Критика политэкономических основ антимарксистских теорий денег - Гальчинский А.С.

Глава I. Апологетическая функция антимарксистских теорий денег

Классовая ограниченность теорий денег классической буржуазной политэкономии

Апологетическая направленность антимарксистских теорий бумажных денег

Глава II. Место денег в структуре капиталистического воспроизводства

Кейнсианские концепции «управляемых» денег в системе буржуазных теорий «регулируемого» капитализма

Вульгаризация роли денежного фактора в неокейнсианских и посткейнсианских теориях денег

Фетишистские трактовки роли денег в современных монетаристских теориях

Глава III. Критика буржуазных теорий соотношения сущности и функций денег

Теоретические корни устранения из буржуазных теорий денег функции меры стоимостей

Поиск «неденежной основы» выражения стоимости товара

Глава IV. Эволюции количественной теории денег

Несостоятельность монетаристских рекомендаций денежной политики буржуазного государства

Глава V. Антинаучный характер буржуазных теорий демонетизации золота

Буржуазная политическая экономия о месте золота в современной валютной системе

Автор: Гальчинский А.С.

Теги: экономика монография экономическая теория буржуазия марксизм история экономики

Год: 1987

Похожие

"Денежный мир" Милтона Фридмена

Экономическая теория

Критика антимарксистских теорий в курсе политической экономии

Макроэкономика

Текст

АСГолЬчинскиО
КРИТИКА
ПОЛИТЭКОНОМИЧЕСКИХ
основ
АНТИМАРКСИСТСКИХ
ТЕОРИИ
ДЕНЕГ
КИЕВ
ГОЛОВНОЕ ИЗДАТЕЛЬСТВО
ИЗДАТЕЛЬСКОГО ОБЪЕДИНЕНИЯ
«ВИЩА ШКОЛА»
1987

65.018
Г17
В монографии раскрываются методологические ос-
новы антимарксистских теорий денег, обосновывается
возрастание роли их апологетической функции. Дан кри-
тический анализ современных буржуазных трактовок
сущности и функций денег, роли золота как денежного
товара, специфики денежно-валютной политики бур-
жуазных государств. Показана их теоретическая и прак-
тическая несостоятельность.
Для научных работников, преподавателей и студен-
тов.
Табл. 2. Библиогр. 222 назв.
Рецензенты — доктора экономических наук
В. А. Степаненко (Институт социальных и экономических
проблем зарубежных стран АН УССР) и В. Д. Сикора
(Киевский государственный институт культуры)
Редакция литературы по экономике и управлению
Зав. редакцией С. К. Деревец
Монография
Анатолий Степанович Гальчинский
КРИТИКА ПОЛИТЭКОНОМИЧЕСКИХ ОСНОВ
АНТИМАРКСИСТСКИХ ТЕОРИЙ ДЕНЕГ
Редактор В. В. Пивень
Обложка художника Г. Т. Заднипряного
Художественный редактор А. Д. Бондаренко
Технический редактор Л. Ф. Волкова
Корректор Л. М. Байбородина
Информ. бланк 12040
Сдано в набор 12.05.87. Подп. в печать 28.10.87. БФ 26665.
Формат 84X108/32. Бумага типогр. № 2. Лит. гарн. Вые. печать.
Усл. печ. л. 13,44. Усл. кр.-отт. 13,76. Уч.-изд. л. 15,34. Ти«
раж 650 экз. Изд. № 7701. Зак. 7—1578. Цена 3 р. 10 к.
Головное издательство издательского объединения «Вища шко-
ла», 252054, Киев-54, ул. Гоголевская, 7
Отпечатано с матриц Головного предприятия республиканского
производственного объединения «Полиграфкнига» в Харьков-
ской городской типографии JSfë 16, ул. Университетская, 10.
Зак. 1725.
0603010300—303 g) Издательское объединение
1 М2П(04)-87 м—**—*—»'■ <Вища школа>| 1987

ПРЕДИСЛОВИЕ
Острые противоречия в сфере денежно-валютных отно-
шений современного капитализма представляют собой
следствие и в то же время одну из форм проявления про-
цесса углубления общего кризиса капитализма, закономер-
ности которого с особой научной глубиной обоснованы в
документах XXVII съезда КПСС. Хроническое развитие
инфляционного процесса, резкие колебания валютных кур-
сов, невиданные взлеты и падения учетных ставок, колос-
сальные масштабы валютных спекуляций, беспощадные
валютные войны и другие подобные явления являются
важнейшими факторами, подрывающими процесс капита-
листического воспроизводства и обостряющими его нераз-
решимые антагонизмы.
Именно этими обстоятельствами, что вынуждена при-
знать и современная буржуазная политическая экономия,
объясняется активизация буржуазных экономических ис-
следований в области денежных отношений в последние
десятилетия. «Когда деньги функционируют успешно,—
пишет известный американский буржуазный экономист
П. Самуэльсон,— их можно в значительной мере игнори-
ровать. Когда же функционирование денежной системы
приводит к депрессии, спаду или скачущей инфляции, то
они становятся жизненно важным объектом экономиче-
ского исследования» [205, 84].
В то же время все нарастающие масштабы исследова-
ний, своеобразный бум публикаций по проблемам денег,
отмеченный в 70—80-е годы, не являются свидетельством
достижения буржуазной экономической наукой сколько-
нибудь существенных сдвигов в познании объективных за-
кономерностей функционирования рассматриваемой сферы
производственных отношений. В действительности много-
численные издания по теории денежных отношений, кото-
рыми буквально переполнен сегодня книжный рынок ка-
питалистических стран, отражают скорее противополож-
ный процесс — углубление кризиса буржуазных теорий
3

денег, являющегося одним из важных звеньев современ-
ного этапа кризиса буржуазной политической экономии,
охватившего все ее направления и структурные звенья.
Кризис современных буржуазных теорий денег—мно-
гоплановый процесс. Он проявляется в неспособности бур-
жуазных экономистов дать ответ в первую очередь на фун-
даментальные вопросы теории, определяющие сущностную
специфику денег как политико-экономической категории,
особенности проявления в современных условиях их функ-
циональных закономерностей. Характерны в этом отноше-
нии признания самих буржуазных экономистов. «В нашей
науке,— вынужден был констатировать еще в начале 70-х
годов западногерманский экономист Г. Мюллер,— заметна
тенденция все более уходить от ответа на простой вопрос,
что представляют собой в действительности деньги. Стрем-
ление избежать тщательного определения фундаменталь-
ных понятий не ограничивается... только областью денег...
Но в рамках общего анализа экономических процессов
важно и необходимо определить природу денег таким об-
разом, чтобы их включение в анализ не влекло за собой
противоречий» [195, 193]. Существующие на Западе де-
нежные теории, писала по этому поводу на страницах жур-
нала «Economist» профессор Лондонского университета
В. Чик, не дают ответа «на такие основополагающие во-
просы, как: что такое деньги, какова причина их возник-
новения, какие активы могут быть использованы в каче-
стве денег, какое влияние на экономику оказывает изме-
нение количества денег» [122, 37].
Нельзя полагать, что кризис буржуазных теорий денег
отражает несостоятельность буржуазной политической
экономии научно обосновать лишь наиболее глубинные
методологические вопросы денежных отношений. Кризис
достаточно четко проявляется и в неспособности экономи-
ческой теории выработать научно обоснованную систему
рекомендаций по кредитно-денежной политике современ-
ного государственно-монополистического капитализма.
И это несмртря на то, что анализ вопросов практического
применения денег, их роли и места в системе государст-
венно-монополистического регулирования процесса капи-
талистического воспроизводства составляет доминантную
линию развития буржуазных теорий. «Практически все,
что было написано в обширной литературе по макроэконо-
мике,— отмечал английский буржуазный экономист Д. Фи-
шер,— имеет то или иное отношение к проблемам, связан-
ным с выработкой эффективной денежной политики»
4

J137, 7]. Тем не менее и эта слагаемая буржуазной науки
о деньгах демонстрирует свою несостоятельность. Подтвер-
ждением опять-таки могут служить вынужденные призна-
ния буржуазных авторов по теории денег. На страницах
влиятельного еженедельника американских деловых кру-
гов «Business Weeks» отмечалось, что «несмотря на то, что
в США в деле контроля над экономикой всецело полага-
ются на монетаристские экономические теории, тем не ме-
нее экономисты не в состоянии дать ответ на вопрос о
функциональной роли денег. Более того, монетаристские
исследования даже усиливают неясности в этом вопросе»
{120, 7]. Эту же мысль высказывает японский экономист
К. Нагатани. В довольно объемном исследовании развития
буржуазных теорий денег он пишет: «Мы нуждаемся в
проведении большого количества исследований прежде чем
сможем лучше понять роль денег в нашей экономике»
J196, 288].
Признание современной буржуазной экономической
наукой кризиса теорий денег, их фундаментальных основ
и функционально-прагматической направленности не озна-
чает, однако, что она в состоянии вскрыть подлинные кор-
ни этого кризиса, его глубинные методологические основы.
При рассмотрении сущности кризиса и порождающих его
причин буржуазные экономисты не выходят за рамки
классового, апологетического толкования явлений, проис-
ходящих в рассматриваемой сфере экономических отноше-
ний. Вследствие этого буржуазная экономическая наука не
в состоянии понять объективную историческую обуслов-
ленность этого кризиса, его проявление как структурного
звена общего кризиса буржуазной политической экономии
и экономической идеологии в целом. Кризис современных
теорий денег трактуется лишь как ступень качественного
восхождения к «более основательной теории», как опреде-
ленная фаза в развитии экономической мысли, а не как от-
ражение прогрессирующего и необратимого процесса
углубления общего кризиса капиталистической системы,
ее вступления начиная со второй половины 70-х годов в
новую полосу глубокой и многосторонней дестабилизации.
Так, указывая на методологическую уязвимость совре-
менных монетаристских концепций денег, теоретические
постулаты которых составляют основу кредитно-денежной
политики администрации США и правительств ряда дру-
гих империалистических государств, один из авторов кни-
ги «Современная экономическая мысль», в которой рас-
сматривается процесс эволюции буржуазной политической
5

экономии, американский буржуазный экономист П. Дэвид-
сон ставит вопрос о необходимости выработать систему
взглядов, которая позволила бы создать новую основа-
тельную теорию денег. «...И все же,— вынужден признать
он,— нам еще очень далеко до того, чтобы предваритель-
ный вариант «основательной теории денег» пришел на
смену концепции общего равновесия (данная концепция
составляет исходную методологическую основу монета-
ризма.— А. Г.), пользовавшейся таким доверием в пред-
шествующий период» [96, 413].
Критический анализ процессов, происходящих в разви-
тии буржуазных теорий денежных отношений, постоянно
находится в центре внимания ученых-марксистов. В на-
шей стране в последние годы опубликован ряд принципи-
альных теоретических исследований по рассматриваемой
проблеме. Это работы А. В. Аникина, С. М. Борисова,
В. А. Дроздова, Л. Н. Красавиной, С. М. Никитина,
В. М. Усоскина, Д. В. Смыслова, В. А. Степаненко,
В. И. Суровцевой, В. Н. Суторминой, В. М. Федосова,
Г. П. Солюса, В. Н. Шенаева и других ученых. Широко
рассматриваются эти вопросы и учеными-марксистами
других стран.
И тем не менее, вряд ли имеются основания утвер-
ждать, что анализ развития теорий денежных отношений
занял соответствующее своей значимости место в структу-
ре исследований современных тенденций буржуазной эко-
номической мысли. Прежде всего сказывается отсутствие
необходимых политико-экономических обобщений рассма-
триваемых процессов. В большинстве публикаций советской
экономической литературы широко и с достаточной глуби-
ной исследованы преимущественно конкретно-экономиче-
ские аспекты буржуазных денежных и валютно-финансо-
вых отношений, механизм их функционирования. Как
правило, этот же аспект составляет предмет критического
анализа и буржуазных теорий. В то же время в публика-
циях последних лет по сути нет специальных исследований
политико-экономических основ рассматриваемых теорий,
отражающих их структурную (с точки зрения законов
функционирования общей системы капиталистических про-
изводственных отношений) логику, классово-апологетиче-
скую природу.
Речь идет об углубленном политико-экономическом
анализе столь важных методологических вопросов, как
исследование взаимной обусловленности эволюции буржу-
азных теорий стоимости и теорий денег, влияния модифи-
6

кации отношений частной собственности на характер
денежных отношений, воздействия интернационализации
воспроизводственных процессов и интернационализации
стоимости на специфику проявления всеобщего стоимост-
ного эквивалента, эволюцию золотого стандарта и пр.
В работах по критике буржуазных теорий денег не разра-
ботан вопрос о способе реализации их неотъемлемого
структурного элемента — апологетической функции.
Такого рода недостатки сказываются не только на со-
стоянии марксистской критики буржуазных теорий денег.
Отсутствие необходимых политико-экономических исследо-
ваний этого аспекта развития буржуазной экономической
теории сужает возможности критического анализа общей
эволюции буржуазной политической экономии, новых яв-
лений, которые происходят в ее развитии на современном
этапе. В связи с этим важно отметить, что в многочислен-
ных публикациях последних лет, посвященных анализу
современного этапа кризиса буржуазной экономической
мысли, общих тенденций ее развития, вопросы критики
политэкономических основ буржуазных теорий денег во-
обще не рассматриваются или рассматриваются весьма
поверхностно.
Между тем марксистско-ленинская методология крити-
ческого анализа буржуазной политической экономии по-
казывает, что вся структура товарно-фетишистских форм
буржуазного экономического мышления, детерминирующе-
го общие принципы развития экономической науки, связа-
на с фетишизацией не просто товарной, а денежно-товар-
ных форм функционирования всей совокупности структур-
ных элементов капиталистических производственных
отношений, начиная от их элементарной клеточки — товара
и заканчивая общей системой воспроизводственного про-
цесса. Будучи не в состоянии, прежде всего в силу классо-
вой ограниченности, познать глубинные закономерности
обострения антагонистических противоречий капиталисти-
ческого способа производства, буржуазная политическая
экономия всегда искала и ищет в настоящее время их
объяснение в самой поверхностной и самой абстрактной
сфере — в сфере денежного обращения.
Весьма показательно в связи с этим и то, что вся си-
стема буржуазной и мелкобуржуазной апологетики капи-
талистического способа производства во многом основыва-
ется на фетишизации денежных отношений. Это положение
особо выделял В. И. Ленин. «Будучи высшим продуктом
развития обмена и товарного производства, деньги,—
7

писал он, вскрывая гносеологические корни данного аспек-
та буржуазной апологетики,— затушевывают, прикрывают
общественный характер частных работ, общественную
связь между отдельными производителями, объединенны-
ми рынком» [32, 62].
Вся история развития буржуазной экономической мыс-
ли убедительно подтверждает научную правильность дан-
ного принципиально важного ленинского положения. Под-
тверждением достоверности этого является высказывание
одного из наиболее крупных представителей буржуазной
политической экономии, английского буржуазного эконо-
миста А. Маршалла. В своем основном труде «Принципы
политической экономии», фетишизируя вопрос о месте де-
нег в структуре капиталистической экономики, он писал:
«Деньги... составляют главный стержень, вокруг которого
концентрирует свое внимание экономическая наука. Объ-
ясняется это не тем, что деньги... рассматриваются как
главная цель человеческой деятельности или даже как
основной предмет исследования экономиста, а тем, что в
том мире, в котором мы живем, они служат единственным
пригодным средством измерения мотивов человеческой
деятельности в широких масштабах» [81, 78].
Кризис современных буржуазных теорий денег — не
обособленное явление в развитии буржуазной экономиче-
ской мысли. Он является органической структурной
частью, неотъемлемым составным звеном современного
этапа кризиса буржуазной политической экономии, детер-
минируется его общими закономерностями. При этом важ-
но особо подчеркнуть, что теории денег всегда выступали
и выступают в роли фактора, оказывающего активное вли-
яние на формирование общих тенденций развития буржу-
азного экономического мышления. Анализ основных этапов
кризиса буржуазной политической экономии свидетель-
ствует о том, что периоды «коренной» реконструкции бур-
жуазных теорий денег не только не совпадают по своим
временным границам с основными этапами кризиса бур-
жуазной политической экономии, но и во многих случаях
предшествуют им, как бы предопределяя их развитие. Этот
вопрос в марксистской литературе должным образом еще
не исследован. Очевидно, что в его основе лежат объектив-
ные процессы, которые обусловливаются местом денежных
отношений в системе капиталистической экономики, все-
общностью экономических форм их развития.
Весьма важно отметить, что элементы буржуазных эко-
номических теорий государственно-монополистического
8

регулирования процесса капиталистического воспроизвод-
ства начали формироваться на основе буржуазных теоре-
тических концепций регулирования сферы денежных отно-
шений и, в частности, кейнсианской теории «управляемых»
денег и «регулируемой» валюты. Вследствие особой чувст-
вительности к нарушениям воспроизводственного процесса
сфера обращения капиталистических денег в историческом
плане была одним из первых, если не самым первым зве-
ном капиталистической экономики, испытавшим на себе
активное и все возрастающее по мере углубления капита-
листических противоречий вмешательство буржуазного го-
сударства.
В плане рассматриваемого вопроса примечательно и то,
что современный монетаризм, ныне составляющий, как уже
отмечалось, теоретическую основу экономической полити-
ки ряда ведущих империалистических государств, разви-
ваясь как антипод кейнсианства, сформировался также на
основе системы теоретических взглядов о месте и способе
функционирования в капиталистической экономике денеж-
ного фактора.
Отмеченное определяет научную значимость и актуаль-
ность критического анализа структуры и закономерностей
эволюции политэкономических основ буржуазных теорий
денег и их современного развития, позволяющего более
глубоко познать общие тенденции и специфические черты
развития буржуазной экономической мысли.
Одной из особенностей настоящего исследования явля-
ется то, что автор вносит определенные коррективы в сло-
жившуюся структуру классификации буржуазных теорий
денег. В специальной и учебной литературе, как правило,
выделяются три основных направления буржуазных тео-
рий денег — металлическая, номиналистическая и количе-
ственная. Правомерность такой классификации не может
вызывать возражений. Известно, что в трудах К. Маркса,
дается критический анализ всех трех направлений, сфор-
мировавшихся еще в период развития домарксистской
экономической мысли. Однако такая градация буржуаз-
ных теорий в виду разнопорядковое™ критериев их фор-
мирования создает определенные сложности их политико-
экономического анализа. Уже обращалось внимание на то,
что сфера денежных отношений не является обособленной
частью капиталистической экономики. Ее развитие подчи-
няется общим закономерностям капиталистического вос-
производства, противоречия которого отражаются в эво-
люции основных направлений буржуазной политической
9

экономии. Если же брать за основу классификации буржу-
азных теорий денег трехзвенную направленность — метал-
лизм, номинализм и количественные теории, то связь с
общеструктурным построением основных направлений бур-
жуазной экономической мысли разрывается. С точки зре-
ния автора, именно это является одной из гносеологиче-
ских предпосылок искусственного обособления анализа
развития буржуазных теорий денег от общей системы
марксистского критического анализа закономерностей
развития буржуазной политической экономии, о котором
говорилось ранее. В силу этого научная критика буржуаз-
ных теорий денег непроизвольно оказалась на положении,
заранее предопределяющем подход к объекту своего ана-
лиза с позиций его обособленного функционирования, что
в принципе противоречит марксистской методологии. От-
вергая в работе «Нищета философии» метафизическое
представление П.-Ж. Прудона об исключительности денег,
К. Маркс со всей убедительностью показал, что денежные
отношения «есть лишь одно из звеньев целой цепи других
экономических отношений, с которыми оно поэтому очень
тесно связано», что это «отношение соответствует опреде-
ленному способу производства, точно так же, как ему со-
ответствует индивидуальный обмен» [2, 110].
В связи с этим в анализе политэкономических основ
буржуазных теорий денег автор исходил из необходимости
их разграничения по иному принципу — по двум основным
направлениям, соответствующим двум линиям развития
буржуазной политической экономии: денежные теории нео-
классической и денежные теории кейнсианской направлен-
ности. Речь идет о выделении, с одной стороны, неоклас-
сических и современных монетаристских теорий денег, и с
другой,— кейнсианских, неокейнсианских и современных
посткейнсианских теорий. Такого рода разграничение рас-
ширяет возможности установления взаимообусловленности
развития основных направлений буржуазных теорий денег
с общей эволюцией буржуазной политической экономии.
Оно учитывает исходную методологическую основу форми-
рования двух рассматриваемых направлений буржуазных
теорий денег—трактовку ими вопроса, определяющего об-
щую специфику капиталистической экономики: является ли
она по своей природе внутренне устойчивой и сбалансиро-
ванной или подвержена неизбежной диспропорциональ-
ности.
Представленный в работе анализ показывает, что имен-
но этот вопрос является стержневым в определении места
10

денег в процессе капиталистического воспроизводства и
характера воздействия денег на его развитие. Это призна-
ет и буржуазная экономическая наука. «Фундаментальным
вопросом теорий денег,— пишет в опубликованной в
1982 г. в Нью-Йорке книге «Инфляционный спад и эконо-
мическая политика» профессор Вашингтонского универси-
тета X. П. Минский,— является вопрос о том, можно ли
считать капиталистическую экономику внутренне стабиль-
ной или она по самой своей природе является неизбежно
нестабильной» [186, 278]. Отметим в связи с этим и то,
что на протяжении последних 10—15 лет содержание ди-
скуссий между различными направлениями буржуазной
экономической мысли по проблемам эволюции денежных
отношений методологически фокусируется на противопо-
ложностях трактовок внутренней стабильности и деста-
бильное™ капиталистической экономики. Учет этого об-
стоятельства во многом расширяет возможности методоло-
гической критики буржуазных теорий.
Вместе с тем анализ политико-экономических основ
буржуазных, мелкобуржуазных и ревизионистских теорий
денег позволяет обнаружить, что разграничение их раз-
личных школ и направлений в большинстве случаев каса-
ется лишь характеристики специфики их функциональных
закономерностей. Что же касается фундаментальных мето-
дологических вопросов денежных теорий, вопросов о каче-
ственной специфике денег и их сущности, определения их
стоимостной основы и характеристики функций, т. е. тех
аспектов, которые составляют непосредственный предмет
данного исследования, то представители как неоклассиче-
ского и кейнсианского направления экономической бур-
жуазной мысли, так и многочисленных других течений
(мелкобуржуазных, реформистских и ревизионистских)
стоят на столь сходных методологических позициях, что их
теоретическое обособление во многих случаях приобретает
весьма условный характер.
Показательно и то, что в своих трактовках фундамен-
тальных вопросов теории денег их современные антимарк-
систские концепции медологически основываются на тео-
ретических постулатах, сформировавшихся еще в недрах
домарксистских экономических учений, в том числе на тео-
ретических ошибках классической школы буржуазной по-
литической экономии, научная несостоятельность которых
неопровержимо доказана марксистской экономической тео-
рией и подтверждена многолетней практикой развития ка-
питалистической экономики. Это свидетельствует о крайней
11

ограниченности научных ресурсов буржуазной экономи-
ческой науки, что обязывает марксистскую критику по*
литэкономических основ современных антимарксистских
теорий денег выявлять линии их преемственности, взаимо-
связи и взаимообусловленности с классическими буржуаз-
ными концепциями. Исходя из этого, автор рассматривает
развитие современных антимарксистских теорий денег на
основе анализа генетических основ формирования и выяв-
ления логической обусловленности их эволюции с процес-
сом развития буржуазной политической экономии в целом.
В последние два десятилетия на страницах марксист-
ской печати идет глубокая научная полемика по поводу
общей специфики эволюции денежных отношений в усло-
виях современного капитализма. В ходе этой полемики вы-
явлены отдельные проблемы, еще недостаточно полно осве-
щенные марксистской экономической наукой. На этом пы-
тается спекулировать буржуазная политическая экономия.
По сути речь идет о том, что отдельные, до конца не ре-
шенные теоретические вопросы научного осмысления со-
временной практики функционирования капиталистических
денежных отношений, с одной стороны, сужают возмож-
ности марксистской критики буржуазных, мелкобуржуаз-
ных и реформистских теорий, с другой —служат «пита-
тельной средой» интенсификации процесса фальсификации
марксистской теории.
С учетом этого автор видел свою задачу не только в
том, чтобы дать обобщенное изложение основных тенден-
ций в развитии антимарксистских теорий. Не менее важ-
ная задача книги — противопоставить буржуазным, мелко-
буржуазным и реформистским трактовкам специфики со-
временной эволюции денежных отношений- основанное на
марксистско-ленинской методологии позитивное теоретиче-
ское обоснование происходящих процессов. В предлагае-
мой вниманию читателей книге не только отстаиваются, но
и развиваются применительно к практике современного
развития многие основополагающие положения Марксовой
теории. При этом автор учитывал, что в современных усло-
виях, как подчеркнуто в Политическом докладе ЦК КПСС
XXVII съезду партии, Марксов анализ «применительно к
буржуазной действительности двадцатого века... стал еще
более актуальным, чем в веке девятнадцатом» [43, 9]. Ре-
шая эту принципиально важную задачу, автор опирался
на труды К. Маркса, Ф. Энгельса, В. И. Ленина, исследо-
вания советских ученых, занимающихся вопросами денеж-
ных отношений, а также ученых-марксистов других стран.
12

При этом, естественно, широко использованы методологи-
ческие положения, характеризующие специфику историче-
ской обусловленности денежных отношений и их современ-
ного функционирования, разработанные автором и опубли-
кованные в последние годы [57; 58].
Представленные в книге позитивные трактовки процес-
сов, происходящих в сфере современных капиталистиче-
ских денежно-валютных отношений, с методологических
позиций которых осуществляется критика антимарксист-
ских теорий, не претендуют на бесспорность. Научное ре-
шение всего комплекса теоретических проблем, поставлен-
ных практикой современного развития денежных отноше-
ний, требует дальнейшего углубленного анализа. Это
настоятельно требует координации и широкого объедине-
ния усилий ученых-марксистов, работающих в рассматри-
ваемой области экономической мысли. Атмосфера творчес-
кого обмена мнениями и плодотворных дискуссий, которую
партия в соответствии с политической линией XXVII съез-
да КПСС утэерждает во всех областях общественной жиз-
ни, в том числе в развитии общественных наук, может и
должна принести весомые положительные результаты в
научном обосновании всего комплекса дискуссионных во-
просов.

Глава I
АПОЛОГЕТИЧЕСКАЯ ФУНКЦИЯ
АНТИМАРКСИСТСКИХ ТЕОРИЙ ДЕНЕГ
1. Деньги как объект буржуазной апологетики
Буржуазная политическая экономия, ее различные шко-
лы и направления предпринимают попытки представить
теории денег как идеологически нейтральные системы на-
учных взглядов. Такого рода рассуждения основываются
на сформировавшейся уже на ранних этапах становления
буржуазного экономического мировоззрения известной
концепции о мнимом равенстве и свободе субъектов, участ-
вующих в товарном обмене, гармонии их экономических
интересов. Ее научная несостоятельность убедительно до-
казана К. Марксом и тем не менее, руководствуясь клас-
совыми интересами буржуазии, современная буржуазная
политическая экономия не только сохраняет свою привер-
женность данной теоретически и практически несостоя-
тельной концепции, но и предпринимает усилия для ее
активизации. Пытаясь аргументировать тезис об идеоло-
гической нейтральности теорий денег, американские бур-
жуазные экономисты Г. Мэсесиш и Хуай-Лиан Цай в опу-
бликованной в 1982 г. в Нью-Йорке книге «Деньги в эко-
номических системах» пишут: «Экономическая наука не
может и не должна давать оценок и суждений об эконо-
мической системе общества. Ее целью является, с одной
стороны, обоснование путей функционирования экономи-
ческой структуры, с другой — обеспечение правдивой ин-
формации об эффективности экономической системы»
[178, 197]. Соответственно этим взглядам делается вывод:
«Денежные теории пронизывают широкое разнообразие
экономических систем и различных идеологий. Они неза-
висимы от экономической и политической структуры и по-
этому идеологически нейтральны» (выделено нами.—
А. Г.) [178, 209].
Говоря о несостоятельности такого рода утверждений,
необходимо учитывать, что буржуазная наука о деньгах,
как и буржуазная политическая экономия в целом, выпол-
няет две функции — хозяйственно-прагматическую и клас-
сово-апологетическую. Взаимосвязь этих функций носит
14

довольно сложный, а иногда и противоречивый характер.
Ода реализуется неоднозначно различными направления-
ми буржуазной экономической мысли. Тем не менее, при
анализе политико-экономической специфики буржуазных
теорий денег, взаимодействия их структурных элементов,
в особенности при теоретическом осмыслении характера
современного этапа кризиса буржуазной науки о деньгах,
важно учитывать примат ее классово-апологетической
функции, подчинение всего содержания познавательного
процесса главной цели — идеологической защите экономи-
ческих и политических интересов господствующих классов.
Теории денег — важная составная часть политической эко-
номии, и в этом смысле они подчиняются общим законам
ее развития.
Рассматривая закономерности развития буржуазной
политической экономии, К. Маркс обращал внимание на
то, что она могла оставаться научной лишь до тех пор,
пока пролетариат был еще не настолько развит, чтобы
конституироваться как класс, пока его борьба против бур-
жуазии не приобрела политического характера и обнару-
живалась лишь в единичных проявлениях, наконец, пока
производительные силы общества были развиты еще не
до такой степени, чтобы можно было йыявить материаль-
ные предпосылки, а также объективные и субъективные
факторы революционного крушения капиталистического
строя и построения нового общества. Однако начиная с
того момента, когда буржуазия как класс потеряла свою
историческую прогрессивность, когда стала очевидной
историческая обреченность капиталистического способа
производства, научный анализ всей совокупности экономи-
ческих процессов стал в принципе несовместимым с клас-
совой сущностью буржуазной теоретической мысли.
Кризис буржуазной политической экономии выразился
в ее вульгаризации, в замене научных элементов анализа
апологетическими теориями, цель которых — искаженное,
поверхностное толкование объективных процессов общест-
венного развития. Начиная с того момента, подчеркивал
К. Маркс, когда классовая борьба (практическая и теоре-
тическая) приняла все более ярко выраженные и угрожа-
ющие для эксплуататорских классов формы, «...пробил
смертный час для научной буржуазной политической эко-
номии. Отныне дело шло уже не о том, ...полезна она для
капитала или вредна, удобна или неудобна, согласуется
с полицейскими соображениями или нет. Бескорыстное
исследование уступает место сражениям наемных писак,
15

беспристрастные научные изыскания заменяются предвзя-
той, угодливой апологетикой» [16, 17].
К. Маркс обращал также внимание на усиление по
мере обострения антагонистических противоречий капита-
листического способа производства вульгаризации полити-
ческой экономии, усиление ее апологетической направлен-
ности. С развитием реальных противоречий в экономиче-
ской жизни капиталистического общества, подчеркивал он,
«...вульгарная политическая экономия... становится все
более апологетической...» [12, 527]. Речь, следовательно,
идет о том, что научно-познавательная и классово-апологе-
тическая функции буржуазной политической экономии
взаимно исключают друг друга. Их развитие осуществля-
ется не параллельно, а на основе взаимного отрицания и
поглощения. Абсолютизация функции идеологической за-
щиты классовых интересов буржуазии, полностью утратив-
шей свою прогрессивность, объективно исключает возмож-
ность научного анализа экономических законов обществен-
ного развития, определяющих историческую обреченность
господства капитала, неминуемость революционно-
го крушения капиталистической общественной фор-
мации.
Положение марксистско-ленинской теории, определяю-
щее объективную обусловленность подчинения содержания
познавательного процесса целям идеологической защиты
отживающего свой век капиталистического способа произ-
водства, имеет принципиальное значение для выяснения
границ научности не только буржуазной политической эко-
номии как науки о характере развития капиталистиче-
ских производственных отношений, но и ее отдельных
структурных звеньев, в том числе ее важнейшего состав-
ного звена — буржуазной науки о деньгах. Имея своим
предметом исследования ту сферу общественных отноше-
ний, которая непосредственно связана с реализацией ко-
ренных материальных интересов различных классов и со-
циальных групп, наука о деньгах, как и буржуазная поли-
тическая экономия в целом, не может оценивать реальные
процессы социально-экономического развития иным обра-
зом, как с позиций идеологической защиты интересов бур-
жуазии и противодействия формированию классового са-
мосознания ее антипода — пролетариата. В этом проявля-
ются классовый характер антимарксистских теорий денег,
их апологетическая и антикоммунистическая направлен-
ность, которую всячески пытаются скрыть идеологи ка-
питалаР
16

Рассматривая этот вопрос, необходимо учитывать в
первую очередь функциональное место денег в системе ка-
питалистических производственных отношений. Деньги,
«или форма стоимости товара,— писал по этому поводу
К. Маркс,—есть форма экономической клеточки буржуаз-
ного общества» [6, 6]. На основе денег реализуется исход-
ное противоречие простого, товарного производства — про-
тиворечие между частным и общественным характером
труда, производящего стоимость. В силу этого вся совокуп-
ность внутренних противоречий товара, а следовательно, и
в целом капиталистического товарного производства, наи-
более полно и рельефно проявляет себя прежде всего в
сфере денежных отношений. В деньгах, подчеркивал
К. Маркс, «во всей своей чистоте выступает наружу основ-
ное противоречие, содержащееся в меновой стоимости и в
соответствующем ей общественном способе производства».
Именно поэтому идеологи буржуазии в целях апологетики
буржуазного общества «посредством всяческих фокусов с
деньгами» [18, 186] пытаются скрыть неразрешимые анта-
гонизмы капиталистической экономики.
Пристальное внимание буржуазной апологетики к про-
блемам функционирования денег объясняется также тем,
что в условиях капитализма они являются всеобщим ору-
дием эксплуатации трудящихся, средством купли-продажи
наемной рабочей силы и безвозмездного присвоения созда-
ной трудом рабочего прибавочной стоимости. Частная соб-
ственность неизбежно предполагает функционирование
денег, которые являются средством ее экономической реа-
лизации. Исходя из этого понятие «деньги» неотделимо от
понятия «частная собственность». Частная собственность
явилась основой появления денег. Ее наличие определяет
общую специфику функционирования денежных отноше-
ний в условиях капиталистического способа производства.
Деньги,— писал в связи с этим К. Маркс,— это «отчужден-
ная сущность частной собственности» [17, 18]. Вследствие
этого только на основе выявления противоречий частной
собственности можно раскрыть подлинно научную природу
денег.
Научное понимание органического единства частной
собственности и денег имеет принципиальное значение для
исследования политико-экономической основы денег. Оно
позволяет выявить связь денег с основным производствен-
ным отношением капиталистического способа производ-
ства, определяющим способ соединения непосредствен-
ных производителей материальных благ со средствами
17

производства, и на этой основе установить место денеж-
ных отношений в реализации основного экономического за-
кона капитализма — закона прибавочной стоимости.
Из этого следует, что только на основе выявления про-
тиворечий частной собственности и способа ее реализации
можно дать подлинно научное обоснование природы денег
как политико-экономической категории, их функциональ-
ной роли и места в. структуре капиталистических производ-
ственных отношений. Однако очевидно, что такого рода
анализ полностью противоречит классовым интересам бур-
жуазии.
Исследуя специфику взаимозависимости двух слагае-
мых буржуазных теорий денег — классово-апологетической
и хозяйственно-прагматической функций, было бы ошибоч-
но делать упрощенные оценки. Закон примата классово-
апологетической функции действует не прямолинейно. Он
выступает как результат сложного взаимодействия и пере-
крещивания множества факторов и не может оставаться
неизмененным на различных этапах развития буржуазной
экономической науки. В то же время важно подчеркнуть,
что поскольку хозяйственно-практические рекомендации
буржуазных теорий денег преследуют цель ослабить анта-
гонистические противоречия буржуазного общества, они
также носят классово-апологетическую направленность.
В конечном итоге они не только не способствуют развитию
социального прогресса, в том числе развитию производи-
тельных сил общества, но тормозят его. В связи с этим
очевидно, что расчленение классово-апологетической и хо-
зяйственно-прагматической функций денег в буржуазных
теориях носит во многом условный характер. Оно имеет
смысл лишь в рамках теоретического анализа и не может
абсолютизироваться.
Механизм реализации апологетической функции буржу-
азных теорий денег. Закон, согласно которому буржуаз-
ные экономические теории денег в своем развитии подчи-
няются прежде всего классовым интересам, реализуется
посредством определенного механизма, который имеет раз-
вернутую многофакторную структуру. Логическое вычлене-
ние элементов данного механизма, выяснение их содержа-
ния, функциональной нагрузки и специфики взаимодей-
ствия создают научные предпосылки для углубленного
критического анализа как общего состояния буржуазных
теорий денег, так и внутренних закономерностей их исто-
рической эволюции.
Важнейшим структурным звеном механизма реализа-
18

ции апологетической функции буржуазных теорий денег
являются содержательная сторона их категориального ап-
парата и его соответствующая корреляция применительно
к конкретно-историческим условиям развития капиталисти-
ческого строя. Всеобщим принципом, определяющим со-
держательную сторону всей совокупности экономических
категорий буржуазной науки о деньгах, является объясне-
ние их общей специфики, а также функций, которые вы-
полняют деньги как носители определенных производ-
ственных отношений, исходя из естественных свойств пред-
мета, используемого в качестве их материального носителя.
При этом скрывается главное в характеристике денег —
их специфическая общественная форма, их политэкономц-
ческая основа, которая характеризует содержание произ-
водственного отношения, выраженного на их основе.
Весьма показательно, что в своем анализе буржуазных
теорий денег К. Маркс обращал внимание в первую оче-
редь на теоретическую несостоятельность рассматриваемо-
го методологического приема буржуазной апологетики.
Всестороннее обоснование идеи К. Маркса об общест-
венной природе денег получили в его труде «Нищета фи-
лософии». «Деньги,— подчеркивал К. Маркс, полемизируя
с П.-Ж. Прудоном,— не вещь, а общественное отношение.
Почему отношение, выраженное деньгами, как и всякое
другое экономическое отношение, как разделение труда и
т. д., есть производственное отношение? Если бы г-н Пру-
дон составил себе ясное представление об этом отноше-
нии, деньги не казались бы ему исключением, членом не-
известного или искомого ряда, вырванным из этого ряда»
[2, 1Î0].
Принцип абсолютизации естественных свойств матери-
ального носителя денег и отрицания общественной (полит-
экономической) природы денег является господствующим
и в современной буржуазной экономической науке. В нем
в конечном итоге и заключена методология исследования
содержания общей совокупности экономических категорий
буржуазных теорий денег. Такой подход существенно огра-
ничивает возможности познавательного процесса. Это вы-
нуждены признать и отдельные буржуазные экономисты.
В частности, японский экономист К. Нагатани полагает,
«что основные ошибки, допускаемые экономистами, состо-
ят в попытках построить теории денег лишь на основе
учета физических свойств тех благ, которые-используются
в качестве средства обмена, и в игнорировании ими со-
циальной природы денег» [196, 116]й
19

Наряду с односторонней, натуралистической трактов-
кой содержания экономических категорий в последние
годы в буржуазной экономической литературе получил
развитие так называемый многофакторный подход к выяв-
лению специфичности денег. Так, английский буржуазный
экономист Т. Крамп в опубликованной в 1981 г. в Лондо-
не работе «Феномен денег» пытается доказать, что сущ-
ность денег может быть познана лишь при условии их
исследования с позиций определенной совокупности ди-
сциплин: математических, лингвистических, юридических,
экономических, социологических, и религиозных. Как по-
лагает Кр.амп, каждая из них придает собственный оттенок
феномену денег, без учета которого понять их содержа-
тельную сторону невозможно. Соответственно этому сущ-
ность денег и содержание их функций рассматриваются в
контексте математических, лингвистических, юридических
и прочих характеристик. С этих же позиций буржуазный
ученый предпринимает попытку критики теории денег
К. Маркса, указывая на ее якобы одностороннее, чисто ин-
ституциональное содержание [127, 268]. Однако нетрудно
понять, что многофакторная трактовка содержания эко-
номических категорий, равно как и натуралистический
подход, преследует весьма четко выраженную апологети-
ческую цель: затушевать социально-экономическое содер-
жание денег, раскрывающее их роль как орудия эксплуа-
тации трудящихся в капиталистическом обществе.
Естественно, что подменой социально-экономических
характеристик денег натурально-вещественными не исчер-
пывается методология определения содержательной сторо-
ны категориального аппарата буржуазных денежных тео-
рий. В процессе последующего анализа и, в частности, при
характеристике отдельных школ и направлений буржуаз-
ных теорий денег этот вопрос получит дальнейшее обосно-
вание.
Важным звеном механизма реализации апологетиче-
ской функции, посредством которого раскрывается содер-
жание категориальной структуры теорий денег и тем
самым осуществляется идеологическая защита классовых
интересов буржуазии, является гносеологический аппарат
исследования.
В. И. Ленин неоднократно обращал внимание на то,
что гносеологические и социально-классовые основы тео-
ретических построений буржуазной политической экономии
тесно взаимосвязаны, дополняют друг друга. Классово-
апологетическая функция опосредствуется законами нозна-
20

ния. Связь идеологии с ее классовыми корнями осущест-
вляется через гносеологию (социалистической, пролетар-
ской идеологии — посредством научной гносеологии, бур-
жуазной идеологии — идеалистической, антинаучной).
Весьма характерной в связи с этим является критика
В. И. Лениным гносеологических корней махизма — субъ-
ективно идеалистической философии, которая составляет
методологическую основу номиналистического направле-
ния буржуазных теорий денег, занимающего доминирую-
щие позиции в современной буржуазной политической
экономии, а также ревизионистской теории денег Р. Гиль-
фердинга — одного из оппортунистических лидеров II Ин-
тернационала. Говоря о классовом содержании гносеологии
махизма, В. И. Ленин отмечал, что «за гносеологической
схоластикой эмпириокритицизма нельзя не видеть борьбы
партий в философии, борьбы, которая в последнем счете
выражает тенденции и идеологию враждебных классов со-
временного общества» [29, 380]. Сказанное имеет непо-
средственное отношение к анализу гносеологического ап-
парата, применяемого в буржуазных теориях денег.
Говоря о гносеологии исследования денежных отноше-
ний, важно учитывать особую сложность денег как объек-
та теоретического познания (на что неоднократно обращал
внимание К. Маркс), которая в силу классовой ограничен-
ности буржуазной экономической науки остается недоступ-
ной для ее понимания. Указанная сложность определяется
многослойностью структуры денег как формы производст-
венного отношения. Речь идет о том, что, во-первых, день-
ги функционируют как превращенная экономическая фор-
ма. Во-вторых, они выступают «как наиболее поверхност-
ная (в смысле вытолкнутой на поверхность)» и в то же
время как «наиболее абстрактная форма всего процесса
производства». И, в-третьих, деньги не только превращен-
ная, не только наиболее поверхностная и наиболее
абстрактная, но и обособленная, самостоятельно сущест-
вующая экономическая форма. Этим обусловливается спе-
цифичность методов их исследования, которые не могут
быть идентичны методам изучения более простых форм
производственных отношений. Имеется в виду, что для
выявления не формальных, а реальных причинно-следст-
венных связей, определяющих внутреннюю политико-эко-
номическую природу и закономерности саморазвития соб-
ственно денежных отношений, требуется их расчленение
на логически обособленные структурные плоскости анали-
за, на каждой из которых решаются специфические задачи
2L

процесса познания. Речь идет о рассмотрении денег, во-
первых, на уровне сущностных отношений, во-вторых, на
уровне, определяющем единство содержания и форм функ-
ционирования денег, и, в-третьих, на уровне, раскрываю-
щем эмпирические закономерности развития конкретно-
исторических денежных форм и специфики их реализации.
Данная последовательность логических уровней анализа
в своей совокупности отражает движение мысли от сущ-
ности к явлению и затем к действительности, что совпада-
ет с общей логикой их естественно-исторического развития.
В противоположность диалектико-материалистическо-
му методу познания специфичности денежных отношений,
позволяющему создать логически целостное и подлинно
научное представление об объективных законах развития
исследуемой формы производственных отношений, буржу-
азная экономическая наука, ее основные школы и направле-
ния сосредоточивают свое внимание на выяснении главным
образом эмпирических закономерностей, определяющих
функциональные аспекты кредитно-денежной полити-
ки буржуазных государств и финансовых институтов.
Вследствие этого, оставаясь лишь в пределах наиболее
поверхностной плоскости исследования, буржуазные тео-
рии отражают в основном товарно-фетишистские представ-
ления экономических субъектов денежных отношений.
Поверхностное восприятие природы денег на уровне
обыденного сознания товаропроизводителя находит непо-
средственное отражение в фетишизации денег в экономи-
ческой теории, что, в свою очередь, исключает возможность
познания их сущностной основы. Попытки подвести под
науку видимые связи, писал Ф. Энгельс, в конечном итоге
ведут к тому, что «при такой точке зрения прекращается
всякая наука, ибо наука должна исследовать как раз то,
чего мы не знаем» [23, 533]. Хорошо известно, сколь об-
манчива видимость непосредственно наблюдаемых эконо-
мических явлений. Сущность экономических процессов и
формы их проявления не только не совпадают, но и в боль-
шинстве случаев противоречат друг другу. Эта истина
диалектической логики не может не учитываться при ис-
следовании столь сложной и многоструктурной сферы про-
изводственных отношений, какой является сфера функцио-
нирования денег.
Рассматривая гносеологическую структуру буржуазных
теорий денег, следует обратить внимание еще на одну
важную проблему.
Научный анализ сущностной основы денежных отно-
.22

