но несколько нежнее
его. Но никто не поймал ни одного страуса, а те всадники,
которые пускались за ними в погоню, быстро прекращали ее: убегая,
страус отрывался далеко вперед, пользуясь во время бега и
ногами, и поднятыми, как паруса, крыльями. Но драхву можно
было поймать, если быстро ее вспугнуть, так как она летает
недалеко, как куропатка, и скоро устает. Мясо у нее чрезвычайно
приятное на вкус» (Ксенофонт. Анабасис. I. 5. 1—3).
Путешественник XVI в. Лев Африканский в своем обзоре
животного мира Ливии и Судана пишет, что дикие ослы
«уступают по скорости лишь берберийским лошадям. Когда они видят
человека, они начинают реветь и лягаться. Они остаются на
месте, пока человек не подходит так близко, что может достать их
рукой; тогда они убегают. Арабы из пустыни ловят их с
помощью западни и других приспособлений. Эти ослы всегда
держатся стадом, когда пасутся или пьют» (Лее Африканский, с. 361).

§22a
<ТМУ<
στρουθοκάμηλος *
3. Страус, называемый также «воробей-верблюд», делает то же
самое, [что и онагр].
4. Страус всеяден, часто глотает железо и растворяет его.
5. Если его преследуют, а он не находит камней, которыми мог
бы себя защитить, то когда его догоняют, он прячет голову и,
ничего не видя, думает, что спрятал и все тело; псы же разрывают
его на куски.
Slruthiocamelus. В заглавии стоит στρουθός, это слово буквально означает
«воробей», поэтому иногда для обозначения страуса добавляется «большой»
(μεγάλη).

124
Тимофей из Газы. О животных
6. Страус и дикий осел одинаковы в том отношении, что носят
камни [в желудке?].
22.3. Реплика Тимофея о том, что страуса называют также «воробей-
верблюд», имеет свою занимательную историю. Древние греки
именовали страуса «ливийским воробьем», «арабским воробьем»,
но чаще «воробьем-верблюдом», а римляне называли его
«заморским воробьем». Так, например, Диодор Сицилийский относит
страуса к роду птиц, чья природа смешана с наземным
животным, чем и объясняет происхождение его названия — «птица-
верблюд». По мнению О. Келлера, эти наименования выглядят
как сохраненная в серьезной речи народная шутка93. При
желании в страусе можно увидеть «воробья», стоящего на
верблюжьих ногах, и к тому же неспособного летать. В таком случае,
выражение «воробей-верблюд» выглядит весьма комично для этой
гигантской птицы. В дальнейшем эта шутка воспринималась как
законное научное наименование страуса. Позднейшая
филологическая традиция, кажется, подтверждает это предположение.
Исидор Севильский знает, что эта птица не летает: «Страус (struthio)
назван греческим именем. Это животное, хотя и имеет перья,
словно птица, от земли почти не отрывается» (Исидор
Севильский. XII. 7. 20).
Аристотель, занятый классификацией животных и птиц по
тем или иным признакам, относит страуса к существам,
занимающим пограничное положение между царством четвероногих и
крылатых. Основанием для этого послужила двупалая лапа
страуса, который, таким образом, предстает двукопытным животным.
В трактате «О частях животных» Аристотель аргументирует
свою мысль следующим образом: «Одно он имеет от птицы,
другое — от четвероногого животного. Поскольку он не
четвероногое, он имеет перья; поскольку не птица, он не взлетает в
высоту, и перья его, похожие на волосы, непригодны для
летания. Далее, как четвероногое он имеет верхние ресницы, и голова
его, как и верхняя часть шеи, — голая, так что ресницы его
имеют больше волос; как птица он снизу оперен; и как птица —
двуног, а двукопытен — как четвероногое, так как он имеет не
пальцы, а копыта. Причина заключается в том, что величину он
имеет не птицы, а четвероногого, ибо величина птиц, вообще
говоря, должна быть самой малой, так как нелегко, поднявшись
вверх, двигать большую массу тела» (Аристотель. О частях
животных. IV. 14).
Римский историк Диодор Сицилийский побывал в Египте в
59 г. до н. э. Там он беседовал с египетскими жрецами и
посланцами из Эфиопии. Диодор со знанием дела описывает
страуса, который предстает птицей-животным. Попутный ветер, яко-

Страус
125
бы помогающий стремительному бегу страуса, не более чем
любопытное преувеличение. «Водится ведь у них род птицы, чья
природа смешана с наземным животным, отчего и происходит
[его] прозвище. По величине оно не уступает самому большому
оленю, шея у него длинная, бока же природа сотворила ему
круглые и оперенные; головка у него слабая и маленькая, а бедра
и ноги очень сильные, стопа же притом раздвоена. Оно не
может высоко летать из-за [своей] тяжести, но бегает быстрее
всех, едва касаясь земли ногами. Когда же оно по ветру
развернет крылья, то передвигается особенно [быстро], подобно
быстроходному парусному судну» (Диодор Сицилийский. III. 28) 94.
Аналогичная мысль была высказана позже автором другой
эпохи, мелькитским епископом сирийского города Манбидж Агапи-
ем (X в.), писавшим на арабском языке. Характеризуя
животный мир первого климата земли, Агапий говорит о больших
зверях с телами безобразного вида и больших птицах: «Среди этих
птиц есть имеющие облик животных: наподобие страуса,
жирафы, грифона» (Арабские источники VII—X вв., с. 125). В
византийской басне, приписываемой писателю первой половины
X в. Игнатию Диакону, с иронией описывается следующая
ситуация: «В большом сраженье меж зверьми и птицами
ливийский страус, попадая в плен к врагам, зверям назвался зверем,
птицам — птицею и показал тем — ноги, этим — голову» 9^.
Греческое название страуса было заимствовано и персами.
Персы называли страуса уштур мург (с^а j^-i!) — 'верблюд-
птица*. Это название, переведенное на китайский язык, стало
обычным в средние века обозначением для страуса на Дальнем
Востоке. 'Верблюд-птица', присланная в 650 г. из Тохаристана,
прославилась своей способностью пробежать в день 300 ли,
взмахивая все время крыльями, а также тем, что могла переваривать
медь и железо. В «Синь Тан шу» (см.: Новая хроника
государства Тан. Гл. 221 Б, с. 6а, 11—7а, 3) эта история выглядит так:
«Во времена эр правления У-дэ (618—627) и Чжэнь-гуань
(627—650) дважды присылали ко двору подарки. В 1-й год эры
правления Юн-хуэй (7.II.650—26.1.651) преподнесли большую
птицу, высотой в 7 чи, черного цвета, ноги как у верблюда,
имеет крылья, в день пробегает 300 ли, может поглощать железо.
Обычно именуется „ верблюд-птица" » 96.
22.4. Согласно Тимофею, страус настолько всеяден, что поглощает
даже железо и растворяет его. В реальности страус заглатывает
камни, которые постепенно перетирают любой инородный
предмет, заглоченный прожорливой и неразборчивой птицей. Эта
тема в восточной традиции получает неожиданное развитие:
страусы обретают способность безболезненно глотать раскаленное
железо. Ал-Бируни в трактате «Минералогия», в разделе,
посвященном железу, разбирает стихотворный пассаж, в котором
фигурирует птица, глотающая железо. Несомненно, речь идет о
страусе. «Сказал поэт из племени Хузайл: „Достаточно тебе
индийского меча из небесного железа, / Длиной больше локтя и

126
Тимофей из Газы. О животных
короче ба* торговца; / Из чистого железа, тело которого
подверглось / Долгой ковке и [пребыванию] в желудке голодных
птиц". (...) Смысл же слов „желудок птиц" заключается в том,
что железо это разрубается на куски и затем накаливается, пока
оно не станет как пылающий уголь, и тогда бросают его страусу,
чтобы в его желудке оно очистилось от окалины, и он выделяет
потом железо в испражнениях чистым и пригодным, и тогда из
него делают мечи; затем куют их молотами и придают им блеск
посредством полировки. И рассказывал тот, кто видел, как
страусы глотают раскаленное железо, что оно не задерживается в
их желудке, а выходит в том же виде сразу же после
проглатывания» (ал-Бируни. Минералогия, с. 233—234).
22.5. Сведения Тимофея следует понимать так: преследуемый страус
защищается, меча камни ногами; если же страус не находит
камней, то он беспомощно прячет голову в песок. Ранее об этом
писал Диодор Сицилийский: «От преследователей оно защищается
удивительным образом: мечет камни с горсть величиной.
Преследуемое при безветрии, оно быстро складывает крылья и не
может пользоваться преимуществом, данным ему природой; тогда
его легко захватывают и берут в плен» (Диодор Сицилийский.
III. 28). Современные натуралисты сообщают: когда страусу
некуда отступать, он становится грозным противником и бьет врага
своей уникальной двупалой лапой, вооруженной сильными
когтями. Однако когда у него есть выбор, он обычно предпочитает
бегство. Иногда страус, особенно молодой, при приближении
опасности припадает к земле и вытягивает шею
горизонтально — в такой распластанной позе заметить его очень трудно.
Этот защитный прием породил легенду, будто испуганный страус
прячет голову в песок. Ничего подобного он не делает.
22.6. Византийский писатель XIV в. Мануил Фил (Manuel Philes) в
трактате «Versus de animalium proprietate» сообщает, что в
рассеченном теле страуса были найдены камни. Это может быть
вполне реальным фактом.

§23
όρυξ*
1. Орикс — рогатое животное, [есть] и другой «орикс» —
жалкое существо, [и выглядит], как будто у него [есть] рога.
2. Реки Нил и Гидасп вскармливают ориксов.
3. Египетские жрецы чтят ориксов, так как они предвещают
появление Сириуса замечательным фырканьем.
Oryx leucoryx — саблерогая антилопа или бейза (Oryx be'isa).

128 Тимофеи из Газы. О животных
4. У них всегда есть разведчик, и когда он предупреждает их
фырканьем о приближении [опасного] животного, они немедленно
строятся в боевые порядки и охраняют более слабых [среди них].
5. Орикс встречает льва или [любое] другое животное рогами и
убивает его, и случается [иногда], что его самого убивают.
23.1. О каком из многочисленных видов антилоп идет речь, сказать
трудно. Во времена Аристотеля ориксами называли
представителей североафриканских и аравийских сернобыков рода Огух.
На средневековых латинских картах встречается изображение
быка с гигантскими рогами, вызывающими в памяти другого
орикса — антилопу Οήχ tao. Ее рога, торчащие копьями, имеют
в длину более одного метра и почти равны длине тела.
Восточные авторы сообщают о необычайной длине рогов ливийской
антилопы, но их интересуют иные подробности: у старых самок
рога достигают такой длины, что мешают животным спариваться.
Например, арабский путешественник ал-Бакри описывает
антилопу ал-ламт следующим образом: «К числу тех животных,
которые встречаются в этой пустыне, относится ал-ламт ; это
животное меньше коровы. У этого животного тонкие острые рога
у самцов и самок. Всякий раз, когда вырастает какое-нибудь из
животных, его рог удлиняется, пока не сделается больше четырех
шибров . Наилучшие и самые дорогие по цене щиты — [это]
те, которые делаются из шкур старых самок антилопы, то есть
тех, рога которых длинны из-за значительного возраста
животных и препятствуют самцу покрывать самку» (Арабские
источники X—XII вв., с. 178). Ал-Гарнати (XII в.), путешественник
из Андалузии, посетивший с торговыми целями самые
отдаленные земли от Судана до Булгара, запечатлел рассказы о своих
странствиях в книге «Подарок умам и выборки диковинок». Об
антилопе орикс, обитающей в Судане, он сообщает вполне
достоверные сведения: «У жителей этих стран есть животное, которое
называется ламт. Оно напоминает большого быка. Два его рога
подобны копьям, по длине они равны туловищу животного и
тянутся вдоль его спины. Если ламт пронзит ими какое-нибудь
животное, то убьет его мгновенно» (Арабские источники XII —
XIII вв., с. 25).
23.3. Анукет — в египетской мифологии богиня, дочь Хнума и Сатис,
владычица Сехеля — одного из островов архипелага в районе
первого нильского порога. Почиталась и в Верхнем Египте, и в
Ал-ламт — живущая в пустынях Сахары антилопа (Aaegoryx al gaz el
или Οήχ tao).
Ш и б ρ — пядь, мера длины, равная примерно 22,5 см. Следовательно,
длина рога могла быть более 80 см.

Орикс
129
Нубии. Священное животное Анукет — антилопа (газель). В
обращенном к ней гимне говорится: «Ты приводишь реку и
оплодотворяешь землю твоим именем» (МНМ. Т. 1. С. 89). Бог
плодородия Хнум в древности изображался в виде барана с
закругленными горизонтальными рогами. Хнум считался подателем
воды, хранителем истоков Нила. Смысл пассажа о том, что
египетские жрецы почитают ориксов, предвещающих появление звезды
Сириус, раскрывается с учетом следующего обстоятельства.
Появление Сириуса (с 22-го по 26 июля) указывало на то, что
наступали дни разлива Нила. По свидетельству Сенеки, «Нил
разливается в середине лета, начиная перед восходом Пса и кончая
после равноденствия» (Сенека. О природе. IV. 1. 2). Что же
касается фырканья ориксов как магического знака, то напомним
туманную фразу Аристотеля, размышляющего о функции носа:
«...через него идет и чихание, выход сжатого воздуха —
единственный, относящийся к движению воздуха, предвещательный и
священный признак» (Аристотель. История животных. I. 11. 48).
Элиан сообщает следующее: «Египтяне, как я слышал, говорят,
что антилопа первая замечает восход Сириуса и возвещает об
этом чиханьем. А ливийцы, похваляясь, настойчиво твердят, что
их козы также это предчувствуют и что, кроме того, они
предсказывают приближение дождя. Именно когда их выгоняют из
хлева, они бегом спешат на пастбище, а потом, насытившись,
поворачиваются к стойлам и, глядя в их сторону, неподвижно ждут,
пока пастух не поторопится собрать и загнать их» (Элиан. О
природе животных. VII. 8).
23.4. Сходное поведение приписывалось однорогим индийским ослам.
Согласно Ктесию, «они ходят по равнинам Индии самыми
необитаемыми путями, и когда охотники приходят, чтобы напасть
на них, они загоняют молодых и нежных жеребят вглубь, сами же
сражаются, защищая их» (Элиан. О природе животных. 4. 52).
23.5. Орикса, описанного Оппианом, принято отождествлять с
Antilope Beisa Rupp. «В лесах живет ужасное животное с острыми
рогами, дикий орикс. Цвет его бел, как весеннее молоко, только
щеки черноваты; рога черны, длинны, остры, тверже бронзы,
железа и кремня, ядовиты, полы. Характер животного смел и
жесток; оно не боится ни лающей собаки, ни хрюкающего вепря,
ни ревущего быка, ни печального голоса пантеры, ни страшного
рыкания льва; даже не робеет оно перед человеком и уже
прободало многих охотников. Видит ли орикс клыки вепря, зубы льва
или смертоносного медведя, он нагибает свою голову, выжидает
нападения неприятеля и легко прободает его; кровь течет
потоком, но орикс не может высвободиться из тела убитого врага и
умирает вместе с ним» (Орр'шп. Cynegetica. П. 445). Возможно,
об этой же антилопе говорится в армянской географии VII в.,
где она возглавляет перечень удивительных животных Индии:
«В Индии множество гор, рек и островов. Там встречаются:
зверь, похожий на лань, с острым рогом, убивающий льва, и но-

130
Тимофей из Газы. О животных
сорог; другой зверь, похожий на льва, но с мордой острой и
длинной; камелопарды (жирафы), корьян (?), обезьяны, петухи
с перьями на бороде, слоны, тигры, драконы, громадные муравьи,
львы-муравьи, мыши бешкмшко (мускусный зверек) *, зверь
крокодил, единорог, большой зверь с когтем на хребте, убивающий
льва языком, птица гриф97, мускусная кабарга и рогатый осел»
(Армянская география, с. 79). Рогатый осел упоминается и в
книге Тимофея (см. § 31.10).
Монструозный антолоп описан в одном средневековом
сочинении: «Возле реки Евфрат, пишут, есть животное, которое
называется антолоп, имеющее длинные рога пилообразной формы;
с их помощью оно колоссальные дубы без труда из земли
вынимает» (De Monstris et Beiluis. XXIII).
В зороастрийском сочинении «Бундахишн» упоминается «мускусное
[животное] биш (bï§), которое питается аконитом» (Бундахишн, с. 283). Согласно
сведениям, которые передает ал-Бируни, биш мушак — «это мышь, пищей для
которой служит аконит и мясо которой противостоит акониту и устраняет его вред,
если поймать ее во время сбора аконита» (ал-Бируни. Книга о лечебных
веществах. 195).

§24
XHfAt
καμηλοπάρδαλις *
1. Жираф — индийское животное; и он рожден от
совокупления различных животных.
2. Торговец индийскими товарами, прибывший из Айлы,
проезжал через Газу, ведя двух жирафов и слона к императору
Анастасию. То же самое видели и в наше время, когда к императору
[Константину] Мономаху** из Индии были привезены два живот-
Camelopardalis giraffa.
Годы правления 1041—1054. Этот пассаж, несомненно, исходящий от пе«
реписчика рукописи, позволяет установить примерно дату появления парафраза.

132
Тимофеи из Газы. О животных
ных (т. е. жираф и слон), которых при каждом удобном случае
показывали народу в театре Константинополя как чудо *.
24.1. Жираф привлекал внимание древних и средневековых авторов
несоразмерностью своих форм, которая воспринималась как чудо.
Считалось, что жираф был порожден связью леопарда с
верблюдицей; отсюда его греческое название καμηλοπάρδαλις — камело-
пард. Отталкиваясь от названия животного, Страбон замечает,
что жираф не похож на леопарда цветом своей шкуры. Водятся
жирафы в Эфиопии. «В этих местах водятся и камелопарды,
которые вовсе не похожи на леопардов, потому что пестрым
цветом своей шкуры они скорее напоминают полосато-пятнистых
молодых оленей. Задние части этих животных гораздо короче
передних, так что животное кажется сидящим на хвостовой
части, высота которой как у быка, хотя передние ноги у них не
короче верблюжьих. Шея вытянута прямо вверх, а голова поднята
гораздо выше, чем у верблюда. Я считаю, что в силу такой
несоразмерности строения тела животное не может обладать такой
быстротой, как это утверждает Артемидор, считающий ее
непревзойденной. Кроме того, это даже не дикое, а скорее домашнее
животное, так как у него незаметны признаки дикости»
(Страбон. XVI. 4. 16). Страбон описывает жирафа со знанием дела,
единственное, в чем ему не стоило бы сомневаться, так это в
скоростном беге животного. Убегающий жираф способен
довольно долго выдерживать очень высокую скорость — иной раз
более 60 км/час. Это позволяет ему без труда оставлять далеко
позади себя льва — единственного хищника, достаточно
крупного и сильного, чтобы считать жирафа дичью.
Греческий путешественник II в. Павсаний, словно
полемизируя со Страбоном по поводу цвета шерсти жирафа, сообщает:
«Видел я и индийских верблюдов, по цвету шерсти похожих на
леопардов» (Павсаний. IX. 21. 2). Жираф назван им индийским
животным по той причине, что в древности Юго-Восточная
Африка именовалась «внешней Индией».
Солин пишет, что у жирафа шея лошади, ступни быка и
голова верблюда; шкура животного блестит красным цветом и
покрыта большим количеством белых пятен (Солин. 30. 19). По
мнению историка Филосторгия (V в.), камелопард — обитатель
Эфиопии; «это — огромный олень, только по высоте тела
сходен с верблюдом; ибо у него шея весьма длинна и поднимается
вверх непропорционально с величиной тела, а вся шкура с
головы до ног, по пестроте своей, очень походит на барса, притом
передние ноги выше задних» (Филосторгий. III. И). В «Этимо-
Детальное описание этого представления дано у Михаила Атталиота
(1020—1080).

Жираф
133
логиях» Исидора Севильского поясняется: «Жираф (cameleopar-
dus, букв.: верблюдобарс) назван так, потому что он, как барс,
испещрен белыми пятнами, а шея у него как у лошади, копыта
как у быка, а голова подобна верблюжьей. Родина его Эфиопия»
(Исидор Севилъский. XII. 2. 19) 98.
В византийских и арабских сочинениях жирафу, в отличие от
других диких животных, не приписывались какие-то мифические
особенности; фантастична была сама форма животного.
Восточных авторов, в отличие от их западных современников, занимал
вопрос: совокупление каких животных могло породить жирафа.
Эта тема к арабам перешла по наследству из переводной
греческой литературы. В армянском географическом сочинении VII в.
жираф предстает совершенно загадочным существом: во
Внутренней Эфиопии «встречается животное жираф, враждебное
человеку, но издающее приятный запах» (Армянская география,
с. 25). В средневековых бестиариях из сухопутных зверей
приятным запахом обладала только прекрасная пантера, поэтому не
исключено, что это свойство перешло к жирафу от мифической
пантеры (см. § 14.2). Сложнее объяснить враждебное отношение к
человеку. В русских рукописных сборниках XVIII в. по
естествознанию жираф также предстает как лютый зверь: «Верблюдо-
пардусъ зверь лютый главу имать подобну верблюда, протчее же
пардусовы, ноги песш пестрый пригожи, обретается в ефюпш и
африце» ". Путешественник XVI в. Лев Африканский
утверждает, что «это животное до такой степени дико, что его редко
можно увидеть, потому что оно прячется в лесах и пустынях, где
нет других животных. Когда оно видит людей, то убегает, но
бегает оно не быстро. У него голова верблюда, уши быка, ноги
[...] . Охотники их не ловят, разве что маленьких — в тех
местах, где они только родились» (Лев Африканский, с. 357).
Сведения Ибн ал-Факиха ал-Хамадани, изложенные в его
«Книге стран» (X в.), проливают свет на происхождение
персидского наименования жирафа — «уштур гав-паланг»
(верблюд-бык-леопард). Размышления Ибн ал-Факиха вводят нас в
атмосферу средневековых ученых споров о происхождении
разных животных. «В Нубии есть жирафа, и рассказывают, что она
нечто среднее между тигром и верблюдицей. И если тигр
покроет верблюдицу, то она родит жирафу. А она питается только
тем, что извлекает из моря. И творец, славен Он и велик,
создал ей длинную шею, для того чтобы она могла достигать тех
мест, из которых она извлекает пищу. Среди животных
встречается подобное этому явление, когда они похожи и близки по
рождению, например, лошадь оплодотворяет осла, волк — гиену,
тигр — львицу, и появляется пантера. У жирафа тело верблюда,
голова лани, копыта коровы, хвост птицы, на передних ногах ее
колени, а на задних ногах коленей нет, шкура у нее пятнистая.
Вид ее удивителен. По-персидски она называется „уштур гавпа-
Пропуск в тексте.

134
Тимофей из Газы. О животных
ланг", то есть она что-то среднее между верблюдом, быком и
тигром. А „жирафа" — это на всех языках. И так называется
это животное по причине соединения в нем сходных [с этими
животными] черт. А некоторые ученые рассказывают, что
жирафа по рождению своему происходит с одной стороны от
жеребчиков только. А это неверно, потому что жеребец не
оплодотворяет верблюдицу, а верблюд не оплодотворяет корову» (Арабские
источники VII—X вв., с. 80). В выписках ал-Бакуви (XIV в.)
жирафа упоминается среди животных страны ал-Хабаш, а в
перечне зверей, порождающих ее, наблюдается любопытная
перемена: «Жирафа рождается от верблюдицы хабашийа, самца
гиены и дикой коровы. Голова у нее как у верблюда, рога как у
коровы, зубы такие же, как у нее, шкура как у тигра, ноги как у
верблюда, копыта как у рогатого скота, хвост как у антилопы.
Шея у нее очень длинная, передние ноги длинные, а задние —
короткие» {ая-Баку ей. I. 4). Возможность смешанных браков в
мире животных не отрицалась средневековыми авторами. Бузург
ибн Шахрияр (X в.) приводит следующие любопытные
сведения: «Так, например, когда человек сходится с диким зверем —
с гиеной, или пантерой, или с другим сухопутным животным, —
у них рождаются обезьяны, наснасы и другие похожие на людей
существа. От соединения свиньи с буйволом произошел слон, от
собак и коз родились свиньи, от ослов и лошадей — мулы.
Вообще, если бы мы стали перечислять все, что получается от
смешения различных пород, наш перечень изумил бы читателя»
(Чудеса Индии, с. 42). Некоторые византийские авторы
полагали, что двугорбый верблюд происходит от союза вепря с
одногорбой верблюдицей (см. § 32.5).
24.2. В Газе, где жил Тимофей, можно было увидеть жирафов и
слонов, которые доставлялись через Сирию византийским
императорам, что дополняет сведения ал-Масуди об экзотических
подарках, посылавшихся восточным правителям на протяжении всего
средневековья. По предположению издателей, событие, о
котором говорит Тимофей, возможно, запечатлено на мозаичном
полу, найденном в Бейсане (Палестина), где изображен жираф100.
Согласно хронике Марцеллина, животные прибыли в
Константинополь в 496 г. Это было время правления императора
Анастасия (491—518). Упоминаемый Тимофеем город Лила —
библейский Элат, вблизи современной Эль-Агабы, в самой южной
точке Палестины на берегу Красного моря. Это место было
главной гаванью для торговли византийцев с Индией и Эфиопией.
В византийском сборнике Кассиана Басса (VI в.) в разделе
о верблюде можно найти такие сведения о жирафе: «Флорентин
же говорит в своих „ Георгиках", что он видел в Риме камело-
парда. Я же сам видел в Антиохии камелопарда, привезенного
из Индии» (Геопоники. XVI. 22. 8—9). И в этом случае под
Индией следует понимать Эфиопию. Судя по реплике
византийского писателя VII в. Феофилакта Симокатта, слоны в
византийской столице не были диковинкой; о жирафах же он ничего

Жираф
135
не сообщает: «Шел второй год правления Маврикия, зимою
император был провозглашен консулом. Вступив на императорскую
колесницу, он явил замечательное зрелище: везли императора не
кони, не мулы, не слоны — везли его люди» (Феофилакт Си-
мокатта. I. 12. 12)101.
Византийский путешественник Косма Индикоплов,
побывавший в Эфиопии в начале VI в., видел в царском дворце ручных
жирафов. Легко поддающиеся дрессировке животные увеселяли
эфиопского царя представлениями. «Камелопард (верблюдо-барс).
Камелопард встречается только в Эфиопии. Он тоже
неприрученное и дикое животное. Во дворце, однако, их — одного или
двух — воспитывают под присмотром царя с момента, пока они
еще достаточно молоды, и приручают, так что зрелище, которое
они представляют, развлекает царя. В его присутствии помещают
перед одним из [жирафов] миску с молоком или водой для того,
чтобы [животное] выпило из нее, но из-за огромной длины ног,
груди и шеи оно не может наклоняться к земле, чтобы пить,
если только не расставит в стороны обе передние ноги. Когда оно
расставит ноги как можно шире друг от друга, оно, конечно,
сможет наклониться достаточно низко, чтобы пить. Это животное
я также изобразил таким, каким его видел» (Косма
Индикоплов. XI).
Поскольку жираф легко приручался, то часто это животное
использовали в качестве дипломатического подарка. Согласно ал-
Масуди, жирафов из земли нубийцев можно было встретить у
царей персов и арабов, у халифов Багдада и правителей Египта
(Арабские источники VII—X вв., с. 236). Мухаммед ал-Хама-
ви, визирь ал-Малика ал-Хафиза, одного из айюбидских
владетелей в Верхней Месопотамии, писал в 1234 г. о дипломатическом
обмене между Сирией и Ганой: «Дети *Абд ал-My'мина всегда
поддерживали перемирие с правителем Ганы и посылали ему
подарки. А он — царь суданцев и берберов. Они дарили тем
черно-белых лошадей, которые называются у них ал-ашкари. Те же
взамен этого дарили детям 'Абд ал-Му'мина золотой песок в
мешках из верблюжьих шкур и ламтийские щиты, диких ослов и
жираф и бабуджийских евнухов, а последние красивее индийцев
и приятнее их» (Арабские источники XII—XIII вв., с. 195).
Византийский историк VII в. Феофилакт Симокатта
описывает следующий случай из взаимоотношений императора
Маврикия с каганом аваров. Ромеи, заключив унизительный для себя
мир с кочевниками, обязались ежегодно посылать кагану дары
серебром и разноцветными одеждами. «Но это перемирие
продержалось не больше двух лет, — сообщает Симокатта, — ибо
каган, называемый так у гуннов, стал вести себя гордо и
презрительно по отношению к ромеям; еще до нарушения мира дошел
до него слух, что у ромеев воспитываются звери, удивительные
по росту и величине тела, и он просил императора дать ему
возможность увидеть их. Император старался возможно скорее
удовлетворить его желание и послал к нему из слонов, которых

136
Тимофей из Газы. О животных
он держал у себя, самое красивое животное, чтобы тот мог
полюбоваться. Едва взглянув на этого слона, детище Индии, каган
тотчас же прекратил зрелище и приказал вернуть животное
вновь кесарю, не могу сказать, пораженный ли удивлением или
желая показать, как мало он его испытал; если бы я знал, то не
скрыл бы этого» (Феофилакт Симокатта. I. 3. 8—10).
В «Истории агван» Моисея Каганкатваци, армянского
писателя X в., рассказывается следующая история. Правитель агван
Джеваншир (660) отправился к багдадскому правителю. По
какой-то малопонятной причине агванскому князю в Багдаде были
подарены слон и попугай102. Слоны были весьма престижным
подарком, и обычно это событие попадало в хроники. Например,
Ибн ал-Факих пишет: «Говорят, Мухаммад ибн ал-Касам ас-
Сакафи, будучи правителем ал-Хинда (Индии) и ас-Синда,
подарил ал-Хаджжаджу [правителю Ирака в VII в.] слона,
которого Ибн ал-Батаих привез на корабле, и когда прибыл в Васит,
вывел его в Гавань, которая и до нашего времени называется
Гаванью Слона» (Ибн ал-Факих, с. 29).

§25
<AOH
έλέφας*
1. Слон не имеет [суставов в] коленях.
2. У него есть хобот, которым он действует как рукой.
3. У него есть большие зубы или рога.
4. Поющие женщины очаровывают его и возглавляют охоту
таким же способом, как дева выводит [единорога].
Индийский Elephas maximus и африканский Loxodonta afncanus.

138
Тимофеи из Газы. О животных
5. Они (слоны) ловились среди пустошей [с помощью]
ловушек и в ямах.
6. Они законопослушны и воздержанны, имеют вожака и
переходят реки, поддерживая своих детенышей.
7. Каждый из них имеет только одного супруга, как
большинство воздержанных мужчин, и когда один из них совершает
измену, другие убивают его.
25.1. Загадочная теория, будто слон не имеет суставов в коленях и
потому вынужден спать стоя, просуществовала более тысячи лет.
И дело не в отсутствии реальных наблюдений. Как показывает
следующий пример, даже близкое знакомство со слоном не
давало возможности наблюдателю преодолеть силу широко
распространенного мнения. Итальянский купец Симоне Сиголи,
побывавший в Каире в 1384 г., описывает виденного им воочию
слона и добавляет: «И не хотел бы я, чтобы ты, читатель, подумал,
будто слон ложится на землю: дело в том, что так вот в стороне
есть у него сбоку кучка навозу, и там он и залегает на бок: если
бы лег на землю, не смог бы он от нее встать, потому как нога у
него почти вся сплошная; и когда он хочет встать после лежки,
сильно дергается, и таким образом подымается» (Записки
венецианцев, с. 56). Итальянскому путешественнику вторит его
современник, византийский поэт, сочинивший шуточную басню о
препирательствах животных. Обезьяна, не стесняясь в
выражениях, заявляет Слону: «Нелепый урод среди зверей, ты родился
без колен и сочленений, и стоишь мощно ночью и днем, и не
ложишься, как другие животные, чтобы отдыхать, и не имеешь
[хотя бы] краткого покоя, как люди. Но когда ты хочешь спать,
ты стоишь с дрожью и засыпаешь. А если ты задремлешь или
заснешь, горе тебе, несчастному, когда ты хочешь повернуться:
ты наклоняешься, несчастный, падаешь кувырком, так что ноги
твои торчат, как бревна, и ты никак не в силах выпрямиться.
Тогда приходят люди, которые охотятся за тобой, находят тебя,
убивают и разделывают, как немощного труса, не знающего, что
делать. А ты говоришь глупости, всяческую ложь, что ты
животное большое и очень мужественное. Порой люди поступают
иначе и идут на другие хитрости, чтобы погубить тебя,
несчастный, и ты не знаешь сна ни ночью, ни днем. Они подрубают
деревья топором или подрезают пилой, затем подсекают до
конца, чтобы подломить, а ты идешь туда, чтобы поспать и
опереться там на деревья; дерево падает, ударяет тебя, валит на
землю, тебя убивают, как мы сказали, и берут твою кость [твои
клыки], ибо [только] они и составляют то прекрасное, что ты
имеешь» (О четвероногих. 942—968). Насмешливая речь
подозрительно осведомленной Обезьяны включает большую часть

Слон
139
популярных средневековых представлений о слоне, готовых
уступить место новым наблюдениям. Освященная временем
традиция, заданная александрийским «Физиологом», рушится под
напором обезьяньего смеха.
Большинство источников, которыми пользовался Тимофей,
утверждают, что у слонов отсутствуют коленные суставы.
Размышления Аристотеля, способные разъяснить этот вопрос, либо
не заинтересовали Тимофея, либо он их не знал. Аристотель
исправляет ложные представления о физиологии слона, сообщаемые
историком Ктесием, и, кажется, отрицает миф о негнущихся ногах
животного. Исследователи полагают, что у Аристотеля был
информатор, который провел много времени среди этих животных103.
«Сгибания передних и задних конечностей у животных
противоположны [как] друг другу, так и сгибам человека, за
исключением слона: именно у живородящих четвероногих передние
конечности сгибаются вперед, задние — назад, и вогнутые части
окружностей обращены друг к другу. У слона, в
противоположность тому, что говорят некоторые, этого нет, но он садится и
сгибает ноги, только вследствие тяжести не может этого делать
сразу с двух сторон, а склоняется или на левую, или на правую
сторону, и в этом положении спит; задние ноги он сгибает как
человек» (Аристотель. История животных. II. 1. 5). Замечание
Аристотеля о том, что слон не может согнуть все ноги сразу из-
за тяжести тела и потому спит, склоняясь на левую или правую
сторону, возможно, каким-то образом отразилось в различных
описаниях охоты на африканских слонов. Самому Аристотелю был
хорошо известен способ поимки диких индийских слонов. Ничего
загадочного в этих сведениях нет. «Охотятся на слонов таким
образом: севши на ручных и храбрых слонов, преследуют других
и, когда захватят их, приказывают своим слонам бить их, пока
те не ослабеют. Тогда вожак, вскочив на слона, направляет его
серпом; скоро после этого он приручается и становится
послушным. У рассвирепевших связывают передние ноги цепями, чтобы
успокоить» (Аристотель. История животных. IX. 1. 25).
Согласно александрийскому «Физиологу», особенностью
слона является отсутствие суставов в коленях, вследствие чего, упав,
встать самостоятельно он уже не может. Охотники, зная об этом
свойстве животного, подпиливают дерево, на которое слон
привык опираться во время сна. На помощь упавшему слону
приходят другие слоны и помогают ему подняться (Физиолог, с. 151).
Отметим, что охотники не убивают упавшее животное и вообще
более не упоминаются, что вызвало справедливое недоумение у
Б. Лауфера 104.
Можно предположить, что мотив негнущихся ног уходит
своими корнями в практику и магию охоты на африканских слонов.
Единственным уязвимым местом слона, к тому же легко
доступным древнему охотнику, были ноги животного, вернее,
сухожилия ног. Моментально сразить слона было невозможно, но
лишить его мобильности — вполне. Приемлемая, но недоказуемая

140
Тимофей из Газы. О животных
гипотеза выглядит следующим образом. Охота на гиганта имела
два аспекта: реальный и магический. Чтобы сделать свою жертву
беспомощной, охотники на слонов магическим способом
«замораживали» суставы в ногах животного. На самом деле
устраивались деревянные ловушки, из которых зверь не мог выбраться.
Цель ловушки — парализовать способность жертвы двигаться.
Эта гипотеза позволяет объяснить, почему в описаниях
фигурируют подпиленные деревья, к которым прислоняется животное,
желая отдохнуть. В реальности слоны не отдыхают подобным
образом. Магический элемент охоты нашел отражение в
описаниях, созданных авторами из «наблюдающих культур». Первым
ключевым текстом в этом направлении является сообщение Дио-
дора Сицилийского. Диодор подробнейшим образом описывает
различные способы охоты на слонов, практикуемые
африканскими племенами. Обратим внимание, что рискованный способ,
когда человек повисает на хвосте животного и топором перерубает
ему жилы, противопоставлен в описании Диодора искусству
захватить спящее животное с помощью подпиленного дерева (о чем,
собственно, и говорится в «Физиологе»). Я полагаю, что оба
варианта соотносятся как реальный и магический приемы охоты.
Так, например, в книге Тимофея, с одной стороны, сообщается,
что у слонов нет коленных суставов, а с другой — что они
ловились среди болот с помощью ловушек и во рвах.
Об охотниках на слонов Диодор пишет следующее: «Обитая
в лесистых и изобилующих деревьями местностях, они
выслеживают пути и тропы слонов с самых высоких деревьев. На стада
слонов они не нападают, потому что на успех не надеются; но
выжидают идущих в одиночку слонов, являя при этом
удивительную отвагу. Выслеживающий, когда животное проходит под
деревом, на котором он укрылся, тотчас же покидает свое место;
руками он цепляется за хвост, а ногами упирается в левое бедро
[слона]. За плечами у него висит топор, отточенный и легкий,
чтобы нанести удар одной рукой. Схватив его правой рукой,
[охотник] перерубает жилы на правой ноге [слона], нанося
частые удары, а при помощи левой руки поддерживает равновесие.
Охотники достигают в своих действиях удивительной быстроты,
ведь жизнь каждого из них как бы награда на состязаниях: или
одолеть зверя, или пасть самому, иного исхода нет. А зверь с
перерубленными жилами, вследствие своей [природной]
малоподвижности, будучи иногда не в силах повернуться, клонится и падает
тем местом, куда нанесена рана; тогда он губит вместе с собой и
эфиопа, прижимая его к скале или к дереву, давит насмерть. Но
некоторые из слонов не мстят мучителю, а пускаются в бегство
по равнине, пока нападающий, непрерывно наносящий удары
топором в одно и то же место, не перерубит жилы и не лишит
животное подвижности. Когда же слон упадет, [охотники]
сбегаются группами, отрезают [куски] мяса сзади от живого еще слона и
с наслаждением поедают его. Некоторые из живущих по
соседству [племен] охотятся на слонов без риска, предпочитая наси-

Слон
141
лию искусство. Ведь это животное имеет обыкновение,
насытившись на пастбище, засыпать иным образом по сравнению с
другими четвероногими. Поскольку он не может согнуть ноги и из-
за тяжести лечь на землю, то отдыхает и спит, прислонившись к
дереву. И дерево, оттого что слон часто к нему прислоняется,
стерто и загрязнено, а кроме того, на почве вокруг него остается
множество следов и знаков, по которым эфиопы-охотники
узнают места ночевок слонов. Итак, обнаружив подобное дерево, они
подпиливают его близко к земле, так что небольшого усилия
бывает достаточно для его падения. Затем, скрыв следы своего
пребывания, [эфиопы] удаляются, прежде чем появится слон. А слон
под вечер, насытившись, направляется к привычному месту
ночлега. Навалившись всей тяжестью, он немедленно падает вместе
с деревом, а упав, лежит на боку целую ночь, потому что строение
его тела не приспособлено к тому, чтобы встать. С наступлением
дня прибегают подпилившие дерево эфиопы, убивают животное,
не подвергаясь опасности, сооружают в [этом] месте шалаш и
остаются [здесь], пока не съедят убитого [слона]» (Диодор
Сицилийский. III. 26—27)105.
Диодор прямо не говорит, что ноги у слона от природы не
гнутся, он лишь сообщает, что животное не может согнуть ног и
поэтому отдыхает стоя; упав, встать оно не может по причине
строения и тяжести тела. Но уже в сообщении Страбона,
повторяющего эти сведения, легендарные особенности слона обретают
законченную форму и в этом виде входят в многочисленные
средневековые описания животного. Страбон рассказывает о трех
различных способах охоты на африканских слонов, один из
которых является заведомо фантастическим. «Завидев с деревьев
пробирающееся сквозь лесную чащу стадо, они не нападают, а
незаметно приблизившись сзади, перерезают жилы у
заблудившихся животных. Некоторые охотники тем не менее поражают
слонов стрелами, отравленными ядом змеиной желчи. Стреляют из
лука 3 человека: двое держат лук, выступив вперед, а один
натягивает тетиву. Другие, заметив деревья, к которым слоны
обычно приходят на отдых, подходят к ним с другой стороны и снизу
подрубают стволы. Затем, когда животное подходит к дереву и
прислоняется к нему, дерево падает, а вместе с ним и слон. Так как
животное не может подняться, потому что ноги у него сплошные,
лишены суставов и не сгибаются, то охотники соскакивают с
деревьев и рассекают слона на куски» (Страбон. XVI. 4. 10).
Античный сюжет получил признание и в средневековых
восточных сочинениях в жанре 'аджаиб. В подробном описании слона
в книге Наджиба Хамадани имеется и такой пассаж: «Слон не
может спать лежа. Когда он упадет, он не может встать. Когда
он спит, он опирается на что-нибудь. Когда хотят [организовать]
на него охоту, то идут к тому дереву, на которое он обычно
опирается во время сна, и, разбросав помет, выкапывают его корень
и очищают его от земли. Слон подходит [к дереву] для сна,
опирается на него, падает и погибает. Его хоронят на год, после

142
Тимофеи из Газы. О животных
этого достают его кости, которые называются „слоновий клык"»
(Наджиб Хамадани, с. 262).
Как было показано X. Грегором, сила стереотипов не
властна над Альбертом Великим, который отверг всеобщее
заблуждение относительно ног слона 106. И ранее, во времена Каролингов,
также звучали скептические голоса (Дикуил. VII. 35). Необычная
позиция Альберта Великого объясняется следующим образом. В
средневековой Европе «История животных» Аристотеля не была
известна до перевода «Китаб аль-хайаван» («Книги о животных»)
ал-Джахиза с арабского языка на латинский Михаилом Скоттом
в начале XIII в. Сочинение Альберта Великого долгое время
принимали за компиляцию из Плиния, пока в 1855 г. Дж. Б. Мейер 107
не показал, что в действительности это комментированный
пересказ «Истории животных» Аристотеля.
25.2. Начиная с эпохи Аристотеля, уподобление хобота слона руке
было самой популярной метафорой. «У живородящих
четвероногих вместо рук — передние ноги; так бывает у всех
четвероногих, но наибольшую аналогию с руками обнаруживают
многопалые: они пользуются ими для многих дел как руками; и левая
сторона у них менее развита, чем у людей. Исключение
составляет слон, который имеет ноги, менее расчлененные на пальцы, и
передние конечности гораздо большей величины. (...) Нос у
слона такого рода и такой величины, что заменяет ему руки: он пьет
и ест, подавая им в рот, и протягивает его вожаку вверх; с его
помощью слон вырывает деревья и, проходя по воде, раздувает
ее»; «У слона же нос длинный и сильный, и он пользуется им
как рукой, им привлекает к себе, схватывает и препровождает в
рот пищу, как жидкую, так и сухую, — один только из [всех]
животных» (Аристотель. История животных. II. 1. 3; I. 11. 49).
По мнению Цицерона, мыслящая природа наделила животных
разными приспособлениями: «Слонам же придан даже хобот,
потому что из-за огромного тела им доступ к пище затруднен»
(Цицерон. О природе богов. II. 47. 123). Тему продолжает
христианский писатель Василий Великий, активно использовавший
сочинения античных авторов. Начинает он с вопроса: «К чему
хобот у слона? Великому этому животному и даже величайшему
из всех живущих на суше, как созданному на ужас всякому
встречающемуся, надлежало быть рослым и иметь громадное
тело. Если бы ему дана была большая и соразмерная с ногами
шея, трудно было бы носить ее, потому что она, от чрезмерной
тяжести, клонилась бы всегда к земле. А теперь голова
соединена у слона с хребтом немногими шейными позвонками, но есть у
него хобот, вознаграждающий недостаток шеи; им слон достает
пищу и черпает питье» (Василий Великий. Шестоднев, с. 168).
Вопрос о назначении слоновьего хобота привлек внимание и
раннехристианского апологета Лактанция. В своем сочинении «О
творчестве Божьем» он пишет: «Бог, восхотев явить могущество
свое в разнообразии творений, не благоволил создать слону
голову столь длинную, чтобы она могла наклоняться до земли, и,

Слон
143
вооружив ее двумя клыками, которые, если бы он наклонялся до
земли, мешали бы ему пастись, выдвинул из лба между двумя
клыками вещество мягкое и гибкое, которым он может все, что
бы ни было, брать и удерживать» (Лактанций. О творчестве
Божьем. V). Завершим этот краткий обзор словами персидского
автора XIII в.: «Слон — огромное, очень ценное животное,
обладающее подвижным хоботом и царским взором. Хобот служит
[слону] вместо рук. С его помощью слон захватывает [пищу],
поднимает [предметы], пьет. Я славословлю Бога славословием,
достойным его, ибо он сотворил животное, у которого нос
выполняет функцию руки» (Чудеса мира. 175).
25.3. Вопрос, являются ли слоновьи бивни зубами или рогами,
занимал многих древних авторов, и дело, кажется, доходило до
полемики. Решение вопроса не выглядит столь уж очевидным, как
это могло бы показаться современному натуралисту. Считается,
что бивни — это зубы, а именно видоизмененные резцы.
Греческий путешественник II в. Павсаний убежден, что слоновьи
бивни являются рогами, а не зубами. Видимо, появление этой идеи
связано с тем обстоятельством, что Павсаний видел слоновий
череп с бивнями, которые, как известно, растут из верхней
челюсти. Для того чтобы рассеять сомнения своих современников, он
прибегает к любопытным аргументам. Так, по мнению Павсания,
рога у животных могут расти на разных местах: у лосей над
бровями, у носорогов — на носу, а у слонов — изо рта. Он
полагает, что рога у слонов отпадают и вновь вырастают, подобно
рогам оленей. В древней Эфиопии выражение «рог слона»
использовалось в значении 'слоновая кость' 108. «Те люди, которые
считают, что у слонов изо рта выдаются наружу зубы этих
животных, а не рога, этим людям надо посмотреть на лосей (это
дикие животные в стране кельтов) и на эфиопских быков
[носорогов]. Рога у лосей-самцов растут над бровями, а у самок их
совсем не бывает; а у эфиопских быков рога растут на носу.
Чему же тут так удивляться, если у животного рога растут изо
рта? Кроме того, они могут понять свою ошибку вот из чего
еще: рога у животных через известный период времени спадают
и затем снова вырастают; это бывает у оленей, у косуль, то же
случается и со слонами. А чтобы зубы вновь выросли у какого-
нибудь уже взрослого животного, этого никогда не бывает. Если
бы у слонов это были не рога, а выдающиеся изо рта зубы, как
бы они могли вторично вырасти? Кроме того, по своей природе
зубы не поддаются огню; рога же как быков, так и слонов
можно сделать из круглых плоскими и придать им любую форму при
помощи огня. (У гиппопотамов и кабанов бивни растут из
нижней челюсти; рогов же, которые бы росли из нижних челюстей,
мы не видим.) Да будет всякому известно, что у слона рога,
начинаясь у висков, растут сверху вниз и затем уже выходят
наружу. Это я пишу не на основании слухов, но сам видел череп
слона в Кампании в храме Артемиды; храм находится от Капуи
на расстоянии стадий 30, а эта Капуя является столицей Кампа-

144
Тимофеи из Газы. О животных
нии. Конечно, рога слона не похожи на рога других животных и
по природе своей различны, так же как и слон по величине и по
виду не похож ни на одно животное. И, мне кажется, это
является доказательством большого честолюбия эллинов и их
щедрости при почитании богов, если они, не жалея денег, ввозили
слоновую кость от индийцев и из Эфиопии, чтобы делать из нее
статуи» (Павсаний. V. 12. 1).
Флавий Филострат защищает строго противоположную
теорию, доказывая, что бивни у слонов — это зубы. Спорит он с
некогда правившим ливийскими племенами Юбой, чьи сочинения
об Африке высоко ценились римлянами. Флавий Филострат
пишет: «Упомянутый Юба называл слоновьи бивни рогами, потому
что растут они от висков, не стачиваются один о другой и
остаются как выросли, а не падают и не обновляются, подобно
зубам. Однако я с такими доводами согласиться не могу, ибо рога,
хотя и не всякие, но по крайней мере у оленей, также падают и
обновляются, что же до зубов, то у людей все они,
действительно, падают и обновляются, а вот среди животных нет ни одного,
чей клык или резец выпал бы сам по себе, или, выпавши, вырос
бы заново — ведь природа оснащает звериные челюсти зубами,
дабы снарядить их для боя. Опять же рога, начиная от самого
корня, каждый год наращивают годовое кольцо, чему
доказательством козлы, быки и бараны, между тем как зубы
вырастают однородными и — если только не повредить их — навсегда
таковыми остаются, ибо вещество зуба крепостью подобно
камню. К тому же рогами обладают лишь парнокопытные
животные, а у слонов на ногах пять ногтей и много пальцев, которые
не сливаются в копыто, так что подошва у слона мягкая. И еще:
всех рогатых тварей природа снабдила полыми костями, из коих
и прорастают полые же рога, а меж тем слоновые бивни сплошь
костяные, и ежели расщепить эту сплошную кость, то посредине
обнаружится лишь узкий желобок, точно как в зубе» (Флавий
Филострат. II. 13). С учетом приведенных сведений, очевидно,
что позиция Тимофея в этом вопросе представляет
компромиссный вариант.
В XII в. к спору о природе слоновьих зубов вернулся
персидский писатель Наджиб Хамадани. Он полагает, что зубы
слона — это рога, и в защиту своего мнения приводит
следующей аргумент: «И знай, что слон имеет два рога, находящихся
друг против друга. Они выходят вниз из-под верхней челюсти.
И тот человек, который не знает [существа дела], полагает, что
это зубы. [Но он ошибается], поскольку растут эти зубы, как
настоящие рога, а середина их полая, у слона они выступают
вперед, и он ими не кусает» (Наджиб Хамадани, с. 260).
25.4. Пассаж о поющей женщине, очаровывающей слона, следует
сопоставить с утверждением Страбона о том, что пойманных
слонов приручают, завораживая ритмическим напевом под звуки
бубнов (Страбон. XV. 1. 42). Согласно сведениям, передаваемым
Аррианом, индийцы диких слонов, «захваченных в плен, ведут в

Слон
145
деревни и прежде всего дают есть зеленого тростника и травы;
они от тоски не хотят ничего есть; тогда индийцы, став вокруг
них, песнями и звуками тимпанов и кимвалов, потчуя их и
наигрывая им, всячески их приручают» (Арриан. Индия. 14. 1—3).
Заключительное сравнение у Тимофея не вполне ясно. Хаупт
предлагает чтение — «единорог» (καρτάζωνον), вероятно, схожее
с арабским carcadann — 'носорог', вместо κασσίτερον — 'олово'.
Считается, что легенда о единороге, укрощаемом девой, впервые
появляется между 200 и 400 гг.
Среди занимательных рассказов, записанных со слов
путешественников Абу Али аль-Мухассином ат-Танухи, багдадским
судьей и литератором X в., имеется история об индийских
охотниках за дикими слонами. Из джунглей слона заманивают с
помощью прирученной слонихи. Далее следует не совсем ясный
эпизод встречи слона музыкантами. «Увидев эти толпы, слон
пугается и пытается убежать в пустыню, тогда слониха подходит к
нему и ведет его обратно. Это повторяется несколько раз, пока
слонихе не удастся заманить его в самую середину толпы.
Охотники держат его там несколько дней, пока он не привыкнет к
людям, а потом царь велит созвать музыкантов с барабанами,
кастаньетами и другими инструментами. Услыхав эти звуки, слон
еще больше пугается и убегает. Слониха бежит за ним, и, увидав
ее где-то вдали от шума, слон останавливается, чтобы быть с
ней, а она снова увлекает его за собой обратно в толпу. Но,
приблизившись и услыхав звуки музыки, слон снова убегает, и
слонихе приходится приводить его назад. Все это повторяется
многократно на протяжении нескольких дней, пока слон не
привыкнет к шуму и к виду толпы. Тогда охотники ведут слониху в
город, а слон следует за ними. Слониху загоняют в специально
для этого приготовленный просторный двор, где на небольшом
расстоянии друг от друга на прочных опорах устанавливают
четыре столба из самого что ни на есть тяжелого и крепкого
тикового дерева. Слониху загоняют в середину двора, и она стоит
там, а самец идет за ней и становится рядом» 109.
25.5. «Слоны ловились среди пустошей [с помощью] ловушек и в
ямах». В рукописи последнее слово — «пена» (άφροΐς);
прочтение «ямы» (τάφροις) впервые предложено Матте, ссылавшимся
на параллели у Элиана (Элиан. О природе животных. 8. 10) и
Плутарха (Плутарх. Об уме животных. 17. 972Ь).
Тимофей блестяще владел искусством сокращения длинных
описаний. В этом легко убедиться, сравнив его краткую реплику
с картиной охоты на слонов, представленной у греческого
писателя II в. Арриана. «За всеми другими дикими животными
индийцы охотятся так же, как и греки; но охота на слонов у них не
похожа ни на какую другую охоту, так как и сами эти животные
не похожи ни на каких других животных. Выбрав место гладкое
и освещенное солнцем, охотники кругом роют ров, так что там
мог бы поместиться большой лагерь. Ров они делают шириной в
пять саженей, глубиною в четыре. Землю, которую они выбра-

146
Тимофеи из Газы. О животных
сывают из вырытого рва, они насыпают на ту и на другую
сторону рва в виде стен. Сами же они в той насыпи, которая идет
по внешнему краю рва, делают себе вырытые в ней землянки и
оставляют в них отверстия, через которые туда к ним проникает
свет, и наблюдают за приближающимися и входящими в эту
загородку зверями. Затем, поместив в эту загородку трех или
четырех самок слона, наиболее ручных, они оставляют один проход
через ров; сделав через этот ров мост, они на него набрасывают
много земли, травы и хвороста, чтобы диким животным он не
был очень заметен и они не почувствовали бы какой-либо
хитрости. Сами же охотники скрываются в землянки, устроенные под
мостом. Дикие слоны днем не приближаются к населенным
местам, ночью же они бродят всюду стадами и пасутся; вожаком у
них самый крупный и благородный, за которым они все следуют,
как стадо коров за быком. Когда они приблизятся к загородке,
то, услыша голоса самок и почуя обонянием их запах, они бегом
устремляются к огражденному месту; двигаясь по краю рва, они,
как только наткнутся на мост, стремительно бросаются в ограду.
Заметив, что дикие слоны вошли туда, одни из охотников
быстро разбирают мост, другие же бегут в ближайшие деревни и
дают знать, что слоны уже в ограде. Услыхав об этом, жители
деревень садятся на самых смелых и самых ручных слонов и едут
на них к заграждению; подъехав туда, они не вступают тотчас
же в бой с дикими слонами, а ждут, чтобы те измучились от
голода и были истомлены жаждою. Когда они увидят, что слоны
ослабели, то, вновь устроив мост, они въезжают в заграждение;
вначале происходит сильная битва между ручными слонами и
пойманными; затем обычно дикие слоны бывают побеждены, так
как их силы сломлены унынием и голодом. Тогда охотники,
слезши со слонов, связывают внизу ноги у ослабевших диких
слонов и затем приказывают ручным слонам наносить им много
сильных ударов — до тех пор пока те, измученные этими
ударами, не упадут на землю; тогда охотники, став около них,
накидывают им на шеи петли и сами садятся на лежащих. Чтобы они
не скинули тех, кто сидит на них, и не причинили бы какого-
либо другого вреда, охотники острым ножом надрезают им
кругом шею и на это надрезанное место набрасывают петлю, чтобы
голову и шею слоны держали неподвижно вследствие этой раны.
Если же в ярости они начнут вертеть головой, то канат трет им
рану. Таким образом, они держатся неподвижно и, признавая
себя побежденными, позволяют ручным слонам увести себя на
привязи» (Арриан. Индия. 13. 1—13).
25.6. Аристотель говорит о слоне как о кротком и самом разумном
животном: «Самое кроткое и ручное из всех диких животных —
слон, ибо он многому научается и многое понимает: научается
даже приветствовать царя. Он обладает острыми чувствами и
превосходит других животных всем прочим разумением. Самку, с
которой он спаривается и сделает беременной, он больше не
трогает» (Аристотель. История животных. IX. 46. 235). «Слон

Слон
147
лучше всех прочих
животных поддается приручению
и, будучи хоть раз
приневолен служить человеку, затем
все готов от него снести,
выказывая ему всяческое
повиновение и ревностную
любовь» (Флавий Филострат.
II. 11). В полемике Оригена
Александрийского (248 н. э.)
с эпикурейцем Цельсом
отрицается следующая
особенность слона. Ориген
восклицает: «Я, собственно, не
понимаю, откуда Цельс
узнал, что „слоны хранят
верность клятве" и что „они благоговейнее относятся к божеству",
чем мы, и что „они обладают знанием о Боге". Мы, правда, о
природе и кротости этого животного знаем много и притом —
удивительных рассказов, но о верности слонов клятве,
признаюсь, я нигде ничего не читал. Если даже под кротостью и как
бы доверчивым отношением слонов к людям — благодаря
которым они раз и навсегда попали под власть человека — мы
вместе с Цельсом будем подразумевать соблюдаемую слонами
верность клятве, то и тогда именно такое заключение [Цельса]
будет ложным. Ведь, судя по рассказам, бывают, хотя и редко, но
такие случаи, когда слоны, казавшиеся досель ручными,
начинали опять проявлять свою первоначальную дикость, так что
устремлялись на людей и убивали их, почему как бесполезные и сами
обрекались на избиение» (Ориген. Против Цельса. IV. XCVIII).
У Арриана в описании Индии сказано: «Слон — наиболее
разумное животное из всех; некоторые из них, подняв своих
вожаков, убитых на войне, уносили, чтобы похоронить; другие
прикрывали собой, как щитом, лежащих на земле, иные сами
подвергались опасности, защищая упавших; а иной из них, в
раздражении убив своего вожака, умирал от раскаяния и печали»
(Арриан. Индия. 14. 4).
У Тимофея сказано: слоны «переходят реки, поддерживая своих
детенышей». Прочтение «переходят через» (διέρχονται) более
вероятно, чем рукописное — «проходят мимо» (παρέρχονται).
Согласно Флавию Филострату, «Аполлоний увидел слонов,
переправлявшихся через Инд: в стаде было голов тридцать и среди
всех меньший — вожак; а те, что покрупнее, перетаскивали
детенышей на бивнях, обвив их для надежности хоботом» (Флавий
Филострат. II. 14. Ср.: Элиан. О природе животных. 7. 15).
Об этом, например, сообщает Плиний. См.: Плиний. I. 3.

§25a
»АКОНМ
δράκονες
8. Драконы — враги слонов и часто убивают их, но и сами
погибают от них.
9. Драконы имеют драгоценные камни в глазах. Индийцы с
помощью колдовства усыпляют и убивают их и вынимают камни.
Но часто охотники похищаются драконами в их логовища и погибают.
10. Индийцы, поедая сердце или печень драконов, [обретают
способность] понимать диких животных, издающих звуки.
11. На спинах у слонов находятся деревянные башни,
наполненные воинами, и [слоны] сражаются.
12. Слоны боятся свиней и мышей.

Драконы 149
25.8. Образ слона в книге Тимофея отличается как от рациональных
по своему духу описаний античных авторов, так и от
символических толкований христианских авторов, представленных, в
первую очередь, греческим «Физиологом». Однако тема вражды
слона с драконом является общей для всего круга источников.
Миф о вражде слона с драконом (змеем) намного древнее любой
из его письменных фиксаций. Слон в этом случае выступает как
животное нижнего (водного) мира; ср. характерную для
древнеиндийского языка многозначность слова nâga 'слон-змей'. С
другой стороны, слон является священным животным, на котором
ездит бог грозы Индра. В ряде гимнов «Ригведы» содержатся
фрагменты мифа о поединке Индры со змеей-пожирательницей,
вызывающей засуху. Слона следует рассматривать как боевого
помощника Индры (змей в этом случае выступает как существо,
преградившее течение вод). Победа над ним приравнивается к
космогоническому акту перехода от хаоса к космосу, к
процветанию и плодородию. Что же касается тех культурных традиций, в
которых эти животные не представлены в повседневной
реальности, то в них космогонический миф перекодирован в сакральный
зоологический сюжет. Слон и дракон, являясь космическими
символами в индийских мифах, в античных и средневековых
западных бестиариях предстают как реальные животные,
связанные загадочной войной. Сюжет, зафиксированный Плинием,
более чем на тысячу лет определил восприятие этой темы в
западной традиции. «В Индии водятся самые большие слоны, так же
как и драконы, которые находятся с ними в постоянной вражде;
они такой необычайной величины, что могут легко обвиться
вокруг тела слона и задушить его в своих кольцах. Борьба
заканчивается смертью обоих противников, потому что побежденный
слон, падая на землю, сокрушает своим весом дракона,
обвившегося вокруг него. В Эфиопии водятся драконы не столь большие,
как в Индии, но все-таки [достигающие] двадцати локтей в длину»
(Плиний. VIII. 11). Современник Плиния, римский поэт Марк
Анней Лукан, описывая ливийских змей, отличает их от
драконов, способных задушить в своих объятьях могучих быков и
слонов. У Лукана еще сохраняется представление о драконах как
божествах:
Вы же, везде на земле божества, ползущие мирно,
С телом блестящим своим в золотых отливах — драконы, —
Африка знойная вас смертоносными делает: вьетесь
В воздухе вы на крылах и, стада преследуя, часто
Даже могучих быков в объятиях душите грозных.
Слон не спасется от вас; вы всем посылаете гибель,
И для того, чтоб убить, не нуждаетесь вовсе в отраве.
Лукан. Фарсалия IX. 700— 733

150
Тимофеи из Газы. О животных
Описывая животных западного побережья Африки, Страбон
замечает: «Артемидор упоминает также змей длиной в 30
локтей, которые одолевают слонов и быков; он проявляет
сдержанность, по крайней мере, определяя размеры змей в этой части
света, потому что гораздо более сказочны индийские змеи, а
также ливийские, на которых, говорят, растет даже трава»
(Страбон. XVI. 4. 16). Диодор Сицилийский, которому известны
сведения Артемидора, отвергает их правдоподобность. Павсаний, в
свою очередь, заявляет: «Змей больших, в тридцать и более
локтей, которые водятся у индусов и в Ливии, эпидаврийцы
считают другой породой, а не [священными] „драконами"»
(Павсаний. II. 28. 2). Любопытно, что в древнеегипетской «Сказке о
потерпевшем кораблекрушение» мореход видит змея, тело
которого составляло тридцать локтей110. Остается загадкой, почему
драконы обычно имеют длину в тридцать локтей. Античную
традицию подхватывает арабский мистик и врач Ибн Сина
(Авиценна). В «Каноне» Ибн Сины, в разделе «Общее рассуждение
о ядах», драконы предстают как разновидность гигантских змей;
параграф имеет подзаголовок: «Разновидности змей, которые,
когда укусят, приносят вред вследствие ранения, а не сколько-
нибудь сильного яда. Это змеи с очень крупным телом.
Драконы»: «Говорят: „самая мелкая разновидность драконов, как
свидетельствует один из врачей, имеет пять локтей длины, а
крупные бывают от тридцати локтей и больше". Говорят: „у дракона
два больших глаза, а под нижней челюстью выступ вроде
подбородка; у него имеются большие клыки". Некоторые говорят, что
драконы изобилуют в области Нубии и в Индии, и индийские
драконы больше; нубийские, которые водятся в странах Азии,
бывают до четырех локтей длиной, а индийские — это те, что
очень велики» (Ибн Сина. Канон. IV. 6. 3. 52).
В описании путешествия Аполлония Тианского по Индии
сообщается: «Равнинная змея достается охотникам, когда она
нападает на слона, ибо это причиняет гибель обоим» (Флавий
Филострат. III. 7). В христианской версии поединка,
представленной «Физиологом», победа однозначно на стороне слона, «и
когда он находит змею, то топчет ногами и убивает ее»
(Физиолог, с. 152), ибо слон означает Адама, поднятого после
грехопадения уничижением Христа.
Для римской культуры описание поединка слона с драконом
было одной из метафор Индии. Так, Апулей во «Флоридах»,
перечисляя богатства и чудеса Индии, удивляется нравам гимно-
софистов, а не сражениям драконов со слонами: «Там огромные
драконы с гигантскими слонами сражаются на равных, с
обоюдною смертельною опасностью: дракон скользкими кольцами
обвивает слона и сдавливает, ни шагу ступить, ни чешуйчатые узы
сорвать цепкого змея, так что слону не остается иного средства к
отмщению, нежели рухнуть громадным своим телом наземь и
пытаться всею тушею раздавить оплетшую его гадину» (Апулей.
Флориды. 6). Особую версию поединка излагает Филон Алек-

Драконы
151
сандрийский: «Нечто подобное, как рассказывают, происходит и
со змеями в Индии. Взбираясь на самых больших животных,
слонов, и цепляясь за спину или брюхо, они припадают к первой
попавшейся жиле, ненасытно присасываясь к ней с сильным
шипением и свистом. Слоны, ослабевая, некоторое время
противятся, топчутся от безысходности и бьют себя хоботом по бокам,
чтобы сбросить змей, но затем, навсегда покинутые жизненной
силой, оказываются уже не в состоянии прыгать, стоят,
сотрясаемые дрожью, ноги у них слабеют и они в судорогах погибают
от малокровия. Но падение слона ведет и к погибели змей,
виновниц его смерти, и вот почему. Не имея больше пищи, они
всячески стремятся отцепиться и освободиться от своей жертвы,
но, придавленные тяжестью слона, расплющиваются, — особенно
если почва попадается твердая и каменистая. Извиваясь и всеми
способами стараясь выбраться из-под давящего на них бремени,
они ослабевают в бессильных и бесплодных судорогах и наконец
(подобно тем, на кого падают камни или неожиданно рушится
стена) погибают от удушья, не в силах даже поднять голову»
(Филон Александрийский. О вечности мира. 23—24) т.
25.9. В уже упоминавшейся древнеегипетской «Сказке о потерпевшем
кораблекрушение» волшебный змей выглядел так: «Борода его
велика, более чем в два локтя. Тело его оправлено в золото. Обе
брови его из лазурита настоящего». В восприятии римлян
драконы выглядели как божества с телом блестящим, в золотых
отливах. Драконы обладают огненной природой112, видимо, поэтому
их тела блестят, а в глазах скрыты драгоценные камни. О
лучезарной природе драконов свидетельствует следующий фрагмент
«Финикийской истории» Филона Библского: «Первое, самое
божественное, — змей, имеющий вид ястреба, весьма красивый.
Всякий раз, как он открывал глаза, он наполнял все в своей
первозданной стране светом, и [наоборот], наступал мрак, лишь
только он их закрывал. Эней намекнул также, что это существо
огненное, в силу того, что о нем говорят, будто оно „озарило". А
„озарять — свойство света» "л
Рассказ Тимофея об индийских драконах заимствован из книги
о путешествии Аполлония Тианского (Флавий Филострат. III.
7). По сведениям Флавия, у горных индийских драконов
следующий вид: «Чешуя их блистает серебром, а в зеницах очей
заключены самоцветы, о коих рассказывают, будто они обладают
чудодейственной силой во многих таинствах». Далее этот автор
поясняет, в чем состояло чародейство индусов, охотящихся на
драконов: «Они кладут перед-змеиным логовом алый плащ,
затканный золотыми письменами, чародейство коих нагоняет сон, и так
побеждают змею с вечно бдящим взором, баюкая ее пением
многих сокровенных заклинаний: под действием оных тварь
высовывает шею из логова и засыпает прямо на письменах — тут-то
индусы, набросившись на спящую, бьют ее топорами, а затем,
отрубив голову, добывают находящиеся в ней самоцветы. Говорят,
будто в головах у горных змей хранятся светловидные камни,

152
Тимофей из Газы. О животных
переливающиеся всеми цветами радуги и обладающие
сокровенной силой, — вроде того, какой был якобы в перстне у Гига *.
Впрочем, часто случается и так, что, несмотря на топор и
ворожбу, змея, схватив индуса и увлекая его за собою, уползает в
логово, едва не сотрясая горы» (Флавий Филострат. III. 8).
Любовь к музыке и пению присуща всем драконам, в том числе
китайскому, а также древнегреческим — Тифону и Дионису-
Загрею, зачарованному звуком погремушки и убитому. Плиний
(Плиний. 32. 158) со слов Сотака передает, что персидский
камень «драконит» получается из застывшего мозга драконов:
последний якобы затвердевает лишь тогда, когда голова отсечена у
живого экземпляра, для чего драконов предварительно усыпляют
сонною травой. Современник Флавия Филострата, Тертуллиан,
автор первых христианских апологий, смотрел на эти вещи
несколько иначе: «Говорят, что самоцветы извлекают даже из
головы змей, так же как в головном мозге рыб находят некое кам-
невидное образование. Только того христианке и не хватало —
носить украшения от змеи! Как может она попирать голову
дьявола, если из головы его делает украшения себе на шею и даже
на голову?» (Тертуллиан. О женском убранстве. I. 6).
Исследовательский интерес античных авторов к драконам сменится у
христианских писателей нездоровым интересом к дьяволу в
образе дракона. Эпоха христианства открыла новую страницу в дра-
коноведении, превратив фантастическую рептилию из достойного
соперника в исчадие ада.
Счастливое исключение представляет творчество испанского
епископа Исидора Севильского, который дает классическое
описание дракона: «Дракон (draco) больше всех гадов или даже
всех животных на земле. Греки называют его δράκων: от этого
слова латынью, как уже сказано, заимствовано имя „дракон".
Он часто, покинув пещеры, носится в воздухе, возмущая его. У
дракона есть гребешок, небольшой рот и узкие отверстия, через
которые он вдыхает воздух и высовывает язык. Сила его не в
зубах, а в хвосте, и вред он наносит скорее ударами, нежели
укусами. В отношении яда он безвреден, но для причинения
смерти яд ему не нужен, так как он убивает жертву
сдавливанием. Из-за этого даже слон подвержен опасности, несмотря на
величину тела. Ведь, спрятавшись у тропинок, по которым
обычно ходят слоны, дракон обвивается узлами вокруг их голеней и
убивает удушьем. Рождаются драконы в Эфиопии и Индии в
самый зной середины лета» (Исидор Севильский. XII. 4. 4—5).
25.10. Ср.: Об индийцах «говорят, будто они понимают наречия и
намерения зверей, потому что едят змеиное сердце и змеиную
печень» (Флавий Филострат. III. 9). Мотив вещего знания
исследован В. Я. Проппом, по мнению которого, знание языка
зверей и птиц приобретается не только тем, что герой сказки пожи-
У лидийского царя Гига был волшебный перстень, делавший его невидимым
(Платон. Государство. IL 359d—360b).

Драконы
153
рается и выхаркивается змеем, но и тем, что он, наоборот, сам
съедает какую-либо частицу змеи. Таким образом, посвящаемый
приобретает магические способности, в первую очередь,
охотничье умение подчинять себе зверей 114.
25.11. Ср.: «Ловят их для военных надобностей, ибо они идут в бой,
неся на себе башню, в коей могут вместиться разом десять или
пятнадцать индусов, которые стреляют из луков и мечут копья,
словно из крепости. Да и сам слон владеет хоботом как рукой,
пользуясь им для метания копий» (Флавий Филострат. II. 12).
«Встав на задние ноги, они хоботом опрокидывают башенные
зубцы и вырывают деревья с корнем. (...) Кроме того, слоны так
легко приручаются, что их обучают даже метать в цель камни и
пользоваться оружием; они прекрасно плавают. Колесница со
слонами считается у индийцев величайшей ценностью» (Страбон.
XV. 1. 43). О том, с какой яростью сражались боевые слоны,
можно судить по описанию битвы между Антиохом II Великим и
Птолемеем IV при Рафии, в Палестине, на границе с
Аравийской пустыней в 217 г. до н. э. «Некоторые слоны Птолемея
бросились на врагов; помещавшиеся на слонах воины доблестно
сражались с башен; действуя сарисами на близком расстоянии,
они наносили удары друг другу, но еще лучше дрались животные,
с ожесточением кидаясь одни на других. Борьба слонов
происходит приблизительно таким образом: вонзивши друг в друга
клыки и сцепившись, они напирают со всею силою, причем каждый
желает удержать за собою занимаемое место, пока не одолеет
сильнейший и не отведет в сторону хобот противника. Лишь
только победителю удается захватить побежденного сбоку, он проба-
дывает его клыками подобно тому, как быки пробадывают
рогами. Птолемеевы слоны большей частью страшились битвы, что
бывает обыкновенно с ливийскими слонами. Дело в том, что они
не выносят запаха и рева индийских слонов, пугаются, как я
полагаю, роста их и силы и убегают тотчас еще издалека. Так
случилось и теперь» (Полибий. V. 84—85).
На глубинном, подсознательном уровне представителями
средиземноморской культуры образ слона воспринимался как
немотивированный знак чрезвычайной опасности. Об этом
свидетельствует толкование снов Артемидора: «Слон, если он приснится не
в Ливии и не в Индии, означает опасность и страх из-за своей
кожи и величины, ибо это животное страшное, особенно для
людей, непривычных к его виду. В Индии же слон означает хозяина,
царя и важного человека; поэтому когда слон послушно и
безопасно несет своего седока, то это пророчит благодеяние с их
стороны, а когда вредит ему, то вред» (Артемидор. Сонник. II. 12).
25.12. В рукописи стоит «мухи» (μυίας); чтение «мыши» (μύας)
восстанавливается издателями со ссылкой на Плиния (VIII. 29). О том,
что слону страшна мышь, пишет и Василий Великий (Василий
Великий. Шестоднев, с. 169). По мнению Сенеки, «тут нет ни-
С а ρ и с а — македонское копье длиной в 16 локтей.

154
Тимофей из Газы. О животных
чего удивительного: неразумные существа боятся пустяков.
Движение колесницы и вращение ее колес заставляет львов
забиваться назад в клетку; слоны пугаются поросячьего визга»
(Сенека. О гневе. II. 11). В «Геопониках» сообщается, что
«беснующийся слон становится смирным, если видит барана, и что он
начинает дрожать, услышав голос молодого поросенка» (Геопо-
ники. XV. 1. 3). Благодаря автору «Геопоник» мы знаем, что
такого рода сведения были связаны с теорией природных
«симпатий» и «антипатий» и исследованию не подлежат (см. § 7.13).
Древность этих представлений подтверждается тем, что они
отражены уже в одной из басен Эзопа: «Животные держали совет,
кого избрать царем, и слон с верблюдом выступили и спорили
друг с другом, думая, что всех превосходят и ростом и силою.
Однако обезьяна заявила, что оба они не подходят: верблюд —
оттого, что не умеет гневаться на обидчиков, а слон — оттого,
что при нем на нас может напасть поросенок, которого слон
боится. Басня показывает, что часто малая помеха останавливает
большое дело» (Басни Эзопа. 220). Согласно сведениям Элиана,
иногда свиней даже выпускали в сражении против строя
неприятельских слонов (Элиан. О природе животных. 1. 38; 16. 36).
В персидской космографии описание слона отражает индийскую
традицию: «Слон не испытывает страха перед другими
животными и зверями. Боится он только кошки» (Чудеса мира. 175).

§26
<OEAKA
κύων*
1. Собака — животное Гермеса.
2. Как есть разные [люди], так есть разные собаки, это же
относится и к их добродетелям.
3. Если кто-нибудь намажет голову собаки салом стервятника и
она услышит игру на флейте, то она станет скакать и танцевать.
4. Зубы бешеной собаки смягчают [последствия] собачьего
укуса. Они помогают расти детским зубам и лечат заболевших
желтухой и не дают собакам лаять.
Canis fam'diaris (домашняя).

156
Тимофей из Газы. О животных
5. Аристотель утверждает, что собаки видят сны.
6. Перед появлением Сириуса собаки становятся бешеными,
но выздоравливают, если выкупаются.
7. Когда собака ест траву и стебли пшеницы, она освобождает
утробу и [избавляется от] глистов.
8. Когда собаки [мучаются] от жажды, на них заводятся
клещи (κρότωνες).
9. Собаки болеют тремя болезнями: ангиной, подагрой,
бешенством.
10. Укушенные бешеной собакой боятся воды и редко живут
[долго]. Спасаются [от смерти] пьющие [воду из сосуда,
расположенного] справа от [шкуры] гиены, [или] приносящие в жертву
щенка и пьющие из его желудка свернувшееся молоко вместе с
водой.
11. Если показать зеркало укушенным [бешеной собакой]
людям и они увидят там собаку, [тогда] они умрут, а если [они
увидят] человека, они будут жить.
26.1. Гермес — в древнегреческой мифологии итифаллическое
божество, сын Зевса и Майи, один из древнейших и имевших
наибольшее количество функций богов. В числе прочего, он был
вестником богов, покровителем путников, проводником душ умерших.
В роли проводника на границе двух миров выступает и собака; в
частности, чудовищный пес Цербер охраняет вход в мир
мертвых. Более тонкое объяснение предлагает Плутарх: «Гермеса
называют собакой не в собственном смысле слова, но, как говорит
Платон, связывают с хитроумнейшим из богов бдительность этой
твари, ее неутомимость и мудрость, ибо она различает
дружественное и враждебное по своему знанию или незнанию предмета»
(Плутарх. Об Исиде и Осирисе. 11).
В эллинистическую эпоху Гермес был отождествлен с
египетским богом Тотом (общая причастность к мудрости) и с Ануби-
сом, имевшим голову шакала или собаки (общая связь с
преисподним миром). Апулей описывает процессию египетских богов,
шествующих на римском празднике в честь Исиды: «Вот
наводящий ужас посредник между небесным и подземным миром, то
с темным, то с сияющим ликом, высоко возносящий собачью
морду Анубис» (Апулей. Метаморфозы. XI. 11). Плутарх
предлагает следующую интерпретацию Исиды, Нефтиды и Анубиса:
«Некоторые толкуют миф как иносказание о затмениях. Ибо
лунное затмение происходит, когда полная луна занимает
положение против солнца и из-за этого попадает в тень земли, как
по рассказам Осирис — в гроб. Затем, в свою очередь, луна
закрывает и затемняет солнце на тридцатый день месяца, но не

Собака
157
губит его совсем, как Исида не губит Тифона. И когда Нефтида
родила Анубиса, Исида приняла его как своего ребенка; ибо
Нефтида — это то, что под землей и невидимо, а Исида — то,
что над землей и зримо. Соприкасающаяся же с ними и
называемая горизонтом окружность, общая обеим, названа Анубисом
и изображается в виде собаки, потому что собака равно владеет
зрением и днем, и ночью. Египтяне полагают, что Анубис имеет
ту же власть, что у эллинов имеет Геката, принадлежащая
одновременно к числу преисподних и олимпийских божеств.
Некоторые же считают, что Анубис — это Крон, потому что он все
рождает из себя и зачинает в себе, за что и получил якобы
прозвище собаки. Таким образом, почитатели Анубиса имеют некое
тайное знание, и в древние времена собака получала величайшие
почести; когда же Камбиз убил и выбросил Аписа, ни одно
животное не подошло и не отведало тела, кроме собаки, — и тогда
она перестала быть первой и чтимой более всех других
животных» (Плутарх. Об Исиде и Осирисе. 44).
26.2. Самые ранние в античной традиции сведения о породах собак
принадлежат Ксенофонту: «Есть две породы собак: касторовая и
лисья. Первые получили свое название от того, что их
преимущественно держал великий охотник Кастор; вторые от того, что
произошли от собак и лисиц, с соединенными по многом времени
свойствами тех и других» (Ксенофонт. Охота. III. 1).
Принято считать, что все разновидности домашних собак
происходят от пяти древних видов. Эти пять древних видов таковы:
шпиц (происходит от шакала), овчарка (очевидно, от Canis alp'i-
nus), борзая (очевидно, от абиссинского волка), дворняжка
(также от шакала) и мастиф (от тибетского волка) 115.
О собаке и ее достоинствах Исидор Севильский пишет
следующее: «Собака (canis) — латинское имя, имеющее, кажется,
греческую этимологию. По-гречески она называется κύων;
некоторые полагают, что это имя обязано своим происхождением звуку
(сапоге) собачьего лая, потому что он звучит. От слова „звук"
происходит и глагол „ петь". Нет никого умнее собак, у них больше
разума, чем у остальных животных. Ведь только они узнают
свое имя, любят своих хозяев, защищают хозяйский дом; идут на
смерть ради своих хозяев; охотно бегут на охоту со своим
господином; не оставляют даже мертвое тело своего хозяина. Словом,
природа их такова, что не могут собаки быть без человека. В
собаке следует учитывать два качества: либо смелость, либо
быстроту» (Исидор Севильский. XII. 2. 25—26).
В сочинении Артемидора, трактующего сны, образы собак
занимают важное место: «Из собак одних выкармливают для
охоты, иных — выслеживать, а иных — ловить зверей, других для
охраны имущества — их мы называем цепными и сторожевыми,
а третьих для удовольствия — их называют мелитскими. (...)
Псы разъяренные, лающие или кусающие сулят обиды со
стороны жены и домочадцев, а также большой ущерб имуществу.
Чужие ласкающиеся собаки означают хитрости и козни от дур-

158
Тимофеи из Газы. О животных
ных мужчин или женщин, а кусающие и лающие — нападки и
обиды, причем белые — явные обиды, черные — тайные,
рыжие — не вполне явные, пестрые — самые жестокие. Ведь
собаки подобны людям отнюдь не благородным и свободным, а
напротив, насильникам и наглецам, ибо таков нрав собак» (Арте-
мидор. Сонник. II. 11).
На вопрос, почему жрецу Юпитера предписано сторониться
собаки — не прикасаться к ней и не называть ее, Плутарх дает
следующий ответ: «Собака [в отличие от козла] не так
похотлива и не так дурно пахнет. Некоторые, однако, утверждают,
будто собак потому не пускают в Афинский акрополь и на остров
Делос, что эти животные спариваются у всех на виду в отличие
от быков, свиней и лошадей, которые делают это в стойле, а не
бесстыдно и открыто. Но все эти люди не знают истинной
правды. Дело в том, что собака — существо драчливое и опасное и
поэтому не следует допускать ее в священные и
неприкосновенные места, которые должны предоставлять просителям
безопасное убежище. Сообразно с этим и жрец Юпитера, живое
воплощение бога и его священный образ, должен быть доступен
как прибежище для всех нуждающихся и для всех просителей,
чтобы никто им не препятствовал и не отпугивал их от его дома.
(...) Кроме того, древние считали это животное не вполне
чистым и никогда не приносили его в жертву ни одному из
олимпийцев. Только как трапезу для Гекаты Подземной их
приносили на перекрестках, и эта жертва служит отвращению или
искуплению зла. В Спарте щенков жертвуют самому кровожадному
из богов — Эниалию, а в Беотии обряд всенародного очищения
состоит в том, что люди проходят между частями разрубленной
надвое собаки. Сами римляне убивают собак в месяц
очистительных обрядов на „ Волчьем празднике", который они
называют Луперкалиями, а мы — Ликеями 116. Вот какой смысл в
запрете держать у себя в доме собаку для того, кому вручено
почитание высочайшего и чистейшего божества» (Плутарх.
Римские вопросы. 111). Христианский автор III в. Арнобий написал
сочинение «Против язычников», где в пылу полемики
спрашивает: «Если для вас ясно и несомненно, что внутри статуй живут и
обитают небесные боги, то почему вы сторожите, оберегаете и
держите их в заключении под крепкими замками и огромными
запорами, под засовами, задвижками и тому подобными вещами,
и чтобы какой-либо вор или ночной грабитель не вторгся,
охраняете их тысячами храмовых блюстителей и тысячами сторожей?
Почему вы содержите собак в капитолиях?» (Арнобий. VI. 20).
Элиан приводит разные примеры сообразительности
животных; в частности, рассказывая о хитрости египетских лягушек,
спасающей их от водяных змей (см. § 55.3), он утверждает, что
«столь же умны и египетские собаки. Они не смеют напиться
нильской воды в один присест и досыта, спокойно наклонившись
над рекой, чтобы зараз утолить жажду, так как боятся
водящихся в ней животных, а бегут вдоль берега и, крадучись, хватают

Собака
159
понемногу вновь и вновь. Мало-помалу собаки добиваются
своего и утоляют жажду, избегнув опасности» (Элиан. Пестрые
рассказы. I. 4).
Житель Багдада Ибн ал-Марзубан (X в.) собрал множество
историй о собаках и изложил их, назидая и развлекая читателя.
«Знай же — да возвеличит тебя Аллах! — что собака более
предана тому, кто владеет ею, чем отец своему ребенку или
любящий брат своему брату. Она охраняет своего хозяина и
защищает его семью, присутствует он при этом или нет, спит или
бодрствует, не оставляет этого, даже если люди суровы с ней, и
не покидает их без помощи, даже если бросают ее» 117.
26.3. Смысл пассажа о собаке, танцующей под звуки флейты, неясен.
Ср. с описанием одной из болезней лошадей, где также
фигурируют звуки флейты: «Болезнь, называемая нимфейной: когда
заиграют на флейте, лошадь становится одержимой, бесится и
опускает вниз голову; и если кто-нибудь сядет на нее, она бежит,
пока не вздумает набежать на кого-нибудь» (Аристотель.
История животных. VIII. 24. 146). К этой же группе рецептов
примыкают сведения, передаваемые Хубайшем Тифлиси: «Если кто-
нибудь смешает змеиное сало с фиалковым маслом и намажет
этим нос овцы, то она будет крутиться за своим хвостом» (Ху-
байш Тифлиси. XII. 29б).
26.4. Зубам хищных животных, как и зубам бешеной собаки, молва
приписывала особую отвращающую силу. Однако подобное
средство защиты от собак арабский ученый и мистик Ибн Сина
(980—1037) относит к области суеверий: «Некоторые люди
говорят: „кто повесит на тело клык бешеной собаки, от того
бешеные собаки будут сторониться и не нападут на него, как и все
прочие собаки", но [эти люди] из тех, кому не верят» (Ибн
Сина. Канон. IV. 6. 4. 8).
26.5. «Что касается сна и бодрствования животных, то — что
животные ходящие [и имеющие] кровь спят и бодрствуют, это вполне
очевидно, так как все, имеющие веки, спят, смыкая их. Далее, и
сны видят не только люди, но и лошади, собаки, быки, а кроме
них овцы, козы и весь род живородящих четвероногих. Это
доказывается тем, что собаки лают [во время сна]» (Аристотель.
История животных. IV. 10. 112).
26.6. Сириус — наиболее яркая звезда в созвездии Большого Пса.
Восход Сириуса приходился на самую нездоровую знойную пору
лета; упоминания о наводимых им болезнях тянутся от Гесиода
(Труды и дни. 587) до Вергилия (Вергилий. X. 273).
Представление о вспышках бешенства у собак перед появлением
Сириуса носило всеобщий характер; в частности, Артемидор пишет
о собаках, являющихся во снах: «Часто они предвещают горячку
из-за того, что звезду Сириус, вызывающую эту болезнь,
некоторые называют Псом, в самом деле, пес — животное дерзкое,
неразумное и подобное горячке» (Артемидор. Сонник. II. 11).
Считалось, что бешеная собака для излечения должна была напиться
воды и искупаться в речной воде (Флавий Филострат. VI. 43).

