И.С. Е РМЛЧ Г. II КО
Политика
маньчжурской
династии
Цин
в Южной
и Северной
Монголии
в XVII в.

АКАДЕМИЯ НАУК СССР
ИНСТИТУТ ВОСТОКОВЕДЕНИЯ
И. С. ЕРМАЧЕНКО
Политика
маньчжурской
династии
Цин
в Южной
и Северной
Монголии
в ХѴІІв.
ИЗДАТЕЛЬСТВО «НАУКА»
ГЛАВНАЯ РЕДАКЦИЯ ВОСТОЧНОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
МОСКВА 1974

S(M)1
E 72
Ответственный редактор
Л. И Думай
В монографии рассматривается история маньчжуро-мон¬
гольских отношений в XVII в. Опираясь в основном на ки¬
тайские источники периода правления маньчжурской дина¬
стии Цин в Китае, автор воссоздает картину отношений
между маньчжурскими правителями и княжествами Южной
и Северной Монголии. Особое внимание уделяется агрессив¬
ной политике Цинской империи, формам и методам маньчжур¬
ской дипломатии, а также положению монголов в составе
Цинской империи XVII в.
Е
0163-2011
042(02)-74
Ирина Сергеевна Ермаченко
Политика маньчжурской династии Цин в Южной
и Северной Монголии в XVII в.
Утверждено к печати Институтом востоковедения
Академии наук СССР
Редактор Б. Л. Модель. Младший редактор Р. Г. Селиванова
Художник А. Жданов. Художественный редактор И Р. Бескин
Технический редактор С. В. Цветкова. Корректор Р. Ш. Чемерис
Сдано в набор'4/ѴII 1973 г. Подписано к печати 22 X1 1973 г.
А-06953. Формат 84 х Шв’/эг. Бумага N° 2. Печ. л. 6.125.
Уел. печ. л. 10,29. Уч.-изд. л. 10,74. Тираж 1700 экз Изд. N? 3223
Зак. № 600. Цена 1 р. 07 к.
Главная редакция восточной литературы нзлатег=:гэа «Наука»
Москва, Центр, Армянский пер 2
3-я типография издательства «Наука*. Москва К-■*:	* дельный пер., 4
© Главная редакция восточной литературь
издательства «Наука», 1974.

ВВЕДЕНИЕ
История маньчжуро-монгольских отношений — а са¬
мые ранние сведения о них относятся к последнему деся¬
тилетию XVI в. — неразрывно связана с историей образо¬
вания маньчжурского государства.
В конце XVI в. на территории современного Северо-
Восточного Китая произошло объединение различных по
этническому составу племен, населявших северную часть
Ляодунского полуострова. Во главе этого объединения
стоял Нурхаци, вождь одного из чжурчжэньских пле¬
мен, именующегося в китайских источниках владением
Маньчжоу1. Завоевав сначала своих ближайших, а за¬
тем и более отдаленных соседей, используя дипломати¬
ческие интриги и подкуп, Нурхаци сумел создать до¬
зольно сильное и прочное объединение племен. В 1616 г.
он положил начало новой династии — Хоу Цзинь (Позд¬
няя Цзинь).
Возникнув как военно-племенное объединение, госу¬
дарство маньчжуров развивалось и укреплялось за счет
войн. Завоевав соседние племена, маньчжуры соверша¬
ли беспрерывные походы в более отдаленные земли,
грабя живущее там население, уводя пленных на мань¬
чжурскую территорию, где их либо обращали в воинов,
либо порабощали. Верхушка маньчжурского общества,
представленная военной знатью, баснословно обогаща¬
лась, в то время как рядовые воины получали лишь ми¬
зерную часть военной добычи. 11	Позднее все объединенные Нурхаци племена получили назва¬
ние «маньчжоу» («маньчжуры»).
3

Особенности маньчжурского государства, развивав¬
шегося на военно-паразитической основе, нашли свое от¬
ражение и в формах развития маньчжурской государ¬
ственности. Государственный аппарат у маньчжуров
возник в виде знаменной организации2, объединявшей
функции военного и гражданского управления. Даль¬
нейшее усложнение государственного аппарата произо¬
шло в результате заимствования маньчжурами элемен¬
тов государственного управления в китайской империи
еще до начала завоевания маньчжурами Китая3.
Вызванная отмеченными выше особенностями мань¬
чжурского государства и общества постоянная агрессив¬
ность внешней политики государства Цзинь4 вела к рас¬
ширению маньчжурской экспансии. С 1618 г. начались
регулярные нападения маньчжуров на китайские по¬
граничные территории; в 1621 г. они завоевали полу¬
остров Ляодун, входивший в состав Минской империи.
В 1619 г. маньчжурские войска совершили первое во¬
оруженное вторжение на территорию Кореи.
Монголы, которым в начале XVII в. принадлежало
от одной четверти до одной трети современного Северо-
Восточного Китая, также стали объектом захватниче¬
ских устремлений маньчжурских правителей.
К началу XVII в. Монголия, находившаяся па про¬
тяжении нескольких веков в состоянии феодальной раз¬
дробленности, делилась на две крупные, обособившиеся
друг от друга части: западную и восточную. Первую,
основным населением которой были ойрат-монголы, со¬
ставляли территории, простиравшиеся от Хангайских гор
на запад, до верховьев Енисея и Иртыша. Вторая, на¬
селенная предками современных халха-монголов, бурят-
2	В 1601 г. Нурхаци впервые разделил своих воинов на четыре
знамени. Позднее число знамен было увеличено до восьми.
3	В 1631 г. маньчжурами было создано шесть ведомств, анало¬
гичных шести ведомствам (бу) в Минской империи.
4	Внешнеполитические цели маньчжурской знати недвусмыслен¬
но сформулировал в 1633 г. один из маньчжурских сановников, Ян-
гу-ли. На военном совете он заявил: «Когда наше государство сво¬
бодно от насущных забот, совершать два похода в год, когда оно
не свободно, то совершать один поход в год — вот наилучшая по¬
литика» ,[15, цз. 14, 256].
В книге принята кодовая система ссылок. В квадратных скоб¬
ках указаны: позиция упоминаемого источника или литературного
произведения в списке, приложенном к книге, цзюань, стр. [15, цз. 14,
6а], или позиция, стр. [91, 100].
4

монголов и монголов современной Внутренней Монго¬
лии, располагалась к востоку от Хангайских гор. Эта
область, в свою очередь, разделялась на две части: Юж¬
ную, или Внутреннюю, Монголию и Северную, или
Внешнюю, Монголию5.
Деление Монголии на Внутреннюю (Нэй Мэнгу) и
Внешнюю (Вай Мэнгу) существовало уже в конце пра¬
вления китайской династии Мин и сохранилось при
маньчжурах. В основе его лежало определение место¬
положения тех или иных районов Монголии по отноше¬
нию к пустыне Гоби. Земли к югу от Гоби носили назва¬
ние «Внутренняя Монголия», что соответствует принято¬
му нами названию «Южная Монголия». Территории,
расположенные севернее пустыни Гоби, назывались
«Внешняя Монголия», что равнозначно понятию «Север¬
ная Монголия» [23, из. 3, 2а—26].
Южная Монголия к началу XVII в. была раздробле¬
на на множество различных по величине и значению
феодальных княжеств, владетели которых враждовали
между собой и совершали частые набеги на кочевья
своих соседей и на пограничные территории Китая.
Северная Монголия (Халха) распадалась на семь
самостоятельных владений. Между халхаскими феода¬
лами также царили раздоры и междоусобицы.
Маньчжурские правители, используя раздроблен¬
ность Монголии и отсутствие единства действий мон¬
гольских феодалов, к 1636 г. в результате военных по¬
ходов и дипломатических интриг сумели овладеть Юж¬
ной Монголией, а к концу XVII в. включить в состав
маньчжуро-китайской Цинской империи Северную Мон¬
голию (Халху).
Таким образом, в XVII в. произошли события, имев¬
шие крайне серьезные последствия для судеб монголь¬
ского народа.
Однако до настоящего времени ни в советской, ни
в зарубежной исторической литературе нет специаль¬
ных исследований, посвященных проблеме маньчжуро¬
монгольских отношений в XVII в. Между тем изучение
их развития в указанный период дает ценный материал
по многим важным вопросам истории раннеманьчжур-
5	Южная Монголия соответствовала современной автономной
области Внутренняя Монголия в КНР; Северная Монголия — совре¬
менной МНР.
5

ского государства, Цинской империи и Монголии, осве¬
щает один из аспектов международной обстановки, сло¬
жившейся в XVII в. на Дальнем Востоке.
Автор поставил перед собой задачу ввести в науч¬
ный оборот имеющийся в его распоряжении материал
источников на китайском языке. На этой основе, при¬
влекая также переведенные на русский язык монголь¬
ские источники и работы историков-монголистов, автор
пытается воссоздать картину развития маньчжуро-мон¬
гольских отношений в XVII в. При этом особое внима¬
ние уделяется формам и методам маньчжурской дипло¬
матии до завоевания Китая, их трансформации в период
Цинской империи, позиции маньчжурских и монголь¬
ских феодалов на разных этапах развития отношений,
административной и законодательной политике мань¬
чжурского правительства в отношении присоединенных
монголов на протяжении XVII в.
Выбор объектов исследования определяется как ха¬
рактером содержащегося в китайских источниках ма¬
териала, связанного преимущественно с военным и дип¬
ломатическим аспектами маньчжуро-монгольских отно¬
шений, так и весьма слабой изученностью внутриполи¬
тической и экономической истории раннеманьчжурского
государства и Монголии в XVII в.
В маньчжуро-китайской Цинской империи, провоз¬
глашенной маньчжурами после захвата Пекина в 1644 г.,
была сохранена почти без особых изменений структура
государственного аппарата китайской империи Мин
[см. 49]. Маньчжурские завоеватели, стоявшие на более
низкой ступени общественного развития, заимствовали
из Китая многие традиционные элементы государствен¬
ного управления империей, широко использовали на го¬
сударственной службе китайских чиновников. Все это,
а также практические потребности управления такой
огромной страной, как Китай, повлекло за собой при¬
знание китайского языка вторым государственным язы¬
ком после маньчжурского. Правами государственного
языка в Цинской империи частично пользовался и мон¬
гольский язык [см. 59, 98], что, по-видимому, было след¬
ствием признания маньчжурами особой роли, которую
играли монголы в завоевании Китая. Многие государ¬
ственные документы и официальные историографические
труды в Цинской империи составлялись параллельно на

маньчжурском и китайском, а иногда и на монгольском
языке.
Именно это обстоятельство позволяет привлечь для
анализа истории маньчжуро-монгольских отношений в
XVII в. китайские источники, до сих пор в основной
своей массе не использовавшиеся с этой целью ни совет¬
скими, ни зарубежными историками.
Китайские источники по внешней политике цинской
династии, в том числе и по истории маньчжуро-монголь¬
ских отношений в XVII в., можно разделить на две боль¬
шие группы: официальные труды (документы и описа¬
ние событий) и частные сочинения.
Для исследуемой нами темы наибольшую ценность
представляют источники первой группы, характер ко¬
торых позволяет не только восстановить ход событий,
но и сделать попытку разобраться в их политической
подоплеке. Основной их недостаток заключается в том,
что изложение и освещение событий находятся в тесной
зависимости от политических соображений правящей
династии и направлены на прославление ее деяний.
К этой группе источников относится прежде всего
«Да Цин личао шилу» («Хроника великой династии
Цин») [13]. Краткое описание «Шилу» впервые было
дано американским ученым К. Биггерстаффом [93], срав¬
нившим эти материалы с «Дунхуа лу» («Записи, со¬
ставленные в павильоне Дунхуа»), о которых речь пой¬
дет ниже. На русском языке и более подробно «Шилу»
описаны Г. В. Мелиховым [66].
По содержанию «Да Цин личао шилу» представляет
собой построенное по хронологическому принципу (год
за годом, месяц за месяцем и день за днем) собрание
самых разнородных сведений и документов, относящих¬
ся к правлению двенадцати государей маньчжурской ди¬
настии Цин, начиная с Нурхаци6.
Составлявшиеся специальным учреждением — Ши¬
лу гуань — па китайском, маньчжурском и монголь¬
ском языках, «Шилу» создавались не только для про¬
славления мудрости и деяний предшествующих импера¬
6	«Да Цин личао шилу» состоит из 1220 цэ (томов), собранных
в 122 папки (тао). Каждый цэ подразделяется на цзюани (главы) и
состоит приблизительно из 100—110 стр. Публикация этого издания
была осуществлена в Японии в 1937 г.
7

торов, но и как руководство императору. Они храни¬
лись в секретных архивах царствующего дома и были
доступны кроме членов императорской семьи лишь са¬
мому узкому кругу высших сановников и историогра¬
фов, составлявших впоследствии на основе «Шилу» офи¬
циальную историю династии. Все это повышает в гла¬
зах исследователя ценность «Шилу» как исторического
памятника. Однако до недавнего времени материалы
«Шилу» очень мало использовались исследователями,
изучавшими различные проблемы истории цинского пе¬
риода, в том числе внешнюю политику Цинской импе¬
рии.
В данной работе были использованы «Шилу» вре¬
мен правления первых четырех государей маньчжурской
династии Цин.
«Да Цин Тайцзу Гаохуанди шилу» (далее «Танцзу
шилу») [14] охватывает правление первого маньчжурско¬
го государя Нурхаци (с 1583 по январь 1627 г.; период
правления с 1616 по 1627 г. проходил под девизом Тянь-
мин) и состоит из 10 основных цзюаней, содержащих
материал по раннему периоду маньчжуро-монгольских
отношений. Здесь имеются сведения о первых посольст¬
вах из южномонгольских княжеств ко двору Нурхаци;
о характере связей, сложившихся в начале XVII в.
между маньчжурами и монголами; о первом походе
маньчжурских войск в земли Южной Монголии и пере¬
писка между маньчжурским правителем и чахарским
Лигдан-ханом.
В «Да Цин Тайцзун Вэньхуанди шилу» (далее
«Тайцзун шилу») [15] собраны материалы, относящиеся
к правлению второго маньчжурского государя, Абахая
(девизы его правления Тяньцун, 1627—1636, и Чундэ,
1636—1644). «Тайцзун шилу» состоит из 65 основных
цзюаней; по характеру и объему материалов это собра¬
ние богаче предыдущего. В нем содержатся сведения о
завоевании маньчжурами одних южномонгольских кня¬
жеств и о заключении политических и военных союзов с
другими; об организации походов с участием сил южно¬
монгольских княжеств против Чахарского ханства и о
его падении; об организации знамен в Южной Монго¬
лии и распространении законов маньчжурского государ¬
ства на население южномонгольских княжеств; об уча¬
стии монголов в походах против Минской империи и
8

ранних связях маньчжурского двора с ханствами Север¬
ной Монголии.
«Да Цин Шицзу Чжанхуанди шилу» (далее «Ши-
цзу шилу») [16] состоит из 144 основных цзюаней и ох¬
ватывает правление третьего государя маньчжурской
династии Цин (девиз правления ІІІуньчжи, 1644—
1661). В нем имеются материалы об отношениях Цин-
ской империи с Северной Монголией и дипломатичес¬
кая переписка маньчжурского императора с халхаски-
ми ханами.
«Да Цин Шэнцзу Жэньхуанди шилу» (далее «Шэн-
цзу шилу») [17] (300 основных цзюаней) включает мате¬
риалы, относящиеся к правлению императора династии
Цин — Сюань Е (девиз правления Канси, 1662—1722).
Здесь собраны сведения о посольских связях халха-
ских феодалов с Цинекой империей; о попытках вмеша¬
тельства маньчжурского правительства во внутренние
дела Халхи; о военных действиях между ойратским ха¬
ном Галданом и халхаскими феодалами, о позиции цин-
ского двора в этих событиях; о дипломатическом нажи¬
ме цинского правительства на халхаских ханов с целью
лишить их политической самостоятельности; о Долон-
норском съезде 1691 г., где было оформлено вхождение
Халхи в состав Цинекой империи.
Материалы «Да Цин личао шилу», равно как и дру¬
гие китайские источники, требуют строго критического
подхода, ибо официальная трактовка событий часто
противоречит фактам, приводящимся в том же источни¬
ке. Примером такого несоответствия может служить
данная в «Тайцзун шилу» и вошедшая затем в офици¬
альные и частные исторические сочинения версия, буд¬
то феодалы южномонгольских княжеств предпочли гу¬
манное отношение к себе маньчжурского правителя жес¬
токому, несправедливому обращению с ними чахарского
Лигдан-хана и потому перешли к маньчжурам. Однако
хроники — «Тайцзу шилу» и «Тайцзун шилу» — описы¬
вают военные походы маньчжуров против южномонголь¬
ских княжеств, предшествовавшие присоединению насе¬
ления Южной Монголии к маньчжурскому государству
и жестокие расправы с монголами. Столь же противоре¬
чит фактам, приводимым в «Шэнцзу шилу», и версия
о добровольном вхождении северомонгольских феодалов
в состав Цинекой империи.
9

Весьма ценным для изучения маньчжуро-монголь¬
ских отношений в XVII в. официальным источником
является «Юйчжи циньчжэн пиндин шомо фанлюе»
(«Составленное по высочайшему повелению описание
похода императора и усмирения территории к северу
от пустыни») [27]. В этом труде содержится подробное
изложение событий (в хронологическом порядке) и под¬
борка большого числа документов, связанных с присое¬
динением к Цинской империи Северной Монголии, а
также с войнами между маньчжурским государством и
ойратским ханом Галданом7 *.
И. Я. Златкин в своей книге «История Джунгарско¬
го ханства» [56] широко использовал неопубликованный
перевод с маньчжурского, сделанный в 1750 г. пра¬
порщиком И. Россохиным, озаглавившим его «История
о завоевании китайским ханом Канхием калкаского и
элетского народа, кочующего в Великой Татарии» [29].
В донесении, адресованном императору составителями
переведенного труда, содержится упоминание о том, что
история маньчжуро-ойратских войн была вначале на¬
писана на двух языках — маньчжурском и китайском
[см. 56, 240].
Совпадение хронологических рамок и структуры ис¬
точника на китайском языке и перевода, сделанного
И. Россохиным с маньчжурского, а также произведен¬
ная нами сверка текстов убеждают, что в данном случае
речь идет об одном и том же источнике, дошедшем до
нас в китайском оригинале и в русском переводе, сде¬
ланном И. Россохиным с маньчжурского оригинала.
Отдельные расхождения могут быть отнесены не только
за счет возможных недостатков русского перевода с
маньчжурского языка, но и за счет разноязычности ори¬
гинала.
7	Находящийся в хранилище ксилографов Ленинградского от¬
деления Института востоковедения АН СССР экземпляр включает
в себя 40 цзюаней, сброшюрованных в 24 бэня (тома) и объединен¬
ных в 4 тао (папки). Этот обширный документальный труд состав¬
лен созданной по особому указу комиссией во главе с редактором
Чжан Юй-шу. Хотя ксилограф не датирован, но годы жизни его
редактора, равно как и датировка 1709 г. предисловия, написанного
собственноручно императором Сюань Е (Канси), убеждают в том,
что он составлялся вскоре после описываемых событий. Это обстоя¬
тельство вкупе с документальным характером изложения делает
ксилограф ценным источником для исследователя.
Ю

При работе над «Юйчжн циньчжэн пиндин шомо
фанлюе» было установлено совпадение большого числа
включенных в него императорских указов с текстами
указов, приведенных полностью или частично в «Шэн-
цзу шилу», что может служить подтверждением оценки
«Шилу» как уникального источника большой истори¬
ческой ценности.
В то же время в «Юйчжи циньчжэн пиндин шомо
фанлюе» присутствует ряд весьма важных для понима¬
ния обстоятельств вхождения Халхи в состав Цинской
империи документов, которые не вошли в «Шэнцзу ши¬
лу», по-видимому, потому, что не соответствовали при¬
нятой китайской официальной историографией версии
о добровольном отказе халхаских правителей от поли¬
тической самостоятельности.
К числу использованных в работе документальных
источников на китайском языке относится также «Да
Цин хуйдянь» («Свод узаконений великой династии
Цин») в его самом раннем из известных нам в полном
составе издании «Юйчжи Да Цин хуйдянь» («Высочай¬
ше утвержденный свод узаконений великой династии
Цин»), датированном 1732 г. и содержащим наибольшее
количество материалов, относящихся непосредственно к
XVII в. [26].
В «Юйчжи Да Цин хуйдянь» законоположения со¬
браны по разделам, соответствующим числу ведомств и
учреждений Цинской империи. Материалы о монголах
находятся в разделе «Лифаньюань» («Палата по делам
зависимых земель»), цзюани 221 и 222. Здесь содержат¬
ся сведения об организации административного управ¬
ления монголами, о наградах и пожалованиях монголь¬
ским феодалам, об их обязанностях перед маньчжур¬
ским императором, о мерах наказания за перечисленные
в законоположениях преступления и проступки и т. д.
Материалы о маньчжуро-монгольских отношениях в
XVII в. содержатся также в самом раннем издании «Да
Цин хуйдянь», вышедшем при императоре Сюань Е в
1690 г. («Канси хуйдянь») и частично включенном
позднее в составленную к 1725 г. энциклопедию «Гу
цзинь ту шу цзичэн» («Полное собрание карт и книг
древних времен и современности»)8 [12]. 99	В использованном нами издании «Гу цзинь ту шу цзичэн>, вы¬
шедшем в 1934 г. в Шанхае и имеющем пагинацию по томам, раз¬
11

К числу официальных трудов относится составлен¬
ный на основе «Да Цин личао шилу» вариант офици¬
альной летописи Цинской династии «Цин ши гао», на¬
писанный комиссией историков во главе с Чжао Эр-сю-
нем в 1914—1927 гг. [24]. Сведения о Восточной Монго¬
лии находятся здесь в разделе «Лечжуань» («Биогра¬
фии») и в 1—5 подразделениях «Фань бу» («Вассальные
племена»).
По сравнению с «Шилу» материалы «Цин ши гао»
более лаконичны, хотя в ряде случаев они дополнены
материалами из других сочинений. Историографы отме¬
чают много ошибок составителей «Цин ши гао» [87],
что, безусловно, значительно уменьшает ценность этого
источника.
Вторую группу источников составляют неофициаль¬
ные, или частные, исторические сочинения, имеющие,
как правило, компилятивный характер.
К числу частных сочинений, написанных на основе
официальных историографических трудов, относится
«Дунхуа лу» («Записи, [составленные] в павильоне Дун-
хуа»). Впервые «Дунхуа лу» были составлены к 1765 г.
несколькими историками под руководством Цзян Лян-
ци и включали в себя описание событий от начала прав¬
ления цинской династии до 1735 г. Позже «Дунхуа лу»
были продолжены9. По форме они повторяют «Шилу»,
а по содержанию представляют собой, по существу,
краткий их пересказ. Анализ текста не позволяет нам
согласиться с утверждением Г. В. Ефимова, ссылающе¬
гося на В. П. Васильева, что «Дунхуа лу» менее орто¬
дел «Бянь и дянь» («О событиях в пограничных районах»), в ко¬
тором содержатся сведения о монголах, начиная с древнейших
времен, охватывает тома 209—220, а извлечения из первого собра¬
ния законоположений Цинской династии находятся в 209-м томе.
В XVIII в. в России Алексей Леонтьев перевел с маньчжурского
части «Канси хуйдянь» под заглавием «Тайцин Гурунь и Ухери
Коли, т. е. все законы и установления китайского (а ныне мань¬
чжурского) правительства. Перевел с маньчжурского на российский
язык Коллегии иностранных дел надворный советник Алексей Ле¬
онтьев» [63]. Перевод А. Леонтьева, очевидно, часто приближается
к пересказу, что затрудняет сверку с аналогичным китайским тек¬
стом и делает перевод практически малопригодным для исследова¬
теля.
9 Автор использовал выпущенное в 1894 г. в Шанхае ксилогра¬
фическое издание, называющееся «Ши чао Дунхуа лу» («Записи
десяти царствований, [составленные] в павильоне Дунхуа») [25].
12

доксальны, нежели «Шилу» [53, 45], по крайней мере о
рамках рассматриваемой нами темы.
Весьма ценным для изучения маньчжуро-монголь¬
ских отношений в XVII в. источником второй группы
является «Ба ци тунчжи» («Всеобщее описание восьми
знамен») 10 11. Первое его издание называлось «Ба ци
тунчжи чуцзи» («Первоначальное издание всеобщего
описания восьми знамен») [10]. Оно вышло в свет в
1739 г. и состояло из 250 цзюаней. В цз. 11 —12 этого
источника содержатся сведения о времени формирова¬
ния «нюру» — низовых воинских единиц монгольских
знамен п, т. е. о времени включения монголов в состав
военной организации маньчжурского государства. В раз¬
деле, включающем 5 тыс. биографий маньчжурских, ки¬
тайских и монгольских военных и политических деяте¬
лей (цз. 129—201), можно найти материалы о внешней
политике маньчжурского государства.
Некоторые материалы по интересующей нас теме
содержатся в энциклопедиях «Хуан чао вэнь сянь тун као»
[20] н «Хуан чао тун дянь» [21], являющихся составными
частями энциклопедического троекнижия «Хуан чао
сань тун». В первой из них сведения о монголах поме¬
щены в разделе «Юй ди као» («География»), Во вто¬
рой данные о монголах содержатся в цз. 97—100 раз¬
дела «Бянь фан» («Оборона границы») и по характеру
своему не отличаются от предыдущих.
Среди трудов китайских феодальных историков, отно¬
сящихся большей частью к XIX в., о маньчжуро-монголь¬
ских отношениях довольно много говорится в «Хуан чао
фань бу яо люе» («Свод важнейших данных о вассаль¬
ных племенах, находящихся под управлением великой
династии») [22]12. В этом труде, построенном по хроно¬
логическому принципу, изложена история присоединения
10	О «Ба ци тунчжи» и имеющихся на русском языке переводах
этого источника, сделанных русскими китаеведами А. Леонтьевым
и А. Рудаковым, см. в ст. Г. В. Мелихова «Баци тунчжи» как ос¬
новной источник по истории маньчжуров (65].
11	Знамя (кит. ци, монг. хошун) — единица военного и адми¬
нистративного управления в маньчжурском государстве. Нюру
(кнт. цзолнн) — низшая организационная единица в знамени (см. 67].
12	Это сводный труд, состоящий из 18 основных глав и 4 допол¬
нительных, в которых приведены генеалогические таблицы. Преди¬
словие помечено 1838 г, первое издание появилось в 1845 г.
В 1884 г. этот труд был переиздан.
/3

к Цинской империи Южной (Внутренней) и Северной
(Внешней) Монголии, Джунгарии, Восточного Турке¬
стана и Тибета, дополненная биографиями и сведениями
о даровании чинов и титулов феодалам из присоединен¬
ных земель. Сравнительно небольшой объем и тематиче¬
ский подбор материалов делают это сочинение весьма
полезным для изучения вопросов внешней политики
Цинской империи в XVII в., хотя новых данных по
сравнению с материалами «Шилу» оно не дает.
В «Сяо фан ху чжай юй ди цунчао» («Географиче¬
ский изборник кабинета Сяо фан ху» [19], составленном
Ван Си-ци13, два параграфа написаны Чжао Ян-вэем
и озаглавлены «Записки об умиротворении Внутренней
Монголии» и «Записки об умиротворении Внешней
Монголии». Они дают краткие сведения об истории при¬
соединения монголов к Цинской империи и организации
административного управления Южной и Северной Мон¬
голией. Трактовка исторических событий выдержана ав¬
тором в духе официальных сочинений, о чем, в част¬
ности, свидетельствует само оглавление параграфов.
В «Шэн у цзи» («Записки о священных войнах») [11]
Вэй Юаня (1794—1856) имеется краткий экскурс в ис¬
торическое прошлое монголов и географическое описа¬
ние Монголии. Основное внимание, как и следует из
самого названия сочинения, уделяется военным действи¬
ям маньчжуров. Завоевание Южной Монголии изобра¬
жается Вэй Юанем в полном согласии с официальной
точкой зрения — как результат добровольного присое¬
динения монгольских феодалов, спасавшихся от притя¬
заний Лигдан-хана. Отношения с Северной Монголией
описаны Вэй Юанем крайне лаконично и с фактичес¬
кими ошибками.
«Шофан бэйчэн» («Полное описание северной гра¬
ницы») [23]14 Хэ Цю-тао посвящено преимущественно
северной границе Китая и сношениям Китая с Россией.
Вопросы маньчжуро-монгольских отношений излагают¬
ся в третьем цзюане третьего раздела, озаглавленном
«Шэн у шулюе» («Описание священных войн»), Хэ Цю-
13	Впервые на русском языке описание этого источника было
дано Л. И. Думаном (см. 48, 521.
14	Данные об этом труде приводятся в работе Н. В. Кюнера
«Китайские известия о народах Южной Сибири, Центральной Азии
и Дальнего Востока» (см. 61, 287—290]
14

тао описывает отношения Цинской империи с Северной
Монголией (Халхой), используя для этого значительное
число документов, в основном императорских указов.
Автор прославляет военные подвиги маньчжурских им¬
ператоров, подробно излагая события, связанные с по¬
ходом маньчжурских войск в Халху в 1646 г., а также
действия против ойратского хана Галдана. В целом под¬
борка фактов и их освещение полностью повторяют из¬
ложенную в официальных исторических трудах версию,
будто халхаские ханы с 1638 г. регулярно приносили
дань маньчжурскому императору и в конце XV11 в. доб¬
ровольно отказались от своей политической самостоя¬
тельности.
В качестве вспомогательного пособия для уточнения
и сопоставления географических названий и имен в дан¬
ной работе использован сделанный русским китаеведом
П. С. Поповым перевод с китайского «Мэн-гу-ю-му-цзи.
Записки о монгольских кочевьях» [73]. Книга представ¬
ляет собой перевод изданного в 1867 г. сочинения двух
китайских ученых — Чжан Му, по прозвищу Ши Чжоу,
и Хэ Цю-тао.
Взаимоотношениям маньчжуров и монголов вХѴІІв.
до сих пор не было посвящено специальных исследова¬
ний ни в отечественной, ни в зарубежной литературе.
Отдельные стороны этой проблемы затрагивались в той
или иной степени в работах по истории Китая, а также
Южной и Северной Монголии того периода. Так как ис¬
тория монголов и маньчжуров в XVII в., особенно в его
первой половине, разработана пока явно недостаточно,
число работ, в которых имеются сведения по интересую¬
щему нас вопросу, сравнительно невелико.
В трудах русских востоковедов отдельные сведения
можно найти в переводах с китайского языка, сделан¬
ных в свое время И. Россохиным, Н. Бичуриным, А. Ле¬
онтьевым, В. П. Васильевым, А. В. Рудаковым, П. С. По¬
повым [29; 37; 62; 63; 40; 76; 73]. Однако использовать
их труды можно лишь после тщательной сверки с китай¬
ским оригиналом.
Из работ русских авторов, имеющих непосредствен¬
ное отношение к маньчжуро-монгольским отношениям
в XVII в., следует назвать книгу А. Позднеева «Монголь¬
ская летопись „Эрдэнийн эрихэ“. Подлинный текст с
переводом и пояснениями, заключающими в себе мате-
75

риалы для истории Халхи с 1636 по 1736 г.», изданную
в 1888 г. в Петербурге [71]. Она построена на монголь¬
ских источниках, в ряде случаев дополненных данны¬
ми из китайских компилятивных работ, и включает в
себя описание маньчжуро-халхаских отношений в ин¬
тересующий нас период. Эта работа не свободна от ря¬
да весьма существенных недостатков: апологетики мань¬
чжурских правителей, неверного освещения позиции
халхаских ханов в начале установления дипломатичес
ких отношений между маньчжурским государством и
Халхой; не всегда точна датировка событий.
В написанной на материалах китайских источников
книге русского исследователя Д. Покотилова «История
восточных монголов в период династии Мин. 1368—
1634 (по китайским источникам)» [72] содержатся крат¬
кие сведения об отношениях между империей Мин и
Чахарским ханством в начале XVII в., повлиявших на
развитие маньчжуро-монгольских отношений в тот пе¬
риод.
Работа русского китаеведа В. Горского «Начало и
первые дела Маньчжурского дома» [47] содержит очерк
завоевательных войн двух первых маньчжурских прави¬
телей, Нурхаци и Абахая; основное внимание автор уде¬
лил отношениям маньчжуров с Китаем и гораздо мень¬
шее — с Кореей и Монголией. Правильно указывая на
совершенный в правление Абахая резкий поворот к ак¬
тивно наступательной политике маньчжуров в отноше¬
нии южномонгольских княжеств, В. Горский повторяет
версию феодальной китайской историографии о пере¬
ходе южномонгольских феодалов на сторону маньчжу¬
ров якобы из-за желания искать защиты от посяга¬
тельств чахарского Лигдан-хана. К числу серьезных не¬
достатков этого труда относятся также хвалебный той
в отношении маньчжурских правителей и восторженная
оценка личности Нурхаци.
В советской исторической литературе вопрос о мань¬
чжуро-монгольских отношениях в XVII в. рассматривал¬
ся как составная часть общей проблемы — внешней по¬
литики империи.
При отсутствии специальных работ по этому вопро¬
су оценка внешней политики маньчжурской династии
Цин как политики агрессивной в отношении соседних
народов и государств, включая и Монголию, была дана
16

советскими историками в таких общих работах, как
«Всемирная история», «История дипломатии», «Очерки
истории Китая» Л. В. Симоновской, Г. Б. Оренбурга и
М. Ф. Юрьева, а также в статье С. Л. Тихвинского
«Маньчжурское владычество в Китае» [78]. Во втором
издании «Истории Монгольской Народной Республики»
[58], являющейся плодом совместной работы монголь¬
ских и советских историков, кратко описаны отношения
маньчжурского государства и монголов в XVII в. и да¬
на четкая оценка политики маньчжурского двора в от¬
ношении Южной и Северной Монголии как политики
агрессивной.
И. Я. Златкин в книге «История Джунгарского хан¬
ства (1635—1758)» [56] справедливо указывает на то.
что маньчжурские правители умело воспользовались за¬
труднительным положением халхаских феодалов, потер¬
певших поражение в войне с ойратами (1688 г.), и ока¬
зали на них прямое давление, заставив войти в состав
Цинской империи.
Непосредственно затрагивают интересующую нас
тему и труды американского ученого Оуэна Латтимора,
многие годы занимавшегося изучением проблем, связан¬
ных с азиатскими границами Китая. В 1941 г. вышла его
•книга «Inner Asian Frontiers of China» [99], посвященная
отношениям Китая с окружавшими его с севера и за¬
пада соседями (с древнейших времен до XX в.). В этой
многоплановой работе содержится ряд высказываний
о причинах борьбы, возникшей между Чахарским хан¬
ством и молодым маньчжурским государством, и о ро¬
ли населения Южной Монголии (автор называет их
«восточными монголами») в этой борьбе. О. Латтимор
отмечает, что поражение чахарского Лигдан-хана поме¬
шало объединению монголов под эгидой этого правите
ля в сильное государство, которое могло бы соперни¬
чать с маньчжурами в завоевании Китая [99, 86]. При¬
чину быстрого перехода Южной Монголии к маньчжу¬
рам О. Латтимор усматривает в том, что монголам
«удобнее было занимать положение подчиненных союз¬
ников, что давало право на награды со стороны завое¬
вателей, нежели мешать маньчжурам в их непосредст¬
венном властвовании над Китаем» [там же]. Автор упус¬
кает такой важный момент, как неспособность разоб¬
щенных монгольских княжеств противостоять военному
2 Зак 600
17

натиску маньчжурского государства, умелое использо¬
вание маньчжурами раздоров и отсутствие единства в
среде монгольских феодалов.
В более ранней работе —«The Mongols of Manchu¬
ria» [98], увидевшей свет в 1934 г., О. Латтимор спра¬
ведливо указывал на большой интерес, который пред¬
ставляет исследование ранней стадии развития мань¬
чжуро-монгольских отношений для изучения истории
монголов, процесса распространения власти маньчжу¬
ров на Китай и т. д. Не меньшего внимания заслужива¬
ет и указание автора на то, что характер ранних мань¬
чжуро-монгольских отношений был искажен позднейши¬
ми исследованиями на китайском языке, а европейские
ученые проявили недостаточное внимание к этим вопро¬
сам.
Отдельные стороны проблемы азиатских границ Ки¬
тая в ее историческом развитии освещались О. Латтимо-
ром в статьях, которые впоследствии были собраны им
в книгу «Studies in Frontier History, Collected Papers.
1925—1958», вышедшую в 1962 г. в Париже [100]. Про¬
блематика этих статей в основном та же, что и в упо¬
минаемых выше книгах.
В 1968 г. в США вышел сборник статей под редак¬
цией и со вступительной статьей известного американ¬
ского китаеведа Джона К. Фэрбэнка [95]. В нем подво¬
дятся некоторые итоги исследования американскими и
западноевропейскими учеными внешней политики Ки¬
тая в разное время, главным образом в период правле¬
ния в Китае маньчжурской династии Цин. В сборнике
имеется сравнительно небольшая статья Дэвида М. Фар-
кхара [96], справедливо обращающего внимание на то,
что основы маньчжурской политики в отношении мон¬
голов сформировались в период правления двух пер¬
вых маньчжурских государей, Нурхаци и Абахая.
Большую роль в этом процессе, считает Д. М. Фарк-
хар, сыграло сходство многих обычаев и общественных
институтов, имевшихся у монголов и маньчжуров, и
объясняющееся серьезным влиянием монголов на мань¬
чжурские племена в XV—XVII вв. Д. М. Фаркхар до¬
бавляет, что монголы выступали как передатчики китай¬
ского влияния на маньчжуров, хотя существовало и
прямое влияние Китая на маньчжурские племена; в ре¬
зультате политика маньчжуров по отношению к монго¬
18

лам до 1691 г. была полностью самобытной и китайское
влияние сказалось на ней очень мало.
Соглашаясь со справедливостью этого утверждения
только для периода до 1644 г., нельзя не возразить про¬
тив безоговорочного распространения его на более позд¬
ние годы. После утверждения маньчжурского правителя
на троне китайского императора политика Цинской им¬
перии в отношении Северной Монголии (Халхи) вклю¬
чала в себя заметные элементы традиционных форм и
методов китайской внешней политики, заимствованные,
как и многое другое, маньчжурами у Китая.
Тема внешней политики цинского Китая в историо¬
графии КНР мало разработана. Не являясь объектом
специального изучения, вопросы внешней политики Цин¬
ской империи затрагиваются главным образом в общих
работах, посвященных новой истории Китая и агрессин
империалистических держав в этой стране. Во всех этих
книгах внешняя политика Цинской империи, ее принци¬
пы, характер, способы осуществления (особенно до пер¬
вой «опиумной» войны) недостаточно изучены.
Среди немногочисленных работ китайских историков,
написанных до начала 60-х годов и посвященных иссле¬
дованию вопросов внешней политики Цинской империи,
следует назвать книгу Цянь Ши-фу «Цин дай ды вай-
цзяо цзигуань» («Цинские учреждения внешних сноше¬
ний»), вышедшую в 1959 г. в Пекине [88].
Изучая историю возникновения и развития внешне¬
политических учреждений Цинской империи, автор свя¬
зывает ее с историей внешних связей Китая в XVII —
XVIII вв. Маньчжуры до завоевания Монголии (Цянь
Ши-фу, очевидно, имеет в виду Южную Монголию) рас¬
сматривали свои отношения с монголами как «союз¬
нические», осуществлявшиеся главным образом путем
заключения браков между представителями маньчжур¬
ской аристократии и правящей верхушки монгольских
племен, а также посылки к маньчжурскому двору за-
ложников-монголов.
После провозглашения в 1636 г. маньчжурской им¬
перии Да Цин отношения между Цинской империей и
монгольскими племенами, считает Цянь Ши-фу, начали
меняться и превращаться во все более ясно выражен¬
ные отношения сюзерена и вассала (цзун фань). В мон¬
гольских племенах была учреждена новая военная и
2*
19

политическая организация—знаменная система управле¬
ния; территория знамен вошла в пределы маньчжур¬
ского государства. Таким образом связи между мань¬
чжурской империей и монгольскими племенами приобре¬
ли характер внутригосударственных и монгольские
племена стали рассматриваться в Цинской империи как
вассальные (фань бу).
Предложенная Цянь Ши-фу схема развития мань¬
чжуро-монгольских отношений в XVII в. не вызывает
принципиальных возражений и этим весьма отличается
от позиции китайских историков в этом вопросе с нача¬
ла 60-х годов.
Отдельные стороны маньчжуро-монгольских отноше¬
ний в XVII в. в известной мере изучены в выпущенных
до начала 60-х годов работах историков КНР, посвя¬
щенных Южной (Внутренней) Монголии.
К ним относится книга Тао Кэ-тао (Токто) «Нэп
Мэнгу фачжань гайшу» («Очерки развития Внутренней
Монголии»), ч. I, вышедшая в 1957 г. в Мукдене [86].
Оценивая политику маньчжурских правителей в отноше¬
нии монголов, автор правильно указывает на ее откро¬
венную антимонгольскую направленность; он отмечает,
что маньчжурские правители отдавали себе полный от¬
чет в военных возможностях монголов и в важном стра¬
тегическом значении занимаемых ими территорий, а по¬
тому «первоначальное покорение Южной Монголии бы¬
ло основной задачей их агрессии на западе» [86, 127].
Стремление чахарского Лигдан-хана объединить юж¬
ных монголов под своей властью, не получившее под¬
держки монгольских феодалов, было чревато для мань¬
чжуров опасностью усиления монголов и ускорило их
борьбу за подчинение Южной Монголии.
Приведенные Тао Кэ-тао сведения о маньчжурской
системе управления населением присоединенных южно¬
монгольских княжеств, о лишении их феодалов полити¬
ческой самостоятельности и установлении над ними
строгого контроля, завуалированного подачками мань¬
чжурского двора, помогают воссоздать картину поло¬
жения монголов в составе Цинской империи.
В то же время, противореча собственным выводам
и собранному в книге богатому фактическому материа¬
лу, Тао Кэ-тао утверждает, что «дело объединения
маньчжурскими правителями всех народностей в еди¬
20

ное великое государство объективно сыграло передовую
историческую роль, хотя оно же нанесло серьезный
ущерб народностям нашей страны, прежде всего мон
гольской народности» [86, 134].
Краткий обзор событий в период завоевания мань¬
чжурами Южной Монголии содержится в книге Юй
Юань-аня «Нэй Мэнгу лиши гайяо» («Очерки но исто¬
рии Внутренней Монголии») (1958) [91].
Общая характеристика политики маньчжуров в от¬
ношении монголов и уйгуров как агрессивной, прово¬
дившейся в интересах маньчжурской феодальной вер¬
хушки, дается в работе группы китайских историков
«Очерки истории Китая» под редакцией Шан Юэ (рус¬
ский перевод издан в Москве в 1959 г.) [69].
Политические перемены, происходящие в последнее
время в КНР, разжигание в стране настроений велико¬
ханьского шовинизма сказались на трудах китайских
историков, особенно по истории Цинской империи. При
этом наибольшей фальсификации (наряду с некоторыми
другими вопросами) подверглось освещение проблем
внешней политики империи Цин [см. 45]. Завоевательные
войны маньчжуров против соседних народов и госу¬
дарств выдаются за войны «объединительные», а отно¬
шения Цинской империи с монголами и джунгарами ис¬
ключаются из рубрики внешнеполитических отношений,
подобно тому как это делали феодальные китайские ис¬
торики.
В вышедшей в 1963 г. в Пекине книге «Чжунго ши
ганъяо» («Очерки истории Китая») под редакцией вид¬
ного китайского историка Цзян Бо-цзаня [90] раздел, в
котором рассматриваются отношения с монголами и
джунгарами, озаглавлен: «Использование Цинской ди¬
настией войск против пограничных районов и усмире¬
ние пограничных районов». В то же время в книге име¬
ется особая глава, которая названа «Внешние связи
Цинской империи».
В 1964 г. в Пекине под редакцией У Ханя [89] издан
«Чжунго лиши чанши» («Популярный очерк истории
Китая»), в котором вообще отсутствует упоминание о
Южной и Северной Монголии, а война Цинской импе¬
рии против Джунгарского ханства (западных монголов)
в конце XVII в. трактуется так: «Джунгары — нацио¬
нальное меньшинство на северо-западе нашей страны.
21

В то время возглавлявшиеся Галданом реакционные
слои племенной верхушки джунгар занимались деятель¬
ностью, направленной на разрушение единства. Импе¬
ратор Канси, лично возглавив войска, вдребезги разбил
замыслы и нарушил действия этих реакционных сил,
создававших раскол, укрепил единство нашей страны»
[89, 70].
Подобный подход современных китайских историков
к анализу исторических событий делает еще более ак¬
туальным изучение развития маньчжуро-монгольских
отношений в XVII в. по материалам китайских источ¬
ников.

Глава I
ЗАВОЕВАНИЕ МАНЬЧЖУРАМИ ЮЖНОЙ
МОНГОЛИИ
Ранние маньчжуро-монгольские отношения
Первое упоминание в источниках о связях мань¬
чжуров с монголами относится к тому времени, когда
Нурхаци, подчинив чанбошаньские племена, начал за¬
воевательные войны против племен так называемого
хулуньского объединения: хада, хойфа, ула и ехэ [см.
64]. В борьбу оказались втянутыми и те южномонголь¬
ские феодалы, чьи владения примыкали к землям этого
объединения. К их числу принадлежали монгольское
княжество Хорчин (Кэ-эр-цинь) ’, население которого
кочевало в бассейне р. Наоцзян (Лацзян) [91, 84], к
северу от племени ехэ, и, как называет их «Тайцзу ши¬
лу», «пять халхаских племен»1 2, кочевавших за китай¬
ской границей в районе Гуаннина, к северо-востоку от
Дахэйшань, Сяохэйшань и Хуаннива до Кайюаня [см.
91, 84].
В «Тайцзу шилу» содержится краткое упоминание
о том, что феодалы из княжества Хорчин — бэйлэ Ман-
гус (Ман-гу-сы) и Минган (Мин-ань) участвовали в на¬
падении объединенных сил девяти племен, возглавляв-
1	Здесь и далее при первом упоминании монгольских имен и
названий, встречающихся в китайских источниках, в скобках дается
также их китайская транскрипция. В тех случаях, когда автору
при использовании китайского материала не удалось установить
идентичность китайского звучания с монгольским или маньчжур¬
ским, в тексте приводится только китайская транскрипция.
2	Б. Я. Владимирцов отождествляет их с княжествами Джаруд
н Барин (см. 43). В приложении к статье Д. М. Фаркхара [96. 330]
в составе пяти халхаских племен помимо Джаруд и Барин назь.
ваются еще Байют, Хункират и UJied.
23

шихся ехэ и хада, на владения Нурхаци и были разби¬
ты маньчжурами [14, цз. 2, 136]. Это событие послужило,
по-видимому, толчком к тому, чтобы в 1594 г.3 хорчин-
ский феодал Минган и Лууса (Лао-са)' из «пяти хал-
хаских племен» «впервые прислали послов и установи¬
ли дружественные отношения» [14, цз. 2, 19а]. Посольст¬
во положило начало, как утверждает источник, беспре¬
рывному обмену послами между Нурхаци и «всеми
монгольскими бэйлэ» 4 [14, цз. 2, 19а].
Однако до 1605 г. в источниках не встречается ка¬
ких-либо конкретных упоминаний о связях маньчжуров
с монголами. Лишь весной этого года ко двору Нурха¬
ци прибыл тайджи Энгэдэр (Энь-гэ-дэ-эр) из княже¬
ства Байют (Ба-юе-тэ) с подношением, состоявшим из
20 лошадей. При награждении тайджи Энгэдэра ответ¬
ными подарками в качестве его особой заслуги было
отмечено, что он «прибыл, минуя враждебные государ¬
ства» [14, цз. 3, 9а].
Визитом Энгэдэра начался период оживления мань¬
чжуро-монгольских отношений.
В 1606 г. Энгэдэр вновь прибыл ко двору маньчжур¬
ского правителя, возглавив послов из пяти халхаских
племен. Прибывшие поднесли Нурхаци в дар верблю¬
дов и лошадей, а в своем послании почтили его как
«мудрого и могущественного императора»5 [14, цз. 3,
9а—96]. Этот акт, несомненно, был вызван возросшим
к тому времени военным и политическим влиянием
маньчжурского правителя, однако совершенно прав
Д. М. Фаркхар, назвавший действия монголов дипло¬
матическим актом, ни в коей мере не означавшим при¬
знания монгольскими феодалами своего политического
подчинения маньчжурскому правителю [95, 199].
Его вывод подтверждается и дальнейшим развитием
маньчжуро-монгольских отношений: они осуществлялись
3	Здесь и далее даты приводятся в переводе с китайского ка¬
лендаря на европейское летосчисление.
4	В «Тайцзу шилу» почти все представители монгольского гос¬
подствующего класса названы «бэйлэ» (один из титулов маньчжур¬
ской знати).
5	Титул китайского государя — император (хуанди)—был при¬
своен по праву победителя маньчжурским ханом Абахаем в 1644 г.,
когда маньчжурские войска захватили Пекин. Однако составители
«Тайцзу шилу» и «Тайцзун шилу» называли маньчжурских прави¬
телей императорами и до 1644 г.
21

главным образом в традиционных для феодальной ди¬
пломатии формах посольских связей и брачных союзов.
Маньчжурский правитель и члены его фамилии бра¬
ли в жены дочерей монгольских бэйлэ. В 1612 г. Минган
из княжества Хорчин согласился отдать свою дочь в же¬
ны Нурхаци [14, цз. 4, Іа]. В 1614 г. сыновья Нурха-
ци — бэйлэ Дашан (Дай-шань) и бэйлэ Мангуртай
(Ман-гу-эр-тай) взяли в жены дочерей двух феодалов
княжества Джаруд (Чжа-лу-тэ), а будущий преемник
Нурхаци — Абахай получил в жены дочь Мангуса, фео¬
дала из княжества Хорчин [14, цз. 4, 12а]. В том же
году сын Нурхаци тайджи Дэ-кэ-лэй взял в жены дочь
Элджигэ (Э-эр-цзи-гэ) из княжества Джарѵд [14, цз.
4, 126].
Брачные союзы позволили маньчжурским правите¬
лям использовать родственные связи для привлечения
на свою сторону монгольских феодалов и контроля над
ними. Так, например, зародившиеся на этой почве тес¬
ные связи между маньчжурским двором и феодалами
княжества Хорчин привели со временем к превращению
последних в ближайших соратников и опору маньчжур¬
ских правителей. Именно с Хорчин, первым из южно¬
монгольских княжеств, маньчжуры заключили в 1624 г.
политический союз, сыгравший большую роль в даль¬
нейшем расколе рядов южномонгольских феодалов.
Щедрые дары и пожалования чинов, которыми осы¬
пали маньчжурские правители своих новоявленных мон¬
гольских родственников, скрывали от некоторых иссле¬
дователей истинный смысл этих отношений. Так, рус¬
ский китаевед В. Горский, правильно отметив возникно¬
вение при Тайцзу «той обширной системы родства,
которая при его преемниках тесно соединила Монголию
с выгодами Китайского Императорского дома» [47, 29],
пришел к совершенно ошибочному утверждению, что
Нурхаци, «по-видимому, более желал умножить число
членов своего царственного семейства, чем приобрести
новых данников; он хотел управлять племенами более
посредством родственного старшинства, чем силою ору¬
жия и законами победителя и, не нарушая частных прав
владельцев, придавал еще им наружный блеск почета
и важности» [там же].
История дальнейших взаимоотношений с монголь¬
скими племенами при Нурхаци достаточно убедительно
25

показывает, как далек был автор этих строк от ис¬
тины.
К началу 20-х годов XVII в. во внешней политике
военно-феодального государства маньчжуров, складывав¬
шегося в процессе консолидации маньчжурских племен,
наметился новый этап. Маньчжурские правители, нуж¬
давшиеся в расширении материальных ресурсов и уве¬
личении численности населения своего государства, рас¬
ширили сферу агрессивных действий, направив их на
пограничные районы Минской империи. Начало беспре¬
рывным военным нападениям на китайскую территорию
было положено набегами на Кайюань и Фушунь в
1618 г. [18, цз. 327, 17].
Появление на международной арене новой активно
наступательной силы вызвало существенные изменения
в ситуации, сложившейся к началу XVII в., на стыке
Южной Монголии, Маньчжурии и северных границ
Минской империи. До этого времени основную военную
угрозу для северных границ Китая составляли различ¬
ные по величине и силе объединения кочевников-мон-
голов, населявших степи Южной Монголии. Самым
сильным среди них было Чахарское ханство, во главе
которого с 1603 г. стоял Лигдан-хан (в китайской тран¬
скрипции Линьдан-хан) 6, старший среди потомков
юаньской династии и поэтому претендовавший на роль
«всемонгольского хана» [75, 192]. Он проявлял особую
активность в военных действиях против Минской им¬
перии [см. 72] и в то же время предпринимал попытки
объединить под своей властью все южномонгольские
племена.
Вступление маньчжурского государства в военную
борьбу против Минской империи означало для монголь¬
ских феодалов появление соперника в сфере отношений
с Китаем, приносивших им немалые материальные выго¬
ды от торговли и от подарков, которые вынуждены были
делать воинственным монгольским феодалам китайские
власти.
В августе 1619 г. объединенные силы южномонголь¬
ских княжеств впервые попытались оттеснить маньчжу¬
6	Ставка чахарского хана находилась к северу от Гуанннна
(район современного уезда Бэйчжэньсянь, города Цзинчжоу и уезда
Исянь провинции Ляонин), на расстоянии 1 тыс. ли от границ Мин¬
ской империи ,[91, 84].
26

ров с арены вооруженной борьбы против Минской им¬
перии. Десятитысячное монгольское войско напало на
маньчжуров, овладевших китайским городом Тэлинчэ-
ном. Среди монгольских бэйлэ, руководивших военными
действиями, источник называет Дзайсая (Цзэ-сай) из
«пяти халхаских племен», Пакба(?) (Ба-хэ-ба) из кня¬
жества Джаруд, Санарсая (Са-на-эр-сай), сына хор-
чинского феодала Мингана, и др.7.
Маньчжурские войска нанесли сокрушительное по¬
ражение монголам. Были взяты в плен десять монголь¬
ских военачальников, в том числе Дзайсай с двумя сы¬
новьями, тайджи Сэбэн (Сэ-бэнь) из княжества Джа¬
руд и Санарсай [14, цз. 6, 226]. Решая судьбу пленных,
Нурхаци высказал опасение, что за счет войска, мирно¬
го населения и имущества, принадлежащих взятому в
плен Дзайсаю, смогут поживиться и укрепить свое мо¬
гущество другие монгольские вожди. Поэтому он счел
за лучшее «освободить 140 человек из захваченных в
плен и разрешить им вернуться в свои земли» [14, цз. 6,
24а]. В этом факте отразилась широко проводившаяся
впоследствии маньчжурами политика — не допускать
усиления отдельных монгольских владетелей, сохраняя
раскол среди феодалов.
Первое крупное военное столкновение маньчжуров
с южными монголами под Тэлинчэном вызвало немед¬
ленную реакцию со стороны не только подвергшихся
разгрому монгольских феодалов, но и чахарского Лигдан-
хана, который до тех пор играл ведущую роль среди
южномонгольских правителей в их отношениях с Мин¬
ской империей.
12 ноября 1619 г. ко двору Нурхаци прибыли одно¬
временно послы от Лигдан-хана и от множества фео¬
далов «пяти халхаских племен». Чахарский хан ставил
недвусмысленный ультиматум маньчжурскому правите¬
лю — не мешать военными походами против Китая за¬
воевательным планам чахарского хана. В его послании
говорилось: «Мины и мы, оба наши государства, явля¬
ются врагами. Мы осведомлены, что ты, начиная с года
7	Маньчжурский бэйлэ Дашан пытался отговорить Нурхаци
от сражения с монголами: «Вступим в бой, а потом, возможно, при¬
дется сожалеть». Нурхаци ему ответил: «Это — войско Дзайсая; он
враждовал со мной пять раз. Сейчас первым убил моих воинов.
О чем сожалеть?» [14, цз. 6, 226].
27