шений со всей необходимостью предполагает выяснение
логической взаимосвязи экономических категорий — стои-
мость товара, меновая стоимость, деньги. Эта необходи-
мость предопределяется тем, что деньги являются един-
ственно возможным средством реализации стоимости, ее
обособившейся формой. При этом центральным элементом,
позволяющим проникнуть в сущность денег, является ме-
новая стоимость. Как промежуточное звено рассматривае-
мого единства меновая стоимость определяет логику
внутренней взаимосвязи и взаимной обусловленности стои-
мости и денег. Не случайно, разрабатывая в «Экономиче-
ских рукописях 1857—1859 годов» исходные методологиче-
ские основы теории денег, К. Маркс сосредоточил внима-
ние на анализе меновой стоимости. Исходя именно из
этого анализа К. Маркс обосновал одно из наиболее важ-
ных методологических положений теории денежных отно-
шений— положение о диалектическом единстве товара и
денег.
Особая значимость теоретического анализа меновой
стоимости определяется и тем, что он позволяет выявить
историческую обусловленность денег, а отсюда — истори-
ческую обусловленность капитала и в целом капиталисти-
ческого способа производства. «Форма стоимости продук-
та,— писал К. Маркс в первом томе «Капитала»,— есть са-
мая абстрактная и в то же время наиболее общая форма
буржуазного способа производства, который именно ею
характеризуется как особенный тип общественного произ-
водства, а вместе с тем характеризуется исторически.
Если же рассматривать буржуазный способ производства
как вечную естественную форму общественного производ-1
ства, то неизбежно останутся незамеченными и специфи-
ческие особенности формы стоимости, следовательно осо-
бенности формы товара, а в дальнейшем развитии — фор-
мы денег, формы капитала и т. д.» [6, 91].
Принципиально важным в характеристике меновой
стоимости является также то, что на ее основе проявля-
ются содержащиеся в закодированном виде в товаре —
этой наиболее элементарной клеточке буржуазного спосо-
ба производства — внутренние антагонизмы капиталисти-
ческих производственных отношений. Обосновывая в «Ан-
ти-Дюринге» это положение, Ф. Энгельс писал, что «в фор-
ме стоимости продуктов... содержится в зародыше вся ка-
питалистическая форма производства, противоположность
между капиталистами и наемными рабочими, промышлен-
ная резервная армия, кризисы» [23, 322].
23

Естественно, что при таком подходе меновая стоимость
возводит непреодолимый барьер, не переступив который в
силу своей классовой ограниченности, буржуазная эконо-
мическая наука лишает себя возможности перейти из пло-
скости эмпирического анализа к более глубокому уровню
исследования, позволяющему познать сущностную специ-
фику денег. Учет этого обстоятельства дает марксистской
критике методологический ключ к пониманию того, почему
буржуазная политическая экономия, все ее школы и на-
правления в своем анализе специфики денег «толкутся,—
как выражался К. Маркс,— лишь в области внешних,
кажущихся зависимостей» [6, 91], не претендуя на про-
никновение в глубь экономических процессов, выявление
промежуточных связей, которые определяют причинно-след-
ственные зависимости товара и денег и на этой основе — по-
литико-экономические характеристики природы денежных
отношений.
Отсутствие в системе экономического анализа денеж-
ных отношений понимания органической взаимообуслов-
ленности понятий стоимость, меновая стоимость и день-
ги — в методологическом плане наиболее уязвимое место
буржуазной политической экономии, которое, однако, она
объективно не в состоянии преодолеть, ибо анализ взаимо-
связи этих экономических категорий неизбежно предпола-
гает рассмотрение вопроса об исторической обусловлен-
ности эксплуататорского строя.
Рассматривая механизм реализации апологетической
функции буржуазных теорий денег, необходимо учитывать
и то, что в его состав входят элементы, фальсифицирую-
щие подлинно научную, марксистскую теорию денег. Апо-
логетическая их функция неотделима от функции фальси-
фикации марксизма. Антикоммунизм — неотъемлемое
структурное звено буржуазной апологетики.
В подтверждение этого положения обратимся к уже
упоминавшейся работе Т. Крампа «Феномен денег», в кото-
рой автор предпринимает попытку «разобраться» в причи-
нах того, что теория денег К. Маркса не может, естествен-
но, с позиций буржуазного экономического мировоззрения
быть применена к анализу современного развития. Весьма
показательно, что главной причиной неприемлемости тео-
рии К. Маркса является, по мнению Т. Крампа, то, что она
основывается на идее, согласно которой «правила обмена
регулируются относительной стоимостью товара (имеется
в виду трудовой стоимостью.— А. Г.), в соответствии с чем
исходной и определяющей функцией денег является мера
M

стоимостей» [127, 202]. Как видно, в данном случае бур-
жуазный экономист весьма открыто и не двузначно раз-
глашает всю «тайну» органической неприемлемости для
буржуазной экономической науки теории денег К. Маркса.
Ее признание было бы равнозначным признанию теории
трудовой стоимости, определяющей экономическую основу
антагонистической дифференциации буржуазного общества
и классовой борьбы пролетариата.
Таким образом, стремление дискредитировать маркси-
стскую теорию денег на основе ее фальсификации — одно
из важнейших звеньев механизма буржуазной апологети-
ки, ее стратегическая цель. Поиску путей реализации этой
цели особое значение придается в современных условиях,
характеризующихся резким обострением идеологической
борьбы на международной арене. При этом важно учиты-
вать, что механизм реализации апологетической функции
буржуазной политической экономии включает в себя, на-
ряду с элементами, прямо и непосредственно фальсифици-
рующими марксистско-ленинскую теорию, выражающую
интересы и классовые цели пролетариата, систему так на-
зываемых маскировочных средств, которые призваны скрыть
ее классовый характер, формировать у трудящихся извра-
щенное восприятие объективных процессов общественного
развития, представлять буржуазию и ее идеологию, в том
числе буржуазное экономическое мировоззрение, в каче-
стве выразителей общенародных интересов.
Как известно, провал предпринимаемых на протяже-
нии многих десятилетий буржуазной идеологией отчаян-
ных попыток «опровергнуть» теоретические идеи К. Марк-
са на основе «лобовых атак» и их грубой фальсификации
вынудил буржуазную экономическую науку изменить так-
тику, искать новые методы борьбы с ними. На вооруже-
ние в настоящее время взята тактика своеобразной
хвалебной дискредитации, основанная на стремлении вы-
холостить из экономического учения К. Маркса, и в част-
ности из «Капитала», его классовое содержание, револю-
ционную сущность.
Своеобразным рубежом смены тактических установок
в методах фальсификации марксистского экономического
учения явились подготовка и празднование 100-летия из-
дания «Капитала» и 150-летия- со дня рождения Карла
Маркса. В этот период возникло явление, получившее на-
звание в западной печати «ренессанс» К. Маркса. Речь
идет об огромном потоке хвалебной буржуазной общест-
венно-политической, в том числе политико-экономической
25

литературы, в которой «обосновываются» требование «вто-
рого прочтения» К. Маркса, задача «восстановить истину»
и дать «правильное толкование» его теоретического насле-
дия. При этом «поворот в сторону К. Маркса» коснулся
не только различных течений буржуазной радикальной и
мелкобуржуазной политэкономии. О необходимости «пере-
осмыслить» Маркса, «возврата» к Марксу высказались
наиболее крупные западные экономисты, представляющие
практически все основные направления буржуазной эконо-
мической мысли, в том числе и те, кто еще недавно во
многом задавал тон в тактике «отбрасывания» К. Маркса,
его полного отвержения.
Нельзя полагать, что поворот буржуазной экономиче-
ской науки в сторону К. Маркса — всего лишь конъюнк-
турное явление, связанное со 150-й годовщиной со дня рож-
дения основоположника научного коммунизма.
Очевидно, что в основе «ренессанса» Маркса лежит
прежде всего классовая ориентация буржуазной политэко-
номии. В условиях все возрастающего авторитета теорети-
ческого наследия К. Маркса идеологи буржуазии уже не
могут открыто отрицать его научную ценность. Они выну-
ждены прибегать к завуалированным, более утонченным
приемам его фальсификации. Вместе с тем, отмечая идео-
логический аспект «ренессанса» Маркса, необходимо учи-
тывать и его теоретико-познавательные, гносеологические
корни, выявление которых имеет принципиальное значение
в выяснении содержания новых процессов, происходящих
не только в буржуазной экономической науке, но и в раз-
витии буржуазных теорий денег.
Буржуазная политическая экономия на разных этапах
своего развития, преследуя стратегическую задачу — дис-
кредитировать экономическую теорию К. Маркса, умень-
шить ее революционное воздействие на развитие общест-
венного прогресса, применяла различные тактические
средства ее фальсификации. Однако за внешними формами
отношения к экономическому наследию К. Маркса имеется
и объективная сторона: «Капитал» К. Маркса оставил
столь значительный след в истории экономической мысли,
что буржуазная наука всегда прямо или косвенно выну-
ждена была заимствовать отдельные элементы из системы
его теоретического анализа. При этом, во многом исполь-
зуя конкретно-экономический инструментарий исследова-
ния, буржуазная политэкономия была единодушной в
своем отрицании теории трудовой стоимости и основанной
на ней теории прибавочной стоимости, составляющей
26

краеугольный камень экономического учения К. Маркса.
Поэтому новое в «ренессансе» Маркса — не столько широ-
ко предпринимаемые и сегодня различными буржуазными
школами попытки использовать разработанный в трудах
К. Маркса научный аппарат анализа воспроизводственных
процессов, накопления капитала, его обращения и т. д.
Здесь речь идет, скорее, о демаскировке и легализации
того, что фактически всегда имело место. Новое в «ренес-
сансе» Маркса — это обращение к теории трудовой стои-
мости К. Маркса, стремление не только «улучшить» и раз-
вивать ее содержание, но и интегрировать ее в систему
буржуазной экономической науки.
Данная тенденция, рельефно выраженная в обширной
литературе представителей различных буржуазных школ
и направлений, имеет непосредственное отношение к пони-
манию некоторых важных аспектов, характеризующих
объективную основу кризиса современных буржуазных
теорий денег. Очевидно, что современный этап кризиса
буржуазной науки о деньгах в методологическом плане
связан прежде всего с кризисом маржинализма, с призна-
нием научной несостоятельности теории предельной полез-
ности и предельной производительности, выступавшей на
протяжении многих лет в качестве буржуазного варианта
теории стоимости и выполнявшей методологическую функ-
цию в теории денег. Кризис маржинализма и поиск в связи
с этим новой методологической основы анализа экономи-
ческих процессов вынуждает отдельные направления бур-
жуазной экономической мысли обращаться к теории
трудовой стоимости, получившей логически цельное изло-
жение в трудах К. Маркса. В этом проявляется одна из
объективных предпосылок возрастающего внимания к тео-
рии трудовой стоимости в буржуазной экономической ли-
тературе, отмеченная в середине 70-х годов. Этого не скры-
вает и буржуазная экономическая наука. «Одним из след-
ствий отказа от неоклассической модели,— писал по этому
поводу видный американский буржуазный экономист Дж.
К- Гэлбрейт,— является возрождение интереса к теории
марксизма» [63, 55].
Весьма характерна в этой связи эволюция взглядов-
Дж. Робинсон, признанного лидера неорикардианства, ко-
торая многие годы выступала в качестве буржуазного
интерпретатора К. Маркса и считается в западной литера-
туре одним из ведущих «специалистов» буржуазной «марк-
сологии». Б. Селигмен подчеркивал, что Дж. Робинсон
27

принадлежит к числу немногих современных ученых, кото-
рые сами читали Маркса.
В одной из ранних работ Дж. Робинсон выдвинула сле-
дующий тезис: «Почему марксистская система не может
освободиться от всего ненужного и противоречивого и быть
оригинальной.., системой анализа, какой она со всеми не-
достатками вполне может быть? Причина — теория стои-
мости превратилась в догму» [202, 145]. В противополож-
ность этому в опубликованной в 1979 г. книге «Вклад в
современную экономическую теорию», которая рассматри-
вается автором как итог ее пятидесятилетней научной дея-
тельности, Дж. Робинсон пишет: «Попытки представить
теорию стоимости Маркса как нечто противоречащее капи-
тализму ошибочны» [203, 184].
Аналогичный поворот во взглядах характерен для по-
зиции и другого представителя неорикардианской шко-
лы— М. Моришимы, автора ряда работ по экономической
теории К. Маркса. Так, в опубликованной в 1973 г. работе
«Экономическая система Маркса. Двойственность теории
стоимости и роста», критический анализ которой широко
представлен в советской экономической печати, он отме-
чал, что «экономическая доктрина Маркса может полу-
чить гражданство в современной экономической теории
только на основе ее отделения от своих корней — теории
трудовой стоимости» [192, 194]. Однако спустя всего пять
лет в книге «Стоимость, эксплуатация и рост. Маркс в
свете современной экономической теории», написанной в
соавторстве с Дж. Кетифорисом, провозглашается проти-
воположный тезис. Основная цель этой работы, по утвер-
ждению ее авторов, состоит в том, чтобы «переосмыслить
теорию трудовой стоимости, которая в книге «Marx's Eco-
nomics» трактовалась как неудовлетворительная» [193,
119].
Рассматривая этот вопрос, важно обратить внимание
и на то, что буржуазные экономисты проявляют интерес
к теории трудовой стоимости не просто как к отдельно
взятой экономической теории, а как к теории, выполняю-
щей методологическую функцию экономического анализа.
Именно этот ее аспект больше всего подвергался ревизии
в буржуазной экономической науке. В настоящее время
весьма явственно выражаются иные подходы. «Концепция
стоимости,— утверждается в одной из публикаций Нью-
Йоркского журнала «Science and Society» (1984 г.),— яв-
ляется неотъемлемым теоретическим инструментом для
любого экономиста, независимо от того, признается это
£8

им или нет» [131, 428—429]. Аналогичным образом трак-
тует этот вопрос американский экономист П. Лихтенштейн.
«Теория стоимости...,— пишет он в книге «Введение в пост-
кейнсианскую и марксистскую теории стоимости и цены»,
опубликованной в Нью-Йорке в 1983 г.,— является исход-
ной точкой экономического анализа» [176, 90]. Она слу-
жит «фактическим основанием всех экономических теорий»
[177,54].
Обращает на себя внимание еще один аспект рассмат-
риваемого вопроса. В 1985 г. в Нью-Йорке была опубли-
кована книга американского буржуазного экономиста
Р. Бэкхаусса «История современного экономического ана-
лиза». Рассматривая современные тенденции развития
буржуазной экономической мысли, автор пытается пока-
зать точки соприкосновения ее различных школ и направ-
лений с экономической теорией К. Маркса, оценивая их,
естественно, с соответствующих классовых позиций. Тео-
рию стоимости К. Маркса он уже не противопоставляет,
как это традиционно имело место в подобного рода изда-
ниях, теории предельной полезности. Разница между эти-
ми теориями, пишет Р. Бэкхаусс, состоит в том, что они
«ставили перед собой цель анализа экономической дейст-
вительности с разных позиций». И далее делается нетра-
диционный для буржуазного экономиста вывод о том, что
теория стоимости К. Маркса «была отброшена не из-за
идеологических причин, а вследствие различий в технике
анализа», что только современные методы исследования
позволили выявить ее действительную научную цен-
ность [117, 237,390].
Как же отразилась тактика «нового» прочтения теории
трудовой стоимости К. Маркса на позициях буржуазной
политической экономии по отношению к его теории денеж-
ных отношений? Правомерность такого вопроса, учитывая
то, что деньги по своей сущности представляют обособ-
ленное функционирование формы стоимости, а также то,
что кризис современных буржуазных теорий денег методо-
логически основывается на кризисе маржинализма, высту-
пающего многие годы в качестве буржуазного варианта
теории стоимости, не может вызывать сомнений. Заметим
в связи с этим, что существующая антимарксистская ли-
тература по теориям денег не позволяет сделать достаточ-
но полных научных обобщений. И тем не менее, отдель-
ные, уже достаточно четко прослеживающиеся тенденции,
характеризующие стремление буржуазной экономической
науки приспособить к целям собственного анализа Марк-
29

сову теорию денег, проявили себя достаточно полно. Ис-
следование содержания их общей направленности, струк-
туры позволяет сделать вывод, что по своим методологи-
ческим принципам они всецело соответствуют общей логи-
ке «ренессанса» Маркса.
В западной литературе родоначальником тактики «вы-
борочной адаптации» отдельных теоретических положений
К- Маркса считается известный американский экономист
И. Шумпетер. В противоположность вульгарным теориям
экономического равновесия, которые не могли дать теоре-
тического объяснения ряду новых явлений капитализма,
возникших на его империалистической стадии, И. Шумпе-
тер поставил перед собой задачу «разработать теоретиче-
скую модель процесса экономического развития», найти
ответ на вопрос, «как экономическая система производит ту
силу, которая беспрестанно ее изменяет» [111, 52]. Впол-
не естественным в этой связи было обращение И. Шумпе-
тера к теории К. Маркса, которого он признавал выдаю-
щимся экономистом. «...Только Марксу,— писал И. Шум-
петер,— присущи разработки проблемы «развития». Им
предпринята попытка рассмотреть развитие непосредствен-
но экономической жизни с помощью средств экономиче-
ской теории» [111, 139].
Признавая научные заслуги К. Маркса, а также необ-
ходимость заимствования отдельных элементов его эконо-
мической теории, И. Шумпетер поставил вопрос о возмож-
ных границах, в которых буржуазная экономическая нау-
ка может принять научные идеи К. Маркса. Такими
границами, по его мнению, является экономическая наука
К. Маркса как целостная система. Соответственно этому
И. Шумпетер указывал, что главное направление борьбы
с теорией К. Маркса — ее дезинтеграция. «Целое,— писал
И. Шумпетер,— всегда нечто больше, чем сумма состав-
ных частей. Но только в отношении Маркса подобная по-
теря имеет жизненно важное значение, поскольку всеобщ-
ность его видения как единая совокупность утверждает
свою правоту в каждой детали и является именно тем
источником интеллектуального обаяния, которое испытал
каждый, как друг, так и враг, кто изучал его работы»
[209, 384].
Не отваживаясь открыто посягать на теоретический
авторитет К. Маркса, Й. Шумпетер выдвинул заведомо
несостоятельное положение о дуализме экономического
анализа К. Маркса, о соединении в его теории идеологи-
ческих элементов, отражающих «преданалитические», «до-
30

научные» представления, и элементов «чистого» анализа,
обладающих всеобщей универсальностью. При этом
И. Шумпетер всячески подчеркивал, что, несмотря на свои
политические убеждения, К. Маркс «был... прирожденным
аналитиком, человеком, обреченным анализировать неза-
висимо от своего мировоззрения». Именно поэтому, под-
черкивал И. Шумпетер, первостепенным для К. Маркса
было не обоснование политической доктрины, хотя он стре-
мился к этому, а «оттачивание инструментов анализа...
устранение логических трудностей и построение... теории,
которая в сущности своей является научной, какой бы ни
были ее недостатки» [91, 472].
Таким образом, опираясь на заведомо ложные предпо-
сылки о двойственности системы теоретических взглядов
К. Маркса, И. Шумпетер попытался утвердить представ-
ление о необходимости отделения Маркса-ученого от Мар-
кса-революционера и осуществления на этой основе «вы-
борочной адоптации» экономических идей К. Маркса.
Следует отметить, что позитивистский принцип отделе-
ния «чистой» экономической науки от «идеологической ин-
фекции» был сразу же подхвачен различными направле-
ниями буржуазной экономической науки. Он широко ис-
пользуется и современной буржуазной политэкономией.
Подобной тактики пытаются придерживаться и некоторые
представители современных буржуазных теорий денег.
В многочисленном потоке публикаций, посвященных
экономической теории К. Маркса, появившихся в буржуаз-
ной литературе в последнее десятилетие, с точки зрения
предмета нашего анализа не может не привлечь внимания
статья одного из основоположников чикагской школы мо-
нетаристов, признанного на Западе специалиста в области
теории денег, М. Фридмена «Маркс и деньги», опублико-
ванная в октябре 1980 г. в «Newsweek». «Многие читате-
ли,— говорится в статье,— будут удивлены тем, что если
использовать современную терминологию, то Карла Марк-
са можно назвать «монетаристом», то есть термином, кото-
рый сейчас (хотя и неправильно) считается синонимом
слов «консервативный» или «выступающий за свободный
рынок». Далее автором этих строк предпринимается по-
пытка обосновать два взаимосвязанных положения. Это,
во-первых, положение о идеологической нейтральности
теории денег. «Денежная теория,— пытается убедить чи-
тателей М. Фридмен,— не имеет идеологического содержа-
ния. Она имеет дело лишь с научным вопросом, онреде*
31

ляющим, как функционирует данный социальный орга-
низм [147,55].
Во-вторых, на основе положения о мнимой идеологиче-
ской нейтральности денег М. Фридмен пытается выявить
возможные линии ее взаимосвязей с теорией денег
К. Маркса. Такая взаимосвязь возможна, по мнению бур-
жуазного ученого, в виду якобы существующего единства
взглядов представителей монетаризма и К. Маркса по во-
просу о месте рыночной экономики и конкуренции в функ-
ционировании капиталистического производства *.
Выдвинув концепцию «идеологической нейтральности
теории денег», М. Фридмен, как и другие буржуазные эко-
номисты, пытается в соответствии с «методом И. Шумпе-
тера» создать логическую основу заимствования отдельных
положений теории денег К. Маркса. Об этом вполне от-
кровенно пишет один из видных представителей посткейн-
сианского направления буржуазной политэкономии П. Дэ-
видсон. Говоря о необходимости создания новой «основа-
тельной теории денег», он подчеркивает, что «истинный
прогресс в науке может быть достигнут, если опираться,
на плечи проложивших дорогу гениев», в числе которых
наряду с А. Смитом, Д. Рикардо, А. Маршаллом и Дж.
Кейнсом буржуазный экономист называет К. Маркса.
Содержание попыток создания этой теории, а также стрем-
ление экономистов неорикардианскои школы, опираясь на
теорию стоимости К. Маркса, обосновать некую натура-
листическую концепцию соизмерения товаров рассматри-
вается в главах II и III данного исследования.
Понятно, что сам факт повышенного внимания со сто-
* В отдельных изданиях современной западной «марксологической»
литературы предпринимаются попытки сформировать крайне реакцион-
ные, лженаучные представления о том, что якобы истоки современного
консерватизма, в том числе его методологического ядра—монетариз-
ма, основываются на идеях «Капитала», что К. Маркс является чуть ли
не отцом основополагающих теоретических принципов неоконсерватив-
ной идеологии.
Английский экономист М. Дисаи, автор ряда работ по современной
«марксологии», пытаясь убедить читателя в сходстве методологических
позиций К. Маркса и монетаристов, пишет, что в «Капитале», как и
в трудах М. Фридмена, получила обоснование «аналитическая модель
конкурирующего капитализма, изолированного от вмешательства госу-
дарства» (Modern Interpretations of Marx / Ed. by T. Bottomore.—
Oxford, 1981, p. 99, 106). С учетом этого идентичность позиций марк-
систов и монетаристов, по утверждению М. Дисаи, проявляется в их
совместных атаках на кейнсианские принципы функционирования эко-
номики, и в частности в их отрицательной позиции по поводу вопроса
о росте государственных расходов.
32

роны буржуазных идеологов к экономической теории
К. Маркса, в том числе к его теории денег, весьма знаме-
нателен. Являясь объективным признанием ее жизненной
силы, он несет на себе большую идеологическую и соци-
ально-политическую нагрузку. Вместе с тем было бы не-
простительной ошибкой полагать, что в таком внимании
к теории К. Маркса проявляется естественное стремление
идеологов капитала обогатить на основе «адоптации» его
идей собственную методологию. Нельзя не учитывать при
этом, что буржуазная политическая экономия в течение
многолетней борьбы против теоретического наследия
К. Маркса накопила значительный опыт фальсификации
его идей. Потерпев явное поражение в открытой борьбе,
идеологи буржуазии пытаются мобилизовать внутренние
ресурсы для осуществления идеологического контрнаступ-
ления. С этой целью меняется тактика. Предпринимаются
попытки заменить дискредитировавшие себя и крайне
непопулярные в среде народных масс и интеллигенции
вульгарные формы антимарксизма скрытыми, более изощ-
ренными, а следовательно, и более опасными приемами
«опровержения» марксизма. Естественно, при этом не ис-
ключаются и методы прямых атак, открытого противобор-
ства с марксизмом. И тем не менее, главным средством
«опровержения» К. Маркса, взятым сегодня на вооружение
буржуазной идеологией, является тактика «борьбы с
Марксом под флагом примирения с Марксом». Как вид-
но, речь идет о новых аспектах реализации апологетиче-
ской функции буржуазной политической экономии, кото-
рые должны учитываться марксистской критикой.
2. Классовая ограниченность теорий денег
классической буржуазной политэкономии
Исследования специфики денег всегда занимали видное
место в развитии экономической теории. «Вовсе не пре-
увеличением является утверждение,— писал по этому по-
воду видный советский экономист академик И. А. Трах-
тенберг,— что из вопроса о деньгах выросла экономиче-
ская наука» [102, 27]. Первые из дошедших до наших
дней попытки теоретически осмыслить сущностную приро-
ду денег сделаны выдающимися мыслителями древ-
ности — Аристотелем, Ксенофонтом, Платоном. Исследо-
ватели истории экономической мысли по праву считают
Аристотеля родоначальником экономической науки, в том
числе науки о деньгах. Речь идет не только о том, что
2 7-1578
33

Аристотель высказал ряд исключительно важных научных
гипотез о сущности и функциях денег, но, что особенно
важно, сделал небезуспешные попытки анализа денег в
их взаимосвязи с другими явлениями экономической жиз-
ни. В идеях Аристотеля весьма четко обозначены линии
взаимосвязи экономических категорий «товар — деньги —
капитал», составляющей методологический фундамент
научной теории денег. Созданная на основе этой взаимо-
связи система экономических взглядов Аристотеля оказа-
ла большое влияние на развитие всей экономической
теорий. Если мы сравним собранную из фрагментов эко-
номическую систему Аристотеля,— писал по этому поводу
советский экономист А. В. Аникин,— с пятью первыми
главами «Богатства народов» А. Смита и с первым разде-
лом первого тома «Капитала» К. Маркса, мы обнаружим
поразительную преемственность мысли. Она поднимается
на новую ступень, опираясь на предыдущие» [47, 19].
Материалистические идеи Аристотеля о сущности и
функциях денег, их месте в системе экономических связей,
пройдя длинный эволюционный путь, достигли в домарк-
систской литературе кульминационной точки развития в
трудах представителей классической буржуазной полити-
ческой экономии.
Исследуя процесс развития буржуазной классической
политической экономии, К. Маркс отмечал, что в период
становления капиталистического способа производства,
когда буржуазия выступала на политической арене как
прогрессивная революционная сила, а классовая борьба
между трудом и капиталом находилась еще в младен-
ческом возрасте, буржуазная политическая экономия бы-
ла заинтересована в научном познании объективных за-
кономерностей общественного развития. «...Классики,—
писал В. И. Ленин,— нащупывали и нащупали целый
ряд «естественных законов» капитализма, не понимая
его преходящего характера, не видя классовой борьбы
внутри его» [31, 42]. Представители классической школы
У. Петти, Ф. Кенэ, А. Смит, Д. Рикардо, вошедшие в
историю экономической мысли как основатели буржуаз-
ной классической политической экономии, сыграли выда-
ющуюся роль в познании, естественно, в рамках буржуаз-
ного экономического мировоззрения глубинных основ
капиталистического способа производства.
Выдающимся научным достижением классической шко-
лы является теория трудовой стоимости, ставшая одним из
теоретических истоков экономического учения К Маркса.
84

Значение этой теории, получившей в рамках буржуазной
экономической науки логически завершенное изложение в
трудах Д. Рикардо, определяется не только тем, что ее
автор наиболее последовательно отстаивал положение об
определении стоимости товара трудом, затраченным на его
производство, но и обоснованием методологического прин-
ципа, в соответствии с которым вся система капиталисти-
ческих производственных отношений, в том числе и систе-
ма денежных отношений, рассматривалась через призму
этой теории.
Анализ денег через призму закона трудовой стоимости
позволил классической буржуазной политической экономии
теоретически верно разработать ряд принципиально важ-
ных положений теории денежных отношений, получивших
в последующем дальнейшее развитие в трудах К. Маркса.
Особое значение для экономической теории имело на-
учное обоснование в трудах А. Смита положения о сти-
хийном происхождении денег. Анализу этого вопроса
была посвящена специальная глава его основного труда
«Исследование о природе и причинах богатства народов»,
где на широком фактическом материале аргументирова-
лось положение о том, что происхождение денег связано
с историческим процессом развития общественного разде-
ления труда и обобществлением производства.
Идея спонтанного формирования денег и их функций
обосновывалась А. Смитом на основе исследования специ-
фики экономических взаимосвязей товаровладельцев в
границах простого товарного производства, являющегося,
как известно, историческим и логическим предшественни-
ком капиталистического производства. «...А. Смит,— писал
К. Маркс,— совершенно правильно берет за исходную точ-
ку товар и обмен товаров и у него поэтому производители
первоначально противостоят друг другу только как това-
ровладельцы — как продавцы товаров и покупатели това-
ров...» [10, 46]. Соответственно этому А. Смит последова-
тельно придерживался той точки зрения, что государствен-
ная власть не в состоянии изменить специфику денежных
отношений. Финансовые органы, вполне обоснованно
писал он, обладают реальным правом, позволяющим вно-
сить лишь коррективы в формы обращения денег, видоиз-
меняя последние. Они, как не без основания применитель-
но к условиям капитализма свободной конкуренции утвер-
ждал А. Смит, «имеют совершенно такой же характер, как
и учреждения, созданные для надзора за правильностью
мер и для клеймления сукон и полотен» [92, 35].
2*
33

Важным шагом в развитии классической школой тео-
рии денег было преодоление меркантилистского представ-
ления о золоте и серебре как единственном источнике
богатства капиталистического общества. По мнению
А. Смита, деньги — это товар, который ничем не отлича-
ется от всех других товаров. Соответственно этому пред-
ставители классической школы подвергли тщательному
анализу специфику производственных затрат и форми-
рование стоимости благородных металлов. Золото, писал
Д. Рикардо, «является таким же товаром, как и другие
предметы, производимые при таких же условиях и требую-
щие для своего производства затрат труда и основного
капитала. Как и при производстве всяких других товаров,
тут тоже возможны улучшения, сберегающие труд добы-
вания золота, а следовательно, и его относительная стои-
мость уменьшается просто вследствие большей легкости
его добывания» [87, 59].
Принципиальное научное и практическое значение име-
ли теоретические положения А. Смита и Д. Рикардо о
природе бумажных денег. В частности, Д. Рикардо, указы-
вая на то, что важнейшим условием роста национального
богатства является устойчивость денежного обращения,
достижение которого возможно лишь на основе золотого
стандарта, при этом утверждал, что обеспечение устойчи-
вости денежного обращения на базе золотого стандарта
вовсе не предполагает обращения золотых монет: в целях
сокращения непроизводительных издержек обращения они
могут и должны быть заменены бумажными деньгами, ко-
торые он рассматривал в качестве представителей денеж-
ного товара, знаков его стоимости.
И тем не менее, теория денег А. Смита и Д. Рикардо
не является до конца научной. Она не выдержала провер-
ку практикой. Основной ее недостаток — рассмотрение де-
нег как всего лишь технического инструмента обмена.
Столкнувшись с конкретными фактами обесценения бу-
мажных денег, возникшего вследствие прекращения в
1797 г. Английским банком размена банкнот на золото, и
последовавшим затем падением монетарной цены золота
ниже его рыночной цены, Д. Рикардо отказался от свое-
го же правильного понимания закона стоимости как основ-
ного и исходного пункта анализа денежного обращения.
Им был сделан ошибочный вывод о том, что золотые день-
ги подвержены обесценению в равной степени, как и бу-
мажные, и что стоимость золота определяется количеством
денег з обращении. Утверждая это, Д. Рикардо оказыва-
36

ется на позиции антинаучной количественной теории.
В итоге его теория денег оказалась двойственной: наряду
с важными научными положениями, о которых речь шла
выше, в ней содержатся отдельные ненаучные элементы,
представляющие собой уступку количественной теории.
Последние были подхвачены и широко использованы вуль-
гарной буржуазной и мелкобуржуазной, в частности пру-
донистской политической экономией. Выяснение причин
столь разительной непоследовательности позиции Д. Ри-
кардо в теории денег имеет исключительно важное научное
значение для понимания общей логики эволюции буржуаз-
ных теорий денег, их места в структуре реализации аполо-
гетической функции.
Уже указывалось, сколь большое внимание уделял
Д. Рикардо анализу теории трудовой стоимости. Он писал,
что эта теория имеет для политической экономии в высшей
степени важное значение. Д. Рикардо, как никто другой
из представителей классической школы, понимал, что в
экономической науке «ничто не порождало так много оши-
бок и разногласий... как именно неопределенность понятий,
которые связывались со словом «стоимость» [87, 35]. Это
положение, важное для исследования всей системы эконо-
мических категорий политической экономии капиталисти-
ческого способа производства, имеет особую значимость
для теории денег. Деньги — это обособившаяся стоимость.
И понятно, что теоретически правильное определение спе-
цифичности стоимости создает методологическую основу
проникновения в сущность денег, подлинно научного по-
нимания их природы. Но, как буржуазный экономист,
Д. Рикардо в принципе не мог соединить в единое целое
теории трудовой стоимости и теорию денег и дать на этой
основе научное обоснование сущностной специфики по-
следних. Деньги — это не просто обособившаяся стоимость,
а общественная форма, которую приобретает стоимость на
определенном этапе развития товарного производства и
которая, в свою очередь, характеризует исторически пре-
ходящую специфику капиталистического способа производ-
ства, а следовательно, и исторически преходящую форму
буржуазного общества. Естественно, что, рассматривая ка-
питалистическое производство как вечную и единственно
возможную структуру общественного устройства, предста-
вители классической школы ограничивались, как уже ука-
зывалось, рассмотрением лишь наиболее простых форм
денежных отношений. Тем самым классическая школа бур-
жуазной политической экономии самоустранялась от
37

анализа капиталистических противоречий, которые в усло-
виях простого товарного производства и обращения нахо-
дились в скрытом, эмбриональном состоянии. Легко обна-
ружить, что уже сам по себе такой метод, который широко
используется и современной буржуазной политической эко-
номией, в частности, современным монетаризмом, несет на
себе печать буржуазной апологетики.
Смысл апологетики на основе абсолютизации неразви-
тых форм денежных отношений (как формы, адекватной
условиям каталистического способа производства) состоит
в попытках доказать, якобы меновая стоимость и деньги,
как существенная основа капиталистической экономики,
выражают отношения свободы и равенства индивидов, гар-
монию их интересов.
К. Маркс показал, что действительно в своем простом
воплощении меновая стоимость, как и деньги, выражает
отношения равенства субъектов. В самом деле, поскольку
товары приравниваются друг к другу как эквиваленты, то
и индивиды, участвующие в меновой сделке, выступают в
качестве просто обменивающихся субъектов, между кото-
рыми не существует абсолютно никакого различия. Ка-
ждый из субъектов находится в том же общественном от-
ношении к другому, в каком другой находится к нему.
Однако подобные отношения, свойственные строго опреде-
ленному историческому этапу развития товарного произ-
водства, нельзя механически переносить на развитие более
зрелых экономических отношений. Когда подобного рода
толкование сущности меновой стоимости и денег выдви-
гается не в его историческом значении, то в данном слу-
чае имеет место стремление скрыть действительные проти-
воречия капиталистического способа производства, т. е.
его апологетика.
Таким образом, один из существенных недостатков
теории денег классической школы буржуазной политиче-
ской экономии состоял в том, что ее представители в сво-
ем анализе денежных отношений неразвитые формы де-
нег рассматривали как форму, адекватную условиям ка-
питалистического способа производства, не понимая, что
это только одна из форм их исторического развития. Такой
подход был в определенной степени исторически оправдан-
ным. Он предопределялся незрелостью объекта исследова-
ния. И тем не менее, классовая обусловленность этого
вполне очевидна. «...В определении денежного отношения,
поскольку оно до сих пор рассматривалось в его чистой
форме и вне связи с более развитыми производственными
38

отношениями, заложено,— писал по этому поводу
К. Маркс,— что в денежных отношениях, взятых в их про-
стом виде, все имманентные буржуазному обществу анта-
гонизмы кажутся погашенными; поэтому буржуазная де-
мократия в еще большей степени, чем буржуазные
экономисты... все снова и снова обращается к денежному
отношению в целях апологетики существующих экономи-
ческих отношений» [18, 187]. Принципиально важно обра-
тить внимание на то, что подлинно научная, марксистская
теория денег методологически основывается на выявлении
внутренних закономерностей, определяющих специфиче-
ские черты историзма товарного производства и соответ-
ственно денежных отношений, принципа их саморазвития
от простых к более сложным формам.
Выясняя существенную определенность денег и вну-
треннюю логику их исторического развития, т. е.1 те харак-
теристики, которые в силу своей классовой природы не
могла ставить и решать буржуазная политическая эконо-
мия, К. Маркс показал, что ранние этапы развития товар-
ных отношений характеризовались непосредственным об-
меном товара на товар без опосредствования этого обмена
деньгами. Неразвитое противоречие товара между его по-
требительной стоимостью и стоимостью еще не нуждалось
и самостоятельной форме выражения. Поэтому господствую-
щей формой обмена был бартерный (неденежный) обмен.
Однако по мере развития товарных отношений необходи-
мость в денежной форме обмена становилась все более на-
стоятельной. Вследствие этого мир товаров делится на
две группы — собственно товары и деньги. В результате
этого раздвоения стоимость как выражение одной из сторон
товара приобретает самостоятельное существование и тем
самым становится адекватной понятию денег.
Таким образом, формой разрешения противоречия то-
вара явилось стихийное выделение из общей товарной мас-
сы особого товара, выполняющего в товарном хозяйстве
специфическую общественную функцию — функцию всеоб-
щего стоимостного эквивалента.
Понятие деньги как всеобщий стоимостный эквивалент
характеризует существенную определенность денег, то, без
чего деньги как экономическая категория вообще не суще-
ствуют. «К существенности какой-либо вещи,— писал
Б. Спиноза,— относится то, через что вещь необходимо
полагается... другими словами, то, без чего вещь, и, нао-
борот, что без вещи не может существовать, ни быть пред-
ставлено» [97, 402]. Данное положение, имеющее общефи-
»

лософское значение, в полной мере определяет значимость
в теоретическом обосновании специфичности денежных от-
ношений понятия деньги как всеобщий стоимостный экви-
валент.
Определение денег как всеобщего стоимостного эквива-
лента является выражением их специфической обществен-
ной функции, их общественной монополии. Деньги, пишет
К. Маркс, по своей природе «суть самостоятельная осяза-
тельная форма существования стоимости, суть стоимость
продукта в той ее самостоятельной форме, в которой исчез
всякий след потребительной стоимости товаров» [7, 67].
Данная формула содержит в себе ряд исходных мето-
дологических положений, на которых основывается вся
совокупность сущностных характеристик денег как произ-
водственного отношения. В ней, во-первых, раскрывается
качественная специфика денег, то, что составляет основу
их функционирования как всеобщего стоимостного экви-
валента; во-вторых, выражаются диалектическая взаимо-
связь и органическое единство товара и денег, то, чего не
могла понять классическая буржуазная политэкономия;
в-третьих, понимание этой формулы создает логическую
основу анализа исторической обусловленности денег, вы-
яснения характера их эволюции от простых к более слож-
ным формам, их экономических границ.
Почему же А. Смит и в особенности Д. Рикардо, столь
много сделавшие в экономической науке для выяснения
сущностной специфики стоимости, не могли продолжить
анализ до понимания денег как обособленной, самостоя-
тельной формы ее существования? Ответ на этот вопрос
дал К. Маркс, который научно доказал, что ограничен-
ность рикардианской теории денег связана в первую оче-
редь с отсутствием понимания ее автором двойственного»
характера труда, воплощенного в товаре. Чтобы понять
специфику денег, расчленение товара на два фактора —
потребительную стоимость и стоимость, то, что было сде-
лано классической школой буржуазной политической эко-
номии, является недостаточным. Необходимо выяснить
характер антагонистического противоречия, которое суще-
ствует между потребительной стоимостью и стоимостью
товара, усложнение которого определяет закономерности
исторической обусловленности товарного производства и
товарных отношений. Для этого, в свою очередь, требует-
ся понимание двойственной природы труда, воплощенного
в товаре, характера и способа разрешения противоречий
40

между абстрактным и конкретным, частным и обществен-
ным трудом.
Однако классовая ограниченность Д. Рикардо, как и
других представителей этой школы, не позволяла ему
вскрыть существо этих противоречий. Вследствие этого им
не была понята двойственная специфика труда, создающе-
го товары, от выяснения которой, как подчеркивал
К. Маркс, в конечном итоге зависит научное понимание
всей совокупности экономических категорий и законов
исторического развития капиталистического способа произ-
водства. «...От внимания всех экономистов без исключе-
ния,— писал по этому поводу К. Маркс,— ускользнула та
простая вещь, что если товар представляет собой нечто
двойственное, а именно: потребительную стоимость и ме-
новую стоимость, то и воплощенный в товаре труд должен
иметь двойственный характер...» [16, 9].
Следует обратить внимание, что Д. Рикардо очень
близко подошел к выяснению проблемы двойственности
труда. Однако, как пишет Вл. Афанасьев, «для классиче-
ской буржуазной политической экономии было типично ин-
туитивное разграничение двух сторон труда, непонимание
их внутреннего противоречивого единства, а потому и
стремление при рассмотрении экономических процессов
односторонне опереться либо на полезную, целесообразную
форму труда, либо на труд в его- функции источника стои-
мости товаров. Отсюда с неизбежностью проистекает ха-
рактерная для представителей классической школы проти-
воречивость в трактовке экономических явлений, перепле-
тение научных и вульгарных элементов в их теориях»
{48, 136].
Таким образом, отсутствие научного понимания двой-
ственности характера труда, воплощенного в товаре, не
позволяло Д. Рикардо, как и всем другим представителям
классической школы, вскрыть специфику внутренних анта-
гонистических противоречий товара и товарного производ-
ства и, в частности, противоречия между частным и обще-
ственным характером труда, без выяснения которого нет
и не может быть научного понимания природы денежных
отношений.
Уже сам по себе этот факт свидетельствует о многом.
Исключая анализ внутренних противоречий товара как
элементарной клеточки капиталистического общества, не
учитывая противоречия между абстрактным и конкретным,
частным и общественным трудом, потребительной стои-
мостью и стоимостью товара, буржуазная политическая
41

экономия полностью лишает себя возможности дать под-
линно научное объяснение природы денег. Отсутствие глу-
бокого понимания у Д. Рикардо и других представителей
классической буржуазной политической экономии двойст-
венного характера труда и соответственно внутреннего
противоречия товара неизбежно вело к механистической
трактовке сущностной специфики денег, к их рассмотре-
нию всего лишь как орудия технического перемещения
потребительных стоимостей. Деньги в таком случае неиз-
бежно представляются не как средство разрешения анта-
гонистического противоречия между потребительной стои-
мостью и стоимостью товара, не как обособленное бытие
стоимости, ее всеобщий эквивалент, а как такие, которые,
говоря словами К. Маркса, «сами представляют собой
превращенную форму товара» [12, 119]. Так, А. Смит
предполагал, что деньги — не более как товар, подобно
всем прочим товарам. Золото и серебро, подчеркивал он,
такой же предмет обихода, как и кухонная посуда. Ана-
логичной точки зрения придерживался Д. Рикардо. Он
считал, что продукты всегда покупаются на продукты или
услуги; деньги — лишь посредник, при помощи которого
совершается обмен.
Механистическая трактовка сущности денег, их понима-
ние как простого посредника обмена, как всего лишь пре-
вращенной формы товара исключало возможность предста-
вить теорию денег как необходимый структурный элемент
единой, целостной теории товарно-денежных отношений,
органически увязать понятия стоимость и деньги, предста-
вить последние как обособленное бытие стоимости, кото-
рые видоизменяются, наполняются новым содержанием в
соответствии с историческим развитием собственно стои-
мостных отношений. К. Маркс писал, что Д. Рикардо
«совершенно не понимает, что с определением меновой
стоимости товара рабочим временем связано то, что това-
ры в своем развитии неизбежно должны дойти до образо-
вания денег. Отсюда его ошибочная теория денег»
[И, 176].
В положениях классической буржуазной политической
экономии о том, что деньги по своей природе являются
лишь техническим инструментом обмена, проявились оши-
бочное толкование А. Смитом и Д. Рикардо специфики ка-
питалистического воспроизводства, их некритическое вос-
приятие так называемого закона Сэя, согласно которому
продукты покупаются на продукты и поэтому на капитали-
стическом рынке всегда существует равновесие между
42

спросом и предложением. На этой основе Д. Рикардо даже
пытался теоретически доказать невозможность кризисов
при капитализме. «Он превращает буржуазное производ-
ство,— писал по этому поводу К. Маркс,— просто-напросто
в производство ради потребительной стоимости: весьма
недурное представление о таком способе производства, в
котором господствует меновая стоимость. Специфическую
форму буржуазного богатства он рассматривает как нечто
лишь формальное, не затрагивающее содержания этого
богатства. Поэтому он и отрицает те противоречия буржу-
азного производства, которые бурно прорываются наружу
в кризисах. Отсюда его совершенно неправильное понима-
ние денег» [12, 50]. Одновременно К. Маркс отмечал гно-
сеологический аспект низведения денег классической шко-
лой до роли простого технического инструментария обме-
на. В «К критике политической экономии» он писал, что
в данной трактовке отражена реакция представителей
этой школы на учение меркантилистов, видевших в благо-
родных металлах — золоте и серебре — единственную фор-
му общественного богатства. Указывая на принципиаль-
ную правомерность данной критики, К. Маркс обращал
внимание на то, что система теоретических взглядов пред-
ставителей меркантилистских теорий не может отбрасы-
ваться механически. «Даже в самой развитой буржуазной
экономике специфические функции золота и серебра как
денег,— писал К. Маркс по этому поводу,— в отличие от
их функции средства обращения и в противоположность
всем другим товарам, не упраздняются, а только ограни-
чиваются, и, стало быть, монетарная и меркантилистская
системы сохраняют свое право» [4, 140].
В данном положении К. Маркса о роли денежного то-
вара в буржуазной экономике содержится принципиально
важное положение, характеризующее специфичность де-
нежных отношений капиталистического способа производ-
ства, которое не было понято представителями классиче-
ской школы. Абсолютизируя лишь функцию денег как
средства обращения, они тем самым оказались вынужден-
ными низвести их до роли простого технического инстру-
мента, выполняющего в системе обращения товаров сугу-
бо механическую роль.
Вульгарное представление классической школы о том,
что золото и серебро выполняют денежные функции в силу
чисто технических обстоятельств, было подхвачено пред-
ставителями различных буржуазных экономических тече-
ний. В частности, Дж. Ст. Милль, опираясь на ненаучные
4а

