Влияние морской силы на историю (1660-1783) - Мэхэн А.Т.

Автор: Мэхэн А.Т.
Теги: войны военно-морской флот внешняя политика
Год: 1941
Похожие
Словарь американской истории с колониальных времен до первой мировой войны
Роль морских сил в мировой истории
Адмирал флота советского союза Исаков Иван Степанович
Августовские пушки
Текст
                    ІШШ
::':;.л: M Я
,*J

ОГЛАВЛЕНИЕ
Предисловие
Введение
Глава
I. Элементы морского могущества
Глава
II. Состояние Европы в 1660 г. — Вторая англо-голландская
война (1665 — 1667). — Морские сражения: при Лоу-
стофте (Lowestoft) и Четырехдневное .Г
Г лава
III. Война блока Англии и Франции против Соединенных Про-
винций (1672—1674). — Война Франции против объединен-
ной Европы (1674—1678).— Морские сражения при Соле-
бее (Solebay), Текселе (Техеі) и Стромболи
Глава
IV. Английская революция.— Война Аугсбургской лиги (1688—
1697 гг.) .—Морские сражения при Бичи-Хэде (Beachy Head)
и при Ля Хуге (La Hougue)
Глава
V. Война за испанское наследство (1702—1713). —
Морское
сражение при Малаге
Глава
VI. Регентство во Франции. — Альберони в Испании. —Поли-
тика Вальполя и Флери. — Война за.польское наследство.—
Английская контрабандная торговля в испанской Америке.—
Великобритания объявляет войну Испании. 1715—1739 гг. .
Глава VII. Война между Великобританией и Испанией (1739). —
Война
за австрийское наследство (1740). —
Франция соединяется
с Испанией против Великобритании (1744). — Морские сра-
жения Мэтьюза (Matthews), Ансона (Anson) и Гауке.
—
Аахенский мир (1748)
Глава VIII. Семилетняя
война (1756—1763).
—
Подавляющая
сила
Англии и завоевания ее на морях, в Северной Америке,
Европе и в Ост- и Вест-Индии. — Морские сражения:
Бинга (Byng) при Менорке; Гауке и Конфланса (Conflans);
Покока и д'Аше (Pocock and d'Aché) в Ост-Индии . . .
Глава
IX. Ход событий от Парижского мира до 1778 г. —
Морская
война, последовавшая за Американской революцией.—
Морское сражение при Уэссане (Ushant)
Глава
X. Морская война в Северной Америке и Вест-Индии (1778—
1781). — Ее влияние на ход Американской революции.
—
Морские сражения при Гренаде, Доминике и в Чезапик-
ской бухте
Глава
XI. Морская война в Европе (1779—1782)
Глава
XII. События в Ост-Индии (1778—1781). — Сюффрен отплы-
вает из Бреста (1781). —Его блестящая морская кампания
в индийских морях. 1782 и 1783 гг. .
.
••
Глава XIII. События в Вест-Индии после взятия Иорктаунз. — Столк-
новение де Грасса с Гудом. — Морское сражение у остро-
вов Святых (Sants). — 1781—1782
Глава XIV. Критический разбор морской войны 1778 г
Ст,
1
21
71
111
140
161
18
199
222
Предметно-тематический указатель
28'
31'
331
373
4г 5.
433

2011036138
КАПИТАН А. Т. МЭХЭН И ЕГО КНИГИ
Книги имеют свою судьбу, а судьба книг известного теоретика
маринизма капитана 1 ранга (впоследствии адмирала) военного флота
; США А. Т . Мэхэна была большой и необычайной. Вряд ли можно
найти какие-либо другие книги, другие труды, принадлежащие перу
апологетов милитаризма, которые оказали бы столь непосредствен-
ное, столь большое влияние на ход международной военно-морской
политики конца XIX — начала XX столетия, как книги Мэхэна.
Но биографии книг и биографии их авторов не всегда совпадают,
а судьба книг Мэхэна оказалась более значительной и более необы-
чайной, чем судьба их автора.
Альфред Тайер Мэхэн родился 27 сентября 1840 г., в 1859 г.
окончил Морскую академию США с чином мичмана, в 1861—1865 гг.
принимал участие в Гражданской войне в США, в 1885 г. в чине
капитана 1 ранга был назначен преподавателем военно-морской исто-
рии и тактики, а затем президентом Военно-Морского колледжа
:Ньюпорта, в 1893—1895 гг. совершил плавание в Европу, командуя
крейсером «Чикаго», в 1896 г. вышел в отставку. Во время испано-
американской войны 1898 г. был членом Военно-Морского Совета
(Naval War Board). В 1899 г. член американской делегации на
I Гаагской конференции мира, в 1906 г. уволен в запас с чином
контр-адмирала, умер 1 декабря 1914 г.
Эта достаточно серая и бесцветная биография рядового капитана
1 ранга, а затем контр-адмирала запаса могла бы пройти в ряду
других более красочных и более выдающихся биографий других
капитанов и адмиралов военного флота США совершенно незаме-
ченной, если бы не книги, которые написал Мэхэн.
Свою первую книгу Мэхэн издал в 1890 г.. Это было исследо-
вание «Влияние морской силы на историю (1660—1783)», сразу же
принесшее ему мировую известность и выдержавшее в Англии и
США 32 издания, не считая многочисленных переводов почти на
все европейские языки, в том числе и на русский 1.
10т Издательства. На русском языке книга А. Т . Мэхэна «Влияние
морской силы на историю (1660—1783)» была издана в 1895 г. в переводе
Н. П . Азбелева. Перевод оказался неудачным, с большим числом ошибок,
искажающих текст Мэхэна. Приступая к новому изданию этой книги, Военно-
Морское издательство вынуждено было перевод Н. П . Азбелева, как не вполне
удовлетворительный, сверить с подлинником и исправить. Эту работу проделал
В. Я . Голант.
1*
III

В 1892 году вышло в свет второе исследование Мэхэна: «Влия-
ние морской силы на французскую революцию и империю
(1793—1812)», являющееся продолжением первой работы и выдер-
жавшее в Англии и США семнадцать изданий и также переведен-
ное на все важнейшие европейские языки. В 1897 г. появилось
третье и последнее в серии серьезных работ Мэхэна исследование
«Жизнь Нельсона», выдержавшее семь изданий. Остальные работы
Мэхэна не имели уже того резонанса, как указанные выше три
исследования: и «Жизнь адмирала Фаррагута», и «Флот США
в Гражданской войне», и «Уроки войны с Испанией», и «История
войны в Южной Африке (1899—1900)», и др. принадлежат к числу
книг, написанных ради «актуальности момента» и забытых и
современниками и потомками. Из всех книг Мэхэна только первые
две — «Влияние морской силы на историю (1660—1783)», в ко-
торой автор изложил- основы своей теории на примерах морских
войн Англии с Голландией и Францией в XVII—XVIII вв.,
и «Влияние морской силы на французскую революцию и импе-
рию (1793—1812)» пережили своего автора, создав ему гром-
кую славу.
Особую популярность книги Мэхэна приобрели в Англии и Гер-
мании, оказав сильное влияние на морскую и внешнюю политику
этих империалистических государств.
В Англии книги Мэхэна были восприняты как откровение. Попу-
лярный журнал «Blackwood's Magazine» рекомендовал их вниманию
английского читателя, как «научное исследование причин, создавших
величие Англии». Едва только первая книга Мэхэна «Влияние мор-
ской силы на историю (1660—1783)» вышла из печати, как руково-
дящие английские журналы посвятили ей обширные обзоры.
Вторая работа Мэхэна «Влияние морской силы на французскую
революцию и империю (1793—1812)» произвела еще большее впе-
чатление. В широких кругах военно-морских специалистов книги
Мэхэна вызвали восторг.
«Мнения Мэхэна руководят морской мыслью мира, — писал
адмирал сэр Сайприэн Бридж.
—
Его книги были восприняты как
последнее решение и поистине были эпохальными (epoch-making)».
«Я не могу вспомнить ни одного события' за время моей службы
во флоте более значительного (so epoch-making), чем опубликование
первых книг Мэхэна», писал адмирал сэр Реджинальд Бэкон.
Адмирал лорд Джон Фишер высказывал аналогичное мнение.
«Будет невозможно преувеличить эффект книг Мэхэна на прак-
тические тенденции нашей политики», заявлял влиятельный консер-
вативный журнал «National Review».
«Книги Мэхэна принесли Англии и флоту массу добра», писал
фельдмаршал лорд Уольслей.
По словам адмирала Гамильтона, Мэхэн «имел определяющее
влияние на взгляды некоторых наших общественных деятелей,
укрепив их убеждение в необходимости большой судостроительной
программы».
«Виднейшие представители Сити и широкие круги обывателей
под влиянием книг Мэхэна пришли к убеждению, — как писал один

из английских морских авторитетов (J. Leyland), — что всякая ми-
ровая держава удерживает все свои заокеанские владения лишь как
носитель высшей (ultimate) морской силы».
Отчеты о заседаниях парламента, посвященные ежегодному во-
тированию бюджета в период 1890—1914 гг., изобилуют ссылками
ораторов обеих буржуазных партий (консервативной и либеральной)
на труды Мэхэна.
Польщенные оценками и выводами Мэхэна, имевшими ярко
выраженный англофильский характер, восхвалявший морскую славу
и величие Англии, английские империалисты превратили оба его
путешествия в Англию (в 1893—1895 гг.) в триумфальное ше-
ствие.
Торжественный обед в честь капитана Мэхэна у первого лорда
адмиралтейства (морского министра Англии) лорда Спенсера. . .
Банкет лорд-мэра Лондона в Сент-Джемс-Холле в честь Мэхэна,
торжественный прием в «Клубе Королевского флота» (Royal Navy
club), организованный по подписке более чем 100 адмиралами и
капитанами английского военного флота, торжественный прием
у королевы Виктории, прием у наследника престола принца Уэль-
ского, будущего английского короля Эдуарда VII, одного из созда-
телей Антанты, прием у лидера либералов премьер-министра лорда
Розберри, прием у лидера консерваторов премьер-министра лорда
Солсбери, степень доктора права от Оксфордского университета,
степень
доктора
права
от
Кембриджского
университета
ит.д.ит.п.—
все эти лестные знаки уважения и внимания пока-
зывают, насколько высоко английские империалисты оценили труды
капитана Мэхэна, изредка жалуясь, как говорит военный обозрева-
тель «Times» полковник Релингтон, лишь на то, что «секрет нашей
мировой мощи разоблачен, и 'во всем мире, в особенности в Гер-
мании, началась гонка морских вооружений, которая фактически
не угрожает нашему господству на море, но лишает нас возмож-
ности встретить равнодушно все комбинации держав».
На другом берегу Северного моря, в Германии, учение Мэхэна
нашло не менее внимательных и восторженных учеников и поклон-
ников, чем 'в Англии.
«Я сейчас не только читаю, но пожираю книгу капитана Мэхэна
и стараюсь выучить ее наизусть», писал Вильгельм II в мае
1894 г.
«У Вильгельма одна мысль, — иронически сообщала в 1894 г.
его мать, германская императрица Виктория, своей матери, англий-
ской королеве Виктории, — иметь флот, который был бы больше и
сильнее английского флота, но это поистине чистое сумасшествие
и безумие (pure madness and folly), и он увидит, как это невоз-
можно и ненужно».
Вильгельм был настолько увлечен доктриной Мэхэна, что
устроил ему почетный прием на своей яхте в Коутсе во время
поездки в Англию осенью 1895 г. и вел с ним переписку, хотя
Мэхэн не одобрял строительства Германией крупного военного
флота.

Создатель германского военного флота гросс-адмирал фон
Тирпиц энергично пропагандировал теории Мэхэна в Германии при
помощи «Пангерманского союза» и «Флотского союза».
По инициативе Тирпица, осенью 1897 ç. книги Мэхэна были
переведены на немецкий язык и изданы сериями для того, чтобы
возможно скорей предложить их, как выражается Тирпиц, «внима-
нию широкой публики» и заранее подготовить ее к обсуждению
в рейхстаге первого закона о строительстве мощного военного
флота.
Крупнейшие ученые Германии — историки Моммзен, Дитрих
Шефер, экономисты Луйо Брентано, Шмоллер, Вагнер, Зеринг при-
няли участие в пропаганде строительства германского военного
флота, популяризируя и развивая идеи Мэхэна на страницах влия-
тельнейших германских газет и журналов. Идеи Мэхэна в значитель-
ной степени повлияли на решение германского правительства при-
ступить к строительству огромного флота, способного померяться
силами ів открытом бою с английским флотом, и были положены
в основу германских законов о флоте, принятых рейхстагом
в 1898 и 1900 гг.
В Германии борьба между «Большим Генеральным штабом»,
высказавшимся за скорейшее развязывание войны, и морским ми-
нистерством (Тирпиц), высказавшимся за воздержание от войны,
пока не будет закончено строительство германского военного
флота, нашла своеобразное отражение в лозунге германской воен-
ной и политической публицистики XX столетия: «Мэхэн против
Мольтке».
Следует отметить, что Мэхэн был не единственным автором,
выдвинувшим идею о «влиянии морской силы на историю». Почти
одновременно с выходом в свет новой книги Мэхэна английский
адмирал Филипп Коломб начал печатание в журнале «Illustrated
Naval and Military Magazine» серии статей, изданных в 1891 г. от-
дельной книгой под заглавием «Морская война, ее руководящие
принципы и практика в историческом обозрении», в которых пришел
к тем же стратегическим выводам и заключениям, к каким пришел
и Мэхэн. Но книга Коломба стала достоянием узкого круга специа-
листов, тогда как работы Мэхэна, оказавшегося блестящим популя-
ризатором-публицистом, стали достоянием широких масс буржуаз-
ной общественности.
В чем же секрет такого успеха идей Мэхэна? Книги Мэхэна
были посвящены анализу различных элементов морской силы на
примерах морских войн, которые Англия вела в XVII в. с Голлан-
дией, в XVIII и в начале XIX в. с Францией и которые, как
известно, кончились разгромом морской силы Голландии и Франции
и победой Англии. Выводы Мэхэна сводились к тому, что преобла-
дание силы Англии на море явилось важнейшим, чуть ли не един-
ственным фактором, доставившим Англии победу над Голландией
и Францией, что конечным, решающим фактором в морской войне
являются не крейсерские операции, т. е . операции на морских путях
и сообщениях, а бой линейных кораблей, что в строительстве мор-
ской силы самым важным элементом является обладание сильным

боевым флотом линейных кораблей, который может разгромить
вражеский флот в море или блокадой не допустить его пребывание
на океанских просторах.
«Такая война, — утверждал Мэхэн о крейсерской войне, —
однако, не может вестись самостоятельно; говоря военным языком,
она должна быть поддерживаема; несущественная и эфемер-
ная сама по себе, она не может вестись далеко от баз. Такой базой
должны быть либо отечественные порты, либо какой-нибудь солид-
ный форпост национальной силы на берегу или на море: отдаленная
колония или сильный флот, Цри отсутствии такой поддержки
крейсер может только торопливо отходить на небольшое расстояние
от дома, и его удары, хотя и болезненные, не могут быть роко-
выми» (стр. 106). «Не захват отдельных кораблей и конвоев неприя-
теля, хотя бы и в большом числе, расшатывает финансовое могу-
щество нации, а подавляющее превосходство на море, изгоняющее
с его поверхности неприятельский флаг или дозволяющее появле-
ние последнего лишь как беглеца; такое превосходство позволяет
установить контроль над океаном и закрыть пути, по которым тор-
говые суда движутся от неприятельских берегов и к ним. Подобное
превосходство может быть достигнуто только при посредстве боль-
ших флотов, — но и при наличии их оно менее действительно на
широких водных пространствах, чем это было в дни, когда ней-
тральный флаг не пользовался такой неприкосновенностью, как
теперь» (стр. 110).
Концепция Мэхэна, что конечным, решающим фактором морской
силы является лишь обладание сильным линейным флотом, способ-
ным разбить врага и выгнать его с моря, противоречила другой
стратегической концепции,
имевшей некоторое распространение
в начале 90-х годов XIX в.,
—
о решающем значении крейсерской
войны. Эту теорию проповедывала во Франции так называемая
«молодая школа» в лице адмиралов Оба (Aube), Жюриен де ла
Гравьера, Тушара и др. «Молодая школа» представляла себе ход
операции в морской войне будущего следующим образом:
«Завтра вспыхнет война. Миноносец высматривает один из
океанских пароходов с грузами, большей ценности, чем грузы бога-
тейших галионов Испании. Миноносец будет следовать на расстоя-
нии, держась вне видимости, и когда спустится ночь, подойдет
незамеченным поближе к пароходу и пошлет на дно грузы, экипаж
и пассажиров не только без угрызения совести, но гордясь достиг-
нутым. Подобные жестокости можно будет увидеть в каждой части
океана. Другие могут протестовать. Что касается нас, то мы допу-
скаем в этих новых методах разрушения развитие того закона
прогресса, в который мы твердо верим и конечным результатом ко-
торого будет прекращение войны» 1.
Борьба двух стратегических концепций войны на море — кон-
цепции „Мэхэна и концепции «молодой школы» — закончилась по-
бедой идей Мэхэна. В период 1890—1914 гг. все так называемые
великие империалистические державы — Англия, Германия, Россия,
1 Цит. по «Naval Annual», 1890, p. IV.

Франция, Австро-Венгрия, США и Япония, а за ними и такие госу-
дарства, как Турция, Чили, Аргентина, Бразилия, встали на путь
создания сильного линейного флота. Подводные лодки в это время
еще были технически несовершенны и тактика их еще не была на
высоком уровне. Поэтому до начала первой мировой империалисти-
ческой войны подводные лодки считались всего лишь вспомога-
тельным средством войны на море. Только опыт войны 1914—1918 гг.
выдвинул подводную лодку в качестве нового и притом очень
важного средства войны, которое коренным образом изменило
существовавшие до этого взгляды на ведение морских операций и
на основную концепцию ведения войны на море. Опыт военных,
операций германских подводных лодок во время первой мировой
империалистической войны 1914—1918 гг. вызвал в первые годы
после Версаля (на фоне общей экономической и финансовой разрухи
послевоенных лет) попытки ограничения сил линейного флота (Ва-
шингтонское соглашение 1922), возрождение идей «молодой школы»
в форме так называемой теории «малого флота», но период частич-
ной стабилизации капитализма и затем приближение капиталисти-
ческого мира к новому туру войн и революций снова поставили
вопрос о строительстве крупного линейного флота.
Книги Мэхэна появились в ту эпоху, когда заканчивался про-
цесс перехода капитализма свободной конкуренции, «свободного»
капитализма, в его высшую стадию — стадию монополистического,
загнивающего, умирающего капитализма, в стадию империализма.
В эти годы (последние десятилетия XIX в.) заканчивался, как
указывал Ленин, «территориальный раздел земли крупнейшими ка-
питалистическими державами» и ставился вопрос о переделе мира
сообразно «мощи и силе» великих держав, изменявшимся в силу
закона неравномерности развития капитализма.
В своих книгах Мэхэн подытожил опыт торговых и морских
войн XVII—XVIII столетий, войн, которые велись за колониальную
торговлю и захват колоний, словом, за раздел мира. На опыте этих
войн, оперируя примерами из истории создания Британской коло-
ниальной империи, Мэхэн весьма наглядно показал, какую крупную
роль играл военный флот, как орудие захвата колоний и колониаль-
ной торговли.
Доктрина Мэхэна о господстве на море была, если можно так
выразиться, стратегической оболочкой того исторического процесса,
экономическим содержанием которого являлась борьба великих
держав XVII—XVIII вв.
—
Англии, Голландии и Франции за раздел
мира.
Понятно, что в эпоху окончания борьбы за раздел мира и на-
чала борьбы за передел его империалисты всех стран увидели
в теории Мэхэна нечто вроде универсального рецепта или ключа
к достижению господства над миром, рецепта, составленного —
и притом крайне ярко и убедительно — на конкретных примерах
создания Британской империи и мирового могущества Англии.
В этом отношении теория Мэхэна, можно сказать, теоретически
отображала самые сокровенные, самые заветные мысли, чаяния и
надежды империалистической буржуазии, увидевшей в военном

флоте орудие не только торгового капитала (каким был флот в пе-
риод торговых и морских войн XVII—XVIII вв.), но и финансового
капитала.
Именно поэтому книги Мэхэна имели такое крупное значение
в истории международных отношений эпохи империализма и орга-
низационной подготовки первой мировой империалистической войны.
Что же есть правильного и неправильного в теории Мэхэна
о «влиянии морской силы на историю»? Можно согласиться с Мэхэ-
ном, когда он показывает на примерах истории морских войн, что
линейный флот в огромном большинстве случаев решал исход той
или иной войны на море благодаря господству над флотом против-
ника.
Но когда Мэхэн старается доказать, что морская сила
является важнейшим, чуть ли не единственным фактором, решав-
шим исход войн во все времена и эпохи истории, то здесь он впа-
дает в явное преувеличение, в основе которого лежит непонима-
ние главного, того, что определяет и решает ход исторических
событий, в том числе и войн, а именно — факторов социальной
борьбы, социальной и экономической организации общества. Побе-
ждает та страна, чья экономическая и социальная организация, чей
экономический и социальный строй выше.
«...победа той или другой силы зависит от производства ору-
жия, — указывал Ф. Энгельс, — а это последнее, в свою очередь,
от производства вообще, следовательно от «экономического могу-
щества»,
от состояния народного хозяйства, от материальных
средств, находящихся в распоряжении силы. ..
...
сила определяется положением народного хозяйства, доста-
вляющего ей средства для приобретения и содержания ее орудий...
Ничто не зависит до такой степени от экономических условий, как
именно армия и флот. Вооружение, состав, организация, тактика
и стратегия находятся в прямой зависимости от данной степени
развития производства и средств сообщения» 1.
Касаясь особо «морской силы» в эпоху формирования империа-
лизма, Ф. Энгельс подчеркивал, что «Политическая сила на море,
опирающаяся на новейшие военные корабли, никоим образом не
проявляется «непосредственно», а именно посредством эконо-
мических сил, высокого развития металлургии, наличности искус-
ных техников и богатых угольных копей» 2.
Эти положения Энгельса являются основой военной теории мар-
ксизма, показывая, какие именно факторы в конечном итоге решают
исход войны и обеспечивают победу, а именно: более высокая
экономическая и социальная организация общества.
В XVII столетии более сильная по своему экономическому могу-
ществу Англия одержала верх над более слабой Голландией и уни-
чтожила морское могущество последней.
В XVIII столетии более высокая по своей экономической и со-
циальной организации, завершившая свою буржуазную революцию
Англия одержала верх над феодальной Францией.
1 Маркс и Энгельс. Сочинения, т. XIV, стр. 169—170.
2 Тамже, стр.176.

Теория Мэхэна проходит мимо этих факторов, игнорируя их.
Но Мэхэн для доказательства своей теории о «влиянии морской
силы на историю» не только игнорирует важнейшее — социально-
экономическую основу истории, но и прибегает, кроме того, к созна-
тельному замалчиванию одних исторических факторов и сознатель-
ному передергиванию других.
Предоставляя детальный разбор теории Мэхэна военно-морским
специалистам, мы можем лишь указать, что не столько господство
Англии на море, сколько главным образом коалиция всех крупней-
ших держав Европы (Англии, Голландии, Австрии, Швеции и дру-
гих) и решительное превосходство этой коалиции на суше, в конце
концов, сломили мощь Франции в эпоху Людовика XIV.
Не столько морское могущество Англии, позволившее последней
всего лишь захватить колонии Франции, а преждевременная смерть
императрицы Елизаветы Петровны и восшествие на русский престол
Петра III, тотчас же заключившего с Пруссией сепаратный мир,
спасли разбитого русскими войсками Фридриха II и позволили
Пруссии «выиграть» Семилетнюю войну.
Можно согласиться с Мэхэном, что связанность морских сил
Англии французским флотом и «Лигой вооруженного нейтрали-
тета», созданной Екатериной II в 1780 г., ухудшила положение
Англии в войне американских колоний за свою независимость, но
отнюдь не столько этот факт, а главным образом победы
армии Вашингтона
над английскими
войсками
позволили
восставшим
американцам
выиграть
войну и утвердить независимость США.
В эпоху наполеоновских войн, вопреки мнению Мэхэна, не
английское могущество на море сломило Наполеона, но уничтоже-
ние «великой армии» в России в 1812 г.'
1 и решительное превос-
ходство коалиции сил России, Австрии, Пруссии и Англии на
суше
и истощение материальных ресурсов Франции привели
в 1813—1815 гг. к поражению наполеоновской Франции.
И в эпоху империализма, когда Мэхэн выступил со своей тео-
рией о «влиянии морской силы на историю», даже в Англии и Гер-
мании, в странах, где эта теория встретила наиболее восторженный
прием, где Мэхэн был осыпан всяческими знаками внимания и по-
чета, увлечение теорией Мэхэна, разумеется, не заставило прави-
тельства Англии и Германии отказаться от увеличения своих сухо-
путных сил, как орудия войны.
В одном из секретнейших документов английской дипломатии,
составленном для короля Эдуарда VII, Грей указывал, что одна
морская сила Англии не в состоянии вызвать разгром и поражение
Германии, пока последняя не будет разбита на суше:
«Мы должны учитывать не только германский флот, но также
и германскую армию... Какое бы превосходство ни имел наш флот,
никакая морская победа не приведет нас ближе к Берлину».
1 По образному выражению популярного английского романиста, до 1812 т
«английский бульдог мог лишь отсиживаться в своей конуре за Ла-Манше;,
бессильно щелкая зубами и рыча от ярости».

M
43b-
Эта идея, как известно, и быѴІ положена английским империа-
лизмом в основу создания Антанты.
Хотя в Германии создатель германского военного флота гросс-
адмирал Тирпиц доказывал, что нельзя «выиграть войну с Англией
под Парижем» (см. Тирпиц, Воспоминания), т. е. победой на
суше, но Вильгельм II понимал, что «английский флот абсолютно
не может спасти Париж» в случае войны между Антантой и Гер-
манией, и, строя сильный линейный флот, способный помериться
с английским в открытом бою, не переставал усиливать свою
. армию.
,.
Таким образом, теория Мэхэна является преувеличенной и одно-
сторонней. История первой мировой империалистической войны
1914—1918 гг. и развертывающиеся сейчас события второй импе-
риалистической войны достаточно убедительно демонстрируют нам,
что военный флот не является единственным и тем более решаю-
щим фактором, определяющим исход войны. Теория Мэхэна (здесь
уместно сделать это сравнение) — столь же односторонняя, как
и теория Дуэ, согласно которой только авиация решает исход
-сражений.
Но зато бесспорным остается в концепции Мэхэна, что силь-
ный линейный флот — необходимый элемент в системе вооружений.
Проф. И . П . Полетика

ВВЕДЕНИЕ
История морского могущества есть в значительной степени,
хотя и не исключительно, повествование о состязаниях между на-
циями, о соперничестве между ними, о насилии, часто приводящем
к войне. Глубокое влияние морской торговли на богатство и силу
государств стало ясным задолго до того, как были открыты истин-
ные законы, управляющие ее ростом и процветанием. Чтобы обес-
печить своим народам несоразмерную долю благ морской торговли,
правительства не жалели никаких усилий, стараясь помешать уча-
стию в ней других наций как путем мирных законодательных мер
(монополии, запретительные правила), так и путем прямого наси-
лия, когда эти меры не приводили к цели. Столкновение интересов,
раздражение, порождавшееся попытками добиться большей доли
в выгодах морской торговли, если не захватить ее полностью, при-
водили к войнам. С другой стороны, ход и результаты войн, воз-
никавших из других причин, значительно видоизменялись контро-
лем над морем. Поэтому история морской силы, обнимая, в широ-
ком смысле, все, что помогает нации сделаться великой на море
или через посредство моря, является в значительной мере военной
историей; именно с этой точки зрения (главным образом, хотя и не
исключительно) история морской силы и будет изучаться в нашей
работе.
Исследование военной истории прошлого, каким является и
этот труд, рекомендуется великими полководцами как существен-
ное средство для воспитания правильных представлений о войне
и для искусного ведения ее в будущем. Наполеон называет между
кампаниями, которые следует изучать солдату, стремящемуся вы-
двинуться, войны Александра, Ганнибала и Цезаря, коим порох был
неизвестен; и профессиональные писатели, в общем, сходятся на
том, что если многие из условий войны изменяются с прогрессом
в орудиях ее, то в школе истории имеются некоторые уроки, кото-
рые остаются постоянными и, имея поэтому универсальное прило-
жение, могут быть возведены в общие принципы. Изучение мор-
ской истории прошлого является поучительным еще и потому, что
оно иллюстрирует общие принципы морской войны, независимо от
больших перемен в орудиях ведения ее, порожденных научными
успехами последнего полустолетия и применением пара как дви-
жущей силы.
Таким образом, вдвойне необходимо критически изучать исто-
рию и опыт морской войны в дни парусных судов, ибо из них
1- 413
1

можно извлечь уроки, имеющие значение и для настоящего, тогда
как паровые суда не имеют еще такой истории, уроки которой
можно было бы считать принципиальными. О флоте парусном мы
имеем много экспериментальных данных; о флоте паровом—-почти
никаких. Теории о морской войне будущего поэтому почти всецело
гадательны; и хотя сделана была попытка подвести под них более
солидный базис, опираясь на сходство между флотами паровыми и
флотами галерными, двигавшимися под веслами и имеющими про-
должительную и хорошо известную историю, все-таки полезно не
увлекаться этой аналогией, пока она не будет окончательно прове-
рена. Сходство это, в самом деле, далеко не поверхностное. Черта,
общая галерам и паровым судам, — это способность двигаться
в любом направлении независимо от ветра. Та же способность
создает радикальное различие между названными двумя классами
судов и судами парусными; ибо последние имеют перед собой
ограниченный выбор курсов, когда ветер дует, и должны оста-
ваться неподвижными, когда его^ нет. Но если полезно искать
аналогии, то разумно иметь при этом в виду и то, что делает эти
аналогии неполными; потому что, когда воображение увлекается
открытием сходных черт (а это одно из самых приятных занятий
для ума), то любое расхождение только что открытых параллелей
становится для него настолько нетерпимым, что оно может прене-
бречь им и даже отказаться признать его существование. Таким
образом галера и паровое судно имеют одну общую характерную
черту, хотя она присуща им и не в равной степени; но по крайней
мере в двух пунктах они существенно различаются между собой,
и при обращении к истории галер за уроками для поведения воен-
ных паровых кораблей различие между ними надо иметь в виду
столько же, сколько и сходство, ибо иначе могут быть сделаны
ложные выводы.
Движущая сила галер во время ее действия
быстро и неизбежно ослабевала, потому что человек не мог долго
выдерживать столь напряженные усилия; поэтому тактические ма-
невры галер могли продолжаться лишь ограниченное время кроме
того, в галерный период действенность наступательного оружия
ограничивалась не только близкой, но даже почти исключительнее
абордажной дистанцией. Эти два условия по необходимости приво-
дили к взаимному стремлению противных сторон атаковать одна
другую вплотную, не отказываясь, однако, от искусных попыток
обойти или разделить неприятеля — попыток, которые, впрочем,,
заканчивались рукопашными схватками (mêlées). В таком столкно-
вении и в такой схватке, в которой, как показывает история,
трудно отличить друга от врага, большое число почтенных, даже
выдающихся морских авторитетов нашего времени видит неизбеж-
ный результат применения современного морского оружия. Какова
1 Так, Гермократ из Сиракуз, предлагавший для отражения Афинской
экспедиции против этого города (413 г. до н. э.) приказать флоту выйти на-
встречу ей и держаться на фланге линии ее продвижения, сказал: «Так как
их движение должно быть медленным, то мы будем иметь тысячу случаев
атаковать их; но если они все вместе поспешно устремятся на нас, то должны
будут налечь на весла, и когда силы их иссякнут, мы сможем напасть на них».

бы ни оказывалась цена такого мнения, последнее не может пре-
тендовать на исторический базис, раз опорой его служит один
. только факт, что галера и паровое судно всегда могут итти прямо
на неприятеля и снабжены тараном на носу (вышеуказанными раз-
личиями сторонники этого мнения пренебрегают). До сих пор эти
соображения суть только догадки, окончательное суждение о кото-
рых можно отложить до того времени, когда опыт сражений бро-
сит свет на это дело. Пока же есть основание для противополож-
ного взгляда, предполагающего, что такие mêlées (схватки) между
численно равными флотами, в которых значение морского искус-
ства сводится к минимуму, не являются наилучшим применением
для сложного мощного оружия нашего века. Чем увереннее в себе
адмирал, чем выше тактическая выучка его флота, чем лучше его
капитаны, тем менее должен он стремиться сойтись в mêlée с рав-
ными силами, ибо в таком случае все его преимущества исчезают,
случай занимает главенствующее место и флот его ставится в оди-
наковые условия со сборищем кораблей, никогда ранее не дей-
ствовавших вместе 1: история позволяет судить о том, когда mêlées
целесообразны и когда нет.
Итак, галера имеет одно поразительное сходство с пароходом,
но отличается от него другими важными чертами, которые не
столь заметны и потому реже принимаются в расчет. В парусных
судах, напротив, бросается в глаза резкое отличие от более совре-
менных судов; сходные же черты, хотя они существуют и легко
могут быть найдены, не так очевидны, и поэтому на них обра-
щается меньше внимания. Это впечатление различия увеличивается
сознанием крайней слабости парусных судов, сравнительно с паро-
выми, обусловленной зависимостью первых от ветра; при этом
забывают, что поскольку парусные суда сражались с равными себе,
тактические уроки их сражений ценны и для нашего времени.
Галера никогда не приводилась в беспомощное состояние штилем,
и поэтому в наши дни к ней относятся как будто с большим почте-
нием, чем к парусному судну; все же последнее заменило первую
и осталось господствующим до дней пара. Способность вредить
неприятелю с большего расстояния; маневрировать в течение не-
ограниченного времени, не утомляя людей; использовать большую
часть команды для обслуживания наступательного оружия, а не
весел, — присущи одинаково как парусному судну, так и пароходу,
и по крайней мере столь же важны в тактическом смысле, как
л способность галеры передвигаться в штиль или против ветра.
При рассмотрении сходных черт возникает желание не только
пренебречь различиями между парусным и паровым судами, но и
1 Автор считает необходимым подчеркнуть, что он ие является сторонни-
ком сложных тактических маневров, выливающихся в бесплодные демонстрации.
Он считает, что флот, стремящийся к решительным результатам, должен итти
на сближение с противником, но не ранее чем создаст себе благоприятные
условия для столкновения (такое преимущество достигается маневрированием
и достается на долю того фліота, в котором выучка личного состава и руко-
водство им стоят на большой -высоте). На практике сражения, в которых про-
тивники, очертя голову, бросались друг на друга, столь же часто оставались
безрезультатными, как и самые робкие тактические маневры.
1*
3

преувеличить сходство, т. е. дать волю воображению. Так, можно
указать, что подобно тому, как парусное судно имело дальнобой-
ные орудия, снаряды которых обладали сравнительно большой про-
бивной силой, и карронады, характеризовавшиеся меньшею даль-
ностью выстрела, но большею разрушительностью действия, так
и современное паровое судно имеет батареи дальнобойных орудий
и торпедные аппараты, причем последние могут применяться только
на ограниченной дистанции и оказывают разрушительное действие,
тогда как артиллерийские снаряды, как и в старину, отличаются
своей пробивной силой. Все эти соображения чисто тактические
и должны влиять на планы адмиралов и капитанов; аналогия эта
действительная, а не притянутая за волосы. Далее, оба корабля,
парусный и паровой, при известных обстоятельствах, рассчиты-
вают на прямое столкновение с неприятельским кораблем — первый
для абордирования его, последний для потопления его тараном;
и для обоих эта задача является самой трудной, ибо для выполне-
ния ее судно должно быть приведено в определенный пункт, тогда
как метательными орудиями можно пользоваться со многих пунк-
тов обширной площади.
Взаимные положения парусных судов или флотов по отношению
к направлению ветра всегда являлись важнейшими тактическими
вопросами и составляли, может быть, главную заботу моряков того
времени. На первый взгляд может показаться, что так как вопрос
о положении относительно ветра совершенно безразличен для паро-
хода, то в современных условиях нельзя найти аналогии с указан-
ным положением, и уроки истории в этом отношении не имеют зна-
чения. Но более тщательное обсуждение характерных черт
наветренного 1 и подветренного положений, имеющее в виду сущ-
ность дела, а не детали его, покажет, что это ошибка. Отличитель-
ная черта наветренного положения состоит в том, что занимавший
его корабль или флот обладал возможностью, по желанию, отка-
заться от сражения или дать его, что, в свою очередь, позволило
им занять наступательное положение при выборе метода атаки.
Это преимущество сопровождалось и некоторыми невыгодами,
как то: неправильность боевой линии, подверженность атакующего
продольному или анфиладному огню противника и необходимость
для него пожертвовать огнем части или даже всех своих орудий
при сближении с этим противником.
Подветренный корабль или флот не мог атаковать противника;
если такой корабль или флот не желал ретироваться, то ему при-
ходилось переходить к обороне и принимать сражение на условиях
неприятеля.
Эта невыгода вознаграждалась сравнительной лег-
1 Говорят, что корабль находится на ветре или имеет преимущество навет-
ренного положения, когда ветер позволяет ему итти прямо на противника и не
позволяет последнему итти прямо на него. Наиболее характерным примером
такого преимущества является тот случай, когда ветер дует прямо от одного
корабля к другому; но наветренное положение далеко не ограничивается этим
случаем. Если подветренное судно принять за центр круга, то противник его
может занять наветренное положение, находясь в любой точке почти трех
восьмых площади этого круга.

костью сохранения боевой линии и непрерывностью артиллерий-
ского огня, отвечать на который неприятель в течение некоторого
времени лишался возможности.
Исторически эти благоприятные и неблагоприятные черты имеют
свои аналогии в оборонительных и наступательных операциях всех
веков. Наступление предполагает известный риск и невыгоды, на
которые идут, чтобы настигнуть и уничтожить неприятеля; обо-
рона, пока она остается таковою, отказывается от риска наступле-
ния, держится за тщательно выбранные позиции и пользуется по-
ложением, в которое ставит себя нападающий. Эти радикальные
различия между наветренным и подветренным положениями так
ясно просвечивали всегда сквозь облако сопровождавших их второ-
степенных деталей, что первое положение обыкновенно избиралось
англичанами, потому что они руководствовались настойчивой и
твердой политикой нападать на неприятеля и уничтожать его; фран-
цузы же искали подветренного положения, потому что, поступая
так, они обыкновенно могли с помощью артиллерии ослабить не-
приятеля при приближении его и, таким образом, избежать реши-
тельного столкновения и спасти свои суда. Французы, за редкими
исключениями, подчиняли действия флота другим военным сообра-
жениям, жалели затраченных на него денег и поэтому старались
«экономить» его, занимая оборонительное положение и ограничи-
вая действия флота отражением атак. Подветренное положение,
при искусном пользовании им, неизменно оказывалось замечательно
приспособленным для этой дели, до тех пор, пока неприятель об-
наруживал более мужества, чем расчетливости; но когда Родней
выказал намерение воспользоваться преимуществом наветренного
положения не только для атаки, но и для сосредоточения своих
кораблей против части неприятельской линии, то его осторожный
противник де Гишен (de Guichen) изменил свою тактику. В первом
из трех сражений французы занимали подветренное положение; но,
поняв цель Роднея, он стал маневрировать, пытаясь выйти на ве-
тер, — не для того, чтобы атаковать неприятеля, а затем, чтобы
не принимать сражений иначе, как при условиях, намеченных им
самим. Способность флота предпринять наступление или отказаться
от сражения зависит теперь уже не от положения его относи-
тельно ветра, а от превосходства его в скорости; это превосход-
ство, в свою очередь, не опирается только на скорость отдельных
кораблей, а зависит и от тактического единообразия их действий.
Таким образом более быстроходные корабли имеют возможность
занять наветренное положение.
Не тщетно поэтому, как думают многие, полагать, что в истории
парусных судов, так же как в истории галер, можно найти полез-
ные уроки. Обе категории судов имеют черты сходства с совре-
менными судами; но они все же отличаются от них настолько
существенно, что невозможно приписывать их опыту и образу дей-
ствий значение тактических прецедентов, которым следует под-
ражать. Но прецедент отличается от принципа и имеет меньшую
ценность, чем последний. Первый может быть ошибочным с самого
начала или может потерять свое значение при перемене обстоя-

тельств; последний коренится в самой природе вещей, и как бы ни
были различны его приложения при перемене обстоятельств, он
остается тем стандартом, которого надо держаться для достижения
успеха. Война имеет такие принципы; их существование раскры-
вается изучением прошлого, которое доказывает неизменность их
от века до века в истории успехов и неудач. Условия и виды ору-
жия меняются; но для того, чтобы преодолевать одни и успешно
управлять другими, нужно с почтением относиться к постоянным
наставлениям истории в области тактики на поле сражения и в той,
более широкой области военных операций, которая называется
«стратегией».
И именно в этих, более широких операциях, которые охваты-
вают целый театр войны и в морском конфликте могут распростра-
ниться на большую часть земного шара, уроки истории имеют
более очевидное и постоянное значение, потому что условия
остаются здесь более постоянными. Театр войны может быть более
или менее обширным, трудности, которые он представляет, — бо-
лее или менее очевидными, сражающиеся армии — более или менее
многочисленными, проведение необходимых маневров — более или
менее легким, но эти различия суть различия в масштабе или
в степени, а не в сущности дела.
По мере того как дикость
уступает место цивилизации, развиваются средства сообщения,
через реки перебрасываются мосты, увеличиваются продовольствен-
ные ресурсы, военные операции облегчаются, ускоряются и делаются
более обширными; но принципы войны, с которыми они должны
сообразоваться,
остаются
неизменными.
Когда
передвижение
пешком сменилось переброской войск в повозках, когда эта
последняя в свою очередь сменилась железнодорожными перевоз-
ками, — масштаб расстояний увеличился, или, если хотите, масштаб
времени уменьшился; но принципы, которые определяли пункт, где
армии надлежало собраться; пункт неприятельских позиций, кото-
рый следовало атаковать; необходимость защиты коммуникации
ит.п.—
не изменились. Так же и на море переход от галеры,
робко пробиравшейся из порта в порт к парусному судну, смело
пускавшемуся в плавание на край света, а от него к современному
паровому судну, увеличил район и быстроту морских операций, не
вызвав необходимости в изменении принципов, ими управлявших.
И вышецитированная речь Гермократа, произнесенная двадцать три
столетия назад, выражала правильный стратегический план, кото-
рый в своих принципах также приложим к делу теперь, как был
приложим тогда. Прежде чем враждебные армии и флоты приходят
в соприкосновение (контакт), — слово, которое, быть может, лучше,
чем всякое другое, указывает грань между тактикой и страте-
гией, — необходимо еще решить большое число вопросов, обни-
мающих весь план операций на всем театре войны. Между ними
находятся: определение настоящей функции флота и истинного
объекта его действий; пункт или пункты, где он должен быть
сосредоточен; учреждение складов угля и продовольствия; обеспе-
чение сообщений между этими складами и отечественной базой;
определение военного значения борьбы против торговли, как реши-

тельной или второстепенной операции войны; выбор системы, с по-
мощью которой уничтожение торговли противника может быть
достигнуто (действия отдельных крейсеров или удержание боль-
шими силами какого-либо жизненно важного пункта, через кото-
рый должно проходить судоходство неприятеля). Все это — стра-
тегические вопросы, и по поводу каждого из них история может
сказать многое.
Недавно в английских морских кругах прошла интересная дис-
куссия о сравнительных достоинствах политики двух английских
адмиралов, лорда Гоу (Howe) и лорда С. Винцента, по отношению
к диспозиции английского флота в войне с Францией. Вопрос этот
чисто стратегический и имеет не только исторический интерес:
сейчас он имеет жизненное значение; и принципы, на которых
покоится его решение, теперь те же, что были и тогда. Политика
С. Винцента спасла Англию от вторжения и в руках Нельсона и его
собратьев-адмиралов привела прямо к Трафальгару.
Итак, особенно в области морской стратегии, значение уроков
прошлого отнюдь не ослабевает со временем. Они полезны здесь
не только как иллюстрации принципов, но и как прецеденты,
в силу сравнительного постоянства условий. Это не столь верно по
отношению к тактике, т. е . к действию флотов с того момента,
когда они приходят в столкновение в том месте, куда их привели
стратегические соображения. С непрерывным прогрессом человече-
ства совершаются и постоянные перемены в оружии, а последние
влекут за собой и перемены в способах сражения, в диспозиции
и образе действий войск или кораблей на поле сражения. Отсюда
у многих лиц, занимающихся морскими вопросами, возникает стре-
мление думать, что из изучения опыта прошлого не может быть
извлечено никакой выгоды и что такое изучение равносильно про-
стой потере времени. Это мнение, хотя и естественное, не только
упускает из виду те широкие стратегические соображения, которые
заставляют нации содержать флоты, определяя сферу их действий,
и таким образом влиять на историю мира, но является узким и
односторонним даже с тактической точки зрения. Сражения про-
шлого сопровождались успехом или неудачей, сообразно тому, про-
исходили ли они в соответствии с принципами войны или нет; и
моряк, который тщательно изучает причины успеха или неудачи,
не только открывает и постепенно осваивает эти принципы, но
также приобретает прогрессирующую способность прилагать их
к тактическому использованию судов и оружия его собственного
времени. Он заметит также, что перемены в тактике не только
имеют место после перемен в оружии (это неизбежно), но что
промежутки между такими переменами несообразно велики. Это
несомненно происходит от того, что усовершенствования в оружии
вызваны энергией одного или двух человек, тогда как перемены
в тактике должны преодолеть инертность целого консервативного
сословия; но такая инертность есть большое зло. Оно может быть
излечено только открытым признанием каждой перемены, тщатель-
ным изучением возможностей и недостатков нового корабля или
оружия и последующим приспособлением метода пользования ими

к качествам, которыми они обладают, что и определит его тактику.
История указывает на тщетность надежды, что военные люди,
в массе своей, будут стараться сделать это, но что тот из них,
кто поступит так, выйдет на бой с большим преимуществом, —
урок сам по себе немаловажный!
Мы можем поэтому привести теперь слова французского тактика
Морога (Morogues), написанные столетие с четвертью назад: «Мор-
ская тактика основана на условиях, главные причины которых,
а именно оружие, могут изменяться; это, в свою очередь, по необ-
ходимости производит перемену в конструкции кораблей, в спо-
собе управления ими и, наконец, в управлении флотами и в их
диспозиции». Его дальнейшее положение, что «тактика не есть
наука, основанная на принципах абсолютно неизменных», более
подвержено критике. Было бы более правильно сказать, что при-
ложение ее принципов изменяется с переменой оружия. Приложе-
ние принципов, без сомнения, изменяется от времени до времени
также и в стратегии, но там изменение это гораздо менее значи-
тельно, а потому и распознание лежащего в основе его принципа
легче. Это положение достаточно важно для нашего предмета,
чтобы мы проиллюстрировали его историческими событиями.
Сражение у устья Нила в 1798 г. было не только решительной
победой англичан над французским флотом, но имело также важ-
нейшим следствием своим прекращение сообщения между Фран-
цией и армией Наполеона в Египте. В этом сражении английский
адмирал Нельсон дал в высшей степени блестящий пример так-
тики, понимая под последней «искусство проводить хорошие ком-
бинации как перед сражением, так и в ходе его». Данная тактиче-
ская комбинация была основана на условии, не могущем иметь
место теперь, а именно на невозможности для подветренных ко-
раблей флота, стоявшего на якоре, притти на помощь наветренным,
прежде чем последние были уничтожены; но принцип, лежавший
в основе этой комбинации, а именно атака превосходными силами
той части неприятельского строя, оказание помощи которой было
наименее возможно, не потерял своего значения. Действия адми-
рала Джервиса (Jervis) при мысе С. - Винцент, когда пятнадцать его
кораблей одержали победу над двадцатью семью, определялись
именно этим принципом, хотя в этом случае неприятель был на
ходу, а не на якоре. Но умы людей так устроены, что на них,
кажется, производит большее впечатление быстрое изменение усло-
вий, чем тот бессмертный принцип, который позволил справиться
с ними.
Напротив, в стратегическом влиянии победы Нельсона на ход
войны принцип, лежавший в основе его образа действий, распо-
знается легче, и он даже может быть прямо приложен к военно-
морским операциям наших дней. Исход египетского похода зави-
сел от обеспечения свободы сообщения с Францией. Победа
у устья Нила уничтожила морскую силу, которая только и могла
обеспечить эту свободу сообщений и предопределила окончатель-
ную неудачу всего похода; в данном случае ясно видно не только
то, что удар был нанесен в согласии с принципом поражения ком-

муникационной линии неприятеля, но что этот принцип действует
и теперь, во времена парового флота, как действовал он в эпоху
галер и парусных флотов.
Несмотря на это, чувство некоторого презрения к прошлому,
считающемуся обветшалым, вместе с врожденной беспечностью
делает людей слепыми даже к тем неизменным стратегическим
урокам, которые лежат на поверхности морской истории. Напри-
мер, многие ли смотрят на Трафальгарское сражение, венец славы
Нельсона и апофеоз его гения, иначе, чем как на отдельное собы-
тие исключительного величия? Многие ли задают себе стратеги-
ческий вопрос: «Каким образом суда его оказались именно там?»
Многие ли рассматривают это сражение, как конечный акт боль-
шой стратегической драмы, растянувшейся более чем на год, —
драмы, в которой столкнулись двое величайших вождей всех вре-
мен, Наполеон и Нельсон? При Трафальгаре не Вйльнев потерпел
неудачу, а Наполеон был побежден; не Нельсон выиграл сраже-
ние, а Англия была спасена. И почему? Потому, что комбинации
Наполеона не удались, а интуиция и энергия Нельсона всегда дер-
жали английский флот на следе неприятеля и привели его в реши-
тельный момент к месту победы V Тактика Нельсона при Трафаль-
гаре, хотя и подлежащая критике в деталях, в своих главных чер-
тах была согласна с принципами войны, а смелость ее оправдыва-
лась столько же исключительностью случая, сколько и результа-
тами; но великие уроки эффективной подготовки, активного и
энергичного проведения операций, заключавшиеся в обдуманных и
дальновидных действиях английского флотоводца в предшествую-
щие месяцы, являются уроками стратегическими и, как таковые,
остаются ценными и поныне.
В рассмотренных двух случаях события были доведены до их
естественного и решительного конца. Теперь может быть приведен
третий случай, который не был доведен до какого-либо определен-
ного конца; мнение о том, что следовало- бы сделать в этом слу-
чае, может стать предметом дискуссии. В войне за независимость
США Франция и Испания заключили в 1779 г. союз против Англии.
Соединенные флоты трижды появлялись в Английском канале,
один раз в числе шестидесяти шести линейных кораблей, прину-
див значительно слабейшие флоты Англии искать убежища в своих
портах. Главными целями Испании было возвращение Гибралтара
и Ямайки; и для достижения первой из них союзниками былй
употреблены огромные усилия при осаде этой почти неприступной
крепости с моря и с суши. Усилия эти оказались тщетными. По
этому поводу является вопрос характера уже чисто стратегиче-
ского: не было ли бы возвращение Гибралтара, скорее, обеспечено
контролированием Английского канала, нападением на британский
флот даже в его гаванях и угрозой уничтожения английской тор-
говли и вторжения на английскую территорию, чем гораздо более
трудными действиями против сильно укрепленного и отдаленного
пункта английских владений? Англичане издавна были особенно
1 Ом. примечание на стр. 19.

чувствительны к опасности вторжения, и насколько велико было
всегда их доверие к своему флоту, настолько же упали бы они
духом, если бы это доверие было серьезно поколеблено. Но ка-
ково бы ни было решение, со стратегической точки зрения вопрос
этот вполне допустим, и он предлагался в другой форме француз-
ским офицером того времени, рекомендовавшим направить усилия
на какой-нибудь остров в Вест-Индии, который можно было бы
обменять на Гибралтар. Однако невероятно, чтобы Англия отдала
ключ от Средиземного моря за какое-либо другое заморское владе-
ние, хотя она могла уступить его для спасения своих очагов и
своей столицы. Наполеон однажды сказал, что он отвоюет Понди-
шери на берегах Вислы. Если бы он контролировал Английский
канал, как мог делать это одно время союзный флот в 1779 г., то
можно ли сомневаться в том, что он завоевал бы Гибралтар на
берегах Англии?
Чтобы подчеркнуть правильность нашего утверждения, что
история внушает стремление к стратегическим исследованиям и
иллюстрирует принципы войны фактами, которые она передает,
возьмем еще два примера, относящиеся к эпохе более отдаленной,
чем рассматриваемая в настоящем труде. Как случилось, что в двух
больших конфликтах между державами Востока и Запада на Сре-
диземном море, в одном из которых было поставлено на карту
господство над известным тогда миром, враждебные флоты встре-
тились в местах, расположенных столь близко друг к другу, как
Акциум и Лепанто? Было ли это случайным совпадением, или это
обстоятельство обусловлено сочетанием условий, которое повтори-
лось в прошлом и еще может повториться в будущем
В послед-
нем случае стоит заняться изучением причин этого явления, ибо
если на Востоке опять когда-нибудь возникнет морская сила, по-
добная силе Антония или Турции, то стратегические вопросы про-
шлого могут встать вновь. В настоящее время кажется, что центр
морской силы, сосредоточившейся главным образом в Англии и
-Франции, лежит определенно на Западе, но если бы какой-нибудь
случай прибавил к контролю над Черноморским бассейном, нахо-
дящимся теперь в руках России, обладание входом в Средиземное
море, то нынешние стратегические условия, влияющие на морскую
силу, совсем изменились бы. Теперь, если бы Запад выступил про-
тив Востока, то флоты Англии и Франции сразу пришли бы к бере-
гам Леванта, не встретив никакого сопротивления, как они сделали
это в 1854 г. и как сделала одна Англия в 1878 г.; в случае же
предположенной выше перемены Восток, как это уже случилось
дважды в прошлом, встретил бы Запад на полпути.
В весьма важный и значительный период мировой истории мор-
ская сила имела стратегическое влияние и вес, которые, однако,
почти не были осознаны. Теперь невозможно получить подробную
информацию, необходимую для того, чтобы проследить в деталях
ее влияние на исход второй Пунической войны: но оставшихся от
1 Навариеское сражение между Турцией и западными державами (1827)
имело место близ того же пункта.

того времени данных все-таки достаточно для того, чтобы гаранти-
ровать справедливость утверждения, что упомянутая сила была
решающим фактором.
Точное суждение по этому вопросу не
может быть составлено на основании изучения тех событий этой
борьбы, которые ясно переданы древними историками, ибо, как
всегда, история отнеслась к морским операциям пренебрежительно.
Необходимо также знакомство с общей морской историей, чтобы
из незначительных указаний можно было извлечь правильные за-
ключения, основанные на знании того, что было возможно в пе-
риоды, история которых хорошо известна. Господство над морем,
как бы оно ни было действительно, не дает ручательства в том,
что единичные корабли неприятеля или малые эскадры его не смо-
гут выбраться из порта, пересечь более или менее оживленные
океанские пути, совершить нападения на незащищенные пункты
длинной береговой линии и войти в блокированные гавани. Напро-
тив, история показывает, что подобные прорывы всегда в извест-
ной мере возможны для слабейшей стороны, как бы велико ни
было неравенство в морских силах. Поэтому господству римских
флотов над морем или над важнейшей частью его не противоречит
тот факт, что карфагенский адмирал Бомилькар в четвертый год
войны, после жебтокого поражения при Каннах, высадил четыре
тысячи человек и несколько слонов в южной Италии, или что на
седьмой год войны, уйдя от римского флота близ Сиракуз, он
опять появился при Таренте, — тогда уже попавшем в руки Ган-
нибала, — или что Ганнибал отправил посыльные суда в Карфаген,
или даже, что в конце концов он ускользнул в безопасности
в Африку со своей потрепанной армией. Ни один из этих фактов
не доказывает положительно, что правительство Карфагена смогло
бы, если бы пожелало, оказывать Ганнибалу постоянную под-
держку, которой в действительности он не получил; но они,
естественно, производят впечатление, что такая поддержка могла
бы быть оказана. Поэтому утверждение, что римское преоблада-
ние на море имело решительное влияние на ход войны, нуждается
в подтверждении его при помощи рассмотрения хорошо удостове-
ренных фактов. Только таким образом характер и степень этого
влияния могут быть оценены надлежащим образом.
В начале войны, говорит Моммзен, Рим обладал контролем над
морями. Какой бы причиной или комбинацией причин ни был вы-
зван указанный факт, это, по существу, неморское государство
в первой Пунической войне добилось на море превосходства над
своим морским соперником и удерживало это превосходство
и впоследствии. Во второй Пунической войне не было ни одного
серьезного морского сражения —обстоятельство, указывающее само
по себе и еще более в связи с другими хорошо установленными
фактами на превосходство одной стороны, аналогичное с тем, кото-
рое в другие эпохи было отмечено той же самой чертой.
Так как Ганнибал не оставил мемуаров, то неизвестны мотивы,
побудившие его к опасному и почти гибельному походу через Гал-
лию и через Альпы. Известно, однако, что его флот, стоявший
у берегов Испании, не был достаточно силен для состязания с рим-

ским. Конечно, даже если бы соотношение сил на море было иным,
Ганнибал мог бы, по известным ему причинам, избрать тот путь,
который он избрал в действительности; но если бы он избрал мор-
ской путь, то не потерял бы тридцати трех тысяч из шестидесяти
тысяч ветеранов, с которыми двинулся в путь.
Пока Ганнибал совершал свой опасный поход, римляне послали
в Испанию под начальством двух старших Сципионов часть своего
флота, на котором находилась консульская армия. Это плавание
было совершено без серьезных потерь, и армия успешно высади-
лась к северу от Эбро на коммуникационной линии Ганнибала.
В то же время другая эскадра, — с армией, которой командовал
второй консул, — была послана в Сицилию. Численность обоих
флотов достигала двухсот двадцати судов. На месте избранной
стоянки каждый из флотов встретил и разбил карфагенскую
эскадру с легкостью, о которой можно судить по беглым упоми-
наниям об этих сражениях и которая указывает на действительное
превосходство римского флота.
В конце второго года войны положение было таково: Ганнибал,
вступив в Италию с севера, после ряда успехов обошел Рим
с юга и утвердился в северной Италии, снабжаясь за счет страны,
что восстановило против него население и было особенно невы-
годно для него в сопоставлении с могущественной политической
и военной системой контроля, установленной здесь Римом. Поэтому
для него прежде всего было настоятельно необходимо обеспечить
себе непрерывный приток запасов и подкреплений из какой-нибудь
надежной базы, — то, что на современном военном языке назы-
вается «коммуникациями».
Три дружественные области, каждая
в отдельности или все вместе, могли быть для него такой базой:
Карфаген, Македония и Испания. С первыми двумя он имел сооб-
щение только морем. Из Испании, которая поддерживала его осо-
бенно энергично, до него можно было добраться и морем и сушей,
при условии, если неприятель не преградит пути; но морской путь
был короче и легче.
В первые годы войны Рим, при посредстве своей морской силы,
обладал абсолютным контролем над водным бассейном между
Италией, Сицилией и Испанией, известным под названием Тиррен-
ского и Сардинского морей.
Население морского побережья от Эбро до Тибра было на-
строено весьма дружественно к Риму. На четвертом году после
битвы при Каннах Сиракузы отложились от союза с римлянами,
возмущение вспыхнуло по всей Сицилии, и Македония также
вошла в наступательный союз с Ганнибалом. Эти перемены рас-
ширили область необходимых операций римского флота и потре-
бовали от него величайшего напряжения. Как был он использован
и как повлиял на борьбу?
Существуют ясные указания на то, что Рим никогда не терял
контроля над Тирренским морем, потому что его эскадры спокойно
проходили из Италии в Испанию. На побережье Испании Рим
также пользовался неоспоримым господством до тех пор, пока
Сципион младший не нашел необходимым удерживать флот на

родине. В Адриатике учреждена была морская станция в Бриндизи,,
куда была послана эскадра для противодействия планам Македо-
нии, и эта эскадра так хорошо выполняла свою задачу, что ни
один солдат фаланг не ступил на берег Италии.
«Отсутствие
военного флота, — говорит Моммзен, — парализовало
действия
Филиппа». Здесь влияние морской силы сказывается совершенно
ясно.
В Сицилии борьба сосредоточилась вокруг Сиракуз. Флоты
Карфагена и Рима встретились там, но превосходство, очевидно,
было на стороне последнего, потому что хотя карфагеняне по вре-
менам успевали доставлять запасы в город, они избегали сраже-
ния с римским флотом. Последний, имея в своих руках Лшшбей,
Палермо и Мессину, располагал хорошими базами на северном
берегу острова. Доступ в Сицилию с юга оставался открытым для
карфагенян, и они были, таким образом, способны поддерживать
восстание.
Из сопоставления всех изложенных фактов вытекает тот логи-
ческий вывод, подкрепляемый и всем ходом истории, что римская
морская сила господствовала в водах, расположенных к северу от
линии, проходящей от Таррагоны в Испании к Лилибею (современ-
ная Марсала) на западе Сицилии, а оттуда кругом северной сто-
роны острова через Мессинский пролив до Сиракуз и от послед-
них— к Бриндизи в Адриатике. Господство римлян над этими
водами не было поколеблено в течение всей войны. Оно не исклю-
чало возможности морских рейдов, больших и малых, — подоб-
ных тем, о которых говорилось выше,, но не допускало правиль-
ного и обеспеченного сообщения, в котором Ганнибал смертельно
нуждался.
С другой стороны, кажется одинаково ясным, что в течение
первых десяти лет войны римский флот не был достаточно силен
для постоянных операций между Сицилией и Карфагеном, а также
далеко к югу от вышеуказанной линии. Ганнибал, двинувшись
в поход, поручил имевшимся в его распоряжении кораблям охрану
морских сообщений между Испанией и Африкой, которые римляне
даже не пытались прервать.
Римская морская сила, таким образом, полностью выключила
Македонию из войны. Она не удержала Карфагена от полезной для
него и в высшей степени тревожной для Рима диверсии в Сицилии,
но она воспрепятствовала посылке им войск в тот момент, когда
они были бы крайне полезны для генерала, командовавшего в Си-
цилии. Как обстояло дело в Испании?
Испания была страной, на которой отец Ганнибала и сам Ган-
нибал, так сказать, базировали свое предполагавшееся вторжение
в Италию. В течение восемнадцати лет, до начала этого вторжения,
они заняли страну, с редкой прозорливостью распространяя и
утверждая свое могущество в политическом и военном отноше-
ниях. Они создали и обучили в местных войнах большую армию,
солдаты которой превратились в ветеранов. Отправляясь в поход,
Ганнибал вверил управление самому младшему брату Гасдрубалу,
сохранившему к нему до конца почтительную преданность, на ка-

кую он не имел основания надеяться со стороны своего родного
города в Африке, раздираемого раздорами.
К началу его похода господство карфагенян в Испании про-
стиралось от Кадикса до реки Эбро. Область же между этой рекой
и Пиренеями была населена племенами, дружественными римлянам,
но не способными, в отсутствие последних, оказать успешное со-
противление Ганнибалу. Он усмирил их, оставив в этой стране
одиннадцать тысяч солдат под начальством Ганнона, с тем чтобы
помешать римлянам утвердиться здесь и прервать его сообщение
со своей базой.
Однако в том же году Гней Сципион прибыл туда морем
с двадцатью тысячами солдат, разбил Ганнона и занял как побе-
режье, так и внутреннюю область к северу от Эбро. Захватив этот
плацдарм, римляне совершенно отрезали Ганнибала от подкрепле-
ний, посылавшихся Гасдрубалом, и могли поколебать карфаген-
ское могущество в Испании, тогда как их собственные коммуни-
кации с Италией, являвшиеся морскими, были обеспечены превос-
ходством их флота. Они основали морскую базу в Таррагоне,
в противовес базе Гасдрубала в Картахене, и затем вторглись
в карфагенские владения. Война в Испании с переменным успехом
велась под предводительством старших Сципионов в течение семи
лет, причем в конце этого периода Гасдрубал нанес им решитель-
ное- поражение: оба брата были убиты, и карфагеняне почти успели
прорваться через Пиренеи с подкреплениями для Ганнибала.
Однако в тот момент их удалось задержать, и прежде чем им
удалось повторить эту попытку, падение Капуи освободило двена-
дцать тысяч римских ветеранов, тотчас же затем посланных
в Испанию под начальством Клавдия Нерона, человека исключи-
тельных способностей, который произвел впоследствии самый ре-
шительный маневр из всех, предпринимавшихся римскими генера-
лами во второй Пунической войне. Эти подкрепления, прибывшие-
как раз во-время, чтобы снова преградить путь Гасдрубалу, были
доставлены морем, т. е . тем путем, который, являясь самым скорым,
и легким, был закрыт для карфагенян римским флотом.
Два года спустя Публий Сципион младший, прославившийся
впоследствии как Сципион Африканский, принял командование
в Испании и взял Картахену комбинированной атакой с суши и
с моря; после этого он решился на в высшей степени экстраорди-
нарный поступок, ликвидировав свой флот и переведя матросов
в армию. Не довольствуясь действием в качестве силы, только
«сдерживавшей» 1 Гасдрубала путем закрытия Пиренейских прохо-
дов, Сципион двинулся в южную Испанию и дал неприятелю же-
стокое, но нерешительное сражение на Гвадалквивире; после сра-
жения Гасдрубал ускользнул от него, поспешил к северу, пересек
Пиренеи на крайнем западе их и быстро двинулся на Италию, где
позиция Ганнибала с каждым днем делалась слабее, так как есте-
ственное уменьшение его армии ничем не возмещалось.
1 «Сдерживающею» силой называется такая, которой, в военных комбина-
циях, предназначена роль сдерживать или замедлять движение частя- не-
приятельской армии или армий, пока главные силы заняты в другом месте.

Война продолжалась уже десять лет, когда Гасдрубал, понеся
но пути небольшие потери, вступил в Италию с севера. Войска,
которые он привел, если бы они соединились с теми, которые нахо-
дились под начальством непревзойденного Ганнибала, могли дать
войне решительный оборот, потому что Рим сам был почти исто-
щен; железные звенья, которые связывали с ним его колонии и
- союзные государства, были до крайности напряжены, и некоторые
из них уже порвались. Но и положение двух братьев было также
чрезвычайно опасное. Один стоял на реке Метавре, другой в Апу-
лии, на расстоянии двухсот миль от него, оба — лицом к лицу
с превосходными силами неприятеля, причем римские армии были
расположены между ними. Это фальшивое положение, так же как
и продолжительная задержка прихода Гасдрубала, было обусло-
влено римским господством над морем, которое в течение всей
войны ограничивало для карфагенских братьев возможность взаим-
ной поддержки одним только путем, проходившим через Галлию.
В то самое время как Гасдрубал совершал свой длинный и опас-
ный обход неприятеля по суше, Сципион послал одиннадцать
тысяч человек из Испании морем для подкрепления противостояв-
шей ему армии. В результате, посланцы от Гасдрубала к Ганни-
балу, будучи вынуждены проезжать через столь широкий пояс
враждебных территорий, попадали в руки Клавдия Нерона, коман-
довавшего южной римской армией, который, таким образом, узнавал
о намеченном Гасдрубалом маршруте. Нерон справедливо оценил
положение и, обманув бдительность Ганнибала, совершил быстрый
переход с восемью тысячами лучших своих солдат для соединения
•с римскими силами на севере. Это соединение состоялось, после
чего оба консула, обладавшие подавляющим превосходством сил,
напали на Гасдрубала и уничтожили его армию; карфагенский
вождь сам пал в сражении. Первым вестником, сообщившим Ган-
нибалу о несчастье, была голова его брата, брошенная в его ла-
герь. Он будто бы воскликнул, что отныне Рим будет владыкой
мира. И действительно принято считать, что Метаврское сражение
обусловило исход борьбы между двумя государствами.
Военное положение, которое привело к Метаврскому сражению
и триумфу Рима, может быть резюмировано следующим образом:
для ниспровержения величия Рима было необходимо атаковать его
в Италии, в сердце его могущества, и потрясти тесно спаянную
конфедерацию, главою которой он был. Таков был объект военных
операций. Для достижения этого карфагенянам нужны были проч-
ная база операций и обеспеченные коммуникации. Первая учре-
ждена была в Испании гением великой фамилии Баркидов; послед-
нее никогда не было достигнуто. Возможны были две коммуни-
кационные линии: одна — прямая, морем, другая — кружная, через
Галлию. Первая была блокирована морской силой римлян, пользо-
вание второй было затруднительным, а потом стало и вовсе невоз-
можным вследствие оккупации северной Испании римской армией.
Эта оккупация сделалась возможной благодаря господству над
морем, которого карфагеняне никогда серьезно не оспаривали.
Таким образом по отношению к Ганнибалу и его базе римляне за-

нимали две центральные позиции — собственно Рим и северную
Испанию, соединенные удобной внутренней коммуникационной
линией, чем и обеспечивалась их постоянная взаимная поддержка.
Если бы Средиземное море было ровной пустыней, на окраи-
нах которой римляне обладали бы горными цепями Корсики и Сар-
динии, укрепленными базами Таррагоны, Лилибея и Мессины,
итальянскою береговою линиею почти до Генуи и союзными кре-
постями в Марселе и других пунктах; если бы, с другой стороны,
римляне обладали также вооруженными силами, способными по
своим свойствам пересекать эту пустыню, в то время как против-
ники их располагали бы значительно слабейшей армией, а потому
были бы вынуждены делать большой круг для концентрации своих
войск, то истинный характер положения был бы сразу признан,
и не было бы слов, достаточно сильных для выражения значения
и влияния этой особенной силы. Было бы замечено также, что
если упомянутый слабейший противник римлян и мог бы совершить
набег, пройдя через эту пустыню, сжечь деревню или опустошить
несколько миль пограничной местности; если бы он и мог даже,
от времени до времени, перехватывать обозы, то во всяком случае
это не поставило бы коммуникации под угрозу. Подобные хищни-
ческие операции на море предпринимались во все века слабейшею
из воюющих сторон, но они никоим образом не оправдывают не
согласного с известными фактами вывода, будто «ни Рим, ни Кар-
фаген не обладали неоспоримым господством на море», так как
«римские флоты иногда посещали берега Африки, а карфагенские
флоты таким же образом появлялись у берегов Италии». В рассма-
триваемом случае флот играл роль силы, господствующей в пред-
полагаемой пустыне; но так как элементы этой силы были совсем
незнакомы большинству писателей, а представители ее с незапа-
мятных времен являлись, так сказать, особой расой, не имевшей
своих пророков, то ее огромное, решающее влияние на историю
той эпохи, а следовательно и на историю мира, не было замечено.
Если предшествующий аргумент основателен, то столь же нело-
гично вычеркивать морскую силу из списка главных факторов,
определяющих результаты исторических событий, сколь абсурдно
было бы настаивать на исключительности ее влияния.
Вышеизложенные примеры, взятые из двух эпох, далеко отстоя-
щих друг от друга во времени (одна из них предшествует рассма-
триваемому в настоящем труде периоду, а другая следует за ним),
иллюстрируют специфический интерес данного предмета и характер
уроков, которые дает история. Как замечено выше, последние чаще
относятся к стратегии, чем к тактике; они касаются скорее веде-
ния кампаний, чем отдельных сражений, и поэтому дольше сохра-
няют свое значение. Уместно, в связи с этим, процитировать слова
большого авторитета, а именно Жомини: «Когда мне случилось
быть в Париже, в конце 1851 г., одна выдающаяся особа сделала
мне честь, спросив о моем мнении относительно того, произведут
ли недавние усовершенствования в огнестрельном оружии серь-
езные изменения в способах ведения войны. Я ответил, что они,
вероятно, окажут влияние на детали тактики, но что в больших
2—413
17

стратегических операциях и обширных комбинациях сражений
победа, вероятно, и впредь будет результатом применения тех
принципов, которые во все века приводили к успеху великих гене-
ралов — Александра и Цезаря, так же как Фридриха и Наполеона».
Изучение вышеупомянутых принципов теперь сделалось для флота
еще важнее, чем было прежде, поскольку современные паровые
суда обладают более значительной и постоянной движущей силой.
Наилучшие планы могли оказаться несостоятельными вследствие
перемены погоды в дни галер и парусных судов; теперь эта труд-
ность почти сошла со сцены. Принципы, которые должны управлять
большими морскими комбинациями, были приложимы к ним во все
века и выводятся из истории, но способность действовать на осно-
вании их, совсем или почти не считаясь с погодою, есть приобре-
тение недавнего времени.
Определения, даваемые обыкновенно слову «стратегия», ограни-
чивают его военными комбинациями, обнимающими один или не-
сколько фронтов, независимых друг от друга или взаимно завися-
щих, но всегда рассматриваемых как действительные, непосред-
ственные театры войны. Как бы ни было такое определение спра-
ведливо по отношению к сухопутной войне, оно, как совершенно
справедливо указал недавно один французский автор, слишком узко
для морской стратегии. «Последняя, — говорит он, — отличается
от сухопутной стратегии тем, что она так же необходима в мир-
ное, как и в военное время. В самом деле, в мирное время она
может одержать самые решительные свои победы занятием (путем
покупки или договора) превосходных позиций, приобретение коих,
может быть, и недостижимо военными действиями.
Она учится
пользоваться всеми случайностями для того, чтобы утвердиться на
каком-либо избранном пункте побережья, и превратить оккупацию,
совершенную сначала лишь как временную, в постоянную». Поко-
ление, которое видело, как на протяжении одного десятилетия
Англия последовательно оккупировала Кипр и Египет на условиях,
как будто придававших этой оккупации временный характер, но
и до сих пор не заставивших ее покинуть эти позиции, может
вполне согласиться с приведенным сейчас замечанием; оно, в самом
деле, постоянно подтверждается спокойной настойчивостью, с ка-
кою все великие морские державы стараются приобрести все новые
позиции, хотя и менее заметные и .значительные, чем Кипр и Египет,
в различных морях, куда проникают их народ и их корабли. «Мор-
ская стратегия имеет своей целью создавать, поддерживать и уве-
личивать, — так же хорошо во время мира, как и во время войны,—
морское могущество страны», и поэтому изучение ее представляет
интерес для всех граждан свободной страны, но в особенно-
сти для тех, кому поручены ее иностранные и военные сно-
шения.
В дальнейшем изложении будут исследованы сначала общие
условия, которые либо весьма существенны для величия нации на
море, либо оказывают на это величие сильное влияние; за этим
последует более подробное рассмотрение положения различных
морских держав Европы в середине семнадцатого столетия, —

периода, с которого начинается наше историческое обозрение, и
это рассмотрение послужит иллюстрацией к нашим общим выводам,
придаст им точность.
Примечание,.
Блеск славы Нельсона, затмевающий славу его совре-
менников, и безусловная вера Англии в то, что он единственный человек, спо-
собный спасти ее от планов Наполеона, не скрыли, конечно, того факта, что
только одна часть театра войны была или могла быть занята им. Целью Напо-
леона в кампании, окончившейся при Трафальгаре, было соединить в Вест-Индии
французские флоты из Бреста, Тулона и Рошфора с сильной эскадрой испан-
ских судов, создав таким образом подавляющую силу, которую он намеревался
направить в Английский канал для прикрытия переправы французской армии.
Он, естественно, ожидал, что поскольку интересы Англии рассеяны по всему
миру, незнание назначения французских эскадр вызовет там смущение и тре-
вогу, и английский флот удалится от пункта, избранного им объектом своих
действий. Частью театра войны, вверенной Нельсону, было Средиземное море,
где он стерег большой тулонский арсенал и пути на восток и в Атлантику.
Последняя функция в глазах Нельсона имела не меньшую важность, чем дру-
гие, особенно вследствие его уверенности, что предшествующие посягательства
на Египет будут возобновлены. Вследствие этого он сделал сначала ложный
шаг, который замедлил преследование им тулонского флота, когда тот отплыл
под командою Вильнева; к тому же последнему долгое время помогал по-
путный ветер, в то время как Нельсону приходилось бороться со встречными
ветрами.
Но хотя все это верно, хотя неудача комбинаций Наполеона
должна быть приписана столько же упорной блокаде англичанами Бреста,
сколько и энергичному преследованию Нельсоном тулонского флота после того,
как последний сумел уйти в Вест-Индию, а также при поспешном возвращении
его в Европу, — это преследование, во всяком случае, отнесено историей
к числу -выдающихся заслуг Нельсона, что и будет отмечено ниже. Нельсон,
в действительности, не проник в намерения Наполеона. Это могло быть, как
полагают некоторые, следствием недостатка прозорливости; но проще приписать
это обычной невыгоде положения обороняющегося, не знающего, какой пункт
избрал наступающий для нанесения первого удара. Найти ключ к положению —
значит уже проявить достаточную прозорливость, а Нельсон правильно учел,
что этим ключом был флот, а не какая-либо станция. В результате этого
его образ действий дал поразительный пример того, как упорство и неутоми-
мая энергия в преследовании поставленной цели могут исправить первую
ошибку и разрушить глубоко продуманные планы противника. Его командование
в Средиземном море было связано с множеством обязанностей и забот;
но он ясно видел, что главной и важнейшей из них была забота о тулонском
флоте, как о факторе, определявшем положение вещей в этом море и игравшем
важную роль в любой морской комбинации императора. Вследствие этого вни-
мание его было неизменно сосредоточено на упомянутом флоте в такой мере,
что он называл его «мой флот», — выражение, которое несколько раздражало
французских критиков. Этот простой и ясный взгляд на военное положение
помог ему принять бесстрашное решение и взять на себя огромную ответствен-
ность, что выразилось в оставлении им вверенной ему станции для следования
за «своим флотом». Решившись, таким образом, на преследование, неоспоримая
мудрость которого не должна затмевать величия ума, его предпринявшего,
он действовал столь энергично, что на обратном пути достиг Кадикса неделею
раньше, чем' Вильнев вошел в Ферроль, несмотря на неизбежные задержки,
вызванные ложной информацией и неуверенностью относительно передвижения
неприятеля. Та же неутомимая энергия помогла ему привести свои корабли
из района Кадикса к Бресту во-время для того, чтобы дать английскому флоту
перевес над флотом Вильнева на случай, если последний стал бы упорствовать
в своей попытке притти туда. Английский флот, — при численности, значи-
тельно уступавшей соединенной численности флотов союзников, — был по-
ставлен этим своевременным подкреплением из восьми кораблей в самое лучшее
стратегическое положение, как это будет указано при рассмотрении аналогич-
ных условий, возникших в ходе войны за независимость США. Силы англичан
соединились в один флот в Бискайском заливе, расположившись между двумя
дивизиями неприятеля, стоявшими в Бресте и в Ферроле и в отдельности усту-
павшими в силе упомянутому флоту, который поэтому смог бы по всей ве-
2*
19

роятности разбить любую из них прежде, чем другая пришла бы к ней
на помощь. Таким положением дела Англия была обязана целесообразным
действиям всех ее властей; но над всеми факторами, влиявшими на результат,
возвышается упорное преследование Нельсоном «своего флота», самостоятельно
предпринятое им.
Эта интересная серия стратегических маневров
окончилась 14 августа,
когда Вильнев, отчаявшись попасть в Брест, направился в Кадикс, где стал
на якорь 20-го. Как только Наполеон услышал об этом, так, после вспышки
гнева на адмирала, он, отказавшись от своих планов против Англии, немедленно
продиктовал серию движений, которые закончились Ульмом и Аустерлицем.
Трафальгарское сражение, состоявшееся 21 октября, таким образом отделяется
двухмесячным промежутком времени от обширных операций, которых оно,
несмотря на то, было следствием. Отделенное от них во времени, оно явля-
лось, тем не менее, апогеем гения Нельсона, присоединившись к списку успе-
хов, достигнутых им несколько ранее. Справедливо сказать, что Англия была
спасена при Трафальгаре, хотя император уже раньше отказался от вторжения
в нее; уничтожение здесь французского флота подчеркнуло и наложило проч-
ную печать на стратегический триумф, который бесшумно разрушил планы
Наполеона.

ГЛАВА
I
ЭЛЕМЕНТЫ МОРСКОГО МОГУЩЕСТВА
С социальной и политической точек зрения море прежде всего
представляется великим путем или, что быть может еще рельеф-
нее, обширным массивом общинных земель, по которым люди могут
проходить по всем направлениям, но, по ряду серьезных причин,
предпочитают одни пути другим, о чем можно судить по тому, что
первые являются более проторенными. Эти пути называются тор-
говыми путями, и причины, определившие их возникновение, сле-
дует искать в мировой истории.
Несмотря на обыденные и необыденные опасности моря, как
морское путешествие, так и перевозка товаров морем всегда были
легче и дешевле, чем сушей. Своим торговым величием Голлан-
дия была обязана не только приморскому положению, но также
и многочисленности спокойных водных путей, которые дают лег-
кий доступ во внутренние области ее и Германии. Это преимуще-
ство водной перевозки товаров перед сухопутной было еще зна-
чительнее в эпоху, когда дороги были малочисленны и плохи,
войны часты и общества неустроенны, как это еще имело место
около двух столетий тому назад. Морской торговле тогда еще
угрожали пираты, но тем не менее она была безопаснее и произво-
дилась быстрее, чем торговля сухопутная. Голландский писатель
того времени, оценивая шансы своей страны в войне с Англией,
замечает, между прочим, что водные пути последней заходят в эту
страну недостаточно глубоко, а так как дороги плохи, то пере-
возка товаров из одной части королевства в другую должна совер-
шаться морем, что дает надежду на перехватывание их голланд-
скими судами. Что кацается чисто внутренней торговли, то в на-
стоящее время эта опасность, как правило, более не существует.
В большей части цивилизованных стран уничтожение или исчезно-
вение каботажной торговли было бы всего лишь неудобством, хотя
перевозка товаров по воде все-таки дешевле. Все же, как это
известно лицам, знакомым с историей и произведениями морской
литературы легкого жанра, относящимися к столь недавнему вре-
мени, как период войн Французской республики и Первой империи,
там весьма часто упоминаются конвои, прокрадывавшиеся вдоль
берегов Франции, хотя море кишело английскими крейсерами,
а внутренние пути Франции были хороши.

Однако при современных условиях внутренняя торговля состав-
ляет только часть хозяйственной деятельности страны, граничащей
с морем.. Иностранные предметы широкого потребления или рос-
коши должны доставляться в ее порты на собственных или ино-
странных судах, которые в обмен вывозят из страны продукцию
ее земледелия или промышленности; и каждая нация стремится
к тому, чтобы эти функции выполнялись ее собственными судами.
Необходимо, следовательно, чтобы имелись безопасные порты,
в которые эти суда могли бы возвращаться, и чтобы во время
путешествия они находились по возможности под покровительством
своей страны.
Это покровительство во время войны должно осуществляться
военным флотом. Необходимость последнего, в узком смысле
слова, вытекает поэтому из существования торгового флота и
исчезает вместе с ним, за исключением того случая, когда нация
имеет наступательные стремления и содержит флот исключительно
как военное учреждение.
Поскольку Соединенные Штаты не имеют теперь наступатель-
ных целей, а коммерческая морская деятельность их почти исчезла,
то логическим следствием этого явился упадок военного флота и
недостаток интереса к нему. Когда по какой-либо причине морская
торговля снова окажется выгодной, интересы торгового судоход-
ства обеспечат воссоздание военного флота. Возможно также, что
когда проект канала через Центрально-Американский перешеек при-
близится к окончательному осуществлению \ то агрессивные побу-
ждения сделаются достаточно сильными, чтобы привести к тому
же результату. Это однако сомнительно, потому что мирная любо-
стяжательная нация — недальновидна, а дальновидность необхо-
дима для надлежащей военной подготовки, особенно в наши дни.
Когда нация с ее вооруженным и невооруженным флотами
отдаляется от своих берегов, то неизбежно является необходи-
мость в пунктах, которые ее суда могли бы использовать для мир-
ной торговли, в качестве убежища от опасностей и для снабжения
себя припасами. В настоящее время дружественные, хотя и ино-
странные, порты найдутся по всему свету, и в мирное время они
дают достаточное убежище и защиту. Это, однако, не всегда было
так. В прежние времена купец-,мореход, искавший торговых сноше-
ний с новыми и неисследованными областями, делал свои приобре-
тения, рискуя тем, что недоверчивые или враждебные страны
лишат его жизни или свободы, и собирание полного и выгодного
фрахта часто было сопряжено для него с большими проволочками.
Поэтому он, естественно, стремился добром или силой получить
на дальнем конце своего торгового пути одну или несколько стан-
ций, где он или èro агенты могли бы чувствовать себя в безопас-
ности, где корабли его могли бы найти убежище и где возможно
было бы постоянно собирать производимые в стране товары, в ожи-
дании отечественного флота, который перевозил бы последние на
1 Речь идет о Панамском канале, строительство которого было начато
в 1880 г. и затянулось на 34 года, т. е. до 1914 года. — Прим. ред.

родину. Поскольку эти ранние путешествия были столь же вы-
годны, сколь и рискованны, то подобные станции, естественно,
стали учреждаться все чаще и, разрастаясь, превращались в коло-
нии, развитие и успех которых зависели от политического гения и
политики основавших их наций и которые сыграли большую роль
в истории, особенно в морской истории мира. Не все колонии ро-
дились и развились так просто, как это было описано выше.
Многие были задуманы и основаны исключительно с политиче-
скими целями правителями народов, а не частными лицами; но
торговая станция, с ее последующим развитием, — плод деятель-
ности искавшего коммерческих выгод авантюриста,
—
по своей
сущности и причинам, вызвавшим ее основание, есть -то же самое,
что и колония, тщательно организованная и получившая королев-
скую хартию. В обоих случаях метрополия, ища новых выходов
для своей торговой деятельности, новой сферы действий для
флота, новой области приложения рабочих рук, большего комфорта
и богатства, создавала себе опорный пункт на иностранной почве.
Однако далеко не все нужды коммерции удовлетворялись обес-
печением безопасной гавани на дальнем конце торгового пути.
Путешествия были продолжительны и опасны; моря часто бороз-
дили неприятельские суда.
В дни наиболее деятельной колони-
зации на море господствовало беззаконие, самая память о котором
теперь исчезла, и периоды мирных отношений между морскими
нациями были тогда коротки и редки. Таким образом возникла
потребность в промежуточных станциях на путях, подобных мысу
Доброй Надежды, о. Св.' Елены и о. Св. Маврикия, служивших
первоначально не для торговли, а для обороны и вообще военных
действий; потребовались также посты, подобные Гибралтару,
Мальте, Дуйсбургу, при входе в залив Св. Лаврентия, — посты,
значение которых было главным образом стратегическое, хотя и
не обязательно только такое. Колонии и колониальные посты были,
по своему характеру, то военными, то коммерческими, и лишь от-
дельные из них, как например Нью-Йорк, имели одинаково важ-
ное значение с обеих точек зрения.
В этих трех факторах — 1) в производстве, порождающем необ-
ходимость в обмене продуктов, 2) в торговом флоте, который осу-
ществляет этот обмен, и 3) в колониях, которые расширяют, облег-
чают и обеспечивают безопасность операций торгового флота, —
надо искать ключ ко многому в истории и политике наций, грани-
чащих с морем. Политика изменялась как с духом века, так и
с характером и проницательностью правителей; но история при-
брежных наций определялась не столько ловкостью и предусмо-
трительностью правительств, сколько условиями положения, про-
тяжения и очертаний береговой линии, численностью и характером
народа, т. е. вообще тем, что называется естественными условиями.
Должно, однако, допустить, как будет видно из дальнейшего,
что мудрые и неразумные деяния отдельных личностей имели
в известные периоды большое влияние на рост морской силы,
в широком смысле слова, который обнимает не только мощь воен-
ного флота, владеющего морем или частью его силою оружия, но

также и мирную торговлю и судоходство, из которых возникает
естественным путем военный флот и которые являются для него
прочной опорой.
Перечислим главные условия, влияющие на морское могуще-
ство наций: I. Географическое положение. II. Физическая органи-
зация (conformation), включая сюда естественную производитель-
ность и климат. III . Величина территории. IV. Численность населе-
ния. V . Характер народа. VI. Характер правительства, включая в эту
рубрику и национальные учреждения.
I. Географическое положение. Здесь прежде всего
можно указать, что если государство расположено так, что оно
не принуждено ни защищать себя со стороны суши, ни искать
расширения территории путем сухопутных действий, то уже по
самому единству своей цели, направленной на море, оно имеет
преимущество сравнительно с государством, одна из границ кото-
рого континентальна. Таково и было преимущество Англии как
морской державы перед Францией и Голландией. Могущество по-
следней было быстро подорвано необходимостью содержать боль-
шую армию и вести дорого стоящие войны для сохранения своей
независимости, а политика Франции постоянно отвлекалась от
моря -— иногда мудро, иногда в высшей степени глупо — проектами
континентальных приобретений. Эти военные усилия истощали ее
богатство, тогда как более мудрое и настойчивое использование ее
географического положения увеличивало бы его.
Географическое положение страны Может способствовать либо
концентрации, либо рассредоточению морских сил. В этом отно-
шении Британские острова опять-таки имеют преимущество перед
Францией. Положение Франции, соприкасающейся и с Средизем-
ным морем и с океаном, хотя и имеет свои выгоды, в целом пред-
ставляет источник слабости ее на море. Восточный и западный
французские флоты были способны соединиться только после
прохода через Гибралтарский пролив, что часто было сопряжено
с риском потерь, а иногда и с самыми потерями. Положение Сое-
диненных Штатов, омываемых двумя океанами, было бы источни-
ком либо большой слабости, либо огромных расходов, если бы они
вели большую морскую торговлю в обоих океанах.
Создав огромную колониальную империю, Англия в значитель-
ной мере пожертвовала преимуществом концентрации своих сил
вокруг собственных берегов; но жертва была принесена мудро, ибо
выгоды превысили потери, как это доказали результаты. С ростом
ее колониальной системы увеличивались и ее военные флоты, но
ее торговое судоходство и богатство росли еще быстрее. Все же,
употребляя сильное выражение одного французского автора, в вой-
нах Американской революции и Французской республики и империи
«Англия, несмотря на огромное развитие ее военного флота, каза-
лось, среди богатств всегда испытывала затруднения бедности».
Могущество Англии было достаточно для поддержания деятельно-
сти ее сердца и членов; между тем одинаково обширная колони-
альная империя Испании, вследствие ее морской слабости, пред-
ставляла множество пунктов для серьезного ее уязвления.

Географическое положение страны может не только благопри-
ятствовать концентрации ее сил, но и придавать ей дополнитель-
ное стратегическое преимущество, заключающееся в центральном
положении и наличии хороших баз для враждебных операций про-
тив ее вероятных врагов. Таково, в частности, положение Англии.
Одной стороной она обращена к Голландии и к северным держа-
вам, другой — к Франции и Атлантике. Если ей угрожала коали-
ция между Францией и морскими державами Северного моря и
Балтики, как это иногда бывало, ее флоты в Доунсе и в Канале
и даже близ Бреста занимали внутренние позиции и таким образом
были способны противопоставить свои объединенные силы любому
из неприятелей, пытавшемуся пройти через Канал для соединения
со своим союзником. Кроме того природа дала Англии лучшие
порты и безопаснейшие для подхода к ним берега. Прежде это
было весьма серьезным моментом плавания через Канал, но с не-
давнего времени пар и улучшение гаваней уменьшили невыгод-
ность положения Франции. В дни парусных судов английский флот
оперировал против Бреста, базируясь на Торбэй и Плимут. План,
в сущности, сводился к следующему: при восточном, или умерен-
ном, ветре блокирующий флот сохранял свое положение без за-
труднений; но при западных штормах, особенно когда они были
сильны, английский флот уходил к своим портам, зная, что
французский флот не мог выйти в море до перемены ветра,
которая равным образом позволит и ему возвратиться к месту его
стоянки.
Преимущество географической близости к неприятелю или
объекту нападения нигде так не очевидно, как в том виде войны,
который в последнее время получил в Англии название уничтоже-
ния торговли и который французы называют guerre de course 1. Эта
военная операция, направленная против мирных торговых судов,
обычно беззащитных, требует мелких военных кораблей. Последние,
имея слабые оборонительные средства, нуждаются в нахождении
поблизости убежища или пункта, откуда может притти помощь;
таковые могут быть найдены или в некоторых частях моря, кон-
тролируемого боевыми кораблями их страны, или в дружественных
гаванях. Последние представляют самую сильную поддержку, по-
тому что они всегда находятся на одном месте, а подходы к ним
всегда лучше знакомы рейдеру, чем его противнику. Таким обра-
зом близость Франции к Англии сильно облегчила для первой
guerre de course против последней. Имея порты на Северном море,
на Канале и на Атлантике, Франция отправляла свои крейсера из
пунктов, близких к районам сосредоточения как экспортной, так и
импортной английской торговли. Значительность расстояния между
этими портами, невыгодная для регулярных военных комбинаций,
представляет выгоду для этой иррегулярной второстепенной опе-
рации; ибо сущность первого вида операций состоит в концентра-
ции усилий, в то время как для борьбы против торговли необхо-
димо рассредоточение их.
1 Т. е. труда и капитала. — Прим. ред.

Рейдеры рассеиваются, чтобы заметить и захватить больше до-
бычи. Эти истины получают иллюстрации в истории больших фран-
цузских каперов, базы и зоны деятельности которых находились
главным образом в Канале и в Северном море или же в отдаленных
колониальных районах, где острова, подобные Гваделупе и Марти-
нике, равным образом являлись близкими убежищами. Необходи-
мость пополнения запасов угля делает крейсер наших дней еще
более зависимым от своего порта, чем в старину. Общественное
мнение Соединенных Штатов верит в войну, направленную против
торговли неприятеля; но надо помнить, что республика не имеет
портов, очень близких-к большим центрам заграничной торговли.
Ее географическое положение является поэтому особенно неблаго-
приятным для успешного ведения крейсерской войны, если только
она не найдет союзника, порты которого смогут стать ее базами.
Если наряду с благоприятными условиями для агрессии при-
рода дала стране такое положение, что она имеет легкий доступ
к океану, обладая в то же время контролем над одним из больших
перекрестков мировых торговых путей, то очевидно, что страте-
гическая ценность ее очень велика... Таким является и в значи-
тельной степени являлось положение Англии. Торговля Голландии,
Швеции, России, Дании, а также товары, направлявшиеся во
внутренние области Германии по ее великим рекам, должны были
проходить через Канал, мимо дверей Англии, ибо парусные суда
держались английского побережья. Эта северная торговля имела,
кроме того, особенное значение для морской силы, ибо материалы
для судостроения привозились главным образом из балтийских
стран.
Если бы не потеря Гибралтара, положение Испании было бы
почти аналогично положению Англии. Поскольку Испания одно-
временно обращена к Атлантике и к Средиземному морю, имея на
одной стороне Кадикс, а на другой Картахену, то торговля с Ле-
вантом должна была проходить через ее руки, а торговый путь,
огибающий мыс Доброй Надежды, — неподалеку от ее дверей.
Однако потеря Гибралтара не только лишила Испанию контроля
над проливами, но и затруднила соединение двух эскадр ее флота.
В настоящее время, если мы посмотрим только на географиче-
ское положение Италии, а не на другие условия, влияющие на ее
морское могущество, то покажется, что при большой протяженно-
сти ее береговой линии и хороших портах положение ее обеспе-
чивает ей решительное влияние на торговый путь к Леванту и
через Суэц. До некоторой степени это справедливо и было бы еще
более справедливо, если бы Италия держала в своих руках острова,
которые, естественно, должны были бы принадлежать ей; но по-
скольку Мальта находится в руках Англии, а Корсика — в руках
Франции, выгоды ее географического положения в значительной
Mepé парализованы. Вследствие расового сродства населения и по
своему положению эти два острова являются объектами закон-
ных вожделений для Италии, как Гибралтар для Испании. Если бы
Адриатика была большим торговым путем, то положение Италии
было бы еще более влиятельным. Эти недостатки в полноте ее

географического положения, связанные с другими причинами, вред-
ными для подного и безопасного развития морской силы, делают
более чем сомнительным, чтобы Италия могла в ближайшем буду-
щем стать в первую шеренгу морских наций.
Так как цель настоящей главы состоит не в том, чтобы исчер-
пать вопрос, но единственно лишь в попытке показать на примере,
какое жизненно важное влияние оказывает положение страны на
развитие ее морского могущества, то эту сторону вопроса можно
на время оставить, тем более, что ниже в нашем историческом
изложении будут встречаться примеры, которые еще обрисуют
важность географического положения. Однако уместно будет сде-
лать еще два замечания.
В силу ряда условий Средиземное море сыграло в истории мира
как с торговой, так и с военной точки зрения большую роль, чем
всякое другое водное пространство того же размера. Нация за на-
цией боролись за контроль над ним, и борьба продолжается и
теперь. Поэтому изучение условий, на которых зиждилось и
зиждется теперь преобладание в его водах, а также й относи-
тельного военного значения различных пунктов на его берегах
будет более полезно, чем затрата таких же усилий в другой обла-
сти. Далее, в настоящее время Средиземное море представляет во
многих отношениях ярко выраженную аналогию с Караибским, •—
аналогию, которая будет еще более полной, если водный путь
через Панамский перешеек будет когда-либо построен. Изучение
стратегических условий Средиземного моря, значение которых про-
явилось достаточно полно, будет великолепной прелюдией к подоб-
ному же изучению Караибского моря, имеющего сравнительно
короткую историю.
Второе наше замечание имеет в виду географическое положение
Соединенных Штатов относительно Центрально-Американского ка-
нала. Если последний будет построен и оправдает надежды своих
строителей, то из конечного участка торгового пути и района мест-
ной торговли или же, самое большее, из извилистого и неудобного
пути пассажирского сообщения, каким оно является сейчас, Караиб-
ское море превратится в одну из великих мировых магистралей.
На этой магистрали развернется обширная торговля, и интересы
других великих наций — европейских—-приблизятся тогда к на-
шим берегам как никогда прежде. Вместе с этим, тогда уже не
будет так легко, как теперь, стоять в стороне от международных
осложнений. Положение Соединенных Штатов по отношению
к этому пути будет сходно с положением Англии по отношению
к Каналу и средиземноморских стран по отношению к Суэцкому
пути. Что касается влияния и контроля над ним, зависящих от
географического положения, то, конечно, ясно, что центр нацио-
нальной силы, или постоянная база \ будет значительно ближе
к нам, чем к другим нациям. Позиции, которые занимаются или
1 Под базой постоянных операций «понимается страна, откуда исходят
все ресурсы, где соединяются важные линии сообщений по суше и по воде,
где находятся арсеналы и вооруженные посты».

будут заняты ими на острове или на материке, как бы они ни
были сильны, могут быть только форпостами их могущества; по
запасам же сырья и военной мощи ни одна нация не превосходит
Соединенные Штаты. Последние, однако, слабы и сами признают
свою неподготовленность к войне; и их географическая близость-
к спорному пункту теряет в своем значении вследствие характера
побережья залива, приводящего к недостатку портов, соединяющих
безопасность от вражеского нападения с удобствами для ремонта
первоклассных военных кораблей, без чего ни одна страна не мо-
жет претендовать на контроль над какой-либо частью моря. Ка-
жется очевидным, что в случае борьбы за преобладание в Караиб-
ском море главное внимание должно быть обращено на долину
реки Миссисипи, вследствие глубины южного рукава этой реки,
близости Ныо-Орлеана и выгодности этой долины для водных
перевозок. Здесь, вероятно, и будет найдена постоянная база опера-
ций. Оборона входа в Миссисипи, однако, представляет особенные
затруднения, а единственные два конкурирующих между собою
порта, Ки-Уэст (Key West) и Пенсакола (Pensacola), имеют слишком
малую глубину и гораздо менее благоприятное положение по от-
ношению к ресурсам страны. Чтобы извлечь максимум выгод из
превосходного географического положения, эти недостатки следует
устранить. Далее, так как расстояние от устья Миссисипи до пере-
шейка хотя и меньше, чем расстояние до него от указанных выше
портов, но все же велико, то Соединенным Штатам придется при-
обрести в Караибском море станции, могущие служить базами
вспомогательных или второстепенных операций; благодаря их
естественным преимуществам, оборонительным возможностям и
близости к стратегически важнейшему району, эти базы позволят
флотам Соединенных Штатов оставаться так же близко к театру
военных действий, как любому их противнику. Обеспечив безопас-
ность входа и выхода из Миссисипи, имея такие форпосты, предо-
хранив от нападения коммуникации между ними и отечественными
базами, — короче говоря, при надлежащей военной подготовке, для
которой имеются
все необходимые средства, — Соединенные
Штаты добьются гегемонии в этом районе, вытекающей с матема-
тической несомненностью из их географического положения и
силы.
II. Физическая структура. Характерные свойства бере-
гов залива, о которых упомянуто выше, подходят прямо под руб-
рику физической структуры страны — второго условия, опреде-
ляющего развитие морской силы.
Береговая линия страны — это одна из ее границ; а чем легче
доступ через границу к лежащим за ней областям — в данном
случае к морю, — тем сильнее будет стремление народа к сноше-
ниям через нее с другими странами мира. Если представить себе
страну, обладающую длинной береговой линией, но не имеющую
ни одной гавани, то такая страна не может иметь ни собственной
морской торговли, ни торгового судоходства, ни военного флота.
Примером такой страны являлась Бельгия, когда она была испан-
ской и австрийской провинцией. В 1648 г. Голландия, после успеш-

ной войны, поставила условием мира закрытие Шельды для мор-
ской торговли. Это заперло Антверпенскую гавань и перенесло
морскую торговлю Бельгии в Голландию. Испанские Нидерланды
перестали быть морской державой.
Многочисленные и глубокие гавани представляют источник
силы и богатства, особенно, если они расположены в устьях судо-
ходных рек, что облегчает сосредоточение в них внутренней тор-
говли страны; но вследствие самой доступности их они делаются
источником слабости в войне, если не защищены надлежащим
образом. Голландский флот в 1667 г. сравнительно легко поднялся
вверх по Темзе и сжег большую часть английского флота в виду
Лондона; между тем, несколько лет спустя соединенные флоты
Англии и Франции, пытаясь высадить десант в Голландии, потер-
пели неудачу, столько же из-за трудностей, связанных с характе-
ром побережья, сколько и из-за храбрости голландского флота.
В 1778 г. гавань Нью-Йорка, а с нею и неоспоримый контроль над
рекою Гудзон были бы потеряны для захваченных врасплох англи-
чан, если бы не медлительность действий французского адмирала.
С этим контролем Новая Англия восстановила бы близкое и без-
опасное сообщение с Нью-Йорком, Ныо-Джерси и Пенсильванией;
и этот удар, последовавший так скоро за поражением Бэргойна
(Burgoyne) за год до этого, вероятно, заставил бы Англию заклю-
чить мир раньше, чем она это сделала. Миссисипи служит могу-
щественным источником богатства и силы для Соединенных Шта-
тов, но слабая оборона ее устья и многочисленность второстепен-
ных рукавов, глубоко вдающихся в страну, сделали ее источником
слабости и бедствий для Южной Конфедерации. И, наконец,
в 1814 г. оккупация Чезапика и уничтожение Вашингтона дали
жестокий урок того, какую опасность представляют для атакуе-
мой страны превосходнейшие водные пути, если подходы к ним не
защищены; недавний урок этот легко вспомнить, но, судя по
современному состоянию береговой обороны, он, кажется, еще
легче забывается. При этом не надо думать, что условия измени-
лись: обстоятельства и детали обороны и нападения по сравнению
с прошлым изменились, как изменялись они и раньше, но основные
условия остались те же.
До и в течение великих наполеоновских войн Франция не имела
порта для линейных кораблей к востоку от Бреста. Каким боль-
шим преимуществом обладала Англия, имевшая на соответствую-
щем участке побережья два больших арсенала в Плимуте и Порт-
смуте, кроме других гаваней для укрытия флота и пополнения его
запасов. Упомянутый естественный недостаток впоследствии был
несколько исправлен работами в Щербурге.
Кроме очертания берегов, включая сюда легкость доступа
к морю, существуют еще другие физические условия, которые при-
водят народ к морю или отвращают его от последнего.
Хотя Франции недоставало военных портов на Канале, она
имела как там, так и на берегах океана и в Средиземном море
превосходные гавани, расположенные благоприятно для загранич-
ной торговли, и в устьях больших рек, питавших внутреннюю тор-

говлю. Но когда Ришелье положил конец междоусобной войне,
французы не обратились к морю с энергией и успехом англичан и
голландцев. Главная причина этого заключалась вероятно в физи-
ческих условиях, сделавших Францию приятною страною с чудес-
ным климатом, производившею больше, чем было нужно ее народу.
Англия, напротив, получила от природы очень немного и до
развития своих мануфактур имела мало товаров для вывоза. Мно-
гочисленные потребности ее народа, в соединении с неустанной
деятельностью и другими условиями, которые благоприятствовали
развитию морских предприятий, увлекали его за пределы страны,
и там он нашел земли более приятные и более богатые, чем его
родина. Нужда и гений сделали англичан купцами и колонистами,
а торговое судоходство является неизбежным звеном между коло-
ниями и метрополией. Таким образом морская сила Англии росла.
Но если Англия была влекома к морю, то Голландия была прямо
гонима к нему; без моря Англия бы чахла, а Голландия бы умерла.
Когда Голландия находилась на вершине величия и была одним
из главных факторов европейской политики, один компетентный
авторитет подсчитал, что почва ее не могла обеспечить существо-
вание даже одной восьмой части ее населения. Мануфактуры этой
страны были тогда многочисленны и важны, но они выросли зна-
чительно позже, чем судоходство.
Бедность почвы и характер
побережья заставили Голландию прежде всего обратиться к рыбо-
ловству. Позже открытие процесса соления рыбы дало им мате-
риал и для экспорта и для внутреннего потребления и положило,
таким образом, краеугольный камень ее богатства. Так голландцы
сделались торговцами; в то время как итальянские республики,
под давлением турецкой силы и вследствие открытия пути вокруг
мыса Доброй Надежды, начали клониться к упадку, голландцы
сделались наследниками их обширной торговли с Левантом. Далее,
благодаря выгодному географическому положению, промежуточ-
ному между Балтикой, Францией и Средиземным морем, и к тому
же владея устьями германских рек, голландцы быстро захватили
почти всю транзитную торговлю Европы.
Перевозка пшеницы и морских припасов из Балтики, торговля
Испании с ее колониями в Новом Свете, экспорт вина из Франции
и ее каботажная торговля—все это немногим более двух с поло-
виною столетий назад обслуживалось голландским флотом. Даже
часть транзитной торговли Англии находилась в голландских руках.
Не следует думать, что все это процветание было обусловлено
только бедностью естественных ресурсов Голландии. Из ничего
ничто не вырастает. Что правда, так это то, что затруднительное
положение населения толкало Голландию к морю и что освоение
судостроения и большие размеры флота позволили ей восполь-
зоваться внезапным расширением торговли и духом исследования,
характеризовавшими эпоху, последовавшую за открытием Америки
и пути вокруг мыса Доброй Надежды.
Присоединились и другие причины, но в целом процветание
Голландии было основано на ее морской силе, порожденной ее бед-
ностью. Пища голландцев, их одежда, сырье для их мануфактур,

даже доски и пенька, из которых они строили и которыми осна-
щали свои корабли (а они строили почти столько же, сколько
строила и вся остальная Европа),'—все это импортировалось, и
когда бедственная война с Англией в 1653—1654 гг. затянулась
восемнадцать месяцев и их торговое судоходство было приоста-
новлено, то говорили, что «источники дохода, которые всегда под-
держивали богатство государства, т. е . рыболовство и торговля,
почти иссякли. Мастерские закрылись, работы приостановились.
Зюйдер-Зее обратился в лес мачт; страна наполнилась нищими;
улицы покрылись травой, и в Амстердаме полторы тысячи домов
пустовали. . .» Только унизительный мир спас Голландию от гибели.
Печальный результат этот показывает слабость страны, роль ко-
торой в мире полностью зависит от внешних источников. Говоря
вообще, положение Голландии того времени вследствие ряда усло-
вий, о которых нет нужды говорить здесь, можно признать (с ря-
дом важных оговорок) весьма сходным с нынешним положением
Великобритании; и можно назвать истинными пророками — хотя
кажется и не пользующимися почетом на родине — тех англичан,
которые предостерегают страну, что сохранение ее внутреннего
благосостояния зависит главным образом от сохранения ее силы
за границей. Люди могут чувствовать неудовлетворенность при
недостатке политических привилегий; но они будут еще более не-
спокойны при недостатке хлеба. Для американцев еще более инте-
ресно то соображение, что влияние, которое оказали обширность,
приятность и богатства страны на морское могущество Франции,
воспроизведено в Соединенных Штатах. Вначале наши предки вла-
дели узкой полосой земли на берегу моря, частью плодоносной,
хотя и мало развитой, изобиловавшей гаванями и близкой к рыбо-
ловным участкам. Эти физические условия соединились с врожден-
ной любовью к морю, с тем биением пульса английской крови, еще
до сих пор текущей в жилах американцев, которое побуждало их
сохранять все тенденции и стремления, от которых зависит здоро-
вое морское могущество. Почти все первоначальные колонии нахо-
дились у моря или на одной из впадающих в него больших рек.
Весь ввоз и вывоз направлялся к одному берегу. Интерес к морю
и разумная оценка значения его для общественного благосостояния
распространялись легко и широко; всему этому способствовало
также то еще более влиятельное обстоятельство, что обилие судо-
строительного материала и недостаток объектов приложения капи-
тала сделали судоходство выгодным для частных интересов. Всем
известно, как изменились условия в настоящее время. Центр тя-
жести теперь уже не на берегу моря. Книги и газеты соперничают
друг с другом в описании удивительного роста и все еще не вполне
развитых ресурсов внутренних областей. Капитал находит там
лучшее приложение, а труд — обширнейшие возможности.
Границы находятся в пренебрежении и политически слабы, для
побережья Залива и Тихого океана это верно абсолютно, а для
Атлантического побережья — относительно в сравнении с долиной
среднего течения Миссисипи. Когда судоходство вновь станет рен-
табельным, когда будет осознано, что три морские границы

не только слабы в военном отношении, но и бедны из-за недостатка
•судоходства, тогда их 1 соединенные усилия могут вновь заложить
основы нашей морской силы. До того времени те, кто знает, каким
тормозом для развития Франции явился недостаток морской силы,
могут сетовать, что преобладание внутренних интересов приводит
их страну к такой же недооценке этого великого оружия.
Среди существенных физических условий можно отметить очер-
тания, подобные очертаниям Италии — вытянутому полуострову
с центральной цепью гор, разделяющей его на две узкие полосы,
вдоль которых в силу нобходимости проходят пути, соединяющие
различные порты. Только абсолютный контроль над морем может
всецело обеспечить эти коммуникации, так как невозможно знать,
в каком пункте может нанести удар неприятель, могущий появиться
из-за горизонта, но все же, имея достаточные морские силы (цен-
трально расположенные), можно надеяться атаковать флот не-
приятеля, который служит для последнего одновременно и ба-
зой и линией сообщений, прежде чем он нанесет серьезный
ущерб. Длинный и узкий полуостров Флорида с портом Ки-Уэст
(Key West) на его оконечности с первого взгляда напоминает Ита-
лию, несмотря на свой равнинный характер и редкое население.
Сходство, может быть, только поверхностное, но кажется вероят-
ным, что если главным театром морской войны будет Мексиканский
залив, то сухопутные линии сообщения с оконечностью полуострова
могут приобрести большое значение и стать объектом для
нападения.
Когда море не только граничит со страной или окружает ее, но
и разделяет ее на две или более части, то контроль над ним
делается не только желательным* но и жизненно необходимым.
Такое положение либо порождает и укрепляет морское могущество
•страны, либо делает ее бессильной.
Таково положение современного королевства Италии с ее остро-
вами Сардинией и Сицилией; вот почему в своей юности и все еще
•существующей финансовой слабости она проявляет такие упорные
и разумные усилия для создания военного флота.
Некоторые утверждают даже, что, создав военный флот, опре-
деленно превосходящий флот неприятеля, Италия поступила бы
правильнее, расположив свои силы не на островах, а на материке,
ибо ненадежность линий сообщения на полуострове причинила бы
серьезные затруднения вторгнувшейся армии, окруженной враждеб-
ным народом и подверженной угрозе с моря.
Ирландское море, разделяющее Британские острова, скорее по-
хоже на лиман, чем на действительную водную границу, но история
показала, какую опасность оно представляет для Соединенного
Королевства. В дни Людовика XIV, когда французский флот почти
равнялся соединенному английскому и голландскому, в Ирландии
существовали серьезнейшие осложнения, и она почти полностью
перешла под контроль туземцев и французов. Несмотря на это,
Ирландское море скорее представляло опасность для англичан, —
1 Т. е . труда и капитала. — Прим. ред.

слабый пункт в системе их коммуникаций, —• чем преимущества для
французов. Последние не решались вводить свои линейные корабли
в его узкие воды и высаживали свои десанты в океанских портах
на юге и на западе. В решительный момент большой французский
флот был послан к южному берегу Англии, где он наголову разбил
союзников; одновременно двадцать пять фрегатов были посланы
в канал Св. Георгия для действий против английских коммуника-
ций. Окруженная враждебным населением, английская армия в Ир-
ландии находилась в большой опасности, но была спасена битвой
при Бойне (Воупе) и бегством Якова II. Эти действия против комму-
никаций неприятеля были чисто стратегическими и представляли бы
теперь для Англии такую же опасность, как в 1690 г.
Испания в том же столетии представляла собою яркий пример
слабости, вызванной подобным разделением государства на части,
не скрепленные между собой сильным флотом. Она тогда удержи-
вала еще, как остатки своего прошлого величия, Нидерланды (те-
перь Бельгия), Сицилию и другие итальянские владения, не говоря
уже об ее обширных колониях в Новом Свете. Но уже тогда мор-
ское могущество Испании упало так низко, что один хорошо
осведомленный и здравомыслящий голландец того времени мог
заявить, «что вдоль всего побережья Испании плавают только не-
многочисленные голландские суда; и что со времени заключения
мира в 1648 г. у нее стало так мало кораблей и моряков, что она
начала официально нанимать наши суда для плаваний в Индию,
тогда как прежде она тщательно старалась вообще не допускать
туда иностранцев. . .» «Очевидно, — продолжает он, — что Вест-
Индия, будучи как бы желудком Испании (ибо оттуда черпаются
почти все доходы), должна быть соединена с нею, как со своею
головою, морской силой, и что Неаполь и Нидерланды, будучи
как бы двумя руками Испании, не могут оказывать ей поддержку
или получать что-либо от нее по морю; все это может быть легко
осуществлено нашими судами в мирное время и ими же сорвано
в военное». Полустолетием ранее Сюлли, великий министр ГенрихаIV,
характеризовал Испанию, «как одно из тех государств, чьи руки и
ноги сильны и мощны, но чье сердце бесконечно слабо». С того
времени испанский флот претерпел не только бедствия, но и уни-
чтожение; не только унижение, но и разложение. Короче говоря,
последствия были таковы, что судоходство прекратилось, а с этим
погибли и мануфактуры. Правительство полагалось не на широкое
развитие здоровой торговли и промышленности, способных пере-
жить много тяжелых ударов, а на узкий поток серебра, струив-
шийся из Америки через несколько кораблей, легко и часто пере-
хватывавшихся крейсерами неприятеля. Потеря полдюжины талио-
нов 1 не раз парализовала ее деятельность на целый год.
Пока шла война с Нидерландами, голландский контроль над
морем заставлял Испанию посылать войска не морем, а дорого
стоящим и длинным сухопутным путем. Та же самая причина до-
1 Большое испанское парусное судно, служившее для перевозки в Европу
из Америки полезных ископаемых.
—
Прим. ред.
3-413
33

вела Испанию до таких затруднений с продовольствием, что, по-
взаимному соглашению, которое в наше время может показаться
весьма странным, оно доставлялось голландскими судами, которые-
таким образом поддерживали врагов своей страны, но получали
взамен того наличные деньги, в которых нуждалась Амстердам-
ская биржа.
В Америке испанцы защищались сами, как могли, за каменными
стенами, без поддержки от своей метрополии, тогда как в Среди-
земном море они избежали вреда и ущерба главным образом вслед-
ствие индиферентизма Голландии, поскольку Франция и Англия
не начали тогда еще борьбы за обладание им. История помнит при-
меры, когда Нидерланды, Неаполь, Сицилия, Менорка, Гавана, Ма-
нила и Ямайка вырывались в разное время из рук Испании — этой
империи без судоходства. Короче говоря, морское бессилие Испа-
нии, бывшее вначале симптомом ее общего разложения, сыграло
заметную роль в низвержении ее в пропасть, из которой она все
еще не выбралась.
За исключением Аляски, Соединенные Штаты не имеют внешних
владений, — у них нет ни одной пяди земли, недоступной с суши.
Контур их территории таков, что заключает в себе мало пунктов,
особенно слабых вследствие их выдающегося положения, и все
важные участки их границ могут быть легко достигнуты, — дешево
по воде, быстро по железным дорогам. Слабейшая граница, Тихий
океан, далеко отодвинута от самого опасного из возможных врагов.
Внутренние ресурсы безграничны по сравнению с нынешними
нуждами; мы можем бесконечно долго жить собственными ресур-
сами «в нашем уголочке», — выражение, которое автор слышал от
одного французского офицера. Тем не менее, если в жизнь этого-
уголочка вторгнется новый торговый путь через Перешеек, то Со-
единенные Штаты, в свою очередь, могут испытать жестокое про-
буждение тех, которые пренебрегли прирожденным правом всех:
народов — пользованием морем.
III. Размеры территории. Последнее из условий, влияю-
щих на развитие нации в качестве морской державы, и относящееся
скорее к самой стране, чем к народу, ее населяющему, — это раз-
меры территории. Это условие может быть изложено в сравни-
тельно немногих словах.
Для развития морской силы имеет значение не количество квад-
ратных миль, занимаемых страной, а длина ее береговой линии и-
характер ее гаваней. И здесь следует прежде всего сказать, что
при одинаковых географических и физических условиях протяжение
береговой линии есть источник силы или слабости, смотря по тому,
велико или мало население. Страна в этом отношении подобна кре-
пости; гарнизон должен быть пропорционален периметру вала.
Недавний и знакомый пример может быть найден в американ-
ской гражданской войне. Если бы население Юга было столь
же многочисленно, сколь было воинственно, а флот его соразмерен
другим его возможностям в качестве морской державы, то большое
протяжение его береговой линии и многочисленные заливчики
явились бы элементами большого могущества. Народ Соединенных

Штатов и правительство того времени справедливо гордились эф-
фективной блокадой всего южного побережья. Она была большим
подвигом, очень большим подвигом; но она была бы невозможна,
будь южане более многочисленной и морской нацией. Как уже
отмечалось, эта война показала, что такая блокада может быть
осуществлена, но что она возможна лишь против населения не
только непривычного к морю, но и малочисленного.
Те, кто помнят, как велась блокада, а также характер судов,
несший эту службу в течение большей части войны, знают, что
этот план, правильный при тогдашних обстоятельствах, не уда-
лось бы осуществить при наличии у южан настоящего флота. Рас-
сеянные без всякой поддержки вдоль берега, корабли Соединенных
Штатов оставались на своих местах в одиночку или небольшими
соединениями, хотя обширная сеть внутренних водных путей бла-
гоприятствовала тайному сосредоточению сил неприятеля. Позади
первой линии водных сообщений были длинные лиманы и, там и
сям, сильные крепости, благодаря которым корабли противника
всегда могли отступить, чтобы укрыться под защиту или избегнуть
преследования. Имей южане флот, способный воспользоваться та-
кими выгодами или рассредоточением судов Соединенных Штатов,
последние нельзя было бы распределить так, как это было сделано;
а будучи вынужденными держаться вместе для взаимной под-
держки, они оставили бы открытыми немало второстепенных, но
полезных торговых путей. Но если южное побережье по причине
своего большого протяжения и многочисленности бухт могло быть
источником силы, то именно по этим свойствам оно и сделалось
для южан обильным источником вреда. Известная история прорыва
в Миссисипи представляет только в высшей степени поразительную
иллюстрацию того, что постоянно происходило на всем Юге. Воен-
ные корабли использовали каждый прорыв морской границы. Реки,
по которым перевозились богатства и поддерживалась торговля
отложившихся штатов, обратились против них и допустили их вра-
гов к их сердцам. Смятение, неуверенность и полный паралич
царили в областях, которые могли бы, при более благоприятных
условиях, дать нации возможность выдержать самую разоритель-
ную войну. Никогда морская сила не играла большей или более
решающей роли, чем в этом конфликте, который изменил ход ми-
ровой истории, создав на Северо-Американском материке одну
великую нацию вместо нескольких соперничавших между собою
штатов. Но если можно гордиться заслуженной славой тех дней и
признавать величие результатов преобладания на море, то амери-
канцы, которые понимают факты, должны всегда напоминать своим
чрезмерно самонадеянным соотечественникам, что южане не только
не имели флота, не только не были морским народом, но что
также и народонаселение южных штатов не было пропорцио-
нально протяжению береговой линии, которую оно должно было
защищать.
IV. Численность
народонаселения. После рассмо-
трения естественных условий страны должно следовать изучение
характера ее населения, влияющего на развитие морской силы;
3%
35

и прежде всего следует рассмотреть численность населения по от-
ношению к размерам территории. Относительно размеров страны
уже указывалось, что на морскую силу влияет не только количество
квадратных миль, но и протяжение и характер береговой линии;
точно так же относительно населения важно знать не только полную
численность его, но и то, какая часть его живет морем или, по
крайней мере, с успехом может быть использована для службы
на судах и для работ по созданию материальной части флота.
Например, в прежнее время и вплоть до конца великих войн,
последовавших за Французской революцией, население Франции
было значительно больше населения Англии; но по отношению
к морской силе вообще —- в мирной торговле, так же как и в воен-
ных возможностях -— Франция стояла значительно ниже Англии.
Что касается военных возможностей, то этот факт еще более заме-
чателен потому, что по временам в смысле военной подготовки
Франция имела перевес при объявлении войны, но не была в со-
стоянии удержать его. Так, в 1778 г., когда была объявлена война,
Франция, благодаря системе принудительного набора, сразу же
смогла укомплектовать экипажи пятидесяти линейных кораблей.
Англия, напротив, по причине рассеяния по всему земному шару
того самого флота, на который ее морская сила так надежно опи-
ралась, встретила огромные затруднения для укомплектования даже
сорока кораблей в своих водах; но в 1782 г. она имела уже сто
двадцать судов, вошедших в строй или готовых вступить в него,
тогда как Франция никогда не была в состоянии поднять числен-
ность своего флота выше семидесяти одного корабля.
Наконец,
в 1840 г., когда обе нации были на краю войны в Леванте, в выс-
шей степени образованный офицер того времени, прославляя высо-
кое состояние французского флота и выдающиеся качества его
адмирала, а также выражая уверенность в результатах столкнове-
ния с равным по силе неприятелем, в то же время говорит: «За
эскадрой из двадцати одного линейного корабля, которую мы
могли тогда снарядить, не было резерва, и ни один корабль не
смог бы быть снаряжен ранее как через шесть месяцев».
И это
положение было следствием не только недостатка судов и надле-
жащего оборудования их, хотя и такой недостаток ощущался.
«Кадры морского запаса, — продолжает он, — были так истощены
тем, что мы уже сделали (снарядив двадцать один корабль), что
постоянный набор, установленный во всех округах, не мог удовле-
творить желания правительства сменить матросов, находившихся
в плавании свыше трех лет».
Подобный контраст указывает на такое различие в так назы-
ваемой запасной силе, или резерве, которое является даже боль-
шим, чем может показаться на первый взгляд, ибо крупный флот,
наряду с экипажами, неизбежно дает занятие множеству людей,
принадлежащих к профессиям, облегчающим изготовление и ремонт
материальной части, и вообще так или иначе связанных с морем и
всякого рода пловучими средствами. Указанные родственные про-
фессии с самого начала прививают таким людям способность к не-
сению морской службы.

Существует анекдот, характеризующий глубокое понимание
этого дела одним из замечательных моряков Англии сэром Эдуар-
дом Пеллью (Pellew). Когда в 1793 г. разразилась война, то почув-
ствовался обычный недостаток в матросах. Стремясь выйти в море,
но не имея надежды укомплектовать свои экипажи без привлечения
неморяков, Пеллью приказал своим офицерам вербовать экипаж из
корнваллийских рудокопов, полагая, — на основании лично извест-
ных ему условий и опасности их профессии,-—что они легко при-
способятся к требованиям морской жизни. Результат доказал его
проницательность, ибо, избежав этим неотвратимой в ином случае
задержки, он сумел захватить первый фрегат, взятый в этой войне
в одиночном бою; и что особенно поучительно, так это то, что
хотя он был в кампании всего три недели, а его противник —
более года, потери, тяжелые с обеих сторон, были почти равны.
Может быть скажут, что такая резервная сила почти потеряла
теперь то значение, какое она имела раньше, потому что совре-
менные корабли и оружие требуют долгого времени для их изго-
товления, а современные государства стремятся к тому, чтобы с са-
мого начала войны быть способными использовать всю мощь своих
вооруженных сил с такой быстротой, чтобы нанести противнику
решительный удар прежде, чем он сможет ввести в дело равную
силу. Употребляя распространенное выражение, национальный орга-
низм в целом не сможет принять участия в игре; удар же падет на
организованный военный флот, и если он уступит, то крепость
остальной части организма не принесет никакой пользы. До неко-
торой степени это справедливо; но ведь это было справедливо
также всегда, хотя прежде в меньшей степени, чем теперь.
Допуская, что . при встрече двух флотов, которые представляют
практически всю наличную силу двух наций, один из них будет
уничтожен, тогда как другой сохранит способность к дальнейшим
действиям, — теперь будет гораздо меньше надежды, чем прежде,
что побежденный сможет восстановить свой флот в течение войны;
и гибельность результата будет прямо пропорциональна зависимости
нации от ее морской силы. Трафальгар ' был бы гораздо более фа-
тальным ударом для Англии, чем он был для Франции, если бы
участвовавший в этом деле английский флот представлял, — как
это имело место по отношению к союзному флоту, — ядро нацио-
нальной мощи. Трафальгар, в таком случае, был бы для Англии
тем же, чем Аустерлиц для Австрии и Иена для Пруссии; империя
была бы повергнута во прах уничтожением или дезорганизацией ее
военных сил, к чему, как говорят, особенно стремился Наполеон.
Но если такие, исключительные катастрофы прошлого оправды-
вают низкую оценку резервной силы, основанной на числе жите-
лей, способных к известному роду военной службы, то какую же
катастрофу мы имеем в виду? Упомянутые сейчас удары были на-
несены людьми исключительного гения, стоявшими во главе воору-
женных отрядов, обладавших исключительной подготовкой, пре-
стижем и esprit-de-corps 1, и были кроме того направлены на против-
1 Сплоченностью,

ников, более или менее деморализованных сознанием своей сравни-
тельной слабости и предшествовавшими поражениями. Аустерлицу
непосредственно предшествовал Ульм, где тридцать тысяч австрий-
цев положили оружие без битвы, и история предшествовавших лет
была длинным рядом поражений Австрии и успехов Франции. Тра-
фальгар непосредственно последовал за почти совершенно неудач-
ным крейсерством, справедливо названным морской кампанией;
а несколько ранее, но все же сравнительно незадолго до того,
произошли памятные для союзного флота битвы при С. - Винценте
(о ней вспоминали испанцы) и при устье Нила (ее вспоминали фран-
цузы). За исключением Иены, эти сокрушительные поражения были
не только отдельными неудачами, но и окончательными ударами;
а в Иенской кампании имелось неравенство в численности, в воору-
жении и в общей подготовке к войне, что делает ее опыт менее при-
ложимым к обсуждению возможного результата отдельной победы.
Англия в настоящее время представляет самую сильную мор-
скую нацию в мире; в век пара и железа она удержала превосход-
ство, которым обладала в дни парусов и дерева. Франция и
Англия — это две державы, имеющие самые большие военные
флоты; и вопрос о том, который из двух сильнее, остается еще на-
столько открытым, что практически они могут рассматриваться как
обладающие равной материальной частью для ведения морской
войны.
Теперь спрашивается, может ли быть допущено такое различие
в личном составе или в личной подготовке, которое сде-
лало бы вероятным, что одно сражение или одна кампания даст
решительный перевес какой-либо стороне. Если нет, то выступает
на сцену резервная сила; сначала — организованный резерв, затем
резерв из морского населения, резерв технической подготовки,
резерв богатства. Нам кажется, что некоторые отчасти забывают
о том, что первенство Англии в механических искусствах дает ей
резерв механиков, которые легко могут ознакомиться с требова-
ниями службы на современных броненосцах; и когда ее торговля
и промышленность почувствуют бремя войны, избыток матросов
и механиков перейдет на военные корабли.
Весь вопрос о значении резерва, организованного или неоргани-
зованного, сводится теперь к следующему: допускают ли современ-
ные условия войны вероятность того, что из двух почти равных
противников один будет так ослаблен в первую же кампанию, что
последняя приведет к решительным результатам? Морская война
не дала на это никакого ответа. Решительные успехи Пруссии
в войне против Австрии и Германии против Франции, кажется,
должны рассматриваться как результат столкновений сильнейших
наций с гораздо слабейшими, — происходила ли слабость последних
от естественных причин или от несостоятельности официальных
кругов. Как повлияла бы на исход русско-турецкой войны задержка
русской армии под Плевной, если бы Турция имела какой-либо
резерв национальной силы, который она могла бы использовать?
Если время представляет собою — как это допускают все авто-
ритеты — важнейший фактор в войне, то странам, чей гений, по су-

ществу, не военного характера и чей народ, как всякий свободный
народ, возражает против несения в мирное время больших военных
расходов, надлежит позаботиться о том, чтобы быть, по крайней
мере, достаточно сильными для того, чтобы в случае войны
выиграть время, необходимое для направления духа и способностей
своих подданных к новым видам деятельности, порожденным этой
войной. Если существующая военная сила, сухопутная или морская,
достаточна для того, чтобы продержаться хотя бы и в неблаго-
приятном положении, страна может рассчитывать на то, что ее
естественные ресурсы и силы (численность населения, богатства и
разного рода возможности) полностью проявят себя. Если же,
•с другой стороны, сила, которой располагает страна при объявле-
нии войны, может быть быстро разбита и уничтожена, то самые
могучие естественные возможности не спарут ее от унизительных
условий мира, а если враг достаточно умен, то и от гарантий, ко-
торые отложат реванш до отдаленного будущего. История по-
стоянно повторяется на более мелких театрах войны. Люди часто
'говорят: «Если такой-то сумеет продержаться немного больше —
это может быть спасено, а то сделано», точно так же говорят
о больном: «Если пациент сможет протянуть до такого-то момента,
то сильная натура его позволит ему оправиться».
Англия до некоторой степени является теперь такой страной.
Голландия была такой страной; она не хотела платить, и хотя она
•спаслась, но была на волосок от гибели. «Никогда ни в мирное
время, ни под страхом разрыва, — писал ее великий государ-
ственный деятель де Витт (de Witt), — не принимала она решений,
достаточно сильных для того, чтобы побудить население к за-
благовременным денежным жертвам. Характер голландца таков,
что пока опасность не стоит перед ним, он не расположен выло-
жить из кармана деньги для своей собственной обороны. Этот
народ, щедрый до расточительности там, где надо экономить,
часто бережлив до скупости там, где ему следовало бы тратить
щедро».
Что наша страна не свободна от такого же упрека, известно
всему миру. Соединенные Штаты не имеют такого щита оборони-
тельной силы, который позволил бы им выиграть время для разви-
тия их резервной силы. Что касается морского населения, спо-
собного удовлетворить возможные нужды, то где оно? Такие ре-
зервы, пропорциональные береговой линии Соединенных Штатов и
их населению, могут находиться только в национальном торговом
судоходстве и в связанных с ним отраслях промышленности, кото-
рые в настоящее время едва ли существуют. Не важно при этом,
будет ли экипаж таких судов комплектоваться из местных урожен-
цев или из иностранцев, лишь бы он был привязан к флагу, а мор-
ское могущество страны позволяло бы большинству их вернуться
на родину в случае войны. Если иностранцы тысячами допускаются
к баллотировке, то почему они не могут занимать боевые места
•на палубе корабля?
Хотя наша трактовка этого вопроса является главным образом
умозрительной, можно признать, что большое население, занятое

промыслами, связанными с морем, представляет теперь, как и
прежде, большой элемент морской силы, что Соединенным Штатам
недостает этого элемента и что создание его может опираться
только на обширную торговлю, ведущуюся под их собственным
флагом.
V. Национальный характер. Рассмотрим теперь влия-
ние национального характера и способностей на развитие морской
силы.
Если морская сила действительно основывается на мирной и
обширной торговле, то наклонность к торговой деятельности
должна быть отличительной чертой наций, которые в то или другое
время были могущественны на море. История утверждает, что это
почти всегда так; кроме истории римлян, нет ни одного замеча-
тельного примера противоположного.
Все люди ищут выгоды и более или менее любят деньги,
но способы или пути, которыми достигается выгода, всегда будут
оказывать ярко выраженное влияние на коммерческие судьбы и на
историю населяющего страну народа.
Если можно верить истории, то путь, на котором испанцы и
родственная им нация, португальцы, искали богатства, не только
наложил пятно на национальный характер, но был также фаталь-
ным для роста здоровой торговли, а также и для промышленности,
на которой основывается торговля, и, наконец, для национального
богатства, которое стяжалось такими ложными путями.
Жажда приобретений обратилась у них в жестокую скупость;
так, они искали в новооткрытых землях, — которые дали такой
толчок торговому и морскому развитию других стран Европы,—
не новое поле для промышленности и даже не здоровое воз-
буждение, вызываемое исследованием и приключениями, а се-
ребро и золото. Они имели много великих качеств; они были смелы,
предприимчивы, трезвы, терпеливы в страданиях и одарены энтузи-
азмом и горячим национальным чувством. Присоединяя к этим ка-
чествам преимущества положения Испании, удобно расположенные
порты, а также тот факт, что она была первой в занятии обширных
и богатых частей Нового Света, долго оставаясь без соперников,
и что в течение ста лет после открытия Америки она была первен-
ствующим государством в Европе, — по справедливости можно
было ожидать, что она займет и первенствующее место между мор-
скими державами. Результат, как все знают, оказался, однако,
прямо противоположным. Со времени сражения при Лепанто
в 1571 г. страницы истории Испании не освещаются ни одной
сколько-нибудь серьезной морской победой, хотя она и участвовала
во многих войнах, и упадок ее торговли достаточно объясняет
иногда смешную, а иногда мучительную неспособность, прояв-
лявшуюся моряками на палубах ее военных кораблей. Без сомнения,
такой результат нельзя приписывать только одной причине. Без
сомнения, правительство Испании обладало рядом свойств, спо-
собных затруднить и искалечить свободное и здоровое развитие
частной предприимчивости, но характер великого народа ломает
или сам формирует характер своего правительства, и едва ли можно

сомневаться, что если бы народ имел склонность к здоровой тор-
говле, то действия правительства были бы направлены по тому же
течению. Обширное поле колоний было удалено от центра того
деспотизма, который подавлял рост старой Испании. При создав-
шемся положении тысячи испанцев как из трудового, так и из выс-
шего класса оставляли Испанию, и занятия их за границей позво-
лили им посылать домой очень немногое, кроме денег или- товаров
малого объема, не требовавших судов большой грузоподъемности.
Сама метрополия не производила почти ничего, кроме шерсти, пло-
дов и железа; ее мануфактуры были ничтожны; промышленность
страдала, население непрерывно уменьшалось. Испания и ее колонии
зависели 'от голландцев в отношении многих продуктов первой не-
обходимости, для оплаты которых продукция ее тощей промышлен-
ности была уже недостаточной.
«Так что голландские купцы, —
пишет современник, — которые привозят деньги во все уголки света
для покупки товаров, только из этой единственной в Европе
страны должны вывозить деньги, получаемые ими за ввозимые туда
продукты». Таким образом, эмблема богатства, которую так лихо-
радочно искали испанцы, быстро ускользала из их рук. Уже было
указано, как слаба была Испания с военной точки зрения, вслед-
ствие упадка ее торгового судоходства. Ее богатства, занимавшие
мало места и перевозившиеся на небольшом количестве судов, сле-
довавших по более или менее определенным путям, легко захваты-
вались неприятелем, а это парализовало ее нервную систему; в то же
время богатства Англии и Голландии, рассеянные на тысячах кора-
блей во всех частях света, получали много тяжелых ударов в течение
многих разорительных войн, что, однако, не останавливало их роста,
который, хотя и не без болезней, постоянно продолжался. Благо-
состояние Португалии, связанной с Испанией в течение наиболее
критического периода ее истории, катилось под гору тем же путем,
хотя в самом начале соперничества на море Португалия шла впе-
реди; впоследствии она сильно отстала. «Рудники Бразилии были
разорением для Португалии, так же как рудники Мексики и Перу—
для Испании; все мануфактуры подверглись безумному презре-
нию. . . Скоро Англия начала снабжать Португалию не только
одеждой, но и всякими товарами и продуктами, даже соленой ры-
бой и зерном. В погоне за золотом португальцы забросили даже
обработку своей почвы; все виноградники Опорто были закуплены
англичанами на бразильское золото, которое только проходило
через Португалию для того, чтобы распространяться по Англии».
Нас заверили, что за пятьдесят лет пятьсот миллионов долларов
было извлечено «из бразильских рудников и что в конце этого
времени Португалия имела только двадцать пять миллионов в мо-
нете»,— вот поразительный пример разницы-между богатством дей-
ствительным и богатством фиктивным.
Англия и Голландия не менее жаждали выгоды, чем южные
нации. Их обеих в свое время называли «нациями лавочников», но
эта насмешка,—в той мере, в какой она справедлива, — только-
делает честь их мудрости и честности. Они были не менее смелы,
не менее предприимчивы, не менее терпеливы. Они даже были более

терпеливы и настойчивы, ибо искали богатства не мечом, а тру-
дом — в этом, очевидно, и состоит упрек, заключающийся в при-
веденном эпитете; таким образом, они избрали для достижения бо-
гатства долгий путь, а не тот, который казался кратчайшим. Но эти
две нации, хотя и принадлежа, в сущности, к той же расе, имели
кроме того другие качества, не менее важные, чем уже названные,
которые в соединении с окружающей обстановкой способствовали
\ укреплению их положения на море. Англичане и голландцы были
I по своей природе деловые люди — торговцы, производители, него-
! цианты. Поэтому как на родине, так и за границей, поселяясь ли
в портах цивилизованных наций или варварских восточных прави-
телей, или в основанных ими самими колониях, они всюду стреми-
лись полностью использовать природные богатства, развить и уве-
личить их.
Острый инстинкт прирожденного купца, — лавочника, если хо-
тите, — искал постоянно предметов для обмена, и эти поиски
в соединении с трудолюбивым характером, продолжаясь из поко-
ления в поколение, неизбежно превращали их в производителей.
Дома они сделались великими промышленниками; за границей, там,
где они устанавливали свой контроль, — земля делалась все богаче,
продукты умножались, а необходимый обмен между метрополией
и колониями требовал все большего количества судов. Их судо-
ходство поэтому возрастало вместе с требованиями торговли, и на-
ции с меньшей способностью к морским предприятиям, — даже сама
Франция, как ни велика она была, — нуждались в их продуктах
и в их судах. Таким образом, многими путями они приближались
к достижению могущества на море. Правда, эта естественная тен-
денция и этот рост по временам видоизменялись и серьезно задер-
живались вмешательством других правительств, ревнивых к тому
благосостоянию, на которое их народы могли посягнуть только
с помощью искусственной поддержки, — поддержки, которая бу-
дет рассмотрена при разборе влияния действий правительств на
морскую силу.
Стремление к торговле, неизбежно заключающее в себе и необ-
ходимость производства чего-либо для торговли, является наиболее
важной для развития морской силы чертой национального харак-
тера. При таком стремлении и хороших морских границах неверо-
ятно, чтобы опасности моря или какие-либо неудобства морепла-
вания могли бы отвратить народ от стяжания богатств путем океан-
ской торговли. Богатство, конечно, может приобретаться и другими
средствами, но тогда оно необязательно приводит к развитию мор-
ской силы. Возьмем Францию. Франция — прекрасная страна, с тру-
долюбивым народом и превосходным положением. Французский
флот знавал времена великой славы и даже в самом приниженном
состоянии никогда не обесчестил военной репутации, которой так
дорожит нация. Тем не менее, как морское государство, уверенно
опирающееся на широкий базис морской торговли, Франция, по
-сравнению с другими историческими морскими народами, никогда
не занимала больше чем почетного положения. Главная причина
этого, поскольку она касается нации, национального характера, за-

ключается в способах стяжания богатств. Как Испания и Португа-
лия искали их в добывании золота из недр земли, так характер
французского народа заставляет его стремиться к богатству путем
•бережливости, экономии, накопления. Говорят, что труднее сохра-
нить, чем сделать состояние. Это возможно, но предприимчивый
темперамент, рискующий тем, что есть, для того, чтобы приобрести
больше, имеет много общего с тем духом предприимчивости, кото-
рый завоевывает мир для торговли. Стремление копить и отклады-
вать, рисковать робко и в малом масштабе может привести к об-
щему распространению благосостояния в столь же малом мас-
штабе, но не к риску, связанному с развитием внешней торговли
и интересов судоходства. Для пояснения сказанного приведем при-
мер, которому мы придаем только то значение, которого он за-
служивает.
Один французский офицер, разговаривая с автором о Панам-
ском канале, сказал: «Я имею две акции в этом предприятии. Во
Франции мы не поступаем так, как у вас, где несколько человек
•берут большее количество акций. У нас множество людей берут
одну или очень немного акций. Когда акции появились на рынке,
жена сказала мне: «Купи одну для себя и одну для меня». Если
говорить об устойчивости личного состояния человека, этот род
осторожности, без сомнения, является весьма мудрым, но когда
чрезмерная осторожность или финансовая робость делается нацио-
нальной чертой, то она неизбежно ограничивает расширение тор-
говли и национального судоходства. Та же самая осторожность
в денежных делах, проявляясь в других отраслях жизни, ограни-
чила деторождение и почти остановила рост населения Франции.
Благородные классы Европы унаследовали от средних веков
надменное презрение к мирной торговле, которое оказало различ-
ное влияние на ее рост, в зависимости от национального характера
той или другой страны. Гордость испанцев отвечала этому духу
презрения и в соединении с гибельным нежеланием трудиться и
ждать богатства отвратила их от торговли. Во Франции, где, по
признанию самих французов, тщеславие является национальной чер-
той, оно действовало в том же направлении.
Многочисленность и блеск знати, а также почет, которым она
пользовалась, наложили печать приниженности на занятие, которое
она презирала. Богатые купцы и фабриканты мечтали о почестях
знати и, добившись их, отказывались от своих прибыльных про-
фессий. Поэтому, хотя трудолюбие народа и плодородие почвы
спасли торговлю от полного упадка, последняя находилась в до-
вольно унизительном положении, заставлявшем лучших представи-
телей ее покидать это занятие при первой возможности.
Людо-
вик XIV, под влиянием Кольбера, обнародовал указ, «разрешавший
всем дворянам принимать участие в операциях торговых судов
и в торговле вообще, без опасения, что это может унизить их дво-
рянское достоинство, если только они не торгуют в розницу».
Издание этого акта он объяснил тем, «что для блага наших под-
данных и для нашего собственного удовлетворения надлежит иско-
ренить остатки мнения, будто морская торговля несовместима

с дворянским достоинством».
Но предрассудок, порожденный
осознанным и открытым превосходством, трудно искоренить ука-
зами, особенно когда тщеславие является отличительной чертой
национального характера; и еще много лет спустя Монтескье
учил, что.участие дворянства в торговле противно духу монархии.
В Голландии имелась знать; но государство это, будучи по назва-
нию республиканским, давало большой простор личной свободе и
предприимчивости, и центр тяжести находился в больших городах.
Фундаментом национального величия были деньги, или, скорее,
богатство. Богатство как источник гражданского отличия давало
также и власть в государстве, а за властью являлись высокое со-
циальное положение и почет. В Англии существовало такое же
положение. Знать была горда; но при представительной систем^
правления значение богатства не могло быть ни принижено, ни
даже сколько-нибудь затушевано. Оно было видно для всех; оно
чтилось всеми; и в Англии, так же как и в Голландии, занятия,
которые были источником богатства, находились в таком же по-
чете, как и само богатство. Таким образом, во всех названных
странах социальное чувство, как выражение национального харак-
тера, имело заметное влияние на отношение нации к торговле.
Национальный гений еще и другим образом влияет на рост-
морской силы в самом широком смысле, а именно — своей способ-
ностью основывать здоровые колонии. О росте колоний, как и
о всяком росте, можно сказать, что чем он естественнее, тем он
здоровее. Поэтому колонии, которые возникают из осознанных
нужд и естественных побуждений всего народа, имеют наиболее
прочное основание; и их последующий рост будет тем более обес-
печен, чем менее будет вмешиваться в их дела метрополия, если
только народ способен к самостоятельной деятельности. Люди трех
предыдущих столетий живо чувствовали значение для своего оте-
чества колоний как рынков сбыта отечественных продуктов и как
источников развития торговли и судоходства, но усилия колонистов
не всегда были одинакового происхождения и не все системы
колонизации имели одинаковый успех. Усилия государственных
деятелей, даже самых дальновидных и заботливых, никогда не
были в состоянии восполнить недостаток сильного естественного
импульса; равным образом, самое тщательное руководство метро-
полии не может дать таких хороших результатов, как счастливое
неведение о них, когда зародыш саморазвития заключен в нацио-
нальном характере. В управлении успешно развивавшимися коло-
ниями не проявилось больше мудрости, чем в управлении неудачли-
выми колониями. Возможно даже, что имело место обратное. Если
допустить, что обдуманная система и предусмотрительность, тща-
тельное приспособление средств к целям, постоянная заботливость
могли иметь значение для роста колоний, то как увязать это с тем,
что гений Англии менее способен к систематизации, чем гений
Франции? Между тем Англия, а не Франция сделалась первым
колонизатором мира. Успешная колонизация с ее последующим
влиянием на торговлю и морскую силу существенно зависит от
национального характера, потому что колонии растут лучше всего

тогда, когда они растут сами, естественным путем. Характер коло-
ниста, а не забота правительства метрополии представляет принци-
пиальную основу роста колонии.
Эта истина с особенной ясностью вытекает из того факта, что
отношения правительств метрополий к их колониям всегда носили
исключительно эгоистичный характер. Каким бы образом ни осно-
валась колония, но как только важность ее признавалась метропо-
лией, она превращалась в дойную корову для последней; конечно,
об этой корове заботились, но лишь как об имуществе, приносящем
доход. Законодательство стремилось к монополизации ее внешней
торговли; должности в ее правительстве представлялись заманчи-
выми для жителей метрополии; и на колонию смотрели, как на
место, пригодное для тех, которыми было трудно управлять дома
или которые были там бесполезны (так теперь еще иногда смотрят
на море). Однако военная администрация, пока она остается' в ко-
лонии, является надлежащим и необходимым органом правитель-
ства метрополии.
Удивительный и исключительный успех Англии, как великой
колонизаторской, нации, слишком очевиден, чтобы на нем стоило
останавливаться, и причина этого, кажется, лежит главным обра-
зом в двух чертах национального характера. Во-первых, английский
колонист с естественной готовностью поселяется в новой стране,
отождествляет с нею свои интересы и хотя и сохраняет преданное
воспоминание о своем отечестве, но не мучится лихорадочной
жаждой возвращения туда.
Во-вторых, англичанин сразу же и
инстинктивно пытается развить ресурсы страны в самом широком
смысле. В первом свойстве англичанин отличается от француза,
всегда тоскливо оглядывающегося на прелести своей приятной
страны; в последнем — от испанцев, круг интересов и стремления
которых были слишком узки для полного развития возможностей
новых стран.
Характер и нужды голландцев естественно привели их к созда-
нию колоний; и около 1650 г. таковые уже имелись в Ост-Индии,
Африке и Америке и в таком большом числе, что одно перечисле-
ние их было бы утомительно. Они стояли тогда далеко впереди
Англии в этом Деле. Но хотя происхождение этих колоний, чисто
торговых по своему характеру, было естественным, им, кажется,
недоставало принципиальной основы роста. «При учреждении коло-
ний голландцы никогда не искали расширения империи, но един-
ственно лишь приобретений для торговли и коммерции. На попытки
к завоеванию они решались только тогда, когда были к тому вы-
нуждаемы силой обстоятельств. Обыкновенно они довольствова-
лись торговлей под покровительством правителя страны».
Это
скромное удовлетворение одной только материальной выгодой, не
сопровождавшееся политическими устремлениями, приводило, по-
добно деспотизму Франции и Испании, к взгляду на колонии только
как на экономический придаток метрополии и тем убивало есте-
ственный принцип их роста.
Прежде чем покончить с этой стороной вопроса, уместно спро-
сить себя, насколько национальный характер американцев приспо-

соблен для развития большой морской силы, при наличии благо-
приятных для этого условий.
Нам кажется, что для ответа на этот вопрос вполне достаточно
сослаться на весьма недавнее прошлое, чтобы доказать, что если
бы законодательные стеснения были устранены и если бы откры-
лись более выгодные возможности для судоходства, то морская
сила не замедлила бы появиться. Коммерческие инстинкты, смелая
предприимчивость, стяжательство и хороший нюх, позволяющий
найти соответствующие пути, — все это существует; и если в бу-
дущем откроется какое-либо поле для колонизации, то нет сомне-
ния, что американцы перенесут туда всю свою врожденную спо-
собность к самоуправлению и независимому росту.
VI. Характер правительства. При обсуждении влия-
ния, оказываемого на развитие морской силы нации ее правитель-
ством и учреждениями, необходимо избегнуть стремления к излиш-
нему философствованию и ограничить внимание очевидными и не-
посредственными причинами и ясными их результатами, не углуб-
ляясь слишком в отдаленные и конечные воздействия.
Несмотря на это, необходимо заметить, что отдельные формы
правления с соответствующими им учреждениями и характер пра-
вителей в то или иное время оказывали заметное влияние на раз-
витие морской силы. Различные черты страны и ее народа, которые
частично уже рассматривались выше, составляют тот естественный
характер, с которым нация, как и человек, начинает свою карьеру;
поведение правительства, в свою очередь, соответствует использо-
ванию различной воли, которая, в зависимости от того, будет ли
она мудра, энергична и настойчива или наоборот, определяет успех
или неудачи в жизни человека или в истории нации.
Кажется вероятным, что система правления, находящаяся в пол-
ном согласии с естественными наклонностями своего народа,
должна в высшей степени успешно способствовать его росту во
всех отношениях; и в деле создания морской силы самые блестя-
щие успехи имели место именно в тех случаях, когда имелось
разумное руководство со стороны правительства, пронизанного ду-
хом своего народа и сознававшего его истинные стремления. Такая
система правления является особенно прочной, когда народ или его
лучшие представители принимают широкое участие в управлении;
но подобные системы свободного правления иногда терпели не-
удачу, тогда как, с другой стороны, деспотическая власть, употреб-
лявшаяся разумно и настойчиво, создавала по временам большую
морскую торговлю и блестящий военный флот с большей эффектив-
ностью, чем это могло быть достигнуто медленными процессами
развития свободного народа. Однако в последнем случае труднее
всего обеспечить преемственность после смерти деспота.
Так как морская сила Англии бесспорно достигла наибольшей
высоты по сравнению с другими современными нациями, то нашего
внимания прежде всего требует деятельность ее правительства.
По своему общему направлению эта деятельность была последова-
тельной, хотя часто далеко не похвальной. Она была постоянно
направлена к установлению контроля над морем. Одно из наиболее

надменных выражений этого стремления относится еще к столь
давней эпохе, как царствование Якова I, когда у Англии не было
почти никаких владений, кроме ее собственных островов; это было
еще до колонизации Виргинии и Массачусетса. Вот что рассказы-
вает об этом Ришелье:
«Герцог Сюлли, министр Генриха IV (одного из самых рыцарственных
принцев из всех когда-либо живших), сел в Кале на французский корабль,
носивший французский флаг на грот-мачте; не успел он войти в Канал и
повстречать высланный ему навстречу английский посыльный бот, как
командир последнего приказал французскому судну спустить флаг. Герцог,
полагая, что его положение избавляет его от такого оскорбления, смело
отказал; но за этим отказом последовали три пушечных выстрела, кото-
рые, пронизав его корабль, пронизали также и сердца всех добрых фран-
цузов. Сліла заставила его уступить неправде, и на все свои жалобы
он не смог добиться от английского капитана лучшего ответа, чем сле-
дующий: «Поскольку его долг обязывает его чтить звание посланника,
постольку же он обязывает его требовать оказания должных почестей
флагу его государя — господина моря». Если слова самого короля Якова
были более вежливы, то во всяком случае они не возымели другого
эффекта, как побудить герцога внять голосу своего благоразумия, притво-
рившись удовлетворенным, несмотря па то, что нанесенная ему рана про-
должала болеть и была неизлечима. Генрих Великий вынужден был также
проявить умеренность в этом случае, но с решимостью когда-нибудь
поддержать права своей короны той силой, которую он со временем со-
бирался создать на море».
Этот акт наглости, непростительный с точки зрения современных:
идей, не был так несогласен с духом наций того времени. Он
главным образом достоин внимания как в высшей степени рельеф-
ный, а также и как одно из самых ранних указаний на цель Англии
утвердить свое господство на море, не останавливаясь ни перед
чем; и описанная обида была нанесена в правление одного из самых
робких королей Англии послу, непосредственно представлявшему
самого храброго и способного из французских государей. При
Кромвеле англичане настаивали с таким же упорством, как и при
королях, на оказании этой пустой почести флагу, не имевшей иного
значения, как демонстрации их целей. Это было одним из условий
мира, на который согласились голландцы после гибельной для них
войны 1654 г. Когда дело касалось чести и силы Англии, Кром-
вель — настоящий деспот, хотя и не коронованный — не останавли-
вался на пустых салютах. Еще не обладая силою, английский воен-
ный флот быстро вступил в новую деятельную жизнь под его суро-
вым управлением. Во всем свете — в Балтике, в Средиземном море,
в Вест-Индии, в варварийских государствах — английские флоты
требовали соблюдения прав Англии или удовлетворения за их нару-
шение; причем завоевание Ямайки положило начало тому расшире-
нию империи силою оружия, которое продолжалось до наших дней.
Равным образом не были забыты не менее сильные мирные меро-
приятия, направленные к росту английской торговли и судоходства.
Знаменитый Навигационный акт Кромвеля объявил, что ввоз всех
товаров в Англию или в ее колонии должен производиться исклю-
чительно судами, принадлежащими самой Англии или стране, в ко-
торой эти продукты добывались или изготовлялись. Этот декрет,
направленный в основном против голландцев, державших в своих

фуках транзитную торговлю Европы, дал себя почувствовать всему
коммерческому миру; но выгоды от него для Англии, в эти дни
борьбы и враждебности между нациями, были настолько очевидны,
что действия их сказывались еще долго после восстановления
монархии.
Так, столетие с четвертью спустя, мы видим [Нельсона еще
не начавшим своей замечательной знаменитой карьеры, заботя-
щимся о процветании английского судоходства, путем неуклонного
применения его в Вест-Индии против американских торговых
судов.
Когда Кромвель умер и Карл II вступил на престол своего отца,
этот король, столь вероломный по отношению к .английскому на-
роду, остался все-таки верным величию Англии и традиционной
политике ее правительства на море. В своих вероломных интригах
с Людовиком XIV, с помощью которых он намеревался сделать
себя независимым от парламента и народа, он писал Людовику:
«Есть два препятствия для совершенного единения. Первое — это
та огромная забота,- которую проявляет сейчас Франция о создании
своей торговли и импонирующего другим морского могущества.
Это возбуждает серьезное недоверие к нашей стране, могущей
достигнуть значения только своей торговлей и военным флотом,
а потому всякий шаг, делаемый Францией в этом направлении,"
увековечивает соперничество между двумя нациями». В ходе пере-
говоров, которые предшествовали гнусному нападению двух ко-
ролей на Голландскую республику, возник горячий спор о том,
кому командовать соединенными флотами Англии и Франции.
В этом пункте Карл был непоколебим. «Обычай Англии — командо-
вать в море», говорил он; и прямо сказал французскому послан-
нику, что если бы он уступил, то его подданные не повиновались
•бы ему. В проектировавшемся разделе Соединенных Провинций
он сохранил за Англией морскую добычу в виде позиций, которые
контролировали устья рек Шельды и Мааса. Флот в правление
Карла сохранял в течение некоторого времени дух и дисциплину,
созданные железным режимом Кромвеля, хотя впоследствии и он
подвергся общему моральному упадку, отметившему это пагубное
царствование. В 1666 г. Монк совершил большую стратегическую
ошибку, отослав от себя четверть своего флота, после чего встре-
тил значительно превосходившие его морские силы Голландии. Не-
смотря на неравные шансы, он атаковал неприятеля без колебания
и в течение трех дней сражался с честью, хотя и понес большие
потери. Такое поведение не есть война, однако именно в единстве
взглядов английского народа и его правительства, зорко следивших
за сохранением престижа Англии на море, продиктовавших дей-
ствия Монка, заключается секрет конечного успеха, последовав-
шего за многими ошибками, совершенными на протяжении ряда
веков. Преемник Карла, Яков II, сам был моряком и командовал
в двух больших морских сражениях. Когда Вильгельм III вступил
на престол, правительства Англии и Голландии объединились
в одном лице и совместно действовали против Людовика XIV до
Утрехтского мира в 1713 г., т. е . в течение четверти столетия.