коровы, неоднократно досаждал минскому государству.
Летом этого года я сам ходил походом против минско¬
го Гуаннина, покорил город, захватил собранные в нем
налоги. Если твои войска пойдут на Гуаннин, я усмирю
тебя» [14, цз. 6, 320].
Лигдан-хан подчеркивал превосходство своих сил
над армией маньчжурского государя. Называя себя
«владетелем монгольского государства с народом в 40
десятков тысяч, Батур Чингисханом», Лигдан-хан об¬
ращался к маньчжурскому императору, как к владетелю
«прибрежного государства с народом в 3 десятка тысяч
человек».
Однако он отмечал, что между Чахаром и мань¬
чжурским императором «издавна не было споров» и что
ранее оба государства обменивались послами. Посоль¬
ские связи были прерваны по вине маньчжурских пос¬
лов, объявивших, что хан Чахара принял их «не по обы¬
чаю». Лигдан-хан предлагал возобновить отношения,
направив в Чахар тех же самых недовольных приемом
послов [14, цз. 6, 32а—326]. Резкий тон послания чахар-
ского хана означал его стремление сохранить прежние
позиции в отношениях с Минской империей. Определен¬
ную роль в этом сыграли, вероятно, и успехи китайской
дипломатии, пытавшейся найти в Чахарском ханстве
союзника в борьбе с новой угрозой — маньчжурами и
одновременно обезопасить свои границы от набегов
монголов8.
Послание Лигдан-хана было встречено при мань¬
чжурском дворе крайне враждебно. Одни придворные
предлагали казнить послов, другие — отрезать им но¬
сы, уши и так отправить обратно. Маньчжурский хан
принял решение задержать чахарских послов [14, цз. 6,
326—33а].
Лишь в феврале 1620 г. к чахарскому Лигдан-хану
8	В «Мин ши» говорится: «В 47 г. (1619 г. — И. Е.) дацинские
войска уничтожили Дзайсая и бэйгуаньских Цзин-тай-ши и Бу-янь-
цзи. Внучка Цзин-тай-ши была женой Ху-дунь-ту (Лигдан-хана.—
И. £,). Поэтому Вэнь Цю, цзунду Цзи и Ляо, и сюнфу Чжоу Юн-
чунь выгодой соблазнили его, побудили объединить все чахарские
племена с тем, чтобы обороняться от цинских войск. Дали ему
4 тыс. лан серебра. На будущий год в первом году Тай-чан увели¬
чили награду до 40 тыс. лан. Ху (Лигдан-хан,—Я. Е.) под предлогом
помощи Китаю без конца требовал уплаты» [18, цз. 327, стр. 476].
См. также [72, 214—215].
28

был направлен маньчжурский посол Тус-убаши (Тоу-сэ-
убаши) с письмом, в котором маньчжурский правитель
постарался в свою очередь умалить престиж чахарского
хана и возвеличить собственные достоинства.
Письмо начиналось с вопроса: «Каким это образом
вы возвеличиваете себя как государство с населением
з сорок десятков тысяч, стоящее выше нашего государ¬
ства? Мы слышали, что во времена Минского Хун-у
(1368—1398 гг. — И. £.), когда была взята Даду (Ве¬
ликая столица) 9, ваши сорок десятков тысяч монго¬
лов были разбиты полностью и спаслось бегством всего
шесть десятков тысяч человек. Кроме того, эти шесть
десятков тысяч отнюдь не полностью принадлежат вам»
[14, цз. 7, 2а—26]. Выразив сомнение в реальности вла¬
сти Лигдан-хана как носителя титула «всемонгольско-
го хана» над всеми монголами, Нурхаци возвеличивал
силу своего государства, перечисляя одержанные «по
воле Неба» военные победы над соседними племенами
и над Китаем, приведшие к захвату минских погранич¬
ных территорий, напоминал о поражениях, которые по¬
нес Чахар от минских войск.
Сделав из изложенного весьма близкий к истине вы¬
вод, что «Мины боятся нас, поэтому склоняют посулами
вас» [14, цз. 7, 26], Нурхаци предлагал Лигдан-хану за¬
ключить военный союз против Минской империи как со¬
юз двух родственных по обычаям и устройству наро¬
дов, ссылаясь на пример минского Китая и Кореи: «Вы
и мы, хотя и различны по языку, но правила ношения
траурной одежды [у пас] также одинаковы. Если вы
действительно разбираетесь [в обстановке], [то] в при¬
сланном письме должны были сказать: „Мины — наши
смертельные враги. Император (Нурхаци. — И. Е.) хо¬
дил походами против них и, получив благоволение Не¬
ба и Земли, разрушил их города, уничтожил их парод.
Желаем с государем (Нурхаци. — И. Е.), к которо¬
му благоволит Небо и Земля, составить общие планы
для того, чтобы идти походом против глубоко ненавист¬
ных нам Минов“. Разве такие слова не были бы намно¬
го лучше?» [14, цз. 7, 36].
Получив в ответ на свой ультиматум предложение
о союзе, главенствующая роль в котором по аналогии
9	Даду — Ханбалык (Пекин).
ЧУ

с союзом между Китаем и Кореей принадлежала бы
маньчжурскому правителю, Лигдан-хан приказал схва¬
тить маньчжурского посла.
Впоследствии ко двору Нурхаци стали доходить из¬
вестия о том, что его посол казнен Лигдан-ханом. Осо¬
бенно усердствовали в распространении таких слухов
северные соседи Чахарского ханства, феодалы «пяти
халхаских племен» [14, цз. 7, 5а]. Опасаясь Лигдан-ха-
на, стремившегося объединить под своей властью всю
Южную Монголию, они, по-видимому, пытались сыграть
на обострении противоречий между маньчжурами и Па¬
харским ханством.
Получив известие, впоследствии оказавшееся лож¬
ным, о казни своего посла 10, Нурхаци приказал казнить
посла Лигдан-хана.
Таким образом, как дипломатический демарш ча¬
харского хана, так и попытка маньчжурского правителя
склонить Лигдан-хана к союзу в борьбе с Китаем окон¬
чились безрезультатно. Обмен посланиями в 1619 г.
показал непримиримость Лигдан-хана. Именно с этого
момента Лигдан-хан определился как главный и самый
опасный противник маньчжуров среди южномонголь¬
ских феодалов; сломить его силу маньчжурским пра¬
вителям удалось лишь после многих лет дипломатичес¬
ких интриг и военных действий против отдельных мон¬
гольских княжеств.
Более выгодную для маньчжурского двора позицию
заняли владетели «пяти халхаских племен», на которых,
очевидно, оказало серьезное влияние не только пораже¬
ние под Тэлинчэном, но и окончательный разгром вой¬
сками Нурхаци в сентябре 1619 г. последнего из племен
хулуньского объединения — племени ехэ, северного со¬
седа княжества Хорчин [14, цз. 6, 326]. В «Шилу» со¬
держится датированная 12 ноября 1619 г. запись об
одновременном прибытии с посольством Лигдан-хана
послов от множества феодалов «пяти халхаских племен»
с письмом к маньчжурскому хану [там же, 336].
Письмо начиналось с извинения за действия халхас-
кого бэйлэ Дзайсая, участвовавшего в нападении на
10	В деі^твительности же «Тус-убаши тайно договорился с охра¬
ной, которая освободила его от ручных колодок и кандалов, выпу¬
стила, и он пешком добрался до дома» і[14, цз. 7, 46].
30

маньчжурские войска у Тэлинчэна. Далее монгольские
феодалы предлагали маньчжурскому правителю заклю¬
чить военный и политический союз, направленный про
тив минского Китая: «Мины (Минская империя. -
//. Е.) — враждебное нам государство. Если идти вой¬
ной против него, необходимо совместно и единодушно
составить планы похода на Шаньхайгуань... В случае
заключения мира с Минами следует также совместно
принять об этом решение... Если Мины пришлют много
подарков для Вашего государства и в меньшем количе¬
стве для нашего — Ваше государство не должно при¬
нимать их» [14, цз. 8, 33а]. Монгольские бэйлэ со своей
стороны обещали поступать так же.
Эти предложения отвечали стремлению маньчжур¬
ского правителя обезопасить свой тыл, найти союзников
для борьбы с Минской империей и расколоть единство
монголов. Нурхаци немедленно направил посольство из
пяти человек для заключения союза с «пятью халхас-
кими племенами». Собравшиеся на съезд монгольские
феодалы и маньчжурские послы, исполнив ритуал11,
произнесли клятву перед Небом и Землей в том, что
обе стороны будут совместно составлять планы походов
против Минов и не станут односторонне решать вопро¬
сы о мире и приеме подарков [14, цз. 6, 336—346].
Удовлетворенный таким исходом дела, маньчжурский
хан тотчас же принял ряд демонстративных мер, на¬
правленных на то, чтобы убедить монгольских феода¬
лов в своей верности союзу. Он отказался оставить пе¬
ребежчиков— подданного тайджи из княжества Харачин
и подданного дзайсанга из княжества Джаруд: «Импе¬
ратор (маньчжурский хан. — //. £.), не желая изме¬
нять союзу, не принял обоих и вернул их владетелям»
[14, цз. 7, 5а—бб].
Затем он освободил Сэ-тэ-си-эр, одного из двух сы¬
новей Дзайсая, захваченных вместе с отцом в плен, по¬
жаловал ему шелковую одежду, шапку, сбрую, оседлан¬
ную лошадь и отправил на родину. Тогда же был осво¬
божден из плена и Сэбэн из княжества Джаруд, кото¬
рый благодарил маньчжурского хана и принес ему
11	Были принесены в жертву белая лошадь и черная корова;
• становлены сосуды с вином, мясом, кровью и землей [14, цз. 6,
33а].
31

клятву верности. Нурхаци пожаловал Сэбэну шелковую
одежду, халат из меха дикого кота, шапку, оседланную
лошадь и также отправил домой [14, цз. 7, 56].
Дальнейшие события заставляют, однако, предполо¬
жить, что предпринятые бэйлэ «пяти халхаских племен»
попытки заключить антиминский союз с маньчжурами
были всего лишь тактическим маневром после понесен¬
ного монголами поражения у Тэлинчэпа.
В июле 1620 г. маньчжурский посол, возвращавший¬
ся с богатыми подарками от тайджи Да-я-чу из княже¬
ства Джаруд, был ограблен вооруженными людьми то¬
го же княжества [14, цз. 7, 6а].
Направленный по этому поводу к монголам «пяти
халхаских племен» посол, вернувшись, доложил Нурха¬
ци: «Все бэйлэ пяти халхаских племен изменили союзу.
Не прибыли на встречу послы от бэйлэ всех племен, яви¬
лись лишь посланцы от двух бэйлэ» [14, цз. 7, 8а].
Не ограничившись разрывом дипломатических отно¬
шений, монгольские феодалы совершили новое военное
нападение на силы Нурхаци.
В мае 1621 г. войска Нурхаци овладели Шэньяном,
городом провинции Ляодун. Улучив момент, когда ос¬
новные силы маньчжуров уже ушли из этого города,
около 2 тыс. монгольских конников напали на него, но
были разбиты оставшимися в Шэньяне маньчжурскими
войсками [14, цз. 7, 22а].
Новая победа дала маньчжурскому двору возмож¬
ность потребовать чрезвычайно высокий выкуп за осво¬
бождение взятого в плен у Тэлинчэпа бэйлэ Дзайсая,
и монгольские феодалы вынуждены были согласиться.
8 августа 1621 г. «пять халхаских племен» внесли тре¬
буемый выкуп — 10 тыс. голов скота, а также прислали
сыновей и дочь бэйлэ в качестве заложников [14, цз. 8,
96]12.
Нурхаци, принеся в жертву Небу белую лошадь, за¬
ставил Дзайсая произнести клятву верности. Одарив
монгольского феодала платьем, военными доспехами и
оседланной лошадью, Нурхаци приказал всем мань¬
чжурским бэйлэ оказать Дзайсаю некоторые почести,
устроить в его честь пир и проводить на расстояние
12 Это первое по времени упоминание в источниках о представ¬
лении монголами заложников к маньчжурскому двору.
32

10 ли от границы. Дочь Дзайсая, доставленная в каче¬
стве заложницы, была отдана в жены сыну Нурхаци,
да бэйлэ (великому бэйлэ) Дашану.
Продолжая военные походы на территорию Мин¬
ской империи (весной 1621 г. маньчжуры взяли Шэнь¬
ян, а затем главный город Ляодуна, Ляоян), Нурхаци
одновременно стремился щедрыми пожалованиями и
подкупом перетянуть на свою сторону монгольских фео¬
далов.
Подкуп как средство разобщить силы противника и
привлечь на свою сторону колеблющихся всегда зани¬
мал особое место среди методов внешней политики мань¬
чжурских правителей. Показательным в этом отношении
является прием, который встретили у маньчжурского
двора два тайджи из «пяти халхаских племен», пере¬
шедшие в 1621 г. со своими людьми, скотом и иму¬
ществом к маньчжурам. После аудиенции и большого
пира у хана каждому тайджи были пожалованы одежда
'із меха соболя, дикого кота, тигра, по пять комплектов
придворной одежды, по 50 бу (10 лян) золота, по 500
лян серебра, доспехи и множество других вещей, а так¬
же рабы, волы, лошади, жилища, пахотная земля. Тай¬
джи Гурбуши (Гу-эр-бу-ши) Нурхаци отдал в жены свою
дочь, пожаловал титулом чин-джорикту (цин-чжо-ли-кэ-
ту), дал ему под управление одну маньчжурскую и одну
монгольскую нюру, пожаловал ему титул цзунбина
(главнокомандующего). Второму тайджи, Цзи-бо-ли-
ду-цзи-хо, была дана в жены дочь тайджи Ман-го-эра и
пожалован титул цзунбина (14, цз. 8, 100, 106].
Тактика маньчжурского двора имела успех. В том
же году на сторону маньчжуров перешли семнадцать
феодалов монгольского княжества Урут (У-лу-тэ) и не¬
сколько тайджи разных княжеств со своим войском,,
подданными в количестве трех тысяч дворов и со ско¬
том [14, цз. 8, 146]. Щедрость маньчжурского правителя,,
который одарил вновь перешедших монгольских феода¬
лов «одеждой из разных мехов, деньгами, парчой, золо¬
том, серебром, серебряной утварью, землей, жилищами,
рабами, волами, лошадьми, провиантом и каждому по¬
жаловал чин по достоинству», принесла свои плоды:
вскоре на сторону маньчжуров перешли еще 1200 дво¬
ров из южномонгольских княжеств [14, цз. 8, 156].
Однако тактика подкупа отдельных монгольских
3 з."к еоо	33

феодалов «е могла решить главной проблемы, стоявшей
перед маньчжурским двором,— найти союзников для
борьбы с Минской империей и нейтрализовать военную
угрозу со стороны монголов.
Маньчжурские правители, строя агрессивные планы
в отношении Минской империи, серьезно задумывались
об обеспечении безопасности своего тыла со стороны
Кореи и Южной Монголии. В 1622 г., обсуждая вопрос
о постройке на территории Ляодуна Дунцзина (Восточ¬
ной столицы), Нурхаци на совете всех маньчжурских
бэйлэ напомнил им, что Корея и Монголия еще не по¬
корены: «Если, не думая о них, бороться против Минов,
боюсь, что в тылу у нас могут возникнуть беспорядки»
[14, цз. 6, 226].
Стремясь укрепить свой тыл и усилиться за счет
южномонгольских княжеств, маньчжурские правители
на время отказались от серьезных военных вторжений
на территорию Минской империи и с 1623 г. приступили
к активным военным и политическим действиям, на¬
правленным на подчинение и присоединение монголь¬
ских княжеств.
Первоначальным объектом нападения было выбрано
княжество Джаруд, которое Юй Юань-ань называет
самым сильным из «пяти халхаских племен» [91, 84].
Походы маньчжуров в Южную Монголию
В мае 1623 г. Нурхаци направил в поход протиз
бэйлэ Анапа (Ан-ань) из княжества Джаруд 3 гыс.
воинов, обвинив Анана в неоднократных убийствах
маньчжурских послов 13.
Идя по следам Анана, маньчжурское войско достиг¬
ло кочевья монгольского бэйлэ и напало на него. Анан,
13	Впоследствии в письме Нурхаци монгольским феодалам кня¬
жества Джаруд в связи со вторым походом (конец 1626 г.) мань¬
чжурских войск против этого княжества нападение на Анана в
1623 г. объяснялось тем, что последний не присоединился к анти¬
минскому союзу 1619 г., заключенному между бэйлэ «пяти халхаских
племен» и маньчжурским государством, а потому поход состоялся
якобы с согласия монгольских бэйлэ, которые в то время «решили
выдать нам (маньчжурам.— И. Е.) Анана для наказания» [см. 15,
цз. 1, 136].
34

его отец, сын и приближенные были убиты. Маньчжуры
захватили жен Анана, его войско, людей, скот и вер¬
нулись с награбленным [14, из. 8, 20а]. «Захваченных
пленных прежде всего пожаловали всем бывшим в по¬
ходе начальникам и воинам. Остальных пожаловали по-
разному государственным чиновникам» [14, цз. 8, 20а].
Значение похода 1623 г. в земли Южной Монголии
не ограничилось чисто военными успехами маньчжур¬
ских войск. После этого похода Нурхаци сделал вызод
о необходимости в борьбе с монголами дробить силы
противника и уничтожать его по частям. Указывая на
дождь, Нурхаци сказал придворным: «Монголы подоб¬
ны этим облакам. Облака соберутся вместе — идет
дождь. Монголы соберутся вместе—становятся войском.
Если они рассеются, произойдет то же, что и с разо¬
шедшимися облаками, — дождь прекратится. Дождав¬
шись, когда они рассеются, мы должны преследовать
и хватать их» [14, цз. 8, 216].
Вся политика маньчжуров в Южной и Северной
Монголии строилась в дальнейшем на основании этого
тактического приема.
Ближайшей же дипломатической акцией стал союз,
заключенный маньчжурскими правителями с соседним
монгольским княжеством Хорчин. Посольские связи
и многократно заключавшиеся брачные союзы с хорчин-
скими феодалами позволяли маньчжурскому двору рас¬
считывать на успех. В апреле 1624 г. маньчжурский хан
направил в Хорчин посла, предлагая заключить договор
«о крепком союзе и дружбе» [14, цз. 9, 46].
После недавнего разгрома княжества Джаруд хор-
чинские феодалы, видимо, не осмелились возразить. Это
означало, что Хорчин не только присоединяется к на¬
чавшемуся выступлению маньчжуров против южномон¬
гольских княжеств, но и бросает вызов чахарскому
Лигдан-хану, носившему номинальный титул «всемон-
"ольского хана» [24, Лечжуанъ, Фаньбу 1, 2а]. Сообщая
о согласии феодалов своего княжества заключить союз
с маньчжурами, хорчинский князь Ууба (Ао-ба) писал
Нурхаци: «Чахар и Халха («пять халхаских племен».—
И. Е.), узнав о том, что мы объединились с вашим го¬
сударством, непременно нападут на нас» [14, цз. 9, 46].
Решать этот вопрос Ууба предоставил Нурхаци.
Поскольку такой оборот событий полностью устраи-
3*	35

вал маньчжурских правителей, они поспешили с цере¬
монией заключения союза.
В словах произнесенной перед Небом и Землей клят¬
вы отчетливо выразилась основная направленность сою¬
за: «Маньчжоу и Хорчин, оба государства, испытывают
негодование из-за оскорблений со стороны Чахара.
В силу этого устанавливают дружбу и заключают союз»
[14, цз. 9, 5а].
Нетрудно заметить, что текст клятвы составлен как
договор двух равноправных сторон, именующихся госу¬
дарствами 14.
Заключение союза с княжеством Хорчин, как и до¬
бивались маньчжурские правители, произвело раскол
среди южномонгольских феодалов. Чахарский Лигдан-
хан с войском выступил против изменившего княжества;
его поддержали многие южномонгольские феодалы,
в том числе большинство владетелей из «пяти хал-
хаских племен» [14, цз. 9, 14а —146].
В сентябре 1625 г. хорчинский князь Ууба прислал
маньчжурскому хану письмо, в котором сообщал, что
15 числа следующего месяца Лигдан-хан поднимет
войска для нападения на Хорчин и просил во исполне¬
ние союзнических обязательств военной помощи. В кон¬
це письма Ууба предлагал маньчжурскому государю
ударить в тыл объединенному чахарскому войску и раз¬
громить его [14, цз. 9, 15а].
Получив это сообщение, Нурхаци на следующий же
день отправил к Ууба четырех послов и восемь человек
сопровождающих (вместо тысячи, как просил Ууба),
умевших обращаться с огнестрельным оружием. В пере¬
данном с послами письме Нурхаци советовал хорчин-
ским феодалам укрепить свои владения и ждать, пока
Лигдан-хан, не сумев взять их, вынужден будет отсту¬
14	Д. М. Фаркхар, основываясь на маньчжурских источниках,
отмечает, что правителям маньчжурского государства в ранний пе¬
риод его существования было присуще отношение к окружавшим
их народам и государственным образованиям как к равным себе.
«Первоначально,— пишет он,— Китай, Корея, Монголия и Мань¬
чжурия— все именовались государствами, по-китайски „го"»
[см. 95, 199]. С ростом могущества маньчжурского правителя поло¬
жение менялось. Этот процесс, в частности, можно проследить на
примере южномонгольских княжеств, превратившихся в документах
из «государств» («го») в «племена» («бу»), а затем в «вассальные
племена» («фаньбу»).
36

пить. Тогда, заявлял Нурхаци, можно будет вступить
с ним в бой и разбить его (14, цз. 9, 15а].
Маньчжурский хан не обошел вниманием и возмож¬
ность сговора между княжеством Хорчин и Чахарским
ханством. Он писал: «Вы, хорчинские бэйлэ, ранее объ¬
являли союз и дружбу с чахарским Тумэн (Ту-мэнь)
дзасакту 15. А сейчас они, Чахар и Халха («пять хал-
хаских племен».— И. Е.), нарушили союзническую клят¬
ву, несколько раз нападали на вас.
Разве вы совершили какое-нибудь преступление?
Ныне, хотя вы и захотели бы вновь вступить с ними
в мирные отношения, это будет безнадежным делом»
[14, цз. 9, 156].
В декабре 1625 г. к Нурхаци прибыли пятеро послов
от Ууба с донесением, что чахарский Лигдан-хан со¬
вершил нападение и теснит силы Хорчина. Они просили
о помощи [14, цз. 9, 19а].
Нурхаци со всем своим войском выступил на помощь
Ууба. Маньчжуры дошли до Чжэньбэйгуаня, располо¬
женного к северу от Кайюаня. Там Нурхаци произвел
смотр своим войскам и, отобрав 5 тыс. конников, на¬
правил их под командованием высших маньчжурских
сановников на помощь Хорчину. Сам же с главными си¬
лами повернул обратно [там же].
Маньчжурские войска достигли местности Нунъань-
та. В это время Лигдан-хан безуспешно осаждал укреп¬
ленную ставку Ууба 16. Узнав о приближении маньчжур¬
ского войска, Лигдан-хан, как сообщает источник, ночью
бежал, оставив несчетное множество лошадей и верблю¬
дов [14, цз. 9, 196].
Таким образом, по сообщению «Тайцзу шилу», пер¬
вое столкновение между маньчжурским государством
Цзинь и Чахаром окончилось в пользу маньчжуров.
Для маньчжурских феодалов был расчищен путь к овла¬
дению Южной Монголией, чем они и не замедлили вос¬
пользоваться.
В мае 1626 г. Нурхаци выступил в новый поход про¬
тив южномонгольских княжеств, на сей раз с гораздо
более многочисленным войском. Маньчжурская армия,
переправившись через Ляохэ, восемью отрядами двину-
15	Чахарский Тумэн-хан умер в конце XVI в. (см. [91, 831).
16	Эта местность называлась Гэлэчжѵэргэньчэн (см. (22, цз. 1,
56]).
37

лась в глубь монгольских земель. Передовые отряды,
достигнув кочевьев княжества Барин (Ба-линь), напали
на них. Несколько баринских феодалов пытались бе¬
жать, но были настигнуты и убиты. Захваченные во
время похода на Барин 100 с лишним человек из кня¬
жества Джаруд все были отпущены на волю17. Затем
подошли и основные маньчжурские силы: они захватили
находившиеся поблизости укрепления, скот и имущество
населения [14, цз. 10, 86].
После победы над монгольским княжеством Баран
Нурхади приказал своим полководцам возглавить деся¬
титысячную конницу, «направиться походом в местность
Силамулунь (р. Шира-Мурун, кит. Ляохэ) и, встретив
людей этих мест, захватывать их» [14, цз. 10, 9а].
В источниках отсутствуют названия тех княжеств,
которые подверглись нападению маньчжурских войск
при походе в долину Шира-Мурун. Можно лишь ука¬
зать, что западный исток Шира-Мурун, река Хуаньхэ.
по данным, приведенным в переводе П. С. Попова, про¬
текала через княжества Аохан (Ао-хань), Найман (Най-
мань), а река Шира-Мурун протекала через земли кня
жеств Барин, Ару-Хорчин (А-лу-кэ-эр-цинь), через ко¬
чевья оннютов (вэнь-ню-гз) и княжество Кзшиктэн
(Кэ-си-кэ-тэн) [73, 252, 23, 26, 28, 29].
Поход был удачен: «Третий бэйлэ, продвигаясь пс
ночам слева от движения остальных войск, перепра¬
вился через реку Шира-Мурун, захватил несметное ко¬
личество скота, не смог угнать весь скот и, вернувшись,
соединился с основными силами» [14, цз. 10, 9а].
Вскоре Нурхаци повернул войска, дошел до Хухунь-
хэ и встал лагерем. В июне 1626 г. маньчжурский хан
разделил и пожаловал полководцам и воинам в зависи¬
мости от их чинов и заслуг 56500 пленников и голоі
скота [14, цз. 10, 96]18. Главным же итогом похода былі
дальнейшее повышение политического влияния мань¬
чжурского хана среди южномонгольских феодалов.
17	Позднее об этом факте как о проявлении особой милості
маньчжурского хана упоминалось в ханском письме к джарудскш
феодалам, содержавшем обвинения в их адрес перед новым походо*
маньчжурских войск в княжество Джаруд в ноябре 1626 г. [15
из. 1, 14а].
18	Источник не разделяет числа захваченных пленников и пожа
лованного воинам скота.
38

Тогда же, в июне, на аудиенцию к маньчжурскому
.ану прибыл хорчинский бэйлэ Ууба. Прием его, как
-бэйлэ другого государства» [14, цз. 10, 10а], был об¬
ставлен с большой пышностью. Нурхаци лично выехал
встречать хорчинского бэйлэ за десять ли. В честь Ууба
при маньчжурском дворе неоднократно устраивались
диры, он получил щедрые пожалования [22, из. 1, 66];
ло его просьбе ему была дана в жены дочь тайджн
Ту-луня и он получил титул хэшо эфу (императорский
зять).
После десятидневного пребывания при дворе хана
Ууба, обменявшись с Нурхаци клятвой зерности, вы¬
ехал обратно. На берегу Хуньхэ он произнес клятву:
Зо веки веков не забуду милости. Если изменю сокзу,
да падут навечно все беды на мою голозу» [22, цз. 1,
66]. В той же клятве содержалось и обоснование при¬
чин, которые якобы побудили Ууба быть верным этому
союзу,— нападения и притеснения, которым подверглось
: ляжество Хорчин со стороны Чахара и других кня¬
жеств Южной Монголии.
Желая закрепить союз, Нурхаци, как сообщает
кточник, за преданность пожаловал Ууба титул тушэ-
ту-хана, пожаловав в то же время титулом да дархан
его старшего брата, титулом дулэн — среднего брата и ти¬
тулом чин-чжорикту — младшего [22, цз. 1, 66].
Пожаловав Ууба титул, маньчжурский хан не просто
наградил его за верность, но и впервые заявил эттм
. своих претензиях на верховную власть над монголь-
. Кими феодалами.
Военные победы над монгольскими княжествами,
принесшие маньчжурским правителям множество плен¬
ных и скота, а также главное — укрепление союза
: Хорчином, способствовали расширению маньчжурской
- .спансии в Южной Монголии.
В конце ноября того же, 1626 г. 10 тыс. отборных
маньчжурских войск были отправлены в новый поход —
против княжества Джаруд.
В письме преемника Нурхаци нового маньчжурского
хана Абахая (правил с декабря 1626 по 1644 г.), на¬
правленном к монгольским феодалам перед выступле¬
нием войск, феодалы Джаруда обвинялись в следующих
■сковных преступлениях перед маньчжурским государ¬
ством:	несоблюдении клятвы о союзе, принесенной
39

в 1619 г., и в нападениях на маньчжурских послов после
заключенного в 1624 г. союза между маньчжурским го¬
сударством и княжеством Хорчин. «Лишь это,— говори¬
лось в конце письма,— является причиной нашего реше¬
ния направить войска и покарать вас» [15, из. 1, 14а—
146]. Стремление найти благовидный предлог для своих
захватов, как-то оправдать их было характерно для
внешней политики маньчжурского двора во все вре¬
мена.
Новый поход маньчжурских войск также увенчался
полным успехом. В декабре 1626 г. командовавший
маньчжурскими силами да бэйлэ (великий бэйлэ) Да-
шан прислал хану донесение, что «схвачены бэйлэ хал-
хаского племени Джаруд Ба-кэ с двумя сыновьями
и еще 14 бэйлэ, убит бэйлэ Орсайту (О-эр-еай-ту); взя¬
ты в плен все их сыновья, дочери, люди, скот; войско
возвращается» [15, цз. 1, 15а]. В следующем месяце
маньчжурские войска вернулись с богатыми трофеями.
Одновременно с походом против княжества Джаруд
маньчжурский хан направил 600 воинов в набег на
Барин. І4м было приказано «быстро выступить, под¬
жечь степь для устрашения (неприятеля. — И. £.), при¬
нять меры к тому, чтобы они (люди Барин.— И. Е.) не
связались с (людьми) Джаруд» [22, цз. 1, 76]. В том же
месяце маньчжурские войска вернулись, приведя с собой
271 пленника, 34 верблюда, 111 лошадей, 1211 коров
и 2586 баранов. Часть захваченного скота была отдана
беднякам, остальное за заслуги раздали военачальникам
согласно их рангам [15, цз. 1, 166]1Э.
Основная масса монгольского населения, попадав¬
шая в руки победителей, раздавалась затем маньчжур¬
ским военачальникам и воинам. С монгольскими феода¬
лами из подвергшихся разгрому княжеств либо жестоко
расправлялись, либо (что было реже) переселяли их
вместе с подданными на маньчжурские земли и выдава¬
ли богатые пожалования. Так, захватив в плен живым
монгольского Дайчина (Дай-цин) из княжества Джаруд,
маньчжуры, как сообщает источник, «помиловали его,
не тронули ни одного человека из его подданных и ни
одной головы скота. Все забрали и доставили вместе 1919	«Хуан чао фань бу яо люе» приводит несколько меньшее
количество захваченных трофеев і[22, цз. 1, 76].
40

с ним. Пожаловали ему поместья, рабов, как и полага¬
лось всем сановникам» (15, цз. 8, 136—14а].
Однако милость победителя оказалась недолговеч¬
ной. В результате конфликта с маньчжурским бэйлэ
А-цзи-гэ, стремившимся забрать у сына Дайчина его
жену —дочь хорчинского феодала Хонгора (Кун-го-эр),
Дайчин и его сын Шанду (Шань-ду) при разбиратель¬
стве их жалобы на А-цзи-гэ в марте 1631 г. были обви¬
нены в клевете и приговорены к смертной казни, а их
люди, рабы и члены семьи должны были перейти
к А-цзи-гэ (15, цз. 8, 14а—166]. Маньчжурский хан «ми¬
лостиво» отменил смертную казнь Дайчину и Шанду.
Они сами и их жены были переданы маньчжурскому
феодалу Мангуртаю (Ман-гу-эр-тай), а все их люди,
рабы, поместья и вещи отошли к А-цзи-гэ (15, цз. 8, 166].
Монгольские феодалы жестоко поплатились за то, что
осмелились вступить в тяжбу с одним из своих мань¬
чжурских победителей.
Ближайшим результатом военных побед маньчжуров
над княжествами Джаруд и Барин был переход ряда
монгольских феодалов на сторону маньчжурского хан¬
ства (15, цз. 1, 18а—186].
Повторяя опыт заключения союза с княжеством Хор-
чин, Абахай не замедлил реализовать результаты своих
побед в отношениях с княжествами Аохан и Найман.
В конце марта 1627 г. он послал письмо монгольско¬
му феодалу Гунчус-батуру (Гунь-чу-сы-ба-ту-эру) из
княжества Найман, предлагая ему объединиться с Сай-
чин-джорикту из княжества Аохан и начать переговоры
об установлении дружественных отношений с маньчжур¬
ским государством (15, цз. 2, 56—7а].
Стремясь обелить и оправдать в глазах монгольских
феодалов маньчжурскую завоевательную политику, Аба¬
хай обвинил своих противников (Минскую империю,
«пять халхаских племен» и Корею) в том, что они сами
вызвали необходимость военных действий. Себя же Аба¬
хай представлял поборником мира: «Война не хорошее
дело, и мы действительно желаем жить во взаимном
спокойствии и мире со всеми странами» (15, цз. 2, 7а].
Письмо заканчивалось предложением прочитать его
всем бэйлэ двух княжеств Кэшиктэн, находившихся
в зависимости от чахарского хана.
В следующем письме феодалам княжеств Аохан и
41

Найман (конец мая того же года) маньчжурский хан
предупреждал: «Если и будем говорить о дружбе (с ва¬
ми.— И. Е.), то мы ни в коем случае не нарушим союза
с Хорчин, так как Хорчин неоднократно в делах дружбы
было нашим главным союзником» [15, цз. 3, 136].
Переговоры, продолжавшиеся около четырех меся¬
цев, завершились в конце мая 1*627 г. переходом феода¬
лов княжеств Аохан и Найман на сторону маньчжурско¬
го хана. Это событие именуется в «Шилу» «лай гуй»
(«присоединение»).
Встреча прибывших для произнесения клятвы мон¬
гольских феодалов была обставлена весьма торжествен¬
но. Абахай, возглавив всех своих бэйлэ, чиновников и
полуторатысячное войско, 11 августа 1627 г. перепра¬
вился через Ляохэ и встречал монголов в 10 ли от этой
реки [15, цз. 3, 28а].
После церемонии встречи (во время которой мань¬
чжурский хан в знак внимания к .монгольским феодалам
разрешил им не совершать коленопреклонения, хотя
они его все же совершили), обмена подарками и угоще¬
ния Абахай, маньчжурские великие бэйлэ, бэйлэ и мон¬
гольские феодалы произнесли слова союзнической клят¬
вы.
Церемония закончилась пиршеством, для которого
монгольские феодалы «почтительно преподнесли 20 ко¬
ров, двух лошадей и 400 баранов» [там же, 30а].
В «Тайцзун шилу» приведен текст клятвы: «Чахар-
ский хан нарушил законы и правила, отказался от них,
не жалеет своих братьев. Без причины унижал пять
халхаских племен и наносил им вред.
Поэтому бэйлэ племен Аохан и Найман находились
во вражде с чахарским ханом и перешли к нам. Если
мы не будем беспокоиться [о них] и, глядя [на них] как
на бездомных, заставим их переселиться на наши зем¬
ли, Небо покарает нас и разрушит наши планы.
Если же мы будем любить народ и заботиться о нем,
прикажем каждому по-прежнему жить спокойно на
[своей] земле, а... (следуют имена семи монгольских
бэйлэ.— И. Е.) [будут] прислушиваться к словам чахар-
цев, вносящим раздор, изменят нам и станут двурушни¬
ками, Небо также покарает их и нарушит их планы»
[15, цз. 3, 296—30а].
В заключение выражалась уверенность, что «дети и;
42

знуки будут жить в благоденствии и вечном спокойст¬
вии», если все станут соблюдать эту клятву [там же,
30а].
В тексте клятвы заслуживает внимания прежде все¬
го то, что маньчжурский правитель изобразил себя за¬
щитником монголов от притеснений чахарского хана.
Такая позиция открывала маньчжурской верхушке ши¬
рокие возможности использовать в своих интересах тех
южномонгольских феодалов, которые выступали против
нейтралистских устремлений чахарского Лигдан-хана.
Не менее интересно и то, что маньчжурский хан обязы-
зался не переселять добровольно перешедших к нему
монголов на земли своего государства (в отличие от
монголов, захваченных в плен во время военных набе¬
гов) .
В то же время в клятве не упоминается о каких-либо
конкретных обязательствах со стороны «присоединив¬
шихся» к маньчжурам монгольских феодалов. Термины
«гуй фу», «лай гуй», определявшие в тот период в источ¬
никах акт «присоединения» монголов, первоначально
обозначали скорее установление союзнических отноше¬
ний внешнеполитического плана, нежели переход в под¬
данство маньчжурского правителя в полном значении
этого слова, хотя маньчжурский хан и претендовал на
право вмешательства во внутренние дела монголов.
О характере этих отношений в начальный период их
установления можно судить по письму маньчжурского
хана, направленному в конце января 1627 г. хорчинско-
му тушэту-эфу Ууба с обвинением последнего в непра¬
вильных действиях: «Вы (хорчинские бэйлэ.— И. Ё.),
потеряв скот, [захваченный] государством Чахар и хал-
хаскими племенами, задумали [сами] послать Баярту
(Ба-я-эр-ту), чтобы требовать скот. Вам следовало вна¬
чале сообщить нам, а затем посылать его. [Вы же толь¬
ко] после того, как отправили Баярту, прислали уведом¬
ление [об этом]. Какая в том польза? Мой покойный
отец, император, относился к тебе (Ууба.— И. Е.), как
к сыну» [15, цз. 1, 196—20а]. Следовательно, в этот
период хорчинские феодалы еще не считали нужным
докладывать маньчжурскому хану о своих отношениях
с другими монгольскими феодалами, в то время как
маньчжурский хан уже претендовал на роль верховного
■судьи между ними.
43

С течением времени отношения между маньчжурским
ханом и верхушкой южномонгольских княжеств измени¬
лись и приобрели четко выраженный характер зависи¬
мости между 'Сеньором — маньчжурским правителем и
его «внешними вассалами» — монгольскими феодалами.
Начало этому процессу было положено участием войск
южномонгольских княжеств в борьбе маньчжуров с Ча-
харским ханством, а позднее — с Минской империей.
Маньчжуры умело использовали противоречия, сущест¬
вовавшие между чахарским ханом, стремившимся объ¬
единить под своей эгидой южномонгольские княжества,
и феодальной верхушкой этих княжеств, которая оказы¬
вала ему сопротивление.
В марте 1628 г. к маньчжурскому двору прибыли
послы из монгольского княжества Харачин (Ха-ла-цинь)
с письмом, в котором сообщалось о нападении чахарско-
го хана на харачинские кочевья и о поражении, нане¬
сенном Лигдан-хану объединенными силами Харачин,
А-су-тз, Абага (А-ба-гз) и ордосского джинонга. Это
произошло в местности Чжаочэн, принадлежавшей кня¬
жеству Тумэт (Ту-мо-тэ) [15, цз. 4, 4а; 73,	15—19].
В письме говорилось также: «Ныне три племени, левое
крыло20, Ару (А-лу)21, Абага (А-ба-гэ) 22 прислали по¬
слов для заключения договора, хотят вместе с нами
объединенными силами начать военные действия (про¬
тив пахарского хана. — И. £.). Помимо этого [послы]
говорили о том, чтобы поднять войска совместо с им¬
ператором Тяньцун23. Просим императора Тяньцуна
мудро принять решение, рассмотреть их слова о догово¬
ре. Ныне чахарский хан совершенно поколеблен. Можно
воспользоваться этим удобным случаем, [чтобы] подгото¬
вить лошадей, и в то время, когда будет хорошая трава,
совместно с Абага, Харачин, Тумэт выступить с войском
и схватить его» [15, цз. 4, 46—5а].
Получив реальную возможность рассчитывать на
поддержку тех южномонгольских княжеств, с которыми
20	В источнике, к сожалению, не уточняется, о каком княжестве
идет речь.
21	Ару-Хорчинский (т. е. Северо-Хорчинский) аймак Чжаоуда-
ского сейма в Цинской империи (см. 73, 25—26].
22	Абага-аймак сейма Силингол в Цинской империи [см. 73,
стр. 38—40].
23	Т я н ьц у н — девиз правления Абахая (1627—1636). Здесь ок
употреблен вместо посмертного имени Абахая—Тайцзун.
44

были заключены союзы, Абахай осенью 1628 г. присту¬
пил к военным действиям непосредственно против ча-
харского Лигдан-хана.
Завоевание Чахарского ханства
Изучая историю похода маньчжурских войск против
Чахарского ханства, можно с уверенностью сказать,
что успехи маньчжуров в завоевании Южной Монголии
во многом были обусловлены успешным применением
тактики раздробления сил противника и использования
зоенной силы монголов в борьбе с монголами же.
Первый опыт мобилизации монгольских войск был
проведен маньчжурским ханом Абахаем осенью 1628 г.
По сообщению «Тайцзун шилу», «император, соби¬
раясь в поход против монгольского государства Чахар,
направил послов с указом западным и северным сдав¬
шимся и присоединившимся внешним вассалам — бэйлэ
монгольского государства Хорчин24, табунангам племе¬
ни Харачин, бэйлэ племен Аохан, Найман и халхаских
племен25. Приказал каждому с войском своего племени
собраться в условленном месте» |15, цз. 4, 18а].
Таким образом маньчжурский хан уже в самом на¬
чале похода взял на себя руководство совместными
с монголами военными действиями против чахарского
хана.
Абахай с войском выступил в поход против Лигдан-
хана 2 октября 1628 г.; по мере продвижения маньчжур¬
ских войск на запад к ним присоединялись феодалы
монгольских княжеств Харачин, Найман и «пяти хал-
хаских племен» {15, цз. 4, 196—20а], т. е. тех княжеств,
которые ранее вынуждены были (либо силой оружия,
как Джаруд и Барин, либо в результате оказанного на
них политического давления, как Аохан и Найман) при¬
нести клятву в союзе с маньчжурским государством.
Исключение составили лишь феодалы княжества Хор-
24	Наименование княжества Хорчин «государством», в то время
как остальные монгольские княжества именуются «племенами»,
лишний раз показывает то особое место, которое отводили мань¬
чжурские правители своему первому среди южных монголов союз¬
нику.
25	Имеются в виду «пять халхаских племен».
45

чин, самого первого среди южных монголов союзника
маньчжуров. Они не пожелали участвовать в совместных
военных действиях и самостоятельно выступили в поход
против Чахара. Ослушание хорчинских феодалов разгне¬
вало маньчжурского хана. Он направил к ним еще одно
посольство, приказывая тушэту-эфу Ууба «немедленно от¬
правиться на сбор» [15, цз. 4, 206], но и на этот раз без¬
результатно.
Ууба, ограбив со своим войском пограничные терри¬
тории Чахарского ханства, так и не явился на встречу
с Абахаем. Лишь феодалы того же княжества Хорчин
Маньчжушри (Мань-чжу-си-ли) и Бадунь прибыли
в ставку маньчжурского хана с захваченными пленными.
Как сообщает источник, «император был обрадован их
действиями, пожаловал им титулы, очень щедро награ¬
дил деньгами, верблюдами, лошадьми, волами, барана¬
ми» [15, цз. 4, 216].
Поведение хорчинской знати, а также реакция на
него маньчжурского хана, несомненно, свидетельствуют
о том, что не все монгольские феодалы согласились при¬
знать главенствующую роль маньчжурских правителей
в совместных действиях против Чахарского ханства и
что авторитет маньчжурской власти в то время еще не
был в глазах самых могущественных монгольских фео¬
далов совершенно непоколебимым. Награждение же
Маньчжушри и Бадуня, по-видимому, было вызвано тем,
что маньчжурский хан еще не был полностью > верен
в союзнических чувствах монгольских феодалов и пред¬
почел задобрить их подачками, а не наказать.
Тем временем объединенные маньчжуро-монгольские
войска внезапно напали на монгольские кочевья Сиэрха,
Сиботу, Инъянту и захватили их. Продолжая преследо¬
вать чахарцев до хребта Хинган (Синъаньлин), войска
Абахая, по сообщению источника, «захватили людей и
скота без счета. Сопротивлявшихся убивали, сдавав¬
шихся в плен превращали в ху коу» [15, цз. 4, 21а]26.
О том, сколь важным маньчжурские правители счи¬
тали захват пленных в монгольских землях, можно су-
26	Ввиду того что социальный строй маньчжурского общества
до настоящего времени изучен крайне недостаточно, трудно дать
сколько-нибудь удовлетворительное объяснение содержания термина
«ху коу». Можно предполагать, что эта выделяемая особо категория
населения не относилась к рабам.
46

лить по указу Аба.хая монгольским феодалам княжеств
Аохан, Найман, Барин и Джаруд: «'Слышали, что вы
повсюду убиваете пришедших сдаваться в плен... Отны¬
не, если бэйлэ, ознакомившись (с этим указом], убьет
пленников, оштрафовать его на 10 дворов. Если без
зедома бэйлэ простолюдин самовольно убьет [пленного],
казнить его, а детей и жену отдать в рабство». За убий¬
ство пленных наказаниям подвергались и маньчжурские
военачальники [15, цз. 4, 22а—226].
Значение похода 1628 г. состояло в том, что он поло¬
жил начало использованию маньчжурскими правителя¬
ми военной силы перешедших к ним и подчиненных
ими монгольских племен. О. Латтимор справедливо за¬
метил, что «использование племен Внутренней Монголии
в качестве союзников было существенным фактором
возвышения маньчжуров» [100, 431].
О том, что маньчжурские правители отводили мон¬
гольским войскам в своих захватнических планах вспо¬
могательную роль, красноречиво говорит отрывок из
письма, направленного в феврале 1631 г. маньчжурским
ханом вану Кореи.
Угрожая корейскому правителю, Абахай писал:
«Если вы захотите помочь Минам и будете пренебрегать
нами, для нас не будет необходимости посылать [против
вас] отборные войска. Достаточно будет отправить
100 тысяч монгольских бродяг (т. е. кочевников.— И. Е.)
захватить вашу территорию, и вам останется лишь
одно —бежать на морские острова» [15, цз. 8, 106].
Военные обязанности монгольских феодалов и меры
принуждения, к которым прибегали маньчжурские пра¬
вители, чтобы заставить выполнять эти обязанности,
перечисляются в тексте указа, разосланного в апреле
1629 г. всем феодалам подчинившихся маньчжурам
монгольских княжеств: «Поскольку все вы присоедини¬
лись [к нам], то в случае объявления срока выступления
войск каждый из вас должен с воодушевлением идти
в бой и, собрав все силы, единодушно давать отпор
врагу, не допускать промедления. В случае если наши
войска направятся в Чахар, все управляющие знамен¬
ными делами бэйлэ моложе семидесяти и старше три¬
надцати лет должны принимать участие в походе. На¬
рушившие [этот указ] будут оштрафованы на 100 лоша¬
дей и 10 верблюдов. За опоздание на три дня в прибытии
47

на установленное место сбора будет взиматься штраф
в размере 10 лошадей. На того, кто не прибудет за
время, пока наше войско, вступив на вражескую терри¬
торию, не выйдет оттуда, будет налагаться штраф в раз¬
мере 100 лошадей и 10 верблюдов27. В случае выступле¬
ния против минского государства в походе должны
участвовать от знамени по одному да бэйлэ (великих
бэйлэ), по два тайджи, по 100 отборных солдат. Нару¬
шившие [указ] будут оштрафованы на 1 тыс. лошадей
и на 100 верблюдов. С опоздавших на три дня в при¬
бытии на установленное место сбора будет взиматься
штраф в размере 10 лошадей. С того, кто не прибудет за
время, пока наше войско, вступив на вражескую террито¬
рию, не выйдет оттуда, будет взиматься штраф в разме¬
ре 1 тыс. лошадей и 100 верблюдов.
Те, кто станет заниматься грабежом в местах, о ко¬
торых была достигнута взаимная договоренность, будут
оштрафованы на 100 лошадей и 10 верблюдов» [15,
цз. 5, 1 la—116].
Маньчжурские правители стремились поголовно мо¬
билизовать монгольских бэйлэ на борьбу с Чахаром;
это делалось, очевидно, с целью лишить последних воз¬
можности оказывать военную помощь чахарскому хану.
Впервые было сказано и об обязанности монголов
участвовать в борьбе маньчжурского государства про¬
тив Минской империи. О значении, которое придавали
этому участию маньчжурские правители, свидетельст¬
вует десятикратное увеличение штрафов за нарушение
приказа во время военных действий против Китая по
сравнению со штрафами за такие же проступки во
время похода на Чахар. Обращает на себя внимание
и то, что в указе упоминается о штрафах как о един¬
ственной мере принуждения и контроля со стороны
маньчжурского правителя в отношении монгольских
феодалов. По-видимому, присоединившиеся к маньчжур¬
скому хану монгольские феодалы сохраняли еще значи¬
тельную долю самостоятельности, и Абахай опасался
отпугнуть их чрезмерно строгими наказаниями.
Так, в июне 1631 г. шесть монгольских феодалов из
27	В этой фразе четко отразилась тогдашняя военная тактика
маньчжуров. Их войска совершали набеги, уводили с собой плен¬
ных, угоняли скот и увозили захваченное имущество, но не стреми¬
лись закрепиться на захваченных территориях.
48

княжеств Найман и Джаруд самовольно перешли уста-
-овленные границы кочевий; «все [монгольские] бэйлэ
:ами обсудили это дело и просили [Абахая] оштрафовать
каждого из них (нарушителей.— И. Е.) на 100 лошадей
■ 10 верблюдов. Император (маньчжурский хан.— И. Е.)
оказал милость, наложив штраф в размере только одной
эшади» [15, цз. 5, 15а].
Инициатива и право обсуждения такого внутреннего
дела, как переход границы кочевий, все еще принадле¬
жали монгольским феодалам, но право утверждать при¬
нятые ими решения, карать и миловать было уже при¬
своено высшей властью в лице маньчжурского хана.
Зависимость монгольских княжеств от маньчжурского
эавителя находила свое выражение и в том, что монго¬
лам вменили в обязанность содержать присылавшихся
к ним маньчжурских послов. С переходом большого
числа монгольских княжеств на сторону маньчжурского
хана между его двором и монгольскими феодалами воз¬
никли широкие посольские связи.
В феврале 1631 г. был издан указ о порядке снаб¬
жения направлявшихся в Монголию посольств: «Направ¬
ленным в Монголию послам при проезде по землям тех
государств, куда они посланы с поручением, разре¬
шается получать [на месте] лошадей и провиант.
В остальных государствах, которые [послы] проезжают
и куда нет поручений, не разрешается именовать себя
мператорскими послами и самовольно отбирать (скот
н провиант].
Отныне и впредь [послам] в качестве доказательства
i их назначения.— И. Е.) будут выдаваться бирки. Тому,
кто представит бирку, следует выдавать лошадей и про-
зиант. Не имеющих бирки и самовольно требующих
[провианта и лошадей] снабжать не разрешаем. Следует
схватить их и представить [ко двору]» [15, цз. 8, За].
Сохранилось свидетельство, что первую такую бирку
зыдали тушэту-эфу [там же]. Следовательно, указ
1631 г. распространялся не только на послов, но и на
представителей маньчжурской и монгольской знати.
Проезжая по монгольским кочевьям, они должны были
получать лошадей и продовольствие за счет местного на¬
селения.
Таким образом, к началу 30-х годов XVII в. отноше¬
ния между маньчжурским государством и перешедшими
4 Зак. 600
49

:: маньчжурам монгольскими княжествами являлись, пс
существу, началом установления вассальной зависимо¬
сти южных монголов от маньчжурского хана, постепен¬
но заменявшей союзнические отношения между ними.
Упоминаний о представлении регулярной дани юж¬
ными монголами до 30-х годов XVII в. в источниках не
встречается. Имеются лишь сведения об эпизодических
подношениях маньчжурскому хану от отдельных мон¬
гольских феодалов, в ответ на что они, как правило,
получали подарки от маньчжурского правителя.
Военные победы маньчжуров в борьбе против Чахар-
ского ханства и Китая и постепенный переход все боль¬
шего числа монгольских княжеств на сторону маньчжур¬
ского хана расширили отношения вассальной зависимо¬
сти, придали им более четкие формы.
Со времени похода против Чахарского ханства в ок¬
тябре 1628 г., создавшего прецедент совместных воен¬
ных действий маньчжуров и перешедших на сторону
маньчжурского хана южномонгольских феодалов, внеш¬
няя политика маньчжурского государства Цзинь строи¬
лась на широком использовании военных сил южных
монголов в борьбе с основными противниками маньчжу¬
ров на международной арене —с Минской империей
и Чахарским ханством.
В ближайшие после похода три года маньчжурские
правители не ставили своей первоочередной задачей
окончательный разгром Чахарского ханства. Показа¬
тельным в этом отношении является созванный мань¬
чжурским ханом 29 ноября 1629 г. совет, в котором при¬
нимали участие маньчжурские военачальники, сановни¬
ки и присоединившиеся монгольские феодалы. На совете
Абахай объявил: «Минское государство многократно
изменяло союзнической клятве. Монгольское Чахарское
государство жестоко и неправедно. Сейчас войско собра¬
но. На которое (из этих государств] следует повернуть
[войска] раньше? Вы совместно обсудите это» [15,
цз. 5, 24а].
После обсуждения все маньчжурские и монгольские
феодалы единодушно отвергли предложенный ханом
поход на Чахар. Часть их настаивала на роспуске со¬
званных войск, мотивируя свое решение тем, что «рас¬
стояние до Чахарского ханства велико, люди и лошади
устали», остальные предложили выступить против Ки-
50