160
Тимофей из Газы. О животных
Ибн Сина дает следующее объяснение феномену бешенства у
собак, волков и гиен: «У собаки и у других упомянутых
[животных] иногда возникает бешенство, то есть натура их переходит в
злокачественную ядовитую черножелчность. Такой переход
случается либо от воздуха, либо от пищи, либо от напитков. От
воздуха это происходит, когда сильная жара пережигает соки
собаки и она бесится осенью или когда сильный холод сгущает
кровь [и превращает ее] в черную желчь и собака бесится
весной. От пищи и питья это происходит, когда собака лижет кровь
[в лавках] мясников, пожирает падаль и пьет гнилую воду и
соки ее превращаются в гнилостную черную желчь. Бывает также,
что меняется ее нрав, когда происходит изменение натуры, как
это случается с прокаженными. Иногда у собаки опухает тело,
цвет ее становится пепельным и причины порчи [натуры] еще
более усугубляются. Собака испытывает голод, но не ест,
чувствует жажду и не пьет воды, а когда видит воду, то шарахается от
нее и гнушается ею. Нередко, [почуяв] воду, она начинает
трястись и дрожать, и больше всего у нее дрожит кожа на морде;
иногда, особенно в конце дела, она даже умирает от боязни
воды» (Ибн Сина. Канон. IV. 6. 4. 4).
Считалось, что в период перед восходом Сириуса (самое
жаркое время для Средиземноморья и Аравии) в природе
активизировались силы, вырабатывающие яды. Ср. с выписками ал-
Бируни: «Ибн Масавайх: говорят, что у некоторых [скорпионов]
два жала и от их укуса [остаются] два отверстия. Некоторые из
них имеют крылья, у некоторых шесть узлов, они смертельны.
Самый скверный [скорпион] тот, который появляется при
восходе Сириуса» (ал-Бируни. Книга о лечебных веществах. 718). То
же самое сообщает Ибн Сина: «Разновидности земных
скорпионов. (...) Число члеников хвоста у скорпионов различно: есть
скорпионы с шестью члениками, ярость которых усиливается во
время восхождения Сириуса и укус их убивает, а у некоторых
скорпионов их меньше» (Ибн Сина. Канон. IV. 6. 5. 1). То, что
в дни восхода Сириуса яды приобретали особую силу,
показывает следующий рецепт для борьбы с мышами: «Лучше же в дни
перед восходом Пса истолочь вместе семена цикуты, чемерицу и
ячневую муку или семена дикого огурца, свиного боба, горького
миндаля и черной чемерицы, смешать в равной доле с ячневой
мукой, замесить ее оливковым маслом и положить это тесто близ
отверстий, проделанных полевыми мышами. Съев его, они
подохнут» (Геопоники. XIII. 5. 1).
26.7. Тимофей соединил в одно предложение сведения, которые у
Аристотеля характеризуют два разных способа лечения собак.
«Собаки, когда страдают глистами, едят стебли пшеницы»;
«Собаки, когда болеют чем-нибудь, вызывают рвоту, поедая какую-
то траву» (Аристотель. История животных. IX. 6. 47; 6. 42).
Второй способ лечения, по Аристотелю, характерен и для
волков: «Травы в другое время они не трогают, а только когда
болеют, так же как и собаки, которые, поедая траву, извергают ее

Собака
161
рвотой и очищаются» (Аристотель. История животных. VIII.
5. 53). «Собаки излечивают себя рвотой, египетские ибисы лечат
желудок сами себе клювами (как бы ставя себе клистир).
Искусство врачей открыло эти способы лишь недавно, т. е. немного
веков назад» (Цицерон. О природе богов. II. 50). «Плотоядные
не едят трав, разве только для изрыгания, лечась по инстинкту»
(ал-Бируни. Книга о лечебных веществах. 46). Арабский
путешественник X в. Абу Дулаф при описании одного из округов
Армении упоминает цитварную полынь, «которая обладает
глистогонными свойствами, однако тюркская полынь лучше и
действует сильнее» (Абу Дулаф, с. 39).
26.8. У Аристотеля нет указания на жажду как причину порождения
клещей: «На собаках заводятся так называемые собачьи клещи.
Все вши у имеющих их порождаются из самих животных»
(Аристотель. История животных. V. 31. 141).
26.9. Согласно Аристотелю, «собаки болеют тремя болезнями,
называются они: бешенство, ангина, подагра. Из них бешенство
вызывает малярию, и когда бешеная собака укусит кого-нибудь, все
укушенные бесятся, кроме человека. Эта болезнь убивает и
собак, и всех укушенных бешеной собакой, кроме человека. Убивает
собак и ангина, немногие остаются в живых и от подагры.
Бешенство охватывает и верблюдов» (Аристотель. История
животных. VIII. 22. 142). Ср.: «О лечении собак. Из Феомнеста.
Бешеных собак нужно запирать и не кормить в течение одного дня,
а затем положить им в питье чемерицы. Когда же желудок у
них очистится — кормить их ячменным хлебом. Таким же
образом ты будешь лечить и укушенных бешеными собаками» (Гео-
поники. XIX. 3). Чемерица относилась к очищающим растениям,
ср. со сведениями Павсания: «Горы, поднимающиеся над Анти-
кирой, очень каменисты, и на них растет очень много чемерицы.
Один сорт ее, черный, идет на пользу людям и служит
очистительным для желудка, другой же сорт, белый, обычно очищает
при помощи рвоты. Этим очистительным лекарством служат корни
чемерицы» (Павсаний. X. 26. 4); «Из Аристоновых
„Уподоблений" . Чемерица, взятая в крупных зернах, очищает, а мелко
растертая — душит. Так обстоит дело и с тонкословием в
философии» (Стобей. Эклоги II. 2, 23) 118.
26.10. По словам Павсания, в Аркадии у Кинефы расположен
источник холодной воды, и «если кто бывает укушен или подвергается
другой какой-либо опасности со стороны бешеной собаки, он
получает исцеление, выпивши воды этого источника» (Павсаний.
VIII. 19. 3). Дело в том, что больной не мог выносить вида
воды, поэтому источник, о котором говорит Павсаний, по праву
считался необыкновенным. В романе Апулея «Метаморфозы»
осла, якобы укушенного бешеной собакой, запирают в спальне
хозяев, а на следующий день испытывают его состояние,
поставив для питья полное ведро воды. Проверка заключалась в
следующем: если осел проявит склонность к воде, значит, здоров,
если же, наоборот, в страхе будет избегать вида и прикосновения

162 Тимофей из Газы. О животных
жидкости, тогда, несомненно, зловредное бешенство
продолжается. «Такой способ проверки передан нам еще стародавними
книгами», — заключает Апулей (Апулей. Метаморфозы. IX. 3).
Лекарством для укушенного бешеной собакой считалась
обыкновенная вода, однако больной испытывал к воде отвращение.
Напоить больного водой означало вылечить его. По словам Флавия
Филострата, «бешенство можно вылечить водою, если только
хватит у больного храбрости глотнуть лекарства» (Флавий Фи-
лострат. VI. 43). Ибн Сина в главе под названием «Состояние
того, кого укусила бешеная собака» пишет: «У него возникают
сильные боли, хрипнет голос, он плачет, и потом, в конце
болезни, начинает бояться воды и [всякой] жидкости, и каждый раз,
когда ее к нему подносят, он представляет себе собаку и боится
ее, а иногда не пугается, но гнушается водой. (...) Нередко он
умирает от жажды раньше таких явлений, а иногда ему хочется
воды, но, получив ее, он с воплем отказывается или делает
глоток, но давится ею и умирает» (Ибн Сина. Канон. IV. 6. 4. 6).
По мнению издателей текста Тимофея, слова πίνοντες μετά
δεξιού της ύαίνης από πότον переделаны и пострадали. В английском
переводе это место звучит так: «Drinking with the right of a hyena
a pill, they escape (death)» — «пьющие справа от гиены таблетку
спасаются [от смерти]». По мысли переводчиков, изначальный
смысл может быть понят, если вспомнить, что положительные
магические свойства приписывались правой стороне от гиены (см.,
например: Horapollo. 2. 71; цитату из «Геопоник» см. в § 4.9).
Ср. также соотнесенность правой стороны с положительным
результатом гаданий по полету птиц: «Птицы предвещают нам
удачу, пролетая справа, или неудачу, пролетая слева от нас»
(Сенека. О природе. II. 32. 3).
У древних авторов гиена принадлежала к разряду животных,
высоко ценимых магами (ср.: Плиний. 28. 9). Она, подобно
волку, своим присутствием оказывала вредное влияние на
человека: охотник, преследовавший ее, сходил с ума или падал с
коня, если она, повернув вправо, ступала на его следы, при
повороте же влево она сама становилась его добычей (Плиний. 28.
93); она обладала отвращающими силами, разрушая козни и
исцеляя разные недуги и болезни. Более того, Плиний (Плиний. 28.
104) говорит, что мясо гиены — эффективное средство против
бешенства. Опираясь на эти сведения, издатели не соглашаются
с прочтением Хаупта: «выпив помет гиены, [смешанный] с
кислым вином» (πίνοντες δέ μετ' οξους της ύαίνης άπόπατον), хотя
кислое вино и упоминается Плинием (Плиний. 20. 94; 23. 119)
как ингредиент лекарства против бешенства. Они переводят
«таблетка» (κατάποτον) вместо бессмысленного από πότον, хотя и
признают, что этим они недостаточно убедительно реконструируют
трудный пассаж.
Для прояснения пассажа об укушенном бешеной собакой,
которого спасают при помощи некоего предмета, имеющего
отношение к гиене, следует обратиться к сочинениям восточных вра-

Собака
163
чей. Если больной находится в тяжелом состоянии, отказывается
от воды, то для таких случаев Ибн Сина приводит «ухищрения,
чтобы напоить больного водой», при этом кожа гиены
используется неожиданным образом: «Говорит Пелагрий: „если больной
боится воды и я даю ему пить из сосуда, [покрытого] кожей
гиены, он пьет", а другой [врач] говорит: „или из сосуда,
покрытого кожей гиены, особенно если сосуд деревянный, или
[покрытого] кожей бешеной собаки". Говорит один из врачей: „или
кладут под сосуд или на сосуд тряпицу женщины, совершившей
[ритуальное] омовение", но другие [врачи] говорят, что ничто
такое не помогает» (Ибн Сина. Канон. IV. 6. 4. 11). Ибн Сина
предлагает в качестве средства для лечения укушенного бешеной
собакой и другой рецепт, заимствованный из чужих рук: корми
больного жареной кожей хромой гиены (см.: Ибн Сина. Канон.
IV. 6. 4. 9). Таким образом, можно полагать, что у Тимофея
речь шла о коже (а не таблетке) гиены, каким-то образом
способствующей тому, чтобы напоить больного водой и тем самым
спасти его. Впрочем, есть и такое средство: «Печень бешеной
собаки дают пить укушенному человеку, и это помогает.
Упоминают, что печень препятствует водобоязни и что некоторые из-за
этого выжили, но они лечились также и другими средствами»
(Ибн Сина. Канон. II. 372).
Использование различных частей тела животных в защитных
или медицинских целях восходит к магическим практикам
жителей древней Месопотамии. Вот один из примеров ассиро-
вавилонской магии, в котором бог Эа указывает способ лечения
головной боли: «Возьми кожу самки верблюда, не имевшей еще
детенышей, разрежь кожу на четырнадцать частей, сообщи им
чары Эриду. Покрой кусками этой кожи голову, шею, руки и
ноги больного. Пусть он сядет на своем ложе. Окропи его
живой водой. Головная боль исчезнет» 119.
В заключение приведем сведения из персидской космографии
XIII в.: «Удивительная тварь — бешеная собака. Тот, кого она
укусит, теряет голову подобно пьянице. В его моче все увидят
фигурку собаки. В этом бессознательном состоянии он
пребывает, пока не умрет. Тот, кого бешеная собака поймает, будет
точно в таком же состоянии, не сможет пить воду и разглядеть цвет
воды. В Малой Армении есть разрушенная церковь. В ней
лежит камень, называемый йазаки. Если немного поскоблить его,
смешать [порошок] с водой и дать выпить укушенному собакой,
ему сразу станет лучше. Свойство это удивительное. Сию
местность я, раб, видел и [действие лекарства] проверил» (Чудеса
мира. 271).
26.11. Речь идет о магических практиках, где зеркало использовалось
для предугадывания результатов лечения: «Ни один [больной],
начав бояться воды, не спасется при помощи лечения или чего-
либо другого, особенно если он видит свое лицо в зеркале и не
узнает себя или если ему кажется, что в зеркале собака» (Ибн
Сина. Канон. IV. 6. 4. 6). Ср.: «В области Танджа есть храм

164
Тимофей из Газы. О животных
из мозаики. В храме сделан из серебра лев, на нем сидит
человек. В руке он держит блестящее зеркало. Больному, который
посмотрится в зеркало и увидит себя, станет лучше. Если же он
не увидит себя [в зеркале], то умрет» (Чудеса мира. 141).

§27
ίππος
1. Как есть разные люди, так есть и разные лошади, это же
относится и к их добродетелям.
2. Когда у кобылы остригают волосы [т. е. хвост и гриву], она
совокупляется, как будто ее раздели.
3. Скользкие выделения кобыл называют гиппоманес; слизывая
это со лба новорожденных жеребят, мать заботится о них.
Женщины, торгующие лекарствами и зельями, используют эту
[субстанцию] для приготовления любовного [напитка].
Equus caballus (домашняя).

166
Тимофеи из Газы. О животных
4. У лошадей внутри сердца есть кость, и у некоторых быков
тоже.
5. Жеребцы живут 35 лет, а кобылы — 30, но [была]
лошадь, прожившая 75 лет.
6. Лошади спариваются, пока живут, за исключением двух лет
в юности и в старости.
7. Когда одни кобылы умирают, другие вскармливают их
жеребят.
8. Если кому-либо нужна пятнистая лошадь, он рисует [на
картине] такую лошадь около ручья, а кобыла, глядя на эту
картину, приносит [пятнистого жеребенка]. То же происходит и с
голубями.
И в Лакедемоне в комнатах беременных женщин они рисуют
[на картинах] красивых юношей.
9. Конь никогда не покроет свою мать или сестру.
10. Двое [жеребцов] дерутся из-за самки, и победитель
оставляет ее за собой как собственность и подругу; [жеребцы], бывшие
врагами, узнают голос друг друга на очень большом [расстоянии].
11. Лошади видят сны, но среди людей есть такие, кто никогда
не видит снов, и если хотя бы раз в своей жизни они увидят [сон],
они [могут] ожидать несчастья или смерти.
12. Они (т. е. лошади) боятся верблюдов, пока к ним не
привыкнут.
13. Когда они находят чистую воду, то пьют, сделав ее мутной.
14. Когда они пьют сандарак, то умирают, и это справедливо и
в отношении других домашних животных.
15. [Люди] стригут их (т. е. кобыл), и, таким образом, те
соглашаются спариваться с ослами и приносят мулов.
27.1. О свойствах коней Исидор Севильский пишет следующее:
«Живость коней велика; скачут они в полях, стремятся к войне,
возбуждаются при сигнале трубы к бою, воспламененные звуком,
пускаются в бег, страдают, будучи побежденными, радуются,
если победили. В бою некоторые распознают врага и стремятся
укусить противника. Другие даже узнают своих хозяев, забывая
о кротости при перемене хозяина. Третьи никого, кроме хозяина,
не допускают быть своим наездником. Многие кони проливают
слезы, когда хозяин убит или умер. Одному лишь коню
свойственно плакать по человеку и переживать состояние скорби.
Именно поэтому в кентаврах смешалась природа человека и
коня» (Исидор Севильский. XII. 1. 43).
27.2. Аристотель, кажется, пишет об обратном: «У кобыл, если их
остричь, побуждение прекращается скорее, и они делаются пе-

Лошадь
167
чальнее» (Аристотель. История животных. VI. 18. 119).
Тимофей опирается на сведения Элиана, сообщающего, что
ливийские ослы покрывают кобылиц, если только у последних
острижена грива (см. § 30.1).
Согласно Павсанию, в храм Аполлона в Дельфах была
подарена скульптура — лошадь, работы Дионисия из Аргоса.
Скульптура не имела хвоста, что производило самое сильное
впечатление на жеребцов. «Это та самая лошадь, в которой, по
словам элейцев, заключено нечто внушающее коням бешеную
страсть. Ясно, что и все другие подобные случаи — дело
искусства какого-либо колдуна-мага, как и то, что происходит в связи
с этим конем. По величине и красоте он немного уступает
другим лошадям, статуи которых стоят внутри Альтиса; кроме того,
он без хвоста, и вследствие этого он кажется еще безобразнее.
А тем не менее жеребцы не только весною, но и во всякое время
ярятся на него; они бросаются в Альтис, разорвав свои поводья
или вырываясь из рук ведущих их [конюхов], и стараются
вскочить на эту статую с большей горячностью, чем они кроют
самую красивую, живую и молодую кобылу» (Павсаний. V. 17. 2).
27.3. Делая эту выписку из Аристотеля, Тимофей не очень ловко
справился с задачей. Справедливости ради отметим, что
Аристотелю самому было не очень ясно, что, собственно, именуется
термином гиппоманес (букв.: 'конское помешательство'), поскольку
речь шла не о медицинском наблюдении, а о магическом средстве.
Приведем примеры употребления этого слова в «Истории
животных» Аристотеля: «Кобылы безумствуют от страстного
желания, поэтому название этого единственного животного
употребляют как ругательство, применяемое к женщинам, необузданным
в любовных делах. Говорят, будто в это время они беременеют
от ветра, поэтому на Крите никогда не отделяют от самок
производителей; когда же с ними это случится, они бегут от других
лошадей» (другие свидетельства см. в § 9.2). Историю с ветром
св. Августин относил к удивительным явлениям, не
поддающимся объяснению (Августин. О граде Божием. XXI. 5). А
христианский апологет Лактанций решился на смелое сравнение:
«Если некоторые животные, как всем известно, способны зачать
от ветра или просто от воздуха, то что же удивительного в том,
что Дева зачала от Духа Божьего?» (Лактанций. Божественные
установления. 4. 12).
Продолжим цитату из Аристотеля: «Кобылы бегут не на
восток и не на запад, а на север или юг. Когда нападает такое
состояние, они никому не позволяют приблизиться, пока не
остановятся от усталости или не придут к морю; тогда они
выбрасывают из себя нечто; и это нечто называют так же, как
выделяемое при родах, — гиппоманес. Это то же, что каприя, и
знахарки усиленно их разыскивают. В период спаривания кобылы
кладут друг на друга головы чаще, чем прежде, часто машут
хвостом и ржут иначе, чем в другое время. Из половых частей у
них вытекает влага, подобная семенной, только более жидкая,

168
Тимофеи из Газы. О животных
чем у самца, и это также называют некоторые гиппоманес, а не
то, что прирастает к жеребятам; собирать это, говорят,
кропотливое дело, так как течет оно помалу. Во время течки они часто
мочатся и играют друг с другом» (Аристотель. История
животных. VI. 18. 116—117). В другом месте, касаясь болезней
лошадей, Аристотель замечает: «Так называемый гиппоманес (нарост
на лбу) вырастает, как говорилось, на жеребятах, кобылы же
облизывают его и очищают от него, отгрызая; те басни, которые
рассказывают про него, скорее выдуманы женщинами и
заклинателями» (Аристотель. История животных. VIII. 24. 149).
«Когда лошадь родит, она сейчас же съедает хорион и откусывает
то, что прирастает ко лбу жеребят и называется гиппоманес; по
величине оно меньше небольшой винной ягоды, по виду плоское,
округлое, черное. Если кто-нибудь возьмет это раньше и кобыла
обнюхает его, она от запаха выходит из себя и бесится; поэтому
и знахарки ищут его и собирают» (Аристотель. История
животных. VI. 22. 158). Это средство использовалось для того,
чтобы разжечь любовную страсть. Апулей в своем сочинении о
магии цитирует Вергилия: «Травы берет, что медным серпом при
луне на полянах / Срезала в полном цвету, ядовитым налитые
соком, / Также нарост, что со лба жеребенка тотчас по
рождении сорван, чтоб мать упредить...» (Апулей. Апология, или о
магии. 30). То, что речь идет о черной магии, подтверждает
пассаж из поэмы Лукана:
Без повеленья судьбы при словах гемонийских заклятий
В хладную грудь проникает любовь; запретное пламя
Старцев суровых палит. И это свершают не только
Вредные яды иль сок из нароста на лбу жеребенка —
Знак материнской любви: никакою отравой не тронут,
Ум человеческий сам слабеет от тех заклинаний.
Лукан. Фарсалия. VI. 452— 457
27.4. Пассаж заимствован у Аристотеля: «Особенность,
встречающаяся у быков: есть известный род быков, — но не все, —
который имеет в сердце кость. И в сердце лошадей имеется также
кость» (Аристотель. История животных. II. 25. 63). В другом
сочинении Аристотель пишет, что сердце «лишено костей у всех,
за исключением лошадей и одного рода быков; у них, вследствие
их большого размера, имеется кость, как бы для опоры, как и во
всем теле» (Аристотель. О частях животных. III. 4. 666Ь).
«Наибольшим количеством нервов обладают быки, и в частности
их сердце, — поэтому они имеют часть, приводящую в
движение дыхание, упругую, как натянутая струна. Что у быков
природа сердца такова, доказывает возникновение кости в
некоторых сердцах, а кость близка по природе к нервам»
(Аристотель. О возникновении животных. V. 7. 787Ь).
27.5. Делая выписку из Аристотеля, Тимофей, кажется, перепутал
сроки жизни жеребцов и кобылиц. Ср.: «Живут лошади в боль-

Лошадь
169
шинстве до восемнадцати и двадцати лет, некоторые до двадцати
пяти и тридцати, а при заботливом уходе доживают и до
пятидесяти. Как правило же, наиболее долгая жизнь у жеребцов —
тридцать лет, а у кобыл — тридцать пять, хотя достигали
некоторые и сорока. Продолжительность жизни жеребцов вследствие
[траты сил при] спаривании меньше, чем у кобыл; а у тех, кого
выращивают отдельно, [она меньше, чем у пасущихся] в
табунах» (Аристотель. История животных. VI. 22. 152). «По
распространенному мнению, персидские, гуннские, эпирские и
сицилийские кони живут более пятидесяти лет; испанские, нумидий-
ские и галльские кони менее долговечны» (Исидор Севильский.
XII. 1. 44).
27.6. «Лошадь начинает спариваться, самец и самка, двух лет; это,
однако, бывает редко и потомство от них меньше и слабее.
Обыкновенно спариваются и те и другие трех лет и производят
все время лучшее потомство до двадцати лет» (Аристотель.
История животных. VI. 22. 147). Ср.: «О лошадях. Из Апсир-
та. Кобылы-матки должны быть хорошего сложения, достаточно
рослые и красивые, с широким брюхом и боками. Возрастом они
должны быть не моложе трех и не старше десяти лет» (Геопо-
ники. XVI. 1. 1). Согласно Аристотелю, «кобыла по природе
своей любострастна, так как этим страдают все крепкие самки;
таковы они потому, что у них не происходит очищения (а это —
то же, что для самцов извержение семени), и кобылы также
выделяют очищение в наименьшем количестве. У всех
живородящих крепкие самки любострастны, так как у них происходит то
же, что и у самцов, когда семя накапливается, но не выделяется.
Ведь у самок месячное очищение есть выход семени»
(Аристотель. О возникновении животных. IV. 5. 773Ь).
27.8. К подобным удивительным ухищрениям прибегали и при случке
ослов, закутывая самцов в пестрые плащи. «Ослы пригодны для
случки с трех лет и до десяти. Но нужно следить за тем, чтобы
ослы-производители были красивы: тогда и потомство их будет
таким же. Некоторые поступают еще лучше: надевают на осла
или лошадь или другое какое-либо животное перед случкой плащ
такого цвета, какого хотят иметь потомство. Ибо каков будет
цвет плаща, в который закутают жеребца, таким будет и
потомство от него» (Геопоники. XVI. 21. 8—9).
Многоцветность есть знак жизненной силы. Символическая
значимость пестрых одежд египетской Исиды с особой
выразительностью передана Плутархом: «Что касается одежды, то у
Исиды она пестрого цвета, ибо, принадлежа к материи, энергия
ее становится всем и все в себе заключает: свет и тьму, день и
ночь, огонь и воду, жизнь и смерть, начало и конец. Одеяние
же Осириса не приемлет тень и пестроту и является одним
чистым подобием света, ибо начало — беспримесно, и ни с чем не
смешано первичное и сверхчувственное» (Плутарх. Об Исиде и
Осирисе. 77).

170
Тимофей из Газы. О животных
Магические действия Иакова с «пестрыми» ивовыми
прутиками каким-то образом способствовали рождению пестрых ягнят:
«И взял Иаков свежих прутьев тополевых, миндальных и яворо-
вых и вырезал на них белые полосы, сняв кору до белизны,
которая на прутьях; и положил прутья с нарезкою перед скотом в
водопойных корытах, куда скот приходил пить и где, приходя
пить, зачинал пред прутьями. И зачинал скот пред прутьями, и
рождался скот пестрый, и с крапинками, и с пятнами» (Бытие.
30:37—39).
Опыты Иакова нашли неожиданную интерпретацию у
Исидора Севильского: «Человеческий промысел сводится к соитию
различных животных, так что из такого искусственного союза
появляется новый род; подобно тому и Иаков заботился о том,
чтобы искусственно добиться сходства мастей вопреки природе.
Ведь овцы его зачинали такой плод, какие отражения баранов
они видели на глади вод во время совокупления. Вообще,
говорят, что и в стадах кобылиц случается то же самое: если при
совокуплении их взглядам подставляют породистых коней, они
могут зачать и родить похожих на них. Ведь и любители голубей
кладут изображения красивейших голубей в тех местах, где
пребывают их питомцы, чтобы, случайно их увидев, рождали
подобных. Поэтому же некоторые запрещают беременным женщинам
смотреть на каких-либо безобразных животных, таких как кино-
кефал или обезьяна, чтобы, нечаяно увидев, не родили бы
похожего ребенка. Такова ведь женская природа, что, если они что
увидели или представили в высшем жаре желания, когда
зачинают, такое и дитя порождают. Потому что душа в момент
зачатия переносит формы извне вовнутрь и, довольная их видом,
присваивает его своим свойствам» (Исидор Севилъский. XII. 1.
58—60).
27.9. «Рассказывают также, что у скифского царя была породистая
лошадь, от которой все лошади родились хорошими. Желая,
чтобы самый лучший из них жеребец произвел потомство от матери,
его подвели для случки, а он не хотел; после того как она была
закутана, не зная, он покрыл ее. Когда же по окончании случки
голова кобылы была открыта, жеребец, увидя ее, убежал и
бросился в пропасть» (Аристотель. История животных. IX. 47.
238). У Аристотеля имеется и обратная картина: «Жеребцы
покрывают и своих матерей, и своих дочерей, и табун тогда
считается совершенным, когда лошади спариваются со своими
потомками» (Аристотель. История животных. VI. 22. 151). В
несколько ином виде тему «запретной» любви мы находим у Овидия:
...По правде сказать, Благочестье
Этой любви не хулит. Без всякого выбора звери
Сходятся между собой; не зазорно бывает ослице
Тылом отца приподнять; жеребцу его дочь отдается,
Коз покрывает козел, от него же рожденных, и птицы
Плод зачинают от тех, чьим семенем зачаты сами.
Овидий. Метаморфозы. X. 323—328

Лошадь
171
Представление о том, что конь способен избежать инцеста,
широко представлено в литературе о чудесах мира; ср. в
персидской космографии: «Среди домашних животных нет понятливее
лошади. Жеребец никогда не случается со своей матерью и
сестрами» (Чудеса мира. 178). Это же свойство приписывалось
верблюду (см. § 32.9).
27.10. «Жеребцы распознают самок своего табуна по запаху, хотя бы
они не много дней до спаривания находились вместе, и если
даже перемешать их друг с другом, отгоняют [чужих], кусая [их],
и пасутся отдельно, каждый жеребец со своими кобылицами;
каждому дается около тридцати или немного больше. Если же
приблизится какой-нибудь [посторонний] самец, то жеребец,
согнав кобыл вместе и обежав кругом, подходит к нему и
сражается, а если одна из них двинется, чтобы уйти, препятствует ей и
кусает» (Аристотель. История животных. VI. 18. 120).
27.12. Представление о мнимом конфликте между лошадьми и
верблюдами имеет свою предысторию. Диодор Сицилийский, со
ссылкой на Ктесия, пересказывает события неудачного похода
царицы Семирамиды в Индию. Возможно, один из эпизодов битвы
каким-то образом связан с представлением о том, что лошади
боятся вида и запаха верблюдов. «Семирамида, видя, что для
похода ей явно недостает слонов, задумала приготовить какое-то
подобие этих животных, надеясь поразить этим индийцев, ибо те
считали, что вне Индии слонов вообще не бывает. Итак, она
отобрала 300 тысяч черных быков и раздала их мясо как
мастерам, так и людям, назначенным для этой работы. Сшив шкуры и
набив их соломой, приказала сделать чучела, подобные
индийским слонам. Внутри каждое чучело имело человека, которому
предстояло управлять им, и верблюда, благодаря которому оно
передвигалось и для смотрящих издали представляло собой
настоящего слона. (...) Когда войска стали сближаться, царь
индийцев Ставробат пустил вперед фаланги и конницу с
колесницами. Когда царица со всей решимостью приняла на себя натиск
всадников и после того, как поставила на равном друг от друга
расстоянии чучела слонов, случилось, что внезапно на индийских
лошадей напал ужас. Ибо индийские кони, приученные к слонам,
видя их подобия издали, смело бежали на них. Но когда и запах
непривычный и все прочее необычное донеслось до
приблизившихся коней, то все это полностью привело их в страх. Поэтому
индийские всадники отчасти были сброшены на землю, а отчасти
неуправляемыми лошадьми были унесены к неприятелю вместе с
несущими их конями» (Диодор Сицилийский. II. 16—19).
Сюжет о военной хитрости, построенной на том, что кони
боятся верблюдов, нередко встречается в исторических
сочинениях. Например, Геродот описывает битву персов с лидийцами,
которые сражались верхом на конях, вооруженные копьями. У
персидского царя Кира не было конницы, и он поступил следующим
образом. Всех вьючных и нагруженных продовольствием
верблюдов, следовавших за войском, Кир велел согнать, разгрузить и

172
Тимофеи из Газы. О животных
посадить на них воинов в одежде всадников. Далее Геродот
объясняет, почему Кир приказал поставить верблюдов впереди
войска: «Кони боятся верблюдов и не выносят их вида и запаха.
Эта хитрость была придумана для того, чтобы сделать бесполезной
ту самую конницу, которой лидийский царь рассчитывал
блеснуть. Битва началась, и лишь только кони почуяли верблюдов и
увидели их, то повернули назад, и надежды Креза рухнули»
(Геродот. I. 80).
27.13. Ср.: «Радуются лошади лугам и болотам, так как они пьют
мутную воду, и если она чистая, они взбалтывают ее копытами,
затем пьют и купаются. (...) Бык составляет противоположность
лошади; если вода не чиста, не холодна и с примесями, он не
станет пить» (Аристотель. История животных. VIII. 24. 150).
27.14. Пассаж о сандараке восходит к сведениям Аристотеля: «Вообще
люди опытные говорят, что почти всеми болезнями, которыми
болеет человек, болеют и лошадь и овца. От средства сандарака
погибает и лошадь, и все подъяремные животные; оно
разводится в воде и процеживается. Беременная лошадь выкидывает от
запаха погашенного светильника; случается это и с некоторыми
беременными женщинами» (Аристотель. История животных.
VIII. 24. 148). Сандарак (σανδαράκη, лат. sandaraca) — это
желтая ароматическая смола, добываемая из дерева арар рода
туи = Callitris qudrivalvis Vent. Согласно сведениям ал-Бируни,
«дерево сандарака растет в стране зинджей, его рассекают и,
сделав надрез, оставляют, чтобы [камедь] вытекла и постепенно
затвердела. Поэтому в нем встречаются попавшие в него
животные. [Сандарак] бывает двух видов: один из них известный, а
другой лучше его и дорогой. Разница между ними заключается в
том, что если приблизить их к огню, то первый [вид] коробится
и трескается, а второй, хороший [вид], размягчается и тянется
подобно жевательной резинке» (ал-Бируни. Книга о лечебных
веществах. 572; ср.: ал-Бируни. Минералогия, с. 471). Ибн Си-
на относит сандарак к категории простых лекарств: «Сущность.
Диоскорид говорит: „Это камедь дерева, растущего в арабских
странах и Индии. Она слегка напоминает мирру, и вкус ее
неприятен. Люди ею окуриваются и окуривают ею платье в смеси
с миррой и май* а. Все эти камеди варятся вместе на огне и от их
смешения получается сандарус". Естество: горючее, сухое во
второй [степени]. Свойства: [сандарак] обладает слегка вяжущей
силой и свойством останавливать кровь. Его употребляют
[также] борцы, чтобы стать легче и сильнее и не задыхаться» (Ибн
Сина. Канон. II. 477). Византийским врачам был известен
отравляющий эффект от приема сандарака. «Для людей же, пьющих
известь, или сандарак, или мышьяк, помогает при возбуждении
рвоты их животу сок мальвы, отвар семян льна, молоко в
большом количестве, медовый напиток и бульоны, жирные и сочные»
(Византийский медицинский трактат, с. 81).
27.15. Древность представлений о том, что только остриженных
лошадей можно заставить спариваться с ослами, подтверждается све-

Лошадь
173
дениями Ксенофонта (V в. до н. э.). Ксенофонт касается этой
темы, когда пишет об ухаживании за лошадьми: «Для лучшего
роста волос нужно мыть хвост и гриву, в первом случае —
чтобы хвост вырос длиннее для отогнания насекомых, во-втором —
чтобы всаднику было за что хорошо ухватиться. Но кроме того,
грива, челка и хвост даны богами и для красоты, что
доказывается следующим обстоятельством: красивые кобылы, пока
имеют гриву, не припускают к себе ослов, так что коневоды для
этой цели стригут кобыл» (Ксенофонт. О коннице. V. 7—8).
Ухищрения коневодов следует рассматривать как одно из
практических свидетельств существования античной зоопсихологии
(см. также § 30.1).

§28
Ж
βοδς*
1. Быки упорно сражаются друг с другом из-за самок.
2. Если пастух потрет рукой вымя коровы, желающей
совокупиться и, добавив немного пота, ухватит быка за ноздри, то не
даст ему драться.
3. У коров — два вымени и четыре соска.
4. Кровь быков свертывается у сердца того, кто ее пьет, и
убивает [их].
Bos taurus.

Бык
175
5. Эритрейские самки быков качают рогами, как ушами.
6. Совокупление у быков происходит как и у оленей, [когда
бык] взбирается [на корову] сверху по причине напряженности
[члена].
7. Есть четырехрогий бык, вступавший в связь с лошадьми; от
него пошли лошади, называемые калайой.
8. Есть разновидность быков, именуемых «пасущиеся задом
наперед», так как из-за длины своих рогов они вынуждены пастись
задом.
9. Есть вид рогатых быков, называемых бизонами; у них
плотоядный язык. Они происходят из страны Бистонии.
28.1. Почти все сведения о быках, как диких, так и домашних, взяты
Тимофеем из книги Аристотеля. «Бык же, когда наступит пора
спаривания, начинает пастись вместе со стадом и сражается с
другими быками, раньше же они находились вместе, это
называется „ пастись в одиночку". Быки в Эпире часто не
показываются по три месяца, и вообще все дикие быки или, по крайней
мере, большинство их, не пасутся вместе с самками до времени
спаривания, но когда придут в возраст, отделяются, и самцы
пасутся отдельно от самок» (Аристотель. История животных. VI.
18. 121).
28.4. Широко распространенное суеверие; уверяли, что Фемистокл
умер, выпив бычьей крови. Дело в том, что кровь быков сильно
отличается от крови человека, к тому же ей приписывали
быструю свертываемость. «Скорее всего свертывается кровь быков»;
«самую тонкую и чистую кровь имеет человек, самую густую и
черную из живородящих — бык и осел» (Аристотель.
История животных. III. 19. 91; 93).
Свежую бычью кровь Ибн Сина относит к ядам: «У того,
кто выпьет ее свежей, возникает затруднение дыхания и боль в
миндалинах и в пищеводе, краснеет язык, [между] зубами и на
язычке появляются кусочки сгустившейся крови, начинается
сильная тошнота, „дурнота" и беспокойство и нередко в зубах
обнаруживается разъедение. А потом [яд] приводит к удушью»
(Ибн Сина. Канон. IV. 6. 2. 23).
28.5. Как могли появиться быки, качающие рогами, словно ушами?
Скорее всего, это связано с одним неясным пассажем у Аристотеля.
Размышляя о природе рогов, он пишет: «В рогах большая часть
полая, от места, где они прирастают внутри к выросшей из
головы кости, верхушка же сплошная и простая; только у оленей
рога во всю длину сплошные и разветвленные. У всех прочих
животных, имеющих рога, ни одно их не сбрасывает, только один
олень сбрасывает их ежегодно. (...) Рога приращены скорее к
коже, чем к кости, поэтому во Фригии и в других местах встреча-

176
Тимофей из Газы. О животных
ются быки, которые двигают рогами так же, как ушами»
(Аристотель. История животных. III. 9. 64). Описывая особенности
различных животных, Элиан отмечает: «Аристотель утверждает,
что в земле невров живут быки с рогами на плечах» (Элиан.
О природе животных. VI. 27).
Прокопий Кесарийский Эритрейским морем называет
Красное море (Прокопий Кесарийский. История войн Юстиниана. I.
19. 17). Название «Эритрея» относится к областям Эфиопии,
омываемым Индийским океаном. Эритрейские быки, трясущие
рогами, как ушами, напоминают индийского яла, описанного Со-
лином. Ял имеет тело лошади, хвост слона, челюсть козы, а его
рога в локоть длиной удобны как для нападения, так и для
защиты. Один из рогов он закидывает на спину, когда сражается
другим (см.: Солин. 52. 35; ср.: Плиний. 8. 73) 12°. Элиан и
Диодор Сицилийский, описывая диких эфиопских быков,
сообщают, что у этих быков рога сильные и подвижные, но когда
животные сражаются, рога поднимаются и не опускаются до
конца битвы. Ал-Бируни со слов путешественника, прибывшего
из Софалы зинджей, пишет об африканском носороге: «На лбу у
него есть другой рог, длиннее первого и такого же вида; он
выпрямляется, когда [животное] пускает его в дело и бодает» (см.
§ 45.3).
28.6. Пассаж заимствован из пятой книги «Истории животных»
Аристотеля. «Из четвероногих медведи совокупляются таким же
способом, как прочие (т. е. брюхо самца обращено к спине
самки), но не стоя на ногах, а лежа. Сухопутные ежи
[совокупляются] в прямом положении, брюшными сторонами друг к другу. Из
живородящих, имеющих [крупные] размеры, ни самки оленей не
остаются под самцами, ни коровы под быками вследствие
твердости полового органа самца, но самка подается несколько
вперед, чтобы принять в себя семенную влагу. По крайней мере это
наблюдалось у прирученных оленей» (Аристотель. История
животных. V. 2. 9).
28.7. Κάλλαιοι. Об этих лошадях ничего не известно. Плиний
упоминает equi Callaic'i, однако об их происхождении подобных
историй не рассказывает (Плиний. 8. 166).
28.8. Сведения о быках, которые пасутся, пятясь назад, восходят к
сообщению Геродота. Геродот в Ливии не был и рассказывает о
быках по слухам: «В земле гарамантов есть также быки,
пасущиеся, пятясь назад. Пасутся же они, пятясь назад, вот почему.
Рога у них загнуты вперед и из-за этого-то они и пасутся,
отступая назад; вперед ведь они не могут идти, так как упираются
в землю рогами. В остальном они ничем не отличаются от
прочих быков, только кожа у них толще и на ощупь [мягче]»
(Геродот. IV. 183). Сведения Геродота были известны Аристотелю.
Последний, объясняя, почему хобот у слона гибкий и мягкий,
отмечает, что в противном случае «его длина препятствовала бы
Η е в ρ ы — народ в северной Скифии.

Бык
177
брать извне пищу, как об этом рассказывают про рога у быков,
пасущихся задом; эти быки, говорят, пасутся, пятясь все время
назад» (Аристотель. О частях животных. II. 16).
28.9. Бистония — область во Фракии (см.: Страбон. География.
Фрагменты книги VII. 43; Oppian. Cynegetica. 2. 160). Фракией
в римское время называлась северо-восточная часть Балканского
полуострова. Бизоны, или зубры, обитали в лесах Фракии,
однако они не считались плотоядными. Согласно Варрону,
«совершенно дикие быки водятся во множестве в Дардании, Медике и
Фракии» (Варрон. II. 1. 5).
Страбон, со ссылкой на Артемидора, пишет, что среди
животных Эфиопии есть плотоядные быки: «Есть в этой стране и
дикие, и плотоядные быки, величиной и быстротой значительно
превосходящие наших, и красного цвета» (Страбон. XVI. 4. 16).
Диодор Сицилийский (Историческая библиотека. III. 33)
описывает животное этого вида, наделяя его рядом фантастических
особенностей. Бык обитает в Эфиопии, он поедает тела своих
жертв, скоростью бега не уступает лошади и рот у него до
самых глаз. Он рыжего цвета, шерсть у него, в отличие от других
зверей, направлена в обратную сторону; глаза ночью светятся.
Кожу его пробить невозможно. По сведениям Диодора, многие
пытались одолеть этого быка, но никому не удалось. Попавшись
в яму или будучи пойман с помощью другой хитрости, бык от
ярости сам себя убивает. Особо примечательны рога, которыми
он может двигать как ушами, но во время боя они неподвижны
и тверды. Это же свойство приписывали рогам антилопы орикс и
рогу африканского носорога.
Описание дикого рыжего быка имеется и у Исидора Севиль-
ского: «Тавр (taurus) — греческое имя, так же как и бык (bos).
Индийские тавры — рыжей масти, в беге они быстры как
птицы, шерсть растет у них в обратную обычной сторону, голова
гибко поворачивается в какую угодно сторону. Безжалостные в
бешенстве, прочностью шкуры они противостоят любому
оружию» (Исидор Севильский. XII. 1. 29).
Если искать реальный прототип свирепого эфиопского быка,
описанного Диодором, то наиболее подходящей кандидатурой
является черный или кафрский буйвол, внушающий африканским
охотникам ужас своей злобой и коварством. А. Э. Брэм
называет его ужаснейшим животным из всех кровожадных обитателей
пустынь и лесов Черного материка. Однако Страбон и Диодор
сообщают, что бык имел шкуру красного или рыжего цвета.
Действительно, к северу от области распространения черного
буйвола, в подтропических странах Африки, водится рыжий
буйвол, значительно меньше его размерами и весом. Это очень
внимательное, пугливое и осторожное животное, но в случае
опасности и оно умеет защищаться не хуже черного буйвола.

§29
βούβαλος*
1. Буйвол частично схож с быком и частично — с ливийским
оленем.
2. За Альпами, около реки Рейн, есть другой буйвол. Но этот
буйвол белый и смертоносный.
3. Когда его поймают, а затем отпустят, он возвращается в свой
лес. Так же в море поступает и спокойный омар.
Bub a lis mauretanica.

Буйвол
179
29.1. Античные авторы среди диких быков различали туров ,
буйволов, бизонов и бонаконов. Два последних названия относятся к
зубрам **, подробно описанным Аристотелем (см. § 21. 1—5).
За сто пятьдесят лет до Аристотеля о диких быках из Пеонии
сообщал Геродот: «В этой местности водится много львов и
диких быков, огромные рога которых [торговцы] ввозят в Элладу»
(Геродот. VII. 126). Известие Геродота ограничивается
указанием на огромные рога быков. Скорее всего, Геродот и
Аристотель рассказывают о разных животных из Пеонии, первый — о
турах, второй — о зубрах, поскольку быки Аристотеля обладают
маленькими, криво загнутыми рогами. Вымершие к концу XVII в.
туры, напротив, славились своими большими рогами.
То обстоятельство, что зубры и туры различались античными
авторами, подтверждается следующим замечанием Плиния: «В
Скифии водится чрезвычайно мало животных вследствие
недостатка растительности; мало их и в пограничной с ней Германии,
но в числе их есть замечательные виды диких быков —
гривастые зубры и отличные силой и быстротой туры, которым
невежественная чернь придает название буйволов, между тем как
последние водятся в Африке и скорее несколько похожи на теленка
и оленя» (Плиний. 8. 38) 121. Плиний явно полемизирует с
расхожим мнением малообразованной римской публики, что позволяет
высказать следующее предположение. «Невежественная чернь»
могла назвать туров буйволами лишь при условии, что видела тех и
других быков в римских цирках. Следовательно, германские
туры, равно как и африканские буйволы, не представляли для
римлян особой загадки. Сближало этих быков наличие больших
рогов. В таком случае, не очень ясно, почему Гай Юлий Цезарь
называет зубрами быков, на которых охотятся германцы с целью
добыть их рога. Ценились могучие рога туров, но не зубров.
Именно об этом сообщает Солин, повторяя сведения Плиния о
диких быках из Геркинского леса в Германии: «В этой
местности и во всей северной стране в изобилии водятся визонты
(зубры); они похожи на дикого быка, со щетинистой шеей, с
торчащей гривой, проворством движений превосходят быков,
пойманные не могут быть приручены. Есть и уры (туры), которых
невежественная чернь зовет буйволами, тогда как буйволы, видом
почти схожие с оленями, водятся в Африке. У этих животных,
которых мы называем урами, бычьи рога вырастают до такой
длины, что, будучи сняты, из-за своей значительной емкости
употребляются в качестве сосудов для питья за царскими
столами 122» (Солин. 20. 4—5)123.
Тур — Bos primigenius.
Зубр — Bison europaeus.

180
Тимофей из Газы. О животных
Греч, бубалис (βούβαλος) некогда означало антилопу, газель,
косулю, но никак не животное из породы рогатого скота. В
Италии простой народ обозначал этим греческим словом зубров
и туров германских лесов, не имеющих ничего общего со
стремительными антилопами. Как уже отмечено, Плиний осудил
расхожее мнение толпы; для него бубалис — скорее африканское
животное.
Позже о турах на севере Европы писал Дикуил в своем
сочинении «Об измерении круга земли»: «Ibi [in Riphaeis jugis] ca-
piuntur uri, bubali et elaces, sicut in Sueonia» (Дикуил. VII. 4). В
«Этимологиях» Исидора Севильского ситуация с турами
выглядит так: «Туры (un) — дикие германские быки, чьи рога так
длинны, что во время царских трапез их, из-за их выдающейся
вместительности, используют как сосуды для питья. Название
„туры" происходит от греческого названия „горные"» (Исидор Се-
вилъский. XII. 1. 34) 124. Африканские буйволы у Исидора
окончательно превращаются в быков: «Название буйволов (bubalus)
произведено от имени быков (boves), так как буйволы похожи
на быков; они настолько неукротимы, что по своей дикости не
приемлют ярмо на шею. Происходят они из Африки» (Исидор
Севильский. XII. 1. 33). В таком случае, бубалис Тимофея,
частично схожий с быком и частично — с ливийским оленем, есть
африканский буйвол, упоминаемый Плинием.
В описании путешествия Аполлония Тианского по Эфиопии
говорится о разных животных, в том числе и о буйволах:
«Путешественники чуть не натыкались по дороге на львов, барсов и
прочих хищников, но никакого ущерба не понесли, ибо звери
пускались наутек, словно пугались облика человеческого. Еще
они видели несчетных оленей, серн, страусов и онагров, а также
превеликое множество буйволов и козлотуров: сии последние
суть помесь двух пород, по коим и именуются.
Путешественникам попадались на дороге не только кости, но и
полуобглоданные туши козлотуров, ибо львы пренебрегают объедками, до
отвала насыщаясь свежатиной и навряд ли тревожась о легкой
добыче» (Флавий Филострат. VI. 24).
29.2. Трансальпийский бубалис — это вымерший в историческое
время тур (Bos pnmigenius). Согласно сведениям Гая Юлия
Цезаря, в Геркинском лесу, где его легионам приходилось воевать с
племенами германцев, водились животные, невиданные в других
местах, в их числе он называет и диких быков. Цезарь
описывает внешний вид этих зверей и охоту германцев на них.
Возникает все же сомнение, о каком быке идет речь — зубре или
туре, поскольку цель охоты — рога быка, которые используют как
кубки125. «Они несколько меньше слонов, а по внешнему виду,
цвету и строению тела похожи на быков. Они очень сильны и
быстры и не щадят ни людей, ни животных, которых завидят.
Германцы стараются заманивать их в ямы и там убивают. В этой
трудной и своеобразной охоте упражняется и закаляется
молодежь, и кто убивает наибольшее число зубров и публично пред-

Буйвол
181
ставляет в доказательство их рога, тот получает большие
похвалы. Зубры, даже пойманные совсем маленькими, не привыкают
к людям и не делаются ручными. По своему размеру, строению
и внешнему виду их рога очень отличаются от рогов наших
быков. Их всячески стараются добыть, оправляют по краям
серебром и употребляют вместо кубков на торжественных пирах» 126.
Согласно Страбону (Страбон. IV. 6. 10), в Альпах водятся
дикие лошади и быки, однако из-за лаконичности сведений Стра-
бона определить видовую принадлежность этих животных
невозможно. Впрочем, последнее и не входит в нашу задачу. Поиск
зоологической реальности в сообщениях древних авторов трудная
и практически нерешаемая задача 127.
Об опасных белых буйволах из Галлии, кроме книги
Тимофея, говорится и в армянской географии VII в., что определенно
указывает на общий источник этих сведений: «Галлия, к востоку
от Испании, к северу и западу граничит с Океаном, а с
юго-востока с Греческим морем. Галлия состоит из четырех частей. В
ней две большие горы, 29 сильных рек; вокруг нее 13 островов.
В Галлии есть города; много живет в ней сильных народов, один
из них франки. В ней водятся белые и свирепые буйволы»
(Армянская география, с. 19).
29.3. Омар — αστακός; Homarus — морской десятиногий рак с
вкусным мясом. Ср.: Opp'ian. Halieutica. 263 ff. По сведениям ал-
Бируни, омар выглядел так: «Это морское животное с
множеством тонких ножек, похожих на корни лука. У него есть
маленький хвост и тонкий панцирь, похожий на скорлупу. Он не имеет
крови, его называют „морской саранчой". Он обладает приятным
вкусом; поэтому, а также по той причине, что он поддерживает
половую способность, его возят в различные страны. Когда их
поймают, они находятся в вытянутом состоянии, а они величиной
с палец, — когда же их обрызгивают соленой водой, то они
сжимаются, становятся круглыми и умирают; тогда их, как
кольца, кладут в стеклянные сосуды. Христиане едят их в дни своих
постов» (ал-Бируни. Книга о лечебных веществах. 35).

§30
МУЛ
ήμίονος
1. Мулы, рожденные от разных животных, не вынашивают
потомство, но сами живут долго.
2. Самка мула в Афинах прожила 80 лет; она отличилась,
работая, когда строился храм в Афинах. Народ принял постановление
о том, что эта [самка мула] не должна удерживаться в стороне от
полей с зерновыми, равно как и от чего бы то ни было, что
необходимо для ее жизни.

Мул
183
3. Моча мулов-самок обладает очищающим эффектом, как и
менструальная кровь женщин, и мул-самец, нюхающий [мочу
самок], стареет преждевременно.
30.1. Аристотель пишет, что вся порода мулов совершенно бесплодна,
«что же касается объяснения, даваемого Эмпедоклом и
Демокритом, то оба они рассуждали неправильно, но один говорил
неясно, а другой более отчетливо. Они дают объяснение, в равной
мере применимое ко всем животным, спаривающимся между
собой, но не принадлежащим к одной и той же природе. Демокрит
говорит, что проходы [для семени] в матках мулов приведены в
негодность, так как эти животные происходят от родителей не
одной и той же породы». Далее Аристотель дает любопытное и
подробное разъяснение этой природной загадки. Мы же
ограничимся следующей цитатой из его сочинения: «Известная
поговорка относительно Ливии, что всегда Ливия растит что-нибудь
новое, говорится потому, что в ней происходит скрещивание и не
одноплеменных, ибо, вследствие редкости воды, животные
встречаются в немногих местах, где имеются источники, и там
спариваются даже такие, которые не принадлежат к одному виду.
Прочие животные, возникшие от такого спаривания, спариваются
снова друг с другом, смешиваются и могут порождать самок и
самцов; из них только мулы бесплодны; они не рождают ни друг
от друга, ни соединяясь с другими» (Аристотель. О
возникновении животных. II. 7. 746Ь). Теория Демокрита была известна
Элиану: «Он утверждает, что мулы не рождают, ибо их матки
не такие, как у прочих животных, а имеют ненадлежащий вид и
никак не могут принять в себя семя, ибо мул не есть
произведение природы, но искусственный продукт, так сказать,
изобретение прелюбодейственной человеческой выдумки и дерзости. Мне
кажется, говорит он (Демокрит), дело в следующем: однажды
лошадь, случайно спарившаяся с ослом, забеременела; люди же
извлекли из этого урок и перешли к регулярной случке этих
животных с целью получения потомства. Особенно ливийские ослы,
так как они очень велики, покрывают кобылиц, но только если у
последних острижена грива: ведь имея природное украшение в
виде гривы, лошадь не допустила бы к себе такого супруга. Так
говорят мудрецы об их браках» (Элиан. О природе животных.
12. 16). Согласно Артемидору, мул, привидевшийся во сне, —
добрый знак, за исключением одного обстоятельства: «Мулы
благоприятствуют всему из-за своей выносливости в трудах, а
особенно — земледелию... (...) Только для брака и
деторождения они противопоказаны, потому что бесплодны» (Артемидор.
Сонник. II. 12). Известна римская поговорка «Когда ожеребится
самка мула», сходная по смыслу с нашей поговоркой «Когда рак
на горе свистнет». В поздней латинской загадке мул выглядит так:

Тимофей из Газы. О животных
Ни на отца, ни на мать не похож я сыновним обличьем.
Смешанной кровью живу, двух родов недостойный потомок.
Сам я рожден, как и все, от меня же никто не родится.
Симфосий. Загадки. 37
«Меня удивляет, — пишет Геродот, — что по всей Элиде
не родятся мулы. Между тем страна эта вовсе не холодная и нет
для этого никакой другой видимой причины. По утверждению
самих элейцев, мулы не родятся у них в силу какого-то
проклятия. Когда наступает пора оплодотворения, кобылиц пригоняют в
соседнюю область и там случают с ослами, пока кобылицы не
забеременеют. Потом кобылиц пригоняют обратно» (Геродот.
IV. 30). Согласно Павсанию, писавшему спустя 700 лет, одной
из достопримечательностей Элиды было то, «что их кобылицы
могут быть оплодотворены ослами только за пределами их
страны, а не в ее границах. Говорят, что причиною этого было
какое-то проклятие» (Павсаний. V. 5. 2). Эта загадка занимала и
Плутарха: «Почему элидяне, спаривая лошадей и ослов, отводят
их за границы своей земли? Оттого ли, что из всех царей самым
большим знатоком и любителем лошадей был Эномай, а он
страшными проклятьями проклял тех, кто покрывает кобыл в
Элиде, и этого избегают, чтобы не стать жертвой его
проклятий» (Плутарх. Греческие вопросы. 52). Скорее всего, эти
сообщения отражают древнее, восходящее к мифическим временам,
запрещение разводить мулов в стране элейцев 128.
В древнегреческих «Рассказах о диковинках», в полном
соответствии с названием сочинения, говорится: «В Каппадокии, как
сообщают, мулы способны к продолжению рода» (Псевдо-
Аристотель. 69). На самом деле, в исходном тексте, а именно
в «Истории животных» Аристотеля, говорится о так называемых
мулах в Сирии, что «они другого рода, чем те, которые
происходят от скрещивания лошади и осла, по виду на них похожие так
же, как дикие ослы на домашних, и получившие это название
вследствие известного сходства», а также что они «называются
мулами по сходству, не будучи прямо того же вида, так как они
и спариваются и порождают друг от друга» (Аристотель.
История животных. VI. 36. 185; I. 6. 35). Размышления
Аристотеля были известны Варрону, однако последний не обратил
внимания, что речь идет не о мулах. «И если здесь, в Италии,
рождение жеребенка у самки [мула] считается знамением, то это вовсе
не так для всех земель» (Варрон. П. 1. 25). Колумелла, в свою
очередь, цитирует Варрона, но не точно; в результате появляется
новая природная загадка: «Некоторые заслуживающие внимания
писатели, как Варрон, а до него еще Дионисий и Магон,
сообщали, что рождение жеребенка самкой мула в Африке отнюдь не
считается зловещим знамением: явление это для тамошних
жителей столь же обычно, как для нас рождение жеребенка у
кобылы» (Колумелла. VI. 37. 3). Завершим тему цитатой из
Цицерона: «Смеются теперь над чудом, когда мул женского пола ро-

Мул
185
жает. Но разве то, что бесплодное существо дало потомство, не
дает основания гаруспикам истолковать это как
предзнаменование о зарождении невероятных бедствий?» (Цицерон. О диви-
нации. I. 18. 36).
30.2. Это событие известно благодаря Аристотелю: «Мул живет много
лет. Один даже прожил до восьмидесяти лет, как было в
Афинах, когда строили храм; уже освобожденный от работы по
старости, он, впрягаясь и идя вместе с повозками, побуждал
запряжки к работе, так что [афиняне] издали постановление, чтобы
хлеботорговцы не отгоняли его от хлебных ларей» (Аристотель.
История животных. VI. 24. 164). Эти же сведения затем
повторяет Элиан: «Один афинянин (эту историю рассказывает
Аристотель) освободил от работы принадлежавшего ему старого
мула. Тот не пожелал расстаться с привычным трудом. Поэтому,
когда строился Парфенон, он, без всякой поклажи, целый день
вместе с вьючными мулами по собственной воле шагал взад и
вперед по дороге, точно тоже был под ярмом. Таким образом,
он словно подбадривал остальных, наподобие старика строителя,
по дряхлости лет уже свободного от работы, но благодаря своей
опытности и искусству способного молодых подвигнуть на труд.
Когда народ прослышал об этом, глашатаю было велено
объявить, что если мул набредет на хлебное поле или запасы зерна,
его запрещается гнать, пока он не насытится, а гражданам
надлежит внести в пританей деньги, чтобы ему, подобно
состарившемуся атлету, было обеспечено угощение» (Элиан. О природе
животных. VI. 49) 129.
30.3. Эти сведения заимствованы у Аристотеля, у которого они
изложены значительно яснее: «Самка мула стареет медленнее самца;
некоторые говорят, что она очищает тело, мочась, а самец
стареет скорее от того, что нюхает эту мочу» (Аристотель. История
животных. VI. 24. 164). «Месячные очищения бывают и у
прочих животных, но ни у одного такие, как у женщин. У овец и
коз, когда наступает время спаривания, очищения обозначаются
перед совокуплением и после совокупления; затем прекращаются
до времени наступления родов, когда снова появляются, и по
этому признаку пастухи узнают, что они собираются родить.
После родов появляется сильное очищение, вначале не очень
кровянистое, а затем очень. У коровы, ослицы и кобылы очищение
больше вследствие их величины, но сравнительно [на единицу
веса] много меньше»; «У самок мулов месячных не бывает,
только моча у самок [становится] гуще. Вообще выделение из
мочевого пузыря у четвероногих гуще, чем у людей; у самок
овец и коз гуще, чем у самцов, у осла моча самок тоньше, у
коров более едкая, чем у быков. После родов у всех четвероногих
моча становится гуще, более густой у тех, у кого очищение
меньше» (Аристотель. История животных. VI. 18. 122—125).
«Ослица не зачинает после покрытия, а выделяет семенную
влагу с мочой, почему приставленные к ней бьют ее плетью» (Ари-

186
Тимофей из Газы. О животных
стотель. О возникновении животных. II. 8. 748а). «После
совокупления она выделяет вместе с мочой семенную влагу, если
этому не воспрепятствовать; поэтому сейчас же после ее бьют и
гоняют» (Аристотель. История животных. VI. 23. 159).

§31
♦«A
όνος
1. В холодных местах ослы быстро умирают.
2. В среде гипербореев ослы приносятся в жертву Аполлону,
так как это животное у них — большая редкость.
3. В Египте осла называют Тифоном (τυφώς).
4. Давным-давно люди делали флейты из костей ослов.
5. У него есть [только] один недуг — сап.
6. Когда он издает свои характерные крики, то вредит собакам.
Equus asinus L. — домашний осел.

188 Тимофей из Газы. О животных
7. Птица коноплянка ненавидит ослов; когда те кричат, ее
яйца и птенцы выпадают из гнезда.
8. От них и лошадей происходят мулы.
9. У них нет вшей и клещей, какие [есть] у быков; эти
маленькие твари плодятся из-за сырости и гнили.
10. Есть свиньи с нераздвоенными копытами; индийский осел
однокопытен и рогат, его рог обладает целительной силой и
привозится только царю.
31.1. Описывая зимнюю стужу в Скифии, Геродот замечает: «Лошади
легко переносят такие суровые зимы, тогда как мулы и ослы их
вовсе не выдерживают. В других странах, напротив, у лошадей
на морозе замерзают суставы, ослам же и мулам стужа не
вредит» (Геродот. IV. 28). «Осел — животное холодное, а
поэтому, будучи по природе зябким, с трудом разводится в северных
местах, например, в Скифии и сопредельных странах, а также у
кельтов, живущих над Иберией, ведь и эта страна — также
холодная. По этой же причине они устраивают случку ослов не во
время равноденствия, как лошадей, а во время летнего
солнцеворота, чтобы ослята родились в жаркую пору, так как они
родятся в ту же пору, когда произошла случка: ведь и кобыла и
ослица несут целый год» (Аристотель. О возникновении животных.
II. 8. 748а). По словам Страбона, отсутствие ослов в
приморских областях между Борисфеном и устьем Меотиды
свидетельствует о холодном климате этих земель: «Хотя население этих
областей и живет на равнинах, но климат здесь холодный, что
ясно из того, что жители не разводят ослов (так как это
животное не выносит холода); коровы у них или рождаются
безрогими, или же им спиливают рога, так как и эта часть [тела]
чувствительна к холоду; лошади малорослые, а овцы крупные» (Стра-
бон. VII. 3. 18).
На Ближнем Востоке осел принадлежит к числу наиболее
древних одомашненных животных. Областью его
первоначального одомашнивания считается Северо-Восточная Африка. В
Египте еще в додинастическую эпоху осел стал использоваться как
транспортное животное. Из Африки осел распространяется в
древней Передней Азии 13°.
В IX в. Ибн Хордадбех, описывая в своей «Книге путей и
стран» обитаемую часть земли, заявляет, что в Европе и Ливии
«нет ни кабанов, ни оленей, ни диких ослов, ни козлов» (Ибн
Хордадбех. 74). Скорее всего, это утверждение является
отголоском античных представлений; ср.: «Оленя же и дикого кабана
вовсе нет в Ливии» (Геродот. IV. 192).
31.2. По мнению издателей текста, этот пассаж мог быть заимствован
Тимофеем у Климента Александрийского (Protrepticus. 2. 29).

Осел
189
Гипербореи, мифический народ, живший на крайнем севере
земли. Согласно исследованию А. Ф. Лосева, миф о гипербореях
пользовался особой популярностью в античном мире. О жизни
этого народа Пиндар пишет так: «В страну гиперборейцев ты не
найдешь чудесного пути ни морем, ни сушей. У них некогда
пировал владыка народов Персей, придя в их жилища и
столкнувшись с ними, когда они приносили богу славные гекатомбы
ослов. Больше всего радуется Аполлон их вечному веселью и
благоговейным молитвам. Смеется он, видя животных, свирепо
встающих на дыбы. Также и муза не чуждается нравов этих
народов. Ведь всюду там хороводы дев; раздаются звуки лиры и
пение флейты. Увенчавши кудри золотым лавром, радостно
шествуют они. Ни болезни, ни губительная старость не имеют
власти над священным народом. Живут они без трудов и сражений,
избежавши справедливейшей Немезиды. Дыша отважным
сердцем, пришел некогда сын Данаи (путь указала Афина) в сонм
этих блаженных людей» (Пиндар. Пифийские оды. X. 29—47).
По Каллимаху, «у священных гиперборейцев Феб радуется
ослам» и «тучные ослиные жертвы радуют Феба». О том, что в
стране гиперборейцев ослам, приносимым в жертву, придавалось
особое значение, сообщает и Антоний Либерал. Он пишет, что
Клиний, вавилонянин, любимец Аполлона и Артемиды, часто
ходил с этими богами к гиперборейцам к храму Аполлона и
смотрел, как приносили в честь Аполлона в жертву ослов.
Однажды он тоже захотел принести Аполлону подобную жертву, но
бог пригрозил ему смертью, так как жертва из ослов приятна
ему у одних гиперборейцев. Клиний покорился богу, но его
сыновья настояли на такой жертве. Аполлон в гневе привел ослов в
бешенство, и они съели Клиния и всех его близких131. Осел и
мул занимали в античных суевериях важное место132. Эмпуса
(Έμπουσα) изображалась в виде мула или существа с ослиной
ногой. Важно также отметить, что гробницы с захоронениями
лошадей и ослов, относящиеся к гиксосскому периоду (ок. 1750—
1500 до н. э.), обнаружены при раскопках в Газе. Осел был
первым атрибутом главного божества гиксосов и пользовался у
них большим почетом.
По словам Страбона, «Кармания — последняя страна на
побережье, считая от Инда, хотя она лежит гораздо севернее устья
Инда. (...) Из-за недостатка лошадей большая часть жителей
Кармании пользуется ослами даже на войне; осла они приносят в
жертву Аресу, единственному богу, которого почитают; это —
воинственное племя» (Страбон. XV. 2. 14).
31.3. Греки отождествляли египетского бога Сета с Тифоном.
Священными животными Сета были крокодил, гиппопотам, окапи
(жираф), кабан, но главным был осел. В греческих папирусах Сет —
бог «чужих стран» (пустыни), олицетворение злого начала —
часто изображался в виде человека с ослиной головой. В этой
фигуре воплощались самые темные и разрушительные силы
природы. Плутарх описывает следующие египетские обряды, демон-

190
Тимофей из Газы. О животных
стрирующие связь осла с Тифоном: «Осирис и Исида
превратились в богов из добрых демонов, а силу Тифона, сломленную и
ослабленную, но еще бунтующую в агонии, унимают и усмиряют
всевозможными жертвами. И, напротив, в определенное время, в
праздники, египтяне, глумясь, унижают и оскорбляют рыжих
людей, а жители Копта, например, валят с ног осла, потому что
Тифон был рыжий и это — ослиный цвет. Бусириты же и ли-
кополиты совсем не пользуются трубой, потому что она ревет
как осел. И вообще считается, что из-за сходства с Тифоном
осел — животное нечистое и колдовское, и египтяне,
приготовляя в месяцы Пауни и Фаофи к празднику жертвенные лепешки,
вылепляют на них изображение связанного осла. А при
совершении обрядов в честь солнца они предписывают
священнодействующим не носить на теле золотых вещей и не давать корма
ослу» (Плутарх. Об Исиде и Осирисе. 30). Почему рыжие люди
уподоблялись ослу и почему это животное изображалось
связанным? По мнению О. М. Фрейденберг, «рыжий, или огненный,
цвет волос почитался в связи с огненными божествами (каковы
Apec, Гефест, Марс и т. д.) и что стихия огня, разрушительная
стихия, явилась стадиальным эквивалентом солнечного пламени,
солнца в его зените, одинаково светящего и губящего. (...) И у
осла в Египте сохранена его солнечная природа; так, по словам
Плутарха, и богослужения в честь солнца тоже были увязаны с
ослом, и в это время запрещалось носить на теле золото
(золото — обычная метафора солнца) или кормить ослов. (...)
Поскольку осел был божеством солнечного зноя, он представлялся
в известный период бездействующим; этот период приурочивался
к тому времени, когда солнце скрывалось, в течение ли ночи или
зимних дней. Мы знаем из фольклора, что в такой период
солнце представлялось связанным или закованным и что всякого рода
узы передавали это состояние бездействующего, пассивного,
порабощенного светила» 133.
31.5. «Ослы страдают главным образом одной болезнью, которую
называют мслидой» (Аристотель. История животных. VIII. 25.
151); имеется в виду сап и воспаление легких.
31.6. Согласно сведениям Тимофея, рев осла не относится к
благодетельным явлениям. Скорее всего, этот взгляд отражает
представления египтян (см. § 31.3). Противоположную картину мы
находим в александрийском «Физиологе»: «Есть другое свойство у
дикого осла. Физиолог говорит, что он находится при царях, и
25 числа месяца фаменот узнают от дикого осла, что наступило
равноденствие. И когда взревет 12 раз, узнает царь и двор, что
наступило равноденствие. Подобным образом и обезьяна —
когда помочится семь раз за ночь, значит, наступило
равноденствие. Толкование. Дикий осел — это дьявол; поскольку ночь, то
есть народ язычников, равна стала дню, то есть народу
пророков, и взревает дикий осел, то есть дьявол» (Физиолог, с. 153—
154). Смелое уподобление дикого осла дьяволу оставим в
стороне. Раннее христианство всеми силами открещивалось от какой-

Осел
191
либо причастности к средиземноморскому культу осла; подробнее
см. исследование О. М. Фрейденберг 134. В большинстве
восточных традиций наступление весеннего равноденствия совпадало с
праздником проводов старого года. Осел, ревущий 12 раз,
указывает на завершение годового цикла в двенадцать месяцев. У
Овидия осел спасает женское божество тем, что своим криком
будит богиню при нападении на нее Приапа (Овидий. Фасты.
6. 345). Греческий писатель Павсаний рассказывает о медном
изображении осла в Сардинии, установленном благодарными
жителями за то, что осел своими дикими криками выдал
противников, спрятавшихся в засаде (Павсаний. X. 18. 4.). В зороастрий-
ской традиции мифический трехногий осел, стоящий посреди
моря Фрахвкард и имеющий космические размеры, своим криком
производит следующее благодеяние: «Когда он кричит, все самки
водяных тварей — творения Ормазда — беременеют, а все
беременные водяные вредные твари, когда слышат этот крик,
выкидывают [своих] детенышей» (Бундахишн, с. 291). В древней
индоевропейской традиции осел как культовое животное играл
значительную роль. Уже в древнехеттских представлениях осел
выступает как культовый символ плодородия, с которым сопоставляется
плодородие женщины-царицы, произведшей множество детей ^.
В этой же функции осел предстает и в поздней персидской
традиции: «На горе Абартаг растет трава. Если ее возьмет в руки
мужчина, у него будет эрекция. Эту траву называют масх-и ан-
губин („медвяное намазывание"). Однажды небольшое
количество этой травы положили ослу на спину, его фаллос сразу же
возбудился; осел забегал, стал кричать, бить ногами и выражать
радость. Затем траву со спины убрали, и осел успокоился»
(Чудеса мира. 296).
У христианского писателя Василия Великого,
ориентированного на античную премудрость, осел имеет положительный образ:
«Осел знает привычный голос, знает дорогу, по которой много
раз ходил, а иногда бывает путеуказателем и человеку,
сбившемуся с дороги; такой же остроты слуха, какая у сего животного,
говорят, не имеет ни одно из живущих на суше животных»
(Василий Великий. Шестоднев, с. 138).
31.7. Αϊγιθος — эта птица отождествляется с коноплянкой: «У
коноплянки с ослом война вследствие того, что осел, проходя через
кусты, чешет о шипы свои болячки; делая это и притом громко
крича, он сбрасывает яйца и птенцов, — испугавшись, они
выпадают; коноплянка же [мстит за] причиненный вред тем, что,
налетая, клюет его раны» (Аристотель. История животных.
IX. 1. 14). Аналогичную историю ал-Бируни выписал из книги о
животных ал-Джахиза, арабского переводчика Аристотеля. У ал-
Джахиза речь идет о «воробье колючек» ('асафйр аш-шаук —
предположительно, о крапивнике). «Крапивник играет с ослом, а
последний является его убийцей, потому что осел, если у него
есть нагнет, то, проходя мимо [гнезда] крапивника, он трется об
него. По этой причине, когда осел ревет, крапивник выкидывает

192
Тимофей из Газы. О животных
яйца [от страха], а птенцы его вылезают из гнезда. Вот почему
этот воробей летает вслед за ослом и клюет его в голову» (ал-
Бируни. Книга о лечебных веществах. 709).
31.8. Происхождение мулов относилось к общеизвестным сведениям,
ср.: «Мул является помесью кобылы и осла» (Чудеса мира.
181). В «Геопониках» дается следующий совет: «Лучше случать
кобылиц с ослом, чем ослицу с жеребцом. Некоторые поступают
еще лучше: пускают ослят сосать кобылиц. Ослята питаются
молоком более питательным, и, будучи вскормлены вместе с
лошадьми, они чувствуют больше любви к кобылицам и охотно
устремляются к ним» (Геопоники. XVI. 21. 5).
Согласно выпискам Исидора Севильского, «существует три
рода лошадей, один благородный, годный для битв и воздания
почестей; другой простой, годный для того, чтобы собирать
стада, но не ездить на нем верхом; и третий, такой как мулы,
рожденный от смешения различных родов, его даже называют „дву-
родным" (bigenerum), так как он образуется из разных пород.
Мул (mulus) имеет имя, заимствованное из греческого;
впряженный в ярмо мукомолом, он „движет по кругу медлительные
жернова". Иудеи заявляют, что Ана, праправнук Исава, первым
подпустил ослов к стадам кобылиц в пустыне, так что после
этого родилось новое в природе животное — мул. Онагров также
подпускают к ослицам: выяснилось, что от подобного
совокупления рождаются самые быстроногие ослы» (Исидор Севильский.
XII. 1. 56—57).
31.9. Сходную причину появления паразитов у домашних животных
называл Катон: «Берегись чесотки на овцах и на вьючных
животных: она бывает обычно от голода и от дождливой погоды»
(Катон. 5. 7). Утверждение о чистоте ослов восходит к
Аристотелю: «Заводятся вши и на многих других животных; и птицы
их имеют, а так называемые фазаны погибают от вшей, если не
купаются в пыли. Бывают они и у прочих животных: [и у птиц],
имеющих перья со стволами, и [у тех животных, которые] имеют
волосы, только у осла не бывает ни вшей, ни клещей. Быки
имеют и тех и других, овцы и козы — клещей, а вшей не
имеют, свиньи — больших и твердых вшей. А на собаках заводятся
так называемые собачьи клещи. Все вши у имеющих их
порождаются из самих животных» (Аристотель. История животных.
V. 31. 140—141). В византийской басне XIV в. животные
обмениваются оскорбительными фразами, в частности, Лошадь
обращается к Ослу с такой речью: «Скажи мне, несчастный
упрямец, расскажи, чесоточное животное, как тебя нагружают,
несчастный, как тебя бьют палками?» (О четвероногих. 665—666).
Мнение о том, что ослы не имеют паразитов, просуществовало
на протяжении столетий благодаря авторитету Аристотеля, и
мужественным поступком была публикация Ф. Реди
иллюстрации «Pediculus asini» ('завшивевшие ослы') в его знаменитой
книге (см.: F. Redi. De generatione insectorum. Florence, 1668).

Осел
193
31.10. Пассаж о свинье с нераздвоенными копытами и индийском
однокопытном осле вырван из следующего контекста «Истории
животных» Аристотеля: «Из четвероногих, имеющих кровь и
живородящих, одни с конечностями, расщепленными на много частей,
как у человека руки и ноги (некоторые ведь многопалы, как лев,
собака, пард), у других — они расщеплены на две части и
вместо ногтей у них копыта, как у овцы, козы, оленя, гиппопотама,
у третьих — совсем не расщеплены, как у однокопытных,
например, у лошади и мула. Род свиней бывает и тем и другим, так как
у иллирийцев, в Пеонии и в других местах [встречаются]
однокопытные свиньи» (Аристотель. История животных. II. 1. 17).
Первым известием об индийском однорогом осле является
сообщение Аристотеля, которое, скорее всего, восходит к
рассказу Ктесия: «Одни животные носят рога, другие — безроги.
Большинство рогатых по природе двукопытны, например, бык,
олень, коза; однокопытных и двурогих мы не видели ни одного;
однорогих и однокопытных очень мало, — таков, например,
индийский осел, однорог и двукопытен [один только] орикс»
(Аристотель. История животных. II. 1. 18). Принято считать, что
ориксом во времена Аристотеля называли представителей
североафриканских и аравийских сернобыков рода Oryx. Некоторые
из них часто теряют один из своих длинных и острых рогов и
приобретают внешность «единорога».
Рассказ Ктесия о диких однорогих ослах в наиболее полной
форме сохранился у Элиана и в извлечении Фотия. Элиан, в
частности, сообщает: «Я выяснил путем расспросов, что дикие
ослы, обитающие в Индии, большие, как лошади. Это животное
совершенно белое, за исключением головы, которая красноватого
цвета, в то время как глаза у него лазурные. Оно имеет рог на
лбу, длиною в полтора локтя. Этот рог — белый у основания,
темно-красный на конце и черный посредине. Эти разноцветные
рога, насколько мне известно, используются индийцами для
питья, но, на самом деле, людьми не всех сословий, а только
знатными, которые окаймляют их золотыми браслетами, словно они
украшают руку какой-нибудь прекрасной статуи. Говорят, что
тот, кто выпьет из такого рога, получит защиту от всех
неизлечимых болезней, он не подвергнется ни судорогам, ни тому, что
называют священной болезнью (эпилепсией), и не погубит его
яд; даже если перед тем как выпить [из рога] он проглотил что-
нибудь вредоносное, он извергнет это и невредимым избежит
дурных последствий. В то время как считается, что все другие
ослы, дикие или домашние, и прочие однокопытные, где бы они
ни обитали, не имеют ни черной кости [αςτραγαλους], ни желчи в
печени, индийские рогатые ослы, согласно Ктесию, имеют и
черную кость, и желчь в печени. Говорят, что черная кость черна не
только сверху, но и изнутри, в чем убеждаются, разбив ее на
куски. Эти животные быстрее не только других ослов, но и
лошадей и оленей. Свой бег они начинают спокойно, неторопливо,
но затем постепенно увеличивают темп, так что победить их в

194
Тимофей из Газы. О животных
беге, говоря поэтически, недостижимо. Когда самки приносят
потомство и выводят своих детенышей на пастбища, самцы
находятся рядом и охраняют их с нежной заботой» (Элиан. О
природе животных. 4. 52).
С. А. Усов, опираясь на описание раскраски индийского
осла, полагает, что на роль реального типажа наиболее подходит
индийский двуцветный тапир (Tapirus malayanus)136. Это
животное больше лошади, без рогов, голова, шея, грудь черного
цвета; спина же, бока, брюхо и верхняя половина задних
конечностей белые, безо всяких отметин. Насколько в данном случае
уместен поиск реальности? В конечном счете образ единорога
восходит к литературной традиции индийского звериного
эпоса 137. Для римской культуры этот мифический зверь был
символом крайне удаленных областей мира, что, кажется, не без
иронии обыгрывается в романе Флавия Филострата.
Странствуя по Индии, Аполлоний Тианский и его спутники,
несомненно, видели тех же самых однорогих ослов, о которых
рассказывал в свое время Ктесий. Обратим внимание на то, что
наблюдение над тем или иным животным сопровождается
«пояснительной» легендой, рассказывающей, как в данном случае, о
необычайных свойствах рога. Разница между наблюдением и
комментарием подмечена Аполлонием, которого восхитили своим
видом однорогие ослы, однако к свойствам их рогов Аполлоний
отнесся с нескрываемой иронией. Флавий Филострат передает:
«По рассказам путешественников, они видели на болотах диких
ослов, у коих посреди лба рос рог, и рогом этим они храбро
сражались, бодаясь на бычий лад. Такие рога индусы
употребляют вместо сосудов для питья: испив из подобного кубка,
человек якобы в этот день уже не заболеет, и никакая рана не
нанесет ему ущерба, и из огня он выйдет невредим, и даже, отведав
какого угодно яда, совершенно не пострадает — поэтому пьют
из таких рогов цари, и лишь царям можно охотиться на
вышеописанных тварей. Аполлоний говорит, что видел диких ослов и
был восхищен их природными свойствами, однако же, когда Да-
мид спросил его, верит ли
он рассказу о рогах,
отвечал: „Поверю, когда узнаю,
что царь здешних
индусов бессмертен! Ежели он
способен угостить меня и
любого другого столь
целительным и спасительным
напитком, то разве не
разумнее с его стороны
налить заодно и себе самому,
да и пить целыми днями
из этого рога, пока не
упьется вконец?"»
(Флавий Филострат. III. 2).

