Автор: Кузнецова Р.Р.  

Теги: художественная литература   чешская литература  

Год: 1987

Похожие

Детская энциклопедия. Tом 11. Язык. Художественная литература

История немецкой литературы

Чешский язык

Чешский язык для русских

Текст
                    Р. Р Кузнецова
ИСТОРИЯ
ЧЕШСКОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ


P. P. Кузнецова
ИСТОРИЯ
ЧЕШСКОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ
Допущено
Министерством высшего и среднего
специального образования СССР
в качестве учебника для студентов
филологических специальностей
высших учебных заведений
Издательство
Московского, университета
1987


Рецензенты:
кафедра славянской филологии филологического факультета
Ленинградского государственного университета им. А. А. Жданова,
старший научный сотрудник Института славяноведения и балканистики АН СССР
кандидат филологических наук А. П. СОЛОВЬЕВА
Учебник охватывает период с IX в. до наших дней. Развитие чешской литера-
туры, ее национальная специфика рассмотрены в связи с историческими судьбами
народа, национально-освободительным движением и классовой борьбой, в контексте
славянских и западноевропейских литератур. Большое внимание уделено формиро-
ванию творческих методов, особенностям чешского романтизма, борьбе за реализм,.
критике модернистских течений, возникновению и утверждению социалистического ре-
ализма. Отдельные главы посвящены творчеству крупнейших писателей.
к 4603000000—110 171 8?
077(02)—87
© Издательство Московского университета, 1987


От автора
Основные аспекты освещения чешской литературы с IX в. до наших
дней обусловлены ее "тесными связями с историческими судьбами на-
рода, национально-освободительным движением и классовой борьбой,
с культурой и литературой других европейских, особенно славянских,
народов.
Художественное совершенствование рассмотрено главным образом
в русле прогрессивных общественных тенденций и в связи с националь-
ной спецификой. Раскрыты причины неравномерного и вместе с тем —
интенсивного развития чешской литературы, ее активная роль в эпоху
гусизма и гуманизма, национального возрождения, в обстановке роста
патриотического и революционного движения масс — особенно в Чехо-
словацкой буржуазной республике, под влиянием идей Великой
Октябрьской социалистической революции, в период всеобщего эконо-
мического кризиса в капиталистических странах. Представлен вклад
писателей в созидание социалистической культуры освобожденной от
фашистской оккупации Чехословакии, их деятельность по преодолению
кризисной ситуации 1968—1969 гг. и успехи в 70—80-х гг.
, Пристальное внимание уделено специфике чешского романтизма,
борьбе за реализм, становлению социалистического реализма, взаимо-
действию) художественных систем, вопросам эволюции жанров и сти-
лей. Общие и монографические главы о творчестве крупнейших писа-
телей содержат анализ наиболее значительных произведений, отразив-
ших смену идейно-эстетических концепций, творческих методов, посту-
пательное движение художественной мысли. На лекции в Коммунисти-
ческом университете им. Я. М. Свердлова в 1919 г. В. И. Ленин гово-
рил о том, что самое важное в общественной науке—«не забывать
основной исторической связи, смотреть на каждый вопрос с точки зре-
ния того, как известное явление в истории возникло, какие главные
этапы в своем развитии это явление проходило, и с точки зрения этого
■его развития смотреть, чем данная вещь стала теперь» *.
Задача настоящего издания — прежде всего воссоздать сложную
картину одиннадцативекового пути чешской литературы, выделить глав-
ное, различить основные периоды и этапы, проследить преемственность,
обеспечившую выживание языка и культуры в труднейших, порой
жестоких, условиях жизни народа, показать вклад в сокровищницу
национальной и мировой литературы.
Мы опирались на фундаментальные труды специалистов Института
чешской и мировой литературы Чехословацкой академии наук, Инсти-
тута славяноведения и балканистики Академии наук СССР, на моно-
* Ленин В. И. О государстве.//Поли. собр. соч. Т. 39. С. 67.
3


графин чехословацких и советских богемистов о творчестве отдельных
писателей, кьшги^ и сборники статей по некоторым важным проблемам.
Общеевропейский литературный контекст, привлечение трудов класси-
ков марксизма, исторических работ помогли уяснить суть сложных
явлений, определить художественный уровень чешской литературы
в разные времена, ее общественно-политическую роль. Хотелось, чтобы
сложилось живое впечатление о литературном процессе, о событиях
общественной и духовной жизни народа, об оригинальности творчества
крупнейших чешских писателей.
Пять частей учебника соответствуют в своей основе общепринятой
периодизации.
Часть первая. — Чешская литература эпохи феодализма (60-е гг.
IX в.—1770-е гг.).
Часть вторая. — Эпоха национального возрождения. Литература
Просвещения, романтизм и становление реализма (конец XVIII — сере-
дина XIX в.).
Часть третья. — Развитие реализма и модернистские течения (вто-
рая половина XIX — начало XX в.).
Часть четвертая. — Новая ступень критического реализма и судьба
модернистских течений. Становление и развитие социалистического
реализма (1918—1945гг.).
Часть пятая. — Утверждение социалистического реализма как веду-
щего творческого направления (1945—1980-е гг.).
При установлении границ учитывалась прежде всего эволюция
эстетических воззрений. Существенные несовпадения с периодизацией
в работах ученых-славистов, различие оценок творческих концепций,
отдельных литературных фактов или произведений оговорены и моти-
вированы. Характеристика состояния литературы в определенный
период, этапов развития, формирования идейно-художественных тен-
денций, течений, борьбы направлений содержится во вводных разделах
к каждой из частей. Главы о ведущих писателях даны начиная со вто-
рой части. Деятельности и творчеству других поэтов, прозаиков, дра-
матургов, критиков посвящены обзоры в общих разделах. Ступенчатая
градация отвечает общепризнанному значению вклада художников
слова в национальную и мировую литературу, а также объему и по-
строению университетских курсов.
Мы стремились создать целостное представление о динамике раз-
вития богатейшей литературы братского народа, давшей миру мужест-
венного Яна Гуса, основоположника педагогики и поэта Яна Амоса
Коменского, славных сатириков Карела Гавличка Боровского, Яро-
слава Гашека, Карела Чапека, а также поэтов, прозаиков, первых кри-
тиков-марксистов Станислава Костку Неймана, Иржи Волькера, Витез-
слава Незвала, Ивана Ольбрахта, Марию Майерову, Ярослава Крато-
хвила, Владислава Ванчуру, Марию Пуйманову, Бедржиха Вацлавека
и чтимого всеми народами мира Юлиуса Фучика.
Издание рассчитано на преподавателей зарубежной литературы1,
студентов-славистов, литературоведов и широкий круг филологов, чита-
телей, интересующихся чешской культурой.
Автор благодарит рецензентов, коллективы кафедр славянской
филологии МГУ, ЛГУ, чешской и словацкой литературы Карлова уни-
верситета в Праге, всех 'принимавших участие в обсуждении отдельных
глав и концепции настоящего учебника.


ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
ЧЕШСКАЯ ЛИТЕРАТУРА ЭПОХИ ФЕОДАЛИЗМА
(60-е гг. IX в. —1770-е гг.)
Изучая чешскую литературу раннего, развитого и позднего феода-
лизма, необходимо иметь в виду исторически обусловленные трудности
ее формирования и ряд специфических черт. Прежде всего это невоз-
можность последовательного и полного освещения истории письменного
и особенно художественного творчества из-за отсутствия достаточного
количества памятников (отдельные периоды вообще не представлены).
Неоднократные завоевания чешских земель иноземцами, политика пра-
вителей приводили к уничтожению неугодной литературы, многие
памятники были утрачены или дошли в отрывках. О некоторых встре-
чаются лишь косвенные свидетельства в более поздних источниках,
другие имеются в списках более поздних веков. Датировка таких про-
изведений затруднена, так как в них много интерполяций, внесенных
переписчиками, и отсутствуют характерные признаки эпохи в речевых
формах, иногда нет названий, неизвестен автор. В давние времена
авторству не придавали особого значения, а также и сознательно стре-
мились скрыть имя от возможных преследователей, особенно если
в произведении были выражены оппозиционные настроения по отноше-
нию к правящим кругам, пронемецким политикам и церковникам.
Можно предположить, что существовала интересная значительная
литература, не дошедшая до нас. Об этом свидетельствует высокий
Уровень художественности сохранившихся сочинений.
Чешская литература возникала и-развивалась на разных языках:
в IX—X вв. на старославянском — первом литературном языке славян;
после запрещения старославянского языка — на латыни. Вначале из-за
отсутствия своей письменности, а затем, вплоть до XIV в., либо как
выражение идей и политики католической церкви, либо в прогрессив-
ных произведениях — из желания автора донести сведения о чехах, их
истории и быте до других европейских народов. Ту же двойственную
роль в чешской культуре и литературе выполнял позже немецкий язык.
Поэтому, оценивая литературу не на чешском языке, необходимо учи-
тывать причины языкового несоответствия.
К концу XIII в. утверждается старочешская письменность, на
рубеже веков интенсивно развивается лирика, а затем проза, и не
только религиозного содержания. В дальнейшем уже можно более по-
следовательно проследить становление чешской литературе.
Хотя ни старославянский, ни латынь не являлись разговорными
языками, их понимали (особенно близок был чехам старославянский),
и созданные на этих языках сочинения могли стать достоянием куль-
туры разных народов, в том числе и чехов, ибо они выполняли соответ-
ствующие функции в общественной и духовной жизни, прочно вошли
в историю стран. Памятники периода раннего феодализма на старосла-
вянском языке едины—как для чехов, словаков, так подчас и для дру-


гих славян, что обусловило последующую близость литератур, не
только языковую, но и художественную. Сходные тенденции объясня-
ются и судьбой народов, которым веками приходилось вести освободи-
тельную борьбу. Распространение старославянской письменности,
осознание славянской общности последующими поколениями вызывают
необходимость рассматривать чешскую литературу и на ранних этапах
развития не только в общеевропейском, но и общеславянском контексте.
В чешской словесности устное народное творчество возникло еще
в дофеодальные времена и долго развивалось параллельно с письмен-
ной литературой, недоступной широким массам. Бывали периоды, когда
фольклор и близкая ему по духу анонимная письменная литература
становились почти единственной реальной возможностью противостоять
иноземному влиянию на духовный мир соотечественников и выражать
стремление к независимости, ибо развитию чешской культуры обычно
препятствовали правители и церковь; Потому-то устное народное твор-
чество наряду с памятниками старины стало поистине фундаментом
для литературы национального возрождения на рубеже XVIII—XIX вв.
Оно воздействовало на стиль письменной литературы, которая часто
создавалась по образцу устного рассказа. Письменные сочинения по
традиции оглашались, что заставляло прибегать к прямому обращению
и другим формам, свойственным устной речи, писать доступно. Декла-
мация в чешской культуре была средством общения с теми, кому адре-
совано сочинение, и способом приближения литературе к широким
массам. Живость повествования отмечается даже в ранних памятниках,
что, впрочем, характерно и для других литератур.
В какой-то мере чешский фольклор, его наиболее продуктивные
формы определяли жанровую специфику письменной литературы.
Наиболее распространены были предания или легенды, сказки, песни,
басни, позже — баллады. Старинные сказания включались в хроники,
становились сюжетом художественных произведений. Чешский герои-
ческий эпос либо не существовал, либо не осталось его следов. Однако,
по мнению чешских специалистов, легенды о праотце Чехе, золотом
веке, о Кроке и его дочерях, о Либуше и Пржемысле и другие могут
быть дошедшими до нас частями общего обширного повествования.
К такому суждению склонялись еще в начале XIX в. Легенды популяр-
ны до сих пор и вошли в современную литературу благодаря книгам
«Старинные чешские сказания» Алоиса Ирасека, «Картины из истории
чешского народа» Владислава Ванчуры, «Из древних летописей» Ивана
Ольбрахта и многим другим изданиям, а также операм на их сюжеты.
Народные песни сыграли исключительную роль- в становлении
национальной поэзии начала XIX в., надолго определив форму, ритмы
и образность чешской лирики. Большое влияние на поэзию, а затем и
на прозу оказала баллада, сложившаяся в устном творчестве чехов
позже—в XVII в., в условиях национального гнета, после подавления
в начале века, освободительного движения, когда письменная литера-
тура на родном языке почти не издавалась (за исключением религиоз-
ной). Драматизм народной баллады определяли не отвлеченные мифо-
логические ситуации, а подчас действительно трагические сюжеты из
повседневной жизни, воплощенные в духе фольклорной традиции, но
уже на уровне художественности своего времени. Поэтому через два
столетия этот жанр так легко вошел в поэзию Карела Яромира Эрбена,
Яна Неруды и других реалистов; Петр Безруч, Иржи Волькер разви-
вали столь популярный у чехов жанр, влиявший на прозу конца
XIX — начала XX в. и до сих пор определяющий жанрово-стилевую
специфику многих прозаических произведений.


Для чешской литературы весьма характерна «открытая», нагляд-
ная живая связь художественных форм, проходящая через века,—
активная плодотворная преемственность как постоянный процесс обнов-
ления традиций, и это относится не только к фольклору.
Чешскую литературу до начала национального возрождения целе-
сообразно разделить на три периода: от возникновения письменности —
до начала "XV в.; литературу гуситскую и эпохи гуманизма (XV — на-
чало XVI в.) правомерно объединить на том основании, что до
поражения чешского освободительного движения в битве на Белой горе
в 1620 г. шел единый интенсивный процесс сближения художественного
творчества с народной жизнью; 1620—1770-е гг. отмечены упадком
чешской культуры вплоть до ослабления феодального гнета и пробуж-
дения национального сознания в условиях формирования буржуазных
отношений, когда чешская литература достигает нового, более высо-
кого уровня.
Выделение ведущими чешскими специалистами, Иозефом Грабаком
и Зденкой Тихой, пяти периодов недостаточно обосновано, так как,
во-первых, до возникновения в конце XIII в. литературы на старочеш-
ском языке мало письменных памятников художественного творчества;
ЕО-вторых, трудно и вряд ли нужно разделять творчество чешских
гуманистов и гуситскую литературу, на которую они опирались, про-
должая ее традиции (в последних работах И. Грабак тоже иногда
объединяет эти два периода).
ВОЗНИКНОВЕНИЕ ПИСЬМЕННОСТИ И РАЗВИТИЕ
ЛИТЕРАТУРЫ
(60-е гг. IX в. — начало XV в.)
Письменная словесность в Чехии и Моравии претерпела ряд суще-
ственных перемен, пока стала достоянием народных масс в период
гуситского движения. Преодолению затруднений и успешному развитию
повествовательных и литературных форм чешской письменности спо-
собствовали нововведения Яна Гуса, которые упорядочили правописа-
ние в соответствии со звуковым составом чешского языка.
Дофеодальные отношения отражены в старинных легендах, сказ-
ках, трудовых и воинских песнях, пословицах, загадках. Средневековая
чешская литература сложилась в обстановке социальных противоречий
и постоянной необходимости сопротивляться натиску иноземных захват-
чиков, их стремлению подчинить своему влиянию духовный мир и
культуру народа. Последнее обстоятельство имеет глубокие историче-
ские корни.
Славяне—исконные жители Европы. Географическое расположе-
ние заселенных ими земель, общение с соседними племенами обусло-
вили обоюдное влияние на быт и культуру, к тому же перемена мест
жительства и особенно чуждая среда приводили часто к ассимиляции
как славян с другими народностями, так и наоборот, когда в славян-
ском мире как бы «растворялись» иные племена. Все это наложило
отпечаток на истоки культурного развития с самых далеких времен.
Первые упоминания о славянах относятся к I—II вв. нашей эры, а их
Древняя история, как полагают ученые, ведет свое начало с III—II ты-
сячелетия до нашей эры.
В VI—VIII вв. в процессе разложения первобытнообщинного строя
зарождались феодальные отношения. К этому времени, по археологи-


ческим и письменным свидетельствам, в Центральной Европе славян^
жили на большей территории, чем теперь. Чешские племена были
самыми многочисленными из^ западных славян, обитавших по реке
Влтаве. Их грады-крепости становились также центрами торговли,
а так как Пражский град находился на перекрертке многих путей,
к нему тянулись другие племена. С целью обороны создавались терри-
ториальные союзы. Так, около 623 г. славяне Чехии и Моравии объеди-
нились и выступили против гнета Аварского каганата (объединение
кочевников тюркского происхождения, собиравших дань с покоренных
народов). Во главе восставших встал Само, избранный позже князем.
Княжество Само, к которому присоединилась часть южнославянских
племен, просуществовало ; недолго, однако вело успешную борьбу! и
с аварами и с франками. После смерти Само в 658 г. княжество вскоре
распалось под натиском ; франков, утвердивших свое господство над
частью славян и подчинивших себе Моравию. Тем не менее княжество
Само подготовило почву для более , крепкого объединения — Великой
Моравии.
С VII в. на юге возникло »Болгарское царство, складывались и дру-
гие государства.
К IX в. у западных славян был уже сравнительно высокий уровень
земледелия, процветали такие ремесла, как обработка металла и кости.
Торговые пути соединяли Моравию со всей Европой и немало способ-
ствовали ее хозяйственному развитию. Знать, укрепляя господство над
населением, искала опору в верховной власти, постоянная угроза
с Запада еще могущественного Франкского государства вынуждала
усилить военную мощь князя. Так образовывалась раннефеодальная
монархия. Впервые в письменных источниках Великая Моравия упо-
минается в 822 г. уже как сложившееся государство, которое возникло
гораздо раньше. Князь Моймир объединяет многие славянские земли,
создает сильное государство, центром которого стали Моравия и За-
падная Словакия. Опасаясь посягательств на самостоятельное правле-
ние, он принимает христианство, что способствовало сплоченности, сла-
вян и укреплению родства культур в их дальнейшем развитии.
Племянник Моймира Ростислав продолжил славянскую объедини-
тельную политику, всячески способствовал распространению христиан-
ства и, дабы избежать германского влияния через немецкое католиче-
ское духовенство, стремился создать свою, славянскую, церковь.
Вначале он обратился в Рим, ибо Моравия по церковной линии была
подчинена папе, но ответа не последовало, так как папская курия не
хотела перехода богослужения, которое велось по-латыни, на славян-
ский язык. Тогда Ростислав обратился с просьбой к византийскому
императору Михаилу III послать в Моравию «епископа и учителя»,
надеясь, что высокий духовный сан епископа поможет проповеднику
преодолеть сопротивление местных церковников и успешно выполнить
столь важную миссию. В 863 г. в Моравию прибыли из Византии обра-
зованные, но не облеченные официальными полномочиями и властью:
Константин-философ (около 827—869), незадолго до смерти
принявший имя Кирилл, был монахом, его-старший брат Мефо-
дий (815—885)—священником. Непричастность к высшему духовен-
ству усугубляла и без того тяжелое положение основателей народной
церкви, хотя им покровительствовал Ростислав. Неустанная деятель-
ность переводчиков, организаторов, учителей на протяжении более трех
лет, борьба с немецким духовенством были поистине подвигом.
Основные сведения о первых славянских просветителях содер-
жатся в их жизнеописаниях. «Житие Константина-философа» создано


его учеником еще при жизни Мефодия, но дошло в списках XV столе-
тия; «Житие Мефодия» тоже возникло в Моравии и тоже в IX в.,
а сохранилось в списках конца XII —начала XIII в. Оно короче (многое
о братьях уже было известно по первому памятнику), в нем меньше
богословия. Родились братья в крупном портовом городе Солунь
(Фессалоники, Салоники) в семье знатного военачальника, уважаемого
в городе, известного императору. В «Житии Константина» сказано, что
отец его «был набожным и справедливым». Константин получил обра-
зование при дворе Михаила III, изучал грамматику, математику, астро-
номию, античную и христианскую философию, богословие, историю,
музыку. Кроме греческого он хорошо знал славянский язык (в Солуни
жило много славян; предполагают, что его мать была славянкой),
владел латынью и арабским языком. Талантливый и высокообразован-
ный человек, участник диспутов и неизменный победитель в богослов-
ских спорах, он получил кафедру философии в Константинопольском
университете. Ему-то и поручили вместе с братом, видйым администра-
тором и дипломатом, последовательным защитником христианства, вы-
полнить просьбу моравского князя. Князь, как видно из текста «Жития
Мефодия», хотел установления именно нового церковного порядка, ибо
христианство4 уже было достаточно распространено в его землях: «При-
шло к нам много учителей христианства из Италии, Греции и от нем-
цев, учат они по-разному. Мы же славяне народ простой, и некому нас
научить истине и прославить разум. Так пошли же нам, владыка,
такого мужа, который составил бы нам всеобщий канон»*, то есть
речь шла о своде правил < богослужения, церковных обрядов и т. п.
Еще до отъезда в Моравию Константин составил славянскую азбу-
ку, вместе с братом перевел часть Евангелия, необходимые для бого-
служения тексты. Так, 863 год стал годом создания славянской пись-
менности. Проповеди братьев на понятном населению языке положили
начало созданию народной церкви. Чем больше они знакомились с
речью прихожан, тем совершеннее были их переводы и сочинения. Боль-
шую ценность представляет стихотворное предисловие к переводу
Евангелия, по всей вероятности, написанное самим Константином,—
«Прогласъ». В нем содержится программа деятельности, направленной
на то, чтобы с помощью понятного языка сделать доступными народу
письменные памятники и достижения культуры. «Прогласъ» — это
хвала родному языку и защита права людей пользоваться им не только
в повседневных делах, но и для духовного возвышения. Восторжен-
ному слогу эмоционального сочинения соответствовали высокий стиль,
поэтичность, художественные параллелизмы.
Демократизация стала основным принципом огромной культур-
но-просветительской работы, которую вели братья, их ученики и после-
дователи. Они не только переводили священные книги с греческого
языка и повсюду устанавливали богослужение на славянском языке,
но и формулировали юридические законы, учили детей. Позже по их
примеру «Община чешских братьев» открыла школы.
Противники обвинили Константина и Мефодия в ереси, и тогда
в 869 г. они поехали в Рим добиваться официального признания папой
славянской церкви и права вести богослужение на понятном народу
языке. В Риме Константин умер, а Мефодий после присвоения ему
сана архиепископа Моравии и Паннонии в 870 г. обосновался в Панно-
нии, где развернул активную деятельность по распространению славян-
ского богослужения и книг. Так сложился еще один новый центр сла-
вянской письменности.
* Здесь и в дальнейшем, если не указано имя переводчика, перевод наш. — Р. К.


После падения монархии Ростислава Моравия переживала тяже-
лые времена, снова оказавшись во власти франкских маркграфов;
немецкие войска заполонили страну. Лишившись поддержки со сто-
роны светских властей, Мефодий по навету баварских священников
был арестован и пробыл в немецкой тюрьме три года, подвергался
мучениям, издевательствам. После освобождения в 873 г. он вернулся
в Моравию и до конца жизни вел просветительскую деятельность, не-
смотря на препятствия, чинимые Сватоплуком, ибо тот, расширяя свои
владения, ориентировался на Рим. После смерти Мефодия его уче-
ники, — а их уже было немало, — были изгнаны из страны. Пятеро из
них были проданы в рабство и позже нашли приют в Болгарии при
дворе \ царя Бориса, где успешно продолжали начатое солунскими
братьями дело.
В 906 г. Великая Моравия распалась, к этому времени там обосно-
валось немецкое духовенство, богослужение велось на латыни, ставшей
основным письменным и литературным языком. Однако кирилло-мефо-
диевская традиция жила в народе, оставляя неизгладимый след в со-
знании последующих поколений, ибо смыслом деятельности братьев-
подвижников стала не только защита народной церкви, но и славян-
ской культуры.
До XI в. старославянским широко пользовались, он стал третьим
после греческого и латыни языком международного общения. Создание
литературы на народном языке было тогда фактом необычным. Именно
это и определило дальнейшее самобытное развитие духовной жизни
славян, и они издавна чтут своих первых учителей. С XII в. в Болга-
рии считают 11 мая (по новому стилю 24 мая) днем поминовеппл
славянских просветителей Кирилла и Мефодия. Теперь все славянские
страны отмечают эту дату уже не как религиозный праздник, а как
день памяти об основоположниках славянской письменности.
Что касается Чехии, то неизвестно, насколько активно она вклю-
чилась в процесс создания основ славянской культуры при жизни пер-
вых просветителей и входила ли ее территория в сферу деятельности
Мефодия в последние годы его правления как главы славянской церкви.
Но зато именно там устойчивой и, надо полагать, продуктивной оказа-
лась традиция. В составе Моравской державы Чехия была окраинной
землей, где не столь строго и жестоко преследовали сторонников сла-
вянской письменности. Еще более благоприятные условия сложились
с образованием независимого и сильного Чешского государства — кня-
жества Пржемысловичей, которое возникло в конце IX в. и крепло
вплоть до середины XI в. Именно к этому времени относятся сохранив-
шиеся памятники, которые свидетельствуют о высоком уровне развития
старославянской письменности. В XI в., вплоть до 1097 г., в Сазавском
монастыре, который поддерживал связи с Киевской Русью, богослуже-
ние шло на славянском языке. После изгнания распространителей
славянской письменности и даже распада Великой Моравии некоторое
время церкви сосуществовали, хотя и противоборствовали. Определенно
в Чехии и Словакии было много старославянских памятников, однако,
бесценное культурное богатство истреблялось веками при захвате
земель чужеземцами.
От периода господства старославянской письменности дошли до
нас лишь некоторые памятники, чаще всего — не полностью и в более
поздних списках. В языковом отношении ценность представляют чеш-
ские примечания в богослужебных книгах и латинских словарях —так
называемые глоссы, а также литургические тексты и гимны. Древняя
духовная песнь «Господи, помилуй нас», писанная кириллицей, восхо-
10


дит к X либо к XI в.; долгое время она выполняла роль государствен-
ного гимна: ее пели при коронации. В коротком, из восьми строк, тексте
просьба мира и богатого урожая; стих старинный, нерифмованный.
Ее считают первым самостоятельным чешским литературным сочи-
нением.
Наибольший интерес представляют относящиеся, видимо, к сере-
дине X в. отрывки сделанного в Чехии перевода латинского служеб-
ника — Киевские листки. Это древнейший/ памятник, написанный гла-
голицей и дошедший в первоначальном виде, — похоже, со стихотворным
сложением текста, что было примечательным для того времени начи-
нанием, о чем свидетельствуют «Прогласъ» и отдельные ритмические
строки житий Кирилла и Мефодия. Знаменательно, что их деятель-
ность стала темой многочисленных устных сказаний, записанных позже,
иногда по-старославянски, а их жития послужили примером для
создания легенд о святых — защитниках народа.
В более поздней житийной литературе и в хрониках церковные
патроны уже влияли на исход освободительной борьбы и даже оказы-
вались на поле боя в самый трудный момент, помогая чешскому войску
одержать победу. Характерна в этом отношении эволюция наиболее
популярной в народе святовацлавской традиции, у истоков которой
находится старейшая чешская легенда о святом Вацлаве, созданная
в 932 г. Князь Вацлав правил в начале X в. О его жизни известно очень
немного. В 924 г., 16 или 18 лет, он принял власть, а в 929 г. был убит
по наущению брата Болеслава, который занял престол. Истинной при-
чиной трагедии была междоусобица. О Вацлаве возникли две легенды:
первая, более ранняя, о его мученической смерти—на старославянском
языке, вторая в конце X в. —на латыни, после причисления, Вацлава
в 970 г. немецкой католической церковью к лику святых якобы за доб-
рое отношение князя к Германской империи.
Более древняя легенда дошла в двух списках: первый обнаружил
А. X. Востоков в 1827 г. в русской кириллической рукописи XVI в., хра-
нившейся в Румянцевском музее; второй список нашел В. Ягич в конце
XIX в. — четыре более полных хорватских текста, писанных глаголицей.
Во вступительной части чешской легенды о святом Вацлаве речь
идет о времени, когда брат шел против брата, а сын — против отца
своего. Затем рассказано о детстве князя, его достоинствах, образован-
ности и, главное, о доброте и сочувствии бедным: «Если встречал он
человека божьего, или сородича своего, или пленного, страдающего от
холода, то всех одевал и кормил».
Вацлав, несмотря на предостережения, доверял брату. Он отли-
чался набожностью и, хотя собрался уезжать от брата домой, в Прагу,
все же дал уговорить себя, остался и пошел к заутрене в Болеславов
храм, положившись, как сказано в легенде, на волю божию. Живо,
Драматично, с использованием диалога написана сцена жестокого убие-
ния князя Вацлава на пороге храма. Присущие средневековью детали-
зация и наглядность не гасят напряженного волнения. Сочувствие про-
буждает эпизод, отразивший безысходное горе матери Драгомиры:
«Когда мать услышала об убийстве своего сына, она бросилась искать
его, а увидев, упала на его сердце и, плача, сбирала тело своего сына».
Стилю легенды свойствен лаконизм, она невелика по объему,
в ней 7 небольших глав и всего 115 строк, хотя сюжет содержит исто-
рию жизни князя от рождения, характеристику многих персонажей^
подробное описание кульминационного события. Доходчивость и строй-
ность изложения, четкая композиция, включившая непременные эле-
менты житийной литературы и позволившая автору обстоятельно изо-
11


бразить главные эпизоды, — все это свидетельствует о художественном
совершенстве памятника.
Но поклонялся народ не смиренному Вацлаву, принявшему муче-
ническую смерть. Его первое изображение в ореоле святости и с крес-
том в руках, сложенных для молитвы, заменил портрет воина в шлеме
и с хоругвью, а через сто лет князь Вацлав предстал» на коне и с ме-
чом. Из церковного святого он превратился в рыцаря. В одной из
хроник сообщается, что будто бы в 1126 г. чешский князь принес на
поле боя копье Вацлава и немцы потерпели поражение. Далее уже
самому Вацлаву приписывают освобождение от немцев, а известный
историк-летописец Богуслав Бальбин после разгрома освободительного
движения в начале XVII в. молит Вацлава вернуть свободу Чехии.
Не случайно немецкая церковь, которая когда-то причислила чешского
князя к лику святых, преследуя свои цели и стремясь воздействовать
на сознание народа, начинает бояться его популярности и выдвигает
другого чешского святого—Яна Непомуцкого, якобы умершего в му-
ках, но не открывшего тайны исповеди. Нетрудно понять смысл подоб-
ной легенды, побуждавшей доверять церковникам.
В XIX в. Вацлав стал символом борьбы за независимость. Его
именем названа центральная площадь Праги, где статуя Мыслбека и
Дриака представляет смысл святовацлавской традиции: на коне —
воин-освободитель. Историческая судьба идеи, у истоков которой был
старейший памятник народной письменности, далеко не единична. Еще
не одно произведение переживет века, питая v духовный мир чехов и
служа народу опорой в тяжелые времена.
Существовала старославянская дегенда и о Людмиле (в жизне-
описании князя Вацлава сказано, что он внук Людмилы), однако
судить о ее содержании трудно, сохранился очень небольшой отрывок.
Широкоизвестная легенда о мученической смерти святой Людмилы —
старейший чешский памятник латинской письменности, относящийся
к X в., — возникла, видимо, на основе старославянской легенды и очень
близка по типу изложения к житиям Константина, Мефодия и Вац-
лава, но более схематична. Такая близость закономерна, ибо до конца
XI в. латинская литература имела ту же тематику, что и старославян-
ская, а споры велись тогда главным образом по вопросу об отправле-
нии религиозных обрядов. В дальнейшем же латынь проникла в адми-
нистративную сферу и культуру. К XII в. относится начало, хотя и
временного, но длительного господства латыни вплоть до создания
чешской письменности, когда намечается процесс демократизации ли-
тературы, ее приближения к народу.
Из латинских памятников XII в. самым значительным была «Чеш-
ская хроника» Козьмы Пражского (1045—1125), по проис-
хождению чеха, каноника, а потом декана храма св. Вита в Праге.
Образование он получил за границей, учился у известных в то время
учителей, будучи дипломатическим представителем в Германии, Север-
ной Италии, в Словакии и Венгрии. Приняв духовный сан, Козьма
Пражский, воспитанный в традициях западной латинской культуры,
в своем историческом труде освещал не только деятельность выдаю-
щихся личностей, как принято в средневековой литературе, но и судь-
бы народа, начав повествование с изложения мифов и доведя его до
своего времени. Судя по мастерству, это не первое его произведение.
Прекрасный рассказчик, он драматизировал события, подавая их в духе
того времени, когда они имели место. Стилизация, обращение к диа-
логу, совершенство композиции сделали его «Хронику» произведением
почти художественным, хотя сюжет ее определяется событиями истори-
10


ческими. Каждой из четырех книг предшествовало предисловие фило-
софского характера в соответствии с традицией римских классиков.
Однако и в жестких рамках непреложных правил автор находил воз-
можность обратиться непосредственно к своему читателю, дать весьма
поэтично, в стихах, описание географического положения 'Чехии, воспеть
ее природу и богатства. С гордостью автор утверждает, что именно
«племя чехов первым основало здесь поселения, первым начало возде-
лывать эту землю». Пишет Козьма и о соседях — о Моравии, Польше,
Венгрии, Германской империи. В его повествовании об исторических
событиях не только сквозит симпатия к сородичам: он замалчивает
факты, свидетельствующие о распрях, неточно изображает ход сраже-
ний с иноземными захватчиками, стремясь показать единство народа и
мужество чешских воинов. Создавая свой труд на латыни, не поддер-
живая старославянской тенденции, Козьма Пражский оставался пат-
риотом и выступал против немецкого засилья. Он подробно описал
поражение немецкого войска в 1040 г., изгнание немцев в 1055 f. и дру-
гие подобные события.
Хронология в сочинении Козьмы неточная, хотя он чаще всего
опирался на архивные материалы; но во многих случаях ему приходи-
лось использовать труды предшественников, воспоминания старших
современников, о недавнем прошлом писать по памяти. И надо ска-
зать, что он очень живо отразил общественную и политическую жизнь
своего времени, создал яркие образы, прототипы которых тогда легко
угадывались. Не случайно третью книгу предваряет вступление, где
автор выражает сомнения по поводу того, имеет ли он право писать
о текущих событиях (вначале он хотел закончить повествование 1092 г.,
рассказав о смерти короля Братислава II). Историческая достовер-
ность страдала также от введения фольклорного материала, но именно
это придало естественную поэтичность тексту, сделало его более близ-
ким чехам: речь шла о Либуше, о будущем князе—пахаре Пржемысле,
о том, как, став владыкой, он спрятал на Вышеграде свои лапти, где
они-будто и лежат «в княжей палате до сих пор и на вечные времена».
Образность, понятная простым л*Ьдям, мысль, что «все мы от природы
равны», и многое другое в «Хронике» свидетельствовали о том, что
народное начало в чешской \ литературе того времени, писанной
по-латыни, не угасло. Отвечают позиции автора и дидактические на-
ставления, вложенные в уста мудрецов. Таково рассуждение о власти-
телях: «Легко'князя посадить, да трудно посаженного ссадить. В пер-
вый момент он в вашей власти.., но как только станет князем, вы сами
и все ваши владения будут в его власти. Перед ним начнут дрожать
ваши колени, онемевший язык пристынет к сухому нёбу.., он же мано-
вением руки, не считаясь с вашим мнением, того осудит, того велит
казнить^кого прикажет — в тюрьму, кого — повесить».
Козьма предваряет пафос последующих чешских хроник, где еще
откровеннее будет выражен и социальный и национальный протест
против поработителей народа. Сам автор сознавал, что создал труд
значительный, большой силы воздействия на умы и души современни-
ков!. У него было много последователей. Хотя он и писал в четвертой
книге 'о возможном несовершенстве в области латинской грамматики
и стиля, но именно эта книга, где зазвучала ирония по отношению
к деяниям современников, была примером нового изображения дейст-
вительности, которое открывало путь к сатире. «Чешской хронике»
Козьмы Пражского была суждена долгая жизнь; в XIX в. к ней обра-
щались Иозеф Добровский и Бедржих Сметана; сюжеты из нее выби-
рал Владислав Ванчура, создавая в годы фашистской оккупации «Кар-
1Q


тины из истории чешского народа», он же в одной из повестей воссоз-
дал образ чешского летописца.
Крупным значительным сочинением начала XIV в. была известная
«Збраславская хроника» на латыни. Писать ее начал монах Ота как
легенду во славу основателя Збраславского монастыря Вацлава II.
Однако продолжатель, будущий аббат Петр Житавский, выходец из
немцев, проживавших на чешских землях, расширил повествование,
осветил жизнь всей страны вплоть до 1338 г. Сообщая о современности
и выражая интересы чехов, хотя и с позиций феодалов, он не умолчал
о корыстолюбии духовенства, что наряду с художественными достоин-
ствами немало способствовало популярности хроники. Петр, автор
дидактической поэзии и проповедей, проявил себя в этом сочинении
как опытный стилист, владеющий средневековой поэтикой. Збраслав-
екая хроника — свидетельство высокого уровня латинской литературы
в Чехии, и не случайно она была издана в 1884 г. с приложением ново-
чешского перевода. В наше время, в 1976 г., вышло новое издание.
Господство латыни, как видим, не препятствовало отражению
жизни страны. Особенно же 'близки народу были сохранившиеся духов-
ные песни — первые самостоятельные литературные сочинения на обще-
доступном чешском языке: самая древняя «Господи, помилуй ' нас»,
о которой речь шла выше, гимн «Святой Вацлав, воевода земли чеш-
ской», сложенный в XII в. и больший по объему. Оба произведения
были популярны и дошли до XV в. Эти народные песни отразили не-
легкое положение трудового люда, мольбы о хлебе насущном, об из-
бавлении «всего мира» от злых сил и горя. Потому они и пережили
многие другие гимны. Существовали также в XII—XIII вв. чешские сти*
хотворные молитвы, назначение которых было выразить индивидуаль-
ные чувства, желания, просьбы, обращенные к богу.
С середины XIII в. литература развивается интенсивнее и дости-
гает высокого художественного уровня. Утверждается новый общест-
венный строй, с переходом к зрелому феодализму объединяются раз-
розненные земли, возрастает роль городов, с расцветом ремесел они
становятся центрами культурной жизни. С ослаблением Германской
империи Чешское государство укрепляется, его земли — Чехия, Мора-
вия, Верхние и Нижние Лужицы, Силезия — были тесно связаны бла-
годаря централизации управления. В середине XIV в. германский импе-
ратор Карл IV подтвердил независимость Чешского королевства. Время
его правления ознаменовалось расцветом наук, архитектуры, живописи,
литературы. По его указу в 1348 г. в Праге открыт первый в Цент-
ральной и Восточной Европе университет (в 1918 г. он назван Карло-
вым университетом), ставший, как это было принято в средневековье,
общеевропейским. Здесь зарождались идеи реформации, учился Ян Гус,
впоследствии первый чешский ректор.
Растущие контакты с другими странами влияли на искусство. Еще
с XII в. проникала готика, менялась духовная, а затем и светская му-
зыка, с XIII в. — репертуар религиозного, позже — светского театра.
Во времена Пржемысловичей утверждается танцевальная музыка, на-
родные мотивы все отчетливее звучат в религиозных песнопениях.
Осббенно значительными были изменения в архитектуре: в XIV в.
Петр Парлерж строит храм св. Вита и королевский дворец на Праж-
ском граде, каменный мост через Влтаву, названный позже Карловым.
Парлерж возглавляет также школу скульпторов, работающих над
украшением храма св. Вита, они выбирают модели не только в коро-
левской семье и высшем духовенстве, но и среди самих строителей.
Во второй половине XIV в. мастер портретной живописи Теодорик рас-
1Л


писывает стены часовни на Карлштейне. Все эти творения — вершины
чешского искусства.
Хотя словесное творчество и отставало в своем развитии от дру-
гих областей культуры, но уже конец XIII и XIV в. отмечены выдаю-
щимися явлениями литературы. С возникновением чешской письмен-
ности сфера художественного творчества для латыни заметно и быстро
сокращалась. Ею пользовались при дворе и в монастырях. Латинские
жития и хроники посвящали царственным особам. Карл IV, плохо вла-
девший чешским языком, написал по-латы.ни свою биографию, доведя
повествование о себе и некоторых событиях до 1340 г. Ему принадле-
жит легенда о св. Вацлаве, в которую включены сюжеты старинных
житий. Его произведения тут же переводились на чешский язык.
Чешская словесность выходила на общеевропейский уровень, осваи-
вая достижения литературы других стран. К каким бы новым формам
ни обращались чешские авторы, они предпочитали отражать историю,
современную жизнь, нужды и чаяния своего народа, стремились соеди-
нить привнесенное с национальной традицией.
Расцвет светской средневековой литературы в Европе связан с воз-
никновением рыцарской эпики об Александре Великом. Неизвестный
чешский автор «Ал екса н др ей д ы» решил отразить время послед-
них Пржемысловичей (династия прекратилась в 1306 г., когда умер
Вацлав III), а в облике Александра не столько нарисовать идеального
рыцаря, сколько критически оценить политику чешских правителей.
При таком подходе произведение с «бродячим» средневековым сюже-
том стало действительно самостоятельным сочинением чешского автора.
«Александреида» создавалась либо в конце XIII, либо в самом
начале XIV в., о чем свидетельствуют упомянутые события из жизни
Чехии. Произведение дошло в отрывках; их девять, и они обозначили
сюжетный каркас, композицию; в сохранившемся тексте явно выра-
жено отношение автора к изображаемым событиям и персонажам.
Опорой для него послужила написанная по-латыни французская «Алек-
сандреида» второй половины XII в.,Готье Шатильонского. Возможно,
использованы были и другие образцы, но чешский автор довольно сво-
бодно обращался с традиционным сюжетом, по-своему трактовал его
развитие, объяснял конфликты и рисовал героев в соответствии со
своими взглядами и задачами, включал описания нравов феодальной
Чехии. Кроме того, прослеживается явно недоброжелательное отноше-
ние к немцам, с этой точки зрения во многих' случаях критикуются
действия Александра, напоминающие колонизацию немцами чешских
земель. Видимо, автор принадлежал к среднему слою дворянства и
выражал его интересы: одобряемое королем заселение окраинных тер-
риторий иноземцами, освобождение их от налогов вели к разорению не
только крестьян, но также мелких и средних феодалов. Поэтому стиль
«Александреиды» буквально пронизан пафосом защиты прав чешского
народа. Такой направленности соответствуют и средства художествен-
ного изображения.
Особенности стиха, образности отразили сплетение двух основных
тенденций: новых поэтических средств и приемов устного народного
творчества. Рассказ ведется о жизни Александра с самого детства и до
его гибели. Движение сюжета отвечает общепринятым канонам; но от-
дельные эпизоды и сцены, особенно кульминационные моменты, и, глав-
ное, характеры героев поданы в духе своего времени. Дело не только
в анахронизмах вроде появления в античном сюжете сарацин или
чешских имен персонажей, а в новом подходе к воплощению истории
Жизни и 'Причин кончины Александра. Показательно описание тридца-
1 с


тидневного пребывания Александра в Вавилоне. Традиционно изобра-
жена торжественная встреча и то, как поэты, музыканты, скоморохи
развлекают Александра, но вот уличные сцены с толпами веселящегося
народа напоминали ] тогдашнему читателю коронацию последнего из
Пржемысловичей, равно как и картины боя — военные походы чехов
на рубеже веков. Подобные параллели возникали при упоминании нем-
цев, которые «хотели б дождаться, пока на Пражском мосту — не при-
веди господь, чтоб так могло статься, — ни с одним чехом не пришлось
бы повстречаться». Не менее явно авторскую позицию обнажают рас-
суждения о том, что если бы чехи имели такого же прославленного
победами могущественного короля, как Александр Великий, то могли
бы и сами покорить другие народы: «хоть литву, хоть татар, любых
басурман или пруссов, да и часть иноверной Руси тоже». Здесь содер-
жится явный намек на крестовые походы в Литву во второй половине
XIII в. и неудачные попытки последних Пржемысловичей присоедините
новые земли, овладеть венгерской и польской коронами.
Таким образом, идеализация Александра — не только дань дейст-
вительным подвигам исторической личности и следование правилам
рыцарского романа, но еще и та «мера», которой автор, критически
настроенный по отношению к политике чешских королей, оценивает
современную ему ситуацию, затруднения своего народа, теряющего
опору перед натиском иноземных завоевателей.
Однако изображение Александра, как и Дария, далеко не одно-
значно и согласуется с общим замыслом создать произведение, которое
побудило бы читателя к размышлению о состоянии дел в стране.
Поэтому при всей идеализации Александра автор всячески приближает
этот образ к реальности. Некоторые моменты в жизни героя совпадают
с биографиями чешских королей, а его слабости, его вина перед близ-
кими, искренне преданными людьми, которым он перестал' доверять,,
окружив себя иноземцами, вызывали прямые аналогии у современни-
ков. Назидательной стала сцена смерти Александра: новые прибли-
женные подали ему чашу с ядом.
Если в начале повествования не однажды выражается сочувствие
молодому Александру, отвоевывающему земли, захваченные врагом,
то, когда сам он становится завоевателем, все чаще появляется осуж-
дение его непомерных притязаний,.показан протест воинов, не желаю-
щих плыть на чужбину, стремящихся вернуться на родину. С середины
третьей песни — кульминации в развитии действия, когда над Дарием
была одержана полная победа, а семья его попала в плен, — четко вы-
рисовывается назревающий кризис: в конце этой песни впервые войско
выражает свое несогласие с намерением Александра продолжать поход,
сам же он отклоняет предложение Дария заключить мир. Облик муже-
ственного полководца все явственнее меняется, и в шестой песне, нахо-
дясь в Вавилоне, он уже мнит себя богом. Желая сохранить реаль-
ность изображения, автор не повторяет легенды, не дает прямого
утверждения божественного происхожения победителя, а пишет, что
это якобы Александр во сне увидел, будто он — бог. Трагическая' раз-
вязка тоже вполне жизненна, так как в тексте она становится логиче-
ским завершением истории нравственного падения великого полководца:
ослепленный идеей господства над миром, утопая в роскоши и утратив
все подлинно человеческое, он совершает роковую ошибку, отстранив
верных соратников.
Лишен статичности и не менее сложен образ персидского царя
Дария. Поражение ожесточило гордого владыку, и в первой части
он — презираемый язычник. Когда же Дарий оказался в бедственном
16


положении сам, то его облик меняется и вызывает сочувствие; на пер-
вый план выступает рыцарское благородство: он желает Александру
достичь величия, хотя сам его утратил, а погибая от руки предателя,
успевает послать гонца, чтобы предупредить полководца о готовящейся
в его стане измене. Симпатии автора на стороне побежденного, ибо он
оправдывает войну ради освобождения и осуждает захват чужих зе-
мель, грабежи, мародерство. Об этом свидетельствуют описания бес-
чинств греков в чужих странах, перемена отношения к Александру,
с таким сочувствием и симпатией изображенному в первых песнях.
Четкости замысла отвечают стройность композиции, доступность
изложения. Канонизированный ход событий не подавляет размышлений
о судьбе чешского народа, его настоящем и будущем, поэтому повест-
вование часто прерывается лирическими отступлениями и назиданиями,
которые позволяют конкретизировать общий для многих литератур
сюжет, связать его со своим временем, прокомментировать изображае-
мое. Отсюда живое общение с читателем, обращение к нему, частые
переходы в процессе повествования с третьего лица на первое, широкое
использование прямой речи, напряженные диалоги, преисполненные
политической остроты и чувства патриотизма. Переломный момент
в жизни и психологии Александра тоже воспроизведен в диалогической
форме, но здесь ее функция совсем иная: герой как бы спорит сам
с собой, переживая внутреннюю борьбу. Такова довольно сложная
структура текста, свидетельствующая о высоком уровне словесного
искусства.
Не чужды стилю чешской «Александреиды» и чисто фольклорные
черты: троекратное повторение схожих событий, параллелизм, конт-
раст, условность, устойчивые эпитеты, сравнения, метафоры. Язык коло-
ритный, богатый, но не излишне цветист. Стремление придерживаться
жизненной правды сквозит во всем произведении, явно проступает
в эмоциональных картинах боя, которые издавна обрели и в устном и
в письменном творчестве достаточно застывшую образность.
Обращает на себя внимание довольно подвижная форма стиха
«Александреиды».. Восьмисложные строки (не везде выдержано коли-
чество слогов) попарно рифмуются, но иногда такой порядок нару-
шается трехстишьем. Монотонность прерывается, но дело не только
в этом. Срифмованные иначе строки фиксируют внимание, поэтому
в них обычно выражены оценки событий и суждения по поводу совре-
менности; они могут быть ключевыми или итоговыми по отношению
к развитию действия, возникать в конце песен и составлять закончен-
ное целое: данные трижды подряд, трехстишья образуют самостоя-
тельно функционирующую триаду, которая заметно выделяется на об-
щем фоне. Иногда отличная строфика передает степень эмоциональ-
ности— таков энергичный совет разгневанного Дария молодому, как
ему кажется, беспомощному, но дерзкому Александру:
Покорись в неравном споре,
Воротись к себе за море:
Здесь тебя ждет только горе.
Охотно и долгие годы читали «Александреиду», которая выразила
интересы широких кругов и была им доступна благодаря простоте
изложения и близости образного языка к хорошо знакомым произве-
дениям устного творчества. Появление этого монументального произве-
дения явилось началом развития светской литературы на чешском
языке. Существовали и другие светские романы и повести, но они, как
цикл о Тристане, — либо переводы с немецкого, либо написаны по ино-
земному образцу и носят подражательный характер.
17


Проблемы общественной, политической, государственной жизни
отражены в знаменитой стихотворной «Д а л и м и л о в о й хро-
нике», относящейся к началу XIV в. (повествование доведено до
1314 г., при этом о событиях с 1230 по 1314 г. автор пишет по личным
воспоминаниям и опираясь на рассказы других, на устные предания).
Имя автора неизвестно, в XVII в. ее ошибочно приписали Далимилу,
но название осталось. Произведение выражает открытый протест про-
тив немецкого засилья и влияния иноземцев на духовный мир сооте-
чественников. Часто звучит прямое предостережение, призыв защищать
независимость Чехии. Автор — дворянин, но, как'И создатель «Алек-
сандреиды», видимо, не принадлежал ко двору и представлял интересы
средних и мелких чешских феодалов.
Уже во введении брошен упрек современникам за их увлечение
всем иностранным, подчеркнута обязанность каждого знать свою исто-
рию. Обращаясь к славному прошлому чехов, автор хотел чужеземному
идеалу рыцаря противопоставить образ близкого народу героя. Этим
многое определилось в «Хронике», в частности, связь ее стиля с фольк-
лорной традицией и создание речений, ставших пословицами и поговор-
ками. Но та же задача заставила обойти молчанием исторические
события, которые не свидетельствовали в пользу чехов, не подчерки-
вали их мужества в сражениях, а также ввести материал народных
сказаний, легенд, ничем не подтверждаемые факты из устных преда-
ний. Одно из самых популярных произведений хоть и не было вполне
достоверным, но жило очень долгое вревдя, благодаря патриотической
направленности и высокой художественности. Исторически ценным
осталось перечисление источников, послуживших основой для изучения
давних событий. Из пяти упомянутых хроник известна лишь одна —
Болеславская, остальные утрачены. Так что «Далимилова хроника»
продолжала сложившуюся традицию. >-•— -—
Начинается повествование, по обычаю того времени, от всемирного
потопа и построения Вавилонской башни, на автора занимали более
близкие события. Опираясь на «Чешскую хронику» Козьмы Пражского,
он значительно расширил ; освещение отдельных периодов, особенно
времени становления и развития славянской церкви, писал об этом
заинтересованно, эмоционально. Для стиля всего произведения харак-
терно выражение субъективного восприятия как исторического мате-
риала, так, главное, и современной обстановки. Собственно, само пред-
приятие было начато ради настоящего и будущего чешского народа,
которое очень заботило и волновало автора. Его недовольство полити-
кой властей и пассивностью соотечественников, характер риторики
объясняются ухудшением положения Чехии. Историк Иозеф Шуста
так писал о немецком засилье в XIV в.: «Никогда 'еще чешский край
не был так, как в те времена, со всех сторон атакован захватчиками
из немецких земель, страна в начале XIII в. еще почти вся славянская,
в течение одного столетия стала двуязычной, а немецкие «гости» откро-
венно заявляли, что пришли сюда не только работать, ибо хотят вла-
деть и всесторонне использовать свое экономическое превосходство».
В такой ситуации закономерным было негодование автора «Хро-
ники», его непреклонное стремление побудить свой народ к сопротив-
лению. Поэтому в тексте много публицистических отступлений, прямых
обращений к современникам, наставлений, чаще всего — в предельно
острой форме, в запоминающихся выражениях. Именно таковы похо-
жие на пословицы поучения: «Не откладывая, надо за свои права
воевать: /упустишь рога, за хвост не поймать»; «Скорее добрый князь
среди пахарей найдется, /чем немец по чести с чехом обойдется»;
1ft


«Если б мы ума не теряли, /то чужим в Чехии такой воли не давали»;
«Теперь паны, вы и сами не рады, /что в*стране давали чужеземцам
грады»; «Разум не теряйте, /на свои угодья гостей не пускайте».
Думает автор и о будущем, о том, как туга придется потомкам,
уверяет, что лучше теперь встать на защиту своей страны, чтобы дети
не корили, говоря: «Отцы наши в покое пребывали, /а нас в рабство
отдавали». Забота о судьбе чешской культуры и родного языка заста-
вила внести в «Либушино пророчество» предостережение: «Если будет
вами чужеземец править, /в памяти потомков следа не оставить». Текст
содержит много поучительных советов и наказов на будущее.
Жанр хроники не предполагал, разумеется, лишь дидактическую
часть. Исторические сюжеты и факты сами по себе были свидетельст-
вом неравноправия и давней борьбы чехов за независимость. Истори-
ческий материал позволял указать на виновников создавшегося поло-
жения, обличать их, и прежде всего правителей, антинародную поли-
тику властей. Правомерно звучал упрек королю: «Если хочешь с нем-
цами пребывать, /как же тебя чешским королем называть?». Высказы-
вание обретало смысл общенародного мнения, так как вопрос задан от
имени депутации мелкопоместных дворян, участников борьбы против
императора. Можно сказать, что во всех 106 главах каждое событие,
будь то легендарное или действительно историческое, так изображено
или прокомментировано, что обязательно заставляет задуматься о том,
что ждет народ и как важно не бездействовать в сложившейся обста-
новке, отстаивать свои права, язык, культурное наследие.
Текст «Хроники» неоднократно менялся: в XIV—XV вв. его трижды
редактировали, поэтому возможны наслоения, отвечающие идеям
гусизма. И тем не менее ясно, что ее создатель — патриот, что он был
хорошо знаком с устными преданиями, удачно их использовал, ему
были известны многие памятники древности и он владел народным
стихом. Старинный безразмерный разнослоговой стих особенно близок
к звучанию и темпу разговорной речи, лексика и синтаксис воплотили
повседневный язык масс того времени. Народное начало в поэтике,
как в интонации, так и образности, сделали «Далимилову хронику»,
призывавшую к укреплению чешского государства, весьма действен-
ным произведением на многие века. В трудные времена ее патриотиче-
ский пафос снова и снова находил отклик в сердцах людей. «Хроника»
много раз переписывалась, издавалась, интерес к ней особенно воз-
растает в период гуситского движения. Не случайно ее заново издают
именно в 1620 г., а после прихода к власти немцев сжигают.
Не менее знаменательно обращение к ней Юлиуса Фучика в пер-
вые дни после Мюнхенского соглашения, по которому Чехословакия
была расчленена. Неоднократно цитируя текст памятника, Фучик пре-
достерегал от готовящегося фашистского вторжения, призывал к актив-
ному сопротивлению. Он подчеркивал непреходящее значение принци-
пов, утверждаемых «Хроникой»: «Каждая позиция, — писал Фучик,—
которую удалось удержать в соответствии с советами Далимила (он
оставлял это имя за автором. — Р. /С.), стала позже, во времена
гусизма, могучей крепостью, из которой по всей тогдашней Европе гре-
мела слава гуситского оружия».
Памятник действительно нес идею бескомпромиссной защиты прав
народа, питавшую многие поколения и не раз подвигнувшую патриотов
на борьбу. В этом-то и есть ключ к разгадке причины столь долгой и
активной жизни замечательного произведения, возникшего в отдален-
ные века, можно сказать, на заре чешской литературы, утверждавшей
и возвеличивавшей родной язык.
ю


Лирика, как и эпика, в первой половине XIV в. была преимущест-
венно духовной, однако, вместе с чешским языком в нее все более
проникали житейские сюжеты, развивалось юмористическое начало.
Видимо, к 20-м гг. относится забавный стихотворный «Спор души с те-
лом». В этом пространном сочинении речь идет об ответственности
человека за свои грехи. И хотя тема пришла в чешскую литературу из
латинских источников, неизвестные авторы (в средневековье было
создано несколько произведений на эту тему) были самостоятельны,
старались преодолеть однообразие. Диалог души с телом ведется не
после смерти, как обычно в латинских оригиналах, а еще при жизни,
что сообщает живость повествованию, напряженность спору. Поэтому
особенно уместны энергичный стих и «сломанная» внутренней рифмой
третья строка — по мере приближения смерти страсти, что называется,
разгораются, все смелее становятся обличения душой тела, которое
похвалялось, что оно, а не душа владеет разумом и красотой, замками
и богатством, да еще издевалось над душой, подзадоривая покинуть,
наконец, тело, раз уж она так им недовольна. Измученная душа в от-
чаянии бросает телу упрек в изворотливости, заметив, однако, что
перед лицом смерти и оно бессильно:
Ты думаешь, все можешь
и то сможешь,
что хитростью смерть переможешь?
Тема была так популярна, что подобные споры возникали на чеш-
ской почве еще и в XVII в. Форма, распространенная в средневековье,
насыщалась все более конкретным содержанием, имевшим отношение
к окружающей действительности. Споры становились произведениями
сатирическими. К концу века относится широко известный «Спор воды
с вином», где зло высмеяно духовенство, обирающее народ. Долгое
время его ошибочно приписывали Смилю Фляшке, известному басно-
писцу. Есть предположение, что это студенческий фольклор. Некий
магистр богословия увидел вс\сне, будто ангел доставил его на суд
воды и вина, который вел сам бог. Весьма прозрачная аллегория обли-
чает нравы католического духовенства, а кроме того, этот «Спор» не
лишен и определенной социальной заостренности: богатые церковники
противопоставлены ограбленным прихожанам. Живой образ магистра,
боящегося потерять свое благополучие, весьма характерен для общего
неустойчивого положения немецкого духовенства в Чехии накануне
гуситского движения. Так каноническая форма спора, столь распрост-
раненная в средневековой литературе, получает жизненное.наполнение
в условиях обостренной социальной борьбы в Нехии.
Таким образом, усваивая латинскую культуру, лучшие чешские
поэты средневековья стремились использовать ее в повседневной обще-
ственно-политической борьбе. Вкладывая часто новое, жизненное со-
держание в застывшие формы, они приближали тем самым свои произ-
ведения к более широкому кругу читателей, делали их доступными и
близкими своему народу.
Большое место в духовной жизни разных слоев населения зани-
мают в средние века мистерии. Этот своеобразный вид искусства был
более доступен, чем письменная литература. Первоначально мистерия
играла роль иллюстрации при богослужениях, шедших на незнакомом
языке. В церквах и монастырях служители исполняли сцены, связан-
ные только с важнейшими событиями из жизни Христа. Но вскоре
сюжеты стали брать из всего Священного писания. Потребовалось много
действующих лиц. Это считалось угодным богу делом и большой
честью, люди охотно исполняли отведенные им роли, вначале молча
20


воспроизводя события, о которых шла речь, позже в немые сцены все
интенсивнее проникал текст. Вместе q участием простого люда в мисте-
рию вошел мирской элемент: сцены купли и продажи, образ торговца,
зазвучали прибаутки, пословицы на родном языке. Представления
обычно совпадали с базарными днями, в соответствии с обстановкой
менялся сюжет. Торговец встречается даже в старой (первая половина
XI в.) французской мистерии о мудрых и глупых девах. В мистерии
XIII в. «Муки Христа» Мария Магдалина собирается покупать румяна,
ко ангелы ее отговаривают.
В XIII в. мистерия изгнана из церкви, житейские подробности за-
няли в ней главное место. Число действующих лиц стало доходить до
нескольких сотен, исполнители из духовенства были оттеснены и только
изредка вставляли латинские фразы. Наиболее полное развитие мисте-
рия получила во Франции. Там богомольцы разыгрывали ее прямо на
улицах при участии студентов и ремесленников. Распространены были
лодобные представления и в Чехии, немцы же уступали чехам в этом
отношении, и как раз многие их мистерии — перевод с чешского. (Это
видно из отдельных слов и выражений, свойственных чешскому языку).
Переводы чаще всего лишены юмора, в них пропадают элемент сатиры
и живость диалога, свойственная тексту чешских оригиналов, близость
к разговорной речи.
Из чешских мистерий XIV в. сохранились немногие, в основном
связанные с пасхальной тематикой. Самая популярная из них, «Прода-
вец мазей», всего лишь фрагмент «Действа о трех Мариях» (полный
текст ] сохранился только в немецком переводе). Чешский вариант
«Продавца мазей» со множеством прибауток, остроумных пословиц и
метких словечек очень далек от латинского источника, который, по
существу, послужил лишь поводом. Эта живо написанная мистерия
была необычайно популярна в широчайших кругах народа. Даже
в 1925 г. она снова ставилась в Праге, несколько раз печаталась в бйб-#
лиографических изданиях и, несомненно, сыграла заметную роль в чеш-
ской культуре как памятник народного творчества.
К первой половине XIV в. относятся популярные духовные песни,
известны также две народные любовные песни из «Пьесы о веселой
Магдалине»: «Куда я ходила» и «Была я в садочке». В легенды и апо-
крифы, создаваемые на основе латинских образцов, включаются сюже-
ты из чешской действительности.
Ко второй половине XIV в. относится творчество замечательного
баснописца Смиля из Пардубиц, прозванного Фляшкой (ум. в
1403 г.). Ему принадлежат сборник чешских пословиц и несколько
дидактически-сатирических басен, также явно направленных против
иноземного господства. Наиболее известна его басня «Новый совет»
(1395), утверждающая идею идеального государства. Молодой царь
зверей Лев созвал подданных, чтобы посоветоваться, как править после
смерти отца. Сорок четыре советчика — звери и птицы—поочередно
высказывают суждения о правах и обязанностях властителя, о роли
отдельных учреждений, о нравах и быте. Некоторые советы явно на-
правлены против социальной несправедливости. Так, Сокол советует
Льву быть осторожным и не применять насилия к подданным, забо-
титься о них, а Леопард— «не вводить в совет чужеземцев». Многие
высказывания ироничны, с подтекстом, в них звучат критика и насмеш-
ка над властителем. Павлин, к примеру, призывает Льва украсить себя
драгоценностями и смотреть на подданных свысока. Медведь так на-
ставляет царя:
21


Чтоб твой подданный любой
в страхе трясся пред тобой.
Что свершишь, пусть хвалит каждый,
да еще и не однажды.
Многоопытный Заяц «опасается» решительных действий, прямого
вмешательства в распри и полагает, что царю зверей «Лучше бы за-
лезть на печь/и подальше быть от сеч». Удирая с поля брани, рассуж-
дает Заяц, никогда не знаешь, кто быстрее бегает; из этого он исходит
в своем «мудром» совете тому, кто должен возглавить государство и
руководить подданными1.
Большинство советов содержит поучения, свидетельствующие
о принадлежности автора к дворянству и об оппозиции к королевским
властям. Напряженное положение накануне гуситского движения, когда
междоусобица внутри феодальной Чехии ослабляла страну, способст-
вовала усилению иноземного влияния, отразилось также в других бас-
нях Фляшки. «Новый совет» переиздавался и через сто с лишним лет,
по его примеру подобные «Советы» зверей, птиц, животных создавались
в XVI в., произведение Фляшки было переведено на латынь.
Сатирическая литература второй половины XIV в. почти утрачи-
вает связь с религиозными отвлеченными сюжетами, изображая жиз-
ненные явления, часто осуждая горожан. Семь небольших сатир, вошед-
ших в «Градецкую рукопись» 60-х гг. под общим названием «О судьях
и ремесленниках», видимо, составляли самостоятельный цикл (об этом,
в частности, свидетельствует и число 7, для средневековья символи-
ческое). От церковных произведений здесь осталась разве что угроза
ада судьям-взяточникам, нечестным ремесленникам. Содержание этого
цикла — повседневный быт города, главные персонажи — сапожники,
мясник, пекарь, злой кузнец, солодовники, цирюльники, судьи, обираю-
щие клиентов. Собственно, всех их упрекают в том, что они обманы-
вают, наживаются, что их главный принцип — «не подмажешь, не по-
едешь». Если судьи видят, что ищущий защиты — бедняк, то не хотят
вести дело, ссылаются на занятость, богатого же, который хорошо за-
платил, выгораживают. Такой судья «так хитроумно дело поведет, /Что
виновного правым назовет, /а на истца клевету возведет». Заключает
сатиру о лживых судьях иронически вежливое приглашение: «Извольте
в пекло!». От страха судья рад бы вернуть деньги, которые выманил
у людей, да поздно. От религиозного мотива здесь ничего не осталось,
кроме кары за нечестность. Обманщик-пекарь кладет в тесто так много
закваски, что в его аппетитных румяных калачах одни дыры внутри.
В сатире о сапожниках ярко нарисована сцена в корчме, где подгуляв-
ший мастер пропивает и проигрывает в кости вырученные за товар
деньги и даже те, что вперед взял у заказчика. Люди жалуются, прези-
рают его, а жене приходится от них прятаться. «Никакой радости нет
так постыдно жить», — заключает автор. Новый, более высокий уро-
вень художественного изображения городских нравов, обобщения на-
сущных проблем отличают этот сатирический цикл, хотя и не лишенный
назиданий. Защита интересов прежде всего городской бедноты ■— но-
вая для чешской сатиры тенденция.
Совсем иначе написана посвященная жизни городских низов широ-
ко известная сатира «Конюх и студент», относящаяся к концу XIV в. На
первый взгляд кажется, что автора увлекают сама форма спора, вирту-
озность оппонентов, их остроумие, способность парировать, находить
обидные слова и, главное, изъясняться стихами, легкими, с краткой стро-
кой, эмоциональной интонацией, разговорной лексикой. Студент и гос-


подский слуга сошлись в трактире и заспорили: кому из них лучше жи-
вется^ Произведения в виде спора встречаются и в латинской поэзии, но
там обычно речь идет об успехах любовных, о чем здесь даже не упоми-
нается, так как все внимание студента и слуги поглощено сравнением
их материального и общественного положения. Похваляясь, они на са-
мом деле раскрывают бедственное состояние низших сословий, к кото-
рым принадлежат. Этим замыслом и объясняется выбор персонажей из
людей, столь необеспеченных и вряд ли подходящих именно для сати-
рического изображения. Но сатира на сей раз направлена не против
героев, а против несправедливого социального уклада. Внешне безобид-
ная, казалось бы, преследующая чисто стилевые задачи форма на
самом деле более острый и совершенный способ критики общества.
Не случайно основой для высказываний студента послужили так назы-
ваемые нищенские прошения, с которыми учащиеся обращались к
богатым за помощью. Автор сочувствует своим героям-беднякам, и по-
тому у него нет оснований для морализирования. Что же касается обли-
чения социального порядка, то один вид персонажей, их жалкая драная
одежда вызывали негативное отношение не к ним, а к тем, от кого за-
висела судьба этих людей. Крайняя нужда студента и конюха отра-
жена даже во взаимных упреках в бедности и невероятной худобе
(«заморенный холоп», «попрошайка тощий», «нищий зубрила» и т. п.).
Конюх пугает студента: «Зима не за горами, /защелкаешь зубами!».
Он хвалит на все лады свою «постель» в конюшне—навозную теплую
кучу, да охапку соломы. Чем усерднее конюх доказывает бездомному
студенту, как ему хорошо и спокойно спится, тем яснее становится
истинный смысл его пространных речей во славу своего ночлега и
бытия. Возражая, студент еще ярче живописует «собачью жизнь»
конюха, ибо слов он не выбирает.
«Обмен мнением» двух заядлых спорщиков во всех деталях харак-
теризует жизнь неимущих слоев общества. Поэтому заключительная
строфа сатиры звучит как обобщение — история представлена отнюдь
не как частный случай. Явно прибегая к социальному контрасту, автор
уверяет, что куда приятнее ночью спать дома и, будучи дома, узнавать
трактирные новости. Здесь опять за юмористической формой угады-
ваются более глубокие причины «обычного трактирного случая». Сати-
ра «Конюх и студент» была весьма популярна, чему во многом способ-
ствовали легко воспринимаемый дистих, разговорная лексика, юмор,
шутка, все возрастающий эмоциональный накал.
Одновременно с литературой демократического характера, все бо-
лее осваивающей выразительность народной речи, разговорный язык и
психологию средних и низших слоев общества, создавались произведе-
ния высокого стиля. На вторую половину XIV в. падает расцвет стихо-
творной эпики, склонной либо к типу хроники, либо к лирике. По
латинским образцам житийной литературы в это время созданы два
значительных крупных произведения: «Легенда о святом Про-
копе» из 1084 стихотворных строк и «Легенда о святой Ка-
терине», покровительнице университета, содержащая 3519 строк.
При всей отвлеченности тем повествование о популярных чешских свя-
тых отражало свое время, в него проникали элементы устного народ-
ного творчества и патриотический пафос. В пространном подробном
жизнеописании Прокопа от самого рождения до смертного часа много
внимания уделено периоду славянской церкви, постоянно подчерки-
вается бедность святого (он был покровителем бедняков), его чешское


происхождение, рассказано о том, как он, первый игумен Сазавского
монастыря, отстаивал сохранение богослужения на славянском языке»
Ключевыми сценами стали изгнание Прокопом из монастыря чертей и
латинистов, якобы явившихся туда после его смерти, надеясь заменить
славянских монахов и утвердить свои традиции. Трижды являлся Про-
копки пришельцы в страхе покинули монастырь, испугавшись его гро-
могласных речей и посоха, которым он их выгонял. Славянские мона*
хи вернулись, и автор торжественно констатировал, что «пророчество
святого Прокопа исполнилось». (В Эмаузском монастыре во время
правления Карла IV было введено славянское богослужение, в честь
этого —видимо, на основе старославянского жития — и была написана
по-латыни легенда, которой следовал чешский автор.)
Чешская «Легенда о святом Прокопе» создана для паломников
в Сазавский монастырь. Поэтому она не содержит сложных богослов-
ских споров (как «Легейда о святой Катерине», повествующая о некой
чужой экзотической стране), а герой ее представлен простым чехом:
«Святой Прокоп славянского рода, / родился в деревне у Чешского
Брода». На самом деле Прокоп, первый игумен Сазавского монастыря,
был человеком знатным, богатым, на средства этой семьи и князя и
был построен монастырь. Стремление автора приблизить к народу об-
раз уважаемого святого заставило его нарушить высокий стиль житий-
ной литературы и выступить, скорее, продолжателем традиции Дали-
миловой хроники. Не увлекаясь пышным описанием мук и чудес, он
чаще изображал события реальные, исторические, а незаурядная сила
святого проявлялась в житейских сценах и потому особенно впечатляла
верующих, как и внешность Прокопа: «Он от роду был высоким, /в пле-
чах и в теле широким, /руки и ноги имел сильные». Портрет в духе
предписанных правил житийной эпики, характерная для легенд фанта-
стика сочетались с жизненной конкретностью, что и привлекло выдаю-
щегося поэта XIX Bt Ярослава Врхлицкого, переработавшего содержа*
ние «Легенды о святом Прокопе».
Во времена гусизма особенно возросла популярность народного
святого и легенды, которая несла в себе идеи, близкие гуситам. В побе-
логорский период католическое духовенство, используя поклонение
народа чешскому святому, объявило Прокопа воителем против рефор-
мации церкви.
В «Легенде о святой Катерине» речь идет о крещении Катерины,
прославляются ее ученость и самоотверженная защита ею христиан-
ства, рассказано о принятых за это муках и о казни. При этом произ-
ведение явно отражает черты времени его создания и соответствует
стилю средневековой лирики. Виртуозны стихотворные диалоги из
теологических дискуссий, тонко изображены чувства героини, особенна
в двух ее снах о Христе. Рафинированность даже мистических мотивов
привела к тому, что кульминационная сцена истязания написана в духе
придворной светской эпики, с элементами эротики. Раскрытием внут-
реннего мира героини, «заземленной» витиеватостью это талантливое
пространное произведение отличается от других легенд даже своего
времени и, как справедливо отметила 3. Тихая, напоминает ликц свя->
тых знаменитого Теодорика, тоже запечатлевшего «движение чувств,
выразившего психологические связи личностей, изображенных уже беа
традиционного золотого фона».
Ни одна из аналогичных легенд не достигала столь высокого
уровня драматизации сюжета, стройности композиции диалогов, моно-
логов, авторского повествования. «Легенда о святой Катерине» вобрала
тенденции чешской лирики второй половины XIV в.


Расцвет лирической поэзии был связан с новизной тематики, ее
расширением. Наряду со светской, любовной лирикой рождались про-
изведения, близкие к народной песенной традиции, выделялись сатири-
ческие стихотворения и так называемые «рассуждения». Те и другие
живо отражали общественные отношения, социальные противоречия,
в них выкристаллизовывались те полемичность и острота стиля, кото-
рые позже определили характер и уровень гуситской поэзии. Показа-
тельно в этом отношении стихотворение «Крестьяне», высмеивающее
скупого, необразованного деревенского богатея, у которого будто даже
«душа воняет квашеной капустой /да кислым молоком». Автор, видимо
горожанин, изощряется, живописуя неприглядный .( быт, некрасивую
одежду, неуклюжесть деревенских.
«Песнь веселой бедноты» иронически, с подтруниванием, прежде
всего над собственным положением — автор скорее всего студент,—
изображает полуголодную жизнь бедняка, вынужденного даже зимой
ходить «в рваном кафтане и без чулок». Сюжет — его еда в течение
недели. Если в пятницу еще и есть «чесночная похлебка на холодной
воде», то в воскресенье — с раннего утра в его; желудке пусто:
«Сядем-ка, бедняки, bee вместе за стол да позавтракаем ветром, а к
обеду уж ничего не будет». Завершается стихотворение перечислением
недоступных для бедняка вкусных вещей: это не только «любимая
капуста», гороховая каша, лапша с маком, но и копчености, тыква.
Контраст подчеркивает горькую участь голодающих.
Распри между горожанами, простыми жителями Мельника, и гос-
подами отразила «Песня о пане Штемберке», написанная в стиле на-
родных преданий. Социальная и любовная лирика проникает в житий-
ную литературу, духовные песни, развивая в них народное начало.
В гуситский период такое слияние было особенно явным, рождало идей^
вое и поэтическое новаторство.
Гусизм как идеологию и учение подготовили труды европейских
и первых славянских философов. Открытие университета сделало Прагу
средоточием научной мысли. Здесь учились чешские, словацкие, немец-
кие, украинские, белорусские студенты. Во второй половине XIV в. из
чешского народа вышли замечательные ученые и мыслители, выступив-
шие за права угнетаемцх масс, против корысти и нравов духовенства.
Социальное движение средневековья часто приобретало < форму рели-
гиозного протеста. Ф. Энгельс писал: «Революционная оппозиция фео-
дализму проходит через все средневековье. Она выступает, соответст-
венно условиям времени, то в виде мистики, то в виде открытой ереси,
то в виде вооруженного восстания» *.
Общественная и политическая ситуация в Чехии была такова, что
гуситское движение против догматов церкви вылилось именно в воору-
женное столкновение с реакционными силами, важное значение при
этом имела активная деятельность предшественников Гуса, разобла-
чавших католическое духовенство. Чешская реформация, опередившая
немецкую на целый век, была порождена социально-экономическими
противоречиями и впервые в Европе приняла общенародный характер.
К этому вела вся предыдущая история чехов, в немалой степени отра-
женная литературой с ее патриотическим пафосом.
Творчество Томаша из Штитного (ок. 1333 — ок. 1401 —
1409), его философские трактаты на родном языке стали существенным
* Энгельс Ф. Крестьянская война в Германии.//М а р к с К-, Энгельс Ф.
Соч. Изд. 2-е. Т. 7. С. 361.
<ж


вкладом в фундамент гусизма. В 50-е гг. XIV в. он получил образова-
ние сначала в монастырской школе, а затем в только что открытом
Пражском университете. Штатный стремился создать свою завершен-
ную систему взглядов на религию, отличную от общепринятых постула-
тов. Поэтому его и считают первым славянским философом. Писал он
только на чешском языке, за что и подвергался гонениям со стороны
ученых университета, в большинстве своем немцев, которые не считали
возможным излагать вопросы богословия на любом другом языке,
кроме латыни. Штатный очень остроумно отвечал университетским
магистрам: «Святой Павел писал свои послания... каждому народу на
языке, ему понятном. Почему бы я чехам, землякам своим, стыдился
писать по-чешски? Я буду писать по-чешски, ибо я чех, а господь бог
чеха, как и латиниста, любит одинаково».
Однако магистерского звания он так и не получил, его вызываю-
щее заявление посчитали дерзким нарушением правил, обязательных
для средневековой науки. Штатный писал популярные произведения
в форме «рассуждений». Найдено 26 таких книжечек, некоторые из них
носят философский характер, другие представляют собой нравоучения,
полезные советы. Он старался сделать повествование занимательным.
Это мог быть разговор отца с детьми, учителя с учениками, многоопыт-
ного ученого с молодыми людьми; старшие давали практические на-
ставления по ' хозяйству и поведению в семье и обществе. Наиболее
значительны «Речи и беседы», созданные около 1385 г. и сохранив-
шиеся в авторской редакции последнего десятилетия XIV в. Таковы
поучение детям о боге, рассказ о сотворении мира, о доброте, мудрости,
справедливости и строгости всевышнего. Привлекательный, а не устра-
шающий облик бога, которым так запугивала людей церковь, живой
диалог, доступный пониманию язык, не обремененный привычными для
философов сложными конструкциями стиль — все это привлекало чита-
телей. Чешский ученый написал также сочинение об игре в шахматы,
где при объяснениях ходов очень популярной в средневековье игры
давал житейские советы, отразившие нравы и общественную жизнь того
времени.
Штитный доносил до соотечественников живое слово о нравствен-
ности, ясное и понятное всем. Будучи человеком весьма образованным,
он значительно превосходил современников умением четко мыслить и
прекрасно владел родной речью. В своих последних работах он поль-
зовался правописанием, введенным Гусом, диакритическими (надстроч-
ными) значками, уточняющими специфику чешской фонетики: мягкость
согласных, долготу гласных и другие особенности. Сочинения Штитного
пользовались огромным успехом, их читали усердно, изучали, переписы-
вали и позже неоднократно издавали. Они влияли на сознание народа
и культуру речи, были образцом ранней чешской прозы.. Стремление
чешского ученого распространять знания, знакомить широкие массы
с достижениями философской мысли восприняли в период реформации
его ученики. Деятельность первого славянского философа — явление
редкостное. Едва ли в пору полного господства латыни в научной лите-
ратуре найдется другой мыслитель и писатель, который так обогатил
народную письменность. Конечно, необходимо учитывать, что к тому
времени уже имели место первые попытки создания на чешском языке
житийной прозы, правовой, исторической, существовали описания путе-
шествий, сочинения на профессиональную тему. Вся эта литература
подготовила почву для гусизма.
ос


ГУСИТСКАЯ ЛИТЕРАТУРА. РАЗВИТИЕ ГУМАНИЗМА
(XV - начало XVII в.)
В феодальной монархии Карла IV назревали социальные противо-
речия. С развитием производительных сил борьба обострилась и в де-
ревне и в городе, принимая ярко выраженные формы национальной
вражды. Налог возрастал, к недовольному крестьянству присоединя-
лись обезземеленные чешские феодалы, которых разоряла богатевшая
знать. Кроме того, католическая церковь, теряющая в народе автори-
тет из-за образа жизни духовенства, владела третьей частью всех зе-
мель, которые плохо использовались, что вызывало возмущение насе-
ления, особенно низов. Ситуация в городе тоже была сложной; богат-
ство городского патрициата, возглавляемого немецкими купцами, при-
умножилось, ибо они издавна, еще со времен колонизации чешских
земель, были освобождены от налогов и пошлин, становились перекуп-
щиками, выходили на внешний рынок. Чешские торговцы были не-
сравненно беднее, и потому мелкие ремесленники, подмастерья
попадали в зависимое положение преимущественно от немецких
купцов.
Чешские крестьяне выступали против панов, ремесленники и город-
ская беднота — против немецкого патрициата, мелкие феодалы, при-
тесняемые светской и церковной властью, тоже находились в числе
недовольных. Таким образом движение, воспринявшее идеи гусизма,
принимало общенародный характер, в нем участвовали все слои обще-
ства, за исключением реакционно настроенных дворян.
Гнев народных масс обрушился прежде всего на церковников.
Католическая .церковь подвергалась критике в проповедях Яна М и-
лича (ум. 1374). А так как он выступал перед прихожанами и на
чешском языке, то его взгляды быстро распространялись, находя сто-
ронников даже в отдаленных селениях.
Определенную роль сыграли сатирическая * литература о духовен-
стве, пародии на богословские дискуссии. Идеи реформации утвержда-
лись среди ученых и студентов Пражского университета: сказывалась
связь с Оксфордским университетом, где выпускники совершенствовали
свое образование. Трактаты и памфлеты английского реформатора про-
фессора Джона Уиклифа переписывали и привозили в Прагу.
Один из первых вождей чешской реформации Ян Гус (1371—
1415) в отличие от западных реформаторов представлял интересы са-
мых широких слоев народа. Учение Гуса, деятельность его соратников
находили повсеместный отклик, побуждали к активным действиям.
Обстановка в стране также влияла на развитие взглядов Гуса; его уче-
ние о демократизации церкви становилось все более радикальным,
ибо он не порывал связи с народом и, выражая его чаяния, призывал
к равенству и решительной защите справедливости вплоть до выхода
подданных из повиновения.
Лютер, напротив, решительно утверждал, что народ должен под-
чиняться господам, и старался добиться перемен с помощью князей,
а когда немецкие крестьяне восстали, он открыто принял сторону фео-
далов. Разница социальных позиций вождей определила отличные в ос-
нове своей концепции, а отсюда — меру и характер их влияния на
массы.
Гус родился в крестьянской семье на юге Чехии. В 1393 г. он окон-
чил Пражский университет, через три года получил степень магистра,
а еще через пять лет был избран деканом философского факультета,
27


что свидетельствовало о признании его выдающимся ученым, ибо в то
время руководящие должности в университете занимали немцы. Вскоре
он начал свою проповедническую деятельность в Вифлеемской часовне,
куда стекалось великое множество горожан и приезжих, так как гово-
рил Гус по-чешски и обличал паразитический образ жизни духовенства,
призъшал к изменению церковных порядков. В 1409 г. его избирают
ректором, а немецкие профессора в знак протеста уехали из Праги
в Лейпциг, образовали там свой университет. Перешедшее к чехам
управление было закреплено Кутногорским декретом 1409 г. Специаль-
ное письмо Гуса «В защиту Кутногорского декрета» подчеркивало:
«Чешских профессоров стало больше, нежели иностранных, и они пре-
взошли их в науках», народ должен быть «хозяином на своей земле...
и должен стоять во главе, а не в хвосте плестись, всегда быть вверху и
никогда — внизу».
Влияние идей Гуса ширилось, при его помощи чехи добились уча-
стия в пражском городском управлении, население порывало с католи-
ческой церковью. Этому способствовали открытое осуждение Гусом и
его соратниками на университетском диспуте продажи папскими лега-
тами индульгенций — отпущения грехов за деньги! и трактат Гуса об
индульгенциях, в котором он называл богохульством учение о непогре-
шимости папы, а Рим — «царством антихриста». (Гуситы позже изобра-
жали крестьянина, который бросает папу в пасть дьяволу.) Король
Вацлав IV, сменивший на престоле Карла IV, вначале поддерживал
Гуса, так как меньшие траты на церковь и секуляризация монастыр-
ских земель отвечали интересам бюргеров и феодалов. Однако, испу-
гавшись размаха народного движения, король более не защищал его
от римских духовных властей. Когда Гуса отлучили от церкви, Вац-
лав IV предложил ему покинуть Прагу. Два года в изгнании в Южной
Чехии Гус выступал с проповедями перед крестьянами. В октябре
1414 г. он был вызван якобы для защиты своего учения в Южную Гер-
манию на Констанцский вселенский собор католической церкви,
в котором участвовали также светские феодалы. Король Сигизмунд I
Люксембургский (с 1410 г. — император Священной Римской империи) >
сын Карла IV, заинтересованный в получении чешской короны, выдал
Гусу охранную грамоту, дабы заманить его. По прибытии в Констанцу
Гус был арестован, брошен в тюрьму, слова на соборе он не получил,
после проклятия памяти Уиклифа его учение объявили ересью, и с со-
гласия Сигизмунда он был приговорен к сожжению на костре. Отрече-
ния вождь чешской реформации не подписал. 6 июля 1415 г. Гус погиб.
Euro последние слова: «Не отрекусь!» — стали нравственной опорой и
призывом к борьбе для многих поколений. Само его имя стало знаме-
нем революционного движения. 6 июля — день памяти Гуса — ежегодно
отмечается в Чехословакии.
В письмах из констанцской тюрьмы, которые быЛи свидетельством
необыкновенного мужества, выдержки и преданности народному делу,
Гус обращается с призывом продолжать бороться за правду. Его казнь
всколыхнула массы: народ разрушал церкви, уничтожал предметы
религиозного культа, начались выступления против феодалов; Праж-
ский университет не признал решения собора и стал центром рефор-
мации.
Учение Гуса о церковных реформах уже в его трудах переросло
в критику феодального уклада и становилось все более популярным
среди притесняемой части народа, поднявшегося на борьбу. Проникно-
вение передовых идей в массы во многом объясняется тем, что у гуси-
тов был очень высокий уровень грамотности, читали даже сельские


женщины, знакомиться с текстами, излагающими суть гусизма, прак-
тически м€ц:ли все: и горожане и крестьяне. Многие труды Гуса, в част-
ности «О познании истинного пути к спасению», обращены к широким
читательским кругам. Он ввел новый жанр послания или, скорее,
открытого письма; дабы убеждать людей, писал просто, наглядно
демонстрируя справедливость выдвигаемых требований, доказывая при-
мерами их правомерность. В его популяризаторских сочинениях сло-
жился особый доходчивый стиль полемики, не отвлеченной, а жизненно
мотивированной. Изложение близко к разговорной речи, отличается
ясностью мысли, убежденностью. Гус, по существу, утвердил новый тип
чешской прозы. Во многом этому способствовала его реформа право-
писания, закрепленная им в «Чешской орфографии» и введенная в об-
щее употребление в XVI в. Он стремился очистить особенно засоренный
язык пражан от чужеродных немецких оборотов речи и ненужных ино-
странных слов.
Теоретические сочинения Гус вынужден был писать по-латыни,
ибо обращался к папе или римскому духовенству, предлагая вначале
им нарушить старые каноны и по-новому организовать отношения
с паствой, позже — спорил, доказывал необходимость перемен, пока не
убедился в бесполезности добиться справедливых и разумных решений.
Важнейший труд Гуса «О церкви» (1413) содержит 44 пункта, по кото-
рым он собирался выступать, отстаивая свое учение на Констанцском
соборе. «Постила» (1413)—вершина его писательского ' мастерства —
излагает содержание воскресных проповедей. Как и в сочинении
«О симонии» (симонией называли торговлю церковными должностями),
Гус и в проповедях отвергал право церкви на неограниченную власть
в стране, считал, что духовенство необходимо наказывать -за злоупот-
ребления, а монастыри лишить непомерных владений землей. Трактат
«О шести заблуждениях» посвящен обличению грехов, в которые впа-
дают священнослужители.
Большую ценность Представляют сочиненные Гусом духовные пес-
ни, положившие начало гуситской поэзии, тесно связанной е жизнью.
На стенах Вифлеемской часовни сохранились записи*., трех его песен,
обличающих нравы господ и призывающих верить в правоту новой
церкви. Там же перед поездкой на Констанцский собор по его указа-
нию были записаны на стенах основные тезисы учения. Долгое время
не знали точно, где находится часовня, так как в конце XVIII в. с нее
была снята крыша, а через полвека у стен вырос трехэтажный дом,
заслонивший здание. Обновлена Вифлеемская часовня — эта первая на-
родная трибуна — в 1953 г.: мешавший дом снесли, высвободили и
реставрировали стены. Теперь к национальному памятнику открыт
широкий доступ. I
Образ Гуса, ученого, подвижника, вдохновившего народ на борьбу,
защитника родного языка, вошел в чешскую художественную литера-
туру. Ему посвящены многие произведения, в том числе знаменитая
Драма Йозефа Каетана Тыла «Ян Гус», созданная в период револю-
ционных событий 1848 г., одноименная драма Алоиса Ирасека; муже-
ство Гуса стало примером для юного Юлиуса Фучика, написавшего
о нем школьное сочинение, так знаменательно названное «Не от-
рекусь!».
Наследие Гуса — огромный вклад в духовную жизнь и культуру
чешского народа, в развитие языка и литературы. Такой же активной
позиции, как и Гус, придерживались его друзья-сподвижники, а также
последователи, претворявшие в жизнь, развивавшие дальше его учение.
Одним из самых близких Гусу людей был магистр Иероним
9Q


Пражский (ок. 1371—1416), выдающийся ученый и оратор, позна-
комившийся в Оксфорде с учением Уиклифа. В Париже, Гейдельберге,
Кёльне он выступал с лекциями о принципах реформации. Вернувшись
в Прагу, с 1407 г. на диспутах и в проповедях призывал бороться про-
тив католического духовенства, разоряющего страну, отстаивал права
чехов в университете, вместе с Гусом осудил продажу индульгенций.
В 1412 г. ему тоже пришлось покинуть Прагу, он побывал в Польше,
Литве, в западных областях Руси (Витебск, Псков). В Констанцу он
приехал защищать Гуса, но тоже был схвачен и вскоре сожжен на
костре. Память об Иерониме Пражском хранится в народе, образ от-
важного соратника Гуса воссоздали многие чешские писатели.
За воплощение в жизнь учения Гуса, за его развитие в условиях
революционного движения боролся прославленный полководец Я н
Жиж к а (ок. 1360—1424). Враг католической церкви, императорской
власти, защитник прав чешского народа, он сражался в Польше против
Тевтонского ордена. Предполагают, что Жижка со своим войском уча-
ствовал в битве под Грюнвальдом в 1410 г., когда были разгромлены
превосходящие силы крестоносцев. Зд. Неедлы отмечал, что «у гуситов
впервые появляется ясное сознание родства славянских народов, идея
взаимной помощи». Да и гуситам в свою очередь помогали русские,
украинцы, белорусы.
Жижка принадлежал к мелким дворянам (земаны) из Троцнова
в Южной Чехии, разделял идеи Гуса, но, настроенный более воинст-
венно, одним из первых возглавил вооруженное восстание против
католических панов. В литературе XIX—XX вв. неоднократно будет
рассказано, как по всей Чехии, в городах и деревнях, народ, вооружив-
шись топорами, палками и камнями, громил церкви, монастыри, замки
и крепости феодалов. Духовенство, купцы, богатые ремесленники бежа-
ли тогда из Праги в Кутную Гору, где началась зверская расправа со
всеми, кого подозревали в сочувствии гуситам. Около 1600 человек —
женщин, детей и стариков — было брошено в, шахты. Кутная Гора
стала средоточием самых реакционных сил, опорой крестоносцев, пер-
вые походы которых возглавил король Сигизмунд.
Гуситы собирали силы на юге Чехии и строили там новый город
Табор — опорный пункт революционного движения, куда стекались
крестьяне, ремесленники, небогатые купцы, мелкие 'дворяне и под руко-
водством Жижки готовились к отражению нашествия крестоносцев.
Прага, где власть перешла в руки восставших, была окружена наем-
ным войском Сигизмунда. 14 июля 1420 г. у Праги, на горе^Витков,
произошло историческое сражение между крестоносцами и гуситами.
В честь победы народной армии под руководством Жижки гора была
переименована в Жижков, название это сохраняется и по сей день.
Выигранная битва за Прагу, последующие успехи таборитов,
боровшихся за осуществление социального равенства, вызвали подъем
массового движения. Однако единство гуситов вскоре начало распа-
даться, и тем не менее они отразили пять крестовых походов. После
смерти Жижки, погибшего от чумы, отряды таборитов вышли с боями
к берегам Балтийского моря, побуждая соседние народы к револю-
ционным действиям. Но восставшая Чехия не выдерживала многолет-
них гуситских войн, у войска , таборитов были значительные потери.
Поражение гуситского движения в конце 30-х гг. означало победу гос-
подствующих классов и неудачу народа, пытавшегося свергнуть феода-
лов. Велико историческое значение революционного движения чешского
народа, всколыхнувшего Европу, открывшего начало борьбы против
феодализма.


В ту пору, главным образом в среде таборитов, сложилась новая
литература^отвечающая их воззрениям, боевому духу и суровому об-
разу жизни. Ф. Энгельс писал об этом периоде: «Для того чтобы воз-
можно было нападать на существующие общественные отношения,
нужно было сорвать с них ореол святости» *.
Это положение помогает понять идейную направленность и пафос
творчества гуситов — главную* причину существенного изменения тради-
ционных жанров и появления новых. Выступления и труды гуситов
коренным образом преобразили стиль и формы проповедей, богослов-
ских трактатов, создавалась полемическая литература, в частности
рифмованные споры, чуждые схоластике. Почти исчез церковный гимн/
ибо народ отказался от восхваления церкви и других посредников,
обращаясь в своих песнопениях непосредственно к всевышнему, как
учил тому Гус. Меняются содержание и назначение духовной песни,
утратившей культовый смысл, так как изменилось отношение к вере и
религии. Складывались по существу новые и разные формы поэзии,
обличавшей противников справедливости. В народе возникают сатири-
ческие песни, высмеивающие не столько общечеловеческие пороки или
разные сословия, сколько непосредственно направленные против опре-
деленных лиц—папы, священников и панов. В песнях таборитов ерети-
ками и антихристами изображены служители католической церкви.
Сатирические по своему характеру, они в большинстве своем поле-
мичны.
Не менее острыми были произведения, направленные против гуси-
тов. В обстановке взаимного неприятия идеалов духовная песня стано-
вилась политическим памфлетом. Поэтическое многообразие, воплотив-
шее взгляды и позиции различных общественных слоев, сохранило
песенный склад, но перестало соответствовать закрепленному на века
наименованию исходного жанра «духовная песня». Зд. Неедлы в иссле-
дованиях гуситского хорового искусства употреблял более емкое опре-
деление: «гуситские песни». Этот термин вошел в обиход с уточняю-
щим определением «духовные гуситские песни». Далекие от церковных
образцов, они тесно связаны с жизнью, как и во всей гуситской
литературе, в них иные истоки как эпического, так и лирического
начал, своя поэтика, далекая от светских канонов предшествующего
периода.
Надолго было прервано дальнейшее развитие любовной лирики,
исчезли описания утонченных чувств, достигшие поэтического совер-
шенства в «Легенде о святой Катерине». Вытесняя все сугубо субъек-
тивное, сюжеты житийной и рыцарской литературы, на первое место
выдвигаются устремления коллектива, идея общей борьбы за правду.
В поэзии возобладала не вообще эпическая тенденция, а конкретная
тематика. Актуальные сюжеты запечатлели события тех дней, раскрыли
их исторический смысл. «Песнь о кончине Гуса в Констанце» содержит
строки об истинной причине расправы: «Магистр Ян Гус сожжен за то,
что открывал поповские грехи простому люду». Сатирически изобража-
лась продажа индульгенций, зло высмеяны папа и церковники. Многие
песни посвящены движению гуситов, их победам. Призывом, обращен-
ным к староместским жителям, зазвучала песня «Восстань, восстань,
великий город Пражский». «Песнь о битве при Усти» запечатлела сра-
жение 16 июня 1426 г., в котором Прокоп Великий разбил император-
* Энгельс Ф. Крестьянская война в Германии. //Маркс К., Энгельс Ф.
[. Изд. 2-е. Т. 7. С. 361.


ские войска крестоносцев. В какой-то мере эпические военные песни
продолжали традиции «Далимиловой. хроники». Самой популярной —
символом революционных сил гусизма — стала военная песня табори-
тов «Кто есть божьи воины». Она и до сих пор хорошо известна, нашла
отражение в рабочей поэзии второй половины XIX в., ибо в ней речь
шла о бойцах за народное право и справедливость.
Совершенно конкретное, агитационно-политическое содержание
обрела аллегорическая форма в «Споре Праги с Кутной Горой» (1420).
Цель стихотворной полемики — представить благородные задачи про-
граммы гуситов, в неприглядном свете показать оплот реакции, разоб-
лачить хитрых монахов, «собирателей грошей, гроша не стоящих»,
и привлечь тем самым на свою сторону образованных людей, что в этой
ситуации становилось жизненно необходимым. Автор был человеком,
знавшим средневековую литературу, владевшим стихом и художествен-
ными средствами. Живописен портрет «златоглавой», мудрой, статной;
с «ясными очами» Праги, искусны и пространны ее речи, ирония и сар-
казм изничтожают Кутную Гору, «подслеповатую», «горбатую» и
«шепелявую», не способную защищаться. В ее портрете нашел отраже-
ние облик города, его серебряные рудники, шахты. Обвиняемая «гля-
дит в землю», «словно бур, голова ее трясется», «зубами скрежещет»,
а платье на ней '«глиной заляпано». Словом, автор постарался создать
не отвлеченный образ, а именно узнаваемый по точности деталей.
Искусство повествователя сказалось также в использовании прямой
речи, риторических вопросов, созвучия внутри строк слов с одинако-
вым корнем, в нагнетании убеждающих повторов. Произведение, навер-
ное, писалось для декламации, как это было принято у гуситов, по-
этому в довольно рафинированную речь эрудита были введены слова
и обороты разговорного языка, а наглядность^ изображения и комизм
рассчитаны йа реакцию слушателей. «Спор Праги с Кутной Горой» —
яркий пример обновления традиционного жанра и устаревшей смехо-
вой модели, свидетельство ориентации на политическую направленность
комизма, обогащенного художественным вымыслом и более конкретной
образностью.
В дальнейшем форма спора в гуситской литературе не теряла
социальной остроты, о чем свидетельствует написанная неизвестным
автором в конце века «Беседа человека со смертью». Богач убеждает
смерть пощадить его и забрать на тот свет вместо него бедняка. Мысль
о том, что перед лицом смерти все равны, оправдывает установление
равенства на земле, которое вершил Жижка. Спор этот был очень
популярен и дважды издавался в XVI в.
Полемические стихотворные сочинения возникали и в католической
среде. Своеобразным ответом на «Спор Праги с Кутной Горой» была
острая дискуссия ' трех персонажей в произведении «Вацлав, Гавел и
Табор». Католик Вацлав упрекал таборита в насилии, а пражанина
Гавела — в корысти и .непоследовательности. Однако по художествен*
ному уровню, запальчивости и публицистической остроте этот спор
значительно уступал гуситским произведениям.
К агитационной поэзии, направленной против короля Сигизмунда,
светских панов и духовенства, призывавшей колеблющихся соотечест-
венников поднять свой боевой дух, не идти на поводу у трусливых
мещан, относятся «Чешская корона обвиняет» и «Чешская корона про-
тестует», созданные в 1420 г., по-видимому, автором «Спора Праги
с Кутной Горой». Он принадлежал к умеренно настроенным горожанам,
утверждал, что особое положение Праги в государстве требует, чтобы
здесь был король, но вместе с тем писал, что процесс коронации еще


не делает короля королем, что это «пустой обряд»: «Можно и осла
помазанников сделать и тем же венцом короновать». Здесь явный на-
мек на спешную коронацию Сигизмунда, которому, однако, под натис-
ком негодующих масс пришлось ретироваться из Чехии. Так гуситская
агитационная поэзия создавала новую для чешской литературы тради-
цию самой непосредственной реакции на актуальные события. На этом
направлении формировался строгий стиль, избавленный от метафор,
заслоняющих смысл, от излишней, отвлекающей от предмета темы
цветистости. Сказалось это и на духовной поэзии.
В период гусизма чешский язык интенсивно проникал во все сферы
жизни, вплоть до трудов по естествознанию и медицине, где всегда гос-
подствовала латынь. Самым неприступным оставалось богослужение,
но и здесь латынь была вытеснена. Как в давние времена деятельности
Кирилла" и Мефодия, люди снов£ слушали проповеди на понятном,
теперь своем родном языке, и все — от мала до велика—могли участ-
вовать в песнопении. Для средневекового человека это становилось
частью его духовной жизни. Отход гуситов от церкви, их самостоятель-
ность, независимость от католического духовенства и особенно совмест-
ное пенне, которое сплачивало, были огромным завоеванием политиче-
ского значения. Избавленные от чуждого влияния, от поборов и гнета
попов, они создавали свои правила богослужения. Обычно люди подни-
мались на гору (церквей не признавали) и пели под открытым небом.
Каждый мог принять участие в песнопении: упразднили многоголосие,
текст чаще всего состоял из трехстиший с короткими строками. Музы-
кального сопровождения не полагалось. Из всех инструментов пользо-
вались только трубой и барабаном, необходимым на марше и в сраже-
ниях. Гуситам чужды были свадебный обряд и танцы. К такому аске-
тизму принуждали образ жизни, бедность. Однако их песни звучали
радостно от ощущения свободы и нравственной чистоты. Бога они пред-
ставляли добрым помощником в делах и чаяниях, а Библию — единст-
венным сводом законов, ибо в ней находили поучительные сюжеты
о честности и неизбежной победе справедливости.
Долгое время мало что было известно о гуситских песнях, так как
они уничтожались после разгрома революционного ' движения, а при
переписке наиболее острые места в них сглаживались. В 1872 г. около
Табора нашли «Истебницкий канционал», рукопись середины XV в.,
копия более старого сборника гуситской поэзии 20-х гг. с записанной
мелодией, видимо, выполнявшего роль справочника для широких масс
таборитов, в частности для войска Жижки. В нем определен порядок
песнопения. Поэты и музыканты, опираясь на народную традицию,
создавали, однако, оригинальные, необходимые гуситам произведения,
использовавшиеся во время богослужения и военных походов, в быту.
Если в пражскую литургию довольно скоро снова проникла латынь,
то табориты сохраняли чешский язык. Грань между народной и бого-
служебной песнью у них почти стерта, особенно когда речь идет о по-
вседневной жизни, конкретных делах и событиях. Такова боевая песня
«Слыхал ли кто...», которую верующие пели, поднимаясь на гору для
молитв. В ней не только разоблачались «одетые в шелка» и смеющиеся
над богом господа, но иронически воспроизведены их просьбы ко все-
вышнему:
Чтоб бедняк никогда не ел и не пил,
чтобы голым ходил,
днем и ночью не спал,
на панов свою спину ломал,
и всегда без отказа им все отдавал.


Свои жизненные проблемы, их решение гуситы связывали с рели-
гиозными обрядами, в силу средневековой психологии они верили, что
прямое обращение к богу, возможность донести правду, искажаемую
церковью, поможет приближению великой цели — достижению равен-
ства. Демократизация литургии позволяла смело и правдиво' изобра-
жать жизнь бедноты, раскрывать козни духовенства — «служителей
сатаны», изобличать папу — антихриста и Иуду, предавшего бога и
веру. Табориты рисовали яркие картины противоборства света и тьмы,
правды и лжи, прибегали к антитезе. Лаконичные, с простым музы-
кальным мотивом, песни гуситов легко запоминались, поднимая людей
на борьбу. Громкое, дружное, в один голос пение идущих в наступле-
ние гуситов обращало крестоносцев в бегство. Пели гуситы постоянно,
и песни у них были самые разные: военные, патриотические, обращен-
ные «ко всем землям и особенно к Чехии», или типа молитвы, где были
строки «услышь верных чехов голоса и дай нам мир», сатирические и
призывающие проявлять в делах честность и человеческое достоинство.
А\ногие песни написаны для детей и о детях, а понятие «дети божьи»
относилось и к старым и к малым. Внимание к детям, забота об их
образовании и приобщении к высоким идеалам свободы стали тра-
дицией.
Гуситские песни, такие новые формы обращения к народу, как
манифест, открытое письмо типа листовки, внесли в чешскую культуру
чрезвычайно важное сознание мировоззренческой общности, что имело*
колоссальное значение для дальнейшего духовного развития народа.
Поэтическое выражение чувства коллективизма способствовало спло-
чению людей, их уверенности в успехе. У чехов есть склонность к
совместным организованным действиям, особенно проявляющаяся
в тяжелые для народа времена; многим поколениям помогала живая
память о гусизме.
Несмотря на забвение непосредственно предшествующих достиже-
ний и, напротив, связь с отдаленным кирилло-мефодиевским временем,
гуситская литература, как и само революционное движение, была
огромным шагом вперед, а не назад, как доказывали буржуазные уче-
ные, видя в гуситах варваров и разрушителей культуры. Вступив на
путь сближения с народом, их литература уже поэтому принадлежала
новому времени, подготовила чешский гуманизм, более того — стала
его частью.
После поражения таборитов в битве у Липан под Прагой в 1434 г.
гуситы еще несколько лет воевали против панов, а Табор оставался их:
центром до конца 50-х гг. Долго шла борьба и за сохранение независи-
мого от католического Рима положения Чехии. В 1458 г. чешским коро-
лем стал Иржи из Подебрад, разделявший взгляды умеренной части
гуситов. Опираясь главным образом на мелкую и среднюю шляхту,
опекая ремесленников и торговцев, он укрепил централизованную
власть, способствовал экономическому расцвету страны и даже попы-
тался создать независимый от папы союз европейских государств.
Но крупные чешские феодалы, недовольные его политикой, вступили
в сговор с папской курией, с немецкими, венгерскими и польскими
панами. Междоусобица, наступление дворянства на монополию горо-
дов, ведающих ремеслами и торговлей, ослабляли страну. С трудом
удалось отразить натиск крестоносцев во главе с венгерским королем
Матиашем. Внезапная смерть в 1471 г. «гуситского короля», так назы-
вали Иржи из Подебрад, пагубно сказалась на дальнейшей судьбе


страны. Феодальные распри препятствовали политическому укреплению
'чешского государства, подрывали экономику, провоцировали кровавые
войны.
В тяжелейших условиях гуситские идеи утверждались литерату-
рой, хотя и не всегда с былым пафосом. Шли поиски мирного пути
достижения справедливой организации социальной жизни общества.
Не пропало стремление широких масс к образованию, чему во многом
способствовало книгопечатание. В Пльзене, одном из гуситских! цент-
ров, около 1470 г. вышла первая чешская печатная книга — «Троянская
хроника». Вскоре открылись печатни в Праге, Брно, Оломоуце, Кутной
Горе и других городах. Печатники сами переводили с других языков,
редактировали тексты, выполняли обязанности издателей. Кропотли-
вую работу вели летописцы, составлявшие специальные сборники,
в которых фиксировали важнейшие события. Их вклад в развитие чеш-
ской культуры трудно переоценить, многие памятники и сведения об
эпохе сохранены благодаря их усилиям. Печатное слово закрепляло
в сознании людей память о традициях, продолжавших служить народ-
ному делу.
В защиту гуситских правил богослужения еще долго активно, вы-
ступал известный' проповедник Ян Рокицана (1397—1471). Он
был дружен с королем, и тот опирался на его трактаты и популярные
проповеди в Тынском храме, осуждавшие несогласие между
феодалами, что помогало укреплению независимого чешского госу-
дарства.
Королю Иржи из Подебрад посвятил свое религиозное по форме,
а по существу политическое сочинение «Спор Правды и Лжи» (1467 г.,
напечатано в 1539 г.) известный правовед Цтибор Товачовский
(1438—1494). Правда защищала гуситские воззрения на церковь,
а Ложь — католические, победила Правда. И хотя автору была чужда
революционная 'программа гуситов, он изобличал корыстных католи-
ков, прибегая к народной фразеологии, используя библейские сюжеты,
иносказания, аллегорию. Литературный «Спор» Товачовского, как и
его сочинения об исконных правах чешских земель, призывал к борьбе
за сохранение государственной самостоятельности. Не случайно като-
лики с проклятиями обрушились на него.
Самым крупным писателем-философом эпохи гусизма был Петр
Хельчицкий (ок. 1390 — ок. 1460), по-видимому, выходец из сво-
бодных крестьян Южной Чехии. Переписывая сочинения Штитного, он
приобщился к движению чешской реформации, приехал в Прагу, посе-
щал Вифлеемскую часовню еще при жизни Гуса, был знаком по пере-
водам с некоторыми работами Уиклифа, после 1420 г. вернулся в род-
ной край, там, в деревне Хельчицы, и жил. Писатель выражал инте-
ресы крестьянства, был далек от правительственных кругов, настроен
против светской власти. Несмотря на пассивную позицию, соответст-
вующую времени спада гуситского движения, он критически оценивал
действительность и воссоздал в своих произведениях правдивую кар-
тину социальных отношений середины века, отразив тяжелейшее поло-
жение народа. Сторонник идей таборитов, писатель и философ искал
путь к их осуществлению в усовершенствовании человека, выступал
против «телесного боя», полагая, что борьбу за претворение идеалов
гусизма в жизнь следует вести в дискуссиях. £ам он был талантливый
полемист, о чем свидетельствуют даже его первые сочинения: трактат
«О бое духовном» (1421) и тогда же написанное рассуждение «О свя-
той церкви». Известна его многолетняя полемика с главой утраквитской
Церкви, Рокицаной, критика его уступок католическим обрядам. Будучи


противником всякого сближения с Римом, в середине 30-х гг. он обра-
тился к нему с открытым письмом, а затем написал известную «Реп-
лику против Рокицаны». В основе их религиозного спора прежде всего
несогласие Хельчицкого с эксплуатацией крестьянства не только
духовными, но и светскими феодалами. В дискуссиях и сложилась
к'1435 г. концепция одного из двух наиболее крупных произведений —
«Постил1Ы». Писатель, не веривший лживым священникам, дайал свое
толкование библейских сюжетов, а в собственных суждениях о церкви,
обществе и морали порой спорил с Гусом, усиливая социальные
акценты. «Постила», выразившая взгляды народных масс, была очень
популярна, дважды издавалась в XVI в.
Самый значительный и объемный трактат Хельчицкого — «Сеть
веры», написанный после 1440 г., отразивший настроение безнадеж-
ности, аскетизм и вместе с тем — протест против социальной неспра-
ведливости, протест упорцый, бескомпромиссный, как и непреклонное
стремление защитить духовные ценности народа. Внимание автора
сосредоточено на изложении принципов истинной веры и разоблачении
всего, что мешает ее утверждению: коварных происков «извращенной
католической церкви» и светских кругов. Образ сети праведной веры —
символ высокой нравственности и справедливости, эту сеть, улавливаю-
щую все хорошее, постоянно разрывают два огромных кита, олицетво-
ряющие дворян и церковников. Сюжет опирается на текст Евангелия,
от Луки, где рассказано о чудотворном рыболове Петре. Однако автор
придал событиям обобщающее, актуальное для) Чехии значение.
Первую часть составляют поучения верующим и рассуждения о том,
что истинный христианин не обязан повиноваться властям и не должен
участвовать в управлении государством. Его устремления — совершен-
ствование собственной нравственности. Во второй части изображена
жизнь разных сословий, критикуется современное автору общество —
феодалы и городские власти, названы виновники бедственного положе-
ния народа.
Стиль Хельчицкого весьма своеобразен: желая достичь убедитель-
ности, он создает один образ за другим, дабы прояснить свою мысль.
Длинные фразы не оставляют впечатления громоздкости, так как
доходчиво изложен их £мысл, точны жизненные картины, колоритны,
знакомы персонажи и понятна истинная цель их действий, прозрачна
аллегория, заключенная в отдельных сценах. Так, раскрыв лицемерие
предателей народа, проникнувших под личиной истинно верующих
в «сеть», то есть в гуситскую среду, Хельчицкий пишет: «Они-то и рвут
сеть веры; и чем больше таких злоумышленников в сеть веры войдетг
тем более они издерут ее, да так, что праведная вера, облаченная
в божественные слова, погибнет.., только на словах и останется ее при-
знание».
Ясная мысль, ее живое образное воплощение содержали авторскую
оценку самых сложных жизненных ситуаций; предостережение и при-
зыв хранить принципы гусизма обретали наглядность. Столь же веще-
ственны да,еще и полны злой иронии рассуждения во второй части
о незаконных господских привилегиях. Так, о шляхте Хельчицкий
пишет: «А что касательно благородного происхождения властителей^
то это насквозь фальшивая выдумка... Гербы некоторые получали за
верную службу, может, и за доблесть, другие же их попросту покупают,
ища почета. То врата изобразят, то волчью либо собачью голову, а та
и полконя... могут и колбасу свиную изобразить или нечто в таком
роде, чтобы подтвердить богатство, сытость и тем самым достоинства
владельца. Подобными гербами подтверждают и знатность и славу.


А не было бы денег на приобретение знатности, голод заставил бы за-
быть о геабах да взяться за плуг».
Критикует автор бюргерство и город, «плодящий различные
пороки», но более всего феодально-церковную олигархию, как он пишет,
«целые полчища панов». «Одни паны духовные, другие — светские.
Паны духовные: папа, пан над панами, кардинал — пан, легат—пан,
архиепископ — пан, епископ — пан, патриарх — пан, священник—пан,
игумен — пан, настоятель — пан, а еще аббаты, разные служители-при-
теснители, тоже паны, так много панов, как много монастырей и раз-
ных чинов и званий в церковных владениях...»
Возникает впечатляющее представление о реальной действитель-
ности, о государственном строе: множество подобных перечислений
напоминает символическую пирамиду, словно возвышающуюся на спи-
нах трудового люда, придавленного и бесправного. Острота социальных
характеристик представляет жизненные явления в обнаженной и убе-
дительной форме. Хельчицким в «Сети веры» окончательно преодолено^
разграничение религиозной и социальной проблематики, по существу
завершено начатое Штатным и Гусом сближение духовной философ-
ской литературы с художественной, отражающей чаяния народа.
Пассивное сопротивление существующим порядкам отразило неве-
рие даже передовой части гуситов в успех вооруженной борьбы. Однако
полемическая острота «Сети веры» пробуждала ненависть к панам,
внутреннее неприятие общественного строя, и в этом непреходящее зна-
чение сочинения, к которому обращались лучшие представители после-
дующих поколений, в частности, известный гуманист, ученый-правовед
Викторин Корнель из Вшегрд.
Имя Хельчицкого широко известно в славянском мире. Социаль-
но-философская основа его нравственно-этического учения и через не-
сколько веков была близка писателям и мыслителям. ' Им увлекался
Лев Толстой, познакомившийся с «Сетью веры» вскоре после того, как
в 1885 г. обнародовал свое философское сочинение «В чем моя вера?».
Толстовская идея непротивления злу насилием соответствовала учению
чешского философа, поэтому он с нетерпением ждал публикации «Сети
веры» в русском академическом журнале, очень высоко оценил труд
Хельчицкого, отдавая должное и художественным достоинствам:
«Книга эта, — писал Толстой, — есть одно из замечательнейших произ-
ведений мысли и по глубине содержания, и по удивительной силе и
красоте народного языка, и по древности».
Последние трактаты Хельчицкого не мейее полемичны, но носят,
скорее, общетеоретический характер. Они адресованы братской общине,
которая складывалась в 50-е гг. из преемников идей гусизма. Учение
Хельчицкого живо восприняло новое поколение таборитов, пытавшихся
следовать принципам нравственного совершенствования, отстранившись
ст участия в общественных делах. Сначала это было объединение типа
религиозной секты, поддержанное Рокицаной. В 1467 г. образовалась
«Община чешских братьев», не признававшая католическую церковь.
Согласно учению Хельчицкого, они не считались с социальной иерар-
хией, называя друг друга братьями и сестрами, пренебрегали феодаль-
ной зависимостью. Король Иржи из Подебрад, взявший было под за-
щиту пассивных гуситов, заявил, что не потерпит «ереси». Начались
Жестокие преследования «братьев», их казнили, сжигали на кострах
вместе с гуситскими книгами. Однако натиск противников еще более
сплачивал «Общину», а в годы феодальной смуты народ особенно
тянулся к духовным последователям Гуса, которые заботились о про-
свещении и образовании, о сохранении памятников, развитии родного


языка и литературы, составляли поэтические канционалы, создавали
труды по истории. В конце XV в. «братья» открыли в городе Млада
Болеслав типографию, что значительно расширило сферу их влияния.
На многие десятилетия «Община чешских братьев» стала культурным
центром; отсюда вышли видные ученые, педагоги, поэты, лучшие сти-
листы XVI в. Здесь были заложены основы чешского гуманизма.
Одна из главных забот «братьев» — воспитание подрастающего
поколения. В общинных школах не существовало сословных преград,
преподавание шло на родном языке. Большинство чехов отдавали туда
своих детей. Это были лучшие школы Европы, так как в них вели заня-
тия ученые, талантливые педагоги, отвергшие схоластику. В такой
школе учился Ян Амос Коменский, основоположник современной педа-
гогики. Наиболее талантливых учеников,,даже из бедных семей, «Общи-
на» направляла совершенствовать знания в лучшие университеты дру-
гих стран. Из замкнутого сельского объединения «Община чешских
братьев», не утратив первоначальный антифеодальный характер, опи-
раясь в основном на бюргерство, превратилась в общенародный очаг
науки, литературы и просвещения.
Выходец из Моравии, из «братской» семьи зажиточных горожан,
выдающийся историк, лингвист, поэт и композитор Ян Благослав
(1523—1571) создал «Чешскую грамматику», где изложил правила
литературного языка того времени, исходя из среднечешского диалекта
и учтя народные говоры, исключив немецкую терминологию, освобож-
даясь от архаизмов. Он обратился к сравнению чешского языка с дру-
гими славянскими языками. Большое значение имел сделанный в Кра-
лицах «братьями» в 1579—1593 гг. перевод Библии на чешский язык.
Текст «Кралицкой библии» сопровождали толкования, в нем устранены
наслоения, внесенные католической церковью, в шестой том вошел
ранее сделанный Благославом перевод Нового завета. Его сочинения
и «Кралицкая библия» отразили высокий уровень развития, простоту и
поэтичность чешского литературного языка, надолго ставшего также
литературным языком словаков, среди которых было много привержен-
цев «Общины». Из-за преследований хранители гуситских традиций
рассеялись по Европе, неся с собой достижения передовой чешской
мысли и оказывая влияние на культуру других народов. Как и после
подавления революционного движения XIV в., «братья» уходили в Сло-
вакию, Закарпатье, эмигрировали в русско-литовские земли, а после
битвы на Белой Горе, в начале XVII в., «доходили до Московии».
Взаимная связь культур чехов и восточных славян восходит ко вре-
мени Киевской Руси, мощь и культура которой привлекали моравские
племена, на что указано еще в «Слове о полку Игореве»: «Тут моравы,
и немцы, и греки/ Святослава дела восхваляют». Сознание принадлеж-
ности к славянам весьма развито у гуситов, встретивших поддержку
в Словакии, в их войсках были и закарпатские украинцы. Со временем
Закарпатье, где осели, многие табориты, а потом «братья» и сохраня-
лись чешские памятники старины, стало важным звеном в процессе
установления чешско-украинско-русских связей. Гуситские песни, про-
никшие в Закарпатье, исполняли вначале, по-чешски, позже — перево-
дили на украинский язык. Так называемый «Московский песенник»,
составленный на Пряшевщине в конце XVIII в., содержит чешские
духовные и светские песни в оригинале, а то, что он попал в Россию,
свидетельствует об интересе к нему. С другой стороны, для чехов
Закарпатье было источником русской культуры, что отмечал Иван
Франко. У крестьян хранились переписанные от руки еще в XVII^—
XVIII вв. русские книги, по которым они учили детей. Большой инте-


pec к русским книгам в Закарпатье проявил известный чешский фило-
лог-просветитель Иозеф Добровский, видя в них подтверждение давних
межславянск^х связей.
На рубеже XV—XVI вв. город начинает занимать ведущие пози-
ции в культуре и художественном творчестве. С усилением власти
католического духовенства и распространением латыни образуются два
направления: собственно чешское, опирающееся на античные образцы,
^выражающее взгляды городской знати, и латинское, тоже исходящее
из античности, однако близкое к придворной итальянской литературе.
Крупный феодал Богуслав Гасиштейнский из Лобко-
виц (ок. 1460 — ок. 1510), талантливый поэт, писал исключительно
на латыни, будь то стихи, проза, письма, личные или «открытые»,
с которыми он обращался к своим соотечественникам, ибо принимал
самое активное участие в литературной борьбе. Приобщившись к'италь-
янскому гуманизму, он стал, однако, сторонником католической церкви
и, вернувшись на родину, даже домогался оломоуцкого епископства,
хотя не имел высокого священного сана. Его сочинения отличает
широта тематики: побывав в Палестине и Египте, он писал о далеких'
странах, освещал также вопросы физики и математики. Поэзию (основ-
ные размеры — гекзаметрч или элегическое дистишье) большей частью
посвящал Чехии, ему принадлежит известное стихотворение, восхва-
ляющее Карловы Вары. Чрезвычайно остро реагируя на борьбу лите-
ратурных направлений, Богуслав из Лобковиц создавал не только
. католические духовные песни, но и послания сатирического характера.
«Жалоба святому Вацлаву на нравы чехов» (1489) посвящена Цтибору
Товачовскому, обвиненному во всех смертных грехах за гуситский дух
«Спора Правды и Лжи». Негодуя, Богуслав из Лобковиц написал даже
стихи на смерть Цтибора, хотя тот был жив, утверждал, что он якобы
не попадет на небо, в обиталище мертвых, что душа его никогда не
найдет пристанища. Отчаявшись в успехе преодоления гуситского на-
чала в литературе и возврате к латыни, Богуслав из Лобковиц в конце
концов удалился в свой з*амок на Гасиштейне и оттуда вел переписку
с единомышленниками-чехами и друзьями за границей. Его богатейшая
корреспонденция наглядно представляет витиеватый стиль того вре-
мени, образный, с обилием риторики. Из писем особенно ясны его кон-
сервативные взгляды, еще очень близкие средневековью.
Идеи гусизма, противостоящие узости средневекового мышления,
подготовили чешский гуманизм и еще долго оставались активно дейст-
вующей силой. Антифеодальная направленность и народный характер
гуситской литературы повлияли на последующее развитие чешской
культуры, все более укрепляющей свои позиции в общественной жизни
отравы. Наиболее острая борьба развернулась в области права. Один
из ведущих гуманистов, Викторин Корнель из Вшегрд
(1460—1520), утраквист, профессор и декан Пражского университета,
г°сударственный вице-секретарь, создал ценнейший юридический труд
«Девять книг о правах, ведении судов и земских записях в Чехии»
(1498), основанный ' на правовых сочинениях XIV—XV вв. и земских
Документах. Он обвинял феодалов в подрыве централизованной госу-
дарственной власти и в спорах бюргеров с феодалами, всегда поддер-
живал городские власти. Демократизм снискал ему популярность,
а блестящий язык, перевод из Иоанна Златоуста и программное вступ-
Ление к переводу стали примером / для чешских литераторов. Будучи
дРугом Богуслава из Лобковиц, Викторин Корнель не разделял, однако,


его взглядов, считая, что чехам нужны не подражания античным авто-
рам или иноземным представителям гуманизма, а творческое освоение
мировой культуры в духе своих национальных традиций. После отстра-
нения от государственной службы он занялся литературным трудом.
Но его художественные произведения не сохранились, хотя в свое
время они издавались.
Важнейшим памятником и свидетельством высокого уровня дело-
вого языка, из которого была вытеснена латынь, стала книга Павла
Кристиана из Колдина (1530—1589) «Права городов чеш-
ского королевства» (1579), переизданная, как и труд Викторина Кор-
неля, в конце XIX в.
Политическую жизнь страны детально воспроизводят выдающиеся
труды Карела Старшего из Жеротина (1564—1636), дво-
рянина, занимавшего высокие посты и тем не менее поддерживающего
«Общину чешских братьев», давшего в трудное побелогорское время
убежище Коменскому и другим священникам, которых преследовали
католики. Сохранились его записи о дворянских судах в Моравии,
дневники деятельности сейма. Особую ценность имеют письма, их не-
сколько тысяч, в конце XIX в. они были изданы в трех томах, в них
отражена общественная и государственная жизнь с 90-х гг. XVI в. до
середины 30-х гг. XVII в.
Во второй половине XVI в. преобладает историческая литература,
которой почти не было в богатом событиями XV в. Основой для исто-
рических сочинений периода гуманизма послужили труды и деятель-
ность Яна Благослава, создавшего при архиве «Общинк» братскую
историческую школу. Самым видным историком и стилистом был
Даниэл Адам из Велеславина (1564—1599), профессор
Пражского университета, издатель и просветитель, по существу органи-
затор литературной жизни. Им основано «Содружество чешских писа-
телей и переводчиков». Под его руководством создавались популярные
произведения, рассчитанные на широкий круг горожан. Он печатал,' и
свои небольшие книжки по истории, географии, философии, написанные
просто и увлекательно, переводил работы зарубежных историков.
«Писать по-велеславински» значило соблюдать законы родной речи.
«Велеславинский язык» оставался для чехов образцом и в эпоху нацио-
нального возрождения. Его собственная типография выпускала книги
с четкой печатью, хорошо оформленные и, по сути дела, формировала
замечательную издательскую традицию чехов. Самое значительное,
оригинальное сочинение ' Велеславина — «Исторический календарь»
(1578, второе, доп. изд. 1590). Каждое число в нем отмечено событиями
в Чехии и других странах. Он издал также латино-чешско-немецкий
словарь, имевший практическое значение для развития литературы.
Его трудами через многие десятилетия пользовались первые чешские
просветители.
В доступных и популярных исторических, правовых, философских
произведениях совершенствовались язык и стиль. Излюбленным'жан-
ром в XVI в. становится описание путешествий. Повествования о дале-
ких странах, дорожных приключениях содержали и культурно-истори-
ческие сведения, обогащая представления читателей о мире. Тогда же
возникло несколько чешских хроник, продолживших гуситские тради-
ции. Живописно, с действующими лицами они изображали спор чашни-
ков с пришлыми немецкими лютеранами, рисовали картины славного
прошлого народа. Поэтическая ориентация авторов на широкие круги
горожан сказалась в привлечении метких пословиц, поговорок. Менее
подробно освещались исторические события в тенденциозных католи-


ческих хрониках, прославлявших крупных феодалов. И те и другие,
как было тогда принято во всех странах, подчиняя освещение фактов'
задачам политическим, не преследовали цели точно отразить события.
Наиболее популярной и пережившей все другие была «Чешская хро-
ника» (1541) католического священника Вацлава Гаека из
Либочан (ум. в 1553 г.). Увлекательно написанная, лишенная явно
выраженной антинемецкой направленности, она не была запрещена
после 1620 г., хотя содержала величественные картины славного прош-
лого чехов. Несмотря на большие неточности и домыслы, «Чешская
хроника», включившая легенды и всякие небылицы, долгое время,
в тяжелые годы XVII и XVIII вв., ^есла людям живое слово об исто^
рии народа и охотно читалась. В начале XIX в., уже после того, как
известный историк Геласйус Добнер доказал ее научную несостоятель-
ность, она была все-таки .заново издана, на ее сюжеты создавали худо-
жественные произведения Тыл и Маха.
В XVI—XVII вв. наряду с религиозной лирикой развивались свет-
ская поэзия и городская драма, в основном на библейские мотивы, но
обычно с острым социальным содержанием. Наиболее интересны в
художественном отношении три пьесы словака, жившего в Моравии,
Павла Кирмезера (ум. в 1589 г.): «Чешская комедия о богаче
и Лазаре» (1566), написанная в защиту бедняков, «Новая комедия
о вдове» (1573), созданная на основе произведения немецкого автора
Леонарда Кульмана, и посвященная бракосочетанию одного из князей,
«Комедия о Тобиаше» (1581), где тем не менее есть образ бедной
вдовы. Опираясь на библейские темы и традиции лютеранской школь-
ной драмы (сам писатель, испытавший влияние Эразма Роттердам-
ского, поддерживал лютеран, выступал против «Общины чешских
братьев»), Кирмезер, однако, не устранялся от вопросов, волновавших
общественность, воплощал их в острых драматических конфликтах*
контрастирующих характерах. Он нарушил спокойное течение событий,
присущее библейским сюжетам, добился сценичности, разбивая течение
действия на явления, вводя живой диалог с разговорными оборотами
речи. Содержание его пьес и персонажи жизненны.
Современность, главным образом отношения богатых и-бедных;
представляли также небольшие комические сценки («фрашки»), полные
юмора, с поговорками и присказками. Так называемая «интерлюдия»
(интермедия), разыгрываемая между действиями большой пьесы, обыч-
но потешающая зрителей, выделяется в это время на чешской сцене
в самостоятельный жайр, которому предстоит будущее. В духе фрашки
по польскому сюжету неизвестный автор написал «Трагедию, или
Драму нищенскую», поставленную в 1573 г.; по типу немецких пьес
создана фрашка «Сельская масленица» — карикатура на быт и неуклю-
жесть деревенских людей; пользовалась успехом краткая интермедия
о купце и неверной жене — «Измена».
На светские темы возникали дидактические пьесы о прегрешениях,
чаще всего по немецким образцам. Долго не сходила со сцены пьеса
Тобиаша Моурженина из Литом ы шля (ум. после
1625 г.) «Развлекательные истории об одном сельском батраке» (1604),
написанная в сказочной форме. '
Иезуитская школьная драма все еще придерживалась латыни,
хотя известна, например, чешская иезуитская пьеса «О святом Вац-
лаве». Театральные представления в духе барокко, особенно в побело-
г°рский период, широко использовала католическая церковь.
Самыми крупными поэтами были Ц1имон Ломницкий из
Будечи (1552—1623) и Микулаш Дачицкий из Геслова


(1555—1626). Несхожие по характеру, с противоположными взглядами,
они словно дополняли друг друга, отражая разные сферы народной
жизни, представляя различные тенденции литературы рубежа XVI—
XVII вв.
Ломницкий происходил из крестьянской семьи, закончил иезуит-
скую школу, преподавал, был господским служащим в Тржебони и
в Ломницы, а затем жил в деревне под Будейовицами. В конце века
€му пожалован герб и прибавлено к его имени почетное «из Будечи».
Десять томов его прозы посвящены вопросам христианской морали,
наиболее известна «Купидонова стрела» (1590), осуждающая распу-
щенность. Наставления подтверждены примерами из жизни. Он создал
два стихотворных сборника духовных песен, из которых «Новые песни»
(1580)—первый католический канционал на чешском языке, в котором
пока еще нет антигуситской направленности. Писал Ломницкий легко,
доступно, стихами перелагал библейские сюжеты, отрывки из Еванге-
лия, молитвы, письма односельчан, обновлял или переводил с латыни
рождественские пьесы, коляды, погребальные песнопения и причитания,
описывал в стихах повседневную сельскую жизнь. В 1612 г. им была
написана известная «Погребальная песнь о смерти Петра Вока из
Рожмберка». Мелодии он сочинял сам. Поэзия Ломницкого пользова-
лась большой популярностью, однако на долгие годы его имя и произ-
ведения вычеркнуты из истории чешской литературы. В, 1618 г. после
пожара поэт переселился в Прагу и, хотя был католиком, примкнул
к восставшим, выступал против католика Вилема Славаты, богача-фео-
дала, государственного деятеля и политика, предавшего интересы
народа и схваченного повстанцами. Но после разгрома восстания,
оказавшись в немилости, Ломницкий начал воспевать достоинства
победителей, за что и был презираем чехами. Умер он в безвестности
и нищете. Его" богатое литературное наследие еще до сих пор не
изучено.
Кутногорский шляхтич Микулаш Дачицкий, по происхождению
мещанин, известный своим веселым и задиристым нравом, писал памф-
леты на монахов и священников, которых считал «порождением сатаны
и папы», на лекарей р злых женщин. Его сатиры, поучения, песни,
гражданская лирика объединены в сборник «Просто правда» (1620),
который не мог быть напечатан из-за антицерковной направленности,
патриотического пафоса, протеста против иноземного влияния. Отдель-
ные стихотворения из этого сборника встречаются в его исторических
записках, созданных на основе летописей и родовых книг, где повест-
вование о событиях 1575—1626 гг. ведется на основе дневников писа-
теля, которые он вел всю жизнь. Рукопись последней части «Воспоми-
наний» особенно ценна, ибо это редкостное по точности и полноте
информации свидетельство очевидца-патриота. Сочинения Дачицкого
частично изданы лишь в эпоху национального возрождения — в XIX в.
Его манере изложения присущи откровенно выраженное субъективное
восприятие происходящего, юмор, ирония и не только в поэзии, но и
в комментариях к событиям на родине и за границей. Вместе с тем его
записи почти не содержат сведений о личной жизни писателя, они по-
священы борьбе народа и его тяжелому положению в годы упадка.
Судить об истинном состоянии и уровне художественной литера-
туры периода гуманизма, который чехи называют «золотые веком»,
трудно, так как созданные тогда произведения тщательно уничтожа-
лись на протяжении полуторавекового господства в стране феодаль-
но-католической реакции. -Текстов дошло меньше, чем памятников
кирилло-мефодиевского времени и гусизма. Позже было запрещено


печатание даже таких произведений, как 14-томное собрание историче-
ских работ рьяного католика Славаты. В целом в литературе конца
XV—начала (XVIII в. можно определенно наблюдать преемственность
идей гусизма и связь со средневековой традицией, сложившейся в об-
становке борьбы чехов за государственную самостоятельность и духов-
ную независимость. Во многом благодаря этому чешская литература и
могла «выжить» в период «тьмы», как впоследствии историки и писа-
тели окрестили время длительного гнета Габсбургов.
ЛИТЕРАТУРА ПЕРИОДА ПОБЕЛОГОРСКОЙ РЕАКЦИИ
(1620—1770-е гг.)
Побелогорский период—не только время упадка чешской куль-
туры. Сила народного сопротивления, даже порой пассивного, была
настолько велика, что сумела защитить гуситскую традицию, не дать
погибнуть художественным завоеваниям последующего времени. Вопре-
ки насаждаемой религиозной католической поэзии и прозе сохранились
и развивались сатирические жанры, правда, преимущественно в ано-
нимной литературе. Продолжателями прогрессивных тенденций стали
также писатели-эмигранты, вынужденные покинуть страну.- И все же
под длительным устойчивым натиском габсбургских правителей и
немецкой католической церкви литература не могла интенсивно разви-
ваться: подавлялась творческая инициатива.
После разгрома восстания 1618—1620 гг. и превращения Чехии
в провинцию Австрийской империи началось наступление на гусизм.
Была разрушена Вифлеемская часовня, а день памяти Гуса вычеркнут
из календаря. Портреты Гуса, Иеронима Пражского сжигали, уничто-
жили памятник Рокицане, останки Жижкц в Чаславе выкопали из
могилы. Верховная реформационная комиссия восстанавливала власть
церковников: крестьян насильно заставляли принимать католичество,
«Община чешских братьев» была изгнана из страны, чешский язык
приходил в упадок, распространение чешских книг каралось казнью,
ибо все сочинения чехов, созданные после 1414 и по 1620 г., считались
еретическими. Не сумевших выехать за границу видных патриотов
казнили на Староместской площади в Праге. «...Жестокости, совершав-
шиеся по всей Чехии и Силезии после битвы на Белой Горе, далеко
превосходили ужасы французских религиозных войн» *.
Города лишились привилегий, магистрат более не распоряжался
их имуществом и доходами, при этом приходилось выплачивать огром-
ные контрибуции, наложенные Габсбургами. Тяжелое положение усу-
гублялось разорениями во время длительной войны, начавшейся в дни
сословного восстания 1618 г. и закончившейся Вестфальским миром
1648 г., не принесшим Чехии ожидаемого облегчения. Трижды за это
время Габсбурги конфисковывали земельную собственность чешского
Дворянства, насаждая чужеземных, главным'образом немецких, поме-
Щиков-католиков. Началась вторая волна крепостничества. Так назы-
ваемый «Обновленный земский устав» (1627) закреплял крестьян за
феодалами. Были увеличены налоги государству с крестьянских земель-
ных наделов, а срок барщины доходил до 5—6 дней в неделю. Только
с разрешения феодала можно было учиться ремеслу. Дети прежде не-
.* Архив Маркса и Энгельса. М., 1935. Т. VIII. С. 137.