Английское правительство все более и более настойчиво и целе-
устремленно заботилось о расширении заморских владений и песто-
вало морскую силу. Нанося на море удары Франции, как откры-
тый враг ее, Англия в то же время подкапывалась, — как по край-
ней мере полагали многие, — как
коварный друг, под морскую
силу Голландии. Согласно трактату между двумя странами, Гол-
ландия должна была выставлять только три восьмых их общих
морских сил, а Англия -— пять восьмых, — почти вдвое больше.
Такое положение, соединенное с условием, требовавшим от Гол-
ландии содержания армии в 102 ООО человек, а от Англии только
в 40 ООО, фактически предоставило ведение сухопутной войны пер-
вой, а морской войны — второй. Очевидно, что указанное стремле-
ние имело место независимо от того, было ли оно преднамеренным
или нет, и при заключении мира, в то время как Голландия получила
вознаграждение на суше, Англия получила, кроме торговых привиле-
гий во Франции, Испании и испанской Вест-Индии, такие важные,
с морской точки зрения, пункты, как Гибралтар и порт Маон
в Средиземном море, Ньюфаундленд, Новая Шотландия и Гудзо-
нов залив — в Северной Америке. Морская сила Франции и Испании
исчезла; морская сила Голландии с тех пор постоянно падала.
Утвердившись, таким образом, в Америке, Вест-Индии и Средизем-
ном море, английское правительство с тех пор твердо двигалось
вперед по пути превращения Английского королевства в Британ-
скую империю. В течение двадцати пяти лет, последовавших за
Утрехтским миром, сохранение мира было главной целью министров,
руководивших политикой двух больших морских наций — Франции
и Англии; но среди всех колебаний континентальной политики
в этот в высшей степени неустойчивый период, изобиловавший
мелкими войнами и менявшимися договорами, взор Англии по-
стоянно был устремлен на сохранение ее морской силы. Ее флоты
сохраняли равновесие сил в Балтийском море, из которого она
извлекала не только большие торговые прибыли, но и большую
часть морских припасов, между тем как Петр Великий намеревался
превратить это море в русское озеро. Дания пыталась учредить
Ост-Индскую компанию при помощи иностранных капиталов;
Англия и Голландия не только запретили своим подданным уча-
ствовать в ней, но и пригрозили самой Дании, и таким образом
воспрепятствовали предприятию, которое считали противоречащим
их морским интересам. В Нидерландах, которые по Утрехтскому
трактату перешли к Австрии, с санкции императора была создана
аналогичная Ост-Индская компания, избравшая своим портом
Остенде. Эта попытка восстановить торговлю Нидерландов, поте-
рянную ими вследствие утраты устья Шельды, натолкнулась на
сопротивление морских держав — Англии и Голландии; и жадные
стремления последних сохранить за собой монополию торговли,
поддержанные в этом случае Францией, задушили и эту компанию
после нескольких лет наполненного борьбой существования.
В Средиземном море Утрехтское соглашение было нарушено импе-
ратором Австрии, естественным союзником Англии при тогдашнем
состоянии европейской политики. Опираясь на поддержку Англии,
4/— 413
4'

он, уже имея в своих руках Неаполь, потребовал также Сицилию
в обмен на Сардинию. Испания сопротивлялась; ее флот, только
что начавший оживать под управлением энергичного министра
Альберони, был разбит и уничтожен английским флотом близ мыса
Пассаро в 1718 г.,
тогда как в следующем году французская
армия, по настоянию Англии, перешла Пиренеи и завершила дело,'
разрушив испанские верфи. Таким образом Англия, владея уже
сама Гибралтаром и Маоном, увидела Неаполь и Сицилию в руках
своего друга, а неприятеля своего разбитым наголову. В испан-
ской Америке англичане злоупотребляли ограниченными торговыми
привилегиями, которые им удалось вырвать у Испании, пользуясь
ее затруднительным положением, и создали обширную и едва при-
крытую систему контрабанды; и когда выведенное из терпения
испанское правительство пошло на эксцессы, чтобы уничтожить
английскую контрабанду, то министр, заботившийся о мире, и оппо-
зиция, настаивавшая на войне, защищали свои предложения ука-
занием и на то влияние, которое они окажут на морскую силу и
престиж Англии. В то время как политика Англии, таким образом,
неуклонно стремилась к расширению и усилению основ своего
влияния на океане, другие правительства Европы, казалось, не
замечали опасностей, возникавших для них в результате увеличе-
ния ее морской силы. Бедствия, вызванные подавляющим превос-
ходством Испании в стародавние времена, казалось, были забыты:
забыт был также совсем недавний урок кровавых и дорого стоив-
ших войн, вызванных честолюбием и чрезмерной властью Людо-
вика XIV. На глазах государственных людей Европы настойчиво
и явственно созидалась третья держава, подавляющие силы кото-
рой предназначались к деятельности такой же эгоистичной, столь
же агрессивной, хотя и не такой жестокой, но зато гораздо более
успешной, чем деятельность любой из держав прошлого. Ее
морская сила, деятельность которой, более тихая чем звон ору-
жия, редко замечалась своевременно, тем не менее проявляла себя
совершенно явственно. Едва ли можно отрицать, что бесконтроль-
ное господство Англии'на морях в течение почти всего периода,
избранного предметом настоящего труда, было из-за отсутствия
достойного ее соперника важнейшим из факторов военного харак-
тера, которые определили конечный исход 1. Однако после Утрехта
до предвидения этого влияния было еще так далеко, что Франция,
движимая личными побуждениями ее правителей, приняла сторону
Англии против Испании; когда в 1726 г. к власти пришел Флёри
(Fleuri), он отказался от этой политики, но на французский флот
попрежнему не обращалось внимания, и единственным ударом, на-
несенным Англии, было утверждение Бурбонского принца —есте-
ственного врага ее — на троне обеих Сицилий в 1736 г.
1 Интересное доказательство веса, приписываемого морской силе Велико-
британии большим военным авторитетом, находим во введении Жомини к его
труду «История войн Французской революций». Он считает фундаментальным
принципом европейской политики то положение, что неограниченное расшире-
ние морской силы не должно быть допущено НЕ ДЛЯ ОДНОЙ нации, к которой
нельзя подойти с суши, — определение, пока приложимое только к Англии.

Когда в 1739 г. разразилась война с Испанией, английский флот
по численности превосходил соединенные флоты Испании и Фран-
ции; и это численное превосходство все возрастало на протяже-
нии следующей четверти столетия, заполненной почти непрерыв-
ными войнами. В этих войнах Англия, сначала инстинктивно, а за-
тем совершенно сознательно, под руководством правительства,
осознавшего возможности и преимущества морской силы, быстро
строила ту могущественную колониальную империю, основание
которой было прочно заложено уже в самих свойствах ее коло-
нистов и в силе ее флота. В этот период ее богатство — резуль-
тат морского могущества — обеспечило ей видную роль и в чисто
европейских делах.
Система субсидий, возникшая полстолетием
раньше в войнах Мальборо (Marlborough) и получившая наиболь-
шее развитие, полстолетие спустя, в наполеоновских войнах, под-
держала усилия ее союзников, которые без субсидий ослабли бы
или даже были бы совсем парализованы. Кто может отрицать, что
правительство, которое одной рукой усиливало своих слабеющих
союзников на континенте живительным притоком денег, а другой
изгоняло своих врагов с моря и из главных владений — Канады,
Мартиники,
Гваделупы,
Гаваны, Манилы, — обеспечило своей
стране первенствующую роль в европейской политике; и кто мо-
жет не видеть, что сила, заложенная в этом правительстве, вла-
девшем лишь тесной и бедной ресурсами территорией, выросла
прямо из моря?
Политика, руководившая английским правительством в войне,
изложена в речи Питта (Pitt), который был ее главным гением,
хотя и вышел в отставку, не доведя ее до конца. Осуждая мир
1763 г., заключенный его политическим противником, он сказал:
«Франция грозна для нас главным образом, если не исключительно,
как морская и торговая держава. То, что мы сами выигрываем
в этой области, особенно ценно для нас именно потому, что
этим мы наносим ей вред. Вы же оставили Франции возможность
восстановить свой военный флот».
Тем не менее приобретения
Англии были огромны; ее гегемония в Индии была обеспечена, и
вся Северная Америка, к востоку от Миссисипи, находилась в ее
руках. К этому времени направление деятельности ее правитель-
ства ясно обозначилось, получило силу традиции и с тех пор ему
следовали неукоснительно. Правда, война против Американской
революции была большой ошибкой с точки зрения упрочения мор-
ской силы; но правительство было невольно вовлечено в нее
серией естественных ошибок. Оставляя в стороне политические и
конституционные соображения и смотря на вопрос, как на чисто
военный или морской, можно характеризовать сущность дела так:
американские колонии были большими и растущими общинами, раз-
вивавшимися на большом от Англии расстоянии. До тех пор, пока
они оставались привязанными к своей родине, а эта привязанность
доходила тогда до энтузиазма, они представляли прочную основу
для ее морской силы в той части света; но их территория и насе-
ление были слишком велики для того, чтобы при таком большом
расстоянии от Англии их удалось удержать силою, если бы

какие-либо сильные нации пожелали помочь им. Между тем, это
«если» было тогда весьма вероятным; унижение Франции и Испа-
нии было так горько и так свежо в памяти, что они, наверное,
ждали случая взять реванш, и было хорошо известно, что особенно
Франция энергично заботится о быстрой постройке флота. Если бы
колонии были тринадцатью островами, то морская сила Англии
быстро урегулировала бы вопрос; но вместо физического барьера
колонии разделяло только местное соперничество, которое было
в достаточной мере устранено общей опасностью.
Сознательно
вступить в такую борьбу, стараться удержать силой такую обшир-
ную территорию, с огромным восставшим населением, так далеко
от метрополии, было равносильно возобновлению Семилетней войны
с Францией и Испанией, причем на этот раз американцы были уже
враждебными, а не дружественными Англии. Семилетняя война
была таким тяжелым бременем, что мудрое правительство должно
было бы понимать невозможность нести еще и добавочную ношу и
поняло бы необходимость соглашения с колонистами. Правитель-
ство того времени не было мудро и пожертвовало важным элемен-
том морской силы Англии; но по ошибке, а не добровольно; по
надменности, а не по слабости,
Это неуклонное сохранение генеральной линии политики, без
сомнения, подсказывалось сменявшим друг друга английским
правительствам самими условиями страны. Единство цели было до
некоторой степени предопределено последними. Твердое сохране-
ние морской силы, высокомерная решимость заставить чувствовать
ее, мудрое содержание военных сил в состоянии боевой готовно-
сти в еще большей степени были обусловлены той особенностью
политических учреждений Англии, которая в течение рассматри-
ваемого периода практически отдала власть в руки класса земель-
ной аристократии. Такой класс, каковы бы ни были его недостатки
в других отношениях, с готовностью воспринимает и развивает
политические традиции, естественно гордится славою своей страны
и сравнительно нечувствителен к страданиям общества, ценою ко-
торых эта слава поддерживается. Он, не задумываясь, заставляет
общество нести бремя финансовых тягот, необходимых для под-
готовки к войне и для ведения ее. Будучи в целом богатым, он не
так чувствителен к этим тяготам. Не будучи по своему характеру
торговыми, источники его богатства, в случае войны, не подвер-
гаются немедленной опасности, и он не страдает политической ро-
бостью, характеризующей тех, состоянию и делам которых угро-
жают международные осложнения, — вошедшей в пословицу ро-
бостью капитала. Тем не менее в Англии этот класс не был не-
чувствителен ко всему, что способствовало торговле или затруд-
няло ее; обе палаты парламента соперничали в покровительстве ей
и в заботах об ее расширении; их частым запросам морская исто-
рия приписывает рост эффективности управления флотом, находив-
шегося в руках исполнительной власти. Такой класс так же
естественно воспринимает и поддерживает дух воинской чести, что
имело первостепенную .важность в те века, когда военная органи-
зация не давала достаточной замены того, что называется esprit-

de-corps
Но хотя аристократия была преисполнена классового
чувства и классовых предрассудков, которые давали себя чувство-
вать в военном флоте, как и везде, ее практическая жилка оставляла
открытым путь к выдвижению и для людей более низкого про-
исхождения, и каждый век видел адмиралов, вышедших из низов.
Этим своим свойством английский высший класс заметно отли-
чался от французского. Даже в 1789 г., в начале революции, спи-
сок офицеров французского военного флота все еще носил имя
чиновника, на обязанности которого лежала проверка доказательств
благородного происхождения лиц, намеревавшихся вступить в воен-
но-морское училище.
С 1815 г., и особенно в наши дни, управление Англией перешло
в значительнейшей мере в руки народа в целом. Пострадает ли от
этого ее морская сила, пока неизвестно. Основой этой силы
остается большая торговля, крупная механическая промышленность
и обширная колониальная система. Будет ли демократическое пра-
вительство обладать достаточной дальновидностью и чувствитель-
ностью к национальному положению и кредиту, чтобы для проч-
ного поддержания благосостояния страны не жалеть в мирное
время необходимых денежных затрат, обеспечивающих готовность
к войне, этот вопрос остается еще открытым. Народные правитель-
ства обыкновенно не склонны к военным издержкам, как бы они
ни были необходимы, и есть признаки, что в этом отношении
Англия начинает отставать.
Выше мы уже видели, что Голландская республика, еще более
чем английская нация, своим процветанием и даже самой жизнью
обязана морю. Но характер и политика ее правительства значи-
тельно менее благоприятствовали неуклонному поддержанию ее
морского могущества. Состоя из семи областей, носивших назва-
ние Соединенных Провинций, она страдала от разделения властей,
которое американец назвал бы чрезмерным расширением прав от-
дельных штатов. Каждая морская провинция имела свой собствен-
ный флот и свое собственное адмиралтейство, что порождало
зависть между ними. Этому дезорганизующему
направлению
частью противодействовало большое преобладание провинции Гол-
ландии, которая содержала пять шестых флота и вносила пять-
десят восемь процентов налогов и принимала соответствующее
этому участие в руководстве национальной политикой.
Дух народа, в высшей степени патриотического и способного
принести крайние жертвы за свободу, но все-таки узко коммерче-
ского, царил и в правительстве, которое можно назвать коммерче-
ской аристократией, и заставлял его враждебно относиться к войне
и'к затратам, необходимым для ее подготовки. Как уже указыва-
лось, голландские бургомистры соглашались нести расходы на
оборону не ранее, чем опасность начинала угрожать непосред-
ственно им. Однако, пока держалось республиканское правитель-
ство, эта экономия менее всего распространялась на флот; и до
смерти Яна де Витта в 1672 г. и даже до мира с Англией в 1674 г.
1 Корпоративный дух.

голландский военный флот по своей численности и вооружению
способен был с честью противостоять соединенным флотам Англии
и Франции. Его сила в это время несомненно спасла страну от
разгрома, задуманного двумя королями. Со смертью де Витта
умерла и республика, и ее сменило, в сущности, монархическое
правление Вильгельма Оранского. Всю свою жизнь этот принц,
которому было тогда всего лишь восемнадцать лет, проводил поли-
тику сопротивления Людовику XIV и французской экспансии. Это
сопротивление проявлялось скорее на суше, чем на море, чему
способствовал выход Англии из войны. .. Уже в 1676 г. адмирал
де Рюйтер (de Ruyter) нашел, что силы, предоставленные в его
распоряжение, недостаточны для того, чтобы бороться с Францией
без поддержки извне. Поскольку взоры правительства были обра-
щены на сухопутные границы, флот быстро пришел в упадок.
В 1688 г., когда Вильгельму Оранскому нужен был флот для
сопровождения его в Англию, бургомистры Амстердама заявили,
что сила флота неизмеримо сократилась и что к тому же он ли-
шился своих способнейших командиров.
Став королем Англии,
Вильгельм сохранил положение штатгальтера и продолжал свою
прежнюю политику в Европе. Он нашел в Англии морскую силу,
в которой нуждался, а ресурсы Голландии использовал для сухо-
путной войны. Этот голландский принц согласился, чтобы в воен-
ных советах союзных флотов голландские адмиралы сидели ниже
младшего английского капитана; и таким образом морские инте
ресы голландцев, так же как и их гордость, были принесены
в жертву Англии. Когда Вильгельм умер, новое правительство про-
должало его политику. Его цели были чисто сухопутные, и при
заключении Утрехтского мира, который завершил серию войн, про-
должавшихся более сорока лет, голландцы, не предъявив ника-
ких требований морского характера, не приобрели ничего в области
морских ресурсов, колониальной экспансии или торговли.
О последней из этих войн английский историк говорит:
«Экономия голландцев сильно повредила их репутации и тор-
говле. Их военные корабли в Средиземном море никогда не были
в достаточной мере обеспечены провиантом, а их конвои были
настолько слабы и плохо вооружены, что на один наш корабль они
теряли пять, что породило общее убеждение в том, что перевозить
товары на наших судах более безопасно, чем на их. А это не-
сомненно дало хороший эффект. Поэтому наша торговля в этой
войне скорее возросла, чем уменьшилась».
С этого времени Голландия перестала обладать большой мор-
ской силой и быстро потеряла главенствующее положение среди
наций, чье могущество было создано этой силой. Будет только
справедливо сказать, что никакая политика не спасла бы от упадка
эту маленькую, хотя и решительную нацию перед лицом неприми-
римой вражды Людовика XIV. Дружба с Францией, обеспечившая
бы ей мир на сухопутной границе, позволила бы ей, по крайней
мере в течение более продолжительного времени, оспаривать
у Англии господство на морях, а союз флотов двух континенталь-
ных государств мог бы задержать рост огромной морской силы,

о которой только что говорилось. Мир на море между Англией и
Голландией мог стать возможным лишь в результате фактического
подчинения одной из этих стран другой, ибо обе они стремились
к одной и той же цели. Между Францией и Голландией дело об-
стояло иначе; и падение Голландии не было неизбежным след-
ствием ее малых размеров и малочисленности населения, а было
обусловлено ошибочной политикой обоих правительств. В нашу
задачу не входит обсуждать, которое из последних более заслу-
живает порицания.
Франция, прекрасно расположенная для обладания морской си-
лой, получила в наследство от двух великих правителей •— Ген-
риха IV и Ришелье — совершенно определенную политику.
С некоторыми хорошо разработанными проектами экспансии на
Восток было соединено упорное сопротивление Австрийскому дому,
который правил тогда как в Австрии, так и в Испании, и такое же
сопротивление Англии на море. Для достижения этой последней
цели, а также по другим причинам следовало добиваться союза
с Голландией, следовало также развивать торговлю и рыболовство
как основу морской силы и создать большой военный флот.
Ришелье оставил документ, который он назвал своим политиче-
ским завещанием; в нем он указывал на возможность для Франции
создать морскую силу, основываясь на положении и средствах
страны; и французские писатели считают его истинным основате-
лем флота не только потому, что он снарядил суда, но и за ши-
роту его взглядов и тех мероприятий, которые обеспечили здоро-
вый и неуклонный рост флота. После его смерти Мазарини (Maza-
rin) унаследовал его взгляды и общую политику, но не усвоил
его высокого и воинственного духа, а потому в период его упра-
вления только что созданный флот исчез.
Когда Людовик XIV взял власть в свои руки (в 1661 г.), во
французском флоте было всего тридцать военных кораблей, из
которых только три имели не менее шестидесяти пушек.
Тогда
началась работа, явившаяся удивительнейшим проявлением возмож-
ностей абсолютизма, когда он пользуется своей властью умело и
систематично. Управление торговлей, мануфактурами,
судоход-
ством и колониями было поручено человеку великого практиче-
ского гения, Кольберу, который служил под руководством Ришелье
и полностью воспринял его идеи и политику. Он преследовал свои
цели в чисто французском духе. Кабинет министра должен был
быть источником всего и организовать решительно все. «Организо-
вать производителей и купцов в сильную армию, подчиненную
активному и разумному руководству, чтобы обеспечить Франции
промышленную победу с помощью порядка и единства усилий, и
получить лучшие продукты, сделав обязательными для всех рабо-
чих процессы производства, признанные наилучшими компетент-
ными людьми. . . Организовать моряков и заморскую торговлю
в большие корпорации так же, как это было сделано с мануфакту-
рами и внутренней торговлей, и обеспечить торговой мощи Фран-
ции поддержку в виде военного флота дотоле невиданных разме-
ров, имеющего прочную базу»,
таковы, говорят нам, были

задачи Кольбера по отношению к двум из трех звеньев, соста-
влявших цепь морской силы. Что касается третьего звена — коло-
ний, то правительство, очевидно, также имело в виду само зани-
маться их организацией и управлением ими, ибо оно начало с того,
что откупило обратно у владевших ими колоний Канаду, Ньюфаунд-
ленд, Новую Шотландию и острова французской Вест-Индии.
Здесь действовала, таким образом, абсолютная бесконтрольная
власть, сосредоточившая в своих руках все нити правления нации
и предполагавшая так направить ее, чтобы наряду с другими ве-
щами создать великое морское могущество.
Рассмотрение всех деталей деятельности Кольбера не входит
в нашу задачу. Достаточно отметить, что правительство играло
главную роль в создании морского могущества государства, и то,
что этот истинно великий человек видел не один какой-нибудь из
устоев, на которых оно покоится, не замечая при этом всех осталь-
ных, а способствовал укреплению всех этих устоев своей мудрой и
предусмотрительной деятельностью. Земледелие, увеличивающее
плодородие земли, и мануфактуры, умножающие продукты про-
мышленности человека; внутренние торговые пути и правила, облег-
чающие обмен продуктов с внешним миром; судоходство и тамо-
женные уставы, направленные к передаче транзитной торговли
в руки французов и тем самым поощрявшие строительство торго-
вого флота Франции для ввоза и вывоза отечественных и колони-
альных продуктов; такая организация колониальной администрации
и развития колоний, которая обеспечивала непрерывное расширение
отдаленного рынка и переход его в монопольное владение отече-
ственной торговли; трактаты с иностранными государствами, благо-
приятные для французской торговли, и налоги на иностранные
суда и продукты, вводившиеся с целью подрыва торговли кон-
курирующих наций, — все эти меры, обнимающие бесчислен-
ные детали, были применены, чтобы создать для Франции: 1) про-
изводство; 2) судоходство; 3) колонии и рынки, — одним словом,
морскую силу. Изучение такой работы проще и легче, когда она
сделана одним человеком, начертана одним логическим процессом,
чем когда она медленно осуществляется противоречивыми инте-
ресами при более сложной системе правления. За несколько лет
правления Кольбера вся теория морского могущества была осу-
ществлена характерным для Франции путем систематической цен-
трализации, тогда как для того, чтобы продемонстрировать ту же
теорию на примере английской и голландской историй, нужно взять
деятельность нескольких поколений. Однако этот рост был форси-
рованным и зависел от настойчивости пестовавшей его абсолютной
власти; а так как Кольбер не был королем, то его контроль про-
должался только до тех пор, пока он был в милости у короля.
Однако в высшей степени интересно отметить результаты его
работы на специальном поприще правительственной деятельности—
во флоте. Было уже сказано, что в 1661 г., когда он вступил
в должность, Франция имела только тридцать вооруженных кораб-
лей, из которых лишь на трех было не менее шестидесяти пушек.
В 1666 г. число судов возросло уже до семидесяти, из коих пять-

десят были линейные, и двадцать брандеров; в 1671 г. вместо-
семидесяти стало уже сто девяносто шесть. В 1683 г. насчитыва-
лось сто семь кораблей с вооружением от 24 до 120 пушек на
каждом, двенадцать из которых имели свыше 76 пушек, кроме-
того имелось много мелких судов. Порядок и система, установлен-
ные в доках, сделали последние гораздо более производительными,
чем в Англии. Английский капитан, бывший пленником во Франции
в то время, когда влияние Кольбера еще сказывалось в деятель-
ности его сына, пишет:
«Будучи привезен туда пленником',
я пролежал четыре месяца-
в госпитале, в Бресте, где лечился от ран. Находясь там, я удивлялся
быстроте, с которой во Франции комплектуются команды и снаряжаются
суда, ибо до того времени полагал, что это нигде не может делаться
быстрее, чем в Англии, где мы имеем в десять раз больше судов,,
а следовательно в десять раз больше моряков, чем имеет Франция;
но там я ушдел, как двадцать кораблей, почти все шестидесятмпушечные,
были снаряжены в течение двадцати дней; предварительно они были
введены в гавань, и команды были распущены. Затем, по распоряжению-
из' Парижа, они были килеваны, осмотрены, оснащены, снабжены про-
виантом, а команды их укомплектованы, и в конце указанного срока они
снова вышли в море с величайшей легкостью, какую можно себе пред-
ставить. Я видел также, как за какие-нибудь четыре-пять часов со ста-
пушечного корабля были сняты все орудия; в Англии же я никогда
не видел, чтобы это было сделано меньше, чем за двадцать четыре часа;
и притом французы работали с величайшей легкостью и с меньшим-
риском, чем у нас. Все это я видел из окна госпиталя».
Один французский морской историк сообщает почти невероят-
ные факты подобного рода: например, килевание одной галеры
было закончено к четырем часам, а в девять она вышла из порта
с полным вооружением. Наряду с более серьезными заявлениями
английского офицера эти предания указывают, что во Франции
была достигнута замечательная степень организованности и по-
рядка, а работа была сильно облегчена.
Тем не менее весь этот удивительный рост флота, форсирован-
ный действиями правительства, зачах подобно тыковнику Ионы,
когда правительство перестало благоволить к нему. Флот не успел
пустить глубоких корней в жизни нации.
Деятельность Кольбера совпадала с направлением политики
Ришелье, и в течение некоторого времени казалось, что она будет
продолжаться и возвеличит Францию на море, а также принесет
ей господство на суше. По причинам, приводить которые пока нет
надобности, Людовик проникся чувством ожесточенной вражды
к Голландии; и так как эти чувства разделялись Карлом II, то оба
короля решились уничтожить Соединенные Провинции. Война,
начавшаяся вследствие этого решения в 1672 г., хотя и более про-
тивная естественным чувствам Англии, была меньшей политической
ошибкой с ее стороны, чем со стороны Франции, — особенно по
отношению к морской силе. Франция помогала уничтожению своего
вероятного и, несомненно, незаменимого союзника; Англия участво-
вала в сокрушении своего величайшего соперника на море, кото-
рый еще превосходил ее своей торговлей. Франция, шатавшаяся
под бременем долгов и финансовой разрухи, когда Людовик всту-

пил на престол, к 1672 г. едва успела расчистить себе путь благо-
даря счастливым результатам реформ Кольбера. Война, продолжав-
шаяся шесть лет, уничтожила большую часть его достижений.
Земледельческие классы, мануфактуры, торговля и колонии — всему
этому она нанесла удар; учреждения Кольбера зачахли, и порядок,
который он установил в области финансов, был ниспровергнут.
Таким образом, деяния Людовика — а он один направлял прави-
тельство Франции — подорвали молодые корни ее морского могу-
щества и озлобили против нее лучшего морского союзника. Тер-
ритория и военная сила Франции увеличились, но ростки торговли
и мирного судоходства завяли в процессе войны; и хотя военный
флот еще в течение нескольких лет содержался с большим бле-
ском, скоро и он начал сокращаться и к концу царствования почти
совсем исчез. Та же самая ложная политика по отношению к морю
отметила и остальную часть его пятидесятичетырехлетнего царство-
вания. Людовик постоянно поворачивал спину к морским интере-
сам Франции, за исключением военного флота, и либо не мог, либо
не хотел видеть, что в последнем было мало пользы, а жизнеспо-
собность его была сомнительна, раз судоходство и промышленность,
на которые он опирался, погибли. Его политика, стремившаяся
к завоеванию гегемонии в Европе путем увеличения военной силы
и территориальной экспансии, принудила Англию и Голландию
к союзу, который, как уже выше было сказано, непосредственно
изгнал Францию с моря и косвенно подорвал морскую силу Гол-
ландии. Флот Кольбера погиб, и в течение последних десяти лет
жизни Людовика в море ни разу не выходил значительный фран-
цузский флот, хотя война велась непрерывно. Простота формы пра-
вления в абсолютной монархии, таким образом, убедительно пока-
зала, как велико может быть влияние правительства на рост и упа-
док морской силы.
В последний период своей жизни Людовик был, следовательно,
свидетелем упадка упомянутой силы, вызванного ослаблением ее
оснований — торговли и приносимого ею богатства.
Следующее
правительство, также абсолютное, с определенными целями и по
требованию Англии, отказалось от всяких претензий на содержание
эффективного флота. Причиной этому было то, что новый король
был несовершеннолетним; регент же, будучи в ожесточенной
вражде с королем Испании, заключил союз с Англией для того,
чтобы вредить ему и сохранить за собой власть. Он помог ей
утвердить Австрию, наследственного врага Франции, в Неаполе
и в Сицилии, чтобы нанести ущерб Испании, и в союзе с нею уни-
чтожил испанский военный флот и верфи. В его лице появился
новый абсолютный правитель, игнорировавший морские интересы
Франции, погубивший естественного союзника и прямо помогав-
ший •— подобно тому как косвенно и ненамеренно помогал Людо-
вик XIV — усилению владычицы морей. Этот переходный период
окончился со смертью регента в 1726 г.; но с этого времени до
1760 г. правительство Франции продолжало игнорировать ее мор-
ские интересы. Правда, говорят, что благодаря некоторым мудрым
изменениям в ее финансовых установлениях, направленных к обес-

печению свободы торговли и • сделанных министром Лоу — шот-
ландцем по происхождению, торговля с Ост- и Вест-Индией пора-
зительно увеличилась, и что острова Гваделупа и Мартиника сде-
лались чрезвычайно богатыми и процветали; но когда началась
война, то как торговля, так и колонии оказались выданными на
милость Англии, потому что военный флот пришел в упадок.
В 1756 г., когда положение Франции успело уже несколько улуч-
шиться, она имела только сорок пять линейных кораблей, а Англия
около ста тридцати; и когда эти сорок пять кораблей понадоби-
лось вооружить и снабдить всем необходимым, то не нашлось
достаточного количества материалов, такелажа, запасов и даже
артиллерии. Но и это еще не все.
«Недостаток системы
в действиях правительства, — говорит один
французский писатель, — породил мндиферентизм и открыл дверь беспо-
рядку и недостатку дисциплины.
Никогда неправильные повышения
по службе не были так часты; никогда недовольство не было таким
всеобщим. Деньги и интриги заняли место всего другого и приносили
назначение на командные посты и власть. Знать и выскочки, с их влия-
нием в столице и самодовольством в морских портах, мнили себя возна-
граждаемыми по заслугам. Расхищение средств государства и верфей
не знало границ. Честь и скромность поднимались на смех. И как бы
считая, что зло еще недостаточно велико, министерство озаботилось изгла-
дить героические традиции прошлого, которые избежали общего крушения.
За энергическими боями великого царствования последовала, по приказу
двора, «политика осмотрительности». Для сохранения немногих вооружен-
ных кораблей неприятелю давались большие преимущества. Ради этого
несчастного принципа мы были обречены на оборонительное положение,
столь же выгодное для неприятеля, сколь чужДое гению нашего народа.
Боязливая осмотрительность перед врагом, предписанная нам приказом,
в конце концов отразилась на национальном характере; и злоупотребление
этой системой приводило к актам недисциплинированности и к неустой-
чивости подогнем, чему в предшествовавшем столетии нельзя было найти
ни одного примера».
Ложная политика континентальной экспансии поглощала сред-
ства страны и была вдвойне вредна, потому что, оставляя безза-
щитными колонии и торговлю, она позволяла противнику в случае
войны отрезать Францию от величайшего источника богатства,
как это в действительности и случилось. Небольшие эскадры, вы-
ходившие в море, уничтожались значительно превосходившими их
силами неприятеля: торговое судоходство было ликвидировано,
и колонии Канада, Мартиника, Гваделупа, Индия попали в руки
Англии. Если бы это не заняло слишком много места, можно было
бы привести ряд интересных выдержек из трудов писателей, пока-
зывающих крайне бедственное положение Франции — страны, от-
вернувшейся от моря, — и рост богатства Англии среди всех ее
жертв и усилий. Один современный писатель следующим образом
выразил свой взгляд на политику Франции в тот период:
«Франция, столь горячо увлекшаяся германской войной, настолько ли-
шила свой флот внимания и средств, что дала нам возможность нанести
ее морскому могуществу такой удар, от которого она, быть может,
никогда не оправится.
Поглощение ее внимания германской войной
отвлекло ее также от обороны своих колоний, вследствие чего мы могли
завоевать значительнейшие из них. Война заставила ее отказаться от по-
кровительства своей торговле, которая была всецело уничтожена, тогда

как торговля Англии никогда, — даже среди самого глубокого мира, —
не бывала еще в таком цветущем состоянии. Словом, втянувшись в эту
германскую войну, Франция принесла в жертву свои шансы в непо-
средственно'затрагивающем ее конфликте с Англией».
В Семилетней войне Франция потеряла тридцать семь линей-
ных кораблей и пятьдесят шесть фрегатов, т. е . в три раза больше
судов, чем когда-либо насчитывал весь флот Соединенных Штатов
во времена парусного флота. «В первый раз со времени средних
веков, — говорит один французский историк в своем разборе упо-
мянутой войны, — Англия победила Францию одна, почти без союз-
ников, тогда как последняя имела много сильных помощников.
Этими победами Англия обязана единственно превосходству своего
правительства». Да, превосходству правительства, пользовавшегося
мощнейшим оружием — морской силой, в вознаграждение за его
настойчивую политику, неуклонно направленную к одной цели.
Глубокое унижение Франции, достигшее предела между 1760 и
1763 гг., когда она заключила мир, является поучительным уроком
для Соединенных Штатов в нынешний период нашего торгового и
морского упадка. Мы избежали ее унижения, так будем же на-
деяться, что мы последуем примеру, который она показала впо-
следствии.
В те же годы (1760—1763) французский народ восстал, как впо-
следствии в 1793 г., и заявил, что желает иметь флот. «Народное
чувство, искусно направлявшееся правительством, испустило крик,
разнесшийся с одного конца Франции до другого: «Флот должен
быть восстановлен».
Правительство получило в дар корабли от
городов, от корпораций и по частным подпискам. В дотоле пустын-
ных портах началась кипучая деятельность, везде строились и
ремонтировались корабли. Эта деятельность не ослабевала; арсе-
налы наполнились, материальная часть была приведена в порядок,
артиллерия реорганизована; кроме того было обучено и оставлено
во флоте десять тысяч артиллеристов.
В тоне и в действиях морских офицеров тех дней сразу почув-
ствовался всенародный подъем, которого лучшие из них не только
ждали, но которому они и способствовали. Никогда еще не обна-
руживалось среди морских офицеров такой профессиональной и
умственной деятельности, как в то время, когда правительство
оставляло гнить их корабли. Вот что пишет об этом выдающийся
французский офицер нашего времени:
«Грустное состояние флота в царствование Людовика XV заставило
офицеров, для которых доступ к блестящей карьере смелых предприятий
и удачных сражений оказался закрытым, обратиться к собственным силам.
Они извлекли из своих занятий те знания, которые они применили
на практике несколько лет спустя, как бы в доказательство справедли-
вости изречения Монтескье: «Несчастье — наша мать, счастье — наша
мачеха»... Около 1769 г. сияло во. всем своем блеске созвездие офице-
ров, чья деятельность распространилась до крайних пределов мира и
которые занимались исследованиями и работами во всех отраслях челове-
ческих знаний. Морская академия, основанная в 1752 г., была преобра-
зована» Ч
1 Go uge а г cl, Т.а Manne de Guerre; Kiclièlieu èt Colbert.

Первый директор Академии, пост-капитан, по имени Биго де
Морог (Bigot de Morogues), написал тщательно разработанный трак-
тат по морской тактике, первый оригинальный труд по этому пред-
мету со времени сочинения Поля Госта (Paul Hoste), заменить кото-
рое он имел целью. Морог должен был изучать и формулировать
свои проблемы тактики в те дни, когда Франция не имела флота
и под ударами неприятеля была неспособна поднять свою голову
на море. В Англии тогда не было подобной книги, и один англий-
ский лейтенант только в 1762 г. перевел часть великого труда
Госта, опустив большую часть его. Не ранее как двадцать лет
спустя шотландец Клерк — частное лицо — издал умное исследо-
вание по морской тактике, указавшее английским адмиралам на
систему, которая позволила французам отбить их необдуманные и
дурно комбинировавшиеся атаки 1.
«Исследования морской академии и энергичный толчок, данный
ими трудам офицеров, не остались, как мы предполагаем показать
впоследствии, без влияния на относительно цветущее состояние,
в котором находился флот к началу американской войны».
Уже было упомянуто, что американская война за независимость
сопровождалась отступлением Англии от ее традиционной и вер-
ной политики и вовлечением ее в сухопутную войну в далекой
стране, тогда как сильные враги ждали случая атаковать ее на
море. Подобно Франции в недавней тогда германской войне,
подобно Наполеону в позднейшей испанской войне, Англия, вслед-
ствие излишней самоуверенности, была готова обратить друга в не-
друга и таким образом подвергнуть действительный базис своей
силы суровому испытанию. Французское же правительство избе-
жало западни, в которую так часто попадало. Обратившись спиною
к европейскому континенту, имея на своей стороне вероятность
его нейтралитета и уверенность в союзе с нею Испании, Франция
вступила в борьбу с хорошим флотом и блестящим, хотя, пожалуй,
и недостаточно опытным офицерством. На другой стороне Атлан-
тики она имела поддержку в дружественном народе и в своих или
союзных портах как в Вест-Индии, так и на континенте. Мудрость
этой политики и счастливое влияние этих действий правительства
на ее морскую силу очевидно, но детали войны не относятся
к этой стороне вопроса. Для американцев главный интерес войны
сосредоточился на суше, но для морских офицеров — на море, по-
тому что, по существу, это была морская война.
Разумные и систематические усилия двадцати лет принесли
должные плоды, так как, хотя битвы на море и окончились боль-
шим поражением для союзников, тем не менее соединенные усилия
французского и испанского флотов несомненно поколебали силу
Англии и лишили ее колоний. В различных морских предприятиях
»
Что бы мы ни думали о притязаниях Клерка на оригинальность в по-
строении системы морской тактики, — а эта оригинальномь сильно
оспари-
вается, — не может быть Сомнения в том, что его критика прошлого была
правильна. По мнению автора, в этом отношении он заслуживает признания
полной оригинальности, замечательной в человеке, не бывшем ни моряком, ни
военным.

и сражениях честь Франции была в общем сохранена, хотя трудно
при обсуждении вопроса в целом избежать убеждения, что не-
опытность французских моряков сравнительно с английскими, бли-
зорукая зависть офицеров-дворян к командирам иного происхожде-
ния и — более всего — уже упомянутые выше жалкие традиции
трех четвертей столетия, жалкая политика правительства, учившая
офицеров прежде всего спасать свои корабли и экономить на мате-
риалах, не только помешали французским адмиралам стяжать
славу, но и извлекать положительные выгоды, возможность к чему
неоднократно была в их руках. Когда Монк сказал, что нация,
желающая господствовать на море, должна всегда атаковать, он
задал тон морской политике Англии; и если бы инструкции фран-
цузского правительства всегда дышали тем же духом, то война
І778 г. могла бы окончиться быстро и лучше для Франции, чем
это имело место на самом деле. Кажется неблагодарным критико-
вать поведение учреждения, которому наша нация обязана тем,
чю ее рождение прошло благополучно; но труды писателей самой
Франции недостаточно пронизаны духом этого замечания. Француз-
ский офицер, который служил во флоте в течение этой войны,
в груде своем, отличающемся спокойным и здравым тоном, го-
ворит:
«Что могли подумать молодые офицеры, бывшие при Сэнди-Хуке
(Sandy Hook) с д'Эстеном (D'Estaing), при Сент-Кристофере с де Грассом
(de Grasse), и даже те, которые прибыли в Род-Айленд (Rhode Island)
с де Тернэем (de Tern ay), когда они видели, что эти флотоводцы не были
преданы суду по возвращении на родину?»1
Другой французский офицер, значительно позднейшего времени,
подтверждает выраженное мнение, говоря о войне, связанной
с Американской революцией, в следующих выражениях:
«Было необходимо освободиться от несчастных предрассудков дней
регентства и Людовика XV; но бедствия, коими полны эти дни, были еще
слишком близки, чтобы наши министры успели позабыть их. Вследствие
злополучной
неустойчивости,
флоты, которые справедливо
испугали
I
Англию, уменьшились до обыкновенных размеров. Погрязнув в ложной
'
экономии, министерство требовало, чтобы по причине чрезвычайных издер-
жек, необходимых для содержания флота, адмиралы соблюдали вели-
чайшую осмотрительность,
как будто бы в войне полумеры
не всегда ведут к бедствиям. Так распоряжения, полученные командую-
щими наших эскадр, требовали, чтобы они возможно дольше держались
в море, не вступая в сражения, которые могли сопровождаться потерею
трудно' заменимых кораблей; вследствие этого не одна вероятная полная
•
победа, которая увенчала бы искусство наших адмиралов и мужество
наших капитанов, превратилась в незначительный успех.
Система, в основу которой положено, что адмирал не должен поль-
зоваться всей силой, находящейся в его распоряжении, которая посылает
его против врага с определенным заданием скорее подвергнуться напа-
дению, чем произвести его, — система, которая подрывает моральную силу
для спасения материальных средств, должна дать несчастные резуль-
таты. .. Не подлежит сомнению, что эта плачевная система была одною
из причин недостатка дисциплины и поразительных измен, которые озна-
1 L a Serre, Essais Hist, et Crit. sur la Marine Française.

меновали периоды Людовика XVI, (первой) Республики
и (первой)
Империи»
Не прошло и десяти лет со времени подписания мира, заключен-
ного в 1783 г., как во Франции совершилась революция. Но этот
великий переворот, который потряс основание государства, изгнав
из флота почти всех образованных офицеров монархии, держав-
шихся старого порядка вещей, не освободил французский военный
флот от фальшивой системы.
Было легче ниспровергнуть форму правления, чем вырвать глубо-
кие корни традиции. Послушаем еще третьего французского офи-
цера, самого высокого ранга и литературных дарований, говоря-
щего о бездеятельности Вильнева (Villeneuve), адмирала, который
командовал резервом французской эскадры в сражении при Ниле
и который не снялся с якорей до тех пор, пока голова колонны
не была уничтожена:
«Должен был притти день (Трафальгар), в который Вильневу, по-
добно де Грассу до него и подобно Дюшайля (Dnehayla), пришлось,
в свою очередь, жаловаться на то, что его покинула часть его флота.
Мы подозреваем, что такое совпадение имеет некоторые тайные причины.
Неестественно, чтобы между столь многими почтенными людьми так часто
можно было найти адмиралов и капитанов, навлекающих на себя такие
упреки. Если имена некоторых из них до настоящего дня связаны
с грустными воспоминаниями о наших бедствиях, то мы все-таки можем
быть уверены, что ошибка не всецело должна быть приписана им.
Мы должны, скорее порицать сущность операций, в которых они участво-
вали, и ту систему оборонительной войны, предписанную французским
правительством, которую Питт в английском парламенте провозгласил
залогом верного разрушения. Эта система, когда мы пожелали отказаться
от нее, уже проникла в наши привычки; она, так сказать, ослабила наши
руки и парализовала нашу уверенность в своих силах. Слишком часто
наши эскадры оставляли порты со специальным поручением и с наме-
рением избегать неприятеля; уже самая встреча с ним считалась неудачей.
Вот каким образом наши суда вступали в бой: они подчинялись необхо-
димости принять его, а не форсировали его... Судьба колебалась бы
дольше между двумя флотами и не обрушилась бы, в конце концов,
на нас с такой решительностью, если бы Брюйес (Bruyes), встретив Нель-
сона на полдороге, смог вступить с ним в сражение. Эта ограниченная и
робкая война, которую вели Вяльярэ (YiUaret) и Мартэн (Martin), про-
должалась довольно долго вследствие осторожности некоторых англий-
ских адмиралов и традиций старой тактики. С этими традициями покон-
чило сражение при Ниле; час для решающего дела настал»2
.
Несколько лет спустя произошел Трафальгарский бой, и опять
правительство Франции приняло новую политику по отношению
к флоту. Только что цитированный автор говорит об этом:
«Император, который начертал планы для своих флотов, так же как
и для армий, устал от этих неожиданных неудач. Он отвернулся от того
единственного поля битвы, на котором фортуна была неверна ему, и
решился преследовать Англию где угодно, но не на морях; он предпринял
перестройку своего флота, не предоставив ему пока никакого участия
в борьбе, которая сделалась еще более жестокой, чем раньше.. .
Несмотря на это, деятельность наших верфей не только не ослабла,
но даже удвоилась. Каждый год закладывались или вступали в строй
1 bapeyilouse - Bonfils, Hist, de la Marine Française.
2 J u г i в n delà Gravie r e. Guerres Maritimes.

новые линейные корабли. Венеция и Генуя, под его контролем, снова уви-
дели зарю свбего старого блеска, и от берегов Эльбы до Адриатики все
порты континента ревностно способствовали созидательной деятельности
императора. Многочисленные эскадры собирались на Шельде, на Брест-
ских рейдах и, в Тулоне. .. Но в конце концов император отказался
дать этому флоту, полному энтузиазма и самоуверенности, случай поме-
риться силами с врагом. Удрученный постоянными неудачами, он исполь-
зовал наши вооруженные корабли только для того, чтобы принудить
наших врагов к " блокаде, огромная стоимость которой должна была
истощить их финансы».
Когда империя пала, Франция имела сто три линейных корабля
и пятьдесят пять фрегатов.
Обращаясь теперь от частных уроков истории к общему вопросу
о влиянии правительства на морскую карьеру своего народа, заме-
чаем, что это влияние может пойти двумя различными, но тесно
связанными между собой путями.
Во-первых, в мирное время: правительство своей деятельностью
может способствовать естественному развитию народного хозяй-
ства и стремлениям народа к приключениям и к извлечению выгод
из моря; или оно может пытаться развить промышленность и море-
ходные наклонности народа в том случае, когда они не возникли
естественным путем; с другой стороны, правительство может также
ошибочной деятельностью своей задержать и остановить тот про-
гресс, который народ сумел бы обеспечить, будь он предоставлен
самому себе. В рассмотренных случаях влияние правительства
будет выражаться в том, что оно будет или расстраивать морскую
силу или создавать ее путем мирной торговли, на которой только
и может базироваться вполне сильный флот, что следует повторять
неустанно.
Во-вторых, во время войны: влияние правительства будет закон-
нее всего выражаться в содержании военного флота, соразмерного
с ростом торгового судоходства страны и с важностью связанных
с ним интересов. При этом еще большую важность, чем вопрос
о величине флота, имеет вопрос об его учреждениях, благоприят-
ствующих здоровому духу и деятельности и способствующих
быстрому развертыванию флота во время войны путем создания
надлежащего резерва личного состава и кораблей и принятия мер
для использования той общей резервной силы, на которую мы уже
указывали, рассматривая характер и занятия народа. Без сомнения,
под это второе условие готовности к войне должно подходить
содержание надлежащих морских станций в тех отдаленных частях
света, куда вооруженные корабли должны будут конвоировать
мирные торговые суда. Защита таких станций должна опираться
либо прямо на военную силу, как в Гибралтаре и на Мальте, либо
на окружающее дружественное население — такое, каким амери-
канские колонисты некогда были для Англии и каким, можно
думать, являются теперь австралийские колонисты. Такая друже-
ственная обстановка и поддержка, вместе с разумными военными
мерами, представляют нам лучшую оборону, и когда они соеди-
няются с решительным преобладанием на море, то безопасность
такой разбросанной и обширной империи, как Англия, становится

обеспеченной; ибо, если правда, что неожиданная атака всегда
может вызвать несчастье в какой-либо одной области, то действи-
тельное превосходство морской силы препятствует такому бед-
ствию сделаться общим или неисправимым. История достаточно
доказала это. Морские базы Англии имелись во всех частях света;
и ее флоты одновременно и защищали их, поддерживая свободное
сообщение между ними, и находили в них убежище.
Колонии, привязанные к своей метрополии, представляют по-
этому вернейшие средства для поддержки за границей морской
силы страны. В мирное время влияние правительства должно выра-
жаться в поддержании всеми средствами горячей привязанности
и единства интересов колоний, делающего благо одной благом всех
их и обиду, нанесенной одной из них, — общей обидой. Во время
войны или, скорее, на случай войны правительство должно забо-
титься о такой организации обороны, которая обеспечивала бы
справедливое распределение бремени, выгодами от которого поль-
зуются все.
Таких колоний Соединенные Штаты не имеют и вряд ли будут
когда-нибудь иметь. Что касается чисто военных морских станций,
то воззрения на них нашего народа, мне кажется, точно выражены
одним историком английского флота, писавшим сто лет назад
о Гибралтаре и Порт-Маоне: «Военное управление так мало согла-
суется с занятиями торгового народа и так противно, по существу
своему, гению британского народа, что я не удивляюсь, что люди
здравого смысла всех партий склонны отказаться от них, как от-
казались от Танжера». Не имея поэтому для своей опоры за гра-
ницей соответствующих учреждений, ни колониальных, ни военных,
военные суда Соединенных Штатов во время войны уподобятся
сухопутным птицам, которые не в состоянии улететь далеко от
берегов. Обеспечение для них станций, где они могли бы попол-
нять свои угольные запасы и производить ремонт, должно состав-
лять одну из первых обязанностей правительства, намеревающегося
развить силы нации на море.
Так как практическая цель настоящего исследования состоит
в том, чтобы извлечь из уроков истории выводы, приложимые
к нашей стране и к нашей службе, то уместно спросить теперь,
насколько опасно положение Соединенных Штатов и требует ли
оно от правительства действий, направленных к воссозданию их
морского могущества. Не будет преувеличением сказать, что дея-
тельность правительства со времени гражданской войны и до на-
ших дней была направлена исключительно к развитию того, что
мы назвали первым звеном в цепи, составляющей морскую силу.
Внутреннее развитие, большая производительность, породившие
стремление к достижению автаркии и похвальбу ее, — такова была
цель, таков был до некоторой степени и результат. В этом прави-
тельство верно отразило наклонности руководящих элементов
страны, хотя не всегда можно быть уверенным, что такие элементы
действительно представляют желания народа даже в свободной
стране. Но как бы то ни было, нет сомнения, что мы не только
не имеем колоний, но и лишены промежуточного звена в виде
5—413
65

мирного торгового судоходства, а также связанных с ним инте-
ресов. Короче говоря, Соединенные Штаты имеют только одно
звено из трех.
Обстановка морской войны так сильно изменилась за последние
сто лет, что можно сомневаться, могут ли теперь иметь место
такие бедственные результаты, с одной стороны, и такие блестя-
щие успехи — с другой, какие сопровождали войну между Фран-
цией и Англией. В своем высокомерии и уверенности в господстве
над морями Англия поставила под ярмо нейтралов, которые ни-
когда больше не согласятся нести его; и принцип, что флаг охра-
няет товары, теперь навсегда обеспечен. Поэтому торговля воюю-
щей страны может теперь безопасно продолжаться при посред-
стве нейтральных судов, за исключением военной контрабанды или
доставки товаров в блокируемые порты; что же касается послед-
них, то также верно, что блокада уже не будет больше оставаться
только на бумаге. Оставляя поэтому в стороне вопрос о защите
морских портов Соединенных Штатов от захвата и иного ущерба,
так как необходимость такой защиты единодушно признается
в теории и всецело игнорируется на практике, спросим себя, для
чего нужна Штатам морская сила? Их торговля и теперь ведется
иностранцами; зачем же их народу желать того, что требовало бы
для своей защиты больших издержек? Вопрос этот, с чисто эконо-
мической его стороны, выходит за пределы, намеченные в настоя-
щем труде; но условия, которые могут подвергнуть страну страда-
ниям и потерям через войну, прямо подлежат нашему обсуждению.
Допуская, поэтому, что импортная и экспортная торговля Соеди-
ненных Штатов будет производиться посредством судов, которые
неприятель не может тронуть, если они не направляются в блоки-
руемые порты, то что же надо понимать под эффективной блока-
дой? Современное определение такой блокады предусматривает,
что она должна представлять явную опасность для судна, пытаю-
щегося войти в порт или выйти из него; но оно, очевидно, очень
эластично.. Многие могут вспомнить, что во время гражданской
войны, после ночного нападения на флот Соединенных Штатов
близ Чарлстона, южане на следующее утро выслали в море паро-
ход с несколькими иностранными консулами, которые настолько
убедились в отсутствии поблизости блокирующих судов, что
издали соответствующую декларацию. Опираясь на эту деклара-
цию, некоторые авторитеты южан настаивали на том, что блокада
технически была прорвана и не могла быть технически восста-
новлена без нового объявления ее. Необходимо ли для создания
реальной угрозы судам, пытающимся прорвать блокаду, чтобы бло-
кирующий флот находился в виду берега? Полдюжины быстроход-
ных пароходов, крейсирующих на расстоянии двадцати миль от
берега между Нью-Джерси и Лонг-Айлендом (Long Island), пред-
ставили бы весьма реальную опасность для судов, которые стара-
лись бы войти или выйти из нью-йоркской гавани, пользуясь глав-
ным входом, а пароходы, занявшие аналогичные позиции, могли бы
эффективно блокировать Бостон, Делавэр и Чезапик. Ядро блоки-
рующего флота, предназначенное не только для захвата торговых

судов, но и для сопротивления попыткам прорвать блокаду воен-
ной силой, не имеет надобности быть ни в виду берега, ни в поло-
жении, известном обитателям последнего. Ядро флота Нельсона
было в пятидесяти милях от Кадикса за два дня до Трафальгара,
и только малый отряд его наблюдал за гаванью, находясь побли-
зости от нее. Союзный флот начал сниматься с якоря в 7 часов
утра, и Нельсон, даже при тогдашних условиях, узнал об этом уже
к 9.30 утра. Английский флот на этом расстоянии представлял
весьма серьезную опасность для неприятеля. Кажется возможным,
при существовании в наши дни подводных телеграфов, что силы,
блокирующие различные порты вдоль всего побережья Соединен-
ных Штатов и находящиеся вблизи берега и вдали от него, могут
установить между собою телеграфную связь и быстро приходить
на помощь друг другу; и если бы вследствие какой-нибудь счастли-
вой военной комбинации один отряд подвергся бы атаке превос-
ходящих сил, то не смог бы дать знать о том другим и отойти для
соединения с ними.
Допуская же, что такая блокада какого-либо порта будет
однажды прорвана, а осуществляющие ее суда отогнаны, то уже
на следующий день телеграф сможет разнести по всему свету
извещение о ее восстановлении.
Для избежания таких блокад
нужно иметь силу, которая бы во всякое время могла представить
для блокирующего флота такую опасность, чтобы он никоим об-
разом не мог оставаться на месте. Тогда нейтральные суда, за
исключением груженных военной контрабандой, смогут входить
в порт и выходить из него свободно и поддерживать торговые
сношения страны с внешним миром.
Могут утверждать, что при большой протяженности береговой
линии Соединенных Штатов блокада всего побережья их не может
быть эффективной. Никто не согласится с этим с большей готов-
ностью, чем офицеры, которые помнят, как поддерживалась бло-
када одного только южного побережья. Но при теперешнем со-
стоянии нашего военного флота и, можем мы добавить, с усиле-
нием его в пределах, уже предусмотренных правительством1, по-
пытки блокировать Бостон, Нью-Йорк, Делавэр, Чезапик и Мисси-
сипи, — другими словами, большие центры ввоза и вывоза, — не
потребуют от любой из великих морских держав усилий больших,
чем предпринимавшиеся ими ранее. Англия блокировала одновре-
менно Брест, Бискайское побережье, Тулон и Кадикс, когда в гава-
нях этих портов находились сильные эскадры. Правда, в случае
такой блокады нейтральные торговые суда смогут тогда заходить
в другие порты Соединенных Штатов, не названные выше; но ка-
кие изменения путей транзитной торговли страны, какие перебои
в снабжении, какой недостаток транспортных средств, доков, лих-
теров и складов вызовёт подобное вынужденное перемещение
импортных операций в другие порты! Разве это не вызовет денеж-
1 Когда эта работа была уже написана, морской министр в своем отчете
за 1889 г. рекомендовал создать флот, который сделал бы подобную блокаду
весьма рискованной.

ных потерь и страданий? А когда с большими жертвами и издерж-
ками это зло отчасти будет исправлено, неприятель может закрыть
новые отдушины для торговли, как он закрыл старые. Население
Соединенных Штатов, конечно, не будет умирать с голоду, но
может подвергнуться тяжелым страданиям. А что касается пред-
метов, составляющих военную контрабанду, то разве нет основания
опасаться, что возможны непредвиденные случаи, при которых
Соединенные Штаты не в состоянии обойтись без них?
Рассмотренный вопрос есть именно один из тех, в котором
должно сказаться влияние правительства, выражающееся в созда-
нии для нации такого военного флота, который, если и не спосо-
бен сам достигать отдаленных стран, то, по крайней мере, спосо-
бен обеспечить свободный доступ в свои главные порты. Взоры
нашей страны были в течение четверти столетия отвращены от
моря; результаты такой и противоположной политики будут пока-
заны на примерах Франции и Англии. Не настаивая на полном
параллелизме между положением Соединенных Штатов и этих
двух стран, можно смело сказать, что для благосостояния всей
страны существенно, чтобы внешние войны по возможности не
отражались на торговле и коммерции. Для того, чтобы достигнуть
этого, надо заставить неприятеля держаться не только вне наших
портов, но и далеко от наших берегов1.
Может ли такой военный флот быть создан без восстановления
торгового судоходства? — Это сомнительно. История показала, что
морская сила чисто военного характера может быть создана только
1 Понятие «оборона» в войне заключает в себе две идеи, которые, ради
точности мышления, надо разделять в своем уме. Есть оборона в прямом
смысле этого слова, которая укрепляется и ожидает нападения; такую обо-
рону можно назвать пассивной. С другой стороны, некоторые считают, что
обеспечение собственной безопасности — истинная цель оборонительных меро-
приятий — лучше всего достигается нападением на неприятеля. В деле бере-
говой обороны первому методу отвечают постоянные укрепления, подводные
мины и вообще все неподвижные препятствия, рассчитанные только на то,
чтобы остановить неприятеля, если он попытается войти в порт. Второму ме-
тоду соответствуют все те средства и орудия, которые не ждут атаки, но
идут навстречу неприятельскому флоту, находится ли он в нескольких милях
от защищаемого объекта или у своих берегов. Такая оборона может пока-
заться настоящей наступательной войной, ко это не так: она может обратиться
в наступление, если вместо неприятельского флота объектом атаки станет не-
приятельская страна. Англия обороняла свои берега и колонии, расположив
свои флоты близ французских портов в готовности дать сражение француз-
ским судам, если бы они вышли оттуда. Соединенные Штаты в гражданской
войне расположили свои флоты близ южных портов не потому, что боялись
за собственные порты, а затем, чтобы разбить Конфедерацию, изолировав ее от
остального мира и, в конце концов, атаковав ее порты. В обоих случаях
методы были одинаковы; но цель в одном случае была оборонительная, в дру-
гом — наступательная.
Смешение двух идей ведет к совершенно. ненужному спору относительно
разграничения сфер деятельности армии и флота в береговой обороне. Пассив-
ная оборона принадлежит армии; все, что движется по воде, принадлежит
флоту, который имеет прерогативы наступательной обороны.
Если
моряки
используются для службы в гарнизоне фортов, то они делаются частью сухо-
путных сил, подобно тому, как войска, когда они посажены на корабли, как
дополнение к их командам, становятся частью морских сил.

деспотом, как это и было сделано Людовиком XIV; и история же
показала, что его флот, казавшийся таким прекрасным, исчез, как
увядает растение, не имеющее корней. Но при представительном
образе правления всякие военные ассигнования должны поддержи-
ваться сильной группировкой, убежденной в их необходимости.
Такой заинтересованности в морской силе не существует и не мо-
жет существовать без воздействия правительства. Как такое торго-
вое судоходство должно быть создано, — субсидиями ли или сво-
бодной торговлей, постоянным ли введением возбуждающих
средств или свободными движениями на открытом воздухе, — это
вопрос не военный, а экономический. Даже если бы Соединенные
Штаты имели большое национальное торговое судоходство, то все
же нельзя быть уверенным, что это повлекло бы за собой создание
достаточного военного флота; расстояние, отделяющее их от дру-
гих великих держав, с одной стороны, является защитой, но с дру-
гой — также и ловушкой. Предпосылки создания военного флота
в Соединенных Штатах, если таковые вообще имеются, вероятно,
зреют сейчас на центрально-американском перешейке. Будем на-
деяться* что он родится не слишком поздно.
Здесь заканчивается общее рассмотрение главных элементов,
которые благоприятно или неблагоприятно влияют на рост морской
силы наций. Наша цель сводилась сначала к рассмотрению этих
элементов в их естественном — полезном или вредном воздействии'
и затем в иллюстрировании выводов частными примерами и опытом
прошлого. Такое рассмотрение, хотя и несомненно охватывающее
более широкий круг вопросов, все-таки относится главным образом
к области стратегии, не затрагивая тактики. Соображения и прин-
ципы, которые входят в такое рассмотрение, принадлежат к неиз-
меняемому или неизменяющемуся порядку вещей, оставаясь по
своим причинам и следствиям одинаковыми из века в век. Они при-
надлежат, так сказать, к естественному порядку вещей, об устой-
чивости которого так много говорят в наши дни, тогда как тактика,
пользующаяся орудиями, изготовленными руками человека, при-
нимает участие в изменениях и прогрессе человеческого рода из
поколения в поколение. Время от времени тактическая надстройка
должна изменяться или совершенно сноситься; но старые основа-
ния стратегии остаются столь постоянными, как будто покоятся
на скале. Ниже мы займемся исследованием общей истории Европы
и Америки, со специальными ссылками на влияние, оказываемое
на эту историю и" на благосостояние народа морскою силой, в широ-
ком смысле слова. Время от времени, когда представится случай,
мы будем стараться напомнить и подкрепить общие уроки истории
частными иллюстрациями. Общий характер нашего исследования
будет, поэтому, стратегический, в том широком определении мор-
ской стратегии, которое уже приводилось и принято нами. «Мор-
ская стратегия имеет целью основать, поддерживать и увеличивать
как в мирное, так и в военное время морское могущество страны».
Что же касается отдельных сражений, то, охотно допуская, что
изменение деталей сделало устарелыми многие преподанные ими
уроки, мы сделаем попытку показать, где применение или забвение

истинных общих принципов привело к решительным результатам;
в прочих равных условиях мы будем предпочитать те сражения,
связь которых с именами выдающихся офицеров позволяет пред-
положить, что они могут показать, насколько правильны тактиче-
ские идеи, усвоенные в том или другом веке и в том или другом
флоте. В тех случаях, когда можно провести параллели между дей-
ствием древних и современных видов оружия, мы будем стараться
извлечь из них возможные уроки, не делая чрезмерного ударения
на сходных моментах. Наконец, надо помнить, что при всех пере-
менах природа человека остается в значительной мере неизменной;
во всяком случае, при всех количественных и качественных разли-
чиях параллель всегда можно провести.

ГЛАВА
II
СОСТОЯНИЕ ЕВРОПЫ В 1660 г.
—
ВТОРАЯ АНГЛО-ГОЛЛАНД-
СКАЯ ВОЙНА (1665—1667).
—
МОРСКИЕ СРАЖЕНИЯ: ПРИ
ЛОУСТОФТЕ (LOWESTOFT) И ЧЕТЫРЕХДНЕВНОЕ
Начало нашего исторического исследования приходится, в общих
чертах, на середину семнадцатого столетия.
Начнем с 1660 г.,
в мае месяце которого произошла реставрация и Карл II вступил
на английский престол. В марте месяце следующего года, после
смерти кардинала Мазарини, Людовик XIV собрал своих министров
и сказал им: «Я созвал вас, чтобы сказать, что до сих пор я счи-
тал за благо доверять покойному кардиналу управление моими
делами; в будущем же я сам буду моим первым министром.
Я объявляю, что ни один декрет не будет издан иначе, как по
моему указанию, и я приказываю государственным секретарям и
главному интенданту финансов ничего не подписывать без моего
повеления». Установленное таким образом личное правление короля
продолжалось фактически свыше полустолетия.
В следующем году совершается вступление в новую стадию
национальной жизни — после более или менее продолжительного
периода расстройства •— двух государств, которые, при всех раз-
личиях между ними, с переменным успехом занимали первые места
в морской истории современной Европы и Америки, т. е., в общем,
в морской истории всего мира. Морская история, однако, пред-
ставляет только один фактор возвышения и упадка наций, кото-
рые называются их историей; и если упустить из виду другие
факторы, с которыми этот первый фактор так тесно соприкасается,
го получится искаженное представление об его важности (либо
преувеличенное, либо наоборот). И настоящее исследование пред-
принято нами именно в том убеждении, что важность этого фак-
тора в наши дни сильно недооценивается, если не совсем утеряна
из виду народами, не связанными с морем, и в частности народом
Соединенных Штатов.
События 1660 г. произошли вскоре за великим урегулированием
европейских дел, придавшим форму договора результатам всеоб-
щей войны, известной в истории под названием Тридцатилетней.
Мы имеем в виду Вестфальский, или Мюнстерский договор, заклю-
ченный в 1648 г. В нем независимость голландских Соединенных

Провинций, практически обеспеченная задолго до того, получила
формальное признание Испании; за ним последовал в 1659 г. Пире-
нейский трактат между Францией и Испанией, — и оба они обеспе-
чили Европе состояние общего внешнего мира, за которым суждено
было последовать серии почти всеобщих войн, продолжавшихся до
тех пор, пока жил Людовик XIV, — войн, которые должны были
произвести глубокие изменения в карте Европы; войн, результатом
которых одни государства должны были подняться, другие —
притти в упадок, и все должны были претерпеть крупные измене-
ния территориального или политического характера. В этих резуль-
татах морская сила, прямо или косвенно, принимала большое уча-
стие.
Мы должны сначала взглянуть на общее состояние европейских
государств в то время, с которого начинается наше повествование.
В борьбе, растянувшейся почти на столетие и конец которой отме-
чен Вестфальским миром, королевская фамилия, известная под
названием австрийского дома, была большой, подавляющей силой,
грозной для всех других. В течение долгого царствования импера-
тора Карла V, который отрекся от престола за столетие до этого,
глава этого дома носил короны как Австрии, так и Испании, след-
ствием чего было владение — наряду с другими территориями —
теми странами, которые мы называем теперь Голландией и Бель-
гией, а также преобладающее влияние в Италии. После его отрече-
ния две великие монархии, Австрия и Испания, разделились; но
хотя ими правили различные лица, они все еще принадлежали
одной и той же фамилии и проявляли то единство цели и взаим-
ные симпатии, которые характеризовали династические связи в этом
и следующих столетиях. К этим связям присоединялась еще и
общность религии.
В течение столетия, предшествовавшего Вестфальскому миру,
распространение фамильной власти и исповедуемой религии было
важнейшим мотивом политических действий. Это был период вели-
ких религиозных войн, которые поднимали нацию против нации,
княжество против княжества и, часто, в одной и той же нации
партию против партии. Религиозное преследование было причиной
возмущения протестантских Голландских Провинций против Испа-
нии, которое окончилось, после восьмидесяти лет более или менее
постоянной войны, признанием их независимости. Религиозные не-
согласия, приводившие по временам к гражданской войне, погло-
щали внимание Франции в течение большей части того же периода
и оказали глубокое влияние не только на ее внутреннюю, но и
внешнюю политику. Это было время Варфоломеевской ночи, рели-
гиозного убийства Генриха IV, осады Ларошели, постоянных интриг
между римско-католической Испанией и французскими привержен-
цами римско-католической церкви. Когда религиозный мотив, дей-
ствовавший в сфере, к которой он, естественно, не принадлежит
и в которой он не имеет законного места, умер, — политические
нужды и интересы государств стали приобретать должное значе-
ние; не то, чтобы раньше они совершенно упускались из виду, но
религиозная вражда либо ослепляла глаза государственных деяте-

лей, либо сковывала их активность. Естественно, что во Франции*
бывшей одним из наиболее пострадавших от религиозных страстей
государств вследствие численности и характера протестантского
меньшинства, — эта реакция проявилась прежде всего и сильнее
всего. Для Франции, расположенной между Испанией и герман-
скими государствами, среди которых Австрия занимала первое-
место, не имея соперников, внутреннее единение и обуздание могу-
щества австрийского дома являлось насущной потребностью ее
политического существования. К счастью, провидение дало ей*
почти одного за другим, двух великих правителей: Генриха IV и
Ришелье, — людей, в которых религиозность не переходила в хан-
жество и которые, когда им приходилось считаться с религией
в сфере политики, делали это как господа, а не как рабы. Под
их управлением французская политика получила определенное на-
правление, которое Ришелье сформулировал как традицию и кото--
рое в общих чертах можно охарактеризовать следующими момен-
тами: 1) внутреннее объединение королевства, умеряющее или по-
давляющее религиозную борьбу и централизующее
власть,
в короле; 2) сопротивление могуществу австрийского дома, которое
с необходимостью влекло за собой союз с протестантскими гер-
манскими государствами и с Голландией; 3) расширение границ.
Франции на восток за счет главным образом Испании, которая
тогда владела не только современной Бельгией, но и другими про-
винциями, ныне давно уже присоединенными к Франции, и 4) со-
здание и развитие большой морской силы, с целью увеличения
богатства королевства и направленной главным образом для опоры
против наследственного врага Франции — Англии, для чего опять-
таки нужно было иметь в виду союз с Голландией.
Такова была в общих чертах политика, данная выдающимися
гениями государственного искусства в руководство стране, народ
которой, не без причины, считал, что он является наиболее совер-
шенным представителем европейской цивилизации и двигателем
прогресса, соединяя политическое развитие страны с индивидуаль-
ным. Эта традиция, усвоенная Мазарини, была перенята от него
Людовиком XIV; впоследствии мы увидим, насколько он был верен
ей и каковы были результаты его деятельности во Франции. Заме-
тим, между прочим, что морская сила была одним из этих четырех
элементов, необходимых для величия Франции; и так как для
достижения второго и третьего фактически употреблялись одни и
те же средства, вследствие чего они сливались в один, то можно
сказать, что морская сила являлась одним из двух великих спосо-
бов поддержания внешнего величия Франции. Англия на море*
Австрия на суше указывали направление для усилий Франции.
Что касается состояния Франции в 1660 г. и ее готовности дви-
гаться вперед по пути, намеченному Ришелье, то можно сказать*
что внутренний мир был обеспечен, могущество знати полностью
сломлено, религиозная вражда затихла; Нантский эдикт о веро-
терпимости был все еще в силе, тогда как оставшиеся недоволь-
ные протестанты были усмирены силою оружия. Вся власть была
абсолютно сосредоточена в руках короны. В других отношениях*

.хотя королевство находилось в состоянии мира, положение было
менее удовлетворительно. Практически не было флота; торговля-—
внутренняя и внешняя — не процветала; финансы были в беспо-
рядке; армия мала.
Испания, — нация, перед которой все другие трепетали менее
чем столетие тому назад, — теперь давно уже находилась в упадке
и едва ли представляла грозную силу; слабость центральной власти
распространилась на все области управления. Но территория ее все
еще была велика. Испанские Нидерланды попрежнему принадле-
жали ей; она удерживала Неаполь, Сицилию и Сардинию; Гибрал-
тар не попал тогда еще в руки Англии; ее обширные владения
в Америке, за исключением Ямайки, завоеванной англичанами за
несколько лет перед тем, были еще не тронуты. О состоянии ее
морской силы как в области торгового, так и в области военного
флота уже говорилось выше. За много лет до этого Ришелье заклю-
чил с Испанией временный союз, в силу которого она предоста-
вила в его распоряжение сорок кораблей; но плохое состояние этих
кораблей, по большей части плохо вооруженных и плохо руково-
димых, заставило вернуть их в Испанию. Военный флот Испании
находился тогда в полном упадке, и слабость его не укрылась от
проницательного взора кардинала. Столкновение между испанской
и голландской эскадрами в 1639 г. в высшей степени ясно пока-
зывает состояние деградации, до которого опустился этот некогда
гордый флот.
«В этот раз ее военный флот, — говорится в рассказах об этом со-
бытии, — получил один из тех ударов, которые в ходе этой войны низвели
ее с высокого положения владычицы морей обоих полушарий до унизи-
тельного положения среди морских держав. В то время король снаряжал
сильный флот, чтобы перенести войну к берегам Швеции, и с этой целью
повелел выслать из Дюнкерка подкрепление людьми, а также продо-
вольствие. В соответствии с этим, флот вышел в море, но был атакован
Ван Тромпом, захватившим некоторые суда в плен и заставившим осталь-
ные ретироваться назад в гавань. Вскоре после того Тромп захватил
три английских (нейтральных) судна, перевозившие 1070 испанских сол-
дат из Кадикса в Дюнкерк; он снял с них солдат, но отпустил суда.
Оставив семнадцать кораблей для блокады Дюнкерка, Тромп, с осталь-
ными двенадцатью, вышел навстречу неприятельскому флоту, который
вскоре был замечен входившим в Дуврский канал в числе шестидесяти семи
вымпелов; на судах находилось две тысячи солдат. Тромп, по присоеди-
нении к нему де Витта с еще четырьмя судами, со своими малыми си-
лами сделал решительное нападение на неприятеля. Сражение продол-
жалось до четырех часов пополудни, после чего испанский адмирал
укрылся в Доунсе. Тромп решил возобновить сражение, если о« выйдет
оттуда, но Оквендо (Oquiando) со своим сильным флотом, многие из су-
дов которого имели от шестидесяти до ста орудий, допустил, чтобы его
блокировали. В это время английский адмирал сообщил Тромпу, что он
имеет приказ присоединиться к испанцам, если он начнет против них
враждебные действия. Тромп послал на родину за инструкциями, и вме-
шательство Англии послужило только к вызову из Голландии громадных
морских сил. К Тромпу было выслано подкрепление из девяноста шести
кораблей и двенадцати брандеров, и он получил приказание начать атаку.
Отрядив отдельную эскадру для наблюдения за англичанами и для на-
падения на них, если они будут помогать испанцам, он начал сражение,
застигнутое густым туманом, под покровом которого испанцы обрезали
свои якорные канаты и обратились в бегство. Многие из бежавших су-
дов, державшихся слишком близко берега, сели на мель, ' а большая

часть остальных, пытавшихся уйти от голландцев, были потоплены, за-
хвачены в плен или прогнаны к французскому берегу. Никогда победа
не была более полной»1.
Когда флот действует таким . образом, то это значит, что он
потерял всякую гордость и достоинство; но флот этот только раз-
делял участь общего упадка Испании, вес которой в европейской
политике с тех пор все более и более уменьшался.
«При всем блеске своего двора и языка, —, говорит Гизо, — испан-
ское правительство само чувствовало свою слабость и старалось скрыть
ее своего неподвижностью. Филипп IV и его .министр, уставшие бо-
роться только для того, чтобы быть побежденными, заботились лишь
об обеспечении мира и старались устранить все вопросы, могущие
вызвать с их стороны усилия, на которые они чувствовали себя не-
способными. Разделенный и теснимый австрийский дом имел даже
меньше честолюбия, чеім могущества, и помпезная инертность сделалась
политикой преемников Карла V, за исключением тех случаев, когда
уклониться от действия было абсолютно невозможно»2.
Такова была Испания того времени. Та часть испанских владе-
ний, которые были тогда известны как Нидерланды, или римско-
католические Нидерланды (современная Бельгия), была обильным
источником несогласий между Францией и ее естественным союз-
ником — Голландской республикой. Это последнее государство,
официально называвшееся Соединенными Провинциями, достигло
тогда апогея своего влияния и могущества, — могущества, осно-
ванного, как уже было разъяснено выше, исключительно на море
и на использовании этого элемента великим морским и коммерче-
ским гением голландского народа. Один недавно умерший француз-
ский автор следующим образом описывает торговую и колониаль-
ную деятельность этого народа в начале царствования Людо-
вика XIV; народ этот, более чем любой народ современности, за
исключением одного английского, показал, как дары моря могут
привести к богатству и могуществу страну, по существу, слабую и
лишенную природных ресурсов.
«Голландия сделалась Финикией новых времен. Владея Шельдой,
Соединенные Провинции лишили Антверпен выхода к морю и унаследо-
вали торговое могущество этого богатого города, который один венециан-
ский посол в пятнадцатом столетии сравнил с Венецией. Кроме того,
они приняли в свои главные города работников из Нидерландов, кото-
рые бежали от испанского насилия над совестью. Мануфактуры платья,
полотняных материй и т. п., дававшие занятия 600 тысячам душ, открыли
новые источники доходов для народа, прежде довольствовавшегося тор-
говлей сыром и рыбой. . . А уже одно рыболовство обогащало его.
Сельдяной промысел кормил почти пятую часть населения Голландии,
давая 300 тысяч тонн соленой рыбы и принося более восьми миллионов
франков ежегодного дохода.
Морское и коммерческое могущество республики развивалось быстро.
Только лишь торговый флот Голландии насчитывал 10 тысяч судов,
168 тысяч моряков и кормил 260 тысяч человек жителей. Голландия
завладела большей частью европейской транзитной торговли, а после
заключения мира присоединила к этому перевозку всех товаров между
Америкой и Испанией и французскими портами: при этом импорт ее
1 Davies, History oif Holland.
2 République d'Angleterre.

оценивался в тридцать шесть миллионов франков. Северные страны:
Ьранденбург, Дания, Швеция, Московия, Польша, доступ к кбторым
был открыт Провинциям через Балтику, являлись для последних рынком
с безграничными возможностями. Они поддерживали эти страны, продавая
там различные товары и покупая продукты Севера—пшеницу, лес, медь,
пеньку и меха. Общая стоимость товаров, ежегодно перевозившихся
на голландских судах во всех морях, превышала один миллиард франков.
Употребляя выражение того времени, голландцы стали возчиками всех
морей» С
Таким развитием своей морской торговли республика была обя-
зана колониям. Она имела монополию на все продукты Востока.
Она доставляла в Европу ежегодно на шестнадцать миллионов
франков продуктов и пряностей из Азии. Могущественная Ост-
Индская компания, организованная в 1602 г.,
основала в Азии
империю из владений, отнятых у Португалии.
Завладев' около
1650 г. мысом Доброй Надежды, который являлся промежуточной
стоянкой для ее судов, она господствовала на Цейлоне и на Мала-
барском и Коромандельском берегах. Она сделала Батавию своей
столицей и 'распространила свою торговлю до Китая и Японии.
Между тем Вест-Индская компания, — более быстро выросшая, но
менее долговечная, — снарядила восемьсот военных и торговых
кораблей. Она использовала их для ликвидации остатков порту-
гальского могущества на побережье Гвинейского залива, а также
Бразилии.
Соединенные Провинции превратились, таким образом, в склад,
где собирались продукты всех наций.
Колонии голландцев были в это время рассеяны по всем восточ-
ным морям — в Индии, Малакке, на Яве, на Молуккских островах
и в различных частях обширного архипелага, лежащего к - северу
от Австралии. Они имели владения на западном берегу Африки, и
колония Новый Амстердам тогда еще оставалась в их руках.
В Южной Америке голландская Вест-Индская компания владела
почти тремястами миль бразильского побережья к северу от
Бахии; но значительная часть его незадолго до этого ускользнула
из ее рук.
Соединенные Провинции были обязаны значением и силой
своему богатству и своим флотам. Море, которое бьется об их
берега; подобно остервенелому врагу, было покорено и сделалось
полезным слугой; земле суждено было привести их к падению.
Шла долгая и суровая борьба с врагом, более жестоким, чем
море, — с Испанским королевством; борьба эта закончилась удацно
для Голландской республики, что, казалось, сулило ей покой и
мир; но именно теперь пробил последний час республики.
До тех пор, пока могущество Испании оставалось непоколеб-
ленным или, по крайней мере, достаточно велико для поддержа-
ния того страха, который оно так долго внушало, Англия и Фран-
ция, пострадавшие от испанских угроз и интриг, были заинтересо-
ваны в сохранении силы и независимости Соединенных Провинций.
Когда Испания пала, — и повторные унижения показали, что ее
слабость была действительная, а не кажущаяся, — другие побу-
1 Lefèvre-Pontalis, Jean de Witt.

ждения заняли место страха. Англия стремилась захватить тор-
говлю Голландии и отнять у нее владычество над морями; Франция
желала испанских Нидерландов. Соединенные Провинции имели
основание сопротивляться и той и другой.
Под ударами объединенных нападений двух соперничавших наций
внутренняя слабость Соединенных Провинций скоро почувствова-
лась и сделалась заметной. Беззащитные против атак с суши и воз-
главляемые правительством, неспособным использовать в борьбе все
силы народа и в особенности держать страну в состоянии боевой
готовности, малочисленная нация и республика должны были пасть
с большей быстротой, чем возвысились. Но однако в 1660 г. пока
еще никаких признаков близкого падения не замечалось. Республика
все еще стояла в первом ряду великих держав Европы.
Если в 1654 г. война с Англией показала состояние неготовно-
сти, поразительное для военного флота, который так долго унижал
гордую Испанию на морях, то, с' другой стороны, Провинции
в 1657 г. дали эффективный отпор посягательствам Франции на
их торговлю; а год спустя «вмешательством в балтийский кон-
фликт между Данией и Швецией они помешали последней занять
на Севере преобладающее положение, что было бы гибельным для
них. Они принудили ее оставить открытым вход в Балтику, госпо-
дами которой продолжали оставаться, так что ни один флот не
был способен оспаривать у них контроль над водами последней.
Превосходство их флота, доблесть их войск, искусство и твер-
дость их дипломатии заставили признать престиж их правитель-
ства. Ослабленные и униженные последней английской войной, они
снова заняли, место в ряду великих держав. В этот момент
в Англии произошла реставрация, и Карл II вступил на престол».
Об общем характере правительства уже говорилось, и здесь
необходимо только вкратце напомнить о нем. Это была плохо
связанная конфедерация, управляемая сословием, которое с доста-
точной точностью может быть названо коммерческой аристокра-
тией; ей была свойственна вся политическая робость этого класса,
подвергающегося такому большому риску в войне. Эти два
фактора — соперничество между отдельными провинциями и ком-
мерческий дух — оказывали на военный флот гибельное влияние.
Он не содержался надлежащим образом в мирное время, и в этом
флоте, который представлял собой скорее морскую коалицию, чем
соединенный флот, существовало то же соперничество; к тому же
офицерам недоставало подлинного воинского духа. Вероятно ни-
когда не существовало народа более героического, чем голландцы;
летописи голландских морских сражений дают примеры отчаянной
предприимчивости и выносливости, ни превосходящих которые, ни
даже равных им не было, конечно, проявлено никогда и нигде;
но те же летописи содержат также примеры дезертирства и дур-
ного поведения, которые показывают недостаток военного духа,
обусловленный, очевидно, недостатком профессиональной гордости
и подготовки. Эта профессиональная подготовка едва ли суще-
ствовала в каком-либо флоте того времени, но в монархических
странах она заменялась в значительной мере духом военной касты.

Остается еще заметить, что правительство/довольно слабое вслед-
ствие вышеизложенных причин, было еще слабее от разделения на-
рода на две большие партии, горячо ненавидевшие друг друга.
Одна из них, партия купцов (бургомистры), бывшая тогда у власти,
одобряла описанное выше конфедеративное устройство республики;
другая желала монархического режима под скипетром Оранского
дома. Республиканская партия желала союза с Францией и силь-
ного флота; оранжистская партия тяготела к Англии, с королевским
домом которой принц Оранский был в тесном родстве, и желала
сильной армии. При этой системе правления и при малочисленности
населения Соединенные Провинции, с их огромным богатством и
активной внешней деятельностью, походили в 1660 г. на человека,
поддерживаемого возбуждающими средствами. Фиктивное могу-
щество не может продолжаться бесконечно; но достоин удивления
факт, что это маленькое государство, численно значительно слабей-
шее, чем Англия или Франция, выдержало нападение каждой из них
в отдельности и двухлетнюю войну с ними обеими, причем не
только не было уничтожено, но даже не потеряло своего места
в Европе. Оно обязано этим поразительным результатом частично
искусству одного или двух людей, но главным образом своей мор-
ской силе.
Положение Англии, в смысле ее готовности вступить в пред-
стоящую борьбу, отличалось от положения как Голландии, так и
Франции. Хотя правление ее было монархическим и большая часть
реальной власти находилась в руках короля, последний не мог на-
правлять политику королевства исключительно по своему усмотре-
нию. В отличие от Людовика, король должен был считаться с на-
строением и желаниями своего народа. То, что Людовик приобре-
тал для Франции, он приобретал для самого себя; слава Франции
была его славой. Карл заботился прежде всего о собственных вы-
годах, а затем уже о выгодах Англии, но, всегда помня о прошлом,,
он решился сделать все, чтобы избежать как участи отца, так и
повторения собственного изгнания. Поэтому, когда опасность сде-
лалась угрожающей, он уступил чувствам английской нации. Сам
Карл ненавидел Голландию; он ненавидел ее как республику; он
ненавидел ее правительство, потому что во внутренних делах оно
было настроено против его родственников из Оранского дома; он
ненавидел ее еще более потому, что в дни его изгнания респуб-
лика, выполняя одно из условий мира с Кромвелем, изгнала его-
из своих пределов. Его влекла к Франции политическая симпатия
правителя, стремившегося к абсолютной власти, а возможно также
и склонность к римско-католической религии, но в особенности
деньги, выплачивавшиеся Людовиком и частично освободившие
его от контроля парламента. Следуя этим личным стремлениям,
Карл должен был считаться с некоторыми ярко выраженными же-
ланиями своего народа. Принадлежа к той же расе, что и гол-
ландцы, и находясь в аналогичных условиях, англичане ожесто-
ченно соперничали с ними, добиваясь контроля над морем и тор-
говлей; так как в то время голландцы в этой области шли впереди,
то это еще больше ожесточало и озлобляло англичан.

Особой причиной недовольства являлась деятельность Голланд-
ской Ост-Индской компании, «которая претендовала на монополию-
торговли с Востоком и заставила правителей отдаленных стран,
с которыми она заключила договоры, закрыть доступ в их государ-
ства представителям других наций, которые таким образом исклю-
чались из торговли не только с голландскими колониями, но и
со всей территорией Индии». Сознавая превосходство собственного-
могущества, англичане желали также установить контроль над по-
литикой Голландии и в дни Английской республики даже пытались
принудить ее к унии. Зависть и враждебность народа к Голландии
способствовали осуществлению желаний короля, особенно потому,
что Франция в течение ряда лет не была сильна на континенте.
Как только, однако, агрессивная политика Людовика XIV была
осознана повсюду, английский народ, как знать, так и общины, по-
чувствовал, что главную опасность для них представляет Франция,,
подобно тому как столетие назад подобную опасность представляла-
Испания. Передача испанских Нидерландов (Бельгии) Франции озна-
чала бы начало подчинения ей Европы и в особенности была бы
ударом для морской силы и Голландии и Англии, ибо нельзя было
предположить, чтобы Людовик позволил Шельде и Антверпенскому
порту оставаться закрытыми, какими они были тогда по трактату,,
вырванному Голландией у ослабевшей Испании. Открытие этого ве-
ликого города для купцов других стран явилось бы одинаковым:
ударом для Амстердама и для Лондона. С возобновлением наслед-
ственной вражды к Франции начали сказываться узы родства;
вновь вспомнили о прежнем союзе против тирании Испании, и
сходство религиозных верований, представлявшее тогда все еще
сильный импульс, способствовало сближению и совместным дей-
ствиям обоих государств. В то же время огромные и системати-
ческие усилия Кольбера, направленные к расширению французской
торговли и военного флота, возбудили ревность обеих морских,
держав; соперницы между собой, они инстинктивно обратились
против третьей державы, посягавшей на их господство. Карл был
не в состоянии сопротивляться давлению своего народа, побуждае-
мого всеми этими мотивами; войны между Англией и Голландией
прекратились и после смерти Карла сменились тесным союзом.
Хотя в 1660 г. торговля Англии была менее обширна, чем тор-
говля Голландии, флот первой превосходил флот второй, — осо-
бенно по своей организации и эффективности действий. Суровое
правление Кромвеля, основанное на военной силе, наложило свой
отпечаток как на флот, так и на армию. Имена нескольких высших
офицеров протектора, среди которых особенно выделяется Монк,
можно найти в летописях первой из войн с Голландией, происхо-
дивших при Карле. Это превосходство в направлении и дисциплине
постепенно исчезло под разлагающим влиянием придворного фаво-
ритизма, процветавшего при развратном дворе, и Голландия, кото-
рая в 1665 г. в общем терпела на море поражение от одной
Англии, в 1672 г. успешно сопротивлялась объединенным флотам
Англии и Франции. Что касается материальной части трех флотов,
то, по имеющимся сведениям, французские сѵда имели большее

•водоизмещение, чем английские, относительно к весу артиллерии
и припасов; поэтому, при полной нагрузке, орудия их оказывались
на более высоком уровне. Кроме того, их корпуса имели более
удобную форму. Эти преимущества являлись естественным след-
ствием обдуманного и систематического порядка, восстановления
•французского флота, пришедшего было в упадок, и позволяют нам
надеяться на будущее, ибо наш флот находится сейчас в аналогич-
ном состоянии. Корабли Голландии, вследствие характера ее бере-
гов, были более плоскодонными и имели менее глубокую осадку,
таким образом были способны, в случае необходимости, находить
убежище между отмелями; но зато по той же причине они менее
мореходны и остойчивы, чем суда других наций.
Таким образом, насколько возможно коротко, мы очертили усло-
вия, степень могущества и задачи, которые определяли и на-
правляли политику четырех главных приморских государств того
времени — Испании, Франции, Англии и Голландии. С точки зрения
морской истории, они имеют наибольшее значение и о них придется
упоминать чаще всего; но так как другие государства оказывали
сильное влияние на ход событий, а наша цель не исчерпывается
только морской историей, но состоит в оценке влияния морской
и торговой силы на ход всеобщей истории, то необходимо описать
вкратце положение остальной Европы. Америка тогда еще не на-
чала играть выдающейся роли на страницах истории или в поли-
тике кабинетов.
Германия была тогда разделена на множество мелких владений,
среди которых возвышалась Австрийская империя. Политика мень-
ших государств менялась, и Франция стремилась объединить как
можно большее число их под своим влиянием, следуя своей тради-
ционной оппозиции к Австрии. В то время как Франция действо-
вала против Австрии с одной стороны, — с другой ей постоянно
угрожали нападения Турецкой империи, все еще могущественной,
"хотя и приходившей в упадок. Франция издавна склонялась к дру-
жественным отношениям с Турцией не только для опоры против
Австрии, но и из желания увеличить свою торговлю с Левантом.
Кольбер, неустанно заботившийся о морской силе Франции, был
расположен к этому союзу. Следует помнить, что Греция и Египет
были тогда частями Турецкой империи.
Пруссии, какой она известна теперь, тогда не существовало.
•Фундамент будущего королевства закладывался тогда курфюрстом
Бранденбурга, сильного малого государства, которое еще не было
способно существовать совершенно самостоятельно, но уже тща-
тельно избегало положения формальной зависимости. Польское ко-
ролевство со своим слабым и неустойчивым правительством про-
должало оставаться чрезвычайно беспокойным и важным фактором
в европейской политике и держало все государства в состоянии
постоянного напряжения, ибо каждое из них опасалось, что^ какой-
нибудь непредвиденный поворот событий в этой стране пойдет на
пользу сопернику. Поддержание самостоятельности и силы Польши
было традиционной политикой Франции. Звезда России еще не
взошла. Она уже вступала, но еще не совсем вступила в круг

европейских государств и их жизненных интересов. Она и другие
державы, граничившие с Балтикой, естественно соперничали за
преобладание на этом море, представлявшем большой интерес и
для других государств, особенно для морских, как основной источ-
ник разного рода материалов для флота. Швеция и Дания находи-
лись в это время в состоянии постоянной вражды и в обычных
тогда конфликтах всегда примыкали к противным сторонам. Уже
в течение немногих лет до того и в первых войнах Людовика XIV
Швеция была большей частью в союзе с Францией; ее ориентация
вообще была французской.
При вышеописанном общем состоянии Европы, пружины, кото-
рые должны были приводить в движение различные колеса, были
в руках Людовика XIV. Слабость его непосредственных соседей;
большие ресурсы его королевства, нуждавшегося только в разви-
тии; единство направления, являвшееся следствием его абсолютной
власти; его собственный практический талант и неутомимое трудо-
любие, которое в течение первой половины его царствования соче-
талось с деятельностью нескольких исключительно одаренных ми-
нистров, — все это способствовало тому, чтобы привести каждое
правительство Европы в большую или меньшую от него зависи-
мость и заставить его считаться с направлением политики Франции,
если не следовать ей. Величие Франции было целью Людовика, для
достижения которой ему надо было избрать один из двух путей —
сухопутный или морской; не то чтобы один путь совсем исключал
другой, но Франция, как ни могущественна она была тогда, все же
не была достаточно сильна, чтобы двигаться с одинаковой ско-
ростью по обоим этим путям.
Людовик избрал сухопутную экспансию. Он женился на стар-
шей дочери Филиппа IV, тогдашнего короля Испании; и хотя
по свадебному договору он отказался от всяких притязаний на
наследство ее отца, ему было нетрудно найти причины для нару-
шения этого условия. Он придрался к техническим формальностям,
чтобы аннулировать этот договор в отношении некоторых частей
Нидерландов и Франш-Конте (Franche Comté), и вступил в перего-
воры с испанским двором о полной отмене его. Дело это было осо-
бенно важным, ибо наследник престола был настолько слаб здо-
ровьем, что было очевидно, что австрийская династия испанских
королей прекратится вместе с ним. Желание видеть на троне Испа-
нии французского принца — либо самого себя, что привело бы
к объединению двух корон, либо одного из членов своей фамилии,
что распространило бы власть Бурбонского дома по обе стороны
от Пиренеев — было тем миражем, который во втором периоде цар-
ствования Людовика направлял его по ложному пути, приведшему
к окончательному уничтожению морской силы Франции и к разо-
рению ее народа, доведенного до нищеты. Людовику недоставало
понимания того, что ему следовало считаться со всей Европой.
С проектом занятия испанского трона нужно было обождать до
его освобождения; но Людовик немедленно подготовился к на-
ступлению на испанские владения, лежавшие к востоку от
Франции.
6-413
81

Чтобы достигнуть этой цели наверняка, он лишил Испанию
возможных союзников с помощью искусных дипломатических
интриг, изучение которых дало бы полезную иллюстрацию приме-
нения стратегии в области политики; но он сделал двб серьезные
ошибки, нанесшие большой вред морской силе Франции. Португа-
лия отделилась от Испании лет за двадцать до этого времени, но
испанская корона не отказалась от притязаний на нее. Людовик
полагал, что в случае осуществления этих притязаний Испания
сделалась бы слишком сильной для того, чтобы позволить ему
легко достигнуть намеченной цели. Наряду с другими средствами
помешать этому он намечал брак Карла II с инфантой португаль-
ской, в результате которого Португалия уступила бы Англии Бом-
бей в Индии и Танжер в Гибралтарском проливе, считавшийся ве-
ликолепным портом. Таким образом, в своем стремлении к экспан-
сии на суше французский король пригласил Англию в Средиземное
море и побуждал ее к союзу с Португалией. Последнее было тем
более курьезно, что Людовик уже предвидел падение испанского
королевского дома и должен был бы скорее желать объединения
королевств полуострова. В результате Португалия сделалась зави-
симым форпостом Англии и осталась им до дней Наполеона. В са-
мом деле, при условии независимости от Испании она оказывалась
слишком слабой для того, чтобы не быть под контролем державы,
господствующей на море и в отношении которой она является осо-
бенно уязвимой. Людовик, продолжая поддерживать ее против
Испании, обеспечил ей независимость. Он вмешивался также в дела
Голландии и заставил ее вернуть Бразилию, которую она отняла
у Португалии.
С другой стороны, Людовик добился от Карла уступки Дюн-
керка (на Канале), который был захвачен и использован Кромвелем.
Эта уступка была сделана за деньги и должна считаться непрости-
тельной с морской точки зрения. Дюнкерк был предмостным
укреплением Англии, расположенным во Франции; в руках Франции
он сделался базой каперов, грозой для торговли Англии в Канале
и Северном море. Когда морское могущество Франции стало прихо-
дить в упадок, Англия рядом трактатов настояла на разоружении
укреплений Дюнкерка, бывшего, можно сказать, базой знаменитого
Жана Барта и других великих французских приватиров.
Между тем, величайший и умнейший из министров Людо-
вика XIV, Кольбер, прилежно созидал ту систему управления, ко-
торая, увеличивая и твердо упрочивая благосостояние государства,
должна была вернее привести его к величию и процветанию, чем
все эффектные предприятия короля. Мы не должны здесь касаться
деталей, относящихся к внутреннему развитию королевства, и по-
тому упомянем только, что он уделял много внимания развитию
производительных сил как в земледелии, так и в мануфактурах.
На море же он повел искусную политику агрессии против торговли
и судоходства Голландии и Англии, результаты которой сказались
очень быстро. Были образованы большие торговые компании,
направлявшие французскую предприимчивость к Балтике, Леванту,
Ост- и Вест-Индии; таможенные правила были изменены в целях

поощрения французских мануфактур и для облегчения устройства
складов товаров в больших портах; этими средствами надеялись
достигнуть того, чтобы Франция заняла место Голландии в ка-
честве товарного склада для всей Европы, — функция, для выпол-
нения которой географическое положение ее было чрезвычайно
благоприятно; вместе с тем, сбор с иностранного судоходства, пре-
мии судам отечественной постройки и обдуманные строгие декреты,
дававшие французским судам монополию торговли с колониями, —
все это способствовало росту торгового флота Франции. Англия
немедленно ответила контрмерами; Голландия же, положение ко-
торой было более угрожаемым, так как она имела меньшие при-
родные ресурсы и большую транзитную торговлю, чем Англия, не-
которое время ограничивалась протестами; но три года спустя она
также прибегла к репрессиям. Однако Кольбер, полагаясь на огром-
ное превосходство Франции как действительного и, еще более, как
возможного товаропроизводителя, не боялся неуклонно двигаться
по намеченному пути, который, ведя к созданию большого торго-
вого флота, должен был стать широкой основой и для военного
флота, строительство которого форсировалось и другими государ-
ственными мероприятиями. Благосостояние страны быстро росло.
В конце двенадцатого года деятельности Кольбера все разбогатело
и расцвело в государстве, финансы и флот которого находились
в состоянии крайнего расстройства, когда он вступил в упра-
вление ими.
«При нем, —- говорит один французский историк, —< Франция росла
в мире, как она росла раньше в войне... Война тарифов и премий,
искусно проводимая им, имела целью свести к справедливым границам
безмерный рост коммерческого и морского могущества, которое Голлан-
дия присвоила себе за счет других наций, и помешать стремлениям
Англии, горевшей желанием вырвать у Голландии это превосходство
для того, чтобы использовать его с еще большей опасностью для Европы.
Сохранение мира в Европе и Америке было, казалось, в интересах
Франции, но тайный голос — голос одновременно и прошлого и буду-
щего — звал ее к воинственной деятельности на других берегах»
Этот голос звучал в высказываниях Лейбница — одного из ве-
ликих людей мира, который указывал Людовику, что обращение
оружия Франции против Египта дало бы ей, с достижением гос-
подства на Средиземном море и контроля над восточной торговлей,
победу над Голландией — большую, чем самая успешная кампания
на суше; и что этот результат, обеспечив весьма необходимый мир
внутри королевства, создал бы морскую силу, которая, в свою оче-
редь, обеспечила бы Франции преобладание в Европе. Эта записка
Лейбница призывала Людовика отказаться от преследования славы
на суше и искать прочного величия Франции в создании большой
морской силы, элементы которой, благодаря гению Кольбера, были
уже в его руках.
Столетие спустя человек, более великий, чем Людовик, попы-
тался возвеличить себя и Францию, встав на путь, который указы-
вал Лейбниц; но Наполеон не имел, подобно Людовику, флота,
1 Martin, History of France.

соответствующего задуманным им целям. На проекте Лейбница мы
остановимся подробнее при изложении событий до тех памятных
дней, когда он был отклонен. Когда Людовик, в апогее развития
своего королевства и флота, дошел до перекрестка путей,
он избрал тот из них, который определял отказ Франции от
господства над морями. Последствия этого решения, погубившего
Кольбера и разрушившего благосостояние Франции, чувствовались
из поколения в поколение, — в эпоху, когда грандиозный флот
Англии, в ряде войн, очищал моря от своих соперников, упрочивая
в тяжелых боях богатство островного королевства, уничтожал
внешнюю торговлю Франции и подвергал ее вытекающим из этого
бедствиям. Ложное направление, которое получила политика Фран-
ции во времена Людовика XIV, в дни его наследника отвратило
также Францию от многообещавшей карьеры в Индии.
Между тем два морских государства, Англия и Голландия, хотя
и смотрели на Францию одинаково недоверчиво, в то же время чув-
ствовали все возраставшую взаимную ненависть, которая, забот-
ливо вскормленная Карлом II, привела их к войне. Истинной при-
чиной этой ненависти была, без сомнения, торговая конкуренция,
и борьба возникла непосредственно из-за столкновений между тор-
говыми компаниями. Военные действия начались на западном бе-
регу Африки; и в 1664 г. английская эскадра, после подчинения
расположенных там голландских станций, отплыла к Новому
Амстердаму (ныне Нью-Йорк) и захватила его. Все это произошло
до формального объявления войны в феврале 1665 г. Последняя,
несомненно, пользовалась популярностью в Англии; инстинкт на-
рода нашел выражение в словах Монка, который, как утверждают,
сказал: «Не все ли равно, какой повод мы изберем? Сущность дела
в том, что мы желаем захватить большую часть торговли, находя-
щейся теперь в руках Голландии». И нет оснований сомневаться,
что, несмотря на притязания торговых компаний, правительство
Соединенных Провинций было бы радо избежать войны; способ-
ный человек, стоявший во главе его, слишком ясно видел дели-
катное положение, которое занимали они между Англией и Фран-
цией. Оно, однако, требовало поддержки от последней, в силу
оборонительного трактата, заключенного в 1662 г. Людовик уступил
этому требованию, но неохотно, и еще молодой французский флот
практически не оказал голландцам никакой помощи.
Война между двумя морскими государствами была исключи-
тельно морская. В ходе ее состоялись три больших сражения: пер-
вое близ Ловестофта (Lowestoft), на Норфолькском берегу, 13 июня
1665 г.; второе, известное под именем Четырехдневного сражения
в Дуврском канале и часто упоминаемое французскими авторами
как сражение в Па-де-Кале, продолжалось с 11 по 14 июня 1666 г.;
наконец, третье происходило близ Норд Форланда (North Foreland)
4 августа того же года. В первом и последнем из них Англия имела
решительный успех; во втором — перевес остался за Голландией.
И только одно это сражение будет обстоятельно описано нами, ибо
только о нем одном дошли до нас подробные и связные рассказы,
которые позволяют сделать ясный и точный тактический разбор

его. В этих сражениях есть интересные черты, более приложимые
к условиям настоящего времени, чем детали каких-либо устарелых
тактических маневров.
В первом, Ловестофтском, сражении командующий голландским
флотом Опдам, который был не моряк, а кавалерийский офицер,
имел, кажется, весьма определенный приказ вступить в бой; само-
стоятельность решений, подобающая главнокомандующему воен-
ными силами на театре военных действий, не была доверена ему.
Такое вмешательство в функции командира на суше или на море
является одним из самых обычных искушений для правительства
и обычно приводит к пагубным последствиям. Турвиль (Tourville),
величайший из адмиралов Людовика XIV, был принужден, таким
образом, рисковать всем французским флотом, вопреки собствен-
ному суждению; а столетие спустя большой французский флот
ускользнул от английского адмирала Кейта (Keith) вследствие по-
корности последнего распоряжениям его непосредственного началь-
ника, который лежал больным в порту.
В Ловестофтском сражении сначала был расстроен авангард
голландского флота; а немного позже, когда один из младших
адмиралов центра, которым командовал сам Опдам, был убит,
экипаж его корабля охватила паника, и он отнял командование
от офицеров и вывел корабль из сражения. Этому движению после-
довали двенадцать или тринадцать других кораблей, оставив боль-
шой разрыв в голландской линии. Случай этот показывает (как го-
ворилось уже ранее), что дисциплина в голландском флоте и его
офицерский состав стояли невысоко, несмотря на прекрасные
боевые качества нации и вероятность того, что среди капитанов
голландских кораблей было больше хороших моряков, чем среди
английских. Природная стойкость и героизм голландцев не могли
всецело возместить профессиональную гордость и чувство военной
чести, воспитание которых составляет задачу серьезных военных
учреждений.
Опдам, видя, что сражение принимает неблагоприятный для него
оборот, кажется, решился на отчаянную попытку. Он попытался
схватиться с кораблем главнокомандующего английским флотом,
герцога Йоркского, брата короля, и взять его на абордаж. Это ему
не удалось, и в отчаянной схватке, последовавшей затем, его ко-
рабль взорвался. Вскоре после того три, а по некоторым сведе-
ниям — четыре голландских корабля сошлись вместе, и эта группа
была сожжена одним брандером; позднее три или четыре других
корабля подверглись поодиночке той же участи. Голландский флот
был теперь совсем расстроен и отступил под прикрытие эскадры
Ван Тромпа (Van Tromp), сына знаменитого старого адмирала, ко-
торый, в дни республики, плавал в Канале с голиком на грот-
мачте h
«
Брандеры в эту войну играли весьма видную роль, несомненно
более значительную, чем в войне 1653 г., хотя в обеих войнах они
1 В знак того, что голландский флот «смел» с поверхности вод Канала
корабли других наций. См. сочинение «Морская война» адмирала Коломба,
стр. 41 .
—
Прим, ред.

составляли принадлежность флота. Имеется большое, но поверх-
ностное сходство между ролью прежнего брандера и назначением
минного крейсера в современной войне. Страшный характер атаки,
сравнительно малая величина судна, осуществляющего ее, и боль-
шие требования, предъявляемые к нервам нападающего, пред-
ставляют главные пункты сходства. Резкие черты различия заклю-
чаются в сравнительной уверенности, с которой может быть
управляем современный минный крейсер, чему отчасти противодей-
ствует аналогичное преимущество броненосца над старым линей-
ным кораблем, и мгновенность действия торпеды, успех или
неудача которого выясняются сразу, тогда как действие брандера
требует некоторого времени для достижения цели, состоящей
в обоих случаях в совершенном уничтожении враж:еского корабля,
а не в повреждении его или в принуждении к сдаче. Оценка
свойств брандеров, обстоятельств, при которых они достигали наи-
большей эффективности, и причин, которые привели к их исчезно-
вению, может быть, поможет притти к тому или иному выводу
о том, должны ли современные минные крейсера сохраняться
во флоте в их нынешнем виде.
Один французский офицер, изучавший архивы французского
флота, утверждает, что брандер как оружие флота впервые
появился в 1636 г.
«Построенный с этой целью или будучи специально реконструиро-
ванным для этого судном другого типа, брандер получил особое воору-
жение. Командиром его назначался офицер недворянского происхожде-
ния, получавший звание "капитана брандера. Пять офицеров и двадцать пять
матросов составляли его экипаж. Легко узнаваемый по абордажным
крючьям, которые были всегда приложены к его реям, брандер стал реже
появляться на сцене с первых годов восемнадцатого столетия. Он дол-
жен был, наконец, совсем исчезнуть из флотов, скорость которых
он
замедлял и чьи эволюции он усложнял.
По мере
того как военные корабли увеличивались в размерах, использование их
во взаимодействии с брандерами делалось с каждым днем все более
затруднительным. Наряду с этим была совершенно оставлена идея соче-
тания их с боевыми кораблями для образования нескольких групп,
каждая из которых была снабжена всеми средствами нападения и обо-
роны. Образование сомкнутой боевой линии, при назначении брандерам
места во второй линии, расположенной на расстоянии полулиги 1 со сто-
роны наиболее удаленной от неприятеля, делало их все более и более
непригодными для исполнения той службы, для которой они предназна-
чались. Официальный план Малагского сражения (1704), нарисованный
немедленно после последнего, показывает брандер в этом положении,
рекомендованном Полем Гостом. Наконец, употребление гранат, дающих
возможность поджечь корабли противника более уверенно и быстро и
появившихся в рассматриваемый период, хотя широкое распространение
они получили значительно позднее, явилось последним ударом для
брандеров» 2.
Лица, знакомые с современными теориями и дискуссиями,
касающимися тактики и вооружения флотов, найдут в этой старой
по времени заметке не совсем устарелые по существу идеи. Бран-
дер исчез из флотов, «скорость которых он замедлял». В бурную
1 1 лита = 3 географ, милям.
—
Прим. ред.
2 Gaugеайd, Marine de Guerre.

погоду малое судно должно всегда итти сравнительно малой ско-
ростью. При умеренном волнении скорость миноносок, как принято
теперь считать, должна упасть с двадцати узлов до двенадцати
и менее, так что семнадцати-девятнадцатиузловой крейсер может
либо совсем уйти от преследующей его миноноски, либо держать
ее на дистанции, досягаемой для его тяжелых орудий и скоро-
стрельных пушек. Эти миноноски — мореходные, «и полагают, что
они могут держаться в море при всякой погоде; но находиться на
миноноске длиной в 110 футов при сильном волнении моря далеко
не приятно. Жара, шум и непрерывные вибрации машин достигают
невыносимой степени. Приготовление пищи немыслимо, да, говорят*
если бы последняя и приготовлялась хорошо, то немногие смогли бы
оценить это. Иметь необходимый отдых при этих условиях, сопро-
вождаемых еще большой скоростью миноноски, весьма затрудни-
тельно». Предполагается строить миноноски большей величины;
но фактор потери скорости в свежую погоду останется, если
только размер минного крейсера не увеличится до пределов, при
которых он будет снабжаться не только торпедами, но и другими
орудиями. Подобно брандерам, малые минные крейсера будут
замедлять скорость и усложнять эволюции флотов, которые они
сопровождают Исчезновение брандера, как говорят, было ускорено
введением разрывных бомб, или гранат; и не невероятно, что
передача торпед на суда более крупного класса положит конец
существованию специально минных крейсеров для сражений в от-
крытом море. Брандер продолжал употребляться против стоящих
на якоре флотов до эпохи гражданской войны в Америке; и мино-
носка будет всегда полезна на небольшой дистанции от своего
порта.
Третья фаза морской практики двухсотлетней давности, о кото-
рой упоминается в вышеприведенном извлечении, включает идею*
хорошо известную по современным дискуссиям, а именно образо-
вание групп судов. «Идея соединения брандеров с боевыми судами
для образования нескольких групп, каждая из которых снабжена
всеми средствами нападения и обороны», была на время принята*
ибо нам известно, что впоследствии от нее отказались. Соедине-
ние судов флота в группы по два, по три и по четыре — специально
для совместного действия — имеет теперь много сторонников
в Англии; но во Франции идея эта встречает сильных противников.
Конечно, ни один вопрос этого рода, как бы обстоятельно он
ни обсуждался его защитниками или противниками, не может быть
решен суждением одного человека, и вообще до тех пор, пока
время и опыт не скажут своего веского слова. Можно, однако,
заметить, что в хорошо организованном флоте есть две степени
командования, сами по себе настолько естественные и необходи-
мые, что их никогда нельзя ни игнорировать, ни уничтожить; это —
командование всем флотом как одной единицей и командование
кораблем как самостоятельной единицей. Когда флот становится
1 Уже после того как были написаны эти строки, опыт английских осен-
них маневров 1888 г. оправдал это положение, хотя, в сущности, не надо было
никакого опыта для установления факта, очевидного самого по себе.

слишком велик, чтобы им мог управлять один человек, он должен-
быть подразделен, и в пылу сражения практически образуются два
флота, стремящиеся к одной цели. Так, Нельсон в своем благород-
ном приказе под Трафальгаром сказал: «Мой помощник, после-
того как ему станут известны мои намерения (заметьте слово
после, так хорошо определяющее функции главнокомандующего
и следующего после него офицера), будет самостоятельно руко-
водить линией для нападения на неприятеля и для нанесения ему
ударов до тех пор, пока суда его .не будут взяты в плен или
уничтожены».
Величина и стоимость броненосца наших дней делает малове-
роятной такую численность флота, которая требовала бы его под-
разделения; но это не влияет на вопрос о вышесказанной группи-
ровке судов. Если смотреть только на принцип, лежащий в основе
теории, и игнорировать кажущуюся тактическую неловкость пред-
положенных специальных групп, то вопрос сведется к следующему:
нужно ли вводить между двумя естественными инстанциями —
адмиралом и капитанами отдельных кораблей — третий искусствен-
ный фактор, который, с одной стороны, частично заменит власть
верховного начальника, а с другой — стеснит свободу действий
командиров кораблей? Дальнейшее затруднение, возникающее из
узкого принципа поддержки отдельных судов, на котором покоится
групповая система, состоит в том, что когда сигналы не могут
более быть видимы, обязанности капитана по отношению к своему
кораблю и к флоту в целом усложнятся необходимостью соблюдать
известные отношения к определенным кораблям; в конце концов,
эти корабли выдвинутся для него на первый план, что является
злом. Групповая организация была испытана в стародавние времена
и в результате этого испытания исчезла; удержится ли она в ре-
ставрированной форме, покажет будущее. Можно сказать, прежде
чем оставить этот предмет, что как порядок плавания, соответ-
ствующего походному маршу армии, широкое разделение судов на
группы имеет свои преимущества: оно сохраняет известный поря-
док, не требуя строгой точности в позиции, неустанное соблюдение
которой днем и ночью должно быть тяжелым бременем для капи-
тана и для палубных офицеров. Такой порядок не должен, однако,
дозволяться, пока тактическая подготовка флота не достигнет боль-
шой высоты.
Возвращаясь к вопросу о брандерах и миноносках, заметим, что-
часто говорят, будто последние будут играть главную роль в тех
общих свалках (mêlées), которые непременно должны следовать за
яростными столкновениями между враждебными флотами. В дыму
и смятении этого часа и открывается поприще для миноносок. Это,
конечно, звучит правдоподобно, и миноноски несомненно обладают
мобильностью, которая отсутствует у брандеров. Однако mêlée
двух флотов не была самой благоприятной обстановкой для бран-
деров. Я цитирую здесь другого французского офицера, рассужде-
ния которого об англо-голландских морских сражениях, недавно
напечатанные в одном журнале, особенно ясны и поучительны. Он
говорит:

«Правильность и ensemble1, достигнутые за последнее время в дви-
жении эскадр, не только не помешали прямым действиям брандера, дея-
тельность которого была сведена совсем или почти к нулю в беспоря-
дочных сражениях войны 1652 г.,
но скорее благоприятствовали им.
Брандеры сыграли весьма важную роль в сражениях при Ловестофте,
в Па-де-Кале и при Норд-Форлавде. Благодаря хорошему порядку, сохра-
няемому линейными кораблями, артиллерия могла лучше защищать эти
зажигательные суда, которые с гораздо большим эффектом, чем прежде,
можно было направить к ясной и определенной цели»2.
Сред» хаотических mêlées 1652 г. брандер «действовал, так
•сказать, один, ища случая сцепиться с неприятелем, подвергаясь
риску ошибки, беззащитный против орудий неприятеля, почти уве-
ренный, что он или будет потоплен или сгорит бесполезно. Теперь,
в 1665 г., все изменилось. Его добыча обозначилась ясно; он знает
ее и легко настигает ее в относительно постоянной позиции, зани-
маемой ею в линии неприятеля. С другой стороны, корабли соеди-
нения, к которому принадлежит брандер, не теряют его из виду.
Они сопровождают его насколько возможно дальше, прикрывают
его огнем своей артиллерии, пока он не достигнет цели, и осво-
бождают его, не давая ему сгореть, если бесплодность его попытки
выясняется своевременно. Как видим, в подобных условиях его
действия, хотя и рискованные (это и не может быть иначе), все-
таки приобретают больше шансов на успех».
Эти поучительные
строки нуждаются, быть может, в том добавочном замечании, что
нарушение строя у одной стороны, в то время как у другой сохра-
няется порядок, дает последней лучшие шансы для отчаянной
атаки. Тот же автор, излагая историю исчезновения брандера,
говорит:
«Здесь, следовательно, мы видим брандер на вершине своего зна-
чения. Это значение уменьшается, и деятельность брандера кончается
полным исчезновением его из открытого моря, когда морская
артиллерия делается более совершенной, более дальнобойной, более мет-
кой и скорострельной3; когда корабли, получив лучшее образование и
управляемость, большую и лучше уравновешенную парусность, делаются
способными избегать почтя наверняка столкновения с брандерами, по-
сланными против них; когда, наконец, флоты руководствуются принципами
искусной тактики, преобладавшей столетие спустя в течение всей амери-
канской войны за независимость, и, чтобы не подвергаться риску рас-
стройства совершенной правильности их берегового строя, избегают сбли-
жения и предоставляют одной артиллерии решать судьбу сражения».
В этом рассуждении автор имеет в виду главную черту, кото-
рая, помогая действию брандера, в то же время делает эту войну
1665 г. особенно интересной в истории морской тактики. В ходе
ее в первый раз уверенно практикуется сомкнутая боевая линия,
неоспоримо принятая с тех пор как боевой строй флотов. Ясно, что
когда эти флоты достигали, как то часто имело место, численности
от восьмидесяти до ста кораблей, такие линии являлись весьма не-
' Слаженность.
—
Прим. ред.
2 Chabaut -АгпаиЦ Revue Маг. et Col. 1885 г.
? Современное развитие скорострельных пушек, с большим увеличением их
калибра, дальнобойности и разрушительной силы их снарядов, соответствует
тому же шагу в цикле прогресса.

совершенными как по изломанности их, так и по неправильности
промежутков между судами; но общая цель построения была оче-
видна, несмотря ни на какие несовершенства его исполнения.
Заслуга развития этого строя обыкновенно приписывается герцогу
Йоркскому (впоследствии Яков II); но вопрос о том, кому обязан
флот этим усовершенствованием, имеет несущественное значение
для морских офицеров нашего времени, по сравнению с тем по-
учительным фактом, что прошло так много времени между появле-
нием большого парусного корабля, с его бортовой батареей, и
систематическим введением строя, который был наилучшим обра-
зом приспособлен к развитию полной силы флота для взаимной
поддержки судов.
Для нас, знающих элементы задачи, вместе
с окончательно достигнутым результатом, этот последний кажется
довольно простым, почти само собой разумеющимся. Почему же
достижение его потребовало так много времени от способных
людей той эпохи? Причина — и в этом и заключается урок для
офицеров наших дней — была несомненно та же, вследствие кото-
рой вопрос о выборе надлежащего боевого строя остается нере-
шенным и теперь: дело в том, что нужды войны не требовали от
людей чрезвычайного умственного напряжения до тех пор, пока
Голландия не встретила, наконец, в Англии равносильного себе
соперника на море. Ход мыслей, приведший к принятию боевой
линии, ясен и прост; и хотя он достаточно знаком морякам, тем
не менее будет нелишним привести здесь выдержку из цитировав-
шегося уже автора, так как его рассуждения отличаются чисто
французским изяществом и точностью:
V
«С увеличением мощи военных кораблей и с усовершенствованием
их мореходных и боевых качеств совпал аналогичный прогресс в исполь-
зовании этих кораблей... По мере того как морские эволюции делаются
более искусными, важность их растет день ото дня. Для этих эволюций
нужна была база, точка, от которой они отправлялись и к которой воз-
вращались.
Военный флот
должен быть всегда
готов встретить
неприятеля; логично поэтому, чтобы такой базой для морских эволюций
был боевой строй. Далее, с исчезновением галер почти вся артиллерия
переместилась на борта кораблей, отсюда и явилась задача всегда держать
корабль в таком положении, чтобы борг его был обращен к неприятелю.
Наконец, необходимо, чтобы ни один корабль своего флота не мог быть
смешай с неприятельским кораблем. Только один строй позволяет кораблям
одного и того же флота удовлетворить всем этим условиям. Этот строй —
линия или колонна. Последняя, поэтому, избрана как единственный бое-
вой строй, а следовательно и как базис для всей тактики флота. Для того
чтобы в этом боевом строе длинная тонкая линия орудий не могла быть
повреждена и разорвана в точке, слабейшей чем остальные, почувство-
валась необходимость вводить в него только суда если не равной силы,
то, по крайней мере,
с одинаково сильными бортовыми батареями.
Отсюда логически вытекает, что одновременно с тем, как колонна окон-
чательно делается боевым строем, устанавливается различие между «линей-
ными кораблями», которые одни только предназначены для участия в нем,
и более мелкими судами, служащими для других целей».
Если к изложенному мы прибавим соображения, которые при-
вели к тому, что боевая линия стала сомкнутой, то задача окажется
вполне разработанной. Но двести пятьдесят лет назад цепь рассу-
ждений была так же ясна, как она ясна теперь; почему же она

разрабатывалась так долго? Отчасти несомненно потому, что ста-
рые традиции, — в те дни традиции галерных сражений, — держа-
лись еще в умах людей и сбивали их с толку; главным же образом
потому, что люди вообще слишком ленивы для своевременного
нахождения истинных начал данного положения и для развития
на основании его истинной теории действия. Нижеследующие слова
адмирала французского флота Лабрусса (Labrousse), написанные
в 1840 г., являются в высшей степени редким примером предвиде-
ния фундаментального изменения условий и его результатов: «Бла-
годаря пару, — писал он, — суда будут способны двигаться во всех
направлениях с такой скоростью, что последствия столкновения
могут, и даже должны, как это было прежде, занять место мета-
тельного оружия и свести на-нет расчеты искусно маневрирующего
мореплавателя. Таран будет благоприятствовать скорости, не ухуд-
шая мореходных качеств корабля. Как только одна какая-нибудь
держава применит это ужасное оружие, все другие должны будут
принять его, чтобы не попасть в явно неблагоприятное положение,
и таким образом сражения обратятся в борьбу тарана против
тарана». Хотя и воздерживаясь от безусловного приписывания та-
рану значения контролирующего современный бой оружия, как это
делается теперь во французском флоте, вышеприведенная короткая
выдержка может быть принята как пример того пути, по какому
должны итти исследования о боевом строе будущего. Французский
писатель, комментирующий статью Лабрусса, говорит:
«Для наших отцов едва достаточно было двадцати семи лет, про-
текших с 1638 г., — времени постройки Couronne.—
до 1665 г.,
чтобы
перейти от тактического строя фронта, строя галер, к строю кильватер-
ной колонны. Нам самим понадобилось двадцать девять лет — с 1830 г.,
когда в нашем флоте появилось первое паровое судно, до 1859 г., когда
применение принципа таранного боя было закреплено спуском на воду
Sol ferino и Magenta,
чтобы произвести революцию в противоположном
направлении; таким образом справедливо, что истина рождается на свет...
всегда медленно. Это преобразование не было внезапным —, не только по-
тому, что новые корабли потребовали времени для постройки и воору-
жения, но больше всего (о чем грустно сказать) потому, что обязательные
последствия применения новой движущей силы были упущены из виду
большинством людей» Ч
Мы переходим теперь к справедливо прославленному Четырех-
дневному сражению в июне месяце 1666 г., которое требует спе-
циального рассмотрения не только по причине большого числа
кораблей, участвовавших в нем со стороны каждого из противни-
ков, и не только по необыкновенной физической выносливости
людей, которые вели горячее морское сражение в течение столь-
ких дней сряду, но также и потому, что главнокомандующие обеих
сторон, Монк и де Рюйтер, были самыми замечательными моряками
или, скорее, флотоводцами из всех, какие выдвинулись в их оте-
чествах в 'семнадцатом (столетии.
Возможно, что в летописях
английского флота Монк уступал Блэку (Blake), но все согласны,
что де Рюйтер представляет выдающуюся фигуру не только в гол-
1 Gougeard, Marine de Guerre.

ландском флоте, но и среди всех морских офицеров того века.
Предлагаемое нами описание упомянутого сражения заимствовано
главным образом из журнала «Revue Maritime et Coloniale»1 и
напечатано там в форме открытого письма о нем голландского
джентльмена, служившего волонтером на корабле де Рюйтера,
к своему другу во Францию. Письмо написано весьма ясно и правдо-
подобно, — качество, не всегда присущее описаниям столь давно
прошедших сражений; данные, сообщаемые им, приобрели еще
большую ценность после того, как они в основном подтвердились
недавно найденными мемуарами графа де Гиша (de Guiche)2, также
служившего волонтером во флоте и доставленного к де Рюйтеру
после того, как корабль, на котором он находился, был сожжен
брандером. К сожалению, однако, упомянутые описания содержат
несколько одинаковых фраз. И сравнение показало, что их нельзя
рассматривать как вполне самостоятельные изложения; но так как
они в то же время характеризуются и существенным внутренним
• различием, то можно предположить, что оба автора были очевид-
цами событий и изложили их сначала самостоятельно, а затем све-
рили и взаимно отредактировали свои описания, прежде чем послали
их своим друзьям или окончательно занесли в свои записки.
У англичан было восемьдесят кораблей, а у голландцев около
ста, но это неравенство в значительной мере уравновешивалось
большей величиной многих из английских судов. Непосредственно
перед сражением лондонским правительством была сделана боль-
шая стратегическая ошибка. Король получил извещение, что фран-
цузская эскадра идет из Атлантики на соединение с голландцами.
Он сейчас же разделил свой флот, послав двадцать кораблей под
начальством принца Руперта к западу, для встречи французов,
а остальную часть флота направил под начальством Монка к вос-
току, навстречу голландцам. Положение, подобное тому, в каком
находился английский флот, которому угрожало нападение с двух
сторон, представляет одно из сильнейших искушений для коман-
дующего. Является весьма сильное побуждение встретить обоих
противников разделением своего флота, как сделал это Карл; но,
за исключением случая подавляющего превосходства над силами
неприятеля, это надо считать ошибкой, предоставляющей неприя-
телю возможность разбить флот по частям, что, как мы сейчас
увидим, в действительности и имело место в рассматриваемом слу-
чае. Результат первых двух дней был неудачным для более круп-
ного соединения английского флота, бывшего под начальством
Монка, которому пришлось отступить в сторону Руперта; и веро-
ятно только своевременное возвращение последнего спасло англий-
ский флот от весьма серьезных потерь или, по крайней мере, от
опасности быть запертым в собственных портах.
Сто сорок лет спустя, в захватывающей стратегической игре,
происходившей в Бискайской бухте перед Трафальгаром, англий-
» Vol. LXXXII, р. 137.
2 Mémoires du Cte. de Guiclie. A Londres chez P. Changuion. 1743,
pp. 234 —264 .

ский адмирал Корнуэльс сделал совершенно такую же ошибку,,
разбив свой флот на две равные части, разделенные большой
дистанцией, которую Наполеон сразу охарактеризовал как блестя-
щий образчик глупости, так как она лишала их возможности
притти на помощь друг другу. Урок, одинаково поучительный для
всех веков.
Голландцы отплыли к английским берегам с попутным восточ-
ным ветром, но он переменился затем на южный и усилился, так.
что де Рюйтер, боясь быть отнесенным слишком далеко, стал на
якорь между Дюнкерком и Доунсом 1. Флот держал тогда на зюйд-
зюйд-вест, причем авангард был с правой стороны, а арьергард,
которым командовал Тромп, — с левой. Этот последний занимал
самое наветренное положение; центр эскадры, под командой де
Рюйтера, был под ветром у него и, наконец, авангард был под
ветром у центра 2. Таково было положение голландского флота на
рассвете 11 июня 1666 г.; и по тону вышеупомянутых описаний
похоже, что он не был в хорошем порядке, хотя прямые указания
на это отсутствуют.
В то же утро Монк, также стоявший на якоре, обнаружил на
подветренной стороне голландский флот и, хотя уступал послед-
нему в численности, решился тотчас же атаковать его, надеясь, что
при сохранении преимущества в ветре он будет в состоянии пре-
кратить бой, если пожелает этого. Поэтому он пошел вдоль голланд-
ской линии на правом галсе, оставив правое крыло и центр неприя-
теля вне обстрела, пока не пришел на траверз левого крыла эскадры
Тромпа. Тридцать пять кораблей Монка были расположены тогда
в превосходном порядке, но арьергард рассеялся и отставал, как
это часто бывает с длинными колоннами. С этими тридцатью пятью
кораблями Монк, положив руль на ветер, ринулся на Тромпа,
эскадра которого обрубила якорные канаты и легла на тот же галс
(F'); обе сражавшиеся линии были обращены, таким образом,
к французскому берегу, и бриз так кренил суда, что англичане не
могли пользоваться орудиями нижних палуб (фиг. 2, V"). Центр
и арьергард голландского флота также обрубили канаты (фиг. 1,С")
и последовали маневру Тромпа, но, будучи слишком далеко под
ветром, в течение некоторого времени не могли вступить в сраже-
ние.
' Именно в этот момент один большой голландский корабль,
отделившийся от своего флота, был зажжен и сгорел, — это, без
сомнения, был корабль, на котором находился граф де Гиш.
При прохождении мимо Дюнкерка все суда английского флота,
вероятно, стянулись вместе, потому что, сделав поворот на север
и на запад, английский авангард столкнулся с голландским центром,
1 См. карту Английского канала и Северного моря, стр. 83 .
2 План 1, 11 июня 1666 г.; 1, V — авангард; С —центр; А> — арьергард.
В этой части сражения порядок построения голландцев был обратный, так что
часть, бывшая в нем авангардом, собственно назначалась в арьергард. Боль-
шое число кораблей, участвовавших з морских сражениях этих англо-голланд-
ских войн, делают невозможным изображение каждого корабля при сохране-
нии в то же время ясности в планах. Каждая фигура корабля представляет
поэтому более или менее многочисленную группу.

которым командовал сам де Рюйтер (фиг. 2, С"), и был сильно им
расстроен. Эта судьба, которая должна была постигнуть скорее
арьергард, показывает, что одновременный маневр изменил порядок
построения. Сражавшиеся корабли естественно уклонились под
ветер, что дало де Рюйтеру возможность догнать их. Два англий-
ских флагманских корабля были выведены из строя и отрезаны;
один из них, Swiftsure, спустил флаг после того, как был убит
. адмирал — молодой человек, всего двадцати семи лет от роду.
«Величайшего восхищения, — говорит один писатель того вре-
мени, — заслуживает решимость вице-адмирала Бэркли (Bercley),
который, несмотря на то, что был отрезан от линии и окружен
врагами, что большое число его людей были убиты, что его
корабль лишился управления и был абордирован со всех сторон,
все-таки продолжал сражаться почти один, убил нескольких чело-
век собственными руками и ни за что не сдавался и, только будучи
ранен в горло мушкетной пулей, удалился в капитанскую каюту,
где был найден мертвым — распростертым на столе и почти зали-
тым собственной своей кровью».
Совершенно столь же героическим, но более счастливым по
своему исходу было поведение другого английского адмирала,
отрезанного таким же образом; и подробности его борьбы, хотя
и не поучительные в каком-либо другом отношении, все же заслу-
живают описания, так как дают яркую картину сцен, которые про-
исходили в пылу схваток тех дней, и оживляют дошедшие до нас
•..сухие детали.
«Корабль его очень скоро лишился управления и был настигнут
одним из неприятельских брандеров, зацепившимся за его правый борт;
однако он был спасен почти невероятными усилиями одного лейтенанта,
который, отцепив крючья брандера посреди огня, спрыгнул назад на па-
лубу своего корабля невредимым. Голландцы, твердо решившие уничто-
жить этот несчастный корабль, послали второй брандер, который сце-
пился с ним с левого борта и с большим успехом, чем первый, ибо па-
руса мгновенно загорелись, и экипаж до того испугался, что почти пять-
десят человек бросились за борт. Адмирал сэр Джон Гарман, видя такое
смущение, вбежал со шпагой наголо в толпу оставшихся и угрожал не-
медленной смертью первому, кто попытается покинуть корабль или кто
не употребит всех усилий, чтобы потушить огонь. Экипаж возвратился
тогда к своим обязанностям и сбил огонь, но все-таки такелаж успел
обгореть настолько, что одна из марса-рей упала и сломала ногу
сэру Джону. Посреди стольких несчастий третий брандер приготовился
сцепиться с кораблем, но был потоплен огнем орудий, прежде чем успел
добиться своей цели. Голландский вице-адмирал Эвертцен (Ewertzen) по-
дошел к нему тогда и предложил сдаться, но сэр Джон отвечал: «нет,
нет, до этого еще не дошло» и дал по противнику залп, которым, между
прочим, был убит командир голландского судна; после этого другие
противники удалились» К
Неудивительно поэтому, что в описании, которому мы следо-
вали, говорится о потере англичанами двух флагманских кораблей,
из коих один был уничтожен брандером. «Английский главнокоман-
дующий все еще лежал на правом галсе и, — говорит автор, —
когда наступила ночь, мы могли видеть его гордо ведущим свою
1 Oampbell, Lives of the Admirals.

линию мимо эскадр Северной Голландии и Зеландии (оказавшихся
в арьергарде, нѳ предназначенных первоначально в авангард), кото-
рые с полдня до этих пор не могли настигнуть неприятеля
(фиг. 2, R") вследствие своего подветренного положения». Значе-
ние атаки Монка, как образца смелой тактики, очевидно и весьма
сходно со значением атаки Нельсона у устья Нила. Быстро заметив
слабость голландского строя, он атаковал намного превосходившие
его силы противника таким образом, что только одна часть их
могла принять участие в .сражении; и хотя англичане понесли более
тяжелые потери, они сохранили блестящий престиж и должны были
привести голландцев в состояние депрессии и огорчения. Очевидец
говорит далее: «Дело продолжалось до 10 часов вечера; друзья
и недруги так перемешались, что каждый корабль мог пострадать
одинаково как от своих, так и от чужих. Легко заметить, что наш
успех и неудачи англичан произошли оттого, что корабли послед-
них были сильно рассеяны, т. е . держались в слишком растянутой
линии; в ином случае мы не смогли бы разрезать ее, как сделали
это. Ошибка Монка состояла именно в том, что он не держал свои
корабли более сплоченно». Замечание это справедливо, а критика —-
нет; открытие линии в такой длинной колонне парусных судов
было почти неизбежно, и Монк сознательно пошел на этот риск,
когда предпринял атаку.
Английский флот держался на левом галсе в направлении на
запад или на запад-северо-запад, и на следующий день возвратился
для боя. Голландцы теперь также держались на левом галсе и на
ветре и шли в естественном порядке, правым крылом вперед; но
неприятельские суда, обладая большей мореходностью и имея
более дисциплинированные команды, скоро выбрались на ветер и
заняли более выгодное положение. С английской стороны в этот
день участвовали в сражении сорок четыре корабля, в голланд-
ском—около восьмидесяти; многие из английских кораблей, как
было сказано выше, имели большие размеры, чем голландские.
Враждебные флоты проходили теперь один мимо другого на про-
тивоположных галсах: английский флот — на ветре у голландского Г
но Тромп, находившийся в арьергарде, увидя, что голландский
строй невыгоден, так как суда построены в две или три линии,
заслоняя одно другое и мешая друг другу вести огонь, повернул
на другой галс и вышел на ветер неприятельского авангарда (R'),
что удалось ему вследствие длины линии последнего и потому,
что англичане шли строем, параллельным голландскому.
«В этот самый момент два флагманских корабля голландского
флота вышли из линии, подставив противнику кормы (V"). Рюйтер,
сильно удивленный, пытался остановить их, но тщетно, и поэтому
счел себя обязанным повторить их маневр, чтобы его эскадра не
рассеялась; при этом ему удалось сохранить порядок и удержать
вокруг себя несколько кораблей, к которым присоединился один из
авангардных кораблей, возмущенный поведением своего непосред-
ственного начальника. Тромп оказался теперь в большой опасности,
1ПланI,12 июня,фиг. 1.V,С,R.
7—413
97

отделенный (сначала своим собственным маневром, а потом и ма-
невром авангарда) от своего флота английским, и был бы уничто-
жен, если бы не Рюйтер, который, видя серьезность положения,
вышел вперед его», так что авангард и центр расположились сзади
арьергарда на галсе, противоположном тому, на котором вступили
в сражение.
Это помешало англичанам атаковать Тромпа, так как, если бы
они сделали это, то Рюйтер смог бы оказаться у них на ветре, чего
они не смели допустить вследствие малочисленности своего флота.
Как действия Тромпа, так и поведение младших флагманов в аван-
гарде, хотя и показывали различные степени воинственного пыла,
резко обнаруживают недостаток дисциплины и воинского духа
среди голландских офицеров, в котором обвиняли голландское
офицерство в целом... Никаких признаков подобных недостатков
не замечалось в это время в английском флоте.
Как живо чувствовал Рюйтер. недопустимость поведения своих
подчиненных, видно из того, что, когда Тромп немедленно после
своего маневра явился на флагманский корабль, моряки шумно при-
ветствовали его; но Рюйтер сказал: «Теперь не время радоваться;
скорее следует плакать».
Действительно, наше положение было
тяжелым: каждая эскадра действовала различно, не в линии, и в то
же время все корабли сбились в кучу, подобно стаду баранов,
так тесно, что англичане могли бы окружить их своими сорока
кораблями (12 июня, фиг. 2). Английский флот был в исключи-
тельном порядке, но почему-то не использовал в полной мере пре-
имущества. Причина, без сомнения, была та же, которая часто
мешала парусным судам использовать выгоды своего положения,
а именно — неспособность к надлежащему маневрированию, вызван-
ная повреждением их такелажа и рангоута, к чему в данном слу-
чае присоединялась еще малочисленность английского флота,
делавшая рискованные действия неуместными.
Рюйтер оказался, таким образом, в состоянии снова построить
свой флот в линию, хотя последний сильно пострадал от англичан;
и оба флота опять прошли один мимо другого противоположными
галсами — голландский под ветром, причем корабль Рюйтера был
последним в его колонне. Проходя мимо английского арьергарда,
он потерял свою грот-стеньгу и грот-рею. После новой стычки
англичане ушли на северо-запад, по направлению к своим берегам;
голландцы последовали за ними; ветер был все еще юго-западный,
но легкий. Английский флот теперь уже открыто отступал, и пре-
следование его противником продолжалось всю ночь; поврежден-
ный корабль Рюйтера далеко отстал от арьергарда.
На третий день Монк продолжал отступать к западу. Согласно
английским описаниям, он сжег три выведенных из строя корабля,
послал вперед наиболее пострадавшие, а сам составил арьергард
вместе с теми судами, которые были способны к бою; число послед-
них определяется, опять-таки английскими источниками, раз-
лично •— от шестнадцати до двадцати восьми (план II, 13 июня).
Один из самых больших и лучших кораблей английского флота,
Royal Prince, вооруженный девяноста орудиями, сел на Галлопер-

скую мель и был захвачен Тромпом (план II, а)\ но отступление
Монка совершалось в таком порядке, что иного' ущерба он не
понес. Это показывает, что голландцы пострадали очень серьезно.
К вечеру показалась эскадра Руперта, и все корабли английского
флота, за исключением подбитых в сражении, наконец, соедини-
лись вместе.
На следующий день ветер опять сильно засвежел с юго-запада,
что дало преимущество голландцам. Англичане, вместо того чтобы
попытаться лечь на противоположный галс, обошли противника
с кормы, полагаясь на скорость хода и управляемость своих
кораблей. После этого сражение началось по всей линии, на левом
галсе, причем английский флот был под ветром1.
Голландские брандеры плохо управлялись и не нанесли ущерба,
тогда как английские сожгли два неприятельских судна. Оба
флота продолжали итти таким образом, обмениваясь залпами
в течение двух часов; к концу этого периода главные силы англий-
ского флота прошли через голландскую линию 2.
Всякая правильность строя была после того потеряна. «В этот
момент,— говорит очевидец, — представлялось необыкновенное зре-
лище, ибо все были разделены,— английские суда так же, как и
наши. Но, к счастью, большая часть наших судов, окружавших
адмирала, осталась на ветре, а большая часть английских судов,
также с их адмиралом, осталась под ветром (фиг. 1 и 2, С и С).
Это обстоятельство и было причиной кашей победы и их пораже-
ния. Вокруг нашего адмирала собралось тридцать пять или сорок
кораблей его и других эскадр, ибо последние были рассеяны и
строй сильно нарушен. Остальные голландские суда оставили его.
Командующий авангардом Ван Нэсс (Van Ness) отправился с четыр-
надцатью кораблями в погоню за тремя или четырьмя английскими,
которые, поставив все паруса, выбрались на ветер голландского
авангарда (фиг. 1, Г). Ван Тромп с эскадрой арьергарда (фиг. 1, R)
держался так за Ван Нэссом (под ветром у Рюйтера и главных
сил английского флота) с тем, чтобы потом присоединиться
к адмиралу, обойдя английский центр». Де Рюйтер и главная часть
английского флота завязали жаркий бой, все время пытаясь выйти
на ветер. Тромп, поставивший большие паруса, догнал Ван Нэсса
и возвратился назад, приведя с собой авангард (У, R')\ но вслед-
ствие постоянной лавировки к ветру главных сил противника он
оказался под ветром у него и не смог присоединиться к Рюйтеру,
бывшему на ветре (фиг. 3, V", R"). Рюйтер, видя это, дал сигнал
собравшимся вокруг него судам, и главные силы голландского
флота спустились полным ветром (фиг. 3, С"), который был тогда
очень силен.
«Таким образом, почти мгновенно мы очутились
посреди англичан, которые, будучи атакованы с обеих сторон,
пришли в замешательство, причем строй их был нарушен как ходом
1ПланИ,14июня,фиг.1,Е.D.
2 Фиг. 1, V, С, R. Этот результат был, вероятно, вызван большей море-
ходностью английских судов. Было бы, может быть, точнее сказать, что гол-
ландцы немного упали под ветер и потому продрейфовали через английскую
линию.
7*
99

сражения, так и сильным ветром, который тогда дул. Это был са-
мый горячий момент битвы (фиг. 3). Мы увидели главного адми-
рала Англии отделенным от флота, в сопровождении одного
только брандера. С ним он выбрался на ветер и, пройдя через
эскадру Северной Голландии, опять занял место во главе пятнад-
цати или двадцати присоединившихся к нему кораблей».
Так окончилась эта великая морская битва, замечательнейшая,
в некоторых чертах своих, из всех, когда-либо происходивших
в океане. При взаимной противоречивости отчетов о Ней невоз-
можно сделать больше, чем оценить результаты. Достаточно бес-
пристрастное описание говорит: «Голландцы потеряли в этих сра-
жениях трех вице-адмиралов, две тысячи человек и четыре
корабля. У англичан было убито пять тысяч человек и взято в плен
три тысячи; кроме того, они потеряли семнадцать кораблей, из
которых девять остались в руках победителей» Г Нет сомнения,
что поражение англичан было ужасно и что оно было всецело
вызвано первоначальной ошибкой с ослаблением флота путем отде-
ления от него большого отряда, посланного в другом направлении.
Подобные отделения являются иногда необходимым злом; но
в данном случае в этом никакой необходимости не было. Имея
в виду приближение французского флота, англичанам надлежало
атаковать голландцев всем своим флотом, прежде чем их союз-
ники соединились с ними. Урок этот приложим к условиям наших
дней, как и к условиям всякой эпохи. Второй урок, также ценный
и для нашего времени, указывает на необходимость серьезных
военных учреждений для воспитания должного правильного воин-
ского духа, гордости и дисциплины. Как ни велика была первона-
чальная ошибка англичан и как ни серьезно было их поражение,
нет сомнения, что последствия их были бы много хуже, если бы
не высокий дух и искусство, с какими подчиненные Монка при-
водили в исполнение его планы, и если бы Рюйтер не страдал от
недостатка подобной поддержки со стороны его подчиненных.
В описаниях маневров англичан мы не читаем ничего похожего на
выход из линии двух младших флагманов в критический, момент
или на то, что третий флагман, слишком погорячившись, само-
вольно занял неправильное положение относительно неприятель-
ского флота.
Стройное маневрирование и тактическая точность
последнего были замечены уже тогда. Француз де Гиш, очевидец
этого Четырехдневного сражения, писал:
«Ничто несравнимо с прекрасным порядком английского флота,
в море. Никогда линия не может быть начерчена прямее, чем га, кото-
рая образована их кораблями; таким образом, они направляют весь огонь
на приближающегося к ним противника.. . Английские корабли сра-
жаются подобно линии кавалерии, действующей по правилам и ставящей
себе одну цель: отогнать противника; между тем голландский флот дви-
жется подобно отряду кавалерии, эскадроны которой произвотьно вы-
ходят из строя и бросаются в атаку» -\
1 L ѳif è vre-Po ntali s, Jean <lt- Witt.
-
Mémoires, pp. 249. 251, 266. 267.

Голландское правительство, ненавидящее расходы, лишенное
воинского духа и беспечное вследствие длинного ряда легких побед
над пришедшим в упадок флотом Испании, допустило свой флот
обратиться в сборище вооруженных купцов. Хуже всего обстояло
дело при Кромвеле. Наученные горьким опытом этой еойны, Соеди-
ненные Провинции под руководством способного правителя сделали
много для улучшения- своего положения, но их флот все еще не
сделался вполне эффективным.
«В
1666 и 1653 гг., — говорил
один французский морской пи-
сатель, —< фортуна войны, казалось, склонилась на сторону англичан.
Из трех , больших сражений два закончились их решительными победами,
а третье, хотя и неудачное, только увеличило славу их моряков. Этим
они обязаны умной смелости Монка и Руперта, талантам части адмиралов
и капитанов и искусству подчиненных ' им офицеров и матросов. Мудрые
и энергичные усилия, предпринятые правительством Соединенных Провин-
ций, и неоспоримое превосходство Рюйтера в опытности и талантливости
над всеми его противниками не могли уравновесить слабость и неспо-
собность большинства голландских офицеров и явную неполноценность
их экипажей» Г
Англия, как было сказано выше, все еще чувствовала давление
железной руки Кромвеля на свои военные учреждения; но это
давление делалось слабее. Монк умер до объявления следующей
голландской войны и был неудачно заменен кавалером Рупертом.
Расточительность двора ухудшила снабжение флота, подобно тому
как сделала это в Голландии близорукая бережливость бургоми-
стров, а придворная коррупция подрывала дисциплину так же
верно, как коммерческий индиферентизм. Все это сказалось, когда
флоты двух стран снова встретились шесть лет спустя.
Во всех военных флотах того времени была одна хорошо извест-
ная черта, которую следует упомянуть, ибо ее настоящий смысл и
значение ясны, видимо, не всем. Командование флотом и отдель-
ными судами часто вверялось «солдатам», т. е . офицерам армии,
непривычным к морю и не знавшим искусства управления кораблем,
которое возлагалось в таком случае на другого офицера. Всматри-
ваясь в дело внимательно, легко видеть, что это обстоятельство
вносило разлад между управлением боем и управлением движущей
силой корабля. В этом сущность дела, которая не зависит от рода
движущей силы.
Неудобство и неэффективность такой системы были тогда
столь же очевидны, как и в настоящее время; логика фактов посте-
пенно привела к соединению этих двух функций в руках одного
корпуса офицеров, и в результате получился современный флот-
ский офицер, как этот термин понимается ныне2. К несчастью,
в этом процессе слияния менее важной функции было позволено
взять верх; флотский офицер стал более гордиться своей ловкостью
в управлении движущей силой судна, чем своим умением развить
1 ОЬabaud-Агцап|1ѣ, BerneMar. etCol.1885.
2 Истинное значение этой перемены часто понималось не так, как следует,
откуда и явились неправильные выводы относительно будущего флота. Это не
была замена старого новым, но просто в военной организации военный элемент по-
лучил необходимое и неизбежное преобладание над всеми другими функциями.