Осел
195
В древнееврейской Библии (1299), иллюстрированной
художником Иосефом Сарфати из Серверы (Испания), изображено
животное в виде осла с длинной шеей, чей лоб увенчивает длинный
рог. Этот рисунок и послужил источником для импровизации,
представленной в нашем исследовании (см. заставку).
В древности существовала легенда, что воду Стикса (река
подземного царства), нестерпимо холодную для человека, не
может сохранить никакой сосуд, за исключением двух предметов.
По словам Павсания, «стекло, хрусталь, миррины и другие
вещи, которые люди делают из камня, все сосуды из обожженной
глины лопаются от воды Стикса. Изделия роговые и костяные,
железо и медь, свинец и олово, серебро и янтарь — все они
разъедаются этой водой. (...) Но в то же время божество дает
силу вещам самым презренным побороть то, что намного
превосходит их качеством. (...) Даже сама вода Стикса не может
одолеть одно только лошадиное копыто, но, влитая в него, держится
в нем и не разъедает его. Лично я не могу знать достоверно, но
знаю, что говорят, будто и Александр, сын Филиппа, нашел
конец своей жизни от этого яда» (Павсаний. VIII. 18. 2). У
Иоанна Стобейского сохранилось следующее свидетельство:
«Филон Гераклейский в посвященном Нимфиду сочинении о чудесах
говорит, что в Скифии водятся рогатые ослы и что эти рога
могут содержать в себе эту воду (воду Стикса); что подобный рог
был поднесен Сопатром Александру Македонскому и был
посвящен в Дельфах со следующей надписью: „Тебе, Пеан,
посвятил Александр Македонский этот рог скифского осла, чудную
вещь, которая не была побеждена чистой влагой лусейского
Стикса и выдержала силу воды" » 138.
В «Естественной истории» Плиния однорогий осел Ктесия
появляется вместе со свирепым единорогом, что окончательно
запутывает историю этого персонажа: «В Эфиопии обитают быки,
похожие на тех, что в Индии, некоторые с одним рогом, а
другие с тремя. В Индии есть быки с нераздвоенным копытом и
единственным рогом. Кроме того, там есть дикий зверь,
называемый асис (asis), шкура его подобна шкуре олененка, только
пятна многочисленнее и белее. Это одно из животных,
посвященных отцу Бахусу. Индийцы Орсиана охотятся на обезьян,
тела которых абсолютно белые, так же как и у свирепого
животного — монокероса (единорога). Его голова подобна оленьей,
ноги как у слона, а хвост борова, в то время как остальное тело
как у лошади. Он издает низкий звук, когда мычит, и имеет
единственный черный рог, длиной в два локтя, который выдается
от середины его лба. Это животное, как сказано, нельзя взять
живым» (Плиний. VIII. 31). По свидетельству Страбона, «Ме-
гасфен сообщает о лошади-единороге с оленьей головой» (Стра-
бон. XV. 1. 56). Подобный зверь был известен Аристотелю:
«Так называемый оленеконь (hippelaphos) имеет на заплечье
гриву, так же как дикий зверь, именуемый пардион, и тот и
другой — тонкую, от головы до заплечья; в частности, оленеконь

196
Тимофей из Газы. О животных
имеет бороду в области гортани. Оба они (зубр и оленеконь)
носят рога и двукопытны, но самка оленеконя безрога. По
величине это животное похоже на оленя; водятся оленекони в стране
арахотов, там же, где дикие быки. (...) Рога же у оленеконей
похожи на рога антилопы» (Аристотель. История животных.
II. 1. 13—14). Оленеконь Аристотеля имеет гриву, что сближает
его с конем, тогда как рога и двойные копыта — явные
признаки оленя. Самое любопытное, что в природе встречается
подобное животное. Это так называемая коневидная антилопа (Hip-
potragus), с настоящей гривой, рогами и с ослиными ушами.
Однако оленеконь из страны арахотов — символическая фигура;
это ритуальный конь, обряженный в оленя. Ритуал восходит к
ведической эпохе: в «Ригведе» описано заклание коня,
украшенного золотыми оленьими рогами (Ригведа. I. 163. 9—12).
Страна арахотов, где обитают оленекони, являлась самой восточной
провинцией Персидского царства.

κάμηλος *
1. Верблюды могли бы нести больший груз, если бы они не
были приучены нагружаться, опускаясь на колени и [затем]
вставая вместе с грузом.
2. На юге они покрывают гораздо большие расстояния, чем
[любые] другие животные, а ночью они узнают свой путь по
звездам, поэтому индийцы, [оседлав] их, путешествуют на восток и
похищают золотой песок у индийских муравьев.
3. Во время жары, пока муравьи остаются внутри своих
холмов, индийцы похищают их золотой песок.
Camelus dromedarius.

198
Тимофей из Газы. О животных
4. Индийцы запрягают вместе трех верблюдов, из которых
двое по краям — самцы, а в середине — недавно родившая
самка; и, погрузив [золотой песок], они стремятся [прочь] от
муравьев, чтобы не быть пойманными; если самцы уже не могут бежать,
[то их отвязывают], самка же несет их одна, так как спешит к
своему детенышу.
5. Бактрийские верблюды — двугорбые.
6. Люди кастрируют самцов, чтобы они не становились
неуправляемыми во время войны.
7. Самка верблюда обычно рождает одного детеныша и
никогда — двойню.
8. Если во время спаривания самец-верблюд увидит человека,
то стремится убить [наблюдателя].
9. Если погонщик верблюдов по небрежности заставит самца
совокупиться с его матерью или сестрой, верблюд его убивает.
32.1. Византийцы знали о чрезвычайной выносливости бактрийских
верблюдов (см. § 32.5). Согласно филологическим изысканиям
Исидора Севильского, «верблюду (camelus) имя дано либо
потому, что он преклоняет колени, когда на него навьючивают груз,
дабы быть ниже и покорнее, потому что греки называют „низко
и покорно" χαμαί; либо потому, что у него на спине горб (cur-
vus). Ведь греческое καμουρ обозначает „изогнутый" (curvus).
Хотя верблюды водятся и в других местах, но большинство — в
Аравии. Верблюды отличаются друг от друга: аравийские имеют
два горба на спине, а верблюды из остальных стран — один»
(Исидор Севильский. XII. 1. 35).
Обученные верблюды вызывали удивление своими
повадками. В записках венецианского купца Лионардо ди Никколо
Фрескобальди, который в 1384 г. с группой друзей отправился в
путешествие в Александрию, а затем в Каир, где путники
наняли проводников с верблюдами и совершили переход через
пустыню в Дамаск, об арабских верблюдах сообщается следующее:
«По естеству их, если кто положит им руку на шею, они
опускаются на колени передними ногами, а задние подгибают под
себя, так что приседают на корточки и таким образом нагружают
их тяжелейшими ношами, много более, нежели всякое другое
животное, которое ходит под вьюком; и когда они навьючены, по
первому окрику все встают. И так, когда ты сидишь на нем в
пути поверх ноши или без нее, положишь ему руку на шею, он
опускается на колени, и ты можешь слезть; когда же хочешь
сесть на него, поступаешь так же; и кажется, этот обычай
происходит от их естества по их выучке» (Записки венецианцев,
с. 35—36). Лев Африканский (1550) описывает верблюдов со

Верблюд
199
знанием дела: «Существует три вида, или, если хотите, три рода
верблюдов. Верблюдов первого вида называют худжун . Они
плотного сложения и высокого роста. Они очень хороши для
переноски грузов. Но они не могут брать груз, не достигнув
четырехлетнего возраста. Достигнув же четырех лет, самый
посредственный из них способен переносить 1000 либбр итальянского
веса. Когда их нагружают, прикасаются к коленям и шее
животного палочкой, и оно тотчас же ложится на землю по
природному инстинкту. Как только верблюд чувствует, что вес, который
на него нагружают, для него достаточен, он поднимается.
Африканцы обычно хотят сохранить в своих верблюдах качества
вьючных животных и для этого их кастрируют и оставляют всего
одного самца на десять самок. Верблюдов второго вида
называют ал-бухти^9. У этого верблюда два горба, из которых оба
одинаково хороши и для переноски ноши, и для езды верхом. Но
он водится только в Азии» (Лев Африканский, с. 359).
32.2. Скоростные верблюды отличались от верблюдов, способных
переносить большие грузы. Но, как правило, скоростные верблюды
редко оказывались в поле зрения наблюдателей из других
культур, потому об этих животных ходили разные слухи. В
византийской энциклопедии есть следующая выписка из Дидима:
«Говорят, что видели верблюдов-бегунов, которые состязаются в
беге с лошадьми и побеждают их» (Геопоники. XVI. 22. 7).
Согласно Флавию Филострату, Аполлоний Тианский в парфянской
пустыне видел всадников на скоростных верблюдах и сообщает о
них следующие подробности: «Для скорого путешествия индусы
используют верблюдов, способных пробежать за день тысячу
стадиев, ни разу не склонивши колен» (Флавий Филострат. II.
6). Видимо, в рассказе Тимофея именно этих животных
использовали индусы, отправляясь за золотом муравьев. О том, что
дромадеры, одногорбые верблюды, отличались большей скоростью,
пишет Исидор Севильский: «Одногорбый верблюд — дромадер
(dromeda), из того же рода, но меньшей величины, чем
остальные, хотя и более проворен, — потому и имеет это имя. Ведь
δρόμος по-гречески — быстрый бег. За один день он обычно
пробегает сто и более миль. Это животное жует жвачку, подобно
быку, овце и верблюду» (Исидор Севильский. XII. 1. 35—36).
Древние китайцы были знакомы с одомашненными
двугорбыми верблюдами, которых они получали от кочевых народов
Центральной Азии. Танскому двору посылали верблюдов уйгуры
и тибетцы, а Хотан однажды прислал «ветроногого дикого
верблюда» 140. Согласно «Бейши», в одном из западных царств —
Босы (Персия) водятся «славные лошади, крупные ослы и
верблюды, которые в один день могут пробегать до 700 ли. Богатые
дома содержат их по нескольку тысяч голов» 141.
Худжун — мн.ч. от арабского слова «хаджин», которое обозначает
обычного, непородистого дромадера. Породистый же верблюд называется хиджан.
** 1000 либбр — 340 кг.

200 Тимофей из Газы. О животных
О «летающем верблюде», названном так из-за его
стремительного бега, рассказывает путешественник рабби Петахия Ре-
генсбургский (XII в.). В Багдаде «ему показали летающего
верблюда, невысокого, с тонкими ногами. Желающего ехать на
этом верблюде привязывают к нему, чтобы не свалился. На нем
пробегают в один день такое пространство, какое нужно пройти
пешеходу в пятнадцать дней; можно ехать и еще быстрее, но ни
один человек не может вынести такой скорости; верблюд
пробегает милю в одну секунду» (Петахия Регенсбургский, с. 36).
Исчерпывающее разъяснение по поводу того, что представлял
собой «летающий верблюд», содержится в книге Льва
Африканского, изданной в Венеции в 1550 г. «Они малорослы,
конечности их тонки, и они пригодны только под седло. Но они очень
быстры, так что многие из них могут проделать за один день
100 миль и даже больше, сохраняя эту скорость в течение 8 или
10 дней в пустыне и получая очень немного пищи. Все знатные
люди среди арабов Нумидии * и африканцев Ливии ** обычно
ездят верхом на этих верблюдах» (Лев Африканский, с. 359).
Эти верблюды были хорошо известны арабским авторам. В
частности, ал-Макризи пишет о кочевниках ал-буджа: «Их
верблюды сильны в беге и выносливы во время его и против жажды.
На этих верблюдах ал-буджа обгоняют коней и на них же
сражаются, и верблюды крутятся со [своими] всадниками, как
только те пожелают. На верблюдах они совершают набеги на страны,
кои упоминались ранее; воюют же ал-буджа неизменно на
верблюдах. И если какой-нибудь из них бросает дротик, но тот в
броске не попадает [в цель], верблюд спешит к этому дротику, и
хозяин его забирает» *42.
32.3—4. Согласно Геродоту, живущее на севере Индии племя самое
воинственное и к тому же умеет добывать золото. Добывают они
золото следующим образом: «В их земле есть песчаная пустыня,
и в песках ее водятся муравьи величиной почти с собаку, но
меньше лисицы. Несколько таких муравьев, пойманных на охоте,
есть у персидского царя. Муравьи эти роют себе норы под
землей и выбрасывают оттуда наружу песок, так же как это делают
и муравьи в Элладе, с которыми они очень схожи видом.
Вырытый же ими песок — золотоносный, и за ним-то индийцы и
отправляются в пустыню. Для этого каждый запрягает в ярмо трех
верблюдов, по бокам — верблюдов-самцов, которые бегут
рядом, как пристяжные, а в середине — самку-верблюдицу. На
нее они и садятся, выбирая преимущественно спокойную, которая
только что ожеребилась. Их верблюды быстротой не уступают
коням, а помимо того, могут нести гораздо более тяжелые вьюки.
Нумидия — территория, ограниченная с юга Ливийской пустыней,
включает страны, «где растут финиковые пальмы» (Лев Африканский, с. 16).
Ливия — «часть, имеющая на латинском языке название Ливия, по-
арабски называется не иначе, как Сахара, что значит „пустыня"» (Лев
Африканский, с. 16).

Верблюд
201
(...) В такой верблюжьей упряжке индийцы отправляются за
золотом с тем расчетом, чтобы попасть в самый сильный зной и
похитить золото. Ведь муравьи от зноя прячутся под землей.
(...). Когда индийцы приедут на место с мешками, то наполняют
их [золотым песком] и затем как можно скорее возвращаются
домой. Муравьи же тотчас, по словам персов, по запаху почуяв
их, бросаются в погоню. Ведь ни одно животное не может
сравниться с этими муравьями быстротой [бега], так что если бы
индийцы не успели опередить их (пока муравьи соберутся), то
никто бы из них не уцелел. Так вот, верблюдов-самцов (те ведь
бегут медленнее самок и скорее устают) они отвязывают в пути
и оставляют муравьям (сначала одного, потом другого). Самки
же, вспоминая оставленных дома жеребят, бегут без устали.
Таким-то образом индийцы, по словам персов, добывают большую
часть золота, а некоторое гораздо меньшее количество
выкапывают из земли» (Геродот. III. 102, 104—105). Предание о
«муравьином золоте» было известно самим древним индийцам; об
этом золоте упоминается в « Махабхарате» 143, а предание о нем
рассказывали в македонскую эпоху Неарху, полководцу
Александра, и Мегасфену, послу царя Сирии Никатора к индийскому
царю Сандракотту. В варианте Мегасфена похитители золота
отвлекают муравьев от их нор с кучами золотого песка,
разбрасывая в разных местах куски мяса диких зверей, и незаметно
уносят добычу. Удивительно, но именно в этом виде легенду
повторяет автор персидского сочинения «Чудеса мира» (XIII в.).
Считается, что на Западе в средние века Страбон не был
известен. Византийские же авторы знали и ценили «Географию»
Страбона. Видимо, к персам эта история попала через
византийцев. «Неарх утверждает, что видел шкуры муравьев, роющих
золото, похожие на леопардовые шкуры. Мегасфен же передает
об этих муравьях следующее: в стране дердов, большого
индийского племени, живущего к востоку в горах, есть плоскогорье
почти 3000 стадий в окружности. Под этим плоскогорьем
находятся золотые рудники, где рудокопами — муравьи, животные
величиной не меньше лисиц; они отличаются необычайной
быстротой и живут ловлей зверей. Зимой это животное копает землю
и собирает ее в кучи у входов в норы подобно кротам. Это —
золотой песок, требующий только незначительной плавки.
Соседние жители тайком приезжают за этим песком на вьючных
животных; если это происходит открыто, то муравьи упорно
борются с ними и преследуют бегущих; настигнув людей, они
убивают их вместе с вьючными животными. Для того чтобы
муравьи их не заметили, похитители разбрасывают в разных местах
куски мяса диких зверей и, когда муравьи разбегаются за
добычей, уносят золотой песок. Не умея выплавлять золото, они
продают песок в необработанном виде купцам за любую цену»
(Страбон. XV. 1. 44). Сообщение Неарха известно благодаря
Стадий (аттический) — 117,6 м.

202
Тимофеи из Газы. О животных
Арриану: «И о „муравьях" Неарх говорит, что сам он не видел
этих „муравьев", о которых некоторые другие писали, будто они
водятся в Индии, но что он видел шкуры этих животных,
принесенные в большом количестве в Македонский лагерь. Мегасфен
же в своих описаниях сообщает, что рассказ о „муравьях" —
истинный, что они выкапывают золото не ради самого золота, но
роют себе под землей норы по врожденному инстинкту, чтобы
там прятаться, все равно как наши маленькие муравьи делают
маленькие норы; а эти — величиной с лисицу и, сообразно со
своей величиной выкапывают в земле большие норы; земля же
эта золотоносная, и отсюда у индийцев золото. Мегасфен
рассказывал об этом по слухам, я же, так как не могу написать об
этом ничего более точного, охотно оставляю в стороне этот
рассказ о „муравьях"» (Арриан. Индия. 15. 4—7). Рассказ
пользовался необычайной популярностью и передавался с неизбежными
потерями. Так, Помпоний Мела отмечает в своем «Описании
мира», в главе, посвященной Индии: «Здесь встречаются
муравьи величиной с самую большую собаку. Говорят, что они,
подобно грифам, извлекают золото из недр земли и стерегут его,
угрожая смертью всякому, кто к нему прикоснется» (Помпоний
Мела. III. 7). Громадные индийские муравьи упоминаются в
армянском географическом сочинении VII в. (см. § 23.5) и в
«Этимологиях» Исидора Севильского: «Говорят, в Эфиопии
живут муравьи, похожие на собак, они выкапывают ногами золотой
песок и стерегут его, чтобы никто не унес, похитителей же
преследуют и убивают» (Исидор Севилъский. XII. 3. 9).
Видимо, о тех же самых хищных муравьях говорится и в
«Книге путей и стран» Ибн Хордадбеха: «Рассказал Абдаллах
ибн Амр ибн ал-Ас о четырех чудесах света. (...) Медный
всадник, находящийся в земле ал-Андалуз. Своими ладонями, а
также простертой рукой [как бы предостерегая], он говорит: „Нет
пути за мной. Никто не может ступить на эту землю, иначе его
загрызут муравьи"» (Ибн Хордадбех. 58). Спустя почти две
тысячи лет геродотовскии вариант легенды о муравьях повторяет
арабский писатель ал-Ба-
куви (XIV в.).
Известно, что сочинение ал-Ба-
куви представляет собой
сокращенную редакцию
географического труда
выдающегося арабского кос-
мографа Закарийа ал-Ка-
звини «Асар ал-билад ва
ахбар ал-ибад»
(«Памятники стран и сообщения
о рабах [Аллаха]»),
составленного в 1275—
1276 гг. «Ал-Хинд —
обширная страна со множе-

Верблюд
203
ством диковинок. (...) В самом отдаленном месте ал-Хинда есть
земля, песок которой смешан с золотом. Здесь водится такая
разновидность муравьев-великанов, которые бегают быстрее собаки.
Эта местность весьма жаркая. И как только поднимается солнце,
муравьи устремляются в подземные ходы. А когда скрываются
муравьи, индусы приводят вьючных животных, грузят на них
этот самый песок и быстро уходят, опасаясь, что муравьи их
настигнут и съедят. Одно из ее чудес — камень, который
встречается ночью, а днем его нет. Он разбивает любой камень, но
другой камень его не может разбить» (ал-Бакуаи. II. 40). Камень,
о котором говорит ал-Бакуви, — алмаз (адамант, некая
мифическая субстанция) 144, и мы не случайно продлили цитату
репликой об алмазе.
Подводя итог всем этим историям, мы должны лишь
отметить, что роющие золото муравьи — это сурки, животные
травоядные и по этой причине не представляющие угрозы смелым
путешественникам 145. Легендарные сведения о том, как муравьев
отвлекают, разбрасывая куски мяса или оставляя им на съедение
целых верблюдов, связаны с архаическими представлениями о
необходимой жертве теллургическим силам земли. Добыча
минералов или золота из земных недр была связана с вторжением
человека в подземный мир. Эта сфера деятельности отличалась
особой сакральностью, и требовались специальные ритуалы,
призванные сделать минерал видимым146. В арабской «Книге
проникновения в чудеса городов» сообщается о добыче драгоценного
камня в пустыне Западной Африки. Камень обладает необычной
прочностью, вследствие этого за него дают большую цену.
Однако найти этот камень непросто: «Этот камень на поверхности
земли не виден: для того чтобы его найти, нужно зарезать
верблюда и окропить его кровью месторождение; тогда камень
становится заметным и его собирают» (Арабские источники XII—
XIII вв., с. 81).
32.5. Благодаря походам Александра Македонского на Восток
греческие ученые узнали, что существует два вида верблюдов.
«Верблюды в сравнении с прочими четвероногими имеют
особенность — так называемый горб на спине. Бактрийские верблюды
отличаются от аравийских тем, что у первых два горба, у других
только один; другой же горб, такой же, как вверху, они имеют
внизу, и на нем, когда верблюд опускается на колена, держится
все остальное тело» (Аристотель. История животных. II. 1. 15).
Судя по описанию Ктесия, трудно сказать, видел ли он в
Персии верблюдов своими глазами или нет, по крайней мере,
внешний вид верблюдов его не занимает. Он сообщает, что у каспиев
«верблюдов большое количество, крупнейшие [из них величиной]
с самых больших лошадей, шерсть [они] имеют необычно
хорошую. Шерсть их нежна, так что по мягкости не уступает
милетской шерсти. Одежду из нее надевают жрецы и самые богатые и
влиятельные из каспиев» (Элиан. О природе животных. 17. 34) 147.

204
Тимофей из Газы. О животных
Византийцы рассказывали о происхождении двугорбых
верблюдов удивительные истории: «По словам Дидима, бактрий-
ская верблюдица в горах, граничащих с Индией, зачинает от
диких кабанов, пасущихся вместе. От кабана и верблюдицы
рождается двугорбый верблюд, как от лошадей и ослов — мул. Такой
верблюжонок сохраняет многие отцовские черты — густую шерсть,
большую силу, уменье не скользить и на глинистой земле, но по
мере сил выпрямляться и нести двойную ношу по сравнению с
другими верблюдами. Этих верблюдов называют обычно бак-
трийскими, так как они впервые появились в Бактрии» (Геопо-
ники. XVI. 22. 3—6). Согласно зороастрийской традиции,
существует «два вида верблюдов, горные и пастбищные, так как
одного можно использовать в горах, одного — на равнине; есть
[верблюды] одногорбые и двугорбые» (Бундахишн, с. 282).
32.6. Тимофей сообщает о кастрации верблюдов, используемых для
войны; Аристотель и Элиан (Элиан. О природе животных.
4. 55) рассказывают то же самое применительно к верблюдам-
самкам. «Холостят также самок верблюдов, — когда хотят ими
пользоваться на войне, — чтобы они не беременели. В Верхней
Азии некоторые имеют до трех тысяч верблюдов, бегают они
много быстрее нисейских лошадей, — если побегут — вследствие
величины шага. Вообще же кастрированные животные крупнее
некастрированных» (Аристотель. История животных. IX. 50. 251).
32.7. Ср.: «Верблюд носит девять месяцев, рождает всегда только
одного, — это животное однородящее. Детеныша отделяют от
верблюдов, когда ему исполнится год. Живет долго, больше
пятидесяти лет. Родит весной и молоко имеет, пока не зачнет
второй раз» (Аристотель. История животных. VI. 26. 166).
32.8. Согласно Аристотелю, в период спаривания мирные животные
легко вступают в бой. Верблюд не исключение из этого правила.
«Верблюды совершают совокупление при сидячем положении
самки. Самец, охватив ее, соединяется не зад к заду, а как прочие
четвероногие, и в совокуплении они проводят целый день. Они
уходят в пустынное место, когда производят совокупление, и
никто, кроме пастуха, не может к ним приблизиться»; «Сердится и
самец верблюд во время спаривания, если к нему приблизится
человек или верблюд; с лошадью он вообще всегда воюет»
(Аристотель. История животных. V. 2. 10; VI. 18. 112). В более-
менее корректном пересказе Тимофея исчезло указание на
другой возможный раздражитель, кроме человека.
Сведения о привычках верблюда вошли и в книгу Наджиба
Хамадани: «Он злопамятен. Когда он покрывает самку, он
никого не может видеть и рядом нельзя стоять» (Наджиб Хама-
дани, с. 252).
У Элиана тема брачных отношений верблюдов послужила
предметом сравнения с обычаями массагетов, о которых Геродот
пишет, что каждый из массагетов берет в жены одну женщину,
но живут они с этими женщинами сообща (см.: Геродот. I. 216).

Верблюд
205
В вольной интерпретации Элиана получилось, что у этих
кочевников мужчины и женщины предаются любви на виду у всех. «У
массагетов, как говорит Геродот, мужчина, когда почувствует
влечение к какой-нибудь женщине, то вешает свой колчан на ее
повозке и затем открыто сходится с женщиной, и, если бы даже
все их видели, они не обращают на это никакого внимания.
Совокупление верблюдов, напротив, никогда, как говорят, не
бывало открытым и не случалось, чтобы посторонние свидетели это
наблюдали. Однако безразлично, назовем ли мы это стыдом или
тайным даром природы, исследование этого и объяснение причин
мы предоставим Демокриту и другим, способным думать, что
они исследуют и объясняют причины вещей, которых нельзя ни
установить с точностью, ни понять. Ведь даже пастух, когда
видит, что они устремляются друг к другу и, по-видимому,
собираются сойтись, удаляется куда-нибудь, как бы оставляя наедине
входящих в брачный чертог невесту и новобрачного» (Элиан. О
природе животных. 6. 60).
Василий Великий пишет о вечной злобе верблюдов: «Какое
из морских животных могло бы подражать злопамятности
верблюда, его гневливости и продолжительности гнева? Верблюд,
если давно когда-нибудь ударен, долгое время таив гнев, как скоро
улучает удобный случай, отмщает за обиду. Слышите
жестокосердные, старающиеся укоренить в себе, как добродетель, памя-
тозлобие: кому вы подобны, когда огорчение на ближнего, как
искру, скрытую в пепле, храните в себе до тех пор, как, получив
предлог, подобно пламени, распаляете гнев?» (Василий Великий.
Шестоднев, с. 138).
32.9. История о погонщике и верблюде восходит к Аристотелю. В
сюжете в форме рассказа о реальном событии запечатлен запрет
на противоестественное совокупление домашних животных.
«Верблюды не покрывают своих матерей, и если даже
принуждаются к этому, не хотят. Случилось как-то, что, за отсутствием
производителя, верблюжатник, закрывши мать, подпустил к ней
ее сына; когда же во время случки покрывало упало, тот
прекратил случку, а немного спустя, укусив верблюжатника, убил его»
(Аристотель. История живагных. IX. 47. 237). Далее эту
историю повторяют анонимный автор «Рассказов о диковинках» и
Элиан. «Говорят, верблюды в Аравии никогда не покрывают своих
матерей и, даже принуждаемые силой, сопротивляются.
Рассказывают, что однажды за неимением производителя погонщик
тайком подпустил к матери ее взрослого детеныша. Тот, как
водится, самку покрыл, однако некоторое время спустя этого
погонщика закусал насмерть» (Псевдо-Аристотель. 2). В виде
краткого утверждения, вошла эта история и в византийский сборник
выписок Кассиана Басса: «Верблюд не покроет ни мать, ни
сестру» (Геопоники. XVI. 22. 2). «Верблюд никогда не
совокупляется со своей матерью. В одном стаде пастух, закутав самку
как только мог и скрыв у нее все, кроме члена, подпустил к ма-

206
Тимофеи из Газы. О животных
тери верблюжонка, и тот, побуждаемый жаждой соития, ничего
не подозревая, соединился с ней и обо всем догадался; тогда он
стал кусать, лягать и топтать ногами виновника этого
противоестественного союза, пока тот не погиб жалкой смертью, а сам
бросился с высокой скалы» (Элиан. О природе животных. III. 47).

§33
КАРАН
κάπρος*
1. У кабана настолько горячий зуб, что волосы, [к которым] он
прикоснулся, сгорают, и от его укуса шерсть на собаке выпадает.
2. Ливия, порождающая все виды животных, не породила
диких свиней.
3. Половое возбуждение у кабанов настолько необузданное, что
убегающие свиноматки часто ими убиваются.
4. Молоко свиней не сворачивается, и если человек пососет его
у свиньи, то станет прокаженным.
Sus scrofa.

208
Тимофей из Газы. О животных
5. Когда у кабана война с другим [кабаном], то он уходит в
лес и продолжает непрерывно упражняться, и, закалив свою
шкуру, он идет [обратно] и, непрестанно сражаясь, он убивает и
иногда погибает.
6. Кабан, единственное из [всех] животных, которое становится
сильнее, утратив свои гениталии.
33.1. В древности натуре свиней (неважно, диких или домашних)
приписывался необычайный внутренний жар. Ксенофонт, подробным
образом описав приемы атаки охотника на кабана, далее
замечает: «У него такая сила, как трудно представить, потому что если
положить на его клыки волосы, тотчас как его убили, то волосы
свертываются: настолько они горячи! А когда он жив и
раздражен, то они у него раскалены, иначе он не обжигал бы шерсти
собаки, когда удар клыка скользнет по телу» (Ксенофонт.
Охота. X. 17). У Варрона есть не очень ясный пассаж, касающийся
домашних свиней: «Волки, говорят, добыв свинью, тащат ее к
воде, потому что зубы у них не в состоянии перенести
температуру свиного мяса» (Варрон. II. 4. 5). Косвенное указание на
эту тему, кажется, содержится в византийском сборнике выписок
Кассиана Басса. В главе о разных видах навоза сказано: «Лучше
их всех навоз свиной, непригодный, однако, для посевов, так как
он слишком горяч и сразу же сжигает посеянное» (Геопоники. II.
21. 8).
Вероятно, в сюжете речь идет об охотничьих собаках,
пострадавших от диких кабанов, и в целом эта история напоминает
охотничий фольклор. Вот, например, что Аристотель пишет о зубрах
и нападающих на них собаках: «Защищается он, ударяя ногами и
выбрасывая от себя испражнения на четыре сажени; этим он
пользуется легко и часто и обжигает ими так, что у собак
вылезают волосы» (см. § 21.5). В древнегреческих «Рассказах о
диковинках» говорится о невероятных вещах: «Сообщают, что в
Мисии водится разновидность белых медведей и будто,
пойманные, они испускают такое зловоние, что у собак начинает
загнивать плоть, то же происходит и с другими животными, которые
становятся несъедобными. Если же кто-либо все же осмелится к
ним приблизиться, на того они из пасти изрыгают вид слизи,
прилипнув к морде собаки или лицу человека, она душит их и
лишает зрения» (П сев до-Аристотель. 144). В этом же сочинении
сообщается о волшебной траве Церцеи, сок которой также
уничтожал волосы: «Передают, что в Италии, у горы Кирки,
произрастает ядовитое растение: смертоносная сила его такова, что
ежели его соком кого-либо окропить, он тотчас падает замертво,
лишаясь волосяного покрова, а тело начинает разлагаться, все
это представляет картину мучительнейшей смерти»
(Псевдо-Аристотель. 78).

Кабан 209
33.2. По словам Геродота, в земле ливийских кочевников водятся
такие звери: «пигарги [газели с белым задом], зоркады [антилопа
с белым брюхом], бубалиды [капский олень] и ослы, но не
рогатые, а иные, не пьющие воды (и они действительно не пьют);
затем ориксы (из рогов их делают изогнутые грифы для лир);
это животное величиной с быка; далее лисицы, гиены,
дикобразы, дикие бараны, диктии [жирафы], шакалы, пантеры, бории,
сухопутные крокодилы (длиной до 3 локтей), весьма похожие на
ящериц, страусы и маленькие однорогие змеи. Кроме того, в
Западной Ливии водятся и такие животные, которые встречаются и
в других местах (кроме оленя и дикого кабана). Оленя же и
дикого кабана вовсе нет в Ливии» (Геродот. IV. 192).
Касаясь темы различных мест обитания животных,
Аристотель, видимо, опирается на сведения Геродота, когда пишет, что
«во всей Ливии нет ни дикой свиньи, ни оленя, ни дикой козы.
В Индии же, как говорит Ктесий — человек, не
заслуживающий доверия, — нет ни дикой, ни домашней свиньи, а животные
бескровные и прячущиеся в норы все велики» (Аристотель.
История животных. VIII. 28. 158). Непонятно, каким образом у
Аристотеля в список отсутствующих в Ливии животных попала
дикая коза. Например, согласно Исидору Севильскому, «более
крупные козлы зовутся цинифейскими (Ciniphii), по реке в
Ливии, где они рождаются очень рослыми» (Исидор Севилъский.
XII. 1. 14). Ошибочное утверждение Аристотеля в IX в.
повторил Ибн Хордадбех, расширив зону необитания перечисленных
животных добавлением к Ливии Европы. Он утверждает, что «в
этих странах нет ни кабанов, ни оленей, ни диких ослов, ни
козлов» (Ибн Хордадбех. 74). История этой ошибки носит
исключительно литературный характер, ибо никто из названных
древних авторов в Ливии не был и, следовательно, не мог проверить,
живут ли в Ливии дикие свиньи.
33.3. Ср.: в «Геопониках» говорится о домашних свиньях: «Когда
свиньи зачали, их отделяют от кабанов; последние, бросаясь на
свиней и не давая им покоя, вызывают выкидыши» (Геопоники. XIX.
6. 7). Первичное название кабана (вепря) в индоевропейском
языке увязывается с основой со значением 'бросать', 'извергать'
(семя), поскольку в мифологической традиции это животное
представлялось прежде всего как производитель148. Скорее всего, с
этим значением связано любопытное преувеличение, отраженное
Тимофеем (см. § 33.6).
33.4. В разных культурах Средиземноморья отношение к
одомашненной свинье имело нечто общее, связанное с ритуальными
жертвоприношениями, однако у римлян, в отличие от египтян и
евреев, это животное не считалось в сакральном плане «нечистым».
Катон в сочинении, посвященном земледелию, рекомендует:
«Прежде чем начать жатву, следует предварительно принести в
жертву свинью таким образом. Церере предварительной жертвой
принеси свинью, раньше чем начнешь убирать эти хлеба: полбу,
пшеницу, ячмень, бобы, семена репы» (Катон. 134. 1). Варрон

210
Тимофей из Газы. О животных
рисует следующую картину: «Первыми животными, которых
стали приносить в жертву, были, по-видимому, свиньи; следы этого
видны в том, что на мистериях Цереры приносят в жертву
свинью; при заключении мира и союза убивают свинью; у древних
царей и знатных мужей в Этрурии брачная церемония
начиналась с того, что новобрачные приносили в качестве своей первой
жертвы свинью. Древние латины, а также греки в Италии
делали, по-видимому, то же самое» (Варрон. II. 4. 9—10). Наконец,
римляне использовали свиней в пищу. У Цицерона стоик Луци-
лий утверждает, что «мир создан ради богов и людей», поэтому
животные существуют для пользы человека. «А свинья, —
вопрошает Луцилий, — для чего она годится, если не в пищу
людям» (Цицерон. О природе богов. II. 160).
У египтян свинья считалась животным священным и в то же
время нечистым. Как известно, в иудейской и мусульманской
традициях существует запрет на употребление в пищу свинины.
Наиболее глубокий анализ этой темы принадлежит немецкому
психоаналитику Ф. Э. Хефелсу149. Как подчеркивает Хефелс,
Библия неслучайно избирает моделью запрещенных к
употреблению в пищу животных верблюда (отца) и свинью (мать). Хотя
поедание животных-тотемов, то есть фантастических
представителей отца, может быть табуировано, так же как и употребление
в пищу представителей матери, его психическое наполнение и,
соответственно, культовое значение, по мнению Хефелса,
представляет собой нечто совершенно иное. В случае с тотемным
животным суть заключается в его умерщвлении (заклании). В случае
с животным, отождествляемым с матерью, убийство никакой роли
не играет, акцент смещается исключительно на поедание мяса,
которое по этой причине у древних евреев действительно и навечно
исключается. Если же оно по какой-либо причине все-таки
случается у верующего, то следствием является отвращение. Проблема,
заинтересовавшая Хефелса, в древности активно обсуждалась
римскими писателями, а у Тимофея представлена лишь реплика
споров, касавшихся запрета на потребление молока свиньи.
У Тимофея речь идет о пищевом запрете, нарушение
которого могло бы повлечь серьезные последствия в виде заболевания
проказой. Запрет не имеет никакого отношения к бытовой
реальности и отражает высшую, сакральную реальность. У египтян
мясо свиньи считалось табуированной пищей, т. е. свинину они
ели в строго определенных случаях: один раз в год, в
полнолуние. Рассказывая о египетских жрецах, Плутарх замечает:
«Ничего бессмысленного и фантастического, как думают некоторые,
ничего, проистекающего из суеверия, не вводят они в священные
обряды: одно имеет основанием нравственность и пользу, другое
не чуждо тонкостям истории и природы. (...) Свинью считают
они нечистым животным, ибо имеется представление, что чаще
всего она спаривается при убывающей луне и что у пьющего ее
молоко тело покрывается проказой и накожными струпьями»
(Плутарх. Об Исиде и Осирисе. 8. См. также: Элиан. О природе жи-

Кабан
211
вотных. 10. 16). Таким образом, нередкие случаи проказы
находили (фантастическое) объяснение в нарушении пищевого запрета.
По свидетельству Геродота, «свинью египтяне считают
нечистым животным. И если кто-нибудь, проходя мимо, коснется
свиньи, то сразу же идет к реке и в одежде, которая на нем,
погружается в воду. Так же и свинопасам, единственным из всех
египтян, несмотря на их египетское происхождение, не дозволено
вступать ни в один египетский храм. Никто не хочет выдавать за
них замуж своих дочерей или брать в жены их девиц, так что
они женятся и выходят замуж только между собой. Прочим
богам, кроме Селены и Диониса, египтяне не приносят в жертву
свиней, да и этим богам — только в известное время, а именно
в день полнолуния. Затем после жертвоприношения они вкушают
свинину. О том, почему в другие праздники они пренебрегают
свиньями, а в этот приносят их в жертву, у египтян существует
сказание. Я знаю это сказание, но не считаю благопристойным его
рассказывать. Жертвоприношения же свиней Селене совершаются
вот как. После заклания свиньи жрец кладет рядом кончик хвоста,
селезенку и сальник и покрывает их всем жиром из брюшины
животного. Затем все это сжигают на огне. Остальное мясо
съедают еще в день полнолуния, когда приносят жертву. В другой день
уже больше никто не станет есть свинины. Бедняки же по
скудости средств [к жизни] вылепливают фигурки свиней из пшеничного
теста, пекут их и приносят в жертву» (Геродот. II. 47).
Одна из тем «Застольных бесед» Плутарха посвящена
интересующему нас сюжету и обсуждается с привлечением примеров
из различных восточных традиций. Собеседники обмениваются
мнениями по вопросу: «Поклонение или отвращение побуждает
иудеев воздерживаться от мяса свиньи». Но сначала речь
заходит об обычаях египтян. «„Я, со своей стороны, — сказал Кал-
листрат, — полагаю, что свинья у них окружена каким-то
почитанием; если это животное безобразное и грязное, то во всяком
случае оно в этом отношении не хуже навозного жука,
землеройки, крокодила и кошки: а каждое из этих животных имеет в
Египте поклоняющихся ему жрецов. Но свинья, говорят,
заслуживает почитания по важной причине: она первой взрыхлила
землю своим вытянутым рылом, выполняя работу сошника, и тем
положила начало пахоте; поэтому и само это орудие получило
свое название ύνις ('сошник'), производное от слова ύς ('свинья').
А в низменных и рыхлопочвенных областях Египта
земледельцы и вовсе не нуждаются в пахоте 15°: когда разлившийся Нил,
увлажнив поля, постепенно входит в берега, они, следуя за
отступающей водой, высеивают зерна и выгоняют туда свиней, а
те, действуя копытами и рылами, глубоко разрывают почву и
покрывают посев землей. Нечему удивляться, если по этой
причине некоторые народы не едят свинины: ведь у многих варваров
и другие животные встречают еще более глубокое почитание по
причинам легковесным, а иногда прямо смехотворным. Так,
землеройку египтяне обожествили, говорят, вследствие ее слепоты,

212
Тимофей из Газы. О животных
на том основании, что мрак, по их мнению, древнее света. При
этом они полагают, что она рождается в пятом поколении от
мышей, в новолуние; а также — что ее печень уменьшается во
время лунного затмения. Льва же они сближают с солнцем, ибо
он, единственный из всех кривокогтистых зверей, производит на
свет детенышей зрячими, спит он ничтожное время, и во время
сна его глаза поблескивают. Родники у них источают водные
струи из львиных зевов в знак того, что и Нил орошает
египетские нивы в ту пору, когда солнце проходит через созвездие
Льва. Почитание же ибиса основано на том, что, вылупившись
из яйца, он весит две драхмы (8 г), то есть столько же, сколько
весит сердце новорожденного ребенка; а расстояния между
оконечностями его ног и клюва образуют равносторонний
треугольник. Но можно ли попрекать египтян таким неразумием, когда и
о пифагорейцах известно, что они почитают белого петуха, а из
морских животных воздерживаются от краснобородки и медузы.
А последователи Зороастра маги превыше всего почитают ежа, а
водяных крыс преследуют и превозносят как богоугодника того,
кто истребит их во множестве. Полагаю я, что если бы иудеи
гнушались свиньями, то истребляли бы их, как маги истребляют
водяных крыс. В действительности же для них убить свинью —
такое же нечестие, как и вкусить ее мяса. И, может быть, надо
предположить, что подобно тому как они почитают осла,
показавшего им источник воды, так воздают они поклонение и
свинье, научившей их посеву и пахоте. Разве только, пожалуй, кто-
нибудь укажет, что от зайца они воздерживаются от отвращения
к нему, как животному нечистому". „ Нет, нет, — подхватил
Ламприй — зайца они щадят вследствие его чрезвычайного
сходства с наиболее почитаемым ими животным. Действительно,
заяц, за вычетом роста и веса, — тот же осел: и масть, и
длинные уши, и маслянистый блеск глаз, и похотливость — все это у
них так сходно, что трудно найти пример, чтобы малое так точно
воспроизводило образ большого. Но можно, пожалуй,
предположить и то, что иудеи, подражая в этом египтянам, усматривают
нечто божественное в таких качествах зайца, как его быстроно-
гость и совершенство его органов слуха. Его глаза так
неутомимы, что остаются открытыми, когда он спит; а острота слуха
такова, что египтяне в своих иероглифах обозначают слух
изображением заячьего уха. А от свинины иудеи отреклись, очевидно,
по той причине, что им, как и всем азиатам, внушают особый
ужас белые лишаи и проказа, и они думают, что эти заболевания
передаются человеку от употребления свинины. Ведь каждая
свинья под брюхом сплошь покрыта лишайной высыпью, которая
является признаком какого-то внутреннего расстройства и порчи.
Впрочем, и нечистоплотность этой твари имеет при этом
неблагоприятное значение: ведь мы не знаем другого животного,
которое имело бы такое пристрастие к отбросам и нечистотам, если
не считать тех существ, самое зарождение и рост которых
происходит в таких местах"» (Плутарх. Застольные беседы. IV. 5. 2).

Кабан
213
В библейском законодательстве существовал однозначный
запрет на потребление свинины: «И свинью (hanzîr) [не ешьте],
ибо у нее раздвоено копыто и она жвачку не жует, нечиста она
для вас» (Левит. 11:7). Аналогичный запрет существовал и у
финикийцев. Автор трактата «О сирийской богине» утверждает,
что сирийцы воздерживаются от употребления свинины либо из
отвращения к этому животному, либо потому, что считают его
священным. Та же самая мысль представлена в диалогах
Плутарха и очевидным образом ничего не объясняет. Поражает
сочетание сведений об отвращении к свинье, которая одновременно
считалась священной. Напомним, что свинину древние египтяне
и иудеи использовали в ритуальных целях. Интересно, что в
Коране строгий запрет сочетается с отступлением от правила:
«Скажи: в том, что открыто мне, я не нахожу запретным для
питающегося то, чем он питается, только если это будет
мертвечина, или пролитая кровь, или мясо свиньи, потому что это —
скверна — или нечистое, которое заколото с призыванием не
Аллаха. Кто же вынужден, не будучи распутником или
преступником, — то Господь твой — прощающ, милосерд» (Коран.
6:146). И. LU. Шифман дает историко-религиозное разъяснение
происхождению этого табу: «Запрет употреблять в пищу свинину
был повсеместным явлением в переднеазиатском
Средиземноморье, и нарушался он только при принесении свиньи в жертву. В
повседневной ситуации вкушение свинины было невозможно, так
как означало бы воспроизведение специфического обряда,
приуроченного к строго определенной ситуации» 151. По мысли
Шифмана, нечистота свиньи представляется своего рода
оборотной стороной священности.
Отголосок темы «свинья и проказа» совершенно неожиданным
образом проявился в популярном персидском сочинении XII в. В
главе «О пользе животных» сказано: «Если свиную лодыжку
мелко истолкут, разведут в остром уксусе и будут прикладывать
к лишаям проказы, будет огромная польза» (Хубайш Тифлиси.
XII. 38в).
Суфийский мистик ал-Газали (XII в.) в своих проповедях,
обращенных к самой широкой аудитории, заметил: «Свинья
заслуживает порицания не из-за своего облика, но — по сути
желания, жадности и алчности до всего скверного, отвратительного и
бесчестного» (ал-Газали, с. 56) 152.
Как правило, пищевые запреты часто выступали в роли
негативных стереотипов при описании чужих религиозных традиций.
В частности, известный римлянам иудейский запрет на
потребление свинины и последствия нарушения этого запрета
неожиданным образом отразились в следующей истории. Корнелий Тацит,
рассказывая о происхождении Иерусалима, приводит суждения
Хэрэмона и Лисимаха о древних иудеях, изгнанных из Египта
по случаю эпидемии проказы. Современные историки отрицают
достоверность этих сведений. В изложении Тацита история
выглядит так: «Некогда на Египет напала заразная болезнь, от ко-

214
Тимофеи из Газы. О животных
торой тело человека становилось безобразным. Царь Бокхорис
обратился с мольбой о помощи к оракулу Аммона и услышал в
ответ, что страну следует очистить, выселив в чужие земли
людей, навлекших на себя гнев богов. Когда их разыскали, собрали
отовсюду и вывели в пустыню, они впали в отчаяние и не в
силах были двигаться. Тогда один из изгнанников, по имени
Моисей, стал убеждать остальных не просить помощи ни у богов, ни
у людей. „И те и другие, — говорит он, — отступились от вас.
Положитесь же на самих себя и знайте, что вождь небесный
направляет ваш путь; едва лишь он подаст вам помощь, как вы тут
же сумеете избавиться от нынешних бедствий". Все согласились
и, не зная пути, побрели по первой попавшейся дороге. Вскоре,
однако, жажда, мучившая их, стала невыносимой, и они упали на
землю, чувствуя приближение смерти. В эту минуту они
увидели, что на вершину скалы, стоявшей в тени густой рощи,
взбирается стадо диких ослов. Моисей догадался, что там, где есть
трава, должна быть также и вода, пошел вслед за стадом и
обнаружил большой родник. Вода облегчила страдания путников, и
они шли шесть дней, не останавливаясь, на седьмой же пришли
в некую землю, захватили ее, изгнав людей, ее возделывавших, и
основали здесь город и храм. Моисей, желая увековечить себя в
памяти иудеев, дал им новую религию, враждебную всем тем,
что исповедуют остальные смертные. Иудеи считают
богопротивным все, что мы признаем священным, и наоборот, все, что у
нас запрещено как преступное и безнравственное, у них
разрешается. В своих святилищах они поклоняются изображениям
животного, которое вывело их из пустыни и спасло от мук жажды;
при этом режут баранов, будто нарочно, чтобы оскорбить бога
Аммона; убивают быков, потому что египтяне чтут бога Аписа.
Они не употребляют в пищу мясо свиней, ибо животные эти
подвержены той самой болезни, что некогда поразила народ
иудеев» (Тацит. История. V. 3—4).
Ни еврейские, ни христианские писатели не могли пройти
мимо этого пассажа из «Истории» Тацита. Иосиф Флавий
полагает, что начало клевете положили египтяне; по его мнению, Ма-
нефон «позволил себе записывать услышанные им сплетни о
евреях и сообщил о нас невероятные сведения, сознательно
причислив нас к множеству египетских прокаженных и больных
другими болезнями, которые, по его словам, приговорены были
покинуть страну» (Иосиф Флавий. О древности иудейского
народа. I. 25, 32—34). Творивший в конце II в. один из самых
ярких христианских апологетов Тертуллиан в сочинении «К
язычникам» защищает новое вероучение от ложных обвинений,
поскольку ранним христианам приписывалось поклонение
изображению осла: «Из-за христианского имени нас обвиняют не
только в том, что мы оставили общую религию, но и в том, что мы
ввели чудовищное суеверие. Ибо кое-кому из вас пригрезилось,
что наш Бог — ослиная голова. Такую догадку высказал
Корнелий Тацит. В четвертой книге своей „Истории", где рассказы-

Кабан
215
вается об Иудейской войне, начав с происхождения иудейского
народа и высказав свои мысли о рождении религии и о ее
наименовании, Тацит повествует, что иудеи во время путешествия
по пустыне, изнемогая от жажды, спаслись благодаря диким
ослам, шедшим, как они догадались, с пастбища на водопой и
таким образом указавшим им источник. За это благодеяние иудеи
почитают голову этого животного. Отсюда, полагаю я,
произошло то мнение, что и мы, как близкие к иудеям по религии,
поклоняемся тому же самому изображению. Но тот же Корнелий
Тацит, действительно весьма гораздый на выдумки, забыв этот
свой рассказ, повествует ниже, что Помпеи Великий, завоевав
Иудею и взяв Иерусалим, вошел в храм и, тщательно его
осмотрев, не нашел там никакого изображения. Где же мог бы
оказаться тот бог?» (Тертуллиан. К язычникам. I. 11).
33.5. Описания сражений между кабанами заимствованы у
Аристотеля. «Самцы диких свиней наиболее яростны в период
спаривания, хотя в это время и наиболее слабы. Они устраивают в это
время удивительные битвы между собой, одевая себя панцирем и
делая свою кожу возможно толще путем предварительной
подготовки: они трутся о деревья, неоднократно мажутся грязью и
высушивают себя. Они сражаются друг с другом, убегая из
стада, настолько ожесточенно, что нередко оба погибают»
(Аристотель. История животных. VI. 18. 111). По сведениям
зоологов, грудь, шея и бока кабана защищены толстым (до 4 см),
очень крепким кожным образованием, так называемым калканом,
представляющим по консистенции вид особой мозоли и по
твердости близким к рогу153.
В микенской греческой традиции дикий кабан выступал
символом воинственности, что проливает свет на свидетельства о
шлемах воинов с «кабаньими клыками». У Гомера описан шлем с
«белыми клыками среброзубого кабана». Амулеты с
изображением вепря олицетворяли неукротимость и свирепость, выступали
символом дикой необузданной стихии. Скифы почитали бога
войны Ареса в виде меча, с которым, возможно, был связан
образ вепря 154. Любопытное подтверждение этой теории находим в
позднем источнике. Агапий Манбиджский в «Книге заглавия»
приводит рассказ, согласно которому изобретение меча было
связано с подражанием кабану: «Что же касается меча, то они переняли
его у кабана, который когда ударяет клыками в дерево, то
разрубает его и расщепляет его надвое». По сведениям зоологов, длина
клыков у отдельных особей достигает 30 см. В германской
традиции уже в IV в. н. э. известны щиты с изображением «дикого
кабана и льва». По словам Климента Александрийского,
обнаженный меч был одним из кельтских божеств, что напоминает
скифский культ меча. Один из распространенных мотивов
островной кельтской мифологии — охота на кабана, приводящего своих
преследователей в потусторонний мир (см.: МНМ. Т. 1. С. 635).
Овидий рисует яркие сцены калидонской охоты на могучего
кабана, яростно поражающего охотников.

216
Тимофей из Газы. О животных
Выгнан из зарослей вепрь в середину врагов, разъяренный,
Мчится, подобно огню, что из туч громовых упадает,
Валит он в беге своем дерева, и трещит пораженный лес (...)
Свирепый, клыки наточив о дубовые корни,
Смертью грозя, своим скрежеща обновленным оружьем.
Овидий. Метаморфозы. VIII. 337— 370
Армянский писатель X в. Моисей Каганкатваци упоминает,
что правитель агван носил перстень с изображением вепря 155. У
армян и персов вепрь был символом храбрости и мужества. В
средневековом армянском сочинении, известном как притчи Вар-
дана, имеется история кабана и лисицы. «Кабан весьма
старательно и усердно точил зубы. Приходит лиса и говорит:
„Почему трудишься, когда в настоящее время не имеется
предположений о бое или о войне". Кабан говорит лисе: „ Молчи, мерзкая
лисица; ты не сведуща в военном деле. Может ли кто
удосуживаться во время войны и точить оружие? Оружие надо точить
тогда, когда есть досуг" » 156.
Согласно «Соннику» Артемидора, «кабан означает для
путешествующих по суше и по морю сильную бурю, для
судящихся — опасного врага, невежественного, грубого и крикливого,
для крестьян — недород из-за порчи посева, а для вступающих
в брак — жену неблагоразумную и неуживчивую» (Артемидор.
Сонник. II. 12).
33.6. «Холощеные самцы становятся больше и свирепее, как пел
Гомер: „Вепря подвигла на них свирепого. Был он несходен с
тварью, вкушающей хлеб, но подобен вершине лесистой". Холостят
же их вследствие того, что на молодых нападает болезнь,
чесотка на яичках, тогда они трутся о деревья и отдавливают яички»;
«Прочие четвероногие, если будут кастрированы не в молодом
возрасте, погибают, только для кабанов это безразлично»
(Аристотель. История животных. IX. 27. 148; 50. 248).
Аристотель ошибся, поскольку Гомер не говорит о том, что вепрь
Артемиды был холощеным, ср.:
Вепря подвигла на них, белоклыкого лютого зверя.
Страшный он вред наносил, на Инея сады набегая:
Купы высоких дерев опрокинул одно на другое
Вместе с кореньями.
Гомер. Илиада. IX. 539- 543

§34
0W4A
πρόβατα*
1. Овцы в Ливии приносят потомство трижды в год через
равные промежутки.
2. В Ливии, где очень жарко, а пастбищ много, бараны
становятся рогатыми очень быстро; овцы приносят потомство постоянно,
и в молоке нет нужды круглый год.
3. В Ливии есть порода овец — дикая, но глупая; такую овцу
легко поймать, но ее шерсть бесполезна.
4. В Скифии из-за холодных ветров овцы приносят потомство,
как правило, лишь однажды, и у них нет рогов.
Ovis aries (домашняя).

218
Тимофеи из Газы. О животных
5. На Крите есть бараны с четырьмя рогами.
6. У всех пятнистых овец есть кровеносные сосуды под их
языками, [которые тоже] в пятнах.
34.1. Овцы (θρέμματα) — термин, обозначающий и «овец» и «коз».
Согласно Аристотелю, овцы и козы, даже при самых
благоприятных условиях, приносить потомство более двух раз в год не
могут. «Овцы зачинают с трех или четырех покрытий; если
последует во время совокупления дождь, оно повторяется, то же
делают и козы. Большинство рождают двух, иногда трех и даже
четырех. Носят и овца и коза пять месяцев, поэтому в местах
жарких, где хорошая погода и обильный корм, рождают
дважды» (Аристотель. История животных. VI. 19. 130).
34.2. Согласно Аристотелю, «в Ливии рогатые бараны сразу
появляются с рогами и не только ягнята, как говорит Гомер, но и все
прочие; в Понте же около Скифии, наоборот, они появляются
безрогими» (Аристотель. История животных. VIII. 28. 161).
«В Эфиопии овцы живут и двенадцать и тринадцать лет, козы и
десять и одиннадцать. Как овцы, так и козы [сохраняют
способность к] спариванию в течение всего времени жизни»
(Аристотель. История животных. VI. 19. 131). Элиан сообщает об
овцах следующее: «Арабы говорят, что у них стада тучнеют не
столько от корма, сколько от музыки. Овцы с удовольствием
едят соленое, потому что от такой еды вкуснее становится питье.
Знают овцы и о том, что не меньше, чем покрывающие их
бараны, помогает им беременеть северный и южный ветер, знают и о
том, что северный ветер производит мужской приплод, а
южный — женский; и судя по тому, хочет ли овца того или другого
потомства, она при случке поворачивается к тому или другому
ветру» (Элиан. О природе животных. VII. 27).
34.3 Возможно, об овцах, чья шерсть бесполезна для прядения,
говорит и Страбон: «Одеваются эфиопы в овчины, ибо шерсти у них
нет, так как овцы покрыты волосами, как у коз; некоторые ходят
нагими, другие же опоясываются маленькими шкурами или
искусно сплетенными волосяными поясами» (Страбон. XVII. 2. 3).
34.4. Обычно говорится о безрогих скифских быках. Ср.: описав
холод Скифии, Геродот замечает: «В силу этого, как я думаю, у
тамошней породы безрогих быков и не бывает рогов. Это мое
мнение подтверждает следующий стих Гомера в „Одиссее" (IV.
85): ...и Ливию, где агнцы с рогами родятся, что совершенно
правильно, так как в теплых краях рога быстро вырастают.
Напротив, при сильных холодах у скота или совсем не бывает
рогов, или только маленькие» (Геродот. IV. 29). Далее эти
сведения повторяет Страбон, описывая климат северных областей —
устья Меотиды и Борисфена: «Коровы у них или рождаются без-

Овца
219
рогими, или же им спиливают рога, так как и эта часть [тела]
чувствительна к холоду; лошади малорослы, а овцы крупные»
(Страбон. VII. 3. 18). Сведения о безрогих баранах в Скифии
заимствованы Тимофеем у Аристотеля (см. § 34.2).
34.5. Пассаж о четырехрогих баранах считается ошибкой. Для
сравнения приведем описание баранов с острова Сардиния,
выполненное Павсанием. «Что касается баранов, то по величине они не
превосходят других, которые где-либо водятся, по внешнему же
виду они очень похожи на тех диких баранов, которых мы видим
на эгинских скульптурах, только шерсть у них на груди более
косматая, чем это изображено в памятниках эгинского искусства.
Рога у них растут не прямо кверху, но загибаются за уши;
быстротой же они превосходят всех животных» (Павсаний. X. 17. 6).
Остров Крит считался особой территорией: «Говорят, что на
Крите не водятся волки, медведи и змеи и вообще дикие звери,
поскольку там, по преданию, родился Зевс»
(Псевдо-Аристотель. 83). Павсаний пишет то же самое о Сардинии: «Змей на
этом острове, вредных для человека, так даже и не ядовитых,
равно как и волков, нет» (Павсаний. X. 17. 6).
34.6. Овцам с пестрой шерстью отдавалось предпочтение по
сравнению с овцами однотонного (белого или черного) цвета. Скорее
всего, у античных авторов представлена тема гадания о цвете
шкуры будущего ягненка. Согласно Аристотелю, «потомство
белого цвета возникает, если у барана под языком вены светлые,
черного — если они черные; если те и другие, то и потомство
разного цвета, если рыжие — рыжего цвета» (Аристотель.
История животных. VI. 19. 133). «Животные с разноцветными
волосами имеют и шкуру пеструю, и кожу на языке [пеструю]»
(Аристотель. История животных. III. 11. 75). В «Геопониках»
есть следующая выписка: «Как узнавать по суягной овце
заранее, какого цвета будет ягненок. Из Демокрита. Открой ей рот,
и если увидишь, что язык у нее черный, значит, она объягнится
черным ягненком. Если же язык у нее белый, то родится белый
ягненок. Если язык пестрый, то барашек будет пестрым» (Гео-
поники. XVIII. 6). Тему гаданий подтверждают и сведения из
«Сонника» Артемидора: «Об овцах древние полагали, что белые
снятся к добру, а черные — к худу. Однако, по моему
наблюдению, и белые и черные овцы к добру, только белые в
большей, а черные в меньшей степени. Ведь овцы подобны людям:
потому что они слушаются пастуха, собираются в стада, а также
означают продвижение вперед и к лучшему в соответствии со
своим именем» (Артемидор. Сонник. II. 12).
Овцам с белой шерстью отдавалось предпочтение по
сравнению с овцами черного или пестрого цвета. По мнению Варрона,
при выборе барана «нельзя, чтобы у него был черный или
пестрый язык; от баранов с таким языком родятся ягнята черные или
пестрые» (Варрон. II. 2. 4). То же самое говорит и Вергилий:
«Пусть сам баран и будет чисто белым, но если язык у него
черный, ты его прогони, чтобы шерсть у родившихся ягнят не

220
Тимофей, из Газы. О животных
была в черных пятнах» {Вергилий. Георгики. III. 387—389).
Скорее всего, у античных авторов представлена тема гадания о
цвете шкуры будущего ягненка по цвету языка его родителя.
Аристотель, говоря об окраске животных, различает
одноцветных, многоцветных и пестрых. «Языки отличаются у
животных простой окраски и пестрых и у имеющих различную
простую окраску, например, у белых и черных. Причиной является
сказанное раньше, именно кожа у пестрых — пестрая, у
беловолосых и черноволосых — соответственно белая или черная; язык
же надо рассматривать как одну из наружных частей, не как
скрытую во рту, а как руку или ногу; поэтому, если у пестрых
кожа не одноцветна, то же относится и к коже языка»
(Аристотель. О возникновении животных. V. 6. 786а).

§35
<YÇ<X
σουβος
1. Субос похож на овцу, желтого цвета и гладкий; он нравится
рыбам, [потому что] он — амфибия, и, плавая, он поедает их (т. е.
рыб), когда они собираются вокруг него. Однако его самого часто
ловят рыбаки.
ЪЬ\. Ср.: Орр'шп. Cynegetica. 2. 382—444. По мнению большинства
исследователей, невозможно определить, о каком животном идет
речь. Предположение издателей о том, что субос — овца или

222
Тимофей из Газы. О животных
олень, не имеет никаких оснований. Ни овца, ни олень не
являются амфибиями. В тексте уподобление субоса овце всего лишь
метафора, но она имеет свою причину. Как показано ниже, су-
бос, подобно овце, дает «шерсть», но эта «шерсть» особого
свойства. Для начала рассмотрим дополнительные известия. В
армянской географии VII в. сообщается, что субос —
земноводное животное и обитает в приморской области, где живут
эфиопы, питающиеся рыбой: «Внутренняя Эфиопия, начинаясь от
Западной Неизвестной страны, касается Океана и Внутренней
Ливии; к югу граничит с Неизвестной страной, у которой живут
гесперидские эфиопы, в южных частях Жаркого пояса, нагие и
похожие на драконов. Рядом с ними к северу на берегу
Океана — эфиопы ихтиофаги, у которых водится субос, животное
овцеподобное, земноводное и питающееся рыбою» (Армянская
география, с. 25). К. П. Патканов, чьим переводом мы
пользуемся, пишет, что ему неясно, о каком звере идет речь; возможно,
добавляет он, это искаженное κήτος ('морское чудовище') Ага-
тархида или άγριοβους ('дикий бык') Косьмы Индикоплова. Ни
одно из этих отождествлений не вносит ни малейшей ясности.
Продолжим поиск параллелей. В персидской космографии
описана еще более загадочная «морская газель», которая своим
происхождением, скорее всего, обязана таинственному су босу.
Сближают их две детали — «шерсть» и желтый цвет. «Есть еще
газель, вечерами она выходит из моря на сушу. [Шерсть] у нее
желтого цвета, вся она горит, как свеча. Раз в году [газель]
трется о камни, сбрасывая таким образом всю шерсть. Народ ту
шерсть подбирает и вяжет одежды для государей, ибо они
блестят как золотые. Одежды эти необычайно красивы, от них
пахнет мускусом. До тех пор пока платье не разорвется на клочки,
запах этот не исчезает. Стоят они дорого» (Чудеса мира. 180).
Указание на запах мускуса способно окончательно запутать
ситуацию, поскольку в природе ни мускусная кабарга, ни
мускусный кот к морским животным не относятся.
Обратим внимание, что на «морскую газель» никто не
охотится, а ее золотистую шерсть собирают на берегу моря. В
космографии Наджиба Хамадани, откуда заимствованы сведения о
«морской газели», загадочное существо названо даббат ал-бах~
рийа «морское животное» и оно «размером с газель». В свою
очередь, рассказ Наджиба Хамадани восходит к сведениям арабского
географа ал-Истахри (X в.), который «слышал, что в Шантари-
не в Андалусе из моря появляется животное; его шерсть цвета
золота, нежна как шелк. (...) Ее мало, потому стоимость
одежды, изготовленной из его шерсти, превышает 1000 динаров» ^7.
Для разъяснения этих сюжетов у нас есть два
предположения. Первое: возможно, речь идет о растении bolbos — панкра-
ций морской (Pancratium mantimum L.); греч. βολβός о εριοφο-
ρος — 'лук шерстеносный'. Это растение описал Феофраст:
«Самым своеобразным видом является шерстеносный bolbos.
Есть такой вид его, который растет по морскому берегу и у ко-

Субос
223
торого под внешним покровом есть шерсть, которая находится,
таким образом, между внутренней, съедобной частью и
наружной. Из этой шерсти изготовляют сандалии и разную одежду.
Вид этот дает шерсть, а не волос, как в Индии» (Феофраст. VII.
13. 8). Второе предположение кажется более правдоподобным.
Тема морской шерсти затронута в «Шестодневе» Василия
Великого: «Мог бы я присовокупить еще много достойного удивления
о морских произведениях... Из чего морские раковины возраща-
ют златую нить, цвету которой доселе не умел подражать ни
один красильщик?» (Василий Великий. Шестоднев, с. 133). В
Древнем Китае был известен рассказ о «водяной овце», шерсть
которой служила сырьем для реального производства —
изготовления ткани πινικόν на побережье Индийского океана в
первых веках нашей эры 15в. Э. Шефер пишет, что изделия,
известные под этим названием, вырабатывались из плотных тонких
волокон с сильной круткой, называвшихся «биссус» и получаемых
из жемчуженосной мидии (Pinna squamosa). Эти волокна были
отходом жемчужного промысла в Персидском заливе и на
Цейлоне 159. Биссус имеет вид густого пучка тонких шелковистых
нитей желтоватого, коричневого или синевато-пурпурного шелка.
Ткани из биссуса ценились у арабов и назывались «ракушечным
шелком» 160.
Итак, мы объяснили овцеподобность субоса и его желтый цвет.
Если принимается это объяснение, то возникает другой вопрос:
как быть с тем, что субос — амфибия, поедающая рыб.
Амфибией в этом случае может быть только тюлень. Согласно Диодо-
ру Сицилийскому, описывающему с удивлением племена
собирателей даров моря на аравийском побережье, «тюлени живут
среди этого племени и, подобно людям, охотятся на рыб». Таким
образом, в книге Тимофея субос есть гибрид, рожденный из
описаний двух морских существ — тюленя и мидии.

m
1. Говорят, что кошка (айлур), которую мы обычно называем
[ее] римским именем cattus, произошла от союза барсов в Ливии.
И, как говорят, самка больше напоминает блудницу и во время
совокупления ласкает самца.
2. Малыши смотрят друг за другом, когда ложатся спать, и
когда они видят...**, они рвут его на куски. Некоторые люди
рассказывают то же о кунице, которую мы называем «кошкой».
Felis catus (домашний).
Лакуна в тексте (недостает приблизительно четырех букв).

Кошка
225
36.1. Первоначальной областью распространения домашней кошки
может считаться Северная Африка, где и засвидетельствовано
первичное название «кошки», лежащее в основе этого миграционного
термина: ср. в нубийских языках форму kadis в значении
«кошка» 161. Как заметил Страбон, рассказывая о ручных животных
Египта, «из птиц встречаются ибис и египетский коршун —
ручной по сравнению с коршунами других местностей, так же
как и кошка» (Страбон. XVII. 2. 4). В интересной книге
позапрошлого века, посвященной истории одомашнивания животных,
сказано: «Чтобы до такой степени приручить это животное к
человеку и сделать вполне домашним — так как домашняя кошка
не дичает и постоянно снова возвращается домой — этого мог
добиться только египтянин, и на это потребовались
тысячелетия» 162. Египетская домашняя кошка у греческих писателей
именуется словом «айлур», однако в текстах, там, где это слово
относится к греческому животному, оно обычно означает «куницу»
или дикую кошку. Например, у Аристотеля: «хорек (возможно:
куница) поедает птиц, так же как кошки»; «кошки и ихневмоны
родят столько же, сколько собаки, и питаются тем же; живут
около шести лет» (Аристотель. История животных. IX. 6. 50;
VI. 35. 184; другие примеры см. в § 37.2). Ученик Аристотеля,
Феофраст в сочинении «Характеры» описывает поведение
суеверного человека, которому перебегает дорогу животное, названное
«ласточкой», что О. М. Фрейденберг переводит как «кошка»,
видимо, на том основании, что ласточки считались (и что
соответствует реальности) врагами мышей. «И если ему кошка
перебежит дорогу, он до тех пор не пойдет дальше, пока кто-нибудь не
пройдет или пока он не перебросит трех камней через дорогу»
(Феофраст. Характеры. XVI). В эпоху заката Западной
Римской империи домашняя кошка появляется в Италии под именем
catus. С тех пор это имя вместе с самим египетским животным
перешло из Италии ко всем народам. У церковного историка Еваг-
рия Схоластика (VI в.), писавшего по-гречески, сказано: «Айлур,
которого в общем употреблении привыкли называть котом (κάτ-
ταν)». Чуть позже Исидор Севильский отметит в своих «Этимо-
логиях»: «Кошка (musio) названа так, потому что враждебна
мышам (mus). Народ зовет ее обычно котом (catus), от слова
„ловля" (captura). Другие говорят, что она называется cattus, потому
что она зоркая. Ведь она так остро видит, что блеск ее глаз
преодолевает тени ночи» (Исидор Севильский. XII. 2. 38).
Ситуация с употреблением латинского имени кошки (cattus) отражена
и Тимофеем.
В Китай кошка была завезена поздно и считалось, что там
она не приживается. Персидский поэт Низами Гянджеви (XII в.)

226
Тимофей из Газы. О животных
приводит общеизвестное в его время суждение: «Три вещи есть,
которые в трех местах, все три бывают недолговечны и гибнут: в
Индии кони и в Парсе слоны, в Китае кошки, так доказывают!»
(Низами Гянджеви, с. 248). Видимо, к более раннему времени
относятся сведения персидской космографии: «В Китае нет
кошек, [поэтому] там много мышей, так что невозможно есть хлеб»
(Чудеса мира. 187). Описывая достоинства и чудеса ас-Сина,
ал-Бакуви отмечает: «Там есть мускусное животное («мускусный
кот»), но кошка здесь не котится» (ал-Бакуви. I. 32).
В Древней Греции кошка вытеснила домашнюю ласку лишь в
период II—V вв., и поэтому она не могла играть никакой роли в
древнегреческой религии163. Напротив, в Египте кошка была
одним из главных священных животных, что было отмечено
Овидием (Овидий. Метаморфозы. V. 330). По словам Геродота,
«трупы кошек отвозят в город Бубастис, бальзамируют и
погребают там в священных покоях» (Геродот. II. 67). Геродот
рассказывает следующую историю: «Всякий раз, как у кошек
появляются на свет котята, они уже больше не идут к котам, а те,
желая с ними спариться, не находят их. Поэтому коты
прибегают к такой хитрости: они силой похищают котят у кошек,
умерщвляют их, но не пожирают. А кошки, лишившись своих котят и
желая снова иметь других, приходят тогда к котам. Ведь это
животное любит детенышей» (Геродот. II. 66). Обратная
картина рисуется Аристотелем, однако трудно решить, о домашней или
о дикой кошке идет речь: «Кошки же не соединяются сзади, но
самец держится прямо, а самка подкладывает себя. Кошки по
своей природе любострастны, вызывают котов на совокупление и в
момент соединения кричат» (Аристотель. История животных.
V. 2. 10; ср.: VI. 29. 3).
В «Соннике» Артемидора «кот означает прелюбодея, потому
что он охотится за птицами, а птицы, как я уже отмечал в
первой книге, сходны с женщинами» (Артемидор. Сонник. III. И).
Плутарх, разъясняя символику некоторых египетских
изображений, сообщает: «Под котом подразумевается луна из-за
пестроты, ночных блужданий и плодовитости зверя. Говорят, что он
рождает одного детеныша, потом двух, трех, четырех и пятерых;
и так он прибавляет по одному до семи, причем всегда рождает
двадцать восемь, а таково число лунных суток. Впрочем, это,
пожалуй, слишком фантастично. И кажется, что зрачки в глазах
кота наполняются и расширяются в полнолуние, а при убыли
светила — утончаются и слепнут» (Плутарх. Об Исиде и
Осирисе. 63).
В персидском сочинении XII в., посвященном секретам
разных ремесел, в разделе «Об особенностях разных животных»
кошка предстает существом, связанным с колдовстом и любовной
магией. «Польза от кошки [кота]. Если поесть мясо черного
кота, то над этим человеком будет всегда бессильно колдовство. И
если кто-нибудь высушит яички черного кота, мелко их разотрет,
смешает с маслом и будет намазывать на член перед совокупле-

Кошка
227
нием с той, кого он желает, то каждая женщина, с которой он
будет совокупляться, никого ему не предпочтет, даже если он
некрасив. Если кто-нибудь высушит сердце черного кота, зашьет
его в волчью кожу и будет носить это на правой руке, то
никакой враг его не одолеет и он [никогда] не струсит. Если носить
с собой зубы черного кота, то не почувствуешь ночью страха. И
если кто-нибудь высушит желчь черного кота, потом разотрет ее,
как сурьму, и будет мазать глаза, то он будет видеть ночью так
же хорошо, как и днем. Если кто-либо намажет член кровью
черного кота и совокупится с женщиной, то [эта] женщина
станет его любить» (Хубайш Тифлиси. XII. 17а—д).

§37
КУНИЦА
ικτις
1. Куница, которую мы по обыкновению называем «кошкой»,
заползает под стену и пожирает домашнюю птицу; когда она
падает, то раздувает себя, и, заполняя кожу воздухом, не претерпевает
вреда.
2. Если положить душистую руту [на месте] во дворе, где
домашняя птица приучена находиться, тогда тварь (т. е. куница) не
появится там [так] быстро.
3. Половой орган у этого зверька костяной; он помогает при
лечении мочевого пузыря в случае тяжелого мочеиспускания.
Mustela fo'ina.

Куница
229
37.2. В византийской энциклопедии «Геопоники» есть следующие
выписки, где говорится об отвращающем воздействии пахучей руты:
«О кошках. Из Сотиона. Кошка не тронет птицы, если той под
крыло привязать дикой руты» (Геопоники. XIII. 6); «Чтобы
кошка не беспокоила голубей. Из Сотиона. На окошках, у
входов в голубятню и во многих местах положи и повесь ветви
руты: рута имеет в себе нечто, вызывающее „антипатию" зверей»
(Геопоники. XIV. 4); «Если привязать курам под крылья руту,
то ни кошка, ни лисица и никакое другое животное их не тронет.
Еще гораздо лучше, если, как утверждает Демокрит,
подмешаешь им к пище желчь лисицы или кошки» (Геопоники. XIV.
9. 6). Под «кошкой» следует понимать одно из трех животных,
охотившихся как на мышей, так и на домашнюю птицу, —
хорька, куницу или дикую кошку. По-латыни они назывались muste-
la, felis и meïis. Этих животных никогда хорошо не различали, о
чем лишний раз свидетельствует фраза самого Тимофея:
«...куница, которую мы по обыкновению называем „кошкой"», т. е.
иктис (куница) именовалась айлур (кошкой). Эта же ситуация,
на мой взгляд, повторяется и в «Геопониках», где «кошка»,
охотящаяся на домашнюю птицу, и есть «куница». И «куница» и
«ласка» легко приручались. Однако существует мнение, что
автор «Геопоник», составленных в VI в., говорит о домашних
кошках 164. Персидский автор XII в. Хубайш Тифлиси в главе о
способах защиты от вредных животных повторяет запоздалые
сведения: «Как поступать с кошкой. Если кто-нибудь положит в
нос кошки немного руты — она взбесится, а если насыплет
побольше — подохнет» (Хубайш Тифлиси. XIII. 13). Что же
касается более ранней эпохи, то римские писатели Варрон и Колу-
мелла советуют устраивать утятники и заячьи парки так, чтобы
туда не могли попасть ни fêles, ни mêles: быть не может, чтобы
тут подразумевалась домашняя кошка. Вот описание «кошки»
(felis) у Плиния: «Как тихо и какими легкими шажками
крадутся кошки к птицам! Как они, тайно подкараулив их, бросаются
на маленьких мышек. Они закапывают свой помет в землю,
зная, что этот запах предаст их» (Плиний. X. 73). Во времена
Аристотеля греки для защиты от мышей держали домашних
ласок, что позволило ему сделать следующие наблюдения: «И
ласка, как кажется, умно расправляется с птицами: она их режет,
как волки овец. Ласка сражается и со змеями, особенно
ловящими мышей, вследствие того, что и она охотится на этих
животных» (Аристотель. История животных. IX. 6. 48).
Этимологические изыскания Исидора Севильского также
показывают, что ласки путались с куницами: «Ласка (mustella)
названа, как если бы она была „длинной мышью"; ведь копье (te-
lum) названо так и за длину. Ласка изобретательна и хитра: в
домах, где она кормит своих детенышей, она все время переносит

230
Тимофей из Газы. О животных
их и меняет место обитания. Она преследует змей и мышей.
Существует два вида ласок. Один — лесной, отличается
величиной, греки называют его ϊκτιδας; другой бродит в селениях по
домам» (Исидор Севилъский. XII. 3. 3).
37.3. Ср.: «Куница (iktis), величиной с мелитского щенка из
небольших; по мохнатости, виду, белому животу и злому нраву похожа
на ласку; она легко приручается, но портит ульи, так как
лакомится медом. Куница поедает птиц, так же как кошки. Половой
член у нее, как было сказано, костяной и считается средством
против странгурии. Его дают в наскобленном виде» (Аристотель.
История животных. IX. 6. 50). Считается, что этот рецепт
повторяется другими античными авторами, причем роль хорька в
фармакопее перенесена на ласку и куницу. Терминологически
«хорек» и «ласка» не различались, отсюда, видимо,
разноголосица в современных переводах. Античному автору «Рассказов о
диковинках» известен подобный же сюжет, однако сложно
объяснить, почему так изменилось назначение порошка: «Половой
орган ласки, как говорят, не похож на орган других животных,
но всегда тверд, словно кость. Есть мнение, что это прекрасное
средство от удушья, если принимать его в виде порошка»
(Псевдо-Аристотель. 12). Касаясь типологии половых органов,
Аристотель пишет: «Между половыми членами существует большая
разница... (...) ...у других член состоит из жил, как у верблюда и
оленя, у третьих он костный, как у лисы, волка, куницы и ласки,
так как ведь и у нее в половом члене есть кость» (Аристотель.
История животных. II. 1. 24).
Арабские врачи применяли для лечения болезни мочевого
пузыря ископаемые иглы морского ежа Cidarus glandiferus (араб.
хаджар ал-йахуд — 'иудейский камень'). У ал-Бируни есть
следующая выписка: «Диоскорид: камень йу дайку с встречается в
Эфиопии, он похож на желудь, имеет белую [окраску] с
красноватым оттенком; на нем [видны] линии, как будто [специально]
вырезанные. Продукт его растирания не имеет вкуса. Он крошит
камень [в мочевом пузыре]» (ал-Бируни. Книга о лечебных
веществах. 301). Однако Ибн Сина не разделяет это мнение: «Хаджар
ал-йахуд — „иудейский камень". Сущность: он подобен
маленькому, слегка продолговатому орешку, который пересекают полоски,
идущие от концов, и другие, поперечные полоски, параллельные
[между собой]; они пересекаются [с продольными] и на камне
образуются маленькие блестящие чешуйки. (...) Он помогает от
почечных камней и выводит их [наружу]. За раз дают пить десять
оболов в горячей воде. Утверждают, что он помогает и от камней
в мочевом пузыре, но это не так» (Ибн Сина. Канон. II. 283).
Ибн ал-Факих сообщает об одной из диковинок Армении:
«Есть в Армении животное атак, похожее на кошку, с
нежными суставами и пушистою шерстью; из нескольких соединенных
шкурок его делают платье, а клыки его очень хороши для
любовных дел. Берутся клыки и кости его и хорошенько
высушиваются; ты дашь любимой особе выпить их и она тебя полюбит
страстною любовью» 165.

§38
Миши
μύες
1. В Ливии есть обычные виды мышей и зайцев.
2. В Ливии мыши не пьют.
3. Мыши часто рождаются [из земли] после дождя.
4. Мыши кусают спящих людей, и одна [мышь] кусает за
палец, из-за другой он распухает и становится бесполезным.
5. Они просовывают свои хвосты в светильники, проливают
масло и лижут его, когда они не могут просунуть головы внутрь
[светильников].