зависимых крестьян становились крепостными. Крестьяне бежали,
отказывались выполнять барщину, создавали в лесах вооруженные
отряды, жители окрестных деревень укрывали их. В стране вспыхивали
крупные восстания: в 1680 г.— на севере Чехии и в Моравии; в 1693 г.
в Западной Чехии поднялись ходы-пограничники, отстаивающие свои
права свободных крестьян; борьба против феодально-крепостнической
системы не затухала и в XVIII в., начавшееся в северо-восточной
Чехии восстание 1775 г., несмотря на поражение, заставило правитель-
ство уменьшить повинности беднейшей части деревни.
На рубеже по существу двух исторических эпох в судьбе чехов
продолжалось развитие идей гуманизма, главным образом в творчестве
эмигрантов, и зрело сопротивление иноземному гнету в литературе,
рождавшейся в труднейших условиях в Чехии.
Самой яркой личностью этого переломного периода был Я н
Амос Коменский (1592—1670), великий педагог и мыслитель,
проповедник и писатель, до конца жизни сохранивший связь со своим
народом. Видный деятель «Общины чешских братьев», представлявший
ее демократическое крыло и близкий по своим взглядам к чешским
гуманистам, он долго скрывался от преследований в шляхетских
семьях северной и северо-восточной Чехии, но и ему, как большинству
патриотов, пришлось в 1628 г. навсегда покинуть родину.
Коменский с детства привык к простоте человеческих отношений,
навсегда сохранив это ценное качество, добродушие, оптимизм. Сын
члена «Общины», после окончания «братской» школы как талантливый
ученик он был послан учиться в протестантский Гейдельбергский уни-
верситет, по возвращении возглавил общинную школу в Пршерове,
а позже получил также сан священника, стал проповедником. Будучи
идеологом бюргерства, Коменский выступал против феодализма, отстаи-
вал демократические принципы образования, позволяющие каждому
человеку, независимо от общественного положения, овладевать зна-
ниями, совершенствоваться духовно, считал необходимым всеобщее
обучение.
Важнейшие труды Коменский написал в эмиграции, в польском
городе Лешно, где еще в XVI в. поселились изгнанные из Чехии
«братья» и обосновалась часть «Общины». Он преподавал в общинной
школе, выезжал и в другие страны: как виднейшего педагога его при-
глашали в Англию, Швецию, Венгрию, где он охотно помогал живущим
там чешским «братьям» создавать общинные школы. После длительных
отлучек он неизменно возвращался в Лешно к единомышленникам и
соратникам. В 1648 г. его избрали епископом «Общины».
Опираясь на материалистическую концепцию Бэкона о познавае-
мости мира, Коменский постепенно создал стройную систему образова-
ния. Еще в Чехии, исходя из собственного опыта и видя недостатки
в овладении науками, он обратился с воззванием — «К интеллигенции
моего народа» (знаменательно, что писать ему пришлось на латыни),
где призывал создавать научные труды на чешском языке, понятном
и доступном широкому кругу читателей. Он разделял мнение Благо-
слава о необходимости делать теоретические выводы из практики и
продолжил деятельность Велеславина-популяризатора, однако не удов-
летворился изложением известного, настаивал на творческом осмысле-
нии и развитии достижений европейской науки. Коменский стремился
к созданию чешской национальной науки и в своей программе предла-
гал объединить усилия «братьев» и гуманистов, что показательно для
всей его деятельности и развития чешской культуры, вобравшей и соче-
тающей обе тенденции. Позже он конкретизировал предложенные и>1
44


принципы в «Чешской дидактике» (1632)—проекте единого и всеоб-
щего школьного образования. В «Великой дидактике» (1641), написан-
ной уже по-латыни, проект был переработан в систему, предлагаемую
и другим странам. Это сочинение переведено почти на все европейские
языки, на японский, другие языки мира и легло в основу современной
педагогики, предусматривающей обучение на родном языке, последова-
тельность овладения знаниями,, наглядность и ряд других конкретных
принципов. Имя и труды Яна Амоса Коменского, основополож-
ника новой науки — педагогики, вошли в золотой фонд мировой
культуры.
Для чехов же Коменский еще дорог как знаток родного языка и
культуры, выдающийся писатель. Его 'всегда притягивало живое слово.
Смолоду, во время путешествий по родному краю он записывал посло-
вицы, поговорки. Их набралось более 2000. Так возник труд «Мудрость
древних' чехов как зеркало для потомков», который, однако, автор не
успел подготовить к печати. Почти всю жизнь Коменский собирал
материал для словаря, названного им «Сокровищница чешского язы-
ка». При захвате шведами Лешно в 1656 г. три дня город горел; в доме
Коменского сгорело все, даже то, что было укрыто в подвале, и сло-
варь погиб. Сам же ученый с семьей едва успел выехать. Узнав о его
несчастье, коллеги пригласили его в Амстердам, где ученый и прора-
ботал последние годы жизни.
Коменский был не только талантливым педагогом, философом,
а обладал еще и поэтическим даром. Заботясь о состоянии и уровне
чешской лирики, он пытался ввести метрическое стихосложение по
античному образцу, программу усовершенствования изложил в работе
«О чешской поэзии» (1620) и вынашивал до конца своих дней идею
создания в чешской литературе новых поэтических форм. Из своих
стихотворений писатель составил канционал; в последние годы жизни,
в Амстердаме, переводил эклоги Вергилия. Как художник слова Комен-
ский более всего известен благодаря духовным песням и наиболее
крупному произведению «Лабиринт света и Рай сердца», созданному
в 1623 г., когда приходилось скрываться от преследований. Оно на-
писано прозой, яркой, образной, ироничной, словно вобравшей всю
горечь тех дней: рушилась надежда на независимость родины, на рас-
цвет чешской науки, культуры, литературы. Полное название сочине-
ния из двух частей раскрывает смысл авторской концепции, близкой
философии Хельчицкого: «Лабиринт света и Рай сердца, правдивая
картина суеты и блужданий на этом свете, сомнений и забот, ослепле-
ния и обмана, бедствий и горестей, наконец —отвращения и отчаяния;
описание истинного, полного удовлетворения духа и радости тех, кто,
оставаясь в покоях сердца своего, затворяется с одним лишь Господом
Богом».
Наибольшую ценность в социальном и художественном отношении
представляет первая часть—путешествие по лабиринтам жизни, слож-
ной и порой неприглядной. Повествователя сопровождает^ пути «все-
видящий, вездесущий и всезнающий толмач», которому доступны са-
мые потаенные тропы человеческого духа, сокрытые от постороннего
взгляда уголки и сокровенные мысли. Отсюда всеобъемлющий мас-
штаб и острейший характер сатиры на современную писателю общест-
венную, политическую, научную жизнь. Ярко, живо нарисованы алле-
горические сцены и персонажи, содержащие глубокое обобщение.
Собирательный образ судей беспощадно разоблачал общество без зако-
нов, людей-уродов без чувства долга и ответственности — вершителей
человеческих судеб: «У некоторых не было ушей, и они, естественно,
45


не могли выслушать жалобы подданных, у других отсутствовали глаза,,
которыми можно ввдеть творящиеся у всех на виду беспорядки... мно-
гие не имели даже сердца, дабы судить по справедливости».
Правят зависть, ненависть, всюду распри. Однако далеко не всем
плохо живется в такой обстановке: кто открыто, а кто исподволь извле-
кает для себя пользу в беззаконном мире. Примером острейшей сатиры
на средневекового ученого-схоласта стал конкретизированный образ
«всеядного» завсегдатая библиотеки, уподобленной аптеке со множест-
вом коробочек, хранящих «лекарства от слабоумия». Здесь немало
«поглотителей мудрости», и выглядят они «упитанными, крепкими,
румяными». Лишь простые люди, которые хоть и бедны, но всегда
готовы поделиться последним,' живут честно, открыто, не присваивая
чужого. К ним-то и обращается автор как к совести Вселенной.
Сам Коменский считал свое произведение проповедью или тракта-
том, но эпичность, беллетристическое начало, аллегория и символика,
напряженное развитие действия и сценичность сделали «Лабиринт»
высокохудожественным сочинением, вобравшим существенные при-
знаки времени. Поэтому еще при его жизни оно было трижды издано,
с интересом читалось и гораздо позже, особенно первая часть. Слабее
вторая часть — «Рай сердца», — повествующая о покое, который якобы
можно обрести, замкнувшись, сосредоточившись на осмыслении идеа-
лов «чистой веры».
Несмотря на тернистый путь, пройденный Коменским, на отчаяние,
которое не раз охватывало его, он свято верил, что настанет другое,
лучшее для народа время. Даже после Вестфальского мира, закрепив-
шего окончательно зависимое положение Чехии, глубоко переживая
крушение последней надежды, он пишет аллегорическое завещание
«Последняя воля умирающей матери нашей, братской общины» (1650),
где в утешение сулит непременно большое будущее чехам. После
«Лабиринта» это самое действенное в художественном отношении про-
изведение, не позволяющее пасть духом, ибо оно выражало оптимисти-
ческий взгляд на жизнь и движение истории. Коменский как философ
не разделял скепсиса других эмигрантов и строптивого затворника
Декарта, с которым 'ему довелось беседовать и спорить.
В Амстердаме Коменский прожил свои последние годы в друже-
ской творческой атмосфере, окруженный последователями и учениками.
Ему удалось многое опубликовать; муниципалитет взял на себя рас-
ходы по изданию его дидактических сочинений; получив звание почет-
ного профессора, он снова преподавал; пришли достаток и глубокое
уважение окружающих, почитавших его как первооткрывателя тайны
обучения.
О его широких международных контактах свидетельствует
обширная корреспонденция. И все же ученый не обрел покоя: не испол-
нилась его заветная мечта трудиться для своего народа, на родине;
он сокрушался о распаде «Общины», остатки которой поддерживал
еще и в 60-е гг.: сочинял проповеди, рассылал изданные им в Амстер-
даме чешские книги. Его произведения проникали повсюду, где был!и
последователи гусизма, доходили они и до Чехии. Со смертью Комен-
ского «Община» утратила вдохновителя идей «братства» и последнего
епископа. Вместе с ним для чехов ушла в прошлое целая эпоха. Жизни
и деятельности Коменского посвящены исследования и популярные
книги, интересный роман «Жизнь Яна Амоса» (1975) создал М. В. Кра-
тохвил, где раскрыл актуальность трудов и особенности поэтических
произведений выдающегося ученого и художника, жившего более трех-
сот лет назад. >


Среди эмигрантской литературы выделялась обстоятельная истори-
ческая книга Павла Странского из Странки у Зап
(1583—1657) «Чешское государство» (1634), написанная специально
по-латыни с целью доказать европейцам право чешского народа на не-
зависимое существование. Он писал: «Чехи от самого своего прихода
на эту землю во всем и всюду были свободны и независимы».
Странский, новоутраквист, патриот, боровшийся против германи*
зации, был арестован еще в 1617 г. за то, что он, юрист и член город-
ского совета Литомержиц, отказал в гражданстве реакционерам.
Впоследствии его выслали из страны как «вождя еретиков». Странский
преподавал в Торуне, написал правоведческие работы о законах в Гер-
мании и Венгрии. К сожалению, его политический трактат о правлении
в Чехии (1650) не сохранился. Самым значительным классическим
произведением была книга о чешском государстве, сыгравшая положи-
тельную роль в борьбе с фальсификациями католических историков.
С демократических позиций написал в эмиграции на чешском
языке десятитомную «Церковную историю» участник восстания
Павел Скала из Згоржа (1583—1640), литератор, историк
с европейским образованием. Он не отделял борьбу «истинной церкви»
против ее врагов от всеобщей истории ц рассматривал гусизм, деятель-
ность «Общины чешских братьев», восстания — все события в Чехии на
фоне ив связи с политической жизнью Европы. Этот самый большой
исторический труд на чешском языке, где автор тщательно выверил
факты, стремился быть объективным и освещал события в их взаимо-
связи, положил начало научному подходу к истории.
Особенно трудно приходилось патриотам, которые продолжали
свою деятельность, оставшись на родине. Тяжелые испытания выпали
на долю Богуслава-Бальбина (1621 — 1688), историка и свя-
щенника, принадлежавшего к иезуитскому ордену. Он выступил с на-
писанным по-латыни трактатом «В защиту славянских языков, осо-
бенно чешского» (1672), который был опубликован лишь более чем
через сто лет. И хотя сочинение было тут же запрещено, оно стало
опорой для просветителей эпохи национального возрождения. Бальбин
писал, что «Чехия превратилась во второе отечество для испанцев,
французов, итальянцев и особенно немцев... Вся Чехия, как бога-
дельня, где... всю жизнь можно прожить беззаботно, да еще и разбога-
теть». С горечью он отметил, что немецкий язык вытесняет родной
язык страны, Зто от него добровольно отказываются чешские паны.
Бальбин составил книгу чешских летописей, имел мужество пуб-
ликовать труды по истории Чехии, восхваляющие свободолюбие народа,
за что и подвергался гонению.
В высшем обществе господствовала литература крайнего католи-
ческого направления, бедная по содержанию, подражательная или
переводная, утверждавшая религиозные взгляды. Писатели под офи-
циальным нажимом либо в угоду властям объясняли бедственное со*
стояние страны «карой божьей» за отступничество. Сочинения же «от-
с!упников», напоминавшие о независимом прошлом и достоинствах
народа, распространялись только нелегально. Дозволены были лишь
иезуитские постилы, богослужебные тексты, проповеди, хулящие
«Общину». В них использовался и народный язык с целью распростра-
нения католицизма. Витиеватая религиозная поэзия в духе барокко,
как и великолепие храмов, была чужда народу, творчеству, сложивше-
муся в строгих гуситских традициях отражения реальной жизни.
Потеряв связь с действительностью, официальная литература не
Удовлетворяла более запросов общества. В это время возрождалась


немецкая словесность, произведения Клопштока, Лессинга, Гердера и
других писателей стали широко известны; немецкое влияние в условиях'
Чехии было неизбежным. Оно захватывало и средние слои населения,
засоряя германизмами и вытесняя родной язык. Самостоятельная лите-
ратура почти вырождалась, тем более что все сколько-нибудь подозри-
тельное тут же уничтожали.
Особенно прославился своей реакционной деятельностью иезуит
Антонин Кон наш (1691 —1760), писавший духовные песни и
гимны. Он трижды составлял списки «еретических» книг, подлежащих
уничтожению или исправлению: в 1729 и 1749 гг. Третий список издан
после его смерти, но уже было иное время, и никто им не руководст-
вовался. Будучи миссионером, он разъезжал по Чехии и Моравии, за-
пугивал народ цветистыми описаниями страшного суда за ересь.
В проповедях призывал приносить ему гуситские книги, а затем либо
исправлял текст собственноручно, либо сжигал их. Существует мнение,
что таким образом Кониаш испортил и уничтожил до 60 000 книг. Его
биограф, иезуит, восхищался такой активностью. Один из первых
историков эпохи возрождения, Франтишек Мартин Пельцль писал, что
Кониаш подвергался побоям, оскорблениям, но ничто не могло его
'остановить, когда же он встречал особенно упорное сопротивление, та
обращался к верховным властям и находил там поддержку.
Появились также «исправители» языка, пытавшиеся изобретать
слова, чуждые естественной чешской речи. Инквизиторская деятель-
ность нанесла огромный непоправимый ущерб чешской культуре, язы-
ку и литературе особенно. Вместе с тем жестокость инквизиции сви-
детельствовала о непокоренной воле народа, которая находила выра-
жение и в художественном творчестве.
С усилением габсбургского владычества города утратили роль
культурных центров. Однако именно там чаще всего создавали поэзию,
прозу, популярные песни оппозиционного характера. Исходя только иа
печатных изданий нельзя судить о литературе тех лет. Произведения,
рожденные в народе, как устные, так и письменные (не относящиеся
к фольклору, но из-за отсутствия имени автора подвергавшиеся много-
кратным переделкам), составляли добрую половину художественной
литературы, которую Читали чехи разных сословий и прежде всего
простые люди. Эти сочинения не менее активно, а, вероятнее всего,
гораздо более, нежели католические, влияли на сознание народа.
Основательное воздействие оказывали патриотические социально ост-
рые произведения, вобравшие стихию народной смеховой культуры. Их
авторы, чьи имена почти всегда оставались неизвестными, словно пари-
ровали нападки реакционных сатириков, защищая право своего народа
на юмор и острословие.
Таким писателем был Вацлав Франтишек Коцманек
(1607—1679), один из тех, кто не покинул родину, принял католиче-
ство, но не смирился с порабощением. Получив высшее образование и
степень бакалавра, он учительствовал сначала в провинции, а затем
в Праге. Творчество его многообразно, но самые значительные его семь
сатирических интерлюдий созданы в середине 40-х гг. Комические ситуа-
ции, грубоватый юмор, отвечавший вкусам городского люда, не скры-
вали горьких размышлений автора о социальном неравенстве, о поло-
жении угнетаемого народа, которому недоступно образование, который
обманывают на каждом шагу. Традиционны комические персонажи —
крестьяне в непривычной городской обстановке. Но если они вызывали
добродушный смех, то образ городского плута-лекаря, поменявшего
чешскую фамилию и презирающего соотечественников, обрисован:


явно сатирически. Обращает на себя внимание необычное для город-
ской интерлюдии злое высмеивание пороков горожан (сцена продажи
жены-пьяницы вдовцу, у которого умерла собутыльница; критика сын-
ков зажиточных горожан). В пьесе «О грубиянах, спорящих о знат-
ности» на первый взгляд вызывает недоумение то, что спорят солдаты,
участники тридцатилетней войны, но, вдумавшись, понимаешь намек на
тех, кто приобрел тогда дворянство и гербы в Чехии. Так, простодуш-
ные по форме, написанные ,для развлечения горожан в праздники,
пьесы Коцманека были далеко не безобидны, и осмеяны в них не
столько герои, сколько виновники возникающих горестных ситуаций.
Живой диалог, языковое богатство доказывают, что городские
слои тоже сохраняли родной язык. Чешская сатира вырабатывала'свой,
завуалированный стиль, который еще будет совершенствоваться в по-
следующую эпоху, ибо борьба за самостоятельность обретет более
острые формы. Отрывки из народных песен, знакомые сказочные об-
разы удерживали в сознании зрителей связь с фольклорной традицией.
Пьесы Коцманека по содержанию и форме воплотили характер город-
ской литературы побелогорского периода.
Не .менее показательны сатирические «молитвы» (чаще безымян-
ные), отразившие взгляды трудовых слоев населения. Такие «молитвы»
либо читались вслух, либо пелись, были злободневными, а некоторые
при этом и высокохудожественными произведениями. Сатирическое об-
личение угнетателей усиливал комический, а подчас и глубоко траги-
ческий эффект, возникающий при сочетании благопристойного, умиро-
творяющего текста всем известных молитв и повествования/ в грубых:
выражениях о жестокости притеснителей. В молитве Коцмадека
«Жалоба крестьян» впечатление усиливается от того, что о бесчинствах
рассказывает также сам солдат, издевавшийся над крестьянами:
«Вместе с детьми убегали в пруды и дохли в болотах, как псы!/1 Когда
их ловили и били, «Не.бей!» — кричали они». Солдат же отвечал, что
не будет им милости, разве что на небесах. В других «молитвах» Коц-
манек ведет повествование от имени крестьян, которые еще надеются
на добрый исход.
Позже, к концу XVII в., возникают «молитвы», еще беспощаднее
обличающие вельмож, иногда определенных лиц, как в произведении
неизвестного автора-горожанина «Отче наш за президента придворной
палаты де Зинцендорфа», присвоившего, как пишет автор, «наши
деньги» (именно «наши», а не императорской казны, которой он ведал):
«Верни нам все деньги наши!» — обращается он к казнокраду и просит
бога: «Накажи, боже, гада, /злодея великого, /да и нас избавь от
него: /пусть сгниет от нарывов». Вор, укравший так много денег, утвер-
ждает автор, «не достоин даже раз в день есть хлеб наш насущный!»
Эмоциональность, короткие, неравносложные строки стиха, интонация
отражают гнев не только автора, но и народа. Не случайно в тексте
множественное число: «мы», «наш», обращение от лица масс. Злая иро-
ния свидетельствует об истинно сатирическом пафосе, усиленном изде-
вательскими пророчествами вору.
Неприкрытый социальный протест выражен в «Сельской молитве»,
где в причитаниях замученных непосильной работой крестьян звучит
проклятие всем панам, которые наказывают, а «сами заслуживают
кнута и веревки». Жалоба заканчивается просьбой к богу смилости-
виться над крестьянами, взять их на небо, «а панов пусть черт
возьмет!».
Жанр «молитвы» был популярен и в конце XVIII в., и позже:
к нему обращались писатели во многих странах. Сохранившиеся чеиь


ские сатирические «молитвы» — свидетельство жизнестойкости языка и
литературы в тяжелейший период реакции.
К концу XVII — началу XVIII в. относится безымянная стихотвор-
ная «Сатира на четыре сословия», возникшая в юго-западной Чехии.
Дошедшая не в полном виде, она содержит 9 000 стихов. Автор, чело-
век образованный, владевший свободно родным языком, отразил со-
стояние современного ему общества. Композиционно организующим
сюжет рефреном стала поговорка: «Ах, боже милостивый, чем дальше,
тем хуже». (Под таким названием появились и первые публикации
отрывков в 1906 и 1907 гг.) Сатира на духовенство, шляхту, богачей,
городской патрициат сочетается с высмеиванием лекарей, юристов,
философов. Автор характеризует положение мелкого городского люда
и ремесленников, после чего переходит к традиционной критике жен-
щин, не забывает и о панских наушниках-доносчиках, онемеченных
мещанах. Форма диалога (спорят Задира и Молчун), ритмическое мно-
гообразие, образность бытовых сценок в корчме, на ярмарке дают
представление о жизни того времени и состоянии языка, о культуре
речи простых людей. В произведении ощутима также связь со старо-
чешскими источниками, в* частности с «Сатирой на ремесленников».
Менее всего текста (лишь несколько страниц) дошло из третьей,
самой резкой части, содержавшей критику вельможи, нечестным путем
достигшего власти. Видимо, конец произведения уничтожили.
Еще больше по объему «Стихи о выпечке пряников» (1744), до-,
шедшие в отрывках. Автор детально повествует в стихах и прозе
о своем ремесле, видимо, пародируя официальную научную литера-
туру, а затем обрушивается на неравенство, критикует социальную
несправедливость. Обе рассмотренные сатиры не были напечатаны,
публикации извлечений из них относятся к более позднему времени.
В жестоких побелогорских условиях чехам были особенно необхо-
димы народные песни. Их содержание, эстетическая простота и напев-
ность противостояли подражательной любовной песенной лирике дво-
рян и зажиточных горожан с условно-античной декорацией, сложивши-
мися клише картин природы и образов, с обилием заимстйованных
слов, особенно французских. (Отсюда и термин того времени «аламод-
ная поэзия».) Песенноб богатство, истинно народное, как и другие
фольклорные жанры, легло в основу национальной литературы, кото-
рая складывалась на следующем этапе исторического развития.
^ешские литературоведы выделяют как «связующее звено» между
памятниками письменными и устным народным творчеством сочинения
«полународные». Под этим термином подразумевается литература,
созданная образованными людьми, например учителями, хорошо зцав-
шими жизнь простого люда и реально ее изобразившими, но не при-
надлежавшими к угнетаемым. Вряд ли такое деление необходимо.
Во-первых, потому что не только мелкая интеллигенция, но и крупные
ученые, писатели были выходцами из народа; во-вторых, народный
характер, как и художественный уровень произведений, зависит не от
социальной принадлежности автора. Народной стала колыбельная
песня учителя и музыканта Адама Вацлава Михны (1600—
1676). Его лирика, близкая к устной поэзии, отвечала атмосфере
духовности, отдельные произведения, как и народные песни, прожили
очень долгую жизнь, оставаясь любимыми.
Особую группу составляли тогда ярмарочные песни, названные так
потому, что записи текстов продавали на ярмарках. Тоненькие тетра-
дочки с крикливыми иллюстрациями или отдельные листки, чаще всего
с нотами, содержали самые разнообразные! сюжеты, начиная от рели-


гиозных до з^итейских (занимательные происшествия, убийства, по-
жары, всевозможные небылицы и чудеса). Это была литература невы-
сокого уровня, но с юмором и подчас критического направления. Она
тоже составляла часть культурной жизни того времени.
Многовековое прогрессивное наследие чешской культуры создало
фундамент для национального возрождения. Как только под напором
масс и новых экономических отношений был ослаблен феодальный
гнет, начался интенсивный созидательный процесс в области культуры
и прежде всего словесного творчества.


ЧАСТЬ ВТОРАЯ
ЭПОХА НАЦИОНАЛЬНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ.
ЛИТЕРАТУРА ПРОСВЕЩЕНИЯ.
РОМАНТИЗМ И СТАНОВЛЕНИЕ РЕАЛИЗМА.
(конец XVIII — середина XIX в.)
Период от последней четверти XVIII в. до революции 1848 г. в
истории чешского народа принято называть эпохой национального воз-
рождения. За этот короткий срок литература вышла из состояния
упадка. Сложный многогранный процесс формирования чешской нации,
ее культуры и литературы определялся коренными сдвигами в эконо-
мической и духовной жизни общества: распад феодальных отношений
после отмены личной зависимости крестьян в 1781 г. и возникновение
капиталистических отношений; чрезвычайное обострение социальных
противоречий и всевозраставший протест против национального гне-
та. Борьба за право на самобытность народа, за утверждение родного
языка в сфере науки, культуры, политики приобрела с самого начала
всеобщий характер, ибо отмиравшую латынь заменил в качестве офи-
циального и письменного не чешский, а немецкий язык.
Литература в этих условиях становилась поистине трибуной, весьма
действенным средством сопротивления иноземному влиянию, что и пре-
допределило интенсивность развития, отмеченную тогда же А. И. Гер-
ценом. В 1859 г. он писал в «Колоколе»: «Как Австрия специально
образовывала, мы знаем по Богемии. Она употребила два столетия на
систематическое забивание всего независимого и национального в этом
народе; она совершила там злодейства, перед которыми бледнеют дела
протестантской Англии и' Германии, — казни, конфискации, гонения
продолжались поколения под руководством иезуитов и'бюрократов, в
распоряжении которых состояла развратная наемная, скотски свирепая
солдатеска, хранившая в памяти предания Валенштейновских времен
и тридцатилетнего разбоя. Вешали, секли, морили в тюрьме, жгли лю-
дей, жгли книги, грабили, выселяли и дошли до того, что аристократи-
ческая поместь и часть мещан сделались немцами, а народ остался
чешским. И в первую минуту, как потерявшийся палач приподнял свою
руку и дал жертве немного вздохнуть, в начале нашего века явилась
целая чешская литература».
Верхушка чешского общества действительно была далека от народа:
либо онемечена, либо обращалась преимущественно к французской
культуре, родным языком почти не владела, интереса к чешской лите-
ратуре не проявляла. Носителями языка, хранителями памятников
старины и традиций были трудовые слои населения. В этой среде и
формировалась национальная интеллигенция в столь решающий для
судьбы народа период образования нации. Потому-то прогрессивные
писатели, первые «будители» рубежа веков и чешские просветители
более позднего времени воплощали передовые идеи освободительного
движения.


Важно^также учитывать, что продолжительное время воздействовал
пример антифеодальной борьбы во Франции: Европа еще долго осваи-
вала завоевания Французской буржуазной революции XVIII в. В Чехии
же разрушение феодальных устоев особенно затянулось из-за слабости
национальной буржуазии, не имевшей преимуществ перед укрепляю-
щейся в стране буржуазией немецкой. Полицейский абсолютизм тормо-
шил естественный исторический процесс: Меттерних, получив ö 1821 г.
неограниченную власть, опирался именно на феодальную аристократию
и католическое духовенство. В этих условиях чешской буржуазии при-
шлось обратиться к «родным» низам. Крестьянство, ремесленный люд
стали основной движущей силой национального движения,.отчего оно
приобрело демократический характер. И хотя большинство руководи-
телей, как и вообще чешских патриотов, оставалось на позициях про-
светительских, не разделяло убеждений якобинцев, внимание масс
(возможно, в силу гуситских традиций) все-таки не переставал привле-
кать кульминационный этап развития французских событий в 1792—
1793 гг. — «революционная расправа с отжившим феодализмом, переход
всей страны, и притом с быстротой, решительностью, энергией, безза-
ветностью поистине революционно-демократическими, к более высокому
способу производства, к свободному крестьянскому землевладению» *.
Несмотря на идейную и политическую ограниченность выдвигае-
мых программ, революционный исход событий 40-х гг. был £ определен-
ной мере изначально предрешен активностью трудовых масс. Револю-
ция 1848 г. стала для Чехии новой ступенью исторического развития,
отмежеванием от феодализма. Хотя страна и не получила государствен-
ной самостоятельности, удержалась Габсбургская монархия, а землями
продолжали владеть дворяне, путь для - капиталистического развития
все же был расчищен.
НАРОДНАЯ СЛОВЕСНОСТЬ И ЛИТЕРАТУРА ПРОСВЕЩЕНИЯ
НА РУБЕЖЕ ВЕКОВ
В начальный период эпохи возрождения важнейшую роль играла
народная словесность, многообразная в тематическом и жанровом от-
ношении. Наряду с фольклором —легендами, балладами, сказками и
другими жанрами, питавшими зарождавшуюся национальную поэзию,
бытовали и оказывали большое влияние на литературный процесс про-
изведения, возникшие как результат коллективного творчества уже
нового времени. Они переписывались, распространялись нелегально
ввиду их явно классового и патриотического содержания и лишь
иногда печатались. Имена авторов чаще всего оставались неизвестны-
ми. В эти годы преобразуются содержание и формы нар'одной словес-
ности. В ярмарочной песне о чудесах теперь черт тащит в ад беспутно-
го пана, меняется облик черта: он скорее комичен, чем страшен.
Как в устной, так и в письменной литературе светские сюжеты
быстро вытесняют библейские, а веками утверждаемый религиозный
пафос духовной лирики в начале века уступает место смелым идеям
нового времени. Анакреонтическая поэзия хоть и была распространена,
но ограниченность тематики — любовь, вино, веселье — не отвечала
патриотическим устремлениям. Предпочтение отдавалось более серьез-
ному содержанию, развитию иных традиций.
* Ленин В. И. Грозящая катастрофа и как с ней бороться // Поли. собр. соч.
Т. 34. С. 195.


Заостряется социальная направленность сатирических произведе-
ний. Обретает новое, подчас политическое звучание народная песня,*
истоки которой ведут к началу XIV в. Произведения народной словес-
ности стали своеобразным связующим звеном двух эпох. Полные опти-
мизма, они выражали надежду угнетенных обрести свободу и тоже
воспевали радость бытия, передавали праздничное настроение, любовь
к природе. И все же много было тогда сложено песен о горе и терпении
народа, о бессердечии панов и управляющих, которые обирали кресть-
ян, унижали их достоинство. Конкретное историческое содержание,
высмеивание господ, пробудившаяся надежда на избавление от них
порождали иронию, а в печальных интонациях сквозила досада и не-
довольство смирением притесняемых. Социальное значение имели
«Песнь о господских чиновниках», «Сельский Отче наш», отразивший
бунты 1775 г. Запрещена созданная в 1789 г. «Песня о сельской барщи-
не». В них слышался призыв выступить против панов.
Обитавшая прежде преимущественно на селе, обновленная народ-
ная песня благодаря актуальности содержания стала массовой и по-
пулярной также в городе. Появились печатные сборники новых песен.
Термин «народная песня» вошел в историю литературы эпохи чешско-
го возрождения, обозначив главный источник новой национальной
поэзии. Пафос сложенных в народе песен вдохновлял Вацлава
Там а (1765—ок. 1816), Антонина Ярослава Пухмайера
(1789—1820), их последователей.
Стремясь продемонстрировать поэтические достоинства чешского
языка, доказать возможность создания национальной литературы, Там
выпускает два тома «Стихотворений» (1785), куда включает старо-
чешскую лирику—оригинальную и переводы, произведения свои и
других поэтов-современников. В предисловии выражена ненависть к.
чужеземным поработителям. Издание было программным и с точки
зрения художественной: оно противостояло отвлеченной изысканности
и вычурности барокко, увлечению формой, сложившемуся штампу и,,
главное, привлекало внимание к народной поэзии. Что же касается
идейно-эстетической основы произведений современных Таму авторов,,
то она отвечала принципам просветительского реализма, сочетая прав-
дивое изображение действительности, социального неравенства, острук*
критику феодального уклада с идеализацией Природы, якобы способ-
ной, как и разум, защитить человека от всех зол. Характерно в этом
отношении стихотворение Тама «Жизнь в деревне». Есть в нем прошед-
шее позже через творчество многих чешских писателей XIX в. противо-
поставление села «развращенному» городу, воспевание идеального,
естественного бытия «по велению сердца», которое якобы приведет к
духовной свободе и независимости. Однако произведению Тама чужда
однозначность параллелей и контрастов: если «в городах так пове-
лось— считать порядком беспорядки», то ведь крестьянину в деревне
еще хуже. Оказывается, привольно-то жить можно только «в своей
усадьбе отдаленной», когда ты «один, свободный от забот,/нуждой
злодейкой не стесненный». А у бедняка совсем другое положение: перед
помещиком «он трясется» и чувствует себя не лучше нищего, который
«ждет подаянья, чтобы утолить сосущий голод», а богачи бранью гонят
его от ворот. Таким образом, поэт, по существу, противопоставляет
угнетенных и поработителей, «обагряющих свои жадные руки в крови
невинных». К такому пониманию ведет как внутренняя ироничность в
описании идиллии, так и резкий социальный контраст, обнаживший
истинные отношения вельмож, тех, кто «умеет гнуть в поклонах спину»,
и тружеников. Картина идеальной жизни, обрамляя повествование,


еще бол(ее подчеркивает бесправие «простых людей, над которыми
каждый пан — хозяин».
Социальные противоречия были ярко запечатлены в первых же
стихотворениях о современности. Не менее важно отметить их антикле-
рикальную направленность. Так, служителей церкви Там называл
«поповской тварью в просвещенном столетии». Патриотическая тема
определяла и сюжеты исторических драм. В 1,786 г. с огромным успехом
шла в Ностицком театре пьеса Тама «Бржетислав и Итка, или Умы-
кание из монастыря». Постановка воспринималась как победа нацио-
нального театра. К сожалению, ни эта вещь, ни другие драматические
лроизведения — а их вместе с пьесами, которые Там переводил с дру-
гих языков, более пятидесяти — не дошли целиком. Там — один из
организаторов чешского театра, артист и режиссер, редактор,- издатель.
Однако судьба активного патриота сложилась трагично: его уволили
со службы, театр пришлось совсем оставить и уйти с труппой бродячих
актеров. Радикальные взгляды Тама не разделяла национальная бур-
жуазия, он был неугоден тем, кто завладел руководством освободитель-
ным движением. Трагедия писателя усугублялась личной драмой и не-
устроенностью. Он умер в нищете, как многие наиболее прогрессивные
писатели, музыканты, художники. В конце века Алоис Ирасек в исто-
рической пенталогии «Ф. Л. Век», посвященной эпохе возрождения,
воссоздаст образ Тама. и раскроет истинные причины его гибели.
Видным поэтом, продолжившим начинания Тама, был Антонин
Пухмайер, деревенский священник, выходец из семьи пражск/их ре-
месленников. Сплотив молодых литераторов Чехии, Моравии и Слова-
кии, он основал новую поэтическую группу (объединение часто называ-
ют «пухмайеровская школа»), отстаивавшую силлабо-тонический стих.
Их эстетика соответствовала классицизму. Ведущими жанрами стали
ода, басня, баллада, лирика была описательной. Эпическое начало раз-
вивалось ими как в героическом, так и комическом — бурлескном — на-
правлении. Их произведения печатались в альманахах «Собрание сти-
хов и песен» (1795, 1797), «Новые стихотворения» (1798, 1802, 1814).
Знакомство со славянскими литературами, особое внимание к близ-
кой в языковом отношении польской литературе способствовали совер-
шенствованию поэтики, лексическим заимствованиям. Сам Пухмайер
был образованным филологом, учился в Пражском университете,1 со-
трудничал с Иозефом ДобровСким, составил второй том немеЦко-чеш-
ского словаря. Его любовь в родному языку с пафосом и удивительной
проникновенностью выражена в оде «О чешском языке». Родную речь
он почитал частью духовной жизни народа, отсюда — прямое обращение
к предмету, который славил, историческая канва сюжета и вера в свет-
лое будущее чехов. Поэт не преминул напомнить об отношении к род-
ному языку: «Из городов тебя гнали в деревню, /считая, что слишком
ты груб,/ что только пригоден для люда простого».
«Ода о Жижке из Троцнова» прославляла великого гуситского
полководца, олицетворившего мужество чехов, их,беспримерную любовь
к родине. Пухмайер писал также басни, переводил со славянских язы-
ков, издал, в частности, одну из од Хераскова, знакомил соотечествен-
ников с наиболее выдающимися произведениями многих европейских
литератур. Просветительную деятельность Пухмайер вел среди широ-
ких слоев населения, создав в селе библиотеку для своих прихожан.
Наиболее близким Пухмауеру из группы поэтов новой ориентации
стал Шебастиан Гневковский (1770—1847). Отецегобыл
Шахтером, а также выделывал кожи. Гневковский получил правовое
образование в Праге, служил чиновником в городской управе, его фи-


лософские статьи отражали взгляды трудовых слоев народа. Даже став
бургомистром небольшого местечка, он не перестал высмеивать высоко-
поставленных вельмож и «брюхатых толстосумов». Сатирические стихиг
комические баллады Гневковского были весьма популярны, заучивались
наизусть. Критикуя суеверие и другие пережитки, он пародировал уста-
ревшие формы ярмарочной песни, развивая на новой идейной основе
эпику и сатирические традиции. Наиболее известна его поэма «Девин»,
созданная в духе бурлеска, а позже, в 20-е гг., когда утверждался ро-
мантизм, переделанная в героико-эпическое произведение типа «Дочери
Славы» Яна Коллара.
Итак, в поэзии рубежа веков, отмеченной чертами классицизма,
звучали социальные мотивы, утверждались сатирические формы.
Фундаментом и опорой для развития национальной литературы
стала деятельность ученых-патриотов, поначалу в 1769 г. тайно объеди-
нившихся, создавших в 1774 г. после роспуска ордена иезуитов «Чеш-
ское общество наук», со временем расширенное и в 1791 г. переимено-
ванное в «Королевское чешское общество наук», положившее начало
нынешней Чехословацкой академии наук. Издательская деятельность
Вацлава Матея Крамериуса (1753—1808), труды первых
историков Франтишека Мартина Пельцля (1734—1801) it
известного филолога Иозефа Добровского (1753—1829), изу-
чавшего древние чешские памятники и заложившего основы сравнитель-
ного метода исследования строя и законов чешского языка, готовили
почву широкого просветительского движения и творчества крупнейших
писателей.
В 1793 г. чешские патриоты добились создания при Пражском
университете кафедры чешского языка и словесности, которую возгла-
вил профессор Пельцль, автор «Новой чешской хроники», написанной
по-чешски, популярной в городах и селах. Он написал монографии о
Карле IV, утвердившем независимость Чешского королевства, о правле-
нии его сына Вацлава IV в бурные годы гуситского движения, составил
библиографию чешских печатных книг вплоть до-конца XVIII в., помо-
гавшую ориентироваться молодой национальной интеллигенции.
Добровский начал с того, что открыто выступил против языковых
извращений, а в 1809 г. издал чешскую грамматику, которая послужила
основой для последующих грамматик как чешского, так и других сла-
вянских языков. Учитывая особенности интонационного строя чешского
языка — долготы, он разработал и ввел правила силлабо-тонического
стихосложения. В 1792—1793 гг. ученый обследовал хранившиеся в то
время в Стокгольме памятники чешской словесности (только в 1878 г.
переданные в г. Брно), посетил также Петербург и Москву, после чего
издал отчет о своей поездке. В 1792 г. вышло первое, а в 1818 г. — вто-
рое издание его «Истории чешского языка и древней литературы», где
он высоко оценил роль Яна Гуса и гусизм, творчество Петра Хельчиц-
кого и Яна Амоса Коменского, осудил стремление разрушить чешскую
культуру, искоренить язык в период упадка, после 1620 г. По общему
признанию современных чешских филологов, этот труд Добровского
положил начало систематическому изучению развития их родного языка
и литературы. Обе книги были изданы по-немецки, видимо, с целью
познакомить Европу с богатым духовным наследием своего народа, при-
влечь широкий круг читателей. Свои сочинения Добровский чаще всего
писал по-немецки, иногда — по-латыни и редко — по-чешски, что дало
повод чешским буржуазным ученым усомниться в его уверенности отно-


сительно! будущего славян и объявить одного из основоположников
отечественной науки скептиком и пессимистом. По сию пору некоторые
слависты--полагают, что, создавая грамматики, он заботился о нормах
разговорной речи и не надеялся, что чешский язык обретет утраченные
позиции в области поэзии, прозы, науки. Подобную оценку взглядов
Добровского опровергает вся его активная деятельность патриота, уче-
ного, публициста, издателя журналов и сборников по славистике, спло-
тивших молодых литераторов. Сам он писал статьи не только о культу-
ре чешского, но и других славянских народов, историю и литературу ко-
торых решил освещать еще в начале своей творческой деятельности.
Он знал славянские языки, издал русскую грамматику, был знаком со
славистами других стран. Добровский восхищался Кутузовым, победой
русских войск над Наполеоном и верил в освобождение и славное буду-
щее славян: «Разве никто из венских правителей не видит и не предви-
дит начало кризиса? — писал он Дюриху. — ...Все должно быть обнов-
лено... До неузнаваемости прекрасным и сильным станет чешское коро-
левство, расцветет Польша... возмужает Россия... И возникнет по воле
Провидения сообщество языков и народов, в чем я твердо уверен».
Таким образом, в просветительском движении патриотизм утверж-
дался в связи с идеей обретения национальной самостоятельности всеми
славянскими народами.
ПРЕДПОСЫЛКИ И РАЗВИТИЕ РОМАНТИЗМА
(20 — 40-е гг.)
В новых условиях роста сопротивления национальному гнету идеи
Добровского развивали Иозеф Юнгманн, Ян Коллар, Франтишек Ла-
дислав Челаковский, Павел Иозеф Шафарик, Франтишек Палацкий.
Их деятельность также отражала сознание славянской общности, и
борьбу своего народа они связывали с будущим других славян. В этом
одна из причин истинного демократизма классических традиций чеш-
ской культуры. Никто из ведущих писателей и ученых не ограничивался
узко национальными интересами. В творчестве Коллара, Челаковского,
в трудах Шафарика это проступает особенно явно. У истоков их концеп-
ций— волна симпатии к русским, чувство признательности России,
победившей Наполеона, очистившей не только свои земли от завоевате-
лей. Русофильство было широко распространено в среде чешской интел-
лигенции. В 1830-х гг. Россию перестали идеализировать, но сохрани-
лось уважение к русскому народу, не угасла вера в будущее славйн, а
идея славянской взаимности развивалась и крепла, получив иную —
антимонархическую — направленность в творчестве Карела Гавличка
Боровского, других писателей и мыслителей, включившихся в полити-
ческую жизнь страны несколько позже, принимавших участие в револю-
ционных событиях 40-х гг.
Второй этап национального возрождения отмечен укреплением эко-
номики страны, развертыванием промышленной революции и обостре-
нием социальных противоречий. В 1821 и в 1830 гг. вспыхнули крестьян-
ские восстания в Моравии, а в 1844 г. — широко известный бунт ткачей,
вошедший в историю Чехии как самое крупное выступление пролета-
риата того времени, которое нашло отражение в ряде произведений
чешских писателей. Интеллигенция становилась активнее, вступала в
общественные организации, поддерживающие развитие национальной
-экономики и культуры. Чешскую общественность всколыхнула Июль-


екая революция 1830 г. во Франции. Прогрессивные взгляды широких
масс складывались под влиянием ее идей, общей революционной ситуа-
ции в Европе и особенно — борьбы других славянских народов за неза-
висимость и социальное равенство. Кружки и клубы создавались как:
радикально настроенными патриотами, так и либералами. Объединяю-
щим центром с 1845 г. стала «Мештянская беседа».
Огромную воспитательную роль играла периодическая печать,
издания на чешском языке. В 1818 г. открылся Национальный музей,
сосредоточивший памятники письменности, труды чешских ученых; в
1831 г. для научной обработки языковых и литературных материалов
при нем была учреждена Матица Ческа. К этому времени труды по-
филологии, исследования в других областях науки писались по-чешски.
Патриотическое движение интеллигенции на новом этапе возглавил
Йозеф Юнгман (1773—1847), изначально стремившийся приоб-
щить развивающийся чешский язык к другим славянским языкам: за-
крепляя естественную близость, он вводил в обиход польскую и русскую
лексику. Желая раскрыть богатство родного языка, Юнгман еще в на-
чале века перевел «Потерянный рай» Джона Мильтона и повесть Фран-
суа Шатобриана «Атала», познакомил чехов с Шилером, Клопштоком,
Гёте, а позже целиком перевел «Германа и Доротею» Гёте. Его пере-
воды сыграли значительную роль в развитии отечественной литературы.
Он и сам писал стихи, создавал образцы для молодых поэтов, первый
заметил талант молодого Махи, которого обучал чешскому языку, по-
советовал ему попробовать свои силы в поэзии не на немецком, а на
родном языке. В журнале «Крок», который Юнгман основал в 1821 г.,
публиковались не только исследования филологов, историков, но и про-
изведения начинающих писателей. Здесь печатались Шафарик, Коллар^
Палацкий.
В 1825 г. Юнгман издал «Историю чешской литературы», написан-
ную по-чешски, снабдив историко-литературными пояснениями первое
полное обозрение памятников старины, произведений чешских авторов.
Результат тридцатилетнего труда ученого —его чешско-немецкий сло-
варь в 5-ти томах, выпускаемый с 1835 по 1839 г. В 1847 г. Юнгман
стал членом Венской академии наук.
Младшим современником и преемником Иозефа Юнгмана стал
Франтищек Палацкий (1798—1876), известный прежде всего
как автор многотомной «Истории чешского народа», выходившей с
1836 г. по 1867 г., сначала на немецком языке, а с 1848 г. — на чеш-
ском. Повествуя о событиях с древних времен до 1526 г., он осветил
славное прошлое чешского народа, придавая особое значение гусит-
скому движению. Родился Палацкий в Моравии и происходил из учи-
тельской семьи, принадлежавшей в прошлом к «Общине чешских
братьев», окончил евангелический лицей в Прешбурге (Братислава),
с 1823 г. жил и работал в Праге историографом, издал старые чешские
летописи, вызвавшие большой интерес современников. По его настоя-
нию при Национальном музее был открыт «Журнал Общества Патрио-
тического музея в Чехии», с 1827 г. он его редактор. По своим взглядам
Палацкий был буржуазным просветителем, в теоретических работах
опирался на европейских философов-идеалистов. Во время революцион-
ных событий 1848—1849 гг. он стоял во главе чешской либеральной пар-
тии, деятельность которой усилилась после подавления восстания: они
отстаивали автономию чешской короны в рамках Габсбургской монар-
хии. Палацкий не разделял идеи славянской взаимности и выступил с
развернутой программой австрославизма. Его популярно'сть была вели-
ка: в 1848 г. он председательствовал на Славянском съезде в Праге, с:


конца 40-х гг. — депутат австрийского рейхстага и чешского сейма.
И только в конце 60-х гг., после провала политики консервативного
крыла чешской буржуазии, одним из руководителей которого был Па-
лацкий, он выразил глубокое сомнение относительно положительной
роли Австрии для будущего чешского народа.
Палацкий активно боролся за совершенствование чешской поэзии,
большую оригинальность и повышение художественного уровня. Новый
этап развития национальной литературы начался с критики Пухмайера
и его школы. Первая крупная работа Палацкого, написанная совмест-
но с Шафариком, — книга «Начинания чешской поэзии, особенно в об-
ласти стихосложения» (1818). Форма ее весьма своеобразна: она состо-
ит из шести писем. Авторы как бы ведут свободную беседу, приближая
лроблему к читателю. Публикация вызвала дискуссию об установлении
свода стихотворных правил, более всего подходящих интонациям чеш-
ского языка. Ссылаясь на постоянство ударения (всегда на первом сло-
ге), авторы защищали силлабику. Однако эта позиция не нашла широ-
кой поддержки, та^ как нововведение Добровского— силлабо-тоничес-
кая система — успешно осваивалось поэтами. Исходить же из количества
слогов, не учитывая долготы гласных, было все-таки определенного
рода насилием, вело к неестественным инверсиям. В целом споры, экс-
перименты, поиски новых форм принесли ощутимую пользу для обре-
тения естественности, свободной плавности чешского стиха.
В 20-е гг. вышли первые в эпоху возрождения философские работы
Палацкого по эстетике, написанные на чешском языке, они предназна-
чались для широкого круга читателей. Статья «Обзор истории эстетики»
(1823) и неоконченный труд «Наука о прекрасном или прекрасное в
искусстве» (1827) не только знакомили с достижениями европейской
мысли, но и вводили терминологию, необходимую для формирующейся
национальной эстетики.
Развитие чешской теоретической и критической мысли связано с
художественной практикой, исследования не носили отвлеченного ха-
рактера и оказывали прямую помощь молодой литературе. Чем точнее
в них оценивалось ее состояние, острее была критика и конкретнее
выдвигаемые задачи, тем более пристальное внимание они привлекали.
Заметным явлением стала программная статья Юнгмана «О классичес-
ком совершенстве литературы вообще и в частности чешской»^ опубли-
кованная в 1827 г. Он писал о необходимости соответствия формы
содержанию как естественном результате творческого процесса: «Мате-
рия с формой взаимодействуют и в конце концов сливаются в единое
целое». Югман считал такое единство идеалом, присущим классическим
произведениям, и призывал стремиться к его достижению. Он справед-
ливо заметил, что если еще недавно чешская литература создавалась
всего несколькими энтузиастами, то теперь она становится народной,
а потому должна, как он писал, «вырастать из жизни и в народную
жизнь входить».
Мысль о непременной близости литературы широким кругам чита-
телей стала ведущей на новом этапе национального возрождения. Осо-
знание воздействия художественного творчества на взгляды людей
задолго определило воспитательные функции произведений, создавае-
мых чешскими писателями в переломные моменты истории. Приближе-
ние литературы к массам в 20—30-е гг. прошлого века повлекло за
собой обновление стиля, утверждение новых жанровых форм. Этому
процессу способствовали деятельность Шафарика, Коллара, Челаков-
ского и других собирателей фольклора, их публикации и собственное
творчество, опирающееся на духовное и поэтическое богатство славян,


накопленное на протяжении многих веков. Связи чешской литературы
с устным народным творчеством продолжали крепнуть на каждом новом
этапе эстетического и художественного развития. Труды основополож-
ников чешской национальной литературы имеют, таким образом, непре-
ходящее значение. Очень важно было научно обосновать идею славян-
ской взаимности, избавляющую малый народ от ощущения изолирован-
ности, воспитывающую оптимистическое восприятие будущего, побуж-
дающую к борьбе против иноземного гнета. И здесь особые заслуги
принадлежат Шафарику.
Словак по происхождению, П ав ел Иозеф Шафарик (1795—
1861) родился в северной Венгрии, в семье священника-евангелистаг
учился в евангелическом лицее. Вначале он выступил как поэт и лите-
ратурный критик. В 1814 г. вышел сборник его стихотворений «Татран-
ская Муза с лирой славянской». Писал он стихи и позже, переводил
Аристофана, Шиллера, как и его друг Палацкий, предлагал не ограни-
чиваться разработанной Добровским системой стихосложения, а обра-
щаться— особенно при возвышенном стиле — к силлабике. Следуя это-
му призыву, Коллар написал силлабическим стихом пролог к поэме
«Дочь Славы», а Челаковский — даже некоторые эпиграммы. Но, как
известно, «победило» все-таки силлабо-тоническое стихосложение.
Примечательны, однако, поиски разнообразия форм, попытки устано-
вить их соответствие содержанию произведения и общему пафосу. Ша-
фарик принимал живое участие в становлении новой чешской поэзии.
Главный же вклад Шафарика— утверждение идеи общеславянско-
го контекста, без которого, как он справедливо считал, нельзя полно и
верно представить чешскую историю (как и историю других славян),
выявить корни языка, истоки литературы. Взаимному общению славян
он придавал первостепенное значение. Начав вместе с Колларом соби-
рать словацкие песни, Шафарик обратился затем к изучению фолькло-
ра и культуры других славянских народов. В 1815 г. он уехал в Иену,
изучал там философию, филологию, историю. С 1819 г. Шафарик пре-
подает в сербской гимназии в Новом Саде, изучает сербский язык, при-
обретает старинные книги, начинает писать о славянах (работы публи-
куются по-немецки). Впервые им создана «История славянских языков
и литератур» (1826), через два года вышел трактат о славянских древ-
ностях, затем — напечатано исследование о сербском языке.
Венгерские власти притесняли Шафарика; в Петербург выехать не
удалось, и он перебрался с семьей в Прагу, где получил возможность
продолжать научные разыскания благодаря материальной помощи дру-
зей и средствам, присылаемым из Москвы. В 1837 г. Иозеф Шафарик
закончил издание «Славянских древностей». Этот труд, уже написанный
по-чешски, принес ученому славу, долгое время служил источником для
последующих работ славистов.
В дальнейшем Шафарик занимался этнографией славян, проис-
хождением глаголицы. Он принял активное участие в революционных
событиях, был членом Славянского съезда. В 1848 г. Шафарик получил
звание профессора славянской филологии Карлова университета в Пра-
ге. После Добровского это самый крупный чешский ученый, повлиявший
на развитие славяноведения. Его труды определили и пути националь-
ной литературы.
Говоря о значительном воздействие фольклора и памятников ста-
рины на формирование чешской поэзии, нельзя не обратить внимания
на два удачных в художественном отношении произведения, повысив-


ших интерес к прошлому и оказавших влияние на поэтику и националь-
ный колорит литературы.
В 1817 г. Вацлав Ганка (1791 —1861) объявил о якобы най-
денных им старинных текстах, которые в 1819 г. издал под общим на-
званием «Краледворская рукопись» (костел в Краловом Дворе он ука-
зал как место нахождения рукописи). Представленные в качестве
сохранившейся части большого сборника эпические песни повествовали'
о защите чехами своих земель, об их победах в начале XI в., в XIII в.,
в частности, о том, как христиане одолели татар под Оломоуцем. Были
стихи типа баллад о трагической судьбе отдельных героев, а также ли-
рические песни. В языковом отношении тексты адекватны XIII в. и по-
тому были встречены восторженно. Еще до их публикации в Националь-
ный музей полупила другая, якобы найденная в Зеленой Горе рукопись,
отнесенная к X в. Выходило, что обнаружены чешские памятники, не
менее древние, чем. русские былины, «Слово о полку Игореве» или не-
мецкая «Песнь о Нибелунгах». Патриотическое содержание и возвы-
шенный стиль обеих рукописей отвечали идеям и устремлениям просве-
тителей. Однако возникли сомнения в их подлинности. Так, Добровский,
считавший «Краледворскую рукопись» оригиналом, выразил недоверие
текстам «Зеленогорской рукописи». Лишь в конце XIX в. было доказано,
что авторство принадлежит Ганке. В создании текстов принимал
участие его друг Иозеф Линда (1789—1834), известный в то вре-
мя журналист, поэт, впервые попытавшийся написать исторический ро-
ман о победе христианства на чешских землях. Сам Ганка и перевел
тексты рукописей на современный язык.
Оригинальная поэзия Вацлава Ганки представляла переход от
сентиментализма к ранней стадии романтизма, он начал с анакреонти-
ческих стихов, но вскоре обратился к народной песне, влияние которой
прослеживается и в «Рукописях». В сборниках его стихотворений,
неоднократно издаваемых под названием «Песни Ганки», звучали отго-
лоски не только чешских, но и русских, сербских песен. Ориентируясь,
на Россию, он одобрял политику царя и выражал взгляды реакционных
кругов чешского общества. Но созданные им рукописи, их переводы, из-
дание на чешском языке древних русских памятников — все это сыграло
положительную роль в развитии литературы, живописи, музыки и по
существу подготовило появление поэзии Коллара и Челаковского, с,
творчеством которых связано утверждение романтизма.
Ускоренное развитие славянских литератур в отдельные периоды,
как это было в Чехии в эпоху национального возрождения, часто при-
водит к совмещению, а порой и органическому слиянию художественных
систем, уже утвердившихся'и достаточно четко разграниченных в других
литературах. Если в XVII—XVIII вв. художественные направления
складывались десятилетиями, то благодаря высокому темпу общеевро-
пейского литературного процесса в первой половине XIX в. в недрах
одного течения, еще окончательно не оформившегося, могли возникать
новые тенденции, соответствующие более высокому поэтическому уров-
ню. Пример Чехии убеждает в необходимости, более того — в неизбеж-
ности и закономерности такого движения.
Хотя поэзия Тама, Ганки и представляла в какой-то мере сентимен-
тализм, а Коллар даже продолжал развитие гражданских, патриотиче-
ских, героических мотивов в духе классицизма, ни те, ни другие тенден-
ции не сформировались на чешской почве в самостоятельные направле-
ния, так как сама действительность вела наиболее талантливых писате-


лей к романтизму и очень скоро — к реалистическому воплощению жиз-
ненных противоречий, к ощущению узости принципов романтизма как
творческого метода. Далеко не всегда это был реализм просветитель-
ский, настолько тесно его возникновение связано с отображением имен-
но социальных контрастов, непримиримых идей и отходом от идеализа-
ции окружающего мира. Это было, скорее, первым шагом к реализму
критическому, нежели освоение прежних, ставших классическими твор-
ческих концепций. Поэтому в чешской литературе эпохи национального
возрождения и нет оснований особо выделять период предромантизма.
Если судить по доминанте, по тому главному принципу, который опреде-
ляет идейно-художественное наполнение внутреннего мира героя (будь
то эпический персонаж или лирический герой в поэзии), то окажется,
что в контексте разных стилевых тенденций как творческий метод по-
следовательно проявляется романтизм.
Целесообразно выделить три основных этапа чешского романтизма
и наметить при этом его главные стилевые аспекты, обусловленные
национальной спецификой развития. Ранний этап — 20-е гг. — ярче всего
представлен творчеством Яна Коллара и Франтишека Ладислава Чела-
ковского, поэтикой, порожденной прежде всего устным народным твор-
чеством. Расцвет чешского романтизма в 30-е гг., новая ступень худо-
жественности, сближение с европейским романтизмом связаны с твор-
чеством Карела Гинека Махи, с утверждением аналитического начала и
гораздо меньшим использованием фольклора. Отмеченные политической
борьбой широких масс 40-е гг. породили революционную песенную поэ-
зию. Стихи руководителей патриотического движения Йозефа Вацлава
Фрича и Карела Сабины играли большую роль в дни Пражского вос-
стания, призывали к вооруженной борьбе, однако в художественном от-
ношении они не достигали вершин романтической поэзии Махи. В твор-
честве наиболее талантливых писателей 40-х гг. уже складывался
реализм, при этом романтизм продолжал выполнять важные идейно-
эстетические функции. Весьма существенно, однако, что именно с пози-
ций реализма решался центральный конфликт и в драмах Тыла, и в
поэмах Гавличка Боровского. В ранней прозе Вожены Немцовой сюжет
и характеры тоже раскрывались в типических обстоятельствах, хотя
идиллические концовки ее повестей и нарушали логику событий.
В 50-е гг., после разгрома революции, оживилась деятельность да-
леко не прогрессивных романтиков типа Фердинанда Бржетислава Ми-
ковца, основавшего в 1851 г. журнал «Люмир», единственный разрешен-
ный в те годы властями. Однако это направление не оставило заметных
следов в художественном развитии литературы. Виднейшим последова-
телем прогрессивного романтизма в тот период стал Карел Яромир
Эрбен, поэтическая концепция которого сложилась в 30-е гг. Он соеди-
нил в своем творчестве фольклорную и аналитическую традиции.
Что касается дальнейшей судьбы романтизма как творческого ме-
тода, то его развитие прослеживается вплоть до конца XIX в., когда он
уживался с уже достаточно высоким уровнем критического реализма.
Итак, чешский романтизм начала века представлен творчеством
ведущих писателей во всем многообразии идейно-художественного раз-
вития. Высокий идейно-эстетический уровень произведений классиков
обеспечил ему долгую жизнь в национальной литературе.
ЯН КОЛЛАР
Как и Шафарик, Ян Коллар (1793—1852) был словаком, пишущим
по-чешски, ибо нормы словацкого литературного языка сложились


лишь в 40-е гг. Поэтому его творчество стало основополагающим и для
чешской, и для словацкой литератур нового времени. Зд. Неедлы назвал
Коллара великим знатоком чешского языка. В 20—30-е гг. он был веду-
щим поэтом и поистине духовным вождем чешских и словацких патрио-
тов. Его идея культурного единения славянских народов получила
широкое распространение и в других странах, стала популярна в
России.
Происходил Коллар из зажиточной крестьянской семьи евангелис-
тов, родился в Средней Словакии, в местечке Мошовце. С 13 лет он с
увлечением читал латинских авторов, сочинял на латыни торжественные
речи и стихи, изучил немецкий и другие языки. К отцу, бывшему ста-
ростой, а затем судьей, приходили со своими бедами односельчане, жа-
ловались на притеснения, несправедливость, да и в школе он, самый
успевающий ученик, оставался, однако, презираемым словаком. В из-
данных посмертно «Воспоминаниях о молодых годах» (1862) Коллар с
негодованием писал о рабском положении своих земляков. Стремление
помогать соотечественникам побудило продолжить образование. Отец
видел в нем наследника, будущего хозяина и не хотел отпускать из
дому. Сын воспротивился воле отца и был изгнан из семьи. Помог ему
бывший учитель, взяв к себе в помощники; он же отвез 16-летнего юно-
шу в Банску Бистрицу, где тот поступил в гимназию, а через два года
основательно занялся историей славян и филологией в братиславском
лицее. Разрыв с отцом, независимость способствовали укреплению ре-
шительности, мужества, целеустремленности — той твердости характера,
которая отличает поэта. Сам Коллар так писал об этом факте в «Воспо-
минаниях»: «Я обрел самостоятельность, смелость... словно выброшен-
ный с корабля в море совсем еще молодым, я рано .привык сражаться
с волнами и ветром, быстро обрел вкус к борьбе».
В 18 лет Коллар пробовал проповедовать — искал пути к общению
с людьми, к просветительской деятельности. Осенью 1817 г. он приехал
в Иену, чтобы готовиться в университете к принятию сана евангеличес-
кого священника. В тот год торжественно отмечали юбилей немецкой
реформации — 300-летие выступления Лютера; манифестации студентов
проходили под лозунгом «единой Германии» и «всемирного торжества
истинно немецкого духа». Онемечивание чувствовалось всюду: земли,
населенные славянскими племенами, утратили прежние названия, лю-
ди не знали родного языка. Чуждый Коллару шовинизм, идеи милита-
ризма убедили его в необходимости защиты прав славян, их сплочения,
обострили чувство патриотизма. Весной 1818 г. Коллар приглашен учи-
телем к детям пастора-евангелиста Шмидта, в онемеченную семью
лужицких сербов. Здесь он встретил и полюбил старшую сестру своих
учениц —Фредерику. После смерти Шмидта в 1819 г., место пастора
предложили Коллару, но обеспеченной беззаботной жизни в Германии
он предпочел служение «находящемуся в пренебрежении народу».
Фредерику мать не отпустила в «варварскую Чехию», и лишь через
шестнадцать лет они вступили в брак. За годы разлуки Коллар написал
множество стихотворений, посвященных возлюбленной, и поэму «Дочь
<-лавы», состоящую из нескольких сотен сонетов, где ее образ слился в
воображении поэта со славным прошлым и трудной судьбой славян.
Развитию идеи славянской взаимности способствовало изучение
Колларом в Иене, кроме теологии, философии и других предметов, исто-
рии России. Он познакомился с русскими студентами, занимался рус-
ским языком, читал исторические труды Карамзина, знал поэзию Дер-
жавина, переводил Ломоносова. Влияние Шиллера, Гердера определило
совершенно новый для Чехии стиль его лирики. При этом мягкие инто-


нации, мелодичность стиха были отзвуком народных напевов: вместе с
Шафариком и другими патриотами Коллар собирал и издавал сборники
словацких песен. Строгий энергичный стих, патетика, высокий пафос, со
временем утвердившийся в его поэзии, отражали все более определен-
ную идейную направленность произведений, влияние самого духа ста-
рославянских источников. Для творчества Коллара имели значение
контакты со словацкими патриотами, встречи в Праге с Юнгманом и
Палацким. Впоследствии он писал: «Как по-разному я воспринимал
Прагу, видя ее впервые и потом (возвращаясь из Иены)... Теперь-то я
уже отведал терпкие плоды национального древа, вызывающие боль ду-
ши, и показалась мне Прага окаменевшей историей чешского народа».
Осознание утраты народом былого величия, его крайне тяжелое
положение воплотятся потом в монументальных картинах поэмы. В них
же ярко проявится субъективное начало патриотической лирики Кол-
лара. Источником и стимулом естественного слияния разных поэтичес-
ких тенденций стало глубокое переживание поэтом личного горя и на-
родной трагедии. Коллар создал свои произведения вдали от центров
патриотического движения. Отсюда, вероятно, статичность характеров,
архаизмы в лексике, устаревшие даже для тою времени речевые формы
и общий высокий стиль, унаследованный от античных авторов, близкий
к древним славянским памятникам, на которые он опирался. Однако
характерные для переходного периода чешской поэзии свойства стиля
Коллара отнюдь не умаляли значения и силы эмоционального воздей-
ствия его произведений, ибо их концепция отвечала задачам националь-
ного возрождения, историческому величию эпохи.
По возвращении из- Иены Коллар как священник проповедовал в
Пеште, хотя власти опасались официально утвердить его в должности
на протяжении двенадцати лет: слишком популярны были его выступле-
ния в защиту славян, прихожане даже добились дополнительной после-
обеденной службы на чешском языке и требовали приглашения в шко-
лу учителя чешского языка; проповеди Коллара издавались, прихожа-
нами был создан специальный фонд, ибо жалованье все эти годы он не
получал. В этих особых условиях — тесный, повседневный контакт преи-
мущественно со словацким населением Пешта и почти отсутствие живой
связи с руководителями национально-освободительной борьбы — скла-
дывалось творчество виднейшего поэта и мыслителя того времени. Он
остался на просветительских позициях и после революции 1848 г.
С 1849 г. Коллар возглавлял кафедру славянской археологии в Вене,
где прожил последние годы.
Первый сборник «Стихотворения» — романтическая любовная ли-
рика с гражданскими патриотическими мотивами — вышел в Праге в
1821 г. Юнгман оценил его как новое слово о чувствах и переживаниях
современника без налета религиозной мистики или анакреонтической
легкости, отвлеченности. Привлекали, изумляли богатство языка и жиз-
ненность колларовской поэтики, пафос, в равной степени воодушевляю-
щий читателя, шла ли речь об интимных чувствах к возлюбленной или
о любви к родине. Уже здесь наметилось совмещение поэтических обра-
зов Мины, будущей героини поэмы (сокращенное второе имя Фредерики
Вильгемины Шмидтовой), и Родины. Разделы сборника — «Сонеты»,
«Элегии», «Смешанные стихи» и «Афоризмы» — свидетельствовали о
пробе пера в разных жанрах и стилях, содержали образцы гражданской
лирики, критического отношения к установившимся понятиям в области
эстетики. Автор брал под защиту устное народное творчество, видя в
нем неисчерпаемый источник, питающий новую романтическую поэзию,
связанную с жизнью, провозглашал как непременное свойство поэзии


содержательность, сам создавал стихотворения явно политического ха-
рактера. Готовя сборник Коллара к печати, Юнгман предусмотрительно
не включил некоторые произведения, и все же цензура не пропустила,
например, эпиграмму «Пророчество». В ней были такие строки:
Тронам усердствует мир, не троны усердствуют миру, —
Так человечеству жить будет всегда тяжело.
Нередко приходилось прибегать к эзоповскому языку. Не зря, вид-
но, Коллар пояснял:
Братья, нельзя нас судить по тому, что и как мы писали,
Но по тому, что и как нам писать дозволяли.
Юлиус Фучик напомнил мудрые слова Коллара, взяв их эпиграфом
к своей статье 1939 г. «Когда и как писали в Чехии». В годы фашист-
ской оккупации страны необходимо было читать между строк, и насле-
дие классиков в этом помогало.
Сборник «Стихотворения» предопределил появление «Дочери Сла-
вы», а его первая часть «Сонеты» — их было 86 — целиком включена в
поэму, ибо Коллар выбрал для нее специально сложную форму сонета,
дабы продемонстрировать поэтические возможности чешского языка.
Первое издание под названием «Дочь Славы в трех песнях» вышло в
1824 г. в Будине. Ко второму, расширенному, изданию 1832 г., когда по-
явилась возможность несколько свободнее высказываться, Коллар до-
писал две новые песни: о рае — обиталище славных предков славян, и
преисподней, куда поместил врагов славян, изобразцв также, и порой
весьма критично, современных ему общественных деятелей. В ту пору
обе дописанные части звучали актуально, вызывали живой интерес.
Поэма включала уже 615 сонетов, значительно преобразилась ее струк-
тура и внутреннее содержание .образов. Мысль о единении славян при-
обрела ведущее значение, облик Мины и возникшее в мечтах поэта
представление о будущей Родине всех славян сливались в единый сим-
вол. Всеславия как романтическое воплощение свободной жизни оысту-
пала в ореоле ч идеальных общественных отношений при правлении
просвещенного монарха. Во втором, более полном, издании поэмы уси-
лено рациональное начало, перед которым отступил лиризм, свойствен-
ный интимному содержанию первого сборника, где преобладала любов-
ная тематика. Образы более абстрактны, восходят к образцам класси-
цизма, словно «потеснив» уже утвердившийся в ранней поэзии Коллара
романтизм, так бурно, неистово ворвавшийся в чешскую литературу с
его сборником «Стихотворения»: поэт искал способ выразить грандиоз-
ную идею грядущегр освобождения угнетенных славян. Не следует
поэтому воспринимать использованные Колларом приемы классицизма
как пережиток, как нечто, что поэт якобы не сумел преодолеть. Он,
создатель романтического цикла любовной лирики, на сей раз выбирал
соответствующий замыслу и пафосу речевой строй. Ему, мыслителю
крупному и уже романтику, оказались необходимы апробированные
средства из богатого арсенала еще не ушедшего в прошлое классицизма
для утверждения освободительных идей эпохи национального возрож-
дения.
Обращение Коллара к истории, естественно, привело к развитию в
поэме эпического начала, вместе с событийностью в сонетах утверждал-
ся сюжет, и в конце концов «Дочь Славы» сформировалась как лиро-
эпическая поэма, открывающая новые жанровые перспективы для чеш-
ской поэзии. При жизни Коллара вышло еще одно издание поэмы — в
1845 г. Однако в ту пору произведение, основополагающее для чешского
романтизма, уже не вносило ничего существенно нового. Острее, чем


прежде, воспринимались архаизмы. Кроме того, Коллар все чаще вво-
дил словакизмы в чешский текст, отдавая предпочтение певучести сло-
вацкой речи, что нарушало необходимое языковое единство и не встре-
чало сочувствия современников. Тем не менее «Дочь Славы» не
осталась лишь фактом истории литературы, она снова и снова переизда-
валась, играя активную роль в общественной и политической жизни
народа, определяя масштабность, историческую значимость передовой
чешской и словацкой литературы, оказывая влияние на развитие худо-
жественности. Обращенность поэзии Коллара к современнику и после-
дующим поколениям, прославление свободы стали примером на многие
десятилетия вплоть до наших дней. Жизненными оказались и философ-
ские обобщения. По примеру античных авторов Коллар назвал свое
вступление к поэме «запев». В нем содержится осмысление как прош-
лого, так и современного автору положения славянства, других угне-
таемых народов, размышления об исторических перспективах. Коллар
начинает повествование с глубокого огорчения, испытанного им при
возвращении из Германии на родину: V
Вижу родную страну — и слезы из глаз моих льются
Гроб для народа она, гроб, а в былом колыбель!
Перевод С. Шервинского.
А далее напоминание о просторах славянских земель, хоть и оне-
меченных (отсюда соответствующие эпитеты, выражающие негодование,
досаду), но свидетельствующих о былой и потенциальной силе славян-
ских народов:
О мой возлюбленный край: слава и рядом позор!
Всюду, от Вислы неверной до брега предательской Лабы —
И от Дуная до волн пенистой Балтики всей,
Дивно-певучий язык славян раздавался отважных, —
Ах, онемел он теперь, он ненавистен врагу!
При том что основная тема поэмы — судьба славян, общественно-
политическая платформа автора гораздо шире: Коллар не замыкается
в рамках национального вопроса, а выдвигает высокий критерий пони-
мания свободы и строгой оценки конкретных путей цивилизации:
Тот лишь достоин свободы, кто ценит1 свободу другого,
Тот, кто рабов заковал, сам по душе своей раб!
Суждение поэта было и остается злободневным. Выступает он и
против захватнических войн, приносящих людям несчастье, против иско-
ренения завоевателями национальных обычаев, языка, культуры, уни-
жения побежденных, осуждает порабощение европейскими государства-
ми Индии и других стран. Оптимистический взгляд в будущее как бы
проникает сквозь века: победу Правды, неизбежную, — хотят того
сильные мира сего или не хотят — автор связывает с коренными пере-
менами:
Все изменяют года и правду к победе приводят,
Ста блудодейных веков козни разрушит наш век.
Придерживаясь классических образов, Коллар избирает основой
композиции условный прием путешествия по славянским землям, опи-
сывает просторы, богатства недр, а углубление в историю убеждает в
славном прошлом славян. Все это вместе открывало реальные возмож-
ности возрождения языка и культуры. Однако поэт отнюдь не ограничил
себя лишь иллюстрацией, его усилия направлены на то, чтобы побудить
к активным действиям: сарказм пронизывает строки о покорности судь*
бе, о равнодушии. Чаще всего Коллар упрекает словаков. Однако, как


юн пишет, «Татары остаются глухими», а призыв звучит, словно «глас
в пустыне». Особенно резок автор по отношению к тем, кто отрекся от
своего народа.
Возвышенный пафос помог выразить страстную мечту о националь-
ной независимости и свободе, воплотить чаяния притесняемых народов
в образе Всеславии, в символической фигуре Славянина, похожей на
колоссальное литое изваяние, осенившее земли от Татар до Урала. При
этом стилю Коллара присущи конкретность и детализация. Идеализи-
руя обобщенный славянский характер, противопоставленный облику
чужеземца-завоевателя, поэт подчеркивает доброту, выносливость, храб-
рость, верность, .объясняет эти черты трудной судьбой многих поколений.
Его привлекают наиболее драматические события: распад Сербского
государства, сражение чехов за свою независимость на Белой Горе,
пожар Москвы в 1812 г. Исторические эпизоды стали основой сюжета
отдельных сонетов, в них упомянуты имена участников событий. Геро-
изм, проявленный в тяжкие для народа времена, позволял надеяться на
великие дела славян в будущем. Поэт подробно осветил те обществен-
ные принципы, на основе которых может осуществляться единение.
Путь к достижению единства он видел в просветительской деятельности:
изучение языков в школах, обмен книгами, широкое знакомство с куль-
турой родственных народов должно способствовать духовному сбли-
жению. , ■
Будучи уверенным, что «славянский народ» —этим термином ут-
верждалась общность — на пороге великого возрождения, он считал
необходимым всячески способствовать сближению славян, не ограни-
чиваясь лишь художественным творчеством. В трактате «О 'литератур-
ной взаимности между славянскими племенами и наречиями», напе-
чатанном по-чешски в 1836 г., а через год с дополнениями *— на не-
мецком, Коллар снова предлагал изучать славянские языки, организо-'
вать книгообмен, издавать общеславянские журналы, открыть кафедры
славистики в университетах. Труд Коллара встретил живой отклик, его
переводили во многих странах. В 1838 г. он был представлен в «Москов-
ских ведомостях», а через два года перевод опубликовали «Отечествен-
ные зациски». Популярности идей Коллара в России сопутствовали
интенсивно развивающиеся с 20-х гг. контакты: в Чехии и Словакии
побывали Т. Н. Грановский, О. М. Бодянский, И. И. Срезневский,
В. И. Григорович, интерес к чехам проявляли писатели: Ф. И. Тютчев,
долгие годы живший за границей, Н. М. Языков, А. Н. Майков, Н. В. Го-
голь, И. С. Тургенев. Мысль о революционных преобразованиях внес в
просветительскую концепцию Т. Г. Шевченко, опиравшийся в какой-то
степени на творчество Коллара.
ФРАНТИШЕК ЛАДИСЛАВ ЧЕЛАКОВСКИЙ
Новой ступенью чешского романтизма начального этапа была по-
эзия Франтишека Ладислава Челаковского (1793—1852), выросшая из
традиций устного творчества славянских народов.
Сын плотника из Стракониц, Челаковский все же получил универ-
ситетское образование, хотя семья испытывала большие материальные
3атРУДнения. В Праге он стал домашним учителем, работал библиоте-
карем, усиленно изучал славянские языки. В 40-е гг. Челаковский читал
во Вроцлавском и Пражском университетах лекции по сравнительной
гРамматике славянских языков, которые впоследствии были изданы.
Писатель увлекся собранием народных песен, видя в них поэтичес-
кий источник. Три тома изданных им «Славянских народных песен»
(1822—1827) содержали оригинальные тексты и переводы. Первый


том Челаковский сопроводил словами: «Только в народе твоя настоящая
жизнь, поэт. И пусть те, кто одарен, поднимают народ песнями. Народ
не потерял слух, он отличит, что принадлежит ему, и не позволит вну-
шить себе чуждое».
Работая над переводами, обогащая чешскую лексику, Челаковский
осваивал новые поэтические образы, ритмы, интонации. Он обращался
к песенному творчеству не только славян, в его переводах вышли «Ли-
товские народные песни» (1827). И все же более всего привлекал тогда
всех русский фольклор, особенно былины; их героический пафос был
близок высоким помыслам о свободе и общему духу эпохи чешского
национального возрождения. Победы русской армии в войне против
турок (1828—1829), освобождение греков, румын, сербов воодушевляли
чешских патриотов, возрос интерес к русской литературе. Сборник
своих произведений Челаковский назвал «Эхо русских песен» (1829),
а композиционным стержнем сделал стихотворения былинного склада.
Открывает книгу стихотворение «Илья Муромец», посвященное защите
обиженных и соединившее мотивы разных вариантов былины, звучащее
очень близко к русским оригиналам с их повторами и певучестью, дра-
матизмом ситуаций:
Ой, за горами, за высокими,
За лесами теми, за дремучими,
За лесами дремучими лихвинскими
Ясный сокол молодой взлетал
На резвых крыльях под самое облако,
А за тем за соколом три ястреба,
Три ястреба гнались — три разбойника •
Ой, за горами, за высокими . .
Ехал на коне добрый молодец.
Прискакали, откуда неведомо,
Три наездника, псы татарские;
Окружили они добра молодца.
Перевод Н. Асеева
Выехавший из лесу богатырь Муромец, видя убитого татарами
юношу, разгневался и поразил разбойников: одного стрелой, второго
мечом, на третьего коня напустил и, похоронив молодца, отправился
«на святую Русь».
Помещенное в центре книги стихотворение «Чурила Пленкович»
также рисует былинного героя (в русских вариантах отнюдь не правед-
ного нрава) честным, отважным защитником притесняемых: он избав-
ляет стольный город Киев от чудовищной птицы, проявляет неслыхан-
ную смелость не в пример боярам, не пожелавшим ему помогать. Те
«меньшой за старшего хоронятся», откликнулись на призыв лишь сыны
купеческие—Васька да Михаила. Заключает сборник стихотворение
«Илья Волжанин» — опять-таки о битве с врагом — о поединке героя с
зятем татарского хана. Челаковский опирается на сюжеты разных цик-
лов, вводит традиционные сцены из других былин, ибо на сей раз он не
ставит цели перевести текст какой-либо определенной былины или пере-
сказать ее содержание. Перед поэтом совсем другая задача: дать при-
мер героического эпоса, отсутствующего в чешской народной поэзии^
Былины как нельзя лучше подходили в качестве образца.
Другой близкий к ним цикл стихотворений был создан на основе
воинских песен и отразил храбрость русских в годы борьбы против На-
полеона, турок и шведов, нелегкую судьбу пленных на чужбине. В сти-
хотворении «Великая панихида» автор отдает должное памяти защит-


ников родины, павших под Москвой, а пламя московского пожара
1812 г. сравнивает с грандиозной свечой во славу погибших патриотов,
зажженной на страх врагу. Это одно из самых сильных произведений,
выразивших общенародное горе, боль утраты и суровое предостережение
иноземным захватчикам. «Русские на Дунае» настолько проникнуто
симпатией к нашему народу, что цензура запретила включение его в
сборник, оно было напечатано только в России, а в Чехии опубликовано
лишь в 1847 г., накануне революционных событий. Запрет объясняется
тем, что война русских против турок ослабляла авторитарный режим
Австрийской монархии, поработившей славян. В одном из писем, дати-
рованном 6 марта 1829 г., Челаковский писал: «Каждое известие в га-
зетах об их (русских. — Р. К.) победах так трогает мое сердце, будто
я русский. Только они есть и будут нашими мстителями и, возможно,
опорой. Что было бы с остальным славянством без них... Мы любим их
за это, любим всей душой, хотя гнусная политика запрещает нам про-
являть свои чувства (каждый знает, что сейчас легче стать защитником
неверных турок), будем тем усерднее распространять веру в них, в на-
ших братьев, где только можно». А далее — мысль, выраженная в «Ве-
ликой панихиде»: «Пламя московского пожара, — писал Челаковский,—
озарило всю Россию и все славянство, мы сами еще не понимаем этого».
В такой ситуации печаталась книга «Эхо русских песен». Тему пат-
риотизма, мужества, выносливости, храбрости воплотили образ гордого
донского казака, не покорившегося и умирающего от ран в турецкой
темнице («Заключенный»), воспоминание-исповедь русского солдата,
стоящего на часах во время шведского похода, когда он мысленно обра-
щается к далекой родной стороне и спрашивает: «Здоров ли родитель,
старый отец,/Тужит ли по мне молодая жена,/Что с малыми детками
стало?». Снова переплетаются столь характерные для чешской роман-
тической поэзии мотивы: тоска по родине и надежда на ее обретение.
Лирический цикл развивает и углубляет отображение интимных чувств
в связи с общенародной жизнью («Разлука и встреча» — о возвращении
воина-победителя к любимой девушке; воин становится лирическим ге-
роем стихотворения «Молодец коня хвалит»). Более камерны по своему
содержанию «Романтическая любовь», «Примирение», «Седой», но
таких стихотворений немного, некоторые из них созвучны поэзии Жу-
ковского.
Сатирическая направленность «Птичьего базара», высмеивание,
как и в русском источнике, бояр и дворян перекликаются с эпиграммами
Челаковского и юмористическими сценками о господах и бедняках.
Критическое отношение к высшим сословиям и властям, откровенно
выраженное в письмах Челаковского, сквозит в стихотворениях о сол-
датах, особенно о непокорном казаке, и в «Допросе», созданном по
типу разбойничьей песни. Закованный в кандалы добрый молодец дер-
жит ответ перед царем. Поэт несколько смягчает его речи, они скорее
напоминают жалобу на трудное детство бездомного бродяги, который
ходил «от дома к дому, из города в город». Не было у него «ни отца, ни
матери, ни брата, ни родственников на всем белом свете». Грабивший
только богатых и никого не убивйшй надеется, что рассудит «великий
Цзрь не во гневе, а по милости». Так Челаковский мог писать в силу
своего отношения к России, а мог и по цензурным соображениям — про-
изведения на такую тему в его рукописи особенно тщательно проверя-
юсь. В варианте 1847 г. разбойник говорит царю: «Родись я там, где
ТЬ1> так и я был бы царем', а родись ты, где я, может тоже стал бы ты
Разбойником». Показан 6 «Допросе» испуг бояр, услышавших, что мо-
лодец «деревья до сырой земли сгибал, а волков руками разрывал». Как


и в других случаях, подчеркнуты фантастическая сила и храбрость
героя.
Современники не воспринимали книгу Челаковского однозначно—•
только как дань уважения русскому народу. Общественно-политичес-
кую значимость сюжета связывали с освободительными идеями и нацио-
нальным вопросом, легко угадывали, когда речь шла о современных
притеснителях и угнетателях. Высоко были оценены художественные
достоинства цикла. Ф. Палацкий назвал «Эхо русских песен» осново-
полагающим произведением для национальной поэзии. Известный рус-
ский славист А. Н. Пыпин сообщал о популярности книги в России и
писал: «Кроме „Дочери Славы", еще ни .одно произведение новой ли-
тературы не имело такого успеха». Практически это было отрицанием
дворянской пасторальной поэзии, отсюда и значение цикла. Поэт осо-
знавал возможную пользу своего труда и для других литератур, поэтому
послал часть стихотворений в собственном переводе Тете, который вы-
двинул тогда концепцию «мировой литературы».
Вышедший через десять лет цикл «Эхо чешских песен» (1839), где
преобладала лирика, не получил столь широкого отклика, хотя, не-
сомненно, сыграл свою роль в развитии национальной поэзии. В (Преди-
словии Челаковский указал на те жанры, которые хотел представить в
новой книге: баллада, элегия, «поэзия наивная, шуточная и сатиричес-
кая». Протест против национального и социального гнета и здесь зву-
чал во многих стихотворениях. Образ гуситского полкозодца предстал
в балладе «Прокоп Голый»; шуточная песенка «Цыганская дудка», ко-
торая в 1848 г. распространялась как листовка, была, по сути дела,
призывом изгнать, наконец, чужеземцев из Чехии; социальное неравен-
ство отражено в стихотворениях «Чешский крестьянин», «Странник»,
в юмореске «Веселая езда».
Челаковский предпочитает легкий хореический ритм, обычно — че-
тырехстопную строку, иногда шестистопную, как в «Прокопе Голом»,
но встречается и более сложное сочетание строк с неравным количест-
вом слогов. Ритмика, стиль, образы одной из лучших баллад сборника
«Томан и лесная панна», близкой произведениям Жуковского, ярко
отразили песенное начало. Нет в этой фантастической балладе мистики,
нет глубокой трагедийности, а, напротив, звучат чистые тона народных
мелодий, сияют яркие краски, выразившие радость бытия. Драматизм
ситуации словно отступает перед авторским восприятием полноты жиз-
ни: слышна живая речь, отблеск пышной природы угадывается в порт-
рете лесной искусительницы.
Цок-цок-цок. Из чащи мглистой
Выбежал олень пятнистый,
А на нем, как расписная,
Панна — девица лесная.
Платье зеленью повито,
На плечах кудрями скрыто,
А по шапочке кругами
Светлячки горят огнями.
«Что ты, юноша, угрюмый?
Ты развей по ветру думы
Не горюй, за мною следуй,
А печаль ветрам поведай!
Едут, едут вниз по склонам
Мхом зыбучим и зеленым.
Пеоевод Л. Белова


Характерной особенностью лирики Челаковского, восходящей к
устному народному творчеству, к песенной традиции, стала духовная
просветленность, наполнившая оптимизмом также жанровые сценки из
деревенской жизни, образы парней и девушек, веселых, бойких. Соци-
альная заостренность чувствуется в бытовых зарисовках, окрашенных
то мягким юмором, выражающим сочувствие бедняку, то острым сати-
рическим словом против панов. В стихотворении «Чешский крестьянин»
поэт фиксирует позу просителя: смущенный и растерянный и оттого
немного смешной, он смиренно стоит перед барином, дочесывая за ухом.
Но «кто его не знает, может ошибиться» — не так уже он прост, этот
мужик:
Перед паном плачет,
Дескать, вот — утешь-ка!
А в глазах улыбка
И в усах усмешка...
Перевод В. Журавлева
Нескрываемая ирония и, пожалуй, досада, негодование звучат в
«Страннике», где текст — от лица бродяги:
Господа — они в карете,
Что им дождь и слякоть!
А бедняк плетется сзади,
Топит в луже лапоть.
Перевод М. Павловой
Философствования бедняка, его размышления о том, что и панам
тоже приходит конец, содержат подтекст, ибо вряд ли здесь имеется в
виду только быстротечность человеческой жизни, да и символический
путь, о котором идет речь, можно понимать как движение истории.
Чешское название дословно означает «попутчик», не одинокий странник,
как в русском переводе, а тот, кто шагает по той же самой дороге, что
и господа. Кроме того, бедняк думает о том, что господский экипаж мо-
жет перевернуться, если на крутом, а буквально «суровом», подъеме
вдруг колесо сломается. И тогда символика обретает почти тот же
смысл, который позже в аналогичный эпизод вложит Гавличек'Боров-
ский, создавая «Тирольские элегии»: лошади понесли, и представители
властей на повороте выскочили из кибитки.
Остроумны и едки афористические дистишья и эпиграммы, направ-
ленные против богатеев и церковников. В «Последней воле», например,
высмеивая реакционера-дворянина, поэт дословно воспроизводит текст
завещания, где фигурирует парик как знак классовой принадлежности.
Так вот именно парик с косичкой ,желает дворянин водрузить вместо
памятника на своей могиле.
Несмотря на живость слога, легкость стиха и при этом социальную
остроту произведений Челаковского, с конца 30-х гг. они уже не при-
ковывали к себе столь пристального ." внимания: формировалось иное
направление в чешском , романтизме, представленное поэзией Махи.
Путь, открытый для национальной литературы Челаковским, вел к бо-
гатейшему источнику, питающему художественное творчество. Это
Декоре подтвердили проза Божены Немцовой, баллады и сказки Эрбена.
На поэзию Равличка Боровского сильное влияние оказали сборники
славянских песен, выпущенные Челаковским, и циклы его стихотворений
(к ним он еще раз вернется в ссылке, когда будет писать сатирические
Поэмы). И все же в годы, к которым относится начало творчества сле-
дующего поколения, поэтическая концепция Челаковского воспринима-
юсь как пройденный этап. Спад интереса объяснялся именно отсут-
ствием новизны. Сборник «Сто лепестков розы» (1840), состоящий,


действительно, из ста небольших однотипных стихотворений, посвящен-
ных возлюбленной и родине, напоминал поэму Коллара. Изящество
любовной лирики вносило необычную тональность, однако идиллический
колорит образа славянки-патриотки, сентиментальность эпитетов и
сравнений не воспринимались читателем эмоционально после масштаб-
ных сонетов Коллара и народно-песенной поэзии самого Челаковского.
Не имели большого успеха и произведения последователей Чела-
ковского. Их творчество было художественно слабым, хотя и сыграло
положительную роль в освоении многих фольклорных жанров: сказки,
легенды, басни, обрядовой поэзии. Они обращались к летописям, пре-
даниям, много переводили из поэзии и прозы славян. Челаковский пер-
вым в Чехии перевел стихотворения Пушкина, выбрав наиболее близкие
ему («Зимний вечер», «Гусар», «Утопленник», «Два ворона»), а также
Крылова, Батюшкова, Языкова, Дельвига, украинских романтиков—•
Боровиковского, Метлинского, начал издание многотомной «Хрестома-
тии славянских литератур». В 1851 г. вышел его большой труд «Муд-
рость славян в пословицах». Став в 1834 г. редактором газеты «Праж-
ские новины», он начал выпускать литературное приложение «Ческа
вчела», где печатались переводы славянских авторов, критические
статьи о произведениях молодых писателей. Челаковский много писал
сам, резко выступал против реакционных взглядов соотечественников,
осуждал монархические порядки, за что был лишен места редактора
и только что полученной профессуры в Пражском университете. При-
шлось в конце концов уехать во Вроцлав, принадлежавший тогда Прус-
сии, где он и находился во время революционных событий 1848 г. По
возвращении в Прагу, разобравшись в обстановке, Челаковский занял
прогрессивную позицию. Эволюция взглядов поэта была характерна для
чешской интеллигенции.
Формирование национального самосознания и духовного мира чеш-
ских патриотов в 30-е гг. тесно связано с ростом интереса к революци-
онным идеям. Знакомство с произведениями Байрона, а также фран-
цузских, немецких русских романтиков, увлечение поэзией Мицкевича,
Словацкого не прошли бесследно для чешского романтизма. Общеевро-
пейские тенденции достаточно ощутимы в литературе, театре, музыке
той поры. Творческие контакты, непосредственное участие писателей в
политической борьбе обогащали литературу, способствовали сближению
разных видов искусства, а 30-е гг. отмечены расцветом творчества зна-
менитого чешского художника-пейзажиста Антонина Манеса
(1784—1845), композитора и дирижера Франтишека Шкроупа
(1801—1862), автора популярной оперы «Дротарь» (1826) о бродячих
бедняках-ремесленниках, написанной по образцу комических опер Мо-
царта, и создателя прославившей его музыки к пьесам Тыла. Тогда же
начинается долгая и напряженная борьба за национальный театр.
С первых лет XIX в. большим успехом пользовались сатирические спек-
такли, высмеивающие притеснителей народа, в кукольном театре
Матея Копецкого (1762—1847). В 1834 г. Тыл организовал
любительский театр, просуществовавший, правда, всего четыре года, в
1846 г. он возглавил чешскую трупу Сословного театра.
К середине 30-х гг. чешский романтизм достиг высокого идейно-ху-
дожественного уровня, надолго определив прежде всего развитие по-
эзии, ее активную роль в общественной и культурной жизни страны.


КАРЕЛ ГИНЕК МАХА
Классик чешской литературы Карел Гинек Маха (1810—1836)
создал целостную систему поэтических средств, выражая новое миро-
ощущение своего современника. Раскрыв его философские воззрения,
чувства, психологию, он явственно показал несовпадение идеалов на-
циональной буржуазии и свободомыслящей личности, осмелился откры-
то выступить в защиту прав человека в обществе, против угнетения и
духовного порабощения. Его скептическое отношение к отвлеченным,
слишком общим концепциям патриотизма встретили враждебно, обви-
нили в предательстве общенародного дела, и только после смерти поэта
по достоинству оценили произведения, казавшиеся крамольными, вно-
сящими раскол в патриотическое движение.
Далеко опередил своих современников Маха и в художественном
постижении мира. После символики Коллара и статичных образов
Челаковского он обратился к проблеме личности, внутреннему миру
своих героев, к отражению сложных переживаний человека, оказавше-
гося вне общества. Это требовало совсем иных средств изображения.
Небольшое раннее творчество Махи — почти сплошь неоконченные
произведения: поэт искал свой путь. Опираясь на концепцию Байрона,
он вместе с тем усиленно преодолевал его влияние. Работая над поэмой
о монахе, Маха писал в дневнике, что байроновский герой преследует
его, но как только он в .своем «Монахе» с ним справится, то обратится
к Чехии и навсегда со своей поэзией останется на родине.
Маха родился в Праге в семье помощника мельника. Стесненные
материально родители с трудом смогли дать ему образование. По окон-
чании гимназии осенью 1830 г. он стал студентом так называемой «фи-
лософии»— подготовительных курсов в высшее учебное заведение. Мо-
лодежь тогда остро переживала борьбу против старого уклада жизни,
рано включалась в освободительное движение. Неудовлетворенный
занятиями у реакционно настроенных профессоров «философии», Маха
обучается чешскому языку и истории у Йозефа Юнгмана, принимает
участие в патриотических выступлениях студентов.
Учившийся вместе с ним Сабина в период Июльской революции
Ü830 г. во Франции организовал политический кружок, который Маха
посещал. Они подружились, и в дальнейшем Сабина, следивший за
иностранной прессой, разбиравшийся в политике, оказывал на него боль-
шое влияние. Ходившие в рукописи стихи Махи прославляли активную
освободительную борьбу. К сожалению, сохранились только самые
Умеренные из них, которые могли быть напечатаны. Стихотворения «Бу-
дущая родина», «В храме» воплощали представление о свободе, кото-
рое сложилось в мечтах поэта о далеком, недосягаемом будущем.
Настоящее же народа казалось ему похожим на беспробудный сон:
В ногах у каждого заснул гранитный лев.
Как сила мертвая, как укрощенный гнев.
Лишь славы прошлой тень и полуночный страх
Здесь реют, где отцов моих унижен прах.
А сын несчастный слаб. Рукой не двинет он,
Ö силе говорит лишь уст угрюмый стон.
Перевод Л. Мартынова
В стихотворении «Дорога из Чехии» поэт сравнивает родину, с раз-
валинами старого замка. Он призывает «разбудить для жизни» народ.
Стихотворение «Королевич», рисующее картину порабощенной отчизны,
Порой дословно перекликается с прологом Коллара к поэме «Дочь Сла-
bbi»> в нем также выражено чувство горечи патриота, ступающего по


родной'и одновременно не своей земле, слышащего чужую речь. Как и
у Коллара, здесь звучит не просто >тоска о прошлом, но и скрытое него-
дование успокоенностью людей, призыв к действию. Хотя стихотворение
и лишено колларовского оптимизма, героико-патриотического пафоса,
риторический вопрос: «Долго ли, темная ночь, ты будешь черным кры-
лом своим покрывать землю?» тоже призыв к пробуждению. А строка
«Озарись, страна родная» в стихотворении «Дорога из Чехии» выра-
жает страстное желание патриота видеть родину свободной.
Произведения и взгляды Махи часто противопоставляют идеям
поэмы Коллара, не прослеживается та импульсивная связь, которая
питала лирику Махи, особенно ранние патриотические стихи, повторяю-
щие колларовские мысли и настроения. Правда, в сюжетах Махи, отра-
зивших силу и мужество чешского народа, не было столь явно выра-
женного оптимизма— в них преобладали колебания и сомнения. Но в
своей новой оценке национального вопроса и в понимании долга поэта
он опирался на творчество Коллара — это особенно ощутимо в остром
восприятии положения порабощенного народа, в недовольстве его пас-
сивностью.
Более глубокая и реальная оценка действительности того времени
породила в поэзии Махи неверие в скорое воплощение идеалов свободы,
определила трагическое звучание его произведений. Мысль о том, что
«к свету путь недосягаем», рождала пессимистическое настроение в
сонетах и в стихотворении «Ночь». Трагическую окраску получает
символический образ человека, который не может и не хочет покинуть
любимую землю и вместе с тем устремлен к звездам, к свету. Между
мечтой и реальной жизнью поэт видит «черную бездну». Ф. Кс Шальда
в статье «Карел Гинек Маха и его наследие», вошедшей в книгу «Ду-
ша и творчество» (1913), писал: «Величие Махи есть и будет в том,
что и в отчаянии он был мужественным и сильным: он не закрывал гла-
за на противоречия йежду духовным миром человека и окружающим,
между жизнью и мечтой, действительностью и идеалом; он не сглажи-
вал искусственно эти противоречия, не окрашивал в розовый цвет то,
что было черным; он не заполнял парами и туманом пропасти, не обг
манывал ни себя, ни других».
В этом прежде всего и состояло новаторство творческой позиции
писателя. Такие неоконченные произведения, как «Путешествие в
Крконоши», «Монах» и другие, посвященные людям, пережившим
крушение мечты, надежд, увидевшим неприглядность окружающего
мира, жестокость близких, подготовили появление двух выдающихся
произведений — поэмы «Май» и романа «Цыгане». Уже в «Путешествии
в Крконоши» выражено стремление обобщить переживания юноши, меч-
ты которого разрушила жизнь. Исповеди героя, написанной цветисто,
перегруженной пространными романтическими сравнениями, предпо-
слан краткий стихотворный пролог, в котором живая картина деревен-
ских посиделок на первый взгляд не имеет внутренней связи с после-
дующим текстом. Но автор хотел подчеркнуть, что рассказ о поисках
жизненного пути имеет отношение ко всем людям — и к этим деревен-
ским парням и девушкам, которые собрались послушать путника.
В конце 1832 —начале 1833 г. Маха работает над повестью «Мо-
нах», сначала задуманной как прозаическое произведение со стихотвор-
ными эпиграфами к каждой части, а затем начатое в стихах. Сохрани-
лись только разрозненные отрывки. Герой одного из них — странствую-
щий рыцарь, совесть itoroporo тяготит страшная вина перед семьей.
Упомянуто также о его дочери, покинувшей дом, о тоске ее матери, о
подозрениях рыцаря, что это не его дочь. В другом отрывке до монаха


доносятся с берега Влтавы звуки арфы и печальная песнь девушки.
Девушка гибнет в реке. Несколько ночей подряд раздается потом у
Вышеграда безумный смех монаха. Один ли персонаж в этих отрывках
или нет, судить трудно, но в дальнейшем положение людей вне общест-
ва будет определять духовный мир главных героев «Мая» и «Цыган».
Сохранившееся окончание «Монаха», где поэт прислушивается к ноч-
ным звукам роднюго города и слышит чужую речь, проливает свет на
общественную причину трагедии. В то время Маха начал писать «Цы-
ган»— произведение с конкретными образами и более .определенной,
хотя и сходной, ситуацией. В судьбе своего героя он отразил положение
чешского народа, его печальную судьбу и тщетные, как ему казалось,
надежды на обретение родины.
«Цыгане» были закончены в 1835 г., но цензура роман не пропусти-
ла. Тогда Маха завершает начатую раньше поэму «iMaft» с аналогич-
ной проблематикой и предпосылает ей тот же эпиграф:
Далек мой путь,
И тщетны призывы!
«Май» — вершина творчества Махи, произведение, до сих пор вол-
нующее читателя и по-своему понимаемое каждым новым поколением.
Поэт поглощен раскрытием мыслей и чувств молодого предводителя
разбойников — Вилема, но мы определенно ощущаем символику незау-
рядного характера и, казалось бы, совершенно исключительных обстоя-
тельств. Героя ждет позорная смерть: он приговорен к колесованию за
убийство отца. Вилем расправился с соблазнителем своей возлюбленной
Ярмилы, не подозревая, что это его отец. Сам того не ведая, он дважды
отомстил: за поруганную честь девушки и за то, что когда-то был из-
гнан отцом из дома. Перед нами трагедия одинокого человека. Мучи-
тельнее всего для Вилема сознание того, что никто о нем не вспомнит
в минуту казни:
Рыдают обо мне? О, нет!
Живое все меня забыло.
Когда же розовый рассвет
Над лесом засияет,
Меня настигнет смерти тень,
Мое ж селенье в этот день
Печали не узнает.
Перевод В. Луговского и А. Голембы
«Пустой мечтой» называет герой свои размышления о родине.
У него нет надежды увидеть грядущее, познать свободу — впереди лишь
черная бездна небытия. Однако скептицизму, неверию в возможность
осуществления заветной мечты постоянна противостоят размышления о
свободе, упорное стремление жить, тоска1 по воле:
Прочь мысль о смерти! Гибель прочь!
Жить сердце не устанет.
Как мир хорош, мир без прикрас,
Как хорошо на воле...
Как голос жизни тешит нас,
Каким он счастьем дышит!
Несмотря на глубоко трагическое восприятие окружающего, герой
не сломлен духовно. Необыкновенная воля к жизни заставила Вилема
на месте казни, увидев колесо, воскликнуть: «Я жив, я все еще живу!»
Жизнеутверждающее начало, показ мужества, стойкости углубляют
общественный смысл образа, позволяют автору не только отразить
Несчастную долю чехов, но и раскрыть национальное своеобразие их
Характера, сложившегося в трудных исторических условиях^ Трижды
Повторенный в прологе рефрен: «А ты чехов верный сын» уточняет на-


мерения писателя: необычная трагическая история Вилема — личности
яркой — задумана как романтическое воплощение судьбы веками при-
тесняемого народа, который сохранил, однако, неугасающее стремление
к свободе, к жизни. Весенние пейзажи в поэме, само название —
«Май» — воссоздают радостное мироощущение, изначально присущее
человеку, резко контрастируют с жестокостью и несправедливостью об-
щества. Контраст усугубляют поэтические интермеццо, то печальные,
то бурные, полные протеста. Вновь и вновь обращаясь к природе, поэт
как_бы ищет в ней подтверждения своим философским размышлениям
о жизни и справедливости. Природа, одухотворенная под его пером,
скорбит о смерти узника; только здесь и справляют по нем печальную
тризну: ночь готовит траур для гор, роза роняет слезы, увядшие цветы
сплетаются в венок,, буря вызывает гром — последний салют в его честь.
В олицетворениях и сочетании метафор переданы грусть, смятение, не-
годование, воспета нерасторжимая связь человека с природой. В поту-
сторонний мир автор не верит, потому и прославляет все живое на зем-
ле, заставляет самое смерть отступить перед силами природы. В конце
четвертой, последней, части поэмы образно показана победа жизни;
посетив место казни, автор видит, что следы смерти во всей обнаженной
неприглядности уже почти скрыты пышным цветением природы. Прав-
да, мечта о торжестве жизни — радостной, естественной, свободной, как
сама природа, — пробуждает грусть, напоминает «разбитую арфу»,
смолкнувший звон струны, лебединую песнь. И все же последняя строка
«Мая» звучит как призыв: «Гинек! Вилем! Ярмила!!!» Хотя эпиграф
выразил мысль о том, что напрасно звать людей в дальний путь.
Если проследить сочетание и, главное, противоборство пессимизма,
скептицизма с иным мироощущением поэта, его затаенной верой в меч-
ту, то окажется, что национальная традиция, установившаяся в чеш-
ской литературе ко времени появления «Мая», не чужда Махе. Он не ут-
верждает пассивность как поэтический идеал. Глубокое проникновение
в сложный мир чувств, переживаний, размышлений неверно восприни-
мать как нечто ущербное и непременно ведущее к отрицанию активных
действий. Напротив, поэт раскрыл духовное богатство, а потому — неис-
черпаемые возможности человека. Именно в этом и состоит новаторство
Махи-романтика, продвинувшего вперед всю чешскую литературу на
пути отображения связей личности и общества. Усилия автора явно
направлены на то, чтобы всячески подчеркивать жизненность содержа-
ния поэмы. Тремя именами, произнесенными вместе в эпилоге, как бы
закреплены .общность внутреннего мира автора и героев, слияние их
устремлений, мыслей, чувств. Вообще роль и место повествователя в
поэме очень интересны. Маха -осуществил в романтическом произведе-
нии то, с чем мы встречаемся в «Евгении Онегине» Пушкина, у Лер-
монтова в «Гррое нашего времени». Он поставил себя в один ряд со
своими героями, приблизив их тем самым современнику.
Поэма «Май» глубоко новаторская и с точки зрения ритмико-инто-
национной организации текста, использования стихотворных размеров.
Если в поэме Коллара строго выдержана сложная и трудная форма со-
нета, и в этом победа автора, раскрывшего возможности чешского язы-
ка, если Челаковский укладывался в ритмы народных песен и баллад,
то Маха выбирал строфику в соответствии с содержанием. Чередова-
нием ритмов подчеркнуты смена настроений Вилема, смятение его
души, противоречивость мыслей. Так, первая часть поэмы о светлом
мае, о любви написана ямбом, в духе романтической элегии. Далее, пе-
чальным мыслям и рассуждениям героя о призрачности идеалов и
погибшей мечте соответствуют различные сочетания дактиля с амфибра-
7fi


хием. Контрасты .отражены в чередовании интонаций: плавность речи,
левучесть стиха сочетаются с перебивами. Маха часто прибегал также
к звукописи (которую удалось передать в переводе). Так, в ночь перед
казнью просачивающаяся вода каплями спадает на пол камеры и как
бы отсчитывает минуты:
Ночь. Капли падают со стен.
Казнь. Смерть на колесе ль, на дыбе ль!
И поступь капель всякий раз
Вещает казнь, и тьму, и тлен.
Ей отмерять за часом час
Стук — гибель — стук — и снова гибель —
Стук — гибель — стук — и смерти глас.
Резко оборванные фразы, короткие неполные предложения проти-
востоят речевым формам, передающим спокойное течение жизни, во-
площенное в картинах природы. Ритмический, интонационный строй
соответствует изображению противоречивой действительности и уве-
ренности в преобладании жизненных сил над тем, что противоестест-
венно, что калечит судьбы и несет смерть. Многообразие мира отра-
жено в детализированных пейзажах без оттенка идилличности, свойст-
венной раннему этапу чешского романтизма. Реальность оценки обще-
ственной ситуации рождала новые эстетические воззрения, неудовле-
творенность романтической концепцией своих предшественников.
Поэма «Май» была настолько непохожа на все созданное преж-
де в чешской литературе, что современники не сразу приняли ее. Они
увидели в ней только образ отщепенца, который нарушал традицион-
ное представление о выразителе чаяний народа, и были потрясены рез-
костью суждений автора о современности и обществе, его неверием в
сложившиеся идеалы свободы. Это насторожило общественность, вос-
принималось как отступничество. Маха нарушил традиции и в области
формы: отошел от фольклорного стиля. Челаковский выступил с осуж-
дением поэмы и иронически заметил в одном из писем, что-де нынеш-
ний май со своими дождями мстит за то, что был изображен таким
хмурым. Тыл написал повесть «Отступник», считая «Май» «чуждым»
произведением. Эрбен заявил, что чешский народ не нуждается в том,
чтобы спорить с богом и с самим собой. Критики изощрялись, цитируя
и уничтожая поэму, заговорили о проникновении байронизма. Все по-
чувствовали протест против установившихся общественных и поэтиче-
ских норм. Маха оборонялся стихами же, писал о новых задачах ли-
тературы. Более верное и точное, чем обычно у романтиков, ощущение
жизни сказалось также в его прозе.
Роман «Цыгане», работа над которым шла одновременно с поэ-
мой «Май», — тоже произведение романтическое. В нем традиционно
идеализирована свободная кочевая жизнь цыган, воспеты их нравы
и обычаи. В этом отношении Маха близок Пушкину. Прозаический
перевод пушкинской поэмы «Цыганы» появился в Чехии в 1831 г. и
был, вероятно, знаком Махе. Но чешский поэт раскрыл и другое —
тоску бездомного человека, лишенного родины. Обретение Родины ста-
новится в произведениях Махи символом свободы. Молодой цыган по-
стоянно повторяет: «Нет дома — нет, родина мне незнакома». Ему
вторит старый цыган. Полюбив девушку, молодой цыган прежде всего
Думает, что теперь найдет дом, родину. Он видит во сне Лею, которая
Указывает ему путь домой. Оставаясь в ее семье, он говорит: «Да, да,
я останусь с вами... здесь мой дом, моя отчизна!».
Но счастье, оказывается невозможным. Молодой цыган, едва най-
•Дя пристанище, теряет его. Обманутые надежды, призрачность гармо-


нии бытия рождают неверие в осуществление заветной мечты обрести
пристанище. Он снова уходит бродить по свету. Здесь, как и в «Мае»,,
трагедия челов.ека без родины.
В духе романтизма написаны картины природы, изображена об-
становка: место действия — чаще всего долина, окруженная скалами,
или старый замок. Пейзажи созвучны настроению действующих лиц.
романа: встречи Леи и молодого цыгана происходят лунной ночью;
непроглядная тьма, вспышки молний, оглушительный гром сопровож-
дают проклятья сумасшедшей нищенки — цыганки Ангелины; снова и
снова возникает символический образ вывороченного с корнем старого-
дуба, возле которого она сидит по ночам.
В романтическом сюжете всегда необычны завязки, много совпа-
дений, исключительны обстоятельства, обязательна трагическая куль-
минация. В «Цыганах» все эти моменты как бы специально обострены,,
как и чувства героев. Маха гиперболизирует жестокость графа, иско-
веркавшего жизнь самым близким людям, его ревность, муки старика-
цыгана, одержимого мыслью о возмездии, переживания всех персона-
жей, особенно молодого цыгана. Торжественная прщюднятость моно-
логов, казалось бы, выдержана в традициях романтизма, но и тут об-
наруживаются некоторое утрирование интонаций, присутствие скрытой
иронии. Для истинного романтика невероятно, что рассказ о трагиче-
ской истории ведет отставной солдат Барта, завсегдатай трактира^
пьяница и отъявленный враль. Он со своим пренебрежением ко всему
высокому, жизненным опытом и веселым нравом выбивается из общей
системы романтических характеров — его образ наиболее правдоподо-
бен. И вот именно он, заурядный обыватель, судит о необычных, столь
драматических событиях. Отставной солдат играет важную роль в ком*
позиции сюжета: его побасенками о войне с французами начинается
роман, он же и заканчивает рассказ о героях. Обращает на себя вни-
мание речевая характеристика повествователя, ироничность как выра-
жение авторского отношения. Маха воспроизводит разговорную лекси-
ку, ритм речи, полной междометий и восклицаний, своеобразную инто-
нацию — все это нарушает нормы романтического текста. Так, напри-
мер, заплетающимся языком подвыпивший Барта рассказывает о не-
счастной супруге графа Эмме, вместе с ребенком изгнанной из замкаг
о ее большом портрете в «голубой комнате», о «плаксивом» выражении
лица, о том, что «как-то горничная приказала снять паутину с пани
Эммы», и далее в том же духе.
Маху уже не удовлетворяли принципы романтизма, он искал но-
вые, более близкие к^ жизни, формы воплощения общественных про-
блем и дорогих для него идеалов. Об этом свидетельствуют уличные
сцены в повести «Маринка», а также прозаический цикл «Из моей
жизни», где писатель обратился к автобиографическому жанру, к днев-
никовой форме, предполагающей описание реальных событий, истин-
ных чувств. Маха как художник и мыслцтель, видимо, шел к реализ-
му. Он умер в самом расцвете творческих сил.
В журнале «Кветы» появился неподписанный некролог, в прило-
жении к этому журналу Ригер опубликовал статью, Сабина написал
элегию на смерть друга. И это все. Первыми, кто заговорил о творче-
стве Махи, были словаки, они же через десять лет выступили в за-
щиту концепции «Мая», осудив повесть Тыла «Отступник». Признало
Маху следующее поколение — Ян Неруда и его друзья смело назвали
свой альманах «Май» (1858). В первом же номере Фрич опубликовал
стихи, посвященные памяти Махи, где перефразировал известный эпи-
граф к поэме и роману, как бы отвечая поэту, заявив, что призывы


его услышаны. Первое неполное издание сочинений Махи появилось
в 1842 г. под редакцией Сабины, и только 25 лет спустя после смерти
лисателя, в 1862 г., вышло двухтомное собрание его сочинений. Роман
«Цыгане» впервые был издан в 1851 г. с сокращениями, а полный
текст напечатан лишь в 1867 г. Каждое новое поколение воспринимало
творчество Махи с возрастающим интересом. К концу века реалисты
и декаденты горячо спорили: представители противоположных на-
лравлений в искусстве считали своим родоначальником Маху.
В современной Чехословакии Карел Гинек Маха — один из са-
мых любимых поэтов. Юбилеи писателя и поэмы «Май» широко от-
мечаются в стране.
СТАНОВЛЕНИЕ РЕАЛИЗМА
(40 — 50-е гг.)
Революционные события 1848 г. определили характерные черты
литературы тех лет. Романтические стихи Карела Сабины и Иозефа
Фрича сыграли большую роль в дни восстания и потом, в тяжелые
годы реакции после разгрома революции. Но наряду с развитием ро-
мантизма рождался новый художественный метод. В 40—50-е гг. реа-
листические принципы складываются в творчестве ведущих писате-
лей: Иозефа Каетана Тыла, Вожены Немцовой, Карела Гавличка Бо-
ровского. Новаторские, отразившие революционные настроения произ-
ведения этих писателей пролагали путь чешскому реализму как само-
стоятельному литературному направлению.
Участвуя в освободительной борьбе, первые чешские реалисты по-
стигали смысл политики австрийского правительства, обострялась их
социальная зоркость, они стремились выявить подлинные причины бед-
ственного положения трудовых слоев народа, что неизбежно приводи-
ло к отражению неравенства. Таким образом, реализм на чешской
почве формировался как художественный метод с явно выраженной
критической оценкой действительности. При этом пафос освободитель-
ной борьбы обусловил ряд его особенностей. Образы положительных
героев были еще идиллическими, но не стали воплощением идеалов
национальной буржуазии, как во многих европейских * литературах.
Это объясняется, в частности, тем, что чешская буржуазия уже в пе-
риод подготовки революции 1848 г. обнаружила свою неспособность
решить национальный вопрос. Она не только не предприняла ради-
кальных действий против монархии, но в самые ответственные момен-
ты поддерживала правительство. Боясь габсбургской Вены, еще боль-
ше Пруссии с ее пангерманизмом, а более всего страшась активности
чешских патриотов, буржуазия шла на компромиссы. Неопределенная
позиция в национальном вопросе пробуждала скептическое отношение
к ней со стороны прогрессивной интеллигенции. Большинство писате-
лей были выходцами из простого народа, и в их творчестве наряду с
критикой австрийской монархии вскоре возник сатирический образ сы-
того ограниченного обывателя — мелкого собственника, мешающего
прогрессу.
Революционная ситуация, исторически сложившаяся расстановка
сил в революции создали условия для критической направленности
литературы, чему во многом способствовало развитие национальной
печати. Кроме научных и литературных, появляются политические
Журналы, редактируемые Тылом и Гавличком. В 40-е гг. складывается
Новый тип чешской публицистики, ярко представленный в сочинениях
79


Гавличка Боровского, существенно меняются литературная критика и
журналистика.
Пресса отражает напряженную борьбу между радикально-демо-
кратическим крылом национального движения, связанным с крестьян-
скими кругами, рабочей средой, ремесленным людом, и либерально на-
строенной частью, выражавшей интересы средней чешской буржуазии.
Карел Сабина, Эммануил Арнольд (1800—1863), Иозеф Фрич„
стоявшие во главе радикалов, защищали интересы трудовых слоев
чешского народа в буржуазной революции, требуя доведения до конца
демократических преобразований. Они считали, что необходимо уп-
разднить привилегии дворянства, существовавшего за счет труда кре-
стьян, что не должно быть эксплуатации, требовали свободы социаль-
ной и политической, и, в отличие от либералов, выступали за полную
государственную самостоятельность.
Используя свое большинство в Национальном комитете, создан-
ном в апреле 1848 г., либералы пытались всячески сгладить соци-
альную остроту выдвигаемых радикалами требований, подавить нара-
стающий протест пролетариата, провозгласив лозунг «Национальное
единство». Если радикалы были за сотрудничество с немецкими демо-
кратами, то либералы, защищая идею создания федеральной Австрии,
куда вместе с другими австрийскими славянами вошли бы и чехи, от-
казались участвовать во франкфуртском собрании. Возникла идея со-
зыва Славянского съезда. Чешская буржуазия, будучи более сильной
экономически, рассчитывала возглавить объединение австрийских сла-
вян, добиться вытеснения немецкой буржуазии с выгодных рынков.
В съезде приняли участие и поляки, протестовавшие против присоеди-
нения Познани к Германскому союзу.
Съезд открылся в Праге 2 июня 1848 г. На нем из 340 делегатов
было 237 чехов. В Манифесте к европейским народам было провозгла-
шено равноправие наций и поддержана идея федеративной Австрии.
12 июня съезд был прерван стихийно начавшимся восстанием. Ра-
дикалы, призвавшие народ к оружию, сами принимали участие в бар-
рикадных боях. Либералы же вступили в переговоры с правительством,
поддерживая подавление революционных выступлений в разных ча-
стях Австрийской империи. Пять дней в Праге шли бои. Некоторые
делегаты съезда старались создать центр по руководству восстанием
(особую активность проявил русский революционер, идеолог анархиз-
ма М. А. Бакунин). Восстание было разгромлено. Начались репрес-
сии, коснувшиеся и либералов, введено осадное положение. Нацио-
нальный комитет распущен. Чешские демократы пытались продолжить
борьбу, привлекая на свою сторону крестьян, но эти попытки не име-
ли успеха. Фрич, Сабина, а позже и другие участники заговоров бы-
ли арестованы и высланы.
В дни июньского восстания ясно обнаружились идейные и классо-
вые противоречия, что в дальнейшем имело большое значение для
политической жизни Чехии. Впервые пролетариат выступил с оружи-
ем в руках. В «Новой Рейнской газете» Карл Маркс высоко оценил
Пражское восстание.
После поражения революции 1848 г. все следующее десятилетие
отмечено спадом в политической жизни Чехии и вошло в историю как
период баховской реакции (по имени первого имперского министра
Баха).
Революционные события 1848 г. надолго определили тематику и
идейную направленность чешской литературы. Разбуженная политиче-
ская активность народа не могла не влиять на национальную культуру.


ЙОЗЕФ КАЕТАН ТЫЛ
Творчество Йозефа Каетана Тыла (1808—1856) особенно тесно
связано с национально-освободительной борьбой 30—40-х гг. Выра-
жая передовые идеи своего времени, хорошо зная нужды угнетенных,
защищая их интересы, писатель создал правдивые социальные повести
и политические драмы. Нарисовав впечатляющие массовые сцены в
пьесе «Ян Гус», сделав повстанцев главными героями «Кутногорских
рудокопов», он намного опередил тем самым своих современников-
драматургов. Его произведения 1847—1848 гг. стали основой для даль-
нейшего развития реализма в чешской литературе.
В г. Кутная Гора, где Тыл родился, были живы предания о борь-
бе чешских патриотов, о восстаниях крепостных в серебряных рудни-
ках. Отец будущего писателя, полковой музыкант, уйдя в отставку,
стал портным. Тылу рано пришлось зарабатывать на жизнь, уже с
15 лет выступая в бродячих артистических труппах. В 1822 г. он при-
ехал учиться в Прагу, но вскоре вынужден был оставить гимназию
и уехать в Градец Кралове, где продолжал занятия у известного про-
грессивного писателя-драматурга Вацлава Климента Клицперы (1792—
1859), автора популярных комедий, высмеивающих пороки богатых
крестьян, виноделов, мельников. Под влиянием Клицперы он и начал
писать. В 1827 г. Тыл вернулся в Прагу и поступил на философский
факультет Карлова университета, но тяжелое материальное положе-
ние, а также тяга к театру заставили его прервать занятия в универси-
тете и уйти с труппой бродячих актеров. По возвращении в Прагу
Тыл стал писарем в воинской интендантской канцелярии, одновремен-
но играл в театре, переводил пьесы для чешских постановок, писал
сам.
С 1833 г. он — редактор литературного журнала, переименованно-
го позже в «Кветы», вокруг которого объединилась передовая моло-
дежь. Здесь печатали свои произведения Карел Сабина, Карел Ги-
нек Маха, Яромир Эр бен, а также известные словацкие писатели Лю-
довит Штур, Иозеф Гурбан и др. В журнале освещалась культурная
жизнь славянских народов, много внимания уделялось русской литера-
туре. Тыл знал и высоко ценил произведения Пушкина, Крылова, Дер-
жавина. В 1837 г. в «Кветах» было напечатано стихотворение Штур а
о Пушкине — первый отклик славянских писателей на смерть велико-
го русского поэта. В 1839 г. в журнале появился перевод «Тараса
Бульбы» Гоголя. Многое для журнала Тыл писал сам, часто подписы-
ваясь разными псевдонимами. В очерках и повестях он правдиво изо-
бражал горе и нищету пражской бедноты, выступал против показного
патриотизма чешской буржуазии.
Он мечтал о создании чешского театра, будучи уверен, что это
«лучшая школа для народа». В 1834 г. поставлена первая пьеса Тыла
на современную тему — «Фидловачка» (инструмент сапожников и од-
новременно — название профессионального праздника). Тыл вывел
на сцену мастеровых и подмастерьев, городскую бедноту, показал их
патриотизм и разоблачил лицемерие, тупую ограниченность мещан. Ис-
пользуя форму легкого фарса, он вводил острые диалоги, песенки,
Уличные сцены, которые отвечали духу водевиля, но были социально
насыщены. Чешский драматург пытался даже утвердить особый тип
«пражского водевиля».
Главные герои пьес Тыла — простые люди, преисполненные до-
стоинства, а комические персонажи — богачи. Большим успехом поль-
зовались «Банкрот», «Пражский щеголь», «Дочь поджигателя».


Тексты песен, сочиненные писателем для своих пьес, часто стано-
вились популярными. Так, песня из «Фидловачки» «Где моя родина?»
(музыку написал известный в то время композитор Фр. Шкроуп) ста-
ла гимном чешских патриотов, а после" образования Чехословакии в
1918 г. — государственным гимном.
В 1835 г. Тыл организует чешский театр «У Каетана», в спектак-
лях наряду с профессиональными актерами участвуют любители. На-
пример, прославленный Кашка, создатель ярких национальных типов,
для которого Тыл написал несколько комических ролей, был портным-
подмастерьем. Театр просуществовал всего три года, определив, од-
нако, направление национальной драматургии. Зд. Неедлы писал, что
Каетанский театр — «одна из прекрасных глав в истории чешского
театра, его влияние на театральную жизнь страны неоценимо».
Австрийские власти, боясь растущего влияния тыловского театра,
запретили его. Однако широкие массы уже приобщились к сцене, по-
любили пьесы Тыла, проникшие в самые отдаленные уголки страны,
в села, пробуждавшие патриотические чувства и ненависть к бога-
теям.
Долгое время Тыл считал возможным улучшить положение наро-
да путем просвещения, верил в нравственное перевоспитание господ-
ствующих классов, но растущее революционное движение, бунты фаб-
ричных и заводских рабочих в середине 40-х гг. заставили его пере-
смотреть свои взгляды. В эти годы писатель уделяет большое внима-
ние журналистской и публицистической деятельности. В самый напря-
женный момент революционных событий он издает политические жур-
налы: с 1846 г. «Пражски посел» (вестник), а в 1849 г. «Седлске но-
вины». В это время, после 1845 г., созданы его лучшие повести и
драмы.
В повестях «Из жизни бедных» (1845), «Будь честен — не про-
падешь» (1846), «Вор» (1849) автор нарисовал запоминающиеся реа-
листические образы честных, трудолюбивых, умных людей. Однако ге-
рои его живут в нищете, влачат жалкое существование, встают на путь
преступлений. Им противопоставлены колоритные типы грубых обыва-
телей, заботящихся только о своем личном благополучии. Для повес-
тей Тыла этого времени характерно реалистическое видение жизнен-
ных конфликтов, причиной которых ртало бедственное положение тру-
дящихся. Повесть «Вор» так и начинается: «Если ты сам находишься
в тепле и уюте, не осуждай человека, которого нужда заставила со*
вершить проступок, не дозволенный законом. Кто знает, как поступил
бы ты на его месте, если б у тебя в желудке бурчало от голода и хо-
лод пронизывал до костей».
Социальное неравенство, произвол богачей и власть денег показа-
ны Тылом в пьесах «Дочь поджигателя» (1846) и «Банкрот» (1847),
где созданы реалистические образы сельского богача и торговца. Здесь
много удачных жанровых сцен, живой диалог. Характер гордой обая-
тельной Розарки, дочери бедняка, которая осмелилась не покориться
богачу и ушла из деревни, стал выражением протеста против безза-
кония.
Темы — художник и буржуазная действительность, гражданский
долг перед родиной и народом — раскрыты в замечательной пьесе-
сказке «Волынщик из Стракониц», написанной в 1847 г. близкая к
фольклору форма позволила автору в образах героев, в песнях и фан-
тастических эпизодах отразить красоту и богатство духовного мира
народа. Шванда — бродячий музыкант, он беден и поэтому не может
жениться на любимой девушке. Отправившись странствовать, Шванда


чуть не погиб, попав в сети предприимчивого проходимца, едва не стал
рабом тех самых денег, которые должны были стать средством для
достижения счастья. Метко характеризует мораль буржуазного обще-
ства введенная в текст пьесы песенка:
Миром деньги управляют,
Знай: дукат — вот наш герой.
Будь ослом иль идиотом,
В том беды особой нет.
Встретят все тебя с почетом:
Дело — в горсточке монет.
Перевод П. Богатырева
Песни в этой пьесе особенно важны: они, как в фокусе, концентри-
руют главную мысль драматурга о пагубном влиянии богатства, раз-»
лагающего людей. Не случайно чешский буржуазный театр изменял
их, сглаживая остроту. Только после 1945 г. был восстановлен текст,
выражающий истинную причину драматического конфликта.
В современной чешской театральной критике «Волынщика из Стра-
кониц» справедливо считают реалистической драмой исходя прежде
всего из понимания образа главного героя. Сатирически изображен-
ные носители буржуазной морали не менее, а, пожалуй, еще более жиз-
ненны, реалистичны. Фантастический образ матери Шванды — лесной
феи Росзвы, сказочные сцены в лесу и при турецком дворе отнюдь
не нарушают реалистичности проблематики. В этой наполовину сказоч-
ной пьесе особенно ощутимы взаимопроникновение романтизма и реа-
лизма. Смелое нарушение единства места, времени и действия лома-
ло установившиеся каноны драмы. Стихотворный текст вторгался в
обыденную речь героев, проза сочеталась с поэзией, менялись изобра-
зительные средства и основа образности, ритмы, интонации. Однако
художественное единство удерживалось, ибо все это многообразие
форм и, казалось бы, несовместимых сюжетных линий подчинено за-
мыслу.
В пьесах-сказках «Видение Иржика» (1849), «Черт на земле»
(1850) и других, как и в «Волынщике из Стракониц», бытовые сати-
рические сцены и реальные образы естественно сочетались с фанта-
стическими. Иносказание помогало злободневным сюжетам благопо-
лучно миновать строгую австрийскую цензуру.
К 1848 г. Тыл убеждается в необходимости коренных преобразо-
ваний в общественном строе, его волнуют конкретные пути борьбы за
освобождение народа. Он приветствует революцию. Проблема преодо-
ления социального и национального неравенства со всей остротой по-
ставлена в исторических драмах этого периода. Избрав основой для
сюжета «Яна Гуса» и «Кутногорских рудокопов» исторические собы-
тия •— гуситское движение начала XV в. и восстание рудокопов в
1493 г., —Тыл, однако, связал проблематику драм с насущными во-
просами своего времени. Накануне восстания он призывал к самым
решительным действиям. В его пьесах утверждается мысль о неизбеж-
ности революционной борьбы за национальное освобождение и соци-
альную справедливость, отвергается соглашательская политика, пока-
зана гибель тех, кто поверил в возможность мирным путем отстоять
права народа: Яна Гуса сожгли, рудокопов-парламентеров казнили.
Драма «Ян Гус» писалась в революционном 1848 г. и была постав-
Лена в декабре того же года, когда еще не угасли надежды на новую
Революционную волну. Тыл звал к действию.