его боевые возможности. Печальные последствия этого недостатка
интереса к военной науке делались особенно очевидны, когда офи-
церу вверялось управление флотом, так как именно здесь значе-
ние военного искусства особенно велико, а предварительная подго-
товка особенно необходима; но и при управлении отдельным суд-
ном недостаток последней также давал себя знать.
Вследствие
этого, особенно в английском флоте, гордость моряка заняла место
гордости военного человека. Английский морской офицер больше
заботился о том, что уподобляло его капитану торгового судна,
чем о том, что делало его военным человеком. Во французском
флоте результат этого не был столь общим, вероятно благодаря
более воинскому духу правительства и особенно дворянства, из
которого только и вербовалось офицерство. Невозможно было,
чтобы люди, все связи которых были военные, все. друзья которых
смотрели на военную службу как на единственную, достойную дво-
рянина карьеру, могли думать больше о парусах и снастях, чем
о пушках и о бое. Английское офицерство было другого происхо-
ждения. Следующее хорошо известное выражение Маколея имеет
еще большее значение, чем думал сам писатель: «В военном флоте
Карла II были моряки и были джентльмены, но моряки не были
джентльменами, а джентльмены не были моряками». Помеха заклю-
чалась не в отсутствии или наличии джентльменов, как таковых,
а в том, что по условиям того времени джентльмены составляли
по преимуществу военный элемент общества; и что моряки после
голландских войн постепенно вытесняли из службы джентльменов,
а с ними и воинский тон и дух, отличавшийся от простого муже-
ства. Даже «люди такого хорошего происхождения, как Герберт
(Herbert) и Рассель (Rüssel), адмиралы Вильгельма III, — говорит
биограф лорда Гауке (Hawke),—которые были настоящими моря-
ками, могли держать в повиновении свои экипажи, только пере-
нимая буйные манеры матросни. Те самые национальные черты,
которые делали французов худшими моряками, чем англичан,
делали их лучшими воинами, — не по мужеству, но по искусству.
Эта тенденция сохраняется до нашего времени; управление движу-
щей силой во флотах латинских наций не имеет такого значения,
как военные функции. Прилежание и систематичность француз-
ского характера заставляют серьезного французского офицера раз-
вивать и разбирать тактические вопросы логическим путем; гото-
вить себя к управлению флотами не только как моряка, но и как
военного человека. В результате во время войны за независимость
Америки, несмотря на печальную историю правительственного пре-
небрежения флотом, люди, которые прежде всего были военными,
в качестве моряков не имели таких возможностей, как их против-
ники, тем не менее показали равное с ними тактическое искусство,
а в управлении флотами стояли выше их. Мы уже говорили о лож-
ной теории, которая направляла действия французского флота
не к уничтожению своего врага, а к другой конечной цели; но и она
не затрагивает того факта, что в тактическом искусстве военный
человек выше простого моряка, хотя тактическое искусство фран-
цузов преследовало ошибочные стратегические цели. Источник, из

которого голландцы пополняли свой офицерский корпус, не выяснен
с достоверностью; ибо, если английский морской историк говорит
в 1666 г., что большинство капитанов их флота были сыновья бога-
тых бургомистров, назначавшиеся на эти должности Великим Пен-
сионарием из политических соображений и без всякой проверки их
пригодности, то Дюкен (Duquesne), способнейший французский
адмирал того времени, восхваляет в 1676 г. точность и искусство
тех же голландских капитанов в выражениях, весьма нелестных для
подчиненных ему офицеров. Судя по многим данным, весьма веро-
ятно, что они обычно являлись моряками торгового флота, у кото-
рых воинский дух первоначально был развит слабо; но строгость,
с какой наказывались виновные и государственной властью и на-
родным гневом, видимо, привела этих офицеров, далеких от недо-
статка величайшей личной храбрости, к сознанию того, что тре-
бовала военная покорность долгу и дисциплина. Во всяком случае,
в 1666 г. они проявили себя совсем иначе, чем в 1672 г.
Прежде чем оставить Четырехдневное сражение, полезно при-
вести выводы еще одного писателя:
«Таково было кровавое Четырехдневное сражение, или бой в Па-де-
Кале, достопамятнейшее из морских сражений нового времени, — и не
по результатам, а по развитию различных фаз его, по ярости сражав-
шихся, по смелости вождей и по новому характеру, который оно при-
дало морской войне. Более чем всякое другое, это сражение ясно отме-
чает переход от прежних методов к тактике конца семнадцатого сто-
летия. Здесь мы можем в первый раз проследить, как будто по начер-
танному плану, главные движения сражавшихся флотов. Представляется
совершенно очевидным, что голландскому, как и британскому флотам
была дана книга по тактике и свод сигналов; или, по крайней мере,
обширные и точные письменные инструкции, заменявшие такой свод.
При разборе этого сражения мы чувствуем, что каждый адмирал держит
эскадру, в своих руках, и что даже главнокомандующий во время сра-
жения распоряжается по своему усмотрению различными подразделе-
ниями своего флота. Сравните это сражение с битвами 1652 г., и один
ясный факт бросается вам в глаза: за этот период в морской тактике
произошла революция.
Таковы были перемены, отличающие войну 1665 г. от войны 1652 г.
Как и в предшествовавшую войну, адмирал все еще думает о выго-
дах наветренного положения, забота об этом не является уже более,
с тактической точки зрения, главной, можно сказать, единственной, как
это было прежде. Теперь он желает прежде всего держать свой флот
в хорошем, сплоченном порядке так долго, как возможно, — чтобы
во время сражения сохранить возможность комбинирования движений
различных эскадр. Посмотрите на Рюйтера в конце Четырехдневного сра-
жения; с большим трудом он удерживается на ветре английского флота,
но тем не менее без колебаний жертвует этим преимуществом, чтобы
соединить две части флота, разделенные неприятелем. Если в позднейшем
сражении под Норд-Форландом и существуют большие промежутки
между голландскими эскадрами; если арьергард впоследствии продолжает
удаляться от центра, то Рюйтер сетует на такую ошибку, как на главную
причину своего поражения; так говорит он в своем официальном рапорте.
Он даже обвиняет Тромпа (бывшего его личным врагом) в измене или
трусости — обвинение несправедливое, но тем не менее показывающее,
какая огромная важность приписывается с тех пор объединению флота
в одно тщательно сохраняемое целое» К
1 Oh a baud-Aril, a it It, "Revue Mar. et Col. 1885.

Эту оценку надо считать справедливой, поскольку она указы-
вает общие цели и направление; но результаты не были так полны,,
как можно было бы заключить отсюда.
Не прошло и двух месяцев, как английский флот, несмотря на
тяжелые потери, понесенные им в Четырехдневном сражении, был
уже снова в море, к большому удивлению голландцев; и 4 августа
под Норд-Форландом произошла другая жестокая битва, окончив-
шаяся полным поражением голландского флота, отступившего
к своим берегам. Англичане последовали за ним и вошли в одну
из голландских гаваней, где уничтожили большой флот торговых
судов, а также довольно значительной город. К концу 1666 г. обе
стороны утомились войной, которая нанесла большой вред их тор-
говле и ослабила их флоты, — к выгоде возраставшего тогда мор-
ского могущества Франции. Начались переговоры о мире; но
Карл II, настроенный против Соединенных Провинций, уверенный,
что усиливающиеся претензии Людовика XIV на испанские Нидер-
ланды разрушат существовавший тогда союз между Францией и
Голландией, и полагаясь также на серьезные поражения, понесен-
ные голландцами на море, был слишком притязателен и надменен
в своих требованиях. Чтобы оправдать и поддержать эти требо-
вания, ему следовало бы сохранять свой флот, престиж которого
так поднялся в результате его побед. Но бедность — результат его
расточительности и внутренней политики — привела флот в упадок;
большое количество кораблей было разоружено; и он с готов-
ностью принял мнение, которое согласовалось с его бедностью и
которое должно быть приведено и осуждено здесь, так как ош>
имело защитников во все периоды морской истории. Вот это мне-
ние, горячо оспаривавшееся Монком:
«Так как Голландия держится главным образом торговлей, так как
снабжение ее флота основано на этой торговле, и поскольку по опыту
известно, что ничто так не озлобляет народ, как расстройство его тор-
говли, то силы его величества и надлежало бы направить к этой цели,
т. е . к действительному унижению наших врагов; этого можно было бы
достигнуть с меньшим истощением средств Англии, чем то, которое
вызывается ежегодным снаряжением и содержанием каждое лето в море
могущественного флота, как это было до сих пор... По этим мотивам
король принял роковое решение разоружить свои большие корабли и
оставить в море только несколько фрегатов для крейсерства» Г
Следствием этой теории экономного ведения войны был тот
факт, что Великий Пенсионарий Голландии де Витт (de Witt),
который за год до того велел сделать промер Темзы, послал в эту
реку, под начальством де Рюйтера, флот из шестидесяти или семи-
десяти линейных кораблей, поднявшихся 14 июня 1667 г. до Грэв-
зенда, уничтожив корабли в Чатаме и на Медвее (Medway) и овла-
дев Ширнессом (Sheerness). Огни пожаров были видны из Лондона,
и голландский флот остался обладателем устья реки до конца
месяца. Под силою этого удара, последовавшего вслед за боль-
шой чумной эпидемией и великим лондонским пожаром, Карл согла-
сился на мир, который был подписан 31 июля 1667 г. и известен
1 СamрЪе1I,Lives of tlieAdmirals.

под названием Бредского мира.
Самым серьезным результатом
войны был переход Нью-Йорка и Нью-Джерси в руки Англии, что
позволило ей объединить свои южные колонии в Северной Аме-
рике с северными.
Прежде чем вернуться к изложению общего хода истории того
времени, будет полезно остановиться на той теории, которая
имела такие гибельные последствия для Англии в 1667 г.,
а именно на вопросе о ведении морской войны, главным образом
путем нанесения вреда неприятельской торговле. Этот план, тре-
бующий содержания только небольшого количества быстроходных
крейсеров и могущий опираться на алчность нации, снаряжающей
капера без прямых расходов со стороны государства, имеет ту
особую привлекательность, которую всегда представляет эконо-
мия. Большой вред, наносимый этим путем богатству и благосо-
стоянию, также неоспорим; и хотя его торговые суда могут недо-
стойно прикрываться во время войны иностранным флагом, эта
guerre de course, как называют такую войну французы, или это
уничтожение неприятельской торговли, как можем назвать ее мы,
должно сильно беспокоить иностранное правительство и приво-
дить в уныние его народ, если она ведется успешно. Такая война,
однако, не может вестись самостоятельно; говоря военным язы-
ком, она должна быть поддерживаема;
несущественная и
эфемерная сама по себе, она не может вестись далеко от баз.
Такой базой должны быть либо отечественные порты, либо какой-
нибудь солидный форпост национальной силы на берегу или на
море: отдаленная колония или сильный флот. При отсутствии та-
кой поддержки крейсер может только торопливо отходить на не-
большое расстояние от дома, и его удары, хотя и болезненные,
не могут быть роковыми. Не политика 1667 г., а сильные линейные
флоты Кромвеля в 1652 г. заперли голландские торговые суда,
в их портах и были причиной -того, что на улицах Амстердама
росла трава. Когда же, наученные страданиями этих лет, гол-
ландцы держали в море большие флоты в течение двух разори-
тельных войн, то хотя их торговля сильно страдала, они все-таки
вынесли бремя борьбы с соединенными силами Англии и Франции.
Сорок лет спустя Людовик XIV, вследствие истощения средств
государства, был вынужден обратиться к политике, принятой Кар-
лом II по скупости. Тогда настали дни великих французских капе-
ров Жана Барта (Jean Bart), Форбэна (Forbîn), Дюгэ-Труэна
(Duguay-Trouin), Дю-Касса (Du Casse) и других. Регулярные флоты
Франции были фактически убраны с океана в течение великой
войны за испанское наследство (1702—1712). Французский мор-
ской историк говорит:
«Не будучи в состоянии вновь приступить к морским вооружениям,
Людовик XIV увеличил число крейсеров на важнейших торговых путях,
особенно в Канале и в Немецком море (недалеко от своих портов, —
следует заметить). В этих местах крейсера были в состоянии перехватить
или затруднить движение транспортов, перевозивших войска, или раз-
личных конвоев, перевозивших всякого рода припасы. В этих морях,
в центре коммерческого и политического мира, всегда есть работа
для крейсеров. Несмотря на затруднения, которые они встречали велед-

ствие отсутствия больших дружественных флотов, они сослужили боль-
шую службу двум народам (французскому и испанскому). Перед линем
англо-голландской силы крейсера нуждались в удаме, смелости и искус-
стве. У наших моряков не было недостатка в этих трех условиях;
но зато каких начальников и капитанов они имели!» 1
С другой стороны, один английский историк, хотя и допуская,
что народ и торговля Англии жестоко страдали от крейсеров, кото-
рые иногда оказывали влияние и на действия правительства, все-
таки указывает на неуклонный рост благосостояния страны и осо-
бенно ее торговли. Насколько отличен был результат предшество-
вавшей войны 1689—1697 гг.,
когда Франция послала в море
большие флоты и оспаривала господство над океаном! Тот же
английский писатель говорит об этом времени:
«В отношении
нашей торговли
мы страдали бесконечно более
не только чем французы, чего и следовало ожидать вследствие большего
числа наших торговых судов, но чем мы сами страдали в какой бы то
ни было из предшествовавших войн.. . Это происходило в значительной
мере от бдительности французов, которые вели войну пиратским спосо-
бом. Говоря вообще, наша торговля, вне всякого сомнения, пострадала
чрезвычайно сильно; многие из наших купцов были разорены».
-
Маколей говорит об этом периоде так: «В течение многих ме-
сяцев 1693 г. английская торговля со Средиземным морем была
почти совершенно прервана. Торговое судно, шедшее из Лондона
или Амстердама без конвоя, не имело никаких шансов достигнуть
Геркулесовых Столпов, не будучи абордировано французским ка-
пером; а посылать с ними конвой из вооруженных судов было
не легко». Почему? Потому что корабли английского военного
флота были заняты наблюдением за флотом французским, и это
отвлечение их от крейсеров и составляло ту поддержку, которую
должна иметь всякая крейсерская война. Французский историк,
говоря о том же периоде (1696 г.) в Англии, говорит: «Состояние
финансов было плачевно: денег едва хватало; страховая морская
премия достигла тридцати процентов. Действие Навигационного
акта фактически было приостановлено, и английское судоходство
было вынуждено прикрываться шведским и датским флагами» 3.
Полстолетия спустя долгое пренебрежение флотом опять при-
вело французское правительство к крейсерской войне. С какими
результатами? Прежде всего, — говорит французский историк,—•
«с июня 1756 г. по июнь 1760 г. французские каперы захватили
более двух с половиной тысяч торговых судов. В 1761 г., можйо
сказать, хотя Франция не имела в море ни одного линейного ко-
рабля и хотя Англия захватила двести сорок наших каперов, сото-
варищи последних все-таки взяли восемьсот двенадцать англий-
ских судов. Но, — продолжает он, — поразительный рост англий-
ского мореходства объясняет число этих призов»
Другими словами, лишения, понесенные Англией вследствие
столь многочисленных захватов, которые должны были нанести
большой вред отдельным лицам и вызвать их недовольство, в об-
1 Lapeyrouse-Boiifils, Hist, de la Marine Française.
2 Campbell, Lives of the ÎAdmirafle.
3 Martin, History of France.
* Ibid.

щем не препятствовали росту благосостояния государства и обще-
ства в целом. О том же периоде английский историк говорит:
«В то время как торговля Франции была почти уничтожена, тор-
говые флоты Англии покрывали моря. Каждый год ее торговля
увеличивалась; деньги, которые уносила война, возвращались
в виде продуктов ее промышленности. Английские купцы исполь-
зовали восемь тысяч судов». И затем, суммируя результаты войны
и установив факт ввоза огромного количества монеты в госу-
дарство вследствие заграничных завоеваний, автор продолжает:
«Торговля Англии увеличивалась с каждым годом, и такой кар-
тины народного процветания в ходе длительной, кровавой и разо-
рительной войны никогда не представляла ранее жизнь какого-
либо другого народа». С другой стороны, историк французского
флота, рассматривая ранние фазы тех же самых войн, говорит:
«Английские флоты, не встречая никакого себе сопротивления,
вымели моря. Наши каперы и одиночные крейсера, не имея под-
держки военного флота для борьбы против засилия их врагов,
быстро кончали свою карьеру. Двадцать тысяч французских моря-
ков томились в английских тюрьмах» Г Когда же в войну за неза-
висимость Америки Франция возобновила политику Кольбера и
начала царствования Людовика XIV и стала держать в море
большие боевые флоты, то это привело к тому же результату, что
в дни Турвиля. «В первый раз, -- говорит «Annual Register», за-
бывая или игнорируя опыт 1693 г. и помня только славу после-
дующих войн, — английские торговые суда были вынуждены при-
крываться иностранными флагами»2. Наконец, оставляя эту сто-
рону вопроса, можно заметить, что на острове Мартиника у фран-
цузов была сильная отдаленная колония, избранная ими базой для
крейсерской войны; и в течение Семилетней войны, как потом
во время Первой империи, эта колония, вместе с Гваделупой, была
убежищем для многочисленных каперов. «Но данным английского
адмиралтейства, потери англичан в Вест-Индии в течение первого
периода Семилетней войны достигали тысячи четырехсот торговых
судов, которые были взяты в плен или уничтожены». Английский
флот направил поэтому свои действия против этих островов, ко-
торые оба пали. Вследствие этого торговля Франции потерпела
такие убытки, которые намного превосходили весь ущерб, нане-
сенный ее крейсерами английской торговле. Кроме того, сама
система крейсерства была расстроена. Но в войну 1778 г. большие
флоты защищали острова, которым неприятель поэтому даже и
не пытался угрожать.
До сих пор мы рассматривали влияние чисто крейсерской
войны, не поддерживаемой сильными эскадрами, на тот особый
род силы неприятеля, против которого она теоретически напра-
влена, — на его торговлю и общее богатство — на нервы войны.
Приведенные свидетельства, видимо, показывают, что такой
способ войны не обеспечивает достижения даже его специальных
1 Lapeyrons е-Воnfі1s.
2 Annual Beg., vol. XXVII, p. 10.

целей, — он изнурителен, но не смертелен; можно почти сказать,
что он причиняет ненужные страдания. Каково же, однако, влия-
ние этой политики на общие цели войны, для ведения которой она
является одним из вспомогательных средств? Какое воздействие
оказывает она, далее, на народ, применяющий ее? Так как истори-
ческие доказательства .время от времени приводились и будут
приводиться здесь в деталях, то сейчас достаточно лишь сумми-
ровать их. Мы видели результаты этой политики для Англии
в дни Карла И; ее берега были разграблены, ее флот —сожжен
почти в виду столицы.
В войне за испанское наследство, когда целью военных дей-
ствий было достижение контроля над Испанией, флоты Англии и
Голландии, которым ничто не препятствовало, ограничивались
крейсерской войной против торговли, стерегли порты полуострова,
блдкировали порт Тулон, принудили французское подкрепление
перейти Пиренеи и, держа открытыми морские пути, нейтрализо-
вали географическую близость Франции к театру войны. Их флоты
захватили Гибралтар, Барселону и Менорку и при содействии
австрийской армии едва не взяли Тулон. В Семилетней войне
английские флоты захватили или помогли захватить все наиболее
ценные колонии Франции и Испании и часто высаживали десанты
на французский берег. Война за независимость Америки не заклю-
чает в себе уроков, так как флоты были почти равные. Следую-
щим наиболее поразительным примером для американцев была
война 1812 г. Всякий знает, что множество наших каперов бороз-
дило моря, и что по малочисленности нашего флота война была,
по существу, если не всецело, крейсерской войной. За исключе-
нием операций на озерах, сомнительно, чтобы за все время ее два
наших корабля действовали вместе. Вред, нанесенный английской
торговле, так неожиданно атакованной отдаленным врагом, силы
которого недооценивались, может быть легко признан; но, с одной
стороны, американские крейсера получали сильную поддержку от
французского флота, который, будучи собран в больших или
меньших отрядах во многих портах от Антверпена до Венеции,
находившихся под контролем неприятеля, сковывал флоты Англии
-службой блокады; с другой стороны, когда падение императора
освободило эти флоты, наши берега были атакованы во всех на-
правлениях, неприятельские суда вошли в Чезапик, захватили
контроль над ним и поднялись вверх по р. Потомак, а Вашингтон
был сожжен. Северная граница держалась в состоянии тревоги,
хотя там эскадры •— абсолютно слабые, но относительно сильные —
поддерживали общую оборону; в то же время флот Англии вошел
беспрепятственно в Миссисипи, 'и Новый Орлеан едва удалось
спасти. Когда открылись переговоры о мире, то отношения англи-
чан к американским представителям не были отношениями людей,
которые чувствуют, что их стране угрожает невыносимое зло.
Недавняя гражданская война, с рейдами Alabama и Sumter и
их сотоварищей, оживила традицию войны против торговли не-
приятеля. Когда такая война является одним из средств достиже-
ния главной цели и опирается на мощный флот, то она хороша;

.
но нам не следует ожидать повторения подвигов этих крейсеров
перед лицом большой морской силы. Во-первых, те крейсерства
сильно облегчались решимостью Соединенных Штатов блоки-
ровать не только главные центры южной торговли, но каждую
бухту берега, оставив, таким образом, немного кораблей, годных
для преследования; во-вторых, если бы даже на месте одного
крейсера было десять, они не остановили бы вторжения в южные
воды флота Союза, который проник к каждому пункту, доступ-
ному с моря; и, наконец, в-третьих, — неоспоримый вред, прямой
и косвенный, нанесенный отдельным лицам и учреждениям и одной
отрасли национальной промышленности (а как высоко стоит эта
отрасль, т. е. судоходство во мнении автора, — нет нужды повто-
рять здесь), ни мало не повлиял на ускорение или замедление
хода войны. Такие вредоносные действия, если они не сопрово-
ждаются другими, скорее раздражают, чем ослабляют. С другой
стороны, вряд ли кто будет сомневаться, что деятельность боль-
ших флотов Союза сильно ускорила и повлияла на исход дела,
который, по всей вероятности, был неизбежен во всяком случае.
В качестве морской державы Юг занимал тогда место Франции
в войнах, которые мы обсуждали выше, тогда как положение Се-
вера походило на положение Англии; и как во Франции, в Кон-
федерации пострадал не один какой-либо класс, а правительство
и народ, в широком смысле слова. Не захват отдельных кораблей
и конвоев неприятеля, хотя бы и в большом числе, расшатывает
финансовое могущество нации, а подавляющее превосходство на
море, изгоняющее с его поверхности неприятельский флаг или
дозволяющее появление последнего лишь как беглеца; такое пре-
восходство позволяет установить контроль над океаном и закрыть
пути, по которым торговые суда движутся от неприятельских бе-
регов и к ним. Подобное превосходство может быть достигнуто
только при посредстве больших флотов, — но и при наличии их
оно менее действительно на широких зодных пространствах, чем
это было в дни, когда нейтральный флаг не пользовался такой
неприкосновенностью, как теперь. Не невероятно, что, в случае
войны между морскими нациями, тою из них, которая обладает
большой морской силой и пожелает уничтожить торговлю неприя-
теля, может быть сделана попытка истолковать термин «эффектив-
ная блокада» в таком смысле, какой будет больше всего соответ-
ствовать ее интересам, и уверять, что скорость и расположение ее
кораблей делают блокаду действительной на гораздо больших ди-
станциях и с меньшим количеством кораблей, чем прежде. Реше-
ние такого вопроса будет зависеть не от слабейшей из воюющих
сторон, а от нейтральных держав; права воюющих сторон придут
в столкновение с правами нейтралов, и если одна из них будет
иметь флот, значительно превосходящий по своей силе другие
флоты, то она может настоять на своих требованиях, подобно тому
как Англия, когда она господствовала на морях, долго отказыва-
лась признать ту доктрину, что нейтральный флаг ограждает
товары.

ГЛАВА
III
ВОЙНА БЛОКА АНГЛИИ И ФРАНЦИИ ПРОТИВ СОЕДИНЕН-
НЫХ ПРОВИНЦИЙ (1672—1674).— ВОЙНА ФРАНЦИИ ПРОТИВ
ОБЪЕДИНЕННОЙ ЕВРОПЫ (1674 — 1678).
—
МОРСКИЕ
СРАЖЕНИЯ ПРИ СОЛЕБЕЕ (SOLEBAY), ТЕКСЕЛЕ (TEXEL)
И СТРОМБОЛИ
Незадолго перед заключением Бредского мира Людовик XIV
сделал первый шаг к захвату испанских Нидерландов и Франш-
Конте. В то самое время как его армия двигалась вперед, он
послал дипломатическую ноту, излагавшую его требования отно-
сительно упомянутых территорий. Эта нота, так отчетливо обна-
ружившая честолюбивый характер молодого короля, возбудила:
беспокойство Европы и, без сомнения, увеличила силу партии мира
в Англии. Под главным руководством Голландии, но при сердеч-
ном содействии английского министра был образован союз между
этими двумя странами и Швецией, до тех пор считавшейся другом
Франции, ставивший себе целью ограничить притязания Людовика,
прежде чем его сила сделается слишком большой. Нападение сна-
чала на Нидерланды в 1667 г., а затем на Франш-Конте в 1668 г.
показали безнадежную слабость Испании в деле защиты своих
владений; они были захвачены почти без выстрела.
Политика Соединенных Провинций относительно требований
Людовика в это время характеризовалась словами: «Франция хо-
роша как друг, но не как сосед». Они не были склонны разорвать
традиционный союз с ней, но еще менее желали граничить с ней.
Политика английского народа, но не короля его, симпатизировала
Голландии. В возраставшем величии Людовика Англия видела
опасность для всей Европы и для себя самой особенно, в случае
если бы прочная гегемония на континенте развязала ему руки для
развития морской силы Франции. «Раз Фландрия попадет во власть
Людовика XIV, — писал английский посол Темпль (Temple), — то
Голландия, как это чувствуют сами голландцы, будет только мор-
ской провинцией Франции»; и, разделяя это мнение, он защищал
политику сопротивления последнему государству, господство ко-
торого в Нидерландах он считал угрозой для всей Европы. Он ни-
когда не переставал напоминать своему правительству, как опасно
было для Англии завоевание морских провинций Францией, и на-

стойчиво указывал на необходимость скорейшего соглашения
с Голландией. «Это было бы лучшей местью Франции за то, что
она хитростью вовлекла нас в последнюю войну с Соединенными
Провинциями», — писал он. Эти соображения привели обе стороны,
вместе со Швецией, к тому Тройственному союзу, о котором было
упомянуто и который на время задержал дальнейшее поступатель-
ное движение Людовика. Но воспоминание о войнах между двумя
морскими нациями было еще слишком свежо, унижение Англии
на Темзе еще не было забыто, и соперничество, все еще суще-
ствовавшее, реально, слишком глубоко коренилось в природе вещей
для того, чтобы союз этот был длительным. Нужна была опасная
сила Людовика и его настойчивость в проведении политики, угро-
жавшей им обеим, чтобы союз этот двух . естественных антаго-
нистов вообще осуществился. Он не мог упрочиться без нового
кровавого столкновения.
Людовик было глубоко рассержен на Тройственный союз, и его
гнев был обращен главным образом на Голландию, в которой,
в связи с особенностями ее положения, он видел самого упорного
своего противника. На время, однако, он, казалось, уступил, —- тем
более охотно, что, вероятно, предвидел прекращение испанской
королевской линии и надеялся добиться большего, чем одной
только территории, лежавшей к востоку от Франции, когда трон
Испании сделается вакантным. Но хотя Людовик притворно
уступил, с этого времени он задумал уничтожение республики. Эта
политика была прямо противоположна принципам Ришелье и истин-
ному благу Франции. В интересах Англии было, — по крайней мере
тогда,-
чтобы Соединенные Провинции не были растоптаны Фран-
цией; но было еще более в интересах Франции, чтобы они не были
подчинены Англии. Последняя, свободная от континентальных дел,
могла одна вынести борьбу с Францией на морях; но Франция-,
поглощенная своей континентальной политикой, не могла на-
деяться вырвать контроль над морями у Англии без союзников.
Этого-то союзника Людовик и собрался уничтожить, причем просил
Англию помочь ему. Конечный результат уже известен, но теперь
должен последовать очерк хода борьбы.
Прежде чем цели короля начали приводиться в исполнение и
пока еще было время направить энергию Франции в другое русло,
ему был предложен другой образ действий. Это был уже упомя-
нутый проект Лейбница, о котором говорилось выше. Этот проект
имеет специальный интерес для нашей темы, ибо, рекомендуя смо-
треть на территориальную экспансию, как на второстепенную за-
дачу, а на рост заморских владений — как на первейшую цель
Франции, он прямо предлагал положить в основу ее величия
контроль над морем и над морской торговлей. В качестве непо-
средственного объекта для экспансии, на котором последняя,
однако, не смогла бы остановиться, Лейбниц предлагал Франции
Египет. Завоевание этой страны, омываемой и Средиземным и
Красным морями, давало контроль над большим торговым путем,
который в наши дни дополнен Суэцким каналом. Этот путь много
потерял в своем значении вследствие открытия морского пути

вокруг мыса Доброй Надежды и еще более вследствие неурегули-
рованных условий навигации и развития пиратства в морях, через
которые он проходил. Но, захватив ключевые позиции, действи-
тельно сильная морская держава смогла бы в значительной мере
восстановить его значение. Принимая во внимание, что Оттоман-
ская империя находилась уже в состоянии разложения, морские
силы такой державы, расположенные в Египте, контролировали бы
торговлю не только Индии и Дальнего Востока, но также и Ле-
ванта; однако этим одним дело ограничиться не могло бы. Необ-
ходимость господствовать в Средиземном море и открыть Красное
море, закрытое для христианских судов магометанским фанатиз-
мом, потребовала бы занятия опорных пунктов с каждой стороны
Египта, и Франция была бы приведена, шаг за шагом, — подобно
тому как это случилось с Англией по завладении Индией, —
к захвату пунктов, подобных Мальте, Кипру, Адену, — короче го-
воря, к великому морскому могуществу. Теперь это ясно; но инте-
ресно познакомиться с аргументами, которыми Лейбниц старался
убедить короля Франции два столетия тому назад. Указав на сла-
бость Турецкой империи и на легкость, с какой можно было бы
достигнуть дальнейшего ухудшения ее положения с помощью
Австрии и особенно Польши — традиционной союзницы Франции;
показав, что Франция не имеет вооруженного неприятеля в Среди-
земном море и что по другую сторону Египта она найдет порту-
гальские колонии, жаждущие помощи против голландцев в Индии,
Лейбниц продолжает:
«Завоевание Египта, этой Голландии Востока, бесконечно легче, чем
завоевание Соединенных Провинций. Франции нужен мир на Западе,
война в отдаленных краях. Война с Голландией, по всей вероятности,
расстроит новые индийские компании, а также колонии и торговлю, не-
давно оживленные Францией, и увеличит бремя, несомое народам, умень-
шив в то же время его ресурсы. Голландцы соберутся в их приморские
города, расположатся гам в совершенной безопасности и поведут на-
ступление на море с большими шансами на успех.
Если Франция
не одержит полной победы над ними, то она потеряет все свое влияние
в Европе, а победой она подвергнет это влияние опасности. В Египте,
напротив, отпор почти невозможен и, во всяком случае, не будет иметь
больших последствий; зато победа даст обладание морями, торговлю
с Востоком и Индией, преобладание в христианском мире и даже может
привести к созданию восточной империи на развалинах Оттоманской дер-
жавы. Обладание Египтом открывает путь к завоеваниям, достойным
Александра; крайняя слабость обитателей восточных стран уже не со-
ставляет более секрета. Тот, кто будет обладать Египтом, будет господ-
ствовать также на берегах и островах Индийского океана. Голландия
будет побеждена именно в Египте; именно там она лишится того, что
одно только и обеспечивает ей благосостояние
сокровищ Востока.
Она будет поражена, не будучи в состоянии отвести удар. Если она
пожелает противодействовать планам Франции относительно Египта, она
будет подавлена ненавистью всего христианского мира; атакованная же
на своей территории, она, напротив, сможет не только отразить напа-
дение, но еще и отомстить за себя, поддерживаемая мировым обществен-
ным мнением, подозрительно относящимся к честолюбивым замыслам
Франции» !.
1 Martin, History of France.
8—413

Докладная записка Лейбница не имела успеха. «Все, что уси-
лия человеческого честолюбия и разума могут положить в основу
уничтожения нации, было теперь предпринято Людовиком XIV.
Дипломатическая стратегия была пущена в ход в широком масш-
табе, чтобы изолировать Голландию и создать ей затруднения.
Людовик, который был не в состоянии заставить Европу допу-
стить завоевание Бельгии Францией, надеялся теперь принудить
ее смотреть без содрогания на падение Голландии». Его усилия,
в основном, увенчались успехом. Тройственный союз был разо-
рван; король Англии, хотя и вопреки желаниям своего народа,
заключил наступательный союз с Людовиком; и Голландия, когда
началась война, оказалась без союзников в Европе, за исключе-
нием истощенной Испании и курфюрста Бранденбурга, тогда да-
леко не перворазрядного государства. Но для того чтобы зару-
читься помощью Карла II, Людовик обязался не только выпла-
чивать ему большую сумму денег, но и уступить Англии из своих
приобретений в Голландии и Бельгии Вальхерен (Walcheren),
Слюис (Sluys) и Кедсенд (Cadsand) и даже острова Гори (Goree)
и Вурн (Voorn), а также устья больших торговых рек Шельды и
Мааса. По отношению к соединенным флотам двух наций было
условлено, что командовать ими будет офицер. Вопрос о первен-
стве на море с внешней стороны был обойден тем, что Франция
не посылает в море своего адмирала, но практически это пер-
венство было уступлено Англии. Очевидно, что в своем пылком
стремлении к уничтожению Голландии и к континентальной экспан-
сии Людовик «играл прямо на руку» Англии в качестве морской
державы. Французский историк прав, говоря: «Об этих договорах
судили справедливо. Часто повторяли, что Карл продал Англию
Людовику XIV. Это справедливо только относительно внутренней
политики: Карл в самом деле замышлял политическое и религиоз-
ное порабощение Англии с помощью иностранной державы; но что
касается внешних интересов, то он не продал их, ибо большая
доля выгод от разорения Голландии должна была перейти
к Англии» 1.
В течение последних лет, предшествовавших войне, голландцы
предпринимали
всевозможные
дипломатические усилия
для
предотвращения ее; но ненависть Карла и Людовика мешала им
принять какую-либо уступку как окончательную. Английской коро-
левской яхте приказано было пройти мимо голландских военных
кораблей в Канале и стрелять по ним, если они не спустят своих
флагов. В январе 1672 г. Англия послала Голландии ультиматум,
требовавший от нее признания права английской короны на гос-
подство в британских морях и обязывавший ее флоты спустить их
флаги перед самым малым английским военным судном; и требо-
вания подобного рода получили поддержку французского короля!
Голландцы продолжали уступать, но, увидев, наконец, что все
уступки бесполезны, они в феврале снарядили семьдесят пять
линейных кораблей, кроме более мелких судов. 23 марта англи-

чане, не объявляя войны, атаковали караван голландских торговых
судов, и 29-го король объявил войну. 6 апреля последовало объяв-
ление войны Людовиком XIV, и 28-го числа того же месяца он
выехал на фронт для принятия командования своей армией.
Война, которая началась теперь, представляла собой третье й
последнее из великих состязаний между Англией и Голландией на
океане, но не была, подобно предшествовавшим ей, чисто морской
войной; поэтому необходимо нарисовать здесь в общих чертах ход
военных событий также и на суше, не только для полноты изло-
жения, но и для выявления отчаянного положения республики, —
положения, из которого она была выведена морской силой, нахо-
дившейся в руках великого моряка де Рюйтера.
Морские операции этой войны отличаются во многих отноше-
ниях от операций предшествовавших ей войн, но самая отличи-
тельная черта их состоит в том, что голландцы, за исключением
одного случая в самом начале войны, не посылали своего флота
навстречу неприятелю и, можно сказать, стратегически пользо-
вались своими опасными берегами и отмелями, на которых и бази-
ровались их морские операции. К этому они были вынуждены от-
чаянно неравными для них шансами борьбы; но они не пользова-
лись своими отмелями только для защиты: война, которую они
вели, была оборонительно-наступательной. Когда ветер был благо-
приятен для атаки союзников, Рюйтер держался под прикрытием
своих островов или, по крайней мере, в местах, куда неприятель
не отваживался следовать за ним; но когда ветер благоприятство-
вал его собственным атакам, он поворачивал и нападал на против-
ника. Существуют также некоторые признаки того, что им приме-
нялись тактические комбинации высшего порядка, чем встре-
чавшиеся до тех пор, хотя возможно, что особенные действия,
которые мы здесь имеем в виду (они сводились к отдельным
атакам, почти не выходившим за рамки демонстрации против
французских сил), вытекали из политических мотивов. Такого тол-
кования бесспорного факта, что голландцы атаковали французов
довольно вяло, автор нигде не встречал, но представляется воз-
можным, что правители Соединенных Провинций могли желать
не увеличивать раздражения их опаснейшего врага унижением его
флота, чтобы таким образом облегчить для его гордости принятие
их предложений. Имеется, однако, одинаково удовлетворительное
объяснение военного характера; оно состоит в предположении, что
поскольку французский флот был еще неопытным, Рюйтер считал
только необходимым удерживать его, пока нападал с главными
силами на английский флот. Последний сражался со своей прежней
. доблестью, но уже не со старой дисциплиной, тогда как голланд-
ский флот вел атаки с выдержкой и единодушием, которые сви-
детельствовали о больших успехах в военной подготовке. Дей-
ствия французов по временам казались подозрительными; неко-
торые утверждали, что Людовик приказал своим командирам
беречь флот, и есть достаточно оснований полагать, что к концу
того двухлетнего периода, в течение которого Англия оставалась
его союзницей, он поступал именно так.

Власти Соединенных Провинций, зная, что брестский француз-
ский флот должен был соединиться с английским флотом, стояв-
шим на Темзе, сделали большие усилия для того, чтобы пригото-
вить свой флот к атаке последнего, прежде чем состоится
упомянутое соединение, но пагубный недостаток централизации
в управлении их флотом помешал осуществлению этого проекта.
Провинция Зеландия так отстала, что ее отряд, представлявший
большую часть целого, не был готов своевременно, и замедление
это приписывалось не только дурному управлению, но и недобро-
желательству к партии, стоявшей во главе правительства. Напасть
с превосходящими силами на английский флот в его собственных
водах — до прибытия его союзника — было правильным военным
планом; судя по последовавшим за этой войной событиям, она
оказала бы глубокое влияние на весь ход борьбы. Рюйтер, нако-
нец, вышел в море и встретился с союзными флотами; но хотя
адмирал был полон решимости сразиться, он отступил назад
к своим берегам. Союзники, однако, не последовали за ним туда,
а удалились, очевидно, в полной безопасности в Соутвольдскую
бухту (Southwold Bay) — на восточном берегу Англии, примерно
в девяноста милях к северу от устья Темзы. Там они встали на
якоре, разделившись на три соединения: два английских — арьер-
гард и центр союзной линии — в северной части бухты и авангард,
составленный из французских кораблей, — в южной. Рюйтер после-
довал за ними, и рано утром 7 июня 1672 г. французский разве-
дывательный фрегат сигнализировал о появлении голландских
судов, идущих с севера и востока; с помощью северо-восточного
ветра они приближались к союзному флоту, большое количество
шлюпок и матросов которого были посланы к берегу за водой.
Голландский боевой строй был в две линии, причем передний
отряд состоял из восемнадцати судов с брандерами (план III, А).
Всего голландский флот имел девяносто один линейный корабль,
а союзники — сто один.
Ветер дул к берегу, который здесь тянется почти прямо с се-
вера на юг, и союзники находились в тяжелом положении. Они
должны были поднять якоря, но не могли отступить назад, чтобы
выиграть место и время, необходимые для построения в боевой
порядок. Большая часть кораблей обрубила канаты, и английский
флот вышел в море на правом галсе, держа к норд-норд-весту, —
курс, который скоро заставил повернуть на другой галс, тогда как
французы сразу легли на левый галс (план III, В).
Таким образом, сражение началось разделением союзного
флота. Рюйтер послал одно соединение атаковать французов или,
вернее, задержать их, ибо эти противники ограничились канонадой
с дальней дистанции, хотя голландцы, будучи на ветре, могли бы
завязать бой на более близкой дистанции, если бы пожелали этого.
Так как их командир Банкерт не получил за это выговора, то надо
думать, что он действовал по приказанию; год спустя он командо-
вал в сражении при Текселе, где несомненно действовал с боль-
шим благоразумием и храбростью. Между тем Рюйтер стреми-
тельно атаковал две английские эскадры, видимо, с превосходными

а
te
о
и
N
І>©
0)
Ф
О
0>
ч
о
U
s
а.
es
ф
s
s
ф
щ
cd
О.
Ü

силами, ибо английские морские историки утверждают, что отно-
шение последних к силам англичан было, как три к двум1.
Этот факт, если его можно принять на веру, дает замечатель-
ные доказательства высоких -качеств Рюйтера, как величайшего
флотоводца того века.
Результаты сражения, как такового, не были решающими, обе
стороны понесли тяжелые потери, но вся слава и существенные
преимущества достались голландцам или, вернее, де Рюйтеру. Он
перехитрил своей тактикой- союзников, сделав ложное отступление,
и затем, возвратившись, застиг их совершенно врасплох. Ошибоч-
ный маневр, вследствие которого английские силы, составляя две
трети целого, направились к северу и западу, тогда как француз-
ские силы, составлявшие одну треть, держали курс на восток и
юг, разделил союзный флот; Рюйтер бросил свои силы в промежу-
ток между ними, обратив к французам фронт эскадры, которая,
вероятно, была малочисленнее, но по своему положению на ветре
могла по своему усмотрению либо вступить в сражение, либо нет;
с остальными же силами он напал на значительно уступавший по
численности английский флот (план III, В). Поль Гост2 говорит,
что вице-адмирал д'Эстре (d'Estrées), командовавший французами,
принимал меры для поворота на другой галс и для прорыва через
противопоставленную ему голландскую эскадру, чтобы соединиться
с герцогом Йоркским, главнокомандующим силами союзников.
Быть может это и так, поскольку д'Эстре был весьма храбрым
человеком и недостаточно сведущим моряком, чтобы оценить
опасность такой попытки; но в действительности французы не на-
чинали такого маневра, и как англичане, так и Рюйтер думали, что
они, скорее, избегали, чем добивались боя на близкой дистанции.
Однако, если бы д'Эстре со своими еще плохо подготовленными
моряками повернул и попытался бы прорваться через линию опыт-
ных голландцев, бывших у него на ветре, то результат полу-
чился бы столь же бедственный, как тог, какой сопровождал дей-
ствия испанского адмирала в сражении при Сен-Винценте сто
двадцать пять лет спустя, когда он пытался вновь соединить свой
рассеявшийся флот прорывом сомкнутого строя Джервиса и ЕІель-
сона (см. план III, а). Истина, постепенно проглядывающая сквозь
массу противоречивых известий, заключается в том, что герцог
Йоркский, хотя и прекрасный моряк и храбрый человек, не был
способным военачальником; что флот его не был в хорошем по-
рядке и был захвачен врасплох; что его предварительные приказа-
ния не были настолько точны, чтобы французский адмирал фор-
мально нарушил их, повернув на галс, противоположный галсу
главнокомандующего, и этим разделив эскадры, и что Рюйтер
в высшей степени талантливо воспользовался нарочитой внезап-
ностью своего нападения и возможностями, предоставленными ему
1 L ѳdу а г d, vol. II, p. 599. Campbell, Lives otf the Admirais. См.
также письмо сэра Ричарда Гаддека (sir Richard Haddok) в Naval Chronicle,
vol. XVII, p. 121.
2 Hoste, Naval Tactics.

тупоумием его врагов. Правый галс был избран французским
адмиралом потому (если только не было других, неизвестных для
нас причин), что при северо-восточном ветре он вел в море и давал
место для маневрирования; если бы герцог Йоркский сделал то же
самое, то союзные флоты вышли бы вместе, и единственными
неудобствами их положения были бы направление ветра и неудач-
ный строй. Однако в этом случае Рюйтер смог бы и, вероятно,
сделал бы то же самое, что сделал год спустя под Текселем,
т. е . задержал бы малыми силами авангард французов и со всей
массой своего флота обрушился бы на центр и на арьергард.
Сходство его действий в обоих случаях, при весьма различных
обстоятельствах, доказывает, что он и в Соутвольдской бухте на-
меревался только задержать французов, пока не уничтожит
англичан.
В этом сражении, называющемся или Соутвольдским или Соле-
бейским (Southwold Bay or Solebay), Рюйтер выказал такую сте-
пень искусства в соединении с храбростью, подобная которой
никем не была проявлена на море после его смерти до дней
Сюффрена и Нельсона. Его сражения в войну 1672 г. не были
осторожными битвами, хотя он руководил ими с осторожностью.
Его целью было не что иное, как полный разгром врага соедине-
нием удачных комбинаций с яростью нападения. При Солебее его
флот был несколько слабее флота неприятеля, хотя и не намного,
впоследствии же — намного.
Существенные результаты битвы при Солебее были всецело
благоприятны для голландцев. Союзные флоты должны были по-
могать операциям французской армии высадкой десанта на берег
Зеландии. Атака Рюйтера нанесла такой большой урон и вызвала
такой расход боеприпасов, что отплытие упомянутых флотов
пришлось отложить на месяц; это была диверсия не только
важная, но и жизненно важная, при том почти отчаянном положе-
нии, в которое Соединенные Провинции были приведены сухопут-
ными операциями. Можно прибавить, как поучительное замечание
к теории уничтожения неприятельской торговли, что после нане-
сения сокрушительного удара превосходным силам неприятеля
Рюйтер встретил и довел до порта назначения фронт голландских
торговых судов.
Мы должны теперь изложить вкратце ход сухопутной кампа-
нии С В начале мая французская армия, разделенная на несколько
отрядов, двинулась вперед, прошла по окраинам испанских Нидер-
ландов и направила свое нападение на Голландию с юга и с вос-
тока. Республиканская партия, стоявшая у власти в Голландии,
пренебрежительно относилась к армии и теперь сделала ошибку,
разделив свои силы между множеством укрепленных городов,
в предположении, что каждый из них сделает что-нибудь для за-
держания французов. Однако Людовик, по совету Тюренна (Tu-
renne), просто обложил наиболее важные стратегические пункты,

тогда как второстепенные города сдавались почти немедленно»
после того, как это им предлагалось; армия Провинций, так же
как и их территория, таким образом, быстро переходила по частям
во власть неприятеля. Через месяц французы были уже в сердце
страны, покоряя все на своем пути и не имея перед собой никакой
правильно организованной силы, способной остановить их продви-
жение. В течение двух недель, последовавших за Солебейским
сражением, террор и дезорганизация охватили республику. 15 июня
Великий Пенсионарий (Grand Pensionnary) получил разрешение Ге-
неральных штатов послать депутацию к Людовику XIV, чтобы
просить его назвать условия, на которых он согласился бы заклю-
чить мир; пойти на любое унижение перед иностранцем для поли-
тика было легче, чем видеть, как противная партия Оранских
приходит к власти после его падения. Пока шли переговоры, гол-
ландские города продолжали сдаваться, и 20 июня горсть фран-
цузских солдат вошла в Мюйден (Muyden), ключ к Амстердаму;
это были только разведчики; и хотя крупный отряд, к которому
они принадлежали, находился уже недалеко от города, бюргеры,
впустившие их под влиянием паники, возобладавшей в стране,
увидев, что они были одни, вскоре подпоили их и выгнали вон.
Более благородные чувства, воодушевлявшие амстердамцев, вскоре
охватили и жителей Мюйдена; из столицы поспешил к ним отряд
войск, и маленький городок был спасен.
«Расположенный на
Зюйдер-Зее, в двух часах езды от Амстердама, при слиянии боль-
шого числа рек и каналов, Мюйден не только держал ключ к важ-
нейшим плотинам, с помощью которых Амстердам мог окружить
себя затопленными пространствами, но также и ключ к гавани
этого большого города, так как все корабли, которые шли из Се-
верного моря к Амстердаму через Зюйдер-Зее, проходили мимо его
орудий. Раз Мюйден был спасен, а плотины открыты, Амстердам
имел время вздохнуть и мог прервать свои сухопутные сообщения
при сохранении морских» 1. Это было поворотным пунктом в ходе
войны; но как почувствовали бы себя голландцы, подавленные
поражением и несогласиями в совете, если бы в течение роковых
двух недель, предшествовавших этому моменту, союзный флот
атаковал их берега? От этого они были спасены битвой при
Солебее.
Переговоры продолжались. Бургомистры, — партия, предста-
влявшая капитал и торговлю, -— склонялись к подчинению; они
боялись разрушения их собственности и торговли. Были сделаны
новые предложения, но пока посланцы все еще находились в ла-
гере Людовика, народная и партия Оранских восстали, и дух
сопротивления поднялся. 25 июня Амстердам открыл плотины, и
его примеру последовали другие города Голландии; это повлекло
за собой огромные убытки, но зато затопленная страна и города,
уподобившиеся теперь островам, не могли подвергнуться атакам
сухопутных сил до замерзания вод. Революция продолжалась.
Вильгельм Оранский, впоследствии английский король Виль-

гельм III, был провозглашен 8 июля штатгальтером и главой армия
и флота, а оба де Витта — вожди республиканской партии — были
умерщвлены несколько недель спустя.
Сопротивление, порожденное народным энтузиазмом и гор-
достью страны, было еще усилено чрезмерными требованиями Лю-
довика XIV. Стало ясно, что Провинции должны либо победить,,
либо погибнуть. Между тем, другие государства Европы пробуди-
лись, наконец, к сознанию опасности, и император Германии, кур-
фюрст Бранденбургский и король Испании объявили себя на сто-
роне Голландии, тогда как Швеция, хотя и состояла номинально
в союзе с Францией, не желала уничтожения Провинций, так как
оно послужило бы к укреплению морского могущества Англии.
Несмотря на это, начало следующего года, 1673-го, было еще
весьма радужным для Франции, и английский король был готов
исполнить свои договорные обязательства на море, но голландцы,,
находившиеся под твердым руководством Вильгельма Оранского и
знавшие, что их господство на море непоколебимо, отказались
теперь принять условия мира, которые были предложены ими
самими за год до этого.
В 1673 г. состоялось три морских сражения, — все близ берегов
Соединенных Провинций; первые два происходили 7 и 14.июня,
близ Схоневельдта (Schoneveldt), от которого они и получили свое
название, а третье, известное под названием Тексельского сраже-
ния,— 21 августа. Во всех трех случаях атаковал Рюйтер, который
сам выбирал для этого время и отступал, когда ему это было вы-
годно, под защиту берегов. Чтобы достигнуть своих целей и пред-
принять какую-нибудь диверсию на морском побережье или чтобы
подорвать морские ресурсы стесненных Провинций, союзникам
было необходимо сначала покончить с флотом Рюйтера. Великий
адмирал и его правительство чувствовали это и приняли решение,
что «флот должен расположиться в Схоневельдтском проходе или
немного южнее, в направлении Остенде, для наблюдения за неприя-
телем и, в случае нападения последнего или попыток его высадить
десант на берега Соединенных Провинций, оказать энергичное
сопротивление, противодействуя его планам и уничтожая его
корабли»
Английский и французский флоты вышли в море 1 июня, под
командой принца Руперта, первого кузена короля, так как герцог
йоркский был вынужден сложить с себя эту обязанность по при-
чине издания тест-акта, направленного против лиц римско-католи-
ческого исповедания, которым запрещалось занимать какие бы то
ни было общественные должности. Французским флотом командо-
вал вице-адмирал д'Эстре, тот самый, который командовал им
в битве при Солебее. На случай поражения де Рюйтера, в Ярмуте
готовы были сесть на суда шесть тысяч английских войск. 7 июня
был замечен голландский флот, державшийся близ Схоневельдтских
банок. Для вызова его в море была послана отдельная эскадра,
но Рюйтер не нуждался в приглашении; ветер благоприятствовал
m

ему, и он последовал за отделенной эскадрой с такой стремитель-
ностью, что атаковал ее прежде, чем линия союзников была
построена надлежащим образом. В этом случае французы занимали
центр. Дело окончилось нерешительно, если так можно выразиться
о сражении, в котором слабейшая сила атакует сильнейшую, при-
чиняет ей потери, равные понесенным ею самой, и не позволяет
неприятелю достигнуть главной его цели. Неделю спустя Рюйтер
снова атаковал противника с результатом, который, хотя и будучи
нерешительным (как прежде) по отношению к данному сражению,
заставил союзный флот возвратиться к английскому берегу для
ремонта и пополнения запасов. Голландцы в этих битвах имели
пятьдесят пять линейных кораблей; союзники — восемьдесят один,
из которых пятьдесят четыре были английские.
Союзные флоты снова вышли в море лишь в конце июля, и
на этот раз на судах находились отряды войск, предназначенные
для десанта. 20 августа был замечен голландский флот, шедший
между Текселем и Маасом. Руперт немедленно приготовился
к сражению, но так как северо-западный ветер обеспечивал союз-
никам наветренное положение, а с ним и выбор метода атаки, то
Рюйтер, воспользовавшись знанием местности, держал так близко
к берегу, что неприятель не осмелился последовать за ним, тем
более, что время было уже позднее., В течение ночи ветер пере-
менился на восточно-юго-восточный, и с рассветом, говоря сло-
вами официального французского отчета,
«голландский флот
поставил все паруса и смело вступил в сражение».
Союзный флот был под ветром, на левом галсе, и держал курс
на юг, французы шли в авангарде, Руперт — в центре, и сэр
Эдвард Спрэгг (Spragge) командовал арьергардом.
Де Рюйтер
разделил свой флот на три эскадры, переднюю из которых, состо-
явшую только из десяти или двенадцати кораблей, он послал про-
тив французов, тогда как с остальными своими силами атаковал
англичан в центре и арьергарде (план IV, А, А', А").
У последних, по английским источникам, было шестьдесят
кораблей, у французов — тридцать, а у голландцев — семьдесят;
и если принять эти данные, то план атаки Рюйтера, помешавший
французской эскадре соединиться с английским флотом, как и
при Солебее, позволил голландцам сражаться с англичанами на
равных условиях.
Сражение прошло через несколько отличных
друг от друга фаз, за которыми поучительно проследить.
Г-н де Мартель, командовавший авангардом французов и, сле-
довательно, передним подразделением союзников, получил приказ
лечь к ветру, повернуть на другой, галс и затем выйти на ветер
авангарда голландцев, чтобы поставить их таким образом между
двух огней. Так он и сделал (В). Но как только Банкерт — тот
самый, который так разумно маневрировал при Солебее за год
до этого, — увидел опасность, он положил руль на ветер и со
своими двенадцатью кораблями прошел сквозь линию остальных
двадцати кораблей эскадры д'Эстре (С) — подвиг, столько же
делающий честь ему, сколько не делающий чести французам,
а затем, повернув через фордевинд, спустился к де Рюйтеру,

который ожесточенно сражался с Рупертом (С). Д'Эстре его не
преследовал, дав ему возможность таким образом подкрепить
главные атакующие силы голландцев. Этим практически и закон-
чилось участие французов в сражении.
Руперт в течение боя с де Рюйтером старался уйти подальше
в море и таким образом отвлечь голландцев от их берега, так,
чтобы в случае перемены ветра они не смогли вернуться под
его защиту. Де Рюйтер последовал за ним, и явившееся след-
ствием этого отделение центра от авангарда (В, В') было одной
из причин, которыми д'Эстре оправдывал свое промедление.
Однако то же обстоятельство не помешало Банкерту соединиться
со своим начальником.
Необыкновенное поведение сэра Эдварда Спрэгга в арьергарде
увеличило замешательство во всем союзном флоте. По некоторым
причинам этот офицер считал Тромпа, который командовал гол-
ландским арьергардом, своим личным врагом, и для того, чтобы
облегчить последнему вступление в бой, он остановил весь англий-
ский арьергард в ожидании его. Это неуместное проявление амби-
ции со стороны Спрэгга, кажется, возникло из данного им
королю обещания доставить Тромпа живым или мертвым или
лишиться жизни. Остановка, напоминающая бестолковое и недис-
циплинированное поведение голландских младших флагманов
в предшествовавшую войну, конечно, отделила арьергард (А", В",
С"), который при этом начал быстро дрейфовать под ветер, пока
Спрэгг и Тромп вели между собой частный поединок. Эти два
адмирала просто искали друг друга, и сражение между двумя
флагами было так жестоко, что Спрэгг был вынужден дважды
переносить свой флаг на другие корабли; при второй пересадке
шлюпка, на которую он сел, была потоплена попавшим в нее
ядром, и сам он утонул.
Руперт, покинутый таким образом своим авангардом и арьер-
гардом, остался один со своей эскадрой против Рюйтера (В'),
который, усиленный своим авангардом, имел ловкость отрезать
затем задний отряд союзного центра и окружить остальные два-
дцать кораблей его тридцатью или сорока своими (С).
То, что бой не дал еще более решительных результатов, не
делает чести артиллерии того времени; но не следует забывать,
что все, что могло обеспечить искусство Рюйтера, за исключением
разве только весьма короткого
промежутка времени, — был бой
с противником на равных условиях; численное превосходство, кото-
рым в целом обладал последний, не должно игнорироваться. Вред*
нанесенный англичанам и голландцам, был велик и, вероятно, почти
одинаков.
Руперт, наконец, вырвался из схватки и, видя, что английский
арьергард (С") не отвечает надлежащим образом своему непосред-
ственному противнику, спустился к нему; оба враждебных центра
шли теперь параллельными курсами и на расстоянии пушечного
выстрела, но, — словно по взаимному соглашению, вызванному,
вероятно, почти полным израсходованием боезапаса, — воздержи-
вались от огня. В четыре часа пополудни центр и арьергард сое-

динились, и к пяти часам началось новое сражение, которое про-
должалось до семи, когда Рюйтер отступил, надо думать, вслед-
ствие приближения французов, имевшего место, по их собствен-
ным описаниям, около этого времени. Так закончилось сражение,
которое, подобно всем предшествовавшим ему в этой войне, может
быть названо сыгранным вничью, но относительно которого сле-
дующее суждение английского историка должно считаться не-
сомненно справедливым: «Выгоды, извлеченные голландцами из
этого сражения, благодаря благоразумию их адмирала, были чрез-
вычайно велики, ибо они открыли их порты, до тех пор всецело
блокированные, и положили конец всяким опасениям, уничтожив
возможность вторжения неприятеля» 1.
Характерные черты сражения достаточно проявились в выше-
приведенном описании: искусство де Рюйтера; твердость и бы-
строта действий Банкерта, сначала задержавшего французскую
эскадру, а затем прошедшего сквозь нее; явная лойяльность или
несостоятельность действий последней; недисциплинированность и
бестолковость Спрэгга как военачальника; видимый недостаток
других качеств, кроме стойкости в бою, у Руперта.
Союзники предались горячим взаимным обвинениям.
Руперт
порицал и д'Эстре и Спрэгга; д'Эстре находил, что Руперт совер-
шил ошибку, уйдя под ветер, а помощник самого д'Эстре, Мар-
тель, прямо называет своего начальника трусом в письме, за кото-
рое был заключен в Бастилию. Французский король приказал про-
извести расследование начальнику брестского порта, на отчете
которого главным образом и основано приведенное выше описание;
этот отчет оставляет мало сомнения в бесчестии французского ору-
жия в этом сражении. «Г-н д'Эстре дал понять, — говорит француз-
ский морской историк Труд, — что король желал беречь свой флот
и что на англичан нельзя полагаться. Был ли он неправ, не дове-
ряя искренности союза с Англией, когда получал со всех сторон
предостережения, что народ и дворянство роптали против этого
союза и что Карл II был, быть может, единственным человеком
в королевстве, желавшим его?» Возможно, что не был. Но он был
определенно неправ, если желал, чтобы какой-либо военный чело-
век или военный отряд сыграл такую двусмысленную роль, какая
была предназначена французскому адмиралу в этот день; потеря
флота была бы меньшим несчастьем, чем это. Так явна была для
очевидцев нечестность или трусость французов (впрочем, послед-
нее предположение невероятно), что один из голландских моряков,
говоря с товарищами о том, почему французский флот не принял
участия в сражении, сказал: «Эх, вы, дурни! они наняли англий-
ский флот сражаться за них, и все их дело заключается в наблю-
дении, чтобы он зарабатывал свое жалованье». Более трезвое и
солидное суждение принадлежит брестскому командиру, так закан-
чивающему вышеупомянутый отчет свой: «Кажется, что во всех
этих морских сражениях Рюйтер никогда не заботился о том,
чтобы атаковать французскую эскадру, и что в этом последнем
1 Campbell, Lives df the Admirals.

сражении он отделил десять кораблей зеландской эскадры для
того, чтобы только занять ее» 7 Не требуется более сильного
свидетельства о мнении Рюйтера относительно несостоятельности
и ненадежности этого контингента союзных сил.
Вторая глава в истории морских коалиций была закончена
21 августа 1673 г. сражением при Текселе. В ней, как и в других,
полностью оправдались слова, которыми французский морской исто-
рик заклеймил эти коалиции: «Соединенные минутным политиче-
ским интересом, но в сущности разделенные границей ненависти,
никогда не действуя согласно ни в совете, ни в сражениях, они
никогда не давали хороших результатов или по крайней мере
результатов, пропорциональных усилиям держав, заключивших
союз против общего врага. Может показаться, что флоты Франции,
Испании и Голландии соединялись несколько раз, в разное время,
только для того, чтобы сделать более полным триумф британского
оружия».2 Если эту очень меткую характеристику коалиции допол-
нить еще всем известной ревностью каждой страны к возрастанию
могущества соседа и вытекающим из нее нежеланием видеть, как
такое возрастание достигается путем ослабления или уничтожения
другого члена семьи народов, то получится близкое приближение
к мере морской силы, требующейся для государства. Нет необхо-
димости быть готовым дать отпор всем другим, вместе взятым,
как, кажется, думали англичане; необходимо только быть готовым
встретить сильнейшего в благоприятных условиях, поскольку дру-
гие не примут участия в уничтожении одного из факторов поли-
тического равновесия, даже если они держатся в стороне от кон-
фликта. Англия и Испания были союзниками в Тулоне в 1793 г.,
когда эксцессы революционной Франции, казалось, угрожали обще-
ственному строю Европы; но испанский адмирал прямо сказал
английскому, что он не может допустить полного уничтожения
французского флота, большая часть которого была в их руках,
так как это обязательно нанесло бы ущерб интересам Испании.
И часть французских кораблей была спасена его поведением, кото-
рое было правильно охарактеризовано не только как полное твер-
дости, но также как подсказанное высшим политическим разу-
мом 3.
В сражении при Текселе, завершающем длинную серию войн,
в которых голландцы и англичане состязались на равных условиях
за обладание морями, голландский флот проявил высшую степень
боевой готовности, а его величайшее украшение — де Рюйтер
достиг вершины своей славы. Давно уже обремененный годами
(ему было в это время шестьдесят лет), он не потерял ни одного
из свойств своего воинского духа; его атака была так же горяча,
как восемь лет назад, и его суждения, видимо, еще более созрели
под влиянием опыта последней войны, ибо на этот раз в его дей-
ствиях видно гораздо больше плана и знания дела, чем прежде.
1 Troude, Batailles Navales de la France, 1673.
2 Chabauid-A'rnault, Revue Mar. et Col. Июль 1885 г.
3 Jarien dei la Graviere, Guerres Maritimes.

Именно его заслугой в управление Великого Пенсионария де Витта,
с которым его связывала взаимная симпатия, является воспитание
дисциплины и здорового воинского духа, очевидно, господствовав-
шего в это время в голландском флоте. Он вступил в решающую
борьбу двух великих морских народов для спасения родной страны,
в расцвете своего гения, с чрезвычайно мощным оружием в руках
и в условиях славного для него численного неравенства. . Свою
миссию он выполнил благодаря не одному только мужеству,
но также и глубокой предусмотрительности и искусству. Атака
при Текселе, в общих чертах, имела такой же характер, как и при
Трафальгаре; нападение было совершено не на авангард, а на центр
и арьергард неприятеля, и авангард атакованной стороны, как и
при Трафальгаре, неисполнением своего долга как нельзя более
оправдал ожидания атаковавшего; но так как шансы противников
Рюйтера были еще серьезнее, чем противников Нельсона, то пер-
вый имел меньший успех. Роль Банкерта при Солебее была, по
существу, такая же, какую играл затем Нельсон при Сен-Винценте,
где он бросился наперерез испанской эскадре со своим единствен-
ным кораблем (см. план III, с, с'); но Нельсон сделал этот маневр
без приказаний со стороны Джервиса (Jervis), тогда как Банкерт
выполнял план Рюйтера.
Этот скромный и мужественный человек появится перед нами
еще раз, попрежнему оставаясь самим собой, но при изменившихся
к худшему обстоятельствах. Вот почему здесь, для контраста с его
славой, кажется уместным привести слова графа де Гиша харак-
теризующие его поведение в Четырехдневном сражении, которое
раскрывает одновременно и обыденные и героические черты его
характера.
«Я никогда не видел его (в течение последних трех дней боя) иначе,
как в спокойном состоянии духа; когда победа была обеспечена, он всегда
говорил, что это милосердный бог посылает ее нам. Среди неурядиц
флота и при виде потерь он, казалось, скорбел о несчастьях своей
страны, но всегда безропотно покорялся воле божией. Наконец, можно
сказать, что он имел нечто от прямодушия и недостатка лоска наших
патриархов; в заключение того, что я должен сказать о нем, я упомяну,
что через день после победы я застал его подметающим свою комнату
и кормящим своих цыплят».
Через девять дней после сражения при Текселе, 30 августа
1673 г.,
был заключен формальный союз между Голландией,,
с одной стороны, и Испанией, Лотарингией и германским импера-
тором — с другой, а французский посланник был выслан из Вены.
Людовик почти немедленно предложил Голландии сравнительно
умеренные условия; но Соединенные Провинции, получив новых
союзников и обеспечив свой тыл со стороны моря, которое благо-
приятствовало им и поддерживало их, храбро отвергли эти усло-
вия. В Англии голос народа и парламента делался все' громче.
И протестантское чувство и старая вражда к Франции росли
с каждым днем, равно как и недоверие нации к королю. Карл, ни
на йоту не утративший своей ненависти к республике, должен был
1 Mémoires.

уступить. Людовик, видя собирающуюся бурю, согласился, по
совету Тюренна, оставить свои чрезмерно выдвинутые позиции,
эвакуировав Голландию, и попытался заключить сепаратный мир
с Провинциями, продолжая в то же время войну с австрийским
домом в Испании и в Германии. Таким образом, он вернулся к поли-
тике Ришелье, и Голландия была спасена. 19 февраля 1674 г. был
подписан мир между Англией и Провинциями, которые признали
абсолютное преобладание английского флага от мыса Финистерре,
в Испании, до Норвегии и заплатили контрибуцию.
Выход из коалиции Англии, которая осталась нейтральной в те-
чение остальных четырех лет войны, неизбежно сделал последнюю
менее морской. Король Франции считал, что его флот ни по
численности, ни по качествам не может состязаться один на один
-с флотом Голландии, и отозвал его с океана, ограничив свои мор-
ские предприятия Средиземным морем да одной или двумя полу-
каперскими экспедициями в Вест-Индию. Что касается Соединен-
ных Провинций, то, будучи застрахованы от опасности нападения
со стороны моря и не думая серьезно (за исключением разве корот-
кого периода) об операциях против французских берегов, они
уменьшили свои флоты. Война становилась все более и более кон-
тинентальной, и в нее втягивалось все больше европейских держав.
Постепенно
германские
государства
связали
свою
судьбу
с Австрией, и 28 мая 1674 г. сейм объявил Франции войну. Великие
достижения французской политики последних поколений были
сведены на-нет; Австрия восстановила свое преобладание в Гер-
мании, и Голландия не была уничтожена. На Балтике Дания, видя,
что Швеция склоняется к Франции, поспешила на помощь Герман-
ской империи, выставив пятнадцать тысяч солдат. Теперь в Герма-
нии оставались верными союзу с Францией только Бавария, Ганно-
вер и Вюртемберг.
Таким образом, почти все державы Европы
были вовлечены в сухопутную войну, и, по природе вещей, главный
театр столкновения развернулся за восточными границами Фран-
ции, по направлению к Рейну и в испанских Нидерландах. В раз-
тар этой сухопутной войны произошел один морской эпизод, вы-
званный тем фактом, что Дания и Швеция примкнули к противо-
•положным сторонам; о нем, впрочем, нечего сказать, кроме упо-
минания, что Голландия послала эскадру под начальством Тромпа
для соединения с датчанами и что соединенные флоты одержали
большую победу над Швецией в 1676 г., захватив у нее десять
кораблей. Вполне естественно, что морское превосходство Голлан-
дии сильно подорвало значение Швеции как союзника Людо-
вика XIV.
Другая морская борьба возникла в Средиземном море вслед-
ствие восстания сицилийцев против Испании Г Помощь, которую
они просили от Франции, была оказана им и представляла собою
диверсию против Испании; но сицилийское предприятие имело
только второстепенное значение; с морской точки зрения оно пред-
ставляет интерес только потому, что в ходе борьбы на сцене еще
1 См. карту Средиземного моря, стр. 12.

раз появился де Рюйтер, притом как противник Дюкена (Duquesne),
равного, а в некоторых отношениях даже превосходившего Тур-
виля, имя которого всегда ставилось выше' всех других во фран-
цузском флоте того времени.
Мессина восстала в июле 1674 г., и французский король сейчас
же взял ее под свое покровительство. Испанский флот, кажется,
все время действовал плохо и, во всяком случае, безуспешно; и
в начале 1675 г. французы прочно утвердились в городе. В тече-
ние года их морское могущество в Средиземном море значительно
возросло, и Испания, неспособная защищать остров своими силами,
обратилась к Соединенным Провинциям за флотом, издержки по
содержанию которого взяла на себя.
Провинции,
«утомленные
войной,
обремененные долгами,
жестоко страдавшие в своей торговле, истощенные необходимостью
платить императору и всем германским князьям, не могли уже
более снарядить огромных флотов, какие они некогда противопо-
ставляли Англии и Франции». Однако они откликнулись на призыв
Испании и послали де Рюйтера с эскадрой, состоявшей, правда,
только из восемнадцати кораблей и четырех брандеров. Адмирал,
следивший за ростом французского флота, заявил, что силы, вве-
ренные ему, слишком малы, и отплыл в угнетенном состоянии
духа, но с обычной для него спокойной покорностью долгу. Он
достиг Кадикса в сентябре месяце; к этому времени французы еще
больше усилились, захватив Агосту (Agosta) —• порт, господствовав-
ший над юго-востоком Сицилии. Де-Рюйтер был опять задержан
испанским правительством и не достиг северного берега острова до
конца декабря, когда встречные ветры помешали ему войти в Мес-
синский пролив. Он крейсировал между Мессиной и Липарскими
островами, с тем чтобы перехватить французский флот под коман-
дой Дюкена, конвоировавший суда с войсками и припасами.
7 января 1676 г. голландцы увидели этот флот в составе два-
дцати линейных кораблей и шести брандеров. Флот де Рюйтера
состоял только из девятнадцати кораблей, из которых один был
испанский, и четырех брандеров. Нельзя забывать также, что хотя
не имеется специального описания голландских кораблей, участво-
вавших в этом сражении, они, как правило, уступали английским и
еще больше французским. Первый день прошел в маневрировании.
Голландцы были на ветре; но в течение этой бурной ночи, загнав-
шей испанские галеры, сопровождавшие голландцев, под защиту
Липарских островов, ветер переменился и, перейдя на WSW, дал
французам наветренное положение и возможность начать атаку.
Дюкен решился воспользоваться этим и, послав конвой вперед,
построил линию на правом галсе, на курсе к югу; голландцы сде-
лали то же самое и стали ожидать его (план V, А, А, А).
Нельзя удержаться от чувства изумления перед фактом, что
великий голландский адмирал 7-го числа предоставил инициативу
противнику. На рассвете этого дня он увидел неприятеля и на-
правился к нему. В 3 часа пополудни, — говорит французское опи-
сание, — он стал держать круто к ветру, идя на том же галсе, что
и его противник, но за пределами досягаемости его орудий. Как
9-413
129

Vis
/1
о
ІО
й.
а
>
X
пЗ
Ч
С
\
к-d
3<
о
<
ОÊ
etQ
ОÊ
Я=800
Jdо
SI
SßM
о
я"g
œч
га t-
0о
<
к
0
о
о
Он
с
t
о
Ъо
-О
оо -а
<f —О
00°
•О
<f0
000
<?0
-о
0
Оо
-о
"О
rf»t»&
9оо" °
с?с

объяснить кажущуюся робость человека, который за три года до
того прославился отчаянными атаками при Солебее и Текселе? При-
чины этого до нас не дошли; возможно, что этот глубокомыслен-
ный моряк имел в виду оборонительные преимущества подветрен-
ного положения, особенно при превосходстве в силах неприятеля,
безудержно храброго, но несовершенного в искусстве мореходства.
Если его действиями управляли такие соображения, то они были,
оправданы результатом. В сражении при Стромболи мы видим
черты, которые являются как бы предвестниками тактики, приня-
той французами и англичанами сто лет спустя; но в этом случае
французы ищут наветренного положения и атакуют с горячностью,
тогда как голландцы довольствуются обороной. Результаты были
в значительной степени таковы, как указал англичанам Клерк
в своем знаменитом труде по морской тактике; здесь мы изложим
ход битвы всецело по французским источникам С
Враждебные флоты, как было сказано, развернулись в боевую
линию на правом галсе, держа курс на юг, причем де Рюйтер
выжидал атаки, от которой накануне отказался; находясь между
французами и их портом, он чувствовал, что они начнут бой.
В 9 часов утра французская линия в полном составе спустилась
и устремилась на голландцев под некоторым углом к их линии, —
маневр, трудно выполнимый с точностью и в течение которого
огонь неприятеля крайне губителен для нападающего (А', А", А'").
При этом два корабля во французском авангарде были серьезно
повреждены. «Г-н де. Лафайетт, командовавший Prudente,
начал
сражение; но, быстро врезавшись в середину авангарда неприя-
теля, его корабль получил сильные повреждения и был вынужден
выйти из строя» (а). Трудность маневра внесла смущение во фран-
цузскую линию. «Вице-адмирал де Прельи (de Preuilli), командовав-
ший авангардом, спускаясь, назначил слишком малую дистанцию
между судами, так что, выходя снова на ветер, они слишком сбли-
зились и мешали друг другу вести огонь (А). Выход из линии
де Лафайетта поставил в опасное положение Parfait. Атакованный
двумя кораблями, он потерял грот-мачту и также был вынужден
выйти из строя для ремонта. Французы опять вводили свои корабли
в бой один за другим, а не все вместе, — обычный и почти неиз-
бежный результат маневра, о котором идет речь. «Среди ужас-
ной канонады», т. е . после того как часть кораблей уже завязала
бой, «Дюкен, командовавший центром, занял позицию на траверзе,
эскадры де Рюйтера».
Французский авангард вступил в сражение еще позднее, после
центра (А", А'").
«Ланжерон и Бетюн (Bethune), командовавшие:
головными кораблями французского центра, были разбиты превос-
ходными силами». Как могло это случиться, если мы знаем, что.
французских кораблей было больше? Это произошло потому, что,
как говорит нам описание, «французы еще не оправились от перво-
начального беспорядка».
Однако, наконец, все суда вступили
в сражение (В, В, В), и Дюкен постепенно восстановил порядок.
1 Lapeyrouse -Bonfils, Hist, de la Marine Française.
9*
131

Голландцы, атакованные теперь по всей линии, всюду давали отпор
неприятелю, не было ни одного голландского корабля, не вступив-
шего в тесную схватку с противником. Похвальнее этого ничего
нельзя сказать об адмирале и капитанах слабейшей из сражаю-
щихся сторон. Остальная часть боя описана неясно. О Рюйтере
говорят, что он все время отступал с двумя головными отрядами,
но было ли это признанием слабости или тактическим маневром —
не выяснено. Арьергард был отделен (С), что явилось следствием
ошибки либо Рюйтера, либо его непосредственного начальника.
Попытка французов окружить и отделить его еще больше не уда-
лась очевидно из-за повреждения рангоутов, ибо один француз-
ский корабль обошел вокруг отделившегося отряда. Сражение
началось в 4 ч. 30 м. пополудни (арьергард не принимал в нем
участия), и вскоре после того пришли испанские галеры и отбукси-
ровали поврежденные голландские суда. То, что они могли без-
опасно выполнить это, показывает, как велики были повреждения
французских кораблей. Позиции С, С показывают далеко отошед-
ший от главных сил голландский арьергард и тот беспорядок, кото-
рым неизбежно кончается сражение парусного флота в результате
потери рангоутов.
Тот, кто знаком с работой Клерка по морской тактике, издан-
ной около 1780 г., узнает в этом описании сражения при Стромболи
все черты, на которые он обратил внимание английских моряков
в своих тезисах о методике сражения, которой следовали они и их
противники в его время и до него. Тезисы Клерка исходят из того
положения, что английские матросы и офицеры превосходят фран-
цузских знанием морского дела или стойкостью, что корабли их
в общем так же быстроходны, как и французские, и что они созна-
вали это превосходство и потому были решительнее в атаках.
Напротив, французы, сознавая свою сравнительную слабость или
по каким-либо другим причинам, не были склонны к решительным
сражениям. Чувствуя, что могут положиться на слепую ярость
английской атаки, французы выработали хитрый план: они обманы-
вали противника, делая вид, что сражаются, а на самом деле укло-
няясь от сражения, и этим обманом наносили неприятелю большой
вред. План этот состоял в том, чтобы занять подветренное положе-
ние, которое, как указано выше, является' оборонительным, и до-
жидаться атаки. По словам Клерка, ошибка англичан, на которую
французы, как они знали это по опыту, всегда могли рассчитывать,
заключалась в их обыкновении строить флот в линию, параллель-
ную или почти параллельную неприятельской, затем, спустившись
все вместе, атаковать каждым своим кораблем соответствующий
ему по положению корабль противника. Спускаясь таким образом,
нападающий терял возможность пользоваться большей частью
своей артиллерии, в то же время принимая на себя весь огонь не-
приятеля, а, приходя к ветру, непременно расстраивал свой поря-
док, сохранить который было почти невозможно в дыму орудий,
при разорванных парусах и падающих мачтах. Именно такая атака
была произведена Дюкеном при Стромболи с последствиями, в точ-
ности указанными Клерком, т. е. с расстройством линии, нарушен-

ной пострадавшим от огня авангардом, корабли которого, повре-
жденные огнем противника, внесли смятение в арьергард и т. д.
Клерк утверждает, далее (и, кажется, справедливо), что по мере
развития сражения французы, спускаясь под ветер, в свою очередь,
заставляли англичан повторять тот же способ атаки К
В сражении при Стромболи мы видим подобное же отступле-
ние де Рюйтера, но мотивы, которыми он руководствовался, не
ясны. Клерк указывает также, что артиллеристы флота, занявшего
подветренное положение по тактическим побуждениям, должны
целиться в рангоуты нападающего—носители его движущей силы,
чтобы атака' его могла быть задержана по желанию обороняю-
щегося. . . А при Стромболи рангоуты французского флота были
очевидно повреждены, ибо после того, как Рюйтер спустился под
ветер и не мог более поддерживать свой отделившийся арьергард,
он был в сущности оставлен в покое французами, хотя ни один
их корабль не был потоплен. Если поэтому нельзя с уверенностью
приписать Рюйтеру сознательный выбор подветренного положения
(а в те времена подобного прецедента еще не было), то очевидно,
что он воспользовался всеми его выгодами и что свойства фран-
цузских офицеров его времени, неопытных моряков, но отчаянных
храбрецов, — представляли как раз те условия, которые давали
наибольшие преимущества слабейшему из противников, занявшему
оборонительную позицию.
Свойства и характер неприятеля принадлежат к числу важней-
ших факторов, принимаемых в расчет гениальными людьми, и Нель-
сон столь же обязан своими блестящими успехами этой черте,
1 Французы, по описанию Клерка, выполняли этот маневр не всей линией
сразу, а гораздо более научно и по-военнбму. Сперва группа из двух или трех
кораблей выходила из линии под прикрытием дыма и продолжавшегося огня
остальных кораблей, а за ней следовала другая группа, и так частично форми-
ровалась вторая линия, которая, в свою очередь, защищала корабли, остав-
шиеся в первой линии, когда они совершали тот же маневр под огнем неприя-
теля. На плане V голландские корабли (b, b, b) иллюстрируют случай такого
отступления. Английские официальные отчеты восемнадцатого столетия часто
говорят о действовавших таким »образом французских кораблях;
английские
офицеры приписывали своему превосходству это движение, которое Клерк
более правильно считает искусным военным маневром, хорошо рассчитанным
на то, чтобы дать обороняющимся возможность вывести из строя некоторые
корабли нападающей стороны, когда они спускались по курсу, не позволяв-
шему им пользоваться своей артиллерией. В 1812 г. фрегат United States
под
командой Декатура (Decatur), применил ту же самую тактику в сражении
с Macedonian-,
и канонерки конфедерации при Мобиле теми же самыми сред-
ствами причинили флагманскому кораблю Фаррагута большую часть понесен-
ного им тяжелого ущерба. В существенных чертах тот же самый способ дей-
ствий может быть повторен теперь обороняющимся, имеющим большую ско-
рость, когда увлечение атакой или условия положения побуждают атакующих
к прямому наступлению на него. Никогда не замечалось косвенной причины
отступления подветренной линии еще более под ветер. Когда корабль в такой
линии (как, например, в точке с) не имеет на траверзе противника, а идущий
перед ним корабль, быть может, сражается в тяжелых условиях, то является,
естественно, побуждение притти ему на выручку, положив руль на борт, чтобы
иметь возможность обстреливать врага залпам. Это может быть достигнуто
только ценой уклонения под ветер, а следовательно расстройства линии, и
если такой маневр повторен несколькими кораблями, то она может быть вос-
становлена только после спуска всей линии под ветер.

как любой другой. С другой стороны, французский адмирал вел
атаку совершенно неумело, поодиночке, противопоставляя свои
корабли кораблям противника, не пытаясь сосредоточить свои
силы против одной какой-нибудь части неприятеля и даже не про-
буя занять его до тех пор, пока находившаяся поблизости в Мес-
сине французская эскадра из восьми линейных кораблей смогла бы
присоединиться к нему. Правда, такая тактика нигде не применя-
лась ранее, кроме как при Солебее и Текселе, но поскольку Дюкен
был лучшим французским адмиралом того столетия, за возможным
исключением Турвиля, то это сражение имеет самостоятельное
значение и не может быть пропущено при изучении истории так-
тики. Репутация главнокомандующего служит гарантией того, что
в этом сражении французская морская тактика достигла дотоле
непревзойденной высоты. Прежде чем покончить с этим вопросом,
следует заметить, что способ, рекомендованный для подобных слу-
чаев Клерком, состоит в атаке арьергардных кораблей линии не-
приятеля, предпочтительно подтверенных; остальная часть флота
противника должна тогда или оставить их без поддержки, или
вступить в общее сражение, что, согласно его утверждению, и
составляло все, чего желали английские моряки.
После сражения де Рюйтер отплыл в Палермо, причем один из
его кораблей по пути утонул. Под Мессиной к Дюкену присое-
динилась стоявшая там французская эскадра.
Остальные события Сицилийской войны неважны для общего
предмета нашего труда. 22 апреля де Рюйтер и Дюкен снова встре-
тились под Агостой. У Дюкена было двадцать девять линейных
кораблей, у союзников (испанцев и голландцев) — двадцать семь,
в том числе десять испанских. К несчастью, главнокомандующим
был испанский адмирал, и эскадра его заняла центр линии вопреки
совету Рюйтера, который, зная ненадежность испанских судов и
их экипажа, хотел рассеять их по всей линии, чтобы лучше под-
держивать их своими судами. Рюйтер принял командование арьер-
гардом, и союзники, будучи на ветре, атаковали противника; но
испанский центр держался почти за пределами досягаемости,
предоставив голландскому авангарду принять на себя огонь про-
тивника. Арьергард, следуя движениям
главнокомандующего,
также принимал незначительное участие в сражении.
При этом
печальном, хотя все же славном исполнении безнадежного долга
де Рюйтер, который никогда до тех пор в течение своей долгой
боевой карьеры не был поражен неприятельским выстрелом, полу-
чил смертельную рану. Он умер неделю спустя в Сиракузах, и
с ним исчезла последняя надежда на успешное сопротивление на
море. Месяц спустя испанский и голландский флоты были атако-
ваны на якоре в Палермо и многие из их судов уничтожены. В то
же время соединение, посланное из Голландии для подкрепления
средиземноморского флота, было встречено французской эскадрой
в Гибралтарском проливе' и должно было искать убежища
в Кадиксе.
Сицилийское предприятие продолжало быть только диверсией,
и тот факт, что ему уделялось так мало внимания, показывает,

насколько Людовик XIV был поглощен континентальной войной.
Насколько иначе оценил бы он значение Сицилии, если бы глаза
его были обращены на Египет и на морскую экспансию! С годами
английский народ приходил все в большее и большее возбуждение
против Франции, торговое соперничество'с Голландией, казалось,
временно отошло на задний план, и сделалось вероятным, что
Англия, вступившая в войну как союзница Людовика, еще до окон-
чания ее обратит оружие против последнего. В дополнение ко
всему она увидела, что численность французского флота превы-
сила численность ее собственного флота. Некоторое время Карл
сопротивлялся давлению парламента, но в январе 1678 г. был за-
ключен наступательно-оборонительный союз между морскими дер-
жавами. Король отозвал из Франции свои войска, входившие до
тех пор в состав французской армии, и когда в феврале открылась
новая сессия парламента, испросил деньги на снаряжение девяно-
ста кораблей и тридцати тысяч солдат. Людовик, который ожидал
этого, приказал немедленно очистить Сицилию. Он не боялся
Англии на суше, но на море он не смог бы успешно сопротивляться
соединенным усилиям двух морских держав. В то же время он
удвоил свои усилия в испанских Нидерландах. Пока имелась на-
дежда удержать английские корабли от сражения, он избегал
затрагивать щепетильность английского народа операциями против
бельгийского морского побережья; но когда примирение сделалось
невозможным, он рассчитал, что лучше испугать Голландию стре-
мительностью нападения на область, где она всего более боялась
его.
Соединенные Провинции были поистине главной пружиной коа-
лиции. Будучи по своей территории самым малым из всех враждеб-
ных Людовику государств, они были сильнейшим из них по харак-
теру и решительности своего правителя, принца Оранского, и по
богатству, которое, содержа армии конфедератов, поддерживало
также бедных и жадных германских князей, верных союзу с Гол-
ландией. Благодаря могуществу своей морской силы, коммерче-
ским и мореходным возможностям, Соединенные Провинции все же
выносили почти одни бремя войны, и хотя они шатались и жало-
вались, они все-таки продолжали нести его. Как в последующие
столетия Англия, так и в описываемое нами время Голландия под-
держивала войну против притязаний Франции как великая морская
держава, но ее страдания были велики. Ее торговля, служа добы-
чей французских каперов, несла тяжелые потери, и к этому при-
соединились еще огромные косвенные потери, вызванные перехо-
дом в другие руки транзитной торговли между иностранными госу-
дарствами, которая столь много способствовала процветанию Гол-
ландии. Когда флаг Англии сделался нейтральным, эта выгодная
торговля перешла к ее кораблям, бороздившим моря в полной без-
опасности, благодаря горячему стремлению Людовика быть в мире
с английской нацией. Это желание заставило его также сделать
большие уступки английским требованиям при заключении торго-
вых договоров и в значительной мере отказаться от протекцио-
низма, которым Кольбер думал питать все еще слабый рост фран-

цузской морской силы. Эти уступки, однако, охладили лишь на
момент страсти, которые волновали Англию; не личный интерес,
а более сильные мотивы побуждали ее порвать с Францией.
Еще менее интереса было для Голландии продолжать войну,
после того как Людовик выразил желание заключить мир. Конти-
нентальная война в самом лучшем случае могла быть для нее
только необходимым злом и источником слабости. Деньги, кото-
рые она тратила на свою и союзные армии, были потеряны для ее
флота, и источники ее благосостояния на море были почти исчер-
паны. В какой мере оправдывалась целями Людовика XIV непоко-
лебимая и постоянная враждебность к нему принца Оранского,
сказать трудно, да здесь и нет необходимости обсуждать этот
вопрос, но не может быть никакого сомнения в том, что борьба
обрекала морскую силу Голландии на прямое истощение и вместе
с ней расшатывала ее положение среди других народов мира. «Рас-
положенные между Францией и Англией, — говорит один историк
Голландии, — Соединенные Провинции, после того как они при-
обрели независимость от Испании, непрерывно вели войны, исто-
щавшие их финансы, уничтожавшие их флот и вызвавшие быстрый
упадок их торговли, мануфактур и промышленности; и в конце
концов миролюбивая нация увидела себя раздавленной под тя-
жестью навязанных ей затяжных военных действий. Часто также
дружба Англии была едва ли менее вредна для Голландии, чем ее
вражда; по мере роста одной и упадка другой эта дружба обра-
щалась в союз гиганта с карликом» Г До сих пор мы видели Гол-
ландию открытым врагом или упорным соперником Англии; в даль-
нейшем она появляется как союзник, но в обоих случаях высту-
пает как страдающая сторона вследствие меньшей величины своей
территории, меньшей численности своего народонаселения и менее
благоприятного положения.
Истощение Соединенных Провинций и вопли их купцов и мир-
ной партии, с одной стороны, страдания Франции, расстройство ее
финансов и угроза присоединения к ее многочисленным врагам
английского флота — с другой, склонили к миру обоих главных
участников этой долгой войны. Людовик давно желал заключить
сепаратный мир с Голландией; сначала Штаты не соглашались на
это, во-первых, из' верности к тем, которые присоединились к ним
в тяжелый для них час, а, во-вторых, из-за твердого стремления
принца Оранского к своей цели. Но мало-по-малу затруднения
были устранены взаимными уступками, и 11 августа 1678 г. между
Соединенными Провинциями и Францией был подписан Нимвеген-
ский мир. После того к нему присоединились другие державы.
Главным потерпевшим, естественно, оказалась чрезмерно раз-
росшаяся и слабая монархия, центром которой была Испания,
уступившая Франции Франш-Конте и многие укрепленные города
в испанских Нидерландах, в результате чего границы Франции
раздвинулись на восток и северо-восток. Голландия, ради уничто-
жения которой Людовик начал войну, не потеряла ни фута земли

в Европе, а за океаном — только свои колонии на западном берегу"
Африки и в Гвиане. Она была обязана своей безопасностью в ходе
войны и ее сравнительно успешным исходом своей морской силе.
Эта сила спасла ее в час крайней опасности и сделала ее способ-
ной бодро держаться в общей войне. Эта сила была, можно ска-
зать, одним из главных факторов, определивших исход великой
войны, которая формально закончилась Нимвегенским миром, во
всяком случае, не менее значительным, чем любой из них в отдель-
ности.
Тем не менее эти усилия подорвали силы Голландии, а последо-
вавшее за ними многолетнее напряжение сломило их совсем. Но
каковы же были последствия разорительных войн этого времени
для гораздо большего государства, крайнее честолюбие короля
которого и было главной причиной их? Среди многих мероприятий,
ознаменовавших собой блестящее начало царствования тогда еще
молодого короля Франции, ни одно не имело такого значения и не
осуществлялось столь разумно, как мероприятия Кольбера, кото-
рый стремился прежде всего оздоровить расстроенную финансовую
систему, а затем утвердить ее на прочном фундаменте националь-
ного богатства; в целях увеличения этого богатства, стоявшего
в то время на гораздо низшей ступени, чем было возможно для
Франции, он стал покровительствовать производству, внес здоро-
вое оживление в торговлю, стремился к созданию большого торго-
вого и военного флота и к колониальной экспансии. Некоторые из-
этих элементов представляют собою источники, а другие — ком-
поненты морской силы, которая, в свою очередь, должна считаться-
непременной принадлежностью нации, граничащей с морем, если
только не главным источником ее могущества. В течение почти
двенадцати лет все шло хорошо, развитие величия Франции во
всех названных направлениях подвигалось быстро, хотя и не с оди-
наковой быстротой, и доходы короля увеличивались скачками.
Затем пришел час, когда он должен был решить, должны ли уси-
лия, так или иначе поощряемые его честолюбием, принять такое
направление, которое, хотя и требуя больших усилий, не только не
поддерживало, но скорее затрудняло естественую деятельность
народа и губило торговлю, делая контроль над морем сомнитель-
ным, в противном случае он должен был вступить на путь, кото-
рый, хотя и требуя издержек, обеспечил бы мир на его границах,
привел бы его к контролю над морем и, дав толчок торговле и
всему, от чего она зависит, возместил бы почти полностью (а мо-
жет быть и полностью) все расходы государства. Это не фанта-
стическая картина; своей политикой по отношению к Голландии и
ее последствиям Людовик сам толкнул Англию на путь, приведший
ее еще при его жизни к результатам, на которые Кольбер и Лейб-
ниц надеялись для Франции. Он направил грузы различных наций,
перевозившиеся прежде голландцами, на корабли Англии, позволил
ей мирно утвердиться в Пенсильвании и Каролине и захватить Нью-
Йорк и Нью-Джерси; и он пожертвовал для обеспечения ее ней-
тралитета возраставшей до тех пор торговлей Франции. Не сразу,
но очень быстро Англия стала передовой морской державой, и как

ни тяжело было иногда ее положение или положение отдельных
ее граждан при международных столкновениях, можно с уверен-
ностью сказать, что даже в войне ее благосостояние было велико.
Конечно, Франция не могла ни забыть своего континентального
положения, ни совершенно уклониться от континентальных войн,
но можно думать, что если бы она избрала путь морской державы,
то могла бы избежать многих конфликтов и с большей легкостью
перенести те, которые были неизбежны. Ущерб, нанесенный ко
времени Нимвегенского мира, не был непоправим, но «земледель-
ческие классы, торговля, мануфактура и колонии были одинаково
поражены войной; и условия мира, столь выгодного для террито-
риального и военного могущества Франции, были гораздо менее
выгодны для ее мануфактуры, так как покровительственные та-
рифы были понижены в пользу Англии и Голландии» Г двух мор-
ских держав. Торговое судоходство было поражено, и прекрасное
растение — королевский флот, который возбуждал зависть Англии,
уподобилось дереву без корней: оно скоро увяло в палящем дыха-
нии войны.
Прежде чем окончательно расстаться с этой войной с Голлан-
дией, полезно сделать краткое замечание о графе д'Эстре, кото-
рому Людовик поручил заботу о французском контингенте союз-
ного флота и который командовал им при Солебее и Текселе, так
как это замечание бросит некоторый свет на качества французских
морских офицеров тех дней, когда опыт еще не сделал многих из
них моряками. Д'Эстре в первый раз вышел в море в 1667 г.,
будучи тогда уже человеком зрелых лет, но в 1672 г. мы находим
его главнокомандующим крупной эскадрой, в которой Дюкен зани-
мал подчиненный ему пост, хотя этот офицер был моряком уже
в течение почти сорока лет. В 1677 г. д'Эстре получил от короля
отряд из восьми кораблей, который он взялся содержать на свой
счет, при условии получения половины стоимости всех призов,
какие ему удастся захватить. С этой эскадрой он атаковал голланд-
ский остров Тобаго с беспечностью, которая показала, что не недо-
статок мужества вызвал его двусмысленное поведение при Тек-
селе. В следующем году он снова вышел в море и ухитрился
посадить на мель всю эскадру у Птичьих островов. Описание этого
-события, сделанное капитаном флагманского корабля, занятно так
же, как и поучительно. В своем рапорте он говорит:
«В день гибели эскадры штурманы, сняв высоту солнца, были
созваны, как обыкновенно, в каюту вице-адмирала, чтобы определить
местоположение судов. Спускаясь туда узнать, что происходит, я встре-
тил третьего штурмана, Бурдалу (Bourdaloue), который с плачем вы-
ходил оттуда. На мой вопрос, в чем дело, он ответил: «За то, что я на-
шел больший дрейф, чем другие штурманы, адмирал, как обычно, оби-
жает меня и угрожает мне, между тем я всего лишь бедный парень,
делающий все, что о«, может». Когда я вошел в каюту, адмирал, который
был очень рассержен, сказал мне: «Этот прохвост Бурдалу всегда
является ко мне с разной чепухой; я прогоню его с корабля. По его
расчетам, мы идем чорт знает каким курсом». Так как я не знал, кто

был прав, — говорит довольно наивно капитан корабля* — то и не осме-
лился возразить адмиралу, чтобы не навлечь такой же бури его гнева
на свою голову» 1
.
Через несколько часов после этой сцены, которая, как говорит
описавший ее французский офицер, «кажется теперь смешной, но
которая является только точным изображением поведения моряков
того времени, вся эскадра разбилась на группе скал, известных под
названием Птичьих островов. Таковы были офицеры».
В другой
части своего рапорта флаг-капитан говорит: «Крушение было
результатом общего характера поведения вице-адмирала д'Эстре.
На эскадре всегда господствовали мнения его слуг или других
лиц, но только не компетентных офицеров. Этот образ действий
неудивителен со стороны графа д'Эстре, который, не имея необ-
ходимой подготовки к профессии, избранной им так поздно, всегда
был окружен темными советчиками; присваивая себе их мнение,
он надеялся пустить пыль в глаза подчиненным» 2. Д'Эстре сделан
был вице-адмиралом через два года после того, как впервые всту-
пил на палубу корабля.
1 G о]u g ©aiг d, Marine' de Guerre.
2 'fro u d o, Batailles Navales.

ГЛАВА
IV
АНГЛИЙСКАЯ РЕВОЛЮЦИЯ. —ВОЙНА АУГСБУРГСКОЙ ЛИГИ
(1688—1697).
—
МОРСКИЕ СРАЖЕНИЯ ПРИ БИЧИ-ХЭДЕ
(BEACHY HEAD) И ПРИ ЛЯ ХУГЕ (LA HOUGUE)
За Нимвегенским миром последовал десятилетний период за-
тишья, в течение которого не было ни одной большой войны.
Однако, эти годы далеко не были периодом политического спокой-
ствия. Людовик XIV и в мирное время стремился к экспансии на
восток столь же энергично, как во время войны, и захватывал один
за другим те лакомые для него куски территории, которые не были
уступлены ему по мирному договору. В притязаниях на них он то
опирался на древние феодальные связи, то указывал на то, что они
косвенно уступлены ему по мирному договору, ибо зависят от дру-
гих владений, прямо уступленных ему. Покупкой в одном случае,
прямым насилием в другом он продолжал процесс расширения
своей территории между 1679 и 1682 гг., поддерживая так назы-
ваемые мирные методы осуществления заявленных им прав присут-
ствием вооруженных сил. Но более всего вызвал недовольство
в Европе и особенно в Германской империи захват имперского
города Страсбурга, учиненный Людовиком 30 сентября 1683 г.;
а покупка им в тот же день Казаля (Casale), в Италии, у герцога
Мантуи, показала, что его претензии простирались так же далеко
на север, как и на восток. Оба эти пункта были позициями боль-
шого стратегического значения, угрожавшими в случае войны
с одной стороны Германии, а с другой — Италии.
Возбуждение во всей Европе было чрезвычайно велико. Людо-
вик, явно полагаясь во всех своих действиях на собственное могу-
щество, создавал себе новых врагов и озлоблял прежних друзей.
Король Швеции, прямо оскорбленный его действиями в принадле-
жавшем ему герцогстве Deux-Ponts, обратился против него, подобно
итальянским государствам; сам папа присоединился к врагам ко-
роля, который уже показал свое усердие в обращении протестантов
и готовился к отмене Нантского эдикта. Но недовольство, хотя оно
было глубоким и общим, нуждалось в организации и руководстве.
Дух, необходимый для того, чтобы придать ему определенную
форму и законченное выражение, нашел свое воплощение в Виль-
гельме Оранском, т. е . опять-таки в Голландии. Однако для того,

чтобы дело созрело, нужно было время. «Никто еще не воору-
жался, но каждый говорил, писал, агитировал — от Стокгольма до
Мадрида. .. Война пером предшествовала в течение многих лет
войне мечом; неутомимые публицисты постоянно обращались с воз-
званиями к европейскому общественному мнению; в разных формах
они распространяли страх перед новой всемирной монархией», ко-
торая стремилась занять место, некогда принадлежавшее австрий-
скому дому. Было известно, что Людовик старался или сделаться
сам или сделать своего сына императором Германии. Но различного
рода осложнения, частные интересы, недостаток денег, — все это,
вместе взятое, замедляло действия недовольных. Соединенные Про-
винции, вопреки желаниям Вильгельма, все еще не хотели снова
взять на себя роль банкира коалиции, а императору Германии на-
столько угрожало возмущение венгров и действия турок на его
восточной границе, что он не решался рискнуть на западную
войну.
Между тем военный флот Франции под влиянием забот Коль-
бера с каждым днем все усиливался и, так сказать, закалялся
в военных действиях против варварийских пиратов и их портов.
Одновременно с этим как английский, так и голландский флот пе-
реживали количественный и качественный упадок. Выше уже было
сказано, что в 1688 г., когда Вильгельм нуждался в голландских
кораблях для своей экспедиции в Англию, было признано, что флот
находился тогда совсем в ином состоянии, чем в 1672 г., «неизме-
римо ослабев и лишившись способнейших своих командиров».
В Англии за упадком дисциплины последовала политика экономии
в отношении материальной части, которая постепенно сократила
численность флота и ухудшила его состояние; и после вспышек,
обещавших войну с Францией в 1678 г., король вверил попечение
о флоте новой группе лиц, относительно которых английский мор-
ской историк говорит: «Эта группа лиц оставалась у власти пять
лет, и если бы правление ее продолжалось еще пять лет, то окон-
чательным уничтожением флота она, по всей вероятности, испра-
вила бы даже то глубокое и многостороннее зло, какое причинила
ему, поскольку в этом случае не осталось бы уже места для новых
ошибок. Однако осознание этого факта побудило короля в 1684 г.
снова взять управление флотом в свои руки. Большая часть старых
офицеров была возвращена к их прежним обязанностям. Но его
величество умер (в 1685 г.), прежде чем работа по восстановлению
флота успела сколько-нибудь продвинуться вперед» Г Перемена
правителя имела в высшей степени серьезное значение не только
для английского флота и в конечном итоге оказала влияние на
проекты Людовика XIV и на исход всеобщей войны, подготовляв-
шейся агрессией последнего. Яков II много интересовался флотом.
Он сам был моряком и командовал флотом в сражениях при Лове-
стофте и в Соутвольдской бухте и знал его действительно невысо-
кое состояние. Вот почему меры, немедленно принятые им для вос-
становления его, были глубоко продуманы и целесообразны. За три
1 Oampbell, Lives of tbe Admirals.

года его царствования было сделано многое для подготовки ору-
жия, которое было обращено против него и его лучших друзей.
Восшествие на престол Якова II, обещавшее пойти на пользу
Людовику, ускорило выступление Европы против него. Дом Стюар-
тов, тесно связанный с королем Франции и сочувствовавший абсо-
лютизму его правления, пустил в ход все еще большую силу своей
власти, чтобы умерить политическую и религиозную вражду англий-
ской нации к Франции. Яков II с политическими симпатиями к по-
следней соединял еще пыл римско-католической ревности, Которая
привела его к действиям, задуманным как бы специально для того,
чтобы вызвать возмущение национальных чувств английского на-
рода. В конечном итоге это привело к свержению его с англий-
ского престола и призванию на последний, голосом парламента, его
дочери Марии, чьим мужем был Вильгельм Оранский.
'В этом же году, когда Яков стал королем, началось осуще-
ствление обширной дипломатической комбинации против Франции.
Движение это имело две стороны — религиозную и политическую.
Протестантские государства были возмущены все возраставшими
преследованиями французских протестантов, и их раздражение все
усиливалось по мере того, как в политике Якова английского про-
являлась все большая склонность к Риму. Северные протестантские
государства, Голландия, Швеция и Бранденбург, заключили между
собой союз, рассчитывая на поддержку императора Австрии и Гер-
мании, а также на Испанию и другие римско-католические госу-
дарства, которые руководствовались и политическими опасениями
и раздражением против Франции. Император незадолго до того
разбил турок, развязав себе, таким образом, руки для выступления
против Франции. 9 июля 1686 г. в Аугсбурге было подписано сек-
ретное соглашение между императором, королями Испании и Шве-
ции и многими германскими князьями. Целью его сначала была
только оборона против Франции, но оно могло быть легко превра-
щено в наступательный союз. Этот союз сделался известным под
именем Аугсбургской лиги, почему и война, последовавшая через
два года после него, получила название войны Аугсбургской лиги.
Следующий, 1687 год ознаменовался еще большими успехами
Империи в борьбе с турками и венграми. Было очевидно, что Фран-
ция ничего больше не могла ожидать от диверсии в этой области.
В то же время все больше и больше проявлялось недовольство
англичан и честолюбие принца Оранского, который надеялся при
своем восшествии на английский престол не только возвеличиться,
но и исполнить свое сильнейшее политическое желание — сломить
навсегда силу Людовика XIV. Но для экспедиции в Англию Виль-
гельму нужны были корабли, деньги и люди из Соединенных Про-
винций; последние уклонялись от этого, зная, что результатом та-
кого шага была бы война с французским королем, который провоз-
гласил Якова своим союзником. Наконец, они все же были вы-
нуждены на этот шаг поведением Людовика, отрекшегося в этот
момент от уступок, сделанных Нимвегенским миром голландской
торговле. Серьезный вред, нанесенный таким образом материаль-
ным интересам Голландии, перетянул чашу весов. «Это нарушение

нимвегенских конвенций, — говорит французский историк 1, — на -
несло жестокий удар голландской торговле, сократив ее в одной
Европе более чем на четверть, и тем устранило препятствие, кото-
рое религиозные страсти все еще встречали в материальных инте-
ресах, отдав всю Голландию в распоряжение Вильгельма, так как
никто не имел более оснований желать мира с Францией». Это
было в ноябре 1687 г. Летом следующего года рождение наслед-
ника английского престола привело дело к развязке. Английская
верность могла помириться с царствованием отца, тогда уже пожи-
лого человека, но не могла вынести перспективы постоянного
римско-католического владычества.
Положение вещей привело, наконец, к кризису, который назре-
вал в течение стольких лет. Сильный характер и представляемые
ими интересы толкали Людовика и Вильгельма Оранского, — искон-
ных врагов, а в рассматриваемый момент — две главные фигуры
в европейской политике, — на великие деяния, влияние которых
должно было чувствоваться в течение многих поколений. Виль-
гельм, сам обладавший деспотическим темпераментом, стоял на бе-
регах Голландии, глядя с полной надеждой на свободную Англию,
от которой был отделен узкой полосой воды, защищавшей остров-
ное королевство и грозившей сделаться непреодолимым препят-
ствием для осуществления его собственных великих целей, ибо
французский король тогда еще мог обеспечить за собой контроль
над морем, если бы захотел. Людовик, держа всю силу Франции
в одной своей деснице и глядя, как и прежде, на восток, увидел,
что континент собирается в поход против него, в то время как на
фланге у него была явно враждебная Англия, исполненная жела-
нием вступить в борьбу, но все еще не имевшая вождя. Ему оста-
валось только решить, должен ли он оставить свободным путь для
присоединения головы к ожидавшему ее телу и для соединения
двух морских держав—Англии и Голландии—под одним правлением.
Если бы он атаковал Голландию с суши и послал бы свой сильней-
ший флот в Канал, то он мог бы удержать Вильгельма в его соб-
ственной стране, тем более, что английский флот, любимый и ле-
леемый королем, по всей вероятности, чувствовал более, чем обык-
новенную преданность к своему начальнику. Но верный стремле-
ниям всей своей жизни, а может быть и неспособный освободиться
от них, Людовик обратился к континенту и 24 сентября 1688 г.
объявил войну Германии и двинул свои армии к Рейну. Вильгельм
с безмерной радостью увидел в этом устранение последнего пре-
пятствия к осуществлению его стремлений. Задержанный на не-
сколько недель встречными ветрами, он, наконец, отплыл из Голлан-
дии 30 октября. Экспедиция состояла более чем из пятисот транс-
портов, с пятнадцатью тысячами солдат, и прикрывалась конвоем
из пятидесяти военных кораблей. Типичной чертой ее смешанного
политического и религиозного характера было то, что большую
часть армейских офицеров составляли французские протестанты,
изгнанные из Франции после последней войны, а главным началь-

никои экспедиции, после Вильгельма, был гугенот Шомберг, быв-
ший маршал Франции. В первый раз отплытие не удалось из-за же-
стокого шторма, но после вторичного выхода в море, 10 ноября,
. свежий попутный бриз перенес экспедицию через пролив и Канал,
и Вильгельм высадился 15-го числа в Торбэе (Torbay). Еще до
конца этого года Яков бежал из своего королевства, а 21 апреля
следующего года Вильгельм и Мария были провозглашены госуда-
рями Великобритании, и Англия и Голландия соединились для
отпора Людовику, который объявил Соединенным Провинциям
войну, как только услышал о вторжении Вильгельма в Англию.
На протяжении многих недель, в течение которых экспедиция сна-
ряжалась и задерживалась встречными ветрами, французский посол
в Гааге и министр военного флота просили короля остановить ее
своей великой морской силой, — столь большой, что французский
флот в первые годы войны численно превышал соединенные флоты
Голландии и Англии. Но Людовик не захотел пойти на это.
На королей Англии и Франции как бы нашла слепота. Так, на-
пример, Яков, несмотря на окружавшие его опасности, настойчиво
отказывался от всякой помощи французского флота, полагаясь на
верность английских моряков, хотя его попытки отслужить на ко-
раблях обедню вызвали ропот и возмущение, окончившееся тем,
что экипаж чуть не выбросил за борт священников.
Франция, таким образом, вступила в войну Аугсбургской лиги
без единого союзника. «То, чего èe политики больше всего боялись,
что долго предотвращали, должно было, наконец, случиться. Англия
и Голландия соединились, да еще под главенством общего вождя...
И Англия вступила в коалицию со всем пылом страсти, долго сдер-
живавшейся политикой Стюартов».
Что касается морской войны, то различные сражения ее имеют
гораздо меньшее тактическое значение, чем сражение де Рюй-
тера.
Стратегический интерес представляют главным образом неспо-
собность Людовика, имевшего решительное превосходство в мор-
ской силе, поддержать Якова II в Ирландии, которая оставалась
верна последнему, и постепенное исчезновение с океана больших
французских флотов, которые Людовик XIV не мог долее содер-
жать вследствие громадных расходов, требовавшихся для проведе-
ния континентальной политики, им самим избранной.
Третья черта, представляющая несколько меньший интерес,—
это особый характер и обширные размеры, принятые крейсерской и
каперской войной, к которой обратилась Франция после исчезно-
вения ее флотов. Большое влияние, оказанное этой войной, пока-
жется сначала противоречащим тому, что было сказано выше об
общей нецелесообразности такой войны, когда она не поддержи-
вается флотами; но исследование условий, которое мы сделаем
ниже, покажет, что противоречие это скорее кажущееся, чем дей-
ствительное.
Наученный опытом предшествовавшей борьбы, король Франции
в этой общей войне, которую сам навлек на себя, должен был бы
направить свои усилия против морских держав, — против Виль-

гельма Оранского и англо-голландского союза. Слабейшим пунктом
в позициях Вильгельма была Ирландия; да и в самой Англии было
много приверженцев изгнанного короля, а те, которые призвали
Вильгельма, обставили его правление ревнивыми ограничениями.
Его власть не была обеспечена до полного усмирения Ирландии.
Яков, бежавший из Англии в январе 1689 г., высадился на берег
Ирландии в марте месяце, в сопровождении французской эскадры
и французских войск. Его с энтузиазмом приветствовали здесь все,
кроме протестантского севера. Он сделал Дублин своей столицей
и оставался в этой стране до июля следующего года. В течение
этих пятнадцати месяцев французы имели большое превосходство
на море; они неоднократно высаживали войска в Ирландии, и
англичане, пытавшиеся воспрепятствовать этому, потерпели пора-
жение в морском сражении при бухте Бентри (Bantry Bay)i.
Но хотя Яков и занял такое удачное положение, поддерживать ко-
торое было крайно важно, хотя было одинаково важно не допу-
стить Вильгельма стать твердой ногой в Англии, пока Яков не уси-
лился еще более и не взял Лондондерри, знаменитая осада кото-
рого происходила в то время, и хотя французы в 1689 и 1690 гг.
были на море сильнее Англии и Голландии, вместе взятых, — не-
смотря на все это, английский адмирал Рук (Rooke) был допущен
без всякой помехи доставить подкрепления и припасы в Лондон-
дерри, после чего маршал Шомберг высадился с небольшим отря-
дом близ Каррикфергуса (Carrickfergus).
Рук прекратил сообщение между Ирландией и Шотландией, где
было много сторонников Стюартов, а затем, с небольшой эскадрой,
прошел вдоль восточного берега Ирландии, пытался сжечь флот
в Дублинской гавани, но неудачно, так как помешало безветрие, и
наконец подошел к Корку, занятому тогда Яковом, овладел одним
островом в гавани и в октябре возвратился невредимым в Доунс.
Эти действия, снявшие осаду с Лондондерри и открывшие сооб-
щение между Англией и Ирландией, продолжались в течение всего
лета; и со стороны французов не было предпринято никакой по-
пытки остановить их. А между тем бесспорно, что если бы летом
1689 г. французский флот изолировал Ирландию от Англии, то это
прекратило бы всякое сопротивление Якову в Ирландии и нанесло
бы соответствующий ущерб могуществу Вильгельма.
В следующем году была повторена та же стратегическая и поли-
тическая ошибка. В самой природе такого рода предприятия, как
предприятие Якова, зависевшего от слабейшего народа и иностран-
ной помощи, заложена неизбежность поражения, если оно не про-
грессирует; но шансы все-таки были бы еще на его стороне,
если бы Франция усердно содействовала ему прежде всего своим
флотом. Равным образом, чисто военному флоту, каким был фран-
цузский, свойственно быть сильнейшим в начале военных действий;
флот же союзных держав усиливался с каждым днем, ибо его пи-
тали обширные ресурсы их торгового судоходства и национального
богатства. В 1690 г. соотношение сил все еще склонялось в пользу
1 См. каірту Английского канала и т. д., стр. 83.
10- 413
145

Франции, но уже не в такой мере, как раньше. Исключительно
важным был вопрос, куда направить эту силу.
Имелись два основных пути, отвечавшие двум точкам зрения
морской стратегии. Один приводил к прямым действиям против
союзного флота, поражение которого, если бы оно было доста-
точно серьезно, могло бы привести к свержению Вильгельма
в Англии; другой путь должен был превратить флот во вспомога-
тельную силу для ирландской кампании. Французский король ре-
шился на первый, бесспорно правильный путь; но при этом не было
оснований пренебрегать, как он сделал это, важной задачей прекра-
щения сообщения между двумя островами.
Уже в марте месяце он послал большой флот с шеститысячным
войском и необходимыми военными припасами, доставленными без
затруднений в южные порты Ирландии. Но, выполнив эту опера-
цию, корабли возвратились в Брест и оставались там в бездействии
в течение мая и июня, пока снаряжался большой флот под коман-
дой графа Турвиля. В течение этих двух месяцев англичане стяги-
вали армию к западному побережью, и 21 июня Вильгельм посадил
свои'силы в Честере на двести восемьдесят транспортов, которые
конвоировались только шестью военными кораблями. 24-го он вы-
садился в Каррикфергусо (Carrickfergus), и военные корабли были
отпущены для соединения с главными силами английского флота.
Соединение, однако, не состоялось, так как корабли Турвиля
вышли, между тем, в море и заняли восточную часть Канала. Не
может быть ничего поразительнее беспечного отношения обеих
воюющих сторон к сношениям их противников с островом в течение
всего времени, когда Ирландия была предметом спора; и эта бес-
печность была особенно непонятна со стороны французов, так как
они обладали большими силами и должны были получать весьма
точные сведения обо всем происходившем от лиц, не мирившихся
с положением дел в Англии.
Эскадре из двадцати пяти фрегатов, поддерживаемой несколь-
кими линейными кораблями, видимо, была поручена служба в ка-
нале Св. Георгия, но они никогда не достигали места своего назна-
чения, и только десять из них дошли до Кинсэля (Kinsale) к тому
времени, когда Яков потерял все в сражении при Бойне (Воупе).
Английские коммуникации ни часу не были в опасности.
Флот Турвиля, состоявший из семидесяти восьми кораблей,
в том числе семидесяти линейных, в полном своем составе вышел
в море 22 июня, через день после того как Вильгельм сел на ко-
рабль. 30-го французы были близ Лизарда, к стыду английского
адмирала, эскадра которого стояла у острова Уайт (Wight) в со-
стоянии такой неготовности, что он даже не выслал ни одного
сторожевого судна на запад. Он снялся с якоря и, двигаясь вдоль
берега к югу, в течение десяти дней соединялся время от времени
с другими английскими и голландскими кораблями. Враждебные
флоты продолжали двигаться к востоку, нередко замечая друг
друга.
Политическое положение в Англии было критическим. Демон-
страции якобитов становились все более открытыми, Ирландия уже

больше года была охвачена успешным восстанием, и Вильгельм
находился теперь там, оставив в Лондоне только королеву. Реши-
тельность действий была так необходима, что совет постановил
дать сражение французскому флоту и послал соответствующие
приказания английскому адмиралу Герберту (Herbert). По получе-
нии инструкций, последний вышел в море 10 июля, находясь на
ветре (ветер был северо-восточный), построил свой флот в боевую
линию и затем спустился для атаки своего противника, который
ждал его с обстененными марселями 1 на правом галсе, держа курс
на север и восток.
Последовавшее за этим сражение известно под именем сраже-
ния при Бичи-Хэде (Beachy Head). Со стороны французов участво-
вали в бою семьдесят кораблей, со стороны англичан и голланд-
цев — пятьдесят шесть (по их отчетам) или шестьдесят (по отчетам
французов). В союзном строе голландцы были в авангарде, англий-
ские корабли, под личной командой Герберта, занимали центр,
а арьергард был составлен частью из английских, частью из гол-
ландских кораблей.
Вот главные фазы сражения:
1) Союзники, будучи на ветре, спустились всем флотом строем
фронта. Как обычно, маневр был исполнен плохо, и, как это всегда
бывает в таких случаях, авангард попал под огонь неприятеля
раньше центра и арьергарда и понес самый большой ущерб.
2) Адмирал Герберт, хотя и будучи главнокомандующим, не
сумел атаковать противника с надлежащей энергией, удержав свой
центр на слишком большой дистанции от него. Союзные авангард
и арьергард вступили с неприятелем в близкий бой (план VI, А).
Судя по описанию этого маневра союзников, сделанному Полем
Гостом 1, адмирал намеревался напасть главным образом на фран-
цузский арьергард. Для этой цели он приблизил центр к арьергарду
и держался на ветре на большой дистанции от французов, чтобы
помешать им повернуть на другой галс и поставить арьергард
между двух огней. Если это действительно так, то его план, в це-
лом довольно целесообразный, был ошибочен в деталях, потому
что при таком маневре центр составлял большой промежуток
между собой и авангардом. Ему следовало бы атаковать, как сде-
лзл это Рюйтер под Текселем, такое число арьергардных кораблей
противника, с каким он мог справиться, поручив в то же время
своему авангарду отвлечь французский авангард. Можно допустить,
что адмирал, который из-за меньшей численности своего флота
не может развернуть такую длинную и сомкнутую линию, как не-
приятель, не должен позволять последнему охватить свой флот; но
он должен стремиться к своей цели не путем оставления большого
промежутка в центре, как это сделал Герберт, а путем увеличения
интервала между отдельными судами авангарда. Союзный флот дал
неприятелю возможность обойти его с двух сторон, с авангарда и
с центра, которые и были атакованы.
1 Т. е. почти неподвижно.
1 Hiоs t е, Naval Тactios.

3) Командир французского авангарда, видя, что голландская,
эскадра близка к его линии и больше пострадала, чем его корабли,,
послал вперед шесть своих головных кораблей, которые повернули
затем на другой галс, поставив этим голландцев между двух огней
(план VI, J5).
В то же время Турвиль, не имея противника в центре, ибо ему
удалось отбить атаку головного отряда неприятельского центра,
выдвинул вперед свои головные корабли, которые диспозиция Гер-
берта оставила свободными, и эти свежие корабли усилили атаку
голландского арьергарда (В).
Это повело к общей свалке (mêlée) в головах линий, причем
голландцы, как слабейшие из противников, сильно пострадали.
К счастью для союзников, ветер стих; и пока сам Турвиль и другие
французские корабли спускали шлюпки, чтобы выбраться на бук-
сире в надлежащую позицию, союзники догадались отдать якоря
при полных парусах; а затем, прежде чем Турвиль успел разо-
браться в положении, отлив, действовавший в юго-западном на-
правлении, вывел его флот из сражения. Он вынужден был стать
на якорь в одной лиге от неприятеля.
В девять часов пополудни, когда начался прилив, союзники под-
няли якоря и легли на ост. Многие их корабли были так сильно
повреждены, что, согласно английским описаниям, решено было
скорее потопить потерявшие управление корабли, чем рисковать
новым общим столкновением.
Турвиль преследовал их; но, вместо того чтобы предпринять об-
щую погоню, он сохранял боевую линию, сведя скорость флота
к скорости самого тихоходного из кораблей. Рассмотренный случай
был именно таким, в котором свалка (mêlée) позволительна или
даже прямо обязательна. Неприятеля, разбитого и бегущего,
должно преследовать с возможной энергией, заботясь о сохранении
порядка лишь настолько, насколько это необходимо, чтобы после-
дующие корабли не лишались взаимной поддержки, — условие, ко-
торое никоим образом не требует таких относительных координат
и дистанций, какие требуются в начале или в середине хорошо
руководимого боя. Неуменье понять необходимость общего пресле-
дования указывает на неполноценность Тѵрвиля как флотоводца,
и это выявилось, так сказать, в лучший момент его карьеры.
Ему уже больше никогда не представлялось такого случая, как это
первое большое генеральное сражение, в котором он был главно-
командующим и исход которого Гост, бывший на флагманском ко-
рабле, называет самой полной морской победой из всех когда-либо
одержанных. В то время она действительно была такой — самой
полной, но не самой решительной, какой она, пожалуй, могла бы
быть. Согласно Госту, французы не потеряли не только ни одного
корабля, но даже ни одной шлюпки; и это обстоятельство, если
оно соответствует действительности, делает еще более непрости-
тельной вялость преследования ими союзников, которые, посадив
на мель шестнадцать своих кораблей, сожгли их на виду у неприя-
теля, гнавшегося за ними до Доунса. Английские писатели упоми-
нают, впрочем, о потере союзниками только восьми кораблей —

оценка, может быть, настолько же уклоняющаяся от истины в одну
сторону, насколько оценка французов — в другую. Герберт ввел
свой флот в Темзу и помешал неприятелю продолжать преследо-
вание, сняв фарватерные буи Г
Имя Турвиля — единственное великое историческое имя среди
моряков, участвовавших в этой войне, если мы исключим прослав-
ленных приватиров, во главе которых стоял Жан Барт. Между
английскими моряками, командовавшими эскадрами, — людьми
храбрыми и предприимчивыми, — нет, однако, ни одного, за кем
можно было бы признать исключительные заслуги. Турвиль, про-
служивший к тому времени во флоте почти тридцать лет, был
одновременно и моряком и военным человеком. С замечательным
мужеством, поразительные примеры которого он часто давал
в своей юности, Турвиль соединял боевой опыт, накопленный
всюду, где только появлялся французский флаг: в англо-голланд-
ской войне, в Средиземном море и в борьбе с варварийскими пира-
тами. Достигнув чина адмирала, он лично командовал всеми круп-
нейшими флотами, посылавшимися в море в первые годы этой
войны, и внес в командование научное знание тактики, основанное
как на теории, так и на опыте и соединившееся с тем практическим
знакомством с морским делом, которое необходимо для того, чтобы
применять тактические принципы к маневрированию флота в океане.
Но при всех этих высоких качествах ему, кажется, недоставало
того, в чем так нуждаются многие воины, а именно — способности
принимать на себя большую ответственностьЕго осторожность
в преследовании союзников после сражения при Бичи-Хэде объяс-
няется, хотя это и не кажется так с первого взгляда, той же чер-
той его характера, которая заставила его два года спустя, при
Ля Хуге, вести свой флот на почти верную гибель, потому что он
не смел ослушаться лежавшего у него в кармане приказания ко-
роля. Он был достаточно храбр, чтобы исполнить все, что ему было
поручено, но недостаточно силен, чтобы нести самое тяжелое
бремя. Турвиль действительно был предтечей осторожных и искус-
ных тактиков наступавшей тогда эры, но все-таки в нем еще было
нечто от горячности, которая характеризовала пылких и храбрых
флотоводцев семнадцатого столетия. Он без сомнения считал
после Бичи-Хэда, что действовал очень хорошо, и мог чувствовать
удовлетворение; но он не смог бы действовать так, если бы про-
никся чувствами Нельсона, когда тот говорил: «Если мы взяли
десять кораблей неприятеля, а одиннадцатый упустили, хотя
могли бы взять и его, то я никогда не сказал бы, что мы провели
день хорошо».
Через день после морского сражения при Бичи-Хэде, с его боль-
шими, но все-таки частными результатами, дело Якова II было
проиграно на суше — в Ирландии. Армия, переброску которой Виль-
1 Ледиард говорит, что приказание снять буи не было исполнено (Naval
History, vol. II, p. 636).
2 Сеньелей, французский морской министр того времени, назвал его «polt-
ron сіѳ tête, mais pas de) соеит» (трусом головой, но не сердцем).

гельму было дозволено совершить беспрепятственно, оказалась ко-
личественно и качественно сильнее армии Якова, а сам Вильгельм
превосходил, как вождь, экс-короля. Людовик XIV советовал
Якову уклониться от решительного сражения, удалившись, если
это будет необходимо, в Шаннон — в глубь страны, всецело ему
преданной. Но требовать от него оставления столицы после почти
годичного пребывания в ней, невзирая на моральные последствия
такого шага, — значило просить очень многого. Было бы гораздо
целесообразнее помешать высадке Вильгельма. Яков решился при-
крыть Дублин, заняв долину реки Войн (Воупе), и здесь произошла
встреча двух армий, окончившаяся полным поражением Якова. Сам
король бежал в Кинсэль, где из всех фрегатов, предназначавшихся
для контроля над каналом Св. Георгия, нашел всего десять. Под
прикрытием этой эскадры он опять бежал во Францию и просил
там Людовика помочь ему довести до конца победу при Бичи-
Хэде, высадив его с другой французской армией в самой Англии.
Людовик сердито отказал и распорядился о немедленном отозвании
из Ирландии войск, все еще остававшихся там.
Шансы на восстание в пользу Якова II, по крайней мере на бе-
регах Канала, если и существовали, то во всяком случае были
сильно преувеличены его собственным воображением. После от-
ступления союзного флота на Темзу Турвиль, согласно данным ему
инструкциям, произвел несколько демонстраций в южной Англии,
но безрезультатно, так как они не вызвали никакого проявления
приверженности делу Стюартов.
В Ирландии обстоятельства сложились иначе. Ирландская армия,
с французским контингентом ее, отступила после сражения при
Бойне к Шаннону и здесь опять расположилась лагерем. Между
тем Людовик, вопреки своему первому суровому побуждению,
продолжал посылать туда подкрепления и припасы. Но возра-
ставшие требования континентальной войны'не позволили ему про-
должать оказание достаточной помощи Ирландии, и немногим более
года спустя война там закончилась поражением Агрима (Aghrim) и
капитуляцией Лимерика (Limerick). Сражение при Бойне, которое
вследствие особой религиозной окраски его приобрело несколько
раздутую известность, может считаться тем моментом, когда
английская корона прочно утвердилась на голове Вильгельма. Тем
не менее будет точнее сказать, что успех Вильгельма, а с ним и
успех борьбы Европы против Людовика XIV в войне Аугсбургской
лиги был вызван ошибками и неудачей французской морской кам-
пании 1690 г., несмотря на то что в этой'кампании французы одер-
жали над англичанами самую выдающуюся морскую победу из всех
когда-либо одержанных ими. Что касается выдающихся сухрпут-
ных операций, то по поводу их любопытно заметить, что Турвиль
вышел в море через день после того, как Вильгельм оставил
Честер, и достиг Бичи-Хэда за день до сражения при Бойне;
но действительное упущение заключается в том, что Вильгельму
было позволено беспрепятственно переправить морем такой боль-
шой отряд войск. Может быть для французской политики была
выгодна высадка его в Ирландии, — но не с такой большой силой

за спиною. Результатом ирландской кампании было прочное утвер-
ждение Вильгельма на английском престоле и укрепление англо-
голландского союза... И соединение двух морских народов под
одной короной было, — вследствие их коммерческих и мореходных
способностей, а также богатств, извлекавшихся ими из моря, —
залогом успешного ведения войны их союзниками на континенте.
1691 год ознаменован только одним большим морским собы-
тием, которое впоследствии получило широкую известность как
крейсерство Турвиля в открытом море, и память о нем, как о бле-
стящем проявлении тактических и стратегических соображений,
живет во французском флоте до наших дней. Та устойчивая сила,
о которой выше говорилось, как об отличительном свойстве наций,
морское могущество которых основано не только на военных учре-
ждениях, но и на характере и занятиях народа, выступила теперь
на сцену в действиях союзников. Несмотря на поражение и потери
при Бичи-Хэде, соединенные флоты вышли в море в 1691 г. в ко-
личестве ста линейных кораблей, под командой адмирала Расселя
(Rüssel). Турвиль мог снарядить только семьдесят два корабля,
т. е . то же число, что и ранее. «С этим флотом он вышел из Бреста
25 июня. Так как неприятель не показался еще у берегов Канала,
то он остался крейсировать у входа в него, разослав разведочные
суда по всем направлениям. Извещенный, что союзники расположи-
лись у островов Силли для прикрытия ожидавшегося из Леванта
конвоя, Турвиль не замедлил направиться к английским берегам,
где также ожидалось прибытие другого торгового флота с Ямайки.
Обманув английские крейсера ложными курсами, он настиг упомя-
нутый флот, захватил из него несколько кораблей и рассеял осталь-
ные, прежде чем Рассель успел подойти для сражения с ним. Когда
Турвиль оказался, наконец, в виду союзного флота, он стал так
искусно маневрировать, удерживая за собой наветренное положе-
ние, что неприятель, увлеченный таким образом в океан, потерял
пятьдесят дней, не добившись возможности атаковать его. В тече-
ние этого времени французские каперы, рассеянные по Каналу, на-
падали на торговые суда неприятеля и прикрывали французские
конвои, посланные в Ирландию. Измотанный бесплодными уси-
лиями, Рассель направился к ирландскому берегу. Турвиль же,
обеспечив возвращение французских конвоев, опять стал на якорь
на брестских рейдах».
Захваты, сделанные собственно эскадрой Турвиля, были незна-
чительны, но заслуга его в отвлечении союзников от борьбы с ка-
перами, разорявшими их морскую торговлю, очевидна. Все же по-
тери английской торговли в этом году были не так велики, как
в следующем. Главные убытки союзников пали, видимо, на долю
голландской торговли в Северном море.
Континентальная и морская войны, хотя и велись одновременно,
были независимы одна от другой. Предмет нашего изложения
не требует упоминания о событиях первой. 1692 год памятен для
французского флота большим бедствием, которое известно под
названием сражения при Ля Хуге. Само по себе оно имеет мало
значения с точки зрения тактики, и действительные результаты его

были сильно преувеличены; но народная молва сделала его одним
из славнейших морских сражений, а потому его нельзя совсем
обойти молчанием.
Введенный в заблуждение донесениями из Англии, а еще более
ошибочными представлениями Якова, который любовно лелеял
свою веру в то, что приверженность многих английских морских
офицеров к его особе превышала их любовь к отечеству или пре-
данность своему долгу, Людовик XIV решился предпринять втор-
жение в Англию с южного берега, поручив руководство им Якову.
Сделать первый шаг к этому — дать сражение
английскому
флоту — должен был Турвиль, поставленный во главе пятидесяти
или шестидесяти линейных кораблей, тринадцать из которых
должны были выйти из Тулона. Французы ожидали, что большое
количество английских моряков дезертируют и что вызванная этим
крайняя деморализация обеспечит им легкую и полную победу.
Первой неудачей была задержка тулонского флота противными
ветрами, вследствие чего Турвиль вышел в море только с сорока
четырьмя кораблями, но с решительным приказанием короля сра-
зиться с вражеским флотом при первой встрече с ним, независимо
от того, будет ли он малочисленным или многочисленным, что бы
из этого ни вышло.
29 мая Турвиль увидел союзников в направлении на север и на
восток; у них было девяносто девять линейных кораблей. Ветер
был юго-западный, а потому ему предоставлялся почин сражения,
но сначала он созвал на свой корабль всех флагманов и предложил
им вопрос: должен ли он вступить в бой? Все они ответили отри-
цательно, и тогда он передал им приказание короля V Никто
не осмелился оспаривать последнее, хотя (если бы они могли
только знать это!) вдогонку флоту уже были посланы легкие суда
для отмены его. Созванные на совет офицеры возвратились на свои
корабли, и весь флот, держась соединенно, спустился на союзни-
ков, которые ждали его на правом галсе, держа на SSO; голланд-
ская эскадра составляла авангард, а английская — центр и арьер-
гард. Подойдя к неприятелю на близкую дистанцию, французы
взяли круто к ветру на том же галсе, сохраняя наветренное поло-
жение. Турвиль, вследствие сравнительной малочисленности своего-
флота, не мог совсем избежать того, чтобы линия последнего
1 Автор следовал в своем изложении традиционному и общепринятому
описанию распоряжения Турвкля и мотивов его действий. Французский писа-
тель M. de Crisenoy в весьма интересной статье о тайной исго-рии обстоя-
тельств, предшествовавших событию и сопровождавших его, опровергает мно-
гие из этих традиционных указаний. Согласно ему, Людовик XIV вовсе не
обманывал себя иллюзиями, что английские офицеры не были преданы своему
флагу; а инструкции, данные Турвилю, хотя и обязательные для него в опре-
деленных условиях, не обязывали его сражаться в том положении, в каком
находился французский флот в день битвы. Тон инструкций, однако, выражал
недовольство действиями -адмирала в предшествующем крейсерстве, — вероятно,
в связи с преследованием неприятеля после сражения при Бичи-Хэде,—-и осно-
ванное на ѳто-м сомнение в энергичном поведении его в только что начатой
кампании. Обида побудила Турвиля к отчаян-ной атаке союзного флота; я,
согласно М. de Orisenoy, ни военный совет в каюте адмирала, ни драматиче-
ское оглашение приказа короля в действительности не имели места.

подошла к окончанию его линии, которая была неизбежно слаба
по причине своей чрезмерной растянутости; но он избежал ошибки
Герберта при Бичи-Хэде, сумев задержать авангард неприятеля
своим авангардом, построенным с большими интервалами между
судами, а затем вступил в бой с центром и арьергардом на близкой
дистанции (план Via, А, А, А). Нет необходимости следить за фа-
зами этой неравной битвы; необыкновенным результатом ее надо
считать тог факт, что когда ночью стрельба прекратилась вслед-
ствие густого тумана и штиля, то оказалось, что ни один из фран-
цузских кораблей не был потоплен и не спустил своего флага. Ни-
какой флот не смог бы дать при таких обстоятельствах лучшего
доказательства своей воинственности и эффективности, и личные
свойства Турвиля как моряка и его тактические способности,
разумеется, обусловили в значительной мере результат сражения,
служащий, надо сознаться, не к чести союзников. Оба флота стали
на якорь с наступлением ночи (В, В, В), причем отряд английских
кораблей (В') расположился к югу и западу от французов. Позднее
эти корабли обрубили якорные канаты и продрейфовали через
французскую линию для соединения со своими главными силами;
во время этого маневра им были причинены большие повре-
ждения.
Поддержав честь своего флага и видя, что продолжать сраже-
ние бесполезно, Турвиль решился теперь на отступление, которое
началось в полночь, с легким северо-восточным ветром, и продол-
жалось весь следующий день. Союзники преследовали его; движе-
ния французского флота сильно затруднялись тяжелым состоянием
флагманского корабля Royal San, лучшего из судов французского
флота, которое аДмирал не мог решиться потопить. Отступление
направлялось к островам Канала, причем с адмиралом было
тридцать пять кораблей; из них двадцать прошли с приливным
течением через опасный проход, известный под названием Альдер-
нейского (Race of Alderney), между островом того же названия и
материком, и. в безопасности достигли Сен-Мало. Но прежде чем
остальные пятнадцать кораблей успели последовать за ними, прилив
сменился отливом, и, несмотря на отданные якоря, эти корабли
были увлечены на восток, под ветер неприятеля. Три из них укры-
лись в Шербурге, не имевшем тогда ни мола, ни порта, а остальные
двенадцать прошли к мысу Ля Хуг; и все они были сожжены либо
своими экипажами, либо союзниками. Французы потеряли, таким
образом, пятнадцать лучших кораблей своего флота, самый малый
из которых имел шестьдесят орудий; но этот урон лишь не намного
превышал потери союзников при Бичи-Хэде. Впечатление, произве-
денное этим событием на общественное мнение, привыкшее к славе
и успехам Людовика XIV, не соответствовало его результатам и
затмило память о блестящем самоотвержении Турвиля и его подчи-
ненных.
Сражение при Ля Хуге было также и последним генеральным
сражением французского флота, который в следующие за ним годы
стал быстро приходить в упадок, так что это бедствие, казалось,
нанесло ему смертельный удар. Надо, однако, отметить, что в еле-

дующем году Турвиль вышел в море с семьюдесятью кораблями,
так что убыль была восполнена. Упадок французского флота был
следствием не только поражения его, но и истощения Франции
и крупных расходов на ведение континентальной войны; а эта
война велась главным образом двумя морскими народами, союз
которых был обеспечен успехом Вильгельма в ирландской кампа-
нии. Не утверждая, что результат был бы иной, если бы морские
операции Франции в 1690 г. имели иное направление, можно с уве-
ренностью сказать, что ошибочность последнего была непосред-
ственной причиной такого поворота событий и первой причиной
упадка французского флота.
Последние пять лет войны Аугсбургской лиги, в которой вся
Европа боролась против Франции, не ознаменованы ни одним боль-
шим морским сражением, ни даже каким-либо морским событием
первостепенной важности. Для оценки влияния морской силы союз-
ников необходимо суммировать все данные и дать краткий отчет
о настойчивом и спокойном давлении, которое она оказывала на
Францию во всех областях.
Главой оппозиции Людовику XIV был Вильгельм III, и его
вкусы, будучи скорее военными, чем морскими, соединились с на-
правлением политики Людовика, чтобы придать активной войне
характер скорее континентальный, чем морской. В то же время и
постепенное исчезновение больших французских флотов действо-
вало в том же направлении, оставив союзные флоты без против-
ников. Далее, английский флот, численно превосходивший голланд-
ский флот в два раза, качественно стоял в то время на низком
уровне; деморализующие результаты царствования Карла II не
могли быть полностью уничтожены в течение трех лет правления
его брата; и еще более серьезная причина этого лежала в полити-
ческом положении Англии. Выше было сказано, что Яков верил
в приверженность к его особе морских офицеров и матросов; и,
справедливо или несправедливо, — в это верили также и тогдаш-
ние правители, что возбуждало в них сомнение в лойяльности и
преданности многих офицеров и тем вносило расстройство в упра-
вление флотом. Подозрительность царила в кабинете и в обществе;
раздоры и нерешительность характеризовали действия офицеров,
так как каждый боялся, что какая-либо неудача или простая неспо-
собность его может обрушить на него еще более тяжкое обвинение
в измене.
После Ля Хуга непосредственные военные действия союзных
флотов пошли по трем главным направлениям, из которых первый
вел к атаке французских портов, особенно расположенных в Канале
и близ Бреста. Эти атаки редко ставили себе более значительные
цели, чем нанесение местного ущерба и уничтожение судов, осо-
бенно в портах, из которых выходили французские каперы. И хотя
в некоторых случаях на корабли сажались большие военные
отряды, Вильгельм видел в них только средство произвести дивер-
сии, которыми он предполагал отвлечь войска Людовика с полей
битв к берегам моря. Обо всех вообще предприятиях, предприня-
тых против французского побережья в этой и следующих войнах,

следует сказать, что они не имели больших последствий и даже
как диверсии не ослабляли французских армий в сколько-нибудь
серьезной степени. Если бы французские порты были хуже защи-
щены или если бы французские водные пути открывали доступ
в сердце страны, подобно нашим Чезапикской и Делавэрской бух-
там и южным заливам, то результат мог бы быть иным.
Во-вторых, когда Людовик XIV решился в 1694 г. сделать свою
войну с Испанией наступательной, союзные флоты имели большое
и непосредственное военное значение, даже и не вступая в сраже-
ние. Испания, хотя и слабая сама по себе, все еще представляла
для Франции источник беспокойства, находясь в тылу у нее, и
Людовик; наконец, решился принудить ее к миру, перенеся войну
в Каталонию, на северо-восточном побережье ее. Движению его
армий способствовало движение флота под командой Турвиля, и за-
воевание этой малодоступной провинции шло быстро, пока приближе-
ние союзных флотов, значительно более сильных, чем флот Тур-
виля, не заставило его отступить в Тулон. Это спасло Барселону:
и с этого времени до тех пор, пока две морские нации решились
заключить мир, они держали свои флоты у берегов Испании и пре-
пятствовали продвижению французов. Когда в 1697 г. Вильгельм
склонился к миру, а Испания отказалась пойти на него, войска
Людовика опять вторгнулись в эту страну; но союзные флоты уже
не пришли к ней на помощь, и Барселона пала. В то же время
французская морская экспедиция успешно действовала против
Картахены в Южной Америке, и под этими ударами, нанесенными
благодаря обладанию морем, Испания уступила.
Третья функция союзных флотов состояла в защите морской
торговли. И здесь, как нам сообщает история, они действовали
весьма неуспешно. Никогда морская война против торговли не
велась в большем масштабе и с бблыпими результатами, чем
в течение этого периода; и операции этой войны были наиболее
обширны и наиболее опустошительны именно в то время, когда
большие французские флоты начали исчезать, т. е . в годы, непо-
средственно следовавшие за поражением при Ля Хуге, хотя это
на первый взгляд противоречит тому положению, что такая война
должна быть основана на сильных флотах или на соседних с рай-
оном ее распространения морских портах. Необходимо войти здесь
в обстоятельное обсуждение этого предмета, так как ущерб, нане-
сенный торговле каперами, в немалой степени способствовал про-
буждению в морских нациях желания заключить мир с Францией.
Наряду с этим предоставлявшаяся им торговлей возможность пла-
тить субсидии континентальным армиям, помимо содержания соб-
ственных армий, была главным средством продолжения войны и
приведения Франции к согласию с предложенными ими условиями..
Нападение на торговлю и оборона ее все еще являются насущным
вопросом.
Прежде всего следует заметить, что упадок французского-
флота произошел постепенно, и что моральное влияние появления
его в Канале, его победа при Бичи-Хэде и доблестное поведение
при Ля Хуге долгое время действовали на умы союзников.

Это воздействие заставило последних держать все свои суда
вместе, в соединенных флотах, вместо того чтобы рассеять их при
преследовании неприятельских крейсеров. Далее, английский флот,
как уже сказано выше, находился в очень плохом состоянии, а ру-
ководство им, пожалуй, в еще худшем; при этом измена в самой
Англии обеспечивала французам преимущество более
полной
информации. Так, на следующий год после битвы при Ля Хуге
французы, получив точные сведения об отправлении большой тор-
говой флотилии в Смирну, в мае месяце послали Турвиля в море,
прежде чем союзники успели исполнить свое намерение блокиро-
вать его в Бресте.
Это замедление было следствием плохого руководства, так же
как и несчастный для английского правительства факт, что оно не
узнало об отплытии Турвиля, пока конвой не вышел из гавани
с попутным ветром. Турвиль неожиданно напал на этот конвой близ
пролива, уничтожил или взял в плен сто из четырехсот кораблей
и рассеял остальные. Этот случай не относится прямо к крейсер-
ской войне, ибо французский флот состоял из семидесяти одного
корабля; но он показывает несостоятельность английского руковод-
ства. Впрочем, правда и то, что действия французских крейсеров
стали причинять наибольший вред именно вслед за ля-хугской бит-
вой. Это объяснялось двумя причинами. Во-первых, союзный флот
находился в Спитхэде в течение более чем двух месяцев, пока
собирались войска, предназначенные для высадки на континенте, и
предоставлял таким образом неприятельским крейсерам полную сво-
боду действий; во-вторых, французы, не будучи в состоянии снова
послать в море свой флот тем же летом, позволяли своим матро-
сам и офицерам поступать на службу на частные корабли, отчего
число последних чрезвычайно увеличилось. Эти две причины, дей-
ствуя вместе, помогли войне против торговли достигнуть такой
безнаказанности и такого распространения, что в Англии поднялся
отчаянный крик. «Следует сознаться, — говорит английский морской
историк,—-что наша торговля гораздо меньше страдала в пред-
шествовавшем году, когда французы были господами моря, чем
теперь, когда их Большой флот был блокирован в порту». Но дело-
то и заключалось в том, что французы, имея небольшую морскую
торговлю и сравнительно большое количество матросов, служив-
ших главным образом в военном флоте, могли освободить их для
крейсеров, когда этот флот находился в бездействии. По мере уси-
ления давления войны, Людовик продолжал сокращать число ко-
раблей, содержавшихся в боевой готовности, а это способствовало
дальнейшему увеличению числа рейдеров.
«Корабли и офицеры
королевского флота одалживались на известных условиях частным
фирмам или компаниям, желавшим заняться каперством, причем
даже министры не брезговали входить с ними в долю»; их даже
принуждали к подобным сделкам, уверяя, что они сделают прият-
ное королю.
Обыкновенно ставилось условием, чтобы известная часть добычи
выделялась королю в уплату за пользование кораблями. Наем на
такую службу не мог не деморализовать военного человека; однако

это в большинстве случаев происходило с ним сразу; упомянутое
условие сообщало каперству такой тон и такую энергию, какие не
всегда были присущи ему. В действительности государственная
казна, не будучи в состоянии содержать военный флот, входила
в сделку с частным капиталом, рискуя только материальной частью,
бесполезной без такого применения, и надеясь нажиться при огра-
блении неприятеля. Уничтожение торговли неприятеля в этой войне
не было делом только одиночных крейсеров; эскадры из трех, че-
тырех и даже полдюжины кораблей действовали сообща, под
командой одного человека, — и будет только справедливо сказать,
что под руководством таких моряков, как Жан Барт, Форбэн и
Дюгэ-Труэн, они были даже более готовы сражаться, чем грабить.
Самая большая из этих частных экспедиций, и единственная, кото-
рая отошла далеко от французских берегов, была направлена
в 1697 г. против Картахены в Южной Америке. Она состояла из
семи линейных кораблей и шести фрегатов, не считая судов мень-
шего типа, и на них было две тысячи восемьсот солдат.
Основной целью экспедиции было обложить контрибуцией город
Картахену; но она оказала заметное влияние на политику Испании
и привела к миру. Такая настойчивость и согласованность действий
каперов в значительной мере компенсировали отсутствие поддержи-
вающего их флота, но все-таки не могли заменить его вполне.
И хотя союзники продолжали держать свои крупные флоты вместе,
тем не менее, в ходе войны, в связи с улучшением руководства
ими, деятельность каперов была в известной мере ограничена. В то
же время, для доказательства того, как сильно страдали лишен-
ные поддержки крейсера даже в этих благоприятных условиях,
можно указать на тот факт, что англичанами, согласно их отчетам,
были взяты в плен пятьдесят девять военных кораблей, тогда как
французы считают, что в руки союзников попало только восемнад-
цать. Такую разницу французский морской историк приписывает,
с большой вероятностью, неумению англичан отличить военные
корабли, в строгом смысле этого слова, от тех, которые нанима-
лись частными фирмами. В списке, которым мы пользовались, не
указаны захваты действительных каперов.
«Борьба с торговлей
в эту войну была отмечена той особенностью, что крейсера действо-
вали вместе — в эскадре, — неподалеку от своих баз, тогда как
неприятель счел за лучшее сосредоточить свой флот в других райо-
нах, и, несмотря на это, а также на плохое руководство английским
флотом, действия крейсеров стеснялись все более и более, по мере
исчезновения больших французских флотов».
Результаты войны 1689—1697 гг. не противоречат поэтому тому
общему заключению, что «для того, чтобы война против неприя-
тельской торговли была успешна, необходимо, чтобы одновременно
с нею велась война эскадр и соединений линейных кораблей, ибо
эта последняя война, заставляя неприятеля держать свои корабли
вместе, позволяет крейсерам предпринимать успешные вылазки про-
тив его торговли. Без такой поддержки результатом действий крей-
серов будет только захват их неприятелем». К концу описанной
войны эта тенденция успела уже проявиться, а в следующей войне,

когда французский флот еще больше ослабел, она сделалась оче-
видной.
Несмотря на потери, понесенные морскими нациями, они доби-
лись торжества своего дела. Начатая французами как наступатель-
ная, эта война повсюду обратилась для них в оборонительную и
принудила Людовика разом отказаться как от своих сильнейших
предубеждений, так и от своих весьма основательных политических
желаний, признав королем Англии того, на кого он смотрел, как
на узурпатора и как на своего личного закоренелого врага. С внеш-
ней стороны и взятая в целом, эта война может показаться все-
цело континентальной борьбой, область которой простиралась от
испанских Нидерландов, вниз по течению Рейна, до Савойи в Ита-
лии и Каталонии в Испании. Взятые в перспективе морские сраже-
ния в Канале и борьба в Ирландии кажутся лишь отдельными эпи-
зодами; лежавшие в основе их причины торгового характера обычно
упускаются из виду или замечаются только по воплям пострадав-
ших. Между тем, торговля и судоходство не только несли бремя
страданий, но и оплачивали, в основном, континентальные армии,
сражавшиеся с Францией; и этот поворот потока богатства от обеих
морских наций в сундуки их союзников был, возможно, определен
и, во всяком случае, ускорен дурным направлением того морского
превосходства, с которым Франция начала войну. Тогда было воз-
можно, как вероятно будет возможно и впредь, для действительно
хорошего военного флота, располагающего превосходными силами,
нанести уничтожающий удар менее готовому к войне сопернику;
но случай был упущен, и по существу более крепкое и прочное
морское могущество союзников имело время проявить себя.
Мир, подписанный в Рисвике (Ryswick) в 1697 г., был весьма
невыгоден для Франции: она потеряла все, что приобрела со вре-
мени Нимвегенского мира, за девятнадцать лет перед тем, -— за
единственным важным исключением Страсбурга. Все, что Людо-
вик XIV приобрел хитростью или силой в течение мирных лет,
было у него отнято. Германии и Испании были возвращены огром-
ные территории. Поскольку эти возвраты были сделаны в Нидер-
ландах, они послужили к непосредственной выгоде Соединенных
Провинций и, по сути дела, всей Европы, так же как и Испании.
Условия договора дали обеим морским нациям коммерческие вы-
годы, которые были направлены к увеличению их морской силы и,
следовательно, во вред морской силе Франции.
Франция перенесла гигантскую борьбу; стоять одной против всей
Европы, как она стояла тогда и неоднократно потом, — это боль-
шой подвиг. Тем не менее можно сказать, что как Соединенные
Провинции показали несостоятельность опоры нации только на
внешние ресурсы, если она малочисленна и обладает небольшой
территорией, так и Франция показала, что нация не может суще-
ствовать бесконечно, опираясь только на собственные ресурсы, как
бы многочисленна она ни была и как бы велики ни были ее вну-
тренние возможности.
Такая изоляция была уделом Франции в течение последних войн
Людовика XIV и чуть не уничтожила ее, тогда как спасение ее

от возможности такого упадка было великой целью жизни Коль-
бера. Но он не имел времени довести до конца эту великую ра-
боту; Людовик же не поддержал планов своего министра, поэтому,
когда силы народа были напряжены до предела, Франция, вместо
того чтобы черпать свежие силы из всевозможных источников, как
сделала это Англия в аналогичных обстоятельствах, должна была
черпать силу только в самой себе,' будучи отрезана от мира фло-
тами Англии и Голландии и поясом врагов, окружавших ее на кон-
тиненте. Единственным спасением от процесса постепенного истоще-
ния было достижение контроля над морем, создание могучей мор-
ской силы, которая освободила бы от пѵт богатства страны и тру-
долюбие народа. Для достижения этого Франция имела также
весьма выгодные естественные условия в своих трех морских гра-
ницах— на Канале, на Атлантике и на Средиземном море; а поли-
тически она имела прекрасный случай присоединить к своей мор-
ской силе такую же силу Голландии в дружеском союзе, враждеб-
ном или, по крайней мере, недружелюбном Англии.
Гордый своей силой, сознавая абсолютный характер своей вла-
сти, Людовик пренебрег этим важным подкреплением своего могу-
щества и продолжал восстанавливать Европу против себя рядом
агрессивных действий. В период, который мы только что рассмо-
трели, Франция оправдала его доверие великолепным и, в целом,
успешным сохранением его позиций в борьбе против всей Европы;
она не двинулась вперед, но и не отступила намного. Однако это
проявление силы истощило ее; оно съедало жизнь нации, потому
что опиралось всецело лишь на нее, а не на внешний мир, общение
с которым она могла бы поддерживать морем. В последовавшей
затем войне можно усмотреть ту же энергию, но не ту же жизнен-
ность. . . Франция везде была отброшена назад и приведена на край
гибели. Урок обеих этих войн одинаков: подобно людям, нации, как
бы они ни были сильны, падают, если их изолируют от внешней
деятельности и внешних ресурсов, которые одновременно и вызы-
вают к жизни их внутренние силы и поддерживают их. Нация, как
мы уже показали, не может жить бесконечно в самой себе, и самый
легкий путь, каким она может сообщаться с другими народами
и возобновлять свою силу, — это путь через море.