232
Тимофей из Газы. О животных
38.1. Любопытное смешение ливийских мышей и зайцев, а также
появление названия «мышь-еж» идет от Геродота. Скорее всего, это
разные виды степных грызунов. О мышах Ливии Геродот
сообщает следующее: «Мыши там трех пород: одни называются
двуногие [заяц-прыгун], другие — зегерии (ливийское слово, по-
эллински значит холл<), третьи — ежи» (Геродот. IV. 192).
Ср.: «В Египте мыши имеют твердый волос, как ежи. Есть и
другие мыши, которые ходят на двух ногах, так как передние у
них малы, а задние большие; их очень много. Существует много
и других родов мышей»; «В Аравии водятся ящерицы величиной
больше локтя и мыши гораздо больше полевых, у которых
передние ноги длиной в ладонь, а задние — как до первого счета
пальцев» (Аристотель. История животных. VI. 37. 189; VIII. 28.
161). «В городе Кирене, говорят, обитает не один род мышей,
но многие, разнящиеся и видом и окраской: у одних широкие
головы, как у куниц, другие похожи на ежей, их и зовут „ежами"»
(П сев до-Аристотель. 28). Считается, что «мышь-еж» — это
африканский род Acanthomys; двуногие мыши — это
африканский тушканчик Dipus aegyptiacus.
38.2. По словам Аристотеля, в Ливии в сухой сезон животные,
встречающиеся у водопоя, мирно относятся друг к другу. «В
противоположность прочим животным они нуждаются в питье зимой
больше, чем летом; вследствие того, что дожди обыкновенно не
идут летом, у них нет привычки пить, и даже мыши, когда пьют,
умирают» (Аристотель. История животных. VIII. 28. 166).
Выразительную картину ливийской пустыни и редких оазисов в ней
рисует Феофраст, ученик Аристотеля: «Говорят, что в той части
Ливии, где не бывает дождя, кроме множества разных деревьев,
растут высокие и красивые финиковые пальмы, что там, где есть
финиковая пальма, почва солона и содержит влагу, причем не
глубоко, а самое большее в трех оргиях от поверхности, что вода
в одном месте совершенно пресная, а рядом в другом
солоноватая и что там, где растут другие деревья, все сухо и безводно и
только кое-где встречаются колодцы глубиной в сто оргий (185 м),
так что воду оттуда достают с помощью ворота, вращаемого
животными. Удивительно, как можно было когда-то рыть до такой
глубины. Говорят, что для вод, питающих финиковые пальмы
около храма Аммона, характерна упомянутая выше разница и что
в той части страны, где не бывает дождя, растет много тимьяна,
есть множество растений, присущих только этим местам, и
водятся заяц, газель, страус и другие животные. Неизвестно,
впрочем, не уходят ли они на водопой в другое место (вследствие
своей быстроногости они могут быстро совершить длинный
путь), тем более, если они пьют один раз в несколько дней: их и
прирученных поят через два-три дня. Что касается остальных
живых существ, например, змей, ящериц и т. п., то, как
известно, они вовсе не пьют. Ливийцы говорят, что эти твари едят

Мыши
233
мокриц, таких же, какие водятся у нас: многоногих, черного
цвета и сворачивающихся клубком. Их водится там очень много, и
они имеют природу влажную» (Феофраст. IV. 3. 5—6).
Представление о том, что некоторые из диких животных
пустыни избегают воды, разделяли и опытные путешественники
XVI в. Например, Лев Африканский описывает ящерицу вида
Uromastix acanthinurus, которая водится в каменистых местах
Ливии: «Дабб. Это животное живет в пустынях. По форме оно
похоже на тарантула. Но оно толще и достигает длины
человеческой руки, а в ширину равно четырем пальцам. Оно никогда не
пьет воды, а если бы его хотели напоить насильно, наливая ему
воду в рот, то оно бы немедленно умерло» (Лее Африканский,
с. 367).
38.3. У народов древнего Средиземноморья (Египет, Палестина,
Греция) было распространено представление о происхождении
мышей из земли 166. По свидетельству Страбона, в «Хрисе (Малая
Азия, у мыса Лектон) находится святилище Аполлона Сминфей-
ского и эмблема, показывающая подлинное значение имени бога:
именно у ноги статуи лежит мышь. Это произведение Скопаса
из Пароса. С этим местом связана история или миф о мышах.
Прибывшие сюда с Крита тевкры (предание о них впервые
сообщил элегический поэт Каллин, а за ним последовали и многие
другие) получили оракул: „остановиться на жительство там, где
на них нападут порождения земли"; это случилось с ними, по
рассказам, около Гамаксита, так как ночью огромное множество
полевых мышей высыпало на поверхность и перегрызло всю
кожу на их оружии и утвари» (Страбон. XIII. 1. 48).
Диодор в первой книге сообщает о теории египтян (сведения
заимствованы из египетской космогонии Гекатея), согласно
которой род человеческий начал свое существование именно у них.
Человеческие существа, как и птицы, животные,
пресмыкающиеся и рыбы, родились из влажной земли в результате брожения
под воздействием солнечных лучей. Со временем земля оказалась
уже неспособна сама производить животных. Далее Диодор
приводит любопытный пример: «К тому же в ответ на сомнение в
свойстве земли производить все живое, что приписывают ей эти
натуралисты, последние ссылаются на природные явления, еще и
сегодня наблюдаемые в Фиваиде: как только воды Нила после
обычного наводнения отступают, солнце, согревая землю,
вызывает то там, то здесь гниение почвы, и вот на поверхности ее
появляется огромное количество мышей. Таким образом, говорят эти
натуралисты, земля, высыхая под воздействием окружающего
воздуха, и должна была в начале мира произвести различные
виды животных167. (...) Они чрезвычайно уверенно настаивают
на этом частном примере с мышами, которые, по их словам,
прямо поражают всех видевших это явление: ведь, по их
наблюдениям, эти животные обнаруживают поверх земли половину
своего тела, уже образованного и живущего, в то время как другая
половина все еще удерживает характер тины, в которой она воз-

234
Тимофей из Газы. О животных
никла» (Диодор Сицилийский. I. 10). Эту же картину рисует и
Овидий (Овидий. Метаморфозы. I. 416—437); знакомы с этой
теорией и христианские апологеты (см.: Арнобий. II. 7), а ее
отголосок слышен в этимологических исследованиях Исидора Се-
вильского: «Мышь (mus) — крохотное животное, имеет
греческое имя, от которого пошло и латинское. По мнению других, имя
„мышь" означает, что она рождается из сока (humore) земли,
ведь мышь происходит из земли, так же как и „почва** (humus)»
(Исидор Севильский. XII. 3. 1). Мифологема о порождении
живых существ землей отразилась и в средневековой персидской
космографии: «Аристотель говорит, что на земле Магриба есть
местность, где из земли выходят дикие люди, словно растения,
по воле Всевышнего» (Чудеса мира. 260).
Катастрофические вторжения полевых мышей поражали
античных наблюдателей, однако причины этого явления, по
признанию Аристотеля, были неясны. В шестой книге «Истории
животных» Аристотеля говорится: «Размножение мышей, по
сравнению с прочими животными, самое удивительное и в
отношении количества, и по быстроте. Однажды, когда беременная
самка была помещена в сосуд с пшеном и через короткое время
сосуд был открыт, в нем оказалось сто двадцать мышей.
Вызывает недоумение также возникновение и гибель мышей,
нашествиям [которых подвергаются] поля: во многих местах внезапно
появляется несметное количество полевых мышей, так что от
всего хлеба остается очень мало. Уничтожение посева совершается
так быстро, что некоторые из возделывающих небольшие
участки, видя накануне, что пора убирать, утром на следующий день
приводят жнецов и убеждаются, что все съедено. Исчезновение
их также происходит загадочно, ибо в несколько дней они
совершенно пропадают, тогда как перед этим люди не могли
справиться с ними ни окуривая, ни разрывая землю, ни охотясь за
ними или пуская [на поле] свиней, [которые] разрывают
мышиные норы. Охотятся за ними лисицы, больше всего уничтожают
их полевые ласки, но и они не могут преодолеть их плодовитости
и быстроты рождения, и ничто другое, кроме дождей,
[неспособно справиться с ними]; когда наступают дожди, мыши быстро
исчезают. В одном из мест Персидского царства [водятся такие]
мыши, что если вскрыть мышь-самку, то [имеющиеся в ней]
зародыши женского пола сами оказываются беременными.
Некоторые говорят и [даже] утверждают, что если [самка] мыши
полижет соль, она становится беременной без спаривания»
(Аристотель. История животных. VI. 37. 186—188). Плутарх
отвергал подобное представление: «На солегрузных кораблях
разводится несметное количество мышей, и притом, как
утверждают некоторые, самок, способных плодиться без случки, если
они полижут соль; но естественнее предположить, что соленость
вызывает раздражение половых органов и побуждает животных
к спариванию» (Плутарх. Застольные беседы. V. 10. 4).

Мыши
235
«Феофраст и Аристотель говорят, что животные рождаются
не только друг от друга, но и сами собой, а также и из гнилой
земли. И из числа животных и растений есть такие, которые
превращаются одно в другое» (Геопоники. XV. 1. 20). Ср. с
размышлениями Василия Великого о происхождении разных
видов животных: «Одно производится чрез преемство
существовавшего прежде, другое даже и ныне является живородящимся
из самой земли. Ибо не только она производит кузнечиков в
дождливое время, и тысячи других пород пернатых, носящихся
по воздуху, из которых большая часть, по малости своей, не
имеют и имени, но из себя же дает мышей и жаб. Около
египетских Фив, когда в жару идет много дождя, вся страна
наполняется вдруг полевыми мышами. Видим, что угри не иначе
образуются, как из тины. Они размножаются не из яйца, и не
другим каким-либо способом, но из земли получают свое
происхождение» (Василий Великий. Шестоднев, с. 160). Св. Августина
волновала следующая проблема: «Возникает вопрос относительно
разного рода бессловесных животных, которые не составляют
предмет заботливости человеческой и не рождаются из земли,
как лягушки, а распложаются только через совокупление самца и
самки, каковы волки и другие того же рода: каким образом
могли они после потопа, которым уничтожено все, не бывшее в
ковчеге, появиться даже на островах, если порода их восстановлена
теми именно, которые в обоих полах сохранились в ковчеге?
Можно, конечно, думать, что они переплыли на острова, — но
это только на ближайшие. А между тем есть острова,
находящиеся на таком большом расстоянии от материков, что до них
никакие животные доплыть не могли» (Августин. О граде Бо-
жием. XVI. 7). Поставленный вопрос был решен так: «В
ковчеге были всякие роды животных не столько для восстановления
пород их, сколько для таинственного преобразования различных
народов в Церкви, так как на островах, куда животные перейти
не могли, многие из них были произведены землею».
38.4. В древнегреческой поэме «Война мышей и лягушек» мышь
хвастается:
Даже его не страшусь, человека с огромнейшим телом:
Смело на ложе взобравшись, цепляюсь за кончики пальцев
Или пяту ухвачу, и, хоть боль до людей не доходит,
Скованный сном человек моего не избегнет укуса 168.
Загадка о мыши, в изложении латинского поэта Симфосия,
выглядит следующим образом:
В маленьком доме живу, где дверь постоянно открыта.
Малою пищей кормлюсь, однако же краденой пищей.
Имя такое ношу, как римский некогда консул.
Симфосий. Загадки. 25
Для защиты от мышей использовались талисманы, сделанные
в форме этих животных, подобно тому как, например, для защи-

236
Тимофей из Газы. О животных
ты от скорпионов делались медные скорпионы (ср.: Чудеса мира.
247). «В Магрибе из камня вытесывают фигурку мыши. Ее
приносят в дом, где водятся мыши. Мыши собираются вокруг этой
мышки из камня. Их ловят и убивают, а дом очищается от
мышей» (Чудеса мира. 359). В трактате «Описание ремесел» Ху-
байша Тифлиси (XII в.) приводятся рецепты попроще: «Если
кто-нибудь сделает из полевой мыши набитое соломой чучело и
повесит в доме, то в этом доме не останется ни одной
мыши. Если кто-нибудь оскопит мышь и лапки ее разожмет, то все
мыши вокруг перемрут» (Хубайш Тифлиси. XII. 18а, б). «О
полевых мышах. Из Апулея. Апулей советует смазывать семена
бычьей желчью; мыши тогда к ним не прикоснутся» (Геопоники.
XIII. 5. 1).
С представлениями о мышах как хтонических существах
связана приписываемая им способность простым прикосновением
превращать чеснок (лучшее средство против яда) в яд. «В
Аравийской пустыне водится мышь. Если эта мышь пробежит по
чесноку или же по еде, в которой есть чеснок, и чеснок и еда
сразу превращаются в яд. Жители той местности употребляют
чеснок с осторожностью. Чеснок же, по которому пробежит
мышь, рассылают в разные концы мира для [использования]
государям, ибо никто не подумает, что в чесноке есть яд.
[Известно это только] тому, кто слышал об этой его особенности»
(Чудеса мира. 237). Ср.: «О чесноке. Он помогает от укусов змей
и бешеных собак: его едят и прикладывают к ранам. (...) Если
предварительно поесть чесноку, то ни змеиный, ни другие яды
не повредят этому человеку» (Геопоники. XII. 30. 1, 4).
Феофраст, характеризуя суеверного человека, пишет не без
иронии: «И если у него мышь прогрызла мешок с мукой, он
отправляется к толкователю, спрашивая, что следует делать, и если
толкователь отвечает: отдать зашить кожевеннику, он не
обращает на это внимания и, возвратившись домой, приносит
очистительную жертву» (Феофраст. Характеры. XVI).
38.5. В шуточном византийском диалоге зверей Кот обвиняет Мышь в
следующих грехах: «Одно ты поедаешь, отвратная, на другое
мочишься и гадишь, а третье ты разбрасываешь ногами [в стороны] и
проливаешь. Если ты найдешь кувшин с маслом не покрытым,
ты тащишь масло, опуская вниз [в кувшин] свой хвост и,
облизывая его, насыщаешь свое брюхо» (О четвероногих. 136—140).
Согласно «Соннику» Артемидора, «мышь означает
домашнего раба, потому что живет в одном доме с хозяином, с ним
вместе питается и очень боязлива. Поэтому хорошо, если снится,
что в доме много мышей веселых и беззаботных; это означает
большую радость и приобретение множества рабов. Если
приснится что-нибудь более сложное, связанное с мышами, за
разъяснениями можно обратиться к сочинению Мелампа о чудесах и
знамениях, так как нет разницы между дневными знамениями и
теми, которые привиделись во сне, но те и другие предвещают
одно и то же, в чем и я не раз убеждался на собственном
опыте» (Артемидор. Сонник. III. 28).

§39
AA<KA
γαλή *
1. Ласка рождает [детенышей] через ухо или, как утверждают
другие, через рот.
2. Ласка ест руту, когда сражается со змеей, так как змея
боится этого [растения].
3. Более того, змеи, поедающие друг друга, — смертоносны.
Но [змеи] боятся человеческой слюны.
Mustela vulgaris.

238
Тимофей из Газы. О животных
39.1. Согласно книге толкований снов Артемидора, каждая из пород
животных от природы усвоила какую-нибудь позу для
совокуплений, например, некоторые «сперва соединяются ртами, как змея,
голубка и ласка» (Артемидор. Сонник. I. 79).
Плутарх, объясняя причины почитания животных египтянами,
указывает на иносказательность некоторых образов. В частности,
он пишет, что египтяне «чтили также аспида, ласку и скарабея,
так как усматривали в них некое слабое подобие божественного
могущества, как в каплях — отражение солнца. До сих пор
многие думают и рассказывают, что ласка зачинает через ухо, а
рождает — через рот, и что это — подобие рождения слова»
(Плутарх. Об Исиде и Осирисе. 74). В александрийском
«Физиологе» ситуация перевернута: «Физиолог говорит о ласке, что
она имеет такое свойство: ртом принимает от самца и, зачав,
рождает ушами. Но плохо, что рождают из слуха» (Физиолог, с. 139).
Элиан (Элиан. О природе животных. 2. 55) также пишет, что
ласка рождает через ухо. Тимофею были известны оба варианта,
и кажется, он не знал, какому из них отдать предпочтение.
Первоначальная ситуация выглядела так. По словам Аристотеля,
«находятся люди, утверждающие, что вороны и ибис
спариваются ртами и что из четвероногих ласка рождает через рот. Это
говорят и Анаксагор, и некоторые другие натурфилософы:
высказывания — очень наивные и необдуманные. Насчет птиц они
сделали ошибочное заключение из того факта, что спаривание
воронов наблюдается редко, а общение друг с другом
клювами — часто: его проделывает вся воронья порода, что можно
наблюдать на прирученных галках. То же самое делают и голуби,
но, так как их можно видеть спаривающимися, эта сказка их не
коснулась. Что касается вороньего рода, то он не склонен к
любовным делам, так как малоплодовит; однако и у них
наблюдалось спаривание. А что натурфилософы не сообразили, каким же
образом семя достигнет матки, проходя через желудок, который
все переваривает как пищу, — это, по меньшей мере, странно.
Матки имеют и эти птицы, и яйца у них видны под диафрагмой;
так же и ласка, подобно всем прочим четвероногим, имеет такую
же матку, как и они. Каким же путем придет из нее зародыш в
рот? Представление это создалось благодаря тому, что ласка
родит совсем мало, как прочие многопалые, а ртом пользуется для
переноса детенышей» (Аристотель. О возникновении животных.
III. 6. 756а).
Объяснение Аристотеля делает бесперспективным поиск
какой-либо мифологической глубины и божественных смыслов,
заключенных, по мнению Плутарха, в образе ласки. Вспоминается
ироничное замечание французского ученого XVIII в. Шарля де
Бросса о Плутархе, размышляющем о символике египетских
божеств: «Такой превосходный ум в таких напыщенных выражени-

Ласка
239
ях высказывает суждения, столь малопоследовательные, столь
далекие от здравого смысла. Несказанно дивишься, слыша, как
он изрекает: ласка, мол, которая зачинает через ухо, а рождает
через рот, — это символ речи, происходящей именно таким
образом; слепого крота чтут, потому что первозданная темнота
предшествовала свету» — и т. д169.
39.2. Сведения о том, что ласка ест пахучую руту (ruta agrestis) перед
тем как сразиться со змеей, восходят к Аристотелю: «Ласка,
когда сражается со змеей, наедается руты, так как запах ее
ненавистен змеям. Дракон, когда питается плодами, высасывает сок
горькой травы; видели, как он это делает» (Аристотель.
История животных. IX. 6. 47). Последнее замечание, видимо,
является цитатой из Гомера: «Словно как горный дракон у пещеры
ждет человека, / Трав ядовитых нажравшись и черной наполня-
ся злобой» (Гомер. Илиада. XXII. 93—94). В известном
смысле, травам, усиливавшим ядовитость, противопоставлялись травы,
обезвреживающие яды. К последним относилась и рута. Однако
возникает вопрос, о каком виде растения идет речь: садовой
руте, дикой, горной или их мифическом эквиваленте — траве моли
(μώλυ). Трава моли — средство против чар волшебницы
Цирцеи, которое Гермес дал Одиссею (Гомер. Одиссея. X. 302—
307). Одиссей выпил приготовленный Цирцеей напиток с
зельем, но корень, которым он обладал, каким-то образом
обезвредил зелье. Об этом корне Феофраст сообщает следующее:
«Рассказывают, что он похож на растение, о котором говорил Гомер:
с круглым корнем, напоминающим луковицу, и с листьями,
похожими на листья „морского лука". Ими пользуются как
противоядием и как средством против колдовства; выкапывать его,
однако, совсем не трудно, как говорил Гомер» (Феофраст. IX.
15. 7). Согласно Диоскориду, жители Каппадокии дикую руту
называют моли. Создается впечатление, что способность руты
противостоять ядам заимствована у волшебного корня моли.
О том, что ласки едят руту как противоядие от укусов змей,
говорят Плиний и Элиан (Элиан. О природе животных. 4. 14).
Средневековый врач Одо из Мена повторяет сведения Плиния:
«Ласки нас учат, что рута поистине дивный противник всяческих
ядов: они поедают руты побеги, если им предстоит с ядовитыми
змеями биться» (Одо из Мена. 7. 311—313). В средневековой
энциклопедии Арнольда Саксонского утверждается, что победить
змея василиска может только зверек ласка 17°. По мнению
Т. В. Цивьян, в рамках растительного кода модели мира можно
говорить, что использование руты или обвешивание этим
растением соответствует превращению в руту, которая таким образом
оказывается воплощением Героя, вступающего в поединок с
Драконом 171. Исследовательница ссылается на текст Якоба ван Меер-
ланта (XIII в.), где говорится о следующем свойстве руты, чьего
запаха боится змея: чтобы чувствовать себя в безопасности, надо
с ног до головы обвешаться зеленой рутой, и таким образом
можно победить василиска. Кажется, что ситуация выглядит на-

240
Тимофей из Газы. О животных
много проще — рута не подменяет героя, а является средством
его защиты. В противном случае, как с этой теорией согласовать
случаи (см. § 37.2), когда рута применялась против ласки и
куницы. Ср.: «Как прогнать ласку. Говорят, что ее прогоняет запах
руты» (Ибн Сына. Канон. IV. 6. 3. 12).
Ласка обнаруживает глубокое родство с хтоническими
животными и прежде всего со змеями 172. В частности, в
фармакопее считалось, что заменителем желчи землеройки (животное
того же класса, что и ласка) является желчь эфы (см. § 39.3).
Согласно зороастрийской традиции, те или иные животные
созданы для противодействия вредным тварям. В полном
соответствии с этой теорией, «ласка создана для противодействия
змеям и другим вредным тварям, живущим в норах» (Бунда-
хишн, с. 293).
В «Книге о лечебных веществах» ал-Бируни рута вполне
земное растение, а ее способность отвращать змей лишь предмет
для поэтических сравнений: «Сазаб™ — рута. У Диоскорида
это фйганун174, а дикая [рута] — фйганун агрийун (греч.
πήγανον αγριον). По-синдски [рута называется] садабу. Из
садовой [руты] следует выбирать такую, которая растет возле дерева
инжира. Дикая [рута] вовсе не годится для пищи. [Рута] по-
индийски [называется] cäeä, что значит „всегда зеленый". [Кто-
то], высмеивая Сарй 'ал-гаванй , сказал: „Запах руты не столь
сильно отвратителен для змей, как ты для красавиц"»
(ал-Бируни. Книга о лечебных веществах. 529). Продолжим
знакомство со свойствами руты, исследованными Ибн Синой: «Диоско-
рид говорит: „Рута бывает садовая, бывает дикая и бывает
горная. Что касается горной [руты], то она более острая и пряная,
чем садовая, и ее не едят в яствах, а рута, которая растет возле
инжира, более подходит [для еды]. Есть и [другой] вид руты,
именуемый манану ра'рийун: каждый народ называет ее по-
своему. Некоторые врачи именуют ее мули. Она растет из
одного корня и имеет много стеблей; листья ее значительно длинней,
чем листья другой руты. Она имеет тяжелый запах, цветки у нее
белые, головки немного крупнее головок другой руты, они
соединены по три, и в них находятся красноватые треугольные семена,
очень горькие. Эти семена и употребляются [как лекарство].
Созревают они осенью. Другой вид руты имеет черный корень и
[растет] на влажной земле". (...) Действия и свойства:
отрывающее, рассасывающее, сильно изгоняет ветры, очищает сосуды,
изъязвляет, связывает. (...) Если истолочь дикую [руту] с солью
и приложить ее в виде лекарственной повязки к какому-либо
органу, это вызовет на нем горящую опухоль. (...) Рута отбивает
запах чеснока и лука. Из [руты] с толокном делают
лекарственные повязки при хронической головной боли. (...) Рута
высушивает семя, приостанавливает его [истечение] и умеряет похоть.
Сарй 'ал-гаванй — 'сраженный красавицами', прозвище поэта
Муслима ибн ал-Валйда ал-Ансарй (747—823).

Ласка 241
Яды: [рута] противостоит ядам. Тот, кто опасается
[последствий] от приема яда и от укуса, пьет ее семена и листья в вине в
количестве одного дирхема по весу. Особенно [полезно] пить ее
с инжиром, смешанным с толчеными орехами. Если съесть
слишком много дикой руты, это убивает» (Ибн Сына. Канон. II. 506).
В античной традиции руте приписывались следующие
свойства. «Говорят, что πήγανυν (рута) получила название по своей
особой способности: вследствие своей теплоты она сушит и
свертывает семя и особенно вредна для беременных» (Плутарх.
Застольные беседы. III. 1. 2). «Нечистой женщине нельзя
подходить к ней и вообще к ней прикасаться, иначе рута сразу же
завянет. Если смазать глаза соком дикой руты, смешанным с
женским молоком, то это сделает человека зорким. Туман в глазах и
помутнение зрения в самом начале его излечивает и у людей и у
животных такой состав: две части аттического меда и одну часть
сока руты смешивают и смазывают этим глаза. Такое же
действие оказывает и дикая рута, если ее съесть или выпить
приготовленное из нее питье. Напиток из семян дикой руты,
употребляемый в течение пятнадцати дней, уничтожает зародыш. Рута
по природным свойствам своим губительна для беременных.
Напиток из руты вместе с вином прекращает боли и уничтожает
вред от змеиных укусов» (Геопоники. XII. 25. 2—7).
«Известное противоядие любому смертоносному [яду]: 9 зерен руты,
размятые с водой и выпиваемые» (Византийский медицинский
трактат, с. 135).
39.3. «Тяжелее всего укусы животных, выделяющих яд, если им
случится пожрать друг друга, как гадюка скорпиона. Средством
против большинства из них служит слюна человека»
(Аристотель. История животных. VIII. 29. 171). О том, что змеи
боятся человеческой слюны, сообщается и в « Геопониках» ; этот
случай входит в число примеров природной антипатии: «Демокрит
же говорит, что змея не тронется с места, если бросить на нее
крыло ибиса, и подохнет, если забросать ее дубовыми листьями
или натощак плюнуть ей в пасть» (Геопоники. XIII. 8. 5). В
дальнейшем эти сведения входят в арсенал восточной медицины.
«Бузак — слюна. Сущность. Сильно действующая слюна —
это слюна голодного, не евшего ничего с утра, и особенно
[слюна человека] с горячей натурой. (...) Яды. Слюна убивает всех
гадов, [даже] змей и скорпионов» (Ибн Сина. Канон. II. 127).
В ассирийской магии слюне приписывалась способность как
губить, так и исцелять 175.
Согласно Аристотелю, дракон, для усиления ядовитости,
высасывает горькие соки трав. Эту тему продолжает греческий
путешественник Павсаний: «Достоверно известно, что яд наиболее
ядовитых змей вообще в равной степени гибелен как для людей,
так и для всех животных, но что сила яда у них зависит главным
образом от того, чем они питаются. Так, я знаю — а это я
слыхал от одного финикийца, — что в горной Финикии особенно
ядовитыми делают ехидн коренья, [которыми они питаются]. Он

242
Тимофей из Газы. О животных
говорил, что сам видел человека, который бежал от нападения
ехидны; спасаясь, он влез на дерево; подоспевшая ехидна
дохнула струей яда на дерево — и человек перестал жить. Вот что я
слышал от него. А вот в стране арабов с теми ехиднами,
которые живут под кустами бальзамового дерева, насколько я знаю,
происходит другое. Величина бальзамового дерева
приблизительно такая, как у миртового куста, а листья его такие же, как у
зелени майорана (душицы). Арабские ехидны в большем или
меньшем количестве живут под каждым кустом. Пищей им
служит сладкий сок бальзамового дерева, да и вообще они любят
жить в тени растений. Когда наступает пора для арабов собирать
сок бальзама, каждый из них несет против этих ехидн две
деревянные палки и, стуча по дереву, прогоняет ехидн; убивать их
они не хотят, считая их посвященными этому бальзамовому
дереву. Если кому случится быть укушенным этими ехиднами, то
рана похожа на рану, нанесенную железным оружием, но яда их
бояться не приходится: так как эти ехидны питаются самым
душистым соком, то и их яд, смешавшись с ним, превращается из
смертоносного в более безвредный» (Павсаний. IX. 28. 2).
Неизвестный путешественник XIII в., составляя книгу о чудесах
мира, описал траву, потребление которой защищает от яда: «В
Азербайджане растет желтого [цвета] трава, очень горькая.
Трава эта служит противоядием от укуса змеи. На того, кто будет
есть траву каждые сорок дней, яд никогда не окажет действия.
Я, раб, много раз проверял [это на себе]» (Чудеса мира. 234).
«Говорят, будто яд скорпиона — холодный. Скорпион очень
любит змей» (Чудеса мира. 191). Утверждение персидской
космографии о любви скорпиона к змеям, возможно, связано с
мистическими символами суфиев. В поэме Сана'и «Странствие
рабов божьих по Пути к своему истоку» описывается область
праха, где поведение животных «перевернуто»:
Мышь, как кошка, пожирает своих детенышей,
Змея там, как свинья, поедает нечистоты,
То там дэв оседлывает собаку,
То скорпион становится врачевателем змеи ^ .

§39a
ΧΗΜΙΚΑ
μυγαλαΐ *
4. Если кусает беременная землеройка, она убивает.
5. Если землеройка кусает кого-либо на дороге, по которой
ездят повозки, [тогда] ее укус лечится грязью из-под колес повозок.
Sorex araneus. Эта подглава отдельно не выделена в греческом тексте.

244
Тимофей из Газы. О животных
39А. Землеройка — маленькое насекомоядное млекопитающее,
родственное кроту. С древнейших времен животные таких видов, как
сурок, суслик и землеройка, являлись опасными носителями
чумной инфекции. Исследователи отмечают, что связь «землеройки»
со смертью, предполагаемая захоронениями землероек в могилах
жриц в Чатал-Хююке, сохраняется и далее в греческо-эгейско-
малоазийском ритуальном комплексе 177.
О смертоносных укусах землеройки и халкиды пишет
Аристотель: «Укусы землеройки опасны и для других подъяремных:
появляются волдыри. Еще опаснее укусы беременной самки,
тогда волдыри прорываются, в противном случае этого не бывает.
Убивает или причиняет сильную боль укус халкиды, называемой
иными зигнидой; она похожа на маленьких ящериц, а окраской
на слепых змей» (Аристотель. История животных. VIII. 24.
147). И в «Геопониках» говорится об укусах ядовитых
землероек: «Так как земледельцев даже в доме часто беспокоят
ядовитые твари: ехидны, тарантулы, змеи, скорпионы и ядовитые
землеройки, то нужно объяснить земледельцам, что звериный
виноград является прекрасным средством от всех укусов» (Геопоники.
II. 47. 2). В этом же сочинении сообщается и о лекарстве,
помогающем от укуса: «Питье из евдзомона с вином лечит от укусов
землеройки» (Геопоники. XII. 26. 1).
В « Этимологиях» Исидора Севильского дается любопытное
объяснение имени этого зверька: «Землеройка (sorex) —
название латинское, данное ей за то, что она грызет и режет
наподобие пилы»; «Землеройка (musaraneus), от ее укусов случаются
язвы (агапеа)» (Исидор Севилъский. XII. 3. 2, 4).
Землеройка упоминается в сочинениях восточных врачей. В
частности, ал-Бируни известно ее греческое название — мугали.
«Ибн 'upc — ласка. [Ибн 'upc] — известна, по-гречески это
мугали [μυγάλη]. Употребляют ее желчь. Павел в ал-Абдал
говорит: желчь обезьяны заменяет [желчь ласки], а желчь ласки
заменяет желчь эфы» (ал-Бируни. Книга о лечебных веществах.
10). Вопреки мнению переводчика книги ал-Бируни, в тексте
речь идет все же не о ласке, а о землеройке. Именно землеройка
по-гречески называлась мугали, тогда как ласка — γαλή. К тому
же, как правило, в большинстве случаев говорится об опасности
быть укушенным землеройкой, но никак не лаской. Например,
маленький зверек мугали, о котором сообщает Ибн Сина,
обладает тройным рядом зубов, а его укус ядовит. Впрочем, у Ибн
Сины тоже наблюдается терминологическая путаница в
названиях землеройки и ласки. «Укус мугали, то есть гула. Говорит
один из [врачей]: „Это животное меньше ласки ростом, а цвет
его более пепельный, причем оно маленькое, тонкое, с крайне
длинной и крайне широкой мордой". Говорит этот [врач]:
„Когда [мугали] видит какое-нибудь животное, оно прыгает на него

Землеройка
245
и повисает на его яичках", а другой врач говорит: „[мугали] по
виду и по цвету — мышь, но морда у него полосатая и глаза
маленькие. Зубов у него три ряда, один ряд над другим, и они
слегка искривлены кверху". Говорят: „От укуса [мугали]
возникает сильная боль и покалывание в теле; в разных местах,
соответствующих [следам] его зубов, появляется краснота, а вокруг
укуса образуются волдыри, наполненные кровянистой жидкостью
и сидящие на темном основании. Окружающие их [ткани] тоже
темные. Если вскрыть эти [волдыри], то из-под них
показывается белое мясо, цвета нервов, покрытое оболочками. А иногда на
этом [месте] виден как бы ожог, и нередко [мясо] подвергается
разъеданию и отпадает". Говорят [также]: „Нет, сначала течет
ихорозный гной, потом мясо загнивает, подвергается разъеданию
и отпадает". А иногда дело доходит до резей в кишках,
задержания мочи и нехорошего холодного пота» (Ибн Сына. Канон.
IV. 6. 4. 17). И хотя в реальности землеройка не ядовита,
традиция настаивает на обратном. «[Горькая полынь] помогает от
укуса морского дракона, скорпиона и землеройки и от отравления
болиголовом, [если ее пить] с вином»; «чеснок полезен от укусов
змей и укусов гадов, если им поят в вине — мы это
испробовали, — также от укуса бешеной собаки. Если сделать
лекарственную повязку из чеснока, листьев инжира и куминной воды на
место, укушенное землеройкой, это помогает» (Ибн Сына.
Канон. II. 3; 740).
Согласно Страбону, культ землеройки в Египте носил
ограниченный характер: «Некоторых животных сообща почитают все
египтяне; именно из числа животных, живущих на суше, —
трех: быка, собаку и кошку; из птиц — коршуна и ибиса; из
рыб — чешуйчатую рыбу и оксиринха; других животных,
однако, почитают только в отдельных местах независимо от прочих,
как, например, саисцы и фиванцы — овцу; латопольцы — ки-
нокефала, вавилоняне, живущие у Мемфиса, — кебуса (кебус
лицом похож на сатира, в остальном это среднее существо
между собакой и медведем; водится оно в Эфиопии); фиванцы —
орла, леонтопольцы — льва, мендесцы — козу и козла, африби-
ты — землеройку» (Страбон. XVII. 1. 40). По словам Ямвли-
ха Халкидского, который критикует представления о богах как о
природной силе, египтяне искали некие природные смыслы в
действиях землеройки, связанных с Луной (подробнее см. § 42.11).
В одном из диалогов герои Плутарха обсуждают эту тему. «Так,
землеройку египтяне обожествили, говорят, вследствие ее слепоты,
на том основании, что мрак, по их мнению, древнее света. При
этом они полагают, что она рождается в пятом поколении от
мышей, в новолуние; а также — что ее печень уменьшается во
время лунного затмения» (Плутарх. Застольные беседы. IV. 5. 2).
39.4. Подобный же неясный пассаж имеется и у Элиана (Элиан. О
природе животных. 3. 37).
Поговорим также о животных с Иберийского полуострова:
«хорьках» и «кроликах». Дело в том, что иберийцы использова-

246
Тимофей из Газы. О животных
ли для истребления кроликов африканского хорька, которого
греки называли γαλή (так же, как и ласку), прибавляя для точного
определения — «тартесский». Например, Элиан приводит такую
историю: «Аристид из Локр, умирая от укуса тартесской кошки,
сказал, что охотнее погиб бы от зубов льва или пантеры, если
уж подобный конец написан ему на роду, чем от укуса такого
ничтожного животного» (Элиан. Пестрые рассказы. XIV. 4).
Испания была страной, изобилующей кроликами, однако,
будучи завезены на острова Майорка и Минорка, они превратились
в бич для земледельцев. Страбон, описывая одну из областей
Иберии, рассказывает следующую историю: «Животных
вредителей здесь немного, за исключением зайчиков-землероек,
которых иные называют кроликами, ибо они уничтожают и самые
растения, и семена, поедая корни. Эти вредители встречаются
почти всюду в Иберии, вплоть до Массалии, и угрожают
островам. Жители Гимнесийских островов, как говорят, однажды
отправили посольство к римлянам с просьбой отвести им новое
место для поселения, так как эти животные вытесняют их из
страны и они не могут устоять перед их массой. Конечно, может
быть, такое средство защиты и необходимо ввиду столь пагубной
напасти (которая, впрочем, бывает не всегда, но только при
какой-нибудь повальной порче, как, например, в случае чумы у
змей и полевых мышей); в случае небольшого числа кроликов
изобретено и применяется несколько способов охоты на них;
между прочим, специально разводят диких ласок из Ливии; им
надевают намордники и пускают в норы; ласки когтями
вытаскивают всех кроликов, которых удается схватить, или заставляют
их выбегать на поверхность; выгнанных зверьков ловят охотники,
стоящие у нор» (Страбон. III. 2. 6). В другом месте Страбон
пишет, что в Ливии «водятся ласки, по величине равные кошкам
и во всем похожие на них кроме того, что морды у них более
выдаются вперед» (Страбон. XVII. 3. 4). Дикие ласки — это
африканские хорьки, а зайчики-землеройки — это кролики.

§40
άσπάλαξ*
1. Крот — это слепая ласка, которая, ползая под землей, ест
корни растений и иссушает их. Его ловят на приманку или в
ловушки.
2. Говорят, что крот — это Финей и что он был обращен в
тварь гневом Гелиоса; поэтому, когда его видит Гелиос, земля
больше не принимает его [обратно].
Spalax typhlus, Spaîax ehrenbergi и т. д.

248
Тимофей из Газы. О животных
40.1. «Все живородящие с кровью имеют, по-видимому, все [пять
чувств]. Исключение [составляют] уродливые роды, например
крот. Это животное лишено зрения, так как явно заметных глаз
у него нет, но если снять толстую кожу с головы в месте, где
снаружи бывают глаза, то внутри оказываются испорченные
глаза, имеющие все те же части, что и настоящие, так как они
имеют и черную часть, и внутри черной так называемый зрачок,
и глазное яблоко, однако все это меньше явных глаз. Снаружи
ничего этого не заметно вследствие толщины кожи, как если бы
во время возникновения [глаз] природа их была изуродована»
(Аристотель. История животных. IV. 8. 80).
В «Соннике» Артемидора «крот по причине своей слепоты
означает незрячего человека, а также тщетные усилия, потому
что это животное трудится впустую. Еще он означает, что
человек, который пытается скрыться, сам себя выдает: ведь крот
тоже дает себя поймать тем, что следами своей работы
обнаруживает свое присутствие» (Артемидор. Сонник. III. 64). Загадка о
кроте, в изложении латинского поэта Симфосия, выглядит
следующим образом:
Слепы мои глаза и вечным окутаны мраком.
День мой — как черная ночь, и нет мне на небе солнца.
Любо мне жить под землей: так сам никому я не виден.
Симфосий. Загадки. 21
Прорицатели древности, по словам Плиния (Плиний. 30. 49),
чтили крота более других животных и обещали дар пророчества
тому, кто проглотит трепещущее сердце этого грызуна.
Палладий (V в.) отмечает: «Против кротов полезно держать
много котов (catti) в огородах; всего более для этого
употребляются ручные ласточки»; «Иные наполняют их норы красной
глиной и соком дикого огурца; иные выкапывают подле кротовых
логовищ много отверстий, чтобы они убежали, испугавшись
проникшего туда солнца; и очень многие кладут у их выхода
висящие силки» (Палладий. IV. 9. 4). Под словом «кроты» (talpae)
в первом случае следует понимать «мышь», а не крота.
В мифологическом плане крот-землеройка (Talpa еиюраеа L.)
наряду с мышью представляется как «слепое существо» и связан
с погребальным обрядом и — шире — с нижним миром.
Святилище бога-врачевателя Асклепия в Эпидавре было построено по
образцу норы крота. Особая культовая и ритуальная значимость
«мыши» и «крота-землеройки» в индоевропейской традиции,
связывающая их с погребальными обрядами и обрядами исцеления,
уходит корнями в доисторическую древность. Показательно, что
в древнейшей культуре Малой Азии VII—VI тыс. до н. э.
обнаруживаются следы особого культового использования мышей и

Крот
249
землероек, которых клали в погребения верховных жриц, что
символизировало связь этих животных с высшим женским
божеством 178.
40.2. Финей, царь Фракии, купил себе долгожитие ценою своих глаз,
за что был наказан солнцем (Гелиосом), чьи творения он
оскорбил, избрав себе в удел слепоту. Со всеми подробностями
история превращения рассказывается Оппианом (Oppian. Cynegetica.
2. 612 ff. О Финее см. также: МНМ. Т. 2. С. 563).

<УХФПУТНИ0
кк>к<»ил
χερσαίος κροκόδειλος*
1. [Сухопутный] крокодил боится шафрана, и отсюда его
название.
2. Его помет полезен для глаз.
3. Он сражается со скорпионом и не получает вреда, если
только ест верное лекарственное растение.
Varanus gnseus.

Сухопутный крокодил
251
41.1. Тимофей различает сухопутных и речных крокодилов. Эта
традиция восходит к Аристотелю, который сообщает следующее:
«Ящерицы и крокодилы, как наземные, так и речные, также
откладывают яйца» (Аристотель. История животных. VI. 33. 149);
в другом месте Аристотель говорит о морском и сухопутном
крокодилах (Аристотель. История животных. II. 17. 80). При этом
следует учесть, что ни то ни другое пресмыкающееся Аристотель
не видел. Отождествление «речного крокодила» с реальной
рептилией трудностей не вызывает, тогда как его антипод является
загадкой.
Греческий путешественник Павсаний сообщает о своих
наблюдениях над «сухопутным» крокодилом: «Только в одной
Ливии водятся земнородные крокодилы, длиною не меньше как в
два локтя» (Павсаний. II. 28. 1). Видимо, это животное
упоминает и Геродот, когда говорит, что в земле ливийских кочевников
водятся «сухопутные крокодилы (длиной до 3 локтей), весьма
похожие на ящериц» (Геродот. IV. 192). В данном случае
указание переводчика на панцирного крокодила лишено оснований.
По предположению натуралиста А. Э. Брэма, у Геродота речь
идет о пустынном варане (Varanus arenanus) 179. В свою очередь,
варана следует отличать от сцинка аптечного (о последнем у
Тимофея речь идет в § 48). Определение в каждом конкретном
случае видовой принадлежности «сухопутного» крокодила
представляет известную трудность. Так, например, Ибн Закарийа путает
варана с крокодилом, и эту ошибку ал-Бируни не исправляет. Абу-
л-Хайр упоминает хирзауна (ящерицу стеллион), который
определяется им как варан и дабб (ящерица уромастикс) (см.: ал-
Бируни. Книга о лечебных веществах. 1077). Ал-Бируни,
описывая сцинка аптечного, подвергает сомнению утверждение Дио-
скорида, касающееся сухопутного крокодила (см. § 48.1). Иными
словами, в сочинениях средневековых естествоиспытателей и
врачей наблюдается невероятная путаница в определении видов
пресмыкающихся.
Другие сведения, передаваемые ал-Бируни, кажется,
объясняют, как могло появиться представление о двух видах
крокодилов, сухопутном и речном: «Среди простонародья распространено
[мнение] о том, что [крокодил] зарывает свои яйца на берегу и
высиживает их. Те [детеныши], которые следуют за ним [в
реку], становятся крокодилами, а те, которые идут на сушу, —
сцинками» (ал-Бируни. Книга о лечебных веществах. 220).
Путает сцинка с вараном и Ибн Сина: «Исканкур — варан
водяной. Сущность: это водяной варан, которого ловят в Ниле, в
Египте. Говорят, что он рождается от крокодилов, когда они его
Сцинк — ящерица, обитающая в песчаных пустынях, подробнее см.
§ 48.2.

Тимофей из Газы. О животных
производят на свет вне воды, и он растет на суше» (Ибн Сына.
Канон. II. 38). Спрашивается, как могла сухопутная ящерица ис-
канкур превратиться в «водяного варана»? Скорее всего, ошибка
содержалась в исходном сообщении информаторов. Впрочем, Ибн
Сина знает и варана: «Это самая большая из всех пород ящериц
и длиннохвостых и малоголовых гекконов. Варан иное животное,
чем ящерица уромастикс. Уромастикс не водится или редко
водится где-нибудь, кроме пустынь; голова, тело и хвост у него
иные, чем у варана, хотя он иногда приближается к варану по
своим природным свойствам» (Ибн Сина. Канон. II. 212).
Окончательную ясность по вопросу о двух видах крокодилов
вносят наблюдения Льва Африканского, путешествовавшего по
Нилу: «Крокодилы несут свои яйца на земле и закрывают их
песком. Как только маленькие вылупляются, они входят в реку.
Есть также там крокодилы, которые, избегая воды, живут в
пустыне. Эти крокодилы ядовиты. Те же, которые живут в реках,
не имеют яда» (Лев Африканский, с. 366). Как следует из
дальнейшего описания, под сухопутными ядовитыми крокодилами Лев
Африканский подразумевает варанов (Varanus gnseus).
Продолжим знакомство с его изысканиями: «Варал — это животное,
которое походит на предыдущее [дабб — ящерица уромастик],
но больше его и имеет яд в голове и в хвосте. Я видел, как
арабы отрубали то и другое и ели его. У него некрасивый цвет и
гадкий вид, так что у меня никогда не хватало духа попробовать
его мясо» (Лев Африканский, с. 368). Варан, в
действительности, не ядовит.
Утверждение Тимофея о том, что крокодил избегает шафрана
(Crocus sativus L.), на первый взгляд, могло бы показаться
вольной филологической интерпретацией, основанной на созвучии
названий: греч. κροκός ('шафран') и κροκόδειλος ('крокодил');
κροκόδειλος = κρόκος ('шафран') + δειλός ('бояться'). В мифах
драконообразные существа, в число которых входит и крокодил,
связаны с растительной символикой как дарители плодородия.
Ароматические растения вроде стиракса и шафранового крокуса
ассоциировались с хтоническими божествами. Следовательно,
связь крокодила с шафраном не случайна, но до конца не ясна.
В кашмирских хрониках вождю нагов (змеев) приписывается
введение в культуру шафрана180. Это обстоятельство еще более
затемняет нашу проблему. Продолжим знакомство с другими
материалами. Ал-Бируни упоминает требование к одному из
магических обрядов у персов: заговор против скорпиона должен
писаться шафрановой водой на оленьей коже или на бумаге (ал-
Бируни. Памятники минувших поколений, с. 250—251). О
самом шафране ему известно следующее: «Диоскорид: самый
сильный [шафран] — красного цвета, на волоске которого имеется
слегка белый [оттенок], а около корня — небольшая
маслянистость; он длинный, быстро окрашивающий руку, не
заплесневший, не крошащийся, не влажный и имеет резкий запах. Гален:
один или два дирхама [шафрана] облегчают роды, а три [дирха-

Сухопутный крокодил
253
ма] — убивают. В вине он увеселяет сердце, вызывает
опьянение и отнимает рассудок. Йахйа и ал-Хушшаки: арабы
прибавляют [шафран] в мускус и амбру и соединяют его с алойным
деревом и камфорой. (...) [Шафран] входит в состав многих
[сложных] лекарств и лекарственных кашек; он хорош для желудка и
печени с умеренной натурой и подходит для [людей] всех натур.
(...) Филон о шафране говорит загадками в своих стихах и
называет его так: „Красные душистые волоски — это жертва
божеств, и кровь его сверкает на травах Гермеса". Гален
разъясняет это следующим образом: мальчик по имени Шафран играл с
Гермесом в мяч, который попал в голову [мальчика], и он умер;
кровь его потекла и из нее вырос сверкающий шафран» (ал-
Бируни. Книга о лечебных веществах. 498).
Восточный шафран (Crocus sativus) — аристократический и
сиятельный родственник европейского скромного весеннего крока
(Crocus veruus). Феофраст различает шафран душистый, белый
и колючий, причем «оба последних вида лишены запаха»
(Феофраст. VII. 7. 4). Кроме запаха, тычинки цветов восточного
шафрана давали прочную желтую краску. В одежду шафранового
цвета обычно облачены цари и боги181. К комплекту одежды
персидских царей, которая была подражанием древней
вавилонской и мидийской, принадлежит желто-шафрановая обувь. В
поэме Еврипида аттические девушки ткут Афине Палладе пестро-
затканную кроковую одежду (Гекуба. 466). «Шафрановым
плащом облаченный, по бездне воздушной вновь отлетел Гименей»
(Овидий. Метаморфозы. X. 1—2). Вот одна из сцен в римском
театре: «Венера, веселясь, радость свою изображает пляской со
всем хороводом. Тут через какую-то потаенную трубку с самой
вершины горы низвергается винный поток, смешанный с
шафраном, и, широко разлившись, орошает благовонным дождем
пасущихся коз, покуда, окропив их, не превращает естественный цвет
их шерсти в темно-оранжевый. Когда весь театр наполнился
сладким ароматом, деревянная гора провалилась сквозь землю»
(Апулей. Метаморфозы. X. 34). Видимо, шафран был
осязаемым знаком присутствия божества, а само растение
принадлежало к божественным атрибутам, поэтому крокодил, как существо
нижнего мира, почитал за благо избежать столкновения со своим
могущественным соперником.
В Китай шафрановый крокус был завезен в средние века, и
получаемый из него ароматный порошок пользовался спросом в
танское время как лекарство, принимаемое внутрь при
отравлениях, и как благовоние 182. Согласно рецептам византийских
врачей, шафран входил в состав лекарственной смеси, помогающей
от всех ядов, и в первую очередь — от яда змеи (Византийский
медицинский трактат, с. 73—74).
41.2. О лечебном свойстве помета сухопутного крокодила пишет
Плиний (Плиний. 28. 108). В «Каноне» Ибн Сины, в книге о про-
Филон — еврейский философ (20 до н. э.—40 н. э.).

254
Тимофеи из Газы. О животных
стых лекарствах, о варане сообщается: «Действия и свойства: в
нем есть способность вытягивать концы [стрел] и колючки.
Опухоли и прыщи: кал его, растертый в порошок, сводит бородавки.
Органы глаза: [кал] его, подобно калу уромастикса, как говорят,
полезен при бельме»; «Хирдавн (ящерица стеллион). Сущность.
Это ящерица, и естество ее близко к естеству варана. Она
похожа на варана и в отношении питательности. Органы глаза. Ее
кал [полезен] от бельма и псорофтальмии и обостряет зрение»;
«Кал варана, ящерицы уромастикс и крокодила [употребляют]
при бельме, так же как и кал голубей и воробьев; кал ласточки
удивительно [хорош] в этом [случае]; я сам его испытывал [в
смеси] с медом» (Ибн Сына. Канон. II. 212; 259; 235). Об
использовании в качестве лечебного вещества испражнений разных
животных, в том числе ящерицы уромастикс, пишет ал-Бируни
(ал-Бируни. Книга о лечебных веществах. 390).

§42
кюко>ил
κροκόδειλος*
1. Крокодилы живут только в двух реках — Ниле и Гидаспе.
2. Называется крокодилом, заимствуя название у сухопутного
крокодила, или потому, что со страхом избегает шафрана, или
потому, что кожа у него подобна шафрану.
3. Когда они кусают, то их зубы приходятся друг напротив друга
и не разомкнутся, пока не разорвут плоть.
4. Только верхняя челюсть этого животного подвижна, а
нижняя — нет.
Crocodilus niloticus.

256
Тимофей из Газы. О животных
5. Железо не протыкает его кожу.
6. Внутри [его тела] от головы до хвоста проходит единая
кость, и [поэтому] он не может сгибаться.
7. Человек, обмазанный крокодильим жиром, прыгает в Нил
и, поворачивая его (т. е. крокодила) на спину, с помощью
колдовства ловит его.
8. У него длинный и острый хвост, которым, часто ударяя, он
убивает.
9. Он затаскивает быка в реку и пожирает его.
10. Если он укусит кого-нибудь, множество кошек собирается
вокруг укушенного человека, они мочатся на него и делают это,
пока не убьют его.
11. Его яйцо похоже на гусиное, и из него появляется маленький
крокодил, подобный сухопутному [крокодилу], но со временем он
вырастает, достигая длины 10 локтей и более; как долго он живет,
он растет. Однако он откладывает 60 яиц, и у него 60 зубов, и
живет 60 лет, и имеет 60 мускулов, и остается 60 дней без пищи,
и совокупляется 60 [раз].
12. Когда ты удалишь первый зуб со [стороны] его левой
челюсти, ты легко [с его помощью] устранишь озноб [у больного
человека].
13. Птица трохил дружна с ним, поедая гнилое мясо и пиявок
из [его] зубов.
14. Трохил присматривает за ним, когда он спит, и если
[трохил] увидит приближающихся охотников или [обитающего] вблизи
Нила ихневмона, которого также называют энудром или хилосом,
он немедленно кричит и будит его, заставляя его скрыться в реку,
потому как [крокодил] любит пребывать и спать на берегу.
^=>
42.1. Гидасп — один из притоков Инда. Флавий Филострат,
сравнивая Эфиопию с Индией, пишет: «Реки в обеих странах — Инд
и Нил — оказываются, ежели поразмыслить, сходны, потому
что в летнюю пору, когда земля жаждет, наполняют влагою
сушу, и потому что только в них, в отличие от прочих рек, водятся
крокодилы и бегемоты, и потому что похожи посвященные им
обряды, ибо многие из индийских заклинаний возглашаются
также и ради Нила» (Флавий Филострат. VI. 1). Бегемоты в
Инде не водятся, что было уже известно Страбону: «В Эфиопии
и в Египте водятся почти те же самые животные, что и в
Индии; из речных животных в индийских реках встречаются все
остальные, кроме гиппопотама; впрочем, по Онесикриту, там
водятся и гиппопотамы» (Страбон. XV. 1. 13)

Крокодил
257
В древности и в средневековье наличие крокодилов в Инде и
Ниле давало повод к фантастическим умозаключениям об общем
истоке этих рек. Но всегда находились знающие люди,
способные отровергнуть эти ложные представления. Страбон со
ссылкой на Неарха, полководца Александра Македонского, сообщает
следующую историю: «По словам Неарха, ответ на
поставленный еще раньше вопрос относительно Нила, именно о
происхождении его разливов, дается индийскими реками, так как их
разливы происходят от летних дождей. Александр, продолжает этот
писатель, увидев в Гидаспе крокодилов, а в Акесине —
египетские бобы, решил, что он нашел истоки Нила, и стал готовить
флот для похода в Египет, полагая, что по этой реке он
доплывет до Египта. Вскоре, однако, Александр убедился, что его
надежды неосуществимы» (Страбон. XV. 1. 25).
Спустя тысячу лет история повторилась: «В индийских реках,
как и в Ниле, водятся крокодилы. Поэтому ал-Джахиз по
простоте сердечной и весьма отдаленному представлению о течениях
рек и расположении морей полагал, что река Мухран есть рукав
Нила» (ал-Бируни. Индия, с. 200—201). Упрек ал-Джахизу
(767—868) за наивное представление о едином источнике Нила
и Инда сделал еще ал-Масуди: «Абу 'Усман ибн Бахр ал-
Джахиз говорит в своей книге „Сообщения о [больших] городах
и чудесах стран", что истоки Михрана в ас-Синде и Нила из
одного места. В доказательство этого он приводит совпадение их
половодия и наличие в них крокодилов и что система посевов в
обеих странах одинакова. Я не знаю, как это пришло ему: ведь
крокодилы находятся в большинстве заводей в Индии. (...)
Люди и все животные испытывают от них вред, так же как
испытывают жители и животные Египта» 183.
42.2. См. § 41.1. Аналогичное объяснение имени «крокодила» дает и
Исидор Севильский; заодно приведем и характеристику
остальных свойств крокодила. «Крокодил (crocodilus) назван по желтой
окраске (croceo colore). Это четвероногое животное обитает в
Ниле, живет и на суше, и в воде. Большинство крокодилов в
двадцать локтей длиной. Они вооружены огромными зубами и
когтями, а кожа их так прочна, что нечувствительна даже к
сильному удару камнем. Ночью пребывая в воде, днем крокодил
покоится на земле; яйца откладывает на суше, и самец и самка
поочередно их охраняют. Рыбы, имеющие шипы и заострения на
спине, убивают крокодилов, разрезая своим гребнем их нежное
брюхо184. Крокодил, как говорят, единственное из всех
животных, способное двигать верхней челюстью» (Исидор Севильский.
XII. 6. 19—20).
42.3. В тех случаях, когда на восприятие крокодила не оказала
влияния египетская традиция, он выглядит как очень опасный зверь.
Например, в книге толкований снов Артемидора говорится:
«Крокодил означает морского грабителя, убийцу или другого столь же
лихого человека, и как сновидец пострадал от крокодила, так же

258
Тимофей из Газы. О животных
он пострадает от человека, которого этот крокодил означает»
(Артемидор. Сонник. III. 11).
42.4. Представление о неподвижной нижней челюсти крокодила —
поразительная ошибка, которая встречается уже у Геродота,
видевшего своими глазами нильских крокодилов. По мнению
Геродота, крокодил «единственное животное, не имеющее от природы
языка. Нижняя челюсть у него неподвижна. Только крокодил
придвигает верхнюю челюсть к нижней, чем и отличается от всех
прочих животных» (Геродот. II. 68). Сведения о языке — очень
любопытное и редкое наблюдение. На самом деле язык у
крокодилов плоский и приросший всею нижней поверхностью и не
может выдвигаться. Ошибку Геродота относительно подвижности
челюстей крокодила повторяет Аристотель: «Все животные
двигают нижнюю челюсть, кроме речного крокодила; последний
только верхнюю» (Аристотель. История животных. I. 1. 50).
Мнение последнего, видимо, повлияло на арабскую зоологию. Так,
ал-Бируни пишет: «Все животные, когда они едят корм и жуют
жвачку, двигают нижнюю челюсть за исключением крокодила
(наханг), который двигает верхнюю челюсть» (ал-Бируни. Книга о
лечебных веществах. 331). Наханг — персидское название
крокодила.
Вопросы, есть ли у крокодила язык и какая из его челюстей
подвижна, настолько занимали Аристотеля, что он выдвинул
целую теорию, чтобы обосновать неподвижность нижней челюсти
крокодила. Однако современные натуралисты оспаривают эту
теорию. Рассмотрим аргументы Аристотеля. «Из животных
наземных, яйцеродящих, с кровью, большинство имеет язык,
непригодный для звуков, приросший и твердый. Для вкусового же
ощущения змеи и ящерицы имеют длинный надвое
расщепленный язык: змеи — такой длинный, что он из малого
вытягивается на большое расстояние, к тому же расщепленный, с тонкими
и волосоподобными концами вследствие природного сластолюбия:
они испытывают двойное удовольствие от пробования, имея как
бы двойное вкусовое ощущение. Орган вкуса имеют и животные
без крови, и все животные с кровью, ибо у тех, которые, по
мнению большинства, лишены его, как, например, у некоторых
рыб, он все же имеется, хотя и в скудном виде, почти так же,
как у речных крокодилов. Почему кажется, что большинство из
них его не имеет, — это вполне естественно, ибо у всех
животных такого рода полость рта костиста, и у животных в воде
вкусовые ощущения длятся малое время; поэтому насколько коротко
пользование им, настолько мало и его отчленение. Прохождение
пищи в желудок у них совершается быстро, так как они не
думают заниматься высасыванием, иначе будет проникать вода.
Так что, если не отогнуть рта вниз, часть эта не будет казаться
отделенной. Место это костисто, так как оно образуется
срастанием жабер, природа которых колючеподобна. У крокодилов же
недоразвитию этой части способствует и то, что у них нижняя
челюсть неподвижна. Язык ведь сращен с нижней челюстью, а у

Крокодил
259
них как бы наоборот: верхняя внизу, между тем как у других
неподвижна верхняя челюсть. На верхней челюсти они не имеют
языка, так как он препятствовал бы проходу пищи, но на
нижней потому, что она является как бы переставленной верхней.
Кроме того, крокодилу, животному наземному, приходится жить
жизнью рыб, так что и по этой причине ему необходимо иметь
эту часть неотчлененной» (Аристотель. О частях животных.
II. 17). «Все прочие животные движут нижнюю челюсть и один
только речной крокодил движет верхнюю. Причина та, что ноги
у крокодила непригодны для схватывания и удерживания, так
как они совсем малы. И вот для такого употребления, вместо
ног, природа сделала ему пригодным рот. А с какой из обеих
сторон удар будет сильнее, ту и полезнее двигать. Удар же
сильнее сверху, чем снизу; а так как употребление рта двоякое:
схватывать и кусать, и для тех, кто не имеет хороших рук и ног,
еще более необходимо удержать схваченное, то крокодилам
полезнее двигать верхнюю челюсть, чем нижнюю» (Аристотель.
О частях животных. IV. 11). Вопреки мнению Аристотеля, у
крокодилов как раз верхняя челюсть неподвижна, тогда как у
других рептилий и птиц она подвижна. Как считает В. П. Карпов,
чьим переводом сочинений Аристотеля мы пользуемся,
«Аристотель имел в виду не анатомические соотношения черепных
костей... а тот факт, что, когда крокодил лежит в воде, его крепкая
нижняя челюсть располагается по поверхности воды, и, желая
открыть пасть, он поднимает верхнюю челюсть» 185.
Литературный стереотип сохранял свою силу на протяжении столетий, ср.
с тем, что пишет о крокодиле опытный путешественник XVI в.:
«Когда они едят, то двигается только верхняя челюсть, потому
что нижняя челюсть плотно соединена с грудной костью» (Лев
Африканский, с. 365).
42.5. Ср.: «У него также острые когти и чешуйчатая твердая кожа на
спине» (Геродот. II. 68). «Речные же крокодилы имеют глаза
свиньи, зубы большие и клыкастые, крепкие ноги и
несокрушимую, покрытую щитками кожу; в воде они видят плохо, а вне ее
чрезвычайно остро» (Аристотель. История животных. II. 10. 40).
Сенека, рассказывая о войне дельфинов с крокодилами в устье
Нила, отмечает, что у крокодилов «верхняя часть тела твердая и
непроницаемая для зубов даже самых крупных животных, а
нижняя — мягкая и нежная. Туда-то дельфины, нырнув, и
наносили раны торчащими у них из спины шипами, а затем, с
силой рванувшись вперед, разрезали крокодила пополам» (Сенека.
О природе. IV. 2. 14). Сюжет об этой мифической войне был
известен и ал-Бируни, который пишет со ссылкой на ал-
Джаванкани: «[Дельфин] обладает ртом и зубами, которыми он
может противостоять крокодилу, так как последний является его
врагом. Он бывает в соленых водах, а крокодил — в пресной»
(ал-Бируни. Книга о лечебных веществах. 435). В начале XIV в.
доминиканец брат Иордан де Северак видел крокодилов во
время своего путешествия в Малую Индию и сообщает: «У кроко-

260
Тимофеи из Газы. О животных
дила есть нечто, подобное панцирю, и панцирь этот не берет ни
меч, ни копье, ни стрела — так тверды его чешуи» 186. По
мнению наблюдательного путешественника Льва Африканского,
«хвост этого животного состоит из многих сочленений, а кожа
такая твердая, что ее нельзя пробить даже из большого
арбалета» (Лев Африканский, с. 365).
42.6. В одном из древнерусских списков «Физиолога» XVI в. в главе
«О инудре» есть небольшое дополнение, касающееся свойств
крокодила: «Коркодил убо зверь великъ, купно же и рыба от
головы до хвоста, чрево его бело, нозе ему четыре, хвостъ же ему
великъ остръ, хребеть же его едина кость и до конца яко чернъ
камень, изостренъ, яко терние и акы пиле зубы, и бьет темъ, на
негоже гневается, и многы творить язвы; глава же его при
разуму нисходяще, дондеже не зинеть, зверина глава есть, егда же
зинеть усты, весь есть и до pay зевание творя. Убивает же его
многажды енудръ, в той же реце сущи, такимъ нравом» 187.
Источником этого дополнения является Хроника Амартола, в
которой описание крокодила завершается рассказом о поединке энуд-
ра с крокодилом 188.
42.7. В книге ал-Бакуви (XIV в.) имеется следующая выписка: «Булйа-
на — город в Верхнем Мисре (Египте), на берегу Нила. Там
есть [такой] талисман, проплывая мимо которого, крокодил
обязательно переворачивается на спину и уже не может перевернуться
на живот, оставаясь в таком положении до самой смерти» (ал-
Бакуви. III. 18).
Представления о защитной функции крокодильего жира
отразились в арабских лечебниках: «Жир крокодила —
полезнейшая вещь от его укуса, и один из [врачей] говорит: даже если
крокодил отъел у кого-нибудь часть его тела, такую рану можно
залечить жиром крокодила» (Ибн Сина. Канон. IV. 6. 4. 13).
Что же касается завораживания крокодилов, то речь, скорее
всего, идет об «укротителях» этих рептилий. Например, Страбон,
путешествовавший по Египту, рассказывает: «После Абидоса
идут Малый Диосполь, а затем город Тентира. Здесь население,
в противоположность прочим египтянам, относится с особым
отвращением к крокодилу, для них он — самое ненавистное из
всех животных. Хотя прочие египтяне знают злость крокодила и
насколько это животное вредоносно для человеческого рода,
однако они почитают его и воздерживаются обижать; жители же
Тентиры, напротив, всячески выслеживают и истребляют
крокодилов. Некоторые утверждают, что подобно тому как живущие у
Киренаики псиллы189 имеют своего рода природное „
отвращение" к пресмыкающимся, так и у жителей Тентиры такая
„неуязвимость" против крокодилов, что они ничуть не страдают от
них, но даже бесстрашно ныряют и переходят через них, на что
никто другой не осмелится. Жители Тентиры сопровождали
крокодилов в Рим, когда их привезли туда для обозрения. По
сооружении бассейна и чего-то вроде подмостков над одной из его
сторон, чтобы животные, выйдя из воды, могли греться на солн-

Крокодил
261
це, эти люди то влезали все вместе в воду и тащили крокодилов
сетью к солярию, напоказ зрителям, то снова стаскивали их
назад в бассейн» (Страбон. XVII. 1. 44). Создается впечатление,
что с позиции римлян выступления с крокодилами были лишь
забавным зрелищем. Так, по мнению Сенеки, «жители Тентиры
одолевают крокодилов не благодаря каким-то выдающимся
особенностям своей породы или крови, а благодаря дерзкому
презрению к опасности. Они сами кидаются на них, обращают в
бегство и ловят, накидывая на бегущих петлю; многие гибнут —
и именно те, у кого недостает присутствия духа для
преследования» (Сенека. О природе. IV. 2. 15). На самом деле, в Египте
жители Тентиры истребляли крокодилов в определенный день
года, и эти действия носили ритуальный характер. Согласно
Плутарху, «в Аполлонополе существует обычай, чтобы все без
исключения ели крокодилов. В один день они ловят их столько,
сколько могут, а затем убивают, бросают против святилища и
рассказывают, что Тифон ускользнул от Гора, превратившись в
крокодила, и что все дурные и вредные животные, растения и явления
возникают как деяния, части и движения Тифона» (Плутарх. Об
Исиде и Осирисе. 50. Ср.: Элиан. О природе животных. 10. 2).
Аналогичные истории о «беспомощности» крокодилов
рассказывали и арабские писатели. Однако учтем, что Ибн Закарийа
путает варана с крокодилом, и эту ошибку ал-Бируни не
исправляет. «Тимсах * — крокодил. Ибн Закарийа говорит, что это
варал (варан), но он становится в воде очень большим, даже
достигает шестидесяти локтей. В Египте ему дают прозвище абу
кишра * . Он растерзывает и похищает [людей], поэтому
человеку или животному нельзя приближаться к берегу [Нила] у
Ашмуни в Египте. Однако напротив этого [города] есть селение
Саба, куда крокодилы не подходят близко. [Далее] он говорит:
если в дни половодья [крокодил] очутится там и окажется
перевернутым на спину, он не может владеть собой и дети играют с
ним, [это продолжается] до тех пор, пока он не минует этого
селения. Говорят, что то же самое бывает [с крокодилами] у Фус-
тата в Египте» (ал-Бируни. Книга о лечебных веществах. 220).
Арабский путешественник из Гранады, Ибн Джубайр,
побывавший в Египте в 1183 г., пишет, что «в середине упомянутой Ги-
зы — мраморные плиты, на которых изображены крокодилы.
Говорят, что по этой причине крокодилы не появляются в
прилегающих частях Нила на расстоянии трех миль вверх и вниз [по
течению], и Аллах знает об истинности этого!» (Ибн Джубайр,
с. 27). По мнению Льва Африканского, нильские крокодилы —
исключительно вредные и ужасные рептилии. Он передает
следующую историю, вычитанную им из книги знаменитого
путешественника X в. ал-Масуди. «Во времена египтян и римлян
крокодилы не причиняли столько вреда, как сегодня. Но они стали
Τ и м с a χ (rL-uJ) — Crocodylia; ср.: Ибн Сина. Канон. II. 730.
Абу кишра (ïj*î3 jJ) — букв.: 'отец скорлупы (или чешуи)'.

262
Тимофей из Газы. О животных
более опасными с тех пор, как магометане заняли Египет. Ал-
Масуди рассказывает в одном своем труде, в котором он говорит
о „ Чудесных вещах, открытых в новые времена", что в 270 г.
хиджры, когда Ахмед, сын Тулуна, был наместником
багдадского первосвященника Джафара ал-Мутаваккила в Египте, в
фундаментах храма язычников-египтян была найдена свинцовая
статуя крокодила величиной с настоящего крокодила и с
египетскими буквами. Она была сделана под какими-то созвездиями и
направлена против этих животных. Наместник приказал ее разбить
и уничтожить, и тогда крокодилы начали приносить большой
ущерб. Но я не знаю, отчего происходит, что крокодилы,
которые живут в Ниле между Каиром и морем, не причиняют
никакого зла, тогда как те, что живут выше Каира, убивают и
пожирают много людей» (Лев Африканский, с. 355).
42.8. Ср.: «Некоторые крокодилы не едят ничего другого, кроме
рыбы, другие едят животных и людей. Эти крокодилы с большой
ловкостью прячутся у берегов реки, где часто бывают люди и
многие животные. Как только они видят кого-то, они резко
выбрасывают из воды хвост, обвивают им человека или животное,
уволакивают в воду и пожирают его» (Лев Африканский,
с. 355). Ср. с мифологическим мотивом, когда змея (дракон)
обвивает тело своей жертвы хвостом. На самом деле, крокодил с
помощью хвоста наносит жертве мощный удар, делая ее
недвижимой, и затем утаскивает в воду, где и пожирает.
42.10. В чем смысл истории о котах, добивающих человека, укушенного
крокодилом, неясно. Возможно, речь идет о диких котах, и, в
целом, история относится к числу неких мнимых происшествий,
заведомо не подлежащих разъяснению. В средневековых
сборниках о чудесах мира представлено множество подобных случаев
(см. § 48.1). В качестве примера обратимся к стихотворению
Абу-ль-Хайсана Гургани (X в.), которое состоит из
философских вопросов, заданных в виде мнимых парадоксов 19°. Вопросы
комментирует знаменитый суфий Насир-и Хусрау (XI в.),
раскрывающий мистический смысл сюжета: «Почему, когда
случайно ранит человека леопард, его оберегают от мышей и
[заключенное] в [этом обычае] скрытое содержание какой смысл
имеет? Комментарий: знай, что [грех] заносчивости подобен
леопарду, который ранит душу [человека], а зависть — это мышь,
когда она жалобно пищит, душу она ввергает в ад». Подобный
случай о барсе и мышах упоминается в сочинении, посвященном
высоким развлечениям. Хубайш Тифлиси со ссылкой на книгу о
животных мудреца Аристотеля пишет: «Если кто-либо зароет в
землю когти барса, то все мыши, которые водятся в доме,
соберутся вокруг этого места. А если положит посреди дома
сало барса, то действие будет такое же» (Хубайш Тифлиси. XII.
36а, б).
42.11. Сведения о том, что маленький крокодил превращается в
гигантское чудовище, восходят к Геродоту: «Из всех известных нам
живых существ это животное из самого маленького становится

Крокодил
263
самым большим. Ведь яйца крокодила немного крупнее гусиных
и детеныш соответственно величине яйца вылупляется
маленьким. Когда же он вырастает, то достигает длины в 17 локтей и
даже более» (Геродот. II. 68).
По словам христианского писателя из Александрии Оригена,
«египтяне разглашают нечто удивительное о своих бессловесных
животных и признают их символами Бога или чем-то вроде
этого» (Ориген. Против Цельса. III. XVIII). В частности, с
почитанием крокодилов связано космическое число 60. Первые
сведения об этом содержатся в «Истории животных» Аристотеля.
Но если, по Аристотелю, крокодил может отложить не более
шестидесяти яиц, то в последующей традиции это число
приобретает «геометрическую» правильность. Аристотель пишет:
«Ящерицы и крокодилы, как наземные, так и речные, также
откладывают яйца в землю. Вылупляются из яиц ящерицы сами собой в
земле, так как ящерица не живет на второй год; говорят, что вся
жизнь ее шесть месяцев. Речной крокодил откладывает много
яиц белого цвета, самое большое около шестидесяти, и
насиживает их шестьдесят дней: он ведь и живет долгое время. Из очень
малых яиц выходит самое большое в этом роде животное: яйцо
его не больше гусиного и выводок соответственной величины,
вырастая же, он достигает даже семнадцати локтей. Некоторые
утверждают, что он растет всю жизнь» (Аристотель. История
животных. V. 33. 149). У Плутарха нильские крокодилы
предстают божествами, связанными с астральной символикой: «Они
кладут шестьдесят яиц, столько же дней высиживают их, и столько
же лет живут самые долголетние крокодилы, а это число —
первое для тех, кто занимается небесными светилами»
(Плутарх. Об Исиде и Осирисе. 75). Неоплатоник Ямвлих Халкид-
ский (IV в.), размышляя о причинах того, каким образом
жертвоприношения наделяют способностью войти в соприкосновение с
богами, возражает тем, кто склонен к поверхностным
истолкованиям причинно-следственных связей в ритуале принесения
жертвы. Он предостерегает от переноса человеческих отношений на
мир богов, ибо боги не нуждаются в дарах или неких
благодеяниях со стороны людей. Спор касается и того, какие животные и
в каком случае должны приноситься в жертву. Ямвлих
утверждает, что «сущность богов не заключается в природе,
природных необходимостях и в том, чтобы пробуждаться вместе с
природными претерпеваниями или вместе с пронизывающими всю
природу силами — напротив, она сама по себе определена вне
их, не имея с ними ничего общего ни в сущности, ни в
возможности, ни в каком бы то ни было ином отношении». «Те же
самые недоразумения возникают также, если некоторые из нас
выставляют в качестве причины подобного действия числа так,
словно применяют к крокодилу число шестьдесят как
родственное Солнцу, или природные смыслы, такие как силы и действия
животных, например, собаки, собакоголовой обезьяны и
землеройки, имеющие общность в отношении Луны, или материальные

264
Тимофей из Газы. О животных
образы (как они наблюдаются у священных животных
применительно к цвету их кожи и ко всяческим телесным формам), или
что-то иное, связанное с телами животных или с остальными
какими бы то ни было приносимыми в жертву предметами, или же
считают причинами действия в жертвоприношениях мелодию
(как в отношении сердца петуха) или что-то другое,
наблюдающееся в природе». Ямвлих принимает все: и природные причины,
и те, что связаны с демонами и земными или космическими
божественными силами, но «самые важные причины созидания в
жертвоприношениях имеют отношение к наисовершеннейшим де-
миургическим силам» (Ямвлих Халкидский. V. 7—10).
42.13. Трохил, τροχίλος — египетская ржанка (Pluvianus acgyptiacus).
В античной традиции первое известие об этой птице, друге
крокодила, принадлежит Геродоту. «Так как он живет в воде, то
пасть его внутри всегда полна пиявок. Все другие птицы и звери
избегают крокодила: только трохил — его друг, так как
оказывает ему услуги. Так, когда крокодил выйдет из воды на сушу и
разинет пасть (обычно лишь только подует западный ветер),
тогда эта птица проникает в его пасть и выклевывает пиявок.
Крокодилу приятны эти услуги, и он не причиняет вреда трохилу»
(Геродот. II. 68). С некоторыми изменениями этот сюжет
повторяет Аристотель: «Когда крокодилы лежат с открытой
пастью, ржанки, влетая в нее, чистят ему зубы и сами получают
пищу; крокодил чувствует, что ему приносят пользу, и не
причиняет ржанке вреда, но когда захочет, чтобы она ушла, двигает
шею, чтобы не прикусить» (Аристотель. История животных.
X. 6. 45. Ср.: Элиан. О природе животных. 3. 11; 8. 25).
Говоря о пользе чистки зубов, Апулей прибегает к следующему
примеру: «Грозное чудище, нильский крокодил — даже он,
насколько мне известно, беззлобно разевает пасть, когда надобно
ему почистить челюсти, потому что зев у него громадный, но без
языка и почти всегда погруженный в воду, а оттого меж зубами
во множестве застревают пиявицы: тогда он вылезает на берег,
разевает пасть — и тут некая дружелюбная ему речная птичка
засовывает туда клюв и выклевывает сор без малейшей для себя
опасности» (Апулей. Апология, или о магии. 8).
Из знакомства с последующими материалами (см. § 43.1)
создается впечатление, что невинных птичек заменит коварный
ихневмон. Дело в том, что в легендах ихневмон не просто
сражается с крокодилом, но проникает в его открытую пасть, когда
тот отдыхает. Согласно Плинию, когда трохил приятно щекочет
пасть крокодила, то последний чрезвычайно широко раскрывает
ее, — этим пользуется ихневмон, вползая в уста крокодила
(Плиний. VIII. 90. Ср.: Солин. 32. 25). Напротив, Тимофей (§ 42.14)
пишет, что трохил, заметив ихневмона, кричит и будит спящего с
открытой пастью крокодила. Остается только удивляться
свободной игре ассоциаций, порождающей необычные свойства
животных.

Крокодил
265
Вот как выглядит история крокодила и трохила в восприятии
путешественника XVI в. Льва Африканского: «Мы видели их
группами на островках посреди Нила: они лежали на солнце с
открытой пастью, а маленькие белые птицы величиной с дрозда
входили туда, оставались там какое-то время, выходили оттуда и
улетали в другое место. Когда я спросил о причине этого, мне
сказали, что на деснах и между зубами крокодилов, которые
едят много рыбы и других животных, всегда есть остатки мяса.
Они гниют и вызывают появление маленьких червей, которые их
беспокоят. Эти птицы, летая, видят червей, входят в пасть
крокодила и едят их. Когда они съедят червей, крокодил закрывает
пасть, чтобы проглотить птицу, но у той на верхушке черепа
имеется твердый острый шип, которым она колет нёбо
крокодила, заставляя его вновь открыть пасть, так что птица улетает»
(Лев Африканский, с. 367).
42.14. Энудр (ένυδρος). Форма enhydros встречается, похоже, только
здесь. Другие авторы пишут enhydns, а византийский писатель
Георгий Кедрен (ок. 1100) называет его hydns. Что же касается
хиллоса (ϋλλος), то Хаупт указал на два параллельных пассажа к
этому месту: в первом, взятом у Теофила Александрийского (ок.
400), говорится о трохиле, препятствующем хиллосу; второй
пассаж взят у Георгия Кедрена, где о гидре представлена более
расширенная версия, нежели в § 43.1.

§43
ίχνεύμων*
1. Ихневмона называют также энудром или хиллосом. Говорят,
что он мажет себя грязью, чтобы стать скользким и, запрыгнув в
пасть крокодила, сожрать его печень и убить его.
2. Ихневмон, обмазавшись грязью и высохнув на солнце,
сражается с аспидом и убивает его и часто, хотя и побежденный
последним, цепляется за него (аспида), обвиваясь вокруг, прыгает в
огонь и погибает с ним.
Mungos ichneumon.

Ихневмон
267
43.1. Ихневмон, или фараонова мышь, — небольшой хищный зверек
типа мангуста. Его греческое название происходит от ίχνεύω
('выслеживать, охотиться'), что прекрасно характеризует его
повадки. Крепкое и стройное тело ихневмона, длиной до 65 см,
снабжено длинным хвостом и покрыто металлического отлива
шерстью. В легендах о нем верно лишь то, что ихневмон
питается змеями и охотится на них. О вражде его со змеями говорится
у многих древних авторов 191. Ихневмон, как и ибис, был
символом Египта, где он почитался. Его посвящали солнечному богу,
считая, что он вместе с Ра-Атумом принимал участие в
сражении с великим змеем преисподней — Апопом 192.
Сведения древних авторов о войне ихневмона с крокодилом
выглядят загадочно. В природе эти животные не являются
заклятыми врагами, тогда как в религиозных мифах между ними
разворачивается немыслимое соперничество: ихневмон, улучив
момент, вползает в пасть крокодила и перегрызает его
внутренности. Речь идет о греческой описательной зоологии,
интересовавшейся египетскими животными, которые, на самом деле,
являлись фигурами религиозных мистерий. Попав в поле зрения
наблюдателей из других культур, египетские мистерии с
неизбежностью перекодировались в сакральные зоологические
сюжеты. Так родилось новое направление античной паразоологии, где
под видом животных описываются божественные фигуры и
символы. В известном смысле можно полагать, что десакрализация
мистерий породила сакральную зоологию.
В изложении Страбона, который описывает религиозные
обычаи и представления египтян, история ихневмона выглядит
так: «У арсинойцев распространено почитание крокодилов, а
поэтому канал у них и озеро Мерида полны крокодилов (так как
они считают крокодилов священными и щадят их), напротив, ге-
раклеопольцы почитают ихневмонов — злейших врагов
крокодилов, так же как и змей, ибо те уничтожают яйца змей и самих
животных, защищаясь грязью как панцирем; обвалявшись в
грязи, они высыхают на солнце и затем хватают змей либо за
голову, либо за хвост, увлекают в реку и там уничтожают;
крокодилов же ихневмоны подстерегают, когда те, раскрыв пасти,
греются на солнце; они вползают в раскрытые пасти крокодилов,
перегрызают их внутренности и брюхо и опять выползают из трупов»
(Страбон. XVII. 1. 39). Рассказ Страбона, пожалуй,
единственное неоспоримое свидетельство того факта, что, наряду с
реалистическими описаниями животных, существовала традиция са-
крализованных описаний, и именно в русле этой традиции
создавался александрийский «Физиолог». В дальнейшем развитии
сюжета ихневмон продолжит свои успешные сражения с аспидом или
драконом и одновременно перевоплотится в загадочного энудра,
который станет наваждением для крокодила. Иными словами, про-

268
Тимофей из Газы. О животных
изойдет раздвоение фигуры ихневмона. По этой причине в
«Физиологе», как и в зависимых от него западных бестиариях, имеются
статьи и об ихневмоне, и об энудре. Первый сражается со змеями,
второй — с крокодилами, тогда как у Страбона и Тимофея
ихневмон является победителем и змей и крокодилов.
Сведения об энудре, который проникает в пасть крокодила и
съедает его внутренности, фантастичны. Не поддается
объяснению ни название животного, ни способ, которым оно атакует
крокодила. Известно, что у крокодилов в природе нет врагов. В
таком случае, и крокодила и его соперника следует признать
мифическими существами. В «Физиологе» картина выглядит так:
«Есть животное, называемое энудр. Вид имеет собаки; и враг
крокодилу. Спящий крокодил имеет пасть открытой. Энудр же
идет и обмазывает все тело свое грязью и, когда грязь высыхает,
устремляется в пасть крокодила и все проходы его и
внутренности его съедает» (Физиолог, с. 140). В греческом тексте ένυδρος
('живущий в воде, водный') обычно переводится как 'выдра',
т. е. из названия ясно лишь, что это животное, живущее в
воде. У Аристотеля термином enydns обозначается выдра
(Аристотель. История животных. I. 1. 6). Реальный ихневмон
обитает в прибрежных зарослях, но не в воде. Единственная
реальная подробность — то, что крокодил дремлет с открытой
пастью, — не помогает разгадке сюжета. На самом деле загадка
энудра носит мнимый характер. Смертельный враг крокодила
существовал только в воображении филологов, которые
перенесли описание ихневмона — победителя змей — на мифического
энудра, побеждающего крокодила.
Сильный, быстрый, коварный властитель Нила —
крокодил — олицетворял стихию нильских вод, древние египтяне
приписывали ему способность повелевать рекой: «Он (бог-крокодил
Себек) тот, из ног которого выходит Нил» 193. Солнечный бог
Хор часто выступает как истребитель крокодилов. На
многочисленных магических стелах, предотвращающих укусы змей,
скорпионов, крокодилов, Хор в образе человека изображался
попирающим крокодилов. Тему мифического поединка в
«Физиологе» следует рассматривать как пониженный вариант египетского
мифа, где война символов представлена в зооморфном коде:
крокодилу (фараону ) противостоит энудр, хищный зверек
наподобие ихневмона (противник фараона). В результате появилась
картина поединка, где крокодил и энудр являются
символическими фигурами, но никак не реальными животными. Это
предположение подтверждается пассажем из книги Иезекииля (29: 1—
5), где фараон, царь Египетский, уподобляется большому
крокодилу, которому Бог, устами пророка, грозит вложить крюк в
челюсти и вытащить его из реки. Аллегорический характер
картины станет более ясным после знакомства с пассажем Оригена о
Фараоны XII—XIII династий, прибавляя к своему имени «любимый Себе-
ком», подчеркивали покровительство бога-крокодила.