-і я. тем более что войска были уже собраны и приве-
: :ы в движение [там же].
Отдаленность подвластных чахарскому хану земель,
дность снабжения большого войска в степях Южной
Монголии делали Чахарское ханство менее уязвимым
ддя набегов маньчжурских и монгольских войск, неже-
пограничные территории Китая. Кроме того, походы
китайские земли давали маньчжурам богатые и раз-
;: эбразные трофеи.
Монгольские феодалы, охотно присоединяясь к мань¬
чжурским войскам в военных действиях против Китая,
:*нюдь не проявляли такого же рвения в борьбе с ча-
хзрским ханом, о чем говорит неудачная попытка Аба-
іія организовать в апреле 1631 г. новое выступление
іротив Чахара. 25 апреля маньчжурский хан объявил
збилизацию войск всех монгольских феодалов в связи
с походом на Чахар и приказал каждому из них явиться
- войском на сбор в местности Саньва [15, цз. 8, 36а].
Абахай, придя в Саньва, два дня ждал здесь со
сзоими войсками прибытия монгольских отрядов, кото-
:ые так и не явились. 'Вместо них прибыл хорчинсхий
тэту-эфу У у ба. Но и он просил Абахая отменить на¬
значенный поход и перенести его на более поздний срок:
«Наши монгольские кони [сейчас] находятся не в луч¬
шем состоянии; кроме того, выставленное монгольское
зойско невелико. Этот поход лучше приостановить...
Дождавшись, когда лошади будут в теле, можно будет
поднять большое войско. Ныне нет настоятельной необ¬
ходимости, не следует спешить с выступлением войск.
В дальнейшем, если лошади снова будут отощавши¬
ми, [маньчжурский хан] обвинит и оштрафует нас. Те
бэйлэ, которые вновь не прибудут на сбор, будут оштра¬
фованы. Все дела могут быть соответственно решены на
зтом сборе». Свой доклад Ууба закончил предложением:
■Всех вновь присоединившихся монголов следует вразу-
:ить» [15, цз. 9, 16—2а].
Вновь столкнувшись с нежеланием монгольских
с-еодалов воевать с чахарским Лигдан-ханом, Абахай
счел за лучшее уступить. После двухдневного совеща¬
ния с Ууба он приказал вернуть уже выступившие в по¬
ход маньчжурские войска и объявил, что осенью, как
было решено ранее, он пошлет войска против Китая
[15, цз. 9, 2а]. Однако Абахай предупредил: «Будущей
4*
51

весной вновь пойдем походом на Чахар» [там же]. О том
что эти слова основывались на сей раз на твердых на¬
мерениях, свидетельствует письмо Абахая, отправленное
в июне 1631 г. корейскому вану: хан требовал провиан¬
та для войск, которые должны будут участвовать в по¬
ходе «для усмирения Чахара» [15, цз. 9, 6а].
Хотя маньчжурские правители и стремились уничто¬
жить Чахарское ханство, они отнюдь не желали доби¬
ваться этого в одиночку, без помощи монгольских фео¬
далов.
В январе 1632 г. чахарские войска, возглавляемые
Лигдан-ханом, напали на кочевья монголов Ару-Хорчин
(Северо-Хорчинского княжества) у р. Шира-Мурун.
Правители этого княжества, ранее признававшие
власть Лигдан-хана [см. 73, 26], в ноябре 1630 г. пере¬
шли в подданство маньчжурского хана [15, цз. 7, 31а].
Нападение чахарских войск на кочевья ару-хорчинцев
в январе 1632 г. было, очевидно, продиктовано жела¬
нием наказать отложившихся монгольских феодалов.
Маньчжурский хан, выступив 9 января 1632 г. в по¬
ход, мотивировал свои действия необходимостью защи¬
ты интересов своих новых подданных. Однако в дейст¬
вительности со стороны маньчжуров это была всего
лишь демонстрация военной силы. Абахай не спешил
вступать в столкновения с чахарскими войсками, огра¬
ничившись глубокой разведкой. Узнав от перебежчиков
из чахарского лагеря о том, что чахарские войска, совер¬
шив набег, бежали в отдаленные районы, он тотчас же
прервал поход и вернулся [15, цз. 10, 27а—276].
Организация нового похода в Чахар началась в ап¬
реле 1632 г., когда маньчжурский хан направил ко всем
перешедшим монгольским феодалам послов с указом
прибыть со своими войсками на соединение с маньчжур¬
ской армией [15, цз. 11, 216].
19 мая 1632 г. Абахай, возглавив свое войско, высту¬
пил в поход против чахарского хана [там же]. Мань¬
чжурским полководцам А-шаню и Цзюе-ло-бу-эр-цзи
было приказано остаться со своими войсками на грани¬
це для того, чтобы ловить беглецов, которые, используя
момент, попытались бы бежать с маньчжурской терри¬
тории [там же]. Эта мера предосторожности была вы¬
звана, по-видимому, тем, что случаи бегства среди
угнанного маньчжурами после завоевательных походов
52

соплеменного населения были в то время довольно
-іСТЫ.
По мере продвижения маньчжурского войска черев
емли монгольских племен на запад к нему стали при-
юединяться со своими войсками монгольские феодалы.
Первыми прибыли феодалы княжеств Харачин и
мэт. Это произошло 22 мая в местности Дурбл28 29.
.>5 мая у реки Шира-Мурун с маньчжурским войском
эединились один феодал из княжества Ха-ла-чэ-ли-кэ,.
гчть — из княжества Несут (И-су-тэ), двадцать пять —
;3 княжества Джаруд, по одному — из княжеств Аохан
Найман и два феодала — из княжества Ару-Хорчин.
:0 мая в местности Чжагуньуда к основным силам по¬
дошли феодалы из княжества Барин и тушэту-эфу Ууба
пятью бэйлэ из княжества Хорчин (15, цз. 11г.
.'2а—24 а].
Как сообщает «Тайцзун шилу», на встречу также
трибыли «бэйлэ всех монгольских племен с северной
границы, каждый во главе войска своего племени» [там
-;е]. В источнике не упоминаются их названия.
Возглавляемые тушэту-эфу Ууба монгольские бэйлэ
~олучили аудиенцию у Абахая, ритуал которой должен
был подчеркнуть подчиненное положение монголов и
признание ими главенствующей роли за маньчжурским
ханом 2Э.
В указе, обращенном к прибывшим на сбор монголь¬
ским бэйлэ, Абахай упрекнул их в том, что они «при-
зели войска в неполном числе и в разное время», и
28	Гора Дурби находилась в области Цзинчжоу, в 200 ли на
.евер от уезда Гуаннин {73, 175, прим. 44].
29	В источнике так описывается эта церемония:	«Император
восседал на троне. Тушэту-эфу Ууба, возглавив бэйлэ всех племен,
.-свершил вместе с ними коленопреклонение.
Затем он один вышел вперед, совершил коу-тоу и церемонию
бъятий.
Император встал с трона и ответил приветствием. Ууба, пре¬
клонив колени, пожелал императору здоровья. Все бэйлэ в порядке
маршинства обнялись.
Император приказал тушэту-эфу сесть по левую руку от себя.
Остальные монгольские бэйлэ и маньчжурские бэйлэ расселись
• о порядку.
Каждый поднес императору привезенное с собой вино. После
-ого как император его пригубил, поднесли в дар императору ло¬
шадей. Он их благосклонно принял и пожаловал большое угощение»
{15, цз. II, 236—24а].
53

«добрил лишь действия тушэту-эфу Ууба: «'[Он] привел
очень много воинов и, не пожалев раздать людям своих
лошадей, спешно прибыл на сбор, в полной мере про¬
явил преданность и надежность». Маньчжурский хан
резко порицал самовольные действия феодалов из мон¬
гольского княжества Барин: «Что же касается таких,
как бэйлэ Барин, то они, вверив нам свою судьбу,
должны были лично идти впереди воинов, проявить
усердие в армии. [Они], однако, пожалели лошадей,
ленились и медлили, не двигались вперед» [15, цз. 11,
25а].
Как пример «вреда», причиняемого невыполнением
приказаний, в указе приводилась история нападения ча-
-харского Лигдан-хана на кочевья Ару-Хорчин в январе
1631 г. Абахай обвинил ару-хорчинских правителей
в том, что они своевременно не прислушались к сове¬
там маньчжурских властей — переселиться на ближние
к маньчжурской территории пастбища. Он грозил вер¬
нуться к вопросу об их поведении после окончания по¬
хода [15, цз. 11, 24а], вероятно, в целях воздействия на
остальных монгольских феодалов.
Особое внимание маньчжурский хан уделил укрепле¬
нию античахарских настроений в умах монгольской
знати. Приписывая себе роль защитника монгольских
интересов, Абахай в указе заявил: «Вы... халхаские
(«пять халхаских племен».— И. Е.) бэйлэ, подверга¬
лись разорению со стороны Чахара, и это было; они
хватали ваших жен, и это было; они забирали ваших
сородичей, и дело доходило до того, что вы оставались
безо всего, и это было.
Мы, движимые человеколюбием, подняли в поход
войска и прибыли сюда.
Сейчас как раз настал день, когда вы можете на¬
браться решимости и отомстить.
Но ныне, глядя на вас, [вижу], что среди вас как
будто есть те, кто испытывает опасения — не сможет ли
Чахар достигнуть наших городов? Не боимся ли мы
чахарцев?» [15, цз. 11, 25а—256]. В этих словах мань¬
чжурского правителя отразились существовавшие, по-
видимому, среди монголов колебания и их прежнее не¬
желание вступать в борьбу с чахарским ханом.
Стремясь воодушевить монгольских феодалов, Аба¬
хай награждал их, раздавал доспехи, конскую сбрую,
54

халаты, шелк и другие вещи [15, цз. 11, 4, 246, 27а].
Опасаясь возникновения конфликтов между маньчжур¬
скими и монгольскими феодалами, он предлагал мон¬
гольским правителям и маньчжурской знати пород¬
ниться, заключив брачные союзы [15, цз. 11, 266].
Однако, несмотря на все попытки укрепить единство
маньчжуров и монголов и подкупить последних, среди
монгольских участников похода против Чахара были
н такие, которые пытались помешать маньчжурскому
хану уничтожить Чахарское ханство. Об этом можно'
судить по скупым показаниям «Тайцзун шилу». В ночь
;а 5 июня 1632 г., когда продвигавшиеся па запад мань¬
чжуро-монгольские войска достигли местности Хэнаяй 30,
два старых монгола, родственники гушань эчжэнъ31
окаймленного желтого знамени эфу Дарха (Да-эр-ха)
_.крали шесть отличных лошадей, тайно бежали в мон¬
гольское Чахарское государство и сообщили чахар-
чонголам: „маньчжуры с бесчисленным войском при¬
шли походом против вашего государства; мы же с ар¬
мией дошли до Хэнаяй и бежали вперед**» [15, цз. 11,
276].
Это событие оказало большое влияние как на даль¬
нейшее развитие военных действий, так и на результа¬
ты похода. В военных действиях маньчжуров против
монголов, как уже отмечалось выше, основное значение
для завоевателей имел захват монгольского населения
и его имущества, главным образом скота. Маньчжурам
з тот период не было присуще стремление укрепиться
на завоеванных территориях. В то же время их мон¬
гольским противникам, постоянно кочевавшим, также
было важно не оборонять свои территории от нападав¬
ших маньчжурских войск, которые не собирались на ней
оставаться, а сохранить жизнь и имущество (а для мон¬
гольских феодалов — еще и подвластных людей). Види¬
мо, именно поэтому у монголов выработалась тактика
уклонения от непосредственных военных столкновений
с превосходившими их по организованности маньчжур¬
скими силами.
30	Местность Хэнаяй находилась, очевидно, поблизости от зе¬
мель или на самих землях подвластного чахарскому хану аймака
Кэшиктэн, на западе граничившего с кочевьями Чахарского ханства.
31	Гушань эчжэнь — маньчжурское военное звание, можно ус¬
ловно перевести как «командир корпуса».
55

Предупреждение, полученное Лигдан-ханом от бе¬
жавших из маньчжурского лагеря монголов, имело для
чахарского хана большое значение — он выиграл время
и сумел уклониться от сражения с объединенными мань¬
чжуро-монгольскими силами.
Маньчжурское войско, пройдя 9 июня хребет Хинган
(Синъаньлин), подошло к озеру Даэрху (Дар или
Буюйрхай) 32 и, повернув от него, направилось к реке
Дулэхэ [15, цз. 11, 28а]. Тогда Лигдан-хан, как сооб¬
щает источник, «приказал людям своего племени по¬
кинуть родные земли и бежать на запад; направил лю¬
дей в Гуйхуачэн, чтобы тотчас же переправили через
Хуанхэ богатых людей и скот. Чахарцы бросили все
обозы и поспешно бежали» [15, цз. 11, 276].
Известие об этом маньчжурский правитель получил
10 июня у реки Дулэхэ, откуда была выслана разведка
на территорию Чахара [там же, 28а—286]. Тогда же ча-
харский беженец, пришедший пешком к маньчжурскому
караулу, сообщил: «Прискакали на шести лошадях два
всадника, доложили о продвижении войска императора.
Чахарский хан пришел в большой испуг и бежал, за¬
хватив с собой имевших более двух волов (т. е. имев¬
ших средства передвижения. — //. Е.) людей своего
племени, тех, кого можно было захватить, в местность
Кок-дэрэсу (Кухэйдэлэсу). От озера Дар это место на¬
ходится на расстоянии около месяца пути» [там же].
По-видимому, все военные расчеты Абахая з борь¬
бе с Чахаром строились на внезапности нападения, ибо.
получив известие о бегстве Лигдан-хана, маньчжурский
правитель тотчас же решил изменить направление: «Чем
поспешнее мы их (чахарцев) преследуем, тем дальше
они убегают, — сказал он, обращаясь ко всем полко¬
водцам.— Наши лошади отощали, провиант иссякает.
Будет лучше, если мы направимся к Гуйхуачэну и там
остановимся на время» [там же].
Ушедшим вперед отрядам, которыми командовали
А-шань, Ту-лу-ши и Лууса, был послан приказ вер-
32	Озеро Дар, или Буюйрхай, находилось в 170 ли от знамени
Кэшиктэнского аймака {см. 73, 181] и было крайней точкой в дви¬
жении маньчжуро-монгольских войск на запад. Вероятно, поэтому
в «Шилу» сообщается о том, что озеро Дар отстоит от Шэньяна на
1350 ли [см. 15, цз. II, 28а].
.56

.ться. Маньчжурское войско повернуло к Гуйхуачэну-
5 июня воинам объявили указ маньчжурского хана:
«Повсюду, куда дойдут войска, если неприятель ста¬
ет оказывать сопротивление или будет разбит и по¬
бежит, убивайте его. Если неприятель не будет оказы¬
вать сопротивление — не убивайте. Не разлучайте
супругов, не бесчестите жен. Того, кто разлучит супру¬
гов и обесчестит мужнюю жену,— убивайте. Того, кто
самовольно убьет не сопротивлявшегося врага и заберет
него одежду, следует наказать плетьми по закону,
а отобранными вещами наградить донесшего на него че¬
ловека. Разрешается забирать кур и свиней для пропи¬
тания, но запрещается самовольно резать скот крупнее
барана. Нарушивших запрет наказывать плетьми по за¬
кону, и захваченные вещи выдавать донесшему в ка¬
честве награды.
Не разрушайте здания храмов и не забирайте нахо¬
дящуюся в храмах утварь. Нарушивших приказ карайте
смертью. Не беспокойте находящихся в храмах монахов,
не забирайте их имущество, однако записывайте число
монахов и докладывайте. Если обнаружится скрываю¬
щееся в храмах население, а также тайно укрытый
[там] скот, разрешаю вам забирать их. Не разрешаю
размещаться на постой в храмах. ‘C ослушавшихся
будет спрошено за преступление» [15, цз. И, 29а—30а].
В указе обращает на себя внимание прежде всего
забота о сохранности пленных. Запрещение убивать
сдавшихся в плен врагов, повторявшееся в каждом об¬
ращенном к войскам указе маньчжурского хана, вы¬
ражало, по-видимому, не только желание сохранить
жизнь тех, кто должен был пополнить угнетавшиеся
маньчжурскими феодалами низы маньчжурского об¬
щества, но и стремление подтолкнуть монголов к добро¬
вольной сдаче в плен. Попытка запретить или как-то
ограничить грабеж населения войсками вряд ли имела
успех. Об этом можно судить по зафиксированным в
«Тайцзун шилу» случаям наказаний именно за такие
проступки [15, цз. 11, 31а—316].
Приказ не беспокоить находящихся в храмах мона¬
хов, не наносить им ущерба, но в то же время перепи¬
сывать их и докладывать о результатах переписи был
частью той общей политики в отношении ламаизма, ко¬
торую маньчжурские правители проводили в монголь-
57

ских землях. Они стремились поставить ламство в Мон¬
голии под свой контроль, а затем использовать его для
покорения монголов.
16 июня Абахай принял неожиданное решение пре¬
рвать поход на Гуйхуачэн и вновь бросить войска про¬
тив чахарцев. Основанием для этого послужило сооб¬
щение захваченного в плен чахарца, что силы Лигдан-
хана расположились поблизости от местности Хала-
маннай '[15, цз. 11, 31а].
Стремясь укрепить дисциплину в своем войске, мань¬
чжурский хан издал новый указ, в котором запрещал
военачальникам самовольно вступать в бой с неприяте¬
лем, не имея на то соответствующего приказа. За невы¬
полнение приказа по трусости бэйлэ лишали подчинен¬
ных людей, а простых воинов приговаривали к смерти
{там же, 31 б].
23 июня маньчжуро-монгольское войско достигло
местности Хулаху [там же, 31а]. В этот день к чахарцам
вновь бежали пять монголов, подданные тушэту (оче¬
видно, тушэту-эфу Ууба). На сей раз беглецам не сопут¬
ствовала удача — их схватила ушедшая вперед монголь¬
ская разведка и обезглавила. Головы беглецов были
посланы маньчжурскому хану [там же].
Еще один случай бегства зафиксирован в «Тайцзун
шилу» в записи от 1 июля [там же, 346].
Повторяющиеся случаи побегов монголов к чахарцам
убеждают нас, что в среде монголов существовали ан-
тиманьчжурские настроения. О том же свидетельствует
и решение Абахая, которое он принял, вернувшись из
похода в столицу,— не создавать отдельных монгольских
знамен, так как «перешедшие монгольские бэйлэ в по¬
ходе изменяли» [15, цз. 12, 27а].
Новая попытка маньчжурского правителя вступить
в соприкосновение с основными силами чахарского хана
не увенчалась успехом. От разведки поступали донесе¬
ния об отсутствии монгольских войск. 27 июня один из
разведывательных отрядов под командованием Лууса
(Лао-са) достиг местности Халаманнай, где, согласно
донесению пленного чахарца, находились войска Лиг-
дан-хана. Маньчжуры, однако, встретились здесь
только с небольшим чахарским отрядом в сто человек
и обнаружили лишь давние следы пребывания большо¬
го неприятельского войска. Лууса сообщил Маньчжур¬
ия

скому хану: «Боюсь, что наши войска, преследуя, не
догонят его» (15, цз. 11, 33а—336].
28 июня вернулась маньчжурская разведка. Абахай,
приостановив продвижение войск, держал совет с мань¬
чжурскими, монгольскими бзйлэ и китайскими чиновни¬
ками. Он обратился к ним со следующими словами: «Мы
значале пришли сюда походом на Чахар. Чахарцы не
смогли сопротивляться и бежали. Преследовать их бес¬
полезно. Ныне наши воины и лошади устали. Повернуть
ли нам на время войска, с тем чтобы выждать, и затем
снова поднять их? Или, быть может, вначале захватить
людей монгольских племен (имеется в виду население
Чахара.— И. £.), а затем вновь вторгнуться на китай¬
скую территорию? Что подходит более? Вы, все чинов¬
ники, обсудите и доложите» [там же].
Участники совета представили хану доклад, в кото¬
ром изложили свое совместное мнение: нужно использо¬
вать близость маньчжуро-монгольских войск к китай¬
ским землям и, захватив вначале население, оставшееся
на территории Чахара, вторгнуться затем в пределы
Минской империи [там же].
Маньчжурский хан, разделив войско на два крыла,
приказал левому, составленному из маньчжурских войск,
воинов хорчинского тушэту-эфу Ууба, монгольских кня¬
жеств Барин, Джаруд, Харачин, Тумэт (оно насчитыва¬
ло 10 тыс.) под командованием А-цзи-гэ, отправиться
к минской границе в районе Датуна и Сюаньфу с тем,
чтобы захватить находившихся здесь чахарцев. Правое
крыло под командованием маньчжурского бэйлэ Цзи-эр-
ха-лан в составе 20 тыс. человек было направлено
к Хуанхэ в районе Гуйхуачэна также с целью захвата
пленных [там же, 356]. Особый отряд должен был овла¬
деть кораблями на Хуанхэ.
Наступление на широком фронте осуществлялось
очень быстро. Как сообщается в «Тайцзун шилу»,
войска на западном направлении дошли до гор Муна-
хань на Хуанхэ, а на востоке достигли Сюаньфу.
На территории от Гуйхуачэна к югу до минской гра¬
ницы взяли в плен как жившее здесь постоянно, так
и прятавшееся в этой местности население. Присоеди¬
нившихся превратили в ху коу [там же, 366].
Маньчжурский хан разбил свою ставку у Гуйхуачэна.
В указе, направленном бэйлэ, командовавшим
59

войсками обоих крыльев, Абахай распорядился: «Вы
подберите конницу и отправьте ее в район Хуанхэ, с тем
чтобы оказать помощь военной силой. Если пленных
много и можно будет увести их, уводите. Если же не
сможете увести их всех, то уполномочиваю полководцев
действовать сообразно обстоятельствам. Все бэйлэ.
имеющие пленных, должны отобрать воинов, чьи лоша¬
ди отощали, и оставить их для охраны [пленных].
По-прежнему глубоко вторгайтесь на территорию [не¬
приятеля], для того чтобы усмирить его. Дождавшись
времени, когда наши войска будут возвращаться, може¬
те самовольно разрушать хижины [неприятеля] и унич¬
тожать [его] продовольствие. Мы ожидаем, остановив¬
шись в Гуйхуачэне» [15, цз. 11, 366].
Внезапность нападения войск маньчжурского хана
и присоединившихся к нему монголов была такова, что
в плен попала и та часть бежавшего ранее за Хуанхэ
населения Чахарского ханства, которая, не ожидая но¬
вого нападения, возвратилась к этому времени на свои
земли.
В донесениях военачальников из района Хуанхэ со¬
общалось: «Число захваченных нами пленных считается
на тысячи» [там же].
Получив от посланных вперед военачальников изве¬
стие о том, что часть монголов, проживавших поблизо¬
сти от границы в районе китайской крепости Шахэбао,
скрылась в ее укреплениях, маньчжурский хан напра¬
вил властям в Шахэбао письмо с ультимативным требо¬
ванием выдать беглецов вместе со скотом и имущест¬
вом33. Китайские чиновники в Шахэбао, узнав о прибы¬
тии огромной маньчжурской армии, в панике поспешили
удовлетворить это требование. Они «выдали всех бежав¬
ших в Шахэбао монголов и предназначавшиеся чахар-
скому хану сокровища» [15, цз. 12, За].
Так закончились военные действия против Чахарско¬
го ханства. 24 июля 1632 г. объединенное маньчжуро¬
монгольское войско выступило из Гуйхуачэна и перешло
минскую границу [там же, 6а].
33	Обосновывая свое право предъявить такое требование, Абахай
писал: «Люди этого племени раньше были людьми монгольского
Гэгэн-хана. Чахар захватил их, и они, следовательно, стали собст¬
венностью Чахара. Мы захватили его (Чахар.—Я. £.), значит, они
стали нашей собственностью» (15, цз. 12, 2а].
60

Перед выступлением маньчжуро-монгольские войска
* сожгли постройки в селениях и укрепления, которых
достигли, оставив лишь провиант. Переписали захвачен¬
ных в плен с тем, чтобы доложить императору» [там же,
56]. Одновременно маньчжурский хан издал указ, гла¬
сивший: «Всех пленных, захваченных войсками во вре¬
мя похода, раздать воинам. Перешедших к нам не гро-
•ать. В каждом знамени... искусных ремесленников све¬
сти в пятьдесят дворов и каждому двору выдать вола.
От каждого знамени, захватившего женщин, из их
числа передать в казну по десять человек. Золото, се¬
ребро, скот и другие вещи следует забрать с собой; они
будут розданы после возвращения из похода. Того из
пленных, кто станет вести себя дерзко и тем затруднит
выполнение приказа о его перемещении, убивать. Ста¬
рых и малолетних, тех, кто не годен, всех отпустить...
Перешедшим к нам бэйлэ племени Кэшиктэн, находив¬
шегося ранее в подданстве Чахара, и вновь перешедшим
хурха (ху-эр-ха) разрешаю самим забрать захваченных
ими пленных» [15, цз. 12, 26—За].
Вероятно, в качестве награды за переход на сторону
маньчжуров им была предоставлена возможность бес¬
контрольно распоряжаться пленниками.
Источник сообщает, что «всего было захвачено лю¬
дей и скота свыше ста тысяч» [там же, 56].
При распределении награбленной добычи «золото,
серебро, шелка разделили между восемью высшими
(маньчжурскими.— И. Е.) бэйлэ». Кроме того, каждому
бэйлэ дали по десять коров и по сто баранов. Тем вои¬
нам, у кого пали лошади, выдали в награду по лошади
и корове. Щедрые награды получили также перешед¬
шие «а сторону маньчжуров китайские чиновники [там
же].
Один из восьми высших сановников маньчжурского
государства, бэйлэ А-цзи-гэ, впоследствии подверг кри¬
тике распределение военных трофеев. «Хан, — сказал он,
обращаясь к Абахаю,— все бэйлэ и дачэнь издавна по¬
лучают от людей подарки. Однако воины из [маньчжур¬
ских] знамен и вновь присоединившиеся монголы -не по¬
лучили ничего, и все они считают, что это (походы.—
И. Е.)—напрасно потраченный труд» [15, цз. 14, 19а].
В ситуации, о которой говорил А-цзи-гэ, довольно четко
отразились как цель захватнических походов маньчжу-
в/

ров, так и порядок распределения трофеев, обеспечивав
ший получение львиной доли военной добычи предста
вителям господствующего класса маньчжурского об
щества.
Угон всего работоспособного населения с захвачен¬
ных территорий был важнейшей целью и главным ре¬
зультатом завоевательных походов маньчжуров. Распре¬
деление пленных между воинами, о котором говорится
в указе, позволяет думать, что в маньчжурском общест¬
ве того периода было распространено рабство.
Поход против Чахара, несмотря на достигнутые
успехи, не принес маньчжурскому хану окончательной
победы над противником. Маньчжуро-монгольские
войска прошли по Чахару, захватили и увели с собой
огромное число пленных. Однако Лигдан-хан оказался
вне пределов досягаемости. Бэйлэ А-цзи-гэ на военном
совете в июле 1633 г. считал причиной такого исхода
кампании непродуманность плана военных действий:
«Если бы в то время переправиться через Хуанхэ, по¬
грабить [там] имущество, раздать его воинам, а захва¬
ченный скот пустить на провиант, можно было бы дли¬
тельное время продержаться, схватить покинувших
дома и далеко бежавших» [15, цз. 14, 196]. Решение
Абахая повернуть на Гуйхуачэн было, как утверждал
А-цзи-гэ, ошибкой:	оно не соответствовало первона¬
чальным замыслам маньчжурского хана [там же].
Окончательный разгром Чахарского ханства по-
прежнему оставался одной из насущных задач внешней
политики маньчжурского государства на ближайшие
годы.
Однако в последующие полтора года маньчжуры,
занятые укреплением своей власти над присоединенны¬
ми княжествами Южной Монголии и набегами на по¬
граничные территории Минской империи, не предприни¬
мали наступательных действий против Чахарского хан¬
ства 34.
Выжидательная политика маньчжурского правитель-
34	Маньчжурские войска совместно с войсками монгольских
княжеств Барин, Харачин, Ару (Ару-Хорчин), Абага совершили
только одну вылазку в феврале 1634 г. в местности Снэрха и Сиботу,
где скопились беженцы из Чахара (см. 15, цз. 17, 20 б], в конце мар¬
та 1634 г. вернулись, приведя пленных. По приказу хана пленники
были разделены между участниками похода (см. там же, 386].
62

ттва в значительной степени объяснялась тем, что среди
I подвластных Лигдан-хану и бежавших с ним монголь-
•ІІ :хих феодалов начался раскол. В источниках неодно¬
кратно встречаются сведения о переходе чахарских
феодалов к маньчжурскому хану. В числе первых на
сторону маньчжуров перешел «верховный главнокоман¬
дующий обоими крыльями» Ташхайту-хулуг (Та-ши-хай-
ту-ху-лу-кэ) дзайсанг с двадцатью людьми и небольшим
количеством скота, который сообщил, что «государствен¬
ные люди [Чахара] помышляют о мятеже» [15, цз. 13,
266].
Все это убеждало маньчжурских правителей, что дни
Чахарского ханства сочтены. Такое же мнение было от¬
четливо высказано и участниками состоявшегося в июле
1633 г. совета маньчжурских сановников, бэйлэ и да-
чэнь. Обсуждая по приказу маньчжурского хана вопрос
о выборе объекта очередного завоевательного похода,
пятнадцать из шестнадцати высказавшихся участников
обсуждения предложили, не обращая внимания на Ча-
хар, совершить глубокое вторжение в земли Минской
империи. Гушань эчжень Ян-гу-ли заявил: «Когда [Мин¬
ская империя] целиком будет наша, Чахар сам подчи¬
нится нам» [15, цз. 14, 256]. Ту же мысль высказал и
бэйлэ ведомства обрядов Са-ха-лянь: «Хотя мы и не
будем посылать войска против Чахара, но он [сейчас],
как голодающий червь. Положение его таково, что он
сам себя приведет к гибели. Не следует волноваться
о срочных мерах в отношении Чахара» [там же, 22а].
Однако он все же считал необходимым принять меры
предосторожности, направив солдат с должным коли¬
чеством провианта для охраны границ [там же].
Тесную связь чахарского вопроса с успехом военной
кампании против Минской империи подчеркнул и санов¬
ник Е-чэнь; «Я считаю, что вначале нужно дойти до
Датуна и Сюаньфу, подкормить там лошадей, дать
войску отдохнуть н разведать следы чахарцев. Если ча-
харцы близко, наши войска пойдут походом против них.
Если же мы услышим, что они бежали, то наше государ¬
ство будет спокойно, мы сможем не оглядываться назад
и не опасаться» [там же, 276].
Необходимость начать кампанию против Китая похо¬
дом в сопредельные с Чахаром земли Е-чэнь аргументи¬
ровал следующим соображением: «Если совершить втор-
55

жение через Шаньхайгуань, то боюсь, что люди присое¬
динившихся монгольских государств будут страшиться
того, что Чахар подкарауливает нас, и в этом положе¬
нии [нам] будет трудно энергично продвигаться» [там
же, 28а].
Предложения чиновников были приняты Абахаем
к сведению и реализованы летом 1634 г., когда мань¬
чжурский хан объявил поход на Минскую империю. Во¬
преки мнению членов собранного им 5 июня 1634 г.
военного совета, предлагавших вторгнуться в Китай
через Шаньхайгуань, Абахай решил двинуть войско
в район Датуна35. Свое решение маньчжурский хан
аргументировал так: «Монгольское государство Чахар
ранее потерпело поражение от наших войск и совершен¬
но рассыпалось. Его (Чахара.— И. Е.) бѳйлэ и дачэнь
в будущем перейдут к нам... Я, двинув войска в поход
на Датун, одновременно смогу принять на свою сторону
[чахарских] бэйлэ, чиновников и народ» [15, цз. 18, 236].
Будучи совершенно уверенным в правильности своих
расчетов, Абахай приказал выдать военачальникам из
дворцовой казны шелк, сшить из него разноцветные
одежды и приготовить также другие вещи для награж¬
дения тех чахарцев, которые в недалеком будущем
перейдут к маньчжурскому государству [там же].
Объявив мобилизацию маньчжурских знаменных
войск и войск монгольских феодалов (за исключением
захваченных в последнее время в плен чахарских мон¬
голов), Абахай «пожаловал письмо оставшемуся непод¬
чиненным населению Чахарского государства». В этом
письме он предлагал дзайсангам, кочевавшим за преде¬
лами китайской границы, добровольно перейти на сто¬
рону маньчжуров, обещая, что за это им «будет дозво¬
лено управлять делами их государства, и все они по¬
лучат назначения на службу» [там же, 26а].
Предостерегая чахарских дзайсангов от попытки
перейти на сторону Минской империи, Абахай устрашал
их судьбой бесправных слуг минского двора, пытаясь
одновременно воздействовать на национальные чувства
35	Этому предшествовало прибытие 27 мая 1634 г. ко двору
маньчжурского хана родного дяди чахарского Лигдан-хана тайджи
Ма-ци-та-тэ, который ранее бежал в княжество Хорчин под покро¬
вительство тушэту-джинонга [см. 15, цз. 18, 206].
64

монголов: «Хотя язык в нашем и вашем государствах
эазличен, но одежда у нас одинаковая. Чем опираться
на чужеродных для вас минцев, не лучше ли присоеди¬
ниться к нам!» [там же, 26а—266]. В конце письма Аба-
хай предлагал чахарским феодалам поторопиться с ре¬
шением, ибо после захвата земель, на которых они
ночуют, «будет поздно о чем-либо говорить» [там же].
Содержащееся в письме сочетание посулов и угроз
характерно для всей политики маньчжурского государ¬
ства в отношении монголов.
14 июня 1634 г. маньчжурские войска собрались
з Шэнцзине [там же, 286]. Объявив оставленным для
обороны государства полководцам свои инструкции,
маньчжурский хан во главе войска выступил в поход на
запад. По пути к маньчжурским войскам присоедини¬
лись монгольские феодалы из княжеств Тумэт, Барин,
Найман [там же, 35а—356], Ару (Ару-Хорчин) [15,
из. 19, 16],	1 июля —33 бэйлэ из княжеств Джаруд,
Урат (У-ла-тэ), Ару-Оннют (А-лу-вэнь-ню-тэ) [там же,
26—За], а 26 июля на встречу прибыло пятитысячное
войско княжества Хорчин. По мере продвижения на
запад Абахай получал известия о разногласиях среди
чахарских феодалов, большая часть которых не после¬
довала за бежавшим на запад Лигдан-ханом, и о бедст¬
венном положении беглецов [там же, 46].
С начала июля участились случаи перехода к мань¬
чжурам групп монгольских беженцев из Чахара, воз¬
главлявшихся феодалами разных рангов. 3 июля мань¬
чжурский хан направил гушань эчжэнь А-шаня
с войском, набранным из разных знамен, «для захвата
разбежавшихся монголов Чахарского государства» [там
же, 56]. В тот же день на сторону маньчжуров перешла
тысяча монголов [там же, 6а]; возглавлявший их Хоу-
хэнь-батур получил аудиенцию у маньчжурского хана
и преподнес ему подарки.
10 июля 1634 г. захваченные чахарцы были распре¬
делены между восемью маньчжурскими знаменами, за
исключением нескольких человек, причисленных к мон¬
гольским бэйлэ семи знамен; из войск маньчжурского
хана были выделены люди для сопровождения сдавав¬
шихся монголов в Шэнцзин [там же, 7а].
21 июля со всеми своими людьми перешел к мань¬
чжурам подданный чахарского хана Ту-ба-джинонг, ко-
5 Зак. 600
65

торому также была устроена пышная встреча и пожало¬
ваны богатые дары [там же, 13а—146].
Убедившись в том, что сопротивление Чахарского
ханства окончательно сломлено, Абахай приказал от¬
крыть военные действия против Минской империи.
24 июля часть объединенных маньчжуро-монгольских
войск под командованием маньчжурского бэйлэ Дай-
шаня выступила в поход к Датуну, крепости на китай¬
ской границе. Остальные войска под командованием
маньчжурского военачальника Ту-лу-ши были направ¬
лены в район Гуйхуачэна — место наибольшего скопле¬
ния чахарских беженцев [там же, 15а]. 18 августа войско
Ту-лу-ши достигло Гуйхуачэна, где ему сдались восемь
чахарских дзайсангов, один джинонг и жена Лигдан-
хана, Гортулэн (Гао-эр-ту-лэнь) и с ними 1200 дворов
[там же, 23а—236].
Переход чахарских феодалов к маньчжурским вла¬
стям с сентября стал массовым. Внезапная смерть
Лигдан-хана, вокруг которого группировались те из ча-
харских феодалов, кто ранее не поддался на уговоры
маньчжурских правителей, ускорила развязку событий.
28 сентября, в день, когда Абахай отозвал действовав¬
шие на территории Китая войска и вышел за пределы
минской границы, посланцы от 30 чахарских феодалов
принесли известие, что Лигдан-хан умер от оспы в мест¬
ности Дацаонань36, «его сын и все государственные
люди (Чахара,— И. Е.) хотят перейти к императору»
[15, цз. 20, За].
Узнав о смерти Лигдан-хана, Абахай перенес свое
внимание на малолетнего сына умершего, Эджэ (Э-чжэ),
ставшего к этому времени номинальным правителем Ча¬
хара. 30 сентября о« направил отряд «разведать следы»
Эджэ, дав воинам наказ постараться вступить с ним
в соприкосновение, если он находится не далее чем
в десяти днях пути от Хуанхэ. Если же об Эджэ за это
время ничего не станет известно, разведка должна была
повернуть обратно [там же, 136—14а]. Для обеспечения
безопасности разведывательного отряда Абахай прика¬
зал ордосскому джинонгу расположить свои войска
в той местности, по которой отряд должен был пройти.
36	По сообщению источника, местность Дацаонань находилась
в десяти днях пути на запад от Шахай (Гоби) [см. 15, цз. 19,
стр. 236]
66

Тем временем в военном лагере Шандучэн были при¬
писаны к восьми маньчжурским знаменам и поставлены
•а довольствие перешедшие к Абахаю чахарские чинов¬
ники: к основному желтому знамени — 245 мужчин во
лаве с тремя дзайсангами (и с ними скот — 242 верблю¬
да, 180 лошадей, 376 волов, 2270 баранов); к окаймлен¬
ному желтому знамени — 273 человека, возглавлявшиеся
-ремя чахарскими феодалами, и приблизительно такое
-не количество скота; в основное красное знамя попали
233 человека во главе с одним дзайсангом; в окаймлен¬
ное красное — 268 человек, возглавлявшиеся двумя
дзайсангами. Почти такие же цифры в отношении
людей и скота приведены и для остальных четы-
ех знамен [там же].
19 октября прибыл и сдался со своими людьми Гар-
■іа (Га-эр-.ма)-джинонг и еще одна жена чахарского
хана со множеством мелких бэйлэ, дзайсангов и табу-
ангов [там же, 17а—186]. Число перешедших чахарцев
было так велико, что Абахай отправил их списки в ІІІэн-
дзин с приказанием приготовить продовольствие к воз¬
вращению войск и захваченных ими пленных [там же,
17а].
8 ноября 1634 г. маньчжурская армия переправилась
верез Ляохэ и вошла в пределы своего государства [там
же, 27а]. Поход против Минской империи и Чахарского
ханства был завершен. Хотя военные действия против
минского Китая не увенчались большими успехами [там
же, 8а], но расчеты маньчжурских правителей на раскол
среди чахарских феодалов полностью оправдались. Без
военных столкновений маньчжуры захватили и увели
с собой основную массу рассеявшегося после предыду¬
щего похода чахарского населения.
В создавшихся условиях маньчжурам не понадоби¬
лись особые усилия для того, чтобы окончательно сло¬
мить силы, группировавшиеся вокруг последнего прави¬
теля независимого Чахарского ханства, малолетнего
'ына Лигдан-хана, Эджэ. Войска, направленные на за¬
пад летом 1635 г. под командованием младшего брата
Абахая, бэйлэ Доргона, захватили врасплох Эджэ и его
сопровождение в местности Толиту37. Эджэ и его мать
37	Местность Толиту находилась на запад от Хуанхэ [см. 91,
86].
5*
67

Сутай (Су-тай), старшая жена Лигдан-хана, были вы¬
нуждены сдаться без сопротивления [22, цз. 1, 21а—22а].
В феврале 1636 г. всех чахарских чиновников и
3211 взрослых мужчин низшего сословия распределили
между знаменами, приписав к каждому равное число
людей. Сто девяносто один добровольно сдавшийся ча-
харский феодал получил щедрые пожалования от мань¬
чжурского правителя в виде окаймленной соболем одеж¬
ды, собольих халатов, луков, стрел, серебряной утвари,
скота, лошадей, рабов и поместий [15, цз. 22, 46—7а].
Столь богатые подарки, по существу, были платой мань¬
чжурского хана своим недавним противникам за их доб¬
ровольный переход.
Гибель Лигдан-хана и сдача в плен маньчжурам его
сына Эджэ означали ликвидацию самостоятельной по¬
литической власти чахарских ханов. Титул «всемонголь-
ского хана» остался без его носителя.
28 января 1636 г. Абахай совершил жертвоприноше¬
ние на гробнице своего отца Нурхаци по случаю окон¬
чательной победы над чахарским ханом. В указе, издан¬
ном по тому же поводу, перечисляя достигнутые успехи,
Абахай обратил особое внимание на то, что не только
сын чахарского Лигдан-хана Эджэ перешел к маньчжу¬
рам, но что в руках последних оказался и символ власти
«всемонгольского хана», а именно передававшаяся из
поколения в поколение яшмовая печать императоров
правившей в Китае монгольской династии Юань (1280—
1367 гг.). Эту печать унесли с собой изгнанные из Ки¬
тая потомки императора Хубилая, затем она была уте¬
ряна и вдруг «чудесным образом» нашлась и попала
в руки маньчжурского хана. Абахай заявил, что овладе¬
ние печатью юаньских императоров якобы расцени¬
вается всеми как счастливое предзнаменование того, что
маньчжурский хан утвердится «на престоле, к которому
перейдут и вокруг которого объединятся все монголь¬
ские государства» [15, цз. 26, 20а].
Эти слова Абахая можно понять как желание объ¬
яснить происшедшие события «волей Неба» и таким
образом обосновать законность присвоения им прав
«всемонгольского хана», на которые он претендовал как
победитель над чахарским Лигдан-ханом. Законное при¬
знание за маньчжурским правителем прав, принадле¬
жавших ранее «всемонгольскому хану» (этот титул су-
68

чествовал на протяжении нескольких веков), значитель¬
но повысило бы престиж Абахая, отец которого, Нурха-
*,і, лишь в 1616 г. объявил себя ханом. Оно также об¬
легчило бы установление полной власти маньчжурских
правителей над присоединенными монголами.
Высказывания Абахая получили быстрый отклик.
В «Тайцзун шилу» содержатся сведения о том, что фео¬
далы 46 южномонгольских княжеств в апреле 1636 г.
іоратились с просьбой к маньчжурскому хану «возвы¬
сить титул», т. е. получить как победителю права «все-
■онгольского хана» [15, цз. 28, 106], которые номинально
принадлежали Лигдан-хану, старшему среди чингиси-
дов — потомков Юаньской династии.
Л. С. Пучковский в докладе на XXV Международ¬
ном конгрессе востоковедов оценил этот факт как ре¬
зультат стремления южномонгольских феодалов к тому,
чтобы их сюзерен «считался обладающим всей полнотой
зласти, преемственно перешедшей к нему от монголь¬
ских ханов, начиная с Чингисхана»; таким путем они
рассчитывали укрепить свою власть и поддержать свой
авторитет [74, 9].
Следует сказать, что если и были в действительности
такими расчеты монгольских феодалов, то вряд ли толь¬
ко они явились главной движущей силой событий.
5 мая 1636 г. была совершена церемония «возвыше¬
ния титула». Абахай, сидя на золотом троне, принял го¬
сударственную печать и новый титул, который в китай¬
ских источниках записан как Вэньхуанди (Милосердный
император), дал название новой династии —Дай (Да)
Цин 38 и своему правлению — Чундэ (1636—1644 гг.)
[см. 47, 85].
После разгрома Чахарского ханства начался быст¬
рый процесс превращения южных монголов из союзни¬
ков в подданных маньчжурского императора, имевших
в Цинской империи особый статус «внешних вассалов».
Этапами его было введение знаменной системы управ¬
ления, подчинение монголов юрисдикции маньчжурского
государства, осуществление маньчжурским правительст¬
вом строгого административного контроля над монго¬
лами.
38	В тексте — Да Цин, или цинская династия. Маньчжурское го¬
сударство в 1644 г. получило название империя Цин, или Цинская
империя.
69

Маньчжуро-монгольские отношения С момента их
возникновения в конце XVI в. прошли две основные ста-
дии. На первой из них это были отношения между рав¬
ноправными и независимыми сторонами, закончившиеся
с началом военных походов маньчжуров против южно-
монгольских княжеств. Па второй (в результате завое¬
ваний и политического нажима маньчжурского двора)
установились союзнические отношения с постепенным
превращением их в вассальную зависимость южных
монголов от цинского императора.
Маньчжурские правители широко использовали воен¬
ную силу присоединенных южномонгольских княжеств
в завоевании Китая. Особым доверием цинского прави¬
тельства пользовались феодалы княжества Хорчин, пер¬
вые союзники маньчжуров в Южной Монголии. В 1644 г.
хорчинские войска совместно с войсками княжеств
Аохан, Найман, Тумэт, Джалайт, Дурбэт, Горлос через
Шаньхайгуань вошли на территорию Китая и участво¬
вали в разгроме сил Ли Цзы-чэна [24, Фаньбу 2, Іа,
За—86]. В 1645 г. хорчинские войска под командованием
маньчжурского военачальника Додо вели военные дей¬
ствия в Цзяннани (Южный Китай). В 1646 г. в числе
других южномонгольских войск они совершили поход
в Северную Монголию [19, Чжао Ян-вэй, 5а].
В 1675 г., когда взбунтовался потомок пахарского
Лигдан-хана Бу-эр-ни, к которому перешел после смер¬
ти Эджэ титул циньвана, усмирение возглавил хсгрчин-
ский эфу Ша-цзинь. Собрав войско, к которому присое¬
динились воины Барин, Оннют, Аохан, Харачин, Тумэт,
он догнал и разгромил мятежников. Бу-эр-ни был убит
в сражении. Маньчжурский император жестоко распра¬
вился с родственниками Бу-эр-ни. Его отец А-бу-тай был
повешен в Шэнцзине, сын — казнен перед войском,
дочь — отдана в рабство. Ша-цзинь получил награды от
императора [17, цз. 55, 16—46].
Этот эпизод показывает, что и после присоединения
Южной .Монголии к ЦИ'Нской империи маньчжурские
правители продолжали проводить политику натравлива¬
ния и использования одних монгольских феодалов против
других в своих интересах. На базе той же политики
строились и отношения между маньчжурским государст¬
вом и Северной Монголией.

Глава 2
ОТНОШЕНИЯ ЦИНСКОЙ ИМПЕРИИ
С СЕВЕРНОЙ МОНГОЛИЕЙ
В 30-50-е ГОДЫ XVI! в.
Установление маньчжуро-халхаских
отношений (30—40-е годы XVII в.)
Установление дипломатических отношений между
маньчжурским государством и Северной Монголией
Чалхой) относится к тому времени, когда под ударами
!;Зоевателей пало Чахарское ханство, последний оплот
::противления маньчжурам в Южной Монголии. Хал-
аские феодалы, как отмечается .в «Истории Монголь-
-.ой Народной Республики», не принимали участия
борьбе южномонгольских княжеств с маньчжурскими
;азоевателями [58, 173], что было вызвано крайней фео¬
дальной раздробленностью как Южной, так и Северной
Монголии.
К началу XVII в. Северная Монголия делилась «а
:\іь самостоятельных княжеств и называлась «Халхаин
солон хошун» («Семь халхаских хошунов»). Среди фео¬
далов Халхи выделялись три наиболее могуществен-
-ых — Тушэту-хан (Ту-се-ту хань), Дзасакту-хан (Чжа-
:а-кэ-ту хань) и Цэцэн-хан (Чэ-чэнь хань), которые
началу XVII в. подчинили себе остальных владетель-
ых князей и сыграли важную роль в последующей
стории Северной Монголии [см. там же, 172—173]. Вла¬
дения Дзасакту-хана находились в районе Хангая. Под-
- 'ненные Тушэту-хану монголы кочевали по берегам
”олы, верховьям Орхона и дальше на запад, по реке
Тамир. Владения Цэцэн-хана располагались по реке
Уерулен [71, 97].
Отсутствие единства действий в среде халхаских
геодалов, разобщенность их интересов весьма сущест¬
71

венно влияли на характер маньчжуро-халхаских от¬
ношений и на исторические судьбы Халхи в целом.
История Цокто-тайджи — один из тех случаев, когда
внутриполитические распри феодалов Халхи возоблада¬
ли над соображениями внешнеполитической безопасно¬
сти. Он был единственным из халхаских феодалов, всту¬
пившим в союз с Лигдан-ханом и предпринявшим, прав¬
да безуспешную, попытку борьбы с маньчжурскими за¬
воевателями. Цокто-тайджи не только не получил
поддержки других халхаских владетелей, но был изгнан
ими из Халхи [42; 58, 173].
Лишившись с разгромом Чахарского ханства того
заслона, который прикрывал с юга 'Северную Монголию
от посягательств маньчжурских завоевателей, халхаские
феодалы вынуждены были серьезно задуматься над
своим будущим. Судьба включенных в состав маньчжур¬
ского государства южномонгольских княжеств служила
им грозным предупреждением. В этой ситуации халха¬
ские ханы, а за ними и более мелкие феодалы попыта¬
лись отвести нависшую над ними угрозу. Они попробо¬
вали установить мирные и дружественные отношения
с маньчжурским государством.
Первым из них был Цэцэн-хан. Его владения рас¬
полагались в наибольшей близости от маньчжурских
земель. 14 января 1636 г. ко двору маньчжурского госу¬
даря прибыло посольство от Цэцэн-хана («Тайцзун
шилу» называет его «Маха самади Сэчэнь ханом»1),
а также от феодалов княжеств Учжумуцин, Сунит, Хао-
цит, Абага1 2 в составе четырех послов и 132 сопровож¬
дающих. Послы вручили маньчжурскому хану письмо
и поднесли в качестве подарков (в «Тайцзун шилу» они
называются данью) верблюдов, лошадей, собольи шкур¬
ки, седла, узду, кольчуги и мечи [15, цз. 26, 116].
В письме напоминалось о гибели чахарского хана,
который «обладал ранее непобедимой силой», и конста¬
тировался факт, что маньчжурский хан приобрел такое
положение, когда «его решения неизбежно становятся
1	Маха самади — приставочный титул к основному титулу
хан [см. 71, 134]. Сэчэнь — очевидно, вариант китайской транскрип¬
ции приставочного титула Цэцэн,
2	Во время борьбы Лнгдан-хана с отошедшими от него южно¬
монгольскими феодалами и с маньчжурами население этих четырех
княжеств из Южной Монголии откочевало в Халху.
72

известны всему свету». Письмо свидетельствовало о
трезвой оценке халхаскими феодалами сложившейся
внешнеполитической обстановки. О целях посольства
было сказано в заключительной фразе: «Мы... желали бы
непрерывно обмениваться посольствами, совместно соб¬
людать клятву о союзе с тем, чтобы был мир» [там же,
12а].
Прибывшие послы получили особенно щедрое возна¬
граждение от маньчжурского правителя, так как они
были первым халхаским посольством [15, цз. 27, 17а].
Китайские источники не подтверждают сообщения
монгольской летописи «Эрдэнийн эрихэ» [см. 71, 54], на
которую ссылаются также авторы «Истории Монголь¬
ской Народной Республики», утверждая, что уже «зи¬
мой 1636 г. три халхаских хана отправили к Абахаю
своих послов с предложениями союза и дружбы и с да¬
рами из восьми белых лошадей и одного верблюда» [58,
173]. По данным «Тайцзун шилу», первое посольство от
Тушэту-хана прибыло позже, в октябре 1637 г. Упо¬
минания о посольствах от Дзасакту-хана в эти годы
з китайских источниках не встречается. Что же касается
дани из восьми белых лошадей и одного белого верблю-
ла, носившей название дани из «девяти белых» и имев¬
шей символическое значение, то обязательное представ¬
ление ее было навязано халхаским феодалам мань¬
чжурским императором значительно позднее. Подробнее
зопрос о дани из «девяти белых» будет разобран ниже.
Зд посольством 1636 г. последовали новые посольст¬
ва от Цэцэн-хана, а также от Тушэту-хана и более мел¬
ких халхаских феодалов. Состав подносимых ими даров,
равно как и их количество, были произвольными. Так,
послы от Цэцэн-хана в сентябре 1637 г., во время ауди¬
енции у маньчжурского государя, поднесли «местного
зверя, называемого таен (выдра.— И. £.), 40 шкурок со¬
боля, 40 лошадей» [15, цз. 38, 5а]. В октябре 1637 г., ког¬
да ко двору прибыло первое посольство от Тушэту-хана,
послы поднесли маньчжурскому императору два золо¬
тых лука и три лошади. В честь прибывших халхасов
маньчжурский хан приказал устроить состязание в
стрельбе из лука, в котором обязаны были участвовать
высшие маньчжурские сановники [там же, 9а]. В сентяб¬
ре 1638 г. послы от Тушэту-хана и феодалов княжества
Тумэт поднесли в дар лошадей, верблюдов, собольи
73

шкурки, мех выдры и дикого кота, перья орла, русски?
ружья-дробовики [15, цз. 43, 15а].
Пестрый состав и неравнозначность по ценности от¬
дельных подношений, отсутствие записей об отдарива¬
нии по установленным нормам со стороны маньчжурско¬
го государя (как это было впоследствии), равно как к
эпизодичность прибытия халхаских послов, позволяют,
на наш взгляд, рассматривать эту процедуру, зафикси¬
рованную в источниках как подношение дани, не как
вручение дани, а скорее как обычное для норм фео¬
дальной дипломатии подношение даров одного прави¬
теля другому при установлении между ними дипломати¬
ческих контактов, как справедливо отмечают авторы
«Истории МНР» [58, 173].
Маньчжурские политики проявляли в это время яв¬
ную заинтересованность в укреплении завязавшихся по
инициативе халхасов мирных связей маньчжурского го¬
сударства с Северной Монголией. Объяснение этому
можно найти в сложившейся тогда ситуации. Сохраняя
агрессивную направленность своей внешней политики,
маньчжурские правители, овладев Южной Монголией,
поставили в качестве первоочередной задачи завоевание
минского Китая. Укрепляя свою власть в присоединен¬
ных южномонгольских княжествах и совершая походы
на китайскую территорию, маньчжурские власти в пер¬
вые годы установления связей с Северной .Монголией не
препятствовали попыткам халхаских феодалов поддер¬
живать мирные отношения с Цинской империей.
Однако в источниках сохранились, хотя и немного¬
численные, свидетельства, что маньчжурские правители
уже тогда совершенно определенно намеревались в бу¬
дущем присоединить к территории своего государства
и Северную Монголию. В изданном в 1689 г. указе импе¬
ратора Сюань Е об отношении Абахая к Северной Мон¬
голии говорилось: «Тайцзун Вэньхуанди (Абахай,—
И. Е.), усмирив и подчинив в свое время сорок девять
монгольских знамен (Южную Монголию. — И. Е.), впо¬
следствии желал усмирить находящуюся на северной гра¬
нице Халху. Не осуществив этого намерения, Тайцзун
Вэньхуанди умер» [17, цз. 142, 26].
Вынужденные на время отложить исполнение своих
захватнических планов в отношении Халхи, цинские-
правители в первые годы установления отношений с хал-
74