положения Д. Рикардо и, по сути, повторяя их, утвер-
ждал, что деньги — это не более как машина для быстрого
и удобного осуществления того, что делалось бы и без них,
хотя не так быстро и удобно. Для Дж. Ст. Милля деньги,
подобно многим другим машинам, оказывают свое особен-
ное влияние на ход дела лишь тогда, когда механизм пор-
тится. Деньги, писал он, «важны лишь как хитроумное
средство, служащее для экономии времени и труда. Это
механизм, позволяющий совершать быстро и удобно то,
что делалось бы и без него, хотя и не столь быстро и удоб-
но, и, как у многих других механизмов, его очевидное и
независимое влияние обнаруживается только тогда, когда
он выходит из строя» [83, 234]. Деньги, подчеркивал
Дж. Ст. Милль, просто инструмент обмена вещей друг на
друга. В соответствии с этим Дж. Ст. Милль, как и
Д. Рикардо, делал ошибочный вывод о полной автоном-
ности стоимости и денег. «Введение денег,— утверждал
он,— не изменяет действия ни одного из законов стои-
мости» [83, 234].
Подобные идеи, высказанные полтора столетия назад
и оказавшиеся достаточно живучими, в самых различных
вариациях воспроизводились последующими школами и
направлениями буржуазной экономической мысли. В част-
ности, И. Шумпетер, анализируя процесс обмена товаров,
писал, что деньги выполняют «лишь вспомогательную тех-
ническую функцию, не привнося ничего нового в явления»
[111,121].
Интерес к положению Д. Рикардо о чисто технической
функции денег понятен. Оно создает логическую основу
формирования антинаучной концепции «автономности»
бумажных денег по отношению к стоимости, взятой на
вооружение всеми без исключения буржуазными теория-
ми денег этапа развития монополистического капитализма.
С учетом этого представляется правомерным вывод о том,
что кризис буржуазных теорий денег берет свое начало в
ненаучных, вульгарных элементах теории денежных отно-
шений классической школы буржуазной политической эко-
номии, в ее трактовке денег как технического инструмента
обмена. Речь, по сути, идет о т^м, что буржуазная эконо-
мическая наука даже в период наивысшего этапа своего
развития, в период развития классической школы, не име-
ла подлинно научной теории денег. Такая теория была со-
здана марксистско-ленинской политической экономией.
И в этом есть своя внутренняя логика, определяемая ме-
стом денег в структуре товарного производства, их функ-
44

цией, на основе которой проявляется одно из коренных ан-
тагонистических, противоречий этого производства — про-
тиворечие между конкретным и абстрактным, частным и
общественным характером труда, потребительной стои-
мостью и стоимостью товара *. Признать наличие такого
противоречия уже само по себе было бы равнозначным са-
моубийству буржуазной политической экономии, преодоле-
нию ее классовости, что в развитии общественной науки
является принципиально невозможным.
Опираясь на теорию о двойственной специфике труда,
воплощенного в товаре, которая выполняет методологиче-
скую функцию процесса познания, и выясняя на ее основе
специфичность денежных отношений, К. Маркс обращал
внимание на то, что стоимость в деньгах представлена не
в абстрактном определении, как это имеет место при ха-
рактеристике двух факторов товара, а в ином состоянии,
в непосредственном бытии — как единство качественной и
количественной характеристик. «...Стоимость,— подчерки-
вал К. Маркс,— только в деньгах имеет самостоятельное
существование...» [12, 139]. Чтобы осознать это, необходи-
мо теоретически разграничить специфичность категорий
абстрактный и общественный труд.
К. Маркс, как известно, научно доказал, что основой
качественной характеристики стоимости является аб-
страктный труд. В противоположность этому обществен-
ный труд, определяя экономические связи отдельных то-
варопроизводителей и общества в целом, является основой
выражения не субстанции стоимости, а ее величины, ее ко-
личественной определенности. Методологически К. Маркс
разграничивал понятия «предпосланная» стоимость и «из-
меренная» стоимость. Каждое из этих понятий характери-
зует различные логические уровни анализа стоимости, ко-
торые нельзя смешивать. «Обмен,— писал он,— меняет
лишь форму, реализует потенциально существующие стои-
мости» [Î9, 132]. Следовательно, в тех случаях, когда речь
идет об определении субстанциональной основы стоимости
последняя определяется как сгусток абстрактного труда,
воплощенного в товаре. В тех же случаях, когда анализ
переносится на более высокую ступень, когда объектом ис-
следования становится количественная характеристика
* Ф. Энгельс в предисловии ко второму тому «Капитала» (МарксК»
Энгельс Ф. Соч.—2-е изд., т. 24, с. 21) писал, что теория денег,
обоснованная в трудах К. Маркса, «есть первая (впервые научно обос-
нованная.— А. Г.) исчерпывающая теория>.
45

стоимости, непосредственным звеном ее характеристики
является общественный труд.
Констатация только этого принципиально важного
методологического положения вскрывает истоки теоретиче-
ских ошибок теории денег буржуазной классической поли-
тической экономии, которая, отождествляя указанные уро-
вни исследования, всю систему научного анализа стои-
мости сводила лишь к выявлению законов, определяющих
ее количественные характеристики. Между тем, «то обсто-
ятельство,— писал по этому поводу К. Маркс,— что коли-
чество содержащегося в каком-либо товаре труда есть
общественно необходимое для его производства количе-
ство, что рабочее время есть, следовательно, необходимое
рабочее время,— это — такое определение, которое касает-
ся только величины стоимости» [12, 137].
В условиях товарного производства единственно воз-
можной мерой выражения величины стоимости служит об-
щественно необходимое рабочее время, которое предпола-
гает употребление на производство товара не только вре-
мени, соответствующего средним общественно нормальным
условиям производства, но и времени, пропорционального
общественной потребности. Определяя количественные
границы тех частей совокупного рабочего времени, кото-
рые общество может целесообразно затратить на различ-
ные сферы производства вообще и отдельные товары в
частности, общественно необходимое рабочее время явля-
ется средством стихийного обеспечения соответствия про-
изводства общественной потребности, а, стало быть, и
средством стихийного обеспечения специфической пропор-
циональности товарного производства.
Важно отметить и то, что экономической формой реа-
лизации капиталистической пропорциональности, которая
внутренне предполагается определением стоимости обще-
ственно необходимыми затратами труда, является мено-
вая стоимость. И это вполне закономерно. В системе стои-
мостных связей эти экономические категории находятся в
непосредственной взаимосвязи: общественно необходимое
время, конституируя и определяя величину стоимости,
может быть установлено только посредством меновой стои-
мости. Соответственно содержащаяся в скрытом виде в
стоимости капиталистическая пропорциональность может
проявиться лишь через механизм реализации меновой
стоимости.
Раскрывая содержание этого, несущего на себе боль-
шую методологическую нагрузку положения, К. Маркс в
46

широко известном письме Л. Кугельману (июль, 1867 г.),
которое, как подчеркивал В. И. Ленин, представляет «вы-
дающийся интерес» для экономической науки [28, 372],
писал: «...необходимость распределения общественного
труда в определенных пропорциях никоим образом не мо-
жет быть уничтожена определенной формой общественно-
го производства,— измениться может лишь форма ее про-
явления» [16, 460—461]. И далее К. Маркс обращает вни-
мание на то, что в условиях капиталистического товарного
производства единственно возможной формой реализации
пропорциональности является меновая стоимость. «...Фор-
ма, в которой прокладывает себе путь... пропорциональное
распределение труда, при том состоянии общества, когда
связь общественного труда существует в виде частного
обмена индивидуальных продуктов труда,— подчеркивает
К. Маркс,— эта форма и есть меновая стоимость этих
продуктов» [16,461].
Из этого следует, что процесс капиталистического обра-
щения обусловливает усложнение по сравнению с простей-
шими формами товарного (бартерного) обмена качествен-
ной специфики меновой стоимости. Последняя не может
рассматриваться лишь как выражение простой пропорции
потребительных стоимостей. В такой форме меновая стои-
мость функционирует в условиях простого товарного об-
мена. Из этого становится понятным, почему А. Смит и
Д. Рикардо, отождествляя капиталистическую форму то-
варного производства и обмена с простым обменом, огра-
ничивали анализ меновой стоимости лишь ее рассмотре-
нием как простой пропорции обменивающихся потреби-
тельных стоимостей, чем создавали логическую основу
трактовки денег как простого инструментария обмена.
Между тем, в условиях капиталистического товарного
обращения меновая стоимость приобретает дополнительное
качество — способность служить экономической формой
реализации не только отношения непосредственного обме-
на отдельных потребительных стоимостей, но и отношения
товар — совокупный общественный продукт, т. е. способ-
ность быть тем звеном капиталистических производствен-
ных отношений, на основе которого разрешается противо-
речие между частным и общественным трудом и обеспе-
чивается пропорциональное в масштабах общества
распределение совокупного общественного труда. Это по-
ложение игнорируется классической буржуазной политиче-
ской экономией, вследствие чего искажается и сущность
денег.
47

В понимании К. Марксом места и роли денег в систе-
ме капиталистических производственных отношений прин-
ципиально важным является не только обеспечение
взаимосвязи индивидуальных товаропроизводителей, то,
что реализуется на основе абстрактного труда, но и выра-
жение их прямой зависимости от общественного производ-
ства в целом. Посредством денежной формы в товарном
обращении обеспечивается не только непосредственная
обмениваемость товаров, отношение «товар — товар», но и
реализуется специфическое отношение особого товара ко
всем остальным товарам, т. е. отношение индивидуально-
го (частного) рабочего времени к общественному бытию
всеобщего рабочего времени, отношение личной зависи-
мости товаропроизводителя от совокупного общественного
труда. Это положение в характеристике сущностной специ-
фики денег как всеобщего стоимостного эквивалента яв-
ляется определяющим. В нем отражается принципиально
важная функция денег — их способность выступать не
только в качестве простого посредника обмена, но и в
роли активного фактора развития производительных сил
общества, особой формы реализации специфической про-
порциональности товарного производства, процесса капита-
листического воспроизводства. Весьма показательно, что
буржуазная политическая экономия в своем анализе де-
нег никогда и не ставила подобной проблемы. В результа-
те это важнейшее, по сути, определяющее положение ха-
рактеристики денежных отношений осталось вне поля зре-
ния идеологов капитала.
Весь предшествующий анализ свидетельствует о суще-
ствовании неразрывного диалектического единства между
категориями стоимость товара, меновая стоимость, деньги.
Внутренняя связь этих категорий выступает в условиях
развитых товарных отношений в качестве специфического
закона товарного производства и обращения. Вне этой
связи нет товара и нет денег. При этом важно учитывать,
что деньги являются не только единственно возможным
средством измерения стоимости, но и автономны в ее вы-
ражении. «Измерение... относительной стоимости совпада-
ет с выражением этой стоимости» [12, 164]. Стоимость,
будучи не просто способностью товара к обмену вообще, а
его специфической обмениваемостью, может обнаружить
себя только посредством денег. «...Все те свойства,— пи-
сал К. Маркс,— которые перечисляются как особые свой-
ства денег, суть свойства товара как меновой стоимости,
продукта как стоимости» [18, 83]. В этом смысле деньги,
48

как и меновая стоимость, интегрируются в самом понятии
«стоимость». По мнению советского философа П. В. Коп-
нина, «...чтобы определить понятие, недостаточно указать
общее — род. Нужна еще и специфическая определенность.
А это значит, в содержание понятия входит не только все-
общее, но особенное и единичное в их единстве» [76, 275].
Аналогичным образом можно утверждать, что меновая
стоимость и деньги как особенное и единичное внутреннее
предполагаются понятием «стоимость». Ф. Энгельс в
«Анти-Дюринге» подчеркивал, что «деньги в зародыше
уже содержатся в понятии стоимости, они представляют
собой лишь развивающуюся стоимость» [23, 319].
Рассмотренное со всей очевидностью свидетельствует
о методологической уязвимости теории денег классической
буржуазной экономии, вся система анализа которой стро-
ится исходя из положения о функциональной обособлен-
ности стоимости и денег. Причина этого состоит в том, что
Д. Рикардо, как уже говорилось, не подвергает анализу,
в силу своей классовой ограниченности, внутренние проти-
воречия товарного производства, и прежде всего противо-
речия товара и труда, который его создает. Поэтому он не
понимал не только связи между стоимостью и меновой
стоимостью, но для него осталась невыясненной также
связь между меновой стоимостью и деньгами. Сделав
исключительно много в научном обосновании категорий
стоимость, меновая стоимость и деньги, Д. Рикардо, одна-
ко, не понял, что в основе каждой из этих категорий лежит
единое начало, одна и та же общественная субстанция —
качественно однородный, абстрактно всеобщий обществен-
ный труд, а поэтому не смог увидеть диалектическое един-
ство между этими категориями, не сумел увязать их в еди-
ную цепь. Это, по сути, и определило методологические
корни механицизма его теории денежных отношений, кото-
рые не только не были преодолены, но и были возведены
в абсолют всеми последующими школами и направления-
ми буржуазной экономической мысли.
3. Апологетическая направленность
антимарксистских теорий бумажных денег
Одним из наиболее глубоких изменений, происшедших
в структуре денежного обращения современного капита-
лизма, является полное вытеснение золота из денежного
оборота. Так, если в начале XIX в. в странах капитали-
стического мира, по данным американского экономиста
49

Р. Триффина, полноценные металлические деньги состав-
ляли около 70 % денежной массы, то в 1885 г. их удель-
ный вес снизился до 34, а в 1913 г.— до 17%. К началу
первой мировой войны в структуре денежного обращения
развитых капиталистических стран полноценные металли-
ческие деньги составляли примерно 15 % денежной массы
(3,9 млрд. дол. из общей суммы 26,3 млрд. дол.) [218,
56—59].
Полный отход капиталистических стран от золотого
стандарта произошел в период экономического кризиса
1929—1933 гг. и в первые послекризисные годы. Из числа
крупных капиталистических государств первоначально (в
1931 г.) Англия, а затем (в 1933 г.) США в результате
крайнего обострения денежно-валютных противоречий вы-
нуждены были пойти на отмену золотого обращения.
(В годы мирового кризиса 1929—1933 гг. отказались от
размена валют на золото более 30 капиталистических
стран). В 1936 г. ликвидировала все формы золотого об-
ращения Франция. Одновременно перешли к бумажно-де-
нежному обращению Голландия и Швейцария. К началу
второй мировой войны практически все капиталистические
страны прекратили размен на золото бумажных знаков
стоимости.
Коренные изменения в структуре денежного обращения
выступают реальными предпосылками, обусловившими
полный отход современной буржуазной политической эко-
номии от научных положений о товарной природе денег.
Сейчас, пишет П. Самуэльсон, «эпоху товарных денег сме-
нила эпоха бумажных денег. Бумажные деньги олицетво-
ряют сущность денег и их внутреннюю природу» [90, 68].
Эту же мысль высказывают и Т. Мейер, Дж. Дьюсенбери,
Р. Элибер. Специфика денег,— утверждают они,— измени-
лась в соответствии с их эволюцией, которая осуществля-
лась от конкретных объектов к абстрактным символам,
т. е. от драгоценных металлов, обмениваемых посредством
монет на основе их веса, к бумажным деньгам, подлежа-
щим обмену на монеты, изготовленные из драгоценных
металлов, и к неразменным бумажным деньгам и банков-
ским депозитам [179, 14].
В этих высказываниях по сути резюмируется вся сово-
купность методологических принципов теорий денег бур-
жуазной и мелкобуржуазной политической экономии, ко-
торая уже в конце XIX — начале XX в. полностью перешла
на позиции, согласно которым бумажные знаки стоимости,
50

имея чисто условную природу, олицетворяют сущность
денег.
Такой переход, затронувший в конечном итоге все шко-
лы и направления буржуазной, мелкобуржуазной и реви-
зионистской политической экономии, не был случайным.
Он логически подготовлен всем развитием антимарксист-
ской экономической науки и отнюдь не связан непосредст-
венно с естественно-природной ограниченностью золота
как денежного товара и соответствующими изменениями
структуры денежного обращения капиталистических стран.
А именно эти факторы преподносятся буржуазной и ре-
формистской экономической наукой в качестве определяю-
щей причины отмеченной выше эволюции содержания
теорий денег. N
Однако в действительности все обстоит иначе. Нельзя
не учитывать, что различного рода теории бумажных де-
нег, в частности теории идеальной меры стоимостей, заро-
дились и получили довольно широкое распространение еще
в период функционирования классической формы золотого
стандарта. Речь идет о номиналистических концепциях
Дж. Беркли и Дж. Стюарта, которые в методологическом
плане могут рассматриваться в качестве исходной основы
современных теорий бумажных денег. Показательно и то,
что номиналистические идеи Дж. Беркли и Дж. Стюарта
были взяты на вооружение в первую очередь мелкобуржу-
азной политэкономией середины XIX в., прежде всего
П.-Ж- Прудоном и его сторонниками, а затем развиты в
оппортунистической и ревизионистской экономической ли-
тературе, в частности в работах Р. Гильфердинга и его
последователей. Уже сам по себе этот факт несет большую
смысловую нагрузку. Он отражает весьма важное положе-
ние, вскрытое К. Марксом, о том, что в буржуазных и ре-
формистских концепциях бумажных денег заложена исход-
ная методологическая основа общей апологетики капита-
листического способа производства, попыток представить
возможность функционирования «организованного» капи-
тализма.
Примечательно, что, раскрывая научную несостоятель-
ность теории денег классической буржуазной политической
экономии, К. Маркс начинает обоснование целостной тео-
рии товарно-денежных отношений прежде всего с критики
мелкобуржуазной прудонистской концепции бумажных де-
нег. В «Главе о деньгах» Экономических рукописей 1857—
1859 годов разработаны важнейшие методологические ос-
новы формирования не только марксистской теории денег,
51

но и создан научный фундамент, позволяющий определить
теоретические истоки несостоятельности буржуазных и
мелкобуржуазных теорий денежных отношений, в том чис-
ле антимарксистских теорий бумажных денег.
Смысл прудонистской концепции бумажных денег со-
стоял в следующем. Не понимая подлинной сущности ка-
питалистических производственных отношений, закономер-
ностей их развития, П.-Ж. Прудон и его последователи
пытались найти рецепты, с помощью которых можно
было бы исправить «недостатки» капиталистического
строя, сгладить его антагонизмы на основе реформирова-
ния в первую очередь сферы денежных отношений. Ими
была предложена идея реформы банковской системы, ко-
торая предполагала, во-первых, отмену привилегирован-
ного положения в системе денежных отношений золота и
серебра, в которых прудонисты видели основу всех бед
капиталистической экономики, и низведение драгоценных
металлов до ранга всех других товаров; во-вторых, пре-
доставление всем товарам денежной монополии, которая
по сути превращала каждый товар в деньги, наделяя его
специфическими свойствами денег. В наиболее концентри-
рованном виде мелкобуржуазные идеи преобразования ка-
питалистической экономики на основе реформы денежной
системы были изложены в книге прудониста Л. А. Дари-
мона «О реформе банков», вышедшей в 1856 г., содержа-
ние которой К. Маркс подверг критическому анализу.
Прудонистская концепция денег не представляет само-
стоятельного явления в экономической теории. Она всеце-
ло основывается на тех методологических ошибках, кото-
рые были свойственны теории денег буржуазной классиче-
ской политической экономии и, в частности, теории денег
А. Смита и Д. Рикардо, в их трактовке «автономности
стоимости» и понимании денег как всего лишь техническо-
го инструментария обмена. Однако и А. Смит, и Д. Рикар-
до в целом стояли, как указывалось, на позиции товар-
ности денег. Ревизия теории денег классической буржуазной
школы со стороны прудонизма состояла в абсолюти-
зации ее ненаучных элементов, тех проблем, которые не
смогли решить А. Смит и Д. Рикардо.
Критика К. Марксом прудонистской концепции денег
имеет важное научное значение. Им раскрыты общемето-
дологические принципы, позволяющие определить подлин-
ные мотивы предпринимаемых на протяжении многих де-
сятилетий— от времен Дж. Беркли и Дж. Стюарта и до
наших дней — различными школами и направлениями
52

буржуазной, мелкобуржуазной, реформистской и ревизио-
нистской политической экономии попыток представить бу-
мажные деньги, лишенные товарной основы, как реально
функционирующую полноценную денежную форму, олице-
творяющую сущность денег и их внутреннюю природу-
Смысл такого рода попыток, по мнению К. Маркса, опре-
деляется в первую очередь апологетическими целями. Он
показал, что попытки подменить деньги-товар бумажными
знаками стоимости связаны в первую очередь с тем, что
в деньгах с товарной основой с особой силой проявляются
внутренние противоречия буржуазного строя.
К. Маркс обращал внимание также на то, что в день-
гах с товарной основой в наибольшей степени проявляется
необходимость обобществления производства. Денежный
товар, писал он, придает всеобщий характер товарному
производству, поэтому попытки ликвидировать товарную
основу денег означают стремление лишить их всеобщности
и затормозить, таким образом, объективные процессы;
объективного развития. Однако экономисты забывают,
что «пока операции направлены против денег как таковых,,
это — всего лишь нападение на следствия, причины кото-
рых сохраняются» [18, 186]. К- Маркс предвидел, что по
мере углубления капиталистических противоречий полеми-
ка о товарной основе денег будет усиливаться. И тем не
менее, подчеркивал он, «...до тех пор пока сохраняется
базис меновой стоимости, все эти попытки представляют
собой жалкую стряпню, а иллюзия, будто металлические
деньги фальсифицируют обмен, проистекает из полного
незнакомства с их природой...» [18, 186].
Нетрудно обнаружить связь подобных попыток с совре-
менными буржуазными теориями бумажных денег, в част-
ности с одной из их разновидностей — теорией демонетиза-
ции золота, а также с современной практикой ряда веду-
щих капиталистических государств, направленной на?
полное вытеснение золота из системы денежных отноше-
ний. В этой связи внимание, которое К. Маркс уделял кри-
тике, прудонистской теории,— свидетельство его научной
прозорливости в вопросе возможных эволюции буржуазных:
теоретических концепций денег, что, в свою очередь, опре-
деляет методологическую актуальность осмысления дан-
ных вопросов с позиций анализа современного развития;
капиталистических денежных отношений.
Методологическое значение критического анализа!
К. Марксом прудонистской концепции бумажных денег, со-
временная актуальность этого анализа состоят в научной
5а

аргументации органической взаимосвязи теории денег и
теории стоимости, о чем уже говорилось. Для того чтобы
понять методологическую основу концепции бумажных де-
нег, лишенных товарной основы, необходимо, подчеркивал
К. Маркс, «...заглянуть в ту глубочайшую тайну, которая
связывает прудоновскую теорию обращения с его общей
теорией — его теорией определения стоимости» [18, 77].
Основной порок так называемой конструированной стои-
мости, получившей обоснование в работах П.-Ж. Прудона,
состоял в том, что методологически она основывалась на
апологетической предпосылке наличия мнимой сбалансиро-
ванности и пропорциональности капиталистического товар-
лого производства. Данная теоретическая ошибка прудони-
стов, как подчеркивал К. Маркс, основывалась на том, что
они не видели принципиального различия между ценой и
стоимостью, не понимали, что стоимость и цена — это раз-
ные по своему содержанию экономические категории, ко-
торые не тождественны друг другу даже в том случае,
если они совпадают по своим номинальным величинам.
«...Если предпосылки, при которых цена товаров равна их
меновой стоимости, предполагаются выполненными; если
спрос и предложение покрывают друг друга; если нали-
цо совпадение производства и потребления, т. е. если в ко-
нечном счете имеет место пропорциональное производство...
то вопрос о деньгах становится совершенно второстепен-
ным...» [18, 95, 96]. Речь, следовательно, идет о том, что
лри соблюдении отмеченных предпосылок, т. е. при устра-
нении антагонистических противоречий товарного производ-
ства и прежде всего противоречия между ценой и стоимо-
стью, вопрос о товарной основе денег действительно теряет
реальное экономическое содержание. Деньги при наличии
таких условий действительно превращаются всего лишь в
квитанции обмена, становятся «условными деньгами».
Однако весь смысл капиталистического товарного про-
изводства заключается в том, что основой его развития яв-
ляется антагонистическое противоречие между частным и
общественным трудом, которое, определяя противоречивое
единство цены и стоимости, носит объективно обусловлен-
ный характер. Соответственно замена денег-товара бумаж-
ными деньгами или простыми квитанциями обмена теорети-
чески допустима лишь при устранении противоречия не
только между ценой и стоимостью, но и между частным
н общественным трудом, т. е. при устранении объективной
основы капиталистического способа производства. «...Если
формулировать это требование экономически,— касаясь
54

прудонистского положения о тождестве цены и стоимости,—
писал К. Маркс,— тотчас оказывается, что оно есть отрица-
ние всей основы производственных отношений, базирую-
щихся на меновой стоимости» [19, 309]. На основе глубо-
кого теоретического анализа К. Маркс убедительно до-
казал полную иллюзорность подобных предпосылок
П.-Ж. Прудона, который «хотел сохранить товар, но не
хотел, чтобы товар становился «деньгами...» [12, 554].
«Сохраните папу,— иронизировал по этому поводу
К. Маркс,— но сделайте каждого человека папой. Отмени-
те деньги, превратив всякий товар в деньги и наделив его
специфическими свойствами денег» [18, 66].
Смысл неопровержимо доказанной К. Марксом апологе-
тической сущности концепции бумажных денег состоит в
том, что «посредством одного лишь введения часового бо-
на (т. е. бумажных денег.— Л. Г.) устраняются всякие кри-
зисы, все пороки буржуазного производства» [18, 79].
В связи с этим К. Маркс отмечал, что критика прудонист-
ских концепций бумажных денег имела не только важное
методологическое, но и политическое значение. Она помо-
гала вскрыть порочность реформаторских иллюзий, порож-
даемых этой теорией, дезорганизующих действия рабочего
класса и отвлекающих его от политической борьбы.
Всесторонняя научно аргументированная критика
К. Марксом прудонистских концепций бумажных денег рас-
крывает апологетическую сущность современных буржуаз-
ных, в том числе монетаристских, теорий бумажных де-
нег.
Логика монетаризма в трактовке специфики бумаж-
ных денег основывается на теории общего экономического
равновесия, основы которой были заложены еще в ра-
ботах французского вульгарного буржуазного экономиста
Ж.-Б. Сэя. Предполагая равенство на капиталистическом
рынке спроса и предложения, теория общего экономическо-
го равновесия искусственно устраняет противоречия товар-
ного производства и тем самым «снимает» вопрос об объек-
тивной обусловленности товарной природы денег. При
таком подходе деньги действительно лишаются своей эко~
номической функции и превращаются в простого посредни-
ка, который лишь облегчает движение товаров, их обмен.
Однако не только экономическая теория, но и практика
капиталистического развития убедительно свидетельствуют,,
что равенство спроса и предложения в условиях товарного
производства, основанного на частной собственности на
55

средства производства,— это лишь попытка выдать желае-
мое за действительное.
Апологетическая направленность буржуазных теорий бу-
мажных денег особенно рельефно проявляется в оппортуни-
стической и ревизионистской литературе. Это касается, как
уже отмечалось, в первую очередь теории бумажных денег
Р. Гильфердинга. Анализу денег посвящены четыре главы
первого отдела его основного труда «Финансовый капи-
тал». Тем самым уже в начале книги заложена «модель
монополистического капитализма, оторванного,— по словам
видного советского ученого С. Л. Выгодского,— от той пи-
тательной почвы, на которой он возник, т. е. от обмена,
рынка, товарного производства» [56, 34].
В. И. Ленин указывал в первую очередь на идеалисти-
ческую трактовку Р. Гильфердингом сущности денег, в гно-
сеологическом плане основывающуюся на подмене мате-
риалистической философии субъективистской философией
махизма. В «Тетрадях по империализму» В. И. Ленин об-
ратил внимание на следующее положение Р. Гильфердинга:
«По Э. Маху,— писал Р. Гильфердинг,— «Я» есть только
тот фокус, в котором теснее сходятся бесконечные нити
ощущений... Точно так же деньги являются узлом в сети
общественных связей...». Выписав это положение, В. И. Ле-
нин сделал на полях следующую пометку: «Каша...», «не-
верно», «не «так же» [35, 308].
Почему же внимание В. И. Ленина привлекла именно
эта фраза? Найти ответ на этот вопрос будет нетрудно,
«ели учесть значение известной формулы махизма, кото-
рая берет свое начало еще от философии субъективного
идеализма Дж. Беркли и Д. Юма,— «вещи или тела суть
комплексы ощущений». «Учение Э. Маха,— писал в работе
«Материализм и эмпириокритицизм» В. И. Ленин,— о ве-
щах, как комплексах ощущений, есть субъективный идеа-
лизм, есть простое пережевывание берклианства. Если тела
суть «комплексы ощущений», как говорит Мах, или «комби-
нации» ощущений», как говорил Беркли, то из этого неиз-
бежно следует, что весь мир есть только мое представле-
ние» [29, 35]. Таким образом, ставя знак равенства между
♦формулой Маха — «вещь — это комплекс ощущений чело-
века» и понятием деньги как «узел» общественных связей,
Р. Гильфердинг лишает последние материалистического со-
держания и придает им чисто идеалистическую трактовку.
Именно поэтому В. И. Ленин утверждает, что такое урав-
нение понятий «неверно», что здесь нет и не может быть
тождества, что в тех случаях, когда речь идет о деньгах,
56

все обстоит «не» так же», как с махистской трактовкой:
«комплекса ощущений».
Идеалистическая интерпретация Р. Гильфердингом спе-
цифики денежных отношений выявляется в его теории бу-
мажных денег. Согласно Р. Гильфердингу, бумажные день-
ги полностью лишены товарной основы. У Гильфердинга*
подчеркивал В. И. Ленин, деньги входят в обращение без
стоимости. Р. Гильфердинг обвинил в связи с этим К. Мар-
кса в том, что в его теории бумажные деньги всегда связа-
ны с денежным товаром, являются его представителем. По-
добная связь представлялась Р. Гильфердингу нереальной.
«Излишним,— писал он,— представляется... обходной путь,
в который пускается Маркс, определяя сначала стоимость
необходимого количества монеты и лишь через нее — стои-
мость бумажных денег. Чисто общественный характер это-
го определения выступает намного яснее, если стоимость
бумажных денег выводится непосредственно из обществен-
ной стоимости обращения. Что бумажно-денежные валюты
исторически возникли из металлических — это вовсе не ос-
нование рассматривать их так и теоретически. Стоимость
бумажных денег следует вывести, не прибегая к металли-
ческим деньгам» [60, 85]. И далее Р. Гильфердинг делает
вывод о том, что в условиях монополистического капита-
лизма бумажные деньги меняют свою качественную специ-
фику. Они уже «не символ золота, а символ стоимости».
Их представительная стоимость определяется суммой стои-
мости товаров, находящихся в сфере обращения в данный
момент. При чисто бумажно-денежном обращении с при-
нудительным курсом, при неизменности времени оборота,
утверждает он, стоимость бумажных денег определяется
суммой цен тех товаров, которые должны пройти через
сферу обращения. Бумажные деньги здесь приобретают
полную независимость от стоимости золота. Они, па
Р. Гильфердингу, непосредственно отражают стоимость
товаров. Их общее количество представляет стоимость,
определяемую формулой:
Сумма цен товаров
Число оборотов одноименных цен денег
Показательно, что, критикуя теорию денег К. Маркса,.
Р. Гильфердинг подвергал ревизии в первую очередь учение
о двойственном характере труда, составляющее теоретиче-
скую основу марксистской теории денег.
Известно, что в условиях частной собственности на сред-
ства производства труд обособленного товаропроизводителя
52

выступает как труд частный. Вместе с тем отдельные това-
ропроизводители помимо своей воли связаны друг с дру-
гом системой общественного разделения труда. Вследст-
вие этого труд каждого товаропроизводителя является од-
новременно и трудом общественным. Между частным и
общественным трудом существует антагонистическое про-
тиворечие, смысл которого состоит в том, что обществен-
ный характер труда может проявиться лишь особым,
окольным путем, лишь на рынке в процессе приобретения
товаром денежной формы.
Иным образом пытался представить противоречие меж-
ду частным и общественным началом в экономике Р. Гиль-
фердинг. Рассматривая экономические процессы с пози-
ций меновой концепции, он утверждал, что при капитализ-
ме труд, воплощенный в товаре, является исключительно
частным и что товаропроизводители «только меновыми ак-
тами... связываются в общество», которое «становится об-
ществом только посредством обмена — единственного обще-
ственного процесса, известного этому обществу в качест-
ве экономического процесса» [60, 49]. Что же касается
процесса производства, то ему, утверждает Р. Гильфер-
динг, не свойственна внутренняя противоречивость; про-
цесс производства, писал он, осуществляется не на антаго-
нистической, а внутренне сбалансированной, пропорцио-
нальной основе. Отсюда противоречие между частным и
общественным характером экономических связей выступа-
ет не как противоречие капиталистического производства,
а всего лишь как противоречие обмена. Речь, таким обра-
зом, идет о том, что в теоретической модели капиталисти-
ческой экономики, представленной в «Финансовом капита-
ле» Р. Гильфердинга, несбалансированным элементом
выступает не производство — основа экономики, а сфера
обращения. Противоречия этой сферы, считал он, не явля-
ются антагонистическими. Они поддаются регулированию
со стороны государства. Отсюда у Р. Гильфердинга оши-
бочное толкование содержания всей совокупности стоимо-
стных категорий и прежде всего стоимости, которая рас-
сматривалась им не как категория производства, а как ка-
тегория обмена и по своему экономическому содержанию,
опять-таки как и у П.-Ж. Прудона, ничем не отличалась
от цены. Этим же приемом Р. Гильфердинг пытался под-
вести соответствующий методологический фундамент и под
апологетическое толкование специфики бумажных (кредит-
ных) денег.
Почему же все-таки Р. Гильфердингу потребовалось в

первую очередь ревизия марксистской теории денег, за-
мена денег-товара не имеющими собственной стоимости бу-
мажными деньгами? Дать ответ на этот важный вопрос —
значит понять весь смысл реформистской апологетики ка-
питалистического способа производства, представленной в
«Финансовом капитале».
Уже отмечалось, что, по Р. Гильфердингу, капиталисти-
ческое производство выступает как внутренне сбалансиро-
ванное, лишенное антагонистических противоречий. Несба-
лансированным элементом экономики в его теоретической
модели является не производство, а сфера обращения. Из
этого выводится и особая функция денег. Они, как утверж-
дал Р. Гильфердинг, выступают как «отражение всего об-
щественного процесса обращения» и «играют... роль дока-
зательства, что индивидуальные условия, при которых
произведен товар, соответствуют общественным условиям
производства... Общественный характер денег обнаружива-
ется... непосредственно как таковой в общественном регули-
ровании государства» [60, 99, 83]. Отсюда деньги — рычаг
сознательного (государственного) регулирования капитали-
стического обращения.
Вместе с тем Р. Гильфердинг хорошо понимал, что зо-
лото как денежный товар выступает антиподом подобного
регулирования. Оно всегда несет на себе элементы стихий-
ности. Поэтому вполне логично (естественно, с позиций оп-
портунистического мировоззрения) делался вывод о том,
что «устранение действия анархии производства обнаружи-
вается в возможности замены золота простыми знаками
стоимости» [60, 62]. В этом положении апологетическая
направленность теории денег Р. Гильфердинга проявляется
со всей очевидностью.
Рассмотренные вопросы свидетельствуют, что трактовка
в антимарксистской экономической литературе проблемы
бумажных денег, в которой сконцентрированы основные
принципы методологии денежных теорий, затрагивает
коренные, глубинные основы функционирования капитали-
стического способа производства. Провозгласив замену то-
варных денег бумажными и возможность на этой основе
регулирования сферы производственных отношений, бур-
жуазные, ревизионистские, оппортунистические и мелко-
буржуазные идеологи пытаются преодолеть посредством
реформ то, что можно преодолеть только путем ликвида-
ции частной капиталистической собственности на средства
производства. В этом состоит апологетическая функция
антимарксистских теорий бумажных денег, которую
59-

пытаются всячески замаскировать различные школы и на-
правления антимарксистской политической экономии.
В связи с отмеченным необходимо обратить внимание
на то, что критику прудонистских концепций бумажных де-
нег К. Маркс вел в плоскости выяснения прежде всего исто-
рических границ системы денежных отношений. Он считал
эту проблему основным и исходным методологическим
пунктом критического анализа теорий бумажных денег.
«В общем виде,— подчеркивал К. Маркс,— вопрос заклю-
чается в следующем: возможно ли путем изменения орудия
обращения — организации обращения — революционизиро-
вать существующие производственные отношения и соответ-
ствующие им отношения распределения? Следующий во-
прос: можно ли предпринять подобное преобразование об-
ращения, не затрагивая существующих производственных
отношений и покоящихся на них общественных отноше-
ний?» [18, 61].
К. Маркс показал, что, возникнув как результат разви-
тия противоречий товарного производства, выступая как
одно из его непосредственных звеньев, деньги с товарной
основой имеют исторические границы, определяемые грани-
цами самого товарного производства. Факторы, определяю-
щие объективную необходимость существования продуктов
труда как стоимостей, являются одновременно и специфи-
ческими факторами, объективно обусловливающими функ-
ционирование денежного товара. Следовательно, чтобы до-
казать, что капиталистическое производство возможно без
денег как всеобщего стоимостного эквивалента, без денег-
товара, необходимо доказать, что капитализм возможен без
товарных отношений. Однако полная научная и практиче-
ская несостоятельность такого рода предпосылки не может
вызывать сомнений.
Очевидна и методологическая уязвимость гильфердин-
говской концепции о деньгах как некоем «монопольном то-
варе», лишенном непосредственной материальности и пред-
ставляющем в обращении посредством бумажных денег
стоимость совокупного товара общества. Теоретическая не-
состоятельность подобного представления определяется тем,
что деньги в данном случае лишаются своей важнейшей
качественной характеристики — материализации ими мено-
вой стоимости товара. Совокупный товар, выражая инте-
гральное отношение, не участвует в непосредственном об-
мене. Он не противостоит отдельному товару. Отсюда — он
не может быть средством разрешения противоречия между
частным и общественным, конкретным и абстрактным тру-
40

дом, порождающего объективную обусловленность функ-
ционирования денег-товара. Это противоречие носит в
условиях господства частной собственности на средства
производства, как уже указывалось, антагонистический
характер. По словам К. Маркса, оно может получить раз-
решение только тогда, когда товары в процессе реального
обращения «выделяют один товар из общей массы товаров,
все измеряют свои стоимости в потребительной стоимости
этого выделенного товара и поэтому превращают содержа-
щийся в этом исключительном товаре труд непосредствен-
но во всеобщий, общественный труд» [12, 147]. В этой свя-
зи необходимо подчеркнуть, что диалектическое единство
товара и денег может реализовать себя только на основе
функционирования отдельно взятого денежного товара.
Для того чтобы стать всеобщей формой экономических
связей, деньги должны выступать в форме не совокупного,
а единичного товара. Всеобщее реализует себя только че-
рез единичное. Это закон диалектики, который не может
быть исключением для сферы денежных отношений.
В противоположность денежному товару, совокупный
товар, выражая интегральное отношение, не участвует в
непосредственном обмене. Он не противостоит отдельному
товару и не может, естественно, служить основой разреше-
ния внутренних антагонизмов товарного производства. От-
сюда всякое отрицание объективной обусловленности де-
нег-товара, его подмена совокупным товаром методологиче-
ски должны расцениваться как апологетическая попытка
отрицания внутренних противоречий капиталистической
экономики.
Глава II
МЕСТО ДЕНЕГ В СТРУКТУРЕ
КАПИТАЛИСТИЧЕСКОГО ВОСПРОИЗВОДСТВА
Необходимым условием научной критики буржуазных
теорий денег является выяснение совокупности вопросов,
определяющих их исходную методологическую основу и
общую логику построения. «...Нельзя вполне уяснить себе
никакой ошибки, в том числе и политической, если не до-
искаться теоретических корней ошибки у того, кто ее дела-
ет, исходя из определенных, сознательно принимаемых им,
положений»,— отмечал В. И. Ленин [42, 286]. Это утверж-
дение, имеющее общетеоретическое значение, в полной
61

мере относится и к принципам исследования эволюции
буржуазных определений сущности денег и их места в си-
стеме капиталистического воспроизводства.
Уже указывалось, что анализируя содержание буржу-
азных и мелкобуржуазных теорий денег, К. Маркс обра-
щал внимание в первую очередь на то, как трактуется тем
или иным направлением экономической мысли теория стои-
мости. В экономике, основанной на частной собственности
на средства производства и эксплуатации наемного труда,
вся совокупность производственных связей реализуется по-
средством стоимостных отношений. «Понятие стоимости,—
подчеркивал в связи с этим Ф. Энгельс,— является наибо-
лее общим и потому всеобъемлющим выражением экономи-
ческих условий товарного производства» [23, 322]. В силу
этого теория стоимости независимо от того, какое места
она официально занимает в том или ином направлении по-
литической экономии, всегда выступает в роли объектив-
ной основы анализа экономических процессов, выполняя
тем самым всеобщую методологическую функцию процесса
познания.
Это касается структуры исследования всей совокупности
экономических категорий, в том числе теоретического ана-
лиза денег как специфического производственного отноше-
ния, которое по своей сущности представляет экономиче-
скую форму непосредственной реализации стоимости.
«Стоимость товара,— писал К. Маркс,— сохраняет свое
значение основы, так как только из этого основания могут
быть развиты в понятии деньги...» [8, 211]. Следовательно,
без выяснения того, как то или иное направление буржу-
азной экономической мысли трактует теорию стоимости,
критический анализ теории денег лишается политэкономи-
ческого содержания. Такой анализ не может претендовать
на исследование специфичности всей совокупности анти-
марксистских, в том числе буржуазных, трактовок сущности
денег как формы производственного отношения, а в луч-
шем случае позволяет познать характеристики их функцио-
нальных применений, т. е. выяснить лишь наиболее поверх-
ностный слой рассматриваемых теоретических концепций.
1. Маржинализм — методологическая основа
современных буржуазных трактовок денег
Начиная с 70-х годов прошлого столетия и до нашил
дней основные школы и течения буржуазной науки о день-
гах методологически основываются на субъективистской
62

теории стоимости — теории предельной полезности. Весьма
характерно, что само возникновение этой теории было от-
ветной реакцией буржуазной экономической науки на обос-
нованную в трудах К. Маркса теорию трудовой стоимости,
раскрывающую глубинные основы буржуазного способа
производства и создающую методологическую основу пре-
жде всего познания специфики основного закона его дви-
жения — закона прибавочной стоимости, а также законо-
мерностей развития всей совокупности структурных элемен-
тов производственных отношений, в том числе денежных.
Авторы теории предельной полезности — английский
экономист У. Джевонс, австрийские экономисты К. Менгер
и Е. Бем-Баверк, швейцарский экономист Л. Вальрас —
открыто говорили об основной цели этой теории — опро-
вергнуть марксизм. Не скрывают этого и современные бур-
жуазные исследователи экономической мысли. «Карл
Маркс,— писал по этому поводу Б. Селигмен,— придал
классической доктрине (теории трудовой стоимости.— А. Г.)
такое направление, которое вызвало беспокойство. Каза-
лось, что необходимо дать отпор этой тенденции, и маржи-
налистская доктрина, вероятно, преследовала указанную4
цель» [91, 145].
Профессор Оксфордского университета Б. Мезлиш, при-
держиваясь традиционных для буржуазной экономической
науки взглядов по поводу содержания и места в структуре
экономического учения К. Маркса теории трудовой стои-
мости, в работе «Значение Карла Маркса», опубликованной
в 1984 г. в Нью-Йорке, утверждает: «По иронии судьбы
К. Маркс создал «Капитал» перед революцией в экономи-
ческой теории, осуществившейся в связи с обоснованием в
70-е годы XIX в. теории предельной полезности. Появление
этой теории означало кризис теории трудовой стоимости»
[180, 7]. Касаясь этого же аспекта теории предельней по-
лезности, И. Шумпетер также подчеркивал, что она послу-
жила основой «фундаментального единства» различных ïe-
чений буржуазной экономической мысли. В признаниях та-
кого рода есть своя истина. Теория предельной полезности
служила и служит многие годы методологической платфор-
мой, на основе которой разворачивается вся совокупность
направлений, фальсифицирующих экономическое учение
К. Маркса, в том числе его теорию денежных отношений.
В теории предельной полезности основным объектом фаль-
сификации является положение, всесторонне аргументиро-
ванное К. Марксом, о том, что труд является единствен-
ным источником формирования стоимости.
63

В противоположность такому подходу в маржиналист-
ской теории стоимость товара характеризуется не общест-
венно необходимыми затратами труда, а так называемой
предельной полезностью, связанной с его редкостью и отра-
жающей субъективную оценку покупателя. На этой основе
стоимость превращается в чисто идеалистическую катего-
рию, элемент человеческого сознания, в выражение субъек-
тивного отношения потребителя к потребленному товару.
«Стоимость не является внутренне присущим свойством
товара»,— утверждает австрийский буржуазный экономист
К. Менгер в книге «Теория стоимости», интерес к которой
активно подогревается буржуазной идеологией. Свидетель-
ство тому — юбилейное издание (1985 г.) книги на англий-
ском языке в США. «Стоимость,— продолжает К. Мен-
гер,— представляет осознанную полезность, доставляемую
нам находящимися в нашем распоряжении отдельными
или группой товаров. Она формируется на основе соотно-
шения между потребностью и наличием товаров» [185,115].
Аналогичную, чисто субъективную трактовку понятия
«ценности», которое используется представителями маржи-
нализма в качестве «стоимости», дает и Е. Бем-Баверк.
«Величина ценности материального блага,— заключает
он,— определяется возможностью той конкретной потреб-
ности (или частичной потребности), которая занимает по-
следнее место в ряду потребностей, удовлетворяемых всем
наличным запасом материальных благ данного рода... Цен-
ность вещи измеряется величиной предельной полезности
этой вещи. Это положение является центральным пунктом
нашей теории ценности. Все дальнейшее связывается с ним
и выводится из него» [52, 40].
Научная критика теории предельной полезности, анализ
ее методологических основ и классовой функции широко
представлены в советской экономической литературе [44;
49; 70; 79]. Теоретическая несостоятельность теории пре-
дельной полезности определяется, во-первых, отрицанием
решающей роли сферы материального производства и иг-
норированием труда как основы экономической жизни
человеческого общества. Во-вторых, она носит субъективно*
идеалистический характер и строится не на выяснении от-
ношений между людьми по поводу производства, распреде-
ления обмена и потребления материальных благ, а на осно-
ве выявления закономерностей, регулирующих отношение
Человека К Товару, к вещи. Этим маржиналистская теория
стоимости преследует цель затушевать классовые антаго-
низмы капиталистического общества, доказать незыбле*
64