Судьба народа находится в центре внимания автора, и толпа, по-
являясь на сцене, отнюдь не безмолвствует, а выражает свр[е отноше-
ние ко всему происходящему. Еще не все понимают смысл учения
Гуса, не все разделяют его взгляды, люди спорят, возникают два лаге-
ря, между ними идет борьба: гусит-звонарь высмеивает монахов, тор-
гующих отпущением грехов, его хватают, студенты-гуситы спасают
звонаря. Конфликтные ситуации драмы реалистичны. Художник оценил
сложность современной ему обстановки, видел политические разногла-
сия и все же призывал объединиться. Не случайно при проклятии Яна
Гуса посланцем папы люди бегут, оповещая всех: «Беда, беда!». Ком-
позиционное обрамление сюжета народными сценами углубляет исто-
рически верное представление об общенародном характере гуситского
движения и намечает определенный аспект изображения освободитель-
ной борьбы, при котором роль народа в событиях не могла быть обой-
дена.
Без идеализации и романтической отвлеченности показаны слож-
ные взаимоотношения Гуса с королем Вацлавом, ненависть римской
церкви к гуситской «ереси», колебания отступников. А с другой сто-
роны, передано чувство симпатии и привязанности к Гусу Яна Жиж-
ки, Иеронима Пражского, Кепки и других его последователей. В на-
пряженных спорах и трагических ситуациях всесторонне раскрывают-
ся отдельные характеры. Жизненным получился образ Жижки, муже-
ственного воина, которого побаивается даже король. Его речь пестрит
поговорками, слова точные, фразы краткие. Жижка готов с оружием
выступить на защиту правого дела. Он предлагает Гусу объединить
усилия, и, проповедуя, опираться на силу войск. «Мне думается, — го-
ворит он Гусу, — что руки наши к. единому великому делу должны
быть вместе приложены».
Не менее ярок и реалистичен образ Кепки, позволяющего себе рез-
кие высказывания в адрес кардинала Петра, приехавшего отлучать
Гуса от церкви. Он говорит, что у Рима «длинные руки». «Я спраши-
ваю, где это написано, чтоб чужеземец смел приказывать, словно соб-
ственной челяди?» «Я — чех, я дома, я — хозяин, а ты — гость», —
заявляет Чш кардиналу Петру. В уста Жижки и особенно Кепки Тыл
вложил собственные мысли и суждения о политической ситуации свое-
го времени. Выразителем основной идеи стал главный герой. В беседе
с учениками и своей матерью, которая приехала убедиться в правоте
сына, задумавшего перевернуть мир и выступающего, как ей кажет-
ся, против самого бога, Ян Гус защищает право людей самим решать*
свою судьбу, не дожидаясь божьей помощи. Нельзя молчать, когда
видишь несправедливость; должен быть нарушен старый порядок, если
он плох,-?- вот убеждения Гуса. . Отводя ему первостепенную роль в
суждениях о путях национально-освободительной борьбы, Тыл создал
героический характер в высоком стиле, свойственном романтизму. Воз-
никло своеобразное соединение реалистических и романтических об-
разов.
Главный герой «Кутногорских рудокопов» (1847) — поднявшийся
на борьбу против хозяев рабочий люд. В эволюции взглядов и разви-
тии характеров Опата и Вита писатель отразил растущее недоверие
трудового народа к власть имущим. Все просьбы к ним остаются без
ответа — горняки убеждаются в нечестности панов. Старый Опат, при-
держивавшийся прежде весьма умеренных взглядов, призывавший к
мирному решению конфликта, отвечает хозяйскому посланцу: «И не
думай, чтобы мы сегодня кому-нибудь с господского двора поверили.
Лучше иди и скажи панам своим, что теперь начинается справедли-


вый бой за наше право». В пьесе показаны социальные корни нацио-
нальной борьбы. Подчеркивая преемственность в освободительном дви-
жении, Тыл открывал тем самым перспективы его дальнейшего разви-
тия, выразил непреклонную волю к победе; осмысление исторических
событий заключено в словах молодого рудокопа Вита, произнесенных
после казни восставших: «Опат, Шимон, Голый, Лана, не была ваша
жертва напрасной. Пролилась горячая кровь братьев, но из этого се-
мени расцветет однажды радостное будущее». Несмотря на трагиче-
скую развязку, пьеса звучит оптимистически, так как в ней воплощена
вера в возможность одолеть угнетателей.
Вит горячо спорит с Опатом, убеждавшим договориться с хозяе-
вами, и уводит восставших в горы. Пафос борьбы придает этому обра-
зу некоторую торжественность. В романтическом плане подана линия
взаимоотношений Вита и Анежки, дочери Опата. В духе романтизма
написан образ ее возлюбленного Гинека. Но при этом важно, что ос-
новной конфликт драмы решен с реалистических позиций, более того,
в его раскрытии верно намечены исторические перспективы. Жизнен-
ность образов повстанцев также позволяет говорить о реализме изо-
бражения характеров.
Художественная концепция пьес Тыла — сложный, идейно моти-
вированный сплав различных принципов при доминирующей роли реа-
лизма. О его творческом методе спорили не однажды. Зд. Неедлы пи-,
сал: «Тыл по своей сущности был реалистом, великим реалистом, для
которого ни одна сфера жизни не оставалась чуждой. Пусть это будет
уголок обычной повседневности, или история, или даже фантастиче-
ская сказка — в каждом произведении Тыла, отображающем любой
мир, бьется пульс живой действительности, подлинной жизни».
Жанровое разнообразие пьес Тыла, оригинальность в каждом жан-
ре свидетельствуют о высоком для того' времени художественном
уровне. Политическая острота его произведений всегда пугала чеш-
скую буржуазию: цензор, не разрешая постановку «Кутногорских ру-
докопов», писал, что в драме изображено угнетение народа, восстание
и «бесцеремонное использование оружия». Пьесы Тыла были запреще-
ны цензурой сразу после разгрома революции, сам он находился под
полицейским надзором. В 1851 г. ему пришлось оставить театр в,Пра-
ге и с труппой актеров снова скитаться по Чехии, испытывая большую
нужду. Умер Тыл в Пльзне 11 июля 1856 г.
Несмотря на то что в конце XIX в. официальный запрет на пьесу
«Ян Гус» был снят, театры не ставили ее, и только в грозные пред-
мюнхенские дни, в 1938 г., спектакль состоялся на сцене пражского
театра на Виноградах. В Национальном театре «Ян Гус» шел только
после освобождения Чехословакии, с осени 1945 г. «Кутногорских ру-
докопов» в 1949 г. в День шахтера играла группа любителей, после
чего горячо откликнулась общественность. Сто лет пьеса ждала новой
постановки и второго издания. Судьба творчества Тыла свидетельству-
ет о передовых идейно-художественных взглядах писателя и действен-
ности его эстетической концепции.
БОЖЕНА НЕМЦОВА
Проза Вожены Немцовой (1820—1862) складывалась во второй
половине 40-х гг. в русле передовой литературы, расцвет же ее талан-
та падает на 50-е гг., когда в обстановке политической реакции к чи-
тателю с трудом проникало каждое слово о чешском народе. Вся ее
Жизнь и творчество — патриотический подвиг. Национальные харак-
85


теры, созданные Немцовой, живой язык произведений, вобравший бо-
гатство народной речи и фольклора, были, по существу, борьбой про-
тив подавления национальных чувств народа, за литературу нового
типа. Протест против социальной несправедливости воплотился в ос-
тросюжетные конфликты. Простые люди-труженики, крестьяне и бед-
няки стали главными героями ее повестей. К своей работе «Борющая-
ся Божена Немцова» Юлиус Фучик взял эпиграф из письма писатель-
ницы: «Если мы нищие, мир для нас приобретает совсем другой вид».
Ее творческую позицию он определил так: «Никто из чешских писате-
лей ни тогда, ни долгое время спустя не смог так выразить взгляды
простого рабочего люда на господскую свободу, с таким непосредст-
венным чувством, как это сделала Божена Немцова».
Фучик называет революционным новаторство Немцовой в области
языка, раскрывает значение ее сочинений для ниспровержения бидер-
мейера — стиля мещанской литературы. Как художник, она развивала
концепцию Тыла. Реализм достигает в сочинениях Немцовой еще
большей зрелости, хотя идеи утопического социализма и просветитель-
ства, сентиментальность часто мешают логическому завершению жиз-
ненных, социально острых ситуаций и характеров.
Божена Немцова родилась в семье конюшего герцогини Саган,,
детство ее прошло в деревне, в Ратиборжицах, которые описаны в луч-
шем ее произведении «Бабушка» (1855). Народные предания, сказки,,
рассказанные бабушкой, оставили глубокий след в душе будущей пи-
сательницы, пробудил^ любовь к народному творчеству. Ее муж, чи-
новник, по долгу службы часто менял место жительства. В разных
областях Чехии и Словакии она собирала сказки, легенды. С 1845 по
1847 г. отдельными тетрадями — их было семь — выходили ее «Народ-
ные сказки и повести», написанные на основе фольклорного материа-
ла и вместе с тем такие оригинальные, необычные, что сразу обратили
на себя внимание. Зато реакционный критик Я. Малый увидел наруше-
ние народной традиции в реалистических сценах из жизни деревни и
советовал писательнице попробовать свои силы на ином поприще.
В ответ появилась рецензия Гавличка Боровского, который, наоборот,
призывал автора продолжать писать и, давая подробный анализ тек-
ста, заключал: «Нам эти сказки среди великого множества однообраз-
ных и скучных рассказов представляются оазисом в Сахаре»*: Гавли*
чек, Тыл и Сабина отмечали их художественное своеобразие. В это
время Немцова переписывается с Челаковским и Эрбеном, советуясь
с ними при отборе фольклорного материала. Кроме повестей и сказок,
она создает этнографические, художественные ' и публицистические
очерки, освещающие жизнь простого, народа.
Уже будучи известной писательницей, Немцова продолжает Сг>ое
образование. Она окончила только начальную школу, и ей пришлось
совершенствовать знания в области литературы, истории, философии.
Для нее известный в то время чешский философ-идеалист священник
Франтишек Матоуш Клацель (1808—1882) публиковал откры-
тые письма об основах социализма и коммунизма, знакомя с учением
социалистов-утопистов. Оно-то и оказало влияние на идейную концеп-
цию повестей Немцовой с их идиллическими концовками. Писательни-
ца примкнула к обществу «Моравские братья», организованному в
1848 г. в Праге Клацелем.
Дружба с Сабиной, Фричем — в то время видными руководите-
лями рабочего движения, а позже сотрудничество с Нерудой опреде-
ляли круг интересов Немцовой. В донесениях тайной полиции сообща-
лось о ее участии в демонстрациях 1848 г. Домажлицкие обыватели,


травившие писательницу, доказывали Гавличку, что она «женщина
неприличная», потому что «дружит с грубыми рабочими и холопами».
По просьбе Сабины в 1848 г. Немцова написала для журнала «Ческа
вчела» очерк «Сельская политика» о праздновании в честь только что
принятой конституции. Вместо восторженного прославления конститу-
ционных «свобод», которое звучало в те дни в откликах многих пра-
жан, из Домажлиц пришло описание безнадежного положения бед-
няков: им даже не на что было купить свечи — околоточный приказал
осветить окна и грозил выбить стекла в случае отказа «славить кон-
ституцию». Диалог двух безработных как нельзя более точно передает
цх отношение к свободе, которая не даст им ни хЛеба, ни работы.
И все же тогда писательница еще верила, что к равенству можно прий-
ти, перевоспитывая господ, оказывая на них благотворное влияние
рассказами о трудной жизни простого народа, о его честности и тру-
долюбии, убеждая помогать бедным. Она считала, что добропорядоч-
ности и nafpHOTH3My паны должны учиться у крестьян.
В повестях «Бабушка» (1855), «Добрый человек» (1857) созданы
характеры идеальных людей из народа, которых даже тлетворное влия-
ние города не смогло испортить. Высокая нравственность героев, чи-
стота их помыслов, отсутствие всякой предвзятости в поведении рож-
дают у читателя ощущение естественного свежего дыхания жизни, хо-
тя образы и не лишены сентиментальности. Плавность, изящная лег-
кость повествования сочетаются в сочинениях Немцовой с незатейли-
вой простотой народной речи, с точностью, меткостью острого слова,
разоблачающего мещан и богатых бездельников.
В основу сюжета «Бабушки», которая стала любимым произведе-
нием чехов, настольной книгой каждой семьи, легли воспоминания о
детстве. Писательница прекрасно знала быт чешской и словацкой де-
ревни и создала правдивые картины повседневной жизни крестьян, от-
разив их заботы и чаяния. Подзаголовок «Сцены из деревенской жиз-
ни» вполне соответствует композиции, в основу которой положено че-
редование времен года, и это естественно: труд крестьян связан с при-
родой, весь уклад деревенской жизни определяется кругом сельско-
хозяйственных работ. Рассказано в повести о посиделках и веселых
праздниках, обрядах, национальных обычаях. Широко использован
фольклор. Народные предания и легенды, свадебные песни и рождест-
венские колядки, поверья органически вплетаются в сюжетную канву,
как и вставные эпизоды из жизни крестьян. Их самостоятельный сю-
жет не отвлекает, потому что и он окрашен эмоциональным восприя-
тием бабушки, чей духовный мир — в центре внимания. История люб-
ви Милы и Кристлы, повесть о Викторке, истории, связанные с жиз-
нью замка, отмечены вмешательством или сочувствием бабушки, бла-
годаря ей они стали известны. Такой композиционный прием раздви-
гает пространственные и временные рамки повествования и одновре-
менно способствует жизненному наполнению центрального характера,
сообщая ему общенациональную значимость. Писательница намеренно
со всеми деталями воспроизводит трудовой день крестьянки, начиная
с рассвета: «Летом она вставала в четыре, зимой — в пять часов ут-
ра. Кормила гусей, кур, доила корову...» и т. д. Это звучало в то время
вызывающе по отношению к выспренному стилю мещанской литерату-
ры, ибо Немцова утверждала новый эстетический идеал, рисуя реаль-
ную картину деревенской жизни и одухотворенный образ мужествен-
ной женщины, которая не покладая рук работала, чтобы вырастить
Детей настоящими людьми и патриотами.
Беззаботная жизнь в замке, который посещает бабушка, становит-


ся контрастным фоном, оттеняющим повседневный труд крестьян, их
целеустремленные характеры. Как утверждает писательница, общение
княгини с бабушкой оказывает благотворное влияние, она становится
добрее к своей воспитаннице, помогает людям, для нее открывается
новый мир простого человека. Идиллический конец повести — дань
утопическим взглядам, но это не снижает воздействия реалистическо-
го образа простой деревенской женщины. Ян Мукаржовский писал, что.
Немцова изобразила в бабушке не мир безвозвратно ушедший, а, на-
оборот, живой пример для современности.
С укреплением реалистических принципов в творчестве писатель-
ницы становятся более правдоподобными и образы господ, они все
чаще приобретают сатирическую окраску («Дикая Бара», «В замке
и около замка» и др.). Немцова начинает сомневаться в том, что ба-
рыня, никогда не видевшая нужды, способна понять горе матери, ко-
торой нечем накормить детей, нечем укрыть их ночью. В повести
«Горная деревня» (1856), в целом написанной с тех же утопических
позиций, писательница как бы сама себе задает вопрос, могут ли на
самом деле господа облегчить участь бедняков. С еще большей на-
глядностью противоречие между реалистическим изображением дейст-
вительности и решением сюжетного конфликта выступает в повести
«В замке и около замка» (1856), где устрашающей картине голодной,
смерти матери вместе с маленьким ребенком на руках не соответству-
ет идиллическая концовка. Трудно поверить, что своенравная барыня
Скочдополе под влиянием рассказа мальчика о смерти матери и бра-
тишки прозревает, меняет .свое отношение к слугам, становится доб-
рой и даже посылает учиться сироту, специально приставленного к со-
бачке, которой он должен был подавать еду на тарелочке, да еще не
забывать о салфетке. Впечатляет не счастливый, сентиментальный"
конец трагической истории, а реалистическое изображение жизни бед-
няков.
В этой повести заслуживает внимания сам прием противопоставле-
ния положения богатых и бедных. Здесь нет спокойного повествова-
ния, как в «Бабушке», все построено на резких контрастах. Уже в на-
чале Немцова, пишет о трех социальных группах в местечке: богатые
хозяева, имеющие дом, усадьбу, землю (из них выбирают бургомистра
и городскую управу); ремесленники и, наконец, батраки. Автор на сто-
роне последних; изображение обстановки, в которой они живут, полу-
разрушенных жилищ, и, главное, глубоких переживаний за судьбу го-
лодных детей оставляет неизгладимый след в сознании читателя. При
этом смерть Карасковой от голода, эпидемия холеры — не случайные
явления, писательница указывает на причины массового бедствия:
«Чем больше одна часть населения богатеет, — пишет она, — тем
больше бедствует и беднеет другая».
Богачи во время голода с удовольствием рассуждают о повышении
цен на хлеб, они сыты, живут в достатке, съезжаются на званые вече-
ра, и никому из них даже в голову не приходит помочь беднякам. Бо-
лее того, они удивлены, что портной Сикора приютил сироту: «Безу-
мие, — восклицает один из гостей госпожи-Скочдополе, — иметь пяте-
рых детей и взять еще одного, ведь он так беден!» Им чуждо сочувст-
вие человеческому горю. Бездушие, пустые разговоры, чопорность,
стремление подражать всему иностранному (хозяйка замка даже ме-
няет свою фамилию на немецкий лад) вызывают неприязнь к господам;
их льстивым лицемерным слугам и протест против узаконенной неспра-
ведливости. К этому уровню критических суждений, разоблачению
жизненной позиции господ писательницу привели повседневное об-


щение с бедняками и собственная жизнь на грани нищеты, когда она
осталась с детьми без мужа. В одной из записок она извинялась:
«Прошу тебя, Лотинка, не сердись, я опять не могу сегодня прийти.
У меня только летние туфли, да и те плохи, а на улице-слякоть. Дру-
гих причин нет. Тебе я не стесняюсь об этом сказать, но не говори
никому. С уважением. Твоя Б.» И в другой: «Прошу Вас, пан Менцл,
помогите нам хотя бы немного... — у нас нет ни крейцера, ни куска
хлеба в доме». Когда Неруда с Галеком, благоговевшие перед Немцо-
вой, пришли просить ее написать что-нибудь в открывающийся альма-
нах «Май», их поразили обветшалая обстановка и понощенное платье
«прославленной, — как потом писал Неруда, — писательницы, так мно-
го создавшей и неустанно работающей».
Социальный протест в сочинениях Немцовой, оптимизм и пафос,
идущие от духовной связи с народом, поиски положительного идеа-
ла — все это имело, свое продолжение в чешской реалистической ли-
тературе второй половины XIX в. Писательница рано ушла из жизни,
оставив много неоконченных повестей, наброски, отрывки ш романов,
над которыми начала работать в конце 50-х гг. Эти материалы свиде-
тельствуют о попытке создать реалистический роман, обрисовать жизнь
простого народа без сентиментальной идеализации.
Воссоздавая национальный характер, пожалуй, все без исключе-
ния крупные чешские писатели обращаются к образу бабушки и дру-
гим героям повести Божены Немцовой. В начале XX в. Антал Сташек
признавался: «Бабушка произвела на меня глубокое впечатление. Как
деревенский паренек я мог судить о правдивости ее внутреннего мира
и всего облика. Вот если бы я так сумел!.. Это было еще неосознан-
ное побуждение стать писателем... Со временем оно превратилось в
ясную цель».
В трудное время гитлеровской оккупации люди находили мораль-
ную поддержку в произведениях Немцовой. Тогда, в 1940 г., Владис-
лав Ванчура определил причины непреходящего значения сочинений
писательницы: «Немцова гениальна, в ее творчестве все от жизни, от
присущего людям... В каждую эпоху выступает то одна, то другая его
сторона, меняется соотношение состабных частей, они выстраиваются
в соответствии с проблемами и ритмом современности. Это и есть ис-
тинные признаки бессмертия, признаки классических произведений».
Творчество Божены Немцовой стало животворным, источником
для формирующейся национальной литературы, ориентировало на реа-
лизм.
КАРЕЛ ЯРОМИР ЭРБЕН
В годы баховской реакции Карел Эрбен (1811—1870), продолжая
традиции Челаковского, создал сборник баллад «Букет народных ска-
заний» (1853), который был образцом романтического стиля в духе
народного творчества. Выражение автором патриотических чувств вы-
звало горячие отклики современников. К балладам и сказкам Эрбена,
как и к «Бабушке» Немцовой, люди обращались в тяжелые времена.
Многое было сделано Эрбеном для внедрения жанра баллады в
чешскую поэзию. На его достижения опирались впоследствии Неруда,
Безруч, Волькер и другие поэты. Их произведения становились новы-
ми этапами развития жанра, но совершенство формы баллад Эрбена
продолжало привлекать и служило образцом для многих поколений
писателей.
Эрбен родился в Подкрконошском крае в семье сапожника. Окон-


чив гимназию Клицперы в Градце Кралове, он учился на философ-
ском и правовом факультетах Пражского университета, увлекался ис-
торией, дружил с Палацким, занимался по его просьбе родовыми ар-
хивами, разъезжал по стране, собирая попутно произведения народно-
го творчества, к которым и прежде проявлял большой интерес. Эрбён
издал ряд сборников народных песен, пословиц, сказок, пополняя соб-
рания своих предшественников.
Первые собственные произведения — стихи и баллады — относят-
ся к 30-м гг. Обращает на себя внимание еще незаконченная тогда
поэма «Загорж» (1836), в которой он, полемизируя с Махой, изобразил
человека, покинувшего общество, черствым, тупым, бесчувственным,
сравнивал его с неотесанными каменными глыбами:
Тело — скала, на скале лежащая,
Руки и ноги — дубовые корни...
Считая* что в поэзии следует строго придерживаться традиций
устного народного творчества, Эрбен протестовал против анализа утон-
ченных чувств индивидуума, противопоставляющего себя обществу. Но,
как показало его дальнейшее творчество, сам он не мог остаться в рам-
ках фольклорного повествования и вслед за Махой создавал развер-
нутые психологические характеристики. Этому способствовал и повы-
шенный интерес писателя к произведениям народного творчества с
трагическим содержанием. В 1837 г. вышла его баллада «Сиротское
ложе» о девушке, замерзающей на могиле матери. Трагическое в про-
изведениях Эрбена не носило характера маховской «мировой скорби»,
однако, оно неизменно присутствовало даже, когда, — как в народной
легенде, послужившей Эрбену образцом, — сила материнской любви
спасла отчаявшуюся сироту, вернула к жизни. .
«Полудница» (1834), «Клад» (1837) и возникшие позже баллады
«Дочернее проклятие» (1852), «Верба» (1853), «Водяной» (1853) —
это истории потери и гибели детей. Муки матерей, по вине которых
такое случается, ни с чем несравнимы. Трагический конфликт возни-
кает из-за нарушения нравственных законов, отступления от воззрений
народа, в основе /которых — идея правды, добра. В балладе «Клад>
открываются еще и общественные причины безысходного материнско-
го горя — век породил в людях жажду денег. Стремление к богатству
толкает женщину на безрассудный поступок.
«Клад» — одно из самых талантливых произведений Эрбена.
В нем рассказано о матери, которая с ребенком на руках входит в
открывшуюся перед ней скалу и находит там клад. Она набирает мно-
го золота, драгоценностей, завязывает все это в фартук, в платок и
вот уже не может взять на, руки ребенка — руки заняты золотом. От-
неся все богатство в свою бедную хижину, женщина возвращается за
ребенком. Малыш рад, тянет к матери руки, но и на этот раз она его
не берет — хочет больше золота отнести домой, мечтает покинуть убо-
гую хижину, быть богатой, знатной. Когда она, наконец, возвратилась
за ребенком, скалы не было — на дороге лежал тот же камень, кото-
рый на'ее глазах стал скалой. Мать убита горем. А золото преврати-
лось в глину, драгоценности — в простые камни. Год ждала женщи-
на, пока в тот же день перед ней снова раскрылась скала. Ребенок
был жив, невредим, и мать теперь равнодушно взирала на драгоцен-
ности.
Эрбен сам указывал на использованные им произведения народ-
ного творчества, но в его балладе воплощен не просто традиционный
мотив, а показана губительная сила денег, подавляющая самое глубо-


кое и сильное человеческое чувство — материнскую любовь. Фольклор-
ные формы сочетаются с тонким психологическим анализом состояния
человека. С одной стороны, традиционное описание чуда, повторяю-
щееся в начале и в конце картины, троекратность действия — застыв-
шие канонические композиционные приемы, с другой — волнующий
сюжет и образ мятущейся матери вносят новое содержание в традици-
онную форму, требуют иных средств изображения, чем это принято
в произведениях устного народного творчества, обычно отмеченных
эпическим спокойствием. Создавая образ матери, Эрбен прибегает к
языку и стилю книжной литературы. Наряду с постоянными эпитета-
ми вроде «чистого злата», уточняющими повторами («в лесу, в черном
лесу за потоком») и типично народными ^восклицаниями встречаются
обычные для письменной литературы приемы. Разнообразие и необык-
новенная живость повествования эмоционально окрашивают текст.
Крик ребенка, зовущего мать, 'ее мысленный разговор с ним, pHtopn-
ческие вопросы усложняют фольклорный сюжет, делают его более дра-
матичным. Стиль баллад Эрбена далек от поэтики Челаковского, хотя
он и продолжал именно эту традицию. Его произведения вобрали так-
же достижения Махи. В сборнике «Букет» Эрбен стремился отразить
богатства народной фантазии и чешского языка, доказать, сколь вели-
ка сила эстетического воздействия национальной поэзии, поддержать
дух народа, побудить его снова к действию. Замысел книги и симво-
лика образов раскрываются во вступительной балладе «Букет», где
рассказано о том, как после смерти матери дети приходят каждое утро
на ее могилу: все ждут встречи с ней. И мать как бы откликнулась —
на могиле вырос цветок.
Родина-мать, о твоей дивной силе
Повествуют наши преданья!
Собрал я их на древней могиле
Кому в назиданье?
Свяжу ,я их единым букетом,
Лентой обовью широкой,
Пошлю их по белому свету
i Дорогой далекой.
Перевод Н. Асеева
В балладе выражена надежда, что дети, ощутив дыханье матери-
Родины, обретут новые жизненные силы. Образ матери ив последую-
щих балладах символизирует Родину, горькую, трудную судьбу чехов,
хотя поэт нигде, кроме вступления, прямо не говорит об этом. В тра-
гических сюжетных ситуациях отражены перипетии национальной ис-
тории и тернистый путь мужественного, не сломленного духовно наро-
да, стиль вобрал богатства чешского языка, его поэтичность, певу-
честь интонаций.
Немалое значение для развития культуры чешского народа имели
и замечательные сказки Эрбена, к которым не однажды обращались
люди в трудные времена, когда все национальное становилось особен-
но дорого. Продолжению демократических традиций в чешской лите-
ратуре способствовало издание составленных и отредактированных Эр-
,беном сборников произведений древнейшей чешской литературы, сочи-
нений Штитного и Гуса. Эрбен многое сделал для обогащения чешской
культуры: переводил произведения польских и русских писателей,
а также памятники древнерусской письменности. В 60-е гг. вышли его
переводы «Слова о полку Игореве», «Задонщины», летописей Нестора.
В 1867 г. Эрбен был на этнографической выставке в Москве. Он пи-
сал: «Поездка эта останется для нас, участников ее, незабываемой во
всех отношениях, потому что мы очень многое изучили и наши пред-


ставления о русских значительно обогатились в их пользу. Что каса-
ется меня, то я должен признаться каждому: это самый искренний и
самый сердечный народ».
К. Эрбен был связан с А. Н. Пыпиным, А. Ф. Гильфердингом,
А. А. Потебней, И. И. Костомаровым, посетившими Чехию, избран чле-
ном Российской Академии.
Творчество Карела Эрбена, его научная, издательская деятель-
ность способствовали формированию национальной литературы. Бал-
лады же его стали основой для развития этого жанра в чешской поэ-
зии XIX—XX вв.
КАРЕЛ 'ГАВЛИЧЕК БОРОВСКИЙ
С творчеством Гавличка Боровского (1821—1856) связано зарож-
дение реалистической чешской сатиры, критикующей основы монархи-
ческого строя. Добролюоов считал, что сатира доказывает зрелость
общественного сознания и служит залогом его развития. Не случайно
лучшие сатирические произведения Гавличка отразили опыт револю-
ции 1848 г. В годы реакции произошло радикальное изменение в поли-
тических взглядах самого писателя, не надеявшегося больше на мир-
ное решение национального вопроса. Страстный публицист, он разо-
блачал примиренческую политику либералов, которая потерпела крах,
раскрывал суть политики австрийской монархии. Творчество Гавлич-
ка, поэта, журналиста, критика, оказало огромное влияние на разви-
тие национальной литературы, а его сатира, впитав богатство славян-
ского фольклора, завоевала любовь многих поколений своей демокра-
тичностью и колоритным поэтическим языком.
Сын небогатого купца, Гавличек по окончании гимназии учился на
подготовительном отделении Пражского университета, где увлекся ис-
торией, заинтересовался судьбой славян, затем поступил в духовную
семинарию, надеясь вести просветительскую работу в народе. Но пре-
бывание там вызвало у него навсегда неприязнь к церкви, зло им вы-
смеянной. Увлечение идеей славянской взаимности, патриотические
стихи, эпиграммы на богословскую схоластику привели к тому, что
Гавличка исключили из семинарии за крамольные взгляды.
Стремясь ближе узнать Россию, в феврале 1843 г. он приезжает
в Москву и становится воспитателем в семье профессора С. П. Шевы-
рева. Попав в славянофильскую среду, Гавличек не смог'разобраться
в общественной и литературной жизни России. Но тем не менее он
пришел к выводу, что царизм и русский народ — далеко не одно и
то ж!е. В очерке «Русские люди» Гавличек писал: «Прежде всего необ-
ходимо отличать русский народ от его самодержавного правительства.
Одно дело — русские люди, наши славянские братья, народ великий,
добродушный, очень способный и живой, сохранивший добрые старо-
славянские обычаи, народ с великой будущностью, от которого и мы
и все остальные более слабые славянские племена в будущем можем
ожидать многих благодеяний; и совсем другое дело — нынешнее цар-
ское правительство, правительство, равнодушное к русскому народу..
Правительства появляются и исчезают, а народы остаются: каких толь-
ко форм правления, хороших и дурных, не испытал каждый народ!»
И не случайно дальше он переходит к рассуждениям о судьбам
чешского народа. Его отрицательное отношение к монархическом)
строю, после разгрома революции 1848 г., вероятно, опиралось и т
русские впечатления. По возвращении в Чехию он подготовил книг)
«Картины России», изданную только после смерти писателя. Знаком-


ство с произведениями Гоголя повлияло на формирование таланта
Гавличка. В дальнейшем его связь с русской литературой не ослабева-
ет, он переводит многих поэтов, сочинения Гоголя, интересуется народ-
ными песнями, изучает их строфику, пишет работу о чешской народной
песне. Не прошло для него бесследно и знакомство с русским и осо-
бенно украинским фольклором: ритм украинской коломийки был из-
бран для поэмы «Крещение святого Владимира», тема которой тоже
зародилась в России. Здесь же созданы эпиграммы, изданные по воз-
вращении, которые он иронически «посвящал» церкви и королю, а в
одном из писем сообщал: «Трудно передать словами, как я жажду
вступить в бой против врагов нашей родины...». Еще будучи за грани-
цей, он мечтает о «новом стиле» патриотических изданий.
Во второй половине 40-х гг. Гавличек — редактор нескольких
пражских газет; в 1848 г. им основаны «Народни листы», где писатель
выступал против участия чехов во франкфуртском парламенте, пропа-
гандировал теорию австрославизма и считал необходимым созвать
Славянский съезд. Защищая либеральную идею конституционной мо-
нархии, он, однако, смелее многих своих единомышленников критико-
вал политику правительства. Сатирическое приложение к газете было
направлено против венских властей. По требованию цензуры «Народ-
ни листы» в 1850 г. запрещены. Гавличек переезжает в Кутную Го-
ру, издает там новую газету «Слован», которая через несколько меся-
цев также прекратила свое существование. После разгрома революции,
убедившись, что добиться от монархического правительства осущест-
вления прав народа невозможно, он приходит к выводу о необходи-
мости революционной борьбы, о ее неизбежности. Правительство боя-
лось этого народного трибуна, популярность которого была столь ве-
лика, что даже после подавления революции его долго не решались
арестовать. При попытке осудить действия Гавличка публично он на-
столько блестяще защищался, что арест оказался невозможным. В де-
кабре 1851 г. полиция ночью, тайно увезла его за пределы страны,
в Бриксен.
В поэме «Тирольские элегии», написанной в первые дни ссылки,
он подробно рассказывает о своем «путешествии» с почетной свитой
жандармов. История ссыльного поэта была похожа на судьбу многих
передовых людей того времени. Их переживания вполне отвечали из-
бранному жанру элегии, хотя в тех частях поэмы, которые содержат
критику жестоких австрийских порядков, жанровая форма пародийна:
высмеиваются «доблести» охранников реакционного режима. Соче-
тание сатирического и лирического начал, так отчетливо проявившее-
ся в произведении Гавличка, становится в дальнейшем характерным
для чешской сатиры.
Глубокий политический смысл заключен в сюжетном конфликте
«Тирольских элегий», его обобщение выступает в. ключевом комиче-
ском эпизоде, частный характер которого мог скрыть замысел от глаз
Цензора. Когда лошади понесли, напыщенные жандармы повыскаки-
вали из повозки, убоявшись «кары небесной за грехи». Комизм поло-
жения в том, что «стража корчилась в канаве», тогда как арестован-
ный благополучно продолжал свой путь в экипаже. Момент этот сим-
волизирует шаткость монархии:
До чего же, власть, ты безрассудна!
Хочешь ты в хомут запрячь людей, ч
И никак не справишься с четверкой
Добрых лошадей!
Перевод А. Арго


Действительный случай с Гавличком по дороге в ссылку дал по-
вод для размышлений о тенденциях общественного развития, порож-
денных событиями 1848 г., о возможных переменах: когда-нибудь на
крутом историческом повороте вот так же, как жандармы из повозки,
слетят с трона австрийские правители, а народ будет идти своим пу-
тем дальше. Сатира в «Тирольских элегиях» направлена против старо-
го порядка и выражает взгляды писателя, сложившиеся в результате
осмысления недавнего революционного опыта. Созвучная народной
песне тональность стиха этой лироэпической поэмы углубила смысл
сатирической символики.
Ритм и композиция поэмы «Крещение святого Владимира», над
которой Гавличек тайно продолжал работу в ссылке, тоже близки
фольклору. В тексте много разговорных оборотов речи, особая лекси-
ка простонародья, что и создает необходимый диссонанс между, высо-
ким положением главного персонажа — бога — и низким стилем по-
вествования о нем. Самая колоритная фигура в этой, к сожалению,
неоконченной поэме1— бог Перун. В его образе поэт подверг осмея-
нию церковь и различные стороны общественных отношений. Ниспро-
вергая саму идею почитания бога,' он показал зависимое от властей
положение Перуна. С другой стороны, его жалкое существование и
бунт против постоянно повелевающего князя Владимира, наконец, де-
тальное бытописательство, связанное с изображением повседневной
жизни притесняемого бога, рождало мысль о бедственном состоянии
угнетаемых вообще. Пбрун не исключение, он такой же подданный
князя, как и остальные. Значит, (не сладко живется под властью вла-
дыки. Поражает смелость поэта, бесцеремонное обращение с «обита-
телем небес» и та форма, язык, тон, которыми достигается сатиричен
ский эффект. Во многом помогает поэту бойкий ритм частушки. Бес-
пощадная критика церкви, ее антиморальных устоев дана и в после-
дующих песнях, где после отставки Перуна речь идет о выборе ново-
го бога, который и нужен-то только для того, чтобы держать народ в
повиновении:
Все участники совета
Были в том согласны,
«, Что без бога управляться
• С голытьбой опасно.
Перевод М.' Тарловского
«Марш иезуитов» построен так, что каждой первой строке по-ла-
тыни, обращенной к богу или прославляющей его, противопоставлена
вторая на чешском языке, разоблачающая лицемерие церковников, их
ханжество. Название и содержание этой песни обнажают направлен-
ность сатиры прежде всего против католической церкви, что всегда
отрицала чешская буржуазная критика, считая, что в поэме речь идет
только о России. Песни «Военный суд», «Кабинет министров» также
свидетельствуют о том, что подвергнута критике в первую очередь ав-
стрийская монархия.
В «Короле Лавре», использовав сюжет ирландской сказки, поэт
высмеял жестокого монарха с ослиными ушами.
Произведения, написанные в ссылке в Бриксене, ходили в рукопи-
си и не были напечатаны при жизни поэта. В 1855 г., тяжело больной,
он вернулся в Прагу и в \июле 1856 г. умер совсем еще молодым. Про-
изведения его вышли только десять лет спустя, в 60-е гг., в период
общественного подъема.
Поэтическое наследие Карела Гавличка Боровского, его публици-
стика и литературно-критические статьи пролагали пути для новатор-


ства как в художественном творчестве, так и в литературоведении. Он
первый встал на защиту так называемой «тенденциозности», другими
словами — идейности в искусстве. Это положение было подхвачено
следующим поколением литераторов.
Таким образом, и в годы реакции передовые чешские писатели
не отступили, их творчество продолжало развивать идеи, возникшие в
революционной ситуации 40-х гг., совершенствовался художественный
метод, пополнялось эстетическое богатство национальной литературы.
Значительна роль русской и польской литератур, их влияние осо-
бенно усиливается в 50-е гг., когда подчас публикации переводов ста-
новились единственной возможностью выражать отношение к острым
общественным проблемам. Почти все чешские газеты были закрыты,
из литературных журналов оставлен только очень умеренный «Лю-
мир» Миковца. Попытки Фрича и его друзей воскресить чешские изда-
ния не увенчались успехом, альманах «Лада ниола» (1855), название
которого символизировало весну, пробуждение, вышел только один
раз; подготовленный к печати иллюстрированный литературно-крити-
ческий сборник «Прага» вообще не увидел свет. Ориентировать начи-
нающих писателей патриотам помогали, хоть и редко появляющиеся в
прессе, переводы произведений Пушкина, Мицкевича, Гюго, Лермонто-
ва, Гейне — поистине духовная пища в те годы. Вот почему Немцова
в письме к известному издателю и переводчику произведений русских
авторов Бендлу писала, что ждет выхода двухтомника Пушкина боль-
ше, чем собственных сочинений.
Вацлав Ченек Бендл (1832—1870), будучи романтиком,
вместе с тем высоко ценил также реалистические-, произведения Пуш-
кина, восторженно отзывался о «Борисе Годунове», был первым пере-
водчиком «Евгения Онегина». Он подчеркивал свободолюбие русской
поэзии, в статье «Судьба певца «Бахчисарайского фонтана» и других
русских поэтов», опубликованной в альманахе Фрича, обратил внима-
ние читателей на комедию «Горе от ума», писал о трагической гибели
Грибоедова, Пушкина, Лермонтова, давая понять, что их безвремен-
ная смерть — не случайность. Много общего было в характере моло-
дой чешской реалистической литературы с русской: воинственный па-
фос разоблачений притеснителей народа, поиски путей воплощения по-
ложительного идеала в духе освободительного движения,, доступный
широкому кругу читателей стиль, сложившийся в русле национальных
традиций.
Чешская литература становилась действенной общественно-поли-
тической силой. В лучших произведениях первых реалистов велась кри-
тика не только феодальных порядков, но и буржуазных идеалов, да-
валась оценка революции 1848 г. с позиций «низов».


ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
РАЗВИТИЕ РЕАЛИЗМА И МОДЕРНИСТСКИЕ
ТЕЧЕНИЯ
(вторая половина XIX —начало XX в.)
Сложность литературного процесса второй половины XIX в. и осо-
бенно первых двух десятилетий XX в. объясняется ломкой обществен-
ных отношений, обострением антагонистических противоречий и поли-
тической борьбы в'условиях концентрации производства, господства
монополий на стадии империализма с конца XIX в., роста рабочего
движения. Не могла не оставить свой след и первая мировая война.
Господство режима абсолютизма после поражения революции
1848—1849 гг. в Австрии вызывало недовольство как широких масс,
так и либеральной буржуазии, создавшей в конце 50-х гг. Националь-
ную партию во главе с историком-теоретиком Ф. Палацким и пред-
ставлявшим крупную чешскую буржуазию Ф. Л. Ригером, фактическим
руководителем, связанным с консервативными кругами. И Палацкий
и Ригер акцентировали внимание исключительно на национальных
проблемах. Партия выступила с программой автономии Чехии в соста-
ве преобразованной федеративной Габсбургской империи, которую
поддержало также дворянство, надеясь сохранить свои привилегии.
Патриотическое движение ширилось; Австрия была ослаблена внутри-
политической борьбой народов за независимость и поражением в вой-
ье с Францией (1859), а затем — Пруссией (1866). Образование ц
1867 г. Австро-Венгрии с двумя государственными центрами, но одним
монархом — Францем-Иосифом I — не что иное, как попытка предот-
вратить рост революционных настроений. Однако присоединение Сло-
вакии к Венгрии, разделение тем самым двух родственных народов и
культур привело к протесту с обеих сторон, тем более что в решении
национального вопроса правительство не пошло на уступки и пози-
ции немецкой буржуазии укрепились. Начался новый этап освободи-
тельного движения, в которое включились рабочие и крестьяне; на
митингах выдвигалось требование государственной самостоятельности.
В 1868 г. в Праге было объявлено чрезвычайное положение. К этой
мере правительство прибегало и в дальнейшем.
К 1874 г. в Национальной партии произошел раскол на староче-
хов и левое крыло — младочехов, выступивших против пассивности, за
буржуазно-демократические реформы, хотя и весьма ограниченные.
К концу столетия младочехи сблизились с консерваторами и клери-
калами, окончательно утратив свою роль в национальном движении.
С конца 60-х гг. в рабочей среде возникали не только общества
взаимопомощи, но и политические организации, которые постепенно
освобождались из-под влияния буржуазии, особенно в связи с опытом
Парижской коммуны (1871). В 70-е гг. в рабочее движение проника-
ют идеи научного социализма, интернациональной солидарности про-
летариата, возникает рабочая печать. В 1874 г. чешские социал-демо-


краты участвуют в организации Социал-демократической партии Ав-
стрии. В 1878 г. создана Чехославянская социал-демократическая пар-
тия. Несмотря на преследования реакционного правительства, давле-
ние мелкой буржуазии и споры между анархистами, умеренными и
радикалами, на общеавстрийском съезде (1889) социал-демократами
принята программа, в которой ликвидация капитализма объявлена
главной целью рабочего движения. Празднование 1 Мая 1890 г., мас-
совые митинги и демонстрации по всей Австро-Венгрии ознаменовали
вступление пролетариата в политическую борьбу и новый этап нацио-
нально-освободительного движения под лозунгом всеобщего избира-
тельного права, выдвинутым официально в 1893 г.
С укреплением к концу XIX в. чешской национальной буржуазии
в политическую борьбу включились представители крупного капитала,
которые поддерживали монархию Габсбургов, стремясь подавить ре-
волюционное движение. Возрастало также влияние Чешской аграрной
партии, основанной в 1899 г., которую возглавили крупные землевла-
дельцы. Либералы под руководством Т. Г. Масарика, основателя Чеш-
ской народной (реалистической) * партии (1900), выступали за всеоб-
щее избирательное право, но признавали парламентскую, а не револю-
ционную борьбу. В числе масариковцев был Э. Бенеш, осуждавший
теорию научного социализма. Оппортунистическое руководство социал-
демократии сотрудничало с буржуазными партиями, ревизуя прежнюю
программу, преувеличивало роль парламентской борьбы. Расстановка
политических сил прояснилась с революционным подъемом масс в пе-
риод Всероссийской октябрьской политической стачки 1905 г.
С началом войны в 1914 г. чешские и австрийские социал-демо-
краты поддержали Габсбургов. Однако антивоенное и антиправитель-
ственное движение росло, в стране вспыхивали голодные бунты, а чеш-
ские солдаты сдавались в плен. Во Франции, России, Италии форми-
ровались легионы, выступавшие на стороне Антанты.
После Февральской революции 1917 г. в России и особенно —
Великой Октябрьской социалистической революции усилилось револю-
ционное движение в Чехии, Венгрии и Словакии. В рядах Красной
Армии сражалось много военнопленных, уяснивших . неблаговидную
роль легионеров. По возвращении на родину чаще всего они включа-
лись в революционную борьбу пролетариата, развернувшуюся после
образования в 1918 г. Чехословацкой буржуазной республики.
Более чем полувековой путь чешской литературы, отразивший
•сложную борьбу и этапы национально-освободительного движения, от-
мечен противоречивыми тенденциями, остротой столкновения идейных
и эстетических воззрений, формирование^ новых стилевых течений и
литературных направлений.
Утверждение критического реализма в 60-80-е гг. как ведущего
направления сопровождается зарождением гражданской лирики, песен-
ного творчества рабочих поэтов, крупных форм социальной эпической
прозы, развитием публицистики и литературной критики. Важные
идейно-эстетические функции продолжает выполнять романтизм, пре-
терпевая значительные изменения: на его характер влияли обостряю-
щиеся классовые и национальные противоречия. Наряду с признаками
Неоромантизма, близкого декадансу, возник новый тип революционного
Романтизма, воплощающего идеи научного социализма, пока не пре-
творенные в жизнь, но опирающегося на реальное соотношение проти-
воборствующих сил. Образность, пафос, поэтика, присущие передовым
4 Р D V, л«


романтикам, сочетались с острой критической оценкой общественных
яблений и реалистическим решением сюжетных конфликтов. Сплетение
только еще рождавшихся различных художественных тенденций, отго-
лоски просветительских идей свидетельствовали об «ускоренном» эсте-
тическом постижении чрезвычайно сложной действительности: с одной
стороны, после революционных событий 1848 г. освободительное дви-
жение развивалось в условиях более высокого уровня общественного
сознания, но вместе с тем появились признаки духовного кризиса бур-
жуазии, покидавшей демократические позиции, усилились упадниче-
ское настроение, скептицизм. На литературном процессе сказывались
также надолго затянувшаяся неразрешенность задач буржуазно-демо-
кратической революции, отставание в области культуры в силу длитель-
ного зависимого положения чехов, словаков, как и большинства других
славян.
И все же прогрессивные художественные тенденции крепли.
С присоединением Словакии к Венгрии не были прерваны чехословац-
кие творческие связи, возникшие еще в 20-е гг. и окрепшие в револю-
ционной ситуации 40-х гг. Исторически сложившаяся близость наро-
дов, общность идейно-художественных задач определили сходные пу-
ти развития изначально родственных литератур. Межславянские кон-
такты тоже, безусловно, способствовали формированию общих специ-
фических черт.в искусстве и литературе. На становление реализма
благотворно влияло творчество русских классиков, произведения кото-
рых находили самый живой отклик в Чехии, Словакии, как, впрочем,
и в других славянских странах. Сыграли свою роль и крепнущие свя-
зи вообще с европейской культурой.
В следующий период — на рубеже веков и в начале XX в. —
критический реализм в чешской литературе не только удерживал свои
позиции, преодолевая воздействие модернистских течений, но и совер-
шенствовался как творческий метод, главным образом в поэзии и про-
зе. Высокая активность творческой интеллигенции еще с первых дет
национального возрождения и теперь способствовала созданию значи-
тельных произведений литературы, живописи, музыки. Возрос интерес
как к современности, так и к истории. Возникли роман-эпопея, разви-
вались поэма и социальная баллада, сатирическая поэзия и проза.
Идейно-художественный уровень литературы в значительной мере оп-
ределялся влиянием мировоззрения пролетариата.
Столкновение враждующих идеологий в сфере политики, филосс<~
фии, искусства становилось открытым, борьба между литературными
направлениями обострялась. С активизацией национально-освободи-
тельного движения такие течения, как оимволизм, сливающийся в
1890-е гг. с романтизмом, натурализм 1900-х гг., вобравший в творче-
стве прогрессивных писателей черты и свойства реализма, кубизм, фу-
туризм, цивилизм, противостоящие узко субъективному мироощуще-
нию, приобретают специфические художественные формы отображения
действительности, ибо связь с жизнью, обращенность к народу издавна
присущи чешской литературе. Потому-то и новые общеевропейские
концепции преобразовывались в духе своей традиции. Столь явные об-
щественные функции чешского искусства никак не способствовали за-
силию декаданса, хотя воздействие его было значительным и усилилось
в предвоенные и военные годы. В противовес модернистам писатели-
реалисты выдвинули во втором десятилетии XX в. новые художествен-
ные задачи в связи с созданием образа современника, активного уча-
стника* истории.


УТВЕРЖДЕНИЕ КРИТИЧЕСКОГО РЕАЛИЗМА
КАК ВЕДУЩЕГО НАПРАВЛЕНИЯ
(60 — 80-е и%)
Перелом в развитии чешской литературы явно обозн^лся в
60-е гг., на. волне нового общественного подъема. После почт*гесЯти-
летнего застоя культурной жизни возникает ряд чешских изд^й: га-
зеты, журналы, литературные альманахи. Из печати выходят ЮИзве-
дения классиков чешской и мировой литературы. Так, в сер «Все-
мирная поэзия» появляются стихотворения Гейне, Беранже, етефи,
Гюго, Лермонтова, Некрасова. В 1863 г. создана «Умелецка беда> —
первый творческий союз демократической ориентации. В конщ862 г.
отрывается Временный чешский театр. Здесь ставятся пьесы Tia> fa-
лека, Клицперы, а также «Ревизор» Гоголя, «Бедность н^р0К>
Островского. В 1868 г. закладывается фундамент Национально те-
атра, построенного впоследствии на средства, собранные бродом.
Лишь 18 ноября 1883 г. театр торжественно открыт — на е сцене
звучала опера Бедржиха Сметаны «Либуше». Однако в peJpTyape
еще долгое время преобладали произведения иностранных, Дсеко не
всегда прогрессивных авторов, успех Тыла и начинания его эследо-
вателей были преданы забвению (хотя именно Тыл — инициаф сбо-
ра средств на постройку театра). Истинно народным Наци01ЛЬНый
театр становится, когда постановки созданных в начале XX в. <циаль-
но-патриотических драм Ирасека, братьев Мрштиков привлекот ши-
рокие слои не только города, но и деревни. Жизненность кон(ШКТов,
их реалистическое решение, проблемы современности вызывал) живой
отклик зрителей. Театр снова начинал влиять на общественно созна-
ние.
Возникновение Национального театра, его деятельность впервые
десятилетия существования — начало нового этапа истории ^шской
культуры, ее выхода на общеевропейский уровень. В поэзии прозе
(меньше — в драматургии), музыке, живописи обнаружилианезау-
рядные таланты. Так, при* оформлении фойе Национального театра
сложился оригинальный стиль Микулаша Алеша, продолжател Иозе-
фа Манеса, создавшего цикл «Родина». Автор многих полот^ мас-
штабных патриотических панно, он иллюстрировал также кнг'и Че-
лакавского, Ирасека, Арбеса. Деятельность художника воздейсВОвала
на национальное сознание. Во многих рисунках он запечатлев жизнь
простого народа, а его политическая карикатура высмеивала мещан,
выражала сочувствие рабочим. Известный скульптор Йозеф Вацлав
Мысльбек — автор установленной перед Национальным музеем3наме-
нитой конной статуи святого Вацлава — символа освободиельной
борьбы чехов. Стиль его скульптурных портретов близок мане]е Ира-
сека — масштабным образам исторических эпопей и драм.
Чехи создают свою оперу. «Далибор», «Либуше», «Продан1ая не-
веста» Бедржиха Сметаны, как и симфоническая поэма «Моя Р>дина»,
стали известны за пределами Чехии. Дирижерская деятел^ност, Анто-
нина Дворжака за границей, его симфонии, оперы и камерньь сочи-
нения прославили музыкальность соотечественников. Чехию помещают
видные зарубежные музыканты. В 1888 г. впервые приезжает
*• И. Чайковский, который затем неоднократно бывал в Пр^е, вы-
тУпал с авторскими концертами. Его опера «Орлеанская девг> ' бы-
ла поставлена еще в 1882 г., а в год приезда композитора н^ сцене
Национального театра состоялась премьера «Евгения Онегина» цели-


ком было показано «Лебединое озеро». Чайковского охотно принимают
многие музыкальные объединения, кружки, клубы, он лично познако-
мился и подружился с Дворжаком и другими чешскими композито-
рами.
С ростом национально-освободительного движения укрепляются
чешско-русские культурные связи. И это естественно: еще со времени
наполеоновских войн чехи видели в русском народе надежную опору.
В 60-е гг. Россию посещают многие выдающиеся общественные дея-
тели, писатели, музыканты. Так, в 1867 г. на Московской этнографиче-
ской выставке побывали известный чешский художник Манеси писа-
тель Эрбен. В свою очередь, русские ученые и литераторы Пыпин„
Срезневский, Гильфердинг, Потебня, Костомаров и другие побывали
в Чехии. А. Н. Пыпин сообщал: «Между пражскими литераторами^
особенно молодыми, знание славянских наречий особенно распростра-
нено; число переводчиков, например, с русского значительно велико,,
и некоторые из них прекрасно выполняют свое дело: назовем мастер-
ские переводы Бендла из Пушкина, покойного Гавличка из Гоголя^.
Горичка из Тургенева, не упоминая о других. Между пражской моло-
дежью, никогда не бывшей в России и мало видевшей русских, я встре-
тил несколько человек, порядочно говоривших по-русски».
В письмах к чешским друзьям Пыпин обращал их внимание на
статьи Белинского, Писемского, Добролюбова, объяснял смысл споров,
между западниками и славянофилами, знакомил с творчеством Тур-
генева, Гончарова, Салтыкова-Щедрина, Некрасова, Островского, До-
стоевского, Л. Толстого, Чернышевского, писал о Герцене, которого,,
как сообщает Фрич в «Воспоминаниях», чехи знали с 50-х ггг. Приме-
чательно, что именно в обстановке нового подъема освободительного
движения «Журнал Чешского музея» в 1858 г. печатает «Письма о
русской литературе» Пыпина, а в I860 г. в России выходит его «Очерк
истории чешской литературы».
Взаимный интерес к национальной культуре, музыке, литературе
со стороны чехов и русских во многом объясняется сходными истори-
ческими условиями. Монархический строй лишал народ элементарных
свобод. Художественное творчество в подобных условиях являлось поч-
ти единственной формой протеста и выражения патриотизма. Русская^
литература вселяла уверенность в плодотворности смелой критики, от-
крывала путь к истинной художественности. В борьбе за реализм чеш-
ские писатели опирались на лучшие произведения зарубежной лите-
ратуры. Знакомство с творчеством Пушкина, Тургенева, Некрасова вы-
зывало, как они сами об этом писали, перелом в эстетических взгля-
дах. Так, в 1874 г. Галек на заседании общества «Умелецка беседа>
говорил: «Признаюсь, во мне назревает какой-то перелом, и это благо-
даря русской литературе... Новое направление мыслей появилось у
меня в последнее время и было вызвано чтением Ивана Сергеевича
Тургенева».
у О глубоком понимании существа реализма, о следовании его
Принципам свидетельствуют, в частности, отзывы Неруды и Галека о
«Ревизоре» Гоголя, чешские постановки пьес Островского. Обличи-
тельная сила, правдивость и глубина типизации выдвигались чешски-
ми писателями и критиками как основные критерии современности ис-
кусства. Залогом успеха, 'безусловно, был тот факт, что возглавили
новое направление люди талантливые, энергичные, истинные патрио-
ты: целая плеяда писателей, среди них выдающиеся реалисты Ян Не-
руда, Сватоплук Чех, Алоис Ирасек. Утверждению чешского реализ-
ма как литературного направления способствовали выпуски альмана-


ха «Май», основанного Нерудой и Галеком в 1858 г. и выходившего
в 1859, 1860, 1862 гг. под непосредственным руководством Талека.
«Нашей целью было, по возможности, освежить творческую атмосфе-
ру, — писал Неруда, — и способствовать обогащению литературы...
Пока не было возможности основать новые журналы или послужить
делу печатаньем своих сочинений, мы решили начать с альманахов.
Обращались почти к каждому, кто мог дать необходимый материал...
Так возник «Май».
Периодическое издание, названное в честь Карела Гинека Махи
именем его известной поэмы, объединило как молодых писателей, так
и представителей старшего поколения, в большинстве своем участников
революционных событий 1848 г. Первый выпуск стал настоящей сен-
сацией — теперь уже не отдельные писатели, а целая группа вступала
в литературу, не скрывая своих намерений правдиво изображать дей-
ствительность, создавать демократическую литературу, близкую наро-
ду, побуждающую к действию. И это еще в обстановке баховского аб-
солютизма.
Название ежегодника символично, оно ориентировало на прогресс
сивные боевые традиции прошлого. Первый сборник открывали порт-
рет Махи, написанный в духе его вольнолюбивой поэзии (прижизнен-
ных изображений писателя нет), и программное стихотворение Фри-
ча — отклик нового поколения на известный эпиграф к поэме «Май»:
«Далек твой путь, — писал Фрич, — не напрасны твои призывы».
Кроме Яна Неруды и Витезслава Галека, свои произведения опубли-
ковали здесь Рудольф Майер, Каролина Светлая, Софья Подлипская
и другие вступающие в литературу поэты и прозаики, из старшего по*
коления — Иозеф Фрич, Карел Сабина, Вожена Немцова, Карел Яро*
мир Эрбен.
В обстоятельной статье Сабины «Воспоминание о К. Гинеке Ма-
хе» впервые было определено историческое значение его поэмы, «ко-
торая поистине стала памятником на перепутье... и одновременно по-
этической подготовкой для дальнейших новых переломов». Сабина об-
ратил особое внимание на отражение Махой чешской действительно-
сти и представил его творчество в общеевропейском контексте. Он
писал, что импульсом для создания «Мая» и «Цыган» стал «отнюдь
не только байронизм, как думают многие; прежде всего это было свое
национальное движение... Не менее, чем Байрон, на Маху воздейство-
вал Гёте, а Фауст стал для него намного ближе Манфреда». Далее
Сабина вспоминает, что Маху особенно влекла вторая часть «Фауста»,
что он видел «частицу» гётевского героя в образах Лары, Дон Жуа-
на, Онегина. Сабина призывал изучать творчество Махи, выразил
уверенность, что издание его сочинений, их анализ будут способство-
вать дальнейшему развитию отечественной литературы. Заглавная
статья Сабины в первом выпуске альманаха отвечала устремлениям
маевцев: отстаивать национальные традиции, выявлять их связь с за-
рубежной классикой, дабы и собственные творческие поиски включать
в круг актуальных общеевропейских проблем. Это была одна из важ-
нейших задач, сплотившая разных по взглядам и возрасту писателей.
Против выхода чешской литературы на столь высокие рубежи и
efc приобщения к передовой культуре выступили консерваторы, пытав-
шиеся, как о том справедливо писал Неруда, «заглушить первые но-
вые ростки» и поставить творчество молодых писателей на службу
политической реакции. Маевцев окрестили «космополитами», хотя их
противники вовсе не чуждались иноземных влияний, разумеется, ино^
го характера. Так, известный тогда консервативный критик Я куб


Малый (1811—1885) защищал подражательный классицизм и ро-
мантизм отнюдь не прогрессивного толка. В 40-е гг. он осудил «На-
родные сказки и повести» Вожены Немцовой, теперь назвал «вредо-
носными» сочинения Неруды и Сабины. Малый и приверженцы его
взглядов уверяли, что ведут (борьбу против опасного, «пагубного на-
правления» в поэзии и во всей литературе 60-х гг. «Май» был назван
«одним из странных ядовитых цветков, которые время от времени по-
являются в чешских садах». Как видно, и противники не могли не при-
знать национальных истоков творческих позиций маевцев, хотя упре-
кали их в том, что они якобы «посягают на права старших писателей»,
демонстрируя свое новаторство.
Неруда и Сабина вступили в полемику с'Малым и его сторонни-
ками на страницах литературно-критического журнала «Образы жи-
вота», начавшего выходить в 1859 г. под редакцией Неруды. Разобла-
чая реакционность взглядов Малого, они настаивали на отражений
жизненно важных проблем в художественном творчестве.* Неруда вы-
сказывался против теории «чистого искусства», защищая поэзию «тен-
денциозную», как ее охотно называли реакционеры, выражал передо-
вые идеи и утверждал: «Поэта должно главным образом волновать
то, что владеет эпохой, более того, его творчество может опережать
движение идей и открывать тем самым пути для возникающих тен-
денций...».
В статье «Ныне» он осудил чрезмерное увлечение историей, пре-
клонение перед прошлым, которое мешало срзданию действенной ли-
тературы. В обстоятельной статье, нарочито названной так .же, как
статья Малого, — «Пагубные направления», он раскрывал смысл воз-
никшего спора, обнажив причину нападок со стороны реакции: «Наши
младшие писатели обращаются к правде, к действительности, отсюда
обвинение их в ереси, в аморальности всего направления».
Здесь же Неруда давал развернутую программу, призывал писать
о современности откровенно и смело: «Каждая эпоха имеет свои про-
блемы, которых люди побаиваются, но говорить о них необходимо, —
подчеркивал он, — замалчивание отодвигает решение, но устранить
проблемы таким образом невозможно».
Одной из самых актуальных задач Неруда всегда считал правди-
вое изображение взаимоотношений между бедными и богатыми. «Со-
циальная поэзия не по вкусу тем, — утверждал он, — кто жиреет от
пота своих близких и давится жалобами обездоленных и голодных».
Понимание Нерудой художественной правды отвечало принципам
реализма, хотя сам термин «реализм» редко встречается в его рабо-
тах. Критикуя писателей за отсутствие широты и должной глубины
социальных обобщений, он, по сути дела, настаивал на типизации дей-
ствительности: «Мы должны избранную нами личность так характе-
ризовать, чтобы, воплощая ее классовую принадлежность, вместе с
тем отразить нечто индивидуальное, порожденное определенной сре-
дой. В таком герое искушенный читатель узнает старого знакомого,
который, однако, привлечет его своеобразием и чем-то новым!»
Проблематике критических и теоретических работ Неруды соответ-
ствуют конкретные направления его собственного творчества — поэта,
прозаика, очеркиста. Следует заметить, что, будучи непримиримым к
неравенству и угнетателям, к идейным противникам, открыто крити-
куя недостатки в творчестве друзей, он строго судил и себя за допу-
щенные ошибки, за ограниченность во взглядах в начале своего пути,
отстраненность от непосредственного участия в освободительном дви-
жении. Его «Фельетон» (1885), возвращая читателя к 60-м гг., содер-


жит проверенную временем оценку платформы маевцев: «Мы были
убеждены, — признавался Неруда, — что политическая жизнь разви-
вается, движется к некой прекрасной цели благодаря иным факторам,
нежели литература... Это была, как я вижу теперь, ошибка, мы обяза-
ны были включиться в борьбу, как того требовал пробудившийся на-
род...»
В 60—70-е nv против реакционеров выступали с литературно-кри-
тическими статьями и другие маевцы: Галек, Светлая. Их позиция бы-
ла более умеренной, да и собственное творчество не выражало столь
сстро социальный протест, как поэзия и публицистика Неруды. Но и
они отстаивали связь литературы с жизнью, их взгляды по мере роста
освободительного движения претерпевали эволюцию, и Галек в статье
«Ищу Гоголя» (1-872) уже призывал воссоздать «тип чешского бур-
жуа с полным карманом и пустой головой». Неруда не однажды отме-
чал, что творчество маевцев различно по своему уровню и характеру,
он критиковал отдельные произведения Пфлёгера-Моравского, Гале-
ка и других за идейную ограниченность. Так, о популярном лириче-
ском сборнике Галека «Вечерние песни» (1858) он писал: «Не для на-
шего времени такая чистая лирика, которая, не отражая происходя-
щего в окружающем нас мире, не охватывая широких горизонтов, сти-
хийно нисходит на сердце стихотворца и ограничена его личными
переживаниями». .
Маевцами более передовыми по своим общественным взглядам
были представители старшего поколения Фрич, Сабина, еще прежде
связанные с революционной деятельностью радикальной партии, а так-
же Рудольф Майер, Вацлав Шольц, Якуб Арбес, отразившие борьбу
пролетариата против буржуазии. Связав свое творчество с изображе-
нием жизни трудящихся, они прокладывали новые пути чешской реа-
листической литературе.
Большая роль в ориентации молодого поколения писателей при-
надлежала Карелу Сабине (1813—1877). Эволюция его эстети-
ческих взглядов, концепция реализма и сложная судьба политическо-
го деятеля заслуживают особого внимания, ибо отражают связь пере-
довой философской и художественной мысли с революционными идея-
ми, с новыми трудностями и задачами, вставшими перед литературой
во второй половине XIX в.
Статьи Сабины печатались в основном в журнале «Кветы»,
(с 1835 г. — одновременно с его стихами). Сначала это были обзоры
литературы и общие суждения о чешской поэзии. В обстановке нара-
стания национально-освободительного движения в 1844 г. «Кветы»
опубликовали его рецензию на собрание сочинений Тыла, названную
«Литературные и иные рассуждения», где впервые поднимался вопрос
о задачах критики. «Обычно критика выполняет свои функции, — пи-
сал Сабина, — и почти никогда не отражает истинной правды... разве
что, если речь идет о внешней форме... Дух произведения почти всег-
да ускользает из-под пера наших критиков».
И здесь, и снова в 1859 г. в работе «Литературные картины» еще
более определенно выдвигается требование анализа идейного содер-
жания произведений, что было чрезвычайно важно в годы нового
п°дъема чешской художественной литературы. Сабина бросил тогда
>прек критике, «далеко отставшей от времени и не почувствовавшей
°Живления, которая скорее препятствует литературной жизни, не вно-
сит ни единой свежей мысли».


По мнению Сабины, идейность должна стать фундаментом форми-
рующейся литературы. Его программная статья «Демократическая ли-
тература», написанная в октябре 1848 г., осветила прогрессивные пер-
спективы. «Новую эпоху литературы» он связывал с революционным
движением в Европе и осознанием исторической роли трудового наро-
да. «Народ строил города и села, дороги и мосты... Он возвел замки,
в которых испокон веков обитали бездельники; сев и уборка, пища и
одежда — все дело его рук, а он, он не знал ничего, кроме горя, его
участью всегда была бедность. Так и должно быть? — обращался Са-
бина к своему современнику. — Не должно и недопустимо! — Но как
способствовать устранению несправедливости?.. Поиски ответа и есть
ядро демократической литературы».
Определяя конкретные задачи передовой литературы, которая дол-
жна помочь народу осознать свою силу, дабы он «не ошибся в средст-
вах борьбы», Сабина уточнял конечную цель: «Народ должен иметь
власть». Положения этой статьи отвечали утверждению исторической
перспективы выдвигаемых творческих принципов: «Литература, кото-
рая возникнет в народе, воздействует на него, в народе обретает свой
смысл, не может погибнуть или прийти в упадок».'
Таким образом, работы Сабины, и особенно «Демократическая ли-
тература», открывали пути для формирования критического реализма.
Потому-то Неруда пригласил именно его руководить отделом крити-
ки в журнале «Образы живота» и от имени редакции в 1859 г. сооб-
щал: «Мы привлекли опытного, образованного и объективного чело-
века, — характеризовал он Сабину, — который оправдал наши ожида-
ния и, как убедились читатели, с истинно журналистским тактом тут
же занял ведущую позицию. Писал неустаннно, писал остро и беспо-
щадно...».
Сабина смело выступил в защиту маевцев, считая это направле-
ние непреходящим явлением, как о том писал Малый. В его статьях,
как и в работах Неруды, складывалась теоретическая концепция реа-
лизма, наглядно представленная во второй части обзора «Чешская
новеллистика и романистика новейшего времени» (1864), в литератур-
ных портретах «Ян Неруда», «Витезслав Галек» (1865), в большой
работе «Слово о романе вообще и о чешском в частности», которая
печаталась частями в «Люмире» на протяжении всего 1858 г., где речь
шла не столько о жанровой форме, сколько о творческом методе. «Ро-
ман, — писал Сабина, — верное зеркало окружающей жизни и духов-
ного мира человека, при этом все его построение является отражени-
ем социальных отношений времени, в которое совершается действие-
Характер эпохи определяет и характер романа. Поэтому современный
роман отличается от прошлого главным образом идейной насыщенно-
стью, ему не присущ лишь вымысел... Роман наших дней опирается
на правду жизни».
Цель искусства авторы статей 60—70-х гг. видели в служении на-
роду; с этой точки зрения они оценивали литературу как почти един-
ственное средство воспитания высоких идеалов и стремления к свобо-
де. В завышенной оценке роли литературы коренилась слабость, о ко-
торой позже писал Неруда и которая сказалась в сочинении Сабины
«Духовный коммунизм» (1861), где как наиболее верный путь к соци-
альному равенству провозглашалось образование рабочих. Зд. Неедлы
в предисловии 1928 г. к новому изданию этой работы пояснял, что Са-
бина не был ни коммунистом, ни социалистом, оставаясь радикаль-
ным демократом, он не вскрывал коренных экономических причин су-
ществовавшего положения. Однако Неедлы высоко оценил труд Саби-


ны за то, что он «обратил внимание на вопросы, которые в тогдашнем
либерально-националистическом чешском обществе вообще предавав
лись забвению».
Многостороннюю творческую деятельность Сабина вел в тяжелей-
ших условиях постоянного преследования полицией. В мае 1849 г. вме-
сте с Фричем, Сладковским и другими за попытку снова поднять воет
стание он был арестован, три года провел в одиночной камере Праж-
ского града, а по окончании следствия приговорен к смертной казни,
замененной 18 годами заключения. Его увезли в Оломоуцкую крепость,
где он находился в особой камере вместе с участником восстания —
венгром. В мае 1857 г. Сабину освободили по амнистии. Без разреше-
ния полиции он не имел права публиковать свои работы и лишь с па-
дением абсолютизма получил возможность свободно печататься, вы-
ступать с докладами в рабочих кружках, обществах «Умелецка бесе-
да», «Освета».
В эти годы Сабина переживает небывалый творческий подъем. Буг
дучи преимущественно литературным критиком и публицистом, он од-
новременно в 1865—1866 гг. пишет либретто к нескольким операм,
в том числе к «Проданной невесте» Сметаны,. создает несколько дра-
матических произведений. Комедия «Объявление» (1866) с успехом
шла в театре. В 1870 г. выходит его роман «Ожившие могилы» с пере-
оценкой событий 1848 г. Чех, венгр, несколько итальянцев и немец, за-
ключенные в тюрьму за участие в восстании, делятся своими мыслями
и опытом, решают мучительный вопрос о верности пути, осуждают
умеренную политику либералов, говорят о недостаточной связи с на-
родом и обреченности заговорщиков. В художественном отношении
этот правдивый роман не был удачным, как и прежние попытки Са-
бины воссоздать исторические события — роман «Гуситы» из задуман-
ного 6-томного цикла, исторические и психологические повести.
Сабине принадлежат труды по отечественной истории; в 60-е гг.
он начинает писать «Историю чехословацкой литературы периода древ-
ности и средневековья»; позже, уже под псевдонимом Лео Блас, на
немецком языке выходит его книга «Театр и драма в Чехии до начала
XIX века» (1877), содержащая ценные материалы о чешском нацио-
нальном возрождении на первом этапе. В период революционных со-
бытий и после амнистии Сабина был редактором ряда газет и журна-
лов. Воспитанный в семье каменщика, он всегда был близок к чеш-
скому пролетариату и многое сделал для организации рабочего дви^
жения в 60-е гг.
Активная деятельность Сабины прерывается в начале 70-х гг. Ста-
ло известно, что с 1861 г., боясь потерять возможность работать и пе-
чататься, он информировал полицию о делах патриотов. В 1872 г. тай-
ным судом восьми.доверенных лиц, среди которых были Неруда и Га-
лек, ему было предложено покинуть Чехию. Вскоре он вернулся, пуб-
лично защищался, заверял, что «не отрекся от идеалов», что «никому
не причинил вреда». Полиция, видимо, и не требовала от него важных
сведений, иначе многие были бы арестованы, и в первую очередь неле-
гально приезжавший в Прагу и встречавшийся с ним Фрич, лишен-
ный гражданства и высланный из страны в 1859 г. Властям важно бы-
ло скомпрометировать выдающегося политического деятеля, активного
литератора.
Сабина умер в крайней нищете через пять лет после разразивше-
еся скандала. Попытки реабилитировать его или хотя бы отдать долж-
ке его деятельности, включить его литературное наследие в историю
^Шской культуры не увенчались успехом. Имя его не стояло даже на


либретто «Проданной невесты>, многие десятилетия там оставались
лишь инициалы. Во время гитлеровской оккупации Ю. Фучик написал
работу «Об измене Сабины», поднимая особенно острый для того вре-
мени вопрос, и пришел к выводу: «Сабина не требует реабилитации.
Оценки требуют его труды». Только в народно-демократической Чехос-
ловакии стали изучать творчество Сабины.
Другом и соратником Сабины был Иозеф Вацлав Фрич
(1829—1890), внесший значительный вклад в создание передовой чеш-
ской литературы и укрепление ее связей с зарубежной культурой. Его
жизнь — настоящий подвиг преданного делу, страстного патриота. Ему
было труднее других: полный творческих сил, зрелый политик и опыт-
ный журналист, он вынужден был на 30 лет покинуть родину.
С 18 лет Фрич включился в революционную борьбу и как клятву,
которую никогда не нарушил, записал в своем дневнике: «Мне сужде-
но бороться за родину». В те годы он сочинял романтические револю-
ционные стихи. Наиболее известные из них — «Накануне битвы»
(1848), «Действовать и только действовать» (1849). В цикл «Песни из
крепости» вошли стихотворения, созданные в годы революции и в
тюрьме в 1859—1861 гг., а также после возвращения из заключения;
при его жизни они не были изданы. Фрич был одним из основополож-
ников политической лирики, писал также повести, драмы, теоретиче-
ские статьи о поэзии, в частности о романтизме Гейне, переводил рус-
ских, украинских, французских, английских, немецких поэтов. В изгна-
нии он жил в Лондоне, Париже, Берлине, Пеште, Загребе, Петербурге,
Риме и других городах; по примеру Герцена, оказавшего на него боль-
шое влияние, организовывал заграничные чешские издания. В 1871 г.
Фрич надеялся вернуться на родину, но ему было отказано в восста-
новлении гражданства. В том же году он записал в дневнике: «Если
бы не подрастающее новое поколение, из которого кого-то в трудную
минуту, наверное, вдохновит и поддержит мой пример, я бы, сытый
по горло своей безнадежной жизнью... Нет, не додумаю, не допишу...»
Только в 1879 г. он смог вернуться.
Из наследия Фрича (правда, еще недостаточно изученного) самым
ценным считаются «Воспоминания» (1886—1887). Это прежде всего
исследование событий 1848 г., содержащее яркие характеристики по-
литических деятелей, писателей. В этом труде воплощена его концеп-
ция развития национальной культуры, противопоставленная искаже-
нию действительности в работе Якуба Малого «Наше возрождение»
(1880—1884). И здесь Фрич оставался полемистом, отстаивая передо-
вые взгляды. Несмотря на то что его поэзия была романтической, он
призывал следовать новым художественным принципам; будущее лите-
ратуры связывал с реализмом. Значение Фрича для развития литера-
туры было не столько в его собственном художественном творчестве,
сколько в активном воздействии его убежденности, передаваемой лю-
дям, и неустанной деятельности. Для Неруды и Галека он всегда был
примером и, как они говорили, увлекал их за собой.
ЯН НЕРУДА
i
Зд. Неедлы называет три имени самых выдающихся деятелей чеш-
ской культуры 60—80-х гг.: Неруда, Сметана, Манес. Опираясь на за-
воевания своих предшественников, на достижения мировой литерату-
ры, крупнейший реалист и демократ Ян Неруда (1834—1891) создал


высокохудожественную поэзию и прозу, став новатором в каждом ви-
де творчества, к которому он обращался. Его исканиями и смелым
преодолением канонов определялось развитие многих жанров в чеш-
ской литературе. Так, совершенно новым явлением были баллады на
современные темы, воплотившие социальные конфликты и посвящен-
ные освободительному движению. Лирический герой Неруды выражал
настроения и чаяния поднимающегося на борьбу народа. Понимание
неизбежной и закономерной связи судьбы каждого человека с судьбой
родины лежит в основе пафоса его гражданской, философской, интим-
ной лирики. В прозе, полной юмора и иронии, писатель создал новые
для чешской литературы многогранные характеры, глубоко раскрыл
психологию мещанина, его реакционную роль в обществе и противо-
действие прогрессу. Оригинальные по манере письма, острые в соци-
альном отношении «Малостранские повести» прокладывали путь чеш-
скому социальному роману. В целом, творчество Неруды, его деятель-
ность публициста, критика, издателя послужили подъему и дальней-
шему развитию прогрессивной чешской литературы, нерудовские тра-
диции живы до сих пор, и это признают не только чешские писатели.
Детство Яна Неруды прошло на Малой Стране, в той части Пра-
ги, где обитал рабочий люд и мелкие буржуа. Многое для своей про-
зы писатель черпал в воспоминаниях о детстве и юности.,Отец его был
отставным солдатом и едва перебивался доходами от маленькой ла-
вочки, мать стирала белье чужим людям. Семья бедствовала, но сын
все же окончил гимназию, служил в канцелярии и учился на философ-
ском факультете Пражского университета. Некоторое время Неруда
преподавал в гимназии, а затем целиком посвятил себя литературе.
Первым его крупным произведением был сборник «Кладбищен-
ские цветы» (1857), в котором он метко определил 50-е гг. как «вре-
мя заживо погребенных». Лучшее из этого сборника включено в «Кни-
ги стихов» (1868), куда вошли более зрелые произведения следующе-
го десятилетия все с той же тенденцией живого отклика на обществен-
ную жизнь страны. Сотрудничество во многих газетах и журналах вы-
работало у поэта острое восприятие злободневных вопросов. В 70-е гг.
начали выходить сборники его статей, памфлетов и фельетонов, сы-
гравших немаловажную роль в борьбе против реакции, рутины и ме-
щанства, за политическую свободу и национальную культуру. В тече-
ние тридцати лет Неруда написал более двух тысяч статей. Критики
впоследствии упрекали его за изнуряющую журналистскую деятель-
ность, мешавшую творчеству, поглотившую драгоценное время писате-
ля. Но повседневная работа в газете давала ему главное— ощущение
пульса времени.
Три раздела сборника «Книги стихов» соответствовали жанрово-
му многообразию, а специальное выделение поэзии «на злобу дня»
придавало изданию политическую остроту. Полны боевого пафоса и
веры в свободное будущее стихи о родине. Патриотизм и чувство сла-
вянской взаимности сливались воедино в масштабных лирических об-
разах. Одним из первых поэт откликнулся на разъединение со слова-
ками в связи с образованием дуалистической Австро-Венгерской монар-
хии и призывал после передачи словацких земель Венгрии не терять
чувства родства: «Мы братья тебе до последнего вздоха», — писал он
ß «Послании к Словакии».
В патриотической гражданской лирике Неруды тема национально-
°свободительной борьбы сочетается с показом социального неравенст-
Ваэ поэт выступает «против насилия и гнета, против пресыщенности и
Нищеты». Большое место в «Книгах стихов» занимают мысли о при-


звании писателя, его гражданском долге и месте в общем историче-
ском движении к прогрессу. Неруда сравнивает поэзию р боевым ору-
жием, поэта считает храбрым, выносливым и верным «простым сол-
датом», шагающим «в новый день». Стихотворение «Всему был рад!»
определило творческую программу писателя:
Мне рок сказал: воспой родимый край,
Но пой лишь о страданиях народа,
О том, как силой попрана свобода,
И грозной болью песни напитай.
Перевод М. Павловой
Эти строки предваряли «Фельетон» Неруды, опубликованный в
1887 г. газетой «Народни листы», где он риторически вопрошал: «Хо-
тел бы я знать, почему родина и народ, равенство и свобода менее
поэтичные темы, чем весна и лес, розы и соловей, свет луны, любовь,
дружба и т. д.!»
«Под этими словами Неруды я могу безоговорочно подписать-
ся», — заявил на вечере чешских писателей в 1951 г. А. Фадеев, приве-
дя также «потрясающие, — как он сказал, — строфы» стихотворения
«Всему был рад!». Так поэзия Неруды, его суждения о художествен-
ности входили уже в нашу эпоху как действенное орудие борьбы за
идейность литературы. Не случайно чилийский поэт-коммунист Пабло
Неруда взял в качестве своего псевдонима имя чешского писателя, ко-
торый свято верил в, освобождение народа. Стихотворение «Заря с вос-
тока» Неруда начал так:
О человечество! Сон твой столетний, —
Сон о рассвете, сон о свободе,
Близок к свершенью: сумрак рассветный
Брезжит с Востока — ночь на исходе!
Перевод Н. Асеева
В этом одном из ранних произведений словно подхвачены идеи
Коллара, но в них новое, характерное для Неруды проясненное соци-
альное начало — даже в обращенности к грядущему. Речь идет о дне,
когда не станет «насилья и гнета», когда люди поднимутся «против
"безумья богатства». Неруда пишет о свободе для всего человечества,
о мире на всей Земле и более всего при этом уповает на силу и муже-
ство славян:
Если славянство стало на страже,
Кто б нарушителем мира ни будь,
Как бы он ни был хитер и отважен, —
Грудь разобьет о славянскую грудь.
Перевод Н. Асеева
Патриотический пафос и конкретность изображения окружающей
действительности вплоть до жанровых зарисовок — два поэтических
начала, обозначившихся уже в ранней лирике Неруды.
«Книги стихов» включили социальные баллады из «Кладбищен-
ских цветов», часто в новой редакции. В таких балладах, как «Соло-
менный венок», «У ворот приюта», «Оборвыш», причина трагедии —
бедность, зависимость от па«ов. Для эпического цикла характерен
живой диалог с яркой речевой характеристикой персонажей. Так на-
писана баллада «Спляшем, парень». Ритм разухабистой песенки на-
рочит и вместе с лексикой, интонацией создает диссонанс: содержание
трагично — речь идет о самоубийстве бедняка, только что выпущенно-
го из тюрьмы, Идти ему некуда, а рассказ в его устах о своей горькой
жизни, о безнадежном положении внешне звучит так беззаботно:
108


Ветер свищет — что за горе,
Не мешает ветер нам!
Легче по миру скитаться
Вместе с ветром беднякам!
С неба льется дождь холодный...
Хлещет больно, словно град.
Что за горе! — дождь не портит
Ни опорок, ни заплат!
Довершают контраст заключительные строки:
Нынче мы с волнами спляшем,
Мост, по счастью, невысок!
Перевод М. Павловой •
Неруда вводит в поэтический текст «слова с улицы», «немытые
II нечесаные», как писал известный чешский критик Ф. Кс Шальда.
У молодого поэта была даже некоторая нарочитость в обращении к
городскому жаргону. Это был протест против «высокого» стиля мещан-
ской поэзии. Не соответствовали традиционной форме баллады реали-
стически точно выписанные образы бедняков, сцены их неприглядной
жизни. Они вызывали самую живую реакцию читателя, побуждая к
протесту.
Дальнейшее развитие баллады в творчестве Неруды — одного из
ведущих жанров егочпоэзии, в корне им переосмысленного, — отно-
сится к 80-м гг. К этому времени писатель уже сложился как прозаик
и многое изменилось в его поэзии. В 1883 г. вышли два сборника:
«Простые мотивы» и «Баллады и романсы». В «Балладах и роман-
сах» (Неруда не разделял этих жанров) — размышления о судьбах
родины, народов, человечества. Герой «Итальянского романса» Уго
Басси — республиканец. Скульптурный образ мятежника, презираю-
щего палача, словно высеченный из камня памятник восставшим: гор-
дый, со сложенными на груди руками, он спокойно встречает свой
смертный час. В «Балладе о весне 1848 года» возникает величествен-
ный облик восставшего народа. Картина весеннего пробуждения сим-
волизирует общий духовный подъем, напоминающий «первые любви
приметы»; пышное летнее цветение природы и, наконец, свадебный
пир — лирическое воплощение пути к революции. Кульминационные
строфы баллады о революционном. 1848 годе написаны в иной тональ-
ности, нежели начало: вместо песенного прославления природы и люб-
ви как самого дорогого, что дано человеку, слышится твердая поступь
идущих на баррикады, звучат «дальние раскаты орудий» и в этих
«ударах судьбы» — угрозы тиранам:
Где шляпа — там перо, где пояс — нож.
Беги, тиран, иль мертвым упадешь!
Да сгинут те, кто храбрых осмеял,
Всех тех, кто на полях сражений пал
За свой народ, за волю человечества!
Перевод М. Павловой (уточнен нами. ~ Р. К)
Заключительная строка — «Ну, наконец, людьми вы стали!» —
утверждает борьбу за свободу как естественное проявление человече-
ской сущности, проясняет образность, в основе которой лежит слияние
людских судеб с природой, стержневую философскую и поэтическую
идею баллады о революции. Так Неруда преобразует традиционный
Жанр и поэтику баллады: звучат не только трагические мотивы, но и
тема героизма, воссоздан образ борющегося народа.
Философская, интимная лирика близка эпическим произведе-
ниям — настолько явно проступают связи с конкретной действитель-
ностью и чаяниями народа, так материалистичны, опредмечены обра-


зы. «Космическими песнями» (1878) отмечен новый этап творчества
Неруды-поэта. Книга трижды переиздавалась, что было тогда боль-
шой редкостью. Размышления о мироздании всякий раз приводят
писателя к прославлению человеческого разума и к острой критике
обывательского мироощущения. Личное восприятие окружающего пре-
творяется теперь в масштабную концепцию познаваемости Вселенной
и необходимости жизнь народов привести в соответствие с величием
Мира, в котором обитает человечество. Философская мысль, таким об-
разом, сопутствует развитию политических взглядов поэта, уверенного,
что познание законов мироздания избавит людей от сковывающей во-
лю идеи бога, пробудит социальную активность. И как прежде, в этом
новом контексте подчеркнуто непреходящее влияние художественного
творчества, а потому и долг истинного поэта перед своим народом..
Неужто месяц — лишь мертвец?
А как же он струит сиянье,
Даря земле священный свет?
Прекрасней этой смерти нет
Во всем бескрайнем мирозданье.
И я б хотел, когда умру
(Чего желать мне больше?), —
Светить, как месяц, для людей —
Подольше бы, подольше!
Перевод Д. Самойлова
Обращая внимание на новаторство «Космических песен», Якуб Ар-
бес писал: «Неруда доказал, что современная наука не убивает поэ-
зию, а, напротив, открывает ей новые пути, новые горизонты».
Сопоставление истории человечества и космических катаклизмов
закреплено образной системой книги, «заземленностью» метафор и
сравнений: звезды-труженики на бегу, словно пот, стирают космиче-
скую пыль; солнце исправно служит людям, деля вечность на годы;
месяц, неотступный спутник цветущей красавицы Земли, — то моло-
дой влюбленный, то пожилой заботливый старик. Именно потому, что-
поэту «в звездах видится людское», он мог позволить себе рядом с
гимнами во славу Вселенной, Отчизны и Человека дать сатиру на обы-
вателя, столь ненавистного для него, мешающего прогрессу:
Лягушки вулуже собрались,
На небо пуча очи,
И вздумал просветить тупиц
Квакун, ученый очень.
Перевод Л. Мартынова
Знаменательным контрастом стало патриотическое стихотворение
«Ввысь, народ, взгляни...»; призывом к соотечественникам прозвучало
и другое стихотворение — «Сильней всего люби отчизну!» В дальней-
шем сохраняется форма прямого обращения, вплоть до поэтического
завещания потомкам — стихотворения «Только вперед!».
«Простые мотивы» — грустный рассказ о трудной и неудавшейся
личной жизни поэта, любившего, мечтавшего о семейном уюте, а век
свой коротавшего в одиночестве. Циклы весна, лето, осень, зима ком-
позиционно подчеркивают приближающийся закат. И тем не менее это
не пессимистические и сугубо личные стихи брюзжащего старика, как
их оценивала буржуазная критика. Все интимное связано здесь с «судь-
бой края», да и жизнь поэта выступает как отражение борьбы наро-
да. Полон обобщающего смысла образ мужественного человека «в оч-
ках и с палкой суковатой», шагающего «прямо по траве» там, где мож-
но бы идти по тропинкам. Человек этот — с виду суровый, с чуткиьш


сердцем поэта — вызывает глубокую симпатию. Отвечающие его на-
строению и размышлениям картины природы разных времен года, то
радостные, то мрачные, сами по себе — пример новой реалистической
интимной и пейзажной лирики в чешской поэзии. Юмор и легкая иро-
ния на протяжении всей книги, даже в заключительном стихотворе-
нии о смерти, отвечают философии жизнелюбца, истинного гуманиста.
В 80-е гг. созданы и те стихи Неруды, которые объединены в его
лосмертном сборнике «Песни страстной пятницы» (1896). Название
книги символично: оно означает муки народа на пороге новой жиз-
ни — воскресения. Поэт призывал будущие поколения продолжать
борьбу. На долгие годы обрело популярность обращенное к народу
стихотворение «Только вперед!». Оно было подхвачено рабочими поэ-
тами и Сватоплуком Чехом.
В стихотворении «Только вперед!» с варьирующим этот призыв
рефреном Неруда писал о верности идеалам свободы и мужества,
о служении народу:
Мы родились под бури грохотанье,
К великой цели через мрак и грязь
, Проходим шаг за шагом испытанья,
Лишь пред своим народом преклонясь.
Мы с чешскою судьбой себя связали, —
И с ней — вперед и только лишь — вперед!
Перевод Н. Асеева
Пафос большинства стихотворений сборника выражает привер-
женность народному делу («Любовь», «Вслед за сердцем»), гордость
за героическое прошлое («По стопам льва» и др.). С особой силой в
лирике последних лет воплощена нерасторжимая связь самых сокро-
венных интимных чувств и мыслей поэта с высокими идеалами свобо-
ды, с заботой о будущем. Стихотворение «Любовь» заключает строфа:
Мать похоронил я, пережил страданье,
Схоронил невесту — пережил желанья,
Я слезами сердце вылечил от муки,
Но с тобой, народ мой, я б не снес разлуки!
Перевод М. Павловой
Гражданственность, патриотизм, ощущение радости бытия слива-
ются в лирике Неруды с болью за судьбу порабощенного народа, с пе-
чалью, щемящей сердце тоской. Все эти чувства знакомы каждому,
отсюда — доступность его политической и философской поэзии.
В единстве общенародного с субъективным коренится естественность
нерудовских образов, поэтической речи, всего строя стиха, то торже-
ственного, как в оде, то приближающегося к разговорной речи в изо-
бражении повседневной жизни простых людей.
Известный исследователь творчества Неруды А. П. Соловьева от-
метила интересные *&рты новаторства в области формы, призванные
Донести до читателя авторский замысел. «Неруда иногда строил поэти-
ческую строку, — пишет она, — свободно передвигая на ударное ме-
сто то слово, которое нес^т основную идейную нагрузку. При этом он
сознательно нарушал чешский ритмический рисунок стихотворения, за-
ставляя читателя невольно «спотыкаться» на словах, которые считал
в стихотворении особенно важными и существенными для выражения
'основной мысли».
Акцентирование главного, лаконизм, богатство интонаций, все бо-
лее проявляющиеся в поэзии, видимо, были в значительной мере ре-
зультатом журналистской деятельности: Неруда-прозаик не менее со-
бран и краток.


Проза Неруды — сборники «Арабески» (1864) .и «Малостранские
повести» (1878), очерковая повесть «Босяки» (1872) — выражала, как
и поэзия, горячее желание писателя помочь одолеть нищету и горе, за-
щитить человеческое достоинство. Больше всего ненавидел Неруда мет
щанство с его лицемерием и ограниченностью. Изобразив самые не-
приглядные стороны буржуазной действительности, пошлость, зависть,
унижение, писатель вместе с тем сохранил и в прозе светлое представ-
ление о прекрасном в человеке. Стилю повестей наряду с преоблада-
ющей иронией, сатирическими образами и порой саркастической ус-
мешкой присущи также мягкий лиризм, сочувствие и добродушие.
В «Арабесках» и «Босяках» чувствуется некоторая сентименталь-
ность (образы Иосифа-арфиста, Иона-дурачка в одноименных расска-
зах, воплотившие доброе, высоконравственное отношение простых лю-
дей к окружающим; босяка Комарека), есть штрихи мелодрамы в изо-
бражении отчаянного положения бедняков (рассказ «Франц» о горба-
том, полуживом, задыхающемся трактирном скрипаче, который стано-
вится шутом ради нескольких грошей, собранных на лекарство для
умирающей дочери; трагические коллизии семейной жизни главного
героя «Босяков»). Однако самое важное в ранней прозе Неруды —
обнажение социальных причин неравенства, реалистические картины
и характеры, противопоставление буржуазной морали высоких нрав-
ственных принципов бескорыстного труженика. Самый сильный рас-
сказ в «Арабесках» о гибели честного порядочного человека назван
«Он был негодяем». И действительно, для обывателей Малой Страны,
среди которых вырос сам Неруда, таким и был талантливый неудач-
ник Горачек, живший не по законам нечестных приобретателей. Пото-
му-то они и затравили его, довели до самоубийства. Бездушие в мире
наживы не знает границ, когда речь идет о людях не их круга, и Не-
руда испытал это на себе. В письме к Каролине Светлой он так ха-
рактеризовал свое социальное положение: «Мой отец работал до са-
мого смертного часа, у моей матери никогда не заживали кровавые
мозоли на руках, а я днем и ночью учился и давал уроки. И сейчас,
когда меня считают никчемным, я тружусь гораздо больше тех, кто
ставит себя выше! Они громко причитают, будто я их обкрадываю,
а это они, они сосут мою кровь! Да еще спрашивают, почему я не пе-
вец, смеются — какой же он поэт!»
Откровенные строки письма дали исследователям вполне обосно-
ванный повод видеть автобиографическую канву сюжета повести «Он
был негодяем». Однако в том же письме выражено отнюдь не пассив-
ное отношение к действительности. «Иногда, проходя вечером мимо
домов богачей,— писал Неруда,— с головой, полной забот, с сердг
цем, переполненным горем, я думаю, что вправе пустить им на кры-
шу красного петуха. Когда же я встречаю днем их на улице — на жир-
ной физиономии надменность и чревоугодие, в каждом жесте высоко-
мерие, — мне приходит в голову, что я сделал бы доброе дело, прон-
зив кинжалом их толстокожее сердце! По какому праву у них есть всег
а мне даже не может принадлежать воздух, они могут меня всегда
лишить его, если пожелают!».
«Но бывают и такие минуты, — продолжал Неруда, выражая свое
глубокое презрение и ненависть к богатеям, — когда я смеюсь над
ними, когда гордо иду мимо, меряя их взглядом. Клянусь, в эти мину-
ты я бываю рад, что именно я — преследуемый, а они — преследова-
тели, что я — загнанный зверь, а они — убийцы. Я ни за что на све-
те не хотел бы быть на их месте, мне стыдно, что природа сделала
нас братьями».


В этом письме много горечи, но и социальная позиция писателя
обозначена настолько четко, что позволяет верно судить о концепции
его произведений, опровергнув утверждения буржуазных критиков,
будто Неруда восхвалял уклад жизни Малой Страны.
Опыт Неруды, газетчика, очеркиста, знание жизни городских ни-
зов, понимание истинных причин классового антагонизма и бесполез-
ности благотворительности для преодоления социальных противоречий
определили концепцию «Босяков». Сюжет построен по принципам фи-
зиологического очерка, популярного во французской, русской, польской
литературе и сыгравшего важную роль в становлении критического
реализма. С очерков этнографических и социальных начинали Тыл,
Немцова, Гавличек Боровский; более конкретные описания-исследова-
ния жизни разных слоев чешского общества создали многие современ-
ники Неруды: Галек, Светлая, Арбес. Писали они и о быте пролета-
риев. И все же именно «Босяки» Неруды открыли читателю реальный
мир взаимоотношений трудящихся с хозяевами, осветили беспросвет-
ное положение трудового люда. С блестящим юмором и злой иронией
написаны сцены быта сезонных дорожных рабочих — новой социаль-
ной прослойки. Изощренное остроумие бедняка отразило его саркасти-
ческое отношение к обществу, не вызывая при этом у читателя чув-
ства унижающей жалости. Напротив, взирая как бы со стороны на
свой неприглядный быт, сам иронизируя, босяк духовно поднимался
над обстоятельствами собственной жизни, они не могли его «прида-
вить» окончательно. В таком «возвышенно-поэтическом духе» написа-
ны портреты друзей Комарека и Шнейдера, один из которых «предпо-
читал» носить «настоящий сюртук» без пуговиц, «аккуратно», связав
веревкой «борты этой любопытной рухляди, что вовсе не мешало про-
свечивать голому телу», а на другом была «полотняная накидка в сим-
патичную грязноватую полоску с концами чуть ли не как самое неж-
ное кружево».
Но самая большая удача Неруды — портрет объединенной об-
щим положением и трудом массы — людей разных национальностей,
оказавшихся вне общества и одинаково презирающих его мораль и
законы. У них свой босяцкий «суд», староста и свой законник. Психо-
логию своих героев Неруда словно специально противопоставил идеа-
лам общества, .о которых с нескрываемой иронией писал в год выхода
из печати «Босяков» в очерке «Новейшая идея человечества» (1872):
«Разбогатеть — это теперь самоцель... Кто-то сказал, что деньги нуж-
ны, чтобы облегчать жизнь, но нам, наоборот, нужна жизнь, чтобы
добывать деньги».
В этом свете бескорыстие неимущих, презрение к наживе — укор
тем, кто, как заметил Неруда, «ломит шапку перед богатством». «Бо-
сяк не питает ни капли уважения к деньгам», — пишет Неруда и вво-
дит в текст повести озорную песенку:
Мы ребята удалые — ха!
Что нам гроши золотые? — Чепуха!
Писатель подметил, что не в пример накопителям «босяк не эгои-
стичен и делится всем, что у него есть», что он честно отдает долг.
Он знает себе цену и до предела откровенен. Многие невзгоды без-
домный переносит терпеливо и молча, а «если он поднимает голос, то
Делает это за братьев-товарищей», и тут уж не устоять прохвосту и об-
манщику. Босяку, которому нечего терять, присуща бесшабашная сме-
лость в обращении с начальством. Под их натиском дрогнул обира-
ла подрядчик и вернул часть присвоенных при выплате денег. Объеди-
нившись, они добиваются справедливости, хотя пока выступают сообща


только в случае явного обсчета, только против своего конкретного
обидчика. Но при этом, как справедливо заметил Неруда, у них прояв-
ляется чувство солидарности, возникает ощущение единства невзирая
на национальную принадлежность, и они знают силу товарищества.
В связи с этим следует обратить внимание на второе значение назва-
ния повести: по-чешски «тргани» — эхр не только «оборванцы» (или,
как в русском переводе, «босяки»), но еще и подрывники на строи-
тельстве дорог, прокладываемых сквозь скалы. (Любопытно, что в
толковом словаре Фр. Травничека при объяснении второго значения
слова — как профессии — ссылка на Неруду.) Вполне возможно, что,
выбирая название, писатель имел в виду и это значение. Он ведь за-
метил в этой повести, что порожденная капитализмом новая рабочая
среда — угроза общественному порядку. Неруда надеялся на возмож-
ность предотвратить назревающий взрыв, призывал власти разрядить
опасную ситуацию, иначе, как он писал, рабочие могут «сами о себе
позаботиться».
«Босяки» — произведение новаторское не только по теме и про-
блематике, но и по своим речевым особенностям: лексика впитала раз-
говорный и профессиональный язык рабочих, в текст вошли частушки
и песенки городского фольклора или стихи, сочиненные в том же духе
самим писателем. Здесь пока еще преобладает описание, нет динамич-
ного сюжета: менее«, чем обобщенный портрет, удалась индивидуализа-
ция характеров. И все же многое в сборниках «Арабески» й «Разные
люди» (1871), в «Босяках» подготовило создание самой значительной
книги Неруды — «Малостранские повести» (1878).
С 1867 г. на протяжении десяти лет Неруда печатал в журналах,
казалось бы, не связанные между собой повести из жизни одного
квартала Праги — Малой Страны. А когда все они вышли отдельной
книгой, то стало ясно, что это цикл с определенным замыслом и систе-
мой характеров, с присутствием одних и тех же персонажей в разных
повестях, общностью стиля — словом, определенная идейно-художест-
венная концепция. Поэтому книгу нельзя считать сборником — на-
столько тесно связаны все тринадцать повестей, в которых централь-
ное место отведено обывателю, преклоняющемуся перед властью де-
нег, готовому уничтожить инакомыслящего. Жестокость мещанина не
знает предела, и потому так трагична судьба многих жителей Малой
Страны, полны глубокого драматизма, раскрытые писателем кон-
фликты.
Передавая застойность обыденной жизни малостранцев, Неруда
выбирает соответствующую, внешне эпически спокойную, даже якобы
торжественную форму повествования, проникнутую, однако, ирониче-
ским отношением автора к мещанской «идиллии». Так написаны «Неде-
ля в тихом доме», «Водяной», «Пан Рышанек и пан Шлегл». В послед-
ней повести речь идет о поссорившихся из-за пустяка мещанах, очень
напоминающих гоголевских героев. Самое страшное — это упорное
нежелание истинного малостранца чем-либо поступиться, изменить сво-
ей привычке. Тут он неумолим даже к самому себе. Мало того, что у
каждого в трактире свое место, но они ни за что его не поменяют,
если даже придется несколько лет ежедневно сидеть напротив нена-
вистного человека, как э£о было в случае с Рышанеком и Шлеглом.
«Я испытывал глубокое уважение к этим двум героям, — иронизиру-
ет Неруда. — Каждый день, сидя здесь, они вступали в великую бит-
ву, жестокую и беспощадную».
Псевдовысокий стилъ, ложный пафос, искусная пародия на торже-
ственность усугубляют критику, подчеркивая тупое упрямство и готов-


ность малостранца буквально истребить противника раз и навсегда за*
веденного порядка. Так, Ворел, посмевший открыть бакалейную лавку
на месте, где прежде не было никакой торговли, и потому презираемый,
доведен до самоубийства бойкотом обывателей.
Типичные малостранцы далеко не одинаковы, у каждого из них
своя судьба, свой нрав, разная степень консерватизма, и все же всех
их' объединяет некая никчемность, «заплесневелость», неспособность
воспринять передовые идеи времени. Поэтому даже те, кто вольно или
невольно оказался в оппозиции, несут на себе печать мещанской пси-
хологии и либо бездействуют, либо поступают в духе тех же мелочных
и злых обывателей. И тем не менее Неруда создал целую группу обра-
зов, не вполне соответствующих классическому социальному портрету
мещанина. Это опытный доктор Гериберт, к которому никто не обра-
щается, ибо его зло и незаслуженно прозвали «всехгубил»; профессио-
нальная плакальщица пани Руска, пугающая малостранцев разобла-
чающими скандальными причитаниями на похоронах; скромная, чест-
ная труженица Баворова, всю жизнь нукдавшаяся. Даже она, давшая
сыну образование, переняла от тех, кому прислуживала, мелочность,,
обидчивость, самолюбие униженного и приспосабливающегося чело-
века. Это один из удачных детально выписанных характеров, соприка-
сающийся с дорогим писателю обликом его матери. Малая Страна со
своей моралью и поклонением богатству настолько деформирует созна-
ние людей, что даже всеми уважаемый симпатичный старик Рыбарж,
когда узнает, что его коллекция камней не представляет никакой цен-
ности, считает себя обманщиком, потому что якобы незаслуженно поль-
зовался репутацией солидного человека. А еще более его удивляет, что
наследники не изменили к нему доброго отношения, узнав о том, что
он не обладатель драгоценностей. Самому-то ему кажется, что он, хоть
и не желая того, обманывал ,их» Такова психология истинного мало^
странца.*
И действительно, взаимоотношения почти всех соседей определя-
ются исключительно соображениями материального порядка. В семь-
ях и между молодыми людьми царят тщеславие и лицемерие. Симво-
лична сцена встречи двух дам и их дочерей-подруг, ненавидящих и
презирающих друг друга и, конечно же, обменивающихся самыми неж-
ными приветствиями, радостными восклицаниями. С таким несоответ-
ствием поведения героев их внутреннему отношению к людям или про-
исходящему мы встречаемся у О. Бальзака и Л. Толстого. Потом этот
разоблачительный прием будет развиваться вплоть до гротесковых
форм у Л. Андреева, И. Бунина, Я. Гашека, В. Ванчуры, К. Чапека.
Чинопочитание, унизительное заискивание, подсиживание в среде
чиновников раскрыто Нерудой в дневниковых записях молодого прак-
тиканта Бавора. «Видно, что работа совершенно не обременяет их
«Духовно», ни одна их мысль не возносится над служебной рутиной».
Невероятной дерзостью, почти преступлением показалось чиновникам
обращение практиканта к советнику с просьбой дать ему почитать га-
зету. С почтительной улыбкой терпит боль один из чиновников, когда
начальник случайно наступил ему на ногу и продолжал так стоять,
Думая, что стоит на пачке бумаг. Многочисленные пассажи, смешные
н трагикомические, беспощадно обнажают суть бюрократической пси-
хологии.
Блестящий портретист, Неруда запечатлел самое типичное во
вНешности своих малостранцев, отразив прежде всего их никчемность,
Принадлежность прошлому. Так, на лысоватом хозяине дома «потертый
й выцветший цилиндр того фасона, который носили много лет назад».


Весь он угловатый и сникший, «каждая щека походила на опорожнен-
ный мешок, руки болтались как-то без толку>. Эти люди действитель-
но не нужны обществу, но они упорствуют в своей закоснелости.
Подчеркивая безликость, Неруда порой нарочито создает контра-
стные портреты, выделяя совершенно несущественные с точки зрения
духовной жизни черты и подчеркивая тем самым бездуховность. По
такому принципу написаны портреты двух чудаков гоголевского типа:
«Рышанек когда-то торговал канифасом, а Шлегл железным товаром...
Физиономия Рышанека всегда напоминала мне красно-белый в полос-
ку канифас, а Шлегл походил на старую лавочную ступу». Первый был
худощав и бледен, второй — приземист, с красновато-сизым лицом.
Такие разные герои, однако одинаково ненавидят друг друга.
Неруда был убежден, что обыватель отступит, должен отступить
перед силой разума и человечностью. Не случайно, видно, начальные
строки первой, открывающей книгу повести не только воссоздают мрач-
ную обстановку Малой Страны, но и фиксируют, хоть и кажущееся,
но все же просветление: «Мы чувствуем, что находимся в наглухо за-
крытом помещении. Кругом нас непроглядная тьма, ни в одну щель
не пробивается свет. Мрак очень густ, и лишь мгновеньями мы видим
что-то светлое; но это красные' круги, которые создает наше вообра-
жение». /
Историческую неизбежность перемен воплотил сюжет пусть пока
о незадачливых, но смелых мальчишках-заговорщиках: повесть «Как
случилось, что 20 августа 1849 года в половине ! первого Австрия не
была разгромлена» напоминает о недавнем революционном опыте ра-
ди блага будущих поколений. С новым и светлым в жизни автор
связывает в повестях образы молодежи: милая «маленькая трактир-
щица» Жозефина; сын служанки Вацлав Бавор, мечтающий стать пи-
сателем, которого малостранцы считают фантазером и, конечно же,
бездельником; механик Баворак. Они занимают скромное место, их
образы не выписаны с такой тщательностью, как характеры обывате-
лей, но роль молодых людей далеко не маловажная: они энергичны,
трезво оценивают взгляды мещан, не разделяют их убеждений, это та
опора, которая делает жизненно обоснованным оптимизм автора, так
уверенно прорывающийся сквозь горькую иронию и беспощадную са-
тиру.
«Малостранские повести» — произведение основополагающее для
чешского критического реализма, « это подтверждено временем. А тог-
да его появление в печати вызвало недоумение, критика долго молча-
ла и, наконец, разразилась похвалами в адрес «певца малостранской
идиллии». Неруде пришлось в конце концов самому написать рецен-
зию на книгу. «Я никогда еще не писал статьи о каком-либо произве-
дении Неруды. Я уклонялся от этого, — саркастически начинал писа-
тель. — ...Но теперь, когда он издал еще одну новую книгу... я должен,
должен писать... Его повести... одобряются критикой, и это бесит ме-
ня. Я даже не могу читать эту критику... Мне было во сто крат прият-
нее, когда его достойным образом ругали».
Далее автор раскрывает смысл своего произведения, отметив вни-
мание к простым людям, о которых действительно писал с сочувстви-
ем и мягким юмором, особо выделив остроту критики застоя, рутины,
мешающих прогрессу. «Идеи в «Малостранских повестях» такие же
корявые, как мостовая в Константинополе, озорные, как непослушный
щенок, и злые, как французский акцизный чиновник, — подчеркивал
Неруда. — Можно себе представить писателя: ежик прямо Аполлон
по сравнению с ним».


Рецензия не помогла, и еще многие десятилетия буржуазная кри-
тика продолжала считать, что он воспел милую сердцу чешского обы-
вателя Малую Страну. И только Ю. Фучик, не успевший создать мо-
«ографию о любимом писателе, указал в предсмертном завещании на
вопиющую несправедливость: «Будущему историку литературы, — пи-
сал он, — я завещаю любовь к Яну Неруде. Это наш величайший
поэт... Он смотрел далеко в будущее... На него налепили ярлык люби-
теля малостранскои идиллии и не видят, что для этой «идиллической»
-старосветской Малой Страны он был «непутевым парнем»...»»
Неруда верил в свободное будущее. Незадолго до смерти в га-
зете «Народни листы» 4 мая 1890 г. появились его пророческие стро-
ки: «1 мая 1890 года спокойной железной поступью, сомкнув ряды,
шли батальоны рабочих, несчетные, необозримые, вступая в строй бор-
дов за права человека... И вдруг... ты видишь, что вся существовав-
шая до сих пор общественно-политическая ситуация изменилась сегод-
ня от одного толчка, и изменилась не только на сегодня!»
Писатель, всегда разделявший чаяния трудящихся, почувствовал
силу рабочих, увидел открывающуюся перед ними перспективу полити-
ческой борьбы.
Велико значение творчества Яна Неруды. Его произведения под-
ляли чешский реализм до уровня лучших образцов мировой литера-
туры.
ВИТЕЗСЛАВ ГАЛЕК
Витезслав Галек (1835—1874), поэт, прозаик и. драматург, был
основателем и редактором ряда журналов, выступал как литературный
критик. Его издательская и публицистическая деятельность способство-
вала рдсцвету передовой чешской литературы в 60—70-е гг. Вместе
с Нерудой он основал, а затем сам редактировал альманах «Май», но-
вый еженедельник «Кветы» (1867—1872), с 1873 г. — литературный
журнал «Люмир», в котором печатались такие выдающиеся писатели-
демократы, как Сватоплук Чех, Алоис Ирасек, Антал Сташек.
В 70-е гг..это был один из самых передовых журналов. Галек обладал
каким-то особым даром привлекать людей к сотрудничеству, сплачи-
вать творческие коллективы. Его любили, он пользовался большой по-
пулярностью, много лет возглавлял литературное отделение общества
«Умелецка беседа», вел с Нерудой и Ф. Шульцем серию «Мировая по-
эзия».
Галек был самым популярным в то время поэтом. Первый же
сборник «Вечерние песни» (1858) моментально обрел известность; ме-
лодичность стиха, прозрачная легкость образов, проникновенность, за-
трагивающая самые глубокие интимные чувства, волновали и, надо
сказать, до сих пор волнуют читателя. Однако романтическая припод-
нятость не отвлекала от земных проблем, остро ощущаемых в прили-
ве высоких чувств по малейшему намеку:
Умолк весенний шум лесов,
И птицам снятся сны.
Чуть дышит сонная листва
Во власти тишины.
В прекрасной чашечке цветка
Роса блестит на дне...
Но отчего же та роса
Туманит очи мне?
Перевод М. Павловой


Казалось бы, засыпающая природа должна и людям нести покой*
но слезы и «бессонная тоска», теснящая грудь, на фоне гаснущих обла-
ков вызывают ассоциации с маховскими контрастами в «Мае», с той
болью, которую испытывал Коллар, ступая на родную землю. Види-
мо, не лишена символики и вспыхнувшая вечерняя звезда. В поэтиче-
ских образах «Вечерних песен» и сборника «В природе» (1874) выра-
жены глубокая любовь к Чехии, к своему униженному народу и вера-
в будущее страдающих от гнета соотечественников. Уже в первом цик-
ле, который критика объявила романтическим и сентиментальным, Га-
лек определял назначение поэзии, активную роль писателя в общест-
ве: певец народного горя, тоскующий о свободе, должен быть мужест-
венным и правдивым. Заключительные стихи призывали к созданию-
произведений, служащих делу народа. О демократических взглядах
Галека и глубоком понимании задач литературы свидетельствуют мно-
гие стихотворения: В одном из них звучит упрек:
Я презираю песню, если
Она в лакеи нанята —
Ливрею носит, пятки лижет
Подачкой барскою сыта.
Перевод И. Френкеля
Будучи прежде всего чутким и тонким лириком, Галек писал так-
же еще с середины 50-х гг. психологические и социальные баллады-
Наиболее известные вошли в сборник «Сказки о нашей деревне»-
(1874), который был подготовлен поэтом, но вышел уже после его смер-
ти. В балладах Галека не было эрбеновской мистики, сюжеты с оби-
лием бытовых деталей в большинстве случаев реальны. Даже в бал-
ладе «Матей» о крестьянине-бедняке, заложившем с горя душу дьяво-
лу, вполне житейская мотивировка:
Если нас нужда заела,
То на кой нам черт душа?
И одежда вся истлела,
И в кармане ни гроша.
Перевод М. Павловой
Герои баллад — отставной солдат, рассказывающий ' небылицы,,
старик, которого выгоняет из дому разбогатевший сын, бедная швеяг
вынужденная шить свадебное платье сопернице. Живой диалог и со-
ответствующая социальному положению персонажей речь способство-
вали естественности интонаций, приближению общей фактуры текста,
словесного строя к разговорному языку.
Менее удачны поэмы, исторические драмы, написанные в отвле-
ченно-романтическом стиле. Хотя многие пьесы Галека ставились на
сцене, но им не суждена была долгая жизнь. Иное дело — его проза,
которая в 60—70-е гг. развивалась в русле социально-психологической
повести, утверждавшейся в чешской литературе. Галек не только ув-
лекся идеями Ж. Ж. Руссо и писал, как многие его современники,
о горькой судьбе талантливых бедняков, униженных и оскорбляемых^
но и продолжил традиции Тыла и Немцовой, создал яркие образы
сельских богатеев, лживых церковников, выступил с критикой патри-
архального уклада в крестьянских семьях.
Повести «В усадьбе и лачуге», «Студент Квох», «Под голым хол-
мом» рисуют быт, тяжелый труд и трагические судьбы. Вместе с теле
Галек отразил оптимизм и раскрыл богатый внутренний мир крестьян.
Их невзгоды и переживания, неудачи и безвыходное положение вызва-
ны отнюдь не пессимизмом, а социальными причинами, нищетой*
Реалистичны образы и конфликты; сильное впечатление оставляют кар*


тины из жизни деревенской бедноты. О гибели незаурядного таланта
рассказано в повести «Студент Квох». Человеческое достоинство не
позволило работнику Квоху принимать подаяния его преуспевших быв-
ших соучеников — викария, начальника управы, доктора — он пред-
почел уйти из жизни. Многие произведения о крестьянах созданы Га-
леком под влиянием «Записок охотника» Тургенева.
Галек многогранно и правдиво представил чешскую деревню, пере-
живавшую проникновение буржуазных отношений и чуждой морали,
выступил против кулацкой прослойки, которая складывалась в тот
период, но нравы богатеев объяснял, скорее, индивидуальными свойст-
вами характеров, акцентировал проблемы нравственности. Критикуя
дворянство и католическую церковь, обнажая пороки буржуазного
общества, он не видел верного пути к освобождению народа. Защит-
ник интересов крестьянства, Галек считал, что свобода придет «из ха-
луп», полагался на добрую вфлю господ, на «высшую справедливость»,
под влиянием идей утопического социализма утверждал и развивал
концепцию «естественного бытия людей».
Буржуазные литературоведы, замалчивая социальное содержание
творчества Галека, считали его салонным поэтом. Против этой неспра-
ведливой оценки выступили Фучик и Неедлы. Современная критика,
не отрицая противоречивости взглядов и творческой позиции писателя,
подчеркивает значение его произведений и деятельности в процессе
утверждения реализма, выявляет причины жизненности и популярно-
сти поэзии Галека. Богатое звучание и лиричность, близость поэтичес-
кого языка к народному привлекали композиторов. Сметана и Двор-
жак писали музыку на стихи Галека, и многие из них стали народны-
ми песнями.
ПОЭТЫ-МАЕВЦЫ
Поэтом, близким Галеку как по тематике, так и характеру твор-
чества, был Адольф Гейдук (1835—1923), первые произведения
которого также печатались в альманахе «Май». Его сборники 1859,
1864 и 1865 гг. свидетельствуют о связи с устной народной поэзией.
Лучшие стихотворения того времени составили цикл «Цыганские ме-
лодии», вошедший в первое книжное издание, а затем дополненный и
снова опубликованный в конце 90-х гг. Главными темами для Гейдука
«стали жизнь чешской и словацкой деревни, природа и духовный мир
простого человека, а также протест против социальной несправедли-
вости и близость славянских народов.
Поэтический цикл «Цимбалы и скрипка» (1876) развивал идеи
поэмы Коллара и пробудил большой интерес общественности, ибо
автор выступил не только против притеснения словаков, но и за едине-
ние с ними. Еще в 1871 г. Гейдук опубликовал в «Освете» стихотворе-
ние под названием, которое побуждало к ответной реакции, — «Слова-
кия, ты еще спишь?». Так поэт вслед за Нерудой ответил на разделе-
ние Чехии и Словакии после образования дуалистической монархии.
Стихотворение и послужило импульсом для создания целого цикла,
посвященного дружбе двух народов. Выражение добрых чувств по от-
ношению к трудовой Словакии, гнев, обрушенный на эксплуататоров,
протест против национальной розни вызвали отклик среди словацких
писателей. Это был серьезный шаг к сближению чешской и словацкой
литератур, ибо Гейдук не ограничился публицистическим пафосом, а
Дал конкретные зарисовки быта словацких крестьян. Успех побудил
Иозефа Гурбана, видного прозаика и политика, активного сторонни-


ка Людовита Штура и пропагандиста словацкого литературного языка*
к ответному установлению связей. В словацкой прессе стали появлять-
ся очерки о Чехии, а в чешской — о Словакии. 'Так, именно тогда
известный впоследствии чешский литературовед Ярослав Влчек, уро-
женец Банской Бистрицы, начал посылать в словацкий журнал «Орол»-
свои «Чешские письма». .
В 80—90-е гг. и позже вышло несколько сборников Гейдука —
лирические стихотворения, баллады, поэмы. Чаще всего он писал о
жизни крестьян, освещал острые социальные проблемы и проникнове-
ние в деревню буржуазных отношений, но, как и Галек в свое время,.,
предлагал мирным путем решать классовые противоречия, неприми-
римость которых он сам так реалистически отражал.
В отличие от Галека и Гейдука поэты-маевцы Франтишек
Хладек (1829-1861), Вацлав Шольц (1838-1871) и Рудольф»
Майер (1837—1865) выражали надежду на решительные выступле-
ния пролетариата, верили в его победу.
Первым поэтом-рабочим был Хладек, сын ткача и сам по профес-
сии ткач. Когда в 40-е гг. фабриканты начали приобретать машины^
он оказался на улице. В поисках средств к существованию он прошел
через многие селения, в одном из них остался, зарабатывая на жизнь
резьбой по дереву. Тридцати двух лет он умер от туберкулеза. Его
считали самоучкой и не вносили даже его имени в историю чешской:
литературы.
При жизни поэта стихи его ходили в рукописях, становились
народными, впервые их опубликовал Неруда в 1861 г. в журнале*
«Образы живота». По звучанию и песенной форме они близки поэзии.
Галека, особенно пейзажная лирика, зарисовки из жизни трудовой де-
ревни. Но Хладек создавал в основном политические стихи, выступал
против абсолютизма, реакции, церкви, посвятил некоторые стихотво-
рения Гавличку Боровскому, однако в своих идейных устремлениях
шел значительно дальше, отразив социальное неравенство и классо-
вый антагонизм, предвещая революцию. Он был убежден, что из того,
что «посеяли в 1848 году, взойдет новая поросль». Та же мысль о
преемственности в борьбе прозвучит через два десятилетия в стихо-
творении Норберта Зоули «Заключенные». Хладек предчувствовал;
назревание мощного взрыва:
Что ветер занес нам,
взметнется огнем!
И скоро наступит
великое время.
Он ждал, когда «лопнет бутон и расцветет красная роза», а в сти-
хотворении «Что это там?» обращал внимание на подземный гул,,
который слышит тот, у кого тонкий слух: «Гудит и гудит, все сильней
и сильней... Неужто глухи господа?!». Тот же образ нарастающего*
гнева пролетариев встречается в поэзии Шольца, позже — в стихотво-
рении Сватоплука Чеха «Подземный ропот».
Стремление установить контакт с читателем, а вернее, слушателем,
прямое обращение, вопросы, рефрены, песенная интонация — все это
делало поэтику Хладека понятной и близкой массам. Его образность
отвечала зреющему протесту бедняков и предварила рабочую поэзик>
следующих десятилетий.
Столь же демократична и действенна поэзия Шольца. Ее активный
характер ярко выражен в стихотворениях «Толпа», «Песнь о мозоли-
стой руке», в балладе «Дитя с улицы» q чешском пролетарии, который
«рукою мозолистой хлеб добывал, на улице жил и на улице спал»-


Родившийся и выросший на городской панели, герой Шольца с красным
знаменем в руках погибает на баррикаде в 1848 г. Последние симво-
лические строки о том, что он будто бы «дремлет под плитами мосто-
вой», выражают надежду на «пробуждение» пролетариата для борьбы.
В стихотворении «Толпа» автор прямо призывает народ, отбросив
нищенский посох, надеть платье короля и учиться управлять государ-
ством.
Призыв к свержению власти угнетателей порождал гражданский
пафос, а близость к устному народному творчеству делала стихотворе-
ния Шольца доступными широкому читателю.
Многообразна поэзия Майера. Его лучшее стихотворение «В пол-
день», опубликованное альманахом «Май» на 1862 г., — рассказ рабо-
чего-истопника о своей несчастной доле и беспросветной нужде: ново-
рожденный ребенок и жена умерли, а ему даже не довелось быть
рядом в ее смертный час — хозяин требовал работать без устали.
Горе чуть было не сломило рабочего, чувство мести обуревало его, и
он решил было взорвать хозяйский дом, где пировали господа, однако
опомнился: хоть и в его руках судьба ненавистного хозяина, но что
толку, если «одним тираном станет меньше». И тогда истопник раз-
мышляет о времени, когда трудящиеся поднимутся против всех угнета-
телей. Впервые в чешской литературе возник образ пролетария-
мстителя, но не только за свою искалеченную судьбу, а за горе всех
порабощенных.
Писал Майер и лирические стихи о лесах Шумавы, о родном крае.
Его поэзия близка лире Тараса Шевченко. В дышащих мужеством и
ненавистью поэтических строках звучали новые интонации, отразившие
смелые мысли пролетариев, вступающих в активную борьбу против
угнетателей. Словно опередив время, произведения Майера слились с
рабочей поэзией 70-х гг. Наследие его невелико — он рано умер, —
но знаменательна редкостная прозорливость молодого маевца из окру-
жения Неруды.
ЗАРОЖДЕНИЕ ЧЕШСКОГО СОЦИАЛЬНОГО РОМАНА
Интенсивное развитие общественной жизни, в которой все более
заметное место занимало движение трудящихся, активизация пролета-
риата неизбежно приводили писателей к развернутому повествованию
о нерешенных национальных и социальных проблемах. В литературе
60—70-х гг. складывается .роман. Его общественно-политический и
социальный характер обусловили задачи времени. ГГервым опытом в
области крупного прозаического жанра был роман Галека «Комеди-
ант» (1861). Не представляющий особой художественной ценности и
теперь уже почти забытый, он явился примером активного воздействия
на сознание, эстетические взгляды и становление личности современ-
ника. Автор обратился к теме постижения сценического искусства,
популярность которого возросла вместе с подъемом культурной жизни
после длительного застоя. Критически оценивая духовное состояние
общества, молодой цриверженец концепции маевцев воскрешает тради-
ции тыловского театра, опираясь на мировую классику. Его герои мо-
рально возвышаются в процессе работы над пьесой Шекспира «Гам-
лет». «Комедиант» — роман воспитательный, созданный под воздей-
ствием Гёте. Возможно, Галеку было известно о существовании неокон-
ченного романа «Театральное призвание Вильгельма Мейстера»,
'Изданного только в начале XX в., а с крупнейшим произведением


Гёте конца XVIII в. — романом «Годы учения Вильгельма Мейсте-
ра» — перекликаются многие сюжетные моменты «Комедианта». Ис-
следуя в наши дни связь романов Гёте и Галека, М. Томчик заметил^
что «ма'евцы подошли вплотную к субъективному выражению нацио-
нальных чувств ,и задач, не отметая при этом основополагающих:
достижений мировой литературы». Их плодотворная позиция обеспе-
чила и дальнейшее успешное развитие чешской литературы.
Позже, в 70—80-е гг., значительное влияние на формирование
чешского романа оказали произведения Виктора Гюго. Еще во второй
половине 40-х гг., живя за границей, Фрич познакомился с его твор-
чеством; в 1861 г. ставится «Рюи Блаз», а затем и другие драмы
Гюго, вызвавшие однако серьезные споры (демократизм сюжетов и об-
разов соответствовал политической обстановке в Чехии, но форма
двадцатилетней давности казалась устаревшей), 'хотя Неруда подчер-
кнул, что чешский театр обязан именно Гюго избавлением от норма-
тивности классицизма. В 60—70-е гг. на чешский язык переведены «Со-
бор Парижской богоматери», «Отверженные», «Человек, который сме-
ется», «Девяносто третий год» и другие произведения. В переводах
Врхлицкого несколько позже вышли две книги— «Новые стихи Викто-
ра Гюго» (1882) и «Новые переводы из Виктора Гюго» (1901). Поле-
мика с «французским Шекспиром», как называл Гюго Неруда, усвое-
ние его художественных принципов принесло свои рлоды: утверждалась
типизация литературных характеров в историческом аспекте, чему во
многом способствовало изучение произведений великого мастера, в
частности Врхлицким. Современный исследователь 3. Грбата отметил
также интерес известного чешского критика Ф. Кс Шальды в начале
XX в. к творческой связи Врхлицкого с Гюго, его высокую оценку
«вклада в развитие чешской культуры как Врхлицкого, так и Гюго,,
занявших в ней свое постоянное место». Таким образом, поэзия, про-
за и драматургия в период расцвета чешского реализма при всем;
национальном своеобразии развивались в контексте европейской лите-
ратуры.
В центре внимания первых чешских романистов была прежде всего
переоценка опыта революции 1848 г. с целью определения наиболее-
эффективных форм борьбы. Связанная с этим проблематика и легла в
основу концепций романов Пфлегера-Моравского и Сабины. В 1863 г.
вышел роман Густава Пфлегера-Моравского (1833—1875)
«Загубленная жизнь». Изображая чешскую действительность второй
половины 50-х гг., а также борьбу итальянского народа за националь-
ное освобождение, автор стремится решить, должна ли Чехия пойти
по пути революции или добиваться освобождения мирными легальны-
ми средствами. Идеи автора воплощены в двух центральных образах:
Ольшовского, участника революции 1848 г., и Лесницкого, который
долгом патриота считает просвещение простого народа. Симпатии
автора явно на стороне революционера, хотя он и не дает окончатель-
ного решения вопроса, критикует своего героя за опрометчивость.
Облик Ольшовского, его судьба романтичны, но в романе отражены
реальные и важные явления общественной жизни Чехии, размышления
передовых чешских патриотов о судьбах родины.
Более реалистичен, с социально-острым сюжетом следующий ро-
ман Моравского — «Из мира маленьких людей», написанный в 1864 и
переработанный в 1872 г. В нем речь идет о жизни и борьбе ткачей.
История талантливого рабочего Вацлава Прохазки характерна для
чешских пролетариев, эксплуатируемых немцами — капиталистам»
1 оо


©роде Роберта Хюттера. Убедительно мотивирована неизбежность ак-
тивной борьбы против хозяев: кульминационный момент в развитии
событий — бунт ткачей, действительно имевший место в 1844 г. Для
<ггиля Пфлегера-Моравского характерны идилличность и присущая
романтизму абстрактность как в раскрытии сюжета и обрисовке персо-
нажей, так и в решении романного конфликта. Враждебные отношения
Лрохазки и Хюттера большею частью объяснены свойствами разных
натур, личными моментами, а тяжелое положение рабочих облегчает
сказочный граф-богач. Однако при всех недостатках, художественной
незрелости нельзя не отметить весьма положительный факт — путь к
национальному освобождению автор связывал с рабочим движением.
Эта исторически закономерная связь нашла воплощение и в творчест-
ве других передовых писателей — его современников: Сабины, Арбеса,
Майера, Шольца, в последнем очерке Неруды. Сам же Моравский
вскоре отходит от общественно-политической тематики; в «Госпоже
фабрикантше» (1873) социальные проблемы лишь фон, и освещаются
они филантропически. Важным здесь является попытка более деталь-
ного раскрытия психологии героев.
Романы Моравского почти забыты, как и его подражательная
поэма «Пан Вышинский» (1859), возникшая под влиянием «Евгения
Онегина» Пушкина й тоже, вероятно, в связи с поиском крупной
жанровой формы, вмещающей картины. общественной жизни и проб-
лемы эпохи. Но его творчество было той необходимой ступенью, с
которой поднималась чешская романистика, и очень важно, что чэто
был роман именно социальный. Арбес, а затем Сташек продолжили
идейно-художественные поиски на пути изображения жизни и борьбы
пролетариев.
В начале творческого пути Якуб Арбес (1840—1914) создал
нечто среднее между романом и повестью — произведения, которые
Неруда называл «романето». Романето — психологическая повесть,
часто с фантастическим, детективным сюжетом и обязательно напря-
женно развивающимся действием. По объему эти произведения превы-
шают обычный размер малых жанров эпической прозы, по сложности
переплетения сюжетных линий, разветвленности и обилию коллизий
они ближе к романной структуре, тем более что иногда в них целая
система характеров. Пожалуй, единственное, что заставляет признать
их промежуточную форму, — это купированность действия, его камер-
ный характер, даже если речь идет о социальных проблемах. И тем
не менее романето внесли освежающую струю в чешскую прозу, пере-
живавшую переходный период, при всей остроте критического изобра-
жения реальной действительности опиравшуюся на принципы неоро-
мантизма, уводящего в область абстракций.
Арбес был сыном сапожника пражского предместья и для первых
же повестей, которые начал писать во второй половине 60-х гг., выби-
рал сюжеты из городской жизни, существенно меняющейся после
1848 г. Он смело показал социальную несправедливость и страдания
талантливых людей, не признанных обществом, выступил против ре-
лигиозного фанатизма, пропагандировал естественно-научную теорию,
лисал о музыке, изобразительном искусстве, о прошлом чешского на-
рода. Это были не только романето, но и маленькие рассказы, зари-
совки быта и характеров — своеобразные эскизы. В гимназии Арбес
был учеником Неруды, а позже стал его другом, но всегда считал
«Неруду-писателя своим учителем. Однако большинство его героев —


люди с нарушенной психикой, навязчивыми идеями; сюжеты детектив-
ны. В 70-е гг. выходят «Святой Ксаверий», «Сероглазый демон», «Рас-
пятая» и др.
Арбес был зачинателем чешской фантастики, получившей разви-
тие в творчестве ряда писатедей XX в. и достигшей классических форм
б произведениях Сватоплука Чеха, Карела Чапека, Владимира Неффа,
Яна Вейса, Иозефа Несвадбы. Следует отметить философское содер-
жание научно-фантастических произведений Арбеса: так, в «Мозге
Ньютона» (1878), оказавшем самое большое и непосредственное влия-
ние на современных чешских фантастов, речь идет о научных пробле-
мах развития жизни; вопросы, встающие перед естествоиспытателями,
освещены в «Эфиопской лилии» (1879). Это произведение и особенно
«Кандидатов на существование» (1878) трудно отнести к романето,.
их сюжеты ближе к жанровой структуре романа.
В «Кандидатах на существование» Арбес попытался наглядно
представить конкретный путь к освобождению от эксплуататоров —
он изобразил фабрику, где прибыли равно делятся между предприни-
мателями и рабочими, а предварил повествование эпиграфом из Пру-
дона: «Присвоение — это воровство». И хотя сам писатель увлекался
идеями утопического социализма, как художник-реалист он вынужден
был раскрыть несостоятельность подобного предприятия и показать его
крах, как и того тайного общества, в которое ранее вступили его герои,
надеясь на успех переворота путем заговора. Фабрика же, которую-
пришлось Продать, превратилась в обычное капиталистическое пред-
приятие. Критика утопических идей, равно как и осуждение изолиро-
ванных от рабочего движения заговорщических организаций, в год.
объединения чешских социал-демократов в партию была весьма ак-
туальна.
г В дальнейшем Арбес переходит к созданию социальных романов..
Если большинство его повестей увлекательны и до сих пор с интересом
читаются, их композиция совершенна, повествование лаконично, то«
романы слишком велики по объему, образы героев схематичны, одно-
образны, сюжет не подчинен раскрытию характеров. Их художествен-
ная слабость, видимо, коренится в идейной нечеткости концепции, хотя
автор поднимал острейшие социальные вопросы, изображал новые?
явления чешской действительности. В «Современных вампирах» (1879)
он рисует совершенно ^бесчеловечные отношения в буржуазной семье:
сын, начинающий свое дело, видит в отце лишь конкурента и разоряет*
его.
Арбес замыслил писать шеститомный романный цикл о чешском^
обществе середины XIX в., изобразить жизнь и борьбу рабочих начи-
ная с 20-х гг. вплоть до 1848 г., то есть времени зарождения классо-
вого сознания. Это должна была быть хроника типа цикла романов:
Э. Золя. Чешская критика отмечает также влияние на замысел Арбесал
русского реалистического романа. Но создать столь грандиозное эпи-
ческое произведение ему не удалось, как в силу пока еще недостаточ-
ного художественного уровня чешской прозы и эстетического освоения*
социальных проблем, так и потому, что писатель с конца 70-х гг.
подвергался гонению за свои взгляды и политическую деятельность.
Тем не менее им был написан первый том задуманного цикла — ро-
ман «Штрайхпудлики» (журнальная публикация под названием «Эпи-
курейцы» — 1880 г., книжное издание — 1883 г.). В нем изображены
быт и борьба за существование пражских печатников (на городском
жаргоне их называли «штрайхпудлики»). Они выдвигали не только5
экономические требования, но и протестовали против отношений с


хозяевами, унижающих достоинство рабочего. Несмотря на художест-
венное несовершенство, жизненность сюжета и конфликта, реальность
изображенных обстоятельств позволили чешским литературоведам
считать именно этот роман Арбеса основополагающим для формирова-
ния социального романа о новом времени.
Роман «Ангел мира» (1889) детально представил проникновение
в деревню буржуазной психологии. Приобретенный жителями отдален-
ного горного селения лотерейный билет не принес беднякам ни богат-
ства, ни счастья, но при этом проявились нравственные сдвиги в патри-
архальном укладе жизни, неожиданные, не присущие прежде крестья-
нину неприятные черты — результат новых общественных отношений
в буржуазном обществе. В романе есть удачные социальные характе-
ры, автор убедительно показал, что спасение от нищеты не придет
благодаря счастливой случайности. И все же чешские критики правы,
определяя манеру письма Арбеса скорее как «репродукцию»; нежели
типизацию действительности. Хотя нельзя при этом не отметить и оп-
ределенных достижений писателя на пути утверждения реалистическо-
го метода, что особенно проявилось в речевой форме его романов.
Повествование диалогично, ведется преимущественно от лица героев,
углубляя аналитическое начало. Нет излишней цветистости, свойствен-
ной стилю романтиков, но все же фразы сложные, громоздкие. Во
многом это оправдано появлением размышляющих героев, критически
настроенных, ищущих выхода, постоянно колеблющихся, не находя-
щих решений. Рефлектирующие персонажи, не верящие в возмож-
ность преодоления несправедливости, горькая ирония и скепсис самого
автора отразили временные поражения социал-демократов, которым
он сочувствовал.
Художественное творчество Арбеса тесно связано с его публици-
стической деятельностью. Серия критических очерков составила «Книгу
фактов», названную «Плач чешской короны» (1869, доп. изд. 1894).
Подготовленный к печати сборник «О кровавой борьбе», изданный
только в современной Чехословакии, объединял статьи об исторических
судьбах чешского народа. Арбес связывал национальное движение с
классовой борьбой, разделял идеи Парижской коммуны, защищал ин-
тересы рабочих. Его много раз допрашивали, судили, заключали в
тюрьму. В 1877 г. он был уволен из «Национальной газеты» и за
организацию подпольного общества журналистов и писателей лишен
права публиковать свои работы. До конца жизни он испытывал боль-
шие материальные затруднения, буржуазная пресса сделала все, чтобы
о нем как о писателе и журналисте забыли. Последние годы Арбес
жил в одиночестве. Его таланту не суждено было вполне раскрыться.
Перспективы и пути борьбы за национальную независимость и
социальное равенство на многие годы стали основной проблематикой
чешского романа, и в этом большая заслуга Арбеса. Наиболее близким
ему было творчество Антала Сташека, тоже сложившееся в какой-то
степени под влиянием маевцев. Хотя его романы создавались позже,
связаны с другим периодом жизни общества и новым этапом рабочего
Движения, именно в 70-е гг. написана замечательная повесть «Сапож-
ник Матоуш» (1876) о деревенском пареньке, участнике событий
1848 г., ставшая основой романа, опубликованного в 1932 г. Тогда же
был создан социально-психологический роман «Незавершенная кар-
тина» (1878) о жизни горной деревушки, об отсталых крестьянах,
по-новому взглянувших на мир после отмены барщины. Творческая
Концепция Сташека, романописца рубежа веков, формировалась в
период его ранних опытов.


Крестьянская тематика стала основной в романах Каролины
Светлой (1830—1899). Ее вклад в развитие реалистической прозы
был значительным. Мировоззрение писательницы сложилось в онеме-
ченной буржуазной семье, и хотя ее убеждения отличались от наибо-
лее прогрессивных взглядов маевцев, она сознательно, вместе с Неру-
дой и Галеком встает на путь служения отечественной словесности. Их
переписка свидетельствует о единстве устремлений и влиянии друг на
друга. Светлая принимала активное участие в деятельности маевцев
вплоть до смерти Галека, с писательницами Элишкой Красногорской и
своей сестрой Софьей Подлипской руководила изданием газеты «Жен-
ске листы», поднимая одновременно вопрос о положении женщины и
в своем художественном творчестве. Неруда еще в 60-е гг. назвал
Светлую родоначальницей чешского романа.
Повести и рассказы о городской жизни предварили деревенскую
тематику и сюжеты из жизни Ештедского края. Очерки, рассказы и
пять лучших романов Светлой так и называют — «ештедские». Корен-
ную пражанку покорила красота гористой местности, привлек быт
простых людей, чехов, сохранивших язык и народные обычаи в отда-
ленных землях пограничья со смешанным чешско-немецким населени-
ем. Самый большой успех имел «Деревенский роман» (1867), запечат-
левший особую атмосферу жизни Ештед, богатую природу, колоритные
характеры, духовно возвышающую народную поэзию. Конфликтная
ситуация возникает из-за несовпадения высоких моральных принципов
простого крестьянина Антоша Иировца и убеждений деревенских
богатеев. Несколько идеализируя главного героя, на долю которого
выпали тяжкие испытания, писательница, однако, реалистически изоб-
разила его окружение: стареющую властолюбивую мельничиху, мужем
которой стал Антош после смерти хозяина; веселую, беспечную слу-
жанку Сильву, превратившуюся с годами в мужественную, самоотвер-
женную женщину, презревшую глумления мещан над ее верной лю-
бовью. Эти характеры даны в развитии, их эволюция правдиво мотиви-
рована жизненными обстоятельствами. Картинам застойной деревен-
ской жизни с ее религиозными предрассудками и тупым повиновением
жестоким неписаным законам общины противостоят высокие чувства
главных персонажей. Духовность и свободолюбивое начало в характе-
ре Антоша писательница объясняла гуситскими традициями: потомки
гуситов, с которыми он связан, открыто проповедуют всеобщее равен-
ство и личную свободу. Трагический исход событий обостряет роман-
ный конфликт, хотя и раскрытый прежде всего в этическом плане, но
возникший на социальной основе.
Жизнь нескольких поколений чешского села, трудную, полную про-
тиворечий, Светлая изобразила в романе «Крест у ручья» (1868).
Здесь в центре внимания вопросы нравственности, тема беззаветной
нелегкой любви, духовная жизнь простых людей. На исторические со-
бытия XVIII в. опираются сюжеты последующих романов — «Франти-
на» (1870), «Неверующий» (1873), в которых автора снова привлек
нравственный мир чехов, раскрытый на сей раз гораздо шире: в аспек-
те, вековой борьбы против угнетателей, за передовые взгляды своего
времени. Слепой вере в бога противопоставлено постижение мирозда-
ния. Старостиха Франтина, человек сильной воли, не полагаясь на
божью помощь, старается преодолеть пассивность односельчан, руко-
водит выступлением крестьян против панов-феодалов и разбойников,
которые опустошали край во время набегов. Ради общего дела Фран-
тина отказалась от личного счастья. Образ женщины-патриотки, соз-
данный Светлой, предшествовал характеру матери Козинихи в извест-


ном романе Ирасека «Псоглавцы». Неприглядная роль католицизма
раскрыта писательницей в драматических ситуациях «Неверующего».
Оглупляя народ, церковь удерживает бедняков от борьбы за свои
права. Притеснения людей в XVIII в. носили самый жестокий харак-
тер. Соответственно в романе воссоздана трудная, почти фантастичес-
кая судьба двух любящих молодых людей.
Светлая много переводила с французского, увлекалась произведе-
ниями Жорж Санд, восхищавшейся мужеством гуситов, написавшей
книгу «Ян Жижка» (1843) и тогда же, в 40-е гг., осудившей в дилогии
«Консуэло» и «Графиня Рудольфштадт» лишение всяких прав чешских
крестьян в XVIII в. Знакомство с творчеством французской писатель-
ницы, участницы революции 1848 г., сильно повлияло на содержание и
стиль романов Светлой: широта изображения действительности, инте-
рес к истории, внимание к социальному протесту и народным волнени-
ям, идеализация героев, воплотивших здоровое нравственное начало,
и при этом совершенно реальные, жизненные зарисовки обстоятельств,
в которых развивается действие, зреет романный конфликт. Лучшие
произведения Светлой отличают высокая художественность, аналити-
ческий характер повествования, интенсивность развития сюжета и со-
вершенство композиции, при общей идилличности историческая прав-
дивость деталей.
Велико и многообразно творчество Каролины Светлой, ее «Воспо-
минания» достоверны, в них освещены события 1848 г., литературная
жизнь последующих лет, взгляды маевцев на общественную роль искус-
ства. Жанры эпической прозы в ее творчестве совершенствуются.
РАБОЧИЕ ПОЭТЫ
В составе Австро-Венгрии Чехия была наиболее развитым про-
мышленным районом. Здесь рано активизировался пролетариат.
В рабочее движение интенсивно проникали идеи научного социализма,
вместе с первыми объединениями возникла рабочая печать. В 70—
80-е гг. пролетарская среда выдвигает писателей — поэтов, публици-
стов, которые своей политической издательской деятельностью и твор-
чеством способствуют становлению классового сознания пролетариата
и развитию передовой литературы, особенно — революционной поэзии.
Наиболее известны: Ладислав Запотоцкий (1852—1916),
йозеф Болеслав Пецка (1849-1897), Норберт Зоула
(1854—1886), Леопольд Кохман (1845—1919), Франтишек
Йозеф Главачек (1853—1937). Их непосредственными продолжа-
телями в 90-е и 900-е гг. стали Йозеф Крапка (1862-1909) и
Антонин Мацек (1872—1923). Чешская рабочая поэзия, сло-
жившаяся как определенное идейно-художественное течение в годы
утверждения реализма, имела своих последователей.
Выдающимися организаторами чешского рабочего движения,
заложившими основы социал-демократии, были Болеслав Пецка и
Ладислав Запотоцкий, выходцы из рабочих семей, сами рабочие. Пец-
ка, сын ткача, приобрел профессию литейщика и в той же ремеслен-
ной школе выучил немецкий и французский языки, что позволило ему
познакомиться с работами предшественников научного социализма, а
затем и с трудами марксистов. Запотоцкий по семейной традиции стал
портным и тоже, как это часто бывало тогда среди молодых рабочих-
активистов, многое постиг путем самообразования. Оба они интересо-
вались политикой и рано пришли в рабочее движение. Пецка с 1869 г.
начал писать в радикальный, но не социалистической ориентации жур-
1 от


нал «Дельник» («Рабочий»), одним из первых выдвинув требование
всеобщего избирательного права, критикуя либерализм и пропаганди-
руя классовый подход к оценке политики буржуазии. В 1911 г. Запо-
тоцкий писал в своих «Воспоминаниях», что «Пецка в то время, бес-
спорно, был единственным, кто понял и успешно пропагандировал
социализм. Его статьи,, а позже также стихи вызывали огромный ин-
терес. Он начал писать для рабочих не так, как было прежде принято,
г совсем иным слогом, его труды находили самый живой отклик у
простых людей, и постепенно о социализме наверняка начали размыш-
лять наиболее сознательные рабочие».
Так, новая пролетарская интеллигенция влияла на формирование
передового мировоззрения. В этом исторически важном процессе при-
нял самое активное участие и Запотоцкий. Лично он, видимо^ позна-
комился с Пецкой в 1873 г., когда возглавил выступление рабочих-
швейников, добивавшихся повышения платы за свой труд. Пецка пред-
ложил сотрудничать в «Рабочей газете» («Дельницке листы»),
которую издавали младочехи. Вскоре там появилась статья Запотоц-
кого, призывающая рабочих «встать против капитала, как неприступ-
ная плотина». Социальная направленность газеты с приходом Запо-
тоцкого усилилась. Опубликованный через год призыв объединиться
с австрийскими рабочими для решения чешского национального вопро-
са вызвал переполох среди младочешской части редакции, заколеба-
лись и некоторые сторонники Пецки и Запотоцкого. Газету пришлось
оставить, и уже в октябре 1874 г. Пецка и Запотоцкий организовали
свой, выходивший каждые две недели журнал «Будоуцност» («Буду-
щее»), в первом же номере которого было заявлено об интернациональ-
ной позиции: «Борьба за освобождение рабочего класса — вопрос не
местный, не национальный, это задача социальная, которая охватыва-
ет все страны».
Вторая половина 70-х гг.— период неустанной агитации за
сплочение чешского пролетариата, организацию его передовых сил.
В результате в апреле 1878 г. образована Чехославянская социал-демо-
кратическая партия. Учредительный съезд, на котором было всего 15
делегатов, проходил в условиях тщательной конспирации: многие дея-
тели рабочего движения уже неоднократно подвергались аресту.
Газета опубликовала программу партии. «Будоуцност» получила под-
титул «Центральный орган чехославялской социал-демократической
партии в Австрии». Это была первая партия, предполагавшая объеди-
нение и других славянских социал-демократов. Ее организаторы и в
дальнейшем строго придерживались принципа пролетарского интерна-
ционализма, разделяя идеи I Интернационала, пропагандируя марк-
систскую теорию, публикуя статьи о Марксе и Энгельсе, переводя их
работы на чешский язык.
Полиция выследила руководителей рабочего движения. Первого
арестовали Пецку, у которого при обыске нашли протокол учреди-
тельного съезда партии, список участников. Начались аресты, и в
1879 г. состоялся суд над всеми делегатами. Отбыв наказание, они
вернулись в социал-демократическое движение. Пецка вынужден был
выехать в Вену и стал сотрудничать в переместившейся туда «Рабо-
чей газете». Запотоцкий остался в Праге редактором «Будоуцности».
Но вскоре оба были арестованы и предстали перед судом, а после
отбытия срока наказания им запрещалось проживать в Праге. Пецка
вернулся в Вену, а в 1886 г. уехал в Америку. Это была очень боль-
шая потеря для чешской социал-демократии. Запотоцкому предписыва-
128


лось отправиться на постоянное жительство по месту рождения, в село
Заколаны, где он неустанно, до последних своих дней вел работу среди
местного населения, пропагандируя марксизм, не изменив своим убеж-
дениям интернационалиста. Его деятельность освещена в книге сына—
Антонина Запотоцкого «Встанут новые бойцы» (1949). В тяжелых
условиях, когда национальные проблемы заслоняли классовые проти-
воречия, необходимо было направить рабочее движение по верному
руслу. Для популяризации научного социализма сделано было много.
Запотоцкий печатает в «Рабочей газете» отрывки из работ Маркса и
Энгельса; Пецка в рабочем календаре на 1881 г. публикует статью
«Карл Маркс, мыслитель и социалистический агитатор», которая
была первой написанной по-чешски информацией о жизни и политичес-
кой деятельности Маркса. В 1882 г. Кохман перевел на чешский язык
«Манифест Коммунистической партии».
Изучая марксистскую теорию, рабочие поэты познавали историчес-
ки реальные пути к освобождению трудящихся, поэтому их произведе-
ния отмечены идейным новаторством. Основные темы рабочей поэзии:
Парижская коммуна, Первое мая как день солидарности пролетариата
всего мира. Призывы к вооруженной борьбе, стойкости и целеустрем-
ленности определяли романтический пафос. Парижская коммуна все-
лила веру в победу пролетариата, в построение коммунизма на земле,
указала революционный путь. В стихотворении «С далеких лугов»
Пецка писал:
Пусть только пролетарий поднимет свою руку,
И на развалинах старого мира он воздвигнет новый.
Песни Пецки «Мы долго терпели», «Только вперед!» и ряд других
звали к активным выступлениям, в них слышалась угроза правителям.
Единственно верным средством достижения победы пролетариата он
считал вооруженное восстание: в стихотворении «К борьбе» звучали
строки о том, что свободу и хлеб можно завоевать только на баррика-
дах. Произведения Пецки и других поэтов провозглашали солидар-
ность с рабочими всех стран, пролетарский интернационализм. О неиз-
бежности победы трудящихся, о их неодолимой силе писал Зоула в
песне «Заключенные» (1881):
И если бы пали все,
Встанут новые бойцы,
И снова взовьется красное знамя.
В начале 80-х гг. буржуазия конфисковала рабочие газеты.
В феврале 1882 г. был громкий судебный процесс: Запотоцкого, Пец-
ку, Зоулу, Кохмана судили не только за революционную деятельность,
но и за поэзию, так как при обыске у них нашли размноженные на
гектографе стихи, призывающие к свержению буржуазного строя.
Застенки не сломили их мужества. Они продолжали писать свои пес-
ни. Пецка издавал в тюрьме рукописный сатирический журнал. Гла-
вачек, также арестованный и осужденный, в стихотворении «Песнь
заключенных товарищей», которое он посвятил процессу 1882 г., уве-
рял:
И как только придет время,
Когда нас освободят из тюрьмы,
Мы снова будем
Распространять идеи социализма.
Рабочие поэты создали, по существу, новую в чешской литерату-
ре разновидность стихотворного жанра — революционную песню.
5 Р D ViroUAT,r4«o % е\с\


Большинство их стихотворений было положено на музыку, а чаще
популярная народная мелодия вместе с новым текстом обретала вто-
рую жизнь. При жизни их стихи не издавались на родине. Только в
1897 г. в Америке вышла первая книга — «Сборник чешских рабочих
песен» с предисловием Пецки. Творчество первых социал-демократов
не было освещено буржуазными литературоведами, хотя и внесло но-
вую освежающую струю в национальную поэзию, обогатив ее идейно-
художественное содержание. Рабочая поэзия тесно связана с общим
литературным процессом: она возникла на основе достижений класси-
ков и оказывала влияние на мировоззрение и творческую концепцию
передовых чешских писателей. Так, песня Пецки «Только вперед!»
близка по своему пафосу известному одноименному стихотворению
Неруды, она также призывает к освобождению чешского народа, но
у Пецки речь идет уже о классовой борьбе. Крапка обращает свое
стихотворение «Певцу новых песен» (1893) к Сватоплуку Чеху, назы-
вая его учителем трудящихся; в свою очередь, Чех испытывал влияние
рабочей поэзии: его произведения «Герой будущего», «Честь труду»,
посвященные пролетариату, написаны в духе революционной поэзии,,
а последнее стихотворение стало гимном трудящихся Чехии. Поэзия
Главачека о тяжелом положении горняков перекликается с произведе-
ниями Сладека и Безруча.
Шахтер Главачек рано приобщился к рабочему движению, в
1882 г. участвовал в забастовке горняков Северной Чехии, был заклю-
чен в тюрьму. Там-то он и написал известный пролетарский гимн
«Песнь о труде» — вольное переложение песни австрийских рабочих.
Один из самых талантливых поэтов, выходцев из рабочей среды, он
создавал антибуржуазные оригинальные сатиры, которые пользовались
особой популярностью благодаря метким характеристикам, облеченные
в форму живой разговорной речи. Так, в «Обывателе» повествование
ведется от лица самого мещанина:
Какое дело мне до мира,
Как там вертится белый свет!
Хочу я спать и жить спокойно —
До остальных мне дела нет.
Спокойствие, владей людьми,
А будущее — черт возьми!
Перевод А. Гатова
Обращает на себя внимание нерудовская манера, интонация, сох-
раняющая внутреннюю иронию, которая обеспечивает саморазоблаче-
ние персонажа. Позже аналогичная речевая форма в антифашистском
сатирическом памфлете С. К. Неймана «Песня бульварной крысы»
придаст еще больший сарказм изображению характера предателя.
Символический образ класса, идущего «через все невзгоды добы-
вать в борьбе свободу», — самое ценное в поэзии Главачека. Он тоже
вынужден был эмигрировать в Америку. В 1896 г. там издан его поэти-
ческий- сборник «Факел». В стихотворении «Американская свобода»
чешский писатель правдиво и метко разоблачал «хваленую» американ-
скую демократию, заметив, что свободу там «конфискует любой чин
полиции».
Трудно и печально складывалась судьба первых рабочих поэтов,
но они укрепили и развили наиболее прогрессивные тенденции отече-
ственной литературы, хотя сами не так уж много написали и не часто-
достигали высокого художественного уровня. Важнее были идейная
направленность их творчества, его политическая острота, теоретичес-


жие статьи и памфлеты против декадентских принципов в искусстве.
Главачек в стихотворении «Фальшивым поэтам» (1896) писал, что
поэты-декаденты находятся на службе у капиталистов, что необходи-
мо «петь революционные песни». Статья Пецки «Искусство и социа-
лизм», напечатанная в «Рабочей газете» в 1880 г., защищала передовые
идеи, призывала художников и писателей отражать политическую
борьбу пролетариата, его устремления к социализму, создавать насто-
ящее искусство не в интересах горстки избранных богатеев, а трудя-
щихся.
Таким образом, творчество первых рабочих поэтов 70—80-х гг.—
значительное явление в истории чешской литературы, отразившее
развитие наиболее прогрессивной философской и эстетической мысли.
Создатели революционных песен, боровшиеся против разлагающего
влияния декаданса, внесли свой вклад в формирование новых идейно-
художественных тенденций конца XIX — начала XX в.: в 90-е и
900-е гг. писатели — представители пролетариата стремятся продол-
жить творческие принципы первых рабочих поэтов.
Крапка, один из активных организаторов стачки 1 Мая 1890 г.,
редактор и корреспондент ряда социал-демократических журналов,
издал в 1892 г., правда, единственный свой сборник «Бедняки». Он
писал о необходимости классовой борьбы пролетариата тогда, когда
оппортунистические руководители рабочего движения в Чехии пропове-
довали классовый мир, достижение всеобщего избирательного права
считал возможным только в том случае, если рабочие будут последо-
вательно и смело отстаивать свои права. Крапка обращается к Париж-
ской коммуне как историческому примеру революционной борьбы.
В стихотворении «Памяти Парижской коммуны» он пишет, что хотя
Коммуна и пала, но она «зажгла факел свободы», который озарил
красным светом весь мир. Революции посвящены стихотворения «Воль-
ность», «Свобода не умерла», «Выше голову» и другие, в которых автор
призывает взяться за оружие, когда наступит решающая битва.
Дальнейшее развитие рабочего движения отражено в поэзии Анто-
нина Мацека. В 1902 г. он выпускает сборник «Социальная поэзия»,
куда включает стихи Пецки и Главачека, а в собственном творчестве
опирается на их опыт. Стихотворение «Незнакомому столетию» (1901)
выражает уверенность, что «наступает век, принадлежащий пролета-
риату», в стихотворении «Накануне бури» (1904) звучит призыв.тру-
диться на благо революции, которая освободит страну, и весь трудя-
щийся народ. Критика мещанства и показ разложения буржуазного
общества сочетаются в творчестве Мацека с верой в неизбежную по-
беду пролетариата. Стихотворение «Советской России» (1921) раскры-
вает международное значение Великой Октябрьской социалистической
революции. Мацек вступил в коммунистическую партию, принимал
активное участие в организации коммунистической печати. Стихотворе-
ние «Красный свет» (1923) о грядущей новой эре указывало путь к
свободе.
Рабочая поэзия конца XIX — начала XX в. была своим пафосом
близка произведениям выдающихся чешских реалистов и воплощала
передовые идеи времени. Подлинно прогрессивные тенденции в куль-
туре народа на том этапе общественного развития, когда на арену
политической борьбы вступает пролетариат, неразрывно связаны с от-
Ражением^ его жизни и борьбы. Стремление поставить искусство на
службу рабочему классу будет определять творческую концепцию
многих талантливых писателей следующего поколения.
5*


НОВЫЙ ЭТАП РАЗВИТИЯ КРИТИЧЕСКОГО РЕАЛИЗМА И
ДРУГИЕ ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ СИСТЕМЫ
(1890-е гг.-1918 г.)
К 90-м гг. трудящиеся наряду с экономическими выдвигают и
политические требования, с особой остротой встает национальный во-
прос, который буржуазные партии стремились разрешить в рамках
Австро-Венгерской монархии.
Общественно-политическая обстановка заставила писателей яснее
определять свое отношение к важнейшим проблемам современности,
находить четкую позицию в искусстве. Продолжатели демократических
традиций, отражая реальный выход, конкретные пути освободительного-
движения, создали в этот период произведения большой идейно-худо-
жественной значимости. Другие так или иначе представляли идеологию«
буржуазии, увлекались модернизмом. Главные тенденции самым слож-
ным образом переплетались./Однако направление общего движения
воплотилось в творчестве писателей, критиков, в многочисленных дис-
куссиях и полемических статьях, в литературных манифестах отдель-
ных групп и объединений, в ориентации ведущих журналов.
СВАТОПЛУК ЧЕХ
Крупнейшим среди передовых писателей второй половины XIX в.
был Сватоплук Чех (1846—1908), выходец из семьи потомственных
крестьян, защитник угнетенных, отстаивавший в своем творчестве на-
циональную независимость чешского народа, искавший реальные пути
избавления от социального гнета. Его отец служил управляющим
имения под Бенешовом. Демократ по убеждениям, истинный патриот,
он был знаком с Колларом, участвовал в революции 1848 г., подвер-
гался репрессиям.
Чех вступил в литературу в середине 60-х гг, в период нового
подъема освободительного движения и стал продолжателем идей
эпохи национального возрождения в условиях формирования классо-
вого сознания трудящихся, возникновения первых рабочих организаций.
В его ранней поэзии — стихотворении «Деспот» (1863), юношеской
поэме «Судьба бедняка» о революционных событиях 1848 г., цикле
«Песни обездоленных» (1869) — речь идет о социальных противоре-
чиях и зарождении пролетарской солидарности, он пишет, что «Мозо-
листая рука рабочего» уже грозит поработителям, что «Меч избавит
землю от тирана». Вместе с тем поэт гораздо более, нежели его совре-
менники, был духовно связан с предшествующим этапом развития
литературы, находился под влиянием художественных концепций, сло-
жившихся в творчестве классиков. Может быть, оттого, что с детства
много читал — в доме отца была большая библиотека, и он рано
познакомился с творчеством Коллара, Челаковского, Махи, а позже
писал также о том, какое огромное впечатление производили на него
произведения Лермонтова, Гоголя и особенно Пушкина. Чех навсегда
сохранил любовь к отечественной и русской классической литературе.
В творчестве писателя сочетаются реализм и романтизм, отраже-
на эволюция взглядов вплоть до идеи революции. ,Первое крупное
произведение — поэма «Адамиты» (1874), посвященная философским
вопросам, опубликована в «Люмире», выходившем тогда под редакци-
ей Неруды и Галека, которые предложили Чеху вести в журнале худо-
жественный отдел.