ГЛАВА
V
ВОЙНА ЗА ИСПАНСКОЕ НАСЛЕДСТВО (1702—1713).
—
МОРСКОЕ СРАЖЕНИЕ ПРИ МАЛАГЕ
Прекращение прямой королевской линии в той ветви Австрий-
ского дома, которая владела тогда испанским троном, после смерти
правившего в то время короля Карла II, поставило вопрос о том,
будет ли новый монарх избран из дома Бурбонов или из австрий-
ской фамилии в Германии; и должен ли будет правитель, возведен-
ный таким образом на трон, получить в наследство всю империю
Испании, или будет произведено какое-либо разделение последней
в интересах равновесия сил в Европе. Но это равновесие сил уже
не понималось более в узком смысле континентальных владений,
принималось в соображение и то, какое влияние окажет новый
порядок вещей на торговлю, судоходство и контроль над обоими
океанами и Средиземным морем. Влияние двух морских держав и
сущность их интересов становились все более и более очевидными.
Необходимо припомнить, какие страны находились тогда под
владычеством Испании, чтобы разобраться в вопросах, которые
предстояло
урегулировать, — стратегических,
как
их
можно
назвать. Это были: в Европе — Нидерланды (ныне Бельгия), Неа-
поль и юг Италии, Милан и другие провинции на севере; и в Среди-
земном море — Сицилия, Сардиния и Балеарские острова. Корсика
в то время принадлежала Генуе. В западном полушарии, кроме
Кубы и Порто-Рико, Испания владела тогда всей той частью кон-
тинента, которая разделена теперь между испано-американскими
государствами; обширные торговые возможности этой области
начинали понимать уже тогда. Наконец, в азиатском архипелаге
Испании принадлежали обширные владения, которые были, однако,
меньше затронуты рассматриваемым конфликтом. Крайняя слабость
этой империи, вызванная упадком центрального королевства, была
причиной того, что другие нации, занятые более непосредствен-
ными интересами, относились индиферентно к ее огромным раз-
мерам. Этот индеферентизм не мог, однако, продолжаться долее,
ибо теперь появилась перспектива установления более сильной
власти, опирающейся на союз с одной из великих держав Европы.
В нашу задачу не входит изложение в деталях действий дипло-
матии, которая передачей народов и территорий от одного прави-
теля к другому старалась достигнуть политического равновесия
11 -413
161

мирным путем, а потому мы укажем здесь только главные черты
политики каждой нации.
Испанский кабинет и народ возражали
против всякого решения, которое расчленило бы империю. Англи-
чане и голландцы возражали против всякого посягательства Фран-
ции на испанские Нидерланды и против французской монополии
на торговлю с испанской Америкой,— в обоих случаях из боязни,
что это повело бы к утверждению Бурбонов на испанском троне.
В случае раздела империи Людовик XIV хотел получить Неаполь
и Сицилию для одного из своих сыновей; это доставило бы Фран-
ции сильное положение в Средиземном море, но оно находилось
бы в зависимости от морских держав, что и побуждало Виль-
гельма III не противоречить этому требованию. Император Австрии
настойчиво возражал против лишения его фамилии этих среди-
земноморских позиций и отказывался входить в какие бы то ни
было переговоры о разделе. Прежде чем состоялось какое-либо
соглашение, Карл II умер; но перед смертью он был вынужден
подписать завещание, передававшее все его владения младшему
внуку Людовика XIV -— Филиппу Анжуйскому, вступившему на
испанский престол под именем Филиппа V.
Соединение двух королевств под властью одной фамилии обе-
щало важные выгоды Франции, освобождавшейся теперь от ста-
рого врага в тылу, так долго мешавшего ее усилиям раздвинуть
свои границы на восток. Другие государства сразу уяснили себе
положение дел, и ничто не могло уже предотвратить войну, кроме
отступления французского короля. Государственные деятели Англии
и Голландии —• двух держав, на средства которых должна была
вестись война, предлагали, чтобы итальянские государства были
отданы сыну австрийского императора, а Бельгия-—оккупирована
ими самими и чтобы новый король Испании не давал Франции
в Индии торговых преимуществ перед другими нациями. Людовик,
однако, не уступил; напротив, благодаря потворству испанских
губернаторов он занял нидерландские города, в которых, по дого-
вору с Испанией, стояли голландские войска. Вскоре после того,
в феврале 1701 г., собрался английский парламент, который выска-
зался против любого договора, который обещал бы Франции гос-
подство на Средиземном море. Голландия начала вооружаться,
а император Австрии двинул свои войска в северную Италию, где
началась кампания, принявшая весьма невыгодный для Людовика
оборот.
В сентябре того же 1701 г. обе морские державы и император
Австрии подписали секретный договор. Согласно этому договору,
союзники должны были завоевать испанские Нидерланды, чтобы
поставить барьер между Францией и Соединенными Провинциями;
завоевать Милан — в обеспечение целостности других провинций
императора; завоевать Неаполь и Сицилию —• с той же целью,
а также для обеспечения безопасности судоходства и торговли под-
данных его британского величества и Соединенных Провинций.
Морские державы имели по договору право завоевать для обеспе-
чения безопасности и торговли страны и города испанских Индий,
и все, что они будут в состоянии захватить там, должно было,

согласно договору, остаться у них и поступить в их владение.
После начала войны ни один из союзников не должен был заклю-
чать договор с противником без согласия других и без обеспече-
ния следующих условий: во-первых, запрещение королевствам
Франции и Испании когда-либо соединяться под скипетром одного
и того же короля; во-вторых, недопущение господства самой
Франции над испанскими Индиями или даже отправления туда ее
судов для прямого или косвенного участия в торговле, в-третьих,
обеспечение подданным его британского величества и Соединенных
Провинций торговых привилегий, которыми они пользовались во
всех испанских владениях при покойном короле.
Как видим, в этих> условиях нет и намека на какое-либо наме-
рение помешать восшествию на престол короля из династии Бурбо-
нов, который был призван на трон испанским правительством и
сначала был признан Англией и Голландией. Но, с другой стороны,
император Австрии не отказывался от австрийских притязаний,
которые воплощались в его собственной особе. Голос морских дер-
жав был решающим в коалиции; об этом свидетельствуют и усло-
вия договора, обеспечивавшие их коммерческие интересы. Но так
как для ведения войны на континенте эти державы должны были
пользоваться германскими армиями, то им приходилось считаться
с требованиями немцев. Как указывает французский историк:
«В действительности это был новый договор о разделе... Виль-
гельм III, который руководил всем, заботился ве о том, чтобы за счет
истощения Англии и Голландии вернуть испанскую монархию нетронутой
императору; его конечная цель состояла в том. чтобы заставить нового
короля, Филиппа V, ограничиться только собственно Испанией и одно-
временно обеспечить Англии и Голландии использование в торговых
целях областей, входивших в испанскую монархию, и важные морские
и военные позиции против Франции» Ч
Но хотя война была неизбежна, страны, приготовившиеся к уча-
стию в ней, колебались. Голландия не хотела начинать дело без
Англии, к тому же мануфактуристы-купцы ее еще живо помнили
ужасные страдания, причиненные им последней войной. Как раз
в тот момент, когда чаши весов колебались, умер Яков II. Людовик
формально признал сына Якова королем Англии.
Тогда палата
лордов объявила, что «безопасность не может быть обеспечена,
пока узурпатора испанской монархии не заставят образумиться»; и
палата общин вотировала снаряжение пятидесяти тысяч солдат и
тридцати пяти тысяч матросов, кроме субсидии за немецкие и дат-
ские вспомогательные войска.
Вскоре после этого, в марте 1702 г., умер Вильгельм III; но ко-
ролева Анна продолжала его политику.
Людовик XIV попытался остановить надвигавшуюся бурю обра-
зованием нейтральной лиги из некоторых других германских госу-
дарств; но император привлек на свою сторону курфюрста Бранден-
бургского, признав его королем Пруссии и создав таким образом
северо-германский протестантский королевский дом, вокруг кото-
11*
163

рого, естественно, сгруппировались другие протестантские государ-
ства и который в будущем обещал сделаться грозным противни-
ком Австрии. Непосредственным результатом было то, что Франция
и Испания, дело которых с тех пор стало известным как дело двух
корон, вступили в войну безо всяких союзников, кроме Баварии.
Эта война была объявлена в мае месяце: Голландией — против
королей Франции и Испании; Англией — против Франции и Испа-
нии, так как Анна отказалась признать Филиппа V королем даже
в объявлении войны, за то, что он признал Якова III королем
Англии; наконец, император провозгласил войну в еще более кате-
горической форме, объявив ее королю Франции и герцогу Анжуй-
скому. Так началась великая война за испанское наследство.
Далеко не легко, имея дело с войной такого масштаба, продол-
жавшейся более десяти лет, выделить из общего повествования ту
часть, которая специально касается нашего предмета, не теряя
в то же время из виду отношения этой части к целому. Последнее
было бы пагубно для конечной нашей цели, которая сводится
к тому, чтобы дать не простую только хронику морских событий,
и даже не тактическое или стратегическое обсуждение известных
морских проблем, оторванное от их исторических причин и след-
ствий, а оценку влияния морской силы на общий результат войны
и на процветание наций. Для большей ясности укажем еще раз,
что Вильгельм III не собирался оспаривать притязания Филиппа V
на трон, — дело сравнительно безразличное для морских держав, —
а ставил себе целью захватить для блага торговли и колониальной
империи возможно большее количество американских владений
Испании и в то же время навязать новой монархии такие условия,
которые, по крайней мере, не допустили бы потери Англией и Гол-
ландией торговых привилегий, которыми они пользовались в правле-
ние австрийской линии. Такая политика направляла главные усилия
морских наций не на испанский полуостров, а на Америку; и союз-
ные флоты могли бы не входить в Гибралтар. Сицилия и Неаполь
должны были перейти не к Англии, а к Австрии.
Последующие
обстоятельства повели к полной перемене в этом общем плане.
В 1703 г. коалицией был выставлен новый кандидат — сын импера-
тора Германии, под именем Карла III, и полуостров сделался ареной
кровавой войны, причем англо-голландские флоты крейсировали
вдоль берегов его. В результате этого морские державы не сделали
ничего существенного в испанской Америке, но Англия вышла из
борьбы, имея в руках Порт-Маон и Гибралтар, и стала с тех пор
средиземноморской державой. В то самое время как Карл III был
провозглашен королем, начались переговоры морских держав
с Португалией, окончившиеся так называемым Метуэнским тракта-
том, который дал Англии фактическую монополию на торговлю
с Португалией и направил золото Бразилии через Лиссабон в Лон-
дон, — выгода столь большая, что она явилась существенным под-
спорьем как для ведения войны на континенте, так и для содержа-
ния флота. В то же время сила последнего так возросла, что урон,
наносившийся торговле союзников французскими крейсерами, хотя
все еще тяжелый, не мог уже называться невыносимым.

Когда началась война в осуществление намеченной политики,
сэр Джордж Рук (Sir George Rooke) с флотом из пятидесяти линей-
ных кораблей и с транспортами, на которые были посажены четыр-
надцать тысяч войск, был послан в Кадикс, представлявший тогда
главный европейский центр испано-американской торговли; туда
доставлялись деньги и продукты с запада и оттуда они расходова-
лись по Европе. Вильгельм III ставил себе также целью и захват
Картахены, одного из главных центров той же торговли в другом
полушарии; и для этого он, за шесть месяцев до своей смерти,
в сентябре 1701 г., послал туда эскадру под начальством типичного
моряка старой школы Бэнбоу (Benbow). Бэнбоу встретился с фран-
цузской эскадрой, посланной для подвоза боеприпасов и для под-
держки упомянутой крепости, и вступил с ней в сражение к северу
от Картахены; но хотя и имея перевес в силе, он, вследствие
измены нескольких его капитанов, вышедших из боя, не выполнил
своей задачи, ибо после сражения, в результате которого корабль
его был выведен из строя, а сам он получил смертельную рану,
французам удалось уйти от него... Картахена была спасена. Перед
смертью Бэнбоу получил письмо от французского коммодора,
содержавшее, между прочим, следующие строки: «Вчера я не имел
иной надежды, как на то, что я буду ужинать в вашей каюте. Что
же касается ваших трусливых капитанов, то повесьте их, ибо, кля-
нусь богом, они заслуживают этого!» И действительно, двое из
них были повешены.
Экспедиция Рука против Кадикса также не удалась, как это
почти наверное можно было предсказать, ибо инструкции возла-
гали на него обязанность действовать так, чтобы примирить
с Англией население и настроить его против короля из династии
Бурбонов. Такие неопределенные приказания связали ему руки; но,
потерпев неудачу там, он узнал, что в бухту Виго пришли из Вест-
Индии галионы, нагруженные серебром и товарами, под конвоем
французских военных кораблей. Он немедленно отправился туда и
нашел неприятеля в гавани, вход в которую, всего в три четверти
мили шириной, был защищен укреплениями и сильным боном. Но
Рук прорвался через последний под жестоким огнем, занял кре-
пость и частью захватил, частью потопил испанские суда с сокро-
вищами. Это дело, известное в истории как сражение галионов
в Виго, является блестящим и интересным подвигом, но не за-
ключает достойных упоминания моментов военного характера, за
исключением удара, нанесенного им финансам и престижу двух
корон. Однако оно имело важные политические результаты и спо-
собствовало той перемене общего плана морских держав, о кото-
рой было упомянуто. Король Португалии, движимый боязнью Фран-
ции, сначала признал Филиппа V. Но сердце его не было за это,
так как он опасался французского влияния и могущества в таком
близком соседстве с его маленьким и изолированным королевством.
Отрыв его от союза с двумя коронами составлял часть миссии
Рука; и дело в Виго, случившееся так близко от его границ, убе-
дило его в могуществе союзных флотов. В самом деле, Португа-
лия ближе к морю, чем к Испании, и естественно должна пасть

под давлением силы, обладающей морем. Королю Португалии
были к тому же обещаны: императором Австрии — уступка испан-
ской территории и морскими державами — субсидия; но король не
желал заявить о своих намерениях, пока австрийский претендент не
высадится в Лиссабоне, после чего коалиции пришлось бы вести
войну не только на континенте, но и на полуострове. Император
передал свои притязания своему второму сыну Карлу; и последний,
будучи провозглашен в Вене королем Испании и признан Англией
и Голландией, был перевезен под конвоем союзных флотов в Лис-
сабон, где и высадился в марте 1704 г. Это неизбежно повело
к большим переменам в планах морских держав. Поскольку они
обязались поддерживать Карла, их флоты были привязаны к бере-
гам полуострова и к защите торговли; война же в Вест-Индии,
сделавшаяся второстепенной и ведшаяся в малом масштабе, не
привела ни к каким результатам. С этого времени Португалия
стала верным союзником Англии, морская сила которой в ходе
этой войны приобрела огромный перевес над всеми соперниками.
Ее порты служили убежищем и поддержкой для английских фло-
тов, а впоследствии Португалия стала базой полуостровной войны
с Наполеоном. В общем и целом, в течение ста лет Португалия
получала от Англии выгоды и боялась ее больше, нежели какой
бы то ни было другой державы.
Как ни велико было влияние гегемонии двух морских держав
на общий результат войны и особенно на достижение Англией того
неоспоримого господства над морями, которое она сохраняла еще
столетие спустя, рассматриваемая борьба не ознаменовалась ни
одним морским сражением, представляющим военный интерес.
Крупные враждебные флоты встретились только однажды, да и то
результаты боя не были решающими. После этого французы отка-
зались от регулярной борьбы на море, ограничившись только вой-
ной против торговли союзников. Эта сторона войны за испанское
наследство характеризует и почти все восемнадцатое столетие, за
исключением американской революционной борьбы.
Бесшумное, неуклонное, истощающее противника давление, ка-
ким действует морская сила, отрезывая неприятеля от его ресурсов,
но сохраняя свои собственные, поддерживая войну на театрах, где
сама она не показывается или показывается на заднем плане, и
нанося открытые удары только изредка, — остается незаметным для
большинства людей, но внимательный читатель обнаруживает его
в событиях этой войны и следующего за ней полустолетия. Пода-
вляющее морское могущество Англии было руководящим факто-
ром в европейской истории вышеупомянутого периода. В немногих
случаях, когда она вызывалась на бой, ее превосходство над про-
тивником было так велико, что столкновения с ним едва ли могут
назваться сражениями. Таким образом, за некоторыми исключе-
ниями, — дело Бинга (Byng) при Мёнорке и Гауке (Hawke) при Кви-
бероне, причем последнее представляет одну из самых блестящих
страниц морской истории, — в период с 1700 по 1778 год не случи-
лось ни одного представляющего военный интерес столкновения
между равными силами.

Исходя из этой характеристики, война за испанское наследство,
с точки зрения нашего предмета, должна быть изложена только
в общих чертах, насколько это необходимо для уяснения влияния
действий флотов. К войне во Фландрии, з Германии и в Италии
флоты, естественно, не имеют отношения; они сделали свое дело
на этих театрах войны, обеспечив торговле союзников такую за-
щиту, что поток субсидий, от которых зависела сухопутная война,
не прекращался. Иначе обстояло дело на испанском полуострове.
Непосредственно после высадки Карла III в Лиссабоне сэр Джордж
Рук'отплыл к Барселоне, относительно которой считалось, что она
сдастся, как только в ее гавани появится флот союзников; но
губернатор ее был верен своему королю и взял верх над австрий-
ской партией. Рук отплыл тогда в Тулон, где стоял на якоре фран-
цузский флот. На пути он заметил другой французский флот,
шедший из Бреста; он погнался за ним, но безуспешно, так что
обе эскадры противника соединились в Тулоне. Уместно за:
метить здесь, что до тех пор английский флот еще не пы-
тался блокировать французские порты зимой, как он делал это
в позднейшее время. Тогда флоты, подобно армиям, уходили «на
зимние квартиры». Другой английский адмирал, сэр Клаудесли
Шовель (Cloudesley Shovel), был послан весной блокировать Брест;
но, прибыв туда слишком поздно, он обнаружил, что птичка улетела,
и тотчас же отправился в Средиземное море. Рук, не считая себя
достаточно сильным для сопротивления соединенным французским
эскадрам, отступил к проливу, ибо в то время Англия не имела ни
портов, ни базы в Средиземном море, ни даже полезного для нее
союзника. Ближайшим убежищем был Лиссабон. Рук и Шовель
встретились близ Лагоса и здесь собрали военный совет, на кото-
ром первый, будучи старшим в чине, объявил, что данные ему
инструкции запрещали ему предпринять что-либо без согласия
королей Испании и Португалии. Это действительно связывало руки
морских держав. Но, наконец, Рук, раздраженный унизительным
бездействием и стыдясь возвратиться домой ничего не сделав,
решился атаковать Гибралтар по трем причинам: во-первых, потому,
что он слышал, что гарнизон его очень мал; во-вторых, потому, что
•порт этот был бесконечно важен для данной войны, и, в-третьих,
потому, что занятие его прославило бы оружие королевы. Гибралтар
был атакован, бомбардирован и затем взят при помощи десанта
со шлюпок. Овладение англичанами Гибралтаром произошло 4 авгу-
ста 1704 г., и это дело навеки сохранит память о Руке, чьей
рассудительности и отсутствию страха перед ответственностью
Англия обязана ключом от Средиземного моря.
Король Испании из династии Бурбонов сейчас же предпринял
попытку отбить обратно этот важный стратегический пункт и обра-
тился за помощью к французскому флоту, стоявшему в Тулоне.
Турвиль умер в 1701 г., и флотом командовал граф Тулузекий,
побочный сын Людовика XIV, всего лишь двадцати шести лет от
роду. Рук тоже отплыл на восток, и враждебные флоты встрети-
лись 24 августа близ Белец-Малаги (Velez Malaga). Союзники были
на ветре, дувшем с северо-востока; оба флота шли левым галсом,

держа к югу и к востоку. Относительно численности нет точных
указаний, но, кажется, что французы имели пятьдесят два'линей-
ных корабля, а противник их, вероятно, полдюжиной больше.
Союзники спустились вместе, причем каждый корабль наметил себе
противника; повидимому, со стороны Рука не было никакой по-
пытки к проведению какой-либо тактической комбинации. Сраже-
ние при Малаге не представляет иного военного интереса, кроме
того, что это первая битва, в которой совершенно ненаучный метод
атаки, раскритикованный Клерком и применявшийся англичанами
еще в течение целого столетия, получил полное развитие. Поучи-
тельно заметить, что результат был совершенно тот же, что и во
всех других сражениях, основанных на том же принципе: авангард
отделился от центра, оставив большой промежуток; попытка изо-
лировать авангард, воспользовавшись этим промежутком, была
единственным тактическим маневром французов. Мы не находим
в действиях их при Малаге никакого следа осторожной, искусной
тактики, которую Клерк справедливо признавал у них в поздней-
шее время. Отступление от разумных комбинаций Монка, Рюйтера
и Турвиля к эпохе первобытного мореходства ясно отмечается
сражением при Малаге, что одно только и придает последнему
исторический интерес. В нем был осуществлен первобытный способ
сражения, который воспел Маколей и который в течение многих
лет оставался идеалом английского флота:
Тогда с обеих сторон вожди
Дали сигнал к нападению;
И с обеих сторон пехотинцы
Устремились вперед с копьем и щитом;
И с обеих сторон всадники
Глубоко вонзили свои шпоры,
И лицом к лицу армии
Сошлись с могучим криком.
Бой при Малаге был жесток и продолжался от десяти часов
утра до пяти часов пополудни, но результаты его вовсе не были
решающими. На следующий день ветер переменился, дав францу-
зам наветренное положение; но они не воспользовались этим слу-
чаем для атаки, за что их следует .порицать, если их заявления
о том, что бой накануне окончился скорее в их пользу, спра-
ведливы. Рук не мог сражаться: почти половина его флота — два-
дцать пять кораблей — израсходовала все боеприпасы. Даже в те-
чение самого сражения некоторые из союзных кораблей были
отбуксированы в сторону от линии, потому что у них не осталось
пороху и снарядов даже на один залп. Без сомнения, это было
следствием нападения на Гибралтар, во время которого было сде-
лано пятнадцать тысяч выстрелов, и отсутствия какого-либо порта,
который мог бы служить базой снабжения, — недостаток, который
приобретение нового владения должно было устранить в будущем.
Рук, решившись на атаку Гибралтара, имел в виду ту же самую
цель, которая побудила Соединенные Штаты захватить Порт-Рояль
в начале гражданской войны и которая заставила герцога ГІарм-
ского настаивать перед своим королем, чтобы, прежде чем посы-
лать Великую Испанскую Армаду, он захватил Флиссинген на

берегу Голландии, — мысль, осуществление которой исключило бы
необходимость ужасного и гибельного плавания к северным бере-
гам Англии. Те же самые причины побудили бы, без сомнения,
любое государство — в случае серьезных операций против нашего
побережья — захватить, как базы для своих флотов, пункты, отда-
ленные от больших центров и удобные для обороны, вроде бухты
Гардинера (Gardiner's Bay) или Порт-Рояля; учитывая неполноцен-
ность нашего флота, они смогли бы удерживать их для своих
эскадр и с их помощью.
Рук спокойно отступил в Лиссабон, выгрузив по пути в Гибрал-
таре ту часть боеприпасов и провианта, которой он мог пожертво-
вать. Граф Тулузский, вместо того чтобы воспользоваться своей
победой, — если это вообще была его победа, — возвратился
в Тулон, послав только десять кораблей для поддержки атаки
Гибралтара. Все попытки французов отбить последний у новых
владельцев его были, однако, тщетны; осадившая его эскадра
была полностью уничтожена, а атака с суши обращена в блокаду.
«С этим поражением, — говорит один морской офицер, — и нача -
лась во французском народе злополучная реакция против флота.
Чудеса, совершенные им, его огромные заслуги были забыты.
В его ценность уже не верили больше. Армия, находясь в более
близком общении с нацией, привлекла на свою сторону все ее
расположение, все симпатии. Господствовавшее тогда ошибочное
убеждение, что величие или падение Франции зависело от неко-
торых позиций на Рейне, могло только благоприятствовать распро-
странению этих враждебных идей, которые обусловили силу Англии
и нашу слабость» і.
В 1704 г. произошло Бленгеймское (Blenheim) сражение, в кото-
ром французские и баварские войска были совершенно разбиты
английскими и германскими под предводительством Мальборо и
принца Евгения. Результатом этого сражения было то, что Бавария
отложилась от союза с Францией и Германия сделалась второсте-
пенным театром всеобщей войны, которая велась после того глав-
ным образом в Нидерландах, в Италии и на полуострове.
В 1705 г. союзники двинулись против Филиппа V двумя пу-
тями •— из Лиссабона на Мадрид и через Барселону. Первая атака,,
хотя и имевшая морскую базу, была главным образом сухопутной
и окончилась безрезультатно.
Испанский народ в этой области
неоспоримо доказал, что он не встретит гостеприимно короля, воз-
веденного на трон иностранными державами.
Совершенно иначе
обстояло дело в Каталонии. Карл III лично явился туда с союз-
ными флотами. Численно меньший французский флот остался
в порту. Французская армия также не появилась. Союзные войска
обложили город с помощью трех тысяч матросов и поддерживае-
мые постоянным потоком продовольствия и боеприпасов с флота,,
который был для них одновременно и базой снабжения и комму-
никационной линией. Барселона сдалась 9 октября; вся Каталония
приветствовала Карла, и когда это движение в его пользу распро-
1 Lарѳугоиsе-ВопТіIs, Hist, de la Marine Française.

странилось на Арагон и Валенсию, то и столица последней провин-
ции высказалась за Карла.
В следующем 1706 г. французы перешли в наступление на гра-
ницах Каталонии, защищая в то же время горные подходы, веду-
щие в Португалию. Вследствие отсутствия союзного флота, кото-
рый смог бы поддержать страну, сопротивление ее было слабо, и
Барселона была снова осаждена, — на этот раз французской пар-
тией, поддержанной французским флотом из тридцати линейных
кораблей и многочисленных транспортов, подвозивших припасы из
соседнего порта Тулона. Осада, начавшаяся 5 апреля, подавала боль-
шие надежды; сам австрийский претендент находился в осажден-
ном городе, как приз за победу. Но 10 мая показались союзные
флоты. Тогда французские корабли ретировались, и осада была
поспешно снята. Претендент Бурбонов не осмелился отступить
в Арагон и прошел через Руссйльон во Францию, оставив Бар-
селону во владении своего соперника. В то же самое время дви-
галась из Португалии, — этой другой базы, которую морская сила
Англии и Голландии одновременно и контролировала и использо-
вала, — другая армия, содержавшаяся на субсидии, черпавшиеся из
океана. На этот раз атака запада была более успешной: многие
города в Эстремадуре и Леоне пали, и как только генералы союз-
ников узнали о снятии осады с Барселоны, они быстро двинулись
через Саламанку на Мадрид. Филипп V, после бегства во Францию,
возвратился в Испанию через западные Пиренеи; но при приближе-
нии союзников он должен был снова бежать, оставив им столицу.
Португальские и союзные войска вошли в Мадрид 26 июня 1706 г.
Союзные же флоты, после падения Барселоны, захватили Аликанте
и Картахену.
Успех зашел, таким образом, далеко. Но симпатии испанского
народа были ложно истолкованы, а сила его решимости и гордости,
опиравшаяся на естественные особенности страны, еще не была
понята. Проснулась его национальная ненависть к Португалии, и
возмутилось религиозное чувство против еретиков, — тем более,
что сам английский генерал был эмигрантом-гугенотом. Мадрид и
окрестные области были недовольны, и юг послал королю из дина-
стии Бурбонов заверения в своей верности. Союзники не могли
оставаться во враждебной столице, особенно потому, что окрест-
ности ее не давали продовольствия и были полны партизанами.
Они отступили к востоку, направившись к австрийскому претен-
денту в Арагон. Неудача следовала за неудачей, и 25 апреля
1707 г. союзная армия была разбита наголову при Альмасане
(Almansa), потеряв пятнадцать тысяч человек. Вся Испания попала
опять во власть Филиппа V, за исключением части Каталонской
провинции; здесь в 1708 г. французы хотя и добились некоторых
успехов, но не смогли атаковать Барселону; Валенсия и Аликанте
были, однако, покорены ими.
1707 год не отмечен никаким важным событием на море. В те-
чение лета союзные флоты в Средиземном море были отвлечены от
берегов Испании для содействия атаке на Тулон, предпринятой
австрийцами и пьемонтцами. Движение последних из Италии вдоль

берега Средиземного моря прикрывалось с фланга флотом, снаб-
жавшим их припасами. Осада, однако, не удалась, и кампания
не дала результатов. Возвращаясь домой, адмирал сэр Клаудесли
Шовель погиб с несколькими линейными кораблями у островов
Силли во время одного из тех кораблекрушений, которые сделались
историческими.
В 1708 г. союзные флоты овладели Сардинией, которая по
своему плодородию и близости к Барселоне сделалась богатой
житницей для австрийского претендента и оставалась таковой, пока
с помощью союзного флота он господствовал над морем. В том же
году была взята и Менорка с ее ценной гаванью Порт-Маоном,
и с этого времени она в течение пятидесяти лет оставалась в руках
Англии. Блокируя Кадикс и Картахену из Гибралтара и угрожая
Тулону-из Порт-Маона, Великобритания, стояла теперь на Среди-
земном море так же твердо, как Франция и Испания; к тому же,
благодаря союзу с Португалией, она контролировала базы в Лисса-
боне и Гибралтаре, господствующие над торговыми путями как
океана, так и внутреннего моря. К концу 1708 г. поражения Фран-
ции на суше и на море, ужасные страдания королевства и почти
полная бесцельность продолжения борьбы, которая губила Фран-
цию и легко переносилась Англией, заставили Людовика XIV пред-
ложить самые унизительные для него уступки, чтобы достигнуть
мира. Он обязался отречься от притязаний на всю испанскую монар-
хию, оставив за Бурбоном только Неаполь. Союзники отказали; они
требовали, чтобы герцог Анжуйский, которого они не желали на-
зывать королем, отказался от всей Испанской империи, без исклю-
чения, и прибавляли еще к этому разорительные условия для самой
Франции. Людовик, в свою очередь, не согласился на это, и война
продолжалась.
В течение остальных лет войны неустанная деятельность мор-
ской силы союзников, которая свелась к этому времени к силе
одной только Великобритании с небольшой лишь помощью со сто-
роны Голландии, бросалась в глаза менее, чем когда-либо. Но влия-
ние ее оставалось вполне реальным. Австрийский претендент, почти
запертый в Каталонии, поддерживал связь с Сардинией и итальян-
скими провинциями Германии через посредство английского флота.
Но полное исчезновение французского флота и вообще очевидное
намерение Людовика не держать эскадр в море позволили союз-
никам несколько уменьшить средиземноморский флот и усилить за
счет этого охрану торговли. Кроме того, в 1710 и 1711 гг. были
посланы экспедиции против французских колоний в Северной Аме-
рике. Новая Шотландия была занята, но попытка взять Квебек не
удалась.
В течение зимы 1709 и 1710 гг. Людовик отозвал все француз-
ские войска из Испании, отказавшись, таким образом, от защиты
дела своего внука. Но когда шансы Франции на успех стояли всего
ниже и когда казалось, что она должна будет пойти на уступки,
которые низведут ее до уровня второстепенной державы, суще-
ствованию коалиции начала угрожать опала Мальборо, который
представлял в нёй Англию. Потеря им расположения королевы

сопровождалась приходом к власти партии, враждебной войне или,
скорее, ее продолжению. Эта перемена произошла летом 1710 г.,
и стремление к миру усиливалось еще благоприятным для ведения
переговоров положением, в котором находилась тогда Англия,
а также бременем издержек, которые ей приходилось нести, хотя
становилось очевидным, что в дальнейшем они не принесут выгод,
соразмерных с их тяжестью. Более слабая союзница, Голландия,
постепенно перестала выставлять свою часть флота, и хотя дально-
видные англичане могли с удовлетворением взирать на отступление
соперничавшей с ними морской державы, люди того времени
думали больше о падавшем на них увеличении издержек. Стоимость
континентальной и испанской войн также в значительной мере
оплачивалась субсидиями Англии; и вместе с тем стало очевидно,
что Карлу III не удастся завоевать симпатии испанского народа
даже ценой крупных затрат. . . Скоро начались между Францией
и Англией тайные переговоры, получившие еще добавочный толчок
вследствие
неожиданной смерти императора Германии, брата
австрийского претендента на испанский трон. За отсутствием дру-
гого мужского наследника, Карл сразу же сделался императором
Австрии, а вскоре затем был избран и императором Германии.
Англия столь же мало желала видеть две короны на голове пред-
ставителя австрийского дома, как и на голове представителя дома
Бурбонов.
Требования, выставленные Англией как условия мира в 1711 г.,
показали, что ей пришло время сделаться морской державой,
в самом точном смысле этого слова, и притом не только в дей-
ствительности, но и в ее собственном сознании. Она требовала:
чтобы одно и то же лицо никогда не было одновременно королем
Франции и Испании; чтобы барьер из укрепленных городов был
уступлен ее союзникам, Голландии и Германии, как оборонительная
линия против Франции; чтобы союзникам ее были возвращены
земли, завоеванные у них французами. Для себя же она требовала
формальной уступки Гибралтара и Порт-Маона, стратегическое зна-
чение которых было указано выше; уничтожения дюнкеркского
порта, служившего гнездом для каперов, охотившихся за англий-
ской торговлей; уступки французских колоний — Ньюфаундленда,
Гудзонова залива и Новой Шотландии (последнюю она уже зани-
мала в то время) и, наконец, торговых договоров с Францией и
Испанией и монополии на торговлю рабами с испанской Америкой,
торговли, известной под именем Asiento, которую Испания пере-
дала Франции в 1701 г.
Переговоры продолжались, хотя военные действия еще не за-
кончились; и в июне 1712 г. четырехмесячное перемирие между
Великобританией и Францией оторвало от союзных армий на кон-
тиненте английские войска, великий вождь которых, Мальборо,
был отставлен от командования ими за год до того. Кампания
1712 г. была благоприятна для Франции, но почти во всех случаях
уход Великобритании с театра войны делал окончание последней
лишь вопросом непродолжительного времени. Голландские пред-
ставления были встречены возражением, что с 1707 г. она вы-

ставляла не более трети условленного числа кораблей, а в течение
всей войны — не более половины. Палата общин в адресе, обра-
щенном к трону в 1712 г., жаловалась, что:
«Служба на море в течение всей войны
неслась на условиях,
крайне невыгодных для королевства вашего величества, ибо необходи-
мость требовала, чтобы ежегодно снаряжались большие флоты для со-
хранения превосходства в Средиземном море и для сопротивления силе,
которую неприятель мог подготовить либо в Дюнкерке, либо в портах
западной Франции; готовности вашего величества снаряжать свою долю
флота для всех отраслей службы совсем не вторила Голландия, — по-
следняя ежегодно выставляла совершенно недостаточное число кораблей,
по сравнению с тем, которое снаряжалось вашим величеством. Поэтому
ваше величество были вынуждены восполнять эти пробелы своими ко-
раблями. Из-за этого множество кораблей вашего величества были вы-
нуждены плавать в отдаленных морях и ко вреду своему оставаться там
в неудобное для кампании время года. Это обстоятельство ослабило
также конвоирование торговых судов; за недостатком крейсеров, берега
были открыты для нападения, и вы были не в состоянии вредить неприя-
телю в самой благодетельной для него торговле с Вест-Индией, откуда
о» получал те огромные сокровища, без которых он не смог бы нести
издержки по ведению войны».
Действительно, между 1701 и 1716 гг. торговля с испанской
Америкой дала Франции сорок миллионов долларов звонкой
монетой. На эти жалобы голландский посланник в Англии мог
возразить только, что Голландия буквально не была в состоянии
выполнить свои обязательства. Неудачи 1712 г., присоединившиеся
к настойчивому желанию Англии заключить мир, заставили и Гол-
ландию решиться на последний. И Англия, несмотря на свои пре-
тензии к союзнику, была еще так проникнута старой ненавистью
к Франции, что поддерживала все сколько-нибудь резонные требо-
вания Голландии. 11 апреля 1713 г. был, наконец, подписан почти
всеобщий мир — между Францией с одной стороны и Англией, Гол-
ландией, Пруссией, Португалией и Савойей — с другой стороны,
мир, известный под названием Утрехтского и составивший эпоху
в истории. Император все еще держался; но потеря британских
субсидий сковала движение его армий, и с уходом со сцены мор-
ских держав континентальная война могла бы прекратиться сама
собой. Однако Франция, у которой были теперь развязаны руки,
провела в 1713 г. блестящую и успешную кампанию в Германии.
7 марта 1714 г. был подписан мир между Францией и Австрией.
Искры войны продолжали еше тлеть в Каталонии и на Балеар-
ских островах, упорствовавших в своем возмущении против
Филиппа V; но они скоро были усмирены, лишь только оружие
Франции обратилось против них. Барселона была взята штурмом
в сентябре 1714 г.; острова подчинились следующим летом.
Перемены, явившиеся следствием этой долгой войны и закре-
пленные миром, опуская детали, не имеющие особого значения,
могут быть коротко изложены следующим образом: 1. Дом Бурбо-
нов был утвержден на испанском троне, и Испанская империя
удержала свои Вест-Индские и американские владения; стремление
Вильгельма III уничтожить ее господство там было обречено на
неуспех, когда Англия стала поддерживать австрийского принца и,

таким образом, привязала большую часть своих морских сил к Сре-
диземному морю. 2 . Испанская империя потеряла свои владения
в Нидерландах, так как Гельдерланд отошел к новому королев-
ству — Пруссии, а Бельгия — к императору; испанские Нидерланды
сделались, таким образом, австрийскими. 3 . Испания потеряла также
главные острова в Средиземном море: Сардиния отдана была
Австрии, Менорка с ее великолепной гаванью — Великобритании
и Сицилия — герцогу Савойскому. 4 . Испания потеряла еще и свои
итальянские владения, так как Милан и Неаполь отошли к импера-
тору. Таковы, в общих чертах, были для Испании результаты
борьбы за ее трон.
Франция вышла из борьбы истощенной и потерявшей значи-
тельную территорию. Она добилась утверждения короля из своего
королевского дома на троне соседней державы, но ее морская
сила была истощена, ее население уменьшилось и финансы пришли
в расстройство. В Европе она сделала территориальные уступки на
северных и восточных границах; и она отказалась от пользования
портом Дюнкерк — базой каперской войны, так устрашавшей
английских купцов. В Америке уступка Новой Шотландии и Нью-
фаундленда была первым шагом к полной потере ею Канады, про-
исшедшей полстолетия спустя. Но на этот раз она удержала остров
Кап Бретон (Cape Breton Island), с его портом Дуйсбург — ключом
к заливу и к реке Св. Лаврентия.
Приобретения, сделанные Англией во время войны и по трак-
тату, примерно соответствовали потерям Франции и Испании; все
они способствовали распространению и укреплению ее морской
силы. Гибралтар и Порт-Маон в Средиземном море и вышеупомяну-
тые колонии в Северной Америке превратились в новые базы, рас-
ширявшие и защищавшие ее торговлю. К выгоде ее послужило
также ослабление морских сил Франции и Голландии, расшатанных
упадком их флотов, что явилось следствием огромных издержек
на ведение сухопутной войны; дальнейшие сведения об этом упадке
будут даны ниже. Небрежное отношение Голландии к снаряжению
условленного числа кораблей во время войны и плохое состояние
снаряженных судов хотя и налагали дополнительное бремя на
Англию, но в конечном итоге можно сказать, что они вели к ее
благу, побуждая ее флот к большему развитию и большим уси-
лиям. Диспропорция между военно-морскими силами обеих стран
была еще усилена уничтожением портовых сооружений в Дюн-
керке, так как последний, даже не будучи сам по себе первокласс-
ным портом и не имея глубокой гавани, обладал большой искус-
ственной военной силой, и его положение было особенно благо-
приятно для того, чтобы французы могли тревожить английскую
торговлю. Он отстоит только на сорок миль от южного Форланда
и от Доунса, и кратчайшее расстояние от него до английского
берега Канала равно только двадцати милям. Дюнкерк был одним
из самых ранних приобретений Людовика, который заботился об
его развитии, как о своем детище; срытие укреплений и засыпка
порта, показывает глубину его унижения в это время. Мудрость
Англии состояла в том, чтобы не основывать своей морской силы

единственно только на военных позициях или даже на боевых
кораблях... И только коммерческие выгоды, которые она обеспе-
чила себе во время войны и по мирному договору, были весьма
велики.
Торговля рабами с испанской Америкой, приносившая огромные
барыши, сделалась для Англии еще более прибыльной, превратив-
шись в базу для обширной контрабандной торговли с некоторыми
странами и частично вознаградив англичан за то, что им не удалось
овладеть этими странами; вместе с тем уступки, сделанные Порту-
галии Францией в Южной Америке, послужили главным образом
к выгоде Англии, которая приобрела контроль над португальской
торговлей по договору 1703 г. Уступленные северо-американские
колонии были весьма ценны не только и даже не столько как воен-
ные базы, но и в торговом отношении; кроме этого, Англией заклю-
чены были на выгодных условиях торговые договоры с Францией
и Испанией. Один министр того времени, защищая договор в пар-
ламенте, сказал: «Выгодность этого мира для нас проявляется
в увеличении нашего богатства; в большом количестве слитк'ов
металла, перечеканенного за последнее время в монету; в огромном
увеличении со времени заключения мира нашего судоходства как
рыбопромышленного, так и вообще торгового; в замечательном
ростё пошлин на предметы ввоза, а также наших мануфактур и
нашего вывоза», •— одним словом, в оживлении торговли во всех
ее отраслях.
В то время как Англия вышла, таким образом, из войны в хоро-
шем состоянии и явно обеспечила за собой ту гегемонию на море,
которую она так долго сохраняла, ее старый соперник в торговле
и на поле битвы остался безнадежно позади. В результате войны
Голландия ничего не приобрела на море, — ни колоний, ни станций.
Торговый договор с Францией поставил ее в те же условия, что
и Англию; но она- не получила никаких уступок, которые дали бы
ей в Южной Америке такое же положение, как приобретенное ее
союзником. Больше того, за несколько лет до заключения мира,
когда коалиция все еще действовала в пользу Карла, британским
послом заключен был с последним тайно от Голландии трактат,
фактически предоставлявший британцам монополию на испанскую
торговлю с Америкой. Эту монополию англичане делили с одними
только испанцами, что было равносильно тому, чтобы не делить ее
ни с кем. Договор случайно сделался известен голландцам и
произвел на них большое впечатление, но Англия была тогда так
необходима для коалиции, что совершенно не рисковала быть
оставленной другими ее членами. Приобретения Голландии на суше
состояли только в военной оккупации некоторых укрепленных
пунктов в австрийских Нидерландах, известных в истории как
«барьерные города»; ничего не прибавилось к ее доходам, к насе-
лению или ресурсам; ничего — к той национальной силе, которая
должна лежать в основе военных учреждений.
Голландия сошла (что, возможно, было неизбежно) с того пути,
по которому двигалась сначала к богатству и главенству между
нациями. Нужды ее континентального положения привели ее к пре-

небрежению своим флотом, что в те дни войн и каперства влекло
•за собой потери в транзитной морской торговле. И хотя она высоко
держала голову во время войны, симптомы слабости уже проявля-
лись в недостаточности ее вооружений. Поэтому, хотя Соединен-
ные Провинции достигли главной цели, для которой начали войну,
и спасли испанские Нидерланды от Франции, успех не стоил цены,
которая была за него заплачена. С тех пор они уклонялись в тече-
ние долгого периода от участия в войнах и дипломатии Европы, —
отчасти, быть может, потому, что видели, как мало они выиграли,
но еще более вследствие действительной слабости и несостоятель-
ности. После напряженных усилий войны наступила реакция, кото-
рая беспощадно показала неизбежную слабость государства, не-
значительного по своей территории и численности населения. Види-
мый упадок
Провинций
начинается
с Утрехтского
мира;
действительный — начался ранее. Голландия перестала считаться
одной из великих держав Европы, ее флот не был уже более
. военным фактором в дипломатии, и ее торговля разделила общий
упадок государства.
Остается еще только коротко указать на общий результат войны
для Австрии и для Германии. Франция уступила им рейнский
барьер, с укрепленными пунктами на восточном берегу реки.
Австрия получила, как было упомянуто выше, Бельгию, Сардинию,
Неаполь и испанские владения в северной Италии. Неудовлетворен-
ная в других отношениях, Австрия была сначала особенно недо-
вольна тем, что не приобрела Сицилии, и продолжала затем пере-
говоры до тех пор, пока ей не достался этот остров. Более
важным обстоятельством для Германии и для всей Европы, чем
это временное приобретение Австрией отдаленных и чуждых ей
стран, было возвышение Пруссии, на которую со времени этой
войны стали смотреть как на протестантское и военное королев-
ство, предназначенное быть противовесом Австрии.
Таковы были главные результаты войны за испанское наслед-
ство, «самой большой из войн, когда-либо виденных Европой со
времен крестовых походов».
Это была война, главный военный
интерес которой сосредоточился на суше; война, в которой сража-
лись два из величайших генералов всех времен, Мальборо и принц
Евгений, прославившиеся в Бленгеймской, Рамильесской, Мальпла-
кетской и Туринской битвах, знакомых даже самому случайному
читателю исторических трудов; в то же время множество других
способных людей отличились на других театрах войны — во
Фландрии, в Германии, Италии и Испании. На море же произошло
только одно большое сражение, и то едва достойное упоминания.
Но кому же пошла на пользу эта война, если мы взглянем только
на непосредственные и очевидные результаты ее? Франции ли,
•единственным приобретением которой было утверждение Бурбона
на испанском троне? Испании ли, которая увидела на своем троне
короля из дома Бурбонов вместо короля австрийского дома, что
обеспечило ей тесный союз с Францией? Голландии ли с ее линией
укрепленных городов, пришедшим в упадок флотом и истощенным
народом? Наконец, может быть, Австрии, которая сражалась на

деньги морских держав и приобрела такие приморские государства,
как Нидерланды и Неаполь? . . Одним словом, тем, кто вел войну
почти исключительно на суше, все больше стремясь к территори-
альным приобретениям, или же Англии, которая, в сущности, пла-
тила за эту континентальную войну и даже поддерживала ее своими
войсками, но которая в то же время строила свой флот, усиливая,
распространяя и оберегая свою торговлю, захватывая морские пози-
ции, короче говоря, создавая и пестуя свою морскую силу на
развалинах морского могущества своих соперников, безразлично
к тому же, были ли они ее друзьями или врагами? Для Франции
было выгоднее иметь друга в тылу, чем недруга, хотя ее военный
и торговый флоты пришли в упадок. Для Испании было выгодно
тесное общение с такой страной, как Франция, после целого столе-
тия политической смерти; к тому же она сохранила большую часть
своих владений, подвергавшихся внешней угрозе. Для Голландии
было выгодно окончательно освободиться от французской агрессии
и видеть, что Бельгия перешла из рук слабого государства в руки
сильного. И без сомнения было выгодно для Австрии не только
остановить, — главным образом за чужой счет, — успехи своего
наследственного врага, но также и получить такие провинции, как
Сицилия и Неаполь, которые при мудром правительстве могли сде-
латься основанием серьезного морского могущества. Но ни одна
из этих выгод, ни все они вместе взятые не могли сравниться по
своим масштабам и тем более по своей прочности с выгодой, кото-
рую получила Англия от непревзойденного морского могущества,
которое начало развиваться во время войны Аугсбургской лиги и
достигло расцвета в войне за испанское наследство. Она контроли-
ровала большую океанскую торговлю военным флотом, который не
имел соперника, да и не мог иметь его, учитывая истощение дру-
гих наций; и эта торговля опиралась теперь на сильные позиции
во всех спорных областях света. Хотя Индийская империя Англии
тогда еще не существовала, но огромное превосходство ее флота
уже давало ей возможность контролировать сообщения других
наций с этими богатыми и отдаленными странами и настаивать на
своей воле во всех спорах, возникавших между торговыми стан-
циями различных национальностей. Торговля, поддерживавшая ее
процветание и военное могущество ее союзников в течение войны,
хотя и терпела ущерб от крейсеров неприя4еля (которым Англия
могла уделить только второстепенное внимание вследствие множе-
ства предъявлявшихся к ней требований), ожила в одно мгновение,
как только война, была окончена. Народы всего цивилизованного
мира, истощенные своим участием в общих бедах, жаждали воз-
вращения мирного процветания и мирной торговли, и не было ни
одной страны, столь же способной, как Англия, — по своему богат-
ству, по капиталам и по судоходству, — подготовить и пожать
плоды всякого предприятия, облегчавшего обмен товаров закон-
ными и незаконными путями. Благодаря и ее мудрой политике и
истощению других наций, в войне за испанское наследство не
только ее флот, но и ее торговля неуклонно росли, да и в самом
деле, при опасном состоянии морей, пересекавшихся самыми сме-

лыми и неутомимыми крейсерами, когда-либо посылавшимися Фран-
цией, эффективность военного флота означала более безопасные,
а следовательно и более частые рейсы для ее торговых судов. Бри-
танские торговые суда, лучше защищаемые, чем голландские, при-
обрели репутацию более надежных, и таким образом транзитная
торговля мало-по-малу переходила в руки Англии; обычай же отда-
вать предпочтение ее судам, раз установившись, имел все шансы
сохраниться и на будущее время.
«Рассматривая вопрос в целом, — говорит один историк британского
флота, —• я сомневаюсь, чтобы престиж английской нации или дух ее
народа стояли когда-либо выше, чем в этот период. Успех нашего ору-
жия на море, необходимость защиты нашей торговли и популярность
каждого шага, предпринимавшегося для увеличения нашей морской силы,
вызывали такие меры, которые ежегодно что-либо прибавляли к по-
следней. Отсюда возникла огромная перемена, обнаружившаяся в коро-
левском флоте около 1706 г., когда корабли стали много лучше и число
их сильно увеличилось против периода революции или даже предшество-
вавших ей времен. Этим объясняется, что наша торговля скорее увеличи-
лась, чем уменьшилась в течение прошлой войны, и что мы выиграли
так много благодаря тесным сношениям с Португалией» К
Таким образом, морская сила Англии не заключалась в одном
лишь большом флоте, с которым мы обыкновенно слишком исклю-
чительно связываем ее; Франция имела такой флот в 1688 г., и он
съежился и исчез, подобно листу в огне. Морская сила Англии не
основывалась также на одном только процветании торговли. Через
несколько лет после рассматриваемой эпохи торговля Франции
достигла солидных размеров; но первое дуновение войны смело
с морей ее судоходство, подобно тому как некогда флот Кромвеля
смел с морей флот Голландии. Только соединением названных двух
элементов, тщательно выпестованных ею, достигла Англия мор-
ской силы, превосходившей морскую силу других государств; и
это превосходство прочно устанавливается со времен войны за
испанское наследство, с которой оно тесно связано. До этой войны
Англия была одной из морских держав; после нее она сделалась
морской державой, не имеющей себе равной. И она удерживала это
могущество, не деля его с друзьями и вопреки врагам. Она одна
была богата, и в своем обладании морем и обширном судоходстве
она имела такие источники богатства, которые устраняли всякую
возможность соперничества с ней на океане. Таким образом, ее
приобретения в области морской силы и богатства были не только
велики, но и прочны, так как источники их всецело находились
в ее руках; приобретения же других государств были не только
ниже по степени, но и слабее по своему характеру, потому что они
зависели, более или менее, от доброй воли других народов.
Могут спросить, не считаем ли мы, что одна лишь морская
сила может создать величие и богатство какого-либо государства?
Конечно, нет. Пользование морем и контроль над ним составляют
только одно звено в цепи обмена, которым накопляется богатство.
Но это звено главное, и обладающий им как бы налагает кон-
1 Campbell, Lives of the Admirals.

трибуцию на другие нации и, как показывает история, вернее всего
собирает богатства. В Англии использование моря и контроль
над ним возникли, естественно, из стечения многих обстоятельств;
кроме того, годы, непосредственно предшествовавшие войне за
испанское наследство, ознаменовались рядом фискальных мер, спо-
собствовавших процветанию страны; Маколей говорит о них, как
«о глубоком и прочном основании, на коем должно было возник-
нуть самое гигантское здание коммерческого процветания, какое
только когда-либо видел мир». Могут спросить однако: разве гений
народа, склонный к торговле и развитый ею, не облегчил принятие
таких мер, разве эти последние, по крайней мере частично, не воз-
никали из морской силы нации в такой же мере, в какой увеличи-
вали ее? Как бы то ни было, известно, что на противоположном
берегу Канала существует нация, вступившая в соревнование
раньше Англии, — нация, особенно хорошо приспособленная по
своему положению и ресурсам к достижению контроля над морем
как войною, так и торговлею. Положение Франции имеет ту осо-
бенность, что из всех великих держав она одна имела свободный
выбор: другие нации в вопросе расширения своих границ были
более или менее привязаны либо к земле, либо к морю; у Франции
же к длинной континентальной границе присоединились побережья
трех морей. В 1672 г. она окончательно избрала путь сухопутной
экспансии. К этому времени минуло уже двенадцать лет, как Коль-
бер управлял финансами и, выведя их из состояния ужасного
расстройства, так поправил их, что доход короля Франции более
чем вдвое превышал доход короля Англии. В те дни субси-
дии Европе выплачивались Францией. Но планы и надежды Коль-
бера Основывались на создании морской силы. Война с Голландией
разрушила эти планы; поступательное движение по пути к процве-
танию остановилось, и нация замкнулась в самой себе, отрезанная
от внешнего мира. Нет сомнения, что многие причины способство-
вали бедственным результатам, отметившим конец царствования
Людовика XIV: постоянные войны, плохое управление во вторую
половину этого периода, всеобщая расточительность...
Но соб-
ственно Франция ни разу не подверглась вторжению; за немногими
исключениями, война велась за пределами ее границ; ее промыш-
ленность мало страдала от военных действий. В этом отношении
она почти равнялась Англии и находилась в лучших условиях, чем
ее враги... Чем же объяснить такую разницу в результатах?
Почему Франция была угнетена и истощена, тогда как Англия
ликовала и процветала? Почему Англия продиктовала, а Франция
приняла условия мира? Причина, видимо, заключалась в различии
богатства и кредита. Франция стояла одна против многих врагов;
но эти враги были подняты английскими субсидиями, которые и
приводили их в движение. Лорд казначей Англии в письме своем
к Мальборо в 1706 г. говорил:
«Хотя и земледелие и торговля как Англии, так и Голландии несут
чрезмерное бремя, тем не менее кредит обеих стран продолжает стоять
высоко, тогда как финансы Франции настолько истощены, что она при-
нуждена добавлять двадцать и двадцать пять процентов на каждый

пенс, посылаемый ею за пределы королевства, если только она не посы-
лает его прямо в монете».
В 1712 г. издержки Франции равнялись 240 миллионам франков,
тогда как налоги давали только 113 миллионов валового дохода,
из которых, за вычетом убытков и необходимых расходов, в казна-
чействе оставалось только 37 миллионов; дефицит старались по-
крыть займами в счет поступлений будущих лет и рядом чрезвы-
чайных операций, которые не легко назвать или даже понять.
«Летом 1715 г. (через два года после заключения мира) казалось,
что положение уже не может стать хуже: не было больше ни об-
щественного, ни частного кредита; ни определенных государственных
доходов! Не заложенные еще статьи дохода взыскивались за много лет
вперед; ни труд, ни потребление не оживали за недостатком средств
обращения; на развалинах общества царствовало ростовщичество. Переходы
от высоких цен к обесценению товаров и обратно окончательно исто-
щили народ. В среде его и даже в армии разражались бунты; ману-
фактуры чахли и закрывались; в городах процветало вынужденное ни-
щенство. Поля были покинуты и лежали под паром из-за недостатка
орудий, удобрения и рогатого скота; дома разваливались. Монархическая
Франция, казалось, была готова испустить дух вместе со своим преста-
релым королем»
Так обстояли дела во Франции, с ее населением в девятнадцать
миллионов (в то время как на всех Британских островах насчиты-
валось только восемь миллионов) и с землею гораздо более плодо-
родною и производительною, чем в Англии; к тому же это было
до наступления великих дней угля и железа. «Огромные ассигнова-
ния английского парламента в 1710 г. поразили Францию, потому
что, в то время как ее кредит стоял низко или даже был совсем
потерян, наш достиг своего зенита».
В течение той же войны
«среди наших купцов проявился тот мощный дух, который сделал
их способными выполнять все свои планы с энергией, поддержи-
вавшей постоянное обращение денег в королевстве и дававшей
такой стимул всем мануфактурам, что о тех временах следует
вспоминать с благодарностью».
«Договор с Португалией принес нам огромные выгоды... Португальцы
•начали чувствовать благодетельное влияние своих бразильских золотых
рудников, и громадная торговля, которую мы несли с собой, сделала
их удачу в значительной мере нашей удачей. .. И с тех пор это всегда
оставалось так; не будь этого, я не знаю, как мы смогли бы нести
военные издержки... Денежное обращение в государстве возросло весьма
значительно, что также должно быть в значительной мере приписано
•нашей португальской торговле; а этой последней, как я уже заявлял,
мы были всецело обязаны наиіей морской силе (которая оторвала Порту-
галию от союза с двумя коронами и отдала ее под покровительство мор-
ских держав). Наша торговля с испанскими владениями в Вест-Индии,
через Кадикс, конечно, была почти полностью прервана в начале войны;
но потом , она была в значительной мере .восстановлена и шла как прямым
путем через несколько провинций, находившихся под властью эрцгерцога,
так и через Португалию, через которую велась весьма крупная, хотя
и контрабандная торговля. Торговля с испанцами в Вест-Индии (также
контрабандная) приносила нам весьма большие выгоды... Наши колонии,
хотя и жаловавшиеся на пренебрежение ими, становились богаче, насе-

леннее л распространяли свои торговые операции дальше, чем в пред-
шествующие времена...
Наша национальная цель в этой войне была
в значительной мере достигнута, — я подразумеваю уничтожение фран-
цузской морской силы, — потому что после сражения при Малаге мы-
не слышим более о больших флотах Франции; и хотя вследствие этого
число ее каперов значительно увеличилось, тем не менее потери наших
купцов в последнее царствование были гораздо менее тяжелыми, чем
в предшествовавшем царствовании...
Конечно,
чувствуешь большое
удовлетворение, когда припоминаешь, что, имея перед собой такую боль-
шую морскую силу, как собранная королем Франции в 1688 г., выдержав
борьбу при таких затруднительных обстоятельствах и выйдя из этой
тяжелой войны в 1697 г. с долгом, слишком значительным для погашения
его в течение кратковременного мира, мы уже к 1706 г. не только-
не видели флота Франции у наших берегов, но сами ежегодно посылали
сильный флот для нападения на французский и одолели последний как
в океане, так и в Средиземном море, откуда он был изгнан, как только-
там появился наш флаг... Этим мы не только обеспечили нашу тор-
говлю с Левантом и усилили свои позиции в сношениях со всеми
итальянскими государствами, но и поразили ужасом варваряйские госу-
дарства и' отзратили султана от принятия каких бы то ни было предло-
жений Франции. Таковы были плоды увеличения нашей мэрекой силы и
способа ее применения. Такие флоты были необходимы, о-ни одновре-
менно защищали и наш флаг, и флаг наших союзников и привязывала
их к нашим интересам. .. Наконец, —• и это имеет еще большую важ-
, кость, чем все остальное, —- они установили престиж нашей морской силы
так прочно, что мы чувствуем даже поныне (1740 г.) счастливые по-
следствия приобретенной таким образом славы»
Нет нужды прибавлять к этому что-нибудь еще. Таково было
положение «владычицы морей» в те годы, когда, как утверждают
французские историки, французские крейсера подрывали ее тор-
говлю. Английский писатель признает, что потери были тяжелые.
В 1707 г., т. е . через пять лет после начала войны, статистика,
согласно отчету комитета палаты лордов,- «показывала, что с начала
войны Англия потеряла 30 военных кораблей и 1146 торговых, из
которых 300 были отбиты, тогда как мы взяли у французов или
потопили 80 военных кораблей и 1346 торговых; было также взято
175 каперов». Большая часть военных кораблей, как было объяс-
нено выше, вероятно, действовали в качестве каперов. Но каково
бы ни было соотношение потерь, не нужно никаких аргументов,
кроме указанных заявлений, чтобы доказать, что одной только
крейсерской войной, не базирующейся на крупные флоты, невоз-
можно сломить большую морскую силу. Жан Барт умер в 1702 г.,
но в Форбэне, дю Кассе и других, а всего более в Дюгэ-Труэне он
оставил достойных последователей, не уступавших самым грозным
разрушителям неприятельской торговли, каких когда-либо видел
мир.
Имя Дюгэ-Труэна заставляет остановиться, прежде чем про-
ститься окончательно с войною за испанское наследство, на его
крупнейшей каперской экспедиции, действовавшей на таком рас-
стоянии от родины, которое редко проходилось моряками его про-
фессии, и являвшейся любопытной иллюстрацией к - аналогичным
предприятиям того времени, а также к тем- сделкам, до каких
дошло французское правительство.
1 Campbell, Lives otf tbe Admirals.

Небольшая французская эскадра атаковала Рио-де-Жанейро
в 1710 г.; но, будучи отбита, потеряла несколько человек плен-
ными, которые, как говорили, должны были подвергнуться смерт-
ной казни. Дюгэ-Труэн просил позволения отомстить за это
оскорбление Франции. Король, согласившись, снарядил корабли и
укомплектовал экипажи. И между ним, с одной стороны, и ком-
панией Дюгэ-Труэна, с другой стороны, заключен был формальный
контракт, точно определявший участие сторон в издержках. В этом
контракте мы находим, между прочим, странное условие, требовав-
шее от компании уплаты тридцати франков штрафа за каждого
солдата или матроса, который умрет, будет убит или дезертирует
во время крейсерства. Король должен был получить одну пятую
часть чистой прибыли и должен был принять на свой счет убытки
от аварий кораблей или от повреждения их в сражениях. По этому
контракту Дюгэ-Труэн получил шесть линейных кораблей, семь
фрегатов и более двух тысяч войск, с которыми и отплыл в Рио-де-
Жанейро; овладев после ряда операций городом, он позволил выку-
пить его примерно за четыреста тысяч долларов (вероятно, около
миллиона на современные деньги), сверх чего потребовал еще
пятьсот ящиков сахару. Каперская компания выручила на этом
предприятии около девяноста двух процентов на затраченный ею
капитал. Так как два линейных корабля этой экспедиции на обрат-
ном пути пропали без вести, то прибыли короля, вероятно, были
невелики.
В то время как война за испанское наследство охватила всю
Западную Европу, на востоке последней происходила борьба, кото-
рая могла оказать глубокое влияние на исход ее. Между Швецией
и Россией начались военные действия; венгры выступили против
Австрии, и если бы Турция помогла венграм, то она оказала бы
этим большую услугу Франции. Английский истсрик полагает, что
она была удержана боязнью английского флота. Во всяком случае,
она не двинулась с места, и Венгрия была усмирена. Война между
Швецией и Россией привела к преобладанию последней на Балтий-
ском море и низвела Швецию, старую союзницу Франции, на поло-
жение второразрядного государства. С этого времени Россия опре-
деленно приобщилась к европейской политике.

ГЛАВА
VI
РЕГЕНТСТВО ВО ФРАНЦИИ. — АЛЬБЕРОНИ В ИСПАНИИ.—
ПОЛИТИКА ВАЛЬПОЛЯ И ФЛЕРИ. — ВОЙНА ЗА ПОЛЬСКОЕ
НАСЛЕДСТВО. —АНГЛИЙСКАЯ КОНТРАБАНДНАЯ ТОРГОВЛЯ
В ИСПАНСКОЙ АМЕРИКЕ. — ВЕЛИКОБРИТАНИЯ ОБЪЯВЛЯЕТ
ВОЙНУ ИСПАНИИ. —
1715—1739 гг.
Вскоре после Утрехтского мира последовала смерть правителей
двух стран, которые играли выдающуюся роль в войне за испан-
ское наследство. Королева Анна умерла 1 августа 1714 г., Людо-
вик XIV — 1 сентября 1715 г.
На английский престол вступил Георг I. В нем Англия получила
короля-протестанта вместо короля римско-католического вероиспо-
ведания. Наряду с холодностью и даже нелюбовью собственных
приверженцев Георг I нашел и весьма значительную партию' недо-
вольных людей, которые желали видеть на троне сына Якова II.
Его положение характеризовалось, таким образом, недостатком
прочности, — быть может скорее видимым, чем реальным, но все-
таки и реальным.
Во Франции, напротив, порядок престолонаследия был неоспо-
рим; но наследником был пятилетний ребенок, и множество лиц
ревниво стремилось к регентской власти, более абсолютной, чем
власть короля Англии. Регентство было вверено племяннику умер-
шего короля, герцогу Филиппу Орлеанскому; но он должен был
встретиться не только с попытками соперников пошатнуть его по-
ложение в самой Франции, но и с активной враждой короля Испа-
нии, Филиппа V, Бурбона, — враждой, которая, кажется, началась
в течение последней войны интригами Орлеанских, стремившихся
вырвать у Филиппа испанский трон. Таким образом, в правитель-
ствах Англии и Франции жило чувство неустойчивости и опасения,
которое влияло на политику обеих. Что касается отношений между
Францией и Испанией, то взаимная ненависть их правителей неко-
торое время мешала установлению дружеского согласия, на кото-
рое надеялся Людовик XIV.
Регент герцог Орлеанский, по совету способнейшего и знамени-
тейшего французского государственного деятеля того времени,
кардинала Дюбуа (Dubois), предложил союз королю Великобрита-
нии. Он начал с торговых уступок, носивших приятный для

Англии характер, а именно запретил французам под страхом смерт-
ной казни торговое судоходство в южных морях и понизил пош-
лины на ввоз английского угля. Англия сначала приняла эти
авансы с холодной сдержанностью, но регент не упал духом и
предложил затем принудить претендента, Якова III, удалиться за
Альпы. Он обязался также прекратить работы по устройству порта
в Мардике (Mardyck), которым французское правительство пыталось
вознаградить себя за потерю Дюнкерка. Эти уступки, которые',
кроме одной, были направлены в ущерб морской силе и торговым
интересам Франции, побудили Англию подписать договор, которым
она и Франция взаимно гарантировали выполнение условий Утрехт-
ского мира, поскольку они касались их интересов, особенно же тот
пункт, по которому французский трон, если бы Людовик XV умер
бездетным, должен был перейти Орлеанскому дому. Протестант-
ское престолонаследие в Англии также было гарантировано. Гол-
ландия, истощенная войной, не хотела сначала брать на себя новые
обязательства, но была, в ко'нце концов, склонена к этому уменьше-
нием некоторых пошлин на ввозимые ею во Францию товары. Дого-
вор, подписанный в январе 1717 г., был известен под именем Трой-
ственного союза и на несколько лет связал Францию с Англией.
Пока Франция заискивала, таким образом, перед Англией, Испа-
ния, под руководством другого способного духовного лица, также
искала союза с нею и в то же время увеличивала свою националь-
ную мощь, надеясь вернуть свои потерянные итальянские владения.
Новый министр, кардинал Альберони, обещал Филиппу V дать ему
возможность завоевать Сицилию и Неаполь, если будет гарантиро-
ван в течение пяти лет мир с другими государствами. Он много
трудился для увеличения доходов государства, перестраивал флот
и восстанавливал армию, поощряя в то же время развитие ману-
фактур, торговли и мореходства, и сделал во всем этом замеча-
тельные успехи. Но законная претензия Испании — возвратить свои
потерянные владения и с Ними свое могущество на Средиземном
море, которому потеря Гибралтара нанесла столь тяжелый удар,
встретила помеху в несвоевременном намерении Филиппа низверг-
нуть регентство герцога Орлеанского во Франции. Альберони был
принужден вызвать враждебность Франции, для морской силы кото-
рой, так же как и для силы Испании, было выгодно видеть Сици-
лию в дружеских руках, и вместо естественного союза с нею дол-
жен был заискивать у морских держав — Англии и Голландии. Он
также стремился достигнуть этого торговыми уступками, обещая
тотчас же предоставить Англии привилегии, определенные Утрехт-
ским миром, с выполнением условий которого Испания до тех пор
медлила. Взамен этого он просил содействия ее в Италии. Георг I,
который был в душе германец, холодно принял предложения отно-
сительно итальянских владений германского императора. Обижен-
ный Альберони взял их назад, гарантировав принятый во Франции
порядок престолонаследия. Тройственный союз нанес новую обиду
Филиппу V, который мечтал заявить о своих правах.на француз-
ский трон. Результатом всех этих переговоров было соединение
Англии и Франции против Испании.

Сущность положения, созданного этими различными целями и:
страстями, состояла в том, что император Австрии и король Испа-
нии — оба заявили претензию на Сицилию, которая, по Утрехт-
скому договору, была отдана герцогу Савойскому, и что Франция
и Англия обе желали сохранения мира в Западной Европе, потому
что война дала бы повод для выступлений недовольных в том и
другом королевствах.
Поскольку положение Георга было более
прочно, чем положение герцога Орлеанского, то политика послед-
него имела тенденцию подчиняться политике первого, и это стремле-
ние увеличивалось еще деятельным недоброжелательством короля
Испании. Георг, как германец, желал успеха императору, а англий-
ские государственные деятели, естественно, предпочитали видеть
Сицилию в руках их старого союзника и испытанного друга, чем
в руках Испании. Вопреки своей естественной политике, Франция
под давлением позиции, занятой регентом, сочувствовала тем же.
самым воззрениям, — ив конце концов было предложено изменить
Утрехтский договор, передав Сицилию из рук Савойи в руки
Австрии и вознаградив первую Сардинией. Было, однако, необхо-
димо считаться и с Испанией, ибо последняя, под руководством
Альберони, достигла такой степени военного могущества, которая
изумляла тех, кто знал ее слабость в течение последней войны.
Она не была еще готова сражаться, потому что прошла только
половина пятилетнего срока, испрошенного кардиналом; но еще
менее была она готова отказаться от своих притязаний. Ничтожный
случай вызвал разрыв. Высокопоставленный испанский чиновник,
совершавший путешествие из Рима в Испанию по суше и проезжав-
ший, таким образом, через итальянские владения императора, был
арестован как мятежный подданный по приказанию императора,
который все еще именовал себя королем Испании. При этом оскор-
блении Альберони не смог сдержать Филиппа. Экспедиция из
двенадцати военных кораблей, с 8600 солдатами, была послана
против Сардинии, передача которой Савойе еще не состоялась,
и покорила остров в течение нескольких месяцев. Это произошло
в 1717 г.
Без сомнения, испанцы сразу двинулись бы против Сицилии; но
Франция и Англия вмешались теперь более деятельно для предот-
вращения всеобщей войны. Англия послала флот в Средиземное
море, и начались переговоры между Парижем, Веной и Мадридом.
Результатом этих конференций было соглашение между Англией
и Францией совершить вышеупомянутый обмен Сардинии и Сици-
лии, вознаградив Испанию передачей ей Пармы и Тосканы в север-
ной Италии и потребовав, чтобы император отрекся навсегда от
своего абсурдного притязания на испанскую корону. Это соглаше-
ние в случае необходимости должно было быть приведено в испол-
нение силой оружия. Император сначала отказался дать согласие,
но размеры военных приготовлений Альберони заставили его при-
нять такое выгодное предложение, а затем к договору присоедини-
лась и Голландия, что дало ему в истории название Четверного '
союза. Испания, однако, упорствовала; для успехов Альберони
в развитии ее силы и для рвения, чтобы не сказать беспокойства,

Георга I характерен тот факт, что было выдвинуто предложение
купить ее согласие уступкой Гибралтара. Если регент — герцог
Орлеанский знал это, то начатые им переговоры получают некото-
рое оправдание.
Альберони пытался подкрепить свое военное могущество дипло-
матическими интригами во всей Европе. Россия и Швеция были
привлечены им к участию в проекте вторжения в Англию в интере-
сах Стюартов; подписание Голландией договора о Четверном союзе
было замедлено его агентами; во Франции был организован заговор
против регента; турки были возбуждены против императора; по
всей Великобритании раздувалось недовольство, и была сделана по-
пытка привлечь на сторону Испании герцога Савойского, рассер-
женного отнятием у него Сицилии. 1 июля, 1718 г. тридцатитысяч-
ная испанская армия, эскортируемая двадцатью двумя линейными
кораблями, появилась у Палермо. Савойские войска очистили город
и почти весь остров, сосредоточив сопротивление в Мессинской
цитадели. Беспокойство, охватившее даже Неаполь, продолжалось
до тех пор, пока английский адмирал Бинг (Byng)1 не стал здесь
на якорь со своей эскадрой через день после начала осады Мес-
сины. Так как король Сицилии согласился теперь на условия
Четверного союза, то Бинг принял ка свои корабли две тысячи
австрийских войск для высадки их в Мессине. Когда же, появив-
шись перед последнею, он нашел ее осажденной, то потребовал
письменно от испанского генерала прекращения военных действий
на два месяца. В этом ему, разумеется, было отказано; тогда
австрийские войска снова были высажены в Реджио (в Италии), и
Бинг прошел через Мессинский пролив, чтобы нагнать испанский
флот, направившийся к югу.
Столкновение, происшедшее затем между двумя флотами, едва
ли может назваться сражением. Испанские морские офицеры не
имели никакого определенного плана действий, так как число их
-судов было значительно меньше, чем у противника. К тому же,
и это вполне естественно, флот, наскоро восстановленный Альбе-
рони, не мог стать таким же действенным, каким стала за тот же
период его армия.
Когда английские корабли подошли опасно
близко, один или больше испанских открыли огонь, после чего
англичане, будучи на ветре, спустились и живо покончили с ними;
только несколько атакованных ими судов укрылись в гавани Ва-
летта. Испанский флот был, в сущности, уничтожен. Трудно понять,
почему некоторыми писателями приписывается серьезное значение
тому факту, что Бинг атаковал противника, не построив флота
в боевую линию: он имел перед собой беспорядочную силу, значи-
тельно уступавшую его силе и численно и по дисциплине. Его
заслуга, кажется, заключается скорее в готовности принять на себя
ответственность, от которой более щепетильный человек мог бы
уклониться. Но в этом деле, как и в течение всей кампании, он
•сослужил добрую службу Англии, морская сила которой получила
1 Впоследстаии лорд Торрингтон, отец адмирала Джона Бянга, расстрелян-
ного в 1757 г.

новое подкрепление, в результате уничтожения, если не действи-
тельного, то возможного соперника; за эти заслуги он получил
титул пэра. В связи с событиями этого дня была послана депеша,
которая пользуется большой популярностью у английских истори-
ков.
Один из старших капитанов был отряжен с соединением
флота в погоню за ушедшими неприятельскими кораблями. Его
рапорт адмиралу был таков: «Мы захватили или уничтожили все
испанские корабли, находившиеся у этого побережья, число их по-
казано на полях. С почтением и т. д . Г . Вальтон». По этому поводу
один английский писатель сделал, а другой повторил ничем не
вызванное, но характерное замечание, являющееся насмешкой над
французами; он указал, что корабли, выселенные таким образом на
поля английского рапорта, заполнили бы целые страницы француз-
ского описания битвы А Можно, однако, допустить, что так назы-
ваемое сражение при мысе Пассаро не заслуживает длинного опи-
сания, и возможно, что капитан Вальтон чувствовал это; но если бы
все отчеты о морских подвигах составлялись по этому образцу,
то историки флота не зависели бы от официальных документов.
Таким образом, 11 августа 1718 г. близ мыса Пассаро испанский
флот был повергнут во прах. Это решило судьбу Сицилии, если
до того ее можно было считать сомнительной. Английский флот
крейсировал вокруг острова, поддерживая австрийцев и изолиров
испанцев, которые не смогли эвакуироваться до заключения мира.
Дипломатические проекты Альберони роковым образом терпели
один за другим неудачи. В следующем году французы, выполняя
условия союза, вторглись в северную часть Испании и по
подстрекательству английского attaché, сопровождавшего француз-
ский штаб, уничтожили
верфи и сожгли девять больших
кораблей на стапелях, не считая материалов еще для семи других.
Таким образом, было завершено уничтожение испанского флота,
которое, как говорит английский историк, было приписано ревности
Англии. «Это было сделано, — писал французский командир, герцог
Бервик, побочный отпрыск дома Стюартов, — для того, чтобы
английское правительство могло показать на очередной сессии
парламента, что оно не остановилось ни перед чем, чтобы умень-
шить флот Испании». Деяния сэра Джорджа Бинга, как их описы-
вает английский морской историк, еще более выясняют цели Англии
в то время. Когда город и Мессинская цитадель были осаждены
австрийцами, англичанами и сардинцами, возник спор относительно
того, кому принадлежат испанские военные корабли, стоявшие за
молом. Бинг, предвидя возможность того, что гарнизон пожелает
сдаться на капитуляцию, чтобы обеспечить возвращение этих ко-
раблей в Испанию, — чего он решил не допустить, — что, с другой
стороны, право обладания кораблями может возбудить в критиче-
ский момент нежелательные пререкания между государями и,
наконец, что если спор будет решен не в пользу Англии, то лучше,
чтобы они не достались никому, предложил австрийскому генералу
1 Campbell, Lives off the Admirals; цитировано
лордом Магоном
(lord Mahon) в его «Истории Англии».

графу де Мерси построить батарею и уничтожить корабли на месте
их стоянки» 1. После некоторых колебаний со стороны других
начальников это было сделано.
Непрерывный ряд неудач и безнадежность борьбы за отдален-
ные морские владения, при отсутствии флота, сломили, наконец,
сопротивление Испании. Англия и Франция настояли на отставке
Альберони, и Филипп уступил условиям Четверного союза. Австрий-
ская держава, по необходимости дружественная Англии, таким
образом, крепко утвердилась в центральной части Средиземного
моря, в Неаполе и Сицилии, как сама Англия утвердилась в Гиб-
ралтаре и Порт-Маоне. Сэр Роберт Вальполь, английский министр,
входивший тогда в силу, не сумел впоследствии поддержать это
благоприятное для его страны сочетание, изменив традиционной
политике ее. Установившееся тогда господство Савойского дома
в Сардинии продолжалось долго, и только в наши дни титул
короля Сардинии исчез в титуле короля Италии.
Одновременно с коротким эпизодом министерства Альберони
и в течение некоторого времени после того происходила борьба на
берегах Балтики. Длительное состязание между Швецией и Россией
было на время прервано в 1718 г. переговорами, имевшими в виду
мир и заключение союза между названными государствами для
улажения спора о престолонаследии в Польше и для реставрации
Стюартов в Англии. Этот проект, на котором покоились многие
надежды Альберони, был окончательно уничтожен гибелью швед-
ского короля в сражении. Война продолжалась, и царь, видя исто-
щение Швеции, решился полностью подчинить ее. Это нарушение
равновесия сил в Балтийском море, угрожавшее сделать последнее
русским озером, не отвечало интересам ни Англии, ни Франции*
особенно первой, морская сила которой как в мирное время, так и
во время войны зависела от доставки морских материалов, посту-
павших главным образом из Прибалтийских стран.
Оба западных королевства вмешались дипломатическим путем,
а Англия послала в Балтику свой флот. Дания, которая тогда
также вела войну со своим традиционным врагом Швецией, быстро
уступила. Но Петр Великий рассердился на оказанное на него да-
вление и сначала не уступал, пока, наконец, не были посланы
английскому адмиралу приказания соединить свой флот с флотом
шведов. Царь отозвал свой флот. Это произошло в 1719 г. Но Петр,
хотя и уступивший, не был покорен. В следующем году вмешатель-
ство Англии повторилось с большим эффектом, хотя она и не
успела спасти шведское побережье от серьезного ущерба. Французы
заявляют притязания на сильное влияние их дипломатии в этом
счастливом результате и говорят, что Англия поддерживала Шве-
цию слабо, желая, чтобы она лишилась своих провинций на восточ-
ном берегу Балтики, потому что Россия, основавшись таким образом
на морском берегу, могла бы легче открыть для английской тор-
говли доступ к своим обширным внутренним ресурсам. Очень воз-
можно, что это было справедливо, и можно с уверенностью сказать,
1 Campbell, Lives ctf the Admirals.

что британские интересы, особенно по отношению к торговле и
морской силе, были приняты во внимание; но характер Петра
Великого служит гарантией, что самым сильным аргументом в его
глазах была боевая сила британского флота и способность послед-
него дойти до его дверей при первом к тому поводе. По Ништадт-
скому миру 30 августа 1721 г. Швеция уступила Ливонию, Эстонию
и другие провинции на восточном берегу Балтики. Такой результат
был неизбежен; для малых государств с каждым годом станови-
лось все труднее удерживать свои владения.
Испания была крайне недовольна условиями, навязанными ей
Четверным союзом. Последующие двенадцать лет называются го-
дами мира; но мир этот был весьма непрочен и изобиловал элемен-
тами будущих войн. Три большие обиды были нанесены Испании:
Австрия сохранила в своих руках Сицилию и Неаполь; Гибралтар
и Маон перешли в распоряжение Англии, и, наконец, широкий
размах получила контрабандная торговля, практиковавшаяся англий-
скими купцами и кораблями в испанской Америке. Англия была
деятельным поборником этих обид и потому являлась главным
врагом Испании. . . Но Испания была не единственным врагом
Англии.
Спокойствие (каково бы оно ни было), наступившее после па-
дения Альберони, было обусловлено главным образом характером
и политикой двух министров Франции и Англии, которые сошлись
в желании общего мира. Политика и побуждения французского
регента уже известны. Движимый теми же самыми побуждениями
и желая загладить случайную обиду, нанесенную Англии, Дюбуа
добился для нее еще одной уступки от Испании, вдобавок к тор-
говым привилегиям, данным ей по Утрехтскому миру, а именно
права ежегодной посылки английского торгового судна в Вест-
Индию. Говорят, что этот корабль, стоя на якоре, постоянно снаб-
жался другими, так что свежий груз поступал на него с одного
борта столь же быстро, как старый выгружался на берег с другого.
Дюбуа и регент умерли во второй половине 1723 г., после восьми-
летнего управления страной, в течение которого они изменили поли-
тике Ришелье, заключив союз с Англией и Австрией и пожертвовав
им интересы Франции.
Регентство и номинальное управление Францией перешло к дру-
гому члену королевской фамилии; но действительным правителем
был кардинал Флери, наставник молодого короля, которому было
теперь тринадцать лет. Попытки сместить наставника привели
только к дарованию ему звания, а также и власти министра
в 1726 г. В это время сэр Роберт Вальполь сделался первым мини-
стром Англии, с влиянием и властью, которые обеспечили за ним
почти безраздельное руководство политикой государства. Главным
желанием обоих — Вальполя и Флери — был мир, особенно в За-
падной Гвропе. Франция и Англия поэтому продолжали действо-
вать вместе для достижения этой цели, и хотя им не удалось
совершенно заглушить всякий ропот, тем не менее в течение не-
скольких лет они успешно предотвращали взрыв. Но если цели
двух министров, таким образом, совпадали, то мотивы, побуждавшие

их к одинаковому образу действий, были различны. Вальполь желал
мира из-за все еще не решенного вопроса об английском престоло-
наследии и ради мирного роста английской торговли, которая, так
сказать, всегда была перед его глазами, а вероятно также и потому,
что дух его, не терпевший равных ему в правительстве, опасался
войны, которая могла бы выдвинуть более сильных людей. Флери,
достаточно уверенный в поддержке трона и в своей собственной
власти, желал, подобно Вальполю, мирного развития своей страны
и уклонялся от войны из-за любви к отдыху, естественной в его
преклонном возрасте, ибо ему было семьдесят три года, когда он
вступил в должность, и девяносто, когда он потерял ее вместе
с жизнью. При его мягком правлении к Франции вернулось благо-
состояние. Случайный путешественник мог даже заметить перемену
в физиономии страны и народа. Тем не менее может явиться со-
мнение, была ли эта перемена вызвана правлением спокойного старца
или только естественной приспособленностью народа, не разорявше-
гося более войной и не изолированного от остального мира. Фран-
цузские авторитеты говорят, впрочем, что земледелие не ожило.
Несомненно, однако, что процветание Франции на море сделало
замечательный шаг вперед, благодаря главным образом отмене
торговых ограничений в годы, непосредственно последовавшие за
смертью Людовика XIV. Вест-Индские острова особенно разбога-
тели, и их процветание естественно разделялось портами метропо-
лии, которые вели с ними торговлю. В Вест-Индии Франция полу-
чила в то время решительное преобладание над Англией; ценность
одной лишь французской половины Гаити была равна ценности всех
английских владений в Вест-Индии, и французские кофе и сахар
вытесняли английские с европейских рынков. Французские историки
заявляют также о подобном же превосходстве французов над
англичанами в средиземноморской и левантийской торговле. В то же
время ожила Ост-Индская компания, и ее французская база, самое
название которой (Бретонский город Востока) говорит о сношениях
с Востоком, быстро сделалась блестящим городом. Пондишери на
Коромандельском берегу и Чандернагор на Ганге, главные центры
французского могущества и торговли в Индии, быстро развивались;
Иль-де-Бурбон (Isle de Bourbon) и Иль-де-Франс (Isle de France) —
теперь о-в Св. Маврикия, положение которых так благоприятно для
контроля над Индийским океаном, сделались — один богатой земле-
дельческой колонией, а другой — сильной морской станцией. Моно-
полия компании распространялась только на торговлю между оте-
чественными портами и главными станциями в Индии; торговое
судоходство по индийским морям было открыто для частной пред-
приимчивости и развивалось еще быстрее. Это великое движение*
чисто самопроизвольное и даже встречавшееся с недоверием пра-
вительства, так сказать, олицетворялось двумя деятелями: Дюплэ
(Dupjeäx) и Ля Бурдоннэ (La Bourdonnais), которые, первый в Чан-
дернагоре, а второй в Иль-де-Франсе, вызывали к жизни и напра-
вляли все предприятия, созидавшие силу и престиж Фракции
в восточных морях. Начавшемуся движению, которому после того
как оно сделало Францию соперником Англии на Индостанском:

полуострове и на мгновение обещало было ей ту великую империю,
которая украсила новым титулом королеву Великобритании, было
суждено, в конце концов, зачахнуть и погибнуть перед лицом мор-
ского могущества Англии. Размеры этого расширения французской
торговли, явившиеся следствием мира и отмены ограничений,
а никак не правительственного покровительства, объяснялись ростом
французского торгового флота, в котором в годы смерти Людо-
вика XIV насчитывалось только триста судов, а двадцать лет
спустя имелось тысяча восемьсот. 2>то, говорит французский исто-
рик, опровергает «порожденные нашими несчастиями печальные
предрассудки, будто Франция не приспособлена к морской тор-
говле, — единственной торговле, которая безгранично расширяет
силу нации вместе со сферой ее деятельности» А Это свободное
движение народа не вызывало одобрения со стороны Флери, кото-
рый, казалось, смотрел на него с недоверием курицы, высидевшей
утят. Он и Вальполь были одинаковыми сторонниками мира, но
Вальполь был обязан считаться с английским народом, который
чутко относился ко всякого рода соперничеству на море и в тор-
говле. Сверх того, Флери унаследовал злосчастную политику Людо-
вика XIV; его глаза были обращены на континент. В самом деле,
он не желал следовать линии регентства в ссоре с Испанией и
скорее склонялся к сближению с ней; и хотя некоторое время он не
был способен достигнуть этого, не пожертвовав своей мирной поли-
тикой, из-за неугомонной вражды Испании к Англии, тем не менее
его мысль постоянно была занята усилением положения Франции
на суше через утверждение повсюду, где это было возможно,
принцев дома Бурбонов, связанных фамильными узами. Он допускал
все больший и больший упадок военного флота. «Французское пра-
вительство покинуло море в тот самый момент, когда нация через
посредство частных предпринимателей пыталась вновь завоевать
его». Численность флота упала до пятидесяти четырех линейных
кораблей -и фрегатов, находившихся большей частью в плохом
состоянии, и даже после того, как война с Англией угрожала
Франции в течение пяти лет, последняя все еще имела только сорок
пять линейных кораблей против девяноста английских. Разница эта
предопределила результаты четверти столетия непрерывных войн.
В течение рассматриваемого периода Вальполь, полагаясь на
сотрудничество Флери, решительно выступал против открытой
войны между Англией и Испанией. На трудности, обусловленные
вызывающими и угрожающими действиями последней страны и тех
союзников, которых она иногда имела, Англия некоторое время
успешно отвечала морскими демонстрациями, напоминавшими о той
морской силе, которую чувствовала и перед которой склонялась
одна нация за другой. В 1725 г. испанский король и император
согласились прекратить свою продолжительную ссору и подписали
в Вене трактат, в котором заключалось секретное обязательство
поддержать притязания Испании на Гибралтар и на Порт-Маон
силой оружия, если это будет необходимо. Россия также обнару-

жила склонность присоединиться к этой конференции. Контрсоюз
был заключен между Англией, Францией и Пруссией, и английские
флоты были посланы: один — в Балтику для устрашения царицы,
другой — к берегам Испании, чтобы помешать действиям ее прави-
тельства и защищать Гибралтар, и третий — в Порто-Белло (испан-
ская Америка), для блокады собравшихся там галионов и для того,
чтобы прекращением подвоза напомнить испанскому королю одно-
временно и об его зависимости от американского золота и об
английском контроле над путем, по которому оно доставлялось ему.
Отвращение Вальполя к войне было ясно выражено данным им
адмиралу приказанием не сражаться при Порто-Белло, а только
блокировать его; следствием этого было долгое пребывание эскадры
у берегов этой нездоровой местности и большая смертность среди
экипажей, которая поразила нацию и наряду с другими причинами
привела много лет спустя к падению министра. Там умерло от трех
до четырех тысяч человек — матросов и офицеров, включая самого
адмирала Гозьера (Hosier). Цель Вальполя была, однако, достигнута;
хотя Испания и предприняла безрассудное нападение на Гибралтар
с суши, присутствие английского флота обеспечило последнему
снабжение провиантом и боевыми припасами и предотвратило фор-
мальное объявление войны. Император вышел из коалиции и под
английским давлением аннулировал хартию Ост-Индской компании,
которая образовалась с его разрешения в австрийских Нидерландах
и получила свое название от порта Остенде. Английские купцы
требовали устранения этого конкурента, а также другого соперника,
обосновавшегося в Дании; и в обеих странах эта уступка была
достигнута английским министерством при поддержке Голландии.
До тех пор, пока английская торговля не была серьезно затронута,
мирная политика Вальполя, сопровождавшаяся, что было весьма
естественно, годами достатка и общего довольства, легко могла
продолжаться несмотря на то, что Испания угрожала и требовала
возврата Гибралтара, но, к несчастью, последняя стала теперь
серьезно тревожить английскую торговлю. Об уступке Asiento, или
торговли рабами, а также и об ежегодной посылке корабля
в Южную Америку мы уже упоминали, но эти привилегии были
только частью английской торговли в тех странах. Система Испании
по отношению к торговле с ее колониями носила крайне узкий
и в высшей степени исключительный характер: пытаясь запретить
им сношения с иностранцами, она не заботилась об удовлетворении
их нужд. Следствием этого была та громадная тайная или контра-
бандная торговля, которая распространилась во всех ее американ-
ских владениях, главным образом при посредстве англичан, пользо-
вавшихся законным правом Asiento и посылки одного корабля в год
для ведения торговли незаконной или, по крайней мере, недозволен-
ной. Эта система была, без сомнения, выгодна большинству испан-
ских колонистов и поощрялась ими, тогда как губернаторы колоний
смотрели на нее сквозь пальцы, иногда за деньги, иногда уступая
местному общественному мнению и собственному пониманию за-
труднительности положения. Но Испания имела и таких подданных,
дела которых страдали от использования англичанами своих при-

вилегий и злоупотребления ими, а уклонение от уплаты пошлин
било как по карману, так и по гордости национального правитель-
ства. Теперь оно стало натягивать вожжи. Устаревшие правила
вновь стали проводиться в жизнь.
Следующие слова, взятые из описания деятельности Испании
в этой старой борьбе, вполне приложимы к некоторым спорам,
в которых Соединенные Штаты принимали участие. «Букве трактата
следовали, но дух, продиктовавший его, игнорировался. Хотя
английские корабли все еще пользовались свободой входа в испан-
ские гавани для ремонта и пополнения запасов, тем не менее они
уже не имели прежних возможностей для поддержания друже-
ственных торговых сношений. За ними наблюдали теперь с мелоч-
ной ревностью; они строго осматривались таможенной стражей,
и были приняты всевозможные меры, чтобы помешать их торговле
с колониями, кроме дозволенной через посредство одного корабля
в год». Если бы Испания смогла ограничиться большей бдитель-
ностью и применением в собственных водах стеснительных тамо-
женных правил, несущественно отличавшихся от тех, какие были
санкционированы общими экономическими идеями того времени, то
возможно, что это не имело бы вредных результатов; но положение
вещей и характер ее правительства не позволили ей остановиться
на этом. Было невозможно стеречь торговлю и прекратить доступ
к побережью с бесчисленными бухтами, простиравшемуся на сотни
миль. Равным образом, ни страх перед карами, ни боязнь уколоть
самолюбие испанцев не могли остановить торговцев и моряков, пре-
следовавших свои выгоды, которые они считали принадлежащими
им по праву. Сила Испании не была достаточно велика для того,
чтобы при тогдашних настроениях купечества принудить английское
министерство к каким-либо мерам, направленным к регулированию
судоходства и прекращению злоупотребления договорными правами;
и таким образом, слабейшее государство, обиженное и терпевшее
ущерб, было вынуждено принять совершенно незаконные меры.
Военным кораблям и таможенной страже было предписано, или по
крайней мере дозволено, останавливать и обыскивать английские
корабли в открытом море, за пределами испанской юрисдикции,
и надменный испанский темперамент, не сдерживаемый слабым
центральным правительством, превратил многие из этих осмотров —
как законных, так и незаконных — в сцены оскорбления и даже
насилия. Рассказы об этих актах насилия, доходя до Англии, так же
как и убытки от конфискации и задержания товаров, конечно, раз-
дражали народ. В 1737 г. вест-индские купцы жаловались на это
в палату общин, говоря,
«что в течение многих лет их корабли не только часто останавли-
вались и обыскивались, но также насильственно и произвольно захваты-
вались в открытом море испанскими кораблями, снаряженными в крейсер-
ство под благовидным предлогом охраны своих берегоз, что командиры
и экипажи английских судов подвергались бесчеловечному обращению и
что суда эти уводились в некоторые из испанских портов, где они кон-
фисковывались вместе с грузами, в явное нарушение договоров, су-
ществующих между двумя коронами; что представления послов его вели-
чества" в Мадрид оставляются без внимания и что оскорбления и грабежи
скоро совсем уничтожат их торговлю».

В течение десяти лет, следовавших за 1729 г.,
Вальполь
ожесточенно боролся, чтобы предотвратить войну. В этом году был
подписан в Севилье трактат, направленный к урегулированию
положения: он возвращал торговлю к условиям, существовавшим
за четыре года до того, и предусматривал, что шесть тысяч испан-
ских войск тотчас же займут территорию Тосканы и Пармы. Валь-
поль доказывал своему народу, что война лишит его коммерческих
привилегий, которыми он уже пользовался в испанских владениях;
с Испанией же он вел постоянные переговоры, добиваясь уступок
и компенсаций, которые могли бы умиротворить нацию. В середине
этого периода разразилась война за престолонаследие в Польше.
Тесть французского короля был одним претендентом; Австрия под-
держивала его противника. Всеобщая вражда к Австрии еще раз»
сблизила Францию и Испанию, и к ним присоединился также и
король Сардинии, который надеялся через этот союз вырвать Милан
из рук Австрии и присоединить его к своей Пьемонтской террито-
рии. Нейтралитет Англии и Голландии был обеспечен обещанием не
нападать на австрийские Нидерланды, переход какой-либо части
которых во владение Франции считался опасным для морской силы
Англии. Союзные государства объявили войну против Австрии
в октябре 1733 г., и их армии вместе вошли в Италию, но испанцы*
увлеченные долго лелеявшимся ими проектом отвоевания Неаполя:
и Сицилии, оставили другие планы и обратились к югу. Оба коро-
левства были легко и быстро завоеваны, так как нападавшие гос-
подствовали на море и пользовались расположением населения.
Второй сын короля Испании был провозглашен королем под именем
Карла III, и таким образом возникло Бурбонское королевство обеих
Сицилий. Отвращение Вальполя к войне, заставившее его покинуть
давнишнего союзника, имело, следовательно, результатом переход,
центральной части Средиземного моря под контроль страны, откро-
венно враждебной Великобритании.
Но в то время как Вальполь, таким образом, покинул императора*
он сам был предан своим другом Флери. Вступив в открытый союз
с Испанией против Австрии, французское правительство согласилось
также на секретный пункт, направленный против Англии. Это обя-
зательство заключалось в следующем: «Всякий раз, как обе нации
найдут это для себя полезным, злоупотребления, которые вкрались
в торговлю, особенно через англичан, будут уничтожаться; и если
Англия станет возражать, то Франция будет стараться преодолеть
ее сопротивление всеми своими силами на суше и на море». «И это
соглашение состоялось, — как указывает биограф лорда Гауке,—
в период тесного и открытого союза Франции с Англией» Г «Таким
образом, политика, против которой Вильгельм III призвал к оружию
Англию и Европу, наконец, стала проводиться в жизнь». Если бы
Вальполь знал об этом секретном соглашении, то оно могло бы
показаться ему дополнительным аргументом в пользу мира, ибо,
когда его острая политическая проницательность предостерегла его
об опасности, которой он еще не мог видеть, он заявил в палате
1 Burrows, Life of Lord Hawke.

общин, что «если бы Испания не имела тайного поощрения со сто-
роны держав более значительных, чем она сама, то она никогда бы
не осмелилась наносить нам обиды и оскорбления, изложенные
с этой трибуны», и он выразил мнение, что справиться с Англией
окажется не по плечу как французам, так и испанцам.
Флери весьма некрасиво рыл яму для своего старого друга и
товарища по государственной деятельности. Частный вопрос, воз-
будивший двухлетнюю войну за польское наследство — выбор пра-
вителя для находившегося в упадке королевства, которому было
суждено вскоре исчезнуть из списка европейских государств, сам
по себе, кажется, не имел большой важности; но направление, при-
нятое европейской политикой, вследствие деятельности участвовав-
ших в этой войне держав, имеет, напротив, серьезное значение.
В октябре 1755 г. Франция и Австрия пришли к соглашению,
к которому впоследствии присоединились Сардиния и Испания;
главные пункты его следующие: французский претендент на поль-
ский трон отказался от него и получил вместо того герцогства Бар
и Лотарингию на востоке Франции, с условием, что после его
смерти "они должны были перейти в полное владение его зятя,
короля Франции; оба королевства, Сицилия и Неаполь, были утвер-
ждены за испанским принцем из дома Бурбонов — дон-Карлосом;
Австрия получила назад Парму. Сардинская монархия также полу-
чила увеличение своей итальянской территории. Таким образом,
Франция, под управлением миролюбивого Флери, получила в упо-
мянутых герцогствах то увеличение своего могущества, которого
тщетно домогались более воинственные правители, и в то же время
ее внешнее положение было укреплено за счет Англии передачей
командных позиций в центральной части Средиземного моря ее
союзнику. Тем не менее, сердце Флери не могло быть спокойно,
когда он вспоминал тайное соглашение против английской торговли
и думал о могущественной морской силе Англии, сопоставляя ее
с пришедшим в упадок флотом Франции. Это соглашение между
Францией и Испанией, к которому впоследствии присоединилось
и королевство обеих Сицилий, носило в себе, при натянутых тогда
отношениях между Англией и Испанией, зародыш больших войн
между Англией и домом Бурбонов, которые привели к созданию
Британской империи и независимости Соединенных Штатов.
Возмущение в Англии против насилий Испании продолжалось
и тщательно разжигалось оппозицией к Вальполю. Министру теперь
было уже более шестидесяти лет, и он едва ли был способен
изменить политику и убеждения, установившиеся в его молодые
годы. Он стоял теперь перёд одним из тех неудержимых столкно-
вений между нациями и расами, к которым политика умиротворения
и компромиссов может быть приложима только на короткое время.
Англия настаивала на открытии ей доступа в Вест-Индию и испан-
скую Америку; испанское правительство столь же упорно препят-
ствовало этому. К несчастью для политики последнего, незаконные
обыски английских кораблей в открытом море, а возможно также и
оскорбления английских моряков усиливали врагов Вальполя. Не-
которых из упомянутых моряков приводили на заседания палаты

общин, где они свидетельствовали, что их не только грабили, но
и подвергали пыткам, запирали в тюрьмы и принуждали жить
и работать в отвратительных условиях. Самым замечательным
было дело некоего Дженкинса, шкипера коммерческого брига,
который рассказал, что испанский офицер оторвал у него одно ухо,
приказав отнести его своему королю, и сказал, что если бы король
оказался там, то он и с ним поступил бы так же. Будучи спрошен,
что он чувствовал в момент опасности и страданий, он, говорят,
отвечал: «я поручил мою душу богу, а дело мое стране моей».
Этот удачный драматический оборот в устах человека его класса
возбуждает подозрение, что вся эта история была значительно
прикрашена, но тем не менее позволяет легко представить себе,
какой прекрасный лозунг она могла доставить народному движению.
Волна возмущения, наконец, смыла кропотливую работу сторонника
компромиссов Вальполя, и 19 октября 1739 г. Великобритания
объявила войну Испании. Английский ультиматум потребовал фор-
мального отказа от права обыска британских судов в той форме,
в какой оно практиковалось испанцами, и на немедленном признании
притязаний Великобритании в Северной Америке. Среди этих при-
тязаний было одно, касавшееся границ Георгии, тогда еще недавно
учрежденной колонии, соприкасавшейся с испанской территорией
Флориды.
Вопрос, о том, насколько война, начатая Англией, таким образом,
вопреки.убеждению ее способного министра, является нравственно
оправданной, горячо обсуждался английскими писателями. Законы
Испании относительно торговли ее , колоний не отличаются по своему
духу от законов самой Англии, что доказывается ее Навигацион-
ным актом, и испанские морские офицеры сами находились в поло-
жении, почти тождественном с тем, в каком оказался Нельсон,
будучи капитаном фрегата в Вест-Индии полвека спустя. Американ-
ские корабли и купцы после отделения от метрополии продолжали
торговлю, правом на которую они пользовались как колонисты;
Нельсон, ревниво оберегая коммерческие выгоды Англии, как они
тогда понимались, взялся провести в жизнь этот акт и этим вос-
становил против себя вест-индцев и колониальные власти. Мы не
считаем, что он или те, которые поддерживали его, обыскивали
незаконно, потому что сила Англии была достаточно велика, чтобы
защитить интересы ее судоходства, не прибегая к незаконным
мерам, тогда как Испания между 1730 и 1740 гг. и в позднейшее
время, будучи слаба, захватывала те суда, которые наносили вред
ее торговле, где бы она ни находила их, даже за пределами ее
законной юрисдикции. По ознакомлении с делом, как его излагает
в биографии лорда Гауке профессор Бэрроуз, всецело симпатизи-
рующий противникам Вальполя, настаивавшим на войне, иностранец
не может не притти к заключению, что испанцам наносились
серьезные оскорбления с точки зрения прав метрополии над коло-
ниями, как они обычно понимались в то время; хотя, конечно, ни
одна нация не могла бы признать за Испанией такого права обыска,
на котором она настаивала. Нашего предмета касается главным
образом то обстоятельство, что рассматриваемый спор был чисто

морским вопросом и что он возник из-за самопроизвольного стре-
мления английского народа к расширению своей торговли и коло-
ниальных интересов. Некоторые английские писатели утверждали,
что Франция действовала по тем же побуждениям, но характер и
общая политика Флери, так же как и гений французского народа,
заставляют считать это невероятным. В то время во Франции не
было никакого парламента и никакой оппозиции, способных отра-
зить мнение ее народа, и с тех пор были даны весьма, различные
оценки характера и правления Флери. Английские писатели говорят
больше о его способностях, благодаря которым он приобрел Лота-
рингию для Франции и Сицилию для дома Бурбонов, и порицают
Вальполя за то, что он допустил перехитрить себя. Французы гово-
рят о Флери, что «он жил сегодняшним днем, ища только спокой -
ствия на старости лет, что он одурманил Францию усыпительными
средствами, вместо того чтобы стараться вылечить ее; что он не
мог даже продолжить этот молчаливый сон до своей смерти»1.
Когда между Англией и Испанией разразилась война, «последняя
потребовала от Франции исполнения обязательств оборонительного
союза. Флери, совершенно против своего желания, был вынужден
снарядить эскадру; но сделал это крайне скупо». Эта эскадра из
двадцати двух кораблей конвоировала в Америку испанский флот,
собравшийся в Ферроле, что помешало англичанам напасть на
него2. «Тем не менее Флери дал объяснение своего поступка
Вальполю и надеялся на компромисс, — мало основательная на-
дежда, имевшая бедственные результаты для наших морских инте-
ресов и помешавшая принятию тех мер, которые могли бы дать
Франции с начала войны превосходство в восточных морях». Но,
«по низложении Вальполя, — говорит другой французский писа-
тель, -— Флери заметил ошибку, которую сделал, допустив упадок
военного флота Франции. Тогда, наконец, он уяснил себе его зна-
чение. Он узнал, -что короли Неаполя и Сардинии отложились от
1 Martin, History of Franee.
-
Своеобразные политические отношения Франции с Англией между 1739
и 1744 гг., когда последняя воевала с Испанией, требуют объяснения, так как
они покоились на таких воззрениях на международные обязательства, кото-
рые сейчас уже устарели. Своим оборонительным союзом с Испанией Франция
обязалась поставить точно определенный контингент для флота Испании,
когда последняя будет вовлечена в какую бы то ни было войну. Она на-
стаивала, однако, на том, что посылка ею помощи неприятелю Англии не была
таким враждебным, по отношению к последней, актом,
какой предполагал
бы разрыв мирных отношений, существовавших между обеими нациями. Фран-
цузские военные корабли, служа, таким образом, для усиления испанского
флота, по условиям договора, были неприятелями Англии; но французская на-
ция и все другие, вооруженные силы Франции на море и на суше были ней-
тральны, со всеми привилегиями нейтралитета. Конечно, Англия не была обя-
зана принять эту точку зрения и могла бы усмотреть в действиях Франции
casus belli (повод к войне.
—
Прим. реД.), но Франция считала такой взгляд
несправедливым, и Англия фактически уступила ее притязанием, хотя отноше-
ния были таковы, что делали вероятным объявление формальной войны,
какое в действительности и последовало в 1744 г. Несколько лет спустя, как
мы увидим дальше, голландцы требовали таких же привилегий нейтралитета
от Франции, усилив действовавшую против нее австрийскую армию большим
контингентом сухопутных сил.

союза с Францией единственно потому, что английская эскадра
угрожала бомбардировкой Неаполя и Генуи и перевозкой армии
в Италию. За отсутствием этого элемента могущества, Франция
молчаливо глотала величайшие оскорбления и могла только жало-
ваться на насилия английских крейсеров, которые грабили нашу
торговлю, нарушая международное право» Г в течение нескольких
лет номинального мира, протекших между моментом посылки Фран-
цией флота на помощь Испании против Англии и объявлением
последней формальной войны. Объяснение этого различия во мне-
ниях кажется не очень трудным. Оба министра молчаливо согла-
сились следовать по путям, которые, очевидно, не могли встре-
титься. Франции было предоставлено свободно расширять свои
территориальные владения, лишь бы она не возбуждала ревности
английского народа соперничеством с ним на море и не ніла вразрез
с английскими интересами, как их понимал сам Вальполь. Такая
политика отвечала воззрениям и желаниям Флери. Одна страна до-
бивалась могущества на море, вторая — на суше. Что было более
мудро — должна была показать война; ибо, раз Испания делалась
союзницей одной из сторон, война была неизбежна и притом война
на море. Ни тот, ни другой из министров не увидели результатов
своей политики. Вальполь лишился власти в 1742 г. и умер в марте
1745 г. Флери умер на своем посту 29 января 1743 г.
1 Lареугоиsе-Воиfi1s. Hist, de ta Marine Française.

ГЛАВА
VII
ВОЙНА МЕЖДУ ВЕЛИКОБРИТАНИЕЙ И ИСПАНИЕЙ (1739).
—
ВОЙНА ЗА АВСТРИЙСКОЕ НАСЛЕДСТВО (1740). —
ФРАНЦИЯ
СОЕДИНЯЕТСЯ С ИСПАНИЕЙ ПРОТИВ ВЕЛИКОБРИТАНИИ
(1744).
—
МОРСКИЕ СРАЖЕНИЯ МЭТЬЮЗА (MATTHEWS),
АНСОНА (ANSON) И ГАУКЕ. — ААХЕНСКИЙ МИР (1748)
Мы дошли теперь до начала ряда великих войн, которым су-
ждено было продолжаться, с короткими промежутками мира, почти
полстолетия и которые среди множества вводящих в заблуждение
деталей имеют одну общую характерную черту, отличающую их
как от предшествовавших им войн, так и от многих последовавших
за ними. Эта борьба охватила все четыре страны света, повсюду
сопровождаясь не только второстепенными операциями, хотя цен-
тром ее все-таки была Европа. Решавшиеся этой борьбой великие
всемирно-исторические вопросы имели предметом обладание морем
и контроль над отдаленными странами, обладание колониями и свя-
занными с ними источниками богатства. Довольно странно, что не
рацее как только почти в конце этого продолжительного состязания
выступили на сцену большие флоты, и борьба была перенесена на
подобающее поле, т. е . на море. Влияние морской силы на исход
ясно обозначилось с самого начала, но в течение долгого времени
борьба не сопровождалась сколько-нибудь значительными военными
действиями на'море, потому что сущность дела не была своевре-
менно понята французским правительством. Движение в пользу
колониальной экспансии во Франции было чисто народным, хотя
оно и связано с несколькими великими именами; отношение прави-
телей было холодным и недоверчивым; отсюда произошло пренебре-
жение к военному флоту, предопределившее поражение Франции
на главном театре войны и уничтожение на время ее морской силы.
Имея в виду характер войн, которые нам предстоит рассмотреть,
важно уяснить себе положение трех великих держав в тех частях
света, вне Европы, где должна была завязаться борьба.
В Северной Америке Англия владела теперь тринадцатью коло-
ниями — первоначальной территорией Соединенных Штатов, от
Мэна до Георгии. В этих колониях должна была получить высшее
развитие та форма колонизации, которая свойственна Англии и
характеризуется сообществами свободных людей, самостоятельными,

самоуправляющимися и в то же время пламенно преданными ро-
дине, с населением, занимающимся одновременно, и земледелием, и
торговлей, и мореходством.'
В характере страны и ее продукции,
в ее длинной береговой линии и в защищенных гаванях и, наконец,
в собственном характере британцы имели все элементы морской
силы, которая уже получила, как мы знаем, к рассматриваемому
времени широкое развитие. На такой стране и на таком народе
прочно базировались королевский флот и королевская армия в за-
падном полушарии. Английские колонисты чрезвычайно ревниво
относились к французам и канадцам.
Франция владела Канадой и Луизианой (Луизианой называлась-
тогда страна гораздо более обширная, чем теперь) и заявлял» при-
тязания по праву гіервооткрытия на всю долину Огайо и Миссисипи,
являвшуюся необходимым звеном между заливами св. Лаврентия и
Мексиканским. Тогда еще ни одна нация не занимала прочно этой
промежуточной области и никакие притязания на нее не признава-
лись Англией, колонисты которой настаивали на своем праве без-
гранично распространять свои владения на запад. Сила позиции
французов была в Канаде; река Св. Лаврентия давала им доступ
в сердце страны, и хотя Ньюфаундленд и Новая Шотландия
были потеряны ими, в острове Кап Бретон они все-таки имели
ключ и к заливу и к реке. Канада имела ту характерную черту, что
здесь французская колониальная система применялась в стране,
климат которой меньше всего соответствовал ей. Отеческое, воен-
ное и монашеское управление тормозило развитие индивидуальной
предприимчивости и образования товариществ для общих целей.
Колонисты отвернулись от торговли и земледелия и, производя
лишь столько продовольствия, сколько требовалось для их непо-
средственных нужд, предались охоте. Главным предметом их тор-
говли был мех. Между ними было так мало развито ремесленное
искусство, что даже часть судов для внутренней навигации они
покупали в английских колониях. Главным элементом силы был
воинственный характер населения, любившего оружие; там каждый
мужчина был солдатом.
Кроме вражды, унаследованной от метрополий, здесь, как пра-
вило, существовал еще антагонизм между двумя социальными и
политическими системами, прямо противоположными друг другу.
Отдаленность Канады от Вест-Индии и суровые зимы делали ее
с морской точки зрения менее важной для Франции, чем были
английские колонии для Англии, притом же и ресурсы страны к
население ее были значительно меньше, чем в английских колониях.
В 1750 г. население Канады составляло восемьдесят тысяч, а насе-
ление английских колоний — миллион двести тысяч. При таком
неравенстве в силе и ресурсах единственный шанс Канады заклю-
чался в поддержке ее морской силой Франции, либо через по-
средство прямого контроля над соседними морями, либо такой
сильной диверсией в каком-либо другом месте, которая освободила
бы Канаду от давления на нее.
Испания владела на континенте Северной Америки, в придачу
к Мексике и странам, лежащим к югу от нее, еще Флоридой; под

этим названием был известен не только полуостров, но и соседние
с ним обширные территории, не имевшие точно определенных гра-
ниц, впрочем, они почти не играли роли на всем протяжении этих
длительных войн.
В Вест-Индии и в Южной Америке Испания владела главным
образом теми странами, которые все еще известны под названием
испано-американских, а также Кубой, Порто-Рико и частью Гаити.
Франция владела Гваделупой, Мартиникой и западной половиной
Гаити; Англия — Ямайкой, Барбадосом и некоторыми из меньших
островов. Плодородие почвы, производимые продукты и менее
суровый климат, казалось, должны были сделать эти острова пред-
метом особенных вожделений в колониальной войне, но в действи-
тельности не было сделано ни одной попытки, ни даже выражено
намерения завоевать какой-либо из упомянутых больших островов,
за исключением Ямайки, которую Испания желала возвратить себе.
Причина, вероятно, заключалась в том, что Англия, морская сила
которой обеспечивала ей инициативу в наступательных действиях,
направлялась в своих усилиях желаниями многочисленного англий-
ского населения на Северо-Американском континенте. Меньшие
Вест-Индские острова просто слишком малы для того, чтобы ими
могла владеть какая-либо держава, кроме господствующей на море.
Они имели двоякое значение в войне: во-первых, как военные пози-
ции для такой державы и, во-вторых, как позиции экономические,
обладание которыми либо увеличивало средства владевшей ими
страны, либо уменьшало ресурсы ее врага. Военные действия против
них можно сравнить с войной против торговли неприятеля, а самые
острова — с кораблями или караванами, нагруженными богатствами
последнего. Поэтому они и переходили из рук в руки и обыкно-
венно возвращались к прежним владельцам, когда наступал мир,
хотя в конечном счете большая часть их осталась за англичанами.
Несмотря на это, тот факт, что каждая из великих держав была
заинтересована в этом средоточии торговли, привлекал туда как
большие флоты, так и малые эскадры, особенно в те времена года,
которые были неблагоприятны для военных операций на континенте;
и в Вест-Индии произошло большое число тех морских сражений,
которые ознаменовали собой этот длинный ряд войн.
Еще в одной отдаленной стране должна была завязаться борьба
между Англией и Францией, и здесь, как и в Северной Америке,
исход ее был окончательно решен этими войнами. В Индии сопер-
ничавшие нации представлялись их ост-индскими компаниями, в ко-
торых совмещались и правительственные и коммерческие функции.
Конечно, эти компании опирались на свои метрополии, но в непо-
средственном соприкосновении с туземными правителями находи-
лись назначавшиеся ими президенты и чиновники. В то время
главными поселениями англичан были: на западном берегу Бомбей,
на восточном — Калькутта на Ганге, несколько удаленная от моря,
- и Мадрас, тогда как несколько южнее Мадраса был основан другой
город и станция, обыкновенно известные у англичан под именем
форта Св. Давида, хотя иногда называвшиеся Куддалором (Cudda-
lore). Три президентства — Бомбейское, Калькуттское и Мадрас-

ское — были в то время независимы друг от друга и подчинялись
только совету директоров в Англии.
Франция утвердилась в Чандернагоре (Chandernagore) на Ганге,
выше Калькутты; в Пондишери — на восточном берегу, в восьми-
десяти милях южнее Мадраса; и еще на западном берегу, далеко
к югу от Бомбея, она имела третью менее важную станцию, назы-
вавшуюся Махе (Mahé). Франция, однако, имела большое преиму-
щество в обладании уже упоминавшейся промежуточной станцией
в Индийском океане, а именно соседними островами Иль-де-Франс
и Иль-де-Бурбон. Она была счастлива также в личных свойствах
двух деятелей, которые руководили в то время ее интересами на
Индийском полуострове и на островах; это были Дюплэ и Ля Бур-
доннэ, люди, равных которым по способностям и силе характера
до той поры не появлялось между английскими чиновниками
в Индии. Тем не менее в этих двух лицах, дружное товарищеское
•сотрудничество которых могло бы уничтожить английские поселе-
ния в Индии, также проявилось то странное столкновение идей,
то колебание между сушей и морем, как опорами могущества,
которое кажется предсказанным географическим положением самой
Франции. Дюплэ, хотя и не безучастный к коммерческим интересам,
сосредоточил свои помыслы главным образом на создании великой
империи, в которой Франция царила бы над множеством вассальных
туземных князей. В преследовании этой цели он обнаружил боль-
шой такт и неутомимую энергию в соединении, быть может, с не-
сколько пылким и причудливым воображением; но когда он встре-
тился с Ля Бурдоннэ, более простые, но более глубокие взгляды
которого были направлены к достижению превосходства на море
и господства в Индии, основанного на свободном и обеспеченном
сообщении с метрополией, а не на зыбких песках восточных
интриг и союзов, то между ними сразу возникло несогласие.
«Сравнительная слабость морских сил, — говорит французский исто-
рик, считающий, что Дюплэ преследовал более высокие цели, —
было главной причиной, остановившей его движение...» 1 Но пре-
восходство на море было именно той целью, к которой стремился
Ля Бурдоннэ — сам моряк и губернатор острова. Возможно, что
при слабости Канады, сравнительно с английскими колониями, мор-
ская сила не смогла бы изменить исход борьбы в этой стране, но
в тех условиях, в которых находились соперничавшие нации
в Индии, все зависело от обладания морем.
Таково было положение трех стран на главных заморских
театрах войны. Мы ничего не упоминали о колониях на западном
берегу Африки, потому что они были торговыми станциями, без
всякого военного значения. Мысом Доброй Надежды владела Гол-
ландия, которая не принимала деятельного участия в первых войнах,
но сохраняла выгодный для Англии нейтралитет — пережиток ее
союза с ней в предшествовавших войнах столетия. Необходимо
упомянуть коротко о состоянии военных флотов, которые должны
были получить большое значение, вначале не вполне осознанное.

Ни точной численности', ни точного описания боевых и мореходных
качеств кораблей дать нельзя, но можно составить себе представле-
ние о соотношении сил флотов.
Английский морской историк того времени Кэмпбелл говорит,
что в 1727 г. английский флот насчитывал восемьдесят четыре
линейных корабля, имевших от 10 пушек и выше; сорок 50-пушеч-
ных кораблей и пятьдесят четыре фрегата, а также малые суда.
В 1734 г. это число упало до семидесяти линейных кораблей и
девятнадцати 50-пушечных кораблей. В 1744 г., после четырех лет
войны с одной только Испанией, численность флота составляла
девяносто линейных кораблей и восемьдесят четыре фрегата. Тот же
историк насчитывает около этого времени во французском флоте
сорок четыре линейных корабля и пятьдесят семь фрегатов. Он же
говорит, что в 1747 г., незадолго до конца первой войны, королев-
ский флот Испании уменьшился до двадцати двух военных кораб-
лей, Франции — до тридцати одного, тогда как флот Англии уве-
личился до ста двадцати шести линейных кораблей. Французские
писатели, к которым обращался автор, приводят менее точные
цифры, но согласны с тем мнением, что не только флот их умень-
шился до печально малого числа кораблей, но что последние были
в дурном состоянии, а верфи не имели необходимых материалов.
Такое пренебрежение к флоту во Франции продолжалось в большей
или меньшей степени в течение всех этих войн, до 1760 г., когда
нация осознала необходимость восстановления его, — слишком
поздно, однако, для того, чтобы предотвратить наиболее серьезные
потери Франции. В Англии, так же как и во Франции, дисциплина
во флоте и управление им были подорваны долгим миром; несостоя-
тельность вооружения посланных кораблей бросалась в глаза и
напоминает скандалы, которые ознаменовали начало Крымской
войны; только гибель ряда французских кораблей привела, вслед-
ствие необходимости замены их, к спуску на воду судов, превосхо-
дивших старые корабли того же класса в Англии, так как они были
более современными.
Нужно, однако, относиться осторожно к жалобам отдельных
писателей и не доверять им слишком легко; некоторые француз-
ские авторы утверждают, что. английские корабли быстроходнее,
тогда как в тот же самый период англичане жалуются, что их
корабли движутся медленнее французских. Однако можно считать
установленным, что в общем французские корабли, построенные
между 1740 и 1800 гг., были крупнее и лучше, чем английские
корабли соответствующих классов. Но зато английский флот
несомненно имел преимущество и по численности и по качествам
матросов и офицеров.
Поскольку Англия всегда имела в море
несколько эскадр, ее офицеры, по крайней мере, не могли совсем
оторваться от своей профессии, тогда как во Франции в 1744 г.
на действительной службе находилась одна пятая часть всего коли-
чества офицеров.
Это превосходство Англии поддерживалось и
увеличивалось утвердившейся в то время практикой блокады фран-
цузских военных портов превосходными силами; неприятельские
эскадры, выходя в море, тотчас же убеждались в сравнительной

невыгодности своего положения в отношении практической выучки.
С другой стороны, требования английской торговли были так зна-
чительны, что как ни велико было число ее матросов, война
застигала их рассеянными по всему миру, и часть флота всегда
была парализована недостатком людей. Постоянная практика матро-
сов обеспечивала выработку в них качеств хороших мореходов; но
столь значительная нехватка должна была пополняться с помощью
неразборчивого принудительного набора, вследствие чего в воен-
ный флот попадали жалкие, больные люди, которые сильно ухуд-
шали качества личного состава в целом.
Чтобы представить себе свойства личного состава флота того
времени, надо только прочитать описания экипажа, посланного
Ансону, отправлявшемуся в кругосветное плавание, и Гауке, гото-
вившемуся к военной кампании. Эти сведения теперь почти неве-
роятны, и результаты всего этого были в высшей степени печальны;
дело шло не только о состоянии здоровья команд; посланный
вышеупомянутым адмиралом контингент людей был совершенно не
приспособлен к морской жизни, даже при самых благоприятных
обстоятельствах. Как во французском, так и в английском флотах
ощущалась необходимость в чистке офицерского состава. Это были
дни расцвета придворного и политического протекционизма, и
кроме того после долгого мира невозможно было сразу выбрать из
людей, казавшихся наиболее подходящими для этого, тех, кто
лучше всего способен выдержать испытания войны. В обеих на-
циях имелось стремление положиться на офицеров, молодость ко-
торых прошла при старшем поколении, — и результаты этого не
были удачны.
Когда в октябре 1739 г. Англия объявила войну Испании, уси-
лия ее естественно направились прежде всего на причину спора —
испано-американские колонии, в которых ожидали найти легкую и
богатую добычу. Первая экспедиция отплыла под начальством
адмирала Вернона в ноябре месяце того же года и взяла Порто-
Белло внезапным и смелым нападением, но нашла в этом порту,
откуда отплывали галионы, только незначительную сумму в десять
тысяч долларов. Возвратившись на Ямайку, Верной получил
подкрепление из большого числа кораблей, и к нему присоедини-
лись еще двенадцать тысяч сухопутных войск. С этими увеличен-
ными силами им были сделаны попытки взять Картахену и Сант-
Яго де Куба в 1741 и 1742 гг., но обе они закончились плачевно:
адмирал и генерал поссорились, что не было редкостью в те дни,
когда ни первый, ни второй не обладали разумным пониманием
дела другого. Марриэт, характеризуя такие недоразумения юмори-
стическими преувеличениями, кажется, имел в виду это нападение
на Картахену: «Армия думала, что флот может пробиться через
каменные валы десятифутовой толщины, а флот удивлялся, почему
армия не взобралась на эти же самые валы, поднимавшиеся
отвесно на тридцать футов в вышину».
Другая экспедиция, справедливо прославленная за выносливость
и настойчивость, выказанные ее вождем, и знаменитая также пере-
несенными трудностями и замечательным конечным успехом, была

послана в 1740 г. под начальством Ансона. Ее миссия состояла
в том, чтобы обойти вокруг мыса Горн и атаковать испанские
колонии на западном берегу Южной Америки. После многих про-
волочек, вызванных очевидно плохой организацией, эскадра,,
наконец, вышла в море в конце 1740 г. Обогнув мыс в самое небла-
гоприятное время года, корабли встретили ряд жесточайших бурь;
эскадра была рассеяна, чтобы никогда не собраться в полном
составе; и Ансон, после бесконечных опасностей, сумел собрать
лишь часть ее в Хуан-Фернандесе. Два корабля повернули назад
в Англию, а третий погиб к югу от Чилоэ. С тремя остальными
Ансон крейсировал вдоль южноамериканского побережья, взяв
несколько призов, разграбив город Паита (Payta) и намереваясь
высадиться- близ Панамы и соединиться с Верноном для захвата
этого места и овладения перешейком. Узнав, однако, о бедствии
при Картахене, он решил пересечь Тихий океан и подстеречь два
галиона, которые ежегодно совершали плавание от Акапулько-
к Маниле. При переходе через океан один из двух оставшихся
теперь при нем кораблей оказался в таком безнадежном состоянии,
что его пришлось потопить. С другим он успел в своем последнем
предприятии, захватив большой галион с полутора миллионами дол-
ларов в монете. Экспедиция из-за обилия постигших ее несчастий
не достигла никакого военного результата, кроме того, что полу-
чила испанские колонии и внесла в них некоторое расстройство; но
самые ее несчастья и спокойная настойчивость руководителя ее,
увенчавшаяся в конце концов большим успехом, принесли ей совер-
шенно заслуженную славу.
В течение 1740 г. произошли два события, которые привели
к общеевропейской войне, так сказать, ворвавшейся в войну между
Англией и Испанией. В мае этого года Фридрих Великий сделался
королем Пруссии, а в октябре умер император Карл VI, бывший
претендент на испанский престол. Он не имел сына и завещал свои
владения старшей дочери — знаменитой Марии-Терезии, к обеспече-
нию за которой этого наследства в течение многих лет были на-
правлены усилия его дипломатии. Этот порядок престолонаследия
был гарантирован европейскими державами; но кажущаяся сла-
бость положения Марии-Терезии возбудила притязания других пра-
вителей. Курфюрст Баварский заявил претензию на все наследство,
в чем его поддержала Франция, тогда как прусский король требо-
вал и захватил провинцию Силезию. Другие державы, большие и
малые, присоединились к той или другой стороне; наконец, поло-
жение Англии усложнялось тем, что ее король, будучи также кур-
фюрстом Ганновера, поспешил заявить о нейтралитете своего кня-
жества, хотя симпатии .Англии определенно склонялись на сторону
Австрии.
Между тем неудача экспедиций в испанскую Америку, огром-
ные убытки английской торговли возбудили всеобщее негодование
против Вальполя, который вышел в отставку в начале 1742 г. При
новом министерстве Англия сделалась открытым союзником
Австрии; и парламент не только вотировал субсидию императрице-
королеве, но также и послал вспомогательный отряд в австрийские

Нидерланды. В то же время Голландия, под влиянием Англии w
связанная подобно ей прежними трактатами, обязывавшими ее
поддерживать Марию-Терезию, также вотировала последней субси-
дию. Здесь опять встречается тот курьезный взгляд на междуна-
родные отношения, о котором упоминалось выше. Обе эти державы
вступили в войну против Франции, но только как помощницы им-
ператрицы, а не самостоятельно; как нации, за исключением войск,,
находившихся на театре войны, они все еще считались в мирных
отношениях. Такое двусмысленное положение могло иметь в конце
концов только один результат. На море Франция уже заняла точно
такое же положение помощницы Испании, в силу оборонительного
союза между двумя королевствами, хо%я все еще считалась в мире
с Англией; и курьезно видеть серьезность, с какой французские пи-
сатели жалуются на нападения английских судов на французов,
ссылаясь на то, что между этими двумя государствами еще не
было открытой войны. Уже было упомянуто, что в 1740 г. француз-
ская эскадра охраняла соединение испанских кораблей по пути-
в Америку. В 1741 г. Испания, втянутая теперь в континентальную
войну как неприятель Австрии, послала пятнадцатитысячный отряд,
войск из Барселоны для нападения на австрийские владения
в Италии. Английский адмирал Хэддок (Haddok) искал и нашел,
в Средиземном море испанский флот; но с ним было соединение
из двенадцати французских кораблей, начальник которого известил
Хэддока, что он принимает участие в той же экспедиции и имеет
приказание вступить в бой с англичанами, если только ими будет
атакован флот Испании, хотя последняя и ведет войну с Англией.
Так как силы союзников превосходили почти вдвое силы англий-
ского адмирала, то он должен был возвратиться в порт Маон.
Вскоре после этого он был сменен, и новый адмирал Мэтьюз занял
сразу же две должности — командующего морскими силами в Сре-
диземном море и английского посланника в Турине, столице короля
Сардинии. В 1742 г. один английский капитан, служивший в его.
флоте, погнался за испанскими галерами, загнал их во французский
порт С.- Тропец (St. Tropez) и, последовав за ними в гавань, сжег
их, несмотря на так называемый нейтралитет Франции. В том же
году Мэтьюз послал соединение кораблей, под начальством ком-
модора Мартина, в Неаполь, чтобы принудить бурбонского короля
отозвать его двадцатитысячный отряд войск, помогавший испан-
ской армии против австрийцев в северной Италии. На попытки завя-
зать с ним переговоры Мартин отвечал только тем, что вынул свои
часы и предоставил правительству на размышление один час. Тому
оставалось только подчиниться, и английский флот оставил гавань
после суточного пребывания в ней, избавив императрицу от опас-
ного неприятеля. После этого стало ясно, что испанцы смогут
продолжать войну в Италии, только посылая туда войска через
Францию: Англия контролировала море и действия Неаполя. Эти
два инцидента, в С. -Тропеце и Неаполе, произвели глубокое впечат-
ление на престарелого Флери, который слишком поздно понял воз-
можности и значение прочного морского могущества. Причины
к неудовольствиям множились с обеих сторон, и быстро прибли-

жался тот момент, когда и Франция и Англия должны были пере-
стать делать вид, что они являются только вспомогательными
силами в войне. Однако, прежде чем дело дошло до этого, морская
сила и богатство Англии опять дали себя знать привлечением на
сторону Австрии короля Сардинии. Колебания этого короля между
опасностями и выгодами, которые представлял союз как с Фран-
цией, так и с Англией, разрешались в пользу последней, так как
Англия предоставила ему субсидию и обещала держать сильный
флот в Средиземном море; взамен этого он обязался вступить
в войну с сорокапятитысячной армией. Это соглашение было под-
писано в сентябре 1743 г. В октябре, когда Флери уже умер, Лю-
. довик XV заключил с Испанией договор, которым обязывался
объявить войну Англии и Сардинии и поддержать испанские требо-
вания как в Италии, так и по отношению к Гибралтару, Маону- и
Георгии. Открытая война, таким образом, была уже у порога; но
с объявлением ее все еще медлили. Большое морское сражение
. произошло в то время, когда номинально еще существовал мир.
В конце 1743 г. инфант Филипп Испанский пытался высадить
десант на побережье Генуэзской республики, которая относилась
недружелюбно к австрийцам, но английский флот воспрепятствовал
его попыткам, и испанские корабли принуждены были отступить
в Тулон. Они простояли там в течение четырех месяцев, не имея
возможности выйти в море, вследствие превосходства английского
флота. В конце концов испанский двор обратился к Людовику XV
и добился того, что последний приказал французскому флоту, под
командой адмирала де Курта (de Court),
восьмидесятилетнего
старца, ветерана времен Людовика XIV, сопровождать испанцев
либо к Генуэзскому заливу, либо в их собственные порты, —
неясно, куда именно. Французскому адмиралу дана была инструк-
ция не стрелять, пока он не будет атакован. Чтобы лучше обеспе-
чить содействие испанцев, которым он, вероятно, не доверял,
. де Курт предложил, — как сделал это де Рюйтер в давно прошед-
шие дни, — рассеять их корабли между французскими; но так как
испанский адмирал Наварро отказал в этом, то построена была
боевая линия из девяти французских кораблей в авангарде, шести
французских и трех испанских в центре и девяти испанских
в арьергарде, — всего из двадцати семи судов. Построившись
таким образом, соединенные флоты отплыли из Тулона 19 февраля
1744 г. Английский флот, который крейсировал близ Гиер (Hyères)
для наблюдения за противником, погнался за ним, и 22-го его аван-
гард и центр встретились с союзниками; но арьергард находился
в нескольких милях позади, притом на ветре, и на таком расстоя-
нии не мог поддерживать в бою передние суда (план VII, левый
верхний угол).
Ветер был восточный, и оба флота держали на юг, причем
английский был на ветре. Противники были почти равночисленны:
у англичан было двадцать девять кораблей против двадцати семи
у союзников; но это преимущество первых было уничтожено отста-
ванием их арьергарда. Поведение контр-адмирала, командовавшего
арьергардом, приписывалось некоторыми его недоброжелательному

0
û
û
û
0
0
•te
4 «te.
«» «te
É
û
0
1
t
û
t
û
«с
û
7^^
t
f7
i0
7^
t
0
ù
è
І
û
03
è
І
*
\О44
li
1
1
>1Û
~
*~
-
7
li
1
1
7
li
1
1
<7&
<я
10
7
«=* 7
00
te
о
<=і
rej 0
1
f
1
g
1
vo
1
VO
£CD
i
i
î1
s
8
*
7
-•J
î1
s
8
7
•й
Û-—
/?
s
bo
'
CL
£''
ci
га
го
i0
<
t—i
mS*
E.X
,
i—i
i—i
1
<2
л
ь
Ci
S
"IN
X
•
L-О
CLES!E
« lüg
О
^
>
£
CLU
°
Ю
CLTЩ
S®с
<5>f1IСГ
>
X
1
<
CD
s
к
CD
К
"IN
X
•
L-О
CLES!E
« lüg
О
^
CQ
t;
С
ж
е
н
и
е
б
л
и
з
М
а
й
,
B
e
n
.
А
н
г
л
Ф
р
а
н
CC3
FC?
a
CD
6
cd
CL
CL
TU
О

отношению к Мэтьюзу; ибо, хотя он доказал, что поставил все
паруса для соединения с адмиралом, он все-таки не принял участия
в атаке позднее, когда мог уже сделать это, — под тем предлогом,
что сигнал построиться в боевую линию был поднят в то же самое
время, как и сигнал вступить в бой; он заявил, что не мог выйти
из линии для вступления в бой, не нарушив приказа построиться
в линию. Эта техническая отговорка была учтена состоявшимся
над ним впоследствии военным судом.
При создавшихся условиях Мэтьюз, возмущенный и рассержен-
ный бездеятельностью своего помощника и боясь, что неприятель
уйдет от него, если он будет медлить дольше, поднял сигнал
вступить в бой, когда его собственный авангард был на траверзе
неприятельского центра, и тотчас же атаковал на своем флагман-
ском девяностопушечном корабле самый большой корабль в неприя-
тельской линии, стодесятипушечный Royal Philip,
несший флаг
испанского адмирала (а). В проведении этого маневра он был
храбро поддержан кораблями, шедшими передним и задним. Мо-
мент атаки, кажется, был избран весьма разумно; пять испанских
кораблей сильно отстали, оставив своего адмирала только с двумя,
тогда как три других испанских корабля продолжали держаться
с французскими. Английский авангард вступил в бой с союзным
центром, тогда как союзный авангард остался без противников.
Будучи, таким образом, свободным, этот последний намеревался
выбраться лавировкой на ветер английской линии, чтобы этим
поставить ее между двух огней; но он встретил препятствие
в умном поведении капитанов трех передовых английских кораблей,
которые, несмотря на сигнал спуститься, сохранили свое командую-
щее положение и помешали таким образом попытке неприятен •
обойти их. За это они были сначала разжалованы постановлением
военного суда, но потом восстановлены в своих званиях. Их достой-
ному оправдания пренебрежению сигналами последовали уже без
всякого оправдания все капитаны английского центра, за исключе-
нием уже упомянутых командиров двух соседних с адмиралом
судов, а также и некоторые капитаны авангарда, которые поддер-
живали канонаду с дальней дистанции, в то время как их главно-
командующий жестоко атаковал противника с близкой. Одно заме-
чательное исключение представлял капитан Гауке, впоследствии
знаменитый адмирал, который последовал примеру своего началь-
ника и, выведя из строя своего первого противника, покинул свое
место в авангарде (ft), подошел на близкую дистанцию к другому
прекрасному испанскому кораблю (ft'), который сопротивлялся пяти
английским, и захватил его — единственный трофей этого дня.
Командир английского авангарда и капитаны двух соседних с ним
судов вели себя также умно и храбро, сражаясь на близкой дистан-
ции. Нет необходимости описывать сражение дальше; как военное
событие, оно не заслуживает никакого внимания, и самым важным
его результатом надо считать заслугу Гауке, которую король и
правительство всегда помнили. Общая несостоятельность и дурное
поведение английских капитанов после пяти лет войны объясняют
отчасти, почему Англия не добилась в этой войне, при своем несо-

мненном морском превосходстве, таких результатов, каких она
могла бы ожидать от этого первого акта сорокалетней драмы; они
дают также офицерам наглядный урок того, насколько необхо-
димо обогащать свой ум изучением условий войны в мирное время,
если они не хотят оказаться неподготовленными и, может быть,
даже обесчещенными в час сражения1. Не следует думать, что
столь многие английские моряки нарушили дисциплину из-за такого
вульгарного и редкого среди них порока, как трусость; это фиаско
было вызвано неподготовленностью умов, недостатком боевой
выучки у капитанов и плохим руководством адмирала, а возможно
также недружелюбным отношением к нему подчиненных, как к че-
ловеку грубому и властному. Здесь уместно обратить внимание на
значение сердечности и приязни со стороны начальника к подчи-
ненным. Разумеется, само по себе такое отношение не может гаран-
тировать военный успех, но оно несомненно придает другим эле-
ментам этого успеха тот дух, то дыхание жизни, которые делают
возможными вещи, которые иначе были бы немыслимы, и приводят
к таким высотам преданности, к таким достижениям, которых не-
возможно достигнуть мертвой дисциплиной, даже самой строгой.
Наивысшим примером этого среди моряков был, вероятно, Нельсон.
Когда он присоединился к флоту, перед самым Трафальгаром, ка-
питаны, собравшиеся на палубе флагманского корабля, казалось,
забыли чин их адмирала в желании выразить свою радость по по-
воду встречи с ним. «Этот Нельсон, — писал капитан Дафф (Duff),
который пал в сражении, — такой обаятельный и превосходный че-
ловек, такой добрый начальник, что мы все старались превзойти
его желания и предупредить его приказания». Он сам сознавал это
ч}вое обаяние и его ценность, когда в письме лорду Гоу (Howe)
jO сражении на Ниле написал: «я имел счастье командовать семьею
братьев».
1 В новой морской истории нет более поразительного предостережения для
офицеров любой эры, чем сражение при Тулоне. После целого поколения
сравнительного бездействия на море оно, можно сказать, испытало огнем репу-
тации людей. Урок, по мнению автрра, указывает на опасность позорной не-
удачи для тех, которые не заботятся о том-, чтобы постоянно поддерживать
в себе не только знание своей профессии, но и сознание того, что требует
от них война. Средний человек не трус; но он и не одарен от природы ред-
кой способностью интуитивно держаться надлежащего поведения в критиче-
ский момент. Он приобретает ее — один больше, другой меньше —« опытом или
размышлением. Если у него нехвата-ет ни того, ни другого, то он выкажет
нерешительность либо от незнания того, что надо делать, либо от неуменья
понять, что от него и его подчиненных требуется крайнее самоотвержение.
Об одном из разжалованных капитанов мы читаем: «Едва ли кто-либо проявил
более прямой и частный характер до несчастного случая, который нанес такой
неисправимый ущерб его репутации. Многие из его современников, пользовав-
шиеся величайшей популярностью и хорошо его знавшие, едва могли верить
фактам, которые были, однако, неоспоримо установлены, — и объявили с край-
ним удивлением, что они всегда полагали почти невозможным, чтобы капитан
Барриш (Burrish) мог вести себя иначе, чем как храбрый и неустрашимый
человек». Он состоял на службе уже двадцать пять лет, из которых один-
надцать плавал в качестве капитана (С h а г п. о с k, Biographia Navalis). Другие
осужденные также считались достойными людьми, и даже Ричард Норрис
(Morris), который скрылся, чтобы избежать суда, 'пользовался почетной репу-
тацией.

Известность, приобретенная действиями Мэтыоза при Тулоне,
обусловлена, конечно, не его искусством и не результатами сраже-
ния; она возникла из взрыва негодования, поднявшегося в Англии
главным образом вследствие многочисленности лиц, преданных
военному суду, и установленных им фактов. Адмирал и офицер, сле-
довавший за ним в порядке командования, а также одиннадцать
капитанов из двадцати девяти были привлечены к судебной ответ-
ственности. Адмирал был разжалован за то, что разорвал линию,
т. е . потому, что его капитаны не последовали за ним, когда он
вышел из нее для атаки неприятеля. Это решение напоминает
скорее ирландскую небылицу об ирландской драчливости. Второй
в порядке командования был оправдан по упомянутым уже выше
техническим причинам: он избежал ошибки и не разорвал линии,
держась довольно далеко в стороне. Из одиннадцати капитанов
один умер, один дезертировал и семь получили отставку или были
отрешены от должности; только двое были оправданы. Но испанцы
и французы были довольны не больше англичан, между ними имели
место взаимные пререкания. Адмирал де Курт был лишен командо-
вания, тогда как испанский адмирал был награжден своим прави-
тельством титулом маркиза де ла Виктория — самая необыкновен-
ная награда за сражение, окончи'вшееся, в лучшем случае, вничью.
К тому же французы утверждают, что он сошел вниз с палубы под
предлогом весьма легкой раны, и что в действительности боем ру-
ководил французский капитан, которому случилось быть на
корабле.
Это первое генеральное сражение со времени боя при Малаге,
происходившего за сорок лет до того, говоря общепринятым язы-
ком, «разбудило» английский народ и вызвало здоровую реакцию.
Чистка офицерства, начатая, так сказать, самим сражением, продол-
жалась, но результат был достигнут слишком поздно для того,
чтобы он мог оказать надлежащее влияние на ход данной войны.
И именно этой недостаточной действенностью в рассматриваемое
время, — скорее чем видными успехами предшествовавших и позд-
нейших времен, — было выявлено общее значение морской силы
Англии — подобно тому как человек часто не ценит какую-нибудь
драгоценную способность, пока она у него есть, но живо чувствует
ее потерю, если почему-либо лишается ее. Оставаясь в рассматри-
ваемую эпоху владычицей морей — но скорее вследствие слабости
своих неприятелей, чем благодаря собственной дисциплинированной
силе, — Англия не извлекла на этот раз достаточных выгод из
своего положения; самый серьезный успех — взятие острова Кап
Бретон в 1745 г.
—
был достигнут колониальными силами новой
Англии, которым королевский флот, правда, оказал ценную помощь,
так как для расположенных таким образом войск флот служит
единственной коммуникационной линией.
Столь же нехорошо, как участники Тулонского сражения, вели
себя и офицеры, командовавшие флотом в Вест-Индии и Ост-
Индии, причем в последнем случае это имело результатом потерю
Мадраса. Наряду с неудовлетворительным состоянием морского
офицерства, действие морской силы вдали от ее базы затруднялось

также и другими причинами. Положение в самой Англии было
неспокойно; дело Стюартов все еще не умерло, и хотя грозное
вторжение в королевство 15 тысяч войск, под начальством маршала
Саксонского (Saxe), в 1744 г. не удалось благодаря действиям
флота Английского "канала и шторму, который разбил несколько
транспортов, собравшихся в Дюнкерке, погубив много людей, —
серьезность опасности была доказана, и в следующем году, когда
претендент высадился в Шотландии всего с несколькими сторон-
никами, все северное королевство встало' за него. Его успешное
вторжение проникло далеко в глубь самой Англии, и беспри-
страстные историки полагают, что одно время шансы окончатель-
ного успеха скорее были за, чем против него. Другим серьезным
препятствием для полного использования силы Англии было напра-
вление, данное французским операциям на суше, и ошибочность
средств, употребленных для противодействия им. Игнорируя Гер-
манию, Франция обратилась против австрийских Нидерландов,
страны, которую Англия, исходя из своих морских интересов, не
желала видеть завоеванной. Ее торговому преобладанию прямо
угрожал бы переход Антверпена, Остенде и Шельды в руки ее
крупнейшего соперника; и хотя лучшим способом воспрепятство-
вать этому был бы захват каких-нибудь ценных французских вла-
дений в другом месте и удержание их в качестве залога, слабость
правительства и несостоятельность флота мешали Англии поступить
так. Далее, положение Ганновера тормозило действия Англии; ибо,
хотя с Англией его связывала только персональная уния, любовь
к этому континентальному владению правителя, для которого оно
было отечеством, сильно сказывалась на заседаниях слабого и ра-
болепного министерства. Именно пренебрежение к Ганноверу, про-
явленное Вильямом Питтом старшим, как следствие его сильного
чувства патриотизма, раздражило короля и заставило его так долго
сопротивляться настояниям нации, требовавшей, чтобы Питт был
поставлен во главе ее дел. Эти различные причины — раздор в са-
мом королевстве, интересы в Нидерландах, заботы о Ганновере —
соединились для того, чтобы помешать слишком услужливому и
второразрядному министерству, среди членов которого к тому же
не было согласия дать надлежащее направление морской войне и
вдохнуть в нее надлежащий дух; хотя правда и то, что лучшее
состояние самого флота и более удовлетворительные результаты
его деятельности смогли бы сами сгладить действие упомянутых
причин. В действительности исход войны почти не отразился на
спорах между Англией и ее врагами. На континенте все вопросы
после 1745 г. свелись к двум: 1) какая часть австрийских владений
должна быть отдана Пруссии, Испании и Сардинии и 2) каким
образом должен быть вырван Францией мир у Англии и Голландии?
Морские державы все еще, как и в старину, несли издержки
войны, которые, однако, теперь падали главным образом на Англию.
Маршал Саксонский, командовавший французами во Фландрии
в течение этой войны, характеризовал положение в полдюжине
слов, обращенных им к своему королю: «Государь — говорил он,—
мир находится за стенами Маастрихта».
Этот укрепленный город

открывал течение Мааса и путь для французской армии в Соеди-
ненные Провинции с тыла; ибо английский флот в соединении с гол-
ландским препятствовал атаке с моря. К концу 1746 г., вопреки
усилиям союзников, почти вся Бельгия была в руках французов; но
около этого времени, хотя голландские субсидии и поддерживали
австрийское правительство и голландские войска в Нидерландах
сражались за него; между Францией и Соединенными Провинциями
существовал номинальный мир. В апреле 1747 г. «король Франции
вторгся в голландскую ' Фландрию, объявив, что он был обязан
послать свою армию* на территорию республики для того, чтобы
прекратить покровительство, оказывавшееся Генеральными Штатами
австрийским и английским войскам, но что он не имеет никакого
намерения порвать с ними и что занятые им крепости и местности
Соединенных Провинций будут очищены немедленно, как только
они дадут доказательства того, что перестали помогать врагам
Франции». Это была фактическая, но не формальная война. В те-
чение этого года многие крепости сдались французскому оружию,
успехи которого склонили Голландию и Англию начать переговоры;
они тянулись, однако, без результата в течение целой зимы;
но в апреле 1748 г. Саксонский обложил Маастрихт. Это заставило
согласиться на мир.
Между тем, морская война, хотя и скудная событиями, все-таки
не была вовсе лишена их. В течение 1747 г. имели место две встречи
между английской и французской эскадрами, завершившие уничто-
жение военного флота французов. В обоих случаях за англичанами
было решительное превосходство в силах, но несмотря на это от-
дельные французские капитаны дрались блестяще, и французы не
раз проявляли геройскую стойкость, сопротивляясь до послед-
него. Из этих сражений можно извлечь только один тактический
урок, а именно: если неприятель, вследствие ли результатов сра-
жения или первоначального неравенства сил, настолько слабее, что
обращается в бегство, не сохраняя соответствующего строя, то сле-
дует предпринять общую погоню за ним, также отбросив совсем
или в известной мере обязательную в иных условиях заботу
о строе. О сделанной в этом отношении ошибке Турвиля после
Бичи-Хэда выше уже упоминалось. В первом из рассматриваемых
теперь случаев английский адмирал Ансон имел четырнадцать ко-
раблей против восьми французских, причем каждый французский
корабль был еще вдобавок слабее кораблей английской эскадры;
во втором сэр Эдуард Гауке имел четырнадцать против девяти
французских, каждый из которых, взятый в отдельности, был
сильнее английских. В обоих случаях был дан сигнал общей по-
гони, и в результате сражение превратилось в свалку (mêlée). По-
ступить иначе не было возможности, необходимо было только
задержать убегающего неприятеля, чего, конечно, можно было
достигнуть не иначе, как пустив вперед самые быстроходные или
наиболее удобно расположенные корабли, в уверенности, что ско-
рость самого быстроходного из преследующих больше скорости
самого тихоходного из преследуемых и что поэтому преследуемым
придется либо покинуть отстающие суда, либо принять бой. Во вто-

•ром случае французского командующего, коммодора л'Этендюэра
(l'Etenduère), не надо было преследовать далеко. Он имел с собой
•конвой из двухсот пятидесяти торговых судов; отрядив один
из линейных кораблей для продолжения путешествия с конвоем,
он расположил остальные восемь кораблей между последним и не-
приятелем, ожидая атаки под марселями. Подходя один за другим
к французской колонне, английские корабли становились по обе
стороны ее, так что французы оказались между двух огней. После
упорного сопротивления шесть французских кораблей были взяты,
но конвой был спасен. Английская эскадра понесла в бою такой
урон, что уцелевшие два французских военных корабля благопо-
лучно достигли Франции. И если сэр Эдуард Гауке проявил в своей
атаке благоразумие и стремительность, которые всегда отличали
этого выдающегося офицера, то относительно коммодора л'Этен-
дюэра можно утверждать, что хотя его противник обладал неоспо-
римым превосходством сил, он также сыграл ведущую роль в этой
драме и сыграл ее благородно. Один французский офицер справед-
ливо замечает, что «он защищал свой конвой так, как на берегу
защищают позицию, чтобы спасти какую-нибудь часть или обеспе-
чить проведение маневра; он прямо дал раздавить себя. После сра-
жения, продолжавшегося от полудня до восьми часов вечера,
конвой был спасен благодаря упорству обороны: двести пятьдесят
кораблей были сохранены для их владельцев самоотвержением
л'Этендюэра и подчиненных ему капитанов. В этом самоотвержении
не может быть сомнений, ибо восемь кораблей имели мало шансов
выдержать сражение с четырнадцатью... И командир восьми
не только принял сражение, которого он, вероятно, мог избежать,
но и сумел внушить своим подчиненным веру в себя; ибо все
выдержали бой с честью, уступив только после прекрасной и энер-
гичной защиты. Четыре корабля потеряли все мачты, а на двух
остались только фок-мачты» 1. Все дело, как оно велось с обеих
сторон, представляет поучительный, прекрасный пример того, как
можно воспользоваться преимуществом, начальным или приобре-
тенным, и какие результаты могут быть достигнуты храброй,
хотя бы и безнадежной самой по себе обороной в преследовании
частной цели. К этому можно прибавить, что Гауке, лишенный воз-
можности сам продолжать преследование, поспешно послал воен-
ный шлюп в Вест-Индию, с извещением о приближении конвоя, —
мера, которая повела
к захвату части последнего и при-
дала характер законченности всему делу, что не может не быть
приятным для изучающего военное дело, заинтересованного в том,
чтобы исторические деятели полностью сознавали свои важные
задачи и выполняли их.
Прежде чем закончить историю этой войны и изложить условия
мира, надо рассказать о событиях в Индии, где Франция и Англия
находились тогда почти в равном положении. Было уже сказано,
что там господствовали ост-индские компании обеих наций и что
представителями Франции были: на полуострове — Дюплэ, а на
1 Т г о u cl е, Batailles Navales de la France.

островах — Ля Бурдоннэ. Последний был назначен на свой пост -
в 1735 г., и его неутомимый гений чувствовался во всех областях
управления, особенно же в превращении острова Иль-де-Франс
в крупную морскую базу, — работа, которую надо было проделать
с самого начала; до него там не было ничего, все было в большей
или меньшей степени создано им самим —- склады, верфи, укрепле-
ния, моряки. В 1740 г., когда война между Англией и Францией
сделалась вероятной, он получил от Ост-Индской компании
эскадру, — хотя и меньшую, чем он просил, — с которой предпо-
лагал уничтожить английскую торговлю и судоходство; но когда
война действительно началась в 1744 г.,
он получил приказание
не нападать на англичан, так как французская компания надеялась,
что в этой отдаленной стране между ею и английской компанией
может существовать нейтралитет, хотя обе нации находились в со-
стоянии войны между собой. Предположение это не кажется
абсурдным в виду курьезных отношений между Голландией и
Францией, из которых первая, при номинальном мире со второю,
посылает в то же время войска на помощь австрийской армии;
но оно было весьма выгодно для англичан, которые были слабее
французов в индийских морях. Их компания приняла предложение,
заявив, однако, что оно, конечно, не может связывать ни прави-
тельство метрополии, ни королевский флот.
Таким образом, преимущество, приобретенное благодаря пред-
усмотрительности Ля Бурдоннэ, было потеряно: хотя он первый
вышел в поле и долгое время оставался там один, руки его были
связаны. Между тем, английское адмиралтейство послало в океан
эскадру и начало захватывать французские корабли между Индией
и Китаем; только тогда компания пробудилась от иллюзий. Сделав
эту часть своей работы, английская эскадра отплыла к берегам
Индии и в июле 1745 г. появилась близ Пондишери, политической
столицы французской Индии, готовая поддержать атаку, которую
губернатор Мадраса предпринял с суши. . . Теперь пришло время
Ля Бурдоннэ.
Между тем, на материке Дюплэ приводил в исполнение свои
широкие замыслы и закладывал фундамент французского владыче-
ства. Поступив на службу компании в качестве второстепенного
чиновника, он, благодаря своим способностям, быстро поднялся до
руководства коммерческими учреждениями Чандернагора, огром-
ному расширению которых он так много содействовал, серьезно
пошатнув и, как говорят, даже уничтожив некоторые отрасли англий-
ской торговли. В 1742 г. он был назначен генерал-губернатором и
в качестве такового перемещен в Пондишери.
Здесь он начал
проводить свою политику, которая имела целью привести Индию
в подчинение Франции. Он хотел, чтобы Франция «выиграла этот
приз», и видел в Англии единственную соперницу. Его план сво-
дился к вмешательству в индийскую политику: сначала как главы
иностранной и независимой колонии, каким он уже был, а затем как
вассала Великого Могола, которым он намеревался сделаться.
Разделять и властвовать; расширять французские владения и уси-
ливать свое влияние разумными союзами; перетягивать колеблю-

щиеся чаши весов в пользу Франции, своевременно бросая на них:
французское мужество и искусство, — таковы были его цели. Пон-
дишери, хотя и плохая гавань, был хорошо приспособлен для его-
политических планов. Находясь далеко от Дели — столицы Могола,
Дюплэ мог незаметно проводить свою агрессивную политику захва-
тов до тех пор, пока не почувствовал себя достаточно сильным,,
чтобы вынести ее на свет. Ближайшей целью его было поэтому
основание большого французского княжества на юго-востоке
Индии, вокруг Пондишери, при сохранении прежних позиций в Бен-
галии.
Следует заметить, однако, — и это замечание необходимо для
того, чтобы оправдать изложение упомянутых планов в связи
с нашим предметом, хотя связь эта, возможно, незаметна с пер-
вого взгляда, — что суть вопроса, вставшего теперь перед Дюплэ„
заключалась не в том, как создать французскую империю из индий-
ских провинций и племен, а как освободиться от англичан, притом:
окончательно.
Самые фантастические мечты о власти, какие он только мог
лелеять, не могли превзойти того, что осуществила Англия не-
сколько лет спустя. Свойства европейцев должны были сказаться,,
если бы этому не помешало противодействие других европейцев,
а успех этого противодействия с той или другой стороны зависел
от обладания морем. В климате, столь смертельном для белой
расы, многочисленные войска, героически выдержавшие войну на
многих фронтах, при самых ужасных обстоятельствах, должны
были непрерывно пополняться. Как везде и всегда, морская сила
действовала здесь спокойно и незаметно; но нет никакой необходи-
мости умалять достоинства и достижения Клайва (Clive), англий-
ского героя того времени и основателя Британской империи, чтобы
показать решающее влияние этой силы на события, несмотря на
несостоятельность английских морских офицеров, действовавших
в первое время в этих странах, и на то, что состоявшиеся здесь
морские сражения1 не дали решительных результатов. Если бы
в течение двадцати лет после 1743 г. французские флоты контро-
лировали вместо английских берега полуострова и моря между ним
и Европой, то можно ли думать, что планы Дюплэ окончились бы
1 «Несмотря на необыкновенные усилия французов, выразившиеся в при-
сылке г. Лалли со значительными силами в прошлом году, я уверен, что до.
конца нынешнего года (1759) они будут почти при последнем издыхании
в Карнатаке, если только им не помогут какие-либо совершенно непредвиден-
ные события. Превосходство
нашей эскадры и обилие денег и
приказов всякого рада, которыми друзья наши на том берегу будут снабжать,
нас из этой провинции (Бенгалии), " тогда как неприятель нуждается реши-
тельно во всем, не имея средств поправить свое положение, представляют
для нас такие преимущества, что если правильно воспользоваться ими, то нам
безусловно удастся полное уничтожение его как здесь, так и во всякой дру-
гой части Индии» (Письмо Клайва к Питту; Калькутта, 7 января 1759 г.
Glеig, Life o'f Lord Clive).
Следует помнить, что господство в Бенгалии и возможность пользоваться
ее ресурсами,- на которые рассчитывает здесь Клайв, были приобретены англи-
чанами только недавно; в дни Дюплэ они еще не располагали ими. Как видно
будет ниже, предсказания этого письма Клайва всецело оправдались.