Ихневмон
269
«драконе, живущем в реке Египетской» (Ориген. Против Цель-
са. IV. L). «Известно же, что под драконом разумеется сам
дьявол», — замечает Ориген {Ориген. О началах. I. V. 5).
Несомненный интерес представляют и размышления
Плутарха о божественной сущности нильского крокодила: «Крокодил
пользуется почетом, не лишенным убедительного основания, —
ведь его называют подобием бога потому, что только у него одного
нет языка, а божественное слово не нуждается в звуке и, „двигаясь
по бесшумному пути, справедливо правит делами смертных" . И
говорят, что из обитателей воды только у него одного глаза
прикрывает нежная и прозрачная пленка, спускающаяся со лба, так
что он видит, будучи невидимым, а это свойство присуще
Первому богу» {Плутарх. Об Исиде и Осирисе. 75).
Античный сюжет о загадочном сопернике крокодила
повторяется и в сочинении арабского географа ал-Идриси: «Аллах
всевышний даровал власть над крокодилом одному из нильских
животных, под названием ал-лашк, которое следует за крокодилом,
подстерегает его и, когда тот открывает пасть, бросается в нее и
проникает в тело. Ал-лашк пожирает печень и кишки крокодила,
так что губит его, и тот умирает» (Арабские источники X—
XII вв., с. 294). Обратим внимание, что у Тимофея также
говорится о пожирании ихневмоном печени крокодила.
43.2. В тексте змея названа аспидом — ασπίς (Naja haie). История
поединка животных заимствована у Аристотеля: «Ихневмон,
живущий в Египте, когда увидит змею, называемую аспидом,
нападает на нее не прежде, чем созовет других помощников. Против
ударов и укусов они обмазывают себя грязью: именно намочившись
сначала в воде, они катаются по земле» (Аристотель. История
животных. IX. 6. 44). Об ихневмоне, который уничтожает змей,
защищаясь грязью, как панцирем, сообщает и Страбон (см. § 43.1).
В александрийском «Физиологе» ихневмон уподобляется Иисусу
Христу, побеждающему дьявола, поэтому, в отличие от поединков,
описанных Тимофеем, он всегда одерживает победу над змеей:
«Есть животное, называемое ихневмон. Подобен свинье; большой
враг змею. И если находит свирепого змея, то, как говорит
Физиолог, идет и мажет себя грязью, и хвостом защищает свой нос,
пока не убьет змея» (Физиолог, с. 141).
Euripid. Troades. 887 ел.

§ 44
ПИппфпОтАМ
ιπποπόταμος*
1. Гиппопотам принадлежит к амфибиям и имеет неуязвимую
кожу, как и слон. Он поедает крокодилов и других водных
чудовищ.
2. Гиппопотам показывает повышение [уровня] Нила, так как он
заходит в грязь до уровня, которого [в будущем] достигнет вода.
3. Он поднимается на поля с зерном и измеряет участок,
[урожай с] которого он в состоянии съесть, и затем, медленно пятясь,
пасется, потому что он не может сгибать свою шею. Случается, что
Hippopotamus amphibius.

Гиппопотам
271
после того как он попьет, он изрыгает воду на этот
[опустошенный] участок и это место вновь покрывается зеленью.
4. Молодой [гиппопотам] приручается девами и женщинами.
Он убивает своего отца и совокупляется со своей матерью.
5. Его зуб помогает при болях в животе, а эфиопам он служит
лекарством против обжорства, так как они едят сырую рыбу и
пьют грязную воду и умрут, если не привяжут зуб вокруг [себя].
6. Его желудок удаляет лунные страхи.
7. Его желудок вылечивает столько же болезней, сколько и
тестикулы бобра.
44.1. Согласно наблюдениям натуралистов, для сна и спаривания
гиппопотамы не покидают воды, но кормятся они главным образом
на суше. После захода солнца гиппопотам из водного животного
превращается в сухопутное и, оставив безопасный приют в реке,
отправляется на берег. Он пасется на суше, проходя по
нескольку километров, чтобы съесть полсотни килограммов травы. Эти
особенности гиппопотамов позволили Аристотелю назвать их
амфибиями. «Многие животные, принимающие в себя воздух и
производящие роды на земле, добывают себе пищу из водных
мест и пребывают большую часть времени в воде; они одни
только из животных являются амфибиями, ибо их можно
поместить в разряд наземных и разряд водных» (Аристотель.
История животных. VIII. 2. 11).
Геродоту принадлежит преувеличенное мнение о толщине гип-
попотамовой кожи. По описанию Геродота трудно сказать,
наблюдал ли он близко этих животных, когда путешествовал по
Египту: «Гиппопотамы в Папремитском округе считаются
священными, а в остальном Египте — нет. Наружный вид их вот
какой: это четвероногое животное с раздвоенными бычьими
копытами, тупорылое, с лошадиной гривой и выдающимися вперед
клыками, с лошадиным хвостом и голосом как у лошади,
величиной с огромного быка. Кожа гиппопотама такая толстая, что,
когда высохнет, из нее делают древки для копий» (Геродот. II. 71).
Совершенно неясно, что побудило Геродота приписать
гиппопотаму лошадиную гриву, хвост и голос, как у лошади. Вся
последующая литературная традиция, кажется, находилась под
магическим влиянием этого определения. Сведения Геродота
любопытным образом преломились в «Истории животных» Аристотеля,
который не видел этого зверя, иначе он не стал бы сравнивать
его по величине с ослом. Виной тому послужило, видимо,
название — «водяная лошадь». «Гиппопотам же, водящийся в
Египте, имеет гриву, как лошадь, но двукопытен, как бык, по виду
курнос. Он имеет пяточную кость, как у двукопытных,
малозаметные клыки, хвост свиньи, голос как у лошади; по величине он

272
Тимофеи из Газы. О животных
соответствует ослу, но толщина кожи такова, что из нее
выделывают копья. Внутренности у него такие же, как у лошади и
осла» (Аристотель. История животных. II. 7. 33). В VII в.
епископ Исидор Севильский так объясняет происхождение имени
этого животного: «Гиппопотам, т. е. речной конь (hippopotamus)
назван так потому, что крупом, гривой и ржанием похож на
лошадь. У него нос крючком, кабаньи клыки, загнутый хвост и
раздвоенные коготки. Днем он пребывает в воде, ночью пасется
в полях. Водится он в Ниле» (Исидор Севильский. XII. 6. 21).
В начале XVI в. Лев Африканский, рассказывая о гиппопотаме,
кажется, повторяет некоторые античные ошибки: «Это животное
водится в Нигере, а также в Ниле. Оно имеет форму лошади,
но на нем нет шерсти. Его шкура необычайно тверда. Оно
величиной с осла. Оно хорошо живет как в воде, так и на земле, но
выходит из воды только ночью. Оно злое и представляет
опасность для лодок, которые с грузом спускаются по Нигеру, ибо
если они ударяются в его спину, оно их опрокидывает и топит, и
беда тем, кто не умеет плавать» (Лев Африканский, с. 364).
По мнению Сенеки, «чудовищные звери, которых
вскармливает Нил, не уступают морским ни по росту, ни по
кровожадности; уже по одному тому, что этим громадным животным хватает
и пищи и простора, можно судить о том, что это за река»
(Сенека. О природе. IV. 2. 14).
Легендарная традиция приписывала гиппопотаму вражду с
крокодилом. Жаркие схватки между этими животными относятся
к области вымыслов. В сведениях, излагаемых Ибн ал-Факихом
ал-Хамадани (X в.), которые выглядят как цитата из книги
Тимофея, сообщается о нильской лошади, поедающей крокодилов:
«В Египте одним из чудес является лошадь, которая живет в
Ниле, поедая крокодилов и других крупных животных»
(Арабские источники VII—X вв., с. 78). О том, что здесь нашли
отражение египетские мифы, кажется, говорят не очень ясные
сведения Плутарха. Он пишет, что Тифону (египетскому Сету),
олицетворявшему первобытный хаос, посвящали из диких
животных самых необузданных — крокодила и гиппопотама. «В Гер-
мополе, — свидетельствует Плутарх, — показывают
изображение Тифона в виде гиппопотама, на котором верхом сидит сокол,
сражающийся со змеей. В образе гиппопотама представляют
Тифона, а в образе сокола — могущество и власть, которых Тифон
добивается насилием, часто напрасно, сотрясаясь от злобы и
сотрясая все вокруг» (Плутарх. Об Исиде и Осирисе. 50). В
другом месте, рассказывая о борьбе Гора с Тифоном, Плутарх
продолжает эту тему: к Гору явилась наложница Тифона богиня-
гиппопотам Туэрис, а змею, которая ее преследовала, убили
друзья Гора; в память об этом событии бросают веревку и
перерубают ее посередине (Плутарх. Об Исиде и Осирисе. 19).
Самки гиппопотамов считались благими существами в отличие от
самцов — животных Сета.

Гиппопотам
273
В персидскую космографию включено описание загадочной
битвы, действие которой разворачивается в Египте: «Говорят, в
Мисре есть водяная лошадь, или гиппопотам. Когда гиппопотам
выходит из воды, на него нападает ядовитая змея, обвивает его
тело, чтобы ужалить. Тогда гиппопотам обдает змею своим
дыханием, и та сразу подыхает» (Чудеса мира. 63). Сюжет
космографии следует рассматривать как пониженный вариант
апокрифического библейского мифа о смертельной схватке левиафана с
бегемотом.
44.2. Сенека в трактате «О природе» пишет: «Каков разлив Нила,
таковы надежды на урожай. Земледелец не ошибается в
расчетах, ибо плодородие земли, которым она обязана Нилу, в
точности соответствует уровню разлива. Сухая песчаная почва
получает от Нила и воду и землю. Ибо мутный поток оставляет всю
свою грязь в трещинах высохших полей, всю жирную гущу,
которую он принес с собой, он намазывает на жаждущие пашни,
одновременно и орошая их, и утучняя. Поэтому места, до
которых не дошел разлив, лежат бесплодны и пусты; но и
чрезмерный разлив приносит вред. (...) Разлив Нила — прекраснейшее
зрелище: полей не видно, долины скрыты под водой, города
выступают наподобие островов, сухопутные жители не могут
сообщаться друг с другом иначе, как на лодках, и радуются тем
больше, чем меньше видят своих земель» (Сенека. О природе.
IV. 2. 9, 11). Далее Сенека замечает, что в рукотворных каналах
уровень воды можно было изменять по мере надобности, разводя
воды Нила по всему Египту. Возникает впечатление, что у
античных наблюдателей были исключительно рациональные взгляды
на природу Нила. Однако реальная ситуация выглядела сложнее.
Размышляя о водах, Сенека задает вопрос: «Свойства некоторых
вод не поддаются объяснению: почему нильская вода
способствует чадородию женщин? Она открывала для зачатия даже то чрево,
которое закупорилось от долгого бесплодия» (Сенека. О
природе. III. 25. 11). Византийский историк Феофилакт Симокатта
(VII в.) излагает разные взгляды, объясняющие сладость
нильских вод (Феофилакт Симокатта. История. VII. 17. 31—34).
Эта тема также восходит к Аристотелю. Согласно Страбону,
Нил «более других рек способен к рождению живых существ, а
среди крупных животных особенно порождает земноводных.
Египетские женщины иногда рождают по 4 младенца сразу.
Аристотель же сообщает, что какая-то женщина родила семерых, и
называет Нил многородящим и питательным вследствие
умеренности солнечного зноя, который, оставляя все питательные
элементы, излишки заставляет испаряться» (Страбон. XV. 1. 22).
Самка гиппопотама находилась в таинственной связи с
Нилом, поскольку обладала способностью предсказывать будущий
уровень разлива реки. Поведению животного приписывалась
магическая функция предугадывать грядущее обилие урожая. То
же самое относилось и к нильским крокодилам. Например,
Плутарх сообщает: «И где самка крокодила откладывает яйца, там

274
Тимофеи из Газы. О животных
она отмечает предел разлива Нила. Ибо откладывать в воде они
не могут, далеко от воды — боятся, но так точно
предугадывают будущее, что, принося и обогревая яйца, они пользуются
подъемом реки и сохраняют их сухими и неподмоченными»
(Плутарх. Об Исиде и Осирисе. 75). Известно, что
благополучие Египта зависело от уровня подъема воды в Ниле, который
на самом деле измерялся с помощью ниломера —
восьмигранного столба из белого мрамора с нанесенной разметкой (см.: Ибн
Джубайр, с. 26—27). «Ниломер — это колодец на берегу
Нила, сооруженный из плотно пригнанных камней, на котором
отмечаются наибольшие, наименьшие и средние подъемы воды
Нила, ибо вода в колодце поднимается и опускается вместе с
поднятием и опусканием воды в реке. На стенке колодца, таким
образом, есть отметки — меры высших и других подъемов реки.
Наблюдающие за этими отметками сообщают свои наблюдения
для сведения другим. Ибо по этим отметкам и мерам они
задолго вперед знают, каков будет подъем, и объявляют о нем
заранее. Эти сведения полезны как земледельцам для распределения
воды, устройства насыпей, каналов и других сооружений такого
рода, так и правителям ради государственных доходов, ибо более
сильные разливы указывают на то, что и доходы будут
большими» (Страбон. XVII. 1. 48).
Большая часть сведений Тимофея о гиппопотаме находит
ближайшие параллели в арабской и персидской литературе,
посвященной «чудесам мира». Из сравнения материалов легко
заметить, что легендарные представления постепенно утрачивают
ясность. В персидской космографии XIII в. сообщается: «В
Ниле водятся водяные лошади. Когда они выходят на сушу,
поворачиваются мордой к воде; пасутся они на лужайке, передвигаясь
задом наперед. От воды водяная лошадь отходит лишь на
расстояние удара волны. По тому, как далеко идет эта лошадь от
берега, узнают о приливах и отливах в Ниле. Крокодил тех
лошадей не трогает» (Чудеса мира. 178). Сведения персидской
космографии выглядят как испорченная цитата из книги Тимофея.
44.3. О том, что это животное вторгается на поля, пишет Элиан
(Элиан. О природе животных. 5. 53). Гиппопотам пасется,
пятясь назад, о чем сообщается и в персидской космографии (см.
§ 44.2). Ал-Идриси описывает бегемота под названием хинзир
(букв.: 'дикая свинья'): «В маленьких озерах и верховьях Нила
есть животные, называемые крокодилами. Там водится также
животное, называемое хинзир. Рыло у него больше, чем у
буйвола. Животное выходит на прилегающие к Нилу участки земли,
пожирает там посевы и возвращается в Нил» (Арабские
источники X—XII вв., с. 293). Гиппопотам, подобно крокодилу,
символизировал божество плодородия. Отмечая благодетельную
для растительного царства роль Себека, изображаемого
человеком с головой крокодила, И. М. Волков пишет, что тексты
величают его богом, «из ног которого выходит Нил, который
наводняет поле в свое время, дает процветать местам растений, де-

Гиппопотам
275
лает праздничными часовни богов и богинь», а также «Себеком-
Ра, владыкою поля, господином зелени, из тела которого
проистекают яства» 194.
Легендарное представление о том, что вода, которую изрыга-
ет гиппопотам на опустошенный им участок и тем самым
возрождает это место, указывает на могущественную природную
потенцию, заключенную в животном. Отголоски этих
представлений сохранились в византийской сельскохозяйственной
энциклопедии: «Куски гиппопотамовой шкуры, положенные на каждой
меже, отвращают град. (...) Закопай шкуры гиппопотама
посередине усадьбы, и молния туда не упадет» (Геопоники. I. 14, 12; 16).
44.4. Размышляя о природе лошадей, Аристотель замечает: «Вообще
лошадь животное, любящее купание и воду; поэтому так же
устроена природа и речной лошади (гиппопотама)» (Аристотель.
История животных. VIII. 24. 150). Видимо, в результате этой
ошибки в арабских переводах Аристотеля появилась маленькая
«водяная лошадь», которая заняла прочное место в
средневековой литературе о чудесах мира. Из персидской космографии
XIII в. можно узнать, что «жеребчиков [водяных лошадей]
ловят и приручают — они бегают необычайно резво» (Чудеса
мира. 178).
Остаются загадкой сведения Тимофея о приручении молодых
гиппопотамов девами. Аналогичный пассаж имеется в сочинении
арабского географа Ибн ал-Факиха: «Когда эта лошадь бывает
еще жеребенком, ее вскармливают в домах вместе с женщинами
и детьми» (Арабские источники VII—X вв., с. 78). Сведения о
жеребенке водяной лошади, которого вскармливают в домах
вместе с детьми, и молодых гиппопотамах, приручаемых девами,
могут быть отражением древнеегипетских мифов, связанных с
богиней Таурт — покровительницей женщин и детей. Священным
животным Таурт был гиппопотам 195. Она изображалась в виде
стоящей беременной самки гиппопотама с женскими руками и
грудью и львиными задними лапами. Таурт помогала при родах,
лечила от бесплодия; амулеты с маленькими изображениями
Таурт охраняли от злых сил и способствовали плодородию,
изобилию молока у кормящих матерей 196. Иногда эта богиня
пожирала змей, что и могло породить представление о поедании змей и
крокодилов гиппопотамами.
Плутарх, передавая какие-то египетские мифы, сообщает, что
гиппопотам символизирует бесстыдство, «ибо про него
рассказывают, будто он, убив отца, насильственно сочетается с матерью»
(Плутарх. Об Исиде и Осирисе. 32). Нелишне напомнить в
данном случае некоторые сведения натуралистов. В общении
гиппопотамов между собой большую роль играют драки. В
брачный период самцу постоянно приходится вступать в бой с
соперниками. И это не ритуализованные поединки, как у многих
других млекопитающих, а смертельные схватки. Драка между
противниками может длиться до двух часов и представляет собой
ужасное зрелище, ибо заканчивается кровавой смертью более

276
Тимофей из Газы. О животных
слабого претендента. Зубы гиппопотама — весьма внушительное
оружие. Обе челюсти у него усажены огромными резцами, а
нижние клыки достигают в длину более полуметра. Именно на
кинжально острые клыки гиппопотам и полагается в драке.
44.5. Поражает совпадение сведений о лечебной функции зубов
гиппопотама в книгах византийского и арабского писателей.
Согласно Ибн ал-Факиху, «зубы [этой лошади] являются лекарством
от боли в желудке. Нубийцы и ал-хабаша лечатся ими, так как
они едят грубую пищу и бывают близки к смерти от боли в
желудке. Они берут зуб этой лошади, лечатся им и избавляются от
боли. А внутренности, терпящие воздействие этих зубов,
избавляются от зародыша, который появляется на время от новолуния»
(Арабские источники VII—X вв., с. 78). Как видим, зубам
гиппопотама приписывалась способность предотвращать беременность
в период от новолуния. Относительно зубов гиппопотама в
качестве специфического египетского товара Косма Индикоплов
сообщает следующее: «Гиппопотама же самого я не видел, зато у
меня были его зубы — такие большие, что весили тринадцать
литр. Я их здесь продал. И я видел много таких же и в
Эфиопии, и в Египте» (Косма Индикоплов. XI).
44.6. Слово σεληνιακός также может означать «лунатик», т. е.
эпилептик. В древности эпилепсия приписывалась лунному влиянию
(см. § 51.1). Например, ал-Бируни, со ссылкой на Диоскорида,
передает: «Если вскрыть птенца [ласточки] из числа первых ее
птенцов, во время прибывающей Луны, в его животе окажутся
два камешка: один одноцветный, а другой разноцветный; [если]
их привязать в [кусочке] кожи теленка или горного козла к
предплечью страдающего падучей, то это помогает» (ал-Бируни.
Книга о лечебных веществах. 377). Считалось также, что
«лунный камень» — селенит (араб, хаджар ал-камар) помогал при
эпилепсии. «Его называют „лунной пеной" и „плевком [луны]";
его находят в стране арабов ночью, когда луна находится в
прибытии. Он белый, прозрачный и легкий. (...) Если повесить его
на дерево, то. оно приносит плоды; его вешают на себя женщины,
чтобы стать тучными. Осколки этого [камня] излечивают
детскую эпилепсию» (ал-Бируни. Книга о лечебных веществах. 309).
Для лечения эпилепсии применялись самые неожиданные
средства. «Польза от ежа. Если кто-либо разрежет ежа мечом,
которым убили раньше какого-нибудь человека, и [кусок]
привяжет к шее эпилептика, то будет большая польза и скоро
наступит улучшение; если зажарят мясо ежа и поедят его
несколько раз, то будет польза при падучей; если накапают черепашью
желчь в нос страдающему падучей, его болезнь скоро начнет
проходить» (Хубайш Тифлиси. XII. 19а, 27а). Последние
сведения, вероятно, заимствованы из книги Ибн Сины: «Судах-
фа — черепаха. Кровь наземной черепахи, если ее нюхать, как
утверждают, полезна от падучей. Желчь черепахи [употребляют]
от кула и капают ею в ноздри пораженного [припадком]
падучей» (Ибн Сина. Канон. II. 511).

§45
Нф<ОК>Г
^ινοκέρως*
1. Носорог по своим размерам сравним с гиппопотамом.
2. Он живет вблизи Нила, [но] выходит из океана.
3. На кончике его носа — рог, подобный мечу, которым он
может пронзать даже камень, и этим [рогом] он часто убивает
слона.
4. Все носороги — самцы, и как они рождаются, неясно никому.
5. У индийцев они называются быками, но те из них, что
приходят к Нилу, называются носорогами.
Rhinoceros indicus, D'iceros afncanus.

278
Тимофеи из Газы. О животных
45.1. Тимофей, интересовавшийся экзотическими зверями, носорога
своими глазами не видел, поэтому в его описании животное
предстает в мифическом ореоле. Сказать, о каком виде идет речь —
африканском или индийском, — невозможно. Исследователи
текста Тимофея так и не решились сделать выбор, указав в
примечании оба вида: Rhinoceros indicus и Diceros afncanus. На
самом деле речь идет о мифическом носороге, или, вернее сказать,
о собирательном образе животного.
Старший современник Тимофея Косма Индикоплов в начале
VI в. совершил торговое путешествие по Индийскому океану и
побывал в Восточной Африке. Об этом он сообщает в своем
труде «Христианская топография». В Эфиопии Косма видел как
живого носорога, так и чучело мертвого, выставленное в царском
дворце. Для нашего исследования наиболее интересны сведения,
полученные Космой на месте и, возможно, передающие
эфиопскую традицию, касающуюся способности животного в случае
опасности делать рога жесткими и твердыми. Как известно,
африканские носороги обладают двумя рогами. «Носорог. Это
животное называется носорогом из-за того, что на морде у него
есть рога. Когда он бродит вокруг, рога его подвижны, но когда
он замечает нечто, пробуждающее его ярость, он делает рога
жесткими, так что они становятся столь твердыми, что достаточно
сильны, чтобы разрывать даже корни деревьев — особенно тех,
что встречаются на пути переднего рога. Глаза расположены
внизу, у челюстей. В общем, это животное, вселяющее сильный
ужас, и в этом отношении представляет контраст со слоном. Его
ноги и кожа похожи на слоновьи. Высушенная кожа [носорога]
толщиной в четыре пальца; иногда ее используют вместо железа
в плуге для возделывания земли. Эфиопы на своем собственном
языке называют носорога аруэ хариси (произнося вторую альфа
с придыханием и добавляя к ней риси). Слово аруэ в этом
названии означает „животное, зверь", а слово хариси —
„пашущий" , из-за внешнего вида того, что расположено около его
ноздрей, и поскольку они применяют его кожу 197. В Эфиопии я
однажды видел живого носорога, правда, с большого расстояния;
видел я также чучело мертвого носорога, набитое соломой,
которое стояло в царском дворце; и с этой фигуры я срисовал точное
изображение [носорога]» (Косма Индикоплов. XI).
В IX в. начальник почтового ведомства халифата Ибн Хор-
дадбех описал суматранского носорога со слов опытных
мореходов: «За Сарандибом следует остров ар-Рами. Там водятся
носороги. Это животное ниже слона, но выше буйвола. Оно ест
траву и пережевывает ее, как это делают коровы и овцы» (Ибн
Хордадбех. 41).
45.2. Фраза о том, что носорог выходит из Океана и устремляется к
Нилу, открывает перед читателем исчезнувший мир фантастиче-

Носорог
279
ских животных. Подобный же пассаж имеется и в армянской
географии VII в.: «Через Внутреннюю Ливию проходят носороги
из Океана в Нил, в котором живут крокодилы» (Армянская
география, с. 25). Близкая по смыслу картина изображена в книге
Ибн ал-Факиха ал-Хамадани, который описывает чудесное
нильское животное под названием «обладатель рога» и не
сопоставляет его с носорогом из Нубии.
Что это за странные носороги, идущие от Океана к Нилу?
Можно предположить, что за этой характеристикой скрыта
любопытная ошибка древних филологов, никогда не видевших
носорогов, но при этом знавших из книг, что эти животные обитают
в Индии и Африке и разделяет их океан. Известия об
африканских носорогах могли породить представление о появлении этих
животных из Индии. Дело в том, что зу-л-карн, который,
согласно Ибн ал-Факиху, обитает в Ниле, на самом деле есть
индийский носорог. Возвращаясь к сведениям Тимофея, напомним,
что в географических представлениях византийцев Африка и
Индия выглядели как единое пространство, разделенное морскими
заливами. Например, Феофилакт Симокатта пишет: «Нил,
являясь величайшей из всех рек вселенной и протекая по многим
областям Ливии, Эфиопии и самой Индийской земли, своей
величиной превосходящий Ганг и Инд, истоки свои скрыл от
людских глаз. (...) Египетские жрецы говорят, что Нил берет свое
начало от Океана, обтекающего кругом вселенную, но в этом их
утверждении мало правды; неизвестное они пытаются разрешить
с помощью неизвестного и в доказательство приводят
соображения, сами нуждающиеся в подтверждении» (Феофилакт
Симокатта. История. VII. 17. 1, 6). Оставим в стороне спор
византийского историка с египетскими жрецами. Для нас важно
другое: если существовало представление об истоках Нила из Океана,
то, следовательно, считалось, что носороги, идущие из
внутренней Эфиопии, начинали свое движение от истоков Нила, от
Океана. В этой связи также вспоминается любопытное
замечание Павсания о реке Океане, на берегах которой живут эфиопы,
что расценивается им как ошибка (см. Павсаний. I. 23. 3).
Напомним также, что сезонные передвижения диких
африканских животных, впечатляющие своими масштабами, считались
одной из загадок природы. Согласно Диодору, в Эфиопии на
страну кинамолгов от летнего солнцестояния до середины зимы
совершают набеги множество индийских быков. «Никто не
знает, бегут ли они, теснимые множеством хищников, нуждаются ли
в пище и [поэтому] оставляют родные места или по иной
причине, которую породила созидающая удивительные вещи природа.
Человеческий род постичь этого не может» (Диодор
Сицилийский. III. 31).
В теме движения животного от Океана к Нилу, кажется,
скрыт еще один мотив, и связан он с переходом от морских,
«горьких» вод к речной, «сладкой» воде. Известны примеры, где
мифический носорог, «обладатель рога», или единорог, превра-

280
Тимофей из Газы. О животных
щает с помощью своего рога горькие воды в сладкие.
Собственно, с этой целью животное и устремляется к воде. В
средневековых армянских переводах арабской «Лисьей книги» упоминается
мифический единорог: «Есть животное, крайне незлобивое и
безвредное; питается оно травою; на лбу у него один рог с концом,
загнутым вниз, и конец тот крестообразен. Когда оно чувствует
жажду, идет к воде, мешает своим рогом воду, и вода
становится сладкой, ее пьет оно само и какие ни есть животные, так как
все животные смотрят на него в ожидании, что пойдет к морю и
замешает воду рогом» 198. Это сценарий космического брака
божества вод с Землей. Вода рассматривалась как истечение
семени божества; ср.: «И как Нил они называют истечением
Осириса, так землю принимают за тело Исиды, но не всю, а только
ту, к которой поднимается Нил, сочетающийся с ней и
оплодотворяющий ее. Через это соитие они порождают Гора. А Гор —
это соразмерное смешение воздуха и весна, которая хранит и
питает все окружающее. (...) А когда вздувшийся и разлившийся
Нил достигает окраинных пределов, то это называют соитием
Осириса и Нефтиды, о котором свидетельствуют возникающие
растения» (Плутарх. Об Исиде и Осирисе. 38). Таким
образом, находит свое разъяснение загадка единорога, стремящегося
к водному источнику (вода как знак свершившегося
оплодотворения), ибо в воду опускался не рог, а иной орган, абсолютно
табуированный впоследствии.
Иоганн ван Гессе из Утрехта полагает, что видел единорога
во время паломничества в Палестину в 1389 г. Он сообщает:
«Близ поля Елионского в Земле обетованной есть река Мара,
чьи горькие воды Моисей сделал пресными ударом жезла, дабы
сыны Израилевы могли пить. До сего дня, рассказывают, после
захода солнца зловредные животные отравляют воду сию, так
что никто не может пить. Но рано утром, как только взойдет
солнце, из океана приходит единорог; он окунает свой рог в воду
и разгоняет яд, так что весь день другие животные могут пить.
То, что я описываю, я видел собственными глазами». Последнее
утверждение вызывает глубокое сомнение.
45.3. Сведения Тимофея подтверждают наблюдение общего характера,
что то или иное дикое животное, попадая в систему сакральных
описаний, приобретает мифическую особенность, указывающую
либо на слабое место, либо, наоборот, на непобедимость зверя. У
носорога такой особенностью был рог, уподоблявшийся мечу.
Считается, что эти сведения заимствованы Тимофеем у Оппиа-
на, ср.: Oppian. Cynegetica. 2. 555.
Подробное описание индийского носорога выполнено Страбо-
ном: «Цвет кожи носорога не похож на самшит, а скорее похож
на слоновый. Величиной он с быка, по внешнему виду очень
напоминает вепря, в особенности мордой, за исключением носа, на
котором находится вздернутый рог тверже всякой кости. Рог
этот служит зверю оружием, подобно тому как у вепря для этой
цели клыки. От хребта до брюха у них идут вокруг тела 2 кож-

Носорог 281
ные складки, как бы змеиные кольца: одна — на загривке,
другая — на пояснице. Я даю это описание по виденному мною
экземпляру животного. Артемидор, кроме того, рассказывает, что
это животное особенно склонно к борьбе со слоном из-за
пастбища; поддевая мордой брюхо слона, он вспарывает его рогом,
если только слон не опередит его, действуя хоботом и бивнями»
(Страбон. XVI. 4. 15).
Много странствовавший греческий писатель II в. Павсаний
видел африканского носорога, что следует признать довольно-
таки редким случаем среди путешественников. В достоверности
этого сообщения сомневаться не приходится, потому что
сообщается точная подробность: наличие двух рогов. Павсаний пишет:
«Видел я и эфиопских быков, которых по их характерному
признаку называют носорогами, потому что у них на краю носа
торчит кверху рог, а за ним другой, небольшой, а на голове у них
рогов совсем нет» (Павсаний. IX. 21. 2).
О войне носорога со слоном пишут Плиний (Плиний. VIII.
71) и вслед за ним Солин (Солин. 30. 21) и Элиан (Элиан. О
природе животных. 17. 44). Диодор Сицилийский и Плиний
живо интересуются носорогом. Они сообщают, что на носу зверя
имеется единственный вогнутый кривой рог, твердостью не
уступающий железу. Он точит его трением о камень и этим оружием
борется со слоном. Поскольку ноги носорога короче, чем у
слона, то во время борьбы он нацеливается рогом в брюхо
противника и, если удается, протыкает его. Когда же слон, упредив
удар, захватывает носорога хоботом, то с помощью бивней силой
одолевает его.
Особый интерес представляет предпринятая Исидором Се-
вильским попытка объединить в одной фигуре свойства носорога
и единорога, выдуманного автором «Физиолога». Исидор словно
не замечает противоречия, выдавая носорога за единорога,
поскольку сам же отмечает разницу в расположении рогов: на носу
и во лбу. Комбинация носит филологический характер, порождая
в высшей степени интересную фигуру: маленький и кроткий зверь
превращается в свирепого носорога. Победитель слона, увидев
девственницу, утрачивает свою силу и засыпает на ее груди.
«[Носорог] зовется греками ринокерон и переводится на латынь
как „рог в носу", а также монокерон, то есть единорог, потому
что он имеет один рог в середине лба, [величиной] в четыре
ноги, такой острый и мощный, что на кого бы он ни напал, [рогом]
он сбивает его с ног или протыкает. Ведь часто он сражается
даже со слонами и, раня их в живот, опрокидывает. У него такая
сила, что ни один опытный охотник не может его поймать, но,
как утверждают те, кто описывал природу животных, когда ему
предлагают девственницу, которая при его приближении
открывает свою грудь, он, отбросив всю свою свирепость, кладет на
нее свою голову и, словно сонный, становится беззащитным.
После этого его ловят» (Исидор Севильский. XII. 2. 12—13) 199.

282
Тимофеи из Газы. О животных
Таково разрушительное воздействие христианского «Физиолога»
на традиционные бестиарные сюжеты.
Ал-Бируни, наблюдавший за индийскими носорогами воочию,
сообщает о них вполне реальные сведения. Но как только ал-
Бируни обращается к чужому свидетельству об африканском
носороге, животное обретает легендарные черты: оно точит свой
рог о камни, чтобы сделать его острым. «Что касается ганды
[носорогов], то их в Индии много, в особенности около Ганга.
По внешности он похож на буйвола: у него черная складчатая
(букв.: чешуйчатая) кожа и свисающие подгрудки. Из трех
желтых копыт на каждой ноге одно большое выступает вперед, а
два — по бокам. Хвост у него недлинный, а глаза сидят ниже
обычного [для других животных] места на щеке. На кончике
носа у него один рог, загнутый кверху. Его мясо едят
исключительно [одни] брахманы. Я видел своими глазами, как один
молодой ганда ударил попавшегося ему навстречу слона и, ранив
его своим рогом в переднюю ногу, забодал его. Я думал, что
ганда — это носорог (каркаданн), однако некий человек,
прибывший из Суфалы зинджей, сообщил мне, что карк, из рога
которого там выделывают рукоятки для ножей, ближе подходит
к этому описанию. На языке негров его [карк] называют инпи-
ла. Он бывает разных цветов; у него на макушке есть рог
конической формы, широкий у основания и невысокий; острие рога
черное с внутренней стороны и все остальное белое. На лбу у
него есть другой рог, длиннее первого и такого же вида; он
выпрямляется, когда [животное] пускает его в дело и бодает. Оно
точит его о камни, пока он не станет способным разрезать и
прокалывать. У него есть копыта и хвост, наподобие хвоста осла,
покрытый волосами» (ал-Бируни. Индия, с. 200).
Наименования носорога: обычное в арабском — каркаданн (от санскр.
khadgadanta 'саблезуб') или карк (khadga); санскритское —
ганда (ganda); «на языке зинджей», т. е. банту, — инпияа,
точнее, mpela. В целом ал-Бируни объясняет разницу между
носорогом индийским (однорогим) и африканским (двурогим).
Следует также напомнить, что Элиан и Диодор
Сицилийский, описывая диких эфиопских быков, сообщают, что у этих
животных рога сильные и подвижные, но когда они сражаются,
рога поднимаются и не опускаются до конца битвы. То же самое
говорит о рогах носорога Косьма Индикоплов (см. § 45.1)
Отметим, что только у африканских носорогов рог достигает длины
одного метра, визуально воспринимаясь как грозное оружие200.
Тем самым обрисовывается область, вернее сказать, континент,
где родилась мифологема (рог-меч) и откуда она проникла в
сочинения путешественников и далее в тексты «наблюдающих»
культур.
Сведения Ибн ал-Факиха ал-Хамадани, изложенные в
«Книге стран» (X в.), занимательны в нескольких отношениях.
Он говорит о двух видах носорогов: реальном и мифическом.
Животное, именуемое «обладатель рога», относится к числу ди-

Носорог
283
ковинных существ и, кажется, не имеет никакого отношения к
реальному носорогу, обитающему в Нубии. Рог мифического
носорога превращается в острый меч и несет смерть слону.
Вероятнее всего, фантастический обитатель Нила является индийским
носорогом (которые обладали единственным рогом), тогда как
животное из Нубии — это двурогий африканский носорог.
Географическое пространство, разделявшее эти виды носорогов,
одновременно было пространством, заполненным мифами. Ибн ал-
Факих пишет: «К числу чудес Нила относится крупное
животное, называемое зу-л-карн („обладатель рога"), который живет
в Ниле. На носу его что-то вроде острого меча, который может
разрезать твердый камень, если животное по нему ударит. Часто
этот зверь убивает своим мечом слонов. В Нубии есть носорог,
он похож на теленка, но на лбу у него рог, которым он дерется.
Другой рог, маленький, пониже первого, [находится] у него
между глаз. Носорог рвет им траву. И если он проткнет льва тем
рогом, который у него на лбу, то убьет его. Копыта у него такие
же, как копыта коровы. И от него убегают и львы и слоны»
(Арабские источники VII—X вв., с. 79—80).
Тема борьбы носорога со слоном в дальнейшем развитии,
особенно в арабской традиции, приобретает роковое звучание:
носорог, проткнув слона рогом, уже не может освободиться от
своей жертвы, и оба животных обречены на смерть. В описании
приключений Синдбада-морехода павшие противники становятся
добычей птицы рух, уносящей гигантов на далекие острова, то
есть в потусторонний мир. Авторы персидских космографии по-
разному оценивали мифологему поединка. «Носорог вступает в
противоборство со слоном. Если быстрее удается улучить момент
слону, то он ранит [носорога] хоботом. Если же повезет
носорогу, он вонзит в слона свой рог. Говорят, что [слон повисает на
роге и освободиться ему не удается, пока] оба не подохнут»
(Чудеса мира. 14). В другой персидской космографии,
написанной на сто лет раньше, о носороге сообщается следующее:
«Зверь этот опасен. Относится к диким животным. Копыта, рог
и хвост — как у быка. Это хищное животное, у которого
передние и задние ноги как у льва, шея как у лошади, а изо лба
выступает единственный крепкий рог. Люди говорят, что на этот
рог он поднимает слона. Это ложь, [но верно], что враждует со
слоном. Рог у него изогнут, и если он застрянет в спине слона,
то оба они могут погибнуть» (Наджиб Хамадани, с. 264).
45.4. Ср.: Oppian. Cynegetica. 2. 560. Представление о том, что все
носороги — самцы, возможно, отражает мифологему животного-
воина, поскольку рог воспринимался как оружие (меч или
копье). Так, например, автор X в. мелькитский епископ Агапий
Манбиджский пишет о происхождении оружия в результате
имитации различных органов зверей. Изобретениео оружия
приписывается библейским персонажам — сыновьям Иоктана. «Что
касается копья, то они переняли его у зверя, который по-
гречески зовется монокератон, а он — тот, которого персы на-

284 Тимофеи из Газы. О животных
зывают и знают как ал-каркадан (носорог), этим же именем
называют его арабы, потому что у него один-единственный рог,
выступающий из середины головы наподобие копья, которым он
колет всякого зверя и всякое животное» 201. В персидской
космографии об индийском носороге говорится как о воине:
«Всевышний из кожи сотворил для него панцирь и поместил [ему] на
спину. По повелению Всевышнего [носорог] в тот миг, когда
видит врага, опускает панцирь, и все тело его бывает защищено,
так что никакое оружие на него не окажет действия» (Чудеса
мира. 14). С другой стороны, мифический единорог также не
имел брачной пары и размножался при помощи рога. Соединив
обе темы, мы получим итифаллический образ Единорога,
сформировавшийся как фигура божества женских инициации. Часть
этого обряда составляла дефлорация. Для дефлорации обычно
служили специальные инструменты, которые могли обозначаться
как «рог единорога», «меч», «копье» и т. д. Речь идет об
изваяниях головы Единорога, передние части которой ради этой цели
и полировали, полагает Л. С. Клейн, предлагая свою
интерпретацию зооморфных скипетров энеолита 202.
По словам Плутарха, у египтян «символом воинов было
резное изображение скарабея, ибо у скарабеев нет самок, но только
самцы. Детенышей же они рождают в веществе, которое
скатывают в шар, заботясь о средстве питания не менее, чем о месте
рождения» (Плутарх. Об Исиде и Осирисе. 11).
45.5. Тимофей сообщает, что носорог живет вблизи Нила, но индийцы
именуют его быком. Было бы ошибкой с нашей стороны принять
эту картину за путаницу. Сравнение носорога с быком не носит
случайного характера. К этому же образному сравнению
прибегает, например, Павсаний, который называет зверя «эфиопским
быком» (Павсаний. IX. 21. 2). Ср.: «Над Маврусией на
Внешнем море лежит страна так называемых внешних эфиопов,
большей частью редко заселенная. Здесь, по словам Ификрата,
водятся жирафы, слоны и так называемые ридзис, похожие видом
на быков, а по образу жизни, по величине и силе в борьбе —
на слонов» (Страбон. XVII. 3. 5). Ридзис — возможно,
носороги. Ибн Хордадбех пишет, что носороги острова ар-Рами
выше буйволов. Ал-Бируни сообщает об индийском носороге: «По
внешности он похож на буйвола: у него черная складчатая кожа
и свисающие подгрудки». С буйволом сравнивает суматранского
носорога и Марко Поло (Марко Поло, с. 177—178). Когда ал-
Бируни поясняет китайское слово хуту, которое могло
обозначать моржовый клык, рог носорога или бивень мамонта, он
пишет следующее: «Посол Китай-хана рассказал, что это —
лобная кость быка и она пользуется у них спросом, потому что, как
говорят, на ней выступает испарина, если приблизится к яду.
Говорят также, что это — лобная [кость] носорога, который
[называется] „водяным слоном". Утверждают, что упомянутый бык
бывает в земле хирхизов. Говорят также, что он встречается на
островах и он был очень огромен, но мяса [на костях] не оста-

Носорог
285
лось. От его лобной [кости] откалывают [куски]» (ал-Бируни.
Книга о лечебных веществах. 384). Как видим, никто,
собственно, не путал носорогов с быками. Когда же речь заходила о роге
животного или костных фрагментах неизвестного происхождения,
то носорог легко сливался с мифическим быком.
В заключение приведем редкое описание носорога из книги
Наджиба Хамадани: «Носорог — огромное животное,
обитающее в третьем и четвертом климатах. Самка его на протяжении
своей жизни приносит одного детеныша, и бывает так, что она
его съедает. Иногда несколько лет детеныш остается в ее чреве,
и когда она его рождает, его зубы, рог и копыта бывают
крепкими и сильными. Если детеныш от матери убегает, то он
остается [жив], а если нет, она вылизывает его и убивает, потому
что у нее острый язык. Когда носорогу требуется самка, от его
рева умирает человек. Детеныш, находясь в утробе матери,
высовывает голову из влагалища, и мать дает ему пищу и он
уходит обратно. Когда матка становится тесной, детеныш выходит
наружу. А удивительно то, что самка вылизывает детеныша так,
что ранит его, и он умирает. После этого долгое время она
оплакивает его, пока не родит другого, и в этот период она не
испражняется. Зверь этот опасен. Относится к диким животным.
Копыта, рог и хвост — как у быка. Это хищное животное, у
которого передние и задние ноги как у льва, шея как у лошади,
а изо лба выступает единственный крепкий рог. Люди говорят,
что на этот рог он поднимает слона. Это ложь, [но верно], что
враждует со слоном. Рог у него изогнут, и если он застрянет в
спине слона, то оба они могут погибнуть. Носорог —
долгожитель. Его газы едкие. Говорят, что если бы носорог полетел и
его экскременты упали бы на человека, то с того места достали
бы только кости человека. И удивительно, что у него четыре
опоры и два крыла (подвижные складки). Это редкий и
неразумный [зверь]» (Наджиб Хамадани, с. 264).

§46
№<*
λύγξ*
1. Существует два вида рысей: крупные охотятся на оленей,
мелкие — на зайцев; у крупных шкура [по цвету] подобна
шафрану, а у мелких — рыжевато-коричневая.
2. Их моча становится твердой, как [свернувшееся] молоко, и
ее называют лигурия (λυγκουρία 'моча рыси').
3. Эти особи обожают своих детенышей и они возлюблены
Аполлоном, как сфингсы — Дионисом.
Существует два вида — рысь (Felix lynx) и каракала (Felix caracal).

Рысь
287
46.1. Первые строки ср.: Oppian. Cynegetica. 3. 84 ff. Предполагается,
что речь идет о двух видах — рыси (Felis lynx) и каракале (F.
caracal). Издатели текста соотносят крупную разновидность с
гепардом (Acinonyx jubata), а малую с каракалом.
Средневековые авторы имели некоторые основания полагать, что внешне
пантера (а также гепард, леопард) и рысь трудно различимы. В
латинской рукописи X в. о рыси сообщается: «Рыси — это
звери с пятнистыми телами, обладающие чрезвычайной отвагой.
Существуют также пантеры различной подобной расцветки. Они
рождаются в Сирии, Индии и в других подобных областях» (De
Monstris et Beiluis. V) 203.
46.2. Феофраст в сочинении «О так называемых завистливых
животных» рассказывает, что знатоки обнаруживают в земле
образовавшийся из мочи рыси камень лингурим (lyngunum), из
которого изготавливают затем перстни с печатями. Спустя сто лет
эти же сведения почти дословно передает анонимный автор
древнегреческих «Рассказов о диковинках»: «Также и рысь, как
рассказывают, зарывает свою мочу; затвердевая, она пригодна
для многих вещей и особенно для изготовления всевозможных
перстней с печатями» (Псев до -Аристотель. 76. Ср.: Элиан. О
природе животных. 4. 17). Этот сюжет заинтересовал и Овидия,
упоминающего среди прочих любопытных превращений
происхождение лигурима:
Рысей, как дань, принесла лозоносному Индия Вакху:
Передают, что у них всегда превращается в камень
То, что испустит пузырь, и на воздухе затвердевает.
Так же кораллы: они, когда прикоснется к ним воздух,
Тоже твердеют, — в воде они были растением мягким.
Овидий. Метаморфозы. XV. 413— 417
В древности считали, что коралл — морское растение, тогда
как это — морское животное, вернее, известковый скелет
красных коралловых полипов — горгонарий.
Согласно «Этимологиям» Исидора Севильского, «животное,
называемое рысь, относится к роду волков: животное расцвечено
пятнами как барс, но напоминает волка, поэтому греческое λύκος
(волк) означает Unas (рысь) 204. Говорят, что ее моча
превращается по мере затвердения в драгоценный камень, который
называется лигу рис. Сами рыси знают об этом, что доказывает
следующее: они прячут вследствие своей завистливой природы
излитую в песок жидкость для того, чтобы ее не могли
использовать люди. Как говорит Плиний, рыси не приносят приплод
более одного раза» (Исидор Севильский. XII. 2. 20) 205.
Сведения о лигуриме, пригодном для изготовления перстней с
печатями, у Тимофея уже утрачены.

288
Тимофей из Газы. О животных
Геммами в латинском языке называются драгоценные и
полудрагоценные камни, а также поделочные камни и, кроме того,
перстни-печатки с резными камнями. Во времена Плиния геммы
были предметом престижных коллекций, и о многих из них
рассказывали занимательные истории. На этом фоне становится
понятным стремление Плиния выяснить значение термина лингу-
рим, к чему он был побужден разнообразием существующих
мнений. Утверждают, пишет Плиний, что лингурим не янтарь,
но все же драгоценный камень. Происходит он из мочи рыси, и
если выступает из земли, то зверь зарывает его снова, не терпя,
чтобы человек им завладел. Цвет камня такой же, как у
огнецветного янтаря, причем камень поддается отделке; он
притягивает к себе не только листья и солому, но и листочки меди и
железа, чему верят, по крайней мере, Диоклет и Феофраст.
Плиний считает все это ложью, объясняя свою позицию тем, что
в его время драгоценного камня с таким названием никто не
видел. Далее Плиний перечисляет заблуждения современников
относительно происхождения янтаря. Среди прочих приводится
мнение Демострата, который именует янтарь лингуримом;
согласно этому рассказу, из мочи самца-рыси происходит камень
темно-красного и огненного цвета, а от самки — более бледного
и белого цвета206.
46.3. Сфингсы — большие павианы, Papio sphinx (см. § 52). Пассаж
о том, что рыси возлюблены Аполлоном, как сфингсы —
Дионисом, не имеет параллелей в мифологических сюжетах. Поэты,
прославляя Вакха, упоминали рядом с ним рысь, которую он
угощает вином (ср.: Немесиан. Эклога. III. 66).

§47
ΧΑΑΚΛ«>Η
χαμαιλέων*
1. Хамелеон называется «раздувающий щеки» (φυσίγναθος). Он
такой же длины, как и крокодил207, горбатый и тонкий до острия
[хвоста] 208.
2. Он меняет свой цвет, чтобы [слиться] с местами, где он
обитает, наподобие морского полипа.
3. Аскалобот, галеот и [другие] ящерицы когда состарятся,
сдирают свою шкуру, наподобие змей; зиму они проводят в
спячке, как медведи и крокодилы.
Chamaeleo chamaeleon.

290
Тимофей из Газы. О животных
47.1. Сведения Тимофея являются очень кратким пересказом сведений
Аристотеля. Эти выписки показывают, какая часть
естественнонаучных знаний не представляла интереса для ценителей жанра о
чудесах природы. У Тимофея сообщается, в первую очередь, о
способности хамелеона надувать свое тело, ведь, согласно
Аристотелю, «изменение цвета наступает у него, когда он
надувается». Лапы хамелеона обладают хватательной способностью
наподобие человеческой руки и снабжены когтями. У настоящих
хамелеонов и некоторых гекконов цепкий хватательный хвост
служит своего рода пятой конечностью для лазания по деревьям.
Сведения о длинном хвосте, который, по словам Аристотеля,
переходит в тонкую нить и свертывается наподобие ремня, позже
повторяют Плиний и Тимофей.
Аристотель описывает хамелеона с удивительной
тщательностью и полнотой, за которыми стоит опыт исследователя:
«Хамелеон всей формой своего тела похож на ящерицу; ребра же
спускаются вниз до подчревной области, сходясь друг с другом,
как у рыб, и позвоночник выступает, как у рыб. Лицом он
чрезвычайно похож на хойропитека209. Он имеет очень длинный
хвост, переходящий в тонкую нить и многократно
свертывающийся наподобие ремня. Хамелеон выше ящерицы, если мерить
по расстоянию от земли; сгибы ног у него такие же, как у
ящериц. Каждая из его ступней разделяется на две части,
расположенные друг по отношению к другу подобно тому, как большой
палец у нас противопоставляется остальной части руки.
Неподалеку отсюда каждая из этих частей разделяется на несколько
пальцев: на передних ногах часть, обращенная к самому
животному — на три, наружная — на два, на задних — часть,
обращенная к нему, — на два пальца, наружная — на три. На
пальцах они имеют когти, подобные когтям хищных птиц. Все
тело у него шероховато, как у крокодила. Глаза расположены в
углублении, очень велики, круглы и окружены кожей такой же,
как на остальном теле. Посередине их остается небольшое
пространство для зрения, через которое он видит, и это место он
никогда не закрывает кожей. Он вращает глаза по кругу и
перемещает взгляд во всякое место; таким образом он видит то, что
хочет. Изменение цвета наступает у него, когда он надувается;
он имеет и темную кожу, немного отличающуюся от кожи
крокодилов, и желтую, как у ящерицы, испещренную черным, как у
парда. Такого рода изменение происходит во всем теле, так как
наряду с остальным телом в изменении участвуют также и глаза
и хвост. Движение хамелеона происходит крайне медленно, так
же как у черепах. Умирая, он становится желтым, и такова же
его окраска после смерти. Расположение пищевода и трахеи
такое же, как у ящериц. Мяса у него нет нигде, кроме небольших
частиц около головы, челюстей и около корня хвоста. И кровь

Хамелеон
291
он имеет только около сердца, около глаз, в месте выше сердца
и в небольших венах, отходящих от этих частей, но и в них ее
совсем мало. Головной мозг лежит немного выше глаз в
непосредственном соприкосновении с ними. Если снять наружную
кожу с глаз, то через них просвечивается нечто, похожее на
тонкое медное кольцо. Почти через все тело его протягивается много
перепонок, значительно превосходящих прочностью все
остальные [части тела]. Весь вскрытый, он дышит долгое время, когда
движения около сердца становятся уже совсем слабыми, и
сокращает различным образом не только бока, но и остальные
части тела. Заметной селезенки нигде у него нет. [Зимой] спит в
норе, как и ящерица» (Аристотель. История животных. II. 11.
41—44).
47.2. Уподобление хамелеона полипу, также меняющему свой цвет,
встречается у Феофраста и анонимного автора «Рассказов о
диковинках» (П сев до-Аристотель. 30). Согласно Диогену
(Диоген Лаэртский. V. 44), Феофраст был автором сочинения «О
животных, меняющих цвет». В другом сочинении, «О водах»,
Феофраст утверждает: «Меняют цвет и уподобляются
растениям, или местностям, или камням, к которым приблизятся, полип,
хамелеон и животное таранд, которое, как говорят, водится в
Скифии или Сарматии» 210. В трактате «О частях животных»
Аристотель сообщает: «Самым тощим из сухопутных яйцеродя-
щих является хамелеон, ибо он содержит меньше всех крови.
Причина этого — нрав животного, свойства его души: от страха
он многообразно меняет свой вид, а страх есть охлаждение
вследствие малого количества крови и недостатка теплоты»
(Аристотель. О частях животных. IV. 11). Феофраст, вслед за
своим учителем, утверждает, что хамелеон изменяет цвет не с
намерением себя скрыть, а по причине страха, и что связано это
с большим количеством воздуха, которое содержится в теле
животного. Сенека, напротив, полагает, что у хамелеона цвет
меняется сам по себе и зависит это от разных причин, например,
иногда тело нагревается из-за гнева или из-за желания, а иногда
это связано с падающим светом; своей раскраской эта ящерица
вводит в заблуждение ту живность, которой она питается211.
Плиний сообщает, что хамелеон, соприкасаясь с предметами,
принимает их цвет, кроме белого и красного (Плиний. VIII.
122). Не мог не вспомнить хамелеона автор «Метаморфоз» —
Овидий, отметив две удивительные особенности животного, «чье
питание воздух и ветер, — что ни коснется его, всему
подражает окраской» (Овидий. Метаморфозы. XV. 411—412).
Согласно Исидору Севильскому, «хамелеон не бывает одного цвета, но
его раскраска отличается различными пятнами, как у барса. И
называется он „мелкий лев". Цвет пятен хамелеона легко
изменяется в зависимости от того, что он видит, в то время как
такого рода изменения цвета тела не легко даются другим
животным» (Исидор Севильский. XII. 2. 18) 212.

292
Тимофей из Газы. О животных
«Полипы охотятся также на рыб и вот каким способом: они
прячутся под скалами и принимают их цвет, так что делаются
неотличимы от камня, и когда рыбы плывут к этим мнимым
скалам, полипы неожиданно хватают их своими щупальцами, как
сетями» (Элиан. Пестрые рассказы. I. 1). Сведения о полипе были
известны Василию Великому, который пишет: «Не могу
умолчать о лукавстве и вороватости полипа, который всякий раз
принимает цвет камня, к которому легко пристает; почему многие
рыбы, без опасения плавая, приближаются к полипу, точно как к
камню, и делаются готовою добычею хитреца» (Василий
Великий. Шестоднев, с. 127). Исидор Севильский, напротив, пишет
о хитроумии полипа: «Полип (polypus), он же „многоножка"
(multipes), имеет много ног. Стремясь к крючку, он хитроумно
цепляется за него щупальцами, а не ртом, и отпускает приманку
не раньше, чем объест ее» (Исидор Севильский. XII. 6. 44).
47.3. Аскалобот (άσκαλαβώται) — пятнистая ящерица. В античных
«Рассказах о диковинках» о ней сообщается следующее: «В
Сицилии и в Италии укус аскалобота смертелен, а не безвреден,
как в наших краях» (Псевдо-Аристотель. 148). Эти сведения
восходят к Аристотелю (Аристотель. История животных. VIII.
29. 170) и повторяются Плинием (Плиний. 8. 111) и Элианом
(Элиан. О природе животных. 9. 15). Галеот (γαλεώται) —
ящерица геккон. Аристотелю было известно, что эти существа
впадают в зимнюю спячку: «Прячутся также многие из животных с
кровью, например, щитковые, змеи, ящерицы, гекконы и речные
крокодилы на четыре зимних месяца, и ничего не едят».
«Галеот, так же как змеи, сбрасывая кожу, снова ее
заглатывает: врачи замечают этот момент, поскольку кожа помогает
страдающим эпилепсией» (П сев до-Аристотель. 66).
Обновление кожного покрова ящерицами воспринималось как обретение
ими молодости, ср. в александрийском «Физиологе» (о змее):
«И если хочет обновиться, идет и постится сорок дней и ночей,
пока кожа ее не станет рыхлой. И ищет скалу или узкую
расселину и, просунувшись туда, трется телом. И, сбросив старую
кожу, обновляется» (Физиолог, с. 131). Лишь на первый взгляд
этот эпизод может показаться натуралистическим; на самом деле
здесь скрыта мифологическая глубина. Напомним фрагмент
финикийской мифологии в изложении Филона Библского:
«Природу дракона и змей обоготворил сам Таавт (Тот), а после него
уже финикийцы и египтяне. По его учению, это животное более
всех прочих пресмыкающихся обладает духом, оно отличается
своею огненною природою, а также, благодаря своему духу, не-
превосходимою быстротою: у него нет ни ног, ни рук, ни чего-
нибудь другого из конечностей, чем при движениях пользуются
все прочие животные. Оно принимает разнообразные виды и
формы, а во время пути движется спиралеобразно, с какою
угодно скоростью. Оно весьма долговечно, и по природе своей,
сбросив старость, не только молодеет, но и получает приращение
по величине, и, дойдя до определенного размера, оно, наконец,

Хамелеон
293
уничтожается в самом себе» 213. Согласно Гораполлону (Гора- ->
поллон. Об иероглифах. I. 2), египтяне изображали вселенную в
виде змеи; «каждый год, отлагая старость, она снимает кожу
подобно тому, как в мире обновляется годовое время, совершив
перемену». По мнению Артемидора, «дракон означает царя из-за
своей силы, время — из-за своей длины и из-за того, что он
сбрасывает старую кожу и снова становится молодым, — ведь
то же самое происходит и со временем при смене времен года»
(Артемидор. Сонник. II. 13).

§48
<цИнк
σκίγξ*
1. Если, вывозившись в собственной моче или другой
жидкости, сцинк кусает кого-нибудь, укушенный умирает; но если
укушенный, до того как это случилось, вымылся, то он
выздоравливает, а сцинк умирает.
2. Его чешуйки растут в противоположном направлении.
Scincus officinalis.

Сцинк
295
48.1. Сцинк (σκίγξ) обычно идентифицируется с вараном, однако
варан уже описан Тимофеем в § 41. Я полагаю, что в данном
случае речь идет о сцинке аптечном (Scincus officinalis).
В средневековой литературе о чудесах мира встречается
похожий сюжет, однако и в этом случае смысл его до конца
неясен. «Говорят, будто в рустаке Сирафа есть насекомое, похожее
на саранчу. Если насекомое укусит спящего человека и успеет
напиться воды до того, как человек проснется, человек умрет.
Если же человек опередит саранчу и выпьет воды раньше, то
подохнет саранча» (Чудеса мира. 331). Напомним также
сведения Аристотеля о том, что свиньи, укушенные скорпионами,
погибают, если входят в воду. «Ив отношении укусов животных в
разных странах имеется большая разница, например, около Фа-
роса и в других местах скорпионы не опасны, а в прочих местах
и в Карий скорпионов много, они велики и опасны и, если
поразят человека или зверя, убивают; убивают также и свиней,
которые наименее чувствительны к другим укусам, и из них в
особенности черных; скорее всего погибают пораженные свиньи,
если они войдут в воду» (Аристотель. История животных. VIII.
29. 169).
Византийский историк Никита Хониат (ок. 1200)
повествует, что император Андроник Комнин I (1183—1185) для
увеличения аппетита и страсти ел сцинков, которых знатоки
признавали несъедобными.
Его современник арабский географ ал-Идриси описал
сухопутную ящерицу — ас-саканкур, известную под названием сцинк
аптечный, жир ее применялся для увеличения половой потенции.
Ал-Идриси по ошибке принимает сцинка за обитателя Нила.
Ошибка объясняется тем, что эту ящерицу можно было купить
на рынках Египта. «В Ниле есть также ас-саканкур — это вид
крокодила. Он не похож на рыбу, так как у него есть передние
и задние ноги, и не похож на крокодила, так как у него хвост
гладкий и круглый, а у крокодила сплющенный. Жир ас-сакан-
кура является лекарством, которое применяют для полового
возбуждения, так же как и его соль, с помощью которой его
сохраняют. Ас-саканкур не водится ни в каких местах, кроме Нила,
начиная от границы Асуана» (Арабские источники X—XII вв.,
с. 294). Согласно персидской космографии, саканкур входил в
число товаров египетского города Фустат (Чудеса мира. 595).
Считается, что Ибн Сина определяет исканкура как
«водяного варана» (см. § 41.1), хотя, видимо, речь идет все же о
сцинке. О его лечебных свойствах Ибн Сина сообщает следующее:
«Лучший [водяной варан] — пойманный весной, в брачный
период. В одном списке [сказано]: „Он имеет вид крокодила;
передние его лапы подобны человеческим рукам, и язык у него

296 Тимофей из Газы. О животных
длинный, раздвоенный". Наилучшая его часть — пупок. Орудия
с суставами: он помогает от холодных болезней нервов. Органы
извержения: его рассол возбуждает похоть, и тем более — его
мясо, а особенно — мясо пупка и части, прилегающие к почкам,
и их жир» (Ибн Сына. Канон. II. 38).
Сведения, которые использует ал-Бируни, показывают, что в
сочинениях его предшественников существовала
терминологическая путаница в различении крокодилов, варанов и гигантских
ящериц. «Исканкур ' — сцинк аптечный. По-сирийски он
[называется] хардана де Нйлус. Это — животное, похожее на
дабб , его доставляют с Нила в Египте. Лучшим считается тот
[исканкур], который пойман весной, в брачные дни, а наилучшей
частью его — живот и пупок. Самым полезным является свежий
не очень соленый [исканкур], что же касается соленого и
сушеного, то это — лишь частичное удовлетворение нужды. Диоско-
рид говорит: это — степной крокодил , он бывает в Индии и
Египте. Есть вид [исканкура], который водится в море Суф,
т. е. ал-Барди, а это — море ал-Кулзум (Красное море).
Встречается он в Лузийа до Мавритании, а также и в других местах.
Вид и форма у них всех одинаковы. Эти слова [Диоскорида]
свидетельствуют о наличии [исканкура] в Румском море, ибо
вышеупомянутые места ближе всего расположены только к этому
морю. (...) Что касается исканкура, то индийцы не знают его ни
по виду, ни по свойству. Говорят, что у каждого самца
исканкура, хирзауна и дабба имеется по два члена, а у самки — тоже
по два половых органа. Утверждают, что основание у обоих
членов одно, только ответвления два» {ал-Бируни. Книга о
лечебных веществах. 52).
Сведения о необычных половых органах исканкура и других
пресмыкающихся — неясного происхождения. Рассказы о
ящерицах, имеющих по два половых органа, можно обнаружить в
литературе о чудесах мира. Бузург ибн Шахрияр пишет:
«Рассказал мне путешественник, побывавший на море, будто в Софа-
ле зинджей он видел зверька; величиной он с ящерицу и видом и
цветом напоминает ее. И у самца и у самки этого зверька по два
половых органа. Укус его неизлечим, потому что после него
остается рана, которая никогда не затягивается и не заживает. Чаще
всего это животное попадается в полях, засеянных дуррой и
сахарным тростником» (Чудеса Индии, с. 110).
48.2. Сцинк аптечный настоящее песчаное животное, ведущее
полуподземную жизнь. Свое название сцинк аптечный получил за то,
что с древнейших времен считался целебным и использовался
для изготовления различных лекарств. Именно об этом пишет
ал-Идриси, когда сообщает, что «жир ас-саканкура является ле-
Исканкур (j^iJL-l) — Scincus officinalis; греч. σγίγκος.
Ал - д а б б (v-waJI) — ящерица уромастикс, Lacerta caudiverbera или
Laceria Aegyptia. Ср.: Ибн Сына. Канон. II. 797.
1 акого определения у Диоскорида нет.

Сцинк
297
карством, которое применяют для полового возбуждения».
Животное превосходно приспособлено для передвижения в толще
сыпучего песка. Длина его тела достигает 21 см. Живет эта
ящерица в Сахаре и в пустынных местностях, окружающих Красное
море. Бегает она очень быстро, но в случае опасности не
спасается бегством, а с молниеносной быстротой зарывается в песок и
уже через несколько мгновений оказывается на расстоянии двух-
трех метров от преследователя 214. Сцинк, которого не без
основания называют «песчаной рыбой», буквально «плавает» в море
песка в поисках насекомых. Любопытно, что в персидской
космографии сцинк превратился в рыбу, живущую в песках: «На
востоке есть рыба. Живет она в песках. Воды там нет. Рыбу
называют балиг. У мужчин, поевших этой рыбы, возрастает
вожделение и возбуждаются нервы. Женщины от этой рыбы
толстеют, а во время полового акта удовлетворить их невозможно»
(Чудеса мира. 330).

§49
»ЛШ ЛОША»
ιππαγρος*
1. Дикая лошадь настолько неукротима, что ее нельзя
приручить или приучить к повиновению; если ее пытаются к этому
принудить, она отказывается от пищи и умирает, ослабев от голода.
49.1. Сведения о неукротимом характере дикой лошади заимствованы
у Оппиана (Oppian. Cynegetica. 3. 256 ff.). Подобное животное
описывает Лев Африканский: «Дикая лошадь считается диким
зверем, и ее можно видеть лишь изредка. Арабы пустыни, когда
ловят одну из них, едят ее и говорят, что ее мясо очень вкусно,
особенно если животное молодое. Но настигнуть ее можно лишь
в исключительных случаях с помощью лошадей и собак.
Изготовляют силки, которые расставляют под водой, куда животное
приходит на водопой, и которые зарывают песком. Как только
животное ставит ногу в эту ловушку, оно запутывается так, что
вынуждено остаться на месте: так его ловят» (Лев
Африканский, с. 360).
Equus caballus (дикая).

§50
ШТНИ<ТА* ГИ<НА
κορκότης*
1. Есть зверь, именуемый коркота, размером с волка; и когда
пастухи кличут своих детищ по имени, он подражает звучанию
имен и таким образом, звуками тайно зовет их к себе, и за
деревней он хватает их, обманутых звуками и убежавших из стада, и
пожирает их.
2. Существует [также] иной коркота, с человеческим обликом.
3. Похоже на то, что дикие животные разумны, [как можно
заключить] из того, что явствует из поступков коркота, аиста,
Hyaena crocuta.

300
Тимофей из Газы. О животных
льва, соловья, горлицы, орла, пурпурной лысухи , слона, пчелы,
журавля, дятла, ласточки, грифа, совы**, гиппопотама, краба,
куропатки, ибиса.
50.1. Слово пишется по-разному, например, κροκόττας, κροκούτας.
Плиний описывает крокота (crocotta) как эфиопское животное,
которое подражает голосам человека и овец (Плиний. VIII. 107 215.
Ср.: Элиан. О природе животных. 7. 22).
50.2. Пассаж о крокоте с человеческим обликом неясен. В русском
азбуковнике XVII в. говорится о мифической гиене (оуена) —
это ядовитый зверь с человеческим лицом, обвитый змеями 216.
Согласно Солину, если гиена соединялась со львицей, то
последняя рождала монстра под названием «корокотта» (corocotta).
Принято считать, что речь идет о пятнистой гиене. На самом
деле пятнистая гиена бесконечно далека от ужасающего монстра
крокоты, и у нас нет оснований для поисков некоего природного
прототипа. Существа, подобные крокоте, населяют воображаемое
пространство, созданное литературой о чудесах мироздания. Этот
зверь еще искусней подражал человеческому голосу, чем
настоящая гиена. У него острый немигающий взгляд, а во рту нет
десен, но есть единственный, всегда сохраняющий свою остроту
зуб, покрытый от природы чехлом. В «Собрании достопамятных
вещей» Солина крокота — одно из самых страшных чудовищ,
обитающих в Эфиопии.
Страбон, со ссылкой на Артемидора, пишет, что крокоты —
помесь волка и собаки (Страбон. XVI. 4. 16). В этих
сведениях крокота еще сохраняет какие-то признаки реального
животного, поскольку гиена действительно могла восприниматься
наблюдателями как существо, занимающее среднее положение между
волком и собакой. Источником этих сведений послужил рассказ
Ктесия из его знаменитого сочинения «Индия», отражающий
представления персов об Индии. Ктесий сообщает о собако-
волке; впоследствии именно это существо превратилось в
ужасную крокоту. Фрагменты сочинения Ктесия сохранились в
пересказе других античных авторов. Так, например, Плиний пишет,
что крокота это животное, «рожденное от собаки и волка; этот
зверь способен своими зубами разгрызать все что угодно, и
проглоченное мгновенно переваривается в его желудке» (Плиний.
VIII. 21). Диодор Сицилийский сообщает, что у эфиопов есть
животное, которое называют крокота. У него смешанная природа
Πορφυρίων, Phorpirio.
Так как glaukos, съедобная рыба серого цвета, примечательна лишь тем,
что впадает зимой в спячку (Аристотель. История животных. VIII. 15), можно
полагать, что первоначально речь шла о сове (γλαΰξ), игравшей существенную
роль в греческом фольклоре и мифологии.

Пятнистая гиена
301
собаки и волка, но своей лютостью оно превосходит их обоих.
Диодору также известно, что крокота разгрызает любые кости и
легко переваривает их в своем желудке. Некоторые
повествователи удивительных историй утверждают, что этот зверь говорит
по-человечески, однако Диодор подобным сведениям не доверяет.
50.3. Что скрыто за предположением Тимофея о разумности
животных и птиц, рассмотрим на примере знаменитой египетской
птицы — ибис. Согласно наблюдениям Страбона, «самой ручной
птицей является ибис; по виду и по величине он похож на аиста,
но двух видов в зависимости от цвета: один — вроде аиста,
другой — совершенно черный. Все перекрестки улиц в
Александрии полны этой птицей; ибис отчасти полезен, отчасти вреден;
полезен он потому, что подбирает всяких вредных животных и
отбросы в мясных лавках и пекарнях; вреден же оттого, что
поедает все, грязен и его с трудом только можно удержать от
чистых предметов, не допускающих никакого загрязнения» (Стра-
бон. XVII. 2. 4). Совсем другим предстает ибис в описании
Плутарха, объясняющего причины почитания этой птицы
египтянами: «Ибис же, который убивает смертоносных
пресмыкающихся, первым научил людей пользоваться врачебными очищениями,
ибо они видели, как он промывает и опоражнивает сам себя. И
самые строгие жрецы, подвергаясь очищению, берут
очистительную воду там, где пил ибис, потому что если вода вредна или
околдована, он не пьет ее и даже не подходит к ней. Расстояние
между ногами и промежуток между ногами и клювом образуют у
него равносторонний треугольник, а узорчатое смешение его
черных и белых перьев напоминает месяц. И не нужно удивляться,
что египтяне привержены к таким слабым подобиям. Ведь и
греки для лепных и рисованных изображений богов используют
многие похожие символы» (Плутарх. Об Исиде и Осирисе.
75). Элиан описывает ибиса со слов египетских жрецов: «О
следующих особенностях ибиса я слышал в египетских рассказах.
Спрятав шею и голову в перья под грудью, он представляет
подобие изображения сердца. Что он очень враждебен животным,
губительным для людей и плодов, я уже сказал выше.
Соединялся клювом, так же и рождает детенышей. Египтяне
рассказывают и меня не легко убедили, будто занимающиеся
бальзамированием животных и сведущие в этой премудрости признают, что
внутренности ибиса длиной в 96 локтей. Слышал я также, что
ходит он, делая шаги длиной в локоть. При затмении луны
закрывает глаза, пока богиня снова не засияет. Говорят, что он
любезен Гермесу, отцу словес, так как по виду подобен природе
слова: черные перья можно сравнить с умалчиваемым и внутри
обращающимся словом, белые же — с произносимым и
слышимым, слухом и вестником, так сказать, внутреннего. О том, что
животное это весьма долговечно, я уже сказал. Оппиан
рассказывает и приводит в свидетели гермопольских жрецов, которые
показывали ему бессмертного ибиса. Это кажется и ему весьма
далеким от истины, да и для меня совершенно ясно было бы, что

302
Тимофеи из Газы. О животных
это ложь, если он даже и был такого мнения. По природе ибис
весьма горяч и прожорлив; ест гадость: питается змеями и
скорпионами; но одно переваривает легко, из другого выбирает более
удобное для еды. Весьма редко можно видеть ибиса больным.
Всюду ибис запускает свой клюв и не обращает внимания на
грязь, ходя по ней, чтобы и там что-либо подстеречь. Идя же
спать, моет предварительно и чистит ложе. Вьет гнезда на
финиковых пальмах, избегая котов: нелегко этому животному
взобраться и вскарабкаться на финик, будучи постоянно
отталкиваемым и отбрасываемым выступами ствола» (Элиан. О природе
животных. 10. 29) 217.
Элиан пишет также о сообразительности египетских лягушек,
собак (см. § 26.2), морских черепах, а дикие свиньи, по его
мнению, не чужды искусства врачевать собственные болезни:
«Нечаянно съев белены и отравившись, они сначала поджимают
задние ноги, а когда начинаются судороги, идут к воде и
охотятся на раков, которых с жадностью пожирают. Раки служат
лекарством от этого недуга и вылечивают его» (Элиан. Пестрые
рассказы. I. 7). Раннехристианский взгляд на эту тему
представлен в занимательной полемике Оригена с Цельсом (248 н. э.).
Цельс утверждает, что змеи и орлы знают много средств против
ядов и болезней и даже знают лечебные свойства некоторых
камней, которыми и пользуются для врачевания своих
детенышей. Ориген отвечает: «Допустим, что животным известны и
другие врачебные средства, но следует ли отсюда, что не
природа, а разум указал им эти средства? Если бы разум изобретал у
них средства, то он изобрел бы тогда не одно только это именно
указанное средство у змей, а, может быть, еще и второе и
третье, потом еще иное и у орла, и так далее у прочих
животных, словом, он изобрел бы их ровно столько же, сколько их
существует у людей. Но коль скоро теперь каждое животное, в
зависимости от свойств его природы, обладает только
определенным врачебным средством, то отсюда ясно, что у животных нет
ни мудрости, ни разума, но только естественное, дарованное
[Божественным] Словом расположение к таким вещам, которые
предназначены служить средством к их благополучию» (Ориген.
Против Цельса. IV. LXXXVII). И далее: «От взора Цельса
совершенно ускользнуло то различие, какое существует между
явлениями, зависящими в своем происхождении от разумной
силы и мыслительных способностей, и явлениями, которые от
разума нисколько не зависят и определяются исключительно
потребностями одного только внешнего инстинкта. В основе этих
последних явлений, во всяком случае, не лежит разум, которым
управлялись бы действия [неразумных животных], такового
разума они не имеют» (Ориген. Против Цельса. IV. LXXXI).
Раннехристианский апологет Татиан, осуждая искусство
греческих врачей, вопрошает: «Почему верящий устроению вещества
не желает поверить Богу? Чего ради ты не приходишь к более
могущественному Владыке, лечишься, словно пес, с помощью

Пятнистая гиена
303
травы, олень с помощью гадюки, свинья с помощью речных
раков, а лев — обезьян? И зачем ты обожествляешь мирские
вещи?» (Татиан. 18). Напротив, Василий Великий видит в
подобных примерах величие Творца: «Не какое-либо искусство
резать корни, не опытное изведание трав открыло бессловесным
познание полезного; напротив того, каждое животное
естественным образом отыскивает спасительное для него и имеет какое-то
непостижимое сродство с тем, что сообразно природе» (Василии
Великий. Шестоднев, с. 164).
«Много разумного встречается и у журавлей: они выселяются
в отдельные места и летят высоко, чтобы смотреть вдаль, и
когда увидят облака и непогоду, слетают вниз и отдыхают. Кроме
того, у них есть вожак и, по краям [стаи, птицы], подающие
сигнал свистом, чтобы голос их был слышен. Когда же они
отдыхают, то все остальные спят, положив голову под крыло, на
каждой ноге поочередно, а вожак с открытой головой смотрит
вперед, и когда заметит что-нибудь, извещает криком»
(Аристотель, История животных. IX. 10. 70).
Тимофей относит куропатку к разумным птицам. В греческом
«Физиологе», наоборот, о куропатке говорится как о неразумной,
а под конец жизни даже безумной птице (см.: Физиолог, с. 137).

§51
OÊOMHA
πίθηκος*
1. Обезьяна — распущенное и коварное животное; у него есть
своя самка.
2. Однажды торговец держал такое [животное] на корабле, и,
после того как он побил ее за какой-то проступок, [обезьяна] укра-
По мнению издателей, это бесхвостая Inuus ecaudatus, живущая на западе
Северной Африки.

Обезьяна
305
ла золотые монеты, принадлежавшие [этому] человеку, вскочила на
верхушку мачты, оттуда кинула [золото] в море и тут же
бросилась вниз сама.
3. [Когда] она убегает, [то] прыгает с дерева на дерево,
перенося детенышей на [спине].
4. Будучи склонной к подражанию, она часто бывает поймана с
помощью хитрости. Ее ловят, когда она, подражая человеку,
ловящему ее, окунается в смолу. Однако она бывает поймана и
другим способом, когда намазывает свои глаза вредоносным составом.
5. Эти обезьяны собирают индусам перец, обманутые
хитростью и благодаря [собственной] склонности к передразниванию.
6. Больной лев при помощи хитрости охотится на них и
пожирает, так как мясо обезьяны полезно для здоровья льва.
7. Есть обезьяна, называющаяся кеб, у нее львиный хвост; она
совершенно беспутная и прыгает на всякое животное, чтобы
совокупиться с ним.
51.1. Некоторые виды обезьян представляли загадку для наблюдателей
своей похожестью на человека, возможно, именно поэтому им
приписывались такие сугубо человеческие свойства, как
распущенность и коварство.
Описание Аристотеля отличается беспристрастностью:
«Обезьяны волосаты на спинной стороне, в качестве четвероногих, и
так же волосаты с брюшной стороны, так как [они]
человекообразны; однако волос у обезьян толстый, и волосатость с обеих
сторон у них сильная. Лицо имеет много черт сходства с
человечьим, ибо ноздри и уши у них приблизительно такие же, и
зубы, передние и коренные, как у человека. Далее, тогда как у
прочих четвероногих нет ресниц на обоих веках, обезьяна их
имеет, очень тонкие, больше на нижнем веке и совсем малые;
остальные же четвероногие [нижних ресниц] не имеют. На груди
у нее две маленькие молочные железы и на каждой по соску. А
руки такие же, как у человека, только волосатые, и сгибает и их
и ноги она так же, как человек, обращая окружности обоих
членов в противную сторону. Кроме того, кисти рук, пальцы и
ногти такие же, как у человека, только все это зверообразнее.
Особенность представляют ступни; это как бы большие руки, и
пальцы их как на руках, средний самый длинный... Ногами
обезьяна пользуется двояко: и как руками, и как [собственно]
ногами; сгибает [она] их, как руки. (...) Как четвероногое она не
имеет ягодиц, и как двуногое — хвоста, разве только совсем
малый, как бы лишь намек на хвост. Самка имеет половую часть,
похожую на [таковую] у женщин, самец же — более
напоминающую [половой орган] собаки, нежели человека»
(Аристотель. История животных. И. 8. 35—37).