Поэтическое творчество Чеха, как и других передовых писателей,
тесно связано с его деятельностью публициста и журналиста. В 1879 г.
он основал литературный журнал «Кветы» как продолжение журнала
Галека, закрытого в 1872 г. В 1874 г. Чех в качестве журналиста едет
в Россию, на Кавказ. В результате этой поездки были написаны «Пу-
тевые заметки», «Напоминания о востоке», «Несколько картинок с
Кавказа» и ряд стихотворений: «Черкес», «Зимняя ночь»; поэма «Сла-
вия». Вопрос о славянской взаимности, о братстве славянских, народов
снова и снова встает в его творчестве. Видя в России опору для нацио-
нально-освободительной борьбы славянских народов, он, однако,
критически относился к политике царского правительства. В стихотво-
рении «Пушкин и Мицкевич» Чех писал о единой борьбе русского и
польского народов, о том, что поэтов-изгнанников «соединила тираном
скованная цепь». Глубоко осознав идейное содержание поэзии Пушки-
на и Мицкевича, он называет их «пророками лучших вольных дней».
Опираясь на достижения передовой славянской культуры, Чех
развивал демократические традиции национальной литературы, соче-
тая беспощадное разоблачение современной ему буржуазии с обраще-
нием к славным страницам прошлого, воплощением высоких идеалов
освободительного движения зпохи гусизма. Он создал ряд романти-
ческих произведений, посвященных таборитам, воспел их мужество, а
в сатирической повести «Новое эпохальное путешествие пана Броуче-
ка на этот раз в XV столетие» (1888) высмеял трусость и мелочность
мещанина, противопоставив его идеалы героизму гусиТов.
Этой повести, как и поэме «Гануман» (1884), где повадки живот-
ных, обезьяний сейм — пародия на нравы и космополитизм буржуазии,
свойственны публицистическая резкость, гротесковость образов и фан-
тастические ситуации. Вместо отмеченной мягким юмором и лиризмом
манеры Неруды Чех ищет новые приемы, доводя до сарказма пафос
повествования. Эта особенность письма вызвана стремлением предель-
но заострить конфликт, утрировать образ, показать предательство
чешской буржуазии, отчетливо проявившееся в 80—90-е гг. Гротеск,
абсурдность сюжетных коллизий становятся действенным средством
критики обывательского отношения к политическим проблемам. Соз-
давая исключительную экзотическую обстановку, прибегая к самому,
казалось бы, невероятному вымыслу, он не нарушает принципов реа-
лизма. В «Путешествии пана Броучека» выявлена логика характера
типичного мещанина, его поведения^ поступков. В гуситской Праге XV
столетия, где все были воодушевлены борьбой, полны революционных
устремлений, современный Чеху домовладелец Матей Броучек, попав-
ший туда во сне, вел себя так, как это было естественно для него:
трусливо прятался во время сражения, перебежал к врагам. Недаром
Ян Жижка говорит Броучеку: «Если ты действительно чех, тем более
должен тебя уничтожить справедливый гнев твоих соотечественников,
которых ты позоришь одним своим существованием. Увидев тебя, я
сразу решил, что ты более служишь своему брюху, чем богу, но теперь
я вижу, что у тебя вообще нет бога, что для тебя нет ничего святого
н дорогого, кроме мерзкого блага... Так исчезни же с этой земли, кото-
рую ты оскверняешь и позоришь...».
Гуситы приговорили Броучека к сожжению. Историческая парал-
лель помогла Чеху развенчать благочестивого мещанина, который го-
тов оставаться патриотом до тех пор, пока это не касается его кармана
и тем более жизни. Весьма знаменательны при этом и речь Жижки,
и решение гуситского суда уничтожить предателя, избавить от него
народ, воюющий за свое освобождение.


Чех не только зло высмеивал буржуазное общество, писал о не-
примиримости социальных противоречий в нем, но и стремился указать
способы изменения действителвности. Лирическая поэма «В тени лип»
(1879), осуждая эмиграцию, призывает крестьян искать счастья на
своей земле: народ не должен рассеяться, ибо его сила в единении.
В поэме «Лешетинский кузнец» (1883) Чех писал, что крестьяне толь-
ко вместе с рабочими, активно действуя, смогут добиться освобожде-
ния. Правда, романтическое прославление патриархальной деревни в
этих поэмах несколько ослабляло пафос протеста.
Своеобразный «уход в прошлое» и колебания писателя во многом
обусловлены сложной обстановкой политического кризиса 1879 г.,
сорвавшего массовую кампанию 'за всеобщее избирательное право.
В годы реакции была несколько ослаблена непримиримость поэта, так
ярко и безоговорочно выраженная в первых стихотворениях.
Однако в дальнейшем, под влиянием роста рабочего движения
социальное звучание поэзии Чеха усиливается. В обстановке нового
общественного подъема с конца 80-х гг. начинается самый плодотвор-
ный период его творчества. Почти одновременно появляются два заме-
чательных поэтических сборника: «Утренние песни» (1887), посвящен-
ные национальным проблемам, и «Новые песни» (1888), где создан
величественный образ рабочего — человека, полного жизненных сил,
хозяина будущего. Стихотворения «Подземный ропот», предвещавшее
революцию, «Герой будущего», «Труд» (1886) были поистине новатор-
скими. Тема борьбы рабочего класса занимает теперь ведущее место
в творчестве Чеха. Во всем величии предстает предсказанное поэтом
будущее пролетариата:
Но верь, настанет день, — над злобной клеветою,
над предрассудками, над голосом угроз,
мой бедный богатырь, придавленный нуждою,
ты выпрямишься вдруг во весь гигантский рост.
И золото тогда вдруг потеряет цену,
счастливый век придет страданию на смену,
придет разбить алтарь бесправья навсегда,
чтоб, свергнув идолов, открыть заре ворота
и увенчать венцом чело Труда,
покрытое жемчужинами пота.
Перевод М. Павловой
Здесь явно слышатся отголоски поэмы Коллара, однако в похо-
жем масштабном образе-символе воплощена идея борьбы рабочего
класса.
Политическая активизация пролетариата, рост освободительного
движения заставили правительство осенью 1893 г. ввести в Праге
осадное положение, которое продолжалось два года. Чех в это время
сближается с рабочими, его стихи читают на собраниях. Он создает
свою лучшую поэму «Песни раба» (1894), выдержавшую за два года
более двадцати изданий. В «Песнях раба» разоблачена политика бур-
жуазии, те средства, которыми пытаются сдержать рабочее движение,
подчинить его националистическим интересам хозяев. Аллегорическая
форма и внешняя экзотика образов не приглушили ассоциации с чеш-
ской действительностью. Драматизм и лиризм сочетаются в этом
произведении с публицистическим пафосом. В поэме прямо высказано
отношение автора к рабской психологии и звучит смелый призыв к ее
преодолению, к сопротивлению и активным выступлениям:
Никогда святое дело
так не победит —
личной заняты бедою,


мелкой завистью, враждою,
Где же вспышки огневые,
где же замыслы большие?
Мир наш весь дрожит, как будто
хищник лютый
хочет клеть свою разбить.
Перевод В. Луговского
«Песни раба», образно воплотив непримиримые противоречия, от-
крыто призывали к расправе с хозяевами. Изображая толпу рабов,
обрушивших «удары железных оков на спины тиранам», поэт утверж-
дал, что это не сон. Поэма произвела ошеломляющее впечатление.
В журнале «Розгледы» (1895) сообщалось: «Наш чешский мир уже
третий месяц только и говорит о Сватоплуке Чехе. Успех его «Песен
раба» такой мощный и так широко распространился, что стал нацио-
нальным событием отнюдь не только литературного значения». По-
этическая сила произведения была неоспорима, популярность так
велика, что буржуазная критика решила, что лучше уж восхвалять
его как «высшее достижение чистого искусства», замалчивая острое
политическое содержание. Но правительство все-таки конфисковало
«Песни раба». После этого Чех подвергался преследованиям и в
1897 г. принужден был уехать в Италию, а возвратившись на родину,
жил под надзором полиции. Однако это не заставило его отступить.
Вскоре он создает одну из своих лучших поэм о трудовом человеке: в
«Косарях» (1903) жизнь и быт чешской деревни, родная природа
изображены без прежнего налета идилличности. Реалистически пока-
зана борьба батраков против хозяев за свои права, а в заключитель-
ной части звучит уверенность в том, что их выступления принесут в
конце концов свои плоды. Причем протест крестьян воспринимается
как часть общенародного движения трудящихся к победе. Мысль о
солидарности воплощена в социально емком образе множества рук,
сжимающих молоты, косы, кирки. Отсюда эпохальная широта и точ*
ность в определении классовой сути столкновений, понимание их масш-
таба и уверенность в исторической перспективе:
Два воинства сейчас сошлись на поле брани, »
кто должен победить, известно нам заране.
И пусть надменный враг хоть сто преград воздвигнет,
Но трудовой народ победы все ж достигнет,
и мир достанется хозяевам законным —
вам, обездоленным, гонимым, угнетенным!
Перевод Л. Мартынова
В 1899 г. в статье для издававшегося к Первому мая сборника
Чех писал, обращаясь к рабочим: «Я думаю, что мы, чешские рабочие
п^ра, в своем подавляющем большинстве в вопросах социального об-
новления с вами заодно и что вообще идеи социализма имеют среди
нашей интеллигенции гораздо больше приверженцев, чем это можно
представить при существующих условиях...».
Поэт одним из'первых среди чешских писателей оценил значение
Русской революции 1905 г. В неоконченной поэме «Степь» речь щла о
соединении национально-освободительной борьбы с классовой, о рож-
дении нового мира и социальном равенстве. Это было одно из послед-
них произведений Чеха, перекликающееся с его поэтическим завеща-
нием «В широкий мир» (1908) с мечтой о «новом вольном мире», когда
Дружно сплотятся в общем труде разные народы.
Буржуазная критика замалчивала революционность поэзии Чеха,
Представляя его патриотом-националистом. На самом' же деле он раз-


делял идею солидарности рабочих разных стран и, опираясь на кон-
цепцию Коллара, многое сделал для сближения славянских литератур.
Его творчество — большой вклад в национальную культуру. В услови-
ях распространения декадентской литературы он продолжил демокра-
тические традиции поэзии Неруды, создал новый, хотя и несколько тя-
желовесный, метафорический стиль и острую, непримиримую по
отношению к буржуазии публицистику и сатиру.
Чех., Сладек, Ирасек развивали достижения реализма в новых
исторических условиях. Поэзия Йозефа Сладека (1845—1912)
тоже противостояла проникновению модернизма. Критическое отноше-
ние к капиталистической действительности сказалось уже в самом на-
чале ,его творчества. В одном из ранних поэтических циклов «Стихи»
(1875) Сладек передал свои впечатления о Соединенных Штатах
Америки, где пробыл два года, работая учителем, а затем поденно на
стройке (он был из семьи каменщика и, видимо, владел кладкой). Поэт
убедился, -что в этой стране нет свободы, что там существует рабство,
а коренное население — подлинных , хозяев земли — уничтожают.
В стихотворении- «На могилах индейцев» он раскрыл истинное положе-
ние:
Кто землю эту вольной назовет,
Где что ни шаг — кровавые расправы.
Когда цветной народ повинен в том,
Что не желает превращаться в прах,
Тогда кричат о злобных дикарях.
Лишь для себя хотите вы свободы,
Других людей вы сделали рабами...
Перевод П. Ювенской
В Америке поэт остро ощутил бесправие угнетенных. В письме
оттуда в 1869 г. он заверял: «Я не политик, но, если дело дойдет до
баррикад, оставлю песню и возьмусь за оружие... Я чувствую, как воз-
мужал в этой атмосфере, я научился любить свой народ.„ и... до смер-
ти ненавидеть тиранов».
По возвращении на родину Сладек выступал в защиту интересов
чешской бедноты («Сельские песни», «Чешские сонеты» (1889), «Новые
сельские песни» (1909). В его стихах изображена тяжелая доля
крестьян и положение городской бедноты, рабочих. Большой популяр-
ностью пользовались сборники «В зимнем солнце» (1897), «В сумерки»
(1907). Поэт верил в то, что трудящиеся все-таки обретут свободу и
построят «счастливое будущее без хозяев и угнетателей», а пока стре-
мился пробудить негодование в сердцах пролетариев, чей тяжкий пов-
седневный труд изображал реалистически и образно, детально воссоз-
давая производственную обстановку, достояние работающего, устав-
шего от физической перегрузки, тяжких дум и забот о куске хлеба.
Так написаны стихотворения «Кузнец», «На каменоломне», «Шахтер-
ская баллада», «Печатник», «Нива бедняка» и др. Социальная и граж-
данская поэзия Сладека отмечена лаконичностью, мастерством, совер-
шенством балладной формы, к которой он чаще всего обращался. Его
творчество — значительный шаг в развитии реализма, и не только в
поэзии, велико было влияние Сладека на прозу последующих лет,
в которой интенсивно развивалось эпическое начало, а главным героем


становился рабочий. Сладек словно «заглянул» далеко вперед, решая
труднейшую художественную задачу: он положил начало раскрытию
характера пролетария в типичной обстановке профессиональной дея-
тельности, конкретизировал мечту рабочего человека о свободе и
радости труда. Эта направленность эстетического постижения действи-
тельности все более утверждалась параллельно с воплощением мас-
совости освободительного движения и выявлением исторической роли
народа.
Сладек был мастером поэтического перевода, переводил он чаще
всего произведения английских, русских и польских цоэтов — Шекспи-
ра, Байрона, Бернса, Мицкевича, Некрасова. Значителен его вклад в
создание национальной детской литературы; произведения Сладека до
сего времени включаются в школьные хрестоматий.
АЛОИС ИРАСЕК
Крупнейшим романистом конца XIX — начала XX в., создателем
чешского исторического романа был Алоис Ирасек (1851—1930). Его
многотомные эпопеи о судьбах народа — гусизме; освободительном
движении в побелогорский период, эпохе возрождения — открыли но-
вые для чешской прозы пути художественной типизации, предопреде-
лив общественно-политическую емкость романных сюжетов и литера-
турных характеров, изображение национальной жизни в свете соци-
альных противоречий и конфликтов.
К чешской истории писатели обращались и прежде: в 40-е гг.
Сабина начал роман о гуситах; драмы Тыла «Ян Гус» и «Кутногорские
рудокопы» ставились на сцене в обстановке революционного подъема
1848 г.; поэзия Фрича, Неруды, Галека, Чеха отразила прошлое на-
рода.
Опираясь на исследования историков и архивные источники, на
опыт своих предшественников, Ирасек пошел значительно дальше: он
показал народ как творца истории. Герои большинства его романов и
драм -- патриоты, выступившие против иноземного гнета и чешской
реакции. Воскрешая картины освободительной борьбы, писатель все-
лял веру и в созидательные силы народа, что было так важно в годы
нового подъема движения за независимость Чехии. .
Критикуя буржуазию, утратившую прогрессивную роль, разоблачая
ее лжепатриотизм, Ирасек понимал, что крестьянство, боровшееся на
протяжении веков, не в состоянии возглавить силы сопротивления.
Изображая прошлое с глубоким чувством историзма, он так и не осоз-
нал роли пролетариата в современной ему общественно-политической
обстановке. Видимо, этим объясняется спад в его творчестве во вто-
ром десятилетии XX в.
Ирасек был выходцем из среды сельских ремесленников, родился
в Гронове, около Находа, в северо-восточной Чехии. Население этого
небольшого городка состояло преимущественно из крестьян и куста-
Рей-ткачей. Природа сурового горного края не позволяла местным
крестьянам заниматься только хлебопашеством. Небольшой клочок
земли не мог прокормить семью, люди уходили на промыслы, поступа-
ли на фабрики, становились ремесленниками. Немцы-перекупщики и
хозяева обманывали крестьян. Ирасеку рано пришлось убедиться в со-
циальном неравенстве.
Находский край прославлен крестьянскими восстаниями. Расска-
^Ь1 о повстанцах передавались из поколения в поколение. Во время
Уситских войн в Находе пребывали табориты. ро главе с Жижкой, а


в XVII в., после поражения патриотов в битве на Белой Горе, здесь
скрывались «чешские братья», последователи Гуса. Память об этих
событиях хранили родовые книги, к изучению которых и обратился
позже писатель. В 1866 г., во время австро-прусской войны, Ирасек
видел вторжение неприятельских войск на родную землю, что остави-
ло неизгладимый след в его. памяти. Может быть, поэтому так правди-
вы военные сцены в его романах.
В Пражском университете Ирасек занимался историей, ^ного
работал в архивах, увлекался чтением художественной литературы.
Еще в гимназии он хорошо знал произведения Пушкина, Лермонтова,
позже писал о том сильном впечатлении, которое произвели на него
сочинения Гоголя. Для историка и писателя повесть «Тарас Бульба»
была примером воплощения народного героизма.
Ранние повести Ирасека изображают суровый быт современной
ему деревни. Уже в них речь шла о социальных причинах бедственно-
го положения крестьян, о назревающем протесте. Первый историчес-
кий роман «Скалаки» (1875) о восстании в Находе в 1775 г. создан
одновременно с повестями. Кульминацией сюжета стал бунт. Только
вооруженная борьба может принести победу — вот основная мысль
автора, касающаяся отнюдь не только прошлого. Зд. Неедлы, посвя-
тивший Ирасеку многие свои труды, отмечал, что писателя в этом
романе интересовал бунт как таковой больше, чем история. Да и ха-
рактеры крестьян Микулаша Скалака, его сына Иржи, Марии и
девушки Лидки близки героям повестей о современной жизни Наход-
ского края. Главное в романе — показ положения бедствующих и
голодающих. «Крестьянин вместе со своей семьей покидал дом, —
пишет Ирасек, — в котором родился, в котором с незапамятных вре-
мен жили его предки. Родную избу сделали для него тюрьмой, отцов-
ское поле стало для него местом пыток... Паны сосали его кровь и за
его счет пировали».
Ограбление деревни владельцами замка, унижение ими челове-
ческого достоинства крестьян вызывают возмущение. Между замком
и деревней идет ожесточенная борьба. Крестьяне пытаются захватить
замок и земли. Ирасек убеждает, что правда и сила на стороне несми-
рившихся крестьян. В конечном счете они должны победить. Нужда
и борьба закалили их. И наоборот, безнравственный князь Пиколоми-
ни — представитель физически и морально вырождающихся господст-
вующих классов. Но при этом писатель раскрыл слабости крестьян-
ского движения, его ограниченность, локальность, стихийность. Смелый,
мужественный бунтарь Иржи Скалак, возглавивший восстание, дейст-
вует, скорее, из мести и отчаяния, чем в силу убеждения. С этим свя-
зано и отсутствие реальных перспектив борьбы после разгрома вос-
стания при всей оптимистичности авторской позиции.
«Скалаки» — лучшее из ранних произведений Ирасека. Неедлы
дал высокую оценку этому роману: «Я думаю, — писал он, — нет во
всей нашей литературе произведения, в котором восстание против па-
нов изображалось бы так страстно, с таким' сочувствием к восставшим
и ненавистью к панам, как в первом романе Ирасека».
В 80-е гг. писатель снова обра^лся к революционной борьбе
крестьянства. Известный роман «Псоглавцы» (1883—1884) — о собы-
тиях XVII в., когда власть иноземных панов укрепилась и всякое со-
противление казалось бесполезным. Но ходы, крестьяне из погранич-
ных районов, все-таки восстали. Они так же, как герои «Скалаков»,
боролись против власти пришельцев, за свои исконные права. И здесь
вскрыты социальные причины протеста и поставлен вопрос о возмолс-


ных путях борьбы — революционном и мирном, о том, какой из них
следует предпочесть. В соответствии с идейным замыслом строится и
вся система образов. Автора в первую очередь интересует лагерь бо-
рющихся крестьян, они являются главными героями. Среди них самые
активные — Сладек, по прозвищу Козина, и Матей Пршибек. Сторон-
ники активного и решительного Пршибека — беднейшие ходы, да и сам
он не из богатой семьи и не верит, что наместник Ламингер пойдет на
уступки, не верит он и в то, что мирная делегация достигнет в Вене
справедливого решения вопроса. Пршибек убежден, что надеяться
можно только на себя, призывает расправиться с угнетателями. Когда
в ходских деревнях вспыхивает восстание, он становится вождем
крестьянских масс. Смелый, талантливый организатор предан делу
народа, мужественно сражается и героически гибнет в бою со знаме-
нем в руках. Образ Пршибека воплотил решимость передовых слоев
чешского крестьянства.
Однако симпатии автора, скорее, на стороне Козины. Как и ста-
роста Грубый и прокурор Сыка, он сначала отстаивает мирный путь
борьбы. В дальнейшем события заставляют его понять неизбежность
активного протеста, примкнуть к восставшим. Но Козина продолжает
еще верить панам и становится жертвой своей доверчивости. Перед
казнью он убеждается в их предательстве. В конце романа Ирасек ок-
ружает героя, принявшего мученическую смерть, ореолом святости.
Отсутствие единства губительно сказалось на исходе восстания, это
правдиво раскрыто в кульминации сюжета, когда часть крестьян, веря
обещаниям панов, отделилась от восставших. Мирный исход событий
невозможен — за примирением следуют казни и снова барщина, и
вместе с тем Ирасек как народного героя прославляет Козину.
Хотя в «Псоглавцах» сказалась противоречивость мировоззрения
писателя, в целом роман звучит как призыв к активной борьбе против
власти поработителей. Оптимизм, утверждаемый образами Пршибека,
Козины и его матери Козиновой, мужественной женщины, стойко за-
щищавшей права ходов от посягательств панов, обоснован верой в
силы народа и конечную победу над угнетателями: память о героях
живет в сердцах людей, рождая твердость и мужество, необходимые
для продолжения борьбы.
В романе «Скалы» (1886), который также посвящен периоду после
восстания чехов в 1618 г., снова встает вопрос о неизбежности активной
борьбы. Символический образ скал воплощает непобедимость народа,
Поднявшегося, чтобы отстоять своё право на свободу. Романы и пове-
сти 70—80-х гг. возникли в результате тщательного изучения истори-
ческого материала, что и помогло писателю по-новому осмыслить ве-
ковой опыт борьбы против угнетателей.
Следующий, самый плодотворный, период деятельности Ирасека—
с конца 80-х гг. до 1919 г.— отмечен созданием многотомных эпопей,
в которых сложилась самостоятельная идейно-художественная система
ыэ основе изучения и эстетического освоения писателем целых истори-
ческих эпох.
В это же время он приходит к выводу о враждебности чешской
буржуазии народу и пишет о современности (роман «На острове»
(1888), пьесы «Войнарка» (1889), «Отец» (1894), «Одиночество» (1907),
Ряд рассказов), разоблачая лжепатриотизм, прибегая к сатире и гро-
теску. В результате пьеса «Одиночество» была снята с постановки и
снова появилась на сцене только в 1951 г. — настолько она была
°строй. Трагические судьбы героев, у которых оыли и живые прототи-
пы, обусловлены, как убедительно показал автор, отнюдь не личными


качествами, а социальным неравенством, общественными отношения-
ми, проникновением в деревню буржуазного уклада.
Во второй половине 80-х гг. писатель работал над первой трилоги-
ей о начале гусизма — «Среди течений». Многое было неизвестно
историкам, приходилось разыскивать материалы и освещать события,
опираясь на документы, выяснять подлинные причины протеста, его
характер и конкретное проявление, роль отдельных личностей в пов-
семестном распространении нового учения. В первой же книге о гусиз-
ме писатель утверждал, что это массовое, народное движение, вскрыл
его социальные корни, показал активность крестьян. С любовью нари-
сованы образы старого Шипа и его сына, патриотов, выходцев из на-
рода, молодого Гуса и молодого Жижки. Всесторонне и правдиво осве-
щены истоки гусизма.
Более зрелым в художественном отношении был роман «Против
всех» (1893), продолжающий первую трилогию. Он возник в годы,
когда вопрос о социальном гнете и национальных правах чехов с новой
остротой встал в Чехии. Ирасек не случайно сосредоточил внимание
на освободительной войне и создал незабываемые образы народных
героев. В центре — выступление таборитов против всех: против гнета
немецкой католической церкви, против короля и чешских феодалов-
реакционеров, против всякого рода предателей народа. Три части ро-
мана — «Конец света», «Крестовый поход» и «Божий отряд» — отра-
жают этапы борьбы таборитов, их подготовку к бою с войсками Сигиз-
мунда, победу над крестоносцами и возникшие внутри самого гусит-
ского войска противоречия.
Писатель четко обозначил два враждебных лагеря: с одной сторо-
ны, иноземные пришельцы и внутренние враги народа — духовенство,
богатые купцы и горожане, бежавшие в Кутную Гору, где сосредото-
чились реакционные силы; с другой — народно-революционное движе-
ние гуситов, объединившее крестьян, ремесленников, небогатых купцов
и мелкое чешское дворянство. Основным героем романа стал борющий-
ся народ: крестьяне, бросая дома и землю, целыми деревнями уходят
в Табор, в свой новый, строящийся гуситами город, чтобы объединить-
ся. В картинах строительства свободного города Ирасек сумел отра-
зить энтузиазм и трудолюбие чешского простого люда, показать со-
зидательную деятельность народа, что было чрезвычайно важно для
времени выхода романа в свет. «Уже стемнело, но жизнь и движение в
Таборе не прекращались, — писал Ирасек. — День и ночь слились
теперь воедино. Люди не подчинялись свету и тьме, ими овладели
энтузиазм и твердая воля».
Ирасек подчеркивал самоотверженность, последовательность на-
родных масс, выступивших против поработителей, непримиримость к
врагу. Табориты возмущены переговорами с королем Сигизмундом
пражан, выдвинувших незначительные требования. В сражении у Пра-
ги проявились доблесть гуситского войска, храбрость и героизм вои-
нов. Под натиском таборитов в страхе разбежалось собранное по всей
Европе трусливое войско крестоносцев-грабителей. Облик коварного
Сигизмунда, бездарного вояки, довершал картину. Ему противопостав-
лен Ян Жижка, вождь гуситов, талантливый полководец. Это один из
самых удачных образов романа. Правдиво, без всякой идеализации,
раскрыт характер умного стратега, храброго, любимого народом чело-
века большой души и горячего сердца. Жижка не только готовит вой-
ско к решительному бою, но и сам с начала до конца находится на
поле брани, участвует в сражении. Он близок воинам духовно, просто-
та егр внешнего облика подчеркивает эту связь.


Ирасек с увлечением рисовал героизм народа и не менее ярко
показал лицемерную политику иностранных захватчиков, предательство
господ. В лагере врагов заодно с немецкими феодалами и вторгшимся
войском — чешские реакционеры. Наиболее интересен настоятель мона-
стыря Петр. Он чех, и то, что Ирасек представителем католической
церкви сделал чеха,— редкий случай в то время,— подчеркивает
социальный характер непримиримых противоречий. Писатель наделил
«своего героя такими личными качествами, как ум, смелость, доброта.
Но тем нагляднее стали ненависть настоятеля к гуситам, его страх
перед восставшими. '..'>'
Выявил Ирасек и силу, и слабые стороны гуситского движения:
его неоднородность, распри, споры среди таборитов — все, что приве-
ло к поражению. В следующей трилогии «Братство» (1899—1908) он
рассказывал о конце гуситства — о сражениях остатков войск Жиж-
ки и Прокопа в Словакии и Венгрии. Исторический опыт был поучите-
лен для современников Ирасека: автор убедительно продемонстриро-
вал соглашательскую политику господствующих классов и предатель-
ство народа ради личных выгод.
В цикле о гуситах с большим мастерством написаны батальные
сцены, воссозданы бытовые реалии того времени. Художественное по-
лотно запечатлело эпоху в великих деяниях народа и его повседневной
лсизни, в лицах и характеристиках целых социальных слоев. Благода-
ря четкой композиции сохранены присущая эпопее широта изображения
■и единство множества сюжетных линий, связанных с судьбами персо-
нажей и общества, с ходом военных действий.
Изображение вооруженной борьбы против панов свидетельство-
вало о том, что писатель продолжал упорно искать конкретные пути
к достижению независимости своей родины. Сам Ирасек так опреде-
лял позже задачи своего творчества: «Я пытался оживить прошлое,
приблизить его к нашему пониманию. Я не действовал, как мечтатель,
который, обратившись к прошлому, забывает о тяжелой борьбе своего
народа в настоящее время. Именно потому, что я всей душой
переживал эту борьбу, я чувствовал, что необходимо обратить-
ся к нашей истории, ибо кто не знает вчерашнего дня, тот не понимает
сегодняшнего».
Ирасек подчеркивал важность преемственности в освободительном
движении, говорил, что «борцы ушли, но борьба осталась». Ставя
перед собой задачу донести живое слово о героическом прошлом до
широких читательских кругов, он работает над «Старинными сказания-
ми чешского народа» (1894).
Издавна писателя привлекала эпоха национального возрождения,
а в период творческой зрелости он создал пятитомный роман
«Ф. Л. Век» (1891 — 1906) и четырехтомный — «У нас» (1896—1904).
Чрезвычайно "важно было утверждение, что чешская культура не уни-
чтожена к концу XVIII в., а только пришла в упадок. «Не умерла, но
спит», — говорит один из героев романа «Ф. Л. Век» о своей родине.
Рубеж веков был периодом, наименее изученным в ту пору. Писатель
собирал документы, обобщал их, видя причины духовного подъема
народа в избавлении от крепостничества и становлении новых общест-
венных отношений. Реалистическая эпопея Ирасека о создании чеш-
ским народом национальной культуры опровергала концепцию буржу-
азных историков, основанную на освещении деятельности лишь отдель-
ных выдающихся личностей. Герои Ирасека — обычные простые люди,
патриоты, каких было много. Прообразом одного из'главных персона-
жей — Ф. Л. Века.— был купец из провинциального городка Добруш-


ки Гек, выходец из крестьян, поэт, активный просветитель. Век, чело-
век нового времени, хорошо знает произведения Руссо и Вольтера,,
принимает участие в патриотическом движении, навещает пленных,
якобинцев. Его деятельность так же, как Тама, Крамериуса, "это дела
тысяч людей, имена которых не сохранила история. В судьбах и ха-
рактерах персонажей романа обобщены важнейшие черты эпохи,
жизнь разных слоев общества. Эпопейность и все вытекающие из жан-
ровой структуры художественные особенности определила прежде
всего сложная, многослойная система образов романа, отразившая
всенародный характер освободительного движения, участие в нем раз-
ных сословий: от крестьянства и горожан до интеллигенции, передовых
кругов дворянства и буржуазии. Массовые сцены, нарисованные с
большим мастерством, передают настроение народа, поднявшегося на
борьбу за свои права.
Композиция отдельных глав, их последовательность раскрывают
взаимосвязь исторических явлений. Так, в III томе главы о француз-
ских революционерах чередуются с главами о русских и Суворове;
такое сопоставление подчеркивает важность международной ситуации
и отдельных значительных фактов для чешской истории. Ирасек по-
казал, как победа над Наполеоном воодушевила чехов. Не случайно
глава названа «У рассвета великой идеи». Описание встречи с русски-
ми передает дружескую атмосферу и глубокое чувство родственной
близости; живое участие в этих сценах принимают герои романа. Век,„
Врба, Зиглер и другие патриоты горды победами своих братьев-славян,
не щадящих жизни ради свободы других народов. Кратко, в несколь-
ких словах запечатлены мужество, удаль, веселый нрав русских и доб-
рота. Запоминаются эпизоды на улицах Праги, перед Национальным
театром, растроганный теплым приемом чехов Суворов. Он изображен
Ирасеком как человек скромный, внешне ничем не примечательный, и
только «небольшие быстрые глаза, блестящие из-под густых бровей»,,
да «живые движения» выражают в его портрете склад характера ве-
ликого полководца.
В духовном облике героев и настроении народа, в деталях быта*
-и обобщающих эпоху картинах Ирасек многогранно и полно предста-
вил сложный период становления национального самосознания и куль-
туры. Приведенные в романе, документы, речевая характеристика пер-
сонажей воспроизвели процесс, который шел в то время в языке: осво-
бождение от немецких калек и засоренности, освоение на всех уровнях
общественной и культурной жизни новых понятий и богатства народ-
ной речи.
Стремление повсеместно внедрять прогрессивные идеи передается
от поколения к поколению. Герой IV тома — сын Века Вашек, студент
Литомышльской гимназии. События доведены здесь до 20-х гг. XIX в.
Хронологически пенталогию как бы продолжает одно из ранних
произведений. Ирасек несколько лет учительствовал в Литомышле и
написал там повесть «Философская история» (1877) о студентах —
участниках революции 1848 г. Развивая идею преемственности, он
создал правдивые, полные романтики образы бедняка Шпины, погиб-
шего в бою, Вавржины и Фриборта, сражавшихся на баррикадах и
не утративших веры в успех освободительного движения после разгро-
ма восстания. Их преданности высоким идеалам противопоставлен
лжепатриотизм чопорных литомышльских господ — нотариуса Роуби-
нека, профессора богословия Роллерки и филистера, карьериста сту-
дента Зеленки. Страх консерваторов перед народным волнением остро*
высмеян в сатирических характерах и комедийных ситуациях. Контра-


стом замкнутой жизни местных мещан, их обывательской психологии
стал новый мир дружеских отношений в среде прогрессивной молодой
интеллигенции, их искренние, глубокие чувства и верность избранному
пуки.
«Философская история», написанная задолго до эпопеи «Ф. Л. Век»,
словно продолжает повествование о героях ее IV тома — студентах
Литомышля, духовных наследниках старшего Века и его соратников.
Роман «У нас», отразивший жизнь Чехии с 20-х до начала 50-х гг. и
движение гроновских ткачей за освобождение от крепостной зависи-
мости и барщины, завершил цикл произведений, направленных против
-абсолютизма и противостоящих концепции буржуазных историков,
утверждавших, будто возрождение чешской культуры началось под
иностранным влиянием после поражения гусизма в 1620 г. Роман
Ирасека «Мрак» (1912—1914) о XVIII в., воссоздавший поистине
мрачную картину бесправного положения чехов во время господства в
стране иноземных захватчиков, дополнил цикл о возрождении и окон-
чательно утвердил новую концепцию формирования национальной
культуры. Роман этот был особенно популярен среди чешских солдат
в годы первой мировой войны, когда усилилось национально-освобо-
дительное движение. Австрийская полиция даже пыталась его кон-
фисковать. ,, .
Идя вслед за Тылом, Нерудой, Чехом, опираясь на Палацкого, Ира-
<:ек наряду с эпохальными полотнами создал галерею исторических
портретов. В драмах «Ян Жижка» (1903), «Ян Гус» (1910—1911), «Ян
Рогач» (1913—1914) раскрыты характеры бесстрашных людей, непри-
миримых к врагам и преданных родине, воплотивших силу и волю
масс, героизм народа. Образы гуситских вождей в трактовке Ирасека
противостояли официальной точке зрения буржуазных ученых, счи-
тавших гуситов разрушителями, а Жижку жестоким воякой и грабите-
лем. Накануне оккупации Чехословакии, когда профашисты объявили
гуситство «несчастьем чешского народа», сочинения Ирасека обрели
новую силу и актуальность, ибо в них был изображен непокорившийся
народ — творец истории.
Имя Ирасека стало символом патриотизма. Его произведения
призывали продолжать борьбу за национальное освобождение и
социальное равенство. После смерти писателя, на собранные народом
средства был создан музей, тогда как правители буржуазной Чехосло-
вакии всячески, замалчивали богатейшее наследие Ирасека, объявив
его «чтивом» для необразованных масс. Масарик на извещении о сбо-
ре средств в фонд Ирасека пометил: «Пустая агитка. Не. отвечать».
Гитлеровцы сжигали книги Ирасека, Неруды, других чешских патрио-
тов и жестоко карали тех, кто их читал.
ДЕКАДАНС И БОРЬБА ЗА РЕАЛИЗМ
Творчество Неруды, Чеха, Сладека, Ирасека и молодых реалистов,
только еще вступавших в литературу в 90-е гг., противостояло влиянию
декаданса на духовный мир и вкусы читателя. Однако некоторые писа-
тели, особенно поэты, пошли по пути эклектизма и эпигонства. Увлече-
ние техникой стиха сочеталось в их творчестве с религиозными,
идеалистическими взглядами и пессимизмом. Конфликт героя и среды,
если он и был в произведении, освещался в морально-эстетическом, а
не социальном плане. Эта тенденция, наметившаяся в чешской литера-
туре к 80-м гг., усиливается. Писатели, выступившие с лозунгом


«Догнать Европу», забывали о достижениях национальной литературы»,
Наиболее видное место среди последователей этого направления
занимал/Юл иус Зейер (1841 —1901), выходец из богатой буржуаз-
ной семьи. Для его произведений характерны экзотическая тематика
в духе французского символизма, импрессионизм. В 80—90-е гг., когда
пробудился интерес к истории, им созданы циклы романтических поэм
об эпохе правления Карла IV. В романах «Ян Мария Плойгар» (1881)
и «Дом у тонущей звезды» (1896) переданы утонченные переживания
пессимистически настроенных одиноких людей, обращающихся в конце
концов к религии. Его творчество как раз явно свидетельствует о спе-
цифике романтизма конца XIX в., вобравшего принципы импрессиониз-
ма и символизма. Многие стихи и повести Зейера являются пересказом
или переработкой иностранных образцов.
Остальные поэты, ориентирующиеся на концепции декаданса,
субъективную отвлеченную символику, не создали выдающихся про-
изведений: Антонин Кляштерский, видный организатор культурной
жизни, более известен как переводчик англо-американской поэзии;
Франтишек Квапил много и увлеченно переводил с русского и глав-
ным образом польского языков (его даже называли «эпигоном поль-
ского романтизма»); Ярослав Квапил имеет заслуги как театральный
деятель и режиссер, его наиболее известные декадентские сборники
«Падающие звезды» (1889), «Розовый куст» (1890) предваряли чеш-
ский символизм и все же не были значительным явлением, крайне-
субъективистской была лирика Яна Опольского.
В 90-е гг. между отстаивающими связь искусства с действительно-
стью и последователями декаданса началась открытая дискуссия.
Сначала — в журнале, «Люмир», где печатали свои произведения и те
и другие, позже — между группировками вокруг наиболее популярных
журналов: «Розгледы» выступали против отвлеченности от жизни,.
«Модерни ревю» — за абстрактность. В 1895 г. «Розгледы» опублико-
вали манифест под названием «Ческа модерна», составленный Маха-
ром и Шальдой, подписанный Крейчи, Вилемом Мрштиком, Совой к
другими молодыми писателями и критиками, которые отклоняли по-
ложение «искусство ради искусства». Тезисы манифеста противоречи-
вы, но определенно осуждались слепое заимствование, подражание
иностранным образцам, а также «имитация народных песен», был выд-
винут принцип жизненности и правдивости, трактуемый, однако, уже»,
нежели в основополагающих работах предшественников о реализме.
«Художник, — призывал манифест, — отдай своему произведению свойг
мозг, всего себя, влей в него свою кровь, и тогда твое творение будет
жить». Возвышалась роль личности писателя, критика была отнесена
к области художественного творчества, выдвинуто требование свободы
слова. В соответствии с позицией буржуазного демократизма в поли-
тической части манифеста и в понимании сущности искусства акценти-
ровался индивидуализм, высшим критерием правдивости провозглаша-
лось «ощущение индивидуума — носителя правды». И все же художест-
венность рассматривается как постижение действительности: «Мы
хотим правду в искусстве, не ту, что является фотографией внешней
стороны дела, а внутреннюю, настоящую правду». Это положение бы-
ло направлено против натурализма.
Подписавшие манифест намеревались создать объединение, изда-
вать альманах, но группа вскоре распалась по причине несовпадения
взглядов. Шальду более всего занимали таланты и новые эксперимен-
ты, он стал проводником импрессионизма, поддерживал символизм*
разъясняя его принципы и возможность использовать для отображе-


ния действительности. Вилем Мрштик, автор созданной совместно с
братом Алоисом известной социальной драмы «Мариша» (1894) о
трагической судьбе крестьянской девушки, всячески стремился закре-
пить реалистические традиции и усиленно пропагандировал русскую
литературу, произведения Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского, чему
весьма способствовала романная серия «Русская библиотека» (1888—
1930) издателя Отто. В 1896 г. Мрштик посетил Россию. Крейчи вел
преимущественно просветительскую деятельность, Разошлись пути и
других участников группы. И все-таки цдеи манифеста «Ческа модер-
на» были подхвачены прогрессивными журналами, продолжали оказы-
вать воздействие' на литературный процесс. «Ческа модерна» заняла
видное место в истории национальной литературы и справедливо вос-
принимается как важное, хотя и противоречивое, явление трудного
периода художественного развития.
Журнал «Модерни ревю» в 1894 г. основал известный в то время
эстетик-идеалист Арношт Прохазка (1869—1925), сторонник
крайних декадентских течений. Ведущим сотрудником был его едино-
мышленник Иржи Карасек из Львовиц (1871 — 1951), настойчи-
вый пропагандист теории «чистого искусства». Его собственные поэти-
ческие сборники «Эндимион» (1909) и «Остров изгнанников» (1912)
изображают страдания изолированных от общества одиночек. Извест-
ный чешский литературовед Альберт Пражак в обзоре литературы за
1907—1908 гг. писал, что для Карасека «ложь в искусстве стала ос*
новным принципом». В «Модерни ревю» печатались Отокар Бржезина,
Антонин Сова, Виктор Дык и другие видные писатели, помещались
переводы произведений английских и французских поэтов, обзоры
иностранной декадентской литературы, теоретические статьи.
В 1894—1895 гг. в журнале «Розгледы» был опубликован ряд
статей Ф. Кс Шальды с беспощадной критикой декадентов, творчест-
ва Карасека и его последователей. Он писал о непонимании декадента-
ми того, что жизнь развивается, идет напряженная борьба человека с
окружающим несправедливо устроенным миром, указывал на отсут-
ствие в их произведениях всякой связи с действительностью и естест-
венной художественной целостности. Он приходил к выводу, что
«чешское декадентство вообще не понимает основ художественности,
топит общественность в своем фальшивом индивидуализме и в конце
концов само тоже утонет».
Искаженное изображение действительности проникло даже в
очерк, жанр, предполагающий связь с конкретным жизненным фактом
и уже сложившийся в творчестве Тыла, Гавличка Боровского, Немцо-
вой, Неруды именно как социальный, политический либо просто
правоописательный. Для публикаций «Модерни ревю» весьма характе-
рен «очерк» фантастический. Абстрактность мышления, отвлеченность
образов не позволяют установить связь содержания с действительно-
стью, а чаще всего ее и не было. Кажущаяся независимость от обще-
ственной жизни — «надклассовость», которой они так похвалялись, на
самом деле оказывала неоценимую услугу определенному классу —
буржуазии, отвлекая от социальных и политических проблем. Ту же
роль выполняла «Католицка модерна», созданная по примеру
«Чешской», но в этом объединении не было талантливых людей, оно
представляло крайне реакционные силы. Проповедники католицизма в
литературе нападали на прогрессивных писателей, в частности на Ма-
кара, защищавшего реализм. Модернистские тенденции проникали и
* поэзию и прозу.
Импрессионистские принципы развивала Ружена Свободова


(1868—1920), в ранних повестях и романах, еще критически оценивав-
шая действительность, ломающую людские судьбы, хотя и делала это
скорее ради идеализации прошлого. Ее героини, натуры чувствитель-
ные, болезненно воспринимающие разлад мечты с действительностью,
при первых же неудачных попытках протеста отступают, замыкаются,
погружаясь в меланхолию и не веря в возможность обретения гармонии
бытия. Лишь эгоцентризм приносит им покой после трагических кон-
фликтов. В более поздних произведениях облик терпящей невзгоды
жертвы, культ индивидуализма и декоративность стиля становятся тра-
фаретными. Известный чешский критик-марксист Бедржих Вацлавек
отметил «аристократический дворянский дух» творчества Свободовой,
которое «уже ничего не говорит современности». Тем не менее наибо-
лее удачные в художественном отношении повести, несмотря на сен-
тиментальность, еще долго пользовались успехом, особенно произведе-
ния о детях и для детей: «Детские сердца» (1913), «Весенние клумбы»
(1916), «Тихий дом» (1917). О^и-то и оказали воздействие на раннее
творчество Марии Пуймановой.
Видное место в литературе начала века занял цикл романтических
повестей Свободовой «Черные охотники» (1908), повлиявший на раз-
витие чешской психологической прозы и формирование новых жанро-
вых структур. Сугубо исключительные, почти невероятные сюжеты в
духе романтизма вобрали, однако, описание вполне реальной обстанов-
ки, в которой возникали трагические истории персонажей, и правдивое
решение конфликтов, порождаемых социальными противоречиями. Что
же было особенно важно в ту пору — так это эволюция внутреннего
мира и чувств героев под давлением именно жизненных обстоятельств,
как это происходит, например, с Иржи и Жофкой, героями повести,
названной «О великой страсти»: через несколько лет влюбленные,
которым пришлось расстаться, стали чужими друг другу — так по-
разному сложились их судьбы. Сама писательница называла отдельные
части цикла «горскими романами». Я. Неедла в книге «Баллада и
современная эпика» (1975) считает, что «в жанровом отношении их
можно также определить как «небольшие лирические трагедии» или
как «романтические баллады». «Черные охотники», действительно, од-
но из самых ранних произведений, совместившее романную и баллад-
ную формы — явление, которому суждено было получить развитие в
чешской прозе последующих десятилетий и главным образом в лите-
ратуре социалистического реализма.
Прозаики рубежа веков, представлявшие неоромантизм и другие
модернистские тенденции, разделявшие убеждения крайнего индивиду-
ализма и увлеченные темой человеческих страданий, смерти, изобра-
жали натуры злобные, распад личности, придавая забвению гуманное
начало в жизни, игнорируя социальные причины негативных явлений
действительности. Значительных произведений, которые вошли бы в
сокровищницу национальной литературы, они не создали, хотя книг
такого рода выходило тогда много.
Влияние декаданса распространилось и на таких прогрессивных
талантливых писателей, как Врхлицкий, Сова, и даже на молодого
Неймана, который, правда, быстро сумел порвать с журналом «Мо-
^ерни ревю», где начинал свою деятельность.
Для Ярослава Врхлицкого (1853—1912), автора «Эпопеи
человечества», характерно увлечение пышной риторикой, экзотической
причудливостью образов, что и вызывало протест защитников реализ-
ма. Творчество этого большого художника, в основном лирика, издав-
шего более восьмидесяти поэтических книг, а также прозаика, дра-


матурга, критика, весьма противоречиво и неравноценно. Когда он
обращался к истории или современности Чехии, то его поэтический
язык и стиль преображались, исчезал эклектизм. Резко выделяются на
общем фоне «Сельские баллады» (1885), содержащие реалистические
сцены из крестьянской жизни. В них выражены протест против ограб-
ления крестьян властями и чувство глубокой признательности героям
освободительного движения XVI—XVIИ вв. Стихотворение Врхлицко-
го «Bethune» посвящено братанию французских войск с восставшими
в 1789 г. Оно было запрещено цензурой буржуазной Чехословакии
вплоть до 1926 г., и только депутат-коммунист добился в парламенте
разрешения опубликовать его в сатирическом журнале «Трн». На
постигшее шахтеров несчастье в результате обвала Врхлицкий отоз-
вался стихотворением «Жертвам катастрофы в Мосте», резко осуждал
эксплуатацию (стихотворение «Жаба») и прославлял «Мозолистые
руки» рабочих, в будущее которых верил («Труд», «Рабочие»). Таких
произведений в огромном наследии Врхлицкого немного, но написал их
признанный буржуазным обществом поэт, университетский профессор
с 1893 г., член Чешской академии наук и многих зарубежных научных
обществ, наконец, депутат высшего, господского сейма Австро-Венгрии,,
где, кстати, в 1906 г. он выступил в защиту всеобщего избирательного
права. Упомянутые стихотворения, созданные писателем, казалось бы,
всецело поглощенным западной культурой, присущий ему демократизм
свидетельствуют о связи с народом. Сопоставление усложненной вычур-
ности заимствованных сюжетов и социально-патриотической поэзии
Врхлицкого с естественной образностью — того ценного, что осталось
народу на долгие века, — многое дает для понимания напряженной
внутренней борьбы, которую переживали писатели, опиравшиеся на
реалистические традиции и вместе с тем испытавшие влияние декадан-
са. А Врхлицкий был первым, кто привнес в чешскую литературу
модернистские тенденции, тогда как его поэзия вырастала из реализма
нерудовской плеяды и отмечена оптимизмом, верой в человека и
будущее своей родины. Отдельные его произведения непосредственно
связаны с жизнью, но он не выработал собственной идейно-художест-
венной концепции. Это явилось основной причиной неудачи философ-
ского цикла — более чем десяти сборников под общим названием
«Эпопея человечества»: в нем преобладали рефлексия, абстрактность
мысли и образов. Большой мастер стиха внес много нового в чешскую
поэтику, на его находки в сфере языковых средств и образности опи-
рались Нейман, Незвал и более молодое поколение чешских поэтов.
Идейно-художественные искания младших современников
Врхлицкого чаще всего связаны с символизмом и попыткой наиболее
эффективного, но, к сожалению, абстрактного воплощения идеи свобо-
ды. Отсюда несоответствие усилий, бунтарского пафоса и отвлеченной
символики, сложность творческого развития. Так, Антонин Сова
(1864—1928) начал как реалист; в сборниках «Реалистические стро-
фы» (1890), «О моем крае» (1893) протестовал против социальной
^справедливости. Уже в первых произведениях возникает образ забы-
того всеми человека (сборник «Цветы интимных настроений», 1891),
который позже становится основным лирическим героем. Реальные
пейзажи сменяют символические картины и загадочные образы, часто
йе связанные ни с природой, ни вообще с действительностью. После
сборника «Сочувствие и протест» (1894), еще в какой-то степени со-
держащего критику общественных явлений, появляется широко извест-


ная «Долина нового королевства» (1900), где утопическая мечта о
стране «без проклятого металла», порабощающего человека, лишь
отдаленно напоминает о цели освободительного движения.
Путь к равенству Сова освещал с идеалистических позиций, неиз-
менно приводящих к индивидуализму, поэтому важнейшие события
общественной жизни и не находили конкретного воплощения в его
поэзии. И позже поэтика не всегда выражала острокритическое отно-
шение к буржуазной действительности первой Чехословацкой респуб-
лики («Истекающим кровью братьям», 1920). И все же в патриотичес-
ком сборнике «Суровая любовь» (1927), посвященном так и не полу-
чившей свободу родине, где преобладают мистические образы (кладби-
ще,-могилы, гробы), воплотившие скорбь народа, высокое чувство
патриотизма и гражданской ответственности, устремленность к свободе
позволили* поэту выразить пафос массового неприятия буржуазных
идей, указать на их несоответствие чаяниям трудящихся. В стихотво-
рении «Нет, я не верю!» прозвучали и боль, и надежда, страстное же-
лание перемен, вера в грядущую революцию:
Нет, я не верю. Мы не гибнем, нет.
Мы лишь молчим во мгле пустого йека.
Молчим и ждем. Но грозный день придет.
Над оскверненною землею встанет
Порабощенный, но живой народ,
И новый бой со страшной силой грянет.
Перевод И. Гуровой
Сова одним из первых откликнулся на события первой русской
революции («Судьбы мужества», 1906), в ряде стихотворений привет-
ствовал Октябрьскую революцию в России. Его политическая лирика
более конкретна. Сова внес в чешскую поэзию естественные интонации
(он часто пользовался свободным стихом), обновил ритмический строй,
обогатил образность, переосмысляемую новыми поколениями поэтов на
иной жизненной основе. Талант^ и прогрессивные взгляды не позволили
большому художнику замкнуться в рамках чистого символизма.
Таким образом, на чешской почве в обстановке национально-осво-
• бодительного движения и потому неизбежного обращения передовых
- поэтов к революционным событиям творчески^ концепции, опирающие-
ся на идеализм, развивались весьма своеобразно. Наиболее талантли-
вая часть писателей не утрачивала контакта с общественной жизнью.
Они могли по-разному понимать и оценивать обстановку и ближайшие
перспективы, но верили в историческую неизбежность победы народа
и открыто заявляли о своих убеждениях.
Пессимистическая лирика Иозефа Сватоплука Махара
(1864—1942) конца 80-х гг. тоже была своеобразным выражением
чувства независимости и протестом против общественных порядков.
Более зрелые стихи содержали конкретную критику реакционной по-
литики австрийских правителей, церкви, отразили тяжелое положение
женщины в буржуазном обществе, более того, он выступил против
эстетствующих поэтов. В сборнике «Сатирикон» (1904) гротесковая
форма усиливала пафос обличения. Сочувственное отношение к рабо-
чему движению, отклик на революцию 1905 г. в России делали произ-
ведения Махара близкими широким читательским кругам. Осуждая
витиеватую поэзию Врхлицкого, сам он писал доступно и просто, ис-
пользуя разговорную речь и создавая яркие образы, соответствующие
его иронической манере. Раннее творчество Махара ■— значительная
веха в развитии чешской реалистической поэзии начала XX в. Однако


в дальнейшем под влиянием Масарика поэт стал выразителем нацио-
налистических идей чешской буржуазии, а затем, поняв их губитель-
ную силу, оказался в плену безысходного пессимизма. Все самое
значительное было создано в первые два десятилетия творчества.
Не менее сложным был путь Виктора Дыка (1877—1931), на
раннюю лирику которого большое влияние оказали декадентская
лоэзия и окружение «Модерни ревю», где он печатался. Дык называл
себя «все отрицающим духом». Это определение соответствовало обли-
жу бунтаря-одиночки, разоблачающего мещанина и карьериста-полити-
ка, обвиняющего все общество и не верящего в возможность что-либо
изменить. Его скептицизм проявился в сборнике «Тщетность» (1900),
•где он зло иронизировал над собой и окружающими, прибегая к утри-
рованной символике. Лаконизм и контрастность — характерные черты
^его стиля, и он со временем достиг в этом совершенства.
С присущей ему энергией (еще в 1897 г. Дык участвовал в улич-
ъых демонстрациях и столкновениях с полицией, когда власти попыта-
лись ограничить употребление чешского языка в сфере общественной
жизни) поэт включился в патриотическое движение, критиковал мо-
нархию и ренегатство чешской буржуазии, что нашло отражение в
сборниках «Сатиры и сарказмы» (1905), «Сказки нашей деревни»
(1910) и в лучших антивоенных циклах. Он избавился от скептицизма,
призывал к единству и самым активным действиям ради достижения
национальной независимости. Разоблачая приспособленчествоубуржуа-
зии, Дык не связывал представление о руководящей силе народного
движения с пролетариатом, а после образования буржуазной Чехосло-
вацкой республики безоговорочно поддержал политику правительства,
несмотря на то что прежде выступал против концепции Масарика.
Если он и критиковал Масарика в 20-е гг., то с весьма правых пози-
ций. Национализм и возвращение к модернизму свидетельствовали об
упадке. Шальда писал: «Молодой Виктор Дык вызывает симпатию
и уважение: с горсткой единомышленников в предвоенные годы, когда,
казалось, все потеряно, он бился за народное дело — за чешское го-
сударство. Но совсем несимпатичным он должен стать для каждого
честного человека, когда после войны переместился в лагерь буржуа-
зии, стал вдруг столпом порядка, опорой всего консервативного, защит-
ником богатого мещанства, его классовых интересов».
Чуждые реализму концепции порой приводили писателей к нераз-
решимым противоречиям или осложняли творческий путь, но влияние
декаданса не могло повернуть вспять литературный процесс, хотя
имели место и прямые попытки вытеднить реализм, подменить его
натурализмом, якобы противостоящим декадансу. Масарик провозгла-
сил некий «новый реализм» в политике и в искусстве, который на деле
сводился к восхвалению буржуазных порядков. Об антинародном ха-
рактере теории Масарика свидетельствуют его работы «Чешский
вопрос» и «Наш нынешний кризис» (1894—1895), где он пытался обос-
новать свой «реализм» не только как философию, но и как «направле-
ние и метод» в общественно-политической и культурной жизни наро-
да. «Направлением и методом» именовались практические мероприя-
тия ревизионистского характера по пересмотру политических и эстети-
ческих взглядов выдающихся деятелей чешской культуры: Добровско-
го, Коллара, Гавличка Боровского и др. Масарик выступил также с
переоценкой отношения к важнейшим периодам чешской истории. Он
утверждал, что традиции гусизма якобы рождают в людях «звериный
инстинкт», что необходимо ориентироваться на мирный путь для до-
стижения национальной самостоятельности. «Критическая революция»,


как называли подобный ревизионизм сторонники Масарика, должна
была приспособить все прогрессивные завоевания чешского народа в
области общественной мысли и литературы к буржуазной идеологии
и «обтесать» неудобные острые краеугольные камни чешской культуры,,
столь опасные в период созревания классового сознания пролетариа-
та. В научном и культурно-политическом журнале «Наше доба», осно-
ванном в 1892 г. Масариком, регулярно печатались статьи с подобной
переоценкой классического наследия.
«Литерарни листы» примыкали к журналу «Наше доба», борясь
за «новое», масариковское, направление в области художественного
творчества. Здесь сотрудничали те же Карасек и Прохазка, занимав-
шие, как известно, крайне реакционную позицию в литературе. Оче-
видно, подобное сотрудничество было возможным: в решении принци-
пиальных вопросов точки зрения масариковцев и декадентов совпадали.
Творчество всех писателей-масариковцев буржуазные историки
чешской литературы безоговорочно считали реалистическим. На самом
же деле, если Ян Гербен, испытавший влияние Тургенева и создавший
хронику векового развития словацкой деревни, действительно шел по
пути реализма, то Шимачек, Свобода и другие сторонники Масарика
выступали преимущественно с позиций натурализма. Как и все натура-
листы, они сохраняли видимость правдивого искусства, изображая
отдельные жизненные явления. Типичное уступало место случайному,
они не давали, подобно реалистам, глубокой критической оценки
действительности. Масариковцы утверждали, что причина морального
упадка при капитализме коренится якобы в самом человеке, и предла-
гали путь нравственного самоусовершенствования, проповедовали да-
же оптимистическое восприятие буржуазных порядков.
Наиболее показательной является проза противника манифеста
«Ческа модерна» Матея Анастазия Шимачека (1860—1913),
защитника идей младочехов, прославлявшего капиталистическое
производство, стремившегося доказать, что зло коренится не в прин-
ципах его организации, а в натуре протестующих людей. Народничес-
кие взгляды Шимачека в ранней поэзии и прозе (стихотворение «Слу-
жащий», повесть «Возле резальной машины», (1888) и др.) к середине
90-х гг. сменились проповедью покорности могуществу капитала и
хозяевам, от которых целиком зависит судьба рабочего. «Душа фабри-
ки» (1894) — это гимн капиталистическому молоху, восставать против
которого якобы бессмысленно. Попытка не подчиниться, как показал
Шимачек, неизбежно оканчивается гибелью бунтаря. В повестях о
жизни чешских рабочих и условиях труда на сахарных заводах все
сведено к натуралистическому описанию производства, изображению
исключительных характеров, диких нечеловеческих страстей. Кон-
фликты возникают в сфере личных, интимных отношений. Герои Ши-
мачека фанатически привязаны к фабрике. Не случайно Шальда
отмечает фатализм в повестях Шимачека, указывает на то, что образы
пролетариев нереалистичны, превращены в мистические символы бес-
силия и жертвенности. Его романы «Свет прошлого» (1901), «Жаж-
дущие сердца» (1904) и «Хочу жить» (1908) посвящены теме мораль-
ного разложения буржуазного общества, но и в них автор пытается
убедить читателя в эффективности нравственного усовершенствования.
Переход Шимачека от несмелого протеста против капитализма к
его прославлению характерен для последователей Масарика. В духе
нравственного самоусовершенствования решает вопрос о моральном
состоянии общества и Франтишек Ксавер Свобода (1860—
1943).


Но среди приверженцев натурализма были писатели, видевшие
социальные причины того тупика, в котором оказались общество и
буржуазное искусство, стремились найти выход и не находили. Узость
мировоззрения сказывалась на художественном методе, однако их
творчество не ограничивалось лишь натурализмом, не отвечало уст-
ремлениям буржуазии, не воплощало ее идеологии. Таковы произведе-
ния крупного прозаика Карела Матея Чапека-Хода (1860—
1927), публициста, всю жизнь проработавшего в повседневной печати.
Сам он утверждал, будто «всего лишь протоколировал наблюдения и
ничего больше», что его «единственной заслугой была точная копия
окружающего мира, детали которой оказались для публики открове-
нием». И все же современная чешская критика по праву не считает
Чапека-Хода только натуралистом, его называют «самым оригиналь-
ным творцом чешского реалистического и натуралистического романа
и повести». Тем самым констатируется сочетание двух способов худо-
жественного изображения.
Вступив в литературу в конце XIX в., он критиковал капиталисти-
ческую систему производства, но под влиянием натурализма действи-
тельно, скорее, фиксировал факты, нежели стремился к типизации и
обобщению явлений, и в первом романе «Кашпар Лен — мститель»
(1908) не шел дальше изображения индивидуального, стихийного про-
теста рабочего. Его герой — каменщик Лен — убил хозяина Канопика,
отомстив ему за свою искалеченную жизнь, за позор любимой женщи-
ны. Сам же он вскоре умер от туберкулеза. Характер одинокого,
одержимого местью бедняка, постепенное, детально описанное созре-
вание решения об убийстве свидетельствуют о несомненном влиянии
Достоевского. В произведении, где героем стал рабочий, речи нет о
совместном сопротивлении, хотя много места уделено показу тяже-
лейших условий труда строителей, выражены их недовольство и нена-
висть к хозяевам, реально мотивирован поступок Лена, беспристраст-
но изображен судебный процесс над ним. Симпатии автора явно на
стороне рабочих.
Чапек-Ход прекрасно знал быт различных слоев общества, был
знаком со спецификой ряда профессий и миром творческой интелли-
генции, журналистов, писателей, умел прекрасно передать как атмос-
феру пражского трудового предместья, так и богемы или мещанского,
так называемого «высшего», света. Поэтому его герои всегда находятся
в естественных обстоятельствах, а присущая стилю Чапека ирония,
гротесковость не оставляют сомнений в точности авторской оценки
изображаемого, особенно если это серая, невзрачная жизнь лицемер-
ных мещан.или полусвета. *
Вырождению лучших черт человеческой личности, расщатыванию
моральных устоев и разложению буржуазной семьи посвящены после-
дующие романы. «Антонин Вондрейц. Из жизни поэта» (1917—1918)
возник на основе нескольких повестей о литераторах. Тема «лишнего
человека» получила в романе довольно сложное развитие: причина
неудавшейся жизни героя и внутреннего разлада — в несовместимости
мечты и жестоких реальных условий, в которых писатель мог получить
только работу корректора, а потом и вовсе стал безработным: но и
сам Вондрейц — человек совершенно безвольный, неприспособленный,
поэтому его конфликт с окружающим миром носит прежде всего
психологический характер и подан в трагикомическом плане. Если по
отношению к главному герою автор ироничен, то среда, в которой он
вращается, и целая галерея персонажей изображены сатирически, с
явным желанием раскрыть неприглядные стороны действительности.


Проблема взаимоотношений отцов и детей затронута в романахг
«Турбина» (1916) — о разрушении семьи крупного промышленника^
терпящего финансовую катастрофу; «Индровы» (1921), где судьба
Индры-младшего, сына богача и беднячки, выросшего в самом нищен-
ском районе Праги, вернувшегося с фронта слепым, противопоставле-
на жизни изощренных интеллектуалов; «Вилем Роскоч» (1923) — с
теми же аспектами личных и семейных отношений, мотивированных
жизненными условиями, в которых человеческая личность деградирует.
Пассивность — основная черта главных героев Чапера-Хода, ратовав-
шего за моральное оздоровление общества и гуманные отношения меж-
ду людьми, но не верившего в возможность что-либо изменить. Не
всем писателям удавалось избавиться от разъедающей душу рефлек-
сии, преодолеть творческий кризис и, осознав новые задачи, выдвигае-
мые перед литературой временем, выйти на путь реализма.
Реализм на рубеже веков активно защищала прогрессивная лите-
ратурная критика. Так, наиболее популярный эссеист Франтишек
Вацлац Крейчи (1867—1941) в начале XX в. создал монографии
о Зейере, Неруде, Гавличке, Махе, Врхлицком, но, по сути дела, ре
касался общих вопросов творческого метода, его работы имели, ско-
рее, воспитательное значение. Ученым-эстетиком, автором ряда сочи-
нений по теории искусства был Отакар Гостинский (1847—1910),
музыковед, взгляды которого на реализм сложились под воздействием
маевцев и когда он вместе с Чехом редактировал в 70-е гг. «Люмир».
Его влияние на литературу рубежа веков принесло ощутимую пользу.
Самой значительной, отстаивающей реалистические принципы была
работа «О художественном реализме» (1891), где впервые дано эсте-
тическое обоснование принципов творческого метода, продемонстри-
рована на примерах связь чешского реализма с социальным движени-
ем, подчеркнута его критическая направленность. Две другие книги —
«О социализации искусства» (1903), «Искусство и общество» (1907) —
были рассчитаны на массового читателя. Неедлы, издавший в 1921 г.
университетский курс лекций Гостинского, был его продолжателем.
Наиболее активным, быстро реагирующим на события литератур-
ной жизни был Франтишек Ксавер Шальда (1867—1937), тон-
кий ценитель художественного творчества. Осуждая отрыв искусства
от жизни, он призывал писателей воплощать прогрессивные общест-
венные идеи, создавать образы новых людей. Книга Шальды «Душа
и творчество» (1913) с литературными портретами Махи, Немцовой,,
Чеха, Золя и молодого Флобера до сих пор не утратила своего значе-
ния. Основная же деятельность, расцвет таланта Шальды-критика
приходится на 20—30-е гг.
С 900-х гг. начинается литературно-критическая деятельность вы-
дающегося чешского ученого, историка и музыковеда Зденека
Неедлы (1878—1962), будущего президента Чехословацкой академии
наук, ставшего близким другом многих пролетарских писателей. Его
первые статьи посвящены раскрытию социального характера гуситских
войн, идей таборитов. Десять лет он занимался изучением народной
поэзии первой половины XV в. и выпустил трехтомное исследование
(1904—1913) о возникновении и истории гуситских песен. Он обратился
к гуситски^ традициям, когда чешская буржуазия стремилась опоро-
чить революционный путь борьбы за национальное освобождение. Не
случайно одной из первых его работ была статья о творчестве Ирасека
(1901), где дана высокая оценка романам о крестьянских восстаниях,


показано их значение для современности. Труды об Алоисе Ирасеке,
о композиторах Бедржихе Сметане, Леоше Яначеке, Зденеке Фибихе,
лекции в Карловом университете в Праге — вклад передового ученого
в чешскую демократическую культуру.
В 1900 г. Неедлы впервые приехал в Россию, побывал в Москве
и Ясной Поляне, где познакомился с Л. Н. Толстым, на Украине и на
Кавказе. Его интерес к русской культуре в дальнейшем все более ук-
реплялся, особенно после Великой Октябрьской революции, когда он
.активно включился в борьбу чешского пролетариата. О значении
русской культуры для формирования взглядов целого поколения пере-
довых людей в 900-х гг. Неедлы писал: «Я принадлежу к поколению,
которое в молодости выросло на классическом русском романе. Мы
не просто читали, мы действительно жили этой литературой, начиная
с Гоголя и кончая Чеховым и молодым тогда Горьким».
В 90-е гг. в чешской печати появляются первые сведения о
М. Горьком. «Словански пршеглед» за 1901—1902 гг. помещает рецен-
зии на «Мещан», перепечатанные из русских газет, комментирует
высказывания писателя о своей пьесе. В 1902 г. «Мещане» поставлены
в Праге. Спектакль имел большой успех, к пьесе обратились перифе-
рийные театры и коллективы самодеятельности. Одновременно чеш-
ская общественность знакомилась и с другими произведениями Горько-
го. В 1902—1905 гг. выходило первое трехтомное издание его сочине-
ний. В журналах 1902—1903 гг. сообщалось об издании в новом пере-
воде «Фомы Гордеева» и повестей. Повторные издания, новые переводы,
рецензии свидетельствуют о росте интереса к его творчеству. В 1908 г.
ка чешский язык был переведен роман «Мать», в 1911 г. — «Городок
Окуров». Вступившие в те годы в литературу Мария Майерова и Иван
Ольбрахт испытали большое влияние Горького. Следует отметить зна-
чительную роль русской литературы и театра в формировании эстетики
чешских реалистов конца XIX —начала XX в. На сцене Национального
театра даже в период распространения модных декадентских течений
шли пьесы Гоголя, Островского, Чехова, Горького, Гастроли Москов-
ского Художественного театра, приехавшего в Прагу в 1906 г. с пьесами
Чехова и Горького, совпали с общественным подъемом в стране, выз-
ванным русской революцией 1905—1907 гг. и разгаром борьбы за
всеобщее избирательное право.
f
Заметным явлением в чешской поэзии начала XX в. стали «Силез-
ские, песни», Петр а Безруча (1867—1958), воспринявшего демокра-
тические идеи Неруды, Чеха и с присущей ему страстностью писавшего
реалистические баллады о пролетариате. Непримиримость по отноше-
нию к угнетателям определила остроту сюжетов и пафос.
«Силезские песни» начали выходить с 1899 г. Уже тогда некоторые
из них были конфискованы. В 1903 г. появился сборник, включивший
31 стихотворение. Забастовка 1890 г. побудила автора взяться за перо,
а потом он уже не мог не отозваться на кровавые события 1894 г. в
Польской Остраве. Безруч писал позже, что поведать обо всем этом
людям, не откладывая, выразить свое возмущение жестокостью властей
заставила его тогда тяжелая болезнь: он боялся не успеть сказать свое
слово. Обратившись к традиционному жанру, поэт наполнил свои
баллады новым содержанием. Основой сквозного конфликта всех
сюжетов стала вражда двух миров, причиной трагедий — бедность,
бесправие и нечеловеческие условия труда на шахтах. Трагическое в
балладах Безруча связано с судьбрй как отдельных людей, так и наро-
да. Изображая бедственное положение трудящихся, поэт звал к дей-


ствию. Такой призыв, угроза хозяевам слышатся в одном из лучших
стихотворений «Острава», где создан обобщенный образ пролетария:
Сто лет я в шахте жил впотьмах,
Трудился до седьмого пота.
И мышцы на моих руках
Стальными сделала работа.
Сто лет я молча в шахте гнил,
Кто их вернет из мрачной дали?
Я барам молотом грозил —
Меня все на смех поднимали...
Эй, все вы, кто ест хлеб чужой,
Тот день уже не за горами:
Сверкнет огонь из тьмы земной, —
Тогда за все сочтемся с вами!
Перевод М. Павловой
Взволнованное повествование от лица бедняков, шахтеров, рабо-
чих обличало эксплуататоров, словно голоса многих слились воедино
и зазвучал призыв целого класса, поднимающегося на борьбу. Кон-
кретность судеб персонажей и образ массы, включающий личностное
начало, определили высокую степень типизации действительности. Без-
руч воссоздал реалистический характер нового героя современности—
труженика, ненавидящего хозяев, готового подняться против них
вместе со своим классом. Резкое противопоставление человеческих^
нравственных качеств людей труда и господ дано в стихотворениях
«Ты и я», «Углекоп», «Они и мы» и др. С одной стороны, те, чьими
руками строится мир и кто влачит жалкое существование, униженные,
оскорбленные, лишенные радости, с другой — господа: маркиз Геро—
фигура символическая, олицетворяющая извечную эксплуатацию
трудящегося человека, Ларис, Ротшильд и другие богачи разных вре-
мен. Выражение гнева народа, его революционных устремлений опре-
делило поэтику «Песен», для которых характерно сочетание детально
выписанных картин беспросветной жизни народа и романтических
образов грядущей революции: красный цветок, колючий кактус, факел,,
пожар. Призыв к решительным действиям, мечта о счастливой жизни
вольных людей на освобожденной земле, где «не будет никаких па-
ков», — все это пробуждало активность самых широких слоев обще-
ства, ибо стихи Безруча пользовались большой популярностью.
«Силезские песни» были горячо встречены и выдержали много
изданий. Каждое издание автор дополнял новыми произведениями..
Баллады противостояли декадентской поэзии и стали «бессмертным
памятником» поднимающемуся на борьбу чешскому пролетариату.
Ранняя поэзия Станислава Костки Неймана (1875—
1947) тоже выражала протест угнетенных. Участник буржуазно-либе-
рального движения «Омладина», затем приверженец анархизма, он не-
сразу находит своего героя. В первых сборниках — «Я апостол новой
жизни» (1896), «Слава сатаны среди нас» (1897) — еще чувствуется
влияние декадентской поэзии. Наиболее значительное произведение
той поры — «Сон о толпе отчаявшихся» (1903). Отчаявшиеся — это
те, кто много работает и не ест досыта. Процессию возглавляют голод-
ный поэт, уличная женщина, бежавший из тюрьмы философ. Стремле-
ние объединиться с людьми, бороться за лучшее будущее человечества
выражено и в других стихах того времени. Приняв была футуризм и
кубизм за «коллективное искусство», он вскоре обнаружил их несостоя-
тельность и попытался выдвинуть свою программу гражданственности


поэзии. Однако, не видя пока конкретных путей к достижению цели,
Нейман обращается к природе («Книга лесов, вод и холмов», 1914),
воссоздавая прекрасные картины Моравии. Но изображение только
природы не могло удовлетворить поэта-бунтаря, каким вошел в лите-
ратуру Нейман. Он ищет новые темр, связанные с техническими дости-
жениями века. Сборник стихов «Новые песни» (1918) посвящен труду
человека-созидателя, поэт проповедует «воспевание факта». Но прос-
лавление творений рук человеческих снова приводит к мысли о необ-
ходимости избавиться от тех, кто присваивает плоды труда.
Нейман участвовал в первой мировой войне. Сборник военных лет
«Тридцать песен времен разрухи» (1914—1918) — дневниковые поэти-
ческие записи о жизни людей многих стран, воплощение мечты о
мире, о хлебе и свободе. В этой книге прозвучали идеи интернациона-
лизма, выражена надежда на обновление послевоенной жизни. Пото-
му-то поэт приветствовал образование самостоятельной Чехословац-
кой республики, ему казалось, что навсегда покончено с насилием и
гнетом, что национальное правительство будет защищать свободу
народа и справедливость. Но очень скоро Нейман убедился в обратном
и твердо встал на сторону пролетариата. Он одним из первых оценил
значение Великой Октябрьской социалистической революции и возник-
новение Советской России. Но это уже новый этап в его творчестве,
положивший начало развитию современной чешской поэзии.
Вокруг Неймана и его журнала «Новы культ» (1897—1905) —
органа «анархо-коммунистов» — объединились поэты, выступившие
за социальное равенство и прошедшие трудный путь преодоления де-
каданса и анархизма. Это были прежде всего Франтишек Гель-
нер (1881—1914), Франя Шрамек (1877—1952) и Карел To-
ni ан (1877—1946). К «поколению бунтарей», как их обычно называют,
относят также Безруча, Дыка, Мацека. Общей художественной плат-
формы у них не было, искания и творческие концепции далеко не
всегда совпадали, но их объединяли протест против австрий-
ских правителей и критика чешской буржуазии. В дальнейшем пути
этих поэтов разошлись, даже наиболее сплоченная вокруг Неймана
группа распалась, но они положили начало новым тенденциям, бунтар-
ский дух поэзии 90-х гг. подготовил следующий этап совершенствова-
ния чешской поэзии, да и всей прогрессивной литературы.
Важную роль сыграла политическая сатира Гельнера. Он был
живописцем и сопровождал свои стихотворения в журналах карикату-
рами. Название первого сборника — «После нас хоть потоп!» (1901) —
вызывающе, отражает причастность поэта к анархистам и богеме, но
уже здесь — неприятие существовавших порядков, презрение к бур-
жуазной морали, хотя пока превалируют негативизм и скепсис. Показ-
ной цинизм стихотворений сборника «Радости жизни» (1903), напеча-
танного, как и первый, в приложении к неймановскому журналу «Новы
культ», окрашен горькой иронией, строки о якобы «безумно легкой»
жизни молодежи, отвернувшейся от общества, вызывают обратное
впечатление благодаря подтексту и гротесковости. После пребывания
в Париже, где Гельнер изучал живопись, пробиваясь случайными
заработками иллюстратора-карикатуриста, он отходит от анархистов,
его поэзия становится серьезнее, ближе пролетариям. Третий сборник,
«Новые стихи», был издан после гибели поэта на фронте в Галиции.
Отдельные стихотворения сродни поэзии Безруча, в других настолько
сильна антивоенная направленность, достигаемая конфронтацией коми-
ческого и внешне возвышенного, так смело использованы разговорный
язык, ярмарочная песня и ритмический перебив, что во всей этой


повседневности и гротесковости форм чувствуется поэтическое пред-
дверие стиля Гашека.
Обличителем милитаризма вошел в чешскую поэзию начала века
и Шрамек. Его ранняя импрессионистская проза — «Во славу жизни»
(1903), «Се —человек..!» (1904) — и последующие небольшие по объе-
му сборники уже выражают протест против общественных отношений,
несущих людям горе-и бедность, ломающих судьбы. Утонченный пси-
хологизм повестей Шрамека, аналитическое начало в изображении
внутреннего мира героя и авторское присутствие, лиризм, субъективное
эмоциональное восприятие окружающего в поэзии неожиданно вытес-
няются объективированной формой. Это связано прежде всего с боль-
шим вниманием к фактам. Если в первом стихотворном сборнике «Горь-
кая жизнь, я все равно тебе рад» (1905) и следующих за ним преобла-
дала пейзажная лирика, то в антимилитаристских стихах военных лет
и позже — в поэзии 20—30-х гг. — нет и следа успокоенности. Шрамеку
всегда была чужда отвлеченная декоративность. Показательно одно
из ранних стихотворений — «Летний пейзаж»: поле с «рыжим пламе-
нем» посевов и уже «смуглой босой одинокой березкой», чернеющий
вдали лес, который «мыльными пузырями облака пускает»; перекрест-
ки дорог ,напомнили« поэту «усталые руки» жнецов. Четкие контуры
пейзажа, отсутствие расплывчатости, характерной для импрессиони-
стов, к которым часто, безоговорочно относят Шрамека, определяюг
вполне конкретное жизненное содержание символики. В дальнейшем,
в гражданской и политической лирике, символы и тропы столь же явно
отражают действительность и мировоззрение поэта. Уже в сборнике
«Синий и красный» (1906) цвета военной формы соотнесены с обра-
зами и событиями; в стихотворении «Налетели адьютанты» сцены
жестокой расправы с восставшими сопровождает настоятельно повто-
ряемый приказ: «Барабань, барабанщик, усердней!». Злая авторская
ирония скрыта в строфах, написанных от лица офицеров, презирающих
и ненавидящих новобранцев. Книжка «Синий и красный» была кон-
фискована.
Историческая вместимость шрамековских метафор и метонимий?
стала характерной чертой его поэзии — тем отличительным качеством,
которое возникло у истоков новых стилевых течений феволюционной
поэзии XX в. Не случайно отдельные образы, ритмы, диалоги в стихо-
творениях Шрамека близки многообразию емкой поэтики Неймана и
даже в какой-то степени — Маяковского. При этом нельзя не обратить
внимания на внутреннюю певучесть стихов Шрамека, что, сделало их
доступными широкому кругу читателей, популярными, легко запоми-
нающимися. Главной же причиной их распространения в народе было
жизненное, актуальное содержание. Прежде всего это относится к
антимилитаристской поэзии. Так, автобиографическое стихотворение о^
вербовке «Шлют мне повестку» стало песней, а рефрены («ох, забри-
ли», «ох, проклинаю» и другие подобные заключающие строфу стро-
ки) — припевом.
Шрамеку пришлось воевать в Галиции, Италии, Румынии. За
ослушание он попадал на гауптвахту, после демобилизации сиделvв
тюрьме, и каждый раз из заключения — новые стихи, обрушивающие
гнев народа ria тех, кто развязал бессмысленную бойню. Отношение
к империалистической войне, изображение военных будней сквозь приз-
му восприятия простого солдата сближали его поэзию с прозой
Гашека.
В сборнике «Плотина» (1916) Шрамек противопоставил фронту
мирную жизнь, о которой мечтали миллионы людей. Словно разорвав


замкнутый круг, в который поневоле заключен солдат на войне, поэт
вышел на широкие просторы вечно живой природы. Поля, леса, моло-
дость, любовь — все, что нельзя убить в человеке, окончательно
истребить на земле, стало темой стихотворений этой книги, само наз-
вание которой — «сплав» — означает по-чешски запруду, шлюз, плоти-
ну, словом, то, что преграждает путь течению, в данном случае —
войне. Пафос поэзии Шрамека военных лет перекликался с эмоциональ-
ным накалом «Кровавых сонетов» (1914) видного словацкого лирика
Павола Орсага-Гвездослава, воспевшего / родной край и верившего в
освобождение славянских народов. Оба поэта дожили до этого велико-
го времени.
После первой мировой войны вышли книги Шрамека «Новые сти-
хи» (1928). «Пусть звучу..!» (1933), антифашистская поэзия и стихо-
творения об освобождении Чехословакии от гитлеровской оккупации
вошли в книгу «Выстрелы и розы» (1945).
Как прозаик Шрамек более всего известен тремя романами.
Наиболее популярен «Серебряный ветер» (1910) о возмужании юноши,
внутренней борьбе и преодолении дисгармонии. Тип «лишнего челове-
ка» показан в «Перекрестках» (1913). Большую дискуссию вызвал в
свое время роман «Тело» (1919), оказавший воздействие на молодежь
послевоенных лет. Его отвергали за эротизм, но не могли не признать
противостоящий войне гимн жизни и радости. Обвинением обществен-
ному строю прозвучал заключительный монолог героини, мужа кото-
рой призвали в солдаты. «Войну выдумали. Против нас, протиц нас
выдумали, — исступленно повторяла Маня,—чтобы умучить нас.
Чтобы мы корчились от страха перед ней, в постоянном ожидании не-
счастья. Нет, мы не хотим мучиться. Мы хотим любить. Мы не хотим
войны. Хотим счастья. Не хотим войны...».
Жизненность талантливых произведений Шрамека, созданных
в пору расцвета его творчества, объясняется главным свойством его
идейно-художественной концепции: обращенностью к трудящимся мас-
сам, защитой их интересов, светлым высоким чувством любви и предан-
ности Человеку и Земле, жизнь на которой надо хранить. Убежденность
рождала энергичные ритмы и яркие поэтические образы, смелость
позволяла художнику проникать в самые потаенные уголки мира
чувств и психологии своего современника.
Карел Томан, интимный лирик по природе своего таланта, тоже
не сумел остаться в пределах наиболее близких ему популярных жан-
ров и рефлексии, присущей модернизму. После пребывания в Англии
и Франции, где он мог наблюдать проявление декаданса во всех сферах
искусства, у него возникла неприязнь ко всякого рода модным литера-
турным течениям. В конце концов он обратился к чешской народной
поэзии. Песенный строй и стал ведущим в его творчестве. В первом
сборнике «Сказки крови» (1898) преобладали характерные для дека-
дентов мотивы, размышления о быстротечности жизни, но здесь же
поэт писал, что не хочет, «как все, заигрывать со смертью», что его
Удел, «несмотря ни на что, идти дальше, в гущу бытия». Ему чужда
была пассивность, и герои его — бродяги, люди, оказавшиеся вне
общества, но любящие жизнь, — становились живым упреком сущест-
вующему строю. Не случайно его называли «певцом действительности».
Ранимый и тяжело переживавший общественные и личные противоре-
чия мировоззренческого характера, он всегда придерживался убежде-
ния, что нельзя порывать связи с окружающим миром, и верил в
неизбежность социальной революции. Это особенно ярко проявилось
в сборнике «Торс жизни» (1902), где поэт болезненно реагировал на
1С7


удары судьбы и все же ценил возможность жить ради будущего. Поис-
ки истины как исходного начала для грядущего воплотило «Меланхо-
лическое паломничество» (1906), написанное под впечатлением зна-
комства с жизнью английских и французских бедняков. Томан писал:
Без веры не быть победителем.
Без нее пропадет человек.
В годы войны поэт тоже стремился пробудить надежду в душах
отчаявшихся, уверенно писал о свободе, которая непременно поднимет-
ся из пепла пожарищ (сборники «Семейные стихи и другие» (1914—
1917), «Месяцы» (1918). Стихотворение о павшем солдате он закон«
чил так:
В соснах карпатских наш ветер расскажет тебе,
Как' дома у нас распускаются клены,
Как чехи живут.
«Голос тишины» (1923)-и «Календарь столетия» (1926)—свиде-
тельства мучительных непрекращавшихся поисков выхода из нетер-
пимого положения, в котором оказался народ, не получивший свободу.
В «хаосе послевоенных лет» Томан не сразу «расслышал голос Октяб-
ря», но вскоре приветствовал революцию в России, писал о молодой
Стране Советов как о будущем других народов, о Ленине — созидателе
нового общественного строя, «на вечные времена светоче для всех
бедняков мира». В стихотворении «Ленин» он выразил всеобщую боль
утраты:
Пришел тот день,
как все другие.
И солнце не погасло, но умер человек,
который был велик; земля качнулась,
словно челн,
оставленный гребцом.
Обращаясь к высокому стилю, Томан использовал белый стих.
В незатейливых песенных ритмах создавал он свои баллады, близкие
по сладу к народным, или хлесткие эпиграммы на фашистов, их пособ-
ников, изменников народному делу. Его патриотическая лирика игра-
ла немалую роль в годы борьбы против фашизма, и поэтому Томану
одному из первых в 1945 г. присвоили звание народного художника.
Так «поколение бунтарей», громко заявив о себе на рубеже веков,
мужественно пронесло через десятилетия знамя чешской поэзии, отра-
жая сложные перипетии времени, нелегкую судьбу своего народа, его
духовное развитие и зреющее сопротивление реакционным силам
эпохи.
Ни один крупный писатель конца XIX — начала XX в. не мог
пройти мимо тяжелого и бесправного положения батраков и рабочих;
вопрос о путях борьбы против социального неравенства — тема мно-
гих художественных произведений, получившая наиболее полное осве-
щение в романе. Характерно в этом отношении творчество Антала
Сташека (.1843—1931) и Терезы Новаковой (1853—1912).
Сташек вслед за Арбесом писал о проникновении буржуазных от-
ношений в деревню, о дифференциации крестьянства, отразил актив-
ное сопротивление пролетариев. В трехтомном романе «В омуте»
(1900), который сам писатель считал своим лучшим произведением,
он рассказал о тяжелой жизни рабочих Приозерского края, порабо-
щенных немецкими капиталистами, о выступлениях и забастовках,
раскрыл оппортунизм социал-демократов. Писатель долгие годы рабО-
lKQ


тал в этих местах адвокатом, выступал в защиту интересов рабочих,
поэтому ему лучше, чем кому-либо, известна была их жизнь. «Я был
с рабочими заодно, — писал позже Сташек, — я чувствовал весь их
гнев и всю их ненависть. В таком состоянии я писал «В омуте».
В центре романа — образ сознательного рабочего Бенды, возглавив-
шего забастовку. К сожалению, дальнейшая судьба героя показана в
отрыве от рабочего движения. Как бы продолжением трилогии стал
двухтомный роман «На границе» (1907), где тоже показана борьба
против засилья немецкого капитала. Выступления пролетариата в
900-е гг. отражены Сташеком в романах «Богатство» (1918), «Борьба»
(1924), в рассказах и повестях.
Писатель стремился указать трудящимся путь к освобождению.
В повести 1876 г., переработанной в 1927 г. в роман под тем же наз-
ванием— «О сапожнике Матоуше и его друзьях», он создал привле-
кательный образ любознательного и остроумного деревенского парень-
ка, участника событий 1848 г., знакомого с текстом «Манифеста Ком-
мунистической партии». Матоуш покидает близких, уходя бороться за
свободу с твердой верой в победу. «Придет время, — говорит'он,—
когда мы заберем у господ всю землю, все поместья... и будем вести
хозяйство сообща». Романтический образ сапожника Матоуша увлека-
ет читателя революционным пафосом.
В идейной концепции романов Сташека сказываются порой его
анархистские взгляды, хотя в повести «Беглец» (1912) и в романе
«Богатство» наглядно показана обреченность стихийных выступлений.
Писатель, к сожалению, не смог в полной мере оценить возможности и
перспективы организованной классовой борьбы пролетариата, хотя и
отразил рост его активности, пробуждение сознания.
Творчество Антала Сташека сложилось под влиянием русского
реализма. Он рано познакомился с творчеством Гоголя и Пушкина, в
1874 г. побывал в России и впоследствии писал в «Воспоминаниях»
(1926): «Я чувствовал, что рядом с Россией, которую мы в Европе
знали, существовала Россия тайных обществ, Россия грозных мятеж-
ников. Это меня притягивало». Тогда же, в 1874 г., им были написаны
поэма «На Ниве» и литературно-критическая работа о творчестве
Тургенева, произведения которого он хорошо знал и любил.
Почти одновременно со Сташеком в том же жанре социального ро-
мана выступила Т. Новакова. Опираясь на достижения Ирасека, она
стремилась в романах о жизни простого народа в разные времена ос-
мыслить исторический процесс. Ее занимали прежде всего развитие
освободительных идей, влияние эпохи реформации и национального
возрождения на воззрения современников.
В своем лучшем романе «Иржи Шматлан» (1906) писательница
показала распространение научного социализма в массах, его проник-
новение в деревню конца XIX в., где на духовный мир людей более
всего влиял священник. Разделив трудную участь большинства
крестьян-ткачей и наблюдая жизнь местных богатеев и духовенства,,
Шматлан перестает верить в бога и в церковь. С помощью рабочего
Гамерника он знакомится с учением Маркса и Энгельса и сам стано-
вится активным пропагандистом идей социализма. Образ социал-де-
мократа Гамерника нарисован с большой симпатией. Энергичный, «го-
товый перевернуть весь мир», он многое сделал для того, чтоб убедить
сельских ткачей в необходимости борьбы.
Дальнейшее развитие чешского социального романа представлено
произведениями Марии Майеровой и Ивана Ольбрахта, вступивших в
литературу в начале 900-х гг. и целиком посвятивших свою жизнь и


творчество борьбе пролетариата. Повести Майеровой о жизни горня-
ков, ее роман «Площадь Республики» (1914) отразили поиски верного
пути к революции, в них содержится критика реформистской политики
правых социал-демократов, разоблачен анархизм и поднят актуаль-
ный вопрос о месте человека в истории. Трагическая судьба русского
эмигранта Луки Вершинина, участника революции 1905—1907 гг.,—
результат его политической бездеятельности во Франции. Отчаявшись,
он стал террористом и стрелял в офицера правительственных войск во
время первомайской демонстрации на площади Республики в Париже.
Развенчав своего героя, Майерова одновременно выдвигала новую для
чешской литературы проблему создания образа современника — борца
за дело рабочих.
В повестях Ольбрахта о босяках, созданных под влиянием М. Горь-
кого, в его романе «Удивительная дружба актера Есениуса» (1919) в
центре внимания — вопрос о связи интеллигенции с народом. Обратив-
шись к предвоенному времени и годам первой мировой войны, писа-
тель заговорил о духовных ценностях, о многообразии творческого про-
цесса и о высокой цели искусства в трудное для страны время — о
гражданственности. Глубоко и всесторонне осветить эти проблемы
позволили характеры-антиподы: талантливый и трудолюбивый
крестьянский сын Иржи Есениус, постигающий глубины актерского
мастерства, и легкомысленный удачливый Ян Веселый, любимец
театральной' публики. Разными и нелегкими путями пришли друзья в
освободительное движение, и оба не покорились воле австрийских воен-
ных властей. Роман «Удивительная дружба актера Есениуса» поло-
жил начало чешскому антивоенному роману, сложившемуся в 20-е и
30-е гг.
Идейно-художественные поиски Майеровой и Ольбрахта в значи-
тельной степени осложнялись влиянием декадентской литературы. Од-
нако связь с демократическими литературными традициями и личное
участие в рабочем движении привели их еще в начале творческого пу-
ти на позиции реализма.
В одном русле с формирующейся пролетарской литературой разви-
валось творчество писателей-реалистов, беспощадно * критиковавших
капиталистическую действительность, но еще не нашедших опоры в
организованном движении пролетариата, не видевших революционной
перспективы исторического развития. Такой яркой фигурой в 900-е и
особенно 10-е гг. XX в. был Ярослав Гашек, разделявший некоторое
время идеи анархизма. Он печатался во многих сатирических журна-
лах, работал редактором в анархистском журнале «Коммуна», высту-
пал перед горняками Северной Чехии с лекциями, участвовал в митин-
гах и демонстрациях,' неоднократно подвергался аресту. Близость к
рабочим придала политическую остроту его сатирам. Язык бедноты и
пражской богемы шокировал общество, далеко не все тогда поняли,
что словесная форма произведений Гашека была протестом против ра-
финированного изысканного стиля декадентов, их сентиментальности.
В статье «Социальная поэзия» (1907) Гашек высмеивал слащавое со-
чувствие пролетариату и призывал к созданию «песни мятежа».
Уверенность художника в скором развале Австро-Венгрии сквози-
ла в сатирических фельетонах, пародиях, памфлетах, писатель часто
прибегал к гротеску. Нарочно утрированы ситуации, разоблачающие
лицемерную благотворительность богачей, в рассказах «Суп для бед-
ных детей», «Юбилей служанки Анны». Особенно колоритна «История
поросенка Ксавера» (1913), где ясно показано, что барской свинье жи-
вется куда лучше, чем труженику. В сатирическом рассказе «Как Об-


щество бережливости спасло отчаявшегося» гипербола помогает раз-*
венчать миф о возможности для бедняка разбогатеть. Отважный сати-
рик, создавал карикатуры не только на государственный аппарат и по-
лицию, но и на самого императора. Осмеяние церкви, выявление реак-
ционности партии христианских социалистов (равно как и других
буржуазных партий) были излюбленными темами Гашека.
В 1912 г. выходит сборник «Бравый солдат Швейк и другие рас-
сказы», где «дисциплинированный» солдат помогает автору высмеять
абсурдность армейских порядков. Во время первой мировой войны Га-
шек был призван, в армию, а в 1915 r.v сдался в плен русским, стал ле-
гионером, в дальнейшем — он, активный участник гражданской войны
в России, служил в рядах Красной Армии. В эти годы окончательно
сложился и окреп его блестящий сатирический талант.
Первая мировая война еще более обнажила непримиримее проти-
воречия общества и гнилость всей системы. Национально-освободитель-
ное движение в этих условиях сплотило прогрессивных писателей. Их
манифест от 17 мая 1917 г. с призывом к ^ешским депутатам парламен-
та последовательно защищать интересы народа свидетельствовал об
активности писательской общественности.
Засилье декадентской литературы не остановило развития чешско-
го реализма, не заглушило его новые ростки, настойчиво пробивавшие-
ся сквозь мрак и безверие. Как бы ни был труден путь передовых пи-^
сателей, как бы ни была сложна их творческая лаборатория, они в
конце концов становились продолжателями достижений чешских реа-
листов в новых исторических условиях — в типичных для своего време-
ни сюжетах и характерах отражали народную жизнь и чаяния передо-
вой части общества. Идейная направленность таких произведений вьь
двинула нового лирического героя, личность сложную, но активную и
убежденную в революционном исходе назревших противоречий. В ис-
торических эпопеях Ирасека сложился новый литературный характер
борца за права народа. Аналогичная задача встала перед прозаиками,
обратившимися к изображению борьбы пролетариата. Решить ее, как
и новые художественные проблемы, удалось на следующем этапе ис-
торического развития.
Что же касается последовательных декадентов, которые и в даль-
нейшем будут претендовать на роль новаторов, их места в литератур-
ном процессе рубежа веков, то оценку подобным экспериментам дал
Г. В. Плеханов: «Кто слепок новым учениям общественной жизни, для
кого нет другой реальности, кроме его «я», тот в поисках «нового» не
найдет ничего, кроме нового вздора».
Чешская прогрессивная литература второй половины XIX — начала
XX в. шла по пути совершенствования художественного воплощения
неразрывной (^вязи человека с эпохой, личного — с общенародным.
6 P. P. K"v9H*»Tinea


ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ
НОВАЯ СТУПЕНЬ КРИТИЧЕСКОГО РЕАЛИЗМА И
СУДЬБА МОДЕРНИСТСКИХ ТЕЧЕНИЙ.
СТАНОВЛЕНИЕ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО РЕАЛИЗМА
(1918-1945 гг.)
В Чехословацкой буржуазной республике, образованной в 1918 г.т
несоизмеримо возросла издавна присущая чешским писателям поли-
тическая активность, проявившаяся уже в годы мировой войны и пос-
ле Февральской революции в России, когда были сделаны первые ша-
ги к сплочению передовой общественности страны. Дальнейшие рево-
люционные события, участие в них обусловили перелом в мировоззре-
нии и эстетических взглядах целого ряда талантливых поэтов, прозаи-
ков, критиков, хотя не всегда их творческий путь был лишен отступле-
ний. Волна революционного подъема, забастовочное движение в годы
экономических кризисов, антифашистская борьба оставили свой след в
литературе, поднявшейся до значительных высот в 20-е и 30-е гг.
Октябрьская социалистическая революция пробудила инициативу
трудящихся, протестующих против разграбления страны австрийскими
правителями и чрезмерной эксплуатации. Пролетариат боролся за
8-часовой рабочий день, за пособия безработным и больным, крестьяне
требовали раздела помещичьей земли, многочисленные забастовки,
антивоенные демонстрации проходили под лозунгом создания незави-
симого чехословацкого государства, росла политическая активность
масс. Летом 1918 г. в Праге, Моравской Остраве, Брно возникли Со-
веты рабочих депутатов. Созданный осенью того же года пражский
Социалистический совет вопреки воле буржуазного Национального ко-
митета провел вошедшую в историю Октябрьскую всеобщую полити-
ческую стачку, охватившую многие районы Чехии и Моравии. 14 ок-
тября на рабочих собраниях и митингах была провозглашена Социа-
листическая республика. Против бастующих выступили войска и по-
лиция, в Брно и других моравских городах волнения длились несколь-
ко дней. Напуганная буржуазия и правые социал-демократы постара-
лись срочно ликвидировать руководивший стачкой Комитет действия,,
образованный Социалистическим советом.
О создании самостоятельной Чехословакии 28 октября 1918 г.
возвестил Национальный комитет, возглавляемый промышленниками,
финансистами, крупными землевладельцами: при поддержке держав
Антанты он присвоил себе функции временного высшего государствен-
ного органа. Независимости добилось трудовое население страны,
прежде всего — пролетариат, но тогда не было еще революционной
партии, у руководства рабочим движением находились преимуществен-
но правые социал-демократы, предавшие интересы народа. Власть
захватила буржуазия, президентом был избран Т. Г. Масарик.
Государственная самостоятельность не принесла трудящимся под-
линной свободы. оесЬоомы были огпаниченными. иллюзии о лемокоатиз-


ме национальной буржуазии развеялись. С 1919 г. развернулась борь-
ба чешского и словацкого пролетариата за социалистические преобра-
зования. Под влиянием победы венгерской революции в июне 1919 г.
возникла Словацкая советская республика. Через три недели власть
Советов в Восточной Словакии была подавлена чехословацкими пра-
вительственными войсками, которые заняли также Закарпатскую Ук-
раину. К концу 1919 г. оппозиция внутри социал-демократической пар-
тии образовала марксистскую левую фракцию, во главе которой вста-
ли виднейшие деятели рабочего движения — Б. Шмераль, А. Запотоц-
кий, И. Гибеш. Развитие революционных событий в промышленных
центрах, демонстрации трудящихся Чехии, Словакии и Закарпатской
Украины, наконец, сражение пражских рабочих с правыми социал-де-
мократами и полицией за Народный дом, где размещалась типогра-
фия, привели к организации исполкомом левых известной политиче-
ской стачки промышленных и сельскохозяйственных рабочих в декабре
1920 г. На местах бастующие с оружием в руках сражались за власть,
однако стачка была подавлена, активисты арестованы, начались реп-
рессии — буржуазия укрепляла свои позиции. Декабрьские события по-
казали необходимость объединения революционных групп. В 1921 г.
создана Коммунистическая партия Чехословакии, присоединившаяся к
III Интернационалу.
В период временной стабилизации капитализма, во второй поло-
вине 20^х гг., трудящиеся продолжали отстаивать свои социальные и
гражданские права. Сопротивление правительственной линии в области
экономики и политики стало особенно упорным с началом затяжного
экономического кризиса. На V съезде КПЧ в 1929 г. к руководству
пришло большевистское ядро партии во главе с Клементом Готваль-
дом, была выработана программа развертывания классовой борьбы
пролетариата. На севере Моравии, в каменоломнях Фривальдова, за-
бастовка 1931 г. вылилась в политический протест: жандармы стреляли
в демонстрантов — рабочих и безработных, выступивших против хозя-
ев. Самая крупная забастовка горняков Северной Чехии в 1932 г. то-
же переросла в политическое движение широких масс, стачечный ко-
митет в Мосте в!зял власть в свои руки. В Чехии, Словакии, Закарпат-
ской Украине бастовали сельскохозяйственные рабочие. Трудящиеся
выступали против роспуска красных профсоюзов и комсомола, за кон-
такты с Советским Союзом и прогрессивными силами других стран.
С 1933 г., когда власть в Германии захватили фашисты, прави-
тельство Чехословакии якобы с целью «охраны государства» усиленно
наступает на КПЧ и рабочие организации; надолго запрещается ком-
мунистическая пресса, партии коммунистов приходится уйти в подцолье.
Реакционеры пытались ввести фашистскую диктатуру, при этом осо-
бенно энергично действовали немцы, связанные с гитлеровцами и орга-
низовавшие судетско-немецкую партию во главе с К. Генлейном. Внут-
ри страны формировалась «пятая колонна» из фашистских агентов.
КПЧ повела борьбу за объединение антифашистских сил. В 1936 г.
в связи с решением VII конгресса Коминтерна был выдвинут лозунг
образования в стране Народного фронта, коммунистов поддержали
массы. Однако буржуазия не допустила сплочения борцов против фа-
шизма.
В 1935 г. Т. Г. Масарика на посту президента сменил Эдуард Бе-
пещ. Его правительство отвергло помощь СССР в дни угрозы агрессии
со стороны гитлеровской Германии и приняло условия сговора в Мюн-
хене 29—30 сентября 1938 г. представителей Англии, Франции, Герма-
нии, Италии. Чехословакию расчленили: выделилось марионеточное


клерикально-фашистское словацкое государство; Закарпатская Украи-
на и часть Восточной Словакии отошли к хортистской Венгрии. 15
марта 1939 г. над оккупированными фашистами Чехией и Моравией
был установлен протекторат.
Борьба против фашизма продолжалась как внутри страны, так и
в двух эмигрантских центрах: в Лондоне создали, правительство под
руководством Э. Венетам Москва стала центром антифашистов во
главе с К. Готвальдом. Для народов Чехословакии эти тяжелые годы
отмечены ростом антифашистского Сопротивления, трагическими со-
бытиями^ невозместимыми утратами родных, близких, виднейших об-
щественных деятелей, талантливых писателей. Но прогрессивное ис-
кусство, литература выстояли, и немалая заслуга в том тех литерато-
ров, в чьем творчестве сложился к тому времени социалистический
реализм, образовавший крепкий идейно-эстетический фундамент, на
котором возвысилось здание национальной культуры в освобожденной
Чехословакии.
Важнейшим фактором культуры довоенной Чехословакии стало
формирование пролетарской литературы 20-х гг. как самостоятельного
направления. Именно в этом русле и возник новый творческий метод —
социалистический реализм. Его дальнейшую судьбу в 30-е гг. опреде-(
лила интенсивная эволюция общественных и эстетических взглядов'
писателей. Отображая в своих произведениях освободительную борьбу
народа, они ниспровергали лжепатриотизм, разоблачали суть фашист-
ской идеологии, их восприятие действительности противостояло мо-
дернистским концепциям в искусстве.
Социалистический реализм позволял видеть жизненные явления в
их историческом развитии и, главное, с учетом реальной перспективы.
Последнее имело огромное значение в условиях экономического кризи-
са, обнаружившего несостоятельность буржуазного строя и чехословац-
кого правительства. Только понимание исторических законов могло
обеспечить правдивое изображение в литературе борющихся сил, ос-
ветить пути успешного преодоления социального и политического гне-
та, убедить в реальности победы над темными силами реакции и фа-
шизма. «
Несмотря на сравнительно небольшое количество чешских произ-
ведений, в которых сложился передовой метод, их главенствующая
идейно-эстетическая роль определила характер взаимных отношений
социалистического реализма с другими творческими литературными
концепциями, направлениями и течениями. Непростой вопрос о взаи-
мовлиянии художественных систем возникает при исследовании гене-
зиса социалистического реализма (чешская литература дает для этого
богатейший материал) и национальной специфики его дальнейшего
развития. Другая сторона объективного процесса, интересно представ-
ленного в чешской и словацкой межвоенной литературе,-—эволюция
иных идейно-художественных систем под воздействием эстетики социа-
листического реализма. Касается это .прежде всего творчества чешских
реалистов. Для них стала очевидной историческая бесперспективность
буржуазного строя, йодавляющего человека духовно. Немалую роль
при этом играли воздействие пролетарской идеологии (не всегда пря-
мое) и социалистическая литература, к которой они могли относиться
по-разному, иногда — довольно скептически. На том этапе, когда со-
циалистический реализм становится творческим методом наиболее
прогрессивной части писателей, с их достижениями связаны и состоя-


ние критического реализма, и развитие его идейно-художественных
возможностей, хотя это далеко не всегда осознавалось даже критикой.
Явные преимущества передового метода нашей эпохи, его соответствие
ypoBHto философской мысли, новому эстетическому восприятию окру-
жающего, высокая ' степень художественной правдивости при изобра-
жении общественных отношений — все это привлекает мастеров слова,
меняется характер их творчества, преобразуются давно сложившие-
ся, утвердившиеся художественные системы, завершенность и устойчи-
вость кохррых, казалось бы, не предполагает существенных изменений.
Именно так было с критическим реализмом в Чехословакии, как и в
других странах в период наиболее интенсивного развития социалисти-
ческого реализма. В силу полного отрицания целесообразности бур-
жуазного миропорядка для человечества (а не стремления к его улуч-
шению) критический реализм на новом этапе — это тот реализм, кото-
рый уже трудно определить как «критический», и сложиться он мог
только в эйоху утверждения социалистического реализма. Закономер-
ность подобной внутренней связи подтверждают проникновение рево-
люционных идей в произведения классиков критического реализма и
формирование нового метода в творчестве ряда выдающихся реалис-»
тов (хотя последнее, разумеется, не обязательно). Такова логика лите-.
ратурного процесса XX в.
Судьба декадентских течений тоже начинает зависеть от влияния
развивающегося социалистического реализма, даже если его совершен-
ствование происходит за пределами национальной литературы. В этом
сказываются активность, а также интернациональное значение метода.
Под его воздействием деформируются художественные концепции, в
основе которых лежат принципы идеалистических философских тече-
ний. Меняются символизм, импрессионизм, сюрреализм. Процесс этот
естественный, собственно, качественно новая ступень прежнего влия-
ния реализма, поколебавшего субъективистские принципы отображения
действительности.
Возникновением ' социалистического реализма в пролетарской
литературе во многом объясняется особый, весьма сложный характер
чешского левого авангардизма. Не нашла полноценного художествен-
ного рретворения выдвинутая в середине 20-х гг. авангардистская прог-
рамма так называемого поэтизма, предполагавшая разделение сфер
революционной борьбы и «свободной» пролетарской поэзии, якобы при-
званной скрашивать тяжелое существование трудящихся, развлекать
их. Не стал плодотворным на чешской почве и сюрреализм, сменивший
в 30-е гг. поэтизм, хотя во главе группы сюрреалистов был выдающий-
ся поэт Витезслав Незвал.
Экзистенциализм, едва появившись на свет, тоже переживает
серьезные противоречия. В Чехословакии, где утверждался социалисти-
ческий реализм, он так и не становится самостоятельным литератур-
ным течением. Обращение к сюрреализму, экзистенциализму и множест-
ВУ Других «измов» (например, мифологизму, шозизму и тропизму как
Разновидности неоромантизма) всегда связано с периодами кризиса,
господством реакции и ревизионизма. Но и в годы наибольшей попу-
лярности они не определяли главных направлений развития ни одной
из национальных литератур, в том числе и чешской.
Таким образом, социалистический реализм способствует повыше-
нию идейно-художественного уровня критического реализма и косвен-
**° —деформации тех систем, которые ^опираются на идеалистическую
Философию и обнаруживают свою несостоятельность в области художе-
Ственной типизации важнейших общественных явлений. Вместе с тем


социалистический, реализм активно утверждает новые средства худо-
жественного обобщения, иногда творчески преобразуя формальные
достижения других методов и направлений.
Формирование стилевых течений, обогащение жанровых структур
происходит главным образом в литературе социалистического реализ-
ма. В противоборстве с идейными противниками, при сложных взаим-
ных отношениях с разными художественными течениями складыва-
лась постоянно совершенствующаяся эстетическая система нового
творческого метода, вобравшая достижения классического наследия и
определившая прогрессивность лучших произведений на всех этапах
этого сложного периода.
В чешской межвоенной литературе различают два основных исто-
рически обусловленных этапа: первое десятилетие после образования
чехословацкого буржуазного государства (1918—1928), учитывая при
этом, подъем революционного движения в стране до 1924 г. и спад в
годы временной стабилизации капитализма, вплоть до начала общего
затяжного кризиса в 1929 г., и 30-е гг. (1929—1939), когда забастовоч-
ное движение, борьба за создание единого антифашистского фронта
сплотили передовые силы, когда литература — особенно проза, драма-
тургия, критика — достигла значительных высот.
Несмотря на преследования чешских прогрессивных писателей в
годы фашистской оккупации, и на том этапе (1939—1945) были созда-
ны художественные произведения огромного политического значения.
Многие из них напечатаны только после освобождения Чехословакии и
стали свидетельством духовной стойкости народа. Высокий уровень
антифашистской литературы тех лет был обеспечен крупными дости-
жениями чешских писателей в 20-е и 30-е гг.
ИДЕЙНО-ХУДОЖЕСТВЕННЫЕ ТЕЧЕНИЯ И ФОРМИРОВАНИЕ
ПРОЛЕТАРСКОЙ ЛИТЕРАТУРЫ КАК САМОСТОЯТЕЛЬНОГО
НАПРАВЛЕНИЯ В 20-е гг.
После двух лет существования самостоятельной Чехословакии на-
чалось явное пробуждение активности широкой писательской общест-
венности. И то, что вначале было ясно лишь единицам, становилось
достоянием многих. Размежевание в рядах творческой интеллигенции
Сопровождалось как образованием объединений, ориентированных на
официальную линию буржуазной республики, так и, напротив, возник-
новением писательских организаций, поддерживающих народ и глав-
ным образом — пролетариат.
Сплочению прогрессивных писателей, росту их идейного сознания
способствовали общественно-политические и литературные журналы.
«Если вы прочтете «Червен», — писал Нейман в 1920 г., — то увидите,
как долго мы шли на ощупь, как тяжело пробуждались, но увидите
также, как твердо и ясно мы присоединились в конце концов к деятель-
ности Коммунистического Интернационала, сделав для себя все выте-
кающие отсюда выводы. Мы, однако, честное слово, не стыдимся за
этот этап познания: мы пробились к социализму и поэтому принадле-
жим ему душой и телом...»
В 1919 г. «Червен» поместил на своих страницах статью А. В. Лу-
начарского «Культурные задачи трудящихся классов», которая, несмот-
ря на некоторый схематизм, имела положительное значение. И в
дальнейшем Нейман печатал работы Луначарского, которые воздейст-
вовали на эстетические взгляды и творческие принципы самого поэта


и окружавших его писателей, содержали надежную информацию о ли*
тературной жизни России. Были опубликованы статьи М. Горького
«Две культуры», «Коммунистический Интернационал», «Воспомина-
ния о Л. Н. Толстом». В издании «Червена» в 1920 г. вышла книга
В. И. Ленина «Государство и революция». Это стало значительным
событием политической и культурной жизни страны, обоснование пу-
тей революционной борьбы было чрезвычайно важно в период созда-
ния Коммунистической партии Чехословакии. Социал-демократические
руководители намеренно старались-не издавать марксистских работ,
тем большее значение имела книга В. И. Ленина.
Из «социального еженедельника», печатавшего литературный ма-
териал, «Червен» со временем превратился в орган «Союза коммунис-
тических групп», которые вели борьбу за линию III Интернационала в
рабочем движении. В мае 1921 г. Нейман, возглавлявший чешские и
моравские коммунистические группы, присутствовал на учредительном
съезде и по праву считается одним из основателей Коммунистической
партии Чехословакии. С 1920 г., когда «Червен» стал политическим
органом, Нейман начал издавать другие литературные журналы:
«Кмен»' (1920—1922) и «Пролеткульт» (1922—1924). (Последний был
потом официальным культурно-просветительным органом компартий.)
Осенью 1920 г. Нейман выступил в «Кмене» с требованием яснос-
ти поэтических форм и доступности содержания поэзии. Его установка
противостояла декадансу и левацким взглядам теоретиков, «освобож-
давших» искусство от общественных проблем и политики, якобы ради
«отдыха» трудящихся, «уставших от классовой борьбы». Нейман, на-
против, призывал писателей «разорвать заколдованный круг, в кото-
рый заключена литература, являясь чаще всего только развлечением...
Молодежь должна наполнить, — писал он, — свои произведения жиз-
ненным материалом, понятным широкому кругу людей, сознательным
рабочим, земледельцам, солдатам, и полезным для них».
Кроме ясности формы, Нейман требовал соответствия содержания
идеям социальной революции. Задачи, выдвинутые им перед молодой
пролетарской поэзией, выражали по сути своей партийное отношение
к творчеству.
Не меньшее значение в борьбе за демократизацию и жизненность
молодой пролетарской литературы имел журнал Неедлы «Вар», начав-
ший выходить с 1921 г. и надолго объединивший передовых писателей.
Деятельность профессора Пражского университета — значительный
вклад в развитие чешской прогрессивной культуры и формирование
марксистской эстетики. Он оказывал большое влияние на молодежь.
Под его воздействием сложилось творчество Волькера; позже лекции
Неедлы в Пражском университете слушал Фучик и всегда с благодар-
ностью вспоминал об этом. Ученый предостерегал от поверхностного
Увлечения социализмом, призывал к активной и последовательной борь-
бе за освобождение трудящихся. Он был тесно связан с рабочим дви-
жением, вел активную борьбу против фашизма в период испанских со-
бытий и во время второй мировой войны. Неедлы многое сделал для
того, чтобы его соотечественники верно поняли исторический перелом
в России. Ему принадлежит большая монография о В. И. Ленине.
В 1925 г., несмотря на наступление реакции, он возглавил «Общество
культурных и экономических связей с новой Россией». Ряд статей
Неедлы посвятил чешско-русским литературным контактам. Историю
и культуру чешского народа он освещал с марксистских позиций. Ра-
боты о классиках чешской музыки, живописи, литературы, в частности
0 Божене Немцовой, Кареле Гавличке Боровском, Яне Неруде, и ряд


проблемных статей о реализме написаны в 1921—1922 гг.* когда осо-
бенно важно было отстоять классическое наследие — опору для проле-
тарской литературы нового типа, воплощавшей идеалы социалисти-
ческой революции. Нигилистическое отношение к реализму могло на-
нести непоправимый урон зарождавшемуся литературному направле-
нию. Неедлы один из немногих, кто занял тогда верную позицию по
отношению к классическому наследию и реализму. В статье «Святоян-
ская культура» (1920) он защищал правдивое, высокоидейное, как он
писал, «здоровое» искусство. Именно ему обязаны чешские пролетар-
ские писатели тем, что избежали многих непоправимых ошибок.
В августе 1921 г. создан Пролеткульт, основной задачей которого
стало распространение марксистско-ленинского учения. В его органи-
зации участвовали Нейман, Ольбрахт, Гора, Майерова, Сейферт, Неед-
лы. Члены Пролеткульта проводили лекции, вечера, спектакли, стре-
мясь противодействовать буржуазному влиянию на рабочие массы.
Эта организация ничего общего не имела с позицией русских пролет-
культовцев, хотя и носила такое же название. Чехословацкий Пролет-
культ, будучи тесно связанным с коммунистической партией, просу;
ществовал самостоятельно несколько лет, а с 1924 г. преобразовался в
отдел ЦК компартии Чехословакии.
Чешская пролетарская литература переживала в 20-е гг. сложный
период идеологических дискуссий, горячих споров по вопросам эстети-
ки, в ходе которых вырисовывались черты нового творческого метода.
Между членами Пролеткульта, объединившимися ради создания под-
линно революционной литературы, возникали разногласия по поводу
конкретных путей к достижению этой высокой цели. Разные позиции
занимали ведущие чешские поэты Гора и Нейман. Гора, критикуя об-
наженную тенденциозность, отстаивал художественность нового ис-
кусства. Нейман же исходил прежде всего из идейного новаторства,
недооценивая порой значения художественной формы.
В программной статье «Пролетарское искусство», опубликованной
в журнале «Вар» (апрель 1922 г.), Волькер, выступивший от имени
группы революционных Писателей, раскрывал суть эстетического соз-
нания в связи с задачами революции, в свете' борьбы двух идеологий.
«Мы чувствуем,'—писал он, — несправедливость и обречённость нас-
тоящего строя и верим в создание иного общества. Видя прочный и
конкретный план в марксистском учении, смотрим на мир с точки зре-
ния исторического материализма. Поэтому в нашем понимании новое
искусство является искусством классовым, пролетарским и коммуни-
стическим... Принципиальным признаком нового искусства является
революционность».
Несколько позже Майерова, связывая творчество каждого худож-
ника с его классовым мировоззрением, защищала революционную «тен-
денциозность», а по существу тоже принцип коммунистической партий-
ности. Опубликованная ею лекция «В мастерской писателя» (1929)
опровергала заявление буржуазных теоретиков об аполитичности ис-
тинного художника. «Как правило, писатель создает тип не только
собственными усилиями, а, если можно так сказать, в сотрудничестве
со своим веком, своими взглядами... Все художественные произведения
тенденциозны или, если хотите, агитационны. Разница только в том,
что каждый из нас по-своему понимает справедливость в зависимости
от того, к какому классу принадлежит... И если я борюсь за что-то в
своем творчестве, — а каждое творчество есть борьба, — то я борюсь
за революцию, потому что в ней вижу возможность новой социальной
организации жизни и основу новой культуры, нового искусства».


Ясность позиции была тогда особенно важна в связи с преодолени-
ем серьезных ошибок и заблуждений защитников поэтизма, которые в
своих манифестах отстаивали «чистое искусство», как они говорили,
«освобожденное от идей». Так, теоретик поэтизма Карел Тейге полагал,
что тенденциозность придает однообразие произведениям искусства, что
пролетариату якобы нужна иллюзорная поэзия, возвышенная и вдох-
новенная, а не отражающая реальные факты угнетения.
Споры о тенденциозности вели также члены словацкого объедине-
ния писателей — ДАВ. В 1925 г. Эдуард Урке выступил со статьей
«Литература и ее воспитательная роль». Позже он критиковал Бедржи-
ха Вацлавека за непоследовательность толкования связи. искусства с
классовой борьбой в книге «Поэзия на распутье» (1930). Петер Илем-,
ницкий в журнале «ДАВ» пояснял, что истинное искусство не приукра-
шивает жизнь, не замалчивает вопиющую нищету и тем самым зовет
на борьбу. «Защитники так называемого чистого искусства», — писал
он, — восклицают: «Тенденция!» —Да, верно, тенденция. В современном
классовом обществе каждое произведение искусства тенденциозно».
Суждения Илемницкого и Майеровой совпадают и свидетельству-
ют о формировании теоретических принципов, освещающих неразрыв-
ное единство подлинно прогрессивного художественного творчества с
революционными задачами пролетариата. Призыв создавать новое ис-
кусство, которое стало бы частью общепролетарского дела, звучал
тогда в выступлениях многих чешских я словацких писателей. Разре-
шить же практически проблему соединения художественности и ре-
волюционности удается не так скоро, ибо дело это нелегкое. И все же
в 20-е гг. было положено начало созиданию литературы, которая по-
могла бы покончить с эксплуатацией трудящихся. Началось осмысле-
ние принципов творческого метода, рождавшегося в пролетарской ли-
тературе. С классовым подходом к художественному изображению
действительности передовые писатели связывали эстетический идеал,
отвечающий марксистскому мировоззрению. Об этом неоднократно
писали Нейман, Неедлы, Волькер. Они отстаивали возможность соз-
дания социалистической культуры уже в процессе подготовки проле-
тарской революции. Это важнейшее положение открывало реальные
перспективы для молодой пролетарской литературы. Как результат
общих усилий возникла программная статья Волькера «Пролетарской
искусство». Он писал: «Мы рассуждаем следующим образом: только в
пролетарском государстве возможна пролетарская культура, то есть
пролетарское искусство, ставшее общим стилем. Но пролетарское ис-
кусство возможно и сегодня. Революция является его контрапунктом.
Однако революционное умонастроение не ограничено моментом прове-
дения революции, оно существует и в период ее подготовки, следова-
тельно, не только в будущем пролетарском государстве, а уже сегодня,
в борьбе за это государство, рождается пролетарское искусство».
Статью «Пролетарское искусство» заказало для сборника объеди-
нение «Деветсил», членом которого был з то время и Волькер. Однако
ее концепцию отвергли, так как она не соответствовала взглядам ру-
ководителей, а в декабре 1922 г. вышел «Революционный сборник «Де-
ветсил», где редакционная статья «Новое пролетарское искусство», на-
писанная Тейге и Сейфертом весной 1922 г., по существу, первый шаг
к чешскому «поэтизму». Здесь в противовес положениям Волькера ут-
верждалось, что «главная тенденция искусства — быть искусством».
Народность художественных произведений трактовалась как «доступ-
ность и занимательность», акцентировалась развлекательная роль ли-
тературы, а в статье Тейге «Искусство сегодня и завтра», опублико-


ванной в том же сборнике, речь шла о функции «душевной гигиены»,
приравненной к спорту, появились сопоставления с цирком и футболом.
В более поздней статье «О поэтизме» (1924) Тейге уже подчеркивал
отсутствие связи творчества с мировоззрением художника, выступил
против «трудовой атмосферы» в поэзии. Он видел смысл поэтизма в
том, чтобы «сделать из жизни нечто великолепное и забавное: эксцент-
рический карнавал, арлекиниаду чувств и представлений о мире, опья-
няющую киноленту, волшебный калейдоскоп».
Среди деветсиловцев были такие талантливые поэты, как Ярослав
Сейферт и молодой Витезслав Незвал. Они разделяли программу Тей-
ге, но их собственное творчество выходило далеко за узкие рамки поэ-
тизма. Больших художников привлекли выступления против лозунгово-
сти, действительно имевшей место в пролетарской поэзии, они искренне
полагали тогда, что развивают марксистскую эстетику, о чем, кстати,
было заявлено и в редакционной статье, открывающей первый сборник.
В начале своей деятельности деветсиловцы критиковали также субъек-
тивизм. В дальнейшем, в годы стабилизации капитализма, «Деветсил»
перешел на позиции «чистого искусства». Поэтисты считали своей за-
дачей решение исключительно эстетических проблем и создание «ис-
кусства радости», поэзии «воскресных вечеров, пикников и сверкаю-
щих кафе». Они противопоставляли чувственный мир интеллекту, хотя
их привлекали достижения современной науки и техники, и они пере-
носили в поэзию принципы кино, стремясь к синхронному изображению,
к полифоничности. «Ред» (Ревю союза современной культуры «Девет-
сил»), выходивший под редакцией Тейге, снова поднимал на щит фу-
туризм, провозглашал теорию «освобожденных слов» в поэзии, ассо-
циативность как основной творческий метод.
Значительную роль в культурной жизни Чехословакии середины
20-х гг. играла группа литераторов, возникшая в Брно в 1923 г. как от-
деление пражской организации «Деветсил». В деятельности этой груп-
пы принимали участие известный чешский поэт Франтишек Галас и
критик-коммунист Бедржих Вацлавек. Брненские деветсиловцы счита-
ли себя марксистами. В их журнале «Пасмо» печатались также члены
пражского «Деветсила», которым так и не удалось создать свой жур-
нал. Положительным в деятельности брненских деветсиловцев было
стремление донести до масс прогрессивные идеи эпохи, новое в ис-
кусстве. Они организовывали выставки современной живописи и ар-
хитектуры, проводили циклы лекций по литературе, искусству, филосо-
фи^. В подзаголовке к «Пасму» значилось: «Листовка о новой прозе,,
поэзии, марксизме, инженерной технике, кино, театре...». В журнале-
были специальные рубрики о Советском Союзе, социализме и классо-
вой борьбе, велась критика мещанства, снобизма. Все это отвечало %а-
дачам передовой литературы, и все же деветсиловцы постепенно отда-
лялись от жизни и борьбы чешского пролетариата, их произведения
становились непонятными народу. Увлечение поисками необычных
экстравагантных форм, идейная незрелость и /теоретическая путаница
уводили их от реализма.
С 1930 г., когда экономический кризис захватил и Чехословакию,
привел к росту безработицы в стране, когда возникла опасность фа-
шизма, многие деветсиловцы, ратовавшие за искусство, «освобожден-
ное от идей», возвращались на активные жизненные позиции. Как
пражские, так и брненские деветсиловцы влились тогда в движение
«Лева фронта», где открыто провозглашалась связь художественного
творчества с революционным движением. Они разделяли положения
ппогоаммы компартии в области культуры.