мость буржуазного строя. В-третьих, важнейшим методоло-
гическим пороком теории предельной полезности является
отождествление стоимости товаров с их потребительной
стоимостью и соответственно идентификация натурально-
вещественного содержания и социально-экономической
формы общественных процессов.
Несмотря на явную методологическую уязвимость и
теоретическую несостоятельность, которую не способны
скрыть даже буржуазные исследователи развития экономи-
ческой мысли, теория предельной полезности в силу преж-
де всего своей классовой, апологетической функции оказа-
лась достаточно живучей. По свидетельству Г. Л. С. Шэк-
ла, она «утвердилась в конце XIX в. как основная доктрина
(буржуазной.— А. Г.) политической экономии» [96, 68].
Такую роль она выполняет и в современной буржуазной
политической экономии.
Современная буржуазная экономическая наука широко
пользуется отдельными вариантами теории предельной по-
лезности, в частности ее неоклассическим вариантом, осно-
воположником которого является английский буржуазный
экономист А. Маршалл, эклектически соединивший теорию
предельной полезности с теорией издержек производства,
а также ее разновидностью — теорией цредельной произво-
дительности, разработанной американским буржуазным
экономистом Дж. Б. Кларком.
Одной из современных модификаций теории предельной
полезности является теория «неценовой стоимости» (unpri-
sed value), попытку обоснования которой предприняли аме-
риканские экономисты Дж. Синден и А. Уоррел [206].
Полностью построенная на эклектической основе теория
«неценовой стоимости» в методологическом плане не вно-
сит ничего нового по сравнению с обанкротившейся идеали-
стической теорией предельной полезности и всеми ее после-
дующими вариантами. Стоимость, по мнению Дж. Синдена
и А. Уоррела, не является фиксированным, внутренне при-
сущим свойством вещи. Она используется как мера, или
индикатор, относительной важности альтернативных вещей
и выступает как функция способности вещи удовлетворить
желание. Используя желания как собственный критерий,
люди могут классифицировать вещи по рангу их относи-
тельной стоимости. Те вещи, которые имеют более высокую
способность обеспечить желаемое, определяются как имею-
щие более высокую стоимость и наоборот.
Подобного рода рассуждения в методологическом плане
практически не вносят сколько-нибудь новых моментов в
3 7-1578
65

традиционные маржиналистские трактовки стоимостных от-
ношений, на протяжении более чем столетия противопо-
ставляемых идеологами капитала марксистской теории
трудовой стоимости.
Отмечая крайне вульгарный характер теории предель-
ной полезности, Ф. Энгельс подчеркивал, что в ее возник-
новении «виноват в значительной степени наш автор (име-
ется в виду К. Маркс.— А. /\), который открыл людям
глаза на опасные выводы классической политической эко-
номии; вот они (авторы теории предельной полезности.—
А. Г.) и находят теперь, что, по крайней мере в этой об-
ласти, всего безопаснее не иметь совсем никакой науки»
[24, 91]. Гнилая вульгарная политическая экономия
С. Джевонса, писал Ф. Энгельс, с помощью которой пыта-
ются опровергнуть К. Маркса, «настолько вульгарна, что
ее можно толковать как угодно...» [25, 299]. Цитируемые
положения работы Дж. Синдена и А. Уоррела всецело под-
тверждают эту характеристику.
Переход буржуазной политической экономии на пози-
ции маржинализма означал качественную перестройку всей
системы экономической теории — от ее основания до вер-
шины. «Маржиналистская теория,— писал в этой связи
Б. Селигмен,— означала не просто другой способ рассмот-
рения проблемы стоимости, она знаменовала собой иной
(по сравнению с буржуазной классической политэконо-
мией.—А. Г.) подход к экономическому анализу» [91,155].
Смысл «нового» подхода к экономическому анализу, кото-
рый затронул буржуазные трактовки всей совокупности
экономических категорий, в том числе буржуазные концеп-
ции денег, состоял в том, что в качестве методологической
основы исследования их сущности были положены психоло-
гические факторы, в частности концепция предельной по-
лезности. «Центральной идеей в экономической теории,—
заключает по этому поводу Б. Селигмен,— является по-
лезность, которая пронизывает все явления, в том числе
деньги...» [91, 167].
Попытки соединить принцип маржинализма с теорией
денег предпринимались уже с самого начала зарождения
теории предельной полезности. Этой проблеме много вни-
мания уделял К. Менгер. В его книге «Основания полити-
ческой экономии», в которой излагаются основополагаю-
щие принципы теории предельной полезности, выделен спе-
циальный раздел, посвященный теории денег. Ряд других
видных представителей маржинализма опубликовали спе-
циальные работы: С. Джевонс «Исследования в области
66

денежного обращения и финансов», Л. Мизер «Теория де-
нег и кредита», Ф. Хайек «Денежная теория и торговые
циклы», Л. Вальрас «Теория денег» и др.
Главный вопрос, требовавший ответа от сторонников
маржинализмд и до настоящего времени остающийся не ре-
шенным в буржуазной политической экономии, состоял в
следующем: как измерить полезность, которая составляет,
согласно субъективистской теории стоимости, основу об-
мениваемости товаров, могут ли деньги служить реальной
основой этого процесса? Комментируя многолетнюю дис-
куссию по этой проблеме, видный английский буржуазный
экономист Л. Роббинс писал в 1961 г.: «Проблема способов
и методов, какими может (или не может) быть измерено
то, что экономисты именуют полезностью, долженствующей
стать специальным предметом их исследования, является
одним из наиболее широко дискутируемых вопросов чистой
теории последних лет» [200, IX—Х\.
В ходе обсуждений этой проблемы в буржуазной эконо-
мической литературе произошло размеживание позиций, ко-
торое сохраняется и в настоящее время. Среди сторонников
маржинализма выделилась так называемая группа ордина-
листов (Л. Вальрас, В. Парето, Дж. Хикс и др.), которые
не только отрицали возможность, но и исключали всякую
необходимость измерения абсолютной величины предельной
полезности. Вторая группа экономистов — так называемые
кардиналисты (А. Маршалл, Дж. Моргенштерн, Дж. Ней-
ман и др.) — придерживалась противоположных взглядов,
указывая на принципиальную возможность измерения пре-
дельной полезности с помощью соответствующих предель-
ных величин [44; 891.
Очевидно, что подобная поляризация позиций сторонни-
ков маржинализма по одной из коренных проблем экономи-
ческой теории отразила внутреннюю противоречивость тео-
рий предельной полезности. Однако следует отметить, что
как «кардиналисты», так и «ординалисты» единодушны в
своем подходе к вопросу о природе денег. Они исключают
принципиальную возможность использования денег в каче-
стве объективной основы соизмерения стоимости товаров,
отрицая тем самым их способность выполнять свою основ-
ную функцию — выступать в товарном мире в роли всеоб-
щего стоимостного эквивалента. Такой подход диктуется
рядом теоретических постулатов, на которых основывается
вся совокупность маржиналистской концепции стоимости.
Их выявление позволяет понять общую логику эволюции
теоретических взглядов по поводу природы денег, проис-
3*
67

шедшей еще на рубеже XIX и XX вв. и сохраняющей свою
методологическую значимость и в настоящее время. Речь
идет, во-первых, не только о полном отрицании маржина-
лизмом объективной основы стоимости товара, но и объек-
тивной основы единицы ее измерения. В самом деле, если
стоимость (ценность) всецело зиждется на субъективных
началах, то, естественно, и инструмент ее измерения —
деньги — должны иметь аналогичное субъективное построе-
ние: они не могут иметь объективного начала. «Субъектив-
на не только стоимость,— писал в этой связи К. Менгер.—
По своей внутренней природе субъективна и мера стоимо-
стей, которая характеризует различия в потребностях лю-
дей в определенном товаре» [185, 146].
Аналогичную точку зрения высказывал и Дж. Б. Кларк.
Единица измерения стоимости должна показывать, считал
он, фактическую важность вещи для ее владельца. В соот-
ветствии с этим делался вывод, что «процесс измерения ве-
личины ценности должен быть прослежен в тайнах специ-
фической социальной психологии» [74, 261].
Во-вторых, маржиналистские концепции денег методоло-
гически опираются на один из важнейших постулатов тео-
рии предельной полезности, в соответствии с которым ме-
новая стоимость фактически отождествляется с понятием
потребительная стоимость товара. Согласно взглядам мар-
жинализма, меновая стоимость выступает в качестве кос-
венной формы потребительной стоимости. Разница между
ними, по Менгеру, определяется лишь способом удовлетво-
рения потребности. «Потребительная ценность,— утверждал
он,— есть значение, приобретаемое благами для нас бла-
годаря тому, что они обеспечивают нам непосредственное
удовлетворение потребности»; «меновая ценность есть зна-
чение, приобретаемое благами для нас благодаря тому, что
распоряжение ими обеспечивает нам при подобных же от-
ношениях тот же результат косвенным путем». Отсюда, за-
ключал К. Менгер, потребительная ценность и меновая
ценность — «это различные формы одного общего явления
ценности» [74, 211, 212].
В-третьих, эволюция буржуазных трактовок сущности
денег методологически определяется также субъективной
трактовкой отдельными направлениями маржинализма при-
роды не только стоимости и меновой стоимости, но и цены
товаров. «Цена,— писал Е. Бем-Баверк,— устанавливается
в пределах между субъективной оценкой товара со стороны
покупателя, как максимум, и оценкой товара со стороны
продавца, как минимум». Отсюда делается вывод, что в
68

s
процессе ценообразования не содержится «ни одной фазы,
ни одной черты, которая не сводилась бы к субъективным
оценкам вещи». И далее: «Цена всецело является продук-
том субъективных оценок материальных благ участниками
обмена» [52, 145, 159, 202).
Субъективная трактовка цены товаров, содержащайся
в работах представителей раннего маржинализма, послу-
жила логической основой формирования широко распрост-
раненной в буржуазной экономической литературе концеп-
ции «цены без стоимости», которую, как уже указывалось,
пытается всячески пропагандировать современная буржу-
азная политическая экономия. Наиболее полно эта концеп-
ция изложена в труде А. Маршалла. «Цена на какую-либо
вещь,— писал он,— будет... представлять ее меновую стои-
мость относительно всех вещей вообще или, иными слова-
ми, представлять ее покупательную способность вообще»
[81, 121].
С аналогичных позиций рассматривал природу цены и
американский экономист И. Фишер, получивший извест-
ность в буржуазной экономической науке благодаря своей
книге «Покупательная сила денег», в которой синтезирова-
на совокупность маржиналистских взглядов по поводу спе-
цифики денежных отношений. «Когда известное количество
одного вида богатства обменивается на известное количе-
ство богатства другого вида,— утверждает И. Фишер,— мы
можем разделить одно из двух обмениваемых количеств на
другое и в результате получим цену последнего». В соот-
ветствии с этим И. Фишер пришел к выводу, что «цена вся-
кого вида богатства есть только отношение двух физиче-
ских количеств» [107, 4, 5].
Отождествление маржинализмом стоимости и меновой
стоимости товаров, с одной стороны, потребительной стои-
мости товаров и их меновой стоимости, с другой, а также
последней с ценой товаров логически приводит их к отри-
цанию объективной основы обмениваемости товаров — их
стоимостной эквивалентности. «Глубокое понимание при-
чин, ведущих к обмену благами и обороту между людьми
вообще,— писал К. Менгер,— показывает нам, что сама
природа этих отношений исключает наличие эквивалентов
и что в действительности их и быть не может». Далее
К. Менгер утверждал: «Равенства ценностей между двумя
благами в действительности не существует, ибо в этом слу-
чае совершенно игнорируется субъективный характер цен-
ности и природа обмена». Соответственно этому делается
69

вывод: «Нет эквивалентов в объективном смысле» [82,
172].
Эта же точка зрения, определяющая методологическую
основу всей совокупности маржиналистских теорий денег,
включая их современные трактовки, воспроизводилась и в
работах других теоретиков теории предельной полезности.
Показательно, что, основываясь на данном лженаучном те-
зисе, Е. Бем-Баверк пытался «опровергнуть» теорию тру-
довой стоимости К. Маркса. Положение марксистской, тео-
рии о том, что затраты труда на производство товаров —
основа их эквивалентности, «является,— писал он,— самым
больным местом теории Маркса». Современная политиче-
ская экономия единодушна в признании несостоятельности
старого схоластико-теоретического воззрения на «эквива-
лентность обмениваемых ценностей» [75, 47, 68]. Как вид-
но, в данном случае, как и во всех предыдущих, дается все-
цело антинаучная субъективистская трактовка специфики
обмениваемости товаров, исключающая объективную осно-
ву определения денег как всеобщего стоимостного эквива-
лента.
В рассмотренной совокупности теоретических положе-
ний, составляющих логический каркас теории предельной
полезности, изложена методологическая основа, определив-
шая качественную трансфор!мацию всей совокупности тео-
ретических взглядов буржуазной политической экономии
по поводу сущности денег, их природы и места в процессе
капиталистического воспроизводства. В них с особой яс-
ностью прослеживаются теоретические корни полного отхо-
да маржинализма от положений классической буржуазной
экономической теории о деньгах как объективной ячейке
товарных отношений, а также отрицания их роли как все-
общего стоимостного эквивалента, всесторонне обоснован-
ной в экономическом учении К. Маркса. При этом совер-
шенно очевидно, что вся совокупность теоретических поло-
жений, на которых строится все здание маржинализма,
предопределяет методологическую основу буржуазных тео-
рий лишенных товарности бумажных денег.
Отрицание роли денег как всеобщего стоимостного эк-
вивалента в методологическом плане означало полный раз-
рыв теории стоимости и теории денег. Такой разрыв наме-
тился, как уже указывалось, в работах представителей
буржуазной классической политической экономии, в их
трактовках денег как механического инструмента обмена.
В теории денег маржинализма этот разрыв получил логи-
ческое завершение, что означало дальнейшее углубление
70

кризиса буржуазных теорий денег, выразившегося в более
высокой ступени их вульгаризации, в полном отходе от на-
учных принципов анализа.
Отказавшись ввиду субъективистского подхода к трак-
товке стоимости от научного понимания сущности денег
как всеобщего стоимостного эквивалента, теоретики мар-
жинализма встали перед необходимостью возврата к номи-
налистическим теориям денежных отношений, в частности
к теориям денег Дж. Беркли и Дж. Стюарта, научная не-
состоятельность которых неопровержимо доказана К. Мар-
ксом.
На этой методологической основе сформировалось лож-
ное представление о чисто условной природе денег, их
несущественной, вспомогательной функции в сфере товар-
ного обмена, о том, что деньги представляют собой не бо-
лее чем некую вуаль, которая лишь окутывает экономиче-
ские связи, служит всего лишь их внешней оболочкой. Та-
кое представление о природе денег прочно утвердилось и
в современной буржуазной экономической литературе. Так,
И. Фишер определял деньги как все то, что принимается
всеми в обмен за блага. Они «никогда не приносят других
выгод, кроме создания удобства для обмена. Создание этих
удобств является специфической функцией денег» [107,9].
Во взаимно сбалансированной экономике, где отсутствует
фактор неопределенности, «деньги,— писал И. Шумпетер,
касаясь этого же вопроса,— в известной степени представ-
ляют собой флер, окутывающий экономические факты и яв-
ления» [111, 121].
Созвучную позиции И. Фишера и И. Шумпетера трак-
товку сущности денег дают современные монетаристы. Оп-
ределение денег, пишут М. Фридмен и А. Шварц, нужно
выбирать не на основе какого-то принципа, а исходя из со-
ображений пользы в организации наших знаний о хозяйст-
венных связях. «Деньги —это то, чему мы придаем числен-
ную величину с помощью процедуры... Это эксперименталь-
ная теоретическая конструкция, которую нужно изобрести
подобно понятию «длина», «температура» или «сила» в фи-
зике» [142, 137]. Номиналистическое положение о чисто
условной природе денег, таким образом, характеризует об-
щую эволюцию в буржуазных теориях денег с начала
XX в. Переход от денег как технического инструмента об-
мена к деньгам как всего лишь «пропорции» количествен-
ных соотношений потребительных стоимостей — такова ло-
гика этой эволюции.
71

Точка зрения об относительности понятия «деньги» ши-
роко представлена не только в научной, но и в учебной
литературе, что, естественно, способствовало утверждению
в экономической антимарксистской теории ложных пред-
ставлений об олицетворении бумажными знаками сущности
денег, о полной утрате последними товарной основы.
«Деньги,— пишет П. Самуэльсон в «Economics» — это ис-
кусственная социальная условность. Если по той или иной
причине какая-либо вещь начинает приниматься в качестве
денег, то все... начинают ценить ее. Деньги признаются,
потому что они признаны!» [90, 69]. Автор другого учебни-
ка политической экономии американский экономист
Р. Ескуас также утверждает, что деньги являются соци-
альным изобретением, которое способствует функциониро-
ванию экономики. «Деньги — это прежде всего удобство»,
«любая вещь,— утверждает автор,— которая выполняет
функции денег, является деньгами» [132, 263].
Как уже отмечалось, современные буржуазные трактов-
ки сущности денег всецело основываются на номиналисти-
ческих положениях, сформировавшихся в экономической
литературе еще в XVIII в. Констатация этого факта имеет
исключительно важное значение. Она опровергает осново-
полагающий тезис современного антикоммунизма о том, что
якобы эволюция буржуазных теорий денег отражает изме-
нившиеся условия экономических отношений. Она является
также убедительным свидетельством полной научной несо-
стоятельности буржуазной экономической науки познать
закономерности развития денег как специфической формы
производственного отношения, анализ которого объективно
приводит к выявлению глубинных, структурных противоре-
чий капиталистической экономики, непримиримых классо-
вых антагонизмов буржуазного общества.
Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к харак-
теристике денег, представленной в книге Дж. Стюарта «Ис-
следование о началах политической экономии», которая
была опубликована еще в 1767 г. и критический анализ ко-
торой дал К. Маркс в работе «К критике политической эко-
номии». Деньги, писал Дж. Стюарт, «суть не что иное, как
произвольный масштаб с равными делениями, изобретен-
ный для измерения относительной стоимости предметов,
подлежащих продаже». Они «служат тем же для стоимости
предметов, чем градусы, минуты, секунды и т. д. ... Во всех
этих изобретениях всегда какое-нибудь наименование при-
нимается за единицу. Как полезность всех подобных уста-
новлений ограничивается только тем, что они — показатель
72

пропорции, так и полезность денежной единицы ограничи-
вается тем же... Деньги — только идеальный масштаб с
равными делениями. Если меня спросят, что должно слу-
жить единицей измерения стоимости какого-нибудь из этих
делений, то я отвечу на это другим вопросом: а какова
нормальная величина градуса, минуты, секунды? Они не
имеют никакой нормальной величины...» [4, 63—64].
Сопоставление данного положения со всей совокупно-
стью современных трактовок специфичности природы денег,
их сущности, представленных в работах М. Фридмена,
А. Шварц, П. Самуэльсона, Р. Ескауса, как и многих дру-
гих современных буржуазных экономистов, занимающихся
исследованиями в области теории денег, убедительно свиде-
тельствует о том, что теоретический арсенал последних пол-
ностью основывается на номиналистических идеях XVIII в.
Однако важно учитывать, что номинализм XVIII в. и
номиналистические положения современных буржуазных
экономистов имеют различные гносеологические корни. Ес-
ли номиналистические трактовки денег Дж. Стюарта объяс-
няются неразвитостью стоимостных отношений раннего
периода развития капиталистических производственных
отношений и объективно существовавшими в связи с этим
трудностями логического разделения в процессе теорети-
ческого анализа натурально-вещественного содержания и
социальной формы товара, то номинализм современных
маржиналистских концепций денег зиждется на принципи-
ально иной теоретико-познавательной основе. Отождествле-
ние потребительной стоимости и стоимости, стоимости и це-
ны, к чему сознательно прибегают сторонники теории пре-
дельной полезности, используется современной буржуазной
наукой с единственной целью — с целью апологетики капи-
тала, маскировки его внутренних антагонизмов.
Апологетическое содержание номиналистических по-
ложений о чисто условной природе денег, о том, что по
своей сущности они выражают не более чем простую про-
порцию обмениваемых потребительных стоимостей и в этой
связи представляют лишенную материальности «искусст-
венную социальную условность», становится очевидным, ес-
ли учесть их органическую взаимосвязь с теорией общего
экономического равновесия (general equilibrium).
Теория экономического равновесия, основоположником
которой является один из наиболее крупных представите-
лей математической школы буржуазной политической эко-
номии швейцарский экономист Л. Вальрас, методологиче-
ски опирается на основополагающий принцип маржинализ-
73

ма, согласно которому меновая стоимость выступает в ка-
честве косвенной формы не стоимости, а потребительной
стоимости товара, вследствие чего основу обмена товаров
составляет не их эквивалентность, а их предельная полез-
ность, обеспечиэающая якобы автоматическое установление
равенства спроса и предложения. По мнению Л. Вальраса,
каждой совокупности товаров, представленной в определен-
ный момент на товарном рынке, соответствует совокупный
спрос потребителей, который пропорционален «интенсив-
ности предельной потребности на данные товары», или их
предельной полезности. Этим обеспечивается установление
равенства спроса и предложения, в ходе которого, как по-
лагал Л. Вальрас, достигается общее экономическое равно-
весие.
Теория предельной полезности явилась логическим фун-
даментом, послужившим возрождению на качественно но-
вой основе принципа равенства спроса и предложения, ко-
торый начиная с работ английского буржуазного экономи-
ста начала XVIII в. Г. Маклеода *, а в последующем
Ж.-Б. Сэя постоянно служил питательной средой прораста-
ния вульгарных антинаучных элементов буржуазной поли-
тической экономии, в том числе буржуазных теорий денег.
Указывая на методологическую несостоятельность теории
предельной полезности, получившей обоснование в одной
из первых работ маржинализма — в книге С. Джевонса
«Теория политической экономии» (1871 г.), Ф. Энгельс
обращал внимание прежде всего, на ее апологетическую
функцию, в частности, на ее органическую связь с теорией
равенства спроса и предложения: «Самой модной теорией
считается здесь (в Англии.— Л. Г.) в настоящее время тео-
рия Стэнли Джевонса, согласно которой стоимость опреде-
ляется полезностью, то есть меновая стоимость=потреби-
тельной стоимости, а с другой стороны, пределом предло-
жения (то есть издержками производства), что есть просто
запутанный и окольный способ сказать, что стоимость
определяется спросом и предложением. Вульгарная поли*
тическая экономия,— заключает Ф. Энгельс,— везде и всю-
ду!» [24,7].
Апологетическое утверждение о постоянном равенстве
спроса и предложения или, что равнозначно, пропорцио-
нальности капиталистического производства логически пред-
* «По общему политико-экономическому закону,— писал Г. Мак-
леод,— отношение между спросом и предложением есть единственный,
регулятор ценности» (Основание политической экономии.— СПб., 1865,
с. 177).
74

определяет трактовку денег как всего лишь вспомогатель-
ного инструмента обмена, который не играет существенной
роли в разрешении противоречий товарного производства
и обращения, наличие которых вообще отрицается. «Впол-
не последовательно,— писал К. Маркс, касаясь некритиче-
ского восприятия Д. Рикардо теории реализации Ж.-Б. Сэя,
определившего методологическую основу научной непосле-
довательности его теории денежных отношений,— что день-
ги в таком случае рассматриваются как всего лишь посред-
ник обмена продуктами, а не как существенная и необхо-
димая форма существования товара, который неизбежно
должен проявить себя в качестве меновой стоимости, в ка-
честве всеобщего общественного труда. Так как подобным
превращением товара всего лишь в потребительную стои-
мость (в продукт) зачеркивается сущность меновой стои-
мости, то столь же легко становится возможным — или,
вернее, необходимым,— подчеркивал К. Маркс,— отрицать
деньги как существенную форму товара, являющуюся в
процессе метаморфоза самостоятельной по отношению к
первоначальной форме товара» [11, 557—558].
Естественно, что со времени написания этих строк ме-
тоды буржуазной апологетики на основе использования
концепций денег, лишенных товарной основы и представ-
ляющих чисто символическую «социальную условность», во
многом изменились. Однако их методологическая основа
осталась неизменной. Это особенно ясно видно при анали-
зе современного монетаризма, теоретические конструкции
которого всецело строятся на маржиналистской концепции
общего равновесия.
2. Кейнсианские концепции «управляемых» денег
в системе буржуазных теорий
«регулируемого» капитализма
Трактовка денег как всего лишь технического инстру-
мента экономической структуры буржуазного общества, что
было показано в предыдущем параграфе, являлась отра-
жением подчинения всей системы теоретического анализа
денежных отношений апологетической функции буржуазной
политической экономии. Она основывалась на пресловутой
теории реализации Ж.-Б. Сэя и теории общего равновесия
Л. Вальраса, согласно которым капиталистическая эконо-
мика представляется как некая внутренне сбалансирован-
ная система. Отсюда ошибочные представления о том, что
деньги лишь «накладываются» на пропорционально функ-
75

ционирующую систему, выступая в ней в качестве не эндо-
генного, а экзогенного фактора.
Коренная перестройка всей системы буржуазных пред-
ставлений о сущности денег, их месте и роли в системе
капиталистических производственных отношений, которая
произошла в первой трети XX в., связана с вступлением
капитализма в общий кризис своего развития и соответст-
вующим банкротством методологических и теоретических
арсеналов неоклассического направления буржуазной поли-
тической экономии, основными постулатами которой были:
невмешательство государства в экономику, апологетика сво-
бодной конкуренции и механизма рыночного (автоматиче-
ского) установления равновесия воспроизводственного про-
цесса. Кризис неоклассического направления буржуазной
экономической науки, в том числе неоклассических теорий
денег, отражал их несоответствие новым историческим
условиям развития капитализма.
В начале 70-х годов XIX в. капитализм прошел выс-
шую точку своего развития. Капиталистические производ-
ственные отношения превратились в величайший тормоз
общественного прогресса. Господствующим отношением в
капиталистическом мире становится монополия, которая до-
водит противоречия до крайних пределов. Капитализм всту-
пает в эпоху империализма, которая, по словам В. И. Ле-
нина, «является эпохой созревшего и перезревшего капита-
лизма, стоящего накануне своего крушения, назревшего
настолько, чтоб уступить место социализму» [34, 116]. Ре-
альным отражением нарастающих противоречий капитали-
стического способа производства и резкого усиления клас-
совых антагонизмов буржуазного общества явилась полоса
экономических кризисов 20—30-х годов и в особенности ве-
личайший в истории капитализма мировой экономический
кризис 1929—1933 гг., который, как известно, по призна-
нию идеологов буржуазии и ряда ведущих политических
деятелей капиталистических стран, поставил под вопрос
само существование капиталистической системы хозяйства.
Усиление общего кризиса капитализма и связанное с
этим резкое обострение внутренних антагонизмов процесса
капиталистического воспроизводства, которые уже невоз-
можно было «прикрыть» легковесной апологетической фра-
зой, обусловило, с одной стороны, коренную перестройку
всей структуры и содержания апологетического аппарата
буржуазной политической экономии, с другой — активизи-
ровало ее прагматическую функцию, поиск рецептов при-
способления капиталистических производственных отноше-
76

нии к растущему обобществлению производства, формиро-
ванию в экономике качественно новых общественных форм
развития. Этой двоякого рода цели были призваны служить
пришедшие на смену неоклассическим концепциям буржу-
азные теории государственно-монополистического регулиро-
вания капиталистической экономики и связанные с ними
теории «управляемых» денег и «регулируемой» валюты.
Формирование и развитие теорий «регулируемого» капи-
тализма связано с именем крупнейшего буржуазного идео-
лога эпохи общего кризиса капитализма английского эко-
номиста Дж. М. Кейнса (1883—1946 гг.). В противополож-
ность господствовавшему в неоклассической буржуазной
политической экономии представлению о внутренней
сбалансированности капиталистического производства,
Дж. М. Кейнс в своем основном труде «Общая теория
занятости, процента и денег», опубликованном в 1936 г.,
исходил из того, что механизм капиталистической конку-
ренции не способен обеспечить полное использование фак-
торов производства, соответствующее экономическое рав-
новесие и сбалансированность воспроизводственного про-
цесса. На основе этого тезиса в центр экономической теории
и соответственно экономической политики была поставлена
проблема стимулирования эффективного денежного спросу
как основного фактора, способного якобы обеспечить не
только реализацию произведенной продукции, но и оказать
стимулирующее воздействие на темпы роста национально-
го дохода и уровень занятости.
Таким образом, выступив с критикой теории реализации
Ж-Б. Сэя, господствовавшей в неоклассической литературе,
основным постулатом которой было утверждение о том, что
предложение товаров автоматически порождает их спрос,
а также вальрасовской концепции экономического равно-
весия, Дж. М. Кейнс показал, что механизм капиталистиче-
ского хозяйствования не содержит в себе достаточно эф-
фективных сил саморегулирования. «Весьма возможно,—
подчеркивал он,— что классическая теория представляет
собой картину того, как мы хотели бы, чтобы общество
функционировало. Но предполагать, что оно и в самом
деле так функционирует,— значит оставлять без внимания
действительные трудности» [73, 455].
Естественно, что этот вывод был сделан постфактум со
значительным опозданием, после всесторонней научной ар-
гументации этого вопроса классиками теории научного ком-
мунизма. И тем не менее, это был принципиально новый
методологический подход буржуазной политической эконо:
77

мии к анализу внутренней специфики капиталистической
экономики. Такой подход потребовал качественного пере-
смотра системы экономических взглядов по поводу обеспе-
чения функциональных связей экономики и места в этом
экономической политики буржуазного государства. «Хотя
расширение функции правительства в связи с задачей коор-
динации склонности к потреблению и побуждения инвести-
ровать,— писал по этому поводу Дж. М. Кейнс,— показа-
лось бы публицисту XIX в. или современному американ-
скому финансисту ужасающим покушением на основы
индивидуализма, я, наоборот, защищаю его как единствен-
ное практически возможное средство избежать полного
разрушения экономических форм и как условие для успеш-
ного функционирования личной инициативы» [73, 455].
Оценивая такую постановку вопроса, видный представи-
тель американского кейнсианства Э. Хансен писал, что кни-
га Дж. М. Кейнса «Общая теория занятости, процента и
денег» явилась «атакой на веру, столь дорогую экономи-
стам старой школы, которая основывалась на положении
о том, что экономика имеет автоматическую тенденцию эф-
фективно функционировать сама по себе, без государствен-
ного руководства, его помощи или поддержки» [160, 167].
Неизбежность вынужденного государственно-монополи-
стического регулирования капиталистической экономики,
связанную с обострением антагонистических противоре-
чий буржуазного общества, предвидели еще К. Маркс и
Ф. Энгельс. В III томе «Капитала», рассматривая роль
кредита в капиталистическом производстве и формирование
акционерных обществ, К. Маркс писал, что их развитие в
известных сферах ведет к установлению монополии и пото-
му требует государственного вмешательства.
Всестороннее обоснование теория государственно-моно-
полистического регулирования получила в ленинских тру-
дах. В. И. Ленин исходил из того, что в эпоху общего кри-
зиса капитализма огосударствление капиталистической
экономики становится объективной необходимостью. От
свободной конкуренции к монополии и от монополии к ого-
сударствлению— такова историческая тенденция развития
капитализма, таков объективный ход вещей, отмечал он.
Одновременно классики марксизма-ленинизма обращали
внимание на то, что огосударствление не означает корен-
ной базисной перестройки капиталистической экономики,
основанной на товарном производстве. Такая перестройка
не изменяет главного — классовой структуры буржуазного
общества. «При сохранении частной собственности на сред-
78

ства производства,— указывал В. И. Ленин,— все эти шаги
к большей монополизации и большему огосударствлению
производства неизбежно сопровождаются усилением экс-
плуатации трудящихся масс, усилением гнета, затруднени-
ем отпора эксплуататорам, усилением реакции и военного
деспотизма и вместе с тем неизбежно ведут к неимоверно-
му росту прибыли крупных капиталистов...» [37, 449—450].
Следовательно, положение Дж. М. Кейнса о необходи-
мости активного вмешательства государства в процесс вос-
производства не отличается оригинальностью. Важно также
учитывать и то, что в трудах классиков марксизма-лени-
низма обоснованы объективные границы капиталистическо-
го огосударствления, то, чего нет и не могло быть, в силу
классовой ограниченности автора, в трудах Дж. М. Кейнса
и что в конечном итоге привело кейнсианство к кризису,
вызванному общим кризисом всей совокупности методов
государственно-монополистического регулирования, базиро-
вавшейся на его теоретических постулатах.
Практика хозяйственного развития постоянно подтверж-
дает принципиально важное положение марксистской тео-
рии: каковы бы ни были методы и формы вмешательства
буржуазного государства в капиталистическую экономику,
она остается рыночным хозяйством и в конечном счете под-
чинена объективным законам развития товарного произ-
водства. Это касается не только содержательной стороны
общей концепции Дж. М. Кейнса, определяющей специ-
фичность методов государственно-монополистического регу-
лирования капиталистической экономики как структурно-
целостного организма, но и исходной методологической ос-
новы его теории «управляемых» денег и «регулируемой»
валюты.
Теория Дж. М. Кейнса, непосредственно приспособлен-
ная к потребностям государственно-монополистического ре-
гулирования процесса капиталистического воспроизводства,
представляла собой вынужденное изменение методологии
идеологической защиты буржуазного общества примени-
тельно к условиям общего кризиса капитализма. Призна-
вая внутреннюю нестабильность капиталистической эконо-
мики, наличие реальных противоречий капиталистического
воспроизводства, Дж. М. Кейнс в то же время исходил из
того, что экономическое «равновесие» может быть достиг-
нуто не на стихийной рыночной основе, а с помощью госу-
дарственных мер регулирования. Как справедливо подчер-
кивал советский экономист проф. Л. Б. Альтер, такой под-
ход «выражал новую форму буржуазной апологетики,
79

прикрывающей глубокие противоречия экономики капита-
лизма, неразрешимые в его рамках, рассуждениями об
исправлении и усовершенствовании ее механизма» [44,
215]. С другой стороны, в интерпретации Дж. М. Кейнса
противоречия капиталистической экономики были пред-
ставлены не как следствие действия объективных экономи-
ческих законов, а как результат проявления психологичес-
ких факторов, регулирующих структуру личного и произ-
водственного накопления. В этом смысле кейнсианская
теория «регулируемого» капитализма представляла собой
дальнейшее углубление (естественно, на новой методоло-
гической основе) вульгаризации буржуазной политической
экономии. Выражая интересы господствующих классов,
и прежде всего монополистической буржуазии, она высту-
пала также как форма дальнейшего усиления апологети-
ческой функции буржуазной экономической теории.
Выдвинутое кейнсианской теорией апологетическое поло-
жение о возможности устранения антагонистических про-
тиворечий капиталистического способа производства на
основе активного вмешательства государства в процесс
воспроизводства вполне логично предполагало принципи-
альное изменение позиции экономической науки по поводу
роли денежного фактора в экономическом развитии. Уже
указывалось, что начиная от А. Смита и Д. Рикардо бур-
жуазная политическая экономия основывалась на пресло-
вутом законе Ж.-Б. Сэя, исходила из представления о ней-
тральной роли денег в экономической системе, ограничи-
вая сферу их применения в процессе воспроизводства лишь
областью реализации произведенной продукции.
По своей сути неоклассическая концепция капиталисти-
ческой экономики представляла собой модель бартерного
(неденежного) хозяйства, в котором деньги выполняют чи-
сто вспомогательную функцию. Суть классической теории,
писал Дж. М. Кейнс, имея в виду теорию одного из наи-
более видных представителей неоклассической школы, сво-
его учителя, английского буржуазного экономиста А, Пигу,
«сводится к тому, что теория производства и занятости мо-
жет быть построена (как у Миля) на основе натурального
обмена; деньги же никакой самостоятельной роли в эконо-
мической жизни не играют» [73, 73].
В противоположность этим взглядам Дж. М. Кейнс вы-
двинул положение о том, что деньги выполняют в процес-
се воспроизводства «свою особую, самостоятельную роль»,
что они служат не просто вуалью, а являются «источником
предпринимательской энергии», выступают в структуре вос-
80

производства в роли опосредствующего звена между теку-
щей и будущей хозяйственной деятельностью, между из-
держками производства и его конечными результатами.
«Важность денег,— писал по этому поводу Дж. М. Кейнс,—
как раз и вытекает из того, что они являются связующим
звеном между настоящим и будущим». И далее он подчер-
кивал: «Деньги по своему существу являются прежде всего
хитроумным средством связи между настоящим и буду-
щим» [67, 368, 369]. Исходя из этого, Дж. М. Кейнс делал
вывод о том, что деньги играют особую, самостоятельную
роль, они влияют на мотивы поведения, на принимаемые
решения и потому невозможно предвидеть ход событий ни
на короткий, ни на продолжительный срок, если не пони-
мать того, что будет происходить с деньгами на протяже-
нии рассматриваемого периода.
Оценивая смысл данной трактовки места денег в эконо-
мической структуре капиталистического воспроизводства,
Б. Селигмен писал, что кейнсианские положения о том, что
«деньги имеют существенное значение», что они являются
«существенным фактором в экономической системе» и вы-
ступают «не только средством измерения экономической
деятельности, но также и движущей силой тех явлений, ко-
торые они призваны измерять», оказали огромное воздей-
ствие на все последующее развитие буржуазной экономи-
ческой теории о деньгах. По свидетельству английского
буржуазного экономиста Г. Джонсона, «влияние «Общей
теории...» Кейнса было столь велико, что подавляющую
часть всех недавних теорий и исследований в области де-
нег можно охарактеризовать либо как перерождение и
дальнейшее развитие кейнсианских идей, либо как контр-
революционное выступление против них» (Цит. по: [106,
38—39)).
В чем в действительности состояла новизна подхода
Дж. М. Кейнса в определении места денег в структуре ка-
питалистического воспроизводства?
Освещая этот вопрос, необходимо подчеркнуть, что речь
шла не только об определении активной функции денежно-
го фактора в развитии экономики. Идеи такого рода вы-
сказывались и до Дж. М. Кейнса. Чтобы убедиться в этом,
достаточно обратиться к рабрте видного буржуазного эко-
номиста И. Шумпетера «Теория экономического развития»,
в которой деньги рассматриваются в ином, нежели в нео-
классических теориях, аспекте.
В своем анализе капиталистического производства
И. Шумпетер разделял экономику на две подсистемы:
81

систему простого товарного производства («неизменного
кругооборота») и так называемую систему динамического
процесса. В соответствии с этим им была сформулирована
двухзначная трактовка места денег в функционировании
капиталистической экономики. «Когда экономика не выхо-
дит за рамки неизменного кругооборота,— писал он,— мож-
но абстрагироваться от денег, играющих здесь чисто техни-
ческую — с точки зрения рыночных отношений — роль, и
просто заменить их соответствующими благами. В динами-
ке же деньги выполняют важную функцию, связанную с
направлением благ в новые области применения, и, учиты-
вая эту роль денег, исключить их из рассмотрения никак
нельзя» [111, 267]. Исходя из этого И. Шумпетер сформу-
лировал вывод о том, что денежный рынок в динамичной
системе выступает как бы штабом капиталистической эко-
номики, откуда исходят приказы ее отдельным отраслям,
что этот рынок, являясь своего рода кровеносной системой
промышленности, снабжает ее необходимым капиталом.
Отсюда следовало вполне логичное заключение, что денеж-
ную форму правильнее считать существом явления, а не
пустой оболочкой.
Новизна подхода Дж. М. Кейнса состоит в следующем.
Говоря об активной функции денег в процессе расширенно-
го воспроизводства, Й. Шумпетер решительно выступал
против точки зрения о необходимости государственного
вмешательства в сферу денежных отношений, считая, что
она «совершенно ненаучна и на практике может привести
к печальным последствиям» [111,347]. В противополож-
ность этому Дж. М. Кейнс на основе тезиса «деньги имеют
значение» разработал теоретическую концепцию «управляе-
мых» денег, которая основывалась на системе их широкого
государственно-монополистического регулирования и ис-
пользования в целях стимулирования эффективного плате-
жеспособного спроса и активизации на этой основе инвести-
ционного процесса. Деньги, по Дж. М. Кейнсу,— это не про-
сто жизненно важный элемент экономической структуры
капиталистического общества, ее «существенный фактор».
Они, с одной стороны,— объект государственно-монополи-
стического регулирования, с другой — важный инструмент
осуществления подобного регулирования. Они в структуре
теоретического анализа Дж. М. Кейнса, как писал Б. Се-
лигмен, служат «источником энергии, заставляющим рабо-
тать капиталистическую экономику» [91, 485].
Концепции «управляемых денег» и «регулируемой» ва-
люты имеют ярко выраженную классовую направленность.
82

Они отражают изменения, происшедшие в эпоху империа-
лизма в структуре капиталистической собственности, и под-
чинены целям осуществления денежно-кредитной политики
монополистической буржуазии и прежде всего банковского
капитала. Этого не скрывает и сам Дж. М. Кейнс. «При
господствующей социальной организации (при производстве
монополистического капитала.— А. Г.),— писал он,— в об-
ласти денежной политики нельзя рекомендовать принцип
laisser faire» [72, 14]. Необходима политика активного вме-
шательства государства в процесс капиталистического пред-
принимательства, которая, в свою очередь, требует свободы
в «создании» денежных ресурсов на основе использования
печатного станка, превратившегося в эпоху общего кризиса
капитализма в один из важнейших рычагов перераспреде-
ления национального дохода в интересах господствующих
классов и усиления эксплуатации трудящихся.
«Создание законных платежных средств...,— писал по
этому поводу Дж. М. Кейнс,— является последним крайним
резервом всякого правительства; и ни одно государство или
правительство не согласится объявить себя банкротом или
позволить низвергнуть себя прежде, чем оно не прибегнет
к этому средству (к печатному станку.— А. Г.), находяще-
муся в его распоряжении». На этой основе делался вывод
об объективной неизбежности «регулируемой» валюты.
«Желаем ли мы этого или нет, нельзя спастись от «регу-
лируемой» валюты» [72, 66, 93].
Классовая природа концепций «управляемых» денег и
«регулируемых» валют с особой рельефностью проявляется
при выяснении их взаимосвязи с кейнсианской трактовкой
проблемы инфляции. Дж. М. Кейнс использует эти концеп-
ции для обоснования целесообразности инфляционного по-
вышения цен. Он аргументирует экономическую обуслов-
ленность инфляции в трех аспектах. Во-первых, инфляция
рассматривается в качестве материальной основы вмеша-
тельства буржуазного государства в процесс капиталисти-
ческого воспроизводства. Инфляция, подчеркивает он, при-
ходит на помощь государству, облегчая тяжесть лежащих
на нем обязательств, поскольку таковые имеют денежное
выражение. Во-вторых, инфляция трактуется как рычаг
стимулирования инвестиционного процесса и экономической
активности, как рычаг ослабления позиций экономически
пассивного слоя рантье. Она «уменьшает склонность
рантье к сбережению». Наконец, в-третьих, инфляция рас-
сматривается им как важное средство перераспределения
национального дохода в интересах господствующих клас-
83

сов. «Расходы правительства должны покрываться населе-
нием. Непокрытого дефициту не существует» [72, 35],—
безаппеляционно заявляет он, имея в виду использование
в качестве одного из каналов покрытия бюджетного дефи-
цита инфляционную эмиссию бумажных денег.
Дж. М. Кейнс выступал против спонтанного изменения
цен, наносящего, по его мнению, ущерб экономической
конъюнктуре. Он выдвинул идею развития так называемой
регулируемой инфляции. «Наилучший метод лечения...
смертельной болезни индивидуалистического строя,— писал
он,— заключается в устранении возможности случайного
ожидания повышения или понижения цен» [72, 23]. В со-
ответствии с этим Дж. М. Кейнс пытался обосновать не
только необходимость, но и - возможность планомерного
воздействия буржуазного государства на динамику цен,
считая подобное воздействие основной и определяющей эко-
номической функцией государственной политики. В связи с
этим Дж. М. Кейнс выступал сторонником «слабой валю-
ты», осуществления официальной экономической политики
«обесценения денег». «Как деловым миром, так и наукой
о народном хозяйстве,— писал он по этому поводу,— дав-
но признано, что периоды повышения цен возбуждают
предпринимательский дух. При падении ценности денег
лица, обязавшиеся уплатить определенные суммы из при-
былей предприятия, извлекают выгоду благодаря тому, что
твердо установленные денежные платежи составляют мень-
шую, чем прежде, часть их денежного оборота». Из этого
делается заключение, что «обесценение денег является до-
ходным источником для предпринимателей» [72, 15].
Приверженность Дж. М. Кейнса «слабой валюте» по-
служила поводом тому, что в ряде буржуазных исследо-
ваний развития экономической теории его стали именовать
«прирожденным инфляционистом» [91, 496]. Однако дело,
естественно, не в этом призвании. Важно видеть другое:
теория инфляции и теория «управляемых» денег взаимно
обусловливают друг друга. В своем единстве они являются
важными звеньями теоретической системы «регулируемого»
капитализма. Отражая объективный факт вынужденного
вмешательства буржуазного государства в эпоху общего
кризиса капитализма в процесс капиталистического воспро-
изводства, они преследуют апологетическую цель — утвер-
дить общественное мнение в том, что на основе системы
денежного регулирования экономики возможна замена сти-
хийного рыночного хозяйства регулируемым механизмом,
способным обеспечить стабилизацию воспроизводственного
84