306
Тимофей из Газы. О животных
В «Метаморфозах» Овидия излагается миф, согласно
которому в обезьян было превращено племя керкопов:
Древле родитель богов, рассердясь на обман керкопов,
На нарушение клятвы, на коварные их преступленья,
Этих людей превратил в животных уродливых, — чтобы
Были несхожи они с человеком, но вместе и схожи.
Члены он их сократил; опустил и приплюснул им ноздри;
Избороздил им лицо, стариковские придал морщины
И, целиком все тело покрыв им рыжею шерстью,
В этих местах поселил; предварительно речи способность
Отнял у их языков, уродившихся для вероломства.
Овидий. Метаморфозы. XIV. 91— 99
У обезьяны была репутация распущенного и коварного
существа. Согласно «Соннику» Артемидора, «обезьяна означает
человека коварного и обманщика. Псоглавая обезьяна имеет то же
значение, а вдобавок приносит болезнь, по большей части так
называемую „священную" (эпилепсия), ибо это животное
посвящено Селене так же, как, по словам древних, и эта болезнь.
Сфинксы, линксы, длиннохвостые и все прочие обезьяны имеют
такое же значение» (Артемидор. Сонник. II. 12).
Современника Тимофея св. Августина занимал вопрос: «От
племени ли Адама или сыновей Ноя произошли некоторые
странные породы людей». В число этих странных пород входил вид
песьеголовых обезьян. Любопытно также сообщение св. Августина
о мозаичных изображениях монструозных рас, в чье
существование, впрочем, он не верит. «Есть будто и другие породы людей,
или якобы людей, мозаические изображения которых,
заимствованные из книг, содержащих рассказы о разного рода диковинках,
находятся на приморской улице в Карфагене. А что сказать о ки-
нокефалах (собакоголовых), которых собачья голова и самый лай
скорее выдает за животных, чем за людей? Нет, впрочем,
необходимости верить, чтобы существовали действительно все роды
людей, о которых говорят, будто они существуют» (Августин. О
граде Божием. XVI. 8).
Утверждение Тимофея о «коварстве» обезьян не согласуется
с двумя эпизодами, приводимыми им ниже, где говорится о
простодушии обезьян, попадающихся на хитрость людей. Подобного
рода определения характерны для раннехристианской литературы,
где обезьяна предстает ужасным, безобразным существом. Ее
сходство с человеком и склонность к подражанию побудили
христиан видеть в ней образ дьявола.
Средневековые арабские авторы, напротив, пишут о
необычайных умственных способностях этих животных. Ал-Масуди,
передавая легендарные слухи о северных племенах, сообщает о
четырех неприступных горах и бездонной пропасти между ними.
«За этими четырьмя горами вдоль берега имеется другая
впадина, которая неглубока и покрыта лесами и зарослями. В ней
живут различные обезьяны с прямым станом и круглыми лицами.

Обезьяна
307
Большинство из них похоже на людей, хотя они покрыты
волосами. Когда в редких случаях удается хитростью поймать
обезьяну, оказывается, что она имеет развитые умственные
способности и понятливость; у нее лишь нет языка, чтобы говорить, но
она понимает все, что ей передают знаками. Иногда обезьян
везут царям тех стран и учат стоять с опахалами над их головами в
часы еды, потому что обезьяна имеет способность распознавать
яд в пище и питье. [Царская] пища ставится перед обезьяной,
которая нюхает ее; затем часть пищи бросается ей: если она ее
ест, царь ест ее тоже; если же она воздерживается, то понятно,
что пища отравлена, и царь таким образом предупрежден».
В разных культурах обезьяны воспринимались как пародия
на человека. В восприятии Ибн Хордадбеха эти существа с
южных островов предстают как дикие голые люди. Речь их
непонятна и похожа на свист. Старый лоцман Магеллана сообщает
то же самое: «Ходят они совсем голые, и голос у них
пронзительный» (Пигафетта, с. 133). «За Сарандибом (Цейлоном)
следует остров ар-Рами (Суматра). (...) На [острове растут]
бамбук и сандаловое дерево, корни которого вылечивают от яда
тотчас же. Мореплаватели применяют его против укуса ядовитых
змей. Там в зарослях [обитают] голые люди. Речь их непонятна,
так как похожа на свист. Они невелики [ростом] и питают
неприязнь к [незнакомым] людям. Рост этих людей 4 пяди (шиб-
ра). Как у мужчин, так и у женщин половые органы малого
размера. Волосы на голове у них — это красный пушок. Они
взбираются на деревья [только] при помощи рук, не ставя на
них ноги» (Ибн Хордадбех. 41). Согласно Э. Шеферу, в Китае
эпохи Тан сохранялось предание о маленьких людях, обитавших
на острове в Юго-Восточном море. В древности они посылали в
Китай в качестве дани слоновую кость, водяных буйволов (кара-
бао) и зебу. Они были дикарями и превосходными пловцами218.
Загадку маленьких людей, похожих на обезьян, решил
Марко Поло. В отличие от других авторов, писавших об этих
существах с чужих слов, Марко Поло удалось рассмотреть их
собственными глазами. На острове Суматра этот путешественник
видел удивительную вещь, позволившую ему утверждать
следующее: «Скажу вам, совсем неправда, что маленькие люди
вывозятся из Индии; делают их на этом острове вот как:
водятся тут очень маленькие обезьяны с человеческим лицом; наловят
их да выщипывают им волосы; на бороде да на груди оставляют
только волоса. А потом их высушивают, набивают да
вымазывают шафраном и кое-чем другим, и делаются они, точно люди. И
это большой обман; делают их вот так, как вы слышали. Таких
маленьких людей, как эти, ни в Индии, ни в какой самой дикой
стране не видано было» (Марко Поло, с. 178).
51.2. История о торговце и обезьяне была известна и арабским
авторам, но в этом случае конфликт между человеком и животным
составляет содержание нравоучительной новеллы. Герои
меняются местами: провидение руками обезьяны наказывает купца за

308
Тимофей из Газы. О животных
неблаговидный поступок. Абдаллах ибн Муслим ибн Кутейба
пишет: «Один купец возил морем вино и продавал его. Как-то
разбавил он это вино вдвое, а продал по цене чистого. На часть
вырученных денег он купил обезьяну и взял ее с собой на судно.
Они были уже в открытом море, когда обезьяна незаметно
вытащила у него кошелек. На глазах у купца она залезла на мачту
и стала кидать оттуда динары: динар на палубу — динар в воду.
Так продолжалось, пока обезьяна не поделила все деньги
пополам, сократив выручку купца ровно вдвое» 219.
51.3. Возможно, рассказ об обезьяньих детях восходит к басне Эзопа.
«Обезьяны, говорят, рождают двух детенышей и одного из них
любят и бережно выхаживают, а другого ненавидят и не
заботятся о нем. Но некий божественный рок устраивает так, что
детеныш, которого холят, погибает, а который неухожен, остается
жив» (Басни Эзопа. 218). В средневековых латинских бестиариях
рассказывалась следующая история. Спасаясь от преследования
охотников, обезьяна берет на руки и прижимает к груди
любимого детеныша, в то время как второй, нелюбимый, сам взбирается
ей на спину. Устав от погони, обезьяна вынуждена бросить
детеныша, которого держала в руках. Другой же продолжает крепко
держаться за ее плечи. Согласно Плинию, «род обезьян
отличается исключительной страстью к своим детенышам: так что они
нередко убивают детенышей своими ласками» (Плиний. 8. 216).
Ал-Хасан ибн Мухаммед ал-Ваззан, более известный под
христианским именем Льва Африканского, в своем сочинении об
Африке, созданном в Италии до 1528 г., посвятил отдельную
главу животным этого континента. Описывает он и обезьян:
«Обезьяны бывают разных видов. Одни, которых называют монны,
имеют хвост; другие — их называют бабуины — его не имеют. В
большом количестве они водятся в лесах Мавритании, а также в
горах Буджии и Константины. Как известно, не только ноги и
руки, но и лица у них очень похожи на человеческие. Природа
наделила их удивительной хитростью и умом. Они питаются
травами и зерном. Отправляясь воровать колосья, 20 или 30
обезьян собираются вместе. Одна обезьяна остается за пределами
поля на страже, и как только она видит появление хозяина зерна,
она издает пронзительные крики. Тогда остальные поспешно
убегают, прыгают на деревья и передвигаются с дерева на дерево
огромными прыжками. Самки несут своих детенышей на плечах
и прыгают вместе с ними. Обученные обезьяны проделывают
невероятные вещи. Но они — раздражительные и злые животные,
хотя и легко успокаиваются» (Лев Африканский, с. 363—364).
51.4. В более полной форме рассказ о поимке обезьян известен в
изложении Страбона и Элиана (Элиан. О природе животных.
7. 21). Страбон, со ссылкой на Онесикрита, кормчего
Александра Македонского, рассказывает о двух способах охоты индийцев
на хвостатых обезьян из породы Cercopitheces: «Ловля этого
животного производится двояким способом. Обезьяна эта склонна к
подражанию и спасается от опасности на деревьях. Увидев ее

Обезьяна 309
сидящей на дереве, охотники ставят на виду чашу с водой и
промывают из нее свои глаза. Затем, поставив вместо воды чашу
птичьего клея, отходят в сторону и подстерегают издали. Как
только животное спрыгнет с дерева, намажется птичьим клеем и
глаза его при моргании закроются, охотники подходят и ловят
его живьем. Это один способ ловли, но есть и другой. Охотники
надевают мешки вроде штанов и отходят в сторону, оставив
другие, косматые, намазанные внутри птичьим клеем. Когда
обезьяны наденут на себя такие мешки, поймать их легко» (Страбон.
XV. 1. 29). Рассказы об индийских обезьянах пользовались
такой известностью, что Арриан в своем описании Индии
заявляет: «Я также не буду говорить о величине обезьян или что у
индийцев водятся очень красивые обезьяны; и о том, как на них
охотятся. Ведь я сказал бы всем известное, исключая разве того,
что обезьяны красивы» (Арриан. Индия. 15. 9).
В поздней армянской версии «Физиолога» история поимки
обезьян приобретает черты литературного гротеска (или пародии
на персидскую моду): «Природа обезьян такова: что они увидят,
тому и выучиваются. Охотники должны взять красные туфли с
ремнями и чалмы, отправиться на место охоты, вырыть яму и
самим войти туда; когда обезьяны будут сидеть на вершинах
больших деревьев, охотники обмотают себе головы чалмами,
наденут туфли и завяжут ремни: обезьяны присмотрятся. Затем
охотники уйдут и скроются в яме. Тогда обезьяны спустятся с
деревьев вниз и сами обмотаются чалмою и наденут туфли; люди
нападут и переловят их, так как они не будут в силах влезть на
дерево» 220.
51.5. Рассказ о том, как обезьяны собирают черный перец для людей,
легендарен. Подобного рода повествования описывают «трудные
ситуации», в которые попадают охотники за пряностями,
благовониями или драгоценными камнями. Как правило, препятствия
носят мифический характер, однако легко преодолеваются с
помощью хитрой уловки. Согласно подробному варианту этой
истории, сохранившейся в изложении Флавия Филострата,
трудность заключается в том, что перечные деревья произрастают на
недоступных человеку кручах. Там же в пещерах и расселинах
обитают обезьяны. «Обращение с перечными деревьями вот
какое. Сперва индусы, добравшись до нижних деревьев и обобрав
плоды, роют вокруг стволов небольшие округлые ямы и весь
сорванный перец сносят туда, бросая его небрежно, словно нет в
нем для людей никакой пользы. Затем, с наступлением ночи,
обезьяны, подглядевшие все это сверху со своих скал,
принимаются подражать действиям людей и, обрывая с деревьев гроздья,
тащат их и бросают в ямы. А на рассвете индусы уносят груды
благовонных плодов, добыв их поистине во сне безо всяких
трудов и забот» (Флавий Филострат. III. 4).
Черный перец получают из стручков Piper nigrum; стручки
складывают в кипы для ферментации, в процессе которой они
чернеют, а затем расскладывают для просушки. Белый перец по-

310
Тимофеи из Газы. О животных
лучают из тех же плодов; самые крупные и лучшие из них
замачивают в воде, перед тем как очищают от кожуры. Родина
перечного растения — Бирма и Ассам; оттуда его ввезли в
Индию, Индокитай и Индонезию, а уже из Индии перец попал в
Персию 221. Перец был известен Феофрасту, однако о добыче и
родине этого растения он ничего не сообщает: «Перец — это
плод, который бывает двух видов: есть круглый, как горькая
вика, с кожурой и мясом, как у лавровых ягод, красноватый.
Другой продолговатый, черный, с зернышками, похожими на
маковые, гораздо более едкий, чем первый. Горячительными
свойствами обладают оба. Поэтому перец, так же как и ладан,
помогает против отравления болиголовом» (Феофраст. IX. 20. 1).
Приведем некоторые из античных сведений о черном перце,
отраженных в книге ал-Бируни: «Диоскорид: [перец] растет в
Индии, у него есть плоды, которые в начале появления имеют
вытянутую форму наподобие фасоли, — в другом списке:
наподобие низкого тростника; это длинный перец, внутри у них
имеются мелкие зерна, похожие на просо. Когда они затвердевают,
то становятся перцем, [плоды тогда] разветвляются как гроздья,
в которых содержатся зерна перца. Незрелый [перец] — это
черный [перец], а зрелый — белый ; он бывает горьким
вследствие своей незрелости. Говорят, что Диоскорид ничего не знал
о перце. Из наблюдения [ясно], что черный [перец] привозят
из-за моря и затем перевозят его в Индию; а белый [перец]
привозят из Индии и между ними двумя нет сходства ни по
форме, ни по виду. Следует выбирать [перец] тяжелый,
плотный, черный, с не чересчур сморщенной оболочкой и не горелый.
Ал-Хавй: черный [перец на вид] как бы перегоревший до
созревания и чересчур сухой. А белый [перец] делается перцем тогда,
когда он затвердевает окончательно, поэтому белый [перец]
острее черного. Ал-'Умани: если покидаешь Сарбузу по
направлению к Китаю, то проедешь севернее островов Забадж в море
Хирканд [Бенгальский залив]; с этих [островов] привозят
черны» перец. (...) Абу Ханйфа: [перечное] дерево точно такое же,
как и гранатовое дерево. Между двумя его листьями находится
по два початка длиною в палец, зеленого цвета и нанизанные
[зернами] перца. У этого [дерева] есть такие же колючки, как
колючки гранатника. Когда [перец] еще свежий, его
обрабатывают водою с солью до готовности и едят их наподобие
маринованных овощей за столом, и это способствует пищеварению»
(ал-Бируни. Книга о лечебных веществах. 789).
В середине XII в. рабби Вениамин из Туделы, совершивший
путешествие по Персии и Индии, со знанием дела описывает
добычу перца в одной из южных областей Индии: «В этой
стране растет перец; все жители сажают его в поле, кругом города, и
каждый знает свой садик. Перцовые деревья низки, и перец пер-
В действительности черный перец получается путем сушки незрелых
плодов, а белый — зрелых.

Обезьяна
311
воначально бывает белый, но когда его снимут и положат в
сосуды, обольют горячей водой, а затем высушат на солнце, чтобы
сделался крепким, то он приобретает черный цвет. Здесь же
произрастают корица, имбирь и много других разного рода
пряностей» (Вениамин Тудельский, с. 116—118).
В поэме «О свойствах трав» Одо из Мена проявляет
удивительную осведомленность относительно перца: «Три его вида
известны: то — белый, длинный и черный. Но потому, что врачам
лишь о двух его видах известно, здесь я о черном скажу, о
котором многое знаю» (Одо из Мена. 66. 2063—2065). Марко
Поло, описывая острова в Китайском море, также говорит о
двух видах: черном перце и белом как снег (Марко Поло,
с. 173). Брат Одорик де Пордононе, побывавший в Индии по
пути в Китай в 1322 г., сообщает о добыче перца вполне
реальные сведения: «Перец же там получают так: сперва растет он,
давая листья, подобные плющу, и сажают его у больших
деревьев, как у нас виноградные лозы. Листва эта дает плоды такие,
как виноградины, и в таком множестве, что кажется, что под их
тяжестью вот-вот сломается дерево. А зрелый плод зелен, и
собирают его, как виноград, а затем выставляют на солнце и
сушат, а высушенные плоды ссыпают в горшки и из свежего перца
варят варенье, и я его ел вдосталь; перца здесь так же много,
как у нас зерна» 222. В иллюстрированной книге начала XIV в.
сведения брата Одорика сопровождаются рисунком, где
показаны индусы, собирающие перец с низких кустов223. Однако
современник брата Одорика арабский писатель ал-Бакуви
мифологизирует ситуацию: «Малибар — обширная область в стране ал-
Хинд. Включает много городов. Здесь имеется дерево перца,
оно высокое, и из-под него всегда [течет] вода. Плод его [в
виде] гроздей, и, когда поднимается солнце и усиливается жара,
его листья накрывают гроздья, иначе они сгорят до созревания»
(ал-Бакуви. II. 34).
51.6. «Если больному льву ничто не приносит облегчения,
единственное лекарство для него — съесть обезьяну» (Элиан. Пестрые
рассказы. I. 9). Это представление имело широкое
распространение (ср.: Татпиан. Слово к эллинам. 18; цитату см. в § 50.3),
однако происхождение его неясно. Согласно Наджибу Хамадани,
больной лев, чтобы выздороветь, должен съесть непременно
черную обезьяну. В персидской космографии XIII в. о льве
сообщается, что, «будучи раненным, он разыскивает корень су д,
съедает его и выздоравливает. Когда он заболевает, то ест мясо
обезьяны и [сразу] исцеляется» (Чудеса мира. 181). Су д —
корни сыти (Суperns longus L.). Клубни сыти ал-Бируни
включил в состав лечебных веществ. Сведения о том, что мясо
обезьяны вылечивает льва, Флавием Филостратом вставлены в
легенду о добыче черного перца: «Обезьяны у индусов в почете, ибо
собирают для них урожай перца; потому-то индусы с помощью
луков и собак отгоняют от обезьян львов. А лев, когда
занеможет, нападает на обезьяну ради лекарства, ибо обезьянье мясо

312
Тимофей из Газы. О животных
врачует его болезнь; поэтому, состарившись для добычи
пропитания и лишась способности гоняться за оленями и кабанами,
львы из последних сил охотятся на обезьян. Однако люди этого
не допускают» (Флавий Филострат. III. 4).
51.7. Греч, κήβος 'длиннохвостая обезьяна'. Издатели отождествляют
кеба с Cercopithecus pyrrhonotus и ссылаются на сведения Элиана
(Элиан. О природе животных. 16. 10). В античной традиции
различные виды павианов известны со времен Аристотеля.
«Некоторые животные близки по своей природе к человеку и к
четвероногим, как обезьяны, кебы и кинокефалы. Кеб есть
хвостатая обезьяна. И кинокефалы имеют ту же форму, как и
обезьяны, только они больше, сильнее и лицо у них ближе к
собачьему; кроме того, они более дикого нрава и зубы имеют более
похожие на собачьи и крепкие» (Аристотель. История
животных. II. 8. 34). Кинокефалы — букв.: 'песьеглавцы', павианы
Рар'ю hamadryas. Диодор Сицилийский также упоминает кеба,
полагая, что тот очень красив, мордой же он походит на льва, а
телом на барса, величиной равен дикой козе. В этом случае речь
идет о павиане Рар'ю cebus. Говоря о почитании египтянами
разных животных, Страбон пишет: «Кебус лицом похож на сатира,
в остальном это среднее существо между собакой и медведем;
водится оно в Эфиопии» (Страбон. XVII. 1. 40). Собакоголо-
вый павиан был священным животным бога Тота. В самом
Египте в династический период павианы не водились. Их
привозили из соседних стран — Нубии, Судана и Южной Аравии. В
«Текстах пирамид» упоминаются павианы, ликующие при
восходе солнца.
В христианской и мусульманской традиции обезьянам
приписывалось поведение, как правило, табуированное в человеческом
сообществе. Вытесненные желания проецировались на ситуации,
в которые якобы попадали путешественники: «На берегу моря
расположен город Критас. В городе много обезьян, очень
крупных. Других животных в нем нет. Мужи, которые приезжают
туда, совокупляются с обезьянами, [после чего] обезьян убивают,
дабы они не понесли. Если их не убить, они принесут дитя и
доставят хлопоты людям» (Чудеса мира. 250).

§52
<tHHr<
σφίγξ*
1. Сфингсы быстры как птицы.
2. Они пьют вино и пьянеют [от этого].
3. Существуют и другие малые [сфингсы] в стране Макары;
они в хороших отношениях с людьми, и когда они пьют [вино], то
источают запах вина, как и люди.
Сфингс — большой павиан, Рар'ю sphinx.

314
Тимофей из Газы. О животных
52.1. Сравнение сфингсов с птицами неясно, загадочна и сама фигура
этого животного. Что не вызывает сомнений, так это
принадлежность сфингсов к одному из видов обезьян. Согласно Диодо-
ру Сицилийскому, сфингсы, которые водятся в Троглодитике и
Эфиопии, довольно искусно изображаются живописцами. Сфингсы
смирны, хитры и очень восприимчивы ко всему, чему их можно
быстро научить. По форме головы их называют кинокефалами
(собакоголовыми); своим видом они походят на безобразных
людей, речь же их — бесформенные звуки.
Кажется, никто из исследователей не привлек для прояснения
этой темы любопытный экскурс Филосторгия об африканских
человекообразных обезьянах, среди которых описаны и виденные
им воочию сфингсы: «Там водится и так называемая
коза-обезьяна, особый род обезьян, которые в той стране до крайности
разнородны; ибо между ними есть медведи-обезьяны,
львы-обезьяны, собаки-обезьяны; так что вид обезьян смешивается с видами
многих других животных. Это известно по многим обезьянам,
которых доставляют к нам, каков, например, и так называемый
пан: голова у него, лицо и рога козьи, да и задние части козьи,
но живот, грудь и руки — обезьяньи. Индийский царь послал и
его к Констанцию. Это животное в продолжение пути какое-то
время еще жило; и, по причине звериности, везли его в клетке;
но потом оно умерло, и везшие его, чтобы доставить царю
невиданное зрелище, набальзамировали его и сохранили до
Константинополя. Мне кажется, что это животное в древние времена
видели и греки и что, пораженные необычайностью его вида, по
привычке обоготворять необычайное, признали его своим богом.
Отсюда у них и сатир. Это — тоже обезьяна, с красным лицом,
с живыми движениями и с хвостом. Да и сфингс из породы
обезьян; пишу потому, что видел его. Все тело у него покрыто
шерстью, как у прочих обезьян, но грудь до самой шеи поднята
и имеет женские сосцы; притом вся обнаженная часть тела
покрыта кругом небольшими просовидными бугорками красного
цвета, что находящемуся в середине цвету человекообразной
кожи придает большую красоту. Лицо у него больше округлено и
походит на женское; голос почти человеческий, с тем только
различием, что не издает членораздельных звуков, но уподобляется
голосу, когда мы быстро, словно с гневом или скорбью,
выговариваем нечто неявственное; при этом он более низкий, чем
высокий. Этот зверь очень дик и лукав и нелегко делается ручным. Я
полагаю, что в древние времена, когда он был привезен в бео-
тийские Фивы, напал на некоторых беотийцев, может быть,
сошедшихся посмотреть на него, и изувечил их лица, Эдип,
огорченный увечьем соплеменников, умертвил это животное и тем
приобрел себе славное имя. Впрочем, мифология, чтобы превознести
мужество Эдипа, представляет сфингса крылатым, подразумевая

Сфингс
315
силу его нападений; также придает ему женскую грудь и львиное
тело: первую по причине выдающейся наготы и сходства ее с
женским видом, а второе — по причине дикости и потому, что
он обычно опирается на четыре ноги. Вымысел придал зверю и
дар слова, по сходству его голоса с человеческим, а именно —
дар слова загадочного, потому что он говорит неявственно. И в
этом нет ничего удивительного: грекам привычно было
представлять мифически и многое другое» (Филосторгий. III. 11).
Размышления Филосторгия проливают свет на происхождение
загадочных фигур сфингсов на средневековых латинских картах мира.
Например, на Херефордской карте изображено змееподобное
крылатое существо с человеческим лицом, чье тело опирается на
две лапы. Это одна из поздних вариаций Сфинкса, античного
чудовища, о котором Аполлодор сообщает: «Богиня Гера наслала
на город [Фивы] Сфингу, матерью которой была Ехидна, а
отцом — Тифон. Она имела лицо женщины, грудь, лапы и хвост
льва, а крылья птицы» {Аполлодор. Мифологическая
библиотека. III. 5, 8).
52.2. Рассказывая о рыси, Тимофей прибегает к следующему
сравнению: «Эти особи обожают своих детенышей и они возлюблены
Аполлоном, как сфингсы — Дионисом» (см. § 46.3)
Собственно, спутниками Диониса были сатиры, а не сфингсы. Однако
сатиров путали с павианами, что, возможно, и объясняет
распространенное мнение о пристрастии сфингсов к вину. По словам
Элиана, «спутниками Диониса были сатиры или, как их
некоторые называют, титиры. Титирами их зовут из-за песен, которые
эти существа любят напевать, а сатирами из-за того, что они
хохочут во весь рот» (Элиан. Пестрые рассказы. II. 41). С другой
стороны, сатиры воспринимались как дикие люди. «Если верить
рассказам, — пишет римский географ I в. Помпоний Мела, —
то во внутренних областях Африки живут эгипаны, блемии, гам-
фазанты и сатиры, имеющие с людьми только самое отдаленное
сходство. Это скорее полузвери. У них нет ни жилищ, ни
постоянного местопребывания, они ведут кочевой образ жизни»;
«гамфазанты ходят голые, им не известен ни один род оружия.
Они беззащитны перед метательным оружием и не умеют метать
его. Поэтому они убегают от встречных людей и вступают в
разговор только с себе подобными. У блемиев нет голов, а лицо у
них помещается на груди. У сатиров, кроме внешнего вида, нет
ничего человеческого. То, что рассказывают о внешности гипа-
нов, — сущая правда» (Помпоний Мела. I. 4; 8). Упоминает он
и сфингсов, наряду с какой-то разновидностью волков (lycaones):
«В Эфиопии водятся очень злые звери — ликаоны, меняющие
свою окраску, и сфингсы, такие, как их у нас изображают»
(Помпоний Мела. III. 9).
Как и прочие павианы, сфингсы обитают в Эфиопии, стране,
где, по словам Страбона, много слонов и львов, называемых
муравьями; а также свирепых леопардов, носорогов и жирафов:
«Здесь водятся, по словам Артемидора, сфинксы, кинокефалы и

316
Тимофей, из Газы. О животных
кебы с львиной мордой и с туловищем пантеры, величиной с
антилопу» (Страбон. XVI. 4. 16). О сфингсах как обезьянах
пишет Плиний в следующем контексте: «Sphingas, fusco pilo, mam-
mis in pectore geminis, Aethiopia generat, multaque alia monstri si-
milia» (Плиний. VIII. 21). В армянском географическом
сочинении VII в. сфингсы упоминаются среди животных Внутренней
Ливии. Они похожи на людей и любят вино: «Ентос Ливия ,
т. е. Внутренняя Ливия, к востоку от Западного Океана, рядом
с Африкой, граничит с Внутренней Эфиопией у Жаркого пояса.
В ней 8 гор, 21 река, 16 островов, 6 озер. Во Внутренней
Ливии живут 16 народов. В ней встречаются также пигмеи в Белой
горе у Океана. Через Внутреннюю Ливию проходят носороги из
Океана в Нил, в котором живут крокодилы. Через Внутреннюю
же Ливию проходят и другие звери, называемые сфинги,
имеющие вид людей и любящие вино» (Армянская география, с. 25).
Патканов считает, что под именем сфингс в армянском
сочинении скрывается зверь, которого упоминает Плиний (Плиний.
VIII. 21), однако более близкую параллель и по времени и по
содержанию представляют сведения Тимофея.
Св. Августин в главе «От племени ли Адама или сыновей
Ноя произошли некоторые странные породы людей» восклицает:
«Если бы мы и об обезьянах, мартышках и сфингах не знали,
что они не люди, а животные бессловесные, то те историки
могли бы, тщеславясь своим знанием диковинок, безнаказанно
выставлять нам их за какие-нибудь роды людей» (Августин. О
граде Божием. XVI. 8). На Эбсторфской карте мира (1284)
имеется надпись следующего содержания224: «В этом месте, между
Египтом, Эфиопией и Ливией, разного рода лесные обезьяны, из
которых первый вид мы называем вообще обезьянами; других —
хвостатыми обезьянами; третьих — песьеглавыми; четвертых —
сфингами; пятых — сатирами; шестых — фавнами».
52.3. Совершенно неясно, каким образом павианы оказались среди
обитателей Острова Блаженных. Геродот упоминает оазис в
ливийской пустыне; по его мнению, «называется эта местность в
переводе на эллинский язык Островом Блаженных» (Геродот. III. 26),
букв.: 'островом макаресов'. Хаупт цитирует латинского поэта
Корипуса (VI в.), жителя Африки, упоминающего «Makares». В
поэме о войне Юстиниана с маврами (Johannis. 2. 62) Корипус
описывает «бродячих макарес, которые прятались высоко в
лесах, в крутых скалистых горах». Однако путаница племени
«макарес» и народа «блаженных» (μακάρες) затрудняет разделение
мифа и географических сведений в античных источниках. Тем не
менее, данные Полибия, Плиния и Помпония Мелы позволяют
предположить, что макаресы обитали в районе Большого Сирта
(Ливия). О. Келлер соотносит описанное животное с
западноафриканской Cercopithecus diana, а это и есть наиболее вероятный
ареал обитания этих животных225.
* Ήέντός Λιβύη. Ptol. IV. 6.

Сфингс
317
Об Оазисе, или Стране счастливых, современники Тимофея
имели более-менее отчетливое представление. Таково свидетельство
историка Олимпиодора (в передаче Фотия): «Писатель
рассказывает много удивительного об Оазисе, о его прекрасном
климате, о том, что там не только нет больных падучей, но что
больные, приезжая туда из других мест, излечиваются от этой
болезни вследствие благорастворения воздуха. Говорит он о множестве
песка в этом месте, о вырытых колодцах, которые роют на
глубину в двести, триста, а то и пятьсот локтей. Из этих колодцев
бьет вверх струя, и земледельцы, вместе рывшие колодец,
поочередно берут оттуда воду, чтобы напоить ею свои нивы. Деревья
там дают плоды круглый год. Тамошняя пшеница превосходит
всякую другую и белее снега; ячмень иногда сеется дважды в
год, а просо сеется трижды. Нивы свои они орошают летом
через два дня на третий, а зимой на шестой, чем и объясняются их
урожаи. Небо там никогда не затягивается облаками.
Рассказывает он и о часах, там изготовляемых. По его словам, Оазис был
когда-то островом, оторвавшимся от суши, и его-то Геродот и
называет островом блаженных. Геродор же в своей „Истории
Орфея и Мусея" называет его Феакидой. Он доказывает, что
место это было островом, так как на горе между Фиваидой и
Оазисом можно найти морские раковины и окаменевших устриц
и так как там всегда насыпается много песку, наполняющего три
Оазиса. Он тоже говорит, что Оазисов три: два больших —
один внешний, другой внутренний, причем они лежат один
против другого, а пространство между ними простирается на сто
миль. Есть и третий, маленький, отделенный от этих двух
большим расстоянием» 226.

§53
КАТОШП
κατώβλεψ
1. Катоблеп — животное, извергающее огонь из ноздрей.
ЬЪ.1. Катоблеп обитает в Эфиопии — стране, с точки зрения
наблюдателей, никогда в ней не бывавших, населенной необычными
животными. Название катоблеп буквально означает 'смотрящий
вниз' и относится к фантастическому быку. Это имя, скорее
всего, связано с рогами животного, направленными вперед. По
мнению французского естествоиспытателя XVIII в. Кювье,
африканская антилопа гну, которую сегодня называют Catoblepas gnu,
послужила прообразом средневекового катоблепа227. Столь же
прямолинейно поступил Кювье, когда принял золотого фазана за
феникса, священную птицу египтян. Такой подход, на манер Ев-
гемера, довольно часто встречается у рационалистов на поприще
объяснения чудес.

Катоблеп
319
Антилопы гну обитают на открытых равнинах и обычно
собираются в огромные стада, что обеспечивает им защиту от
хищников. В случае, если это не помогает, они, опустив голову,
убегают стремительным галопом. У них косматая борода и
тонкие ноги. Геродот описывает подобного быка, сообщая, что тот
обитает в Ливии. Согласно Геродоту, бык имеет рога, загнутые
вперед, и когда пасется, вынужден отступать назад; в противном
случае он уперся бы рогами в землю (см. § 28. 8). Возможно,
именно эта легендарная подробность и послужила для авторов
бестиариев основанием назвать животное катоблспом. Однако
дальнейшая его литературная судьба выглядит
труднообъяснимой, а изменения в облике быка делают поиск каких-либо
природных аналогий бесперспективным. В сочинениях византийских
авторов у катоблепа появляется ядовитое дыхание, а у латинских
авторов бык обретает смертоносный, как у василиска, взгляд, и,
что самое удивительное, у него исчезают рога. В ранних
византийских сочинениях катоблеп характеризуется огненосным
дыханием. Могучие рога этого быка не привлекают особого внимания
авторов зоологических трактатов. Таким образом, римские и
греческие писатели подразумевали под катоблспом совершенно
разных животных228. Так, например, римский географ I в. Пом-
поний Мела пишет об области западных эфиопов: «В этих
местах водится катоблеп (глядящий вниз) — небольшое дикое
животное с огромной головой. Катоблеп поднимает голову с
большим трудом, и поэтому пасть его всегда обращена к земле.
Животное обладает удивительным свойством, о котором особенно
следует сказать: подвергнуться нападению катоблепа или быть
укушенным — совершенно неопасно, но смертельно опасно
встретиться с ним взглядом» (Помпоний Мела. III. 9). В
полном соответствии с этой традицией на Эбсторфской карте мира
(XIII в.) между областью амазонок и Кавказом изображен
тщедушный собакообразный зверь (без рогов) катоблеп, о котором
сообщается следующее: «Cateplebas quem respicit visu interficit»
'Катеплеб, если он кого увидит, то убивает одним взглядом' 229.
Возможно, этот образ сложился под влиянием критических
размышлений, подобных тем, что высказывает, например, Гераклит
об огнедышащих быках: «Разве можно представить себе, чтобы
смертное существо выдыхало огонь, который для всех губителен?
Были же эти быки дикими и свирепыми, и тех, на кого
взглянули, жестоко уничтожали. Наступавшая от них быстрая смерть и
была уподоблена огню» (Гераклит. XVII).
Вернемся к огнедышащему катоблепу. Эта фигура вызывает
в памяти изрыгавшего пламя яростного быка с медными ногами
и рогами, которого Язон с помощью волшебницы Медеи запряг
в плуг (Аполлоний Родосский. Аргонавтика. III. 407—412;
Овидий. Метаморфозы. VII. 104—119). Одна из попыток объяснить
этот миф принадлежит Диод ору Сицилийскому: «Ходили слухи,
что около святилища были огнедышащие быки, а руно охранял
дракон; с тавров одноименное название было перенесено на силу

320
Тимофеи из Газы. О животных
быков, а жестокость, проявлявшаяся в убиении чужестранцев, дала
повод к рассказам, будто быки эти дышали огнем» (Диодор
Сицилийский. IV. 47). Так или иначе, катоблеп Тимофея числит в
своей родословной быка Язона.
Согласно армянской географии VII в., в Эфиопии к востоку
от Лунных гор живут «эфиопы-людоеды, у которых встречаются
зверь, похожий на вепря, но изрыгающий пламя, и саламандра,
похожая на ящерицу, которая, проходя через огонь, гасит его»
(Армянская география, с. 25). Изрыгающий пламя зверь —
византийский катоблеп. Любопытно, что в книге Тимофея
следующее за описанием быка животное — тоже саламандра.
Огнедышащего катоблепа упоминает и другой византийский
автор — Константин Манассес (XII в.)230. В русском переводе
1385 г. «Шестоднева» Георгия Писидийского представлен
византийский вариант катоблепа, сжигающего дыханием все живое.
Этот зверь носит имя долезря, означающее то же самое, что и
catoblepas 'смотрящий вниз'. «Откудоуж долезря, огнем ноутре-
нимъ дыша из ноздрей дыхаше изъ огненосных доле течете
огньное възвращаеть далече же пущаеть течение яко стрелець,
яко неугасимый испущеныи пламень» 231. Мануил Фил из Эфеса
(1275—1345), напротив, пишет о ядовитом дыхании быка. Зверь
кормится ядовитыми корнями, что сближает катоблепа с
пожирающим ядовитых змей горным быком, описанным в персидской
космографии XIII в. (Чудеса мира. 177). Как явствует из поэмы
Мануила Фила «О свойствах животных», он совершил
путешествие в Персию, Аравию и Индию. Вероятно, с этими
странствиями связан его интерес к экзотическим животным —
единорогу, онокентавру (ослокентавру) , катоблепу. Поэма «О
свойствах животных» была посвящена им императору Мануилу Палео-
логу. Описания животных заимствованы из сочинения Клавдия
Элиана (II в.) «О природе животных».
Как молвят, изо всех животных злейшее
Живет в земле Ливийской и имеет вид
Весьма похожий на быка свирепого.
Глядит оно, как будто разъяренный лев,
Из-под бровей густых и нависающих.
А глаз его по мере меньше бычьего,
Налит густою кровью и притом вовек
Не взглянет прямо, в землю потуплялся:
Оттуда и прозванье катоблепово.
С макушки зверя волосы обильные
Нисходят гребнем и на лоб спускаются,
И с конской гривой сходствуют. Великий страх
Тому, кто с этим дивом повстречается!
Зверь кормится корнями ядовитыми,
Которых больше ни одно животное
Согласно «Физиологу», «онокентавры — [верхнюю] половину имеют
человеческую, а нижнюю половину — осла» (Физиолог, с. 134).

Катоблеп
321
В рот не возьмет, а коль возьмет — отравится.
Избычившись и в землю взор уставивши,
Он распускает гриву и вздымает шерсть,
Как будто вепрь, свирепо ощетинившись.
И если рот его приоткрывается,
Из недр гортани мерзостный исходит дух,
Отравного зловония исполненный.
Тот, на кого повеет дуновением,
Лишится языка незамедлительно
И навзничь в корчах яростных повергается 232.

§53a
<АЛАМАН»ГА
σαλαμάνδρα*
2. Саламандра похожа на ящерицу; проходя сквозь огонь, она
охлаждает и гасит его.
ЬЪ.2. Ср.: «Некоторым животным по их прочному составу возможно
не сгорать в огне, это с очевидностью показывает саламандра:
Подзаголовок отсутствует в греческом тексте.

Саламандра
323
она, как утверждают, проходя по огню, гасит его» (Аристотель.
История животных. V. 19. 106). В александрийском
«Физиологе» подчеркивается способность саламандры тушить своим
естеством огненную и банную печи. Считалось, что эта ящерица
обладает особой охлаждающей силой. Можно предположить, что
за этим фантастическим представлением стоит свойство реальной
ящерицы (Salamandra salamandra) выпускать в случае опасности
кожные выделения. Связь же саламандры с огненной печью
могла появиться вследствие практики древних фармацевтов,
сжигавших ящериц для получения золы, что подтверждается
сведениями ал-Бируни. «О саламандре. Физиолог говорит о ней, что,
когда влезает она в огненную печь, угасает вся печь, а когда
влезает в банную печь, то угашает банную печь» (Физиолог, с. 143).
Согласно армянской географии VII в., в Эфиопии к востоку
от Лунных гор встречается «саламандра, похожая на ящерицу,
которая, проходя через огонь, гасит его» (Армянская география,
с. 25).
Плиний описал наиболее распространенный вид —
пятнистую, или огненную, саламандру (Salamandra maculosa),
достигающую 18—23 см длины и отличающуюся яркими золотисто-
желтыми пятнами на черном фоне, расположенными двумя
продольными рядами вдоль всего тела; такие же пятна находятся на
ногах и по бокам тела животного. «Salamandrae, animal lacertae
figura, stellatum, nunquam nisi magnis imbribus proveniens et sereni-
tate desinens. huic tantus rigor, ut ignem tactu restinguat non alio
modo quam glacies» — 'Саламандра; животное из рода ящериц,
усеянное звездами, никогда, кроме как в сильный ливень, не
появляющееся, а в ясную погоду прячущееся; у нее такая
холодность, что, подобно льду, огонь она гасит прикосновением'
(Плиний. 10. 66). Далее Плиний замечает: «Слизь вытекает у нее
изо рта и уничтожает волосы на человеческом теле. Если
помазать кожу на теле, то в этом месте образуется темное пятно.
Саламандра — самое зловредное из всех ядовитых животных.
Другие животные приносят вред только отдельным людям, но
саламандра может уничтожить целый народ, если только ее не
остерегутся. Когда она влезет на дерево, то отравляет все плоды, и
кто их поест — умирает, как будто бы от сильного холода. Если
даже саламандра дотронется лапой до стола, на котором месят
хлеб, то последний будет отравлен; если упадет в колодец, то вся
вода сделается ядовитой. Однако некоторые животные в
состоянии пожирать это зловредное существо, как, например, свиньи,
и, вероятно, мясо этих животных может служить противоядием
яду саламандр. Если бы было справедливо то, что говорят маги,
т. е. что это единственное животное, которое тушит огонь, и что
даже некоторые части его тела представляют прекрасное
средство против пожара, то Рим давно бы произвел подобный опыт».
Опираясь на сведения Плиния, Исидор Севильский пишет:
«Саламандра (salamandra) так названа, потому что противостоит
огню. Ее яд из всех имеет наибольшую силу. Другие гады уби-

324
Тимофей из Газы. О животных
вают по одному, а она сразу многих. Ведь если она проникнет на
дерево и напитает плоды ядом, то убъет всех, кто их съест, и
даже если в колодец упадет, сила ее яда убивает всех, кто
выпьет воды из колодца. Она сопротивляется пламени, одна из
всех животных лишает огонь силы. Поэтому она без страдания и
вреда остается живой посреди огня и не только не сгорает, но и
гасит пламя» (Исидор Севильский. XII. 4. 36).
Согласно Ибн Сине, саламандра — «это пресмыкающееся,
похожее на ящерицу аза а, с четырьмя ногами и коротким
хвостом. Утверждают, будто она не горит, и что если бросить ее в
печь, она загасит огонь» (Ибн Сина. Канон. IV. 6. 5. 25). Ал-
Бируни известна легенда о саламандре, но он ее отвергает: «Са-
ламандира. Диоскорид: это — разновидность саам абраса *.
Некоторые люди [говорят] о ней неправду, что она не горит в огне
и это потому, что она обладает охлаждающей силой. Диоскорид
и Ибн Мандавайх: [саламандра] — животное, похожее на 'азайа
[вид ящерицы], с четырьмя конечностями и коротким хвостом.
Думают, что она не горит в огне, а, наоборот, тушит печь.
Другой [автор]: *азайа двигается медленно и имеет различные
окраски. Я думаю, что это гавик. Павел: [саламандра] — это
животное, которое сжигают, и золу его примешивают к лекарствам,
вызывающим гниение, поэтому оно пригодно для [лечения]
чесотки и бараса . Заменителем саламандры является зеленый
*азайа» (ал-Бируни. Книга о лечебных веществах. 523).
Саам абраса — ящерица геккон. Ср.: Ибн Сина. Канон. II. 510.
Ι* Π www
О а ρ а с — чешуйчатый лишаи.

§54
κάστωρ *
1. По той причине, что у бобра большой и широкий живот, его
называют кастор вместо гастор.
2. Он является амфибией и обитает в норах около воды.
Castor fiber.

326
Тимофей из Газы. О животных
3. [Размером] он больше ихневмона и своими зубами валит
большие деревья, перегрызая их внизу у корней.
4. Из него шьют бобровые одежды.
5. Его тестикулы являются неотъемлемой составляющей
различных лекарств и, будучи преследуемым вследствие этого
охотничьими псами и людьми и понимая причину, он отрывает их
своими когтями и убегает. Но когда он уже без тестикул и его
снова преследуют, он подпрыгивает и показывает, что у него нет
[тестикул].
6. Он часто меняет свои норы из-за страха быть пойманным
охотниками. Однако его ловят ночью, так как он боится огня и
остается недвижим, а охотник, имея факел, подбирается так близко,
что может схватить его.
7. Бобр обитает вблизи вод, подобно сатериону, латаксу, энуд-
ру и сапериону, из которого изготовляют одежду.
54.1. γαστήρ означает 'живот'; формы gastor не существует.
54.2—3. Вопреки ситуации, описанной в басне Эзопа (см. § 54.5),
реальный бобр в случае опасности не полагается на свои
быстрые ноги. Этот неуклюжий зверь неповоротлив на суше, но
замечательно приспособлен к водной среде, легко и быстро
плавает, прекрасно ныряет. Но на суше он, как правило, беспомощен,
особенно если застигнут врасплох. Убить этого зверя охотнику
не составляло труда. Именно по этой причине промысел на
бобров регулировался с древнейших времен233. Речной бобр
является самым крупным представителем из отряда грызунов. Длина
его тела несколько более метра, средний вес составляет 18—
20 кг. Сравнение бобра с ихневмоном вполне оправданно.
Ихневмон — хищное четвероногое животное из отряда виверовых;
обычная длина его тела 65 см.
54.5. Вещество, известное в древности под названием «бобровая струя»,
вырабатывалось парными мускусными железами самцов бобров,
расположенными около половых органов. Поэтому в
описательной зоологической литературе легко могла возникнуть путаница
на предмет, что, собственно, отрезалось у пойманного бобра:
тестикулы или мускусная железа. В средневековых книгах о
лекарственных веществах, написанных отнюдь не наивными авторами,
всегда говорится о тестикулах бобра. Ситуация, когда термин и
обозначаемый им предмет не совпадают, в общем-то обычна.
Следует также учесть, что древние врачи имели дело не с
живыми бобрами, а с фрагментами их кожи, заключающими в себе
мускусную железу. Неразличение железы и тестикул авторами,
которые передают сведения из чужих рук, не должно удивлять.
Эта путаница есть уже у Геродота. Сообщая об охоте скифского

Бобр
327
племени будинов на бобров, Геродот пишет, что «яички бобров
применяют как лечебное средство против болезней матки» 234.
Добытое вещество использовалось в лечебных целях, что
способствовало активной охоте на бобров. Шкура этих зверьков также
ценилась высоко. Однако остается совершенно неясным
происхождение фантастических сведений о том, что
преследуемый охотником бобер отгрызает свои тестикулы и сам
бросает их охотнику. Подобную охоту описывают Плиний
(Плиний. 8. 108) и Элиан (Элиан. О природе животных.
6. 34). Для прояснения этого деликатного вопроса следует
напомнить, что мускусная железа имеется как у самцов, так и у
самок бобров. Последние и могли дать повод для слухов о
бобрах, прибегащих к самооскоплению.
Истоки сюжета о диковинном поведении бобра восходят к
басне Эзопа: «Бобр — это животное четвероногое, живет в
прудах. Говорят, что из его яичек приготовляют некоторые
лекарства. И когда кто-нибудь его увидит и погонится, чтобы убить,
то бобр понимает, ради чего его преследуют, и сначала бежит
прочь, полагаясь на свои быстрые ноги и надеясь уйти целым; а
оказавшись уже на краю гибели, он откусывает и отбрасывает
свои яички и этим спасает себе жизнь. Так и разумные люди
для спасения жизни ни во что не ставят богатство» 235. Об
известности этого сюжета в античном мире свидетельствует пассаж
из «Метаморфоз» Апулея, где ситуация приобретает черты
эротического гротеска. Речь идет о ведьме, наказавшей своего
любовника: «Любовника своего, посмевшего полюбить другую
женщину, единым словом она обратила в бобра, так как зверь этот,
когда ему грозит опасность попасться в плен, спасается от
погони, лишая себя детородных членов; она рассчитывала, что и с
тем, кто на сторону понес свою любовь, случится нечто
подобное» (Апулей. Метаморфозы. I. 9). Трудно объяснить, каким
образом сюжет басни о бобре проник в зоологические трактаты.
Причина, видимо, заключалась в его занимательности, а также в
невозможности проверить реальное положение дел. Так,
например, в «Естественной истории» Плиния сообщается: «Понтий-
ские бобры в случае опасности сами себе откусывают половые
органы, зная, что они служат причиной преследования.
Содержимое этих органов врачи называют бобровой струей. Это
животное, отличающееся чрезвычайной остротой зубов, как железом
срезает приречные деревья, а схватив зубами какую-нибудь
часть человеческого тела, не разжимает их, пока не захрустят
перекушенные кости. Хвост у него рыбий, в остальном похож на
выдру; то и другое животное — речное, у обоих шерсть мягче
пуха» (Плиний. VIII. 109) 236. Подобную агрессивность, по
словам Аристотеля, приписывали выдре, а не бобру: «Кусает людей
и выдра и, как передают, не отпускает до тех пор, пока не
услышит треск кости» (Аристотель. История животных. VIII. 5.
58). В греческом «Физиологе» повторяется басенный сюжет охоты
на бобра. О природных особенностях животного не сообщается,

328
Тимофеи из Газы. О животных
зато появляется следующая вымышленная подробность: если
бобр снова попадется другому охотнику, то бросается навзничь,
чтобы охотник, убедившись в отсутствии тестикул, отпустил его.
Разыскать средневековое описание охоты на бобра, независимое
от эзоповского, мне не удалось. Что же касается странного
поведения бобра, который, вторично попавшись, укладывается на
спину, то для объяснения этой загадки можно привлечь поздние
материалы XVII—XVIII вв., где говорится о сибирских
охотниках на бобра. Убитого зимой зверя они тотчас замораживали,
кладя брюхом кверху, чтобы не вытекла драгоценная струя237.
Очевидно, что автор «Физиолога», как и сочинители
популярных книг о животных, не были ни охотниками, ни фармацевтами.
Они были филологами и знатоками священных текстов и
воспринимали мир в символической перспективе, где каждое
животное зримо воплощало скрытые смыслы бытия. Природный мир
мыслился ими как вместилище символов (где, например, охотник
означал дьявола, а бобер — грешного жителя града). Иначе они
могли бы услышать голоса практиков, таких, например, как
исследователь XI в. ал-Бируни, утверждавший со знанием дела:
«То, что говорится об удалении этим [животным] своих яичек и
о бросании их охотнику, представляет ложь» (ал-Бируни. Книга
о лечебных веществах. 270). Как уже сказано, в рассказе
«Физиолога» о бобре повторяется сюжет из басни Эзопа: «Есть
животное, называемое бобр. Кроток весьма и молчалив.
Нужнейшее его используют в лечении. И когда его преследуют охотники
и он понимает, что его поймают, то, отсекая у себя нужнейшее,
бросает охотнику. Если же снова попадется другому охотнику и
преследуется, бросается бобр навзничь, и охотник, узнав, что
нужнейшего у него нет, уходит от него» (Физиолог, с. 139).
Итак, в чем же смысл истории о бобре, если в ней нет и
намека на реальную охоту? По мнению В. Н. Топорова, для
выяснения истоков этого сюжета следует предпринять поиск
архаического контекста: «Речь идет о мифологических текстах,
отвечающих некоей универсальной схеме — растительное божество
или мифологический герой, обладающие большой плодородной
силой, оказавшись в экстремальной ситуации и зная о своей
неизбежной смерти и нисхождении в Нижний мир, отвергают
любовь некоей земной богини и оскопляют себя, как бы принося
жертву на благо жизни людей. (...) Иначе говоря, преследуемый
(бобр, олень, противник Громовержца), принеся определенную
жертву, вырвав жало продолжения рода и став „безвредным"
для преследователя, поступает в услужение к преследователю и
„услуживает" ему в той части, где некогда он был особенно
силен, но с переменой функций» 238.
54.7. Сведения Аристотеля о бобре неясны; в частности, вызывает
затруднение идентификация термина latax. Обычное
древнегреческое название бобра, в том числе и у Аристотеля, — kastor.
«Некоторые из диких четвероногих добывают [себе] пищу в
озерах и реках, в море же никто, кроме тюленя. Таковы так назы-

Бобр
329
ваемыи бобр, сатерион, сатюрион, выдра и так называемый ла-
такс; он шире выдры и имеет крепкие зубы; выходя ночью, он
часто надрезает речные тополи своими зубами» (Аристотель.
История животных. II. 5. 58). Сатерион (σαθέριον) — вид бобра;
латакс (λάταξ) — водяное четвероногое животное; энудр —
ихневмон (см. § 43.1); саперион (σαπήριον) — похоже, об этом
животном ничего не известно.

§55
ЛЯГУШКА
βάτραχοι
1. Лягушки часто появляются на свет из облаков.
2. Лягушки умирают, когда пруд высыхает, и возвращаются к
жизни, когда он наполняется [водой].
3. Часто [лягушки побеждают в столкновениях] со змеями, как
[это делает] и хамелеон.
Rana spp.

Лягушка
331
55.1. Рождение лягушек из дождевых облаков — мифопоэтический
образ. В гимне лягушкам в «Ригведе» (Ригведа. VII. 103)
говорится, что лягушки появляются в сезон дождей и подают голос,
пробужденные к жизни богом грозы Парджаньей. В различных
мифопоэтических системах функции лягушки, как положительные
(связь с плодородием, возрождением), так и отрицательные (связь
с хтоническим миром, мором, смертью), определяются прежде
всего ее связью с водой, в частности с дождем239. Овидий в
«Метаморфозах» утверждает: «Тина из скрытых семян
производит зеленых лягушек». Аристотель пишет о природе амфибий:
«Иные по природе даже не могут и жить без воды, например,
так называемые морские черепахи, крокодилы, гиппопотамы и
тюлени, и из животных меньшей величины — эмиды, болотные
черепахи и род лягушек. Все они, если не дышат некоторое время,
задыхаются» (Аристотель. История животных. VIII. 2. 12).
55.2. В «Физиологе» различаются два вида лягушек: «Есть наземная
лягушка и есть лягушка водная. Физиолог говорит о ней, что она
переносит солнечный зной и жар, когда же непогода ее
застигает, — погибает. Водная же лягушка, когда выйдет из воды и
коснется ее солнце, тотчас снова в воду погружается»
(Физиолог, с. 142).
Исидор Севильский насчитывает большее число видов
лягушек: «Лягушки (гапае) названы по кваканью, так как они
гомонят и назойливо трещат вокруг родных болот. Некоторые из
лягушек называются речными, другие болотными, еще одни —
жабами (rubeta), потому что они живут в терновнике. Жабы больше
остальных лягушек. Некоторые лягушки называются
„тростниковыми" (calamités): самые маленькие из всех, самые зеленые,
немые и безголосые, они живут в тростниках и кустах. Полевки
(agredula) — маленькие лягушки, живущие в сухой земле или в
полях. Собаки, которым дают съесть живую полевку, перестают
лаять» (Исидор Севильский. XII. 6. 58—59).
55.3. Как сообщают издатели текста, около семи букв в рукописи
прочитать невозможно. Подсказку к содержанию всего отрывка
можно найти в «Пестрых рассказах» Элиана, где говорится, при-
помощи какой хитрости лягушки защищаются от нильских змей.
«Очень умны египетские лягушки и намного превосходят этим
остальных своих сородичей. Если египетская лягушка заметит
нильскую водяную змею, она откусывает тростниковый побег,
косо зажимает его в челюстях и крепко держит. Водяная змея не
может проглотить лягушку вместе с тростинкой, потому что не в
состоянии так широко раскрыть пасть, чтобы в нее вошло и то и
другое. Так смекалка лягушки побеждает силу водяной змеи»
(Элиан. Пестрые рассказы. I. 3). В другом своем сочинении
Элиан сообщает о способах защиты хамелеона от змей (Элиан.
О природе животных. 4. 33).

332
Тимофей из Газы. О животных
О фантастической войне хамелеона со змеями расказывает
Лев Африканский: «Это злейший враг ядовитых змей. Когда он
видит змею, уснувшую под деревом, он немедленно поднимается
на дерево и выбирает место, где он будет точно вровень с
головой змеи. Тогда он выплевывает струйку слюны, похожую на
слюну лягушки, струйку, конец которой образует капелька,
похожая на жемчужинку. Если он видит, что эта струйка не
спускается по прямой линии на голову змеи, он перемещается, пока
капелька не упадет на ее голову. Эта капелька обладает
свойством проникать в голову змеи, как только ее касается, и таким
образом убивает змею» (Лев Африканский, с. 368).

§56
<УК>К
г *
άρκτόμυς
1. Если один сурок стоит на страже, в то время как остальные
кормятся, то каждый приносит ему долю корма; но если он
пренебрегает своей обязанностью наблюдать и что-нибудь случается,
[тогда] они убивают наблюдателя **.
56.1. Греческое название сурка арктомис букв, означает 'медведь-
мышь'. Хаупт указывает, что это животное упоминается
римским составителем альманахов Polemius Silvius (V в.) и св. Ие-
ромом в письме к Sunia и Fretela, где он говорит о Псалме
104:18. Иером отмечает, что «Sefannium» Иудеи (D4DW, т. е.
кролики Procavia synca) — животные размером с ежа и
напоминают медведя и мышь, «почему и называются arctomis». Хаупт
цитирует также бременский кодекс Glossanum Cynlli, где «arcomys»
(написание, встречающееся у Polemius Silvius) помещается между
ежом и дикобразом.
' Arctomys marmota или Arctomys bobak.
1 Здесь заканчивается аугсбургский манускрипт.

§57a
tk>A<W
φώκη*
1. Удар молнии никогда не касается шкуры тюленя; по этой
причине моряки покрывают так называемые головы мачт на
кораблях такой защитой. Сходным образом град никогда не причинит
вреда виноградной лозе, если повязать вокруг нее небольшой
кусочек такой шкуры.
2. Зубы тюленя делают рост зубов у детей безболезненным, а
шкура, повязанная вокруг пояса, предотвращает удар с небес (т. е.
молнию).
3. Если, насквозь проткнув тюленью шкуру, ты используешь ее
как корзину для семян и сажаешь [семена], которые падают на
землю так, что когда их разбрасывают, немногих семян хватает на
большой участок земли, [тогда] не случится, чтобы град выпал на
это место в течение года; но у соседей град будет.
57а.1. То, что матросы использовали шкуру тюленя в защитных целях,
было известно интеллектуалам Римской имерии, однако
подобные сведения относились ими к примерам природной антипатии.
Иными словами, здравомыслящие люди не придавали серьезного
значения подобным слухам. Так, Плутарх излагает беседу,
участники которой разбирают вопрос: порождаются ли трюфели
грозой? Мнение скептиков было таково: «Гром, действуя
воздухом, как клином, расщепляет землю, и грибники, собирающие
трюфели, находят их в образовавшихся расщелинах, откуда
возникло в народе поверье, будто гром порождает трюфели; и это
поверье равносильно мнению, что улитки производят дождь, а не
предсказывают его своим появлением». В защиту общепринятого
мнения прозвучали следующие слова: «Удивительное нельзя
сразу отвергать как невероятное; что гром и молния и подобные им
небесные явления производят много и других действий,
закономерность которых трудно, а иногда и невозможно постигнуть.
(...) Луковица ускользает от молнии не вследствие малой вели-
Phoca monachus. Ни одна из этих глав не выделена в греческом тексте.

Тюлень
335
чины, а в силу своей антипатической способности, такой же,
какой обладает смоковница, а также, говорят, шкуры тюленей и
гиен, которыми моряки укутывают концы рей» (Плутарх.
Застольные беседы. IV. 2. 1).
В этой теме есть любопытный аспект, связанный с
электрическим свечением на верхушках корабельных мачт, вызываемым
грозовой атмосферой. В античную эпоху это свечение называли
звездой Кастора и Поллукса, а в средние века — огнями
святого Эльма. Современник Тимофея, Олимпиодор, плававший по
Средиземному морю, описывает это явление. Сведения Олим-
пиодора сохранились в пересказе Фотия: «Он рассказывает
чудеса об одной звезде, обрушившейся на мачту: все думали, что
они уже утонут. Явление это называется у моряков уранией» 240.
Согласно комментарию Е. Ч. Скржинской, слово о αστήρ
—'звезда' иногда значит 'метеор', 'падающая звезда' или просто 'огонь',
'пламя'. Плиний сообщает об огнях на морских судах
следующее: «И на мачтах, а также на других частях кораблей, садятся
они с каким-то певучим звуком, меняя места, подобно птицам.
[Эти звезды] опасны, когда они являются в одиночку, — тогда
они топят корабли; если они упадут вниз, в трюм, то причинят
пожар; если же они появляются попарно, то они благоприятны и
предвещают удачный переход. Говорят, что их появление
заставляет исчезнуть ту зловещую и грозную звезду, которую зовут
„Еленой". Им дают имя Кастора и Поллукса; поэтому
последних призывают как богов во время морских странствий. Иногда
в вечерние часы наблюдается, как окружены сиянием
человеческие головы, в знак великого предзнаменования. Все это не
поддается уяснению и скрыто в величии природы» (Плиний.
2. 101). Сенека в книге «Об огнях в воздухе» продолжает эту
тему: «При сильных бурях часто появляются как бы звездочки,
садящиеся на паруса; терпящие бедствие мореходы думают тогда,
что это им помогают божества Кастора и Поллукса. Но причина
для доброй надежды здесь иная: очевидно, что буря уже
переломилась и ветры утихают — в противном случае огни неслись
бы, а не сидели. Когда Гилипп направлялся в Сиракузы,
появилась звезда, остановившаяся на самом кончике его копья. В
римских лагерях видели, как загорались дротики: это значит, что на
них попали огни. Они часто являются в виде молний и тогда
обычно поражают деревья и живые существа; но когда в них
меньше силы, они просто тихо соскальзывают с неба и садятся
на что-нибудь, никого не поражая и не раня» (Сенека. О
природе, I. 1. 13—14).
Перейдем к следующей теме: защите от града виноградной
лозы с помощью тюленьей шкуры. К числу советов, которыми,
по мнению автора «Геопоник», следует пренебречь в первую
очередь, относятся следующие: «Филострат рассказывает в своих
„ Историях", что если повесить на самой видной лозе ремень из
тюленьей шкуры, то виноградник не пострадает от града. Град
не выпадет, если обнесешь все место шкурой гиены, крокодила

336
Тимофей из Газы. О животных
или же тюленя и если повесишь ее перед дверями жилья. Если
ты развесишь вокруг всего места на веревках множество ключей
от разных помещений, то град пройдет мимо. (...) Так говорят
древние. Я же некоторые из приведенных советов считаю
совершенно нелепыми и заслуживающими полного пренебрежения.
Я советую вовсе не обращать на них внимания. Я записал их
потому, чтобы не сочли, будто я пропустил что-либо из
сказанного древними. Куски гиппопотамовой шкуры, положенные на
каждой меже, отвращают град» (Геопоники. I. 14. 3, 5, 11).
Появление шкуры крокодила и гиппопотама в сельскохозяйственных
рецептах византийцев свидетельствует о полной утрате
первоначального смысла некоторых приемов земледельческой магии.
Благодаря Хубайшу Тифлиси мы знаем, как выглядел исходный
текст, поскольку в нем фигурируют три животных (гиена, барс,
заяц), которым традиция приписывала особые жизненные силы и
плодовитость. В этой теме есть еще один аспект. Если автор
«Геопоник» не скрывает своих ироничных суждений по поводу
тех или иных привлекаемых им невероятных сведений, то
персидский автор Хубайш Тифлиси просто передает их, однако
этими рецептами также можно смело пренебречь: «Что делать
для защиты от града. Если кто вывернет наизнанку шкуру
гиены, или барса, или зайца и повесит на высоком месте на
длинной палке, то град обойдет стороной это место и не нанесет
ущерба» (Хубайш Тифлиси. XIII. 28).
Тот же самый эффект достигался и другим способом: «Если
женщина во время менструаций разденется догола и поднимет
лицо к туче, то град обойдет стороной это место» (Хубайш
Тифлиси. XIII. 28а). Грекам был известен этот обряд в более
откровенном варианте (Геопоники. I. 14. 1—2). Не менее
любопытные средства предлагались для защиты от холода: «Если кто
расстелет на земле шкуру обезьяны или гиены, то холод не
причинит вреда посевам на этом месте. И если повесит такую шкуру
на дерево, то холод не повредит ему» (Хубайш Тифлиси. XIII.
29а). Плутарх приводит некоторые примеры из области
земледелия, признавая всю безнадежность попыток выяснить причины
этих явлений: «Есть наблюдение следящих за градом, что град
можно отвратить кровью крота или женскими повязками»
(Плутарх. Застольные беседы. VII. 2). Поскольку речь идет о
земледельческой магии, где крови приписывалась особая функция
влияния на природные стихии, то поиск рациональных причин,
способных прояснить связь между действиями заклинателей и
небесными явлениями, бессмыслен. Впрочем, лучше обратиться
за разъяснениями к Луцию Аннею Сенеке. Сенека со смехом
сообщает своему другу Луцилию следующее: «Не могу
удержаться, чтобы не привести все нелепости, какие рассказывают наши
[философы насчет града]. По их словам, существуют опытные
наблюдатели облаков, которые в состоянии предсказать град.
Этому они действительно могли научиться путем простого
упражнения, всякий раз замечая цвет облаков, из которых потом

Тюлень
337
шел град. Невероятно другое: что якобы в Клеонах существовала
государственная должность халадзофилаков — предсказателей
града. Они давали знать, где сейчас будет град, и как ты
думаешь, что было дальше? Думаешь, люди бежали за плащами и
укрывались под навесом? Как бы не так: каждый шел принести
за себя жертву — кто ягненка, кто цыпленка. И облака, отведав
чуть-чуть крови, тотчас же сворачивали в сторону. Ты
смеешься? Послушай кое-что еще посмешнее. Если у кого-то не
находилось ягненка или цыпленка, которого не жалко, он налагал
руки на самого себя; но не думай, что облака такие уж
кровожадные: ему достаточно было поцарапать палец острым кончиком
стиля, и выступившая кровь уже была умилостивительной
жертвой: град обходил его поле так же, как поля, за которые
приносились обильные жертвы. Пытаясь найти объяснение подобным
вещам, одни, как и подобает людям мудрым, утверждают, что не
может того быть, чтобы кто-нибудь заключал перемирие с
градом и откупался от бурь подарками, хотя дарами можно
победить и богов. Другие подозревают, что в самой крови заключена
некая сила, способная отвращать и отгонять облака. Но как в
столь ничтожном количестве крови может заключаться столь
великая сила, что преодолеет расстояние до облаков и они в
вышине ее почувствуют? Однако клеоняне судили и наказывали
тех, кому было положено следить за погодой и предсказывать
бури, за то, что по их небрежности побиты виноградники или
погибли хлеба. И у нас законы XII таблиц грозят наказанием
тому, кто будет „заговаривать чужой урожай". Невежественная
древность верила, что заклинаниями можно вызывать дожди и
предотвращать их. Что ничего подобного быть не может,
настолько очевидно, что не нужно записываться в школу к какому-
либо философу, чтобы понять это» (Сенека. О природе. IV.
6. 1—3; 7. 1—3).
57а.2. Тюленю приписывались и другие лечебные свойства.
«Утверждают, что пойманный тюлень также выделяет некое вязкое
вещество; обладая целебными свойствами, оно помогает при
эпилепсии» (Псевдо-Аристотель. 77).

§ 57b
<КИ<НА
σκίαινα*
1. В [голове морской рыбы] скиена растут два камня, из
которых, как говорят, правый лечит правую [часть] головы человека, а
левый — левую.
57Б.1 Ср.: «Больше всего страдают во время зим рыбы, имеющие
камень в голове, например, хромида, морской волк, скиена, фагр;
вследствие этого камня они промерзают и выходят из строя»
(Аристотель. История животных. VIII. 19. 122).
§57с
МФЛЛ»Ф<К
κόχλος**
1. Продолговатого моллюска ловят в море и называют πυρ, так
как он напоминает видом руку в таком положении; когда его мясо
погружают в воду, вода начинает влиять на человеческое сознание
и голос и лечит людей от бреда и помешательства.
Морская рыба, возможно, Corvina nigra или Umbonna cirrosa.
Моллюск (вар. — ракообразное) — безпозвоночное животное со
спиральными завитками: Murex.

Раковина улитки
339
57с.1. В «Этимологиях» Исидора Севильского излагаются следующие
сведения о моллюсках: «Моллюски (conchae, cochleae) названы
по той причине, что при убывании Луны они опорожняются,
т. е. пустеют. У всех панцирных животных моря, включая
моллюсков, при росте Луны тело разрастается, при убывании
Луны — съеживается. Ведь Луна в прибавлении увеличивает
объем жидкости; когда же она убывает, уменьшается и содержание
влаги; так, по крайней мере, говорят физики» (Исидор Севилъ-
ский. XII. 6. 48).
§ 57d
ГАКОМНА
УЛИТКИ
1. Раковина улитки, привязанная к животу беременной
женщины, предохраняет ее, как говорят, от преждевременных родов; она
также удерживает ребенка во время острых болей у [беременных]
женщин.
57d.l. Улитка, сожженная вместе с раковиной, входила в состав
сложной смеси «испытанного средства» при лечении головной боли и
мигрени (Византийский медицинский трактат, с. 123). Восточные
врачи полагали, что улиток можно использовать в качестве
лечебного средства. «Халазун (Helix pomatia) — улитка.
Раковины имеют очень много видов; все они представляют собой
раковину с животным внутри. Халазун является одним из этих
видов, [этим названием] обозначают закрученную [раковину].
Жители Джурджана называют ее кухла; это то, что ползает по
дорогам после длительных дождей» (Ал-Бируни. Книга о
лечебных веществах. 345).

§57e
>АОП<
έλοψ
1. Сваренный элопс приводит оппонентов к дружбе.
ЯГ~->
57е.1. Согласно Д'Арчи Томсону, элопс относится к осетрам.
Аристотель упоминает элопса среди прочих рыб в «Истории животных»
(Аристотель. История животных. II. 13. 56).
§57f
ЕУКИ<тнИК
κέπφος*
1. Кровь буревестника, сообщенная мышцам и суставам
человека, делает его хорошим бегуном.
§57g
1. Варящие в масле нежных птенцов лебедя готовят отличное
средство для мускулов.
Thalassidroma pelagica.

§ 57h
όκτάπους*
1. Если хочешь поймать осьминога, возьми оливковые ветви,
опусти их в море [там], где есть скала или каменистый берег, и
все [осьминоги] будут пойманы этими ветвями, а тебе лишь
останется вынимать их.
57h.1. «Осьминог, хотя глуп (он идет к руке человека, если ее
опустить), однако хороший хозяин: он собирает все в нору, в которой
живет; когда же он потребит все самое пригодное, он
выбрасывает черепки и раковины крабов и улиток и кости рыбок. Он
ловит рыб, меняя окраску и делая ее схожей с камнями, к которым
приближается; то же самое делает он в испуге» (Аристотель.
История животных. IX. 37. 148—149).
§57i
гИЕА
1. Если хочешь принести морскую рыбу домой, поверни вокруг
горшок для угрей, чтобы поймать крупную.
2. Если на корм хочешь поймать рыбу, спрятавшуюся в море,
возьми молочко молочая и цикламена , порубив их, смешай их
с мукой и брось это как еду рыбам, как только увидишь их во
множестве; съев эту смесь, они, покоренные, всплывают, словно
мертвые, и их можно собирать руками.
Octopus vulgaris.
Euphorbia spp.
Cyclamen spp.

342
Тимофей из Газы. О животных
57i.l. Изначальное предложение испорчено. Ср.: Геопоники. XX. 4.
57i.2. Аналогичные советы давались в специальных сочинениях,
посвященных рыбам. «Как собрать рыбу в одно место. Из Оппиана.
Возьми полея, фимбры, оригана, майорана по три драхмы, коры
ладана, мирры, синопской земли драхм по восемь, ячневой муки,
разведенной ароматным вином, полмины, жареной свиной печени
двадцать четыре драхмы, козьего жира столько же, равно и
чеснока столько же. Все истолки по отдельности, затем подмешай
мелкого песку, брось на один или два часа куда хочешь и закинь
сети. Другие толкут мужские цветы дельфиния, просеивают их и,
всыпав в воду, созывают рыб столько, что их можно собирать
руками» (Геопоники. XX. 2. 1—2).
§ 57k
1. Если кто-нибудь заключит сердце зимородка в золотую
капсулу вместе с кожей птицы и будет носить, то гром или молния не
причинят ему вреда. У тебя будет амулет против грома, если ты
дома будешь держать гелиотроп, на котором напишешь aphia aphryx.
57k.l. Под гелиотропом обычно понимают семена дикой конопли (Не-
liotropium europaeum L.); этим же словом обозначают растение с
лиловыми или белыми цветами и минерал темно-зеленого цвета,
вид халцедона.
Формула aphia aphryx является криптограммой. Нахождение
сокровенного в письменах такое же магическое нахождение, как
обретение кладов, драгоценных камней, чудодейственных
растений. Магическое письмо выполнялось с помощью античного
божества Арея особым черноручным ножом человеческой кровью
на кожах нерожденных животных. С магическим культом Арея
связаны его ужасные «чернила». «Знаки Арея напиши кинова-
Alcedo atthis.

Зимородок
343
рью чистой и розовой водой и окури их кровью человека
запекшейся. Напиши же на коже тюленя или коршуна»; «и на
каждый состав [чернил] прочитай нижеследующие слова три раза.
Гехиел, Атзиер, Анадзифи, Радзиел, Кальсимеме, Нифаил, Ио-
рам, Периниил, Метифур, Стемаил, Радуил, Прераду, Индус,
Камиил, Фотоэл, Оесис. Святые ангелы, содействуйте своей
энергией тотчас и сообщите свою благодать столь
многочисленным видам состава чернил, чтобы они были счастливо
выполнены и славны и истинны» 241.

пМАКчанИ*
1 Юрчснко А. Г. Александрийский «Физиолог». Зоологическая мистерия.
СПб., 2001. С. 11—17.
2 Бондарев Д. Г. Гиена в культурной традиции народа канури (бассейн
озера Чад) // Кунсткамера. Этнографические тетради. СПб., 1998. Вып. 12.
С. 15—16.
3 Раннехристианские апологеты II — IV веков: Переводы и исследования.
(Афинагор Афинянин, Татиан, Евсевий Памфил. Псевдо-Мелитон). М., 2000.
С. 71—72.
4 Элиаде М. Мефистофель и андрогин / Пер. с франц. Е. В. Баевской,
О. В. Давтян. СПб., 1998. С. 169. Миф о том, что мужчина и женщина некогда
представляли собой единое существо, см., например: Платон. «Пир». 189е.
5 Жизнь животных по А. Э. Брему. Т. 5: Млекопитающие / Под ред.
Б. М. Житкова. М., 1941. С. 330—331.
6 Rowland В. Animals with Human Faces. A Guide to Animal Symbolism.
Knoxville; Tenn, 1973. P. 112 f.
7 Miller K. Mappaemundi. Die ältesten Weltkarten. Stuttgart, 1896. V: Die Eb-
storfkarte. S. 61.
8 См.: Библейская энциклопедия. M., 1990. С. 163—164. (Репринтное
издание труда архимандрита Никифора. М., 1891).
9 Жизнь растений: В 6 т. Т. 5, ч. 2: Цветковые растения / Под ред.
A. Л. Тахтаджяна. М., 1981. С. 416.
i0 Vulpis dicta, quasi uolupis. Est enim uolubilis pedibus et numquam rectis itin-
eribus, sed tortuosis anfractibus currit, fraudulentum animal insidiisque decipiens. Nam
dum non habuerit escam, hngit mortem, sicque descendentes quasi ad cadauer aues
rapit et deuorat (Isidore de Seville. Etymologiarum lib. XII. 2. 29).
11 Гамкрелидзе Т. В., Иванов Вяч. Be. Индоевропейский язык и
индоевропейцы. Тбилиси, 1984. Т. 2. С. 514.
12 Кагаров Е. Г. Культ фетишей, растений и животных в Древней Греции.
СПб., 1913. С. 226.
13 Медведи и другие хищные звери / Пер. с англ. П. Гурова. М., 1997.
ί4 «Ликисками (lyciscus) называются, по словам Плиния, собаки, рожденные
от случайной связи волков и собак. А в Индии есть обычай оставлять самок
собак на ночь на привязи в лесу, и от совокупления с тиграми рождаются у них
детеныши настолько быстроногие и сильные, что в схватке поражают львов»
(Исидор Севильский. XII. 2. 28).
15 Чекин А. С. Картография христианского средневековья. VIII—XIII вв. М.,
1999. С. 149.
16 Марр Н. Я. Сборник притч Вардана: Материалы для истории
средневековой армянской литературы. СПб., 1894. Ч. I. С. 205.
17 Авеста. Видевдат. Фрагард тринадцатый / Вступ., пер. с авест. и коммент.
B. Ю. Крюковой // Восток. 1994. № 2. С. 156.
18 Lupus Graeca diriuatione in linguam nostram transfertur. Lupos enim illi λύκους
dicunt: λύκος autem graece a moribus appellatur, quod rabie rapacitatis quaequae inu-
enerit trucidet. Alii lupos uocatos aiunt quasi leopos, quod quasi leonis, ita sit illi uirtus
in pedibus; unde et quidquid pede pressent non uiuit. Rapax autem bestia et cruoris
adpetens, de quo rustici aiunt uocem hominem perdere, si eum lupus prior uiderit.
Vnde et subito tacenti dicitur: «Lupus in fibula». Certe si se praeuisum senserit, de-
ponit feritatis audaciam. Lupi toto anno non amplius quam dies duodecim coeunt;
famem diu portant, et post longa ieiunia multum deuorant (Isidore de Seville.
Etymologiarum lib. XII. 2. 23—24).

Примечания
345
19 Шефер Э. Золотые персики Самарканда. М., 1981. С. 122.
20 Иванов В. В. Реконструкция индоевропейских слов и текстов, отражающих
культ волка // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1975. Т. 34, № 5. С. 407.
21 Keller О. Die antike Tierwelt. Leipzig, 1909. Bd. I. S. 152.
22 Гамкрелидэе Т. В., Иванов Вяч. Be. Индоевропейский язык и
индоевропейцы. С. 492.
23 Кагаров Е. Г. Культ фетишей, растений и животных в Древней Греции.
С. 166.
24 Родионов М. А. «Китаб ал-'унван» Агапия Манбиджского как
этнографический источник // Основные проблемы африканистики. Этнография. История.
Филология. М., 1973. С. 131.
25 Ср. со сведениями Анании Ширакаци (VII в.): «Необитаем южный край,
называемый жарким поясом, или же восточная пустыня, где не показываются
даже пресмыкающиеся» (Анания Шираками, с. 45).
26 Финикийская мифология. СПб., 1999. С. 72.
27 Шифман И. 111. Древняя Финикия — мифология и история //
Финикийская мифология. СПб., 1999. С. 215.
28 Гамкрелидэе Т. В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и
индоевропейцы. С. 500—501; Семека Е. С. Антропоморфные и зооморфные символы в
четырех- и восьмичленных моделях мира // Труды по знаковым системам. 5.
Тарту, 1971. С. 105, 116.
29 Валерий Флакк. Аргонавтика. VI. 145. Цит. по: Латышев В. В.
Известия древних писателей греческих и латинских о Скифии и Кавказе // ВДИ.
1949. N9 2. С. 348.
30 См.: McCulloch F. Le tigre et le miroir — la vie d'une image // Revue des
sciences humaines. 33. 1968. P. 149—160.
31 Цит. по: Mapp H. Я. Сборник притч Вардана. С. 419—420.
32 См.: Фрэзер Д. Д. Золотая ветвь: Исследование магии и религии / Пер. с
англ. М. К. Рыкина. М., 1983. С. 486—496.
33 Руденко С. И. Горноалтайские находки и скифы. М.; Л., 1952. С. 208.
34 Засеукая И. П. Изображение «пантеры» в сарматском искусстве // CA.
1980. N9 1. С. 49.
35 Баркова Л. Л. Изображения рогатых и крылатых тигров в искусстве
древнего Алтая // Археологический сборник ГЭ. 1985. Вып. 26.
36 Афанасьева В. К. Шумеро-аккадская мифология // МНМ. 2. 1991. С. 652.
37 Мухин Н. Магия и колдовство у ассиро-вавилонян. Киев, 1905. С. 18.
38 Архангельский А. С. К истории древнерусского Луцидариуса. Сличение
славя но-русских и древненемецких текстов. Казань, 1889. С. 25.
39 Смирнов А. В. Книга Еноха: Историко-критическое исследование: Рус. пер.
и объяснение апокрифической книги Еноха. Казань, 1888. XV. 76.
40 Шишкин В. А. Варахша. М., 1963. С. 206.
41 Цит. по: Латышев В. В. Известия древних писателей греческих и
латинских о Скифии и Кавказе // ВДИ. 1949. № 1. С. 202.
42 Там же. С. 206.
43 Раевский Д. С. Модель мира скифской культуры. М., 1985. С. НО.
44 Пьянков И. В. Средняя Азия в известиях античного историка Ктесия
(текст, перевод, примечания). Душанбе, 1975. С. 39.
45 Bolton }. D. P. Aristeas of Proconwesus. Oxford, 1962. P. 68.
46 Дандамаева M. M. Лучше один раз увидеть... (Передневосточные
памятники изобразительного искусства как предполагаемый источник некоторых
сюжетов греческой литературы) // ВДИ. 2000. № 2.
47 Перевод цит. по: Пьянков И. В. Бактрийский грифон в античной
литературе // История и культура народов Средней Азии (древность и средние века).
М., 1976. С. 19.