хаскими феодалами придерживались норм, выработан¬
ных маньчжурской дипломатией в ранний период отно¬
шений с южномонгольскими княжествами. Так, приме¬
няя уже испытанный в отношениях с южными монгола¬
ми способ щедрых одариваний и наград для привлече¬
ния на свою сторону, маньчжурский хан в марте
1636 г. и в январе 1637 г. [15, цз. 27, 16а, цз. 32, 7а] от¬
правил в Халху маньчжурские посольства с подарками
Цэцэн-хану и ряду халхаских владетелей.
В эти годы маньчжурские власти еще не предприни¬
мали достаточно настойчивых попыток навязать свою
волю халхаским властителям, которые, со своей сторо¬
ны, держались независимо по отношению к цинскому
двору. В марте 1636 г. с маньчжурским послом в Хал¬
ху был отправлен указ, в котором Цэцэн-хану предпи¬
сывалось прекратить торговлю с Минской империей [15,
цз. 27, 16а—166]. Несмотря на уклончивый ответ Цэцэн-
хана, сославшегося на то, что он действует по примеру
остальных халхаских владетелей и ойратов [15, цз. 32,
7а—76]3, т. е., по существу, отказавшегося выполнить
требование маньчжуров, в январе 1637 г., как уже упо¬
миналось выше, в Халху было отправлено новое мань¬
чжурское посольство с богатыми дарами монгольским
феодалам, в том числе и Цэцэн-хану.
.Мирные посольские связи Халхи с Цинской империей
продолжались до 1646 г. В октябре 1643 г. подданный
Тушэту-хана Но-эр-шэ-цзин поднес маньчжурскому им¬
ператору оседланных лошадей, серебро, деньги, чай,
благовония и разные вещи, которые были приняты [16,
цз. 2, 116]. В декабре того же года Тушэту-хан поднес
в подарок Абахаю диких мулов, лошадей, а также дру¬
гие вещи [там же, 15а]. В сентябре 1645 г. Тушэту-хан
прислал посла с подношением (лошади); в «Шилу»
число даров не указывается [16, цз. 20, 23а—236]. В этих
записях по-прежнему не сообщается, что прибывавших
монгольских послов отдаривали согласно установленным
3	А. Позднеев утверждает, что Цэцэн-хан обещал прекратить
торговлю с Минской империей. Приведенный в «Тайцзун шилу» текст
письма Цэцэн-хана совершенно не подтверждает такой трактовки
событий. Более того, материалы «Шилу» в целом противоречат вы¬
воду А. Позднеева, что с 1638 г. халхасы «должны были уступать
им (маньчжурам.— И. £.) во всем и соглашаться на все их требо¬
вания до самой смерти Тайцзуна в 1644 г.» [см. 71. 131].
75

нормам (как было принято в более позднее время меж¬
ду Цинской империей и Халхой). Непременным компо¬
нентом всех халхаских подношений был скот. По-види¬
мому, одной из главных целей халхаских посольств
в этот период являлся обмен скота на товары китайско¬
го производства, особенно на ткани и чай, в которых
нуждались кочевники-монголы. К сожалению, в доступ¬
ных нам китайских источниках не содержится достаточ¬
но подробных сведений о том, как происходил этот меж¬
дународный обмен.
Однако укрепление позиций маньчжуров в Южной
Монголии и успехи их в завоевании Минской империи
изменили характер маньчжуро-халхаских отношений.
После 1644 г., когда маньчжурский правитель Фу-линь
(девиз правления Шуньчжи, 1644—1661 гг.) по праву
победителя утвердился на престоле китайского импера¬
тора, дипломатия цинского двора настойчиво стремилась
внести в первоначально добровольные и ничем не регла¬
ментированные отношения с халхаскими феодалами эле¬
мент обязательности, основанной на признании халхаса-
ми своей зависимости от маньчжурского императора.
Маньчжурские завоеватели заимствовали почти без
каких-либо существенных изменений и государственный
аппарат Минской империи, и основные положения внеш¬
неполитической доктрины китайского государства.
Исследование отношений Цинской империи с Север¬
ной Монголией после 1644 г. представляет большой ин¬
терес не только в смысле изучения содержания этих от¬
ношений. На истории их развития можно проследить,
как сложившиеся в процессе образования маньчжурско¬
го государства формы и методы дипломатии маньчжу¬
ров, применявшиеся ранее в отношениях с южными мон¬
голами, дополнялись и заменялись новыми, взятыми из
арсенала традиционной китайской дипломатии.
Поворотным пунктом в истории отношений между
Цинской империей и Халхой явились события лета
1646 г., когда перешедший ранее к маньчжурам со свои¬
ми одноплеменниками глава южномонгольского кня¬
жества Сунит Тингис (Тэн-цзи-сы) бежал от маньчжур¬
ских властей к халхаскому Цэцэн-хану Шолою (Шо-
лэй). А. Позднеев, ссылаясь на монгольскую летопись,
пишет, что бегству Тингиса предшествовали длитель¬
ные интриги Цэцэн-хана [71, 136—137]. В издававшихся
76

после 1646 г. указах цинского императора халхаским
ханам также упоминается об этих действиях Цэцэн-хана
[16, цз. 48, 4а]. Цинское правительство, верное своей
традиции строго карать изменивших вассалов, дабы
другим неповадно было, воспользовалось бегством Тин-
гиса в Халху, чтобы нанести удар по северным соседям.
14 июня 1646 г. был издан указ цинского императо¬
ра о мобилизации всех южномонгольских войск для ка¬
рательного похода против бежавших сунитов. В напут¬
ствии регента Доргона (До-эр-гунь) маньчжурскому
главнокомандующему Додо (До-до) была поставлена
следующая задача: «Слышали, что Тингис, Тэнгитэй
(Тэн-цзи-тэ) и другие бежали в халхаские племена Шо-
лоя. Если это так, то захватите вместе с ними Шолоя...
Если враги будут разбиты и убегут в Хангай4, [Вам]
следует прекратить военные действия. В будущем вновь
соберем войска для карательного похода, с тем чтобы
покончить с этим делом» [16, цз. 26, 26]. Намерение не
только покарать возмутившихся сунитов, но и попы¬
таться военным путем сокрушить силы правителя бли¬
жайшего к маньчжурским владениям аймака здесь вы¬
ражено совершенно отчетливо.
Интересно, что наказ Доргону — единственный из
приведенных в «Шилу» документов, где прямо говорится
о необходимости вести военные действия и против бе¬
жавших сунитов, и против халхаского Цэцэн-хана. В бо¬
лее поздних документах не только не упоминается об
этом, но, напротив, утверждается, что цинские правите¬
ли в 1646 г. отнюдь не ставили своей целью вести воен¬
ные действия против халхасов [см. 16, цз. 31, 14а; цз. 48,
4а]. Такое искажение фактов понадобилось маньчжур¬
скому двору, очевидно, для того, чтобы убедить халха¬
сов в своем дружественном к ним отношении в то вре¬
мя, когда военные действия сменились активным дипло¬
матическим нажимом цинского двора на халхаских ха¬
нов.
В событиях, связанных с походом маньчжурских
войск в Халху летом 1646 г., проявилась слабость хал¬
хаских феодалов, объяснявшаяся раздробленностью
Халхи, а также стремление маньчжурского правитель¬
ства не втягиваться в серьезную военную борьбу про-
4	Хангай — горы в западной части Халхи, на территории аймака
Дзасакту-хана.
77

тив Северной Монголии. В тот момент основное внима¬
ние маньчжурского правительства было поглощено
войной в Китае.
Поход на Халху начался в середине июня 1646 г.
22 августа войска под командованием Додо достигли
горы Ингарцак (Ингаэрчакэ), где впервые получили
сведения о местопребывании Тингиса [16, цз. 27, 8а].
К этому времени уже произошло первое вооруженное
столкновение между сунитами и войсками южномон¬
гольских знамен, выступившими в поход на Халху по
приказу маньчжурского императора.
Среди южномонгольских войск были хорчинские,
•дурбэтские и уратские феодалы со своими воинами [71,
138]. В битве между сунитами и воинами из южномон-
гол'ьского аймака Сы цзы (Четыре сына), возглавляв¬
шихся дарханом5 До-кэ-синь, суниты потеряли пятерых
тайджи убитыми и 152 воина пленными, а также много
скота, захваченного нападавшими. Маньчжурские вла¬
сти щедро наградили дархана До-кэ-синь, оставив в его
распоряжении все трофеи, за исключением жен, детей
и имущества пятерых убитых тайджи (отошедших в каз¬
ну) [16, цз. 26, За].
Военные действия развивались благоприятно для
маньчжуров. Получив у горы Ингарцак сообщение, что
становище Тингиса находится в местности Гунгэлутай6,
Додо приказал монгольскому гушань эчжэнь Алаю с
войском выступить вперед, обойти Тингиса с тыла и
стойко удерживать позиции [16, цз. 27, 8а]. Однако до
Тингиса дошли вести о приближении маньчжурской ар¬
мии, и он уклонился от сражения. Додо отдал распоря¬
жение преследовать сунитов днем и ночью [там же]7. На
5	Дархан — старинный монгольский титул, присоединявшийся
к имени князя, чем-либо прославившегося.
6	По предположению А. Позднеева, местность Гунгэлутай, или,
как он транскрибирует это название, Гунь-галутай, являлась «пике¬
том Гун», расположенным на самой границе Халхи и Южной Мон¬
голии Гем. 71, 139].
7	Ссылаясь на монгольский источник, А. Позднеев утверждает,
что первое сражение было дано Тингису в урочище Гун-Кару; Тин-
гйс потерпел поражение и бежал, преследуемый войсками Мань-
чжушри и Мин-ань-да-ли. Поскольку в «Шицзу шилу» приводятся
многочисленные документы, в том числе и подробные донесения от
совершавших походы военачальников, автор настоящей работы бо¬
лее склонен доверять данным «Шицзу шилу» о том, что битва про¬
изошла у горы Оутэкэшань.
78

следующий день преследователи достигли Тингиса у
горы Оутэкэшань. На этот раз суниты приняли бой, но
под натиском превосходящих сил противника были раз¬
биты и бежали. Войска Додо отбили маньчжурскую
принцессу и, переправившись через реку Тола, продол¬
жали преследование. По данным, которыми располагал
Л. Позднеев, в урочище Бурхату8 произошло первое
сражение, во время которого были убиты сыновья Тэн-
гитэя — Дорчжи, Бату и Шачжин, а также его племян¬
ники— Гарму, Тэмтэйя, Буяньту [71, 140]; погибло мно¬
жество сунитов. В руки маньчжурских и южномонголь¬
ских воинов попали члены семей убитых сунитских фео¬
далов и их имущество. Войска Додо обезглавили болеё
тысячи человек, взяли в плен около 800. Победителям
досталась большая добыча, в столицу сообщили о за¬
хвате 1450 верблюдов, 19,3 тыс. лошадей, свыше
19,9 тыс. волов и более 35 тыс. баранов [16, цз. 27, 86].
27 августа «внешним вассалам-монголам», т. е. населе¬
нию Южной Монголии, объявили об «усмирении» суни¬
тов [там же, 106].
В доступных нам источниках, к сожалению, отсутст¬
вуют сведения о действиях халхаских феодалов во время
описываемых событий. В книге А. Позднеева без ссыл¬
ки на источники упоминается, что в тот момент
«в аймаках тушету-хана и сэцэн-хана повсюду ходили
глашатаи, призывая мелких князей вооружиться и идти
на защиту своих единомышленников против маньчжу¬
ров. Вскоре оба аймака почти целиком были подняты
и явились к своим ханам готовыми идти в бой» [71,
137]. Исключение составили лишь тайджи Лабдар и его
брат, которые донесли обо всем маньчжурскому двору,
отправив туда же и прибывших к ним глашатаев от
Тушэту-хана и Цэцэн-хана [там же].
Последующие события действительно доказали, что
халхасы попытались оказать вооруженное сопротивление
захватчикам. Как сообщалось в донесении Додо мань¬
чжурскому императору, записанном в «Шицзу шилу»
под датой 19 сентября 1646 г., в последнюю неделю ав¬
густа Тушэту-хан и Цэцэн-хан с войском сделали по¬
пытку остановить продвижение маньчжурских войск по
Халхе. Войска Додо, одержав победу над сунитами
В «Шицзу шилу» название местности не указывается.
79

(хотя и не полную, так как Тингис оставался на свобо¬
де), двинулись от реки Тола на запад. 23 августа9 10 они
достигли урочища Чжа-цзи-бу-ла-кэ, где им преградило
дорогу двадцатитысячное войско Тушэту-хана под
командованием двух его сыновей [16, цз. 27, 196]|0.
Войска Тушэту-хана потерпели поражение и подверг¬
лись преследованию войск Додо, потеряв большое ко¬
личество воинов. Трофеями маньчжуро-монгольских
войск стали более 270 верблюдов и 1 тыс. лошадей [16,
цз. 27, 196].
На следующий день Цэцэн-хан во главе тридцатиты¬
сячного войска столь же неудачно попытался закрыть
воинам Додо выход из урочища Чжа-цзи-бу-ла-кэ.
В тяжелом сражении халхасы были разбиты и бежали
[там же].
Перед маньчжуро-монгольскими войсками откры¬
вался путь в глубь Халхи. Однако, узнав от пленных,
что члены семьи Цэцэн-хана и его люди бежали в мест¬
ность Сайлингэ, Додо собрал своих военачальников на
совет, чтобы обсудить целесообразность продолжения
военных действий. Несмотря на то что все военачальни¬
ки высказались в положительном смысле, Додо принял
решение возвратиться. В «Шицзу шилу» сообщается:
«Из-за того, что кони обессилели, в 16-й день 7-го меся¬
ца (соответствует 26 августа 1646 г.) прекратили поход
и повернули войска» [там же].
Поскольку в источниках не названы другие причины
прекращения похода, можно предположить, что мань¬
чжурские войска испытывали в Северной Монголии
серьезные трудности со снабжением, весьма осложняв¬
шие продолжение военных действий.
Поход 1646 г. знаменовал собой завершение первого
периода маньчжуро-халхаских отношений, характеризо¬
вавшегося вначале добровольными посольскими связя¬
ми халхасов с цинским двором.
Вторжение маньчжурских войск в Халху под благо¬
видным предлогом — для преследования бежавших туда
сунитов, разгром сил Цэцэн-хана и Тушэту-хана войска¬
9	Дата «23 августа» дается в «Шицзу шилу». По данным
А. Позднеева, войска Додо достигли урочища Чжацзи булак в 8-м
месяце (соответствует 9 сент. — 8 окт. 1646 г.) [71, 140].
10	Как сообщает А. Позднеев, войсками Тушэту-хана командо¬
вал сам Тушэту-хан Гомбо и его двоюродный брат Рахули [71, 140].
80

ми .маньчжуров оказали весьма существенное влияние
на изменение характера отношений между Цинской им¬
перией и Халхой.
Борьба маньчжурских правителей
за признание халхаскими ханами
своей зависимости от Цинской империи
(50-е годы XVII в.)
Несмотря на военные победы, одержанные Додо над
войсками Тушэту-хана и Цэцэн-хана, основная цель по¬
хода 1646 г,— захватить в плен Тингиса и, если удастся,
Цэцзн-хана Шолоя — достигнута не была. Маньчжур¬
ское правительство убедилось, что добиться подчинения
Северной Монголии военным путем, особенно в разгар
военных действий маньчжуров .на территории Минской
империи, весьма сложно. В то же время именно война
в Китае заставляла цинских правителей обращать при¬
стальное внимание на отношения с Халхой, к которой
примыкали земли совсем недавно завоеванной и вклю¬
ченной в состав Цинской империи Южной Монголии.
Под воздействием этих факторов цинский двор дли¬
тельное время после событий 1646 г. пытался подчинить
Халху своему влиянию, не применяя военную силу, пу¬
тем дипломатического и экономического нажима на хал-
хаских феодалов. Со своей стороны, халхаские ханы
стремились сохранить независимое положение и разви¬
вать посольские связи с Цинской империей па прежней,
добровольной основе.
Борьба этих двух тенденций составила главное со¬
держание второго периода развития маньчжуро-халхас-
ских отношений, начавшегося, как уже упоминалось
выше, после маньчжурского похода на Халху летом
1646 г. и закончившегося к началу 60-х годов XVII в.
О том, как развивались события второго периода, до
некоторой степени можно судить по единственным имею¬
щимся в нашем распоряжении материалам — текстам
указов маньчжурского императора, адресованным Ту-
шэту-хану, Цэцэн-хану, Дзасакту-хану и другим северо¬
монгольским феодалам. Эти указы передавались цин-
скими властями не со своими посольствами, а с ока¬
зией — с возвращавшимися в Халху посольствами хал-
6 Зак 600
81

хаских феодалов (исключая на первых порах из их чис¬
ла Тушэту-хана и Цэцэн-хана).
Для наступления на независимость халхаских феода¬
лов цинский двор использовал события, происшедшие
летом 1646 г.
12 октября 1646 г. с отправленными в Халху поддан¬
ными Тушэту-хана, которые прибыли ранее ко двору
маньчжурского государя и поднесли ему лошадей, был
передан императорский указ. Халхаским послам пред¬
лагалось без промедления вернуться домой и объявить
своим господам повеление маньчжурского императора:
«До появления хорошей травы (т. е. до весны 1647 г.—
И. Е.) схватить и представить ко двору Тингиса и Тэн-
гитэя» [16, цз. 28, 6а]. Только при этом условии цинские
власти соглашались принимать в дальнейшем новых
халхаских послов, предупредив, что в случае неповино¬
вения «вновь присланные послы будут задержаны».
Указ заканчивался напоминанием о военном поражении
Тушэту-хана и Цэцэн-хана: «Если не схватите Тингиса,
Тэнгитэя, великая армия выступит, чтобы преследовать,
схватить и уничтожить мятежников. И в какие же 'места
вы побежите?» [там же].
Указы с требованием схватить и выдать цинскому
двору Тингиса маньчжуры рассылали различным фео¬
дальным властителям Халхи, пытаясь, по-видимому, ис¬
пользовать их разобщенность. Это отметил также
А. Позднеев, упомянув в числе получивших такие пись¬
ма Сайн-нойона и Дзасакту-хана, не причастных к со¬
бытиям 1646 г. [71, 143].
Расчеты маньчжурского правительства не были со¬
вершенію беспочвенными. Не только у халхасов, но и
в среде связанных между собой тесными родственными
узами сунитских феодалов не было единства действий.
В «Шицзу шилу» содержится запись от 17 ноября
1646 г. о награждении маньчжурским императором
в октябре того же года тайджи сунитского племени То-
цзи, принимавшего участие в преследовании и убийстве
своего дяди, У-бань-дая, бежавшего от маньчжуров [16,
цз. 28, 106]. Очевидно, распри и были одной из причин,
вынудивших Тингиса в 1648 г. сдаться маньчжурским
властям. Однако до сдачи Тингиса, как уже отмечалось
выше, цинский двор всемерно пытался использовать бег¬
ство сунитов в Халху для того, чтобы заставить халха-
82

ских ханов отказаться от прежней политической само¬
стоятельности и признать свою зависимость от Цинской
империи. Тактика же отдельных халхаских феодалов со¬
стояла в том, чтобы вернуться к прежним, основанным
на добровольных началах посольским отношениям с
Цинской империей. Без продолжения таких отношений
халхасы не могли вести торговлю с Китаем, жизненно
необходимую для кочевников-скотоводов.
Уже в мае 1647 г. ко двору цинского императора
прибыли послы от Цэцэн-хана (Маха самади Сэчэнь
хана) и феодалов его племени с подношением из мест¬
ных продуктов и с просьбой установить дружбу [16,
цз. 31, 136].
С послами Цэцэн-хана халхаским феодалам был от¬
правлен указ маньчжурского императора. Напоминая
о своей «великой милости» — прекращении военных дей¬
ствий в Халхе, император требовал: «Ныне, если вы
желаете жить в спокойствии и радости, [вы] должны
схватить Тингиса, овладеть его подданными и предста¬
вить их [ко двору]. Если же [вы] не в состоянии [сделать
этого], то должны военным путем уничтожить Тингиса,
захватить его подданных, и тогда не будет беспокойст¬
ва о том, чтобы посылать еще раз наши войска. Если
же [вы] и этого не сможете сделать, тогда разрешается
прислать [ваших] близких и доверенных сановников
в качестве заложников. Мы [император] приказали на¬
ходящейся на фланге армии выступить, и, в какое бы
место они [суниты] ни убежали, будет нетрудно уничто¬
жить их. ...Причина, по которой мы [император] вынуж¬
дены отдать вам приказ прислать в качестве заложни¬
ков близких и доверенных сановников, состоит в том,
что если [мы] пошлем большое войско, то будет нанесен
вред вашим владениям [государствам]. Если же несколь¬
ко раз посылать один отряд, то опять-таки мы опа¬
саемся, что невозможно будет понять наши настроения»
[16, цз. 31, 14а—146].
Указ заканчивался предложением поторопиться с
присылкой послов до наступления зимы в том случае,
если халхасы готовы подчиниться указаниям маньчжур¬
ского императора. Если же они сомневаются или колеб¬
лются — присылать послов «нет необходимости» [там
же].
Таким образом, в указе недвусмысленно подчерки-
6*
83

валось, что цинское правительство отметает всякие по¬
пытки восстановления отношений с Халхой на прежней
основе. Перед халхаскими феодалами ставился ульти¬
матум: либо разбить и выдать маньчжурам или унич¬
тожить сунитов, после чего станет возможным возобнов¬
ление прежних мирных отношений с пинским двором,
либо, если это требование маньчжурского императора
не будет исполнено, подвергнуться новому вторжению
маньчжурских войск в Халху. В последнем случае мань¬
чжуры требовали от халхаских правителей прислать ко
двору императора заложников для гарантии того, что
халхасы не окажут вооруженного сопротивления пин¬
ским войскам.
Как мы видим, исполнение любого из предъявленных
маньчжурами требований означало для халхаских ха¬
нов отступление с прежних позиций политической само¬
стоятельности и одновременно торжество излюбленного
метода маньчжурских политиков — бить монголов сила¬
ми самих же монголов, так умело примененного ими
в период завоевания Южной Монголии.
Политика цинского двора строилась на использова¬
нии того резонанса, который должны были, по мнению
маньчжурского правительства, вызвать в среде халха¬
ских феодалов военные победы !маньчжуров летом
1646 г.
Однако реакция халхаских ханов оказалась совсем
не той, на которую рассчитывало маньчжурское прави¬
тельство. Халхасы ответили молчанием.
Сдача Тингиса цинским властям в 1648 г. аннулиро¬
вала вопрос о его выдаче маньчжурам, и халхаские
ханы сделали попытку возобновить свои отношения
с цинским двором в прежней форме. В том же, 1648 г.
Цэцэн-хан Шолой прислал послов, поднес маньчжурско¬
му императору 100 верблюдов и 1 тыс. лошадей как
выкуп за совершенные проступки. Тушэту-хан также
представил доклад с просьбой о прощении. В ответ оба
хана получили новое повеление прислать ко двору цин¬
ского императора своих сыновей и младших братьев [22,
цз. 3, 36] и вновь обошли полученный приказ молча¬
нием.
В феврале того же, 1648 г. маньчжурскому импера¬
тору прислал подношение из лошадей и верблюдов гла¬
ва Сайн-нойоновского аймака Даньцзин-лама (Номун-
84

хан), а в конце июля он прибыл к цинекому двору, был
награжден императором и присутствовал на устроенном
в его честь торжестве [16, цз. 39, 96].
В дальнейшем в указах маньчжурского императора
среди тех халхаских ханов и крупных феодалов, кому
они были адресованы, неизменно упоминался и Даньцзин-
лама.
В феврале 1650 г. представил подношение мань¬
чжурскому императору — лошадей и собольи шкурки —
Цэцэн-хан. Подношение приняли, посланцам устроили
пир и выдали вознаграждение [16, цз. 47, 16].
Отношения Тушэту-хана с цинским двором в тот пе¬
риод, по-видимому, были более сложны, чем у других
халхаских ханов.
В 1646 г. один из его подданных, Эрчухур (Эр-
чу-ху-эр), напал на территорию подчинившегося мань¬
чжурам южномонгольского княжества Барин и за¬
хватил людей и скот [16, цз. 48, 46]. Затем, кроме
записи о докладе, представленном Тушэту-ханом мань¬
чжурскому императору в 1648 г., в источниках отсутст¬
вуют какие-либо упоминания о посольствах от этого-
феодала до сентября 1650 г., когда маньчжурский им¬
ператор принял подношения от Тушэту-хана. Посланцам
халхаского хана был устроен пир, и они получили обыч¬
ное вознаграждение [16, цз. 48, 186].
Отношения маньчжурского государства с Дзасакту-
ханом, не участвовавшим в военных действиях халхасов
против маньчжурских войск летом 1646 г., вначале скла¬
дывались довольно спокойно. Правда, в «Хуан чао фань
бу яо люе» встречается упоминание о попытке Дзасакту-
хана в 1647 г., после объявления «обвинительного ука¬
за» 11 маньчжурского императора Цэцэн-хану и Тушэту-
хану, «вместо них разрешить вопрос о совершенном
преступлении» [22, цз. 3, 36], т. е. выступить посредни¬
ком между пинским правительством и халхаскими ха¬
нами.
Попытка Дзасакту-хана успеха не имела. Маньчжур¬
ский император не принял письма под тем предлогом,,
что Дзасакту-хан не назвал своего имени (т. е. поставил
себя вровень с государем Цинской империи), а «слова
письма близки к строптивым и надменным» [там же]. 1111 Очевидно, имеется в виду указ от 1646 г.
85

Это утверждение «Хуан чао фань бу яо люе», составлен¬
ного на основе биографий монгольских князей [там же,
из. 1, Іа], совпадает со сведениями, которые содержатся
в работе А. Позднеева, написанной также на основании
монгольских летописей [см. 71, 144].
В «Шицзу шилу» эти события изложены несколько
иначе. Здесь упоминается о прибытии в начале 1647 г.
послов от Дзасакту-хана с подарками из «местных про¬
дуктов» [16, цз. 30, 14а] и о полученном в мае 1647 г.
письме Дзасакту-хана, в котором выражалась радость
по поводу военных побед маньчжуров в Китае, но не
говорится о попытке его вмешательства в отношения
между цинским правительством и халхаскими Тушэту-
ханом и Цэцэн-ханом [16, цз. 31, 146].
Трудно определить, чем в данном случае объясня¬
ются такие расхождения. Ясно одно: если и была в дей¬
ствительности неудачная попытка Дзасакту-хана высту¬
пить в роли посредника, то она не повлияла на харак¬
тер отношений Дзасакту-хана с маньчжурским двором
в дальнейшем. В конце декабря 1647 г. был устроен пир
в честь прибывшего с данью посла Дзасакту-хана; его
наградили шелковыми тканями [16, цз. 35, 9а]. В после¬
дующие три года посольства с данью от Дзасакту-хана
прибывали довольно регулярно. Однако в 1650 г. под¬
чиненный этого хана Омбо-эрдэни под предлогом охоты
вторгся в район Гуйхуачэна, захватил гам скот и иму¬
щество [16, цз. 48, За], а другой подчиненный, Ба-эр-бу-
лин-ту, совершил набег на княжество Тумэт, увел людей
и скот [22, цз. 3, 36].
После смерти Дзасакту-хана Субуди ханское звание
наследовал его сын ■—Норбо. Он был назван Биширэл-
ту-ханом. 8 апреля 1650 г. новый хан прислал ко двору
маньчжурского императора посольство с подношением,
состоявшим из лошадей. По принятому обычаю для чле¬
нов посольства было устроено пиршество и они получи¬
ли награду [16, цз. 48, 46].
Тем не менее набег подданных этого хана на под¬
чиненные маньчжурам южномонгольские княжебтва был
использован цинским двором как непосредственный по¬
вод для издания в апреле 1650 г. нового императорского
указа. Обращаясь к Дзасакту-хану, Тушэту-хагіу, Дань-
цзин-ламе, Омбо-эрдэни и другим крупным И мелким
бэйлэ, император потребовал: «Главные ханы, бэйлэ,

I
бэйцзы12 ваших мест должны принести клятву перед
Небом и Землей» [см. 16, цз. 48, 36—5а], т. е. оформить
клятвой заключение дружественного союза с империей
Да Цин.
С этого момента требование принести клятву о союзе
становится доминирующим в политике маньчжурского
двора по отношению к Северной Монголии.
Настойчивость, с которой цинские власти впоследст¬
вии добивались исполнения халхасами этого требова¬
ния, и история заключения столь же «дружественных»
союзов с княжествами Южной Монголии убеждают
нас, что значение такого союза далеко не исчерпыва¬
лось стремлением добиться гарантий спокойствия на
границе с Северной Монголией.
Очевидно, по нормам дипломатии того времени за¬
ключение подобного рода союза автоматически влекло
за собой признание права решающего голоса за более
сильным партнером по союзу, каким в данном случае
была Цинская империя. Иными словами, клятва халха-
ских феодалов о дружбе и союзе с Цинами в глазах
халхасов, равно как и в глазах маньчжурского прави¬
тельства, являлась первым шагом по пути официально¬
го признания ими своей зависимости от Цинской импе¬
рии. В правильности такого вывода нас убеждает и
другой пример. Заключившие дружественные союзы с
маньчжурским государством южномонгольские феодалы
вынуждены были подчиниться приказу маньчжурского
правителя Абахая и со своими войсками участвовать
в походах маньчжуров против Чахарского ханства.
В этой связи становится понятным настойчивое стрем¬
ление халхаских правителей избежать заключения сою¬
за с Цинской империей.
В указе содержалось также требование возместить
ущерб, который нанесли халхасы своими набегами на
Барин и Тумэт [16, цз. 48, 36].
О том, какое серьезное значение маньчжурские пра¬
вители придавали заключению союза с главами халха¬
ских племен в рассматриваемый период, об их настой¬
чивом стремлении добиться успеха и уверенности, что
12	Бэйлэ (маньчж. бэйл)—титул маньчжурской знати; соот¬
ветствовал 3-й степени княжеского звания. Бэйцзы (маньчж.
бэйс)—титул маньчжурской знати; соответствовал 4-й степени кня¬
жеского звания. Здесь применены в отношении халхаских феодалов.
8Т

этот успех будет достигнут, можно судить по указу
маньчжурского императора ойратскому Очирту-тайджи.
В ответ на посольство от Очирту-тайджи, прибывшее
в начале мая 1650 г., к нему с маньчжурским послом
был отправлен указ императора, в котором излагалось
-основное содержание апрельского указа халхаским фео¬
далам, а о союзе с ними говорилось как о событии, уже
совершившемся. Указ Очирту-тайджи гласил: «Ныне
главы этих (халхаских.— И. Е.) племен, а также бэйлэ
и бэйцзы дали клятву перед Небом и Землей прекра¬
тить с настоящего времени военные действия, не вое¬
вать, навеки быть в дружбе. В случае же нарушения
[клятвы] обязательно последует карательный поход. Вы
уже [проявили] свою высокую преданность. Если бы мы
вновь пошли походом на Халху, вы не должны иметь
с ней дружбу» [16, цз. 48, 17а—186]. В последней фразе
отчетливо видна вся агрессивность курса маньчжурско¬
го правительства в отношении Халхи и предусмотри¬
тельность цинских политиков, стремившихся посеять
вражду между восточными и западными монголами.
Однако намерение маньчжурского императора до¬
биться заключения союза по-прежнему наталкивалось
на глухое сопротивление халхаских ханов.
20 сентября 1650 г. Тушэту-хан после длительного
перерыва прислал послов с подношением из лошадей.
Его приняли, а послам устроили обычное пиршество
и выдали вознаграждение, но в записи, относящейся
к прибытию посольства, нет ни слова о заключении сою¬
за между халхасами и Цинской империей.
Единственным халхаским правителем, у которого
требование заключить союз с Цинской империей нашло
какой-то отклик, был Даньцзин-лама (может быть, по
той причине, что его имя в апрельском указе маньчжур¬
ского императора упоминалось в непосредственной свя¬
зи с обвинением халхаских правителей в бездействии)13.
В «Шицзу шилу» имеется запись, датированная 18 нояб¬
ря 1650 г., о получении доклада от Даньцзин-ламы
и других бэйцзы (их имена не указаны). В докладе со-
13	Указ начинался с упрека в адрес Даньцзин-ламы, единствен¬
ного из крупных халхаских правителей, побывавшего лично при
дворе Цинской империи: «Вы, Номун-хан (Даньцзин-лама.— И £.).
говорили о мире и приезжали [к нам], но в результате еще не заклю¬
чили (с нами] договора» [16, цз. 48, 36].
S8

общалось: «Ныне направили сановников, возглавляемых
четырьмя бэйлэ, заключить союз и установить дружбу»;:
говорилось также о полном признании и одобрении хал-
хаскими феодалами полученного императорского указа
[16, цз. 50,	16]. Однако в последующих материалах
«Шицзу шилу» нет сведений ни о прибытии ко двору
маньчжурского императора упомянутых выше халха-
ских бэйлэ, ни о заключении союза с Даньцзин-ламой.
Более того, 13 января 1651 г. к Дзасакту-хану, Дань-
цзин-ламе, Омбо-эрдэни, большим и малым бэйцзы был
отправлен новый указ маньчжурского императора. Он
начинался с констатации того факта, что союз между
Цинской империей и Халхой еще не заключен, несмотря
на все разговоры халхаских бэйлэ о дружбе. Далее'
вспоминались военные подвиги маньчжуров, завоевание
ими Чахара и события в Халхе, связанные с бегством
Тингиса, когда посланные вдогонку маньчжурские
войска не развернули широких военных действий против
Халхи.
Приведя эти доказательства своего «дружественного'
отношения» к халхасам, маньчжурский император напо¬
минал о набегах халхаских феодалов на территории
племен (княжеств) Барин и Тумэт и снова предлагал
«снять с себя (халхаских владений.—И. Е.) вину за
набег», вернув захваченных людей, скот и запла¬
тив штраф.
Далее в указе говорилось: «Отныне, если вы хотите
прекратить военные действия, навеки установить друж¬
бу, пусть главы ваших племен (ханы.— И. Е.), а также
бэйлэ, бэйцзы поклянутся перед Небом и Землей. Хоти¬
те мира — значит, будет мир. Если найдутся гушань
бэйцзы (знаменные бэйцзы), которые не пожелают
мира, то, само собой разумеется, они к вам, желающим
мира бэйцзы, не будут иметь никакого отношения. Если
же мы будем спрашивать с них за преступления, вы так¬
же не должны им помогать. Заключившие с нами друж¬
бу бэйцзы по устанавливаемым правилам обязаны еже¬
годно, согласно принадлежности к знаменам, приносить
один раз дань [маньчжурскому императору]. Бэйцзы
каждого знамени обязаны представлять дань [в виде]
одного верблюда и восьми лошадей и присылать ко
двору [императора] сановников для аудиенции. Мы [им¬
ператор] также будем награждать их подарками соглас-
82 -

но правилам. Помимо этого каждый может по своему
усмотрению посылать других послов и торговать. Если
вы подчинитесь моему указу, то ваши бэйцзы могут
присылать ко двору [императора] сановников. В против¬
ном случае не присылайте их» [16, цз. 51, 86].
В этом указе впервые в истории маньчжуро-халха-
ских отношений требование клятвой подтвердить друж¬
бу и союз, столь характерное для отношений маньчжуров
с южномонгольскими ханствами, дополнено требованием
регулярной дани из местных продуктов в установленном
количестве.
Дань от высших феодалов каждого из халхаских
знамен, состоявшая из девяти голов скота, имела, безус¬
ловно, чисто символическое значение. Редкостная белая
масть животных ]см. 27, цз. 1, 13а] должна была под¬
черкнуть символический характер дани, выплата кото¬
рой означала бы признание халхаскими феодалами
своей зависимости от Цинской империи. Не менее инте¬
ресно и проведенное в указе разделение между устанав¬
ливаемой данью из «девяти белых», которую обязаны
были регулярно подносить маньчжурскому императору
высшие халхаекие владетели, и данью от остальных хал¬
хаских феодалов, подношение которой не регулирова¬
лось какими бы то ни было установлениями и зависело
только от их собственного желания.
Китайский источник начала XVIII в. дает следующие
разъяснения по этому поводу: «Ежегодно халхаекие
ханы, а также джинонги, нойоны, крупные тайджи каж¬
дый вносили дань из восьми белых лошадей и одного
верблюда, называли ее ежегодной данью из „девяти бе-
лых“... Это была постоянная дань, записанная как при¬
каз... Кроме того, мелкие тайджи, табунанги вносили
дань соответственно своему имуществу, без ограничений
в виде и количестве» [27, цз. 1, 13а—136].
Таким образом, с введением дани из «девяти белых»
в отношениях между Цинской империей и Халхой возни¬
кало нечто новое. Наряду с добровольными посольски¬
ми связями отдельных халхаских феодалов с Цинской
империей, существовавшими ранее в условиях феодаль¬
но раздробленной Халхи, маньчжурские власти настой¬
чиво стремились ввести новые, построенные на принципе
обязательного исполнения воли маньчжурского импе¬
ратора и поднятые до уровня межгосударственных от-
90

ношения зависимости халхаских феодалов от маньчжур¬
ского государства.
Форма выражения этой зависимости была заимство¬
вана маньчжурами из системы внешнеполитических от¬
ношений Минской империи.
Советский историк А. А. Бокшанин, изучая соотно¬
шение политических и внешнеторговых функций в систе¬
ме «дани» минского времени, пришел к выводу, что «та¬
кие товары, которые составляли подношение императору
и императрице непосредственно от властителя (и его
супруги) приславшей посольство страны, именовались,
в Китае „собственно данью'1 (чжэнгун). Эта „собствен¬
но дань" и несла политическую нагрузку, так как выда¬
валась китайцами за символ покорности иноземцев»
[39, 101].
В данном случае введенная маньчжурами дань из
«девяти белых» как раз и призвана была играть роль,
«собственно дани», в отличие от представлявшейся
добровольно и ничем не регламентированной дани от
отдельных халхаских феодалов, на тесную связь которой
с торговлей указывает и текст приведенного выше указа
Установление маньчжурами дани из «девяти белых»
з источниках и литературе датируется по-разному.
Источник начала XVIII в. «Юйчжи циньчжэн пиндин
шомо фанлюе» относит введение дани из «девяти
белых» к 1655 г. Причиной появления такого сообщения
были, по-видимому, два обстоятельства. Прежде всего,
именно в 1655 г. халхаские ханы после продолжавше¬
гося несколько лет временного разрыва дипломатиче¬
ских отношений с Цинской империей согласились удов¬
летворить требования маньчжурского двора, в резуль¬
тате чего были возобновлены посольские связи Халхи
с Цинской империей и подношение халхасами дани из
«девяти белых». В том же году маньчжурский двор, за¬
крепляя достигнутые успехи, пожаловал звание дзасака 14
восьми крупнейшим халхаским феодалам и обязал их
ежегодно приносить маньчжурскому императору дань из
«девяти белых» [16, цз. 95, 10а].
Таким образом именно с 1655 г. в отношениях Цин¬
ской империи с Халхой появились новые формы, про-
м Д з а с а к (кит. чжа-са-кэ)—у монголов князь-правитель,,
обладавший полной юрисдикцией [см. 44, 179; 81,. 7.9, сн .1].
9f

исхожденне которых связано с заимствованием мань¬
чжурским правительством методов традиционной китай¬
ской дипломатии.
А. А. Бокщанин, оценивая отношения Минской импе¬
рии с некоторыми странами Юго-Восточной Азии как
номинальный вассалитет, перечислил его признаки [38,
36]. Два из них — присылка посольств с данью импера¬
тору в установленные китайским правительством сроки
и принятие местными правительствами китайского титу¬
ла «ван» — отдаленно напоминают введенные цинским
правительством новые нормы отношений между Цинской
империей и Халхой.
В исторической литературе нет единого мнения о
дате установления цинским правительством для Халхи
дани «из девяти белых».
А. Позднеев, опираясь только на «Эрдэнийя эрихэ»,
датировал введение дани из «девяти белых» 1638 г. Он
правильно оценил введение этой дани как посягатель¬
ство маньчжурского двора на политическую самостоя¬
тельность халхаских правителей [71, 130]. Однако в силу
присущей его книге апологетики маньчжурских правите¬
лей и вследствие неверной датировки событий он при¬
шел к выводу, далекому от истины: «Будучи не в силах
противостоять маньчжурам, они (халхасы.— И. Е.)
должны были уступить им (маньчжурам.— И. Е.) во
всем и соглашаться на все их требования до самой
смерти тайцзуна в 1644 г.» [там же, 131].
На самом же деле, как видно из приведенных мате¬
риалов, маньчжурское правительство не только в годы
правления Абахая, но и при его преемнике должно было
вести упорную дипломатическую борьбу, добиваясь от
халхаских ханов признания верховной власти маньчжур¬
ского императора.
Ссылка на ту же монгольскую летопись «Эрдэнийн
эрихэ» повлекла за собой и датировку в «Истории Мон¬
гольской Народной Республики» 1636 г. первого случая
поднесения халхаскими ханами дани из «девяти белых».
Правильно отметив, что в то время «халхаские феодалы
выступали как самостоятельные правители, добровольно
предлагавшие свою дружбу» [58, 173], авторы этой книги
ошибочно отнесли появление упомянутой дани к более
раннему периоду маяьчжуро-халхаских отношений и не
смогли поэтому раскрыть ее подлинного значения
92

в истории развития отношений между Цинской империей
; Халхой.
Следующей попыткой цинских властей перевести
связи с Халхой в русло официальных отношений между
нмператором-сюзереном и признавшими свою зависи¬
мость от него халхаскими правителями была строгая
регламентация порядка вознаграждения халхаских и
ойратских послов, прибывавших с данью ко двору мань¬
чжурского императора.
В конце марта — начале апреля 1651 г. маньчжур¬
ское правительство установило правила и нормы возна¬
граждения послов и их свиты, прибывавших с данью от
ойратских и халхаских феодалов [16, цз. 54, 276]. Обра¬
щает на себя внимание преимущественное положение
ойратов.
Ойратский посол первого ранга получал в качестве
вознаграждения штуку атласа с клеймом, изображаю¬
щим императорского дракона, штуку атласа на шапки
и штуку прочного атласа, 24 штуки тонкой шерстяной
материи и серебряный бочонок с чаем весом в 30 лян.
Каждому члену его свиты, состоявшей из пяти человек,
жаловали по штуке прочного атласа и по 8 штук тонкой
шерстяной материи.
Халхаский посол первого ранга получал вознаграж¬
дение из того же количества тканей того же вида, но
ему не полагалось серебряного бочонка с чаем. Сопро¬
вождавшие его два человека получали по шесть штук
тонкой шерстяной ткани. Такая же разница в возна¬
граждении существовала и в отношении послов второго
и третьего рангов [16, цз. 54, 276].
Больший почет и более ценные подарки должны бы¬
ли, очевидно, служить делу «привлечения сердец» ойрат¬
ских феодалов к маньчжурскому императору. Если уста¬
новление регулярных дипломатических отношений меж¬
ду Цинской империей и ойратами в тот момент являлось
делом будущего, то халхасам в политических планах
маньчжурских правителей было уже четко отведено
место вассалов.
Объявление халхаским феодалам указа о введении
обязательной ежегодной дани из «девяти белых» вызва¬
ло подъем активности со стороны северомонгольских
ханов. В «Шицзу шилу» в записи, датированной 12 мая
1651 г., упоминается о пиршестве, устроенном Ведомст-
93

вом церемоний для прибывших с данью послов от хал-
хаских Тушэту-хана и Дзасакту-хана [16, цз. 55, 17а].
В том же месяце была прислана дань (лошади и со¬
больи шкурки) от халхаского убаши-тайджи [там же,
16а].
Посольство от Тушэту-хана, для которого 21 сентяб¬
ря того же, 1651 года был устроен банкет в Ведомстве
чинов, можно назвать рекордным по численности — оно
включало в себя 884 человека [16, цз. 59, 5а]. В том же
месяце «а пиршестве в Ведомстве церемоний присутст¬
вовали члены посольств от Тушэту-хана и Цэцэн-хана
(309 человек) [16, цз. 60, 46].
Ведомство церемоний предложило новые празила
этикета на приемах халхаских послов — прибывавшие
с данью послы от халхасов приравнивались к внешним
вассалам, т. е. к феодалам Внутренней Монголии в ран¬
ге ниже вана и выше туна [16, цз. 60, 46]. Это означало,
что маньчжурское правительство стремилось к дальней¬
шей формализации отношений с халхасами.
Прибытие ко двору маньчжурского императора чрез¬
вычайно многочисленных по составу посольств от Тушэ¬
ту-хана и Цэцэн-хана буквально через несколько меся¬
цев после объявления им указа о введении дани из
«девяти белых» показывает, что само требование этой
дани не вызвало сопротивления халхаских феодалов.
Очевидно, в глазах северомонгольских правителей она
не имела такого принципиального значения, какое при¬
давалось ей маньчжурскими политиками.
Халхаские ханы восприняли обязанность регулярно
выплачивать дань из «девяти белых» как сравнительно
безболезненный для себя способ возобновления дипло¬
матических и, следовательно, торговых отношений с
Цинской империей. В то же время все халхаские ханы
по-прежнему игнорировали требование цинского прави¬
тельства принести клятву в дружбе и союзе с Цинской
империей, которое воспринималось ими как официаль¬
ное признание своего зависимого положения.
Маньчжурский двор отреагировал на такую позицию
северомонгольских феодалов продолжением дипломати¬
ческого нажима на халхасов. На этот раз в качестве по¬
вода для очередного указа было выбрано нападение се¬
верных монголов на давно подчинившееся Цинской ди¬
настии княжество Барин.
94

В «Шицзу шилу» приведен текст императорского
указа, датированного 28 октября 1651 г., Тушэту-хану,
Иэцэн-хану, Данъцзин-ламе, крупным и мелким бэйлэ,
' е. правителям Восточной Халхи. В указе впервые
поминалось о получении пинским двором от халхаских
ІЧ	феодалов ежегодной дани из 72 голов скота 15, но обра¬
щалось особое внимание на мизерность выкупа, полу¬
ченного за ограбление княжества Барин "(в качестве
зыкупа были получены 100 лошадей и 10 верблюдов).
Это обстоятельство рассматривалось маньчжурами как
нежелание халхасов «присоединиться».
В указе предъявлялся и новый ультиматум халха-
схим ханам: «Если подчинитесь нашрму приказу (вер¬
нуть баринских людей.— И. Е.), то [вам] надлежит
зносить дань от четырех главных знамен. Дань от
остальных мелких бэйлэ всю приостановить. Если же не
вернете нам население Барин, то не присылайте главных
бэйлэ ко двору (императора.— И. Е.), ваших послов
также можете не присылать и ежегодную дань можете
те вносить. Присланных вами в качестве выкупа за пре¬
ступление 100 лошадей и 10 верблюдов возвращаем об¬
ратно» [16, цз. 60, 12а—126].
Наиболее существенным для дальнейшего развития
чаньчжуро-халхаских отношений пунктом указа было
запрещение мелким феодалам Восточной Халхи при¬
сылать посольства с данью (а следовательно — торго¬
вать) даже в том случае, если будут выполнены требо¬
вания о возвращении баринских людей. Если бы это
распоряжение было исполнено, прервалась бы сущест¬
вовавшая ранее наряду с официальными отношениями
(между императором Цинской империи и халхаскими
ханами) линия отношений между пинским двором
и массой более мелких халхаских феодалов. Это подей¬
ствовало бы на последних самым болезненным образом.
С момента издания указа в октябре 1651 г. курс
маньчжурского правительства в отношении Халхи ста¬
новится особенно жестким. Одновременно и со стороны
халхасов, ранее в большинстве случаев отмалчивав¬
шихся и уклонявшихся от исполнения требований мань-
15 Имеется в виду дань из «девяти белых» от восьми крупней¬
ших халхаских феодалов, включая в их число Тушэту-хана, Дзасак-
ту-хана и Цэцэн-хана.
95

чжурского императора, наблюдается более открытое
сопротивление. Об этом можно судить по содержанию
императорского указа, направленного 16 декабря
1652 г. Тушэту-хану, Цэцэн-хану и Даньцзин-ламе [16,
цз. 70, 76—8а]. Поводом к его изданию послужил (из¬
ложенный в указе) доклад восточнохалхаских правите¬
лей, в котором они отказывались приносить дань из
«девяти белых» под тем предлогом, что получали в от¬
вет слишком скудное вознаграждение от маньчжурского
двора. Вторым пунктом, по которому халхасы высказали
в докладе свое неудовольствие (очевидно, в качестве
контрпретензии на требование маньчжуров вернуть лю¬
дей Барин), было то, что маньчжуры принимали бегле¬
цов из Халхи и не возвращали их обратно.
Как изображалось в указе, оппозиция халхаских ха¬
нов дополнялась неуважительным отношением халхасов
к маньчжурским послам, проявленным однажды, когда
[халхасы] задержали [послов] более чем на два месяца,
и вначале приказали им кланяться башне (по-видимому,
субургану.— И. Б1.)16, а потом видеть вас, поэтому не
посылали больше послов в Халху». В этом же указе тре¬
бования халхаских владетелей отвергались маньчжур¬
ским императором самым категоричным и унизитель¬
ным для монголов образом. Указ гласил: «Я —повели¬
тель Поднебесной, а вы —старшины маленьких госу¬
дарств величиной с пулю. [Вы] присылали в дань мест¬
ные продукты, и я одаривал [вас] как полагается. А вы,
утверждая, что вознаграждение скудное и представляя
просьбы увеличить его, самовольно заявляли, что если
вознаграждение останется прежним, то вы не станете
приносить дань из „девяти белых". [Вы], видимо, хотите
навлечь па себя войну?» [16, цз. 70, 76].
Открыто угрожая, маньчжурский император продол¬
жал настаивать на безоговорочном выполнении халха-
сами его требования прислать ко двору старших бэйцзы,
с тем чтобы они поклялись в дружбе, т. е. произнесли
клятву о заключении союза с Цинской империей [16,
цз. 7G, 76—8а].
Однако, несмотря на угрозы возобновления военных
действий в Халхе, маньчжурское правительство, бросив
все силы на завоевание Китая, на деле изыскивало раз-
16 Субурган — буддийская ступа (монг.).
96

личные способы мирным путем заставить северомонголь¬
ских феодалов подчиниться, для чего пыталось использо¬
вать в своих интересах авторитет далай-ламы. Между
1649 и 1651 гг. император Фу-линь (девиз правления
Шуньчжи) направил несколько посольств к пятому да¬
лай-ламе. Цзэпон Шакабпа, автор книги о политической
истории Тибета, считает, что причиной, заставившей
маньчжурского императора столь настойчиво зазывать
далай-ламу в Пекин, «были хорошие отношения, уста¬
новившиеся между третьим далай-ламой и монголами.
Кроме того, четвертый далай-лама был монголом, и это
одинаково тесно сближало оба народа. Приглашая
пятого далай-ламу в Китай, маньчжурский император
надеялся воспользоваться его влиянием на монголов,
дабы удержать их от вторжения на китайскую террито¬
рию» [105, 114]. О справедливости такого вывода гово¬
рят и материалы из «Шицзу шилу», относящиеся к ви¬
зиту далай-ламы в Пекин в 1653 г. В частности, обсуж¬
дая по приказанию императора просьбу далай-ламы
разрешить ему вернуться домой, совет ванов и сановни¬
ков выразил опасение, что, «если еще раз не выяснить
обстоятельства (заставившие далай-ламу принять такое
решение.— И. Е.), это может нанести далай-ламе обиду,
и [он] уедет, а тогда внешние государства, Халха, ойра-
ты непременно взбунтуются» [16, цз. 71, 20а].
Испытывая постоянную настороженность в отноше¬
нии Халхи, пинский двор попытался также интригами
и подкупом привлечь на свою сторону некоторых хал-
хаских феодалов. Результатом его усилий были собы¬
тия начала 1653 г. Тайджи Бунтар, подчинявшийся Ту-
шэту-хану, поссорился со своим ханом и, поддавшись
лосулам цинского двора, бежал с младшими братьями
и тысячей своих людей в маньчжурские земли, где от¬
дался под власть цинского императора [16, цз. 72, 17а —
176; 24, Фаньбу, 36—4а].
Это был первый из зафиксированных в источниках
случаев перехода к маньчжурам столь значительного
числа халхасов. Следуя традиции привлекать на свою
сторону монгольских феодалов выдачей щедрых наград,
император издал указ о пожаловании Бунтару титула
дзасак хэшо дархан цинван с тем, чтобы он управлял
пришедшими с ним людьми «на правах дзасаков всех
внутренних племен (т. е. княжеств Южной Монголии.—
7 Зах. 600
97

И. Е.)». Для проживания Бунтару и его людям были
отведены пастбища у реки Талухуньхэ. Впоследствии
эту часть халхасов стали называть «правым крылом
Халхи» [16, цз. 73, 4а].
В одно время с Бунтаром, как об этом сообщается
в «Шицзу шилу», к маньчжурам перешли еще трое хал-
хаских тайджи [16, цз. 72, 17а—б], которым император
дал аудиенцию и пожаловал титулы [16, цз. 73, 4а].
Халхаские правители попытались использовать все
эти события для того, чтобы выставить контрпретензии
маньчжурскому двору. 7 июля 1653 г. Тушэту-хан, Цэ-
цэн-хан, Даньцзин-лама представили императору до¬
клад, в котором они еще раз подтверждали свое жела¬
ние заключить дружественный союз с Цинской империей
и свое согласие вернуть маньчжурскому императору
людей и скот, захваченные во время набега на Барин,
но при одном условии — возвращения цинским двором
перешедших к маньчжурам халхасов [16, цз. 76, 56].
Эта новая попытка халхаских ханов сохранить рав¬
ноправие в отношениях с Цинской империей встретила
немедленный и резкий отпор цинского двора.
20 июля 1653 г. в указе маньчжурского императора
Тушэту-хан, Цэцэн-хан и Даньцзин-лама были вновь
обвинены в том, что отказались прислать к цинском\
двору «главных бэйцзы» для принесения клятвы о сою¬
зе, а также полностью вернуть захваченных во время
нападения на Барин людей и скот. Перечисление этих
фактов, не без основания воспринимавшихся маньчжур¬
ским двором как проявление явного нежелания халха¬
ских правителей отказаться от политической самостоя¬
тельности, завершалось напоминанием, что в текущем
году халхасы не представили «обычной дани из скота»
(имелась в виду дань из «девяти белых»). Маньчжур¬
ский император выражал свое негодование «дерзостью*
халхаских ханов, осмелившихся требовать возврата
принятых маньчжурами перебежчиков-халхасов, и вновь
настаивал на возвращении Цинской империи захвачен¬
ных во время набега на Барин людей и скота, а также
на присылке ко двору главных халхаских бэйлэ. Он
обещал, что только лишь в случае исполнения халхаса-
ми этих требований «вопрос о бежавших к нам с тоге
времени [ваших] людях, возможно, будет соответственнс
разрешен» [16, цз. 76, 11а—116].
98