процесса и устранение его антагонистических противоре-
чий. Однако практика общественного развития от
Дж. М. Кейсна и до наших дней полностью отвергает эти
рассуждения, постоянно подтверждая вывод В. И. Ленина
о том, что «устранение кризисов картелями есть сказка
буржуазных экономистов, приукрашивающих капитализм
во что бы то ни стало» [33, 324].
3. Вульгаризация роли денежного фактора
в неокейнсианских и посткейнсианских теориях денег
Формирование в 50—60-х годах нынешнего столетия
неокейнсианских (ортодоксальных) теорий денег отражало
общую трансформацию содержания кейнсианства, его при-
способление к новым условиям экономического развития
капиталистической экономики в условиях дальнейшего обо-
стрения общего кризиса капитализма и экономического со-
ревнования двух мировых систем. Основой их развития ста-
ли теоретические положения, разработанные в книге анг-
лийского буржуазного экономиста лауреата Нобелевской
премии в области экономики Дж. Хикса «Критические
очерки по теории денег», а также в работах известного*
американского экономиста, автора также отмеченного Но-
белевской премией, многократно переиздаваемого на западе
учебника «Economies» П. Самуэльсона. Неокейнсианский
подход к роли денежного фактора в структуре капитали-
стической экономики обосновывается также в работах та-
ких видных буржуазных ученых послевоенного периода, как
Д. Патинкин «Деньги, процент и цены» (1956 г.), Г. Джон-
сон, опубликовавший в 1962, 1967, 1970 и 1974 гг. ставшие
широко известными экономические обзоры по теории денег,
Дж. Кауфман, Г. Эллис и др.
Основное влияние на формирование теоретических кон-
цепций денег ортодоксального кейнсианства оказало, с од-
ной стороны, завершение процесса формирования системы
государственно-монополистического капитализма с его раз-
ветвленным механизмом государственно-монополистическо-
го вмешательства и регулирования капиталистической эко-
номики и с другой — развитие в 50-х—первой половине
60-х годов XX в. относительно высокой конъюнктуры капи-
талистического рынка, создавшей иллюзорную видимость
стабилизации капиталистической экономики, преодоления
на основе системы государственно-монополистического ре-
гулирования ее внутренних антагонизмов.
85^

В соответствии с этим сформировался двойственный
подход к теоретическим идеям Дж. М. Кейнса. С одной
стороны, получили дальнейшее развитие кейнсианские идеи
об активной функции денег в системе государственно-моно-
полистического регулирования капиталистической экономи-
ки, с другой — внешняя видимость относительной стабили-
зации капиталистической экономики послужила толчком к
пересмотру ряда важных методологических положений тео-
рии денег, в основе которых лежали идеи Дж. М. Кейнса
о внутренней нестабильности капиталистической экономики.
На этой основе в экономической теории начали возрож-
даться неоклассические идеи о «нейтральности» денежного
фактора, их пассивной роли в экономической системе бур-
жуазного общества.
Возрождение неоклассических идей в определении ме-
ста и роли денег в капиталистической экономике предопре-
делило их слияние с кейнсианством и развитие на этой ос-
нове так называемого классического, или ортодоксального,
кейнсианства. Соединение в одной экономической теории
двух противоположных начал, двух взаимоисключающих по
своей методологической основе теоретических концепций
общественного развития отразило процесс углубления кри-
зиса буржуазной экономической науки в целом, в том чи-
сле буржуазных теорий денежных отношений.
В слиянии кейнсианских и неоклассических концепций
денег, в котором приоритетное развитие получили идеи нео-
классической школы, с особой рельефностью проявилась
внутренняя противоречивость и непоследовательность, дуа-
лизм собственно кейнсианских теорий денег. Речь идет об
использовании в методологии их обоснования элементов
подлинно научной трудовой теории стоимости, затрагиваю-
щей глубинные основы капиталистической экономики, их
содержательную сторону, и элементов субъективистской
теории предельной полезности, создающей предпосылки
восприятия только внешних, поверхностных форм движе-
ния экономических процессов, выявления лишь количест-
венных аспектов их развития.
Отражая общий процесс вульгаризации буржуазной
экономической мысли, углубление ее кризиса, эволюция
теоретических взглядов по поводу специфики денег и их
места в капиталистической экономике осуществлялась в
направлении абсолютизации наиболее поверхностных эле-
ментов теории денег Дж. М. Кейнса. Начало этой тенден-
ции было заложено опубликованной еще при жизни
Дж. М. Кейнса и получившей широкий резонанс в буржу-
Ж

азной экономической литературе статьей Дж. Хикса «Пред-
ложение об упрощении теории денег» (1935 г.). Уже в са-
мом названии этой статьи отражена идея, предопределив-
шая специфику метода исследования денежных отношений,
который впоследствии был использован ортодоксальным^
кейнсианством. Теория денег «менее абстрактна, нежели
большинство других экономических теорий»,— писал
Дж. Хикс в уже упоминавшейся книге «Критические очер-
ки по теории денег» [162, 156]. Соответственно инструмен-
тарий ее исследования может ограничиваться лишь описа-
тельной стороной экономических процессов.
Ревизия методологических основ кейнсианства и, в ча-
стности, положений Дж. М. Кейнса о месте денежного фе-
номена в экономической системе капитализма осуществля-
лась на основе использования главным образом вульгарных
элементов его теории, отражающих непоследовательную
трактовку проблемы экономического равновесия рыночной
экономики.
Хотя обоснование теоретической концепции денег и их
места в системе товарных отношений Дж. М. Кейнса бази-
ровалось на его основополагающей идее о внутренней не-
стабильности капиталистической экономики и стихийности
экономических связей, однако в конечном итоге он рас-
сматривал такую нестабильность лишь как частный случай
общего экономического равновесия. Если «система цент-
рализованного контроля приведет к установлению общего
объема производства настолько близко к полной занятости,
насколько это вообще возможно,— писал он в заключитель-
ной части «Общей теории занятости, процента и денег»,—
то с этого момента классическая теория (имеется в виду
теория общего равновесия.— А. Г.) вновь обретет силу»
[73, 453]. Следовательно, для этих условий сохраняет
силу методологически основанный на теории равновесия и
неоклассический подход к анализу места в экономике де-
нежного фактора.
Таким образом, методологический подход Дж. Хикса к
определению природы денег и их места в структуре эконо-
мических связей на основе неоклассического принципа рав-
новесия и внутренней сбалансированности капиталистиче-
ского хозяйства не являлся коренной противоположностью
взглядам Дж. М. Кейнса. В целях апологетики буржуазно-
го общества Дж. М. Кейнс, как уже отмечалось, не толь-
ко не исключал, но и предполагал установление в конеч-
ном итоге экономического равновесия. Однако равновесие в
системе теоретического анализа Дж. М. Кейнса — это
87

результат не внутренней стабильности экономической струк-
туры капиталистического общества, а осуществления целе-
направленной государственной политики, мер государствен-
но-монополистического воздействия на процесс воспроиз-
водства. В этом состоит принципиальное различие между
кейнсианским и неоклассическим подходом к проблеме рав-
новесия. Соответственно, если кейнсианские трактовки де-
нег в своей основе базировались на учете фактора неопре-
деленности рыночной конъюнктуры и наличия временного
лага в осуществлении хозяйственных операций, то в нео-
кейнсианских моделях денег в качестве исходного и опре-
деляющего методологического принципа анализа был ис-
пользован принцип всеобщего равновесия. В этом один из
истоков понимания процесса углубления кризиса буржуаз-
ных теорий денег, их вульгаризации, возрастания их аполо-
гетической функции, который получил развитие в неокейн-
сианских теориях.
Это положение, позволяющее выявить исходные методо-
логические основы эволюции кеинсианских теорий денег, не
отрицается буржуазными исследователями развития эко-
номической науки. Об этом, в частности, писал Б. Селиг-
мен. Анализируя экономические взгляды Дж. Хикса, он
обращал внимание на то, что они представляют собой
«утонченный вариант современных концепций полезности
и экономического равновесия», что «краеугольным камнем
теории оставалось положение о субъективной природе по-
лезности» и что в системе его теоретических взглядов «ка-
тегории Маршалла лишь появились в новой одежде» [91,
260, 261]. На отмеченную эволюцию методологической
основы неокейнсианских концепций денег указывают и ав-
торы книги «Современная экономическая мысль». В част-
ности, П. Дэвидсон подчеркивает, что «большинство идей,
развиваемых представителями современного неоклассичес-
кого кеинсианства, основаны на вальрасовых постулатах
всеобщего равновесия (разработке указанных постулатов
немало способствовал и сам профессор Хикс)» [96, 406].
Поскольку в неоклассических исследованиях в качестве
методологической основы анализа был использован прин-
цип всеобщего равновесия, предполагающий, как уже отме-
чалось, по сути бартерный тип экономики, исследование
денежных факторов развития экономической структуры те-
ряло то значение, которое ему придавал Дж. М. Кейнс.
Деньги в неокейнсианских трактовках, как и в системе нео-
классического анализа, вновь превращались в экзогенный
фактор экономики, привносимый в экономическую структу-
ре

ру извне. По выражению Д. Патинкина, деньги падают на
землю, как некая «небесная манна», всего лишь «наклады-
ваясь» на хозяйственную систему «после того как все ре-
альные элементы обмена приводились в соответствие друг
с другом» [96, 406, 410]. Вследствие такого подхода «обра-
зовалась,— как справедливо подчеркивает советский эко-
номист И. М. Осадчая,— безденежная версия кейнсианской
теории. По существу теория, признавшая важность денег
и их особые пути воздействия на экономические процессы,
превратились в теорию, оставившую деньги за границами
своего теоретического анализа» [78, 73, 74].
На основе теоретических концепций неокейнсианства по
поводу места и роли денег в экономической структуре ка-
питалистического общества в буржуазной литературе полу-
чила распространение так называемая расширительная
трактовка специфичности денег. Был пересмотрен один из-
постулатов теории денег Дж. М. Кейнса о «нулевом прин-
ципе производства и замены денег». В противоположность
этому принципу понятие «деньги» растворялись в понятии
«финансовый актив». «Деньги — это то, что используется
как деньги»,— писал Дж. Хикс [162, if]. Деньги, по era
утверждению, представляют собой, лишь более совершен-
ную форму ценных бумаг. Вследствие такого подхода день-
ги превращались из специфической категории товарнога
производства, выполняющей в товарном мире функцию все-
общего стоимостного эквивалента, в одну из разновидно-
стей ликвидных активов, свойством которых обладают и
другие экономические объекты.
На основе расширительной трактовки специфичности
денег в буржуазной экономической литературе, в частности
в статистике, сложился многоблочный подход к определе-
нию структуры денежной массы. Смысл такого подхода со-
стоял в том, что помимо блоков (агрегатов), объединяю-
щих реально обращающуюся сумму денежных знаков, в со-
став структуры денежной массы включаются также блоки,
составными которых являются так называемые пассивные
деньги, состоящие, в свою очередь, из элементов, лишь по-
тенциально используемых в роли денежного актива.
Заметим также, что столь «аморфный» подход к опреде-
лению специфичности денег являлся причиной того, что ста-
тистические показатели структуры денежной массы посто-
янно видоизменялись. Это порождало серьезные трудности
в осуществлении соответствующими государственными ор-
ганами денежно-кредитной политики.
89

Так, в 1980 г. Федеральной резервной системой США
была введена следующая классификация структурных агре-
гатов денежной массы. В качестве наиболее активной части
денежной массы выделяется агрегат «Деньги-I», M-IA. Со-
держание его определяется следующей формулой:
М-1Л=Ср + АДДсв + ТС„в,
где Ср — наличные деньги (банкноты и разменные монеты),
находящиеся в обращении (currency in hands of the non-
bank publiks); АДДсв — бессрочные депозиты в коммерче-
ских банках (adjusted demand deposits in commercial
banks); TCNb—дорожные чековые депозиты (traveler's
checks issued by nonbank сотр.).
Как видно из формулы, в состав агрегата «Деньги-1»
наряду с банкнотами и разменными монетами, эмиссию
которых осуществляет казначейство, включены депозитные
деньги, формирование которых связано с образованием
кредитных ресурсов коммерческих банков. Провозглашен-
ное федеральной системой формальное равенство рассмат-
риваемых компонентов имеет глубокие политические корни.
Оно отражает в своеобразной форме содержание механизма
сращивания экономической силы буржуазного государства
и банковского капитала. Показательной в связи с этим яв-
ляется динамика структуры агрегата «Деньги-I». В частнос-
ти, в США в период с 1915 по 1984 гг. удельный вес депози-
тов в структуре денежной массы колебался в пределах
73—84 %.
Таблица 1. Структура денежной массы США, млрд. дол.*
Год
1960
1965
1970
1975
1980
1985
Mt
141,8
169,5
216,6
291,1
414,8
624,7
мг
312,3
459,4
628,2
1023,1
1631,4
2563,6
м,
315,3
482,2
677,5
1172,2
1988,5
3213,5
L
403,7
584,5
816,4
1367,6
2324,8
3816,8 **
* Economic Report of the President. Transmittedto the Congress. February
4S86.— United States Government Printing Office. Wash., 1986, p. 327.
** Ноябрь 1985 r.
Высокий удельный вес банковских депозитов в структуре
агрегата «Деньги-I» свидетельствует о том, что банкнотное
обращение превратилось фактически в дополнение к безна-
личному обороту.
90

Наряду с агрегатом M-IA («Деньги-I») статистика США
включает в структуру денежной массы и другие компонен-
ты— агрегаты M-IB, М-2, которые объединяются понятием
«подобие» денег, или квази-деньги (табл. 1).
Агрегат M-IB включает в себя агрегат M-IA плюс сроч-
ные и сберегательные вклады в коммерческих банках; агре-
гат М-2 охватывает агрегат M-IB, депозиты взаимосберега-
тельных банков и поч"тово-сберегательной системы плюс ак-
ции ссудно-сберегательных ассоциаций и другие кредитные
обязательства. Агрегат состоит из агрегата М-2 и различных
ликвидных активов различного рода банковских и финан-
совых учреждений.
Данные табл. 1, характеризующие общую структуру
денежной массы США с учетом всей совокупности денеж-
ных агрегатов, показывают, что, искусственно включив в
понятие «деньги» всю совокупность ликвидных активов,
буржуазная экономическая наука тем самым обеспечила
себе логическую основу самоустранения от анализа соб-
ственно природы денег. Достаточно отметить, что в струк-
туре агрегата L в 1985 г. наличные деньги составляли
менее 5 %. Это уже само по себе предопределяет подчинен
ние анализа их специфики исследованию более обширного
с количественной точки зрения пласта денежной массы.
Заметим, что в таком подходе заключена одна из гносео-
логических предпосылок формирования буржуазных кон-
цепций демонетаризации золота и потери на этой основе
деньгами товарной основы, рассматриваемая в гл. V.
Изложенное свидетельствует, что, возродив в качестве
исходного принципа научного анализа теорию экономиче-
ского равновесия, представители ортодоксального кейнси-
анства предприняли попытку создать логическую основу
соединения неоклассической и кейнсианской теорий денег.
Рассматривая развитие этого процесса, В. М. Усоскин от-
мечает: «В области теоретического анализа усилия многих
представителей буржуазной политической экономии были
направлены на «примирение» взглядов Кейнса с положе-
ниями традиционной (неоклассической) доктрины, на по-
иск доказательств их непротиворечивости и путей «синте-
за». Как кейнсианство, так и неоклассическая теория,
утверждали западные экономисты, выражают лишь «край-
ние случаи» более общей теории, причем каждый случай
справедлив при наличии в хозяйственной системе особых
условий» [106, 151], Однако желаемых результатов эти
попытки не принесли.
91

Анализ неокейнсианских концепций денег показывает,
что упрощенная Дж. Хиксом и его сторонниками трактовка
теории денег Дж. М. Кейнса фактически превращала по-
следнюю лишь в особую разновидность, или «частный слу-
чай», неоклассической теории. «То, что выдавалось за кейн-
сианскую теорию денег,— пишет по этому поводу один из
современных буржуазных критиков ортодоксального кейн-
сианства X. Минский,— на деле представляло собой как бы
«довесок» к неоклассической модели» [96, 431]. Это же по-
ложение аргументирует и Э. Вайнтрауб. «Сформировав-
шаяся концепция «неоклассического синтеза», — подчерки-
вает он,— смогла получить те же выводы, которые следо-
вали из классической теории денег,— такие, например, как
выводы количественной теории... а также положение, сход-
ное с тезисом о «нейтральности» денег» [96, 190]. Видимо,
в этих утверждениях есть определенная истина. Вслед-
ствие «реконструкции» кейнсианской теории денег, прове-
денной ортодоксальным кейнсианством, в1 буржуазной
экономической науке сформировалась так называемая хик-
сианская, или, как ее еще именуют в буржуазной литерату-
ре, «парниковая» версия кейнсианства, которая по своей
методологической основе стояла значительно ближе к
неоклассической интерпретации специфичности денежного
фактора экономики, нежели к положениям, разработан-
ным Дж. М. Кейнсом, в частности, в работе «Общая тео-
рия занятости, процента и денег».
И тем не менее, было бы ошибочным абсолютизировать
значимость сказанного. При всей многоплановости «опера-
ций», проведенных ортодоксальным кейнсианством, не-
окейнсианские теории денег остались кейнсианскими тео-
риями. Нельзя в этой связи не учитывать, во-первых, что
неокейнсианское «отрицание» Дж. М. Кейнса, как уже ука-
зывалось, основывалось на его же идеях, на элементах,
которые характеризуют методологическую непоследова-
тельность, дуализм его теоретических концепций в вопро-
се об экономическом равновесии .капиталистической эко-
номики. Во-вторых, что не менее важно, неокейнсианские
положения о функциональной роли и месте денег в капита-
листической экономике в методологическом плане всецело
основывались на идеях Дж. М. Кейнса о государственном
регулировании сферы денежных отношений, их государ-
ственно-монополистической специфике. Более того, идеи
Дж. М. Кейнса о вмешательстве государства в систему
денежных отношений стали лейтмотивом денежных кон-
цепций неокейнсианцев. При этом важно учитывать сле-
92

дующее. Двойственность подхода Дж. М. Кейнса к пробле-
ме денег, наличие в его теории методологически взаимо-
исключающих элементов, определяющих, с одной стороны,
специфику их развития в соответствии со структурной про-
тиворечивостью товарного производства и обращения и,
с другой, провозглашающих номиналистический характер
денег, обусловленность особенностей их функционирования
системой государственного регулирования отражали незре-
лость развития государственно-монополистического капита-
лизма, идеологом которого выступал английский буржуаз-
ный ученый. Отсюда, если у Дж. М. Кейнса вмешательство
государства в сферу денежных отношений носило еще в
какой-то степени косвенный характер, что, в свою очередь,
не только не исключало, но и предполагало необходимость
вычленения элементов, определяющих объективную основу
их развития, то для неокейнсианских теорий, отражавших
более зрелую ступень развития государственно-монополи-
стического капитализма, элементы подобного рода пол-
ностью превращались в «инородное» тело.
Во второй половине 60-х годов XX в., когда система го-
сударственно-монополистического регулирования капита-
листической экономики стала во все возрастающей степени
обнаруживать свою внутреннюю противоречивость, когда
все с большей очевидностью начала проявляться несостоя-
тельность теоретических конструкций и практических реко-
мендаций неокейнсианства, в буржуазной экономической
литературе возникло и получило ускоренное развитие но-
вое направление, связанное с пересмотром ортодоксальной
версии кейнсианской экономической теории. Речь идет о
формировании так называемого неортодоксального, или
нового, кейнсианства, подвергшего острой критике идеи
неокейнсианства и неоклассического синтеза и положивше-
го начало «нового» прочтения Кейнса, его возрождения на
новой теоретической основе, в большей степени соответ-
ствующей условиям усиления дестабилизации капитали-
стической экономики.
Начало формирования идей «неортодоксального» кейн-
сианства (посткейнсианства) в буржуазной экономиче-
ской литературе связывается с публикацией в 1965 г.
статьи американского экономиста Р. Клауэра «Кейнсиан-
ская контрреволюция: теоретическая оценка» и появлени-
ем в 1968 г. книги американского экономиста А. Лейонху-
вуда «О кейнсианской экономической теории и теории
Кейнса». К работам нового поколения кейнеианцев
93

относятся также публикации американских экономистов
С. Вайнтрауба, П. Дэвидсона, X. Минского и др.
Основным положением «новой» интерпретации теории
Дж. М. Кейнса является мысль о том, что система его тео-
ретического анализа внутренне несовместима с теорией об-
щего экономического равновесия. «Концепция Кейнса,—
подчеркивает А. Лейонхувуд,— относительно природы не-
равновесия, которое вызывает сокращение деловой актив-
ности, составляет ядро его теории». Эта же мысль отчет-
ливо прослеживается в опубликованной в Лондоне в 1972 г.
книге П. Дэвидсона «Деньги и реальный мир»: «Любая
теоретическая модель, которая применима только к эконо-
мике, находящейся в состоянии долговременного равнове-
сия или стабильного роста, может служить хорошей «раз-
минкой» для теоретических умов, но никогда не должна
приниматься всерьез как форма описания реального мира.
Тем более на подобные упражнения нельзя полагаться для
прогнозов или определения политики, если в анализе учас-
твуют деньги» [129, 8, 9].
Как видно, представители нового кеинсианства реши-
тельно отмежевываются от предпринимаемых представите-
лями ортодоксального кеинсианства попыток представить
теоретическую модель Дж. М. Кейнса как разновидность
теории равновесия. По их мнению, исследование неста-
бильности, обусловливаемой структурой капиталистической
хозяйственной системы, а не нестабильности, рассматри-
ваемой всего лишь как частный случай теории равнове-
сия, должно составлять методологическую основу макро-
экономического анализа, в том числе анализа денег. В ре-
альном мире, подчеркивает в связи с этим П. Дэвидсон,
бумы и кризисные спады представляют собой не просто
беспорядочные эпизоды, которые могут быть «наложены»
на долговременную стабильную тенденцию роста экономи-
ки. Фактически наблюдаемый путь изменений экономиче-
ской активности для денежного хозяйства в условиях ре-
ального мира не может быть разложен на четко отграни-
ченные и логически независимые компоненты. Подобные
раздвоенные конструкции представляют собой просто про-
дукт воображения экономистов. Аналогичные идеи выска-
зывает X. Минский. «Проблема эндогенной нестабиль-
ности,— пишет он в опубликованной в 1982 г. в Нью-Йорке
книге «Инфляционный спад и экономическая политика»,—
оказалась чуждой духу как монетаристских, так и тради-
ционных кейнсианских теоретических построений. Между
тем она отнюдь не чужда воззрениям самого Кейнса, вы-
94

раженным в «Общей теории». «Капитализм,— констатиру-
ет американский ученый,— внутренне нестабилен... Финан-
совая нестабильность является неизбежным следствием де-
централизации капиталистической экономики» [186, VII].
Таким образом, отвергая концепцию всеобщего равно-
весия, используемую ортодоксальным кейнсианством в ка-
честве методологической основы анализа денег капитали-
стического общества и обусловливающую рассмотрение
денег как всего лишь «вспомогательной конструкции»,
играющей второстепенную роль в экономической структу-
ре, «новые» кейнсианцы тем самым создают теоретические
предпосылки для реабилитации, в их понимании, подлин-
ных взглядов Дж. М. Кейнса и конструирования новой
«основательной теории денег», которая пришла бы на сме-
ну не только неокейнсианским, но и современным монета-
ристским теориям. Одновременно представители «неорто-
доксального» кейнсианства подчеркивают, что в разработ-
ке «новой» теории сделаны лишь первые шаги и что
необходимо проделать еще весьма значительную работу,
с тем «чтобы предварительный вариант «основательной тео-
рии денег» пришел на смену концепциям общего равнове-
сия, пользовавшимся таким доверием в предшествующий
период» [96, 413].
Каковы же контуры будущей «основательной теории
денег», которую силится разработать «новое» поколение
кейнсианцев? Ответ на этот вопрос в какой-то степени
можно представить, основываясь на содержании критики
«ортодоксального» кейнсианства и монетаризма, развора-
чивающейся в «посткейнсианской» литературе. Речь идет о
следующих основных направлениях этой критики.
Во-первых, как уже указывалось, неокейнсианство и мо-
нетаризм подвергаются критике за то, что в их концеп-
циях денег методологически не учитывается, как пишет
П. Дэвидсон, «внутренне присущая нашей (капиталистиче-
ской.— А. Г.) экономике тенденция к серьезной неустойчи-
вости...» [96, 448]. Вследствие этого «вымышленный валь-
расовский мир общего равновесия, предполагающий, что
денежные отношения «накладываются» на хозяйственную
систему лишь после того, как все реальные элементы об-
мена приведены в соответствие друг с другом, выступает
в качестве препятствия, «мешающего созданию основатель-
ной теории денег». В связи с этим X. Минский пишет, что
«новая теория денег» может быть полезной лишь в том
случае, если она будет в состоянии вскрыть причины, по-
рождающие экономическую нестабильность, и обосновать
95

пути осуществления политики, обеспечивающей контроль
над нестабильностью... Создание новой теории,— подчер-
кивает он,— сложный процесс. Но он становится осуще-
ствимым, если опираться на гигантские плечи Кейнса»
[186, XII, 68]. Речь идет об учете кейнсианских трактовок
экономической нестабильности капиталистической эконо-
мики.
Во-вторых, неокейнсианцы и представители монетариз-
ма критикуются за то, что в их концепциях денег не учи-
тывается наличие временного лага в осуществлении рыноч-
ных операций и экономических связей. Этим, по мнению
«неортодоксальных» кейнсианцев, придается забвению ко-
ренной принцип теории Дж. М. Кейнса о том, что деньги
по своей сущности являются средством осуществления эко-
номической связи между настоящим и будущим. «С точки
зрения сторонников теории денег,— отмечает по этому по-
воду П. Дэвидсон,— решающим упущением теоретиков об-
щего равновесия оказывается то обстоятельство, что они
игнорируют последствия изменений во времени и связан-
ную с этим роль фактора неопределенности» [96, 412].
В-третьих, в адрес неокейнсианства, равно как и мо-
нетаризма, выдвигается обвинение в том, что их концеп-
ции денег абстрагируются от реальных процессов круго-
оборота капитала и формирования капитальных благ. Меж-
ду тем, обращает внимание X. Минский, «решающую роль
в процессе возникновения денег играет финансирование
капитальных вложений или сделок, связанных с расшире-
нием степени участия в капитале и приобретением допол-
нительных «финансовых инструментов»; поэтому, когда ме-
няются условия такого финансирования, неизбежно появ-
ляются как новые формы денег, так и новые «финансовые
инструменты». Соответственно этому, пишет далее X. Мин-
ский, деньги, да и все банковское дело, образуют поисти-
не «вездесущий» элемент капиталистической хозяйствен-
ной системы. И невозможно рассчитывать на то, что, уста-
новив раз и навсегда жесткое правило поведения денег
(получивших то или иное конкретное определение), мы
сможем обеспечить достижение поставленной перед всей
экономикой цели [96, 447].
Рассмотренные направления методологической критики
«неокейнсианских» и монетаристских теорий денег обнару-
живают элементы реалистичной оценки в трактовках «не-
ортодоксального» кейнсианства специфики функционирова-
ния рыночной экономики и места в ней денежного фактора.
И тем не менее было бы крайне ошибочным переоце-
96

нивать значение указанной критики со стороны приобре-
тающего все более зримые очертания нового течения бур-
жуазной экономической мысли. Как справедливо отмечает,
характеризуя общую структуру методологического построе-
ния теоретических взглядов данного направления бур-
жуазной политической экономии, советский экономист
И. М. Осадчая, «констатация диспропорциональности раз-
вития общественного производства сама по себе совершен-
но недостаточна для характеристики противоречий капи-
тализма...» [78, 80].
В связи с этим нельзя не видеть того, что критика гос-
подствующих в современной буржуазной политической эко-
номии теорий денег ведется «неортодоксальным» кейнсиан-
ством в методологических границах меновой концепции.
В силу этого она не затрагивает коренных пороков, при-
сущих всем современным буржуазным теориям денег,—
отсутствия в системе их анализа научного понимания объ-
ективной обусловленности товарной природы денег и той
специфической роли, которую они монопольно выполняют
в товарном мире — роли всеобщего стоимостного эквива-
лента. Речь, по сути, идет об отсутствии в понимании «не-
ортодоксальным» кейнсианством тех элементов, которые
конституируют само понятие «деньги». Однако такого рода
понимание противоречит классовым интересам идеологов
капитала, ибо оно объективно предполагает использование
в качестве методологической основы анализа денег теории
трудовой стоимости и учения о двойственном характере
труда, вскрывающих сущность капиталистической эксплуа-
тации и неразрешимых антагонистических противоречий
буржуазного общества. Это, в свою очередь, позволяет сде-
лать вывод о том, что «новая основательная теория денег»,
цель создания которой широко рекламирует «новое» поко-
ление кеинсианцев, без решения этих коренных вопросов
теории не может претендовать на подлинную научность.
В связи с этим очевидно, что методологическая критика
«неокейнсианских» теорий денег не может рассматривать-
ся как фактор, определяющий движение в направлении
преодоления общего кризиса кейнсианства. В действитель-
ности же неуклонно развивается противоположный про-
цесс — процесс углубления кризиса этого важнейшего на-
правления буржуазной экономической мысли.
4 7-1578
97

4. Фетишистские трактовки роли денег
в современных монетаристских теориях
Кризис кейнсианских теорий денег, как и кейнсианства
в целом, отмечавшийся в 70-е годы нынешнего столетия,
имеет глубокие политические, социально-экономические и
идеологические корни. Он отражает прежде всего кризис
сформировавшейся в условиях относительно стабильного
экономического развития в 50—60-е годы системы государ-
ственно-монополистического регулирования капитализма и
резкое обострение на этой основе всей системы неразреши-
мых антагонистических противоречий капитализма. Глубо-
кий теоретический анализ этих процессов дан в Политиче-
ском докладе Центрального Комитета КПСС XXVII съез-
ду Коммунистической партии Советского Союза.
Вступление капитализма в новую полосу экономической
и социально-политической дестабилизации нашло выраже-
ние в резком замедлении темпов экономического роста,
технического перевооружения производства, значительном
углублении цикличности развития капиталистической эко-
номики. Циклический кризис 1974—1975 гг. оказался са-
мым глубоким после знаменитой «великой депрессии»
1929—1933 гг. Особенно разрушительным стал кризис
1980—1982 гг.— наиболее продолжительный за весь после-
военный период. Следует отметить и то, что предшествую-
щий этому кризису подъем производства был крайне вя-
лым и весьма непродолжительным.
Отражением растущей неустойчивости капиталистиче-
ской экономики стало органическое сплетение циклических
кризисов со структурными долговременными кризисными
процессами — сырьевым, энергетическим, валютно-финан-
совым, экологическим. Структурные кризисы коснулись та-
ких базовых отраслей экономики, как черная металлургия,
автомобиле- и судостроение, химическая промышленность,
определявших на протяжении длительного периода общие
условия развития хозяйственной конъюнктуры. Особенно
ощутимым дестабилизирующим фактором стало бурное
развитие инфляционных процессов, а также безработицы,
принявшей в 70-е — первой половине 80-х годов угрожаю-
щие масштабы для буржуазного общества.
Резкое обострение всей совокупности противоречий ка-
питализма имеет глубокую объективную основу. Оно отра-
жает углубление коренного конфликта капиталистического
строя — антагонистического противоречия между бурным
развитием в условиях научно-технической революции про-
98

йзводительных сил общества и капиталистическими произ-
водственными отношениями. «Современный капитализм,—
подчеркивается в Резолюции XXVII съезда Коммунистиче-
ской партии Советского Союза по Политическому докладу
Центрального Комитета КПСС,— под влиянием и на фоне
научно-технической революции делает еще острее кон-
фликт между гигантски выросшими производительными
силами и частнособственническим характером обществен-
ных отношений» [43, 99]. Усиление дестабилизации капи-
талистической экономики подтверждает глубокую научную
правоту марксистско-ленинской теории о том, что система
государственно-монополистической экономики в противо-
положность доводам кейнсианцев не в состоянии устра-
нить данное внутренне присущее капитализму неразреши-
мое антагонистическое противоречие, что в долгосрочном
плане она не сглаживает, а напротив — усиливает разру-
шительное действие этого конфликта.
Проявлением предпринимаемых на Западе попыток пре-
одолеть обострение внутренних противоречий капитализ-
ма в период его вступления в середине 70-х годов в новую
полосу глубокой экономической и социально-политической
дестабилизации является стремление монополистических
кругов к осуществлению на основе монетаристской теоре-
тической платформы перестройки механизма государствен-
но-монополистического регулирования экономики. В этом
стремлении отражается общая тенденция приспособления
современного капитализма к условиям сужения сферы его
господства и углубления общего кризиса.
Специфика концептуального подхода к качественной
перестройке механизма государственно-монополистическо-
го регулирования основывается прежде всего на учете про-
исшедших после второй мировой войны объективных изме-
нений в структуре частнокапиталистической собственности
на средства производства. Если кейнсианская система
государственно-монополистического регулирования имела
своей непосредственной целью укрепление экономических
позиций монополистического капитала и полное его под-
чинение влиянию всех сфер и структурных звеньев капи-
талистического воспроизводства, то монетаристская модель
исходит из того, что такое подчинение уже произошло,
и крупный монополистический капитал, функционирующий
ныне главным образом на транснациональной основе, без-
раздельно господствует в экономике. Это обусловливает
объективную необходимость качественной перестройки сло-
жившейся (в основном на национальной основе) системы
4*
99

государственно-монополистического регулирования эконо-
мики в направлении ее интернационализации и ликвидации
тех звеньев вмешательства буржуазного государства в про-
цесс воспроизводства, которые во многом носят националь-
но ограниченный характер.
Необходимость перестройки механизма функционирова-
ния государственно-монополистической экономики обуслов-
ливаются также новым этапом научно-технической револю-
ции и условиями соревнования двух систем. Она требует
максимальной концентрации капитала на осуществлении в
кратчайшие сроки рационализации производства, его тех-
нического и технологического перевооружения. Речь, по
сути, идет о поисках новых ресурсов и возможностей вы-
играть соревнование с социализмом в этом решающем во-
просе. Понятно, что реализация этой стратегической зада-
чи предполагает в первую очередь мобилизацию крупных
капитальных ресурсов, осуществление которой немыслимо
без активного содействия буржуазного государства.
Наконец, объективная необходимость структурной пере-
стройки механизма государственно-монополистического ре-
гулирования, основанного на кейнсианских рецептах, опре-
деляется возрастающими в условиях углубления общегсГ
кризиса капитала требованиями идеологической защиты
системы частного предпринимательства.
Обращает на себя внимание развернувшаяся в буржу-
азной литературе критика «идеологической уязвимости»
кейнсианства, которое, по словам одного из видных идео-
логов монополистического капитала Дж. Робинсон, обнару-
живает «естественную тенденцию хронической стагнации
капиталистической экономики и постоянной безработицы»
[203,70].
Структурная перестройка механизма государственно-
монополистического регулирования капиталистической эко-
номики, его приспособление применительно к новым усло-
виям, ликвидация его отдельных звеньев не означает, как
это стремятся доказать идеологи монополистического ка-
питала, возврата к рыночной экономике. К такому возвра-
ту в условиях углубления общего кризиса капитализма нет
объективных оснований. Современный капитализм, несмот-
ря на то что он во многом отличается от того, каким он
был в начале и даже в середине XX века, сохраняет свою
государственно-монополистическую структуру. Он в со-
стоянии функционировать, только опираясь на данную
структуру. Это положение, зафиксированное в Программе
100

КПСС, имеет фундаментальное теоретическое и важное
практическое значение.
Под свободой рыночного механизма, о которой так мно-
го говорится сегодня в буржуазной пропаганде, фактиче-
ски подразумевается не свобода частного предпринима-
тельства вообще, а, как справедливо пишет об этом теоре-
тический журнал компартии США, «абсолютная свобода
действий для наиболее мощных монополий — верхушки
финансового капитала» [125, //].
Кризис кейнсианства, представлявшего собой по сути
либерально-реформистское направление буржуазного эко-
номического мировоззрения, обусловил резкую активизацию
буржуазного консерватизма, занявшего в конце 70-х — на-
чале 80-х годов нынешнего столетия ведущие позиции в иде-
ологической системе финансового капитала.
Заметим, что такого рода перестройки экономического
мировоззрения буржуазии — явление не новое. Указывая
на усиление консервативной волны в буржуазной идеоло-
гии и политике в начале XX в., В. И. Ленин в статье «Раз-
ногласия в европейском рабочем движении» (декабрь
1910 г.) обращал внимание рабочего класса на необходи-
мость постоянно учитывать изменения в тактике правя-
щих классов». Он подчеркивал, что «буржуазия во всех
странах неизбежно вырабатывает две системы управления,
два метода борьбы за свои интересы и отстаивания своего
господства, причем эти два метода то сменяют друг друга,
то переплетаются вместе в различных сочетаниях. Это, во-
первых, метод насилия, метод отказа от всяких уступок
рабочему движению, метод поддержки всех старых и от-
живших учреждений, метод непримиримого отрицания ре-
форм. Такова сущность,— продолжая эту мысль, писал
В. И. Ленин,— консервативной политики, которая... все
больше становится одной из разновидностей общебуржу-
азной политики. Второй метод — метод «либерализма»,
шагов в сторону развития политических прав, в сторону
реформ, уступок и т. д.». И далее В. И. Ленин делает
принципиально важный вывод о том, что «буржуазия пе-
реходит от одного метода к другому не по злостному рас-
чету отдельных лиц и не по случайности, а в силу корен-
ной противоречивости ее собственного положения» [30,
67—68]. Соответственно и современная переориентация
буржуазного экономического мышления, его переход на
позиции крайне правого консерватизма носят вынужден-
ный характер. Она осуществляется именно «в силу корен-
ной противоречивости» положения правящей верхушки
101

буржуазии, отражает кризис этого положения, несостоя-
тельность монополистического капитала сохранить свои
господствующие позиции, опираясь на практическое при-
менение прежних либерально-реформистских (кейнсиан-
ских) буржуазных концепций экономического развития.
Теоретической основой современного консерватизма яв-
ляется монетаризм. Оттеснив кейнсианство и превратив-
шись в одно из наиболее влиятельных направлений бур-
жуазной экономической мысли, в США, Англии и ряде
других империалистических стран он был возведен в кон-
це 70-х — начале 80-х годов в ранг официальной экономи-
ческой доктрины, определяющей структуру и содержание
государственной политики правящих кругов монополисти-
ческой буржуазии.
Кредо монетаризма — замена реформистской модели
развития, основанной на кейнсианских методах государ-
ственно-монополистического регулирования и социального
маневрирования, и ориентация на усиление рыночного ме-
ханизма капиталистической конкуренции, всемерное поощ-
рение частного предпринимательства. Этому призваны слу-
жить налоговые и иные льготы капитала, резкое увеличе-
ние военных расходов. В связи с этим государство, как
писал теоретический журнал компартии США, объявляет-
ся «врагом эффективности и предпринимательской ини-
циативы», первопричиной всех экономических болезней»
[124, 4]. Соответственно делается ставка на сокращение
социальных затрат. Предполагается, что единственной
сферой государственно-монополистического регулирования
экономики может быть лишь сфера денежных отноше-
ний. Собственно говоря, этим и определяется само назва-
ние рассматриваемого течения буржуазной экономической
мысли.
Идеи монетаризма как одной из форм неоклассического
направления буржуазной экономической мысли зародились
еще в 20-е годы текущего столетия. И тем не менее как
целостная система экономических взглядов монетаризм
сложился в 60-е годы. Как подчеркивается в книге «Совре-
менная экономическая мысль», своим «возрождением» мо-
нетаризм обязан публикации в 1956 г. книги «Исследова-
ния в области количественной теории денег», вышедшей
под редакцией одного из наиболее известных американ-
ских экономистов, лидера чикагской школы монетаристов
М. Фридмена [211].
Важное значение в становлении монетаризма имела
также книга «Денежная история Соединенных Штатов.
102

1868—1960», написанная М. Фридменом в соавторстве с
А. Шварц. Книга вышла в свет в 1963 г. Публикацией этих
книг фактически завершилось оформление монетаризма в
самостоятельное течение буржуазной экономической тео-
рии. Необходимо отметить также опубликованную в 1982 г.
работу М. Фридмена и А. Шварц «Монетарные тенден-
ции в Соединенных Штатах и Великобритании» [151], в
которой монетаристские идеи, изложенные в двух назван-
ных книгах, получили логическое завершение.
В буржуазной экономической литературе монетаризм
отождествляется с количественной теорией денег. Считает-
ся, что он представляет собой новейший вариант этой тео-
рии. «...То, что мы привыкли называть количественной тео-
рией денег..., теперь называется монетаризмом»,— отмечал
М. Фридмен (Цит по: [96, 366]). И тем не менее четких
определений, отражающих качественное отличие монета-
ризма от других течений, буржуазная экономическая мысль
не выработала. Отмечая приверженность монетаризма ко-
личественной теории денег, М. Фридмен тем самым под-
черкивает одну из отличительных его сторон по отношению
к кейнсианству. Однако, по признанию самого же М. Фрид-
мена, количественная теория — это термин «отражающий
скорее общий подход, чем обозначение четко определенной
теории» [211, 3]. Аналогичной точки зрения по этому по-
воду придерживается и американский экономист К. Д. Гу-
вер. Он констатирует, что несмотря на обилие литературы
по теории и практике монетаризма «до сих пор нет всеми
признаваемого определения монетаризма и невозможна
приемлемая классификация ученых на монетаристов и не-
монетаристов» [162, 58]. Совершенно очевидно, что в этом
отражается общая аморфность методологического построе-
ния теории монетаризма, ее эклектическая основа.
Широко распространенным в буржуазной литературе
является и мнение о том, что под монетаризмом следует
понимать определенную кредитно-денежную политику бур-
жуазного государства, направленную на осуществление
контроля за развитием инфляционных процессов и хозяй-
ственной конъюнктуры путем регулирования функциони-
рующей в процессе обращения денежной массы. Так, в
одном из учебников по деньгам и банковскому делу гово-
рится, что «монетаризм в узком понимании представляет
собой систему взглядов, согласно которой регулирование
денежной массы является определяющим фактором воз-
действия на динамику денежных доходов» [166, 377]. Гла-
ва английских монетаристов профессор Д. Лейдлер, харак-
103

теризуя специфичность монетаризма как экономического
учения, пишет: «Я трактую это понятие как определенную
политику, в соответствии с которой предпринимаются по-
пытки установить контроль над динамикой общего уровня
цен путем регулирования роста соответствующих денеж-
ных агрегатов. Если же говорить о более специфических
особенностях этого понятия,— продолжает буржуазный
ученый,— то необходимо отметить, что монетаризм пред-
ставляет политику, направленную на уменьшение темпов
инфляции путем сокращения темпов роста денежных агре-
гатов, или соответственно на поддержание стабильности
цен путем обеспечения постоянных темпов предложения
денежной массы» [188, 27].
Отметим и следующие, близкие по своему содержанию
положения, позволяющие глубже осознать специфику мо-
нетаризма как денежной политики. Американский буржу-
азный экономист Дж. Мак-Куллох в книге «Деньги и ин-
фляция. Монетаристский подход» пишет, что монетарист-
ская политика государства основывается на положении о
том, что «денежный фактор играет определяющую роль в
экономических колебаниях производства и занятости». Со-
ответственно стержневой идеей этой политики является
утверждение, что «цены товаров могут и должны контро-
лироваться посредством денежной рестрикции» [182, VIII].
Близка к этому положению и точка зрения представителя
чикагской школы монетаризма, одного из авторов упоми-
навшейся книги «Исследования в области количественной
теории денег» профессора Р. Т. Селдена, который отмеча-
ет: «...монетаризм понимается как сочетание двух принци-
пов: 1) деньги имеют значение (money matters), иными
словами, изменения в кредитно-денежной сфере оказыва-
ют доминирующее воздействие на общую хозяйственную
конъюнктуру; 2) центральные банки в состоянии оказы-
вать регулирующее воздействие на общее количество об-
ращающихся денег» [96, 366].
Цитируемые положения позволяют выяснить один из
принципиальных вопросов, дающих ключ к пониманию
специфичности модели государственно-монополистического
регулирования капитализма, которая, основываясь на мо-
нетаристских концепциях, внедряется консервативными
правительствами ряда капиталистических государств, в том
числе США и Англии. Речь идет о понимании подлинного
значения рекламных заявлений по поводу того, якобы эко-
номические программы указанных правительств предпола-
гают ввиду малой эффективности демонтаж системы госу-
104

дарственно-монополистического регулирования и полный
возврат к «свободному рынку». «Большая часть провалов
в нашей экономике,— писал один из идеологов британско-
го консерватизма К. Джозеф,— коренится не в недостат-
ках рынка, а в государственном вмешательстве...» [167, 70].
Аналогичные мысли высказывает и Д. Лейдлер. В упоми-
навшейся ранее работе он отмечает, что «монетаризм не
без основания ассоциируется с общей консервативной по-
литической философией, согласно которой существенно
сужается роль государства в экономической жизни обще-
ства» [188,27].
Однако в действительности речь идет о другом. Как
следует из рассуждений самих теоретиков монетаризма о
смысле монетаристской политики, главным в ее содержа-
нии является не демонтаж системы государственно-моно-
полистического регулирования, а структурная перестройка
его форм и методов. В этой перестройке, что важно под-
черкнуть, не изменяются конечные цели экономической
политики буржуазных государств — обеспечение наиболее
•прибыльных условий приложения монополистического ка-
питала. Изменяется лишь инструментарий осуществления
этой политики. Основным объектом государственно-монопо-
листического вмешательства в экономику становится сфе-
ра денежных отношений, где кейнсианский тезис «money
matters» («деньги имеют значение»), на котором основы-
вается концепция «управляемых» денег, трансформирован
в доведенное до крайне вульгаризованного, фетишистского
звучания положения о том, что «только деньги имеют зна-
чение».
Из этого следует логическая преемственность между
монетаризмом и кейнсианством. По своим взглядам на
место и роль денег в экономической структуре общества
рассматриваемые направления буржуазной экономической
мысли не являются антиподами.
Вместе с тем наличие общих позиций, характеризую-
щих роль и место денежного фактора в экономической
структуре общества, не исключает, а, наоборот, предпола-
гает глубокие различия между монетаризмом и кейнсиан-
ством в методологии анализа денежных отношений. В про-
тивоположность положениям Дж. М. Кейнса о внутренней
нестабильности капиталистической экономики, все здание
монетаризма как экономической теории методологически
основывается на противоположной предпосылке — на апо-
логетических утверждениях, с одной стороны, о якобы
внутренней стабильности рыночной капиталистической
105