Большинство писателей, споривших о пролетарском искусстве, бы-
ли коммунистами, стремились к созданию эстетической концепции,
противостоящей официальной литературе буржуазной республики,
представленной, например, творчеством Дыка и Махара, которые трже
обращались к рабочей тематике, но осуждали политическую борьбу
пролетариата, считали ее бесперспективной. С годами все более острую
форму принимал протест прогрессивных писателей против католичес-
кой литературы и «руралистов», призывавших в своих «деревенских
идиллиях» к классовому миру, а на самом деле выражавших взгляды
самой реакционной партии аграриев. За призывами к единению нации
и проповедью якобы исконно чешских принципов общины явно просту-
пала их реакционная позиция.
Последовательное развитие принципы пролетарского искусства
нашли в творчестве Неймана и Волькера, их поэзия и критические
статьи во многом определили дальнейший путь чешской прогрессивной
литературы.
ИРЖИ ВОЛЬКЕР
Творчество Иржи Волькера (1900—1924) было одной из самых яр-
ких страниц чешской литературы 20-х гг. Он был молод, не отягощен
тем грузом ошибок и сомнений, которые усложняли взгляды писателей
старшего поколения, овладевающих марксистской эстетикой. Он мно-
гого достиг, закладывая основы социалистической литературы, и на-
род справедливо считает его классиком нового пролетарского направ-
ления. Шальда написал: «Волькер— наше чудо, и не малое, а великое
чудо, в которое трудно было поверить. Он действительно читаем наро-
дом. Он на самом деле нашел к нему путь. Знали и читали — во всяком
случае отдельные его произведения — настоящие, закаленные рабочие;
это правда, что страницы его книг переворачивали заскорузлые мозо-
листые руки».
Волькер родился в моравском городке Простейове, в семье слу-
жащего-демократа. Отец принимал активное участие в деятельности
общественно-спортивной патриотической организации «Сокол». Мать,
разделившая трудную судьбу больного туберкулезом, крайне нуждав-
шегося сына, стала его настоящим другом. Ей, образованной, интел^
лигентной женщине, первой слушательнице бессмертных стихов Воль-
кера, должны быть бесконечно обязаны последующие поколения за
подробное описание умонастроения, взглядов,- реальных истоков твор-
чества и всей жизни поэта, вплоть до тяжелейших последних дней.
Книга Здены Волькеровой «Иржи Волькер в воспоминаниях матери»
(1951)—основной источник сведений о писателе.
Вырос Волькер среди городских однокашников, большей частью
из рабочих семей. Старшие товарищи уходили на фронт, погибали, в
городе часто возникали антивоенные выступления. Мать поэта писала:
«Иржи пережил грозные демонстрации голодных людей на улицах
Простейова. Он видел, как 24 апреля 1917 года стреляли в безоруж-
ных людей, которые требовали хлеба, как падали убитые, как увозили
на телегах мертвых и раненых. От несправедливости и жестокости его
глаз.а наполнялись ужасом».
Совсем еще юным в сентябре 1917 г. Волькер выступал на тайном
собрании молодежи, говоря о начале новой эпохи. В сохранившемся
Тексте его речи звучал призыв к действию: «Через канонады на фрон-
тах войны до нас доносится с востока голос свободы. Настает время
Переворотов, все прогнившее и никчемное рушится. Теперь и мы, на ко^