Усиливая нажим на халхаских ханов, пинский двор
попытался перейти от угроз к действиям. Как это про¬
исходило на практике — до известной степени можно
судить по истории с приемом посольства от одного из
подданных Тушэту-хана. 30 октября 1653 г. посольство
с данью, состоявшей из лошадей и верблюдов, прибыло
з окрестности Чжанцзякоу [16, цз. 78, 6а—б]. Из Ли-
фаньюаня поступил запрос — что делать с прибывшими
халхасами. Совет ванов и сановников, обсудив по при¬
казу императора это дело, решил направить специаль¬
ного чиновника, чтобы выяснить, вернули ли халхаеы
маньчжурам людей Барин и отправили ли главных бэй-
цзы к императорскому двору. Если нет — халхаских по¬
слов предлагалось изгнать, не пропустив в Чжанцзякоу
[там же].
Решение послать чиновника специально для выясне¬
ния всех обстоятельств говорит о том, что цинский двор
не столь уж оперативно следил за развитием отношений
с халхаскими владетелями.
Раздробленность Халхи позволяла крупным феода¬
лам самостоятельно поддерживать связи с цинским
двором. Этим, вероятно, можно объяснить, почему по¬
сольство, о котором шла речь выше, было в конце кон¬
цов в ноябре принято, а членам его выданы обычные
награды [там же, 14а].
Вполне возможно, что причиной, заставившей цин¬
ский двор изменить свое первоначальное намерение не
принимать послов, был характер этого посольства, на¬
правленного не самим Тушэту-ханом, а подчиненным
ему феодалом.
В книге А. Позднеева упоминается о посольстве от
Тушэту-хана в 1653 г., которому маньчжурский двор
отказал в приеме [71, 153], но в «Шицзу шилу» не со¬
держится сведений о прибытии посольств от халхаских
ханов с конца 1651 г., когда была получена дань ло¬
шадьми от Тушэту-хана и Цэцэн-хана [16, цз. 60, 156].
Если даже не все халхаские посольства были упомянуты
в «Шицзу шилу», сам факт полнейшего отсутствия
записей в течение трех лет свидетельствует о серьезном
сопротивлении халхаских ханов и их настойчивых по¬
пытках сохранить политическую независимость. Однако
соотношение сил в данном случае, безусловно, склады¬
валось не в пользу северомонгольских феодалов.
7*
99‘

Разрыв дипломатических связей с Цинской империей
означал прекращение торговли с Китаем, а она была
жизненной необходимостью для населения монгольских
степей, занимавшегося кочевым скотоводством и не
имевшего развитого ремесла. Маньчжурское правитель¬
ство, учитывая, по-видимому, это обстоятельство, ис¬
пользовало угрозу разрыва дипломатических отношений
с Халхой как решающую меру воздействия на северо¬
монгольских правителей. В указе, датированном 6 мая
1654	г., объявлялось, что «в последующие девять меся¬
цев (того же, 1654 г. — И. Е.), когда вы, четыре знамени
(восточная часть Халхи.—И. Е.), захотите принести
ежегодную дань из белых лошадей и верблюдов, то, по¬
скольку вы неоднократно нарушали [наши] приказания,
прибывшие от вас послы не будут допущены ко двору
[императора] и по-прежнему получат приказ вернуться
обратно» [16, цз. 82, 186].
Как показали дальнейшие события, расчет цинского
правительства оказался правильным; уже в начале
1655	г. халхаские ханы один за другим вынуждены
были отказаться от своих прежних позиций.
Инициаторами этого выступили правители западной
части Халхи. Биширэлту-хан (Би-си-лэ-эр-ту-хань) [Дза-
сакту-хан] и Омбо-эрдэни (Э-му-бу-хэ эрдэни), винов¬
ные в нападении на людей из южномонгольского кня¬
жества Барин, представили маньчжурскому императору
доклад, в котором «повинились в своем преступлении,
просили мира, дружбы, принесли в дань верблюдов и
лошадей» [16, 88, 31а]. Примеру Дзасакту-хана не за¬
медлили последовать правители восточной части Хал¬
хи. 27 марта того же года Джебдзун-Дамба-хутухта
представил доклад, в котором просил мира и дружбы,
а также поднес лошадей и собольи шкурки [16, цз. 89,
106]. В апреле 1655 г. поднесли дань верблюдами, ло¬
шадьми и местными продуктами Даньцзин-лама и Цэ-
цэн-хан. Для членов их посольств был устроен пир и
выданы обычные награды [16, цз. 90].
12 мая того же года ко двору маньчжурского импе¬
ратора прибыли четверо тайджи, виновных в нападе¬
нии на Барин, захвате людей этого княжества и их иму¬
щества. Они, как сообщает источник, «повинились»
перед маньчжурским императором в «совершенных пре¬
ступлениях» и внесли ежегодную дань верблюдами и
100

лошадьми, за что были, в свою очередь, щедро возна-
-раждены [16, цз. 91, За—36].
Таким образом в течение трех месяцев все ханы и
крупнейшие феодалы Северной Монголии, за исключе¬
нием Тушэту-хана, выразили свою готовность подчи¬
ниться на этот раз требованиям маньчжурского импе¬
ратора.
Это отступление халха-монгольских феодалов неза¬
медлительно использовали маньчжурские политики для
постижения главной цели — заставить халхаских прави-
-елей исполнить официальную церемонию и принести
ч.тятву перед Небом и Землей о заключении дружбы
и союза с Цинской империей. Истинный смысл этого
акта в глазах цинского правительства, как отмечалось
ьыше, был равносилен «добровольному» отказу северо¬
монгольских владетелей от прежней полной политиче¬
ской самостоятельности и независимости во внешнепо¬
литических действиях.
8 июня 1655 г. к Тушэту-хану (в отличие от других
.алхаских правителей до этого момента еще не при
клавшего посольства к цинскому двору), Даньцзин-ла-
ѵе, Цэцэн-хану и Мэргэн-нойону17, т. е. к правителям
зосточной части Халхи, были направлены маньчжурские
чиновники с императорским указом, гласившим:
В прошлом вы противились нашим указам, поэтому
несколько раз не принимали [ваших] послов. Ныне вы
почтительно восприняли наши слова, искренне повини-
лиоь в преступлениях, прислали ко двору четырех тай-
.жи (перечисляются имена) с годовой данью. Мы (им¬
ператор.— И. Е.) не обвинили их в происшедшем, пол-
юстью простили недостающее число возвращенных
[зами] людей Барин и их скота, направили [к вам] чи¬
новников. Вы, желая укрепить дружбу, сможете встре¬
титься с ними, произнести клятву о союзе, каждый год
зносить дань согласно установленному количеству и
зести торговлю. Мы, со своей стороны, не будем пре-
оывать награждения подарками, принимать ваших бег¬
лецов, которые прибудут сюда после заключения союза,
и станем отсылать их обратно. Если же не заключим
17	М э р г э н (монг. вещий, мудрый) — титул, дававшийся
-нязьям и духовным сановникам за их личные способности. Н о й-
н — владетельный князь.
101

дружбу и не закрепим союз, а вы будете присылать
дань, мы (император.— И. Е.) не примем ее, отдадим
приказ принимать и щедро одаривать прибывающих
к нам [ваших] беглецов. Обдумайте это» [16, цз. 91,
136—14а].
Таким образом перед восточнохалхаскими правите-
лями вновь недвусмысленно был поставлен ультиматум.
Продолжение отношений с Цинской империей ставилось
в прямую зависимость от клятвы в дружбе и союзе,
которую должны были принести маньчжурскому импе¬
ратору северомонгольские ханы и крупнейшие феодалы.
В случае их отказа цинский двор вновь угрожал разры¬
вом дипломатических, а следовательно, и всяких иных
отношений с Халхой.
22 июня 1655 г. от лица императора был направлен
такой же указ правителям западной части Халхи Би-
ширэлту-хану (Дзасакту-хану), Омбо-эрдэни, а также
крупным и мелким бэйлэ [16, цз. 91, 176—20а]. Тон это¬
го указа был уже более резок.
Перечисляя случаи нападения западных халхасов на
земли Цинской империи, составители указа подчеркива¬
ли «человеколюбие» своего императора, стремившегося
мирным путем заставить правителей западной Халхи
принести клятву в дружественном союзе, и в то же вре¬
мя открыто выражали свое пренебрежительное отноше¬
ние к халхасам: «Только наша династия получила высо¬
чайшее повеление Неба объединить Поднебесную. Как
же вы, имея крошечные владения, можете действовать
по своему усмотрению?» [там же, 196].
Далее объявлялся ультиматум: «Ныне, [если] вы не¬
медленно пришлете наших людей, скот и установленное
число верблюдов и лошадей (дань из «девяти белых».—
И. Е.) и пришлете главных бэйлэ, тайджи (для заклю¬
чения союза,—Я. Е.), тогда на вас не будет лежать
вины. Если же вы этого не сделаете, вы разрушите
дружбу, сами навлечете на себя беду. Хотя и покаетесь,
по будет поздно. Хорошенько обдумайте это» [там же,
20а].'
Одинаковые по своей сути требования цинского дво¬
ра, обращенные к правителям Западной и Восточной
Халхи, были встречены по-разному. Восточнохалхаские
феодалы, ввиду географического положения своих вла¬
дений имевшие более тесные связи с Цинской империей,
102

вынуждены были первыми пойти на исполнение требо¬
ваний маньчжурского правительства.
Через месяц после издания указа от 8 июля 1655 г.,
о котором шла речь выше, прислал дань верблюдами
и лошадьми Тушэту-хан [16, цз. 92, 46]. В ноябре того
же года Тушэту-хан, Даньцзин-лама, Цэцэн-хан и Мэр-
гэн-нойон представили императору доклад, в .котором
сообщали, что готовы принести клятву в мире и дружбе
[16, цз. 94, 7а].
Дело о клятве восточлохалхаских феодалов завер¬
шилось в январе 1656 г. Воспользовавшись прибытием
послов от Тушэту-хана, Цэцэн-хана и других крупных
феодалов восточной части Халхи, передавших просьбу
своих правителей об установлении дружбы с Цинской
империей, маньчжурский император отдал приказ доло
ань цзюнь вану18 Иолэ совместно с монгольскими по¬
слами совершить в здании Цзун-жэнь-фу 19 «церемонию
окропления вином земли и изображения духов, произ¬
нести клятву» [16, цз. 96, 13а].
Успех цинской дипломатии был закреплен пожалова¬
нием звания дзасака восьми крупнейшим феодалам
Халхи [16, цз. 95, 10а]. Звание получили четыре прави¬
теля Восточной Халхи: Тушэту-хан, Цэцэн-хан, Дань¬
цзин-лама и Мэргэн-нойон. А. Позднеев сообщает, что
титул Мэргэн-нойона в то время носил тайджи Гуруши-
ки, который был троюродным племянником Тушэту-хана
Чихун-дорджи и вел свое происхождение от Аньхахая.
первоначально принявшего этот титул [71, 161]. В За¬
падной Халхе звание дзасака получили также четыре
правителя. Первым из них назван Биширэлту-хан, быв¬
ший никем иным, как владетелем цзасактуханского
аймака Норбо, затем Лубсан-тайджи (он носил имя
Эринчин и был сыном Омбо-эрдэни, известного своими
набегами на Гуйхуачэн (Хуху-хото) [71, 161 —162]).
Третьим был Цэцэн-джинонг, который в монгольской
летописи «Эрдэнийн эрихэ» назван Цэцэн-нойоном.
А. Позднеев предполагает, что под этим титулом скры¬
вался один из западных халхаских правителей, тайджи
Хонхор, внук Ноянтай-хатан-батура, и что монгольская
18	Князь 2-й степени.
19	Цзун-жэнь-фу — это «княжеский приказ, или то судебное
учреждение, в котором ведутся исключительно дела родственников
императора» :[см. 71, 160].
103

летопись ошибочно .называет его сэцэн-нойоном; в дейст¬
вительности же он носил титул сэцэн-чжинуна. Это
предположение подтверждается записью в «Шицзу
шилу», где он действительно назван Цэцэн-джшюнго\
(сэцэн-чжинуном, по транскрипции А. Позднеева).
Последним из четырех западных правителей, полу¬
чивших от маньчжурского императора титул дзасака.
«Шицзу шилу» называет хундулен-тойна (кит. кун-ду
лу-то-инь). Этот титул, по утверждению А. Позднеева
принадлежал тайджи Дамба, происходившему из числа
родственников Дзасакту-ханов [там же, 162].
Одновременно с пожалованием звания дзасака вось¬
ми халхаским владетелям маньчжурское правительстве
определило обязанности дзасаков перед цинским импе¬
ратором. Каждый из них должен был ежегодно подно
сить императору дань из «девяти белых», за что по¬
лучал вознаграждение, размеры и состав которого оп¬
ределялись установленными в этот момент правилами
Дзасак, представивший дань из «девяти белых», полу¬
чал один серебряный сосуд для чая весом в тридцать
лян, серебряное блюдо, тридцать штук шелка и семь¬
десят штук простой синей материи [16, цз. 95, 10а]. Для
членов посольства, присланного с данью, по обычаю
устраивался пир. Право .вносить дань из «девяти белых,
имели только дзасаки.
Звание дзасаков нельзя было просто передать по
наследству. О порядке назначения халхаских владетелей
дзасаками и о том принципиальном значении, которое
придавал этому акту цинский двор, можно судить пс
наказу цинского императора Сюань Е одному из мань¬
чжурских послов, направленных в августе 1682 г. с по¬
дарками к крупнейшим феодалам Западной и Восточной
Халхи.
Посол, отправлявшийся к Лубсан-тайджи, осведо¬
мился у императора, можно ли отдать императорски!:
указ и подарки сыну или внуку Лубсана, назначенном,
его преемником, в случае если слух о пленении послед¬
него Дзасакту-ханом подтвердится. Император ответил:
«Хотя бы и был сын, унаследовавший титул, нельзя вру¬
чать [ему указ « подарки]. Необходимо, чтобы халхасы
по государственной линии представили доклад, [а мьр
пожаловали [сына или внука Лубсан-тайджи] в дзаса.кк
и разрешили вносить дань из девяти белых. Тогда [он]
104

.может получать милости и подарки. А пока в ведом-
:тзе есть ранее утвержденное положение» [27, цз. 2, 15а;
• 7, из. 2, 15а].
Пожалование звания дзасаков восьми северомон-
"ольским феодалам (в то время как в Халхе насчиты¬
валось до того семь хошунов, следовательно, и семь
лавных правителей) должно было, по нашему мнению,
подчеркнуть .право цинского императора не только
•самовластно даровать титулы северомонгольским вла¬
детелям, но и устанавливать их число.
А. Позднеев утверждает, что маньчжуры этим не
ограничились и, подчинив в восточной части Халхи всех
феодалов Тушэту-хану и Мэргэн-нойону, «уничтожили
равноправность даже главных халхаских правителей»
[71, 162]. Следует отметить, что данные использованных
нами источников на китайском языке не подтверждают
это сообщение.
С момента принесения восточнохалхаскими правите¬
лями клятвы в дружбе и союзе с Цинской империей
отношения с Восточной Халхой стали складываться так,
как этого давно добивалось цинское правительство.
В августе 1658 г. к Цэцэн-хану, Тушэту-хану, Даиьцзин-
ламе и Мэргэн-нойону были направлены маньчжурские
чиновники с наградами и поощрительным указом, в ко¬
тором упоминалось о произнесенной ими союзнической
клятве и выражалось удовлетворение цинского импера¬
тора тем, что перечисленные халхаские феодалы после
принесенной клятвы «каждый год вносили дань местны¬
ми продуктами, направляли ко двору послов» [16,
цз. 119, 6а—66].
Несколько по-иному складывались в этот момент от¬
ношения Цинской империи с Западной Халхой. Возве¬
дение четырех западнохалхаских правителей, не выпол¬
нивших требования принести клятву в союзе с Цинской
империей, в звание дзасака не являлось закреплением
достигнутых маньчжурской дипломатией успехов, как
это было в случае с Восточной Халхой. Напротив, оно
должно было, по-видимому, служить стимулом для уста¬
новления более тесных связей западнохалхаских феода¬
лов с Цинской империей и способствовать введению этих
связей в такие же рамки, в которые маньчжурскому
правительству удалось ввести к этому времени свои от¬
ношения с Восточной Халхой. Цинский двор продолжал
105

действовать в том же направлении, по-прежнему встре¬
чая молчаливое сопротивление западнохалхаских фео¬
далов. В марте 1657 г. Дзасакту-хан (Биширэлту-хан)
прислал посольство с данью лошадьми и местными про¬
дуктами, но снова умолчал о союзнической клятве. Дань
от Дзасакту-хана была принята. Членам посольства
устроили, как обычно, пир и выдали вознаграждение
[16, цз. 106, 296].
Однако уже в апреле четырем возведенным в звание
дзасака западнохалхаским правителям (Биширэлту-
хану, Омбо-эрдэни, Цэцэн-джинонгу и Хундулен-эрдэни)
был направлен новый указ. Император еще раз про¬
щал западнохалхаским правителям старую вину за на¬
падение их подданных на земли Южной Монголии, но
повторял ультиматум: «Ныне вам разрешается до при¬
бытия направленного нами посла представить доклад
о том, что вы произнесли клятву в дружбе, и с этого
времени каждый год, согласно установленному обычаю,
приносить дань и вести [с нами] торговлю. Мы, со своей
стороны, будем по-прежнему изъявлять вам сочувствие
и оказывать беспрерывную милость, не станем при¬
нимать беглецов из ваших мест. Если же не принесете
клятву в дружбе, не нужно приносить дань. Разумеется,
[в этом случае], как и раньше, будем принимать бежав¬
ших от вас людей, оказывать им милости и предостав¬
лять пропитание» [16, цз. 107, 20а—206].
Однако и на этот раз позиция правителей Западной
Халхи осталась прежней. Дзасакту-хан (Биширэлту-
хан), например, представил дань в ноябре 1657 г.,
в июле и ноябре 1658 г. [16, цз. 112, 146; цз. 118, 4а;
цз. 121, 46] и т. д. Однако ни разу представленная дань
не была отвергнута. Таким образом, ультиматум цин-
ского правительства был молчаливо обойден обеими
сторонами.
50-е годы XVII в. явились переломным моментом
в истории маньчжуро-халхаских отношений. К концу
50-х годов связи халхаских феодалов с Цинской импе¬
рией, развивавшиеся вначале на добровольной основе,
в результате длительного нажима цинского двора при¬
няли форму отношений номинальной зависимости халха¬
ских владетелей от маньчжурского императора. Цин-
ский император присвоил право пожалования крупней¬
шим северомонгольским феодалам титула дзасака. Дза-
106

саки были обязаны подносить императору ежегодную
дань из «девяти белых». Важным актом, предшествовав¬
шим установлению такого рода отношений и являв¬
шимся их составной частью, была клятва в дружбе и
союзе с Цинской империей.
В отношениях, установившихся между Цинской им¬
перией и Северной Монголией к концу 50-х годов
XVII в., методы цинской дипломатии представляли со¬
бой сплав тех норм и методов, которые практиковались
маньчжурской дипломатией до начала завоевания Ки¬
тая в отношениях с Южной Монголией (клятвы ,в союзе
и дружбе; разобщение монгольских феодалов и исполь¬
зование в своих интересах одних против других), с нор¬
мами и методами традиционной китайской дипломатии,
заимствованными маньчжурскими завоевателями (по¬
жалование императором титулов иноземным властите¬
лям, регулярная дань ко двору императора как знак
вассальной зависимости иноземного правителя).

Глава 3
ПРИСОЕДИНЕНИЕ СЕВЕРНОЙ МОНГОЛИИ
К ЦИНСКОЙ ИМПЕРИИ
Отношения между Цинской империей
и Халхой с начала 60-х до середины
80-х годов XVII в.
Последующий период в истории маньчжуро-халха-
ских отношений характеризовался прежде всего тем,
что он совпал с начавшимся усложнением международ¬
ной обстановки на Дальнем Востоке, На политику пин¬
ского правительства по отношению к северомонгольским
феодалам во все более возрастающей степени стали
влиять отношения между Цинской империей и Россией,
в которых со всей отчетливостью проявились противоре¬
чия, вызванные позицией Цинов в вопросе территори¬
ального размежевания между Россией и Китаем.
Цинское правительство, стремясь отделить свои ро¬
довые владения в Маньчжурии и завоеванный Китай
зоной зависимых земель, предпринимало попытки воен¬
ным путем вытеснить русских с берегов Амура, предъяв¬
ляя в то же время притязания на огромные территории
в Приамурье и Забайкалье [см. 30, т. II, 5—6].
В этих исторических условиях позиция северомон¬
гольских ханов, чьи владения находились между Рос¬
сией и Китаем, приобретала весьма важное значение,
оказывая существенное влияние на общую внешнеполи¬
тическую обстановку в районе Дальнего Востока
[см. 35, 47].
Стремясь привлечь их на свою сторону и использо¬
вать в своих интересах, правительство Цинской империи
с начала 60-х годов продолжало проводить курс сохра¬
нения и упрочения тех отношений номинального васса¬
литета северомонгольских ханов, установления которых
108

добилосо к концу 50-х годов. В то же время, имея
в качестве неизменной, хотя и отдаленной цели вклю¬
чение Халхи в состав Цинской империи, оно настойчиво
пыталось укрепить связи халхаских ханов с цинским
двором и усилить контроль над халхаскими властите¬
лями путем вмешательства во внутриполитическую
жизнь Северной Монголии.
С начала 60-х годов на протяжении двадцати
с лишним лет отношения между Цинской империей и
Северной Монголией внешне развивались довольно спо¬
койно. В «Шэнцзу шилу» содержится большое число
однотипных сообщений о приемах при дворе маньчжур¬
ского императора посольств от халхаских феодалов,
возведенных в звание дзасаков, с данью из «девяти
белых». При этом наиболее регулярно представляли
дань дзасаки из Восточной Халхи: Цэцэн-хан, Тушэту-
хан, Даньцзин-лама и Мэргэн-нойон.
Менее регулярно поступала дань от дзасаков За¬
падной Халхи. Чаще всего в записях о представлении
в эти годы дани из «девяти белых» встречается титул
Цэцэн-джинонга, реже в первое десятилетие правления
Канси —титул Дзасакту-хана. Цинское правительство
поддерживало отношения с занаднохалхаскими владе¬
телями так же, как и с восточными, хотя в китайских
источниках отсутствуют какие-либо упоминания о том,
что к этому времени дзасаки Западной Халхи (подобно
восточным) принесли маньчжурскому императору клят¬
ву в союзе и дружбе с Цинской империей.
Стремление маньчжурского правительства не обост¬
рять отношения с халхасами, а, напротив, укрепить
связи халхаских ханов с цинским двором сказалось и на
позиции Цинов в пограничном вопросе. Продолжав¬
шееся завоевание Китая заставляло маньчжурских пра¬
вителей непрестанно заботиться о сохранении спокойст¬
вия на северных границах своего государства. Захват¬
нические планы маньчжурских политиков в отношении
Забайкалья и Приамурья, четко оформившиеся в нача¬
ле 80-х годов, сделали вопрос о стабильности положе¬
ния на территориях, граничащих с Северной Монголией,
еще более насущным.
Судя по данным китайских источников, маньчжур¬
ские власти выдвинули в качестве географического обо¬
значения границы с Халхой, вернее, своеобразной поло-
709

сы отчуждения, ибо граница не была установлена, мест¬
ность Ханьхай (пустыню Гоби), земли к югу от которой
они считали своей территорией.
В августе 1664 г., когда халхасы пересекли пустыню
Гоби (Гаэрбай Ханьхай) и кочевали на пастбищах,
расположенных к югу от этой местности, Сюань Е на¬
правил к Цэцэн-хану и Даньцзин-ламе дутуна (военный
чин) Биликту с посланием, в котором рассматривал это
событие как вторжение халхасов на территорию Цин-
ской империи. Послание Сюань Е содержало приказ
Цэцэн-хану и Даньцзин-ламе объявить своим поддан¬
ным повеление маньчжурского императора не перехо¬
дить границы кочевий [27, цз. 2, 356]. Примечательна
фраза из этого послания: «Здесь (в примыкающих к
Халхе местностях,—Я. Е.) возникали все зарождав¬
шиеся в пограничных районах мятежи» [там же].
0	том, что обстановка на пограничных с Халхой тер¬
риториях и в последующие годы была далеко не ста¬
бильной, можно судить по указу Сюань Е, с которым
он обратился к своим сановникам в октябре 1681 г.:
«Монголы учжумуцинского и других знамен (входив¬
шие к этому времени в состав Цинской империи.—
//. Е.), кочующие между халхасами и баргутами, ранее
воровали лошадей в землях тех и других. Дошло до
того, что халхасы и баргуты в отместку также стали
воровать их лошадей». Угон скота достиг таких разме¬
ров, что стал мешать нормальному выпасу лошадей по
ночам. «Кроме того,— продолжал император,— халхасы
и баргуты объединились и занимаются воровством,
ночью грабят пограничные караулы. Люди из наших ка¬
раулов испытывают страх, четыре-пять караулов объ¬
единяются и живут в одном месте. Между двумя карау¬
лами, [находящимися] на расстоянии одного-двух дней
пути, разбойники свободно входят и выходят» [27, цз. 2,
5а]. Учитывая, что монгольские ваны, бэйлэ и дзасаки
мало занимаются этим вопросом, император предлагал
членам Государственного совета1, а также прибывшим
ко двору внешним вассалам-монголам (феодалам Юж¬
ной Монголии) совместно обсудить сложившееся поло-
1	Государственный совет (кит. и чжэн ван дачэнь хуйи) — го¬
сударственный орган, состоявший исключительно из представителей
маньчжурской знати и обладавший совещательными правами при
императоре.
НО

жение и представить доклад со своими соображениями"
[там же].
Из слов указа становится ясно, что военная охрана,
окраинных земель на севере Цинской империи была
явно недостаточной. Именно на это обратили прежде
зсего внимание южномонгольские феодалы, обсуждав-:
шие в 1681 г. по приказу Сюань Е положение на грани¬
це с Халхой. Они выдвинули предложение усилить погра¬
ничную оборону Цинской империи за счет не привле¬
кавшихся ранее к службе на границе десяти знамен
внутренних земель. Кроме того, монгольские феодалы
предлагали повысить ответственность дзасаков-монголов-
за быстрое разбирательство судебных и прочих дел и
порядок в подведомственных им землях, поощряя или
наказывая дзасаков в зависимости от достигнутых ре¬
зультатов [27, цз. 2, 7а—76].	>
Реакция маньчжурского императора на совместный
доклад членов Государственного совета и монгольских
феодалов была весьма любопытной. Сюань Е одобрил-,
предложение усилить ответственность монгольских дза¬
саков за соблюдение порядка, но категорически отверг'-
проект дополнительно укрепить оборону границы за:
счет десяти знамен внутренних земель под тем предло-.
гом, что «монголы всех знамен Халхи издавна с иск-,
ренностью и усердием приносили дань нашей династии.
Беспричинное установление караулов не будет соответ*
ствовать справедливости» [27, цз. 2, 76—8а].
Это решение Сюань Е, по-видимому, было результа¬
том определенного политического расчета, связанного^
с планами цинского двора в отношении Северной Мон¬
голии. Не оставляя мысли в будущем окончательно
овладеть Халхой, маньчжурский император находил
более целесообразным применять меры, которые вызва¬
ли бы у халхаских феодалов стремление укрепить свои
связи с цинским двором, ориентироваться на Цинскую
империю.
Именно в таком духе было сделано распоряжение
Сюань Е «направить в места халхасо.в и ойратов спо¬
собных сановников, оказать большую милость и ода¬
рить (халхасов и ойратов), проявив тем самым по от¬
ношению к ним мягкость .и невмешательство» (в их
дела.— И. Е.) [там же, 76—8а].
Направленные с подарками в Халху цинские чиноз-
III

ники должны были объявить халхаским феодалам указ
маньчжурского императора. После того как «внутрен¬
ние монголы» (дзасаки Южной Монголии) усилили
контроль над своими подданными, говорилось в указе,
«ваши подданные тоже должны строго соблюдать до¬
говор. В ваших местах (имелись в виду пограничные
земли.— И. Е.) необходимо также поставить караулы.
Если случится воровство, караулы обеих сторон будут
проводить совместное расследование» [там же, 8а].
В августе 1682 г. маньчжурские послы и сопровож¬
давшие их южномонгольские феодалы отправились в
Халху и к ойратам. Источники перечисляют монголь¬
ских владетелей, к которым они были направлены,
в следующем порядке: ойратский Галдан бошокту-хан,
халхаские Тушэту-хан, Джэбдзун-Дамба-хутухта, Цэ-
цэн-хан, Эрдэни-Дайчин-нойон, Мэргэн-нойон, Дзасакту-
хан, Пунчук-тайджи, Эрдэни-джинонг, Дармашири-ной-
он, Лубсан-тайджи [там же, 96], а также эфу Арабтан
и Сэлин-Ахай-тайджи [17, цз. 103, 136]. Послы и их сви¬
та, среди которых было немало монголов из Южной
Монголии, получили подробные инструкции, предписы¬
вавшие, в частности, маньчжурам и входившим в состаз
посольства монголам действовать сообща: «Вы все при¬
надлежите к единому цело-му,— говорилось в указе.—
Не разделяйте себя на маньчжуров и монголов. Дела
необходимо совершать совместно и единодушно. Мань¬
чжурские дачэнь не понимают по-монгольски. Все раз¬
говоры о возникших делах вы, тайджи и табунанги, пе¬
реводите маньчжурским дачэнь, совместно обсуждайте,
отвечайте согласно истине. Не допускайте оговорок.
Ваши слова и их ответы, а также все дела, о которых
следует докладывать,— все записывайте. По приезде
доложите» [27, цз. 2, 126]. В инструкциях предусматри¬
вался также и церемониал: послы должны были с ува¬
жением относиться к обычаям, бытовавшим у халхасов
и ойратов.
В наставлениях императора особое внимание обра¬
щалось на объяснение послами монгольским владетелям
целей посольства: «Мы, император, помним о том, что
ойраты и халхасы на протяжении веков с уважением
подчинялись и добросовестно длительное время прино¬
сили дань. Ныне, так как во вселенной (имеется в виду
Китай.— Я. Е.) воцарились мир и порядок, используем
112

свободное от забот время для того, чтобы послать вас
с денными дарами, оказать еще большую милость,
и нет тому иной причины. Нет в Поднебесной ни одного
иностранного государства, которое не знало бы о могу¬
ществе и высокой морали нашей династии» [там же,
цз. 2, 136].	\
В этих словах достаточно четко сформулирована ос¬
новная цель посольства — продемонстрировать сосед¬
ним народам «могущество и великодушие» правителя
Китая. Той же дели должно было служить и поведение
членов маньчжурского посольства. Не исключено, что
перед послами ставилась задача собрать сведения о по¬
ложении у ойратов и в Халхе. Следует отметить, что это
посольство по одновременному охвату столь большого
числа северомонгольских владетелей было уникальным
в истории маньчжуро-халхаских отношений.
Непосредственным откликом на акцию маньчжурско¬
го правительства было прибытие в декабре 1682 г. ко
двору маньчжурского императора сыновей восточнохал-
хаских правителей: Тушэту-хана, Цэцэн-хана, Эркэ-дай-
чин-нойона и Мэргэн-нойона. Прибывшие представили
императору дань и доложили: «В прошлом году получи¬
ли указ императора с повелением учредить в настоящее
время на всех пастбищах караулы для того, чтобы
предупреждать воровство и разбой. Однако мы кочуем
по пастбищам, не имеем постоянного места жительства,
поэтому нам трудно поставить караулы. Просим высо¬
чайшего повеления указать, в каких местах его вели¬
чество определит границу, с тем и будем согласны» [27,
цз. 2, 35а].
Маньчжурское правительство не стало настаивать на
установлении халхаских караулов. В ответ на просьбу
халхасов незамедлительно был издан указ, по которому
границей называлась местность Гаэрбай (Ханьхай—
пустыня Гоби), отстоявшая от маньчжурских границ
(т. е., по-видимому, от линии караулов Цинской импе¬
рии) на расстоянии трех дней пути. Халхасам предпи¬
сывалось держаться на таком же расстоянии к северу
от указанной в качестве границы местности.
И в этом указе, касающемся пограничных вопросов,
маньчжурский император не преминул подчеркнуть свою
роль великого и милостивого властителя Поднебесной.
Эта мысль выражалась в следующих словах: «В наших
£ Зак. 600
из

пограничных землях пастбища очень хороши, и мы [им¬
ператор] также знаем об этом. Если в Халхе случится
засуха, не вырастет трава и создастся крайне трудное
положение, вы все представляйте доклады с просьбой
дать [вам] разрешение откочевать во внутренние земли.
Дождавшись, когда вырастет новая трава, вернетесь на
прежние места. Если же не испросите разрешения, само¬
вольно войдете во внутренние земли, то мы прикажем
нашим пограничным войскам изгнать вас» [27, цз. 2,
366—37а; 17, цз. 113, 36—46]. Это решение Сюань Е
должно было играть роль предохранителя при создании
напряженной обстановки на маньчжуро-халхаской гра¬
нице. В то же время оно подталкивало халхаских вла¬
детелей к мысли о необходимости в случае серьезных
затруднений искать помощи у маньчжурского импера¬
тора. Такое направление политики цинского двора по
отношению к Халхе со временем принесло свои плоды.
Стремясь установить прочный контроль над халха-
скіими феодалами и осуществить в перспективе включе¬
ние Северной Монголии в состав Цинской империи,
маньчжурское правительство прибегло к прямому вме¬
шательству во внутриполитическую жизнь Халхи. К со¬
жалению, источники содержат очень мало материалов
по данному вопросу. Некоторое представление о том,
что же тогда происходило, может дать история с на¬
следованием титула Дзасакту-хана, также весьма слабо
освещенная в источниках и литературе. Краткое изложе¬
ние этих событий содержится в компиляции на китай¬
ском языке «Хуан чао фань бу яо люе» [22], составлен¬
ной в конце XIX в. А. Позднеев, основываясь на дан¬
ных монгольских летописей и сообщениях из этой ком¬
пилятивной работы, в своих «Пояснениях- к переводу
монгольской летописи „Эрдэнийн эрихэ“» [71] также из¬
ложил краткий ход событий, связанных с борьбой за
звание Дзасакту-хана в начале 60-х годов XVII в.
В статье Н. П. Шастиной «Алтын-ханы Западной Мон¬
голии в XVII в.» [80] описание этого эпизода из поли¬
тической жизни Западной Монголии дополнено данны¬
ми из русских архивных материалов.
Вкратце ход событий таков. В 1661 г. умер Дзасакту-
хан Норбо и его ханский титул (в нарушение права
первородства) перешел не к старшему, а ко второму
сыну, Ваншуку [22, цз. 3, 6а; 71, 168—169]. Это обстоя¬
ла

тельство послужило поводом для правителя хотохой-
тов2, дзасака Эринчима, более известного под именем
Лубса'на-тайджи, напасть со своими воинаміи на аймак
Дзасакту-хана, убить Ваншука и передать ханский ти¬
тул старшему сыну Норбо, Цу-мэргэну (Чо-мо-эр-гэнь)
[22, цз. 3, 6а; 80, 391]. На помощь сторонникам Ваншука
пришли правители Восточной Халхи Тушэту-хан (Чи-
хун-дорджи) и Даньцзин-лама [там же, 2]. Возникла
характерная для политической жизни Северной Монго¬
лии в XVII в. острая междоусобная борьба, в ходе ко¬
торой часть монгольских феодалов, в том числе родной
дядя убитого Ваншука, Гомбо-йэлдэн, перешла к мань¬
чжурскому императору, а часть — к феодалам Восточ¬
ной Халхи [22, цз. 3, 6а]. Попытки Лубсан-тайджи путем
мирных переговоров улучшить свои отношения с обра¬
зовавшими против него коалицию восточнохалхаскими
правителями окончились безрезультатно, и в 1667 г.
ойратский князь Сенгэ, уже давно угрожавший Лубсан-
тайджи, разгромил его и взял в плен [80, 393].
Одним из последствий этих событий явилось ослаб¬
ление связей западнохалхаских феодалов с цинским
двором, и до того времени отличавшихся значительно
меньшей прочностью, нежели связи правителей Восточ¬
ной Халхи. В «Шэнцзу шилу» с 1661 г., со времени
смерти Дзасакту-хана Норбо, и до 1670 г. зафиксирован
лишь один случай представления Дзасакту-ханом Цу-
мэргэном, ставленником Лубсан-тайджи, дани из «девя¬
ти белых» в сентябре 1667 г. Обращает на себя внима¬
ние совпадение этой даты с датой разгрома сил Луб-
саи-тайджи ойратами в 1667 г. Очевидно, со стороны
Дзасакту-хана представление дани цинскому императо¬
ру было актом предосторожности, вызванным полити¬
ческими соображениями. Явное нежелание Цу-мэргэна
поддерживать регулярные отношения в той форме,
в какой требовал цинский двор, повлекло за собой пря¬
мое вмешательство маньчжурских властей в политиче¬
скую жизнь Западной Халхи.
Как сообщается в «Хуан чао фань бу яо люе»,
в 9-м году правления Сюань Е (1670) император «прика-
2	Хотохойты и урянхаи, по утверждению А. Позднеева, обитали
вдоль северных границ Западной и частично Средней Халхи, начи¬
ная от ойратскон границы, по отрогам Таннуского хребта до р. Се¬
ленги (71, 167].
8*
115

зал младшему брату Ваншука (убитого Лубсан-тай-
джи. — И. Е.) Цэнгуну (Чэн-гуну) наследовать титул
Дзасакту-хана. Ранее Ваншук был убит. Его младший
брат Цу-мэргэн самовольно утвердил себя ханом. Так
как он не испросил на это разрешения (цинского) дво¬
ра, народ ему не подчинился. Многие перешли к Тушэ-
ту-хану Чихун-дорджи. Как раз в это время был издан
указ отстранить Цу-мэргэ«а, назначить Цэнгуна преем¬
ником титула Дзасакту-хана, собрать его людей» [22,
цз. 3, 66].
А. Позднеев дополняет эти сведения сообщением,
что инициатором замещения Дзасакту-хана был тайджи
дзасактуханского аймака Ахай-дайчин, просивший им¬
ператора отнять у Цу-мэргэна звание Дзасакту-хана
и дать это звание младшему брату убитого Ваншука,
Цэнгуну [71, 173].
Было ли предложение Ахай-дайчина инспирировано
маньчжурскими властями, или же оно удивительно со¬
ответствовало тайным желаниям цинского двора —
трудно сказать. В данном случае важно лишь то, что
Сюань Е не замедлил воспользоваться представившейся
возможностью заменить неугодного ему Дзасакту-хана.
В книге А. Позднеева приводятся сведения, что Ахай-
дайчин, очевидно, в знак благодарности за услугу дво¬
ру был возведен в звание дзасака и получил разреше¬
ние вместо Лубсан-тайджи приносить маньчжурскому
императору дань из «девяти белых» и получать за нее
соответствующие подарки [там же]. Эти сведения под¬
тверждаются данными «Шэнцзу шилу»: в июне 1671 г.
Ахай-дайчин представил положенную дзасаку дань из
«девяти белых» [17, цз. 36, 4а], хотя ранее не делал это¬
го ни разу. После возведения Цэнгуна в звание Дза¬
сакту-хана дань из «девяти белых» стала поступать от
него ежегодно.
События, связанные с убийством Дзасакту-хана
в 1-м году правления Сюань Е, и вмешательство Тушэту-
хана в возникшую борьбу привели, как уже отмечалось
выше, к расширению междоусобной борьбы в Халхе.
В книге А. Позднеева содержится основанное на дан¬
ных монгольских хроник описание этих событий [71,
179—181]. Автор сделал правильный вывод, утверждая,,
будто взаимная борьба между Тушэту-ханом и Дзасак-
ту-ханом была «одним из важнейших предлогов для
116

маньчжуров к тому, чтобы начать свои увещевания хал-
хасам и явиться, таким образом, их третейскими судья¬
ми» [там же, стр. 183]. Вмешиваясь в этот период во
внутриполитическую жизнь Халхи, маньчжурские прави¬
тели старались изобразить себя миротворцами, беско¬
рыстно пекущимися об интересах халхасов.
Пристальное внимание пинского правительства к
внутреннему положению в Халхе, стремление сохранить
сложившееся в тот период соотношение сил между хал-
хаскими феодалами диктовались и общей внешнеполи¬
тической обстановкой.
Готовясь к прямому военному захвату Приамурья
и Забайкалья, маньчжурские политики в своих планах
борьбы с Россией, несомненно, отводили определенное
место и северомонгольским феодалам. В книге
В. А. Александрова приводятся материалы из русских
архивов, которые, по мысли автора, доказывают, что
между цинским правительством и группировкой Тушэту-
хана (Очирой Саин-хан) к началу 80-х годов существо¬
вали весьма прочные связи; Тушэту-хан и его сторон¬
ники, предъявляя правительству России претензии по
поводу восточнобурятского и тунгусского населения в За¬
байкалье, согласовывали свои военные действия с за¬
хватническими планами и действиями маньчжурского
двора в Приамурье3. Не оспаривая правильность сде¬
ланных автором выводов, можно лишь отметить, что
использованные В. А. Александровым данные из русских
архивных материалов отрывочны, а иногда и весьма
расплывчаты, что, безусловно, объясняется состоянием
источников.
К сожалению, источники на китайском языке обхо¬
дят этот вопрос полным молчанием; остается лишь
3	В качестве доказательства открытых проманьчжурских сим¬
патий халхаских феодалов В. А. Александров приводит сообщение,
что приехавшие из Китая торговые бухарцы видели, как маньчжур¬
ские инструкторы обучали недалеко от Пекина лучному бою пяти¬
тысячный отряд монголов. На основании этого сообщения
В. А. Александров делает вывод, что халхаские феодалы, отказав¬
шись дать согласие на вступление маньчжурских войск в Северную
.Монголию в 1684 г., согласились послать в Китай свои войска для
обучения. На наш взгляд, оснований для такого вывода явно недо¬
статочно, ибо виденные бухарцами монгольские войска могли сос¬
тоять не из халхасов, а из давно вошедших в состав Цинской им¬
перии южных монголов {см. 35, 130].
ИТ

предполагать, что последнее было результатом сложно¬
сти и остроты международных проблем. Однако на ос¬
новании анализа доступных нам материалов из китай¬
ских источников складывается впечатление, что с нача¬
ла 80-х годов цинское правительство было заинтересо¬
вано в сохранении сложившегося к этому времени в
Халхе внутриполитического положения и в прекращении
междоусобной борьбы между Дзасакту-ханом и прави¬
телями Восточной Халхи. Как отмечает И. Я. Златкин,
этому курсу цинского двора немало способствовали
«опасность подчинения Кукунора, Халхи и других ча¬
стей Монголии быстро усиливавшемуся ойратскому по¬
велителю Галдан-Бошокту-хану», которая стала все
более отчетливо вырисовываться в начале 80-х годов
156, стр. 263].
Конкретным поводом к новому вмешательству мань¬
чжурского императора во внутриполитическую жизнь
Халхи послужили, как сообщает «Шэнцзу шилу», два
доклада Дзасакту-хана, обращавшегося за помощью
к правителю Цинской империи. Дзасакту-хан сообщал,
что с момента вмешательства Лубсана-тайджи (1662 г.)
в дела дзасактуханского аймака в возникшей смуте
большая часть подчиненных ему людей перешла к фео¬
далам левого крыла Халхи. Последние, несмотря на не¬
однократные требования Дзасакту-хана вернуть этих
людей, задержали их у себя; Дзасакту-хан уже не раз
жаловался далай-ламе, -и тот направил своего посла
Джарбуная созвать на съезд халхаских феодалов с
целью примирить их между собой. Но Тушэту-хан отка¬
зался прибыть на этот съезд [17, цз. 114, 106].
Обращение Дзасакту-хана к правителю Цинской им¬
перии, длительное время добивавшемуся от северомон¬
гольских феодалов признания своей верховной власти как
правителя Поднебесной, вызвало незамедлительную ре¬
акцию цинского двора.
Новое маньчжурское вмешательство во внутриполи¬
тическую жизнь Халхи было вызвано сложившейся меж¬
дународной ситуацией, о которой уже говорилось выше,
а пути и методы его были, по-видимому, подсказаны со¬
общением Дзасакту-хана о попытках далай-ламы при¬
мирить враждовавших халхаских феодалов.
В своих политических расчетах, связанных с Халхой,
маньчжурское правительство всегда учитывало влияние
118

тибетской церкви на внутри монгольские дела и стреми¬
лось использовать его в своих интересах. В марте
1684 г. к далай-ламе был направлен чиновник с импера¬
торским посланием, в котором говорилось, что все хал-
хаские ханы и бэйцзы поклоняются далай-ламе, верят
его учению и следуют его законам, сам же далай-лама
всегда выражает искреннюю почтительность в отноше¬
нии Цинской империи и приносит дань ко двору цин-
ского императора. Сюань Е выражал также озабочен¬
ность тем, что люди Дзасакту-хана рассеяны по Хал-
хе, а это, по мнению императора, ведет не только к
страданиям народа, но и к опасности возникновения
раздоров и войны, «при которых, не говоря уже о труд¬
ностях для народа, и оба хана (Дзасакту-хан и Тушэту-
хан.— //. Е.) вряд ли могут одновременно существовать
(не мешая друг другу.— И. £.)». Послание заканчива¬
лось предложением далай-ламе направить в Халху
одного из высших лам; последний, встретившись там
с маньчжурским послом, мог бы способствовать прими¬
рению между Дзасакту-ханом и Тѵшэту-ханом [27, цз. 3,.
2а—За; 17, цз. 114, 106—12а].
В октябре 1685 г. маньчжурские посланцы привезли
ответ далай-ламы, в котором сообщалось, что взамен
направленного ранее в Халху Семба-Чембу-хутухты, ко¬
торый скончался по пути в Гуйхуачэне [27, цз. 3, 6а],
и согласно вновь полученному императорскому указу
далай-лама направил ламу Галдан-ширету, чтобы
совместно с маньчжурским послом примирить халха-
ских ханов [там же, 9а].
Император приказал отправить навстречу посланцу
далай-ламы военный отряд с продовольствием и сооб¬
щить, что наиболее удобным временем прибытия для
Галдан-ширету император считает четвертый пли пятый
месяц будущего года, когда при хорошем состоянии паст¬
бищ монголам легче собраться на съезд [там же, 10а].
В апреле 1686 г. чиновники Лифаньюаня (Палаты
по делам зависимых земель) представили императору
доклад. В нем содержалась просьба назначить мань¬
чжурских сановников для участия совместно с послан¬
цем далай-ламы в примирительном съезде. Сюань Е при¬
казал шаншу4 Арани в сопровождении двух тайджи
4	Шаншу — министр, глава ведомства (бу).

и ламы Ациту-дорджи выехать для встречи с ламой
Галдан-ширету. Одновременно к десяти крупнейшим
халхасиим феодалам, в том числе к Дзасакту-хану, Ту-
шэту-хану, Цэцэн-хану и Джебдзун-Дамба-хутухте, бы¬
ли направлены маньчжурские эмиссары с указом Сю-
ань Е. Император, называя себя «правителем вселенной»,
который правит народами, не разделяя их на «внутрен¬
них» и «внешних» (т. е. на население Цинской империи и
на народы за ее пределами), и стремится ко взаимному
миру и согласию, упрекал халхаских феодалов в нару¬
шении мира.
«Вы, дзасаки правого крыла, устроили меж собой сму¬
ту, и ваши родственники и народ во множестве перешли в
левое крыло. Среди родственного [вам] народа левого
крыла также есть те, кто перешел в правое крыло. Вы,
связанные родственными узами, присваиваете [народ и
имущество] друг друга. Когда-нибудь вы дойдете до вза¬
имной ненависти и крушения всей жизни» [27, цз. 3, 18а,
17, цз. 125, 126]. Указ цинского императора заканчивался
призывом: «Вы, ханы, джинонги, нойоны, тайджи, отка¬
житесь от прежней ненависти, верните народ и родствен¬
ников прежним дзасакам, помиритесь и живите, как
прежде, спокойно!» [там же].
Через месяц от Джебдзун-Дамба-хутухты был полу¬
чен доклад, в котором он сообщал о своем намерении
подчиниться указаниям императора и прибыть на съезд
[17, цз. 126, 206—21а; 27, цз. 3, 20а—206]. По-видимому,
остальные монгольские феодалы последовали его при¬
меру.
В ноябре 1686 г. маньчжурский император получил
от своего посланца, шаншу Арани, донесение, в кото¬
ром сообщалось, что 23 сентября 1686 г. были собраны
на съезд все халхаские ханы, джинонги и тайджи обоих
крыльев.
Им объявили указ императора, призывавший халха¬
ских феодалов к примирению. Арани, обращаясь к мон¬
гольским феодалам, особо подчеркнул, что правительст¬
во Цинской империи не преследует своих интересов, до¬
биваясь установления мирных отношений в Халхе. Он
сказал: «Вы должны помириться, но если вы помири¬
тесь— это нам не принесет выгоды; не помиритесь — это
нам также выгоды не принесет» [17, цз. 127, 236; 27, цз. 3,
236]. За столь настойчиво подчеркнутым бескорыстием
120

явно сквозило стремление маньчжурских правителей
замаскировать свою заинтересованность в халхаских
делах.
Внешне съезд как будто имел успех. По сообщению»
Драни, 10 октября Дзасакту-хан, Тушэту-хан, а также-
выбранные джинонгами, крупными нойонами и тайджи
из своей среды шестьдесят уважаемых дзайсангов перед
образом Будды, посланцем далай-ламы Галданом-шире-
ту и верховным халхаски-м ламой Джебдзун-Дамба-ху-
тухтой произнесли клятву вернуть прежним хозяевам
захваченных из обоих крыльев тайджи и народ и с это¬
го момента жить в вечном мире и согласии [17, цз. 127,
27а; 27, цз. 3, 256].
Доклад о событиях на съезде представил Сюань Е
и посланец далай-ламы Галдан-ширету.
Стремясь закрепить успех и свое влияние в Халхе,.
цинское правительство поспешило назначить наследни¬
ком титула умершего Цэцэн-хана его старшего сына
Иэрдэн-Арабтана.
В указе Сюань Е, обращенном к Тушэту-хану и дру¬
гим монгольским феодалам и отправленном в Халху
в конце марта—начале апреля 1687 г., доказывалась
необходимость быстрейшего закрепления за Иэрдэн-
Арабтаном титула Цэцэн-хана: «Вскоре после прими¬
рения оставлять место Цэцэн-хана пустующим неудоб¬
но; у нас, халхасов, существует обычай назначать на¬
следником титула старшего сына; Иэрдэн-Арабтан как
раз и является таковым. Вы поспешите принять к ис¬
полнению указ императора» [27, цз. 4, 46].
Стремление не нарушать сложившегося в Халхе соот¬
ношения сил проявилось и в отказе императора на пред¬
ставленную Тушэту-ханом в феврале 1687 г. просьбу вы¬
дать ему, Тушэту-хану, грамоту и золотую печать под
предлогом того, что еще не завершен размен людей из
обоих халхаских крыльев [27, цз. 4, 36; 17, цз. 129,
9а].
И все же, несмотря на видимый успех съезда, его
последствия в действительности были весьма незначи¬
тельными; и после съезда в Халхе не прекращались
междоусобицы, ослаблявшие монгольских феодалов.
121'

Ойрато-халхаская война.
Потеря северомонгольскими ханами
независимости и вхождение Халхи
в состав Цинской империи (1687—1691)
Последующий, весьма короткий в хронологическом
отношении, период в истории маньчжуро-халхаских от¬
ношений был богат событиями, имевшими огромное
значение в истории монгольского народа. Именно в эти
годы цинское правительство, воспользовавшись безвы¬
ходным положением халхаских владетелей, которые не
смогли противостоять военному натиску ойратского
Галдан-'Бошокту-хана, сумело оказать на них решающий
политический нажим и добиться достижения своей дав¬
ней цели.
Северомонгольские феодалы вынуждены были отка¬
заться от своей политической независимости и войти в
состав Цинской империи, подобно тому как это произо¬
шло в 30-х годах XVII в. с феодалами Южной Монго¬
лии.
В изложении и оценке событий, связанных с возник¬
новением войны между ойратским Галданом Бошокту-
ханом и халхаскими ханами, у историков существуют
определенные расхождения. А. Позднеев утверждает, что
«распри халхасов и зависящее от сего общее истощение
сил их страны не могли, .конечно, укрыться от внимания
честолюбивого владыки чжунгаров и не возбудить
в нем желания воспользоваться слабостью своих сосе¬
дей» [71, 188]. Советский исследователь И. Я. Златкин
справедливо критикует А. Позднеева, относившего
причины возникновения войны ойратов с халхасами
лишь за счет личных качеств Галдана и его стремления
к власти. И. Я. Златкин считает, что военное столкно¬
вение между Галданом и Тушэту-ханом было выраже¬
нием конфликта между панмонгольскими, а возможно,
и панламаистскими устремлениями отдельных кругов
в Тибете и экспансионистскими планами маньчжурских
и китайских феодалов [56, 237—238]. В «Истории Мон¬
гольской Народной Республики», переизданной в 1967 г.,
утверждается, что ойрато-халхаская война 1688 г., за¬
кончившаяся разгромом халхаских князей, была спро¬
воцирована маньчжурскими завоевателями [58, 177].
В задачу автора не входит выяснение истинных при-
122

чин конфликта, ибо этот вопрос должен быть темой
специального исследования. Безусловно, нельзя отри¬
цать, что в политике цинского двора постоянно присут¬
ствовали агрессивные устремления в отношении Халхит
Однако, оценивая роль маньчжурского правительства
в событиях, о которых идет речь, едва ли будет пра¬
вильно говорить о непосредственном участии правите¬
лей Цинской империи в возникновении военного конф¬
ликта между ойратским ханом Галданом и халхаскими:
феодалами. Упоминавшиеся уже материалы приводят
к мысли, что цинское правительство не было тогда за¬
интересовано в возникновении военных действий в Се¬
верной Монголии, так как они могли создать опасность
ослабления достигнутого в Халхе цинского влияния и
помешать использованию его в своих интересах на
внешнеполитической арене.
Советские историки В. А. Александров, Н. Ф. Деми¬
дова, В. С. Мясников, занимавшиеся изучением русско-
китайских отношений в XVII в., опираясь на материалы
русских архивных документов, отмечают, что цинское
правительство именно в эти годы настойчиво стремилось
использовать претензии халхаских феодалов к русскому
правительству по поводу ясачных бурят в Забайкалье,
чтобы втянуть халхасов в военные действия против Рос¬
сии [35, 130, 143—144, 154—156; 30, т. II, 144, 16].
Кроме того, усиление ойратского хана Галдана, ко¬
торый пытался воспользоваться раздорами в среде хал¬
хаских феодалов, вызывало настороженное внимание
цинских политиков.
В июле 1687 г. Тушэту-хан представил цинскому им¬
ператору доклад5, в котором сообщал, что получил от
ойратского хана Галдана письмо с обвинениями в адрес
Джебдзун-Дамба-хутухты. Галдан обвинял последнего'
в том, что на «примирительном» съезде в ноябре 1686 г.
он поставил себя в одинаковое положение с посланцем
далай-ламы Галданом-ширету и тем самым якобы
оскорбил в его лице далай-ламу.
Далее Тушэту-хан сообщал: «Сейчас [мы] слышали,
что Галдан направил своего подданного Цэцэн-убаши
5	Текст доклада приводится в «Юйчжи циньчжэн пиндин шомо
фанлюе»; в «Шэнцзу шилу» он отсутствует. И. Я. Златкин приводит
этот доклад в переводе И. Россохина [56, 266—267].
123'