экономики, с другой — на предположении о существовании
мнимой автономности денежной системы, выступающей в
качестве внешнего дестабилизирующего фактора экономи-
ческого развития. «Ряд неблагоприятных аспектов функ-
ционирования капиталистической экономики — инфляция,
рецессия, циклическая безработица и кризис платежного
баланса,— говорится в одной из работ по теории монета-
ризма,— не характерны для капитализма как такового,
а проистекают от неправильной денежной политики; по-
следняя же есть функция государства» (Цит. по: [78, 94].
В соответствии с этим теоретическая конструкция мо-
нетаризма строится по следующей схеме: деньги вводятся
извне в высшей степени устойчивую саморегулирующуюся
систему производства, источником нестабильности которой
служат лишь «экзогенные потрясения», формирующиеся за
пределами основной экономической структуры. В роли по-
добного автономного и дестабилизирующего фактора, вы-
зывающего нарушения процесса воспроизводства и циклич-
ность в развитии капиталистической экономики, выступа-
ют, по мнению монетаристов, допускаемые банковской
системой «злоупотребления» в эмиссии денег. Из этого де-
лается вывод, что кризисы и депрессии капиталистической
экономики представляют собой сугубо денежное явление
экономического развития. Соответственно этому вся систе-
ма регулирования экономики должна строиться на регули-
ровании сферы денежного обращения.
Положение о том, что состояние денежного рынка вы-
ступает в качестве своеобразного лакмуса движения эконо-
мического цикла, не может вызывать сомнений. В нем про-
является специфика денежной сферы обращения, которая
является, как уже указывалось, особо чувствительной и
чрезвычайно восприимчивой даже к относительно незначи-
тельным нарушениям процесса воспроизводства. Не слу-
чайно резкое обострение в последнее десятилетие противо-
речий капитализма, знаменующее собой его вступление в
новую полосу глубокой дестабилизации, проявляется во
всей своей полноте и рельефности прежде всего в сфере
денежно-валютных отношений. Это и крушение Бреттон-
Вудской капиталистической валютной системы, просуще-
ствовавшей почти 40 лет, и небывалые для послевоенного
периода темпы инфляционного роста, и беспрецедентный
взлет и затем падение процентных ставок американского
доллара, вызвавшие усиление межимпериалистических про-
тиворечий.
Вместе с тем уже сам по себе факт, что монетаризм в
106

своих теоретических построениях полностью игнорирует
сферу материального производства — основную и опреде-
ляющую сферу экономики, где непосредственно создается
стоимость и прибавочная стоимость и где формируются
внутренние антагонизмы хозяйственной структуры, свиде-
тельствуют об экономическом идеализме рассматриваемо-
го направления буржуазной политической экономии, мето-
дологическом несовершенстве его структуры. По сути пред-
ставители монетаризма, капитулируя перед сложностями
анализа процесса воспроизводства, самоустраняются от
исследования объективных законов его функционирова-
ния. В интерпретациях монетаристов воспроизводственная
структура капиталистической экономики уподобляется не-
коему «черному ящику», внутренние процессы которого ре-
гулируются автоматически на основе рыночных сил и по-
этому якобы не имеют существенного значения для эконо-
мической теории. Так, М. Фридмен пишет: «Мы знаем, что
птица летает и имеем определенные представления по по-
воду того, каким образом это происходит, не понимая всей
совокупности характеристик аэродинамики полета» [148,
19]. Точно также исследователя экономики, по мнению
М. Фридмена, должны интересовать лишь элементы «вво-
да» и «выхода» из собственно экономической структуры,
т. е. лишь выступающие в денежной форме вводимые ре-
сурсы и результаты производства.
Весьма показательно в связи с этим, что данная сторо-
на экономической теории монетаризма подвергается весь-
ма серьезной критике со стороны его научных противников
в лагере буржуазной политэкономии. В частности, извест-
ный буржуазный экономист Л. Туроу в опубликованной в
1983 г. в Оксфорде книге «Опасные течения: структура
экономической теории» пишет, что наиболее слабым в тео-
рии монетаристов является трактовка экономики как «чер-
ного ящика». «Монетаристы,— подчеркивает американский
экономист,— точно не представляют, что находится в этом
ящике; их интересует, лишь то, что должно быть получено
из него» [215, 19]. Представитель неокейнсианского на-
правления буржуазной политэкономии Н. Калдор в специ-
альном исследовании «Бедствие монетаризма» (Оксфорд,
1982 г.) критикует монетаристов за то, что в их анализе
отсутствует принципиально важный элемент экономиче-
ской теории, определяющий взаимосвязь денежных ресур-
сов и получаемых доходов. «Передаточный механизм от
денег к доходам (имеется в виду процесс производства.—
А. Г.) у—пишет Н. Калдор,— остается «черным ящиком».
107

Фридмен не только не может объяснить его содержания,
но и не предпринимает попыток сделать это. Когда он
подходит к рассмотрению вопроса «как» официальные ор-
ганы обеспечивают предложение находящихся в обраще-
нии банкнот, он отвечает на него, что последние рассеива-
ются посредством геликоптера. Как следствие, таким же
образом, как неземной Санто Клаус, он уклоняется в эко-
номическом анализе от окончательных выводов» [169, 28].
Абсолютизация сферы денежного обращения характе-
ризует процесс углубления вульгаризации всей структуры
монетаристского анализа экономических процессов. Она
отражает, с одной стороны, иллюзорность буржуазного со-
знания, способного в силу классовых интересов восприни-
мать лишь внешние формы развития. «Биржевик,— писал
Ф. Энгельс в письме к Шмидту,— видит движение про-
мышленности и мирового рынка только в перевернутом от-
ражении денежного рынка и рынка ценных бумаг, и по-
этому следствие становится для него причиной». Именно
«потому,— продолжал Ф. Энгельс,— что эти господа пыта-
лись объяснять все явления кризисами денежного рынка,
которые ведь по большей части сами являлись всего лишь
симптомами» [25, 414, 415].
С другой стороны, в монетаристских конструкциях
капиталистической экономики со всей очевидностью прояв-
ляется возрастание роли апологетической функции совре-
менной буржуазной политической экономии. В целях апо-
логетики капиталистическая система хозяйства, как указы-
валось, искусственно расчленяется на две обособленные
структуры: собственно экономическую систему, представ-
ляющую якобы внутренне сбалансированный частный сек-
тор экономики, и систему денежного обращения, ее экзо-
генный сектор — источник дестабилизации экономического
развития. Чтобы доказать их автономность монетаристы
используют далеко не новую вальрасовскую модель всеоб-
щего равновесия, в соответствии с которой теоретической
абстракцией капиталистической системы хозяйства высту-
пает так называемая деревенская ярмарка с ее простым
продуктообменом, осуществляемым вне временных пара-
метров на основе взаимного уравновешивания спроса и
предложения. Подобная теоретическая абстракция исполь-
зуется монетаристами с тем, чтобы аргументировать свою
основополагающую идею о том, якобы капиталистический
рынок на основе принципа «естественного экономического
отбора» (economic natural selection) без вмешательства
извне в состоянии самостоятельно обеспечить стабильное
108

пропорциональное развитие. «Несмотря на то что в суще-
ствующей в настоящее время хозяйственной системе,— пи-
сал М. Фридмен,— предпринимательская деятельность и
деньги играют важную роль, и несмотря на то, что их су-
ществование порождает многочисленные и сложные про-
блемы, основные методы, с помощью которых рынок обес-
печивает координацию в рамках всего хозяйства, пол-
ностью проявляются в экономике, в которой господствует
натуральный обмен и в которой отсутствует предпринима-
тельская активность и деньги» [139, 14].
Нетрудно заметить, что и в данном случае представите-
лями монетаризма используется традиционный прцем бур-
жуазной экономической апологетики, идеологические цели
и теоретическая несостоятельность которого была доказа-
на еще К- Марксом. При этом важно подчеркнуть, что
смысл апологетики в данном случае состоит не в допуще-
нии теоретической абстракции простого товарного произ-
водства, а, с одной стороны, в фальсификации этого
производства, в отрицании внутренне присущих ему анта-
гонистических противоречий и, в частности, противоречия
между конкретным и абстрактным, частным и общественным
трудом, стоимостью и потребительной стоимостью товара.
С другой стороны, в фактическом отрицании собственно
капиталистических форм товарного производства и обра-
щения. «Пошлая аргументация ... которая доказывает, что
экономические отношения всюду выражают одни и те же
простые определения ...— писал К. Маркс, критикуя подоб-
ного рода апологетический метод, широко используемый
одним из проповедников теории гармонии буржуазного об-
щества французским вульгарным экономистом Ф. Ба-
стиа,— целиком и полностью сводится к детской абстрак-
ции. Подобного рода абстракция, подчеркивал К. Маркс,
не является научно- даже формально, ибо «раз я абстраги-
руясь от всего того, что отличает конкретное от его аб-
стракции, то, разумеется, конкретное превращается в аб-
стракцию и ничем от нее не отличается» [18, 196, 197].
Таким образом, на основе апологетического отрицания
противоречий, свойственных не только капиталистическо-
му, но и простому товарному производству, т. е. на основе
отрицания исходной основы товарного производства, а
именно того, что продукт должен быть товаром, должен
обладать стоимостью и потребительной стоимостью, моне-
таризм, поступая в данном случае вполне последовательно,
естественно, с точки зрения буржуазного мировоззрения,
пытается сформировать иллюзорное представление о
109

возможности преодоления противоречий капиталистическо-
го способа производства реформистским путем, путем
трансформации и качественной перестройки лишь одной из
его сфер — сферы денежных отношений. Однако, как писал
К. Маркс, рассматривая аналогичные устремления, пред-
принимаемые более ста лет назад, пока операции направ-
лены против денег как таковых, это всего лишь нападение
на следствие, причины которых сохраняются. «В этом
случае,— говорил К. Маркс,— бьют по мешку, а имеют в
виду осла» [18, 186].
Необходимо отметить также, что констатация марксист-
ской методологией примата сферы производства над сфе-
рой денежного обращения и вторичности последней отнюдь
не исключает активную функцию денег в системе капита-
листического цикла. В цитируемом выше письме К. Шмид-
ту Ф. Энгельс указывает на то, что денежная сфера при
известных условиях, определяемых производством и тор-
говлей товарами и в этих пределах, приобретает «свое
собственное развитие», что она «имеет особые законы и
фазы, которые определяются ее собственной природой»,
и что, следуя за движением производственного процесса,
она «в свою очередь, оказывает обратное воздействие на
условия и ход производства» [27, 415, 416].
Будучи не в состоянии, прежде всего в силу классовых
причин, вскрыть всю сложность подобного рода диалекти-
ческой взаимосвязи сферы производства и обращения, аб-
солютизируя значимость лишь денежной системы экономи-
ки, монетаризм проявляет в конечном итоге научную не-
состоятельность и в своих рекомендациях, определяющих
основные направления экономической политики буржуаз-
ного государства.
Глава III
КРИТИКА БУРЖУАЗНЫХ ТЕОРИЙ
СООТНОШЕНИЯ СУЩНОСТИ И ФУНКЦИЙ ДЕНЕГ
В современных буржуазных теориях в качестве обще-
принятой методологической установки рассмотрения сущ-
ности денег как политико-экономической категории господ-
ствует принцип, выдвинутый еще в XIX ст. американским
буржуазным экономистом Ф. Уокером, «деньги — это то,
что они выполняют» (Цит. по: [106, 62]). Этот методоло-
110

гичсский подход полностью разделяют все школы и на-
правления буржуазной экономической мысли. «Деньги —
это любая вещь, выполняющая определенный ряд функ-
ций»,— пишет английский экономист Р. Коглен [123, 82].
Характеристика качественной специфики денег на основе
денежных функций широко представлена как в научной,
так и в учебной литературе по теории и практике денеж-
ных отношений. Так, в изданном в 1982 г. Калифорний-
ским университетом (США) учебном издании «Money and
Banking: a marketoriented approach» утверждается:
«Деньги могут иметь только функциональное определение.
Их специфика может быть уяснена только на основе опре-
деления характера их использования. На простой вопрос
«Что такое деньги?» проще ответить тем «Как используют-
ся деньги» [166, 15]. Аналогичное определение специфич-
ности денег дается в учебнике «Money, Banking and the
Economy» (1981 г.): «Все, что выполняет денежные функ-
ции, является деньгами» [179, 20].
Методологическая уязвимость отождествления сущности
денег с их функциями состоит не в игнорировании реаль-
ных фактов функционирования денежной системы, а в по-
пытках представить форму внешнего проявления денег как
их сущность. В основе такого рода попыток лежит, по
признанию самих буржуазных экономистов, преимуще-
ственно прагматический подход к исследованию природы
денег. «Экономисты исходят из того,— пишет один из пред-
ставителей монетаристской школы,— что определение при-
роды денег — в значительной степени эмпирический во-
прос» [121,9].
Аналогичной точки зрения придерживается и Т. Крамп.
В уже цитировавшейся работе «Феномен денег» он указы-
вает, что «природу денег трудно познать ввиду того, что
они не дают о себе иной информации, кроме той, что они
являются деньгами» [127, 1]. Вследствие этого в эконо-
мической литературе, отмечает автор, сформировалось два
подхода к трактовке сущности денег: 1) рассмотрение де-
нег как символической системы; 2) их анализ как институ-
циональной системы. Оба подхода, пишет Т. Крамп, логи-
чески связаны между собой, являются продолжением друг
друга. И все же господствующей является «институцио-
нальная» трактовка денег, рассмотрение их с позиций ха-
рактера использования денег определенными финансовы-
ми институтами. «Институциональное определение денег,—
подчеркивает автор рассматриваемой работы,— основыва-
ется на их функциональных проявлениях» [127, 10].
111

Подобный подход, полагает Т. Крамп, методологически
оправдан, поскольку основывается на предположении, что
«содержание научной теории оценивается исключительно
по результатам, которые могут быть обнаружены путем
наблюдения или эксперимента» [127, 59].
Предпринимаемые буржуазной политической эконо-
мией попытки подменить анализ сущности денег рассмот-
рением лишь их институциональной (функциональной) роли
с точки зрения методологии означают искусственное «сня-
тие» исходной логической ступени исследования, на кото-
рой определяется собственно специфика денежных отноше-
ний, их сущность. Этим буржуазная экономическая наука
самоустраняется от политико-экономической характеристи-
ки денег, выяснения объективной основы их развития,
принципа их саморазвития, их исторической обусловлен-
ности. Так, Т. Крамп вынужден признать, что «институ-
циональная» основа теорий денег, привела к фактическо-
му устранению их исторической основы [127, 22].
Между тем диалектическая логика научного исследова-
.ния требует разграничения двух уровней анализа — уров-
ня, на котором выясняется сущность исследуемого произ-
водственного отношения, и уровня, позволяющего познать
способ реализации этого отношения, специфику его непо-
средственного бытия. Такая необходимость диктуется тем,
что на отмеченных уровнях познания формирование и раз-
витие изучаемого объекта детерминируется неоднозначны-
ми факторами, которые нельзя смешивать.
Применительно к теории денежных отношений опреде-
лить сущность денег — значит выявить причины их воз-
никновения, совокупность наиболее глубинных и устойчи-
вых их свойств, внутреннюю структуру, а также характер
исходного противоречия, что позволяет теоретически по-
знать исходные принципы, определить логику саморазви-
тия денежных отношений.
В теории денег К. Маркса сущностная специфика де-
нег, как уже указывалось, определяется через понятие
«всеобщий стоимостный эквивалент», в котором стоимость
как проявление качественной основы денег воссоздается на
более высоком уровне познания — как форма непосред-
ственного бытия.
Это принципиально важное научное открытие К. Мар-
кса создает научные предпосылки для познания действи-
тельного места денег в общей структуре капиталистиче-
ских производственных отношений, выявления их истоков
и внутренней связи со сферой производства, преодоления
112

на этой основе господствующего в буржуазной политиче-
ской экономии представления о деньгах как экономической
категории, не связанной непосредственно с процессом про-
изводства, как категории «чистого» обмена.
«Подлинная наука современной политической эконо-
мии,— подчеркивал К. Маркс,— начинается лишь с того
времени, когда теоретическое исследование переходит от
процесса обращения к процессу производства» [8, 370]. Это
общеметодологическое положение в полной мере относит-
ся и к теоретическому анализу сущности денег. Стои-
мость — это категория производства. Она характеризует
затраты общественного труда в процессе производства. Из
этого следует, что характеристика денег как самостоятель-
ной формы стоимости, как всеобщего стоимостного эквива-
лента, выражая сущностную природу денег, фиксирует в
то же время их органическую связь со сферой производ-
ства, внутреннюю обусловленность их функционирования
законами развития производства.
Следует учитывать, что в понятии «всеобщий стоимост-
ный эквивалент» деньги еще не проявляются в форме не-
посредственного бытия. Деньги на данной ступени позна-
ния рассматриваются лишь как результат собственного
развития стоимости. Здесь еще нет тех нитей, которые свя-
зывают деньги со всей системой отношений, возникающих
в процессе капиталистического воспроизводства. На дан-
ном уровне деньги рассматриваются как производственное
отношение, взятое вне его количественных и качественных
изменений, как результат соотношения денег самих с со-
бой. Процесс познания на данном уровне выражается, го-
воря словами Гегеля, как рефлексия самого себя, как ре-
флексия, лишенная формы.
В связи с этим очевидно, что как исходная ступень по-
знания анализ сущностной специфики денежных отноше-
ний не является конечной целью теоретического исследо-
вания. Процесс познания на данном уровне находится лишь
на ступени досистемного и внеисторического анализа, в ре-
зультате чего предмет исследования заключается лишь в
рамках простого определения его абстрактной всеобщ-
ности. Этим обусловливается необходимость перехода ко
второй ступени анализа, в фокусе исследования которого
оказываются уже не деньги как абстрактная всеобщность,
выражающая совокупность их наиболее глубоких и устой-
чивых свойств, а деньги, познанные как накопление по
мере исторического развития и усложнения товарного об-
ращения определенных количественных сторон, получив-
113

ших свое выражение в денежных функциях, каждая из ко-
торых отражает ту или иную грань сложного комплекса
общественных отношений, возникающих в процессе капита-
листического воспроизводства. Отсюда выяснить функции
денег — значит прежде всего установить механизм взаимо-
действия денег со всей совокупностью экономических свя-
зей, формирующихся в процессе капиталистического вос-
производства.
Следовательно, можно утверждать, что функции денег
не имеют основания в самих себе. Они имеют смысл лишь
как моменты целого. Речь идет о том, что каждая функция
представляет собой многослойное явление, которое содер-
жит в себе, с одной стороны, проявление сущности денег,
с другой — отражение взаимосвязи собственно денежных
отношений с неденежными элементами товарного обраще-
ния. Таким образом, на уровне анализа функций денег
объектом исследования должно быть познание сущности
денег в их бытии. Процесс познания на данном уровне ме-
тодологически должен развиваться от понимания сущности
денег, их внутренней природы к их опосредованности, к по-
ниманию единства сущности и явлений, благодаря кото-
рым она проявляется.
Рассмотренные вопросы создают логическую основу по-
нимания порочности метода исследования сущности денег
на основе принципа — «деньги — это то, что они выполня-
ют», используемого представителями различных буржуаз-
ных школ и направлений политической экономии. Несо-
стоятельность этого метода определяется отождествлением
внешней формы проявления денежных отношений с их
сущностью, что неизбежно ведет к искажению действи-
тельной природы денег как производственного отно-
шения.
Следует отметить и то, что методологический принцип
«деньги — это то, что они выполняют», предполагающий
анализ денежных отношений через призму их функций,
только на основе выявления их внешних, наиболее поверх-
ностных сторон, рассматриваемый буржуазной политиче-
ской экономией в качестве основы теоретического исследо-
вания, логически предопределяет не только искаженное
представление сущности денег, но и во многом ошибочную,
поверхностную трактовку и самих функций.
114

1. Субординация функций денег
Одним из принципиально важных и, пожалуй, наиболее
сложных в теории денежных отношений является вопрос
о субординации функций денег. На основе его всесторон-
него анализа представляется возможным определить струк-
турную специфику денежных отношений, познать характер
взаимодействия составных элементов денег и на этой осно-
ве определить закономерности их развития от простых к
более сложным формам.
Исследование генетической взаимосвязи и» логического
соподчинения функций денег создает предпосылки для на-
учного познания преемственности развития и закономер-
ностей функционирования конкретно-исторических форм
денег, которые в процессе развития товарного производ-
ства и обращения постоянно видоизменяют свою специфи-
ку. Соответственно видоизменяется и характер взаимосвя-
зей функций денег, поскольку функции являются един-
ственно возможным средством реализации внутреннего
содержания конкретно-исторических форм денег, отражаю-
щих специфические формы общественных отношений, фор-
мирующихся в процессе воспроизводства товаров.
Отсюда так же, как на каждом этапе исторического
развития товарного производства изменяются специфиче-
ские условия воспроизводственного процесса, изменяется и
содержание конкретно-исторических форм денег, реализую-
щих себя посредством строго определенной, логически суб-
ординированной комбинации их функций. Отмечая этот
аспект теории денег К. Маркса, Ф. Энгельс в рецензии на
первый том «Капитала» для «The Fortnightly Review» пи-
сал: «Различные формы денег — простой товарный эквива-
лент, или средство обращения, или средство платежа,
сокровище и мировые деньги — указывают, смотря по раз-
личным размерам применения и сравнительному преобла-
данию той или другой функции, на весьма различные сту-
пени общественного производства» [2L 308].
Из этого следует, что анализ субординации функций
денег создает научные предпосылки для теоретического
исследования исторической обусловленности денег— во-
проса, который в силу классовых причин всячески искажа-
ется или вообще обходится буржуазной экономической на-
укой. Не случайно в этой связи гносеологические корни
теоретических ошибок различного рода буржуазных и ре-
формистских теорий денег, как правило, определяются
ошибочным толкованием прежде всего логической субор-
115

динации и характера взаимосвязей денежных функций,
абсолютизацией отдельных из них.
Анализ показывает, что определяющим методологиче-
ским принципом в буржуазной политической экономии яв-
ляется рассмотрение специфичности денег на основе функ-
ции средства обращения. Такой односторонний подход к
анализу денежных функций характерен для большинства
буржуазных и реформистских школ и направлений эконо-
мической мысли.
В этой связи показательно, что в трудах Д. Рикардо
много внимания уделялось двум исходным функциям де-
нег — меры стоимостей и средства обращения. И тем не
менее, рассматривая деньги всего лишь как технический
инструмент обмена, Д. Рикардо исходил из ошибочных
представлений о том, что сущность денег конституируется
лишь посредством функции средства обмена, что золото
является деньгами только потому, что оно находится в
обороте как средство обращения. «Деньги,— писал он,—
являются товаром... они служат всеобщим средством об-
мена» [87, 62]. Это в конечном итоге и обусловило методо-
логическую основу приверженности Д. Рикардо ненаучной,
вульгарной количественной теории денег, противореча-
щей исходным теоретическим положениям, активно от-
стаиваемым классической школой, о товарности внутренней
природы денег.
Положение Д. Рикардо о том, что сущность денег ре-
ализуется непосредственно на основе лишь одной функ-
ции — функции средства обращения — полностью разде-
лял и Дж. С. Милль. В теории денег и этого буржуазного
экономиста много места уделяется исследованию специфи-
ки функции меры стоимостей. Ее анализу посвящена от-
дельная глава второго тома главного произведения
Дж. С. Милля «Основы политической экономии». Однако
он также отдавал предпочтение функции средства обраще-
ния. «Служить в качестве удобной меры стоимости,— пи-
сал он,— одна из функций товара, избранного средством
обмена» [83, 324]. Следовательно, и по Дж. С. Миллю,
золото используется в качестве денег не благодаря функ-
ции меры стоимостей, а только потому, что оно применяет-
ся в рыночном обороте как средство обмена.
Подобная односторонность, основанная на чисто эмпи-
рическом подходе к исследованию функций денег, харак-
терна и для современных направлений буржуазных
теорий денег. Так, американский буржуазный экономист,
автор ряда известных трудов по теории денег Ф. Махлуп
116

пишет, что сущность денег реализуется на осно-
ве функции всеобщего средства обращения [194, 69]. В уже
цитировавшейся работе «Неценовая стоимость» американ-
ские экономисты Дж. А. Синден и А. Уоррел также утвер-
ждают, что «деньги — это средство обращения, и людей
больше ничего в природе денег не интересует» [206, 44].
В буржуазных и мелкобуржуазных изданиях по теории
денег, а также в учебной литературе широко представлен
и так называемый многофакторный подход к анализу их
функций. Суть его состоит в попытке определить сущность
денег на основе определенной совокупности их функций.
Так, Т. Крамп выделяет пять функций денег: средство
платежа, мера стоимости, единица счета (unite of acco-
unt), средство обращения, средство накопления богатств
[127, 10—И]. В учебнике П. Самуэльсона утверждается,
что деньги выполняют две различные функции: они высту-
пают, во-первых, как современное средство обмена и, во-
вторых, как стандартная единица, в которой выражаются
цены и долги [205, 277]. В своем учебнике «Теории денег
и финансов» Дж. Л. Пирс выделяет следующие функции
денег: средство обмена, единица счета, средство накопле-
ния [198,/].
Однако «многофакторный» подход к анализу функций
денег также не преодолевает одностороннего подхода к их
исследованию. Даже в тех случаях, когда в отдельных из-
даниях по теории денег называется ряд денежных функ-
ций, все они, как правило, рассматриваются через меха-
низм реализации функции средства обращения. Так, в
учебнике «Деньги, банки и экономика», авторами которого
являются представители монетаризма американские эконо-
мисты Т. Мейер, Дж. С. Дьюсенбери и Р. 3. Элибер, специ-
фика денег характеризуется рядом функций. Однако все
они рассматриваются через призму маржиналистского
принципа рыночной полезности, что в конечном итоге опре-
деляет их одностороннюю трактовку.
Авторы названного учебника утверждают, что «польза
денег извлекается из их способности сокращать рыночные
издержки обмена». Соответственно, функционируя как
средство обмена, «деньги способствуют удовлетворению
желаний продавцов и покупателей по поводу осуществле-
ния обмена»; функционируя в роли расчетной единицы,
«деньги передают информацию об относительных ценах
товаров и услуг потенциальным покупателям и продав-
цам»; на основе функции средства накопления сокровищ
117

«деньги облегчают проблему осуществления обменных сде-
лок через промежуточное время» [179, 32].
Как видно, весь набор функций рассматривается с по-
зиций движения потребительных стоимостей, т. е. через ме-
ханизм функции средства обращения. «На вопрос, что яв-
ляется отличительной характеристикой денег, можно отве-
тить однозначно,— пишут Т. Мейер, Дж. С. Дьюсенбери
и Р. 3. Элибер,— деньги — это средство обращения. Имен-
но эта функция определяет уникальность денег. Констата-
ция других функций денег не выявляет их определяющей
черты. Из этого следует, что наиболее доступной характе-
ристикой денег является определение: «деньги — это
любая вещь, которая принимается всеми как средство
обмена» [179, 257].
Полностью совпадает со взглядами автором цитируемо-
го учебника позиция Дж. Л. Пирса, а также точка зрения
английского буржуазного ученого Т. Конгдона. «В любой
экономике,— утверждает он,— деньги выполняют различ-
ные функции, такие как средство сбережения (storre of
value) и средство платежа (standard of deferred payments).
В то же время их уникальным атрибутом, на исследовании
которого сосредоточивается внимание экономистов, явля-
ется функция средства обмена, выступающая как инстру-
мент совершения торговых сделок и погашения долгов»
[126,17].
В работах отдельных буржуазных экономистов, харак-
теризующихся многофакторным подходом к анализу функ-
ций денег, в качестве определяющей называется функция
средства платежа. Так, Р. Коглен, отмечая, что сущность
денег определяется посредством трех функций — средства
платежа, единицы счета и средства сбережения, подчерки-
вает, что «фундаментальной отличительной характеристи-
кой денег является их определение как средства платежа»
[123, 10].
В опубликованном в 1984 г. в Лондоне учебнике «Эко-
номика», авторами которого являются Б. Бэг, С. Фишер и
Р. Дарнбуш, утверждается, что «деньги — это... всеобщее
общепринятое средство платежа, с помощью которого до-
ставляются товары и погашаются долги. Они являются
средством обмена» [119, 499]. Точно также Дж. Гоуленд
в книге «Деньги, инфляция и безработица», опубликован-
ной в 1985 г. в Брайтоне, пишет: «Классическим определе-
нием денег является определение, согласно которому день-
ги— это любой актив, всецело приемлемый для платежей
по долгам» [156, 10].
118

Известны и другие подходы к определению функцзпг
денег и характеристике субординации между ними. В этом
вопросе среди буржуазных экономистов, занимающихся
исследованиями в области теории денег, нет единства во
взглядах. Исследование содержания буржуазных теорий
денег обнаруживает единство буржуазных экономистов*
лишь в одном — их единодушном отрицании или искажен-
ном толковании исходной и определяющей функции де-
нег — функции меры стоимостей. Это в конечном итоге-
лишает буржуазные теории денег монической основы,
определяет их субъективистскую природу. Признавая это,.
Т. Крамп пишет, что «проблема исходной основы развития
денежной теории еще не получила адекватного решения»
[127, 63]. В то же время Т. Крамп умалчивает о том, что
проблема субординации функций денег и определения ис-
ходной основы их развития решена в марксистской поли-
тической экономии. Преднамеренно фальсифицируя в этом
вопросе теоретические положения марксистской теории, он
неправомерно причисляет, как уже указывалось, К. Маркса
к числу сторонников институционального подхода в иссле-
довании природы денег, чем фактически отрицает корен-
ные различия в методологии их анализа буржуазной и
марксистской экономической науки.
Гносеологическая сложность анализа субординации
функций денег, которую не в состоянии преодолеть буржу-
азная политическая экономия, определяется структурной
двойственностью денег и соответствующей ей двойственной
спецификой их функций.
Как уже указывалось, двойственная природа денег в
методологическом плане определяется двойственностью
труда, воплощенного в товаре, понимание которой навсегда
осталось тайной для буржуазной, реформистской и реви-
зионистской экономической науки. Двойственная специ-
фика труда и соответственно двойственная характеристи-
ка товара определяют две линии взаимосвязей, реализуе-
мых в сфере денежных отношений. Прежде всего это линия
«абстрактный труд — стоимость товара -/- деньги как всеоб-
щий стоимостный эквивалент — функция меры стоимостей».
В соответствии с этой логической схемой реализуется соци-
альная природа денег. Однако анализ природы денег не
может ограничиваться исследованием лишь данной линии
взаимосвязи. В процессе реального обмена с помощью де-
нег обеспечивается движение не только стоимости, но и
потребительной стоимости товара. В соответствии с этим
важным аспектом характеристики денег является их спо-
119

собность обслуживать техническую сторону обмена — дви-
жение потребительных стоимостей. Речь идет о линии вза-
имосвязи «конкретный труд — потребительная стоимость
товара—деньги как технический инструмент обмена —
функция средства обмена».
Реализация этой линии основывается на том, что де-
нежный товар, участвуя в обмене, является одновременно
и всеобщим, и особым товаром. Отсюда — деньги проявля-
ют свое общественное качество только как всеобщий товар
и всеобщая меновая стоимость. И наоборот — как особый
товар и особая меновая стоимость деньги, участвуя в об-
мене, диалектически отрицают свою социальную функцию
и реализуют себя всего лишь как его простой посредник,
как его технический инструмент. В этом случае, подчерки-
вал К. Маркс, «деньги вступают в противоречие с самими
собою и со своим определением в результате того, что они
сами являются особым товаром (даже и тогда, когда они
лишь знак) и поэтому в своем обмене на другие товары
подчиняются, в свою очередь, особым условиям обмена,
которые противоречат их всеобщей безусловной обменивае-
мости» [18, 93]. Здесь заключен новый источник противо-
речий, которые дают себя знать на практике.
Буржуазная политическая экономия, не проводя каче-
ственных разграничений между понятиями цена и стои-
мость, искусственно ограничивает анализ денег линией
взаимосвязей, определяющей движение потребительных
стоимостей, скатывается, таким образом, к чисто техниче-
ской трактовке функций денег. Такая ограниченность, свой-
ственная всем без исключения буржуазным школам, в том
числе, как уже отмечалось, классической политической
экономии, методологически определяется их односторон-
ним подходом к характеристике товарного обмена.
В действительности же, поскольку потребительная стои-
мость и стоимость — две противоположные и одновремен-
но неотделимые друг от друга стороны товара, их реали-
зация может осуществляться только на основе разнокаче-
ственных и в то же время органически взаимосвязанных
денежных функций — меры стоимостей и средства обраще-
ния. Также как единство и противоположность стоимости
и потребительной стоимости характеризуют двойственность
товара, единство и противоположность функций меры стои-
мостей и средства обращения определяют двойственную
природу денег. «Товар,— писал К. Маркс,— становятся
деньгами прежде всего как единство меры стоимостей и
средства обращения...» [4, 106].
Л20

Положение о двойственной природе денег, о том, что
реализация их структурных частей регулируется не одни-
ми и теми же законами, свидетельствует, что деньги внут-
ренне содержат в себе две формы, две линии развития:
деньги как выражение общественной связи имеют один цикл
развития, а как инструмент реального движения потреби-
тельных стоимостей — другой. Естественно, данная само-
стоятельность линий развития имеет относительный харак-
тер. Она реализуется в рамках единой сущности денег, по-
скольку деньги как выражение общественного качества и
деньги как технический инструмент обмена материализу-
ются в единой субстанции и только в своем единстве могут
обеспечить реальную метаморфозу товаров, реальный то-
варный обмен. В этой связи их разграничение допустимо
лишь в рамках теоретического анализа. И тем не менее
подобное разграничение, игнорируемое буржуазной поли-
тической экономией, несет на -себе большую методологиче-
скую нагрузку. Оно не может недооцениваться.
Методологическое значение научного обоснования двой-
ственности структуры денежных отношений, определяемой
двойственной природой воплощенного в товаре труда, опре-
деляется тем, что на этой основе создается возможность
качественной характеристики структурного построения кон-
кретно-исторических форм денег, специфика которых, как
уже отмечалось, выражается посредством определенное
комбинации функций.
Речь идет о выявлении в каждой конкретно-историче-
ской форме денег, в том числе в каждой их функции, эле-
ментов, посредством которых реализуется натурально-ве-
щественное содержание денег, их назначение — обслужи-
вать техническую сторону обмена, осуществлять движение
потребительных стоимостей, и элементов, на основе кото-
рых проявляется социальная природа денег, их роль все-
общего стоимостного эквивалента. При этом важно учиты-
вать, что элементы второго рода, имея своей непосред-
ственной целью выражение стоимости товара, лишены ма-
териальности. Как и стоимость вообще, ори не содержат
ни атома вещества и реализуются лишь на основе взаимо-
действия с элементами противоположного порядка. Этим
определяется то, что буржуазная политическая экономия,
ставя своей непосредственной задачей анализ эмпириче-
ских закономерностей функционирования денег, игнориру-
ет исследование элементов второго рода, что в конечном
итоге и обрекает ее на одностороннюю, ограниченную по
121

своему содержанию трактовку сущности денег и их
функций.
Необходимо отметить еще один существенный аспект
методологической ограниченности анализа денежных функ-
ций, присущих буржуазной политической экономии и пре-
пятствующих пониманию их субординационной специфики.
Об ограниченности такого рода, касаясь методологических
приемов классической буржуазной политической экономии,
г также предшествующих ей школ, писал К. Маркс. Бур-
жуазные экономисты, указывал он, оказались не в состоя-
нии решить задачу теоретического обоснования специфич-
ности денежных форм и соответствующих им денежных
функций именно потому, что они не рассматривали деньги
сначала в том абстрактном виде, в каком они развивают-
ся в сфере простого товарного обращения и вырастают из
отношений самих товаров, находящихся в движении. По-
этому, писал К. Маркс, они постоянно колеблются между
абстрактной определенностью формы, которой обладают
деньги в противоположность товару, и теми их определен-
ностями, в которых скрыты более конкретные отношения.
В связи с этим К. Маркс обращал внимание на важ-
ность при исследовании закономерностей функционирова-
ния денег первоочередного выявления специфичности эле-
ментарной формы, которая в зародыше содержит основные
структурные элементы развитого отношения. Выявление
элементов подобного рода, значимость которого игнориру-
ется буржуазной экономической наукой, составляет обяза-
тельную прерогативу диалектического метода исследования
любого, отдельно взятого производственного отношения,
в том числе столь сложного, каким являются денеж-
ные отношения. Главная трудность в анализе денег, писал
К. Маркс «заключается только лишь в том, чтобы понять
в их чистом виде своеобразные присущие деньгам опреде-
ленные формы» [4, 49]. Профессор Нью-Йоркского уни-
верситета Р. Элбриттон в одной из работ, посвященных
К. Марксу, так пишет о роли научного обоснования исход-
ной клеточки экономического анализа: «Начало является
фундаментом, на основе которого строится диалектика.
Непрочность фундамента определяет уязвимость теории»
[115,45].
В Марксовой теории моделью денег «в их чистом
виде» является простейшая денежная форма, выраженная
на основе единства"двух исходных денежных функций —
меры стоимостей и средства обращения. Отражая двой-
ственность природы денег, данная форма является всеоб-
122

щей теоретической абстракцией, которая, с одной стороны,
представляет собой простейшую конкретно-историческую
форму денег — деньги как простой посредник обмена, с
другой — постоянно воспроизводимый элемент денежных
отношений развитой капиталистической экономики — то,
без чего нет денег как производственного отношения, как
политэкономической категории.
Толкование денег «в их чистом виде» как исходного,
постоянно воспроизводимого на всех уровнях отношения,
а также понимание того, что на всех уровнях развития оно
реализуется на основе диалектического единства двух ис-
ходных функций денег —меры стоимостей и средства об-
ращения, дает ключ к объяснению не только процессов
становления денежных отношений, но и специфики их со-
временного развития. Такой подход определяет содержа-
ние генетических связей и историческую обусловленность
как отдельно взятых функций и форм денег, так и систе-
мы денежных отношений в целом, когда, по выражению
К. Маркса, «...последняя пю времени форма рассматривает
предыдущие формы как ступени к самой себе...» [18, 43].
Исследуя исторический процесс развития денег,.
К. Маркс установил, что существует взаимная обусловлен-
ность определенности денежной формы, проявляющейся
посредством той или иной совокупности денежных функ-
ций, и степени обособления стоимости в самостоятельную
форму. Возвращаясь в этой связи к исходной денежной
форме, выраженной на основе функций меры стоимостей
и средства обращения, следует обратить внимание на то,
что каждая из этих функций в отдельности еще не харак-
теризует полной обособленности стоимости в самостоятель-
ную форму. Деньги в единстве названных функций еще не
выражают зрелого отношения, адекватного своей каче-
ственной определенности — деньгам как обособленному
бытию стоимости. Они отражают всего лишь происходя-
щий процесс обособления стоимости, в котором отчужде-
ние стоимости носит еще мимолетный характер.
Рассматривая на данном уровне специфическую опреде-
ленность денежной формы, К. Маркс обращал прежде все-
го внимание на усложнение процесса товарного обраще-
ния, порождающего соответствующее усложнение денеж-
ных функций. Если деньги в единстве функций меры
стоимостей и средства обращения выражают природу де-
нежных отношений, возникающих на почве меновых сде-
лок на сравнительно раннем этапе генезиса товарного про-
изводства и обращения, и отражают специфику кругообо-
123

рота Т—Д—Т, то развитие денег в форме образования
сокровищ и денег как средства платежа в своем единстве
предполагает принципиально иную форму обращения —
Д—Т—Д, соответствующую более высокой ступени разви-
тия производительных сил общества. Деньги, выраженные
в новом единстве функций, характеризуются полным об-
особлением стоимости, ее превращением в «самодовлею-
щую», «непреходящую» стоимость. В новом качестве они
превращаются из простого посредника обмена в самоцель,
в абстрактную форму богатства, что уже само по себе
предполагает отрицание простейшей денежной формы, вы-
раженной на основе единства двух исходных функций.
Таким образом, процесс развития денежных отношений
свидетельствует о том, что на определенном этапе товар-
ного производства развивается противоречие, содержание
которого определяется следующими обстоятельствами.
С одной стороны, сущность денег не может быть выраже-
на иначе как посредством единства функций меры стои-
мостей и средств обращения, с другой — это единство в
материальном смысле в связи с усложнением товарного
обмена отрицается, становится невозможным. Формой раз-
решения этого противоречия является образование новой
определенности денежной формы, которая характеризует-
ся: 1) качественно новым способом выражения меновой
стоимости товаров; 2) более высокой ступенью стоимости;
3) собственным функциональным проявлением. Речь идет
о том, что на определенной ступени развития товарных
отношений происходит качественный скачок, на основе ко-
торого выраженная посредством единства функций меры
стоимостей и средства обращения денежная форма отри-
цается. Деньги получают преимущественное выражение в
качественно новом единстве функций — в единстве функ-
ций сокровищ и денег как средства платежа. Такого рода
качественный скачок не отрицает буржуазная экономиче-
ская наука. Однако, опираясь на метафизический метод
исследования, все без исключения ее школы и направле-
ния исходят из того, что в процессе этого скачка происхо-
дит полное отрицание денежной формы, выраженной на
основе единства меры стоимостей и средства обращения.
В действительности речь может идти о диалектическом
отрицании, о таком, которое внутренне предполагает не
отмирание двух исходных денежных функций, а их даль-
нейшее развитие на новой основе. Эта мысль многократно
подчеркивалась К. Марксом. «.„Определение денег в своем
полном развитии,— писал он,— предполагает оба первых и
124

является их единством». И далее К. Маркс указывал, что
в развитом виде деньги могут выступать лишь при усло-
вии, что они уже развиты в обеих первых (имеется в виду
деньги как мера стоимостей и средство обращения.— А. Г.)
[18, 162, 163]. В этой исключительно важной формуле со-
держится методологическая основа понимания теоретиче-
ской несостоятельности буржуазной политической эконо-
мии познать особенности развития не только функции ме-
ры стоимостей, но и специфичность функций образования
сокровищ и средства платежей, без чего нельзя дать на-
учную характеристику современных денег.
Уже обращалось внимание на принципиальную значи-
мость разграничения как в общей системе денежных от-
ношений, так и в каждой из функций, элементов, характе-
ризующих их социальную роль и их техническое назначе-
ние. В связи с этим важно учитывать, что социальная роль
функции сокровищ проявляется в ее способности высту-
пать в качестве аккумулятора стоимости во всеобщей аб-
страктной форме, в форме всеобщего абстрактного богат-
ства.
Категория «всеобщее абстрактное богатство», содержа-
ние которой не в состоянии понять буржуазная наука, яв-
ляется категорией капиталистического товарного производ-
ства. В условиях непосредственной меновой торговли, яв-
ляющейся первоначальной формой процесса обмена, деньги
как простой посредник обмена не могли выступать в дан-
ном качестве; в роли общественного богатства еще высту-
пали непосредственно потребительные стоимости товаров.
Свойство денег выступать в качестве материализации все-
общего абстрактного богатства формируется лишь в усло-
виях развитого товарного производства, когда происходит
полное обособление стоимости в самостоятельную денеж-
ную форму. Применительно к этим условиям К. Маркс пи-
шет, что «деньги, или ставшая самостоятельной меновая
стоимость, по своему качеству есть бытие абстрактного бо-
гатства» [4, 114]. Естественно, что речь идет о дополни-
тельном качестве денег, которое отражает более высокую
ступень развития денежных отношений. Между тем это важ-
ное не только теоретическое, но и имеющее принципиаль-
ное практическое значение, положение, характеризующее
наращивание качественной специфики денег в условиях
капиталистического товарного производства не учитывает-
ся буржуазной политической экономией.
В то же время, указывая на приобретение деньгами в
условиях развития товарных отношений дополнительного
125

качества — способности выполнять функцию сохранения
стоимости, К. Маркс не абсолютизирует значение этого
положения. Позиция К. Маркса в этом вопросе принципи-
ально отличается от позиции Дж. М. Кейнса. Если у
Дж. М. Кейнса свойство денег «сохранения стоимости» вы-
двинуто на передний план и механически устраняет все
другие проявления денег и прежде всего их основную
функцию — функцию меры стоимостей, то у К. Маркса
деньги в роли всеобщей материализации общественного
богатства диалектически, связаны с функцией меры стои-
мостей, являются ее продолжением и одновременно ее ма-
териальным носителем.
Как форма образования сокровищ, пишет в этой связи
К- Маркс, деньги выступают «в качестве получившей са-
мостоятельное выражение меновой стоимости, в качестве
вещественно наличного всеобщего эквивалента, в качестве
материализованного выражения абстрактного богатства...»
[19, 413]. Здесь, как видно, органическая связь функции
сокровища и всеобщего стоимостного эквивалента, посред-
ством которого реализуется функция меры стоимостей, вы-
раженная вполне определенно. Естественно, что и в том
случае, когда функция сокровища диалектически отрицает
функцию меры стоимостей, последняя сохраняет за собой
роль определяющей функции денежных отношений, но, го=
воря словами Гегеля, она реализует себя не непосредствен-
но, а в «снятом виде», будучи погруженной в основание
более высокой денежной формы.
Чтобы понять это, необходимо учитывать, что в функ-
ции сокровищ деньги не разрывают связь со сферой об-
ращения. Более того, они реализуют свое основное каче-
ство, свою социальную роль только на основе этой связи.
Следовательно, выступая в качестве материального носи-
теля функции меры стоимостей, деньги как сокровище ре-
ализуют эту роль на основе взаимодействия с деньгами
как средство платежа, где они функционируют, во-первых,
как мера стоимостей, во-вторых, как идеальное покупа-
тельное средство. Даже в тех случаях, когда имеет место
безналичный расчет, деньги сохраняют функцию меры
стоимостей; реализуя ее, с одной стороны,— в цене товара,
с другой — в величине взаимных обязательств.
Однако это вовсе не означает, что деньги как платеж-
ное средство способны выполнять функцию меры стои-
мостей. Считать так, значит игнорировать двойственную
специфику денежной формы, выраженной на основе един-
ства функций сокровища и средства платежа. Речь идет о
126