(го так долго и безжалостно наступала история, можем, наконец, выр-
вать принадлежащее нам право». Тогда ему казалось, что успех дела
зависит от интеллигенции, которая, как в былые времена, должна
встать во главе народа. И только позже он поймет, что главная сила
социальной революции — пролетариат.
Писать Волькер начал рано, еще в гимназии. Его неопубликован-
ные стихотворения полны оптимизма и чувства радости, многие из них
созданы лишь ради освоения формы, ритмов. Поэт учился у античных
авторов, очень любил Эрбена и Челаковского. Светлое, радостное ощу-
щение бытия, несмотря на неприглядность окружающего мира, нашло
яркое воплощение в романтической поэме «Клития» (1917). Позже в
дневнике Волькер вспоминал это время: «Я воспел тогда солнце; я был
молод, здоров и любил. Я вложил в поэму всего себя, полного сил и
надежд, свое ощущение солнечного сияния, вдохнул аромат золотых
«лугов», купающихся в лучах солнца».
Оптимистическое мироощущение не покидало поэта даже, когда
он знал, что дни его сочтены. Именно жизнелюбие породило иронию в
,его модных стихах декадентского толка, которые, он публиковал в
первые годы творчества, отдавая дань времени и оставляя в дневниках
все, что противостояло официальному направлению поэзии начала ве-
ка. В большинстве произведений, напечатанных в 1916—1920 гг., герои
недовольны жизнью, но не стремятся найти выход. Они бессильны,
замкнуты, не способны себя защитить, их размышления ограничены
мечтаниями, но поэт им не сочувствует. Тяжелые последствия войны
не позволяли ему отвлечься от реальной действительности, отсюда
скептическое,отношение к своему лирическому герою, погруженному в
самоанализ. Чрезмерное нагромождение метафор, сравнений, витиева-
тых оборотов вместо сопереживания вызывает чувство отстраненности,
а критический взгляд разоблачает индивидуализм персонажа. Так на-
писано его стихотворение «Нексия» о путешествии юноши XX в. в
царство мертвых: его «холодный взор», «вялые руки», «блеск печаль-
ных очей», похожий на мерцание похоронных свечей, вызывают недо-
умение даже тех, в Ком жизнь давно угасла. Образ путника, бредуще-
го в ночи без цели, воплотил не столько безысходное положение ровес-
ников, сколько критику поэтом подобных настроений и надежду выйти
«к доброму солнцу». Авторская позиция противостояла пассивности,
характерной для модернизма: «Мы хотим перевернуть мир, — писал
Волькер, — но едва поднимаем вялые руки». Осуждая бегство из боль-
шого мира к «домашнему очагу», он искал и в жизни и в поэзии воз-
можность вмешаться в ход событий, хотя позже признавался, что и сам
оказался в сетях декаданса: «Весело потешаясь, читаю я теперь свои
«дьявольские» стихи, в которых грехи Содома перемешаны с лимона-
дом».
Однако он слишком строг к себе, ведь в его ранней поэзии звучала
ирония в адрес чуждой ему эстетики модернизма. Тем не менее поэт
прав, назвав 1920 год переломным в своем творчестве. К этому време-
ни изменились его взгляды, он понял, что нельзя опираться в борьбе
за социальное равенство лишь на интеллигенцию, что просвещение
отнюдь не единственный путь к свободе.
Почти с самого основания компартии в Чехословакии Волькер
принимал активное участие в работе местной простейовской организа-
ции. О глубине его марксистских взглядов и последовательности сви-
детельствуют теоретические статьи. Он порвал с девётсиловцами, как
только понял, что это литературное объединение отходит от марксист-
~~~л ^rroTuvu Многие талантливые пролетарские писатели, близкие


Волькеру в самом начале 20-х гг. — Сейферт, Незвал, Библ, — пережи-
ли в последующие годы аналогичную, но более длительную и сложную
эволюцию эстетических воззрений и поэтики. Он же быстро и успеш-
но преодолел отвлеченную условность декадентских концепций. Его
сборник стихов «Гость на порог» (1921) включал ранние произведения,
но и в нем видное место заняла социальная поэзия, отражены искания
писателя, хотя сам он позже не совсем справедливо назвал его «бур-
жуазным».
Книга «Час рождения» (1922) состоит из произведений, написан-
ных после 1920 г., и близка по замыслу «Красным песням» Неймана, а
открывающее ее программное стихотворение о новом духовном состоя-
нии поэта, о смысле революционной лирики перекликается со стихотво-
рениями Неймана «Поле боя в рас», «Камни». И это закономерно.
Жизнь в Праге, учеба в университете, лекции Шальды и Неедлы, сбли-
жение с Нейманов и другими литераторами, изучение трудов Маркса
и Ленина (существует предположение, что Волькер, студент юридичес-
кого факультета, был знаком с «Манифестом Коммунистической пар-
тии» и работой В. И. Ленина «Государство и революция»)—все это
не могло не сказаться ца взглядах поэта. В 1920 г. он заметил; «От-
крывается много такого, чего раньше мы не знали. Приходит время
прозрения». Поэтому цикл своих новых стихотворений Волькер назвал
«Час рождения». Стихотворение под тем же названием помещено в на-
чале книги:
Близится час рожденья.
Умерло юноши сердце во мне и несу я его на погост, —
нового сердца в груди начинается рост...
Перевод Л. Мартынова
Теперь это не «сердце юнца — как запевки песен», а сильное, «не-
примиримое, xpä6poeS> «сердце мужчины — рука до мозоли», и призва-
но оно уничтожить «невзгоды и боли», возвести не эфемерные поэтичес-
кие дворцы, а реальную «корчму» для реальных, утомленных людей.
Дальнейшие стихотворения также посвящены положению и судьбам
пролетариев, их борьбе и мечте о свободном будущем, о претворении
в жизнь вековых чаяний угнетенных. Это прежде всего шесть баллад
и программное стихотворение «Море». С большой художественной, си-
лой переданы Переживания бедняков, их глубокая ненависть к порабо-
тителям («Баллада о глазах кочегара», «Баллада о нерожденном ре-
бенке», «В рентгеновском кабинете»). Но вместе с тем поэт показал
возникновение революционного сознания в рабочей среде. «Баллада о
сне» .отразила классовые противоречия и одновременно мечту о свобод-
ной жизни, которую необходимо отвоевать с оружием в руках. Герои
этой баллады —Ян и Мария — встают в ряды сражающихся пролета-
риев. И* образы нарочито абстрактны, даже несколько схематичны,
автор намеренно не раскрывает ярких индивидуальных черт, запечат-
лев общее — устремления целого класса. Такой аспект типизации, ха-
рактерный для ранней стадии социалистического реализма, обусловил
и портретные зарисовки:
В рабочем предместье в грязи и во мраке
жил этот парень по имени Ян.
Не поднимал кулаков он для драки,
синий рабочий фартук носил...
В городе он вечерами бродил...
Перевод Л. Мартынова
Столь же обычна и любимая им девушка — швея Мария, работав-
шая до позднего вечера. Так бы и жили они врозь и в крайней бедное-


ти: Ян возвращался в «комнату мрачную», где уже «трое вповалку
спали». Но рабочего посетило прекрасное видение — сон о стране, где
не было «ни дворцов, ни трущоб, ни оборванцев, ни знатных особ».
Вот за осуществление этого сна они с Марией и уходят сражаться.
Сказочность мечты поэт удачно «заземляет» параллельным (как и по-
ложено в сказании о чудесах) контрастным образом неприглядной, про-
тивоестественной повседневной для героев действительности:
Здесь вот дворцы, а йот здесь — подвалы,
адесь вот голодные, там — объедалы,
эти — рабы, властелины — другие,
и все — больные.
Мир ведь, как сердце, бьется:
если его пополам ты разрубишь,
значит, погубишь!
Так, прибегая к параллелизму, свойственному фольклору, Волькер
снова достигает широкого обобщения, исторической емкости обеих
картин и самого сюжета, казалось бы, весьма камерного, действитель-
но балладного. Он идет дальше Неруды и Безруча, воплощая в тради-
ционном для чешской поэзии жанре идею пролетарской революции, соз-
давая типические характеры уже в новой жизненной ситуации эпохи
Великой Октябрьской социалистической революции, открывшей перс-
пективу для угнетенных других стран.
«Баллада о сне» была призывом к борьбе ради ясной цели. Уже в
первом сборнике, в его символическом названии «Гость на порог» (это
первая часть пословицы «Гость на порог -г- бог на порог»), поэт хотел
возвестить о грядущей долгожданной революции, но не сумел, по его
собственному признанию, донести свою идею до сознания читателя:
отвлеченность и сложность образов, некоторый налет христианской
морали в рассуждениях о hojbom справедливом мире заглушали глав-
ную мысль, более определенно проступившую в следующей книге
«Чае рождения», где поэтическая конценпция реальнее и точнее обра-
зы, ибо гораздо определеннее идеалы автора. Об этом явно свидетель-
ствует стихотворение «Море» о постижении смысла жизни и роли в^
ней трудящихся:
Мир — те, кто дает ему пищу, чтоб жить и самим кормиться,
а море — это мы сами, чьи мускулы ходят волнами.
И явственней нету яви, чем явь, творимая нами!
Перевод Л. Мартынова
В полный голос поэт заявил о том, кто подлинные хозяева во всем
мире, и прозвучало это как утверждение личностного начала, которое
выразило, однако, мироощущение целого класса:
Я — море! Матрос и рыбак я, я лодочник, я и грузчик!
На тысяче пароходов моряк я, по морю плывущий!
Не парою рук, а мильоном работаю я на просторе!
Не парою рук, а мильоном творю я бурное море!
В поэзии Волькера рождался конкретный, зримый образ класса,,
коллективное и личное сливалось воедино, поэтический стиль обретал
присущую эпохе и социалистическому искусству масштабность. Роман-
тическая приподнятость не придавала более образам отвлеченность,
ее функции были связаны с революционным пафосом.
Мужественный голос поэта звучал и в интимной лирике последних
лет, овеянной печалью от сознания приближающегося конца — Воль-


кер тяжело болел. Уезжая в санаторий, откуда ему не суждено было
вернуться, он написал Майеровой: «Мне так хочется жить и быть сре-
ди вас». В последнем стихотворении «На койку немощного свет упал»
поэт обращался к товарищам, которые «идут за справедливость в бой»,
сожалел, что ему не пришлось «пасть в сражении». Близкие тяжело пе-
режили безвременную кончину поэта. Полны трагизма строки Майеро-
вой: «Человек смертен, но то, что умер Волькер, — писала она в некро-
логе,— всем нам казалось невероятным и несправедливым, хотя мы
знали о его тяжелой болезни, а один из нас уже несколько, недель
назад держал в руках написанную самим Волькером эпитафию...»
Поэт считал, что «не успел еще к бою обнажить сердце свое». Но
и то, что удалось ему создать всего за несколько лет, стало классикой,
он вошел в историю литературы прежде всего как 'революционный поэт
и теоретик, но и в драматургии, социальной сказке, других жанрах
был новатором. В трагическом сюжете пьесы «Высшая жертва» (1923)
писатель впервые поднимал тему героизма участников революционной
деятельности. В романтических сказках «О трубочисте», «О Франтише-
ке-музыканте» вера в счастье людей связывалась с их каждодневным
трудом, мудростью и чуткостью. Даже когда Волькер прибегал к чрез-
мерной/ гиперболизации, отражая поистине чудовищный эгоизм эксплуа-
таторов, как в сказке «О миллионере, который украл солнце», это не
мешало ему сохранять самый живой контакт с повседневностью, созда-
вать жанровые сценки, употреблять разговорную речь. Поэтому поли-
тическая символика, метафоры, их глубокое нравственно-социальное
содержание действенны. Его произведения эмоциональны благодаря
особой, сугубо индивидуальной манере письма, тончайшему юмору и
сатире, сочетающихся с глубоким лиризмом.
Популярность Волькера, особенно быстро растущая после его
смерти, тревожила буржуазную критику, которая вначале пыталась ис-
толковать его поэтическую концепцию как чисто лирическую, далекую
от марксизма. Затем был взят на вооружение лозунг «Хватит Вольке-
ра!». Тогда выступил Фучик, в статье «Ликвидация «культа» Вольке-
ра» (1925) он писал, что Волькер «поставил перед собой задачу соеди-
нить литературное дело с делом пролетариата, а также практически
разработать теорию об искусстве борющегося пролетариата... В своих
основных произведениях он предстал перед нами как поэт пролетариа-
та, хотя еще и не победителя, но борющегося... Волькер нарушил
буржуазную традицию...». Остроумно заключение Фучика: «Хватит
Волькера! Он вам все-таки ни к чему, господа! Он не приумножит ва-
шей культуры. Не принесет ей новых даров. Не возродит то, чего нель-
зя возродить».
Первый послевоенный сборник «Волькер трудящимся» (1946)
подготовил Нейман. В 1948 г. в возобновленном под редакцией Неедлы
• журнале «Вар» вышла полемическая статья В. .Пекарека «Больше
Волькера!». Это был ответ послевоенной реакционной критике, стре-
мившейся придать забвению пролетарскую литературу, и призыв сле-
довать традициям социалистической поэзии: «И. Волькер принадле-
жал и принадлежит к самым любимым и читаемым чешским современ-
ным поэтам. Его творчество достигло такого уровня и монументальнос-
ти, каких не было в последующие десятилетия. Иржи Волькер сегодня
уже относится к нашим классикам. Он первый классик нового рождаю-
щегося общества». Анализ художественных достоинств поэзии Воль-
кера, особенностей его стиля в статье Пекарека положил начало мно-
гим современным исследованиям о становлении послевоенной чешской
поэзии.


СТАНИСЛАВ КОСТКА НЕЙМАН
Станислав Костка Нейман (1875—1947), как справедливо отметил
Готвальд, на протяжении пятидесяти лет стоял во главе всей чешской
поэзии. Бунтарский характер его лирики зарождался с юности: сын
известного пражского адвоката, он дружил с жижковскими рабочими
парнями, уже в гимназии интересовался запрещенной литературой, и
от него постарались избавиться; не прижился он и в Торговой акаде-
мии, и в консервативной газете «Глас народа», куда попал по протек-
ции друзей от.ца. За участие в либеральном движении «Омладина»
Нейман был арестован и осужден в 1893 г., а в тюрьме понял, что со-
циал-демократические вожди и впредь не станут поддерживать моло-
дежь, выступающую против австрийских властей. Осознав их преда-
тельскую политику, он примкнул позже к анархо-коммунистам шахтер-
ского Севера, разрозненные группы которых «привел» в 1921 г. в ком-
мунистическую партию.
Дух новой эпохи воплотили «Красные песни» (1923) Неймана, ко-
торые наряду с произведениями Волькера ознаменовали рождение в
чешской поэзии социалистического реализма. Словно ступени восхожде-
ния к идеям пролетарской революции, «выстроились» хронологически
расположенные поистине «красные песни». В «Псалме 1919 года» вос-
создан образ обманутого и порабощенного народа, который понял, что
буржуазная республика — это новая кабала. Выступление от лица
масс — «Я — народ чешский» — отразило цовую творческую позицию
писателя, почувствовавшего ответственность за судьбу трудящихся, за
родину, преданную национальной буржуазией.
Иностранный дипломат,
с сочувствием притворным,
меня похлопывает по плечу:
терпи, мол, да будь покорным,
все, что тебе принадлежит, —
даром получу!..
Перевод П. Железнова
В этом стихотворении поэт пока еще не очень уверен, что удастся
одолеть реакционеров, — народ, обираемый теми, кто, «как всегда»
«объедается его потом и кровью», беспомощен. «Псалом» — произведе-
ние переломное,, шаг от иллюзий в момент образования Чехословакии
к осознанию действительного положения дел. Однако понимание своей
ошибки и горечь разочарования — лишь первая ступень, дальнейшее
движение связано с постижением непримиримости классовых про*
тиворечий и обретением веры в социалистическую революцию как
единственный путь к свободе. После декабрьской стачки 1920 г., когда
правительственные войска стреляли в рабочих, стало окончательно яс-
но, что именно пролетариат поведет последовательную борьбу против
эксплуататоров. Именно тогда Нейман поднялся до вершины проле-
тарского мировоззрения. Позже он писал, что помог ему в этом
М. Горький своим признанием Октябрьской революции и политики
большевиков, что конкретные задачи определила работа В. И. Лени-
на «Государство и революция», которую он в 1920 г. готовил к публи-
кации на чешском языке.
В стихотворении «Вы и мы» поэт уже утверждал, что нет единой'
нации, даже земля — а она должна была бы объединять людей — раз-
делена несправедливо, роднай речь не позволяет людям разных клас-
сов понять друг друга — они говорят на разных языках. Он обращался
к Ленину и к Москве как к великим примерам. В стихотворении
«РСФСР», написанном к пятой годовщине Октября, зазвучали строки:


РСФСР — Маяк, зажженный
для тех, кто держит в будущее путь.
Перевод П. Железнова
Становление нового пролетарского мировоззрения — одна из ве-
дущих тем книги «Красные песни». Об этом — стихотворения «Камни»,
«Поле боя в нас». Словно камни на пути к прогрессу, укоренившиеся
в буржуазном обществе ложь и лицемерие, косность, ограниченность.
Преодоление мещанской психологии уподоблено сражению на поле
брани: «Убьем, убьем в себе обывателя... защитника тьмы и лжеца!» —
призывает поэт. Форма лозунга, прямого обращения к читателю (да-
же, скорее, к слушателю), публицистичность были непривычны, вызы-
вали возражения. Сам Нейман полагал, что отход от буржуазной эсте-
тики! неизбежно связан с подавлением индивидуального и лирического
начала в поэзии. Он хотел петь «железным голосом машин и суровым
голосом пулеметов», как писал об этом в «Прологе». Но в первой части
того же «Пролога» видно, с какой болью поэт отрывается от поэзии
природы, от интимной лирики. Это была ненужная жертва, и, к счас-
тью, уже в «Красных песнях» писатель преодолевал излишнюю лозун-
говость. Вместе с тем жанровое, стилевое, ритмическое своеобразие
книги отвечало наступлению новой эпохи классовых боев пролетариа-
та. Некоторые стихотворения созданы специально для хоровой декла-
мации и вошли в репертуар популярного в то время театрализованного
коллектива «Дедрасбор», напоминавшего советскую «Синюю блузу»
и тоже приобщавшего рабочих к передовой литературе. Отсюда в поэ-
зии Неймана склонность к повторам, укороченной или разбиваемой на
части строке, энергичным ритмам, обращенность к массам. Наиболее
характерны «Песня масс», «Песня уверенности», где прозвучал лозунг:
«Пролетарии всех стран, соединяйтесь!», «Приветствие», начатое так:
Россия Советов,
привет!
Из мира, где воздуха нам не хватает,
где нас подневольным трудом угнетают,
тебе шлем привет...
Перевод П. Железнова
Ораторским приемам соответствуют свободный стих, нерифмо*
ванные строки, резкие социальные контрасты, облекаемые в образную
символическую форму. Агитационным задачам служили как револю-
ционный марш, так и обновленные структуры оды и памфлета, роман-
тическая приподнятость стиля при воплощении социалистических идей
и пафос отрицания буржуазного строя. В лирическом цикле «Красных
песен», в эпических стихотворениях «Роза Люксембург», «Красный
Макс» и неоконченной поэме «Сын человека» писатель связывал ^пред-
ставление о прекрасном прежде всего с революционной борьбой, ак-
тивным участием в ней каждого. Отсюда призыв к действию и много--
образие публицистических приемов. /
Многое в поэзии Неймана 20-х гг. перекликалось с поисками и на-
ходками Маяковского, с его «Левым маршем», опубликованным в
1920 г. в «Кмене». Не случайно известный чешский переводчик Б. Ма-
тезиус, переводя «150 000 000», взял в качестве образца строфику и
стиль Неймана, о чем сам говорил. Маяковский дважды посещал Че-
хословакию, в 1927 и 1929 гг., познакомился со многими писателями и,
как о том не однажды писали чехи, »навсегда оставил в их памяти са-
мое глубокое впечатление. Видимо, пражская аудитория была подго-
товлена к восприятию его стихов.
Возглавив чешскую революционную поэзию, борясь с реакцией,


Нейман твердо отстаивал принципы социалистического реализма, раз-
вивал и углублял их в своей лирике, теоретических статьях и публи-
цистике. Он не отступил в годы временной стабилизации капитализма,
как многие талантливые поэты из его окружения. При оголтелом на-
тиске фашизма Нейман снова был во главе тех, кто поднялся на борь-
бу против мракобесия. В дискуссиях 30-х гг. он твердо ориентировал
чехословацких писателей на реализм, на овладение марксистско-ленин-
ской теорией.
Лучшие свои произведения Нейман создал в 30-е гг. В стихотвор-
ных сборниках «Сердце и тучи» (1933—1935) и «Соната жизненных
горизонтов» (1936—1937) он правдиво обрисовал положение трудящих-
ся в капиталистических странах и звал на борьбу против фашизма. Его
произведения выражали непреклонную веру в победу, в неизбежность
гибели фашизма. Нейман, как и Фучик, считал фашизм проявлением
не силы, а слабости буржуазии.
Уже композиция обоих антифашистских сборников Неймана воп-
лотила реальные исторически обоснованные перспективы борьбы про-
тив фашизма. Книга «Сердце и тучи» начинается письмом к М. Горь-
кому, которому посвящен этот сборник, а в конце книги помещены
стихи о Советском Союзе. Такое обрамление не случайно: поэт ут-
верждал тем самым, что Страна Советов — реальная сила в борьбе
против фашизма. «Сонеты жизненных горизонтов» начинаются циклом
философских стихотворений: «Жизнь», «Земля», «Хвала свету», «Хва-
ла диалектике», «Один ты ничто», «Оптимизм». В них нашли выраже-
ние марксистский взгляд на историю и убежденность в неизбежном
крахе фашизма. Наряду с идейно-философским содержанием для
этих антифашистских сборников характерна эпичность, «заземленная»
образность. Мир как он есть предстает в противоборстве света с тьмой,
прогресса — с реакционными силами общества. Оптимизм и вместе с
тем печальное, грустное звучание стихов каждый раз определяются
конкретными картинами действительности. Интимные переживания
поэта отражают жизнь эпохи во всей ее сложности. Связь субъектив-*
ного лирического начала с тем, что происходит в мире, воплощена
также в многозначительных названиях сборников и отдельных стихо-
творений, в образной системе книг. Действенности разоблачения проис-
ков империализма способствовала индивидуализация сатирических ха-
рактеров. Даже гиперболизированные образы фашистских приспешни-
ков, представлявшие широкое обобщение, убедительно мотивированы
свойствами их натуры, конкретным поведением персонажей. Так напи-
сана' «Песня бульварной крысы», где повествование от лица «героя»,
его внешняя учтивость усугубляют представление о наглом, продажном
типе, о никчемных нечестных людях, служащих фашизму. Они очень
деятельны и преуспевают, ибо среда способствует их процветанию:
Людская глупость — мой забой,
политиканство — метод мой,
названье нашей фирмы: «Свалка».
Богатых трутней я щиплю,
глупцов непризнанных ловлю
и грязь люблю, как свет — фиалка.
Скупаю, коль товар хорош,
сенсации, скандалы, ложь
и сплетни — я без них ни шагу!
И тут же их продать спешу.
Садитесь, милости прошу,
на липкую мою бумагу!
Нейман не ограничил деяний барышника наживой, спекуляцией,
сплетнями. Продажная личность проникает в общественную и полити-


ческую жизнь, действуя в масштабах глобальных и . Ьанося УЩ^рб
правому делу, борьбе трудящихся за свои права. СаморазоблачЩ^е
персонажа касается судьбы, стран и народов: . V
Готов продать себя ослам,
что продается — все. продам,
кто продает, тот покупает.
Я забастовку продал вам,
прикажете — народ продам...
готов служить любому флагу,
девизы сброду продаю...
Садитесь, милости прошу,
на липкую мою бумагу!
Перевод М. Павловой
Повторяющийся рефрен закрепляет впечатление о созданном са-
тирическом характере,, а главное, о ситуации в буржуазном мире, по-
такающем не только спекуляциям, но и фашизму.
Резким контрастом этому миру становятся изображение духовной
жизни, настроений и деятельности трудового народа, воплощение ис-
торической перспективы классовой борьбы. В стихотворении «Благо-
дарность Советскому Союзу», заключающем цикл «Сердце и тучи»,
автор пишет о пролетарской солидарности и выражает надежду на
преодоление гнетущих сил империализма:
Я ведь не один —
нас миллионы.
Когда-нибудь потом
сравняемся мы с вами...
Перевод М. Павловой
В «Сонате жизненных горизонтов» антифашистское сопротивление
обрело еще более рельефное изображение. Если в первой книге речь
идет преимущественно об угрозе, нависшей над родиной поэта, то в
эпических сюжетах поэзии Неймана 1936—1937 гг. отражено междуна-
родное движение против фашизма. Волнующие стихи об Испании вос-
создают картины сражений, но важно, что при этом поэт не теряет из
виду человека: горняки Астурии, трагически погибший поэт Ф. Гарсиа
Лорка — герои жестокой битвы. Во второй книге создано много коло*
ритных характеров людей разных стран. В центре внимания поэта —
трудовой человек, его жизнь, его взгляды, мысли и чувства. Убеди-
тельно раскрыта связь судьбы каждого (в том числе и его, поэта) с
судьбой народа и всего человечества. При таком масштабе обобще-
ний ясной становилась необходимость участия всех честных людей в
антифашистской борьбе. Идея интернационализма нашла в стихах
Неймана убедительное философское и художественное обоснование.
Своеобразие поэтического языка и ритмического построения обуслов-
лено общественно-политическим содержанием стихов, их полемическим
характером и вместе с тем глубокой лиричностью. Ораторские приемы
поэта-трибуна, агитирующего массы, соответствующая строфа и рече-
вые формы сочетаются с тончайшими нюансами в описании личного
отношения к событиям в мире, что, безусловно, приближает к читате-
лю большие политические проблемы. Одна из причин глубокого воз-
действия лирики Неймана — умение затронуть чувства людей, проник-
нуть в мир субъективных переживаний. Песенный склад многих стихов
и образы устной народной поэзии также отвечают проблематике и
Масштабам лирики Неймана, ее народности. Так, например, Европа,
которая «тащит» «груз проклятий й смертей, гниль досок гробовых»,


названа старухой-мачехой, а освобожденная Европа будущего видится
девицей юной (стихотворение «Европа»). Поэт пишет о том, как в
свободной Европе воцарится «дух правды»:
К тебе вернется он из той большой земли,
где стала кругом ленинской семьи
шестая мира...
Перевод С. Кирсанова
Не только поэтические сборники, но и антифашистские статьи Ней-
мана подтверждают его последовательную партийность. Так, в 1937 г.
в «Творбе» была напечатана статья «Я — коммунист», в обстановке
реакции поэт указывал единственно правильный путь борьбы под ру-
ководством компартии. В годы оккупации он призыЪал не терять твер-
дости духа и уверенности в победе (сборники «Бездонный год» (1939)
и «Зачумленные годы» (издан в 1946 г.).
После освобождения Чехословакии Нейману присвоено звание
народного писателя. Он пишет о новой жизни,, о советских друзьях и
предостерегает свой народ от врагов: Стихотворение «1 мая 1947»,
где речь шла о подготовке капиталистами во главе с Трумэном новой
войны, вызвало ноту протеста США и раздражение внутренней реак-
ции. Больного поэта забрасывали анонимными письмами, реакционная
пресса обливала грязью его творчество, обвиняла в «предательстве
чешской нации». Но в те трудные дни он получал и другие письма:,его
поддерживали рабочие многих предприятий страны, партийные орга-
низации и отдельные коммунисты.
28 июня 1947 г. Нейман умер. Его памяти посвящен 27-й номер
«Творбы» за 1947 г., а следующий, 28-й, номер прозвучал призывом к
бдительности накануне грядущих февральских событий 1948 г.: в нем
опубликованы, документы, обличающие реакцию, ополчившуюся про-
тив поэта-коммуниста, которого не зря называют «самым большим и
самым мужественным» чешским поэтом.
Чешская поэзия 20-х и 30-х гг. была многообразной и многоголо-
сой. Складывалась она в атмосфере революционного подъема и спа-
да, в условиях классовых боев, борьбы против фашизма. Многое в ней
определялось напряженными литературными спорами и поисками, за-
рождением социалистического реализма и экспериментами модернист-
ского характера. Среди ведущих поэтов наиболее активен Й о з е ф
Гора (1891—1945), борец за правду, за коммунизм. Смело выступив
против фашизма, он не смирился в годы оккупации. Ему одному из
первых в освобожденной Чехословакии посмертно присвоено звание
народного писателя. Его лирические сборники — «Рабочий день».
(1920), «Сердце и хаос мира» (1922) и «Бурная весна» (1928)—от-
крывали новые пути для чешской поэзии.. Своеобразная художествен-
ная манера поэта сказалась также в его романах-репортажах «Со-
циалистическая надежда» и «Голодный год». В книге стихов «Италия»
(1925) Гора с болью за эту прекрасную страну, за все человечество
писал об угрозе фашизма. В 1938 г. его «Песнь о родной земле» выра-
зила горечь чешского народа в те страшные дни и напоминала о
стойкости патриотов во все времена. Исторический опыт вселял веру в
будущее, которой соответствовал непривычный для Горы пафос гимна:
О страна моя, тебя терзали.
j И века, за годом год,
Грубые, чужие руки рвали
В клочья все, чем был богат народ.
Перевод Б. Лейтина


И все-таки родная земля пробуждалась каждую весну, й*$|ала
свой народ, и люди не забывали родной «напевностью богатый» щьщу
«расцветала» их мечта о свободе. Знаменательны общая тональное^
чуждая пессимизму, и заключительная строфа о «нескончаемых пощ!
лениях» чехов: павших в сражениях, живых и ещр нерожденных. «Ост-*
ровом счастья» называет поэт родину и верит в ее будущее:
Ты предстала жизнью бесконечною.
Нам на этом острове
Цвести, расти,
Вдаль идти, сдвигая с места горы,
И нести
Бессонные дозоры.
Иозеф Гора, предопределил стиль масштабных монументальных
поэм и-стихотворений Владимира Голана, Франтишека Грубина, Фран-
тишека Галаса, созданных в трагические годы гитлеровской оккупа-
ции. Широта художественной палитры Горы была тогда пополнена
поэтическими средствами, отвечавшими богатому духовному миру на-
рода и настроению его современников-антифашистов.
Гора был талантливым критиком ц публицистом, лучшим пере-
водчиком поэзии Б. Пастернака. Его роль в развитии чешской лирики
и всей литературы еще не нашла настоящей, глубокой оценки, ибо
сложный путь поэта приводил к противоречивым толкованиям отдель'
ных его книг и общей творческой концепции. /
В 20-е гг. в чешскую поэзию вступила целая плеяда самобытных
художников слова. Трудно перечислить даже имена талантливых пи-
сателей — так их много, и у каждого весьма сложная судьба, опреде-
ляемая как общественной жизнью страны, так и противоборством ли-
тературных течений. Большинство были коммунистами и боролись за
полнокровную социалистическую поэзию, утверждая в ней своим твор-
чеством непреходящие художественные ценности, обогатившие нацио-
нальную литературу. Ярослав Сейферт, Витезслав Незвал, Констан-
тин Библ, Франтишек Галас, Владимир Грлан, Вилем Завада, испыты-
вая влияние поэтики модернизма, искали и находили свои, оригиналь-
ные средства художественной типизации, принимали участие в станов-
лении и развитии новой чешской послевоенной поэзии.
ЯРОСЛАВ ГАШЕК
Вершиной чешской прозы 20-х гг. был неоконченный роман Яросла-
ва Гашека (1883—1923) «Похождения бравого солдата Швейка во вре-
мя мировой войны», который создавался писателем по возвращении из
Советской России в 1920 г. Поднимаясь до уровня мировой сатиры,
опережая своих собратьев по перу, Гашек в своем уникальном произве-
дении, по существу, обобщил судьбы народов, переживших кровопро-
литную, бессмысленную войну, развязанную буржуазными правитель-
ствами. Корнями роман уходит в бунтарскую предвоенную прозу
сатирика-мистификатора, но писал его зрелый коммунист с опытом
участника Великой Октябрьской социалистической революции,' сумев-
ший воздвигнуть монументальный памятник эпохе, принадлежащей
прошлому. Идейная основа концепции рождалась в революционной
России.
Сдавшись в плен в сентябре 1915 г., Гашек вскоре добровольно
вступил в чехословацкие части, готовившиеся к сражениям против
Австро-Венгрии. Штаб находился в Киеве, куда и прибыл писатель,


активно включившийся в патриотическое движение. Он сотрудничал в
газете легионеров «Чехослован», опубликовал отдельным изданием но-
вую историю своего предвоенного персонажа — «Бравый солдат Швейк
в плену». Обычно Гашек не возвращался к своим прежним героям, но
его не покидала идея создания образа «идиота в воинской части» (так
он зафиксировал свою мысль еще в 1911 г.).
Гашек не сразу разобрался в событиях, но знакомство с большеви-
ками, влияние идей Великой Октябрьской революции привели к тому,
что он порвал с легионерами и пробрался в Москву, где познакомился
с Я. М. Свердловым, слушал выступления В. И. Ленина. Здесь он стал
членом чехословацкой секции РКП (б) и вступил в ряды Красной Ар-
мии. Его назначили комиссаром формировавшихся в Самаре чехосло-
вацких коммунистических отрядов. Он призывал легионеров переходить
на сторону .Советской власти, за что ему угрожали виселицей. Когда
Самару захватили белочехи, Гашеку пришлось скрываться в татарских
и мордовских селах, дабы избежать расправы. С присущим ему артис-
тизмом он выдавал себя за «^ненормального от рождения сына немец-
кого колониста».
В составе политотдела Пятой армии, участвуя в боях, он прошел
весь путь от Бугульмы до Иркутска, был помощником коменданта в
Бугульме, после освобождения Уфы — начальником походной армей-
ской типографии и организатором выпуска газет «Наш путь» и «Крас-
ный стрелок». Его выбирали в армейские партийные комитеты. Гашек
вел большую пропагандистскую работу среди иностранных красноар-
мейцев и пленных. Организованные им митинги, лекции,- беседы, кон-
церты, распространение газет и листовок — все было подчинено делу
революции. Он был начальником интернационального отделения и за-
местителем начальника политотдела Пятой армии. Огромная и ответст-
венная партийная деятельность писателя в течение трех лет в рядах
Красной Армии, самоотверженная борьба за молодую Россию и проле*
тарскую идеологию формировали сознание чешского писателя. Его са-*
тирические статьи, фельетоны, рассказы тех лет были направлены про«
тив контрреволюции: «Англо-французы в Сибири» и «Сибирская скоро-
падщина», «Творчество эсеров», «Об уфимском разбойнике лавочнике
Балакулине», «Из дневника «уфимского буржуя»; разоблачению духо-
венства посвящены «Дневник iiona Малюты», «Преосвященный влады-
ка Андрей» и «В мастерской контрреволюции». Для армейских газет
Гашек писал по-русски, и чем-то его стиль походил на сатиры Демья-
на Бедного. Видимо, сказывались общность позиции и острота взгляда,
народные истоки гротесковости.
Важно отметить понимание Гашеком международного значения
Великой Октябрьской революции, которое привело его к масштабным
образам в романе о Швейке. Вряд ли можно было создать столь глу-
бокую, всеобъемлющую и бескомпромиссную сатиру на буржуазное
общество, не представляя реальной и несомненной исторической перс-
пективы свержения власти эксплуататоров. Исследователи справедливо
считают Гашека продолжателем сатирических традиций Рабле и Сер-
вантеса, проводят параллель с «Лабиринтом света» Коменского. Не-
обычное блистательное дарование Гашека обрело новое направление,
ибо он не только знал цель, но и жил в другом обществе, боролся за
него. Политическая работа в Красной Армии и деятельность журнали-
ста коренным образом изменили взгляды известного пражской публике
бунтаря-сатирика.
Наделяя образ Швейка функциями своеобразного критерия окру-
жающего мира, Гашек последовательно раскрывал несуразность бур»


жуазного «порядка». Это и придало крайнюю остроту критике и удиви-
тельную целенаправленность, казалось бы, совершенно «неуправляемо-
му» повествованию о деяниях незабвенного горе-вояки, о выдуманных,
совершенно фантастических историях. Характер Швейка при всей мно-
гогранности четко очерчен и прежде всего раскрыт в сфере обществен-
ной деятельности (если так можно сказать о подрывающих основы
буржуазной законности поступках и рассуждениях героя), хотя внешняя
сюжетная линия неразрывно связана с бытописанием, а сам герой при
всех сложных перипетиях в его судьбе не столько участник эпохальных
событий, сколько сторонний наблюдатель. Не в батальных сценах, а
именно при сочетании высокопарных сентенций Швейка о войне и
патриотизме с показом мельчайших деталей весьма неприглядного,
доведенного до абсурда военного быта чаще всего и возникает коми-
ческая ситуация, усугубляющая политический смысл и сатирическую
емкость не только^сюжета, но и центрального образа. Рассказы Швейка
к случаю открывают перспективу для развития действия в главном
направлении, которое неизменно обнаруживается в побочных сюжетных
линиях, связанных невидимыми нитями единого замысла. О чем бы ни
зашла речь, приводимые Швейком примеры словно «бьют» в одну цель,
выворачивая наизнанку любые хитроумные прикрытия, обнажая анти-
гуманную суть всякого буржуазного строя, а не только прогнившей
Австро-Векгерской монархии. Многое касалось также Чехословакии,
да и вообще уклада жизни в капиталистических странах. Известный
исследователь творчества Гашека Радко Пытлик по этому поводу пи-
шет: «Бесчисленные случаи из истории людских страданий открывают
пеструю многоликость реальной жизни и при этом, представляют собой
уничтожающий комментарий к хаотическому бегу современной истории».
Гашек на самом деле обладал удивительной способностью выяв-
лять абсурдное в повседневности буржуазной действительности. Однако,
отрицая все несуразное и антигуманное, он вместе с тем не менее та-
лантливо утверждал естественный ход истории. В авторской позиции —
ключ к осознанию единства разнообразных историй и эпизодов из жиз-
ни, их соответствия замыслу, равно как и к пониманию образа Швейка,
его необычной, двойственной идейно-эстетической функции. Внешний
идиотизм, облик человека легкомысленного ставят героя как бй вне те-
чения событий, тем, более эпохальных. Вместе с тем народная мудрость
возвышает его над хаосом буржуазного мира, непредвзятые суждения
содержат острую критику бездуховности и бессмысленной суеты воен-
ных лет. Он не стал носителем мещанской идеологии, пособником чужой
гнетущей воли, а, напротив, противостоит им, причем вовсе не пассивно,
как долгое время считалось. Укоренившийся термин «швейковщина»,
то есть ленивое игнорирование, никак не соответствует его действиям,
на что указывает современная чешская критика. Героя Гашека полю-
били за активность, за критику, поистине уничтожающую, подрываю-
щую основы буржуазной морали и строя, полюбили за утверждение
мудрого, справедливого взгляда на жизнь, которая в своем естестве
неистребима, что и доказывает неуязвимость Швейка. Всем своим пове-
дением отрицая разумность существовавшей действительности, он не
был, однако, раздавлен военно-бюрократической машиной монархии,
Не справлялись с ним, сменяя один другого, защитники старого уклада,
противодействующие его наступлению на режим и войну. Чем активнее
становился Швейк, тем более непримиримы были его враги, но и самый
яростный из них, поручик Дуб, воплощение тупой жестокости, не одолел
«бравого солдата». Швейк неизменно побеждает в любых ситуациях
потому, что он — воплощение неодолимой воли и силы народа.


Мы почти ничего не знаем о довоенной жизни Швейка. Торговля
собаками лишь подчеркивает несущественность того, чем он занимался
до приобщения к событиям мирового значения. И только в новой
жизненной ситуации детально прослежена его история, фантастическая
и правдоподобная. Эпохальный аспект типизации характера отражен &
заглавии — «Похождения бравого солдата Швейка во время мировой
войны». Вторая часть названия романа (которая, к сожалению, так
часто и привычно опускается) фиксирует место действия и сферу про-
явления необычных свойств натуры героя, вобравшей столько общече-
ловеческого опыта, воплотившей гуманное начало.
При всей широте обобщения созданный Гашеком характер не
абстрактен. Черты трафаретного облика не противоречат его индивиду-
альной неповторимости, а скорее, напротив, соответствуют ей и той
условной шутовской маске, которая освобождает героя от осмотритель-
ности и внешне логических действий, «расковывает» его самого, разви-
тие сюжета и течение повествования. Заранее обусловленная «вседозво-
ленность» позволяет Швейку иногда даже как бы приподнять маску и
высказаться вполне серьезно и до безрассудства (по тем временам)
откровенно. Так, например, он говорит: «Государь император небось от
всего этого одурел. Умным-то он вообще никогда не был, но эта война
его наверняка доконает».
На минуту словно исчезли его добродушие и невинная простота,
обнажились не прикрытое приемом игры подлинное отношение к монар-
хии и предопределение ее будущего. Но чаще Швейк высказывается не
прямо, а прибегая к отдаленным параллелям, как бы подсказывая со-
поставления. Его монологи очень непросты, многоплановы, идейно на-
правлены, за каламбурами в общем потоке отвлеченных историй и
бесконечного острословия четко вырисовываются философия истории,
перспективы современной автору действительности. Не случайно он со-
бирался привести своего героя в Советскую Россию.
Четкость замысла позволила совместите реалистическую достовер-
ность с вымыслом, клоунадой, шаржем, развивать на этой основе эпо-
пейность, ниспровергая одновременно жанр историко-героических по*
лотен о войне, разоблачая пафос легионерской литературы. Целеустрем-
ленность определила столь необычный стиль, свела воедино принципы
киномонтажа, путешествия и черты хроники; близость к басне, притче
автор мог свободно сочетать с пародиями на библейские сюжеты и бур-
леском. Гашек открывал для художественного освоения действительно-
сти самые широкие просторы.
Несмотря на то что роман был осужден сразу после выхода в свет,
не принят критиками, которые продолжали считать автора только дерз-
ким острословом, Ольбрахт дал очень высокую оценку именно идейному
содержанию произведения, которое было полной противоположностью
панегирикам в честь легионеров. «Я прочитал несколько военных рома-
нов,— писал Ольбрахт, — и даже сам написал один. Но ни в одном из
них вся мерзость, бессмысленность и жестокость мировой войны не
выступают так отчетливо, как в книге Гашека».
Ольбрахт относил произведение Гашека к пролетарской литературе.
Споры о романе, толкование его содержания и формы с диаметрально
противоположных идейных и эстетических позиций, борьба за Швейка
до сих пор продолжаются. В. годы второй мировой войны образ правого
солдата был особенно популярен, он появлялся на сцене и на экране,
возникли новые произведения о нем. Брехт в 1942—1943 гг. создал
антифашистскую пьесу «Швейк во второй мировой войне», но и он не
достиг художественного уровня бессмертного произведения Гашека.


Народы мира чтут великого чешского-сатирика. 100-летие со дш
его рождения отмечалось по решению ЮНЕСКО как год Ярослав*
Гашека. В небольшом городке Липнице, где писатель жил по возвра
щении из России и писал роман о Швейке, открыт памятник Гашеку
Там же существует и его музей. В Чехословакии и Советском Союз*
уже давно организованы общества, ведущие исследование творчества у
разыскания новых документов о писателе-сатирике, журналисте, о егс
сценической деятельности.
На ранней стадии становления социалистического реализма чеш-
скими романистами многое только намечено, но уже рамо стремление
писателей создавать литературный характер в связи с освещением эпох*
и революционных задач, первые успехи в этом направлении утверждал»
новые принципы прозы социальной и психологической, в которой скла-
дывались крупномасштабные жанры, эпохальные литературные харак-
теры. Ни спад рабочего движения, ни трагические события периода
фашистской оккупации не сломили боевого духа, который внесла i
чешскую литературу революционная волна 20-х гг.
СОЦИАЛИСТИЧЕСКИЙ РЕАЛИЗМ И ДРУГИЕ ТВОРЧЕСКИЕ
КОНЦЕПЦИЙ 30-х гг.
На рубеже двух десятилетий, в обстановке всевозрастающих клас-
совых противоречий и нового роста рабочего движения, особенно интен-
сивно шел процесс дифференциации в литературе. С одной стороны,
быстро расширялся круг писателей, разделявших идейные принципы и
эстетические идеалы социалистического искусства, с другой — более
определенно обозначились позиции тех, кто не верил в творческие воз-
можности социалистического реализма или сознательно боролся против
него. Ярче всего это показала дискуссия о поколении (или, как ее еще
называют, «о кризисе критериев»), развернувшаяся в 1929—1930 гг. на
страницах коммунистического еженедельника «Творба».
В спорах остро вставали вопросы, связанные с мировоззрением ху-
дожника, его политической ориентацией и гражданским долгом, опреде-
лялись задачи передовой литературы и новые функции изобразительных
средств. К этому времени относится публикация отрывка из книги
Анри Барбюса «Россия». Журнал «Чин» напечатал ту часть, где речь
шла о новом-герое — рабочем, о совершенствовании художественной
формы и использовании традиций, а главное, о марксистском мировоз-
зрении. Барбюс считал, что в результате поляризации интеллектуальных
сил весьма точно определилось новое направление. Однако он отмечал,
что- творчество многих лишь какой-то стороной близко пролетариату,
что писатели объединяются в спорящие между собой организации и
школы. Видимо, наблюдения Барбюса помогали чехам ориентироваться
в их собственной литературной обстановке, усложнившейся в годы борь-
бы за большевизацию компартии, на две трети состоявшей из бывших
социал-демократов, интересы и взгляды некоторых из них были чужды
пролетариату. Руководство Центральным комитетом партии находилось
в руках правых лидеров. Противоречия приняли особенно острый ха-
рактер к началу мирового экономического кризиса.
С 18 по 23 февраля 1929 г. проходил исторический V съезд КПЧ,
избравший новый' ЦК во главе с Клементом Готвальдом. «Ликвидато-
ры» объявили V съезд «левацким», возложили на новое руководство


ответственность за развал работы. Возможно, под их влиянием в марте
1929 г. Ольбрахт, Майерова, Гора, Малиржова, Сейферт, Нейман и
Ванчура выпустили листовку, выразив недоверие новому руководству
партии и призвав рабочих требовать созыва чрезвычайного съезда. За-
явление было результатом дезориентации и неуверенности в успешном
преодолеции кризиса в партии. Сказались, видимо, и прежние связи с
социал-демократией, хотя Нейман и Майерова еще в начале века про-
тестовали против реформистской политики руководства, тормозившего
развитие рабочего движения. В коммунистическую партию они пришли,
как и Гора, с момента ее основания, в 1921 г., принимали активное
участие в организации коммунистической печати, сотрудничали в газете
«Руде право». Их выступление выражало, скорее, растерянность, чем
обоснованное несогласие с линией партии, но в тот момент объективно
оно помогало антипартийной группировке. Все семь писателей были
исключены из партии. Решение пленума ЦК КПЧ опубликовали в газе-
те «Руде право» от 27 марта 1929 г. Их позиция получила широкую
огласку.
Они тяжело переживали отрыв от партии. После освобождения
Чехословакии в 1945 г. Ольбрахт и Майерова сразу вступили в компар-
тию. Майерова неохотно и с горечью вспоминала 1929 год. Она стала
тогда ответственным редактором прогрессивного журнала «Чин» и не
потеряла связи с рабочим движением, как и большинство передовых
деятелей культуры, в годы кризиса активно выступ ал а в защиту инте-
ресов пролетариата. В апреле 1929 г. Майерова, Ванчура, Новый, Пуй-
манова, Ольбрахт, Незвал ездили в район города Моста к бастующим
горнякам. .Писатели стали свидетелями жестокой расправы правитель-
ственных войск с народом, выступили в прессе. Майерова, Новый, Пуй-
манова отразили забастовочное движение в своих романах, что сущест-
венно повлияло на их творческий метод и стиль, ибо изображение
конфликтов такого масштаба требовало новых художественных
средств.
В 30-е гг. начался процесс консолидации прогрессивных сил в борь-
бе за искусство, отвечающее насущным социальным и политическим
проблемам эпохи. О тенденции к сплочению и установлению тесного
контакта с рабочим движением свидетельствовало расширение сферы
деятельности объединения «Лева фронта», возникшего в октябре 1929 г.
с довольно неопределенной целью защиты свободы искусства, науки и
пропаганды произведений в духе авангардизма (первым председателем
был Тейге). В следующем году «Лева фронта» значительно укрепилась,
в лекциях и диспутах принимали участие писатели и критики, последо-
вательно отстаивающие принципы марксистской эстетики. Вскоре пред-
седателем был избран С. К. Нейман, а позже — Зд. Неедлы, активную
работу в брненском отделении вел Б. Вацлавек.
Деятельность объединения принимала политический характер,
крепли связи с пролетариатом и студенчеством, международным дви-
жением прогрессивных сил. С докладами и сообщениями выступали
Вацлавек, Штолл, Ольбрахт, Шальда, Фучик, Незвал, Новомеский,
Шмераль, Ванчура, Андерсен-Нексе, Киш и многие другие прогрессив-
ные писатели. С конца 1930 г. издавался журнал под тем же названием
«Лева фронта». В серии Библиотека «Лева фронта» выходили очерки
о Советском Союзе, в частности, была напечатана книга М. Пуймановой
«Взгляд на новую землю», публиковались произведения К. Маркса,
Ф. Энгельса, В. И. Ленина, статьи М. Горького, Г. Лукача, вышли
сборники «Дискуссия о сюрреализме» и «Социалистический реализм».
Популярность изданий и докладов росла очень быстро. На лекции


Вацлавека «Что я видел в СССР» в апреле 1931 г. присутствовало 200
человек, а через год выступление Андерсена-Нексе «Впечатления об
СССР», как сообщал начальник брненской полиции, слушало уже более
500 человек. Было запрещено задавать писателю вопросы. Вскоре поли-
ция запретила вечер памяти В. И. Ленина на том основании, что «Лева
фронта» не политическая организация.
По мере того как росло влияние объединения, расширялся круг
мероприятий, усиливался полицейский надзор. С 1933 г. поступают доне-
сения о регулярных нелегальных собраниях. Начинаются допросы акти-
вистов; Вацлавек вынужден в целях конспирация формально выйти из
оргкомитета. В сентябре 1933 г. «Лева фронта» в Брно запрещена,
так как «созданная как не политическое общество, она вела политичес-
кую работу». К этому времени насчитывалось 500 постоянных членов
(а может быть, и более, так как не в интересах руководства было со-
общать истинную цифру полиции).
Так, в течение трех лет «Лева фронта», возникнув как довольно
узкое объединение интеллигенции, превратилась в массовую организа-
цию, которая проводила разностороннюю работу, знакомила массы с
достижениями Советского Союза, новинками пролетарской литературы,
была инициатором мероприятий в поддержку бастующих. Вот почему
запрет вызвал протест рабочей прессы, в ней прозвучал призыв: «Лева
фронта» распущена, вступим в Коммунистическую партию!». «Дельниц-
ка ровност» прямо заявляла, что «буржуазии не нужна трудящаяся
интеллигенция», которая ведет «организованную борьбу за хлеб и труд».
В те же дни было распущено объединение «Солидарность», оказы-
вавшее постоянную помощь бастующим. Буржуазия шла в наступление
на прогрессивную интеллигенцию, на передовую писательскую общест-
венность, которая присоединилась к рабочему движению и повела борь-
бу против несправедливых действий правительства и попустительства
фашизму. С призывом сплотить ряды антифашистов *КПЧ обратилась
к другим партиям и прежде всего к социал-демократам, которые, как
и прежде, не откликнулись на предложение коммунистов. Именно
соглашательская позиция руководства других партий не позволила
создать единого фронта*, и всю тяжесть борьбы против фашизма в се-
редине 30-х гг. и особенно в период оккупации коммунисты приняли на
себя. /
В дом1рнхенской республике социал-демократическая партия во
многом 'способствовала разрушению политического единства, поэтому
особенно ценными были усилия, направленные на объединение и марк-
систскую ориентацию писателей. Значительная роль принадлежала
коммунистической прессе. Многие сплотились вокруг газеты «Руде дра-
во» и еженедельника «Творба», выходившего почти на протяжении де-
сяти лет под редакцией Ю. Фучика (с 1928 по 1938 г., с небольшими
перерывами).
После некоторых колебаний в период временной стабилизации
передовые чешские критики снова подходили к формулированию твор-
ческих принципов социалистического реализма, придавая первостепен-
ное значение мировоззрению писателя. Большой вклад в становление
эстетики социалистического реализма в Чехословакии внесли Неедлы,
Вацлавек, Нейман, Фучик, Курт Конрад, Урке, Штолл. Не меньшее
значение имела их деятельность как издателей, организаторов дискуссий
и публичных диспутов. Центром борьбы за социалистический реализм
стали журналы «Индекс», «Лева фронта», «У-блок», «Стршедиско», где
сотрудничали коммунисты. Широко обсуждались материалы Первого
съезда Союза советских писателей, состоявшегося в 1934 г., и ряд теоре-


тических статей чешских критиков-марксистов. О свободе творчества,
соотношении индивидуального и общего в социалистическом реализме
разгорелся спор между буржуазным историком литературы Арне Нова-
ком и Иозефом Горой; Матезиус возражал Шальде, опасавшемуся
утраты индивидуальной специфики творчества писателя. Дебаты осве-
щались журналом «Лева фронта», часть выступлений и статей вошли в
сборник «Социалистический реализм» (1935). Основу этой книги соста-
вили доклады Тейге «Социалистический реализм и сюрреализм» и Кур-
та Конрада «О социалистическом реализме». Точка зрения Конрада
была близка тогдашней позиции Вацлавека, трактовавшего новый твор-
ческий метод как порожденный эпохой «синтез» различных тенденций
в пролетарском искусстве, в том числе и поэтизма. Теория «синтеза»
как исходного момента в развитии литературы легла в основу книги
Б. Вацлавека «Чешская литература XX века» (1935). Однако в статье
того же года «Корни социалистического реализма в современной чеш-
ской литературе» он отходит от теории объединения различимых кон-
цепций, понимает социалистический реализм как принципиально новый
метод художественного творчества, отрицает продуктивность поэтизма.
Конрад вообще не считал возможным использовать принципы поэтизма
и сюрреализма в качестве некоего «дополнения» к эстетике социалисти-
ческого реализма, будто бы углубляющего психологический анализ.
Изображение человека, его внутреннего мира и общественной деятель-
ности в свете исторических перспектив он и считал важнейшим призна-
ком социалистического реализма.
Если Тейге объявлял социалистический реализм «достаточно
емкой теоретической концепцией», позволяющей, по его мнению, вклю-
чить и сюрреализм, то Нейман выдвигал как непременное условие для
искусства социалистического реализма связь с объективной действитель-
ностью. Свои взгляды он изложил позже в полемической книге «Анти-
Жид, или Оптимизм без предрассудков и иллюзий» (1937), где горячо
защищал советскую культуру от нападок французского писателя, посе-
тившего СССР в 1936 г. и выступившего с антисоветскими памфлетами.
Л. Штолл писал тогда: «Книга Неймана противопоставила принципы
трескучим фразам, свободу слова — своеволию, оптимизм — сибарит-
ству, революционность духа — эксцентричности... интернационализм —
самому провинциальному «космополитизму», критику — цинизму, истин-
ную культуру — снобизму, образованность — начитанности, человечес-
кую гордость — мании величия, интересы бесправных и эксплуатируе-
мых— эгоизму мещанина. Это бой против клеветы».
Эстетическая концепция Неймана, действительно, сложилась в
результате последовательной критики мещанства, слабых сторон аван-
гардизма и окончательно определилась к середине 30-х гг. в спорах о
социалистическом реализме. В ней выявились глубокие расхождения с
модернизмом, обозначившиеся уже в начале века.
Образование в марте 1934 г. сюрреалистической группы, куда вошли
режиссер Гонзл, художники Штырский и Туаен, цоэты Незвал и Библ,
подтвердило размежевание сил. Они выпустили листовку «Сюрреализм
в ЧСР», связь же с французскими сюрреалистами, Элюаром и Бретоном,
поддерживалась ими еще с 19301г., когда в -журнале «Зверокруг» («Зо-
диак») был опубликован «Второй манифест сюрреализма» Бретона.
Чешские сюрреалисты, увлекшиеся экспериментированием, проводили
дискуссии, в 1936 г. выпустили сборник «Сюрреализм». К ним примкнул
Тейге, написавший ряд теоретических работ о сюрреализме, их поддер-
жали отдельные писатели, художники, известный режиссер Э. Ф. Бу-
риан. Группа не была однородной. Если Незвала и Библа интересовали


подсознательные импульсы в поэзии, то, например, Броука привлекали
проблемы интимных отношений. Но их концепция о первостепенной
роли в искусстве неосознанных импульсов, субъективных эмоций, увле-
чение фрейдизмом, само разделение прогрессивных сил вызывали тре-
вогу: они отвлекали от насущных задач, принимавших с наступлением
фашизма политический характер, разобщали интеллигенцию. Вацлавек
пытается на основе объединения «Блок», возникшего в 1935 г:, сплотить
писателей, чье творчество так или иначе служило делу социализма.
Откликнулись многие, среди них Кратохвил, Майерова, Ольбрахт, Ней-
ман, Пуцманова, Вчеличка, Тауфер. Создалось достаточно крепкое яд-
ро, противостоящее сюрреализму.
В обстановке напряженной борьбы за марксистскую эстетику, с
середины 30-х гг., складывалась стройная система взглядов Бедржи-
ха Вацлавека (1897—1943) — одного из первых чешских критиков-
марксистов. Тогда было написано большинство его наиболее важных
литературоведческих работ, теоретических статей, рецензий. Редактируя
ряд ведущих журналов, руководя писательскими объединениями, он
становится одним из виднейших организаторов литературной жизни.
Учился Вацлавек в Карловом университете, где большое влияние
оказал.на него прогрессивный литературовед-германист Отокар Фишер,
слушал лекции в Венском и Берлинском университетах. С начала
20-х гг. он постоянно жил в Брно, преподавал в школе, работал в биб-
лиотеке, в 1927 г. вступил в компартию, был делегатом Международной
конференции революционных писателей в Харькове (1930). После лик-
видации объединения «Лева фронта» его перевели библиотекарем в
Оломоуц, где он и работал до перехода в 1940 г. на нелегальное поло-
жение. Весной 1939 г. Вацлавек защитил в Брненском университете
диссертацию «Литература и традиции устного народного творчества»,
но в доцентуре ему было отказано по политическим соображениям.
В 1942 г. его арестовали в Праге, заключив в тюрьму на Панкраце,
через год он погиб в Освенциме.
Выдающийся теоретик и мыслитель, человек необычайно энергич-
ный, ученый, обладавший талантом организатора, Вацлавек оказал
огромное влияние на развитие передовой чешской литературы. Преодо-
лев социологические тенденции, сказавшиеся в первых теоретических
трудах («Поэзия на распутье» (1930), он создает книгу «Творчеством —
к реальности» (1937), содержащую, в частности, исследование твор-
чества Ольбрахта, Майеровой и Неймана. В ней наглядно предстала
концепция социалистического реализма, как она сложилась в произве-
дениях чешских писателей и осмыслялась критиками-маркс'истами.
Вацлавек, Конрад, Урке, Фучик, Штолл заботились о многогранности
жизненных связей литературы, предостерегали от вульгарного социоло-
гизиро'вания. К этому времени на чешский язык были переведены со-
чинения К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина. Марксистско-ленинская
философия оказывала влияние на эстетические взгляды критиков и
писателей.
Широкие круги прогрессивной интеллигенции сплотились перед
наступающим фашизмом. С 1938 г. работает антифашистский комитет,
организованный Шальдой, оказывая всяческую помощь немецким
политэмигрантам. Твердую антифашистскую позицию заняло объедине-
ние «Блок». В ответ на демонстрации профашистски настроенных^ судет-
ских немцев создается «Объединение чехословацких писателей», кото-
рое обнародовало манифест, решительно осудив «наступление фашизма
на духовную свободу», призывая «всю демократическую и антифашист-
скую1 общественность, всех трудящихся и особенно прогрессивную мо-
1QQ


лодежь... твердо противостоять организованному натиску реакции в
области культуры, политики и социальной жизни». После публикации
антифашистского манифеста в «Чешске слово» на имя редактора га-
зеты Горы поступило много писем от людей, которые просили присоеди-
нить их подписи. Одним из главных организаторов «Объединения» был
Карел Чапек, подвергшийся нападкам реакционеров в газетах «Венков»
и «Народни листы». Многие из подписавших манифест получили злоб-
ные анонимки.
Реакционные силы активизировались: националисты и аграрии,
католическая «народная партия», фашистская группа Стршибрного,
ссылаясь на якобы грозящую стране «коммунистическую опасность»,
обрушились на антифашистов с обвинениями в отступничестве от нацио-
нальных традиций и предательстве интересов народа. Даже Чапек
попал в число пропагандистов «большевистских фраз». Его вместе с
Нейманом, Незвалом и Тильшовой националист Медек «опасался» уви-
деть в «каком-нибудь концлагере».
Ища опоры в борьбе против наступающей фашистской идеологии,
против равнодушия и нерешительности правительства, передовые писа-
тели сближались с революционным рабочим движением и коммуниста-
ми, что, естественно, существенным образом влияло, на их взгляды и
творчество. Так, в 1936 г. Конгресс словацких писателей принял резо-
люцию, которая гласила: «Мы хотим, чтобы наша литературная дея-
тельность отвечала стремлениям народа к социальной справедливости и
свободе, ибо осуществление этих идеалов — надежная гарантия созида-
ния духовных ценностей и условий для развития литературы и куль-
туры».
Реакция злобно констатировала, что на этом конгрессе речь шла
«только о социалистической идеологии».-
Деятельность левого крыла чешской интеллигенции вызвала ярый
протест Ф. Пероутки в журнале «Пршитомност». Выступая с антиком-»
мунистической программой, он проповедовал некую «среднюю» линию
в отношении к фашизму, убеждал действовать осторожно и рассудитель-
но. Именно за «неразумное» бунтарство и отрицательное отношение к
общественному строю Чехословацкой республики постоянным нападкам
со стороны Пероутки подвергались Незвал и Ванчура. В своей пропа-
ганде умеренной «реалистической политики» Пероутка очень рассчиты-
вал на Чапека, сотрудничавшего в его журнале. Но его расчеты не
оправдались — долгие годы сторонившийся политической деятельности,
Чапек все более сближался с радикально настроенными писателями.
Его статьи об идеологическом кризисе и разброде среди интеллигенции,
напечатанные в «Пршитомности» в 1934 г., касались социальных проб-
лем и носили явно антифашистский характер. Он призывал сосредото-
чить все силы в области культуры для защиты духовных ценностей че-
ловечества, отстаивать независимость и духовную свободу.
С середины 30-х гг. в чешской прогрессивной прессе против фашиз-
ма постоянно выступали писатели, журналисты, критики. Широко из-
вестны антифашистские статьи Фучика, Горы, Кратохвила, Майеровой
и др. Особенно важными становились тема патриотизма и выявление
классового характера национализма. Разоблачая антидемократичес-
кую, буржуазную и реакционную сущность национализма, Кратохвил
объяснял: «Не путайте национализм с естественной привязанностью к
своему народу... Чем „сильнее" национализм, тем скорее... набирают
силу противники единого фронта, тем слабее в конце концов оказывают-
ся позиции народных масс. Я уверен, что за «силу» гитлеровского на-
ционализма немецкий народ дорого заплатит».


Путь к преодолению фашизма Кратохвил видел в коренных револю-
ционных преобразованиях. «Запомним, — писал он, — еще одно непре-
ложное правило: нет порядка без социализма; нет постоянного покоя
и мира без социализма; нет иного пути к человеческому благу и к бла-
гополучию народа, кроме пути к социализму». Социализм он считал
«единственным наследником» национально-освободительного движения,
выступал против попыток реакции извратить исторический смысл веко-
вой освободительной борьбы чешского народа. Показателен длительный
спор Фучика с реакционерами по вопросу о святовацлавской народной
традиции, которую представители аграрной партии и буржуазные уче-
ные пытались приспособить к проведению умиротворяющей народ поли-
тики, а позже — к соглашательству с фашистской Германией. Еще в
1929 г. Фучик выступил со статьей «Святовацлавская культура», где
раскрыл ухищрения чешской буржуазии. Через десять лет, когда реак-
ция снова пыталась использовать национальную традицию для усмире-
ния народа после Мюнхенского сговора, он протестовал и напоминал о
революционных событиях 1848 и 1918 гг. —о смотре демократических
сил на площади св. Вацлава в Праге у статуи князя-воина — защитника
народа.
Различные, часто взаимоисключающие, оценки национально-осво-
бодительной борьбы отражали всевозрастающую остроту классовых
противоречий в условиях распространения фашистской идеологии.
К концу 30-х гг. вопрос о народности литературы тоже превратился в
проблему политическую. Так, критикуя творчество руралистов (Кнапа,
Кршелины, Матулы и др.). Гора в 1938 г. с негодованием писал в статье
«Опять о народном искусстве»: «Конечно, это внутреннее дело аграр-
ной партии и тех писателей, которые создают картины жизни деревни
в соответствии с собственными представлениями о ней. Но ведь они
противопоставляют себя как выразителей интересов народа писателям-
коммунистам! Нельзя допустить, чтобы эти люди лепили ярлыки и
определяли сущность народности в литературе».
Но как ни старались националисты и представители аграрной пар-
тии отвлечь внимание читателя от подлинно народных произведений,4
от социальных и политических проблем, заклеймить писателей, во весь
голос заговоривших об опасности фашизма и реальных путях ее преодо-
ления, люди все более прислушивались к ним. Прогрессивная литерату-
ра в сложнейшей обстановке экономического, а затем и политического
кризиса в стране набирала силу. Писатели участвовали в международ-
ных акциях против фашизма, в 1937 г. вышло 9 номеров журнала
«Испания», создается «Комитет помощи демократической Испании».
В 1938 г., когда возникла опасность вторжения гитлеровской Германии,
«Объединением чехословацких писателей» образована инициативная
группа, которую возглавил Гора; в нее вошли Чапек и Кратохвил. «Объ-
единение» укрепило международные связи, информировало обществен-
ность других стран о положении в Чехословакии, составляло обращения
к своему народу и мировой общественности. Накануне Мюнхенского
сговора «Объединение» приняло воззвание «К совести мира». Призыв
вмешаться, помочь народу Чехословакии опубликовали во многих стра-
нах. На него ответила Международная ассоциация писателей, отклики
пришли из Испании, Англии, от немецких антифашистов, находящихся
в эмиграции. Письмо советских писателей с выражением чувства брат-
ской солидарности и заверением в помощи подписали А. Толстой, А. Фа-
деев, М. Шолохов, Н. Корнейчук, К. Паустовский, Б. Пастернак и дру-
гие, всего 74 подписи. Оно было напечатано в журнале «У-Блок». После
Мюнхена чешские и словацкие писатели выразили коллективный про-


тест и обратились с «Призывом к писателям всего мира». Это их пос-
ледний коллективный документ. Но сопротивление продолжалось.
Вскоре после оккупации Чехословакии в 1939 г. И. Гора пытался
снова сплотить патриотов. Он разослал машинописный текст письма о
ситуации в стране, о положении в области культуры, о долге писателей,
призывая каждого присоединить свой голос к протесту. Очень многие
подписали письмо, несмотря на опасность. Среди них были И. Ольбрахт,
Я. Сейферт, известный адвокат-коммунист, защищавший интересы рабо-
чих, И. Секанина, В. Ванчура, М. Майерова, переводчик Маяковского
Б. Матезиус, Я. Кратохвил, И. Копта, Ф. Лангер, Я. Ион, К. Новый
(вернул текст с поправками, усиливающими протест), И. Горжейши
(приписал, что «целиком согласен»).
Наиболее активную антифашистскую деятельность в годы оккупа-
ции вели Фучик, Вацлавек, Ванчура, Кратохвил, участие в Сопротивле-
нии принимали Ольбрахт, Майерова, Нейман и многие другие деятели
культуры. *
f
Итак, сложная, напряженная обстановка в Чехословакии в 30-е гг.,
экономический, кризис, забастовки, антифашистское движение ускорили
процесс дифференциации сил в литературе и сплочение наиболее,
прогрессивной части писателей. В это время четко обозначилась специ-
фика развития чешской передовой литературы, быстро освобождав-
шейся от буржуазно-демократических иллюзий и занявшей главенст-
вующее положение в художественном освоении действительности, что
случилось далеко не во всех странах в тот период. Острая идеологичес-
кая борьба определяла глубину конфликтов, питала сюжеты и образы,
формировала стиль и в конечном счете — закономерности литературного
процесса. В иерархии жанров произошло заметное перемещение: веду-
щее место заняла эпическая проза и прежде всего — роман. С вопло-
щением революционных перспектив исторического развития возник
роман-эпопея нового типа; существенно изменился социально-психоло-
гический роман, образовались его новые разновидности; сатирическая
проза обрела качества антибуржуазного памфлета; с изменением функ-
ций условности возникали «антиутопии». Взаимодействие жанрово-сти-
левых структур порождало многообразие, представленное творчеством
крупнейших писателей. Романы Ольбрахта, Майеровой, Ванчуры, Кра-
тохвила, Пуймановой, Карела Конрада, Нового, Клички — значитель-
ные вехи на пути развития социалистического реализма. Чапек поднял
чешский критический реализм на ту высокую ступень отрицания бур-
жуазных отношений, за которой неизбежно должно следовать призна-
ние выдвигаемой эпохой новой эстетической системы.
Высокого уровня критического реализма достигли в середине
30-хгг. весьма самобытные писатели — известный сатирик Карел По-
лачек (1892—1944), погибший в Освенциме, и видный прозаик Ярос-
лав Гавличек (1896—1943). Исследование внутреннего мира совре-i
менника обрело настолько явно выраженную классовую и социально-
политическую направленность, что психологизм стал действенным
средством разоблачения мещанства. Это было ново и перспективно.
Правда, и в творчестве Неруды социальная среда определяет психоло-
гический склад героев. Но там речь идет более о создании, как пишет
А. П. Соловьева, «обобщенной, групповой характеристики» тийа щед-
ринских «глуповцев», «пошехонцев» или обитателей Растеряевой улицы
Г. Успенского. Опираясь на традиции и достижения Неруды и Чеха,
Полачек и Гавличек каждый по-своему ведут углубленное исследование
мещанской психологии. Полачек во втором томе пятитомной хроники


жизни обывателей XX в., в романе с ироническим названием «Герои
идут в бой» (1936), изображает мещанина-пигмея в свете эпохальных
событий первой мировой войны, а потом затяжного экономического
кризиса — сфера типизации сатирических характеров близка по масшта-
бам роману Гашека.
Если Полачек писал эпические полотна и создал, по сути дела, ан-
тиэпопею о мещанине XX в., то для Гавличека психологизм — основное
средство разоблачения бездуховности и способности мещанина преда-
вать. В образе интеллигента Манека, главного героя его лучшего ро-
мана «Та третья» (1939), он раскрыл новые эстетические возможности
психологизма при создании сатирического характера. Проработав всю
жизнь в учреждениях, Гавличек отлично знал и ненавидел чуждый ему
0|браз жизни мещанина. Он писал: «Если бы мне пришлось только си-
деть в канцелярии, честно говоря, я бы лучше повесился. Я уже давно
не банковский служащий. Ведь это совсем разные миры — мир людей,
которые пишут книги, и мир служащего, который лишь прилежно ходит
в канцелярию». Гротесковость образа Манека, абсурдность поведения
лицемерного обывателя раскрыты в ложно лирическом.плане, что весь-
ма необычно для того времени: в социальной прозе 30-х гг. еще только
устанавливались новые функции лиризма. Сатирический и лирический
планы повествования органически сочетаются в «Отбое» (1934) Карела
Конрада, где преобладает гражданский антивоенный пафос. Но и здесь
лиризм не становится средством создания пародии, как и в прозе бал-
ладного типа с преобладанием романтического и лирического начал.
В особую разновидность социально-психологического романа сфор-
мировалась прозаическая баллада 30-х гг. с ярко выраженной нацио-
нальной спецификой развития. Роман-баллада — результат синтеза
жанровых форм и взаимопроникаемости стилевых принципов, которые
наблюдаются в «Маркете Лазаровой» Вл. Ванчуры, в «Николе Шугае,
разбойнике» И. Ольбрахта, в трех романах-балладах К. Нового, в
«Шахтерской балладе» М. Майеровой, в «Сочельнике» Я. Глазаровой.
Жизнеспособность новой формы проявилась не только в большом .коли-
честве произведений этого типа и в охотном обращении виднейших
чешских романистов к балладной прозе. Показательно также образова-
ние разных стилевых тенденций. Монументальность образов, связанная
с фольклорным началом, и романтический пафос позволили воссоздать
масштабные национальные характеры («Шахтерская баллада» Майеро-
вой, «Баллада о солдате» Нового). А углубление психологизма привело
в конце 30-х гг. к аналитичности в «Сочельнике» Глазаровой. При двух
направлениях стилевого развития форма романа-баллады сохраняла
свои характерные черты: социальную остроту и трагизм драматических
конфликтов; присущий эпике особый лиризм, исходящий от персонажа,
связанный с переживаниями героя; наконец, сочетание «трезвого» ре-
ализма с романтической приподнятостью повествования и особым
фольклорным колоритом. Стилевое многообразие свидетельствует об
интенсивном развитии этой разновидности социально-психологического
романа.
Чешские реалисты искали и находили богатые возможности для
идейно-эстетического обновления традиционных форм. С этой точки
зрения особенно интересны успешные поиски Чапека и Ванчуры в об-
ласти сатирической прозы.
В роман проникали принципы репортажа, очерка, газетной инфор-
мации, документа, использовались средства кино и драматургических
Жанров. С другой стороны, вновь возрождалась специфика националь-
ных традиций, уходящих корнями в устное народное творчество. Обра-
7 Р. Р. Кузнецова
193


щение к легенде, фольклорная форма повествования в значительной
степени вызваны романтизацией сюжета и характеров, пафосом утверж-
дения революционных идеалов и духовных ценностей, при этом происхо-
дило пересечение весьма отдаленных художественных систем.
Таким образом, самое значительное в чешской литературе 30-х гг.
связано с утверждением эстетики социалистического реализма и чрез-
вычайно высокой степенью критичности произведений реалистов. Несо-
стоятельность других творческих концепций подтвердила художествен-
ная практика, хотя они и оставили след даже в творчестве видных
писателей.
У поэтизма и сюрреализма не было, по существу, будущего ни в
поэзии, ни в прозе. Да и лучшие поэтические силы 'Чехословакии, свя-
занные с этими течениями, в конце концов переходили на позиции ре-
ализма. Яркий тому пример — Незвал. Программу поэтизма разделял
Карел Конрад, но и он решительно отошел от принципов поэтизма.
Протест Ванчуры против войны и социального гнета облечен в романе
«Поля пахоты и войны» (1925) в стилевые формы, близкие экспрессио-
низму, однако в романах 30-х гг. его поиски связаны с жизненной кон-
кретизацией характеров, исторической точностью воплощения револю-
ционного преобразования действительности.
Импрессионизм, возникший во Франции в конце XIX в. как само-
стоятельное художественное направление, тоже обрел в чешском
психологическом романе лишь стилистическое своеобразие, не став даже
сформировавшейся стилевой тенденцией. В произведениях таких видных
реалистов, как Новый, Кличка, он утратил свою субъективистскую
основу и обрел иные художественные функции: помогал подчас созда-
нию масштабных эпохальных картин и впечатляющих образов, опреде-
ляя высокую тональность эмоционального звучания.
Некоторые писатели погружались в узкий мир психологических
исследований, сугубо индивидуальных, часто болезненных явлений.
Подобно Ярославу Дуриху, они проповедовали католицизм, видя в нем
избавление от мучительных раздумий о противоречиях эпохи, или, как
руралисты Франтишек Кршелина, Ян Чеп (тоже сторонник католициз-
ма), Иозеф Кнап, Раймунд Габржина, Вацлав Ренч, идеализировали- не
существующие патриархальные отношения в деревне. Даже наиболее
талантливые из них, проницательные психологи, какими были Дурих,
Кршелина, Эгон Гостовский, не имели большого успеха. Не их произве-
дения, отмеченные подражанием французским и английским модер-
нистам, определяют ценность чешской национальной культуры. Далека
была от современности так называемая вальдштейнская трилогия
Дуриха — его лучший исторический цикл романов, созданных в 30-е гг..
Социальный протест Кршелины в годы кризиса гасился идеализа-
цией деревенского уклада, призывом искать успокоения в семье, в ре-
лигии. В социальном романе «Голодные годы» (1935) он нарисовал
впечатляющие картины из жизни ткачей-бедняков, именно этот романг
менее, чем его другие произведения, отмечен идеями рурализма, от кото-
рых он совсем отказался в более поздних произведениях об оккупация
Чехословакии й о жизни страны после освобождения.
Не нашел достаточно убедительного художественного воплощения"
на чешской почве также экзистенциализм. К нему еще в 20-е гг. подхо-
дил Франц Кафка, затем стремился внедрить его в чешский психологи-
ческий интеллектуальный роман Эгон Гостовский, начавший печататься
в конце 20-х гг. Его первые психологические новеллы в духе экспрес-
сионизма вызвали живой интерес, в начале 30-х гг. возлагали надежды
на талантливого романиста. Однако в романах, которые следовали один


за другим, появлялся все тот же одинокий, замкнутый герой, а реальные
жизненные обстоятельства перемежались с фантастическими мечтами и
описанием галлюцинаций. В наиболее значительном романе «Дом без
хозяина» (1937), где сюжет распадается на эпизоды, ясно слышатся
предостережение, протест против фашизма, есть попытка заставить лю-
дей услышать и понять друг друга. Однако в центре внимания писате-
ля-эмигранта так и остался замкнутый мир человека, отвергнутого об-
ществом.
В процессе интенсивного становления новых видов прозы даже луч-
шие произведения Дуриха, Гостовского, Кршелины не играли заметной
роли. Роман-эпопея о современности, новый тип романа-памфлета скла-
дывались в творчестве Чапека, Ванчуры, Майеровой, Кратохвила,
Т. Сватоплука. Развитие чешской прозы связано с многостильным,
широким прогрессивным течением, которому присущи различные уровни
идейной и художественной зрелости и которое, однако, легко отличимо
от потоков, направленных вспять. Лучшие критерии при этом — при-
верженность писателя передовым идеям, его стремление способствовать
своим творчеством их воплощению в жизнь, заинтересованность в судь-
бе народа.
ИВАН ОЛЬБРАХТ
Проза Ивана Ольбрахта (1892—1952) не просто воссоздает пано-
раму современных событий, а раскрывает становление новой личности,
проникновение революционного сознания в массы как процесс истори-
ческий, связанный с судьбой народа и борьбой рабочего класса.
Сын известного писателя Антала Сташека, Ольбрахт пришел в ра-
бочее движение еще в начале века. Тогда же в ранних повестях и рома-
нах начались поиски героя, представляющего общественные тенденции
эпохи. Новый этап творчества во многом определила поездка Ольбрахта
в 1920 г. в Россию. Он был одним из первых, кто побывал в Стране
Советов, по возвращении много выступал, выпустил книгу «Картины
современной России», где правдиво описал трудности молодого госу-
дарства и увидел главное: здесь создается «завтра всего мира». Чеш-
ский писатель назвал В. И. Ленина «самым великим архитектором, ка-
кого когда-либо знала история». Многие страницы очерков он посвятил
советским людям, тому новому, что рождалось в их характере и даже
во внешнем облике: «Лица людей совсем другие, чем у нас, — замечает
Ольбрахт. — Они изменились. Прежде люди так не выглядели. С них
будто спал вековой гнет, они будто омыты ключевой водой, свежие,
просветленные, полны веры в будущее... Люди окрепли и стали пре-
красны».
Обобщенный портрет, воплотивший творческий подъем, энтузиазм
масс, равносилен призыву, обращенному к другим народам, как и
картина созидания новой жизни: «Работать, работать, работать! Зовет
улица, призывают города, вымершие лишь для слепых западников. Мил-
лионы рук интенсивно трудятся над восстановлением разрушенного ми-
ровой и гражданской войнами, кладут фундамент для того, что намного
перерастет разрушенное. Москва живет, и Россия живет».
Книга Ольбрахта — правдивый документ времени, поэтому мы
найдем в ней и образное воплощение уходящего мира. Понимая, что
отжившему неминуемо придет конец, писатель подмечает и комические
эпизоды из быта Сухаревского рынка, называет его «одиноким остров-
ком старого мира». Никчемности бывших господ, их прихлебателей,
спекулянтам противопоставлен тоже обобщенный, но совсем другого,
"7* 1 гм-


эпохального масштаба образ класса, которому принадлежит будущее:
«Так вот он! Русский пролетариат! Победитель!.. Огромная сила дрем-
лет в его мускулах, сила грандиозная. Я только теперь, недавно, по-
нял это».
Не каждому очевидцу дано было понять происходящее в револю-
ционной России и поверить в ее будущее. То, что увидел Ольбрахт, не
заметил Уэллс, приехавший вслед за ним, осенью 1920 г.; в его пред-
ставлении, страна — «зрелище беспросветной нужды й упадка». В книге
«Россия во мгле» Уэллс нарисовал «картину всеобщего непоправимого
краха».
Концепция книги чешского коммуниста противостояла точке зрения
буржуазных писателей, опровергла разного рода измышления о негатив-
ной роли Великой Октябрьской социалистической революции в судьбе
народа, об исторической бесперспективности победы русского пролета-
риата. По возвращении Ольбрахт обратился к читателям газеты «Руде
право»: «Что я уже был коммунистом, когда поехал-в Россию, это вам
известно, но вы не знаете, каким я вернулся. Когда я повидал Россию,
эту в муках рожденную новую жизнь, еще не созревшую и требующую
пока забот и охраны, но живую, здоровую и подающую надежды, я ска-
зал себе, что эта молодая жизнь спасет мир. После того как я за полго-
да уяснил новые общественные отношения и видел все: познакомился с
трудностями и недостатками, с тем, что угрожает советскому строю...
я сказал себе: социалистическое государство, созданное в России, это
великолепно. За социалистическое государство, за саму идею его созда-
ния, можно отдать жизнь... Я вернулся преисполненный новых сил».'
Реакционеры ополчились на Ольбрахта, в прессе он отвечал, разби-
вая доводы буржуазных «очевидцев», и писал, что «от своих классовых
врагов мы не можем ждать ни малейшего милосердия».
В период спада рабочего движения Ольбрахт начал публиковать
по главам роман о недавних революционных событиях. Историзм, опти-
мистический взгляд в будущее определили ценные качества «Анны-про-
летарки» (1928)—произведения о прекрасном и трудном времени. В
образах служанки Анны и рабочего Тоника Кроуского отражен духов-
ный и политический рост людей, а в сюжете романа — первые успехи
чешского пролетариата в борьбе против буржуазии и правых социал-
демократов, захвативших власть в молодой республике.
Герои Ольбрахта обогатили художественные достоинства пролетар-
ского романа. Важно, что характер служанки Анны раскрыт в процессе
формирования. Скромная недалекая деревенская девушка поступила
горничной в семью архитектора Рубеша, где после беспросветного су-
ществования ей все казалось идеальным. Знакомство с Тоником откры-
ло другой мир, и с этого момента образ жизни господ, их поступки,
характеры предстают в истинном свете. Чем больше Анна узнавала
хозяев, тем яснее, конкретнее, доказательнее становилась правда, о
которой говорили на рабочих собраниях, куда приводил ее Тоник.
Случайная встреча с дочерью Рубешей, барышней Дадлой, такой чужой
и враждебно настроенной, еще одна ступень, приблизившая Анну к
рабочему коллективу. Чувство ответственности за семью после заму-
жества, за Тоника, сражавшегося в Народном доме с предателями
освободительного движения, помогло встать рядом с мужем. В конце
романа мы видим их вместе в рядах демонстрантов.
Образ Анны был близок современникам, он отразил те же тенден-
ции эпохи, что и характер Ниловны в романе М. Горького «Мать». Про-
изведение М. Горького, «Анна-пролетарка», «Лучший из миров» Майе-
ровой стали опорой для Илемницкого, Клички, Пуймановой.


Тоник показан уже сложившимся человеком, сознательным, поли-
тически зрелым рабочим. Его предыстория дана почти конспективно.
Мы видим его не в повседневном труде на заводе, а преимущественно
как участника борьбы за создание Коммунистической партии Чехосло-
вакии. Причастность к революционным событиям — самая характерная
черта его личности. Современному читателю образ Тоника может пока-
заться несколько схематичным в сравнении с образом Анны. Однако
нельзя не учитывать, что, разоблачая Рубешей, депутата Яндака и пра-
вых социал-демократов, писатель мог опереться на традиции критичес-
кого реализма, а раскрывая характер пролетария в сфере политической
борьбы, он шел непроторенной дорогой. Но тем ценнее, что герои
«Анны-пролетарки» заняли видное место в литературе социалистичес-
кого реализма. До сих пор их судьба не перестает волновать читателя,
книга переиздается во многих странах.
Народное начало нашло новое оригинальное развитие в романе
Ольбрахта о Закарпатье «Никола Шугай, разбойник» (1933). До этого
вышли его очерки «Земля без имени» (1932) о крае, где нужда и бес-
правие крестьян достигли катастрофического уровня. Для писателя это
было трудное время. После 1929 г. он тяжело переживал отрыв от
партии, оставаясь коммунистом по убеждениям, ибо не прошли даром
долгие годы участия в рабочем движении, деятельность в партийной
печати, аресты, тюремное заключение, штрафы за публикацию ленин-
ских статей. И все же прерванная живая связь с массами сказалась на
концепции «Шугая» и других произведений закарпатского периода.
Легендарный бунтарь-одиночка, символ векового сопротивления панам,
естественно, не мог действовать в 20-е гг. нашего века соответственно
устремлениям трудящихся Закарпатья. Бесстрашный неуязвимый, герой
погибает не только потому, что такова была судьба прототипа — реаль-
ного разбойника Шугая, с семьей которого и его женой Эржикой писа-
тель встречался, работая над романом. Связывать новый этап борьбы
пролетариата с историей жизни и взглядами Шугая, с мифологизирован-
ным характером неправдоподобно, хотя такая неудачная попытка имела
однажды место в романе. Но автор все же не пошел по пути реализации
в сюжете революционного подъема масс в первые годы после образова-
ния Чехословацкой буржуазной республики, иначе художественная
структура центрального образа была бы разрушена. Не случайно ка-
жется неправдоподобной картина демонстрации бастующих рабочих,
выступавших под лозунгом: «Слава Николе Шугаю! Шугай нас пове-
дет!» Кроме этого эпизода, в романе нет упоминаний о рабочем дви-
жении.
Ольбрахт все-таки не нарушил идейно-художественного единства,
и Вацлавек, высоко оценивший роман в статье «О мифе нашего време-
ни», несправедливо упрекнул писателя в том, что тот «даже не намек-
нул на преодоление в Закарпатье шугаевского отчаянного индивидуаль-«
ного протеста, тогда как там рождается коллективное сопротивление».
Причину критик видел в '«преобладании мифа над действительностью».
Однако автор и не смог бы соединить обе ступени протеста — стихийный
бунт и организованную- борьбу — в характере фольклорного типа, а
противопоставлять Шугая новому уровню освободительного движения в
романе не входило в планы писателя. Шугай остался совсем одинок и
погиб, этим было многое сказано современнику. Во второй книге очер-
ков о Закарпатье «Горы и столетья» (1937) Ольбрахт наряду с отраже-
нием крайней отсталости крестьян запечатлел пробуждение классового
сознания бедняков и рассматривал перспективы края уже в свете общих
с°Циально-политических проблем XX в. Знаменательно, что в главе «Раз-
1Q7


бойники» он писал о том, что их время миновало. Эта книга —новая
ступень цикла произведений о Закарпатье, хотя в нее и включены очер-
ки из первой книги.
В романе же «Никола Шугай, разбойник», опираясь на тот же
материал, художник преследовал другую цель, чем в очерках. Он хотел,
как справедливо заметила Н. Ф. Копыстянская, «представить образ на-
родного мстителя, вырастающий в символ, и вместе с тем создать кон-
кретный, достоверный характер закарпатского крестьянина». В струк-
туре балладного романа не диссонируют документальность и услов-
ность, сказочность. Оба этих разнородных начала сливаются воедино
благодаря тонкому чувству меры, присущему выдающемуся художнику.
Ольбрахту в «Шугае» и Ванчуре в «Маркете Лазаровой» пришлось
отвоевывать, заново утверждать право на фантазию для романиста,
пишущего «в границах правдоподобия». Художественная ткань романа-
баллады 30-х гг. включает изображение самых неприглядных, самых
«непоэтичных» сторон действительности и высокую поэзию вымысла,
отражающего народную мечту о справедливости. Поэтика «Николы Шу-
гая» целиком обращена к современности и актуальным проблемам,
объединяет вековой художественный опыт устного народного творчества
с новейшими достижениями романистов. Легенды о Шугае и Довбуше,
закарпатский фольклор, лирические пейзажи, романтическое чувство
Шугая к Эржике призваны раскрыть богатый духовный мир прежде
всего современного жителя «забытого богом» края и оттенить бесчело-
вечность хищнических законов буржуазного общества XX в.
Наряду с традиционными повествовательными формами устных
легенд произведению присущи черты, характерные для социального ро-
мана того времени, особенно для эпических полотен о народной жизни.
Так, в сцене расправы правительственного войска с бунтовавшими
крестьянами Колочавы слышен голос масс: «Ах, мужики, несчастные
мужики, что же вы натворили?». В другом случае выражено народное
возмущение поступком сына богача Вольфа, поручика, приведшего сол-
дат, чтобы защитить добро отца. Да и само авторское повествование
ведется часто словно от лица недовольных крестьян: «А потом пришла
война. Будь она проклята!». Или: «Чтоб наши языки поотсыхали!»
Подобные фразы, вероятно, с досадой произносили закарпатские кресть-
янки, которые молились то за венгерского короля, то за русского царя,
обещавших свободу. С обращения к разбойникам в духе сказа начина-
ется глава «Алекса Довбуш», а затем повествование о былом переме-
жается сценами из современной жизни Колочавы, Шугая, Эржики, их
родственников и односельчан. При таком изложении интонация, объем-
лющая многоголосие всколыхнувшейся людской массы, становится
связующей личное и общественное. Образ Шугая обретает монолит-
ность, воплощая свободолюбивый нрав украинцев, традиции их вековой
борьбы.
Тенденция к созданию собирательных символических картин и ха-
рактеров сказалась в олицетворении Колочавы и Верховины: «Колочава
молчала», «Колочава приговорила Николу Шугая к смерти», «осталь-
ная Верховина о том не ведала, не предчувствовала надвигающейся
беды, такой же безымянной и серой, как постоянный гнет». Символика
соседствует с развернутым внутренним монологом, с проникновенным
повествованием о Шугае и Эржике, об их привязанности к родному
краю, с рассказом о личной жизни главного героя. Но при этом мас-
штабность легендарного характера Шугая-разбойника сохраняется,
подтвержденная всенародным признанием его героизма, »исключитель-
ности и вместе с тем близости каждому: «Любили Шугая всегда, — пи-
1QQ


сал Ольбрахт.—За чудодейственную силу, за отвагу, за его любовь, за
печальную сопилку. Любили потому, что взял он на себя то, на что
никто не отважился: стращал панов, помогал униженным, у богатых
брал, чтобы отдать бедняку, и мстил за все их беды, за горе и неспра-
ведливость».
Однако конкретные взаимоотношения Шугая с окружающим миром
и людьми гораздо сложнее. Они-то и определили его трагическую судь-
бу. Вот почему внутренний драматизм типично балладного сюжета с
печальным концом мотивирован именно средствами социально-психоло-
гического романа. Характерный для баллады спад в развитии действия,
одиночество Шугая вырисовываются в результате многопланового и
детального изображения общественных отношений: крестьяне боялись
расплаты за смелость и дерзость Шугая, поэтому недовольны были его
родственниками, страдала и жила в постоянном страхе за него и за
семью жена. Наконец, бескорыстие было чуждо его товарищам, они
постепенно покидали, а потом и предали Шугая. Изолированность бун-
таря-одиночки, его гибель отвечали жанровой специфике баллады.
Прозаическая баллада заняла видное место в чешской литературе
того времени, расширив поэтические возможности романа. Обращение
к острым социальным кофликтам XX в., — а зачинателем этой тенден-
ции был Ольбрахт, — привлекало писателей. Попытки создать чисто
психологическую балладную прозу не имели успеха. Ольбрахту принад-
лежит заслуга утверждения новой жанровой разновидности — романа-
балладЫ — в прозе о современности.
Книги Ольбрахта — значительный вклад в социалистическую лите-
ратуру. После освобождения Чехословакии в числе первых ему,
Майеровой, Горе, Ванчуре было присвоено высокое звание народных
писателей.
МАРИЯ МАЙЕРОВА
Творчество Марии Майеровой (1882—1967) развивало новые тен-
денции общеевропейского литературного процесса. Продолжая флобе-
ровскую традицию в начале века, она вместе с тем искала нового героя,
выдвинула проблему воссоздания характера человека, приобщившегося
к рабочему движению. Имя чешской писательницы звучало рядом с име-
нами Анатоля Франса и Ромена Роллана, а на родине ее и сейчас назы-
вают «наш Горький». Обращаясь к Майеровой, Зд. Неедлы писал: «Ты
вышла из рабочего люда, и талант Твой зрел вместе с рабочим классом,
в среде шахтеров и металлургов. Твое творчество стало украшением,
гордостью и славой нашей современной литературы, которую Ты воз*
главила вместе с самыми передовыми писателями. Весь Твой путь
художника — лучший пример для всех, кто идет сегодня и пойдет завт-
ра той же дорогой».
Произведения Майеровой заложили идейно-художественные основы
передовой национальной литературы и продолжают оказывать воздей-
ствие на ее развитие. Тема борьбы пролетариата изначально заняла в
них главенствующее место, ибо сознательная жизнь будущей писатель-
ницы прошла в промышленном Кладно. Ее отчим Алоис Майер был
одним из организаторов местного отделения профсоюза металлистов, и
°на рано включилась в рабочее движение: в 1900 г. молодежь помогала
бастующим горнякам. Почти с детства она поняла, что существуют два
мира, которые, как писала потом, никогда не сливались для нее в «еди-
ное целое без трещин, без пропасти и социальных слоев». Неизглади-
мое впечатление оставили «горе, увечья на литейном заводе, увиденная
1 пп


близко кровь, потрясающее убожество и вечные долги, тряпье, грязь».
Борьба за кусок хлеба стала «источником мировоззрения». Придавая
первостепенное значение исходным жизненным позициям, Майерова
заверяла, что «Кладно настолько крепко ставило молодого человека на
свое место, что никакие дальнейшие перипетии не могли его столкнуть».
Желание продолжать образование привело начинающую писатель-
ницу в Пражскую рабочую академию, где она познакомилась с Нейма-
ном, Шрамеком, Гельнером, затем — во Францию, в Сорбонну; гонорар
за первый роман «Девственность» (1907) позволил ей учиться. Она
часто бывала на заводских митингах, узнала быт анархистов, которых
так остро критиковала в романе «Площадь Республики» (1914). По
возвращении в 1908 г. Майерова вступила в социал-демократическую
партию, вела агитационную работу. Во время первой мировой войны
была медицинской сестрой в госпитале, выступала с антивоенными
статьями.
В 1919 г. Майерова делегирована на съезд по охране труда в Ва-
шингтоне и одновременно — на Первый международный конгресс трудя-
щихся женщин. Книга очерков «Впечатления об Америке» (192!0) дава-
ла гражданам только что образовавшейся Чехословацкой буржуазной
республики наглядное представление о том, как «ради наживы капита-
листы убивают мощный и чрезвычайно важный жизненный источник —
радость труда». Последние слова выделены писательницей, запе-
чатлевшей, как и М. Горький в «Городе желтого дьявола», распад
буржуазной демократии и тяжелое положение трудящихся. О символе
американской свободы — грандиозной статуе в нью-йоркском порту —
Майерова написала: «Свобода так и осталась заключенной в этом брон-
зовом монументе, который омывает стопы в море и светит огромным
факелом в окружающий мрак...».
Новый мир человеческих отношений, революционных идей, самоот-
верженной борьбы за истинную свободу открыл читателям роман «Луч-
ший из миров» (1923). Война, влияние идей Великой Октябрьской ре-
волюции в России, борьба за независимую социалистическую республи-
ку, раскол - социал-демократии и предательство правыми лидерами
интересов чешского пролетариата — все это легло в основу сюжета,
определило развитие действия и центральные конфликты. Широту па-
норамы исторических событий отметил Ю. Фучик: «Одной из первых, —-
писал он, — Майерова отдала дань изображению в литературе эпохаль-
ного государственного переворота, сумела тотчас и с таким пафосом
выразить закономерности исторических перемен, оценить их важность
для дальнейшего общественного развития».
Отражение действительности в революционной перспективе, отме-
ченное Фучиком, соответствовало принципам нового творческого метода,
зарождавшегося в чешской литературе в начале 20-х гг. Позже Вацла-
век в статье «Корни социалистического реализма в современной чеш-
ской литературе» (1935) назовет роман «Лучший из миров» первым
среди прозаических произведений, в которых «художник социалистичес-
кого реализма соединяет в неделимое целое интимное и общественное,
воссоздавая картину истории». И действительно, во всей сложности
общественных и человеческих отношений Майерова раскрыла становле-
ние личности главной героини — Ленки Биланской, страстной пропа-
гандистки идей социалистической, революции, призывая к борьбе за
претворение в жизнь великой мечты о «справедливой стране правды, где
нет ни господ, ни рабов». Ненависть к миру наживы рождается у нее в
доме отца-кулака, где приходилось работать до изнеможения. Жесто-
кость Биланского, его духовных наследников — сына Антонина, энер-


гичного и наглого, односельчанина богача Гладика, циничного и уже
не способного к труду, который добивался расположения Ленки, зятей
Билацского — убеждала в необходимости не только сопротивления, но
и борьбы против них. Дерзость и смелость помогли Ленке уйти из до-
ма, а потом сознание ответственности за судьбу своего народа привело
к разногласиям с официальной политикой социал-демократии, поддер-
жавшей военные ассигнования своих правительств. Она и ее муж Роман,
побывавший в Советской России, становятся коммунистами. Последова-
тельно проследив развитие взглядов и характера своей героини, рост
ее политической активности, Майерова впервые в чешской литературе
запечатлела формирование марксистского мировоззрения в обстановке
повседневного открытого столкновения двух миров. Трагедия голодных
объединяла людей, правдивое слово падало на благодатную почву:
«Если в предместьях что-то случалось, женщины приходили за Ленкой,
просили выступить. И не один спекулянт снижал цены на продукты,
когда ему грозили, что перед его лавкой устроят митинг и позовут Лен-
ку Биланскую». Гладик стреляет в нее, оказавшуюся во главе толпы,
требующей конфискации его имущества. Старый мир беспощаден.
Страницы романа о тяжелом труде бедняков, их беспросветной
жизни овеяны вместе с тем романтикой революционной борьбы, воссоз-
дана атмосфера общественной деятельности, которая облагораживает
человека, возвышает его над повседневностью. Революционер видит
цель, ради которой стоит отдать жизнь. В этом общем настроении, тонко
и с пафосом переданном писательницей, причина обаятельности облика
ее героини. Принцип типизации характера Ленки Биланской — свиде-
тельство рождения новой для чешской прозы тенденции художествен-
ного обобщения.
Роман «Лучший из миров» был написан и вышел из печати до зна-
комства Майеровой с советской действительностью. Впервые она при-
ехала в составе чехословацкой делегации на V конгресс Коминтерна,
посетила многие учреждения, где все для нее было новым и неожидан-
ным, познакомилась с бытом советских людей, с писателями. Вспоминая
свою поездку, она потом скажет: «Для меня Москва 1924 года была не
просто удивительным зрелищем. Я была в цеху, где шесть недель рабо-
тала и училась, где находила подтверждение своей веры и опору для
своего мировоззрения».
Писательница часто бывала в Советском Союзе, особенно после
войны, ее друзьями стали Л. Сейфуллина, В. Маяковский, П. Тычина,
К. Федин, А- Фадеев, позже — Б. Полевой, К. Симонов, поэты С. Орлов,
М. Дудин и многие другие люди разного возраста и специальностей.
Вслед за первыми очерками «День после революции. Что я видела в
СССР» (1925) появились другие, и в конце концов возникла солидная
книга «Победоносное шествие» (1953), отразившая путь Страны Сове-
тов за тридцать лет. И в этом жанре Майерова стала новатором: ее
очерки о Чехословакии, создаваемые с начала века до самых последних
лет жизни, о капиталистическом мире (особенно впечатляют «Афри-
канские моменты» (1933), показавшие величие, красоту, богатства
континента и нищету народа), о жизни народов, созидающих социа-
лизм, неизменно содержали осмысление социальных и политических
проблем, отражали перспективы исторического развития. Публицисти-
ка всегда способствовала ее творческому росту как романиста, опреде-
лила специфику стиля. Писательница вместе с тем внесла значитель-
ный вклад в создание художественного очерка нового типа, который
складывался во многих странах в 30-е гг.
Вершиной творчества Майеровой стали романы «Плотина» (1932),


«Сирена» (1935), «Шахтерская баллада» (1938), составившие единый
цикл о жизни и борьбе чешского пролетариата, эволюции его классо-
вого сознания. «Плотину» приняли с некоторым недоумением, полагая
Что фантастическая условность сюжета о пролетарской революции,
Которая якобы происходит в Чехословакии спустя 20 лет, отвлекает от
непосредственных актуальных задач. Настораживала структура романа:
главы очеркового характера как бы воспроизводили «срез», открывая
состояние общества в день революции (действие длится одни сутки).
И. Гаек в книге «Мария Майерова, или Роман и эпоха» (1962) со-
поставил стиль и композицию «Плотины» с произведениями Тренева,
Вишневского, Погодина, с кинофильмом С. Эйзенштейна «Броненосец
Потемкин», разъяснил, что реалистическая фантастика убеждает в
неизбежности революционной перспективы.
В центре — строительство плотины на Влтаве. Тайные махинации
биржевиков, предпринимателей, поставщиков негодного цемента поро-
дили опасение, что плотина не выдержит напора реки, Прага будет за-
топлена. В смятении буржуазия покидает ключевые позиции государ-
ственного и хозяйственного управления. Власть в свои руки берут ра-
бочие.
Майерова не стремится к углубленной индивидуализации отдель-
ных характеров (хотя персонажи романа весьма колоритны), а пишет
грандиозное полотно о грядущей революции, которая сметет эксплуата-
торов. Символика поэтического образа мощной Влтавы сооветствует за-
мыслу и темпу действия. В нем слиты воедино гимн величественной кра-
соте природы, человеческому труду с идеалом прекрасного в жизни
людей — с прославлением социалистической революции, — и не как да-
лекой мечты, а как свершающегося события. В образе реки воплощены
ярко, звучно буйство стихии и четкие ритмы стройки. Социально насы-
щенные лирические пейзажи, передающие шум то спокойного, то гроз-
ного течения, напоминают о судьбах чешского народа. Не случайно в
заголовки вынесены ноты мотивов поэмы «Влтава» из симфонического
цикла Б. Сметаны «Моя Родина». Глава, названная «Прокламации пе-
чатаются на берегу Влтавы», начата описанием реки: «Влтава пробива-
ется скалистым руслом, дочь гор, она постоянно бунтует против сжав-
ших ее каменных берегов». А в солнечное первомайское утро, в день,
когда должен свершиться революционный переворот, Влтава «несет на
подносе своей стальной глади лучи и блеск, подобный оружию».
Сюжет «Плотины» напоминает действо, где главное — драматизм
судеб целых классов. При этом истории отдельных персонажей, частные,
вплоть до семейных, коллизии не выступают изолированно, они тесно
связаны с развитием действия, выполняют определенные функции в
системе широкого обобщения. Характеры разнообразны, оригинальны:
лиричны образы перевозчицы Божены, выросшей на берегу Влтавы, ее
возлюбленного студента-революционера Агари; деловит, энергичен,
собран архитектор Фер, но и он, распоряжаясь работами на стройке,
становится похожим на сказочного героя; его жена Грета — воплощение
материнства, и сюжетная линия, связанная с ней, входит в заключитель-
ную главу романа «А земля продолжает вращаться». Символичны
образы полуголодных детей из темных пражских подвалов, которые в
майский солнечный день революции убежали на зеленый берег Влтавы.
Принципы драматургического сюжетосложения, характерные для
романов Майеровой, проявились в сатирическом изображении паники,
охватившей пражскую буржуазию. Фантастическим комичным историям
нет конца, глава же «В предчувствии переполоха» вообще написана в
духе гротескового водевиля. Апофеоз событий — шествие скульптур»


уподобленное великому исходу. Спасаясь от потопа, буржуазные прави-
тели не заботятся о творениях великих мастеров. Украшающие Прагу
памятники принимают единодушное решение не подвергать себя опас-
ности и действовать самостоятельно: «Рванулся конь под князем Вац-
лавом на площади и, збеня подковами, пошел иноходью по мостовой
к Водичковой улице, к нему постепенно присоединялись статуи святых,
сохраняя иерархию столетий своего возникновения... Встал Палацкий,
с облегчением отбросив плед с колен... Юнгман распрямился, восемь
пражан покинули набережную...».
Словно сама история, национальная культура, известные всему
миру скульпторы Мысльбек, Штурса порывают с буржуазией, чуждой
духу истинного патриотизма.
Майерова считала «Плотину» антиутопией. И на самом деле, много-
образие форм, условность, фантастика подчинены художественному во-
площению существовавших в жизни антагонистических противоречий и
показу реального революционного пути их преодоления.
В «Сирене» тема жизни и борьбы пролетариата обрела форму
романа-эпопеи. Летопись полувековой истории почти четырех поколений
шахтерской семьи Гудцев из «черного Кладно» стала обстоятельным
осмыслением форм классовой борьбы, жизненных условий, формирую-
щих сознание пролетарских масс, убеждение в необходимости коренным
образом изменить действительность. Масштабность на сей раз достиг-
нута настолько иными средствами, чем в «Плотине», что критика -надол-
го разделила эти романы, на самом деле связанные преемственностью
ведущей идеи, общей темой и основными принципами художественной
типизации.
Эпопея о кладненских горняках — своеобразный итог жизненного
и творческого опыта писательницы, важную роль сыграли также впечат-
ления о забастовке 1932 г. в Мосте. Опорными для развития действия
в романе стали два кульминационных момента — стихийные волнения
1889 г. в Кладно и организованная стачка 1900 г. Это и в жизни были
исторические моменты, когда сознание рабочих поднималось до пони-
мания задач и революционных возможностей своего класса. Одиночный
бунт Гудца-изобретателя, родоначальника династии горняков, — своеоб-
разный пролог к развернутой картине массовых выступлений. Появле-
ние в конце романа старика на улице среди бастующих напомнило об
огромной дистанции, отделившей организованную стачку от стихийного
протеста одиночек.
Во всеобъемлющей картине исторических событий тщательно вы-
писаны самобытные характеры и новые черты в облике коллектива,
изменения производственных отношений, обстановки на шахтах, в цехах
и в домашнем быту. Разрасталось Кладно—менялись люди. Ярким,
впечатляющим получился образ Гудца-изобретателя. Его ум, мужество
и упорство зрели в труде и напряженных поисках, при изнуряющих
опытах, неудачах и в дни радостных побед пытливой творческой мысли,
воплощенной в металл, в сложные приспособления для станков, облег-
чающих труд. Оттачивалось мастерство самоучки, укреплялись целеуст-
ремленность и стойкость. Высоким пафосом пронизана характеристика
внутреннего состояния Гудца, когда «он, —как пишет Майерова,—
Жаждал облечь в железо и дерево свои мечты». М. Горький в статье
«О „маленьких людях" и о великой их работе» (1929) подчеркнул роль
Умельцев в создании человеческой культуры и с горечью отмечал гибель
талантов: «...Капиталистический строй убил в „маленьких людях" спо-
собности художников и творцов, этот строй не давал талантам ни места,
ни возможности развернуться, расцвести».


Такова и судьба Гудца. Трагическая история упорной борьбы оди-
ночки с предпринимателями за внедрение своих изобретений свидетель-
ствовала о разобщенности пролетариата на определенном историческом
этапе. Символ изолированности бунтовщиков-одиночек — железная из-
городь, которой обнес Гудец свое рабочее место, не доверяя больше
людям. Гротесковая деталь обнажила деградацию личности талантли-
вого умельца.
Образу внука изобретателя принадлежит одно из главных мест в
системе характеров «Сирены». Он не мог жить без завода, без коллек-
тива, и, когда пришлось поступить на работу к хозяйчику небольшой
кузницы, «затосковал по ярму». Однако, повинуясь жестокому ритму
огромного предприятия, он воспринимал завод как тюрьму, «и у этой
тюрьмы был свирепый страж: вечная нужда, необходимость заработка».
Так Майерова раскрыла двойственное отношение к труду кадрового ра-
бочего, которое и привело его в ряды бастующих. Вынужденная эмигра-
ция героя позволила разоблачить легенду о якобы райской жизни в
Америке, утвердить идею патриотизма и мысль о том, что свободу и
справедливость необходимо завоевать самим.
Лучшие черты национального женского характера сосредоточены
в образе Гудцевой, напоминающей героиню романа М. Горького «Мать».
Она, как и Ниловна, пришла в рабочее движение вслед за сыном. Пос-
ле гибели во время бунта младшей дочери Эмильки Гудцеву неотступно
мучило беспокойство за судьбы детей и внуков, возникало чувство от-
ветственности за то, что происходит вокруг. Для нее прозрение началось
с чтения газет — к ним она обратилась в дни судебного процесса над
«бутовщиками» и «вместе с осужденными, — как писала Майерова,—
почувствовала ненависть к общему врагу — насилию и гнету». Личное
горе, заботы о семье и будущем привели Гудцеву к бастующим, за ними
она пошла в дни стачки, став матерью всех, кто боролся с хозяевами,
повторяя в самые трудные минуты: «Ничего, будет и на нашей улице
праздник!».
В сценах первого же бунта Майерова показала, как вырвались лю-
ди из замкнутого круга индивидуальной обособленности, почувствовали
силу единства, несравненно более мощную, нежели одиночный протест.
Вместе с тем образ толпы отразил уровень сознания рабочих, еще
«метавшихся», но уже способных действовать заодно: «Промышленность
и угледобыча за три десятка лет незаметно создали новых людей. Никто
не понимал этого, пока рабочие трудились молча». *
От внимания писательницы не ускользнуло, что стихийное движе-
ние— зачаточная форма сознательности. Об этом писал В. И. Ленин в
работе «Что делать?». Ее к постижению жизненной закономерности при-
вели опыт революционной борьбы и чутье истинного художника. Сужде-
ния В. И. Ленина помогают оценить глубину осмысления чешской проле-
тарской писательницей исторических событий. В книге «Что такое
„друзья народа" и как они воюют против социал-демократов?» Ленин
писал о жестокости, которая в конце концов «БУДИТ МЫСЛЬ РАБО-
ЧЕГО, превращает глухое и неясное недовольство в сознательный про-
тест, превращает раздробленный, мелкий, бессмысленный бунт в органи-
зованную классовую борьбу за освобождение всего трудящегося люда,
борьбу, которая черпает свою силу из самых условий существования
этого крупного капитализма и потому может безусловно рассчитывать
на ВЕРНЫЙ УСПЕХ»*.
* Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 1. С. 241.


Причины и условия роста рабочего движения Майерова воплотила
во множестве судеб персонажей и сюжетных линиях, переплетенных с
жизнью шахтерского Кладно и семьи Гудцев, детей, внуков и правнуков
изобретателя. Не стесняя себя условностями жанра, она смело сочетала
художественный вымысел с воссозданием исторических событий, вклю-
чала документы, газетный материал о размахе стачечного движения.
В тексте «Сирены» звучат лозунги-призывы к единению, голоса горня-
ков, автор откровенно выражает свою позицию, присоединяясь к обще-
народному возмущению. Повествование ведется от имени коллектива
как своеобразный внутренний монолог, как обращение бастующих к
соратникам по борьбе или хозяевам. Оценивается ситуация, подчерки-
ваются изменения в сознании людей: «Ах, черт! На шестой неделе за-
бастовки хозяева начинают с другого края. Что, сократили пенсии на
четверть, а женщинам даже на треть? Ай-ай-ай!.. У тебя есть еще кар-
тошка в погребе? А у тебя, у тебя и у тебя? Коза доится? Ну, так еще
-не совсем плохо... Несмотря на все беды, ведь радостно же, шахтеры,
что мы ежедневно собираемся, уверены друг в друге, находим в себе
силы. Как не идти другим с нами в ногу, если они видят сомкнутые
ряды?».
Речевая ткань романа соответствует содержанию характеров,
меняется с их эволюцией, оттеняет духовный рост целого класса. Дви-
жение сюжета и смену поколений представили популярные среди гор-
няков песни — от религиозных до бунтарских/Введенный в роман шах-
терский фольклор собрала сама писательница. Легенды, частушки,
пословицы, поговорки обогатили речевую характеристику Гудцевой, ее
младшего сына Рудлы, сочинявшего куплеты в дни забастовки, шахтера
Билека. «Сирена» открыла путь в художественную литературу профес-
сиональной лексике, разговорному языку рабочих, их устному твор-
честву.
Роман вызвал живой отклик не только в прессе, писательница по-
лучала множество писем от рабочих, его обсуждали в Кладно. Извест-
ный словацкий писатель П. Илемницкий высоко оценил мастерство Ма-
рии Майеровой: «Что за невиданная, неслыханная любовь помогла Вам
так возвысить чешского шахтера, что его может увидеть весь свет, что
каждый, у кого есть сердце, должен снять перед ним шляпу?».
В «Шахтерской балладе» внимание сосредоточено на судьбе и ду-
ховном мире одного героя — Рудольфа Гудца, правнука изобретателя,
уволенного за участие в кладненской забастовке 1900 г., попавшего в
«черный список» и вынужденного эмигрировать. Через пятнадцать лет
австрийские власти дознались, что он под фамилией Звонарж живет с
семьей в Германии, его мобилизуют, отправляют на фронт. Самому ге-
рою присущи оптимизм и здоровое, свойственное рабочему человеку
мироощущение, высокое чувство любви; отягощают его судьбу чуждые,
гнетущие силы буржуазной действительности, а совсем не собственная
ущербная психология. Война, когда он,; привыкший к пролетарской со-
лидарности, к законам товарищества под землей, встретился с живот-
ным страхом людей за собственную жизнь, не ожесточила его. Катастро-
фа на шахте, где погиб старший сын, потеря работы лз-за увечья, даже
жизненные невзгоды по возвращении на родину не смогли сломить гор-
дого шахтера, не подавили духовно. Источник трагического в баллад-
ном сюжете — социальные условия жизни, а не внутренний мир /героя.
•Не менее оптимистична по натуре и жена Гудца Милка, «родничок
говорливой воды». Оттого что облик ее вырисовывается в воспомина-
ниях и раздумьях любящего мужа, романтические сравнения с птицей,
солнцем, со скалой, ибо она стала опорой для всей семьи, не кажутся
ОЛЕ


сентиментальными. Кроме того, как всегда у Майеровой, любая поэти-
ческая метафора «заземлена», возникает в контексте повседневнога
труда. «Вот она развешивает чистое белье на веревке, высоко протяну-
той между фруктовыми деревьями, — вспоминает о молодой жене Гу-
дец, — все ее стройное тело вытягивается, она похожа на птицу, готовую*
взлететь».
- Им обоим свойственна жизнерадостность, позволяющая подшучи-
вать над своими невзгодами. Способность трудового человека к юмору,
не покидающая в горе, подчеркнута также в характерах Мильфайта:
и шахтера Старжика, который давно, как он сам говорит, «разучился
плакать».
Повествование от лица героев в первой и третьей частях полнее
раскрыло их духовный мир. Кроме того, устами пролетариев был вы-
ражен взгляд на буржуазные порядки. Разговорная речь, волнующая
прямота высказываний, горькая ирония обостряют восприятие социаль-
ных причин трагического конфликта. Живой рассказ о событиях лако*
ничей, что весьма важно для жанра »баллады. В нем господствует ассо-
циативность, позволяющая сочетать весьма отдаленные события, уста-
навливать связь личной судьбы героя с движением истории, что и делает
Майерова. Стяжение временных планов помогло ей, казалось бы, в ка-
мерном балладном сюжете дать широкую панораму жизни, отразив^
черты эпохи.
Создавая характеры мужественных людей, воплотив идеи интер-
национализма и солидарности в образе мыслей и поступках Гудца, в
легендарном облике шахтера Мильфайта, автор определил тем самым,,
на чьей стороне будет перевес в предстоящей схватке с фашизмом.
Стойкость героев «Шахтерской баллады» в крайне тяжелой, унижающей,
человека трагической жизненной ситуации воспринималась в то время
как политическое кредо. С приходом к власти гитлеровцев «Шахтерская
баллада» была запрещена, сжигалась вместе с остальными книгами
Майеровой и других передовых писателей.
Несмотря на разницу в конкретных приемах типизации и различие
жанровых структур, «Плотину», «Сирену» и «Шахтерскую балладу»
связывают общая идейно-политическая направленность, масштабность
образов. Романы эти заняли видное место в социалистической лите-
ратуре 30-х гг., открыв новые аспекты освещения проблемы личности,,
темы труда, рабочего движения и революции.
В межвоенный период Майерова выступила и как детская писатель-
ница. Кроме книг сказок, ею созданы романы «Бруно, или Приключения
немецкого мальчика в чешской деревне» (1930), где ведущей стала
тема интернациональной солидарности, и «Робинзонка» (1940) о возму-
жании осиротевшей ершистой Блажены, нашедшей путь к людям. Она
писала также статьи в защиту идейно и художественно полноценной
литературы для детей, вместе с Фучиком боролась против тлетворного
влияния на детские души мещанских вкусов и буржуазной морали, за-
ботилась о будущем новых поколений. Наверное, нет произведения, где
бы ни появлялись ее маленькие герои — пролетарские дети. После осво-
бождения Чехословакии в ее повестях, рассказах, очерках о недавнем
прошлом и созидании новой социалистической действительности глав-
ные персонажи почти всегда молодые люди, подростки, дети. Ее после-
военные книги открывали перспективы художественного освоения
действительности и формирования новой личности строителя основ-
социализма.
Огромное наследие Майеровой до сих пор оказывает влияние нз.
литературу Чехословакии и других стран.


ЯРОСЛАВ КРАТОХВИЛ
Роль народа в истории, социальная и политическая активность лю-
дей, формирование личности — осмысление этих ключевых проблем
романистами XX в. приводило к созданию крупных полотен. Чешские
писатели внесли свой вклад в становление романа-эпопеи нового типа
с отражением революционной перспективы общественного развития, и
Ярославу Кратохвилу (1885—1945) среди них принадлежит , видное
место. Его роман «Истоки» (1934) о революционной России накануне
Октября, созданный очевидцем, близок «Сирене» Майеровой, романам
Илемницкого, Ванчуры, Нового, К. Конрада, Пуймановой. Известный
поэт Иржи Тауфер, друг и соратник писателя, свое предисловие к рус-
скому изданию «Истоков» начал словами: «Всякий раз, вспоминая о
Ярославе Кратохвиле я с особенной остротой осознаю то разнообразие
личностей, составивших революционный культурный фронт довоенной
Чехословакии, ту многогранность индивидуальностей и характеров,
которые столь свойственны всему коммунистическому движению,
объединяющему людей единого убеждения и единых действий. В ря-
дах этого фронта Кратохвил был личностью особенно яркой».
Сын деревенского учителя, он стал агрономом, в 1914 г. был мо-
билизован и отправлен на фронт, в 1915 г. сдался в плен русским,
затем вступил в войска легионеров. В октябре 1917 г. за публичное
осуждение интервенции командование арестовало и выслало Кратох-
вила в Иркутск, где солдаты избрали его, майора,, своим делегатом
на состоявшийся в 1919 г. съезд легионеров. Иркутский период оста-
вил значительный след в жизни писателя, принявшего Октябрьскую
революцию. По возвращении в Чехословакию он издал книгу «Путь
революции» (1922, 2 доп. изд.— 1928), содержащую документы, разоб-
лачившие легенду о «героическом» походе легионеров в России: при-
казы, официальные письма свидетельствовали о связях с интервентами
и контрреволюцией. Социал-демократы объявили труд Кратохвила
«коммунистическим комментарием», реакционная пресса нападала
на автора. И только передовая общественность — Гора, Неедлы,
Волькер — приветствовала книгу о «кровавой правде», Штолл в рецен-
зии на второе издание отметил незаурядный талант писателя, отдельные
главы, действительно, по своей форме — высокохудожественные психо-
локические очерки о трагедии чехословацких легионеров, оказавшихся
орудием в руках международной реакции. Утверждение идей социализ-
ма, яркая образность в какой-то мере предопределили стиль «Истоков»,
отрывки из рукописи которых появлялись в печати с 1925 г.
Писатель не порывал сйязей с Россией, в 1924, 1931 и 1936 гг. при-
езжал в Советский Союз, делился своими творческими планами, был
знаком с Янко Купалой и А. Фадеевым. В 1928 г. журнал «Нове Руско»
опубликовал статью Кратохвила «Россия и Чехословакия в мировой
революции», где автор утверждал, что «будущее Чехословакии вырас-
тает из Октябрьской революции», что чешскому и словацкому народам
предстоит пройти аналогичный путь. Лекции и доклады о Советском
Союзе, редакторскую работу в журналах «Нове Руско» и «Прага —
Москва», участие в организации Общества культурных и экономических
связей с новой Россией Кратохвил сочетал с выступлениями в защиту
бастующих и безработных, голодающих в Закарпатье, с протестом
против жесткой цензуры и запрещения газеты «Руде право». В 1937 г.
вместе с Кишем и Новомеским ему довелось быть делегатом на
П Международном конгрессе писателей в Испании, две недели он
лробыл на фронте и в книге репортажей «Барселона — Валенсия —


Мадрид» (1937) рассказал и о конгрессе и о сражающейся республи-
канской Испании. Уверенность в неизбежности краха фашизма опира-
лась на понимание непрекращающегося роста сознания масс: «И эта
новая контрреволюционная тьма, — писал он, —: в конечном счете пос-
лужит в диалектике истории славной победе света».
Кратохвил вместе с Вацлавеком активно работал в литературном
объединении «Блок», организуя международное сотрудничество прог-
рессивных сил, выступивших против фашизма. Он вел переписку с
Арагоном, налаживал связи с английскими писателями. Кратохвил
не был членом коммунистической партии, но его мировоззрение, эсте-
тические взгляды и политическая позиция настолько близки коммунис-
там, что его называли «беспартийным большевиком», а в годы фаши-
стской оккупации — «красным майором» и считали коммунистом. Он
действительно был связан с подпольным ЦККПЧ, оставаясь во время
оккупации Чехословакии редактором издательства «Чин», вел работу
в нелегальных профсоюзах, контактировал с командованием партизан-
ских отрядов в Бескидах. Арестовали его незадолго до победы над
фашизмом — И января 1945 г. Он погиб в концлагере Терезин.
Именно такой человек мог задумать и создать историческое по-
лотно о народах, вступающих в бой против старого мира. Полностью
осуществить замысел не пришлось. Кратохвил собирался создать мно-
готомную эпопею. Два первых тома — роман «Истоки» — лишь экспози-
ция к циклу, который должен был называться «Река» и состоять из
трех книг, каждая из которых включала бы два тома. В «Истоках»
повествование доведено до осени 1917 г., последние главы — о событиях
августа, сентября и начала октября. Третий, незаконченный, том, издан-
ный в 1956 г., рисует состояние пленных, до которых докатилась, нако-
нец, весть о том, что «большевики взяли власть в Петрограде». Этот
том и наброски к четвертому написаны уже в годы непосредственной
угрозы фашизма, и обращение к опыту русского пролетариата имело
мобилизующее значение. .По широте охвата событий эпохального зна-
чения, многогранности освещения идеи пролетарского интернациона-
лизма произведение Кратохвила новаторское. Даже незавершенное, она
глубоко отразило международное значение Великой Октябрьской со-
циалистической революции.
Воссоздавая ход истории, панораму событий, автор порой словно
приостанавливает развитие действия, ибо все его внимание поглощено
освещением внутреннего мира персонажей. Эпопею Кратохвила спра-
ведливо считают также психологическим романом, но не только на том
основании, что в нем раскрыты личные переживания героев, писатель
сумел передать духовное состояние трудящихся революционной Рос-
сии, которое влияло на сознание других слоев населения и пленных
австрийской армии, рассеивало сомнения в справедливости борьбы за
рабочую правду, за свободу всех угнетенных. Явное и скрытое столкно-
вение классовых интересов, жизненная диалектика пластично вопло-
щены в разных аспектах сюжета и в художественной ткани «Истоков».
Главенствующий образ реки запечатлел быстротечность революционно-
го движения масс, его растущую мощь: «Вот такой рекой с пеной над
водопадом, с гладью, вздыбленной ливнями крови на фронтах, была
Россия от ранней весны 1917 года», — пишет Кратохвил. Тот же сим-
волический образ стремительного потока вобрал и характеристику
сложной общественно-исторической обстановки в стране. Во второй
книге писатель сравнивает толпу, растекающуюся и кружащую па
улицам, с противоборствующими течениями, с «двумя встречными по-
токами на дне долины», пишет о «красной пене знамен», захлестнув-


шей трехцветные знамена монархистов. Примечательно, что образ мча-
щейся бурной реки, символизирующей единение революционных сил,
не стирает остроты антагонистических общественных противоречий. Ис-
тдрически значимые метафоры и пейзажи, массовые сцены с развер-
нутыми диалогами, документальный материал и, наконец, сама рече-
вая форма изложения призваны воплотить натиск народных масс, не-
избежность гибели старого мира.
Произведение Кратохвила — народная эпопея, и народ в нем —
главное действующее лицо. В картинах уличных демонстраций, в эпи-
зодах на вокзалах, у эшелонов, в ,лагерях для военнопленных — везде
слыщны голоса людей. Герои часто безымянны, но перед нами возни-
кают конкретные запоминающиеся персонажи. Такие, например, как
русский солдат-большевик у вагона с чешскими добровольцами. Вме-
шиваясь в спор о войне, умно, с затаенной усмешкой разоблачая лже-
патриотические призывы воевать, он ставит в тупик образованных ино-
земных офицеров» Скрытая ирония звучит уже в самом его обращении:
«Господа... вы люди мудрые, образованные, европейские... Мы народ
неученый. Помогите-ка нам найти правду». А потом, когда он все нас-
тойчивее требует «не скорлупку от орешка», а самое «ядрышко», и чеш-
ский поручик Петраш замечает* «удивительную искру в его озорных
непокорных глазах», «офицер-патриот» не выдерживает, срывается и
в пылу раздражения почти кричит, откровенно выражая свое презрение
к простому народу: «Знайте же, люди, которые управляют государст-
вом, лучше понимают эти ваши правды, чем вы, неграмотное стадо...
Вас надо заставить повиноваться приказу».
Состав с русскими солдатами, едущими на фронт, ушел, спор о
единой правде для всех народов так и не был окончен, а последний
вопрос большевика-солдата не давал покоя легионерам: «Что мы
должны делать, — спрашивал солдат, — чтобы немцы поверили нам,
а не своим генералам, и что должны делать они, чтобы мы им пове-
рили, а не нашим генералам?».
В «Истоках» показано, как пленные солдаты из бедных крестьян
и горожане-пролетарии, некоторые прогрессивно настроенные офицеры
тянутся к таким же, как они, русским: к рабочим и поднявшемуся на
помещика мужику, к революционной интеллигенции. Эти люди стремят-
ся честно разобраться в том, что происходит в России, уяснить миссию
иностранных легионов. Картина эволюции сознания разнородной массы
военнопленных не была бы столь убедительной, если бы Кратохвил не
изобразил с такой тщательностью детали лагерной жизни в Обухов-
ском имении и в городских казармах: полуголодное существование
пленных, обстановку, в которой формировались воинские соединения,
бесконечные политические споры.
Процесс раскола среди военнопленных дается на фоне огромного
полотна жизни России, множества ярких характеров, представляющих
различные общественные прослойки. Мы видим участников революции:
умный, смелый рабочий украинец Куцевола и на фронте, и в тылу
борется за мир, за пролетарскую революцию; его друг, выходец из
интеллигенции Ширяев, создает в провинции организацию большеви-
ков; смел и решителен крестьянин Качар, дезертировавший с фронта,
приехавший домой в деревню отбирать землю у помещиков. В сценах,
где появляются и действуют эти люди, особенно ощутима сила восстав-
Шего народа, неуемная воля масс и одновременно — еще политическая
незрелость, неорганизованность.
Главы о русских написаны правдиво, колоритно. Грань между
миром новым и уходящим в прошлое четко обозначена. Интересен


образ старого полковника, помещика Петра Александровича Обухова,
по-своему понимающего священный долг перед родиной. В первом то-
ме он еще величав и не одинок, хотя при изображении его уверенности
в крепкой связи с родиной явно обнаруживается авторская ирония.
«Наша Россия», часто говорит Обухов. Однако образы храма-корабля
и кормчего, неоднократно повторяемое в различных сочетаниях напы-
щенное определение «торжественный» («торжественно говорил», «тор-
жественное спокойствие», «торжественное пение») неизбежно рождают
подтекст: сомнение в устойчивости монархии. Гиперболизированный
портрет полковника постепенно приобретает более чем иронический —
сатирический — оттенок, меняется тональность обрисовки облика и
поведения русского помещика: от масштабной гиперболы автор пере-
шел к юмору и откровенной сатире, от торжественной обстановки —
к повседневности, обнажая неприязнь полковника к людям, его край-
нюю жестокость.
С эволюцией мировоззрения главного героя, чешского офицера
Томана, более всего связано лирическое начало. Картины .русской
природы часто окрашены восприятием пленных, восхищенных величием
русской земли. Пейзаж становится средством раскрытия характеров,
помогает выявлению нового отношения к действительности. Так, Томан
охотно уходил в поле, здесь он чувствовал себя счастливым, в него
как бы вливалась жизнь, заполнявшая русскую землю. Кратохвил пи-
шет, что «Томан прирос к миру этой страны, открытой на все стороны
света. Он чувствовал и в собственных жилах жизнь, которая тут тяну-
лась к солнцу и била ключом отовсюду, как вода из дырявой бочки».
Герой Кратохвила узнал Россию в момент рождения новой дей-
ствительности, и ему кажется, что «за деревней начинается распахну-
тый мир». Такое восприятие русских, просторов созвучно душевному
состоянию чешского офицера, ищущего пути к правде. Человек и исто-
рия, человек и природа — эти естественные жизненные связи опреде-
ляют художественную систему и конкретные поэтические средства
в романе.
Глубинное, детальное исследование внутреннего мира главного ге-
роя заставило писателя обратится к форме дневника. Томан боится
утраты «старых ценностей», в то же время его влечет революция.
И конечно, не случайны размышления в дневнике о той единственной
правде, которая должна победить: «Справедливая правда! Чтобы для
нас, для немцев и для всех на свете был наконец... мир, мир... жизнь!».
Эта запись Томана почти дословно совпадает с рассуждениями солдата-
большевика у эшелона и открывает новый путь духовного восхождения
к истине.
Кратохвил не отрывал судьбы и эволюции взглядов пленных и ле-
гионеров от событий в России. Многие, подобно Томану, не различая
противоборствующих сил, разделяли в февральские дни мелкобуржуаз-
ную идею «народоправия» и только позже, постепенно, приходили к
пониманию линии большевиков, и не каждому это удавалось.
Сложна история чешского крестьянина Беранека. Исконная при-
вязанность к земле будит воспоминания о родине. Впечатляет сцена,
где Беранек, увидев звездное небо, забыл, что он не дома, ему показа-
лось, что под этим небом, если он посмотрит вниз, найдет знакомый
двор, кузницу, свое кукурузное поле. Чешский крестьянин быстро ос-
воился в русской деревне, помогал по хозяйству солдатке Арине, при-
вык к ней и к ее дому. Забитый, религиозный, Беранек в России
впервые осознал собственное человеческое достоинство, начался пол-
ный противоречий процесс становления его личности.


Написать колоритный образ Беранека, как и образы русских му-
жиков, мог так правдиво только человек, выросший в деревне, пос-
тигший своеобразие крестьянской психологии. Уже в повестях, объеди-
ненных впоследствии в книгу «Деревня» (1924), Кратохвил рисовал
жизнь сельских тружеников, передавая их неспокойное настроение
перед первой мировой войной. История Беранека в «Истоках» продол-
жила наметившуюся в ранней прозе линию, близкую русскому реализ-
му, далекую от традиций патриархальной идиллии, характерной для
чешской деревенской прозы.
Писатель шел от жизни, и суровая, изломанная судьба Беранека
подтверждает это. Преодоление рабской психологии и связанные с
этим трудности стали основным содержанием одного из центральных
характеров романа «Истоки». В истории своего героя Кратохвил рас-
крыл противоборствующие начала: пробуждение общественной актив-
ности и жестокое самоутверждение в силу ограниченности сознания.
Нелегко было человеку, привыкшему повиноваться воле господ. Со-
бытия развиваются настолько быстро, что инертный тяжелодум Бера-
нек не успевает воспринять и осмыслить их, поэтому и в новой обста-
новке действует в силу прежней привычки «служить». Его слепое по-
виновение порождает трагическую ситуацию в отношениях с Ариной,
и приводит его самого к печальному концу: опьяненный угаром наступ-
ления легионеров, он очень изменился, бесчинствует, стал смел, груб,
бессовестен. Однако автор не случайно упорно называет его «овцой»
(что соответствует его фамилии). Конец Беранека — свидетельство
того, как непросто постичь истину, стать Человеком. В 30-е гг. важно
было напомнить людям о ситуациях, когда могут пробудиться живот-
ный страх и жестокость.
Проблема выбора пути коснулась каждого. В условиях неразбе-
рихи в лагере пленных трагически сложилась судьба Шестака. Внутрен-
не не соглашаясь с тем, что снова нужно воевать, теперь — против
русских, этот честный человек оказывается в тупике и кончает жизнь
самоубийством. В «Истоках», к сожалению, еще не получили достаточ-
но полного раскрытия образы наиболее прогрессивно настроенных За-
вадила, Гомолки, Мазача, Райныша, Гофбауэра. Некоторые из них,
судя по заметкам к последующим томам, должны были перейти на
сторону революции. Процесс классового размежевания в среде плен-
ных разных национальностей Кратохвил собирался осветить детально
и всесторонне. Он утверждал, что именно революционная Россия по-
могла понять сущность буржуазного строя, пробудила новое чувство
патриотизма, связанное с устремлениями к социальной справедливости.
Слияние судеб героев с историей было для писателя важнейшим твор-
ческим принципом.
Кратохвил писал о социалистическом реализме, что он порожден
жизнью, и лучшим доказательством этого считал появление произве-
дений социалистического реализма до возникновения термина и тео-
ретических обобщений его характерных черт: «Признание того, что мое
произведение, написанное задолго до выработки концепции социалис-
тического реализма, все же несет в себе определенные признаки этой
концепции — даже если вновь сформулированная цель была понята
в нем и не совсем точно, — вполне может служить хорошим доказа-
тельством справедливости утверждения, что социалистический реализм
действительно результат естественного развития, порождение времени,
в которое мы живем, что это родное дитя нашей эпохи. Иначе не мог бы
человек, не вооруженный готовой теорией, вобрать, ощутить и воссоз-
дать именно такую концепцию».


Писатель подчеркивал «естественную перспективность» социалис-
тического реализма, которую открывает современность, богатая драма-
тическими событиями, но все же вселяющая оптимизм.
ВЛАДИСЛАВ ВАНЧУРА
Невозместимой потерей для чешской национальной культуры была
гибель в фашистских застенках Владислава Ванчуры (1891 —1942),
новатора в области жанровых форм и стиля эпической прозы, зачи-
нателя нового вида драматургии. Его творчество отличает непрерывный
поиск наиболее эффективного художественного выражения эстетической
концепции, складывавшейся в социалистическом искусстве, оригиналь-
ных и действенных способов выявления революционных тенденций эпо-
хи. Он четко различал отмирание всего устаревшего в общественной и
политической жизни, в культуре и личных отношениях, а с другой сто-
роны — неумолимое наступление исторически прогрессивного. Диапа-
зон специфически ванчуровского стиля необычайно широк: устремив-
шись к самым истокам эпоса — к устному народному творчеству, Ван-
чура оставался непревзойденным полемистом. Под его пером легенды,
притчи, пословицы, поговорки, как и вековое литературное наследие,
обретало вторую жизнь, служило новым эстетическим идеалам. Он
осваивал, казалось, принадлежащие уже только истории, популярные
в средневековье жанры прозы, использовал и одновременно пародиро-
вал приключенческую повесть, детектив, любовный роман. Ванчура
как бы «изнутри» взрывал устоявшиеся и привычные формы, умея
взять необходимое для воплощения высоких идеалов социалистического
гуманизма, достигая величия классической эпики.
Член КПЧ с 1921 г., он неизменно вносил идейную страстность во
все сферы художественного творчества, к которым был причастен,
будь то театр или кино, журналистика, критика, область эстетики или
изобразительное искусство, которым Ванчура особенно увлекался в
10-е и 20-е гг. Его драмы, призывавшие трудящихся к действию и со-
лидарности, столь же необычны, как и сценарии для фильмов. Кино
Ванчура особенно любил, верил в его будущее, был в свое время из-
вестным режиссером и первым председателем чешского кинематогра-
фического общества.
Писатель опирался на достижения передовой философской и эсте-
тической мысли, его не занимало создание лишь внешне'оригинальных
поэтических структур. Он никогда не был формалистом. Незвал с воз-
мущением писал, что «титул формалиста» Ванчура «заслужил. у бол-
ванов, потому что не копировал уже написанных книг». Каждое его
произведение содержало нечто неожиданное, необычное и обязательно
намечало конкретные пути дальнейшего развития. В 1931 г. он напи-
сал «Маркету Лазарову», роман типа баллады. В 1933 г. создали по-
добные романы Ольбрахт, Чапек, Новый, который потом еще дважды
обращался к балладе. Дальнейшая судьба романа-баллады связана
с творчеством Майеровой, Глазаровой и других видных чешских писа-
телей. Сам же Ванчура больше не возвратился к балладе. Он никогда
досконально не разрабатывал своих открытий, и в книге «Картины из
истории чешского народа», тематически близкой к «Маркете Лазаро-
вой», нашел более емкую эпическую форму и новый тип повествования.
Начинал Ванчура с утверждения сюжетных конфликтов и колли-
зий, в которых можно наглядно представить социальные и классовые
противоречия, типизировать факты трагического бесправия пролетария
в буржуазном обществе и подавление его личности. Первый роман


«Пекарь Ян Маргоуль» (1924) о разорении булочника и бедственном
ттоложении его семьи осветил весьма острую актуальную тему — отчуж-
денность, одиночество человека в мире расчета, наживы, конкуренции.
Буржуазной морали и процессу распада личности противостоял цель-
ный характер Маргоуля — человека незаурядного, честного, искренне
убежденного в силе добра и справедливости. Вацлавек увидел в ха-
рактере ванчуровского героя «истинную гуманность, но пассивную бла-
годаря бесконечной доброте и являющуюся в современном мире поисти-
не безумием», отметив при этом критическое отношение автора к свое-
му безвольному, бездеятельному герою: «Он видит, — писал Вацлавек
о Ванчуре, — несентиментально, и его этика не сентиментальная, а
пролетарская. Поэтому он и сумел проследить пролетарское в судьбе
Маргоуля: в мифе о чистейшем безумии отразить эпопею борьбы ра-
бочих за хлеб».
Вацлавек заметил в манере Ванчуры два чрезвычайно важных
момента: дистанцию между автором и героем, которую писатель обоз-
начил уже в первом романе, и гротескные черты «безумца», что будет
использовано в «Полях пахоты и войны» и «Конце старых времен».
В романе «Поля пахоты и войны» (1925) Ванчура уходит от се-
мейно-бытовой тематики, стремясь средствами лирики и публицистики
воссоздать картину величайшего человеческого горя во время мировой
войны. В этом произведении широкая жизненная панорама возникает
из множества эпизодов, внутренние связи между которыми чрезвычай-
но слабы, часто обрываются, хотя общее развитие действия все же
прослеживается. Вырождение знатного рода баронов Дановитцев —
одна из наиболее развернутых линий — не становится композиционным
центром, несмотря на то что судьба обоих сыновей освещена довольно
подробно. Образы старика Дановитца, его детей, даже похождения
Эрвина не связаны с движением сюжета. Все они нужны автору лишь
как «вещественное» доказательство безответственного отношения гос-
под к судьбам родины, как символ бездушия виновников кровавой
<бойни. Их характеристику не случайно довершает параллель с идиотом
Ржекой, безумным убийцей. Центр не в этой среде, так как самим
ходом исторического развития презирающие народ господа вытесняют-
ся из жизни. Эта истина нашла художественное воплощение во многих
чешских романах, где образы представителей господствующих классов
занимают второстепенное положение. Ванчуру в «Полях пахоты и
войны» более интересует другая группа персонажей: бедняк Гора, его
жена Анна, сумасшедший крестьянин Франтишек Ржека, образ
которого далеко не однозначен.
Олицетворяя безумство войны, уничтожение, опошление всего че-
ловеческого в бессмысленной бойне, именно он по недоразумению
объявлен тем самым безымянным солдатом, который стал символом
воинского подвига. Это абсурдно и чудовищно. Но ведь и сама война—
противоестественное состояние. (К той же теме в 20-е гг. обращались
Барбюс в небольшом рассказе «Смерть неизвестного солдата», Брехт в
«Балладе о неизвестном солдате», Ольбрахт в повести «Неизвестный
солдат».) Пафос романа Ванчуры, его откровенная публицистичность
направлены на утверждение сознательного и активного отношения К
жизни в противовес «патриотическому» безумству, зоплощенному в об-
разе Ржеки. Сумасшедший убийца постоянно находится в поле зрения
автора, играет особую роль: именно с его судьбой связано развитие
действия в романе, но автора не столько занимают жизнь и поступки
героя, сколько общая атмосфера, отраженная в его безумии. Смерть
Анны Горовой вырастает до гротескного обобщения. Страшное, бес-


смысленное убийство бедняка Горы сумасшедшим, надеявшимся раз-
богатеть, тоже символично. В малом и частном, на первый взгляд,
незначительном, писатель обнажает черты времени.
По замыслу «Поля пахоты и войны» — историческое полотно.
Однако роман оставляет впечатление незавершенности, похож на пер-
вый этюд с широкими, смелыми мазками. Гора писал в газете «Руде-
право» в 1926 г.: «Если у нас и была создана социалистическая, даже
коммунистическая книга, то'это «Поля пахоты и войны», книга, полная
гнева и отчаяния, будто песнь тысячеголосого хора». Тогда же в «Твор-
бе» Шальда называл «Поля пахоты и войны» «самым сильным воен-
ным романом». «Это поистине могучая поэма, — писал он, — кажется,,
это сильнее, чем сама правда».
Опыт Ванчуры в «Полях пахоты и войны» примечателен для
кануна расцвета чешского романа, для периода подготовки эпопеи о
современности: в нем есть необходимая широта видения мира, глубина
философской мысли, намечен крупный план изображения человеческо-
го характера на фоне явлений эпохи.
В романе «Уголовный процесс, или Пословицы» (1930) действие
сосредоточено вокруг расследования дела об убийстве или самоубий-
стве — это остается невыясненным — молодой женщины.. Намечавшая-
ся было интрига (в убийстве Евы обвинен брат ее мужа) оказалась
необоснованной. Несостоявшийся семейный роман — так можно было бы
определить ту часть, которая относится к прошлому, к загадочным
обстоятельствам смерти Евы Пулпытловой. Но это и не детективный
роман: несмотря на все усилия Скочдополе, его сына и вернувшегося
из заключения Иржи Пулпытла, истина не выявлена, хотя они дважды
пытались восстановить ход событий. Таким образом, даже версии прес-
тупления не получилось. Безрезультатный исход, предельная напря-
женность дебатов, однажды даже кончившихся потасовкой, скорее,
пародия на детектив. И все же «Уголовный процесс» — роман. В нем
представлены общественная сторона жизни, неприглядные стороны бур-
жуазной действительности и вопреки всему — естественное течение
событий в повседневности, беды и радости простых людей, а ванчуров-
ские жизнелюбы вместе с рассказчиком, принимавшим участие в рас-
следовании, готовы буквально драться за истину, во что бы то нет
стало добиваться восстановления справедливости. Их характеры «сос-
тоялись» и воплотили очень важное свойство социально активной чело-
веческой личности — стремление к свободе и правде.
Действие в «Уголовном процессе», его кульминацию и благопо-
лучную развязку, ту романическую ситуацию, в которой раскрылись
характеры-, определили не столько выяснение обстоятельств смерти
Евы, сколько постоянная, каждодневная деятельность простых людей,,
их помощь близким. И это знаменательно. Выбрав трафаретную тему,
Ванчура нарочито создает сюжет иного плана, связанный с психологией
и мироощущением персонажей и столкновением противоборствующих
жизненных концепций. Детективная линия.в повествовании становится
лишь поводом для описания нравов и выявления глубоких социальных
конфликтов, неблагополучного состояния общества. Истинное отноше-
ние автора к детективному сюжету выражено во втором названии —
«Пословицы». Читателю этим названием предложено обратить внима-
ние на речь героев: на суть высказываний об окружающем мире, на
народную мудрость в пословицах и поговорках, которыми они клеймят
буржуазный закон и строй. Автора не столько интересует характер
каждого из них, сколько все они вместе как выразители определенных
социальных и политических взглядов, высокого гуманизма, как люйи.


смело обличающие порядки, в чем им действительно помогают бытую-
щие в народе пословицы. В словесном строе романа проявились благо-
говейное отношение Ванчуры к родному языку, неугасающее стремле-
ние обогатить современную прозу веками накопленными речевыми цен-
ностями.
В романе «Маркета Лазарова» он тоже обращается к давним вре-
менам. Его в первую очередь интересуют гордые, сильные натуры,
люди, не знавшие страха в борьбе за свободу. Хотя в центре история
любви Маркеты к разбойнику, но образы самого Миколаша, его отца
Козлика, предводителя вольных лесных жителей, сестры Александры
и матери Катержины занимают в романе не менее важное место. Сю-
жет сложился на основе семейного предания, бытовавшего в роду пи-
сателя. Однако переплетение общественных отношений, непокорность
разбойников королю, привлечение ими на свою сторону городской бед-
ноты, сражения с королевскими войсками переводят легендарную ис-
торию в разряд социальных сюжетов, тем более что неподчиняющиеся
властям разбойники вызывают уважение, а их трагические судьбы —
сочувствие. Жизненный путь Катержины, Маркеты, Александры, вер-
ных соратниц храбрых воинов, осветил не только трудную судьбу
женщин, преданных, общему делу, но и мужество, духовную силу, бес-
предельное терпение, способность к жертвам ради любимых и близких.
Трагическое начало в их историях — источник жизнеутверждающего
пафоса, присущего балладной прозе 30-х гг.
Автор открыто встает на сторону разбойников, защищает высокое
чувство любви Маркеты и Миколаша, прославляет их гордость друг
другом, раскрывает истоки взаимного уважения молодых людей, которое
пришло к ним не сразу, — так непросто складывались их отношения.
Аналитическое начало, эмоциональность авторского текста утверждают
высокий стиль, придавая романтическую окраску образу Маркеты, воз-
вышают героиню над суровой повседневностью, подчеркивают ее вели-
чие даже в моменты унижения. Внутренний мир Маркеты сложен, чув-
ства противоречивы. Она предана и богу и любимому, своему отцу и
новой семье, ее мучат сомнения и страх перед собственным отступни-
чеством: несмотря на обет отца, она все же не стала монахиней.
В изображении противоречивых мыслей и поступков своей героини Ван-
чура всегда, однако, сохраняет единый стержень характера и монолит-
ность образа. Этому главному принципу соответствует и обрисовка
внешности Маркеты, которую мы часто видим в позе застывшего из-
ваяния.
Скульптурность портретной характеристики с еще большей чет<
костью воплощена в облике ее мужа Миколаша. В самый решитель^
ный момент схватки у ворот тюрьмы, где томился его отец Козлик,
автор запечатлел позу Миколаша: «Его ноги словно из меди или же-
леза, его руки наливаются буграми мускул. Его ноги и руки — живые
львята, и вместе с тем — отлитые части скульптуры. Он подался вперед,
и взгляд его острее, чем у птицелова, и видит он лучше».
Сравнения героев с изваяниями часто встречаются в эпизодах,
полных драматизма и динамики, сильного, но сдерживаемого внутрен-
него движения. Так, когда по улицам Болеславы идет семья пригово-
ренного к смерти Козлика и народ издевается над ними, автор пишет:
«Нужны были спокойствие скульптур и львиные силы, чтобы разбой-
ники могли оставить без внимания обиды».
В прозе Ванчуры эволюционируют, обретают новый смысл эти и
другие приемы. В «Маркете Лазаровой», например, впервые встре-
чается откровенное вмешательство рассказчика в повествование. Он


обращается не только к читателю, но и к героям, выражает им сочув-
ствие и даже побуждает к действию. Для Ванчуры активность повеет^
вователя становится одним из средств связи сюжета и образов с сов-
ременностью. Поиски контакта с читателем получают развитие в сбор-
нике «Лук королевы Доротки» (1932) и в выпущенном в том же году
романе «Бегство в Буду». В этих книгах рассказчик хотя и не был
«официально» участником событий, как в «Уголовном процессе» или
позже в «Конце старых времен», но описывал все так живо, словно»
очевидец, мог легко «перемещаться» в ту эпоху, о которой шла речь,
и, наоборот, из давних времен неожиданно «шагнуть» в современность^
рисуя полные иронии образные картины повседневной жизни XX в.,
обращаясь к самым насущным вопросам.
Одновременно писатель продолжал поиски и в направлении откры-
того повествования о современности. Таким стал роман «Конец старых
времен» (1934)—созданный на основе классических традиций пам-
флет, в котором разоблачены хозяева буржуазной республики. Чешская
критика справедливо отмечает влияние Рабле, Франса, Роллана, но,
к сожалению, часто упускает из виду национальную традицию, а также
то, что главный герой князь Мегалрогов — русский и корни этой при-
мечательной личности следует искать в русской классической литера-
туре, в сочинениях Гоголя, в «Ревизоре».
Много общих моментов в структуре повествования Ванчуры и Га-
шека: обыгрывание небылиц, «вставные» истории, которыми лжец.
Мегалрогов потешает обитателей замка, обличая в то же время их
собственные нравы. Как и в «Похождениях бравого солдата Швейка»,
это рассказы «к случаю» и «не к случаю». Несуразные примеры, попут-
ные эпизоды становятся композиционным принципом, не главным, как
в романе Гашека, но важным, выполняющим сходные функции разоб-
лачения общества и характеристики самого персонажа.
Легким отношением к жизни, склонностью к авантюризму Мегал-
рогов похож на Хлестакова. Как и гоголевский герой, он очаровал всех
женщин замка своей внешностью и манерами, нагнал страху на слуг.
Не стесняясь, он похваляется своей отвагой и рисует вымышленные
картины сражений. Ванчура подчеркивает, что «князь был верящим
лгуном», а «вымогательство стало его ремеслом». Это тоже роднит его
с гоголевским персонажем. Да и ситуация схожая: Мегалрогов неизве-
стно откуда явился в замок, выдал себя за князя (а может быть, и в
самом деле был князем), нарушил привычное течение жизни, а потом
тайно, ночью, скрылся в неизвестном направлении. Как и Хлестаков,
Мегалрогов быстро устанавливает приятельские отношения с окружаю-
щими, ведет себя фамильярно, в результате проявляются сокровенная
суть воззрений, истинное содержание жизни обитателей замка и гос-
тей. Во всем этом явно ощущается следование за Гоголем. В романе
Ванчуры есть даже схожие с «Ревизором» сцены. Например, «одалжи-
вая» деньги, Мегалрогов действует точно, как Хлестаков: неожиданна
перебивая собеседника, вдруг выкладывает свою просьбу, прибегая
почти к гоголевскому обороту речи. Отмечая хлестаковские черты в
облике и поведении Мегалрогова, следует иметь в виду, что это только
одна из сторон сложного и противоречивого образа, роль которого в
ходе повествования свободно переосмыслялась Ванчурой.
Мегалрогов олицетворяет прошлое, эстетические корни этого лите-
ратурного характера также углублены в традицию. И все же герой
вобрал черты нового времени, в его судьбе отражена смена эпох.
В эмиграции он ждет возвращения царя на российский престол. В ро-
мане постоянно подчеркивается его приверженность старому режиму»


однако полковник, как об этом выразительно говорит повествователь —
библиотекарь замка Спера, сумел сохранить от прежних времен лишь
приятные манеры, величественную осанку да «красивые волнистые усы,
которые вынес из стольких битв». В изображении внешности и пове-
дения русского белоэмигранта столько иронии и откровенной насмешки,
что не остается никаких сомнений в критическом отношении автора
к нему. И все же чем-то он симпатичен и автору, и читателю. Привя-
занность к нему детей, живущих в замке, воспринимается как естест-
венное влечение к искренним людям. Противоречивость впечатлений
объясняется сложностью идейно-эстетической функции образа: типи-
зируя разложение дворянства, гибель обреченного класса, автор с по-
мощью того же персонажа разоблачает несостоятельность пришедшей
к власти чешской буржуазии. Для такой роли есть все основания,
так как личные черты Мегалрогова, которому чужд мелкий , расчет
мещанина, делают его непохожим на остальных, чужим в буржуазном
мире и даже враждебным ему. Он словно взорвал изнутри благополуч-
ную жизнь в замке, разоблачив новых хозяев, так стремившихся упо-
добиться своим родовитым предшественникам. Хотя князь более похо-
дил «на шута, играющего Онегина», ему присущи особые качества на-
тур, способных всколыхнуть тихую заводь мещанства. В критических
высказываниях Мегалрогова гнев и пренебрежение, свойственные при-
вилегированным сословиям в отношении к людям не их круга, и автор
«пользуется» этим: «Копейка к копейке копите наследство и важность, —
говорит Мегалрогов. — Мне претит это. Ты, кропатель, лошак с попоной,
глупец, изображающий страсть к охоте, да что тебе охота? В ней ведь
кусок жизни Старых времен! А что ты ходишь по лесам, ты, щелко-
пёр несчастный, адвокат, который всего боится? Во что веришь?.. Что
чушь несешь? Будто все, что не денежный мешок, — ложь? Бессмыслен-
но-де все, что нельзя зажарить и сожрать с луком? Ну да, конечно,
ты прав!».
Замысел вызвал необходимость воссоздания языковых пластов,
образующих как высокий, так и низкий стиль. Полковник то ведет себя
изысканно и говорит учтиво и витиевато, то, «наступая» на хозяев
замка, переходит к грубому просторечию. В этом смысле нет сущест-
венной разницы между языком повествователя Сперы и Мегалрогова.
Речевой строй выявил двуплановость этих образов: протест и вместе
с тем приспособленчество обоих героев. Сочетание разных стилистиче-
ских уровней обнажало также несовпадение истинных отношений между
господами с их лицемерным поведением, показную вежливость и внут-
реннюю грубость хозяев, гостей, приживальщиков, слуг. Словом, язык
романа воплотил духовную атмосферу замка — символического при-
бежища чешской буржуазии, захватившей 'власть в республике. Сов-
мещение же разнородных языковых пластов рождало комические си-
туации и богатый подтекст, способствующие пародийности сюжета, иро-
ничности как ведущей интонации повествования. Кроме того, в тексте
отражена и намеренно подчеркнута классовая разграниченность лек-
сики: «Один говорит: война, армия, кровь, знамена! А другой скажет:
грабеж, убийство, спекуляция, кровопролитие и время виселиц!».
Социальная мотивированность речевой формы предельно ясна в
«Конце старых времен». Потому-то именно строго объективированное
повествование отличает главу «Рассказ о русском рождестве в поле»,
открывающую перспективу исторического развития. Аллегоричен эпи-
зод рождения сына в семье красноармейца. Сцена из жизни револю-
ционной России необходима, это выход в другую жизнь, полную вели-
кого общечеловеческого смысла. Устремленность к новому побудила


отойти от сковывающей авторскую инициативу условной формы. Как
художник Ванчура не мог не ощущать, что «Рассказ о русском рож-
дестве» выбивается из общей стилевой концепции романа. Но без нега
не возникло бы нужной остроты в восприятии прошлого белогвардейца
Мегалрогова и неизбежности краха чешской буржуазии. Кроме того,
необходимо было разорвать узкое кольцо жизненного восприятия по-
вествователей, включающее явно недостаточный круг явлений, и, глав-
ное, преодолеть их интерпретацию изображаемых событий.
В жанрово-стилевой структуре «Конца старых времен» присутст-
вуют условно-фантастическое повествование, гротесковость, бурлеск-
ное начало, связанное с добровольным шутовством Мегалрогова,
сюжет пародирует детектив, психологический и любовный, авантюрный
роман, в нем есть нарочито подчеркнутые черты мелодрамы. Однака
форма произведения не эклектична, различные принципы организации
сюжета, характеристики героев и способы изложения сливаются, и в
конечном счете рождается стройный политический памфлет. Ванчуре
не грозила утрата целостности, необходимой в искусстве, ибо все сред-
ства подчинены единому замыслу: создать карикатуру на современное
ему общество.
«Конец старых времен» — вершина творчества Ванчуры-романиста,.
им установлена развиваемая далее структура. Однако он больше не
обращается к аналогичной форме: она его стесняет своей условностью.
Новый этап в творчестве Ванчуры — вторая половина 30-х гг. —
связан с эпосом большого масштаба. «Три реки» (1936), «Семья Гор-
вата» (1938) (первый том начатой трилогии «Кони и экипаж»), «Кар-
тины из истории чешского народа» (1940), задуманные как художест-
венная хроника нескольких столетий (изданы два тома и сохранились
наброски к третьему). Писатель снова выходил на непроторенную до-
рогу. После цикла исторических эпопей Алоиса Ирасека о гусизме и
чешском возрождении Ванчура давал художественное обобщение важ-
нейших эпох национальной истории с позиций марксистской филосо-
фии и эстетики социалистического реализма. То, что он успел создать,
весьма значительно, но писатель находился на подступах к новой вер-
шине, и в произведениях последних лет его жизни можно, скорее, выя-
вить тенденции дальнейшего творческого развития, видеть направление
поисков, различить движение художественной мысли, нежели опреде-
лить законченную эстетическую концепцию действительности.
В «Трех реках» конфликт старого Костки с эрцгерцогом, пытав-
шимся согнать крестьянина с его земли, предстает в свете значитель-
ных перемен в мире. История Эмануэла Костки, его протест, эволюция
взглядов раскрыты в обстановке пробуждения активности широких
масс чешского трудового крестьянства на фоне международной жизни
и роста революционного движения. Так, во второй главе непосредствен-
но вслед за рассказом о назревании в России революции, о свержении
Царя автор рисует сцену, запечатлевшую начало тяжбы Костки за
землю. Совпадение во времени завязки одной из ведущих сюжетных
линий романа с эпохальными событиями должно подчеркнуть поли-
тическую значимость возникшего конфликта, перевести его в план со-
циальной и классовой борьбы. Кроме того, сопоставление с русской
действительностью открывало возможную, вполне реальную перспек-
тиву решения классовых противоречий. Показ борьбы чешского народа
за социальное равенство и государственную самостоятельность посто-
янно перемежается картинами революционного движения в России,
Для «Трех рек» это стало основным композиционным принципом, соот-
ветствующим эпопейности. Совмещение двух пространственных пла-


hob — Чехия и Россия — отразило взаимосвязанность событий, много-
гранность всеохватывающего исторического процесса ломки старых
социальных и политических устоев общества. Перенесение действия из
чешского местечка Скаличка и хозяйства Костки Дубрава в сибирское
село Сыропятка мотивировано тем, что в Чехии находится выходец из
России Эбердин, владеющий землей в этом селе. Позже в русское
село попадает младший сын Костки Ян. Затем большая часть действия
происходит в России, где находится Ян. Для сюжета эпопеи Ванчуры
характерна сценичность, позволяющая наглядно воспроизвести столк-
новение различных жизненных концепций, контрастирующие картины
положения разных слоев общества и, не мотивируя это специально,
свободно менять место действия. В «Трех реках» образ повествователя
сохранен. Но теперь это не участник событий, как в предыдущих
романах, роль его значительно ослаблена и сведена к выполнению
композиционных задач. Часто встречаются, например, характерные для
устной речи переходы: «Не самое ли время теперь рассказать о гос-
подине герцоге и уделить место его мнению?» или: «Но необходимо
словечко и о Яне Костке».
Синхронность изображения жизни разных стран и слоев общества,
тыла и фронта, борьбы как чешских, так и русских трудящихся соз-
дает впечатление документальной зафиксированности исторического
движения, наглядности.
Иная стилевая структура в «Семье Горвата», где историческое
течение времени и перемены должны были найти детальное отображе-
ние прежде всего в психологии современника. Ванчура задумал цикл
романов о чешском обществе в канун империалистической войны, во
время войны и в годы буржуазной республики. Уже в первый роман
включены исторические фрагменты, ситуация в стране освещается
лодробно, появился новый для Ванчуры очерковый слог без экспансив-
ности и риторики. Так написаны сцены из придворной жизни в ноябре
1909 г., когда разногласия между австрийским правительством и чеш-
скими депутатами достигли предельной остроты. Много внимания уде-
лено политическим спорам персонажей о подавлении русской револю-
ции 1905 г.
В «Семье Горвата» нет следов народного сказа, нет живого обще-
ния с читателем и героями, не слышен голос повествователя, оцени-
вающего и «управляющего» процессом изложения. Однако атмосфера
живой разговорной речи преобладает и здесь, в тексте много диалогов,
содержащих пословицы и поговорки. В целом повествование более
ровное, обстоятельное. •
Действие начинается летом 1913 г., когда нависла угроза войны.
Двое сыновей и три дочери учились в Праге, далеко от дома, пани
Горватова едва сводила концы с концами. Живя в кредит, семья на-
ходилась накануне финансового краха, но радостно настроенная моло-
дежь, съехавшаяся домой на каникулы и веселящаяся в обществе
Друзей, да и глава семейства не обнаруживали ни малейших признаков
тревоги. Для совмещения двух психологических планов — общей ат-
мосферы беззаботности и ощущения неотвратимости катастрофы — Ван-
чура и здесь использует контрастирующие речевые формы. Показ
столкновения классовых интересов также требовал сочетания разных
лексических пластов, интонаций, ритмов, синтаксических конструк-
ций, отражающих оттенки речи как отдельных персонажей, так и со-
циальных прослоек. Важно было еще и запечатлеть смену эпох. Облик
Дяди Войтеха — Эдварда Горвата, участника Парижской коммуны, —
дышит романтикой тех лет. В иной тональности, без пафоса обрисован


отец Войтеха Филипп, случайно оказавшийся на улице во время де-
монстрации 1868 г. в Праге: он вел себя трусливо, рад был, что уда-
лось удачно выйти из положения, случайно попав в коляску генерала.
Сложный путь проходит сам Войтех, участвовавший когда-то в пат-
риотической демонстрации, остепенившийся, но все еще отстаивающий
на словах право чехов на независимость, внещне сохранивший черты
человека прогрессивного, благородного. В его монологах главную роль
играют подтекст, скрытая ирония. Совсем иной показана молодая чеш-
ская буржуазная интеллигенция. Это и талантливые люди из разорив-
шихся семей, такие, как Максимиллиан, Робина, которым чужды инте-
ресы их класса, и преуспевающие предприниматели типа Кршишты,,
грубого, бесцеремонного. В его портрете обнаруживается сатирический
аспект." В неторопливом и несколько растянутом повествовании, нача-
том в объективированной форме, постепенно, с нарастанием противо-
речий, выступают черты знакомой, далеко не беспристрастной ванчу-
ровской манеры.
В период оккупации настоятельная необходимость обратиться к.
героическому прошлому йарода заставила писателя прервать работу
над трилогией «Кони и экипаж», но поиски крупных эпических форм
для художественного освоения истории были продолжены. Ванчура не
потерял интерес к роману, о чем красноречиво свидетельствуют «Не-
сколько случаев из времен, когда в Чехии основывались города», от-
крывающие второй том «Картин из жизни чешского народа». Неболь-
шие рассказы связаны здесь общими сюжетными линиями и скорее
похожи на глацы романа, чем зарисовки из жизни чехов в XII—
XIII вв., — на отдельные «картины»; в них действуют одни и те же
персонажи. Обращает на себя внимание стилистическое оформление
текста: рядом со свойственными средневековой прозе громоздкими син-
таксическими периодами, архаизмами и фольклорными оборотами зву-
чит живой, острый диалог, вызывающий ассоциации с явлениями пе-
риода создания ванчуровской хроники и никак не позволявший чита-
телю оставаться равнодушным. Таков замысел, такова идейная направ-
ленность произведения, которое к тому же содержит особенно важную
для того времени марксистскую оценку национальной истории, проти-
востоявшую суждениям гитлеровских прислужников от науки, извра-
тившим смысл вековой освободительной борьбы чешского народа.
Исключительно оригинальная жанровая структура произведений
Ванчуры, их стилевая и стилистическая специфика, зрелость идейно-
художественной системы, сложившейся в творчестве талантливого пиг
сателя-коммуниста, обогатили литературу социалистического реализма.
КАРЕЛ КОНРАД
Эпическая широта, характерная для социально-политического ро-
мана 30-х гг., опирается в творчестве Карела Конрада (1899—1971)
на восприятие действительности героями, на анализ их мыслей и чувств..
Воспроизведению субъективного отношения к эпохальным событиям
помогают психологизм и последовательное развитие лирического нача-
ла. В прозе Конрада сложилась оригинальная концепция эпопейности,
когда сюжет, характеры и вся образная система приобрели общенарод-
ное значение именно благодаря лиризму, источником которого стало
личное мироощущение, определяемое, однако, важнейшими фактами:
времени, всем строем духовной и государственной жизни общества.
Только при последнем условии, отвечающем принципам истинного ис-
торизма, и могло возникнуть необходимое идейно-художестаенное единг


ство разнородных способов типизации, присущих интимной лирике и
широкомасштабному эпосу.
Источником подобного аспекта изображения действительности в
годы творческой зрелости было изначальное исключительно внима-
тельное отношение писателя к духовному миру человека, своего совре-
менника. В 20-е гг. Конрад увлечен героями необычной судьбы, погру-
женными в свою изолированную от общества жизнь. В 1926 г. он всту-
пил в «Деветсил», и его первые произведения — «Робинзонада» (1926),
«Ринальдино» (1927), «Дина» (1928)—написаны- в духе поэтизма.
Окружающая героев действительность представлена в этих книгах в
самых общих чертах, чужда им и далека, но давит на сознание, заго-
няет в тупик, дезориентирует, может довести до состояния крайней бес-
помощности, как случилось с негритянской девушкой Диной, оказав-
шейся в Париже.
Сотрудничество в коммунистической прессе («Руде право», «Про-
леткульт», «Творба»), близость к передовым писателям и критикам,
участие в антибуржуазных выступлениях привели Конрада к более
глубокому пониманию и реалистическому воплощению жизненных про-
тиворечий, к утверждению социалистических идей. Автор повестей, ре-
портажей, стихотворений в прозе, он вошел в историю чешской лите-
ратуры прежде всего как создатель высокохудожественного антивоен-
ного романа «Отбои!» (1934) —произведения, переведенного на многие'
языки. Это была новая ступень в творчестве писателя и выдающееся
явление национальной литературы, подтвердившее многообразие лите-
ратуры социалистического реализма, доказавшее, что новый художест-
венный метод ни в коей мере не ограничивает возможностей индиви-
дуального стиля и поисков на пути новаторства, позволяет сочетать
глубокий психологизм с широчайшими полотнами времени, историче-
скую символику образов — с самым проникновенным повествованием
об интимных чувствах человека. Творческую позицию Конрада приня-
ли тогда далеко не все: два ведущих начала в концепции «Отбоя» ка-
зались несочетаемыми. Б. Вацлавек высоко оценил «Отбой», поставил
роман в один ряд с произведениями Ремарка, Хемингуэя, Цвейга,
Барбюса и «во главе прозаического творчества молодого поколения»,
отметил, что Конрад «удивил» своим романом и, главное, чередованием
«лирических партий», «лирической интонации» с документальностью.
Ф. Кс. Шальда, напротив, считал произведение неудавшимся («не-
много воспоминаний, немного документов»), полагал, что автор «дол-
жен бы выбрать что-то одно: или ничего «не доказывать» и просто
положиться на импрессионистическое сиюминутное вдохновение, или по
всем правилам строить роман с определенной идейной тенденцией ...
роман ненависти к оружию и пороху».
В противоположность своим предшественникам, воссоздавшим
становление общественно-активной личности,1—Ольбрахту и Майеро-
вой — Конрад вслед за Гашеком и Ванчурой выбрал такие жизненные
обстоятельства, которые, казалось, никак не способствуют развитию
лучших сторон человека, подавляют сознание. Тем знаменательнее ду-
ховное возвышение его молодых героев — Губачека и Пуркене, попав-
ших на фронт со школьной скамьи. Ненависть к бессмысленному унич-
тожению людей, неприятие строя, при котором унижается человеческое
достоинство, определили формирование их взглядов, раскрываемое в
дневниковых записях, письмах, внутренних монологах и других повест-
вовательных формах, которым присуща исповедальность.
Та же жизненная позиция воплощена в сатирических образах-сим-
волах, комических эпизодах, обличающих античеловеческую суть войны.


Соответственно возникает двуплановость художественного изображения.
А так как главным для писателя было показать неодолимое стремле-
ние людей в любых условиях к осмысленной жизни, то лиризм неизбеж-
но проникает в гротескные картины, становится их неотъемлемой
частью. Прекрасный вид открывается с расположенного над морем
плаца, на котором жестоко муштруют новобранцев, превращая их в
бессловесных послушных солдат. Описания учения перемежаются мор-
скими пейзажами, которые настраивают на лирический лад, побуждают
к размышлениям о доме, о будущем. И чем дальше от фронта мысли
новобранца, тем настойчивее напоминание о неизбежной, надвигаю-
щейся катастрофе. Вплетение в сугубо лирический пейзаж образа вой-
ны уже не просто отражает двойственное восприятие молодыми людь-
ми окружающего, но становится как бы предвидением подстерегающей
их опасности: «Фиуме был прелестным городом, — пишет Конрад, —
удивительным знойным затишьем, на которое оскалился фронт». От-
вратительная сущность войны и прекрасное в природе и человеке, со-
существуя, диссонируют, поэтому возникают контрастирующие, каза-
лось бы, несовместимые характеристики: новички военного училища на
плацу — «разомлевшее стадо». Но они же как только дан отбой, чувст-
вуют море «на губах», их глаза и сердца «упоены» видом на море —
они люди!
Первое ощущение фронтового пекла возникает в связи с обоня-
нием человека. Особый, зловещий запах стал «неотъемлемой частью
жизни солдата», как амуниция, как ранец, патронташ и вши. Все сим-
волы войны в романе сопряжены с человеческими чувствами и судьбами.
«Каждый день, — пишет Конрад, — множество составов вывозили
пушечное мясо в Италию, Галицию, Албанию, Салоники, Румынию».
Здоровую молодость постоянно сопровождал на фронте признак раз-
ложения: «Вонь, ты вошла в нашу юность, поэтому теперь, в
воспоминаниях мы тебя почти любим», — иронически замечает фронто-
вик-повествователь.
Субъективное мироощущение не пропадает даже в эпохальном
образе — памятнике солдату мировой империалистической войны. В нем
слиты воедино испытания физической и духовной тяжести, но подан
он как бы по частям: сначала — тело солдата, и прежде всего ноги,
«вынесшие бремя войны», потом — плечи, уподобившие человека вьюч-
ному животному, в груди солдата — эхо маршей, на устах — прокля-
тия. Помыслами своими он дома. Но марш продолжается: без солдата
не может быть сражений, и снова мелькают ноги солдат, спины, плечи,
груди, головы... «У солдат какие-то глухонемые тела, они не слышат
самих себя, подчиняются только чужой воле. Как иначе объяснить, что
миллионы мужчин — мужей и отцов — идут на гибель по команде ка-
кого-нибудь лейтенантика. Я познал это на собственном опыте, —
констатирует герой романа, — и испугался, что тоже не умею слу-
шаться себя: Губачек не повинуется Губачеку!».
Обобщенный портрет солдата мотивирован в контексте состоянием
утомленных походом трех школьных друзей и всех, кто идет вместе
с ними. Поэтому символический образ шагающего по дорогам войны
солдата включает совершенно определенные индивидуальные чувства
и ощущения персонажей, предопределяет их солдатскую судьбу и вме-
сте с тем благодаря своей масштабности выражает общенародный про-
тест против подавления личности — не зря коллективный портрет на-
писан эмоционально да еще нарочито «разорван».
Совмещая, казалось бы, несовместимые планы повествования, дос-
тигая при этом жизненной правдивости, автор реализует свой главный


замысел: обличает антигуманность буржуазного строя, утверждает вы-
сокие идеалы свободы и духовности, так что пафос в его произведении
носит отнюдь не абстрактный характер. Народная скорбь, прежде всего
материнское горе, для Конрада тоже совсем не отвлеченные понятия, и
он находит конкретные впечатляющие образы, рисует картины трудного
времени военных лет снова сквозь призму личного восприятия: «Солн-
це клонилось к горизонту. Багрянец заката казался отражением фрон-
тового зарева: матери всего мира, конечно же, смотрят — каждая из
окна своей кухни — на этот кровавый закат». Насыщаемость эпохаль-
ных обобщений деталями быта — один из самых действенных приемов
в романе «Отбой!». В данном случае автор опирается на память: каж-
дый солдат хранил воспоминания о матери, постоянно воскрешал осо-
бые черты ее портрета, ощущение материнской ласки, и помнил вся-
кую мелочь домашней обстановки: «Я думаю о доме, вспоминаю мать
молодой и красивой. Мне запомнилось, как шли мы с ней в церковь...
Я сжимаю мягкую руку, ведущую меня... Когда я, став солдатом, ду-
маю о матери, — признается один из героев романа, — то всегда вижу
ее сияющей. Не подавленной в минуту расставания, не состарившейся
за годы войны, а такой, как в то воскресное утро...».
Глобальный образ материнского горя «скреплен» индивидуальны-
ми размышлениями и чувствами персонажей, «заземлен» обычной, бы-
товой детализацией. Поэтому когда Конрад пишет: «надсадно выл пер-
рон в студеную ночь» или «это был теперь плач словно бы без лица»,
то широкое обобщение неизбежно напоминает о первой сцене прово-
дов новобранцев, где действующие лица — основные герои, их матери
и близкие, где их состояние изображено со многими нюансами.
Символика у Конрада исторически конкретна и всегда мотивиро-
вана сюжетом, конфликтом, характерами, как при воплощении траге-
дии народа, так и в плане сатирического изображения. «Цирк Кокрон»
с его бесконечной муштрой на плацу, больница для умалишенных вы-
растают в гротеск, отразивший бессмысленную жестокость не нужной
народам войны. Вычленение и гиперболизация какой-либо одной сто-
роны явления не разрушают целостного восприятия, не обедняют все-
объемлющей эпической картины. Этому способствуют эстетическая сущ-
ность каждого отдельного образа и тесная их взаимосвязь в системе
художественных средств. Символическое обобщение противоестествен-
ной сути империалистической войны «подкреплено» сатирическими
портретами военачальников. Сам фельдмаршал весьма любопытно
предстал перед солдатами во время смотра: «В десять часов раздались
звуки торжественного марша. Из крытой коляски высунулся прежде
всего полукруг живота, а потом уж филигранные ножки с пламенем
лампасов, сгущавшим румянец на лице фельдмаршала, весьма схожем
с физиономией пугала, которое крестьяне обычно оставляют стеречь
огороды».
И опять в символическом портрете присутствует непосредственное
впечатление солдат, да еще именно тех, кто из деревни. Собственно,
и увиден-то маршал глазами солдат.
Обнажая непримиримое противоречие между беспощадностью бур-
жуазного строя жизни и высоким призванием человека, правомерным
стремлением к мирной, полноценной жизни, Конрад выбирает погра-
ничные ситуации, в которых его герои перед лицом опасности быть
Уничтоженными мужают нравственно и физически, обретают твердость
характера, истинную цель в жизни, перед ними открывается новый
мир моральных ценностей. Даже сумасшедший дом, символизирующий
безумие войны, не сломил отказавшегося воевать Губачека, он выдер-


живает и это испытание, помогает ему убежденность в своей правоте.
Его «выход» в мир, к людям — это победа человека, закалившегося в
тяжелейших жизненных условиях, победа выдержки, собранности, мо-
рального превосходства над теми, кто приставлен командовать, кто
распоряжается его судьбой.
Историческая достоверность сюжета подкреплена документаль-
ностью. Страницы о России, о Ленине выразили надежду трудового
народа. Роману Конрада свойствен историзм нового типа, отвечающий
методу социалистического реализма. Интерпретация темы в «Отбое»
весьма оригинальна, самобытен стиль, который все же близок стилю
произведений Ванчуры, Клички, Глазаровой. Лиризм и сатира стали
для этих писателей способом социальной и политической оценки изоб-
ражаемого, усиления общественной значимости сюжета и характеров,
средствами, вполне сочетаемыми и способствующими именно в соеди-
нении увеличивать эпическую масштабность образности.
КАРЕЛ НОВЫЙ
Творчество Карела Нового (1890—1980) многообразно, отражает
богатейший жизненный опыт писателя. С его успешными поисками и
новаторством связаны развитие эпопейности в социально-психологиче-
ском романе и совершенствование компактной балладной формы.
Новый начинал как газетчик-фельетонист и автор мелких расска-
зов. Он вспоминал, как после долгих мытарств был, наконец, принят
на работу в отдел происшествий газеты «Ческе слово», сменив Ярос-
лава Гашека, после которого начинающему литератору приходилось
довольно трудно, особенно первое время. Новый учился быть наблю-
дательным, кратко и остроумно освещать события, видя в них далеко
не сиюминутный смысл. Работа в газете свела писателя со многими
литераторами, среди них — Гашек, известный журналист Эгон Эрвин
Киш, с детства Новый дружил с Ванчурой. Более десяти лет Новый
вел отдел хроники и публиковал свои фельетоны в газете «Ческе слово».
Интересовала его прежде всего жизнь таких же бедняков, как он сам.
Бродягам, солдатам, трудящимся людям, пережившим войну и голод,
посвящено большинство его ранних рассказов и очерков, составивших
сборники «Жизненный путь» (1919), «Во мраке» (1922), «Бродяги»
(1928). Близость персонажей его первого романа «Городок Раньков»
(1927) горьковским босякам и героям Ольбрахта в рассказах сборника
«О злых нелюдимах» не однажды отмечала чешская критика: беспрос-
ветная нужда, презрение богатых и у жителей Ранькова рождали не-
нависть к обществу, негодование, приводили к слепому бунтуй
Самым значительным произведением Нового стала трилогия «Же-
лезный круг», созданная на рубеже 20—30-х гг., а затем, как и боль-
шинство книг тех лет, переработанная и дополненная в 50-е гг. Пер-
вый том, роман «Хутор Кршешин» (1927), написан в духе традиций
деревенской социальной прозы. Стиль и пафос второго тома, назван-
ного «Сердце в вихре» (1930), определило стремление молодежи выр-
ваться из железного круга социальных преград и моральных условно-
стей буржуазного мира. С 1933 г. этот том издается с заглавием «В вих-
ре», больше соответствующим содержанию, ибо сложные личные отно-
шения бедняка Яромира Тратила и дочери лесника-немца Евы Pacj
крыты не в узкопсихологическом аспекте, а в связи с окружающей
обстановкой, предварившей общественный характер дальнейших собы-
тий. Третий том, «Лицом к лицу» (1932), позже основательно перера-
ботанный, и в первой редакции воссоздает обобщенную, типическую


картину времени первой мировой войны. Фронтовая обстановка, тыл,
разрушенный и голодный, заставляют героев задуматься о событиях
в России, о причинах подавления революционных сил в Венгрии и
Словакии. Деревенский паренек Яромир попадает на фронт, потом в
госпиталь, дезертирует, знакомится с социал-демократами и в конце
концов участвует в борьбе за социалистическую республику.
Основная идейно-художественная направленность трилогии отве-
чала эстетическим задачам, тенденциям развития чешского реалисти-
ческого романа межвоенного периода, а в новой редакции — более
позднего времени. Уже на рубеже 20—30-х гг., опираясь на достиже-
ния предшественников, Новый пошел значительно дальше, создавая
развернутую картину человеческих судеб и общественных отношений,
вступив в полемику с руралистами. Каждый новый том встречался
р большим интересом. Фучик тогда же оценил «Хутор Кршешин» как
высокохудожественное новаторское произведение о деревне: «Карел
Новый находит своих героев среди сельского пролетариата, так непо-
хожего на городской и совершенно с тем же уделом класса эксплуа-
тируемого». Иозеф Гора в рецензии на роман «Сердце в вихре» писал
«о даре прозорливости» Нового и об оригинальности произведения,
в котором он так же, как и Фучик в первой книге, увидел «новый вид
романа, романа о сельском пролетариате окрестностей Праги, о проле-
тариате, жизнь которого весьма своеобразна».
В обстановке активного сопротивления буржуазному миропорядку
сложились характеры и судьбы главных героев трилогии: Яромира, его
матери Тратиловой, батрачки, покинутой сыном кулака, молодого Бар-
гоня, скудному хозяйству которого постоянно грозило разорение, под-
надзорного социалиста Амброжа, оказавшего в свое время влияние
на Яромира, наконец, Држизала, вернувшегося из революционной Рос-
сии, которому отведено значительное место в последней части третьего
тома. Сильное впечатление оставляют фронтовые эпизоды и полный
сарказма внутренний монолог раненого солдата с прямым обращением
к тем, кто развязал войну: «Ваше превосходительство! Докладываю,
господин генерал... извините, пожалуйста, извините, что... я до сих пор
жив, что... я еще не умер. Не извольте сердиться, Ваше превосходитель-
ство,— я действительно присягал, что отдам жизнь, пролью кровь за...
монарха, за Вас, за все Ваши превосходительства!#3а пана фельдфебе-
ля Шёнбаха, фельдкурата Горака, окружного гетмана Кропача, за не-
счастных деток герцога! За полководцев, вампиры!».
Уважительное обращение к господам, чрезмерное почтение содер-
жат явную иронию, горечь, досаду от бессилия, невозможности изме-
нить положение и прекратить бойню. Экспрессия, присущая стилю Но-
вого, носит антивоенный и социальный характер. Вслед за гротесковы-
ми сценами изображен бой, в котором серб Штепан становится самым
близким человеком для Яромира. (К тому же Штепанкой зовут его
мать.) Мысль о единении трудящихся, призыв к солидарности прони-
зывают весь роман и до сих пор звучат актуально.
В целом трилогия Нового подготовила возникновение в чешской
литературе к середине 30-х гг. романа-эпопеи о недавнем прошлом и
современности. Активное вторжение в роман признаков других жанров
засвидетельствовали три произведения Нового балладного типа: «Мы
хотим жить» (1933), «На распутье» (1934) и «По зову Родины» (1939).
Социальные противоречия и тема гражданственности раскрыты в них
не столько в событийном плане, сколько в психологическом аспекте.
Действительность изображена преимущественно через восприятие людь-
ми, оказавшимися вне общества. Баллада «Мы хотим жить» повествует


о судьбе двух безработных в годы кризиса. С детства привыкшие тру*
диться, Иозеф и Мария вынуждены бродяжничать. Одинокие, стороня-
щиеся людей, они в конце концов оказываются почти в состоянии аф- ,
фекта: Иозеф принимает решение ублть себя и Марию. Она же, так
долго находившая в себе силы удерживать Иозефа от неблагоразум-
ных поступков, начинает бредить наяву о детях, которых хотела и не
могла иметь, плача идет за похоронной процессией незнакомых людей.
Собственно, сюжет романа — это история их любви, любви без зах-
ватывающей увлеченности, без «вихря страстей», но верной, трудной,
непрестанно подвергавшейся испытаниям. И все же они остались вме-
сте, хотя й Марии, и Иозефу не раз казалось, что порознь каждый из
них выбрался бы из нужды. Однако только вместе они и могли об-
рести волю к жизни. Безнадежности, пессимизму, минутам отчаяния
писатель противопоставил жизнеспособность своих героев, не утратив-*
ших радости бытия. С этим качеством их характеров связано роман-
тическое начало. Текст даже последней главы о странствиях Иозефа и
Марии постоянно перемежается сценами, где проявляются лучшие свой-
ства здоровой человеческой натуры. Веселое купание с шутками и сме-
хом, мечты о новом красном платье, которое Иозеф собирается купить
любимой, как только получит работу, и, наконец, часто повторяющаяся
фраза: «Мария была сегодня опять полна веры в жизнь». Несмотря на
крайнюю бедность, в их отношениях сохранилось много тепла и поэзии.
Критика упрекала Нового за то, что его герои якобы находятся
в тупике. Это суждение Вацлавека было повторено в дальнейшем дру-
гими также в отношении баллады «На распутье» и, к сожалению, бы-
тует до сих пор. Полагают, что мысль о социальной борьбе не нашла
художественного выражения в прозаических балладах Нового. Созна-
тельный борец действительно появляется в произведениях Нового толь-
ко после 1945 г. Но концепция человеческого характера и в трилогии,
и в романах-балладах опирается прежде всего на упорное преодоление
пролетариями отчужденности. Его персонажи действуют в меру своих
сил и логики характеров, но автор не умалил их способности к протесту
и сопротивлению, показал нежелание смириться и приспосабливаться.