с приказом правому крылу собраться на съезд. Кратко
слова прочитанного на съезде его (Галдана.— И. Е.)
письма таковы: тот из вас, людей правого крыла, кто
осмелится нарушать приказы Дзасакту-хана, будет рас¬
сматриваться как мятежник против религии [и с ним
поступят] так же, как с Лубсаном (Ло-бу-цзан) Сайн-
тайджи». До Тушэту-хана дошли известия о движении
войск Галдана от южного склона гор Алтай (А-эр-тай1
до местности Саньхэгээр, и о том, что Дзасакту-хан так¬
же передвинул свои войска и соединился с Галданом.
Г'алдан не позволил Дэкдэхэ-мэргэн-ахаю из правого
крыла перейти в левое крыло (Восточная Халха); он
приказал ему продвинуть войска, а нойонам правого
крыла повелел следовать за Дзасакту-ханом в качестве
военного прикрытия.
Доклад Тушэту-хана заканчивался следующими сло¬
вами: «Ныне разведка донесла, что он хочет вновь на¬
править войска против нас. Если [нам] не начать под¬
готовку, то из-за бездействия [мы] подвергнемся напа¬
дению. Если же проявлю желание подготовиться, боюсь,
что первым совершу ошибку. Почтительно докладываю
обо всех обстоятельствах» [27, цз. 4, 7а—8а; см. также
56, 266].
В ответе цинского императора Тушэту-хану сквозило
недоверие к достоверности сообщенных сведений; Ту¬
шэту-хану было приказано твердо соблюдать данную
ранее клятву о мире [27, цз. 4, 86].
Позиция маньчжурского императора объяснялась,
по-видимому, не только действительными сомнениями в
правдивости Тушэту-хана, находившегося длительное
время в напряженных отношениях с Дзасакту-ханом;
Сюань Е опасался возникновения военного конфликта
между ойратским ханом и халхаскими феодалами, к ко¬
торому цинское правительство не считало себя подго¬
товленным.
Однако отосланный Тушэту-хану приказ императора
соблюдать клятву о мире, естественно, не мог повлиять
на ход событий в Халхе, зависевший от других причин.
30 октября 1687 г. в «Юйчжи циньчжэн пиндин шомо
фанлюе» и «Шэнцзу шилу» помечен новый доклад, пред¬
ставленный маньчжурскому императору Тушэту-ханом
и другими халхаскими владетелями. В этом докладе со¬
держалась информация, которая должна была убедить
124

Сюань Е в существовании действительной угрозы халха-
сам со стороны Галдана, и сообщалось о притязаниях
этого хана на роль защитника ламаизма. О военных
действиях Галдана говорилось следующее: «Маши хал-
хасы из других государств и ойраты, [которые] раньше
были с нами в дружбе, все говорят, что действительно
Галдан, разделив [войска] на южное и северное направ¬
ления, идет войной. Люди нашего халхаского правого
крыла, за исключением Дзасакту-хана и Дэкдэхэй-дай-
чин-тайджи, все говорят о том, что действительно под¬
няты войска6. Люди на наших границах испытывают
страх, неоднократно [просили нас] спешно направиться
к ним. Почтительно представляю на рассмотрение ва¬
шего императорского величества сообщение о том, что
в силу этих причин [я], возглавив войска, выступил в по¬
ход» [27, цз. 4, 86—96; цз. 131, 86—96]. Тушэту-хан
вспоминал также о принесенной им на съезде в 1686 г.
клятве о мире, давая тем самым понять, что вынужден
по не зависящим от него обстоятельствам эту клятву на¬
рушить [там же].
Государственный совет, обсудив по приказу Сюань Е
новое известие, вынес решение, которое вполне отвечало
стремлению маньчжурского императора представлять
себя в глазах других народов в качестве верховного
правителя, одинаково пекущегося о благоденствии как
своих «внутренних подданных» (т. е. жителей Минской
империи), так и «внешних подданных» (под которыми
подразумевались народы всех остальных стран). Со¬
гласно этому решению, к ойратам н халхасам, как
к приносившим ранее дань пинскому императору, следо¬
вало послать указы со строгим предписанием прекра¬
тить военные действия. Одновременно Совет решил об¬
ратиться к далай-ламе, чтобы и он, со своей стороны,
направил посла к халхасам и ойратам с таким же при¬
казанием [27, цз. 4, 96].
Утвержденное императором решение Совета напоми¬
нало предпринятую в 1686 г. попытку примирить враж¬
довавших между собой Тушэту-хана и Дзасакту-хана.
Но обстоятельства на этот раз были иными. В 1686 г.
речь шла о примирении двух халхаских ханов, у кото-
6	Эта фраза в переводе И. Россохина дана в другом варианте
[см. 56, 267].
125

рых имелись определенные связи с динским двором
(Тушэту-хан произнес в 1655 г. клятву о союзе и дружбе
с Цинской империей, оба хана в качестве дзасаков под¬
носили маньчжурскому императору дань из «девяти
белых»); у цинского правительства были некоторые
основания рассчитывать на действенность предприни¬
маемых им шагов. В данном случае таких оснований
не было.
Отношения, существовавшие к этому времени между
Цинской империей и ойратским ханом Галданом {56,
257—265], не выходили за рамки посольских связей и
вряд ли позволяли іцинокому правительству серьезно на¬
деяться на блатоприятные результаты своего послания
Г алдану.
Позднейшие события и то, как они ібыли отражены
в двух основных источниках — «Юйчжи циньчжэн пин-
дин шомо фанлюе» и «Шэнцзу шилу», позволяют ут¬
верждать, что политика маньчжурского двора ів этом
вопросе была далеко не бескорыстной. Она преследова¬
ла давнюю цель — попользовать сложившуюся обстанов¬
ку для окончательного подчинения Халхи и включения ее
в состав Цинской империи, подобно тому как первые
маньчжурские правители попользовали междоусобицы в
среде южномонгольоких феодалов для завоевания Юж¬
ной Монголии.
Позицию цинского двора в данном случае можно
охарактеризовать как пассивное выжидание того мо¬
мента, когда халхасы окажутся в .безвыходном положе¬
нии и им можно будет диктовать свою волю (что и слу¬
чилось впоследствии). 'Вместе с тем цинские правители
настойчиво стремились завуалировать истинные мотивы
своих действий словами о мире, о благоденствии всех
народов и лр. Поэтому, например, из текста «Шэнцзу
шилу» был исключен ряд документов, в которых мань¬
чжурское правительство делало откровенные предложе¬
ния о вхождении в Цинокую империю находившимся в
критическом положении халхаским правителям (эти до¬
кументы вошли в текст составлявшегося по торячим
следам событий «Юйчжи циньчжэн линдин шомо фан¬
люе»); в то же время основная масса материалов, от¬
носящихся к событиям этого периода, присутствует в
обоих источниках.
Тем же стремлением выждать был продиктовал и от-
126

каз маньчжурского правительства на просьбу перешед¬
шего ранее к пинскому императору Батур-эркэ-джннон-
га. Последний хотел оказать военную помощь Тушэту-
хану [27, цз. 4, 116].
Еще более откровенно политика маньчжурского дво¬
ра проявилась в тот момент, когда Джебдзун-Дамба-
хутухта сообщил о критическом положении в Халхе
после событий 1688 г. Поскольку мы не имеем других
сведений об обстановке в Х-алхе в этот период, приве¬
дем полностью текст доклада Джѳбдзун-Дамба-хутухты
в переводе с китайского оригинала «Юйчжи циньчжэн
пиндин шомо фанлюе» 7.
Джебдзун-Дамба-хутухта доносил: «В прошлом го¬
ду узнал, что Галдан, возглавив войско в 30 с лишним
тысяч человек, пришел разными дорогами, уговорил на¬
шего Дзасакту-хана, а также Дэкдэхэй-мэргэн-ахая,
Дармашири-нойона возмутиться. Наш Тушэту-хан, [пом¬
ня о том, что] ,в прошлом году семь знамен поклялись
в мире, и считая, что если они сейчас взбунту¬
ются, т о [э т о] ни на что не будет похоже8,
возглавив войско, схватил и вернул этих троих людей.
Получив сообщение о том, что младшие братья Галда-
на, Дорджиджаіб и Гунчжан-іГуньбу, возглавив войска,
пришли, захватили из правого крыла баньди Дайчин-
тайджи, Баэрдан-тайджи, Бу-ту-кэ-сэн хутухту, их лю¬
дей, скот и ушли, Тушэту-хан преследовал и убил Дорд-
жиджаба, а захваченные им Бу-ту-кэ-сэн хутухта, Баэр¬
дан-тайджи и другие, всего пять человек, неизвестно где
находятся. Остальных тайджи и их подчиненных [Тушэ-
ту-хан] полностью захватил и вернул. Слышали также,
что Галдан, возглавив івойско, пришел тремя дорогами.
Тушэту-хан е кукунорским Лобцзан-Гунбу, возглавиз
войско, дошел до места расположения Галдана — Кара-
Эрцик и Цаган-Эрцик. [Там] он встретил посла далай-ла¬
мы, который сказал: „Император и далай-лама повелели
вам помириться с ойратами. Каждый должен возглавить
свои войска и отойти*1. Тушэту-хан не осмелился воспро-
7	Тот же указ содержится и в «Шэнцзу шилу», а в книге
И. Я. Златкина он приводится в переводе И. Россохина [см. 56,
268—269] также почти полностью.
8	Здесь и далее выделенные разрядкой слова отсутствуют в
тексте указа, приведенного в «Шэнцзу шилу».
127

тивиться, отступил в местность Чукэдуциноэр, чтобы
дождаться съезда. Сейчас Галдан из-за Хангай-
ских гор ограбил и схватил тайджи правого крыла (пере¬
числяются их имена. — И. £.), дошел до местности Темур.
Сын Тушэту-хана, Галдан-тайджи, имел с ним битву.
В сражении погибло несколько сот человек. Лишь Галдан-
тайджи, а также О-эр-ци-му-дайчин и еще восемь чело¬
век избежали гибели. Кроме того, .слышали, что Дань-
цзин-Вэньбу, Даньцзила и Дугар-Арабтан с войском
пришли и взяли местность Эрдэни-джоу, которая отсто¬
ит от места моего жительства всего лишь в двух днях
пути. Положение критическое. Я предста¬
вил доклад императору, одновременно
поднял .войска. Помня о больших мило¬
стях вашего императорского величества...
у .и о л я ю оказать срочную помо щь» [27, цз. 4,
15а—17а; цз. 136, Ііб—За; 56, 268—269].
Из доклада Джебдзун-Дамба-хутухты можно ів са¬
мых общих чертах представить себе обстановку, в кото¬
рой развернулись события, приведшие к потере халха-
скими ханами независимости. Длившиеся много лет
распри между Дзасакту-ханом и мелкими феодалами
правого и левого крыльев Халхи не прекратились после
съезда 1686 г., па котором Тушэту-хан и Дзасакту-хан
поклялись сохранять мир. Раздора.ми воспользовался
ойратский хан Галдан, который сумел найти в Халхе
союзников в лице Дзасакту-хана ,и других крупных фео¬
далов правого крыла. После вмешательства новой силы
конфликт между халхаскими феодалами перерос в
столкновение между частью западных монголов, объеди¬
ненной Галданом в Джунгарское ханство, и халхасами.
По имеющимся в нашем распоряжении сведениям труд¬
но судить о степени причастности обеих сторон к воз¬
никновению военных действий. Можно, однако, сказать,
что непосредственным поводом ко вторжению Галдана
с большим войском на территорию Халхи послужили
действия Тушэту-хана против братьев Галдана—Дорд-
жиджаба и Гунчжан-Гунбу. В то же время действия
последних можно расценить как явное вмешательство во
внутрихалхаские дела. Так или иначе, в процитирован¬
ном выше докладе Джебдзун-Дамба-хутухта сообщал
о нападении большого войска джунгарского хана Гал¬
дана на Халху, о безуспешной попытке сына Тушэту-ха-
128

на, Галдана-тайджи, остановить нашествие ойратов и о
собственном тяжелом положении.
Нельзя сказать, что обращенная к цинскому прави¬
тельству мольба Джебдзун-Дамба-хутухты о помощи
осталась вовсе без ответа. К нему незамедлительно от¬
правили указ императора: «Вы, Халха и ойраты, ранее
приносили дань нашей династии. Узнав, что между вами
возникла взаимная ненависть, [мы послали своих] людей
с указом примириться. Ныне, если вы, действительно
находясь в безвыходном положении, перейдете к нам,
[мы], конечно, примем вас и обеспечим пропитанием.
Так ікак ты (Джебдзун-Дамба-хутухта. — И. Е.) искрен¬
не доложил о своей просьбе, [мы] пожаловали тебе ха-
дак9 и, оказав милость, наградили [твоих] послов» [27,
цз. 4, 17а].
Этот указ весьма знаменателен. Цинское правитель¬
ство впервые с предельной ясностью дало понять хал-
хаским феодалам в лице Джебдзун-Даміба-хутухты, что
им не окажут военную помощь ів борьбе с Галданом.
Маньчжурские власти обошли полным молчанием тот
факт, что крупнейшие феодалы Восточной Халхи, усту¬
пив настойчивым домогательствам Цинов, в свое время
принесли клятву в дружбе и союзе с Цинской империей
и таким образом имели основания надеяться на воен¬
ную помощь со стороны .маньчжуров ,0. Таким же мол¬
чанием цинокий двор встретил в дальнейшем напоми¬
нание об этом обстоятельстве и в обращении Тушэту-
хана к 'Сюань Е с просьбой о помощи.
Беззастенчиво используя тяжелое положение, в ко¬
тором оказались халхаские феодалы, цинское прави¬
тельство открыто выдвинуло в качестве условия, при
выполнении которого халхасы могли рассчитывать на,
поддержку Цинов, полный отказ халхаских владетелей
9	X а д а к — широкая лента из шелка, символически выражав¬
шая отношение одного человека к другому. Чем длиннее и лучше
по качеству был хадак, тем глубже было и уважение к человеку,
которому его подносили.
*® По крайней мере первые маньчжурские правители считали
принесенную феодалами отдельных южномонгольских княжеств
клятву в дружбе и союзе с маньчжурским государством достаточ¬
ным основанием для того, чтобы требовать от них непосредствен¬
ного участия в военных действиях против других южномонгольских
княжеств и Чахарского ханства (см. гл. I).
9 Зак. 600
129

от политической самостоятельности и вхождение Халхи
в состав Цинской имлерии.
Эти действия маньчжурских властей в значительной
мере напоминают политику первых маньчжурских пра¬
вителей в период завоевания ими Южной Монголии.
Интересно, что в тексте указа Сюань Е, посланного в
ответ на просьбу Джебдзун-Дамба-хутухты, были упо¬
треблены те же самые иероглифы «лай гуй», которыми
обозначалось «добровольное» подчинение феодалов
южномонгольских .княжеств власти маньчжурского пра¬
вителя.
Отсутствие в тексте «Шэнцзу шилу» процитирован¬
ного выше указа Сюань Е Джебдзун-Дамба-хутухте, а
также ряда последующих по времени и аналогичных
по содержанию документов, в которых маньчжурское
правительство продолжало оказывать давление на хал-
хаских феодалов с целью заставить их склониться к
мысли о вхождении в Цинскую империю, безусловно,
не случайно. Соответствующим подбором документов з
«Шэнцзу шилу» составители старались подкрепить ле¬
генду о бескорыстии и миролюбии маньчжурского импе¬
ратора и представить дело так, будто халхасы само¬
стоятельно пришли к мысли отказаться от политической
независимости и войти в состав Цинской империи.
Сообщение Джебдзун-Дамба-хутухты о начале воен¬
ных действий между ойратами и халхасами было под¬
тверждено донесениями маньчжурских чиновников, ока¬
завшихся в тот момент по тем или иным причинам з
Халхе.
В датированном 16 июля 1688 г. донесении мань¬
чжурского сановника Арани, направлявшегося через тер¬
риторию Халхи в Россию, сообщалось, что еще за не¬
делю пути до кочевий Джебдзун-Дамба-хутухты до -него
дошли вести, что войска Галдана достигли местност
Эрдэни-джоу (Оэрдэничжоу). Решив проверить получен¬
ное известие, Арани послал свою разведку, которая до¬
несла, что войска Галдана разгромили Вэйчжэн-хатан-
батура, Хундулен-бошокту и Дармашири-нойона и дей¬
ствительно подошли к Эрдэни-джоу. Далее Аран
сообщал о неудачной попытке сына Тушэту-хана, Гал-
дана-тайджи, организовать вооруженное сопротивление
ойратам. По словам Арани, в битве с ойратсюими вой¬
сками Галдан-тайджи потерпел жестокое поражение.
130

после которого бежал с двумя сотнями своих сторон¬
ников и остановился в местности Цзициэртай. Войска
ойратокого хана Галдана ограбили население Эрдэни-
джоу и, продвигаясь вперед, достигли мест, отстоявших
от кочевий Джебдзун-Даміба-хутухты всего лишь на один
день пути.
Донесение Арани заканчивалось сообщением о пол¬
ной растерянности в рядах халхасов: «Джебдзун-Дамба-
хутухта, захватив с собой жену и детей Тушэту-хана, а
также лам и банди, всего триста человек, ночью бежал.
I Повсюду в .государстве халхасы, бросив свои хижины,
юрты, утварь, лошадей, верблюдов, баранов и другое,
днем и ночью беспрестанно бегут на юг. Неизвестно, жив
или погиб Тушэту-хан». Арани передавал также раз¬
личные слухи о состоянии ойратского войска: одни
сообщали, что оно насчитывает десять тысяч воинов и
во главе его находится сам Галдан-хан, другие — что
численность ойратского войска всего тысяч шесть-семь и
командует им не Галдан, а Дугар-Арабтан [27, цз. 4,
176— 19а] ".
Сведения, сообщенные Арани, были подтверждены
и уточнены донесением шивэя Ананда, вернувшегося из
поездки в Халху. Он сообщал, что в 25-й день 5-го ме¬
сяца (19 июня 1688 г.) достиг кочевья Цэцэн-хана и
услышал там о начавшихся военных действиях между
ойратами и халхасами: «Узнали, что младший брат
Галдана, Дорджиджаб, с войском из четырехсот чело¬
век выдвинулся вперед для разведки. Сын Тушэту-хана,
Галдан-тайджи, напал на него и разгромил. По этой
причине Галдан [хан] поднял войско, выступил, разбил
отряды Эрдзигэ, Вэйчжэн-хатан-батура, сжег Эрдэни-
джоу, захватил кочевья Тушэту-хана. Тушэту-хан бежал
к .Вэньинь (в переводе И. Россохина—,р. Онгин.—
И. Е.). Джебдзун-Дамба-хутухта, захватив его жен и
детей, бежал в местность Эгумур в знамени Цэцэн-хана
и вначале хотел собрать войско и пойти [на помощь
Тушэту-ха-ну], но так как люди Цэцэн-хана, испугавшись
преследования ойратов, разбежались, переправился че¬
рез реку Керулен и бежал на юг, пришел к нашим ка¬
раулам. Мы знаем в подробностях о том, что Халха,все
11	Отрывок нз этого донесения приводится также в «Шэнцзу
шилу» (цз. 135, стр. 24а—б]. См. также перевод И. Россохина в
книге И. Я. Златкина (56, 269—270].
9*
J3I

государства охвачены смятением... 19-го числа 6-го ме¬
сяца (16 июля 1688 г.) я достиг местности Суцзи, уви¬
дел в лагере Джебдзун-Дамба-хутухты беспорядок и
смятение. Монголы в опешке угоняли окот».
Ананда писал также о бегстве подчинявшихся Цэ-
цэн-хану людей четырех племен абаганар за линию
сунитских караулов, т. е. в .пределы Цинской империи,
и выражал опасение, чтобы паника в среде халхасов не
вызвала ответного смятения на линии маньчжурских
караулов.
В заключение Ананда докладывал о халхаских бе¬
женцах. В ответ на действия маньчжурских караульных,
изгонявших их, беглецы объясняли, что вынуждены бе¬
жать под напором неприятельских войск; отказываясь
уходить, они выражали надежду на .милость маньчжур
ского императора. Сам Джебдзун-Дамба-хутухта, по
словам Ананда, расположился кочевьем всего лишь в
одном дне пути от линии маньчжурских караулов [27,
цз. 4, 206—2!б. См. также 17, цз. 136, 2а—26; 56, 270].
Донесение Ананда, подтверждавшее сведения Арани,
содержало ряд новых подробностей. В частности, сооб¬
щение о том, что военные действия в Халхе начались
нападением Тушэту-хана на ойратскую разведку, воз¬
главлявшуюся младшим братом хана Галдана, Дорд-
жиджабом, по нашему мнению, свидетельствует, что
опратский хан заранее готовился к вторжению в Халху.
Военные действия в Халхе и массовое бегство хал¬
хасов, среди которых был Джебдзун-Дамба-хутухта, к
границам Цинской империи поставило перед маньчжур¬
ским правительством задачу как можно скорее опреде¬
лить свои дальнейшие позиции ів халхаском вопросе,
учитывая создавшуюся ситуацию. Сюань Е приказал
членам Государственного совета подробно обсудить сло¬
жившееся положение и выбрать один из двух возмож¬
ных вариантов действия: либо впустить за линию мань¬
чжурских караулов бежавших под натиском ойратеких
войск халхасов, либо отказаться принять их и, усилив
свои караулы, постепенно продвигаться к .местностям,
занятым халхаскими беженцами под жительство.
Сюань Е подчеркнул необходимость самого серьезно¬
го подхода к обсуждаемому вопросу, поскольку «это де¬
ло очень большой важности» [27, .цз. 4, 22а]. Определен¬
ным показателем того, какое значение имело оно для
/32

маньчжурского правительства, может служить отсутст¬
вие записи в «Шэнцзу шилу» об его обсуждении. Соста¬
вителям «Шилу» колебания пинского императора, по-ви-
димому, показались не соответствующими создававшей¬
ся официальной китайской историографией версии об
«отеческой и бескорыстной заботе» императора по от¬
ношению к окружающим Цинокую империю народам.
Решение Государственного совета, утвержденное за¬
тем императором, вполне отвечало тактике выжидания,
применявшейся до сих пор цинским правительством. Оно
гласило: «Халхасы были вынуждены бежать. Неудобно
отдать [им] приказ выйти за .пределы [нашей] границы.
Если же оставить их, то опасаемся, что нашим пастби¬
щам будет нанесен урон. По этим соображениям сле¬
дует отложить принятие решения на один месяц и, со¬
брав сведения о действительном положении дел, еще раз
обсудить вопрос о мерах по отношению к бежавшим
халхасам» [там же].
Маньчжурские сановники опасались отказом впу¬
стить за линию маньчжурских караулов халхаских бе¬
женцев оттолкнуть от себя северомонгольоких феодалов.
Эти опасения имели под собой тем большие основания,
что в приводившемся выше указе іСюань Е халхаским
правителям, изданном в декабре 1682 г., цинский импе¬
ратор обещал последним в случае стихийных бедствий
в Халхе предоставить халхасам возможность кочевать
на территориях, лежащих внутри линии маньчжурских
караулов (хотя и после получения официального разре¬
шения императора).
В то же время цинское правительство не спешило
отдать приказ о пропуске халхаских беженцев на тер¬
риторию империи. Оно ждало, хотя бы и вынужденного,,
согласия крупнейших северомонгольсюих феодалов на
полный отказ от политической независимости и на вхож¬
дение в состав Цинской империи.
Воздерживаясь от действенных мер, Цины усилива¬
ли тем самым нажим на халхаских феодалов и глав¬
ным образом на Джебдзун-Дамба-хутухту, пользовав¬
шегося особым влиянием на монгольских феодалов как
глава халхаского духовенства.
30 июля 1688 г. в «Шэнцзу шилу» приведена запись
о докладе шиду Хань-сань-дая, который был направлен
маньчжурским правительством к Джебдзун-Дамба-ху-
133

тухте. По пути Хань-сань-дай встретил ойратов, которые
передали ему послание Галдан-хана цинскому импера¬
тору. В нем ойратский правитель вновь объяснял свое
выступление против Халхи стремлением покарать
Джебдзун-Дамба-хутухту и Тушэту-хана, якобы высту¬
пивших против далай-ламы.
Тогда же ойратские послы на словах передали Хань-
сань-даю заявление Галдана, что в случае если Джоб-
дзун-Дамба-хутухта изъявит желание перейти под руку
цинского императора, маньчжурским властям следует
либо не принять его, либо схватить и выдать Галдану
[17, цз. 136, 36—4а].
Государственный совет, обсудив по приказу импера¬
тора это заявление, решил: «Наш император относится
благосклонно ко всем государствам Поднебесной, как к
единому целому. Среди приносящих дань государств, з
случае если они встретят трудности и вынуждены будут
войти [в состав Цинской империи], нет ни одного, кото¬
рое мы не приняли бы и не обеспечили пропитанием.
Джебдзун-Дамба был разгромлен, поэтому он бежал к
нашим караулам. Неужели есть .повод к тому, чтобы
схватить его и причинить ему зло?» [там же, 4а]. Импе¬
ратор утвердил предложения Государственного совета;
к ойратскому хану Галдану был направлен с посланием
ш,ивэн Ананда [там же].
В то же время пинский двор попользовал обращение
Галдана для нового нажима на Джѳбдзун-Дамба-хутух-
ту. В «Шэнцзу шилу» приводится датированный 2 ав¬
густа 1688 г. приказ шивэю Гуанбао отправиться к на¬
ходящемуся в Монголии шилану Вэньда и передать ему
императорский указ, в котором Вэньда предписывалось
заставить абаганарских Банди-дайчина и Чэлин-дайчина
совместно направить к кочевью Джебдзун-Дамба-хутух-
ты свои войска и установить там охрану [там же]. Кро¬
ме того, Вэньда вменялось в обязанность ознакомить
Джебдзун-Дамба-хутухту с посланием хана Галдана и
устным докладом Хань-сань-дая.
11 августа с тем же шивэем Гуанбао Вэньда доложил
об исполнении возложенного на него поручения; преж¬
де чем он объявил Джебдзун-Дамба-хутухте император¬
ский указ, он ознакомил с ним абаганарских Банди-дай¬
чина и Чэлин-дайчина. Оправдав надежды маньчжур¬
ского чиновника, они высказались за то, чтобы Джебд-
134

зун-Даміба-хутухта выразил желание подчиниться
императорскому указанию войти в Цинскую империю. Те
же дайчины, исполняя повеление императора, выставили
полторы тысячи воинов, из коих двести были отправле¬
ны для охраны Джебдзун-Даміба-хутухты, а тысяча
триста — к границе с Халхой '[27, цз. 4, 29а—29б]12.
Итак, маньчжурский двор не ограничивался прямым
давлением на халхааких владетелей — он привлекал для
этой цели и вошедших ранее ів состав Цинской импе¬
рии южиомонгольских феодалов.
В заключение Вэньда докладывал о том, что озна¬
комил Джѳбдзул-Дамба-хутѵхту с требованиями Галда-
на и с ответным посланием императора Галдану. По
словам Вэньда, Джебдзун-Даміба-хутухта заявил: «Его
величество император всегда оказывал мне помощь.
Сейчас, испытывая такое чувство, как если бы мне рас¬
пороли внутренности, я продолжаю существовать, также
лишь опираясь на помощь Небесной династии». Хутухта
добавил, что монголы могут отблагодарить императора
за проявленную заботу лишь денным и нощньш возне¬
сением молитв и прославлением его имени [27, цз. 4, 30а].
Другими словами, Джебдзун-Дамба-хутухта, даже
отчетливо сознавая свое тяжелое положение, не спешил
изъявить желание перейти под власть цинского импера¬
тора, чего с такой настойчивостью добивался от него
маньчжурский двор. Оно было высказано позднее, после
разгрома сил Тушэту-хана в решающем сражении с
Галданом, когда у халхаских феодалов уже не остава¬
лось надежд устоять перед натиском превосходящих сил
противника.
В эту критическую минуту Тушэту-хан еще раз обра¬
тился к цинскому правительству с просьбой оказать ему
военную помощь в борьбе с Галданом: к<Я с давних вре¬
мен искренне приносил дань, считая, что .в случае если
[у меня] появится сильный враг и наступит опасное по¬
ложение, я смогу надеяться на выручку. Ныне Г.алдан
поднял войска и напал на меня. Положение действи¬
тельно очень трудное. Хотя у меня мало войск, но я
решил сразлтася с Галданом, [сднако] боюсь, что не
12	В «Шэнцзу шилу» из донесения Вэньда приводится лишь
факт отправки войск абаганарскими феодалами. Все сведения, ка¬
сающиеся переговоров с Джебдзун-Дамба-хутухтой, отсутствуют
[17, цз. 136, 256].
135

смогу устоять. Почтительнейше прошу Небесную дина¬
стию .выслать войска мне на помощь, о чем доклады¬
ваю» [там же, 326—33а; 56, 273].
Однако халхаский хан тщетно питал надежду на по¬
мощь маньчжурского императора. Не .помогла и ссылка
на то, что между Тушэту-ханами и цинским двором су¬
ществовали давние связи, выражавшиеся в .представ¬
лении регулярной дани из «девяти белых» ко двору им¬
ператора. Государственный совет, обсуждавший обра¬
щение Тушзту-хана с просьбой о помощи, отверг этот
аргумент под тем .предлогом, что «ойраты и халхасы до
сих пор почтительно подчинялись, из .года в год прино¬
сили дань. Ныне ойраты говорят, что халхасы действуют
неправильно. Халхасы также утверждают, что ойраты
неправы» [27, цз. 4, 33а] 13.
Исходя якобы из соображений .«высшей справедли¬
вости» и стремясь «не отдавать предпочтения» ни одной
из сторон, маньчжурские сановники решили: «Хотя Ту-
шэту-хан .был разбит и просил о помощи у нашей дина¬
стии, по-видимому, неудобно .посылать войска ему на
помощь». В следующей фразе, как в фокусе, сконцент¬
рировалась суть политики цинской династии по отно¬
шению к Халхе в тот момент: «Прежде [чем посылать
войска на помощь], нужно заставить Тушзту-хана, по¬
добно тому как [сделали это] сорок девять внутренних
знамен [Южная Монголия. — И. £.], перейти .в поддан¬
ство нашей династии. [Тогда] Галдан ни в коем случае
не посмеет напасть, а если и нападет, то в этом случае
наша династия не сможет бездействовать» (27, цз. 4,
33а—336]14.
Решение Государственного совета заканчивалось сло¬
вами: «Если Тушэту-хан со своими людьми .перейдет в
подданство [императора], следует сохранить за ним хан¬
ский титул и устроить его» [там же].
Цинские историографы, по-видимому, хорошо пони¬
мали истинный смысл послания Тушзту-хана и принято¬
го по его поводу решения Государственного совета, ибо
включенные в «Юйчжи циньчжэн пипдин шомо фан-
люе», — в «Шзнцзу шилу» они уже не вошли.
13	В «Шэнцзу шилу» об этом аргументе не упоминается.
14	В приведенном И. Я. Златкиным переводе И. Россохина
имеются разночтения [см. 56, 273].
136

Отказав Тушэту-хану в военной іішмощи, цинское
правительство ускорило развязку, на которой и был по¬
строен весь расчет маньчжурских политиков в отноше¬
нии Халхи.
В «Юйчжи диньчжэн линднн шомо фанлюе» и в
«Шэнцзу шилу» приведены одинаковые сообщения, что
28—29 августа 1688 г. в окрестностях озера Олохуй-нор
произошло сражение между войсками халхаского Ту-
шэту-хана и ойратского хана Галдана, продолжавшее¬
ся три дня. Воины Галдана ночью напали на лагерь
халхаского Шанба-зркэ-дайчпна и разгромили его. Все
халхаские тайджи и их подданные разбежались. Тушэ-
ту-хан в одиночку не устоял перед натиоком ойратских
войск; он бежал через Ханьхай ,в места, где кочевал
Джѳбдзун-Дамба-хутухта.
Оказавшись в безвыходном положении, Тушэту-хан и
Джебдзун-Дамба-хутухта — в тот момент самые глав¬
ные среди халхаских феодалов (Дзасакту-хан был убит,
Цэцэн-хан умер) —обратились к .маньчжурскому импе¬
ратору с просьбой принять их с людьми в подданство.
Планы маньчжурских политиков в отношении Халхи
полностью осуществились.
Обращение Тушэту-хана к Сюань Е датировано 1 ок¬
тября 1688 г. «Управляемые нами на протяжении мно¬
гих поколений [люди] и .присоединившиеся нойоны, — го¬
ворилось в нем, — совместно просят о том, чтобы пе¬
рейти и подчиниться императорскому дому, почтитель¬
нейше умоляют [императора] проявить щедрую милость
и без промедления спасти их» [27, цз. 5, 56—6а].
Джебдзун-Дамба-хутухта направил своего посланца
с докладом и маньчжурскому шилану Вэньда, который
в это время наблюдал за учреждением почтовых стан¬
ций в Южной Монголии. Хутухта сообщал, что все его
родственники и народ «выражают желание подчиниться
мудрому и мирному управлению императора». Однако
он заявлял и о своих .претензиях к цинскому двору:
«Почтительнейше просим у императора милости и по¬
мощи, .пожалования богатых водой и травой земель, кро¬
ме того, надеемся на постройку прежних храмов (оче¬
видно, разрушенных во время военных действий. —
И. £.)» [там же, 6а].
Стремясь повысить свой авторитет в глазах мань¬
чжурского .императора, хутухта добавлял: «Кроме того,
137

тайджи левого и правого крыльев, докладывая мне как
духовному наставнику, говорили, что если хутухта изъ¬
являет желание войти в подчинение пинскому императо¬
ру, и мы также хотим последовать за ним. К тому же
все тайджи, находящиеся вдоль караулов на границе с
племенем абаганар, также изъявляют желание войти в
[подчинение]» [27, цз. 5, 6а—66]. Вэньда, по просьбе
Джебдзун-Дамба-хутухты, представил его доклад .импе¬
ратору, но заметил при этом, что все остальные, желаю¬
щие подчиниться, должны самостоятельно доложить об
этом двору [там же, 7а].
Доклад, составленный Лифаньюанем на основании
приведенных выше обращений Тушэту-хана и Джеб-
дзун-Дамба-хутухты, по приказу императора был обсуж¬
ден Государственным советом, который решил: «Следует
принять [халхасов] и дать [им] пропитание, устроить их»
[там же, 76; 17, .цз. 137, 46].
Это решение, представленное на рассмотрение импе¬
ратору, было одобрено Сюань Е, и шаншу Драни .полу¬
чил приказание выехать к линии караулов, встретиться
там с Джебдзун-Дамба-хутухтой и Тушэту-ханом и объ¬
явить им указ императора об удовлетворении их прось¬
бы [27, цз. 5, 8а].
Одновременно пинское правительство решило при¬
нять меры для обеспечения спокойствия на своих грани¬
цах. Арани должен был объявить халхаским феодалам
наставление императора: «[Вам] нужно строго держать
своих подчиненных, не позволять грабить, воровать, соз¬
давать беспорядки. В случае если совершат преступле¬
ния, надлежит судить [виновных] по законам внутренних
земель (т. е. по законам Цинской империи. — И. Е.). За
поджоги и мелкое воровство также наказывать в соот¬
ветствии с нашими установлениями. Приказать халха-
сам, управляющим своими подчиненными, строго испол¬
нять этот указ» [там же, 86].
Последующие донесения Арани .позволяют заклю¬
чить, что ему было поручено уточнить еще раз истин¬
ность желания Тушэту-хана и Джебдзун-Дамба-хутухты
перейти ів полное подчинение к маньчжурскому импера¬
тору, а также выяонить подлинное число халхасов, пере¬
кочевавших к линии халхаских караулов.
22 октября 1688 г. Арани прибыл в кочевье Тушэту-
хана и Джебдзун-Дамба-хутухты и спрооил их: «С ка¬
138

кой целью вы вошли за линию караулов и остановились
здесь? Куда вы сейчас направляетесь?» [там же, 11а; 17,
цз. 137, 13а]. Эти вопросы, безусловно, носили чисто
формальный характер, ,и маньчжурский чиновник полу¬
чил на «их именно тот ответ, который .и ожидал: «Мы
были разбиты ойратами, бежали, вошли за линию ва¬
ших караулов, навеки .подчинились императору. Умо¬
ляем спасти остаток нашей жизни. О том, какой уста¬
новить порядок, только император может принять реше¬
ние» [там же]. При этом халхаские феодалы жаловались,
что во время бегства потеряли почти весь скот, и выра¬
жали надежду на помощь императора [там же].
Снова получив заверения Тушэту-хана и Джебдзуін-
Дамба-хутухты, что эти владетели желают войти в со¬
став Цинской империи, Аранн приступил к исполнению
второй части полученного им приказа. Он поручил обо¬
им представить проверенные списки последовавших за
ханом и хутухтой халхаских тайджи, а также выяснить
число лам, банди и простого населения, переходящих
вместе со своими правителями в подданство маньчжур¬
ского императора. В результате оказалось, что ко вре¬
мени проверки у линии караулов находилось более
30 тайджи, 600 лам и банди, 2 тыс. дворов и 20 тыс.
простого народа (так в оригинале. — И. Е.). Кроме то¬
го, число еще не прибывших к границе халхасов было
весьма велико, ,и возникала необходимость, по мнению
Арани, произвести в будущем новую проверку [27, цз. 5,
116; 17, цз. 137, 136].
Получив еще одно официальное подтверждение того,
что Тушэту-хан и Джебдзун-Дамба-хутухта действитель¬
но готовы войти в состав Цинской империи, Государст¬
венный совет но приказу Оюань Е принял решение «по¬
зволить Тушэту-хану ,и Джебдзун-Дамба-хутухте подчи¬
ниться и оказать [им] помощь в устройстве» [там же].
С этой целью Арани и Вэньда было приказано произ¬
вести проверку и выявить среди перешедших халхасов
тех, кто не в состоянии прокормиться, раздать им рис
из кладовых Гуйхуачэна .и оказать другую материаль¬
ную помощь [там же].
Судя по тому что предписано было оказывать помощь
Тушэту-хану и другим феодалам в размерах, соот¬
ветствовавших их титулу [см. 27, цз. 5, 166], цинское
правительство заботилось больше всего о халхаской
139

феодальной верхушке, не изменяя привычной тактике
покрепче привязывать последнюю к своему трону пожа¬
лованиями и наградами. Эту же «цель преследовало и
назначение на пустовавшее место умершего Цэцэн-хана
его сына. Под предлогом, что последний был еще ре¬
бенком, Сюань Б пожаловал двум джинонгам и двум
тайджи из аймака Цэцэн-хана звание дзасаков (до то¬
го, как известно, жаловавшееся лишь восьми крупней¬
шим феодалам Халхи, в том числе трем халхаским ха¬
нам), а к малолетнему хану для совместного управле¬
ния был назначен соправитель из числа феодалов айма¬
ка Цэцэн-хана [27, цз. 5, 166—«17а].
Продолжая и впоследствии умножать число дзасаков
среди халхаских феодалов, Цины тем самым подрывали
авторитет старой ханской власти в глазах северомон¬
гольских феодалов и усиливали свои позиции в их
среде.
Однако в тот момент основное внимание цинского
правительства было направлено на подготовку и осуще¬
ствление нового военного наступления в Приамурье, со¬
стоявшегося летом 1689 г. [см.: 35, 180 и далее]. Одно¬
временно Цины предпринимали настойчивые попытки
дипломатическими мерами удержать джунгарского хана
Галдана от дальнейших военных действий в Монголии
(пока не будет заключено соглашение с Россией). Пре¬
следуя эти дели, цинское правительство не спешило офи¬
циально включить халхасов в состав Цинской империи
и определить их будущий статус. Оно попыталось ис¬
пользовать сложившуюся обстановку на состоявшихся
в августе 1689 г. в Нерчинске переговорах с русскими
послами, где цинские послы выдвинули территориальные
притязания на Забайкалье. Однако русская сторона от¬
вергла их как совершенно несостоятельные, указав, что
вопросы размежевания в этом районе уже были решены
Россией с суверенными монгольскими правителями [см.
30, т. И, 22].
До осени 1689 г. цинский двор в своих отношениях с
халхасами ограничивался главным образом эпизодиче¬
ской раздачей продовольствия и скота бедствующему
халхаскому населению. Цинские власти принимали эти
меры по приказу императора, которым руководили не
филантропические соображения, как утверждается в ки¬
тайских источниках, а вполне реальная необходимость-
140

не дать разгореться беспорядкам на занятых бедствую¬
щими халхасами пограничных с Цинской империей тер¬
риториях.
В мае 1689 г. в указе сановникам Сюань Е напоми¬
нал: «Нам стало известно, что халхасы испытывают
недостаток продовольствия и даже есть случаи, когда
[они] умирают от голода... Если спешно не раздать .про¬
довольствие и тем самы.м не оказать [им] помощь, то
число погибших будет очень велико» [17, цз. 140, 316;
18]. В том же указе Канси распорядился в спешном по¬
рядке перевезти из кладовых Чжанцзякоу зерно и раз¬
дать его, «исходя из количества, необходимого для того,
чтобы продержаться в течение двух месяцев». За это
время маньчжурский чиновник Фэйянгу должен был за¬
купить в пограничных с Халхой землях скот и раздать
его голодающим халхасам [там же].
В августе 1689 г. Фэйянгу доложил об пополнении
возложенного на него поручения [17, цз. 141, 15а]. Поло¬
жение халхаских беженцев, потерявших во время бегст¬
ва скот и лишенных привычных пастбищ, было ухудше¬
но разразившейся летом того же года засухой, ударив¬
шей и по жителям Южной Монголии.
В августе маньчжурские чиновники обсуждали воп¬
рос о раздаче по пяти доу 15 зерна беднякам из южно¬
монгольских аймаков.
К осени состояние пастбищ улучшилось: направлен¬
ный в кочевья халхасов чиновник доносил, что трава на
местах кочевий хорошая. Однако положение беженцев
от этого существенно не изменилось. В изданном в том
же месяце указе Сюань Е, обращаясь к членам Госу¬
дарственного совета, констатировал: «Пришедшие сдать¬
ся халхасы голодают и до крайности терпят бедствия,
грабят друг друга» [17, цз. 141, 226].
После заключения Нерчинскою договора с Россией
(август 1689 г.) пинское правительство предприняло
практические шаги по установлению административного
-контроля над северомонгольским населением, изъявив¬
шим желание перейти в подданство к маньчжурскому
императору.
Декларируя на словах участие к бедствующим хал-
і5	Доу — 10,35 л.
141

хасам, Сюань Е приказал членам Государственного со¬
вета обсудить меры по наведению «порядка» среди хал-
хасов. С этой целью маньчжурский император считал
необходимым назначить из среды халхаских феодалов
новых дзасаков, вменить им в .обязанность собрать раз¬
бежавшийся народ и распространить на северомонголь¬
ское население те законы, а следовательно, и те принци¬
пы организации населения ,в знамена, которые действо¬
вали к этому времени в присоединенной Цинами Южной
Монголии. К делу ознакомления халхасов с законами
Цинокой империи Канси считал необходимым привлечь
«способных ванов и тайджи» из среды южномонгольских
феодалов [17, цз. 142, 126].
Эти меры должны были укрепить пошатнувшиеся за
время военных действий феодальные устои северомон¬
гольского общества и содействовать установлению в
Халхе контроля маньчжурского правительства.
Члены Государственного совета обратили внимание
императора на то, что к моменту издания последнего
указа многие халхасы вышли из-под контроля своих
прежних господ. Что же касается последних, то опреде¬
ленная их часть не поддержала Тушэту-хана и Джебд-
зун-Дамба-хутухту в намерении отдаться на милость
пинского императора 16.
Поэтому члены Государственного совета предлагали
отложить на время обсуждение вопроса о повсеместной
организации знамен среди халхаских беженцев. Маньч¬
журские сановники считали возможным говорить о
создании знамен пока только среди той части населения
Восточной Халхи, которая подчинялась Тушэту-хану,
Джебдзун-Дамба-хутухте и Мэргэн-нойону. Сюда же
они причисляли людей Лубсана-тайджи и часть поддан¬
ных 'Цэцэн-хана. Неотложным делом маньчжурские са¬
новники считали назначение дзасаками шести крупных
джинонгов и тайджи из подданных Цэцэн-хана 17 (ле¬
вое крыло Халхи) и двух тайджи из правого крыла, со¬
16	Часть монгольских феодалов, потерпевших поражение от
войск Галдана, ушла на территорию России или имела определен¬
ные намерения это сделать і[см. 55, 80; 81, 135; 35, 170—171].
17	В это время титул Цэцэн-хана по повелению Сюань Е пере¬
шел к малолетнему сыну умершего перед тем хана, поэтому цинский
двор мог увеличивать число дзасаков в аймаке Цэцэн-хана, не опа¬
саясь недовольства главы аймака.
142

хранив за ними их прежние халхаские титулы. Тех хал-
хасов, чьи дзасаки отсутствовали, сановники рекомендо¬
вали разделить между знаменами (к сожалению, з
источнике не уточняется, какими именно) до той поры,
пока не прибудут их старые дзасаки, после чего вопрос
следовало обсудить еще раз [17, цз. 142, 126—136; 27,.
цз. 5, 32а—326]. Что же касается определения статуса
халхасов в составе Цинской империи, то члены Государ¬
ственного совета предлагали следующее: к весне буду¬
щего (1690) года «объявить халхаским дзасакам законы
и устроить халхасов по одному образцу с сорока де¬
вятью знаменами» 18.
Маньчжурские сановники высказались также за от¬
командирование к халхасам отобранных среди военных
чинов южномонгольских знамен лиц для ознакомления
халхаского населения со всеми распоряжениями пинско¬
го правительства [17, цз. 142,	136—146; 27, цз. 5,
326—336].
Одобрив представленный Государственным советом
доклад, Сюань Е приказал объявить халхаским дзаса¬
кам: «К осени будущего ігода собрать всех рассеявших¬
ся и потерянных людей. В случае если это не будет ис¬
полнено в срок, люди останутся в знаменах, предоста¬
вивших им пропитание» [27, цз. 5, 34а]. Для поощрения
халхаских феодалов Сюань Е обещал тех, «кто заслу¬
живает», возвести в звание дзасака и занести в соот¬
ветствующие реестры [там же].
Стремясь, очевидно, внести элементы организации в
новые отношения с халхасамл, император приказал раз¬
делить халхасов на пять лу (округов) [там же, 36а; 17,
цз. 142, 166]. В ноябре 1689 г. в каждый из лу были от¬
правлены маньчжурские чиновники с указом императо¬
ра, обещавшего халхасам:	«Дождавшись дня, когда
ойратские дела будут улажены, вы вернетесь на своп
прежние пастбища» [27, цз. 5, 36а; 17, цз. 142, 166].
Сюань Е призывал безоговорочно исполнять его прика¬
зания, искоренять воровство, разбой и не поднимать мя¬
тежи [там же].
Таким образом, осенью 1689 г. цинское правительст¬
во начало принимать меры, направленные к тому, что¬
18	Имеются а виду сорок девять южномонгольских знамен.
143

бы окончательно лишить халхасов их политической са¬
мостоятельности и превратить, подобно населению Юж¬
ной Монголии, в подданных маньчжурского императора.
Особенно важное значение имело данное в указе
обещание переселить халхасов на прежние земли после
завершения «дел» с Галданом. На практике это означа¬
ло, что Цины официально заявили о своих притязаниях
на территорию Халхи и о намерении добиваться их осу¬
ществления именно в борьбе с джунгарским ханом.
В этих условиях вполне естественным было стремле¬
ние маньчжурского императора как можно скорее про¬
вести церемонию официального включения халхасов в
состав Цинской империи.
В апреле 1690 г. Сюань Е издал указ о созыве на
общий съезд 49 знамен (т. е. имевших определенные
чины южномонгольских феодалов из 49 знамен) и хал-
хаской правящей верхушки, изъявившей желание под¬
чиниться маньчжурскому императору [27, цз. 6, 16, 17,
цз. 145, 2aj.
Однако члены Государственного совета, опасаясь из¬
лишней торопливости, высказались за отсрочку съезда
до 1691 г. и за проведение его в присутствии императо¬
ра. Съезд же 49 знамен, который до общего съезда на¬
мечалось провести в текущем году, они предложили от¬
ложить до будущего, 1691 года.
Император утвердил доклад, но с одной поправкой —
относительно сроков проведения совместного съезда
халхаских п южномонгольских феодалов. Сюань Е на¬
значил съезд на август 1690 г. Однако на этот раз об¬
стоятельства помешали осуществлению планов мань¬
чжурского императора.
Лето 1690 г. прошло в военных действиях цинских
войск против Галдана.
В июле 1690 г. Сюань Е получил известие о нападе¬
нии Галдана на Кундулун-Бошокту и приказал объеди¬
ненному маньчжуро-монгольскому войску под командо¬
ванием Арани выступить ему навстречу [17, цз. 146, 23а].
В том же месяце джунгарский хан в сражении на
р. Урхуй разгромил эти войска [там же, 236], однако в
начале сентября маньчжуры взяли реванш и в местности
Улан-іБутун нанесли ему поражение [17, цз. 148, За].
Тогда Галдан начал дипломатические переговоры с цин-
ским правительством и отвел свои войска на север.
І44

В ноябре 1690 г. отозвал свои войска и Сюань Е [17,
аз. 149, 126—13а].
Используя временное ослабление Галдана, импера¬
тор вернулся к прежнему намерению как можно скорее
оформить на съезде монгольских феодалов вхождение
халхасов в состав Цинской империи. В начале февраля
1691 г. он вновь обратился к членам Государственного-
совета с приказанием обсудить вопрос о халхаских де¬
лах, ибо они «нуждаются в быстрейшем разрешении»
[27, нз. 9, 26]19.
Сюань Е объявил также о своем намерении лично
присутствовать на съезде [там же]. Это решение было
вызвано, ло-видимому, желанием оказать давление на
халхаских феодалов, сделать их более сговорчивыми.
Кроме того, присутствие императора должно было под¬
нять престиж съезда равно в .глазах ойратского хана и
русского правительства, продемонстрировать перед ни¬
ми всю безоговорочность оформляемого на съезде акта
вхождения Халхи в состав Цинской империи.
В апреле 1691 ,г. Сюань Е утвердил предложение
Лифаньюаня о месте проведения съезда и порядке сбо¬
ра на него халхаских феодалов.
Соответственно предложениям Лифа.ньюаня, съезд
предполагалось провести в местности Циси (Семь
ручьев), между реками Шанду и Картун, в окрестностях
озера Долоннор 20.
Для халхаских феодалов левого и правого крыльев
Халхи пинские власти назначили соответственно два
пункта сбора, куда халхасы должны были прибыть за¬
ранее. Такое решение было, по-видимому, продиктовано
стремлением избежать до начала съезда возможных
столкновений между феодалами обоих крыльев Халхи.
Предложения Лифаньюаня предусматривали также
рассылку маньчжурских чиновников в радиусе ста ли от
места будущего съезда для ознакомления халхасов с
19	Сообщение об этих событиях содержится также в «Шэнцзу
шилу», но здесь отсутствует фраза, что халхаские дела «нуждаются
в быстрейшем разрешении». Очевидно, составители «Шилу» стре¬
мились так отредактировать текст, чтобы не оставалось сомнений
в отсутствии у цинского правительства большой заинтересованности
в халхаских делах [см. 17, цз. 150, 4а].
20	По названию озера съезд получил в литературе название До-
лоннорского.
10 Зак. 600
145

приказом императора к 15-му дню 4-го месяца (12 ап¬
реля) собраться в местах сбора, указанных для каждо¬
го крыла [17, цз. 150, 21а—6].
Приняв твердое решение о дате съезда, император
отдал приказ высшим сановникам государства — девяти
дачэнь — «крайне серьезно» обсудить вопросы, связанные
с процедурой проведения съезда и с определением даль¬
нейшей судьбы халхаеав. Его прежде всего интересовало
мнение сановников по поводу будущего административ¬
ного устройства входящих в состав Цинской империи
халхасов и определения их места жительства в даль¬
нейшем [там же, 216].
Что же касается процедуры проведения съезда, то
сановникам предлагалось детально обсудить вопрос о
порядке размещения во время церемонии на съезде
халхаских феодалов, т. е. решить вопросы местничества,
заранее определив свое отношение если не к каждому,
то по крайней ,мере к главнейшим из них [там же,
стр. 216]. Сюань Е приказал также обсудить вопрос о
целесообразности уменьшения численности мобилизован¬
ных ранее для сопровождения императора на съезд
маньчжурских войск в связи с ослаблением угрозы но¬
вого выступления Галдана.
Сановники приняли решение (утвержденное затем
императором), основной смысл которого заключался в
том, чтобы отложить до завершения съезда вопрос об
организационном устройстве халхасов. Рассматривая
размещение халхаских беженцев в пограничных районах
Цинской империи как временное явление, они полагали,
что после «завершения дел с Галданом халхасов следует
вернуть на прежние места жительства в бассейнах рек
Толы и Онона, а пока обсуждение этого вопроса следует
отложить» [там же, 22а].
Относительно порядка размещения халхаских феода¬
лов «а съезде, сановники предложили принять за осно¬
ву порядок, существовавший в 49 знаменах Внутренней
Монголии [там же]. Они считали нужным несколько
уменьшить число мобилизованных знаменных войск,
приняв, однако, все возможные предупредительные меры
на случай военной угрозы со стороны Галдана. Было
решено, что император отправится на съезд в сопровож¬
дении войска, состоящего из императорской гвардии,
трех из восьми маньчжурских знамен и отрядов китай¬
146