такой совершенной неудачей? «Слабость наших морских сил сравни-
тельно с английскими, — справедливо замечает французский исто-
рик, — была главной причиной, остановившей успех Дюплэ. Фран-
цузский королевский флот не появлялся в Ост-Индии» в его дни.
Остается теперь коротко изложить историю дела.
Англичане в 1745 г. делали приготовления к осаде Пондишери,
при которой королевский флот должен был поддерживать сухопут-
ные силы; но последствия политических планов Дюплэ обнаружи-
лись сейчас же. Набоб Карнатака пригрозил атакой Мадраса, и
англичане отступили. В следующем году Ля Бурдоннэ появился на
сцене, и произошло сражение между его эскадрой и эскадрой ком-
модора Пейтона (Pfeyton), после которого,, хотя оно и не было
решительным, англичане удалились, укрывшись на Цейлоне и оста-
вив господство над морем французам. Ля Бурдоннэ стал на якорь
в Пондишери, где вскоре возникли ссоры между ним и Дюплэ,
усложнившиеся противоречивым тоном инструкций, полученных
ими на родине. В сентябре Ля Бурдоннэ отправился в Мадрас,
атаковал его с суши и с моря и взял город, но заключил с губер-
натором условие, по которому он мог быть выкуплен англичанами;
в соответствии с этим последние внесли выкуп в два миллиона
долларов. Когда Дюплэ услышал об этом, он сильно рассердился
и потребовал уничтожения соглашения о капитуляции на том осно-
вании, что раз город был взят, он должен был поступить под его
управление. Ля Бурдоннэ счел, что поскольку он уже дал обеща-
ние, это требование несогласно с его честью. Пока тянулась эта
ссора, сильнейший циклон разбил два его корабля и снес мачты
у остальных; вскоре после этого он возвратился во Францию, где
его деятельность и рвение были «награждены» трехлетним предва-
рительным заключением, в результате которого он умер. После его
отбытия Дюплэ нарушил условия капитуляции, захватил и удержал
Мадрас, изгнал оттуда английских колонистов и занялся усилением
укреплений. Из Мадраса он двинул войска против форта Св. Да-
вида, но приближение английской эскадры принудило его снять
осаду в марте 1747 г.
В течение этого года неудачи французского флота в Атлантиче-
ском океане, о которых уже упомянуто было выше, оставили за
англичанами неоспоримое господство над морем. Следующей зимой
англичане послали !в Индию самый большой европейский флот,
какой когда-либо появлялся на Востоке, с большим отрядом войск,
под общей командой адмирала Боскауэна (Boskawen), который со-
единял со своим морским званием также и звание генерала. Флот
появился близ Коромандельского берега в августе 1748 г. Понди-
шери был атакован с суши и с моря, но Дюплэ успешно сопро-
тивлялся. Английский флот при этом, в свою очередь, пострадал
от урагана, и "осада была снята в октябре месяце. Вскоре после
• этого пришли вести об Аахенском мире, которым закончилась евро-
пейская война. С восстановлением сообщения с метрополией Дюплэ
мог возобновить свои хитрые и настойчивые усилия, направленные
к созданию территориальной базы, чем он надеялся по возможности
защитить себя от случайностей морской войны. Жаль, что так

много ума и терпения было затрачено на усилия, совершенно тщет-
ные; ничто не помогло защитить его от нападения с моря, кроме
помощи флота, которую правительство метрополии не могло,
однако, предоставить ему. Одним из условий мира было возвра-
щение Мадраса англичанам, в обмен на Луисбург, захваченный
северо-американскими колонистами и возвращенный ими так же
неохотно, как Мадрас Дюплэ. Этот обмен, в самом деле, иллюстри-
рует заявление Наполеона, что он отвоюет Пондишери на берегах
Вислы; но, хотя превосходство Англии на море сделало Луисбург
в ее руках гораздо более сильным пунктом, чем Мадрас или любая
другая позиция в Индии, находившаяся в руках французов, выгода
обмена была решительно на стороне Великобритании. Английские
колонисты не были людьми, которые могли удовольствоваться
этим образом действий; но они знали морскую силу Англии и то,
что сами они были способны повторить однажды проделанное ими
в каком-либо пункте, отстоящем недалеко от их берегов. Они
поняли положение вещей. Не то было с Мадрасом. Как глубоко
должно было быть удивление туземных князей при возвращении
его англичанам и как вредно отразился на авторитете Дюплэ тот
факт, что в самый час победы они увидели его вынужденным поки-
нуть свою добычу под действием силы, которую они не могли
понять. Эти туземные князьки были вполне • правы: таинственная
сила, которую они узнавали по результатам ее действия, хотя она
оставалась для них невидимой, заключалась не в том или другом
человеке — короле или государственном деятеле, но в том господ-
стве над морем, которое, как это знало французское правительство,
отнимало надежду удержать эту отдаленную колонию вопреки фло-
там Англии. Дюплэ и сам не видел этого, ибо в течение еще
нескольких лет он продолжал строить свое здание на песке восточ-
ных интриг и связей, тщетно надеясь, что оно сможет выдержать
бури, которые должны были обрушиться на него.
Аахенский договор, закончивший эту всеобщую войну, был под-
писан 30 апреля 1748 г. Англией, Францией и Голландией,
а в октябре того же года и всеми другими державами. За исклю-
чением того, что некоторые части были отторгнуты от Австрийской
империи, — Силезия в пользу Пруссии, Парма в пользу инфанта
Филиппа Испанского и часть итальянской территории к востоку
от Пьемонта в пользу короля Сардинии, — условия мира в основ-
ном сводились к восстановлению довоенного положения. Возможно,
что ни одна другая война не оканчивалась возвращением воевавших
наций в положение, почти тождественное с тем, при каком они
начали борьбу, после такого множества великих событий и такой
большой потери крови и денег.
Действительно, если мы посмотрим на Францию, Англию и
Испанию, то вопрос об австрийском наследстве, возникший вскоре
после разрыва между двумя последними державами, совершенно
отвратил военные действия от их истинного направления, и разре-
шение споров, которые касались этих стран гораздо ближе, чем
восшествие на престол Марии-Терезии, оказалось отсроченным на
целых пятнадцать лет. Видя несчастье своего старого врага —

Австрийского дома, Франция легко увлеклась возобновлением напа-
дений на него, а Англия была столь же легко увлечена противо-
действием попыткам Франции приобрести влияние или даже дикта-
туру в германских делах, — образ действий, которому способство-
вали германские интересы короля. Могут спросить, что соответ-
ствовало правильной политике Франции: направить ли войну
в сердце Австрийской империи, через Рейн и Германию, или, как
она сделала это в конце концов, перенести военные действия на
отдаленные владения в Нидерландах? В первом случае она опира-
лась на дружественную территорию в Баварии и подавала руку
Пруссии, военная сила которой впервые дала себя почувствовать.
С другой стороны, в Нидерландах, куда позднее переместился
главный театр военных действий, Франция наносила поражение не
только Австрии, но также и морским державам, всегда ревниво-
относившимся к ее вторжению туда. Последние были душой войны
против нее, уплачивая субсидии прочим ее врагам, нанося убытки
ее торговле и торговле Испании. Бедствия Франции были припи-
саны Людовиком XV королю Испании, как заставившему его заклю-
чить мир; и очевидно, что велики должны были быть страдания
его страны, если они заставили его согласиться на такие легкие
для противников условия мира, когда он уже держал в руках
Нидерланды и часть самой Голландии.
Но хотя он действовал
с таким успехом на континенте, флот его был уничтожен, а пути
сообщения с колониями перерезаны; и если можно сомневаться, что
французское правительство того времени лелеяло такие колониаль-
ные планы, какие приписывались ему некоторыми историками, то
несомненно, что французская торговля терпела огромные убытки.
Хотя положение Франции побуждало ее заключить мир, но и
Англия в 1747 г. обнаружила, что споры о торговле в испанской
Америке и неудачные действия ее флота вовлекли ее в континен-
тальную войну, в которой она претерпела большие бедствия, наде-
лала около 80 миллионов фунтов стерлингов долгу и увидела свою
союзницу Голландию на пороге неприятельского вторжения. Самый
мир был подписан под давлением угрозы французского посланника,
что малейшее промедление послужит для Франции сигналом разру-
шить укрепления занятых ею городов и тотчас же начать вторже-
ние. В то время как ее собственные ресурсы истощались, разорен-
ная Голландия искала возможности сделать у нас заем. «Деньги, —
читаем мы, — никогда не были так дороги в городе и не могли
быть заняты даже из двенадцати процентов».
Поэтому, если бы
Франция в то время имела флот, способный состязаться с англий-
ским, хотя бы несколько и уступающий ему по силе, то, наложив
уже лапу на Нидерланды и Маастрихт, она смогла бы настоять на
предложенных ею условиях. С другой стороны, Англия, хотя и
припертая к стенке на континенте, сумела добиться мира на равных
условиях только вследствие того, что господство на море при-
надлежало ее флоту.
Торговля всех трех наций пострадала ужасно, но призовой
баланс был активным для Великобритании, и актив этот составлял
2 миллиона фунтов стерлингов. Иными словами, общие потери

французской и испанской торговли в течение войны определялись
3434 судами, а английской — 3238 судами; но при рассмотрении
этих данных не следует забывать соотношения между размерами
торгового флота этих трех наций. Тысяча судов составляла значи-
тельно большую часть французского флота, чем английского, и
являлась гораздо более тяжелой потерей для первого, чем для вто-
рого.
«После поражения эскадры л'Этендюэра, — говорит французский пи-
сатель, — французский флот не появлялся в море. Двадцать два линей-
ных корабля составляли весь флот Франции, который за шестьдесят лет
до того имел их сто двадцать. Каперы захватывали мало призов; повсюду
преследуемые, беззащитные, они почти все сделались добычей англичан.
Британские морские силы, не имея соперника, беспрепятственно бороздили
морю. За один год англичане захватили на французских торговых судах
добычу в 7 миллионов фунтов стерлингов. Тем не менее эта морская
сила, которая смогла бы захватить французские и испанские колонии,
сделала мало завоеваний, за недостатком единства и упорства в дости-
жения поставленной цели» К
Резюмируя все изложенное, можно сказать, что Франция при-
нуждена была отдать назад свои завоевания за недостатком флота,
а Англия спасла свое положение своею морскою силою, хотя и не
сумела употребить ее наилучшим образом.
1 Lapeyrouse-Bonfils, Hist. de la Marine Française.

ГЛАВА
ViИ
СЕМИЛЕТНЯЯ ВОЙНА (1756-1763).
—
ПОДАВЛЯЮЩАЯ СИЛА
АНГЛИИ И ЗАВОЕВАНИЯ ЕЕ НА МОРЯХ, В СЕВЕРНОЙ
АМЕРИКЕ, ЕВРОПЕ И В ОСТ- И ВЕСТ-ИНДИИ. —
МОРСКИЕ
СРАЖЕНИЯ: БИНГА (BYNG) ПРИ МЕНОРКЕ, ГАУКЕ И КОН-
ФЛАНСА (CONFLANS), ПОКОКА И Д АШЕ (РОСОСК AND
D'ACHÉ) В ОСТ-ИНДИИ
Настойчивость, с какою жаждали мира главные участники
войны за австрийское наследство, возможно, объясняет пренебре-
жение к достижению твердого и окончательного соглашения по
многим из важнейших вопросов, и особенно по поводу тех самых
споров, из-за которых началась война между Англией и Испанией.
Казалось, будто державы боялись обсуждать как следует дела,
которые заключали зародыши будущих ссор, дабы это обсуждение
не продлило происходившей тогда войны. Англия заключила мир,
потому что в ином случае падение Голландии было бы неизбежно,
а не потому, что она добилась выполнения своих требований
к Испании, предъявленных в 1739 г.,
или отказалась от них.
Вопрос о праве непрерывной навигации в вест-индских морях, сво-
бодной от всяких обысков, остался неразрешенным, так же как и
другие, связанные с ним дела. И не только это, но и границы
между английскими и французскими колониями в долине Огайо,
по направлению к Канаде, и на обращенной к материку стороне
Ново-Шотландского полуострова остались столь же неопределен-
ными, как были раньше. Было ясно, что мир не мог продолжаться
долго; и если Англия и спасла им Голландию, то она отказалась
от контроля над морем, который завоевала во время войны. Истин-
ный характер борьбы, скрытый на время континентальной войной,
был раскрыт так называемым миром; хотя формально и закончен-
ный, конфликт, в сущности, продолжался во всех частях света.
В Индии Дюплэ,. не будучи больше в состоянии нападать на
англичан открыто, старался подкопаться под их силу с помощью
описанной уже выше политики. Искусно вмешиваясь в ссоры окру-
жавших его владетельных князей и раздвигая этим границы своего
могущества, он быстрыми шагами дошел к 1751 г. до контроля
над южною оконечностью Индии, — страною почти столь же
большою, как и сама Франция. Получив титул набоба, он занял

теперь место среди туземных князей.
«Политика чисто торговая
была в его глазах заблуждением; для него не было среднего пути
между завоеванием и эвакуацией страны». В течение того же года
дальнейшие успехи распространили власть французов на обширные
области к северу и востоку, обнимавшие весь берег Ориссы, и сде-
лали Дюплэ правителем трети Индии. Для прославления своих три-
умфов, а также, возможно, в соответствии со своей политикой воз-
действия на туземные умы, он основал теперь город и установил
столб, на котором была высечена история его успехов. Но эти дея-
ния его причинили директорам компаний только беспокойство; вме-
сто подкреплений, которых он просил у них, они посылали ему
увещания сохранять мир. Около этого времени Роберт Клайв,
тогда еще только двадцатишестилетний молодой человек, начал
проявлять свой гений. Успехи Дюплэ и его союзников стали пере-
межаться с неудачами; англичане, под главным руководством
Клайва, стали поддерживать туземных противников Франции: ком-
пания во Франции была мало заинтересована в политических планах
Дюплэ и встревожена отсутствием дивидендов. В Лондоне откры-
лись переговоры для улажения затруднений, и Дюплэ был вызван
домой; английское правительство, говорят, поставило это отозвание
непременным условием длительного мира. В 1754 г., через два дня
после отъезда Дюплэ, его преемник подписал с английским
губернатором договор, представлявший собой полный отказ от по-
литики Дюплэ и содержавший условие, что ни та, ни другая ком-
пания не будут вмешиваться во внутреннюю политику Индии, и что
все владения, приобретенные во время войны в Карнатике, будут
возвращены Моголу. Франция уступила территорию и население
целой империи, и французские историки заклеймили эти уступки
эпитетом позорных... Но как могла быть эта страна удержана
французами в своей власти, когда английский флот отрезал доступ
к ней подкреплениям, ожидавшимся ими с таким нетерпением.
В Северной Америке за обнародованием мира последовало
возобновление агитации, которая возникла из глубокого сознания и
острого понимания положения колонистов и местных властей обеих
сторон. Американцы стремились к своим целям со всем упорством-
этой расы. «Нет покоя для наших тринадцати колоний, — писал
Франклин, — пока французы владеют Канадой». Обоюдные притяза-
ния на центральную незаселенную область, которую с достаточ-
ной точностью можно назвать долиной Огайо, влекли за собой,
в случае успеха англичан, отделение Канады от Луизианы в воен-
ном отношении; с другой стороны, занятие ее французами, соеди-
нив окраины их признанных владений, заперло бы английских коло-
нистов между Аллеганскими горами и морем. Но в то время как
местные французы достаточно ясно видели приближение конфликта
и весьма невыгодное для Канады неравенство в численности и силе
флота, правительство метрополии было слепо и не понимало ни
значения своей колонии, ни того факта, что за обладание ею нужно
было сражаться; при этом характер и свойства французских коло-
нистов, неискусных в политической деятельности и непривычных
к принятию и проведению направленных к защите собственных

интересов, не могли исправить результатов пренебрежения к ним
метрополии. Отеческая, централизующая система французского
правительства приучила колонистов полагаться на метрополию, но
затем оно перестало ' заботиться о них. Губернаторы Канады того
времени действовали как заботливые и способные военные люди,
делая, что могли, для устранения дефектов и недостатков; воз-
можно даже, что их деятельность была более последовательна и
планомерна, чем деятельность английских губернаторов; но при бес-
печности правительств обеих метрополий ничто, в конце концов, не
могло заменить способности английских колонистов самим забо-
титься о своих нуждах. Странно и забавно читать противоречивые
утверждения английских и французских историков о целях и наме-
рениях государственных деятелей противоположных лагерей в те
годы, когда послышались первые раскаты грома; простая истина
заключается, видимо, в том, что столкновение было неизбежно, но
что оба правительства были бы рады избежать его. Границы могли
быть неопределенными,
но
английские колонисты не были
такими.
Французские губернаторы учредили всюду, где могли, посты на
спорной территории, и именно в ходе дискуссии об одном из них
в 1754 г. впервые появляется в истории имя Вашингтона. Другие
недоразумения произошли в Новой Шотландии, и оба правитель-
ства начали пробуждаться. В 1755 г. состоялась неудачная экспе-
диция Брэддока (Braddock) против форта Дюкен (Duquesne) —
ныне Питтсбург, — где Вашингтон сдался за год перед этим.
Позднее в том же году произошло другое столкновение между
английскими и французскими колонистами, близ озера Георга. Хотя
экспедиция Брэддока отправилась первой, французское правитель-
ство также не бездействовало. В мае того же года большая эскадра
военных кораблей, вооруженных большею частью en flûte1,
отплыла из Бреста в Канаду с тремя тысячами войск и с новым
губернатором де Водрэем (de Vaudreuil). Адмирал Боскауэн уже
предупредил этот флот и ожидал его близ устья реки Св. Лаврен-
тия. Открытой войны еще не было, и французы несомненно были
в праве послать гарнизон в свои собственные колонии; но Боскауэну
•было приказано остановить их. Туман, рассеявший французскую
эскадру, одновременно прикрывал ее в плавании, однако англий-
ский флот заметил два французских корабля и захватил их 8 июня
1755 г. Как только весть об этом достигла Европы, французский
посланник в Лондоне был отозван оттуда; но объявления войны
все еще не последовало. В июне сэр Эдуард Гауке был послан
в море с приказанием крейсировать между Уэссаном (Ushant)
и мысом Финистерре и стараться захватить всякий французский
линейный корабль, какой он только увидит в море. В августе ме-
сяце к этому было прибавлено приказание захватывать при каждом
возможном случае французские корабли всякого рода — военные,
1 То есть с орудиями, находившимися на борту корабля, но в большинстве
не установленными на станки, чтобы оставить больше места для войск. После
высадки последних на берег орудия ставились на станки.

катера и торговые — и отсылать их в английские порты. До конца
года было захвачено триста торговых судов, оцененных в шесть
миллионов долларов, а в английском плену находилось шесть
тысяч французских матросов — число, почти достаточное для
укомплектования десяти линейных кораблей. Все это было сделано,
пока еще существовал номинальный мир. Война была объявлена
лишь шесть месяцев спустя.
Франция все еще, казалось, шла на уступки, но на самом деле
она выжидала удобного момента и тщательно готовилась к нанесе-
нию жестокого удара, для чего имела полное основание. Неболь-
шие отряды или эскадры кораблей продолжали посылаться в Вест-
Индию и Канаду, в то время как на Брестской верфи делались
шумные приготовления, а к берегам Канала стягивались войска.
Англия увидела, что ей угрожает вторжение, — угроза, к которой
народ ее был всегда особенно чувствителен. Тогдашнее правитель-
ство, в лучшем случае слабое, было особенно неспособно для веде-
ния войны и легко терялось перед действительной опасностью.
Кроме того, Англия была озабочена, как всегда в начале войны, не
только многочисленностью пунктов, которые она должна была
защищать вдобавок к своей торговле, но также и отсутствием
большого числа матросов, рассеянных на торговых судах по всему
свету. Средиземноморские интересы поэтому были оставлены без
внимания; и Франция, произведя шумные демонстрации на Канале,
спокойно снарядила в Тулоне двенадцать линейных кораблей, кото-
рые отплыли 10 апреля 1756 г., под командой адмирала Ля Галис-
соньера (La Galissonière), конвоируя сто пятьдесят транспортов
с пятнадцатью тысячами войска, под начальством герцога Ришелье.
Неделю спустя армия была благополучно высажена на Менорке и
осадила Порт-Маон, флот же блокировал гавань.
Все это было совершенным сюрпризом для Англии, ибо хотя
у ее правительства и возникли, наконец, подозрения, действия его
оказались запоздалыми. Гарнизон, не успевший получить подкре-
пления, насчитывал едва три тысячи человек, из которых тридцать
пять офицеров, в том числе губернатор и полковники всех полков,
отсутствовали, находясь в отпуску. Адмирал Бинг (Byng) отплыл
из Портсмута с десятью линейными кораблями только за три дня
до того, как французская эскадра вышла из Тулона. Шесть недель
спустя, когда он был уже близ Порт-Маона, его флот увеличился
до тринадцати линейных кораблей, и с ним было четыре тысячи
солдат. Но было уже поздно: серьезная брешь была пробита в сте-
нах крепости за неделю до того. Когда английский флот появился
в виду ее, Галиссоньер уже приготовился встретить его и заго-
родить вход в гавань.
Последовавшее затем сражение всецело обязано своей истори-
ческой славой необычайному и трагическому событию, явившемуся
его следствием. В противоположность сражению Мэтьюза при
Тулоне, оно содержит и некоторые тактические уроки, впрочем,
приложимые главным образом к устарелым условиям войны под
парусами; но оно особенно связано с Тулонским сражением т§м
влиянием, которое оказал на дух несчастного Бинга приговор суда

над Мэтьюзом. В ходе сражения он неоднократно намекал на осу-
ждение адмирала за выход из линии, и последнее, кажется,
оправдывало в его глазах, если не определяло, собственное поведе-
ние. Ограничиваясь кратким изложением дела, достаточно сказать,
что враждебные флоты, завидев друг друга утром 20 мая, оказа-
лись после ряда маневров на левом галсе, при восточном ветре,
держа к югу, — французский флот под ветром, между английским
и гаванью. Бинг спустился в кильватерной колонне-, а французы
остались в бейдевинде, так что, когда первый дал сигнал начать
сражение, линии, образованные флотами, были не параллельны,
а сходились между собою под углом от 30 до 40 градусов (план
Vila, А, А). Атака, которую Бинг, по собственному признанию,
рассчитывал произвести по принципу — корабль против противопо-
ложного корабля в неприятельской линии, — трудно выполнимая
при любых обстоятельствах, была теперь еще особенно затруднена
тем, что расстояние между враждебными арьергардами было зна-
чительно больше, чем между авангардами, так что вся его линия
не могла вступить в сражение в один и тот же момент. Когда был
дан сигнал, то во исполнение его авангардные корабли спустились
и близко подошли к французским, почти касаясь носом их бортов
(В, В), и, следовательно, пожертвовали в значительной степени воз-
можностью действия своей артиллерии. Они приняли на себя три
губительных залпа, серьезно повредившие их. Шестой английский
корабль, считая от авангарда, потерял под огнем противника свою
фок-мачту, вышел на ветер и подался назад, задержав авангард
линии и обойдя его. Теперь для Бинга, начавшего сражение, без
сомнения, настало время подать пример и спуститься на неприятеля
точно так, как сделал это Фаррагут при Мобиле, когда его линия
была расстроена остановкой шедшего впереди него корабля; но, по
свидетельству флаг-капитана, приговор над Мэтьюзом помешал ему
поступить так. «Вы видите, капитан Гардинер, что сигнал держаться
в линии уже дан и что я впереди кораблей Louise и Trident [кото-
рые должны были бы быть впереди него]. Не захотите же вы,
чтобы я, адмирал флота, вышел по линии как будто для того,
чтобы схватиться с одним только кораблем. Несчастье Мэтыоза
состояло в том, что он не удержал своих сил вместе, я должен
стараться избегать этой ошибки». Дело, таким образом, становилось
совершенно нерешительным; английский авангард был отделен от
арьергарда и вынес всю тяжесть сражений (О). Один французский
авторитет упрекает Галиссоньера в том, что он не вышел на ветер
неприятельского авангарда, чтобы сокрушить его. Другой говорит,
что он приказал выполнить этот маневр, но что последний не мог
быть исполнен вследствие повреждения такелажа; это, впрочем,
кажется невероятным, так как единственное повреждение этого
рода, понесенное французской эскадрой, состояло в потере одного
марса-рея, тогда как англичане пострадали весьма сильно. Истинная
причина указана, вероятно, одним из французских военно-морских
авторитетов, который говорит, что Галиесоньер считал поддержку
сухопутной атаки Маона равносильной уничтожению английского
флота, для которого ему пришлось бы подвергнуть риску свой

собственный. «Французский флот всегда предпочитал славу обес-
печения континентального завоевания или сохранения его, может
быть, и более блестящей, но менее существенной славе захвата
нескольких неприятельских кораблей, и через это более прибли-
жался к истинной цели, поставленной войной» >. Справедливость
этого заключения зависит от взгляда на истинную цель морской
войны. Если она состоит только в обеспечении одной или несколь-
ких позиций на берегу, то флот делается лишь одним из видов
оружия армии и, согласно этому, подчиняет ей свои действия; но
если истинная цель морской войны заключается в достижении пре-
обладания над флотом неприятеля и в завоевании господства над
морем, то тогда враждебные корабли и флоты становятся истин-
ными объектами для нападения при любых обстоятельствах. Морог,
видимо, отчасти понимал это, когда писал, что в море нет поля
сражения, которое надо удерживать, и нет крепостей, которые надо
брать. Если морская война есть война позиционная, то действия
флота должны быть подчинены атаке и обороне этих позиций; если
же ее цель состоит в том, чтобы сломить силу неприятеля на море,
перерезая его коммуникации с остальными его владениями, истощая
источники его торгового богатства и делая, возможной блокаду его
портов, тогда предметом атаки должны быть его организованные
силы на воде, короче говоря, его флот. Именно этому последнему
направлению своих действий, по какой бы причине оно ни было
принято, обязана Англия приобретением ею господства над морем,
которое заставило неприятеля возвратить ей Менорку в конце этой
войны. Франция же обязана принятию ею первого взгляда на мор-
скую войну недостаточным престижем ее флота. Возьмем для при-
мера хотя бы тот же случай с Мекоркой: если бы Галиссоньер был
разбит, то Ришелье и пятнадцать тысяч его войск были бы поте-
ряны для Франции, запертые на Менорке, подобно тому как испанцы
в 1718 г. были заперты в Сицилии. Французский флот поэтому обес-
печил занятие острова; но министерство и общество так мало со-
знавали это, что один французский морской офицер говорит нам:
«Может показаться невероятным, что после славного дела при
Маоне морской министр, вместо того чтобы поддаться порыву
просвещенного патриотизма и воспользоваться импульсом, который
эта победа дала Франции для восстановления флота, нашел более
целесообразным продать корабли и такелаж, которые еще остава-
лись в наших портах. Мы скоро увидим печальные последствия
этого трусливого поведения наших государственных деятелей»2.
Слава и победа тут не очень заметны, но вполне вероятно, что
если бы французский адмирал меньше думал о Маоне и восполь-
зовался бы большим преимуществом, данным ему судьбой для
захвата или потопления четырех или пяти неприятельских кораблей,
то французский народ раньше бы проникся к флоту тем энтузиаз-
мом, который он проявил слишком поздно —• в 1760 г. В течение
остальной части этой войны французские флоты, за исключением
1 Bamatuelle, Tactique Navale.
2 Lapeyrouse-Bontfils, Hist, de la Marine.

действовавших в Ост-Индии, появляются только как преследуе-
мые. Образ действий, навязанный французскому флоту, соответ-
ствовал, однако, общей политике французского правительства, и
Джон Клерк был, вероятно, прав, говоря, что в этом сражении
при Менорке проявилась тактика, слишком определенная для того,
чтобы можно было считать ее случайной, -— тактика оборонитель-
ная как по самой сущности своей, так и по целям 1. Заняв под-
ветренное положение, французский адмирал не только прикрыл
Маон, но избрал хорошую оборонительную позицию, возлагая на
своего противника необходимость атаки и связанного с ней риска.
Клерк приводит, очевидно, достаточные доказательства того, что
французские головные корабли, причинив большой урон нападав-
шим на них судам, хитроумно вышли из боя, чтобы этим заставить
последних снова атаковать их с теми лее результатами. Та же
самая тактика неоднократно применялась в течение американской
войны двадцать лет спустя, примерно, с одинаковым успехом; и
это настолько очевидно, что, хотя формальное признание этой
политики отсутствует, мы все-таки можем заключить, что осто-
рожность, экономия, оборонительная война оставались постоянной
целью французских властей, основывавшихся, без сомнения, на
доводах, высказанных адмиралом их флота Гривелем (Grivel):
«Если происходит борьба между двумя морскими державами, то та,
которая имеет меньшее число кораблей, должна всегда избегать столкно-
вений с сомнительным исходом; ее флот не должен подвергать себя
никакому риску кроме того, который прямо необходим для исполнения
его назначения; он должен избегать сражения маневрированием, а в худ-
шем случае, если будет вынужден сражаться, — обеспечить себе благо-
приятные условия. Положение, которое надлежит занять, зависит ,
в основном, от силы противника. Мы не устанем повторять, что в зави -
симости от того, с превосходящей ее или с уступающей ей силой имеет
дело Франция, она должна соответственно следовать двум различным
стратегиям, радикально противоположным и по средствам и по целям:
стратегии большой войны или стратегии крейсерской войны».
Такое формальное заявление высокопоставленного офицера
должно быть принято с уважением, тем более, что оно выражает
твердую политику, проводившуюся великой и воинственной нацией;
тем не менее позволительно спросить, может ли быть таким обра-
зом достигнута морская сила, достойная этого названия. Логически
из занятой им позиции вытекает, что сражений между равными
силами следует избегать потому, что значение потерь относительно
больше для французов, чем для англичан. «Действительно, — гово-
рит Раматюэль, поддерживая французскую политику, — что значит
для Англии потеря нескольких кораблей?» Но следующим неизбеж-
ным шагом в этой аргументации является вывод, что лучше вовсе
не встречать неприятеля. Как говорит другой знаменитый француз-
ский моряк2, уже цитированный выше, французы считали не-
счастьем встречу своих кораблей с неприятелем; когда же такая
встреча происходила, они были обязаны избегать сражения, если
1 Clerk, Naval Tactics.
2 Jurieii de la Gravière, Guerres Maritimes.

возможно было сделать это с честью. Они имели конечные цели
большей важности, чем сражение с флотом неприятеля. По такому
пути нельзя настойчиво следовать в течение многих лет без того,
чтобы это не отразилось на духе и характере офицеров; и именно-
этот путь привел к тому, что храбрейший из офицеров, когда-либо
командовавших флотами, граф де Грасс упустил в 1782 г. случай
разбить английскую эскадру под командой Роднея (Rodney):
9 апреля упомянутого года, когда де Грасс был преследуем англи-
чанами между Наветренными островами, случилось так, что шестна-
дцать английских кораблей оказались у него под ветром, тогда как
главные силы флота заштилели у Доминика. Хотя и будучи значи-
тельно сильнее этих отделившихся кораблей, де Грасс в течение
тех часов, пока продолжалось это положение вещей, ограничивался
только обстрелом их орудиями своего авангарда с дальней дистан-
ции, и его действия были оправданы разбиравшим их военным
судом, в составе которого было много несомненно выдающихся
высших офицеров, «как акт благоразумия со стороны адмирала,
предписанный ему конечными задачами его крейсерства». Знамена-
тельно, что три дня спустя он был разбит флотом, атаковать кото-
рый упустил случай при выгодных для себя условиях, и вместе
с ним погибли и все конечные цели его крейсерства.
Но возвратимся теперь к Менорке. После сражения 20 мая Бинг
созвал военный совет, который решил, что ничего больше нельзя
сделать и что английский флот должен итти к Гибралтару для
защиты его от атаки. У Гибралтара Бинг был сменен адмиралом
Гауке и послан на родину, где был отдан под суд. Военный суд
хотя и совершенно оправдал Бинга от обвинения в трусости или
измене, признал его виновным в том, что он не сделал всего, что
было в его силах для поражения французского флота или для
освобождения гарнизона в Маоне; и так как военный устав преду-
сматривал за такое преступление одну только смертную казнь,
то суд счел себя обязанным приговорить его к смерти. Король
отказал в помиловании, и Бинг был расстрелян.
Экспедиция против Менорки вышла из Тулона, когда существо-
вал еще номинальный мир. 17 мая, за три дня до сражения Бинга,
Англия объявила войну; Франция ответила на нее 20 июня. 28-го
Порт-Маон сдался, и Менорка перешла в руки Франции.
Характер распри между двумя нациями и той арены, на которой
она разыгралась, достаточно ясно предопределял театр военных
действий, и мы могли бы законно ожидать начала морской войны,
ознаменованной крупными морскими сражениями и сопрово-
ждавшейся большими изменениями в колониальных и- иностранных
владениях обеих держав. Но из них одна Англия поняла истину;
Франция опять отвернулась от моря, по причинам, которые будут
вкратце изложены. Ее флоты едва появлялись в море; и теряя
контроль над ним, она отдавала противнику одну за другой свои
колонии, а с ними и все надежды в Индии. Позднее, в ходе этой -
борьбы, она привлекла на свою сторону Испанию, но как будто
только для того, чтобы увлечь эту страну в пропасть, вслед за
собой. С другой' стороны, Англия, обороняемая и питаемая морем,

повсюду с триумфом бороздила его. Обеспечив свою безопасность
и процветание, она поддерживала своими деньгами врагов Франции.
К концу Семилетней войны королевство Великобритания сделалось
Британской империей.
Нельзя с уверенностью утверждать, что Франция смогла бы
успешно состязаться с Англией на море без союзника. В 1756 г.
французский флот имел шестьдесят три линейных корабля, из ко-
торых сорок пять были в хорошем состоянии; но и для них недо-
ставало артиллерии и другого оборудования. У Испании было сорок
шесть военных кораблей; но на основании предшествовавших и
последующих деяний испанского флота позволительно сомневаться,
чтобы «ценность» его соответствовала такой численности, Англия
в это время имела сто тридцать военных кораблей; четыре года
спустя сто двадцать из них фактически находились в море. Конечно,
когда нация допускает, что превосходство сил неприятеля над ее
силами •— на суше или на море — делается так велико, как это
случилось теперь с Францией, то она не может надеяться на успех.
Однако, несмотря на это, вначале она добилась ряда преимуществ.
За завоеванием Менорки последовало в ноябре того же года при-
обретение Корсики. Генуэзская республика сдала Франции все
укрепленные гавани острова. Владея Тулоном, Корсикою и Порт-
Маоном, она имела теперь сильные позиции на Средиземном море.
В Канаде операции французов под начальством Монткальма (Mont-
calm) в 1756 г. были успешны, несмотря на численное превосход-
ство англичан. В то же время удачные атаки одного туземного
князя в Индии отняли от Англии Калькутту и тем дали лишний
шанс французам.
Еще и другой инцидент способствовал укреплению французских
позиций на океане. Голландия обещала Франции не возобновлять
своего союза с Англией и оставаться нейтральной. Англия, в от-
местку за это, объявила «все порты Франции блокированными и
все суда, направлявшиеся в эти порты, подлежащими захвату».
Такое грубое нарушение права нейтральных стран может быть
предпринято только нацией, которая чувствует, что ей нечего
бояться их выступления против нее. Порожденная сознанием силы
агрессивность, которая характеризовала Англию, могла быть исполь-
зована Францией для привлечения на свою сторону Испании, а воз-
можно, и некоторых других государств.
Но вместо того чтобы сосредоточить все силы против Англии,
Франция начала другую континентальную войну, — на этот раз
с новым и необычным для нее союзником. Императрица Австрии,
играя на религиозных предрассудках короля и на раздражении его
любовницы, которая была уязвлена сарказмами, расточавшимися
против нее Фридрихом Великим, склонила Францию к союзу
с Австрией против Пруссии. К этому союзу впоследствии присоеди-
нились Россия, Швеция и Польша. Императрица настаивала на том,
чтобы обе римско-католические державы соединились для отнятия
Силезии от протестантского короля, и выразила свою готовность
уступить Франции часть своих владений в Нидерландах, которых
последняя не переставала желать.

Фридрих Великий, узнав о замышлявшейся против него ком-
бинации, не стал ждать ее развития, а привел свои армии в движе-
ние и вторгнулся в Саксонию, правитель которой был также и
королем Польши
Это событие, разыгравшееся в октябре 1756 г., явилось началом
Семилетней войны, отвлекшей, подобно войне за австрийское наслед-
ство, хотя и не в такой степени, некоторых из участников ее
от первоначальной причины разногласий. Но в то время как Фран-
ция, уже ввязавшись в крупную ссору со своим соседом за Кана-
лом, без всякой необходимости вступала в другую борьбу, с целью
возвышения той Австрийской империи, которую более мудрая поли-
тика долго стремилась унизить, Англия на этот раз ясно видела,
где лежат ее истинные интересы. Сделав континентальную войну
чисто вспомогательной, она обратила свои усилия на море и на
колонии, поддерживая в то же время Фридриха и 'деньгами и сер-
дечной симпатией в войне за оборону его королевства, которая так
серьезно отвлекала и разделяла силы Франции. Таким образом
Англия, в сущности, вела только одну войну. В том же году веде-
ние последней было передано из рук слабого министерства в руки
смелого и энергичного Вильяма Питта, который удержался на своем
посту до 1761 г., когда достижение целей войны было фактически
уже обеспечено.
При нападении на Канаду были избраны два главных направле-
ния — через озеро Шамплэн и через залив Св. Лаврентия. Первое
было целиком внутренним и, как таковое, не касается нашего пред-
мета. В 1757 г. не удалась попытка захвата Луисбурга, так как
английский адмирал не захотел дать сражение шестнадцати линей-
ным кораблям, которых он нашел здесь, со своими пятнадцатью,
которые были сделаны, как говорил он, «из худшего материала».
Был ли он прав или нет, но негодование, поднявшееся в Англии,
ясно указывает на различие политики, лежавшей в основе действий
французского и английского правительств. В следующем году более
смелый адмирал Боскауэн был послан туда с двенадцатью тысячами
войск, и справедливость требует сказать, что он нашел в порту
только пять кораблей. Войска были высажены на берег, а флот
прикрывал осаду со стороны моря, откуда только и могла притти
опасность, и перерезал единственно возможный путь для подвоза
припасов осажденным. Остров сдался в 1758 г., открыв путь через
залив Св. Лаврентия к сердцу Канады и дав англичанам новую
базу для флота и для армии.
В следующем году была послана экспедиция против Квебека,
под начальством Вульфе (Wolfe). Все его операции были основаны
на флоте, который не только доставил его армию на место, но и
передвигался вверх и вниз по реке, когда необходимы были лож-
ные диверсии. Десант, который привел к решительному сражению,
был произведен прямо с кораблей. Монкальм, искусство и реши-
тельность которого предотвратили нападения через озеро Шамплэн
в течение двух предшествовавших лет, настойчиво требовал под-
креплений; но в них было отказано военным министром, который
отвечал, что англичане, по всей вероятности, перехватят их в пути

и что чем больше войск пошлет в Канаду Франция, тем больше
оснований будет иметь Англия для увеличения своих сил там.
Поэтому Монкальм, ввиду ожидавшегося им с уверенностью
нападения на Квебек речным путем, был вынужден ослабить свое
сопротивление на шамплэнском направлении; несмотря на это,
англичане не пошли в этом году дальше берега озера, — их опера-
ции, хотя и серьезные, не отразились на результатах, достигнутых
под Квебеком.
В 1760 г. Англия уже владела всем течением реки Св. Лаврентия
от Луисбурга до Квебека и казалась прочно утвердившейся в этом
районе. Но французский губернатор де Водрейль все еще держался
в Монреале, и колонисты еще надеялись на помощь Франции.
Английский гарнизон в Квебеке, хотя и уступая численно силам
канадцев, имел неблагоразумие выйти из города и встретить по-
следних в открытом поле. Разбитый здесь, он преследовался не-
приятелем, который едва не ворвался в Квебек на плечах англий-
ских солдат и затем, осадив город, начал рыть траншеи. Однако
несколько дней спустя появилась английская эскадра, и город был
освобожден от осады. «Таким образом, — говорит старый англий-
ский историк флота, — неприятель увидел, что значит быть слабее
на море; но если бы французские эскадры поднялись вверх по реке
раньше английской, Квебек должен был бы пасть; совершенно от-
резанный от своих. Маленький отряд французов, оставшийся
в Монреале, был окружен тремя английскими армиями, подходив-
шими одна через озеро Шамплэн, а другие — из Освего и из Кве-
бека. Сдача Монреаля 8 сентября 1760 г. навсегда положила конец
французскому владычеству в Канаде.
После того как Питт взял в свои руки бразды правления,
счастье одинаково сопутствовало английскому оружию во всех
частях света, за исключением только мелких неудач вначале. Не
так было на континенте, где героизм и искусство Фридриха Великого
с трудом выдерживали борьбу против Франции, Австрии и России.
Однако ни трудности его положения, ни связанные с этим военные
и политические комбинации не являются предметом нашего изуче-
ния. Морская сила не проявляется здесь прямо в своем воздействии
на борьбу, но косвенно она давала себя знать двояко: во-первых,
субсидиями, предоставлявшимися Англией Фридриху, в бережли-
вых и искусных руках которого они- значили так много; и, во-вто-
рых, затруднениями, причинявшимися Франции нападениями Англии
на ее колонии и морское побережье, уничтожением ее торговли и
принуждением ее к денежным затратам на флот, которые, правда,
были слишком малы и делались весьма неохотно. Уязвляемая по-
стоянными ударами морской державы, Франция, вопреки слепоте и
нежеланию своих правителей, была вынуждена, наконец, предпри-
нять что-либо против нее. Поскольку флот ее был значительно сла-
бее неприятельского и не мог бороться с последним во всех частях
света, было правильно сосредоточиться на одном каком-нибудь
объекте; таковым была избрана сама Великобритания, в которую
задумано было вторжение. Это решение, о котором быстро дога-
далась устрашенная им английская нация, было причиной того, что

морские операции сосредоточились на несколько лет около берегов.
Франции и в Канале. Прежде чем описывать их, полезно будет
изложить общий план, каким руководствовалась Англия в исполь-
зовании своей подавляющей морской силы.
Кроме уже описанных операций на Североамериканском кон-
тиненте, этот план сводился к следующим четырем положениям:
1. Французские порты Атлантического побережья, особенно
Брест, находились под постоянным наблюдением крупных сил,
чтобы ни большие флоты, ни малые эскадры не могли выходить из
них без боя.
2. Летучие эскадры предпринимали нападения на Атлантическое-
побережье и берега Канала, сопровождавшиеся по временам высад-
ками небольших отрядов войск. Эти нападения, направление кото-
рых неприятель не мог предвидеть, имели главной целью принудить
его держать наготове силы во многих пунктах и тем ослабить
армию, действовавшую против короля Пруссии. Но следует заме-
тить, что эта в общем совершенно правильная тактика не имела
важных последствий, мало влияла на общий ход войны, и потому
ниже не встретится особого упоминания о ней.
3. В Средиземном море и близ Гибралтара постоянно держался
флот, чтобы воспрепятствовать Тулонскому флоту пройти в Атлан-
тику. Но, кажется, не было, сделано серьезной попытки прекратить
сообщение между Францией и Меноркой. Действия средиземно-
морского флота, хотя и имевшего самостоятельное руководство,,
были вспомогательными по отношению к действиям флота атланти-
ческого.
4. Дальние экспедиции посылались против французских колоний
на Вест-Индских островах и на побережье Африки, а в Ост-Индии
находилась эскадра, которая обеспечивала господство над тамош-
ними морями, поддерживала англичан на полуострове и перерезала
коммуникации французов. Эти никогда не прерывавшиеся операции
в отдаленных водах стали вестись в больших размерах и с большей
активностью после того, как уничтожение французского флота
освободило англичан от страха вторжения, а необдуманное всту-
пление Испании в войну (1762) дало предприимчивым англичанам
возможность захватывать еще более богатую добычу.
Тесная блокада неприятельского флота в Бресте, которая в эту
войну впервые поддерживалась систематически, может рассматри-
ваться скорее как оборонительная, чем как наступательная операция,
ибо, хотя англичане, конечно, имели намерение сразиться, когда
к этому представится случай, главной целью блокады была нейтра-
лизация наступательного оружия в руках неприятеля; уничтожение
же этого оружия было в данном случае делом второстепенным.
Неправильность этого замечания доказывается волной страха и
гнева, охвативших Англию, когда вызванный необходимостью уход
блокировавшего Брест флота в 1759 г. позволил французским ко-
раблям уйти в море. Постоянная блокада французского флота в этой
и в последовавших за нею войнах привела к тому, что в искусстве
управления своими кораблями французы отставали от англичан,
даже если флот их выглядел блестяще и по численности не усту-

нал английскому. Положение Брестского порта было таково, что
блокированный флот не мог выйти в море при сильных западных
штормах, которые были опасны для блокировавших; последние,
поэтому, имели обыкновение уходить тогда в Торбей или Плимут,
в уверенности, что смогут возвратиться к месту блокады прежде,
чем большой и плохо управлявшийся французский флот успеет
значительно опередить их.
В конце 1758 г. Франция, удрученная сознанием неудач на кон-
тиненте, обеспокоенная многочисленными английскими десантами
на ее берега, которые были особенно докучливы в этом году,
и убедившись, что с ее денежными ресурсами невозможно было
вести одновременно и континентальную и морскую войны, решилась
нанести удар по самой Англии. Ее торговля гибла, тогда как не-
приятельская расцветала. Лондонские купцы хвастались, что при
управлении Питта торговля соединилась с войною и обогащалась
ею
и эта процветавшая торговля была также душою борьбы на
суше через посредство денег, которые она расточала врагам
Франции.
В это время Людовиком XV был призван к управлению новый
министр, с умом деятельным и энергичным — Шуазель (Choiseul).
С начала 1759 г. начались приготовления в портах океана и Канала.
В Гавре, Дюнкерке, Бресте и Рошфоре строились плоскодонные
суда для перевозки войск. Предполагалось посадить на них до пя-
тидесяти тысяч человек для вторжения в Англию и высадить еще
двенадцать тысяч в Шотландии. Снаряжены были две эскадры,—
каждая значительной силы, — одна в Тулоне, другая в Бресте.
Соединение обеих эскадр в Бресте должно было быть первым
шагом великого предприятия.
Но здесь-то оно и потерпело крах вследствие обладания англи-
чанами Гибралтаром и их превосходства на море. Кажется невероят-
ным, что даже непреклонный и смелый Вильям Питт еще в 1757 г.
предлагал сдать Испании сторожевую башню, с которой Англия
наблюдает за водным путем из Средиземного моря в Атлантику, за
помощь в деле отвоевания Менорки. К счастью для Англии, Испа-
ния отказалась. В 1759 г. адмирал Боскауэн командовал английским
средиземноморским флотом. При атаке им французских фрегатов на
Тулонеких рейдах некоторые из его кораблей были так повреждены,
что он отплыл со всей эскадрой в Гибралтар для необходимого
ремонта; он, однако, обеспечил себя от неожиданности со стороны
неприятеля, расставив через известные интервалы сторожевые фре-
гаты, обязав их заблаговременно известить его о приближении
врага условными пушечными сигналами.
Воспользовавшись его отсутствием, и в исполнение полученных
приказаний, французский коммодор де ля Клю (de la Clue) вышел
из Тулона с двенадцатью линейными кораблями 5 августа и 17 авгу-
ста уже был в Гибралтарском проливе, при свежем восточном
ветре, который быстро вынес корабли в Атлантику. Все, казалось,
благоприятствовало французам, так как густой туман и наступив-
1 M ah on, History of England.

шая ночь скрывали их корабли от береговых наблюдателей, не пре-
пятствуя им в то же время видеть друг друга, как вдруг в близком
от них расстоянии вырисовался неожиданно английский фрегат.
Завидев флот и зная, что это должен был быть неприятель, он на-
правился к берегу и начал сигнальную стрельбу из орудий. Пресле-
дование было бесполезно; оставалось одно только — бегство. На-
деясь избежать погони, которая, как он знал, должна была после-
довать, французский коммодор взял курс на WNW, в открытое море,
погасив при этом огни; но по беспечности или вследствие измены
(на последнее намекает один французский морской офицер) пять
из двенадцати кораблей взяли курс на север и на следующее утро
вошли в Кадикс, потеряв коммодора из виду. Де ла Клю был
сильно озадачен и смущен, когда увидел на рассвете, что силы его
настолько уменьшились. В восемь часов вдали показались паруса,
и несколько минут он думал, что это были его недостававшие
корабли. Но это были разведочные фрегаты флота Боскауэна, ко-
торый в числе четырнадцати линейных кораблей спешил в погоню
за неприятелем. Французы, построившись в сомкнутую линию,
бежали; но их эскадренная скорость была, конечно, меньше ско-
рости самого быстроходного из английских кораблей. Общее пра-
вило во всех погонях, в которых преследующий решительно силь-
нее преследуемого, — а именно, что строй нужно соблюдать лишь
настолько, насколько это необходимо для удержания головных
кораблей на такой дистанции, чтобы они могли притти на помощь
тихоходным и помешать противнику осилить их поодиночке, — было
на этот раз хорошо понято в английском флоте, равно как и то, что
теперь было как раз время для общей свалки (mêlée). Боскауэн
действовал согласно этому. С другой стороны, арьергардный ко-
рабль французов благородно последовал примеру л'Этендюэра,
спасшего свой конвой. Настигнутый в два часа головным англий-
ским кораблем и окруженный вскоре после того четырьмя другими,
его капитан оказывал им в течение пяти часов отчаянное сопроти-
вление, которым он мог надеяться не спасти себя, а лишь задер-
жать неприятеля достаточно долго для того, чтобы лучшие ходоки
французского флота сумели уйти. Он настолько успел в этом, что
благодаря повреждениям, нанесенным неприятелю, и большей ско-
рости упомянутых французских судов, последние избежали в этот
день сражения на близкой дистанции, которое могло бы окончиться
только пленением их. Когда он спустил свой флаг, у него уже
были сбиты все три стеньги; бизань-мачта упала немедленно после
того, и корпус корабля уже настолько наполнился водою, что
корабль с трудом держался на воде. Г -н де Сабран (de Sabran) —
это имя достойно запоминания — получил одиннадцать ран при
этом благородном сопротивлении, которым он так замечательно
продемонстрировал обязанности и значение арьергарда в деле за-
держки преследования. В эту ночь два из французских кораблей
успели отойти далеко на запад и таким образом ускользнули от не-
приятеля. Другие четыре попрежнему продолжали свое бегство; на
следующее утро коммодор, отчаявшись в спасении, направился
к Португалии и посадил все свои корабли на мель между Лагосом

и мысом С. -Винцент. Английский адмирал последовал за ними и
атаковал их, захватив два и сжегши остальные, несмотря на ней-
тралитет Португалии. За это оскорбление Англия не дала никакого
удовлетворения, кроме формальных извинений: Португалия была
в слишком большой зависимости от Англии, чтобы последняя стала
считаться с нею. Говоря об этом деле в письме к английскому по-
сланнику в Португалии, Питт указал ему, что, успокаивая негодо-
вание португальского правительства, он не должен давать послед-
нему повод предполагать, что ему будут отданы корабли или что
отличившийся адмирал будет осужден1.
Уничтожение, или рассеяние тулонского флота остановило втор-
жение в Англию, хотя пять кораблей, укрывшихся в Кадиксе, оста-
вались предметом беспокойства для сэра Эдуарда Гауке, который
крейсировал перед Брестом. Шуазель, лишенный возможности до-
стигнуть своей главной цели, все еще цеплялся за надежду на
вторжение в Шотландию. Французский флот в Бресте, под коман-
дою маршала де Конфлана, — морского офицера, несмотря на его
титул, •— состоял из двадцати линейных кораблей, не считая фре-
гатов. Конфлан настаивал на том, что весь флот должен выйти
в море. Морской министр полагал, напротив, что адмирал недоста-
точно искусный тактик для того, чтобы суметь задержать движение
неприятеля и тем обеспечить благополучное прибытие конвоя
к месту его назначения близ Клайда без риска решительного-
столкновения. Полагая, поэтому, что должно состояться генераль-
ное сражение, он предпочитал, чтобы оно имело место до отплытия
войск, исходя из того, что в случае неудачного для французов
исхода его конвой не будет принесен в жертву, а в случае победы
путь для него будет расчищен. Транспорты были собраны не
в Бресте, но в портах, лежащих к югу от него до самого устья
Луары. Таким образом, французский флот вышел в море с намере-
нием и даже с целью сразиться с неприятелем; но не легко увязать
его последующее поведение ни с этой целью, ни с тщательно раз-
работанными боевыми инструкциями2, выпущенными адмиралом
перед отплытием.
Около 5 или 6 ноября подул сильнейший западный ветер. Про-
державшись против урагана в течение трех дней, Гауке, наконец,
поднялся и вошел в Торбей^где пережидал ветер, держа свой флот
наготове для отплытия при первой возможности. Тот же шторм
задержал в Бресте уже находившиеся там корабли и дал возмож-
ность маленькой эскадре под начальством Бомпара (Bompart),
которая ожидалась тогда из Вест-Индии, проскользнуть туда, поль-
зуясь отсутствием Гауке. Конфлан готовился весьма деятельно.
Распределив экипажи Бомпара между своими кораблями, которые
были плохо укомплектованы, он 14-го числа вышел в море с вос-
точным ветром и сейчас же взял курс на юг, льстя себя надеждой,
что ушел от Гауке. Последний, однако, отбыл из Торбея 12-го;
и хотя опять был отогнан ветром назад, вторично вышел в море
1 Mahои, History of England.
2 О них см. Troude Batailles Navales.

14-го, в тот же самый день, когда Конфлан оставил Брест. Он
скоро достиг своего поста и узнал, что неприятель был замечен
к югу от него идущим на восток; из этого он легко заключил, что
Конфлан направляется в Квиберонскую бухту, и сообразно этому
взял курс туда же, поставив все паруса.
19-го, около 11 часов
вечера, французский адмирал установил, что находится в семи-
десяти милях на SWtW от Белль-Иля 1 ; и так как задул свежий
ветер с запада, то он пошел в том же направлении, убавив паруса;
ветер между тем продолжал крепчать и отходить на WNW. На
рассвете впереди показались несколько кораблей, в которых при-
знали английскую эскадру коммодора Даффа (Duff), блокировав-
шего Квиберон. Был дан сигнал к погоне, и англичане обратились
в бегство, разделившись на два отряда: один спустился по ветру,
а другой круто взял к нему и пошел на юг. Большая часть фран-
цузского флота осталась на своем прежнем курсе, идя за первым
отрядом, т. е . к берегу; но один корабль поднялся вслед за вторым.
Непосредственно после этого арьергардные французские корабли
дали сигнал о том, что показались паруса на ветре, которые заме-
тили также и с флагманского корабля. Это, очевидно, случилось
примерно в то же время, когда разведывательный фрегат, шедший
впереди английского флота, известил своего адмирала о появлении
парусов под ветром. Усердие Гауке позволило ему нагнать Кон-
флана, который в своих официальных рапортах говорит, что считал
невозможным, чтобы в соседстве с ним мог находиться неприятель
с силами, превосходящими или хотя бы равными его собственным.
Конфлан теперь приказал своему арьергарду взять к ветру для
поддержки корабля, преследовавшего противника в направлении на
юг и на восток. И почти сразу же удалось установить, что флог
на ветре состоит из двадцати трех линейных кораблей (против
двадцати одного французского), из которых некоторые были трех-
палубными. После этого Конфлан немедленно отозвал ушедшие
в погоню корабли и начал готовиться к сражению. Ему надлежало
определить свой образ действий при обстоятельствах, которых он
не предвидел. С WNW дул сильный ветер, и имелись все при-
знаки того, что он еще усилится; французский флот находился
недалеко от подветренного берега, а неприятель был гораздо
многочисленнее его, ибо кроме двадцати трех линейных кораблей
Гауке приходилось еще считаться с четырьмя 50-пушечными ко-
раблями Деффа. Конфлан, поэтому, решил вести свою эскадру
в Квиберонскую бухту, возлагая большие надежды на то, что
Гауке, учтя неблагоприятные условия погоды, не осмелится после-
довать за ним в бухту, изобилующую мелями и банками и опоясан-
ную- рифами, которые мореплаватель редко видит без страха и
никогда не минует без волнения. И вот среди таких грозных
опасностей сорок четыре больших корабля были уже близки к тому,
чтобы сразиться в хаотической свалке, ибо место было слишком
тесно для маневрирования флотов. Конфлан утешал себя надеждой,
что войдет в бухту первым и сможет подняться под защиту ее
1 См. план VIII.

западного берега, заставив неприятеля, если бы тот все же после-
довал за ним, занять позицию между ним и берегом, в шести
милях в подветренном направлении. Ни одно из этих ожиданий не
сбылось. При отступлении он занял место в голове своего флота,
желая точно показать, чего именно он хотел, но это было весьма
невыгодно для его репутации, так как ставило адмирала впереди
бегущего флота. Гауке смело шел навстречу предстоявшим ему
опасностям, размеры которых он, как искусный моряк, полностью
сознавал; но он обладал спокойным темпераментом, был храбр
и решителен и правильно оценивал риск, нисколько не умаляя и не
преувеличивая его. Гауке не оставил нам своих соображений, но
мы имеем все основания думать, что он смотрел на шедших впе-
реди французов, как на лоцманов, и ожидал, что они первые
сядут на мель; он полагался на дух и опытность своих офицеров,
испытанных в суровой школе блокады, рассчитывая на превосход-
ство их перед французскими; Гауке знал, что правительство и
страна требовали, чтобы флот неприятеля не достиг благополучно
другого дружественного порта. В тот самый день, когда он таким
образом преследовал французов посреди опасностей и в условиях,
которые сделали это морское сражение одним из самых драмати-
ческих сражений, портрет его был предан в Англии сожжению
за то, что он дал уйти французам.
Когда Конфлан, во главе своего флота, огибал Кардиналы, —
так называются самые южные скалы у входа в Квиберонскую
бухту, — головные английские корабли заставили французский
арьергард вступить в сражение. Это был другой случай общей по-
гони, закончившийся свалкой (mêlée), но в исключительно интерес-
ной и величественной обстановке штормового ветра, большого вол-
нения, близости подветренного берега, большой скорости судов,
зарифленных парусов и множества сражающихся кораблей. Один
французский семидесятичетырехпушечный корабль, настигнутый
многочисленными противниками, отважился открыть порты нижней
палубы, и тогда вкатившиеся через них волны потопили корабль
со всеми находившимися на нем людьми, кроме двадцати человек.
Другой был потоплен огнем с флагманского корабля Гауке. Еще
два корабля, один из которых нес вымпел коммодора, спустили
флаги. Остальные были рассеяны. Семь бежали по направлению
к северу и востоку и стали на якорь в устье маленькой реки
Вилены (Vilaine), в которую успели войти в высокую воду двух
приливов, — подвиг, никогда до тех пор не совершавшийся. Семь
других кораблей, взяв на юг и восток, искали убежища в Рошфоре.
Один из них, будучи сильно поврежден, сел на мель и погиб близ
устья Луары. Флагманский корабль, носивший то же название,
что и корабль Турвиля, сгоревший при Ля Хуге (Солнце
короля),
с наступлением ночи стал на якорь у Круазика, немного к северу
от Луары, 'где простоял благополучно до рассвета. На следующее
утро адмирал увидел себя одиноким и — возможно, слишком по-
спешно — выбросился на берег, чтобы не отдаться в руки англичан.
Этот поступок осуждался французами несправедливо, так как Гауке
никогда бы не позволил ему уйти. Большой французский флот был

уничтожен, ибо четырнадцать кораблей, не взятых неприятелем и
не потопленных, разделились, как мы видели, на два отряда; и те,
которые вошли в Вилену, смогли постепенно выйти оттуда только
в промежуток времени между пятнадцатью месяцами и двумя
годами после сражения. Англичане потеряли два корабля, которые
сели на мель (а) и были безнадежно разбиты; потери же их в сра-
жении были очень незначительны. С наступлением ночи Гауке по-
ставил свой флот и призы в положение, показанное на плане
буквой Ь.
Вместе с поражением Брестского флота Франция лишилась какой
бы то ни было возможности вторжения в Англию. Сражение
20 ноября 1759 г. было Трафальгаром этой войны; и хотя блокада
остатков французского флота, стоявших в Вилене и Рошфоре,
поддерживалась английским флотом, последний получил теперь
полную возможность действовать против колоний Франции, а позд-
нее против колоний. Испании, причем в большем масштабе, чем
.когда-либо до тех пор. Год, видевший это большое морское сраже-
ние и падение Квебека, был также свидетелем взятия Гваделупы
в Вест-Индии, Гори на западном берегу Африки и исчезновения
с ост-индских морей французского флота после трех нерешитель-
ных сражений между коммодором д'Аше и адмиралом Пококом,
что неизбежно должно было привести к падению французского
могущества в Индии, которое затем никогда уже не возрождалось.
В том же году умер король Испании, и ему наследовал брат его,
принявший имя Карла III. Этот Карл был королем Неаполя как
раз в то время, когда английский коммодор дал его правительству
только один час для решения вопроса об отозвании неаполитанских
войск из испанской армии. Он никогда не забывал этого унижения
и принес с собою и на трон Испании нерасположение к Англии.
Эти его чувства способствовали сближению Франции и Испании.
Первым шагом Карла было предложение своего посредничества,
но Питт был против этого. Глядя на Францию, как на главного
врага Англии, а на моря и на колонии, как на главный источник
силы и богатства, Питт желал теперь, когда Франция была разбита,
ослабить ее совершенно на будущее время, как это было сделано
в настоящем, и на развалинах ее прочнее утвердить величие Англии.
Позднее он предложил некоторые условия, но влияние фаворитки
Людовика, привязанной к императрице Австрии, заставило послед-
него настаивать на исключении Пруссии из переговоров, а Англия
не согласилась на это. Да Питт, в действительности, и не был еще
готов к миру. Год спустя, 25 октября 1760 г., Георг II умер, и влия-
ние Питта начало падать, так как новый король был менее склонен
к войне. В течение 1759 и 1760 гг. Фридрих Великий все еще про-
должал смертоносную и разорительную войну своего маленького
королевства против великих государств, ополчившихся на него. Был
момент, когда дело его казалось так безнадежно, что он готов был
на самоубийство; но продолжение им войны отвлекало значительные
силы Франции от Англии и от моря.
Быстро приближался час для больших колониальных экспедиций,
которые ознаменовали последний год войны триумфом морской

силы Англии над объединившимися Францией и Испанией. Но
сперва необходимо рассказать совершенно аналогичную историю
влияния, оказанного морской силой на Индостанском полуострове.
Об отозвании Дюплэ и о совершенном отказе Франции от его
политики, в результате чего обе ост-индские компании были
уравнены в правах, уже говорилось. Однако условия этого дого-
вора 1754 г. полностью не выполнялись. Маркиз де Бюсси
(de Bussy), храбрый и способный солдат, бывший помощник Дюплэ,
совершенно согласный с его политикой и притязаниями, оставался
в Декане -— большой области на юге центральной части полу-
острова, где Дюплэ был некогда правителем. В 1756 г. возникли
трения между англичанами и туземным князем в Бенгалии. Набоб
этой провинции умер, и его преемник, молодой человек девят-
надцати лет, атаковал Калькутту. Город сдался после недельного
сопротивления, в июне месяце, и за взятием его последовала зна-
менитая трагедия, известная под именем калькуттской Черной
Дыры. Вести об этом достигли Мадраса в августе месяце, и Клайв,
имя которого уже упоминалось, отплыл туда с флотом адмирала
Ватсона, после долгой и досадной проволочки. Флот вошел в реку
в декабре месяце и появился перед Калькуттою в январе, когда
она перешла опять в руки англичан так же легко, как была поте-
ряна ими.
Набоб сильно разгневался и двинулся против англичан, послав
в то же время приглашение французам в Чандернагоре присоеди-
ниться к нему. Хотя было известно о войне между Англией и
Францией, но французская компания, вопреки опыту 1744 г., еще
надеялась, что между нею и англичанами может быть сохранен
мир. На приглашение набоба французы ответили отказом и одно-
временно заявили английской компании о своем нейтралитете; Клайв
двинулся навстречу индийским силам и разбил их; набоб сразу
запросил мира и стал искать союза с Англией, уступив всем ее
требованиям, из-за которых он сначала совершил нападение на Каль-
кутту. После некоторых размышлений его предложение было при-
нято. Клайв и Ватсон обратились тогда против Чандернагора
и принудили французское поселение к сдаче.
Набоб, который не хотел допустить этого, вошел в сношения
с де Бюсси, находившимся в Декане. Клайв, имея точные сведения
о различных интригах набоба, решил лишить его трона и органи-
зовал против него обширный заговор, в детали которого здесь нет
нужды входить. В результате война разразилась снова, и Клайв,
с тремя тысячами человек, треть которых были англичане, встретил
набоба, стоявшего во главе пятнадцати тысяч всадников и тридцати
пяти тысяч пехотинцев. Перевес неприятеля в артиллерии был почти
так же велик. И вот, при таких неравных шансах, Клайв дал и
выиграл сражение при Плесси (Plassey) 23 июня 1757 г. Этот день
и принято считать днем основания Британской империи в Индии.
За свержением набоба последовало возведение на бенгальский пре-
стол одного из участников заговора, который, будучи ставленником
Англии, был полностью от нее зависим. Бенгалия, перешедшая
таким образом под контроль Великобритании, была первым плодом,

сорванным ею в Индии. «Клайв, — говорит один французский
историк, — понял и применил систему Дюплэ».
Это правда. Но тем не менее можно сказать, что положенное
таким образом основание никогда не было бы ни поддержано, ни
увенчано зданием, если бы английская нация не обеспечила за
собою господства над морем. Условия в Индии были таковы, что
горсть европейцев под руководством энергичных и находчивых
людей, — разделяя то, что собиралась завоевывать, и заключая вы-
годные союзы, — была способна сохранять свои позиции и даже
больше, несмотря на огромное численное превосходство против-
ника. Однако нельзя было допустить, чтобы там появились другие
европейцы, кучка которых могла бы перетянуть колеблющуюся
чашу весов на другую сторону. В то самое время, когда Клайв
действовал в Бенгалии, Бюсси вторгся в Ориссу, захватил англий-
ские фактории и подчинил себе значительную часть побережья
между Мадрасом и Калькуттой; между тем французская эскадра из
девяти кораблей, большая часть которых, впрочем, принадлежала
Ост-Индской компании и не представляла собой первоклассных
военных кораблей, находилась на пути к Пондишери с двенадцатью
сотнями регулярных солдат, что в те дни представляло для опера-
ций в Индии огромную европейскую армию.
Английские морские силы, находившиеся у берегов Индии, хотя
численно и уступали приближавшейся французской эскадре, могли,
однако, считаться примерно равной ей по боевым данным. Едва ли
будет преувеличением сказать, что ближайшее будущее Индии
было тогда еще неизвестно, и первые операции показали это.
Французская эскадра появилась близ Коромандельского берега,
к югу от Пондишери, 26 апреля 1758 г. и 28-го стала на якорь
перед английской базой, называвшейся фортом Св. Давида.
Два
корабля направились к Пондишери, так как на одном из них был
новый губернатор, граф де Лалли (Lall}'), который спешил поскорее
обосноваться в своей резиденции. Между тем английский адмирал
Покок, получив сведения о появлении неприятеля и особенно боясь
за эту базу, находился уже в пути и подошел к ней 29 апреля,
прежде чем корабли с губернатором скрылись из виду. Французы
сейчас же снялись с якоря и направились в море на левом галсе
(план Va), курсом на северо-восток, так как ветер был юго-восточ-
ный, и дали сигналы, отзывавшие назад корабль и фрегат (а), ко-
торые сопровождали Лалли. Но по приказанию последнего на сиг-
нал не было обращено внимания, что увеличило, если не породило
вражду между губернатором и коммодором д'Аше, обусловившую
неудачу французской кампании в Индии. Английский флот, по-
строившись в линию на ветре, на том же галсе, что и французский,
атаковал его обычным в то время путем и с обычными же резуль-
татами. По сигналу семь английских кораблей должны были одно-
временно спуститься для атаки восьми французских; и четыре го-
ловных корабля, в том числе адмиральский, вступили в бой в пол-
ном согласии; последние же три почему-то запоздали выполнить
маневр; однако надо помнить, что в таких атаках подобное запаз-
дывание почти всегда имело место. Французский коммодор, видя
\

образовавшийся таким образом интервал между авангардом и
арьергардом противника, составил план разделения их и дал своим
кораблям сигнал повернуть все вдруг через фордевинд, но в своем
нетерпении не дождался ответа. Положив немедленно руль на борт,
он повернул через фордевинд, и этот маневр повторили один за
другим арьергардные корабли, тогда как авангард остался на том же
галсе. Английский адмирал, мнение которого заслуживает внимания,
оценивает д'Аше выше, чем французские писатели, ибо описывает
этот маневр следующим образом:
«В 4% часа пополудни арьергард французской линии подошел весьма
близко к флагманскому кораблю. Нашим трем арьергардным кораблям
был дан сигнал сблизиться с противником. Вскоре после этого д'Аше
разорвал линию и спустился в фордевинд; следовавший за ним корабль,
который ббльшую часть сражения держался за кормой
Yarmouth.
(английский флагманский корабль), прошел тогда по борту его, дал
залп и затем ушел в сторону; а несколькими минутами позже ушел
также и неприятельский авангард».
Согласно этому описанию, которое отнюдь не противоречит
описаниям французов, последние совершили маневр концентрации
по отношению к главному английскому кораблю, продефилировав
мимо него. Французы отправились теперь к своим двум отде-
лившимся кораблям, тогда как участвовавшие в сражении англий-
ские суда не могли последовать за ними вследствие нанесенных
им повреждений. Это сражение помешало английскому флоту осво-
бодить форт Св. Давида, который сдался французам 2 июня.
После этого эскадры противников, сделав необходимые испра-
вления в соответствующих портах, снова встретились в августе
месяце, причем второе сражение произошло почти при таких же
обстоятельствах и во многих отношениях напоминает первое. Фран-
цузский флагманский корабль встретился с рядом неприятных слу-
чайностей, которые заставили коммодора выйти из сражения; но
изложение прочих причин его поведения в высшей степени важно
для уяснения причин падения французского владычества в Индии.
«Благоразумие, — говорит его отечественный писатель, — предпи-
сывало ему не продолжать сражения, из которого его корабли
могли выйти не иначе, как с повреждениями, весьма трудно испра-
вимыми в стране, где невозможно было пополнить запас жизненно
необходимых материалов».
Возвратившись в Пондишери, д'Аше нашел, что, хотя поврежде-
ния рангоута и мачт на этот раз могли быть исправлены, стал ощу-
щаться недостаток провианта и что корабли необходимо было
проконопатить. Хотя ему были даны приказания оставаться около
этих берегов до 15 октября, он воспользовался мнением военного
совета, который решил, что корабли не могут оставаться там
дольше, ибо в случае третьего сражения в Пондишери не останется
больше ни такелажа, ни прочих материалов, — и, несмотря на про-
тесты губернатора Лалли, отплыл 2 сентября в Иль-де-Франс.
Известно, что скрытым побуждением к этому поступку д'Аше была
вражда между ним и губернатором, с которым он постоянно ссо-
рился. Лалли, лишенный помощи эскадры, обратил свое оружие
внутрь страны, вместо того чтобы направить его против Мадраса.

Прибыв на острова, д'Аше застал там положение вещей, кото-
рое чрезвычайно наглядно характеризует немощность и близору-
кость общей морской политики Франции в рассматриваемый период.
Его прибытие туда было столь же нежелательно, как нежелателен
был для Лалли его уход из Индии. Острова находились тогда
в состоянии крайней нужды. Эскадра, увеличенная еще прибытием
трех линейных кораблей из Франции, так истощила их, что коммо-
дора настоятельно просили о немедленном отплытии. Ремонт про-
извели очень быстро, и в ноябре несколько кораблей отплыли
к мысу Доброй Надежды — тогда голландской колонии — за про-
виантом; но доставленный провиант был быстро съеден, и требо-
вания об отплытии возобновились. Положение кораблей было не
менее критическим, чем положение колонии, и коммодор отклонил
эти требования, сославшись на почти полное отсутствие провианта
и других припасов. Положение, в самом деле, было таково, что
вскоре пришлось плести бегучий такелаж из расплетенных якорных
канатов и совсем разоружить некоторые корабли для того, чтобы
усилить другие. Еще до возвращения в Индию д'Аше писал мор-
скому министру, что он «готовится к отплытию только для того,
чтобы спасти экипаж от голодной смерти, и что ничего нельзя
ожидать от эскадры, если не будут присланы необходимые при-
пасы, так как люди и материальная часть находятся в плачевном
состоянии».
При таких обстоятельствах д'Аше отплыл с островов в июне
месяце 1759 г. и прибыл к Коромандельскому берегу в сентябре.
За год его отсутствия Лалли два месяца держал Мадрас в осаде
во время северо-восточного муссона. Обе эскадры отсутствовали,
гак как время года было неподходящим для морских операций
у этого берега, но английская эскадра возвратилась первой и по
французским сведениям вызвала, а по английским — ускорила сня-
тие осады. Д'Аше возвратился в Индию с флотом, превосходившим
английский и по числу и по величине кораблей, но когда против-
ники встретились, Покок не задумался атаковать одиннадцать
французских кораблей своими девятью. Это кровопролитное
сражение, состоявшееся 10 сентября 1759 г., также не было ре-
шающим, как и два первые, но д'Аше все-таки отступил. По поводу
этого Кэмпбелл в его «Жизнеописании адмиралов» делает смешное,
но кажущееся серьезным замечание: «Покок сильно повредил фран-
цузские корабли и убил на них большое количество людей; но что
указывает на необычайную талантливость обоих адмиралов, так это
то, что в течение 18 месяцев они три раза сходились в жарких
боях, не потеряв ни единого корабля». Однако плоды победы до-
стались слабейшему флоту, ибо д'Аше возвратился в Пондишери
и оттуда отплыл І-го числа следующего месяца на острова, предо-
ставив Индию ее судьбе. С этого времени результат определился.
Англичане продолжали получать подкрепления с родины, а фран-
цузы нет; люди, с которыми приходилось бороться Лалли, превос-
ходили его по способностям; крепости сдавались одна за другой,
и в январе 1761 г. сдался даже Пондишери, окруженный с суши
и отрезанный от моря. Это было концом французского могущества

в Индии, ибо, хотя Пондишери и другие владения были возвра-
щены Франции по мирному договору, английская гегемония в Ин-
дии никогда уже не была поколеблена даже атаками искусного и
смелого Сюффрена (Suffren), который двадцать лет спустя встретил
точно такие же затруднения, как и д'Аше, с такой энергией и на-
ходчивостью, которых последний не проявил и в- более благоприят-
ный момент.
Франция, таким образом, потеряла и Канаду и Индию, вслед-
ствие очевидной неподготовленности и неспособности ее сил к дей-
ствиям далеко за морем; и казалось почти невозможным, чтобы
Испания, при ее слабом флоте и далеко разбросанных владениях,
избрала именно этот момент для вступления в войну. Тем не менее
это было так. Ослабление Франции на море было ясно всем и не-
однократно засвидетельствовано ее морскими историками. «Сред-
ства Франции были истощены, — говорит один из них. —
В 1761 г.
только немногие единичные корабли вышли из портов, и все они
были захвачены англичанами. Союз с Испанией пришел слишком
поздно. Случайные корабли, которые вышли в море в 1762 г.,
также были захвачены, и колонии, все еще остававшиеся у Фран-
ции, не могли быть спасены» 1. Еще в 1758 г. другой французский
писатель писал: «Недостаток денег, уничтожение торговли англий-
скими крейсерами, недостаток хороших кораблей, недостаток при-
пасов и т. д . принудили французское министерство, неспособное
снарядить большие силы, прибегать к разным уловкам и заменить
единственно рациональную систему войны, — большую войну мель-
чайшею из мелких войн, — родом игры, в которой большая цель
не может быть достигнута. Даже тогда прибытие в Луисбург четы-
рех линейных кораблей, избежавших встречи с неприятелем, счи-
талось очень счастливым событием. В 1759 г. благополучное при-
бытие вест-индского конвоя вызвало столько же удивления,
сколько и радости. Мы видим отсюда, как редки были для фран-
цузов подобные удачи на морях, где господствовали эскадры
Англии» 2.
Это было до поражений Ля Клю и Конфлана. Расстройство
французской торговли неприятелем, начавшееся захватом судов,
было завершено оккупацией колоний. Едва ли поэтому может быть
признано, что фамильный договор, заключенный теперь между
двумя дворами и содержавший не только обещание взаимной под-
держки, но и секретный пункт, обязывавший Испанию объявить
войну Англии до истечения года, если мир не будет заключен
раньше этого срока, — «делал честь мудрости обоих правительств».
Трудно извинить не только испанское правительство, но даже и
Францию, вовлекшую родственный народ в такую невыгодную
сделку. Франция, тем не менее, надеялась оживить свой флот и
создать союз нейтральных держав, из которых многие (не говоря
уже об Испании) имели причины жаловаться на Англию. «В ходе
войны с Францией, — признается один английский историк, — испан-
1 Т г о и d е, Batailes Navales de la France.
-
Laj.)eyгоuse-Воn!filie.

ский флаг не всегда встречал уважение со стороны британских
крейсеров» А «В течение 1758 г., — говорит другой, — не менее
ста семидесяти шести нейтральных судов, нагруженных богатыми
произведениями французских колоний или военными и морскими
материалами, попали в руки Англии» 2.
Очевидно, тогда уже действовали те причины, которые двадцать
лет спустя привели к «вооруженному нейтралитету» балтийских
держав, направленному против притязаний Англии на море. Обла-
дание неограниченной силой, а именно такой силой и было морское
могущество Англии, редко сопровождается глубоким почтением
к правам других. Англия, не имевшая соперника в океане, следо-
вала принципу, что имущество неприятеля, находящееся на ней-
тральных кораблях, подлежит захвату. Из-за этого торговля ней-
тральных наций не только подвергалась обидным придиркам, но и
несла значительные убытки; совершенно так же в начале войны
она сочла для себя выгодным установить на бумаге блокаду фран-
цузских портов. Нейтральные державы, конечно, возмущались
против такого произвола, но 1761 г. был неподходящим для воору-
женного протеста, и из всех держав Испания наиболее рисковала
в войне. Англия имела тогда в строю сто двадцать линейных ко-
раблей, кроме состоявших в резерве, с экипажем в семьдесят
тысяч матросов, обученных и закаленных пятью годами непрерыв-
ной войны на море, избаловавшей их победами. Флот Франции, ко-
торый в 1758 г. насчитывал семьдесят семь линейных кораблей,
в 1759 г. потерял из них двадцать семь, захваченных англичанами,
и еще восемь, уничтоженных ими, не считая и множества погибших
фрегатов. Действительно, как уже было указано, сами французские
писатели признавали, что флот их был разрушен до основания.
Испанский флот насчитывал около пятидесяти кораблей; но личный
состав его, если только он не отличался весьма сильно от того,
каким был до и после рассматриваемого времени, должен был
стоять на весьма низком уровне. О слабости Испанской империи,
не имевшей полноценного флота, выше уже говорилось. Нейтрали-
тет, хотя иногда и нарушаемый, был для нее гораздо выгоднее,
позволяя ей восстанавливать свои финансы и торговлю и увеличи-
вать внутренние ресурсы, •— но для этого ей требовался еще боль-
шой промежуток времени. Несмотря на это, король, под влиянием
семейных чувств и затаенной обиды против Англии, поддался
доводам хитрого Шуазеля, и 15 августа 1761 г. был подписан фа-
мильный договор между двумя коронами. Этот договор, к кото-
рому должен был также присоединиться король Неаполя, гаранти-
ровал их взаимные владения всей мощью обоих королевств. Это
было само по себе серьезное предприятие; но кроме того имелся
секретный пункт, согласно которому Испания обязалась объявить
войну Англии 1 мая 1762 г., если к тому времени последняя не
заключит мира с Францией. Переговоры такого характера не могли
держаться совершенно в тайне, и Питт узнал достаточно для того,
1 Mali о п. History оД England.
2 С amp boll, Lives of the Admirals.

чтобы убедиться, что Испания таит против Англии враждебные
намерения. Со своей обычной надменной решительностью он хотел
предупредить ее объявлением войны, но влияние оппозиции против
него в совете нового короля было слишком сильно. Не сумев скло-
нить на свою сторону министерство, он отказался от своего поста
5 октября 1761 г. Вскоре после того его предсказания оправдались.
Испания горячо желала не нарушать мира только до тех пор, пока
не пришли из Америки корабли с золотой монетой, столь необходи-
мой для ведения войны. 21 сентября флот галионов благополучно
стал на якорь в Кадиксе, и 2 ноября британский посланник изве-
стил свое правительство, что «два корабля благополучно прибыли
из Вест-Индии с необыкновенно ценными грузами, так что все
богатство, которое ожидалось из испанской Америки, находится
теперь в старой Испании»; в той же депеше он доносил об удиви-
тельной перемене в обращении с ним испанского министра, речи
которого сделались весьма надменными Ч
Жалобы и притязания Испании приняли весьма резкий характер,
и ссора углублялась так быстро, что даже новое английское мини-
стерство, горячо желавшее мира, отозвало своего посланника до
конца года и объявило войну 4 января 1762 г. Политика Питта
была, таким образом, принята, но слишком поздно, чтобы пожать
богатую жатву, на которую он рассчитывал.
Однако, никакая проволочка со стороны Англии не могла изме-
нить существенное неравенство в силе и подготовленности к войне
между двумя нациями. Планы, составленные Питтом, были в основ-
ном приняты его преемником и приводились в исполнение со всей
быстротой, какую дозволяла готовность английского флота. 5 марта
Покок, который возвратился из Ост-Индии, отплыл из Портсмута,
конвоируя флот транспортов для действий против Гаваны; в Вест-
Индии он взял еще подкрепления из находившихся там войск, так
что под его командой было теперь девятнадцать линейных кораб-
лей, кроме меньших судов, и десять тысяч солдат.
В январе предшествовавшего года вест-индский флот, под
командой хорошо известного Роднея, участвовал вместе с сухо-
путными силами в покорении Мартиники, этой жемчужины
среди французских островов и базы обширной каперской органи-
зации.
Уже было сказано, что тысяча четыреста английских торговых
судов были захвачены в течение этой войны в вест-индских морях
крейсерами, главным портом которых был Форт-Рояль на Мартинике.
С падением этого порта неизбежно должна была пасть базировав-
шаяся на него каперская организация. Мартиника была сдана
12 февраля, и за потерей Францией этого главного коммерческого
и военного центра немедленно последовала и потеря меньших
островов — Гренады, С. -Лючии и С. -Винцента. Этими завоеваниями
английские колонии на Антигуа (Antigua), С.- Китсе (St. Kitts) и Не-
висе (Nevis), так же как и суда, торговавшие с этими островами,
были обеспечены от посягательств неприятеля. Английская тор»
1 Mahоп, History of England.

говля значительно увеличилась, и все Малые Антильские или На-
ветренные острова сделались британскими владениями.
27 мая к адмиралу Пококу присоединилось у мыса Св. Николая
вест-индское пополнение, и так как время было уже позднее, то он
повел свой большой флот через старый Багамский канал, вместо
того чтобы итти обыкновенным путем, вокруг южного берега
Кубы. Это справедливо считалось большим подвигом в те дни
скудных гидрографических сведений и было осуществлено без
аварий. Вперед были посланы разведочные и промерные суда, за
ними фрегаты, а на отмелях были поставлены на якоря шлюпы*
причем была тщательно разработана система дневных и ночных
сигналов. Используя хорошую погоду, флот благополучно прошел
через канал в одну неделю и появился перед Гаваной. Подробно-
описывать эту операцию мы не будем.
30 июля, после сорокадневной осады, был взят замок Моро*
и город сдался 10 августа. Испанцы потеряли не только город и
порт, но и двенадцать линейных кораблей, кроме 3 ООО ООО фунтов-
стерлингов деньгами и товарами, принадлежавшими испанскому
королю. Важность Гаваны измерялась не только ее величиной и по-
ложением в центре большой и хорошо возделанной области; она
была также портом, командовавшим над единственным проходом*
которым в те дни обязательно должны были пользоваться корабли
с сокровищами, а также и другие, совершавшие плавание от Мекси-
канского залива до Европы. При переходе Гаваны в руки неприя-
теля эти корабли неизбежно должны были собираться в Картахене
и оттуда двигаться против пассатных ветров, -— операция всегда
трудная и долго задерживавшая корабли в тех водах, где они под-
вергались риску захвата их английскими крейсерами. Даже нападе-
ние на берега перешейка не было бы таким серьезным ударом для
Испании. Таких больших успехов могла добиться только нация*
уверенная в том, что морские пути контролируются ее морской
силой, которой целиком должен быть приписан благополучный
исход операции и значение которой можно еще иллюстрировать
таким ярким фактом, как своевременная доставка четырех тысяч
американских войск для подкрепления английских рядов, сильно
опустошенных сражениями и лихорадкой. Говорят, что к тому вре-
мени, когда город пал, у осаждавших оставалось на ногах только
две тысячи пятьсот человек, годных к службе.
В то время как энергия и активная деятельность морской силы
Англии привели к таким блестящим результатам в Вест-Индии*
в Португалии и на Дальнем Востоке происходили события, также
представлявшие собой иллюстрацию деятельности этой силы. Союз-
ные короны в начале войны пригласили Португалию присоединиться
к ним против тех, кого они называли «тиранами морей», напомнив
ей, как английская монополия на ее торговлю высасывала золото
из страны и как грубо был нарушен ее нейтралитет флотом под
командой Боскауэна. Португальский министр хорошо знал и горячо
переживал все это; но хотя приглашение сопровождалось ясным
намеком на то, что Португалии не позволят сохранять нейтралитет,
который она не могла обеспечить, он правильно рассудил, что его

стране следовало больше бояться Англии и ее флота, чем испан-
ской армии. Союзники объявили Португалии войну и вторглись
в нее. Некоторое время они имели успех, но «тираны морей»
откликнулись на призыв Португалии, послали туда флот и выса-
дили в Лиссабоне восемь тысяч солдат, которые прогнали испанцев
за границу и даже перенесли войну в самую Испанию.
В то же время была атакована Манила. При таком большом
количестве одновременных операций было сочтено невозможным
посылать туда войска или корабли из Англии. Успехи в Индии
и полная безопасность тамошних поселений, а также господство на
море позволили индийским властям самим предпринять эту коло-
ниальную экспедицию. Она отплыла в августе 1762 г. и, достигнув
Малакки 19-го, была снабжена в этом нейтральном порту всем
необходимым для предполагавшейся осады; голландцы, хотя и
ревниво относившиеся к успехам англичан, не решились отвергнуть
их требования. Экспедиция, которая опиралась всецело на флот,
закончилась покорением всей группы Филиппинских островов, сдав-
шихся в октябре и заплативших затем выкуп в четыре миллиона
долларов. Около того же времени этот флот захватил галион из
Акапулько, на котором находилось три миллиона долларов,
а английская эскадра в Атлантике взяла корабль, шедший из Лимы
с четырьмя миллионами долларов в серебре для испанского пра-
вительства.
«Никогда колониальная империя Испании не получала таких ударов.
Испания, своевременное вмешательство которой могло бы изменить исход
войны, вступила в нее слишком поздно, чтобы помочь Франции, но во-время
для того, чтобы разделить с нею ее несчастья. Были основания бояться
еще большего. Панама и Сан-Домияго находились в опасности, и англо-
американцы готовились к вторжению во Флориду и в Луизиаину...
Завоевание Гаваны нарушило в значительной мере связь между богатыми
американским колониями Испании и Европой. Покорение Филиппинских
островов удалило теперь Испанию из Азии. Оба эти обстоятельства пре-
градили все пути испанской торговле и нарушили всякую связь между
отдельными частями ее обширной, но несплоченной империи» Ч
Выбор пунктов атаки, намеченных министерством Питта, был
стратегически хорош, так как он перерезывал артерии могущества
врага; и если бы планы Питта были выполнены полностью и Па-
нама также была бы взята, то успех был бы еще более решитель-
ным. Англия потеряла также преимущество неожиданности, кото-
рое имела бы, предупредив Испанию в объявлении ей войны; но так
или иначе она неизменно оставалась победителем в этой короткой
борьбе благодаря быстроте, с которой приводились в исполнение
ее планы, что было возможно только при высоком уровне органи-
зации ее морских сил и руководства.
С завоеванием Манилы закончились военные операции. Девяти
месяцев, истекших с момента формального объявления войны
Англией в январе, было достаточно для того, чтобы разбить по-
следнюю надежду Франции и привести Испанию к миру, при за-
ключении которого она уступила по всем пунктам, служившим-

обоснованием ее враждебной позиции и требований. После краткого
изложения вышеописанных событий вряд ли нужно указывать, что
быстрота и тщательность, с которыми Англия решила свою задачу,
были всецело обусловлены ее морской силой, позволявшей ей одно-
временно действовать на отдаленных и разбросанных театрах войны,
жак например на Кубе, в Португалии, в Индии и на Филиппинских
островах, не страшась серьезного перерыва своих коммуникаций.
Прежде чем излагать условия мира, которые должны бы сум-
мировать результаты войны, но в действительности делают это
несовершенно, вследствие недостаточной энергии тогдашнего ан-
глийского министерства, тянувшего с заключением мира, необхо-
димо дать очерк влияния войны на торговлю и на основы морской
силы и национального благосостояния.
Одна замечательная черта этой войны особенно поражает ум
вследствие удивительного по своей парадоксальности утверждения,
что о благосостоянии Англии можно заключить по размерам ее
потерь.
«С 1756 по 1760 год, говорит один французский историк, «француз-
ские каперы захватили у англичан более двух тысяч пятисот торговых
судов. В 1761 г.,
хотя Франция не имела, можно сказать, ни одного
линейного корабля в море и хотя англичане захвагили двести сорок
наших каперов, сотоварищи последних все-таки взяли восемьсот две-
надцать английских судов. Объяснение такого большого числа призов
лежит в поразительном росте английского судоходства. Утверждают,
что в 1760 г. Англия имела в море восемь тысяч кораблей; из них фран-
цузы захватили почти одну десятую, несмотря на охранявшие их эскадры
и крейсера. За четыре года, с 1756 по 1760 год, французы потеряли
только девятьсот пятьдесят судов» Ч
Но такая разница справедливо приписывается одним английским
писателем «сокращению французской торговли и страху перед
англичанами, который удерживал многие из ее торговых судов от
выхода в море». И далее он указывает, что захват судов не был
наиболее выгодным следствием эффективности английских флотов.
«Захваты, подобные захватам Дюкэна, Луисбурга, острова Принца
Эдуарда, покорения Сенегала и, позднее, Гваделупы и Мартиники,
были событиями настолько же пагубными для французской тор-
говли и колоний, насколько выгодными для торговли и колоний
Англии» 2. Увеличение числа французских каперов для понимаю-
щего глаза было грустным свидетельством того, что торговый флот
страны был принужден к праздности и что экипаж и владельцы
торговых судов должны были прибегнуть к рискованному грабежу,
чтобы добывать себе пропитание. Правда, это не был совершенно
бесплодный риск. Тот же английский автор признается, что в 1759 г.
потери торгового флота превысили потери военйого. В то время
как французы тщетно пытались восстановить равенство на море и
пополнить свои потери (но бесцельно, ибо, «строя вооруженные
суда, они работали только для английского флота»), французские
каперы, несмотря на смелость и бдительность английских крейсеров,
1 Martin, History of Prance.
2 Campbell, Lives otf the Admirals.

•кишели в таком огромном количестве, что в этом году они взяли
двести сорок британских судов, главным образом мелких и кабо-
тажных. Тот же авторитет подсчитал, что в 1760 г. англичане по-
теряли 300 торговых судов, а в 1761 г. —
свыше 800, т. е. „в три
раза больше, чем французы; но, прибавляет он, «было бы неудиви-
тельно, если бы они захватили еще большее количество более
богатых кораблей, ибо, в то время как их торговля была уничто-
жена и они посылали в море мало торговых судов, торговые флоты
Англии бороздили моря. Каждый год ее торговля увеличивалась;
деньги, которые уносила у нее война, возвращались продуктами ее
промышленности. Восемь тысяч судов использовались купцами
Великобритании». Размеры ее потерь приписываются трем причинам,
из которых только первую можно было предотвратить: 1) невни-
манию торговых судов к распоряжениям конвоиров, 2) огромному
количеству английских судов во всех морях и 3) сосредоточению
неприятелем всего остатка своей силы в каперстве. В течение
того же 1761 г. военный флот потерял один линейный корабль,
который был отнят обратно, и один катер. В то же время, несмотря
на различные обмены, англичане все еще держали у себя в плену
двадцать пять тысяч французов, тогда как пленных англичан во
Франции было только тысяча двести человек. Таковы были резуль-
таты морской войны.
Наконец, суммируя торговые успехи королевства в конце войны,
писатель говорит, после упоминания об огромных суммах денег,
отнятых у Испании:
«Все это усиливало торговлю и питало промышленность. Иностранные
субсидии большей частью оплачивались векселями купцов, находившихся
за границей и выдававших их в уплату за британские изделия. С каждым
годом торговля Англии постепенно возрастала; такая картина националь-
ного блаігосостояния во время длительной дорого стоящей и кровавой
войны, никогда до тех пор не была видана ни в одной стране».
Неудивительно, что при таких достижениях английской тор-
говли и неизменном успехе, сопутствовавшем английскому ору-
жию, а также при фактическом уничтожении французского флота
соединение Франции и Испании, которое сначала угрожало буду-
щему Англии и внушало некогда опасения всей Европе, не вызвало
теперь в Великобритании ни страха, ни уныния. Испания была по
своей организации и по распределению своих владений особенно
уязвима для нападений великого морского народа, и каковы бы ни
были воззрения правительства того времени, Питт и нация видели,
что пришел час, наступления которого тщетно ожидали в 1739 г.,
потому что тогда годы мира и упорство великого министра осла-
били мускулы ее флота. Теперь она только протянула свою руку
и схватила то, что желала; но добыча ее была бы беспредельной,
если бы министерство не стало опять действовать во вред интере-
сам страны.
О положении Португалии по отношению к Великобритании уже
говорилось, но оно заслуживает еще некоторого специального вни-
мания, как дающее пример приобретения элемента морской силы
не колониями, но союзом, необходимым или подсказанным благо-

разумием. Вышеуказанные торговые связи «были усилены крепчай-
шими политическими. Два королевства эти были так расположены,
что у них было мало оснований бояться друг друга, но зато польза
от их дружбы была взаимной. Гавани Португалии давали защиту
английским флотам и снабжали их разными запасами, а эти флоты,
в свою очередь, защищали богатую торговлю Португалии с Брази-
лией. Антипатия между Португалией и Испанией привела первую
к необходимости иметь союзника сильного, хотя и отдаленного.
Не было страны более подходящей для этой пели, чем Англия,
которая в свою очередь могла извлекать и всегда извлекала огром-
ные выгоды из Португалии в войне с какой бы то ни было дер-
жавой южной Европы».
Такова английская точка зрения на образ действий Англии, ко-
торый со стороны напоминает союз льва с ягненком. Абсурдно на-
зывать страну с таким флотом, как английский, «отдаленной» от
маленькой морской нации, подобной Португалии. Англия находится,
и еще более находилась в те дни, везде, где только способен по-
явиться ее флот. Противоположная точка зрения, показывающая
равным образом значение союза, была хорошо изложена в мемо-
рандуме, которым — под скромным названием приглашения — ко-
роны Франции и Испании предписывали Португалии объявить войну
Англии.
Причины, породившие этот меморандум, а именно неравная вы-
годность этого союза и нарушение Англией португальского нейтра-
литета, уже излагались. Король Португалии отказался порвать союз
с Англией под тем предлогом, что он имел за собой большую дав-
ность и был исключительно оборонительным. На это короны воз-
ражали:
«Оборонительный союз в действительности есть наступательный —
по положению португальских владений и по характеру английского мо-
гущества. Английские эскадры не могут во всякое время года нахо-
диться в море или крейсировать у важнейших берегов Франции и Испании
для борьбы с судоходством этих стран, не опираясь на порты и помощь
Португалии. И эти островитяне не могли бы оскорблять всю примор-
скую Европу, если бы все богатства Португалии не проходили через
их руки, давая им средства вести войну и превращая этот союз в чисто
наступательный».
Из этих двух аргументов логика положения и сила взяли верх.
Португалия нашла Англию более близкой и опасной, чем Испанию,
и в течение ряда поколений при всех испытаниях оставалась верной
союзу с ней. Эта связь была также полезна для Англии, как любое
из ее колониальных владений, в зависимости, разумеется, от театра,
на котором разыгрывались важнейшие операции в тот или иной
период.
Предварительные условия мира были подписаны в Фонтенебло
3 ноября 1762 г., а окончательный договор—10 февраля следую-
щего года в Париже, почему он и называется Парижским.
По условиям этого договора Франция отказалась от всех при-
тязаний на Канаду, Новую Шотландию и все острова залива
Св. Лаврентия; вместе с Канадой она уступила долину Огайо и всю
свою территорию на восточном берегу Миссисипи, за исключением

города Новый Орлеан. В то же время Испания, в обмен на Гавану,
которую Англия возвратила ей, уступила Флориду, причем под этим
понятием подразумевались все ее континентальные владения к вос-
току от Миссисипи. Таким образом, Англия приобрела целую коло-
ниальную империю, включавшую Канаду от Гудзонова залива, и всю
территорию современных Соединенных Штатов, расположенную
к востоку от Миссисипи. Возможности развития этой обширной
области в то время предвиделись только отчасти, и тогда еще не
было никаких признаков возмущения тринадцати колоний.
В Вест-Индии Англия возвратила Франции имеющие важное
значение острова Мартинику и Гваделупу. Четыре так называемых
нейтральных острова из группы Малых Антильских островов были
разделены между двумя державами: остров С. - Лючиа перешел
к Франции, а острова С. -Винцент, Тобаго и Доминика — к Англии,
которая удержала также и Гренаду.
Менорка была возвращена Англии; а так как возвращение этого
острова Испании было одним из условий союза ее с Францией, то
последняя, не будучи в состоянии выполнить теперь это условие,
уступила Испании Луизиану, к западу от Миссисипи. В Индии
Франция вернула себе владения, которые она имела до того, как
Дюплэ начал'строить свои планы экспансии; но она потеряла право
воздвигать укрепления или содержать войска е Бенгалии и, таким
образом, оставила базу в Чандернагоре беззащитной. Одним сло-
вом, Франция снова получила возможность вести торговлю, но
практически отказалась от своих претензий на политическое влия-
ние. Английская компания сохранила все свои завоевания, хотя это
не было официально оговорено.
Право рыбной ловли у берегов Ньюфаундленда и на тех участках
залива Св. Лаврентия, которым пользовалась прежде Франция,
было по этому договору оставлено за нею; но в нем было отказано
Испании, которая требовала его для своих рыболовов. Эта уступка,
сделанная Франции, была в числе тех, на которые более всего
нападала английская оппозиция.
Большая часть нации и любимец ее Питт категорически возра-
жали против условий трактата. «Франция, — говорит Питт, — грозна
для нас главным образом как морская и торговая держава. То, что
мы выигрываем в этом отношении, ценно для нас более всего
потому, что наносит вред Франции. А вы оставляете Франции воз-
можность возродить свой флот».
Действительно, с точки зрения
морской силы и национального соперничества, отвечавшего духу
того времени, эти слова, хотя и не либеральные, были совершенно
справедливы. Возвращение Франции ее колоний в Вест-Индии и
ее баз в Индии, вместе с ценным правом рыбной ловли в ее преж-
них американских владениях, открывали перед ней. широкие воз-
можности, являлись стимулом к восстановлению ее судоходства,
торговли и военного флота и, таким образом, способствовали отвле-
чению ее с пути континентальных притязаний, который был так
пагубен для ее интересов и так благоприятен для беспримерного
роста могущества Англии на океане. Оппозиция и некоторые члены
министерства также думали, что такая командующая и важная по-

зиция, как Гавана, была слишком скупо оплачена уступкой тогда;
еще пустынной и непроизводительной страны — Флориды. На
уступке Порто-Рико настаивали, Флориду приняли. Были еще и дру-
гие второстепенные разногласия, но входить в их рассмотрение нам.
нет надобности. Едва ли можно отрицать, что при том военном
контроле над морем, которым располагала Англия, захватившая
теперь так много важных позиций, при подавляющем превосходстве
своего флота и, наконец, при процветании ее торговли и прекрас-
ном внутреннем положении было бы возможно и даже благоразум-
нее поставить противникам более суровые условия. Министерство
объясняло свою поспешность и уступчивость огромным ростом
долга, достигшего тогда 122 000 000 фунтов стерлингов, — суммы,
которая со всех точек зрения значила тогда гораздо больше, чем
теперь; но так как этот вексель на будущее вполне оправдывался
успехом войны, то раздавались категорические требования извлечь
из военного положения того времени решительно все выгоды, какие
только было возможно. Это-то именно и не было сделано министер-
ством. Что касается долга, то, как тонко подметил один француз-
ский автор, «в этой войне и в течение ряда последующих лет
Англия имела в виду не менее, как завоевание Америки и прогрес-
сивное развитие своей Ост-Индской компании. В этих двух странах
ее торговля и мануфактуры приобретали более чем достаточные
рынки сбыта, что вознаграждало ее за многочисленные жертвы,
которые она несла. Видя морской упадок Европы, — уничтожение
ее торговли, малый успех ее мануфактур, — разве могла английская
нация чувствовать страх перед будущим, которое открывало такие
широкие перспективы?» К несчастью, нация не имела представи-
тельства в правительстве, а ее избранный оратор, возможно един-
ственный человек, способный подняться до уровня великих возмож-
ностей того времени, был в немилости при дворе.
Несмотря на это, приобретения Англии были очень велики не
только в территориальном отношении и даже не только в преобла-
дании на море, но и в престиже и в положении, приобретенном ею
в глазах других наций, отчетливо увидевших теперь ее огромные
ресурсы и могучую силу.
Исход континентальной войны представлял характерный и вну-
шительный контраст с этими победами, одержанными через посред-
ство моря. Франция уже отказалась, наряду с Англией, от всякого
участия в этой борьбе, а мир между другими участниками ее был
подписан через пять дней после Парижского мира. Условия его
сводились к восстановлению Status quo ante bellum b По оценке
короля Пруссии, в этой войне пали в бою или от болезней сто
восемьдесят тысяч его солдат, население же его королевства со-
ставляло пять миллионов человек. Потери России, Австрии и Фран-
ции, вместе взятых, составляли четыреста шестьдесят тысяч чело-
век. Результат же был таков, что положение осталось прежним2.
Приписывать это только различию между возможностями сухопут-
1 Довоенного положения (лат.) . — Прим. ред.
2 См. Annual Register, 1762, p. 63 .

ной и морской войн было бы, конечно, абсурдом. Гений Фридриха*
поддерживаемый деньгами Англии, оказался достойным соперником
коалиции, хотя и имевшей огромное численное превосходство*
но плохо направлявшей свои усилия, не всегда к тому же-
усердные.
Нам представляется правильным сделать то заключение, что го-
сударства, имеющие хорошее морское побережье или хотя бы удоб-
ный доступ к океану одним или двумя путями, будут считать для
себя более выгодным строить свое благополучие и расширять свои
границы при помощи морской силы и торговли, чем пытаться рас-
страивать и изменять существующую политическую организацию
в странах, где более или менее продолжительное господство той'
или иной державы установило признанные права и создало нацио-
нальные традиции приверженности к ней или же политические-
связи. Со времени Парижского трактата 1763 г. пустовавшие до тех
пор части земного шара быстро заселились, доказательством чего-
может быть наш собственный континент, Австралия и даже Южная
Америка. Номинальное и более или менее определенное политиче-
ское господство теперь, вообще говоря, существует и в наиболее
заброшенных странах, хотя из этого общего положения существуют
некоторые исключения; но во многих местностях это политическое
господство носит почти чисто номинальный характер, а в других
оно настолько слабо, что не может обойтись без помощи или по-
кровительства извне. Всем знакомый и известный пример Турецкой
империи, держащейся только силами, давящими на нее с противо-
положных сторон, и взаимной завистью держав, не имеющих к ней
никаких симпатий, представляет образец такой слабой политической
власти; и хотя вопрос этот чисто европейский, но все знают доста-
точно, чтобы видеть, что интересы и контроль морских дер-
жав являются одними из главных, если не самыми главными из»,
всех элементов, которые определяют теперь положение Турции*
и что эти элементы, если только ими воспользуются разумно, опре-
делят направление неизбежных в будущем перемен. На западных
континентах политическое положение центрально-американских и
тропических южноамериканских государств настолько неустойчиво*
что причиняет постоянное беспокойство в связи с заботами о сохра-
нении внутреннего порядка и серьезно мешает торговле и мирному
развитию их ресурсов. До тех пор, пока, употребляя распространен-
ное выражение, эти страны вредят только самим себе, это может
продолжаться; но уже давно граждане стран с более устойчивыми
правительствами ищут возможности эксплоатировать ресурсы этих
государств и несут убытки, являющиеся следствием их беспокой-
ного состояния. Северная Америка и Австралия все еще широко
раскрывают ворота для переселения и предприимчивости, но они
заполняются быстро. И поскольку соответствующие возможности
их уменьшаются, должна начаться кампания за создание в указан-
ных неорганизованных государствах более устойчивого правитель-
ства, способного защитить жизнь граждан и обеспечить разумную
стабильность учреждений, что дало бы коммерсантам и другим
лицам возможность рассчитывать на будущее.

В настоящее время нет надежды, чтобы такие требования
. могли быть выполнены существующими местными средствами; если
то же самое будет иметь место и тогда, когда эти требования
в самом деле возникнут, то никакие теоретические положения, по-
добные доктрине Монро, не удержат заинтересованные нации от
попыток врачевать зло какими-либо мерами, которые, как бы они
ни назывались, непременно будут политическим вмешательством.
Такое вмешательство должно повести к столкновениям, которые
иногда будут разрешаться третейским судом, но иногда, несомненно,
явятся причинами войн. Даже при мирном разрешении вопроса
наиболее сильные аргументы будет иметь нация, обладающая наи-
большей организованной силой. Вряд ли нужно доказывать, что'
успешное прорытие Центрально-Американского перешейка, в каком
угодно пункте, может приблизить этот момент, который безусловно
наступит раньше или позже. Коренное изменение торговых путей,
ожидаемое от этого предприятия, и политическая важность для
Соединенных Штатов такого пути сообщения между их атлантиче-
ским и тихоокеанским побережьем не представляют, однако, всей
или даже главной части вопроса. Насколько можно предвидеть
будущее, надо думать, что придет время, когда существующие
ныне сильные и устойчивые государства Америки и Европы должны
будут создать устойчивые правительства в американских тропиче-
ских странах. Географическое положение этих стран и их климати-
ческие условия сразу делают ясным, что морская сила решит здесь
в еще большей степени, чем даже в Турции, какое иностранное
государство будет здесь господствовать, если не через установле-
ние своего владычества, то через свое влияние на местные прави-
тельства. Географическое положение Соединенных Штатов и их
внутренняя сила дают им неоспоримое преимущество; но это пре-
имущество не будет иметь цены, если они будут сильно отставать
в отношении грубой силы, которая все еще остается последним
аргументом республик, как и королей. В этом лежит для нас вели-
кий и все еще жизненный интерес Семилетней войны. Мы видели,
как в этой войне Англия с маленькой, по сравнению с другими
государствами, армией (что имеет место еще и теперь) сперва
успешно защищала свои берега, затем переносила свое оружие по
всем направлениям, распространяя свою власть и влияние на отдель-
ные страны, не только заставляя их повиноваться себе, но и пре-
вращая их в источники своего богатства, силы и престижа. В том,
как она ослабляет власть и нейтрализует влияние Франции и Испа-
нии в заморских странах, заложено, быть может, предсказание того,
что в грядущие дни какая-либо другая великая нация склонит на
свою сторону чашу весов в какой-либо будущей войне, чтобы, как
это станет ясно потомкам (если не современникам), обеспечить
политическое будущее и экономическое развитие странам, до тех
пор потерянным для цивилизации; но этой нацией не будут Соеди-
ненные Штаты, если момент застигнет их, как теперь, равнодуш-
ными к гегемонии над морями.
Направление, данное тогда усилиям Англии инстинктом нации
и пылким гением Питта, продолжалось и после войны и глубоко

повлияло на ее последующую политику. Будучи теперь хозяйкой
в Северной Америке и госпожей Индии, благодаря компании, тер-
риториальные завоевания которой были признаны туземными
князьями; господствуя над двадцатью миллионами жителей, т. е . на -
селением, превышающим население самой Великобритании и при-
носящим доход, значительный даже по сравнению с доходом пра-
вительства метрополии, Англия, владея к тому же другими бога-
тыми колониями, рассеянными по всему земному шару, никогда не
забывала о судьбе Испании, этой огромной разбросанной империи,
в крушении которой была повинна и она сама. Слова английского
морского историка этой войны, относящиеся к Испании, приложимы
с незначительными изменениями и к Англии наших дней.
«Испания представляет именно ту державу, с которой Англия может
успешно состязаться, будучи всегда уверена, что выгоды и почести
будут на ее стороне. Эта обширная монархия истощена в самой основе
своей, ее ресурсы находятся на далеком от нее расстоянии, и всякая
держава, господствующая на Море, может захватить в свои руки богат-
ства и торговлю Испании. Владения, из которых бна черпает свои ре-
сурсы, находясь на громадном расстоянии от столицы и одно от другого,
,
заставляют ее, больше чем какое бы то ни было другое
государство,
ждать того времени, когда она сможет вдохнуть жизнь во все части
своей гигантской, но расчлененной империи» Ч
Было бы неверно сказать, что Англия истощена в своей основе,
но ее зависимость от внешнего мира такова, что вышеприведенные
слова должны звучать для нее предостережением.
Эта аналогия положений не оставлялась без внимания Англией.
С тех пор и до наших дней ее владения, завоеванные морской
силой, вместе с этой силой контролировали ее политику. Путь
в Индию, — в дни Клайва дальнее и опасное плавание без возмож-
ности зайти в какой-либо принадлежащий Англии промежуточный
пункт, — был облегчен, когда представился случай, приобретением
острова Св. Елены, мыса Доброй Надежды и острова Св. Маври-
кия. Когда пар сделал Красное море и средиземноморский путь
удобопроходимыми, Англия приобрела Аден, а еще позднее утвер-
дилась на Сокотре. Мальта попала в ее руки уже в период войн
Французской революции; и ее господствующее положение, будучи
основой, на которой покоились коалиции против Наполеона, позво-
лило ей потребовать закрепления за нею этого острова в числе
прочих условий мира 1815 г. В настоящее время участок пути от
Мальты до Суэцкого перешейка, на котором Англия раньше не
имела баз, охраняется уступленным ей Кипром. Египет, несмотря
на зависть Франции, попал под контроль Англии. Важность этой
позиции по отношению к Индии, понимавшаяся Наполеоном и_Нель-
соном, заставила последнего немедленно после сражения при Ниле
послать офицера по суше в Бомбей с вестью о крушении надежд
Бонапарта. Даже теперь ревность, с которой Англия смотрит на
успехи России и Средней Азии, является результатом тех дней,
когда ее морская сила и средства восторжествовали над слабостью
1 Campbell, Lives of the Admirais.
17—413

д'Аше и над гением Сюффрена и вырвали полуостров Индии
у заявлявших на него притязания французов.
«Впервые со времен средневековья, — говорит Мартэн в своем 'иссле-
довании о Семилетней войне, — Англия победила Францию одна, почти
без союзников, тогда как Франция имела сильных помощников. Она по-
бедила исключительно превосходством своего правительства».
Да! Но превосходством правительства, пользовавшегося силь-
нейшим оружием—морской силой. Это орудие сделало Англию бога-
той и, в свою очередь, защищало торговлю, с помощью которой
она создала свое богатство. Своими деньгами она поддерживала
немногих своих сторонников, главным образом Пруссию и Ганно-
вер, в их отчаянной борьбе. Ее сила была везде, куда ее корабли
могли проникнуть; и не было никого, кто бы оспаривал у нее море.
Она шла куда хотела, и с нею шли ее войска и пушки. Этой по-
движностью ее силы умножались, а силы врагов рассеивались.
Господствуя на морях, она всюду преграждала морские пути. Флоты
ее врагов не могли соединиться. Ни один большой вражеский флот
не мог выйти в море, а если выходил, то только затем, чтобы
тотчас же встретить, со своими неопытными офицерами и коман-
дами, ветеранов штормов и морских войн. За исключением Менорки,
она тщательно сохраняла свои собственные морские базы и энер-
гично захватывала морские базы неприятеля. Каким львом был
Гибралтар для французских эскадр на пути между Тулоном и Бре-
стом! Как могла Франция помочь Канаде, когда английский флот
имел Луисбург у себя под ветром?
Единственной нацией, выигравшей в этой войне, была та, кото-
рая пользовалась морем в мирное время для стяжания своих бо-
гатств и господствовала над ним во время войны благодаря разме-
рам своего флота, многочисленности своих подданных, живших на
море или морем, и множеству баз, рассеянных по всему земному
шару. Однако надо заметить, что эти базы сами по себе потеряли
бы свою цену, если бы сообщение между ними было нарушено.
Именно из-за этого Франция потеряла Луисбург, Мартинику, Пон-
дишери, а сама Англия потеряла Менорку. Услуги, оказываемые
друг другу различными базами, а также портами и флотами, вза-
имны 1. В этом отношении флот представляет собой летучий отряд;
он поддерживает свободу сообщений между своими портами и он
же уничтожает ее у неприятеля; но он также бороздит моря для
потребностей суши; он контролирует пустыню, чтобы человек мог
жить и преуспевать в удобообитаемых частях земного шара.
1 Ути замечания,
всегда справедливые, сделались вдвойне
таковыми
со времени применения пара. Возобновление запаса угля представляет потреб-
ность более частую, более настоятельную и необходимую, чем какая бы то
ни было из нужд парусного корабля. Тщетно думать об энергичных морских
операциях вдали .от угольных станций. Равным образом тщетно приобретать
отдаленные угольные станции без обладания сильным флотом; они лишь по-
падут в руки неприятеля. Но самое тщетное из всех заблуждений — это
надежда сломить врага одной только крейсерской войной без угольных стан-
ций за границей.

ГЛАВА
IX
ХОД СОБЫТИЙ ОТ ПАРИЖСКОГО МИРА ДО 1778 г.—
МОРСКАЯ ВОЙНА, ПОСЛЕДОВАВШАЯ ЗА АМЕРИКАН-
СКОЙ РЕВОЛЮЦИЕЙ.
—
МОРСКОЕ СРАЖЕНИЕ ПРИ
УЭССАНЕ (USHANT)
Если Англия имела основание жаловаться на то, что она не
получила от Парижского трактата всех выгод, на которые могла
рассчитывать благодаря своим военным достижениям, то Франция
тем более имела все основания быть недовольной тем положением,
в какое поставила ее война. Приобретения Англии были почти
равны потерям Франции; даже уступка Флориды, сделанная побе-
дителю Испанией, была куплена Францией ценой Луизианы. Есте-
ственно, что мысли ее государственных деятелей и ее народа, по-
ставленных теперь в необходимость нести бремя побежденных,
обратились к будущему, с его возможностями отмщения и возна-
граждения. Герцог де Шуазель оставался на своем посту еще в те-
чение многих лет и настойчиво работал над восстановлением силы
Франции, подавленной последствиями трактата. Союз с Австрией
не был делом его рук, он был уже заключен и находился в силе,
когда Шуазель вступил в должность в 1758 г.; но Шуазель уже
с самого начала понял, что главным врагом была Англия, и пытался,
насколько возможно, направить силы нации против нее. Поражение
Конфлана опрокинуло его проекты вторжения в Англию; после
этого в полном соответствии со своей главной целью он стал
искать повода возбудить Испанию и заручиться ее союзом. Соеди-
ненные усилия двух королевств с их прекрасной береговой линией
могли бы при хорошей организации и при наличии достаточного
времени для подготовки снарядить флот, который явился бы доста-
точным противовесом флоту Англии. Также несомненно верно и то,
что более слабые морские государства, если бы они видели успеш-
ные плоды деятельности такого союза, набрались бы смелости
объявить войну против правительства, величие которого возбуждало
зависть и страх и которое действовало с пренебрежением к правам
и в ущерб благосостоянию других, что присуще всякой бескон-
трольной силе. К несчастью и для Франции и для Испании, союз
между ними были заключен слишком поздно. Сразу за уничтоже-
нием французского флота в 1759 г. последовал взрыв националь-
ного энтузиазма в пользу морских, сил, энтузиазма, искусно под-
держивавшегося и направлявшегося Шуазелем. «Народное чувство
вылилось в единый возглас, прокатившийся с одного конца Фран-

ции до другого, — «флот должен быть восстановлен». Пожертво-
вания городов, корпораций и частных лиц доставили средства для
этого. Гигантская деятельность закипела в недавно еще мертвых
портах. Везде строились и ремонтировались корабли». Министр
понял также, что вместе с материальной частью флота необходимо
было восстановить дух и дисциплину личного состава. Час, однако,
был слишком поздний; середина большой и неуспешной войны —
не время для начала приготовлений. «Лучше поздно, чем никогда» —
пословица не столь надежная, как
«Хочешь мира — готовься
к войне». Положение Испании было лучше. Один английский мор-
ской историк подсчитал, что при объявлении войны у нее было сто
•судов различной величины, из них, примерно, шестьдесят были
линейные корабли. Несмотря на это, хотя присоединение Испании
к многочисленным врагам Англии, могло, казалось, сделать положе-
ние последней критическим, действовавшее в ее пользу сочетание
численного превосходства, искусства, опытности и престижа не
было непреодолимым. С семьюдесятью тысячами моряков-ветеранов
ей надо было только сохранить уже приобретенные позиции. Ре-
зультаты нам известны.
После мира Шуазель мудро остался верен своим прежним
идеям. Восстановление флота продолжалось, оно сопровождалось
и усиливалось упоминавшимся уже духом профессионального често-
любия и стремлением отличиться, характеризовавшими офицеров
флота; при своеобразном состоянии флота Соединенных Штатов
в наше время эти качества могут быть поставлены ему в пример.
Постройка военных кораблей продолжалась с огромной энергией
и в большом масштабе. К концу войны, благодаря движению, на-
чавшемуся в 1761 г., имелось уже сорок линейных кораблей, нахо-
дившихся в хорошем состоянии. В 1770 г., когда Шуазель вышел
в отставку, королевский флот насчитывал шестьдесят четыре ли-
нейных корабля и пятьдесят фрегатов. Арсеналы и склады были
наполнены; были также созданы запасы корабельного леса. В то же
время министр пытался повысить уровень офицерства подавлением
надменного духа тех офицеров-дворян, которые проявляли его по
отношению к офицерам незнатного происхождения, способности
коих делали желательной их службу во флоте. Шуазель добился
значительного улучшения личного состава флота. В 1767 г. он
реорганизовал артиллерию флота, создав корпус из десяти тысяч
артиллеристов, которые систематически раз в неделю обучались
практике своего дела на протяжении десяти лет, вплоть до сле-
дующей войны с Англией.
В заботах о морской и военной силе Франции Шуазель, не теряя
из виду ни одной из частей своего плана, особенное внимание
обращал на союз с Испанией. Был сохранен и все еще существовав-
ший союз с Австрией. Рассудительность и глубокое понимание дела
заставили Шуазеля обратить максимум внимания на Англию, как
на средоточие вражды к Франции, и опасения его подтвердились
всем ходом Семилетней войны. Испания же была самым верным и,
при хорошем управлении, самым сильным союзником. Близкое со-
седство этих двух стран и расположение их портов делали их

позиции на море особенно сильными, и прочность этого союза*
который подсказывался разумной политикой, фамильными связями
и совершенно законной боязнью английской морской силы, еще
более обеспечивалась для Франции недавними еще существовав-
шими тогда обидами, которые должны были распалять Испанию.
Гибралтар, Менорка и Флорида все еще были в руках Англии; ни
один испанец не мог успокоиться, пока этот упрек не был вырван
с корнем.
Нетрудно поверить французским историкам, утверждающим, что
Англия с беспокойством смотрела на развитие французского флота
и была бы рада задушить его в зародыше; однако сомнительно*
чтобы из-за этого она стремилась к войне. В течение ряда лет,
последовавших за Парижским миром, смена недолговечных мини-
стерств, уделявших главное внимание вопросам внутренней поли-
тики или маловажным партийным интересам, приводила к тому, что
ее иностранная политика представляла резкий контраст с энергич-
ным, надменным, но прямолинейным путем, которому следовал
Питт. Внутренние неурядицы, которые обычно следуют за боль-
шими войнами, а главное -— конфликт с северо-американскими ко-
лониями, вызванный уже в 1765 г. хорошо известным законом
о гербовом сборе, соединились с другими причинами, чтобы связать
руки Англии. В годы министерства ИІуазеля, по крайней мере*
дважды представлялись случаи, которые решительное и не слишком
разборчивое правительство смогло бы легко обратить в повод
к войне, тем более, что эти поводы касались той морской силы,
которая для Англии более чем для всех других наций была пред-
метом справедливой и ревнивой заботы. В 1764 г. генуэзцы, после
неудачных попыток установить свое господство на Корсике, снова
обратились к Франции с просьбой оккупировать порты, которые
однажды уже были заняты ее гарнизонами в 1756 г. Корсиканцы
также отправили nocjja во Францию с тем, чтобы ходатайствовать
о признании независимости острова с уплатой ими дани, равной той,
какую они вносили прежде Генуе. Последняя, чувствуя, что она не
в силах подчинить себе этот остров, наконец, решилась фактически
отказаться от него. Сделка свелась к формальному разрешению
королю Франции пользоваться всеми правами суверенитета над
всеми местечками и гаванями Корсики, как бы в обеспечение дол-
гов республики. Эта уступка, замаскированная формой обеспечения
долга, для того чтобы не так подчеркивать в глазах Австрии и
Англии усиление Франции, напоминает условную и едва прикрытую
уступку острова Кипра Англии девять лет назад, — уступку, кото-
рой, вероятно, суждено быть такой же окончательной и полной, как
передача Корсики. Англия тогда заговорила сердито и угрожающе;
но хотя Бэрке (Burke) заявил: «Корсика как провинция Франции
страшна мне», только один член палаты общин, старый адмирал
сэр Чарльз Саундерс (Sir Charles Saunders), решился заметить по
этому поводу, «что было бы лучше вступить в войну с Францией,
чем согласиться на приобретение ею Корсики» Г Учитывая хорошо
1 M a hon, History df England.

тогда сознававшиеся интересы Англии в Средиземном море, ясно,
что переход острова, так удобно расположенного для воздействия
на берегах Италии и для противодействия флоту, базирующемуся
на Менорку, в руки сильного хозяина не был бы допущен Англией,
если бы она чувствовала себя готовой и склонной к войне.
Далее, в 1770 г. возник спор между Англией и Испанией отно-
сительно владения Фальклендскими островами. Мы не будем вхо-
дить здесь в сущность притязаний той и другой стороны на обла-
дание этой группой пустынных островов, небогатых как военными,
так и естественными преимуществами. Но дело в том, что обе
они — и Англия и Испания — имели там поселения, на которых
развевался их национальный флаг, и на английской станции началь-
ником был капитан флота. Перед этим поселением, называвшимся
портом Эгмонт, в июне 1770 г. внезапно появилась испанская экс-
педиция, снаряженная в Буэнос-Айресе и состоявшая из пяти фре-
гатов, с шестнадцатью сотнями солдат. Такой силе горсть англичан
не могла оказать серьезного сопротивления, и в результате, после
нескольких выстрелов, сделанных колонией ради чести флага, они
сдались на капитуляцию.
Вести об этом достигли Англии в октябре месяце того же года,
и то, как они были приняты там, показывает, насколько оскорбле-
ние серьезнее, чем материальный урон, и насколько живее оно
воспринимается. Передача Корсики едва ли возбудила волнение за
стенами государственных учреждений, а нападение на порт Эгмонт
подняло народ и парламент. Английскому посланнику в Мадриде,
было приказано потребовать немедленного возвращения островов и
дезавуирования действий офицера, по распоряжению которого было
сделано нападение. Не дожидаясь ответа, правительство дало
распоряжение о мобилизации флота; отряды для вербовки матросов
засновали по улицам городов, и в короткое время была собрана
сильная эскадра, готовая отомстить за нанесенное оскорбление.
Испания, полагаясь на фамильный договор Бурбонов и на под-
держку Франции, была склонна твердо стоять на своем; но старый
король Людовик XV был против войны, и Шуазель, среди при-
дворных врагов которого находилась и последняя фаворитка короля,
получил отставку. С его падением исчезли надежды Испании, ко-
торая немедленно согласилась на требования Англии, оставив,
однако, открытым вопрос о суверенитете. Такой исход дела ясно
показывает, что Англия, хотя все еще обладавшая эффективной
морской силой, способной сдерживать Испанию, не стремилась
к войне ради полного уничтожения соперничавших с нею флотов.
Некоторое отношение к вопросу о морской силе имеет и одно
большое событие, которое произошло в то время, хотя внешне оно
совершенно не было связано с морем. Первый раздел Польши
между Пруссией, Россией и Австрией в 1772 г. был облегчен
увлечением Шуазеля морской политикой и союзом с Испанией.
Дружба с Польшей и Турцией и поддержка их, как средства сдер-
живать австрийский дом, были частью традиций, завещанных Фран-
ции Генрихом IV и Ришелье; уничтожение первого государства
было прямым ударом по гордости и интересам Франции. Что сделал

бы Шуазель, если бы он владел еще тогда министерским портфелем,
сказать трудно; но если бы результат Семилетней войны был иной,
то Франция смогла бы вмешаться в это дело и оказать влияние на
его исход.
10 мая 1774 г. умер Людовик XV, в то время, когда волнения
в североамериканских колониях быстро шли к своему апогею. При
его юном преемнике, Людовике XVI, политика мира на континенте,
дружественного союза с Испанией и количественного и качествен-
ного восстановления флота продолжалась. Это была внешняя поли-
тика Шуазеля, направленная против морского могущества Англии,
как против основного врага Франции, ив пользу морской силы
последней, как главкой опоры нации. Инструкции, данные, как
утверждает один французский морской историк, новым королем
своим министрам, характеризуют дух его царствования вплоть до
революции, независимо от того, исходили ли они непосредственно
от короля.
«Наблюдать за всеми признаками приближающейся опасности; следить
с помощью крейсеров за подступами к нашим островам и за входом
в Мексиканский залив; следить постоянно за тем,
что происходит
на Ньюфаундлендских отмелях, и за направлением английской торговли;
наблюдать в Англии за состоянием войск, вооружений и общественного
кредита и за министерством;
ловко вмешиваться в дела британских
колоний, предоставлять колонистам-инсургентам средства на приобретение
оружия, сохраняя при этом строжайший нейтралитет; строить флот
активно, но бесшумно; ремонтировать военные корабли; наполнять наши
склады и постоянно иметь наготове средства для быстрого снаряжения
флотов в Бресте и Тулоне, в то время как Испания будет готовить свой
флот в Ферроле; наконец, при первой серьезной опасности разрыва
собрать многочисленные войска на берегах Бретани и Нормандии и
приготовить все для вторжения в Англию, чтобы принудить ее со-
средоточить свои силы в метрополии и таким образом ограничить воз-
можность ее сопротивления на окраинах империи»Ч
Такие инструкции, — давались ли они сразу, как выражение
всесторонне и хорошо обдуманного плана, или от случая к слу-
чаю, — показывают, что все было точно предусмотрено, и дышат
убежденностью, которая, если бы Франция прониклась ею раньше,
сильно изменила бы историю ее и Англии. Но исполнение было
менее совершенно, чем замысел.
Однако в деле развития флота пятнадцать лет мира и настойчи-
вой работы дали хорошие результаты. Когда война разразилась
открыто в 1778 г., Франция имела восемьдесят линейных кораблей
в хорошем состоянии и шестьдесят семь тысяч матросов были за-
несены в списки морского рекрутского набора. Испания, вступив
в войну в 1779 г. в качестве союзницы Франции, имела в своих
портах около шестидесяти линейных кораблей. Этим соединенным
силам Англия противопоставила двести двадцать восемь кораблей
всех классов, из которых около ста пятидесяти были линейные.
Однако кажущееся равенство сил нарушалось, к невыгоде Англии,
большей величиной французских и испанских судов и наличием на
1 Lapeyrouse-Bontfils, vol. III, p. 5 .

них более сильной артиллерии, но, с другой стороны, ее сила, как
принадлежавшая одной нации, сохраняла за собой превосходство
единства цели. Союзникам суждено было прочувствовать обще-
известную слабость морских коалиций, так же как вырождение
органов управления Испании и недостаток привычки, можно даже
сказать, не боясь впасть в ошибку, склонности к морскому делу
у обеих наций. Морская политика, при которой Людовик XVI
начал свое царствование, была доведена до конца; в 1791 г., через
два года после созыва Генеральных Штатов, французский флот
насчитывал восемьдесят шесть линейных кораблей, превосходивших
как по размерам, так и по конструкции английские корабли того же
класса.
Таким образом, мы подошли к началу истинно морской войны,,
подобной которой, — как с этим согласится всякий, кто будет вни-
мательно следить за нашим повествованием, — не было со дней
Рюйтера и Турвиля. Величие морской силы и ее значение, быть
может, более ясно выказывалось бесконтрольным господством и
вытекавшим из него возвеличением одной воюющей стороны; но урок,
преподанный этим, хотя и более поразительный, не представляет
такого живого интереса, как зрелище той же морской державы,
встретившей достойного ее врага и вынужденной проявить макси-
мум энергии в борьбе, угрожавшей не только ее самым ценным
колониям, но и ее собственным берегам. Вследствие обширного и
разбросанного характера Британской империи борьба эта велась во
всех частях света, и внимание изучающего ее привлекается то
к Ост-Индии, то к Вест-Индии, то к берегам Соединенных Штатов,
то к берегам самой Англии, к Нью-Йорку и Чезапикской бухте,
то к Гибралтару и Менорке, островам Зеленого Мыса, мысу Доброй
Надежды и Цейлону. Флоты одной стороны встречаются теперь
с равновеликими им флотами противников, и общая погоня и mêlée
(свалка), которые характеризовали сражения Гауке, Боскауэна и
Ансона, хотя изредка все еще имеют место, сменяются теперь
осторожными и сложными маневрами, очень часто ни к чему не
приводящими, что составляет главную особенность этой войны.
Превосходство французов в тактическом искусстве придало этому
столкновению ту особенную черту их морской политики, которая
подчиняла задачу достижения контроля над морем путем уничто-
жения флотов неприятеля, его организованной силы, обеспечению
успеха определенных операций, удержанию определенных пунктов,
достижению определенных конечных стратегических целей. Нет
нужды стараться навязать другим убеждение автора этого труда,
что такая политика, — хотя и применимая в исключительных слу-
чаях, — как правило, ошибочна; но в высшей степени желательно,
чтобы все лица, ответственные за ведение морских дел, признали,
что существуют эти два направления политики, прямо противопо-
ложные друг другу. В одном имеется прямая аналогия с войной за
обладание определенными позициями, тогда как объектом операций
другого является та сила, уничтожение которой оставляет такие
позиции беззащитными и неизбежно обрекает их на падение. Уста-
новив различие между этими двумя противоположными направле-

ниями, надлежит рассмотреть результаты их обоих, взятые из
истории Англии и Франции.
Не такими, однако, осторожными воззрениями хотел сначала
связать своих адмиралов новый король. В инструкциях, адресован-
ных графу д'Орвилье (d'Orvilliers), командовавшему первым фло-
том, посланным из Бреста, министр от имени короля говорит:
«Ваша обязанность состоит теперь в том, чтобы вернуть французскому
флагу тот блеск, который ои некогда имел; несчастья и ошибки
прошлого не должны повториться; только блестящими сражениями
может надеяться флот достигнуть этого. Его величество имеет право
ожидать величайших усилий от своих офицеров... В какие бы обстоя-
тельства ни был поставлен флот короля, распоряжения его величества,
которые о« настоятельно обязал меня внушить вам, так же как и всем
подчиненным вам офицерам, требуют, чтобы его корабли атаковали
неприятеля с величайшей энергией и защищались во всех случаях,
до последней крайности».
И далее в том же духе; один французский офицер, воззрений
которого на эту фазу французской морской политики мы еще не
приводили, говорит:
«Как отличен этот язык от того, которым говорили с нашими адми-
ралами в течение последней войны, ибо было бы ошибкой полагать, что-
они следовали добровольно и в соответствии со своим темпераментом
робкой и оборонительной системе, которая преобладала в тактике флота.
Правительство, всегда считавшее чрезмерными издержки на содержание
флота, слишком часто приказывало (предлагало) адмиралам держаться
в море как можно дольше, не вступая в настоящие сражения или даже
в стычки, которые всегда очень дороги, так как следствием их может
быть потеря трудно заменимых кораблей. Часто им предписывалось, даже
при необходимости принять сражение, не ставить на карту судьбу своих
эскадр слишком решительными схватками. Вот почему они считали себя
обязанными отступать, лишь только бой начинал принимать серьезный
характер. Таким образом, французы приобретали пагубную привычку
добровольно уступать поле сражения, если только неприятель, даже
слабейший, чем они, смело оспаривал его у них. Выходило, следова-
тельно, что наши флоты посылались навстречу неприятелю только
для того, чтобы постыдно отступать под его напором, принимать бой,
вместо того чтобы, предлагать его; начинать сражение только для того,
чтобы потерпеть кажущееся поражение; разрушать моральную силу,,
с тем чтобы спасти силу материальную, — таков был дух, который, как
было справедливо сказано Шарлем Дюпэном (Charles Dupin), руководил
французским министерством той эпохи. Результаты известны» і.
За храбрыми словами Людовика XVI последовали почти неме-
дленно другие, иного, более мягкого тона, обращенные также
к адмиралу д'Орвилье накануне его отплытия. Адмирала известили,
что король, узнав о силе английского флота, полагается на его
благоразумие в момент, когда под его командой состоят все мор-
ские силы, какими располагает Франция. В сущности, оба враждеб-
ных флота были почти равны, и без детальных сведений о воору-
жении каждого отдельного корабля невозможно было решить, ко-
торый из них сильнее. Д'Орвилье оказался, подобно многим ответ-
ственным лицам до него, между двумя противоположными прика-
1 Iroude, vol. II, pp. 3—5 . Другие цитаты из французских авторов
по этому предмету см. выше, стр. 92, 93.

.заниями, причем исполнение любого из них в случае неудачи гро-
зило ему опалой, тогда как правительство, во всяком случае, было
обеспечено козлом отпущения.
Рассмотрение относительной силы двух флотов, материальной и
моральной, неизбежно привело бы нас к изложению событий аме-
риканской войны за независимость. Прежде чем описывать эту
борьбу, будет уместно дать приблизительную оценку всей морской
силы Англии, основанную, за неимением более точных данных, на
докладе первого лорда адмиралтейства, сделанном в палате лордов
в ноябре 1777 г., всего лишь за несколько месяцев до того, как
началась война с Францией.
Возражая оппозиции, жаловавшейся на слабость флота Канала,
он сказал:
«Мы имеем теперь в Великобритании сорок два линейных корабля
(не считая находящихся за границей), тридцать- пять из которых вполне
укомплектованы командами и готовы выйти в море в любой момент,
когда это потребуется. . . Я не думаю, чтобы Франция и Испания
питали враждебные намерения по отношению к нам, -но, во всяком слу-
чае, то, что я сейчас сказал, дает мне право утверждать, что наш флот —
более чем равный соперник флоту всего дома Бурбонов» К
Однако надо сказать, что эта уверенность не разделялась адми-
ралом Кеппелем, который в марте месяце следующего года был
назначен командующим флотом и взглянул на последний, упо-
требляя его собственное выражение, «глазом моряка»2; в июне
месяце он вышел в море только с двадцатью кораблями.
Совершенно нежелательно вводить в наше изложение какое-
либо рассмотрение политических вопросов, которые привели к отпа-
дению Соединенных Штатов от Британской империи. Уже было
замечено, что это отделение последовало за рядом ошибок англий-
ского министерства, которые нельзя считать неестественными,
учитывая идеи, преобладавшие в то время в вопросе об отноше-
нии колоний к метрополии. Нужен был человек выдающегося
гения, чтобы признать не только справедливость притязаний аме-
риканцев, •— это сделали многие, -— но также и военную силу их
положения, о которой говорилось выше. Она заключалась в отда-
ленности колоний от метрополии, в их взаимной близости, незави-
симой от господства над морем, в характере колонистов, главным
образом английского и голландского происхождения, — ив
веро-
ятной враждебности Франции и Испании. К несчастью для Англии,
люди, наиболее способные считаться с таким положением во вре-
мена революции, были в меньшинстве и не у дел.
Выше уже говорилось, что, будь эти тринадцать колоний
островами, морская сила Великобритании сумела бы так изолиро-
вать их, что падение их одной за другой было бы неизбежным.
К этому можно прибавить, что узость полосы, занимавшейся тогда
в Америке цивилизованным человеком, и характер пересечения ее
морскими рукавами и судоходными реками практически ставили
1 M a lion, History of England; Gentleman's Magazine, 1777, p. 553 .
2 Keppel's Detfenee.

в положение островов (поскольку речь шла о взаимной поддержке)
большие области восставшей страны, которые были недостаточно
велики, чтобы бороться самостоятельно, но в то же время слишком
велики, чтобы падение какой-либо из них не явилось роковым
ударом для общего дела. Самый известный случай относится
к линии реки Гудзон, где бухта Нью-Йорк с самого начала удер-
живалась британцами, которые в сентябре 1776 г., через два месяца
после издания «Декларации Независимости», взяли также и город.
Передвижение вверх и вниз по такой реке было, без сомнения,
гораздо труднее для парусных судов, чем для современных паро-
вых; тем не менее, представляется невозможным сомневаться в том,
что если бы морской силой Англии управляли тогда деятельные
и способные люди, можно было бы настолько овладеть рекой
и озером Шамплэн при посредстве военных кораблей, расставлен-
ных через известные промежутки и при достаточном числе сопро-
вождавших их галер, — чтобы поддержать передвижение доста-
точной армии между' верховьями Гудзона и озером, препятствуя
в то же время всякому водному сообщению между Новой Англией
и штатами, расположенными к западу от реки. Эта операция близко
напоминала бы ту, при посредстве которой во время гражданской
войны флоты и армии Соединенных Штатов постепенно разрезали
надвое Южную конфедерацию, овладев течением Миссисипи, и по-
литические результаты этого были бы даже еще более важны, чем
военные; ибо в тот ранний период войны дух независимости был
гораздо более общим и горячим в области, которая была бы отре-
зана, т. е. в Новой Англии, чем в Нью-Йорке и Нью-Джерси
и даже, может быть, в любом другом штате, за исключением
Южной Каролины 1.
В 1777 г. британцы пытались достигнуть этой цели, послав из
Канады генерала Бургойна (Burgoyne), чтобы форсировать путь
к Гудзону через озеро Шамплэн. В то же самое время сэр Генри
Клинтон двинулся к северу от Нью-Йорка с тремя тысячами чело-
век и достиг Вест-Пойнта, где, посадив часть своих сил на суда,
послал их вверх по реке,' до пункта, расположенного в сорока
милях от Олбани. Здесь офицер, стоявший во главе отряда, узнал
о сдаче Бургойна в Саратоге и возвратился; но то, что он сделал,
стоя во главе отряда, выделенного из другого, насчитывавшего
1 «Откровенный взгляд на наши дела, который я намерен изложить теперь,
позволит вам судить о затруднениях, сопровождающих нашу работу. Почти все
наши запасы муки и немалая часть мяса получаются из штатов, лежащих
к западу от реки Гудзон. Это делает обеспеченное сообщение через послед-
нюю безусловно необходимым как для поддержки вашей эскадры, так и для
армии. Если неприятель овладеет сообщением по этой реке, то он прервет эту
существенную связь между штатами. Он чувствует это свое преимущество. ..
Если бы он сумел какой-либо демонстрацией в другой области отвлечь. наше
внимание и силы от этого важного пункта и, предупредив наше возвращение,
овладеть им, то последствия этого для нас были бы роковыми. Наши диспози-
ции должны поэтому равно сообразоваться с необходимостью сотрудничества
с вами (в Бостоне) в рамках оборонительного плана и с обеспечением без-
опасности Северной реки, исполнение чего, за отдаленностью этих объектов
один от другого, делается особенно затруднительным» (Вашингтон д'Эстену,
11 сентября 1778 г.).

всего три тысячи человек, показывает, чего можно было достигнуть»
при лучшей организации. В то время как это случилось на Гудзоне*
главнокомандующий английскими войсками в Америке довольно
курьезно воспользовался морской силой своей нации для перевозки
ядра своей армии, в четырнадцать тысяч человек, из Нью-Йорка ко
входу в Чазапикскую бухту, чтобы взять Филадельфию с тыла.
Этот эксцентричный маневр был выполнен успешно по отношению
к его объекту — Филадельфии; но, вызванный политическими
соображениями (Филадельфия была местом заседаний конгресса),
он был противен разумной военной политике. Поэтому завоеванный
город вскоре был снова потерян, и, кроме того, завоевание его
обошлось очень дорого, ибо этой диверсией британских сил раз-
личные отряды их были лишены взаимной поддержки и контроль
над водным путем Гудзона был потерян. В то время как Бургойн
с семью тысячами регулярных войск, кроме вспомогательных, дви-
гался для захвата верховьев реки, четырнадцать тысяч человек
были направлены от ее устьев к Чезапикѵ. Восемь тысяч, остав-
шихся в Нью-Йорке или близ него, были вследствие этого привя-
заны к городу присутствием американской армии в Нью-Джерси.
Этот гибельный шаг был сделан в августе месяце, а в октябре
Бургойн, отрезанный от своих и окруженный, сдался. В мае месяце
следующего года Англичане очистили Филадельфию и после труд-
ного и опасного похода через Нью-Джерси, где' их преследовала
по пятам армия Вашингтона, вернулись в Нью-Йорк.
Эта экспедиция британского флота в Чезапикскую бухту, вме-
сте с походом вверх по Потомаку английских парусных фрегатов
в 1814 г., указывает на другую слабую линию в цепи американских
колоний. Но она не была, подобно линии Гудзона и Шамплэн*.
такой линией, оба конца которой оставались во власти неприятеля,
в Канаде с одной стороны и на море — с другой.
Что касается морской войны вообще, то нет нужды распро-
страняться о том факте, что колонисты не могли держаться против
флотов Великобритании и были, вследствие этого, вынуждены
оставить море за ними, прибегнув только, главным образом при
посредстве каперов, к крейсерской войне, в которой их способность
к мореходству и предприимчивость помогли им нанести большой
ущерб английской торговле. К концу 1778 г., по оценке одного
английского морского историка, американские каперы захватили
почти тысячу торговых судов, стоимостью около 2 ООО ООО фунтов
стерлингов; он настаивает, однако, на том, что потери американцев
были тяжелее. Так оно и должно было быть, ибо английские крей-
сера были и лучше поддерживаемы и сильнее по вооружению,
а развитие американской торговли служило предметом удивления
для государственных деятелей метрополии; когда разразилась
война, эта торговля была так же велика, как торговля самой
Англии в начале столетия.
Интересные указания на численность мореходного населения
Северной Америки в то время находим в парламентском докладе
первого лорда адмиралтейства, который говорил, что «отпадение
Америки стоило флоту восемнадцати тысяч матросов, участвовав-

ших в последней войне» \ не малая потеря для морской державы,
особенно, поскольку эти матросы перешли в ряды неприятеля.
Ход войны на море повел, как всегда, к жалобам нейтралов на
англичан, захватывавших их корабли, участвовавшие в американ-
ской торговле. Такие обиды, однако, не были необходимы, чтобы
возбудить вражду и надежды Франции при тогдашнем затрудни-
тельном положении британского правительства. Час мести и сведе-
ния счетов, на который рассчитывала политика Шуазеля, казалось,
настал. Уже в самом начале восстания в Париже обсуждался
вопрос о том, какое положение следует занять и какие выгоды
можно извлечь из возмущения колоний. Было решено, что послед-
ние должны получить всевозможную поддержку, за исключением
открытого разрыва с Англией; и с этой целью французу, по имени
Бомарше, были даны деньги для учреждения торгового дома, кото-
рый должен был снабжать колонистов военными материалами.
Франция дала миллион франков, к которым Испания прибавила
такую же сумму, и Бомарше получил позволение покупать пред-
меты вооружения из правительственных арсеналов. Между тем, во
Францию прибыли агенты Соединенных Штатов; французские офи-
церы переходили на службу Штатов, чему их правительство почти
не препятствовало. Дом Бомарше был открыт в 1776 г.; в декабре
этого же года Веньямин Франклин высадился во Франции, и в мае
1777 г. Лафайетт прибыл в Америку. Между тем, приготовления
к войне, особенно к морской войне, деятельно развивались, флот
постоянно увеличивался, и создавалось все необходимое для угрозы
вторжения со стороны Канала, тогда как действительный театр
войны должен был быть в колониях. Там Франция была в поло-
жении человека, которому нечего терять. Уже лишенная Канады,
она имела все причины думать, что, возобновляя войну при ней-
тралитете Европы и имея американцев друзьями, а не недругами,
она не потеряет островов. Сознавая, что американцы, которые
менее чем за двадцать лет до того настаивали на завоевании
Канады, не согласятся возвратить ей последнюю, Франция заявила,
что не питает никаких надежд на это, но настаивала, чтобы в на-
ступающей войне она сохранила за собой все английские владения
в Вест-Индии, какие только будет в состоянии захватить. Положе-
ние Испании было иным. Ненавидя Англию, нуждаясь в возвраще-
нии Гибралтара, Менорки и Ямайки, — не просто жемчужин в ее
короне, а краеугольных камней ее морского могущества, — она в то
же время видела, что успешное возмущение английских колонистов
против дотоле непревзойденной морской силы метрополии было бы
опасным примером для ее собственной огромной колониальной
империи, из которой она ежегодно извлекала такие большие суммы.
Если бы Англия с ее флотом потерпела неудачу, то что приобрела
бы Испания? Во Введении было указано, что доходы испанского
правительства извлекались не из легких налогов на богатую мор-
скую силу, построенную на промышленности и торговле королев-
ства, а из узкого потока золота и серебра, поддерживавшегося
1 Annual Register, 1778, p. 201.

немногими кораблями, которые нагружались плодами грабежа коло-
ний, управлявшихся самым близоруким образом. Испания могла
многое потерять, но и многое приобрести. Правда, и теперь, как
в 1760 г., она была державой, с которой Англия могла воевать
к наибольшей для себя выгоде. Несмотря на это, нанесенные ей
обиды и династические симпатии взяли верх. Испания вступила на
путь тайной вражды, уже ранее избранный Францией.
При таком скоплении взрывчатого материала вести о сдаче Бур-
гойна подействовали как искра. Опыт прежних войн познакомил
Францию со свойствами американцев как недругов, и она ожидала
найти в них ценных помощников для осуществления своих планов
мести; теперь ей казалось, что даже одни они смогут сами забо-
титься о себе, отказавшись от всяких союзов. Вести дошли до
Европы 2 декабря 1777 г., а 16-го французский министр иностран-
ных дел известил представителей конгресса, что король готов при-
знать независимость Соединенных Штатов и заключить с ними тор-
говый договор и соответствующий оборонительный союз. Быстрота,
с какой шло дело, показывает, что Франция уже приняла решение,
и договор, столь важный по его неизбежным последствиям, был
подписан 6 февраля 1778 г.
Нет необходимости подробно приводить условия договора; но
важно заметить, во-первых, что официальное отречение Франции
от Канады и Новой Шотландии предзнаменовало политическую
теорию, известную как доктрина Монро, притязания которой едва
ли могут быть осуществлены без надлежащей морской силы; и во-
вторых, что союз с Францией, а затем с Испанией дал американ-
цам то, в чем они больше всего нуждались, — морскую силу,
уравновешивавшую такую же силу Англии. Будет ли слишком
много для гордости американцев допустить, что если бы Франция
отказалась оспаривать обладание морем у Англии, то последняя
была в состоянии покорить Атлантическое побережье? Не будем же
отбрасывать лестницу, по которой Взобрались, и отказываться от
понимания того, что наши отцы чувствовали в час испытания.
Прежде чем продолжать историю этой морской войны, надле-
жит изложить положение, существовавшее в то время в различных
частях света.
Три особенности, служащие причиной резкого отличия его от
того, каким оно было в 1756 г., следующие: 1) враждебное отно-
шение Америки к Англии; 2) раннее появление на театре военных
действий Испании в качестве союзницы Франции и 3) нейтралитет
других континентальных государств, который избавил Францию от
забот о своих сухопутных границах.
. На Северо-Американском континенте американцы удерживали
Бостон уже в течение двух лет. Наррагансеттская бухта и Род-
Айленд были заняты англичанами, которые удерживали также Нью-
Йорк и Филадельфию. Чезапикская бухта и вход в нее, не имевшие
сильных укреплений, были во власти всякого флота, который мог
появиться там. На юге со времени неудачного нападения на Чарл-
стон в 1776 г. англичанами не было предпринято ни одного важ-
ного маневра; до объявления войны Францией главные военные

события происходили к северу от Чезапика (Балтиморы). С другой
стороны, в Канаде американцы терпели неудачу, и она оставалась
до конца прочной базой английского могущества.
В Европе самым знаменательным элементом была готовность-
к войне французского флота и до некоторой степени испанского, —
по сравнению с прежними войнами. Англия занимала всецело обо-
ронительное положение и не имела союзников, тогда как короли:
из дома Бурбонов ставили себе целью завоевание Гибралтара и
Порт-Маона и вторжение в Англию. Первые два были, однако,
желанными объектами для Испании, последние — для Франции; и
такое расхождение целей было роковым для успеха этой морской
коалиции. Во Введении был сделан намек на стратегический вопрос,
поднятый этими двумя направлениями политики.
В Вест-Индии положение воюющих сторон на суше было при-
мерно одинаково сильным, хотя это не должно было быть так.
Обе — и Франция и Англия — имели сильные позиции на Наветрен-
ных островах, — одна на Мартинике, другая на Барбадосе, Нужно
заметить, что положение последнего, на ветре у всех других остро-
вов этой группы, было решительным стратегическим преимуще-
ством в дни парусного флота. В рассматриваемых войнах борьба
почти ограничилась районом Малых Антильских островов. Здесь
остров Доминика, лежащий между французскими Мартиникой и
Гваделупой, служил предметом домогательств французов с самого
начала войны и был захвачен ими. Ближайшей землей к югу от
Мартиники являлся остров С.-Лючиа — французская колония. Ее
сильная гавань на подветренном берегу — бухта Грозило (Gros-
ilot) — была прекрасным местом для наблюдения за действиями
французского флота в Форт-Рояле, на Мартинике. Англичане захва-
тили острова, и с этой безопасной якорной стоянки Родней сначала
подстерег, а затем преследовал французский флот перед славным
сражением 1782 г. Острова, лежащие дальше к югу, имели меньшее
военное значение. На больших островах Испания должна была бы
осилить Англию, владея Кубой и ГІорто-Рико, а вместе с Францией
также и Гаити, тогда как Англии принадлежала только Ямайка.
Испания, однако, считалась здесь лишь мертвым грузом, а Англия
была слишком занята в других местах, чтобы атаковать ее в этом
районе. Единственной областью в Америке, где испанское оружие-
дало себя почувствовать, была большая страна, лежащая к востоку
от Миссисипи и известная тогда под именем Флориды, которая,,
хотя и находилась в то время во владении англичан, не присоеди-
нилась к возмутившимся колониям.
В Ост-Индии, как вспомнят читатели, Франция вернула свои
базы по условиям мира 1763 г.,
но политическое преобладание
Англии в Бенгалии не уравновешивалось господством Франции
в какой-либо другой части полуострова. В последующие годы
англичане распространили и усилили свою власть, чему благоприят-
ствовал характер их главных представителей, Клайва и Уоррена»
Гастингса. Сильные туземные враги, однако, поднялись против них
в южной части полуострова как на востоке, так и на западе, пред-
ставив для Франции превосходный случай восстановить свое влия-

ние с началом войны; но ее правительство и народ остались слепы
к возможностям этой обширной страны.
Не то было с Англией. В тот самый день, когда вести об объ-
явлении войны достигли Калькутты, — 7 июля 1778 г., — Гастингс
•послал приказание губернатору Мадраса атаковать Пондишери
и подал пример захватом Чандернагора. Морские силы обеих наций
в Индии были незначительны; но французский коммодор после
короткого сражения оставил Пондишери, который сдался после
семидесятидневной осады с суши и с моря. В марте месяце сле-
дующего, 1778 г. пал Маэ (Mahé), последнее французское поселе-
ние, — и французский флаг опять исчез; но в то же время в Индию
прибыла сильная английская эскадра из шести линейных кораблей,
под начальством адмирала Юза (Hughes). Отсутствие способной
противостоять ей французской силы дало англичанам полный кон-
троль над морем, вплоть до прибытия Сюффрена, явившегося
почти три года спустя. Между тем, вовлечены были в войну
и голландцы, и их станции — Негапатам, на Коромандельском
берегу, и очень важная гавань Тринкомале, на Цейлоне, — были
'Захвачены (последняя в январе 1782 г.) соединенными силами армии
и флота. Успех этих двух предприятий определил военное положе-
ние в Индостане, но прибытие Сюффрена, как раз месяцем позже,
обратило номинальную войну в отчаянную и кровавую борьбу.
Эскадра Сюффрена была решительно сильнее неприятельской, но не
имела порта, ни французского, ни союзного, который мог бы по-
служить ей базой для операций против англичан.
Из этих четырех главных театров войны, два — североамери-
канский и вест-индский, как и следовало ожидать по их близо-
сти, смешивались и прямо влияли друг на друга. Нельзя, очевидно,
сказать того же о театрах европейском и индийском. Наше пове-
ствование поэтому, естественно, распадается на три раздела, из ко-
торых каждый может до известной степени рассматриваться
отдельно. После такого отдельного рассмотрения будет указано и
их взаимное влияние, вместе с весьма полезными уроками, которые
надлежит извлечь из достоинств и недостатков, из успехов
и неудач больших комбинаций и из роли, сыгранной морской силой.
13 марта 1778 г. французский посол в Лондоне известил
английское правительство, что Франция признала независимость
Соединенных Штатов и заключила с ними договор о торговле
и оборонительном союзе. Англия немедленно отозвала своего
посла. Но хотя война была неизбежна и Англия находилась в не-
выгодном положении, испанский король предложил свое посред-
ничество, и Франция ошибочно медлила нанести первый удар.
В июне адмирал Кеппель отплыл из Портсмута с двадцатью ко-
раблями. При встрече с двумя французскими фрегатами его ору-
дия открыли огонь, чтобы заставить их остановиться, и тем самым
начали войну. Узнав из их бумаг, что тридцать два французских
корабля стоят в Бресте, Кеппель тотчас же возвратился за под-
креплениями.
Выйдя опять в море, с тридцатью кораблями, он
встретился с французским флотом, лежавшим под командой
д'Орвилье к западу от Уэссана и на ветре, при западном ветре.