В этом сила воздействия образов, несущих в себе большой, более
того — постепенно крепнущий идейно-эстетический заряд. Соответствен-
но возрастает пафос изложения. Если в первых главах баллады «Мы
хотим жить» спокойная тональность, то с развитием конфликта, углуб-
лением анализа душевного состояния героев усиливается эмоциональ^
ный накал. Интонация внутренних монологов выражает беспокойство,
страх перед будущим, отчаяние. Однако заключительный эпизод звучит
торжественно, в нем возникает образ призывного колокола, измученные
Иозеф и Мария, испытывая душевный подъем, присоединяются к ше-
ствию рабочих. Жандармы разгоняют демонстрантов выстрелами, и
герои снова одни. Но важно, что они уже встали однажды в ряды
протестующих и шли, не испытывая страха.
Новый исходил из жанровых особенностей романа-баллады, где
можно сосредоточить внимание читателя на трагическом, и он поль-
зовался этим свойством, отражая в судьбах героев одну из самых ужа-
сающих сторон буржуазной действительности — изоляцию человека
даже в самом большом оживленном городе. Никто не помог Иозефу и*
Марии, мальчику Индре, покинутому бездомными родителями и живу-
щему впроголодь в деревне у чужих неласковых людей («На рас-
путье»). В балладе «По зову Родины» солдат Држизал постоянно
находится среди людей, которым грозит общая опасность ранения или
смерти, но и он испытывает чувство одиночества, не раз убеждается*


что люди не поддержат в беде друг друга. Писатель не ищет причин
в складе характера и особенностях личности героев. Вопрос об отчуж-
денности человека освещен им как проблема социальная. Безработица
определила жизненный путь героев двух первых баллад. В третьей
балладе показано, что законы буржуазного общества породили эгоизм
и соответствующую мораль в условиях войны.
Герои баллад Ольбрахта, Майеровой, Нового способны многое
выдержать и преодолеть, их моральные силы поистине неисчерпаемы.
Поэтому жизнеутверждающий пафос так естественно сопровождает
самые трагические ситуации. Обнажение нищеты, уродливой сути за-
конов буржуазного общества не заслонили для чешских писателей
■поэтичности натуры трудового человека, его нравственной чистоты,
проблема личности освещена ими в духе горьковской традиции. В этом
причина эстетического воздействия созданных ими пролетарских ха-
рактеров. Отрицая якобы бесполезность сопротивления угнетателям,
авторы баллад возвеличили пролетария, защищая достоинство бедня-
ка, его право на труд, раскрыли способность к активным действиям.
Социальный протест, а вместе с ним и вопрос о путях борьбы
еще более четко и глубоко воплощены Новым в романе «По зову Ро-
дины», написанном позже, в конце 30-х гг., и представляющем сле-
дующую ступень развития структуры баллады в прозе Нового. Бат-
рак Држизал и его сыновья, воевавшие на фронтах первой мировой
войны, каждый по-своему протестуют против существующего строя.
Заявляя, что война нужна только господам, что это они грабят наро-
ды, обогащаются, старик Држизал -ставит в пример Россию: «И толь-
ко в России их (господ. — Р. /С.) тряхнули и выгнали». Здесь тема
Великой Октябрьской революции, лишь намеченная в первых двух
балладах, раскрыта в связи с судьбой главных героев. Брат погиб-
шего Павла, бывший в плену в России, вернулся домой гораздо более
решительным: он первый потребовал раздела земли в деревне. Не
зря полицай говорил его родителям, что там, в России, их сын «воюет
вместе с большевиками».
Более четко обрисована в последней балладе эволюция сознания
солдат, сначала безропотно и бездумно выполняющих приказы. В ус-
ловиях бессмысленной человеческой бойни на фронтах они становятся
самостоятельными, начинают понимать, кому нужна война и в кого
следовало бы стрелять. Многие чехи переходят линию фронта в Рос-
сии и в Италии. Писатель и здесь не отступает от жизненной правды:
показывает, как обманула и предала народ чешская буржуазия. Об-
ратившись к первой мировой войне, Новый, по существу, поднял на-
сущные вопросы, связанные с судьбой его родины накануне фашист-
ской оккупации. Писатель утверждал, что единственная надежда в
грозные годы надвигавшейся фашистской опасности — народ: крестья-
нин, пролетарий, готовый «по зову родины» стать солдатом. «Балла-
да о солдате» (это первоначальное название было заменено по цен-
зурным соображениям и восстановлено после 1945 г.) завершает кон-
цепцию личности в том виде, в каком она сложилась в творчестве
Карела Нового к концу 30-х гг.
КАРЕЛ ЧАПЕК
Крупнейший сатирик XX в., фантаст, создатель социально-поли-
тических романов и пьес, Карел Чапек (1890—1938) не уставал при-
зывать к предотвращению катастрофы, которая может уничтожить
все живое на нашей планете. Философски мыслящий художник, он


понимал, на что обрекает капитализм человечество, и предупреждал
о последствиях неуправляемого развития техники при буржуазных
производственных и общественных отношениях. Тревогой за будущее
пронизаны его важнейшие произведения.
Заботясь о состоянии своей страны и положении в мире, Чапек
беспощадно высмеивал несостоятельность существовавших государст-
венных, общественных, политических институтов, искал пути к преодо-
лению бездуховности, равнодушия и активизации сопротивления все-
му, что истребляет в людях подлинно человеческое. Он создал утопи-
ческие драмы и романы, в которых поднимал вопрос о дальнейшем
развитии общества, считая, что буржуазия завела его в тупик. Но
это утопии лишь по форме: настолько реально в фантастических си-
туациях и образах представлена действительность в ее возможной
трагической перспективе. Эмоциональный накал и сатирический па-
фос — результат активной реакции на окружающее. Чапек не был
пессимистом, любил жизнь, людей, природу, с уважением относился
к простому труженику, хотя постоянно подтрунивал над «маленьким
человеком», в котором не чувствовал настоящей опоры, осмысляя
проблемы прогресса.
Философ по образованию, он разделял идеи прагматизма; дви-
жение истории в ранних произведениях образно представлено им в
виде замкнутого круга; теории «малых дел» и «замедленного прогрес-
са» мешали видеть реальную историческую перспективу. Лишь вклю-
чившись в антифашистскую борьбу, писатель уверовал в возможность
противостоять реакции, одолеть надвигающуюся беду и мракобесие.
Роман «Война с саламандрами» (1936), повесть «Первая спасатель-
ная» (1937), драмы «Белая болезнь» (1937) и «Мать» (1938) стал»
ступенями восхождения к истине, к осознанию силы сплотившихся
людей и призывом защитить свободу, цивилизацию, жизнь на земле-
Карел Чапек вступил в литературу до первой мировой войны,
писал вначале вместе с братом. Йозеф Чапек (1887—1945) стая
известным художником, новатором в области социальной живописи и
политического рисунка, видным иллюстратором, исследователем ис-
кусства. В 20—30-е гг. он, как и брат, работал в газетах «Народна
листы», затем «Лидове новины». В 1939 г. его арестовали за антифа-
шистскую деятельность. Все военные годы Иозеф Чапек находился в
концлагерях Дахау, Бухенвальд, Ораниенбург. В апреле 1945 г. он
умер от тифа в концлагере Берген-Бельзен.
Критическое отношение братьев к буржуазному обществу обна-
ружилось уже в первых совместных юморесках, где смешное сосед-
ствовало с безобразным, отталкивающим. В рассказах-фельетонах,,
близких к политической сатире, в эксцентрических импровизациях раз-
ных жанров их увлекала идея создания необычных, впечатляющих
форм. Они постоянно искали «точку опоры», которая помогла бы
сдвинуть «застывшую» литературу и пробудить у читателей интерес
к окружающему миру. Их волнует тема беспредельных возможно-
стей человека в связи с техническим прогрессом. Вместе с тем в «На-
зидательном рассказе» (1908), в одноактной комедии «Люди и куклы»
(1910) с персонажами-масками возникает мысль о борьбе гуманного
начала с утверждением в людях бездушного, механического отноше-
ния к жизни. В дальнейшем эта идея станет главной в творчестве
Карела Чапека.
В 10-е гг. Карел Чапек публикует также произведения, написан-
ные им одним, хотя работа вдвоем продолжалась в пьесах «Из жизни
насекомых» (1921) и «Адам-творец» (1927), обличающих буржуазную


дeйcfвитeльнocть, но отмеченных сомнениями в возможности переуст-
ройства жизни. Братья настолько творчески дополняли друг друга,
что друзья в шутку называли их близнецами.
Первое крупное и самобытное произведение Карела Чапека коме-
дия «Разбойник» (1920), поставленная на сцене Национального театра,
завоевала ему популярность. В те годы действия Разбойника, кото-
рый бесцеремонно вторгся в дом Профессора, нарушил течение разме-
ренной жизни, сломав условности обывательской морали, восприни-
мались как бунт. Наиболее значительными произведениями 20-х гг.
были утопическая драма о роботах «Р. У. Р.» и романы-утопии «Фаб-
рика Абсолюта» (1922) и «Кракатит» (1924) —сатира на капиталисти-
ческое производство, весь буржуазный мир с его идеей обогащения и
пренебрежением к людям, к судьбам человечества вообще.
Созданные учеными человекоподобные существа-роботы лучше
людей справляются с любой работой, их серийное производство вы-
годно. Племянник первооткрывателя Россума (отсюда и название
пьесы — «Россумовы Универсальные Роботы») организовал целую
индустрию, постоянно совершенствуя способности роботов, не знаю-
щих ни нужды, ни переживаний, свойственных людям. Но стандар-
тизированный человек-механизм опасен, ибо лишен элементарной
жалости. Одинаково бесчувственные люди и машины — таков, по Ча-
пеку, печальный и опасный результат усовершенствования трудовых
процессов, так как никто не направляет науку на благо человечества.
Показывая уродливость капиталистического строя, он все же боится
перемен, предлагает замедлить прогресс, другого выхода не видит,
остро ощущая необходимость что-то срочно предпринять: ведь роботы,
осознав несправедливое отношение к ним, поднимают бунт, уничтожают
не только хозяев, а вообще людей на планете, в результате утрачен
секрет даже их производства. Правда, двое самых совершенных робо-
тов, Прим и Елена, испытывают влечение друг к другу, и появляется
надежда, что все начнется от Адама и Евы.
Осветив непримиримые общественные отношения, предостерегая от
пагубной для всего мира погони за прибылью, писатель все же верил
в разумное начало, потому и завершил пьесу восклицанием: «Челове-
чество не погибнет!». Примечательно также, что имя ученого, изобре-
тателя роботов: Россум символизирует Разум.
В 1924 г. Ромен Роллан посетил Прагу и вместе с Чапеком был
в Сословном театре на спектакле «Р. У. Р.». Постановка показалась
ему недостаточно динамичной, но сама идея оригинальной. Познако-
мившись с чешским писателем, Роллан записал: «Интеллигентный, оду-
хотворенный, немного парадоксальный, нашпигован иронией, не сов-
сем свободен от снобизма, но по сути своей искренен и трагичен...».
В том же году в одном из писем Роллан предсказывал большое буду-
щее Чапеку, заметив, что он «строго судит себя и... определенно соз-
даст интересные произведения, если ему не помешает демон самокри-
тики и приверженность иронии».
Чешский сатирик стремился обратить внимание людей на губи-
тельные последствия анархии производства, на неуправляемость эко-
номики, ведущую к катастрофическим кризисам и катаклизмам. Ука-
зывая на возможность нежелательного использования научных откры-
тий, Чапек публикует в газете, надеясь на широкий круг читателей,
главы-фельетоны сатирической утопии «Фабрика Абсолюта». Действие
перенесено на двадцать лет вперед — в 1943 г. Инженер Марек сумел
расщепить атом, в результате чего выделилась огромная энергия —
Абсолют. Купивший изобретение, предприниматель Бонди открыл фаб-


рику карбюраторов, работавших на самом дешевом топливе. Почти
бесплатную энергию широко использовали на предприятиях, приспосо-
били даже для ведения расчетов, конторских книг, корреспонденции.
Освобожденные от труда люди теряют жизнеспособность. Кроме того,
Абсолют воздействует на их умы и души: они становятся чудотворца-
ми, летают, раздают свое добро бедным, образуют братства. Пароди-
руя далеко не бескорыстную деятельность церкви, Чапек противопос-
тавляет алчным клерикалам «химически чистого бога», который якобы
выделяется при расщеплении материи. Полна злой иронии, сарказма
комическая сцена пуска мощного карбюратора для освещения Праги.
Хотя реактор находится глубоко под землей, его воздействие столь
велико, что сам мэр города и все присутствующие помимо воли опус-
каются на колени и молятся. Люди превращаются в религиозных фа-
натиков, сильные мира сего извлекают из этого, как всегда, пользу.
Начинаются религиозные войны, народы без всяких на то причин
истребляют друг друга, а военные корпорации в это время процветают.
Однако острый сюжет не находит в романе исторически верного завер-
шения из-за отсутствия возможной реальной перспективы противодей-
ствовать хаосу. И все же знаменательны тревога писателя, его граж-
данская активность, обращенность к людям, предостережение.
В ррмане «Кракатит» изобретение инженера Прокопа — порошок
невероятной взрывной силы, кракатит (слово образовано по типу
«динамит») — несет гибель человечеству. Сам изобретатель, участник
войны, ненавидящий все, что ведет к бессмысленному уничтожению лю-
дей, не поддается влиянию милитаристских кругов, пытающихся подку-
пом, интригами, шантажом склонить ученого к использованию разру-
шительной силы кракатита. Хитроумный Д'Эмон (а потом просто —
Дэмон) даже старается убедить Прокопа, что после взрыва можно-де
«попробовать создать нечто более совершенное, нежели современный
жалкий и жестокий мир». Волюнтаризму и насилию Чапек противопос-
тавляет человеколюбие, сострадание, но мало надеется на успех сопро-
тивления. Драма изобретателя в том, что, осознав моральную ответст-
венность перед человечеством, он бессилен, опустошен и ничего не мо-
жет изменить: взрыв осуществлении он сам стал свидетелем катастро-
фы. Неуверенно звучит мысль о том, что надо бы найти другое, полез-
ное, использование кракатита.
В начале 20-х гг., в период творческого взлета, Чапек в поисках
эффективных средств воздействия на сознание людей пробует соеди-
нять различные жанровые структуры и стилевые, принципы. Издавая
«Фабрику Абсолюта» отдельной книгой, он фиксирует внимание чита-
теля на ее актуальности, давая броский подзаголовок «роман-фелье-
тон», действительно привнося свойства остросюжетного газетного мате-
риала в философский роман. В «Кракатите», где проблема личности
и мира на земле освещена еще более явственно и остро, писатель опять
нарушает установившиеся каноны, сочетая формы нескольких жанро-
вых разновидностей, пародируя детектив, в научно-фантастическом
сюжете о будущем изображая современность, а с другой стороны —
используя символику сказки. Жанрово-стилевая полифония и обретен-
ная благодаря этому специфика образной системы способствуют исто-
рической конкретизации внешне абстрактной символики.
После почти десятилетнего перерыва писатель, переживавший
творческий кризис, снова вернулся к романной форме и написал три-
логию «Гордубал», «Метеор», «Обыкновенная жизнь» (1933—1934).
Отказываясь от постижения тайн Вселенной, от размышлений о судьбах
пппппои^тия Чапек погружался в исследование потерянного «я»,


чувств, переживаний, нравственности героев, в процесс самопознания.
Философская основа трилогии — субъективное мироощущение, весьма
условное утверждение истины, ибо для каждого из героев она своя.
Отсюда — скептицизм. Некоторые критики считают, что такая позиция
была призывом к смирению, к приятию каждой, субъективно понятой
правды. Однако, безусловно, прав С. Никольский, убежденный, что
«плюрализм истин мучил и терзал писателя... Чапек отнюдь не основы-
вал своих надежд на плюрализме истин». Это подтверждает острота
социальной проблематики трех вариантов сюжета «Гордубала» —
ромаца о несчастной судьбе крестьянина, который уехал на заработки
в Америку и лишился родного очага: дочь отвыкла, чуждалась его,
жена Полана ждала ребенка от работника Маньи. Гордубал нарушил
мирно текущую в доме жизнь, больной и по-прежнему бедный, он ни-
кому не нужен, и Полана с Маньей решают от него избавиться. Веро-
ятнее всего, измученный болезнью и переживаниями, крестьянин умер
раньше, чем было совершено убийство. Это осталось неясным.
В основу сюжета легли материалы процесса об убийстве Юрая
Гордубея, крестьянина из Закарпатья. Чапек стремился придерживать-
ся фактов, освещал события точнее, чем репортер Б. Голомбек в кор-
респонденции «Подкарпатская трагедия» (газета «Лидове новины»,
1932 г.). Репортажность наложила отпечаток на кульминационные сце-
ны романа. Именно эта особенность позволила заострить конфликт, рас-
крыть его общественно-социальный смысл. Соотношение информации и
художественного текста свидетельствует, однако, не о включении су-
дебного очерка в повествование, а о слиянии его специфических свойств
с романной структурой. Естественный синтез помог достичь жизненной
правдивости, не нарушив поэтичности произведения, избежать сенти-
ментальности и банальности пресловутого любовного треугольника. По-
казательны в этом отношении сцена суда в начале третьей части и опи-
сание заседания на последних страницах романа, которые очень напо-
минают эпизоды из «Воскресения» Л. Толстого. Стилистически они
близки сообщениям из зала суда, в них воспроизведены процедурные
формальности, зафиксированы вопросы судьи и ответы обвиняемых.
При этом изображение обстановки, описание облика подсудимых нару-
шают монотонность, подчеркивая, что обстоятельства дела непросты,
как и судьбы крестьян и возникшая ситуация. Портрет героини, неуме-
стный в репортаже, диссонирует с нудной интонацией делового опи-
сания процесса, неожиданно прерывая его: «Обвиняемая садится —
подурневшая, желтая, в последней стадии беременности... Полана си-
дит, выпрямившись, и глядит в пространство».
Вызывающее сочувствие состояние Поланы невольно обращает
внимание читателя на равнодушие судей и присяжных заседателей. Со-
поставление обличает блюстителей закона. Чуждая газетной информа-
ции фраза предваряет и вынесение приговора: «Все пойдет как по мас-
лу». В ней снова обличительный смысл: слишком легко далось суду
решение о каторжных работах, для Маньи — пожизненно,для Поланы—-
на двенадцать лет. Протокольной точности изложения событий проти-
востоит также многозначительное заключающее роман известие: «Серд-
це Юрая Гордубала затерялось и так и не было погребено».
«Гордубал» не стал бы романом и особенно поэтической балла-
дой, как назвал произведение сам писатель, если бы нарочитая су-
хость не была в нем эстетически функциональна, разоблачая буржуаз-
ное судилище, оттеняя гуманное начало.
Неопределенность истины, вариантность судеб характерны и для
Двух других романов трилогии. «Метеор» посвящен безуспешным по-


пыткам восстановить историю неизвестного человека после авиаката-
строфы. При нем нет документов, лицо и ладони с «линиями жизни>
обгорели, он без сознания. Сестра-сиделка две ночи подряд видит сон:
больной будто бы рассказывает ей о себе. Два других возможных
варианта его жизни изложены ясновидцем и поэтом. Реальны лишь ис-
тория «пациента Икс», написанная врачами, и обстановка в больнице,
остальное — предположения. Версия ясновидца посвящена духовной
борьбе человека, жившего «без определенной цели, затерянного в ог-
ромном мире», «искавшего одиночества, чтобы избежать конфликта с
окружением».
Все действующие лица романа, как и пациент, без собственных
имен, что подчеркивает общефилософское содержание «Метеора». Ав-
тор утверждает также право писателя на фантазию, следующую за
реальной действительностью, освещающую жизнь со многих сторон и
устремленную к ее наиболее правдивому отражению. Исследования
человеческого «я» продолжены в «Обыкновенной жизни», где главный
персонаж переосмысливает свое прошлое с разных точек зрения. В ва-
риантах автобиографии развернут критический самоанализ, вскрываю-
щий сокровенные мысли и чувства героя.
. Философская трилогия Чапека выдвинула проблему постижения
объективной истины, с этим писатель связывал смысл человеческой жиз-
ни. В трудное для себя время он не отказался от поиска единственно
верной правды, в существовании которой не сомневался. Он писал:
«Истина есть, но она глубоко сокрыта, а действительность просторнее
и сложнее, чем мы себе обычно представляем».
Путь к познанию справедливости, к идейно-эстетической точности
критериев писатель искал, как бы «заглядывая» во все уголки, прибе-
гая к различным жанрам. «Рассказы из одного кармана» и «Рассказы
из другого кармана» (1929) с детективными сюжетами и подчас юмо-
ристическими персонажами обывателей раскрывали, однако, далеко
не простые человеческие отношения и характеры «маленьких людей»,
изобличали чиновников, судей. «Апокрифы» (1932), возродившие забы-
тый жанр для современной юмористической прозы, «еретически» пере-
осмысляли библейские и литературные сюжеты, обнажали и высмеи-
вали современные писателю нравы и общественные порядки.
Чапек побывал в разных странах — Италии, Англии, Испании, Гол-
ландии — и всюду интересовался не столько музейными достопримеча-
тельностями, сколько повседневной жизнью. В «Письмах из Англии»
(1924) с его же остроумными рисунками отражен низкий уровень жиз-
ни лондонских рабочих, так поразивший писателя. Позже Чапек оконча-
тельно утвердился в своем мнении, что «Англия — страна контрастов»,
и, выступая по Британскому радио, говорил: «Англия самая прекрас-
ная и самая отвратительная из всех стран, которые я видел. Она соз-
дала грозную современную индустрию и сохранила древний пастораль-
ный образ жизни».
Чапек познакомился с Уэллсом и другими английскими писателями,
долгие годы поддерживал дружеские отношения с Б. Шоу и Д. Гол-
суорси. В характере Голсуорси он отметил скромность и мягкость, а
Шоу казался ему похожим одновременно и на «господа бога», и на
«злокозненного сатира».
В творческих исканиях и размышлениях Чапека нет ухода от гло-
бальных проблем. В них отражены напряженная работа мысли и коле-
бания человека, который непоследователен в критике буржуазного
строя. Для него была дорога Чехословакия — государство, созданное в
результате вековой борьбы народа за независимость. Может быть,


поэтому он был лоялен в отношении масариковской демократии. По-
ложение писателя трудно и уязвимо: Шальда в обзоре литературы к
десятой годовщине Чехословакии писал о Чапеке, что он-де в полупок-
лоне «целует ручки» республике, тогда как буржуазная критика осуж-
дала Чапека-сатирика, посягнувшего на устои общества. Сложную и
во многом отрицательную роль сыграла его многолетняя дружба с пре-
зидентом Масариком, которого он считал чуть ли не идеалом прави-
теля. Издаваемые по частям «Беседы с Т. Г. Масариком» (1928—
1934) дали повод считать Чапека официальным писателем. И все же
верх одержали близость к народу, тревога за будущее.
С повседневной жизнью страны Чапека связала работа журналис-
та и редактора. С 1921 г. и до последних дней он сотрудничал в газе-
те «Лидове новины», писал статьи, очерки, фельетоны и вел так назы-
ваемые «столбцы», где публиковались разного рода сообщения. Печа-
тался он и в других журналах и газетах. Публицистичность его стиля
во многом объясняется постоянной газетной работой, которую он очень
любил.
В лучшем произведении Чапека — антифашистском романе «Война
с саламандрами» — обобщен богатейший опыт прозаика, драматурга,
публициста, поднявшегося до высочайшего уровня художественности в
процессе критического освоения действительности и обдумывания ис-
торических перспектив общественного развития. Для стиля Чапека
характерны лаконичность и строгая подчиненность изобразительных
средств замыслу, раскрытию ведущей темы и содержания центральных
образов. В «Войне с саламандрами» не нарушают единства ни развет-
вленность тематики и многозначность символа, ни жанровое разнообра-
зие и повествовательные формы свободной беседы или дискуссии. При
обсуждении проблемы и выявлении противоречивых мнений сохранена
определенность авторской мысли в каждой детали. Многозначность сим-
вола, множество сопровождающих историю саламандр эпизодов, побоч-
ных сюжетных линий не уводят от замысла и главного направления в
развитии действия. Стиль не становится разнородным и от контрастного
сочетания речевых пластов. Настоятельное и всестороннее разоблачение
политики попустительства фашизму определяет соподчиненность отлич-
ных по содержанию и по форме глав. В романе возникает система ха-
рактеров при весьма слабых человеческих связях между героями, а
иногда и при полном отсутствии видимой сопричастности к изображен-
ному (введение, например, исторических личностей вроде маркиза
Де Сада, живших совсем в иное время, в другом веке). Объединяет
связь с саламандровой проблемой.
Проникновение фашизма во все сферы жизни выявляется в ходе
повествования все более четко, а изображение возможных последствий
этого повсеместного процесса разрастается до картины общечеловече-
ской трагедии, виновниками которой стали сами люди, попустительст-
вующие антигуманным идеям, чуждым прогрессу. Срастание с фашиз-
мом лежит в основе постоянного сравнения саламандр с людьми. По
мере конкретизации гротеска, проявления его исторической масштаб-
ности сопоставление обретает все новые и новые функции, способствую-
щие доскональному анализу явления — природы фашизма, его питатель-
ной среды и зловещей роли в судьбе человечества. Самым опасным Ча-
пек считал внешнее человекоподобное обличье звериной сущности фа-
шизма. Поэтому писатель с самого начала отмечает эту особенность:
саламандры, как и люди, ходят на двух ногах. В лондонском зоопарке
Эндрью Шейхцер в беседе с учеными даже пытается перехватить ини-
циативу и задавать вопросы, вместо того, чтобы отвечать. Однако в


заключении ученых о беседе подчеркнуто, что саламандра Эндрью
«повторяет только то, что слышала или читала. Само собой разумеется,
что о самостоятельном мышлении у нее не может быть и речи... Наз-
ванная саламандра умеет читать, но только вечерние газеты. Интере-
суется теми же вопросами, что и средний англичанин, и реагирует на
них подобным же образом, то есть в соответствии с общепринятыми,
традиционными взглядами».
И уже с явным намеком на фашизм изображена в первой части
саламандра Андриаш, которую показывали в цирке и которая привет-
ствовала зрителей по-немецки, вставляя отдельные итальянские слова.
В этом эпизоде снова возникает аналогия с людьми: хозяин цирка опа-
сается, что удовольствие от знакомства с саламандрой покажется зри-
телям недостаточным, и тут же демонстрирует чрезмерную полноту соб-
ственной жены.
Не только выявление «человеческого» в саламандрах, но и, наобо-
рот, приравнивание к ним людей низкого интеллекта встречается в
сценах на яхте и на берегу. Сначала «будущая актриса» Ли сама невз-
начай поставила себя в один ряд с ними, во время спора о том, кого
завтра будут снимать на пленку: «Меня, — сказала Ли, — как я стою
среди морских тритонов». Легкий непринужденный диалог, «удачное»
вмешательство и «победа» Ли в споре усугубляют иронию. Запечатлен*
ные позже кинокамерой два кадра — Ли на корточках и ползающие
обитатели яхты, собирающие жемчуг, — воспроизвели позы, сходные с
позами животных.
Настораживает нарочитая противоречивость и в выборе эпитетов
для характеристики саламандр. Контрастируют их «отпугивающий»
вид и определение их как «безобидных», не причиняющих вреда чело-
веку. Чапек пользуется приемом «прикрытия» главной мысли об уг-
розе фашизма, тем самым заставляя ее выступить в каждой детали.
Такова имитация анкеты о наличии души у саламандр. Бернард Шоу,
например, якобы написал: «Души у них, безусловно, нет. В этом они
сходны с человеком». Бездушность и безобразность саламандр под-
черкнуты в большинстве ответов, но некоторые, как Курт Губер, в стра-
хе перед коммунизмом вообще забывший о дискутируемой проблеме —
о душе, готовы воскликнуть: «Пусть саламандры, лишь бы не марк-
систы!». Внешне несуразньщ ответ на вопрос анкеты: «Есть ли у са-
ламандр душа?» — переводит спор из отвлеченной дискуссии в сферу
политическую.
Затем Чапек все чаще переходит к откровенному развертыванию
общественного плана изображаемых явлений, отчего и гротескный
образ приобретает более определенный исторической смысл. Слово
«идеал» постоянно обыгрывается в разном контексте, раскрывая идей-
ную и политическую ориентацию буржуазии на фашизм/Постепенно
роли меняются: приспосабливаться начинают люди. Школы преобразо-
ваны, приближены к «идеалам» пореформенной «Школы практической
жизни» для саламандр. Быстрое приобщение саламандр к человечес-
ким делам — явный намек на возможную агрессию с их стороны, но ос-
новное значение фантастического символа раскроется позже, хотр
связь его с фашистской идеологией существует изначально, а не появ-
ляется впервые в третьей книге, как полагают некоторые исследова-
тели. Чапек и в первой книге изобразил отнюдь не просто зоологиче-
ские особи, которых люди приручили и даже эксплуатировали. Замы-
сел, возможно, эволюционировал, но в основе своей не менялся, и раз-
рыва в трактовке символа, охватившего многообразие буржуазного ми-
оа. нет. Чуткий художник, мыслитель и тонкий стилист, сатирик исто-


рически, идейно все более насыщал условный образ и повествователь-
ную форму.
Так, молчаливое согласие сильных мира сего не называть
вещи своими именами писатель отразил в стиле первых глав и сделал
объектом осмеяния. В третьей книге он уже откровенно пародировал
пагубную для судеб мира политику правительств, торгующихся в мо-
мент наивысшей опасности, грозящей народам. К этому времени нара*
щивание главного значения образа-символа достигло своего апогея, и
автор перешел к открытому публицистическому выражению всенарод-
ного протеста против наступления на земные пространства вооружен-
ной коричневой нечести под командованием человека, который во вре-
мя первой мировой войны служил где-то фельдфебелем, — явный на-
мек на Гитлера. Лозунг «чистой саламандренности» и провозглашение
тезиса о якобы недостающем жизненном пространстве для саламандр,
которое необходимо отвоевать у людей, пополнили историческое содер-
жание образа, довершили раскрытие его главного значения.
Для конкретизации фантастического сюжета имеют большое зна*
чение детали, вызывающие определенные ассоциации, бытовые сцены,
а также диалоги, реплики, суждения разных персонажей о состоянии
и перспективах современного общества, сатирическое изображение меж-
дународных форумов, передача содержания докладов, публикаций, до-
кументов. Масштаб гротеска, собственно, вырастает благодаря пред-
метности изображения. В этом специфика стиля Чапека, основа того
высшего единства, которое образует художественную систему.
Пронизывающая роман непримиримость к фашизму и попуститель-
ству буржуазии достигает эмоционального накала, присущего полити-
ческому памфлету. Осознание непосредственной угрозы передано в гла-
вах «Икс предостерегает», «Конференция в Вадузе», «Автор беседует
сам с собой».
Чапек подошел к теме судьбы народа, к проблеме будущего чело-
вечества в то время, когда воплощение исторической перспективы стало
главной художественной задачей, а ее решение многих привело на путь
социалистического реализма. Выражение подлинно народной точки зре-
ния на действительность, глобальность конфликтов объясняют близость
стиля антифашистских произведений Чапека и Брехта. Самобытна и
неповторима конкретная символикам «Круглоголовых и остроголовых»
Брехта, «Войны с саламандрами» и «Белой болезни» Чапека, но в идей-
ном наполнении, в значении символов много общего. Сходны также
идейно-эстетические функции образов Верховного Саламандра, Марша-
ла в «Белой болезни» и фашистского главаря Уи в пьесе Брехта
«Карьера Артуро Уи». Реализация Брехтом и Чапеком политических
противоречий мирового значения в этих произведениях, а также в пье-
сах «Винтовки Тересы Каррар» Брехта и «Мать» Чапека рождала по-
хожие сюжетные ситуации, сцены и даже отдельные детали.
Фучик особенно остро почувствовал, что писатель стоял на пороге
коренного перелома. В статьях, посвященных его памяти, — «О чем я
думал у гроба Чапека» (декабрь 1938 г.) и «Чапек живой и мертвый»
(январь 1939 г.)—он писал о возможности возникновения принципи-
ально новой концепции в творчестве Чапека, если бы он остался жив.
Такую перспективу подтверждает конец романа, оцененный большин-
ством современных литературоведов не как тупиковая ситуация, а как
предупреждение и призыв к сопротивлению. «Война с саламандрами»,—
пишет Ф. Бурианек в послесловии к роману, — стоит первой в едином
ряду с последующими драмами «Белая болезнь» и «Мать».


Гибель доктора Галена, владевшего секретом борьбы с белой чу-
мой, сам автор объяснял как сигнал бедствия, как способ воздействия
на сознание людей, недооценивающих реальной угрозы фашизма. От-
вечая современникам, которым хотелось видеть на сцене оптимистиче-
ский конец, Чапек говорил: «Если бы я не верил, что можно пробудить
разум и дух людей, «Белая болезнь», вероятно, не возникла бы. Имен-
но потому, что верю, я обратился к решительному призыву. «Белая
болезнь» — призыв к совести и честному разуму всех, сердцу
кого близки судьба Европы, судьбы прогресса и человечества
вообще...».
Антифашистская направленность фантастической драмы, намек на
Гитлера в образе Маршала были так явны, что об этом открыто, с
негодованием писала чешская реакционная пресса, а германский посол
в Праге решительно потребовал изменения фамилии одного из персо-
нажей: имя барона Крюга, созвучное немецкому слову «война», вызы-
вало ассоциации с подготовкой нападения на соседние страны. Пьеса
имела огромный успех и до сих пор не сходит со многих сцен не только
Чехословакии. ,
В повести «Первая спасательная» писатель обратился к быту и
труду шахтеров, впервые показал сплоченность людей как реальную
силу, на которую можно опираться в случае опасности. Он писал книгу
по свежим впечатлениям от посещения Кладно и бесед с горняками,
знакомства с условиями труда под землей. Авария в шахте, спасатель-
ные работы приобрели символический смысл. Он затронул те же проб-
лемы, которые ставили тогда в своих произведениях Майерова и Но-
вый. Сам Чапек объяснял, что он хотел написать книгу о мужестве
шахтеров, о героизме и солидарности, «короче говоря, об определенных
физических и моральных ценностях, которые мы признаем важнейши-
ми, когда людям или нации нужны цельные личности и настоящие муж-
чины. Это могла быть книга о солдатах... Здесь есть все, что присуще
солдату: мужество, готовность к действию, солидарность».
Чапек подчеркивал, что он освещал героизм исключительно в пси-
хологическом плане. Однако раскрытие причин трагедии в шахте (об-
вал случился в старой штольне, где давно уже было опасно добывать
уголь, а хозяева продолжали посылать людей почти на верную смерть),
показ бедственного положения шахтеров привели на самом деле к со-
четанию психологизма и социального аспекта конфликта. Фучик назвал
«Первую спасательную» «прекрасной песней о солидарности и героиз-
ме рабочих».
В драме «Мать», касаясь общественно-политических проблем, пи-
сатель занял новую позицию: он уже не только предупреждал и взывал
к единству, но и указывал реальный путь активной борьбы против аг-
рессора. Пьеса закончена осенью 1937 г., в феврале следующего года
в Сословном театре состоялась премьера, вскоре «Мать» поставил
также Национальный театр Братиславы, пьеса обошла почти все сце-
ны страны; в 1938—1939 гг. ее ставили в Париже, Лондоне, Ленингра-
де, Свердловске, Харькове, Одессе, Новосибирске, она входит в репер-
туар современных театров.
Ведущая тема пьесы — долг перед Родиной и человечеством. В
этом плане и раскрыты оба аспекта героизма: как личного подвига и
как всенародного мужественного сопротивления зловещим силам, об-
рекающим людей на гибель. Вся система персонажей — Мать, ее отец,
муж и пятеро сыновей, их разные судьбы — отразила мир в его прош-
лом, настоящем, в движении к прогрессу. Отец семейства погиб вдали


ют родины, слепо повинуясь воле завоевателей, защищая призрачные
идеалы колонизации чужих земель. Автор поднял острый вопрос лич-
ной ответственности, выдвинул проблему долга и чести в условиях
гражданской войны и разных исторических обстоятельствах. Через всю
пьесу проходит спор между братьями: революционно настроенным Пет-
ром и его противником Корнелем. Вслед за автором Мать и младший
Тони стараются быть беспристрастными. Но само развитие событий
доказывает правоту Петра, за которым народ, поднявшийся против уг-
нетателей и агрессора. В ответ на реплику Корнеля, что никто не ста-
нет заниматься социальными утопиями после войны, Петр отвечает:
«Именно тогда-то и станет! Раз народ получил в руки оружие...». Петр
героически гибнет. А тех, кто был вместе с Корнелем, Тони называет
«кровавыми псами».
Кроме младшего, погибли все сыновья Матери: врач Ондра в борь-
бе с эпидемией, летчик Иржи, стремясь установить мировой рекорд
высоты. Но все они присутствуют в пьесе, защищают свои идеалы:
«Ведь мы еще продолжаем борьбу, мамочка, — говорит Ондра. — За
лравду, за народ, за человечество — каждый за свое. И по-прежнему
желаем победы нашего дела». Они слушают тревожные вести по ра-
дио, обсуждают с Матерью вопрос о судьбе Тони, которого после дол-
гих колебаний Мать сама посылает с оружием в руках сражаться
против чужеземцев, сбрасывающих бомбы на города и села, уничтожа-
ющих памятники старины и школы, стреляющих в детей из пулеметов.
Необходимость вооруженной борьбы подтверждается в пьесе фактами,
обосновывается исторически.
Внутренний монолог Матери, а точнее — ее диалоги с ушедшими
из жизни, но живущими в ее памяти сыновьями, отцом, мужем — ос-
новная речевая форма драмы. Однако это ни в коей степени не сужает
рамок действия до чисто субъективных переживаний, не порождает
пессимизма. Напротив, символический образ Матери воплотил беско-
нечность рода человеческого, самоотверженную любовь к защитникам
жизни на земле и ненависть народа к захватчикам. Все множественные,
подчас контрастные тенденции сливаются к концу драмы в этом гла-
венствующем значении величественного образа: «обращением к совес-
ти людей» назвал пьесу сам автор.
Луи Арагон в некрологе о Чапеке написал: «Он не хотел войны.
Но война надвигалась, и не остановить было Чапеку робота, сфабри-
кованного в Берлине. А потом были Мадрид и Герника; фашизм начал
угрожать захватом Судет. И тогда Чапек, ставший глашатаем свободы,
написал пьесу «Мать».
От идеи сдерживания грозных сил, порождаемых капиталистиче-
ской действительностью, от теории «медленного прогресса» писатель
пришел к участию в антифашистском движении и утверждению неиз-
бежности вооруженной борьбы против агрессии как единственной воз-
можности сохранить мир от коричневой чумы. Он тяжело перенес Мюн-
хенское соглашение, в Англию выехать отказался, хотя прекрасно по-
нимал, что жить при нацистах не сможет, да и те не оставят его в
покое.
25 декабря 1938 г. Чапек умер. Его похороны вылились в антифа-
шистскую манифестацию. А 15 марта 1939 г. фашисты, вторгшись в
Прагу, пришли арестовать Карела Чапека, которого уже не было в
лживых.


ЛИТЕРАТУРА АНТИФАШИСТСКОГО СОПРОТИВЛЕНИЯ
(1938/1939 -1945 гг.)
После прихода к власти в Германии Гитлера Коммунистическая-
партия «Чехословакии возглавила движение трудящихся, выступавших:
против фашизма и реакционной политики чехословацких властей. Под.
давлением масс в 1934 г. были установлены дипломатические отношения
с Советским Союзом, а в 1935 г. подписан пакт о взаимной помощи.
Однако правительство Э. Бенеша продолжало ориентироваться на за-
падные державы. Буржуазия в страхе перед растущим общенародным
движением способствовала фашизации страны. Только демонстрациш
и митинги заставили в критический момент объявить всеобщую моби-
лизацию. После признания Мюнхенского соглашения начались аресты.
С октября 1938 г. была запрещена коммунистическая партия, но ком-
мунисты, уйдя в подполье, продолжали борьбу против фашистских зах*
ватчиков, тогда как остальные политические партии объявили о само-
роспуске.
В годы оккупации антифашистское движение в стране росло, на
территории Чехии и Словакии действовали подпольные ЦК компартии.
На первом этапе шло сплочение патриотов. Коммунисты возглавили
ряд демонстраций: в сентябре 1939 г. чехословацкие трудящиеся высту-
пили против войны в Европе; 28 октября 1939 г., в день годовщины соз-
дания Чехословацкой республики, имели место столкновения с поли-
цией.
После вероломного нападения фашистской Германии на Советский
Союз подпольный ЦК компартии Чехословакии призвал народ к уси-
лению сопротивления, ставя вопрос о переходе к массовой системати-
ческой борьбе. В июле 1941 г. Советское правительство заключило сог-
лашение с чехословацким правительством в Лондоне. В Советском
Союзе начали формироваться чехословацкие воинские части, что спо-
собствовало активизации антифашистского движения на территории-
протектората. Осенью 1941 г. стачки и демонстрации достигли таких
размеров, что Гитлер вынужден был в октябре 1941 г. направить в
Прагу своего наместника Гейдриха и ввести в городе осадное положе-
ние. В ответ на действия фашистов Гейдрих был смертельно ранен.
Разгром гитлеровцев под Москвой и последующие победы Крас-
ной Армии, а также подписание в декабре 1943 г. правительством Че-
хословакии договора о дружбе с СССР укрепляли в народе веру в
победу над фашизмом. Под руководством коммунистов повсюду воз-
никали подпольные национальные комитеты. В Словакии в декабре
1943 г. по инициативе компартии был создан Словацкий национальный
совет. В августе 1944 г. вспыхнуло Словацкое национальное восстание,,
в котором приняли участие люди самых разных национальностей. Боль-
шую помощь оказывали советские войска, посылая военных специа-
листов, снабжая повстанцев оружием и питанием.
В дальнейшем продвижение советских войск по территории Чехо-
словакии вызвало небывалый размах национально-освободительного
движения, которое переросло в национально-демократическую револю-
цию. 5 мая 1945 г. в Праге началось вооруженное восстание. Узнав о
замысле гитлеровцев уничтожить столицу Чехословакии, восставшие
взывали по радио о помощи. Переброшенные в короткий срок танковые
соединения Первого Украинского фронта поддержали народ, взявши*
власть в свои руки.


Освобождение Чехословакии Красной Армией было решающим
фактором для образования народно-демократической Чехословацкой
республики.
Лосле Мюнхенского сговора подняли головы чешские реакционные
литераторы вроде Бедржиха Фучика, Рудольфа Медека, Ярослава
Дюриха, Фердинанда Пероутки, которые открыто стали проповедовать
фашистскую идеологию..Против них выступила компартия Чехослова-
кии, лишенная своих печатных органов, но сумевшая широко исполь-
зовать еще не ликвидированные прогрессивные газеты и журналы.
Реакционеры пытались провести так называемую «чистку нации», вы-
черкнуть из истории чешской культуры дорогие для народа имена.
В профашистских газетах печатались клеветнические статьи о творче-
стве современных писателей, объявлялись «леваками» и большевиками
лучшие представители чешской литературы. Дюрих, возглавивший
«чистку», выступил в газете «Вечер» со статьей, в которой объявил себя
последователем-известных в истории Чехии реакционеров: габсбургско-
го прислужника Славаты, иезуита Кониаша, по приказу которого пуб-
лично сжигались чешские книги. Несколько позже той же группой
реакционных критиков, возглавляемой Дюрихом, изобретена была тео-
рия о том, что национальное возрождение Чехии обусловлено якобы
присоединением к «великой оси» Вена—Рим, представлявшей, по их
мнению, передовую культуру. Национальное бедствие чешского народа
после битвы на Белой Горе, — мрачная эпоха инквизиции, объявлялась
временем начала возрождения культуры под влиянием немецкой като-
лической церкви.
После Мюнхена при поддержке профашистского правительства уси-
лилась борьба против всего подлинно прогрессивного, что могло поме-
шать распространению фашистской идеологии. К началу 1939 г. группой
реакционеров организован так называемый «Национальный культурный
совет». В его «программе» предлагалось провести ревизию всех учреж-
дений и организаций, связанных с литературой и искусством, изъять
из продажи и школьных библиотек «разлагающую литературу». К «ли-
тературному браку» были отнесены сочинения Волькера, Неймана,
Ольбрахта, Майеровой, Чапека, Пуймановой, Ванчуры. Вместо них
пропагандировалось творчество Дюриха и ему подобных реакционеров.
Юлиус Фучик, писавший под различными псевдонимами, по пору-
чению компартии отвечал реакционерам на страницах легальных жур-
налов «Чин», «Нова свобода» и др. Его статья «Чистка нации» и чеш-
ская культура» заклеймила предательскую деятельность профашист-
ской критики. В ряде публикаций он давал марксистское освещение
важнейших этапов чешской истории, ссылаясь на примеры, призывал
к активной борьбе против фашизма. В январе 1939 г. он выступил в
защиту творчества передовых писателей, а в статье «О так называемом
Национальном культурном совете» писал: «...надо сразу же разобла-
чить легенду о каком-то авторитетном органе, который соответствовал бы
понятию о национальном культурном совете и его функциям. Ни люди
искусства не избирали, ни государственные органы не назначали ника-
кого культурного совета. Это не общество и не учреждение, это кружок
без утвержденного устава, группка литераторов, сама назвавшая себя
громким именем «Национальный культурный совет»... Ей хотелось бы
объявить «книгами разлагающими, ведущими народ к моральному
Упадку, лжи и безбожию», всю ту великую чешскую литературу, кото-
рая славна своим воинствующим гуманизмом, демократичностью,
стремлением к новому устройству мира.


В действительности дух этой группки для чешского народа—
признак разложения, национального унижения и глубокого упадка».
Борьба компартии Чехословакии против реакционеров в легальной
прессе продолжается вплоть до вторжения гитлеровских войск. В пе-
риод оккупации многие писатели принимали участие в Сопротивлении,
создали произведения, которые стали свидетельством мужества непо-
коренного народа. Среди погибших антифашистов были крупнейшие ху^
дожники слова, критики, публицисты: Владислав Ванчура, Ярослав Кра-
тохвил, Юлиус Фучик, Бедржих Вацлавек, Эдуард Урке, Курт Конрад,
Карел Полачек, молодые поэты-подпольщики Иван Явор, Мария Кудер-
жикова.
В произведениях, опубликованных в те годы, использованы алле-
гория, иносказание, фольклор, библейские мотивы и образы, символик
ка. Подпольные издания либо неопубликованные произведения носили
открыто агитационный, антифашистский характер. До мая 1942 г. еще
была возможность печататься. После убийства гитлеровского намест-
ника Гейдриха в обстановке открытого террора фашисты развернули
широкое наступление на чешскую культуру, цензура свирепствовала,
писать приходилось еще более завуалированно.
Несмотря на тяжелейшие условия и пропаганду будто бы отсут-
ствия чешской национальной истории и культуры, тема Родины в поэ-
зии, патриотические тенденции исторической прозы становятся веду-
щими в творчестве тех, кто еще мог первое время печатать свои произ-
ведения. Наряду со сборниками Неймана «Бездонный год» (1939),
который был набран, но запрещен и опубликован только после осво-
бождения Чехословакии, Горы «Родина» (1938), Незвала «В пяти
минутах от города» (1939) появляются такие книги, как «Остов надеж-
ды» (1938) Галаса и цикл «Сентябрь» (1938) (издан в 1939 г.), поэма
«Сон» (1939) Голана, явно свидетельствующие о переломе в их твор-
честве, отходе от принципов декадентской поэзии. Вместо погруженно-
сти в сугубо личные переживания поэты обратились к историческим
судьбам народа, к состоянию страны, оказавшейся под гнетом фашизма.
Проявлением гражданского мужества стала книга стихов Фран-
тишека Галаса (1901 —1949) «Остов надежды» — призыв к борьбе
против фашизма. Это была новая идейно-эстетическая позиция поэта,
в творчестве которого прежде преобладали мотивы разочарования, не-
верия в будущее, страх перед смертью и смирение перед ее неизбеж-
ностью. Его первые стихотворные сборники «Сепия» (1927), «Петух
отпугивает смерть» (1930) и вызвавшая полемику поэма «Старые жен-
щины» (1935) отражали пессимистические настроения поэта, хотя он
был в свое время комсомольцем, вырос в семье рабочего, известного
руководителя пролетариата города Брно — Франтишека Галаса-старше-
го (как его называли при жизни, так он и вошел в историю Чехосло-
вакии). Проявлением гражданской позиции поэта стали книга «Нас-
тежь» (1936), стихи об Испании, посвященные республиканцам,
политическая лирика конца 30—40-х гг., стихи в защиту чешского язы-
ка и национальной культуры, написанные в обстановке фашистской ок-
купации. «В этот страшный час поэт с предельной ясностью осознал,
что место его — в ряду борцов... Тоска по положительному идеалу, тя-
готение к героическому, а с другой стороны, рассеянные прежде по от-
дельным стихотворениям элементы ораторского стиля — все это слилось
теперь в законченную идейно-эстетическую систему боевой патриотиче-
ской гражданской лирики», — так характеризует С. А. Шерлаимова
перелом в творчестве Галаса. О пройденном пути поэт откровенно на-
писал в «Песне ужаса», вошедшей в книгу «Остов надежды»:


Сколько раз мой стих,
Сколько раз ты хромал —
В горе, в любви, в тоске
Сокровенной, —
Шагом военным
Теперь маршируй,
Будьте, как ритм походный, тверды,
Звучите солдатским мужеством
Слова, построенные в ряды
Двенадцатым грозным ужасом.
Словно набат, звучит здесь припев — четверостишье о предатель-
стве:
Слышен, слышен измены звон, измены звон.
Чьи руки колокол раскачали?
Славная Франция и Альбион...
А мы им так доверяли!
Перевод П. Железнова
Поэт уверен, что «сгорает от стыда каждый солдат», людям стыдна
за Францию с ее революционными традициями, за Европу, за при-
молкнувший в страхе мир. Веря в «бессмертие чешской земли», он звал
«к мечу, как в былые времена». Полно надежды, оптимизма стихотво-
рение «Мобилизация», где повторено нерудовское обращение к народу
«Только вперед!» и слышен призыв к вооруженному восстанию. Галас
клеймил позором трусов, тех, кто не верил в возможность освобожде-
ния. А такие были и среди поэтов: Камил Беднарж в брошюре «Слово к
молодым» (1940) призывал вступавшую в литературу молодежь при-
способиться, отойти от всяких идей, погрузиться в самоанализ.
Галас печатал свои стихотворения в подпольных выпусках газеты
«Руде право». Там было помещено «1 мая 1942 года» — наставление
бойцам Сопротивления. Хотя «динамит мщения» пока не взорвался,
писал он, но: «Назад ни шагу! Не стоять на месте!» Поэт предостере-
гал: «Нельзя разменивать на мелочь народную месть».
После освобождения Чехословакии Галас одним из первых вклю-
чился в литературную жизнь страны. В 1948 г. вышли его послевоен-
ные стихи — сборник «В строю», посвященный созиданию новой дей-
ствительности.
В 1940 г., к 120-летию со дня рождения Божены Немцовой, веду-
щие передовые писатели создавали патриотические произведения, пол-
ные веры в духовные силы народа, в его несгибаемую волю к свободе.
Свой цикл стихотворений Галас назвал так, как принято в народе име-
новать любимую, мужественную писательницу, — «Наша Божена Нем-
цова». Сейферт создал поэтический цикл «Веер Божены Немцовой», а
также составил два сборника лирики Неруды и Галека, издание кото-
рых для того времени было существенным вкладом в защиту чешской
культуры. Тогда же вышла работа Фучика «Борющаяся Божена Нем-
цова».
Когда в мае 1939 г. останки Карела Гинека Махи перенесли
на Вышеградское кладбище в Праге, во многих газетах появились пат-
риотические статьи, самый акт был воспринят как важное событие на-
циональной жизни, так как напоминание о бунтарской поэзии чешского
классика вызывало весьма определенные ассоциации. Незвал напи-
сал тогда «Оду на возвращение Карела Гинека Махи», в которой пов-
торяющимся рефреном звучала первая строка: «Будь, Родина моя,
благословенна».
Все чаще поэтам приходилось прибегать к символике. Произведе-


ния Голана, например, только потому и увидели свет; что их усложнен-
ная образность скрывала смелые мысли и суждения отважного патрио-
та, хотя все-таки стихотворение «Ответ Франции» цензура не пропус-
тила. Поэзию тех лет часто питал фольклор, поэтому большое значе-
ние имела антология народной поэзии «Любовь и смерть» (1938), под-
готовленная Голаном совместно с Галасом. Не меньшую роль сыграли
труды Вацлавека об устном народном творчестве. Однако составленный
им сборник «Народные песни» был конфискован гестаповцами в 1942 г.,
когда шли повальные аресты коммунистов.
Вечные образы женщины, матери, любимой переосмыслялись поэ-
тами по-новому, приобретая общественно-политический смысл. В поэ-
зии Вилема Завады они стали символами моральной чистоты и верно-
сти, противостояли разрушению фашизмом духовных и эстетических
ценностей, подрыву стойкости народа. Среди ненапечатанных произве-
дений— сатирическая поэма Незвала «Прусаки» (1939), запрещенная
цензурой. Тогда же Незвал начал писать поэму «Историческое полот-
но», которую закончил после освобождения Чехословакии.
Не все, что писал Грубин, могло быть издано. Позже поэт вспоми-
нал: «Осень 1942 года. В воздухе запах гари и сожженных Лидиц.
В груди каждого эхом отдается треск выстрелов, остановивших биение
сердца Владислава Ванчуры... Нам трудно, что мы живы, упрекаем
себя за полное страха существование. Утром в переполненных трам-
ваях люди шелестят газетами, их усталые глаза ищут одно слово: «Ста-
линград!». Приближается двадцать пятая годовщина Октябрьской ре-
волюции... В эти дни я закончил поэму «Сталинград».
Словно мольба, зазвучали строки:
Дай силу тем, кто насмерть бьется,
Кто белых флагов не вывешивал,
Кто носит имя гордое — солдат. t
Храни, Всевышний, город Сталинград!
Перевод В. Мартынова
Поэт-пейзажист, Грубин тоже приходил к осмыслению исторически
важных событий современности, что было знаменательно и закономер-
но. Чешская патриотическая лирика расставалась с сюрреализмом, ре-
лигиозной мистикой спиритов, выбиралась из тупика, куда ее завели
модернистские блуждания. Но произведений с узко личной тематикой
было немало, особенно в творчестве начинающих поэтов, питавших ил-
люзию возможности обособиться, «укрыться» от натиска военных лет
в мирке собственного «я».
Фашистская оккупация нарушила естественный интенсивный про-
цесс развития чешской литературы в 30-е гг., нанесла огромный урон
всей культуре, невозместимы были потери, когда из жизни уходили^
виднейшие художники. И все.же благодаря мужеству патриотов поэ-
зия, проза, критика, публицистика не только существовали, но и дос-
тигали порой значительных успехов. Передовые писатели искали доход-
чивые формы, чтобы завуалированно, в непритязательном сюжете до-
нести до читателя свой замысел, сказать правду, удержать связь с на-
родом, для которого чешское печатное слово имело тогда неоценимое
значение. Конечно, в издаваемых произведениях все-таки не было по-
литической остроты, столь характерной для кануна оккупации. Осо-
бенно разница ощущалась в прозе, достигшей к концу 30-х гг. чрезвы-
чайно высокого идейно-художественного уровня.
Наиболее подходящей жанровой формой оказался психологический
роман. Он позволял в индивидуальных судьбах хоть в какой-то мере
запечатлеть окружающий мир и социальные противоречия. Из значи-


тельных произведений этого периода следует отметить романы Яр ми-
лы Глазаровой (1901 —1977) «Волчья яма» (1938) и «Сочельник»
(1939), а также книгу очерков о жизни бескидских горцев «Бедная
пряха» (1940). Первый ее роман «Годы в замкнутом кругу» (1936)
посвящен семейной жизни, во многом автобиографичен, но и в нем
отражены социальные противоречия и бедственное положение рабочих
промышленного Остравского края в годы кризиса. Каждая следующая
книга была новой ступенью художественного освоения гнетущей жиз-
ненной атмосферы, противоборства растлевающей морали собственни-
ка и высокой духовности бедняков. Романтизация народного начала в
характерах и сюжетах сочеталась с беспощадной сатирой на мещан, на
их быт, обособленный от общественной жизни. Эмоциональному вос-
приятию сюжета способствовало органическое слияние текста от^ авто-
ра с речью персонажей. Отсюда — лиризм, проникновение в глубины
психологии, предельная напряженность действия. Певучесть народного
сказа и глубокая аналитичность, живые разговорные интонации и раз-
меренный ритм эпических картин, патетика и детализация бытовых
сцен — все это образует различные уровни повествования, целые языко-
вые пласты с местными диалектами и фольклорной образностью.
И следующие романы Глазаровой о личной жизни героев. Писа-
тельница не касается эпохальных событий, не ищет острых ситуаций,
незаурядных характеров. Все ее внимание поглощено изображением
внутреннего мира человека, жизнь которого ничем особенно не приме-
чательна. Да и действие развертывается в традиционном стиле семей-
ного романа, что не мешает вести повествование на высокой волную-
щей ноте, чуждой бытовой прозе, но вполне отвечающей психологиче-
скому складу героев и взглядам самой писательницы, не желавшей
мириться с существовавшим миропорядком. От романа к роману все
ярче вырисовывается картина социальной и общественной жизни. Сим-
воличны в «Волчьей яме» город и дом Клары — мещанское гнездо,
умерщвляющее все живое: «Нигде ни единого светлого пятна, городок
как вымерший призрак, черный в черной ^очи». Темнота и вязкая грязь
на улицах, духота в доме... Символическая картина мещанской тьмы,
возникающая в первой главе, напоминает обстановку, обрисованную
Нерудой в самом начале «Малостранских повестей». При этом едва
заметный, с трудом пробивающийся луч света в вагоне, на перроне,
в засыпающем доме так же, как у Неруды, отвечает стремлению писа-
тельницы непременно воплотить светлое начало в жизни.
Сатирические сцены в «Волчьей яме» написаны с тех же исход-
ных позиций характеристики внутреннего состояния -и отношения ко
всему происходящему самих персонажей. Так построена кульминацион-
ная глава, где разоблачается эгоизм самодовольной Клары и начи-
нается развенчание ее мнимого «величия». Образ Клары — самый
жизненный в «Волчьей яме». Он неразрывно связан с ее домом, ибо
тут, в замкнутом быте с неписаными законами беспрекословного пови-
новения хозяйке, корни деспотичной, нищей духом натуры. Разруше-
ние мещанского гнезда и смерть Клары подготовлены развитием собы-
тий, нарастающим ускорением темпа повествования, воспринимаются
как победа светлого начала над гнетущими силами мрака.
Аналогичен эпилог «Сочельника», где гибель кулака Юры, чело-
века бессердечного, ненавидевшего пасынка, само зарево пожара воз-
вещали начало новой жизни. Завершение трагической истории, избав-
ление от душевных мук главной героини Франтишки, крестьянки из
бедной семьи, порождало надежду. Использование фольклора в «Со-
чельнике» и «Бедной пряхе» обогащало представление о духовном


мире угнетаемых, помогало раскрыть народность характеров, истоки
мужества и почти нечеловеческого терпения. Сокровенные мысли и чув-
ства героев осветили порой незримые для окружающих, нравственные
устои, на которые опирается простой человек в своем горе, в общей
беде. В те трудные годы это было особенно важно ощутить и показать
людям, вселить веру в собственные духовные силы, тем более что в
романах Глазаровой за трагическими историями персонажей и остры-
ми семейными конфликтами угадывалась проблема судьбы народа. Об-
общенности сюжетов и характеров в немалой степени способствовала
близкая читателю речевая форма романов и очерков; их образность
затрагивала тончайшие душевные струны читателя.
Социально-психологический роман еще до оккупации претерпел
значительные изменения. В нем все заметнее проявлялась устремлен-
ность писателей к воссозданию духовной жизни народа. Как и в рома-
не-эпопее, в этом типе чешского реалистического романа зарождались
принципы социалистического реализма. Романисты разрабатывали но-
вые стилевые приемы, позволяющие «включить» героя с сугубо инди-
видуальными свойствами характера и своей особой судьбой в изобра-
жение общенародного течения жизни. Складывался определенный сти-
левой принцип, возникала особая структура повествования, позволив-
шая слить авторское «я» с миросозерцанием героя и тем самым углу-
бить психологизм. При этом ассоциативность обретала новые функции,
способствуя социальному наполнению сюжета и образов, эмоциональ-
ному насыщению реалистических картин жизни, что было так важно
в обстановке, когда психологическая проза оставалась единственно
возможной формой и воссоздания жизни и выражения надежд на ос-
вобождение.
Мария Пуйманова повестью «Предчувствие» (1942) о детях, кото-
рые на время, после железнодорожной катастрофы, остались без роди-
телей, стремилась, как она потом объясняла, укрепить в людях уверен-
ность, что «вещи, казавшиеся на первый взгляд катастрофическими, в
конце концов завершаются счастливо».
Вацлав Ржезач в романах «Черный свет» (1940), «Свидетель»
(1942), не заостряя открыто политических проблем, прибегнув к алле-
горическому абстрактному образу «общечеловеческого зла», исследует
психологию расчетливого мещанина, готового совершить подлость ради
собственной выгоды, или, как во втором романе, низменного типа, тол-
кающего людей на преступления. Он осудил предательскую услужли-
вость обывателя и показал, к чему ведет попустительство фашизму.
Это была зашифрованная форма протеста. Именно о такой позиции
автора свидетельствует следующее, по существу этапное произведение
об истоках и смысле творчества — роман «Рубеж» (1944), возникший
в труднейшей ситуации, когда уже почти ничего не печаталось. В цент-
ре — судьба писателя Ауста, убеждающая, что подлинно художествен-
ные ценности создает тот, кто творит для народа. Вместе с двумя пред-
шествовавшими романами «Рубеж», воплотивший взгляд в будущее,
наметивший для литературы перспективу, составил своеобразную три-
логию, концепцию которой определили размышления о назначении пи-
сателя, о путях развития искусства и необходимости связи творчества
с реальностью. Эти произведения подготовили идейно-художественный
перелом, отразившийся в послевоенных романах Ржезача.
На умы и души людей продолжала воздействовать богатая нацио-
нальная литература, в том числе — социально-психологический роман
предыдущего десятилетия, особенно антифашистские произведения, соз-
данные в обстановке непосредственной угрозы гитлеровской оккупации.


Трилогия Беньямина Клички (1893—1943) о своих ровесни-
ках, старших и младших современниках, которую он писал на протяже-
нии десяти лет, названа «Поколения». Первый том, «Весна поколения»,
вышел в 1928 г., в 1934 г. — второй том, «Ядовитый рост», а в марте
1938 г. был закончен последний роман «На ниве господней». На облож-
ке третьего тома были изображены контуры карты Чехословакии в ви-
де скалистого возвышающегося острова, объятого языками пламени,
почти достающими до границ; над картой страны — красное зарево
пожарищ. Оформление отвечало содержанию последних глав, где по-
вествование доведено до весны 1938 г. Кличка, как всегда, буквально
настигал события: заканчивая свой роман 18 марта, он описал ок-
купацию фашистами Австрии, которая завершилась пять дней назад
(11 —12 марта). Послесловие, написанное им в процессе издания книги,
-было датировано 31 июля, и в нем о Чехословакии было сказано, как
о «последнем пограничном камне между господством человечности и
пустыней варварства», а заключительная фраза призывала «каждого
порядочного европейца» к непримиримой борьбе против нацизма.
Антифашистский роман Клички — одно из немногих патриотиче-
ских произведений, которым еще посчастливилось прорваться к читате-
лю в ту осень. Конечно, и оба предыдущих тома, каждый для своего
времени, имели определенное значение, и все же пафос книги, завер-
шившей трилогию, отвечал самому высокому уровню, нравственному,
гражданскому, выразил прогрессивно-национальные устремления наро-
да. Тот решительный шаг в своей жизни, который совершили почти все
герои трилогии, завершал их трудный, а подчас и несколько усложнен-
ный автором путь. Участие в политической борьбе и сражениях с фа-
шистами в Испании определило историческую перспективность создан-
ных Кличкой характеров молодежи и старшего поколения — главных
героев трилогии, друзей со школьной скамьи: врача Краля, участника
первой мировой войны, адвоката Вейля и ставшего коммунистом, ру-
ководителем рабочего движения с детства беспокойного Према, вклю-
чившегося в антифашистское движение Сопротивления.
Сюжет третьего тома при всевозрастающем напряженном ожидании
решения конфликта — последние страницы романа дышат тревогой,
вызванной надвигающейся катастрофой, — остается незавершенным.
В его открытости — предвидение грозных дней и трагического развития
событий. А взгляд автора словно бы устремлен еще дальше, поэтому
кроме ощущения непосредственной опасности, нависшей над страной,
в последней книге угадывается иная историческая развязка. Не слу-
чайно Адольф, пасынок Вейля, писал из Испании, что «умению смот-
реть в будущее» надо учиться у басков, у маленького независимого
народа, не покорившегося испанским фашистам. Его последнее письмо,
трагическое и не лишенное надежд, написанное после разгрома рес-
публиканцев, полно заботы о будущем: «Не забудьте о нашем приме-
ре, о нашем единстве и солидарности в грядущие месяцы и годы!». Он
считал, что разгром республиканцев — «вина Европы, ее эгоизма и пре-
дательства», однако уверял, что отступление это временное. В послед-
них главах трилогии судьбы народов Европы и отдельных героев тесно
переплетены. Проблема личности, прежде освещенная во многих ас-
пектах, раскрытая в процессе сложных взаимоотношений индивидуума
и общества, приобрела более определенные очертания и масштабность:
Кличку занимали теперь не психологические нюансы, а роль истории
в формировании личности современника. Он стремился как можно пол-
нее воплотить духовную связь своих героев с эпохой, проследить ее в
Действиях, в поступках. Многое ему удалось, хотя писатель-романист


не всегда успевал до конца осмыслить некоторые события исторической
важности — «отлить» эпоху в характеры: он буквально следовал за
событиями, как репортер.
Кличка прошел непростой путь творческого развития. Как многие
чешские прозаики, начав с семейно-бытового психологического романа,
он обратился к изображению социальной и политической жизни, соз-^
дав в рамках этого жанра яркие картины эпохи. Вершиной стали зак-
лючительный том трилогии — роман «На ниве господней» — и предо-
стерегающий от морального растления, от пагубного влияния обога-
щения написанный ранее роман «Вот он — гражданин!» (1934). Кон-
цепция этих произведений содержит признаки историзма нового типа,
развитые в послевоенной психологической прозе.
Национальная история, как всегда в трудные времени, была опорой
для тех, кто встал на путь активного сопротивления фашизму. Букваль-
но накануне оккупации подготовил к печати книгу о гусизме как рево-
люционном движении известный историк-марксист, публицист и критик
Курт Конрад (1908—1941), погибшцй в застенках гестапо. Era
работы, публиковавшиеся в довоенных журналах, опровергали концеп-
цию Масарика о пагубном влиянии идей гусизма, якобы нанесших
большой вред народу. Собранные вместе, они составили солидный труд.
Лишь после освобождения страны, в 1949 г., книга Конрада «Свобода
и оружие. Собрание исследований о гусизме» была опубликована иг
легла в основу современной чехословацкой историографии по вопросам
освободительной борьбы на рубеже XIV—XV вв. и реформации в Ев-
ропе. Как и посмертно изданные его статьи, «На пороге войны» (1951) ^
работы о гусизме — свидетельство открытого боя, который давали реак-
ции и фашизму чешские коммунисты. В рядах антифашистов Конрад и
словацкий критик Урке стояли рядом с Вацлавеком и Фучиком, кото-
рые тоже обращались к прошлому, черпая опыт борьбы в истории
культуры своего народа. Цикл статей Фучика «Носители факела»,
которые публиковались в популярном журнале «Мир в образах» с но-
ября 1938 по январь 1939 г., действительно помогал, как он писал,
заглянув «в прошлое своего народа, распознать дорогу, которая ведет
в будущее». Трудно переоценить вышедшие в 1939 и 1940 гг. два тома
«Картин из жизни чешского народа» Ванчуры. Это были самые круп-
ные и значительные произведения из того, что тогда издавалось.
Передовые чешские писатели не пошли на компромисс с фашиз-
мом. Когда Геббельс предложил чешской интеллигенции сотрудниче-
ство, Фучик имел моральное право от имени представителей культуры
и науки ответить ему на «мерзкое, — как он писал, — предложение и
подлое оскорбление» резким открытым письмом в виде подпольной
листовки: «Мы, чешские музыканты, артисты, писатели, инженеры, мы,
кому насильно закрыла рот ваша цензура, мы, чьи руки связаны вашим
террором, мы, чьи товарищи испытывают нечеловеческие страдания в
ваших тюрьмах и концентрационных лагерях.
Мы, чешская интеллигенция, отвечаем вам,
министр Геббельс!
Никогда — слышите вы? — никогда мы не изменим революционной
борьбе чешского народа, никогда не пойдем к вам на службу, никогда
не будем служить силам мрака и порабощения!
... Чего вы от нас хотите? Чтобы мы участвовали в вашем крова-
вом терроре ... чтобы мы убивали мысли чешских людей, как в гес-
тапо убивают их самих, чтобы мы помогали вашим насильникам прео-
долеть гордое сопротивление чешского народа, поработить который
вы напрасно пытаетесь?


Нет, этого мы не сделаем!
Чего вы от нас, собственно, хотите? Чтобы мы совершили само-
убийство?
Этого мы, конечно, не сделаем».
Заканчивалось письмо выражением уверенности, что Европа осво-
бодится от нацистов и станет социалистической. Этот документ —
.кредо антифашистов и выражение их несгибаемой воли. Таким был и
сам Фучик.
ЮЛИУС ФУЧИК
Творчество Юлиуса Фучика (1903—1943) тесно связано с разви-.
тием передовой мысли эпохи, с возникновением в Чехословакии марк-
систско-ленинской эстетики, критики и формированием социалистиче-
ской художественной литературы. Мировую известность получило его
лредсмертное произведение «Репортаж с петлей на шее», написанное
в фашистских застенках. На II Всемирном конгрессе мира Фучику
была присвоена премия Мира. Последняя книга чешского коммуниста
была, результатом всей его многосторонней и напряженной политиче-
ской и творческой деятельности. В статьях о рабочем движении и о
.литературе он всегда умел поднять значительные, жизненно важные
проблемы. Его пропаганда марксистского мировоззрения «е была дек-
ларативной: живой материал действительности лежит в основе всех
его работ. Страстный пропагандист и талантливый художник, он всегда
подтверждал свои суждения наглядными фактами из жизни, облекал
мысль в живые картины и образы даже 'в политических статьях. Его
стилю присуща полемичность и взволнованность, он горячо выступал
в защиту всего передового, выявлял реакционную суть мелкобуржуаз-
ной линии в политике и в искусстве. Антифашистская деятельность Фу-
чика была закономерным продолжением борьбы против реакции, на-
чатой еще в 20-е гг.
Он родился на Смихове, в пролетарском районе Праги, вырос в
промышленном Пльзене, в семье рабочего заводов «Шкода». Здесь
в 1917 г. Фучик был свидетелем сорокатысячной забастовки шкодов-
ских рабочих, а 1 Мая 1918* г. сам участвовал в демонстрации. Шест-
надцати лет он подал официальное отречение от церкви и вскоре
вступил в социал-демократическое объединение молодежи. С 1921 г.
Юлиус Фучик г—член коммунистической партии. «Я рос во время вой-
ны, — писал он позже. — Для молодежи это имело особое значение.
Кому в начале войны было 12 лет, тот на события конца войны смот-
рел еще детскими глазами, но с опытностью двадцатипятилетнего. Поэ-
тому я должен был видеть, что не все в порядке в мире, где люди,
мечтая о настоящей жизни, против своей воли убивают друг друга».
Творческий опыт Фучика обогащала активная работа журналиста
в газете компартии «Руде право», в общественно-политическом жур-
нале «Творба», который он редактировал с 1924 по 1938 г. Постоян-
ное общение с Клементом Готвальдом, Яном Швермой, Эдуардом Урк-
сом, с передовыми чешскими писателями С. К. Нейманом, М. Майеро-
вой, И. Ольбрахтом, а также непосредственное участие в рабочем дви-
жении, в забастовках — все это способствовало становлению четкого,
ясного мировоззрения, развитию незаурядного таланта. В 1932 г. он
едет в Северную Чехию к бастующим горнякам и принимает участие
в стачке: ходит в пикеты, выпускает газету «Забастовка». Там рож-
дается необычайный по силе воздействия репортаж «Генеральная за-
бастовка и кровопролитие на Севере», где пафос публициста сочетается


с проникновенным впечатляющим изображением мирной демонстрации*
разогнанной вооруженными жандармами, и схватки рабочих с ними.
Облик коммуниста Кржижа, мужественного и находчивого человека**
организованные действия бастующих отразили размах стачечного дви-
жения. Репортаж Фучика был прочитан Готвальдом в парламенте^
напечатан как речь депутата — цензура в этом случае не имела права
запретить его.
Фучик всегда активно включался в события, о которых писал, был
рабочим на строительстве дорог, ходячей рекламой на улицах Праги.
Потому так волнует и запоминается продрогший безработный в очерке
«Берите рекламы!», убеждает пафос своеобразной статьи-репортажа
«Упал от голода», направленной против равнодушия, призывающей
преодолеть пассивность, автоматическую, привычную для буржуазного^
общества: «Люди!.. Нет силы, которая удержала бы этот строй, кроме
вашей слепоты. Нет силы, которая удержит его, если вы прозреете».
Прямое обращение к читателю, комментирование изображаемого,
точное воспроизведение событий, объяснение, желание убедить в пра-
вомерности своей точки зрения — все это приемы, встречающиеся в*
публицистике Киша, Кольцова и других соратников Фучика, а также
в художественной прозе, например в «Сирене» Майеровой, в романах
Ванчуры.
Большое значение для формирования мировоззрения и художест-
венной манеры Фучика имели его поездки в СССР. Впервые он попа-
дает в Советский Союз в 1930 г. в составе рабочей делегации. Не по-
лучив визы, делегаты тайно перешли границу. За несколько месяцев,
проведенных в Советском Союзе, они побывали во многих местах,
посетили Среднюю Азию, которая произвела большое впечатление на
Фучика, так как здесь особенно наглядной была коренная перестройка
жизни освобожденного народа. По возвращении в Чехословакию он
издал книгу очерков «В стране, где наше завтра стало ужевчерашним
днем» (1931). Писатель-коммунист понял, что будущее советскога
строя обеспечено трудом миллионов простых людей.-Он наблюдал мно-
гочисленные примеры героизма на строительстве тракторного завода
в Сталинграде, на верфях, где рабочие заново в неурочное время от-
строили пароход, подожженный врагами («Абхазия» на стапелях») у
писал о том, с каким энтузиазмом советские геологи разыскивали нефть
в пустыне («Флакон одеколона»), и не однажды подчеркивал, чта
подлинному герою чуждо ощущение жертвенности, ненужный необду-
манный показной риск. В творчестве Фучика складывалось новое по-
нимание героизма, которому надо учиться, как он писал, «для будущих
времен». Формирование психологии человека — хозяина страны все бо-
лее занимает Фучика, помогая постигать будущее своего народа в ре-
альной исторической перспективе.
Фучик снова побывал в Средней Азии и в других знакомых па
первой поездке местах, когда ЦК КПЧ в 1934.г. решил во избежание
ареста направить его в СССР корреспондентом «Руде право». Два года
прожил он в Советском Союзе, будучи очевидцем изменений в жизни
людей, экономического и культурного роста страны. В его корреспон-
денциях прочное место занимают художественный очерк и рассказ. Эти
жанры еще в большей степени позволили раскрыться художественному
дарованию Фучика, при этом как публицист он со свойственной ему
экспансивностью вносил в них много необычного, в рассказе делал
политические выводы, не нарушая, однако, художественной целостно-
сти произведения, потому что проблематика, сюжет и характеры обычна
бывали тесно связаны с самыми актуальными вопросами и повседнев-


ной жизнью. В цикле азиатских рассказов, например, конфликт опре-
деляется преодолением пережитков прошлого в быту («Рассказ пол-
ковника Бобунова о затмении луны», «Нуриниса Гулям едет на осле»,
«На Пяндже, когда стемнеет» и др.). В очерках о Советском Союзе и
потом в политических статьях Фучик часто привлекал цифровые дан-
ные, диаграммы, схемы. При его умении излагать материал это не
нарушало общего стиля произведения даже в художественном очерке.
Точные цифры в «Краткой истории московского метро» являются не-
обходимой предпосылкой уверенного тона и пафоса, а лиризм не звучит
диссонансом в «Ленинградской весне», добрый юмор пронизывает поч-
ти все очерки о Советской стране, враги же революции изображены
сатирически. После освобождения Чехословакии жена писателя Густина
Фучикова и его друг Ладислав Штолл собрали эти очерки и издали
отдельной книгой, назвав ее «В стране любимой» (1948).
С приходом к власти Гитлера подняли голову и чехословацкие ре-
акционеры. Были закрыты в первую очередь коммунистические органы
печати, с трудом удалось получить разрешение на выпуск под редак-
цией Фучика информационного бюллетеня «Алло-новины», в котором
запрещалось комментировать события международной жизни, особенно
касающиеся Германии. Дабы лживой буржуазной пропаганде противо-
поставить правдивую информацию, разъяснить подлинный смысл фа-
шистского переворота, в июле 1934 г. Фучик нелегально перешел гра-
ницу с Германией и посылал оттуда в бюллетень материалы с такими
яркими фактами, которые не требовали комментариев. В тех условиях
очень помогали его талант образно мыслить, остроумие, способность
сатирически изображать события. Характерен в этом отношении очерк
«Плач культуры чешской», напечатанный в «Алло-новинах» в ноябре
1933 г. Здесь не только образно, с живыми примерами обрисован упа-
док литературы, ставшей проводником фашистской идеологии, но и
предначертано возможное углубление кризиса всей культуры, если
люди будут бездействовать. Писатель показывает пагубное влия-
ние фашизма, призывает к борьбе против мещанской «изыскан-
ности», которая калечит мысль. Глава «Пусть сдохнет изящная словес-
ность...» полна сарказма и боли за чешскую культуру.
В произведениях, написанных после посещения Советского Союза,
сказалась твердая ориентация на социалистическую революцию. Фучик
создал ряд работ, раскрывших жизненную силу идей социализма, и,
в частности, очерк «Ленин», где писал: «Ленин умер, но его дело дей-
ствительно живет, и мы еще будем иметь случай встретиться с ним
в самых различных фазах».
Обстановка, сложившаяся в Чехословакии к концу 30-х гг., требо-
вала от журналиста-коммуниста особого напряжения и выдержки, уме-
ния быстро, правильно и остро реагировать на политические события.
Много волнующих статей написал Фучик в связи с событиями в Испа-
нии, осуждая пассивность и равнодушие («Против реакции», «Союз-
ники тех, кто убивает детей», «Солидарность с испанским народом»).
Прозорливый коммунист раскрыл значение происходящего в Испании
для судеб других народов, в том числе и чешского, и призывал к не-
медленным действиям: «Возьмите эти страшные документы, — писал
он, — возьмите эти снимки убитых и искалеченных детей мадридских
пролетариев и идите с ними от человека к человеку, идите с ними из
дома в дом, чтобы людям не пришлось вскоре защищать свои города и
деревни от фашистских убийц. Не говорите об этих снимках: «Это
ужасно!» —но действуйте, действуйте немедленно, чтобы этот ужас пре-
вратился в Испании и не мог повториться прямо на ваших глазах».


В 1937—1938 гг. большинство статей и очерков Фучик посвящал'
защите Чехословакии от наступления фашистской реакции. Решения
VII конгресса Коминтерна и VII съезда компартии Чехословакии о соз-
дании единого фронта борьбы против фашизма были поддержаны Фу-
чиком: «Единство, единство, единство! — вот сила, против которой не
устоит никакая капиталистическая крепость», — писал он в заключении
статьи «Единство против тех, кто губит страну». Статистические дан-
ные, приведенные в статье, показывали, куда ведет Чехословакию бур-
жуазное правительство. В очерках «Воспитание трусости», «О лжи» от-
кровенно и резко поставлен вопрос о воспитании молодежи и попусти-
тельстве фашистской идеологии. С болью и негодованием писатель об-
личал профашистскую политику в области культуры. В статье «Поход,
реакции против культуры» разоблачены ухищрения реакционеров— и
снова настойчивый призыв не молчать, выступить сообща против бес-
чинств, творимых в области культуры. В феврале 1937 г. им были
написаны две статьи о цензуре. Первая из них названа: «Путь ясен,,
господа демократы! После Корнейчука на очереди Чапек». Он с воз-
мущением писал о «катящейся под уклон политике молчания и отступ-
ления». На следующий же день в «Руде право» появилась вторая
статья: «Вот вам и результат, господа демократы! Реакция уже требует
запрещения пьесы К. Чапека». Горькая ирония слышится в названиях:
этих статей, непосредственно обращенных к тем, кто попустительство-
вал бесчинствам цензуры. Разоблачая ухищрения реакционеров, пока-
зывая, к чему они ведут страну, Фучик вместе с Нейманом, Вацлава
ком и другими писателями, критиками, журналистами намечал тот путь
в литературе и всей культурной жизни народа, который помогал прео-
долеть внедрение фашистской идеологии. Его статья о М. Горьком
ориентировала на создание правдивых и действенных произведений.
В рецензии на книгу Неймана, разоблачавшую клевету Андре Жида на
СССР, он вместе с чешским, поэтом требовал «честной активности &
вопросах культуры», создания мужественной и боевой литературы. Дру~
жески приветствовал Фучик выступление Незвала, решительно отме-
жевавшегося от буржуазной эстетики сюрреализма в грозные дни
1938 г. Вскоре ему пришлось перейти на полулегальное положение w
выступать в печати только под псевдонимами; с сентября 1938 г. па
15 марта 1939 г. он создал целые циклы статей и очерков о чешской
культуре. После марта 1939 г. его статьи, брошюры и листовки пуб-
ликовались нелегально. Ставя политические задачи, Фучик вместе с тем
давал новые оценки целым историческим периодам.
С 1941 г. он член подпольного ЦК КПЧ, руководит партийной пе-
чатью, редактирует нелегальную газету «Руде право», много пишет сам,,
убеждая, что развязанная капиталистами бойня приведет их же к
гибели, что народы сами завершат войну созданием нового свободного
государства. В его нелегальной брошюре «Первое мая 1941 года» рас-
крыта рерльная перспектива событий: «Еще в подполье находимся мы,,
но и та»Л мы куем победу свободы, победу жизни, победу самых сме-
лых мечтаний человеческой мысли. Победу социализма».
Его оптимизм основан на анализе жизненных фактов. После напа-
дения Германии на СССР он писал в газете «Руде право» о начале
конца гитлеризма. Национально-освободительная борьба в Чехослова-
кии вступала в новую фазу: от саботажа народ переходил к более-
решительным и открытым выступлениям. В статьях «Все мы боремся
против Гитлера», «Нужно действовать!» Фучик призывал поддерживать
Красную Армию, укреплять антифашистское движение у себя в стра-
не. Одна из самых действейных его статей «Под знаменем коммуниз-


sua» написана в январе 1942 г., к годовщине смерти В. И. Ленина,
К. Либкнехта и Р. Люксембург. Фучик утверждал, что только комму-
нистическая партия способна привести народ к победе.
Гестаповцы усиленно выслеживали партийный центр. 24 апреля
1942 г. они арестовали Фучика и отправили в тюрьму для политиче-
ских— Панкрац, где подвергли жестокому допросу. Но нацистам
ничего не удалось узнать. Как только Фучик снова обрел силы, он
наладил связь с арестованными и с коммунистами на воле, руководил
показаниями заключенных, стремился сохранить жизнь и свободу то-
варищам, готовил возобновление подпольного издания журнала
«Творба». .
В августе 1943 г. в Берлине состоялся фашистский суд, 8 сентября
Юлиус Фучик был .казнен. В последнем письме из тюрьмы он писал:
«Человек не становится меньше от того, что ему отрубают голову.
Я горячо желаю, чтобы после того, как все будет кончено, вы вспо-
минали обо мне не с грустью, а с такой же радостью, с какой я всегда
жил».
Последнее произведение Фучик создал в фашистских застенках.
Весной 1943 г. появилась возможность писать. Надзиратель Колинский,
оказывавший шщощь чешским патриотам, приносил ему карандаш и
бумагу, а исписанные листки уносил с собой и прятал у знакомых.
Так возник «Репортаж с петлей на шее», собранный и изданный женой
Фучика Густиной после освобождения Чехословакии в 1945 г. За
короткое время «Репортаж» стал известен почти во всех странах мира.
Фучик всегда был на переднем крае, яснее других видел соотно-
шение сил, неизбежный исход борьбы. В результате в записках перед
самой казнью возникло широкое историческое полотно, возникло орга-
нически, так как все, чем жил этот человек, характеризовало эпоху.
Хотя автор скромен в описании своих личных переживаний и деятель-
ности, но тем не менее мы многое узнаем о нем, потому что перед нами
все-таки дневник и мы знакомимся с людьми и событиями через вос-
приятие пишущего. Раскрываются психология и убеждения коммуниста,
страстно любящего жизнь и людей, верящего в победу над фашизмом:
«Товарищам, которые переживут эту последнюю битву, и тем, кто
придет после нас, — писал Фучик, — крепко жму руку... И снова пов-
торяю: жили мы для радости, за радость шли в бой, за нее умираем.
Пусть поэтому печаль никогда не будет связана с нашими именами».
Глубоким драматизмом наполнены те страницы «Репортажа», где
радостное ожидание разгрома гитлеровских войск сочетается с груст-
ными размышлениями о собственной судьбе и о заключенных в тюрь-
му товарищах. Его друзья и соратники тоже сохраняют присутствие
Духа в фашистских застенках. Рассказ об аресте Елинеков в главе
«Люди и людишки I» прерывается в самый напряженный момент
взволнованными страницами дневника и «Завещанием», что способст-
вует слиянию воедино мыслей, чувств, переживаний автора с настрое-
нием тех, о ком он пишет. В результате раскрывается природа мас-
сового героизма. Мы узнаем о разных людях, вступивших в борьбу
против фашизма, у каждого из них своя судьба, но за их деятельностью
ощущается всенародная борьба. Мужественные супруги Елинеки, Вы-
соушилы, добрый «папаша», шестидесятилетний учитель Иозеф Пешек,
который, как родной отец, ухаживал за Фучиком после пыток и нахо-
дил в себе силы подбадривать его, — все это патриоты. В «Репорта-
же» рождение нового в людях стало основной темой, идейно-художест-
ьенным стержнем образов. В зависимости от того, как вел себя человек
0 труднейших условиях фашистского режима, он или вырастал в ге-


роя, или погибал духовно, прежде своей физической смерти. В предис-
ловии Фучик написал о Панкраце: «Оставив жизнь позади, каждый;
здесь ежедневно умирает у себя на глазах, но не каждый рождается
вновь».
Для Фучика и его соратников тюрьма — тот же фронт. Вот почему
возникло сравнение «четырехсотой» с окопом: «Четырехсотка» — это»
был окоп, выдвинутый далеко за передний край, со- всех сторон окру-
женный противником, обстреливаемый сосредоточенным огнем, однако,,
ни на миг не помышляющий о сдаче. Это был окоп под красным зна-
менем, и здесь проявилась солидарность всего народа, борющегося за
свое освобождение».
«Репортаж» обладает огромной силой идейного и эстетического
воздействия прежде всего потому, что в нем характеры антифашистов
раскрыты в процессе преобразования, мужания перед лицом опасности.
Но и образы фашистов не однозначны, большое внимание уделено ко-
леблющимся, тем, кто начинал понимать, на чьей стороне правда.
Фучик чутко улавливал изменения в их психологии по мере осозна-
ния неизбежности краха фашизма. Меткие зарисовки воссоздают раз-
ные типы гестаповцев, хотя общие черты присущи большинству из них.
Их ограниченность, низменность побуждений, мелочность и трусость
резко выступают при сопоставлении с мужеством антифашистов и бла-
городством их целей. Начальник тюрьмы Сопа, надзиратель по прозви-
щу «Оно», Самаритянин, Сметонц — грубые и жестокие люди без вся-
ких убеждений, предел их желаний — личное благополучие. Портрет
типичного эсэсовца Сметонца выразил суть подобного характера: «Мощ-
ное туловище, тупое лицо, бессмысленный взгляд — ожившая карика-
тура Гросса на нацистских молодчиков».
Эсэсовцы написаны преимущественно в сатирическом плане. В гро-
тескное обобщение их духовного ничтожества вырастает образ само-
дура-надзирателя, прозванного «Оно». В их портретах явно ощущается
влияние Чапека, его гротескного изображения бесчеловечной, чудовищ-
ной идеологии фашизма в «Войне с саламандрами» и «Белой болезни»^
Фучик вносил, однако, принципиально новое: дал глубокое и разверну-
тое представление о психологии фашиста, отошел от штампованного
гротеска, он не создавал образы-символы преимущественно по внешне-
му признаку, характеры фашистов раскрыты им в неизбежной эволю-
ции, обусловленной новым историческим этапом, когда неминуемый
крах фашизма предчувствовали даже его верные последователи. Хит-
роумный, изворотливый следователь Бем говорит Фучику, безнадежно
махнув рукой: «Нас уже не спасешь, если мы потерпим поражение, —
он вытащил пистолет. — Вот смотри, последние три пули я берегу для
себя». И дальше Фучик делает обобщение о приближении разгрома
фашизма: «...Но это уже характеризует не только его. Это характери-
зует эпоху, которая клонится к закату».
Прозорливый коммунист разглядел среди нацистов и таких, кото-
рые уже давно поняли звериную сущность фашизма, но из страха или,
в силу своей ограниченности оставались на службе. Писатель призывал
в будущем помочь им, «вывести их в люди». Как всегда, и в этих гла-
вах о «людишках» он боролся против равнодушия к человеку.
Из коротких дневниковых записей возникло подлинно историческое
полотно с чертами эпопейности. Значительную роль в этом сыграли
присущее запискам внутреннее единство и как следствие — композиция,
поражающая стройностью, хотя автор никогда не видел снова написан-
ного и не мог перестраивать, переделывать текст. «Репортаж, с; петлей


на шее» — явление редкостное, во многом спонтанное, но и закономер-
ное: записки обобщили опыт самого писателя и его предшественников.
Вобрав характерные черты передовой литературы, сложившейся
после свершения Октябрьской социалистической революции, творчество
Юлиуса Фучика, в свою очередь, стало опорой для писателей, обращаю-
щихся к проблемам мира и революционной борьбе народов.
При всей сложности литературной жизни периода с 1918 по 1945 г.
ведущим стало усиление критического начала и становление социалис-
тического реализма в творчестве большинства передовых писателей.
В годы непосредственной угрозы фашизма и оккупации Чехословакии
высокого идейно-художественного уровня достигла антифашистская
литература. Революционные традиции и принципы социалистического
реализма были развиты в освобожденной Чехословакии.


ЧАСТЬ ПЯТАЯ
УТВЕРЖДЕНИЕ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО РЕАЛИЗМА
КАК ВЕДУЩЕГО ТВОРЧЕСКОГО НАПРАВЛЕНИЯ
(1945 — 1980-е гг.)
Послевоенное развитие литературы в Чехословакии определяется
историческими преобразованиями в жизни страны и народа, освобож-
денного от фашистской оккупации и приступившего к построению основ
социалистического общества. Естественный процесс осложнялся влия-
нием бывших буржуазных и мелкобуржуазных слоев населения, про-
пагандой и деятельностью зарубежных подрывных центров. Но в лю-
бых, самых трудных исторических условиях социалистический реализм
не утрачивал своих позиций ведущего творческого метода, с которым
связаны успехи и перспективы национальной культуры. Залогом непре-
рывности, последовательности развития прогрессивной литературы ста-
ли как идейно-художественные достижения межвоенного периода, так
и массовый революционный подъем.
4 апреля 1945 г. в освобожденном г. Кошице было образовано пра-
вительство Национального фронта чехов и словаков, провозгласившее
программу, выработанную компартией Чехословакии. Кошицкая про-
грамма наметила конкретные мероприятия, обеспечившие установление
и развитие народно-демократического строя в стране: передача земли
трудовому крестьянству, государственное управление промышленностью
и финансами страны, прочный союз и сотрудничество с СССР. Органи-
зации, входившие в Национальный фронт, возглавляли коммунисты, но
и представители буржуазных партий заняли руководящие посты в На-
циональном фронте и правительстве, президентом стал Э. Бенеш. На-
ционализация крупных предприятий и проведение аграрной реформы
встретили сопротивление собственников, в том числе — церкви.
Важное значение для развития народно-демократической револю-
ции и ее перерастания в социалистическую имел VIII съезд КПЧ в мар-
те 1946 г., по решению которого компартия разработала план восста-
новления и развития экономики, поддержанный профсоюзными органи-
зациями и всеми трудящимися. На выборах в Учредительное нацио-
нальное собрание и местные национальные комитеты кандидаты-ком-
мунисты получили большинство голосов, и К. Готвальд возглавил пра-
вительство. Завершение аграрной реформы, новая конституция, 2-лет-
ний народнохозяйственный план буржуазные партии не поддерживали.
Их линия становилась все яснее народу, рабочие и крестьяне сплачива-
лись вокруг КПЧ. Классовая борьба в стране обострялась.
20 февраля 1948 г. буржуазные министры подали в отставку, на-
деясь вызвать кризис и затем создать новое правительство без комму-
нистов. Начались демонстрации в поддержку правительства К. Гот-
вальда без реакционеров, заводские комитеты требовали последователь-
ного проведения революционной перестройки. Созданные по инициативе


КПЧ отряды народной милиции и комитеты действия обновленного
Национального фронта, куда вошли те, кто выступал за сотрудничество
с КПЧ, мобилизовали массы. 24 февраля, прошла всеобщая полити-
ческая стачка. Э. Бенеш вынужден был принять отставку министров-
реакционеров и поручить К. Готвальду сформировать новое правитель-
ство, которое провело второй этап национализации. Социально-эконо-
мическая структура общества изменилась — был ликвидирован класс
эксплуататоров. 30 мая 1948 г. прошли выборы в новое Национальное
собрание. После отставки Э. Бенеша на пост президента республики
был избран К. Готвальд. Возглавил правительство старейший деятель
КПЧ А. Запотоцкий.
Начался новый период истории Чехословакии, приступившей к
строительству социализма как в городе, так и в деревне. В 1949 г. был
принят закон о создании сельскохозяйственных кооперативов. Нелегкий
процесс обобществления недавно полученной крестьянами земли ослож-
нялся нарушениями принципа добровольности. Исправлению положе-
ния во многом способствовала деятельность А. Запотоцкого. В I960 г.
кооперативный строй в деревне победил, что наряду с индустриализа-
цией преобразило экономику и общественно-производственные отноше-
ния.
Строительство социализма в содружестве с другими странами (Че-
хословакия — член Совета Экономической Взаимопомощи со времени
основания СЭВ в 1949 г.) проходило в обстановке почти незатухающей
классовой борьбы как в сфере хозяйственной, так и в области идеоло-
гии. Имевшие место недостатки, ошибки, нерешенные проблемы истол-
ковывались реакционными элементами как якобы несостоятельность
социалистического строя. Их выступления поддерживала зарубежная
буржуазия. Январский пленум ЦК КПЧ 1968 г. вынес решение об уст-
ранении негативных явлений, мешавших развитию социалистического
уклада. Тем не менее под демагогическим лозунгом «демократизации»
началось наступление ревизионистов на марксистско-ленинскую линию
партии и социалистический строй; объединившись, контрреволюционные
силы добивались реставрации буржуазных порядков.
Коренной перелом произошел после апрельского Пленума ЦК КПЧ
1969 г., на котором выбрали новое руководство ЦК КПЧ. Первым сек-
ретарем был избран Густав Гусак, сменивший также в 1975 г. на посту
президента республики Людвига Свободу. Началось сплочение партии,
восстановление ее руководящей роли. Согласно конституции с 1 января
1969 г. ЧССР — федеративное государство, в состав которого входят
Чешская и Словацкая социалистические республики. XIV съезд КПЧ
(май 1971 г.) констатировал преодоление кризиса. Во время выборов
в высшие и местные органы власти осенью 1971 г. действительно проя-
вилось единство народа. XV съезд КПЧ в 1976 г. подводил первые
итоги успешного строительства социализма в результате претворения
в жизнь поддержанной народом программы всестороннего обществен-
ного и экономического развития страны. Реакционеры оказались в
полной изоляции, некоторые из них стали ренегатами, открытыми вра-
гами созидательной деятельности народа.
Взят был курс на дальнейшее укрепление государства и социалис-
тического сознания масс, на расширение контактов с социалистическими
и развивающимися странами. ЧССР занимает видное место в системе
Международных экономических и культурных связей, в борьбе народов
За мир и прогресс.
Значительными успехами на пути строительства социализма отме-
чены 70—80-е гг. Состоявшийся в 1986 г. XVII съезд КПЧ дал глубо-


кий критический анализ состояния дел во всех областях жизни страны
и утвердил перспективный план — Главные направления экономическо-
го и социального развития ЧССР на 1986—1990 годы и на период до
2000 года.
Развитие социалистического реализма как ведущего направления
чешской послевоенной литературы сопровождалось преодолением мо-
дернистских концепций и усилий буржуазных литераторов сблизить
писательскую общественность с реакционными кругами Запада. На ан-
тинародные тенденции, неуверенность и блуждания тех, кто искренне
хотел посвятить свое творчество изображению нового общества, на сла-
бое владение марксистско-ленинской теорией неоднократно обращалось
внимание в постановлениях ЦК КПЧ, касающихся вопросов искусства
и литературы. При всей сложности послевоенной обстановки в стране
именно творчество писателей, продолжавших традиции социалистиче-
ского реализма, определяло прогрессивную направленность литератур-
ного процесса.
В первые же годы после освобождения Чехословакии, несмотря
на все более открытое проявление реакционных воззрений авторитет-
ных тогда буржуазных критиков, владевших печатными органами,
явно обозначился перелом в эстетике многих писателей, обратившихся
к художественному освоению новой действительности. Победа револю-
ционных сил в Феврале 1948 г., определила дальнейшее развитие стра-
ны и культуры. С начала 50-х гг. — новый этап решения художественных
задач в связи с изображением человека как участника исторического
процесса и построения социалистического общества, к середине 50-х гг.
в этом направлении достигнуты значительные успехи.
В разной степени коснулся деятельности и творчества чешских и
словацких писателей политический кризис 60-х гг., когда была сделана
попытка скомпрометировать и предать забвению принципы социалисти-
ческого реализма.
С преодолением кризиса в апреле 1969 г. начинается новый период
в жизни Чехословакии. Благодаря усилиям компартии процесс консо-
лидации общества на социалистической основе прошел интенсивно.
Высокий идейный и теоретический уровень, на котором писатели ре-
шают актуальные творческие задали, — свидетельство плодотворного
развития литературы социалистической Чехословакии.
БОРЬБА ЗА РАЗВИТИЕ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО РЕАЛИЗМА
(40 — 60-е гг.)
Революционные преобразования вызвали к жизни литературу но-
вого типа. В 1946—1947 гг. издано много произведений, написанных на
тему освобождения Чехословакии Советской Армией, посвященных
антифашистскому сопротивлению и Пражскому восстанию. В ,1945 г.
опубликован «Репортаж с петлей на шее» Фучика, позже появились
письма казненных антифашистов; в 1948 г. вышел второй том трилогии
Пуймановой «Игра с огнем», начинал складываться роман о современ-
ности. Литература, как и вся страна, переживала период становления.
В противовес этой тенденции Вацлав Черный, Фердинанд Пероут-
ка, Ян Славик и другие реакционные критики под видом борьбы «за
чистое искусство» пытались ориентировать писателей на западную бур-


жуазную культуру, опорочить социалистический реализм и творчество
советских писателей. Они искусственно развернули дискуссию на тему
«Восток или Запад», игнорируя идейные критерии, отвлекая писателей
от советской литературы: после освобождения Чехословакии выходили
книги М. Шолохова, А. Фадеева, К. Симонова, Б. Полевого; И.Тауфер
начал публиковать блестящие переводы Маяковского.
На I съезде чешских писателей в июне 1946 г. столкнулись две
противоположные идейно-художественные концепции. Реакционеры выс-
тупили в защиту «свободы личности», президент Э. Бенеш повел раз-
говор о некоем особом чешском гуманизме, стараясь затушевать новые
задачи, которые выдвигала жизнь освобожденной Чехословакии. Но
уже накануне выборов в органы Национального фронта, в мае 1945 г.,
деятели культуры опубликовали обращение к народу, где заявили о
своей верности КПЧ: «Мы принимаем идеи партии, которая сумела
указать народу путь, когда решался вопрос о его жизни». На съезде
передовые писатели призвали бороться за социалистический реализм*
Зд. Неедлы говорил о социальном значении искусства, о действенности
художественной литературы; обращаясь к классическим традициям,
доказывал, что передовая литература всегда была частью общенарод*
ного дела, приводил в пример советскую литературу, внесшую вклад
в строительство социализма. Речь Неедлы поддержали Майерова, Пуй-
манова и другие писатели. Все они отмечали активную роль искусства
в жизни общества, Пуйманова говорила о новом положительном ге-
рое, опираясь на «Репортаж» Фучика.
В «Манифесте», принятом Съездом чешских писателей и опубли-
кованном в «Творбе», были определены ближайшие задачи и содер-
жалось четкое разъяснение сути социалистического гуманизма: «Соз*
навая возросшее значение литературы и ответственность каждого пи-
сателя, мы должны напрячь все свои силы для более глубокого позна-
ния человека и всего народа, чтобы, живя одной жизнью с ним, мы
смогли не только повествовать о революционных переворотах в обще-
стве, но и указывать новые перспективы, быть созидателями новых
отнощений между людьми. В противовес равнодушному абстрактному
гуманизму либералов мы выдвигаем гуманизм новый, социалистический,
борющийся за освобождение конкретного человека и человеческого об*
щества».
Созыв съезда был значительным событием, ибо до тех пор в Че»
хословакии существовали лишь отдельные кружки, группировки вокруг
журналов. Впервые в истории страны было создано общенациональное
объединение; чешских писателей, что имело положительное значение
для. развития молодой литературы, тем более что в руководящие ор-
ганы Синдиката чешских писателей были избраны Майерова, Пуйма*-
нова и другие ведущие писатели.
В ноябре 1946 г. в газете «Народна культура» публиковались выс-
казывания писателей по вопросу о взаимоотношении деятелей культу-
ры и народа. Большая часть выступавших подчеркивали ответственность
писателя перед народом, обязанность содействовать прогрессу. Однако
реакционные критики защищали буржуазную теорию о мнимой неза-
висимости искусства от жизни, говорили о необходимости усиления,
«критической направленности литературы по отношению к государству»,
Указывая на Гавличка и Неруду. Журнал «Критицки месичник», редак-
тируемый Черным, навязал дискуссию «писатель и государство», нап-
равленную на подрыв народной власти в стране.
Коммунисты призывали писателей активно участвовать в строитель-
стве республики. Ладислав Штолл, Вацлав Копецкий, Иржи Тауфер
9V, p.p. Кузнецова
9*7


разъясняли, что аполитичность, пропагандируемая реакционерами,
является, по существу, антинародной политикой. В 1947 г. коммуни-
стическая партия приняла развернутую программу культурного строи-
тельства, в которой намечались перспективы развития литературы и,
в частности, подчеркивалось, что уже нет оснований для пессимизма
в изображении жизни народа, который стал хозяином страны. В ответ
Вацлав Черный, в ту пору еще профессор Карлова университета, опуб-
ликовал в своем журнале «Критицки месичник» статью «О программе
партии в области культуры». Он писал, что-де одобряет и поддерживает
линию компартии и лишь с одним положением он не может согла-
ситься: оптимизм будто бы всегда был чужд передовой литературе, и,
дабы не успокаиваться на достигнутом, в основе социалистического
реализма, по его мнению, должен быть пессимизм. Реакционеры были
вынуждены прикрываться термином «социалистический реализм», из-
вращая при каждом удобном случае существо передового творческого
метода. Борьба с реакционными концепциями усложнялась тем, что из-
дательства художественной литературы находились пока в руках част-
ных предпринимателей, а Черный владел единственным литературно-
критическим журналом. Только после установления революционной
власти в Феврале 1948 г. все издательства были переданы государству,
«Критицки месичник» закрыт, писатели начали издавать свой журнал
«Новы живот» и газету «Литерарни новины».
Уже в апреле 1948 г. состоялся Съезд народной культуры, где был
взят курс на развитие социалистического реализма. Неедлы говорил на
съезде о важности правильной идеологической ориентации, Штолл при-
зывал правдиво изображать действительность, не бояться вскрывать
недостатки. Поддержка компартии и правительства, четкая программа
способствовали развитию культуры, отвечавшей интересам народа. Ор-
ганизация творческих союзов сплотила передовых писателей, художни-
ков, музыкантов, которым еще предстояла борьба с реакционерами,
отступившими, но не сдавшими окончательно своих позиций.
В марте 1949 г. был созван первый съезд писателей Чехословакии,
где произошло слияние Синдиката чешских писателей с Объединением
словацких и образован Союз чехословацких писателей, подведены итоги
предыдущего периода развития литературы, «принадлежащей народу».
На этом съезде первоочередной задачей Неедлы назвал борьбу за фор-
мирование социалистического реализма как основного направления.
«Литература, которая нам сейчас нужна, — говорил он, — должна на-
ходиться в тесной связи с сегодняшним днем. Нам нужна литература,
отражающая жизнь и труд наших рабочих, крестьян, солдат, литера-
тура о незабываемых февральских днях, литература, рассказывающая
о том, чем живут и о чем размышляют сегодня наши люди... литерату-
ра, которая раскрыла бы читателю смысл новой жизни».
В этом выступлении и ранее в статье «Об истинном реализме и
псевдореализме» (1948) Неедлы выдвигал новый критерий художест-
венности. Премьер-министр республики, писатель А. Запотоцкий, гово-
рил на съезде об идеализации образа рабочего, о схематизме некото-
рых произведений. Это было серьезным и обоснованным предупрежде-
нием, ибо при обращении к современности, к теме труда под влиянием
теории бесконфликтности порой сглаживались жизненные противоре-
чия, хотя все же преобладало стремление к глубокому постижению
действительности и правдивому отображению как успехов, так и труД*
ностей, возникающих в процессе созидания основ социалистического
етроя. Учредительный съезд писателей стал важнейшей вехой в раз-
витии литературы Чехословакии.


Во второй половине 40-х гг. писатели стремились зафиксировать
самый момент перелома в жизни и сознании современника. Романы
Иржи Марека «Люди идут во мраке» (1946), «Деревня под землей»
(1947), рассказы Марии Майеровой, вошедшие в сборник «Путь мол-
нии» (1949), как и другие книги, в большинстве своем представляющие
теперь уже только историко-литературную ценность, играли в те годы
важную роль.
Для 50-х гг. стало характерным отражение постепенной эволюции
взглядов человека, приобщающегося к жизни страны. Это оказалось
значительно сложнее. В романах В. Ржезача, Т. Сватоплука, Я. Отче-
нашека, 3. Плугаржа психологизм сочетался с обстоятельным изобра-
жением эпохальных событий, а в центре внимания были поиски контак-
тов с новой действительностью. Высокого уровня в эти годы достигла
также чешская поэзия. Развитие аналитического начала в прозе, поэ-
зии и драматургии сопровождалось преодолением ограниченного вос-
приятия задач социалистической литературы. Об этом свидетельствуют
дебаты на втором съезде Союза чехословацких писателей (1956), пред-
шествовавшие съезду обсуждения проблем современной прозы, поэзии
и драматургии, а также послесъездовская дискуссия о социалистиче-
ском реализме. Острая критика недостатков, звучавшая на съезде, наш-
ла отражение в резолюции: «Жизнь показала, что верность историче-
ской правде и является верностью принципу партийности в литературе...
Нашу литературу связывают догматическое толкование социалистиче-
ского реализма, схоластическое понимание типизации и подмена спе-
цифики воспитательных средств художественного творчества формами
иных видов идеологического воспитания людей. Эти недостатки связаны
с общим положением в нашей идеологической работе».
В письме ЦК КПЧ чехословацкие писатели сообщали: «Несмотря
на различия в суждениях по конкретным вопросам творчества, мы
едины в своей преданности народу и делу социализма».
На страницах газеты «Литерарни новины» статьями Иржи Гаека
«Крылья социалистическому искусству» и Владимира Достала «В за-
щиту социалистического реализма» открылась дискуссия, в ходе которой
уточнялись принципы и само понятие социалистического реализма, под-
черкивались его новаторский характер, естественное, исторически обос-
нованное закономерное возникновение. Острой была критика польских
ревизионистов, которые в аналогичной дискуссии 1955—1956 гг. судили
о социалистическом реализме по худшим, схематичным произведениям
и утверждали, будто модернизм — источник и опора социалистического
реализма. Однако в выступлениях чешских литераторов встречались
противоречия и намеренное, а порой неосознанное сведение понятия
творческого метода лишь к мировоззренческой категории.
К концу 50-х гг. наметилась явно нездоровая тенденция. Верному
и плодотворному направлению поисков в художественном творчестве
Угрожали чрезмерный и отвлеченный психологизм, исследование чело-
веческих переживаний в ущерб четкости социальных критериев, инте-
рес к сугубо интимным отношениям людей и модернистским принципам
изображения внутреннего мира человека. В чешской прессе появились
Статьи Эрнста Фишера, Роже Гароди и других, толковавших принципы
Реализма и неточно, и слишком расширяя его границы в соответствии
с теорией Гароди «реализма без берегов», приспосабливая «устарев-
ший», как они писали, метод к модернистским концепциям.
Чешская марксистская критика вела борьбу против вульгарной
^итерпретации социалистического реализма и против проникновения
литературу модернизма. Издавались фундаментальные литературо-
91/>*


ведческие работы, авторы которых развивали традиции марксистской
критики 30-х гг., велись дискуссии, в 1959 г. прошли конференции твор-
ческих союзов с критическим анализом их деятельности. В том же году
состоялся Съезд социалистической культуры, показавший, насколько
выросла за первое десятилетие после Февраля 1948 г. творческая ак-
тивность революционно настроенной интеллигенции, какого высокого
художественного уровня достигли в своих произведениях передовые
деятели искусства. На общегосударственной конференции писателей в
докладе Л. Штолла наряду с отмеченными успехами подвергся острой
критике журнал для молодежи «Кветы», где часто выступали разного
>рода ревизионисты. Было решено вместо «Кветы» и «Новы живот»
издавать один журнал■— «Пламен». Но вскоре и на его страницах
появляются статьи без четкой идейно-художественной ориентации.
Более смело ревизионисты выступили в 1963 г. на юбилейной кон-
ференции, посвященной Францу Кафке, которого объявили зачинателем
социалистического реализма. Развернувшаяся вслед за конференцией
дискуссия о Кафке в еженедельнике «Литерарни новины» была нап-
равлена против известных литераторов ГДР Миттенцвая и Куреллы.
Не умаляя достоинств произведений талантливого писателя, они срав-
1 нивали его концепцию с произведениями писателей социалистического
реализма, в частности Брехта, и доказывали непричастность Кафки к
новому творческому методу.
Кризисное состояние значительной части .чешской литературы
60-х гг. усугублялось, несмотря на усилия со стороны ЦК КПЧ и ли-
тераторов-марксистов. Отход многих писателей от участия в общест-
венной жизни и их аполитичность подготовили почву для влияния чуж-
дой социализму идеологии. С утратой внимания к важным проблемам
мельчали сюжеты, искажался облик современника, изображение жизни
рабочего класса отодвигалось на второй план. Общественно-политиче-
ский, исторический роман вытеснялся психологической повестью, рас-
сказом, эссе; большую популярность приобрела фантастика.
К концу 60-х гг. возникали произведения, написанные ради фор-
мального эксперимента. Революционные традиции чешской литературы
старались предать забвению, превозносили авангардизм и отрицали
достижения социалистического реализма, извращая суть творческого
метода, его основные принципы. Нападки на советскую литературу
становились откровеннее, проповедовались национализм, элитарность в
искусстве. Литература подчас теряла связь с жизнью, да и Союз писа-
телей, куда приняли ранее исключенных реакционеров типа В. Чер-
ного, перестал быть творческой организацией. Об этом свидетельствует
IV съезд чехословацких писателей (1967), на котором вообще не шла
речь о литературе, а поднимались вопросы, связанные с политической
борьбой, была выдвинута программа тесных контактов с буржуазным
Западом и возвращения к довоенным формам управления государст-
вом. Платформа контрреволюции сформулирована в печально извест-
ном воззвании «2000 слов», опубликованном газетой «Литерарни листы»
небывало большим тиражом в специальном выпуске. Документ подпи-
сало немало чешских и словацких писателей. Развязанная в 1968—
1969 гг. антисоциалистическая кампания, сотрудничество с контрре-
волюцией большинства руководителей Союза чехословацких писателей,
психологическое давление на творческую интеллигенцию не прервали
естественного развития социалистической культуры, хотя и нанесли
большой вред. С выходом страны из кризисного состояния сложились
новые творческие союзы, ставшие опорой консолидации прогрессивных
сил.


В первые годы после освобождения Чехословакии от фашизма
ведущее место в литературе заняла поэзия. В стихотворениях и поэмах,
часто начатых еще во время войны и законченных в майские дни 1945 г.,
отражались недавние события, определившие судьбу народа. Тема
влияла на творческую концепцию, возникала новая образность, менял-
ся поэтический строй.
Пережил перелом в 1945 г. Франтишек Галас, прошедший трудный
путь внутренних противоречий и поэтических исканий. В стихотворении
«Баррикада» (1945) им создан масштабный символический образ май-
ского восстания в Праге. Поэт чутко уловил и передал напряженность
последних дней перед победой. Это стихотворение, как и весь сборник
«В строю» (1948), отразило стремление Галаса быть вместе с борю-
щимся народом.
Обращение к теме Сопротивления обогатило чешскую поэзию,
теснее связало ее с жизнью, усилило интернациональное звучание. Реа-
листические образы утверждали эпическое начало, конкретнее стано-
вилась речевая форма. В русле антифашистской литературы возникла
тема защиты мира. Ее открыл Нейман еще в 30-е гг., а в 1947 г. предо-
стерегал от подстрекательства американских правителей, осложнявших
международные отношения. Грубин, Незвал, Пуйманова, обличая анти-
народную политику навязывания войны, защищали и воспевали мирную
жизнь, верили в торжество разума.
Известный поэт Константин Библ (1898—1951) вступил в ли-
тературу вместе с Незвалом. В стихотворении «Без страха» (1949) он
иронически отвечал предсказателям якобы неизбежной гибели челове-
чества, противопоставив пассивному ожиданию конца борьбу за прог-
ресс, за право человека на жизнь и созидание. В последний сборник,
тоже названный «Без страха» (1951), получивший государственную
премию, включены стихотворения, часть которых была написана еще
до освобождения страны от гитлеровской оккупации, но не публикова-
лась. В эпиграфе к этой книге поэт четко определил свою партийную
позицию, утверждая, что будущее за ленинской теорией познания, что
именно ленинизму «лавровой ветвью увенчивать чело истории». Оп-
тимизм произведений о родине, обновленной, начинающей строить социа-
лизм, особенно явно ощутим рядом с мрачными стихами военного вре-
мени и воспоминаниями о прошлом.
Гражданственность и политическая тематика поэзии Владимира
Голана (1905—1980) после Мюнхена подготовили его идейно-худо-
жественное новаторство в поэмах и поэтических сборниках «Благодар-
ность Советскому Союзу» (1945), «Панихида» (1945), «Тебе» (1947)
и «Красноармейцы» (1947), самых значительных произведениях того
времени, хотя и в них ощущалось порой несоответствие тем и устареваю-
щей образности. Голан — прежде всего лирик. Его последующие кни-
ги — «Ночь с Гамлетом» (1964), «Боль» (1965), «Ночь с Офелией»
(1973) и другие — это размышления о жизни, об искусстве и пробле-
мах нравственности. Формы внутреннего монолога или беседы с под-
текстом, недосказанность заставляют читателя искать ответ на многие
острые вопросы. Голан писал также для детей, переводил из древней
и новейшей поэзии. Это были произведения. Лафонтена, Словацкого,
Лермонтова, Бодлера, Рембо, Пастернака, Элюара, а всего — 160 авто-
ров из 16 стран. Его переводы вышли в 1962 г. отдельной книгой под
названием «По пути». Творчество Голана — значительный вклад в сов-
ременную чешскую поэзию.
Более сложный путь прошел один из самых популярных поэтов
йозеф Кайнар (1917—1971), испытавший влияние экзистенциализ-


ма. Переломными для него стали Февральские дни 1948 г., и уже
no-HOBOivfy зазвучали стихи, вошедшие в сборник «Великая любовь»
(1950).\Поэзию Кайнара отличают критическая направленность, даже-
некоторый скепсис. Его ирония способна обнаружить пережитки ста-
рого мира и отразить сомнения автора в возможности их искоренения.
Но в лучшей, монументальной поэме «Чешская мечта» (1953) выра-
жена вера в возможности человека и его лучшее будущее. Однако в
книгах «Горько люблю» (1957), «Лазарь и песнь» (1960) снова преоб-
ладает мотив одиночества, речь идет о горечи разлук, об эгоизме людей
и противоречиях действительности, в преодоление которых поэт почтге
не верит. Но образ Лазаря, все отдающего людям, все-таки «светлый
луч» надежды на будущее.
Еще явственнее, чем лирика Кайнара, отразила перипетии чеш-
ской послевоенной литературы поэзия Ольдржиха Микулашека
(1910—1985), также испытавшего влияние экзистенциализма. Поэг
трагического плана, с чувством повышенной ответственности за судьбы
человечества, он не мирится с равнодушием, остро ощущает драматизм
конфликтных ситуаций. Напряженность, динамика его лирики не ос-
тавляют спокойным читателя. После первых послевоенных сборников,,
где еще только .рождались образы новой действительности и отразилось
противоборство двух начал в его поэзии, появились книги «Страстные
песни» (1953) и «Дикие утки» (1955), утверждающие радость бытия ю
прославляющие новую действительность. Однако вскоре в поэзии Ми-
кулашека снова усиливается трагическое начало. Наиболее характерна
для двойственного мироощущения поэта любовная лирика книги «При-
говоры и помилования» (1958). Контрасты определили ее стиль: горя-*
чая любовь и ощущение радости бытия, прекрасного, а рядом— измена,,
предательство, жестокость, предначертание людских судеб неведомыми,
темными силами. Проникая в глубины человеческих переживаний в
книгах «Змея меняет кожу» (1963), «Это королевское» (1966), Мику-
лашек в духе экзистенциализма воплотил чувство безысходности, а в
период кризиса поддался дезориентации.
Сложный путь прошел народный писатель, лауреат Нобелевской
премии 1984 г. Ярослав Сей ферт (1901 —1986), поэт незаурядного^
лирического дарования, пронесший через многие десятилетия любовь к.
своему народу, постигший тончайшие оттенки родной речи, воплотив-
ший ее напевность и богатую образность. Он родился и вырос в рабочем
квартале Праги — на Жижкове, первым же сборником «Город в слезах»
(1921) присоединился к пролетарским поэтам, верившим в неизбеж-
ность революции, начал сотрудничать в «Руде право» и других ком-
мунистических изданиях. Однако активная деятельность в «Деветсиле»,
влияние поэтизма способствовали его отходу от революционной тема-
тики, что уже сказалось в сборнике «Только любовь» (1923). С 1929 г.
он утратил постоянную связь с коммунистической прессой. Его поэзия
тех лет отмечена экзотичностью, интимными мотивами, в ней преобла-
дали пейзажи и бытовая деталь, сохранившие живой язык и яркую
образность при довольно туманной ассоциативности. О стиле Сейферта
этого периода 3. Пешат пишет: «Его стих местами приближается к
прозаическому повествованию, иногда — к уличным песенкам, он ис-
пользовал разговорные обороты, не избегал вульгаризмов и банальных
газетных фраз. Свою способность поэтизировать повседневность Сей-
ферт... подчинил замысловатой игре слов».
Положительную роль в преодолении субъективизма сыграли его*
знакомство с советской действительностью, возросший интерес к поли-
тическим событиям международной жизни 30-х гг. Борьба испанского-


народа против фашизма нашла отклик в его душе. Мюнхенский сговор
вызвал в нем гнев, страх за судьбу родины, в поэзии зазвучал призыв
к сопротивлению гитлеровским оккупантам. Стихи сборника «Погасите
огни» (1938) выразили переживания всего народа. Прозрачная сим-
волика книг «Светом одетая» (1940), «Каменный мост» (1944), прос-
лавляющих Прагу, призвана вселить веру в избавление от фашизма.
Вместе со строгостью стиха вернулась напевность, ожило нерудовское
начало, воспринятое молодым Сейфертом.
Поэт приветствовал освобождение Чехословакии, ища новые вы-
разительные средства. В' сборник «Шелом глины» (1945) вошли такие
стихотворения, как «Баррикада из цветущих каштанов», «Пражское
восстание». Пафос сочетался в них с яркими, точно выписанными кар-
тинами тех дней. Даже в прямом обращении к ненавистной войне —
стихотворении «Ты, война!» — сохранены детали быта, но именно те,
что возвеличивали будни и могли сочетаться с глубочайшим лиризмом.
Таковы обычные чувства матери и хозяйки дома:
Пеленки стелет мать, ликуя,
На будущее в надежде.
Ведь матери хотят так мало:
Средь терний нужно зерна немного,
Чтоб им хватало!
Чуть-чуть покоя, тепла и мая —
Ведь много лучше штыка и пули '
Скрип люльки, песенка простая,
Пчела и улей.
Перевод Л. Мартынова
В последующие годы Сейферт создавал лирику, пронизанную су-
губо личным мироощущением повседневности, метафоричность вобрала
прежде всего воспоминания, согретые живым ощущением прошлого,
радостного и грустного, невозвратимого («Маме», 1954, «Мальчик и
звезды», 1958, «Концерт на острове», 1965).
Втянутый реакционерами в дела переродившегося к концу 60-х гг.
Союза чехословацких писателей, Сейферт не предал своей лиры. Ду-
шой и помыслами поэт остался верен своей молодости, лучшим годам
жизни, что так явно чувствуется в сборниках «Зонтик с Пиккадилли»
(1979), «Моровой столб» (1981), «Быть поэтом» (1983), в книге вос-
поминаний «Все прелести мира» (1982). Лирика Сейферта мело-
дии его стиха и оригинальная образность питают современную
поэзию.
Иначе сложилась поэтическая судьба Яна Пиларжа (р. 1917).
В первом сборнике «Яблоневый сад» (1939) выражено чувство одиноче-
ства, отчаяния, подавленности. После освобождения Чехословакии поэт
активно включается в общественную жизнь, ведет большую работу в
составе руководства писательской организации. Если в первых стихо-
творениях родная деревня была для него единственным духовным при-
бежищем, то, изображая новое село, он передает, пафос стройки, осво-
бождаясь постепенно от устаревших форм. Главной задачей для него
становится «одолеть свою печаль и страх, избавиться от привычного
чУвства одиночества». В книге «Радость на земле» (1950) отразились
тРУДности внутренней перестройки. Все содержательней становятся об-
разы его героев — крестьян, вступивших в новую жизнь, ярче — сопос-»
Явленные картины настоящего и прошлого, реальнее мечта о будущем
страны. В строй стиха вливаются ритмы народных песен. Лучшие книги


Пиларжа «Дерево не хоронят» (1957), «И раскрылась предо мною
роза» (1961) —воплощение достигнутой автором внутренней гармонии.
В 70-е гг. выходит несколько новых книг, отразивших трудные времена
и перемены, сборник «Смотрю в глаза» /1979) продолжает главные
темы, выражая чувство патриотизма, любовь к родному языку и куль-
туре, уважение к людям, созидающим новый, лучший мир. Пиларжу
свойственны интимные интонации, его поэзия — разговор откровенный,
с глазу на глаз, но всегда о важных вопросах времени, культурном нас-
ледии, в котором черпают силы и мудрость соотечественники. Так, юби-
лейный лирический цикл «Розы для Яна Неруды» (1984)—дань
памяти поэзии, трудной, но счастливой судьбе чешского классика, а в
каждом стихотворении ощущение животворной духовной связи с прош-
лым, обогащающим современника. Напоминая о «Простых мотивах»
Неруды, Пиларж пишет:
Я у него учился
взирать на мир,
не стоя в стороне
и ни на шаг назад не отступая.
В лирике Пиларжа постоянно чувствуется приобщенность к на-
циональной действительности, широта интересов известного перевод-
чика, творческие контакты, особенно с польской, болгарской и совет-
ской поэзией.
Близкую Незвалу и Библу линию в чешской поэзии 40—60-х гг.
представляло творчество начинающих писателей, среди которых выде-
лялись имена Ивана Скалы и Мирослава Флориана. Каждый из них
шел своим путем, различны сложившиеся в их творчестве художест-
венные системы, но они продолх^или поэтическое воссоздание единст-
ва личного, индивидуального и общенародного — то ведущее направ-
ление художественной мысли, которое определялось в 40-е гг. Новому
поколению было дорого, как говорил Скала, «беспокойство боя» — чув-
ство, воспринятое от Майеровой, Ванчуры, Т. Сватоплука, Незвала и
других писателей-коммунистов старшего поколения. Сближало поэзию
молодых реалистическая основа образности и пафос утверждения идей
социализма.
Наиболее существенные изменения в чешской послевоенной прозе
представлены творчеством романистов. Ведущее место, которое занял
чешский роман в межвоенной литературе, определило постоянный инте-
рес к нему и читателей, и писателей. Широта и общественная значи-
мость тематики, масштабность повествования—эти черты социального
-романа 30-х гг. были закреплены в двух завершающих трилогию кни-
гах М. Пуймановой «Игра с огнем» (1948) и «Жизнь против смерти»
(1952), посвященных антифашистской борьбе, а также в художествен-
ной хронике о начале чешского рабочего движения «Встанут новые
бойцы» (1948) А. Запотоцкого и в его романах о классовых боях
XX в. — «Бурный год 1905» (1949) и «Алое зарево над Кладно» (1951).
С этими книгами связаны становление концепции личности, создание
крупномасштабных литературных характеров, сложившихся в обста-
новке важнейших исторических событий, воплотивших судьбы народа.
Антонин Запотоцкий (1884—1957) —сын видного руководи-
теля чешского пролетариата Ладислава Запотоцкого, организатора со-
циал-демократической партии, журналиста, писателя, принадлежавше-
го к плеяде первых рабочих поэтов. А. Запотоцкий еще в начале века
стал участником революционного движения, а затем — одним из осно-


вателей компартии Чехословакии. В 20-е гг. он руководил Красными
профсоюзами, за что не однажды привлекался к суду, отбывал нака-
зание в тюрьме. После освобождения Чехословакии, возглавляя проф-
союзы, он многое сделал для победы рабочего класса в-Феврале 1948 f.,.
был избран сначала заместителем председателя, потом — председате-
лем правительства; с 1953 г. и до конца жизни Запотоцкий — прези-
дент республики.
Писать Запотоцкий начал еще в молодости, однако активная ре-
волюционная деятельность не оставляла времени для художественного
творчества. Но зато опыт многолетней политической борьбы олределид
характер не совсем обычной трилогии, сюжет которой опирается на
важнейшие этапы классовой борьбы пролетариата, начиная с конца
XIX в. до первых лет существования Чехословакии. Подлинные доку-
менты, газетный материал и живой рассказ о событиях воспроизво-
дили точную картину эпохи. Автобиографическая история рабочего
парня, ставшего революционером, правдивые жизненные характеры,
воплотившие эволюцию классового сознания пролетариата, отражение
антагонистических противоречий эпохи определили достоверность пове-
ствования. Сочетание документальности мемуаров с художественным
обобщением и психологизмом, присущим социальной прозе, открыло
новые возможности для современного исторического романа о недавнем
прошлом. Влияние творчества Запотоцкого ощутимо и в новейшей ли-
тературе о движении Сопротивления, о классовой борьбе 1945—1948 гг.
Раскрытие литературного характера в типических обстоятельствах
идейно-политической борьбы все более проникает в художественную
прозу, влияя на жанровые структуры повести и романа; типизация
автобиографического и документального материала становится частым
явлением смежных синтезированных форм — мемуарной и художест-
венной.
После разгрома фашизма большинство писателей переживало лом-
ку прежних воззрений. Поэты, прозаики, драматурги еще только ис-
кали художественные формы для выражения нового мироощущения,
и не всегда успешно: сказывался «груз» декадентской эстетики, необы-
чен был объект изображения, особенно если автор обращался к после-
военному времени.
Недолгим было господство так называемого «будовательского»
романа о новой действительности. Это были художественно слабые
произведения о заводской жизни, восстановлении промышленности, раз-
рушенной войной, и менее всего — о людях. Большинство этих романов
забыто, хотя в свое время они представляли интерес и, безусловно,
подготовили почву для возникновения художественно полноценных
произведений.
С начала 50-х гг. в чешской прозе как бы синтезируются средства
и приемы художественного изображения, апробированные в предвоен-
ной литературе, и философски-эстетическое исследование новых обще-
ственных процессов. Одним из первых, кто объединил эти два начала,
был Вацлав Ржезач, создавший в незавершенной трилогии о первых
годах жизни освобожденной страны образ коммуниста, участника ра-
бочего движения и антифашистского Сопротивления, раскрыв его ха-
рактер в обстановке напряженной классовой борьбы. Не менее острую
конфликтную ситуацию выбрал Т. Сватоплук для романа «Без шефа»
(1953) о бывшем батевском комбинате. Оба они в рамках эпического
повествования анализировали эволюцию психологии современника,
вступающего в эпоху новых общественных отношений. К середине
50-х гг. психологизм утверждается как непременный аспект отражения


современной действительности (роман «Гражданин Брих» (1955) Яна
Отченашека, «Если покинешь меня» (1957) Зденека Плугаржа).
Значительную роль в психологической прозе 50-х гг. сыграл попу-
лярный роман Норберта Фрида (1913—1976) «Картотека живых»
(1956) о становлении нового миропонимания в тяжелейших условиях
фашистского концлагеря. Зденек, чешский интеллигент, с судьбой ко-
торого связана ведущая сюжетная линия, обретает силу «идти, не скло-
нив головы, против течения». Скупо повествует Фрид о жизни в конц-
лагере, но благодаря богатому содержанию характера героя воссоздан
процесс духовного мужания народа в нечеловечески тяжелых условиях.
Интерес к истории сказался и в его последующих романах, в которых,
как и в творчестве других прозаиков 70-х гг., переосмыслялся сам
принцип историзма, открывающий историческую перспективу народной
жизни, предполагающий как бы трехмерное изображение событий:
в их правдивом соответствии прошлому г— то есть времени действия —
и в связи с отношением современника автора, его взгляду в будущее.
Многие достижения 70—80-х гг. коренятся в литературе первых
послевоенных лет. Новаторство Незвала, Грубина, Пуймановой, Рже-
зача, Т. Сватоплука, Отченашека продолжает питать современную поэ-
зию и прозу.
ВИТЕЗСЛАВ НЕЗВАЛ
Выдающийся поэт XX столетия Витезслав Незвал (1900—1958),
друг Луи Арагона, Поля Элюара, Назыма Хикмета, близок им утверж-
дением передовой художественной мысли эпохи. Он вступил в литера-
туру еще в 20-е гг., увлекаемый авангардистскими течениями, прошел
сложный путь. Однако при этом истоки и основу его поэзии всегда
определяли глубина видения реального мира, социальных, классовых
противоречий и четкая1 политическая ориентация коммуниста. Его раз-
рыв с поэтизмом и роспуск сюрреалистической группы Иржи Тауфер,
автор монографии и многих статей о Незвале, вполне обоснованно
считает проявлением «настоящей, глубоко осознанной партийности».
Как бы находясь под спудом теоретических программ, о приверженно-
сти которым поэт громогласно заявлял, бросая вызов рутине и серости,
он искал новые пути художественного претворения действительности.
«Сколько бы ни плутал Незвал-теоретик в погоне за эстетическими ми-
ражами, — пишет И. Инов, — Незвал-художник неизменно выходил на
дорогу реалистического, общественно-значимого искусства». Непросто
распознать реалистическую основу его многообразного творчества,
главное идейное направление которого он сам определил в 1925 г. из-
вестной строкой «За революцию я отдал голос свой».
Незвал родился в семье школьного учителя в моравском селе,
где он часто бывал и позже. Память о деревенском быте и просторах,
о крестьянских бедах, любовь к родкым местам всегда питали его
поэзию, даже городскую, интеллектуальную, философскую. Ощущение
близости к земле и людям труда подсказывало все новые и новые
реальные образы для самых фантастических стихов и, главное, не поз-
воляло поступиться идеями гуманизма ради формального эксперимен-
та. Поэт сам признавался: «Как вспомню о своей деревне, во мне
пробуждается человечность...».
Изначальная реалистическая основа поэтики Незвала выявлена
не так давно, хотя еще в «Чудесном кудеснике», впервые опубликован-
ном в сборнике «Деветсил», мечты о справедливости выражают стрем-
ление к революционным переменам в духе эпохальных событий того


времени. Новые необычные, впечатляющие формы в его произведениях
содержат ощутимую предметность. Ассоциативность, лежащая в основе
многоликой поэтической образности, связана с конкретной деятель-
ностью людей,, пытливой мыслью, устремленной в будущее, и творчест-
вом, как в поэме «Эдисон» (1927), прославляющей человека, труд, ра-
дость созидания. Испытав влияние поэтизма, утверждая плодотворность
сюрреализма, Незвал оставался самобытным певцом окружавшей его
жизни со всеми трудностями и противоречиями. За усложненной систе-
мой образов неизменно проступала картина действительности с вопию-
щими социальными противоречиями. Какой бы праздничной ни каза-
лась его поэзия 20—30-х гг., в ней прежде всего слышен протест против
^буржуазного миропорядка. Самостоятельность поэтического мышления
пр'оявилась и в сюрреалистический период, когда выходили популярные
стихотворные сборники «Прага с пальцами дождя» и «52 баллады веч-
ного студента Роберта Давида» (1936). Обратившись к классической
форме баллад Вийона, чешский поэт воссоздал жизнь и психологию лю-
дей дна, куда их ввергла бедность и безработица. Вполне реальная
действительность запечатлена даже в специально написанных в духе
сюрреализма репортажах о Москве, Париже и Праге, хотя Незвал оп-
ределил эту своеобразную трилогию как особую — «поэтическую прозу».
Первую книгу — «Невидимая Москва» (1935) открывает глава «Сюр-
реалистическая мельница», где утверждается, будто подсознание и
сон — главные творческие импульсы^ Однако репортажи о Москве —
достаточно ясный рассказ об интересных встречах с людьми, в них
перечислено множество фактов, имевших место \ в действительности.
Изложенные в начале книги принципы сюрреализма не связаны с пос-
ледующим содержанием. Не увенчались успехом и попытки Незвала
•создать сюрреалистический роман.
Отход от сюрреализма в 1938 г., книги «Пражский пешеход» (1938)
и «Пять Минут за городом» (1940) свидетельствовали о прояснении
реалистической концепции поэта, хотя и прежде он в термине «сюр-
реализм» всегда подчеркивал корень этого слова. В 1939 г. Незвал
начал писать поэму «Историческое полотно», завершённую после ос-
вобождения Чехословакии. Здесь, как и в поэме «Швабы», запрещен-
ной фашистской цензурой, вырисовывались новые принципы, получив-
шие развитие в послевоенном творчестве писателя.
После освобождения Чехословакии Незвал активно включился в
созидание социалистической действительности. Его поэма «Историче-
ское полотно» (1945), оконченная в дни Пражского восстания, отразила
сражения с фашистами, воссоздала не только мрачную обстановку про-
житых после Мюнхена лет, но и атмосферу радости, которую принесла
народу победа. Все последующие годы поэт работает на разных уча-
стках культурного строительства, выступает на съездах в своей стране
и на международных форумах, часто бывает в Советском Союзе. Его
стихи посвящены становлению новой жизни и памяти борцов против
фашизма. Особенно впечатляют написанные для Мавзолея на горе
Витков строки от лица павших советских солдат. Они звучат как сви-
детельство связи поколений, как завещание детям и внукам хранить
мир на земле:
Друг мой, бдителен будь на земле, под которой я стыну.
Право требовать это я смертью в бою заслужил.
Я ушел на войну. Я убит в день рождения сына.
Я убит — чтоб он жил. Я убит — чтоб ты жил.
Перевод К. Симонова


В 1950 г. вышла поэма «Песнь мира». В ярких картинах каждо-
дневных забот людей разных стран и народов Незвал создал образ
нашей многоликой планеты. Ко всем и к каждому отдельно обращает-
ся поэт, призывая восстать против поджигателей войны, не уставая
доказывать, что нет. человека, которого не касалась бы борьба за мир:
Чтоб твой ребенок не робел
При виде птиц под небосклоном.
Чтоб перед грубым солдафоном
Он от испуга не бледнел, —
Пою песнь мира.
Зову вас, прачки, мясники,
Шахтеры с черными руками,
Вас, девушки пред зеркалами,
Вас, гончары, вас, горняки, —
Пою песнь мира.
Перевод С. Кирсанова
Поэт отлично понимал, что, если вспыхнет новая война, в ее пла-
мени могут «превратиться в Помпею» и города Европы, и Нью-Йорк,
поэтому успех борьбы за мир он связывал с единением интернацио-
нальных сил. В те дни антивоенная направленность поэмы Незвала и
тема интернационального единства воспринимались особенно остро:
южнокорейское правительство при поддержке США развязало войну
против Корейской Народно-Демократической Республики, и мировая
общественность осудила действия агрессоров. Форма, найденная поэ-
том, не могла не волновать. Незвал обращался к людям разных про-
фессий, к выдающимся деятелям науки и культуры, называя их по
именам. Действенность такого прямого обращения была несомненной.
Эмоциональный накал призыва-лозунга, повторяемого в рефрене к
каждому четверостишью, не носил лишь публицистический характер-*
за ним вставали реальные картины мирных дней, будней и праздни-
ков, эпизоды повседневности: мать, баюкающая в старинной зыбке
сына, свидание влюбленных, стучащий в сруб мельницы дятел, «си-
ние струи вальса» в «певунье-Вене». А рядом — монументальный сим*
волический образ народов, высвобождающихся из рабских пут зави-
симости; им очень нужен мир, «чтоб горной Индии хребет, /Свой хо-
бот вытянув слоновий,/Вздымал знамена жизни новой...».
Все вместе — это и есть воспетое в стихах величие нашей плане-
ты. Сам Незвал так определил замысел и художественную задачу:
«Написать поэму о мире для меня значит написать поэму о красоте
жизни... Доводы за мир — это доводы за жизнь, а жизнь — это са-
мое поэтичное».
Поэма переведена на десятки языков. Незвалу была присуждена
Золотая медаль Всемирного Совета Мира.
Прежней жизни Незвал противопоставил новую действительность
освобожденной Чехословакии. В поэме «О родине» (1951) четко выри-
совывается и облик самого автора — патриота, приветствующего но-
вый день страны. Прожив «полстолетья со своим краем», он стал ча-
стицей его истории. Первая часть — печальные воспоминания детства:
село, дома с дырявой крышей, два брата, которые бесконечно спори-
ли за надел каменистой земли. Память писателя, ненавидящего все
старое, отжившее, хранила и дорогие воспоминания. Картины жизни
трудовой деревни проникнуты личным мироощущением поэта, тонко
чувствующего национальный колорит, помнящего все детали: «запах
фруктов в темной клети», «сверкавший в сотах мед и вкус вощины за
щекой», звон цикад, мычанье коров, белые акации, в которых утопа-


ли лачуги. Фантастическое, сказочное, созвучное детскому мировос-
приятию, окрасило обычные сценки крестьянского быта. В домах ва-
рили варенье, «каморки благоухали в предвечерней тьме»:
Шипела пена, как старуха,
Струился тихий шепоток
И детям сладкий, черный сок
Намазывали на краюху.
Перевод Д. Самойлова
Все это и была та «малая родина», которая растила своих защит-
ников, патриотов и навсегда оставалась в памяти и в сердце, если
даже человека заботили судьбы многих народов и всего мира.
Вторая часть поэмы — о современности — слабее. Но это общий
недостаток чешской поэзии и литературы на том этапе развития, когда
новое широко отражалось в литературе, но не всегда еще воплоща-
лось в достаточно индивидуализированных художественных образах.
В изображении прошлого была богатая традиция, для нового прихо-
дилось искать свои формы художественного выражения, свой стиль и
поэтический язык.
Незвал успешно идет в этом направлении, все более проникая
в суть происходящего вокруг. В сборниках «Крылья» (1952) и «Ва-
сильки и города» (1955) народная основа его поэзии проявляется в
самых разнообразных, неповторимых формах. Отражая современ-
ность, он прибегал к испытанным приемам фольклора (повторы слов
и целых строф, особая метафоричность), ассоциативной поэзии, одно-
временно искал более тесной связи с читателем. Одной из наиболее
действенных поэтических форм стало обращение к современнику и
потомкам, поэтому в книгу «Васильки и города» были включены
«Надписи в зале Красной Армии», созданные для Мавзолея.
С одной стороны, поздней поэзии Незвала свойственна емкая ла-
коничность, а с другой, как справедливо пишет Л. Будагова в моно-
графии «Витезслав Незвал» о стихотворении «Тихий час»,— «Начав
фразу, поэт, потрясенный красотой земли, не может ее кончить... Ему
необходимо сказать и то, что «раскрываются лилии» и что «доносятся
удары часов из местечка» ... и что «поет лягушка, напоенная ро-
сой...».
Насыщение поэтического текста образами и приметами повсед-
невности — свойство таланта Незвала, суть его стремления «объять»
необозримые жизненные горизонты, воспеть все живое на земле.
Горе утрат и забота людей о будущем часто определяли тональ-
ность его поэзии, сочетающую тихую грусть и торжественность. Он
мог писать пастельными красками картины любимой Праги, в интим-
нейших стихах отцу («Сын человечества»), сыну («12 сонетов Робер-
ту Незвалу») и жене («Жена поэта») раскрывать сложность челове-
ческих отношений и мог с той же силой эмоций воспеть мужество,
передать ритм твердой поступи народа-победителя.
Важную роль в развитии литературы Чехословакии сыграла дра-
матическая поэма Незвала «Солнце над Атлантидой сегодня еще зай-
дет» (1956). Легенда о гибели государства ассоциируется с возможно-
стью и в наше время великой трагедии человечества, а образ Верхов-
ного Правителя предостерегает от власти тирана-агрессора. Фантасти-
ку питали реальная жестокость фашизма и размышления автора о
будущем человечества. Острота конфликта, эмоциональная насыщен-
ность повествования, соотношение высокого, романтического и низ-
менного, как и прозаического и стихотворного текстов — все подчи-


ненох раскрытию антагонистических начал, изображению их неприми-
римой борьбы.
Послевоенное творчество Незвала, в том числе и его, к сожале-
нию, неоконченная книга воспоминаний «Из моей жизни», венчало
сложный путь поэта, оставившего богатейшее наследие.
ФРАНТИШЕК ГРУБИН
Крупнейший поэт, прозаик и драматург, Франтишек Грубин
(1910—1971) вошел в послевоенную литературу как новатор. Интен-
сивно преодолевая прежний пессимизм, замкнутость, он достиг высо-
кой степени действенности на самые широкие читательские круги. Про-
никновенность, интимность стали неотъемлемым свойством эпохальных
картин и образов. В центре внимания — жизнь современника, его.вос-
поминания о тяжелом прошлом, радости и заботы о будущем. Антифа-
шистская тема переросла в антивоенную, история и судьба страны
предстали в связи с международной жизнью.
Широкий резонанс получили поэмы «Хлеб из стали» и «Ночь
Иова». Первая часть поэмы «Хлеб из стали» — «Сталинград» — напи-
сана в 1942 г. Уже тогда писатель понял* что под Сталинградом ре-
шается судьба всего человечества. Мысль о том, что советские воины
борются за свободу всех народов, становится ведущей. Во второй части
изображены ужасы оккупации и создан образ могучей России* идущей
на помощь порабощенной Европе. Третья часть — «Пражский май
1945 года» — посвящена восстанию в Праге и освобождению страны.
В целом в поэме видны следы идейной и творческой ломки. Создавая
монументальные формы и стремясь, видимо, писать в духе Маяковско-
го, поэт как бы рвет строку, прибегает к лозунговости, что не сочетает-
ся с привычными для него атрибутами эстетской поэзии, которые диссо-
нируют с замыслом, воспринимаются как устаревшие. В поэме «Ночь
Иова» Грубин прославил Чехию, терзаемую и не единожды похоронен-
ную захватчиками, но тедерь свободную.
Сборник «Моя песнь» (J956) пронизан оптимистическим пафосом:
Блестит земля испариной и потом,
рождая новый день под небосводом,
и каждый стих, рождающийся в муках,
благословляет жизнь своим приходом.
И птица надо мной поет свободно,
и песнь моя вольна, как' эта птица...
Перевод О. Чухонцева
Но в воспоминаниях встает «самый тусклый, самый серый день»,
и порой «не хватает силы крылами жизнь навеки увенчать» — ту, но-
вую, где нет одиноких. Мотив любви к родине сплетается с отражением
той скрытой от постороннего глаза «битвы в человеке», о которой еще
в 20-е гг. писали Волькер в цикле «Рождение» и Нейман в «Красных
песнях». Мысль и мечта Грубина устремлена к будущему, поэтому
в «Моей песни» звучит гимн жизни и творчеству, утверждая высокую
героическую тональность, которая будет постоянно сопровождать и
трагедийные ситуации в его поэзии, и мягкую лирику пейзажей, и фан-
тастику детских стихов («Пригоршни стихов и сказок», 1960; «До скон-
чания любви», 1962), впитавших воспоминания о собственном детстве.
Он рос в деревне Сазавского края, его родители — простые крестьяне.
Поэма «Метаморфозы» (1957), где речь идет об опасности атом-
ного взрыва, по существу, тоже выражение любви к жизни, и в центре
внимания писателя — судьба человека. Первое предостережение Гру-


<бина прозвучало в «Хиросиме» (1948), произведении большой эмоцио-
нальной и поэтической силы. С тех пор обостренное ощущение высо-
чайшей цены мира, радостей повседневной мирной жизни наполняет
<его произведения. В лирическом творчестве утверждается эпическое
начало, конкретизируются образы. В «Метаморфозах» зримо предстает
во всем многообразии июньский воскресный день Праги:
Раздумчиво на виадук
въезжает поезд. У открытых окон —
мужчины налегке, без пиджаков,
и женщины в воздушных летних платьях.
Перевод И. Инова
Сюжет античной легенды об Икаре и Дедале связан с современ-
ностью. Гибель Икара символизирует опасность великих открытий для
беззаботного человечества. С другой стороны, летящие в солнечном
небе самолеты, скользящие по водной глади глиссеры соотносятся с
творческим подвигом Дедала. Благодаря сопоставлению повседневность
воспринимается как часть изначального течения жизни, отчего образ-
ность обретает историческую значительность: теперь не может быть,
как в древние времена, когда Дедал не мог предвидеть трагического
исхода событий, изобретая для сына крылья, теперь люди осозцают
опасность и знают, что без их воли не свершится самое страшное...
Поэт уверен в притягательной силе идеи борьбы за мир на земле.
Масштабность поэзии Грубина, сочетающаяся с самобытностью
индивидуализированных характеров и поэтических образов, особенно
ярко проявилась в лироэпической поэме «Романс для корнета» (1962).
Любовный сюжет ее неповторим, но и прост. Место действия — дере-
венская площадь, карусель, семья кочующих балаганщиков. Обычная
история, обычные герои, но их сокровенные чувства превратили сюжет
в скорбную песнь о загубленной любви, о смерти, о невозвратимости
утраты. Напряженность повествования создается фрагментарностью и
смещением временных планов. Обратный отсчет времени оправдан вос-
поминаниями, которые не всегда последовательны. Но в поэме есть своя
логика развития событий и воплощения щемящей боли. Веселому на-
строению молодых людей — озорной девчонки из ярмарочного фурго-
на циркачей и влюбленного в нее Виктора — словно вторят образы
солнца, золотого ржаного поля, спелые вишни в кепке. Радость бытия
проступает даже в ощущении трагического: побеждает мудрость жиз-
ненной философии.
Я стал старше,
когда задумал, чтоб ты ожила
Я стал старше в эту ночь
на эту ночь, когда из дальних далей
я звал тебя, а пепел сердце жег,
чтоб мог я удержать хоть зыбкий образ
того, чего уж нет...
Навсегда,
навек — я старше стал на человека,
в котором бремя смерти и любви,
переборов себя, пропело песню.
Перевод О. Чухонцева
Художественная концепция Грубина, его поэтическая система соеди-
нили в себе неразъемные в жизни начала — общее и частное, движе-
ние истории и судьбы отдельных людей, определяющие жизнь и духов-
ный мир целых поколений. Л. Будагова справедливо пишет о естествен-


ных «полюсах» в поэмах «Хиросима», «Метаморфозы» и «Романс для
корнета», о том, что «грубиновская поэзия... одинаково чутко реаги-
рует и на дрожание всей планеты, и на дрожание пылинки на этой пла-
нете, тонкой травинки, затерянной в густой траве».
Пьесы «Августовское воскресенье» (1958) и «Хрустальная ночь»
(1961) о преодолении эгоизма и морали мещанства, об искоренении
показной рефлексии раскрывают столкновение двух миров: уходящего
в прошлое и мира новых человеческих отношений при социалистическом
строе. Разоблачая мещанскую психологию, автор все же с сочувствием
относится к героям, неспособным постичь величие происходящего. Эта
был мир, в котором когда-то складывалась духовная жизнь самого пи-
сателя, и он с этим миром прощался.
Грубин прошел нелегкий путь. Развитие его таланта отразило по-
иски, характерные для всей послевоенной чешской поэзии. И сейчас
звучит голос поэта, который любил родину и которого тревожило буду-
щее человечества. Он обращался к людям, предостерегая от глобаль-
ной катастрофы, верил в их силы и возможности. Свое убеждение Гру-
бин выразил в заключительной строке «Хиросимы»: «Еще в нас есть
простая жажда — жить».
МАРИЯ ПУЙМАНОВА
Формирование в творчестве Марии Пуймановой (1893—1958) социа-
листического реализма в процессе создания эпопеи о судьбах народа в
буржуазной республике и оккупированной гитлеровцами стране, об
освобождении Чехословакии подтверждает жизненную закономерность
эволюции творческого метода прогрессивного писателя, который обра-
щается к сфере общественной и политической жизни.
Пуйманова, дочь университетского профессора, преподававшего
церковное право, была связана с миром буржуазной интеллигенции и
далека от борьбы рабочего класса. Ее первые повести и рассказы
10-х гг. отразили впечатления безоблачного детства, написаны под.
влиянием импрессионистских произведений Ружены Свободовой, идил-
лических литературных характеров. И хотя начинающая писательница
знала и любила Неруду, Ирасека, особенно увлекалась Л. Толстым, ей
многое нужно было понять и преодолеть, чтобы принять пролетарскую
идеологию, эстетику социалистического реализма. Помогли честность,,
внутренняя энергия и чувство ответственности большого художника.
Признаком меняющейся творческой позиции были социально окра-
шенные, трагические «Рассказы из городского сада» (1920) о судьбах
и безвыходном положении бедняков; о бездельниках-богачах и нена-
висти к ним голодных людей, стоящих в очереди за хлебом. Пуймано-
ва сама отметила, что писала эти рассказы уже по-другому — «прозаи-
ческой разговорной речью». Отойдя от прежней манеры и не нащупав
пока твердой почвы для нового направления, она долгое время публи-
кует преимущественно очерки. Только в 1931 г. появился роман «Па-
циентка доктора Гегла», где главная героиня Карла вопреки мещан-
ской буржуазной морали решилась иметь внебрачного ребенка. Ее про-
тест ограничен, не носит социального характера, но само неприятие
ханжества, защита естественного, здорового чувства, оптимизм стали
основой для последующей борьбы против духовного порабощения че-
ловека, за внутреннюю свободу и право выбирать в жизни свой путь.
Образ врача Гегла, человека сильной воли, но эгоистичного, предварял
характер Казмара, хозяина фирмы «Яфета» в трилогии.
После выхода этого романа писательница побывала в Советском
Союзе, куда ехала с настороженностью, а потом в книге очерков;.


«Взгляд в новый мир» (1932) отметила: «Сюда необходимо приехать
каждому, кто задумал создать нечто серьезное. Всем своим существом
лисатель чувствует здесь, как устарел прежний способ изображения
действительности». Тогда же Пуйманова вместе с другими писателями
■ездила к бастующим шахтерам Севера. Литературно-критическая дея-
тельность, начавшаяся под влиянием Шальды, полемика с декадента-
ми, интерес к творчеству Волькера, Горы, Фучика имели большое зна-
чение для формирования ее идейно-эстетических воззрений.
Роман «Люди на перепутье» (1937) был началом нового важнейше-
го периода ее творчества. Познакомившись ближе с жизнью рабочих
<5атевского комбината, писательница поняла, что непримиримые и об-
щественно-значимые противоречия возникают не столько внутри бур-
жуазных семей, сколько между рабочими и предпринимателями. Ра-
бочий паренек Ондржей Урбан, который открыто вступил в спор с хо-
зяином, и стал одним из главных героев. Дочь же Казмара — Ева, по-
рвавшая с отцом и перешедшая позже в лагерь антифашистов, не за-
няла в трилогии столь значительного места, хотя в начале Пуйманова
думала писать о конфликте в семье промышленника. Обратившись
к социально-бытовому роману и еще сохраняя его структуру в отдель-
ных главах, писательница в процессе повествования разрушала эту
каноническую форму, переходила к масштабам эпопеи. Поэтому в сю-
жете есть второй пролог (глава «Огни города Улы») и новая завязка
действия после начальных глав о жизни семей Урбанов и Гамзы, где
уже определились отношения между главными героями. Другой завяз-
кой, необходимой для создания широкого полотна социально-общест-
венной жизни, стала глава «Первое мая», объединившая истоки глав-
ных сюжетных линий, раскрывшая непримиримость антагонистических
классовых позиций хозяина Казмара и молодого коммуниста Франце-
ка Антенны, выступивших на праздничном митинге. Предшествующая
глава «Ред-бар», ссора Неллы с мужем теряли свое композиционное
значение, а их характеры «переводились» в новый общественно-значи-
мый план изображения.
Кульминация в романе одна — забастовка и демонстрация в Не-
хлебах, «великий весенний праздник голода на площади». При этом
масштабный- обобщенный образ рабочего класса, вступившего в борьбу
с хозяевами, не становится лишь фоном для центральных характеров —
коммуниста Гамзы, рабочего Ондржея, студента Стани, сына Гамзы.
Выступление ткачей обрисовано через их восприятие событий, в кото-
рых они приняли участие. По мере того как все смелее и мужествен-
нее вели себя бастующие, менялось внутреннее состояние главных ге-
роев и даже их взгляды. Убийство жены руководителя нехлебских ком-
мунистов Поланской потрясло молодых людей. И хотя впереди у каж-
дого свой путь в ряды борцов, и Ондржей, и Станя уже не смогут при-
миренчески относиться к буржуазным порядкам: они выбрали свою
жизненную позицию. Таким образом,' кульминация сюжета раскрыла
классовую основу центрального конфликта и определила решение про-
блемы «перепутья» для героев.
Сама жизнь убедила Ондржея в необходимости активных дейст-
вий. Отъезд в Советский Союз открывал для него новую перспективу,
что и нашло отражение в названии последней главы романа — «По-
слесловие и пролог». Пуйманова художественно обосновала рост со-
знания Ондржея до уровня понимания проблем, которые выдвигала
тогда буржуазная действительность.
Нейман писал о концепции романа «Люди, на перепутье»: «...Автор
социалистического романа обязательно должен указывать выход из не-


терпимого далее положения, а выход существует только один... Автор
социалистического романа обязательно должен быть убежден, что наше
общество можно и должно изменить и что пришло время действовать».
Нейман считал роман Пуймановой «значительным шагом» в раз-
витии социалистического реализма.
Две следующие книги трилогии были написаны после освобожде-
ния Чехословакии, Писательница вместе со своим народом пережила
трудное время. На прошлое она могла взглянуть теперь с высоты за-
воеваний народно-демократической республики. В романах «Игра с
огнем» и «Жизнь против смерти» изображены события 30-х гг. и окку-
пации, но проблематика этих произведений связана и с жизнью стра-
ны в первые годы после освобождения. Роман «Игра с огнем» Пуймано-
ва писала накануне революционных событий 1948 г., когда трудящиеся
вели упорную борьбу против реакции. Решалась судьба чешского госу-
дарства. Последовательное разоблачение лицемерной политики бур-
жуазных правителей имело первостепенное значение. Последняя часть
трилогии стала гимном победившему народу. Историческая перспек-
тива придала трагическому сюжету о годах оккупации пафос утверж-
дения жизни. Героический и лирический планы повествования органи-
чески слились в третьей книге.
Писательница и в «Людях на перепутье» показала, как с ростом
политической активности трудящихся изменяется соотношение сил в.
социальной борьбе. Во второй книге с еще большей художественной
убедительностью отражена мощь народа, охваченного единым стремле-
нием к свободе (глава «Народ с фабрик и заводов»). Неминуемый крах
фашизма предвещает остроумный диалог молодых рабочих, которым
заканчивается роман «Игра с огнем». В третьей книге главным героем
стал активно действующий и победивший народ. Сопротивление трудя-
щихся крепло день ото дня, в лагерь антифашистов приходили аполи-
тичные прежде люди. Финал трилогии звучит как апофеоз: наступле-
ние Красной Армии и антифашистов внутри страны сметает захватчи-
ков.
Наряду с героическим планом во втором и третьем томах сохранён
и развит глубокий психологизм. Создавая обобщенный образ узниц
концлагеря, Пуйманова пишет: «Все эти мамаши, тетушки, кумушки,
такие простые и будничные, охотно толковавшие о хлебе насущном,—
это был проданный и связанный по рукам и ногам чешский народ, ко-
торый несмотря ни на что словом и делом сопротивлялся чужеземцам^
хотел изгнать их, рвался к свободе».
Вместе с тем крепнущее единство конкретно и детально показано
в поступках и судьбе каждого героя: цели свержения фашизма отве-
чает деятельность Елены, ее отца, мужа, брата, наконец, сына-подро-
стка Мити. Отдельные сюжетные линии воплотили преемственность в ^
борьбе: Гамза — студент Брожек — внук Гамзы Митя; Ленка — моло-
дой врач Здена — Блажена. Молодежь, как эстафету, принимала в
свои руки дело борьбы за свободу. Вместо одного павшего в борьбу
вступали сотни. Пуйманова утверждала эту мысль введением все но-
вых и новых персонажей во второй части романа «Жизнь против смер-
ти»: сюжет становился историей характеров узников фашистских конц-
лагерей и тюрем, участников Пражского восстания.
Иногда широкий охват исторических событий порождал конспек-
тивность, писательница не успевала «пропускать» свершившееся через-
восприятие своих героев, особенно в конце романа, где события не-
сколько оттеснили знакомые читателю персонажи, оказались скорее
фоном, нежели причиной конкретных судеб. Последняя книга трило-


гии включила новейший материал, и художественные формы его вопло-
щения, видимо, не были еще найдены автором. Отсюда и недостатки.
Кроме того, изображение набирающего силу движения Сопротивления
заслонило сюжетные линии, связанные в трилогии с буржуазным лаге-
рем. (А трудящимся пришлось еще выдерживать натиск буржуазии, в
Феврале 1948 г. выступившей открыто.) Образы маникюрши Ружены и
ее супруга адвоката Хойзлера, оставшиеся в заключительном томе три-
логии, не могли представить самых значительных сил реакции, которые
предстояло одолеть молодому государству. Исчезли в последней книге
Выкоукал и другие персонажи из окружения капиталиста Казмара.
Пуйманова была права, сделав центром художественного изображения
побеждающий народ, но недооценила важности показа лица его вра-
гов. Потому-то и не получилось полной картины обстановки в стране.
Однако недостатки не умаляют новаторского значения третьей книги,
запечатлевшей коренной перелом в сознании масс и вступление Чехо-
словакии в новую историческую эпоху.
Три тома трилогии воссоздали этапы морально-политического роста
народа. От романа к роману вместе со своими героями к высотам про-
летарского мировоззрения поднималась и писательница, утверждая эс^
тетические принципы передового творческого метода. Антифашистская
тема второго и третьего томов позволила ей раскрыть высокое чувство
долга истинных патриотов, показать активность коммунистов и подтвер-
дить необходимость действовать. Именно в поступках, а не в дискуссиях
начинают теперь проявляться убеждения интеллигенции, жестко крити^
куется стремление сохранить видимость «непричастности», разоблаче-
ны мещанский страх за собственное благополучие и необоснованная
вера в то, что события международной жизни не затронут спокойного,
далекого ох политики обывателя. В этом отношении весьма показа-
тельна композиция центральных глав второго тома, подтверждающая
взаимосвязанность международных событий и человеческих судеб.
Пуйманова использует ряд приемов для того, чтобы изображение Лейп-
цигского процесса, составляющее ядро сюжета второй книги, слить с
историей жизни главных персонажей трилогии. Так, повествование ве-
дется от лица чешского адвоката Гамзы, приехавшего защищать Ди-
митрова, но не допущенного фашистским судом. Впечатления комму-
ниста и служат основой оценки происходящего в зале суда, помогают
вскрыть внутреннюю логическую связь событий в разных странах, по-
казать историческую перспективу их развития. Яркие сцены Лейпциг-
ского процесса играют ведущую роль в решении замысла второй кни-
ги: в них отражена международная ситуация, в которой развивается
действие романа. Динамика глав «Богатырь», «Это мой процесс!»,
«Игра с огнем» противопоставлена неторопливому ритму повествова-
ния об успокоенности значительной части чешского населения: «Мы —
дома, у себя в республике,— рассуждает мысленно жена Гамзы в дни
процесса в Лейпциге,— а здесь с нами не может ничего такого слу-
читься».
Критика слепой веры и зыбких надежд на благополучие была
нужной, своевременной в 1948 г., когда вышел роман, она предостере-
гала тогда и предостерегает теперь от предательства буржуазией инте-
ресов народа. Не менее важно было показать, кому следует верить и на
кого можно опереться. Поэтому образ Димитрова, воссозданный с при-
сущими этому человеку индивидуальными чертами, вырос в романе в
символ непобедимости идей коммунизма. Глава о нем названа «Бога-
тырь». В сопоставлении с двумя другими подсудимыми, а потом — и
самим председателем верховного фашистского суда Бюнгером, невзрач-


ным лысым человеком, фигура Димитрова вырастает до гиперболиче-
ских размеров, напоминает горьковского Буревестника: «Тучи собира-
ются над гордой головой обвиняемого, а он нарочно держится прямо,
чтобы вызвать молнию, чтобы принять ее на себя». Гипербола соот-
ветствует масштабу образа, величию подвига, значительности события.
Прием реалистически оправдан как общим пафосом, так и восприятием
растерявшихся фашистов. Пуйманова показала, как лицом к лицу
столкнулись на процессе два мира, две идеологии — коммунизм и фа-
шизм: «...грудь с грудью схватились эти двое — пламенный и трезвый
Димитров с бешеным и спесивым Герингом...». Человек «ясной мысли
силой своего духа, не сломленного арестантскими кандалами, загоняет
в тупик распоясавшегося Калибана».
Продолжая контрастное сопоставление, писательница и в изображе-
нии врагов переходит к гиперболе. Именно в таком плане нарисован
образ Геринга, сапог которого вырастает в символ фашистского сапога,
топчущего чужие земли, а пояс — в «экватор на шаре Живота». Но
здесь гипербола служит иным целям: она помогает автору создать гро-
теск, который, как в лупе, позволяет видеть характерные черты насту-
пающего фашизма, его идейную несостоятельность, бессилие и бешен-
ство при столкновении с железной логикой правды, с неодолимой во-
лей и мужеством.
Уже в романе «Игра с огнем» герои становятся участниками важ-
нейших международных событий, в романе «Жизнь против смерти» по
мере роста антифашистского движения еще больше расширяются гра-
ницы их деятельности. Где бы они ни находились —» в СССР или в Че-
хословакии, на свободе, в подполье, в концлагере в Германии,— везде
они вносят свой вклад в дело освобождения от нацистов. Идеи интер-
национализма и солидарности находили в трилогии все более широкое
исторически конкретное художественное воплощение. Всенародная
борьба против фашизма, ее рост, развитие — главная тема третьего
тома.
Трилогия Пуймановой, переведенная на многие языки, до сих пор
пользуется популярностью, переиздается в ЧССР и за рубежом.
Пуйманова внесла значительный вклад и в. развитие чешской по-
слевоенной поэзии. В сборнике «Радость и печаль» (1945) отражены
были жизнь и борьба чешского народа в период оккупации, освобож-
дение страны. Лучшие стихи посвящены антифашистам: «Казненные
студенты», «Партизанская ночь». В них воплощена сила народного
духа, реалистичны образы простых людей, отдавших жизнь за свобо-
ду родины. Но наряду с жизненностью содержания здесь еще много
неясных, неопределенных, просто неподходящих тропов из старой по-
этической лексики. Не всегда найдена соответствующая поэтическая
форма для нового содержания. Так же, как произведения Грубина
40-х гг., сборник «Радость и печаль» был характерным явлением для
становления новой чешской поэзии.
В 1947 г. вышел сборник «Славянский дневник», где Пуйманова
рассказала о поездке в страны народной демократии. В нем сочетались
проза и стихи о жизни в освобожденной Болгарии и Польше. Реали-
стические образы варшавских тружениц, потерявших мужей, написаны
сдержанно, с большим тактом и психологической глубиной. В этом
своеобразном дневнике были сделаны и первые зарисовки характера
Димитрова. Хотя и этот сборник не свободен порой от устаревших
сравнений и эпитетов, в нем есть ценные качества: идеи интернациона-
лизма, глубокий гуманизм. Сборник «Признание в любви» (1948) был
переломным и по содержанию, и по форме. В поэзии Пуймановой по-


является новый герой — строитель социализма. В стихотворении «Вар-
шавским женщинам» уже был частично отражен созидательный труд
на освобожденной земле, в новой книге строительство основ социализ-
ма заняло центральное место. Такие стихи, как «Пардубицкий сноп»,
«Молодость», «Пила в горах», прославляют труд свободных людей, в
них найдены новые поэтические средства. Образ молодой республики
венчает этот стихотворный цикл, обращенный к народу, к коммунисти-
ческой партии, к Советскому Союзу.
Внутренняя перестройка, связанная с эволюцией мировоззрения и
творческого метода, особенно заметна в поэзии. Преодоление отвлечен-
ного психологизирования, обращенность к читателю, приемы типизации
новой активной личности характеризовали творчество и других поэтов
в переломные 40—50-е гг.
Самый значительный поэтический сборник писательницы «Мил-
лионы голубей» (1950) посвящен борьбе за мир во всем мире, что от-
ражено и в композиции книги: от стихов о прошлом и настоящем сво-
его народа автор переходит к стихотворениям о Китае, Франции, Ита-
лии и других странах, как оплот мира выступает Советский Союз. Про-
никновенное заключительное стихотворение, названное, как и весь
сборник, «Миллионы голубей», еще раз подчеркивает, что не только
судьба человека или страны тесно связана с общей борьбой за мир, но
и вся цивилизация, поэтому миллионы голубей — это миролюбивее по-
сланцы во все уголки планеты. Поэтика сборника подчинена замыслу,
социально контрастна, отражает непримиримость трудящихся к поджи-
гателям войны. Грозным предупреждением агрессору звучит стихотво-
рение «Не надейтесь, господа». Выражением всенародного протеста
против подготовки к войне стала баллада «Блуждающий корабль».
«Плавающим гробом» называют портовики загруженное оружием суд-
но, отплывшее «от статуи Свободы», так и не нашедшее пристанища у
мирных берегов. Как несокрушимые прибрежные скалы, противостоят
рабочие его разгрузке:
Уперся грузчик: «Разгружать бродягу —
да я и пальцем не пошевельну.
Разгрузкой помогать такому флагу —
Ведь это значит приближать войну».
«Долой его! Не разгружать — и баста»
«Отчаливай!» — все закричали хором.
Перевод В. Инбер
1 Клич «Но пассаран!», уже однажды поднявший людей на борьбу
лротив фашистов, несется с причалов разных стран и зовет народы к
единству. Гражданский пафос сочетается с тонким лиризмом, задушев-
ностью. Рефрену «Как прекрасен мир!» в стихотворении «Миллионы го-
лубей» отвечают городские пейзажи разных стран, напоминание о па-
мятниках искусства, о молодых людях, их будущем — и все это словно
пронизано музыкой, начиная с самой первой строфы:
Л Я шла вечернею порой.
Весь мир и Прага Золотая,
Меня пленили красотой,
И фраза скрипки колдовская,
Все повторяясь, шла со мной.
Перевод В. Инбер
Не только в поэзию, но и в прозу Пуймановой проникает стихия
музыки. Ярослав Такс даже определяет «Люди на перепутье» как «по-
лифонический роман-симфонию», соотнося многоголосье со звучанием


оркестра. Чешский критик ссылается на многие аналогичные примеры
и считает подобный синкретизм закономерным для художественной
литературы. Что касается поэзии Пуймановой, то стих ее обогащается
новыми интонациями в последующих сборниках, которые носят харак-
тер дневниковых записей, посвященных Праге, своим соотечественни-
кам, выдающимся деятелям науки и культуры других стран, социали-
стическим преобразованиям.
Все творчество Пуймановой — проза, поэзия, публицистика и ли-
тературно-критические статьи — отразило закономерное движение ли-
тературы XX в. к эстетическому постижению действительности с пози-
ций социалистического реализма. Будущим поколениям оно открывает-
реальные возможности повседневного активного участия в созидании
истории, творимой народом.
ВАЦЛАВ РЖЕЗАЧ
С именем Вацлава Ржезача (1901—1956) связаны прогрессивная
роль чешской психологической прозы в период оккупации и становле-
ние романа послевоенного времени. Картины созидания социалистиче-
ской действительности после освобождения, глубина типизации истори-
ческих явлений, обострившейся классовой борьбы, воссоздание харак-
тера коммуниста-организатора — все это художественно утверждало
новаторские тенденции. Для Ржезача, открывшего социальный план в
субъективно-психологической прозе, начался новый этап творческой
эволюции. Перелом сказался в обретении писателем последовательной
активной позиции, в принципах типизации действительности.
Ржезачу всегда были близки мир бедняков и пролетарская среда, в
которой он рос. Отец его — рабочий, специалист по ручной росписи:
фарфора, потом кучер — рано умер. С отчимом отношения не сложи-
лись. Черты его биографии нашли отражение в повестях и романах
конца 20-х — первой половины 40-х гг. Он писал о поколении, которое*
почти в детском возрасте настигла первая мировая война, вторгшаяся
прежде всего в пролетарские семьи и породившая беспризорность.
Сверстники писателя, как и герои его книг, болезненно пережили годы
кризиса и гитлеровской оккупации, поэтому выход в новую жизнь ху-
дожник ощутил особенно остро. К этому времени он стал известным
писателем и опытным журналистом, хотя двадцать лет проработал
служащим в государственном статистическом учреждении. В 1945 г.г
не разделяя буржуазную направленность газеты «Лидове новины», где
вел детскую рубрику, Ржезач переходит в газету «Праце», а в 1947—
1948 гг. руководит одним из объединений киностудии «Баррандов».
С 1949 г. до конца жизни он директор издательства «Чехословацкий
писатель».
Самые популярные его романы, широко известные в других стра-
нах, «Наступление» (1951) и «Битва» (1954) отражали исторический
перелом в жизни страны после освобождения. В основу сюжета легли
подлинные события. Писателя назначили членом комиссии по заселе-
нию чешских пограничных областей. В интервью газете «Литерарни
новины» он рассказывал: «...уже 12 мая 1945 года я оказался в Погра-
ничье. Там я понял, чего можно достичь после ликвидации немецкого
фашизма. Народная революция перерастала в социалистическую — это
был непреложный факт истории. Начав писать, я осознал, что пишу, по
существу, роман, исторический, в котором, как в зеркале, должна отра-
зиться сложная политическая ситуация во всей нашей стране. Потому-
то эта тема так привлекала меня. Я объехал все пограничные области»..
278


В романе «Наступление» события развертываются в первые месяцы
существования народно-демократической Чехословакии. В пограничном
местечке Поточная лицом к лицу встретились коммунист Багар, по-
сланный партией налаживать жизнь чешских переселенцев, и стяжа-
тель Трнец, долго скрывавший свои подлинные намерения. Неприязнь
друг к другу переросла в открытое столкновение.
Молодой механик Антош, еще не нашедший своего места в жизни,
и пожилой, но политически неопытный почтмейстер Брендль одинаково
нуждались в опеке и помощи Багара. И таких было много. Лишь кре-
стьянин Постава со своей семьей да рабочий Деймек могли стать в
первое время опорой и помогать претворению в жизнь линии компар-
тии, направленной на организацию и развитие социалистических форм
хозяйствования.
Ржезачу удалось преодолеть характерный для многих произведе-
ний того времени недостаток — изображение деятельности коммуниста
вне контакта с партийными организациями. В романе «Наступление»
Багар держит постоянную связь с районным центром, получает ряд
важных указаний, секретарь райкома партии Галчик помогает ему со-
ветом, требует исправления допущенных ошибок. Со своей стороны,
подчиняясь партийной дисциплине и мужественно признавая просчеты,
Багар умеет, когда нужно, доказать и свою правоту, проявить инициа-
тиву, быстро решать неотложные вопросы, а порой ему нелегко бывает
найти верное решение.
В непосредственных поступках и действиях проявляется характер,
уже вполне сложившийся, а его формирование мотивировано предысто-
рией. Смелость, умение быстро ориентироваться, нервозность и сдер-
жанность —- все это результат пережитого: участие в забастовках в
годы мирового кризиса, сражение в Испании в 1937 г. в рядах интер-
национальной бригады, подполье после Мюнхена, арест, гестаповские
застенки, смертный приговор, побег, а потом — баррикадные бои на
улицах Праги в майские дни 1945 г. Биография Багара убеждает в
правдивости созданного образа, объясняет специфические качества ха-
рактера героя, его взаимоотношения с людьми, большое чувство к до-
чери ткача Деймека Здене. Впервые в чешском послевоенном романе
образ и деятельность коммуниста получили столь многогранное и глу-
бокое освещение.
Целая галерея портретов строителей новой жизни возникла в пер-
вой книге задуманной Ржезачем трилогии. Писатель несколько идеали-
зировал своих положительных героев, понимал это сам и объяснял:
«Я думаю, — говорил он, — что в моей книге проявляется новое отноше-
ние к персонажам. Я люблю их. Люблю со всеми ошибками и недостат-
ками, которые присущи каждому человеку. Наверное, поэтому в «На-
ступлении» превалируют положительные типы».
В романе «Битва» Ржезач значительно больше внимания уделил
реакционным силам Пограничья, показал ожесточившуюся буржуазию,
терявшую почву под ногами. Колоритны образы инженера-помещика
Росмуса и его жены, судьи Зимы, льстивого социал-демократа Мацака,
национал-социалиста Кроулика, бывшего жандарма Яноуха и, наконец,
буржуазного интеллигента Пюхлера, космополита, декадентствующего
поэта, тоже, однако, умеющего постоять за свою собственность. Все
они, как и ряд других приверженцев старого строя, предателей, наем-
ников вроде Тимеша, пролезшего в компартию, преследуют корыстные
цели, стремятся к обогащению. Открытое выступление реакционеров
заставило писателей призывать народ к бдительности, обнажая помыс-
лы и цели тех, кто мечтал о возврате к старому. Буржуазия в романе
P7Q


«Битва» многолика и отвратительна. Тонкий психолог, Ржезач, словно
проникая в тайники человеческих душ, раскрывал помыслы и дела ма-
скирующихся контрреволюционеров. Цинизм тайных и явных врагов
социализма оттеняет добропорядочность Алены Зимовой, дочери судьи.
Она чувствует себя чужой в этом окружении, ищет пути к иной жизни.
Унаследовав некоторые черты героинь Пуймановой, образ Алены, в
свою очередь, открывал интересные возможности типизации подобных
характеров.
В целом сюжет второй книги богаче событиями исторической важ-
ности, конфликт здесь разворачивается в более широком эпическом
плане, отражая столкновение противоборствующих классов. Однако
сюжетная линия, связанная с судьбой Багара и его жены Здены,. менее
интересна, в ней сквозит сентиментальное отношение автора к люби-
мым героям, хотя продолжающаяся борьба Багара против реакционе-
ров отражена правдиво и убедительно.
Оба романа вызвали самый живой интерес общественности и, бе-
зусловно, открывали для чешской литературы новые перспективы. За-
вершить трилогию писатель думал романом «Песнь о верности и изме-
не». Он уже работал над ним, сохранившиеся опубликованные отрывки
свидетельствуют о глубоко^ проникновении в исторический ход собы-
тий и тонкости психологического анализа.
Т. СВАТОПЛУК
Проза Т. Сватоплука (1900—1972) отмечена целеустремленностью,
четкостью идейной направленности. Писатель всю жизнь боролся за
дело рабочего класса. С 1924 г. он в Коммунистической партии Чехо-
словакии. Тематика его произведений связана прежде всего с обличе-
нием удушающей атмосферы предприятий чешского магната Бати, а
после освобождения Чехословакии — с возрождением обувного комби*
ната в Злине, с борьбой против реакционеров, пытавшихся вернуться к
прежнему порядку, восстановить буржуазный строй. В поле зрения пи-
сателя также жизнь деревенской бедноты в годы кризиса. Острие сати-
ры Т. Сватоплука- направлено и против мещанства, зло и остроумно
высмеял он пражских обывателей. Не прибегая к абстрактным формам*
условности и фантастике, он создавал гротесковые по сути своей ситуа-
ции и характеры, находя их в реальной буржуазной действительности.
Степень эксплуатации, уносившей человеческие жизни, калечившей лю-
дей духовно, была столь невероятной, что любой вымысел бледнел пе-
ред правдой факта. Своеобразие творческой манеры писателя в совме-
щении документальной точности, детализации и глобального масштаба
проблематики, образов, сюжета. Политический характер его прозы стал
источником эстетического новаторства, не сразу понятого и признан-
ного, но тем не менее открывшего дорогу современному политическому
роману, художественному памфлету, сатирической повести.
Наиболее известны романы Т. Сватоплука «Ботострой» (1933)*
прославленный громким судебным процессом, который затеяли против
писателя наследники Бати, и «Без шефа» (1953), посвященный новым
хозяевам предприятия — рабочим, строителям социализма в освобож-
денной Чехословакии.
Настоящая фамилия писателя — Турек, имя — Сватоплук. Из-за
резкого разоблачительного характера произведений он вынужден был
печататься под псевдонимом. Т. Сватоплук — сын сельского- врача. Его
родители во время оккупации снабжали лекарствами партизан и были
впоследствии награждены. Сам он рано и остро реагировал на соци-
280


альную несправедливость. Окончив Академию изобразительных ис-
кусств, он несколько лет — с 1926 по 1933 г.— проработал в реклам-
ном отделе фирмы Бати, куда, скрыв принадлежность к компартии, по-
ступил специально, чтобы досконально изучить потогонную систему,
уничтожающую и калечащую людей физически. Став очевидцем, испы-
тав на себе беспощадность эксплуататоров, он создал «Ботострой», ро-
ман-памфлет, звучащий как единый, насыщенный жизненным материа-
лом монолог, как обвинительная речь против капиталистов и всего
строя. Писателю пришлось проявить немало изрбретательности, чтобы
постичь ухищрения, методы и хитроумные ловушки, расставленные для
рабочих этаким «хозяином-демократом», каким старался казаться
Батя. В сатирическом образе Шефа наследники легко узнали Батю,
тут же уволили автора и подали на него в суд.
\ Во многих последующих произведениях писатель снова и снова
утверждал и развивал, свою идейно-художественную концепцию, разо-
блачая хищничество буржуазии, жалких прихлебателей, защищая жиз-
ненные интересы рабочих. Гнев и пафос борьбы за освобождение тру-
дящихся формировали особый стиль: «Все, кто соприкасался с книга-
ми Т. Сватоплука,— справедливо подчеркивает В. Моторный в книге
о писателе, знаменательно названной «За революцию я отдал голос
свой...»,— отмечают их глубину, смелость, чистоту нравственных поис-
ков, прекрасное знание жизненного материала».
Т. Сватоплук, действительно, писал всегда о том, что глубоко по-
знал, пережил, отстаивал то, в чем был твердо убежден. Таков его из-
начальный принцип, не допускавший поверхностных суждений. Поэто-
му, задумав создать продолжение «Ботостроя», он снова поселился в
Злине, с 1947 г. работал на том же обувном комбинате, принимал уча-
стие в преобразовании батевского предприятия и в борьбе с происками
бывших наследников и реакции. В романе «Без шефа» воссоздана кар-
тина заводской жизни накануне Февральских событий 1948 г. Основ-
ные герои — производственники, в центре внимания — внутреннее пре-
ображение людей в новых общественных условиях. Впечатляют исто-
рия и образ молодой работницы Стазки, вначале необщительной, на-
шедшей позже в заоодском коллективе моральную опору и поддержку.
Писатель чутко уловил исчезновение из человеческих отношений в ра-
бочей среде стремления замкнуться, обособиться, не было больше и
страха перед возможностью оказаться на улице, опасения за будущее,
свое и семьи. Эволюция созданных характеров убедительно подтверж-
дала перелом в сознании людей и отразила сложную внутреннюю пе-
рестройку, пережитую простыми чешскими тружениками в условиях
обострения классовых противоречий, в конфликтных ситуациях, возни-
кающих из-за ошибок и по неопытности руководства. Анализ недостат-
ков занял видное место в сюжете и в характеристиках персонажей.
Роман Т. Сватоплука совсем не походил на большинство произведений
того времени с производственной тематикой еще и потому, что здесь
на первый план выдвинута проблема формирования личности.
Актуальность темы подтверждает примечательная история мораль-
ного падения Ланга — первого рабочего директора, человека, поль-
стившегося на незаконные блага и ставшего в конце концов пособни-
ком политических изменников. Автор выбрал особый аспект для эволю-
ции этого характера. Детально изображено, шаг за шагом прослежено
.движение бывшего активиста вниз по скользкой лестнице, подставлен-
ной реакционерами. Его уверенно ведет их ставленник — хитрый и
льстивый Андерле, пролезший на должность секретаря директора.
«Хмельная жизнь, барские соблазны — все, в чем погряз теперь Ланг,


разлагало его политически... Появились черточки шефовского упоения
властью, повседневный труд стал тяготить его. Ланг перестал быть на-
стоящим человеком, челозеком в подлинном и глубоком смысле этого
слова, и, стало быть, перестал быть коммунистом. Зазнавшийся, внут-
ренне опустошенный, он все дальше уходил от правды...».
Поэтому в Февральские дни, когда рабочие оттеснили реакцию,
взяв власть в свои руки, «Ланг наблюдает события как бы с другого
берега». Деградация директора — серьезное предостережение, призыв
к бдительности. Т. Сватоплук был первым, кто обратил внимание об-
щественности на грозящую социализму опасность. По-разному была
встречена его книга, однако жизнь подтвердила правоту автора, и уже
не только сверстники, но и следующее поколение писателей в годы кон-
солидации после кризиса 1968 г., выявляя причины серьезных просче-
тов в вопросе подбора кадров на руководящую работу, создавали ана-
логичные литературные характеры. Продолжателями Т. Сватоплука
в 70-е гг. стали Божена Роттерова, Мирослав Рафай, Иозеф Кадлец,
Владимир Клевис и другие.прозаики, помогавшие своими «антигероя-
ми» обнаружить чуждую мещанскую суть психологии обывателя, заняв-
шего пост руководителя.
Стилевая концепция «Без шефа» отличается от «Ботостроя». Этот
роман написан в другом ключе, хотя и в нем весьма ощутимо публи-
цистическое начало, так как «вырос» он из очерков, репортажей, рас-
сказов об известном обувном комбинате «Свит» в Готвальдове (бывшем
Злине), о его людях и проблемах. Основным принципом изображения
характеров стала здесь присущая классической традиции «диалектика
души». Т. Сватоплук не однажды с уважением и восторгом отзывался
о чешских и русских реалистах, отмечал их огромное влияние, испытан-
ное им и его современниками. В воспоминаниях он писал: «Патриотиз-
му нас учил Ирасек, который, кроме этого, учил нас ненавидеть иезуит-
ство и ложь креста. А потом наше сердце завоевали русские реалисты
Толстой, Чехов, Успенский, Достоевский. Мы буквально проглатывали
«Воскресение», «Анну Каренину», «Преступление и наказание», «За-
писки из Мертвого дома». Мы отдали сердце Горькому, читали Пушки-
на, а потом пришел Маяковский, мы увидели советские кинофильмы,
услышали музыку — живой источник человечности, и не было всему
этому ни конца, ни края».
Таким образом, Т. Сватоплук наряду с Пуймановой и другими чеш-
скими писателями, опирающимися на классическое наследие, как бы
заново открывал для молодой национальной литературы послевоенного
периода одно из главных стилевых направлений, хотя долгое время
критикам казалось, будто его новые произведения стоят особняком. Та-
кое впечатление складывалось потому, что в творчестве Т. Сватоплу-
ка часто возникали сюжеты и характеры, отражающие явления в их
зачаточном состоянии. Он был прозорлив, смел и действительно не-
сколько опережал других писателей, главным образом в воспроизведе-
нии актуальных политических ситуаций, жизненных проблем и кон-
фликтов. Так, продолжая тему об угрозе обществу со стороны обыва-
тельской психологии, он видит ее проявление в обыденном и все же не-
обычном случае. Юмористическая новелла «Шведский мрамор» (1961)
зло высмеяла стремление мещанина казаться не хуже других, не от-
стать от уровня показного благополучия, от моды, даже если это мо-