346
Тимофей из Газы, О животных
48 Элиаде М. Трактат по истории религий. СПб., 1999. Т. II. С. 126. Об
охранительных функциях грифонов пишет А. В. Подосинов, сопоставляя
греческих грифонов с ветхозаветными херувимами и вавилонскими крылатыми духами -
защитниками, см.: Подосинов А. В. Символы четырех евангелистов: Их
происхождение и значение. М., 2000. С. 32—33.
49 Перевод цит. по: Пьянков И. В. Бактрийский грифон в античной
литературе. С. 19.
50 Ср.: Шумовскии Т. А. Три неизвестные лоции Ахмада ибн Маджида,
арабского лоцмана Васко да-Гамы. М; Л., 1957. С. 40.
51 См.: Бертельс А. Е. Художественный образ в искусстве Ирана IX—
XV вв. М., 1997. С. 242—243.
52 Ал-'итаби — волнистая тафта, см.: Dozy R. Suplément aux Dictionnaires
Arabes. Leiden; Paris, 1927. Vol. 2. P. 93.
53 О происхождении названия барса см.: Иванов В. В. Разыскания в области
анатолийского языкознания. Хатт. ha-praSS- 'леопард' как источник хетт. parSana-
и евразийских названий барса, тигра // Этимология. 1976. М., 1978;
Иванов В. В. Леопард // МНМ. Т. 2. С. 48—49.
54 Гамкрелидзе Т. В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и
индоевропейцы. С. 505—506.
55 Ватиканский аноним. О невероятном (XVII) / Пер. с древнегреч.
B. Н. Ярхо // ВДИ. 1992. № 3.
^Антонин Либерал. Метаморфозы/ Пер. с древнегреч. В. Н. Ярхо//
ВДИ. 1997. № 3. (X. 1—4).
57 Фрейденберг О. М. Миф и литература древности. М., 1978. С. 330—332.
58 Элиаде М. Азиатская алхимия. М., 1998. С. 316.
59 Ср.: «Аконит, говорят, убивает скорпиона, если скорпиона им посыпать;
если же скорпиона посыпать белой чемерицей, то он опять оживет» (Феофраст.
IX. 18. 2). Рассказ об аконите и скорпионе повторяют, со ссылкой на Феофра-
ста, анонимный автор «Рассказов о диковинках» {JI сев до-Аристотель. 41) и
Элиан (Элиан. IX. 24), а также Диоскорид (Диоскорид. IV. 76): «Говорят, что
если корень его поднести к скорпиону, то он обмирает, и оживает вновь, если на
него положить чемерицы». В редакции Диоскорида эти сведения цитирует ад-
Димашки.
60 Leopardus ex adulterio leaenae et pardi nascitur, et tertiam originem efficit; sicut
et Plinius in Naturali Historia dicit, leonem cum parda, aut pardum cum leaena con-
cumbere et ex utroque coitu dégénères partus creari, ut mulus et burdo (Isidore de
Seville. Etymologiarum lib. XII. 2. 11).
61 Книга сия философская, сложенная философом Андреем Христофорови-
чем // Изд. Общества любителей древней письменности. СПб., 1878. Вып.
XVIII. Л. 103.
62 Максимова М. И. Серебряное зеркало из Келермеса // CA. 1954. № 21.
C. 293—294.
63 Пещера как символ мира изображена в трактате Порфирия «О пещере
нимф», перевод текста см.: Плутарх. Исида и Осирис. Киев, 1996. Прил.
С. 211—229; В. Н. Топоров. Пещера // МНМ. Т. 2. С. 311—312.
64 О «терроре чистоты», как его именует Хефелс, см. подробнее: Хе-
фелс Ф. Э. Психоанализ и религия: Полн. собр. ст. Ahriman, 1999. С. 230.
65 Ригведа. Избранные гимны / Пер., коммент. и вступ. ст. Т. Я. Елизарен-
ковой. М., 1972. С. 255. (X. 146. 6).
66 Pantherae quoque numerosae sunt in Hyrcania, minutis orbiculis superpictae, ita
ut oculatis ex fulvo circulis vel caerula vel alba distinguatur tergi supellex. Tradunt
odore earum et contemplatione armenta mire adfici atque ubi, eas persentiscant prop-
erato convenire nee terreri nisi sola oris torvitate: quam ob causam pantherae abscondi-

Примечания
347
tis capitibus quae corporis reliqua sunt spectanda praebent, ut greges stupidos in obtu-
tum populentur secura vastatione. Sed Hyrcani, ut hominibus intemptatum nihil est,
frequentius eas veneno quam ferro necant. Aconito carnes inlinunt atque ita per corn-
pita spargunt semitarum: quas ubi esae sunt, fauces angina obsidentur. Ideo gramini
nomen pardalianchen dederunt. Sed pantherae adversus hoc virus excrementa humana
dévorant et suopte ingenio pesti resistunt lenta illis vivacitas, adeo ut eiectis interaneis
mortem diu différant (Solin. 17. 8—11).
67 Шефер 3. Золотые персики Самарканда. С. 150.
68 Там же. С. 123.
69 Бессонов П. А. Калеки перехожие: Сб. стихов и исслед. М., 1862. Вып.
2. С. 368.
70 В Септуагинте и в русском каноническом переводе Шеол So'öl передается
неперсонифицированно: αδης ('ад, преисподняя'), цит. по: Шифман И. Ш.
Древняя Финикия — мифология и история. С. 268—269.
71 Марр И. Я. Сборник притч Вардана. С. 362.
72 Английский бестиарий. Л. 86 об. Текст заимствован из «Этимологии»
Исидора Севильского (Исидор Севильский. Этимологии. XII. IV. 19).
73 Надпись к рисунку гласит: «Scitalis est serpens vocata, quod tanta perfulgeat
tergi varietate, ut notarum gratia aspicientes se retardet, et quia reptando pigrior est,
quos assequi non valet, miraculo sui stupentes caput». См.: Miller К. Mappaemundi.
Die ältesten Weltkarten. V: Die Ebstorfkarte. S. 62.
74 Максимов Ε. Η. О взаимодействии религии и фольклора на примере
образа волшебного змея из «Сказки о потерпевшем кораблекрушение» // Древний
Восток. М., 1980. Сб. 2. С. 120—121.
75 D'Arcy W. Thompson. Companion to Greek Studies. Cambridge, 1931.
P. 36.
76 Mapp H. Я. Сборник притч Вардана. С. 411—412.
77 Гаммерман А. Ф. Растения-целители. М., 1963. С. 16.
78 Cesner О. Gift- und Arzneipflanzen. Heidelberg, 1931. S. 90.
79 Цит. по: Латышев В. В. Известия древних писателей о Скифии и
Кавказе // ВДИ. 1949. № 3. С. 246.
80 Кагаров Е. Г. Культ фетишей, растений и животных в Древней Греции.
С. 132—133.
81 Уваров А. С. Христианская символика. Ч. 1: Символика
древнехристианского периода. М., 1908. С. 187—189.
82 Гура А. В. Символика животных в славянской народной традиции. М.,
1997. С. 197.
83 Финикийская мифология. СПб., 1999. С. 77—78.
84 Например, крылатые львы изображены на рельефах Болнисского Сиона
(Грузия), см.: Амиранашвили Ш. И. История грузинского искусства. Тбилиси,
1961. С. 109. (На груз, яз.)
85 Подосинов А. В. Символы четырех евангелистов: Их происхождение и
значение. М., 2000. С. 29.
86 Английский бестиарий. Л. 38; Miller К. Mappaemundi. Die ältesten
Weltkarten. IV: Die Herefordkarte. S. 31; Hahn-Woernle B. Die Ebstorfer Weltkarte.
Dem kloster Ebstorf. 1987. S. 46.
87 Бородин О. Р., Гукова С. H. История географической мысли в Византии.
СПб., 2000. С. 54.
88 Гусоуст М. Песня пра зубра (на лацшскай, беларускай, рускай мовах) /
Пер. с лат. Я. Парецкого и Я. Семежона. Mîhck, 1980. С. 135.
89 Марр Н. Я. Сборник притч Вардана. С. 417.
90 Там же.
91 Там же. С. 416.

348
Тимофеи из Газы. О животных
92 См., например: Мельникова Е. А. Образ мира: Географические
представления в Западной и Северной Европе. V—XIV века. М., 1998. С. 211—212.
93 Keller О. Die antike Tierwelt. Leipzig, 1913. Bd. II. S. 174.
94 Цит. по: История Африки в древних и средневековых источниках / Сост.
С. Я. Берзина и Л. Е. Куббель; Под ред. О. К. Дрейера. М., 1990. С. 63—64.
95 Цит. по: Басни Эзопа / Пер., статья и коммент. М. Гаспарова.
Новосибирск, 1992. С. 241.
96 Цит. по: Малявкин А. Г. Танские хроники о государствах Центральной
Азии: Тексты и исследования. Новосибирск, 1989. С. 69.
97 Н. Я. Марр уточняет, что в оригинале говорится не о грифе, а о существе
паскундж, см.: Марр Н. Я. Japhetica I. CDaqond — осетинских сказок и
яфетический термин cpasqund — «маг», «вестник», «вещая птица» // Изв. РАН. 1918.
№ 18. С. 2083. О крылатой собаке — паскудже подробнее см.: Тревер К. В.
Сэнмурв-Паскудж. Собака-птица. Л., 1937.
98 Camelopardus dictus quod, dum sit ut pardus albis maculis superasparsus, collo
equo similis, pedibus bubulis, capite tamen camelo est similis. Hunc Aethiopia gignit
(Isidore de Seville. Etymologiarum lib. XII. 2. 19).
99 Цит. по: Белова О. В. Славянский бестиарий. Словарь названий и
символики. М., 2000. С. 71.
100 Fitzgerald A. Sixth century Monastery at Beth Shan. Philadelphia, 1939. P.
9. PI. XVI.
101 См. также: Чекалова А. А. Константинополь в VI веке. M., 1986.
102 История агван Моисея Каганкатваци, писателя X века / Пер. с древне-
арм. К. Патканова. СПб., 1861. С. 159—161.
103 Romm ]. S. Aristotle's Elephant and the Myth of Alexander's Scientific
Patronage // American Journal of Philology. 110, 1. 1989. P. 572—573.
104 Lauf er В. Arabic and Chinese Trade in Walrus and Narwhal Ivory // T'oung
Pao. 14. 1913. P. 363.
105 Цит. по: История Африки в древних и средневековых источниках / Сост.
С. Я. Берзина и Л. Е. Куббель; Под ред. О. К. Дрейера. М., 1990. С. 62—63.
106 Gregor H. Das Indienbild des Abendlandes bis zum Ende des 13.
Jahrhunderts (Wiener Diss, aus dem Gebiete der Geschichte 4). Wien, 1964. S. 60.
107 Meyer }. B. Aristoteles Thierkunde. Berlin, 1855.
108 Littmann E. Indien und Abissinien // Beiträge zur Literaturwissenschaft und
Geistesgeschichte Indiens. Festgabe H. Jacobi zum 75. Geburtstag. Bonn, 1926. S. 414.
109 Абу Али алъ-Мухассин am-Танухи. Занимательные истории и
примечательные события из рассказов собеседников / Пер. с араб., предисл. и примеч.
И. М. Фильштинского. М., 1985. С. 278—280.
110 Максимов Е. Н. О взаимодействии религии и фольклора на примере
образа волшебного змея из «Сказки о потерпевшем кораблекрушение» // Древний
Восток. М., 1980. Сб. 2. С. 120—121.
111 Цит. по: Фрагменты ранних стоиков. Т. I: Зенон и его ученики / Пер. и
коммент. А. А. Столярова. М., 1998. С. 55—56.
112 Чеснов Я. В. Дракон: метафора внешнего мира // Мифы, культы, обряды
народов зарубежной Азии. М., 1986. С. 64—66.
113 Финикийская мифология. СПб., 1999. С. 81.
114 Пропп В. Я. Морфология сказки. Исторические корни волшебной сказки.
М., 1998. С. 312—313.
115 Keller О. Die antike Tierwelt. Leipzig, 1909. Bd. I. S. 91.
116 О волчьей символике в Риме в связи с луперкалиями см.: Иванов В. В.
Заметки о типологическом и сравнительно-историческом исследовании римской и
индоевропейской мифологии // ТЗС. IV. (Учен. зап. Тарт. гос. ун-та. Вып. 236).
Тарту, 1969.

Примечания
349
117 Ибн ал-Марзубан. «О превосходстве собак над многими из тех, кто носил
одежды» / Пер. с араб, и коммент. Вл. В. Полосина // Кунсткамера.
Этнографические тетради. СПб., 1994. Вып. 5—6. С. 218.
118 Цит. по: Фрагменты ранних стоиков. Т. I: Зенон и его ученики. С. 137.
119 Мухин Н. Магия и колдовство у ассиро-вавилонян. Киев, 1905. С. 15.
120 Подробнее см.: McCulloch F. L'éale et la centicore — deux bêtes
fabuleuses // Hommages René Crozet. Poitiers: Centre d'études supérieures de
civilisation médiévale. 1966.
121 Цит. по: Латышев В. В. Известия древних писателей греческих и
латинских о Скифии и Кавказе // ВДИ. 1949. № 2. С. 309.
122 Ср. со сведениями Плиния (IX. 126): «Северные варвары пьют из рогов
уров, и двумя урнами (половина амфоры) наполняются два рога с головы одного
животного» (примеч. В. В. Латышева).
123 Цит. по: Латышев В. В. Известия древних писателей греческих и
латинских о Скифии и Кавказе // ВДИ. 1949. № 3. С. 247.
124 Иногда в переводах туры путаются с зубрами, см.: Агрикультура в
памятниках западного средневековья / Пер. и коммент. под ред. О. А. Добиаш-
Рождественской. М.; Л., 1936. С. 29.
ί25 Сомнения по поводу свидетельства Цезаря высказывались давно, ср.:
Усов С. А. Зубры // Зап. Имп. Русского о-ва акклиматизации. М., 1865. С. 49.
126 Юлий Цезарь. Галльская война. VI. 28.
127 Ср.: Долгих И. Мнимый единорог, риму и реэм Востока, ур и тур
Европы, bos primigenius палеонтологии. Рига, [1905].
128 Ген В. Культурные растения и домашние животные в их переходе из Азии
в Грецию и Италию, а также в остальную Европу. СПб., 1872. С. 57.
129 Цит. по: Элиан. О природе животных / Пер. С. Поляковой // Поздняя
греческая проза. М., 1960. С. 533.
130 Боголюбский С. Н. Происхождение и преобразование домашних
животных. М., 1959. С. 464—467.
131 Цит. по: Лосев А. Ф. Античная мифология в ее историческом развитии.
М., 1957. С. 402—403.
132 Кагаров Е. Г. Культ фетишей, растений и животных в Древней Греции.
С. 246—247.
133 Фрейденберг О. М. Миф и литература древности. М., 1978. С. 499—500.
134 Фрейденберг О. М. Въезд в Иерусалим на осле (из евангельской
мифологии) // Фрейденберг О. М. Миф и литература древности. М., 1978. С. 491—531.
135 Гамкрелидзе Т. В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и
индоевропейцы. С. 515.
136 Усов С. А. Единороги. [Поев. Ф. И. Буслаеву]. М., Унив. тип. [б. г.].
С. 11.
137 White В. Medieval animal lore // «Anglia». 1954. Vol. LXXII. P. 71—78.
138 Латышев В. В. Известия древних писателей о Скифии и Кавказе //
ВДИ. 1947. № 3. С. 192.
139 Бухти — означает бактрийского двугорбого верблюда (Camelus bactnanus)
(примеч. пер.). См. также: Кузьмина Ε. Е. Древнейшая фигура верблюда из
Оренбургской области и проблема доместикации бактрианов // CA. 1963. № 2;
Смирнова О. И. Двугорбый верблюд на согдийских монетах // Страны и народы
Востока. Вып. XXV: География, этнография, история. М., 1987. С. 142—149.
140 Щефер Э. Золотые персики Самарканда. С. 103. См. также: Рем-
пель Λ. И. Фрагмент бронзовой статуи верблюда из Самарканда и крылатый
верблюд Варахши (к вопросу о природе согдийского искусства) // Средняя Азия
в древности и средневековье. М., 1977; Мусакаева А. Монета с изображением
верблюда из коллекции музея истории Узбекистана // Творческое наследие наро-

350
Тимофей из Газы. О животных
дов Средней Азии в памятниках искусства, архитектуры и археологии: Тез. докл.
Ташкент, 1985.
141 Бичурин Н. Я. [Иакинф]. Собрание сведений о народах, обитавших в
Средней Азии в древние времена. С. 261.
142 История Африки в древних и средневековых источниках. М., 1990. С. 377.
143 Herrmann Α. Das Land der Seide und Tibet im Lichte der Antike. Leipzig,
1939. S. 13—14; 218—219; Wilson H. И. Notes on the Sabha Parva of the Ma-
habharata // Journal Royal Asiatic Society 7. 1843. P. 127—153.
i44 Ср.: «Физиолог говорит об адаманте, что находят в восточной стороне и
находят не днем, а ночью. Адамантом же называется, потому что все одолевает,
сам же ничем не одолевается»; «Есть другое свойство у камня адаманта.
Физиолог говорит о нем, что он не боится ни удара железом, ни жжения огнем и не
вбирает запаха дыма» (Физиолог, с. 144, 151). «Топаз — это прозрачный
камень, сверкающий золотистым блеском; днем его заметить нелегко, так как он
отражает солнечные лучи, но собиратели видят его ночью. Последние ставят
сосуд над местом нахождения камня в качестве знака и днем выкапывают камень»
(Страбон. XVI. 4. 6). «Название алмаза по-индийски — хира (санскр. hiraka),
по-гречески — азамас, а также адамантун. Ал-Кинди говорит, что слово это
означает 'тот, который не разбивается'. (...) Главное свойство его заключается в том,
что он все разбивает, его же самого никто не может разбить» (ал-Бируни.
Минералогия, с. 81—82).
145 Подробнее см.: Пессель М. Золото муравьев. М., 1989. С. 177—180.
146 Элиаде М. Азиатская алхимия. С. 170—171.
147 Цит. по: Пьянков И. В. Средняя Азия в известиях античного историка
Ктесия. С. 87.
148 Гамкрелидзе Т. В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и
индоевропейцы. С. 515.
149 Хефелс Ф. Э. Загадка одного иудейского табу // Психоанализ и религия:
Полн. собр. ст. Ahriman-International. 1999. С. 192—210.
150 Обстоятельство, отмеченное уже Геродотом: « После каждого
естественного разлива, когда река, оросив поля, снова входит в берега, каждый египтянин
засевает свою пашню, а потом выгоняет на нее свиней. Затем, когда семена
втоптаны в почву свиньями, ожидают время жатвы, а потом при помощи этих же
свиней обмолачивают зерно и наконец свозят его в амбары» (Геродот. II. 14).
151 Шифман И. Ш. О некоторых установлениях раннего ислама // Ислам.
Религия, общество, государство. М., 1984. С. 40.
152 Интересно, какие образы использует ал-Газали, размышляя об
отрицательных свойствах человеческой натуры: «Большинство людей, если станут
беспристрастными и снимут покров беспечности, то увидят, что денно и нощно
служат устремлениям вожделений своей души. Их состояние воистину таково, хотя
внешне они как люди, но завтра, в Судный день, суть проявится, а обличье
станет под цвет сути, чтобы того, над кем довлеют плотская страсть и желание,
увидели облеченным в свинью, а тот, над кем властвует злоба, предстал взору в
обличье волка. Вот поэтому если во сне видят волка, то он истолковывается как
злой человек. Если же во сне видят свинью, то она толкуется как нечистый
человек. Потому сон является показателем смерти: насколько дальше благодаря сну
уходят из этого мира, настолько облик следует сути; так что любого видят в том
обличье, каковым является его внутреннее естество. В сем содержится великая
тайна, которую данная книга не даст возможности раскрыть» (ал-Газали, с. 58).
В эту же эпоху у персов сохранялось представление о магических свойствах
некоторых частей тела свиньи: «Если кто-нибудь носит с собой зубы свиньи, он
будет в безопасности от „дурного глаза" и, говорят, колдовство не будет иметь над
ним силы» (Хубайш Тифлиси. XII. 38).

Примечания
351
153 Соколов И. И. Копытные звери // Фауна СССР. Млекопитающие. Т. I,
вып. 3. № 71. М.; Л., 1959. С. 76.
154 Болтрик Ю. В. Вепрь — один из символов скифского Ареса // Скифы.
Хазары. Славяне. Древняя Русь: Междунар. науч. конф.: Тез. докл. СПб., 1998.
С. 80—82; Ермолов Λ. Б. К вопросу о происхождении культа кабана в
скифское время // Скифо-сибирское культурно-историческое единство. Кемерово, 1980.
155 История агван Моисея Каганкатваци, писателя X века / Пер. с древне-
арм. К. Патканова. СПб., 1861. С. 323.
156 Марр Н. Я. Сборник притч Вардана. С. 190.
157 'Аджа'иб ад-дунйа (Чудеса мира) / Критический текст, пер. с перс,
введ., коммент. и указ. Л. П. Смирновой. М., 1993.
158 Шефер Э. Золотые персики Самарканда. С. 270.
159 Laufer В. The Story of the Pinna and the Syrian Lamb // Journal of
American Folk-Lore. 1915. Vol. 28. P. 104—107; Pelliot P. Notes on Marco Polo. Paris,
1959. Vol. I. P. 507—531.
160 Жизнь животных. Моллюски. Иглокожие. Членистоногие / Под ред.
Р. К. Пастернак. М., 1988. С. 91—92.
161 Гамкрелидзе Т. В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и
индоевропейцы. С. 601.
162 Ген В. Культурные растения и домашние животные в их переходе из Азии
в Грецию и Италию, а также в остальную Европу. С. 274.
163 Кагаров Е. Г. Культ фетишей, растений и животных в Древней Греции.
С. 233.
164 Щмид fm /(. Из древней зоологии // Гермес. 1910. № 9.
165 Караулов Н. А. Сведения арабских географов IX и X вв. по Р. X. о
Кавказе, Армении и Азербайджане // СМОМПК. Тифлис, 1902. Вып. 31. С. 39.
166 Топоров В. Н. Мышь // МНМ. Т. 2. С. 190.
167 Ср. с отрывками финикийской мифологии в изложении Филона Библско-
го, пересказывающего древний труд Санхунйатона: «Началом всего, [как он
полагает], был Воздух, мрачный и подобный ветру, или дуновение мрачного
воздуха, и мутный мрачный Хаос; они были безграничны и в продолжение многих
веков не имели конца. Когда же, [говорит он], Дух полюбил свои собственные
начала и произошло смешение, это соединение получило название Желания. Таково
начало устроения всего. Дух же не знал своего создания. И из соединения Духа
произошел Мот; его некоторые считают илом, другие — гнилью водянистого
смешения; и из нее произошли все семена создания, и рождение всего. Были некие
животные, не обладавшие чувством, от которых произошли одаренные умом
животные, называемые Зофасимины, т. е. стражи неба» (цит. по: Финикийская
мифология. СПб., 1999. С. 71).
168 Эллинские поэты VIII—III вв. до н. э. Эпос, элегия, ямбы, мелика /
Изд. подгот. М. Л. Гаспаров, О. П. Цыбенко, В. Н. Ярхо. М., 1990. С. 418.
169 Шарль де Бросс. О фетишизме. М., 1973. С. 113—114.
170 Die Enzyklopädie des Amoldus Saxo / Hrsg. Von Ε. Stange. Erfurt, 1905—
1907. S. 67.
171 Цивьян Т. В. Заметки по балканскому мифологическому гербарию:
рута /J Балто-славянские исследования. 1987. М., 1989. С. 72.
172 Цивьян Т. В. К мифологическим обоснованиям одного случая табу: ласка
(mustela vulgaris) // Проблемы славянской этнографии. Л., 1979. С. 191—192;
Гура А. В. Ласка (mustela nivalis) в славянских народных представлениях. 2 //
Славянский и балканский фольклор. М., 1984. С. 131—132.
173 Садаб = Ruta graueolens L.; ср.: Ибн Сина. Канон. IV. С. 506.
174 πήγανον, Диоскорид. III. 43.

352
Тимофеи из Газы. О животных
175 Фоссе Ш. Ассирийская магия. Систематическое исследование магических
текстов. СПб., 2001. С. 140.
176 Бертельс А. Е. Художественный образ в искусстве Ирана IX—XV вв.
М, 1997. С. 255.
177 Гамкрелидзе Т. В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и
индоевропейцы. С. 953.
178 Там же. С. 532—533.
179 Brehm Α. Tierleben. Leipzig, 1878. Bd. VII. S. 155; к истории вопроса см.
также: Хенниг Р. Неведомые земли. М., 1961. Т. I. С. 151.
180 Чеснов Я. В. Дракон: метафора внешнего мира // Мифы, культы, обряды
народов зарубежной Азии. М., 1986. С. 68.
181 Ген В. Культурные растения и домашние животные... С. 138—142.
182 Шефер Э. Золотые персики Самарканда. С. 170.
183 Цит. по: Крачковский И. /О. Арабская географическая литература //
Избр. соч. М.; Д., 1957. Т. IV. С. 125.
184 Речь идет о войне дельфинов с крокодилами (ср.: Сенека. О природе. IV.
2. 14.; см. § 42.5).
185 Аристотель. О частях животных / Пер. с древнегреч., вступ. ст. и
примеч. В. П. Карпова. М.; Л., 1937. Примеч. 67.
186 Цит. по: После Марко Поло: Путешествия западных чужеземцев в
страны Трех Индий / Пер. с лат. и староитал. яз., вступ. ст. и примеч. Я. М. Света.
М., 1968. С. 142—143.
187 РНБ, ф. XVII, 104, 1°, 254 л., XVI в., л. 244—244 об; цит. по:
Физиолог, с. 53—54.
188 Истрин В. М. Книгы временьныя и образныя Георгия Мниха. Хроника
Георгия Амартола в древних славянорусских переводах. Пг., 1920. Т. I. С. 429.
189 Ср.: «Здесь передают мифический рассказ о том, что офиогены находятся
в каком-то родстве со змеями; рассказывают, что их мужчины исцеляют
укушенных змеями непрерывным прикосновением подобно заклинателям; сначала они
переносят на себя синяк от змеиного укуса, а затем прекращают воспаление и боль.
Согласно мифу, родоначальником племени был какой-то герой, превратившийся
из змеи в человека» (Страбон. XIII. I. 14).
190 Бертельс А. Е. Поэтический комментарий Шаха Ни'матуллаха вали на
философскую касыду Насир-и Хусрау // Сад одного цветка: Статьи и эссе. М.,
1991. С. 16—25.
191 Keller О. Die antike Tierwelt. Leipzig, 1909. Bd. I. S. 158.
192 Ходжаш С. И. Египетская мифология в малой пластике // В. В. Павлов,
С. И. Ходжаш. Египетская пластика малых форм. М., 1985. С. 93; Sethe К.
Atum als Ichneumon // Zeitschrift für Ägyptische Sprache und Altertumskunde. 1928.
Bd. 63. S. 50—53; Brunner-Traut E. Spitzmaus und Ichneumon als Tiere des
Sonnengottes // Nachtr. der Akademie der Wissenschaften in Göttingen. 7. Göttingen,
1965. S. 123—165.
193 Волков И. M. Древнеегипетский бог Себек. (Зап. ист.-филол. фак-та
Петроградского ун-та). Пг., 1917. Ч. CXL. С. 39.
194 Там же. С. 39.
195 МНМ. Т. 2. С. 496; Ходжаш С. И. Египетская мифология в малой
пластике. С. 89.
196 Тураев Б. А. Дверцы наоса с молитвами богине Таурт // Памятники
Музея изящных искусств имени императора Александра III в Москве. М., 1913.
Вып. III.
197 Комментированный перевод этого фрагмента осуществлен Г. М. Бауэром
и опубликован в книге: История Африки в древних и средневековых источниках.
М.. 1990. С. 197—198. В качестве сравнительных материалов он приводит еле-

Примечания
353
дующее: на языке геэз арве — 'животное, зверь' (арве медр 'зверь земли' —
змея); тигре (х)арас 'пахать'; в том, что касается второго компонента, ср. также
арабское хариш 'носорог'.
198 Марр И. Я. Сборник притч Вардана. С. 209.
199 «Rhinoceron a Craecis uocatus — Latine interpretatur in nare cornu,— idem
et monoceron, id est unicornus, eo quod unum cornu in media fronte habeat pedum
quattuor ita acutum et ualidum ut, quidquid inpetierit, aut uentilet aut perforet. Nam
et cum elephantis saepe certamen habet et in uentre uulneratum prosternit. Tantae au-
tem esse fortitudinis ut nulla uenantium uirtute capiatur; sed, sicut asserunt qui naturas
animalium scripserunt, uirgo puella proponitur, quae uenienti sinum aperit, in quo ille
omni ferocitate deposita caput ponit, sicque soporatus uelut inermis capitur» (Isidore de
Seville. Etymologiarum. XII. II. 12—13).
200 Черный носорог (Diceros bicomis), высотой в плечах около 1,6 метра, с
передним рогом до метра длиной, живет в Южной Африке, см.: Жизнь
животных по А. Э. Брему. Т. 5: Млекопитающие. С. 655.
201 Родионов М. А. «Китаб ал-'унван» Агапия Манбиджского как
этнографический источник // Основные проблемы африканистики. Этнография. История.
Филология. М., 1973. С. 131.
202 Клейн Л. С. О так называемых зооморфных скипетрах энеолита //
Проблемы древней истории Северного Причерноморья и Средней Азии (эпоха
бронзы и раннего железа): Краткие тез. докл. ГЭ. Л., 1990. С. 17—18.
203 «Lynces bestiae maculosis corporibus sunt, que nimiam ferocitatem habent, et
pantheris varus sunt colore consimiles. Que in Syria et in Indis et caeteris quibusque
regionibus nascuntur».
204 Фантастическая этимология.
205 Lincis dictus quia in luporum genere numeratur: bestia maculis terga distincta
ut pardus, sed similis lupo; unde et ille λύκος, iste lincis. Huius urinam conuertere se
in duritiam pretiosi lapidis dicunt, qui ligurius appellatur, quod et ipsas linces sentire hoc
documento probatur: nam egestum liquorem harenis, in quantum potuerint, contegunt in-
uidia quadam naturae, ne talis egestio transeat in usum humanum. Linces dicit Plinius
Secundus extra unum non admittere fetum (Isidore de Seville. Etymologiarum lib. XII.
2. 20).
206 Кайя Плиния Секунда. Естественная история ископаемых тел,
переложенная на российский язык в азбучном порядке и примечаниями дополненная
трудами В. Севергина. СПб., 1819. С. 335—336.
207 Существует предположение, что в данном случае речь идет о сухопутном
крокодиле. Переводчики идентифицируют с Varanus griseus. Я полагаю, что речь
идет о ящерице (Scincus officinalis); подробнее см. § 41.1.
208 Этот искаженный пассаж был восстановлен и прокомментирован Вельма-
ном, см.: Wellmann M. Die ... des Bolos Demokritos und der Magier A. aus
Larissa. Teil I: Sitzungsberichte der Berliner Akademie 1928. S. 27. (Philologish-Histori-
sche Klasse 7). Ср. также со сведениями Плиния (Плинии. 18. 112).
209 По одной из гипотез, текст в этом месте испорчен.
210 Феофраст. О водах. (Photius. Bibliotheca. 278 // Patrologiae cursus comp-
letus, series graeca / Ed. J. P. Migne). Цит. по: Латышев В. В. Известия
древних писателей о Скифии и Кавказе // ВДИ. 1947. № 3. С. 245.
211 Keller О. Die antike Tierwelt. Leipzig, 1913. Bd. II. S. 281—282.
212 Caméléon non habet unum colorem, sed diuersa est uarietate consparsus, ut
pardus. Dictus autem ita [quasi humilis leo]. Huius cameleontis corpusculum ad
colores quos uidet facillima conuersione uariatur, quod aliorum animalium non est ita ad
conuersionem facilis corpulentia (Isidore de Seville. Etymologiarum lib. XII. 2. 18).
213 Финикийская мифология. СПб., 1999. С. 80—81.

354
Тимофей из Газы. О животных
214 Жизнь животных по А. Э. Брему. Т. 3: Рыбы, земноводные,
пресмыкающиеся / Под ред. В. К. Солдатова. М., 1939. С. 691—692. Здесь же дано
и изображение.
215 Подробнее анализ сведений Плиния см. в книге: Lehrter H. Zoologische
Terminologie beim älteren Plinius. Diss. Hildesheim, 1972. S. 101.
216 Белова О. В. Славянский бестиарий. Словарь названий и символики. М.,
2000. С. 251.
217 Пер. цит. по: Тураев Б. А. Бог Тот: Опыт исследования в области
истории древнегипетской культуры. Лейпциг, 1898. С. 9.
218 Шефер Э. Золотые персики Самарканда. С. 74.
219Лбдаллах ибн Муслим ибн Кутейба. Из книги «Избранные
сообщения» / Пер. М. Дердирова // Восходы лун на стоянках веселья. Л., 1983. С. 29.
220 Марр И. Я. Сборник притч Вардана. С. 418.
221 Шефер Э. Золотые персики Самарканда. С. 203.
222 После Марко Поло. С. 178.
223 Marco Polo. Das Buch der Wunder. Handschrift Français 2810 der
Bibliothèque nationale de France, Paris / Kommentar F. Avril, M.-T. Gousset, J. Monfrin,
J. Richard, M.-H. Tesniere. Luzern, 1996. Fol. 84r.
224 «In hoc latifundio et inter Egyptum et Ethyopiam et Libiam sunt genera simia-
rum silvestria, quorum primum genus generaliter simias dicimus, secundum genus cirof-
itici [cercopitheci], tertium cynocefali, quartum synges [sphinges], quintum satiri, sex-
tum fauni dicuntur». Miller K. Mappaemundi. Die ältesten Weltkarten. V: Die Eb-
storfkarte. S. 61.
225 Keller О. Die antike Tierwelt. Leipzig, 1913. Bd. I. S. 10.
226 Олимпиодор. История (в записях и выборках Фотия) / Пер. с греч., ст.,
примеч. Е. Ч. Скржинской // ВДИ. 1965. Вып. VIII. С. 228.
227 Franklin A. La vie privée d'autrefois. Les animaux. Paris, 1897. P. 82.
228 Ср.: Costello P. The Magic Zoo. The Natural History of Fabulous Animals.
New York, 1979. P. Ill—114; Herkenhoff M. Der dunkle Kontinent. Das
Afrikabild im Mittelalter bis zum 12. Jahrhundert. Bamberg, 1990. S. 169.
229 Miller K. Mappaemundi. Die ältesten Weltkarten. V: Die Ebstorfkarte. S. 35.
230 Constantinus Manasses. 2. 39. На это обстоятельство впервые указал Хаупт.
231 Шестоднев Георгия Пизида в славяно-русском переводе 1385 г. //
Шляпкин И. А. Памятники древней письменности. СПб., 1882. Т. 32. С. 29.
232 Памятники византийской литературы IX—XIV веков. М., 1969. С. 331—
332. Перевод С. С. Аверинцева выполнен по изданию: R. Cantarella. Poeti bizan-
tini. Milano, 1948.
253 Фехнер M. В. Бобровый промысел в Волго-Окском междуречье // CA.
1989. № 3. С. 71—79.
234 Геродот. IV. 109. Если сообщение Геродота принимать буквально, то
никакой ошибки в тексте нет; если же полагать, вслед за переводчиком, что речь
идет о «бобровой струе», которая добывалась из особой железы, то путаница в
сведениях Геродота очевидна.
235 Басни Эзопа. С. 133.
236 Цит. по: Латышев В. В. Известия древних писателей греческих и
латинских о Скифии и Кавказе // ВДИ. 1949. № 2. С. 310.
237 Скалой В. И. Речные бобры Северной Азии. М.; Л., 1951. С. 10.
230 Топоров В. Н. Мифопоэтический образ бобра в балтийско-славянской
перспективе: генетическое, ареальное и типологическое // Балто-славянские
исследования. 1997. М., 1998. С. 448.
239 Топоров В. Н. Лягушка // МНМ. Т. 2. С. 84.
240 Олимпиодор. История (в записях и выборках Фотия). С. 229.
241 Вишнякова А. Ф. Из истории греческой письменности //
Вспомогательные исторические дисциплины. М.; Л., 1937. С. 176—178.

)Л<пш>ошт< и<точники
Абу Дулаф — Вторая записка Абу Дулафа / Изд. текста, пер., введ. и ком-
мент. П. Г. Булгакова и А. Б. Халидова. М., 1960. (Памятники литературы
народов Востока. Тексты. Малая серия. V).
Августин. О граде Божием — Блаженный Августин. О граде Божием: в
двадцати двух книгах. Киев, 1906—1910. (Репринт. М., 1994)
Азбуковник — Ковтун Λ. С. Азбуковники XVI—XVII вв. Старшая
разновидность. Л., 1989. (с публикацией текста азбуковника XVII в.)
Альберт Великий. О животных — Albertus Magnus. De Animalibus Libri
XXVI / Hrsg. von H. Stadler. Bd. I—II. Münster; Wien, 1916—1920.
Амвросий. Шестоднев — Ambrosius. Exameron / Ed. C. Scherikl // Corpus
Scriptorum Ecclesiasticorum Latinorum. Wien, 1906. 32, 1. (Reprint. New York;
London, 1962).
Анания Шираками — Анания Шираками. Космография / Пер. с древнеарм.,
предисл. и коммент. К. С. Тер-Давтян и С. С. Аревшатян. Ереван, 1962.
Английский бестиарий XII в. — Средневековый бестиарий / Автор ст. и
коммент. К. Муратова. М., 1984.
Антонин Либерал — Антонин Либерал. Метаморфозы / Пер. с древнегреч.
В. Н. Ярхо // ВДИ. 1997. № 3.
Аполлодор — Аполлодор. Мифологическая библиотека / Пер. В. Г. Боруховича.
Д., 1972.
Аполлоний Родосский — Аполлоний Родосский. Аргонавтика / Пер., введ. и
примеч. Г. Ф. Церетели. Тбилиси, 1964.
Апулей — Апулей. Метаморфозы и другие сочинения / Сост. и науч. подгот.
текста М. Гаспарова. М., 1988.
Арабские источники VII—X вв. — Арабские источники VII—X веков по
этнографии и истории Африки южнее Сахары / Подгот. текстов и пер.
Л. Е. Куббеля и В. В. Матвеева. М.; Л., 1960. Т. 1.
Арабские источники X—XII вв. — Арабские источники X—XII веков по
этнографии и истории Африки южнее Сахары / Подгот. текстов и пер.
Л. Е. Куббеля и В. В. Матвеева. М.; Л., 1965. Т. 2.
Арабские источники XII—XIII вв. — Арабские источники XII—XIII вв. по
этнографии и истории Африки южнее Сахары / Подгот. текстов и пер.
Л. Е. Куббеля и В. В. Матвеева. Л., 1985. [Т. 3.]
Аристотель. О частях животных — Аристотель. О частях животных / Пер. с
древнегреч., вступ. ст. и примеч. В. П. Карпова. М.; Л., 1937.
Аристотель. О возникновении животных — Аристотель. О возникновении
животных / Пер. с древнегреч., вступ. ст. и примеч. В. П. Карпова. М.; Л.,
1940.
Аристотель. История животных — Аристотель. История животных / Пер. с
древнегреч. В. П. Карпова; Под ред. и с примеч. Б. А. Старостина. М.,
1996.
Армянская география — Армянская география VII века по Р. X.
(приписываемая Моисею Хоренскому) / Текст и пер. с присовокуплением карт и
объяснит, примеч. издал К. П. Патканов. СПб., 1877.
Арнобий — Арнобия семь книг «Против язычников» (Adversus nationes) / Пер.,
введ., примеч. и указ. H. М. Дроздова. Киев, 1917.

356
Тимофеи из Газы. О животных
Лрриан. Индия — Лрриан. Индия. III, XX—XLII / Античные писатели о
Древней Индии // ВДИ. 1940. № 2.
Артемидор. Сонник — Артемидор Далдианский. Сонник. Книга II / Пер. с
древнегреч. М. Л. Гаспарова; Книга III / Пер. и коммент. Э. Г. Юнца;
Книга IV / Пер. и коммент. И. А. Левинской; Под общей ред.
Я. М. Боровского // ВДИ. 1990. № 1—4; 1991. № 1— 2.
Басни Эзопа — Басни Эзопа / Пер., ст. и коммент. М. Гаспарова.
Новосибирск, 1992.
ал-Бакуви — 'Абд ар-Рашид ал-Бакуви. Китаб Талхис ал-âcâp ва'аджа'иб ал-
малик ал-каххар. («Сокращение книги о „памятниках" и чудеса царя
могучего») / Изд. текста, пер., предисл., примеч. и прил. 3. М. Буниятова. М.,
1971.
ал-Бируни. Памятники минувших поколений — Абу Рейхан Бируни (973—
1048). Избранные произведения. Т. I: Памятники минувших поколений /
Пер. с араб, и примеч. А. М. Салье. Ташкент, 1957.
ал-Бируни. Индия — Абу Рейхан Бируни (973—1048). Избранные
произведения. Т. II: Индия / Пер. с араб. А. Б. Халидова и Ю. Н. Завадовского.
Ташкент, 1963.
ал-Бируни. Геодезия — Абу Рейхан Бируни (973—1048). Избранные
произведения. Т. III: Определение границ мест для уточнения расстояний между
населенными пунктами [Геодезия] / Исслед., пер. и примеч. П. Г. Булгакова.
Ташкент, 1966.
ал-Бируни. Книга о лечебных веществах — Абу Рейхан Бируни. Избранные
произведения. Т. IV: Фармакогнозия в медицине (Китаб ас-сайдана фи-т-
тибб) / Исслед., пер., примеч. и указ. У. И. Каримова. Ташкент, 1973.
ал-Бируни. Минералогия — Абу-р-Райхан Мухаммед ибн Ахмед ал-Бируни.
Собрание сведений для познания драгоценностей (Минералогия) / Пер. с
араб. А. М. Беленицкого. [Л.], 1963.
Бундахишн — Зороастрийские тексты. Суждения Духа разума (Дадестан-и ме-
ног-и храд). Сотворение основы (Бундахишн) и другие тексты / Изд. под-
гот. О. М. Чунаковой. М., 1997.
Варрон — Варрон. Сельское хозяйство / Пер. с лат., коммент. и вступ. ст.
М. Е. Сергеенко. М.; Л., 1963.
Василий Великий. Шестоднев — Творения иже во святых отца нашего Василия
Великого, архиепископа Кесарии Каппадокийской. М., 1991. Ч. 1. (репринт
издания 1845 г.)
Вениамин Тудельский — Три еврейских путешественника XI—XII ст. Эльдад
Данит, р. Вениамин Тудельский и р. Петахия Регенсбургский: Еврейский текст
с русским переводом / Пер., примеч. и карты П. Марголина. СПб., 1881.
Вергилий — Вергилий. Энеида / Пер. В. Брюсова и С. Соловьева. М.; Л.,
1933.
Византийские историки — Византийские историки Дексипп, Эвнаний, Олимпио-
дор, Малх, Петр Патриций, Менандр, Кандид, Коннес и Феофан
Византиец / Пер. с греч. С. Дестуниса. СПб., 1860.
Византийский медицинский трактат — Византийский медицинский трактат XI—
XIV вв. / Пер. с древнегреч., вступ. ст., коммент., указ. Г. Г. Литаврина.
СПб., 1997.
ал-Газали — А. А. Хисматулин. Классическое суфийское сочинение «Кимийа-
йи са'адат» («Эликсир счастья») Абу Хами да Мухаммада ал-Газали ат-Туси
(1058—1111). СПб., 2001.
Геопоники — Геопоники: Византийская сельскохозяйственная энциклопедия
X века / Введ., пер. с греч. и коммент. Е. Э. Липшиц. М.; Л., 1960.
Гераклит — Гераклит. О невероятном / Пер. с древнегреч. В. Н. Ярхо //
ВДИ. 1992. № 3.

Использованные источники
357
Геродот — Геродот. История в девяти книгах / Пер. Г. А. Стратановского. Л.,
1972.
Гесиод. Теогония — Эллинские поэты VIII—III вв. до н. э. Эпос, элегия, ямбы,
мелика / Изд. подгот. М. Л. Гаспаров, О. П. Цыбенко, В. Н. Ярхо. М., 1990.
Гиппократ — Гиппократ. Сочинения: В 3 т. / Пер. с древнегреч. В. И.
Руднева; Ред. и примеч. В. П. Карпова. М.; Л., 1941—1944.
Гомер. Одиссея — Гомер. Одиссея / Пер. В. А. Жуковского. М., 1959.
Гомер. Илиада — Гомер. Илиада / Пер. Н. И. Гнедича. Изд. подгот.
А. И. Зайцев. Д., 1990.
Дикуил — Dicuil. Liber de mensura orbis terrae / Ed. J. J. Tierney, L. Bieler.
Dublin, 1967. (Ser.: Scriptores Latini Hibemiae. Vol. VI).
Диоген Ааэртский — Диоген Ааэртский. О жизни, учениях и изречениях
знаменитых философов / Пер. М. Л. Гаспарова; Под общ. ред. А. Ф. Лосева.
М., 1979.
Диодор Сицилийский — Diodorus Siculus. Library of History / Ed. by
С H. Oldfather and R. M. Peer. Vol. 2. Harvard Univ. Press, 1935.
Диоскорид — La „Materia medica" de Dioscyrides. Transmisiyn medieval y rena-
centista / Por C. E. Dubler y Ε. Teres. Vol. II. Tetuan y Barcelona, 1952—
1957.
Евагрий Схоластик — Евагрий Схоластик. Церковная история / Пер. с греч.,
вступ. ст., коммент. и примеч. И. В. Кривушина. СПб., 1999.
Еврипид — Еврипид. Трагедии / Пер. С. Шервинского. М., 1980. Т. I—II.
Закария ал-Казвини — Zakar'iyya Ibn Muhammad Ibn Mahmud al-Qazw'in'i.
'Aga'ib al-mahluqat wa-gara'ib al-mawgadat. Handschrift: Cod. arab. 464 der
Bayerischen Staatbibliothek, München. Предметный указатель подготовлен Dr.
Serinx Heer.
Записки венецианцев — Путевые записки итальянских путешественников XIV в. /
Пер. со староитал. и примеч. Н. В. Котрелева; Вступ. ст. И. М. Филыитин-
ского // Восток — Запад. Исследования. Переводы. Публикации. М., 1982.
Ибн Джубайр — Ибн Джубайр. Путешествие / Пер. с араб., вступ. ст. и
примеч. Л. А. Семеновой. М., 1984.
Ибн Маджид — Шумовский Т. А. Три неизвестные лоции Ахмада ибн Мад-
жида, арабского лоцмана Васко да-Гамы. М.; Л., 1957.
Ибн ал-Марзубан — Ибн ал-Марзубан. «О превосходстве собак над многими
из тех, кто носил одежды» / Пер. с араб, и коммент. Вл. В. Полосина //
Кунсткамера. Этнографические тетради. СПб., 1994. Вып. 5—6.
Ибн Сина. Канон — Абу Али Ибн Сина (Авиценна). Канон врачебной науки.
Книга II: О простых лекарствах. Ташкент, 1956. Книга IV / Пер. с араб.
Ю. Н. Завадовского, С. М. Мирзаева при участии М. А. Салье. Ташкент,
1960.
Ибн Хордадбех — Ибн Хордадбех. Книга путей и стран / Пер. с араб.,
коммент., исслед. Н. Велихановой. Баку, 1986.
Ибн ал-Факих — Ибн ал-Факих. Акбар ал-Булдан (Известия о странах) /
Введ., пер. с араб., изд. текста и коммент. А. С. Жамкочяна. Ереван, 1979.
Иероним Стридонский — Творения блаженного Иеронима Стридонского. Киев,
1889. Кн. 1—4.
Иосиф Флавий. О древности еврейского народа — Филон Александрийский.
Против Флакка. О посольстве к Гаю / Пер. с древнегреч. О. Л. Левинской.
Иосиф Флавий. О древности еврейского народа. Против Апиона / Пер.
А. В. Вдовиченко. М., Иерусалим, 1994.
Исидор Севильский — Isidore de Seville Etymologies. Livre XII. Des animaux /
Texte établi, traduit et commenté par J. André. Paris, 1986. Переводы,
сопровождаемые в примечаниях латинским текстом, выполнены С. В. Аксеновым.
Другие цит. по изданию: Из «Этимологии» Исидора Севильского / Вступ.

358
Тимофеи из Газы. О животных
ст., пер. и публ. Е. М. Леменевой // Одиссей. Человек в истории. 1998.
М, 1999. С. 310—347.
Катон — Катон Марк Порций. Земледелие / Пер. и коммент. М. Е. Сергеен-
ко. М, 1998. (Литературные памятники)
Кирилл Иерусалимский — Кирилл Иерусалимский, архиепископ. Поучения
огласительные и тайноводственные. М., 1991.
Книга Еноха — Смирнов А. Книга Еноха: Историко-критическое исследование /
Рус. пер. и объяснение апокрифической книги Еноха. Казань, 1888.
Книга чудес — Marco Polo. Das Buch der Wunder. Originalgetreme Faksimile-
Edition der Bilderhandschrift MS. fr. 2810 aus der Bibliothèque nationale de
France, Paris. Kommentar F. Avril, M.-T. Gousset, J. Monfrin, J. Richard, M.-
H. Tesniere. Luzem, 1995.
Колумелла — Ученые земледельцы Древней Италии / Пер. с лат., примеч. и
введ. М. Е. Сергеенко. М., 1970.
Косма Индикоплов — Cosmas Indicopleustes. Topographie chrétienne / Introd., texte
critique, ill., trad. et. notes par W. Wolska-Conus. Paris, 1968—1973. T. 1—3.
Ксенофонт. Анабасис — Ксенофонт. Анабасис / Пер. с греч. М. Максимовой.
М.; Д., 1951.
Ксенофонт. Охота — Сочинения Ксенофонта в пяти выпусках / Пер. с греч.
Г. А. Янчевецкого. Вып. V. Мелкие статьи (Scripta minora). Митава, 1880.
Лактанций — Творения Лактанция / Пер. Е. Карнеева. СПб., 1848. Ч. 1—2.
Лев Африканский — Лев Африканский. Африка — третья часть света.
Описание Африки и достопримечательностей, которые в ней есть / Пер. с итал.,
коммент. и ст. В. В. Матвеева. Л., 1983.
Лисья книга — Марр Н. Я. Сборник притч Вардана: Материалы для истории
средневековой армянской литературы. СПб., 1894—1899.
Лукан. Фарсалия — Марк Анней Лукан. Фарсалия, или Поэма о гражданской
войне / Пер. с лат. Л. Е. Остроумова; Ред., ст. и коммент. Ф. А.
Петровского. М., 1993.
Лукиан — Лукиан из Самосаты. Избранная проза. М., 1991.
Лукреций — Тит Лукреций Кар. О природе вещей / Пер. с лат. Ф. А.
Петровского. М., 1983.
Марк Манилий — Марк Манилий. Астрономика (Наука о гороскопах) / Пер.,
вступ. ст. и коммент. Е. М. Штаерман. М., 1993.
Марко Поло — Книга Марко Поло / Пер. старофр. текста И. П.
Минаева; Ред. и вступ. ст. И. П. Магидовича. М., 1956.
Моисей Каганкатвацм — История агван Моисея Каганкатваци, писателя X века /
Пер. с древнеарм. К. Патканова. СПб., 1861.
Иаджиб Хамадани — Ajâ'ib-Nâma [The Book of Marvels] by Muhammad b.
Mahmood Hamadâni living in the second half of the 6th century A. H. (12th
century A. D.) / Ed. by J. M. Sâdeghi. Tehran, 1996. (Пер. фрагментов на
рус. яз. С. В. Аксенова)
Немесиан. Эклога — Памятники поздней античной поэзии и прозы II—V веков.
М., 1964.
Низами Гянджеви — Низами Гянджеви. Искендер-Наме: [Поэма об
Александре Македонском] / Пер. с фарси и коммент. Е. Э. Бертельса, А. К. Аренд-
са. Баку, 1983.
Нонн Панополитанскии — Нонн Панополитанскии. Деяния Диониса / Пер. с
древнегреч. Ю. А. Голубца. СПб., 1997.
Овидий. Метаморфозы — Овидий. Метаморфозы / Пер. С. Шервинского. М.,
1977.
О до из Мена — Валафрид Страбон. Садик; О до из Мена. О свойствах трав.
Арнольд из Виллановы. Салернский кодекс здоровья / Сост., пер. с лат. и
примеч. Ю. Ф. Шульца. М., 1992.

Использованные источники
359
Олимпиодор. История — Олимпиодор. История (в записях и выборках Фо-
тия) / Пер. с греч., ст., примеч. Е. Ч. Скржинской // ВВ. 1965. Вып. VIII.
Ориген. Против Цельса — Против Цельса. Апология христианства. Сочинение
Оригена, учителя Александрийского / Пер. с греч. Л. Писарева. М., 1996.
Ориген. О началах — О началах. Сочинение Оригена, учителя
Александрийского (III в.) / В рус. пер., с примеч. и введ. Н. Петрова. Новосибирск, 1993.
О четвероногих — Шандровская В. С. Византийская басня «Рассказ о
четвероногих» (XIV в.) // ВДИ. 1956. Вып. IX.
Павсаний. — Павсаний. Описание Эллады / Пер. с древнегреч. и вступ. ст.
С. П. Кондратьева. М., 1994. Т. I—II.
Петахия Регенсбургский — Три еврейских путешественника XI—XII ст. Эль-
дад Данит, р. Вениамин Тудельский и р. Петахия Регенсбургский: Еврейский
текст с русским переводом / Пер., примеч. и карты П. Марголина. СПб.,
1881.
Пигафетта — Пигафетта Антонио. Путешествие Магеллана / Пер. с итал. и
примеч. В. С. Узина; Вступ. ст. Я. М. Света. М., 1950.
Пиндар — Пиндар, Вакхилид. Оды; Фрагменты / Изд. подгот. М. Л. Гаспа-
ров. М., 1980.
Платон — Платон. Собрание сочинений: В 4 т. / Общ. ред. А. Ф. Лосева,
В. Ф. Асмуса, А. А. Тахо-Годи. М., 1990—1994. Т. 1—4.
Плиний — С. Piin'ius Secundus d. Α. Naturkunde. Lateinisch-deutsch. Buch VI:
Geographie: Asien. Herausgegeben und übersetzt von K. Brodersen; Buch VII:
Anthropologie. Herausgegeben und übersetzt von R. König in Zusammenarbeit
mit С Winkler; Buch VII—VIII. Darmstadt, 1996.
Плутарх. Застольные беседы — Плутарх. Застольные беседы / Изд. подгот.
Я. М. Боровский, М. Н. Ботвинник, Н. В. Брагинская, М. Л. Гаспаров,
И. И. Ковалева, О. Л. Левинская. М., 1990. (Литературные памятники.)
Плутарх. Об Исиде и Осирисе — Плутарх. Об Исиде и Осирисе: Пер. с
греч. Киев, 1996. (Вершины мистической философии.)
Полибий — Полибий. Всеобщая история: В 40 кн. [в 3 т.] / Пер. с греч.
Ф. Г. Мищенко. СПб., 1994.
Помпоний Мела — Помпоний Мела. О положении земли / Пер. С. К. Ап-
та // Античная география / Сост. М. С. Бондарский. М., 1953.
Πсевдо-Аристотель — Pseudo-AnstoteUs. De auscultationibus mirabilibus
(Псевдо-Аристотель. Рассказы о диковинках) / Пер. с древнегреч., вступ. ст. и
коммент. Н. А. Поздняковой // ВДИ. 1987. № 3—4.
Ригведа — Ригведа. Мандалы I—IV / Изд. подгот. Т. Я. Елизаренкова. М., 1989.
Сенека. О природе — Луций Анней Сенека. Философские трактаты / Пер. с
лат., вступ. ст. и коммент. Т. Ю. Бородай. СПб., 2000.
Симфосий. Загадки — Загадки Симфосия / Пер. М. Гаспарова // Поздняя
латинская поэзия. М., 1982.
Солин — Solinus Caius Julius. Collectanea rerum memorabilium / Ed. Th. Mom-
msen. Berlin, 1895.
Страбон — Страбон. География: В 17 книгах / Пер., ст. и коммент. Г. А. Стра-
тановского; Под общ. ред. С. Л. Утченко; Ред. перевода О. О. Крюгер.
Репр. воспроизведение изд. 1964 г. М., 1984.
ат-Танухи — Абу Али аль-Мухассин am-Танухи. Занимательные истории и
примечательные события из рассказов собеседников / Пер. с араб., предисл.
и примеч. И. М. Филыитинского. М., 1985.
Татиан. Слово к эллинам — Раннехристианские апологеты II—IV веков:
Переводы и исследования. (Афинагор Афинянин, Татиан, Евсевий Памфил.
Псевдо-Мелитон). М., 2000.
Тацит. История — Корнелий Тацит. Сочинения: В 2 т. Т. 1: Анналы. Малые
произведения / Изд. подгот. А. С. Бобович, Я. М. Боровский, Μ. Е. Сер-

360
Тимофей из Газы. О животных
геенко; Т. 2: История / Изд. подгот. Г. С. Кнабе, М. Е. Грабарь-Пассек,
И. М. Тройский, А. С. Бобович. Л., 1969.
Тертуллиан — Тертуллиан Квинт Септимий Флорент. Избранные
сочинения / Общ. ред. и сост. А. А. Столярова. М., 1994.
Феофилакт Симокатта — Феофилакт Симокатта. История / Пер. с греч.
С. П. Кондратьева. М., 1996.
Феофраст — Феофраст. Исследование о растениях / Пер. и примеч. М. Е. Сер-
гиенко. М., 1951.
Феофраст. Характеры — Фрейденберг О. М. «Характеры» Феофраста //
Учен. зап. ЛГУ. [№ 63]. Сер. филол. наук. Вып. 7. Л., 1941.
Физиолог — Физиолог / Изд. подгот. Е. И. Ванеева. СПб., 1996.
Филосторгий — Сокращение церковной истории Филосторгия, сделанное
патриархом Фотием // Прил. к журн. «Христианское чтение». СПб., 1853.
Фирдоуси — Фирдоуси. Шахнаме / Пер. Ц. Б. Бану-Лахути и В. Г. Берзнева.
М., 1984. Т. 4—5.
Флавий Филострат — Флавий Филострат. Жизнь Аполлония Тианского /
Изд. подготовила Е. Г. Рабинович. М., 1985.
Херефордская карта — Miller К. Mappaemundi. Die ältesten Weltkarten. Stuttgart,
1896. IV: Die Herefordkarte.
Храбан Мавр — Hrabanus Maurus. De rerum naturis / PL. 111.
Хубайш Тифлиси — Абу-л-Фазл Хубайш Тифлиси. Описание ремесел (Байан
ан-сана'ат) / Пер. с перс, введ. и коммент. Г. П. Михалевич. М., 1976.
(Памятники письменности Востока. LUI)
Цицерон. О природе богов — Цицерон. Философские трактаты / Пер. с лат.
И. М. Рижского. М., 1985.
Чудеса Индии — Бузург ибн Шахрияр. Чудеса Индии / Пер. с араб.
Р. Л. Эрлих; Под ред. И. Ю. Крачковского. М., 1959.
Чудеса мира — 'Адж 'иб ад-дунй (Чудеса мира) / Критический текст, пер. с
перс, введ., коммент. и указ. Л. П. Смирновой. М., 1993. (Памятники
письменности Востока. LXXXIII)
Эбсторфская карта — Miller К. Mappaemundi. Die ältesten Weltkarten. 6 Bde. H
I. Stuttgart, 1896. V: Die Ebstorfkarte.
Элиан. О природе животных — Jacoby F. Die Fragmente der griechischen
Historiker. Leiden, 1969 (2). I—III.
Элиан. Пестрые рассказы — Элиан. Пестрые рассказы / Пер. с древнегреч.,
ст., прил. и указ. С. В. Поляковой. М., 1995. (Литературные памятники.)
Юлий Цезарь — Записки Юлия Цезаря и его продолжателей о Галльской
войне, о гражданской войне, об Александрийской войне, об африканской войне /
Пер. и коммент. М. М. Покровского. М.; Л., 1948. (Литературные памятники.)
Ямвлих Халкидский — Ямвлих. О египетских мистериях / Пер. и вступ. ст.
Л. Ю. Лукомского; коммент. Р. В. Светлова и Л. Ю. Лукомского. М., 1995.
De Monstris^ et Beiluis — Traditions tératologiques ou récits de l'Antiquité et du
Moyen Age en Occident, sur quelques points de la fable, du merveilleux et de
l'histoire naturelle, publiés d'après plusieurs mss. inédits grecs, latins et en vieux
français / Par J. Berger de Xivrey. Paris, 1836.
Dicta ChrisostomI — Мокрецова И. П., Романова В. Λ. Французская книжная
миниатюра XIII века в советских собраниях. 1270—1300. М., 1984.
С 154—175.
Oppian. Cynegetica — Oppian. Cynegetica, Halieutica / Ed. A. W. Mair. Loeb
Series. London, 1928.
Oppian. Halieutica — Oppian. Cynegetica, Halieutica / Ed. A. W. Mair. Loeb
Series. London, 1928.
Ptolemaei — Claudii Ptolemaei Geographia / Ed. C. Nobbe. Lipsiae, 1898. T. I—III.

ЛИт<ЫтПА
Аверин^ев С. С. Византийская литература IV—VII вв. // История Византии: В
3 т. М., 1967. Т. I.
Аееринцев С. С. Западно-восточный генезис литературных канонов
византийского средневековья // Типология и взаимосвязи средневековых литератур
Востока и Запада. М., 1974.
Аееринцев С. С. Судьбы европейской культурной традиции в эпоху перехода от
античности к средневековью // Из истории культуры средневековья и
Возрождения. М., 1976.
Аееринцев С. С. Поэтика ранневизантийской литературы. М., 1977.
Авеста. Видевдат. Фрагард тринадцатый / Вступ., пер. с авест. и коммент.
В. Ю. Крюковой // Восток. 1994. № 2.
Агрикультура в памятниках западного средневековья. М; Л.. 1936.
Айналое Д. В. Эллинистические основы византийского искусства. Исследования
в области истории ранневизантийского искусства. СПб., 1900. (Зап. Имп.
Русского археол. о-ва. Тр. Отд. археологии древнеклассической,
византийской и западноевропейской. Т. XII, кн. 5)
Акишев К. А. Резной нефрит из Отрара // Археол. исслед. в Отраре. Алма-
Ата, 1977.
Акишев А. К. Искусство и мифология саков. Алма-Ата, 1984.
Аксентон Ю. Д. Сведения о драгоценных камнях в Изборнике Святослава
1073 г. и некоторых других памятниках // Изборник Святослава 1073 г.:
[Сб. ст.]. М., 1977.
Аладашвили Н. А. Монументальная скульптура Грузии. Фигурные рельефы
V—XI веков. М., 1977.
Алфионов Я. Император Юлиан и его отношение к христианству. Казань, 1877.
Альбаум Λ. И. Грифон из Фаяз-тепе // История и археология Средней Азии.
Ашхабад, 1978.
Андрианов Б. Бык и змея. У истоков культа плодородия // Наука и религия.
1972. № 1.
Анненков Н. Ботанический словарь. СПб., 1876.
Антее Р. Мифология в Древнем Египте // Мифология древнего мира / Отв.
ред. В. А. Якобсон. М., 1977.
Антонова Е. В. Мургабские печати в свете религиозно-мифологических
представлений первобытных обитателей юга Средней Азии и их соседей //
Средняя Азия, Кавказ и зарубежный Восток в древности. М., 1983.
Антонова Е. В. Очерки культуры древних земледельцев Передней и Средней
Азии. Опыт реконструкции мировосприятия. М., 1984.
Антонова Е. В. Дикие животные в искусстве древних земледельцев Востока (к
семантике представлений о пространстве) // Центральная Азия: Новые
памятники письменности и искусства: [Сб. ст.]. М., 1987.
Антонова Е. В. Обряды и верования первобытных земледельцев Востока. М., 1990.
Антонова Е. В. К изучению ранней истории сложения астральных символов в
Месопотамии // ВДИ. 1995. № 1.
Аракелян Б. Сюжетные рельефы Армении IV—VII веков. Ереван, 1949 (на арм. яз.).
Архангельский А. С. К истории древнерусского Луцидариуса. Сличение
славянорусских и древненемецких текстов. Казань, 1889.

362
Тимофей из Газы. О животных
Архангельский А. С. Творения отцов церкви в древнерусской письменности:
Извлечения из рукописей и опыты историко-литературных изучений. Казань,
1889—1890. Т. I—IV.
Атлас тибетской медицины. Свод иллюстраций к тибетскому медицинскому
трактату XVII века «Голубой берилл». М., 1994.
Багдасаров Р. В. Христианская символика льва в русской традиционной
культуре // Православие и русская народная культура. Кн. 6. М., 1996.
Бадж У. Е. А. Путешествие души в царстве мертвых. Египетская Книга
Мертвых / Пер. с англ. К. Н. Корсакова. М., 1995.
Банк А. В. Моливдовул с изображением полета Александра Македонского на
небо // Тр. отд. Востока ГЭ. Л., 1940. III.
Банк А. В. Византийское искусство в собраниях Советского Союза. М.; Л., 1966.
Банк А. В. Прикладное искусство Византии IX—XII вв. Очерки. М., 1978.
Баркова Л. Л. Изображения рогатых и крылатых тигров в искусстве древнего
Алтая // Археол. сб. ГЭ. 1985. Вып. 26.
Баркова Л. Л. Образ орлиноголового грифона в искусстве древнего Алтая (По
материалам Больших Алтайских курганов) // Археол. сб. ГЭ. Л., 1987. Вып. 28.
Барсов Н. История первобытной христианской проповеди (до IV века). СПб., 1885.
Баталин И. Сказание об Индейском царстве. Воронеж, 1876. (Филологические
записки. Приложения.)
Башляр Г. Вода и грёзы. Опыт о воображении материи / Пер. с фр. Б. М.
Скуратова. М., 1998.
Баюн А. С. Дивинация на древнем Ближнем Востоке. II. Хеттские оракулы
MUS // ВДИ. 2000. № 2.
Бек X. Г. Путеви византийке кн»ижевности. Београд, 1967.
Белениикий А. М. Новые памятники искусства древнего Пянджикента. Опыт
иконографического истолкования // Скульптура и живопись Пянджикента.
М.. 1954.
Белениикий А. М. Зооморфные троны в изобразительном искусстве Средней
Азии // Изв. АН ТаджССР. Отд-ние обществ, наук. Душанбе, 1962.
Вып. 1 (28).
Белениикий А. М. Изображение быка на памятниках искусства древнего
Пянджикента (к истории зооморфизма в древнем изобразительном искусстве Средней
Азии) // Этнография и археология Средней Азии: [Сб.]. М., 1979.
Белениикий А. М., Мешкерис В. А. Змеи-драконы в древнем искусстве Средней
Азии // CA. 1986. № 3.
Белова О. В. Представления о животных по материалам памятников
древнерусской «естественно-научной» литературы // Этногенез, ранняя этническая
история и культура славян. М., 1985.
Белова О. В. Что мы знаем о ехидне? // Русская речь. 1992. № 2.
Белова О. В. О чудесной птице Алконост // Русская речь. 1993. № 1.
Белова О. В. И притворный в слезах крокодил // Русская речь. 1993. № 3.
Белова О. В. Библейская символика животных в памятниках средневековой
славянской книжности // Учен. зап. Российск. педагог, ун-та. М., 1998. Вып. 4
(Славянская филология).
Белова О. В. Славянский бестиарий: Словарь названий и символики. М., 2000.
Беляев И. Д. Поминки по вымершем туре // Зап. Рус. о-ва акклиматизации.
М., 1865.
Бентли П. Образы животных в искусстве // Курьер ЮНЕСКО. 1966. Январь.
Бердников И. Государственное положение религии в Римско-Византийской
империи. Казань, 1881. Т. 1.
Бертельс А. Е. Поэтический комментарий Шаха Ни'матуллаха вали на
философскую касыду Насир-и Хусрау // Сад одного цветка: Статьи и эссе. М.,
1991.

Литература
363
Бертельс А. Е. Художественный образ в искусстве Ирана IX—XV вв. М.,
1997.
Бибикова В. И. К изучению древнейших домашних лошадей Восточной
Европы // Бюл. Московского о-ва испытателей природы. Отдел биологический.
М., 1967. T. LXXII, вып. 3.
Библейский греческий язык в писаниях Ветхого и Нового Завета: (Пер.) /
H. Н. Глубоковский Н. Н. Киев, 1914. [2].
Блэк В. Б. О каноне в искусстве Древнего Шумера конца V—начала III
тысячелетия до н. э. // Проблема канона в древнем и средневековом искусстве
Азии и Африки. М., 1973.
Богаевский Б. Л. Земледельческая религия Афин. Пг., 1916. Т. 1.
Богаевский £. Л. Мужское божество на Крите // Яфетический сб. М., 1930.
Вып. 6.
Богатова О. В. Тавроболия в римском культе Великой матери богов Кибелы //
Вестник СПбГУ. Сер. 2: История, языкознание, литературоведение. СПб.,
1998. Вып. 2.
Боголюбскии С. Н. Происхождение верблюдов. Алма-Ата, 1929.
Боголюбскии С. Н. Происхождение и преобразование домашних животных. М.,
1959.
Бок В. Г. Материалы по археологии христианского Египта. СПб., 1901.
Болдырев А. В. Религия древнегреческих мореходов // Религия и общество. Л.,
1926.
Болтрик Ю. В. Вепрь — один из символов скифского Ареса // Скифы.
Хазары. Славяне. Древняя Русь: Междунар. науч. конф.: Тез. докл. СПб., 1998.
Большаков А. О. Развитие представлений о «загробных мирах» в Древнем
Египте // Мероэ: Страны Северо-Восточной Африки и Красноморского бассейна
в древности и раннем средневековье. М., 1999. Вып. 5.
Бонгард-Левин Г. М., Грантовскии Э. А. От Скифии до Индии. М., 1984.
Бондарев Д. Г. Гиена в культурной традиции народа канури (бассейн озера
Чад) // Кунсткамера. Этнографические тетради. СПб., 1998. Вып. 12.
Бородин О. Р., Гукова С. Н. История географической мысли в Византии. СПб.,
2000.
Бросс Ж. Магия растений. Киев, 1996.
Брэм А. Путешествие по Северо-Восточной Африке. М., 1952.
Бурчак-Абрамович Н. И. Ископаемые быки Старого Света. Баку, 1957.
Буслаев Ф. И. Древнерусская народная литература и искусство. 6: Византийская
и древнерусская символика по рукописям от XV до конца XVI в. СПб., 1861.
Буслаев Ф. И. Свод изображений из лицевых Апокалипсисов по русским
спискам с XVI по XIX в. СПб., 1884. I—II.
Бычков В. В. Эстетика поздней античности. II—III вв. М., 1981.
Вагнер Г. К. К вопросу о владимиро-суздальской эмблематике // Ист.-археол.
сб. М., 1962.
Вагнер Г. К. Грифон во владимиро-суздальской фасадной скульптуре // CA.
1962. № 3.
Вагнер Г. К. О декосмологизации древнерусской символики // Культурное
наследие Древней Руси: [Сб.]. М., 1976.
Вагнер Г. К. Судьбы образов звериного стиля в древнерусском искусстве //
Скифо-сибирский звериный стиль в искусстве народов Евразии. М., 1976.
Ван дер Варден Б. Л. Пробуждающаяся наука. Ч. II: Рождение астрономии. М.,
1991.
Ван дер Плас Д. Запрет на изображения в монотеистических религиях // ВДИ.
1996. № 2.
Васильев А. А. Агапий Манбиджский, христианский арабский историк X века //
ВВ. 1904. XI.

364
Тимофеи из Газы. О животных
Васильев Л. С. Бань Чао в Западном крае // ВДИ. 1951. № 1.
Вельгус В. А. Известия о странах и народах Африки и морские связи в
бассейнах Тихого и Индийского океанов (Китайские источники ранее XI в.). М., 1978.
Вельгус В. А. Исследование некоторых спорных вопросов истории мореходства в
Индийском океане // ТИЭ. Т. 93. М.; Л., 1969. (Африканский этнограф,
сб. VII.)
Вельгус В. А. О средневековых китайских известиях об Африке и некоторых
вопросах их изучения // ТИЭ. Т. 90. М.; Л., 1966. (Африканский этнограф,
сб. VI.)
Вернан Ж.-П. Происхождение древнегреческой мысли. М., 1988.
Византия. Южные славяне и Древняя Русь. Западная Европа. Искусство и
культура: Сб. ст. M.f 1973.
Византия и Восток: Сб. ст. Л., 1971. (Палестинский сб. Вып. 23 (86).)
Византия и христианский Восток: Науч. конф. памяти А. В. Банк: Тез. докл.
СПб., 1999.
Византийская белоглиняная расписная керамика IX—XII вв.: Каталог выставки
Гос. Эрмитажа. Л., 1985.
Византийская литература: Сб. ст. / Под ред. С. С. Аверинцева. М., 1974.
Византийское искусство. СПб., 1888.
Вирсаладзе Е. Б. Грузинский охотничий миф и поэзия. М., 1976.
Вишнякова А. Ф. Из истории греческой письменности // Вспомогательные
исторические дисциплины. М.; Л., 1937.
Власова О. А. Демонология в Коране и в арабской литературе // Восточная
демонология. От народных верований к литературе. М., 1998.
Воеводский Λ. Ф. Введение в мифологию Одиссеи. Одесса, 1881.
Волков И. М. Древнеегипетский бог Себек // Зап. ист.-филол. фак-та
Петроградского ун-та. Пг., 1917. Ч. CXL.
Воробьева М. Г. Изображения львов на ручках сосудов из Хорезма // КСИЭ.
1958. Вып. XX.
Воротников Ю. Λ. На аспида и василиска наступиши... // Русская речь. 1993. № 1.
Ворт Д. Див — Simurg // Восточнославянское и общее языкознание. М., 1978.
Восходы лун на стоянках веселья. Л., 1983.
Вяземский П. И. О литературной истории «Физиолога» // Памятники древней
письменности. СПб., 1878—1879.
Гаврюшин И. К. Византийская космология в XI веке //
Историко-астрономические исследования. М., 1983. Вып. XVI.
Гайденко В. П. Образ природы в религиозном сознании: (Толкование творения
мира в патристике) // История науки в контексте культуры. М., 1990.
Гамкрелидзе Т. В., Иванов Вяч. Вс. Индоевропейский язык и индоевропейцы.
Тбилиси, 1984. Т. 1—2.
Гаммерман А. Ф. Растения-целители. М., 1963.
Ген В. Культурные растения и домашние животные в их переходе из Азии в
Грецию и Италию, а также в остальную Европу: Историко-лингвистические
эскизы. СПб., 1872.
Гетчинсон Г. И. Вымершие чудовища. М., 1897.
Гиршберг В. Б. «Козьльрогь» в Изборнике Святослава 1073 года //
Древнерусское искусство. Рукописная книга. М., 1972. Сб. 1.
Голейзовский И. К. Семантика новгородского тератологического орнамента //
Древний Новгород: История. Искусство. Археология: Нов. исслед. М., 1983.
Голенищев-Кутузов И. Н. Влияние латинской литературы IV—V вв. на
литературу средневековья и Ренессанса // ВДИ. 1964. № 1.
Голенищев-Кутузов И. И. Орозий // Голенищев-Кутузов И. М. Творчество
Данте и мировая культура. М., 1971.
Голенищев-Кутузов И. Н. Средневековая латинская литература Италии. М., 1972.

Литература
365
Гордлевский В. А. Из османской демонологии // ЭО. Кн. CI—СИ. 1914. № 1—2.
Гранстрем Е. Э. Отрывок медицинского трактата Аэция из Амиды в списке
X—XI веков // ВВ. 1956. Т. IX.
Григорьев В. Об арабском путешественнике X в. Абу Долефе и странствовании
его по Средней Азии // ЖМНП. СПб., 1872. Ч. CLXIII. Сентябрь. Отд. II.
Громова В. И. О типе Bison priscus Bojanus // Доклады АН СССР. 1930.
Громова В. И. История лошадей (рода Equus) в Старом Свете. Ч. 1—2. // Тр.
Палеонтол. ин-та АН СССР. М.; Л., 1949. Т. XXVII, вып. I—II.
Грязное М. П. Войлок с изображением мифических чудовищ из пятого Пазы-
рыкского кургана на Алтае // Сообщения ГЭ. Л., 1956. Вып. IX.
Грязное М. П. Бык в обрядах и культах древних скотоводов // Проблемы
археологии Евразии и Северной Америки. М., 1977.
Гукова С. Н. Карта мира Козьмы Индикоплова // Вспомогательные
исторические дисциплины. Л., 1985. Т. 17.
Гукова С. Н. К вопросу об источниках карты мира Козьмы Индикоплова //
Проблемы социальной истории и культуры средних веков: Сб. ст. Л., 1986.
Гукова С. Н. Космография в системе византийского образования и науки в XI—
XII вв. // Городская культура: Средневековье и начало нового времени. Л.,
1986.
Гукова С. Н. Космографический трактат Евстратия Никейского // ВВ. 1986. Т. 47.
Гумбольдт А. Космос. Опыт физического мироописания. М., 1982. Т. 2.
Гура А. В. Ласка (Mustela nivalis) в славянских народных представлениях. 1 //
Славянский и балканский фольклор. Обряд. Текст. М., 1981.
Гура А. В. Ласка (Mustela nivalis) в славянских народных представлениях. 2 //
Славянский и балканский фольклор. Этногенетическая общность и
типологические параллели. М., 1984.
Гура А. В. Символика животных в славянской народной традиции. М., 1997.
Гуревич А. Я. Популярное богословие и народная религиозность средних
веков // Из истории культуры средних веков и Возрождения. М., 1976.
Гуревич А. Я. Категории средневековой культуры. М., 1984.
Гуревич А. Я. О соотношении народной и ученой традиции в средневековой
культуре: (Заметки на полях книги Жака ле Гоффа) // Французский
ежегодник. 1982. М., 1984.
Гусоуск! М. Песня пра зубра (на лацшскай, беларускай, рускай мовах) / Пер. с
лат. Я. Парецкого и Я. Семежона. Mîhck, 1980.
Гюнтер 3. История естествознания в древности и в средние века. СПб., 1909.
Давлет М. А. Новые материалы о древнем культе быка в Центральной Азии //
КСИА. 1990. Т. 199.
Дандамаева M. М. Лучше один раз увидеть... (Передневосточные памятники
изобразительного искусства как предполагаемый источник некоторых сюжетов
греческой литературы) // ВДИ. 2000. № 2.
Даниелян Э. Λ. Армянские космографические труды VII в. о строении
Вселенной. Ереван, 1978.
Данилов С. В., Филлипова И. В., Амоголонов А. А. Китайские зеркала из
памятников хунну // Археология и этнология Дальнего Востока и Центральной
Азии. Владивосток, 1998.
Даркевич В. /7. Светское искусство Византии. Произведения художественного
ремесла в Восточной Европе X—XIII вв. М., 1975.
Даркевич В. П. Художественный металл Востока VIII—XIII вв.: Произведения
восточной торевтики на территории европейской части СССР и Зауралья.
М„ 1976.
Демаков Α. Α., Фоменко Д. А. К проблеме идентификации сенмурва //
Культуры Евразийских степей второй половины I тысячелетия н. э.: вопросы
хронологии. Самара, 1998.

366
Тимофей из Газы. О животных
Демидчик В. Описание шестого и седьмого климатов в «Асар ал-билад ва ахбар
ал-'ибад» Закарийа ал-Казвини // Восточная филология. Душанбе, 1974.
Вып. III.
Демидчик В. П. «География» или «Памятники стран и предания о людях»
Закарийа ал-Казвини. Душанбе, 1977.
Демидчик В. П. Реликтовые представления о луне в мусульманской мирабиличе-
ской литературе // Восточная филология. Душанбе, 1973. Вып. 1.
Демич Н. Ф. О змее в русской народной медицине // ЖС. 1912. Вып. XXI.
Дешпанде О. /7. Эволюция образа Гаруды на Яве и Бали // Сб. МАЭ. Т. 39.
Джанашвили М. Г. Драгоценные камни, их названия и свойства (Из
грузинского сборника X в.) // СМОМПК. Тифлис, 1898. Вып. 24.
Дилъ Ш. Юстиниан и византийская цивилизация в VI веке: Пер. с франц.
СПб., 1908.
Диодора Сицилийского историческая библиотека / Пер. с греч. И. Алексеева.
СПб., 1774—1775. Ч. 1—6.
Дирр А. Божество охоты и охотничий язык у кавказских горцев // СМОМПК.
1915. Т. 44, отд. IV.
Дмитриевский В. Александрийская школа. Очерк из истории духовного
просвещения от I до начала V века по Р. X. Казань, 1884.
Добиаш-Рождественская О. А. Культура западноевропейского средневековья.
Научное наследие. М., 1987.
Доддс Э. Р. Греки и иррациональное / Пер. с англ., коммент. и указ. С. В. Па-
хомова; Послесл. Ф. X. Кесседи. СПб., 2000.
Долгих И. Мнимый единорог, риму и реэм Востока, ур и тур Европы, bos
primigenius палеонтологии. Рига, [1905].
Долгих И. Культура крупного рогатого скота. Рига, 1911. Вып. II. Скотоводство
у вавилонян, евреев, древних персов, арабов, индийцев, китайцев, египтян и
других смежных народов.
Древнеегипетская «Книга Мертвых» / Пер. М. А. Чегодаева // ВИ. 1994. № 8—9.
Дурново Н. И. К истории сказаний о животных в старинной русской
литературе // Древности. Труды славянской комиссии Моск. Имп. археол. о-ва. М.,
1902. Вып. 3.
Дьяконова И. В., Сорокин С. С. Хотанские древности. Л., 1960.
Дьяченко Г. Полный церковнославянский словарь. М.. 1900.
Еврейский и халдейский этимологический словарь к книгам Ветхого Завета /
Сост. О. Н. Штейнберг. Вильна, 1878.
Елеонский И. А. Очерки из библейской географии. Ч. II: Представители
животного царства в св. земле. СПб., 1897.
Ельницкий А. А. Знание древних о северных странах. М., 1961.
Еремян С. Т. Армения по «Ашхарацуйцу» (Армянская география VII в.).
Ереван, 1963.
Ермолов А. Б. К. вопросу о происхождении культа кабана в скифское время //
Скифо-сибирское культурно-историческое единство. Кемерово, 1980.
Ермолова И. Е. Животные в скульптуре и в жизни древнего населения
Туркменистана // Памятники Туркменистана. 1977. № 2.
Ермолова Н. Е. К вопросу об интерпретации изображений животных // Скифо-
сибирское культурно-историческое единство. Кемерово, 1980.
Естествознанието в средновековна България: Сборник от исторически извори. От
акад. Цв. Кристанов и проф. Ив. Дуйчев. София, 1954.
Жебелев С. А. Религиозное врачевание в Древней Греции. СПб., 1893.
Живопись древнего Пянджикента. М., 1954.
Жизнь животных по А. Э. Брему. Т. 5: Млекопитающие / Под ред. Б. М.
Житкова. М., 1941.
Жизнь растений: В 6 т. / Под ред. А. Л. Тахтаджяна. М., 1981.

Литература
367
Завадский-Краснопольский А. Влияние греко-византийской культуры на
развитие цивилизации в Eeporfe. Киев, 1866.
Залесская В. Н. Византийская торевтика VI в. (Некоторые аспекты
изучения) // ВВ. 1982. Т. 43.
Залесская В. Н. Символика античных образов в ранневизантийском искусстве //
Восточное Средиземноморье и Кавказ IV—XVI вв.: Сб. ст. Л., 1988.
Залесская В. Н. Прикладное искусство Византии IV—XII веков: Опыт
атрибуции. СПб., 1997.
Запорожченко А. В., Черемисин Д. В. Аримаспы и грифы: изобразительная
традиция и индоевропейские параллели // ВДИ. 1997. № 1.
Засецкая И. П. Изображение «пантеры» в сарматском искусстве // CA. 1980.
Ni 1.
Захарова А. В. Египетское колдовство в «Тифонии» Нонна Панополитанско-
го // Конф. «Слово как действие». М., 1998.
Збеновин В. Г. Дракон в изобразительной традиции культуры Кукутени-Три-
полье // Духовная культура древних обществ на территории Украины: [Сб.].
Киев, 1991.
Зеленин Д. К. Табу слов у народов Восточной Европы и Северной Азии. Ч. 1:
Запреты на охоте и иных промыслах // Сб. МАЭ. Л., 1929. Т. 8.
Зеленина Я. Э. Христианская символика животных и растений по
неопубликованным материалам А. С. Уварова // Животные и растения в мифоритуаль-
ных системах: Мат. науч. конф., октябрь 1996 г. СПб., 1996.
Зелинский Φ. Ф. Гермес трижды величайший // Зелинский Φ. Ф. Из мира
идей. СПб., 1907. Т. III.
Знаменский С. П. Античные мифы о превращениях в художественной обработке
римского поэта (Этюд о «Метаморфозах» Овидия) // Богословский вестник.
1909. Να 5.
Зооморфические инициалы греческих и глаголических рукописей X—XI столетий
в библиотеке Синайского монастыря / Предисл. Н. П. Кондакова. СПб.,
1903.
Зубко Г. В. Образ Змея в мифологических представлениях фульбе // Религии
мира. 1988. М.. 1990.
Иванов В. В. Заметки о типологическом и сравнительно-историческом
исследовании римской и индоевропейской мифологии // Тр. по знаковым системам.
IV. (УЗ ТГУ. Вып. 236). Тарту, 1969.
Иванов В. В. Проблема названия зубра в балканских, славянских и балтийских
языках // Первый симпозиум по балканскому языкознанию. Античная
балканистика. Предварит, мат. М., 1972.
Иванов В. В. Опыт истолкования древнеиндийских ритуальных и мифологических
терминов, образованных от asva — „конь" (жертвоприношение коня и дерево
asvattha в Древней Индии) // Проблемы истории языков и культуры
народов Индии. М., 1974.
Иванов В. В. Реконструкция индоевропейских слов и текстов, отражающих культ
волка // Изв. АН СССР. Сер. лит. и яз. 1975. Т. 34, № 5.
Иванов В. В. Названия слона в языках Евразии // Этимология. 1975. М., 1977.
Иванов В. В. Сходные черты в культе волка на Кавказе, в древней Малой Азии
и на Балканах // Кавказ и Средиземноморье. Тбилиси, 1980.
Иванов В. В. Природные символы как элементы знаковых систем культуры //
Общество и природа. Исторические этапы и формы взаимодействия. М.,
1981.
Иессен А. А. Так называемый «Майкопский пояс» // Археол. сб. Л., 1961.
Вып. 2.
Из истории древнего мира и средневековья. М., 1988.
Из истории культуры средних веков и Возрождения. М., 1976.