27 июля состоялось первое морское сражение этой войны, извест-
ное под именем сражения при Уэссане.
Бой этот, в котором участвовало с каждой стороны по тридцати
линейных кораблей, был совершенно нерешительным по своим
результатам. Ни один корабль не был захвачен или потоплен; оба
флота после сражения возвратились в свои порты. Несмотря на
это, сражение приобрело большую известность в Англии вслед-
ствие общественного негодования, возбужденного его безрезуль-
татностью, и целой бури морских и политических дискуссий, кото-
рую оно вызвало. Адмирал и третий в порядке командования офи-
цер принадлежали к различным политическим партиям; они воз-
водили обвинения один против другого, и при последовавших затем
разбирательствах дела в военном суде вся Англия разделилась
в основном по партийному признаку. Общественное мнение и мне-
ние моряков, в общем, сочувственно относилось к адмиралу
Кеппелю.
В тактическом отношении сражение представляет некоторые
интересные черты и позволяет сделать один вывод, значение кото-
рого не умерло и в наши дни. Кеппель был под ветром и желал
непременно вызвать противника на бой; чтобы достигнуть этого, он
дал сигнал общей погони за ним лавировкой на ветер, с тем чтобы
быстроходнейшие корабли его догнали самые тихоходные корабли
неприятеля. При первоначально равной эскадренной скорости это
распоряжение было совершенно правильным. Д'Орвилье, будучи на
ветре, не имел намерения сражаться иначе, как при условиях, какие
сам найдет выгодными. Как обыкновенно бывает, флот, действо-
вавший наступательно, достиг своей цели. На рассвете 27-го оба
флота были на левом галсе, держа на вест-норд-вест при устойчи-
вом бризе от зюйд-веста (план IX, А, А, А)1.
Английский арьер-
гард спустился под ветер2, и Кеппель вследствие этого дал сигнал
шести его кораблям выбраться на ветер так, чтобы они могли за-
нять наилучшее положение для поддержки главных сил флота,
если он вступит в бой. Д'Орвилье заметил это движение, которое
истолковал, как намерение атаковать его арьергард превосходными
силами. Так как враждебные флоты находились тогда на расстоянии
шести миль один от другого, то он последовательно повернул
всем своим флотом через фордевинд (французы от А к В), вслед-
ствие чего несколько уклонился под ветер, но приблизился к не-
1 В этом плане употреблявшийся во всех других случаях способ обозна-
чения только характерных фаз сражения, последовательно, но без связи,
оставлен и сделана попытка указывать непрерывно
серии маневров и
курсы, которыми флоты пришли, наконец, в столкновение (от А до С). Так
как сражение состояло единственно в прохождении враждебных флотов, дви-
гавшихся в противоположных параллельных направлениях один мимо дру-
гого, — маневр всегда нерешительный и бесплодный, — то предшествовавшие ему
маневры представляют главный интерес в деле, историческая важность кото-
рого обусловлена отнюдь не тактическими причинами.
2 Линия, проведенная через центр английского флота в А, указывает
направление, по которому, согласно строгому тактическому
требованию,
должны были бы построиться сомкнутым строем английские суда (с юга на
юго-восток).

приятелю и теперь был способен видеть его лучше (позиции
В, В, В). При завершении этой эволюции ветер отошел к югу, бла-
гоприятствуя англичанам; тогда Кеппель, вместо того чтобы по-
вернуть на другой галс, остался на прежнем еще полчаса (англи-
чане от В к С) и затем повернул всем флотом на курс, параллель-
ный курсу французов. Это подтвердило подозрения Д'Орвилье,.
и так как ветер, словно умышленно благоприятствовавший в это
утро англичанам, теперь отошел обратно к западу, позволив им
нагнать французский арьергард, то он повернул всем флотом через
фордевинд (от В к С), приведя, таким образом, остальные суда на
помощь арьергарду, теперь сделавшемуся авангардом, и помешав
Кеппелю сосредоточиться на нем или прорвать его. Враждебные
флоты прошли один мимо другого на противоположных галсах
обменявшись неэффективными залпами, — французы на ветре и имея
возможность атаковать, но не воспользовавшись ею. Д'Орвилье
тогда дал сигнал своему авангарду — прежнему арьергарду — по-
вернуть через фордевинд, пройдя под ветер английского арьергарда,
который был под ветром у главных сил его флота, намереваясь
сам остаться на ветре и, таким образом, атаковать упомянутый
арьергард с двух сторон; но командовавший этим соединением,
принц королевской крови, не послушался, и возможное преимуще-
ство было потеряно. Англичане пытались проделать такой же
маневр. Адмирал авангарда и некоторые из его кораблей повер-
нули оверштаг, как только вышли из огня (D)2 и двинулись за
французским арьергардом; но на большей части этих судов повре-
ждение такелажа препятствовало повороту оверштаг, а поворот
через фордевинд был невозможен, вследствие наличия других
кораблей сзади. Французы оказались затем под ветром и снова
образовали линию, но англичане уже не могли атаковать ее. Этим
и окончилось сражение.
Уже было упомянуто, что это безрезультатное сражение имело
некоторые интересные особенности. Одна из них — это то, что по-
ведение Кеппеля было полностью оправдано под присягой перед
военным судом одним из замечательнейших адмиралов, выдвину-
тых Англией, сэром Джоном Джервисом (Jervis), который командо-
вал одним кораблем его флота. В самом деле, трудно представить
себе, чтобы он мог сделать нечто большее; но недостаточное пони-
мание им тактики доказывается любопытным замечанием, сделан-
ным им в свою защиту. «Если бы французский адмирал действи-
тельно думал вступить в бой, — сказал он, — то я полагаю, что он
никогда бы не расположил своего флота на галсе, противополож-
ном тому, которым приближался британский флот». Это замечание
может только происходить от неведения или от непонимания опас-
1 Головные корабли враждебных флотов разошлись между собой (С); это
французы приписывают тому, что английский авангард уклонился под вегер;
англичане же утверждали, что французский авангард держался слишком
круто к ветру. Диаграммы наши согласны с этим последним объяснением.
2 Позиция D, отдаленная от остальных на плане, показывает конец про-
хождения флотов, начавшегося в U. Она не могла быть показана в связи
с другими курсами без запутывания других подробностей плана.

ности, которой подвергся бы в таком случае арьергард француз-
ского флота, и является тем более любопытным, что, по призна-
нию самого Кеппеля, англичане думали напасть на него.
Идея Кеппеля состояла в том, что французы должны были
ждать его в линии фронта и затем вступить в бой, корабль против
корабля, что, по его мнению, предписывали традиции доброго ста-
рого времени. Но д'Орвилье был слишком хорошо подготовлен,
чтобы быть способным на такой образ действий.
Неисполнение герцогом Шартрским1, командовавшим француз-
ским авангардом во время боя, приказания повернуть через форде-
винд, —» произошло ли оно от непонимания дела или от недисци-
плинированности, —' поднимает все еще спорный вопрос относи-
тельно надлежащего положения главнокомандующего флотом
в сражении. Если бы д'Орвилье был в авангарде, то выполнение
задуманной им эволюции было бы обеспечено. Из центра адмирал
равно видит концевые части своего флота или равно не видит их.
Находясь в голове, он обеспечивает исполнение приказаний соб-
ственным примером. Французы в конце этой войны решили вопрос,
совсем изъяв адмирала из линии и поместив его на фрегате под
тем предлогом, что будто бы со стороны он может, таким обра-
зом, лучше видеть движения своего флота и флота неприятеля, не
ослепляемый дымом и не отвлекаемый от главных своих обязан-
ностей событиями, происходящими на борту его собственного
корабля, и, наконец, что сигналы, дающиеся им с фрегата, будут
лучше видны его флоту 2. Эта позиция адмирала, несколько напо-
минающая позицию генерала в сухопутном сражении и избавляю-
щая его от личного риска, была занята также лордом Гоу (Howe)
в 1778 г.; но как последний, так и французы отказались впослед-
ствии от этой практики. Нельсон при Трафальгаре, закончившем
его карьеру, вел свою колонну; но сомнительно, чтобы причиной
этого было что-либо, кроме его горячего увлечения боем.
Две
другие большие атаки, в которых он был главным начальником,
имели объектом нападения корабли, стоявшие на якоре, и ни
в одной из них он не занимал ведущего места в колонне, — по той
основательной причине, что он не знал хорошо глубины, а голов-
ной корабль всего более рискует сесть на мель. Обычное место
адмиральского корабля в дни широкобоких парусных судов, за
исключением случаев общей погони флота за неприятелем, было
в линии и именно в центре ее. Отступление от этого обычая со
стороны Нельсона и Коллингвуда, каждый из которых вел свои
колонны под Трафальгаром, могло иметь некоторые основания, и
обыкновенный человек склонен воздерживаться от критики пове-
дения этих выдающихся офицеров. Но нельзя не сказать, что
опасность, какой подвергались два старших офицера флота, на
коих возлагалось так много, очевидна; и если бы с ними самими
1 Впоследствии герцог Орлеанский; Филипп Эгалитэ французской рево-
люции и отец Луи-Филиппа.
2 Пленение главнокомандующего французским флотом в сражении 12 ап-
реля 1782 г. на его флагманском корабле также явилось причиной этого
нового распоряжения.

или с передними кораблями их колонн случилась серьезная беда,
то отсутствие их влияния почувствовалось бы весьма серьезно.
Действительно, они скоро стушевались, как адмиралы, в дыму сра-
жения, не оставив следовавшим за ними никакого руководства или
контроля, за исключением блеска своей храбрости и примера. Один
французский адмирал указал, что практическая цель способа атаки,
принятого при Трафальгаре, состояла в том, чтобы, спустившись
под прямыми углами к противнику, пожертвовать головами колонн
и сделать два прорыва в линии неприятеля. На этот раз цель была
достигнута, и жертва стоила результата; в сделанные прорывы
линии устремились почти свежие арьергардные корабли каждой
колонны, которые являлись фактически резервом, напавшим на по-
врежденные корабли неприятеля с каждой стороны прорыва. Эта
идея о резерве также связана с вопросом о положении главно-
командующего. Величина его корабля была такова, что исклю-
чала возможность вывода его из строя; но разве не было бы
хорошо, если бы адмирал каждой колонны оставался со своим
резервом, держа в своих руках способность' управлять сражением
при любых случайностях и выполняя возможно дольше свое назна-
чение не только по названию, но и в действительности, и притом
для весьма полезной цели? Трудность организации какой-либо
системы сигналов или легких посыльных шлюпок, которые могли
бы занять место адъютантов или ординарцев генерала, усугубляе-
мая тем фактом, что корабли не могут неподвижно стоять, как
армейские дивизии, в ожидании приказаний, но что они должны
постоянно поддерживать ход, при котором остаются послушными
рулю, исключает идею о нахождении адмирала флота, участвующего
в походе, на легком судне. При таком положении он сделался бы
простым зрителем, тогда как, находясь на сильнейшем корабле
флота, он сохраняет максимум влияния и после начала боя, а если
корабль этот в резерве, то адмирал сохраняет командование
в своих руках так долго, как это только возможно.
«Полхлеба
лучше, чем никакого хлеба»; если адмирал не может, по условиям
морского боя, занимать спокойную наблюдательную позицию своих
сухопутных собратьев, то пусть, по крайней мере, она будет за ним
обеспечена хоть настолько, насколько возможно. Правило Фарра-
гута после Нового Орлеана и Виксбурга, т. е . в последний период
его карьеры, когда, надо думать, его воззрения определились опы-
том, было — вести свой флот в бой лично. Известно, что он весьма
неохотно и лишь по настоянию многих офицеров настолько отсту-
пил от своих убеждений в деле при Мобиле, что занял второе
место и впоследствии часто выражал свое сожаление о том, что
поступил так. Можно, однако, возразить, что характер всех тех
столкновений, в которых командовал Фаррагут, имел одну особен-
ность, отличающую их от сражений, в тесном смысле этого слова.
При Нью-Орлеане, при Виксбурге, при порте Гудзоне и при Мобиле
задача была не сражаться, а пройти мимо укреплений, которым
флот заведомо не мог противостоять; при этом приходилось со-
образоваться главным образом с фарватером, о котором Фаррагут,
в противоположность Нельсону, имел достаточные сведения. Таким

образом, на главнокомандующего была возложена обязанность пред-
водительства, в буквальном, так же как и в военном, значении
этого термина. Идя во главе флота, он не только указывал ему
безопасную дорогу, но, держась постоянно впереди дыма, был
лучше способен видеть и судить о пути, лежавшем впереди, и при-
нимать на себя ответственность за курс, от которой подчиненный
мог бы уклониться. Может быть, не всём известно, что при
Мобиле предводители не только одной, но обеих колонн в крити-
ческой точке пути колебались и недоумевали относительно цели
адмирала; не то чтобы они получили неясные указания о ней, но
обстоятельства показали их отличными от тех, какие он предпо-
лагал. Не только Альден (Aldien) на Brooklyn, но также и Крэвен
(Craven) на Tecumseh отступили от приказаний адмирала и сошли
с предписанного им курса, что привело к гибельным результатам.
Нет необходимости обвинять того или другого капитана; но не-
опровержимый вывод состоит в том, что Фаррагут был несомненно
прав в своем мнении, что человек, который один несет высшую
ответственность, должен быть впереди при тех условиях, в' кото-
рых велись его операции на море. И здесь должно заметить, что
в такие критические моменты сомнений всякий, кроме обладаю-
щего умом высшего порядка, стремится сложить с себя ответ-
ственность решения на старшего, хотя бы последствия колебания
и медлительности и были пагубны. Человек, который в качестве
полномочного начальника действовал бы разумно, как простой под-
чиненный может действовать ошибочно. Поведение Нельсона при
С. - Винценте редко будет иметь аналогии в истории, и это опреде-
ленно доказывается фактом, что Коллингвуд, шедший непосред-
ственно за ним в этот день, не подражал его действиям до сигнала
главнокомандующего; тем не менее, после обязательного для него
сигнала он особенно отличился своей сообразительностью и сме-
лостью 1. Следует припомнить также, в связи с вопросом о сраже-
ниях, характер которых определяется фарватером, что флагманский
1 Следующий случай, Имевший место во время погони Роднея за де Грас-
сом в апреле 1782 г., показывает, как далеко может итти субординация. Гуд
(Hood) был одним из лучших британских офицеров, и автор не думает крити-
ковать его действия. Он находился в нескольких милях от Роднея, когда
«отделившийся французский корабль, попав в полосу бриза, в то же самое
время, как и наш авангард, смело попытался выбраться на ветер передовых
британских кораблей, чтобы обойти их; это был единственный способ присо-
единиться снова к его флоту, бывшему тогда на ветре. Смелость его зашла
так далеко, что побудила Alfred — передовое судно эскадры сэра Сзмюэля
Гуда — спуститься для того, чтобы позволить ему пройти. Все глаза были
устремлены на смелого француза, за исключением тех, кто возбужденно смо-
трели на корабль главнокомандующего, ожидая сигнала о вступлении в бой;
во главнокомандующий, по івсей вероятности, не предполагая, что это мог быть
/неприятель, не поднял так горячо желавшегося сигнала, и поэтому по про-
тивнику не было сделано ни одного выстрела. Этот факт приведен здесь
для того, чтобы указать на состояние дисциплины на кораблях эскадры сэра
Сэмюэля Гуда и на то, что сам он, хотя второй в порядке командования,
не сделал ни одного выстрела до тех пор, пока это не было приказано ему
главнокомандующим. Более чем вероятно, что решение сэра Гуда дожидаться
сигнала, прежде чем открыть огонь, возникло из предположения, что если бы
он своим выстрелом дал повод к преждевременному началу боя при вышеопи-

корабль, занимавший центральную позицию при Нью-Орлеане, едва
не пропал из виду вследствие темноты и дыма шедших впереди
него судов; флот Соединенных Штатов после прохождения мимо
фортов чуть не оказался без вождя. Как упоминание о резерве
вызвало целый ряд соображений, так и термин «проводка судна»
внушает некоторые идеи, более широкие, чем непосредственный
смысл его, которые изменяют то, что было сказано об оставлении
адмирала с резервом. Легкость и быстрота, с которой паровой флот
может менять свой строй, делают весьма вероятным, что флоту,
идущему в атаку, почти в самый момент столкновения может
угрожать опасность от непредвиденных комбинаций. Какое поло-
жение адмирала в таком случае будет самым удачным? Без сомне-
ния, в той части его строя, где он сможет легче всего изменить
диспозицию или направление своих кораблей в соответствии
с изменением обстоятельств, т. е. в голове флота. Казалось бы,
что в морском сражении всегда существуют два момента наиболь-
шей важности: один, который определяет метод главной атаки,
и другой, заключающийся в подводе резерва и направлении его
действий. Если первый более важен, то второй, может быть, тре-
бует искусства высшего порядка, ибо первый может и должен
быть следствием заранее намеченного плана, тогда как второй
может и часто должен учитывать непредвиденные потребности.
Условия морских сражений будущего заключают один элемент,
которого сухопутные сражения не имеют, — это чрезвычайную
быстроту, с какой могут совершаться столкновения сторон и пере-
мены строя. Хотя войска и могут передвигаться к полю битвы при
посредстве пара, но на этом поле они будут сражаться либо
пешими, либо на лошадях, причем план их действий будет разви-
ваться постепенно, и главнокомандующий, как правило, будет
иметь время ознакомить кого нужно со своими желаниями в слу-
чае перемены условий атаки неприятеля. С другой стороны, флот,
сравнительно малочисленный и составленный из совершенно опре-
деленных единиц, может решиться на важную перемену плана
атаки, не выказывая ни малейшего признака этой перемены до
начала ее осуществления, которое занимает всего несколько минут.
Поскольку эти замечания справедливы, они показывают необходи-
мость того, чтобы второй в порядке командования офицер был
хорошо знаком не только с планами, но и с главными принципами
действия его начальника, — необходимость, достаточно ясно выте-
кающая из факта, что два крайних пункта боевого строя могут
быть по необходимости отдаленными, а между тем на обоих их
нужен дух вождя. Так как последний не может быть и тут и там
лично, то самое лучшее — иметь на одном конце полноценного
помощника.
санных обстоятельствах, то он был бы ответственен за результаты» pW h i t e,
Naval Researches, p. 97).
Гуд мог находиться под влиянием строгого отношения Роднея к своим
подчиненным, инициатива которых не нравилась ему. Отношения их между
собою, кажется, были довольно натянутыми.

Что касается положения Нельсона при Трафальгаре, упомяну-
того в начале этого рассуждения, то следует заметить, что Victory
не делал ничего такого, чего другой корабль не мог бы сделать
так же хорошо, и что легкость ветра не позволяла ожидать вне-
запной перемены строя неприятеля. Огромный риск, которому лично
подвергался адмирал (на его корабле был сосредоточен огонь
линии противника, что и заставило нескольких капитанов умолять
его о перемене положения), был осужден задолго до того самим
Нельсоном в одном из его писем, написанных после сражения при
Ниле.
Тем не менее, Нельсон занял самое рискованное положе-
ние при Трафальгаре, и гибель вождя сопровождалась любопытной
демонстрацией ее последствий. Коллингвуд тотчас же — правильно
или неправильно, неизбежно или нет — изменил планы, на которых
Нельсон настаивал до последнего вздоха. «Якорь! Гарди (Hardy),
становитесь ли вы на якорь?» — сказал умирающий вождь.
«Якорь! — воскликнул Коллингвуд.
—
Это последняя вещь, о кото-
рой я бы подумал».

ГЛАВА
X
МОРСКАЯ ВОЙНА В СЕВЕРНОЙ АМЕРИКЕ И ВЕСТ-ИНДИИ
(1778—1781).
—
ЕЕ ВЛИЯНИЕ НА ХОД АМЕРИКАНСКОЙ
РЕВОЛЮЦИИ.
—
МОРСКИЕ СРАЖЕНИЯ ПРИ ГРЕНАДЕ,
ДОМИНИКЕ И В ЧЕЗАПИКСКОЙ БУХТЕ
15 апреля 1778 г. адмирал д'Эстен отплыл из Тулона к Амери-
канскому континенту, имея под своей командой двенадцать линей-
ных кораблей и пять фрегатов. С ним был, в качестве пассажира,
посланник, аккредитованный при конгрессе и имевший инструкцию
отклонять все просьбы о субсидиях и избегать каких бы то ни было
определенных обязательств по вопросу о завоевании Канады и дру-
гих британских владений. «Версальский кабинет, — говорит один
французский историк, — не печалился, о том, что Соединенные
Штаты имели поблизости от себя причину беспокойства, которая
заставляла их сильнее чувствовать ценность союза с Францией» Г
Признавая великодушные симпатии многих французов к их борьбе,
американцы не должны в то же время закрывать глаза на корыст-
ные побуждения французского правительства. Да и нельзя ставить
ему это в вину, ибо сообразоваться прежде всего с французскими
интересами было его долгом.
Д'Эстен подвигался весьма медленно. Говорят, что он тратил
много времени на учения, притом даже бесполезные. Как бы то ни
было, он достиг места своего назначения, мыса Делавэр, только
8 июля, употребив на переход двенадцать недель, из которых
четыре были потрачены на достижение Атлантики. Английское
правительство имело сведения о целях его плавания, и вслед за
отозванием своего посланника из Парижа тотчас же послало в Аме-
рику приказ очистить Филадельфию и сосредоточить силы в Нью-
Йорке. К счастью для англичан, движения лорда Гоу отличались
энергией и системой, которых не имел д'Эстен. Прежде всего,
собрав свой флот и транспорты в Делавэрской бухте и затем поспе-
шив с погрузкой необходимых материалов и запасов, он оставил
Филадельфию, как только армия выступила оттуда к Нью-Йорку.
Десять дней понадобились для достижения устья бухты2, но он
1 Martin, History of France.
2 Эта медлительность была вызвана штилями. Депеша Гоу в GentLcmans
Magazine, 1778.

отплыл оттуда 28 июня, за десять дней до прибытия д'Эстена, хотя
более чем через десять недель после его отплытия. По выходе
в море флот был в два дня донесен попутным ветром до Сэнди
Гука (Sandy Hook). Война неумолима: добыча, которую д'Эстен
упустил своей медлительностью, помешала его попыткам нападения
на Нью-Йорк и Род-Айленд.
Через день после прибытия Гоу в Сэнди Гук английская армия
достигла высот Нэвзинка (Navesink), после трудного похода через
Нью-Джерси, где ее преследовали по пятам войска Вашингтона.
При энергичном содействии флота она была доставлена в Нью-
Йорк 5 июля, и тогда Гоу отправился обратно, чтобы преградить
вход в порт французскому флоту. Так как никакого сражения не
последовало, то мы не будем приводить подробностей его деятель-
ности, но заметим только, что весьма полное и интересное описа-
ние ее, составленное офицером флота, можно найти в сочинении
E k і п s «Naval Batties». Следует, однако, обратить внимание на
сочетание энергии, мысли, искусства и решительности, высказанных
адмиралом. Стоявшая перед ним задача состояла в защите судо-
ходного прохода шестью 64-пушечными кораблями и тремя 50-пу-
шечными против восьми кораблей, имевших семьдесят четыре или
более пушек, трех 64-пушечных и одного 50-пушечного, — т . е ., можно
сказать, против силы, почти вдвое превосходившей его собственную.
Д'Эстен стал на якорь вне бухты, к югу от Гука, 11 июля
и остался там до 22-го, занятый промером бара и выказывая все
признаки решимости войти в бухту. 22-го сильный северо-восточный
ветер, совпавший с приливом, поднял глубину воды на баре до
тридцати футов. Французский флот поднял якоря и стал выбираться
на ветер, к пункту, удобному для перехода через бар. Но затем
храбрость оставила д'Эстена под влиянием предостережений лоц-
манов: он отказался от атаки и спустился к югу.
Морские офицеры не могут не сочувствовать этим колебаниям
моряка, не решившегося оставить без внимания советы лоцманов,
особенно у незнакомого ему берега; но такое сочувствие не должно
закрывать их глаза на проявления характеров высшего типа. Пусть
всякий сравнит действия д'Эстена при Нью-Йорке с действиями
Нельсона под Копенгагеном и при Ниле или с действиями Фарра-
гута при Мобиле и порте Гудзон, и сравнительная слабость фран-
цузского начальника — как военного вождя, руководимого только
военными соображениями, — становится очевидной. Нью-Йорк был
средоточием британской силы; его падение неизбежно должно было
сократить длительность войны. В оправдание д'Эстена нужно,
однако, помнить, что над ним тяготели и иные соображения, кроме
военных. Французский адмирал, без сомнения, имел инструкции,
подобные инструкциям французского посланника, и он, вероятно,
рассуждал, что Франция ничего не выиграет от падения Нью-Йорка,
которое могло бы привести к миру между Америкой и Англией
и дать последней возможность обратить всю свою мощь против его
страны. И не столь важная причина была бы достаточна для того,
чтобы положить конец его колебаниям в вопросе о том, следо-
вало ли ему рисковать проведением своего флота через бар.

Гоу был счастливее д'Эстена, не имея противоречивых целей.
Успев выйти цз Филадельфии и спасти Нью-Йорк благодаря
быстроте своих действий, он должен был впоследствии совершить
еще один подвиг — спасти Род-Айленд, благодаря той же быстроте.
Рассеянные военные корабли флота, посланного из Англии, начали
теперь прибывать. 28 июля Гоу был извещен, что французский
флот, ушедший сначала к югу, теперь направлялся к Род-Айленду.
Через четыре дня его флот был готов выйти в море, но вследствие
противных ветров только к 9 августа достиг мыса Юдифь. Здесь
он стал на якорь и узнал, что д'Эстен прошел батареи днем раньше
и стал на якорь между Гульдскими и Каноникутскими островами
(Gould and Ganonicut Islands) Сиконнетский (Seakonnet) и Запад-
ный проходы также были заняты французскими кораблями, и флот
был готов поддержать американскую армию в нападении ее на
британские укрепления.
Прибытие Гоу довело численность английского флота всего
лишь до двух третей французского, но все же опрокинуло планы
д'Эстена. При преобладавших летом юго-западных бризах, дувших
прямо в бухту, противник мог предпринять любые попытки. В эту
самую ночь ветер неожиданно переменился на северный, и д'Эстен
тотчас же снялся с якоря и вышел в море. Гоу, хотя и озадаченный
этим непредвиденным поступком, — ибо юн не чувствовал себя до-
статочно сильным для атаки, — также поднял паруса, чтобы занять
наветренное положение. Следующие двадцать четыре часа прошли
в маневрировании противников для занятия выгоднейшей позиции,
но ночью 11 августа сильный шторм рассеял флоты. Суда обеих
сторон сильно пострадали, причем, в числе других, французский
флагманский корабль Languedoc
(90-пушечный) потерял все свои
мачты и руль. Немедленно после шторма два
английских
60-пушечных корабля напали в боевом порядке, один на Languedoc,
а другой на 80-пушечный Tonnant, сохранивший только одну мачту.
При таких условиях оба английских корабля атаковали противни-
ков; по наступлении ночи они, однако, прекратили бой, намереваясь
возобновить его утром. Но когда наступило утро, подошли другие
французские корабли, и случай был уже упущен. Поучительно, что
один из капитанов упомянутых английских кораблей был Готхэм
{Hofham), который в звании адмирала Средиземноморского флота,
семнадцать лет спустя, так рассердил Нельсона своим хладнокров-
ным удовлетворением после взятия всего двух кораблей: «Мы
должны быть довольны, мы сделали свое дело очень хорошо». Этот
именно факт и вызвал характерное изречение Нельсона: «Если бы
1 Большая часть источников говорит; между островами Goat и Canonieut;
но указанная нами позиция кажется более вероятной. Названия «Goat» и
«Gould» (часто пишется «Gold») легко смешиваются. Когда настоящий труд
был уже написав, автору удалось видать найденную в Париже рукописную
карту того времени, на которой якорная стоянка обозначена близ Канояикут-
ских островов и на траверзе гавани острова Костер Харбор (Coaster Harbor
Island); последний отмечен, как «L'Isle d'Or ou Golde Ые». Эскиз карты, хотя
и точный в ее главных деталях, кажется, всего более свидетельствует о своей
подлинности ошибками, естественными для автора-иностранца, составлявшего
•ее в условиях неспокойной двадцатичетырехчасовой стоянки.

мы взяли десять кораблей и позволили бы ускользнуть от нас
одиннадцатому, будучи в состоянии взять и его, то я никогда бы
не сказал, что дело сделано хорошо».
Англичане опять ушли в Нью-Йорк. Французы снова собрались
близ входа в Наррагансеттскую бухту; но д'Эстен решил, что не
может оставаться там вследствие повреждения его судов, и, в связи
с этим, отплыл в Бостон 21 августа. Род-Айленд был, таким обра-
зом, оставлен англичанам, которые удерживали его еще в течение
года, очистив его затем по стратегическим причинам. Гоу, со своей
стороны, быстро отремонтировал свои корабли и снова отплыл
к Род-Айленду, когда услышал, что французы были уже там, но,
узнав от встречного судна, что они идут в Бостон, он последовал
за ними в эту гавань, однако позиция их в этой гавани была на-
столько сильной, что он не решился атаковать их. Приняв в сообра-
жение его вынужденное возвращение в Нью-Йорк, необходимость
ремонта и тот факт, что он подошел к Бостону только четырьмя
днями позже французов, можно поверить, что Гоу до конца дей-
ствовал с той активностью, которая характеризовала начало его
операций.
Враждебные флоты едва ли обменялись хоть единым выстрелом,
но, в общем, слабейший определенно превзошел в военном искусстве
сильнейшего. За исключением маневров, имевших целью занятие
наветренного положения после того как д'Эстен оставил Ньюпорт
(они до нас не дошли), и диспозиций Гоу для отбития атаки, ожи-
давшейся им в Нью-йоркской бухте, уроки этих операций не такти-
ческие, а стратегические, и приложимы к условиям наших дней.
Главный между ними — это, без сомнения, ценность быстроты и
бдительности, соединенных со знанием своего дела. Гоу узнал об
угрожавшей ему опасности по известиям из Англии, полученным им
через три недели после того, как д'Эстен отплыл из Тулона. Он
должен был собрать свои крейсера из Чезапика и других мест,
привести свои линейные корабли из Нью-Йорка и Род-Айленда,
погрузить необходимые запасы для армии в десять тысяч человек,
спуститься вниз по Делавэру, что неизбежно занимало десять
дней, •— и вернуться кружным путем в Нью-Йорк. Д'Эстен явился
на десять дней позже него к Делавэру, на двенадцать дней
к Сэнди-Гуку и только на один день опередил его в Ньюпорте, где
простоял десять дней перед гаванью, прежде чем решился войти
в нее. Один из офицеров английского флота, рассказывая о неуто-
мимой деятельности между 30 июня, когда английская армия до-
стигла Нэвзинка, и прибытием французского флота 11 июля,
говорит: «Лорд Гоу, как всегда, лично присутствовал повсюду
и этим воодушевлял и ускорял работу офицеров и матросов». Этим
качеством он представлял резкий контраст со своим милым, но
ленивым братом, генералом Гоу.
Те же самые трудолюбие и бдительность отмечали остальные
его операции. Как только французские корабли удалились в южном
направлении, за ними последовали разведывательные корабли, и тем
временем продолжалась подготовка судов (главным образом бран-
деров) для преследования. Последний корабль из Англии, присоеди-

нившийся к эскадре Гоу, перешел через бар у Нью-Йорка 30 июля.
1 августа флот был готов для выхода в море с четырьмя бранде-
рами. Противный ветер замедлил его дальнейшее движение, но, как
было сказано, он пришел в Ньюпорт только через день после входа
в этот порт неприятеля, чему его сравнительно слабая эскадра все
равно не смогла бы помешать. Но, не имея возможности атаковать
неприятеля, он помешал достижению его целей одним своим при-
сутствием. Едва д'Эстен вошел в Ньюпорт, как уже пожелал сам
выйти оттуда. Стратегически позиция Гоу была превосходна. Благо-
даря его наветренному положению по отношению к господствовав-
шим ветрам и трудности вывода кораблей через узкий вход в гавань,
французские суда подверглись бы нападению поодиночке, если бы
решились на такой маневр; с другой стороны, если бы, по несчастью,
ветер сделался попутным, то адмирал рассчитывал, что его искус-
ство спасет эскадру.
Купер в одном из своих романов, «Два адмирала», заставляет
своего героя говорить придирчивому другу, что если бы он не
встретился с удачей, то не смог бы воспользоваться ею. Вылазка
французов, последовавший затем шторм и причиненные им аварии —
все это составляет то, что обыкновенно называют удачей; но
если бы не было угрожавшего им присутствия Гоу близ мыса
Юдифь, то они отстоялись бы во время шторма на якорях в гавани.
Энергия Гоу и его вера в себя, как моряка, привели его на путь
удачи, и несправедливо было бы отрицать, что этой удачей он
в немалой степени был обязан своей активной деятельности. Без
него шторм не спас бы британских сил в Ньюпорте Г
Д'Эстен, исправив свои корабли, отплыл со всей своей эскадрой
к Мартинике 4 ноября; в тот же день командор Готхэм вышел из
Нью-Йорка на Барбадос с пятью 64-пушечными и 50-пушечными
кораблями, конвоируя пять тысяч солдат, предназначенных для
1 Прибытие французского флота к берегам Америки представляет большое
и поразительное событие, но операциям его вредило много непредвиденных и
неблагоприятных обстоятельств, которые, хотя и не сводят на-иет заслуги и
добрые намерения нашего великого союзника, тем не менее в значительной
степени уменьшают важность его участия. Продолжительность перехода в пер-
вом случае была огромным несчастьем; ибо, если бы длительность этого пе-
рехода была нормальной, то лорд Гоу, с британскими военными кораблями и
со всеми транспортами, стоявшими на реке Делавэр, должен был бы неиз-
бежно попасть в руки своего противника, и сэр Генри Клинтон имел бы боль-
шую удачу, чем та, которая обыкновенно выпадает на долю людей его про-
фессии при таких обстоятельствах, если бы он и его войска не разделили бы.
по крайней мере, судьбы Бургойна. За длительным переходом графа д'Эстена
последовали неблагоприятные для нас обстоятельства при Гуке, которые повре-
дили нам в двух отношениях, — во-первых, расстроив наше предприятие против
Нью-Йорка и кораблей и войск, там находящихся, и, во-вторых, задержав
д'Эстена необходимостью произвести промер глубин на баре, что было необхо-
димо для входа -его в Нью-Йоркскую гавань. К тому же, после того как
составлен был план нападения на Род-Айленд, и уже в самый момент его
исполнения, опять случилась неудача: лорд Гоу с британскими кораблями
должен был своим появлением произвести только диверсию и отвлечь фран-
цузский флот от острова, а между тем граф не возвратился 17-го числа
к острову, хотя был отвлечен от него 10-го; вследствие этих обстоятельств
береговые операции замедлились, и все предприятие оказалось под угрозой
прибытия эскадры Байрона». (Письмо Вашингтона от 20 августа 1778 г.)

завоевания острова С. - Лючиа. На пути сильный шторм нанес фран-
цузскому флоту больший ущерб, чем английскому, и французский
флагманский корабль потерял свой грот- и бизань-стеньги. Эта потеря
и тот факт, что двенадцать ненагруженных военных кораблей до-
стигли Мартиники только днем раньше, чем конвой из пятидесяти
девяти английских транспортов достиг Барбадоса, расположенного
на сто миль дальше, свидетельствует о плохом знании французами
своей профессии, что служит иной раз решающим фактором
в морской войне.
Адмирал Баррингтон, командовавший на Барбадосе, проявил
такую же энергию, как и Гоу. Транспорты прибыли 10-го; войска
были оставлены на них, отплыли утром 12-го к С.- Лючии и стали
там на якорь 13-го в три часа пополудни. В тот же вечер была
высажена на берег половина войск, а остальные высадились на сле-
дующее утро. Они тотчас же захватили лучший порт, к которому
адмирал был готов двинуть транспорты, когда появление д'Эстена
помешало ему. Всю эту ночь транспорты верповались за военные
корабли, и последние стали на якорь поперек входа в бухту, причем
особенное внимание было обращено на то, чтобы усилить оконеч-
ности линии и помешать неприятелю пройти внутрь со стороны на-
ветренного конца, как сделали это английские корабли несколько
лет спустя, в сражении при Ниле. Французский флот более чем
вдвое превосходил английский, и если бы последний был уничто-
жен, то транспорты и войска попались бы в ловушку.
Д'Эстен спускался два раза вдоль английского строя с севера
на юг, обстреливая его с дальней дистанции, но не стал на якорь.
Отказавшись затем от своих намерений против флота, он прошел
к другой бухте, высадил на берег отряд французских солдат и
напал на позицию, занятую английскими войсками. Потерпев и здесь
неудачу, он удалился к Мартинике, и французский гарнизон, кото-
рый был прогнан в глубь острова, сдался.
Едва ли необходимо указывать на замечательную быстроту
действий адмирала Баррингтона, которой, так же как и искусству
своих диспозиций, англичане были обязаны этим ценным стратеги-
ческим успехом, ибо таковым он несомненно являлся. С . - Лючиа
был следующим островом, расположенным на юг от Мартиники,
и гавань Грозило (Gros Ilot) на северной оконечности его была осо-
бенно хорошо приспособлена к наблюдению за французской базой
в Форт-Рояле — главной станции французов в Вест-Индии. Отсюда
Родней преследовал их перед своим большим сражением в 1782 г.
Отсутствие точных сведений заставляет колебаться в вопросе
об осуждении д'Эстена за эту обидную неудачу. Его ответствен-
ность зависит от ветра, который мог быть слаб под берегом, и от
того, мог ли он стать на якорь. Остается, однако, тот факт, что,
пройдя дважды вдоль линии неприятеля на расстоянии пушечного
выстрела, он все-таки не заставил его принять решительный бой.
Его поведение критиковалось великим Сюффреном, бывшим тогда
одним из его капитанов.
Англичане, таким образом, вознаградили себя за потерю Доми-
ники, взятой 8 сентября французским губернатором Вест-Индских

островов. Так как там не было английской эскадры, французы не
встретили никаких затруднений. Значение Доминики для французов
уже указывалось; и необходимо здесь воспользоваться примерами
судьбы этого острова и С. -Лючии для подтверждения сказанного
выше о том, что обладание этими малыми островами зависело
исключительно от превосходства на море. От усвоения этого прин-
ципа тем или иным лицом зависит правильное отношение его к сле-
дующему предприятию д'Эстена, которое мы сейчас изложим.
Шесть месяцев почти полного спокойствия последовали за
делом при С. - Лючии. Англичане были усилены флотом Байрона,
который принял главное командование. Но численный перевес
остался все-таки за французским флотом, так как к нему присоеди-
нились еще десять военных кораблей. Около половины июня Байрон
отплыл со своим флотом, чтобы охранять большой конвой торго-
вых судов, направлявшихся в Англию, пока они не отойдут от
островов. Д'Эстен послал тогда очень маленькую экспедицию,
которая 16 июня 1779 г. с легкостью захватила С. -Винцент,
и 30 июня он отплыл со всем своим флотом для нападения на
Гренаду. Став на якорь у Джорджтауна (Georgetown) 2 июля, он
высадил на берег своих солдат, и 4-го гарнизон из семисот человек
сдал остров. Между тем Байрон, услышав о потере С. - Винцеита
и, вероятно, нападении на Гренаду, отплыл с большим конвоем судов,
на которые были посажены войска, и с двадцатью одним линейным
кораблем, — чтобы отбить у неприятеля первый остров и выручить
второй. Получив в пути определенные известия о том, что фран-
цузы были уже перед Гренадой, он направился туда, обойдя
северо-западный мыс острова на рассвете 6 июля. Об его прибли-
жении уже за день перед тем дали знать д'Эстену, который,
однако, остался на якоре1, боясь, что в противном случае течение
и слабые ветры слишком отнесут его под ветер. Когда англичане
появились в виду, французы снялись с якорей, но скучившаяся
масса их кораблей помешала Байрону сразу заметить численное
превосходство французов: у них было двадцать пять линейных
кораблей. Он дал сигнал общей погони, и так как беспорядок во
французском флоте заставил последний построиться по самому
подветренному кораблю, то англичане легко удержали преимуще-
ство наветренного положения. Поэтому, когда сражение началось,
то французы находились к западу от них в частично построенной
линии, на правом галсе, и держали к северу, причем арьергард их
был в беспорядке и находился на ветре авангарда и центра
(план X, А). Англичане спускались с попутным ветром, держа на
зюйд-вест, на левом галсе (А) между островом и неприятелем,
причем их головные корабли приближались под некоторым углом
(постепенно увеличивая его) к еще не построившемуся арьергарду
противника; тем временем английский конвой находился между своим
флотом и островом под специальной охраной трех кораблей (А, а),
которые теперь были отозваны. Так как сигнал предписывал общую
погоню, то три быстроходнейших английских корабля, на одном из
1 Его положение обозначено якорем на плане X.

которых был флаг второго, в порядке командования, адмирала
Баррингтона, попали под огонь французских центра и арьергарда,
не получив, видимо, поддержки от главных сил (b), и сильно по-
страдали от сосредоточения на них огня противника. Когда они
достигли самых задних кораблей, они повернули через фордевинд
на один галс с ними, легли на север, на ветре у них, и пошли за
ними; около того же времени Байрон, который не знал до того
о сдаче острова, увидел французский флаг развевающимся на фор-
тах его. Немедленно были даны сигналы последовательно повер-
нуть через фордевинд, а передним кораблям — построить линию для
взаимной поддержки, прекратив общую погоню, при которой до тех
пор шло сражение. Пока главная часть флота все еще держала
к югу, на левом галсе, три корабля — Cornwall, Grafton и Lion (с),
буквально выполнив сигнал сражаться на близкой дистанции, сильно
увалились под ветер относительно других кораблей и тем привлекли
на себя большую часть огня неприятельской линии. Команды
и рангоуты их жестоко пострадали, и хотя, в конце концов, к ним
пришли на выручку передовые корабли их флота, подошедшие с юга
на противоположном галсе, они были уже неспособны после пово-
рота через фордевинд (В, о', с") держаться со своими и отстали,
приблизившись к французам. Основная часть урона, понесенного
англичанами, пала на эти три корабля, на три авангардных корабля
под командою Баррингтона и на два других в арьергарде {А, а),
которые, видя авангард в такой тяжелой для него схватке, не
исполнили следующего маневра и, выйдя из строя, спустились и за-
няли места в голове колонны (В, а, а'), — поступок, сильно напо-
минающий, — хотя он и сопровождался меньшей ответствен-
ностью, — тот, который принес Нельсону такую славу при мысе
С. -Винцент b
До сих пор Байрон руководил своей атакой, пользуясь тем, что
наветренное положение и беспорядок во французском арьергарде
предоставляли ему инициативу. Читатель заметит, что хотя было
желательно, не теряя времени, напасть на этот арьергард, пока он
находился еще в беспорядке, тем не менее следует задать себе
вопрос — можно ли было позволять трем кораблям Баррингтона
уходить от остального флота так далеко, как они, кажется, зашли.
Общая погоня позволительна и уместна, когда благодаря превос-
ходству в численности, — начальному или приобретенному, — или
1 По поводу одного из этих кораблей, 64-пушечного /Y.onmouth (а'), гово-
рят, что офицеры французского флагманского корабля шли за здоровье
капитана «маленького черного корабля».
Названия кораблей, подобно фа-
милиям, часто имеют замечательную судьбу. Первый Monmouih за двадцать
лет перед тем атаковал и взял, в сущности, в одиночном бою Foudroyant —
84-лушечный корабль, один из лучших во французском флоте. Им коман-
довал тогда капитан Гардинер, который руководил после того кораблем
Б Инга в сражении, за которое последнего потом казнили; воспоминание
о полученном тогда оскорблении заставило его решиться на борьбу при
отчаянно неравных шансах, что стоило ему жизни. Тот же самый корабль,
теперь пострадавший так жестоко под Гренадой, еще появится в столь же
ожесточенном сражении, под командой другого капитана_ три года спустя,
в Индии.

вследствие общего расположения, корабли, первыми вступающие
в сражение, не должны столкнуться со значительно превосходя-
щими их силами противника или подвергнуться подавляющему по'
своей силе огню его до прихода подкреплений или, наконец, когда
имеется вероятность, что неприятель может ускользнуть, если
только ему не будет немедленно нанесен удар. Ничего этого не
было здесь. Не следовало также позволять кораблям Cornwall, Graf-
ton и Lion избрать курс, который дозволил неприятелю, даже почти
побудил его скорее сосредоточить, чем рассеять свой огонь. По-
дробности дела не настолько точно известны, чтобы мы имели право
еще на другие замечания, кроме упоминания этих ошибок, не при-
писывая их обязательно упущению со стороны адмирала.
Французы действовали до этого времени строго оборонительно*
в согласии с их обычною политикою. Теперь представился случай
для наступательного образа действий, который испытывал профес-
сиональные качества д'Эстена и для оценки которого необходимо
понять положение флотов в этот момент. Оба они были на правом
галсе, держа к северу (В, В, В), — французский флот под ветром.
Он получил мало повреждений, хотя его линия была не в совершен-
ном порядке; но у англичан, вследствие их ошибочной атаки, семь
кораблей были серьезно повреждены; из них четыре — Monmouth (а'),
Grafton, Cornwall (.2') и Lion (с") — были выведены из строя. По-
следние три около трех часов пополудни были в одной лиге позади
и значительно под ветром своей линии, находясь, по существу,
ближе к французам, чем к англичанам; между тем, скорость англий-
ского флота была по необходимости уменьшена до скорости повре-
жденных кораблей, оставшихся в линии. Эти условия ярко характе-
ризуют затруднения, возникающие для флота, повреждения кото-
рого сосредоточены на нескольких кораблях, вместо того чтобы
распределяться между всеми; десять или двенадцать, в сущности,
нетронутых кораблей, должны были сообразоваться с возможно-
стями других. Д'Эстен со своими двадцатью пятью кораблями имел
теперь на ветре у себя Байрона — с семнадцатью или восемна-
дцатью кораблями, способными держаться вместе, но более тихо-
ходными и менее управляемыми, чем неприятельские, — и видел
его тактические затруднения, вызванные заботой о конвое на ветре
и о трех выведенных из строя кораблях под ветром. При этих
обстоятельствах для французского адмирала были открыты три
пути: 1) он мог пройти вперед и, последовательно повернув
оверштаг, стать между Байроном и конвоем, послав фрегаты против
последнего; 2) он мог повернуть оверштаг всем флотом вместе
и напасть на английскую линию, принудив ее принять общее сра-
жение; наконец, 3) он мог, после поворота на другой галс, отрезать
три выведенных из строя корабля, что могло бы привести к общему
сражению, с меньшим для него риском.
Ни одному из этих трех путей он не последовал. Что касается
первого, то, зная критическое отношение к нему флота, он написал
домой, что его линия была в слишком большом беспорядке, чтобы
позволить ему это. Каковы бы ни были технические дефекты,
все-таки трудно поверить, чтобы при существовавшем соотношении

движущих сил двух флотов такая попытка была безнадежна.
Третий путь представлял, вероятно, наибольшие выгоды, так как
он обеспечивал отрыв главных сил неприятеля от поврежденных
кораблей и, по всей вероятности, смог бы вызвать британского
адмирала на атаку при чрезвычайно опасных для него обстоятель-
ствах. Английские авторитеты сообщают, что Байрон сказал, что
он бы опять спустился на неприятеля, если бы тот предпринял
атаку на указанные корабли. В три часа пополудни д'Эстен повер-
нул оверштаг всем флотом вместе, построив линию по подветрен-
ному кораблю
и опять лег на курс к югу. Англичане повторили
этот маневр, за исключением авангардного корабля МоптоиШ (а'),
который, будучи слишком сильно поврежден, чтобы маневрировать,
сохранил курс на север, — и трех отделившихся кораблей. Два из
них (с) продолжали держать на север и еще раз прошли под фран-
цузскими залпами; но Lion (о"), не будучи в состоянии держать
к ветру, спустился перед фронтом неприятеля по направлению
к Ямайке, лежавшей за тысячу миль. Его не преследовали. Один
транспорт был единственным трофеем французов. «Если бы знание
адмиралом морского дела равнялось его храбрости, — писал знаме-
нитый Сюффрен, который командовал авангардным французским
кораблем, -— то мы не позволили бы уйги четырем потерявшим
мачты кораблям». Д'Эстен в возрасте тридцати лет был переведен
из армии во флот с преждевременно пожалованным ему чином
контр-адмирала. Когда началась война, флот не доверял его зна-
нию мореходного искусства, и можно сказать, что это мнение под-
твердилось его поведением в течение последней» 2. «Храбрый, как
его шпага, д'Эстен всегда был идолом солдата, идолом матроса;
но нравственный авторитет его среди офицеров в ряде случаев
оказывался весьма недостаточным, несмотря на явное покровитель-
ство, оказывавшееся ему королем» 3.
Еще одной причине, кроме несостоятельности в мореходном
искусстве, приписывается обыкновенно французскими историками
неудачное поведение д'Эстена в рассмотренном случае. Они гово-
рят, что он смотрел на Гренаду, как на настоящий предмет своих
усилий, и считал английский флот совсем второстепенной своей
заботой. Раматюель (Ramatuelle), морской тактик, служивший на
действительной службе в этой войне и писавший во время империи,
излагает это дело, которое он наряду с Иорктаунским и другими
сражениями считает примерами истинной политики морской войны.
Его слова, которые, вероятно, отражают мнение людей его профес-
сии в то время, — так же, конечно, как и политику французских
1 Линия ВС показывает конечное направление боевой линии французов;
подветренный корабль (о) повернул оверштаг и пришел в положение о',
тогда как другие корабли легли ему в кильватер. Представляется несомнен-
ным, —і хотя это и не указано ясно, — что Байрон построился таким же обра-
зом в линию, параллельную неприятельской. В эту новую линию можно было
легко принять выведенные из строя корабли, которые едва ли могли точно
придерживаться взятого ими курса.
2 Chevalier, Hist, de la Marine Française.
3 Guéri n, Hist. Maritime.

правительств, — заслуживают более чем беглого упоминания, так
как они заключают принципы, достойные самого серьезного обсу-
ждения:
«Французский флот всегда предпочитал славу обеспечения или со-
хранения завоевания, быть может, более блестящей, но в действитель-
ности менее реальной славе захвата нескольких кораблей; и таким обра-
зом он более приближался к истинной цели, поставленной войной.
Что, в самом деле, представила бы для англичан потеря нескольких
кораблей? Важно атаковать их в их владениях, у непосредственного
источника1 их торгового богатства и их морской силы. Война 1778 г.
представляет ряд примеров, которые доказывают преданность француз-
ских адмиралов истинным интересам страны. Сохранение острова Гренада,
взятие Иорктауна, где сдалась английская армия, завоевание' острова
Св. ХристофорИ были результатам больших сражений, в которых неприя-
телю позволили отступить без потерь, лишь бы не дать ему возможности
оказать поддержку атакованным пунктам».
Этот вопрос легче всего рассмотреть на примере именно Гренады.
Никто не будет отрицать, что существуют моменты, когда вероят-
ный военный успех должен быть упущен или отсрочен в пользу
другого, более значительного или более решительного. Положение
де Грасса при Чезапике в 1781 г., когда решалась судьба Иоркта-
уна, является примером такого случая. Но автор цитаты сопоста-
вляет его с положением д'Эстена при Гренаде, как будто оба они
находились в одинаковых условиях. И де Грасс и д'Эстен одинаково
оправдываются с точки зрения общего принципа без учета специ-
фических особенностей каждого случая. Правилен ли этот принцип?
Направление цитированного писателя, быть может бессознательно
для него самого, выдается словами «несколько кораблей». Ведь
целый флот не уничтожается обычно одним ударом; несколько
кораблей определяют обыкновенную морскую победу; в знаменитом
сражении Роднея были взяты только пять кораблей, хотя именно
этим была спасена Ямайка.
Для того чтобы определить правильность принципа, который
будто бы иллюстрируется упомянутыми двумя случаями (взятие
о-ва Св. Христофора будет обсуждаться позднее), необходимо
исследовать, что было в каждом из них ближайшим предметом
борьбы, а что определяющим фактором успеха. При йорктауне до-
бивались взятия в плен армии Корнуэлля; целью было уничтожение
организованной военной силы неприятеля на берегу. При Гренаде
целью было овладение клочком территории небольшого военного
значения, ибо должно заметить, что все эти Малые Антильские
острова, когда их приходилось удерживать силой, требовали отдель-
ных больших отрядов, взаимная поддержка которых зависела все-
цело от флота. Эти большие отряды могли быть уничтожены
каждый в отдельности, если их не оберегал флот; а для обеспечения
превосходства на море необходимо разгромить флот неприятеля.
Гренада, находясь близко и под ветром от Барбадоса и С. - Лючии,
которые прочно удерживались англичанами, была особенно слабым
пунктом в руках французов; разумная военная политика по отно-
шению ко всем этим островам требовала одной или двух сильно
укрепленных и снабженных гарнизоном морских баз и опоры

остальных на флот. Кроме этого требовалось еще только обеспе-
чение против атак со стороны отдельных крейсеров и каперов.
Таковы были оспаривавшиеся объекты. Что же было решающим
фактором в этой борьбе? Конечно, флот, организованная пловѵчая
военная сила. Судьба Корнуэлля зависела безусловно от моря.
Бесполезно рассуждать, каков был бы результат, если бы 5 сентября
1781 г. шансы на победу были на стороне англичан, а не де Грасса*
т. е. если бы французы, вместо того чтобы иметь пятью кораблями
больше, имели бы пятью кораблями меньше, чем англичане. На деле
де Грасс, когда началось это сражение, имел превосходство над
англичанами, равное результату с трудом выигранного сражения.
Вопрос тогда состоял в том, должен ли он был рисковать почти
верной и решительной победой над организованной силой неприя-
теля на берегу ради гораздо более сомнительной победы над орга-
низованной силой на море? Это был вопрос не об Йорктауне,
а о Корнуэлле и его армии; многое зависит от того, как предста-
вить дело.
Установив это, можно дать один только ответ. Пусть, однако*
читатель отчетливо уяснит себе, что обе альтернативы, предста-
влявшиеся де Грассу, имели своим объектом организованные силы.
Иное дело с д'Эстеном при Гренаде. Его численное превосход-
ство над англичанами было почти так же велико, как и у де Грасса;
представлявшиеся ему на выбор объекты были: один — организо-
ванная сила на море, а другой — маленький остров, плодородный,
но не имевший значения в военном отношении. Говорили, что Гре-
нада представляла собой сильную оборонительную позицию; но это
не придает позиции важности, если она не имеет стратегической
ценности. Для того чтобы спасти остров, он отказался воспользо-
ваться огромным преимуществом, которое судьба дала ему над
флотом неприятеля. А между тем от исхода борьбы между двумя
флотами зависело будущее островов. Для прочного обладания
Вест-Индскими островами требовался, во-первых, сильный морской
порт, который французы имели, и, во-вторых, контроль над морем.
Для последнего было необходимо не увеличение числа отрядов на
островах, а уничтожение флота неприятеля, который может быть
правильно назван армией в поле. Острова были только богатыми
городами; а нужно было не более одного или двух укрепленных
городов или постов.
Не боясь впасть в ошибку, можно сказать, что принцип, который
привел д'Эстена к его образу действий, по меньшей мере, не был
абсолютно справедлив, потому что он руководил им неправильно.
В случае с йорктауном принцип, как он охарактеризован Раматюе-
лем, не есть оправдание поведения де Грасса, хотя довольно
вероятно, что он был действительной причиной этого пове-
дения. Что оправдывало де Грасса, так это то, что событие обусло-
вливалось неоспоримым господством над морем, и он действительно
имел его, хотя и недолго, благодаря своему численному превосход-
ству. Если бы флот его был численно равен неприятельскому, то
верность воинскому долгу момента должна была бы заставить его
сражаться, чтобы воспрепятствовать попытке, которую английский

адмирал, конечно, сделал бы. Уничтожение нескольких кораблей,
о котором Раматюель отзывается так презрительно, дает именно
такое превосходство, которое обеспечило счастливый результат при
йорктауне. Как общий принцип, это, конечно, лучшая цель, чем
та, которую преследовали французы. Конечно, найдутся и исключе-
ния; но эти исключения, вероятно, будут там, где, как в йорктауне,
прямой удар по сухопутным силам наносится в другом месте, или,
как в Порт-Маоне, где объектом являлась желательная и грозная
база этих сил; хотя даже и в деле при Маоне сомнительно, чтобы
выказанная флотом осторожность была уместна, йодвергнись Гауке
или Боскауэн бедствиям Бинга, они не пошли бы для ремонта ко-
раблей в Гибралтар, если бы только французский адмирал не нанес
им за первым ударом следующего, увеличив повреждения их
кораблей.
Гренада была, без сомнения, весьма дорога д'Эстену, потому что
была его единственным успехом, йосле неудач при Делавэре, при
Нью-Йорке и при Род-Айленде, после оскорбительного для него
дела при С.- Лючии трудно понять доверие к нему, выраженное
некоторыми французскими писателями. Одаренный блестящей и за-
разительной личной храбростью, он в высокой степени проявлял
это качество, когда, будучи адмиралом, предводительствовал лично
в нападениях на траншеи при занятии С. -Лючии и Гренады и, не-
сколько месяцев спустя, при неуспешном нападении на Саванну
(Savannah).
В отсутствие французского флота, зимой 1778—79 г., англичане,
которые осуществляли теперь контроль над морем при посредстве
нескольких их кораблей, не ушедших в Вест-Индию, решились
перенести театр континентальной войны в Южные Штаты, где, по
их предположениям, имелось большое число сторонников короля.
Экспедиция была направлена против Георгии и имела такой успех,
что Саванна попала в ее руки в последние дни 1778 г. Скоро весь
штат был покорен. Операции распространились оттуда в Южную
Каролину, но взять Чарлстон не удалось.
Вести об этих событиях были посланы д'Эстену в Вест-Индию
вместе с представлениями об опасности, угрожавшей Каролинам,
и с извещением о ропоте народа против французов, которые обви-
нялись в том, что они покинули своих союзников, не только не
оказав им никакой поддержки, но, напротив, воспользовавшись
сами участливой помощью бостонцев для ремонта своего повре-
жденного флота. В этих сетованиях на недостаточную помощь
имелась доля истины, и это побудило д'Эстена пренебречь уже по-
лученным им приказом тотчас же возвратиться в Европу с надеж-
ными кораблями. Вместо того чтобы поступить согласно приказу,
он отплыл к американскому берегу с двадцатью двумя линейными
кораблями, поставив себе двоякую цель — выручку Южных Штатов
и нападение на Нью-Йорк совместно с армией Вашингтона.
Прибыв к берегу Георгии 1 сентября, д'Эстен застиг англичан
совершенно врасплох; но роковой недостаток быстроты, который
и ранее отмечал действия этого весьма смелого человека, опять
помешал ему воспользоваться своей удачей. Замешкавшись сначала

перед Саванной, он пропустил много драгоценных дней, за которыми
опять последовала перемена условий, — и приближение сезона пло-
хой погоды побудило его перейти от слишком медленных действий
к преждевременному нападению. В последнем он выказал свою
обычную храбрость, сражаясь во главе колонны, как сделал это
и американский генерал; но результатом было кровавое поражение.
Осада была снята, и д'Эстен тотчас же отплыл во Францию, не
только отказавшись от своего проекта нападения на Нью-Йорк, но
и покинув Южные Штаты на произвол неприятеля. Возможное
значение помощи морских сил Франции, раздразнившей, таким обра-
зом, надежды американцев только для того, чтобы быть отозван-
ной, — было продемонстрировано действиями англичан, которые
в спешке покинули Ньюпорт, когда узнали о присутствии побли-
зости от него французского флота. Отозвание их оттуда было
решено уже ранее, но появление д'Эстена обратило уход их
в бегство.
После ухода д'Эстена, а с ним и всего французского флота из
Америки, —- ибо корабли, не ушедшие назад во Францию, возвра-
тились в Вест-Индию, — англичане возобновили нападения на
Южные Штаты, которые на короткое время были прекращены.
Флот и армия вышли из Нью-Йорка в Георгию в последние
недели 1779 г. и, собравшись в Тайби (Tybee), двинулись в Чарл-
стон через Эдисто (Edisto). Бессилие американцев на море не
позволило им помешать этим передвижениям, за исключением оди-
ночных попыток крейсеров, которые перехватили несколько отста-
лых транспортов, дав еще один урок малозначительности крейсер-
ской войны, как таковой.
Осада Чарлстона началась в конце марта, причем английские
корабли скоро прошли через бар и мимо форта Моультри (Moultrie)
без значительных повреждений и стали на якорь в расстоянии пу-
шечного выстрела от него. Форт Моультри через весьма короткое
время и без затруднений был взят с суши, и сам город сдался
12 мая, после сорокадневной осады. Весь штат был после того
быстро занят войсками и приведен к подчинению.
К остаткам флота, плававшего под командой д'Эстена, присо-
единилось подкрепление из Франции, под начальством графа
де Гишена (de Guichen), который принял главное командование
в Вест-Индских морях 22 марта 1780 г. На следующий день он
отплыл к С. -Лючии, надеясь застичь ее неподготовленной; но су-
ровый, закаленный в боях старый адмирал традиционного англий-
ского типа, сэр Гайд Паркер (Hyde Parker), так расположил там
на якорях свои шестнадцать кораблей, что Гишен не решился ата-
ковать их со своими двадцатью двумя. Случай, если он и был, не
повторился. Де Гишен, возвратившись на Мартинику, стал там на
якорь 27-го, и в тот же самый день с Паркером соединился новый
английский главнокомандующий Родней.
Этот впоследствии прославившийся, но тогда еше только
известный адмирал имел шестьдесят два года от роду в то
время, как принял на себя командование, принесшее ему бессмерт-
ную славу. При замечательном мужестве и знании своего дела,

он имел сумасбродные, если не порочные привычки, и денежные
затруднения держали его в изгнании во Франции в то время, когда»
началась война. Хвастовство его тем, что он мог бы справиться
с французским флотом, если бы обстоятельства позволили ему
возвратиться в Англию, заставило одного слышавшего это фран-
цузского дворянина принять на себя его долги, из побуждений,,
обусловленных в одинаковой степени чувствами рыцарства и
оскорбленного национального самолюбия. По возвращении на ро-
дину он получил командование флотом и двадцать линейных ко-
раблей и отплыл с ним в январе 1780 г. на выручку осажденного
Гибралтара. Близ Кадикса, благодаря своей обычной удаче, вошед-
шей в поговорку, он встретился с испанским флотом из одинна-
дцати линейных кораблей, которые неразумно держались прежнего
курса до тех пор, пока бежать было уже слишком поздно А
Дав сигнал общей погони и зайдя неприятелю под ветер, ока-
завшись между ним и портом его следования, Родней, несмотря
на темную и бурную ночь, успел взорвать один корабль и захватить
шесть. Поспешив затем дальше, он выручил Гибралтар, поставив
его в полную безопасность от недостатка в чем-либо, а затем,
оставив там свои призы и большую часть флота, отплыл с осталь-
ной на свою базу.
В противоположность своей блестящей личной храбрости и про-
фессиональному искусству, — в области тактики он далеко опередил
своих современников в Англии, — Родней как главнокомандующий
принадлежал скорее к сдержанной, осторожной школе французских
тактиков, чем к стремительной, напористой школе Нельсона. Как
в Турвиле мы видели переход от отчаянной тактики бойцов семна-
дцатого столетия, никогда не желавших оставить своего врага,
к формальной, искусственной, можно даже сказать, мелочной,
парадной тактике восемнадцатого столетия, — так
в Роднее мы
увидим переход от этих церемониальных поединков к действиям,
которые, будучи весьма искусными по замыслу, всегда преследо-
вали серьезные цели. Ибо было бы несправедливо сравнивать Роднея
с французскими адмиралами его времени. С искусством, которое
де Гишен признал, как только они скрестили шпаги, Родней наносил
суровые удары, не признавая ложных выпадов. Какие бы благо-
приятные случаи достигнуть легкого успеха ни представлялись ему
по пути, целью его, с которой он никогда не спускал глаз, был
французский флот, организованная военная сила неприятеля на-
море. И в день, когда фортуна покинула противника, который пре-
небрег ее предложениями, когда победитель Корнуэлля упустил
случай нанести Роднёю удар, при невыгодных для него обстоятель-
ствах, последний одержал победу, которая избавила Англию от ве-
личайшей тревоги и возвратила ей одним ударом все острова, отня-
тые у нее на момент осторожной тактикой союзников, за исключе-
нием одного Тобаго.
1 Дринкуотэр (Drinkwater) в своей история осады Гибралтара объясняет,
что испанский адмирал полагал, что Родней не будет сопровождать конвой
к проливу, и отделился от него; он обнаружил свою ошибку только тогда,
когда исправить ее было уже слишком поздно.

'
СО
ûс
Я
m
*"
»
-
*
_
•
Xi <7
9
О<7
О
»<
*
о
'о
\
iE
S
sa
І ul«
2^SSS
"
wESs
s-s
IlI
5
§- (î
'S ®M
SÜ*-з
«
о
pu
X
«
re
Ч
С

Родней и де Гишен встретились в первый раз 17 апреля 1780 г.,
через три недели после прибытия первого. Французский флот лави-
ровал в Канале, между .Доминикой и Мартиникой, когда на юго-
востоке показался неприятель. День был потрачен на маневрирова-
ние для занятия наветренного положения, которое осталось за Род-
неем. Оба флота были теперь довольно далеко под ветром от
островов1 (план XI), оба на правом галсе, идя на север, — фран-
цузы под ветром у англичан. Родней, который шел под всеми
парусами, дал сигнал своему флоту, что он предполагает атаковать
арьергард и центр неприятеля всеми своими силами; и когда он
достиг удобного, по его мнению, положения, то приказал своим
кораблям спуститься на восемь румбов (90°) все вдруг (А, А, А).
Де Гишен, поняв опасность этого маневра для своего арьергарда,
повернул всем флотом через фордевинд и спустился на помощь
к первому. Родней, видя свой план опрокинутым, опять привел
корабли к ветру на том же галсе, как и неприятель, после чего
оба флота направились на юг и юго-восток2. Потом он опять дал
сигнал начать сражение, вслед за тем, ровно в полдень (т. е . час
•спустя), последовало (как говорит его собственная депеша) распо-
ряжение «каждому кораблю спуститься и направиться на соответ-
ствующего противника неприятельской линии».
По объяснению
Роднея, эти слова, напоминающие старый порядок боя — корабль
против корабля, обозначали, что каждый корабль должен был ата-
ковать противника, противостоявшего ему в данный момент; а не
того, который соответствовал ему по начальному порядку номеров
в линии. Его собственные слова суть: «под известным углом, так,
чтобы мои головные корабли могли атаковать авангардные корабли
неприятельского центра и весь британский флот был бы противо-
поставлен только двум третям неприятельского» (В, В). Затруднение
и недоразумение, имевшие место, явились главным образом след-
ствием неудовлетворильного характера сигнальной книги. Вместо
того чтобы поступить согласно намерению адмирала, головные
корабли («) поставили паруса так, чтобы занять положение на тра-
верзе у противников, соответствоваших их месту в строю. Родней
утверждал впоследствии, что когда он спустился во второй раз,
французский флот был в весьма растянутой линии, и что если бы
его приказания были выполнены, то центр и арьергард были
•бы разбиты прежде, чем к ним успел бы присоединиться аван-
гард.
Имеются, кажется, все основания думать, что намерения Роднея
действительно состояли в том, чтобы поставить французов между
двух огней, как он это утверждал. Неудача произошла из-за
•сигнальной книги и от тактической несостоятельности его флота,
за которую он, как поздно принявший командование им, не был
1 Место, где происходило сражение, показано перекрещенными флагами.
2 Черные корабли в положении А представляют английские корабли,
спускающиеся на центр и арьергард французов. Линия ѵг есть боевая линяя
от авангарда к арьергарду до спуска. Позиции ѵ' г' суть позиции авангардных
и арьергардных кораблей после того, как они поднялись на левом галсе вслед
за поворотом французов через фордевинд.

ответственен. Но безобразное исполнение приказа Роднея было
настолько ясно для Гишена, что когда английский флот спустился
в первый раз, он воскликнул, что шесть или семь его кораблей про-
пали; затем он послал Роднёю письмо, в котором указал, что если бы
его сигналы были исполнены, он взял бы его в плен Г Более убеди-
тельное доказательство того, что он понял опасность своего не-
приятеля, следует искать в факте, что при следующих встречах
с ним он тщательно старался не занимать подветренного положения.
После того как тщательно обдуманные планы Роднея были рас-
строены, он показал, что соединял с ними непреклонное мужество
самого прямолинейного бойца; он подошел на "своем корабле близко
к неприятельскому и не переставал обстреливать его до тех пор,
пока тот не вышел из строя без фок-мачты и грота-рея и с таким
поврежденным корпусом, что едва-едва спасся от потопления.
Один инцидент этого сражения, который упомянут француз-
скими писателями и в труде Ботта (Botta)2, вероятно, пользовав-
шегося последними, но который, не помещен в английских описа-
ниях, показывает, что положение атакующего, по представлению
французов, было критическим. По их сообщениям, Родней, заметив
разрыв во французской линии, вызванный тем, что один корабль
в арьергарде французского адмирала был не на своем месте, про-
бовал прорваться через линию (ft); но капитан 74-пушечного Destin,
поставив все паруса, устремился на перерез английскому 90-пушеч-
ному кораблю.
«Поведение Destin
хвалили справедливо, — говорил Lapeyrouse-
Bonfifc:. — :Флот избежал опасности почти верного поражения только бла-
годаря храбрости Г. де Гуампи (de Goimpy). Таково, после этого дела,
было мнение всей французской эскадры. Однако, предположив, что наша
линия была бы прорвана, посмотрим, какие последствия имело бы это
для нашего флота. Не было ли бы всегда легко для нашего арьер-
гарда поправить дело быстрым занятием места отрезанных судов? Такой
маневр по необходимости привел бы к общей свалке, которая дала бы
преимущество флоту, имевшему храбрейших и преданнейших своему
долгу капитанов. Но тогда, как и во времена империи, было обще-
признанным принципом, что отрезанные корабли считались кораблями
взятыми, и такое мнение способствовало его осуществлению».
Последствия разрыва неприятельской линии или боевого строя
зависят от нескольких условий. Идея его состоит в том, чтобы
1 В строгом выговоре, обращенном к капитану Каркету^ командовавшему
главным кораблем английской линии, Родней говорит: «Ваше ' предводительство
в выполнении данного маневра заставило других последовать столь дурному
примеру; и поэтому, забыв, что сигнал построения в линию определял расстоя-
ние между кораблями только в два кабельтова, вы увели авангард более
чем
на две
лиги от центра, который тем самым был поставлен под
удар главных сил неприятеля и не имел надлежащей поддержки» (Lilfe, vol. I,
p. 351). По всем правилам тактики и здравого смысла казалось бы, что другие
корабли должны были сохранять свою начальную дистанцию—каждый от
следовавшего за ним, т. е. сомкнуться к центру. В разговоре с сэром Джиль-
бертом Блэном (Sir Gilbert Blane), который не участвовал в этом сражении,
Родней сказал, что «французская линия растянулась в длину на четыре лиги,
как будто бы де Гишен думал, что мы собирались бежать от него» (NavaB
Chronicle, vol. XXV, p. 402).
2 History of the American Beyoluticrti.

разделить силы противника, прорвавшись через имевшийся в начале
сражения или образовавшийся в ходе его промежуток, и затем со-
средоточить свои силы на той отделенной части противника, кото-
рая может ожидать наименьшей поддержки от другой. В колонне
кораблей такой частью будет обыкновенно арьергард. Сомкнутость
атакованного строя, число отрезанных кораблей, промежуток вре-
мени, в течение которого они могут быть отрезаны и разгромлены
превосходящими их силами, — все эти факторы будут влиять на
результаты. Весьма существенным фактором будет и моральный
эффект, — смущение, внесенное в разорванную таким образом ли-
нию. Корабли, дошедшие до места разрыва, останавливаются, арьер-
гард попадает между двух огней, тогда как корабли, находящиеся
впереди, сохраняют свой курс. Такой момент — критический и тре-
бует немедленных действий; но редки люди, которые 'в непредви-
денных случаях могут найтись и сразу избрать правильный путь,
особенно если они, занимая подчиненное положение, боятся ответ-
ственности. В условиях такого смущения англичане без излишней
самонадеянности рассчитывали воспользоваться своим превосход-
ством в искусстве кораблевождения; ибо в таких случаях требуется
не только «мужество и преданность», но и искусство. Все эти по-
следствия «разрыва линии» получили освещение в большом сраже-
нии Роднея в 1782 г.
Де Гишен и Родней встретились еще дважды в следующем,
месяце, но ни в одном из этих случаев французский адмирал уже
не добивался подветренного положения, излюбленного его нацией..
Между тем, испанский флот из двенадцати линейных кораблей шел
на соединение с французами. Родней крейсировал в наветренном
направлении от Мартиники, чтобы перехватить его; но испанский
адмирал взял более северный курс, увидел Гваделупу и оттуда
послал депешу де Гишену, который соединился со своими союзни-
ками и провел их в порт. Большой численный перевес флота коали-
ции возбудил страх на английских островах; но недостаток гармо-
нии в деятельности последней повел к медлительности и колеба-
ниям; ужасная эпидемия произвела опустошение в экипажах испан-
ской эскадры, и предположенные операции не привели ни к чему..
В августе де Гишен отплыл во Францию с пятнадцатью кораблями.
Родней, не зная об его назначении и беспокоясь как о Северной
Америке, так и об Ямайке, разделил свой флот, оставив одну поло-
вину на островах, а с остальной отплыл в Нью-Йорк, куда прибыл
12 сентября. Рискованность такого образа действий была весьма-
велика и едва ли может быть оправдана; но никаких дурных
последствий такое рассеяние сил не имело А Если бы де Гишен
намеревался направиться на Ямайку или, как ожидал Вашингтон,,
в Нью-Йорк, то ни та, ни другая часть флота Роднея не смогли бы
противостоять ему. Родней дважды подвергнул себя риску пораже-
ния тем, что разделил свои силы на две малые эскадры, действо-
вавшие на двух театрах войны, вместо того чтобы сосредоточить
все силы на одном.
1 Основания Роднея см. в его Life, vol. 1, pp. 365, 376.

Беспокойство Роднея о Северной Америке было вполне основа-
тельно. 12 июля этого года прибыла из Франции давно ожи-
давшаяся помощь — пять тысяч французских солдат, под командой
Рошамбо (Rochambeau), и семь линейных кораблей под командой
де Тернэя (De Ternay). Вследствие этого англичане, хотя все еще
превосходя противника в море, почувствовали необходимость сосре-
доточить свои силы в Нью-Йорке и были не в состоянии усилить
свои операции в Каролине. Трудность и дальность сухопутного
пути давали такое преимущество морской силе перед сухопутной,
что Лафайетт настаивал перед французским правительством на
дальнейшем увеличении флота; но внимание правительства есте-
ственно и правильно сосредоточивалось на непосредственных его
интересах в Антильском архипелаге. Не пришло еще время осво-
бодить Америку.
Родней, избежав своим уходом из Вест-Индии большого урагана
в октябре 1780 г., возвратился туда позднее в том же году и вскоре
после того узнал о войне между Англией и Голландией, которая,
возникнув по причинам, излагаемым нами ниже, была объявлена
20 декабря 1780 г. Адмирал сейчас же захватил голландские
острова Св. Евстафия и Св. Мартина, и огромное количество гол-
ландских торговых судов, с имуществом, ценность которого- соста-
вляла в общем до пятнадцати миллионов долларов. Эти острова,
хотя оставаясь нейтральными, играли роль, подобную роли Нассау
во время гражданской войны в Америке, и сделались большим скла-
дом контрабандных грузов, попавших теперь в огромном коли-
честве в руки англичан.
1780 год был мрачным годом для Соединенных Штатов. Кам-
денское сражение, казалось, поставило Южную Каролину под
английское ярмо, и неприятель питал большие надежды на подчи-
нение Северной Каролины и Виргинии. Последовавшая затем измена
Арнольда увеличила уныние американцев, лишь отчасти утешив-
шихся победой при Королевской Горе (King's Mountain). Существен-
ная помощь французских войск была самым светлым пятном на*
фоне тогдашнего положения дел. Но даже и на нем были тени, так
как предположенная к посылке из Франции вторая дивизия была
блокирована в Бресте английским флотом; неявка же де Гишена
и приход вместо него Роднея сделали надежды на кампанию
тщетными.
Период горячей и решительной деятельности был, однако, уже
близок. В конце марта 1781 г. граф де Грасс отплыл из Бреста
с двадцатью шестью линейными кораблями и большим конвоем.
Близ Азорских островов от него отделились пять кораблей, напра-
влявшихся в Ост-Индию под начальством Сюффрена, о котором
ниже нам придется еще много говорить. Де Грасс завидел Марти-
нику 28 апреля. Адмирал Гуд (Hood) (Родней оставался у о-ва Св.
Евстафия) блокировал Форт-Рояль — французский порт и арсенал
на подветренной стороне острова, где стояли четыре линейных
корабля, когда разведывательные суда донесли ему о флоте неприя-
теля. Перед Гудом встали теперь две цели: помешать соединению
блокированных им четырех кораблей с приближавшимся флотом

и помешать удержать последнему занятое положение между ним и
бухтой Грозило (Gros Ilot) на С.- Лючии. Вместо того чтобы осуще-
ствить их в течение следующих двадцати четырех часов,
выбравшись на ветер относительно Алмазной скалы (Diamond Bock),
его флот ушел так далеко под ветер, что де Грасс, пройдя через
канал 29-го, двинулся по направлению к Форт-Роялю, держа свой
конвой между флотом и островом.
За эту неправильную позицию Родней сурово порицал Гуда; но
она могла быть вызвана слабыми ветрами и подветренным течением.
Как бы то ни было, только четыре корабля, стоявшие в Форт-
Рояле, снялись с якоря и присоединились к главному флоту.
У англичан было теперь только восемнадцать кораблей против
двадцати четырех французских, бывших притом на ветре; но хотя
силы де Грасса относились, таким образом, к силам противника, как
четыре к трем, и хотя положение его давало ему возможность ата-
ковать последнего, он не сделал этого. Страх подвергнуть опас-
ности свой конвой помешал ему рискнуть на серьезный бой. Ве-
лико должно быть недоверие к своим силам, чтобы поступить так!
Когда вообще следует сражаться флоту, если не в подобных слу-
чаях? Он ограничился отдаленной канонадой, результаты которой
были столь невыгодны для англичан, что нерешительность его де-
лается еще более непонятной. Могут ли политика или традиции,
которые оправдывают такой образ действий, называться хорошими?
На следующий день, 30 апреля, де Грасс, упустив случай нака-
нуне, пытался преследовать Гуда; но последний не имел больше
оснований сражаться, так как его начальная слабость, сравнительно
с неприятелем, еще более увеличилась серьезными повреждениями,
полученными некоторыми его кораблями 29-го числа. Де Грасс
не мог догнать его вследствие меньшей скорости своего флота,
происшедшей от того, что многие из кораблей его не были обшиты
медью, — факт, достойный упоминания, так как французские суда,
благодаря лучшим обводам и размерам, были в общем быстроход-
нее английских; но это превосходство было уничтожено медлитель-
ностью правительства во введении нового усовершенствования.
Гуд присоединился к Роднёю в Антигуа, а де Грасс, простояв
короткое время в Форт-Рояле, сделал попытку занятия бухты Гро-
зило, обладание которой англичанами держало все движения его
флота под их наблюдением. Отраженный здесь, он двинулся на
остров Тобаго, который сдался 2 июня 1781 г. Отплыв оттуда после
некоторых второстепенных операций, он стал на якорь 26 июля
у Французского (Cap Français), теперь Гаитянского мыса (Сар
Haïtien), на острове Гаити. Здесь он нашел ожидавший его фран-
цузский фрегат из Соединенных Штатов с депешами от Вашинг-
тона и Рошамбо, согласно котврым он должен был приступить
к осуществлению самого важного предприятия из всех, которые
достались на долю французского адмирала в течение этой войны.
Вторжение англичан в Южные Штаты, начавшееся в Георгии,
с последовавшим затем взятием Чарлстона и подчинением двух,
крайних штатов, быстро распространялось через Камден к северу
на Северную Каролину. 16 августа 1780 г. генерал Гейтс (Gates)

был разбит наголову при Камдене; и в течение следующих девяти
месяцев англичане, под начальством Корнуэлля, продолжали свои
настойчивые попытки захвата Северной Каролины. Эти операции,
изложение которых не касается нашего непосредственного пред-
мета, окончились тем, что силы Корнуэлля, несмотря на многие его
успехи в сражениях, настолько иссякли, что он был вынужден
отступить к побережью и, в конце концов, к Вильмингтону, где на
этот случай были устроены склады. Противник его, генерал Грин
(Greene), направил тогда американские войска в Южную Каролину.
Корнуэлль, — слишком слабый, чтобы мечтать о подчинении вра-
ждебной страны или даже просто о проникновении в глубь ее, —
должен был теперь выбирать между возвращением к Чарлстону
(чтобы поддержать там и в Южной Каролине зашатавшееся здание
британского могущества) и движением к северу, обратно в Вирги-
нию, для соединения там с маленьким экспедиционным отрядом,
действовавшим на р. Джэмс под командой генералов Филлипса и
Арнольда. Отступить назад значило бы признаться, что утомитель-
ный поход и схватки прошлых месяцев прошли безрезультатно,
и генерал быстро убедил себя в том, что настоящим театром войны
должен быть Чезапик, даже если бы пришлось покинуть самый
Нью-Йорк. Главнокомандующий сэр Генри Клинтон никоим обра-
зом не разделял этого мнения, на котором базировалось оправдание
шага, сделанного без его разрешения. «Операции на Чезапике,—
писал он, — сопряжены с большим риском, если только мы не
обеспечены постоянным превосходством на море. Я дрожу за роко-
вые последствия, какие могут произойти». Что касается Корнуэлля,
то он, взяв дело в свои собственные руки, выступил из Вильминг-
тона 25 апреля 1781 г., соединившись 20 мая с британцами, уже
находившимися в Петербурге А Соединившиеся таким образом силы
насчитывали семь тысяч человек. После вынужденного отступления
их с полей Южной Каролины в Чарлстон остались два центра бри-
танской силы — в Нью-Йорке и на Чезапике; и так как Нью-
Джерси и Пенсильвания были в руках американцев, то сообщение
между ними производилось исключительно по морю.
Несмотря на свою критику действий Корнуэлля, Клинтон сам
уже отважился послать большой отряд на Чезапик. Отряд в тысячу
шестьсот человек, под начальством Бенедикта Арнольда, опустошил
долину Джемса и сжег Ричмонд в январе того же года. В надежде
взять в плен Арнольда, Лафайетт был послан в Виргинию, во главе
тысячи двухсот солдат, и вечером 8 марта французская эскадра
отплыла из Ньюпорта для поддержки этого отряда подчинением
бухты своему контролю. Адмирал Арбутнот (Arbuthnot), командо-
вавший флотом, стоявшим в бухте Гардинера 2, узнал об этом через
свои разведывательные суда и отправился в погоню утром
10-го числа, через тридцать шесть часов после выхода французской
эскадры. Благодаря своей быстроте или удаче он потратил на пе-
реход так мало времени, что когда враждебные флоты увидели
1 В Виргинии.
—
прим. ред.
2 На восточной оконечности Лонг-Айленда (Long Island).

«один другого, немного в стороне от Чезапикских мысов, то флот
англичан был впереди1 (план XII, А, А). Последний тотчас же
повернул на другой галс для встречи неприятеля, который со своей
-стороны построился в боевую линию. Ветер в это время был запад-
ный, так что ни тому ни другому флоту нельзя было взять курс
прямо на бухту.
Силы враждебных флотов были почти равны, так как каждый
из них состоял из восьми кораблей; но у англичан был 90-пушеч-
ный корабль, тогда как одно из французских судов было только
тяжелым фрегатом, который занял место в линии. Несмотря на то,
что в данном случае общее направление французской политики
должно было бы определить действие энергичного флотоводца, от-
ветственность за уклонение от сражения должна быть возложена
на коммодора Детуша (Destouches) или какую-либо другую при-
чину, независимую от тех конечных целей операций, о которых так
много приходится читать в сочинениях по французской морской
истории. Погода была дурная и угрожала штормом; и ветер, изме-
нив свое направление один или два раза, подул с северо-востока,
при большом волнении; но теперь он уже стал попутным для входа
в бухту. Оба флота к этому времени были на левом галсе, держа
в море, — французы впереди и на ветре у англичан (В, В). С этой
позиции они повернули последовательно через фордевинд (с),
обойдя последних с носу, и, заняв подветренное положение, полу-
чили возможность стрелять из орудий нижних батарей,' чего
не позволяло наветренным кораблям большое волнение. Англичане
шли прежним курсом до тех пор, пока не оказались на траверзе
неприятельской линии (а, Ь), после чего все вместе повернули через
фордевинд и вскоре затем атаковали противника обычным образом
и с обычными результатами (С). Три авангардных корабля получили
сильные повреждения такелажа, но, в свою очередь, сосредоточив
огонь главным образом на двух головных кораблях неприятеля, они
нанесли серьезные повреждения их корпусам и такелажу. Тогда
французский авангард спустился, и Арбутнот, в замешательстве,
приказал своему авангарду опять держать круто к ветру. Коммодор
Детуш исполнил теперь весьма искусный маневр, продефилировав
перед ним. Дав сигнал своему арьергарду повернуть на другой галс
•(e), он провел остальную часть своей эскадры мимо выведенных
из строя английских кораблей и, последовательно обрушив на них
залпы своих сравнительно свежих кораблей, повернул через форде-
винд (d) и ушел в море (D). Этим и окончилось сражение, в кото-
ром англичане несомненно пострадали больше французов, но
со своей обычной настойчивостью они, будучи не в состоянии пре-
следовать неприятеля в море, направились в бухту (D) и соедини-
лись с Арнольдом, разрушив таким образом планы французов и
американцев, на которые возлагал такие большие надежды Ва-
шингтон. После тщательного изучения описания этого сражения
не остается сомнения в том, что французы вышли из него в луч-
1 Французы приписывают это тому факту, что некоторые из их кораблей
ие были обшиты медью.

шем состоянии, чем англичане, и они действительно утверждали,
что одержали победу; тем не менее конечные цели экспедиции
не позволили им снова попытать счастья в борьбе с флотом почти
равной им силы Ь
Морской путь морем был, таким образом, открыт и удерживался
силой, а потому еще две тысячи английских войск, отплыв из Нью-
Йорка, достигли Виргинии 26 марта, а последующее прибытие Кор-
нуэлля (в мае) увеличило число их до семи тысяч. Операции обеих
сторон в течение весенних и летних месяцев, когда американцами
командовал Лафайетт, не затрагивают нашего предмета. В начале-
августа Корнуэлль, действуя по распоряжению Клинтона, отвел
свои войска в глубь полуострова, между реками Йорк и Джемс,
и занял Йорктаун.
Вашингтон и Рошамбо встретились 21 мая и решили, что поло-
жение вещей требовало, чтобы по прибытии французского вест-инд-
ского флота усилия его были направлены против Нью-Йорка или
Чезапика. Таков был смысл депеши, найденной де Грассом по при-
ходе его к Французскому мысу; союзные генералы стянули свои
войска к Нью-Йорку, где они могли помочь операциям против пер-
вого объекта и находились ближе ко второму, чем раньше.
В обоих случаях результат — как по мнению Вашингтона, так
и по мнению французского правительства — зависел от превосход-
ства морской силы; но Рошамбо частным образом известил адми-
рала, что при выборе театра предполагаемых операций он отдает
предпочтение Чезапику и что, сверх того, французское прави-
тельство уклонилось от предоставления средств для формальной
осады Нью-Йорка2. Поэтому предприятие приняло вид обширной
военной комбинации, успех которой зависел от легкости и быстроты
передвижения и от отвода глаз неприятеля от истинного объекта;
специальные свойства флота прекрасно приспособлены к достиже-
нию таких целей. Сравнительная близость Чезапика, большая глу-
бина его вод и более легкая проводка флота по его фарватеру
сравнительно с нью-йоркским были дальнейшими основаниями для
принятия всего плана благоразумным моряком; и де Грасс охотно
принял его, не создавая затруднений, не требуя изменений, которые
потребовали бы обсуждения и задержки.
Раз решившись, французский адмирал действовал с большим
благоразумием, быстротою и энергией. Тот же самый фрегат, кото-
рый доставил депеши от Вашингтона, был послан обратно, так что
к 15 августа союзные генералы узнали о предстоящем прибытии
флота. Три тысячи пятьсот солдат были предоставлены в распоря-
жение адмирала губернатором Французского мыса, при условии,
1 Что французское правительство не было удовлетворено действиями
Детуша, можно безошибочно заключить из того, что оно не спешило на-
градить офицеров эскадры и тем вызвало большое недовольство и протесты.
Французы утверждали, что Арбутнота осмеивали на улицах Нью-Йорка и что
он был отозван своим правительством. Последнее ошибочно, ибо он возвра-
тился в Англию по собственному ходатайству; но первое довольно вероятно.
Оба командира изменили в этом случае обычной морской политике их наций.
2 В аисгоift, HistoTy of the United States.

чтобы в бухте осталась испанская эскадра, которую вызвал
де Грасс. Последний достал также от губернатора Гаваны денег,
в которых американцы крайне нуждались, и, наконец, вместо того
чтобы ослабить свои силы посылкой конвоев во Францию, как
желал этого двор, он отвел все наличные суда в Чезапик. Чтобы
возможно дольше скрыть свои цели от неприятеля, он прошел
через Багамский канал, так как этим путем пользовались реже,
и 30 августа стал на якорь в Линнгавенской бухте (Lynnhaven Bay),
сразу за Чезапикскими мысами, с двадцатью восемью линейными
кораблями. За три дня до этого, 27 августа, французская эскадра
под командой де Барра (de Barras), стоявшая в Ньюпорте, —
восемь линейных кораблей с четырьмя фрегатами и восемнадцатью
транспортами, — отплыла на соединение с ним, сделав, однако,
большой крюк в море, чтобы избежать встречи с англичанами. Это
было особенно необходимо потому, что эскадра везла французскую
осадную артиллерию. Войска, под начальством Вашингтона и Ро-
шамбо, перешли Гудзон 24 августа, двигаясь по направлению
ко входу в Чезапикскую бухту. Таким образом, различные воору-
женные силы — морские и сухопутные—-сходились к намеченному
объекту, Корнуэллю.
Англичан всюду преследовала неудача. Родней, узнав об отплы-
тии де Грасса, послал четырнадцать линейных кораблей под коман-
дой Гуда в Северную Америку, а сам в августе отплыл в Англию
вследствие своего болезненного состояния. Гуд, идя прямым путем,
дошел до Чезапика тремя днями раньше де Грасса, заглянул
в бухту и, найдя ее пустой, отправился в Нью-Йорк. Здесь он
встретил пять линейных кораблей под начальством Грэвза (Graves),
который, как старший чином, принял командование всеми силами и
отплыл 31 августа в Чезапик, надеясь перехватить де Барра до
соединения его с де Грассом. Лишь через два дня после выступле-
ния союзных армий сэр Генри Клинтон убедился, что они направи-
лись к армии Корнуэлля и находились уже слишком далеко, чтобы
он мог догнать их.
Адмирал Грэвз был неприятно удивлен, увидев, по приходе в Че-
запик, стоявший там на якоре флот, который, судя по численности,
мог быть только неприятельским. Несмотря на это, он направился
прямо на него, и хотя, когда де Грасс поднял паруса, он смог сосчи-
тать его корабли и установить, что у французов было двадцать че-
тыре корабля против его девятнадцати, это не удержало англий-
ского адмирала от атаки. Грубость его тактических приемов,
однако, не соответствовала его храбрости; многие из его судов
были сильно повреждены, и он решительно ничего не выиграл.
Де Грасс, ожидая де Барра, оставался пять дней вне бухты,
заставляя английский флот держаться настороже, но не вступая
с ним в бой; затем, возвратившись в порт, он нашел там де Барра
спокойно стоящим на якоре. Грэвз возвратился в Нью-Йорк, и
вместе с ним исчезла последняя надежда Корнуэлля на поддержку,
которая могла бы порадовать его глаз. Осажденные держались
стойко; но одно только обладание морем определяло возможный
исход, и в конце концов английские силы сдались 19 октября

1781 г. С этим поражением в Англии умерла надежда на подчине-
ние колоний. Искры конфликта тлели еще в течение года, но ника-
ких серьезных операций больше не предпринималось.
Операции англичан, окончившиеся так неудачно для них, харак-
теризовались одновременно и дурным ведением дела и невезением.
В самом деле, отряд Гуда мог быть усилен несколькими кораблями
из Ямайки, если бы приказания Роднея были исполнены А Равным
образом, курьерское судно, посланное им к адмиралу Грэвзу,
командовавшему эскадрой в Нью-Йорке, не нашло там последнего,
так как он ушел в крейсерство на восток, с целью перехватить не-
которые важные припасы, которые были посланы американским
агентом во Франции. Английский двор придавал большое значение
захвату этого конвоя, но при тех сведениях, которые адмирал имел
о сопровождавших его силах, он поступил нелогично, оставив свою
главную стоянку со всем своим флотом, в то время когда прибли-
жение сезона ураганов в Вест-Индии направило активные операции
флотов в сторону континента. Следствием его отсутствия было то,
что, хотя депеши Роднея были сейчас же посланы вслед ему стар-
шим офицером, остававшимся в Нью-Йорке, судно, взявшее их, было
загнано на отмель крейсерами неприятеля, и Грэвз не узнал их со-
держания до своего возвращения в порт-—16 августа. Извещение,
которое послал Гуд о своем приходе, также было перехвачено.
После прибытия Гуда флот, видимо, действительно не мог выйти
в море без некоторой проволочки, но кажется также, что направле-
ние, взятое им по выходе, было ошибочным. Известно было, что
де Барра отплыл из Ньюпорта с восемью кораблями, — вероятно,
в Чезапик и, конечно, на соединение с де Грассом; и совершенно
основательно указывалось, что если бы Грэвз крейсировал близ
мысов, но вне пределов видимости суши, то он едва ли упустил бы
эскадру де Барра, которая была гораздо слабее его флота. Зная то,
что известно теперь, без сомнения, следовало бы поступить так, но
тогда английский адмирал имел неточные сведения. Никоим обра-
зом не ожидалось, что французы приведут с собой хотя бы прибли-
зительно столько кораблей, сколько они привели в действитель-
ности; вследствие беспечности его крейсеров, поставленных близ
Чезапика, до Грэвза не дошли известия об их численности, кото-
рые он должен был получить. Обоим этим крейсерам было прика-
зано держаться под парусами, но оба они стояли на якоре за мысом
Генри, когда появление де Грасса отрезало им путь к отступлению:
один из них был захвачен, другой — загнан в реку Йорк. Ни одно
событие не оказало такого влияния на общий результат, как
небрежность двух командиров этих крейсеров, вследствие которой
Грэвз лишился этой важнейшей информации. Легко можно себе
представить, каковы были бы движения его флота, если бы он знал
двумя днями раньше, что де Грасс привел двадцать семь или
двадцать восемь кораблей; как естественно было бы тогда для него
сначала подстеречь де Барра, силы которого не могли бы оказать
серьезного сопротивления его девятнадцати кораблям.
1 Life oï Rodney, vol. II, p. 152; Naval Taetics, p. 84.

«Если бы адмирал Грэвз сумел захватить эту эскадру (на судах
которой находилась осадная артиллерия), то армия осаждающих
была бы в значительной мере парализована, если даже не поста-
влена в невозможность продолжать свои операции; это почти при-
вело бы также оба враждебных флота к численному равенству,
помешало бы успехам французского оружия, одержанным в сле-
дующем году в Вест-Индии, и, весьма возможно, смогло бы вызвать
такой дух несогласия между французами и американцами
кото-
рый погрузил бы последних в глубочайшие бездны отчаяния, из
коих они были извлечены только прибытием сил де Грасса» 2. Эти
замечания, относящиеся к морской стратегии, нельзя не считать
правильными и здравыми.
По отношению к тактике адмирала достаточно сказать, что он
вел свой флот в бой почти так, как делал это Бинг, что последо-
вавшие в обоих случаях неудачи весьма сходны между собой и что
при атаке им двадцати четырех кораблей де Грасса из девятнадцати
кораблей его флота семь — под командой способного офицера
Гуда — не были в состоянии принять участие в бою вследствие раз-
работанной им диспозиции.
На стороне французов де Грассу следует воздать должное за
его энергию, предусмотрительность и решимость, — удивительные
ввиду его неудач в других случаях. Решение взять с собой все
корабли, которое сделало его совершенно независимым от де Барра,
прохождение через Багамский канал для того, чтобы скрыть свои
движения, ловкость, с какой он достал требовавшиеся деньги и
войска от испанских и французских военных властей, предусмотри-
тельность, которая заставила его уже 29 марта, вскоре после вы-
хода из Бреста, написать Рошамбо, чтобы к Французскому мысу
были высланы лоцманы, знающие американское побережье, хладно-
кровие, с которым он «забавлялся» с Грэвзом, пока не про-
скользнула эскадра де Барра, — все это достойно восхищения.
Французам помогло также решение адмирала задержать двести
торговых кораблей «вест-индского торгового флота», ожидавших
конвоя у Французского мыса, где они оставались с июля до ноября,
когда окончание операций дало ему возможность конвоировать их
военными кораблями. Случай этот иллюстрирует одну слабость тор-
говой страны с представительным правительством, по сравнению
с чисто военной нацией. «Если бы британское правительство,—•
писал один офицер того времени, — санкционировало или британ-
ский адмирал принял такую меру, то первое было бы свергнуто,
а второй — повешен» 3. В это самое время Родней считал необходи-
мым отрядить пять линейных кораблей с конвоями, тогда как еще
полдюжины отправились на родину с товарами из Ямайки.
Легче критиковать разделение английского флота между Вест-
Индией и Северной Америкой в 1780 и 1781 гг.,
чем ясно пред-
1 Де Барра неохотно шел в Чезапик, боясь быть перехваченным превос-
ходными силами врага, и уступил только просьбам Вашингтона и Рошамбо.
2 Naval Researches, Oapt. Thomas "White, R. N .
3 Whit- e, Naval Researches.
ЗОЭ

ставить себе запутанность положения. Эта запутанность была
только отражением военных затруднений, испытывавшихся Англией
во всем мире в этой большой и неравной войне. Англия повсюду
несла ущерб и испытывала затруднения, как это всегда бывало
во время войны, поскольку империя имела множество уязвимых
пунктов. В Европе флот Канала неоднократно прогонялся в свои
порты подавлявшими его силами. Гибралтар, тесно блокированный
с суши и с моря, продолжал свое отчаянное сопротивление лишь
благодаря искусству английских моряков, торжествовавших над
неспособностью и несогласием своих объединившихся врагов.
В Ост-Индии сэр Эдвард Юз (Hughes) встретил в Сюффрене про-
тивника, столь же превосходившего его по численности своих сил,
сколько де Грасс превосходил Гуда, и к тому же значительно более
способного флотоводца. Менорка, покинутая правительством метро-
полии, пала под давлением превосходных сил, как, очевидно,
должны были пасть один за другим менее важные из английских
Антильских островов. Положение Англии, с того времени как
Франция и Испания начали морскую войну против нее, везде было
оборонительным, за исключением Северной Америки; поэтому,
с военной точки зрения, оно было совершенно фальшивым. Она
везде ожидала атак, которые ее неприятель, превосходивший ее
в каждом случае, мог произвести, выбрав место и время по своему
усмотрению. Северная Америка действительно не была исключением
из этого правила, несмотря на некоторые наступательные операции,
которые никоим образом не вредили ее настоящим, т. е . морским
врагам.
Что же предписывала Англии военная мудрость при таком ее
положении, оставляя в стороне вопросы национальной гордости и
чувствительности? Вопрос этот доставил бы превосходный предмет
изучения для военного исследователя, и на него не следует отве-
чать поспешно; однако некоторые очевидные истины могут быть
сразу указаны. Во-первых, следовало бы определить, какую часть
атакованной империи было наиболее важно сохранить. После самих
Британских островов Северо-Американские колонии были в то время
наиболее ценными владениями в глазах Англии. Затем следовало бы
решить, какие другие владения было всего важнее сохранить по их
естественному значению и какие было всего легче удержать имев-
шимися там силами или силами империи, т. е. главным образом мор-
скими. В Средиземном море, например, и Гибралтар и Маон были
весьма ценными позициями. Можно ли было удержать их обе? Ко-
торая представляла более легкий доступ флоту, посланному для
поддержки ее? Если обе нельзя было оставлять за собой с вероят-
ностью на успех, то следовало открыто оставить одну из них,
а силу и усилия, необходимые для ее обороны, сосредоточить где-
нибудь в другом месте. Так, в Вест-Индии очевидные стратегиче-
ские преимущества Барбадоса и С.- Лючии подсказывали очищение
от гарнизонов других малых островов, тотчас же по достижении
неприятельским флотом численного превосходства над английским,
если не раньше. Вопрос о таком большом острове, как Ямайка, дол-
жен быть изучен как отдельно, так и в связи с общей проблемой.

Такой остров может своими силами отбить всякое нападение, если
противник не очень многочислен, а нападение такого противника
привлекло бы к нему все английские силы с наветренных станций
на Барбадосе и С. - Лючиа.
При таком сосредоточении средств обороны великое английское
оружие — флот — надлежало бы употребить для энергичных на-
ступательных действий. Опыт учит, что свободные нации, народные
правительства редко отваживаются совсем удалять силу, которая
лежит между вторгающимся в их владения противником и их бере-
гами или столицей. Поэтому, как бы ни было мудро, с военной
точки зрения, использовать флот Канала для того, чтобы помешать
соединению неприятеля, такой шаг мог оказаться невозможным.
Но в пунктах менее важных англичанам следовало предупредить
атаку союзников. Это было особенно справедливо по отношению
к тому театру войны, который мы рассматривали. Если Северная
Америка была первым объектом, то Ямайкой и другими островами
следовало бы смело рискнуть. Родней правильно сетует на то, что
адмиралы на Ямайке и в Нью-Йорке не выполнили его приказов
в 1781 г. и что этим фактом противник был обязан своим числен-
ным превосходством над флотом Грэвза.
Но почему в 1780 г., когда отплытие де Гишена в Европу дало
Роднёю огромное численное превосходство над врагом в течение
его кратковременного пребывания в Северной Америке, с 14 ок-
тября по 14 ноября, не было сделано никакой попытки уничтожить
французский отряд из семи линейных кораблей в Ныопорте? Эти
корабли прибыли туда в июле месяце, и, хотя сейчас же усилили
свою позицию земляными укреплениями, вести о появлении Роднея
близ берега возбудили в экипажах их сильный испуг. Две недели,
проведенные Роднеем в Нью-Йорке, а французами в деятельных
работах, поставили последних в положение, в котором они, по их
собственному мнению, могли противостоять всему флоту Англии.
«Дважды мы боялись, и более всего, когда прибыл Родней, — писал
начальник штаба французской эскадры, — что англичане атакуют
нас на самом рейде; и был промежуток времени, в течение которого
такое предприятие не было бы опрометчивым. Теперь (20 октября)
якорная стоянка укреплена так, что мы можем противостоять всему
флоту Англии» h
Позиция, занятая таким образом французами, была весьма
сильна2. Она образовывала входящий угол, немного более девя-
носта градусов, составлявшийся линиями, проведенными от Козли-
ного острова (Goat Island) к пункту, называвшемуся тогда Брентон
Пойнт (Brenton's Point), где стоит сейчас форт Адаме, с одной сто-
1 B ou el on, La Marine de Louis XVI, p. 281. Изданный под несколько
неправильным названием, этот труд представляет в действительности длинную
биографию Либержа де Граншэна (Liberge de Granehain), начальника штаба
французской эскадры под начальством Тернэя.
2 Дневник французского офицера 1781 г.; Magazine of American History,
за март 1880 г. Верки вовремя посещения Роднеем Нью-Йорка были, без сомне-
ния, менее совершенны, чем в 1781 г. Тот же источник, год спустя, опре-
деляет вооружение верка на Розовом острове в двадцать 36-фунтовых пушек.

роны, к Розовому острову (Rose Island) — с другой. На правом
фланге позиции, на Розовом острове, была поставлена батарея из
тридцати шести 24-фунтовых пушек; двенадцать пушек того же
калибра были помещены на левом фланге у Брентон Пойнта. Между
Розовым и Козлиным островами четыре корабля, построенные в на-
правлении вест-норд-вест, защищали вход, способные обстрели-
вать входящий флот продольным огнем, тогда как направление огня
трех других кораблей, стоявших между Козлиным островом и Брен-
тон Пойнтом, пересекало под прямым углом направление огня пер-
вых четырех кораблей.
С другой стороны, летом ветер дует прямо во вход — часто
с большой силой. Поэтому не могло быть и речи о том, что даже
сильно поврежденный корабль не сможет достигнуть места назна-
чения, а раз неприятель смешался бы с французскими кораблями,
то береговые батареи были бы нейтрализованы. Верки на Розовом
острове безусловно, а на Брентон Пойнте вероятно имели меньшую
высоту, чем две верхние батареи линейного корабля, и атакующий
флот мог противопоставить им гораздо больше орудий. Они
не могли быть казематированы, и меткий обстрел их картечью
бесспорно мог заставить их замолчать. К Розовому острову
можно было подойти с фронта и с западного фланга на двести
ярдов, а с севера на полмили. Ничто не предохраняло этого пра-
вого фланга французов, включавшего линию их судов, от разгрома
их английскими кораблями, если бы последние заняли позицию
к западу от Розового острова и стали обстреливать их продольным
огнем. Таким образом, весьма существенные факторы — близкая
дистанция и большая высота батарей — были достижимы для
английского флота, в котором было двадцать кораблей против семи
неприятельских. При успешном уничтожении последних и захвате
Розового острова можно было найти якорную стоянку в глубине
бухты и выждать там, пока благоприятный ветер позволит уда-
литься. По мнению замечательного морского английского офицера
того времени 1, близко знакомого с делом, нельзя было сомневаться
в успехе атаки; и он часто доказывал это Роднёю и предлагал сам
провести головной корабль.
То, что французы считали себя
в безопасности в этой позиции, а англичане согласились с этим,
ярко отмечает разницу между духом этой войны и духом войн
Нельсона и Наполеона.
Вопрос об атаке рассматривается здесь, однако, не как отдель-
ная операция, а по отношению ко всему ходу войны. Англия везде
занимала оборонительное положение, и сила ее уступала силе про-
тивника. Из такого положения нет спасения иначе, как путем дея-
тельности, энергичной почти до отчаянности. «Невозможно для
нас, — весьма справедливо писал первый лорд адмиралтейства Род-
нёю,— иметь везде флот, превосходящий противника; и если
1 Сэра Томаса Грэвза (Sir Thomas Graves), бывшего вторым в порядке
командования при Нельсоне во время атаки Копенгагена в 1801 г. — пред-
приятия, требовавшего столь же отчаянной решимости и сопряженного с го-
раздо большими затруднениями в смысле проводки судов, чем то, которое
здесь защищается. (См. " биографическую заметку в Naval Chronicle, vol. VIII.)

только наши командующие не встанут на высоту положения, как:
сделали это вы, и не будут считать предметом своих забот все
владения короля, то наши неприятели найдут нас неподготовлен-
ными везде и достигнут цели своих действий против нас» А На
английских командиров было возложено проведение таких атак, ко-
торые — рассматриваемые сами по себе — могли считаться неоправ-
данными. Союзный флот был ключом положения, и его большие
отряды, подобные ньюпортскому, подлежали уничтожению с любым
риском. Относительно влияния такого образа действий на политику
французского правительства могут быть различные мнения, но автор
настоящего труда не имеет в этом отношении никаких сомнений.
Нельзя не видеть также, что ни один английский офицер, облечен-
ный властью командующего в рассматриваемый период, не был на
высоте положения, за исключением Гуда и, может быть, Гоу. Род-
ней был теперь стар, хил и, несмотря на свои способности, скорее
мог считаться осторожным тактиком, чем великим адмиралом.
Поражение Грэвза и последовавшая затем сдача Корнуэлля не
закончили морских операций в западном полушарии. Напротив,
один из самых интересных тактических подвигов и самая блестя-
щая победа целой войны еще должны были увенчать английское
оружие в Вест-Индии; но с событиями в Иорктауне патриотический
интерес войны для американцев заканчивается. Прежде чем про-
ститься с этой борьбой за независимость, следует еще раз под-
черкнуть, что ее успешный конец, по крайней мере так скоро после
ее начала, был обусловлен господством над морем — сосредоточе-
нием морского могущества в руках французов и неправильным
распределением морских сил английскими властями. Такой вывод
может быть подтвержден авторитетом одного человека, который
в совершенстве — лучше всех других — знал ресурсы страны,
характер народа и трудности борьбы, — человека, имя которого до
сих пор еще служит высочайшей гарантией глубокого, спокойного
и непоколебимого здравого смысла и патриотизма.
Тон всем высказываниям Вашингтона задает его «Меморандум
о согласовании плана операций с французской армией» («Memo-
randum for concerting a plan of operations with the French army»),
помеченный 15 июля 1780 г. и переданный французским властям
Лафайеттом:
«Маркиз де Лафайетт будет рад сообщить следующие общие идеи
графу де Рошамбо и кавалеру де Тернэй, как мнение нижеподписавшегося:
1. Во всякой операции и при всех обстоятельствах решительное пре-
восходство на море должно считаться основным принципом и базисом,
на который, в конце концов, должна опираться всякая надежда на успех».
Впрочем, это, хотя и в высшей степени точное и решительное
выражение взглядов Вашингтона, является только одним из многих
других, одинаково ясных. Так, в письме к Франклину 20 декабря
1780 г. он говорит:
«Обманутые в ожидании второго подразделения французских войск
(блокированного в Бресте), а особенно в ожидавшемся достижении пре-
1 Rodney's -Life, vol. I, p. 402.

восходства на море — этой оси, вокруг которой вращалось решительно
все, мы вынуждены были потратить время на бездеятельную кампанию
после заманчивой перспективы, улыбнувшейся нам при открытии ее:
недавно мы были вынуждены сделаться зрителями прохождения несколь-
ких отрядов из армии, находящейся в Нью-Йорке, на помощь лорду Кор-
нуэллю; наша морская слабость и политическая распущенность значи-
тельной части .нашей армии лишили нас возможности противодействовать
врагу на юге и получить преимущество над ним здесь».
Месяц спустя, 15 января 1781 г., в памятном письме полков-
нику Лорану (Laurens), посланному со специальным поручением во
•Францию, он говорит:
«После займа денег постоянное морское превосходство у этих берегов
является объектом наибольшего интереса. Достижение его сейчас при-
вело бы неприятеля в трудное оборонительное положение... В самом
деле, нельзя себе представить, как он смог бы содержать большие силы
в этой стране, если бы мы обладали господством над морями и могли
помешать регулярной доставке запасов из Европы. Это превосходство,
с помощью денег, дало бы возможность обратить войну в энергичное
наступление. По отношению к нам оно, кажется, должно считаться
одним из двух решающих моментов».
В другом письме к тому самому лицу, находившемуся тогда
® Париже, помеченном 9 апреля, он пишет:
«Если Франция не подаст нам своевременной и сильной помощи,
то при критическом положении наших дел позднейшие ее попытки
не будут иметь для нас никакой цены... Зачем нужно мне входить
в подробности, когда можно сказать одним словом, что мы дошли
до последней крайности и что наше освобождение должно притти теперь
или никогда? Как легко было бы обратить замыслы неприятеля против
него самого, если бы можно было согласовать с общим планом войны
постоянное нахождение в этих морях флота более сильного, чем неприя-
тельский, и если бы Франция дала нам возможность стать активными,
одолжив нам денег».
Корабли и деньги — лейтмотив его крика о помощи. 23 мая
1781 г. он пишет кавалеру де ла Люзерну (de la Luzerne): «Я не
вижу, как можно оказать действительную поддержку Южным
Штатам и предотвратить угрожающее зло, пока мы уступаем
неприятелю в морской силе в этих водах». По мере приближения
времени года, благоприятного для активных операций, его жалобы
становятся более частыми и настоятельными. Генерал-майору Грину
(Greene), который боролся в это время с затруднениями в Южной
Каролине, он пишет 1 июня 1781 г.: «Наши дела были внимательно
обсуждены со всех точек зрения, и было окончательно решено
сделать попытку нападения на Нью-Йорк предпочтительно перед
операцией на юге, так как мы не имели решительного господства
на воде». К Джефферсону, 8 июня: «Если бы я встретил такую
поддержку, какую ожидал. от соседних штатов, то неприятель
•был бы, я надеюсь, приведен к необходимости отозвать часть своих
сил с юга для поддержки Нью-Йорка, иначе он подвергся бы не-
минуемому риску быть прогнанным с этой бесценной для него пози-
ции; и если бы, по счастливому стечению обстоятельств, мы при-
обрели превосходство на море, то его разгром был бы неизбежен. ..

Пока мы остаемся слабейшими на море... разумная политика тре-
бует, чтобы мы попытались выручить место, терпящее бедствие
(т. е. юг), диверсией, скорее, чем немедленной посылкой туда под-
креплений». К Рошамбо, 13 июня: «Ваше превосходительство, при-
помните, что мы смотрели на Нью-Йорк, как на единственно
целесообразный объект при настоящих обстоятельствах; но если
бы мы были способны добиться превосходства на море, то может
быть мы смогли бы найти другие, еще более целесообразные и
столь же желательные объекты». Около 15 августа были получены
письма от де Грасса, извещавшие об отплытии его к Чезапику,
и корреспонденция Вашингтона с тех пор свидетельствует о дея-
тельных приготовлениях к кампании в Виргинии, базировавшейся на
так долго задержавшемся флоте. Упадок духа де Грасса и его
намерение итти в море после того, как он узнал, что английский
флот в Нью-Йорке получил подкрепления, вызвали умоляющее
письмо Вашингтона, помеченное 25 сентября, которое слишком
длинно для цитирования; но когда опасность прошла, уверенность
вернулась к Вашингтону: на следующий день после капитуляции
он пишет де Грассу: «Покорение Йорка... честь которого принадле-
жит вашему превосходительству, сильно предупредило (во времени)
наши самые пылкие ожидания». Затем он продолжает торопить его
с продолжением операций на юге, поскольку осталось еще так
много благоприятного времени:
«Общее морское превосходство
британцев до вашего прибытия дало им решительные преимущества
на юге, в виде возможности быстрой перевозки их войск и запа-
сов, тогда как огромные сухопутные переходы наших подкрепле-
ний, слишком запоздалые и дорогие во всех отношениях, подвергли
нас разгрому по частям. От вас, ваше превосходительство, будет
поэтому зависеть положить конец войне». Де Грасс, отказав ему
в помощи на этот раз, выказал, однако, намерение содействовать
ему в кампанию следующего года, и Вашингтон немедленно согла-
шается: «Мне нет необходимости настаивать перед вашим превос-
ходительством на безусловной необходимости в морской силе, спо-
собной дать вам абсолютное господство в этих морях... Вы изво-
лили заметить, что каковы бы ни были усилия сухопутных армий,—
флот должен иметь решающий голос в настоящей борьбе».
Две
недели спустя, 15 ноября, он пишет Лафайетту, собирающемуся
отплыть во Францию:
«Так как вы выразили желание знать мое мнение относительно опе-
раций в следующую кампанию, то я, без утомительных доводов, заявляю
коротко, что исход безусловно зависит от морской силы, которая будет
действовать в этих морях, и от времени ее появления в следующем году.
Никакая сухопутная сила не может действовать решительно без наличия
морского превосходства... Никто не сомневался и не сомневается
в неизбежности полного истребления британских сил в Каролине и Геор-
гии, в случае, если бы граф де Грасс мог продлить свои операции еще
на два месяца».
Таково, по мнению почтенного главнокомандующего американ-
скими армиями, было влияние морской силы на борьбу, которую он
направлял с таким большим искусством и с таким бесконечным

терпением и которую, несмотря на величайшие испытания и препят-
ствия, он довел до славного конца.
Могут заметить, что американцы испытывали такие затруднения,
несмотря на большие, удостоверенные убытки, наносившиеся бри-
танской торговле крейсерами союзников и американскими каперами.
Этот факт и незначительные результаты общей войны, подчиненной
в то время задаче уничтожения торговли, показывает второстепен-
ное и нерешительное влияние такой политики на великие проблемы
войны.

ГЛАВА
XI
МОРСКАЯ ВОЙНА В ЕВРОПЕ (1779—1782)
Предшествующая глава закончена мнениями Вашингтона, выра-
жавшимися по различным поводам и неоднократно относительно
влияния морской силы на борьбу за независимость Америки.
Если бы позволило место, то эти мнения могли бы быть под-
держаны мнениями сэра Генри Клинтона — английского главно-
командующего А В Европе результаты в еще большей степени
зависели от того же фактора. Здесь союзники имели три отдель-
ных объекта, по отношению к каждому из которых англичане
занимали строго оборонительное положение. Первым из них была
сама Англия, для вторжения в которую необходимо было прежде
всего уничтожить флот Канала; если эта задача и ставилась серь-
езно, то попытки разрешения ее вряд ли можно назвать серьез-
ными. Вторым был Гибралтар, третьим — Менорка. Однако союз-
никам удалось достигнуть только последней цели. Трижды Англии
угрожал флот,
значительно
превосходивший ее собственный;
трижды угроза исчезала безрезультатно. Трижды Гибралтар был
поставлен в критическое положение и трижды его выручало искус-
ство и счастье английских - моряков, несмотря на подавляющее
неравенство сил.
После сражения Кеппеля близ Уэссана в течение 1778 и пер-
вой половины 1779 г. не было ни одного генерального сражения
между флотами в европейских морях. Между тем, Испания шла
к разрыву с Англией и деятельному союзу с Францией. Война была
объявлена ею 16 июня 1779 г., но еще 12 апреля был заключен
договор между двумя королевствами Бурбонов, предусматривавший
деятельную войну с Англией. По его условиям, должно было
предпринять вторжение в Великобританию или Ирландию и упо-
требить все усилия к возвращению Испании Менорки, Пенсаколы
и Мобиля, — и оба двора обязались взаимно не соглашаться ни на
мир, ни на перемирие, ни на прекращение враждебных действий
до тех пор, пока не будет возвращен Гибралтар 2.
1 Любознательный читатель может ознакомиться с письмами и заметками
Клинтона в издании «Clinton Cornwallis Controversy»,
Ъу В. F . Stevens.
London, 1888.
2 В а пег оift, History of the United States, vol. X, p. 191.

От объявления войны воздерживались до полной готовности
к нанесению удара, но при натянутых отношениях с двумя стра-
нами английское правительство, без сомнения, должно было бы
держаться настороже и приготовиться воспрепятствовать соединению
их флотов. Но в действительности не было установлено серьезной
блокады Бреста, и двадцать- восемь французских линейных
кораблей вышли оттуда беспрепятственно1 3 июня 1779 г.,
под
начальством д'Орвилье, бывшего противником Кеппеля за год
перед тем. Флот направился к берегам Испании, где он должен
был найти испанские корабли, но полное соединение состоялось
не ранее 22 июля. Семь летних месяцев были, таким образом, упу-
щены, но это была не единственная потеря; французы были снаб-
жены провиантом только на тринадцать недель, и эта поистине
великая армада из шестидесяти шести военных кораблей и четыр-
надцати фрегатов имела перед собой не более сорока рабочих дней.
Кроме того болезни опустошали ряды флота, и хотя ему удалось
войти в Канал, пока английский флот был в море, последний,
численность которого составляла немного более половины числа
кораблей неприятеля, сумел пройти через него. Вялость действий
коалиции увеличила слабость ее сил, явившуюся следствием недо-
статочной подготовки; великая и естественная паника на берегах
Английского канала и взятие одного линейного корабля были
единственными результатами крейсерства, продолжавшегося для
французов свыше пятнадцати недель2.
1 Хотя англичане, таким образом, непростительно упустили случай восполь-
зоваться своим превосходством над французским флотом, взятым в отдель-
ности, так как флот Канала насчитывал более сорока линейных кораблей,
страх, что он может воспрепятствовать соединению, заставил Брестский флот
отплыть в спешке и с не полностью укомплектованными командами, — факт,
который оказал большое влияние на исход крейсерства (Chevalier, 519).
2 Подробности дурного управления этим огромным сборищем кораблей так
многочисленны, что запутали бы изложение, и потому мы упомянем о них
в выноске. Французский флот поторопился выйти в море при нехватке четы-
рех тысяч матросов до нормального комплекта. Испанцы потратили на соедине-
ние с ним семь недель. Когда же это соединение, наконец, состоялось, то
спохватились, что никакой общей системы сигналов не было установлено;
пять превосходных летних дней были потрачены на исправление этого упу-
щения, и не ранее как через неделю после того флот смог отплыть в Англию.
Никаких мер не было принято для пополнения запаса провианта, израсходо-
ванного французами за семь недель. Первоначальные приказания, полученные
д'Орвилье, предусматривали высадку в Портсмуте или захват острова Уайт,
для чего большая армия была собрана на берегах Нормандии. По достижении
Канала эти распоряжения были внезапно изменены, и местом высадки был
указан Фальмут. Но к этому времени (16 августа) лето было почти на исходе,
так что Фальмут, если бы он и был взят, не смог бы служить защитой
от непогоды для такого большого флота. Затем восточный шторм выгнал флот
из Канала. К этому времени свирепствовавшие болезни так уменьшили числен-
ность команд, что многие корабли не могли ни управляться, ни сражаться.
Из личного состава корабля — нормальной численностью в восемьсот или ты-
сячу человек — на перекличку собиралось только от трехсот до пятисот чело-
век. Таким образом, дурная администрация сама подорвала боевые силы своего
флота; в то же время необъяснимая военная ошибка —* перемена объекта на-
падения безопасного и легкодоступного рейда на третьеклассную и незащи-
щенную гавань — довершила бедствие, отняв единственную надежду на без-
опасную базу операций в осенние и зимние месяцы. Франция тогда не имела

Разочарование, явившееся следствием дурной подготовки глав-
ным образом Испании, хотя и французское министерство не сумело
удовлетворить настоятельные потребности своего флота, обруши-
лось, конечно, на ни в чем неповинного генерала д'Орвилье. Этот
храбрый и образованный, но несчастный офицер, единственный сын
которого умер от чумы, бичевавшей союзников, не мог выдержать
такого несправедливого отношения. Будучи глубоко религиозным
человеком, он не искал спасения в самоубийстве, подобно Вильневѵ
после Трафальгара, но отказался от командования.
Незначительный интерес морских операций 1780 г. в Европе
сосредоточивается вокруг Кадикса и Гибралтара. Эта крепость
была осаждена испанцами немедленно после объявления ими войны,
и, хотя успешно сопротивлялась непосредственной атаке, тем не
менее снабжение ее боевыми и продовольственными припасами
представляло предмет серьезнейших забот, затруднений и небез-
основательных опасений. Ради этого снабжения Родней отплыл.
29 декабря 1779 г., имея под своей командой двадцать линейных.
кораблей, с большим конвоем и подкреплениями для Гибралтара
и Менорки, а также с судами, торговавшими с Вест-Индией.
Последние отделились 7 января и ушли под охраной четырех фре-
гатов, а на следующее утро Родней встретился с испанской эска-
дрой из семи военных кораблей и шестнадцати тендерных, которые
и взял в плен. Двенадцать из последних, нагруженные провиан-
том, были отведены в Гибралтар. Неделю спустя, в час пополудни,
показалась на юго-востоке испанская эскадра из одиннадцати
линейных кораблей. Эскадра эта продолжала держаться на том же
курсе, предполагая, что видит корабли с продовольствием для
Гибралтара, не охраняемые военными кораблями, — несчастное
заблуждение, от которого он очнулся уже слишком поздно, чтобы
успеть избежать опасности; это произошло от еще более несчаст-
ной оплошности, а именно оттого, что флот не выслал на разведку
фрегатов. Когда испанский адмирал Дон-Хуан де Лангара понял
свою ошибку, то пытался бежать; но английские корабли были
обшиты медью в подводной части, и Родней, дав сигнал общей
погони, нагнал его, врезался между ним и портом его назначения,
несмотря на ветренную ночь, близость подветренного берега
и опасные мели, и взял в плен главнокомандующего с шестью
линейными кораблями. Седьмой был взорван. Погода продолжала
оставаться бурной, так что один из призов потерпел крушение
и еще один был загнан в Кадикс; несколько английских кораблей
также находились в большой опасности, но счастливо избежали ее,
и через несколько дней вся эскадра вошла в Гибралтарскую бухту.
Конвой, предназначенный для Менорки, был тотчас же отослан
туда, и немедленно после возвращения охранявших его военных
кораблей, 13 февраля, Родней отплыл в Вест-Индию с четырьмя
линейными кораблями, послав остальную часть своих сил с при-
зами в Англию под начальством адмирала Дигби (Digby).
ни одного первоклассного порта на Канале; поэтому сильные западные штормы,
которые господствовали осенью и зимой, выгнали бы союзников в Северное
море.

Политическое положение и партийные разногласия в Англии,
а также неизбежная сравнительная слабость флота Канала были
таковы, что трудно было найти адмирала, который пожелал бы
принять на себя командование. Замечательный офицер, адмирал
Баррингтон, завоеватель острова С. - Лючиа, отказался занять первое
место, хотя и соглашался служить вторым в порядке командова-
ния, даже и в подчинении у младшего по чину Г Союзный флот из
тридцати шести линейных кораблей собрался в Кадиксе. Их крей-
серства, однако, ограничивались побережьем Португалии; их един-
ственной заслугой — хотя, правда, очень важной — было взятие
в плен целого конвоя, богато нагруженного военными припасами,
предназначенными для Ост- и Вест-Индии. Ввод в Кадикс шести-
десяти английских призов, почти с тремя тысячами пленников, был
источником большой радости для Испании. 24 октября де Гишен,
возвратившись после состязания с Роднеем, вошел в тот же порт
со своей вест-индской эскадрой из девятнадцати линейных кораб-
лей; но собравшиеся здесь огромные силы не сделали ничего.
Французские корабли возвратились в Брест в январе 1781 г.
Хотя война 1780 г. и не дала военных результатов в Европе, она
обусловила событие, которое не может быть всецело обойдено
молчанием никакой историей морской силы. Это был вооруженный
нейтралитет, во главе которого стояла Россия, в соединении со
Швецией и Данией.
Притязания Англии на захват имущества неприятеля на ней-
тральных судах тяжело ложились на нейтральные державы А осо-
бенно на Балтийские и на Голландию, в руки которой, так же как
и в руки австрийских Нидерландов, война передала почти всю
транзитную торговлю Европы, тогда как произведения стран Бал-
тики — судостроительные материалы и хлеба — была именно теми
товарами, которых Англия хотела лишить своих врагов. Деклара-
ции, окончательно сформулированные Россией и подписанные Шве-
цией и Данией, настаивали на международном признании следую-
щих четырех требований:
1. Чтобы нейтральные корабли имели право не только входить
в неблокированные порты, но и совершать рейсы между портами
воюющей нации; другими словами, требовалось сохранение непри-
косновенности каботажной торговли воюющих сторон.
2. Чтобы имущество, принадлежащее подданным воюющей
державы, было неприкосновенно на нейтральных кораблях. Это
отвечает принципу, выраженному в известном теперь правиле: «на
свободных кораблях свободное имущество» 2.
3. Чтобы никакие предметы, кроме оружия и предметов воору-
жения, не считались контрабандой. Из последней исключались
также предметы морского снабжения и съестные припасы, если
только они не принадлежали правительству воюющей стороны.
1 Life otf Admiral Keppel, vol. II, p. 72, 346, 403. См. также Barrow,
Life of Lord Howe, pp. 123—126.
3 Юридическая формула: «флат покрывает груз». —і Прим. ред.

4. Чтобы блокады для признания их обязательными поддержи-
вались достаточными морскими силами, расположенными поблизо-
сти от блокируемого порта.
Так как договаривавшиеся стороны были нейтральными в на-
стоящей войне, но в то же время обязались поддерживать эти
принципы соединенным военным флотом, определенной минималь-
ной численности, соглашение между ними получило название
Вооруженного Нейтралитета. Вопрос о правильности различных
деклараций относится к международному праву; но очевидно, что
ни одно большое приморское государство, занявшее такое положе-
ние, какое занимала тогда Англия, не подчинилось бы первому
и третьему требованиям, признав их справедливыми. Одна только
политика могла бы побудить ее сделать это. Не встретив деклара-
ции прямыми возражениями, министерство и король решились пре-
небрегать ими, — образ действий, который в принципе оправдывался
даже выдающимися представителями резкой оппозиции того вре-
мени. Неопределенная позиция Соединенных Провинций, разде-
лившихся, как в дни Людовика XIV, между сторонниками Англии
и Франции, вопреки столетнему союзу с первой, привлекала осо-
бенное внимание Великобритании.
Их просили присоединиться
к Вооруженному Нейтралитету; они колебались, но большинство
Провинций сочувствовало ему. Один британский офицер зашел так
далеко, что позволил себе стрелять по голландскому военному
кораблю, который сопротивлялся обыску торговых судов, шедших
под его конвоем; поступок этот, правильный или нет, способство-
вал раздражению Голландии против Англии. Последнею было ре-
шено, что если Соединенные Провинции уступят коалиции ней-
тральных стран, то им должна быть объявлена война. 16 декабря
1780 г. английское министерство было извещено, что Генеральные
Штаты решились безотлагательно подписать декларации Вооружен-
ного Нейтралитета. Сейчас же были посланы Роднёю приказания
занять голландские вест-индские и южноамериканские владения;
подобные же приказания полетели и в Ост-Индию; из Гааги был
отозван посол. Англия объявила войну четыре дня спустя. Таким
образом, главное влияние Вооруженного Нейтралитета на войну
выразилось в том, что колонии и торговля Голландии достались
в добычу английским крейсерам. Лишний враг не представлял
большего значения для Великобритании, географическое положе-
ние которой мешало соединению голландского флота с флотами
других ее врагов. Владения Голландии везде попадали в ее руки,
за исключением спасавшихся от этого Францией, тогда как кро-
вавое, но совершенно непоучительное сражение между английской
и голландской эскадрами в Северном море в августе 1781 г. было
единственным подвигом, продемонстрировавшим старые голланд-
ское мужество и упорство.
1781 год, решивший вопрос о независимости Соединенных
Штатов, был отмечен в европейских морях внушительными пере-
движениями больших флотов, сопровождавшимися, однако, ни-
чтожными результатами. В конце марта де Грасс отплыл из Бреста
с двадцатью шестью линейными кораблями. 29-го он отрядил пять

из них, под начальством Сюффрена, в Ост-Индию, а сам продол-
жал свой путь, который привел его к успеху в йорктауне и пора-
жению в Вест-Индии. 23 июня де Гишен отплыл из Бреста с восем-
надцатью линейными кораблями в Кадикс, где он соединился
с тридцатью испанскими кораблями. Эта огромная армада отплыла
22 июля в Средиземное море, высадила четырнадцать тысяч войск
на Менорке и затем двинулась к Английскому каналу.
Англичане должны были в этом году подумать прежде всего
о предотвращении опасности, угрожавшей Гибралтару. Эта оса-
жденная крепость не получала припасов со времени посещения
Роднея в январе предыдущего года и терпела теперь величайшую
нужду, так как скудные запасы провианта уже сильно попортились,
сухари сделались червивыми и мясо начало разлагаться. Посреди
ужасов и шума этой осады, одной из самых длинных и наиболее
интересных в истории, страдания сражавшихся увеличивались при-
сутствием в крепости большого количества мирных граждан, вклю-
чая жен и членов семейств солдат и офицеров. Большой флот из
двадцати восьми линейных кораблей отплыл из Портсмута 13 марта,
конвоируя триста торговых кораблей в Ост- и Вест-Индию, кроме
девяноста семи транспортов и судов с продовольствием для Скалы.
Задержка у Ирландского берега помешала ему встретиться с де
Грассом, который отплыл через девять дней после него. Прибыв
к мысу С. -Винцент, он не встретил неприятеля и, заглянув в Ка-
дикс, увидел там большой испанский флот, стоявший на якоре.
Последний, однако, не тронулся с места, и английский адмирал
Дерби (Derby) без всяких затруднений доставил в Гибралтар
предназначенное ему продовольствие 12 апреля. В то же время он,
подобно де Грассу, отослал в Ост-Индию маленькую эскадру,
которая задолго до того была предназначена для встречи с Сюф-
френом. Бездеятельность испанского флота, особенно принимая
в соображение страстное отношение правительства Испании к Гиб-
ралтару и равночисленность этого флота с английским, если даже
не численное превосходство над ним, показывает, как мало имел
испанский адмирал доверия к себе или к своим подчиненным.
Дерби, выручив Гибралтар и Менорку, возвратился в Канал в мае
месяце.
В следующем (августе) месяце Дерби при приближении соеди-
ненного флота в числе почти пятидесяти кораблей возвратился
назад к Торбэю и расположил там на якоре свои тридцать кораб-
лей. Де Гишен, который был главнокомандующим и на осторож-
ность которого в сражении с Роднеем мы уже обращали выше вни-
мание, был склонен вступить в сражение; но почти единодушная
оппозиция испанцев, поддержанных некоторыми из его офицеров,
одержала над ним верх в военном совете
и великая коалиция
1 Битсон (Beatson) подробно излагает (т. V, стр. 395) спор в союзном
военном совете. Обычная нерешительность таких советов, ввиду затруднитель-
ности положения, была увеличена ложным обольщением выгодами коммерче-
ской войны, как решительного способа военных действий. Г. де Боссе
(de Beaueeet) настаивал на том, что «союзные флоты должны бы были обратить
Ree свое внимание на важную и достижимую цель перехватывания британских

Бурбонов опять отступила, побитая внутренними несогласиями и
единством неприятеля. Освобождение Гибралтара и неприкосно-
венность Англии были результатами ее гигантских сборов, так как
действия ее едва ли могут быть названы усилиями. Год закон-
чился для союзников обидным поражением их. Де Гишен отплыл
из Бреста с семнадцатью кораблями, прикрывая большой флот тор-
говых кораблей и транспортов с боеприпасами. Он был преследуем
двенадцатью английскими кораблями, под начальством адмирала
Кемпенфельда (Kempenfeld) — офицера, высокие профессиональные
способности которого не заслуживали бессмертия, которое пода-
рила ему поэзия за трагическую смерть. Встретившись с францу-
зами в полутораста милях западнее Уэссана, он отрезал часть
их конвоя, несмотря на сравнительную малочисленность своей
эскадры Г Через несколько дней после этого буря рассеяла фран-
цузский флот. Только два линейных корабля и пять торговых из
ста пятидесяти достигли Вест-Индии.
1782 год начался для англичан потерею Порт-Маона, который
сдался 5 февраля, после шестимесячной осады; сдача его была
вынуждена цынгою, явившейся следствием недостатка овощей, и
долгого заключения в дурном воздухе бомбоубежищ и казематов
под жестоким огнем неприятеля. В последнюю ночь обороны только
на сторожевые посты требовалось 415 человек, тогда как способ-
ных к ношению оружия оставалось всего шестьсот пятьдесят чело-
век; так что сменять посты не было возможности.
Союзные флоты собрались в этом году в Кадиксе в числе
сорока линейных кораблей. Ожидалось, что число их будет увели-
чено голландскими кораблями, но эскадра под начальством лорда
Гоу прогнала последние назад в их порты. Нет определенных осно-
ваний полагать, что предполагались какие-либо деятельные опера-
ции против английских берегов, но в течение летних месяцев союз-
ники крейсировали близ устья Канала и в Бискайской бухте. Их
присутствие обеспечивало безопасность прихода и ухода торговых
кораблей их стран, и в то же время угрожало английской торговле;
несмотря на это Гоу, с двадцатью двумя кораблями, не только дер-
флотов при возвращении их из Вест-Индии. Эта. мера, при господстве на море
союзных флотов, едва ли могла не увенчаться успехом; и это нанесло бы
такой удар враждебной нации, от которого она не смогла бы оправиться
в течение всей войны». Французское описание этого совета в труде Лапейруза
Бонфиса (Lapeyrouse-Bonfils), в основном, тождественно с цитированным сей-
час. Шевалье, умалчивающий о деталях, справедливо замечает: «Только что
закончившееся крейсерство союзного флота было таково, что должно было
повредить репутации Франции и Испании. Эти две державы, развернув большие
силы, не достигли никаких результатов». Английская торговля также понесла
небольшие убытки. Гишен писал домой: «Я возвратился из крейсерства
утомленный, но без славы».
1
Неудачи французов были в значительной степени обусловлены непра-
вильными распоряжениями де Гишена — адмирала искусного и обычно заботли-
вого. Когда Кемпенфельд встретился с ним, французские военные корабли
были под ветром у своего конвоя, тогда как английские были на ветре у него.
Первые, поэтому, были неспособны своевременно притти на помощь конвою;
последний, в свою очередь, не мог вследствие своей многочисленности
спуститься в полном составе под ветер сопровождавших его кораблей.

жался в море и избежал сражения, но и сумел ввести благополучно
в порт ямайский флот. Ущерб, нанесенный торговле и военно-мор-
ским перевозкам обеих сторон, был, можно сказать, одинаков,
а потому честь за успешное использование морской силы для та-
ких важных целей, конечно, должна быть воздана слабейшей
стороне.
Выполнив инструкции, данные им на летнее крейсерство, сое-
диненные флоты возвратились в Кадикс. 10 сентября они отплыли
оттуда в Алхесирас, на противоположной стороне бухты от Гибрал-
тара, для поддержки большой комбинированной атаки с суши и
с моря, в надежде, что она приведет к отнятию у Англии этого
ключа Средиземного моря. С теми кораблями, которые уже были
там, численность флота достигла почти пятидесяти линейных
кораблей. Подробности жестокого штурма едва ли касаются на-
шего предмета, но тем не менее нельзя пройти мимо них без
такого, по крайней мере, упоминания, которое может уяснить их
интерес и обратить на них внимание.
Трехлетняя осада, приближавшаяся в рассматриваемое время
к концу, изобилует блестящими подвигами точно так же, как
менее видными, но более трудными доказательствами стойкости
и выносливости гарнизона. Как долго мог бы последний еще дер-
жаться, сказать трудно, ввиду успешного противодействия англий-
ских морских сил попыткам союзников перерезать морские комму-
никации крепости; но кажется вероятным, что последняя должна
была либо пасть под ударами главных сил врага, либо не пасть
совсем, так как возраставшее истощение воюющих сторон пред-
сказывало близкое окончание войны. В связи с этим, Испания
умножала свои усилия и военную изобретательность, между тем
как известия об этом и о приближавшемся решительном столкно-
вении привлекали на арену его волонтеров и именитых людей со
всех сторон Европы. Два принца французской ветви дома Бурбо-
нов своим прибытием придали приближавшейся драме еще больший
театральный интерес. Присутствие принцев королевской крови
требовалось для украшения блестящей катастрофы, ибо осаждав-
, шие горячо ожидали удовлетворительной dénouement (развязки) со
всей уверенностью драматурга.
Кроме укреплений на перешейке, который соединяет Скалу
с материком и где теперь были поставлены триста орудий, главная
надежда нападавших возлагалась на десять пловучих батарей, не-
уязвимых для картечи и зажигательных снарядов; на них было сто
пятьдесят четыре тяжелых орудия.
Батареи эти должны были
встать на якорь, в тесной линии, вытянутой с севера на юг, вдоль
западного фаса укреплений, примерно в девятистах ярдах от него.
Их должны были поддерживать сорок канонерок и столько же
бомбардирских судов, кроме усилий линейных кораблей прикрыть
атаку и отвлечь гарнизон. Было доставлено двенадцать тысяч
французских солдат для подкрепления испанцев в большом штурме,
к которому должны были приступить, после того как бомбарди-
ровка достаточно разрушит крепость и деморализует ее защитни-
ков. В это время последние насчитывали в своих рядах семь тысяч

человек, а у их сухопутных противников было тридцать три
тысячи человек.
Последний акт был открыт англичанами. В семь часов утра
8 сентября 1782 г. командующий генерал Эллиот открыл жесто-
кий и в высшей степени эффективный огонь по веркам на пере-
шейке. Достигнув своей цели, он остановился, но на следующее
утро неприятель поднял перчатку и в течение четырех дней непре-
рывно обстреливал укрепления, выпуская только из орудий, уста-
новленных на перешейке, шесть тысяч пятьсот сплошных ядер
и тысячу сто бомб каждые двадцать четыре часа. Так приблизи-
лась великая заключительная сцена 13 сентября. В семь часов утра
этого дня десять батарейных кораблей отдали швартовы, на кото-
рых они стояли у входа в бухту, и спустились к назначенным им
местам. Между девятью и десятью часами они стали на якорь
и тотчас же открыли ураганный огонь. Осажденные отвечали
с одинаковым ожесточением. Батарейные корабли вначале брали
перевес и в течение нескольких часов оправдывали возлагавшиеся
на них надежды: снаряды не пробивали их бортов или даже сколь-
зили по ним, а автоматические аппараты для тушения огня сводили
на-нет действие каленых ядер.
Однако около двух часов показался дым на корабле главно-
командующего и, несмотря на все попытки сбить огонь, рас-
пространение его продолжалось. Такое же несчастье постигло
и другие корабли; к вечеру огонь осажденных достиг уже замет-
ного превосходства, и к часу пополуночи большая часть батарейных
кораблей была охвачена пламенем. Их затруднительное положение
ухудшалось еще действиями морского офицера, командовавшего
английскими канонерками и занявшего теперь пост на фланге
линии: он громил ее с весьма действительными результатами, чего
испанские канонерки не должны бы были допустить. В конце кон-
цов, девять или десять батарейных кораблей взорвались, причем
погибло около тысячи пятисот человек и около четырехсот едва
были спасены из огня английскими моряками. Десятый корабль
был абордирован и зажжен английскими шлюпками. Надежды ата-
кующих погибли с этой неудачей батарейных кораблей.
Теперь осталась только надежда принудить гарнизон к сдаче
голодом, и к ней-то и обратились союзные флоты. Известно было,
что лорд Гоу был на пути в Гибралтар с большим флотом из три-
дцати четырех линейных кораблей, не считая тендеров. 10 октября
сильный западный шторм нанес повреждения некоторым союзным
кораблям, пригнав один из них к берегу, под огонь батарей Гибрал-
тара, после чего он сдался. На следующий день показалась эскадра
Гоу, и транспорты имели превосходный случай стать безопасно на
якорь; но этот случай, по беспечности их, был упущен всеми, кроме
четырех. Остальные прошли с военными кораблями к востоку,
в Средиземное море. Союзники последовали за ними 13-го, но,
хотя оказавшись, таким образом, между портом и силами, шедшими
ему на помощь, и не обремененные, подобно последним, тендерами,
они все-таки ухитрились позволить почти всем транспортам про-
скользнуть мимо них и стать благополучно на якорь. Не только

провиант и боеприпасы, но и отряды войск, привезенные военными
кораблями, были спокойно доставлены на берег. 19-го числа англий-
ский флот прошел обратно через пролив с восточным ветром,
потратив на исполнение всей своей миссии всего неделю времени
и обезопасив Гибралтар еще на целый год. Союзные флоты после-
довали за ним, и 20-го числа состоялось сражение на дальней
дистанции, так как союзники, хотя и бывшие на ветре, не захотели
подойти ближе. Число кораблей, участвовавших в этом великолеп-
ном спектакле, — заключительной сцене великой европейской
драмы и эпилоге успешной обороны Гибралтара, — было восемь-
десят три: сорок девять союзных и тридцать четыре английских.
Из первых только тридцать три вступили в бо», но поскольку
и худшие ходоки, вероятно, успели бы принять участие в общей
схватке, то лорд Гоу был, надо думать, прав, уклоняясь, насколько
от него зависело, от боя, на котором союзники не слишком горячо
настаивали.
Таковы были результаты этой великой борьбы в европейских
морях, отмеченной со стороны союзников усилиями — гигантскими
по размерам, но разрозненными и вялыми по исполнению. Англия,
которую противники сильно превосходили численностью флота,
выказала большую целеустремленность, высокое мужество и море-
ходное искусство; но едва ли можно сказать, что военные замыслы
ее советов и кабинетное управление ее морскими силами были
достойны искусства и преданности отечеству ее моряков. В дей-
ствительности неравенство шансов против нее не было даже при-
близительно так велико, как то показывают грозные списки орудий
и кораблей; и если можно простить первоначальные колебания, то
последовавшие за объявлением войны годы нерешительности и пас-
сивности союзников должны бы были обнаружить перед ней их
слабость. Нежелание французов рисковать своими кораблями, так
ясно высказанное д'Эстеном, де Грассом и де Гишеном, а также
медлительность и несостоятельность испанцев должны бы были
побудить Англию к продолжению ее исконней политики — уничто-
жению организованной силы неприятеля на воде. В действительно-
сти, и вероятно в силу необходимости, открытие каждой кампании
заставало неприятелей разделенными — испанцев в Кадиксе, фран-
цузов в Бресте1.
Для блокады последних Англии следовало
напрячь все свои силы; таким образом, она остановила бы в самом
1 «Весной 1780 г. британское адмиралтейство собрало в портах Канала
сорок пять линейных кораблей. Эскадра в Бресте была уменьшена до двена-
дцати или пятнадцати... В угоду Испании, двадцать линейных кораблей при-
соединились к флагу адмирала Кордова в Кадиксе. Вследствие таких диспо-
зиций флот англичан, стоявший в Канале, задерживал соединение наших сил,
находившихся в Бресте и Кадиксе. Крейсера неприятеля свободно пересекали
пространство между Лизардом и Гибралтарским проливом» (Ohevalier, р. 202).
В 1781 г. «Версальский кабинет обратил внимание Голландии и Испании
на необходимость сосредоточить в Бресте флот, достаточно сильный для того,
чтобы импонировать эскадре,
которую Великобритания держала в Канале.
Голландцы остались в Текселе, и испанцы не сс.тавяли Кадикса. Это положение
вещей имело тот результат, что сорок английских линейных кораблей блоки-
ровали семьдесят, принадлежавших союзным держазам» (р. 265).

начале главный поток силы союзников и, зная точно, где был
сосредоточен их флот, освободилась бы от той неопределенности,
которая стесняла ее движения, как только этот флот приобретал
свободу действий в открытом море. Стоя перед Брестом, англий-
ский флот был бы расположен между союзниками; через свои раз-
ведывательные суда он узнал бы о приближении испанцев задолго
до того, как это могли бы знать французы; Англия имела бы тогда
возможность противопоставить каждому союзнику в отдельности
количественно и качественно сильнейший флот. Ветер, попутный
для испанцев, запер бы их союзников в порту. Самыми блестящими
примерами неуменья Англии воспользоваться этим являются, во-
первых, тот факт, что в марте месяце 1781 г. де Грассу было
позволено беспрепятственно выйти в море, ибо превосходивший
его английский флот, отплывший из Портсмута за девять дней до
него, был задержан адмиралтейством у ирландских берегов1, и, во-
вторых, тот, что в конце этого года Кемпенфельд был послан
задержать де Гишена с меньшими силами, чем у последнего, тогда
как дома оставалось еще довольно кораблей для изменения поло-
жения в пользу Англии. Несколько кораблей были уже готовы ко
времени отплытия Кемпенфельда, и тем не менее они не были
призваны к участию в предприятии, имевшем столь непосредствен-
ное отношение к кампании Роднея. Упомянутые силы, при их
соединении, уничтожили бы семнадцать кораблей де Гишена
и конвоировавшиеся ими торговые суда с ценнейшим грузом.
Гибралтар был, в самом деле, тяжелым бременем для англий-
ских операций; но державшийся за него национальный инстинкт
•был справедлив. Ошибка английской политики состояла в попытке
•ее удержать столь много других пунктов на суше, пренебрегая
в то же время быстротой сосредоточения сил для нападения на
отдельные отряды союзных флотов. Ключ к положению был на
океане; большая победа там разрешила бы все другие спорные
вопросы, но невозможно было одержать большую победу, пытаясь
повсюду поддерживать видимость могущества2.
Северная Америка была для Англии еще более тяжелым бре-
менем, чувства нации по отношению к ней, без сомнения, были
ошибочными: гордость, а не мудрость поддерживали эту борьбу.
Каковы бы ни были симпатии к американцам отдельных лиц и клас-
1 «Как в парламенте, так и вне его оживленно обсуждался следующий
вопрос: не следовало ли действовать в том убеждении, -что задержка француз-
ского флота под начальством графа де Грасса должна была быть первой целью
для британского флота под начальством вице-адмирала Дерби, вместо того
чтобы терять время на плавание в Ирландию, чем возможность упомянутой
задержки была упущена. Поражение французского флота, конечно, полностью
расстроило бы великие планы, которые неприятель строил в Ост- и Вест-
Индии. Это обеспечило бы безопасность британских Вест-Индских островов;
мыс Доброй Надежды попал бы в руки Британии, и кампания в Северной Аме-
рике могла бы окончиться совершенно иначе» (Beateon's Memoirs, vol. V, p. 341,
где приведены также и аргументы противной стороны).
2 Растянутость слабой линии, нигде не отвечающей потребностям войны,
представляет одно из наиболее частых, но в то же время и наиболее возму-
тительных нарушений принципов войны. Требования торговли и местные инте-
ресы заставляют правительства особенно грешить в этом отношении.