гильная плита. Смешно и абсурдно. Но именно гротесковость ситуации
обратила внимание на давно назревшую необходимость предотвратить
разрастание мещанства, проникающего во все слои современного обще-
ства.


Каждое из наиболее значительных произведений Т. Сватоплука
определяло в свое время идейно-эстетический уровень литературы,
наиболее высокую точку ее развития и намечало направление движе-
ния, открывало перспективы. Его творчество до сих пор ориентирует
на бескомпромиссное разрешение морально-этических конфликтов,
источником которых являются социальные, классовые, политические
проблемы в жизни общества. Особенно непримирим был писатель к
«буржуазной идеологии, к мещанской ограниченности, мешающей
утверждению социалистического сознания и гуманизма, за которые он
'боролся всю свою жизнь. Его заветной мечтой было дописать роман
«Солдат революции», над которым он работал последние годы. Он вел
рассказ о жизни веселого, мужественного парня — чешского комму-
ниста Славки, начиная с 1938 г. вплоть до освобождения Чехословакии.
К сожалению, лишь отдельные фрагменты и письма автора свидетель-
ствуют о замысле.
Писатель тяжело переживал кризисную ситуацию конца 60-х гг.,
считал, что дружба с CCCt\ которую стремились нарушить реакционе-
ры,— «точный барометр», показывающий отношение людей к происхо-
дящему у себя в стране. Уже будучи больным, Т. Сватоплук вошел в
комитет, подготовивший организацию нового Союза писателей.
ЯН ОТЧЕНАШЕК
Психологическая проза Яна Отченашек,а (1924—1979) прежде все-
го свидетельствует об идейно-художественных достижениях чешской
литературы 50-х гг. И в дальнейшем каждый его роман — все более
углубленное исследование духовного мира современника, вклад в со-
вершенствование чешской прозы. Его произведения противостояли
упрощенности и схематизму, однолинеиности претворения сложного
процесса становления личности в условиях коренной ломки обществен-
ных отношений. Жизненная полнота и правдивость образов, четкость
замысла и ведущих тенденций в обрисовке характеров, крепко связан-
ных с актуальными вопросами времени, были результатом большого
жизненного опыта писателя, его незаурядной способности художника
активно вмешиваться в дела страны. Сопричастность, чуткость к изме-
нениям народной жизни, ко всему несправедливому — особенности ми-
роощущения и таланта Отченашека, писателя и мыслителя.
Он родился в Праге, в 1943 г. окончил Торговую академию, был
заводским рабочим, принимал участие в деятельности подпольной ком-
мунистической организации, после освобождения Чехословакии работал
в химической промышленности, а с 1952 г.— в секретариате Союза че-
хословацких писателей. С 1956 по 1959 г. Отченашек — первый секре-
тарь Союза чехословацких писателей. Все последующие годы посвяще-
ны исключительно писательской деятельности, созданию художествен-
ной прозы, сценариев для кинофильмов. Многосерийные картины на
актуальные темы с успехом шли на телеэкранах Чехословакии. Не-
оконченным остался последний роман — часть задуманного автором
эпического полотна о современности, над которым он усиленно рабо-
тал, уже будучи серьезно болен. Судить о замысле можно по конспек-
там, наброскам, отрывкам.
Черты чешского романа 50-х гг., сложившиеся в результате углуб-
ления психологизма, проступили наиболее четко в творчестве Отчена-
шека, Фрида, Плугаржа. Их герои, находясь обычно в предельно кри-
тической ситуации, поставленные перед необходимостью выбора жиз-
ненного пути, обнаруживают сугубо индивидуальные свойства харак-


тсра. При этом романисты типизируют явления эпохи, отражают лич-
ную и общественную жизнь современника, особенности его мйропонима-
ния и, главное, становление нового мировоззрения. Именно Отченашек
положил начало художественному освоению сложного отношения чело-
века к окружающей его социальной обстановке. Аналитическая проза
Отченашека, давно и хорошо известная у нас и в других странах, опро-
вергала утверждения буржуазной критики, будто изображение социа-
листической действительности, как и сам метод социалистического реа-
лизма, не способствуют развитию психологизма.
Уже в первом романе «Полным шагом» (1952) о положений дел<
на кирпичном заводе в первый год пятилетки писатель преодолевает
схематизм в- освещении производственной темы: его привлекают далека
не простые человеческие взаимоотношения, разные судьбы. Разверну-
тое, обстоятельное повествование отличает это произведение от других
тематически близких чешских романов тех*лет. Суховатому, односто-
роннему изображению трудящихся противостоят полноценные в худо-
жественном отношении- колоритные образы специалистов высокой ква-
лификации, таких как Алоис Крейза, сорок лет обжигавший кирпич.
«Люди на заводе звали его Глиной,— пишет Отченашек.— Была на то
причина ...Посмотрите на его лицо! Испещренное глубокими складка-
ми, оно стало особого, серо-желтого цвета кирпичной пыли».
Сращенность с заводом и делом подчеркнута и в других портретах,,
в речевой характеристике кадровых рабочих (повествование изобилует
диалогами), в эмоциональном тексте от автора и от лица героев. Атмо-
сфера напряженного труда, перестройки производства, порой зашедшие
в тупик личные, интимные отношения, как в случае между учительни-
цей Лидой и рабочим парнем Карелом,— все вместе воссоздает карти-
ну жизни страны, вступившей в новую историческую эпоху. Люди еще
не верят в возможность преодоления социальных преград, поэтому и,
Карел долгое время сторонится Лиды. Экстремальные ситуации (по-
жар на заводе, драка, затеянная коммунистом Карелом из-за Лиды)
раскрывают натуры цельные, но необузданные, дают возможность по-
казать поведение людей, которым еще предстоит трудная внутренняя
перестройка. Этот важнейший план сюжета связан с мыслью о необхо-
димости для рабочей молодежи усвоить традиции пролетарской среды,,
жизненные принципы старых коммунистов. Сложившиеся в классовых
боях характеры отца Карела Стрнада, старика Глины, других уважае-
мых в коллективе ветеранов труда открывают реальную перспективу
преемственности в процессе становления личности.
Роман «Гражданин Брих» (1955) подробно раскрыл эволюцию со-
знания современника. Задавшись целью воссоздать процесс во всей
сложности, писатель сосредоточился было исключительно на размышле-
ниях и личных делах инженера Бриха, на его переживаниях и потер-
пел неудачу. Несколькими годами позже Отченашек рассказал о томг
что ему пришлось уничтожить первый вариант рукописи-романа, где он
хотел ограничиться лишь психологической проблематикой и повел по-
вествование от первого лица. «Я нашел верное решение,— признавался
писатель,— только тогда, когда понял, что правда будет воплощена в-
характере при условии, что решающим судьбу персонажа фактором
станет окружение, все, что воздействует на человека, формирует era
личность».
Эпическая основа психологизма осознается писателем как залог
художественной правдивости. Это и становится, исходным в романе.
Развивающиеся в нем события всесторонне осветили непримиримость
классовых противоречий, обнажили низость буржуазии, предавшей ин-


тересы народа в Феврале 1948 г. В тяжелом состоянии оказались тогда
колеблющиеся вроде Франтишека Бриха, выходца из простой семьи,
усвоившего, однако, взгляды и мораль буржуазии со студенческой
скамьи. В силу своей психологии он не мог понять и принять измене-
ний и, будучи человеком честным, искренним, не желая притворяться,
лицемерить, готовится покинуть родину. К этому шагу его толкает
большое чувство к Ирене, которая уезжает вслед за богатым мужем,
другом Бриха со студенческих лет. Ночь в лесной сторожке на грани-
це, проведенная вместе с будущими эмигрантами в ожидании провод-
ников, открыла Бриху и Ирене всю низость этих людей, и они остались
на родине. Им будет нелегко включиться в новую жизнь, но выбор ими
сделан, их судьба определена. Принятое в последний момент решение
логически обосновано многими перипетиями сюжета, подтверждающи-
ми, как нелегко завоевать право быть гражданином своей страны.
В романе показаны роль коллектива и помощь коммунистов в ста-
новлении нового мировоззрения героя. Если характер коммуниста Бар-
тоша, человека замкнутого, может быть, даже несколько ущемленного
из-за одиночества, вряд ли мог расположить Бриха, то влияние рабо-
чего Патеры на эволюцию взглядов главного героя раскрыто интересно
и убедительно. Проходящая через весь роман, интенсивно развиваемая,
эта сюжетная линия значительно обогащает оба характера. Несколько
преувелична зловещая роль Мизины в судьбе Бриха, хотя сам по себе
образ приспособленца, доносчика и предателя выписан детально, ярко
и оставляет сильное впечатление. Важно также его место в общей
структуре романа: автор верно отразил соотношение сил в переломный
период Февральских событий 1948 г.
Роман «Гражданин Брих» утверждал политический план освеще-
ния сугубо личного, индивидуального в жизни человека, его внутрен-
него мира и поисков своего пути. Хотя в сюжет не включены непосред-
ственно события Февраля, но все его внутреннее движение обусловлено
ими. Рисуя разные судьбы и характеры, развивая второстепенные сю-
жетные линии и передав в романе общую атмосферу времени, Отчена-
ше№ создал многоплановое произведение, новаторское не только с точки
зрения проблематики и темы, но и в смысле принципов психологиче-
ского анализа, что было чрезвычайно важно для чешского романа, пре-
одолевавшего однозначное изображение современности и духовного
мира человека. Позиция писателя определила концепцию последующих
произведений и повлияла на творчество других романистов.
Сюжет небольшой повести «Ромео, Джульетта и тьма» (1958) —
история духовного рождения людей в трагические дни оккупации Че-
хословакии фашистами. Отченашек нашел свое художественное реше-
ние антифашистской темы в рассказе о двух влюбленных. Примечатель-
но, что юные Эстер и Павел, спрятавшиеся в мастерской портного,
окружены старыми вещами, которые так контрастируют с их обновлен-
ным, приподнятым состоянием. Несовместимость вещного мира с на-
строением героев, с содержанием их духовной жизни символична. Та-
ким образом, в деталях проявляется единство замысла и поэтики: кон-
траст необходим для достоверного изображения «прорыва» вечного,
светлого, высокого сквозь мрак времени. Подвиг Эстер — она выходит
из укрытия ради спасения Павла и его семьи — венчает ведущую сю-
жетную линию. Трагизм и героическое начало, сливаясь воедино, при-
дали сюжету черты легенды. При этом сохранены вполне реальные об-
стоятельства, исторически конкретная перспектива движения характе-
ров — Павел, как и Эстер, не сможет оставаться прежним, коль
однажды.поступил честно и смело, не убоявшись за свою жизнь.


В романе «Хромой Орфей» (1964) Отченашек снова вернулся ко
времени фашистской оккупации, показал на сей раз поиски молодежью
пути к активному сопротивлению фашизму. Разобщенность действий,
не всегда тщательно продуманные поступки членов тайного общества
«Орфей» отразили довольно типичную для тех лет ситуацию. Несмотря
на некоторую растянутость изложения и недостаточную мотивирован-
ность отдельных характеров, роман в целом запечатлел удушающую
атмосферу протектората и внутреннее неприятие молодыми патриотами
приспособленчества, их непреклонное стремление к деятельному
сопротивлению.
Сюжет романа «Когда в раю шел дождь» (1972) связан с совре-
менностью. В нем воплощены само течение жизни, трудности быта, че-
ловеческие радости, рождаемые взаимным чувством любви, повседнев-
ными заботами и трудом. Названием, историей уединившихся супругов,
которая ассоциируется с библейской легендой об Адаме и Еве, писа-
тель подчеркивал свою обращенность к изначальным истокам бытия.
Герои — двое любящих молодых пражан, Лида и Петер. Они задума-
ли оборудовать под жилье и отель для туристов заброшенный большой
дом на Шумаве, принадлежавший прежде богатым немцам. Форма
дневниковых записей, в которой выдержано повествование, позволяет
следить за развитием событий и всеми перипетиями их отношений.
Юмор, остроумие в трудных ситуациях гасят возникающие недоразуме-
ния, в конце концов их чувство крепнет.
В романе продолжено многое из того, что было намечено в повести
«Ромео, Джульетта и тьма». Аналогичная ситуация — изолированность
от окружающих — позволила автору сосредоточить внимание на изо-
бражении внутреннего мира и взаимоотношений персонажей. Уедине-
ние, непривычная для городских жителей обстановка не противоречат,
однако, историзму характеров, напротив, подчеркивают необходимость
разобраться в собственных мыслях и чувствах после неразберихи кри-
зисных лет.
Обращение Отченашека к житейскому круговороту и стремление
разглядеть, выявить нечто гораздо большее, значительное характерны
для чешской прозы начала 70-х гг., избирающей объектом художест-
венного исследования самые неожиданные жизненные ситуации. Их на-
рочитость не следует воспринимать однозначно. Нечто экстравагантное,
привлекающее внимание своей необычностью, обостряет восприятие не-
избежной связи сугубо частного, личного с состоянием общества. Таков
смысл ситуации и в романе Отченашека «Когда в раю шел дождь». Пи:
сатель, как прежде, не отрывал своих героев от течения общенародной
жизни. Поэтому закономерен его выход к эпопейности в задуманном,
но уже не осуществленном романе. Судить о замысле и автобиографи-
ческой канве сюжета позволяют конспекты, наброски, отрывки, по-
смертно изданная книга «Искушение на острове Катарина» (1984), по
сути, экспозиция к главным событиям в жизни героя — кинорежис-
сера Иржи, «заблудившегося в собственной жизни». В. Рзоунек в мо-
нографии «Ян Отченашек» (1985) пишет о его последней книге: «Ро-
манное действие опирается на историю, однако еще не получило доста-
точного развития, чтобы судить о синтезе, к которому так стремился
Отченашек в 70-е годы. И все же важна цель: писатель почувствовал
настоятельную необходимость переоценить собственную жизнь в свете
общественного развития». И в самом деле, биографические моменты
проступают в сохранившемся тексте о детстве главного персонажа и
действительности буржуазной республики, нацистской оккупации, на
страницах о Феврале 1948 г., о трудностях 50-х—60-х гг. Это должно


было стать новым явлением в чешской прозе, да и прежние его произ-
ведения определяли ее этапы, отразили вступление страны в новую эпо-
ху и преображение людей. Они историчны, ибо в них прослеживается
духовная жизнь народа в переломные моменты, когда решалась судьба
страны и каждый человек должен был обрести твердую позицию, нрав-
ственную и гражданскую.
PI все же плодотворным поискам чехословацких.прозаиков на ру-
беже 50—60-х гг., главному направлению развития социально-психоло-
гического романа противостояли исследование сугубо личных, интим-
ных переживаний людей, утрата четких социальных критериев. Исто-
рическая обстановка становилась при этом лишь фоном, литературный
характер утрачивал общественное значение. Кризисное состояние чехо-
словацкой литературы углублялось, несмотря на противодействие наи-
более стойких в идейном отношении писателей и критиков. Отступле-
ние от марксистско-ленинских принципов в КПЧ, активность право-
оппортунистических элементов, их блок с контрреволюционными сила-
ми — все это сказалось на состоянии литературы. В кризисной ситуа-
ции руководители тогдашнего Союза чехословацких писателей сотруд-
ничали с теми, кто ревизовал марксизм и стремился вернуть страну на
путь буржуазного развития. '
С преодолением кризиса в стране и приходом к руководству здо-
рового ядра компартии литература тоже вступила в новую фазу раз-
вития.
ДОСТИЖЕНИЯ НОВЕЙШЕЙ ЛИТЕРАТУРЫ
(70 - 80-е гг.)
Чехословацкая литература в условиях преодоления кризисного со-
стояния страны укрепляла свои передовые позиции. Сплочению наибо-
лее активных представителей искусства способствовало создание новых
творческих союзов. Учредительный съезд Союза чешских писателей
проходил 31 мая — 1 июня 1972 г. Председателем Союза был избран
Ян Козак, возглавивший в 1977 г. вновь созданный Союз чехословац-
ких писателей. В докладе съезду о состоянии и задачах литературы он
призывал развивать творческий метод социалистического реализма,
опираясь на классику 20—30-х гг. «Социалистический реализм для
нас — это возможность литературы реагировать на неустанно разви-
вающуюся социалистическую жизнь и обогащаться самой»,— говорил
Козак, подчеркивая необходимость художественного исследования чело-
веческого характера в аспекте общественной деятельности. Как одну
из особо важных он выдвинул тему разоблачения мещанства. В те же
дни проходил II Съезд Союза словацких писателей под руководством
нового председателя Андрея Плавки, самобытного поэта и прозаика,
вступившего в литературу еще в конце 20-х гг. В резолюциях обоих
съездов подчеркивались рост активности писателей, их верность идеям
социализма.
Основополагающее значение для практического укрепления преем-,
ственности имели в начале 70-х гг. выступления и труды литераторов-
марксистов старшего поколения — Ладислава Штолла, Иржи Тауфера,
Иозефа Рыбака. Они приняли самое активное участие в организации
писательской общественности и подготовке новых литературных изда-
ний. Рыбак и Тауфер были первыми редакторами журнала нового


Союза чешских писателей «Литерарни месичник». Внимание широких
кругов привлекла успешно прошедшая в октябре 1973 ,г. конференция
по проблемам теории социалистического реализма, в которой приняли
участие не только чешские и словацкие ученые, писатели, критики, но
и литературоведы других стран. Нелегкое, но интенсивное преодоление
последствий кризиса, вступление чехословацкой литературы на путь
дальнейшего развития принципов социалистического реализма стали
возможными благодаря давним революционным традициям, глубокому
демократизму обеих национальных культур; сказались также крепкие
связи с наиболее прогрессивной частью мировой культуры и, главное,
общеевропейский уровень искусства социалистического реализма.
На каждом новом этапе очень часто в общей иерархии жанров
происходит перемещение, авангардную роль'отвоевывают те формы, в
которых с большей наглядностью проступает новаторство, выражающее
дух времени, наиболее прогрессивные идеи. В обстановке консолидации
передовых сил общества роман быстро, к середине 70-х гг., завоевывает
главенствующее положение. Отражение действительности военных лет
начинает «вклиниваться» в современную тематику. Так строят свои
сюжеты многие прозаики, преодолевая временный отход от эпичности.
Познание окружающего* его творческое осмысление началось, как от-
мечали чехословацкие критики, с «возвращения в детство», к тому, что
лучше всего знакомо. Эта тема в творчестве молодых становилась креп-
кой реальной почвой, на которой вырастала их социальная концепция,
утверждалось свое видение окружающего. Мир детства суровых воен-
ных лет отразили многие начинающие писатели. Они часто сопоставля-
ли при этом прошлое с современностью. Таков сборник рассказов
Франтишека. Ставиноги «Песенки с сюжетом» (1975), дающий пред-
ставление о духовной жизни подростка как в период фашистской окку-
пации, так и после освобождения страны.
Развитие малых жанров шло в направлении утверждения эпич-
ности, образование тематических циклов повестей и рассказов способ-
ствовало возникновению романных форм. Своеобразие стиля таких ро-
манистов, как Я. Моравцова, М. Рафай, Я. Костргун, складывалось в
малых жанрах, к которым они снова возвращаются. Автор широко из-
вестного романа «Мой мальчик и я» (1974), Я. Коларова, не потеряла
интереса к более компактным формам, создавая повести с общественно
значимой, актуальной проблематикой. Не прошли бесследно для ста-
новления эстетических взглядов прозаиков повести и небольшие эскизы
своеобразной книги Павла Францоуза (р. 1932) «Такая тишина»
(1974), ибо писатель осветил истоки формирования нравственности со-
временника, критиковал обывателя, его антиобщественную позицию и
создал незабываемые образы тружеников. Полон сдержанного внутрен-
него драматизма сюжет совсем небольшого рассказа «До последней
минуты». Напрасно надеется старый дорожный рабочий Беранек на то,
что приехавший начальник не поведет речь о его уходе на пенсию.
Францоуз, проникая в тайники человеческой души, сумел создать исто-
рически значимые характеры, обрисовав их всего лишь несколькими
штрихами.
Первый сборник повестей Эвы Б ер н ар д и новой (р. 1913)
«Доброе слово» (1976) нашел широкий отклик в Чехословакии. До
этого ее знали как опытную журналистку, талантливую поэтессу. Че-
тыре повести посвящены не столько строительству плотины, изменив-
шему жизненный уклад местных жителей, сколько им самим — их труд-
ному восприятию «вмешательства» стройки в спокойную красоту края,
непривычному ритму каждодневных дел, возникающим конфликтам.


Пафос всей книги определил призыв помочь людям, которые в силу
новых жизненных обстоятельств оказываются на распутье, не могут
расстаться с исстари заведенным порядком. Отсюда и название послед-
ней повести и всей книги.
Утверждение эпичности особенно явно проявлялось в «деревен-
ской» прозе начала 70-х гг., в творчестве Яна Козака, Богумила Ржиги,
Яна Костргуна, Богумила Ногейля. Особым успехом пользовалась по-
весть Ярослава Матейки (р. 1927) «Наш дедушка Йозеф»
(1973), полная жизнерадостного юмора и открывшая для современной
прозы о деревне, возможность освещения естественных связей прошло-
го, настоящего и взгляда в будущее. Героями повести Матейки стали
почти столетний дед-виноградарь и его друзья балагуры, многое пови-
давшие на своем веку, охотно спорившие о политике, обсуждавшие на-
сущные вопросы — ведь их волновала судьба внуков, недаром же они,
известные упрямцы, так настойчиво воевали против старых порядков.
Каждому было что рассказать: «Один сапожник шил обувь так, что
и в Вене носили его ботинки. Другой выдерживал вино, какое теперь
пьют только короли в сказках. Третий строил дома, плотины, мельницы
й бродил по свету. В старости пел на похоронах. Наш дедушка делал
все. И на похоронах тоже пел. Он пел до самой смерти».
Беседы друзей о прошлом, о новостях пересыпаны шутками, посло-
вицами, поговорками, то и дело возникают смешные эпизоды, расска-
зываются комичные истории. А за всем этим —•■ мудрость людей, про-
живших не один десяток лет, суждения, которые заставляют читателя
смеяться от души и размышлять о важных проблемах. Герои Матейки
напоминают ванчуровских правдоискателей из «Уголовного процесса».
Та же стилевая тенденция продолжена в повести «Якуб Немрава»
(1984) уже с развернутой системой образов обитателей небольшого
местечка и многими сюжетными линиями, что дало повод критикам
относить это произведение к жанру романа. Автобиографический стер-
жень композиции и принцип устного рассказа с продолжением, связую-
щими звеньями между главами придают фольклорный, притчевый ха-
рактер изложению истории о чудаковатом добросердечном герое «неу«
дачнике» с такой смешной неблагозвучной фамилией. Простор для-'
авторской иронии и подтекста дает целая цепь далеко не случайных
эпизодов о беспорядках, бесчинстве недобросовестных людей то в го-
родке, то в художественном училище, студентом которого был Якуб.
Объединенные определенным замыслом, свободной, но четко продуман-
ной манерой повествования, они воссоздают довольно многогранную
картину современной действительности с ее положительными и отрица-
тельными сторонами.
Менее успешными оказались романы «Соотечественники и отступ-
ники» (1979) и «Куда идете, соотечественники» (1981), охватившие пе-
риод войны и первые послевоенные годы до Февральских дней 1948 г.
Ушедший семнадцатилетним юношей к -партизанам, а затем активно
включившийся в строительство новой жизни Матейка, о многом писал
по личным воспоминаниям и опираясь на документы, изученные им,
историком по профессии. Он — автор монографии «Клемент Готвальд»
(1973) и ряда исследований о современности. И все же талант Матеи-
ки-писателя ярко проявляется в стиле его произведений, впитавшем на-
родную мудрость и колорит родной речи, прежде всего в безудержном
юморе, в сатире с гротесковыми ситуациями и характерами.
Тенденция создания цовестей с развернутым сюжетом, использова-
нием ретроспекции характерна для 70—80-х гг. Подтверждают это, в
частности, и произведения Иозефа Фрайса (р. 1946). После


окончания горного училища он работал в шахтах и каменоломнях.
Свой жизненный опыт Фрайс воплотил в повести «Мужчины подзем-
ного континента» (1977). Небольшие главки типа дневниковых записей
отражают то годы учебы, то работы в забое. В конце концов возникает
картина жизни шахтеров, и прежде всего начинающих молодых рабо-
чих. Строптивый повествователь Студент, за которым так и осталась
эта кличка, не похож, конечно, на своенравного старика Молату, но
что-то традиционное есть и в его характере. Вместе с опытом старого
шахтера молодежь восприняла его разумное спокойствие, по существу
спасшее жизнь горячему, невыдержанному бригадиру во время завала
в шахте. Эту книгу чешские критики сравнивают с «Первой спасатель-
ной» К- Чапека, но, думается, еще ближе Фрайсу концепция и «Сире-
ны», и «Шахтерской баллады» М. Майеровой. Об этом свидетельствует
и его роман «Забой» (1978) с развернутой панорамой жизни Острав-
ского края от 30-х до 70-х гг.
Обращение к периоду оккупации позволило писателю «заглянуть»
в прошлое своего ровесника, раскрыть истоки поистине мужских харак-
теров. Герой книги «Клеть, полная силачей» (1978), сын чешского вое-
начальника, восстает против приспособленчества к новым гитлеровским
хозяевам. В войну Карел, еще школьник, со свойственной юности го-
рячностью сразу решил, что нельзя стать «запуганным, трясущимся
кроликом, который живет в надежде, что желтое око хищника из став-
ленников протектората именно его не заметит». По форме это роман-
исповедь о том, как рождался протест чешской молодежи, вступавшей
в антифашистское Сопротивление. Той же проблеме становления духов-
ного мира подростка посвящена и первая новелла Фрайса «Война меж-
ду лебедями», изданная только в 1983 г. И все же писатель более при-
вержен тематике текущего дня. Исследуя духовный мир современника,
он все более активно восстает против несправедливости, внутренней
опустошенности людей с нечистой совестью, против взяток и спекуля-
ции. В рабочем коллективе обрел духовное равновесие герой романа
«Рождение мира» (1981) Камил, вынужденный уйти из большого спор-
та. После долгой бездумной жизни «прибивается» к своему берегу уже
немолодой шофер — главный персонаж, от лица которого ведется пове-
ствование в книге «День, когда горели подсолнухи» (1982). Романы
«Дерево в конце пути» (1985), «Жестяной соловей» и «Восьмой день
недели» (1986)—своеобразный триптих о творчестве артистов, музы-
кантов и писателей, сложных отношениях в коллективах, где постоянно
идет борьба за истинное искусство.
Искания тридцатилетних, обретение самого себя, выбор места в
жизни занимают также Иржи Швейду (р. 1949). В романе «Ава-
рия» (1975) и в новелле «Окна без решеток» (1983) герои полагают,
что они, как личности незаурядные, могут претендовать на особое по-
ложение в обществе и большую материальную обеспеченность. Круше-
ние их надежд, состояние изолированности, одиночество — серьезное
предостережение молодым людям.
Против эгоизма и скупости, мещанской расчетливости в отношениях
с людьми направлен двухтомный роман «Молох» — «Поиски равнове-
сия» (1983) и «Конец сезона» (1985). Разные Профессии, самобытные
характеры, непохожие судьбы героев — хоккеиста Вагнера, сценариста
пражской киностудии «Баррандов» Смолика, инженера Краля, но те-
чение действия, главные сюжетные линии открывают для них всего
лишь две возможности, как для всякого человека, живущего в социали-
стическом обществе: либо преодолеть жажду наживы, умерить амби-
ции и честно, в меру своих сил и способностей трудиться, либо под-


даться разъедающей нравственные устои морали обывателя. Швейда
поднял острые вопросы, мотивируя их убедительным изображением
жизни спортсменов, закулисной борьбы представителей искусства, усло-
вий труда на химических заводах, которые он знает особенно хорошо.
Проза 70—80 х гг. при многообразии стилевых тенденций и жан-
ров все более обнаруживает стремление писателей к развернутому по-
вествованию, охватывающему значительный отрезок времени, к показу
исторически обоснованного изменения психологии героя, эволюции ха-
рактера. Высокой художественности на этом пути благодаря овладе-
нию балладной формой достиг Франтишек Ставинога
(р. 1928). Прежде он работал на шахте им. К. Готвальда неподалеку
от Хладно. Знание рабочей среды, причастность к общему делу и чув-
ство ответственности сказываются в его произведениях, в понимании
им роли писателя, его долга перед народом и страной. Сам Ставинога
считал «отличной школой» для себя сотрудничество в областной и крае-
вой печати. Сборник рассказов «Песенки с сюжетом» и повести из жиз-
ни горняков «Фигурки из руды» (1976) значительно, как и все ранее
написанное, отличаются от его прозаической баллады «Как должно
умирать» (1975) о смертельно больном русском партизане и приютив-
шей его семье валашского крестьянина-бедняка, расстреляйной за это
фашистами. Нравственную проблему — как* должен вести себя человек
в трагической жизненной ситуации — писатель освещает в духе тради-
ции Фучика, Пуймановой, Отченашека. Выдвинутая чешским писателем
альтернатива близка по своему нравственно-философскому смыслу к
той идейной, моральной и политической задаче, которую решал Василь
Быков в «Сотникове». Сходны не столько ситуации (хотя и в том ив
другом произведении положение главного героя не оставляет надежды
на спасение), сколько характеры. Это совсем не приспособленные к
фронтовой обстановке интеллигенты. Сотников — учитель, Григорий^
герой произведения Ставиноги,— начинающий музыкант, студент кон-
серватории. И оба они, люди высокого нравственного долга, безупреч-
но держатся до самого конца, до последней минуты жизни. С честью
умирают и все члены семьи крестьянина Пагача — герои Ставиноги,
так же, как Степанида в повести В. Быкова «Знак беды», как герои
«Карьера».
В произведениях Быкова и Ставиноги есть характеры-антиподы;,
образы фашистов, их прихвостней, предателей. Они оттеняют величие
реалистически воссозданных и выведенных на уровень легенды натур
цельных, во всей полноте проявляющих себя в столкновении с врагом,
в трагической ситуации. Общность проблематики, идейно-эстетических
задач обусловила выбор авторами балладной структуры.
Роман Ставиноги «Кому принадлежит будущее» (1979) — это уже
полувековая история семьи шахтера Адамца, начиная с кризисных лет
конца 20-х гг. Классовые бои определили разные жизненные пути его
шестерых детей. Раскрытие характеров в условиях производства и по-
литической борьбы, продолжение традиций Майеровой позволяют счи-
тать роман Ставиноги произведением значительного эпического мас-
штаба. Цикл повестей о жителях Кладно«В Сусликовой долине» (1981J
й «Пасторали у подножия Бескид» (1983)—новая проба пера в обри-
совке жизни разных социальных слоев.
Интенсивно развивается фантастическая проза, «проникая» в малые
Жанровые формы и существенно влияя на многотомные nqTopH4ecKne
по своему типу романы. Общественная значимость фантастики ярко
проявилась в произведениях Иозефа Несвадбы (р. 1926). Еще
на рубеже 50—60-х гг. в его творчестве начала вырисовываться ориги-


нальная стилевая тенденция, отмеченная условностью художественных
образов и гротесковостью ситуаций. Роман «Тайное известие из Пра-
ги» (1978) отразил кризисное состояние общественной жизни Чехосло-
вакии конца 60-х гг., происки реакции. Писатель показал также дело-
вой мир Америки. Его главные герои литератор Иозеф Н. и сам пове-
ствователь, врач-психиатр, приехавший в США стажироваться, подав-
лены бешеным темпом жизни, спешкой, бесцельной суетой, полным
равнодушием окружающих, бесправием и жалким существованием чеш-
ских' эмигрантов, вынужденных буквально пресмыкаться перед хозяе-
вами, которые их подкармливают. Бесцеремонны предприниматели, за-
казавшие Йозефу сценарий к фильму об уничтожении цивилизации.
Абсурдность происходящего и в США, и в^реакционных кругах Чехо-
словакии воплотили несколько сюжетных линий и колоритных характе-
ров. Поиски человека, ненавидящего весь мир и способного остановить
прогресс, не увенчались успехом. Замысел романа Несвадбы — предо-
стеречь от зловещих намерений буржуазных дельцов, не щадящих че-
ловечество.
В обновлении прозы 70—80-х гг. значительную роль играет Иозеф
Рыбак (р. 1904), автор книг «Уроки босоногим» о детстве дедушек и
бабушек нынешней детворы, воспоминаний «Волшебная палочка», очер-
ков «Пальцы в чернилах» об искусстве, литературе и общественной
жизни последних десятилетий. Его проза, поэзия, публицистика словно
пролагают мосты из недавнего прошлого в настоящее, отвечая интересу
молодежи к духовной жизни предшествующих поколений, утверждая
преемственность. Многие писатели стремятся выявить непреходящее
значение веками слагавшихся моральных ценностей, сопоставляют их
с нравственными критериями своего времени, оттеняя исторические
перемены в судьбе народа и новое миропонимание. Иной уровень худо-
жественного мышления, естественно, влияет на концепцию и стилевые
особенности произведений. Историческая проза меняет свой облик.
В романах Милоша Вацлава Кратохвила (р. 1904)
«Европа кружилась в вальсе» (1974) о событиях начала XX в., о рус-
ской революции 1905 г. и «Европа в окопах» (1977) о первой мировой
войне действие доведено до современности. Но несмотря на это, дило-
гия воспринята как произведение историческое. Разветвленность сюжет-
ных линий, эпохальная масштабность картин, их достоверность, доку-
ментированность текста решили вопрос о месте романов Кратохвила в
жанровой системе современной литературы. Дистанция, необходимая
для исторических произведений, выражена писателем в литературных
характерах, явно относящихся к прошлой эпохе. Именно так изображе-
ны в романе «Европа кружилась в вальсе» прежде всего Франц-
Иосиф I, Вильгельм II, Николай II. Вся система персонажей без глав-
ных героев строится таким образом, чтобы отразить социальное, поли-
тическое положение стран и народов, столкнувшихся в затеянной импе-
риалистами войне. Калейдоскоп событий, документов, колоритных ха-
рактеров и повествование по принципу киноленты, краткость изложе-
ния, доходящая до конспективности, и формы ремарок к сценарию —
все это строго подчинено замыслу— создать эпическое полотно.
Совсем иначе написана Кратохвилом «Жизнь Яна Амоса» (1975).
Роман об известном педагоге, философе, писателе XVII в. Яне Амосе
Коменском — тщательно документированное изображение нравственно-
го мира ученого и художника, намного опередившего эпоху. Сам автор
считает произведение историко-философским, ибо в нем освещены осно-
вы мировоззрения Коменского, объясняются его теоретические положе-
ния в области педагогики и эстетики.


Уже к середине 1976 г. вышло около 60 исторических романов и
повестей, созданных в 70-е гг., включая переиздания. Теперь их значи-
тельно больше. Многие авторы отходят от традиционности классиче-
ских форм, в исторической прозе формируются различные художествен-
ные тенденции, часто отмеченные философским осмыслением целых
эпох. Писателей привлекают не только судьба народа, его прошлое, но
и сама логика истории. В новейшей прозе освещены почти все значи-
тельные периоды народной жизни.
Интерес Иозефа Томана и Алексея Плудека к прошлому других
народов, к глубокой древности и общечеловеческим проблемам способ-
ствовал возникновению весьма оригинальных произведений. Гимном
человеку, его деяниям и разуму стал роман «Сократ» (1975) Иозефа
Томана (1899—1977), автора широко известных исторических рома-
нов «Дон Жуан» (1944), «После нас хоть потоп (1963). Эпиграфом к
роману «Сократ» писатель взял высказывание Софокла: «Много в ми-
ре великих сил, но нет могущественнее человека». Роман о Сократе —
не биографическое произведение, для писателя важнее была филосо-
фия жизнелюбца, верившего в человеческие возможности, в создание
более совершенного общества. «Сократ хотел изменить человека,— го-
ворил Томан о своем герое,— сделать людей лучше, стремился изме-
нить мир».
За короткий период в чешской исторической прозе сложились раз-
личные течения. Старейший писатель Вацлав Каплицкий
(1895—1982) прочно удерживал так называемое «традиционное» на-
правление чешского исторического романа в духе Ирасека. В тради-
ционной манере пишет Богумил Ржига (р. 1907) трилогию о лю-
дях XV столетия, еще живших идеями Яна Гуса, стремившихся бороть-
ся с жестокостью и цинизмом чешских панов, иноземных поработите-
лей. Романы «Преклони предо мною колени» (1971), «В ожидании ко-
роля» (1976) и «Остался лишь меч» (1979) своей социальной пробле-
матикой, остро поставленными вопросами чести, морали, ответствен-
ности перед народом близки современности. Вызывает симпатии харак-
тер мужественного юноши Марека из Тынца, которому пришлось мно-
гое пережить, рисковать жизнью, шесть лет пробыть в заключении и
все-таки вернуться на службу к Иржи из Подебрад, возглавлявшему
гуситскую партию «чашников». Ржига не претендует на историческую
полноту картин эпохи, но дух времени, сложного и сурового, передан
в романе во всех деталях, в поведении и поступках персонажей, а пуб-
лицистические отступления вызывают ассоциации с современностью,
приближают изображаемое, конкретизируют проблематику.
Та же исторически правдоподобная фантазия отличает стиль ро-
мана Вацлава Эр бен а (р. 1930) «Воспоминания чешского короля
Иржи из Подебрад» (1974), восполнившего, как отметил И. Грабак,
белые места на карте чешской истории. Как и А. Ирасек, автор крити-
чески оценивает деятельность гуситского короля и, опираясь на пре-
красное знание эпохи, стремится приблизить давние времена читателю,
увлекая детальным описанием событий, обстановки, правдивостью ха-
рактеров. Исторические факты.второй половины XV в. послужили осно-
вой для сюжета романа «Досадный конец рыцаря Бартоломея» (1984).
Вымышленная история о неподкупном дворянине, который верой и
правдой служил королю, сопровождая обозы с серебром из Кутной
Горы в Прагу, затрагивала вопросы не только честности, преданности
делу, но и следования идеалам высокой нравственности. J
Освещение проблем современности в исторической прозе способ-
ствует развитию ванчуровскои традиции, активизации роли автора в


повествовании. Особенно значительных результатов в этом направле-
нии достигает В. Нефф, прибегая к условности и фантастике, утверж-
дая комизм и приемы сатиры, характерные для прозы 70—80-х гг.
Сатирическое начало в литературе после преодоления кризиса все
более крепнет, служа делу оздоровления общественного климата.
В центре внимания Б. Роттеровой, Я. Козака, М. Рафая, И. Кадлеца —
мещанин, занявший высокие должности. Их начинания продолжил
Владимир Клевис (р. 1933). Острая, беспощадная критика ради
утверждения социалистической морали определила концепцию его ро-
мана «Хищник» (1982). Памфлет, шарж, сатирический гротеск, абсурд-
ность ситуаций — все призвано разоблачить в характере директора
Пражака тип бездарного руководителя-хапуги, подавляющего инициа-
тиву, требующего беспрекословного, унижающего человека подчинения..
Сатира — свидетельство зрелости и общественного сознания, и худо-
жественного мышления писателей, ведущих неустанную борьбу за про-
гресс.
Важное место в новейшей литературе принадлежит поэзии. Не-
смотря на то что немало популярных поэтов оказалось в борьбе про*
тив реакции по другую сторону баррикад, направление социалистиче-
ского реализма в поэзии в 70—80-е гг. осталось ведущим. В этом была
заслуга прежде всего тех, чей творческий метод уже сложился к сере-
дине 60-х гг. И. Тауфер, В. Завада, И. Скала, Я. Пиларж, М. Флориан,
И. Рыбак, Д. Шайнер стали надежной опорой и в организации литера-
турной жизни, и для молодых поэтов разных художественных стилей,
но крепко объединенных единством цели — отражать духовный мир
современника в связи с созиданием новой действительности. Это преж-
де всего Йозеф Петерка, Карел Сыс, Иржи Жачек, Михал Черник^
Иозеф Шимон, Яна Моравцова, Ярослав Чейка, Яромир Пельц.
Показательна литературная судьба Йозеф а Петер к и (р. 1944),
поэта, теоретика и критика. Его считают выразителем идеалов младше-
го поколения, расцвет творчества которого пришелся на период после
кризиса конца 60-х гг.,— писателей-оптимистов, не уходящих от труд-
ностей внутренней, психологической перестройки людей, от возникаю-
щих в наши дни трагических ситуаций. Тяжело пережив состояние
оторванности творчества от жизненно важных проблем, Петерка, как и
близкие ему по духу сверстники, понял, что было бы непростительна
остаться в узких рамках «субъективного лиризма», признавался, что
без эпики чувствует себя как бы в изоляции от окружающего мира. Та*
кая творческая позиция определила концепцию его двух наиболее из-
вестных лироэпических поэм — «Автобиография волка» (1981) и «Авто-
биография человека» (1984). Пафос борьбы за духовный мир людей
возник из опасения, что верх возьмут волчьи натуры ненасытных стя-
жателей. Символическая картина рассвета над городом в первой поэ-
ме намечала новый аспект анализа путей становления теперь уже про-
тивоположного характера — подлинно человеческой личности. Так
своеобразная дилогия вобрала противоборствующие жизненные тенден-
ции нашей современности, утвердив неизбежность победы гуманного
начала, высокой социалистической нравственности.
Петерка известен и как переводчик, в основном — советской поэ-
зии. Его перу принадлежат статьи и книги, обобщающие литературный
процесс наших дней. Уважительное отношение к классическому насле-
дию и постановка актуальных задач естественно сочетаются в его тру-
дах. Как творческое кредо, наметившее перспективу для современной
литературы, звучит одно из ведущих положений его книги «Теоретиче-
ские вопросы развития социалистического реализма» (1986): «Более».


нежели иные направления, социалистический реализм на всех этапах
занимал обычный, рядовой трудящийся человек, представитель рабо-
чего-класса или крестьянских слоев... Не одно из направлений мировой
литературы не приложило столько усилий, чтобы выразить необыч-
ность его простоты, его человеческое величие, запас его мудрости, его
•страдания и надежды». -
ИРЖИ ТАУФЕР
Иржи Тауфер (1911 — 1986) — самобытный поэт, блестящий поле-
мист и критик, прекрасный переводчик Маяковского, собрание сочине-
ний которого в 10-ти томах вышло в его переводах. «Я страстно меч-
тал сделать поэзию Маяковского, — признавался Тауфер, — частью чеш-
ской поэзии».
Политическое звучание его лирики превалирует во всех жанрах, в
«Сонете о неисправимом упрямстве» он написал:
Ни разу не менял и никогда не стану
Менять симпатии, как моду или цвет,
Хотя пришлось изведать много бед,
И даже хлеб порой бывал не по карману.
Перевод В. Николаева
Пафос поэзии Тауфера близок Незвалу и Маяковскому — он их
верный спутник. Вступив в литературу в конце 20-х гг., он пережил
увлечение поэтизмом, но, включившись в политическую борьбу пере-
довой интеллигенции, став одним из организаторов объединения «Блок»,
вырабатывал свой, особый, стиль, где за субъективной формой эмоцио-
нальной реакции, за цепочкой ассоциативных образов четко просту-
пали реальность классовых боев пролетариата и позиция автора.
Тауфер — сын учителя, его отец погиб в первую мировую войну,
и воспоминания о тяжелом военном детстве, об отце оставили след в
его творчестве. Чем глубже запали в душу поэта ранние впечатления
о тяготах жизни, тем энергичнее выражал он свой протест в книгах пе-
риода кризисных лет и наступления фашизма — «Шах-мат, Европа»
(1933) и «Рентгенограммы» (1938). В 1933 г. Тауфер нелегально побы-
вал в Советском Союзе на Международной олимпиаде революционных
театров. В его сборнике стихотворений «До свидания, СССР» (1935)
отражено противоборство двух миров.
За сотрудничество в моравских подпольных коммунистических из-
даниях (он принимал участие в регулярных выпусках 1934 года ли-
стовки «Антифашист») Тауфер был арестован. В 1939 г. ему пришлось
эмигрировать в Польшу. Оттуда он приехал в Советский Союз, где и
пробыл все военные годы, работая на радио и в иностранных 'редак-
циях издательств, посвящая свободное время переводам произведений
Маяковского. Он со своей семьей пережил тяготы военного времени,
которые обрушились на советских людей. «Летопись» (1958), куда
были включены стихотворения начиная с 1938 г.,— своеобразный лири-
ческий дневник писателя, и прежде всего это страницы о жизни в
СССР, на его «второй родине», как он сам писал. «Сонеты» (1961) и
«Память» (1966) стали этапами художественной эволюции поэта.
Твердое убеждение, что жить — значит радоваться, бороться и прино-
сить людям пользу, отчетливо и лаконично прозвучало в стихотворе-
нии «Простое, как признание»:
• Радуйся грозе,
как Джон Рид бывал ей рад,
и на зло всему
люби до смерти жизнь!


Жить —
это объятья для людей раскрыть,
а не руки вверх
поднять, дрожа... . ,
Перевод В. Николаева
Тема радости раскрывается поэтом в связи с образом Ленина и
деятельностью коммунистической партии. Его стиху не чужда певу-
честь, близкая к народному сказу. В такой тональности написана «Бал-
лада о кузнеце», где речь идет о бедах людских и голоде в буржуаз-
ной мире. Конкретность характеров, судеб, четкое изображение дел и
поступков сочетаются с особой лиричностью., источником которой яв-
ляется убежденность в'лучшем будущем для всех пролетариев. Пар-
тийность, высокая принципиальность, пафос утверждения идей социа-
лизма отличают лирику Тауфера, насыщенную размышлениями о поло-
жении в мире и социально-политических проблемах. Эмоциональная
напряженность всегда сопровождает предельно откровенный разговор
с читателем и смелое обнажение сути явлений. Таков Тауфер и в пуб-
лицистике, и в литературно-критических трудах — статьях и книгах.
Категоричные суждения в его работах неизменно подтверждены фак-
тами из области искусства, литературы или творчества конкретного
писателя.
После 1945 г. он много сил отдал становлению новой жизни и
культуры: главный редактор «Творбы» и директор издательства «Сво-
бода», дипломатическая работа в Югославии и в СССР, заместитель
министра иностранных дел, затем — министра культуры и информа-
ции. Все эти годы поэт не переставал писать, так же, как потом, когда
занялся литературной работой, не утратил связи с общественной
жизнью, участвовал в полемиках по вопросам идейно-художественной
ориентации писателей. В 70-е гг. в связи с созданием нового Союза
чешских писателей он возглавил на первых порах редакцию журнала
«Литерарни месичник», а позже стал первым главным редактором но-
вого литературного приложения к «Творбе» — «Кмен», пока не нала-
дилось издание.
Методологические принципы и теоретические положения книг Тау-
фера о литературе —■ идейная платформа для современной марксист-*
ской критики. Даже в книге воспоминаний «Партия, люди, поколение»
(1962J не просто воссозданы литературные портреты Вацлавека, Ней-
мана, Незвала, Библа и других писателей, а прежде всего раскрыты
ведущие творческие принципы передового искусства эпохи. Еще в мо-
нографии «С. К- Нейман» (1956) Тауфер критически отзывался о мето-
дике литературоведческих исследований и выдвинул актуальную задачу
перестройки, указав конкретные направления: «Стоило бы когда-нибудь
подробнее изучить совокупность причин и закономерностей эволюции
творчества художников во время коренных исторических переломов,
выяснить, что досталось им в наследство, что приобретено в силу лич-
ных наклонностей, какие общественные факторы ускоряли или тормо-
зили их развитие. Стало плохой, но удобной привычкой подходить к
изучению художественных явлений, как к сумме ошибок и недостатков,
которые художник сумел или не сумел преодолеть. Судят об этом с
высоты сегодняшнего дня, опираясь на современный уровень знания
законов общественного развития. Однако важно различать недостатки
и ошибки, проистекающие из личных убеждений, и те, что характерны
для эпохи, коренятся в самом состоянии общества и общественного
сознания того времени».
Теоретическая позиция Тауфера, предлагаемые им пути исследо-


вания отвечают важнейшим методологическим принципам, сформули-
рованным В. И. Лениным: «Весь дух марксизма,— писал В. И. Ленин,—
вся его система требует, чтобы каждое положение рассматривать
лишь (а) исторически; (ß) лишь в связи с другими; (у) лишь в связи
с конкретным опытом истории» *.
Каждая книга очерков, эссе, воспоминаний Тауфера, его брошюры,
статьи на страницах чехословацкой и советской прессы неизменно воз-
буждают интерес общественности своей полемичностью, развитием
оригинальных мыслей и нетрафаретной системой доказательств. О ли-
тературе пишет большой поэт. Критика для него —.искусство со свои-
ми специфическими законами. В обстановке консолидации прогрессив-
ных сил было издано несколько его сборников: «Судьбы и произведе-
ния» (1973) и «Портреты и силуэты» (1980), книга «СССР и мы»
(1974), переиздана монография о Незвале — «Витезслав Незвал. Ли-
тературный очерк» (1976). В работе о Незвале главное внимание со-
средоточено на весьма актуальном для 70-х гг. вопросе — на воплоще-
нии принципа партийности в столь многогранном творчестве поэта. Тау-
фер подчеркивал, что «творчество Незвала, особенно после освобожде-
ния, невозможно рассматривать вне борьбы за социалистический реа-
лизм, и если социалистический реализм не понимать слишком узко, то
суть его у нас нельзя уяснить без Незвала».
Тауфер не соглашался с односторонним толкованием творчества
Достоевского, опираясь в своей справедливой оценке на работы
В. И. Ленина о Л. Толстом. Его взгляды на литературу, характер соб-
ственного творчества близки Маяковскому, и главную черту советского
поэта он определяет как «великую ликующую песнь радости». Тауфер
писал о том, что побудило его переводить: «Меня захватили масштабы
поэтического мышления Маяковского, его потрясающая образность, ра-
бота со словом, архитектоника его стиха». Суждения Тауфера о специ-
фике поэзии Маяковского включены в книгу «Портреты и силуэты»,
изданную, когда чешская поэзия вновь обретала монументальные фор-
мы, а проза выходила на путь эпопейности. Не менее знаменательно,
что именно в эти годы Тауфер пишет предисловие к русскому изданию
«Истоков» Кратохвила (книга вышла в 1969 г.), подчеркивая, что эпо-
пея о. революционной России — произведение социалистического реа-
лизма. Он напоминает о «той многогранности индивидуальностей и ха-
рактеров, которые столь свойственны всему коммунистическому движе-
нию, объединяющему людей единого убеждения и единых действий».
Отметив, что «в рядах этого фронта Кратохвил был личностью
особенно яркой», Тауфер клеймил реакционеров, якобы отстаивающих
свободу личности: «В самом деле, только мещанин, вечно боящийся
утратить в некоем «ужасном котле» революционной дисциплины свою
всегда проблематичную и всегда бесцветную оригинальность, не спосо-
бен увидеть красоту этой диалектики революционного единства, не су-
ществующую вне человеческого разнообразия, прекрасной радугой
сверкающего на солнце великой исторической правды».
Творческая мысль Тауфера, художника, критика, эстетика, соот-
ветствует горизонтам искусства социалистического реализма.
ВИЛЕМ ЗАВАДА
Доступная и философски насыщенная поэзия Вилема Завады
(1905—1982) многообразна и все же как бы пронизана единым тема-
тическим стержнем: это сначала скорбный, трагически звучащий, а в
* Л е н и н В. И. Поли. собр. соч. Т. 49. С. 329.


последней своей части возвышающийся до патетики гимн во славу тру-
да человека и вечной жизни на земле. Развитие ведущей темы в раз-
ные периоды творчества, словно вехами, отмечено все новыми и новы-
ми особенностями, ä противоречивое ее претворение в эпохальных об-
разах-символах обозначило переломы во взглядах и эстетических воз-
зрениях писателя. Лирика Завады внутренне предельно динамична.
Писатель верен краю своего детства — шахтерской Остраве, испытав-
шей тяготы подневольного труда и потрясения классовых боев, особен-
но остро ощутившей новый климат освобожденной страны. Соответст-
венно меняются смысл н художественные функции преобладающих в
поэтике Завады метафорических образов света и тьмы, черного подзе-
мелья и солнца, сияющего и «застывшего в антраците», широкого цве-
тущего поля и тесной штольни. Пластичность контрастных образов не
надумана, они — результат мироощущения поэта:
Я родился в черной земле,
Я родился в черном огне,
Спрессованном в глянцевитый, мрачный,
Холодный каменный уголь.
Это тоже солнце.
В глубине подземных пластов
Просыпается солнце языками пламени,
Огнем, согревающим людей...
Перевод Вл. Солоухина
Суровый край научил поэта выдержке, лаконизму, строгости. Но
та же земля, несущая людям тепло, пробудила в нем радость бытия,
доброту. Творчество Завады — ярчайшее явление в литературе социа-
листических стран. Неброское, далекое от экспериментирования, оно
отлиадется глубиной познания жизни, ее непреходящих ценностей, за
которые последовательно и стойко боролся поэт. Завада был чрезвы-
чайно скромным, хотя и общительным человеком, честным, принципи-
альным, непримиримым к фальши и вместе с тем — заботливым, вни-
мательным. Такова и его поэзия, сочетающая прямое гневное обличе-
ние и мягкость интонаций, когда речь идет о новой действительности,
мирном труде, о земле, обильной, щедро одаривающей людей, о Чехо-
словакии; его стихи называют «творением мужественного сердца».
Отец Завады, металлург, погиб в 1915 г. на фронте. А дальше —
полная трудностей история молодого человека, все же получившего
образование, работавшего в печати, затем в библиотеке. Внутренняя
жизнь — неустанные поиски правды, непримиримость к социальной не-
справедливости и титанический труд ищущего поэта. Ему были чужды
увлечения деветсиловцев, хотя он вступил в их организацию, испытал
некоторое влияние поэтизма. К нему рано пришло признание — пер-
вый же сборник «Панихида» (1927), выразивший страдания народа и
написанный в память о жертвах первой мировой войны, был, замечен,
обсуждался. Пока это был бунт в одиночку. Книга «Сирена» (1932)
отразила классовые противоречия, но потом — снова сомнения, пред-
чувствие надвигавшейся катастрофы и страх от того, что «вместо гим-
на во славу труду»,— тишина, запустенье, «бездыханные гиганты-заво-
ды» и общее ожидание «пугающего чудища... перед Страшным судом».
В период оккупации гражданская поэзия Завады меняла интонации:
он стремился слить свой стих с народной песенной традицией, найти
опору в прошлом опыте национальной жизни.
Освобождение принесло новое видение жизни. «Воскрешение из
298


мертвых» (1946), «Город света» (1950), «Полевые цветы» (1955), «Одна
жизнь» (1962)—свидетельство крепнущего голоса поэта в защиту со*
зидательного труда и вместе с тем — ненависти ко всему, что мешает
людям свободно жить и трудиться, радоваться, любить. Книга «На по-
роге» (1970) — отклик на кризисную ситуацию, равносильный военно-
му сражению за страну и за духовный мир соотечественников. Минули
страшные годы второй мировой войны, но
Цепь войн развязала война,
Она начала эстафету смертей, разрушений,
Мир делят, как тушу на бойне,
Карандашами вместо мясницких ножей.
Шар земной полосуется снова и снова.
Сплошь раны, которых никто никогда не залечит.
Перевод Вл. Солоухина
У этого стихотворения ироническое название — «Элегия». Оно па-
радоксально и по отношению к разоблачаемым душителям свободы,
которые пропагандировали власть денег, пытались искоренить подлин-
ные жизненные ценности. Но автор уверен, что «не купить, не завезти
из-за моря крепкие корни веры» и «деревенский хлеб простоты». А без
них нет истинной свободы, не может быть и настоящей жизни. В мир-
ное время в происках поджигателей он видит угрозу всему миру, под*
черкивает, что главное для литературы — борьба за мир: «Я ненавижу
войну,— писал он.— Каждая новая война была ужаснее,, чем предыду-
щая, оружие разрушительнее, число жертв и материальный ущерб
больше. Если человечество не преградит путь войне, ему грозит полное
уничтожение. Войны — зло более опасное, чем землетрясения, извер-
жения вулканов, тайфуны, холера и чума».
Вместе с тем поэт не уставал утверждать веру в человеческий ра-
зум и прославлять жизнь. В стихотворении «Дерево у дороги» обычное
весеннее пробуждение природы, ее цветение он связывал с мирной
жизнью:
Весной отпускают морозы,
Весной обсыхают пригорки,
Весной пробуждаются соки,
Просыпается сила —
Не та, что морозит, ломает, крушит, умерщвляет,
А та, что живет, пробуждает, цветы раскрывает,
Прекрасная мирная сила.
Перевод Вл. Солоухина
Но речь идет не только о земле, где «не затопчешь того, что выры-
вается к солнцу» (стихотворение «Трава из-под обломков»). Как все
живое, удивительно живуч человек. И знает это поэт по себе: чем боль-
нее била судьба, тем крепче он становился и был благодарен за обре-
тенное мужество. Об этом — стихотворение «Спасибо, жизнь!». Оно^
почти автобиографично и завершено чистосердечным, как и все творче-
ство Завады, признанием:
Я не умел лежать, когда бывал повержен,
всегда вставал и выпрямлялся,
как в бурю дерево, омытое дождем.
Зачем же сожалеть о синяках и ранах?
Ведь я любил И' был любим.
Книга, как и это стихотворение, названа «Спасибо, жизнь!» (1977).
Сравнивая ее с предыдущей, В. Рзоунек в монографии «Вилем Зава-
да, или О смысле поэзии» (1978) пишет: «Если сборник «На пороге»
возник более семи лет назад в связи с необходимостью выявить и укре-
пить ослабленные глубоким общественным кризисом реальные жизнен-
опп


ные связи, искать и находить пути и тропы выхода из тупика мораль-
ного хаоса, то нынешняя книга Завады — выражение признательности
восторжествовавшему истинному гуманизму социалистического обще-
ства, в котором мы продолжаем жить вопреки проискам реакции».
Тема бесконечно возрождаемой жизни, нерудовская любовь к про-
стому человеку, внимание к рабочему классу и неумолимая критика
мещанской психологии — все это реальные аспекты бытия, отраженные
с характерной, поистине завадовской устремленностью к совершенство-
ванию человека и общества. Поэт призывает «вознесенным сердцем
осветить путь себе и людям». Напоминание о горьковском Данко со-
звучно высокой романтике поэзии Завады. «Не ищи смерти, находи
жизнь»,— эта строка может быть эпиграфом к последним произведе-
ниям поэта, ее можно принять как завещание будущим поколениям.
После 1975 г. вышли вторым изданием дополненные воспомина-
ния — «Край и люди, дорогие моему сердцу» (1980). Автор приоткрыл
свою творческую лабораторию, нарисовал десятки портретов чешских
и зарубежных писателей — многие по собственным воспоминаниям —
и снова подчеркивал непреходящее значение для его творчества Остра-
вы: «Да, я выходец из Остравы,— писал он,— и к ней от самой первой
своей книжки постоянно возвращаюсь».
Забота о тех, кто, как писал Фучик, «придет после нас», характер-
на для доброго сердца Завады, для его жизненной философии. Своей
книгой он обращал внимание на достойные продолжения традиции; его
суждения о роли родного края в судьбе человека открывали для писа-
телей тему памяти и «малой родины», которая уже возникала во мно-
гих национальных литературах тех лет и была очень важной для Чехо-
словакии.
ИВАН СКАЛА
Поэтику произведений Ивана Скалы (р. 1922) определяют
острота политической и проникновенность интимной лирики. Публицист
и литературный критик, он живо откликается на события и насущные
вопросы времени. Предметность, четкое эпическое начало сочетаются
в его творчестве с лирическим отображением действительности. Его
поэзия буквально дышит эпохой и, фиксируя детали, касается самого
главного. При этом в центре неизменно — человек, людские судьбы,
будущее мира. Его поэтическая концепция опирается на достижения
предшественников и очень самобытна, индивидуальна, ибо складыва-
лась в процессе многогранной литературной деятельности.
Работая с 1946 г. в газете «Руде лраво», он близко познакомился
со многими писателями и с тех пор создавал яркие творческие портре-
ты. Двухтомное собрание литературно-критических трудов, политиче-
ских статей и выступлений Скалы «Связи» (1980) содержит живые за-
рисовки очевидца и богатейший документальный материал. С компар-
тией он связывал ясность цели, возможность созидания «лучшего завт-
ра». «А кроме 1-ого,— писал он в заявлении «Почему я буду голосовать
за коммунистов»,— это завет наших товарищей, которые шли в бой под
красным знаменем и пали в неравной борьбе. И мы не вправе изме-
нить им».
Его первая книга стихотворений «Кресало» вышла в 1946 г. В про-
логе поэт заверял, что «не запоет с чужого голоса», что «голос свой от-
даст беде и судьбам пролетариев», ибо у его колыбели стояли гнев и
горе. Часть стихотворений, вошедших в книгу, были написаны еще во
время оккупации, другие — в первые месяцы после освобождения Че-


:хословакии. И хотя мечта о завтрашнем дне страны волновала, рождая ,
высокий романтический стиль и праздничное настроение, в основе — об-
личение фашизма, образы недавнего прошлогодне забытого, еще остро
ощутимого: «кровь замученных, кровь павших, кровавые сны». И все-
таки надежда, что «расцветет старинная земля, родная, хоть и нищая»,
<не оставляла честных людей. Фашисты могли ограбить дома и страну,
но не души. Значительная часть стихотворений -— интимная, любовная
лирика. Скала изначально поэт-лирик и поэт-публицист.
Любовь к жизни и ненависть ко всему, что калечит судьбы, прохо-
дит главной темой через всю его поэзию. Последующие стихотворные
^сборники «Через порог» (1948), «Май страны» (1950), поэма «Всюду
очередь» (1951) отразили движение к социализму. Новый этап поэти-
ческого восприятия действительности сказался в книгах «Что б ни слу-'
-чилось» (1957), «Утренний поезд надежды» (1958), «Приветствую вас,
окна» (1962), «Вестник приходит пешком» (1968). Ян Петрмихл напи-
сал о книге «Утренний поезд надежды»: «Признаюсь, когда я впервые
лрочел эту лирическую книжку, мне еще долгое время хотелось учить
наизусть отдельные стихотворения». Роберт Рождественский во всту-
пительном слове к русскому изданию подтверждал притягательность
<его поэзии: «Лирические стихи Ивана Скалы можно цитировать долго,
вновь и вноЪь возвращаться к ним и каждый раз убеждаться в истин-
ности его лирики...».
Стихотворение «Дворик» о пролетарском детстве мальчишки из
предместья, которому клочок зеленой травы казался прерией, до сих
пор воспринимается как первое поэтическое вдохновение. Образ мате-
ри-труженицы здесь и в более позднем стихотворении «Руки матери»—
олицетворение тяжелого труда и нелегкой судьбы женщины в проле-
тарских семьях, и вместе с тем — самое светлое, самое дорогое, что на
всю жизнь хранит память. Интимные сыновние чувства, а потом новое
«бережно хранимое в душе отцовство, благоговейное отношение к ре-
бенку, не оторваны, а, напротив, неразрывно связаны с окружающим
миром. Поэт искренен в своих воспоминаниях, дорогих и горьких. Ни
с чем не сравнимы чувства людей, воочию убедившихся в жестокости
«фашистов по отношению к детям. Начинал поднимать голову неофа-
шизм, когда Скала написал «Детские башмачки»:
Может это не касалось вас,
Но и вас однажды тронет это:
Словно взгляд раскрытых детских глаз
Башмачки коричневого цвета.
В спаленке, в тиши часов ночных,
Подхожу к ребенку, но сначала
Останавливаюсь возле них,
Словно вдруг пылинка в глаз попала
Чувствую дыханье у щеки.
Я гляжу. И никуда не деться.
Как прекрасны эти башмачки,
Что согреты ножками младенца.
А перед глазами неотступно кдждый раз возникает одна и та же
картина, увиденная в бывшем концлагере:
Там их было много — миллион
Черных, желтых, новеньких и старых
Их следы болят в моей душе.
Я увидел туфельки — не те ли,
Что лопух топтали на меже,
А потом дремали у постели!
Вкруг меня был освенцимский прах,
Лопухи лужайку прикрывали,


Где скоты в высоких сапогах
Башмачонки детские срывали.
Башмачонки, мертвые уже,
С укоризной на меня смотрели...
Перевод Д. Самойлова
Тема памяти в поэзии Скалы раскрыта теперь в интимном реги-
стре, но по-прежнему звучит, как набат, призывающий людей к
солидарности и борьбе с новым наступлением сил реакции на чело-
вечество.
Ряд стихотворений написан после посещения поэтом других стран.
Картины буржуазной действительности впервые в конце 50-х гг. соста-
вили самостоятельный цикл, в дальнейшем постоянно пополняемый.
Отклик на международные политические события неизменно соотносит-
ся с темой родины, жизни в Советском Союзе и других социалистиче-
ских странах. В основе образности снова контраст двух миров, изна-
чально присутствовавший в поэзии Скалы. Так в его творчестве рож-
дается политическая лирика интернационалиста. В стихотворении
«Моя Делания» он писал о том, как клянут каудильо пастухи и шах-
теры, изобразил ту Испанию, что «в кандалах и тюрьмах», называя ее
«своей»: «Не думайте, что боль Испании — не наша, мол, беда»-. Скала
словно вторит Фучику, убеждавшему своих соотечественников, что по-
ложение в мире касается каждого. Обличительный пафос политической
лирики Скалы усиливают отточенное перо пейзажиста и наблюдатель-
ность. В стихотворении «Чили» (1973) на фоне «голубых небес и похо-
жих на цветной горошек мраморных гор» запечатлен налет кондоров.
Земля страданий,
снова тебя одевают насильно
в ржавую кожу огня,
чтобы вчерашнего бедняка
согнать с земли,
. по которой он впервые прошел как хозяин,
и сделать опять бедняком;
чтобы шахтера с просветлевшим впервые лицом
вновь 'запереть в шахте.
Перевод Евг. Долматовского
«Вьетнам» (1972) — стихотворение, где картина выжженной напа-
лмом земли и особенно силуэт одинокого павлина на ней будит нена-
висть к тем, кто развязал войну. Поэт пишет: надо сглотнуть слезы —
пусть их никто не видит, -но гнев не должен притупиться. В том же
ключе субъективного восприятия, усиленного личностным началом и
прямым обращением к бывшему другу («наверно, ты меня забы-
ваешь»), написано стихотворение «Польская осень» — о наступлении
международной реакции на социализм. И снова выступает тема памя-
ти: на польской земле нет больше колючей проволоки, но ведь кто-то
отдал за это жизнь. От напоминания о терзавшем Польшу фашизме,
об освободительной борьбе за ее земли еще острее звучит ирония в за-
ключительной строфе: «Иль ты забыл? Я слушаю тебя.../Что ж ты ко-
леблешься? Что побледнел?!.. Взведешь курок?». Такова была в Поль-
ше та незабываемая осень, «золотая и кровавая», как окрестил ее
автор.
Обостренное восприятие международных событий сложилось у
Скалы в годы кризиса. В стихотворении «Весна, 1968», созданном
тогда же, в марте, в самый разгар событий, когда разгул реакции до-
стигал своего апогея, он с болью написал:


Как будто бы осиротел я. Не верю, не верю,
что хлеб, добрый хлеб мне, как прежде, согреет ладонь.
Но я возвращаюсь и медлю у друга под дверью —
и хлещет мне в грудь автоматный смертельный огонь.
Перевод Т. Глушковой
Политический цикл «Четыре стихотворения» и «Дерево» (1969),
предвещавший крах реакции, был издан тогда минимальным тиражом,
откликов не было: вряд ли реакционеров вдохновлял символ непобе-
димости социалистического строя — выстоявший в боях севастополь-
ский тополь в стихотворении «Дерево». Позже книжка дважды пере-
издана и отмечена литературной премией 1972 г.
Скала, видный деятель молодежного движения, с 1946 г. более де-
сяти лет руководивший отделом культуры в газете «Руде право», из-
бран секретарем, а затем первым секретарем Союза чехословацких пи-
сателей (он был им до 1964 г.). В марте 1968 г. его уволили из изда-
тельства «Млада фронта» за то, что на IV съезде чехословацких писа-
телей в 1967 г. опровергал клевету на послевоенную чешскую литера-
туру, говорил о том, что писатели, их произведения не должны стать
картами в чужой нечестной игре, что «есть только два мира, это дей-
ствительность, и никуда от нее не денешься, нравится это кому-то или
нет». Ленинская мысль о невозможности некоего третьего пути была
выражена Скалой четко и ясно. Критикуя теорию создания элитарной,
доступной лишь избранным, литературы, он утверждал, что настоящая
современная литература не может существовать без связи с народом.
* В 1970 г. Скала назначен директором издательства «Чехословац-
кий писатель» и работал в этой должности вплоть до избрания его в
1983 г. первым секретарем Союза чешских писателей.
Стихотворный сборник «Что беру с собой в дорогу» (1975), поэма
«Жажда» (1975) представляют новый творческий период с переосмыс-
лением пережитого, строгим отбором фактов, сдержанностью чувства и
большей эпичностью. Ретроспективность расширяет, исторически углуб-
ляет содержание поэтических образов, биографический момент закреп-
ляет их ощутимую реальность, утверждение социалистической гуман-
ности становится еще более аргументированным. Спонтанность, раско-
ванность, свободное течение стиха — самые характерные черты поэзии
Скалы 70—80-х гг.
ДОНАТ ШАЙНЕР
Творчество Доната Шайнера (р. 1914) увлекает проникновенностью
интонаций. Общечеловеческое в повседневности проступает естественно
и четко, без сложного нанизывания смысловых значений, отчего субъ-
ективное мироощущение обретает масштабное воплощение. Шайнеру
присущи размышления о мироздании, о своем времени и будущем. При
всей внутренней сосредоточенности поэт неизменно выходит в мир
больших идей. Его интимная, любовная, пейзажная лирика пробуждает
торжественное чувство радости бытия, уверенность в будущем и актив-
ную устремленность к высоким идеалам, гражданскую ответственность
за судьбы человечества и мира.
Именно в 70-е гг., в обстановке духовного и творческого подъема
получили широкую известность его лирические сборники «Помнить»
(1970) и «Горизонты» (1973), книги стихов «Что сказало солнце»
(1975), «Я только о тебе» (1977). Шайнер также видный прозаик: его
перу принадлежат романы «Ушедшее время», «Ветвь добра», новеллы,
несколько книг для детей. Наряду с творческой деятельностью писатель
постоянно ведет большую общественную работу, избирается в состав


руководства Союза чешских писателей. Духовная связь с родныю
краем, Южной Чехией, придала поэзии Шайнера живые краски.
Четкость очертания и пластичность поэтического образа отвечают
его жизненной конкретности: зерно, поле, земля, «аромат хлеба с зер-
нышками тмина» вызывают представление о родине, о доме, куда, как
пишет Шайнер, всегда возвращается человек, хотя бы мысленно. На-
родно-эпический характер поэтики, социальная образность, эпохаль-
ность содержания лирики рождают оригинальную концепцию, отвечаю-
щую времени. О борьбе трудящихся против угнетения, о страшных дея-
ниях фашистов напоминают «соль пота», «соль слез» и «соль гнева», а
в своем единстве и последовательности образная система отражает и
тяжкий труд, и пробуждение самосознания масс. Поэт все еще слышиг
«плач сожженных хлебов и овсяных полей», «гул пустых закромов»*
ощущает холод морозной голодной зимы. Необходимость отвоевывать
право на жизнь выражена в стихотворении «Птицы и мысли», в эпиче-
ской картине «похода босых ног» сначала «в долину слез», потом — «в
долину гнева» за песней мужества. Образ толпы голодных, тех, «кому
не светило солнце», оставляет сильное впечатление. В стихотворении
«Что сказало солнце», давшем название всей книге, этот образ занял!
центральное место, вобрав смысл конфликтной ситуации: плохо прихо-
дится беднякам, нет для них места под солнцем. «Жизнь была на дру-
гом берегу — мы же видали солнца закат»,— пишет Шайнер. Но ведь
однажды оно сказало каждому: «Живи!», и об этом надо помнить. «Мы
должны идти навстречу солнцу», тем более что однажды оно «загляну-
ло в мечты».
Связи человека с жизнью крепки, и его способность выстоять ве-
лика:
Я находил слова, подобные грому.
Я небо и землю проклял\.
Но тебя, жизнь, из рук не выпустил.
Держал крепко — как норовистую кобылу в упряжке.
Хоть бывал в синяках и в кровь разбивал лоб...
Нераздельность судьбы поэта и истории народа давала ему право,,
найдя соответствующую поэтическую форму, выступать от имени трудя-
щихся, раскрывать образ лирического героя в широком плане. Поэтому
эпохальны конфликты в его лирике, многозначны тропы, социальны пей-
зажи родной Южной Чехии. Картины природы динамичны: «Мед пше-
ничного поля волнуется, как океан», а небеса, «опьяненные» грозой, по-
качиваются («Гром»). Одинаково выразительны молчанье дубов и ше-
пот лип, которые шелестят не! от ветра\ их кроны «полны драгоценны-
ми камешками пчел» («Как любить»). Поэту дорога мирная жизнь, он
ценит возможность видеть и слышать поле, ощущать мягкость трав и
даже прорастание зерна. Заземленность поэтических образов становит-
ся выражением близости к природе самого поэта, его соотечественни-
ков, вообще людей — как бы аккумулирует нерасторжимые связи чело-
века с землей:
* На родине моей
Зерно всегда найдет себе приют в земле.
Всегда найдется и ладонь,
Чтобы погладить колос.
Скво'зь время дни мои растут,
Точь-в-точь как движется в земле
Ржаной росток. -
Перевод Вл. Солоухина
Для поэта важно, что можно трогать душистые травы и набрать
горсть глинистой земли. Ему не только хочется «чувствовать тепло дру-


тих рук», но и «взять в свои ладони» слово, «прикоснуться» к мысли,
которая уводит на незнакомые тропы («Прикосновения»).
Воедино сливаются ощутимая вещественность образа с его фило-
софским планом, отражающим размышления поэта о сложности бытия,
«о познании действительности, о творчестве. «На этой планете чело-
век— самое великое чудо»,— пишет Шайнер. И если он славит челове-
ческое сердце, то помнит, что есть свое сердце и у камня, железа, де-
рева. Сращенность человека с окружающим миром образно воплощена
в «Балладе о дереве, рыбе и зерне», в прославлении'любви ко всему,
«что дала тебе в приданое земля», и в твердом убеждении, что, любя,
«врастаешь в образ ветра и воды» («Я— человек»), поэтому «сердце
бьется в ритме Вселенной», земля «раскрывает объятья» людям, а
сверкнувшая молнии — путь к звездам. Лазурная высь, взметнувшийся
орел, ожидаемое природой и людьми «завтра» воплощают высокие
идеалы эпохи, стремление заглянуть в будущее мира. И вместе с тем
поэта волнует «дыхание берез и сосен», он снова напоминает, что глав-
ное — «ощущать глубину и высь». Как достижение человеческого гения
органически вписываются в одухотворенное полотно Вселенной образы
кораблей, электростанций, показ мощи атомной энергии.
При всей широте лирического обобщения поэтика Шайнера не
абстрактна, ибо совершенно лишена отвлеченности, что особенно ощу-
тимо в философской лирике, в формах выражения беспредельного
стремления людей к постижению жизни. Снова и снова возникает об-
раз бьющейся, словно птица, мысли. А то, что пока не познано челове-
ком, видится'поэту как «еще нерожденное дитя», как дом, растущий
на глазах, «отсчитывающий кирпичи, пока окна не протрут глаза и не
взглянут в безбрежный мир». Поэт уверен, что со временем сокрытое
обретет конкретное представление и в человеческом сознании: «все
ждет своего Великого дня» — дня рождения, и он слышит «поступь»
грядущего дня. Уверенность в будущем опирается на исторический
опыт и осознание неодолимости прогрессивных сил общества. В стихо-
творении «Ответ», имея в виду агрессоров, Шайнер вопрошает: «Вы
что думаете, легко уничтожить человека?». Поэт твердо знает, что и
«слово не просто отправить в небытие», как никому не убить в людях
«жажду правды».
Разнообразие ритмов и строфики, интонационная выразительность
свободного стиха не связывают условностью ни богатства образой си-
стемы, ни эмоциональности, раскованной обращенности к читателю.
Пафос поэзии Шайнера впитал традиции чешских романтиков и граж-
данской лирики Яна Неруды. Цикл «Онегинские мотивы» раскрывает
пушкинское влияние. Весьма импульсивна связь с творчеством Маяков-
ского и Незвала. Поэт сам упоминает имена близких ему по духу
предшественников. И все же жизненная конкретность философской и
поэтической мысли отвечает мироощущению Шайнера-художника, на-
шего современника, воссоздающего действительность, мир чувств и раз-
мышлений человека XX века, и каждый раз — в текущий момент.
С полным правом поэт мог сказать: «До конца моих дней я ученик у
:великого мастера — у жизни».
МИРОСЛАВ ФЛОРИАН
Лирический талант Мирослава Флориана (р. 1931) раскрывает
внутренний мир современника, его как бы каждодневное восприятие
эпохи. Этому способствуют стойкое внимание поэта к будням и одухо-
творенность каждого образа. Поэтому преимущественно лирик, пейза-


жист, Флориан поднялся до уровня исторически значимых обобщений.
Он объединил в своем творчестве, казалось бы, несовместимые поэти-
ческие начала — незваловское буйство фантазии и неймановскую стро-
гость стиха и мысли. Явно проявляются унаследованные от Незвала
ассоциативность, повышенная экспрессия, метафоричность, но не каж-
дый приметит, как Штолл, близость к Нейману, тогда как развитие
именно неймановской традиции объясняет специфику художественной
концепции Флориана. В 1978 г. Штолл писал: «Мирослав Флориан —
поэт, у которого есть неймановская искра, о нем можно сказать, что он
живет своей эпохой и своим столетием... В отличие от поэзии, которая,,
может, и блестяще прославляет социалистическое общество, Флориан
продолжает воевать со старым миром, сознавая, что мир разделен на
старый и новый. Поэт видит и глубоко переживает драматизм напря-
женности между ними, он— участник жестокой борьбы за обновлен-
ный завтрашний мир».
Да и сам поэт в стихотворении «Мобилизованный» так определил
свою творческую позицию:
Я — вечный рекрут! Я — в строю.
Кипит в крови кумач на марше.
Я, даже онемев, спою
Те песни, что о нас и — наши!
Перевод И. Инова
Специфика стиля Флориана складывалась в середине 50-х гг. Пер-
вый сборник «Обручальное кольцо» (1948) еще подражательный. Жи-
вое восприятие окружающего, самостоятельность сказались в книгах
«На пути к солнцу» (1953), «Близкий голос» (1955), «Открытый дом>
(1957), «Головокружение» (1957). В то время началось известное дви-
жение за поэзию повседневности — «будничного дня». Внешне это вы-
глядело как продолжение незваловской традиции, его внимания к жиз-
ни простого человека, к каждодневным делам. Но если Незвал видел
за этим эпоху, движение истории, то молодые представители провоз-
глашенного в журнале «Кветы» течения действительно погрузились в
будни. Флориан — среди них, но не с ними: его исходная поэтическая
позиция крепко опиралась на социальную основу. Он напишет самое
будничное стихотворение о ссоре с женой, но при этом присутствие
главного — их общего просветленного чувства к ребенку — не позво-
ляет замкнуть внимание на мелочных придирках и словах, сказанных
сгоряча. Сцена примирения с ее возвышающим и господствующим надо*
всеми невзгодами материнством выводит сюжет из повседневности на
уровень общечеловеческого мировосприятия.
Черты народной трудовой жизни явно проступили в стихотворении
«Бабье лето», которое могло бы стать обычной пейзажной зарисовкой::
За окнами в саду желтеет бабье лето...
Под тяжестью плодов скрипит телега где-то...
Вздувает ветер свежее белье...
Прозрачна даль... Кругом поет жнивье...
И солнце опустилось в отдаленьи,
Как руки труженика на колени...
Перевод И. Инова
А далее поэт ведет речь о духовной жизни современника, еще не-
достаточно целенаправленной, облегченной, о том, что, пользуясь пло-
дами «прежних посевов», люди, жаждущие благ, забывают о долге.
Заключительная строка — «Легко и просто брать. Трудней платить за


это» — переводит изображение природы и повседневного труда в кон-
кретный план осмысления противоречий действительности.
Все более тесно сплетаются в поэзии Флориана любовь к природе
и внимание к положению в мире, к политическим событиям. Лириче-
ская миниатюра — основная форма его стихотворений — заполняется
образами времени. И теперь уже с полным правом Флориан, один из
самых тонких чешских лириков, мог создать символический образ соб-
ственного сердца, вместившего «планету со всеми пятью континента-
ми», мог написать, что и через подошвы «чувствует» дрожание «Земли».
Автор монографии «Мирослав Флориан» М. Благинка проследил
всевозрастающую творческую активность поэта. Критик пришел к вы-
воду, что для поэта самый плодотворный период — 70—80-е гг. Й дело
не в количестве книг, выходящих почти ежегодно, а в интересе к ним
читателя, в их новаторском содержании. Сборники «Инициалы» (1972),
«Верхом на кузнечике» (1974), «Рябины» (1977), «Кардиограмма»
(1978), куда вошли стихи 1969—1976 гг., «Зеленая флейта» (1979),
«Отступление ночи» (1980), «Видеть Неаполь» (1982) и многие другие
новые книги, как и заново отредактированные абтором стихотворения,
вошедшие в трехтомник, принесли с собой еще более четкое авторское
осмысление мира, расширительное толкование образов, вырастающих
из самых обычных понятий, без которых немыслимо повседневное су-
ществование человека. Меняется и внутреннее содержание метафор.
Дом поэта — не прибежище одиночки. И в 50-е гг. это был «откры-
тый дом», теперь образ, так часто вообще встречающийся в поэзии,
обретает значение всего мира, где не найдешь укрытия от бурь, и пото-
му надо учиться жить в необходимом человеку доме — на планете —
«без умерщвляющего комфорта». Обновленная метафоричность «Зеле-
ной флейты», образы из «Отступления ночи» близки поэзии нового по-
коления -•- Сысу и Жачеку, опирающихся на лирику Флориана.
Военная угроза беспокоит всех, и поэты не устают отвечать на вы-
пады поджигателей. Флориан с присущей ему искренностью и прямотой
в стихотворении «У нас оружие сильнее» (сборник «Зеленая флейта»)
ответил американскому президенту, что от величественной статуи Сво-
боды «остался всего лишь скелет», а «с нами жизнь идет». И тут же
типично флориановская деталь: «...не бойся, паучок, мы не дадим тебя
в обиду, плети свой дом в дни дремотного бабьего лета». И не случай-
но поэт называет стихотворение о молодом отце «Вечная жизнь». Тема
борьбы за мир находит и публицистически острое воплощение. В стихо-
творении «Дети земли» из цикла «Веточка лавра» поэт призывает лю-
дей всей планеты восстать против войны. Призыв усиливает прямое
обращение: «Разве ты, Земля, хотела бы сгореть ради чьих-то хищных
завидущих глаз?».
Путь Флориана-лирика, достигнутые им поэтические вершины —
свидетельство интенсивного развития передового творческого метода в
чешской поэзии, многотемной и новаторской.
ВЛАДИМИР НЕФФ
Исторические романы Владимира Неффа (1909—1983), созданные
в 70—80-е гг., утверждали новое стилевое направление в классической
жанровой структуре: эпохальные полотна, написанные с завидной, точ-
ностью большого знатока, содержат самую живую, непосредственную
реакцию автора на прошлое и настоящее, оценки, выражающие отно-
шение передового современника к наболевшим проблемам, к вопросам
текущего времени. Последовательный реалист и беспощадный критик


эксплуататорских классов с высоких позиций подлинного гуманизма,,
от которых писатель не отступил и в кризисной ситуации 60-х гг., Нефф*
философски подошел к изображению прошлого в свете неотложных за-
дач, вставших перед обществом и литературой.
Он родился в семье крупного коммерсанта, учился коммерческому
делу за границей, но по возвращении в Прагу вместо предрекаемой
ему карьеры предпринимателя стал писателем. Первые детективные по-
вести со снисходительной иронией к изображаемому появились в 30-е гг.
Затем, отлично зная психологию господствующих классов, он создал;
ряд романов, отразив моральное разложение буржуазии накануне вто-
рой мировой войны. В послевоенных произведениях писатель первое
время придерживался традиций национальной исторической прозы,
однако уже в романе «Српновские господа» (1953) ирония в духе Ван-
чуры, условность, определенная свобода повествования о жизни чехов
на рубеже XIII—XJV вв. были признаками становления особой мане-
ры письма, не влияющей на историческую достоверность характеров^
конфликта, ситуаций, но позволившей автору осудить порабощение
крестьян феодалами, одобрить их протест и раскрыть истоки возникно-
вения гусизма. Черты памфлета при осмеянии показного патриотизма
и деяний вырождающейся знати явно проступают в пенталогии о жиз-
ни чешского общества XIX — начала XX в., в романах «Браки по рас-
чету» (1957), «Императорские фиалки» (1958), «Дурная кровь» (1959)»
«Веселая вдова» (1961), «Королевский кучер» (1963). В целом это ти-
пичная историческая хроника нескольких поколений буржуазной семьи»
представители которой с ростом революционного движения становятся,
предателями интересов народа, а на смену им, как показал Нефф, в,
политическую борьбу за освобождение страны вступает пролетариат*.
Социальная основа конфликта — самая отличительная черта исто-
рических романов Неффа — определяет и сюжет трилогии о храбром
юноше, сыне пражского алхимика, со смешным именем Петр Кукань
из Куканя. Пародийны описания фантастических приключений героя во
всех трех романах — «У королев не бывает ног» (1973), «Перстень
Борджиев» (1975) и «Колдунья» (1979),— для которых тем не менее
характерны точное отражение общественно-политической жизни наро->
дов Европы, философское осмысление истории в связи с актуальными
проблемами. Сюжет, развитие действия близки по форме к жанру де-
тективного, авантюрного романа, но подтекст раскрывает их истинное,
серьезное и глубокое содержание, ироничность снимает внешний эффект
от головокружительных похождений героя.
Эпоха европейского Ренессанса, XVII в.,— время действия, вымыш-
ленный герой — «сверхчеловек», активно утверждающий идеи свободы»
добра, мира, справедливости. Легендарный образ Петра Куканя, кото-
рого автор делает вершителем судеб народов, связывая с его личностью-
ряд исторических событий, объединил черты издавна знакомых попу-
лярных героев европейской литературы. Чешский смельчак будто лишь>
случайно разминулся с графом де Монте-Кристо, а д'Артаньян, оказы-
вается, был восхищен храбростью Петра Куканя! Нарочитость, с кото-
рой подчеркнута схожесть с известными литературными персонажами^
соответствует откровенной пародийности сюжета. Но при этом глав-
ное действующее лицо остается вне сферы комического. Петр вызывает
симпатии и сочувствие читателя, ибо его образ противопоставлен всему
реакционному, антигуманному в человеческом обществе. Проблематика
трилогии соответствует собирательному характеру центрального персо-
нажа. Петру Куканю кажется абсурдным, что мир разделен на бедных
и богатых, что существуют казни, не прекращаются войны, льете»


кровь. Он решает переделать мир, в котором «француз воевал с испан-
цем, а тот сражался с турком, наступавшим на венгра... в то время как
итальянец спорил с французом, защищавшимся от англичанина, поляк
дрался с татарином, а немец злился на датчанина, при этом католики
уничтожали протестантов, а протестанты католиков».
Перенасыщенность текста столь масштабным действием — прием,
позволяющий довести иронию до сарказма. Гротесковость конфликтов,
отдельных сцен вызывает смех, фиксирует внимание на политической
значимости возникших ситуаций. Таков, к примеру, невероятный, фан-
тастический диспут Куканя с папой римским, симпатию которого он
снискал, как это ни странно, неверием в бога.
Преобладающая объективированная форма повествования позво-
ляет полно представить реалии времени тридцатилетней войны. Выра-
жает дух эпохи и стилизация, богатая речевая форма, включившая
архаизмы, латынь, итальянские, французские, английские, немецкие
слова и фразы. Литературные нормы языка постоянно нарушаются раз-
говорными оборотами, слэнгом, нарочитой модернизацией. Различные
речевые пласты соответствуют социальному содержанию характеров,
эпизодов, контрастному сопоставлению антагонистических обществен-
ных тенденций. Сочетание разных стилистических уровней функциональ-
но, соответствует взглядам и логике поведения героя, его самобытности,
поэтому рождается ощущение полной естественности фантастического
образа и условности сюжета. Смысл импровизаций Неффа — воссоз-
дание социально-активной личности, способствующей утверждению вы-
соких идеалов социалистического гуманизма, вымысел и художествен-
ная структура трилогии подчинены замыслу.
В своем последнем романе «Облачение господина де Бальзака»
(1981) Нефф зло высмеял современйого сноба от литературы, пробав-
ляющегося чужими мыслями. Многообещающая находка мантии вели-
кого писателя не открыла ему секретов мастерства. Интонация под-
трунивания, гротеск, самоирония (дабы не выглядеть наставником, Нефф
и свои произведения не щадит, подмечает промахи знаменитого Петра
Куканя) подобны стрелам, направленным опытной рукой автора против
недостатков современной литературы. И это произведение — своевре-
менно, импульсивно для самокритики в писательской среде, комическая
ситуация обостряет важную творческую проблему. Нефф всегда от-
крыто, одним из первых вступал в борьбу за высокие идеи нравст-
венности, гуманизма, в защиту социалистической действительности
и мира, умел охватить широкий круг явлений и проблем, опираясь в
своем послевоенном творчестве на историю.
ИРЖИ МАРЕК
В прозе Иржи Марека (р. 1914), неизменно окрашенной юмором,
содержащей сатиру на негативные явления современности* преобладает
пафос защиты идеалов социализма от мещанской демагогии, равноду-
шия, бюрократизма. Бездумному следованию ложным, якобы патрио-
тическим идеям, дутым авторитетам писатель противопоставляет ра-
зумную и активную позицию созидателя социалистической действитель-
ности. Этим определяется идейная направленность его произведений,
в которых сочетаются смелый вымысел, фантастика, гротеск с конкрет-
но-историческими сюжетами и овеянными романтикой характерами.
Колоритный стиль соответствует эпическому воплощению движения
истории и беспощадному высмеиванию всего, что мешает прогрессу.


Первый роман «Бойцы идут в ночи» (1946) Марек посвятил осво-
бодительной борьбе партизан, советских и чешских парашютистов, на
оккупированной гитлеровцами территории Чехословакии. Его герои >—
смелые и выносливые люди.
Решающий, переломный момент во взглядах чешского крестьянства
накануне освобождения писатель воплотил в романе «Деревня под зем-
лей» (1949). Отступая, немцы разоряли дома, увозили жителей, угоня-
ли скот. Целая деревня вынуждена уйти под землю, в заброшенные
старые шахты. Оказавшись лицом к лицу с грозящей опасностью, пол-
ностью разоблачают себя кулаки. Ближе становятся беднякам спрятав-
шие их шахтеры. Всю ответственность принимают на себя коммунисты.
Многое пришлось переоценить крестьянам в те несколько дней, когда
каждый невольно проявил суть своей натуры, взгляды и отношение к
коллективу.
Характерное для чешской литературы того бремени стремление
точнее, правдивее зафиксировать перелом в жизни и в сознании нашло
свое выражение также в ряде рассказов Марека. Самый яркий из них,
не потерявший и по сей день своего значения,— «Человек с. ружьем» —
рассказ о простом рабочем, который после освобождения Чехослова-
кии, получив мандат управляющего шахтой в Пограничье, по-хозяйски
сумел там распорядиться. Буквально с первых дней Шима сталкивает-
ся с эгоистической психологией собственника. Уничтожающая критика
всякого рода торговцев, спекулянтов, стремящихся к наживе, займет
свое место в творчестве Марека. Он показал немало острых конфликт-
ных комических ситуаций, высмеивая подверженность обывателя, пи-
тающегося слухами, панике, разоблачая «дальновидность» мещанина,
не способного понять истинный смысл событий и предвидеть реальную
перспективу их развития. Так, например, возник юмористический рас-
сказ «Дамы и- мотоцикл». Накануне денежной реформы женщины, не
скупясь, готовы хоть по частям закупить никому из них не нужный мо-
тоцикл, из-за которого они чуть было не подрались.
Исторические истоки новой личности строителя социалистического
общества писатель раскрыл, создав образы участников Сопротивления.
В рассказе 40-х гг. «Хитрый штейгер» описан случай на шахте: втайне
от гитлеровцев чехи выносили взрывчатку, и только ловкость пожилого
мастера спасла им жизнь. Характер штейгера Кубата воплотил важ-
нейшие качества рабочего человека: чувство солидарности и ответствен-
ности за коллектив, целеустремленность сознательного пролетария,'
смекалка опытного специалиста, мужество, выдержка в труднейших,
опасных ситуациях.
Перелом в мировосприятии и жизни людей, трудности психологи-
ческой перестройки не переставали волновать писателя и в произведе-
ниях послекризисного периода. Новелла «Глубокий котлован» из сбор-
ника «Ночной рейс» (1972) освещает превратности судьбы мелкого ла-
вочника времен буржуазной республики, ставшего рабочим. Сложность
человеческих отношений раскрыта в новелле «Ночной рейс»: шофер
Станек, работающий на стройке далеко от Праги, преодолевает боль-
шое расстояние, чтобы повидать жену, уладить возникший между ними
конфликт. Дорогой он многое обдумывает, начинает иначе оценивать
свое отношение к окружающим, более критически, чем прежде. Обре-
тение высокой нравственной позиции, отвечающей принципам социали-
стической гуманности, остается главной внутренней темой произведе-
ний писателя о прошлом и настоящем.
Утверждение моральных ценностей, веками накопленных человече-


ством, отличает сказки Марека для детей: «Как Гонза не стал коро-
лем», «Молодые борцы», «Железный Митя», «Веселые сказки вверх
ногами». Сборник индийских сказок «Самый прекрасный сад» (1975)
содержит фантастические истории о летающих слонах, о собаке, кото-
рая ест цветы, об обманутых львах и честном волке, раскрывает муд~
рость и мечты индийского народа. Юмор, легкость и доступность изло-
жения, естественность народной поэтики делают сказки увлекательны-
ми, а возникающие при их чтении реальные, жизненные аналогии за-
ставляют задуматься не только детей, но и взрослых о себе, о людях,
об окружающем мире. Обращение писателя к сказке оставило след в
жанровой структуре его крупных эпических произведений, наложило
отпечаток на стиль, проникнутый духовностью и романтикой, пафосом
утверждения добра и прогрессивного начала в жизни.
Книга «Сириус в созвездии Большого пса, или Преисполненные
любви повестушки о собаках» (1982) — собрание древних и современ-
ных былей и небылиц. Традиционная тема обогащена преданиями, бы-
тующими не только среди чехов и словаков, но также в других стра-
нах Европы, в Индии, Китае, Японии, Австралии. В рассказах пред-
стают разные характеры людей, национальные быт и нравы, и всегда —
столкновение добра со злом, человеколюбия с жестокостью. Напомнил
автор и о сожженных оккупантами Лидицах, и о фашистских концла-
герях, где натравливали собак на пленных. Особенно трогает повество-
вание о собаках, ставших другом человеку, спасая его от одиночества,
а порой и от гибели, становясь поводырем слепых. Г. Грзалова в ре-
цензии на эту книгу написала: «Марек в ней поставил зеркало перед
нами, людьми этого десятилетия».
Видное место в литературе 70—80-хх гг. заняла традиционная
антимещанская тема, и Марек снова обратился к ней, раскрывая исто-
рические и классовые корни современной мещанской психологии в са-
тирических рассказах из жизни первой республики. Сборники «Паноп-
тикум былых криминальных историй» (1968), «Паноптикум грешников»
(1971) рисуют поистине уникальные образы тех, кто приспособился к
волчьим законам старого мира. Газетная хроника, судебные архивы
дали писателю богатейший материал для ярких, почти фантастических
картин уродливой действительности, изображения исковерканных судеб
и характеров людей, одержимых идеей продвижения по службе, обога-
щения. Их портреты и впечатляющие эпизоды из быта обывателей —
своего рода эскизы для эпического полотна, в центре которого, по за-
мыслу автора, должна находиться личность «истинного гражданина»
буржуазной республики, фигура масштабная и внешне значительная.
Появляется и третья книга — «Паноптикум Города пражского» (1979).
Концепция романа «Мой дядюшка Одиссей» (1974) зиждется на
достижениях всего предыдущего творчества писателя, на опыте его
предшественников — Неруды, Гашека, Полачека, хотя преемственность
обнаруживается не сразу: настолько значительно новаторство в области
формы и манеры повествования, во всей структуре по-своему незауряд-
ного характера «великого приспособленца» гробовщика Иозефа Фрай-
вальда, разбогатевшего во время первой мировой войны и процветав-
шего в буржуазной республике, возглавляя объединение гробовщиков.
О своем «героическом» прошлом главный герой рассказывает сам, его
слушает восторженный племянник, которому дядюшка, прошедший, как
говорится, «огни и воды», кажется чуть ли не Одиссеем. Прислуши-
ваясь к наставлениям, преемник опыта благоденствующего мещанина
и сам рассказывает о приключениях родственника по крови и по духу;
ЯП


Это второй повествовательный план, тоже позволяющий проникнуть в
помыслы «классического» обывателя и его современных последовате-
лей. Давая им слово, автор оставляет за собой право оценивать их
жизненную «философию» различными способами, вплоть до перехода
к объективированному повествованию и собственным прямым высказы-
ваниям. Все уровни сложной речевой структуры романа подчинены еди-
ной цели — открыть подлинное, истинное лицо мещанина, снять налет
идилличности с его идеалов, сложившихся в буржуазном мире. «Моим
господином стала прибыль,— цинично признается Фрайвальд и с пафо-
сом продолжает.— Я вдруг почувствовал призвание к великим делам».
Шаржем на лжепатриотизм стало кощунственное описание им сво-
его участия в борьбе за независимую республику. В те дни он понял,
что развал Австро-Венгрии, упразднение прежнего законодательства
сулит ему освобождение от брачных уз с престарелой венской лавочни-
цей и переход в его полное владение похоронного бюро в Праге: «Меня
захватило,— рассказывает он,— великое патриотическое чувство, ибо от
республики я ждал единственного — развода».
Пафос монологов, сентенции гробовщика, его увлеченность собст-
венной персоной придают гротесковость образу и одновременно перево-
дят в сатирический план изображение племянника, преисполненного
гордости за дядюшку. Прибегая к открытому комментированию, ис-
пользуя бурлеск, вводя почти балаганные сцены, писатель постоянно
подчеркивает остроту внешне мягкого юмора. Раскрытие характера ти-
пичного буржуа в контексте эпохальных событий позволило Мареку
имитировать эпопейность, взять как бы за образец произведение Гоме-
ра. Постоянно сопоставляя величие античного героя и мизерность идеа-
лов своего персонажа, писатель четко определил содержание и разоб-
лачительную функцию созданного им сатирического образа.
Новая идейно-художественная задача — выявление прогрессивных
тенденций общественного развития — решена писателем в трилогии
«Соль земли» (I и II тома изданы в 1981 г., III том — в 1986 г.). На-
чав повествование с последнего десятилетия XIX в., когда в политиче-
скую борьбу включается пролетариат, Марек прослеживает развитие
событий вплоть до 1938 г., кризисного момента в государственной и
национальной жизни Чехословакии. Сосредоточив внимание на револю-
ционном рабочем движении, представляя противоборство различных
партий и мировоззрений, писатель не теряет из виду судьбы. героев.
В конфликтных ситуациях, ярких эпизодах четко определяются их по-
зиция, взгляды, психология, ибо они причастны к общественному дви-
жению и антифашистской борьбе после оккупации страны.
Местом событий первых глав автор выбрал Кршивокладско — край,
овеянный легендами, что позволило в свете вековых традиций предста-
вить мир чувств, мечтаний, морально-духовные ценности чешского на-
рода, утвердить в сюжете поэтическое начало и в то же время нагляд-
но изобразить бедность, нищету, безвыходное положение рабочего лю-
да. Опираясь на сказовость, Марек создает свою, оригинальную, сагу
о семье и потомках чешского шахтера Франтишека Жака и его »жены
Марии, обновляет традиции Майеровой, Ольбрахта, Нового, акценти-
руя политический план раскрытия характеров и социальных противо-
речий, отраженных в соответствующих сюжетных линиях.
Продолжается действие романа в Северной Чехии, в Судетах.
Пограничье со смешанным чешско-немецким населением до сих пор
имеет свои сложности, и обращение к поучительной истории весьма
актуально. С одной стороны — национальная рознь, провоцируемая
фашистами, а с другой,— общие интересы чешской и немецкой молоде-


жи, влечение молодых людей друг к другу (истории отношений Славки
и Бруно, Мирека и Гильды), активная деятельность немца-большевика
рабочего Вагнера. Словно столкнулись в противоборстве и два стиле-
вых потока: поэтизация революционной борьбы в романтических обра-
зах-символах, уходящих корнями в народное творчество, и сарказм в
обрисовке облика фашистов (Франк, Генлейн и др.), съезда судето-не-
мецкой партии, бесчинств фашистских молодчиков, жестокости гитле-
ровских оккупантов, наглядно представшей в третьем томе.
«Соль земли», как и романы эпопейного типа словацких писателей
Петера Яроша, Ивана Габая, Ладислава Баллека о судьбе своего на-
рода, весьма значительное явление. В этих произведениях наблюда-
ются близость эстетических принципов, определенная общность разви-
тия художественной мысли, устремленной к исконно национальному, но
не ограниченной традициями, а, напротив, связанной с актуальными
политическими проблемами современности. Вплетение Мареком и Яро-
шем в сюжет легендарных историй, фольклорно-фантастическая образ-
ность, обновление форм притчи, сказки, а с другой стороны — докумен-
тальность, всевозрастающая к концу повествования, повлияли на жан-
ровую структуру их романов. В них сложились черты, присущие новей-
шей политической прозе, появлень^е которой в современных условиях
отмечено критикой. При этом жанровая полифония — не искусственное
сочетание форм, а результат социально-политической заостренности сю-
жета, отражающего истоки духовной жизн^ народа, эволюцию свойств
национального характера. Отсюда и. признаки эпопеи. В этом процессе
обновления современной эпической прозы Иржи Мареку принадлежит
одно из ведущих мест.
ЗДЕНЕК ПЛУГАРЖ
Зденек Плугарж (р. 1913)—крупнейший чешский романист. Его
произведения часто переиздаются — так велика их популярность. Он
пишет о том, что хорошо знает, что пережил сам. Вступив в литерату-
ру в середийе 40-х гг., Плугарж за короткое время опубликовал ряд
повестей и пять романов, рассказал о движении Сопротивления, о фа-
шистских застенках и концлагерях. Позже темой его произведений
стала жизнь молодой республики. В годы фашизма Плугарж дважды
подвергался аресту. Сначала — Панкрац, тюрьма, где фашисты пыта-
ли Юлиуса Фучика, затем — концлагерь Терезин. Перед концом войны
Плугарж заболел, и его выпустили. Из больницы он вышел в конце
мая 1945 г.
Будучи инженером-строителем, Плугарж участвовал в больших
стройках (мост через реку Дию и одиннадцать других мостов, Вирская
плотина). Рабочая среда обогатила художника новым жизненным ма-
териалом. После 1948 г., став руководителем национального предприя-
тия, он получил возможность вести общественно-организационную дея-
тельность государственного масштаба. Таким образом, опыт антифа-
шистской борьбы, знание новой действительности, а также частые по-
ездки за рубеж — в Советский Союз, Германию, во Францию, Испа-
нию, в северные капиталистические государства, в Швейцарию, на Бал-
каны, в Китай, Египет — позволили чешскому писателю правдиво и
глубоко осветить многие стороны жизни своей страны и послевоенной
Европы, сравнивать, видеть коренные различия социализма и буржуаз-
ного строя.
Не только в Чехословакии, но и за ее пределами широко известен
его роман «Если покинешь меня» (1957) —о чешских юношах-эмигран-.
11 Т» т> -'


тах, уехавших за границу после 1948 г. Для названия автор выбрал-
строку из стихотворения Виктора Дыка, предостерегающего тех, кто»
задумал оставить родину. Если герой Отченашека в романе «Гражда-
нин Брих» все-таки не ушел за рубеж с отщепенцами, чуждыми ему по
духу, то каждому из покинувших родину молодых людей, о которых
пишет Плугарж, пришлось пройти мучительный путь. Тщетными оказа-
лись их попытки устроиться на работу и выбраться из ужасающей об-
становки лагеря для перемещенных лиц. Студент Вацлав потерял вся-
кую надежду продолжить образование, стать предателем он не мог:
нравственные устои не позволили ему соединить свою судьбу с теми, кта
ненавидел родину; он кончил жизнь самоубийством. Только правона-
рушитель Ярда, скрывшийся от ответственности, добился сытой жизни,
а став шпионом, попал в Чехословакию. Словно из ада, вырвались на
родину типографский рабочий Гонза и Катка, которая безуспешно пы-
талась разыскать за границей жениха-немца, давно забывшего ее.
Психологизм как отражение жизненной драмы героя становится
основным принципом и в других книгах Плугаржа (им написано уже
более десяти романов). В 60-е гг. его особенно заботят вопросы воспи-
тания молодежи. Уже появлялись признаки наступления на мир социа-
лизма буржуазной идеологии, и Плугарж одним из первых понял, чта
внимание к духовному миру людей, особенно подростков,— задача
общегосударственная. Он пишет роман о неблагополучных детях, вы-
росших без присмотра родителей, и называет его «Не швырять же в
них камень» (1962). Это — призыв ко всем помочь споткнувшимся.
Тема находит отклик в творчестве ряда писателей: врач по профессии
Валя Стиблова, поднимая тот же вопрос, пишет волнующую повесть
«Письмо Кларе» (1963) о судьбе оступившихся. Плугарж не довольст-
вуется констатацией неприглядных фактов, ищет выход, анализирует
причины: слепая любовь к детям, непомерно большие карманные день-
ги — результат благополучия, пришедшего с повышением жизненного^
уровня, столь же опасны, как и полное пренебрежение родительскими
обязанностями. «На дне» оказалась Вера, которой уже трудно помочь:
она снова сорвалась, связалась с ворами, увлекая за собой друзей из
исправительной детской колонии. Больше сочувствия вызывает Фран-
цек Валеш, на долю которого с самого детства выпадает забота а
младших детях, так как отец пил, а мать почти не появлялась дома.
Отсутствие денег привело его в ту же шайку, где была Вера. Похожи
биографии подростков, драматичны их судьбы, тяжел труд воспитате-
лей, не всегда можно добраться до детских искалеченных душ, в чем
убедился и сам автор, много раз посещавший колонию. Вместе с тем
Плугарж показал, что работают в таких учреждениях люди, предан-
ные своему высокому долгу. «Иногда приходит успех, а иногда мы
воюем напрасно, так уже получается в нашем деле,— рассказывает
один из героев романа, старейший опытный воспитатель Мареш.— Но
мы не отступаем, само собой разумеется, что и права у нас нет тако-
го — уйти от ответственности, даже в случае с Верой. Наша обязан-
ность всегда снова верить, что и капля добра, оставшаяся в испорчен-
ной душе, даст нам возможность уберечь человека...».
Плугарж поднимает актуальную проблему на уровень моральной
ответственности людей перед обществом. Писатель уверен, что наряду
с обвиняемыми подростками отвечать перед законом должны их роди-
тели, не должно оставаться безнаказанным и равнодушие окружающих,
порой годами наблюдавших падение соседских детей. Животрепещу-
щая тема продолжена в книге для молодежи «Бунт против «Пантер*
(1967), где Францек Валеш порывает с шайкой «Братья пантер».


Вопросам морали, но уже связанным с жизнью современной интел-
лигенции, посвящен роман «Успех» (1965). В центре — повседневная
жизнь супругов-ученых. Преобладание формы внутреннего монолога
позволило автору, как отметил в книге «Зденек Плугарж» литературо-
вед Ян Адам, глубоко раскрыть «непростой и далеко не безболезнен-
ный процесс самоанализа, который помогает осознавать свои ошибки,
исправлять их». В то время как чешская проза 60-х гг. все более по-
гружалась в сферу сугубо интимных отношений, Плугарж сохранял,
укреплял и развивал принцип единства в отображении личной, трудо-
вой, общественной деятельности человека. Его герои продолжали жить
интересами страны, и не призрачными, навязанными мещанской идео-
логией, а теми, что отвечали созидайию социалистической действитель-
ности. - .
Романы 70-х гг. продолжили магистральную линию его прозы. «По-
следняя остановка» (1971) — попытка обратить внимание современни-
ка на духовные ценности старшего поколения, а также наглядно пока-
зать и осудить пренебрежительное отношение молодых к родителям и
близким, обеспечившим им безмятежное существование, вызвать чув-
ство долга, не только обязывающее быть человеком, но и одухотворяю-
щее. В ходе преодоления ущерба, нанесенного кризисом, это было осо-
бенно важно. Место действия в романе — дом для престарелых, проз-
ванный Иерусалимкой. Здесь свой быт, особый уклад жизни и много-
образный мир чувств и переживаний, вызванных отрывом от дома, от
детей, И над всем этим миром господствует единое желание не поры-
вать с жизнью за пределами Иерусалимки. Поэтому, продав дорогой
браслет — последнее, что оставалось от прежней жизни, пани Софи
отправляется в туристическую поездку к морю, а неугомонная Форейт-
ка ежегодно по весне убегает и бродит, пока ее, голодную и оборван-
ную, милиция не привезет обратно. Комедийных ситуаций возникает
немало, но за ними чаще всего стоят человеческая драма или стремле-
ние воплотить в полезные дела еще нерастраченные силы. Такова исто-
рия деда Магиерки, всегда готового помочь людям и с утра до ночи за-
нятого в своей мастерской. Он и музыкант Богдан, неисправимый ме-
чтатель, добры и наивны, а потому и страдают более других.
Разные люди доживают свой век в стенах этого дом.а, у каждого
за спиной свой пройденный путь, свои убеждения, здесь и активные
участники революционного движения, которые особенно много спорили
о политике, не принимая взглядов бывшего офицера старой чехословац-
кой армии. Вместе герои Плугаржа представляют многоликое прошлое,
настоящее и в какой-то мере оттеняют возможное будущее, во всяком
случае в связи с обликом и моралью их детей.
Чешская критика не сразу восприняла «Последнюю остановку»
как произведение значительное, только со временем оценила важность
затронутых писателем проблем для укрепления нравственных устоев
современного общества. Что же касается Плугаржа, то он настойчиво
продолжал вести упорную борьбу за духовный мир современника, ища
наиболее эффективные формы утверждения жизненной концепции, вы-
кованной движением Сопротивления и ранее — в борьбе против бур-
жуазии и фашистской идеологии накануне гитлеровского нашествия.
Романы «Стеклянная дама» (1973) и «Один сребреник» (1974) напоми-
нают о жестокости фашизма, призывают к бдительности. В первом из
них действие разворачивается в Судетах перед оккупацией Чехосло-
вакии, когда фашистские молодчики бесчинствовали, терроризируя на-
селение. Столкновение двух враждующих сил, антагонистических идео-
логий определило основной конфликт и сюжетные коллизии. Неприми-


римость борьбы олицетворяют образы немецкого коммуниста, бежав-
шего из Германии от преследований гитлеровцев, и все более теряющих
человеческий облик сыновей местного профашистски настроенного фаб-
риканта Вернера. В водовороте событий, развивающихся с неимоверной
быстротой, словно попавшие под перекрестный огонь, молодые люди —
рабочий парень Павел и девушка из фотоателье Лиза — находят
все же свое место в борьбе, встав на сторону изгнанника-антифашиста:
рискуя собственной жизнью, они не однажды спасали его от расправы.
Следуя принципам детективного сюжета, Плугарж сумел наглядно по-
казать, как в ту пору в тяжелейших обстоятельствах выковывались ха-
рактеры молодежи.
Та же тема, но в ином ключе балладного повествования и более
сложном психологическом аспекте решена в следующем романе о па-
триотах, укрывшихся в лесистых горах Словакии и готовивших анти-
фашистское восстание. «Один сребреник» , содержит целый комплекс
проблем, весьма важных для начала 70-х гг. Сложные сюжетные пово-
роты и размышления героев продемонстрировали, сколь трудно достичь
взаимопонимания. Был поднят вопрос о солидарности в борьбе за сво-
боду и счастье народа. В бригаду лесорубов пришли отнюдь не дрово-
секи, а люди разных специальностей, которых объединила необходи-
мость укрыться от фашистских властей. Чех Мартин примкнул к ним
позже, и остальные боялись ему доверять. Подозрительность чуть не
стоила Мартину жизни. Колоритным обликом персонажей, общим сти-
лем и богатством языковых средств, близких фольклору и разговорной*
речи, «Один сребреник» выделяется среди других романов Плугаржа.
Атмосферу подавленности, замкнутую жизнь, полную опасностей си-
туацию нарушают включенные в повествование веселые рассказы бала-
гура Гержака, воспоминания деда Чепурко, шутки, комические сцены
в деревенском трактире, куда позволяли себе иногда выбраться лесо-
рубы. Юмор в крайне напряженной обстановке становится той живо-
творной силой, которая поддерживает в трудную минуту, вселяет веру
в успех дела, не дает унывать. И в этом тоже — жизненная правда,,
подчеркивающая драматизм сюжета.
«Девятая смерть» (1977) знакомит чита?еля с тяжелыми условия-
ми жизни предвоенных лет, которые подчас делают человека похо*
жим на затравленного зверя и могут довести до гибели, как это слу-
чилось с главным героем романа — передовым рабочим Грахом. Рас-
следование причин его смерти, проводимое братом-учителем, и стала
основой почти детективного сюжета.
Становлению личности молодого человека в годы построения со-
циалистического общества Плугарж посвятил роман «В шесть вечера
в «Астории» (1982) о судьбах учеников одного класса. Он довел по-
вествование до конца 60-х гг. и отразил эволюцию психологии различ-
ных слоев общества. Роман «Занавес без аплодисментов» (1985) о
жизни театральных кругов поднимает вопрос о творческом отношении
к актерскому мастерству, как и ко всякому делу. Критическое освеще-
ние автором персонажей, их личной неприязни друг к другу, закулис-
ных интриг, а с другой стороны,— самозабвенной преданности сцене
чрезвычайно заостряют жизненную проблему.
Книги Плугаржа читаются с интересом — он блестящий рассказ-
чик, оказывают самое непосредственное воздействие на людей, не
оставляя их равнодушными. Это качество истинного художника — ре-
зультат того, что писатель, по его собственному признанию, всегда
как бы видит перед собой читателя во время работы над текстом.
Влияние Зденека Плугаржа на творчество молодых очень велико.


ЯН КОЗАК
Творчество Яна Козака (р. 1921) связано в основном с жизнью
послевоенной словацкой деревни, где ему в 50-е гг., когда, он был на
партийной работе, пришлось разбираться в сложных, порой драматиче-
ских ситуациях, возникавших в процессе организации сельскохозяйст-
венных кооперативов. Пишет Козак также о советской действитель-
ности. В 1967 и 1969 гг. он побывал на северо-востоке Сибири, узнал
тайгу, познакомился с охотниками. Жизнь в тайге, или, как он сам го-
ворит, «наедине с тайгой», чувство слияния с природой, ощущение кра-
соты земли привели к тому, что особое состояние человека, приобщив-
шегося к миру естественных ценностей, стало главным в характере
многих его героев. Два изданных прежде путевых очерка о Сибири
были в 1972 г. объединены в книге под названием «Охотник в тайге».
Повести о мужестве и высокой нравственности людей, преданных делу
и верных в дружбе, составили триптих «Белый жеребец» (1975), а поз-
же вышел роман о геологах — «Осень в краю тигров» (1979). Интерес
писателя к советской действительности не ослабевает, в серии книг для
юношества издан богато иллюстрированный очерк «Черный соболь, бу-
рый медведь» (1985). Образы советских людей развивали концепцию
личности, сложившуюся в ранних произведениях Козака." Особенно по-
казательна в этом отношении созданная в конце 50-х гг. повесть
«Марьяна Радвакова», одно из лучших произведений писателя, посвя-
щенных становлению нового сознания крестьян в условиях социалисти-
ческой перестройки деревни. Девушка из бедняцкой семьи, выйдя за-
муж за сына кулака, оказалась в богатом доме Радваков на положе-
нии батрачки. Ситуация, издавна известная в литературе, однако писа-
тель находит новое, типичное для современности решение конфликта.
Обида за себя, за сына не сломила Марьяну, не толкнула ее на путь
мести, как было, например, с героиней романа Ярмилы Глазаровой
«Сочельник». Историзм образа и отражение общественной жизни того
времени правдиво и убедительно с художественной точки зрения моти-
вируют поступок героини, Ее уход из кулацкого дома в другую среду,
большое, светлое чувство к человеку совсем иного склада ума, чем ее
муж,— к коммунисту Янеку — открывают для Марьяны и ее сына дру-
гую жизненную перспективу, нежели та, что их ожидала в семье Рад-
ваков, рядом с Михалом, одержимым идеей обогащения. Традиционный
социальный конфликт, бытовой план сюжета с пресловутым треугольни-
ком и обычная для деревни в таких случаях схватка соперников полу-
чили далеко не трафаретное освещение: нападение Михала на Янека,
нанесенная им ножевая рана окончательно разрешили сомнения
Марьяны — она увидела звериный облик собственника, что и помогло
ей утвердиться в своем решении.
•Трудность психологической перестройки владельца даже самого
малого клочка земли Козак реалистично и глубоко раскрыл в повести
«Тяжкая ночь», включенной, как и «Марьяна Радвакова», в его первое
книжное издание — сборник «Горячее дыхание» (1961), вышедший в
серии «Жизнь вокруг нас». Нелегким было вступление в кооператив
Кониара, а самой трудной оказалась для него ночь, когда он прощался
со «своим полем». «Целые столетия,— пишет Козак,— ничего подобного
не происходило. Получить, взять в приданое или отсудить, урвать для
себя новый кусок земли, завеет^ еще одну корову — это деревня зна-
ла. Так можно было защититься от голода... Но чтобы отдать поле, на-
дел, который человек до изнеможения обрабатывал собственными рука-
ми, отчего руки его вросли в этот кусок земли, дали побеги и ухвати-


лись за него так же крепко, как корни? Да какому дураку могло нечто
подобное прийти в голову! Деревня думала, обсуждала, гнала от себя
эти мысли».
Козак показал, как, преодолевая инерцию привычного, новое по-
беждало — ив сознании, и в жизни. Его книга «Горячее дыхание» от-
крыла путь многим молодым писателям к теме деревни, переживавшей
небывалую ломку общественных отношений, обратила их внимание на
новый тип характера крестьянина.
В романе Козака «Святой Михал» (1971), как и в ранних пове-
стях, отражена жизнь Восточной Словакии 50-х гг. Однако концепцию
сюжета определило другое время: социализм был построен и выстоял.
Главные персонажи романа — председатель местного национального
комитета Вилем Губик, основатель кооператива в Поречье, и новый
председатель, Михал Янак, прозванный «святым» за доброту и муд-
рость. Вилем из бедняков, хозяйство Михала было середняцким. Меж-
ду ними идет давний спор о методах руководства кооперативом. Понять
его причину помогают истоки психологии Вилема и его ближайшего
окружения, их недоверие Михалу, сомнение в его новой тактике, но
главное содержание конфликта романа определяется все же перестрой-
кой духовной жизни общества, победой прогрессивных тенденций в де-
ревне. Мягкий юмор и комизм ситуаций, обращение к фольклору обога-
тили колоритные образы, придали доброжелательную тональность опи-
санию напряженной борьбы за кооперирование, преодоления отсталых
религиозных взглядов и других укоренившихся в деревне пережитков.
Стиль романа отмечен яркостью сцен и пейзажей, остротой диалогов,
насыщенных пословицами, поговорками, и вместе с тем — масштабно-
стью проблематики, в раскрытии которой не последнюю роль играет
умное и меткое слово то одного, то другого героя.
Сложные пути кооперативного движения в Чехословакии еще бо-
лее наглядно отражены Козаком в романе «Гнездо аиста» (1976). Важ-
но было, возвратясь к событиям прошлого, закрепить историческую
перспективность их хода, теперь уже подтвержденную жизнью. Гнездо
аиста на крыше — символ мира и благополучия в доме. Желание
Илоны, соединяющей свою судьбу 'с беспокойной жизнью председателя
национального комитета Павла, обязательно приручить аистов к их
будущему новому дому воспринимается как воплощение давней народ-"
ной мечты о счастье. В сюжете естественно сливаются общественный
ракурс изображения событий во время образования кооператива, яркие
сцены борьбы коммунистов Трнавки против кулаков и личностное на-
чало, интимный настрой повествования. В прозе Козака 70-х гг. по мере
того, как характеры получают все более конкретное исторически значи-
мое наполнение, оба аспекта выступают в неделимом единстве, состав-
ляя основу типизации прогрессивных тенденций действительности. Кон-
цепция личности передового человека достаточно полно проявилась в
образах старого коммуниста Копчика и его сына Павла, секретаря
райкома Гойдича, тех немногих, кто твердо и последовательно отстаи-
вал кооператив, выступал против извращения линии коммунистической
партии. Драматические события в дни распада кооператива в Трнавке
выявили суть характера многих персонажей романа, словно проверяя
их «на прочность».
Одним из главных героев романа стал крепкий середняк Резеш, с
трудом преодолевающий психологию собственника. Писатель снова вы-
бирает юмор как основное средство раскрытия внутреннего мира кре-
стьянина, недавно получившего землю, ставшего наконец-то хозяином,
рачительным, расчетливым, опасающимся потерять с таким трудом на-


житое. Резешу чужд кулак Хаба, у которого он был батраком, но «за<
теи коммунистов» тоже пугают. Он попадает то в трагическую ситуа-
цию, рискуя поплатиться жизнью, то в смешное положение. Мысли и
чувства крестьянина наиболее полно отразили внутренние монологи.
Резеш даже в костеле думает о полученном наделе земли, о корове и
лошади, о судьбе своего хозяйства. Ему уделено так много внимания
потому, что его история содержит правдивое — с точки зрения идейной
и художественной — решение главного романного конфликта. В. И. Ле-
нин настаивал на добровольности коопериройания, осуждал насильст-
венные действия, был за «правильное проведение партийной линии nQ
отношению к среднему крестьянству, в смысле более внимательного от-
ношения к его нуждам, устранения произвола со стороны местных вла-
стей и.стремления к соглашению с ним» *.
Роман Козака «Гнездо аиста» затрагивает острые моменты оте-
чественной истории, процесс созидания основ социализма в деревне.
Если роман «Осень в краю тигров» воссоздает характеры совет-
ских людей, мужественных и настойчивых в достижении цели, в реше-
нии задач, имеющих общенародное значение, то в романе «Адам и Ева»
(1982) писатель снова обратился к своей родной земле, на сей раз это
Чехия, плодородные почвы которой требуют бережного отношения, а
цветущие сады — человеческих рук и забот. В центре внимания автора
проблемы экологические, но они ни в коей мере не отодвигают на вто-
рой план главнейшую художественную задачу нашего времени: созда-
ние образа положительного героя, передового человека нашей эпохи.
В предыдущем романе это настойчивый геолог Иван, не прекративший
со своей бригадой работы по изысканию нефти в Сибири, его сподвиж-
ница — армянская девушка-геолог Нарина, отец Ивана учитель Андрей
Петрович, выросший в приморской тайге. Романтическое в их характе-
рах связано, как и в следующем романе, с добрым и бережным отно-
шением к земле и ее богатствам.
Для Козака восприятие природы часто становится критерием
оценки личности героя. Все лучшее в характерах бригадира садоводов
Адама и его верной помощницы жены Евы раскрывается в их повсед-
невных заботах о саде, о плодоносящих деревьях. Они упорны, способ-
ны одолеть и неблагоприятные погодные условия, и невежество руково-
дителей, которые боятся рисковать, разрешив высадить персики в се-
верных широтах, не понимают дерзновенного замысла специалиста, сути
новаторства, сулящего выгоду. Далеко не все, как опытный коммунист
Ситарж, готовы положиться на Адама, преданного своему делу. Роман
«Адам и Ева», символическое название которого соответствует глобаль-
ной проблематике, связанной с охраной природы, с борьбой против бес-
пощадного использования плодородия земли, написан в духе притчи,
языком ярким и близким широкому читателю.
Словно оттачивая свое перо, писатель продолжает обращаться к
малым жанрам эпической прозы и публицистике, вынашивая концеп-
цию крупного произведения, которое отразило бы судьбы поколения и
становление новой личности, способной защитить нашу планету от ги-
бели. «Я знаю,— говорил он на заседании Президиума Международно-
го совета мира,— что борьба за сохранение мира и разоружение, за со-
существование и сотрудничество — самая важная и неотложная задача
нашей эпохи... Мы, писатели, можем и хотим помогать ее решению
прежде всего своим творчеством, искусством слова».
Козак часто напоминает о богатом наследии Горького, Роллана,
* Ленин В. И. Поли. собр. соч. Т. 38. С. 207.


Чапека, Фучика, Незвала и других выдающихся писателей, которое от-
крывает для современника возможность воссоздания в художественной
литературе нового образа человека XX столетия, борца за мир и про-
гресс. Его собственное творчество — существенный вклад в решение
этой задачи.
ЙОЗЕФ КАДЛЕЦ
Творчество, Иозефа Кадлеца (р. 1919), отмеченное характерным
для чешской прозы лиризмом, отразило исторический процесс станов-
ления личности современника в условиях антифашистского Сопротив-
ления и послевоенной действительности. Писатель сказал как-то: «Меня
всегда будет интересовать, как эпоха, в которую мы живем, отражается
в частных судьбах и каков вклад людей — собственно, каждого .из
нас.— в дела своего времени».
Живая связь с современностью — самая характерная черта всех
созданных Кадлецем книг, написанных в основном в 70—80-е гг. Три-
логия «Вчерашние знакомые» (1979), включающая романы «Мир, от-
крытый случайностям», «Мир, полный надежд» и «Двойной свет», вы-
ходившие отдельными изданиями в 1971, 1973, 1976 гг., ряд повестей
запечатлели духовное развитие поколения его ровесников. Писателя
интересует формирование мировоззрения современника и причины,
истоки нынешних социальных р политических проблем.
Кадлец родился и вырос в предместье г. Пльзень, подростком на-
чал трудиться на шкодовских предприятиях, во время войны был от-
правлен на работы в Германию, в Дессау. После войны он стал журна-
листом, редактором, возглавлял ряд периодических изданий. Отец пи-
сателя был в русском плену в годы первой мировой войны, в семье
хранился дневник той поры и рядом с произведениями классиков чеш-
ской литературы^ — русская библиотечка на чешском языке: романы
Гончарова, Тургенева. Влечение школьника к русской литературе ока-
залось устойчивым: познакомившись позже с творчеством Горького и
других советских писателей, он стал переводчиком — в его переводе
вышли к^иги Тургенева, Горького, Шолохова, Лидина, Василевский.
Внимание к творчеству основоположника социалистического реализма
проявилось в работе «Максим Горький в Чехословакии. Страницы био-
графии» (1951). Проза Кадлеца, созданная в горьковской традиции,
целенаправлена: «Литература,— считает он,— должна отражать жиз-
ненный опыт нашего поколения, накопленный с детства и в драматиче-
ских столкновениях с буржуазной действительностью, и в антифашист-
ской борьбе военных лет, да и после 1945 года, когда строительство
социализма в освобожденной от гитлеровских захватчиков стране было
связано со многими трудностями. Наша обязанность — адресовать мо-
лодежи книги, помогающие разобраться в нынешней международной
обстановке. Мы должны вооружить наших младших современников
опытом борьбы за мир».
Критика справедливо отмечает историческую мотивированность
созданных Кадлецем литературных характеров, глубокое проникнове-
ние во внутренний мир героев и вместе с тем нерасторжимость их мыс-
лей и чувств с восприятием общественной и политической жизни. До-
стижение этого художественного синтеза и стало для Кадлеца главной
эстетической задачей. Как бы ни были разнообразны выбираемые им
сюжеты, внутренним и главным содержанием произведений оставалась
неисчерпаемая тема — человек и время. При столь масштабном замыс-
ле писатель придерживается интимного настроя: рассказ обычно идет


от первого лица и носит порой характер исповеди, задушевной беседы.
Ему удается, казалось бы, в камерных сюжетах и весьма обычных люд-
ских судьбах воплотить движение истории.
Своеобразие его идейно-художественной системы явно выступает
в трилогии о молодых людях, переживших тяжелые времена буржуаз*
ной республики, гитлеровской оккупации, а потом нелегкий период
становления нового государства после освобождения Чехословакии.
Эпохальная проблематика воплощена в картинах повседневной жизни,
требовавшей от людей общественной активности. Уже в романе «Мир,
открытый случайностям» погружение в юношеские переживания и раз-
думья сочетается с документальностью изображения конкретной об-
становки конца 30-х гг., периода кризиса. Само же повествование ве-
дется так, словно это не воспоминания о минувшем, а как бы вос-
крешение событий, жизненных историй, которые протекают сейчас, на
наших глазах, при просмотре документальной киноленты. Ощущение
сиюминутности происходящего приобщает к действию, побуждает к
самой непосредственной реакции. Невозможно не сочувствовать безра-
ботным, бездомным, голодным, особенно если это почти дети, чья злая
доля воплотилась в судьбе бойкого мальчишки из городского пред-
местья. Весь роман — его горькая исповедь, рассказ о том, как бродил
он по городу и окрестностям в поисках хоть какой-нибудь работы.
Книгу открывает соответствующий сюжету эпиграф из сочинений Ван:
чуры:
«Мера пути — скитание,
мера изобилия — голод,
а игры детей — предваряют поступки»
Не до игр было голодному мальчишке, герою Кадлеца, но трудное
детство действительно закаляло. Кончается роман символической сце-
ной возвращения домой, пробуждением к новой жизни: «Рядом стояла
моя мать, маленькая, согнувшаяся, седая, с покрытым морщинами
лицом и заплаканными глазами... А я жадно начинал пробуждаться
к жизни. Передо мной словно открывался широкий вольный простор
без конца и края, дни были солнечные, дни обновленных надежд...».
Следующий роман, «Мир,1 полный надежд», продолжил тему воз-
мужания . молодого человека, хотя ни сюжет, ни герой не связаны
с предыдущим романом. Теперь это молодой человек, вернувшийся на
родину после принудительных работ в гитлеровской Германии. Дей-
ствие происходит в первые месяцы после освобождения Чехословакии.
Четверо друзей испытывают нужду, только у одного из них есть жилье,
где и разместились все они, мечтающие пойти учиться, приобрести
профессию. Разных людей встречают они на своем пути, остро чув-
ствуют неприязнь обывателей и приспособленцев вроде хозяина виллы,
где живут, или бывшего однокашника Ондржея. Он-то и предложил
герою-рассказчику поддерживать «их партию», за что обещал квартиру.
Ответ был однозначный: «Я не хочу иметь с тобой ничего общего», —
сказал преуспевающему Ондржею пока еще совсем неустроенный па-
рень, нашедший вскоре духовно близкое ему окружение. Это были
рабочие-наборщики, редактор, коммунист-подпольщик, живший во вре-
мя войны в Советском Союзе. Так вышел на свой жизненный путь'
главный герой второго романа. И снова символична заключительная
сцена, запечатлевшая Февральские дни 1948 г., когда решалась судьба
народно-демократической Чехословакии. Далеко не все могли тогда
разобраться в политической ситуации, но люди, как заверяет повество-
ватель, больше полагались на К. Готвальда, нежели на ораторов дру-


гих партий. Рабочие шли за коммунистами, и мы видим нашего героя
на Вацлавской площади в тесной толпе народа. В этот ответственный
момент он четко понял, где дорога к истинной свободе, осознал, как
долог и труден был путь через военные годы к освобождению.
Третий роман — «Двойной свет» — дает представление о жизни
различных слоев общества в первые послевоенные годы, когда шла
напряженная политическая борьба. В романе создана сложная система
самобытных характеров с двумя контрастными образами в центре: рас-
сказчика, молодого коммуниста, и социал-демократа Станды Каплана,
преданного своими партийными боссами и вконец запутавшегося. Наз-
вание романа символично и вместе с тем фиксирует авторский прием
освещения человеческих характеров. «В двойном освещении, — говорит
один из героев, — каждый образ пластичнее. На первый план высту-
пают невидимые прежде грани и контуры». И еще: «Каждый человек
излучает свой собственный свет... Кто-то пылает, а есть люди тлеющие.
Это обычно те, кто видит в жизни только себя». «Фарфоровая кукла»
Ева, а рядом нескладная, добрая Пегги Беранова, готовая каждому
помочь в трудный момент, хотя ее собственная судьба так и не сложи-
лась; занятые своими личными делами, блуждающие в «политических
потемках» знакомые рассказчика и он сам, молодой рабочий-печатник,
долго не имевший пристанища, но твердо занявший свое место в не-
спокойное бурное время, когда коммунистическая партия отстаивала
право народа на завоеванную свободу. Время разлучило прежних дру-
зей, познакомившихся когда-то в кафе «Унион», нет и старого кафе —
дом снесен: он мешал движению в разрастающейся Праге. «Конечно,
меняется время, и мы, безусловно, меняемся вместе с ним». Этой много-
значительной фразой Иозеф Кадлец заканчивает трилогию, раскрыв-
шую пути формирования личности современника. Во всех трех рома-
нах не названы имена главных героев, от лица которых ведется повест-
вование, тем самым подчеркнута общность их жизненных историй с
судьбами многих людей, с судьбами страны.
Кадлец придает большое значение документальности современной
литературы, считает, что пережитое автором — самый ценный мате-
риал для его творчества. Автобиографичность присуща не только три-
логии, но и произведениям малого жанра. «Возвращение из Будапешта»
(1975) затрагивает острейший ныне вопрос об активной нравственной
позиции человека. В повести речь идет не просто о смене руководите-
лей или несложившихся служебных отношениях. Писатель противопос-
тавляет главного героя, инженера Бендла, нечестному, наглому Ней-
теку. Пафос произведения направлен против мещанина, попирающего
нравственные устои социалистического общества, против равнодушия,
а порой и пассивности честных людей. На первый взгляд конфликт
может показаться частным: в отсутствие Бендла, находившегося в слу-
жебной командировке в Венгрии, Нейтек оклеветал его и директора.
Но хотя Бендл не пострадал (ему, как способному работнику, пред-
ложено перейти в вышестоящую организацию), он не смог смириться
с тем, что руководить отделом будет карьерист, неуч, клеветник.
Тут-то и пришлось Бендлу преодолеть чувство неловкости — Нейтек
рекомендован на его место — выступить и добиться справедливости.
В повести несколько «вставных» историй, и для каждой найден
свой ключ. Колоритен образ престарелой тетушки Лауры, с которой
встречается герой в Будапеште; сатирически, часто с сарказмом рас-
сказывает автор «биографию» приспособленца и ханжи Нейтека; ин-
тересно, психологически тонко выписан эпизодический образ нового
пмпртгтппя очень важный, однако, для решения основного конфликта.


Повесть «Возвращение из Будапешта» — произведение лирическое и.
общественно значимое. Заключительная фраза — «Завтра будет прек-
расный день», — словно создает возможность продолжения, оставляет
сюжет открытым, сулит добрую перспективу.
Две другие повести — «Виола» (1978) и «Баллада о мрачном
боксере» (1981)—рассказывают о жестоких временах фашистской
диктатуры, о чешских тружениках, оказавших сопротивление оккупа-
ционным властям.
Эта тема в литературе последних лет приобрела новое звучание
в связи с оживлением в ряде стран неофашизма, с настоятельной не-
обходимостью показать молодежи истоки мужества и высоких нравст-
венных принципов поколения, пережившего войну. Старейший чешский
писатель Иозеф Рыбак сказал на III съезде чешских писателей в 1982 г.:
«Полезно рассказать молодым людям о застенках гестапо на Панкрат
це, о концлагерях, о том, как без суда и следствия уничтожались целые
семьи, женщины, старики и дети... Это большая тема нашей литера-
туры. Она особенно важна для молодежи, которая не познала ужасов
оккупации и должна убедиться, что все, само собой разумеющееся се-
годня, достигнуто ценой потоков крови тысяч и тысяч жертв».
«Виола», с подзаголовком «История, почти забытая», напоминает
о том, как люди, не щадя жизни своей и своих детей, вступали в борь-
бу с фашизмом. Таким был отец Виолы, трактирщик по прозвищу
Зубарж. Узнав о его подпольной деятельности, фашисты окружили дом
и, не сумев сломить сопротивления, подожгли его... Повествование
в этой книге ведется от лица влюбленного в Виолу юноши, очевидца
трагедии. Его первое чувство не погасло со временем. Рассказывая
о Виоле много лет спустя, воскрешая в памяти образ возлюбленной,
далекий и поэтичный, Ян создает почти легенду. Балладность, роман-
тичность повествования действительно вызывают ассоциации со ста-
ринным преданием, а загадочность поведения героини не только соот-
ветствует избранной писателем форме, но объясняется и тем, что Виола,
как выяснилось, была осторожной и мужественной подпольщицей. Ли-
рическая тональность повествования то и дело сменяется суровым
звучанием драматических сцен: арест подпольщика-коммуниста Ха«
димы, допрос в гестапо самого Яна, гибель Виолы в объятом пламенем
доме. Таинственно-романтическое и трагическое сливаются в единый
балладный строй, усиливающий героическое звучание произведения.
В «Балладе о мрачном боксере» действие происходит вскоре после
захвата власти в стране гитлеровцами. Кое-кто из чехов еще стремится
сохранить видимость прежней жизни: одни развлекаются, внушая себе,
будто ничего не случилось, другие стараются приспособиться, полагая,
что это на время, кто-то спешит обогатиться. Служащий Людвиг и его
друг боксер Эда восприняли перемены гораздо серьезнее. Молодые
люди ищут выход, не желая оставаться пассивными наблюдателями,
а пока бывший чемпион по боксу на свой страх и риск расправляется
с подгулявшими пришельцами. Найдет ли он связных цз Сопротивления
или фашисты успеют его схватить — остается неизвестным. При откры-
том сюжете особенно важна устремленность героев баллады, твердость
их убеждений, отвечающие исторической перспективности созданных
писателем характеров.
В сборнике небольших рассказов о прошлом «Игра теней» (1984)
снова обращено внимание на истоки психологии современника. Форма
эскиза (книга имеет подзаголовок «Минутные сюжеты») весьма пока-
зательна для одной из недавно воскрешенных тенденций в литературе.
Например, с конца 60-х гг. Вл. Солоухин создает «Опавшие


листья», циклами печатает их в журналах, затем выходит книга
«Камешки на ладони», В. Астафьев собирает свои «Затеей» в книгу,
Ф. Абрамов в конце 70-х гг. издает рассказы-миниатюры сборником
«Трава-мурава», В. Белов объединяет сатирические очень небольшие
новеллы под ироническим названием «Вологодские бухтины», Ю. Бон-
дарев продолжает публикацию «Мгновений». Знаменательно, что к
«микроформам» обращаются романисты, причем — опытные. Так,
И. Марек сам назвал «повестушками» свои рассказы о собаках, в кото-
рых чуть не со всего света собраны полные мудрости истории, раскрыв-
шие столь разные человеческие натуры. В книге же Кадлеца обращает
на себя внимание историческая значительность, общественно-социальное
содержание наблюдений. Скрепленные единством замысла небольшие
сюжеты и бытовые сцены в совокупности воссоздают картину времени.
Писатель достигает высокой степени типизации, как бы пользуясь осо-
бым «микроинструментом» художественности. Образование циклов,
книжные издания с конца 70-х гг. выделили в самостоятельный жанр
или по меньшей мере — в жанровую разновидность новейшей прозы
интересно и многосторонне развиваемую писателями форму.
Повесть Кадлеца «Карловарский ноктюрн» (1983) воспроизводит
сложные человеческие отношения в нынешней обстановке напряжен-
ной повседневной жизни, когда порой большое чувство оттесняют буд-
ничные заботы, привычка к заданному деловому ритму. Люди сами
лишают себя полноценной духовной жизни, и в этом тоже заключена
немаловажная общественная проблема.
Кадлец — своеобразный художник, его поиск новых эстетически
действенных форм эпической прозы связан прежде всего с углубле.-
нием психологизма нового типа, немыслимого без отражения проблем
текущей жизни страны.
МИРОСЛАВ PAcpjÜi
Производственные отношения и жизнь Валашского края много-
гранно освещает Мирослав Рафай (р. 1934), инженер-лесовод по об-
разованию, вступивший в литературу в 1963 г. Наиболее известны его
повесть «Обследование ветряных мельниц» (1979), книги рассказов
«Родительский сад» (1979), «Горящий конь» (1980), «В окружении
близких» (1984). Но самыми значительными и для 70-х гг., и в после-
дующее время стали романы «Трудности равнин» (1973) и «Соленый
снег» (1976), посвященные производственным конфликтам, нравствен-
ному климату в рабочей среде, проблемам, возникающим в процессе
труда и в связи с поведением руководителей.
Подчеркивая новизну целого комплекса вопросов, вставших перед
страной, уже преодолевшей последствия кризиса и приступившей к
подъему экономики, утверждению социалистических норм морали, ав-
тор выбирает эпиграфом к первому роману изречение Б. Брехта:
«Трудности гор остались за нами,
перед нами — трудности равнин».
И хотя, действительно, позади осталось самое тяжелое время,
налаживать жизнь, оздоровлять атмосферу на предприятиях тоже
было нелегко. Роман «Трудности равнин» — о мелиораторах, их особой
работе, о быте, когда надолго приходится оставить дом и семью. Темп
стройки с ее напряженным ритмом словно определил интенсивность дей-
ствия в романе и драматизм возникающих ситуаций. Главный герой


Бер, не поладивший с мастером Кльваней, получает предложение ди-
рекции занять его место. Но оказалось, знания дела, живой изобре-
тательской мысли, честного отношения к труду еще мало, чтобы стать
хорошим организатором, возглавить бригаду. Беру недостает нравст-
венной зрелости: необоснованное недоверие специалистам с большим
опытом, мелочный контроль, грубость приводят к новому конфликту.
Рабочие перестают уважать своего любимца, энергичного, смекалисто-
го, назначению которого на должность мастера они так радовались:
«Еще и полугода нет, как ты мастер, Бер, а я тебя не узнаю, — выго-
варивал ему Пекник... — Обнюхиваешь нас со всех сторон и все чего-то
ищешь... Ты был неплохой парень, видно, голова закружилась, так,
что ли?».
Большая воля потребовалась молодому мастеру, чтобы отказаться
от должности да еще просить оставить его на той же стройке рабочим.
Автор, критически оценивший деятельность своего героя в должности
руководителя, видящий наряду со многими его недостатками суть
подобного характера, находит единственно возможное и вполне
логичное решение, отвечающее психологии человека, для которого тру-
довая жизнь — главное. Соответственно твердо, как и надлежит рабо-
чему-человеку, «распутывает» его герой и клубок сложных личных от-
ношений с Анной, работавшей в магазине и привыкшей к наживе. Став
его женой, она должна будет измениться. Хотя Рафай оставил своих
героев как раз в трудную пору, но свой выбор они сделали.
Драматические ситуации в личной и трудовой жизни персонажей
повестей, рассказов, романов позволяют писателю выявлять самое су-
щественное в характере — то, что определяет личность и может способ-
ствовать формированию действенной натуры. Активность авторской
позиции проявляется, таким образом, как в последовательном решении
сюжетного конфликта, так и в отношении к создаваемому образу. Пар-
тийность и смелость художника сказываются особенно явно в освеще-
ний перестройки психологии героя, поставленного перед необходимостью
сделать выбор между привычным, заведенным, хотя и раздражающим
порядком, тупиковой ситуацией и возможностью преодолеть психологи-
ческий барьер, выйти на новый жизненный путь, обрести надлежащую
нравственную высоту.
В романе «Соленый снег» Зта жизненная проблема выявлена со
всей остротой. Общий подъем охватывает коллектив дорожных рабо-
чих, пробивающихся сквозь завалы после снегопада к Рудной, откуда
не могут вывезти оборудование для экспорта. Повествование от лица
начальника дорожного участка Зборжила эмоционально окрашивает
текст, передает общее напряжение, высокий темп работ и его личное
состояние. Он рад был выполнению трудной задачи, работа почти без
передышки поглотила его мрачные думы о плохих отношениях с женой
и сыном, о том, что с рабочими в последнее время он тоже потерял
контакт. Трудности сплотили коллектив, а победа над стихией еще
больше объединила всех, по-другому почувствовал себя и Зборжил: «Я
убежден,— говорил он,— что люди и в метель снова пойдут за мной.
Я понял — что-то изменилось в наших отношениях. Они начали мне
верить».
Теперь, как никогда решительно, повел он .себя с чванливым, за-
знавшимся директором Смолиным. Открытое столкновение противопо-
ложных жизненных концепций усугубляет образ специально тормозив-
шего работы подхалима Павличка, готового занять место Зборжила.
Оба характера написаны в стиле шаржа, как и сцена объяснения с ди-
ректором.


Достижением Рафая стало правдивое художественное изображение
повседневной трудовой жизни, воплощение духовного совершенствова-
ния и борьбы за справедливость. Нравственный мир современника по-
стоянно в поле зрения художника. Он чутко реагирует на моральное
состояние общества и строго судит, выбирая самый высокий критерий,
как в книге «Горящий конь» (1980). В каждом из семнадцати расска-
зов героическое прошлое незабываемых лет антифашистской борьбы,
словно возвращается к нашему бовременнику, воздействует на миропо-
нимание, ломает замкнутость обывательской психологии. Встречи мо-
лодых людей с участниками Сопротивления, партизанами словно мате-
риализуют животворную силу народной памяти. Напоминанием о по-
жаре мировой войны стал конь, вырвавшийся из подожженной фаши-
стами конюшни, мчащийся и погибающий. Объятого пламенем скаку-
на на фоне ночного леса навсегда запомнил шестнадцатилетний парти-
зан Павличек. Как горящий факел, он высветил для мальчика смысл,
антифашистской борьбы, участником которой он стал. Память о про-
шлом воскрешают и гранитный памятник у взорванного гитлеровцами
моста, и мешочек муки, подброшенный в военное время голодным детям
в поезде. Светящиеся по вечерам окна, мирная жизнь за ними до сих
пор влекут и радуют бывшего партизана старика Гануса, так долго
видевшего с гор свое родное селение с затемненными окнами. Люди
старшего поколения в рассказах Рафая особенные, не похожие на мо-
лодых, подчас забывающих о народном подвиге, беседы с ними облаго-
раживают, открывают мир высокой нравственности, напоминают о
принципах истинной гуманности. Писатель сравнивает духовную жизнь
поколений и возвращает нам моральные ценности, обретенные народом
в трудную годину войны. В этом непреходящее значение его рассказов,,
художественная форма которых оригинальна, а характеры, в них запе-
чатленные, яркичи самобытны.
В повседневной жизни и труде, пристально вглядываясь в недав-
нее прошлое, Рафай изображает своего современника, создавая значи-
тельные характеры, представляющие поколение, на долю которого вы-
пала ответственность за судьбы страны, строящей социализм. Успеха
писателя в малых жанрах позволяют надеяться на создание задуман-
ного полотна о своем поколении, как он говорит, «о конце тысячеле-
тия».
ЯНА МОРАВЦОВА
Известная поэтесса, автор рассказов, повестей, романов, Яна Мо-
рав^ова (р. 1937) начинала со стихов для детей и в прозе сохранила
лиризм. Более всего ее привлекают жизнь молодежи, духовный мир
подростков. Ее стилю присущи определенная приподнятость, пафос
жизнеутверждения — даже в трагических ситуациях.
Сборник рассказов «Месяц прекрасного безумства» (1975) вос-
создает атмосферу военного времени и политической борьбы в осво-
божденной стране. Трудности, переживаемые героями, особенно в за-
хваченной гитлеровцами Чехословакии, не лишают их высоких патрио-
тических чувств, которые испытывают даже дети. С особой остротой
проблемы нравственности освещены писательницей в связи с движе-
нием Сопротивления, с драматическими днями накануне Февральских
событий 1948. г. и 60-х гг. Юношеский оптимизм героев и серьезность
конфликтов создали особый тип содержательного короткого рассказа.
Дети, подростки, молодые люди — все герои Моравцовой решают жиз-
ненно важные для них вопросы. Динамичность сюжета, становление


характеров социально и психологически мотивированы. Школьник
Ондра в рассказе «Чистый блокнот» в критический момент решительно
отмежевывается от сынков богатеев, готовивших провокационное шест-
вие накануне национализации крупной частной собственности в Февра-
ле 1948 г. Потрясена была маленькая Верушка (рассказ «Порция ягод-
ного»), узнав, что-лавочник, часто угощавший ее бесплатно мороже-
ным, среди тех, кто готовил расправу с активистами, в том числе и с
ее отцом. Это тоже 1948 год. Моравцова показала, как события тех
дней коснулись душ и судеб чехословацких детей. В рассказе «Когда
все кончится» герои — повстанцы, окруженные фашистами. Образы
командира Михала, диковатого и задиристого парня Иожо, русского
партизана Толи воплотили беспримерное мужество, благородство. Как
память о сражениях, о погибших в бою запечатлены яркие черты лич-
ности каждого персонажа. Героико-исторический пафос, драматизм сю-
-жетов этого цикла, романтизацию образов, оттеняют характеры-анти-
поды других рассказов: сердцеед Моймир; эгоистичная распущенная
Элишка; «эмансипированная» молодая учительница Зузанка,. так и не
преодолевшая мещанских предрассудков; супруги-эмигранты, тщатель-
но скрывающие свою национальность, мечтающие о том, чтобы окон-
чательно приспособиться к жизни в чужой стране. Разные миры, раз-
ные люди и судьбы, но в центре внимания всегда проблема личности,
выяснение подлинности человеческих чувств.
В книге о Байкале, названной «Повесть о священном озере» (1976),
чувства и мироощущение чешской девушки-туристки раскрыты на фоне
богатой таежной природы. Рената давно мечтала попасть в Советский
Союз, здесь она надеялась найти след пропавшего без вести дяди, ком-
муниста, сражавшегося вместе с советскими солдатами против гитле-
ровских полчищ. Надежды ее не оправдались, но встречи с сибиряками,
<: бывшим солдатом Советской Армии, фронтовиком, с учительницей,
которая приняла живое участие в поисках, позволили ей многое узнать,
внутренне обогатили. Воскрешение темы борьбы против фашизма, об-
лика людей, жертвовавших жизнью ради будущего, связывает книгу
Моравцовой с живой традицией литературы первых послевоенных лет,
позволяя показать истоки нравственного мира современной молодежи.
Сюжеты ее произведений могут быть на грани фантастики, как в
повести «Сад из камня» (1977), где рассказано о чудаке инвалиде, со-
здающем удивительный сад с деревьями и травой, растущими словно
из камня — так причудливо были вытесаны и сложены каменные пи-
рамиды. Главные герои повести — студенты, трое парней, ищущих клад
в Пограничье. Повествование ведется от лица одного из них. Сказоч-
ный ореол образов современных «кладоискателей» не мешает в исклю-
чительной ситуации, овеянной таинственностью, раскрыть реальную
сложность человеческих отношений.
Интерес к мечте подростка, к формированию различных жизнен-
ных убеждений, иногда тщательно маскируемых, проявился в первом
романе Моравцовой, который она назвала «Натюрморт с цитаделью»
(1978), подчеркнув парадоксальным несоответствием понятий несовме-
стимость с социалистической моралью и гуманностью приспособленче-
ства, подлости, хитрости. Следует заметить, что в названии, которое
по-чешски содержит слово «затишье», есть еще и второй, немаловаж-
ный для автора, смысл: «Если кратко сказать, о чем роман «Натюр-
морт с цитаделью»,— поясняла писательница,— то прежде всего — о
•современности. А кроме того, о ранимой молодости, о любви и дружбе,
о миросозерцании, о трусости^и злых шутках, о жестокости и о поисках
прекрасного. Обо всем этом. И еще о том, что за ошибки платят».


Один из героев-старшеклассников, новичок Ринский, причинив мно-
го зла окружающим, еще долго будет производить впечатление добро-
порядочного прилежного ученика, ибо действует он исподтишка, слов-
но ведет обстрел из укрытия. Символический образ крепости осмыслен
также в связи с защитой мирной жизни и высоких нравственных прин-
ципов. Цитадель воплощает прибежище честных людей, воюющих за
свободу, за справедливость на земле, «подземных ходов» для них нет.
И тогда отступить, сдать позиции, потерять внутреннюю опору равно-
сильно гибели. Потому-то и кончает жизнь самоубийством молодой
учитель Гонза.
Путь Моравцовой-прозаика к своему первому роману весьма ха-
рактерен: творческая концепция, сложившаяся в малых жанрах, нахо-
дит впоследствии развитие в структуре романных ситуаций и характе-
ров. Для Моравцовой, возможно, малые формы останутся более близ-
кими. В этой мысли утверждают юмористическая новелла «Архангел:
Губелес» (1979)—о молодом человеке, восставшем против мещанской
семейной традиции, против фанфаронства, сборники рассказов «Клуб
ошибающихся» (1983) и «Клуб неошибающихся» (1985) с анализом
психологии персонажей, попадающих подчас в самые невероятные фан-
тастические обстоятельства, в которых неизменно проявляется суть их
характеров, меняются взгляды. Хоти одновременно писательница
создает и крупные произведения: роман «Цикады» (1980) — о мораль-
ном климате в современном обществе, о вредоносной активной деятель-
ности всякого рода сплетниц и недоброжелателей, о том, как бывает
трудно установить истину, обрести верную жизненную позицию; боль-
шую повесть «Хищник быстро бегает. История одной жизни» (1983) —
исповедь вора-приспособленца.
Творчество Яны Моравцовой выделяется на общем фоне новейшей
литературы оригинальностью тем и форм, связью фантастики с повсе-
дневной реальностью.
ИРЖИ КРШЕНЕК
Очень многие произведения 70—80-х гг. написаны в духе баллады.
Обновляя традиции Ванчуры, Ольбрахта, Майеровой, Иржи Кршенек
(р. 1933) наиболее последовательно развивает этот тип романной .про-
зы. Обратившись к жизни валашской деревни в первом своем романе
«Хлопцы» (1963), он остался верен краю, где родился, вырос и часто
бывает. Вслед за рассказами о современной деревне, об армейском
быте в мирные дни службы он создает ряд романов, где герои кре-
стьяне: «Пора озимых» (1968), «Дички» (1973), с 1969 г. выходят три
трма трилогии «Валигурки» (1976), «Время бурелома и молодых побе-
гов» (1976). Одна из самых популярных его новелл «Петля» (1976) с-
детективным сюжетом тоже посвящена сложным отношениям в совре-
менной деревне. В романе же «Томаш и Маркета» (1984) о любви
инженера к журналистке действие развивается в связи с судьбой одно-
го открытия в области генной инженерии, но и здесь в центре внимания
проблемы нравственности, ответственности человека и вместе с тем —
критика карьеризма, приносящего огромный ущерб обществу и госу-
дарству.
В новейшую литературу Кршенек вошел прежде всего как автор-
произведений о жизни, быте и нравах чешской деревни периода ломки
старого уклада и созидания новых общественных отношений.
Выбор жизненного пути лег в основу проблематики романа-балла-
ды «Дички». В центре — семья валашского крестьянина Дрозда, бед-


няка, человека вздорного, занимающегося на собственный страх и риск
контрабандой. Ходит он через установленную оккупантами границу так
называемого Словацкого государства за дешевым табаком, меняет его
на самогон, ходит, несмотря на увещевания жены, словно демонстри-
руя свою независимость, непокорность новоявленным фашистским вла-
стям. И дети Дрозда растут крепкими, неподатливыми, как дикие ябло-
ни в лесу, дички. Все же их судьбы ломает война. Однако прежде каж-
дый поступит по велению сердца и долга в обстановке смертельной
опасности. Вся семья,— и дети, и старый Дрозд с женой,— спасают, ле-
чат, выхаживают русского, подобранного зимой в лесу. В детально
обрисованной обстановке крестьянского* быта писатель раскрыл духов-
ные ценности, которыми обладают трудовые семьи. Он связал повсе-
дневную жизнь деревенских людей с высоким понятием бытия. И тогда
трагическая история Ганы, полюбившей русского, по чувству долга по-
жертвовавшей своей честью и жизнью, получила право на возвышенно
лирический план, типичный для сюжета баллад с трагическим исходом.
При этом Кршенек остается реалистом в изображении обстоятельств и
создании системы контрастирующих характеров. Детям Дрозда — му-
жественному Яну, взявшему на себя тяжкую обязанность, прикинув-
шись приятелем гитлеровцев, помогать партизанам, Михалу, натуре
цельной, необузданной в гневе, Гане — противостоят и фашисты, и
семья местного кулака, сын которого повинен в смерти Ганы.
В трилогии «Валигурки», сохраняя балладный стиль, Кршенек
продолжает анализ крестьянской психологии в переломные послевоен-
ные годы, подтверждая нелегкими судьбами своих героинь твердость
духа, несгибаемую волю, честность, гордость человека труда, осознаю-
щего себя хозяином страны. И здесь в соответствии с балладностью
ведущих сюжетных линий система персонажей строится по принципу
антитезы. Образы Валигурки и выращенных ею трех дочерей — Кате-
рины, Марии, Анделы — написаны в романтическом ключе, с присущей
Кршенеку реалистической детализацией, тогда как характер дочери
"трактирщика Яны, лишенный даже признаков духовности, история за-
мужества с учителем Павличком, «уведенном» ею от Марии, скорее,
пародия на лиризм, противопоставленная облику главных героинь и ве-
дущим сюжетным линиям. В балладном духе написаны портреты доб-
рого каменотеса Кирилла Аргалаша и его антипода — возчика Дорня-
• ка, тоже богатыря, но недоброго, грубого обидчика. Эти два образа
при всей сложности судеб героев стали наглядным воплощением добра
и зла.
Следующий роман Кршенека «Время бурелома и молодых побе-
гов» отразил еще более четко исторический перелом в судьбе народа и
сознании широких масс после освобождения Чехословакии. Кульмина-
ция сюжета — Февральские дни 1948 г. Здесь снова показаны семей-
ные отношения, но теперь в личную жизнь коммуниста Кирилла Худея
и взбалмошной свободолюбивой Марины «вторглось» тревожное, бур-
ное время, когда надо было твердо выбрать свой жизненный путь.
Одержимый давней мечтой о самостоятельности, о собственной мастер-
ской и независимости от хозяина, талантливый рабочий Худей оказал-
ся в изоляции, увлекшись строительством, даже не понял смысла про-
исходящего в стране. Своему старому другу рабочему Валешу, секре-
тарю партийной ячейки, он говорит: «До сих пор меня кормили эти
руки... И будут кормить... Каждый против моей мастерской. Хозяину
Брауну она мешает, как вижу, тебе тоже... Но ведь политикой сыт
не будешь».. Они так и не смогли понять друг друга, их пути
разошлись.


Худей замкнулся в одиночестве: даже веселая Марина покинула его
дом.
Многие страницы романа вызывают ассоциации с событиями кри-
зисных лет конца 60-х гг. Это — давление реакционера «лидовца»на
местного учителя Гунгера, от которого «брат-секретарь» настоятельно
требовал активной работы по подготовке антинародного путча; ново-
годний бал, где «продувные управляющие национальных предприятий,
всякого рода перекупщики, спекулянты кружатся в общем вихре: слов-
но ветер раздул кучу мусора и отбросов». Гротесковая сцена с до-
веденными до абсурда действиями ее участников исторически значима.
Заключает роман картина пробуждающейся природы — предчув-
ствие грядущего. Балладный тип повествования позволяет на новой
идейной основе продолжать традиции изображения национального ха-
рактера.
В романе «Томаш и Маркета» (1984) Кршенека занимают уже
иные проблемы: мера ответственности человека перед будущим, кри-
терий нравственности в связи с научно-техническим прогрессом, в част-
ности — открытиями в области генной инженерии. Вместе с тем осно-
ву сюжета определяют довольно сложные личные отношения героев.
Глобальность тематики неизменно сочетается в творчестве писателя с
углублением психологизма.
Послевоенная литература Чехословакии воплотила историю, жиз-
ненные перипетии и эволюцию духовного мира народа, строящего со-
циализм. Трудности и кризисные ситуации не расторгли животворных
связей, которые определяют идейно-художественное содержание твор-
чества писателей и в последние годы, когда решается целый комплекс
проблем в связи с эволюцией жанрово-стилевых структур, изменением
функциональности многих поэтических средств и новым толкованием
оригинальных концепций.
Новейшую литературу отличают интенсивное развитие художест-
венной мысли, концептуальность, утверждение общественно, значимой
тематики, обновление конфликтов, освещение актуальных политических
и нравственных проблем.
Выход за пределы сугубо индивидуального, узко личного, обраще-
ние писателей к теме гражданственности существенным образом пре-
образуют форму исповедальности, к которой часто прибегают совре-
менные поэты и прозаики. Подчас это способ установить контакты с
читателем, с героем и вообще с обществом. Меняются функции лириз-
ма. Субъективное мироощущение в.литературе социалистического реа-
лизма не замкнутое, а всеохватывающее, поэтому лиризм становится
средством раскрытия общественных и политических конфликтов. Одно-
временно личностное начало углубляет психологизм, не теряющий
своей социальной основы.
Многогранное отображение действительности, сфер трудовой и об-
щественной деятельности, нового содержания личной жизни — все это
привело к поиску необычных ракурсов художественной типизации, к
полифонии жанровых форм, синтезу как внутрижанровых признаков,
так иногда свойств других жанров. Сюжет и проблематика историче-
ских романов смыкаются с содержанием книг о современности, а писа-
тели, чьи романы и повести не считаются историческими, в большинстве
случаев обращаются к событиям недавнего прошлого с той же зада-
чей выявить истоки характера своего современника, уяснить историче-
скую закономерность общественных явлений. Продуктивно развивается


современный тип романа-баллады, новеллистические циклы тяготеют к
масштабной прозе и становятся ступенью к созданию крупных эпиче-
ских полотен, возникают произведения эпопеиного склада; с другой
стороны — произведения малых и даже минимальных жанровых струк-
тур обретают в составе циклов общественно-значимый характер. Поли-
тическая поэзия сближается с интимной лирикой благодаря общей про-
блематике и гражданственности, пронизавшей все разновидности со-
временной лирики.
Стилевое и жанровое многообразие способствует укреплению и
развитию ведущего творческого метода эпохи, литературы социалисти-
ческого реализма, вбирающей богатства многовековой национальной
и мировой художественности.


БИБЛИОГРАФИЯ*
Маркс К-, Энгельс Ф. Внешняя политика Германии и последние события
в Праге. Соч. — 2-е изд. — Т. 5. — С. 212—215.
Маркс К. Победа контрреволюции в Вене//М арке К-, Энгельс Ф. Соч. —
2-е изд. — Т. 5. — С. 492—494.
Энгельс Ф. Пражское восстание//М арке К-, Энгельс Ф. Соч. — 2-е
язд. — Т. 5, — С. 83—85.
Энгельс Ф. Борьба в Венгрии//М арке К., Энгельс Ф. Соч. — 2-е. изд. —
16. — С. 175—186.
Энгельс Ф. Революция и контрреволюция в . Германии//М арке К., Эн-
гельс Ф. Соч. — 2-е изд. — Т. 8. — С. 30—36, 51—55, 60—63.
Маркс К., Энгельс Ф. Об искусстве: В 2 т. — М.; Л., 1976.
В. И. Ленин о литературе и искусстве. — М., 1976.
Ленин В. И. Оппортунизм и крах II Интернационала//Полн. собр. соч. —
Т. 27. —С. 115—128.
Ленин В. И. О праве наций на самоопределение//Полн. собр. соч. — Т. 25. —
С. 255—320.
Ленин В. И. Социалистическая революция и право наций на самоопределение
<Тезисы)//Полн. собр. соч. — Т. 27. — С. 252—266.
Ленин В. И. Третий Интернационал и~его место в истории//Полн. собр. соч. —
Т. 38. — С. 301—309.
XIV съезд Коммунистической партии Чехословакии. — Прага, 1971.
Литературно-критические труды
Книжные издания
Литература эпохи формирования наций в Центральной и Юго-Восточной Европе:
Просвещение. Национальное возрождение. — М., 1982.
Реализм в литературах Стран Центральной и Юго-Восточной Европы: Пути и спе-
цифика литературного развития в XIX веке. — М., 1983. '
Новые явления в литературах европейских социалистических стран. — М., 1976.
Проблемы развития литератур европейских социалистических стран после 1945
тода. — М., 1985.
Романтизм в славянских литературах. — М., 1973.
Чешская и словацкая эстетика XIX—XX вв.: В 2 т. — М., 1985.
Марксистская литературная критика в Чехословакии: 20-е—30-е годы. — М.,
1975.
Литература и время: Литературно-художественная критика в ЧССР. — М., 1977.
Литература Чехословакии и советская литература 20—30-х годов. — М., 1980.
Бернштейн И. А. Чешский роман XX века и пути реализма в европейских
литературах. — М., 1979.
К и ш к и н Л. С. Чешско-русские литературные и культурно-исторические контак-
ты. — М., 1983.
Копыстянская Н. Ф. Жанровые модификации в чешской литературе (период
становления социалистического реализма.) — Львов, 1978.
* В библиографию не включены художественные тексты и монографии о твор-
честве отдельных писателей. См. Программу «История чешской литературы» (М., 1985)
со списком источников и литературно-критических трудов об авторах.


Кузнецова Р. Р. Становление романа-эпопеи нового типа в чешской прозе.—
М., 1975.
Кузнецова Р. Р. Чешский межвоенный роман. Эволюция жанра и стиля. —
М., 1980.
Кузнецова Р. Р. Роман 70—80-х годов в Чехословакии. — М., 1987.
Марков Д. Ф. Проблемы теории социалистического реализма. — М., 1975.
Неедлы 3. Статьи об искусстве. — Л., М., 1960.
Никольский С. В. Две эпохи чешской литературы. — М., 1981.
Новомеский Л. Время и безвременье. — М., 1985.
Соловьева А. П. Ян Неруда и утверждение реализма в чешской литерату-
ре. — М., 1973.
Титова Л. Н. Чешский театр эпохи национального возрождения (конец XVIII—
первая половина XIX в.). М., 1980.
Филипчикова Р. Л. Документально-художественный жанр в литературе
социалистической Чехословакии. — М., 1986.
Фучик Ю. О театре и литературе. — Л.; М., 1964.
Шабловская И. В. Самой высокой мерой. Современная проза европейских
социалистических стран о войне. — Минск, 1984.
Шерлаимова С. А. Чешская поэзия XX века: 20—30-е годы. — М., 1973.
Pruvodce ро dejinäch ceske literatury. — J. Hrabäk, D. Jefäbek, Z. Tichä. — Pra-
ha, 1978.
Citanka ceskeho mysleni о literature. — Praha, 1976.
Strana a literatura. — Praha, 1981.
Ustavujici sjezd Svazu ceskych spisovatelii. — Praha, 1972.
BlahynkaM. Denni chleb. — Praha, 1978.
Buriänek F. Ceskä literatura prvni poloviny XX stoleti. — Praha, 1981.
Fucik J. Stati о literature. — Praha, 1951.
HrabäkJ. Jedenäct stoleti. — Praha, 1982.
H г z a 1 о v a H. Spoluvytvafet skutecnost. — Praha, 1976.
Janäckovä J. Stoletou aleji. О ceske pröze minuleho veku. — Praha, 1985,
N e j e d 1 ä J. Balada a moderni epika. — Praha, 1975.
N e j e d 1 у Z. О literature. — Praha, 1953.
Novomesky L. Moderni ceskä literatura a umeni. — Praha, 1977.
Peterka J. Principy a tendence. — Praha, 1981.
Pisa A. M. Stopami poezie. — Praha, 1962.
Pytlik R. Ceskä literatura v evropskem kontextu. — Praha, 1982.
R a f a j О. О literaturu naSich dni. — Praha, 1981.
Rzounek V. Nästin povälecne ceske literatury (1945—1980). — Praha. 1984.
S a 1 d a F. X. О pfedpokladech a povaze tvorby: Vybor z kritickeho dila. — Pra-*
ha, 1978.
S t о 11 L. Umeni a ideologicky boj. — Sv. I, II. — Praha, 1972.
Väclavek B. Tvorba a spolecnost. — Praha, 1961.
Zahradka M. Paralely a vztahy (ceskä a sovetskä povälecnä proza). — Praha^.
1986.


УКАЗАТЕЛЬ ПРОИЗВЕДЕНИЙ НЕИЗВЕСТНЫХ АВТОРОВ*
Александреида (чешская) 15, 17, 18 Литовские народные песни 68
Беседа человека со смертью 32
Болеславская хроника 18
Была я в садочке 21
Вацлав, Гавел и Табор 32
Восстань, восстань, великий город
Пражский 31
Господи, помилуй нас (старосл.)- 10, 14
Градецкая рукопись 22
Далимилова хроника 18—1,9, 24, 32
Действо о трех Мариях 21
Житие св. Вацлава (первая старосл.
легенда о св. Вацлаве) 11, 12
Житие Константина-философа (ста-
росл.); 8, 12
Житие Мефодия (старосл.) 9, 12
Задонщина 91
Измена 41
Истебницкий канционал 33
Киевские листки (старосл.) 11
Жонюх и студент 22—23;
Кралицкая библия 38
Крестьяне 25 '
Кто есть божьи воины 32
Куда я ходила 21
Легенда о св. Катерине (чешская) 23,
24, 311
Легенда о св. Людмиле (старослав.) 12
Легенда о св. Людмиле (латинская) 12
Легенда о св. Прокопе (чешская)
23—24
Либушино пророчество 19
Московский песенниж 38
Муки Христа (мистерия) 21
О св. Вацлаве (пьеса) 41
О судьях и ремесленниках 22
Отче наш за президента придворной
палаты де Зинцендорфа 49 ч
Песнь веселой бедноты 25
Песнь* о битве при Усти 31
Песнь о господских чиновниках 54
Песнь о кончине Гуса в Констанце 31
Песнь о Нибелунгах 61
Песня о пане Штемберке 25
Песня о сельской барщине 54 -
Прогласъ 9, 11
Продавец мазей 21
Пьеса о веселой Магдалине 21
Сатира на ремесленников 50
Сатира на четыре; сословия 50
Святой Вацлав, воевода земли чешской
14
Сельская масленица 41
Сельская молитва 49
Сельский отче наш 54
Славянские народные песни 67
Слово о полку Игореве 38, 61, 91
Слыхал ли кто... 33
Спор воды с вином 20
Спор души с телом 20
Спор Праги с Кутна Горой 32
Стихи о выпечке пряников 50
Трагедия, или Драма нищенская 41
Троянская хроника 35
Чешская корона обвиняет 32
Чешская корона протестует 32
авторов и указатель имен составлены
* Указатель произведений неизвестных
Е. Н. Ковтун.


УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН
Александр Македонский (Великий)
15—17
Абрамов Ф. 324
Адам из Велеславина, Д. 40, 44
Адам Я. 315(
Алеш М. 99 .
Андерсен-Нексе М. 186, 187
Андреев JL 115
Арагон Л, 208, 237, 266
Арбес Я. 99, 103, 110, 113, 123—125
Арго А, 93
Аристофан 60
Арнольд Э. 80
Асеев Н. 68, 91, 108, 111
Астафьев В. П. 324
Байрон Д. Н. Г. 72, 73, 101, 137
Бакунин М. А, 80
Баллек Л. 313
Бальбин Б. 12, 47
Бальзак О. де 11ÖI
Барбюс А. 185, 213, 221
Батюшков К. Н. 72
Батя Т. 280, 281
Бах А. 80
Беднарж К- 241
Бедный Демьян (Придворов Е.) 182
Безруч П. 6, 89, 130, 153—1J55, 174
Белинский В. Г. 100
Белов В. И. 324
Белов Л.) 70
Бендл В, Ч. 95, 100
Бенеш Э. 97, 163, 164, 238, 254, 255,
2517
Беранже П. Ж. 99
Бернардинова Э. 288
Берне Р. 137
Библ К. 172, 181, 188, 261, 264, 296
Благинка М. 307
Благослав Я- 38, 40, 44
Богатырев П. Г, 83
Бодлер Ш. 261
Бодянский О. М. .67
Болеслав I (чешский князь из династии
Пржемысловичей) 11
Бондарев Ю. В. 324
Борис I (церк. имя Михаил, болгарский
князь) 10
Боровиковский Л. И. 72
Бретон А. 188
Брехт Б. 184, 213, 235, 260, 324
Бржезина О. 145
Броук Б. 189)
Будагова Л. Н. 269, 271, 272
Бунин И. А. 115
Буриан Э. Ф. 188
Бурианек Ф. 235
Быков В. В, 291
Бэкон Ф: 44
Василевская В. Л. 320
Вацлавек Б. 4, 146, 169, 170, 186, 187,
188, 189, 192, 197, 200, 208, 213, 221,
226, 240, 242, 246, 250, 296
Ванчура В. 4, 6, 13, 89, 115, 186, 190,
192, 193, 195, 198, 199, 207, 212—221*.
224, 239, 240, 242, 248, 264, 308, 321,
328
Вацлав (чешский князь) 11, 12, 15, 99,
191, 203
Вацлав II 14
Вацлав III 15
Вацлав IV 28, 56, 84
Вейс Я. 124
Вергилий М. П. 45
Вийон Ф. 567
Вильгельм II 292
Вишневский В. В. 202
Влчек Я. 120
Вок из Рожмберка, П. 42
Волькер И. 4, 6, 89, 167—169, 171—176,
207, 239,, 270, 273
Волькерова 3. 171
Вольтер (Аруэ М. Ф.) 142
Востоков А. X. И
Вратислав II 13
Врхлицкий Я. 24, 122, 146—148, 152
Вчеличка А. 189
Габай И. 3,13
Габржина Р. 194
Гавличек Я. 192, 193, 257
Гавличек Боровский К. 4, 57, 62, 71, 79,
80, 86, 87, 92—95, 100, 113. 120, 145,
149, 152, 167
Гаек из Либочан, В. 41
Гаек И, 202, 259
Галас Ф. 170, 181, 240—242, 261
Галас Ф. (старший) 240
Галек В. 89, 99, 100, 101, 103-106, 113,


, 117—119, 120, 121, 126, 132, 133, 137,
241
Ганка В. 61
Гароди Р. 259
Гарсиа Лорка Ф. 179
Тасиштейнский из Лобковиц, Б. 39
Гатов А. 130
Гашек Я. 4, 115, 156, 160, 161, 181—185,
193, 216, 221, 224, 311
Гвездослав П. (Орсаг) 157
Гейдук А. 119—120
Гейне Г. 95, 99, 106
Гельнер Ф. 155, 156, 200
Генлейн К. 163
Гербен Я. 150
Гердер И. Г. 48, 63
Герцен А. И. 52, 100, 106
Гёте И. В. 58, 70, 101, 1(21, 122
Гибеш И. 163
Гильфердинг А. Ф. 92, 100
Главачек И. 127, 129—131
Глазарова Я. 193', 212, 224, 243, 244,317
Глушкова Т. М. 303
Гневковский Ш. 55, 56
Гоголь Н. В. 67, 81, 93, 99, 100, 103,
132, 138, 153, 159, 216
Голан В. 181, 240, 242, 261, 262
Големба А. 75
Голомбек Б. 231
Голсуорси Д. 2312
Гомер 312
Гонзл И. 188
Гончаров И. А.. 100, 320
Гора И. 168, 180—181, 186, 188, 190—
192, 199, 207, 214, 225, 240, 273
Горжейши И. 192
Горький М. (Пешков А. М.) 153, 160,
167, 176, 178, 186, 196, 200, 203, 204,
250, 282, 319, 320
Гостинский О. 152
Гостовский Э. 194, 1951
Готвальд К. 163, 164, 176, 185, 247, 248,
254, 255, 289:, 291, 321
Готье Шатильонский 15
Грабак И. 7, 293 .
Грановский Т. Н. 67
Грбата 3. 122
Грибоедов А. С. 95
Григорович В. И. 67
Грзалова Г. 311
Грубин Ф. 181, 242, 261, 266, 270—272
Гурбан И. 81, 119
Гурова И. 148
Туе Ян 4, 7, 14, 25—31, 35—37, 43, 56,
81, 83—85, 91, 138, 140, 143, 293
Гусак Г. 255
Гюго В. М.( 95, .99, 122
Далимил Мезиржицкий 18, 19
Дарий III (Кодоман, царь из династии
Ахеминидов) 16, 17
Дачицкий из Геслова М. 41, 42
Дворжак А. 99, 100, 119
Декарт Р. 46
Дельвиг А. А. 72
Державин Г. Р. 63, 81
Димитров Г. 275, 276
Добн<?р Г. 41
Добровский И. 13, 39, 55—57ь 59—6 К
149е-
Добролюбов Н. А. 92, 100
Долматовский Е. А. 302
Достал В. 259
Достоевский Ф. М. 100, 145, 151, 282,
297;
Драгомира (чешская княжна) 11
Дриак А. 12
Дудин М. А. 201
Дурих Я. 194, 195'
Дык В. 145, 149, 155, 171, 314
Дюрих В. Ф. 57
Дюрих Я. 239
Жачек И. 294, 307
Железное П. И. 176, 177, 241
Жид А. 188, 250
Жижка Ян 30, 32, 33, 43, 84, 127, 133,
137, 140, 141, Ш
Жуковский В. А. 69, 70
Журавлев В. А. 71
Завада В. 181,, 242, 294, 297—300
Запотоцкий А. 163, 255, 258, 264, 265
Запотоцкий Л. 127—129, 264
Зейер Ю. 144, lfi2
Золя Э. 124, 152
Зоула Н. 120, 127, 129
Иероним Пражский 30, 43, 84
Илемницкий П. 169, 196, 205, 207
Инбер В. М. 277
Инов И. В. (Иванов И. В.) 266, 271/
306
Иоанн Златоуст 39
Ирасек А. 6, 29, 55, 99, 100, 11,7, 127,
136—143, 152, 153, 159, 160, 218, 272,
282 293*
Иржи из Подебрад 34, 35, 37, 293
Йон Я. 192
Кадлец Й. 282, 294, 320—324
Кайнар Й. 262
Каплицкий В.. 293
Карамзин Н, М. 63
Карасек из Львовиц, И. (Карасек И. А.)
145, 150
Карел из Жиротина, Ст. 40
Карл IV 14, 15, 24, 27, 28, 56, 144
Кафка Ф. 194, 260
Кашка Я. (Збраславский Я- К.) 82
Квапил Ф. 144
Квапил Я. 144
Кирилл (Константин) 8—12, 30
Кирмезер П. 41
Кирсанов С. И. L80, 268
Киш Э. Э. 186, 207, 224, 248
Клацель Ф. М. 86
Клевис В. 282, 294
Клицпера В. К- 81, 90, 99
Кличка Б. 192, 194, 196, 224, 245, 246
Клопшток Ф. Г. 48, 58
Кляштерский А. 144
Кнап й. 191, 194
Козак Я. 287. 289, 294, 317—320
Козьма Пражский 12, 13, 18
Коларова Я. 288


Колинский 251
Коллар Я. 56—67, 72—74, 76, 108, 118,
119, 132, 134, 136, 149
Коменский Я. А. 4, 38, 40, 44—46, 56,
182, 292
Кольцов М. Е. 248
Кониаш А. 48, 239
Конрад К. (Карел) 192—194, 207, 220—
224
Конрад К. (Курт) 187—189, 240, 246
Копецкий В. 2517
Копецкий М. 72
Копта Й. 192
Копыстянская Н. Ф. 198
Корнейчук Н. Е. 191, 250
Корнель В,, 37, 39, 40
Костомаров Н. И. 92, 100
Костргун Я. 288, 2891
Кохман Л. 127, 129
Коцманек В. Ф. 48, 49
Крамериус В. М. 56, 142
Крапка й. 127; 130, 131
Красногорская Элишка (Пехова А.)
126
Кратохвил М. В. 46, 292
Кратохвил Я. 4, 46, 189—192, 195, 207—
212, 240, 297
Крейчи Ф. В. 144» 145, 152
Кристан из Колдина, П. 40
Крок (мифол. — военачальник чешского
племени) 6
Кршелина Ф. 191; 194, 195
Кршенек И. 328—331
Крылов И. А. 72, 81
Кудержикова М. 240
Кульман Л. 41
Купала Янко (Луцевич И. Д.) 207
Курелла А. 260
Кутузов М. И. 57
Лангер Ф. 192
Лафонтен Ж. де 261
Лейтин Б. Н. 180
Ленин В. И. 3, 53, 1.58, 167, 173, 176,
182, 186, 187;, 1891, 196t 204, 224, 249,
251, 296, 297, 319
Лермонтов М. Ю. 76, 95, 99(, 132, 138,
261 .
Лессинг Г. Э. 48
Либкнехт К. 251
Либуше (мифол. — чешская княжна)
6 L3 99
Лидин 'в. Гц 320
Линда й. 61
Ломницкий из Будечи, Ш. 41, 42
Ломоносов М. В. 63
Луговской В. А. 75, 135
Лукач Г. 186
Луначарский А, В,. 166
Людмила (чешская княжна) 12
Люксембург Р. 177, 251
Лютер М. 27, 63
Майер А. 199 •
Майер Р. 101, 103, 120, 121, 123
Майерова М. 4, 153», 159, 160, 168—169,
174, 175, 186, 189, 100, 192, 193, 195„
196, 199—207:, 212, 221, 227, 236, 239,
247, 248, 257, 259, 264, 290, 291, 312.
328
Майков А. Н. 67
Малиржова Е. 186
Малый Я. 86, 101, 102, 104, 106
Манес А. 72
Манес И, 99, 100, 106
Марек И. 259, 309—313», 324
Маркс К. 43, 80, 128, 129^ 159, 173, 186,
189
Мартынов Л. Н. 73, 110, 135, 173ь 174,
242 263
Масарик Т. Г. 97, 143, 149, 150, 162, 163,
233, 246
Матиаш Хуньяди (Матвей Корвин, вен-
герский король) 34
Матезиус Б. 177, 188, 192
Матейка Я. 289
Матула А. 191
Маха К. Г. 41, 58, 62, 71, 73—79, 81,90,
91, 101, 132, 152, 241
Махар й. С. 144, 145, 148, 149, 171
Мацек А. 127, 131, 155
Маяковский В. В. 156, 177, 192, 201,257.
270, 282, 295, 297, 305
Медек Р. 190, 239
Метлинский А. Л. 72
Меттерних К. 53
Мефодий 8—12, 33
Миковеи Ф. Б. 62, 95
Микулашек О. 262
Милич Я. 27
Мильтон Д. 58
Миттенцвай В. 260
Михаил III (византийский император)
8, 9
Михна А. Ц. 50
Мицкевич А. 72, 95, 133, 137
Моймир I (великоморавский князь) $
Моравцова Я. 288, 294, 326—328
Моторный В. 281
Моурженин из Литомышля, Т. 41
Моцарт И. В. 72
Мрштик А. 145
Мрштик В. 99, 144, 145
Мукаржовский Я. 88
Мысльбек Й. В. 12, 99, 203
Назым Хикмет Ран 266
Наполеон I (Наполеон Бонапарт) 57*
142
Неедла Я. 146
Неедлы Зд. 30, 31, 63, 82, 85, 104—106,
119, 138, 152, 153, 167^—169, 173, 175,
186, 187, 199, 207, 297, 25(8
Незвал В. 4, 147, 165, 170, 172, 181,
186, 188, 190, 194, 212, 240—242, 250,
261, 264, 266—270, 295—297, 305, 306,
320
Нейман С. К. 4, 130, 147, 154—156,
166—169, 171, 173, 175—180, 186—190,
192, 200, 239, 240, 247, 250, 261, 270,
296, 306
Некрасов Н. А. 99,' 100, 137
Немцова Б. 62, 71, 79, 85t—89, 95^ 101,
102, 113, 118, 145, 152, 167, 241
Неруда П. (Рейес Басуальто Н. Р.) 108
Неруда Я. 6, 78, 86, 89, 100—117, 119—
123, 126, 130, 132, Ш;, 136,, Ш7„ 1.43,


145, 152, 167, 174, 192, 241, 243, 257,
264, 272, 305, 311
Несвадба И. 124, 291, 292
Нестор 91
Нефф В. 124, 294, 307—309
Николаев В. 295—296
Николай II 292
Никольский С. В, 231
Новак А. 138
Новакова Т. 158, 159
Новомеский Л. 186, 207
Новый К. 186, 192—194, 207, 212, 224—
227, 236, 312
Ногейль Б. 289
Юльбрахт И. 4, 6, 153, 159, 160, 168, 1Ö4,
186, 189, 192, 193, 195—199, 212, 213,
221, 224, 227, 239, 247, 312, 328
Опольский Я. 144
Орлов С. С. 201
Островский А. Н. 99, 100, 153 ч
Ота (монах) 14 ..
Отто Я. 145
Отченашек Я. 259, 266, 283—287, 291,
314
Павлова М. К. 71, 108, 109, 111, 117,
118, 134, 154, 179
Палацкий Ф. 57—60, 64, 70, 90, 96, 143,
203
Парлерж П. 14
Пастернак Б. Л. 181, 191, 261
Паустовский К- Г. 191
Пекарек В. 175'*
Пельц Я. 294
Пельцль Ф^ М. 48, 56
Пероутка Ф. 190, 23|9, 256
Петерка И. 294, 295
Петермихл Я. 301
Петефи Ш. 99
Петр (кардинал) 84
"Петр Житавский (аббат) 14
Пецка И. Б. 127—131
Пешат 3. 262
Пиларж Я. 263, 264, 294
Писемский А. Ф. 100
Плавка А. 287
Плеханов Г. В. 161
Плугарж Зд. 259, 266, 283, 313—316
Плудек А. 293
Погодин Н. Ф. (Стукалов Н. Ф.) 202
Подлипская С. 101, 126
Полачек К. 192, 193, 240, 311
Полевой Б. (Кампов Б. Н.) 201, 257
Потебня А. А. 92, 100
Пражак А. 145
Пржемысл (легенд, прародитель чехов)
6, 13
Прокоп (настоятель монастыря) 23, 24
Прокоп Голый (Великий) 31, 70, 141
Прохазка А. 145, 150
Прудон П. Ж. 1'24
Пуйманова М. 4, 1.46, Ц86, 189, 192, 196,
207, 239, 244, 256, 257, 261, 264,
266, 272—278, 282, 291
Пухмайер А. Я. 54, 55, 59
Пушкин А. С. 72, 76, 77, 81, 95, 100,
123, 132, 133, 138, 159, 282
ЗЧфлегер-Моравский Г. 103» 122, 123
Пыпин А. Н. 70, 92, 100
Пытлик Р. 183
Рабле Ф. 182, 216
Рафай М. 282, 288, 294, 324—326
Ремарк Э. М. 221
Рембо А. 261
Ренч В. L94
Ржезач В, 244, 259, 265, 266, 278—280
Ржига Б. 289, 293
Рзоунек В. 286, 299, 300
Ригер Ф. Л. 78, 96
Рид Д. 295
Рогач Я. 143
Рождественский Р. И. 301
Рокицана Я. 35г-37, 43'
Роллан Р. 199, 216, 229, 319
Ростислав (великоморавский князь) 8,
10
Роттерова Б. 282, 294
Руссо Ж. Ж. 118, 142
Рыбак И. 287, 292, 294, 323
Сабина К. 62, 73, 78—81, 86, 87, 101—
106, 122, 123, 137
Салтыков-Щедрин М. Е. 100
Само (славянский князь) 8
Самойлов Д. (Кауфман Д. С.) ПО, 269,
302
Санд Жорж (Дюпен А., Л. А.) 127
Сватоплук (чешский князь) 10
Сватоплук Т. (Турек С.) 1,95, 259, 264—
266, 280—283
Свердлов Я. М. 3, 182
♦Светлая К. (Роттова И.) 101, 103, 112,
ИЗ, 126, 127
Свобода Ф. К. 150
Свобода Л. 255
Свободова Р. 145, 146, 272
Святослав (великий князь киевский) 38
Сейферт Я. 168—170, 172, 181, 186, 192,
241, 262, 263
Сейфуллина Л. Н. 201
Секанина И. 192
Сервантес М. (Сааведра М.) 182
Сигизмунд I Люксембургский 28, 30, 32,
33, 140
Симонов К. М. 201, 257, 267
Скала И. 264, 294, 300—303
Скала из Згоржа, П. 47
Славата В. 42, 43, 239
Славик Я- 2516
Сладек И. 130, 136, 137, 143
Сладковский М. 105
Словацкий Ю. 261
Сметана Б. 13, 99, 105, 106, 119, 153,202
Сова А. 144—148
Соловьева А. П. 111, 192
Солоухин В. А. 298, 299, 304, 323
Срезневский И. И. 67, 100
Ставинога Ф. 288, 291
Сташек А. 89, 117, 123, 125, 158, 159,
195
Стиблова В. 314
Странский из Странки у Зап, П. 47
Суворов А. В. 142
Сыс К. 294, 307


Такс Я. 277, 278
Там В. 54, 55, 61, 142
Тарловский М. А. 94
Тауфер И. 189, 207, 257, 266, 287, 294—
297
Тейге К. 169, 170, 1S6, 188
Теодорик Д. Р4, 24
Тильшова А. М. 190 ■
Тихая Зд. 7, 24
Товачовский из Цимбурга, Ц. 3(5, 39
Толстой А. Н. 191
Толстой Л. Н. 37, 100, 115», 145, 153,
167, 231, 272, 282, 297
Томан И. 293
Томан К. 155, 1^7, 158
Томчик М. 122
Травничек Фр. 114
Тренев К. А. 202
Трумэн Г. 180
Туаен (Черминова М.) 188
Тургенев И. С. 67, 100, 119, 150, 159,320
Тыл Й. К. 29, 41, 62, 72, 77—79, 81—86,
99, 103, 113, 118, 137, 143, 145
Тычина П. Г. 201
Тютчев Ф. И. 67
Уиклиф Д. 27, 28, 30, 35
Урке Э. 169, 187, 189, 240, 246, 247
Успенский Г. И. 192, 282
Уэллс Г. Ж. 196, 232
Фадеев А. А. 108, 191, 201, 207, 257
Федин К. А. 201
Фибих Зд. 153
Фишер О. 189
Фишер Э. 259
Флобер Г. 152
Флориан М. 264, 294, 305—307
Фляшка из Пардубиц, С. 20—22
Фрайс И. 289, 290
Франко И. Я. 38
Франс А. 199, 216
Франц-Иосиф I 292
Францоуз П. 288
Френкель И. Л. 118
Фрид Н. 266, 283
Фрич И. В. 62, 78—80, 86, 95, 100, 101,
103, 105, 106, 122, 137
Фучик* Б. 239
Фучик Ю. 4, 19, 29, 65, 86, 106, 117,
119, 167, 175, 178, 186, 187/189—192,
200, 206, 225, 235, 236, 239—241,
246—253, 256, 257, 273, 291, 300, 302,
313, 320
Фучикова Г. 249, 251
Хельчицкий П. 35—37, 45, 56
Хемингуэй Э. М. 221
Херасков М. М. 55
Хладек Ф. 120
Цвейг С. 221
Чайковский П. И. 99, 100
Чапек И. 228, 229
Чапек К. 4, 115, 124, 190—193, 195, 212,
227—237, 239, 250, 290, 320
Чапек-Ход К. М. 151
Чейка Я 294
Челаковский Ф. Л. 57, 59—62, 67, 73,
76, 77, 86, 89, 91, 99, 132, 172
Чеп Я. 194
Черник М. 294
Черный В. 256—258, 260
Чернышевский Н. Г. 100
Чех Св. 6, 100, 111, 117, 120, 124, 130,
132—137, 143, 152, 192
Чехов А. П. 153, 282
Чухонцев О. Г. 270, 271
Шайнер Д. 294, 303—305
Шальда Фр. Кс. 74, 109, 122, 144, 145,
149, 152, 171, 173, 186, 188, 189, 214,
221, 233» 273
Шатобриан Ф. Р. 58
Шафарик П. й. 57—60, 62—64.
Швейда И. 290, 291
Шверма Я. 247
Шевченко Т. Г. 67, 121
Шевцрев С. П. 92
Шекспир В. 121, 122, 137
Шервинский С. В. 66
1 Шерлаимова С. А. 240
Шиллер И. К. Ф. 58, 60, 63
Шимачек М. А. 150
Шимон И. 294
Шкроуп Ф. 72, v82
Шмераль Б. 163, 186
Шолохов М. А. 191, 257, 320
Шольц В. 1.03, 120, 121, 123
Шоу Д. Б. 232, 234
Шрамек Ф. 155—157, 200
Штитный (Томаш из Штитного) 25, 26,
35 37 91
Штолл Л. 186—189, 207, 249, 257, 258,
260, 287, 306
Штур Л. 81, 120
Штурса Я, 20&
Штырский И. 188
Шульц Ф. 117
Шуста Й. 18
Эйзенштейн С. М. 202
Элюар П. (Грендель Э. П.) 188, 261, 26fr
Энгельс Ф. 25, 31, 43, 128, 129, 159, 186^
189
Эразм Роттердамский 41
Эрбен а 293
Эрбен К. Я. 6, 62, 71, 77, 81, 86, 89—
92, 100, 101, 172
Ювенская П. 136
Юнгман Й. 57-59, 64, 65, 73, 203;
Явор И. 240 '"
Ягич В. И
Языков Н. М. 67, 72
Яначек Л. 153
Ярош П. 313


Оглавление
От автора . . . . . . . » . . . 3
Часть первая
ЧЕШСКАЯ ЛИТЕРАТУРА ЭПОХИ ФЕОДАЛИЗМА
(60-е гг. IX в. — 1770-е гг.) 5
Возникновение письменности и развитие литературы (60-е гг. IX в. — начало
XV в.) 7
Гуситская литература. Развитие гуманизма (XV — начало XVII в.) ... 27
Литература периода побелогорской реакции (1620—1770-е гг.) .... 43
Часть вторая
ЭПОХА НАЦИОНАЛЬНОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ. ЛИТЕРАТУРА
ПРОСВЕЩЕНИЯ. РОМАНТИЗМ И СТАНОВЛЕНИЕ РЕАЛИЗМА 52
(конец XVIII — середина XIX в.)
Народная словесность и литература Просвещения на рубеже веков . . . 53
Предпосылки и развитие романтизма (20—40-е гг.) 57
Ян Коллар 62
Франтишек Ладислав Челаковский 67
Карел Гинек Маха . . . . 73
Становление реализма (40—50-е гг.) 79
Иозеф Каетан Тыл 81
Божена Немцова 85
Карел Яромир Эрбен .......*. 89
Карел Гавличек Боровский 92
Часть третья
РАЗВИТИЕ РЕАЛИЗМА И МОДЕРНИСТСКИЕ ТЕЧЕНИЯ
(вторая половина XIX — начало XX в.) 96
Утверждение критического реализма как ведущего направления (60—80-е гг.) 99
Ян Неруда Юб
Витезслав Галек 117
Поэты-маевцы 119
Зарождение чешского социального романа .... 121
Рабочие поэты 127
Новый этап развития критического реализма и другие художественные системы
(1890-е гг.—1918 г.) 132
Сватоплук Чех 132
Алоис Ирасек 137
Декаданс и борьба за реализм 143


Часть четвертая
НОВАЯ СТУПЕНЬ КРИТИЧЕСКОГО РЕАЛИЗМА И СУДЬБА
МОДЕРНИСТСКИХ ТЕЧЕНИЙ.
СТАНОВЛЕНИЕ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО РЕАЛИЗМА (1918—1945 гг.) 162
Идейно-художественные течения и формирование пролетарской литературы как
самостоятельного направления в 20-е гг. . 166
Иржи Волькер . 171
Станислав Костка Нейман 176
Ярослав Гашек . . 181
Социалистический реализм и другие творческие концепции 30-х гг. ... 185
Иван Ольбрахт .. 195
Мария Майерова 199
Ярослав Кратохвил . ■ 207
Владислав Ванчура . . . 212
Карел Конрад .......... 220
Карел Новый 224
Карел Чапек ..... . 227
Литература антифашистского Сопротивления (1938/1939—1945 гг.) . . . 238
Юлиус Фучик 247
Часть пятая
УТВЕРЖДЕНИЕ СОЦИАЛИСТИЧЕСКОГО РЕАЛИЗМА КАК ВЕДУЩЕГО
ТВОРЧЕСКОГО НАПРАВЛЕНИЯ
(1945—1980-е гг.) 254
Борьба за развитие социалистического реализма (40—60-е гг.) .... 256
Витезслав Незвал 266
Франтишек Грубин 270
Мария Пуйманова . 272
Вацлав Ржезач 278
Т. Сватоплук 280
Ян Отченашек 283
Достижения новейшей литературы (70—80-е гг.) . . . 287
Иржи Тауфер 295
Вилем Завада 297
Иван Скала . 300
Донат Шайнер 303
Мирослав Флориан . . ... . . . ' . . . . . , . 305
Владимир Нефф . .. . 307
Иржи Марек . . 309
Зденек Плугарж . . ' „ . ., . . . . . . . . . . . 313
Ян Козак 317
Иозеф Кадлец ■; 320
Мирослав Рафай 324
Яна Моравцова 326
Иржи Кршенек 328
Библиография 333
Указатель произведений неизвестных авторов 335
Указатель имен -. 336


УЧЕБНИК
Раиса Романовна Кузнецова
ИСТОРИЯ ЧЕШСКОЙ
ЛИТЕРАТУРЫ
Заведующая редакцией М. Д. Потапова
Редактор И. Л. Тимашева
Младшие редакторы В. П. Протасова, Е. И. Кишилова
Переплет художника И. С. Клейнарда
Художественный редактор Б. С. Вехтер
Технический редактор Г. Д. Колоскова
Корректоры Л. А. Айдарбекова, Г. В. Зотова


ИБ № 2681
Сдано в набор 20.10.86. Подписано к печати 03.06.87.
Л-63257 Формат 70ХЮ0/16 Бумага тип. № 2
Усл. печ л. 27,95 Уч.-изд. л. 29,55 Тираж 1600 экз.
Зак. 513 Цена 1 р. 30 к. Изд. № 3810
Ордена «Знак Почета»
издательство Московского университета.
103009, Москва, ул. Герцена, 5/7.
Типография ордена «Знак Почета» издательства МГУ.
119899, Москва, Ленинские горы