ских знамен, вооруженных огнестрельным оружием.
Остальным пяти маньчжурским знаменам предписыва¬
лось, находясь в полной боевой готовности, выступить
из крепости Душикоу и продвигаться к месту проведе¬
ния съезда [там же].
Не ограничиваясь организационной подготовкой
съезда, Сюань Е принял меры, чтобы оказать новый по¬
литический нажим на высших феодалов Халхи —Тушэ-
ту-хана и Джебдзун-Дамба-хутухту. Незадолго до от¬
крытия съезда к ним был послан указ императора, тре¬
бовавший от обоих признания своей вины в возникнове¬
нии вооруженного конфликта между правым и левым
крыльями Халхи [17, ,цз. 151, 66].
В ответ оба халхаских феодала незамедлительно
представили доклад, в котором признавались в совер¬
шенной ими «ошибке»—убийстве Дзасакту-хана и Дэк-
дэхэ-мэргэн-ахая, однако вновь настаивали на том, что
эти действия были ответом на действия знати правого
крыла, вступившей в направленный против остальных
халхасов сговор с ойратским ханом [там же, 7а].
Попытка халхаских властителей проявить какую-то
самостоятельность и отстоять собственную трактовку
происшедших событий вызвала гнев маньчжурских
сановников и желание обрушить на них жестокую
кару.
Так, шаншу военного ведомства Маци, отправленный
вместе с другими маньчжурскими чиновниками к халха-
сам, в докладе на имя .императора выразил свое возму¬
щение тем, что Тушэту-хан и Джебдзун-Дамба-хутухта
не полностью признали свою вину, и предлагал: «Тушэ-
ту-хана лишить ханского титула и сделать простым
тайджи, а Джебдзун-Дамба-хутухту также лишить ти¬
тула и превратить в простого ламу» [там же].
Однако Сюань Е, хитроумный и дальновидный поли¬
тик, не счел нужным принимать столь крутые меры.
Действительно, в сложившихся условиях для маньч¬
журского двора вряд ли имело смысл лишать титулов
двух крупнейших халхаских феодалов. Это устрашило
бы остальных халхаских владетелей, однако, безуслов¬
но, не способствовало бы укреплению доверия монголь¬
ских феодалов к цинокому правительству, чего добивал¬
ся в преддверии съезда Сюань Е .
Маци поднимал еще один важный вопрос — о пре¬
10*
147

емнике Дзасакту-хана, считавшегося номинальным гла¬
вой халхаских феодалов [17, цз. 151, 76].
И в этом случае император не спешил грубо вме¬
шаться в отношения между халхаскими феодалами, тем
более что .вопрос о преемнике титула Дзасакту-хана за¬
трагивал слишком много острых проблем в политиче¬
ской жизни Халхи.
Сюань Е, не назначив преемника Дзасакту-хана, ог¬
раничился лишь награждением Цэванджаба — младшего
брата убитого хана — титулом циньвана. Было решено
также оставить Цэцэн-хану его прежний ханский титул
[там же].
Решение императора сохранить пока за главенст¬
вующими халхаскими феодалами их прежнее положение
было продемонстрировано в утвержденном им порядке
размещения на съезде халхаской знати.
Все присутствовавшие на съезде халхаские феодалы,
подобно принятому в 49 знаменах порядку, были разме¬
щены в 7 рядах. Первый из них был отведен для Тушэ-
ту-хана, Джѳбдзуп-Дамба-хутухты, Цэбэнджаба и Цэ-
цэп-хана. Остальные феодалы соответственно степени
знатности раополагались в следующих шести рядах.
Халхасам отвели место по правую руку от императора,
южным монголам — по левую (27, цз. 10, Іа—2а; 17,
цз. 151, 66].
Сам церемониал преследовал цель подчеркнуть зави¬
симое от маньчжурского императора положение халха-
сов, в то же время создавая у них иллюзию искренней
заботы императора об их судьбе.
29 мая, накануне официального открытия съезда,
Сюань Е приказал Тушэту-хану и Джебдзун-Дамба-ху-
тухте прибыть на прием в свой шатер. После угощения
чаем халхаским феодалам прочитали императорский
указ; Тушэту-хан вновь объявлялся виновным в убий¬
стве Дзасакту-хана и возникновении военных действий в
Халхе. Одновременно выражалась надежда, что съезд
простит его преступления, приняв во внимание, что он
«был прощен» маньчжурским императором, а также со¬
общалось о пожаловании младшему брату Дзасакту-ха¬
на титула циньвана [17, цз. 151, 9а—96]. Это обращение
императора к присутствовавшим должно было создать
видимость их активного участия в съезде.
Как сообщает «Шэнцзу шилу», прочитанный хал-
N8

ласким феодалам указ императора они встретили с
«большим одобрением» [там же]. Затем Сюань Е вышел
из шатра и уселся .на поставленный перед входом трон.
Халхаские ханы и тайджи совершили перед императо¬
ром три коленопреклонения, девять земных поклонов и
расселись в заранее утвержденном порядке. Всем при¬
сутствовавшим на съезде монголам было поднесено уго¬
щение. По приказу императора Цэцэн-хан и размещав¬
шиеся в первых трех рядах халхаские феодалы прибли¬
зились к нему и получили из его рук чаши с вином.
Остальным монголам вино разнесли маньчжурские вое¬
начальники.
По окончании пиршества четыре крупнейших халха-
ских феодала: Тушэту-хан, Джебдзун-Дамба-хухухта,
Цэванджаб и Цзцэн-хан получили от маньчжурского
императора богатые пожалования. Им раздали по
1 тыс. лян серебра, по 50 штук шелковой материи, а
также серебряную утварь, халаты, шапки, хлопчатобу¬
мажные ткани, чай. Остальные халхаские феодалы по¬
лучили в дар разное количество серебра и шелка, после
чего для главных из них было устроено еще одно пир¬
шество [17, цз. 151, 10а—11а].
Подготовив, таким образом, почву в духе традиций
цинской дипломатии, выработанных и широко приме¬
нявшихся маньчжурами в период завоевания Южной
Монголии, Сюань Е и его приближенные приступили к
основной части своей программы — провозглашению
включения Халхи в состав Цинской империи.
Два месяца спустя в обращенном к далай-ламе ука¬
зе императора этот момент был описан следующим об¬
разом: «Ханы, джинонти, нойоны, тайджи — все совер¬
шили церемонию поклонения императору. [Они] встали
на колени, приветствовали [нас] земными поклонами и
настойчиво просили поставить их в одно положение с
49 знаменами» [17, цз. 152, 26].
Такое изложение событий в послании к главе тибет¬
ской церкви, пользовавшемуся большим влиянием в
Монголии, может служить еще одним свидетельством
того, как цинокое правительство заботилось о поддержа¬
нии версии, будто бы халхаские феодалы вошли в Цин-
скую империю по своему горячему желанию.
Однако в «Шэнцзу шилу», при последовательном
описании того, как проходил съезд, отсутствует уломи-
/49

нание об этом факте, хотя имеется запись о награжде¬
нии дяди Цэдэн-хана, Намчжила (На-му-чжа-эр). Его
заслуги состояли в том, что он уговаривал Цэдэн-хана
перейти в подданство к маньчжурскому императору, а
затем, как сообщается в обращенном к участникам
съезда — халхасам императорском указе, «лично высту¬
пил с инициативой, представив доклад с просьбой (орга¬
низовать халхасов. — И. Е.) по образцу 49 знамен, что
вызвало большую радость (императора.— И. Е.)» [17„
цз. 151, 1 За].
За уговоры Цэдэн-хана Намчжил ранее получил зва¬
ние дзасака, теперь же его причислили по положению к
старым дзасакам (к восьми дзасакам до 1689 г.), лик¬
видировали его монгольское звание джинонг, жалуя
звание доло цзюньван [там же].
Столь щедрая награда давалась действительно за
серьезную услугу. То, что в источниках больше не упо¬
минается ни одного имени халхаского феодала, который
высказал бы на съезде желание перейти на положение
49 знамен, и отсутствие всякого упоминания в этой свя¬
зи о занимавших в тот момент главенствующее положе¬
ние среди халхасов Тушэту-хане и Джебдзун-Дамба-
хутухте, вызывает сомнение в истинности ситуации, опи¬
санной в послании к далай-ламе.
Более правдоподобным кажется предположение, что
цинское правительство, используя Намчжила, инспири¬
ровало выражение халхасами желания войти в состав
Цинской империи на положении 49 южномонгольских
знамен.
30 мая собравшимся на съезд северомонгольским
феодалам был объявлен новый императорский указ.
Как и множество более ранних указов, он начинался с
обвинения восточных халхасов, особенно Тушэту-хана,
в возникновении халхаской войны. Затем подробно пе¬
речислялись все меры цинского правительства, прини¬
мавшиеся прежде в отношении халхасов, причем все
они по традиции изображались как милость императо¬
ра, не имевшая примеров с древности [17, цз. 151, 11а—
12а; 27, цз. 10, 11а—42а].
И, наконец, следовала основная часть указа: «Видя
вашу искренность и благодарность, [мы решили] устроить
вас по одному образцу с 49 знаменами и ваши титулы
также [сделать] одинаковыми с 49 знаменами, про¬
150

явив тем самым свою заботу о вас, как об одном
целом [с ними]» [17, цз. 151, 126—156; 27, цз. 10,
12а].
За Тушэту-ханом и Цэцэн-ханом, говорилось в указе,
сохраняются их прежние титулы. Место убитого Дзасак-
ту-хана оставлялось свободным, младшему брату хана,
Цэванджабу, жаловался титул хэшо циньвана. Звания
дзасаков сохранялись, но ликвидировались прежние
монгольские титулы джинонг, нойон, которые заменя¬
лись принятым в Цинской империи титулом доло цзюнь-
ван [см. 58, 187].
Замена титулов должна была окончательно убе¬
дить халхаских феодалов в наступлении новых поряд¬
ков.
Объявленное халхасам решение о том, что в составе
Цинской империи они будут находиться в одинаковом
положении с 49 знаменами южных монголов, на деле
означало полную потерю халхаскими феодалами поли¬
тической самостоятельности.
Внутриполитический строй Халхи, разделявшейся ра¬
нее на улусы, тумэны и отоки [58, 187], заменялся хошун-
ной (знаменной) системой, существовавшей в это время
в Южной Монголии.
Сразу же после Долоннорского съезда пинское пра¬
вительство попыталось установить административный
контроль над халхаским населением и создать новую си¬
стему управления.
Еще до завершения съезда и возвращения Сюань Е
в Пекин был отдан .приказ отправить шаншу Арани в
сопровождении шиланов и сюэши в кочевья халхасов,
чтобы «создать у халхасов знамена, разделить их на
цзолины, раздать земли для кочевий» [17, цз. 151, 156].
Во главе каждого хошуна (пзолина, знамени) ста¬
вился дзасак, ведавший военными, административны¬
ми и судебными делами в масштабе своего хошуна
[58, 187L
По предложению Лифаньюаня в 1692 г. в Халхе были
учреждены три лу (округа), разделенные также на хо-
шуны. Северный округ, возглавлявшийся Тушэту-ханом,
насчитывал в своем составе 16 дзасаков. Цэцэн-хан воз¬
главлял восточный округ, к которому принадлежало
9 дзасаков [17, цз. 155, 136—146]. Во главе западного
округа был поставлен младший брат убитого Дзасакту-
151

хана, и к нему были отнесены 7 дзасаков [17, цз. 155,
156]21.
По предложению Лифаньюаня, утвержденному за¬
тем императором, всем дзасакам, за исключением Ту-
шэту-хана и Дзасакту-хана, были вручены печати, сим¬
волизировавшие получение ими власти [26, цз. 221, 5а].
Рост числа назначенных цинским императором дза-
са«ов и укрепление их позиций, как уже отмечалось
выше, были развитием курса цинского правительства на
ослабление ханской власти в Халхе. Этим же, по-види¬
мому, можно объяснить и отказ цинского двора выдать
в тот момент печати Тушэту-хану и Дзасакту-хану.
Однако, создавая новую систему административного
управления Халхой в составе Цинской империи, ци,некое
правительство, занятое подготовкой к вооруженной
борьбе, а затем военными действиями против Галдана,
до начала XVIII в. не приступало к широкой перестрой¬
ке политического строя Халхи.
Поражение Галдана и его смерть летом 1697 г. соз¬
дали благоприятную политическую обстановку для про¬
ведения цинским правительством ряда мер, рассчитан¬
ных на превращение Северной Монголии в часть Цин¬
ской империи. Однако и в последующие годы сохрани¬
лись определенные различия в статусе Южной и
Северной Монголии, находившихся в составе Цинской
империи.
Подводя итоги, можно сказать, что именно в 80—
90-е годы маньчжурскому правительству удалось вос¬
пользоваться плодами агрессивной политики в отноше¬
нии Халхи, которую оно последовательно проводило с
начала 40-х годов XVII в.
Раздоры в среде халхасов и война между западными
и восточными монголами позволили цинским правите¬
лям прибрать к рукам Халху, используя и угрозы, и
подкуп, и интриги.
На Долоннорском съезде 1691 г. Северную Монголию
(Халху) они формально включили в состав Цинской им¬
перии и объявили основы будущего статуса халхасов в
качестве подданных маньчжурского императора. Хотя
21	В «Юйчжи Да Цин хуйдянь» также упоминается об этом
факте, но приводятся несколько иные цифры: для округа Тушэту-
хана — 17 дзасаков, для округа Цэцэн-хана— 12 и для округа Дза¬
сакту-хана—9 дзасаков [26, цз. 221, Лифаньюань, стр. 5а].
152

содержащиеся в китайских источниках сведения о До-
лоннорском съезде весьма тенденциозны и лаконичны,
однако имеющиеся в них некоторые косвенные данные
позволяют предполагать, что выоказанное на съезде
«добровольное» и «единодушное» желание халхаских
феодалов войти в состав Цинской империи на положе¬
нии, одинаковом с Южной Монголией, было на деле ин¬
спирировано цинским правительством.

Глава 4
АДМИНИСТРАТИВНАЯ И ЗАКОНОДАТЕЛЬНАЯ
ПОЛИТИКА ЦИНСКОГО ПРАВИТЕЛЬСТВА
В ОТНОШЕНИИ МОНГОЛОВ
Знамена. Сеймы. Лифаньюань
Завоевание Южной Монголии поставило перед
маньчжурскими правителями задачу организации адми¬
нистративного управления вновь приобретенными под¬
данными. На политике маньчжурских властей в данном
вопросе, несомненно, отразились такие важные моменты,
как сравнительная малочисленность маньчжуров и ко¬
чевой образ жизни проживавшего на огромных степных
просторах .монгольского населения; стремление мань¬
чжурского правительства использовать в борьбе с Китаем
военные силы монгольских княжеств, одновременно
обеспечив безопасность своего тыла со стороны монго¬
лов, к которым маньчжурские правители продолжали
относиться как к сохранявшейся потенциальной угрозе
своему могуществу.
Все это влияло па политику маньчжурских феодалов
в тот период, когда аппарат самого государства маньч¬
журов находился еще в стадии становления и развития ’.
В такой обстановке наиболее приемлемым для
маньчжурских правителей оказался, по-видимому, метод
распространения на присоединенных монголов той же
системы административного и военного управления, ко¬
торая существовала в маньчжурском государстве, а
именно системы знамен (хошунов) 1 2.
Процесс создания монгольских знамен прошел ряд
1	В дополнение к восьмизнаменной организации маньчжуров
в 1631 г. по китайскому образцу были созданы шесть ведомств (бу)
[15, цз. 9, 116-126].
2	О характере знаменной системы см. [67, 114—121]
154

этапов, соответствовавших этапам .подчинения маньчжу¬
рами Южной Монголии.
В начале завоевания южномонгольских княжеств
маньчжуры ограничивались тем, что уводили захвачен¬
ных в плен или сдавшихся добровольно монголов на
территорию своего государства и включали их в состав
маньчжурских знамен. Самое раннее из известных нам
упоминаний о создании монгольских нюру относится к
1621 г. [14, дз. 7, 33а].
В «Ба ци тунчжи чуцзи» при перечислении состава
созданных «в начале государства» нюру названы мон¬
голы Халхи, т. е. «пяти халхаских племен» (княжеств
Харачин, Хорчин, Барин, Оннют) [10, дз. 11 —12]. В те
годы монгольские нюру имели разный численный состав:
объединенных в одну нюру тятлых-монголов могло быть
от 100 до 300. В тех случаях когда их было около полу¬
сотни, создавалась половина нюру [там же]. Маньчжур¬
ские правители практиковали объединение в нюру мон¬
голов из разных мест. Так, в 1634 г. в одну нюру были
собраны монголы из Чахара, а также из княжеств Он¬
нют, Хорчин, Кэшиктэн, Абата [10, цз. 12, 22а]. В источ¬
нике упоминаются и другие нюру со столь же пестрым
составом. Стремление цинскнх властей к возможно бо¬
лее широкому охвату этой системой взятых в плен и
сдавшихся монголов привело к тому, что первоначально
в состав нюру включались лица мужского пола «млад¬
ше 70 и старше 13 лет» [14, цз. 5, 11а, б].
После поражения, которое потерпел чахарский ханѵ
число оказавшегося под властью маньчжуров населения
Южной Монголии резко увеличилось; система органи¬
зации монгольских нюру в составе восьми маньчжур¬
ских знамен уже не соответствовала создавшейся обста¬
новке. Маньчжурские правители приступили к органи¬
зации монгольских знамен. Источники, к сожалению, не
дают достаточно ясной и полной картины их создания 3.
Еще осенью 1632 г., возвратившись после удачного
похода против Чахарского ханства в столицу, Абахай
объявил о своем решении не создавать монгольских зна¬
мен, так как во время похода были случаи перебежек
3	Это справедливо отметил Ван Чжун-хань в своем «Исследова.
нии о восьми монгольских знаменах в начале Ци л».
155

монголов 'из войска маньчжурского правителя на сторо¬
ну Литдан-хана [15, да. 12, 27а].
Однако в самом начале 1633 г. наряду с восемью
маньчжурскими знаменами и одним китайским в «Тай-
цзун шилу» упоминаются уже два монгольских знамени
[там же, дз. 13, 16]. Ван Чжун-хань высказал предполо¬
жение, что эти знамена были образованы из монголов,
захваченных маньчжурами в 1621 г., когда последние
взяли Ляоян и Шэньян [82, 121]. Первые достаточно
полные сведения о создании монгольских знамен отно¬
сятся к марту 1635 г., когда «сформировали внутренних
,и внешних харачиноких монголов-тятлых, всего
16 953 человека, в 11 знамен» [15, цз. 22, 176].
Включению в знамена подлежали мужчины, годные
по состоянию здоровья к несению воинской службы, в
возрасте от 16 до 60 лет (ранее, как упоминалось вы¬
ше, возрастные рамки составляли соответственно 13 и
70 лет). Такое повышение требований к боеспособности
будущих воинов-монголов показывает, что маньчжурам
было из кого выбирать, а монгольским знаменам отводи¬
лось уже важное место в военных планах маньчжур¬
ских правителей; это и показали дальнейшие собы¬
тия в Китае.
Из перечисления знамен становится ясно, что речь в
данном случае шла о восьми монгольских знаменах, но¬
сивших названия, как и маньчжурские, по цвету штан¬
дарта («простого желтого знамени», «желтого знамени
с.	каймой», «простого красного знамени» и т. п.) и о
трех монгольских знаменах. В последние три знамени
входило 9123 монгола, отданных под командование че¬
тырех гушань эчжень 4. Эти командиры были .назначены
маньчжурским правительством из числа монгольских
феодалов (в одном из знамен их было два) [15, цз. 22,
176—21а].
Восемь монгольских знамен, разделявшихся по цве¬
ту штандарта, были составлены из «старых монголов»,
т.	е., очевидно, из тех, кто числился ранее в монгольских
нюру, входивших в состав восьми маньчжурских знамен,
и вновь присоединенных монголов, о которых источник
сообщает лишь имена их монгольских владетелей. Эти
восемь монгольских знамен были отданы под управле¬
4	Гушань эчжэнь—командир знаменного корпуса.
156

ние гушань из «старых монголов» [там же]. Так же как
и маньчжурские знамена, они подчинялись военному
ведомству (бин бу) и назывались «внутренние восемь
знамен», что подчеркивало их принадлежность к аппа¬
рату маньчжурского государства.
После падения Чахарского ханства перед маньчжур¬
ским правительством встала задача реального подчине¬
ния населения всей Южной Монголии своей власти.
Цины решили эту задачу, распространив на южномон¬
гольские княжества все ту же знаменную (хошунную)
систему. Однако они поставили созданные здесь знаме¬
на в особое положение «внешних вассалов» (вай фа,нь).
Источник XVIII в. поясняет, что они назывались «внеш¬
ними» по отношению к «внутренним восьми знаменам»
[26, из. 222, Лифаньюань, Іа].
К организации знамен в Южной Монголии мань¬
чжурское правительство приступило в ноябре 1636 г.,
когда несколько главных чиновников (чэньчжэней) Мон¬
гольского ямыня получили приказ «отправиться в Ча-
хар, Халху („пять халхаских племен".—И. Е.) и госу¬
дарство Хорч'ин, провести там обследование населения
и образовать нюру, а также, собрав внешних вассалов,
расследовать преступления, обнародовать законы, за¬
претить насилие и грабеж» [15, цз. 31, 16а—166].
В декабре того же года маньчжурские чиновники
вернулись и доложили, что, исполняя приказ, они свели
каждые 50 дворов (ху) в одну нюру, установили и за¬
писали имена нюру-чжанцзин (командиров нюру), оп¬
ределили число воинов и составили их описки; все эти
бумаги они представили ко двору [там же, цз. 32, 66].
Процесс образования знамен из южномонгольского
населения шел, по-видимому, быстро. Об этом можно
судить, в частности, по записи в «Тайцзун шилу», где
сообщается, что на аудиенции у императора по случаю
нового, 1638 г. присутствовали бэйлэ уже из 30 знамен
«внешних вассалов» [там же, цз. 40, 66]. Позднее число
знамен «внешних вассалов» выросло до 49.
По данным на 1659 г., они имели следующую струк¬
туру: 150 податных (способных нести службу мужчин в
возрасте от 18 до 60 лет) составляли одну нюру. Треть
их числа — 50 латников — состояли на военной службе
[32, 124], остальные были в резерве. Латниками коман¬
довал цицисяо, в его подчинении находились шесть низ¬
157

ших командиров — ливцуй. Входившие в нюру дворы
были объединены в десятки, во главе каждого стоял де¬
сятский (шичжан).
Шесть нюру составляли цзолин (полк), возглавляв¬
шийся цзяла-чжанщзином 5. Цзолины объединялись з
знамена (пи), возглавлявшиеся гушань-эчженем и его
помощниками, двумя мэйлэ-чжанцзинами. Число цзоли-
нов в знаменах колебалось, составляя иногда меньше,
иногда больше десятка. Таким же колебаниям была
подвержена' и численность самих нюру.
Знаменная система, сочетавшая в себе функции воен¬
ной и гражданской систем управления, позволяла мань¬
чжурскому правительству, сохраняя '.видимость некото¬
рой внутриполитической самостоятельности феодалоз
Южной Монголии, а впоследствии и Халхи, держать их,
как и все монгольское население, в постоянной зависи¬
мости от центральной власти п под ее строгим контро¬
лем.
Поставленные маньчжурами в положение «внешних
вассалов», феодалы Южной Монголии при образовании
знамен получали из рук цинского императора «за заслу¬
ги, по признаку родства или за то, что перешли со свои¬
ми государствами» [26, цз. 221, 16], титулы и должности,
а также соответствующее жалованье.
Из числа южномонгольских феодалов, получивших
наиболее высокие титулы (ванов, тунов), император на¬
значал дзасаков (правителей), в руках которых находи¬
лось административное и военное управление 49 знаме¬
нами. Власть дзасаков подтверждалась выдачей каждо¬
му из них специально отлитой печати. Печати для дза¬
саков Южной Монголии впервые были отлиты лишь в
1686 г. [там же, 4а], что может служить еще од¬
ним подтверждением недоверчивого и настороженного
отношения цинского правительства к монгольским
феодалам.
В отношении назначенных дзасаками северомонголь¬
ских феодалов позиция маньчжурских властей была не¬
сколько иной. Стремясь как можно скорее оформить
утверждение своей власти в Халхе, цинский император
приказал отлить печати для халхаских дзасаков по об¬
5	Названия чиновников в знаменах менялись, но структура
оставалась в основном та же [см. 67].
158

разцу печатей дзасаков 49 знамен с подписями на
маньчжурском и монгольском языках в том же, 1691 г.,
когда состоялся Долоннорский съезд [там же, 5а].
Делами знамен, находившихся под управлением дза-
саков-монголов, ведало специально созданное для этой
цели в центральном государственном аппарате учреж¬
дение — Лифаньюань.
Особое место среди южномонгольских знамен зани¬
мали знамена «внутренних подданных» (нэйшу), кото¬
рые были созданы на территории суйюаньских и чахар-
ских монголов, аймака тумэтов и хулунбуирских мон¬
голов. Ими управляли назначенные маньчжурским им¬
ператором дутуны и цзянцзюни [86, 137] (дзасаков в
этих знаменах не было), и они, как и «внутренние во¬
семь знамен», подчинялись военному ведомству [26,
цз. 211, 35а—406; цз. 222, 6а—96]. Исключительное
положение, в которое маньчжурское правительство по¬
ставило эти районы Южной Монголии, объяснялось, по-
видимому, тем, что именно здесь в период завоевания
южномонгольоких княжеств маньчжуры встретили наи¬
больший отпор со стороны монгольского населения.
Пожалование маньчжурским императором титулов и
должностей монгольским феодалам и выдача печатей
дзасакам были не единственными формами утверждения
вассальной зависимости монголов от сюзерена—цин-
ского императора. Они дополнялись заимствованными
из арсенала средств китайской дипломатии и традицион¬
ными для нее формами выражения вассалитета — еже¬
годным прибытием представителей монгольской знати в
установленный срок на аудиенцию к императору и под¬
ношением фиксированной по составу и количеству дани,
в ответ на что монголы получали определенное законом
вознаграждение [26, цз. 221, 35а—406; цз. 222, 6а—96].
Одной из самых существенных форм проявления вас¬
сальной зависимости монголов от маньчжурского импе¬
ратора было распространение на них специально изда¬
вавшихся цинским правительством для «внешних вас¬
салов» законов Цинской империи, на основании которых
должны были осуществлять управление и вести судо¬
производство монгольские дзасаки.
Для контроля над деятельностью дзасаков и объяв¬
ления новых распоряжений цннское правительство обя¬
зало представителей феодальной верхушки и должност¬
159

ных лид монгольских знамен собираться на регулярные
съезды, получившие в русской и советской исторической
литературе название сеймы [см., например, 71, 324; 58,
187].
Об их задачах в источнике сказано следующее:
«Монголы собираются на сейм один раз в три года для
наведения порядка в уголовных делах и для распределе¬
ния и ревизии податных» [26, цз. 221, 9а].
Эти обязанности возлагались на должностных лиц, по¬
сылавшихся из учреждений центральной власти (ве¬
домств и Лифаньюаня) и утверждавшихся императором
[там же, 96]. В 1652 г. было предписано объявлявшиеся
на сеймах указы монголам составлять в Нэйгэ [там
же, 9а]6.
Ло законам маньчжурского правительства присутст¬
вие на съезде монгольских феодалов и должностных лиц
было строго обязательным. За неявку или опоздание
взимался штраф скотом, причем с течением времени он
постепенно увеличивался. Так, если в первые годы
установления власти маньчжуров в Южной Монголии
не прибывшего на съезд дзасака, имевшего титул вана,
штрафовали на 20 лошадей, а дзасаков, имевших титул
бэйлэ, бэйцзы, гуна, на 15 [26, іцз. 221, 9а], то согласно
постановлению 1669 г. главу знамени дутуна7 (равен
дзасаку-вану) штрафовали уже на 50 лошадей, а его
заместителей — на 30. По тому же постановлению штраф
взимался и с низших должностных лиц — линцуя, десят¬
ского (по 1 волу) [там же].
Для укрепления строгого административного конт¬
роля над монгольскими делами в центральном аппарате
маньчжурского государства существовало особое учреж¬
дение, носившее до 1638 г. название Мэнгу ямэнь (Мон¬
гольский ямынь) 8. Появление этого учреждения в ран¬
ний период существования маньчжурского государства
может служить еще одним подтверждением того, сколь
серьезное значение имели в истории маньчжуров отно¬
шения с монгольскими княжествами.
В августе 1638 г. Монгольский ямынь был преобра¬
зован в Лифаньюань [15, цз. 42, 2а], а в январе следую-
6	Н э й г э — Государствеішая канцелярия.
7	Китайское название должности гушань эчжэнь.
8	В источниках и литературе, к сожалению, отсутствуют сведе¬
ния о времени создания Мэнгу ямэнь и его структуре.
160

щего года отлили печати для нового учреждения [15,
цз. 45, 246]9.
Необходимость реорганизации Монгольского ямыня
была, очевидно, связана с увеличением трудностей в де¬
ле управления присоединенным к Цинской империи на¬
селением Южной Монголии. В структуре Лифаньюаня
довольно четко отразился характер его деятельности.
Лифаньюань возглавляли шаншу и два его помощни¬
ка — левый и правый шиланы. По утверждению «Юйчжи
-Да Цин хуйдянь», вакансии шаншу и шиланов в Ли-
фаньюане заполнялись маньчжурами и монголами без
различия между ними [26, цз. 9, Ли бу (Ведомство чи¬
нов), 7, Іа — 16], однако материалы «Тайцзун шилу» ос¬
вещают этот вопрос несколько по-иному. Датированная
.августом 1638 іг. запись сообщает, что центральные
учреждения маньчжурского государства (шесть ве¬
домств, Дучаюань10 11 и Лифаньюань) возглавляли
маньчжуры, монголы и китайцы, и таких главных чи¬
новников (чэньчжэней) в каждом учреждении было по
3—4. Однако с сентября 1638 г. император утвердил пред¬
ложение группы чиновников о том, чтобы в каждом из
перечисленных учреждений (ямыней) были назначены
по одному начальнику (чэньчжэню) — маньчжуру и по
два его заместителя. Начальником Лифаньюаня был
назначен маньчжур Боло [15, цз. 42, 21а—236] и.
Лифаньюань делился на четыре управления, в назва¬
ниях которых довольно четко был отражен круг вопро¬
сов, входивших в компетенцию этого учреждения: уп¬
равление по зачислению на службу и определению за¬
9	В русской литературе название «Лифаньюань» принято пере-
-водить как «Палата внешних сношений». По мнению автора, пра¬
вильнее перевод «Палата по делам зависимых земель», что более
соответствует как буквальному переводу иероглифов, составляющих
само название, так и функциям этого учреждения.
10	Дучаюань — Палата, или Коллегия, цензоров.
11	Противоречие данных «Юйчжи Да Цин хуйдянь» и «Тайцзун
шилу» можно объяснить, по-видимому, тем, что они относились к
разному времени. До установления прочной власти над Южной
Монголией и Китаем цинское правительство, безусловно, не доверя¬
ло монгольским феодалам и опасалось их, что и повлекло за собой
принятие в сентябре 1638 г. решения сконцентрировать всю полноту
-высшей власти в центральных учреждениях в руках маньчжуров.
Позже положение изменилось, и к управлению Лифаньюанем вновь
были допущены монголы, что и нашло отражение в сведениях из
«Юйчжи Да Цин хуйдянь» как более позднего источника (XVIII в.).
21 Зак. 600
161

слуг; по приему гостей; по умиротворению дальних
(имелись в виду окружавшие маньчжурское государст¬
во народы. — И. Е.)\ уголовных наказаний. В каждом
управлении были учреждены должности ланьчжуна,
юаньвайланов и чжуши (писцов). Вопрос об их чис¬
ленности решался Ли бу [26, цз. 221, Іа—16].
В функции Лифаньюаня входило управление мон¬
гольскими делами — выдвижение и увольнение чиновни¬
ков, выдача наград и контроль за наказанием виновных,
контроль за прибытием монгольской знати на аудиен¬
ции к императору и за подношением ими дани; инспек¬
ционные поездки в земли монголов и на съезды
монгольских феодалов, контроль над судопроизводст¬
вом и перевод документов [там же].
Деятельность Лифаньюаня носила, следовательно,
внутриполитический характер. Однако в ведении Ли¬
фаньюаня находились также сношения с Северной Мон¬
голией (Халхой), джунгарами (ойратами), Тибетом до
завоевания маньчжурами этих районов, т. е. внешнепо¬
литические отношения.
Впоследствии, когда и эти районы были либо путем
завоеваний, либо с помощью политического давления
включены маньчжурскими правителями в состав Цинской
империи, вопросы управления ими оставались в ведении
Лифаньюаня. Однако двойственный характер деятельно¬
сти этой Палаты, выступавшей одновременно как учреж¬
дение внутри- и внешнеполитическое, сохранился.
В XVIII в. в сферу компетенции Лифаньюаня помимо
управления «внешними вассалами» — монголами, Синь¬
цзяном и Тибетом — входили внешнеполитические сноше¬
ния с 17 государствами, включая Россию [88, 14], что и
повлияло, по-видимому, на появление в русской литера¬
туре перевода названия «Лифаньюань» как «Палата
внешних сношений».
Сочетание столь разнородных функций в деятель¬
ности одного учреждения являлось, по существу, вопло¬
щением в жизнь внешнеполитической доктрины цинского
правительства, согласно которой все окружавшие импе¬
рию Да Цин народы должны были склоняться перед выс¬
шим авторитетом и властью маньчжурского импера¬
тора, рассматривавшего их как своих потенциальных
вассалов.
162

Законодательные акты
Положение монголов в Цинской империи, деятель¬
ность монгольских дзасаков в области административно¬
го и военного управления населением регламентирова¬
лась многочисленными и обязательными для исполнения
законодательными актами ци,некого правительства. Еще
до завоевания Чахарокого ханства маньчжурское прави¬
тельство сопровождало подчинение южномонгольского
населения изданием для него отдельных законоположе¬
ний. В «Тайцзун шилу» упоминается, что в конце 1633 г.
в земли подчинившихся монголов были отправлены по¬
сланцы для объявления «высочайше утвержденных за¬
конов» [15, цз. 16, 16]. В обращении маньчжурского ха¬
на к монгольским феодалам на новогодней аудиенции в
1634 г. заявлялось, что с монголами достигнута догово¬
ренность «соблюдать законы нашего (цинского. — И. Е.)
государства» [там же, цз. 17, 86].
Изданные на протяжении XVII в. законы охватывали
все основные аспекты взаимоотношений маньчжурского
правительства с монголами. Они касались таких карди¬
нальных вопросов, как структура монгольских знамен,
организация учета населения и строгого контроля над
его осуществлением, титулование, назначение на долж¬
ность и награждение монгольских феодалов, фиксация
их обязанностей перед маньчжурским императором, а
также по обороне границ и по охране порядка внутри
знамен, контроль над ламством, квалификация уголов¬
ных преступлений и определение мер наказания за их
совершение.
Особое внимание маньчжурского правительства было
обращено на учет монгольского населения, с которого
начался процесс утверждения реальной власти Цинов в
Южной Монголии. По изданному в 1635 г. законополо¬
жению все мужское население Южной Монголии стар¬
ше 18 и младше 60 лет, годное по состоянию здоровья к
несению воинской службы, подлежало переписи, вклю¬
чению в воинские списки и организации в нюру, которые
затем объединялись в цзолииы (полки) и ци (знамена)
[15, цз. 22, 176—21а]. Ответственность за правильное и
полное соблюдение этого законоположения возлагалась
на дзасаков, командующих знаменами, и на всех долж¬
ностных лиц в знамени.
11*
163

Каждые три года чиновники Лифаньюаня проводили
ревизию. Если обнаруживалось нарушение закона, со¬
стоявшее в сокрытии монгольскими феодалами тяг¬
лых,-скрытые от ревизии люди отбирались в казну, а
дзасаки и все должностные лица в знамени подверга¬
лись штрафу в разных размерах. Самые низшие долж¬
ностные лица (линчуй, шичжан—десятский) подверга¬
лись сверх того и телесным наказаниям (100 плетей)
[26, цз. 221, 12а].
Еще строже .преследовалось сокрытие беглых или их
освобождение. Одно из наиболее ранних постановлений
за намеренное освобождение беглых налагало на вана
штраф в виде 10 дворов его подчиненных, на дзасака-
бэйлэ (бэйіцзы, туна) —также 10 дворов, отходивших в
казну; штраф с простолюдина состоял из трех девятков
скота ,2.
На дзасаков возлагалась поимка беглых людей не¬
зависимо от того, к какому знамени они принадлежали.
Если дзасак-ван нарушал это постановление, с него взи¬
мался штраф в размере 100 лошадей, с дзасака-бэйлэ
(бэйцзы, туна) — в размере 70, с тайджи — 50 лошадей
[26, цз. 221, 30а].
Монгольским феодалам запрещалось оставлять у се¬
бя перебежавших из других местностей людей. По зако¬
ну дзасак был обязан в течение двух дней препроводить
возглавлявшего перебежчиков человека в Лифаньюань,
в противном случае с него взимался штраф скотом
[там же, 33а].
Весьма сурово наказывалось самовольное убийство
перебежчика. В этом случае дзасак-ван был обязан от¬
дать в казну в виде штрафа 10 дворов, дзасак-бэйлэ
(бэйцзы, гун) —7, тайджи — 5 дворов [там же].
Особенно строго запрещалось монголам оставлять у
себя «беглых из внутренних земель», т. е. китайцев, а
также людей, принадлежавших маньчжурским семьям.
Завоевание Китая маньчжурами вызвало, по-видимому,
широкое распространение такого явления, как бегство
жителей северных районов Китая в степи Монголии, где
они пытались скрыться от маньчжурских захватчиков.
В повторно изданном цинским правительством в 1687 г. 1212	Штрафной девяток скота состоял из двух лошадей, двух ко¬
ров, двух быков взрослых, двух бычков трехлетних и одного двухлет¬
него [см. 37, 326].
164

законоположении говорилось: «Наблюдается очень мно¬
го случаев, когда [монголы] 49 знамен, солоны, дахуры
скрывают, оставляют у себя людей, бежавших из внут¬
ренних земель, а также людей, .принадлежащих мань¬
чжурским домам, и превращают их в [своих] рабов,
[приемных] сыновей, внуков, в жен или наложниц.
...Отныне н навеки запрещается монголам нанимать
для обработки земель людей из внутренних районов
[китайцев]. Всех людей, занимающихся бродяжничест¬
вом за границей (по-видимому, собственно Китая. —
И. Е.) и вызывающих смуту, а также беглецов, принад¬
лежавших -маньчжурским домам, передавать управляю¬
щему [в данном месте] дзасаку. Цзолинов каждого зна¬
мени, виновных в несвоевременном выявлении, аресте и
препровождении в Лифаньюань [этих людей], судить за
преступление согласно закону. Хозяина, укрывшего и
оставившего у себя беглеца из внутренних земель, если
он чиновник, лишить должности, дать ему 100 ударов
плетьми и оштрафовать на три девятка скота. Если же
он не находится на службе, дать ему 100 плетей и
оштрафовать на три девятка. Отобранный в качестве
штрафа скот отдать поймавшему раба [там же, 31а,
316]». По тому же законоположению виновный в плохом
контроле ван подвергался штрафу в размере девяти де-
вягков скота; конфискованный скот отходил в казну
[там же, 316]. Соответственно наказывались и все
остальные должностные лица в знамени [там же, 32а].
Законом 1683 г. устанавливалось, что лицо, совер¬
шившее покупку женщины-китаянки в качестве жены,
наложницы или рабыни, карается смертной казнью че¬
рез повешение, а его сообщники штрафуются в размере
трех девятков скота и наказываются 100 ударами пле¬
тей [там же, іцз. 222, 19а].
Перечисленные законы цинского правительства, без¬
условно, лишали монгольских дзасаков всей полноты
власти на подведомственных им территориях.
Так же обстояло дело и с исполнением судебных
функций. Формально право суда и следствия над свои¬
ми подчиненными было сохранено маньчжурским прави¬
тельством за монгольскими дзасаками, наиболее же
важные дела решались на собиравшихся раз в три года
съездах монгольских феодалов [там же, цз. 221, 9а]. Од¬
нако фактически высшие монгольские феодалы с момен¬
165

та вхождения в состав Цинской империи и в этом воп¬
росе утратили свою самостоятельность. Они должны
были вершить суд на основе издаваемых маньчжурским
правительством законов, а судебное разбирательство на
сеймах происходило в присутствии командировавшихся
на каждый сейм маньчжурских сановников и чиновни¬
ков Лифаньюаня [там же, 96]. Лифаньюань являлся той
высшей инстанцией, куда могла поступить жалоба на
монгольские власти, проводившие судебное расследова¬
ние [там же, цз. 222, 176]. Кроме того, в Лифаньюань
должна была поступать своевременная информация о
судебных расследованиях, проводившихся местными
властями. Так, по закону 1667 г. расследование, произ¬
веденное в случае поимки разбойника должностными
лицами знамени, если о нем не было доложено в Ли¬
фаньюань, инкриминировалось им как грабеж, за кото¬
рый они все, начиная от ван а и кончая десятским, долж¬
ны были нести ответственность по закону [там же, 27а].
Цинское правительство ограничило самостоятель¬
ность монголов и в других важных сферах деятельности.
Изданные им законы, в частности, ограничивали свобо¬
ду передвижения монгольского населения на землях
Монголии. Изданным в 1650 г. законом устанавливалось,
что каждый «внешний вассал» — монгол, собираясь по¬
кинуть территорию знамени, обязан прежде всего доло¬
жить о своем намерении дутуну знамени. За нарушение
этого постановления ответственность несли все должно¬
стные лица знамени, начиная от дутуна и кончая десят¬
ским [там же, цз. 221, 25а].
Постановление 1662 г. запрещало монголам перехо¬
дить границы своего знамени во время охоты [там же].
В 1680 г. было принято еще одно постановление, со¬
гласно которому в случае плохого состояния знаменных
пастбищ монгольским дзасакам вменялось в обязанность
только в одном седьмом месяце года представлять в
Лифаньюань просьбу о разрешении перекочевать на
лучшие пастбища за пределами территории своего зна¬
мени. Лифаньюань должен был прислать чиновника для
проверки действительного положения дел, и только пос¬
ле его доклада императору монгольский дзасак мог
получить разрешение на перекочевку [там же, 26а]. Осо¬
бо оговаривался запрет обращаться с подобными прось¬
бами в другие месяцы года.
166

Монголам запрещалось свободно торговать и уста¬
навливать связи с Китаем и другими районами Мон¬
голии.
По закону 1654 г. высшим монгольским феодалам —
монгольским княжнам, эфу (императорским зятьям), ва-
нам запрещалось самовольно устанавливать число лю¬
дей, сопровождавших скот для продажи его в Гуйхуа-
чэне. В этом случае они обязаны были доложить о числе
направляемых ими людей в Лифаньюань и, получив раз¬
решение на посылку определенного числа сопровождаю¬
щих, не превышать его [там же, 25а].
Закон 1674 г. устанавливал наказание за самоволь¬
ную отправку монгольскими феодалами подчиненных
им людей из Южной Монголии в Халху, к ойратам, тан-
гутам, баргутам, за встречу торговцев из Китая за ли¬
нией пограничных караулов (с вана штраф в размере
100 лошадей, с бэйлэ, бэйцзы, гунов — 70, с тайджи —
50 лошадей]. Дутуны и их заместители штрафовались на
пять девятков скота, нижестоящие чины в знамени сме¬
щались с должностей и также выплачивали штраф ско¬
том [там же, цз. 222, 176—18а].
Весьма строго регламентировалась цинскими властя¬
ми покупка монголами оружия. Изданное в 1663 г. зако¬
ноположение требовало от дзасака при покупке оружия
прежде всего прислать с чиновником в Лифаньюань до¬
кумент, точно указывающий, из какого знамени и какие
именно люди купили, какого вида оружие и в каком ко¬
личестве. Лишь после этого купившие оружие монголы
получали разрешение на выезд [там же, цз. 221, 256].
В случае если цинские чиновники обнаруживали рас¬
хождение между указанным в документах и реальным
количеством оружия, дзасак и стоявшие ниже его долж¬
ностные лица знамени подвергались штрафу, причем
дзасака штрафовали на три девятка скота [там же].
Стремление поставить препоны на пути возможного
усиления военной мощи монголов не мешало, однако,
пинскому правительству требовать от монгольских фео¬
далов военной охраны границ. Закон 1681 г. предусмат¬
ривал наказание (штраф скотом и лишение должности)
высших лиц в знамени — цаньлина и цзолина — за от¬
сутствие воинов знамени в местах расположения погра¬
ничных караулов и за случаи грабежа на границе; про¬
стых воинов наказывали 100 ударами плетью [там же,
167

26а]. В 1674 г. было установлено, что монгольские вои¬
ны, повинные в том, что пропустили через пограничный
караул в Халху или к ойратам торговцев или других
частных лиц, а также тех, кто самовольно выехал за
границу, чтобы встретиться там с ойратскими или хал-
хаскими торговцами и вести с ними торговлю, наказы¬
вались 100 ударами плетью [там же, цз. 222, 166—18а].
За недозволенную торговлю глава торговцев подлежал
смертной казни через повешение, члены его семьи от¬
ходили в казну, имущество конфисковалось, а остальные
участники торговли наказывались 100 ударами плетью
и штрафом из трех девятков скота; их имущество кон¬
фисковалось казной [там же, 18а].
Эти и подобные им драконовские меры, несомненно,
были продиктованы опасением, что у монголов могут
появиться антиманьчжурские коалиции, особенно в тот
период, когда Северная Монголия еще не была присо¬
единена к Цинской империи.
Руководствуясь, по-видимому, теми же соображения¬
ми, цинокое правительство строго преследовало браки
южномонгольских феодалов с халхасами или ойратами.
Изданное в 1679 г. законоположение гласило: «Тайджи,
самовольно женившиеся на халхаске, ойратке и разъ¬
езжающие туда-сюда, лишаются должности и права
наследования. За исключением жены и детей, все их
подчиненные люди отдаются ближайшим родственни¬
кам. Все их домашнее имущество и скот отходит в каз¬
ну. Сопровождавшим их в поездках подчиненным каж¬
дому дать по 100 плетей и заставить выплатить штраф
в размере трех девятков скота» [там же, 186].
Строгому контролю подвергалось и ламаистское ду¬
ховенство. По закону 1657 г. запрещалось увеличивать
число лам в буддийских монастырях и храмах сверх то¬
го, которое было -зафиксировано в описках Лифаньюа-
ня. Ограничивалась также свобода передвижения лам.
Постановлением от 1660 г. поездки лам из Гуйхуачэна в
Чахар или к ойратам разрешались только с позволения
дутуна знамени, которому следовало подать заявление
заранее [там же, 2а].
Значительное число законоположений ци,некого пра¬
вительства было посвящено определению обязанностей
монгольских феодалов, занимавших в Цинской империи
положение «внешних вассалов», по отношению к мань¬
168

чжурскому императору. Наиболее раннее из таких по¬
становлений, принятое, как сообщает источник, «в нача¬
ле правления династии», вменяло высшим монгольским
феодалам в обязанность ежегодно в придворной одежде
прибывать на новогоднюю аудиенцию к маньчжурскому
правителю и совершать церемонию «трех коленопрекло¬
нений и девяти земных поклонов» перед императором
[там же, цз. 221, 35а]. В 1648 г. было установлено, что
число лиц, сопровождающих монгольского цинввана
(самый высокий княжеский титул), не должно было пре¬
вышать 50, а свита тайджи — 10 человек. Прибывшим
сверх установленного числа сопровождающим запреща¬
лось выдавать провиант и фураж [там же, 356].
В 1649 -г. срок прибытия монгольских феодалов на
новогоднюю аудиенцию был ограничен промежутком
между 15-м и 25-м днем каждого 12-го месяца. В 1651 г.
монгольским феодалам было приказано разделиться на
две очереди и с этого момента прибывать ко двору з
порядке очередности [там же]. В 1658 г. особо устанав¬
ливалось, что наследовавшие титул своих престарелых
родителей сыновья монгольских валов, бэйлэ, бэйцзы,
гунов, начиная с восемнадцатилетнего возраста должны
были также включаться в очередь для прибытия на но¬
вогоднюю аудиенцию [там же, 366].
Цинские власти весьма строго следили за соблюде¬
нием установленного порядка аудиенций. По законопо¬
ложению 1662 г. те из монгольских феодалов, кто не
явился в установленный срок на аудиенцию, штрафовал¬
ся в размере шестимесячного жалованья [там же].
Прибывавшая на новогоднюю аудиенцию монголь¬
ская знать обязана была лично подносить дань мань¬
чжурскому императору. В 1674 г. исключение было сде¬
лано лишь для лиц преклонного возраста и больных,
которым разрешалось присылать вместо себя посла с
данью [там же, 406].
Установленная цинским правительством для монголь¬
ских знамен дань носила скорее символический харак¬
тер. По постановлению 1674 г. ежегодно от десяти хор-
чинских знамен требовалось 12 девятков скота, 108 ба¬
ранов и 108 кувшинов кумыса [там же, 40а]. В 1685 г.
было принято законоположение, по которому дань от
южномонтольских знамен почти утратила свое реальное
значение, оставаясь по-прежнему символом выражения
169

вассальной зависимости монгольских феодалов от мань¬
чжурского императора. Цинские власти обязали монго¬
лов подносить в качестве ежегодной дани от каждого
знамени 1 барана и 1 кувшин кумыса [там же, 406J.
Столь же символическое значение имела и установлен¬
ная для халхасов дань «из девяти белых».
Среди законоположений, касавшихся дани, обращает
на себя внимание датированное 1678 г. постановление о
наказании послов-самозванцев из «простых людей», ко¬
торые, «прикрывшись званием тайджи, поднесут дань».
Таких .нарушителей следовало наказать штрафом в
размере двух девятков скота и дать каждому по 100 пле¬
тей [там же, цз. 222, 7а]. Наказанию за такое же нару¬
шение подвергались и те низшие должностные липа в
знаменах, которые, назвав себя цзолином, подносили
дань [там же].
Несомненно, подобные действия монголов вызыва¬
лись правилами, существовавшими в Цинской империи,
когда торговля в столице могла осуществляться лишь
членами посольств, прибывших с данью ко двору.
В ответ на представленную дань чиновники Лифань-
юа,ня выдавали монгольским феодалам награды соответ¬
ственно титулу и рангу прибывшего монгола. В XVII в.
они состояли из сбруи, лат, серебряной утвари, чая и
шелка. По постановлению 1715 г. стоимость подарков
монголам, прибывшим с данью на новогоднюю аудиен¬
цию, была переведена в серебро и выдавалась с тех пор
серебряными ланами [там же, 436]. Однако установлен¬
ные в том же году нормы подарков халхаским феода¬
лам по сравнению с подарками представителям южно-
монгольской знати были снижены на один ранг. В этом
факте, безусловно, отразилось особое положение в Цин¬
ской империи южных монголов как более ранних союз¬
ников и вассалов маньчжурского императора по сравне¬
нию с халхасами.
Не был обойден вниманием цинокого правительства
и вопрос о торговле, которую вели члены прибывавших
с данью халхаских и ойратских посольств. В законопо¬
ложении 1681 г. особо подчеркивалось, что халхасы и
ойраты могли торговать только после поднесения посла¬
ми дани и под наблюдением специально присланных из
Лифаньюаня писцов [там же 44а]. Тем же законом стро¬
го пресекались попытки проявления .«внутренними под-
770

данными» частной инициативы в торговле с ойратами и
халхасами. Обвиненные в том, что они, обманным путем
получив разрешение на выезд за границу (собственно
Китая), отправлялись навстречу халхаским и ойратским
послам и незаконно получали или покупали предназна¬
ченные в дань вещи, или, явившись к расположившимся
в гостинице монгольским послам, до подношения ими
дани покупали у халхасов товары или самовольно вы¬
ступали в качестве переводчиков, подвергались наказа¬
нию в зависимости от их положения в обществе. Если
совершивший указанное преступление человек был слу¬
гой, ему на три месяца надевали кангу 13 и давали 80 уда¬
ров плетью, а его хозяина, если он был чиновником,
облагали штрафом в размере шестимесячного жало¬
ванья; если же он был простолюдином, его наказывали
80 ударами плети. Преступника, являвшегося должност¬
ным лицом в монгольском знамени, наказывали наложе¬
нием штрафа в размере трехмесячного жалованья, а са¬
мому низшему чину (линцуй) давали еще 50 ударов
плетью. Виновный в совершении того же проступка
простолюдин наказывался надеванием канги на три ме¬
сяца и 40 ударами палок. Наложению штрафа, равняв¬
шегося сумме трехмесячного жалованья, подвергались и
осуществлявшие надзор цинские чиновники [там же].
Содержащаяся в рассмотренном законоположении
четкая дифференциация .наказаний в зависимости от со¬
циального положения виновного характерна для всех
законодательных актов цинского правительства в отно¬
шении монголов. Ограничивая права монгольских фео¬
далов и ставя их в условия жесткого и постоянного кон¬
троля со стороны центральных властей, цинокое прави¬
тельство в то же время отнюдь не стремилось подорвать
социальные связи монгольского общества. Напротив,
своими законодательными актами оно всемерно укреп¬
ляло не только свою власть, но и существовавшие в
Монголии феодальные порядки.
Особенно отчетливо проявилась классовая направ¬
ленность цинского законодательства для монголов в об¬
ласти уголовного права. В статьях о наказаниях за та¬
кие преступления, как убийство, нанесение увечья, во¬
ровство, разбой, оскорбление вышестоящего, цинские
13 Деревянная колодка, надевавшаяся на шею.
171

законы устанавливали для монголов, виновных в одном
и том же преступлении, наказания различной степени
тяжести—;в зависимости от социальной принадлежности
виновного. Так, за преднамеренное убийство из мести
или за намерение совершить убийство человека из дру¬
гого знамени ван (помимо компенсации за убитого) об¬
лагался штрафом в 100 лошадей; бэйлэ, бэйцзы, гун —
в 70 лошадей; тайджи, табунаиг — в 50 лошадей. Взя¬
тый в качестве штрафа скот отдавался жене и детям
убитого. За то же преступление простолюдин подвергал¬
ся смертной казни через обезглавливание, а его домаш¬
нее имущество и скот отдавались жене и детям убитого
[26, цз. 222, 23а].
Гораздо снисходительнее наказание за убийство до¬
машнего раба. В этом случае с виновного взимался
штраф скотом: с высших чинов знамени (дутуна, фуду-
на) —три девятка, с цаньлина, цзолина, цицисяо — два
девятка, с простолюдина — один девяток, которые и от¬
давались родственникам убитого [там же].
В то же время по закону 1667 п. домашний раб, убив¬
ший своего хозяина, подвергался смертной казни через
четвертование [там же].
Сурово преследовало цинское правительство случаи
нарушения прав феодальной собственности. Если скот
угонял один человек — его подвергали смертной казни,
приговаривая к удавливанию, если воровали двое —
обезглавливали одного, если трое — казнили тем же
способом двоих и конфисковывали жену, детей и домаш¬
нее имущество казненных. Остальных участников гра¬
бежа штрафовали на три девятка скота и наказывали
100 ударами плетей [там же, 246]. Ответственность за
воровство несли и дети с десяти лет.
Особенно суровое наказание ожидало тех, кто про¬
никал в «запретные земли», т. е. на территорию Мань¬
чжурии. По законоположению 1680 г. лиц, занимавших¬
ся грабежом в «запретных землях» или на границе с
ними, при задержании полагалось без суда и следствия
обезглавить на месте, а их жен, детей, имущество, скот
конфисковать и отдать потерпевшему. Если задержан¬
ные оказывались нарушителями границы, но не грабите¬
лями, то ;в соответствии с тем же законом главаря сле¬
довало удавить, а его домашнее имущество и скот кон¬
фисковать. Остальные нарушители наказывались
172