том, что выступая в качестве материального носителя
функции меры стоимостей, деньги как сокровище реализу-
ют эту роль на основе взаимодействия с обращающимися
непосредственно в сфере денежного оборота деньгами как
средство платежа, с которыми они выступают в органиче-
ском единстве.
Одновременно, отмечая единство функций сокровища и
денег как средства платежа, следует учитывать, что это
единство реализуется не на основе воплощения в едином
материальном носителе, а функционально. В равной мере
как на определенном этапе развития денежных отношений
функция средства обращения обособляется от денежного
товара в самостоятельную денежную форму — знак стои-
мости, так и функция средств платежа дает начало разви-
тию различных форм кредитных денег, которые, однако,
сохраняют функциональную связь с денежным товаром,
находящимся в сокровище.
Единство функции сокровищ, где деньги, аккумулируя
в себе возможность выступать в роли всеобщего стоимост-
ного эквивалента и всеобщего абстрактного богатства, во-
площены в денежном товаре, и кредитных денег особенно
рельефно проявляются в периоды денежных кризисов, когда
вскрывается внутренняя взаимозависимость структурных
элементов системы денежных отношений. «В моменты соб-
ственно денежных кризисов,— писал К. Маркс,— проявля-
ется противоречие, имманентное развитию денег как все-
общего платежного средства. Во время таких кризисов
денег требуют не как меры (стоимости), ибо в качестве
меры их телесное наличие безразлично; их требуют так-
же и не в качестве монеты, ибо в платежах они фигуриру-
ют не как монета; но их требуют в качестве получившей
самостоятельное существование меновой стоимости, в каче-
стве вещественно наличного всеобщего эквивалента, в ка-
честве материализованного выражения абстрактного бо-
гатства, в той именно форме, словом, в которой они явля-
ются предметом образования сокровищ в собственном
смысле — в форме денег» [19, 413]. Данное положение
К. Маркса подтверждает вся история развития капитали-
стического денежного механизма.
Наконец, качественно новый этап в развитии денежной
формы выражается посредством мировых денег. Диалекти-
чески отрицая и в то же время предполагая все предше-
ствующие определения денег, мировые деньги как разви-
тое отношение отражают развитие интернациональной
стоимости товара, в которой достигается высшая форма
127

адекватности денежной формы категории «стоимость». Как
будет показано в последующем изложении (гл. V), миро-
вые деньги, аккумулируя в себе все предшествующие опре-
деления денег, являются непосредственно логическим про-
должением денежной формы, выраженной посредством
функции сокровища и средства платежа. Их непосред-
ственным материальным носителем является денежный то-
вар, который сохраняет форму сокровища. Такая логиче-
ская преемственность функциональных форм денег позво-
ляет понять диалектическую взаимосвязь национальных
знаков стоимости и денежного товара, на основе которой
в своеобразной форме реализуется взаимодействие двух
исходных функций денег — функций меры стоимостей и
средства обращения.
Таким образом, исторический процесс развития денег
показывает, что взаимосвязь их функций значительно
усложняется. В этом проявляется общая диалектика раз-
вития от простого к сложному. В условиях обращения
неразменных знаков стоимости их взаимодействие с де-
нежным товаром осуществлялась на основе официальной,
юридической обратимости бумажных денег в золото. При
обращении неразменных знаков стоимости их стоимостная
взаимосвязь с денежным товаром реализуется стихийно,
посредством рыночного механизма. Это придает данной
взаимосвязи противоречивый, скачкообразный характер.
Однако поскольку речь идет о двух полюсах единой де-
нежной сущности, о своеобразном разделении «труда» и
специализации внутри всего комплекса денежных отноше-
ний, то, исходя из объективных законов диалектической
логики, возможен вывод, что данная взаимосвязь в прин-
ципе неустранима. Она может видоизменяться, но не мо-
жет исчезнуть, ибо в этом случае исчезла бы специфич-
ность денег.
Такой подход создает методологическую основу для
выявления системообразующей связи и субординационной
зависимости исторического движения денежных форм и
соответственно взаимной обусловленности функции денег,
познания специфики реализации на разных уровнях их
основной и исходной функции — меры стоимостей. Однако,
не сумев преодолеть предубеждения относительно этой од-
ной из неотъемлемых и постоянно воспроизводимых сто-
рон денежных отношений, посредством которой реализует-
ся социальная природа денег, буржуазная политическая
экономия уже к началу XX в. практически полностью
128

исключила из своего анализа функцию меры стоимостей и
тем самым обрекла себя на одностороннюю и чисто эмпи-
рическую трактовку денег.
2. Теоретические корни устранения
из буржуазных теорий денег функции меры стоимостей
Ни в одной области теории денежных отношений науч-
ная несостоятельность буржуазной политической экономии
не проявляется в такой степени, как при исследовании спе-
цифики функции меры стоимостей. Последняя непосредст-
венно связана со стоимостью товара, которая реализуется
на основе всеобщего стоимостного эквивалента посредст-
вом функции меры стоимостей. В то же время стоимость —
специфическое социальное качество товара, не заключеное
в нем предметно. Как стоимость товар выступает в специ-
фической форме материальности — в форме движения
общественно необходимой материи.
Из этого следует, что, в отличие от природной материи,
реальность которой не требует общественного признания,
товар как «стоимостная вещь» не может обойтись без та-
кого признания. В условиях стихийного товарного произ-
водства акт подобного признания, вследствие которого
товар приобретает общественное качество, осуществляется
только на рынке в процессе его обмена на денежный товар,
который в функции меры стоимостей выступает как обще-
ственный эталон стоимости.
Таким образом, функция меры стоимостей связана с
осуществлением социальных связей, которые, характеризуя
движение общественной формы материи, реализуются, с
одной стороны, посредством скрытых, внутренних, с дру-
гой — идеально мыслимых экономических связей. В данном
качестве деньги выступают «как мыслимое нами отноше-
ние» [18, 135]. Это означает, что, как и стоимость, деньги
в функции меры стоимостей характеризуют движение не
чувственно предметной, а общественно необходимой формы
материи. Деньги есть мера только потому, что они мате-
риализуют рабочее время в определенной субстанции, сле-
довательно, сами есть стоимость. В своей функции меры
деньги являются лишь мыслимым пунктом сравнения. Им
в этой функции, писал К. Маркс, «достаточно существо-
вать лишь идеально», так как «здесь имеет место лишь
идеальный перевод в их всеобщее стоимостное бытие»
[19,305].
То, что функция денег как меры стоимостей реализуется
посредством идеально мыслимых связей, послужило пово-
Б 7-1578
129

дом формирования в буржуазной литературе теории «иде-
альной денежной единицы измерения», которая, как уже
отмечалось, была развита еще в начале XVIII в. англий-
ским буржуазным экономистом Дж. Стюартом и получила
довольно широкое распространение. Классическая бур-
жуазная политическая экономия, рассматривая деньги все-
го лишь как технический инструмент обмена, также не
смогла дать научно обоснованного анализа специфики их
функции как меры стоимостей. Характерны в этом отно-
шении методологические ошибки одного из последних пред-
ставителей классической школы буржуазной политической
экономии Дж. С. Милля, теория денег которого оказала
заметное влияние на последующее развитие буржуазной
экономической науки.
С именем Дж. С. Милля связано применение в бур-
жуазной политической экономии, в том числе в теории
денег, позитивистского метода исследования. В основу по-
зитивизма — субъективно-идеалистического буржуазного
философского течения второй половины XIX в.— положены
философские взгляды Дж. С. Милля, обоснованные им в
работе «Система логики...» (1843 г.), а также выводы, со-
держащиеся в книге французского философа О. Конта
«Курс позитивной философии» (1842 г.). И хотя взгляды
Дж. С. Милля и О. Конта несут на себе печать глубоких
теоретических разногласий, тем не менее, в наиболее прин-
ципиальном — в основном вопросе философии — они сход-
ны. Как и О. Конт, Дж. С. Милль считал, что материя
представляет собой лишь «постоянную возможность ощу-
щений», что вещи вне их восприятия не существуют и что
человек в состоянии познать только внешние «явления»
{ощущения), за пределы которых выйти нельзя.
Позитивистское мировоззрение Дж. С. Милля предопре-
делило методологическую основу его исследований. В про-
тивоположность А. Смиту и Д. Рикардо, которые пытались
проникнуть в суть внутренних связей, Дж. С. Милль видел
основное назначение экономической науки в исследовании
внешних эмпирических закономерностей. Это с особой ре-
льефностью проявляется в трактовке Дж. С. Миллем
понятия «стоимость». С одной стороны, он отождествляет
понятие «стоимость» с понятием «издержки капиталисти-
ческого производства», подменяя при этом понятие «количе-
ство труда, воплощенное в товаре», понятием «стоимость
труда», а последнее — понятием «заработная плата».
«Естественная стоимость,— писал он,— выступает синони-
мом стоимости издержек», С другой стороны Дж. С. Милль
130

допускает противоположную крайность, отождествляя по-
нятие «стоимость» с понятием «меновая стоимость». «Сто-
имость,— утверждал он,— относительное понятие. Стои-
мость вещи означает то количество какой-то другой вещи
или вещей вообще, на которые она обменивается» [83,
223, 222].
В подобного рода подмене понятий со всей полнотой
проявилась ограниченность буржуазного мировоззрения,
не способного постичь закономерности модификации зако-
на стоимости в условиях развитых капиталистических про-
изводственных отношений, когда «стоимость товаров,— как
подчеркивал К. Маркс,— проявляется непосредственно
лишь в том влиянии, которое изменения производительной
силы труда оказывают на понижение и повышение цен
производства, а не на их конечные пределы» [9, 396].
К. Маркс отмечал, что теория издержек производства,
основанная на формуле Ж.-Б. Сэя «капитал — процент, зем-
ля — земельная рента, труд — заработная плата», является
завершенной мистификацией капиталистического способа
производства, овеществлением общественных отношений,
ЬёпоСредстеенНьШ сращибанием вещественных отношений
производства с их исторически-общественной .определен-
ностью. В то же время, как писал К. Маркс, эта формула
полностью соответствует интересам господствующих клас-
сов, так как «прокламирует и возводит в догму естествен-
ную необходимость и вечное оправдание источников их до-
хода [9, 399].
В соответствии со своими взглядами по поводу специ-
фики стоимости как понятия, выражающего издержки про-
изводства, Дж. С. Милль пытался скорректировать и сло-
жившиеся в классической буржуазной политической эко-
номии представления о специфике функции денег как меры
стоимостей. Он писал, что в экономической науке анализу
этой функции «придается большее значение, чем он заслу-
живает». И далее Дж. С. Милль подчеркивал: «Упреками
в пустословии, несколько преувеличенными, но вместе с
тем имеющими известное основание, политэкономические
построения в немалой степени обязаны всему тому, что
написано о мере стоимости. Этого предмета необходимо,
однако, коснуться хотя бы для того, чтобы показать как
мало можно сказать о нем» [83, 324].
Какие же изменения предлагал Дж. С. Милль внести
в экономическую теорию с целью «корректировки» со-
держания рассматриваемой функции денег, которая, как
б*
13J

следует из его слов, не заслуживает в теории особого
внимания?
Как и в вопросе о стоимости, Дж. С. Милль формули-
рует два подхода к решению проблемы функции денег как
меры стоимостей.
Первый связан с подменой понятия «стоимость» поня-
тием «издержки производства». Исходя из этого,
Дж. С. Милль вполне логично, естественно, с точки зре-
ния буржуазного экономического мировоззрения, пытался
аргументировать вывод о том, якобы функцию денег как
меры стоимостей «следовало бы определить точнее как
меру издержек производства» (выделено нами.— А. Г.)
[83, 326]. Этим Дж. С. Милль пытался привнести в эконо-
мическую теорию своеобразную «натуралистическую» трак-
товку меры стоимостей, стремясь таким образом «выхолос-
тить» ее социальное содержание.
Заметим, что «натуралистическая трактовка
Дж. С. Милля функции денег как меры стоимостей, кото-
рая по своей сути близка к позиции в этом вопросе
А. Смита и Д. Рикардо, к их трактовке сущности денег как
технического инструмента обмена, не получила в буржуаз-
ной экономической литературе широкого распространения.
Значительно большее воздействие на развитие теории де-
нег оказала его трактовка меры стоимостей, связанная с
подменой понятий «стоимость» и «меновая стоимость» то-
варов. По сути, вся система современных маржиналистских
взглядов по этому вопросу берет свое начало от идей, вы-
сказанных Дж. С. Миллем.
Смысл «нового» подхода к определению Дж. С. Миллем
специфики функции меры стоимостей состоял в следующем.
Поскольку стоимость, рассуждал он, понятие относитель-
ное и поскольку она идентична понятию «меновая стои-
мость», то существующее в экономической литературе
представление о единой для различных товаров мере стои-
мости лишено экономического содержания. Если исходить
из понимания стоимости как меновой стоимости, то «в этом
смысле,— писал Дж. С. Милль,— любой товар будет слу-
жить мерой стоимости в данное время и в данном месте,
поскольку мы всегда можем вывести пропорцию, в которой
вещи обмениваются друг на друга, если знаем, в какой
пропорции они обмениваются на третью вещь» [83, 324].
В положении Дж. С. Милля о том, что функцией меры
стоимостей может служить «в данное время и в данном
месте» не единый товар, выступающий в роли всеобщего
стоимостного эквивалента, а «любой товар», участвую-
132

щий в обмене, заложена методологическая основа не толь-
ко искаженного толкования содержания рассматриваемой
функции денег, но и ее фактического изгнания из эконо-
мической теории. Такой подход, который, как уже указы-
валось, был впоследствии полностью воспринят маржина-
листским направлением буржуазной экономической мысли,
всецело основывался на чисто эмпирическом подходе к ис-
следованию явлений общественной жизни, который отстаи-
вал Дж. С. Милль.
В маржиналистской литературе идеи о том, якобы
деньги не могут функционировать в роли всеобщего стои-
мостного эквивалента и соответственно выполнять единую,
всеобщую для товарного мира функцию меры стоимостей,
берут свое начало от К. Венгера. «В учении о цене,— писал
он,— мы показали, что нигде в хозяйстве нельзя найти
эквивалентов благ в объективном смысле слова, и поэто-
му... теория, по которой деньги представляются как мас-
штаб меновой ценности благ, совершенно падает, потому
что в основании ее лежит фикция, ошибка». И далее:
«Нигде нет эквивалентов в объективном смысле слова, по-
тому нельзя говорить о мере этих эквивалентов». Такой
подход, как уже указывалось, мотивировался отрицанием
объективной основы не только стоимости, но и цены това-
ров. «Цена,— утверждал К. Менгер,— не представляет су-
щественного в явлении обмена. Существенное заключается
здесь в достигаемом путем обмена лучшем обеспечении
удовлетворения потребностей обменивающихся сторон».
Цену он рассматривал лишь как «привходящее явление»
[82, 266, 267].
Отрицание объективной природы стоимости и цены то-
варов послужило методологической основой дальнейшей
вульгаризации теории, определяющей природу функции
меры стоимостей. Если в работах представителей классиче-
ской буржуазной политической экономии на основе поло-
жения о деньгах как техническом инструменте обмена и
соответственно концепции «меры издержек производства»
предпринималась попытка обосновать своеобразную на-
туралистическую трактовку функции меры стоимостей, то
в маржиналистской литературе усилия буржуазных идео-
логов сосредоточиваются в противоположном направлении.
В соответствии со взглядами на природу денег как «искус-
ственную социальную условность» была выдвинута чисто
идеалистическая трактовка их функции как меры стоимо-
стей. Последняя рассматривалась как категория, полно-
стью лишенная объективной обусловленности. Так, по
133

К. Менгеру, содержанием функции меры стоимостей явля-
ется чисто субъективное выражение полезности вещи, опре-
деляющее «отношение благ к нашим потребностям» [82,
117]. Аналогичным образом рассматривал функцию меры
стоимостей Е. Бем-Баверк. «Единица меры,— утверждал
он,— устанавливается не чем иным, как фактическими ме-
новыми отношениями». Обрушившись с нападками на тео-
рию денег К. Маркса, Е. Бем-Баверк писал: «Ему (К. Мар-
ксу.— А. Г.) следовало бы... объяснить, что т. н. прирав-
нивание при обмене не есть истинное уравнение и не дает
права заключать о существовании в обмениваемых пред-
метах «общего, одинаковой величины...» [51, 85, 109].
Концепция, отрицающая материалистическое понимание
содержания функции меры стоимостей, получила дальней-
шее развитие в работах представителей и более позднего
маржинализма. В книге американского экономиста И. Фи-
шера «Покупательная сила денег», сыгравшей, как уже
указывалось, заметную роль в развитии буржуазных тео-
рий денег, делается попытка аргументировать аналогичные
положения. «Когда известное количество одного вида бо-
гатства,— писал он,— обменивается на известное количе-
ство богатства другого вида, мы можем разделить одно из
двух обмениваемых количеств на другое и результатом
получим цену последнего. Например, если два золотых
доллара обмениваются на три бушеля пшеницы, то цена
пшеницы в золоте будет равна 2/з доллара за бушель;
обратно, цена золота в пшенице будет равна Р/г бушелям
за доллар. Необходимо заметить,— продолжает И. Фи-
шер,— что здесь мы имеем отношение двух физических ко-
личеств, единицы измерения которых совершенно различны
между собой. Один товар измеряется бушелями или едини-
цами объема пшеницы, а другой — долларами или едини-
цами веса золота». Исходя из данной, крайне упрощенной,
конструкции бартельного обмена, И. Фишер делает вывод,
что «цена всякого вида богатства есть только отношение
двух физических количеств, каким бы путем каждое из них
не было первоначально получено» [107, 4, 5].
Таким образом, на основе маржиналистских концепций
денег в буржуазной экономической литературе сформиро-
валась совокупность представлений, в соответствии с кото-
рыми функция меры стоимостей начала трактоваться как
единица измерения субъективной полезности вещи, как
мера полезности. «В том мире, в котором мы живем,—
писал А. Маршалл,— они (деньги.— А. Г.) служат един-
ственным пригодным средством измерения мотивов чело-
134

веческой деятельности в широких масштабах» [81, 78].
Деньги как единица измерения, писал американский эко-
номист Дж. Б. Кларк, развивая эту же мысль, должны
измерять «фактическую важность вещи для ее владельца»
[74,267].
Подобного рода утверждения характерны и для совре-
менных буржуазных трактовок специфики функции меры
стоимостей. Так, в учебнике П. Самуэльсона функция меры
стоимостей представлена как «постоянная мера полезно-
сти». «Когда я начинаю думать о предельной полезности
сахара,— утверждает автор учебника,— у меня уже есть
весьма удобный масштаб для ее измерения — деньги.
Единственной единицей измерения предельной полезности в
этом случае являются центы (или доллары)» [83, 428].
В современных буржуазных теориях денег функция ме-
ры (масштаба) полезности органически увязывается с
функцией «счетная денежная единица» (unit of account)
или «единицей масштаба цен». По сути, в эти понятия
вкладывается идентичное содержание, основанное на мар-
жиналистском принципе субъективной полезности. «Мас-
штаб ценности,— утверждается в одном из изданий по
теории денег,— является лишь письменным или устным
символом, который принимается за счетную единицу» [206,
15]. По утверждению Т. Крампа, деньги в рассматривае-
мой функции «выступают как математический символ»
[119, 10].
О чисто условной природе функции «счетная денежная
единица» пишет и американский экономист Р. Эскаус в
работе «Basic Economics»: «Деньги в долларах не явля-
ются неизбежной счетной единицей или стандартом стои-
мости. Они выступают в этом качестве просто для удоб-
ства. Для того, чтобы увидеть, что мы можем обойтись
без этих функций, предположим..., что цена пачки сигарет
равна 30 пенсам, коробки жевательной резинки—10 пен-
сам, одного карандаша — 5 пенсам. Альтернативно,— про-
должает далее автор,— мы можем обойтись без денег,
измерив все вещи в карандашах. При этом получим: цена
пачки сигарет будет равна 6 карандашам, коробки жева-
тельной резинки — 2 карандашам. И конечно в этом случае
цена карандаша будет равна карандашу. Таким же образом
и качестве единицы счета можно использовать сигареты и
жевательную резинку» [132, 263].
Таким образом, очевидно, что в результате длительной
эволюции в буржуазных теориях денег произошла полная
подмена понятий «деньги как мера стоимостей» понятием
135

«счетные деньги». Методологической основой такой подме-
ны явился переход буржуазной политической экономии на
позиции теории субъективной полезности, а также приме-
нение в экономических исследованиях, в том числе в тео-
риях денег, позитивистского принципа, в соответствии с
которым экономическая реальность соотносилась лишь с
предметно-вещественной наличностью, только с внешне на-
блюдаемыми формами. В конечном итоге из теории денеж-
ных отношений была полностью исключена социальная
основа их характеристики, реализуемая посредством скры-
тых внутренних связей.
В методологическом плане подмена функции меры стои-
мостей понятием «счетная денежная единица» или «мас-
штаб цен» является доказательством того, что буржуазная
политическая экономия, все ее школы и направления не
владеют методом анализа, позволяющим выявить характер
взаимодействия социальных и материально-вещественных
форм развития определенных производственных отноше-
ний, в том числе денежных.
С такого рода трудностью буржуазная политическая
экономия столкнулась уже на ранних этапах своего разви-
тия, когда ее представители еще упорно отстаивали прин-
ципы золотого стандарта и товарности денег. Однако и
при этом, будучи не в состоянии соединить социальные и
материально-вещественные начала в сфере денежных отно-
шений, буржуазная экономическая наука вынуждена была
прибегнуть к подмене функции меры стоимостей понятием
«счетные деньги». Свидетельство этого — теория денег
Дж. Стюарта, аргументированная критика теоретических
взглядов которого дана К. Марксом.'Теоретический анализ
К. Марксом истоков ошибочного толкования рассматри-
ваемой проблемы в полной мере сохраняет свое методоло-
гическое значение и для анализа современных процессов
в развитии буржуазных теорий денег.
Уже указывалось, что теоретическим открытием К. Мар-
кса, которое провело четкие границы между подлинно на-
учным и метафизическим представлениями о природе де-
нег, является их анализ как формы производственного
отношения. Это, положение, всесторонне обоснованное
К. Марксом, является в марксистской политической эко-
номии хрестоматийным. Столь же очевидным сегодня в
политической экономии является положение о том, что зо-
лото как монетарный товар само по себе не является день-
гами. «Природа,— писал К. Маркс,— не создает денег,
также как она не создает вексельный курс или банкиров»
136

[17, 185]. Из этого в теории возникла принципиально важ-
ная и довольно сложная проблема: найти опосредованную
связь между определением денег как формы производст-
венного отношения и как особого монетарного товара,
т. е. материального объекта денежного обращения.
Решение этой проблемы оказалось непосильной задачей
для буржуазной экономической науки. Характерна в этой
связи попытка «подправить» теорию денег К. Маркса, ко-
торая предпринята в вышедшем в Лондоне двухтомном
издании ««Капитал» Маркса и современный капитализм».
Авторы книги видят противоречие в теории К. Маркса в
том, что он, указывая на различия между ценой и стои-
мостью товара, одновременно пытается якобы обосновать
возможность выражения этих двух взаимно противополож-
ных экономических категорий посредством одного звена —
функции меры стоимостей [128, 13].
Однако в действительности же К. Маркс исходил из
того, что выражение цены товара осуществляется не по
принципу «или — или»: либо мера стоимостей, либо счет-
ные деньги или масштаб цен. Важным научным открытием
К. Маркса, суть которого так и не смогли постичь предста-
вители буржуазной и оппортунистической, а также реви-
зионистской литературы, явилось его положение о том, что
процесс ценообразования в реальной действительности осу-
ществляется на основе взаимодействия двух органически
взаимосвязанных элементов денежных отношений — функ-
ции меры стоимостей и масштаба цен. Вместе с тем
К. Маркс не абсолютизировал их единства. Он акценти-
ровал внимание на том, что как мера стоимостей и как
масштаб цен деньги выполняют совершенно различные
функции; они реализуются на разных уровнях процесса
ценообразования. Деньги в названных определениях, по
словам К. Маркса, выражают различный характер отно-
шений: «Мерой стоимостей измеряются товары как стои-
мости; напротив, масштаб цен измеряет различные количе-
ства золота данным его количеством, а не стоимость дан-
ного количества золота весом других его количеств» [б,
107—108]. В результате функция меры стоимостей объек-
тивно предполагает свое развитие в масштабе цен; она
реализуется лишь на его основе.
Таким образом, поскольку в условиях развитых товар-
ных отношений цена и стоимость независимо от того, со-
впадают они или нет номинально, различны по характеру
тех отношений, которые они выражают, то структурные
звенья, посредством которых они проявляются, не могут
137

быть идентичны. «Так как цена не равна стоимости, то
элемент, определяющий стоимость,— рабочее время — не
может быть тем элементом, в котором выражаются цены,
ибо в этом случае рабочее время должно было бы выра-
жать себя одновременно как определяющее и неопределяю-
щее, как равное и неравное себе. Так как рабочее время
как мера стоимости существует лишь идеально, то оно не
может служить материей для сравнения цен. Различие
цены и стоимости требует, чтобы стоимости как цены изме-
рялись другим масштабом, а не своим собственным» [18,
81]. Отсюда следует, что положение К. Маркса о специ-
фике реализации функции меры стоимостей в корне проти-
воположно положениям книги «„Капитал" Маркса и сов-
ременный капитализм». «...Раз произошло превращение
стоимости в цену,— отмечал Ф. Энгельс,— то становится
технически необходимым развить далее меру стоимостей в
масштаб цен; т. е. устанавливается определенное количе-
ство золота, которым измеряются различные количества
золота. Это совершается отлично от меры стоимостей, ко-
торая сама зависит от стоимости золота, но которая для
масштаба цен безразлична» [21, 254, 255]. В этом прояв-
ляется диалектическое единство категорий «мера стоимо-
стей» и «масштаб цен», ошибочное толкование которого,
по выражению К. Маркса, порождает «самые нелепые тео-
рии денег» [6, 106].
В частности, К, Маркс подчеркивал, что упоминавшаяся
ранее концепция «идеальной денежной единицы» основы-
вается на смешение, с одной стороны, меры стоимостей с
масштабом цен, а с другой — денег в качестве меры стои-
мостей и в качестве средства обращения. Научно обосно-
вывая теоретическую несостоятельность данной модели, ко-
торая в наиболее обобщенном виде представлена у
Дж. Стюарта, К. Маркс писал: «Не понимая превращения
меры стоимостей в масштаб цен, он (Дж. Стюарт.— А. Г.),
естественно, полагает, что определенное количество золота,
служащее единицей измерения, относится как мера не к
другим количествам золота (т. е. идеальной золотой це-
не.— А. Г.), а к стоимостям как таковым. Так как товары
благодаря превращению своих меновых стоимостей в цены
выступают как одноименные величины, то он отрицает ка-
чественную особенность меры, которая и делает их одно*
именными; так как в этом сравнении количеств золота ве-
личина того количества золота, которое служит единицей
измерения, условная, то он отрицает, что эта величина во-
обще должна быть установлена» [4, 64—65].
138

Рассмотренные вопросы касаются весьма существенной
стороны механизма реализации функции меры стоимостей.
Они раскрывают один из важных аспектов методологиче-
ской несостоятельности современных буржуазных концеп-
ций бумажного масштаба цен или бумажно-денежного
стандарта. Подменяя социальную природу денег простым
техническим средством выражения стоимостной пропорции,
И. Фишер полагал, что так называемый стандартный дол-
лар, обращающийся на кредитной основе, выполняет функ-
цию «стандартной меры стоимостей» таким же образом, как
и устанавливаемая государством стандартная единица дли-
ны — ярд и единица напряжения электричества — киловатт
[138, 201]. Положение в бумажно-денежном (долларовом)
масштабе широко представлено и в современной буржуаз-
ной литературе по теории и практике денежных отноше-
ний. В частности, в учебнике Дж. Л. Пирса утверждается,
что в США функцию единицы «стандарта стоимости» вы-
полняет доллар. Т. Крамп пишет, что рассматриваемую
функцию выполняют не только собственно деньги, т. е.
различного рода денежные депозитивы, но и денежные
суррогаты.
Необходимо отметить, что концепция бумажного мас-
штаба цен в своей основе отражает реальные факты прак-
тики капиталистического денежного обращения, вызванные
переполнением его каналов неразменными знаками стои-
мости, что создает видимость полного отрицания товарного
(золотого) масштаба. В то же время стихийно устанавли-
ваемый бумажный масштаб цен в теоретических моделях
денег, по сути, призван элиминировать обеспечение бумаж-
ных знаков, вызываемое инфляционным ростом цен. По-
скольку сам масштаб автоматически приспособляется к из-
менениям цен, то, естественно, и вопрос об обесценивании
бумажных знаков лишается экономического смысла.
В этой связи концепция «бумажного масштаба» может
рассматриваться в качестве одного из звеньев теорий регу-
лируемого капитализма, ибо его признание означает фак-
тическое устранение противоречия между частным и обще-
ственным трудом, одним из проявлений которого в усло-
виях современного капитализма является обесценение бу-
мажных знаков стоимости.
Переполнение каналов обращения бумажными знака-
ми — то, что сегодня характерно для капиталистической
экономики,— явление не новое в экономической жизни.
В свое время оно было детально исследовано К. Марксом.
Неоднократно к этим вопросам обращался В. И. Ленин.
m

Анализируя переполнение каналов обращения бумажными
знаками, К. Маркс писал, что кажется, будто вмешатель-
ство государства, выпускающего бумажные деньги, уничто-
жает экономические законы. Государство действительно,
подчеркивал он, может выпустить в обращение любое ко-
личество бумажных билетов. Оторванные от своего функ-
ционального бытия, они превращаются в никчемные клоч-
ки бумаги. Но этим механическим актом контроль госу-
дарства прекращается. Захваченные обращением знаки
стоимости попадают под власть экономических законов.
Рассматривая абстрактный случай, когда в обращение
бросается в 15 раз больше необходимого количества бу-
мажных знаков, К. Маркс писал, что и в этом случае ни-
чего не изменилось бы, кроме стихийного уменьшения
количества золота, представляемого в обращении каждым
отдельным знаком.
Важно обратить внимание и на то, что в этОхМ процессе
К. Маркс видел развитие противоречия между функцией
меры стоимостей и масштабом цен, реальное существова-
ние которого не учитывается буржуазной политической
экономией. Развитие этого противоречия привело к раз-
двоению масштаба цен на официальный и рыночный, дей-
ствующий стихийно и фактически отрицающий официаль-
ный, ибо в реальной действительности стоимости товаров
выражаются его величиной. Углубление этого противоречия
в условиях современного капитализма создало объектив-
ные предпосылки для юридической отмены официального
масштаба цен, полностью потерявшего экономический
смысл со времени обращения неразменных бумажных зна-
ков и их инфляционного обеспечения. Однако это вовсе не
означает, что произошло, как силится доказать буржуазная
политическая экономия, перерождение меры стоимостей в
масштаб цен и, в свою очередь, золотого масштаба в бу-
мажный. Это не означает также, что в системе денежных
отношений произошли «окончательное оформление мас-
штаба цен в самостоятельную функцию денег» и превраще-
ние на этой основе меры стоимостей в счетные деньги.
Речь может идти лишь об изменениях механизма связи
меры стоимостей и масштаба цен, ибо их функциональная
роль в условиях товарного производства проявляется в
различных плоскостях и уже в силу этого они в принципе
взаимонезаменяемы.
140

3. Поиск «неденежной основы»
выражения стоимости товара
Указывая на то, что буржуазная политическая эконо-
мия в своих теориях денег в одних случаях исключила из
своего анализа функцию меры стоимостей, подменив ее
понятием «счетные деньги» или «бумажный масштаб цен»,
в других вкладывает в ее трактовку крайне упрощенное,
чисто символическое содержание, тем не менее, необходимо
отметить, что буржуазная экономическая наука не в со-
стоянии совсем устраниться от исследования вопроса о
способе выражения стоимостей. В связи с этим следует
учитывать, что функция меры стоимостей имеет реальное,
объективно обусловленное основание. Она прямо и непо-
средственно связана со стоимостью товара и так же, как
стоимость товара, реализуется стихийно. Речь идет о том,
что, формируясь посредством рыночного механизма за спи-
ной товаропроизводителей, функция меры стоимостей не
поддается сознательному государственно-монополистиче-
скому регулированию. Собственно говоря, игнорирование
буржуазными теориями денежных отношений рассматри-
ваемой функции является не чем иным, как косвенным
признанием несостоятельности буржуазного государства
оказывать реальное воздействие на способ ее реализации
посредством механизма денежно-кредитной политики.
Однако сам по себе факт непризнания функции меры
стоимостей буржуазной экономической наукой вовсе не
означает ее фактического устранения из сферы денежных
отношений. Косвенным отражением этого являются пред-
принимаемые рядом буржуазных экономистов попытки
изыскать возможность определения стоимости товаров на
неденежной основе, что уже само по себе является призна-
нием объективности рассматриваемой функции.
В гл. I данного исследования отмечалось, что одним из
проявлений тактики «ренессанса» К. Маркса является
обращение буржуазной экономической мысли к отброшен-
ной ранее всеми без исключения ее школами и направле-
ниями теории трудовой стоимости. Важно понять мотивы
такой казалось бы весьма неестественной трансформации,
ее гносеологические и теоретико-познавательные корни.
Этот вопрос еще не исследован должным образом в совет-
ской экономической литературе. Между тем, его научное
осмысление имеет принципиальное значение для понима-
ния общей специфики эволюции буржуазной экономиче-
ской науки, в том числе буржуазных теорий денег.
141

Анализ показывает, что обращение буржуазной эконо-
мической науки к теории трудовой стоимости не связано с
пересмотром сложившихся концепций распределительных
отношений. Буржуазную политэкономию интересует иной
аспект рассматриваемой проблемы. Речь идет о поиске
путей использования теории трудовой стоимости в качест-
ве инструмента количественных измерений экономических
процессов.
Чтобы понять значимость этой проблемы для развития
буржуазной экономической науки, необходимо обратить
внимание на содержание одного из по сути неразрешимых
в границах методологии маржинализма противоречий, с ко-
торым столкнулись сторонники теории предельной полез-
ности с момента ее возникновения и которое фактически
предопределяет содержание кризиса современных бур-
жуазных теорий денег. Смысл этого противоречия состоит
в следующем. С одной стороны, маржинализм, как и вся
неоклассическая буржуазная политическая экономия, со-
средоточивает свое внимание на количественном аспекте
анализа экономических процессов, средством осуществле-
ния которого являются деньги. Можно сослаться в этой
связи на высказывания А. Маршалла. «Смысл существо-
вания политической экономии в качестве самостоятельной
науки заключается в том,— писал он в своем основном
труде «Принципы политической экономии»,— что она ис-
следует главным образом ту сферу действий человека, при-
нудительные мотивы которой поддаются измерению» [81,
89]. Аналогичные высказывания содержаться и в книге
одного из последователей А. Маршалла, известного англий-
ского экономиста А. Пигу «Экономическая теория благо-
состояния»: «Единственным очевидным инструментом, при-
годным для измерений в сфере общественной жизни, слу-
жат деньги. Следовательно, наше исследование ограничено
рамками той сферы..., где можно прямо или косвенно при-
менить шкалу измерения с помощью денег» [86, 73, 74].
С другой стороны, провозглашая теорию денег в каче-
стве ведущего звена экономического анализа, маржина-
лизм в то же время полностью подрывал основополагаю-
щий принцип этой теории — принцип всеобщности и объек-
тивности денежной единицы. В этом есть своя логика. Она
предопределяется общей методологией маржинализма —
субъективным подходом к анализу стоимостных отноше-
ний. Отсюда, если стоимость всецело зиждется, согласна
маржиналистским трактовкам, на субъективных началах,
то, естественно, и инструмент ее измерения — деньги —
142

должны иметь аналогичное субъективное построение. От-
сюда маржиналистский вывод: «Нет эквивалентов в объ-
ективном смысле»; «мера ценности имеет субъективную
природу».
Таким образом, буржуазная экономическая наука
столкнулась с весьма серьезным противоречием, имеющим
прямой выход на практику. С одной стороны, она провоз-
гласила, что «возможности использования денег как ин-
струмента количественного анализа определяют границы
экономической науки» (А. Пигу), с другой — отказавшись
от признания объективной обусловленности стоимости, она
оказалась на позиции, отрицающей объективность и все-
общность этого инструмента. Как следствие такого отри-
цания — нарушение принципа сопоставляемости экономиче-
ских процессов, составляющего исходную основу любого
экономического анализа.
Выход из создавшегося положения буржуазная эконо-
мическая наука осуществляет на основе поиска «неденеж-
ной основы» выражения стоимости. Такого рода поиск был
предпринят в свое время еще Л. Вальрасом, который стре-
мился найти способ измерения стоимостей обменивающих-
ся на рынке товаров с помощью чисто условной математи-
ческой конструкции, названной им «numéraire». В после-
дующем активный поиск путей теоретического обоснования
«неденежной» основы выражения стоимости был осущест-
влен Дж. М. Кейнсом.
Как известно, Дж. М. Кейнс был одним из основателей
концепции «управляемых» денег, лишенных товарной осно-
вы, и соответственно подмены функции меры стоимостей
понятием «счетные деньги». Он писал, что «счетные день-
ги — а именно то, в чем выражаются долги, цены и общая
покупательная сила,— служат первостепенным понятием в
теории денег» [170, /].
Заметим, однако, что такая констатация отражает ре-
зультаты наиболее поверхностного анализа, основанного на
восприятии внешних форм движения капиталистической
экономики, ее количественных характеристик. Она подчи-
нена реализации прагматической функции исследования.
Вместе с тем в теоретической системе Дж. М. Кейнса, есть
и элементы, свидетельствующие о попытках вскрыть не
только количественные аспекты развития экономических
процессов, но и познать их сущностную специфику, их глу-
бинные основы. Однако классовая ограниченность не позво-
ляла ему подчинить такому исследованию всю си-
стему теоретического анализа. В «Общей теории занято-
143

сти, процента и денег» Дж. М. Кейнс оговаривает, что
он прибегает к использованию инструментов качественного
анализа «не для точного подсчета, а для того, чтобы со-
ставить некоторые более общие суждения», что он употреб-
ляет их лишь «с целью удовлетворения исторической или
социальной любознательности» и что названные элементы
лишь «в известных пределах» могут иметь «реальный
смысл и практическое значение» [72, 90, 91]. Показательно
в связи с этим, что буржуазная политическая экономия,
и прежде всего ортодоксальное кеинсианство, полностью
придало забвению элементы качественного анализа
Дж. М. Кейнса, абсолютизируя при этом лишь функцио-
нальные аспекты его теории, те элементы, которые могли
быть «подвергнуты эмпирической проверке» и которым
Дж. М. Кейнс действительно уделял первостепенное вни-
мание. Такую одностороннюю оценку теоретической систе-
мы Дж. М. Кейнса дает, в частности, Б. Селигмен. «Эко-
номическая теория Кейнса,— пишет он,— не сумела под-
няться до уровня подлинной политической экономии... Вни-
мание сосредоточивалось на количественной стороне эко-
номических ценностей и их движении, а не на их проис-
хождении, а следовательно, на чрезмерном интересе к ме-
ханизму функционирования экономики» [91, 505]. Тот
факт, что сегодня в буржуазной политэкономии все шире
разворачивается движение, направленное на «второе про-
чтение Кейнса» *, несомненно возлагает дополнительные
задачи и на марксистскую критику кейнсианства.
Внутренняя противоречивость кейнсианской теории де-
нег состоит в том, что, отстаивая концепции «управляе-
мых» денег и «регулируемой» валюты, Дж. М. Кейнс в
то же время утверждал, что лишенные товарности деньги
не могут служить основой сопоставимости потребительных
стоимостей, единицей их измерения и что государство по-
средством директивного регулирования также не в состоя-
нии решить эту задачу.
«Три трудности больше всего мешали мне при написа-
нии этой книги,— отмечал Дж. М. Кейнс в «Общей теории
* Касаясь вопроса о развернувшейся в буржуазной экономической
литературе критики кейнсианства, С. Вайнтрауб пытается доказать, что
она якобы вызвана искаженной трактовкой идей Дж. М. Кейнса пред-
ставителями ортодоксального кейнсианства. «Поэтому,— подчеркивает
он,— и период ношения траура по кейнсианству — траура, вызванного
тем, что эта теория несостоятельна,— возможно, окажется коротким:
ведь суровые приговоры выносились большей частью без достаточных
оснований» (Современная экономическая мысль: Пер. с англ. / Общ.
ред. В. С. Афанасьева, Р. М. Энтова.— М., 1981, с. 117).
144

занятости, процента и денег»,— и я не мог четко сформули-
ровать свои мысли, пока не нашел известного разрешения
этих проблем: речь идет о следующих вопросах: во-первых,
выбор единиц измерения, пригодных для исследования эко-
номической системы в целом, во-вторых, роль, которую в
экономическом анализе играют предложения, и, в-третьих,
определение дохода» [73, 88]. Весьма показательно, что
проблему «единицы измерения», функция которой реали-
зуется посредством денег, Дж. М. Кейнс определил в
качестве проблемы первостепенной сложности. Указывая
на необходимость ее, качественного переосмысления, он пи-
сал: «Пока не будет принята удовлетворительная система
измерений, точное определение этого понятия — задача
(экономического анализа.— А. Г.) неосуществимая» [73,
90].
В связи с этим Дж. М. Кейнс подверг критике маржи?
налистские концепции денег, которые, по его мнению, со-
средоточивают внимание на измерении лишь субъективной
ценности продукции и лишают экономическую систему воз-
можности осуществления количественного анализа хозяй-
ственных процессов, всегда происходящих во временных
границах. Дж. М. Кейнс обращал внимание на принци-
пиальную невозможность измерить на основе маржинали-
стской концепции функции денег как меры полезности
таких экономических параметров, как объем текущего про-
изводства, динамика национального дохода, движение чи-
стой продукции, уровень цен, а также других показателей,
без учета которых анализ хозяйственной деятельности ли-
шается не только теоретического, но и практического смыс-
ла. Если исходить из существующих единиц измерения по-
лезности, не без основания писал он, то «утверждение о
том, что чистая продукция теперь больше, а уровень цен
ниже, чем десять лет назад или, допустим, год назад, носит
такой же характер, как и утверждение, согласно которому
королева Виктория была лучшей королевой, но не более
счастливой женщиной, чем королева Елизавета». И далее:
«Наши претензии на точность будут смехотворными, если
мы будем пытаться использовать такие, не вполне четкие,
«неколичественные» понятия в качестве основы количест-
венного анализа» [73, 91]. Нельзя не отметить, что кейн-
сианская критика маржиналистских концепций денег как
меры полезности отражала их действительные недостатки
и в связи с этим несла на себе элементы научности. Вместе
с тем это еще не означает, что Дж. М. Кейнсу удалось пре«
одолеть методологические просчеты, допускаемые сторон-
145

пиками теории предельной полезности, и предложить «но-
вое» (по отношению к известному способу выражения стои-
мости на основе функции меры стоимостей) решение
проблемы соизмерения стоимостей, которого настоятельно
требовала хозяйственная практика, по поводу чего, как
уже указывалось, он весьма обоснованно проявлял беспо-
койство.
Анализируя рассматриваемую проблему, Дж. М. Кейнс
предложил нетрафаретное, с точки зрения теоретических
постулатов занимавшего господствующее положение в эко-
номической науке неоклассического направления буржуаз-
ной политической экономии, решение. Смысл его состоял
в том, что в качестве единицы измерения товаров и услуг
он считал возможным рассматривать единицу заработной
платы. «Я убежден,— писал он,— что многих ненужных
осложнений удастся избежать, если при анализе функцио-
нирования экономической системы в целом строго ограни-
чиваться двумя единицами измерения — денежной едини-
цей и единицей труда» [73, 96]. Если предположить, что
под «денежной единицей» Дж. М. Кейнс понимал регули-
руемые бумажные деньги, выступающие в качестве внеш-
ней формы реализации денежных отношений, а под «еди-
ницей труда» — их внутреннее содержание, то нетрудно
заметить, что в своем единстве «единица труда» и «денеж-
ная единица» весьма близки к действительному пониманию
специфичности денег как формы производственного отно-
шения. «В той мере,— указывая на элементы научности в
теории Дж. М. Кейнса, подчеркнул В. С. Афанасьев,—
в какой кейнсианская теория воспроизводства, рассматри-
вая функционирование капиталистической экономики в
конкретно-экономическом аспекте, подходит к характери-
стике некоторых объективных закономерностей, она не мо-
жет не приближаться к отдельным открытиям, которые
давно сделаны марксистской экономической теорией, ибо
именно эта теория отражает единственно существующую
объективную реальность» [50, 71].
Отмечая наличие в теории Дж. М. Кейнса положений,
отражающих объективные экономические процессы, в то же
время следует указать, что речь идет не об целостной си-
стеме теоретических взглядов, а об отдельных структурных
элементах теории, которые, однако, подчиняясь законам
общей системы, в конечном итоге несут на себе печать
вульгарных представлений. Так, теоретически правильно
указывая на то, что «предпочтительнее рассматривать
труд... как единственный фактор производства»,
146