сов в союзных нациях, правительствами их американское восстание
ценилось только как ослабление Англии. Операции в Америке за-
висели, как было показано, от господства над морем, и попытки
удержания этого господства отвлекали большие отряды английских
кораблей от борьбы с Францией и Испанией. Если бы тогда можно
было рассчитывать, что успешная война вновь сделает Америку
тем, чем она некогда была, т. е . горячо привязанной к Великобри-
тании колонией, прочной базой ее морской силы, то эта война
была бы достойна и гораздо более великих жертв; но это было уже
невозможно. Однако, хотя Англия потеряла из-за собственных
ошибок преданность колонистов, которая поддерживала и обеспе-
чивала ее власть в их портах и на морском берегу, у нее остава-
лись еще в Галифаксе, на Бермудских островах и в Вест-Индии
достаточно сильные военные станции, уступавшие как морские
базы только таким сильным портам, которые окружены дружеской
страной, великой по ресурсам и населению. Отречение от борьбы
в Северной Америке усилило бы Англию гораздо более, чем союз-
ников; при сложившемся положении дел ее большие эскадры всегда
находились там под угрозой того, что неприятель осилит их внезап-
ным нападением с моря, как это и случилось в 1778 и 1781 гг.
К оставлению надежды на удержание Америки, как безвозвратно
потерянной, — ибо никакое военное подавление военной силой не
смогло бы возвратить старой преданности, — должно бы было
присоединиться отречение на время от всякого военного мероприя-
тия, которое мешало концентрации сил, если оно не увеличивало ее
могущества. Удержание большей части Антильских островов под-
ходило
под это определение, ибо окончательное завладение ими
обусловливалось морской кампанией. Тогда удалось бы сберечь для
Барбадоса и С. -Лючии, для Гибралтара, а может быть и для Маона
такие гарнизоны, которые предохранили бы от посягательств не-
приятеля все эти владения до тех пор, пока не закончилась бы
борьба за гегемонию на море; и к ним могли бы быть прибавлены
одна или две жизненно важные позиции в Америке, подобные Нью-
Йорку и Чарлстону, которые следовало удерживать до тех пор, пока
были бы даны гарантии такого обращения со сторонниками Англии,
какого она должна была требовать ради сохранения своей чести.
Освободившись, таким образом, от лишнего бремени, Англия
могла бы затем приступить к сосредоточению своих сил для насту-
пательных целей. Шестьдесят шесть линейных кораблей у берегов
Европы, — половина перед Кадиксом и половина перед Брестом,—
с резервом на родине для замещения поврежденных кораблей,
далеко не истощили бы сил английского флота; и что таким фло-
там не пришлось бы сражаться, может быть не только сказано
нами, имеющими перед собой всю историю, но могло быть понято
и теми, которые наблюдали за тактикой д'Эстена и де Гишена,
а позднее и де Грасса. А если бы даже и такое рассеяние сил было
сочтено желательным, то можно было бы ограничиться сорока ко-
раблями перед Брестом, оставив, таким образом, море открытым
для испанского флота, если бы он пожелал помериться с остальной
частью флота английского, чтобы решить вопрос об обладании

Гибралтаром и Маоном. Зная то, что мы знаем теперь о сравнитель-
ных достоинствах этих двух противников, мы не можем сомне-
ваться в том, каков был бы результат. И Гибралтар, вместо того
чтобы быть бременем для Великобритании, сделался бы для нее
элементом могущества, каким он часто был до и после тех дней.
Невольно напрашивается следующее заключение: каковы бы ни
были решающие факторы в борьбе между соседними континенталь-
ными государствами, когда возникает вопрос о владении отдален-
ными политически слабыми странами, будь они разрушающиеся
империи, анархические республики, колонии, изолированные воен-
ные посты или острова меньше определенной величины, — он
должен быть, в конце концов, решен морской силой, организован-
ной военной силой на воде, которая представляет собой коммуни-
кации, т. е. один из самых выдающихся факторов всякой стратегии.
Великолепная оборона Гибралтара зависела от этой силы. Ею обу-
словливались результаты войны в Америке, она определила и ко-
нечную судьбу Вест-Индских островов и конечное обладание
Индией. От нее будет зависеть обладание Центрально-Американ-
ским перешейком, если этот вопрос примет военную окраску; и та же
самая морская сила, хотя не без влияния континентального поло-
жения и окружения Турции, — должна быть веским фактором в ре-
шении восточного вопроса в Европе.
Раз это так, то военная мудрость и экономия времени и средств
требуют, чтобы воюющая сторона искала скорейшего решения на
море, с уверенностью, что держава, которая приобретает военное
преобладание там, в конце концов, выиграет войну. В войне за не-
зависимость США численное превосходство врагов Англии было
очень велико; действительное неравенство сил было хотя и меньше,
но все-таки не в ее пользу. Военные соображения должны были
побудить ее отречься от колоний; но если национальная гордость
не могла допустить этого, то следовало прямо блокировать вра-
ждебные арсеналы. Если не было достаточной силы для приобре-
тения превосходства над обеими нациями, то следовало сосредото-
чить свои усилия против сильнейшей из них. В том, что об этом
не подумали, состояла первая ошибка английского адмиралтейства;
заявления первого лорда и оценка им соотношения сил в начале
войны не подтвердились фактами. Первый флот, под начальством
Кеппеля, только равнялся французскому; и в то же время эскадра
Гоу в Америке была слабее флота под начальством д'Эстена.
В 1779 и 1781 гг. английский флот, напротив, превосходил фран-
цузский, но тем не менее союзники соединились беспрепятственно,
тогда как в следующем году де Грасс ушел в Вест-Индию, а Сюф-
френ в Ост-Индию. В сражении Кемпенфельда с де Гишеном адми-
ралтейство знало, что груз конвоировавшихся французским адмира-
лом судов был в высшей степени важен для кампании в Вест-
Индии,. и, несмотря на это, оно послало своего адмирала в море
только с двенадцатью кораблями, между тем, в это время, помимо
подкреплений, предназначенных для Вест-Индии, много других ко-
раблей стояло в Доунсе, по справедливому выражению Фокса (Fox),
для «жалкой цели» — борьбы с голландской торговлей. Различ-

ные обвинения, выдвинутые Фоксом в речи, из которой мы заим-
ствовали цитированное сейчас выражение, в части, относившейся
к франко-испанской войне, основывались главным образом на необ-
ходимости атаковать союзников, прежде чем они вышли в океан-
ские просторы и поддерживались авторитетным профессиональным
мнением лорда Гоу, который сказал о сражении Кемпенфельда:
«Не только судьба Вест-Индских островов, но, может быть, и вся
будущая судьба войн могла быть решена почти без риска в Бискай-
ском заливе» 1. Не без риска, но с- сильной вероятностью успеха,
все ведение войны следовало сначала подчинить задаче сосредото-
чения английских сил между Брестом и Кадиксом. Никакая помощь
Гибралтара не могла бы быть более действенной, никакая диверсия
не обеспечила бы лучше безопасность Вест-Индских островов.
И американцы тогда тщетно взывали бы о той и без того скудной
помощи, которая была оказана им французским флотом. Ибо вели-
кие результаты,
явившиеся следствием
прихода де Грасса,
не должны затемнять того факта, что он пришел 31 августа и с са-
мого начала объявил, что должен вернуться в Вест-Индию, при-
мерно, в середине октября. Только случайное стечение обстоя-
тельств помешало повторению для Вашингтона в 1781 г. тех при-
скорбных разочарований, которые заставили пережить его д'Эстен
идеГишенв1778и1780гг.
1 Annual Register, 1782.

ГЛАВА
XII
СОБЫТИЯ в ОСТ-ИНДИИ (1778—1781).
-
СЮФФРЕН
ОТПЛЫВАЕТ ИЗ БРЕСТА (1781). — ЕГО БЛЕСТЯЩАЯ
МОРСКАЯ КАМПАНИЯ В ИНДИЙСКИХ МОРЯХ.
1782 и 1783 гг.
Весьма интересная и поучительная кампания Сюффрена в Ост-
Индии, хотя и является сама по себе самым замечательным и до-
стойным похвалы морским подвигом войны 1778 г., не повлияла —
но отнюдь не по ошибке Сюффрена — на общий исход ее. Не ранее
как в 1781 г. французский двор нашел возможным направить на
Восток морские силы, соответствовавшие важности задачи. Тем
не менее, условия на полуострове в то время были таковы, что
давали необыкновенный случай для потрясения английского могу:
щества. Гайдер-Али (Hyder Ali), — самый искусный и смелый из
всех врагов, против которых Англии приходилось до тех пор сра-
жаться в Индии, — управлял тогда Майсорским королевством, ко-
торое по своему положению в южной части полуострова угрожало
как Карнатику, так и Малабарскому берегу. Гайдер за десять лет
перед тем один весьма успешно провел войну против вторгшихся
в его владения иностранцев, закончившуюся миром на условиях
взаимного возвращения завоеваний, и он был теперь сильно рассер-
жен захватом Маэ. С другой стороны, большое число воинственных
племен, известных под именем махратов, — одной и той же расы
и слабо .связанных между собой узами своего рода феодальной
системы, — было вовлечено в войну с Англией. Территория, зани-
мавшаяся этими племенами, главной столицей которых была Пѵна,
близ Бомбея, простиралась к северу от Майсора до Ганга. Имея,
таким образом, смежные границы и расположенные центрально по
отношению к трем английским президентствам — Бомбейскому,
Калькуттскому и Мадрасскому, Гайдер и махраты пользовались
этими преимуществами своего положения для взаимной поддержки
и для наступательных операций против общего врага. В начале
войны между Англией и Францией в Пуне появился французский
агент. Генерал-губернатору Уоррену Гастингсу было донесено, что
упомянутые племена согласились на предложенные французами усло-
вия и уступили им морской порт на Малабарском берегу. Со своей
обычной быстротой Гастингс тотчас же решился на войну и послал
дивизию бенгальской армии через Джѵмну в Берар. Другой отряд,
I

из четырех тысяч английских солдат, также выступил из Бомбея,
но вследствие дурного руководства был окружен и вынужден
сдаться в январе 1779 г. Это необыкновенное поражение англичан
оживило надежды и увеличило силы их врагов; и хотя понесенный
ими материальный урон был вскоре заглажен существенными успе-
хами их способных вождей, потеря престижа оставила глубокий
след. Раздражение Гайдера-Али в связи с захватом Маэ было уси-
лено неблагоразумным поведением губернатора Мадраса. Видя,
что англичане поставлены в затруднение махратами, и слыша, что
французская армия ожидалась на Коромандельском берегу, он спо-
койно приготовился к войне. Летом 1780 г. целые тучи его всадни-
ков спустились без предупреждения с гор и появились близ ворот
Мадраса. В сентябре месяце трехтысячный отряд английских войск
был изрублен на куски, а другой •— пятитысячный — спасся только
быстрым отступлением к Мадрасу, побросав артиллерию и обоз.
Будучи не в состоянии атаковать Мадрас, Гайдер обратился против
рассеянных постов, отделенных друг от друга и от- столицы откры-
той местностью, которая теперь находилась всецело в его власти.
Таково было положение дел, когда в январе 1781 г. француз-
ская эскадра, из шести военных кораблей и трех фрегатов, появи-
лась у берега. Английский флот, под начальством сэра Эдварда
Юза, ушел в Бомбей. Гайдер обратился за помощью в нападении
на Куддалор к графу д'Орву (d'Orves). Лишенная поддержки со
стороны моря и окруженная мириадами туземцев, эта крепость
должна была пасть. Д'Орв, однако, отказал в этой просьбе и
возвратился к Иль-де-Франсу. В то же время против Гайдера вы-
ступил сэр Эйр Кут (Eyre Coote), способнейший из английских офи-
церов в Индии. Гайдер тотчас же снял осаду с окруженных им
постов и, после ряда операций, продолжавшихся в течение весен-
них месяцев, был вынужден дать сражение 1 июля 1781 г. Полное
поражение его возвратило англичанам эту страну, спасло Карнатик
и положило конец надеждам сторонников Франции, незадолго
то того вернувшей Пондишери. Великая возможность была
упущена.
Между тем, как раз в это время в Вест-Индию направлялся
французский офицер, сильно отличавшийся по свойствам характера
от своих предшественников. Следует припомнить, что когда де
Грасс отплыл 22 марта 1781 г. из Бреста в Вест-Индию, с его
флотом вышла эскадра из пяти линейных кораблей под начальством
Сюффрена. Последний отделился от главных сил 29-го числа упо-
мянутого месяца, взяв с собой несколько транспортов, предназна-
ченных для мыса Доброй Надежды, тогда голландской колонии.
Французское правительство узнало, что из Англии была отправлена
экспедиция для захвата этой важной станции на пути в Индию,
и спасение ее составляло первую задачу Сюффрена. Действительно,
эскадра коммодора Джонстона 1 первой вышла в море и 11 апреля
1 Этот коммодор Джонстон (Johnstone), более известный под именем губер-
натора Джонстона, был одним из трех комиссаров, посланных лордом Нордом
(Lord North) в 1778 г. для примирения с Америкой. Вследствие некоторых
подозрительных действий с его стороны Конгресс объявил несовместимым

<!
Pi
5

стала на якорь в Порто-Прайя (Porto Praya) на островах Зеленого
Мыса, португальской колонии. Она состояла из двух линейных
кораблей и трех 50-пушечных, с фрегатами и меньшими судами,
не считая тридцати пяти транспортов, большею частью вооружен-
ных. Не ожидая атаки, — не потому, что полагался на нейтралитет
порта, а потому, что считал свое назначение тайной, — английский
коммодор стал на якорь, не имея намерения сражаться.
Случилось так, что в момент отплытия Сюффрена из Бреста
один из кораблей, предназначавшихся сначала в Вест-Индию, был
переведен в его эскадру. Корабль этот не имел запаса воды, доста-
точного для дальнейшего путешествия, что вместе с другими при-
чинами заставило Сюффрена также зайти в Порто-Прайя. Рано
утром 16 апреля, через пять дней после Джонстона, он подошел
к острову и отправил вперед обшитый медью корабль для
рекогносцировки. Так как он приближался с востока, то берег в те-
чение некоторого времени скрывал от него английскую эскадру;
но в три четверти девятого передовой корабль Artésien дал сигнал
о том, что корабли неприятеля стоят на якоре в бухте. Последняя
открыта к югу и тянется с востока на запад мили на полторы;
условия там таковы, что корабли стоят обыкновенно в северо-
восточной ее части, близ берега (план XIII) L Англичане располо-
жились в неправильной линии, в направлении вест-норд-вест. Сюф-
френ и Джонстон были оба удивлены, увидев друг друга, особенно
последний; и инициатива боя осталась за командующим француз-
ской эскадрой. Немногие люди были более, чем он, способны как
по темпераменту, так и по опытности к принятию быстрого реше-
ния, требовавшегося обстоятельствами. При горячем желании боя
и врожденном военном таланте, Сюффрен был научен поведением
Боскауэна по отношению к эскадре де ла Клю2, в которой он
служил, не придавать значения способности Португалии заставиті
уважать свой нейтралитет. Он знал, что вражеская эскадра напра-
влялась к мысу Доброй Надежды. Единственным вопросом для него
было решить, следует ли ему поспешить к мысу, пока был шанс
притти туда первым, или атаковать англичан на якорях, в надежде
нанести их кораблям повреждения, достаточные для того, чтобы
остановить их дальнейшее движение. Он выбрал последнее; и хотя
корабли его эскадры, имея неодинаковую скорость, были рас-
сеяны, он решился войти в бухту немедленно, чтобы не потерять
преимущества внезапности. Дав сигнал приготовиться к сражению
на якоре, он занял на своем 74-пушечном флагманском корабле
Héros головное положение, обогнул юго-восточный мыс бухты и
направился прямо на английский флагманский корабль (/). За ним
последовал Hannibal, также 74-пушечный (линия ab); кроме того*
со своею честью продолжение каких-либо сношений с ним. Титул губернатора
присоединен к его имени потому, что он был некоторое время губернатором
Пенсаколы.
Он имел самую незавидную репутацию в английском флоте
(см. Charnock, Biogr. Navaiis).
1 Этот план заимствован почти целиком из сочинения А с h о t, Vie de
Suf!fr<su.
5 Стр. 234.

его сопровождал корабль Artésien (с) — 64-пушечный, — тогда как
два арьергардных корабля были еще далеко сзади.
Английский коммодор приготовился к сражению тотчас же, как
увидел неприятеля, но не успел исправить свой строй. Сюффрен
стал в пятистах футов от флагманского корабля (по курьезному
совпадению называвшегося также Него '), на правом его траверзе,
и, имея таким образом неприятельские корабли с двух сторон,
открыл огонь. Hannibal стал на якоре впереди своего коммодора
(Ь), и так близко от него, что последний должен был потравить
канат и податься назад (а); но его капитан, не зная о намерении
Сюффрена игнорировать нейтралитет порта, не послушался его
сигнала изготовиться к бою и остался совершенно неподготовлен-
ным: его палубы были загромождены боченками, так как он соби-
рался пополнить запас воды, и орудия не были раскреплены. Он
не увеличил своей ошибки каким-либо колебанием, но смело после-
довал за флагманским кораблем, пассивно выдерживая огонь про-
тивника, на который некоторое время не мог отвечать. Придержи-
ваясь к ветру, он прошел на ветре у своего начальника, весьма
искусно избрал свою позицию и искупил смертью свою первую
ошибку. Оба упомянутых корабля расположились так, чтобы поль-
зоваться батареями обоих бортов. Artésien в дыму прошел по борту
ост-индского торгового корабля, принятого им за военный, и
при прохождении (с') капитан его был убит наповал, в момент,
когда изготовился отдать якорь; и так как критический момент был
упущен, вследствие потери главы корабля, то последний начал
дрейфовать, увлекая за собой ост-индский корабль {с"). Остальные
два корабля, пришедшие слишком поздно, не могли придержаться
достаточно к ветру и также были отнесены в сторону от арены боя
(d, е). Сюффрен, видя, что должен принять бремя сражения только
с двумя кораблями, обрезал канат и поставил паруса. Hannibal
последовал его маневру; но так велики были его повреждения, что
его фок- и грот-мачты полетели за борт, к счастью, не ранее того,
как он вышел из бухты.
Оставляя совершенно в стороне вопросы международного права,
мы должны сказать, что смысл и характер атаки Сюффрена, с воен-
ной точки зрения, требуют внимания. Чтобы судить о них пра-
вильно, мы должны рассмотреть, какова была цель возложенной
на него миссии и каковы были главные факторы за и против этой
атаки. Главной его целью была защита мыса Доброй Надежды
против английской экспедиции; главным средством к достижению
этой цели был приход туда первым; препятствием к успеху был
английский флот. Чтобы предупредить прибытие
последнего,
Сюффрену открывались два пути: либо спешить туда, в надежде
выиграть гонку, либо разбить неприятеля так, чтобы вообще отнять
у него возможность итти туда. До тех пор, пока местонахождение
неприятеля было ему неизвестно, поиски его в море были бы по-
терею времени; но когда счастье привело его на след неприятеля,
1 Héros — по-французски
герой. Него — то же самое по-английски.
—
Прим. ред.

гений его подсказал ему то заключение, что господство на море
в южных водах, как решающий фактор, должно быть обеспечено
безотлагательно. Употребляя его собственное сильное выражение,
«разгром английской эскадры в корне уничтожил бы все планы и
проекты этой экспедиции и на долгое время обеспечил бы нам
превосходство в Индии, результатом которого мог бы быть слав-
ный мир, а также помешал бы англичанам притти на мыс Доброй
Надежды прежде меня, — цель, которая была достигнута и со-
ставляла главную задачу моей миссии». Он получил неверные изве-
стия о силе английской эскадры, полагая ее большею, чем она была
на самом деле; но он застиг ее при невыгодных для нее обстоя-
тельствах и врасплох. Быстро принятое им решение сражаться
поэтому было справедливо, и самой выдающейся заслугой
Сюффрена в этом деле является то, что он на момент отложил —
выбросил, так сказать, из головы — конечные цели своего крейсер-
ства; но, поступая так, он отступал от традиций французского
флота и от обычной политики своего правительства. Нельзя поста-
вить ему в вину, что он не получил от своих капитанов поддержки,
которую был в праве ожидать. О случайностях и о небрежности,
которые вызвали неудачу, уже было упомянуто; но поскольку в его
распоряжении были три лучших корабля, нет сомнения, что он был
прав, воспользовавшись неожиданностью и надеясь, что два резерв-
ных корабля успеют притти во-время.
Положение, занятое кораблем Сюффрена и кораблем Hannibal,
позволявшее им стрелять обоими бортами, другими словами, в пол-
ную силу, было выбрано превосходно. Он, таким образом, пол-
ностью воспользовался преимуществом, какое дали ему неожидан-
ность и беспорядок в эскадре неприятеля. Этот беспорядок,
согласно английским отчетам, вывел из боя два пятидесятипушеч-
ных корабля, — обстоятельство, которое, не делая чести Джон-
стону, подтвердило правильность стремительной атаки Сюффрена.
Если бы он получил помощь, на которую, по всем данным, был
в праве рассчитывать, то уничтожил бы английскую эскадру. Но и
без этого он спас Капскую колонию при Порто-Прайя. Неудиви-
тельно поэтому, что французский двор, несмотря на свою тради-
ционную морскую политику и на дипломатические затруднения,
причиненные ему нарушением португальского нейтралитета, сер-
дечно и великодушно признал энергичность действий Сюффрена,
которую он не привык видеть в своих адмиралах.
Говорили, что Сюффрен, который имел случай наблюдать осто-
рожные маневры д'Эстена в Америке и служил во время Семилет-
ней войны, приписывал отчасти неудачи, понесенные французами
на море, той их тактике, которую он заклеймил названием покры-
вала робости, но что результаты боя в Порто-Прайя, по необходи-
мости начатого без предварительного соглашения между коман-
дирами кораблей, убедили его, что система и метод приносят свою
пользу Г Конечно, его тактические комбинации впоследствии были
более высокого порядка, особенно в его первых сражениях на Вос-
1 La S е гі е, Essaia Hist, et Critiques sur la Marine Française.

токе {ибо в позднейших сражениях он, кажется, опять отказался
от них под влиянием разочарований, вызванных недоброжелатель-
ством или заблуждениями его капитанов). Но его великая и выдаю-
щаяся заслуга состоит в ясности, с которой он признал, что флоты
Англии, как представители морской силы ее, были настоящими вра-
гами морского могущества Франции и что флоты последней должны
были атаковать их всегда, когда имелось хотя бы относительное
равенство сил. Далекий от того, чтобы быть слепым к значению
тех конечных целей, которым деятельность французского флота
постоянно подчинялась, он тем не менее видел ясно, что путь
к обеспечению этих целей состоял не в сохранении своих кораблей,
но в уничтожении кораблей неприятеля. Нападение, а не оборона
было путем к морскому могуществу в его глазах, и это могущество
представлялось ему также и средством приобретения влияния на
суше, — по крайней мере в странах, отдаленных от Европы. Он
имел мужество принять эти воззрения английской политики после
сорока лет службы во флоте, принесенном в жертву противопо-
ложной системе; но он присоединил к практическому применению
этих воззрений метод, которого не находил ни у одного англий-
ского адмирала своего времени, — за исключением, может быть,
только Роднея, — и большую пылкость, чем у последнего. Тем не
менее, образ действий, которому он следовал, не являлся только
вдохновением момента; он был результатом ясных воззрений, кото-
рых Сюффрен держался всегда и которые неоднократно выражал.
Его природная пылкость соединялась, однако, с упорством глубо-
кого убеждения. Так, он писал д'Эстену после неудачной попытки,
уничтожить эскадру Баррингтона в С.- Лючии, жалуясь на недо-
статок матросов у него самого и на других кораблях, с которых
люди были высажены для атаки английских войск, что:
«несмотря на малые результаты двух канонад 15 декабря (направлен-
ных против эскадры Баррингтона) и неудачу, которую потерпели наши
сухопутные силы,
мы тем не менее можем
надеяться
на успех.
Но единственное средство достигнуть его заключается в энергичном
нападении на враждебную эскадру, неспособную, при нашем превосход-
стве, сопротивляться нам, несмотря на ее береговые батареи, действие,
которых будет нейтрализовано, если мы сцепимся с ее кораблями или
бросим наши якоря на их буйки. Если мы будем медлить, она может
уйти... Кроме того, пока наш флот не укомплектован полностью эки-
пажем, он не в состоянии ни плавать, ни сражаться. Что случилось бы,
если бы прибыл флот адмирала Байрона? Какова была бы судьба ко-
раблей, не имеющих ни экипажей, ни адмирала? Их поражение вызвало бы
потерю армии и колонки. Уничтожим же эту эскадру, и тогда неприя-
тельская армия, терпя недостаток во всем и находясь в стране, где борьба
сопряжена с большим трудностями, будет вскоре принуждена сдаться.
Тогда, если Байрон придет, мы будем рады его видеть. Я думаю, нет
необходимости указывать на то, что для этой атаки нам нужны люди и
планы, хорошо согласованные с теми, кто будет выполнять их».
Сюффрен осуждал также д'Эстена за то, что он упустил случай
взять в плен четыре корабля эскадры Байрона, выведенные из строя
в сражении при Гренаде.
Вследствие неблагоприятного стечения обстоятельств атака
в Порто-Прайя не имела того решительного результата, какого она

заслуживала. Коммодор Джонстон снялся с якоря и последовал за
Сюффреном; но он считал, что его силы недостаточны для прямой
атаки французов, при решительном характере их коммодора, и
боялся потерять время в погоне за ним под ветер от его порта. Он
сумел, однако, взять назад ост-индский корабль, который увел
у него Artésien. Сюффрен продолжал свой путь и 21 июня стал на
якорь у мыса Доброй Надежды, в бухте Симона. Джонстон подо-
шел туда две недели спустя, но, узнав от передового корабля, что
французские войска высадились на берег, отказался от предприя-
тия против этой колонии, совершив успешный крейсерский набег на
пять судов из Голландской Индии в Салданхской бухте (Saldanha
Bay), который плохо возместил неудачу военного предприятия,
и затем вернулся в Англию, предварительно послав линейные ко-
рабли на соединение с сэром Эдвардом Юзом в Ост-Индию.
Увидев, что безопасность Мыса обеспечена, Сюффрен отплыл
к Иль-де-Франсу, прибыв туда 25 октября 1781 г. Граф д'Орв, как
старший в чине, принял там командование соединенной эскадрой.
После окончания необходимого ремонта флот отплыл в Индию
17 декабря. 22 января 1782 г. был взят английский 50-пушеч-
ный корабль Hannibal. 9 февраля граф д'Орв умер, и Сюффрен
сделался главнокомандующим с чином коммодора. Несколько дней
спустя увидели берег к северу от Мадраса, но вследствие против-
ных ветров к городу подошли только 15 февраля; под защитой
мадрасских фортов оказались на якоре девять больших военных
кораблей. Это был флот сэра Эдварда Юза, расположенный в бое-
вом строю, а не в беспорядке, как флот Джонстона Г
Здесь в месте встречи двух грозных бойцов, из которых
каждый был представителем характерных свойств своей расы, —
один английской непреклонной настойчивости и знания морского
дела, а другой — пылкости и тактических знаний французов, слиш-
ком долго сдерживавшихся и предававшихся ложной системе, —
уместно привести точные сведения о материальной части. Во фран-
цузском флоте было три 74-пушечных, семь 64- и два 50-пушечных
корабля, один из которых был Hannibal, незадолго до того захва-
ченный французами. Им противостояли под командой сэра Эдварда
Юза следующие корабли: два 74-пушечных, один 68-, четыре 64-пу-
шечных и один 50-пушечный. Следовательно, соотношение сил
(двенадцать против девяти) было решительно не в пользу англичан;
и похоже на то, что преимущество в силе каждого корабля в от-
дельности было также не на их стороне.
Нужно помнить, что, прибыв в Ост-Индию, Сюффрен не имел
там ни одного дружественного порта или рейда, никакой базы для
снабжения кораблей провиантом и для ремонта их в случае нужды.
1 Вопрос об атаке английской эскадры на якорях обсуждался в военном
совете. Его мнение укрепило намерение Сюффрена не делать этого. При со-
поставлении этого с упущением англичан, ке атаковавших французский отряд
в Ньюпорте (стр: 311), следует помнить, что в последнем случае не было
средств заставить корабли оставить их сильную позицию, тогда как, угрожая
Тринкомале и другим менее важным пунктам, Сюффрен мог положиться на то,
что это заставит Юза выйти в море. Он поэтому был прав, не атакуя флот Юза,
тогда как англичане, по всей вероятности, были неправы под Ньюпортом.

К 1779 г. пали все французские посты; и быстрота его движения,
спасшая Капскую колонию, все-таки не привела его в Индию свое-
временно для того, чтобы помешать захвату тамошних голландских
владений. Неоценимая гавань Тринкомале на Цейлоне была взята
как раз за месяц до того, как Сюффрен увидел английский флот
в Мадрасе. Но если ему, таким образом, приходилось все брать
с бою, то Юз мог потерять столь же много. Сюффрену в первый
момент встречи принадлежало численное превосходство и возмож-
ность занять наступательное положение, со всеми его преимуще-
ствами в отношении инициативы. На долю Юза выпало беспокой-
ное оборонительное положение, при меньшей численности его
флота, много уязвимых пунктов и незнание того, где будет нанесен
удар.
В то время все еще было справедливо, — хотя и не так
безусловно, как за тридцать лет до того, — что контроль над Ин-
дией обусловливался господством на море. Годы, предшествовавшие
рассматриваемым теперь событиям, значительно усилили в Индии
Англию и соответственно ослабили Францию. Поэтому Сюффрену
было более необходимо уничтожить своего неприятеля, чем его
предшественникам — д'Аше и другим; Юз же мог рассчитывать на
большие силы в английских владениях и, таким образом, нес не-
сколько меньшую ответственность, чем адмиралы, бывшие здесь
до него.
Однако море все еще было важнейшим фактором в надвигав-
шейся борьбе, и для надлежащего обладания им было необходимо
привести флот неприятеля в большее или меньшее расстройство и
иметь хорошо обеспеченную базу. Тринкомале с его нездоровым
климатом был значительно лучшей гаванью, чем все остальные на
восточном берегу; но он находился в руках англичан еще недоста-
точно долго для того, чтобы они успели хорошо организовать его
снабжение. Юз, поэтому, необходимо должен был снова возвра-
титься в Мадрас для ремонта после сражения и был вынужден
временно предоставить Тринкомале его собственным средствам.
Сюффрен, с другой стороны, нашел все порты одинаково лишен-
ными морских запасов, тогда как естественные преимущества Трин-
комале делали завладение им вопросом очевидной для него важ-
ности; и Юз понял это.
Поэтому, независимо от традиций английского флота, которые
побуждали Юза к атаке и влияние которых ясно чувствуется между
строк его писем, Сюффрен видел в' движении к Тринкомале угрозу,
долженствовавшую заставить его противника выйти из порта.
Но Тринкомале не был единственным предметом его забот; война
между Гайдер-Али
и англичанами
настоятельно
побуждала
Сюффрена захватить такой порт на материке, где можно было бы
высадить три тысячи войск, находившихся на его кораблях, для
совместных действий против общего врага и где бы можно было
пополнить, по крайней мере, продовольственные запасы. Все,
поэтому, соединялось для того, чтобы заставить Юза выйти из
Мадраса и искать случая нанести поражение французскому флоту
или, по крайней мере, задержать его.

Метод его действий должен был обусловливаться как его соб-
ственным искусством, так и искусством противника и неопределен-
ным элементом погоды. Для него было крайне желательно не всту-
пать в сражение иначе, как на выбранных им самим условиях, —
другими словами, без такого преимущества положения, которое
вознаградило бы его за сравнительную слабость его относительно
противника. Поскольку в открытом море флот не может исполь-
зовать какие-либо преимущества местности, наиболее выгодным
для слабейшего противника являлось наветренное положение: оно
предоставляло выбор момента и до некоторой степени способа
атаки и давало возможность использовать, наступательное положе-
ние как оборонительное, а при благоприятных обстоятельствах пе-
рейти в наступление. Подветренное положение не оставляет для
слабейшего иного выбора, кроме бегства или принятия сражения на
условиях противника.
Каково бы ни было искусство Юза, должно признать, что
задача его была затруднительна. Тем не менее кажется ясно, что
мысли его должны были обратиться к двум требованиям. Первое
состояло в том, чтобы нанести французскому флоту такой удар,
который уменьшил бы неравенство сил; второе—-удержать Сюф-
френа от занятия Тринкомале, обладание которым всецело зависело
от флота А Что касается Сюффрена, то если бы он смог нанести
Юзу в сражении больший урон, чем понес бы сам, то это обеспе-
чило бы ему свободу действий в любом направлении.
15 февраля Сюффрен, увидев флот Юза в Мадрасе, располо-
жился на якоре в четырех милях к северу от него. Но, сообразив,
что линия неприятеля, поддерживаемая батареями, слишком сильна
для того, чтобы атаковать ее, он опять поднял паруса в четыре
часа пополудни и лег на курс к югу. Юз также снялся с якоря
и всю ночь шел на юг под малыми парусами, а на рассвете увидел
вражескую эскадру, отделившуюся от конвоя, причем военные
корабли находились на расстоянии около двенадцати миль к вос-
току, а транспорты — девяти миль к юго-западу от него (план
XIV, А, А). Это рассеяние было, как утверждают, следствием бес-
печности французских фрегатов, которые совершенно не думали
о неприятеле. Юз немедленно воспользовался этим и погнался за
конвоем (с), зная, что линейные корабли должны последовать за
ним. Его корабли, обшитые в подводной части медью, быстро
нагнали транспорты и захватили шесть из них, из которых пять
1 Зависимость Тринкомале от английского флота в эту кампанию пред-
ставляет превосходную иллюстрацию затруднительного и фальшивого поло-
жения, в каком оказывается флот, когда оборона морских портов его опирается
на него самого. Это положение вызывает большие споры в настоящее время и
достойно изучения тех, которые утверждают, -совершенно неправильно, что флот
представляет лучшую береговую оборону. В одном смысле это, без сомнения,
справедливо: нападение на неприятеля, за пределами собственных владений,
представляет наилучшую оборону; но в узком смысле слова «оборона» — это
неправильно. Неукрепленный Тринкомале был прямо центром, вокруг которого
Юз должен был вращаться, подобно привязанному зверю, и только такое поло-
жение возможно при подобных условиях.

<J
'о
о«о
to
<u
tp
Д
I
I
I
0
<«
Ûtо
û»0
<7/0 £
O/0
*
*
**
•
>
я
I
ГЭ
9
я
w
tu&
•Ѳ*
2
о
«а
ta <S
<a
ta
Ca
Ca
Ш
00
c-
O
z
Iai
P-5
N ®)K
—<О
s
B-NJ.1*
49
«
ca
O-
<19b-
a>
CD
ill

были английскими призами. На шестом находились триста солдат
и боеприпасы. Юз выиграл первый раунд.
Сюффрен, конечно, погнался за ним, и около трех часов попо-
лудни четыре лучших ходока его были в двух или трех милях от
самого заднего из английских кораблей. Последние были рассеяны,
однако это не помешало им соединиться по сигналу в семь часов
вечера. В течение ночи обе эскадры шли на юго-восток под
малыми парусами.
На рассвете 17-го числа — в день первого из четырех сраже-
ний, состоявшихся между этими двумя флотоводцами в течение
семи месяцев, — враждебные флоты находились на расстоянии от
шести до восьми миль один от другого, — французы на NNO от
англичан (В, В). Последние шли в кильватерной колонне на левом
галсе (а), что было довольно трудно вследствие слабых ветров
и даже частых штилей. Адмирал Юз объясняет, что он надеялся
этим курсом обойти неприятеля, чтобы завязать с ним бой на близ-
кой дистанции, рассчитывая оказаться на ветре, когда задует мор-
ской бриз. Ветер продолжал быть легким, но с частыми шквалами
с NNO, причем французы, идя полным ветром, пользовались поры-
вами его дольше и быстро приближались к англичанам. Намере-
нию Сюффрена атаковать арьергард способствовал курс Юза.
Последний, увидев, что арьергард рассеян, спустился в бакштаг,
в линии фронта (Ь), отступив, чтобы дать время кораблям его при-
близиться к центру. Эти движения в линии фронта продолжались
до сорока минут четвертого часа пополудни, когда, увидев невоз-
можность избежать атаки в условиях, избранных неприятелем, Юз
привел к ветру ка левом галсе и стал ожидать его (С). По своей
ли ошибке или нет, он оказался теперь в наихудшем возможном
положении, ожидая атаки превосходных сил в условиях, избран-
ных неприятелем. Арьергардный корабль его Ехеѣг не примкнул
к линии; и непонятно, почему Юз не сделал его авангардным,
повернув на правый галс и таким образом приблизив к нему дру-
гие корабли.
Метод атаки (С) Сюффрена излагается им и Юзом различно, —
впрочем, только в деталях; главные факты обоими передаются оди-
наково. Юз говорит, что неприятель «направился к арьергарду
нашей линии в неправильной двойной линии фронта», в каковом
строе он продолжал держаться до момента столкновения, когда
«три неприятельских корабля первой линии спустились прямо на
Exeter, тогда как еще четыре корабля второй линии, предводитель-
ствуемые Héros, несшим флаг Сюффрена, обошли с наружной
стороны первую линию, пройдя к нашему центру. В пять минут
пятого три неприятельских корабля открыли огонь по
Exeter,
который отвечал на него вместе с шедшим впереди него кораблем;
сражение сделалось общим, распространившись от нашего арьер-
гарда до центра, причем флагманский корабль неприятеля и еще
три других из второй линии, хотя и спустились к нашему центру,
но не продвинулись вперед далее траверза Superbe — нашего цен-
трального корабля; ветер дул слабый, иногда даже сменяясь шти-
лем; по временам шел сильный дождь. При таких обстоятельствах

восемь лучших кораблей неприятеля атаковали пять наших, так
как авангард нашей линии, состоявший из Monmouth, Еадѣ, Bur-
ford и Worcester, не мог быть введен в сражение без поворота на
другой галс», для чего ветер не был достаточно силен.
Здесь мы оставим их и приведем рассказ Сюффрена о том, как
он занял свое положение. В донесении морскому министру он
говорит:
«Я уничтожил бы английскую эскадру не столько своим превосход-
ством в численности, сколько выгодной диспозицией, при которой я ата-
ковал ее. Я атаковал арьергардный корабль и прошел вдоль английской
линии до шестого корабля. Таким образом, я сделал три корабля неприя-
теля бесполезными для него, так что мои двенадцать кораблей имели
против себя только шесть кораблей врага. Я начал бой в три с поло-
виной часа пополудни, став в голове своего флота и дав сигнал по-
строить линяю насколько возможно лучше, без чего я не стал бы сра-
жаться. В четыре часа я дал трем кораблям сигнал обойти арьергард
неприятеля, а остальной эскадре — приблизиться к неприятелю на писто-
летный выстрел. Этот сигнал, хотя и репетованный, не был исполнен.
Я не подавал примера с а м, чтобы не стать в положение, при котором
три арьергардных корабля могли бы повернуть на другой галс и обойти
меня. Однако, за исключением Brilliant.
который обошел арьергард,
ни один корабль не был так близок к неприятелю, как мой, и не по^
лучил столько ядер».
Главное расхождение этих двух описаний состоит в том, что
Сюффрен утверждает, будто его флагманский корабль прошел
вдоль всей английской линии, от арьергардного до шестого
корабля, тогда как Юз говорит, что французы разделились на две
линии, которые, по приближении, направились — одна на арьер-
гард, а другая на центр его эскадры. Последний маневр был бы
лучшим; ибо, если головной корабль атакующего прошел бы, как
утверждает Сюффрен, вдоль линии неприятеля, от арьергардного
до шестого корабля, то он последовательно принял бы на себя
огонь шести кораблей, который нанес бы ему большие поврежде-
ния и заставил бы его расстроить линию. Сюффрен также указы-
вает на намерение обойти арьергард, расположив три корабля под
ветром у него. Два из них заняли это положение. Далее Сюффрен
указывает причину, по которой он не подошел ближе на своем
головном корабле; но так как и следовавшие за ним корабли не
приближались, то внимание Юза не было привлечено к его
поступку.
Французский коммодор был серьезно, и кажется справедливо,
рассержен бездеятельностью некоторых своих капитанов. На вто-
рого в порядке командования он жаловался своему министру:
«Будучи впереди, я не мог хорошо видеть то, что происходило
в арьергарде. Я приказал г-ну де Тромелэну (de Tromelito) дать
сигнал кораблям, которые могли быть возле него; он только повто-
рял мои собственные, не обеспечив их исполнения». Эта жалоба
была вполне справедлива. 6 февраля, за десять дней до боя, он
писал своему помощнику следующее:
«Если мы будем так счастливы, что окажемся на ветре, то, по-
скольку в английской эскадре всего восемь или, самое большее, девять
кораблей, я намереваюсь обойти его арьергард. Предполагая, что ваш
отряд будет в арьергарде, вы увидите, сколько кораблей окажутся

за линией неприятеля, и дадите им сигнал обойти ее1 (т. е. напасть
с подветренной стороны)..,
Во всяком случае, я прошу вас указать
вашему отряду маневры, которые, по вашему мнению, всего лучше
обеспечат успех сражения. Занятие Тринкомале и Негапатама, а может
быть и всего Цейлона должно заставить нас желать генерального
сражения».
Последние две фразы выясняют взгляд Сюффрена на положе-
ние в Индийских морях, которое требовало сперва разгрома враже-
ского флота, а затем и захвата известных стратегически ценных
портов. Что это определение положения было справедливо, столь
же верно, как и то, что оно перевернуло обычные французские
понятия, согласно которым порт считался первым объектом дей-
ствий, а флот неприятеля — вторым. Генеральное сражение было
первым желанием Сюффрена, и поэтому правильно сказать, что
уклонение от такого боя должно бы было быть первой целью Юза.
Старания последнего занять наветренное положение были, поэтому,
целесообразны; и так как в феврале месяце морской бриз
в Мадрасе начинает дуть t востока и юга около одиннадцати
часов утра, то Юз, вероятно, поступил хорошо, держась этого
направления, хотя результат обманул его ожидания. Де Гишен
в одном из его сражений с Роднеем выбрал такой курс, чтобы
быть на ветре, когда подует полуденный бриз, и это желание
осуществилось. О том, как воспользовался бы Юз преимуществом
наветренного положения, можно судить только по его собствен-
ным словам, что он искал его для сражения на более близкой
дистанции. В этом еще нет гарантии искусного пользования
тактическим преимуществом.
Сюффрен также излагает в обращении к Тромелэну (Tromelin)
свой взгляд на обязанности второго в порядке командования, —
взгляд, который в основном совпадает со взглядом на тот же
предмет Нельсона, выраженный в его знаменитом приказе перед
Трафальгаром. В этом первом своем сражении Сюффрен вел глав-
ную атаку сам, предоставив управление тем, что может быть
названо резервом, — по крайней мере, во второй половине сраже-
ния, — своему помощнику, который, к несчастью для него, был не
Коллингвудом и совершенно не сумел оказать ему поддержку.
Вероятно, что занятие Сюффреном головного положения не было
следствием каких-либо теоретических взглядов его, а было
вызвано тем фактом, что корабль его являлся лучшим ходоком
во флоте и что поздний час и легкость ветра делали необходимым
вызвать неприятеля на бой возможно скорее. Но этот шаг был
ошибкой со стороны Сюффрена. Нахождение командующего на
головном корабле сопряжено —не необходимо, но весьма есте-
ственно—с идеей подачи примера; и удержание им своего корабля
1 План XIV, фиг. D , показывает боевой строй, намеченный Сюффреном
для этого сражения. Пять арьергардных кораблей неприятеля должны были
иметь каждый двух противников, почти борт о борт. Головной французский
корабль нд .наветренной стороне должен был держаться • дальше, так, чтобы,
атакуя шестой неприятельский корабль, он мог в то же время «задержать»
авангардные корабли, если бы они попытались подкрепить арьергард, довернув;
для этого на другой галс.

на порядочной дистанции от неприятеля ради превосходных такти-
ческих оснований заставило капитанов, державшихся у него
в кильватере, также не приближаться к неприятелю, несмотря на
сигналы, что было естественно, почти простительно. Противоречие
между приказаниями и примером, •— которое проявилось столь ярко
при Виксбурге в нашей гражданской войне, вызвав недоразумения
и вражду между двумя храбрыми офицерами, — не должно допу-
скаться.
Дело начальника предупредить такие недоразумения
путем самого тщательного предварительного разъяснения как
буквы, так и духа своих планов. Это особенно важно по отно-
шению к сражениям на море, где дым, слабый ветер и перебитый
такелаж могут сделать весьма затруднительным чтение сигналов,
являющихся почти единственным средством связи. Такова была
практика Нельсона; не чужд был пониманию этого и Сюффрен.
«Точное согласование диспозиций с теми, кто должны исполнять
их, — необходимо», писал он д'Эстену за три года до этого. Но
если следовавшие за ним и сражавшиеся корабли еще можно изви-
нить, то действия арьергардных кораблей и особенно второго,,
в порядке командования, офицера, хорошо знавшего планы Сюф-
френа, являются непростительными. Он должен был принудить,
арьергардные корабли занять подветренное положение, сам став
в голове, если это было необходимо. Ветер был достаточно силен-
для этого, ибо два капитана действительно вступили в бой под
ветром — один из них без всяких приказаний, побуждаемый лишь
собственной доброй волей и мужеством и следуя лозунгу Нель-
сона: «капитан, который ставит свой корабль борт о борт с не-
приятельским, не может быть очень неправ». Он получил особен-
ное одобрение Сюффрена, что само по себе было почетной награ-
дой. Было ли неудовлетворительное поведение столь многих его-
товарищей следствием их неполноценности, или оно было вызвано
раздорами и вероломством в их среде, — это неважно для военного
писателя, но должно интересовать французских офицеров, ревниво
относящихся к чести своего оружия. Жалобы Сюффрена после
нескольких неудач сделались очень бурными.
«Мое сердце, — писал он,
—
разрывается от всеобщей измены..
Я только что потерял случай уничтожить английскую эскадру... Все —
да, все — корабли могли бы подойти близко к неприятелю, так как
мы были на ветре и впереди, и ни один не сделал этого. Некоторые
из них вели себя храбро в других сражениях. Я могу только приписать
этот страх желанию привести к концу крейсерство, злой воле и неве-
жеству. Результат был ужасен. Я должен сказать вам, монсеньор, что
офицеры, которые были на Иль-де-Франсе, не моряки и не военные
люди. Не моряки, ибо они не были в море; а их коммерческий темпера-
мент — независимый и недисциплинированный — безусловно противен
воинскому духу».
Это письмо, написанное после его четвертого сражения с Юзом,
должно быть принято с некоторыми поправками. Кажется, что сам
Сюффрен, поторопившийся в этом последнем случае по своей
горячности, был отчасти ответственен за беспорядочное состояние
своего флота во время сражения, да и. другие обстоятельства,
и прежде всего характер некоторых из порицавшихся им офицеров*

делают обвинение их в измене преувеличенным. С другой стороны,
остается правильным факт, что после четырех генеральных сраже-
ний, при численном превосходстве французов, которыми командо-
вал искусный и горячий Сюффрен, английская эскадра, говоря сло-
вами его собственной жалобы, «все еще существовала»; и не
только существовала, но и не потеряла ни одного корабля. Един-
ственное заключение, какое можно вывести из этого, высказано
одним французским морским писателем: «Количество исчезло перед
качеством»1. Несущественно, произошла ли неудача от неспособ-
ности или недоброжелательства.
Неспособность капитанов, проявлявшаяся на поле сражения, не
влияла на общее ведение кампании, на котором сказывались каче-
ства одного только начальника. Бой 17 февраля продолжался два
часа и закончился переменой ветра на юго-восточный в шесть
часов пополудни. Англичане были, таким образом, поставлены
в наветренное положение, и их авангардные корабли получили воз-
можность принять участие в сражении. Но так как наступила ночь,
то Сюффрен в половине седьмого лег со всей своей эскадрой
в бейдевинд, на правом галсе, взяв курс на N0, тогда как Юз
направился к югу под малыми парусами. Капитан французского
флота Шевалье утверждает, что Сюффрен намеревался возобно-
вить сражение на следующее утро. Но в таком случае он должен
был принять меры, чтобы держаться ближе к неприятелю. Поли-
тика Юза — не вступать в бой без какого-либо преимущества на
его стороне — была слишком ясна для того, чтобы можно было
допустить предположение, что, лишившись возможности использо-
вать в бою один из своих кораблей — Exeter, на котором сосредо-
точился огонь столь многих врагов, он остался спокойно ждать
атаки. Это настолько ясно, что делает вероятным предположение
о нежелании Сюффрена немедленно возобновить сражение из-за
серьезных повреждений в его флоте и ненадежного поведения его
офицеров. На следующее утро враждебные флоты уже потеряли
друг друга из виду. Продолжавшийся северный ветер и тяжелое
состояние двух кораблей заставили Юза итти в Тринкомале, где
защищенная гавань позволила ему сделать необходимые исправле-
ния. Сюффрен, озабоченный своими транспортами, прошел к Пон-
дишери, где стал на якорь вместе с ними. Его желанием было —
следовать дальше для нападения на Негапатам; но командир сухо-
путных войск решил действовать против Куддалора. После пере-
говоров и достижения соглашения с Гайдер-Али армия высади-
лась к югу от Порто-Ново и подошла к Куддалору, который сдался
4 апреля.
Между тем Сюффрен, горя желанием достигнуть своей главной
цели, снова отплыл в море 23 марта. Он надеялся отрезать два
линейных корабля, ожидавшиеся из Англии, но опоздал: оба эти
корабля (74-пушечные) присоединились 30 марта к главным силам
в Мадрасе, куда Юз, после двухнедельного ремонта в Тринко-
мале, вернулся уже 12 марта. Вскоре после присоединения к нему
1 Trou de, Batailles Nay alee.

подкреплений он опять отплыл в Тринкомале с войсками и воен-
ными запасами для гарнизона. 8 апреля на северо-востоке показа-
лась эскадра Сюффрена, державшаяся также к югу. Юз продер-
жался на прежнем курсе в течение этого и двух следующих дней
при легких северных ветрах.
11-го числа, в пятидесяти милях
к северу от Тринкомале, он взял к берегу Цейлона и спустился
по направлению к порту. Утром 12-го числа опять показалась на
северо-востоке французская эскадра, шедшая под всеми парусами,
чтобы догнать его. Это был день, когда Родней и де Грасс встре-
тились в Вест-Индии; но роли здесь были обратные: здесь фран-
цузы, а не англичане искали сражения.
Скорости отдельных кораблей противников были далеко не-
равны. У каждого были корабли, обшитые медью в подводной
части и не обшитые. Юз увидел, что худшие ходоки его не
в состоянии уйти от лучших ходоков противника, — условие, кото-
рое всегда побуждает отступающую эскадру, в конце концов,
рискнуть на бой, если только она может решиться пожертвовать
арьергардными кораблями, и которое настоятельно требует как
для безопасности, так и для эффективности действий эскадры,
чтобы все суда одного и того же класса имели известный минимум
скорости. Та же самая причина — опасное положение отделив-
шихся кораблей — побудила де Грасса в тот же день на другом
театре решиться на рискованный маневр, следствием которого было
большое несчастье. Юз решился сражаться, имея на то больше
оснований, и в девять часов утра построил свою линию на правом
галсе (план XV, А), направив к берегу свою эскадру в стройном
порядке при промежутках между кораблями в два кабельтова.
Ниже приводится его описание, которое опять-таки отличается от
описания Сюффрена, давая совершенно иное и более лестное пред-
ставление о тактике французского коммодора:
«Неприятель, находившийся в 6 милях на N0 от нас, при северо-
восточном ветре, продолжал маневрировать, изменяя позиции своих ко-
раблей в линии до пятнадцати минут первого, когда спустился (а) на нас;
при этом пять кораблей его авангарда прошли вперед (ö), чтобы завязать
бой с кораблями нашего авангарда, а другие семь кораблей (&' напра-
вились прямо на наши три центральных корабля — Superbe,
Monmouth
шедший передним, и Мопагса,
шедший за ним. В половине второго
начался бой между авангардами обеих эскадр; три минуты спустя я дал
сигнал общего сражения.
Французский флагманский корабль Héros
и шедший за1 ним L'Orient (оба 74-пушечные) спустились к
Superbe
на .расстояние пистолетного выстрела. Héros удерживал свое положение,
обмениваясь жестокими залпами с противником в течение девяти минут,
а затем, сильно поврежденный, пошел в атаку на Monmouth, сражав-
шийся в это время с другим неприятельским кораблем, и тем очистил
место для кораблей своего арьергарда, которые смогли теперь поддер-
жать атаку нашего центра, где происходило самое жаркое сражение.
В три часа Monmouth потерял свою бизаиь-мачту, сбитую ядрами не-
приятеля, а через несколько минут и свою грот-мачту и вышел из линии
под ветер (С, с); а в сорок минут четвертого, поскольку ветер неожи-
данно продолжал заходить к северу, без всякого морского бриза и боясь
1 Английский и французский флагманские корабли имеют на плане бблыпие
размеры, чем остальные.

посадить свои корабли на мель, я дал сигнал повернуть через форде-
винд и затем привести в бейдевинд, в боевой линии, на левом галсе,
не прекращая сражения с неприятелем».
Здесь сосредоточение сил действительно повредило противнику.
В этом самом суровом сражении между двумя суровыми бойцами
потери англичан составили 137 убитых и 430 раненых на одинна-
дцати кораблях. Из этого числа два центральных корабля, флаг-
манский и его передний мателот потеряли 104 убитыми и 198 ране-
ными — 53% всех потерь эскадры, которой они составляли всего
18%. Эти потери были гораздо тяжелее по отношению к размерам
кораблей, чем те, которые выпали на долю головных кораблей двух
колонн при Трафальгаре 1. Повреждения корпусов, рангоутов и т. п.
были еще серьезнее. Английская эскадра была совершенно разбита
этим сосредоточением сил неприятеля на небольшой части ее.
Будучи слабее противника, когда начался бой, Юз сделался еще
слабее, лишившись двух кораблей, а Сюффрен получил еще боль-
шую свободу действий.
Но насколько такое сосредоточение сил Сюффрена было наме-
ренным? Для ответа на этот вопрос мы должны обратиться к рабо-
там двух французских писателей2, которые основали свое пове-
ствование на его собственных депешах, имеющихся в архиве мор-
ского министерства. О действительном перевесе, завоеванном фран-
цузами, надо судить по сравнению списков потерь и повреждений,
нанесенных отдельным кораблям; ибо очевидно, что если обе
эскадры получили одинаковую сумму повреждений, но у англичан
они пали на два корабля, так что они не могли подготовиться
к новому сражению ранее, как через месяц или позже, тогда как
у французов повреждения распределялись между двенадцатью
кораблями, что позволяло им снова дать бой уже через несколько
дней, то надо признать, что стратегически и тактически победа
осталась за французами 3.
Что касается целей Сюффрена, то ничто не указывает на то,
что он хотел произвести такую атаку, какую описывает Юз. Имея
двенадцать кораблей против одиннадцати английских, он намере-
вался, кажется, последовать обычным английским приемам: по-
строить линию, параллельную неприятельской, спуститься всем
флотом и атаковать каждым своим кораблем соответствующий
корабль неприятеля. К этому он прибавил одну простую комбина-
цию: двенадцатый французский корабль, не имея противника, дол-
жен был сражаться с арьергардным английским кораблем с под-
ветренной его стороны, что ставило последний между двух огней.
1 Victory,
корабль Нельсона при Трафальгаре (ЮО-пушечный), потерял
57 убитыми"« 102 ранеными; корабль Юза (70-пушечный) потерял 59 убитыми
и 96 ранеными. Корабль Коллингвуда Royal Sovereign (также ЮО-пушечный)
потерял 47 убитыми и 94 ранеными; Monmouth (64-пушечный) в сражении Юза
потерял 45 убитыми и 102 ранеными.
3 Troude, Batailles Navales; О be v. all il е г, Hist, de la Marine Erançaisè.
3 Это замечание кажется слишком очевидным само по себе, чтобы
нуждаться в доказательстве; тем не менее еще неизвестно, причисляют ли
вообще моряки эту истину к фонду своих аксиом.

о
о
о*
>X
Д
Р5
сч
QQ
Sf
«S
о
а
X
и
Рн
2
о
а.
а
Й
J— W-!
—~
iÛ
«
кS"
LDс
<u Mo-
rn «tjfr
я,*
ч
«
»
Ci
Dû
I

В действительности, сосредоточение сил против авангарда и центра,
каким его описывает Юз, тактически стоит ниже подобного же
сосредоточения сил против центра и арьергарда колонны. Это
справедливо даже по отношению к паровым судам, которые хотя
и менее подвержены потере движущей силы, все же должны по-
вернуть кругом, чтобы перейти из авангарда в арьергард, теряя при
этом много драгоценных секунд; но это тем более справедливо по
отношению к парусным судам, особенно при легких переменных
ветрах, которые характеризуют время смены муссонов, когда
именно и происходило сражение. Нельсон подчеркивал свое пре-
зрение к русскому флоту его времени, но, хотя и не будучи много
лучшего мнения об испанцах, он при Трафальгаре сосредоточил
тяжесть атаки на арьергарде союзных флотов. Имея дело с та-
кими моряками, как капитаны флота Юза, тем более было бы
ошибкой напасть на авангард вместо арьергарда; только мертвый
штиль мог бы помешать последнему принять участие в сражении.
Капитан Шевалье так описывает атаку Сюффрена. После упо-
минания о построении Юза в линию на правом галсе он говорит:
«Этому маневру подражали французы, и обе эскадры составляли
параллельные линии, держа приблизительно на WNW (А, А). В один-
надцать часов, когда наша линия хорошо выравнялась, Сюффрен дал
сигнал спуститься всем вместе на W^W. Наши корабли плохо держа-
лись предписанной линии пеленга, и авангард, составленный из лучших
ходоков, первым подошел на дистанцию пушечного выстрела к неприя-
телю 1. В час головные корабли английского флота открыли огонь по
Vengeur и Artésien
(французский авангард). Эти два корабля, приведя
в бейдевинд 2, чтобы ответить на огонь неприятеля, сейчас же получили
приказание опять спуститься.
Сюффрен, который желал решительного
боя, сохранял свой курс, принимая без ответа залпы, направленные на
его корабль. Подойдя на дистанцию пистолетного выстрела к
Superbe
он привел к ветру (В), на его грот-мачте появился сигнал открыть
огонь. Поскольку у адмирала Юза было только одиннадцать кораблей,
то Bizarre,
согласно диспозиции, предписанной главнокомандующим, дол-
жен был атаковать с кормы арьергардный корабль английского флота и
обойти его с подветра. В момент, когда раздались первые пушечные
выстрелы, наши худшие ходоки не были еще на своих местах. Повинуясь
букве, а не духу приказаний коммодора, капитаны этих кораблей при-
вели в бейдевинд одновременно с предшествовавшими им кораблями.
Результатом этого яеилось то, что французская линия образовала кри-
вую! (В), оконечности которой были представлены в авангарде Artésien
и Vengeur,
а в арьергарде.— А rax и Sévère,
почему эти корабли нахо-
дились очень далеко от тех, которые соответствовали им в неприятель-
ской линии».
Из всего этого описания, составленного горячим поклонником
Сюффрена, имевшим полный доступ к официальным бумагам/оче-
видно, что французский начальник задумал атаку, элементарную
по замыслу и трудную по исполнению. Чтобы держать весь флот
на линии данного пеленга, при свободном ходе, нужно большое
искусство, особенно когда корабли имеют различные скорости, как
это и было в эскадре Сюффрена. Огромные повреждения, которые
1 Как всегда бывает.
2 Т. е . повернули свой борт к неприятелю, вместо того чтобы приблизиться
к нему.

получили Superbe и Monmouth,
неоспоримо обусловленные сосре-
доточением сил, не могут быть приписаны диспозиции Сюффрена.
«Повреждения, полученные Héros в начале боя, не позволили ему
оставаться возле Superbe.
Не будучи в состоянии своевременно
обстенить марсели, так как брасы его были перебиты, он прошел
вперед и был остановлен только на траверзе Monmouth» А Это объ-
ясняет бедствие последнего корабля, уже получившего поврежде-
ния и теперь атакованного сильнейшим противником. Superbe осво-
бодился от Сюффрена только для того, чтобы быть атакованным
следующим французским кораблем, одинаково крупным; и когда
Monmouth сдрейфовал или спустился под ветер, то и французский
корабль тоже сдрейфовал, так что в течение нескольких мгнове-
ний он обстреливал из своих кормовых орудий нос Superbe (С, d)..
Последний в то же время был атакован с траверза и с кормы
двумя французскими кораблями, которые, по сигналу или без него,,
пришли на помощь своему коммодору.
Рассмотрение списка потерь показывает, что у французов
последние распределялись между кораблями гораздо равномернее,
чем у англичан. У последних не менее трех кораблей - вышли иа
сражения, не потеряв ни одного человека, тогда как у францу-
зов— только один. Сущность сражения, кажется, состояла в не-
сколько случайном сосредоточении огня двух 74-пушечных и одного
64-пушечного французского
корабля на одном 74-пушечном
и одном 64-пушечном английском корабле. Принимая, что корабли
соответствующих классов были равносильны, приходится допустить,
что французы имели, считая только бортовые орудия, сто шесть
орудий против шестидесяти девяти.
В свое время действия адмирала Юза в течение трех дней,
предшествовавших сражению, подверглись критике за то, что он
воздерживался от нападения на французов, хотя они большую
часть времени были под ветром, имея только на один корабль
больше, чем у англичан, при сильно растянутом строе. Полагали,
что он имел случай разбить их по частям2. Имеющиеся описания
слишком скудны для того, чтобы позволить правильно судить об
этом мнении, которое, вероятно, выражало толки молодых офице-
ров флота в кают-компании и на шканцах. Собственный отчет
Юза о положении двух флотов неясен и в одной важной подроб-
ности прямо противоположен французскому. Если вышеприведен-
ная возможность действительно представлялась, то английский
адмирал, уклонившись от того, чтобы воспользоваться ею, остался
верен решению, с которым отплыл, — не искать и не избегать
неприятеля, но итти прямо в Тринкомале, для высадки войск
и выгрузки запасов, бывших у него на корабле. Другими словами,
в таком случае он руководствовался в своих действиях скорее
французской, чем английской морской политикой — подчинения
атаки неприятельского флота выполнению конкретного задания.
Если по этой причине он действительно упустил благоприятный
1 Chevalier.
2 Annual Register, 1782.

случай сразиться с врагом, то имел, конечно, основания горько
сожалеть об этом после описанного сейчас боя; но за недостат-
ком точных сведений, самое интересное, на что мы можем указы-
вать, — это впечатление, произведенное боем на общество и на
моряков в Англии; оно ясно показывает, что англичане считали
атаку неприятельского флота первейшей обязанностью своего
адмирала. Можно также сказать, что едва ли бы ему пришлось
хуже, если бы он взял инициативу атаки на себя, чем пришлось
на самом деле от того, что он дождался нападения неприятеля.
И, конечно, он пострадал бы еще больше, если бы капитаны Сюф-
френа были так же хороши, как его.
После сражения, к закату солнца, обе эскадры стали на якорь
на глубине в пятнадцать сажен (очевидно глубина была еше
меньше, так как три французских корабля приткнулись к коралло-
вым рифам). Здесь противники остались на расстоянии двух миль
один от другого, исправляя повреждения. Юз ожидал атаки вслед-
ствие тяжелого состояния Monmouth,
но Сюффрен, окончив ре-
монт 19-го числа, снялся с якоря и вышел в море, где оставался
в течение двадцати четырех часов, вызывая противника на бой, но
не желая начинать его сам. Он понимал состояние неприятеля так
хорошо; что чувствовал необходимость оправдать свой поступок
перед морским министром, в донесении которому указал на восемь
причин его, приводить которые здесь нет необходимости. Послед-
няя заключалась в неполноценности его капитанов и отсутствии
единодушия в их среде.
Невероятно, чтобы Сюффрен впал в ошибку, проявив излишнюю
•осторожность. Напротив, наиболее характерный его недостаток
как главнокомандующего состоял в горячности, которая при виде
неприятеля переходила в нетерпение и увлекала его иногда в бой
слишком поспешно и беспорядочно. Но если в деталях управления
боем, в своих тактических комбинациях Сюффрен терпел неудачи
вследствие собственной пылкости и недостатков большей части
его капитанов, то в общем руководстве кампанией, в стратегии,
где личные качества главнокомандующего главным образом и ска-
зываются, — его превосходство проявилось резко и было увенчано
блестящим успехом. Здесь пылкость его высказывалась в энер-
гии— неутомимой и заразительной. Страстность его горячей про-
вансальской крови преодолевала трудности, создавала ресурсы из
ничего и чувствовалась на каждом корабле, бывшем под его
командой. Для военного нет урока более поучительного и более
долговечного, чем быстрота и изобретательность, с которыми он,
не имея базы снабжения, производил ремонт своего флота и снова
выходил в море, пока его более медлительный противник копался
над исправлением полученных повреждений.
Сражение принудило англичан оставаться бездеятельными в те-
чение шести недель, пока ремонтировался Monmouth, К несчастью
для Сюффрена, его положение не позволило ему немедленно
возобновить наступление: у него нехватало людей, провианта
и, особенно, запасного рангоута и такелажа. В официальном
письме после сражения он писал: «Я не имею запасных материалов

для исправления такелажа, на эскадре недостает, по крайней мере,
двенадцати запасных стеньг». Транспорты с необходимыми припа-
сами ожидались в Пуэнт-де-Галле (Point de Galles), который, как
и весь Цейлон, за исключением Тринкомале, был тогда еще гол-
ландским владением. Сюффрен, поэтому, стал на якорь в Батакало,
к югу от Тринкомале, где он находился между Юзом и могущими
притти с моря английскими кораблями, и занимал удобную позицию
для защиты конвоировавшихся им судов, присоединившихся к нему
здесь. 3 июня он отплыл в Транкебар (Tranqnebar), датское вла-
дение, в котором оставался две или три недели, затрудняя сообще-
ние между Мадрасом и английским флотом в Тринкомале. После
того он отплыл в Куддалор, для установления связи с командиром
сухопутных сил и Гайдер-Али. Последнего он нашел крайне
недовольным недостаточным содействием французского генерала.
Сюффрен, однако, сумел приобрести его расположение, и тот
выразил желание видеть его по возвращении из замышлявшейся
тогда экспедиции, ибо, верный своему правильному инстинкту,
коммодор стремился опять встретиться с английским флотом, после
поражения которого он намеревался атаковать Негапатам. Сюф-
френ страдал профессиональными предрассудками; он всегда имел
в виду необходимость как политическую, так и стратегическую —
поддерживать союз с султаном и установить контроль над морским
побережьем и внутренней частью страны; но он ясно сознавал, что
первым шагом к этому было обеспечение господства на море пу-
тем разгрома английского флота. Настойчивость и энергия, с ка-
кими он преследовал эту цель посреди больших затруднений,
соединяясь с ясностью, с какой он видел ее, являются достоин-
ствами, выделяющими Сюффрена из группы французских флото-
водцев, равных ему по мужеству, но связанных путами ложной
традиции и ошибочными целями.
Между тем Юз, наскоро поставив мачты на Monmouth, ушел
в Тринкомале, где на его эскадре был произведен ремонт и были
высажены на берег больные; но очевидно, что — как это уже было
упомянуто выше — англичане еще недостаточно долго владели
портом для того, чтобы устроить там арсенал и склад необходи-
мых припасов, ибо он говорит: «Я буду в состоянии поставить
новые мачты на Monmouth из запасных материалов, хранящихся на
нескольких кораблях». Несмотря на это, его средства превосхо-
дили те, которые имелись в распоряжении его противника. Во
время пребывания Сюффрена в Транкебаре, затрудняющего для
англичан сообщение между Мадрасом и Тринкомале, Юз все еще
спокойно оставался в последнем порте, отплыв в Негапатам
23 июня, днем позже того как Сюффрен достиг Куддалора.
Враждебные эскадры приближались, таким образом, одна к другой,
и Сюффрен поспешил со своими приготовлениями к атаке, как
только услышал, что его неприятель находился там, где можно
было застичь его. Юз ожидал его движений.
Однако до своего отплытия Сюффрен нашел случай написать
домой: «Со времени моего прибытия на Цейлон, — частью при
помощи голландцев, частью благодаря взятым нами призам, —

эскадра была обеспечена всем необходимым на шесть месяцев пла-
вания, а запасом кукурузы и риса я обеспечен более чем на год».
Это приобретение было для него справедливым источником гордо-
сти и удовлетворения. Без порта и лишенный средств, француз-
ский коммодор обеспечил себя лучше, чем его неприятель, транс-
порты и торговые суда которого удовлетворили его нужды. Этот
результат был обусловлен его изобретательностью и деятельностью
его крейсеров, вдохновлявшейся им самим. А у него было всего
только два фрегата, — класс судов, на который адмирал должен
был главным образом опираться в таких хищнических военных
действиях. 23 марта как провиант, так и другие запасы его были
почти на исходе. Шесть тысяч долларов деньгами и провиант
конвоировавшихся им судов были его единственными средствами.
12 апреля он выдержал суровый бой, потеряв очень много таке-
лажа, людей и боеприпасов. После этого у него оставалось пороху
и снарядов только на один столь же суровый бой. А три месяца
спустя он уже мог донести, что готов оставаться в море еще шесть
месяцев без дополнительного снабжения. Таким образом, он был
обязан всецело самому себе, своей самостоятельности и тому, что
без преувеличения может быть названо величием души. Этого не
ожидали в Париже, напротив, там полагали, что эскадре придется
возвратиться для пополнения запасов к Иль-де-Франсу. Там не
думали, чтобы было возможно оставаться в столь удовлетвори-
тельном состоянии у враждебного берега, так далеко от ближай-
шей базы. Сюффрен думал иначе: он рассчитывал, с чисто воен-
ным глубоким знанием и здравым пониманием своей профессии,
что успех операций в Индии обусловливался господством на море
и, следовательно, непрерывным нахождением там его эскадры. Он
не побоялся попытаться сделать то, что всегда считали невозмож-
ным. Эта твердость духа, носящая отпечаток гения, должна быть
рассмотрена, для правильной оценки ее, в связи с обстоятель-
ствами того времени и предшествовавших поколений.
Сюффрен родился 17 июля 1729 г. и участвовал в войнах 1739
и 1756 гг. Он был первым под огнем в сражении Мэтьюза при
Тулоне 22 февраля 1744 г. Он был современником д'Эстена, де
Гишена и де Грасса, — до наступления дней Французской рево-
люции, когда восстание народа показало людям, как часто невоз-
можности бывают не невозможны, а Нельсон н Наполеон надсмея-
лись над самым этим словом. Его поведение и действия имели,
поэтому, в то время еще и добавочную заслугу — оригинальность.
Но его величественный характер был способен на еще более вели-
кие дела. Убежденный в необходимости удержать эскадру на ее
станции, он осмелился не только игнорировать ропот своих офи-
церов, но и категорические приказания двора. Придя в Батакало,
он нашел там депеши, требовавшие возвращения его к Иль-де-
Франсу. Вместо того чтобы повиноваться им и снять с себя бремя
ответственности, он ослушался их, приведя свои доводы: Сюффрен
заявил, что, будучи на месте, он мог лучше судить, чем министр
в Европе, о том, чего требовали обстоятельства.
Такой вождь
заслуживал лучших подчиненных и лучшего іколлеги, Ічем тот,

какого он имел в командире сухопутных сил. Позволяли или нет
общие условия морской борьбы уничтожить английское владыче-
ство в Ост-Индии — остается сомнительным; но несомненно, что
между всеми адмиралами трех наций не было ни одного, который
был бы настолько же способен достигнуть этого результата, как
и Сюффрен. Мы увидим его в условиях суровых испытаний и
всегда на высоте положения.
После полудня 5 июля эскадра Сюффрена пришла на вид
английской, стоявшей на якоре у Куддалора. Через час внезапный
шквал снес грот- и бизань-стеньги с одного из французских
кораблей. Адмирал Юз снялся с якоря, к оба флота маневрировали
всю ночь. На следующий день ветер благоприятствовал англича-
нам, и оба противника оказались в боевой линии, идя правам
галсом и держа на SSO, при ветре с SW. Так как потерпевший
аварию французский корабль провел ночь в непростительной без-
деятельности, не исправив своих повреждений, то число кораблей,
готовых к сражению, было с каждой стороны одинаковое — по
одиннадцати. В одиннадцать часов утра англичане спустились все
вместе и атаковали противника, корабль против корабля, но, как
бывает обыкновенно при таких условиях, арьергардные корабли
не подошли так близко к противнику, как бывшие впереди их
(план XVI, положение I). Капитан Шевалье подчеркивает, что их
неудача была прекрасным возмездием за неудачу французского
арьергарда 12 апреля1, но упускает заметить в этой связи, что
французский авангард как в этом случае, так и 3 сентября маневри-
ровал столь же плохо, как и арьергард. В уме внимательного чи-
тателя остается мало сомнений в том, что, в общем, французские
капитаны, как моряки, стояли ниже своих противников. В течение
первой части сражения четвертый корабль во французской линии,
Brilliant (а), потерял свою грот-мачту, вышел из линии (а') и посте-
пенно отошел назад и под ветер (и").
В час пополудни, когда бой сделался наиболее жарким, ветер
внезапно переменился на SSO, задув в левую скулу кораблей
(положение II). Четыре английских корабля: Burford, Sultan (s),
Worcester и Eagle, видя приближение бриза, повернули влево по
направлению к французской линии; другие, застигнутые врасплох,
повернули вправо. Французские же корабли, за двумя исключе-
ниями: Brilliant (а) и Sévère (Ъ), повернули в сторону от англий-
ской линии. Влияние перемены ветра было, поэтому, таково, что
разделило главные силы обеих эскадр и соединило между линиями
1 Британское описание существенно отличается от французского в объясне-
нии причины того, что арьергарды противников остались на значительном рас-
стоянии друг от друга. «В этом сражении Monmouth не довелось принимать
серьезное участие, так как арьергард неприятеля был так далеко под ветром,
что корабли британского арьергарда не могли даже и при благоприятном ветре
сблизиться с ним без решительного разрыва своей линии» (Memoir off captain
Alms, Naval Cronicie, vol. II). Такие противоречия обычны и, за исключением
частных случаев, не нуждаются в согласовании их между собой. Алмс (Alms),
кажется, был не только первоклассным моряком, но и офицером, способным
к решительным самостоятельным действиям; его объяснение, вероятно, справед-
ливо.

четыре английских корабля с двумя французскими. Технический
порядок был, следовательно, нарушен. Brilliant, отнесенный далеко
назад от своей позиции, попал под огонь двух английских арьер-
гардных кораблей: Worcester и Eagle, которые спустились во-время
и поэтому приблизились к французам. Сюффрен .лично пришел
к нему на помощь (положение III, а) и отогнал англичан, которым
угрожало приближение еще двух французских кораблей, повернув-
ших на запад, во исполнение сигнала. Пока происходила эта
стычка, другой французский корабль Sévère (b) был атакован
английским Sultan (s) и, если верить французскому капитану де Сийяр
(M. de Sillart), еще двумя английскими кораблями. По поло-
жению его в линии вероятно, что Burford также атаковал его. Как.
бы то ни было, Sévère спустил свой флаг; но в то. время, когда
Sultan уходил от него, поворачивая через фордевинд, он возобно-
вил свой огонь, обстреливая противника продольно. Приказание
сдаться, отданное французским капитаном и приведенное в испол-
нение формальным, твердо установленным символическим актом,,
было оставлено без внимания его подчиненными, которые стреляли
по неприятелю со спустившего уже флаг корабля. Внешне действия
французов в этом случае свелись к гнусной ruse de guerre
но
было бы несправедливо настаивать на том, что это было сделано
преднамеренно. Положения различных кораблей были таковы, что
Sultan не- мог взять своего приза: приближались другие француз-
ские корабли, которые должны были отнять его. Негодование
младших французских офицеров на слабость своего капитана,
поэтому, было оправданным; их отказ повиноваться ему может
быть прощен им, как людям, неожиданно столкнувшимся с вопро-
сом чести в пылу сражения, под уколами стыда. Несмотря на
это, более развитое чувство чести потребовало бы от них, чтобы
они ждали освобождения от других рук, не связанных действиями
их командира, или, по крайней мере, чтобы пощадивший их против-
ник не пострадал от них. Капитан, отрешенный от должности,
отправленный домой Сюффреном и разжалованный королем, совер-
шенно скомпрометировал себя своими попытками оправдаться:
«Когда капитан де Сийяр увидел, что французские корабли удали-
лись, ибо все корабли, за исключением Brilliant, легли на другой
галс, — он решил, что бесполезно уже продолжать обороняться,
и спустил флаг. Корабли,
сражавшиеся
с ним,
не-
медленно прекратили свой огонь, и тот, который был
справа от него, начал удаляться. В этот момент Sévère положил
лево на борт, и его паруса надулись; капитан де Сийяр приказал
тогда возобновить огонь из орудий нижней батареи — единствен-
ной, при которой прислуга была еще на своих местах, — и присо-
единился к своей эскадре 2.
i Военной хитрости (фр.) . — Прим. ред.
- 2 Т г о и dl е, Batailles Navales. С корабля Сюффрена было видно, что флаг
на Sévère
был спущен, но он полагал, что причиной этому были перебитые
фалы. На следующий день Юз послал капитана Sultan потребовать передачи
ему корабля, заявившего о сдаче. Требование это, конечно, не могло быть
исполнено. Sultan,
говорит Труд, «который подошел к Sévère,
чтобы взять

Это сражение было единственным из пяти сражений Сюффрена
у берегов Индии, и котором английский адмирал был нападающим.
В нем нельзя найти никакого указания на какие-либо особые воен-
ные замыслы или тактические комбинации, но, с другой стороны,
Юз постоянно выказывал способности, сообразительность и преду-
смотрительность искусного моряка, так же как и мужество при
всех испытаниях. Он был поистине прекрасным образчиком сред-
него английского морского офицера середины XVIII столетия,
и если невозможно не осуждать общего невежества его в самой
важной области военной профессии, то все-таки полезно заметить,
в какой мере полное усвоение других ее деталей и неуклонная
решимость не уступать противнику восполняли этот серьезный не-
достаток. Как римские легионы часто исправляли ошибки своих
генералов, так английские капитаны и матросы часто спасали то,
что терялось ошибками их адмиралов, — ошибками, которых ни
капитаны, ни матросы не понимали и даже, вероятно, не допускали.
Нигде эти солидные качества не выказывались так ясно, как
в сражениях с Сюффреном, потому что нигде в других случаях
к ним не предъявлялись такие требования. В морских летописях
нет более великолепных примеров отчаянного, но все-таки полез-
ного сопротивления подавляющему превосходству сил противника,
чем сопротивление, оказанное МоптоиШ 12 апреля и Exeter
17 февраля. Рассказ о последнем корабле достоин цитирования его
здесь. «В конце сражения, когда Exeter был уже почти совершенно
разбит, старший офицер подошел к коммодору Кингу (King) спро-
сить его, что делать с кораблем, так как два противника опять
спускались к нему. Капитан лаконически отвечал: «Ничего не надо
делать, как только сражаться, пока он не потонет» L Но он был
спасен.
Сюффрен, напротив, был в это время нестерпимо раздражен
дурным поведением своих капитанов. Сийяр был отослан домой, но
кроме него еще два капитана, люди с влиятельными связями
(и один из них был родственником самого Сюффрена), были отре-
шены от командования. Как бы это ни было необходимо, немно-
гие, кроме Сюффрена, проявили бы решимость поступить так; ибо
он был тогда лишь капитаном первого ранга, а даже и адмиралам
не было позволено такое обращение с подчиненными офицерами.
«Вы может быть будете сердиться, монсеньор, — писал он, — что я
не прибегнул к строгости раньше, но я прошу вас помнить, что
устав не дает этой власти даже офицеру в генеральских чинах,
в каковых я не состою».
Именно после сражения 6 июля превосходство энергии и воен-
ных способностей Сюффрена начало особенно заметно влиять на
исход борьбы между ним и Юзом. Борьба была суровая, но воен-
ные качества начали брать верх, как это, конечно, и должно было
быть. Потери обеих эскадр в людях, понесенные в последнем сра-
его, сделался жертвой указанного поступка, ибо на нем сосредоточился огонь
всех орудий французского корабля, на который он некоторое время не отвечал».
>• Annual Register, 1782.

жении, относились между собой, как один к трем, в пользу англи-
чан: с другой стороны, последние, видимо, больше пострадали
в парусах и в рангоутах, т. е. в движущей силе. Оба флота стали
на якорь вечером — англичане близ Негапатама, французы под
ветром близ Куддалора. 18 июля Сюффрен был опять готов
к выходу в море, тогда как Юз в этот день только решился итти
в Мадрас для окончания ремонта. Сюффрен был еще затем задер-
жан политической необходимостью официального визита к Гайдер-
Али, после которого он отплыл в Батакало, прибыв туда 9 августа
для ожидания подкреплений и припасов из Франции. 21-го послед-
ние прибыли, и два дня спустя он отплыл, теперь с четырнадцатью
линейными кораблями, в Тринкомале, став на якорь близ города
25-го числа. На следующий день были высажены войска, уста-
новлены батареи и поведена энергичная атака. 30 и 31-го два
форта, составлявшие оборонительную силу крепости, сдались,
и этот важнейший порт перешел в руки французов. Убежденный,
что Юз должен был скоро появиться там, Сюффрен с готовностью
согласился на соблюдение по отношению к побежденным всех
военных почестей, потребованных губернатором, и удовольство-
вался достигнутым существенным результатом. Через два дня,
вечером 2 сентября, французские разведывательные фрегаты изве-
стили, что показался английский флот.
В течение шести недель, которые Сюффрен использовал так
деятельно и эффективно, английский адмирал оставался спокойно
на якоре, занимаясь ремонтом и погрузкой запасов. Нет ни одного
точного известия, которое позволило бы решить, насколько эта
задержка была неизбежна, но, имея в (виду хорошо известное
искусство английских моряков того времени, едва ли можно
сомневаться, что, обладай Юз неутомимой энергией своего вели-
кого соперника, он смог бы выиграть те несколько дней, которые
решили судьбу Тринкомале, и спас бы последний, дав противнику
сражение. В самом деле, такое мнение подсказывается донесениями
самого Юза, которые указывают, что 12 августа корабли были
почти готовы к выходу в море; тем не менее, хотя и ожидая, напа-
дения на Тринкомале, он не отплыл до 20-го числа. Потеря этой
гавани понудила его покинуть восточное побережье, которое сде-
лалось небезопасным при приближении северо-восточного муссона,
и дала важное стратегическое преимущество Сюффрену, не говоря
уже о политическом влиянии этого факта на туземных правителей
Индии.
Чтобы вполне оценить этот контраст между двумя адмиралами,
необходимо также уяснить себе, насколько различны были их
положения по отношению к материалам для ремонта кораблей.
После сражения 6-го числа Юз нашел в Мадрасе запасный рангоут,
трос, боеприпасы, провиант и вообще весь необходимый материал.
Сюффрен в Куддалоре не нашел ничего. Для приведения эскадры
б хорошее боевое состояние ему нужны были девятнадцать новых
стеньг, нижние мачты, реи, такелаж, паруса и т. д. Чтобы вообще
выйти в море, ему пришлось снять мачты с фрегатов и меньших
судов и передать их на линейные корабли, тогда как для снаря-

жения фрегатов пришлось совершенно раздеть английские призы.
В Малакский пролив были посланы корабли, чтобы раздобыть
строевой лес и недостававший материал для рангоута. На берегу
было разобрано несколько домов, чтобы получить доски, необхо-
димые для починки корпусов. Затруднения эти еще увеличивались
характером якорной стоянки, представлявшей открытый и часто,
бурный рейд, недалеко от которого находился английский флот.
Но работа велась на глазах главнокомандующего, который, подобна
лорду Гоу в Нью-Йорке, вдохновлял рабочих своим постоянным
присутствием среди них. «Несмотря на свою необычайную туч-
ность, Сюффрен обнаруживал горячий пыл юности, он был везде,
где происходила работа, и давал ей такой могучий импульс, что
самый тяжелый труд выполнялся с невероятной быстротой. Все-
таки офицеры указывали ему на дурное состояние флота и на необ-
ходимость порта для линейных кораблей. Но он возражал на это,
что до тех пор, пока Тринкомале не будет взят, открытые рейды.
Коромандельского берега будут заменять флоту порт» h В самом
деле, только его деятельность у Коромандельского берега сделала
возможным взятие Тринкомале. Оружие, которым сражался Сюф-
френ, было ветхо, но результаты, завоеванные его настойчивостью
и изобретательностью в изыскании средств, принадлежат к числу
неумирающих уроков истории.
В то время как свойства двух вождей сказывались на ходе
борьбы в Индии, другие, не менее долговечные уроки заносились
на страницы истории их правительствами, в значительной мере вос-
становляя равновесие между ними. В то время как английское
министерство, получив известие о сражении при Порто-Прайя, сна-
рядило в ноябре месяце 1781 г. большую экспедицию, конвоиро-
вавшуюся сильной эскадрой из шести линейных кораблей, под
командой деятельного офицера, для подкрепления флота Юза,
французы посылали представителю своего флота в Индии сравни-
тельно скудную помощь в виде маленьких отдельных отрядов,
рассчитывая, видимо, обеспечить их безопасность скорее тайной,
чем силой. Таким образом, Сюффрен, борясь с бесчисленными труд-
ностями, с горестью узнавал, что то тот, то другой из небольших
отрядов, посланных к нему на выручку, перехватывался неприяте-
лем или принуждался последним к возвраш.ению во Францию, не
успев выйти из европейских вод. Действительно, к северу от
Гибралтарского пролива тогда было мало безопасности для неболь-
ших отрядов. Вышло, поэтому, что преимущества, завоеванные
деятельностью Сюффрена, были, в конце концов, принесены
в жертву бездеятельности его правительства. До падения Тринко-
мале французы были сильнее на море, но в течение последовавших
затем шести месяцев чаша весов была перетянута на сторону их
противников прибытием английских подкреплений под начальством
сэра Ричарда Бикертона (Richard Biebertal).
С обычной своей быстротой французский коммодор пригото-
вился к новым сражениям, как только Тринкомале сдался. Орудия
1 О un at, Vie de Sniffreu.

и люди, бывшие на берегу, снова заняли свои места на кораблях,,
а в порту был оставлен гарнизон, достаточно сильный для того,
чтобы освободить французский флот от заботы о нем. Этот вели-
кий моряк, который, если учесть средства, бывшие в его распоря-
жении, сделал не меньше, чем любой другой флотоводец в истории,
и так знаменательно продемонстрировал сферу применения и влия-
ния морской силы, не имел намерения стеснять движения своего
флота или рисковать своим важным завоеванием, возложив на свои
корабли ненужное бремя защиты порта. Когда Юз появился
у последнего., английский флот уже был не в силах одним ударом-
захватить этот обеспеченный теперь надлежащим гарнизоном пост.
Без сомнения, такой результат был бы достигнут уничтожением-
французской морской силы или изгнанием ее из этих вод, но Сюф-
френ имел достаточные основания думать, что какая бы неудача
ни постигла его в тот или иной день, в конечном счете он сумеет
не только отстоять свои позиции.
Морские порты должны защищаться сами, сфера действий
флота — открытое море, его цель — скорее нападение, чем защита,,
объект — морская сила неприятеля, где бы ни предстояло с ней
встретиться. Сюффрен снова увидел перед собой эскадру, от
которой зависел английский контроль над морем, он знал, что-
к ней должны прибыть до следующего сезона сильные подкрепле-
ния, и спешил атаковать ее. Юз, огорченный тем, что не сумел-
прибыть во-время, — ибо сражение с ничейным результатом до
занятия французами Тринкомале смогло бы спасти то, чего впослед-
ствии не вернуло даже успешное сражение, — не был расположен-
упустить случай помериться силами с врагом. Все же он весьма,
разумно отступил к юго-востоку, убегая, по выражению Сюффрена*
в хорошем порядке; регулируя скорость по самому тихоходному-
из своих кораблей и постоянно меняя курсы, он достиг того, что
погоня за ним неприятеля, начавшаяся на рассвете, привела к ре-
зультатам только в два часа пополудни. Целью англичан было
завлечь Сюффрена так далеко под ветер от порта, чтобы в случае?
повреждения его кораблей ему было нелегко возвратиться в по-
следний.
У французов было четырнадцать линейных кораблей против
двенадцати английских. Это превосходство вместе с правильной
оценкой военного положения в Индии увеличило и без того горя-
чее стремление Сюффрена к бою, но его корабли были плохими
ходоками и управлялись равнодушными и недовольными людьми.
Эти обстоятельства в течение длинного и утомительного пресле-
дования раздражили и рассердили горячего коммодора, который
все еще, как и два месяца назад, чувствовал необходимость
ускорить операции эскадры. Сигнал следовал за сигналом, маневр-
следовал за маневром, чтобы построить его корабли, шедшие как
попало. «То они сходились, то расходились, — говорит английский
адмирал, который тщательно следил за противником, — в
непра-
вильном строю и как будто в нерешительности». Но Сюффрен
продолжал настаивать на своем, и в два часа пополудни, когда он
уже был в двадцати пяти милях от своего порта, а линия его была

частью построена и подошла к неприятелю на расстояние выстрела,
он дал сигнал привести к ветру для исправления строя, прежде чем
окончательно спуститься: Масса ошибок при выполнении этого
маневра скорее ухудшила, чем улучшила обстоятельства, и ком-
модор, потеряв, наконец, терпение, дал сигнал атаки тридцать
минут спустя (план XVII, А), а вслед затем другой — вступить в бой
на дистанции пистолетного выстрела. Так как все исполнялось не-
ловко и медленно, то, по морскому обычаю, он приказал произвести
пушечный выстрел для подтверждения сигнала; к несчастью, это
было понято его собственным экипажем как приказание начать бой,
и флагманский корабль разрядил всю свою батарею. Этому примеру
последовали другие корабли, хотя они и находились еще на полу-
дистанции пушечного выстрела от неприятеля, что при тогдашнем
состоянии артиллерии предопределяло нерешительный исход сраже-
ния. Таким образом, в результате ряда обидных ошибок и недо-
статка выучки сражение началось при весьма неблагоприятных для
французов обстоятельствах, несмотря на их превосходство в чис-
ленности. Англичане, которые отступали под малыми и легко упра-
вляемыми парусами, были в хорошем порядке и совершенно готовы
к бою, тогда как их неприятель далеко не был в порядке (В). Семь
кораблей его обогнали 1 другие и образовали теперь неправильную
группу, впереди английского авангарда и далеко от него, где они
могли принести мало пользы, тогда как в центре образовалась
вторая беспорядочная группа, в которой корабли мешали друг
другу обстреливать противника. При таких обстоятельствах все
бремя сражения пало на флагманский корабль Сюффрена (а) и на
два других судна, поддерживавших его, тогда как самое заднее
судно — небольшой линейный корабль, поддерживавшийся лишь
большим фрегатом, — одно сражалось с английским арьерградом;
но у обоих этих судов скоро были сбиты мачты, так что они
должны были отступить.
Едва ли военная операция может быть выполнена хуже, чем
описываемая. Французские корабли в сражении не поддерживали
друг друга, они так скучились, что мешали друг другу вести огонь
и без нужды увеличивали мишень, представлявшуюся неприятелю;
таким образом, далекие от сосредоточения своих усилий, три
корабля Сюффрена, почти не поддерживаемые другими, подверг-
лись сосредоточенному огню английской линии2.
«Время прохо-
дило, и наши три корабля (В, ci), сражавшиеся с центром англий-
ской линии и обстреливавшиеся анфиладным огнем авангарда
и арьергарда, сильно пострадали. Через два часа паруса Héros
были в лохмотьях, весь его бегучий такелаж перебит и он не мог
•больше управляться. Ilkistm потерял свои бизань-мачту и грот-
стеньгу». При этом беспорядке для более деятельного противника
1 Кривые (В) показывают движение кораблей после
перемены ветра,
которой, в сущности, закончилось сражение. Изображения кораблей указывают
- строй их в сражении.
2 Неприятель образовал вокруг нас полукруг и поливал огнем с носа
и с кормы, в то время как корабль приходил к ветру (Journal de Bor)! du
Bailli da Sulffren).

со
>
X
S
Sсо «
Ц g""
ciК
CN
£>——
~
IÛ
£<o 0
Ito
ВДО
,i
<5о
Я
ы
Рн
ѳ
е
2о
d
ds
•ч)
VС
1і
;
с,
<М
00
\
о
No
И
fc
<
ч
11
о
I»О
/•У
*
'
'
\^
\
ч
*
ч
о
й

представлялись большие возможности. «Если бы неприятель повер-
нул теперь оверштаг, — писал начальник штаба французского флота
в своем журнале, — то мы были бы отрезаны и, по всей вероятно-
сти, уничтожены». Ошибки сражения, в котором пренебрежен был
всякий порядок, имели последствием следующие результаты:
у французов участвовало в сражении четырнадцать кораблей, они
потеряли восемьдесят два человека убитыми и двести пятьдесят
пять ранеными; из всего этого числа шестьдесят четыре убитых
и сто семьдесят восемь раненых, или три четверти, пришлись на
долю трех кораблей. Два из этих трех потеряли свои грот-
и бизань-мачты и фор-стеньгу, другими словами, сделались совер-
шенно беспомощными.
Это было повторением в большем масштабе бедствия, которому
подверглись два корабля Юза 12 апреля, но в тот день англий-
ский адмирал, будучи под ветром и располагая меньшими силами,
чем неприятель, должен был принять бой на условиях последнего*
тогда как здесь потери пришлись на долю нападающего, который*
кроме преимущества наветренного положения и возможности
выбрать способ атаки, обладал еще численным превосходством.
Следует отдать должное Юзу, который в этом сражении, хотя
и страдая недостатком предприимчивости и не выказав никакого
признака тактического искусства или coup d'oeil1, обнаружил все-
таки и сообразительность и распорядительность в руководстве
отступлением и в умении держать все время в руках свои корабли.
Не легко распределить по справедливости вину, которая падает на
его врагов. Сюффрен, не задумываясь, осуждает своих капита-
нов 2.
Однако справедливо указывалось, что многие из огульно
осуждавшихся офицеров вели себя раньше хорошо как под его
командой, так и под командой других адмиралов; что строй его
флота при преследовании был неправильный, что сигналы его
следовали один за другим со смущающей быстротой и, наконец,
что военное счастье, которое всегда надо принимать во внимание,
обернулось против французов, так же как и неопытность его капи-
танов. Совершенно достоверно также, что несчастье должно быть
отчасти приписано горячей и необдуманной поспешности Сюф-
френа, имевшего недостатки, на которых его осторожный и осмо-
трительный враг играл, быть может, сам того не подозревая.
Достойно замечания, что в донесениях Юза нет ни малейших
жалоб на его капитанов. Шесть из них пали в сражениях, и
о каждом он говорит с простой, но очевидно искренней похвалой*
а об оставшихся в живых отзывается с большим удовлетворением.
Замечательный контраст между двумя вождями и между команди-
рами кораблей обеих сторон придает особенную поучительность
рассматриваемой морской кампании, и окончательный вывод из нее
находится в полном согласии с опытом всей военной истории
с самого начала. Сюффрен отличался гением, энергией, великой
1 Проницательности (фр.) . — Прим. ред.
2 См. стр. 345. Он прибавляет: «Ужасно, что хотя мы четыре раза имели
возможность уничтожить английскую эскадру, она все еще существует»..

настойчивостью, правильными военными идеями и был также обра-
зованным моряком. Юз, видимо, обладал всеми техническими зна-
ниями по морской профессии и, вероятно, командовал кораблем
так же хорошо, как любой из его капитанов, но он не выказывал
никаких следов качеств, необходимых флотоводцу. С другой сто-
роны, не распространяясь снова об искусстве и верности своему
долгу подчиненных английского адмирала, очевидно, что чем бы
это ни вызывалось, отдельные французские корабли, как правило,
управлялись хуже, чем корабли их противников. По заявлениям
Сюффрена, четыре или по меньшей мере три раза английская
эскадра была спасена от полного разгрома различием в качествах
подчиненных офицеров. Хорошие войска часто исправляли резуль-
тат дурного командования ими; но в конце концов лучший вождь
обычно торжествует.
Это определенно было так в Индийских
морях в 1782 и 1783 гг. Война прекратила борьбу, но не прежде
чем-исход ее ясно обозначился.
Сражение 3 сентября, подобно сражению 6 июля, закончилось
вследствие перемены ветра к юго-востоку, после чего английская
линия повернула через фордевинд и снова построилась на другом
галсе. Французская линия также повернула через фордевинд, и ее
авангардные корабли, будучи теперь на ветре, спустились между
своими выведенными из строя кораблями и линией (С) неприятеля.
К закату солнца Юз привел к "северу, оставив надежду отбить
Тринкомале, но удовлетворенный суровым возмездием, какое воздал
своему удачному противнику.
Та твердость, которая была не последним качеством Сюф-
френа, подверглась суровому испытанию вскоре после сражения
при Тринкомале. При возвращении в порт 74-пушечный корабль
Orient сел на мель и погиб вследствие дурного управления им;
единственным утешением было спасение его рангоута для двух по-
терявших мачты кораблей. Перебитые мачты других кораблей были
опять заменены мачтами с разоруженных фрегатов, экипаж которых
также понадобился для возмещения потерь в сражении. Исправле-
ния производились с обычной энергией, оборона порта была совер-
шенно обеспечена, и 30 сентября эскадра отплыла к Коромандель-
скому берегу, где присутствие ее настоятельно требовалось фран-
цузскими интересами. Куддалора достигли в четыре дня, и здесь
другой неспособный капитан погубил 64-пушечный корабль Bizarre.
при постановке его на якорь. Вследствие потери этих двух кора-
блей Сюффрен, встретившись в следующий раз с неприятелем, мог
противопоставить только пятнадцать линейных кораблей его во-
семнадцати; в такой мере общие результаты дела зависят от инди-
видуальной способности и заботливости участников его. Юз нахо-
дился в Мадрасе, в девяноста милях к северу от него, куда
удалился сейчас же после последнего сражения. В его донесениях
повреждения кораблей называются весьма серьезными, но потери
были так распределены между ними, что трудно понять, почему он
не преследовал французов, чтобы добить их.
В это время года муссон, который в течение четырех или пяти
месяцев дует с юго-запада, меняется на северо-восточный и напра-

вляется к восточному берегу полуострова, где нет хороших гаваней.
Вызываемое этим волнение часто делает доступ к берегу невоз-
можным и, таким образом, не позволяет флоту оказать поддержку
армии. Перемена направления муссонов часто знаменуется также же-
стокими ураганами. Оба флота, поэтому, должны были удалиться из
области, где их стоянка была бы и опасна и бесполезна. Если бы
Тринкомале не был потерян, то Юз при тогдашнем состоянии его
эскадры смог бы ждать там подкреплений и запасов, ожидавшихся
из Англии; ибо порт, хотя и нездоровый, был безопасен и хорошо
расположен. Бикертон уже достиг Бомбея и находился теперь на
пути в Мадрас с пятью линейными кораблями. Учитывая положение
дел, Юз считал необходимым отправиться на этот сезон в Бомбей
и вышел или, скорее, был выгнан в море ураганом 17 октября.
Четыре дня спустя Бикертон достиг Мадраса, не встретившись,
с адмиралом. С активностью, которая всегда характеризовала его,
он сейчас же отплыл назад и был снова в Бомбее 28 ноября.
Корабли Юза, рассеянные бурей и потерпевшие аварии, через не-
сколько дней стали один за другим прибывать на Бомбейский рейд.
Сюффрен удерживал Тринкомале, но ему было не легко принять
решение. Правда, порт был безопасен и нечего было бояться напа-
дения на него английского флота, но, с другой стороны, в течение
приближавшегося сезона муссонов он был нездоровым, и являлось
сомнительным, чтобы здесь удалось достать провиант, необходи-
мый для сохранения здоровья экипажа. Короче говоря, хотя и обла-
дая стратегической ценностью, по своей силе и положению порт
Тринкомале не располагал достаточными ресурсами. Кроме него-
можно было еще выбрать Ачем (Acherai), гавань на другом берегу
Бенгальского залива, близ западной оконечности острова Суматра.
Этот порт был здоровым и давал возможность добыть достаточно
провианта, а по своему положению относительно северо-восточного
муссона позволял кораблям достигать Коромандельского берега
скорее, чем из Бомбея, когда более мягкий конец сезона делал
высадку там возможной.
Эти простые соображения не были, однако, единственными эле-
ментами в действительно трудной задаче, которую предстояло-
теперь решить Сюффрену. Малые результаты, достигнутые этой
кампанией, не должны скрывать того факта, что великие события-
были возможны и что многое могло зависеть ст его решения. Вслед-
ствие французской политики — посылать подкрепления несколькими
малыми отрядами — последние несли большие потери, а между рас-
сеянными командами царила большая неуверенность относительно
положения в других местах. Эта неизвестность, потери и медли-
тельность глубоко влияли на политическое положение в Индии.
Когда Сюффрен впервые прибыл к берегам Индии, англичанам
приходилось бороться не только с Гайдер-Али, но и с махратами.
Мир с последними был подписан 17 мая 1782 г.; вследствие же,
вероятно, наличия среди них оппозиционной партии обмен ратифи-
кационными грамотами состоялся только в декабре. Как у махратов,
так и при дворе Гайдер-Али имелось разделение интересов; и те
и другие поставили на вид французам, — которые хотя и имели

подозрения, на этот счет не могли добиться точных сведений'
о договоре их с Англией, — что все зависело от соотношения их
военной мощи с английской. Присутствие и действия Сюффрена
представляли все, что могла показать Франция благодаря престижу
его гения, взятию Тринкомале, успехам в сражениях. Французская
армия, запертая в Куддалоре, зависела от султана и в денежном:
отношении, и в продовольствии, и в подкреплениях. Даже флот
обращался к нему за деньгами, за мачтами, за боеприпасами, за
хлебом. С другой стороны, англичане стояли на твердой почве; хотя
успех, в общем, был не на их стороне, они не теряли кораблей,
и известно было, что сильная эскадра Бикертона прибыла в Бомбей.
Более же всего важен был тот факт, что в то время как французы
просили денег, англичане расточали их.
Для французов было невозможно держаться против своего врага
без туземных союзников; для них было существенно, поэтому, по-
мешать Гайдеру заключить мир с англичанами. В этом-то вопросе
и чувствовались особенно недостаток поддержки и неправильная
политика правительства метрополии. Командование в Индии как на
суше, так и на море было вверено генералу де Бюсси (de Bussy), —
некогда одному из блестящих сотрудников Дюплэ, теперь же раз-
битому подагрой инвалиду шестидесяти четырех лет. С расчетом»
на сохранение тайны своих действий, Бюсси отплыл из Кадикса
в ноябре 1781 г. с двумя линейными кораблями на Тенериф, где
должен был соединиться с конвоем, оставившим Брест в декабре.
Этот конвой, однако, был захвачен англичанами, и только два судна
.его спаслись и прибыли к де Бюсси. Последний продолжал с ними
свой путь и, узнав у мыса Доброй Надежды, что сильная эскадра
Бикертона находилась на пути к нему, счел необходимым высадить
там значительную часть своих войск. Он достиг Иль-де-Франса
31 мая. Следующий конвой, из восемнадцати транспортов, отплыв
в апреле в Индию, был также перехвачен в пути. Два из четырех
военных кораблей были взяты англичанами, так же как и десять
транспортов; остальные возвратились в Брест. Третий отряд был
более счастлив, достигнув мыса в мае; но он был задержан там на
два месяца печальным состоянием кораблей и экипажа. Эти неудачи
вызвали решение де Бюсси остаться на острове до прибытия ожи-
давшихся с мыса кораблей, а Сюффрен в этот критический момент
не знал настоящего положения вещей. Генерал только написал ему,
что, не будучи в состоянии достигнуть берега до наступления дур-
ного сезона, он назначает ему рандеву в Ачеме. Эта неопределен-
ность произвела тяжелое впечатление на Гайдер-Али, которого сна-
чала уверили, что прибытия де Бюсси следовало ожидать в сентябре,
и который вместо этого получил известия о прибытии Бикертона
и об измене своих старых союзников — махратов. Сюффрен был
принужден притвориться оптимистически настроенным, и это, вместе
с влиянием его личного характера и успехов, побудило султана
продолжать войну. После этого эскадра отплыла в Ачем 15 октя-
бря, став там на якорь 2 ноября.
Спустя три недели Бюсси прислал судно с известием о том, что
его прибытие откладывается на неопределенное время вследствие

эпидемии, свирепствующей в его войсках. Сюффрен, поэтому, ре-
шился поспешить со своим возвращением к берегу и отплыл
20 декабря. 8 января 1783 г. он стал на якорь близ Ганджама
(Ganjam), в пятистах милях к северо-востоку от Куддалора, откуда
он мог в любое время отплыть дальше с попутным ветром. Он
поставил себе целью атаковать не только каботажные суда, но
и английские фактории на берегу, так как бурун в это время часто
был умеренный; но, узнав 12-го числа через один английский приз
важную и печальную для французов весть о смерти ГайдерМли,
он отказался от всех второстепенных операций и тотчас же отплыл
в Куддалор, надеясь обеспечить своим присутствием продолжение
союза так же, как и безопасность гарнизона. Он прибыл на место
6 февраля.
За те четыре месяца, что он отсутствовал, неприбытие де Бюсси
с войсками и появление Бикертона, который успел показаться на
обоих берегах, серьезно поколебало дело французов. Мирный до-
говор между англичанами и махратами был ратифицирован, и пер-
вые, освободившись от этой войны и получив подкрепления, ата-
ковали султана на западном, или Малабарском, берегу. Влияние
этой диверсии, конечно, сказалось на восточном берегу, вопреки
усилиям французов поддержать там нового султана. Однако в начале
ноября на Иль-де-Франсе прекратилась эпидемия в войсках;
и если бы де Бюсси тогда вышел оттуда без промедления, то он
и Сюффрен встретились бы теперь в Карнатике, обладая полным
господством на море и большими шансами на берегу. Юз прибыл
только два месяца спустя.
Оставаясь, таким образом, попрежнему один, Сюффрен снесся
с Типпу-Саибом (Tippoo-Saib), новым султаном Майсора, и отпра-
вился в Тринкомале; и только здесь он, наконец, соединился
10 марта с де Бюсси, которого сопровождали три линейных корабля
и большое число транспортов. Горя желанием вывести войска в поле,
Сюффрен отплыл 15-го числа с самыми быстроходными кораблями
и на следуюющий день высадил отряд в Порто-Ново. Он возвра-
тился к Тринкомале 11 апреля и у входа в гавань встретился с фло-
том Юза, состоявшим из семнадцати линейных кораблей. Поскольку
с ним была, только часть его сил, никакого сражения не последо-
вало, и англичане отправились в Мадрас. Теперь как раз дул юго-
западный муссон.
Нам нет нужды следить шаг за шагом за несложными опера-
циями следующих двух месяцев. Поскольку Типпу сражался на дру-
гом берегу полуострова, а де Бюсси проявлял мало энергии, тогда
как Юз находился близ берега с превосходными силами, то дела
французов на суше стали итти все хуже и хуже. Сюффрен, имея
только пятнадцать кораблей против восемнадцати английских,
не желал итти под ветер Тринкомале, боясь, что последний может
в таком случае попасть в руки неприятеля прежде, чем он успеет
возвратиться туда. При таких условиях английские войска высту-
пили из Мадраса, пройдя поблизости от Куддалора, и расположи-
лись лагерем к югу от него у берега моря. Недалеко от армии нахо-
дились тендера и легкие крейсера, а адмирал Юз с крупными

кораблями стоял на якоре милях в двадцати к югу, где, будучи на
ветре, он прикрывал упомянутую часть английских сил.
Чтобы оценить по достоинству дальнейшие действия Сюффрена,
необходимо обратить внимание на тот факт, что де Бюсси, хотя
и будучи главнокомандующим на суше и на море, не осмелился
приказать ему оставить Тринкомале и итти к нему на помощь. Дав
почувствовать всю глубину опасности, он передал ему, что не сле-
дует оставлять порт иначе как в том случае, если он услышит, что
армия заперта в Куддалоре и блокирована английской эскадрой.
Письмо об этом было получено 10 июня. Сюффрен не стал больше
ждать. На следующий день он отплыл, и через сорок восемь часов
его фрегаты увидели английский флот. В тот же день, 13-го числа,
после жаркого сражения французская армия была заперта в городе,
за очень слабыми стенами. Все зависело теперь от действий флотов.
При появлении Сюффрена Юз передвинулся на другое место,
став на якорь на расстоянии от четырех до пяти миль от города.
В течение трех дней господствовали переменные ветры, но по во-
зобновлении муссона 16-го числа Сюффрен приблизился к неприя-
телю. Английский адмирал, не желая принять сражение на якоре
и под ветром, в чем был совершенно прав, поднял паруса; но,
придавая большее значение наветренному положению, чем предот-
вращению соединения морских сил с сухопутными, он отошел от
берега в море с южным или юго-восточным ветром, несмотря на
свое превосходство в численности. Сюффрен построился на том же
галсе, и эту ночь и следующий день противники провели в маневри-
ровании. В восемь часов утра 17-го французская эскадра, не под-
давшись попыткам Юза увлечь ее в море, стала на якорь близ
Куддалора и установила связь с главнокомандующим. Тысяча
двести человек гарнизона были поспешно посажены на суда для
замещения недостававшей орудийной прислуги.
До 20-го числа ветер, неожиданно установившись с запада, ли-
шил Юза того преимущества, которого он искал. И, наконец, в этот
день он решился принять сражение и ждать атаки. Она была пред-
принята Сюффреном с пятнадцатью кораблями против восемнадцати,
причем огонь был открыт им в четыре часа пятнадцать минут по-
полудни и продолжался до половины седьмого. Потери обеих сто-
рон были почти равны; но английские корабли, покинув как поле
сражения, так и свои армии, возвратились в Мадрас. Сюффрен стал
на якорь перед Куддалором.
Затруднения британской армии были теперь очень велики. Тен-
дера, от которых зависело их снабжение, бежали перед сражением
20-го числа, и результат последнего сделал, конечно, невозможным
их возвращение. Легкая кавалерия султана нападала на ее коммуни-
кации на суше. 25-го числа командовавший ею генерал писал, что
«душевные мучения не дают ему ни минуты покоя со времени ухода
флота, так как он знает свойства г-на де Сюффрена и видит, что
французы получили огромное преимущество теперь, когда армия
англичан предоставлена самой себе». Он перестал тревожиться,
только получив известие о заключении мира, которое привез 29-го
в Куддалор парламентер Мадраса.

Если у читателя осталось еще какое-либо сомнение относительно
сравнительных достоинств двух флотоводцев, то последние дни
кампании, конечно, устранят его. Юз ссылается на большое число
больных и на недостаток воды, как на причины его отказа от
борьбы. Затруднения Сюффрена, однако, были столь же велики 1;
и если он имел преимущество в обладании портом Тринкомале, то
не забудем, что он сам приобрел его превосходством своего руко-
водства и деятельности. Тот простой факт, что с пятнадцатью
кораблями Сюффрен принудил восемнадцать кораблей противника
снять блокаду, освободил осажденную армию, усилил собственный
экипаж и победоносно выдержал бой, производит впечатление, ко-
торое не следует умалять в интересах истины2. Вероятно, что само-
уверенность Юза была сильно потрясена предшествовавшими встре-
чами с Сюффреном.
Хотя вести о мире, посланные Юзом де Бюсси, опирались только
на неофициальные письма, они все-таки были слишком определен-
ными, чтобы можно было оправдать продолжение кровопролития.
Представители правительств обеих наций в Индии вступили между
собой в переговоры, и военные действия прекратились 8 июля. Два
месяца спустя, в Пондишери, дошли до Сюффрена и официальные
депеши. Его собственные отзывы о них достойны цитирования их
здесь, так как они показывают, в каком угнетенном состоянии он
находился, играя такую благородную роль: «Хвала тебе, о господи,
за мир! Ибо было ясно, что в Индии, хотя мы и имели средства
временно предписывать закон, все было бы потеряно. Я с нетерпе-
нием жду ваших приказаний и горячо прошу вас позволить мне
уехать отсюда. Одна только война может сделать переносимой
утомительность некоторых вещей».
6 октября 1783 г. Сюффрен, наконец, отплыл из Тринкомале во
Францию, сделав остановку в Иль-де-Франсе и у мыса Доброй
Надежды. Путешествие его на родину протекало среди непрерыв-
ных и самопроизвольных оваций. В каждом посещавшемся им
порту он пользовался самым лестным вниманием со стороны людей
всех классов и всех наций. Что особенно радовало его, так это
чествование его английскими капитанами. Это вполне понятно: никто
другой не завоевал такого права на его уважение как воины. Ни
в одном столкновении между Юзом и Сюффреном, кроме послед-
него, у англичан не было более двенадцати кораблей; но шесть их
1
У Сюффрена не было ни одного корабля, который имел бы более трех
четвертей полного комплекта людей. Должно прибавить также, что солдаты
И сипаи составляли половину этих уменьшенных экипажей (С h е у а 1 і о г,
р. 463).
2 «Вы, вероятно, знаете о производстве меня в коммодоры и контр-адмиралы.
Теперь я говорю вам с сердечной искренностью и только для вашего сведения,
что то, что я сделал, с тех пор, стоит бесконечно большего, чем . все,
что я сделал раньше. Вы знаете о взятии Тринкомале и о сражении при нем;
но конец кампании и то, что случилось между мартом и концом июня, гначш
тельно выше всего, что сделано на флоте с тех пор, как я поступил на
службу. Результат был весьма выгоден для государства, ибо эскадра была
Доставлена в опасность, а армия потеряна» (частное письмо. Сюффрена от
13 сентября 1783 г.; цитировано в Journal de Bord du Bailli del Suffire®).

капитанов сложили свои головы, упорно сопротивляясь его усилиям.
В то время, когда Сюффрен находился у мыса Доброй Надежды,
отряд из девяти кораблей Юза, возвращаясь с войны, стал на якорь
в гавани. Капитаны их, во главе с храбрым коммодором Кингом
(капитан Exeter), поспешили посетить адмирала. «Добрые голландцы
приняли меня как спасителя, — писал Сюффрен, — но между поче-
стями, которые особенно польстили мне, ни одна не доставила мне
больше удовольствия, чем признание моих заслуг и уважение, за-
свидетельствованные мне англичанами, находящимися теперь здесь».
По прибытии его на родину он был осыпан наградами. Оставив
Францию капитаном, он возвратился туда контр-адмиралом; и не-
медленно затем король учредил четвертое вице-адмиральство — спе-
циальный пост, занимавшийся Сюффреном и упраздненный после
его смерти. Такими почестями он был обязан только самому себе;
они были данью его неутомимой энергии и гению, проявившимся не
только в боях, но и в той стойкости, с которой он всегда оказы-
вался на высоте положения, среди всех затруднений, создававшихся
тяжелыми лишениями и неудачами.
Как в Общем руководстве операциями, так и на поле битвы под
огнем неприятеля эта величавая решимость была отличительной за-
слугой Сюффрена, и там, где она соединялась с ясным и безуслов-
ным убеждением его в необходимости преследовать и разбить не-
приятельский флот, особенно рельефно проявлялись главные черты
его воинского характера. Упомянутое убеждение было светом, им
руководившим, а величавая энергия-—духом, его-поддерживавшим.
Как тактик он часто оказывался несостоятельным, не умея прину-
дить корабли своей эскадры к единообразию и стройности действий
и маневрирования, и вероятно сам допускал, даже с некоторым
презрением, справедливость критики его в этом отношении. Верно
или нет, что он охарактеризовал тактику, — понимая здесь тактику
элементарную, или эволюционную, — как
покрывало робости, —
нельзя не сказать, что его действия делают это правдоподобным.
Такое презрение, .однако, небезопасно даже и для гения. Обеспече-
ние единообразия и точности в совместных передвижениях кораблей
эскадры слишком необходимо для развития полной силы ее, чтобы
ему можно было не придавать особого значения; оно необходимо
для того сосредоточения усилий, к которому Сюффрен справедливо
стремился, но которое он не всегда подготавливал предшествовав-
шими диспозициями. Как ни парадоксально это звучит, несомненно
справедливо то, что только флоты, способные совершать правиль-
ные движения, могут позволить себе иногда отрешаться от них;
только от капитанов, изучивших в учебных плаваниях переменные
фазы боя, можно ожидать способности быстро использовать воз-
можности независимых действий на поле сражения. Гоу и Джервис
должны были подготовить путь для успехов Нельсона. Сюффрен
ожидал слишком многого от своих капитанов. Он имел право ожи-
дать больше, чем они дали ему, но не той способности быстро
разбираться в положении и не той крепости нервов, которые даются
человеку, за исключением лишь немногих фаворитов природы,
только как результат практики и опыта.

Тем не менее он был великим человеком. Если мы учтем все его
недостатки, то за ним все-таки останутся героическая настойчи-
вость, отсутствие страха перед ответственностью .и опасностью,
•быстрота действий и гений, безошибочная интуиция которого позво-
лила ему порвать с традициями и обеспечить своему флоту ту
главную роль, которая приличествует ему, тот наступательный
образ действий, который приносит обладание морем через уничто-
жение флота неприятеля.
Если бы он нашел в своих помощниках такие же готовые
орудия, какие нашел для себя Нельсон, то эскадра Юза почти не-
сомненно была бы уничтожена, пока она еще была слабее фран-
цузской, и прежде, чем к ней могли бы прибыть подкрепления; а за
уничтожением английского флота едва ли бы могло не последовать
и прекращение сопротивления на Коромандельском берегу. Какое
влияние это оказало бы на судьбу полуострова или на условия
мира, об этом, конечно, можно только догадываться. Сам же Сюф-
френ надеялся, что результатом завоевания превосходства в Индии
мог бы быть славный мир.
Никаких дальнейших возможностей отличиться на войне Сюф-
френу больше не представлялось. Последние годы его жизни были
проведены на суше, где он занимал почетное положение. В 1788 г.,
при возникновении затруднений с Англией, он был назначен коман-
дующим большим флотом, вооружавшимся в Бресте; но прежде
чем он мог оставить Париж, он внезапно умер, 8 декабря, на шести-
десятом году жизци. В то время, кажется, не возникло никакого
подозрения, что его смерть не была вызвана естественными причи-
нами, так как он был человеком чрезмерно тучным; но много лет
спустя прошел, повидимому, достаточно обоснованный слух о том,
что он был убит на дуэли, возникшей из его официальной деятель-
ности в Индии. Его старый противник на поле битвы, сэр Эдвард
Юз, умер в глубокой старости в 1794 г.

ГЛАВА
XIII
СОБЫТИЯ В ВЕСТ-ИНДИИ ПОСЛЕ ВЗЯТИЯ ЙОРКТАУНА.
—
СТОЛКНОВЕНИЕ ДЕ ГРАССА С ГУДОМ.
—
МОРСКОЕ СРА-
ЖЕНИЕ У ОСТРОВОВ СВЯТБ1Х (SAINTS). —
1781—1782 гг.
Сдача Корнуэлля ознаменовала окончание активной войны на
американском континенте. В действительности исход войны был
решен в тот день, когда Франция посвятила свою морскую силу
поддержке колонистов; однако, как нередко случается, отличитель-
ные черты периода воплотились в одном замечательном событии.
С самого начала военный вопрос, благодря физическим свойствам
страны, — длинной береговой линии, изрезанной глубоко вдающи-
мися бухтами, и обусловленной этим большей легкости передвижения
по воде, чем по суше, — зависел от господства на море и от уменья
воспользоваться этим господством. Именно отсутствие такого уме-
ния со стороны сэра Вильяма Гоу в 1777 г.,
когда он двинул
свою армию к Чезапику, вместо того чтобы поддержать наступление
Бургойна, открыло путь к поразительному успеху его противника
при Саратоге, когда пораженная Европа узнала, что шесть тысяч
регулярных войск сдались отряду провинциалов. В течение после-
довавших затем четырех лет, до сдачи йорктауна, чаши весов
колебались в зависимости от того, чей флот появлялся на сцене,
и поддерживали ли английские военачальники связь с морем или уда-
лялись далеко от него. Наконец, когда наступил кризис, все оказа-
лось в зависимости от вопроса, какой флот, английский или фран-
цузский, появится раньше на арене борьбы, и от соотношения их сил.
Морская борьба была тотчас же перенесена в Вест-Индию.
События, которые последовали затем, предшествовали во времени
как сражениям Сюффрена, так и окончательному освобождению
Гибралтара; но они так самостоятельны, что требуют отдельного
их рассмотрения, и имеют в то же время такое близкое отношение
к окончанию войны и к условиям мира, что составляют драматиче-
ский финал одного и основную ступень перехода к другому. В самом
деле, блестящая хотя и нерешительная морская победа является
достойным финалом этой войны, — по • существу, морской.
Капитуляция йорктауна состоялась 19 октября 1781 г.,
и
5 ноября де Грасс, не поддаваясь настояниям- Лафайетта и Вашинг-
тона, чтобы флот содействовал перенесению войны далее на юг,
отплыл из Чезапика. Он достиг Мартиники 26-го числа, через день

после того, как маркиз де Булье (de Bouillé), командовавший фран-
цузскими войсками в Вест-Индии, отбил смелым внезапным напа-
дением голландский остров Св. Евстафия. Оба командира теперь
согласились на соединенную экспедицию против Барбадоса, которая
была расстроена силой пассатных ветров.
После этой неудачи французы обратили свои операции против
острова Св. Христофора или Св. Киттса (план XVIII). 11 января
1782 г. флот, с шестью тысячами войск на кораблях, стал на якорь
у западного берега острова, близ Басс-Терр — главного его города.
Он не встретил никакого сопротивления, так как маленький гарни-
зон в шестьсот человек удалился в укрепленный пост, расположен-
ный в десяти милях к северо-западу, на Бримстон-Хилле, — уеди-
ненном крутом холме, возвышающемся над подветренным берегом
острова. Французские войска высадились и преследовали гарнизон,
но так как позиция оказалась слишком сильной для прямой атаки
на нее, то начались осадные операции.
Французский флот остался на якоре на рейде Басс-Терр. Между
тем вести об этом нападении достигли сэра Сэмюэля Гуда, который
последовал за де Грассом с континента и, вследствие продолжав-
шегося отсутствия Роднея, был командующим местными морскими
силами. Он отплыл с Барбадоса 14-го числа, стал на якорь в Анти-
гуа 21-го и посадил на свои корабли те немногие войска, какие
только можно было взять оттуда, в количестве семисот человек.
В полдень 23-го числа флот направился к острову Св. Киттса, неся
паруса с таким расчетом, чтобы они позволили ему подойти к не-
приятелю уже на рассвете следующего утра.
У англичан было только двадцать два корабля, против двадцати
девяти французских, причем последние были вообще сильнее (при
сравнении кораблей одинаковых классов); необходимо также про-
следить за очертаниями берегов, чтобы понять первоначальные
планы Гуда и последующие изменения их; ибо, несмотря на без-
результатность его попытки, поведение его в течение следующих
трех недель представляет собой самое блестящее военное усилие
всей войны. Острова Св. Киттса и Невис (планы XVIII и XIX),
будучи разделены только узким каналом, непроходимым для линей-
ных кораблей, составляют, в сущности, один остров; и так как их
общая ось имеет направление с северо-запада на юго-восток, то для
парусных кораблей, при пассатных ветрах, необходимо обходить
южную оконечность Невиса, откуда ветер делается уже попутным,
для достижения всех якорных стоянок на подветренном берегу
острова. Басс-Терр удален почти на двенадцать миль от западной
оконечности Невиса (форт Чарльз), и его рейд тянется по напра-
влению с востока на запад. Французский флот стоял здесь на якоре
в беспорядке (план XVIII, А), не ожидая атаки, и корабли, нахо-
дившиеся в западном углу рейда, не могли достигнуть тех, которые
стояли в восточном, без лавировки на ветер — процесса медленного,
а под огнем и опасного. Важнейший факт, о котором следует упо-
мянуть далее, состоит в том, что все восточные корабли были рас-
положены так, что суда, приближавшиеся с юга, могли пройти
к ним при обыкновенном ветре.

Поэтому Гуд, — сообщают нам источники, — намеревался по-
явиться здесь на рассвете, в боевом строю и готовый к сражению,
и напасть на восточные корабли, дефилируя мимо них всем флотом
(а, а') и сосредоточив, таким образом, огонь всех своих кораблей на
части неприятельскгіх сил; затем, повернув так, чтобы избежать
огня других, он предполагал — поворотом сначала через фордевинд,
а затем на другой галс — продолжать прохождение своего флота
(а', а") мимо части неприятеля, избранной им для атаки. План был
смелый, но бесспорно разумный в принципе; едва ли могло слу-
читься, чтобы из него не вышло ничего хорошего; и если бы только
де Грасс не выказал большей готовности к бою, чем делал это до
тех пор, то можно было бы надеяться даже на решительные ре-
зультаты 1.
Однако и самые лучшие планы могут проваливаться, и план
Гуда не удался вследствие неловкости вахтенного лейтенанта, оста-
новившего ночью, впереди флота, свой фрегат, на который, поэтому,
наскочил линейный корабль. Последний при этом также получил
повреждения, замедлившие движение флота, так как несколько
часов были потеряны на ремонт. Французы были, таким образом,
предупреждены о приближении неприятеля, и, хотя не подозревая
о предположенной последним атаке, де Грасс боялся, чтобы Гуд
не спустился под ветер от него и не расстроил осады Бримстон-
Хилла, — предприятие столь безрассудно смелое для слабейшей
эскадры, что трудно себе представить, как де Грасс допустил воз-
можность его, упустив в то же время из виду слабость своей соб-
ственной позиции на якоре.
В час пополудни 24-го числа увидели английский флот, огибав-
ший южную оконечность Невиса; в три часа де Грасс поднял
паруса и направился к югу. К закату солнца Гуд также повернул
на другой галс и направился к югу, как будто отступая, но он был
порядком на ветре у своего противника и сохранял это преимуще-
ство в течение ночи. На рассвете оба флота были под ветром
у Невиса — английский близ острова, французский милях в девяти
от него (план XIX).
Некоторое время было потрачено на маневрирование, в котором-
целью Гуда было завлечь французского адмирала еще более под
ветер, ибо после неудачи своей первой попытки он составил еще
более смелый план — занять якорную стоянку, оставленную его
неискусным противником, и утвердиться там непоколебимо. В этом
он успел, как будет видно ниже; но, чтобы оправдать этот явно рис-
кованный маневр, необходимо указать, что он таким образом ставил
себя между осаждавшими Бримстон-Хилл и их флотом; а если бы
последний стал на якорь близ холма, то английский флот оказался бы
между ним и его базой на Мартинике, готовый перехватить припасы
или подкрепления противника, направленные сюда с юга. Короче
1 Кривая а, а',
а" представляет линию, которой Гуд предполагал дер-
жаться со своим флотом при предположении, что ветер будет OSO. Позиции
В, В , В относятся к событиям следующего дня и не имеют ничего общего
с диаграммой в А.

говоря, позиция, которую Гуд надеялся занять, находилась на фланге
сообщений неприятеля и была тем более выгодной, что остров один
не смог бы долго прокормить значительный отряд войск, так вне-
запно высаженный на него. Кроме того, оба флота поджидали под-
креплений; Родней уже отплыл и мог прибыть первым, что он
и сделал, и во-время, чтобы спасти остров Св. Киттса, чего он
не сделал. Надо помнить также, что это произошло только через-
четыре месяца после взятия Йорктауна; дела Англии шли плохо,,
кое-что нужно было сделать, а кое-что предоствить случаю, и Гуд
знал себя и своих офицеров. Можно прибавить, что он знал и
своего противника.
В полдень, когда склоны холмов Невиса покрылись любопыт-
ными и заинтересованными зрителями, английский флот быстро по-
строился в линию на правом галсе и двинулся на север, по напра-
влению к Басс-Терр (план XIX, А, А'). Французы в этот момент
шли в кильватерной колонне на юг, но тотчас же повернули на»
другой галс и направились на неприятеля в шахматном строе1
(А, А). В два часа британский флот ушел настолько далеко, что
Гуд дал сигнал стать на якорь. В двадцать минут третьего фран-
цузский авангард подошел на расстояние пушечного выстрела
к английскому центру (В, В, В), и вслед затем оба противника
открыли огонь, причем нападавшие совершенно правильно сосредо-
точили свои усилия главным образом на арьергардных английских
кораблях, которые — как это часто бывает с очень длинными ко-
лоннами — сильно растянулись; в данном случае эта тенденция еще
усиливалась медлительностью четвертого корабля арьергарда, Pru-
dent. Французский флагманский корабль Ville de Paris (120-пушеч-
ный), шедший под флагом де Грасса, бросился к образовавшемуся,
таким образом, разрыву, но ему помешал 74-пушечный корабль
Canada, капитан которого Корнуэлль, брат лорда Корнуэлля, поло-
жил все паруса на стеньгу и подался назад перед огромным неприя-
телем, для поддержки арьегарда; этому примеру благородно после-
довали Resolution
и Bedford, бывшие непосредственно впереди
него (а). Картина, представлявшаяся теперь глазу, была чрезвы-
чайно разнообразной и оживленной. Английский авангард, избежав-
ший атаки, быстро становился на якорь (b) в назначенном ему месте.
Главнокомандующий в центре, гордо полагаясь на искусство и по-
ведение своих капитанов, дал передним кораблям сигнал поставить
все паруса и занять свои места, не обращая внимания на опасность,
угрожавшую арьергарду. Последний, атакованный на близком рас-
стоянии превосходившим его численно врагом, невозмутимо шел-
к своей цели, убавив паруса, и корабли его последовательно стали
на якорь, в линии кильватера (В, В'), под гром орудий смущенных
французов. Де Грасс продефилировал мимо врага, разрядив по нему
орудия, и ушел опять на юг, уступив, таким образом, свое место
слабейшему, но более искусному противнику.
1 Когда флот построен в линию кильватера, в крутой бейдевинд, на одном
галсе, и корабли поворачивают на другой галс вместе, то они приходят на
этот галю не в кильватере один другому, хотя и на той же линии; этот строй
и называется шахматным.

Позиция, так блистательно занятая флотом Гуда, не была, строго
говоря, той самой, которую занимал накануне де Грасс; но так как
она прикрывала и контролировала ее, то утверждение Гуда о том,
•что он занял место, оставленное неприятелем, по существу, спра-
ведливо. Следующие ночь и утро прошли в перемене и усилении
строя, который в окончательном его виде указан на плане XVIII
буквами В, В'.
Авангардный корабль стал на якорь на расстоянии
около четырех миль к юго-востоку от Басс-Терр, так близко к бе-
регу, что никакой другой корабль не смог бы пройти между ним
и последним или даже подойти . к нему при господствовавших
ветрах, вследствие близости мыса и отмели, прикрывавших его
позицию. От этого пункта линия флота шла (на протяжении от
•одной е четвертью до полутора миль) на вест-норд-вест, к двена-
дцатому или тринадцатому кораблю, где постепенно, но все-таки
круто, поворачивала к северу, так что последние шесть кораблей
были расположены почти по меридиану. Флагманский корабль Гуда
Barfkur (90-пушечный) был вершиной образовавшегося, таким обра-
зом, тупого угла.
Для французского флота не было бы невозможным занять свою
прежнюю стоянку, но она и все другие подветренные позиции
исключались вышеприведенными соображениями до тех пор, пока
Гуд оставался на своем посту. Согнать его с последнего стало,
поэтому, необходимым, но тщательно обдуманная диспозиция его
делала это крайне трудным. Его левый фланг был прикрыт берегом.
Всякая попытка анфилировать фронт путем прохождения вдоль
другого фланга была бы встречена бортовым огнем шести или
восьми кораблей, построенных en potence1 к арьергарду. Фронт
командовал подходами к Басс-Терру. Атаке его с тыла (с северо-
запада) препятствовал пассат. К этим затруднениям присоединялось
•еще то обстоятельство, что атаку пришлось бы вести под парусами,
против кораблей, стоявших на якоре, для которых потеря рангоутов
не имела непосредственного значения и которые, стоя на шприн-
гах2, могли обстреливать бортовыми залпами обширную площадь
с большой легкостью.
Несмотря на это, как глубокие политические соображения, так
и чувство оскорбленного самолюбия побуждали де Грасса к бою,
на который он решился на следующий день, 26 января. Его метод
атаки, в кильватерной колонне из двадцати девяти кораблей, против
столь тщательно построенной линии был ошибочен до чрезвычай-
ности; но можно сомневаться, чтобы кто-либо из командиров того
времени нарушил традиционный боевой строй3.
Гуд намеревался
1 Перпендикулярно (фр.). — Прим. ред.
-
Шпринг —I это канат, идущий от кормы стоящего на якоре корабля
к правильно брошенному якорю и применяемый для того, чтобы можно было
поворачивать корабль в любом направлении.
3 На военном совете союзных флотов по вопросу о целесообразности атаки
английской эскадры, стоявшей на якоре в Торбэе, один противник этой меры
доказывал, что «весь соединенный флот не может спуститься на англичан
в линии фронта; корабли должны построиться »в кильватерную колонну и спу-
ститься на неприятеля поодиночке, что подвергнет их величайшему риску
быть растрелянньгми в щепы» (Beatson, vol. V, p. 396).

План XIX.
ГУД и ôe ГРАСС
25 янв. 1782 г.
Франц. =>
Англ.
ветер OSO

сделать то же самое, но он надеялся на внезапность своего напа-
дения и на дурной строй неприятеля, так как при занимавшейся
сначала французами позиции было возможно подойти к их восточ-
ным кораблям, почти не подвергая себя действию сосредоточенного
огня неприятеля.
Теперь было не то. Французы построились в кильватерную ко-
лонну и направились с юга на восточный фланг линии Гуда. Когда
авангардный корабль дошел до вышеупомянутого пункта, ветер
зашел ему с носа, так что он сумел подойти только к третьему
кораблю в английском строе, первые четыре корабля которого,
пользуясь своими шпрингами, сосредоточили против него свой
огонь. Англичане полагали, что этот французский корабль был
Рткт, и если это так, то его капитаном был д'Альбер де Рион
(D'Albert de Rion), — по мнению Сюффрена, наиболее выдающийся
офицер французского флота. «Разрушения, причинявшиеся их губи-
тельными залпами, — писал английский офицер, участник сраже-
ния, — были так ужасны, что целые куски досок полетели с его
корпусов прежде, чем он вышел из-под хладнокровного, сосредото-
ченного огня решительных противников. Следуя вдоль британской
линии, он принимал на себя первый огонь каждого корабля его.
В результате он был так разбит, что должен был спуститься по
направлению к острову Св. Евстафия». Таким образом прошли один
за другим вдоль линии все остальные корабли (план XVIII, В, В),
расточая свои выстрелы между всеми противниками в храбром, но
унылом и безрезультатном однообразии. В тот же день де Грасс
вторично атаковал противника в прежнем строе, но, пренебрегая
английским авангардом и направляя свои усилия лишь на арьергард
и на центр его. Эта попытка оказалась столь же бесплодной и,
кажется, была предпринята не особенно энергично.
С этого времени до 14 февраля Гуд сохранил свою позицию на
виду французского флота, который остался крейсировать в откры-
том море, к югу от него. 1 -го числа прибыло посылочное судно от
Кемпенфельдта с известием о рассеянии французских подкрепле-
ний, шедших в Вест-Индию, — что должно было оживить надежды
Гуда на успех его смелой попытки в случае прибытия Роднея.
Этому, однако, не суждено было случиться. Бримстон-Хилл сдался
12-го числа, после славной обороны. 13-го числа де Грасс отвел
свой флот, состоявший теперь из тридцати трех линейных кораблей,
в Невис и стал там на якорь. В ночь на 14-е число Гуд созвал на
свой корабль всех капитанов, приказал им поставить их часы точно
по своим, и в 11 часов пополудни все корабли, один за другим, без
сигнала и без шума обрубили канаты, подняли паруса и напра-
вились на север, обойдя оконечность острова, не замеченные
французами или, по крайней мере, без всяких препятствий с их
стороны.
Как стратегически, так и тактически замыслы и диспозиция
Гуда были превосходны, и исполнение их делало честь искусству
и настойчивости его самого и его капитанов. Операция его, рас-
сматриваемая в отдельности, представляется совершенно блестящей;
но если учесть при этом общее положение Англии в то время, она

дает основания к еще более высокой оценке качества адмирала А
Остров Св. Киттса, сам по себе, не стоил большого риска; но было
чрезвычайно важно для Англии, чтобы в ведение ею морской войны
были внесены энергия и смелость и чтобы флаг ее озарился лучами
большой победы. Материальный успех не был достигнут. Шансы,
хотя и приблизительно равные, все-таки обратились против Гуда,
но каждый человек в этом флоте должен был ощутить блеск сме-
лого предприятия и подъем духа, следующий за великим подвигом.
Если бы этот флотоводец руководил операциями, от которых зави-
сели более важные результаты, если бы он был первым, а не вто-
рым при Чезапике, то Корнуэлль мог бы быть спасен. Характер
операции — занятие якорной стоянки, оставленной неприятелем,—
был бы почти аналогичным; поучительно сравнивать обе эти опера-
ции с выручкой Кудда'лора Сюффреном.
Поведение де Грасса в описанном сейчас деле также должно
рассматриваться не только по отношению к частному случаю, но
и к общим условиям войны; взвешенное, таким образом, и сопоста-
вленное с другими, почти аналогичными случаями, упущенными
этим адмиралом, оно позволяет дать справедливую оценку его
военных способностей. Разбор этот, однако, лучше отложить до
теперь уже недалекого конца кампании. Здесь же мы считаем наи-
более полезным обратить внимание на то, что упущение де Грассом
случая разбить эскадру Гуда на якорях, хотя эскадра его была, по
крайней мере, на пятьдесят процентов сильнее английской, строго
согласно с французским принципом подчинять деятельность флота
так называемым частным операциям; ибо нет ничего столь поучи-
тельного, как исследование влияния неверного принципа на неудач-
ный исход сражения. Слабость Гуда по сравнению с противником
умаляла значение его командующей позиции для достижения насту-
пательных целей. До тех пор, пока де Грасс держался на ветре,
он сохранял свои коммуникации с Мартиникой и при этом был до-
статочно силен для того, чтобы в случае необходимости установить
связь с войсками, стоявшими перед Бримстон-Хиллем. Было ве-
роятно, как это и подтвердили события, что намеченная операция —
^ В войне, как и в картах, общий результат игры слагается из частных
данных; и начальник, который никогда не берет в соображение влияние, какое
окажет его частный поступок на общий результат, или того, что требуется от
него положением вещей в других местах, — как политическим, так и воен-
ным, — лишен существенного качества, необходимого великому генералу. «Сме-
лость, с какой Веллингтон штурмовал редут Франциско (при Сиудад-Родриго)
и открыл траншею в первую ночь осады; еще большая смелость, с какой он
штурмовал крепость, прежде чем огомь обороны был как-либо ослаблен и
прежде чем был взорван контр-эскарп, — были истинными причинами внезап-
ного падения крепости. Как военное, так и политическое состоя-
ние вещей оправдывало это пренебрежение к правилам.
Когда генерал окончил свой приказ о штурме фразой: «Сиудад-Родриго должно
штурмовать в этот вечер», он хорошо знал, что это будет понято благородно»
(Na,pier, Peninsular war).
«Полагая, что честь оружия его величества и
обстоятельства
войны в этих
морях
требовали значительной
степени предприимчивости, я считал, что этим оправдывается мое отступление
от регулярной системы» (Отчет сэра Джона Джеірвиса о сражении при мысе
С. -Винцент).

взятие острова Св. Киттса — удастся, несмотря на присутствие
здесь английского флота; а «французский флот всегда предпочитал
славу обеспечения территориального завоевания, быть может, более
блестящей, но менее реальной славе взятия нескольких кораблей».
Таким образом, де Грасс как будто бы должен считаться сво-'
бодйым от обвинения в какой-либо ошибке, за исключением того,
что не смог подняться выше традиций своего флота. Однако за
несколько дней до сдачи острова и отплытия английского флота
к нему присоединились два линейных корабля, сообщившие ему
о рассеянии ожидавшегося конвоя с подкреплениями из Европы ѵ
Тогда для него стало ясно, что флот его не сможет усилиться до
прибытия Роднея на помощь неприятелю, после чего последний все
равно будет сильнее французов. До тех же пор его тридцать
линейных кораблей имели значительный перевес над двадцатью
двумя английскими, ожидавшими, как он это знал, его нападения;
тем не менее он позволил им спокойно уйти. Его собственное объ-
яснение ясно указывает, что он не имел намерения атаковать врага
на якоре:
«На следующий день после капитуляции Брямстон-Хилла имелась
возможность повести тщательное наблюдение за Гудом и сразиться
с ним, как только он поднимет паруса и отойдет от завоеванного ост-
рова. Но каш провиант был на исходе, нам хватило бы его только на
тридцать шесть часов.
Несколько тендеров прибыли в Невис, и вы,
конечно, согласитесь, что, прежде чем сражаться, надо жить. Я отплыл
к Невису, оставаясь все время на ветре и не упуская из виду неприя-
теля, так как был .всего в полутора лигах от него, при этом я ста-
рался погрузить на свои корабли необходимые припасы так быстро,
как только возможно. Гуд отплыл ночью, без сигналов, и на сле-
дующее утро я нашел только больных, которых он оставил на берегу» 2.
Другими словами, Гуд удерживал свою позицию с выдержкой,
смелостью и искусством, пока у него оставались шансы на успеш-
ное сопротивление, но не стал ждать атаки противника при пода-
вляющем преимуществе на стороне последнего. . . Что же сказать.
о вышеприведенной ссылке графа де Грасса на недостаток про-
вианта? Разве он не знал за месяц до того, на сколько времени
хватит у него запаса его? Разве он не знал за четыре дня до отплы-
тия Гуда, что с ним уже были,, вероятно, все корабли, на которые
он мог рассчитывать в предстоявшей кампании, в то время как
англичане, наверное, должны были получить подкрепления? И если
позиция Гуда была настолько сильна, насколько могли сделать ее
обдуманность, профессиональное искусство и смелость, то не'
имела ли она/при всем том, слабых пунктов? Разве не находились
подветренные корабли его под ветром у де Грасса и, разве не
мог бы последний задержать их, если бы они попытались вылавиро-
вать на ветер? Если нельзя было подойти к головным кораблям
противника, то что мешало атаковать третий и последующие линии
двумя или даже тремя кораблями каждый? Письмо Сюффрена,
• 1 АтАкой Кьмпенфельдтом кОявоя де Гишена и последовавшим затем
Штормом в декабре 1781 г. См. стр. 323.
-
К è г gti е'1 ев, Guerre Maritime de 1778. Письмо де Грасса Кергуэлену
из Парижа, от 8 января 1783 г., стр. 263.

относящееся к подобному же положению вещей при С.- Лючии1,:
но написанное за три года перед описываемым событием, кажется
прямо пророческим.
«Несмотря на незначительность результатов двух канонад 15 декабря
(1778 г.), мы все-таки можем еще ожидать успеха; но единственный путь
к достижению его, — это энергичная атака эскадры, которую неприя-
тель, вследствие превосходства наших сил, не сможет выдержать, не-
смотря на помощь его береговых батарей; последняя окажется безусловно-
недействительной, если мы поставим
свои
кор^бла
борт
о борт с кораблями противника или бросим якоряна
их буйки. В случае же нашей медлительности, тысячи обстоятельств,
могут спасти их. Они могут воспользоваться ночью для
отплытия».
Не может быть никакого сомнения в том, что англичане дорого
продали бы свое поражение; но за всякие серьезные результаты
в войне приходится платить, и в общем итоге лучшие из них ока-
зываются самыми дешевыми. Хорошее усвоение простых принципов,
а именно —- что флот неприятеля, как контролирующий факФор
в предстоявшей кампании, должен был сделаться истинным объек-
том действий, и что часть его, раз удалось застигнуть ее в отдель-
ности, следовало разбить без замедления, — спасло бы де Грасса
от большой ошибки; но здесь уместно заметить, что следование»
этим принципам было бы явлением исключительным в практике
французского флота.
Теперь приближался час, в который французский адмирал дол-
жен был почувствовать, — даже, если он не признал этого,
последствия своей ошибки, ценой которой он выиграл жалкий
островок, но упустил английский флот. Родней вышел из Европы*
15 января, с двенадцатью линейными кораблями. 19 февраля он
стал на якорь у Барбадоса, и в тот же день Гуд пришел в Антигуа
с острова Св. Киттса. 25 февраля обе эскадры встретились на ветре-
Антигуа, составив, таким образом, соединенный флот из тридцати,
четырех линейных кораблей. На следующий день де Грасс стал на»
якорь в Форт-Рояле, избежав этим преследования, немедленно
начатого Роднеем.
Английский адмирал возвратился затем к С.-Лючиа, где к нему
присоединились еще три линейных корабля из Англии, увеличив
численность его флота до тридцати семи вымпелов. Зная, что из
Франции ожидался большой конвой, до прибытия которого нельзя
было предпринять какую-либо попытку, Родней послал часть своего
флота в крейсерство, в наветренном направлении, на север — до
Гваделупы; но офицер, командовавший французским конвоем, подо-
зревая о том, что это будет сделано, держался еще значительно
севернее упомянутого острова и достиг благополучно Форт-Рояля
на Мартинике 20 марта. Военные корабли, бывшие с ним, увели-
чили численность флота де - Грасса до тридцати трех линейных
и двух 50-пушечных кораблей.
Предметом соединенных усилий Франции и Испании в этом году
было завоевание Ямайки. Ожидали соединения у Французского

зиыса (теперь Cap Haitien) на Гаити пятидесяти линейных кораблей
и двадцати тысяч войск. Часть последних была уже на месте этого
рандеву; и де Грасс, назначенный командовать соединенными фло-
тами, должен был собрать на Мартинике все войска и припасы
- с французских островов и конвоировать их к месту рандеву.
Роднёю было поручено помешать этому соединению.
Район, в пределах которого состоялись важные операции сле-
дующих пяти дней, имеет сто пятьдесят миль в длину (с юга на
север) и включает острова С. -Лючиа, Мартинику, Доминику и Гва-
делупу, расположенные в поименованном порядке (см. план XI,
стр. 297). В то время первый был в руках Англии, а остальные —
в руках Франции. Окончательное и решительное для того момента
столкновение имело место между Доминикой и Гваделупой,
немного к западу от них. Они отстоят один от другого на двадцать
три мили; но канал между ними суживается до 13 миль в ширину
тремя островками, носящими название островов Святых и лежа-
щими на десять миль южнее Гваделупы. Полагают, что де Грасс
намеревался, вместо того чтобы отплыть прямо к Французскому
мысу Г пройти кружным путем близ этих островов, которые, будучи
дружественными или нейтральными, дали бы в случае необходи-
мости убежище конвою. Упорное преследование его английским
•флотом, догнавшим французов близ Доминики, заставило его оста-
вить этот план, послав конвой в Басс-Терр, на южной оконечности
Гваделупы, и пытаясь в то же время пробраться всем флотом через
вышеупомянутый канал и пройти по восточную сторону острова,
-отвлекши, таким образом, англичан от транспортов и избавившись
от тактических затруднений, причиненных присутствием последних.
Аварии некоторых кораблей помешали этой попытке и привели
к сражению, гибельному для него и роковому для всего пред-
приятия.
Якорные стоянки враждебных флотов на Мартинике и С. - Лючиа
•отстояли одна от другой на тридцать миль. Господствующий восточ-
ный ветер обыкновенно попутен для перехода от первой ко второй;
но сильное западное течение, частые затишья и даже штили отбра-
сывали под ветер парусные корабли, выходившие с С. - Лючиа к се-
верному острову. Цепь фрегатов соединяла сигналами английские
•сторожевые корабли близ Мартиники с флагманским кораблем Род-
нея в бухте Грозило (Gros Ilot). Кипучая деятельность развернулась
на обеих станциях; французы были заняты многочисленными приго-
товлениями, необходимыми для большого военного предприятия;
англичане, хотя и менее занятые, все-таки находились в состоянии
ожидания и подготовки к внезапному сражению, что требовало
постоянной бдительности и умственной деятельности.
5 апреля Родней был извещен, что неприятельские войска
садятся на суда, и 8-го, вскоре после рассвета, сторожевые фре-
гаты дали сигнал о том, что французы выходят из порта. Англий-
ский флот сейчас же начал сниматься с якоря и к полудню вышел
из гавани в числе тридцати шести линейных кораблей. В два с по-
1 См. карту IV, Атлантический океан, стр. 416.

ловиной часа пополудни показались передовые фрегаты француз-
ского флота, который был усмотрен с корабельных марсов главных
сил как раз перед закатом солнца. Англичане продолжали итти на
север всю ночь, и на рассвете 9-го числа были на траверзе Доми-
ники, но большей частью заштилевшие. Ближе к берегу от них,
в северном и восточном направлениях, виднелись французский флот
и конвой, в которых насчитывалось тридцать три линейных ко-
рабля, кроме судов меньших типов; конвой состоял из ста пятиде-
сяти судов, под специальной охраной двух 50-пушечных кораблей.
Изменчивые и неустойчивые ветры, обычные близ берега в ночное
время и в ранние часы дня, рассеяли это нестройное сборище
судов. Пятнадцать линейных кораблей были в канале между Доми-
никой и островами Святых, видимо, лавируя на ветер со свежим
пассатом; остальные линейные корабли и большая часть конвоя все
еще штилели близ Мартиники (план XX, положение I, Ь). Однако
постепенно паруса французских кораблей надувались легким ветер-
ком; благодаря этому ветерку, не доходившему до англичан, нахо-
дившихся в открытом море, они отошли от острова и попали в по-
лосу более постоянного бриза канала, усилив группу, которая обла-
дала теперь основным элементом морской силы — подвижностью.
В то же время легкие порывы юго-восточного ветра долетели до
английского авангарда, которым командовал Гуд, отнеся его слегка
к северу от главных сил флота, по направлению к двум отделив-
шимся французским кораблям (і), упавшим под ветер в течение
ночи и разделившим участь заштилевшего английского флота, носы
неподвижных кораблей которого направлялись по всем румбам ком-
паса. Противники сблизились уже на дистанцию пушечного выстрела,
когда легкий порыв ветра с северо-запада дал французам воз-
можность отойти от противника и приблизиться к остальным своим
кораблям в канале.
Чем дальше подвигался английский авангард, тем свежее стано-
вился ветер, пока, наконец, он совсем не вошел в канал, где попал
в струю пассата. Де Грасс дал конвою сигнал итти к Гваделупе,
и это приказание было исполнено так хорошо, что к двум часам
пополудни все суда конвоя скрылись из виду по направлению к се-
веру и не появятся уже в нашем дальнейшем изложении. Так как
оба упавших под ветер французских корабля, о которых было упо-
мянуто выше, не избавились еще от опасности столкновения
с английским авангардом, которому теперь благоприятствовал бриз,
и поскольку этот авангард сильно отделился от своего арьергарда
и центра, де Грасс приказал своему авангарду спуститься и всту-
пить в бой. Сигнал этот был исполнен четырнадцатью или пят-
надцатью кораблями, которые в половине десятого утра начали сра-
жение, продолжавшееся с перерывами до четверти второго. Гуд
скоро принужден был лечь в дрейф, чтобы не слишком отдаляться
от главных сил флота; французы же продолжали держаться на
ходу, приближаясь с тыла и последовательно проходя в полу-
дистанции пушечного выстрела, на ветер от него (план XX, положе-
ние I). Оказавшись впереди английского отряда, каждый француз-
ский корабль повертывал оверштаг и спускался назад к югу до по-

зиции, с которой мог вернуться на свое прежнее место, описывая*
таким образом, непрерывную неправильную кривую эллиптической
формы на ветре своих противников. Бремя сражения пало на восемь
или девять английских кораблей, число которых последовательно
увеличивалось, по мере того как один корабль за другим выводился
порывами ветра из штилевой полосы под Доминикой; но и фран-
цузы получали подкрепления по той же причине. Пока происходили
эти схватки, часть английского центра, и между ними восемь кораб-
лей под флагом Роднея (положение I, а), тщательно пользуясь
всяким порывом и дуновением ветра, сумели подойти ближе к бе-
регу, где бриз дул сильнее, чем в открытом море. Достигнув этого
около одиннадцати часов утра, они взяли на север, будучи теперь
на ветре как английского авангарда, так и нападавших на него ко-
раблей (положение II, а). Последние, видя это, повернули оверштаг
и, выйдя на момент из боя, направились к югу, для соединения
со своим центром, чтобы восемь кораблей Роднея не смогли разде-
лить их. В половине двенадцатого французы снова построили линию
на правом галсе, так как часть кораблей их отошла уже далеко от
берега, тогда как английский арьергард все еще штилел. Численное
превосходство французов позволило им растянуться с севера на юг
вдоль всего протяжения английской линии, тогда как последняя все
еще была разорвана большим промежутком между авангардом и
центром (положение II). Поэтому они энергично возобновили свою
атаку, направленную против Гуда. Но французский центр и арьер-
гард (b), имея на своей стороне ветер, держались намеренно на
большой дистанции от кораблей Роднея. В четверть второго фран-
цузы, увидев, что вся британская линия вошла в полосу ветра,
прекратили стрельбу, и в два часа Родней спустил боевой сигнал,
так как неприятель удалился.
Бой 9 апреля свелся, в сущности, не более как к артиллерий-
скому поединку. Один французский 64-пушечный корабль Coton (d)
получил повреждения, которые заставили его удалиться к Гваде-
лупе. Два английских корабля были на время выведены из строя,
но исправили повреждения, не оставляя своего флота. Преиму-
щество в. материальной части было, поэтому, на стороне последнего.
Мнения о руководстве графа де Грасса в этот день разделяются
в зависимости от отношения к тому же основному принципу,
а именно: должны ли действия адмирала определяться конечной
целью или непосредственной возможностью разбить флот неприя-
теля. Факты таковы: шестнадцать судов английского флота — весь
арьергард и четыре из центра (положение II, с) все время не были
в состоянии открыть огонь по неприятелю. Французские же ко-
рабли, повидимому, все, от первого до последнего, могли принять
участие .в сражении. В начале его только восемь или девять англий-
ских кораблей сопротивлялись пятнадцати французским. В конце —
двадцать английских боролись против тридцати трех французских,
я эти условия оставались, в общем, неизменными в течение всех
четырех часов боя. Таким образом, де Грасс встретился с флотом,
по крайней мере, количественно превосходившим его эскадру, но,
волей провидения, силы его противника разделились так, что почти

половина их не могла принять участия в сражении. Ветер был по-
путным, капитаны его кораблей были прекрасными моряками.
Что же мешало ему атаковать девять кораблей Гуда со своими
пятнадцатью, поставив каждый из шести кораблей арьергарда пер-
вого между двумя своими? Если бы эти девять кораблей были
серьезно разбиты, то и дальнейшие маневры Роднея потерпели бві
полную неудачу. Три дня спустя французы потеряли только пять
кораблей в битве, окончившейся их поражением. Однако рассматри-
вавший это дело военный суд так сформулировал французскую
доктрину: «Решение ввести в бой только часть нашего флота
может рассматриваться как акт благоразумия со стороны адмирала,
который мог предписываться конечными целями кампании».
По этому поводу один французский профессиональный писатель
естественно замечает, что если атака была необходима, то было
благоразумнее предпринять ее всем флотом; в этом случае отдель-
ные корабли понесли бы меньший урон, да к тому же весь флот все
равно, в конце концов, должен был притти на поддержку кораблей,
которые, потеряв рангоуты, не могли вновь придержаться к ветру.
Три раза в течение одного года фортуна давала де Грассу воз-
можность атаковать английские флоты с шансами на решительную
победу А Запас ее благодеяний, наконец, истощился. Следующие
три дня должны были показать, как решительно влияют на конеч-
ные задачи кампании результаты одного сражения и потеря несколь-
ких кораблей. С 9-го числа до утра 12-го французский флот про-
должал лавировать на ветер между Доминикой и островами Святых
в неправильном строе. Англичане же ночью 9-го числа легли
в дрейф для исправления повреждений. На следующий день они
возобновили погоню за французами в наветренном направлении, но
те успели значительно опередить своих преследователей. Ночью
10-го числа два корабля, Jason и Zélé, столкнулись между собой.
Последний был проклятием французского флота в течение всех
этих дней. Он был одним из тех, которые чуть не попали в руки
неприятеля 9-го числа, и явился также причиной конечного бед-
ствия. Повреждения, полученные Jason, были так велики, что он
должен был спуститься к Гваделупе. 11 -го числа главная часть
флота была на ветре у островов Святых, но Zélé и еще один ко-
рабль отошли так далеко под ветер, что де Грасс спустился для
прикрытия их, в значительной мере потеряв этим преимущество
выигранного им ранее наветренного положения. На следующую
ночь Zélé опять столкнулся — на этот раз с флагманским кораблем
де Грасса, который потерял несколько парусов, тогда как первый,
не имея права ожидать уступки ему дороги и будучи виноват
во всем, лишился бушприта и фок-мачты. Адмирал послал фрегату
Astrée приказание взять Zélé на буксир. И здесь появляется на стра-
ницах нашей истории знаменитая и трагическая фигура, ибо капи-
таном Astrée был злополучный исследователь Лапейруз, тайна
1 29 апреля 1781 г. близ Мартиники: двадцать четыре корабля против
восемнадцати; в январе 1782 г.: тридцать против двадцати двух; 9 апреля
1782 г.: тридцать против двадцати.