368
Тимофеи из Газы. О животных
Ильинская В. А. Образ кошачьего хищника в раннескифском искусстве // CA.
1971. № 2.
Ильинская В. А. Образ коня и быка в раннескифском искусстве // Тез. докл.
III Всесоюз. конф. по вопр. скифо-сарматской археологии. М., 1972.
Иностранцев К. А. Материалы из арабских источников для культурной истории
сасанидской Персии. Приметы и поверья // ЗВОРАО. СПб., 1908.
Т. XVIII, вып. II—III.
Иранская миниатюра. Серии I—III. Тифлис: Музей искусства; Метехи, 1936.
Исаева В. И. Мистика в Древней Греции // Вопросы научного атеизма. Вып. 38.
Мистицизм: проблемы анализа и критики. М., 1989.
Искусство Византии в собрании Государственного Эрмитажа (альбом). Л., 1960.
Исмаилова Э. М., Полякова Е. А. Восточная миниатюра в собрании Института
востоковедения АН УзССР. Ташкент, 1980.
История Африки в древних и средневековых источниках / Сост. С. Я. Берзина
и Л. Е. Куббель; Под ред. О. К. Дрейера. 2-е изд. М., 1990.
История и культура Древней Индии: Тексты / Сост. А. А. Вигасин. М., 1990.
Кабанов С. К. Изображение сенмурва с городища Куня-Фазли // Бюл. АН
УзССР. 1947. № 9.
Кавказский зубр: [Сб. ст.]. М., 1939.
Кагаров Е. Г. Культ фетишей, растений и животных в Древней Греции. СПб., 1913.
Кагаров Е. Г. Мифологический образ дерева, растущего корнями вверх // ДАН
СССР. 1928. № 15. Сер. 13.
Канторович А. Р. Один из образов копытного животного в искусстве скифского
звериного стиля // РЭ. 1995. № 4.
Канторович А. Р. К вопросу о переднеазиатском влиянии на звериный стиль
степной Скифии // ВДИ. 1998. № 3.
Карасик В. М. Исторический очерк учения о противоядиях // Природа. 1939. № 7.
Караулов И. А. Сведения арабских географов IX и X вв. по Р. X. о Кавказе,
Армении и Азербайджане // СМОМПК. Тифлис, 1902. Вып. 31, отд. 1.
Каримов У. И. Неизвестное сочинение ар-Рази «Книга тайны тайн». Ташкент, 1957.
Карпов А. Азбуковники или алфавиты иностранных речей. Казань, 1877.
Карсавин Λ. /7. Символизм мышления и идея миропорядка в средние века //
Карсавин Л. П. Монашество в средние века. М., 1992.
Карский Е. Ф. Малорусский Луцидарий по рукописи XVII в. (текст, состав,
язык) // Ε. Ф. Карский. Труды по белорусскому и другим славянским
языкам. М., 1962.
Кастанье Г. Культ змей у различных народов и следы его в Туркестане //
ПТКЛА. Ташкент, 1913.
Кеппен Ф. О прежнем и нынешнем распространении бобра в пределах России //
ЖМНП. 1902. Июль. Ч. 342, № 7.
Кёйпер Ф. Б. Я. Космогония и зачатие: к постановке вопроса // Койпер Ф. Б. Я.
Труды по ведийской мифологии. М., 1986.
Ким Вольен. Единорог, феникс и летящий конь: Сокровища королевских
гробниц. Курьер ЮНЕСКО. 1979. Январь.
Киприан Дамский. Краткое любопытнейшее показание удивительных естеств и
свойств животных. СПб., 1795.
Кирпичников А. И. К вопросу о птице Страфиль // ЖМНП. СПб., 1890.
Ч. 270, № 7.
Кисляков Н. А. Бурх — горный козел // СЭ. 1934. № 1—2.
Клингер В. П. Сказочные мотивы в истории Геродота // Университетские изв.
Киев, 1902. № П.
Клейн Λ. С. О так называемых зооморфных скипетрах энеолита // Проблемы
древней истории Северного Причерноморья и Средней Азии (эпоха бронзы и
раннего железа). Краткие тез. докл. ГЭ. Л., 1990.

Литература
369
Клингер В. П. Животное в античном и современном суеверии. Киев, 1911.
Книга сия философская, сложенная философом Андреем Христофоровичем // Изд.
О-ва любителей древней письменности. СПб., 1878. Вып. XVIII. Л. 101—118.
Козаржевский А. Ч. Источниковедческие проблемы раннехристианской
литературы. М, 1985.
КоАмачевский Λ. Животный эпос на западе и у славян. Казань, 1882.
Комороци Г. К символике дерева в искусстве Древнего Двуречья // Древний
Восток и мировая культура. М, 1981.
Кондаков Н. П. О миниатюрах греческой Псалтыри XI века из собрания
Хлудова в Москве // Древности. Труды Московского археол. о-ва. М., 1878.
Т. VIII.
Кореняко В. А. К проблеме происхождения скифо-сибирского звериного стиля //
РА. М., 1998. Вып. 4.
Коробка Н. И. Чудесное дерево и вещая птица. СПб., 1911.
Коростовуев М. А. Религия Древнего Египта. М., 1976.
Корсунский И. Перевод LXX. Его значение в истории греческого языка и
словесности. Троице-Сергиева лавра, 1897.
Коротких Λ. М. Западное Средиземноморье в представлениях древних
путешественников и географов // Nortia: Из истории и культуры Средиземноморья
и Причерноморья. Афины, 1999.
Кошеленко Г. А. Из истории становления эстетических воззрений раннего
христианства // ВДИ. 1964. № 3.
Кошеленко Г. А. Мозаики Эдессы // Археология Старого и Нового света. М., 1966.
Кривицкий В. В. О значении образа оленя в религии и искусстве древнего
Кавказа // X Крупновские чтения по археологии Северного Кавказа (Тез. докл.
и сообщ.). М., 1980.
Криничная И. А. Травное зелье, дивии коренья...: (Из мифологических
представлений о растительных атрибутах ведунов) // ЭО. 1999. № 4.
Кузьмина Е. Е. Древнейшая фигура верблюда из Оренбургской области и
проблема доместикации бактрианов // CA. 1963. № 2.
Кузьмина Е. Е. Скифское искусство как отражение мировоззрения одной из
групп индоиранцев // Скифо-сибирский звериный стиль в искусстве народов
Евразии. М., 1976.
Кузьмина Е. Е. Опыт интерпретации некоторых памятников скифского
искусства // ВДИ. 1984. № 1.
Культура Ближнего Востока древнего и раннесредневекового времени. Сб. ст. Л.,
1974. (Палестинский сб. Вып. 25 (88).)
Культура Византии, IV—первая половина VII в. М., 1984.
Культура раннефеодальной Армении (IV—VII вв.). Ереван, 1980.
Купэн Г. Искусства и ремесла у животных. СПб., 1910.
Курбатов Г. Λ. Ранневизантийский город. (Антиохия в IV веке). Л., 1962.
Кушнарева К. X. Ритуальный кубок из святилища древнего Двина // Древний
Восток и мировая культура. М., 1981.
Лавров П. А. Дамаскин Студит и сборники его имени «Дамаскины» в юго-
славянской письменности. Одесса, 1899.
Лаврова М. П. Китайские зеркала Ханьского времени // Материалы по
этнографии России. СПб., 1910. Т. IV, вып. 1.
Лаврова М. П. Китайские зеркала Ханьского времени. [Л.: Гос. Русский
музей], 1927.
Латынин Б. А. Мировое дерево — древо жизни в орнаменте и фольклоре
Восточной Европы // ИГАИМК. Л., 1933. Вып. 69.
Лахтин М. /О. Старинные памятники медицинской письменности // Зап. Моск.
археол. ин-та. М., 1912. Т. XVII.
Лебедев Н. Сочинение Оригена против Цельса (предисловие). СПб., 1878.

370
Тимофеи из Газы. О животных
Ле Гофф Ж. Другое средневековье: Время, труд и культура Запада / Пер. с фр.
С. В. Чистяковой и Н. В. Шевченко. Екатеринбург, 2000.
Лексикон латинський Е. Славинецького. Лексикон словено-латинський Е. Слави-
нецького та А. Корецького-Сатановського. Khïb, 1973.
Лелеков Л. А. Искусство Древней Руси в его связях с Востоком //
Древнерусское искусство. М., 1973.
Лелеков Л. А. История некоторых сюжетов древнерусского искусства //
Художественное наследие. Хранение, исследование, реставрация. М., 1981. 7 (37).
Липец Р. С. Образ древнего тура и отголоски его культа в былинах //
Славянский фольклор: Сб. ст. М., 1972.
Липинская Я., Марциняк М. Мифология Древнего Египта / Пер. с польск.
Э. Я. Гессен. М., 1983.
Лисевич И. С. Моделирование мира в китайской мифологии и учение о пяти
элементах // Теоретические проблемы восточных литератур. М., 1969.
Литвинский Б. А. Зеркало в верованиях древних ферганцев // СЭ. 1964. № 3.
Литвинский Б. А. Кангюйско-сарматский фарн. Душанбе, 1968.
Литвинский Б. А. О семантике двух изобразительных мотивов памирского
«звериного стиля» // Тез. докл. III Всесоюзной конф. по вопросам скифо-
сарматской археологии. М., 1972.
Лихачева В. Д. Византийская миниатюра: Памятники византийской миниатюры
IX—XV веков в собраниях Советского Союза. М., 1977.
Лихачева В. Д. Искусство Византии IV—XV веков. Л., 1986.
Лихачева О. /7. Некоторые замечания об образах животных в древнерусской
литературе // Культурное наследие Древней Руси. Истоки. Становление.
Традиции. М., 1976.
Лозовская H. М. Раннесредневековое знание о природе (диалог Иоанна Скотта
Эриугены «О природах») / Ин-т истории естествознания и техники АН
СССР. Препр. М., 1988.
Лозовская Н. М. Энциклопедическое знание раннего средневековья: (Храбан
Мавр. «О природах вещей») / Ин-т истории естествознания и техники АН
СССР. Препр. М., 1988.
Лозовская H. М. Географическое знание в период Каролингского возрождения /
Ин-т истории естествознания и техники АН СССР. Препр. М., 1988.
Лосев А. Ф. Античная мифология в ее историческом развитии. М., 1957.
Лунина С. Б. Мотив борьбы животных в керамике Мерва // Памятники
Туркменистана. Ашхабад, 1986. № 2.
Лурье И. М. Элементы животного эпоса в древнеегипетских изображениях //
Эрмитаж. Тр. отд. Востока. Л., 1938. 1.
Лурье С. Я. Демокрит. Тексты. Перевод. Исследования. Л., 1970.
Максимов Е. Н. Древнеегипетская гелиопольская космогоническая система (Опыт
моделирования) // Тутанхамон и его время. М., 1976.
Максимов Е. Н. О взаимодействии религии и фольклора на примере образа
волшебного змея из «Сказки о потерпевшем кораблекрушение» // Древний
Восток. М., 1980. Сб. 2.
Максимова М. И. Серебряное зеркало из Келермеса // CA. 1954. № 21.
Максимова М. И. Ритон из Келермеса // CA. 1956. № 25.
Мальцев /О. С. Анонимная персоязычная космография XV в. Душанбе, 1972.
Малявкин А. Г. Танские хроники о государствах Центральной Азии: Тексты и
исследования. Новосибирск, 1989.
Марр Н. Я. Сборник притч Вардана. Материалы для истории средневековой
армянской литературы. СПб., 1894—1899.
Марр Н. Я. Фрако-армянский Sabadios и сванское божество охоты // Изв. Имп.
Академии наук. СПб., 1912.
Марр Н. Я. Japhetica I. (Daqond — осетинских сказок и яфетический термин
(pasqund — „маг", „вестник", „вещая птица" // Изв. РАН. 1918. № 18.

Литература
371
Μαρρ H. Я. «Лошадь» || «птица» тотем урарто-этрусского племени, и еще два
этапа в его миграции // Яфетический сборник. Пг., 1922. Т. 1.
Массой В. М. Образ небесного быка в эпоху бронзы // Памятники
Туркменистана. 1975. № 2 (20).
Массой M. Е. Фрагмент из истории распространения в древности шелкопряда
Bombix mori // «Белек». Сб. в честь С. Е. Малова. Фрунзе, 1946.
Массон M. Е. Из прошлого тигров в Средней Азии // Тр. Таш. гос. ун-та.
Ташкент, 1963. Вып. 200.
Матье М. Э. Древнеегипетские мифы. М.; Л., 1956.
Матье М. Э. Искусство Древнего Египта. М., 1970.
Матье М. Э. Избранные труды по мифологии и идеологии Древнего Египта.
М., 1996.
Мацулевич Λ. А. Никорцминда и ее место в культуре Грузии // «Сборник
Руставели». Тбилиси, 1938.
Медведи и другие хищные звери / Пер. с англ. П. Гурова. М., 1977.
Мельникова Е. А. Образ мира: Географические представления в Западной и
Северной Европе. V—XIV века. М., 1998.
Мешкерис В. А. Змея — хтонический атрибут маргианской богини // КСИА.
1986. № 184.
Мещанинов И. Н. Змея и собака на вещевых памятниках архаического
Кавказа // Зап. коллегии востоковедов при Азиатском музее РАН. 1925. Т. 1.
Мещерский Н. А. К вопросу об источниках славянской Книги Еноха // Краткие
сообщения Института народов Азии. 1965. № 86.
Миклухо-Маклай Н. Д. Географическое сочинение XIII в. на персидском языке
(Новый источник по исторической географии Азербайджана и Армении) //
Учен. зап. ИВ АН СССР. М.; Л., 1954. Т. 11.
Миллер В. Ф. Значение собаки в мифологических верованиях. М., 1876.
Миллер В. Ф. О лютом звере народных песен // Древности. Тр. Моск. археол.
о-ва. 1877. Т. VIII, ч. 1.
Минаев И. П. Очерки Цейлона и Индии. СПб., 1878.
Минаев И. П. Путешествия Марко Поло // Зап. ИРГО по отделению
этнографии. СПб., 1902. Т. XXIV.
Минаев И. П. Сведения о странах по верхней Аму-Дарье. СПб., 1879.
Минаев И. П. Старая Индия. Заметки на Хождение за три моря Афанасия
Никитина. СПб., 1881.
Минин П. М. Главные направления древнецерковной мистики // Богословский
вестник. 1914. V.
Миньковская Э. Е. Львиноголовый бог Апедемак // Мероэ. История, история
культуры и языки Древнего Судана. М., 1977.
Мифология Древнего Ирана // Мифологии Древнего мира / Отв. ред. В. А.
Якобсон. М., 1977.
Михалевич Г. П. Насир ад-дин Туей о резном изумруде хорезмшаха Текеша //
Иранская мифология. Краткое изложение докл. науч. конф., посвященной 60-
летию проф. А. Н. Болдырева. М., 1969.
Михалевич Г. П. О персидской и армянской минералогиях XVII в. // Культура
и искусство народов Средней Азии в древности и средневековье. Л., 1979.
Михалевич Г. П. Магические, символические и лечебные свойства драгоценных
камней по персидским минералогическим сочинениям XII—XVII вв. // Па-
мироведение. Душанбе, 1985. Вып. 2.
Мокиенко В. М. Убить бобра // Русская речь. М., 1979. № 5.
Мокреуова И. П., Романова В. Λ. Французская книжная миниатюра XIII века в
советских собраниях. 1270—1300. М., 1984.
Мочульский В. Историко-литературный анализ стиха о Голубиной книге.
Варшава, 1887.

372
Тимофеи из Газы. О животных
Мочульский В. Происхождение «Физиолога» и его начальные судьбы в
литературах Востока и Запада (Отдельный оттиск из «Русского филологического
вестника»). Варшава, 1889.
Музыкальная культура древнего мира / Под ред. Р. И. Грубера. М., 1937.
Мурьянов Μ. Ф. Этюды к Нередицким фрескам // ВВ. 1973. Т. 34.
Мусакаева А. Монета с изображением верблюда из коллекции Музея истории
Узбекистана // Творческое наследие народов Средней Азии в памятниках
искусства, архитектуры и археологии: Тез докл. Ташкент, 1985.
Мухин Н. Магия и колдовство у ассиро-вавилонян. Киев, 1905.
Мустаминди Ш. Мотив орла в кушанском искусстве // CA. 1972. № 4.
Надирадзе Э. Ш. Зооморфные надгробья // Квемо Картли. Тбилиси, 1990.
Неверов О. Я. Магические амулеты Императорской эпохи // Искусство и
религия: Сб. науч. трудов. Л., 1981.
Невский Н. А. Представление о радуге как о небесной змее // С. Ф. Ольден-
бургу к 50-летию научно-общественной деятельности. Л., 1934.
Негматов Н. Н., Соколовский В. М. «Капитолийская волчица» в Таджикистане
и легенды Евразии // Памятники культуры. Новые открытия. Письменность.
Искусство. Археология: Ежегодник. 1974. М., 1975.
Неретина С. С. Образ мира в «Исторической библии» Гийара де Мулэна // Из
истории культуры Средних веков и Возрождения. М., 1976.
Николова Св. Патеричните разкази в българската средновековна литература.
София, 1980.
Никольский Н. М. Керубы по данным Библии и восточной археологии // Тр.
Белорусского гос. ун-та. 1922. Вып. 2—3.
Никольский Н. М. Финикийская жатвенная мифология и обрядность // ВДИ.
1946. № 2.
Никольский H. М. Этюды по истории финикийских общинных и
земледельческих культов. [1. Текст G-Eqreny]. Минск, 1948.
Нюстрем Э. Библейский словарь / Пер. со швед.; Под ред. И. С. Свенсона.
СПб., 1995.
Обозрение звериного эпоса Западной Европы. Материалы для сравнительного
изучения символики животных // Филологические записки 1868 года. Вып. I.
Овсяников-Куликовский Д. Н. Опыт изучения вакхических культов
индоевропейской древности в связи с ролью экстаза на ранних ступенях
общественности // Зап. Новорос. ун-та. Одесса, 1883. Вып. XXXIX.
Огородников П. В., Петюнина О. Ф. Этимологический словарь лекарственных
растений, сырья и препаратов. М., 1973.
Олферьев С. Из области древнеарабской лирической поэзии // Юбил. сб. в
честь Вс. Ф. Миллера. М., 1900.
Онианс Р. На коленях богов. Истоки европейской мысли о душе, разуме, теле,
времени, мире и судьбе. Л., 1999.
Орбели И. А. Бронзовая курильница XII в. в виде барса // Памятники эпохи
Руставели. Л., 1938.
Оршанский И. Г. Талмудические сказания об Александре Македонском // Сб.
ст. по еврейской истории и литературе. СПб., 1867.
От начала начал. Антология шумерской поэзии / Вступ. ст., пер., коммент.,
словарь В. К. Афанасьевой. СПб., 1997.
Павлов В. В. Искусство Древнего Египта. М., 1962.
Павлова О. И. Амон фиванский: Ранняя история культа (V—XVIII династии).
М., 1983.
Пальмов М. Идолопоклонство у древних евреев. СПб., 1897.
Памятники византийской литературы IX—XIV веков. М., 1969.
Памятники поздней античной поэзии и прозы II—V веков. М., 1964.

Литература
373
Памятники поздней античной научно-художественной литературы II—V веков.
М., 1964.
Певзнер С. Б. Китайские мотивы на памятниках художественного ремесла
средневекового Египта // Культура и искусство античного мира и Востока. Тр.
ГЭ. II. М; Л., 1958.
Переводчикова Е. В. Язык звериных образов: Очерки искусства евразийских
степей скифской эпохи / Отв. ред. Д. С. Раевский. М., 1994.
Пессель М. Золото муравьев. М., 1989.
Петрухин В. Я. Человек и животное в мифе и ритуале: мир природы в символах
мира культуры // Мифы, культы, обряды народов зарубежной Азии. М., 1986.
Пигулевская Н. В. Сирийский врач Сергий Решайнский (К истории сирийской
научной литературы VI в.) // Учен. зап. ЛГУ. Сер. востоковед, наук. Л.,
1949. Вып. 1.
Пигулевская Н. В. Византия на путях в Индию. Из истории торговли Византии
с Востоком в IV—VI вв. М; Л., 1951.
Пиотровский Б. Б. Амулеты в форме глаза в Древнем Египте // ИГАИМК.
Л., 1931. Т. 9, вып. 3.
Плотников В. В. История христианского просвещения в его отношениях к греко-
римской образованности. Казань, 1885.
Погребова Н. И. Грифон в искусстве Северного Причерноморья в эпоху
архаики // КСИИМК. 1948. Т. 32.
Подосинов А. В. Символы четырех евангелистов: их происхождение и значение.
М, 2000.
Поздняя греческая проза. М., 1960.
Покровский И. Евангелие в памятниках иконографии, преимущественно
византийских и русских // Тр. VIII Археол. съезда в Москве. СПб., 1892. Т. I.
Полякова С. В., Феленковская И. В. Анонимный географический трактат
«Полное описание вселенной и народов» // ВВ. 1956. Т. VIII.
Померанцева И. А. Эстетические основы искусства Древнего Египта. М., 1985.
Помяловский И. В. Избранные места из латинских христианских писателей до
VIII века. СПб., 1878.
После Марко Поло: Путешествия западных чужеземцев в страны Трех Индий /
Пер. с лат. и староитал. яз., вступ. ст. и примеч. Я. М. Света. М., 1968.
(Путешествия по странам Востока).
Приходько И. П. Плита с изображением грифона из Фанагории // CA. 1963. № 3.
Проблемы эпохи средневековья: [Сб. ст] / С. С. Аверинцев, А. В. Ахутин,
В. С. Библер и др. М., 1998.
Пропп В. Я. Морфология сказки. Исторические корни волшебной сказки. М., 1998.
Пугаченкова Г. А. Грифон в античном и средневековом искусстве Средней Азии //
CA. 1959. №> 2.
Пьянков И. В. Массагеты Геродота // ВДИ. 1975. № 2.
Пьянков И. В. Средняя Азия в известиях античного историка Ктесия (текст,
перевод, примечания) / Отв. ред. Б. А. Литвинский. Душанбе, 1975.
Пьянков И. В. Бактрийский грифон в античной литературе // История и
культура народов Средней Азии (древность и средние века). М., 1976.
Пьянков И. В. Восточный Туркестан в свете античных источников // Восточный
Туркестан и Средняя Азия в системе культур древнего и средневекового
Востока. М., 1986.
Пьянков И. В. Средняя Азия в античной географической традиции:
Источниковедческий анализ. М., 1997.
P. W. О животных вымышленных или изуродованных поэтами и живописцами //
Вестник Европы. СПб., 1819. № 21—24.
Раевский Д. С. Очерки идеологии скифо-сарматских племен. Опыт
реконструкции скифской мифологии. М., 1977.

374
Тимофеи из Газы. О животных
Раевский Д. С. Модель мира скифской культуры. Проблемы мировоззрения
ираноязычных народов евразийских степей I тысячелетия до н. э. М., 1985.
Ранние отцы Церкви: Антология. Брюссель, 1964.
Раннехристианские апологеты II — IV веков: Переводы и исследования (Афинагор
Афинянин, Татиан, Евсевий Памфил. Псевдо-Мелитон). М., 2000.
Редер Д. Г. Мифологическое мышление и зачатки научного мировоззрения в
Древнем Египте. М., 1976.
Ремпель Λ. И. Фрагмент бронзовой статуи верблюда из Самарканда и крылатый
верблюд Варахши (к вопросу о природе согдийского искусства) // Средняя
Азия в древности и средневековье. М., 1977.
Ремпель Λ. И. Цепь времен. Вековые образы и бродячие сюжеты в
традиционном искусстве Средней Азии. Ташкент, 1987.
Решетов А. М. Дракон в культурной традиции китайцев // Сб. МАЭ. Т. 37. 1981.
Решетов А. М. Дракон в китайской культурной и политической традиции //
Символы и атрибуты власти: генезис, семантика, функции. СПб., 1996.
Робакидзе А. И. К вопросу о некоторых пережитках культа рыбы // СЭ. 1948.
№3.
Родионов М. А. «Китаб-ал'унван» Агапия Манбиджского как этнографический
источник // Основные проблемы африканистики. Этнография. История.
Филология. М., 1973.
Рожанский И. Д. Анаксагор: У истоков античной науки. М., 1972.
Рожанский И. Д. История естествознания в эпоху эллинизма и Римской
империи. М., 1979.
Рождественский А. П. Видение Св. пророка Иезекииля на реке Ховар //
Христианское чтение. I. М., 1895.
Ромаскевич А. А. Изваяния и изображения львов в Иране // Тр. III Конгресса
по иранскому искусству и археологии. Л., 1939.
Руденко С. И. Горноалтайские находки и скифы. М.; Л., 1952.
Садов А. И. Древнехристианский церковный писатель Лактанций. СПб., 1895.
Сапожников Г. И. Дикие бараны (род. ovis) Таджикистана. Душанбе, 1976.
Сарианиди Б. И. Древние земледельцы Афганистана. М., 1977.
Сарианиди Б. И. Зеркала древней Бактрии // CA. 1981. № 1.
Сарианиди Б. И. Змеи и драконы в глиптике Бактрии и Маргианы //
Восточный Туркестан и Средняя Азия в системе культур древнего и средневекового
Востока. М., 1986.
Севергин В. Кайя Плиния Секунда. Естественная история ископаемых тел,
переложенная на российский язык в азбучном порядке. СПб., 1819.
Семека Е. С. Антропоморфные и зооморфные символы в четырех- и восьмичлен-
ных моделях мира // Тр. по знаковым системам. 5. Тарту, 1971. (УЗ ТГУ.
Вып. 284.)
Сергиевский А. Отношение апологетов Восточной Церкви II века к языческой
философии // Вера и разум. СПб., 1886.
Симон К. Р. Энциклопедия поздней империи Марциана Капеллы // Тр.
Библиотеки АН СССР. Л., 1948. Т. 1.
Символический язык традиционной культуры: Балканские чтения II. М., 1993.
Сихарулидзе А. Н. К вопросу о значении изображения быка на триалетских ве-
шапах и вешапоидах // Кавказский этнограф, сб. IV. Тбилиси, 1972.
Скабалланович М. Первая глава книги пророка Иезекииля. Опыт изъяснения.
Мариуполь, 1904.
Скалон В. Н. Речные бобры Северной Азии. М.; Л., 1951.
Скалон К. М. Изображения животных на керамике сарматского периода // Тр.
отд. истории первобытной культуры ГЭ. Л., 1941. Т. 1.
Скалон К. М. Изображения дракона в искусстве IV—V вв. // Сообщения ГЭ.
1962. Вып. 22.

Литература
375
Смагина Ε. Б. Истоки и формирование представлений о царе демонов в манихей-
ской религии // ВДИ. 1993. № 1.
Смирнов А. В. Книга Еноха: Историко-критическое исследование: Рус. пер. и
объяснение апокрифической книги Еноха. Казань, 1888.
Смирнов Я. П. Фригийский культ месяца // Сб. в честь Φ. Ф. Соколова. СПб.,
1895.
Смирнова О. И. Двугорбый верблюд на согдийских монетах // Страны и народы
Востока. Вып. XXV: География, этнография, история. М., 1987.
Соколов И. И. Копытные звери // Фауна СССР. Млекопитающие. Т. I, вып. 3,
№ 71. М.; Л., 1959.
Соколов М. И. Материалы и заметки по старинной славянской литературе.
Вып. 3. VII: Славянская книга Еноха Праведного // Чтения в
Императорском обществе истории и древностей Российских при Московском
университете. М., 1910. Кн. 4, отд. II.
Соколов М. И. Славянская книга Еноха Праведного: Тексты, лат. пер. и исслед.
М.. 1910.
Сперанский М. Н. «Аристотелевы врата» и «Тайная тайных» // СОРЯС. Л.,
1928. Т. 101, № 3.
Сперанский. Μ. Н. Сказание об Индийском царстве // Изв. по рус. яз. и
словесности АН СССР. 1930. Т. III, кн. 2.
Средняя Азия в древности и средневековье. М., 1977.
Старков О. А. Паразиты и ядовитые животные в «Каноне врачебной науки»
Абуали ибн-Сино. Душанбе, 1980.
Стасюлевич M. М. История средних веков в ее писателях и исследованиях
новейших ученых. СПб., 1906.
Стихийные бедствия и экстремальные явления на Ближнем и Среднем Востоке
(VII—XVII вв) / Сост. 3. М. Буниятов. Баку, 1990.
Строгецкий В. М. Диодор Сицилийский и его «Историческая библиотека» в
оценке историографии // ВДИ. 1983. № 4.
Струве В. В. Иштар-Исольда в древневосточной мифологии // Тристан и
Исольда. От героини любви феодальной Европы до богини матриархальной
Афревразии. Коллективный труд Сектора семантики мифа и фольклора под
ред. акад. Н. Я. Марра. Л., 1932.
Струшин И. Д. У древних истоков медицины (Индия и Египет) // Из истории
науки и техники в странах Востока. М., 1960. Вып. 1.
Сумцов Η. Ф. Очерк истории колдовства в Западной Европе. Харьков, 1878.
Сумцов Н. Ф. Тур в народной словесности // Киевская старина. 1887. Январь.
Суми,ов Н. Ф. Мышь в народной словесности // ЭО. 1891. Кн. 8, № 1.
Табарев А. В. Образ тигра в палеоглиптике и истоки его культа в таежной зоне
Дальнего Востока // Проблемы культурогенеза и культурное наследие. Ч. II:
Археология и изучение культурных процессов и явлений. Мат. к конф. СПб., 1993.
Толмачева М. А. Восточное побережье Африки в арабской географической
литературе // Страны и народы Востока. М., 1969. Вып. IX.
Топоров В. Н. О структуре некоторых архаических текстов, соотносимых с
концепцией «мирового дерева» // Тр. по знаковым системам. Тарту, 1971.
Т. V. (УЗ. ТГУ. Вып. 284.)
Топоров В. Н. Об индоевропейских соответствиях одному балтийскому
мифологическому имени. Балт. PuS(k)ait-: др.-инд. Pûsun, др.-греч. Παν // Балто-
славянские исслед. М., 1974.
Топоров В. Н. К иранскому влиянию в финно-угорской мифологии // Финно-
угорские народы и Восток. Тарту, 1976.
Топоров В. Η. Πύθων, Ähi budhnyä, Бадньак и др. // Этимология, 1974. М., 1976.
Топоров В. Η. Μονσαι «Музы»: соображения об имени и предыстории образа (к
оценке фракийского вклада) // Славянское и балканское языкознание.
Античная балканистика и сравнительная грамматика. М., 1977.

376
Тимофеи из Газы. О животных
Топоров В. Н. Об иранском влиянии в мифологии народов Сибири и
Центральной Азии // Кавказ и Средняя Азия в древности и средневековье: [Сб. ст.]
М., 1981.
Топоров В. И. Вокруг «лютого зверя» (голос в дискуссии) // Балто-славянские
исслед. 1986. М.. 1988.
Топоров В. Н. Мифопоэтический образ бобра в балтийско-славянской
перспективе: генетическое, ареальное и типологическое // Балто-славянские исслед.
1997. М., 1998.
Топорова Т. В., Успенский Ф. Б. Об образе коровы в древнегерманской
космогонии и его трансформации в сагах // Скандинавские языки. Диахрония и
синхрония. М., 1999.
Тревер К. В. Гопатшах — пастух — царь // Тр. отд. Востока ГЭ. Л., 1940. 11.
Тревер К. В. Собака-птица: Сэнмурв и Паскудж // Из истории
докапиталистических формаций: Сб. ст. к 45-летию науч. деят. Н. Я. Марра. М.; Л., 1933.
Тревер К. В. Сэнмурв-Паску дж. Собака-птица. Л., 1937.
Тревер К. В., Луконин В. Г. Сасанидское серебро: художественная культура Ирана
III—VIII вв. Собрание ГЭ. М., 1987.
Трофимова М. К. Из истории ключевой темы гностических текстов // Палео-
балканистика и античность. М., 1989.
Трубецкой С. Н. Учение о Логосе в его истории. М., 1900. Т. I, ч. II.
Тураев Б. А. Дверцы наоса с молитвами богине Таурт // Памятники Музея
изящных искусств имени императора Александра III в Москве. М., 1913. Вып. III.
Тураев Б. А. Бог Тот: Опыт исследования в области истории древнеегипетской
культуры. Лейпциг, 1898.
Тураев Б. А. Божества моря у египтян // Сб. ст. в честь М. К. Любавского.
Пг., 1917.
Тураев Б. А. Древний Египет. Пг., 1922.
Тюленев В. М. Лактанций как историк: между тем, что было, и тем, что
будет // Историческая мысль в Византии и на средневековом Западе.
Иваново, 1998.
Уваров А. С. Христианская символика. Ч. 1: Символика древнехристианского
периода. М., 1908.
Удальиова 3. В. Страничка из истории византийской культуры (Косьма Инди-
коплов и его «Христианская Топография») // ВДИ. 1977. № 1.
Удальцова 3. В. Византийская культура. М., 1988.
Уилбер Д. Персеполь. М., 1977.
Уколова В. И. Античное наследие и культура раннего средневековья: конец V—
середина VII в. М., 1989.
Урушадзе Н. Е. Опыт семантического анализа бронзового пояса из Мцхета —
Самтавро // СЭ. 1971. № 6.
Усов С. А. Единороги. [Посвящается Ф. И. Буслаеву]. М.: Унив. тип., [б. г.].
Усов С. А. Зубры // Зап. Русского о-ва акклиматизации. М., 1865.
Усов С. А. Сочинения. М.. 1888. Т. I.
Федотова Е. В. Человек и животный мир в средневековом искусстве Грузии //
Вестник Моск. ун-та. 1992. № 2.
Фехнер М. В. Бобровый промысел в Волго-Окском междуречье // CA. 1989. № 3.
Фильштинский И. М. Древнейший памятник описательно-географической
литературы на арабском языке. (Сочинение Бузурга ибн Шахрийара «Чудеса
Индии») // Вестник истории мировой культуры. 1958. № 5.
Финикийская мифология. СПб., 1999.
Фишман О. Λ. К проблеме восприятия современниками «Книги Марко Поло» и
«Путешествий Мандевиля» // Памятники письменности и памятники истории
культуры народов Востока. XIX годичная научная сессия ЛО ИВ АН
СССР. Л., 1985. Ч. 1.

Литература
377
Флеров К. К. Кабарги и олени // Фауна СССР. М., 1952. Т. 1, кн. 2.
Флиттнер Н. Д. Охота и борьба с животными в искусстве Передней Азии и
золотой перстень № 6652 Гос. Эрмитажа // Тр. отд. Востока ГЭ. Л., 1940. III.
Флиттнер Н. Д. Культура и искусство Двуречья и соседних стран. Л., 1958.
Фортунатов А. А. К вопросу о судьбе латинской образованности в варварских
королевствах // Средние века. М., 1946. Вып. ?..
Фоссе Ш. Ассирийская магия. Систематическое исследование магических текстов.
СПб., 2001.
Фрагменты ранних греческих философов. М., 1989. 4.1.
Фрагменты ранних стоиков. Т. I: Зенон и его ученики / Пер. и коммент.
А. А. Столярова. М., 1998.
Франк-Каменеи,кий И. Г. Растительность и земледелие в поэтических образах
Библии и в гомеровских сравнениях // Язык и литература. Л., 1929. Т. IV.
Фрейденберг О. М. Въезд в Иерусалим на осле (из евангельской мифологии) //
Фрейденберг О. М. Миф и литература древности. М., 1978.
Фрикен А. Римские катакомбы и памятники первоначального христианского
искусства. М., 1877. Ч. II.
Фрэзер Д. Д. Золотая ветвь: исследование магии и религии. М., 1983.
Хавесон Я. И. Дикие и домашние формы верблюдовых // Проблемы
происхождения, эволюции и породообразования домашних животных. М.; Л., 1940. Т. I.
Хазанов А. М. Религиозно-магическое понимание зеркал у сарматов // СЭ. 1964.
№ 3.
Хенниг Р. Неведомые земли. M.f 1961—1963. Т. I—IV.
Хефелс Ф. Э. Психоанализ и религия. Полное собрание статей.
Ahriman-International. 1999.
Хлебникова Т. А. Билярское зеркало с изображением грифона // Древности
Восточной Европы. (МИА. 169). М., 1969.
Хлевов Α. Α., Тодорова С. М. Бестиарий эпохи Вендель. Искусство и
реальность // Животные и растения в мифоритуальных системах: Мат. науч. конф.,
октябрь 1996 г. СПб., 1996.
Хлопин И. Н. Образ быка у первобытных земледельцев Средней Азии //
Древний Восток и мировая культура: [Сб.]. М., 1981.
Ходжаш С. И. Египетская мифология в малой пластике // Павлов В. В., Ход-
жаш С. И. Египетская пластика малых форм. М., 1985.
Цалкин В. И. Горные бараны Европы и Азии. М., 1951.
Цалкин В. И. Древнейшие домашние животные Восточной Европы. М., 1970.
Цальник Н. Названия месяцев в еврейской традиции // Еврейская школа. Вып.
1 (январь—март 1993). М., 1993.
Церковный словарь священника Алексеева. М., 1815. Ч. I.
Цивьян Т. В. К мифологическим обоснованиям одного случая табу: ласка (muste-
la vulgaris) // Проблемы славянской этнографии. Л., 1979.
Цивьян Т. В. Заметки по балканскому мифологическому гербарию: рута //
Балто-славянские исслед. 1987. М., 1989.
Чекалова А. А. Константинополь в VI веке. М., 1986.
Чекин А. С. Картография христианского средневековья. VIII—XIII вв.: Тексты,
перевод, комментарий. М., 1999.
Чеснов Я. В. Дракон: метафора внешнего мира // Мифы, культы, обряды
народов зарубежной Азии. М., 1986.
Чубинашвили Г. Н. История грузинского искусства. Тбилиси, 1938. Т. I.
Шарль де Бросс. О фетишизме. М., 1973.
Шефер Э. Золотые персики Самарканда. Книга о чужеземных диковинах в
империи Тан. М., 1981.
Шихабаддин Ахмад ибн Маджид. Книга польз об основах и правилах морской
науки: Арабская морская энциклопедия XV в. / Крит, текст, пер., коммент,
исслед. и указ. Т. А. Шумовского. М., 1985. Т. 1—2.

378
Тимофеи из Газы. О животных
Шифман И. Ш. О некоторых установлениях раннего ислама // Ислам. Религия,
общество, государство. М., 1984.
Шифман И. Ш. Древняя Финикия — мифология и история // Финикийская
мифология. СПб., 1999.
Шишкин В. А. Варахша. М., 1963.
Шишова И. А. Представление об Океане у античных авторов // ВДИ. 1982.
Вып. 3.
Шкурко А. И. Об изображении свернувшегося в кольцо хищника в искусстве
лесостепной Скифии // CA. 1969. -Ni» 1.
Шляпкин И. А. Георгий Писидийский и его поэма о миротворении в
славянорусском переводе 1385 г. СПб., 1890.
Шмид Г. К. Из древней зоологии // Гермес. 1910. № 9.
Шмидт Р. В. К вопросу о возникновении культа дерева // ДАН СССР. 1928.
Шнирельман В. А. Доместикация животных и религия // Исследования по
общей этнографии. М., 1979.
Шнирельман В. А. Образы оленя и лошади в представлениях древних
обитателей Северной и Центральной Евразии // Религиозные представления в
первобытном обществе: Тез. докл. М., 1987.
Шумовский Т. А. Арабская морская энциклопедия XV века. М., 1960.
Шумовский Т. А. Теория и практика в арабской географии // Страны и народы
Востока. М., 1961. Вып. 2.
Шумовский Т. А. «Великие острова» в морской энциклопедии Ахмада ибн Мад-
жида (XV в.) // Страны и народы Востока. Вып. XVIII: География.
Этнография. История. М., 1976.
Эйхен Г. История и система средневекового миросозерцания / Пер. с нем. В. Линд.
СПб., 1907.
Элиаде М. Космос и история. М., 1987.
Элиаде М. Азиатская алхимия. М., 1998.
Элиаде М. Мефистофель и андрогин / Пер. с фр. Е. В. Баевской, О. В. Дав-
тян. СПб., 1998.
Элиаде М. Трактат по истории религий / Пер. с фр. А. А. Васильева. СПб.,
1999. Т. I—II.
Этнографический статус существ, вещей и явлений в культуре Востока. Вып. I:
Собака // Кунсткамера: Этнографические тетради. Вып. 5—6. СПб., 1994.
Юрченко А. Г. Александрийский «Физиолог». Зоологическая мистерия. СПб., 2001.
Яремич С. Миниатюры западноевропейских рукописей XIII—XVI столетий //
Старые годы. 1914. Январь.
Ясиницкий Г. И. Символика Апокалипсиса. Сан Франциско, 1983.
Ястревицкая Α. Λ. Западная Европа XI—XIII веков. М., 1978.
Alben the Great. Man and the Beasts: De Animalibus (Books 22—26) // Medieval
and Renaissanse Texts and Studies. Vol. 47. New York, 1987.
Animals in archaeology / Ed. by A. Houghton Brodrick. New York; Washington,
1972.
Antike bilder aus römischen handschriften in phototzpischer reproduction / Einleitung
und beschreibung von R. Engelmann. Leiden, 1909.
Apolinaire C. Bestiaire ou le Cortège d'Orphée. Paris, 1911.
Arbeitsbuch Geschichte: Mittelalter (3. Bis 16 Jahrhundert): Repetitorium / Hrsg.
von E. Büssem, M. Neher. München, 1990.
Arch A. D. Selection of byzantine ornament. New York; Wm.-Helburn, 1890. Vol.
1—2.
Anstotle. Historia animalium / Ed. by D'Arcy W. Thompson. Oxford, 1910.

Литература
379
Aristotle. Historia animalium / Ed. and tr. A. L. Peck. 3 vols. London; Cambridge,
Mass., 1965.
Armstrong L. The Illustration of Pliny's Historia naturalis: manuscripts before
1430 // Journal of the Warburg and Courtauld Institutes. 46. London, 1983.
Barber R., Riches A. A Dictionary of Fabulous Beasts. London, 1971.
Baur O. Bestiarium Humanum. München, 1974.
Baxter R. Bestiaries and their users in the Middle Ages. Sutton; London, 1998.
Beasts and Birds of the Middle Ages. The Bestiary and Its Legacy / Ed. W. B. Clark
and M. T. McMunn. Philadelphia: University of Pennsylvania Press, 1989.
Beer R. R. Einhorn. Fabelwelt und Wirklichkeit. München, 1972.
Bevan W. L., Phillott H. W. Medieval Geography. An Essay in illustration of the
Hereford Mappa Mundi. London, 1873. (Repr. Amsterdam, 1969.)
Bianc'iotto C. Bestiaires du Moyen Age. Paris, 1980.
Bianc'iotto C, Saluât M. Epopée Animale, Fable, Fabliau: Actes du IVe Colloque de
la Société Internationale. Paris, 1981.
Bisi A. M. Il grifone: storia di un motivo iconografico nell'antico oriente mediterraneo.
Roma, 1965.
Byzantinische Mozaiken aus Jordanien / P. M. Piccirillo. Wien, 1986.
Bodenheimer F. S. Animal and man in bible lands. Leiden, 1960.
Bolchert P. Aristoteles Erdkunde von Asien und Libyen // Quellen und Forschungen
zur alten Geschichte und Geographie. 15. 1908.
Bologna C. La tradizione manoscritta del Liber monstrorum de diversis generibus (ap-
punti per l'edizione critica) // Cultura Neolatina: Bollettino dell'Istituto di Filolo-
gia Romanza 34:3—4. 1974.
Brown R. The Unicom: a mythical investigation. London, 1881.
Brunner-Traut Ε. Altägyptische Mythen im Physiologus // Festschrift für Siegfried
Schott. Ed. W. Helck. Wiesbaden, 1968.
Brunner-Traut E. Altägyptische Mythen im Physiologus // Antaios. 10. 1969.
Brunner-Traut E. Spitzmaus und Ichneumon als Tiere des Sonnengottes // Nachtr.
der Akademie der Wissenschaften in Göttingen. 7. Göttingen, 1965.
Butler H. Early Churches in Syria (Fourth to Seventh Centuries). Princeton
University, 1929.
Caprotti E. Animali Fantastici in Plinio // Plinio e la natura, ed. A. Roncoroni. Co-
mo: Camera di commercio, industria, artigianato e agricoltura di Como, 1982.
Carter D. Symbol of the Beast. The Animal-Style Art of Eurasia. New York, 1957.
Clair C. Unnatural History: An Illustrated Bestiary. New York, 1967.
Clébed J.-P. Le Bestiaire Fabuleux. Paris, 1971.
Cohn С. Zur literarischen Geschichte des Einhorns. Berlin, 1896.
Conrad J. R. The horn and the sword: the history of the bull as symbol of power and
fertility. London, 1959.
Costello P. The Magic Zoo. The Natural History of Fabulous Animals. New York,
1979.
Could Ch. Mythical monsters. London, 1987.
Dathe H. Handbuch des Vogelliebhabers. Bd. 2. Wiesbaden, 1986.
Davies N. M. Egyptian paintings. London, 1954,,
Debidour V. H. Le Bestiaire sculpté du Moyen Age en France. Paris, 1961.
Der Physiologus. Tiere und ihre Symbolik / Übertragen und erläutert von Otto Seel.
München, 1987.
Druce С. С The Symbolism of the Crocodile in the Middle Ages // AJ. 66. 1909.
Druce С. С The Elephant in Medieval Legend and Art // AJ. 76. 1919.
Dyson R. H. A note on Queen Shu -Bad's 'onagers' // Iraq. 22. 1960.
Einhorn J. W. Spiritalis Unicornis. Das Einhorn als Bedeutungsträger in Literatur und
Kunst des Mittelalters. München, 1976.
Elefant in Natur und Kulturgeschichte. Köln, 1998.

380
Тимофеи из Газы. О животных
Ettighausen R. The Unicorn. Studies in Muslim Iconography. Freer Gallery of Art.
Washington, 1950.
Evans J. The Dragon // Mythical and fabulous creatures / Ed. by M. South. New
York; London, 1987.
Cesner O. Gift- und Arzneipflanzen. Heidelberg, 1931.
Gibb P. A. Wonders of the East. A Critical Edition. Diss. Duke University. 1977.
Goldstaub M., Der Physiologus und seine Weiterbildung // Philologue Suppl. Bd. 8.
Leipzig, 1899—1901.
Gregor И. Das Indienbild des Abendlandes bis zum Ende des 13. Jahrhunderts
(Wiener Diss, aus dem Gebiete der Geschichte 4). Wien, 1964.
Hahn-Woernle B. Die Ebstorfer Weltkarte. Dem kloster Ebstorf. 1987.
Handschriftliche Überlieferung und sogenannte Enteknios-Paraphrase der Halieutika
des Oppian / von F. Fajen. Mainz, 1979.
Harf L. Merveilleux et fantastique dans la littérature du Moyen Bge // «Dimensions
du merveilleux». Actes du colloque tenu a Oslo. Juin 1986. Oslo. Université
d'Oslo. T. 1.
H artner W., Ettinghausen R. The Conquering Lion: the Life Cicle of a Symbol //
Oriens. 1964. V. 17.
Hartner W. The Earlist History of the Constellation in the Near East and the Motif
of the Lion — Bull Combat // Journal of Near Eastern Studies. 1965. XXIV.
1—2.
Hawey P. D. A. Medieval Maps. London, 1991.
Harvey P. D. A. Mappa Mundi. The Hereford World Map. Toronto; Buffalo, 1996.
Hatlo A. T. The Elephants in the Straßburg Alexander // London Mediaeval
Studies. I. 3. 1939.
Hays H. R. Birds, Beasts, and Men: A Humanist History of Zoology // Baltimore,
1973.
Heckscher W. S. Bernini's Elephant Obelisk // Art Bulletin. R. 29. 1947.
Heers J. Marco Polo. Paris, 1983.
Henkel N. Studien zum Physiologus im Mittelalter. Tübingen, 1976.
Herkenhoff M. Der dunkle Kontinent. Das Afrikabild im Mittelalter bis zum 12.
Jahrhundert. Bamberg, 1990.
Historia Alexandri elevati per griphos ad aerem. Origine, iconografia e fortuna di un
tema di C. Settis-Frugoni. Roma, 1973.
Holm E. Tier und Gott. Mythik, Mantik und Magie der Südafrikanischen Urjäger.
Basel; Stuttgart, 1965.
Holm E. Die Einhornjagd. Teppiche der Anne de Bretagne. Hamburg; Berlin, 1967.
Hopley С. C. Snakes: curiosities and wonders of serpent life. London, 1882.
Ingersoll E. Dragons and Dragon Lore. New York, 1938.
Jackson H. W. Apes and Ape Lore in the Middle Ages and the Rennaissance.
London, 1952.
James M. R. Marvels of the East. Oxford, 1929.
James M. R. The Bestiary // History. NS. XVI. 1931.
Jeanneney C. La Tératologie dans l'art // La Chronique Médicale 30. 1923.
Jordanus Catalani. Mirabilia Descripta. The Wonders of the East / Transi, by H.
Yule. London, 1863.
Joret Ch. Les plantes dans l'antiquité et au Moyen Bge. Histoire, usages et
symbolisme. Paris, 1897. Part. 1.
Kädär Ζ. Survivals of Greek zoological illuminations in Byzantine manuscripts.
Budapest, 1978.
Kappler C. Monstres, démons et merveilles a la fin du Moyen âge. Paris, 1980.
Keller О. Die antike Tierwelt. 2 Vols. Leipzig, 1909. Bd. I. 1913; Bd. II.
Kriss R. und Kriss-Heinrich H. Volksglaube im Bereich des Islam. Wiesbaden,
1960—1962. 2 Bde.

Литература
381
Kuhns О. The Literary Influence of Mediaeval Zoology // Poet-Lore. 5. Boston,
1898.
Kuntze F. Die Jagd des Einhorns in Wort und Bild // Arch, für Kulturgeschichte. 5.
1907.
La médecine au Moyen Age a travers les manuscrits de la Bibliothèque Nationale /
M. -J. Imbault-Huart. Paris, 1983.
Land ]. P. N. Physiologus Leidensis // Anecdota Syriaca IV. Lugduni Batavorum,
1875. (Lat.:) Versio Latina. S. 31—98; Scholia in Physiologum Leidensem.
S. 115—176; (Syr.:) Physiologus Leidensis. S. 33—102; Corrige supra. S. 224.
Landsberger В. Die Fauna des alten Mesopotamiens nach der 14 Tafel der série Har-
ra-Hubullu. Leipzig, 1934.
Lauchert F. Geschichte des Physiologus. Straßburg, 1889. (Repr. Gent, 1974.)
Lauf er B. Asbestos and Salamander // T'oung Pao. 16. 1915.
Laufer B. Arabic and Chinese Trade in Walrus and Narwhal Ivory // T'oung Pao.
14. 1913.
Le Berrurier D.O. The Pictorial Sources of Mythological and Scientific Illustrations
in Hrabanus Maurus De rerum naturis* Chicago Illinois, 1975.
Lefevre S. Polymorphisme et métamorphose dans les bestiaires // Métamorphose et
bestiaire fantastique au moyen âge / Ed. L. Harf-Lancner. Paris: Ecole Normale
Supérieure de Jeunes Filles, 1985.
Leitner H. Zoologische Terminologie beim älteren Plinius. Diss. Hildesheim, 1972.
Levey M. Early Arabic Pharmacology. An introduction based on ancient and
medieval sources. Leiden, 1973.
Ley W. Exotic zoology. New York, 1959.
Ley W. Dawn of Zoology. Prentice-Hall, Englewood Cliffs, 1968.
Lloyd /. B. African Animals in Renaissance Literature and Art. Oxford, 1971.
Löfgren О. Ambrosian Fragments of an illuminated manuscript containing the zoology
of al-Gahis. Twenty-four Facsimile Plates ed. with an Introduction and
Philological Notes. With a Contribution: The Miniatures: Their Origin and Style, by
C. J. Lamm. Uppsala; Leipzig, 1946.
Lum P. Fabulous Beasts. London, 1976.
Malaxecheverria I. Le bestiaire médiéval et l'archétype de la fémininité. Paris, 1982.
Malaxecheverria I. Castor et lynx médiévaux: leur sénéfiance // Florilegium: Carleton
University Annual Papers on Classical Antiquity and the Middle Ages. 3. 1981.
Marco Polo. Das Buch der Wunder. Handschrift Français 2810 der Bibliothèque
nationale de France, Paris. Kommentar F. Avril, M.-T. Gousset, J. Monfrin,
J. Richard, M.-H. Tesniere. Luzern, 1996.
Marvels of the East. A full reproduction of the three known copies / Ed. M. R.
James. Oxford, 1929.
Maspero H. Mythologie asiatique illustrée. Paris, 1928.
Mathiesen T. J. Apollo's Lyre. Greek Music and Music Theory in antiquity and the
Middle Ages. University of Nebraska Press. Lincoln and London, 1992. Vol. 2.
McCulloch F. L'éale et la centicore — deux butes fabuleuses // Hommages René
Crozet. Poitiers: Centre d'études supérieures de civilisation médiévale. 1966.
McCulloch F. Mermicoleon, a Medieval Latin Word for 'Pearl Oyster' // Mediaeval
Studies. 27. 1965.
McCulloch F. Le tigre et le miroir — la vie d'une image // Revue des sciences
humaines. 33. 1968.
de Mély F. Le «De Monstris» chinois et les Bestiaires occidentaux // Revue
Archéologique. 1897.
Meyer ]. В. Aristoteles Tierkunde. Berlin, 1855.
Miller K. Mappaemundi. Die ältesten Weltkarten. 6 Bde. Stuttgart, 1895—1898.
Mior A. L. The World Map in Hereford Cathedral. Hereford, 1979.
Mode H. Fabulous Beasts and Demons. London, 1973.

382
Тимофей из Газы. О животных
Montanes Р. L. «Libro de las maravillas del mundo» de Juan de Mandevilla.
Zaragoza, 1979.
Moreau R. E. The birds of ancient Egypt // Meinertzhagen R. (ed.). Nicoll's birds
of Egypt. London, 1930. Vol. 1.
Nigg ]. The book of gryphons. Cambridge, 1982.
Nissen Cl. Zoologische Buchillustration. Stuttgart, 1971.
Omont H. Livre des merveilles. Reproduction des 265 miniatures du manuscrit
français 2810 de la Bibliothèque nationale. Paris, 1907. T. I—II.
Oppenheim A. L·., Hartman L. F. The domestic animals of Ancient Mesopotamia
according to the XIHth tablet of the series HAR.ra/hubullu // Journal of Near
Eastern Studies. IV. 1945.
Peacock Ed. The griffin // Antiquary. 1884. 10.
Perry B. E. Physiologus // RE Neue Reihe. XX. 1. Stuttgart, 1941. Sp. 1074—1129.
Peterson E. Die Spiritualität des griechischen Physiologus // Peterson Ε. Frühkirche,
Judentum, Gnosis. Rom, 1959.
Phillips D. W. Ancient Egyptian animals. New York, 1955.
Rahner H. Griechische Mythen in christlicher Deutung. Zürich, 1966.
Reed C. A. Animal domestication in the prehistoric Near East // Science. 130. 1959.
Rickert M. Painting in Britain the Middle Ages. Melbourne; London; Baltimore,
1954. (Oxford. Bodl. Library. MS. 264.)
Richter С. Über die fabelhaften Tiere. Gotha, 1797.
Robinson M. W. Fictitious Beasts: A Bibliography. London, 1961.
Romm J. S. Aristotle's Elephant and the Myth of Alexander's Scientific Patronage //
American Journal of Philology. 110. 1. 1989.
Rosien W. Die Ebstorfer Weltkarte. Hannover, 1952.
Ross B. The Old English Physiologus // Explicator 42. 1983.
Rowland B. Animals with Human Faces. A Guide to Animal Symbolism. Knoxville;
Tenn, 1973.
Rowland B. The world's image in Indian architecture // The Journal of the Royal
Society of Arts. London. Vol. 112, № 5099.
Rowland B. The relationship of St. Basil's Hexaemeron to the Physiologus //
Cahiers d'études médiévales 2—3. 1984.
Ruberg U. Die Tierwelt auf der Ebstorfer Weltkarte im Kontext mittelalterlicher En-
zyklopädik // Ein Weltbild vor Columbus. Die Ebstorfer Weltkarte.
Interdisziplinäres Kolloquium 1988 / Hrsg. H. Kugler. Weinheim, 1991. S. 319—346.
Ruel M. Leopards and leaders. London, 1969.
Sachs C. The History of Musical Instruments. New York, 1940.
Sachs C. Griechische Musik und der Orient // Musica. 12. 1958.
Saunders Ο. Ε. English Buchmalerei. Firenze, 1928.
Sbordone F. Physiologus. Hildesheim; New York, 1976. (Rom, 1936).
Sbordone F. La tradizione manuscritta del Physiologus Latino // Athenaeum Nuova
Serie. 27. 1949.
Scullard H. H. The Elephant in the Greek and Roman World. Cornell, 1974.
Secomska K. Legenda Aleksandra Wielkiego w «Pantheonie» Sandomierskim. Minia-
tury w kodeksie ζ 1335 roku. Wroclaw; Warszawa; Krakow; Gdansk, 1977.
Shepard O. The Lore of the Unicorn. London, 1930.
Shur E. C. An Interpretation of the Unicorn // Folklore. 75. 1964.
Sourdel-Thomine ]., Spuler B. Die Kunst des Islam. Berlin, 1990. (Propyläen
Kunstgeschichte. Bd. 1—12.)
Sprague de Camp L. An Elephant for Aristotle. New York, 1958.
Strzygowski J. Hellenistische und koptische Kunst in Alexandria. Wien, 1902.
Thompson d'Arcy W. Companion to Greek Studies. Cambridge, 1931.
Treu U. Das Wiesel im Physiologus // Wissenschaftliche Zeitschrift der Universität
Rostock, gesellschafts- und sprachwiss. Reine. 12:2. 1963.

Литература
383
Treu U. «Otterngezücht», ein patristischer Beitrag zur Quellenkunde des Physiologus //
Zeitschrift für neutestamentl. Wissenschaft. 50. 1959.
Van Buren E. C. The fauna of ancient Mesopotamia as represented in art // Ana-
lecta Orientalis. 18. Roma, 1939.
Viennot O. Typologue du makara et essai de chronologie // Arts asiatiques. I, 3. 1954.
Vogel ]. P. Indian serpent-lore on the Nßgas in Hindu legend and art. London, 1926.
Vogel ]. P. Le Makara dans la sculpture de l'Inde // Revue des Arts asiatiques. VI,
3. 1929—1930.
Vogel M. Onos Lyras. Der Esel mit der Leier. 2 Bds. Orpheus: Schriftenreihe zu
Grundfragen der Musik. Vols. 13—14. Düsseldorf, 1973.
Von Bagdad bis Isfahan. Buchmalerei und Schriftkunst des Vorderen Orients (8.—
18. Jh.) aus dem Institut für Orientalistik, St. Petersburg. Milano, 1995.
Vorreiter L. Apollon-, Orpheus-, und Thamyris-Lyren // Archiv für Musikorganolo-
gie. 2. 1977.
Weilzmann K. Ancient book illumination. Cambridge, Mass. 1959.
Weitzmann K. Studies in Classical and Byzantike Manuscript Illumination. Chicago;
London, 1971.
Wellmann M. Die ... des Bolos Demokritos und der Magier A. aus Larissa. Teil I:
Sitzungsberichte der Berliner Akademie 1928. (Philologish-Historische Klasse 7).
Wellmann M. Der Physiologus. Eine religionsgeschichtlich-naturwissenschaftliche
Untersuchung (Physiologus, Supplementband. Bd. XXII, 1). Leipzig, 1930.
White B. Medieval animal lore // «Anglia». 1954. Vol. LXXII.
Wilkinson J. G. Manners and customs of the ancient of Egypt. London, 1878.
Vol. 1—3.
Wittkower R. Marvels of the East. A Study in the History of Monsters // Journal of
the Warburg and Courtauld Institutes. London, 1942. Vol. V. (Kraus reprint.
Nendein / Lichtenstein. 1968.)
Wittkower R. Marco Polo and the Pictorial Tradition of the Marvels of the East //
Oriente Poliano. Ed. Is. M. E. O. Roma, 1957.
Wittkower R. Allegory and the Migration of Symbols. London, 1977.
Wittkower R. Marco Polo und die Bildtradition des «Wunder des Ostens» (1957) //
Allegorie und der Wandel der Symbole in Antike und Renaissance. Köln, 1984.
Wittkower R. Roch: Ein orientalisches Ungeheuer auf einem niederländischen Stich //
Allegorie und der Wandel der Symbole in Antike und Renaissance. Köln, 1996.
Wolf A. Die Ebstorfer Weltkarte als Denkmal eines mittelalterlichen Welt und
Geschichtsbildes // Geschichte in Wissenschaft und Unterricht 8. 1957.
Woronowa T., Sterligov A. Westeuropäische Buchmalerei des 8. bis 16 Jahrhunderts.
St.-Petersburg, 1996.
Yapp W. B. A New Look at English Bestiaries // Medieum Aevum. Vol. 54.
Oxford, 1985.
Zalewska-Lorkiewicz K. Ilustrowane mappae mundi jako obraz Swiata. Sredniowiecze
i pocza^ek okresu nowozytnego. Warszawa, 1997.
Zeuner F. E. A history of domesticated animals. London, 1963.
Zoology of Egypt. Vol. 1: Reptilia and Batrachia by J. Anderson (1898); Vol. 2:
Mammalia by J. Anderson, revised and completed by W. E. De Winton
(1902); Vols 3 and 4: The fishes of the Nile by G. A. Boulenger (1907).
London. 1898—1907.

<ФКгАЩ<нИ*
ВВ — Византийский временник. М.
ВДИ — Вестник древней истории. М.
В И — Вопросы истории. М.
ГЭ — Государственный Эрмитаж.
ДАН — Доклады Академии Наук. М.
ЖМНП — Журнал Министерства народного просвещения, СПб.
ЖС — Живая старина. СПб.
ЗВОРАО — Записки Восточного отделения Имп. Русского археологического
общества. СПб.
ИВ — Институт востоковедения.
ИГАИМК — Известия Государственной Академии истории материальной культуры. Л.
ИРГО — Известия Русского Географического общества.
КС И А — Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института
археологии АН СССР. М.
КСИИМК — Краткие сообщения о докладах и полевых исследованиях Института
истории материальной культуры. М.; Л.
КСИЭ — Краткие сообщения Института этнографии.
МИ А — Материалы и исследования по археологии СССР. М.; Л.
МНМ — Мифы народов мира. Энциклопедия в двух томах. М., 1991.
ПТКЛА — Протоколы заседаний и сообщений Туркестанского кружка любителей
археологии. Ташкент.
РА — Российская археология. М.
РЭ — Российская этнография. М.
CA — Советская археология. М.
Сб. МАЭ — Сборник Музея антропологии и этнографии АН СССР. Л.
СМОМПК— Сборник материалов для описания местностей и племен Кавказа.
Тифлис.
СОРЯС — Сборник Отделения русского языка и словесности Имп. Академии
наук. СПб., Пг., Л. 1867—1928. Т. 1—101.
СЭ — Советская этнография. М.
ТИЭ — Труды Института этнографии АН СССР. Новая серия.
ТЗС — Труды по знаковым системам.
УЗ. ТГУ — Ученые записки Тартусского Государственного университета.
ЭО — Этнографическое обозрение.
AJ — Archeological Journal.
LSJ — A Greek-English Lexicon by H. G. Liddell and R. Scott, New Edition by
H. S. Jones and R. Mckenzie. Oxford, 1940.
PL — Patrologiae cursus completus... / Ed. J. P. Migne. Series Latina. Paris,
1844ff.
RE — Paulys Realenzyklopädie der classischen Altertumswissenschaft. Neue
Bearbeitung, begonnen von G. Wissowa. Stuttgart, 1893ff.

ПКОАКТНЩЙ УШАТШ
Адамант 203, 350
'азайа (араб, вид ящериц) 324
аист 97, 100, 299, 301
аконит 45, 75—77, 79, 90, 130, 346
акула 33
алмаз 203, 350
алопексия (наз. болезни) 31, 34—36
алопос (потомство лисы и собаки) 31
амулеты 29, 215, 275, 342
андрогин 24, 74
антилопа 96, 103, 117, 128, 129, 177,
180, 196, 209
антилопа гну 319
антолоп 130
асбест 119
асис (неизв. животное) 195
аскалобот 289, 292
аснан аз-зиб (араб, волчьи зубы) 79
аспид 238, 266, 269
аспидохелона (грен, щиточерепаха) 92
'асфур ал-фил (араб, птица-слон) 56
ашак (неиз. животное) 230
ал-аш кари 135
Бабуины 308
бальзам 242
барабан 43, 145
баран 49, 103, 129, 144, 154, 170,
209, 214, 218, 219
барс 32, 43, 50, 67, 7Η79, 80—82,
132, 133, 180, 224, 262, 291, 336
барсук 33
белка 40, 114
бизон (см. бонасос) 117, 175, 179
биш мушак (перс, аконитная мышь) 130
блоха 36, 91, 112
бобр 37, 271, 325—329
бобровая струя 326, 327
бонасос (зубр) 115—119
бубалис 180
буйвол 74, 134, 178—181
буйвол белый 178, 181
буйвол водяной 307
буйвол кафрский 177
буревестник 340
бык 44, 49, 53, 55, 73, 75, 115, 116,
144, 149, 158, 166, 168, 171, 172,
174—177, 188, 192, 214, 218, 245,
256, 271, 277, 285
бык дикий 175, 177, 179—181, 196, 282
бык индийский 177, 279
бык пеонийский (зубр) 117
бык эфиопский (носорог) 143, 281, 284
быкослон 55
Варан 251, 252, 254, 261, 295
василиск 319
вепрь (см. кабан) 119, 129, 134, 215,
216, 280
вепрь-саламандра 119, 320
верблюд 36, 132, 133, 154, 161, 163,
166, 171, 172, 197—206, 210, 230,
349
верблюд бактрийский 198, 203, 204,
349
верблюды-бегуны 199, 200
верблюд индийский (жираф) 132
ветер 38—40, 56, 57, 60, 124, 167,
218, 264, 291
виверра 37
вино 72, 74, 78, 162, 241, 244, 245,
288, 308, 313, 316, 342
виноград 39, 41
виноград звериный 244
виноград лисий (паслен) 28
водяная лошадь (см. гиппопотам)
вол 44, 62
волк 20, 21, 25—27, 31, 32, 34—37,
42—50, 51, 52, 77—79, 84, 133,
160, 162, 219, 229, 230, 235, 287
волк-одиночка 20, 26
воробей-верблюд 123, 124
ворон 47,74, 238
воск 39
вши 43, 46, 161, 188, 192
выдра 37, 268, 327
Гадюка 49, 241, 303
газель 43, 74, 84, 101, 121, 180, 209,
232

386
Тимофей из Газы. О животных
газель доркас 47, 102—103
газель морская 222
галеот 289, 292
галка 47, 97, 238
гальбан 77
геккон 252, 290, 292
гепард 72, 74, 81, 91, 287
гиена 20—29, 43, 44, 46, 82, 85,
133, 134, 156, 160, 162, 209, 300,
336
гиена пятнистая 46, 299—301
гиппоманес 165, 167, 168
гиппопотам 143, 189, 193, 256, 270—
276, 277, 300, 331
гнюс 33
голубь 166, 170, 229, 238, 254
горлица 300
град 112, ИЗ, 275, 334—337
гриф 300
грифон 55, 56, 60, 62—68, 87, 130,
202
гусь 33
Дабб {араб, ящерица) 233, 251, 252,
296
дабу* (араб, гиена) 26, 28
дельфин 259
дерево бальзамовое 242
дикобраз 51—33, 209
диктамн (ясене ц) 99, 110, 111
дракон 56, 61, 64, 87, 130, 148—154,
239, 292, 293, 319
драконит (камен ь) 152
драхва 122
дрофа 43, 47, 121
дуб 43, 50
дурман снотворный 28
Единорог 96, 130, 137, 193, 195, 279—
281, 284, 320
епенэс (миф. животное) 119
ехидна 241, 242, 244
Ёж 37, 38—41, 52, 53, 176, 212, 232,
276
ёж морской 41, 52, 53, 230
Жаба 43, 235, 331
желчь животных 20, 28, 31, 39, 41,
106, 160, 236, 240, 244, 276
животные (способы защиты) 34, 115—
119, 123, 126, 319, 331, 333
жираф 55, 56, 90, 130, 131—136, 189,
209, 315
жук навозный 211
жуки 84
журавль 68, 300, 303
Западня (силки) 74, 76, 122, 138, 141,
145, 146, 248, 298
заяц 24, 32, 84, 104—109, 212, 231,
232, 286, 336
зебра 69—70, 135
зебу 307
землеройка 211, 240, 243—246, 263
зеркало 58, 59, 87, 156, 163, 164
зимородок (грен, алкион) 95, 97, 342
зифт 35, 36, 41
змеи 32, 35, 38, 39, 47, 55, 56, 64,
89, 93, 100, НО, 111, 150—153, 158,
219, 229, 230, 232, 236—238, 242,
244, 246, 258, 262, 267—269,
272, 273, 275, 289, 292, 293, 302,
320, 330—332
змеи ливи йские 93, 149, 150, 209
золото 50, 64—66, 73, 151, 190, 197,
200—203
зуб 29, 43, 47, 48, 75, 137, 143, 144,
155, 159, 207, 208, 227, 230, 256,
271, 276, 334
зубр (см. б о насос)
Ибис 68, 96, 161, 212, 225, 238,
241, 245, 267, 300—302
инкубы 23
исканкур (вар. ас-саканкур) 251, 295, 296
ал-'итаби (волнистая тафта) 70, 346
ихневмон 225, 256, 264, 266—269,
326
Кабан 143, 188, 189, 204, 207—216
кабарга 130, 222
камень иудейский 230
каракал 287
каркадан (носорог) 282, 284
кастор (см. бобр)
катоблеп (миф. бык) 318—321
кеб (кебус) 245, 305, 312, 316
кентавр 166
кенхрис (змея) 93
кефаль 33
кизил 43, 50
кинокефал 170, 245, 263, 306, 312,
314, 315, 316
кит 55, 92

Предметный указатель
387
клещи 35, 156, 161, 188, 192
кобчик 47
коза 44, 76, 78, 100, 129, 134, 192,
218, 245
коза дикая 43, 72, 74, 94—98, 105,
209
коза критская 99—101
козел 144, 188, 245
козел горный 95, 96, 103, 276
козлотуры 18 О
коноплянка 188, 191
коралл 287
коркота (вар. крокотта) 299—301
корова 32, 134, 174, 176, 185, 188, 218
коршун 28, 225, 245
косуля 143, 180
кошка 154, 211, 224—227, 228, 229,
230, 236, 242, 245, 248, 256, 262
кошка дикая 225, 229, 302
кошка мускусная 222, 226
краб 300
кровь 54, 55, 83, 172, 174, 175, 227,
253, 261, 276, 336, 337, 342
крокодил 112, 130, 189, 211, 251, 255—
265, 266—270, 272, 273, 279, 289,
292, 316, 331, 335
крокодил сухопутный (см. в аран) 209,
250—254
кролик 245, 246
крот 239, 244, 247—249
крыса 84
крыса водяная 212
куница 224, 225, 228—230, 240
курица 57, 229
куропатка 28, 43, 47, 74, 102, 103,
122, 300, 303
Лавр 73, 78, 189
ладан 310, 342
лазурит 151
ал-ламт (антилопа) 128
лань 83, 129
ласка 37, 47, 77, 226, 229, 230, 234,
237—241, 244, 246, 247
ласточка 225, 248, 254, 276, 300
латакс 326, 329
ал-лашк (энудр) 269
лебедь 340
лев 25, 32, 37, 43—45, 47, 48, 50,
61—66, 68, 71, 73—77, 80—85,
100, 106—108, 128, 129, 132, 154,
179, 180, 193, 212, 245, 246, 283,
300, 303, 305, 311
лев черный (пантера) 91
лев-муравей 130, 315
леонтофон (убий ца львов) 76
леопард 26, 68, 70, 72, 74—76, 80—
82, 90, 91, 132, 262, 315
ликаон (миф. животное) 315
ликиски 344
лигурим 286, 287
лира 43, НО, 111, 209
лисица 28, 29, 30—37, 38, 39, 44,
47, 48, 78, 84, 100, 157, 209, 216,
229, 230, 234
лоза виноградная 39—41, 311, 334—
336
лось 143
лошади дикие 56, 181, 298
лошадь 26, 43, 47—49, 62, 63, 75,
76, 115, 116, 122, 133, 134, 158,
159, 165—173, 175, 183, 188, 189,
192, 193, 199, 204, 219, 271
лошадь-тигр (см. зебра) 70
лук морской 21, 28, 31, 34, 35, 43—
45, 48, 49, 239
лук порей 28
лук шерстеносный 221
львица 26, 58, 80—82, 91, 106, 133,
300
лягушка 158, 302, 330—332
лягушка морская (рыба) 30, 33
Масло кедровое 36
масло лавровое 35
масло оливковое 34, 36, 79, 160
масло жасминное 106
мастиф 157
медведь 25, 48, 49, 75, 100, 129, 176,
219, 289
медведь белый 208
медуза 212
мидия 223
миндаль 78, 160
мирра 172, 342
моли (магическая трава) 239, 240
моллюск 338, 339
молния 55, 275, 334, 342
молочай 100, 341
монокерос (см. единорог) 195, 281, 283
мугали (см. землеройка)
мул 78, 81, 121, 134, 135, 166, 182—
186, 188, 192, 193, 204
муравьи 39
муравьи, добывающие золото 130, 197,
200—203

388
Тимофеи из Газы. О животных
мускус 253
мышь 28, 34, 35, 45, 47, 50, 84,
148, 153, 160, 212, 225, 226, 229,
230, 231—236, 242, 245, 246,
248, 249, 262
мышь-ёж 232
мышь летучая 73
мышь мускусная 130
Наснас (миф. существо) 134
носорог 70, 129, 143, 177, 277—285,
315, 316
Обезьяна 28, 74, 130, 134, 138, 154,
170, 190, 195, 244, 303, 304—3Î2
овсянка (пти ца) 47
овца 35, 42—44, 46, 48, 49, 75, 77,
78, 100, 101, 103, 159, 170, 172,
188, 192, 217—220, 221, 245
овца водяная 223
овца дикая 95, 105
оксиринх (рыба) 245
олеандр 78
оленекон ь 195, 196
олень 32, 39, 43, 47, 66, 90, 100, 117,
122, 132, 143, 175, 176, 188, 193,
222, 230, 286, 303, 328
олень ливийский (бубалос) 178—180,
209
олень скифский 100
омар 178, 181
онагр Î20—122, 123, 180, 192
онокентавр 320
орел 61, 66, 68, 105, 108, 245, 300,
302
орикс 127—130, 177, 193, 209
осел домашний 26, 44, 47, 78, 81,
133, 134, 161, 166, 167, 169, 173,
175, 184, 187—196, 199, 212, 271
осел дикий (онагр) 69, 70, 102, 103,
121, 135, 183, 188, 190, 209, 214
осел однорогий 129, 130, 188,193—195
осел трехногий (миф.) 108, 191
осьминог 341
Павиан 74, 288, 312, 315, 316
павлин 33, 114
пальма 232
панкраций морской 222
пантера 26, 32, 72, 73, 75, 76, 81,
86—93, 92, 129, 133, 134, 209,
246, 287
пардалеанхос (болезнь барсов) 72, 75, 90
паскундж 348
паслен 21, 28, 45
паук 52, 112
паук-прыгун 111, 112
перец черный 305, 309—311
петух 28, 130, 212, 264
пиния (раст.) 34
пиявка 264
плющ 73, 101
полип морской 289, 291, 292
половые органы животных 21, 22, 25,
75, 106, 167, 175, 176, 228, 230,
305, 307
полынь 161
попугай 43, 47, 136
поросенок 49, 154
пресмыкающиеся 35, 56, 233, 251,
260, 292, 296, 301, 324, 345
проказа 41, 207, 210, 213
птицы 30—32, 62, 68, 73, 74, 84,
85, 100, 112, 162, 192, 226, 229,
233, 259
пчела 300
Рак 302, 303
раковина 223
ридзис 55, 284
рога 36, 60, 92, 95—98, 115—118,
127—130, 134, 137, 143, 144, 153,
175—177, 179—181, 188, 193—196,
209, 217—219, 277, 279—285,
314, 318, 319
руга 78, 228, 229, 237, 239—241
рух (миф. пти ца) 65
рыба-дракон 245
рысь 75, 79, 286—288
Саламандра 119, 320, 322—324
самоцветы 151, 152
сандал 307
сандарак 166, 172
саранча 295
сатерион 326, 329
сатиры 70, 72, 245, 312, 314, 315, 316
свинья 26, 47, 77, 148, 158, 188, 192,
208—213, 234, 242, 295, 323
свинья дикая 32, 134, 207, 302
селенит 276
серна 96, 180
Симург 67, 92
скарабей 238, 284
скат электрический 30, 33
скат-шипонос 33

Предметный указатель
389
скиена (рыба) 338
скорпион 60, 77, 160, 236, 241, 242,
244, 245, 250, 252, 268, 295, 302,
346
слон 33, 49, 55—57, 61, 65, 74, 130,
131, 134—136, 137—147, 154, 171,
176, 226, 270, 278, 281—283,
300, 315
слон белый 70
слон боевой 147, 148, 153
слон водяной 284
слон индийский 139, 153, 171
слон африканский 139—141, 153
слюна 237, 241, 332
смоковни ца 49, 335
собака 20, 25—30, 33, 34, 36, 37, 44,
45, 47, 50, 74, 75, 77, 78, 83, 84,
108, 109, 134, 155—164, 187, 193,
225, 236, 242, 245, 263, 300, 305
собака индийская 31, 36
собака лаконская 31, 36, 157
собака охотничья 31, 51, 53, 115, 117,
118, 123, 129, 207, 208, 298
собачьи породы 157
сова 73, 300
созвездие Пса 43, 50
сокол 272
стеллион (ящери ца) 251
стервятник 155
стимфали ды (миф. пти цы) 68
стиракс 73, 252
страус 56, 59, 121, 122, 123—126, 180,
209, 232
стрела 53, 57, 61, 77, 99, 100, 141,
260
стрихнин ( дурман снотво рный) 28
су'д (сыть) 311
субос (миф. животное) 221—223
сурок 33, 203, 244, 333
суслик 244
сфингс (павиан) 286, 288, 306, 313—
317
сцинк 112, 251, 294—297
сциталис (миф. змея) 92, 93
Талисманы 235, 252, 260, 268
тапир 194
таран д (миф. животное) 291
тарантул 233, 244
терьяк 77
тигр 25, 26, 31, 36, 37, 70, 90, 130,
133
тигрица 54—61
тмин 100
топаз 350
тос (грен, шакал) 84
трава сонная 152
трагелаф (грен, козел-олень) 66
трох (неизвестное животное) 22, 24
трохил ( грен, египетская ржанка) 256,
264, 265
тур 179, 180
турач 43, 47
тушканчик 232
тюлень 223, 328, 331, 334—337
Угри 235
удод 97
укроп 28, 100
улитка 334, 339
Фазан 192, 318
фаланга 100, 112
феникс (миф. пти ца) 22, 64, 318
филин 73
флейта 155, 159, 187
фундук 36
Халкида 244
хамелеон 31, 289—293, 330, 332
ханик аз-зи'б (араб, вид аконита) 45
ханик ал-калб (араб, собакодушитель) 45
ханик ан -намир (араб, барсо душиель) 77,
78
харбак (чемерица) 77—79
херувимы 60
хинзир (араб, 'свинья') 274
хирзаун (араб, ящерица) 251, 254, 296
хорек 225, 229, 245, 246
хуту (араб, бивни, клыки) 284
Цикорий 77
цикута 160
цитра 45
Чемерица 45, 160, 161
черепаха 39, 100, 110—113, 276, 290,
302, 331
чеснок 34, 236, 240, 245
чудовища 64, 67, 118
Шакал 32, 36, 37, 57, 78, 83—85,
156, 209
шалфей 100
шафран 250, 252, 253, 255, 307
шкура барса 32, 72, 73, 336

390
Тимофей из Газы. О животных
шкура волка 35, 45, 227
шкура гиены 35, 156, 163, 335, 336
шкура гиппопотама 271, 272, 275, 336
шкура лисицы 33, 35
шкура муравьев 201, 202
шкура обезьяны 336
шкура овец 46, 219
шкура ослиная
шкура пантеры 72, 89, 91
шкура тигра 36
шкура тюленья 30, 33, 334, 335
Элопс 340
эмиды 331
Эмпуса 18 9
энудр (см. ихневмон)
энутта (дурман) 74
эпилепсия 193, 276, 292, 306, 337
эфа 240, 244
Ягненок 170, 219, 220, 337
яд змей 100, 141, 152, 241, 242, 253,
307
яд растений 28, 34, 44, 45, 75—79,
90, 160, 168, 208, 236, 239, 320
ял 34, 90, 176
янтарь 288
ящерица 232, 233, 251, 254, 258,
263, 289—292, 296, 322

Научно-популярное издание
тигрица и ГРИФОН
Сакральные символы животного мира
Литературный редактор Я. В. Бухенская
Редактор и корректор Т. Г. Бугакова
Технический редактор М. В. Вялкина
ИД № 03647 от 25.12.2000
Издательство «Азбука-классика».
196105, Санкт-Петербург, а/я 192.
www.azbooka.ru
Издательство
«Петербургское Востоковедение»
191186, Россия, Санкт-Петербург, Дворцовая наб., 18
http://www.pvcentre.agava.ru
ЛР № 065555 от 05.12.1997.
Подписано в печать 20.05.2002. Формат издания бОхЮО1/^. Бумага офсетная.
Гарнитура «Academia». Печать офсетная. Тираж 3000 экз.
Усл. печ. л. 21,5. Изд. № 187. Заказ № 773.
Отпечатано с готовых диапозитивов в ФГУП «Печатный двор»
Министерства РФ по делам печати, телерадиовещания и средств
массовых коммуникаций. 197110, Санкт-Петербург, Чкаловский пр., 15.