100 ударами плетей и штрафом из трех девятков скота
[там же, 29а].
Наказание за грабеж во «внутренних», т. е. китай¬
ских, землях было несколько легче: задержанные граби¬
тели не подвергались смертной казни и телесным нака¬
заниям, но обязаны были возместить украденные вещи,
а их жены, дети, домашнее имущество и скот конфиско¬
вывались и отходили в казну [там же, 296].
Стремление цинского правительства всемерно огра¬
дить интересы маньчжурских феодалов характерно и
для других законоположений.
В законах в определенной степени отразилось и то
преимущественное положение, которое занимали в Цин-
ской империи монгольские феодалы по сравнению с ки¬
тайскими. Так, за один и тот же проступок—допущен¬
ную небрежность при исполнении служебных обязан¬
ностей, в результате чего произошел грабеж, чиновника
«внутренних земель» по закону 1678 г. наказывали ли¬
шением должности, давали ему 100 ударов плетью и
заставляли возмещать убытки, а чиновника «внешних
земель», т. е. монгола, телесному наказанию не подвер¬
гали. Его лишали должности и штрафовали на три де¬
вятка скота. В то же время простых воинов как «внут¬
ренних», так и «внешних» — и китайцев, и монголов —
наказывали одинаково: им давали по 100 ударов плетью
[там же, 29а].
Закрепляя феодальные порядки, существовавшие в
монгольском обществе, цинские законы в XVII в. содер¬
жали мало статей, непосредственно касавшихся эконо¬
мического положения трудящихся слоев монгольского
населения. В основном такого рода статьи относятся к
учреждению почтовой службы в Монголии, создание и
содержание которой ложилось тяжелым бременем на
плечи аратов. В 1693 г., например, был издан указ
маньчжурского императора об учреждении за линией
пограничных караулов по пяти направлениям (цорогам)
почтовых станций с расстоянием между ними в 200—
300 ли. Для постройки станций монгольским феодалам
приказали мобилизовать «рабов своих племен». Обслу¬
живать станции и заниматься извозом должны были
«бедные люди», т. е. отобранные монгольскими феодала¬
ми араты, по 50 дворов на каждой станции [там же,
цз. 221, 19а—206]. Для прокормления каждому из них
173

выдавалось по 5 дойных коров п по 30 баранов, а мон¬
гольские чиновники и писцы, осуществлявшие надзор и
управление почтовой службой, получали жалованье.
Назначение почтовых станций состояло в том, чтобы
обеспечивать лошадьми направленных по казенным де¬
лам маньчжурских чиновников, а также высших мон¬
гольских феодалов — дзасаков, ванов [там же].
Давивший аратов феодальный гнет усугублялся рас¬
ходами монгольских феодалов на ежегодные аудиенции
в столице, которые покрывались также за счет трудя¬
щихся.
Законодательная политика цинского правительства в
отношении монголов показывает, что монгольские фео¬
далы, лишившись политической самостоятельности, по¬
лучали от маньчжурского правительства высокие долж¬
ности, богатые подарки и большое жалованье. В то же
время трудящиеся монголы под властью маньчжурского
императора испытывали двойной гнет — и своих феода¬
лов и цинского правительства, укреплявшего и защищав¬
шего установившиеся порядки своими законодательными
актами.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Отношения с монголами сыграли весьма важную
роль в истории маньчжуров до .и после образования
империи Цин. Возникшее как военно-феодальное обра¬
зование, государство маньчжуров в значительной мере
укрепилось за счет завоевания княжеств Южной Мон¬
голии. Использование южномонтольских войск в войне
против Минской империи облегчило маньчжурам овла¬
дение Китаем. Включение Халхи в состав Цинской им¬
перии явилось важным успехом завоевательной полити¬
ки маньчжурской династии, утвердившейся к тому вре¬
мени на престоле императоров маньчжуро-китайской
Цинской империи.
Изучение маньчжуро-монгольских отношений в
XVII в. представляет несомненный интерес для иссле¬
дования системы внешнеполитических взглядов прави¬
телей Цинской империи и методов ее претворения в
жизнь.
На примере развития отношений маньчжуров с
южномонгольскими княжествами, а затем с ханствами
Северной Монголии ясно прослеживается переход от
дипломатических воззрений первых маньчжурских пра¬
вителей, допускавших возможность равноправных отно¬
шений или отношений военно-политического союза с
правителями соседних монгольских княжеств, к дипло¬
матии маньчжуро-китайской Цинской империи. Эта дип¬
ломатия была основана на заимствовании маньчжурами
многовековой китайской внешнеполитической доктрины,
краеугольным камнем которой было признание за ки¬
тайским императором якобы дарованного ему Небом
175

права быть верховным правителем всех окружавших
Китай народов.
Осуществление этих принципов во внешней политике
проводилось маньчжурскими императорами в XVII в. и
позднее путем агрессии против населения сопредельных
с Цинской империей территорий, в том числе и путем
скрытой агрессии против Северной Монголии.
В отношениях складывавшегося маньчжурского госу¬
дарства с княжествами Южной Монголии ясно просле¬
живаются два этапа.
Начальный этап характеризовался наличием равно¬
правных и независимых отношений между маньчжур¬
ским государственным объединением и соседними южно¬
монгольскими княжествами. Весьма распространенной
формой укрепления их в тот период было заключение
брачных союзов между маньчжурской знатью и верхуш¬
кой монгольских феодалов. Этот этап завершился с на¬
чалом походов маньчжурских войск против отдельных
южномонгольских княжеств.
Содержание второго этапа в развитии усложнивших¬
ся отношений раннеманьчжурскаго государства с монго¬
лами составляли военные походы маньчжуров против
одних южномонгольских княжеств и заключение военно¬
политических союзов с феодалами других, постепенная
замена союзнических отношений вассальной зависи¬
мостью монгольских феодалов от маньчжурского прави¬
теля. С падением Чахарского ханства (1635) процесс
укрепления зависимости от маньчжурского государства
ускорился, завершившись превращением населения Юж¬
ной Монголии в подданных цине кого императора.
Отношения Северной Монголии (Халхи) с Цинской
империей с 1636 г. развивались как добровольные по¬
сольские связи халхаских феодалов с цинским двором,
однако вторжение в 1646 г. маньчжурских войск в Хал-
ху и разгром ими сил Цэцэн-хана и Тушэту-хана яви¬
лись первым шагом по пути осуществления агрессивных
намерений цинского правительства в отношении Север¬
ной Монголии.
С этого момента цинский двор стал оказывать серь¬
езное политическое давление на халхаских ханов, стре¬
мясь заставить .их признать свою зависимость от мань¬
чжурскаго императора. Дипломатические методы, при¬
менявшиеся маньчжурским правительством, представля-
176

ли собой сплав форм, практиковавшихся маньчжурскиміи
политиками в отношениях с Южной Монголией еще
до завоевания Китая (клятвы в союзе и дружбе, разоб¬
щение монгольских феодалов и использование одних в
борьбе с другими) с иными формам,и традиционной ки¬
тайской дипломатии (пожалования императором титулов
иноземным властителям, представление регулярной дани
ко двору императора). Установившиеся с 1655 г. отно¬
шения Халхи с Цинской империей можно характеризо¬
вать как номинальный вассалитет халхаских феодалов
по отношению к цинскому императору.
Последний период в развитии маньчжуро-халхаских
отношений начался в 1687 г., когда цинское правитель¬
ство, умело используя затруднительное положение хал¬
хаских феодалов, оказало решающий политический на¬
жим на северомонгольских ханов, вынудило их отка¬
заться от политической самостоятельности и в 1691 г.
войти в состав Цинской империи.
Успехи агрессивного курса политики маньчжуров в
отношении Южной и Северной Монголии в XVII в. в
значительной степени объяснялись тем, что маньчжур¬
ские правители умело использовали в своих интересах
феодальную раздробленность Монголии. Натравливая
одних монгольских феодалов на других, они ослабляли
сопротивление монгольского народа нашествию чуже¬
земных завоевателей. Именно в этот период были зало¬
жены основы дальнейшей политики цинского правитель¬
ства по отношению к монголам уже как к подданным
маньчжурского императора.
Положение монголов в составе Цинской империи как
«внешних вассалов» маньчжурского императора опреде¬
лялось особо изданными для монголов законодатель¬
ными актами («внешними законами») цинского прави¬
тельства. Имея ярко выраженный классовый характер,
эти законы существенно ущемляли политические права
монгольских феодалов, укрепляя в то же время фео¬
дальные порядки монгольского общества за счет инте¬
ресов трудящихся масс Монголии.
В заключение следует отметить, что изучение цин-
ских источников на китайском языке вскрывает явную
фальсификацию китайской феодальной историографией
истории маньчжуро-монгольских отношений в XVII в.
Приведенные в книге факты — военные походы
12 Зак. 600
177

маньчжурских войск против отдельных южномонголь¬
ских княжеств, убийство, грабеж и массовый увод плен¬
ных монголов — разрушают созданную феодальными
китайскими историками версию о желании южномон-
гольских феодалов перейти к маньчжурам из-за стрем¬
ления найти в лице маньчжурского правителя «защит¬
ника» от посягательств со стороны чахарского Лигдан-
хана.
При сопоставлении с материалом источников столь
же несостоятельной оказывается и распространенная в
китайской феодальной историографии версия о «добро¬
вольном» отказе халхаских феодалов от политической
самостоятельности и столь же «добровольном» вхождении
их в состав Цинской империи. Длительное сопротивле¬
ние халхаских ханов требованию маньчжурского импе¬
ратора принести клятву в дружбе и союзе с Цинской
империей, отказ их в течение нескольких лет приносить
дань .из «девяти белых», установленную цинским двором
гораздо позже, нежели утверждалось до сих пор в ли¬
тературе, — все это свидетельствует о .напряженности
отношений между Цинской империей и Халхой и явном
нежелании халхаских феодалов признать зависимость
от цинского императора.
Сведения в источниках о событиях, предшествовав¬
ших Долоннорскому съезду, как и ход съезда, позво¬
ляют сделать вывод о серьезном .политическом давлении
цинского двора на халхаских феодалов с целью заста¬
вить последних вопреки их желанию войти в состав
Цинской империи.
В свете изложенного выше очевидно, что распростра¬
нившаяся в историографии КНР последних лет трактов¬
ка характера маньчжуро-монгольских отношений з
XVII в. как усмирения маньчжурскими правителями по¬
граничных территорий Цинской империи, т. е. террито¬
рий, якобы искони принадлежавших цинской династии,
является полнейшим искажением исторической действи¬
тельности в угоду политике великодержавного шовиниз¬
ма, проводимой современным китайским руководством.

БИБЛИОГРАФИЯ
Труды основоположников марксизма-ленинизма 1
1.	Маркс К. и Энгельс Ф., Манифест Коммунистической пар¬
тии,— т, 4.
2.	Маркс К. и Энгельс Ф., Внешняя политика Германии,—
т. 5.
3.	Маркс К., К критике политической экономии,—т. 13.
4.	Энгельс Ф., Происхождение семьи, частной собственности и
государства,— т. 21.
5.	Энгельс Ф., Конраду Шмидту, 27 октября 1890 г.,—т. 37.
6.	Л е н и и В. И., Карл Маркс,— т. 26.
7.	Л е н и н В. И., Социализм и война,— т. 26.
8.	Л е н и н В. И., Государство и революция,— т. 33.
9.	ЛенинВ. И., О государстве,— т. 39.
Источники
На китайском языке
10.	Ба ци тунчжн чуцзи, ксил. изд., (б. м.], 1739.
11.	Вэй Юань, Шэн у цзи, ксил. изд., {б. м., б. г.].
12.	Гу цзинь ту шу цзичэн, Шанхай, 1934.
13.	Да Цин личао шилу, Токио, 1937—1938.
14.	Да Цин Тайцзу Гаохуанди шилу, цз. 1 — 10, Токио, 1937.
15.	Да	Цин	Тайцзун Вэньхуанди	шилу, цз. 1—65,	Токио,	1937.
16.	Да	Цин	Шицзу Чжанхуанди	шилу, цз. 1 — 144,	Токио,	1937.
17.	Да	Цнн	Шэнцзу Жэньхуанди	шилу, цз. 1—300,	Токио,	1937.
18.	Мин ши,	сер. Сы бу бэй яо, т.	914, Шанхай, 1936.
19.	Сяо фан ху чжай юй ди цунчао, сост. Ван Си-ци, {б. м ], 1877.
20.	Хуан чао вэнь сянь тун као, ксил. изд., [б. м., б. г.].
21.	Хуан чао тун дянь, ксил изд., [б. м ].
22.	Хѵан чао фань бѵ яо люе, сост. Шоу Ян и Ци Юнь-шн, [б. м.],
1884.
23.	Хэ Цю-тао, Шофан бэй чэн, ксил. изд., .[б. м., б. г.].
1 Произведения К. Маркса и Ф. Энгельса указаны по 2-му
изданию сочинений К. Маркса и Ф. Энгельса, В. И. Ленина—по
Полному собранию сочинений.
12*
179

24.	Цин ши гао. Пекин, 1927.
25.	Ши чао дунхуа лу, Шанхай, 1894.
26.	Юйчжи Да Цин хуйдянь, [б. м.], 1732.
27.	Юйчжи циньчжэн пиндин шомо фанлюе, из. 1—40, ксил. нзд.,
{б. м., б. г.].
На русском языке
28.	«Алтан тобчи». Монгольская летопись, в подлинном тексте и
переводе, с приложением калмыцкого текста истории Убаши-
хунтайджия и его войны с ойратами». Пер. Г. Гомбоев,—
«Труды восточного отделения Русского археологического об¬
щества», ч. VI, СПб., 1858.
29.	«История о завоевании китайским ханом Канхием калкаского
и элетского народа, кочующего в Великой Татарии, состоящая
в пяти частях», пер. И. Россохин, СПб., 1750, Архив Академии
наук СССР, п. 21, оп. 5, д. 1.
30.	«Русско-китайские отношения в XVII в. Материалы и доку¬
менты», т. I, 1608—1683, М„ 1969; т. II, 1686—1691, М„ 1972.
31.	«Халха Джирум» (Памятник монгольского феодального права
XVIII в.)». Сводный текст и перевод Ц. Ж. Жамцарано, под¬
готовка текста к изданию, редакция перевода, введение и при¬
мечания С. Д. Дылыкова, М„ 1965.
32.	«Шара туджи. Монгольская летопись XVIII века», сводный
текст, пер., введение и прим. Н. П. Шастиной, М.—Л., 1957.
На западноевропейских языках
33.	В а w d е п С h. R., The Mongol Cronicle Altan Tobci., Wies¬
baden, 1955.
34.	[S a g a n g Secen], Erdeni-yin Tobci. Mongolian Chronicle by
Sagang Secen, with a critical Introduction by A. Mostaert,
vol. I—IV, Cambridge, Mass., 1956.
Литература
На русском языке
35.	Александров В. А., Россия на дальневосточных рубежах
(вторая половина XVIII в.), М., 1969.
36.	Бантыш-Каменский Н. Н., Дипломатическое собрание
дел между Российским и Китайским государствами с 1619 г.
по 1792 г., Казань, 1882.
37.	Бичурин Н. Я. (Иакинф), Записки о Монголии, сочиненные
монахом Иакинфом, т. 1—2, СПб., 1828.
38.	Бокщанин А. А., Китай и страны Южных морей в XIV—
XVI вв., М„ 1968.
39.	Бокщанин А. А., Соотношение политических и торговых
функций в системе «дани» минского времени, — «Доклады,
представленные на XX Международный синологический конг¬
ресс в Праге», М„ 1968.
40.	Васильев В. П., Приведение в покорность монголов при на¬
чале дайцинской династии (из Шэн у-цзи), в кн.: Г. Н. Пота¬
нин, Очерки Северо-Западной Монголии, т. III, СПб., 1883.
180

41.	Веселовский Н. И., Монгольская летопись «Эрдэнийн эрн-
хэ» (рец.),—«Журнал Министерства народного просвещения»,
1884, июнь.
42.	Владимирцев Б. Я.. Надписи на скалах халхаского Цокту-
тайджи,—«Известия АН СССР», 1926, сер. VI, т. XX, № 13—14,
1927, т. XXI, № 3-4.
43.	Владимирцов Б. Я., Где пять халхаскнх поколений,—
«Доклады Академии наук», М.—Л., сер. В, 1930.
44.	Владимирцов Б. Я., Общественный строй монголов. Мон¬
гольский кочевой феодализм, Л., 1934.
45.	Вяткин Р. В., Тихвинский С. Л., О некоторых вопросах
исторической науки в КНР,— «Вопросы истории», 1963, № Ю.
46.	Толст у некий К. Ф., Монголо-ойратские законы 1640 г.,
дополнительные указы Галдан-хунтайджи и законы, составлен¬
ные для волжских калмыков при калмыцком хане Дондук-Да-
ши, СПб., 1880.
47.	Горский В., Начало и первые дела маньчжурского дома,—
«Труды членов Российской духовной миссии в Пекине», т. I,
Пекин, 1909.
48.	Думай Л. И., Аграрная политика цинского (маньчжурского)
правительства в Синьцзяне в конце XVIII в., М.—Л., 1936.
49.	Е р м а ч е н к о И. С., К характеристике государственного ап¬
парата Цинской империи в период завоевания Китая,— со.
«Маньчжурское владычество в Китае», М., 1966.
50.	Ермаченко И. С., Завоевание Чахарского ханства маньчжу¬
рами в 30-х годах XVII в.,—сб «Вопросы истории и историо¬
графии Китая», М., 1968.
51.	Е р м а ч е н к о И. С., К вопросу о роли дани в отношениях
между Цинской империей и Халхой в 30—50-х годах XVII в..—
«Страны Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии (Вопросы
истории и экономики)», М., 1970.
52.	Ермаченко И. С., О положении монголов в Цинской импе¬
рии в XVII в.,—«Третья научная конференция „Общество и
государство в Китае“». Тезисы и доклады, вып. I, М., 1972.
53.	Ефимов Г. В., Историко-библиографический обзор источни¬
ков и литературы по новой истории Китая, Л., 1965.
54.	Ж е л о х о в ц е в а Е. Ф., Материалы местных учреждений Се¬
веро-Восточного Китая XVII—XIX вв. в маньчжурском архи¬
ве,— «Проблемы востоковедения», 1960, № 4.
55.	Залкинд E. М., Присоединение Бурятии к России, Улан-Удэ,
1958.
56.	Златкин И. Я., История Джунгарского ханства (1635—1758),
М„ 1964.
57.	«Историческая наука в КНР», М., 1971.
58.	«История Монгольской Народной Республики», изд. 2, пере-
работ. и доп., М., 1967.
59.	Кара Д., Книги монгольских кочевников (семь веков монголь¬
ской письменности), М., 1972.
60.	«Китай и соседи в древности и средневековье», М., 1970.
61.	Кюнер Н. В., Китайские известия о народах Южной Сибири,
Центральной Азии и Дальнего Востока, М., 1961.
62.	Леонтьев А., Уведомление о бывшей с 1677 г. до 1689 г.
войне у китайцев с Зенгорцами. Выписал из китайской истории
секретарь Леонтиев, СПб., 1777.
181

63.	Леонтьев А., Тайцин Гурунь и Ухери Коли, т. е. все законы
и установления китайского (а ныне маньчжурского) прави¬
тельства, пер., т. 1—3, СПб., 1781 — 1783.
64.	Мелихов Г. В., Процесс консолидации маньчжурских племен
при Нурхаци и Абахае (1591 —1644),— сб, «Маньчжурское вла¬
дычество в Китае».
65.	Мелихов Г. В., «Баци тунчжи» как основной источник по
истории маньчжуров,— «Страны Дальнего Востока и Юго-
Восточной Азии (история и экономика)», М., 1967.
66.	М е л и х о в Г. В., «Да Цин личао шилу» как исторический
источник,— «Страны Дальнего Востока и Юго-Восточной Азии
(Проблемы истории и экономики)», М., 1969.
67.	Мелихов Г. В., Система военного и гражданского управле¬
ния восемью знаменами как часть государственного аппарата
маньчжуров,—«Страны Дальнего Востока и Юго-Восточной
Азии (Вопросы истории и экономики), М., 1970.
68.	«Обстоятельное описание происхождения и состояния манджур-
ского народа и войска, семи знаменах состоящего (в шестнадца¬
ти томах).—СПб., иждивением Императорской Академии наук,
1784.
69.	«Очерки истории Китая», под ред. Шан Юэ, М., 1959.
70.	П о з д н e е в А. М.. Ургинские хутухты. Исторический очерк их
прошлого и современного быта, СПб., 1880.
71.	Позднеев А., Монгольская летопись «Эрдэннйн эрихэ». Под¬
линный текст с переводом и пояснениями, заключающими в
себе материалы для истории Халхи с 1636 г. по 1736 г., СПб.,
1883.
72.	П окоти лов Д. 3., История восточных монголов в период
династии Мин. 1368—1634 (по китайским источникам), СПб.,
1893.
73.	Попов П. С., «Мэм-гу-ю-му-цзи». Записки о монгольских ко¬
чевьях, СПб., 1895.
74.	П у ч к о в с к и й Л. С., Идея преемственности происхождения
ханов в монгольских летописях XVII—XIX вв.,— «Труды
XXV международного конгресса востоковедов», т. V, М„ 1968.
75.	Рерих Ю. Н., Монголо-тибетские отношения в XVI и начале
XVII вв.,— «Монгольский сборник». Экономика, история и ар¬
хеология, М., 1959.
76.	Рудаков А. П., Материалы по истории китайской культуры
в Гириньской провинции (1644—1902), пер. из «Цзи-линь-тун-
чжи», т. I, Владивосток, 1903.
77.	Рязановский В. А., Монгольское право, преимущественно
обычное, Харбин, 1931.
78.	Тихвинский С. Л., Маньчжурское владычество в Китае,—
сб. «Маньчжурское владычество в Китае».
79.	«Уложение китайской палаты внешних сношений. Пер. с маньчж.
С. Липовцева», т. 1—2, М., 1828.
80.	Шастина Н. П., Алтын-ханы Западной Монголии в XVII в.,—
«Советское востоковедение», VI, М.—Л., 1949.
81.	Шастина Н. П., Русско-монгольские посольские отношения
XVII в., М„ 1958.
182

На китайском языке
82.	Ван Чжун-хань, Цин ши цза као, Пекин, 1957.
83.	Л и н ь Хуэй-сян, Чжунго миньцзу ши, т. 2, Тайбэй, 1965.
84.	Мо Д у н - и к ь, Маньцзу ши лунцун, Пекин, 1958.
85.	«Нэй Мэнгу лиши гайяо», Шанхай, 1958.
86.	Тао Кэ-тао (Токто), Нэй Мэнгу фачжань гайшу. ч. 1, Мук¬
ден, 1957.
87. Ц з и н ь Ю й - ф у, Чжунго шисюэ ши, Шанхай, 1957.
88. Ц я н ь Ш и - ф у, Цин’" дай дьг вайцзяо цзигуань, Пекин, 1959.
89.	«Чжунго лиши чанши», под ред. У Хань, Пекин, 1964.
90.	«Чжунго ши ганъяо», под ред. Цзян Бо-цзань, т. 2, Пекин, 1963.
91 Юй Юань-ань (Юй Баян), Нэй Мэнгу лиши гайяо, Шан¬
хай, 1958.
На западноевропейских языках
92.	Baddeley J., Russia, Mongolia and China. Being some Re¬
cords of the Relations between from the beginning of the XVI1
Century to the Death of tsar Alexei Mikhailovich A. D. 1662—
1676, vol. I—II, London. 1919.
93.	Biggerstuff K-, Some Notes on the Tunq-hua lu and the
Shi-lu,— «Harvard Journal of Asiatic Studies», 1939.
94.	Cahen A. C., Histoire de la relation de la Russie avec la Chine
sous Pierre le Grand (1689—1870), Paris, 1911.
95.	The Chinese World Order. Traditional China’s Foreign Relations,
ed. by J. K. F a i r b a n k, Cambridge (Mass.), 1968.
96.	F a r q u a г D. M., The Origin of the Manchus Mongolian Policy,—
«The Chinese World Order. Traditional China’s Foreign Rela¬
tions», ed. by K- Fairbank, Cambridge (Mass.), 1968.
97.	Ho worth H., History of the Mongols, London, 1876—1888.
98.	La t timore О., The Mongols of Manchuria. Her Tribal Di¬
visions, Geographical Distributions, Historical Relations with
Manchus and Chinese and Present Political Problems, London.
1935.
99.	LattimoreO., Inner Asian Frontiers of China, N.-Y., 1941.
100.	Lattimore O., Studies in Frontier History. Collected Papers.
1925—1958, Paris, 1962.
101.	Lee Robert H. G., The Manchurian Frontier in Ch’ing History,
Cambridge, Mass., 1970.
102.	Michael F., The Origin of Manchu Rule in China, Baltimore,
1942.
103.	Rochill W. W., The Dalai Lamas of Lhasa and Their Relations
with the Manchu Emperors of China, 1644—1908,— «T'oung
Рао», XI. 1910.
104.	Serruys H., Arrows and Oaths among the Mongols,—«Journal
of American Oriental Society», 78.4 (1958).
105.	Shakabpa Tsepon W. D.. Tibet. A Political History,
New Haven and London, 1967.

СЛОВАРЬ ТЕРМИНОВ И НАЗВАНИЙ
Аймак — объединение родственных семей, ведущих свое происхож¬
дение от одного предка; иногда по размеру равнялось о т о к у
(см.), иногда несколько семей составляли аймак
Ба ци см. восемь знамен
Восемь знамен, ба ци — до (644 г. форма военно-административной
организации маньчжуров; после — система организации мань¬
чжурской армии, включавшей в себя 8 маньчжурских, 8 мон¬
гольских и 8 китайских знамен
Гун фу, лай ген («перейти, присоединиться») — содержащееся в ки¬
тайских источниках название акта добровольного или вынуж¬
денного присоединения населения Южноіі Монголии к мань¬
чжурскому государству в 1-й половине XVII в.
Дань из «девяти белых», цзю бай гун — ежегодная дань от главных
халхаских феодалов, имевшая первоначально символический
характер и состоявшая из одного белого верблюда и восьми
лошадей белой масти
Доу — китайская мера веса, 10,3547 л
Знамя, кит.: ци. монг.: хошун — единица военно-административного
управления
Коу-тоу — обряд коленопреклонения и земных поклонов во время
аудиенции у императора
Дай туй см. Гуй фу
Лян — китайская мера веса, 37,3 г
Нюру — низшая ячейка знамени, условно можно перевести «рота»
Оток — часть улуса в Монголии послеюаньского периода, представ¬
лявшая собой общность семей, объединенных общей террпто-
184

рией кочевьев и возглавлявшаяся наследственным владель¬
цем этой территория; ополчение отока составляло особую
воинскую единицу — хошун (см.). В XVII в. термины «оток»
и «хошун» часто заменяли друг друга
«Пять халхаских племен», Халха, кэ-эр-кэ у бу, кэ-эр-кэ — принятые
в китайских источниках обозначения пяти южномонгольских
княжеств: Джаруд, Барин, Байют, Хункират и UJied
Сейм — при династии Цин съезд монгольских феодалов — предста¬
вителей определенных аймаков, собиравшийся один раз в три
года при непременном участии в нем командированных цин-
ским правительством маньчжурских чиновников
Тумэн (тьхіа)—организационная единица в монгольском войске,
состояла из 10 тыс. кибиток. В XIV—XVII вв. употреблялась
как синоним для обозначения больших владений — улусов у
восточных и западных монголов, безотносительно к количест¬
ву выставляемого от улуса войска
Улус — у монголов в послеюаньский период крупное феодальное
владение
Урочище — всякий природный знак, естественный межевой признак
Халхаин долон хошун (семь халхаских хошунов)—семь княжеств
Северной Монголии
Хошун — единица военной организации у монголов; в период прав¬
ления династии Цин — единица административно-территори¬
ального деления Монголии
Ху («двор») — единица учета населения
Ху коу — категория податного населения
Хулуньскоо объединение племен — объединение соседних с владени¬
ем Маньчжоу племен
Ци см. знамя

ПЕРЕЧЕНЬ ТИТУЛОВ, ЧИНОВ, УЧРЕЖДЕНИИ
Банди, бань-ди — низший слой буддийских монахов
Батур, ба-ту-эр (богатырь)—титул, присваивавшийся представите¬
лям монгольской феодальной знати
Бин бу — Военное ведомство (приказ), одно из шести ведомств, яв¬
лявшихся частью центрального государственного аппарата в
Минской империи и маньчжурском государстве
Биширэлту-хан, би-си-лэ-эр-ту-хань (благоговейный хан) — титул
халхаского Дзасакту-хана (см.) Норбо
Бзйл, бэйлэ — один из титулов маньчжурской знати, соответствовал
3-	й степени княжеского звания
Бэйс, бэйсэ—один из титулов маньчжурской знати, соответствовал
4-	й степени княжеского звания
Ван — правитель корейского государства
Государственный совет, и чжэн ван дачэнь хуйи—государственный
орган, состоявший исключительно из представителей мань¬
чжурской знати и обладавший при императоре совещатель¬
ными правами
Гушань эчжэнь — командир знаменного корпуса в маньчжурских
восьми знаменах
Гэгэн — звание, которое давалось наиболее почитаемым «живым бо¬
гам», «воплощенцам» бодисатв на земле
Гэгэн-хан — монгольский титул, см. гэгэн, см. хан
Да бэйл, да бэйлэ (великий бэйл) — титул представителей высшей
маньчжурской знати
Да дархан, да да-эр-хапь (великий дархан)—см. дархан
Дайчин, дай-цин — в феодальной Монголии титул, который при¬
сваивался представителям господствующего класса за воин¬
ские заслуги и в ряде случаев передавался по наследству
Далай-лама — теократический правитель Тибета, глава ламаистской
церкви в Тибете
Даньцзин-лама — титул владельца аймака Сайн-нойон в Северной
Монголии
Дархан, да-эр-хань — почетный титул у тюркских и монгольских
186

народов; лицо, освобожденное от личной или податной зави¬
симости от своего феодала
Дачэнь — сановник
Джебдзун-Дамба-хутухта — глава ламаистской церкви в Монголии,,
см. Ундур-гэгэн
Джинонг, цзи-нун — князь-соправитель
Дзайсанг, цзай-сян — почетный титул монгольского правителя
Дзасак, чжа-са-кэ — у монголов князь-правитель, обладавший пол¬
ной юрисдикцией
Дзасакту-дулэн — монгольский титул, который носили представите¬
ли господствующего класса
Дзасакту-хан — наследственный титул удельного князя, одного из
трех главных правителей Халхи в XVII в.
Доло цзюньван, доло ань цзюньван — титул маньчжурского князя
2-й степени
Дутун — командир знаменного корпуса
Дучаюань—Палата, или Коллегия, цензоров, одно из центральных,
правительственных учреждений в Минской и Цинской импе¬
риях
Лама—буддийский (ламаистский) монах в Тибете и Монголии
Ланьчжун — высшая должность в управлениях Лифаньюаня (см.)
Ли бу — ведомство (приказ) чинов
Линцуй — низший командный чин в роте (нюру)
Лифаньюань (Палата по делам зависимых земель) — государствен¬
ное учреждение, ведавшее управлением монголами, а также
внешними сношениями с Северной Монголией, Тибетом, Синь¬
цзяном до их включения в состав Цинской империи и
до 1860 г. с Россией
Лю бу см. шесть ведомств
Маха самади Сэчэнь хан — титул халхаского Цэцэн-хана
Мэйрэ-чжанцзин, мэйлэ-чжангин — помощник командира корпуса,
военный чин
Мэнгу ямэнь, Монгольский ямынь—учреждение в маньчжурском
государстве, ведавшее делами, связанными с Монголией
Мэргэн, мо-эр-гэнь (меткий стрелок)—титул, присваивавшийся
представителям монгольской феодальной знати
Мэргэн-нойон — титул монгольской знати, см. мэргэн, см. нойон
Нойон, но-янь,— владетельный князь, старинный монгольский титул,
соответствовал маньчжурскому званию бэйс
Номун-хан, но-мэнь-.хань (владыка священного учения)—духовный
титул Даньцзина-ламы, владельца аймака Сайн-нойон в Север¬
ной Монголии
Нэйгэ (Государственная канцелярия)—высший правительственный
орган в Цинской империи, занимавшийся представлением
докладов императору и рассылкой императорских указов
Нюру-чжанцзин — командир нюру (роты)
Сайн-нойон — титул северо.чонгольского феодала
Сюнфу — губернатор провинции при династии Цин
187

Табунанг, та-бу-нань — при маньчжурской династии Цин звание,
присваивавшееся монгольским князьям, женившимся на прин¬
цессах императорского дома
Тайджи, тай-цзи — титул в феодальной Монголии, которым наделя¬
лись прямые потомки Чингисхана
Тойн, тойна — лама аристократического происхождения
Тумэн дзасакту, Тумэн-хан, ту-мэнь-хань — титул чахарского хана,
умершего в конце XVI в.
Тушэту-джинонг, ту-се-ту-цзи-нун — титул владетельного князя из
княжества Хорчин
Тушэту-хан, ту-се-ту-хань — наследственный титул удельного князя,
одного из трех главных правителей Халхи в XVII в.
Тушэту-хан, ту-се-ту-хань — титул, пожалованный в 1626 г. мань¬
чжурским ханом Нурхаци владетелю княжества Хорчин Ууба
Тушэту-эфу — титул правителя княжества Хорчин Ууба
Убаши — почетное звание мирян, принявших духовные обеты, но не
ставших ламами
Ундур-гэгэн — глава ламаистской церкви в Монголии
Хан — титул правителя маньчжурского государства
Хан — наследственный титул главы монгольских феодалов, которому
принадлежала верховная власть над всей Монголией; в усло¬
виях феодальной раздробленности Монголии XVI—XVII вв.
титул хана носили правители наиболее крупных улусов
Хундулен-бошокту — монгольский титул
Хундулен-тойна, хун-ду-лу-то-инь,— титул халхаского тайджи Дамба
из рода Дзасакту-ханов
Хундулен-эрдэни — титул одного из четырех дзасаков Западной
Халхи в XVII в.
Хунтайджи— наследник ханского престола в Монголии
Хутухта, ху-ту-кэ-ту — «воплощенец», один из высших духовных ти¬
тулов иерархов ламаистской церкви
Цаньлин — военный чин, командир полка
Цзолин — военный чин, командир роты или эскадрона; полк в мань¬
чжурских знаменах
Цзунбин — военный чин, главнокомандующий
Цзунду — императорский наместник одной или нескольких про¬
винций
Цзяла-чжанцзин — командир цзолина (полка)
Цзянцзюнь — полководец
Циньван — аристократический титул маньчжурского князя 1-й сте¬
пени
Цицисяо — младший офицер в нюру, командир латников
Иэцэн, сэчэн, сэцэн, чэ-чэнь (мудрый)—титул, присваивавшийся
монгольской знати
Цэцэн-джинонг, сэцэн-джинонг см. джинонг
Цэцэн-нойон, сэцэн-нойон см. нойон
Иэцэн-хан — наследственный титул удельного князя, одного из трех
главных правителей Халхи в XVII в.
Чжуши — писец
188

Чин-джорикту, цин-чжо-лн-кэ-ту — титул, пожалованный маньчжур¬
ским ханом Нурхаци младшему брату хорчинского князя
Ууба
Чэньчжэнь — высший чин в центральных учреждениях маньчжур¬
ского государства
Шаншу — министр, глава ведомства
Шесть ведомств, лю бу—шесть центральных правительственных
ведомств в Минской и Цинской империях
Шивэй (старший императорский телохранитель)—военный чин в
маньчжурских и монгольских знаменах
Шиду — маньчжурский чиновник
Шилан — маньчжурский чиновник
Шичжан — десятский, или начальник отделения конвоя, состоящего
из 10 конвойных
Эрдэни дайчин-нойон — монгольский титул
Эрдэни-джинонг — монгольский титул, см. джинонг
Эркэ-дайчин-нойон — монгольский титул
Эфу, хэшо эфу — звание, присваивавшееся монгольским князьям^
женатым на принцессах императорского дома
Юаньвайлан— чиновник Лифаньюаня
Ямынь — государственное учреждение

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Абахан 8, 16, 18, 24, 25, 39, 41,
42, 44—54, 56, 58—62, 64,
65—69, 73—75, 87, 92, 155
А-бу-таіі 70
Алай, А-лай 78
Александров В. А. 117, 123
Аман, Ан-нань 34, 35
Ананда, А-нань-да 131, 132, 134
Аньхахай 103
Арабтан-эфу, А-ла-бу-тань-э-фу
112
Драни, А-ла-ни 119—121, 130—
132, 138, 139, 144, 151
Ахай-дайчин, А-хай-дай-цин 116
Ацзигэ, А-цзи-гэ 41, 59, 61, 62
Ациту-дорджи, А-ци-ту-до-эр-
цзи 120
Ашань, А-шань 52, 56, 65
Ба-эр-бу-лин-ту 86
Бадунь, Ба-дунь 46
Бакэ, Ба-кэ 40
Банди-дайчин, Бань-ди-дай-цин
134
Бату, Ба-ту 79
Ба-эр-бу-лин-ту 86
Баэрдан, Ба-эр-дань (тайджи)
127
Баярту, Ба-я-эр-ту 43
Биггерстафф К. 7
Биликту ПО
Бичурин Н. Я. (Иакинф) 15
Бокщанин А. А. 91, 92
Боло 161
Бу-ту-кэ-сэн-хутухта 127
Бу-янь-цзи 28
Бунтар. Бэнь-та-эр 97
Бурни, Бу-эр-ни 70
Буяньту, Бу-янь-ту 79
Ван Си-ци 14
Ван Чжун-хань 155, 156
Ваншук 114—116
Васильев В. П. 12, 15
Владимирцов Б. Я. 23
Вэй Юань 14
Вэйчжэн-хатан-ба тур 130, 131
Вэнь Цю 28
Вэньда 134. 135, 137—139
Галдан, Га-эр-дань (тайджи)
128—131
Галдан-хан, Га-эр-дань-хан
(Галдан-Бошокту-хан) 9, 10,
15, 22, 112, 118, 122- 132, 134,
135, 137, 140, 142, 144—146,
152
Г алдан-ширету, Г а-эр-дань-си-
ле-ту (Галдан-ширетѵ-лама)
119—121
Гарма, Га-эр-ма 67
Гарму 79
Гомбо (Тушэту-хан) 80
Гомбо-йэлдэн 115
Горский В. 16, 25
Гортулэн, Гао-эр-ту-лэнь 66
Гуанбао 134
Гунчжан-Гуньбу 127, 128
Гунчус-батур, Гунь-чу-сы-ба-ту-
эр 41
Гурбуши, Гу-эр-бу-ши 33
Гурушики 103
190

Дайчин, Дай-цнн 40, 41
Данчин-тайджи 127
Дамба 104
Даньцзила 128
Даньцзин-Вэньбу 128
Дармашири, Да-эр-ма-ши-ри
127, 130
Дарха, Да-эр-ха 55
Дашан, Дай-шань 25, 27, 33, 40,
66
Да-я-чу 32
Демидова Н Ф. 123
Джарбунай. Чжа-эр-бу-най 118
Дзайсай, Цзэ-сай 27, 28, 30--33
Додо, До-до 70, 77—81
До-кэ-синь 78
Доргон, До-эр-гунь 67, 77
Дорджи, До-эр-цзи 79
Дорджиджаб, До-эр-цзи-чжа-бу
127, 128, 131, 132
Дугар-Арабтан, Ду-гэ-эр-а-ла-
бу-тань 128, 131
Думай Л. И. 14
Дэ-кэ-лэй 25
Дэкдэхэ-дайчин-тайджи, Дэ-кэ-
дэ-хэй 125
Дэкдэхэ-мэргэн-ахай 124.	127,
147
Е-чэнь 63
Ефимов Г. В. 12
Златкин И. Я. 10, 17, 118, 122,
123, 127, 131, 136
Иакинф см. Бичурин Н. Я.
Иолэ 103
Иэрдэн-Арабтан, И-эр-дэн-а-ла-
бу-тань 121
Канси см. Сюань Е.
Кюнер Н. В. 14
Лабдар 79
Латтимор О. 17, 18, 47
Леонтьев А. 12, 13, 15
Ли Цзы-чэн 70
Лигдан-хан, Лннь-дан-хан, Ху-
дѵнь-ту 8, 9, 14, 16, 17, 20,
26—30, 35—37, 43—45, 51,
52, 54, 56, 58, 62—70, 72, 156,
178
Лобцзан-Гунбу, Ло-бу-пзан-
гунь-бу 127
Лубсан, Ло-бу-цзан Сайн-тай-
джи
Лубсан-тайджи см. Эринчин
Лууса, Лао-са 24, 56, 58
Лю Да-нянь
Ман-го-эр 33
Мангуртай, Ман-гу-эр-тай 25, 4Г
Мангус, Ман-гу-сы 23, 25
Маньчжушри, Мань-чжу-сн-л»
46, 78
Ма-ци-та-тэ 64
Маци, Ма-ци 147
Мелихов Г. В. 7, 13
Мин-ань-да-ли 78
Минган, Мин-ань 23—25, 27
Мясников В. С. 123
Намчжил, На-му-чжа-эр 150
Норбо, Но-эр-бо (Биширэлту-
хан) 86, 103, 114, 115
Но-эр-шэ-цзин 75
Ноянтай-хатан-батур 103
Нурхаци 3, 7, 8. 16, 18, 23—25,
27, 29—39, 68, 69
О-эр-цн-му-дайчин 128
Омбо-эрдэни, О-му-бѵ-э-эр-дэ-
ни 86, 89, 106	'
Орсайту, О-эр-сай-ту 40
Очирту-тайджи, О-цзи-эр-ту-
тай-цзи 88, 100
Пакба, Ба-хэ-ба 27
Позднеев А. 15, 75, 76, 78—80,
82, 86, 92, 99, 103—105, 114—
116, 122
Покотилов Д. 16
Попов П. С. 15, 38
Пунчук-тайджи, Пэнь-чу-кэ-
тай-цзи 112
Пучковский Л. С. 69
Рахули 80
Россохин И. 10, 15, 123, 125,.
127, 131, 136
Рудаков А. В. 13, 15
Са-ха-лянь 63
Сайчин-джорикту, Сай-чэнь-
чжо-ли-кэ-ту 41
Санарсай, Са-на-эр-сай 27
Семба-Чемба-хутухта, Цань-ба-
чень-бу-хутухта 119
191

Сенгэ 115
Симоновская Л. В. 17
Субуди, Су-бу-ди (Дзасакту-
хан) 86
Сутай, Су-тай 68
Сэбэн, Сэ-бэнь 27, 31, 32
Сэлин-Ахай-тайджи 112
Сэ-тэ-си-эр 3!
Сюань Е., Канси 10, 11, 22, 74,
104,	109—111,	114-116,
119—121, 124, 125, 129, 130,
132, 133, 137-149, 151
Тао Кэ-тао, Токто 20
Ташхайту-хулут, Та-ши-хай-ту-
ху-лу-кэ 63
Тингис, Тэн-цзи-сы 76—82, 84,
89
Тихвинский С. Л. 17
То-цзи 82
Ту-ба-джинонг 65
Ту-лунь 39
Ту-лу-ши 56, 66
Тус-убаши, Тоу-сэ-убаши 29, 30
Тэмтэйя 79
Тэнгитэй, Тэн-цзи-тэ 77, 82
У Хань 21
У-бань-дай 82
Ууба, Ао-ба 35-37, 39, 43, 46,
51, 53, 54, 58
Фаркхар Д. М. 18, 24, 36
Фу-линь 76, 97
Фэйянгу, Фэй-ян-гу 141
Фэрбэнк Д. К 18
Хань-сань-дай 133, 134
Хонгор, Кун-го-эр 41
Хонхор (тайджи) 103
Хоу-хэнь-батур 65
Хубилай 68
Хэ Цю-тао 14
Цзи-бо-ли-ду-цзи-хо (тайджи)
33
Цзин-тайши 28
Цзи-эр-ха-лан 59
Цззпон Шакабпа 97
Цзю-е-ло-бу-эр-цзи 52
Цзян Бо-цзань 21
Цзян Лян-ци 12
ІІокто-тайджи 72
Цу-мэргэн. Чо-мо-эр-гэнь 115,
116
Цэванджаб, Цэ-ван-чжа-бу 148,
149, 151
1Лэнгун, Чэн-гун 116
Цянь ІІІи-фу 19, 20
Чжан Му, Ши Чжоу 15
Чжан Юй-шу 10
Чжао Эр-сюнь 12
Чжао Ян-вэй 14
Чжоу Юн-чунь 28
Чингисхан 69
Чихун-дорджи, Чи-хунь-до-эр-
цзи (Тѵшэтѵ-хан) 103, 115,
116
Чэлин-дайчин, Чэ-лун-дай-цин
134
Ша-цзинь 70
Шанба-эркэ-дайчин 137
Шанду, Шань-ду 41
Шан Юэ 21
Шастина Н. П. 114
Шачжин 79
Ши Чжоу см. Чжан Му
Шолой (Цэцэн-хан), Шо-лэй-чэ-
чэнь-хань 76, 77, 81, 84
Эджэ, Э-чжэ 66—68, 70
Элджигэ, Э-эр-цзи-гэ 131
Энгэдэр, Энь-гэ-дэ-эр 24
Эренбург Г. Б. 17
Эринчин Лубсан-тайджи 103,
104, 112, 113, 115, 116, 118,
124, 142
Эрчухур, Эр-чу-ху-эр 85
Юй Юань-ань 21, 34
Юрьев М. Ф 17
Ян-гу-ли 63

УКАЗАТЕЛЬ ГЕОГРАФИЧЕСКИХ НАЗВАНИИ
Принятые сокращения
влад. — владение, г. — город, гос-во — государство, княж.—княжест¬
во, креп. — крепость, мест. — местность, оз. — озеро, окр. — округ,
п. о. — полуостров, пос. — поселение, проз. — провинция, пуст.— пу¬
стыня, р. — река, у. — уезд, ур. — урочище, хр. — хребет.
Абага, А-ба-гэ, княж. 44, 72, 155
Алтай, А-эр-тай, горы 124
Амур, р. 108
Аохан, Ао-хань, княж. 38, 41,
42, 45, 47, 53, 70
Ару-Оннют, А-лу-вэнь-ню-тэ.
княж. 65
Ару-Хорчин, А-лу-кэ-эр-цинь,
княж. 38. 44, 52, 53, 54, 62,
65
А-су-тэ, княж. 44
Байкал, оз. 140
Байют, Ба-юе-тэ, княж. 24
Бао.хэлу, мест.
Барин, Ба-линь, княж. 23, 38, 40,
41, 45, 47, 53, 54, 59, 62, 65,
70, 87, 89, 94, 95, 98, 100,
101, 155
Бурхату, ур. 79
Буюйрхай см. Дар
Бэнцзин, Пекин, Ханбалык, г. 6,
21, 22, 24, 29, 97, 117
Бэйчжэньсянь, у. 26
Восточный Туркестан 14
Гоби, Гаэрбай ханьхай, Хань-
13 Зак. 600
хай, Шахай, пуст. 5, 66, ПО,
113, 137
Гордое, Го-эр-ло-сы, княж. 70
Гуаннин, г. 23, 26, 28, 53
Гуйхуачэн, Хухѵ-Хото, г. 56—
" 60. 62, 66, 86, 103, 119, 139,
168
Гунгэлутай, пикет Гун, мест. 78
Гун-Кару, ур. 78
Гэлэчжуэргэньчэн, мест. 37
Дальний Восток 6. 108
Дар, Буюйрхай, Даэрху, оз. 56
Датун, г. 59, 63, 64, 66
Дахэйшань, г. 23
Дацаонань, мест. 66
Джалайт, княж. 70
Джаруд, Чжа-лу-тэ, княж. 23,
25, 27, 31, 32, 34, 35, 38-41,
45. 47, 49, 53, 59, 65
Джунгария 14
Джунгарское ханство, гос-во
21, 128
Джэгун-удэ, Чжагуньуда, мест.
53
Долоннор, оз. 145
Дулэхэ, р. 56
Дунцзин, г. 34
Дурби. Дуэрби, мест. 53
193

Дурбэт, княж. 70
Душикоу, креп. 147
Енисей, р. 4
Забайкалье (Забайкальский
край) 108, 109, 117, 123, 140
Иесут, И-су-тэ, княж. 53
Ингарцак, Ингаэрчакэ, гора 78
Инъянту, мест. 46
Иртыш, р. 4
Исянь, у. 26
Кайюань, г. 23, 26, 37
Картун, Каэртуньхэ, р. 145
Кара-Эрцик, Калаоэрцикэ, мест.
127
Керулен, р. 131
Китай 4, 6, 14—19, 26—31, 36,
48, 50, 51, 63, 64, 66—68, 70,
74, 78, 81, 83, 86, 96, 97, 100,
107—109, 113, 117, 154, 156,
164, 165, 167, 171, 175, 176,
177
КНР, Китайская Народная Рес¬
публика 5, 19—21, 178
Кок-дэресу, Кухэндэлэсу, мест.
56
Корея, гос-во 4, 16, 29, 30, 34,
36, 41, 47
Кукунор, мест. 118
Кундулун-Бошокту, мест. 144
Кэшиктэн, Кэ-си-кэ-тэп, княж.
38, 41, 55, 56, 61, 155
Лацзян см. Наоцзян
Ляо, окр. 28
Ляодун, п. о. 3, 4, 34
Ляодун, пров. 32, 33
Ляонин, г.
Ляонин, пров. 26
Ляохэ (Шира-Мурун), р. 37,38,
42, 67
Ляоян, г. 33, 156
Маньчжоу, влад. 3, 36
Маньчжурия 26, 36, 108, 172
Минская империя, империя
Мин, гос-во 4, 6, 8, 16, 26—
29, 31, 33, 34, 41, 44, 48, 50,
59, 62—64, 66, 67, 75, 76, 81,
92 175
Монголия 4—6, 14, 16, 19, 25,
34, 36, 49, 58, 140, 164, 165,
167, 171, 175—177
МНР, Монгольская Народная
Республика 5
Москва, г. 21
Мукден, г. 20
Мунахань, горы 59
Найман, Най-мань, княж. 38.
41, 42, 45, 47, 49, 53, 65, 70
Наоцзян (Лацзян), р. 23
Нерчинск, г. 140
Нинъутуань, креп.
Нунъаньта, мест. 37
Олохуй-нор, оз. 137
Онгин, Вэнышь, р. 131
Оннют, Вэнь-ню-тэ, княж. 38,
70, 155
Онон, р. 146
Орхон, р. 71
Оутэкэшань, гора 78, 79
Париж, г. 18
Пекин см. Бэйцзин
Петербург, г. 16
Приамурье 108, 109, 117, 140
Россия, гос-во 15, 108, 117, 123,
130, 140—142, 162
Сайлингэ, мест. 80
Сайн-нойон, княж. 84
Саньва, мест. 51
Саньхэгээр, мест. 124
Северо-Восток см. Северо-Во¬
сточный Китай
Северо-Восточный Китай 3. 4
Селенга, р 115
Сиботу, мест. 47, 62
Силамулунь, мест. 38
Синъаньлин см. Хинган
Синьцзян 162
Сиэрха, мест. 47, 62
Сунит, Су-ни-тэ, княж. 72, 76
Суцзи, мест. 132
Сы цзы (Четыре сына), княж.
78
США, Соединенные Штаты Аме¬
рики, гос-во 18
Сюаньфу, г. 59, 63
Сяохэйшань, гора 23
Талухуньхэ, р. 98

Тамир, р. 71
Таннуский хр. 115
Темур, мест. 128
Тибет 14, 97, 122, 162
Тола, Тала, Талайхэ, р. 71, 79,
80, 146
Ториту, Толиту, мест. 67
Тумэт, Тѵ-мо-тэ, княж. 44. 53.
59, 65,' 70, 73, 86, 87, 89
Тэлннчэн, г. 27, 30—32
Улан-Бутун 144
Урат, У-ла-тэ, княж. 65
У рут, У-лу-тэ, княж. 33
Урхуй, мест. 144
Учжумуцин, У-чжу- му-цинь,
княж. 72
Фушунь, г. 26
Хадахэ, р.
Халаманнай, мест. 58
Ха-ла-чэ-ли-кэ, княж. 53
Хангай, Хангайские горы 4, 5,
71, 77, 128
Хаоцит, Хао-ци-тэ, княж. 72
Харачин, Ха-ла-цинь, княж. 31,
44, 53, 59, 62, 70, 155
Хинган, Синъаньлин, хр. 46, 56
Хорчин, Кэ-эр-цинь, княж. 23,
25, 30, 35—37, 39—42. 45.
46, 64, 65, 70, 155, 157
Хуаннива, мест. 23
Хуанхэ, р. 56, 59, 60, 66, 67
Хуаньхэ, р. 38
Хулаху, мест. 58
Хуньхэ, р. 39
Хухуньхэ, р. 38
Хуху-Хото см. Гуйхуачэн
Хэнаяіі, мест. 55
Цаган-Эрцик, мест. 127
Цзи, окр.
Цзинчжоу, г. 26, 53
Цзинь, гос-во 37, 50
Цзициэртай, мест. 131
Цзяннань 70
Циси (Семь ручьев), мест. 145
Чахар, Чахарское ханство 8, 16.
17, 26, 28—30, 35—37, 43—
48, 50—52, 54—56, 59—67, 69,
71, 72, 87, 89, 129, 155, 157,
163, 168, 176
Чжанцзякоу, г. 99, 141
Чжацзи булак, Чжа-цзи-бу-ла-
кэ, ур. 80
Чжаочэн, мест. 44
Чжэньбэйгуань, мест. 37
Чукэдуцииоэр, мест. 128
Шанду, р. 145
Шандучэн, мест. 67
Шанхай, г. 12
Шаньхапгуань, креп. 31, 64, 80
Шахэбао, г. 60
Шира-Мурун см. Ляохэ 52. 53
Шэнцзин, г. 65, 67, 70
Шэньян, г. 32, 33, 56, 156
Эгумур, мест. 131
Эрдэни-джоѵ, Эрдэни-чжоу,
мест. 128, 130, 131
Юго-Восточная Азия 92
Япония 7

СОДЕРЖАНИЕ
Стр.
Введение	 3
Глава 1. Завоевание маньчжурами Южной Монголии .	. 23
Ранние маньчжуро-монгольские	отношения	23
Походы маньчжуров в Южную	Монголию	34
Завоевание Пахарского ханства 	 45
Глава 2. Отношения Цинской империи с Северной Монголией
в 30—50-е годы XVII в	71
Установление маньчжуро-халхаских отношений (30—40-е го¬
ды XVII в.)	71
Борьба маньчжурских правителей за признание халхаскими
ханами своей зависимости от Цинской империи (50-е
годы XVII в.)	 81
Глава 3. Присоединение Северной Монголии к Цинской им¬
перии 	108
Отношения между Цинской империей и Халхой с начала
60-х до середины 80-х годов	XVII в	108
Ойрато-халхаская война. Потеря северомонгольскими ханами
независимости и вхождение Халхи в состав Цинской
империи (1687—1691)	 122
Г лава 4. Административная и законодательная политика цин-
ского правительства в отношении монголов .	.	. 154
Знамена. Сеймы. Лифаныоань	154
Законодательные акты	163
Заключение	  175
Библиография	179
Словарь терминов и названий 	 184
Перечень титулов, чинов, учреждений	186
Указатель имен	190
Указатель географических названий	193