исчезновения которого с двумя кораблями и их экипажами остава-
лась столь долго не раскрытой. Два часа были потрачены на взятие
корабля на буксир, — эта работа была выполнена не очень про-
ворно, принимая во внимание экстренность ее и благоприятные
условия погоды; но к 5 часам утра оба судна были уже на пути
в Басс-Терр, куда еще ранее прибыли Coton и Jason, так же как
и конвой. Со времени отплытия с Мартиники из боевой линии
французского флота выбыли, таким образом, три корабля.
Поврежденный корабль, отправленный де Грассом в Басс-Терр,
не успел еще отойти далеко, как слабый свет утренней зари воз-
вестил приближение 12 апреля — дня, вдвойне знаменитого в мор-
ских летописях. Солнце, не вполне еще закатившееся над утомлен-
ными эскадрами Сюффрена и Юза, ставшими на якорь после боя
их самой яростной схватки близ Цейлона, в то же самое время
осветило своими ранними лучами начало битвы между Роднеем и
де Грассом h Последняя, по своим результатам, была величайшим
морским сражением этого столетия; ее влияние на ход событий
было очень велико, хотя далеко не так решительно, как могло бы
быть; она сопровождалась обстоятельствами необыкновенного, хотя
до некоторой степени искусственного блеска, и в частности отме-
чена маневром, — на который смотрели как на исключительно смелый
и решительный, — «разрывом линии». Следует прибавить, что оценка
этого сражения вызвала бурную дискуссию, и множество деталей
его, приведенных надежными свидетелями, так запутаны и непосле-
довательны вследствие главным образом непостоянства ветра, что
теперь невозможно сделать ничего более, как попытаться согла-
совать их в полном описании. Несмотря на это, основные черты
сражения могут быть изображены с достаточной точностью, и это
мы прежде всего сделаем в сухом и кратком изложении; на схему,
которая представится после этого воображению читателя, будут
затем уже нанизаны детали, придающие красочность, жизненность
и интерес этой великой картине.
На рассвете 2 (около половины шестого 3) английский флот, ко-
торый повернул на правый галс в два часа пополуночи, лежал на
правом галсе, при ветре от OS, необычном в этот час утра
(план XXI, А). Он находился тогда милях в пятнадцати от островов
Святых, расположенных на норд-норд-ост от него и в десяти милях
1 Разница во времени на меридианах Тринкомале и островов Святых равна
девяти с половиной часам.
-
Рассказ о событиях 9—12 апреля основан главным образом на планах
и описаниях Мэтьюза, — лейтенанта английского королевского флота и на
позднейшем труде «Naval Researchop» капитана того же флота Уайта (Tho-
mas White), которые оба были очевидцами этих событий; все показания их,
однако, еще сверены с другими французскими и английскими описаниями.
Мэтьюз и Уайт расходятся с официальным донесением Роднея относительно
того, на каком галсе были англичане на рассвете; но так как показание
последнего подтверждается частными' письмами сэра Чарльза Дугласа, послан-
ными немедленно после сражения некоторым высокопоставленным лицам,
то мы и придерживались его в нашем изложении.
3 Письмо сэра Чарльза Дѵгласа, начальника штаба Роднея (United Seitrice
Journal, 1833, Part. I, p. 515).

от французского флота, шедшего на северо-восток. Последний,
вследствие событий этой ночи, был сильно рассеян, так что рас-
стояние между самыми наветренными (т. е . находившимися дальше
всего на восток) и самыми подветренными судами его, среди кото-
рых находился флагманский корабль VïUe de Paris, равнялось
восьми или десяти милям 1. Тревога за Zélé задерживала француз-
ского адмирала с сопровождавшими его судами под малыми пару-
сами на южном курсе на левом галсе (А). Англичане лежали на
правом галсе и для них ветер дул на ост-норд-ост2, поэтому, как
только рассвело, они увидели французов под ветром у себя. Среди
последних был и шедший на буксире фрегата отделившийся корабль
(Zélé) со снесенными бушпритом и фок-мачтой, лежавшими на
баке (а).
Для того чтобы отогнать французов дальше под ветер, Родней
послал четыре корабля (ft) в погоню за Zélé. Де Грасс, как только
заметил это, дал сигнал своему флоту спуститься (с), как того
желал Родней, и в то же время построиться в боевую линию,
призвав, таким образом, к себе корабли, находившиеся на ветре.
Англичане также быстро построились в линию, и корабли, послан-
ные в погоню, были отозваны в 7 часов утра. Де Грасс, видя, что,
продолжая держать на том же курсе, он совсем потеряет наветрен-
ное положение, опять привел к ветру на левом галсе (А); как раз
к этому времени бриз изменил направление на OSO и О, т. е. в его
пользу, и положение враждебных эскадр относительно ветра сде-
лалось почти одинаковым. Вскоре, однако, французы выиграли
гонку, благодаря тому же превосходству в парусности, которое
позволило им предыдущие дни выйти на ветер относительно англи-
чан, и если бы не неловкость Zélé, они, возможно, смогли бы и
совсем избавиться от столкновения с ними (план XXI, В). Их го-
ловные корабли первыми прошли точку пересечения их курсов, схо-
дившихся под острым углом, тогда как английский головной ко-
рабль Marlborough врезался во французскую линию, по одним све-
дениям, около шестого, а по другим — около десятого корабля.
Конечно, к этому времени бой уже начался, и девятый корабль
французской линии Brave открыл огонь по Marlborough в 7 ч. 40 м.
утра. Поскольку намерения расстраивать линию раньше не имелось,
последний, во исполнение сигнала Роднея, спустился и прошел
вдоль подветренного борта неприятеля, что сделали и другие после-
довательно подходившие английские корабли. Сражение вступило,
таким образом, в обычную и нерешительную фазу прохождения
враждебных флотов один мимо другого на противоположных
галсах, но так как, однако, ветер был очень легок, то бой принял
более жаркий характер, чем бывает обыкновенно при таких усло-
виях, ибо корабли двигались со скоростью от трех до четырех
узлов. После того как враждебные линии опять разошлись южнее
1 Де Грасс определяет это расстояние в три лиги, а некоторые его капи-
таны в "пять.
2 Для французов, находившихся в середине канала, ветер дул скорее
на ост.

•
-V-
,
л
-
««
*4
Po
ïï-
»
s-
e
•b
ca
-о«
Г!
«л
л

пункта их встречи, де Грасс дал сигнал спуститься на четыре румба
к SSW, введя, таким образом, свой авангард (В, а) в бой с неприя-
тельским арьергардом и не позволяя последнему достигнуть его
арьергарда без повреждений. Однако две опасности угрожали
французам в случае следования их прежним курсом: последний
своим направлением на S или SSW приводил их в штилевую полосу
близ северной оконечности Доминики, а непостоянство ветра делало
возможным, что в случае захода его к югу неприятель пройдет
через их линию и выйдет на ветер, а это, в свою очередь, должно
было принудить их к решительному бою, которого французская по-
литика так избегала. Так оно и случилось. Поэтому в 9 ч. 30 м.
утра де Грасс дал своему флоту сигнал повернуть всем вместе
через фордевинд и лечь на один галс с английским флотом. Испол-
нение сигнала было, однако, невозможно: флоты были слишком
близки один к другому для такой эволюции. Тогда он дал другой
сигнал — привести сначала круто к ветру и затем повернуть.через
фордевинд последовательно, что также не удалось. И в пять минут
десятого произошло то, чего он страшился. Ветер зашел к югу,
сбив с курса все те французские корабли, которые не успели спу-
ститься ранее, т. е. те, у которых английские корабли были близко
под ветром (план XXI, С). Родней на корабле Formidable в это
время как раз сближался с четвертым кораблем, шедшим за
де Грассом. Придержавшись круто к переменившемуся ветру, он
прошел через французскую линию в сопровождении пяти следо-
вавших за ним кораблей (С, а), тогда как почти в тот же момент
и по тем же причинам шестой его корабль (С,. Ь) прошел в проме-
жуток французской линии, образовавшийся на траверзе у него, а за
ним последовал весь английский арьергард. Боевая линия француз-
ского флота была, таким образом, разорвана в двух местах колон-
нами неприятельских кораблей, шедшими в таком тесном строе, что
корабли его должны были бы уклониться в сторону, даже если бы
ветер не мешал их действиям. Все принципы, на которых строился
линейный бой, а именно — взаимная поддержка и наличие особой
зоны для действия артиллерии каждого корабля, были нарушены
теперь для французов и, напротив, соблюдены для английских отря-
дов, прошедших через их линию; вторжение вражеских колонн не
только расстроило лирию французов, но и сбило их под ветер. На-
конец, им предстояло еще построиться в новую линию и соединить
три группы, на которые они разделились, т. е. решить тактическую
задачу, трудную при всяких обстоятельствах и вдвойне трудную,
когда флот находится под впечатлением неудачи и имеет дело
с сильнейшим неприятелем; последний, несмотря на беспорядок
в его строю, был все же в лучшем состоянии и уже узрел сияние
победы.
Кажется, что французы не сделали никакой серьезной попытки
построиться в новую линию; соединиться же они пытались, но
только в бегущую беспорядочную массу. После различных перемен
ветра и маневров французский флот в полдень имел следующую
диспозицию (план XXI, D): центр (с) отстоял на две мили к северо-
западу от авангарда (ѵ), под ветром от него; арьергард (г) нахо-

дился еще дальше от центра и также иод ветром у него. Оба флота
теперь то штилели, то подвергались коротким порывам ветра.
В половине второго часа пополудни задул легкий бриз с востока,
и де Грасс дал сигнал построить линию опять на левом галсе;
не успев в этом, он между тремя и четырьмя часами дал сигнал
построиться в линию на правом галсе. Оба сигнала и общий тон
описаний показывают, что французы ни разу не составили строя
после разрыва их линии, и все их маневры имели тенденцию
отвести весь флот как можно далее под ветер от противника, хотя
и не обязательно приводили к этому. Следствием такого движения,
естественно, было то, что наиболее поврежденные корабли остались
позади и были захвачены один за другим англичанами, преследо-
вавшими их без всякого правильного строя, в котором, впрочем,
и не было необходимости, так как и без него взаимная поддержка
кораблей была обеспечена. Вскоре после шести часов вечера флаг-
манский корабль де Грасса, Ville de Paris, спустил свой флаг перед
кораблем Bmilew,
несшим флаг сэра Сэмюэля Гуда. Французские
сообщения говорят, что тогда его окружали девять кораблей про-
тивника и что, без сомнения, он сражался до последней возмож-
ности. Название, данное ему в честь великого города, которым он
был принесен в дар королю, его необыкновенная величина и тот
факт, что ни один командующий французским флотом не был до
тех пор взят в плен в сражении, соединились для придания особен-
ного блеска победе Роднея. Были также взяты еще четыре линей-
ных корабля1, и, как ни странно, именно на них оказался весь
артиллерийский парк, предназначавшийся для захвата Ямайки.
Таковы были главные черты сражения при островах Святых,
или, как его иногда называют, сражения 12 апреля (у французов
оно известно как сражение при Доминике). Теперь должны быть
приведены некоторые детали, которые ранее были опущены, но
повлияли на исход боя. Когда занялся день, французский флот был
сильно рассеян и находился в беспорядке 2. Де Грасс, под влиянием
опасений за судьбу Zélé, так торопился в своих движениях, что к на-
чалу сражения его линия не была надлежащим образом построена.
Авангардные корабли еще не пришли в позицию (В, а), а осталь-
ные еще настолько не дошли до своих мест, что де Водрэй
(De Vaudreuil), командовавший арьергардом и вступивший в бой
последним, говорит, что линия строилась под огнем мушкетов.
Англичане, напротив, были в хорошем порядке, и единственное
изменение, сделанное ими в строе, состояло в уменьшении проме-
жутка между кораблями с двух кабельтовых до одного (семьсот
футов). Знаменитый прорыв через французскую линию был обуслов-
лен не предварительным намерением, а переменой ветра, разбро-
савшей в беспорядке французские корабли и тем увеличившей
дистанцию между ними, тогда как промежуток, через который
1 Позиции взятых англичанами кораблей обозначены крестиками на алане
каждой из трех последовательных стадий сражения, В, С. D .
г Расстояние самых наветренных французских кораблей от Ville de Paris-
в момент, когда был дан сигнал построиться в боевую линию,
указывается
различно — от шести до девяти миль.

прошла группа Роднея, был расширен с северной стороны его ко-
раблем Diadème, вышедшим из ветра и переброшенным на другой
галс (С, с). Сэр Чарльз Дуглас говорит, что непосредственным
результатом прорыва через линию флагманского корабля было
«сближение четырех ближайших кораблей неприятеля, которые
достигли вышеупомянутого пункта (с) на северной стороне, едва
не касаясь друг друга». Эта несчастная группа, составлявшая теперь
одну большую мишень, была одновременно атакована кораблями
Duke, Хат иг и Formidable (90-пушечными) и получила несколько
залпов от каждого из них, причем ни один снаряд не пропал даром,
жертвы должны были быть очень велики. Duke (С, d), шедший не-
посредственно впереди флагманского корабля, последовал за голов-
ным кораблем, чтобы зайти французам под ветер, но когда капитан
его увидел, что Formidable пересек линию неприятеля, он сделал
то же самое, пройдя севернее беспорядочной группы и поставив ее,
таким образом, между двух огней. Вахтенный журнал одного из ко-
раблей этой группы, Magnanime, упоминает о прохождении между
двумя трехпалубными кораблями, обстреливавшими его с обоих
бортов.
После того как строй был, таким образом, разорван, Родней
спустил сигнал о построении в линию, оставив лишь тот, который
требовал от его эскадры вступления в бой на близкой дистанции,
и в то же время приказал своему авангарду, который обходил
теперь с кормы и с севера неприятельский арьергард, повернуть
оверштаг и соединиться с английским центром. Исполнение этого
маневра сильно замедлилось вследствие повреждений в рангоуте и
парусах, полученных кораблями при прохождении их под огнем не-
приятеля. Флагманский корабль Роднея и бывшие с ним суда по-
вернули оверштаг. Арьергард под командой Гуда, вместо того
чтобы продолжать держать к северу до соединения с центром,
вышел на ветер и затем заштилел на большом расстоянии от осталь-
ного флота.
В позднейшее время много обсуждали вопрос о том, насколько
умно поступил Родней, прорвав линию неприятеля, и который из
адмиралов заслуживает большей похвалы, если они вообще до-
стойны ее. Последний пункт не имеет серьезного значения, но все-
таки интересно упомянуть, что сын Чарльза Дугласа, начальника
штаба Роднея, приводит массу положительных доказательств того,
что инициатива маневра исходила от Дугласа и что согласие Роднея
было получено им только с большим трудом; это как раз такие
доказательства, какие только и могут уменьшить значение заслуг
лица, несшего полную ответственность за результаты. Ценность
самого маневра гораздо важнее всякого вопроса о личной репута-
ции. Некоторые доказывали, что маневр этот был не похвальным,
а, напротив, неудачным, но в защиту Роднея говорили, что он
должен быть приписан скорее силе обстоятельств, чем доброволь-
ному избранию его. По их мнению, было бы лучше продолжать
лпти под ветром французского арьергарда, обстреливая его.огнем
всей английской линии, а затем, повернув на другой галс, поставить
упомянутый арьергард между двух огней. Но сторонники такого

мнения совершенно игнорируют тот факт, что поворот на другой
галс или какой-либо иной поворот после такой схватки был воз-
можен только для части сражавшихся кораблей и что этим ко-
раблям было бы весьма трудно догнать ушедших вперед против-
ников, за исключением лишь серьезно поврежденных. Поэтому
рекомендованная выше атака, представляющая точное повторение
Уэссанского сражения, сводится в действительности к прохожде-
нию флотов один мимо другого противоположными галсами и к рас-
пределению огня по всей неприятельской линии, без сосредоточения
•его на какую-либо часть ее. Уместно и должно заметить теперь же,
что перемена курса Роднеем позволила одиннадцати арьергардным
кораблям французов (D, г) уйти под ветер, приняв огонь только
части неприятельской линии, тогда как английский авангард обстре-
ливался почти всем французским флотом. Однако эти корабли,
согнанные под ветер, были, таким образом, совершенно выведены
из боя на значительный и важный промежуток времени и не смогли
бы оказать какую-либо помощь своему флоту, если бы сам
де Грасс не вынужден был спуститься под ветер маневром отряда
Гуда. Тринадцать головных французских кораблей, повинуясь
последнему виденному ими сигналу, придерживались круто к ветру;
де Грасс с группой из шести кораблей (С, е) сделал бы то же
самое, если бы отряд Гуда не зашел ему с носа. Результатом соб-
ственного маневра Роднея было бы, поэтому, разделение француз-
ского флота на две части, отстоящие оДна от другой на шесть
миль, причем одна из них находилась бы безнадежно далеко под
ветром. Англичане, заняв наветренное положение, легко могли бы
«задержать» одиннадцать подветренных кораблей противника и
окружить девятнадцать наветренных подавляющими силами. Но раз-
рыв французской линии в двух местах несколько изменил поло-
жение дел, так как группа из шести кораблей де Грасса располо-
жилась между наветренным и подветренным отрядами английского
флота, в двух милях от первого и в четырех милях от послед-
него (D). Едва ли необходимо настаивать на тактических преиму-
ществах такого положения для англичан, даже если не принимать
во внимание морального впечатления, произведенного на французов
нарушением их строя. Вдобавок к этому можно вывести весьма
поучительный урок из непосредственных результатов огня англий-
ских орудий, открывших стрельбу при прохождении через неприя-
тельскую линию. Из пяти захваченных кораблей три были те,
за кормою которых прошли английские отряды 1.
Вместо того чтобы на равных условиях обмениваться залпами
с противником при прохождении параллельных линий одна мимо
другой, причем каждый корабль имел бы поддержку в шедшем за
1 Другие два захваченных корабля были: Ville de Paris,
который вслед-
ствие своего изолированного положения и присутствия на нем командующего
сделался лакомым куском, естественно, собравшим зокруг себя корабли не-
приятеля, и 64-пушечный Ardent, который, кажется, был перехвачен при отваж-
ной попытке пройти из авангарда на помощь своему адмиралу. Последний был
единственным призом, взятым в Английском канале Великой Армадой союзни-
ков в 1779 г.

ним и перед ним, французские суда, вблизи которых прошли
прорвавшиеся колонны, последовательно подверглись огню всего
неприятельского отряда. Таким образом, тринадцать кораблей Гуда
продефилировали мимо двух задних кораблей французского аван-
гарда — César и Hector, разгромив их сосредоточенным огнем;,
подобным же образом и с подобными же результатами шесть ко-
раблей Роднея прошли мимо Glorieux. Это сосредоточение огня де-
филированием мимо крайнего корабля колонны в точности соответ-
ствует сосредоточению огня на фланге линии и представляет осо-
бый интерес, ибо, если оно выполнено успешно, то и теперь будет
такой же мощной атакой, какой было всегда. Англичане, если бы
они быстро учли выгоду своего положения, смогли бы стрелять по
кораблям, бывшим по обе стороны промежутка, через который они
прошли, что и сделал Formidable-,
остальные же стреляли только
правым бортом, и многие, без сомнения, ясно поняли представляв-
шиеся им возможности лишь тогда, когда было уже слишком
поздно. Естественные результаты маневра Роднея были, поэтому,
таковы: 1) выход на ветер неприятеля, а с этим и приобретение
возможности наступательного образа действий; 2) сосредоточение
огня против части неприятельского строя и 3) внесение во флот
неприятеля беспорядка и разделения, которое могло сделаться и
сделалось очень велико, дав англичанам дальнейшие тактические
преимущества.
Возражение, что французы смогли бы соединиться быстрее,
если бы их корабли управлялись лучше, неосновательно. Маневр,
представляющий хороший шанс на достижение преимущества,
не теряет своих достоинств от того, что он может быть встречен
контрманевром неприятеля, подобно тому как хороший удар рапи-
рой остается таковым, хотя бы он и был отпарирован защи-
щавшимся. Шансы англичан состояли в том, что при обходе ими
с носа арьергардных кораблей противника, в то время как авангард
их продолжал итти прежним курсом, французы были бы разделены
весьма невыгодным для них образом, и маневр англичан не потерял
своего смысла от того, что отрезанные друг от друга группы фран-
цузских кораблей могли бы соединиться скорее, чем сделали это,
если бы ими лучше управляли. Если бы же Родней действовал так,
как рекомендовалось некоторыми, а именно повернул бы на другой
галс после прохождения мимо арьергарда неприятеля, то преследо-
вание им последнего превратилось бы в упорную погоню, в которой
обе стороны понесли бы одинаковые потери. Сигналы о выходе из
строя и без того были многочисленны в обоих флотах.
Независимо от тактического управления обоими флотами име-
лась некоторая разница в вооружении их, которая давала тактиче-
ское преимущество одному из них, почему на ней следует оста-
новиться.
Французские корабли были лучше английских кораблей соответ-
ствующих классов и имели более сильное вооружение. Сэр Чарльз
Дуглас, выдающийся офицер, деятельного и глубокого склада ума,
уделявший особое внимание морской артиллерии, подсчитал, что
по мощности своего огня тридцать три французских корабля пре-

восходили тридцать шесть английских на вес залпа четырех
84-пушечных кораблей и что после потери кораблей Zélé, Jason и
Caton у них все еще оставалось преимущество, равное весу залпа
двух 74-пушечных кораблей. Французский адмирал Ля Гравьер
допускает, что в ту эпоху французские орудия вообще были боль-
шего калибра, чем английские. Лучшая конструкция французских
кораблей и их большее углубление позволяли им лучше лавировать
и вообще лучше ходить под парусами, чем и объясняется отчасти
успех де Грасса в стараниях уйти на ветер от противника, ибо
в полдень 11-го числа только три или четыре корабля его флота
были видны с марса английского флагманского корабля, который
9-го числа находился на дистанции пушечного выстрела от них.
Только страх за судьбу несчастливого Zélé и Magnanime
согнал
де Грасса с его выгодной позиции и оправдал настойчивость Род-
нея, положившегося на помощь аварий в достижении намеченной
им цели. Большую эскадренную скорость французских кораблей
трудно объяснить, ибо, хотя они несомненно обладали лучшими
обводами, но практика обшивки медью подводной части кораблей
еще не получила тогда во Франции такого широкого распростране-
ния, как в Англии, и во французском флоте было несколько судов,
не обшитых медью и источенных червями 1. Что французские ко-
рабли были лучшими ходоками, отмечалось, впрочем, и английскими
офицерами, хотя вышеупомянутый выигрыш их в наветренном по-
ложении следует отчасти приписать тому обстоятельству, что
Родней после сражений 9-го числа лежал в дрейфе, вероятно, для
исправления серьезнейших повреждений, полученных маленьким
отрядом его судов в горячей схватке с численно превосходившим
его противником. В описании этого сражения было упомянуто, что
французы держались на полудистанции пушечного выстрела; это
делалось ими для того, чтобы нейтрализовать преимущество англи-
чан, состоявшее в том, что у последних было большее число кар-
ронад и других орудий малого веса, но большого калибра, которые
в близком бою весьма действительны, но бесполезны при больших
дистанциях. Второй в порядке командования — де Водрей, кото-
рому было вверено ведение этой атаки, — определенно утверждает,
что если бы он держался в пределах досягаемости карронад, то он
быстро потерял бы свой такелаж. Как бы ни осуждали отказ от
попытки разбить неприятеля, расположенного так, как была распо-
ложена английская дивизия, — не подлежит сомнению, что если
цель состояла в том, чтобы воспрепятствовать преследованию, то
тактика де Водрея 9-го числа была во всех отношениях превос-
ходна. Он нанес противнику максимум вреда, подвергнув свои силы
минимальному риску. 12 -го числа де Грасс, позволив заманить себя
в пределы досягаемости карронад, отказался от этого преиму-
щества, пожертвовав своему порыву всей прежней стратегической
политикой. Допуская быструю стрельбу благодаря своей легкости
и изрыгая картечь и ядра большого калибра, упомянутые орудия
1 Официальное письмо Маркиза де Водрей. Gué r in, Histoire de la Ma-
rine Française, vol. V, p. 513.

были особенно вредны на близкой дистанции и бесполезны на больт
шой. В посланной им впоследствии депеше де Водрей говорит:
«Действие этого нового оружия смертельно на дистанции мушкет-
ного выстрела; это оно нанесло такие повреждения 12 апреля»..
По крайней мере, на некоторых английских кораблях были еще и.
другие артиллерийские новинки, которые, увеличив меткость, бы-
строту стрельбы и площадь обстрела, значительно увеличили мощь
их батарей. Мы говорим здесь о введении замков, позволявших
стрелять из орудия тому же самому комендору, который наводил
последнее, а также о придаче пушечным станкам такого устройства,
которое позволяло вести огонь на большие дистанции как через
нос, так и через корму. В схватках между одиночными кораблями,,
не связанными в своих движениях отношениями к флоту, эти усо-
вершенствования давали возможность обладателю их занять такое
положение, откуда он мог поражать своего противника, в то время
как последний не был в состоянии отвечать ему. И действительно,,
приводятся некоторые замечательные примеры такого тактического
преимущества. В эскадренном бою — таком, какой рассматривается
сейчас, — преимущество англичан состояло в том, что они могли
раньше начинать обстрел противника, когда он появлялся впереди,
и дольше держать его под огнем, когда он заходил за корму, чем.
число выстрелов увеличивалось вдвое и более против прежнего,
а мертвое пространство, которым мог воспользоваться противник,
последовательно сталкивавшийся с двумя английскими кораблями,—
соответственно сокращалось h Эти, теперь устарелые и обветшалые-
материи заключают в себе никогда не стареющие уроки; они
никоим образом не отличаются от последствий введения игольча-
тых ружей и торпед.
В самом деле, все сражение 12 апреля 1782 г. является глубоко
поучительным уроком. Настойчивость в преследовании, занятие
выгодного положения, сосредоточение собственных усилий, рассея-
ние силы неприятеля, эффективное тактическое использование
небольших,
но важных усовершенствований
в
материальной
части — обо всем этом уже говорилось. Бесполезно доказывать
дальше необходимость не упускать возможности разбить неприя-
теля по частям тому, кто не убедился в этом на опыте сражений
9 и 12 апреля. Оставление французами намерения атаковать
Ямайку после поражения их флота показывает убедительнейшим
образом, что истинный путь к достижению конечных целей состоит
в поражении сил, которые мешают этому. Остается теперь рас-
смотреть изложенные события, по крайней мере, еще в одном
отношении, деликатном по своему характеру, но существенном
для полного усвоения их уроков, — речь идет о способе, каким
была достигнута победа, и о влиянии последней на войну в целом.
Подверженность парусных кораблей повреждениям в рангоуте
и парусах, другими словами, угроза той подвижности их, которая
является характернейшей чертой морской силы, затрудняет реше-
ние вопроса о том, что должно было делать и чего не следовало
1 См. Ullited Sendee Journal, 1834, Part. II, стр. 109 и последующие.

делать. Это есть не только вопрос о действительно полученных
повреждениях, которые могли отметить вахтенные журналы, но
также и о средствах исправления их, энергии и способности офи-
церов и матросов, которые на различных кораблях неодинаковы.
Что касается, однако, возможности для английского флота исполь-
зовать имевшиеся преимущества путем более энергичного пресле-
дования 12 апреля, то мы можем опереться в суждении об этом
вопросе на авторитет двух замечательнейших офицеров: сэра Сэ-
мюэля Гуда, второго в порядке командования флотом, и сэра
Чарльза Дугласа, капитана флота и начальника штаба адмирала.
Первый выразил мнение, что можно взять двадцать кораблей, и
сказал это Роднёю на следующий день; начальник же штаба был
так огорчен неудачей и отношением адмирала к его советам, что
серьезно думал выйти в отставку Г
Советовать и критиковать легко; и никто не может чувствовать
бремя ответственности так, как чувствует его человек, на которого
оно возложено, но великие результаты не часто могут достигаться
в войне без риска и усилий. Правильность суждений упомянутых
двух офицеров подтверждается и выводами из французских доне-
сений. Родней оправдывает свой отказ от преследования неприятеля
повреждениями многих своих кораблей и другими обстоятельствами,
имевшими отношение к прекращению ожесточенного сражения,
а затем распространяется в догадках о том, что мог бы сделать
в эту ночь, в случае погони за ним, французский флот, который
«удалился в составе двадцати шести линейных кораблей»2. При-
нимая во внимание то, что сделал французский флот в течение дня,
надо сказать, что эти «возможности» делают честь только вообра-
жению Роднея, что же касается эскадры в двадцать шесть
кораблей3, то де Бодрей, который после сдачи де Грасса дал
кораблям сигнал следовать за его флагом, на следующее утро
нашел около себя только десять кораблей, и число это не увели-
чилось до 14-го числа; в течение нескольких последующих дней
еще пять кораблей подошли к эскадре один за другим 4. С этими
силами он направился к месту рандеву у Французского мыса, где
его ожидали еще несколько кораблей, в результате чего силы его,
возросли до двадцати вымпелов.
Наконец, остальные пять из
участвовавших в сражении кораблей бежали к Кюрасао (Curaçoa),
отстоящему на шесть тысяч миль от места боя, и не присоедини-
лись к флоту до мая месяца. Эскадра из «двадцати шести кора-
блей», таким образом, вообще не существовала, напротив, как мы
видели, французский флот был чрезвычайно сильно рассеян, и не-
которые его корабли оказались изолированными. Относительно же
повреждений, полученных английским флотом, следует думать, что
они были не больше, а скорее меньше, чем у неприятеля; любо-
1
См. письмо сэра Говарда Дугласа в United Serfviee Journal, 1834, Part II,
p. 67, а также сочинение «Naval Evolutions» того же автора.
Письма сэра
Сэмюэля Гуда не попадались автору.
2
Rodney's Life, vol. И, p. 248. "
3
Всех кораблей у французов было только 25.
4
Guèrin, vol.
"V. p. 511.

пытные сведения по этому предмету находим в письме сэра Джиль-
берта Блэна (Sir Gilbert Blane):
«С трудом заставили мы французских офицеров поверить, что сооб-
щенные нами адмиралу сведения о числе убитых и раненых были истин-
ными; один из них даже резко спорил со мною, утверждая, что мы всегда
публикуем ложные отчеты о наших петерях. Я тогда прошелся с ним
по воем палубам корабля Formidable
и обратил его внимание на число
пробоин, а также на то, как мало пострадал
такелаж,
и опросил его, вероятно ли, чтобы такие незначительные повреждения
сопровождались потерей более чем четырнадцати человек, убитых на на-
шем корабле, понесшем больший урон, чем все другие корабли флота,
кроме Roval Oak и Monarch. Он признал, что наш огонь должен был
быть более сильным и метким, чем их».
Остается, таким образом, мало сомнений в том, что Родней
не воспользовался с достаточной энергией преимуществами своего
флота после боя. Не ранее как через пять дней после него дивизия
Гуда была послана к Сан-Доминго, где она и захватила в Монском
проходе (Mona Passage) Jason и Caton, отделившихся до сражения
и шедших к Французскому мысу. Эти два корабля и два малень-
ких судна с ними были единственными трофеями, взятыми после
победы. При тех условиях, в которых вела войну Англия, описан-
ное упущение Роднея кладет серьезное пятно на его военную репу-
тацию и сильно влияет на определение его места в ряду удачливых
адмиралов. Он спас на время Ямайку, но не воспользовался слу-
чаем разбить французский флот. Он, подобно де Грассу, близоруко
предпочел погоню за непосредственным объектом заботам об
общем военном положении и пренебрег тем фактором, который
определял последнее.
Для оценки последствий этой небрежности и действительной
нерешительности этого прославленного сражения мы должны забе-
жать на год вперед и выслушать дебаты об условиях мира, состояв-
шиеся в парламенте в феврале 1783 г. Помимо многих соображений,
высказывавшихся за и против условий, принятых тогдашним мини-
стерством, сущность спора состояла в том, оправдывались ли упо-
мянутые условия военным и финансовым положением воюющих
сторон, или для Англии лучше было продолжать войну, чем поми-
риться со сделанными ею жертвами. Что касается финансового
положения, то, вопреки мрачной картине, нарисованной защитниками
мира, позволительно думать, что тогда было, вероятно, не более
сомнений, чем теперь, относительно сравнительных ресурсов раз-
личных стран. Вопрос военного могущества был, в сущности,
вопросом морского могущества. Министерство доказывало, что
•британский флот насчитывал не более сотки линейных кораблей,
тогда как флоты Франции и Испании вместе насчитывали сто сорок
кораблей, не говоря уже о Голландии.
«При такой бросающейся в глаза слабости, сравнительно с неприяте-
лем, какие надежды на успех могли бы мы извлечь — из опыта ли по-
следней кампании, или из нового распределения наших сил в той, ко-
торая должна была последовать? В Вест-Индии мы не могли бы противо-
2 Rodney's Life, vol. И, p. 246.

поставить более сорока шести кораблей тем сорока, которые в день
подписания мира стояли в Кадикской гавани с шестнадцатью тысячами
войск на них, готовые к отплытию в ту часть света, где к ним при-
соединились бы двенадцать линейных кораблей из Гаваны и десять
из Сан-Доминго...
...
Разве мы не можем также с достаточным основанием
предпола-
гать,
что
кампания в Вест-Индии закончилась бы с потерей самой
Ямайки, признанного объекта этих огромных вооружений?» і
Без сомнения, эти доводы принадлежат горячему стороннику
мира и поэтому требуют больших поправок. Точность приведенных
им сравнительных чисел отрицалась лордом Кеппелем, членом той
же партии. Последний незадолго до того стоял во главе адмирал-
тейства и покинул этот пост, будучи не согласен с договором.2
Английские дипломаты, так же как и моряки, должны были к тому
времени научиться пренебрегать видимостью при оценке действи-
тельного могущества других наций. Несмотря на это, нельзя не
видеть, насколько отличалась бы оценка положения, и морального
и материального, от упомянутой выше, если бы Родней пожал
полные плоды победы, которой он был обязан более случаю, чем
собственной заслуге, как ни неоспоримо велика она была.
Письмо, опубликованное в 1809 г.,
—
анонимное, но заключаю-
щее веские доказательства того, что оно написано сэром Джиль-
бертом Блэном, врачом флота, стоявшим близко к Роднёю, который
постоянно болел в течение своего последнего крейсерства, —• утвер-
ждает, что адмирал «был невысокого мнения о своей победе
12 апреля 1782 г.».
Он предпочел бы основать свою репутацию
на комбинациях против де Гишена 17 апреля 1780 г. и «смотрел на
эту возможность победить со слабейшим флотом офицера, считав-
шегося им лучшим из руководителей французских морских сил, как
на такую, которая, если бы не непослушание его капитанов, могла
бы принести ему бессмертную славу» 3.
Немногие исследователи
будут колебаться в оценке заслуг Роднея в двух указанных слу-
чаях. Судьба, однако, определила, чтобы его слава зиждилась на
сражении, которое своим блеском меньше всего было обязано его
личным качествам, и не дала ему достигнуть успеха там, где он
более всего заслуживал его. Главное событие его жизни, в котором
соединились и действительная заслуга и удача, — уничтожение
флота Лангера близ мыса С. - Винцента, — было почти предано
забвению, а между тем оно потребовало проявления высочайших
качеств моряка и достойно сравнения с преследованием Конфлана
адмиралом Гауке 4.
1 Annual Register, 1783, p. 151.
2 Ibid., p. 157; Litfe of Admiral Keppel, vol. II, p. 403.
3 Naval Chronicle, völ. XXV, p. 404.
4 Тем не менее, молва, которая нашла свое отражение па страницах
Naval Atlantis, главную заслугу приписывала Юнгу (Young), капитану флаг-
манского корабля.
Сэр ДжильберТ Блэн заявил много лет спустя, что
«когда солнце было уже близко к закату, поднялся вопрос о том, следует ли
продолжать погоню. После некоторой дискуссии по этому вопросу между адми-
ралом и капитаном, при которой я присутствовал, первый вынужден был уда-
литься вследствие принадка подагры, и было решено продолжать итти Тем же
курсом, дав сигнал -вступить в бой с неприятелем с подветренной стороны»
(United Service Journal, 1830, Part II, p. 479).

В течение двух с половиной лет, которые прошли с тех пор,
как Родней был назначен командующим флотом, он одержал не-
сколько важных побед и, как было замечено, взял в плен француз-
ского, испанского и голландского адмиралов. «За это время он
увеличил британский флот на двенадцать кораблей, отнятых им
у неприятеля, и уничтожил еще пять; и что еще более отмечает
его успехи, так это то, что, как тогда говорили, Ville de Paris был
единственным первоклассным кораблем, который когда-либо был
взят в плен и приведен в порт командиром какой-либо нации».
Несмотря на заслуги Роднея, партийный дух, который был тогда
силен в Англии и проник даже в армию и во флот, привел к отстра-
нению 1 его от командования вслед за падением министерства лорда
Норда (Lor.d North); его преемник — человек, незнакомый славе,
уже отплыл, когда пришла весть о победе Роднея. При расстроен-
ном положении дел Англии в то время эта весть возбудила край-
нее ликование и заставила замолчать критические суждения о неко-
торых сторонах прежнего поведения адмирала. Народ не был
теперь в критическом настроении, и при имевшихся тогда преуве-
личенных сведениях о полученных результатах никто не подумал
о том, что была упущена возможность достигнуть результатов еще
лучших. Это впечатление долго было господствующим. Даже еще
в 1830 г., когда впервые было издано жизнеописание Роднея, утвер-
ждалось, «что французский флот был так сильно разбит и ослаблен
победой 12 апреля, что не мог больше оспаривать у Великобрита-
нии господство на море». Это — нелепость, извинительная для
1782 г., но недостойная в условиях спокойного разбора дела в наше
аремя. Благоприятными условиями мира Англия была обязана
финансовым затруднениям Франции, а не унижению ее на море,
и если имелось преувеличение в уверениях защитников мира, что
Англия не смогла бы спасти Ямайку, то вероятно, что она не
смогла бы возвратить силой оружия другие острова, уступленные
ей обратно по мирному договору.
Память о де Грассе будет всегда.связана с большими заслугами
его перед Америкой. Его имя — скорее чем имя Рошамбо (Rocham-
Ііеап) — напоминает о существенной помощи, оказанной Францией
молодой республике, боровшейся за свое существование, как имя
Лафайетта напоминает о моральной симпатии, которая пришлась так
кстати. События его жизни после неудачного боя с Родкеем, закон-
чившего его деятельную карьеру, не могут не представлять инте-
реса, особенно для американских читателей.
После сдачи Ville de Paris де Грасс сопровождал английский
флот и его призы на Ямайку, куда Родней удалился для исправле-
ния своих кораблей, явившись, таким образом, в качестве плен-
ника на землю, которую намеревался завоевать. 19 мая он оставил
остров, все еще в качестве пленника, для следования в Англию.
Как морские офицеры, так и английский народ обходились с ним
1 Родней был крайним тори. Почти все другие замечательные адмиралы
того времени, как Кеппель, Гоу и Баррингтон, были виги, — факт несчастли-
вый для морского могущества Англии.

с оттенком того предупредительного и благосклонного внимания,
какое легко проявляется в отношениях победителя к побежденному
и которого, по крайней мере, его личная храбрость не была недо-
стойна. Говорят, что в некоторых случаях он не отказывался пока-
зываться на балконе своих комнат в Лондоне, когда толпа требо-
вала выхода доблестного француза. Это недостойное неуменье
оценить свое истинное положение естественно возбудило негодова-
ние его соотечественников, тем более, что он был безжалостен
и невоздержан в порицании поведения своих подчиненных в счаст-
ливый день 12 апреля.
«Он переносит свое несчастье, — писал сэр Джильберт Блэн, — с ду-
шевным спокойствием, сознавая,
как он говорит, что исполнил свой
долг. . . Он приписывает свою неудачу не сравнительной слабости своих
сил, а гнусному бегству капитанов других кораблей, которым он дал
сигнал о присоединении к нему и даже кричал им это, несмотря на что
был покинут ими» ».
Это был лейтмотив всех его высказываний. В письмах с англий-
ского флагманского корабля через день после боя он «обвинял боль-
шую часть своих капитанов в бедствиях этого дня. Одни не слу-
шались его сигналов; другие, как капитаны кораблей Languedoc и
Couronne, шедших впереди него и за ним, покинули его»2.
Он,
однако, не ограничился официальными донесениями и, будучи плен-
ником в Лондоне, издал несколько брошюр на ту же тему, которые
распространил по Европе. Правительство, естественно, думая, что
офицер не может так позорить свою корпорацию без достаточных
оснований, решилось начать следствие и неумолимо наказать всех
виновных. Капитаны кораблей Languedoc и Couronne были поса-
жены в тюрьму как только достигли Франции, и все бумаги, жур-
налы и т. п.,
касающиеся этого дела, были собраны вместе.
Принимая во внимание все эти обстоятельства, нечего удивляться,
что по возвращении во Францию де Грасс, как он говорит, «не
нашел никого, кто протянул бы ему руку» Не ранее как только
в 1784 г. все обвиняемые и свидетели смогли явиться на заседание
военного суда, но результатом его разбирательства было полное
и самое широкое оправдание почти всех, кого обвинял де Грасс;
промахи, признанные за немногими из них, определены были как
заслуживающие снисхождения и лишь весьма легкого наказания.
«Несмотря на то, — осторожно замечает один французский, писа-
тель, — нельзя не сказать вместе с судом, что пленение адмирала,
командующего тридцатью линейными кораблями, представляет
историческое событие, которое вызывает сожаление целой нации» 4.
1 Rodney's Liife, vol. II, p. 242.
2 Chevalier, p. 311.
3 Ke r g uelen, Guerre Maritime de 1778. Письмо де Грасса Кергуэлену,
стр. 263.
4 Т г о u d e, Batailles Navales. Интересно отметить в связи с этим, что
едким из кораблей, находившихся близ французского адмирала, когда тот
сдавался, был Pluton,
который, хотя и занимал по диспозиции последнее
место в арьергарде, все-таки сумел занять позицию, достойную репутации его
капитана Д'Альбер де Риона (d'AlbertI de Rions).

Что же касается ведения сражения адмиралом, то суд нашел, что
опасность, угрожавшая Zélé утром 12 апреля, не была такова, чтобы
оправдать столь продолжительный спуск под ветер, что поврежден-
ный корабль был в полосе бриза, не охватывавшей расположения
английского флота в пяти милях южнее, и что этот бриз позволил
Zélé притти в Басс-Терр к десяти часам утра; что бой не следовало
начинать прежде, чем все корабли вошли в линию, и, наконец, что
французскому флоту следовало построиться на одном галсе
с английским, потому что, продолжая держать к югу, он входил
в зону штилей и слабых ветров близ северной оконечности
Доминики А
Де Грасс был совсем не удовлетворен постановлением суда
и оказался до того неделикатным, что написал письмо морскому
министру с протестом и требованием нового следствия. Министр,
получив его протест, написал ему ответ от имени короля. Упомянув
о памфлетах, так широко распространенных де Грассом и сообщав-
ших сведения, находившиеся в полном противоречии с данными на
суде показаниями свидетелей, он заключил свое письмо следую-
щими вескими словами:
«Проигрыш сражения не может приписываться ошибке отдельных
офицеров2. Из решения суда следует, что вы позволили себе повредить
неосновательными обвинениями репутации нескольких офицеров для того,
чтобы снять с себя ответственность за тот несчастный результат, извине-
ние за который вы могли бы может быть найти в сравнительной сла-
бости бывших в вашем распоряжении сил, в непостоянстве военного
счастья и в обстоятельствах, от вас не зависевших. Его величество же-
лает верить, что вы сделали все, что могли, для предотвращения неудач
того дня, но он не может отнестись снисходительно к несправедливым
обвинениям, возводимым вами на тех офицеров его флота, которые совер-
шенно оправданы по суду. Его величество, недовольный вашим поведе-
нием в этом отношении, запрещает вам являться к нему. Я передаю его
приказания с сожалением и присоединяю к ним свой вам совет уда-
литься при таких обстоятельствах в вашу провинцию».
Де Грасс умер в январе 1788 г. Его счастливый противник, на-
гражденный пэрством и пенсией, прожил до 1792 г. Гуд был также
сделан пэром и отличился в первый период войн Французской рево-
люции, возбудив восторженное восхищение Нельсона, служившего
под его начальством; но резкая размолвка с адмиралтейством заста-
вила его удалиться, прежде чем он успел свершить какой-либо
новый блестящий подвиг. Он умер в 1816 г. в глубокой старо-
сти — девяноста двух лет от роду.
1 Troude, vol. II, p. 147 .
2 Т. е . командиров отдельных кораблей.

ГЛАВ А, XIV
КРИТИЧЕСКИЙ РАЗБОР МОРСКОЙ ВОЙНЫ 1778 г.
Война 1778 г. между Великобританией и домом Бурбонов,
которая так неразрывно связана с американской революцией, имеет
одну характерную особенность: она была чисто морскою войною.
Союзные королевства заботливо воздерживались от вмешательства
в континентальные дела, в которые Англия, согласно своей преж-
ней политике, старалась втянуть их, и воюющие стороны прибли-
жались также к равенству на море, какое не имело места со вре-
мен Турвиля. Оспаривавшиеся пункты — цели, из-за которых была
предпринята война или которые имелись в виду, — были большею
частью расположены далеко от Европы; и ни один из них не нахо-
дился на континенте, за единственным исключением Гибралтара,
борьба за который, как лежавший на оконечности гористого и мало-
доступного полуострова и отделенного от нейтральных наций всей
Францией и Испанией, никогда не угрожала вовлечь в дело другие
страны, кроме непосредственно заинтересованных.
Таких условий не существовало ни в какой другой войне между
восшествием на престол Людовика XIV и падением Наполеона.
Правда, в царствование первого был период, когда французский
флот превосходил и численно и по вооружению английский и гол-
ландский; но политика и претензии правителя были всегда на-
правлены на континентальную экспансию, и его морская сила,
покоясь на недостаточных основаниях, была эфемерна. В течение
первых трех четвертей восемнадцатого столетия практически не
было никаких препятствий для развития морской силы Англии; как
ни велико было- ее влияние на события того времени, отсутствие
достойного соперника лишало ее операции поучительности в воен-
ном отношении. В последние войны Французской республики
и Империи видимое равенство в численности флотов и в весе их
залпа было иллюзорным вследствие деморализации французских
офицеров и моряков, — по причинам, о которых нет здесь необхо-
димости распространяться.
После нескольких лет мужественных, но бесплодных усилий
потрясающее поражение при Трафальгаре показало миру профес-
сиональную несостоятельность французского и испанского флотов,
которая была уже подмечена ранее зорким глазом Нельсона и его
сотоварищей-офицеров и на которую опиралась презрительная само-

уверенность, характеризовавшая его поведение и до некоторой сте-
пени его тактику по отношению к ним. С того времени император
«отвернулся от единственного поля сражения, на'котором фортуна
не была верна ему, и, решившись преследовать Англию не на мо-
рях, восстановил свой флот, не предоставляя ему никакого участия
в борьбе, сделавшейся более жестокой, чем когда-либо. . . До по-
следнего дня Империи он отказывался предоставить этому возро-
жденному флоту, полному усердия и самоуверенности, случай
померяться с неприятелем» L Великобритания восстановила свое
старое положение неоспоримой владычицы морей.
Изучающий морскую войну, поэтому, найдет особенный инте-
рес в планах и методах сторон, участвовавших в великом кон-
фликте, и особенно там, где они касаются общего ведения всей
войны или каких-либо обширных и ясно определенных частей ее;
в стратегической цели, которая придавала или, по крайней мере,
должна была бы придавать последовательность их действиям, — от
первого до последнего, — ив стратегических движениях, влияв-
ших в хорошую или дурную сторону на более ограниченные пе-
риоды, которые могут быть названы морскими кампаниями. Ибо,
если нельзя признать, что отдельные сражения совершенно лишены
тактической поучительности даже и в наши дни, о чем уже гово-
рилось выше, то несомненно верно, что, подобно всем тактическим
системам, в истории они отжили свой век, и действительная польза
от изучения их заключается скорее в умственной тренировке, при-
учающей к правильным приемам мышления, чем в доставлении
образцов для прямого подражания. В противоположность этому,
движения, которые предшествуют большим сражениям, как подго-
товка к ним, или которые благодаря искусным и энергичным комби-
нациям их достигают больших целей без действительного столкно-
вения сторон, зависят от факторов более постоянных, чем оружие
века, и поэтому заключают более долговечные принципы.
В войне, предпринятой для достижения какой-либо цели, даже
если этой целью будет обладание определенной территорией или
позицией, атака, направленная непосредственно против того места,
которого домогаются с военной точки зрения, может и не быть
лучшим средством для овладения им. Цель, к которой направлены
военные операции, может, следовательно, не совпадать с целью,
которую воюющее правительство ставит себе в данной войне,
и получает название объекта.
При критическом рассмотрении
какой-либо войны необходимо: сначала ясно обозначить цели,
которые ставит себе каждая воюющая сторона; затем обсудить,
обеспечивает ли избранный объект, в случае успеха, достижение
намеченных целей, и, наконец, изучить достоинства или недостатки
различных действий и движений, направленных к завладению объ-
ектом. Детальность такого исследования обусловливается разме-
рами труда, какими задается его автор; но ясность дела обыкно-
венно выигрывает, если изложению подробностей предшествует
общий очерк этого дела. Когда основные черты событий надлежа-
1 Jurien cl о la Graviere, Guerres Maritimes, vol. H, p. 255.

щим образом обрисованы, то детали легко укладываются на свое
место и связываются с ними. Здесь мы ограничимся подобным
общим очерком, так как только эта задача соответствует намечен-
ным размерам нашего труда.
Главными участниками войны 1778 г. были: с одной стороны —
Великобритания, с другой стороны — дом Бурбонов, властвовавший
в двух больших королевствах — Франции и Испании. Американские
колонии, еще ранее начавшие неравную борьбу с метрополией,
радостно йриветствовали событие, столь Еажное для них; в то же
время Голландия в 1780 г. была с умыслом вовлечена Англией
в войну, из которой она ничего не могла выиграть и в которой
должна была потерять все. Цель американцев была очень проста —
освободить свою страну из-под власти англичан. Их бедность и
недостаток морской силы, заключавшейся всего лишь в нескольких
крейсерах, которые охотились за торговыми судами неприятеля, по
необходимости ограничивали их усилия сухопутной войной, являв-
шейся действительно сильной диверсией в пользу союзников и
средством истощения ресурсов Англии; последняя могла, однако,
сразу же прекратить эту войну, отказавшись от борьбы. С другой
стороны, Голландия, находясь в безопасности от вторжения с суши,
выказывала главным образом желание выйти из войны с возможно
меньшими потерями, через посредство союзных флотов.
Для Англии цель войны была также очень проста. Начав
печальную распрю со своими наиболее многообещающими коло-
ниями, она дошла в этой ссоре до того, что ей стала угрожать
потеря их. Чтобы сохранить над ними насильственную власть, когда
добровольная связь ее с ними прекратилась, она взялась за оружие
против них, и ее целью при этом было предотвращение разрыва
в цепи тех заграничных ее владений, с которыми, в глазах того
поколения, было неизбежно связано ее величие. Появление Фран-
ции и Испании в качестве деятельных сторонников интересов коло-
нистов не изменило целей Англии, каковы бы ни были или могли
быть изменения в объектах военных операций. Опасность потери
континентальных колоний сильно возросла для нее со вступлением
в ряды ее неприятелей упомянутых стран, принесшим с собою
также и вскоре осуществившуюся частично угрозу потери других
ценных иностранных ее владений. Англия в отношении целей войны
находилась, таким образом, в строго оборонительном положении;
она боялась потерять много и, в лучшем случае, надеялась только
сохранить то, что имела. Вовлекая Голландию в войну, она, однако,
достигла военного преимущества, ибо, не увеличивая силы ее про-
тивников, это открывало ее оружию доступ к нескольким важным,
но плохо защищенным военным и коммерческим позициям. .
Намерения и цели Франции и Испании были более сложны.
К таким нравственным стимулам, как наследственная вражда и
жажда мести за недавнее прошлое, без сомнения, сильно влиявшим
па настроение народов этих королевств, во Франции прибавлялась
также симпатия салонов и философов к борьбе колониста за
свободу; но как ни сильно влияют сентиментальные побуждения на
деятельность наций, только осязательные средства осуществления

их допускают обсуждение и измерение. Франция могла желать
возвратить свои североамериканские владения; но жившее тогда
поколение колонистов слишком хорошо помнило о старых схватках,
для того чтобы согласиться на удовлетворение подобных желаний'
по отношению к Канаде. Сильное наследственное недоверие
к Франции, которое характеризовало американцев революционной
эры, впоследствии затмевалось горячей благодарностью за ее дей-
ствительную симпатию и помощь. Но в то время понимали и Фран-
ция чувствовала, что возобновление ею упомянутых претензий
могло побудить народы одной расы, только недавно отшатнув-
шиеся друг от друга, к примирению путем уступок, которых силь-
ная и дальновидная партия в Англии никогда не переставала тре-
бовать. Она, поэтому, не выказывала, а возможно и не имела
стремления к этому объекту. Напротив, она формально отреклась
от притязаний на какую-либо часть континента, которая находилась
тогда или незадолго до того под властью британской короны; но
она настаивала на свободе действий в завоевании и удержании за
собою любых Вест-Индских островов, причем и все другие колонии
Великобритании, разумеется, были также открыты ее нападениям.
Главными целями, имевшимися в виду Францией, были, следова-
тельно, английская Вест-Индия и тот контроль над Индией, кото-
рый перешел в руки англичан, а также своевременное обеспечение-
независимости Соединенных Штатов, после того как им удастся
произвести достаточную диверсию в ее пользу. При политике моно-
польной торговли, характеризовавшей то поколение, ожидали, что
потеря Англией этих важных владений умалит коммерческое вели-
чие, на котором зиждилось ее благосостояние, и тем ослабит ее
и усилит Францию. На самом деле, борьба, которая должна была
бы быть более сильною, являлась основным побуждением для
Франции; все ее частные цели сводились к одной главной цели,,
которой они и подчинялись, — к достижению морского и полити-
ческого превосходства над Англией.
Достижение перевеса над Англией, в соединении с Францией,
было также целью одинаково обиженного, но менее энергичного
королевства Испании; но в ее обидах и в тех целях, к которым
она стремилась, было больше определенности, чем в более широ-
ких видах ее союзника. Хотя ни один испанец того времени уже
не видел родного флага на Менорке, Гибралтаре и Ямайке, тем не
менее течение времени не примирило гордой и упрямой нации
с потерей этих пунктов; равным образом, со стороны американцев-
не было такой традиционной оппозиции к возобновлению испан-
ского владычества во Флориде, как по отношению к вопросу о Ка-
наде. Таковы были цели, преследовавшиеся обеими нациями, вме-
шательство которых изменило весь характер американской войны
за независимость. Нет необходимости говорить, что не все они
были открыто заявлены между причинами или предлогами для
открытия враждебных действий; но прозорливое английское
общественное мнение того времени справедливо заметило, что
настоящие основания действий объединенных бурбонских дворой
заключались в следующей краткой фразе французского манифеста:

«Отомстить за обиды и положить конец узурпированному Англией
тираническому владычеству над океаном, которое она стремится
поддерживать». Короче говоря, что касается целей войны, то по
отношению к ним союзники занимали наступательное положение,
тогда как Англия была поставлена в оборонительное.
Тираническое владычество над морями, в котором не без осно-
ваний обвинялась Англия, опиралось на ее большую морскую
силу — действительную или потенциальную; на ее торговлю и во-
оруженное судоходство; на ее коммерческие учреждения, колонии
и морские базы во всех частях света. До этого времени ее рас-
сеянные колонии были связаны с нею узами искренней преданности
и еще более сильными побуждениями собственного интереса, обу-
словленными торговыми связями с метрополией и защитою ее силь-
ного флота, постоянно находившегося в их водах. Теперь возму-
щение континентальных колоний разорвало цепь укрепленных пор-
тов, на которые опиралась ее морская сила, тогда как бесчислен-
ные торговые интересы, связывавшие их с Вест-Индией, которым
вредили последовавшие военные действия, уменьшали симпатии
к метрополии также и на островах. Борьба велась не только за
политическое владычество и торговые интересы, — она включала
также и военный вопрос первостепенной важности: должна ли
цепь морских станций, покрывающая один из берегов Атлантики,
связывающая Канаду и Галифакс с Вест-Индией и опирающаяся на
благоденствующее мореходное население, остаться в руках нации,
которая пользовалась не имевшею прецедента морскою силою с по-
стоянной и решительной агрессивностью, притом с непрерывным
успехом?
В то время как Великобритания, таким образом, испытывала
затруднения в удержании за собой морских баз, являвшихся оборо-
нительным элементом ее морской силы, наступательному элементу
этой силы — флоту — угрожал рост вооруженного судоходства
Франции и Испании, военная организация и материальные элементы
которого доведены были до равенства с флотом Англии, если даже
не превзошли его, благодаря чему упомянутые королевства смело
решились оспаривать ее притязания на море, которое она считала
своей вотчиной. Момент был выбран удачно для нападения на ту
великую державу, богатство которой, нажитое на море, было реши-
тельным фактором в европейских войнах прошлого столетия. Сле-
дующим вопросом был выбор пунктов атаки, важнейших объек-
тов, на которые должны были быть направлены главные усилия
нападающих, а также и второстепенных, которые должны были
отвлечь и рассеять силы, предназначенные для обороны.
Один из мудрейших государственных людей Франции того вре-
мени, Тюрго (Tuxgot), считал, что для интересов последней полез-
нее, чтобы колонии не приобретали независимости. По его мнению,
усмиренные путем истощения их сил, они стали бы бесполезными
для могущества Англии; покоренные же без истощения, но через
занятие военной силой важнейших пунктов их, они, вследствие
необходимости оказания постоянного на них давления, представляли-
бы непрерывный источник слабости для метрополии. Хотя это мне-

ние не получило перевеса в советах французского правительства,
которое желало полной независимости Америки, оно заключало
в себе элементы истины, не оставшиеся без влияния на политику
войны. Если бы благо Соединенных Штатов, т. е . освобождение
их, было главной целью войны, то континент сделался бы естест-
венным театром ее, а его важнейшие, с военной точки зрения,
пункты — главными объектами операций; но поскольку главной
целью Франции было не благо Америки, а нанесение вреда Англии,
то глубокая военная логика требовала, чтобы континентальная
борьба только поддерживалась с достаточной энергией, но отнюдь
не доводились до конца. Это была диверсия, шедшая не на пользу
Франции и истощавшая Великобританию, притом она требовала
только такой поддержки, которая позволила бы инсургентам про-
должать сопротивление, к которому они все равно были выну-
ждены. Территория тринадцати колоний не была, следовательно,
главным предметом действий Франции, тем не менее была она тако-
вым для Испании.
Коммерческое значение английской Вест-Индии сделало ее
весьма заманчивой для Франции, которая приспособлялась с осо-
бенной готовностью к социальным условиям этой страны, где ее
колониальные владения уже тогда были обширны. Кроме двух
лучших Малых Антильских островов, Гваделупы и Мартиники, все
еще удерживаемых ею, она владела тогда С.-Лючией и западною
половиной Гаити.
Она могла основательно надеяться присоединить к этому, путем
успешной войны, большую часть английских Антильских островов
и создать, таким образом, колониальную империю в тропиках; в то
же время, хотя щепетильность Испании лишала ее видов на
Ямайку, она могла рассчитывать на возвращение этого великолеп-
ного острова своему слабейшему союзнику. Но как бы ни желанны
были для нее Малые Антильские острова как владения, а следова-
тельно и как цели войны, обладание ими слишком сильно зависело
от обладания морем, для того чтобы они могли быть сами по себе
подходящими объектами военных операций. Французское прави-
тельство, поэтому, запрещало своим морским начальникам занимать
даже те из них, которые они могли захватить. Они должны были
только брать в плен гарнизоны, разрушать укрепления, а затем уда-
ляться. В превосходных военных портах — Форт-Рояль на Марти-
нике, Французском мысе и в сильной союзной гавани Гаваны флот —
достаточной величины — находил удобные, безопасные и удачно
расположенные базы; что же касается ранней и серьезной потери
С. -Лючии, то она должна быть приписана плохому руководству
французским флотом-и профессиональному искусству английского
адмирала. В Вест-Индии соперничавшие державы, следовательно,
были одинаково обеспечены береговыми базами; занятие еще дру-
гих пунктов, само по себе, не могло увеличить их военного могу-
щества, зависевшего от численности и качества флотов. Для без-
опасной оккупации таких пунктов необходимо было достигнуть
морского превосходства, — не только местного, но и на главном
театре войны. В противном случае, оккупация была бы ненадежна,

если только ее не осуществил бы отряд войск, настолько много-
численный, что издержки превысили бы выгоды от достижения
этой цели. Ключом к положению в Вест-Индии были, таким обра-
зом, флоты, которые и сделались истинными объектами военных
операций, тем более, что настоящая военная польза от вест-
индских портов в этой войне заключалась в значении их как про-
межуточных баз между Европою и континентом Америки, куда
удалялись флоты, когда армии уходили на зимние квартиры. Ника-
кая серьезная стратегическая операция против территориальных
владений в Вест-Индии не была предпринята, за исключением
захвата С.- Лючии англичанами и неудавшегося плана нападения на
Ямайку в 1782 г.; равным образом никакая серьезная попытка про-
тив военных портов, как Барбадос или Форт-Рояль, не могла
иметь места до тех пор, пока не было обеспечено превосходство
на море посредством ли сражения или удачного сосредоточения
сил. Следует повторить еще раз, что ключом к положению был
флот.
Влияние морской силы и военного флота на ход войны на кон-
тиненте Америки было уже указано в мнениях Вашингтона и сэра
Генри Клинтона, тогда как положение в Ост-Индии, рассматривае-
мой как самостоятельный театр войны, при разборе кампании Сюф-
френа обсуждалось так широко, что здесь необходимо только
повторить, что все там зависело от контроля над морем посред-
ством превосходной морской силы. Взятие Тринкомале, как ни
важно оно было для французской эскадры, не имевшей другой
базы, состоялось, подобно взятию С.- Лючии, внезапно и могло
быть достигнуто либо поражением неприятельского флота, либо,
как это и случилось, в отсутствие последнего. В Северной Америке
и в Индии глубокая военная политика указывала на флот,-как на
истинный объект военных операций, от которого зависели также
сообщения с метрополиями. Остается Европа, которую едва ли
следует рассматривать подробно как отдельный театр войны, ибо
ее отношение ко всеобщей войне гораздо более важно. Достаточно
просто указать только на два пункта в Европе, переход которых
в другие руки являлся целью войны, а именно на Гибралтар и Ме-
норку, первый из которых, по настоянию Испании, сделался главным
объектом действий союзников. Владение обоими этими пунктами
зависело, очевидно, от контроля над морем.
В морской войне, как и во всех других, две вещи с самого
начала имеют существенную важность: подходящая база на гра-
нице, — в данном случае на морском берегу, — откуда начинаются
операции, и организованная военная сила, — в данном случае
фЛ0Т; _ количественно и качественно соответствующая предполо-
женным операциям. Если война, как в рассматриваемом примере,
распространяется до отдаленных частей земного шара, то является
необходимым обеспечить в каждом из последних порты для флота,
которые служили бы второстепенными или вспомогательными ба-
зами местной войны. Между этими второстепенными и главными
или отечественными базами должно быть установлено прочное со-
общение, опирающееся на военный контроль над промежуточным

морским пространством. Этот контроль должен поддерживаться
флотом путем либо полного очищения моря от неприятельских
крейсеров, что обеспечивает достаточно безопасное плавание ко-
раблям своей нации, либо конвоирования соответствующими отря-
дами военных кораблей тендеров и транспортов, необходимых для
поддержки отдаленных операций. Первый метод предусматривает
сильное рассеяние национальной силы; второй — сосредоточение ее
в той части моря, где находится конвой в данный момент. При
принятии любого из этих методов коммуникации, без сомнения,
будут усилены удержанием хороших гаваней, отнюдь не слишком
многочисленных, но надлежащим образом расположенных вдоль
путей и подобных, например, мысу Доброй Надежды и о-ву Св. Ма-
врикия. Станции этого рода всегда были необходимы; но они
вдвойне необходимы теперь, когда возобновление запаса топлива
требуется еще чаще, чем возобновление провианта и других запасов
в былые дни. Эти сочетания отечественных и заграничных баз
и условия сообщений между ними могут быть названы стратегиче-
скими чертами общего военного положения, которыми, наряду
с относительною силою враждебных флотов, должна определяться
сущность операций. На каждом из трех театров войны — в Европе,
Америке и Индии, рассматривавшихся в нашем изложении отдельно
ради ясности его, контроль над морем считался решающим факто-
ром, и враждебный флот, поэтому, определялся как истинный
объект операций. Приложим же теперь предшествовавшие рассу-
ждения ко всем театрам войны и посмотрим, оправдают ли они
тот же вывод, и если оправдают, то какова должна была быть тогда
сущность операций каждой стороны А
В Европе отечественные базы Великобритании с двумя главными
арсеналами в Плимуте и Портсмуте находились на Английском
канале. Базою союзных сил был Атлантический океан, главными
военными портами на котором являлись Брест, Ферроль и Кадикс.
За ними на Средиземном море были расположены верфи Тулона
и Картахены, которым противостояла английская станция Порт-
Маон на Менорке. Последнюю, однако, можно совсем не принимать
в расчет, как обреченную на оборонительную роль в течение войны,
поскольку британский флот не был в состоянии выделить какую-
либо эскадру в Средиземное море. Напротив, Гибралтар по своему
положению мог е успехом следить за посылкой отрядов или под-
креплений, если на него базировались достаточные для этого
морские силы. На деле обстояло иначе; британский европейский
флот был привязан к Каналу, т. е . к обороне метрополии, только
изредка посещая Скалу для конвоирования тендеров с запасами,
необходимыми для гарнизона. Была, однако, разница в ролях Порт-
Маона и Гибралтара. Первый, не имея в то время никакого значе-
ния, не привлекал внимания союзников до последнего периода
войны, в течение которого он был взят ими после шестимесячной
осады, тогда как последний, считавшийся пунктом первой важности,
занимал с самого начала весьма значительную часть союзных насту-
1 См. карту Атлантического океана, стр. 416.

нательных сил и, таким образом, производил ценную диверсию
в пользу Великобритании. К этому обзору главных черт естествен-
ного стратегического положения в Европе уместно прибавить заме-
чание, что та помощь союзным флотам, которую могла бы послать
Голландия, имела бы совсем необеспеченную линию сообщения, так
как она принуждена была бы пройти мимо английской базы на
Канале. В действительности, как мы знаем, такая помощь и не была
оказана.
'
В Северной Америке местными базами войны в самом ее начале
были Нью-Йорк, Наррагансеттская бухта и Бостон. Двумя первыми
владели тогда англичане, и они были самыми важными станциями
на континенте по своему положению, по легкости обороны и по
своим средствам. Бостон перешел в руки американцев и поэтому
был в распоряжении союзников. Вследствие направления, данного
войне перенесением активных операций англичан в Южные Штаты
в 1779 г., Бостон оказался вне главного театра их и сделался, по
своему положению, неважным с военной точки зрения; но если бы
был принят план изоляции Новой Англии путем занятия линии
Гудзона и озера Шамплэн и сосредоточения военных усилий на
Востоке, то, как это легко видеть, все три названных порта полу-
чили бы решительное значение для исхода войны. Находившиеся
к югу от Нью-Йорка бухты Делавэр и Чезапик, без сомнения, пред-
ставляли соблазнительные объекты морских операций; но ширина
входов, недостаток удобных и легко обороняемых пунктов для
морских баз, широкое рассеяние сухопутных сил, обусловленное
попыткою удержать столь много пунктов, и нездоровый характер
местности в течение значительной части года — устраняли возмож-
ность отведения им главной роли в плане первых кампаний. Нет
необходимости, поэтому, включать их в местные базы войны. На
крайний юг англичане были увлечены ignis fatùus1 ожидаемой
поддержкой со стороны народа. Они не сумели понять, что даже,
если бы большинство тамошнего населения предпочитало спокой-
ствие свободе, то это самое настроение помешало бы ему восстать
против революционного правительства, которое, по теории англичан,
угнетало их; тем не менее, только такое восстание могло обеспе-
чить успех этого отдаленного и по своему концу в высшей степени
несчастливого предприятия. Базою для ведения операций на этом
местном театре войны был Чарлстон, который перешел в руки
англичан в мае месяце 1780 г., через восемнадцать месяцев после
того, как первая экспедиция высадилась в Георгии.
Главные местные базы войны в Вест-Индии уже известны чита-
телям из предыдущего. Ими были для англичан Барбадос, С. -Лючиа
и, в меньшей степени, Антигуа. В тысяче миль под ветром нахо-
дился большой остров Ямайка с верфью в Кингстоне, обладавшей
•большими естественными возможностями. Союзники владели перво-
разрядными базами — Форт-Роялем на Мартинике и Гаваной и
второразрядными — Гваделупой и Французским мысом. Доминирую-
щим фактором стратегического положения в те дни, не лишенным
1 Роковым огнем (лат.). —
Прим. ред.

значения и в наше время, был пассат с сопровождающим его тече-
нием. Плавание на ветер против этих препятствий было длительным
и серьезным предприятием даже для отдельных кораблей, а тем
более для больших отрядов их. Вследствие этого флоты направля -
лись к западным островам неохотно или будучи уверены, что не-
приятель взял то же самое направление, — как Родней отправился
к Ямайке после сражения при островах Святых, зная, что француз-
ский флот должен был уйти к Французскому мысу. Указанное на-
правление ветров делало Наветренные или восточные острова
важными пунктами на естественных путях сообщения между
Европою и Америкою, а равно и местными базами морской
войны и привязывало к ним флоты. Отсюда следовало также и то,
что между двумя театрами операций, континентом и Малыми Ан-
тильскими островами, была расположена широкая центральная
область, в которой более или менее большие военные операции
могли вестись безопасно лишь воюющею стороною, обладавшею
большим превосходством на море, или же при условии завоевания
решительного преимущества на одном фланге. В 1762 г., когда
Англия владела всеми Наветренными островами, при неоспоримом
превосходстве на море, она атаковала безопасно для себя Гавану
и захватила ее; но в 1779—1782 гг. французская морская сила
в Америке и владения французов в группе Наветренных островов,
практически, уравновешивали ее силу, давая гаванским испанцам
возможность преследовать свои планы против Пенсаколы и Багам-
ских островов в вышеупомянутой центральной области Г
Посты, подобные Мартинике и С.- Лючии, имели, поэтому, для
настоящей войны большое стратегическое преимущество перед
Ямайкой, Гаваной и другими островами, лежавшими под ветром.
Первые острова командовали последними в силу своего положения,
благодаря которому плавание на запад могло быть осуществлено
значительно быстрее, чем обратное. Это преимущество разделялось
также большею частью из островов, известных под именем Малых-
Антильских; но небольшой остров Барбадос, будучи на ветре отно-
сительно всех остальных, обладал еще особенными преимуществами
не только для наступательных действий, но также и потому, что он
был защищен трудностью доступа к нему больших флотов, даже из
такого близкого порта, как Форт-Рояль. Читатели припомнят, что
экспедиция, высадившаяся первоначально на острове С. -Киттса,.
1 Можно сказать здесь мимоходом, что ключом к английским владениям,,
называвшимся тогда Западной Флоридой, были Пенсакола и Мобиле, опирав-
шиеся на Ямайку, так как условия страны, навигации и общей континентальной
войны не позволяли рассчитывать на помощь из Атлантики. Английские силы
на Ямайке, военные и морские, были достаточны только для защиты острова
и торговли и не могли помочь Флориде. Занятие последней и Багамских остро-
вов было совершено без больших трудностей подавляющими испанскими силами;:
в операциях против Пенсаколы участвовали пятнадцать линейных кораблей к
семь тысяч войск. Эти события больше не будут упомянуты. Единственное их
влияние на общую войну состояло в отвлечении импонирующей силы Испании:
от соединенных операций с французами. Испания здесь, как и при Гибралтаре,
преследовала собственные цели, вместо сосредоточения своих усилий против
общего врага, — политика, столь же близорукая, сколь и эгоистичная.

предназначалась против Барбадоса, но не могла достигнуть его
из-за сильных пассатных ветров. Таким образом, Барбадос, в усло-
виях того времени, был особенно приспособлен для того, чтобы
служить англичанам местного базою и складом во время войны,
так же как убежищем на линии сообщений с Ямайкой, Флоридой
и даже Северной Америкой; в то же время остров С. -Лючиа,
в 100 милях под ветром, удерживался как аванпост для флота,
откуда последний мог следить за неприятелем в Форт-Рояле.
В Индии политические условия неизбежно указывали на восточ-
ный, Коромандельский, берег, как на театр операций. Тринкомале,
на близлежащем Цейлоне, хотя и был нездоровым местом, предста-
влял превосходную и удобозащищаемую гавань и потому имел
первоклассное стратегическое значение; все другие якорные стоянки
по берегу были только открытыми рейдами. В силу этого обстоя-
тельства пассаты или муссоны в этой стране имели также и стра-
тегическое значение. С осеннего до весеннего равноденствия ветер
постоянно дует с N0, по временам с большою силою, вызывая
сильный прибой у берега и делая высадку затруднительной; но
в течение летних месяцев господствует юго-западный ветер, при
сравнительно спокойном море и хорошей погоде. «Перемена мус-
сона» в сентябре и октябре часто сопровождается сильными урага-
нами. Активные операции или даже пребывание у берега были
поэтому неблагоразумны с этого времени до конца северо-восточ-
ного муссона. Вопрос о порте, куда мог бы удаляться флот на это
время, стоял весьма остро. Тринкомале был единственным подхо-
дящим для этой цели портом, и его исключительное стратегическое
значение еще увеличивалось тем, что в хорошее время года он был
наветренным по отношению к главному театру военных действий.
Английская гавань Бомбей, на западном берегу, была слишком отда-
лена от этого театра, чтобы считаться местного базою, и скорее
принадлежит, подобно французским островам Св. Маврикия и
Бурбон, к категории станций на линии сообщения с метро-
полией.
Таковы были главные опорные пункты или базы воюющих;
наций — отечественные и заграничные. Относительно последних,
говоря вообще, должно заметить, что они страдали недостатком
в средствах, — важный элемент стратегического значения. Предметы
морского и военного вооружения, а в значительной мере и провиант
для судов, должны были доставляться туда из метрополии. Бостон,,
окруженный благоденствовавшим, дружеским населением, предста-
влял, может быть, исключение из этого правила, так же как
и Гавана, -— в то время важный морской арсенал, где строилось-
много кораблей; ко эти пункты были далеки от главных театров
войны. На Нью-Йорк и бухту Наррагансетт американцы произво-
дили слишком сильное давление, чтобы ресурсы соседних с ними
районов могли представлять серьезное значение, тогда как отдален-
ные порты Ост- и Вест-Индии всецело зависели от метрополии..
Отсюда стратегический вопрос о коммуникационных линиях полу-
чал еще большую важность. Перехватить большой конвой тендеров»
было только второстепенною операциею, по сравнению с уничто-

жением какого-либо отряда военных кораблей, тогда как защита
их главными силами или умение их уйти от поисков неприятеля
зависели от искусства морских командиров в распределении воен-
ных кораблей и эскадр между множеством объектов, требовавших
внимания. Искусство Кемпенфельдта и нераспорядительность де Ги-
шена в Северной Атлантике, вместе со штормовым ветром,
серьезно затруднили действия де Грасса в Вест-Индии. Подобный же
вред, вызванный захватом малых конвоев в Атлантике, был нанесен
Сюффрену в Индийских морях; последний, однако, немедленно воз-
местил себе эти потери и, со своей стороны, сильно беспокоил
своих противников успешными крейсерскими набегами на англий-
ские тендера.
Таким образом, флоты, которые только и могли поддерживать
или пресекать эти живительные потоки, имели такое же значение
для общего хода всей войны, какое они имели, как уже отмечалось,
для отдельных театров ее. Они представляли собой звенья, связы-
вавшие все в одно целое, и поэтому мы на них указали, как на
достойные объекты для действий обеих воюющих сторон.
Расстояние между Европой и Америкой не было таково, чтобы
сделать промежуточные порты снабжения абсолютно необходимыми,
тогда как при возникновении затруднения от какой-либо непредви-
денной причины было всегда возможно, за исключением случая
встречи с неприятелем, возвратиться в Европу или зайти в друже-
ственный порт в Вест-Индии. Иначе обстояло дело с длительным
путешествием в Индию через мыс Доброй Надежды. Плавание
Бикертона, оставившего Англию с конвоем в феврале и достигшего
Бомбея в сентябре, считалось успешным, тогда как горячий
Сюффрен, отплыв в марте, в тот же промежуток времени достиг
о-ва Св. Маврикия, откуда переход до Мадраса требовал еще
двух месяцев. Такое продолжительное путешествие редко могло
совершаться без остановок для пополнения запасов воды и
•свежего провианта, а часто даже для такого ремонта, который
требовал спокойной гавани, хотя бы корабельные запасы и содер-
жали необходимый материал. Совершенная коммуникационная линия
требовала, как было сказано, чтобы на ее протяжении находилось
несколько таких гаваней, расположенных через соответствующие
промежутки, хорошо защищенных и обильно снабженных, — таких,
какими владеет Англия в настоящее время на некоторых из ее глав-
ных торговых путей (это приобретения ее прежних войн). В войне
1778 г. ни одна из воюющих сторон не имела таких портов на
этом пути до тех пор, пока, со вступлением Голландии в войну,
мыс Доброй Надежды не был отдан ею в распоряжение французов
и надлежащим образом укреплен Сюффреном. Эта гавань, остров
Св. Маврикия на середине пути и Тринкомале на отдаленном конце
•его достаточно прочно обеспечивали сообщения союзников с Фран-
цией. Англия же, хотя и имея тогда остров Св. Елены, зависела
в Атлантике, в деле снабжения и ремонта своих отправляющихся
е Индию эскадр и конвоев, от дружественного нейтралитета Порту-
галии, владения которой включали Мадейру, острова Зеленого Мыса
и бразильские порты. Этот нейтралитет был, на самом деле, слабой

50'
30*
СЕВЕРНЫЙ АТЛАНТИЧЕСКИЙ ОКЕАН
Темные квадраты обозначают главные
стратеги-
ческие пуннтьі в войне 1778г.
NEWFOUNDLAND
AZORES
-
MAOeiR« IS.
^tfé3*"" - "
.
Barbuda
fMartinique
.
Barbadoes
'Grenada
CAPEVERDE IS. '
Pbrto Prayà *
"-XTTrjlnldatt

опорой для обороны, как показала битва между Джонстоном
и Сюффреном у Зеленого Мыса; но на этом пути было несколько
подходящих для стоянок и флота мест, и поскольку враг не мог
знать, которое из них занято, — и занято ли вообще хоть одно, —
то это неведение само по себе представляло немалое обеспечение,
если только командующий флотом не полагался на него до полного
пренебрежения надлежащим распоряжением своих собственных сил,
как сделал это Джонстон в Порто-Прайя. В самом деле, при медлен-
ности и ненадежности, характеризовавших тогда передачу известий
от одного пункта к другому, сомнение в том, где следует искать
неприятеля, было большим препятствием для наступательных пред-
приятий, чем часто слабые средства обороны колониального порта.
Такое сочетание полезных гаваней и условий сообщения между
ними составляет, как уже было сказано, главные стратегические
черты положения. Флот, как организованная сила, связывающая
все в одно целое, представлялся главным объектом военных опе-
раций. Теперь следует еще сказать о способах поражения намечен-
ного объекта — о ведении самой войны 1.
Прежде чем сделать это, следует коротко упомянуть об одном
особенном условии моря, имеющем значение для последующего,
а именно о затруднительности получения информации. Армии про-
ходят через страны, более или менее обитаемые оседлым населе-
нием, и оставляют за собою следы своего похода. Флоты проходят
через пустыни, где странники лишь показываются, но не остаются,
и когда воды вновь смыкаются за ними, то разве только случайно
упавшая с палубы вещь может выдать прохождение корабля, да
и то ничего не говоря об его курсе. Судно, встреченное преследо-
вателем, может ничего не знать о преследуемом корабле, который
тем не менее прошел через пункт этой встречи за несколько дней
или даже часов до нее. За последнее время тщательное изучение
ветров и течений океана. определило некоторые пути, которыми
преимущественно перед другими должен обычно пользоваться
осторожный моряк и которые дают возможность делать некоторые
предположения об его движении; но в 1778 г. данные для этого
не были еще собраны; да если бы и были, то кратчайший путь мог
быть часто заменен одним из многих возможных, чтобы избежать
преследований и засад. В такой игре в жмурки преимущество всегда
за преследуемым, и важность надзора за выходами в море из не-
приятельской страны, важность задержания неприятеля, прежде
чем он скроется в безмолвной пустыне, — очевидна. Если по какой-
либо причине такой надзор невозможен, то лучшее, что можно
предпринять затем, — это, не пытаясь стеречь неприятеля на путях,
которые он может миновать, притти первому к месту его назначе-
ния и ожидать его там; но это требует знания его намерений, что
не всегда может быть достижимо. Действия Сюффрена против
1 Другими словами, рассмотрев цели, которые ставили себе воюющие сто-
роны в этой войне, и те объекты, на которые им следовало направить свои
усилия, чтобы достигнуть этих целей, мы теперь займемся вопросом о том, как
следовало использовать военные силы, и установим, как и где надлежало
напасть на объект, являвшийся подвижным.

Джонстона стратегически были вполне правильны как в его атаке
при Порто-Прайя, так и в той поспешности, с какою он стремился
к месту их общего назначения, тогда как две неудачи Роднея
перехватить конвои, следовавшие в Мартинику в 1780 и 1782 гг.,
—
хотя он и был извещен о выходе их туда, — показывают трудность
успеха при ожидании неприятеля на пути, даже когда пункт на-
значения его известен.
Для каждой морской экспедиции только два пункта точно
определены — пункт отправления и пункт прибытия. Последний
может быть неизвестен неприятелю, но до момента отплытия его
присутствие известной силы в порту и указания об ее предстоящем
выходе в море могут быть приняты за данные определенные. По-
мешать отплытию, может быть, чрезвычайно важно для каждой из
воюющих сторон, но это особенно и во всех случаях необходимо
для обороняющегося, потому что для него не всегда возможно
узнать, которому именно из многих пунктов, открытых нападению,
таковое угрожает, тогда как наступающий идет с полной уверен-
ностью прямо к своей цели, если он может обмануть своего про-
тивника. Важность блокирования такой экспедиции делается еще
более очевидной в случае, если она разделена между двумя или
более портами, — условие, которое легко может иметь место, когда
средства одной верфи недостаточны для снаряжения требуемого
числа кораблей за предоставленный срок; или когда, как в рассма-
триваемой войне, союзные силы выставляют отдельные контин-
гента. Предотвращение соединения последних есть дело первой
необходимости, и нигде оно не может быть исполнено так надежно,
как близ портов, откуда должны отплыть один из них или оба.
Оборона, по самому названию своему, предполагает меньшую силу,
и поэтому на ней лежит, так сказать, большое обязательство вос-
пользоваться таким источником слабости, как разделение силы не-
приятеля. Родней, стерегущий в 1782 г. при С.-Лючиа французские
силы на Мартинике для предупреждения соединения его с испан-
цами у Французского мыса, дает пример правильного стратеги-
ческого положения; и если бы острова были так расположены,
что позволили бы ему поместиться между французами и пунктом
их назначения, вместо того чтобы быть в тылу у них, то ничего
лучшего нельзя бы было придумать. В действительности он сделал
лучшее, что было возможно при тех обстоятельствах.
Оборона, будучи сама по себе слабее наступления, не может
пытаться блокировать все порты, где лежат отряды неприятеля, не
пожертвовав своей целью, поскольку в этом случае она может
противопоставить каждому отряду лишь более слабое подразделе-
ние. Поступить же так было бы равносильно пренебрежению основ-
ными принципами войны. Если обороняющийся справедливо отказы-
вается от этого и решает сосредоточить превосходные силы перед
одним или двумя пунктами, то для него является необходимость
решить, на котором из них следует остановиться для этой цели
и которым пренебречь, — вопрос, обнимающий всю политику войны
после полного уяснения главных условий, — военных, моральных
и экономических в каждой области.

В 1778 г. оборонительное положение было занято англичанами
по необходимости. Английские морские власти предшествовавшей
эры, при Гауке и его современниках, принимали за правило, чтобы
британский флот был численно равен соединенным флотам коро-
левств Бурбонов, — условие, которое при лучшем качестве л и ч-
ного
состава
и более многочисленном морском населении
страны, из которого последний можно было черпать, давало Англии
действительное превосходство в силе. Эта предосторожность,
однако, не соблюдалась в течение поледних лет перед изучаемою
войною. Для нас не имеет значения, вызвано ли это упущение не-
состоятельностью министерства, обвинявшегося в этом его против-
никами, или неуместной экономией, часто практикующейся при
представительном образе правления во время мира. Остается фак-
том, что, несмотря на незначительную вероятность соединения
Франции и Испании в войне, английский флот был малочисленнее
флота союзников. В том же, что мы назвали стратегическими чер-
тами положения, — в отечественных базах и во второстепенных
базах за границей — преимущество, в целом, было на стороне
Англии. Ее позиции, если не были сильнее сами по себе, то были,
по крайней мере, лучше расположены в географическом отношении
для достижения стратегических целей; но если взять второй необ-
ходимый для войны элемент, организованную военную силу или
флот, пригодный для наступательных операций, то Англия допу-
стила его стать слабее противника. Поэтому ей оставалось только
употребить свою слабейшую силу с таким искусством и энергией,
чтобы разрушить планы неприятеля, — выходя в море раньше него,
искусно выбирая позиции, предупреждая его комбинации большей
быстротой движения, тревожа сообщения с намеченными им объек-
тами и встречая главные отряды неприятеля превосходными силами.
Достаточно ясно, что ведение этой войны везде, кроме конти-
нента Америки, опиралось на метрополии и на свободное сообщение
между ними. Окончательный разгар американцев не прямыми воен-
ными усилиями, а через истощение их, также был бы возможен,
если бы союзники их не помешали Англии задушить их торговлю
и промышленность со своей подавляющей морской силой. Эту силу
она могла бы употребить для названной цели, только избавившись
от давления союзных флотов; а это избавление было бы достиг-
нуто/если бы она могла получить над ними решительный перевес,
не только материальный, но и моральный, какой имела двадцать лет
спустя. В таком случае союзные дворы, финансовая слабость ко-
торых была хорошо известна, должны были бы прекратить борьбу,
в которой их главный план — низведение Англии на положение
второразрядной державы — был бы уже разрушен. Однако такого
перевеса Англия могла бы достигнуть только давая сражения;
показывая, что, несмотря на численное неравенство, искусство ее
моряков и ее богатые ресурсы дают возможность ее правительству
через мудрое использование этих сил обеспечивать фактическое
превосходство над противником в решающих пунктах театра войны.
Но подобный успех был невозможен, когда линейные флоты рас-
сеивались по всему свету, что давало противнику возможность раз-

бивать их по частям, в то время как они старались защитить все
открытые нападению пункты разбросанной империи.
Ключ к положению был в Европе, и именно в неприятельских
верфях. Если Англия была не в состоянии возбудить континенталь-
ную войну против Франции, то единственною надеждою для нее
было — искать и поразить неприятельский флот. Нигде его нельзя
было так легко найти, как в его собственных отечественных портах;
нигде pro нельзя было так легко встретить, как непосредственно
по выходе из них. Это определило политику Англии в наполеонов-
ские войны, когда моральное превосходство ее флота так упрочи-
лось, что она отважилась противопоставить слабейшие силы опас-
ностям моря, соединившимся с более многочисленными и хорошо
снабженными кораблями, спокойно стоявшими на внутренних рейдах.
Становясь лицом к лицу с этим двойным риском, она приобретала
и двойное преимущество: держа неприятеля под своим наблюдением
и подрывая его боеспособность легкой портовой жизнью, тогда как
•ее офицеры и моряки настолько закалялись суровым крейсерством,
что всегда были готовы откликнуться на любой призыв к их энер-
гии. «Мы не имеем причины, — объявил адмирал Вильнев в 180.5 г.,
вторя словам императора, — бояться появления английской эскадры.
Ее 74-пушечные корабли не имеют и пятисот человек на палубе;
они истощены двухлетним крейсерством» А Месяц спустя он писал:
«Тулонская эскадра выглядела в гавани весьма изящно; матросы
были хорошо одеты и хорошо обучены; но как только начался
шторм, все переменилось. Мы не приучены к штормам»2. «Импе-
ратор, — говорил Нельсон, — узнает теперь, если только императоры
способны выслушивать правду, что его флот теряет больше за одну
ночь, чем наш за целый год... Эти господа не привыкли к ураганам,
с которыми мы боролись в течение двадцати одного месяца, не по-
теряв ни одной мачты или реи»3. Следует, однако, признать, что
как для людей, так и для кораблей напряжение было ужасным,
и что многие английские офицеры находили в износе судов аргу-
мент против оставления их флотов в море близ берегов неприятеля.
«Каждый из пережитых нами штормов, — писал Коллингвуд, —
уменьшает безопасность страны. Последнее крейсерство вывело из
строя пять больших кораблей и недавно еще два; некоторые из них
должны быть введены в док». «За эти два месяца я едва ли знал,
что такое спокойная ночь, — писал он снова, —- это непрерывное
крейсерство, кажется, выше сил человеческих. Кальдер утомился
и бродил как тень, совершенно надломленный, и мне сказали, что
Грэвз немногим лучше» А Высокое профессиональное мнение лорда
Гоу было также противно этой практике.
Кроме истощения людей и повреждения кораблей, блокада имеет
еще ту дурную сторону, что — как бы строга она ни была — нельзя
поручиться, что она безусловно остановит выход из гавани флота
1 Приказ адмирала Вильнева капитанам его флота 20 декабря 1804 г.
2 Письмо Вильнева, январь 1805 г.
3 Письма и депеши лорда Нельсона.
4 Life and Letter's of Lord Collingwood.

неприятеля:: Вильнев вышел из Тулона, Миссиеси из Рошфора.
«Я стерегу здесь французскую эскадру в Рошфоре, — писал Кол-
лингвуд, — но чувствую, что невозможно воспрепятствовать ее
отплытию; тем не менее, если она проскользнет мимо меня, я буду
чрезвычайно огорчен.. . Единственно, что может помешать ей, это
случайная встреча с нами, так как она не знает точно, где мы» Е
Несмотря на все, англичане вынесли напряжение. Их флоты
опоясывали берега Франции и Испании; потери восполнялись; ко-
рабли чинились; когда один офицер выбывал вследствие болезни
или смерти со своего поста, другой заступал на его место. Стро-
гая блокада Бреста разрушила комбинацию императора; бдитель-
ность Нельсона, вопреки необыкновенному стечению затруднений,
преследовала Тулонский флот с момента его отплытия и в течение
всего плавания через Атлантический океан и назад к берегам
Европы. Это было задолго до столкновения противников, прежде
чем стратегия отступила в сторону и тактика завершила борьбу при
Трафальгаре; но шаг за шагом, пункт за пунктом грубые, но дисци-
плинированные моряки, старые и много потерпевшие, но хорошо
управлявшиеся корабли сковывали каждое движение своих непри-
вычных противников. Расположенные в достаточном количестве
перед каждым арсеналом неприятеля и связанные цепью малых
судов, они, хотя и не всегда, могли помешать тому или иному
рейду в целом, сумели сорвать все задуманные большие ком-
бинации эскадр неприятеля.
Корабли 1805 г. были, в существенных чертах, такими же, как
и в 1780 г. Без сомнения, в них имелись прогресс и улучшения, но
перемены были количественные, а не качественные. Притом флоты
эпохи, отдаленной от рассматриваемого периода двадцатью годами,
под начальством Гауке и его товарищей, отваживались зимовать
в Бискайском заливе. «В корреспонденции Гауке нет, — говорит его
биограф, — ни малейшего указания на то, чтобы он сам сомневался,
хотя на момент, не только в возможности, но и в обязательности
для него держаться в море даже при зимних штормах, равно как
и в том, что он «сумеет обделать это дело» 2. Если возразят на это,
что состояние французского флота в годы американской револю-
ционной войны было лучше, свойства и профессиональная подго-
товка его офицеров выше, чем в дни Гауке и Нельсона, то с этим
должно согласиться; все же для адмиралтейства не мог оставаться
долго неизвестным тот факт, что число таких офицеров было
настолько недостаточно, что это серьезно отражалось на палубной
службе, а нехватка матросов была так велика, что вызывала необ-
ходимость пополнения команд солдатами. Что касается личного
состава испанского флота, то нет основания считать его луч-
шим, чем он был пятнадцать лет спустя, когда Нельсон, говоря
о передаче Испанией некоторых кораблей Франции, сказал: «Я уве-
рен, что они переданы без команды (испанской), так как это яви-
лось бы наилучшим способом снова потерять их».
1 Litfe and Letters of Lord Coüingwood.
2 Burrows, Life of Lord Ha-svke.

В действительности, однако, слишком очевидно, чтобы стоило
распространяться в доказательствах, что для более слабой стороны
самым надежным средством нейтрализации неприятельских кораблей
было блокировать их в их гаванях и сразиться с ними, если они
выйдут в море. Единственное серьезное препятствие к этому
в Европе представляла жестокость ветров у берегов Франции
и Испании — в особенности в длинные зимние ночи. Это влекло
за собою не только риск непосредственно бедствия, которое креп-
кие и хорошо управлявшиеся корабли еще могли большею частью
предотвратить, но и постоянное напряжение, которое не могло быть
предотвращено никаким искусством и которое, поэтому, требовало
большего резерва кораблей для замены отсылавшихся на родину
для ремонта или для предоставления отдыха командам.
Задача была бы значительно упрощена, если бы блокирующий
флот мог найти удобную якорную стоянку на фланге пути, который
должен был избрать неприятель, подобно тому как Нельсон в 1804
и 1805 гг. пользовался Маддаленской бухтой в Сардинии, когда
стерег Тулонский флот, — шаг, на который он был вынужден,
в частности и исключительно, плохим состоянием многих из его
кораблей. Так, сэр Джэмс Сомарез (James Saumarez) в 1800 г.
пользовался Дуарненезской бухтой на французском берегу, всего
лишь в пяти милях от Бреста, где корабли его эскадры, блокиро-
вавшей этот порт, отстаивались на якоре в бурную погоду. Поло-
жение Плимута и Торбэя не может считаться совершенно удовле-
творительным с этой точки зрения, так как они не лежат, подобно
Маддаленской бухте, на фланге пути неприятеля, а находятся,
скорее, в тылу его. Несмотря на это, Гауке доказал, что быстрота
и хорошее управление флотом могут справиться с этим недостат-
ком, как впоследствии показал и Родней на своей менее подвер-
женной бурям станции.
Если взять войну 1778 г. во всей ее совокупности, то можно
сказать, что английское министерство держало в Америке, Вест-
и Ост-Индии эскадры, равные неприятельским. В отдельные пе-
риоды это бывало и не так; но, вообще говоря, при распределении
кораблей это условие соблюдалось. В Европе же было наоборот,
и, как необходимое следствие такой политики, английский флот
был слабее эскадр, находившихся во французских и испанских
портах. Английский флот, поэтому, мог вести наступательные опе-
рации только с большой осторожностью, да и то лишь, когда ему
удавалось встречать враждебные силы по частям; и даже в таком
случае дорого стоящая победа, если только она не была очень
решительна, была сопряжена с большим риском вследствие времен-
ного вывода из строя сражавшихся кораблей. Отсюда следовало,
что английский отечественный флот (или флот Канала), от которого
зависели также сообщения с Гибралтаром и Средиземным морем,
очень бережно подвергался риску борьбы как с непогодой, так
и с неприятелем и ограничивался обороной своего побережья опе-
рациями на коммуникациях противника.
Индия была так далека, что невозможно возражать против
проводившейся там политики. Посылавшиеся туда корабли остава-

лись там и их нельзя было ни поддерживать подкреплениями, ни
отзывать для каких-нибудь срочных надобностей. Этот театр войны
был самостоятельным. Но Европа, Северная Америка и Вест-Индия
должны были бы рассматриваться как один большой театр .войны,
на всем пространстве которого события взаимно зависели друг от
друга и различные части которого были тесно связаны отношениями
большей или меньшей важности, коим следовало уделять должное
внимание.
Признавая, что флоты, как охранители сообщений, были решаю-
щими факторами в войне и что источник жизни как флотов, так
и тех потоков снабжения, которые называются коммуникационными
линиями, находился в метрополиях и там сосредоточивался в глав-
ных арсеналах, — следует принять два положения: первое, что
главные усилия державы, занимавшей оборонительное положение,
т. е . Великобритании, должны были бы сосредоточиться против
этих арсеналов; и второе — что ради такого сосредоточения не сле-
довало чрезмерно растягивать внешние коммуникации, дабы числен-
ность отрядов, выделенных для охраны их, не превышала необхо-
димого минимума. С последним соображением тесно связано обяза-
тельство усиления путем укрепления или другими какими-либо
средствами жизненно важных пунктов, к которым вели эти комму-
никации, с тем, чтобы оборона этих пунктов никоим образом не
опиралась на флот, и чтобы они зависели от него только в вопросе
снабжения и подвоза подкреплений, и то лишь через значительные
промежутки времени. Гибралтар, например, совершенно удовлетво-
рял этим условиям, будучи почти неприступным и имея склады
запасов на весьма продолжительное время.
Если оказанное справедливо, то диспозиции Англии на амери-
канском континенте были весьма ошибочны. Владея Канадой с Га-
лифаксом, Нью-Йорком и Наррагансеттской бухтой и контролируя
линию Гудзона, они могли изолировать большую, может быть,
решающую часть территории инсургентов. Нью-Йорк и бухта Нар-
рагансетт могли бы быть сделаны неприступными для французского
флота того времени, что обеспечило бы безопасность гарнизонов от
атак с моря и уменьшило бы работу флота; последний же смог бы
найти в них безопасное убежище, в случае если бы неприятельская
сила ускользнула из-под надзора английских эскадр над. европей-
скими арсеналами и появилась бы у этих берегов. Вместо того, эти
два порта были оставлены без достаточных укреплений и пали бы
перед Нельсоном или Фаррагутом, тогда как нью-йоркская армия
была дважды разделяема — один раз для действия в Чезапике,
а другой — в Георгии, причем в обоих случаях ни одна из отдель-
ных частей ее не была достаточно сильна для предназначавшейся
ей задачи. Обладание морем в этих случаях позволило неприятелю
стать между разделенными частями английской армии, тогда как
последняя, даже не разделенная, не была в состоянии проложить
себе силою дорогу через это промежуточное пространство. Так как
•сообщение между двумя частями армии опиралось всецело на море,
то обязанности флота увеличивались с удлинением коммуникацион-
ных линий. Необходимость защиты морских портов и удлиненные

коммуникации соединились, таким образом, для увеличения морских
отрядов в Америке и для соответственного ослабления морской
силы в решающих пунктах Европы. Таким же образом, прямым
последствием южной экспедиции было поспешное оставление Нар-
рагансеттской бухты, когда д'Эстен появился у берега в 1779 г..
потому что Клинтон не имел достаточно сил для одновременной
защиты и ее и Нью-Йорка А
В Вест-Индии задача английского правительства состояла не
в подчинении восставшей страны, а в удержании многочисленных
мелких, но плодородных островов, сохранении власти над ними
и обеспечении возможно большей свободы их торговли от посяга-
тельств неприятеля. Нет нужды повторять, что это требовало
преобладания в море как над флотами неприятеля, так и над от-
дельными крейсерами — рейдерами, как их теперь называют. Так
как никакая бдительность не могла привязать их всех к своим
портам, то Вест-Индские воды должны были патрулироваться бри-
танскими фрегатами и меньшими судами; но для Англии наверно'
было бы лучше совсем не допускать туда французского флота, чем
удерживать его на месте своим флотом, который был только равен
по силе, а нередко оказывался даже слабее. Англия, вынужденная
занять оборонительное положение и будучи, таким образом, слабее,
всегда была под угрозой потерь. Она, действительно, потеряла один
за другим от неожиданных атак большинство островов,, и в разное
время флот ее бывал заперт в своих портах под прикрытием бата-
рей; а неприятель, когда находил себя слабее, мог спокойно
ожидать подкреплений, зная, что ему нечего опасаться2.
Это затруднение ощущалось не только в Вест-Индии. Близость
островов к американскому континенту всегда допускала возмож-
ность для наступающей стороны соединить свои флоты, находив-
шиеся в двух районах, прежде чем обороняющаяся сторона про-
никнет в ее намерения; и хотя такие соединения находились до-
некоторой степени в зависимости от хорошо понятых условий по-
годы и времен года, тем не менее события 1780 и 1781 гг. показы-
вают, что это обстоятельство смущало способнейшего английского'
адмирала, диспозиции которого, хотя и ошибочные, только отра-
жали неясность его представлений о комбинациях неприятеля. Если
к этому затруднению, присущему обороняющейся стороне во всех
случаях, придать заботу о большой британской торговле, на кото-
рую опиралось главным образом благосостояние империи, то при-
дется сознаться, что задача британского адмирала в Вест-Индии
была и не легка и не проста.
1 Об этом Родней оказал: «Эвакуация Род-Айлеида была самой гибельной'
мерою, какую только можно было принять. Она отдала лучшую и удобнейшую
гавань в Америке, откуда эскадры в сорок восемь часов могли блокировать
три главных города Америки, а именно — Бостон, Нью-Йорк и Филадельфию».
Нее это письмо, частного характера, адресованное первому лорду адмиралтей-
ства, достойно прочтения (Lilfe of Rodney, vol. II, p. 429).
2 Потеря С. -Лючии не опровергает этого положения так как она обусло-
влена счастливой смелостью и искусством английского адмирала и неспособ-
ностью командира значительно сильнейшего французского флота.

В Европе сама Англия и Гибралтар были поставлены под:
серьезную угрозу нахождением больших британских отрядов в за-
падном полушарии, чему можно приписать также и потерю Ме-
норки. Когда шестьдесят шесть союзных кораблей стали наступать
на тридцать пять, которые могла выставить Англия, и загнали их
в гавани, тогда было осуществлено то господство над Английским
каналом, которое, по словам Наполеона, сделало бы его, вне со-
мнения, господином и самой Англии. В течение тридцати дней
тридцать судов, составлявших французский контингент союзного
флота, крейсировали в Бискайском заливе, ожидая прибытия за-
поздалых испанцев; но они не были повреждены английским фло-
том. Гибралтар не один раз был на границе истощения, вследствие
отсутствия сообщений с Англией; и освобождением своим он был
обязан не силе английского флота, отряды которого были рассеяны
правительством, но искусству британских офицеров и несостоятель-
ности испанских. Флот лорда Гоу, участвовавший в окончательном
освобождении крепости, состоял лишь из тридцати четырех кора-
блей против сорока девяти союзных.
Какой путь при затруднениях, иснытывавшихся Англией, был
наилучший: позволить ли неприятелю свободно выйти из его портов
и постараться встретить его, оставив для этого достаточные мор-
ские силы на каждой из подверженных нападению баз; или попы-
таться, наперекор всем трудностям, стеречь его отечественные
арсеналы, не с тщетной надеждой помешать любому набегу или
перехватить каждый конвой, но с намерением расстроить все его
планы соединения отдельных отрядов и преследовать по пятам
каждую эскадру, которой удалось бы ускользнуть? Такая слежка
не должна смешиваться с блокадой, — термином, употребляемым:
часто, но не всегда уместно. «Имею честь сообщить вашему сия-
тельству, — писал Нельсон, — что порт Тулон никогда не был бло-
кирован мною; совершенно наоборот. Неприятелю всегда предоста-
влялась полная возможность выйти в море, ибо именно там мы
надеемся осуществить надежды и ожидания нашей страны».
«Ничто, — говорит он в другом месте, — не удерживало француз-
ских флотов в Бресте или Тулоне, когда они собирались выйти
оттуда»; и хотя такая постановка вопроса несколько преувеличена,
но правда, что попытка запереть их в порту была бы безнадежна.
Цель Нельсона, когда он держался близ французских портов, при
достаточном числе сторожевых судов, надлежащим образом рас-
пределенных, состояла в том, чтобы знать, когда неприятель отплыл
и в каком направлении, с тем чтобы, употребляя его собственное
выражение, «следовать за ним до антиподов». «Я имею основания
думать, — пишет он в другой раз, — что Феррольская эскадра
французских кораблей пробьется в Средиземное море. Если она
соединится со стоящей в Тулоне, то неприятель будет иметь над
ними значительный численный перевес; но я никогда не буду
терять его из виду, и Пеллью (командующий английской эскадрой,
крейсировавшей близ Ферроля) вскоре последует за ним». Таким
образом, в течение этой продолжительной войны часто случалось,
что отряды французских судов ускользали от английского флота,.

пользуясь то благоприятными для себя условиями, погоды, то вре-
менным отсутствием блокирующего флота, то оплошностями коман-
дующего последним; но обычно на флоте англичан быстро подни-
малась тревога, так как те или другие из сторожевых фрегатов
замечали неприятеля, следовали за ним для определения его вероят-
ного назначения, передавали весть от корабля к кораблю и от
эскадры к эскадре, и вскоре отряд равной ему силы начинал пре-
следовать его до антиподов, если это было нужно. Так как, со-
гласно традиционному использованию французского флота фран-
цузским правительством, задачи его не состояли в том, чтобы сра-
жаться с флотом английским, а обусловливались «конечными
целями», то вышеупомянутая тревога и ожесточенная погоня далеко
не способствовали невозмутимому и методическому исполнению на-
чертанной программы даже отдельными отрядами; для больших же
комбинаций, зависевших от соединения дивизий, выходивших из
различных портов, оно было абсолютно пагубно. Полное приклю-
чений крейсерство Брюи (Bruix), оставившего Брест с двадцатью
пятью линейными кораблями в 1799 г.; быстрота, с какою распро-
странялись вести об этом; кипучая деятельность и индивидуальные
ошибки англичан; срыв французских планов1 и преследования
по-пятам2; отплытие Миссиеси из Рошфора в 1805 г.,
отрядов
Вийомэ (Wilkumez) и Jleccera (Leissegues) из Бреста в 1806 г.
—
все эти обстоятельства и факты могут быть приведены 'наряду с ве-
ликой Трафальгарской кампанией, как интересный материал для
изучения морской стратегии, следующей по путям, здесь рекомен-
дуемым. В то же время кампания 1798 г., вопреки блестящему
окончанию ее при Ниле, может быть рассматриваема как едва не
окончившаяся неудачей, вследствие того, что англичане не имели
никаких сил перед Тулоном, когда экспедиция отплыла оттуда,
и что в распоряжении Нельсона не было достаточного количества
фрегатов. Девятинедельное крейсерство Гантома в Средиземное
море в 1808 г. также иллюстрирует трудность контролирования
действий флота, которому дозволили выйти из порта, не преследуя
его значительными силами, даже и в таком . сравнительно узком
пространстве.
Никаких примеров, параллельных вышеназванным, нельзя при-
вести из войны 1778 г., хотя старая монархия не прикрывала дви-
жений своих флотов тайной, диктовавшейся строгим военным дес-
потизмом империи. В обе эпохи Англия занимала оборонительное,
положение, но в первой войне она отказалась от первой линии
обороны, близ неприятельских портов, и пыталась защищать все
части своей рассеянной империи распределением своего флота
между ними. Мы пытались показать слабость одной политики, до-
1 План кампании, начертанной директорией для Брюи, стало невозмож-
ным выполнить, так как замедление в соединении французской и испанской
эскадр позволило Англии сосредоточить шестьдесят кораблей в Средиземном
море (Ф roude, vol. III, p. 158).
2 Соединенные эскадры Франции и Испании, под начальством Брюи, до-
стигли Бреста на обратном пути только за двадцать четыре часа до лорда
Кейта' (Keitb), который последовал за ними из Средиземного моря (J âmes,
Naval History of Great Britain).

пуская трудность и опасность другой. Эта последняя стремится
сократить продолжительность и добиться решения, либо заперев
неприятельский флот, либо вынудив его принять сражение, в созна-
нии, что он представляет ключ к положению, когда море одновре-
менно и соединяет и разделяет различные части театра войны. Для
этого требуется флот, равный по численности неприятельскому
и превосходящий его боеспособностью, которому выделяется огра-
ниченная зона действий, суженная ради взаимной поддержки
между эскадрами, ее занимающими. Распределенный таким обра-
зом флот полагается на искусство и бдительность его
вождей
в деле захвата или задержки любого неприятельского отряда, вы-
шедшего в море. Он защищает отдаленные владения и торговлю
при помощи наступательных действий против флота враждебной
страны, в котором видит настоящего неприятеля своей страны
и главный объект своих операций. При близости к отечественным
портам смена кораблей, требующих ремонта, совершается с наи-
меньшей потерей времени, а требования, предъявляемые к более
скудным ресурсам заграничных баз, уменьшаются. Другая политика,
для того чтобы быть действенной, требует превосходства над
неприятелем в численности флота, потому что отдельные отряды
последнего находятся слишком далеко друг от друга для оказания
взаимной поддержки. Каждый из них, поэтому, должен быть равен
всякой вероятной комбинации против него, что предполагает повсе-
местное превосходство над уже выставленными неприятелем силами,
ибо последний может неожиданно получить подкрепление. На-
сколько опасна и недопустима такая оборонительная стратегия,
когда нет превосходства в силе, показывают частые случаи сравни-
тельной слабости англичан за границей, так же как и в Европе,
вопреки их стараниям нигде не уступать врагу. Гоу в Нью-Йорке
в 1778 г., Байрон.в Гренаде в 1779 г., Грэвз близ Чезапика в 1781 г.,
Гуд у Мартиники в 1781 г. и у острова Св. Киттса в 1782 г. -—
все они были слабее противника, в то самое время, когда союзный
флот в Европе подавлял английский своей численностью. Вслед-
ствие этого негодные к плаванию корабли удерживались в море,
ибо англичане предпочитали рисковать их командами и увеличивать
повреждения самих кораблей, чем отсылать их домой и тем ослаб-
лять свои эскадры, так как недостатки колониальных верфей не
позволяли производить капитальный ремонт судов, которым при-
ходилось для этой цели пересекать Атлантический океан. Что же
касается издержек, связанных с этими двумя стратегиями, то во-
прос здесь идет не только о том, которая из них потребует боль-
ших расходов в данное время, но и о том, которая будет более
способствовать сокращению продолжительности войны, усиливая
энергичность ведения ее.
Военная политика союзников должна подвергнуться более стро-
гому осуждению, чем английская, так как сторона, занявшая на-
ступательное положение, тем самым имеет преимущество перед
обороняющейся. Когда первоначальная трудность соединения их
сил была преодолена, — а мы видели, что ни разу Великобритания
не мешала серьезно этому соединению, — союзники при своем чис-

ленном превосходстве могли свободно выбрать, где и когда и как
нанести противнику удар. Как они воспользовались этим несомненно
громадным преимуществом?
Да они производили мелкие нападения на окраины британской
империи и колотились головами о Гибралтарскую скалу. Самое
серьезное военное усилие, сделанное Францией, —• посылка в Соеди-
ненные Штаты эскадры с отрядом войск, численность которых
предполагалась сначала вдвое большей против действительно до-
стигшей места назначения, — уже через год открыло Англии глаза
на безнадежность борьбы с колониями и таким образом положило
конец отвлечению ее сил, бывшему в высшей степени благодетель-
ным для противников ее. В Вест-Индии союзниками были покорены,
один за другим, небольшие острова (обычно в отсутствие англий-
ского флота), -— с легкостью, которая показала, как просто разре-
шился бы весь вопрос одной решительной победой над этим флотом;
но французы, несмотря на многие представлявшиеся им благоприят-
ные случаи, никогда не старались рассечь узел простым нападением
на силу, от которой все зависело. Испания действовала самостоя-
тельно во Флориде и при подавляющем превосходстве сил достигла
успеха, не имевшего никакого военного значения. В Европе план,
принятый английским правительством, имел своим следствием то,
что английская морская сила из года в год безнадежно отставала
от силы противника, тем не менее, операции, предполагавшиеся
союзниками, кажется, ни в одном случае не имели целью уничто-
жение этой силы. В том памятном случае, когда эскадра Дерби из
тридцати линейных кораблей была загнана на открытый рейд бухты
Торбэй сорока девятью кораблями союзников, решение военного
совета последних — не вступать в сражение — выразило только
в коротких словах весь характер действий соединенных флотов.
Как бы для того, чтобы создать новые затруднения их усилиям
в Европе, Испания долгое время упорно настаивала на том, чтобы
держать свой флот по соседству с Гибралтаром; но там никогда
не был признан тот факт, что жестокий удар английскому флоту
в Гибралтарском проливе, или в Английском канале, или в открытом
море был бы вернейшим средством для покорения крепости, не
один раз доведенной до состояния почти полного истощения.
В ведении своей наступательной войны союзные дворы страдали
от разногласий и взаимной ревности, которые затрудняли действия
большей части морских коалиций. Поведение Испании в этой войне,
кажется, было себялюбиво почти до вероломства; поведение Фран-
ции было более честно, а поэтому также и разумнее в военном
отношении, ибо искреннее содействие друг другу и согласные опе-
рации против общего объекта, целесообразно избранного, скорее
помогли бы обеим странам достигнуть намеченных ими целей.
Следует также признать, что имеются указания на плохое управле-
ние и подготовку у союзников, особенно Испании, и что качества
личного состава1 их были ниже, чем у англичан. Впрочем,
1 Высокие профессиональные знания многих французских офицеров не упу-
скаются цз виду в этом заключении. Качества личного состава как бьа

вопросы управления и подготовки, хотя и имеющие сами по себе
глубокий интерес и значение, сильно отличаются от стратегического
плана или метода, принятого союзными дворами при выборе и на-
падении на объекты, через которые они надеялись достигнуть
целей войны; и исследование этих вопросов не только излишне
расширило бы наш труд, но также и затемнило бы стратегический
вопрос нагромождением деталей, чуждых задаче этой книги.
Что же касается стороны чисто стратегической, то можно
сказать, что слова «конечные цели» вполне выражают главную
ошибку морской политики. «Конечные цели» обратили в ничто
надежды союзников, ибо, устремив свои взоры на эти цели, они
легкомысленно сошли с пути, который вел к ним. Горячее желание
достигнуть конечных целей или скорее частных, хотя и больших
выгод, составлявших эти цели, закрывало им глаза на те средства,
которыми они только и могли быть достигнуты наверняка; отсюда
результатом войны явилась повсеместная неудача в достижении их.
Повторяя уже приведенную цитату, напомним, что целью их было
«отомстить за обиды и положить конец тираническому владычеству
над океаном, которое стремится поддерживать Англия». Месть, ими
осуществленная, не принесла выгод для них самих. Они, как думало
то поколение, нанесли Англии вред освобождением Америки; но
они не восстановили своих прав на Гибралтар и Ямайку; с англий-
ским флотом не было поступлено так, чтобы сбавить его надменную
самоуверенность; вооруженному нейтралитету северных держав
дозволено было пройти бесследно, а английское владычество над
морями скоро сделалось таким же тираническим, как было раньше,
и еще более абсолютным.
Минуя вопросы о подготовке и управлении, а также и о боевых
качествах союзных флотов по сравнению с английским и рассма-
тривая только неоспоримый факт громадного численного превос-
ходства их, нужно заметить, как о главном факторе ведения войны,
что в то время как союзные державы занимали наступательное
положение, а Англия -— оборонительное, поведение союзных флотов
в присутствии английского флота обычно бывало оборонительным.
Ни в больших стратегических комбинациях, ни на поле сражения
со стороны союзников не было проявлено даже признака серьезного
растворялись в массе низшего элемента, вследствие недостатка хороших матро-
сов. «На личный состав наших экипажей серьезно повлияли события кампании
1779 г. В начале 1780 г. было необходимо либо разоружить некоторые корабли,
либо увеличить процент солдат, входивших в состав экипажей. Министр избрал
последнее средство. Новые полки, взятые от сухопутной армии, были отданы
в распоряжение флота. Корпус офицеров, далеко не многочисленный в начале
военных действий, сделался совершенно недостаточным. Контр-адмирал де Ги-
шен испытывал величайшие затруднения при укомплектовании офицерами и
матросами своей эскадры. Он вышел в море 8 февраля с «дурно укомплекто-
ванными» кораблями, как писал он министру» (Chevalier, Hist, de la Ma-
rine Française, p. 184).
«В течение последней войны (1778 г.) мы встретили величайшие затрудне-
ния в подборе офицеров для наших кораблей. Если было легко назначать
адмиралов, коммодоров и капитанов, то было невозможно заполнять еакансии,
образовавшиеся за смертью, болезнями или повышениями в среде лейтенантов
и мичманов» (Chevalier, Marine Française sons la KépubtUque, p. 20).

намерения воспользоваться своим превосходством для того, чтобы
разгромить по частям флот неприятеля, сделать численное нера-
венство в свою пользу еще большим, положить конец владычеству
Англии над морями уничтожением организованной силы, которая
поддерживала ее. За единственным блестящим исключением Сюф-
френа, союзные флоты или избегали или принимали сражение,
никогда сами не принуждая к нему противника. А между тем, пока
английскому флоту, таким образом, было дозволено безнаказанно
бороздить моря, не только нельзя было ручаться, что он не сорвет
планы кампании (это он делал не раз), но существовала также
возможность, что каким-либо счастливым случаем, например,
выигрышем важного сражения, он восстановит равновесие сил.
И тот факт, что этого сделано не было, должен быть приписан
ошибке английского министерства. Но если Англия поступила оши-
бочно, допустив, чтобы европейский флот ее так сильно уступал
по численности флоту союзников, то последние заслуживают еще
большего порицания за то, что не воспользовались этою ошибкою.
Сильнейшая сторона, занявшая наступательное положение, в оправ-
дание такого поведения не может ссылаться на трудности, но по-
следние не оправдывают и рассеяния сил обороняющейся стороны,
которая тревожится за множество пунктов.
Национальный предрассудок французов, который нашел выра-
жение в образе их действий в рассматриваемой войне и критикуется
нами здесь, разделялся, как видно, и правительством и морскими
офицерами того времени. Это ключ к истории французского флота
и, по мнению автора, к объяснению того факта, что французы не
добились более существенных результатов в этой войне. Это по-
учительно, как указание на то, насколько традиция владеет умами
людей, если корпорация высокообразованных и храбрых офицеров
принимала — и, видимо, без ропота — такую подчиненную роль
в своей благородной профессии. Если наша критика верна, то обстоя-
тельство это заключает в себе также и предостережение о необхо-
димости строгой проверки ходячих мнений и поверхностных впечат-
лений, ибо ошибочные выводы из них ведут к верной неудаче и
даже, может быть, к катастрофе.
Среди французских офицеров того времени и еще более в Со-
единенных Штатах наших дней существовало мнение о действен-
ности уничтожения морской торговли, как главного орудия войны,
в особенности, если оно направлено против такой торговой страны,
как Великобритания. «По моему мнению, — писал знаменитый фран-
цузский офицер Ламот Пике (Lamotte Piequet), — вернейшее сред-
ство победить англичан — это атаковать их в их торговле». Затруд-
нения и бедствия, причиняемые стране серьезным вмешательством
в ее торговлю, допускаются всеми. Это, без сомнения, самая важная
из второстепенных операций морской войны, и от нее, вероятно,
не откажутся до тех пор, пока не прекратятся сами войны; но упо-
вание на нее, как на главную и фундаментальную меру, достаточ-
ную саму по себе для разгрома неприятеля, надо считать заблужде-
нием, и заблуждением в высшей степени опасным, когда оно демон-
стрируется представителям народа в обольстительном наряде

дешевизны. Оно особенно ошибочно, когда нация, против которой
его намереваются применить, владеет, — как это имело и имеет
место по отношению к Великобритании, — двумя необходимыми
атрибутами сильной морской державы: широко распространенной и
здравой морской торговлей и сильным военным флотом. Там, где
доходы и продукты промышленной деятельности страны могут быть
сосредоточены на нескольких драгоценных кораблях, как например
на флотилии испанских галионов, артерии войны, быть может, и
можно разорвать одним ударом; но когда богатство ее рассеяно на
тысячах приходящих и отходящих судов, когда корни торговой си-
стемы распространяются широко и далеко и вросли глубоко
в землю, — то самое дерево может выдержать много жестоких
ударов и потерять много хороших ветвей без того, чтобы жизнь его
подверглась серьезной опасности. Только при военном господстве
ііа море и продолжительном контроле над стратегическими цент-
рами торговли война против последней может стать для нее роко-
вой 1; указанный контроль может быть отнят у сильного флота
только в бою. В течение двухсот лет Англия была великой коммер-
ческой нацией мира. Более чем кто-либо другой вверила она свое
богатство морю — в мире и в войне; тем не менее из всех наций
она была наименее склонна признавать неприкосновенность морской
торговли и права нейтральных держав. Не с точки зрения права,
а с точки зрения политики история оправдывала такой ее взгляд;
и если она будет поддерживать могущество своего флота, то буду-
щее, без сомнения, повторит урок прошлого.
Предварительные условия мира между Англией и союзными
дворами, закончившего эту большую войну, были подписаны в Вер-
1 Жизненный центр английской торговли находится в водах, окружающих
Британские острова; и гак как Соединенное Королевство всецело зависит теперь
от внешних источников снабжения его продовольственными продуктами, то из
этого следует, что положение Франции в высшей степени благоприятно для
нанесения ему ущерба путем уничтожения его торговли, вследствие се близости
к нему и наличия у нее портов как на Атлантике, так и на Северном море.
Из этих портов выходили каперы, которые охотились в былое время за англий-
ским торговым флотом. Позиция Франция теперь сильнее, чем прежде, ибо
Шербург представляет тот хороший порт на Канале, которого ей недоставало
в прежние войны. С другой стороны, пар и железные дороги сделали порты
на северных берегах Соединенного Королевства более доступными, и судо-
ходство не должно в такой мере, как прежде, сосредоточиваться на Канале.
Большое значение приписывали также захватам, сделанным в течение лет-
них маневров 1888 г. крейсерами на Канале и близ него. Соединенные Штаты
должны помнить, что эти крейсера действовали поблизости от их отечествен-
ных портов. Их линия угольного снабжения могла простираться до двухсот
миль; но было бы совсем другое, если бы пришлось поддерживать их деятель-
ность за три тысячи миль от родины. Снабжение их углем или предоставление
им возможности чистки киля или необходимого ремонта были бы таким враждеб-
ным по отношению к Англии актом, что можно вполне сомневаться в тем,
чтобы какая-либо соседняя с последней нейтральная нация позволила им сде-
лать это у себя.
Уничтожение торговли неприятеля отдельными крейсерами опирается на
широкое рассеяние силы. Уничтожение торговли через контроль над стратеги-
ческим центром, осуществляемый при посредстве большого флота, опирается
на сосредоточение силы. Рассматриваемое как главная, а не второстепенная
операция, первое осуждено, а последнее оправдано оіытом столетий.

сале 20 января 1783 г., а соглашение между Англией и американ-
скими уполномоченными, по которому была признана независимость
Соединенных Штатов, состоялось двумя месяцами позже. Это было
главным результатом войны. Что же касается европейских держав,
участвовавших в войне, то Великобритания получила назад от
Франции все потерянные ею Вест-Индские острова, за исключением
Тобаго, и возвратила ей остров С. -Лючиа. Французские станции
в Ост-Индии были возвращены; и так как неприятель овладел пор-
том Тринкомале, то Англия не могла оспаривать возвращение его
Голландии, но зато отказалась уступить Негапатам. Испании
Англия отдала обе Флориды и остров Менорку; потеря последнего
была бы серьезна, если бы морская сила Испании была достаточна
для удержания его в своем владении; в действительности же он
опять попал в руки Великобритании в следующую войну. Было
также произведено некоторое перераспределение торговых портов
на западном берегу Африки.
Незначительные сами по себе, эти соглашения вызывают необ-
ходимость только в одном замечании. Во всякой грядущей войне
сохранение их должно было всецело зависеть от равновесия мор-
ских сил, от того владычества над морями, по отношению к кото-
рому ничего окончательного не было установлено рассмотренной
войною.
Окончательные условия мира были подписаны в Версале 3 сен-
тября 1783 г.

ПРЕДМЕТНО-ТЕМАТИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ
А
Аугсбѵргская лига (1688 г.) —142
Б
Блокада
-
влияние на американское прива-
тирство—110
-
действительность
блокады—66—
68, 425
-
декларация Вооруженного ней-
тралитета—321
-
опасность блокады для Соед.
Штатов Америки—65—67
-
французских портов английским
флотом—19, 233-234, 301, 313,
318, 326—327, 344, 420—422, 425
-
южного берега Соединенных Шта-
тов—35, 68
ірандеры—87—88
В
іойны
-
американская за независимость—
266—316
-
англо-голландская вторая (1665—
1667 гг.)—71 —106
-
англо-голландская третья (1672—
1673 гг.) —114—126
-
англо-голландская 1780 г. — 301
-
англо-испанская (1715—1739 гг.)—
183—194, 196—219
-
Аугсбургской
лиги
(1688 —
1697 гг.) —142 —159
-
вторая Пуническая—10—17
-
за австрийское наследство(1740—
1748 гг.) —206—220
-
за испанское наследство (1702—
1718 гг.)—161—173, 182
-
за польское наследство—194
-
морская 1778 г. -2 72 -432
-
России
со
Швецией (1703—
1721 гг.) —182, 188-189
-
Семилетняя
(1756—1763 гг.)—
231—255
—
Франции против Голландии, Гер-
мании, Испании (1674—1678 гг.) —
127—136
»Вооруженный нейтралитет" балтий-
ских держав—246, 320—321
Г
Географическое положение, его влия-
ние на морскую силу страны—
24-28
Главнокомандующий флотом, его ме-
сто в сражении—276—280, 344—
345
Д
Договоры и соглашения
—
Вестфальский
(Мюнстерский)-
1648 г.—71
—
Метуэнский трактат—164
—
Нантский эдикт—140
—
Пиренейский трактат 1659 г. —72
—
секретный 1701 г. —162—163
—
секретный франко-испанский—194
—
семейный Бурбонов (Севильскип
трактат)—194—195
—
Тройственный союз 1717 г.— 184
—
франко-испанский 1761 г. — 246
—
Франции с Соед. Штатами Аме-
рики 1778 г.—2 70
—
Четверной союз—125, 188
К
Колонии
—
поддержка, оказываемая ими мор-
ской силе—65, 167, 258,327—328,
409, 411, 415-416
—
распределение колониальных вла-
дений
по мирному договору
1783 г.— 431—432
—
роль флота в обеспечении их—
33—34, 58—60, 65, 257—258, 286,
292—293, 317, 329, 336, 422-423,
431-432
—
стремление к расширению коло-
ниальной системы, как основной

мотив войн с 1739 г. по 1783 г.—
199-202, 220- 224, 229 -230, 307,
409
Крейсерская война
—
зависимость от близкой базы или
от сильных флотов—105, 157,181,
247, 258
—
зависимость от географических
условий—25, 26, 431
—
испанские суда с ценным грузом—
34, 41, 165, 206, 247, 250
—
нечувствительность торговли Ан-
глии и Голландии к крейсерской
•войне—41,105-106, 180-181,250,
430-432
—
рассмотрение крейсерских опера-
ций как главного способа веде-
ния войны—105—110
—
стратегический вопрос о ней—7
—
в американской войне за незави-
симость- 267-268, 301, 308, 316,
320
—
в войне 1689-1697 гг.— 1 4 4, 152,
157
—
в войне 1702—1713 гг.- 182
—
в войне 1739-1748 гг. -206
—
в Семилетней—108, 224, 233, 245,
247, 250-251, 258
—
французское
приватирство—І08,
152, 157-158, 181, 220-221, 247,
250—251, его особенный харак-
тер в 1689-1713 ГГ. -157—158,
182—183
Л
.Личный состав флотов—104, 205, 211,
421—422, 428—429
M
Махраты—332, 366—367, 368
.Мирные договоры
—
Аахенский 1748 г. — 2 19
—
Бредский 1667 г.—105—106
—
Версальский 1783 г. — 430—431
—
Нимвегенский 1678 г.— 136, 140,
159
—
Ништздтский 1791 г. — 189
—
Парижский 1763 г. — 252—253, 259
—
Рйсвикский 1697 г. — 159
—
Утрехтский 1713 г. —48, 173—174,
з 183, 185, 189
.Морская сила
—
элементы—24—46
—
влияние ее на:
американскую войну за независи-
мость—51—52, 270, 313 -316,378
войну за австрийское наследство—
207-208, 219—221
войну за испанское наследство—162,
164-166, 169, 174—181
вторую Пуническую—10—17
революцию
в Англии—143—148
155—156
Семилетнюю войну—230—234, 240,
243, 246-250, 258
события в Индии- 190, 203, 216-219,
242, 243-245, 249, 258,''272, 337,
338-340, 354, 356-370, 412
экспедицию Наполеона в Египет—9
Морская тактика
—
тактические особенности галер-
ного, парусного, парового фло-
тов—2—4
—
изменяемость морской тактики под
влиянием перемен в материаль-
ной части флота—7 —8, 17—18,
86-87, 104, 396—398, 406
—
строй боевых кораблей—90—91,
186, 208—212, 225-226
—
значение резервной силы—38 —39
Основные принципы ведения мор-
ского боя
—
атака—310-313, 406
—
разрыв неприятельской линии—99,
118, 122,299-300,389-393
—
задержка авангарда для отвлече-
ния его от остальных сил — 118,
122, 127, 147-149, 153-154, 168,
210, 342—343
—
сосредоточение огня на против-
нике
дефилированием
мимо
него—243, 304.376-377, 395—396
—
сосредоточение огня на против-
нике обходом его („между двух
огней ")—99—100, 122, 148—149,
349, 394
—
общая погоня со свалкой (mêlée)
в результате—3, 148, 214, 235,
239, 264, 274, 275, 288-289, 319
—
„корабль против корабля"—226,
298, 349
Сражения морские
—
при Акциуме—10
—
под Агостой—134
—
при б. Бентри—145
—
Бинга близ Менорки—225—226
—
при Бичи-Хэде (Beachy Head)—
148—150
—
Боскауэна и де ла Клю—234—23э
—
Гауке и Конфлана—236—260
—
близ Гиер (Hyères)—208—211
—
при Гренаде—287
—
де Грасса и Гуда-377-380,384-386
—
де Грасса и Роднея—389—398
—
захват галлонов в Виго—165
—
Копенгагенское—282
—
Лепантское—10, 40
—
Ловестсфтское—85—86
—
при Ля Хуге-150, 152-154
—
Малагское— 87, 168
—
при Мобиле—226, 277-278, 282

—
при Мессине—186
—
Наваринское—10
—
Ново-Орлеанское—277—278
—
близ Норд Форланда—85 —105
—
при м. Пассаро—187
—
при Палермо—186
—
Покока и д'Аше—240, 242, 244
—
у порта Гудсона—277, 282
—
Роднея и Лангара—319, 401
—
С. - Винцентское—38, 378
—
при С.-Лючии—286, 337, 382—383
—
при Солебее—116—119, 134
—
при Стромболи—131—133
—
при Схоневельдте—121
—
Сюффрена и Джонстона—332—336
—
Сюффрена и Юза:
I. 17/11.1782-338-346
II. 12/IV.1782—347—352
III. 6/VII.1782—356—360
IV. 3/ІХ 1782—361—365
V. 20/ѴІ. 1783—369
—
при Текселе—121—125, 134
—
Трафальгарское—7, 9, 37, 63—64,
127, 276, 279, 349
—
у устья Нила (Абукирское)—8,38,
61, 280, 282, 286, 426
—
при Уэссане—274, 317
—
Чезапнкское—292—294, 303-309
--
Четырехдневное (11—14/VI.1666)—
85, 92-100, 104
Сражения сухопутные:
—
Аустерлицкое—37
—
Бленгеймское—169
—
при Бойне—33, 146, 151
—
Иенское—37
—
под Йорктауном—306
—
Камденское—301—303
—
Метаврское—16
—
при Плесси—241
—
в Саванне—294
—
при Сиудад-Родриго—381
Торговля
—
торговые кризисы 1740—1748 гг.—
220—221
—
торговые кризисы 1756—1763 гг. —
245, 250-251
—
торговые пѵти—21, 26—27,30—31,.
112-114
—
нейтральных наций—245—247,250,
432
Экспансия на Восток Людовика XIV—
140
Экспедиции
—
Бреддока против форта Дюкен—
224
—
адм. Вернона—205
—
против Квэбека—231
—
в Рио-де-Жанейро—182
—
против Сардинии—185
—
на Филиппинские о-ва—249
—
британского флота в Чезапикскую
бухту—268
УКАЗАТЕЛЬ СОБСТВЕННЫХ ИМЕН
Александр Македонский—1, 113
Альберони, кардинал,
исп. мин. —
184—188
Анна, королева Англии—163, 183
Ансон (Anson), брит, адм. —205—206,
214
Арбутнот (Arbuthnot), брит, адм. —
303—306
Арнольд, Бенедикт, амер. ген.—301,
303, 304
Б
Байрон, брит, адм., главнокомандую-
щий при Гренаде—285. 287—291
Банкерт, гол л. командир—116, 122—
125
Барринггон, брит, адм. —286, 288,320,
402
Барт, Жан (Jean Bart), франц. прива-
тир—106, 150, 158, 181
Бетюн (Bethune), франц. ком. кор.
при Стромболи—131
Бикертон, брит. адм. -ЗЗО, 366-367,368*
Бинг, Георг (Byng George), брит.
адм. —186—187
Бинг, Джон (John Byng), брит. адм.—
166, 225-229, 288
Блзк (Blake)—92
Блэн (Gilbert Blang), врач брит, фло-
та—29Э, 40", 401, 404
Бомилькар, карфагенский флотово-
дец—11
Бомпар (Bompart)—236
Боскауэн (Boskawen), брит. адм.—2 18,
231, 234—235, 248, 294, 334
Ботта (Botta), автор „Истории амери-
канской революции"—299
Бранденбургский курфюрст—121
Бреддок (Braddock)—224
Брюйес (Bruyës)—63
Бургойн (Burgoyne), брит. ген. — 267,
270, 285
Бэнбоу (Benbow), брит, адм.— 165
Бэркли (Bercley), брит, в.- адм.—9 6

в
Вальполь (Walpole Robert), первый
министр Англии—188, 189, 191,
192, 194—198, 206
Ван Нэсс (Van Ness), командир аван-
гарда голл. флота в Четырех-
дневном сражении—99
Ван Тромп—74
Ван Тромп младший—86, 124
Ватсон, брит. адм.— 241
Вашингтон, америк. главнокомандую-
щий—224, 257, 285, 300, 302,
306-307, 3)9, 313-316, 373
Верной, брит, адм.— 205
Вильгельм III (William ІЩ-48, 144—
146, 148, 151, 155, 162, 163-165,
173, 184
Вильнев (Villeneuve), франц. адм. —
9, 20, 63, 319
Вильяре (Villaret) - 63
Вульф (V olfe), начальник экспеди-
ции против Квэбека—231
Г
Гайдео Али (Hyder Ali), сѵлтан май-
сорский-331—332, 339, 353, 359,
366-368
Ганнибал—1, 10—17
Гарман, Джон, брит, адм.— 96
Гаѵке (Edward Hawke\ 'лорд, англ.
'
адм.— 166, 210,214-215,224—225,
229, 236—240, 419, 421
Гейтс (.Gates), ген. —302
Генрих IV, король Франции—47, 55,
72, 262
Георг 1-183—184
Герберт (Herbert), брит, адм., коман-
дующий флотом союзников при
Бичи-Хэде—103, 148—150
Гермократ—2
Гозьер (Hosier), англ. адм. — 192
Гост, Поль (Paul Hoste), автор труда
по морской тактике.— 61, 87, 118,
148, 149
Готхэм (Kothamh брит, адм.— 283
Гоу .' (Howe William), брит, ген.,
главноком. в Америке—268, 284,
373
Гоу (Howe), лорд, англ. адм. — 7, 276,
281-286, 323, 325, 402, 420
Gougeard, франц. офицер—60, 87, 92,
139
Грэвз (Graves), брит, адм., командую-
щий в Нью-Йорке—283
Грэвз, Томас (Graves), брит, кап.,
впоследстзии адм.— 312, 420
Гуд (Hood), брит, оф.,
впоследствии
лорд, брит, адм. — ^78, 301—302,
307—309, 374-381, 382-388, 394,
404
Д
Д'Аше (D'Aché), франц. коммодор—
240, 242-244, 258
Де Бюсси (De Bussy), маркиз—241,
242, 367—368
Де Барра (De Barras), франц. коммо-
дор—307—309
Де Витт (De Vitt), Ян, гос. деятель
Голландии—39, 53, 105, 121
.
Де Водрэй (De Vaudreuil), франц.
коммодор—393, 397, 399
Де Гиш (De Guiche), граф—93,127
Де Гишенфе Guichen), франц. адм. —
5, 295 - 300, 320, 322, 401, 429
Де Грасс (De Grasse), франц. адм. —
62, 229,278,292,301,302,306—310,
321, 327, 374-378, 381-398,
401—404
Дерби (Derby), брит, адм. — 322, 327
Детуш (Destouches), франц. коммо-
дор-301—306
Дженкинс. шкипер брит. торг. фло-
та—196
Джервис (Jervis), Джон (граф С. Вин-
цент), брит, адм. —7, 8, 118, 127,
275, 381
Джонстон (Johnstone), бриг, коммо-
дор-332—334, 336 417—418
Дигби (Digbi), адм. —319
Де Конфлан, маршал, франц. адм.—
236—239, 259
De Crisenoy M.,
фрагц. писатель—
153
Де Курт (De Court), франц. адм. —208,
212
Де Лалли (Lally), граф—242, 244
Де Лангара, дон Хуан, исп. адм. —319,
401
Де Лафайетт, маркиз—131, 269, 301,
303, 306, 313, 373, 402
Де ла Клю (De la Clue), франц. ком-
модор—234-236, 334
Де Мартель, командир авзнг. франц.
при Текселе—122
Д'Орвилье (D'Orvilliers), франц. в. -
адм,—265-266,272—275, 318—319
Де Прильи (De Preuilli), франц. адм.—
131
Де Рион д'Альбер (D'Albert de Rion),
командир франц. кор. Pluioti—
380—403
Де Рюйтер (De Ruyter), голл. адм.—
54, 92,115-119,121-124,129-134,
148, 168, 208
Де Сабран (De Sabran)—235
Де Тернэй (De Ternay), франц. ком -
модор—62, 301, 311—314
Дуглас (Douglas), Чарльз, начальник
штаба Роднея—389, 394, 397,
399
Д'Эстэн (D'Estaing). франц, адм.— 62,
267, 281, 287—295

Д'Эстре (D'Estrées), франц. адм.— 11 8,
121, 124, 138
Дюбуа (Dubois), франц. кардинал,
мин.
Филиппа Орлеанского—
183—185, 189
Дюгэ Труэн (Duquay Trouin), франц.
приватир—106
Дю-Касс (Du Casse), франц. прива-
тир—106
Дюкен (Duquesne), франц. адм.— 10 4,
128-134
Дюплэ (Dupleix)—190, 20-3, 215, 217,
222—223
Е
Евгений, принц—169—176
Ж
Жомини—17, 50
И
Йоркский герцог—86, 91, 118
К
Карл II, король Англии—48, 71, 77,
78-79, 82,105, 114—115,127-128,
135, 141
Карл III, король испанский—164,166,
169, 170, 172, 175, 176, 185, 188,
194, 206, 240
Кейт (Keith), брит, адм. — 86
Кемпенфелья
(Kempenfeld), брит.
адм.— 323, 327, 330, 380, 416
Кеппель (Keppel), лорд, брит, адм. —
266 , 272 - 275, 276, 317, 402
Кинг (King), командир брит. кор.
Exeter- 358, 371
Клайв (Clive)—217, 222, 241
Клаудесли, Шовель (Cloudesley Sho-
vel), англ. адм.—167, 171
Клерк (Clerc), Джон, автор труда по
морской тактике—61, 131—132,
168
Клинтон (Clinton), брит, ген.— 267,
.285, 303, 306, 317
Коллингвуд (Collingwood), брит.
адм.— 2 76—278, 280, .349, 420
Кольбер (Colbert), мин. Людови-
ка XIV—43, 55, 82, 140, 160,
179
Корнуэлль (Cornwallis), командир кор.
Canada—377
Корнуэлль (Cornwallis), главноком.
английск. войск, в Америке—
292-293, 301—303, 306—307
Кромвель, Оливер—47—48, 79
Крэвен (Craven)—278
Кут, Эйр (Eyre Coote), англ. офи-
цер—332
Л
Лабрусс (Labrousse), франц, адм.— 92
Ланжерон, командир франц. кор. при
Стромболи—131
Лейбниц—84, 112—114
Лоу, франц. министр—59
Л'Этендюэр (L'Etenduère), франц.
коммодор—215, 221, 23о
Людовик XIV—32, 43, 48 , 50, 54—55,
57-58, 71, 81, 119, 127, 135, 143,
144, 151, 152, 154, 155, 159-163,
171, 179, 183, 191, 405
Людовик XV—59 , 60 - 62, 184, 208,
220. 234 262 263
Людовик XVI—60-62, 263, 265, 269,
272, 281, 318. 331-332, 360,
407—408, 428-429
Ла Бурдоннэ (La Bourdonnais), пра-
витель Иль-де-Франса—190, 202,
215-216, 218
Ла Галиссоньер (La Galissonièrre),
франц. адм.,
команд, флотом в
экспедиции к Менорке—225—226
M
Мазарини (Mazarin),
кардинал—55,
71, 73
Маколей, франц. историк—103, 107,
1С8, 179
Мальборо (Marlborough)-ol, 169,
171-172, 176, 179
Мантуа, исп. герцог—140
Мария, королева Великобритании
(1669 г.)—144
Мария-Терезия, королева австрий-
ская—206, 230
Мартин, брит, коммодор—207
Мартэн (Martin), франц. историк—63,
84, 113, 120, 143, 163, 180, 191,
197, 202, 249, 250, 257, 281
Моммзен, нем. историк—11 —14
Монк, брит. ген. и адм. —4 8, 62, 79,
85, 92 -100, 102, 105, 168
Монткальм (Montcalm), руководитель
Лранц. операций в Канаде в
1756 г. —230—232
Морог (Morogues), первый директор
франц. Морской академии, автор
труда по морской тактике—8,61,
227
Мэтьюз (Matthews), брит, адм. —
207—210, 212, 226
H
Наполеон—1, 37, 84, 106, 219, 257
Нельсон, Гораций, впоследствии лорд,
брит, адм.—7, 8, 9, 19—20, 89,
150, 196, 211, 257, 276—278, 280,
282, 283, 288, 296

о
Опдам, голл. адм.— 86
Оранский, Вильгельм (см. Виль-
гельм III), голл. принц—54, 120,
140, 144
Орлеанский, Филипп, регент Фран-
ции—183-184, 189
П
Паркер, Гайд (Hyde Parker), англ.
адм.— 295
Пейтон (Peyton), коммодор—218
Пеллью (Pellew), Эдуард—37
Петр 1—49, 188—189
Питт, Вилльям (Pitt)—51, 231--232,
234 , 236, 240, 246, 251, 253, 261
Покок (Pocock), англ. адм. — 240, 242,
244, 247-248
Р
Раматюэль (Ramatuelle), морской так-
тик—227, 228, 291- 294
Рассель (Rassel), брит. адм.— 103, 152
Ришелье, франц. герцог, начальник
эксп. к Менорке—225
Ришелье, франц. кардинал—47, 55,
73, 189, 262
Родней (Rodney), лорд, брит, адм. —
5, 229. 247, 278,286,292,295-302,
307 -308, 310, 319, 321, 374, 377,
383-398, 400—402
Рошамбо (Roschambeau) франц. ге-
нерал—301, 302,306-307,309,402
Рук (Rooke), англ. адм.— 1 45, 165,
167-169
Руперт, принц—93, 102, 121-125
С
Сакс (Saxe), маршал—213
Спрэгг
(Spragge), Эдвард, франц.
офицер —122—125
Сципионы, братья, начальники эксп.
римского флота в Испанию (вто-
рая Пуническая война)—13
Сюлли, мин. Генриха IV—33, 47
Сюффрен (Suffren), франц. адм. —2 45,
258, 272, 291, 310, 322, 331-360,
361-372, 391
Т
Темпль (Temple), англ. посол в Гол-
ландии—111
Troude, франц. офицер-265, 403
Трз'д, франц. морской историк—125
Тулузский, граф—167, 169
Турвиль (Tourville), франц. адм. —86,
129, 146—150, 151—155, 157, 167,
214
Тюренн (Turenne)—119, 128
Ф
Фаррагут, америк. адм. — 133,277, 278,
282
Филипп V (Анжуйский), исп. ко-
роль—162—164, 165, 170, 173, 183
Флёри (Fleuri), кардинал, мин. Людо-
вика XV—50, 189—191, 194—195,
207
Форбэн (Forbin), франц. приватир—
106, 158, 181
Фридрих Великий, король Пруссии—
206, 230, 240, 255
X
Хеддок (Haddok), англ. адм. —206
Ш
Шартрский, герцог—276
Шомберг—144, 145
Шуазель (Choisel), министр Людо-
вика XV—234, 246, 259, 263
Э
Эвертцен (Ewertzen), голл. в. -адм. —96
Эллиот, брит, ген. —325
Ю
Юз (Hyghes), Эдуард, брит, адм.—2 72,
310, 332, 338-344, 346-353,
356-360, 361-366, 368, 369-372
Я
Яков I (James I)—47 —48
Яков И (James І1)-33, 48, 140, 142,
144—146, 151, 153, 163, 183
УКАЗАТЕЛЬ ГЕОГРАФИЧЕСКИХ НАЗВАНИЙ
А
Альдернеііский проход (Race of Al-
derney)—154
Альмасан (исп.)—170
Англия
—
географии, положение—24
—
колонии—24, 44, 48-52, 65, 84,
105, 172, 174, 180, 192, 199, 202,
223, 240-242, 252, 256, 271—272,
309-310,312—313,327-328,331—
332, 407
—
морская
политика—38, 46—53,
61-62, 78-80, 82, 85, 105, 112,
142, 155-158,162-163, 175, 178-
179, 187—189, 190-192, 206-208,

230. 256—258, 320, 328 -330, 352,
360, 405-406, 431-432
—
морская тактика—100,132,167—168,
186-187, 208, 225, 239, 243, 272-
275, 288, 296, 326, 351, 356—357,
358, 361—365, 369,374—378,380—
-
381, 390, 394
—
опасность вторжения—7, 225,234—
240, 263, 317
—
торговля—48—50, 50—53, 114, 135,
137, 165, 172, 174, 176—178, 180—
181, 188—189, 192, 220—221, 234,
250—251, 253, 258, 431
—
флот—48, 49, 80, 100—104,141, 152,
155, 166, 175, 178, 180-181,204—
205, 206—208, 230, 263—266, 298,
317, 326, 329, 358, 360, 365-366,
400, 419-421
Английский канал—9, 47, 114, 143,
144, 146, 151, 154—155, 174, 179,
213, 225, 233, 269, 310
б'
Барбадос—271, 311, 415
В
Валетта, гавань—186
Велец-Малага (Welez Malaga)—167
Вест Индия—190, 202, 233,271,292,
371, 410
Виго, бухта—165
Г
Гавана—248, 253, 413, 415
Гардинера бухта (Hardlner's Bay)—
169, 303
Гибралтар—10, 24-26, 49, 167, 169,
174, 186, 191, 233, 258,322—327
Голландия
—
колонии—75-79, 169
—
морская политика—53 —55, 75—78,
85, 102, 140—141, 170, 172, 175—
176, 321
—
торговля—42—45, 54, 105,129, 135,
175-176
—
флот—53
— 54, 77, 80-81, 86, 102,
104, 105, 129, 173-174
Д
Делавэрская бухта —156
Доброй Надежды мыс—30, 76, 203,
257, 332-337, 412, 416
Дюнкерк—174, 184, 213
Е
Египет—25, 84, 112, 113
И
Иорктаун—306, 373
Ирландия—145, 148, 150—151
Испания:
—
колонии—24, 34,161—162,191 — 193,
195, 202, 245, 248—249, 252 -253,
257, 269, 415
—
морская
политика—33 —34, 41,
74-75, 192—193, 248, 261, 270—
271, 322, 407—408, 415
—
торговля—33—34, 40-41,220—221
—
флот—34, 40, 74-75, 134, 184,
186—187, 204, 230, 2С0, 263, 319,
421, 428
Италия—32—33, 128-129, 161—162,
171, 173-174, 188, 194, 207, 219,
230, 257, 261
К
Кадикс—165
Казаль (Casale)—140
Каррикфергус (Carricfergus) — 145—
146
Картахена (Южная Америка)—156,
158, 165
Кинсэль (Kinsale) —146, 151
Корк (Ю Ирл.)—145
Корсика—26, 161, 230, 261
Л
Лагсс (Ю. Португ.)—167
Луисбург (о-в Cape Breton Island)—
23, 174, 212, 219, 258
Ля Хуг, мыс—152—154
M
Мадрас—202, 212, 218, 244, 339
Мартиника, франц. о-в в В. -Индии—
26, 108, 247, 253, 271, 286, 298,
300, 378, 384, 414, 418
Менорка—171, 225—226, 229, 317,322
П
Панамский канал—22, 27, 256
Порт-Маон—164, 171—172, 174, 188,
191, 225-226, 229, 294, 323
Порто-Прайя (Porte Praya)—334—336
Португалия—76, 164, 166, 170, 180,
236, 248—249, 252
Р
Реджио (Ит.)—186
Рио-де-Жанейро—182
Род-Айленд (Rhode Island)—271,282—
284, 312, 424
Россия—182, 191

с
Саванна (Savannah)—294
С. - Винцент (Караибское море)—247,
287, 288, 401
Св. Георгия канал—146, 151
С. Лючиа (S-ta Lucia) о-в в Вест-
Индии—247, 253, 271, 286-288,
295, 302, 328, 384, 410, 413, 418,
424, 432
Соединенные Штаты Америки—27,
34, 39, 65, 164, 199, 256
Средиземное море—10—17, 26,27,49,
112, 113, 156, 161-162, 165—166,
170, 174, 188, 195, 225-228,230-
234, 257, 261, 310, 323, 325, 412,
425, 426, 431
Т
Тобаго, о-в в Караибском море—302
Трафальгар—мыс на юге Испании—7,
9, 37, 63-64, 127, 276, 349
Тринкомале, гавань на Цейлоне—272,
340, 344, 347, 351, 359, 366, 370,
415, 416, 432
Ф
Франция
—
колони и-55 —57, 84, 172, 189, 203,
214-219, 222-233, 241, 252-253
—
морская политика—38, 43, 55—64,
73, 81-85, 135, 142-143, 151,159,
169-180, 189-191, 196-198, 223,
227-229, 243, 245, 252, 259-261,
264, 265, 281, 301, 322-323,359-
360, 366—367, 407—408, 409, 410
—
морская сила—72 —73, 81—85
—
морская тактика—62—64, 89—90,
132-134, 225-228,264—265, 290—
292, 337, 342, 378, 383, 385-388,
• 39 J—394, ЗУ7—398, 430
—
торговля—55—58,82-84, 135—138,
159-160, 180, 190—191, 220-221
—
флот—42, 55—57, 58, 80, 103, 129,
132, 138-139, 141, 144, 145, 150,
154-155, 166-167, 197—198, 204,
220, 230, 244 -248, 263, 286,
318-319, 326, 345, 356, 360,365—
366, 388, 3j9—40Э, 421, 428
Я
Ямайка—152, 205 , 292, 311, 383, 400,
402, 408-410, 413-414
*
Редактор Г. М .
Игнаткович.
Подписано к печати 13.VI 1941 г. Объем 28Уг печ. л . Уч. -авт. л . 33,07 ГМ 14609. Заказ No 413.
Типография Ks 3 им. Коминтерна Управления издательств и полиграфии Исполкома Ленгорсовета.
Ленинград, Красная ул., 1.

2011036138