Дж. М. Кейнс одновременно включал в затраты труда не
только труд работников сферы материального производ-
ства, но и «личные услуги предпринимателя и его помощ-
ников», затушевывая тем самым природу капиталистиче-
ской эксплуатации. Только с учетом такой постановки во-
проса, писал он, «мы смогли принять единицу труда в ка-
честве единственной физической единицы, необходимой в
нашей системе, наряду с единицей денег и времени» [73,
282, 283]. В этой связи становится очевидной полная не-
состоятельность утверждений ряда буржуазных экономи-
стов о том, что якобы трактовка Дж. JVL Кейнсом единицы
труда и заработной платы как основы соизмерения това-
ров сближает его теорию денег с теорией К. Маркса.
Выдвинув в своей основе теоретически правильное пред-
положение об «единице труда» как исходной основе «еди-
ницы измерений» товаров и услуг, Дж. М. Кейнс не смог,
однако, подойти к подлинно научному пониманию специ-
фичности денежного товара как материального воплощения
абстрактно общественного труда товаропроизводителей,
обособленного бытия стоимости. Опираясь, как спра-
ведливо отмечает В. С. Афанасьев, лишь «на функциона-
льные аспекты закона стоимости» [50, 79], Дж. М. Кейнс
рассматривал «единицу труда» не как основу стоимости,
а как непосредственную основу цен. Поэтому материализа-
цией «единицы труда» в его теоретической системе явля-
ется не товар вообще и не денежный товар в частности,
а денежная заработная плата за единицу труда, названная
им «единицей заработной платы».
«Единицу измерения объема занятости,— писал
Дж. М. Кейнс,— мы будем называть единицей труда, а де-
нежную заработную плату за единицу труда — единицей
заработной платы» [73, 93]. Соответственно в качестве
единицы измерения или масштаба цен в теоретической
системе Дж. М. Кейнса фигурирует не денежный товар,
а «единица заработной платы», которая регулирует, по
мнению буржуазного ученого, не только устойчивость бу-
мажных денег, но и их относительную ценность.
Возможность функционирования «единицы заработной
платы» в качестве масштаба цен Дж. М. Кейнс мотиви-
рует тремя обстоятельствами. Во-первых, ее малоподвиж-
ностью. Во-вторых, тем, что заработная плата якобы регу-
лируется экзогенно — не посредством рыночных факторов,
а на основе соглашений, достигаемых между профсоюзами
и государством. В-третьих, ее всеобщностью, т. е. тем, чтф
заработная плата выступает, как писал Дж. М. Кейнс,
147

в качестве составного элемента практически всех видов ка-
питальных затрат, а также большей части потребитель-
ского спроса, чем обеспечивается ее постоянная соизмери-
мость с бумажными деньгами.
К чести Дж. М. Кейнса, он чувствовал не только тео-
ретическую, но и практическую уязвимость концепции
«единица заработной платы — масштаб цен». Однако, не
находя иного решения проблемы соизмерения стоимостей,
он активно отстаивал свою теоретическую конструкцию.
«Если можно было бы найти товар,— писал он по этому
поводу,— удовлетворяющий эти требования (имеются в
виду те требования, которым отвечает «единица заработ-
ной платы»,— ее малоподвижность и всеобщность.— А. Г.),
то, несомненно, его можно было бы предложить в качестве
конкурента денег (имеются в виду бумажные деньги.—
А. Г.). Таким образом,— продолжал далее Дж. М. Кейнс,—
логически нельзя исключить возможность существования
такого товара... Впрочем, по-видимому, мало вероятно,
чтобы такой товар реально существовал» [73, 309].
В теориях денег ортодоксального кейнсианства идеи
Дж. М. Кейнса о заработной плате как масштабе измере-
ний экономических показателей не получили поддержки.
Этот вопрос, писал А. Хансен, для экономической науки
«по существу не является столь уж важным» [160, 44].
В качестве отправной точки анализа денежной теории
были взяты кейнсианские идеи о специфике ликвидности,
которым Дж. М. Кейнс действительно придавал, с точки
зрения реализации прагматической функции, первостепен-
ное значение.
Инициаторами возрождения идей Дж. М. Кейнса о
«единице заработной платы» и их использования при со-
здании новой «основательной» теории денег выступили во
второй половине 70-х годов XX в. экономисты посткейн-
сианского направления буржуазной политической эконо-
мии. Так, С. Вайнтрауб, критикуя теоретические взгляды
своих предшественников — представителей «хиксиканского
кейнсианства», писал, что они «игнорируют то значение,
которое Кейнс придавал «единице заработной платы» как
некоему фундаментальному понятию, используемому в
экономическом анализе. «Забвение этого завета привело,—
утверждает С. Вайнтрауб,— к ужасающей путанице поня-
тий по поводу той важнейшей проблемы, с которой при-
шлось столкнуться на протяжении последнего десятилетия
и, возможно, придется иметь дело в будущем,— по поводу
мучительной инфляции, усложненной растущей безработн-
ые

цей, а иногда и сокращением объемов производства» [96,
87]. И далее американский экономист подчеркивал: «Не-
способность последователей Кейнса уяснить подлинное зна-
чение «единицы заработной платы», или денежной зарпла-
ты, в его теоретической системе сыграла роль «последней
соломинки», надломившей спинной хребет кейнсианства»
[96, 101]. Однако предпринимаемые «новым» поколением
кейнсианцев усилия создать, опираясь на концепцию «еди-
ницы заработной платы», «основательную» теорию денег
не дают положительных результатов. Это, в свою очередь,,
является одним из подтверждений ограниченности ее «тео-
ретических ресурсов». И тем не менее, возродившаяся в
буржуазной экономической литературе дискуссия по пово-
ду рассматриваемой концепции Дж. М. Кейнса определяет
актуальность ее марксистской критики.
Поиск так называемой неденежной основы соизмерения
стоимостей товаров и услуг не ограничивается в буржуаз-
ной экономической литературе обращением к трактовке
заработной платы как масштаба цен. Особую активность
в этом вопросе проявляют представители одного из наибо-
лее быстро развивающихся в настоящее время неорикар-
дианского по многим методологическим вопросам смыкаю-
щимся с ним посткейнсианского направления буржуазной
политической экономии. Их марксистская критика имеет
особую актуальность ввиду предпринимаемых попыток в
западной литературе представить отдельные концепции
этих направлений экономической мысли как теоретическое
развитие применительно к условиям современного капита-
лизма идей К. Маркса.
Критический анализ неорикардианских (посткейнсион-
ских) концепций представляет научный интерес и в другом
аспекте. Данная школа является одним из немногих на-
правлений современной буржуазной политической эконо-
мии, которая основывается на методологических принци-
пах, противоположных маржинализму. Уже сам по себе
этот факт представляет особый интерес с точки зрения
выявления возможных эволюции буржуазных теорий денег,
которые до настоящего времени всецело основываются на
постулатах теории предельной полезности.
При этом следует отметить, что неорикардианство не
может рассматриваться как целостно сложившееся направ-
ление буржуазной политической экономии. Многие эле-
менты этой теории, в том числе концепция стоимости, и в
особенности денег, не имеют сколько-нибудь сформировав-
шихся очертаний, что, естественно, затрудняет возмож-
на

ности методологической критики их политэкономических
основ.
Буржуазная критика теории предельной полезности, вы-
ступающей многие годы в качестве буржуазного варианта
теории стоимости и выполняющей в связи с этим методо-
логическую функцию познания экономической действитель-
ности, в том числе сферы денежных отношений, не пред-
ставляет собой нового явления в экономической науке. За-
мечено, что полосы подъема этой критики приходятся на
периоды наибольшего обострения антагонистических проти-
воречий капиталистического общества. Методологически
теория предельной полезности основывается на теории об-
щего равновесия. Обе эти теории находятся в органиче-
ском единстве, взаимно обусловливая друг друга. И, Шум-
петер по этому поводу писал: «Как только мы начинаем
понимать, какую в действительности важную роль играет
система общего равновесия, мы обнаруживаем, что сам
лринцип предельной полезности в конце концов не так уж
важен, как полагали Джевонс, представители австрийской
школы, да и сам Вальрас» [209, 218].
В связи с этим становится очевидным, что кризис мар-
жинализма и сформировавшихся на его основе теорий де-
нег неразрывно связан с вступлением капитализма в сере-
дине 70-х годов XX ст. в новую полосу глубокой экономи-
ческой дестабилизации и обострения на этой основе всей
совокупности его неразрешимых антагонистических проти-
воречий.
Формирование антимаржиналистской направленности в
трактовке специфики стоимостных отношений и соответ-
ственно поворот буржуазной экономической науки к тео-
рии трудовой стоимости связываются с работой английско-
го экономиста П. Сраффы «Производство товаров посред-
ством товаров» (Кембридж, 1960 г.). Оценивая значение
этого исследования в разработке теории стоимости, англий-
ский буржуазный экономист Р. Миик писал, что «книга
Сраффы открыла новое направление в решении традицион-
ной проблемы стоимости» [183, 161].
Противоположность позиции П. Сраффы маржиналист-
ской теории стоимости методологически определяется тем,
что она основывается не на субъективистских принципах
предельной полезности, а на анализе реальных процессов,
происходящих непосредственно в сфере материального про-
изводства и обращения. В соответствии с этим подходом,
П. Сраффа предпринял попытку сконструировать на основе
математических уравнений простого и расширенного вос-
ifiû

производства теоретическую модель первичного соизмере-
ния стоимости товаров и услуг не на основе денег как все-
общего стоимостного эквивалента, а в единицах стоимости
некоего «стандартного продукта». В своих расчетах-
П. Сраффа использовал разработанный русским буржуаз-
ным экономистом математиком В. К. Дмитриевым метод
определения полных затрат труда, требующихся при вос-
производстве товаров *. В буржуазной литературе утверж-
дается, что, опираясь на математические расчеты
В. К. Дмитриева, П. Сраффе удалось развить известные-
идеи Д. Рикардо о так называемой хлебной отрасли эко-
номики, которая, как полагал Д. Рикардо, могла бы слу-
жить «неизменной стандартной мерой стоимостей товаров».
В системе П. Сраффы в качестве подобной меры меновых.
пропорций выступает некий товарный агрегат, объединяю*
щий типичный для рабочего набор потребительских това-
ров, адекватных по цене среднему уровню заработной пла-
ты, и обеспечивающий прожиточный минимум. Названный
«стандартным товаром» данный агрегат, по выражению
П. Сраффы, представляет собой «чисто вспомогательную*
конструкцию» (purely auxiliary construction), на основе-
которой осуществляется редукция ценовых уравнений к
так называемому датированному труду (dated labour),,
который и составляет в конечном итоге, по мненик>
П. Сраффы, основу сопоставимости товаров. Соответствен-
но этому «стандартный товар» провозглашается своеобраз-
ным физическим аналогом стоимости, которая в теорети-
ческой конструкции П. Сраффы представляет собой рас-
четную единицу (numeraire) соизмерения товаров.
Положение П. Сраффы о затратах труда как исходною
звене, лежащем в основе соизмерения товаров, создает
видимость его приверженности теории трудовой стоимости
К. Маркса. Именно это послужило поводом для публика-
ций, в которых всячески рекламируется «родство» теории
П. Сраффы и экономического учения К. Маркса, хотя сам
английский экономист так вопрос не ставил. Теория1.
К. Маркса в книге П. Сраффы вообще не упоминается;.
Анализ «стандартного товара» в концепции П. Сраффы,,
пишет Р. Миик, «является близкой аналогией Марксового*
* Формула В. К. Дмитриева оценки полных затрат рабочего вре-
мени на единицу продукции (*i=2atj*j-Wt, где я* — полные затраты;
труда; Xj — текущие затраты труда на расходуемые продукты; ац —
технологические коэффициенты; ti—текущие затраты труда на произ-
водство i-ro продукта) широко используется в современных экономико-
математических расчетах советских и зарубежных экономистов (Немчи-
нов В. С. Избранные произведения, т, VI, с. 41, 340, 391),
15Ï

анализа товара, произведенного капиталом, органическое
строение которого равно средней общественной величине»
[184, 163]. «Книга Сраффы важна не просто в виду своей
правдивости,— говорится в объемном издании «Рикардо,
Маркс, Сраффа», опубликованном в Лондоне в 1984 г.—
Она сыграла важную роль в истории развития экономиче-
ской мысли, положив начало ставшему широко известным
течению — неорикардианству... Однако главное, подчерки-
вают авторы издания,— состоит не в этом. Книга Сраффы
послужила поводом переосмысления вопроса о вкладе тео-
рии Маркса в экономическую науку и ее повторной асси-
миляции (reabsorbing)» [201, XI]. Одновременно в запад-
ной литературе ставится вопрос о возможности адекватного
теоретического переосмысления Марксовой теории денег.
В частности, американский экономист профессор
П. М. Лихтенштейн в опубликованной в 1983 г. в Нью-
Йорке книге «Введение в посткейнсианскую и марксист-
скую теории стоимости и цены» утверждает, что положение
П. Сраффы о «стандартном товаре» создает логическую
основу развития применительно к современным условиям
Марксовой теории о деньгах как всеобщем стоимостном
эквиваленте и мере стоимостей. Он считает, что теория
П. Сраффы позволяет рассматривать в качестве меры стои-
мостей не золото, а отрасль, производящую стандартный
товар. «Цены всех других (кроме стандартного.— А. Г.)
товаров можно выразить на основе затрат данной отрасли.
Если множество отраслей используют в качестве одного из
звеньев производственных затрат стандартный товар (име-
ется в виду товарный эквивалент заработной платы.—
А. Г.),— пишет американский экономист,— то данный стан-
дарт представляет единицу стоимости» [176, 103, 118].
Аналогичной точки зрения придерживаются и другие эко-
номисты. Весьма показательно в связи с этим, что в ходе
проходящей на страницах буржуазной печати дискуссии о
возможных путях реформы денежно-валютной системы ка-
питализма в 1981 г. в США был опубликован проект
П. Е. Хелла об учреждении некоего «товарного стандарта
доллара», призванного заменить золотовалютный стандарт.
Содержание этого проекта рассматривается в гл. V. Здесь
же подчеркнем, что он теоретически всецело основывался
на идеях П. Сраффы.
Каково же действительное содержание теоретической
конструкции «стандартного товара» П. Сраффы и насколь-
ко правомерно рассматривать его в качестве физического
аналога меры стоимостей товара?
152

Рассматриваемую концепцию как и в целом анализи-
руемую работу П. Сраффы нельзя оценивать однозначно.
С одной стороны, она действительно сыграла положитель-
ную роль в выяснении научной несостоятельности теории
предельной полезности, возникновение и развитие которой
было, как уже указывалось, ответной реакцией экономи-
стов неоклассической школы на теорию трудовой стои-
мости К. Маркса. В этой связи в отдельных публикациях
«революцию Сраффы» именуют, видимо, с достаточным
основанием, «антимаржиналистской революцией» в бур-
жуазной политической экономии. Так, профессор А. Ронка-
лия, указывает в связи с этим на то, что исследования
П. Сраффы определили «существенные концептуальные
(по сравнению с маржинализмом.— А. Г.) изменения тео-
рии стоимости» [96, 250]. В подтверждение этого он выде-
ляет два наиболее принципиальных, на его взгляд, положе-
ния: это, во-первых, «отказ от субъективистского подхода
маржиналистской теории в пользу «объективного» подхода
классической политэкономии и Маркса»; во-вторых, «отказ
от маржиналистских концепций цены, равновесия, совер-
шенной конкуренции в пользу аналогичных концепций
классической и марксистской политэкономии» [96, 262].
На основе этих положений итальянский экономист делает
вывод о том, что «аналитический аппарат Сраффы, исполь-
зованный в рамках классической и марксистской концеп-
туальной системы, дает возможность отказаться от маржи-
нализма и не остаться при этом на пустом месте — без ка-
кой-либо теоретической альтернативы» [96, 262, 263].
В положительном плане оценивается работа П. Сраф-
фы и в советской экономической литературе. В исследова-
ниях советских экономистов указывается, во-первых, что в
книге П. Сраффы «дано законченное обобщение логиче-
ской критики неоклассической теории стоимости» [84, 96]\
во-вторых, что в ней предприняты усилия повернуть бур-
жуазную экономическую мысль к отброшенному ранее
фундаментальному положению буржуазной политической
экономии о том, что труд является единственной исходной
объективной первоосновой экономических процессов *.
* Академик В. С. Немчинов в фундаментальном исследовании «Об-
щественная стоимость и плановая цена» писал, что предложенный
П. Сраффой способ первичного соизмерения продуктов труда в едини-
цах стандартного агрегата может рассматриваться «как пример того,
что затраты труда неизбежно должны быть приняты во внимание даже
при соизмерении структуры сферы материального производства на
основе количественных соотношений между самими продуктами» (Нем-
чинов В. С. Избранные произведения, т. VI, с. 15, 16).
153,

Вместе с тем, советские экономисты единодушны в том,
что позитивные моменты работы П. Сраффы отнюдь не
связаны с развитием теории трудовой стоимости в ее под-
линно научном, марксистском понимании. Более того, ра-
бота П. Сраффы, несмотря на внешнее сходство с теорией
трудовой стоимости, в действительности по своим методо-
логическим принципам не выходит за пределы широко
известной вульгарной буржуазной теории производитель-
ности капитала. Поэтому вся система экономических кате-
горий, которая используется в работе П. Сраффы, лишь
внешне созвучна с Марксовой теорией. В действительности
каждое понятие, конституирующее теорию английского
экономиста, наполнено принципиально иным (по сравне-
нию с теорией К. Маркса) содержанием.
Уже отмечалось, что в западной литературе широко по-
пуляризируется тезис о том, что методологические основы
неорикардианской концепции стоимости заложены еще в
работах В. К. Дмитриева, что вся неорикардианская ветвь
строится на его математической модели. Так, американ-
ский экономист Дж. Янг считает, что связь теорий Д. Ри-
кардо и П. Сраффы основывается на концепции В. К. Дми-
триева. Аналогичные утверждения высказываются и в ра-
ботах других экономистов *. В связи с этим для выяснения
подлинного содержания неорикардианской трактовки стои-
мости обратимся к математической модели относительной
ценности товаров В. К. Дмитриева, которая, по мнению
M. Добба, «составляет ядро системы Сраффы». Речь идет
о формуле, выражающей меновую стоимость или «относи-
тельную ценность» продуктов А и В,
NAaxa(\+r)'A
Укв = j- ,
NHaxa(\+r)B
тде Уав — относительная ценность продуктов А и В;
N a, Nb — количество труда, необходимое для производства
соответственно продуктов А и В; а — количество продукта,
потребляемого рабочим в день, или реальная заработная
плата; ха — цена продукта А; г — средняя норма прибыли;
t — время, затраченное на производство продукта (величи-
на производственного периода) [66, 17].
* Касаясь содержания этой модели, английский экономист М. Ди-
саи пишет, что «Дмитриев на ее основе математически доказал вер-
ность теории прибыли Рикардо» (Marxian Economics.—Oxford, 1979,
p. 81),
154

Раскрывая содержание этой формулы, В. К. Дмитриев-
указывал: если предположить, что время, затраченное на
производство продуктов А и В равно (/а = *в), то путем
математических преобразований получим выражение Удв =
^А ^А
= -77- = -дт— » свидетельствующее, что «относительна»
^в ™в
ценность продуктов (А) и (В) равна отношению количест-
ва труда, потраченного на производство единицы продукта
(А), к количеству труда, потраченного на производство
продукта (В), и цена единицы продукта (А) относится
к цене единицы продукта (В) как количество труда, по-
траченного на производство единицы продукта (В)»
[66, 17]. Как видно, выводы В. К. Дмитриева и П. Сраф-
фы о затратах труда как о исходном звене, лежащем в
основе соизмерения товаров, идентичны.
Однако важно видеть и другое.
В формуле В. К. Дмитриева в качестве конституирую-
щего элемента «ценности» товара фигурирует величина
«г» — средняя норма прибыли. Если учесть, что под «цен-
ностью» продукта понимается цена производства, то сама
по себе правомерность использования данного компонента*
не вызывает сомнений. В то же время в теории трудовой
стоимости определяющим пунктом является вопрос об:
источнике прибыли, о ее субстанциональной основе. «Мож-
но теоретически представить себе такой случай,— писал?
В. К. Дмитриев,— где продукты производятся исключи-
тельно работой машин, так что в производстве не участ-
вует ни одной единицы живого труда ...и все-таки и в-
этом случае при определенных условиях может возникнуть
промышленная прибыль, ничем не отличающаяся по своему
существу от прибыли, получаемой современными капита-
листами, употребляющими в производстве наемных рабо-
чих» [66, 29]. Как видно, автор этих строк далек от при-
знания того, что прибыль по своей сущности является пре-
вращенной формой прибавочной стоимости, единственным
источником которой являются затраты живого труда. Про-
делав при сопоставлении товаров А и В простую арифме-
тическую операцию, сократив множитель «г», составляю-
щий равновеликую величину в структуре «ценности»'
данных товаров, В. К. Дмитриев вышел на «чистый» пока-
затель трудовых затрат, сотворив таким образом то «чудо»,
на котором методологически основывается неорикардиан-
екая концепция стоимости.
Аналогичным образом рассуждает и П. Сраффа. При-
нимая норму прибыли в различных отраслях экономики
155

равновеликой, П. Сраффа получает возможность элимини-
ровать ее воздействие на меновые отношения товаров и
тем самым обойти молчанием вопрос об источнике при-
были. Показательно в этой связи, что в конструкции
П. Сраффы редукция материальных затрат к затратам
труда касается лишь группы wagegoods, т. е. группы то-
варов, которые соотносятся с заработной платой. В итоге,
как и В. К. Дмитриев, П. Сраффа фактически не выходит
за пределы формулы «затраты труда — заработная плата»,
составляющей основу теории производительности капитала.
Это касается и теоретической конструкции Дж. Робин-
сон, многие годы считавшейся признанным лидером неори-
кардианской школы буржуазной экономической мысли.
Чтобы убедиться в этом, достаточно обратиться к одной из
наиболее известных работ Дж. Робинсон «Накопление ка-
питала», где, анализируя схемы воспроизводства, англий-
ская экономистка включает в виде амортизационных от-
числений во вновь созданную стоимость часть стоимости
средств производства. Подобным образом характеризуется
и концепция «истинной стоимости», выдвинутая представи-
телем этого же направления буржуазной экономической
мысли английским экономистом М. Моришимой. Анализ
этой концепции показывает, что определяемая минималь-
ными производственными затратами «истинная стоимость»
основывается на отождествлении физических и стоимост-
ных элементов капитала. Весьма примечательно, что в
этом же аспекте М. Моришима и другой буржуазный эко-
номист Дж. Кетифорис пытаются «исправить» теорию
трудовой стоимости К. Маркса. «У Маркса,— пишут
они,— стоимость постоянного капитала амортизируется
пропорционально временной функции. Альтернативный
метод, примененный Нейманом, состоит в том, что стои-
мость использованной техники включается в статью
«постоянный капитал», а остаточная стоимость, которая
остается в машине после производственного процесса,
включается в производственную стоимость (value of out-
put) (читай: во вновь созданную стоимость.— Л. Г.)». Да-
лее авторы пишут: «Если бы Маркс родился не в 1818, а в
1920 г. и имел первые контакты с экономистами не в 1843 г.,
а в 1945 г., он примкнул бы не к модели Рикардо, а к мо-
дели Леонтьева и Неймана... Соответственно мыслимо,—
продолжают свои рассуждения М. Моришима и Дж. Кети-
форис,— что К. Маркс попытался бы пересмотреть и пе-
реформулировать свою теорию стоимости и эксплуатации»
[193, 24, 29]. Здесь, как видно, стремление выдать желае-
156

мое за действительное уводит авторов слишком далеко от
истины. Теория производительности капитала, на позициях
которой находятся неорикардианцы, является антиподом
теории трудовой стоимости. Она является разновидностью
теории фактов производства, исчерпывающая критика ко-
торой дана К. Марксом в «Капитале».
Налицо, таким образом, внутренняя противоречивость
неорикардианской концепции стоимости: с одной стороны,
в их анализе стоимость выступает как редуктированная к
физическим затратам труда — цена производства, с дру-
гой— как особая форма меновой стоимости, в которой ра-
бочее время как физическая величина используется всего
лишь как счетная категория. Речь, следовательно идет о
«квазитеории трудовой стоимости», о своеобразной натура-
листической концепции трудовой стоимости, в которой нет
главного — разграничения понятий живой и овеществлен-
ный, абстрактный и конкретный, частный и общественный
труд, т. е. нет того, без чего теория трудовой стоимости
теряет свое подлинно научное содержание и без чего нет
и не может быть истинного понимания специфичности де-
нег, которое основывается на указанных противоположно-
стях труда. Это позволяет сделать вывод, что предприни-
маемые различными направлениями современной буржуаз-
ной политической экономии попытки выработать «новые»
методологические подходы к определению специфичности
денег и их функции меры стоимостей на основе кейнсиан-
ской концепции «единицы заработной платы» и теоретиче-
ской конструкции «стандартного товара» П. Сраффы обре-
чены на провал вв^ду, с одной стороны, несостоятельности,
как было показано, их методологии — теории стоимости, с
другой — потому что они полностью игнорируют историче-
скую преемственность в развитии форм денег.
Поиск «неденежной» основы измерения стоимости явля-
ется косвенным развитием далеко не новой в буржуазной
экономической литературе идеи о том, что товарное про-
изводство может якобы функционировать вне сферы де-
нежных отношений. Собственно говоря, в положении
Дж. М. Кейнса о «заработной плате как масштабе «цен»,
а также в концепции «стандартного товара» П. Сраффы
отражается процесс дальнейшей вульгаризации теоретиче-
ской конструкции Д. Рикардо о деньгах как всего лишь о
техническом инструменте обмена и отсутствии органиче-
ского единства между понятиями стоимость и деньги.
В этих концепциях аккумулируются также неоклассиче-
ские идеи о деньгах как «темной вуали», которая лишь
157

«окутывает» товарные отношения. Речь идет о том, что и
концепция денег как технического инструмента обмена,
и теория «денежной вуали», порождая представление о
несущественности денежного фактора, создают иллюзию о
возможности преодоления противоречий товарного произ-
водства посредством его развития на «неденежной» основе.
Однако все эти теоретические представления слишком да-
леки от истины.
Возникнув как результат развития противоречий товар-
ного производства, выступая как одно из его непосредст-
венных звеньев, денежная форма имеет исторические
границы, которые определяются историческими рамками
самого товарного производства. В этой связи уже подчер-
кивалось, что те факторы, которые определяют объективную
необходимость существования продуктов труда как стои-
мостей, являются одновременно и специфическими факто-
рами, определяющими функционирование денежных отно-
шений.. Следовательно, чтобы доказать, что капиталисти-
ческое производство возможно без денег как всеобщего
эквивалента, без денег-товара. что соизмерение стоимостей
осуществимо йа «безденежной» основе, необходимо дока-
зать, что капитализм возможен без товарных отношений.
Между тем в условиях современного капитализма осно:
вополагающие факторы, определяющие объективную по-
требность функционирования денег как всеобщего стоимо-
стного эквивалента и соответственно денег как меры стои-
мостей, продолжают действовать. Следовательно, научный
поиск путей теоретического обоснования тех существенных
изменений, которые произошли в системе денежных отно-
шений, необходимо вести не выходя за пределы денежной
формы товара, рассматривая деньги не как исчезающую,
а как видоизменяющуюся форму производственных отно-
шений.
Глава IV
ЭВОЛЮЦИЯ КОЛИЧЕСТВЕННОЙ ТЕОРИИ ДЕНЕГ
Количественная теория денег является одной из наибо-
лее распространенных и, пожалуй, самой популярной тео-
рией в буржуазной экономической литературе. Основопо-
лагающие идеи этой теории, которая, по утверждению
английских буржуазных экономистов Д. Лейдлера и
158

M. Паркина, «в той или иной форме доминировала в ли-
тературе... на протяжении большинства последних трех-
сот лет» [173, 747], сформировались еще в XVI—XVII вв.
Придерживаясь номиналистических взглядов в вопросе о
сущности денег, ее авторы исходили из предпосылки, что
стоимость денег якобы находится в обратно пропорцио-
нальной зависимости от их количества.
Одним из наиболее видных представителей количест-
венной теории в ее первоначальном варианте является
английский экономист и философ, представитель субъек-
тивного идеализма Д. Юм. Его идеи получили дальнейшее
развитие в работах представителей так называемого клас-
сического направления количественной теории — Д. Рикар-
до, Дж. Милля и Дж. Ст. Милля.
В буржуазной экономической литературе первой поло-
вины XX в. сформировались две разновидности количест-
венной теории: «трансакционный вариант» И, Фишера и
«кембриджский вариант». Второе течение представлено
большой группой видных буржуазных экономистов —
А. Маршаллом, А. Пигу, Д. Робертсоном и др. Новейший
вариант количественной теории денег представляет собой
современный монетаризм.
Уже сам по себе перечень основных школ и направле-
ний количественной теории денег свидетельствует о том,
что за многолетнюю историю своего развития она прошла
длительный эволюционный путь, на протяжении которого
в соответствии с изменяющейся практикой денежного
обращения уточнялись и видоизменялись ее отдельные
постулаты. И тем не менее, исходный принцип количест-
венной теории, ее положение о том, что стоимость денег
определяется на основе обратно пропорциональной зави-
симости от объема находящейся в сфере обращения денеж-
ной массы, оставались неизменными. Чтобы убедиться в
этом, достаточно обратиться к изложению этого вопроса
в учебной литературе по теории денег в настоящее время
Так, в изданном в 1984 г. в Нью-Йорке учебнике «Теории
денег и финансов» вопрос о стоимости денег трактуется
следующим образом. Внедрение в обращение неразменных
бумажных денег, утверждает автор учебника профессор
Калифорнийского университета (США) Дж. Л. Пирс, по-
казывает, что деньги обладают стоимостью ввиду того,
что они являются деньгами, а не потому, что они товар.
Стоимость денег, имеющих товарную основу, равно как и
неразменных бумажных денег, определяется их покупа-
тельной способностью. Последняя определяется количест-
159

вом товаров и услуг, которые можно купить на данную
сумму денег.
Покупательная сила денег (их стоимость.— Л. Г.)
определяется как величина обратно пропорциональная
уровню цен, и зависит от количества денег в экономике
по отношению к уровню деловой активности. Аналогичные
трактовки исходного принципа количественной теории де-
нег даются и в цитируемых ранее учебниках Т. Мейера,
Дж. Дьюсенбери и Р. Элибера, а также И. К. Джонсона
и У. У. Робертса.
Дж. М. Грендмаунт в опубликованной в 1983 г. книге
«Деньги и стоимость» пишет, что денежная цена товаров
в каждый отрезок времени пропорциональна сумме находя-
щейся в обращении денежной массы. Другими словами,
цены товаров и денежная масса находятся в корреляцион-
ной зависимости. Дж. Мак-Куллох, автор книги «Деньги
и инфляция» (Нью-Йорк, 1982 г.), также пытается дока-
зать, якобы «фундаментальное положение» количествен-
ной теории о том, что стоимость денег представляет собой
величину, обратно пропорциональную цене товаров, остает-
ся неизменным на протяжении многих столетий.
Однако, несмотря на длительный эволюционный путь
развития количественной теории денег, в буржуазной эко-
номической литературе не сложились общепринятые пред-
ставления о ее предмете и логических границах. В иссле-
дованиях буржуазных авторов даются, как правило, рас-
ширительные трактовки предмета количественной теории,
в которых в качестве объекта рассмотрения выделяется
анализ взаимосвязи динамики цен и хозяйственной конъ-
юнктуры.
С учетом этого здесь не ставится задача целостного
анализа всей совокупности слагаемых количественной тео-
рии. Исследование ее развития ограничивается рассмот-
рением двух групп вопросов. Во-первых, на основе ана-
лиза развития количественной теории предпринимается
попытка выяснить совокупность вопросов, определяющих
методологические подходы буржуазной политической эко-
номии к трактовке относительной стоимости денег. Во-вто-
рых, ставится задача определить содержание прагматиче-
ской функции анализируемой теории, характер ее реко-
мендаций по поводу осуществления кредитно-денежной
политики буржуазного государства. С учетом того, что кре-
дитно-денежная политика ряда ведущих империалистиче-
ских государств осуществляется в настоящее время на
основе современных консервативно-классических рецептов,
160

в изложении затрагиваются лишь вопросы, характеризую-
щие хозяйственно-прагматическую функцию монетарист-
ского варианта количественной теории денег.
1. Проблема «стоимости денег»
в трактовке количественной теории
Одним из узловых вопросов теории денежных отноше-
ний является проблема формирования стоимости денег.
Еще в начале столетия русский буржуазный экономист
М. И. Туган-Барановский писал: «Центральным вопросом
в теории денежных отношений и вместе с тем отправным
пунктом для всех дальнейших соображений является во-
прос о факторах, управляющих ценностью денег. Ибо если
в этом пункте имеется неясность, то и ее дальнейшие
выводы должны быть шатки и неопределенны» [103, 5].
Однако этот вопрос по настоящее время остался не выяс-
ненным в буржуазной науке, что в конечном итоге и пред-
определило шаткость и «неопределенность» всего много-
образия буржуазных теорий денежных отношений.
Методологическую основу анализа процесса формиро-
вания относительной стоимости денег большинства школ и
направлений буржуазной экономической науки составляет
количественная теория денег. Исходные методологические
принципы анализа этого процесса получили обоснование
уже в наиболее ранних вариантах количественной теории
денег и, в частности, в теории Д. Юма. К. Маркс отмечал,
что идеи Д. Юма как одного из самых значительных пред-
ставителей количественной теории оказали огромное влия-
ние на все дальнейшее развитие буржуазных теорий денег.
Как считает В. М. Усоскин, в работах Д. Юма «основные
постулаты количественной теории выражены с такой пре-
дельной четкостью, что последующие авторы в течение
столетий по существу лишь дополняли их» [106, 107]. В со-
временной буржуазной политической экономии Д. Юм
причислен к числу «выдающихся теоретиков денег», а его
теория преподносится как «стержень экономической муд-
рости» [154, 224].
Обосновывая свои взгляды по поводу специфики денег,
Д. Юм исходил из широко известного в экономической
истории факта повышения в XVI—XVII вв. общего уровня
цен, или так называемой революции цен, вызванной откры-
тием богатых месторождений золота и серебра в Северной
Америке. Приток драгоценных металлов в Европу значи-
тельно увеличил предложение денежного товара, что по-
6 7-1578
161

влекло за собой рост в 3—4 раза товарных цен. Однако,
несмотря на верные наблюдения количественного роста
предложения золота, Д. Юм не смог сделать правильных
теоретических обобщений по поводу снижения стоимости
денежного товара, вызванного открытиями новых богатых
месторождений, л выявить на этой основе истинные при-
чины повышения товарных цен. Основываясь лишь на
внешних наблюдениях экономических процессов, Д. Юм
пришел к выводу, что цены товаров определяются массой
находящихся в обращении денег и если увеличивается ко-
личество товаров, то их цены падают, а стоимость денег
возрастает, и наоборот.
Выяснение методологической основы количественной
теории денег Д. Юма имеет важное значение для раскры-
тия общей эволюции антимарксистских теорий денег, мно-
гие современные концепции которых, как уже указывалось,
основываются на теоретических постулатах Д. Юма.
При выяснении методологических принципов построения
количественной теории денег Д. Юма необходимо учиты-
вать, что в своем анализе денежных отношений он исходил
из реальных фактов функционирования полноценных ме-
таллических денег — золота и серебра, что уже само по
себе логически предполагало объективную необходимость
учета их товарности. И тем не менее, Д. Юм отошел от
этой естественной предпосылки. В его концепции стоимость
денег носит чисто условный характер. Деньги, по Д. Юму,
входят в обращение без стоимости и приобретают послед-
нюю лишь в процессе обмена, т. е. определяются на проти-
воположных принципам товарности началах.
Понять основу данного противоречия, которое воспроиз-
водится представителями современных металлических кон-
цепций денег, методологически разделяющих идеи количе-
ственной теории, можно, обратившись к системе философ-
ских взглядов Д. Юма. Он вошел в историю буржуазной
науки как один из видных представителей субъективной
школы идеалистической философии первой половины
XVIII в. Следует учитывать, что его основной экономиче-
ский труд — трактат «О деньгах», в котором излагается
количественная теория денег, был опубликован в 1752 г.,
т. е. уже после выхода в свет основных философских тру-
дов— «Трактат о человеческой природе» (1739—1740 гг.)
и «Исследование о человеческом разуме» (1748 г.). В этих
трудах получил всестороннее обоснование известный юмов-
ский агностицизм, оказавший значительное влияние на
#аавитие идеалистической буржуазной философии. Естест-
162

венно, что идеи агностицизма предопределили и общую
специфику методологического построения экономических
исследований Д. Юма, в том числе его теории денег и про-
цесса ценообразования.
Логическим стержнем системы философских взглядов
Д. Юма, в конечном итоге определившим методологиче-
скую основу его теории денег, было отрицание объективной
реальности, которая, как и в идеалистической философии
Дж. Беркли, рассматривалась всего лишь как определен-
ная совокупность, или своеобразный «пучок», «различных
восприятий, следующих друг за другом» [114, 367]. Соот-
ветственно этому вся система человеческих знаний в интер-
претации Д. Юма представлялась как некая комбинация
впечатлений человека, образующаяся на основе его субъ-
ективных представлений. Впечатления — суть окончатель-
ные элементы познания вещей; всякие идеи имеют истин-
ное значение только тогда, подчеркивал Д. Юм, когда они
соответствуют повседневным наблюдениям человека.
С отрицанием объективной реальности связано и отри-
цание Д. Юмом материалистического понимания причин-
ности. Он исходил из того, что объективная причинность
недоказуема. Это мотивировалось тем, что якобы элемен-
ты, которые в системе логических связей представляют
следствие, внутренне не содержатся в том, что принимает-
ся за причину. Отсюда, по Д. Юму, всякая действитель-
ность может рассматриваться лишь как поток «впечатле-
ний», причины которых неизвестны и непостижимы.
Опираясь на данную систему философских взглядов,
Д. Юм пытался обосновать характеристику функций денег.
Он признавал только функцию средства обращения, т. е.
тот элемент системы денежных отношений, который под-
дается живому созерцанию и не требует использования
аналитического инструментария исследования. С другой
стороны, вполне естественным было отрицание Д. Юмом
материальности металлических денег — золота и серебра,
которые рассматривались им как всего лишь «внешняя
одежда денег». Комментируя это положение, К. Маркс пи-
сал, что Д. Юм «вводит золото и серебро в мир товаров
как не-товары». Отсюда «по его мнению (по мнению
Д. Юма.— А. Г.), товары входят в процесс обращения без
цены, а золото и серебро — без стоимости». Следовательно,
только «в процессе обращения они получают фиктивную
величину стоимости как представители товаров» [4, 145].
Характеристика юмовской количественной теории, выяв-
ляющая ее общеметодологические истоки, содержится в
6*
163

труде Ф. Энгельса «Анти-Дюринг». Ф. Энгельс обращает
внимание на органическую взаимосвязь агностицизма и
отрицания функции меры стоимостей: «Юм смешивает уве-
личение количества благородных металлов с теми увели-
чениями его, которые сопровождаются их обесцениванием,
революцией в их собственной стоимости, а следователь-
но — в мере стоимости товаров. Это смешение было у Юма
неизбежно, так как он совершенно не понимал функции
благородных металлов как меры стоимости. Он не мог
понимать ее,— заключает Ф. Энгельс,— так как абсолютно
ничего не знал о самой стоимости» (выделено нами.—
А. Г.). Уже сам по себе этот факт, по словам Ф. Энгельса,
убедительно свидетельствует, «насколько узок кругозор
юмовских экономических работ» [23, 250]. Данная харак-
теристика сохраняет свое значение для анализа современ-
ных буржуазных трактовок количественной теории.
Если методологические корни научной несостоятельно-
сти теории денег Д. Юма основываются на его субъектив-
но-идеалистическом методе исследования экономических
процессов, то теоретические ошибки Д. Рикардо, его трак-
товки процесса формирования стоимости денег на основе
количественной теории имели иную методологическую
основу. В противоположность Д. Юму, который, по уже
приводившемуся выражению Ф. Энгельса, «абсолютно ни-
чего не знал о... стоимости», Д. Рикардо является одним из
основателей трудовой теории стоимости. Стоимость нахо-
дится в центре всей системы его теоретического анализа
анатомии буржуазного общества. Соответственно этому
Д. Рикардо не отрицал и внутреннюю стоимость денежного
товара. «Я вполне признаю,— писал он,— что золотые
деньги подвергаются (в своей стоимости) большинству
изменений, которым подвергаются и другие предметы...
Стоимость золота и серебра, точно так же как и стоимость
всех других товаров, пропорциональна количеству труда,
необходимого для их получения и доставки на рынок»
[65, 60, 288].
И тем не менее, теория денег Д. Рикардо является
идеалистической. Она полностью воспроизводит основные
постулаты количественной теории и прежде всего положе-
ние о том, что уровень товарных цен определяется коли-
чеством денег. Тот факт, писал Д. Рикардо, «...что товары
повышаются или падают в цене пропорционально увеличе-
нию или уменьшению количества денег, я считаю фактом,
не подлежащим спору». Он считал, что «стоимость... денег
164

должна зависеть исключительно от их количества* [88,
106, 154].
Согласно взглядам Д. Рикардо, стоимость денежного
товара-золота определяется овеществленным рабочим вре-
менем лишь при идеальных условиях, когда количество
находящихся в обращении денег полностью соответствует
меновой стоимости обращающихся товаров. В тех же слу-
чаях, когда указанное количественное соотношение золота
и товарной массы нарушается, действие закона стоимости
применительно к денежному товару прекращается. В этих
случаях, по его мнению, вступают в силу законы количест-
венной теории, которые регулируют стоимость денежного
товара, равным образом, как и стоимость бумажных денег.
По поводу этих взглядов Д. Рикардо К. Маркс писал, что
«го теория денег «ведет свое происхождение не от него, а от
Юма и Монтескье» [14, 327].
Причины столь разительной теоретической непоследо-
вательности становятся понятными, если учесть, что, со-
гласно взглядам Д. Рикардо, деньги — это всего лишь тех-
нический инструмент, а следовательно, только средство
обмена потребительных стоимостей товаров. Вследствие
этого Д. Рикардо механически смешивал законы металли-
ческого и бумажного обращения денег. Гносеологически
такой подход можно объяснить тем, что предметом теоре-
тического анализа Д. Рикардо, как впрочем и других бур-
жуазных экономистов первой половины XIX в., были не
металлические деньги — золото и серебро, а неразменные
бумажные знаки стоимости, являвшиеся прообразом совре-
менных капиталистических бумажных денег. На эту важную
сторону рйкардианской теории денег неоднократно указы-
вал К. Маркс. В «Теориях прибавочной стоимости» он пи-
сал, что «Рикардо в своей теории денег, которая воспроиз-
вела теорию Юма, имел перед своим взором главным
образом лишь события за период с 1797 по 1809 г.» [11,
131]. Отсюда, как и Д. Юм, Д. Рикардо абстрагировался
от всех функций денег, за исключением функции средства
обращения.
Рассматривая деньги лишь как технический инструмент
обмена, Д. Рикардо не осознал прежде всего экономиче-
ской роли функции сокровища. Вследствие этого он не
смог постичь специфику действия механизма реализации
закона, регулирующего количество денег в обращении.
В его представлении все золото, обращающееся в стране,
в равной степени, как и бумажные деньги, непосредственно
противостоит товарной массе и служит орудием обмена.
165

Это в конечном итоге превращало денежный товар-золото
всего лишь в простой посредник обмена или условный знак
стоимости. «Если золото есть деньги,— писал К. Маркс,—
только потому, что оно находится в обороте как средство
обращения, если оно вынуждено оставаться всегда в обра-
щении, как выпущенные государством бумажные деньги с
принудительным курсом (а их и имеет в виду Рикардо),
то количество обращающихся денег в первом случае (в
случае, если масса обращающегося в стране золота остает-
ся неизменной, а меновая стоимость товарной массы увели-
чится.— Л. Г.) будет чрезмерным по отношению к меновой
стоимости металла; во втором случае (в случае относи-
тельного увеличения товарной массы по отношению к мас-
се денежного товара.— Л. Г.) оно было бы ниже ее нор-
мального уровня. Поэтому,— продолжает К. Маркс,— хотя
золото обладает собственной стоимостью, оно в первом
случае станет знаком металла более низкой меновой стои-
мости, чем его собственная, а во втором случае — знаком
металла с более высокой стоимостью» [4, 152]. Из данного
положения К. Маркса видно, как ложная предпосылка
Д. Рикардо о том, что золото как деньги функционирует
якобы всего лишь как средство обращения, привела его к
отрицанию исходного положения о собственной субстанции
стоимости денег, к выводу о том, что обращающееся золо-
то есть всего лишь знак стоимости.
Среди последователей Д. Рикардо, с идеалистических
позиций трактующих проблему образования стоимости ме-
таллических денег, необходимо назвать английского бур-
жуазного экономиста Дж. Милля, а также английского
буржуазного экономиста и философа-позитивиста, послед-
него представителя классической буржуазной политэконо-
мии Джона Стюарта Милля. В их работах уступки Д. Ри-
кардо количественной теории денег, двойственность и
непоследовательность его взглядов получили логическое
завершение.
Согласно представлениям Дж. Милля, как и в теории
денег Д. Рикардо, золото и серебро выступают в сфере
обмена в роли простого его посредника. Соответственно
этой предпосылке, повторяя методологические ошибки
Д. Рикардо, Дж. Милль определял стоимость отдельной
денежной единицы (золотой монеты) как кратную часть
стоимости и совокупного количества всех денег, обмени-
ваемых на совокупную товарную массу. Стоимость денег,
по его мнению, равна тому отношению, в котором деньги
обмениваются на другие предметы, или тому количеству
166

денег, которое дается в обмен на определенное количество
других вещей. Это отношение определяется совокупным
количеством всех денег, имеющихся в данной стране.
Дж. Милль также утверждал, что «поскольку стоимость де-
нег зависит от их количества, то они имеют большую стои-
мость, когда их мало» (Цит. по: [17, 17]). Здесь идеи
количественной теории денег выражены со всей определен-
ностью. «...Милль впадает в ту же ошибку, что и Юм,—
писал К. Маркс,— когда он пускает в обращение потреби-
тельные стоимости, а не товары с определенной меновой
стоимостью, и поэтому его положение ложно...» [4, 161].
Дж. Ст. Милль попытался преодолеть явное несоответст-
вие теории трудовой стоимости и количественной теории
денег. Он более реалистично рассматривал закон денежного
обращения, учитывая в структуре денежной массы на-
личие кредитных денег и специфику их функционирования.
В вопросе об определении стоимости денег позиция
Дж. Ст. Милля также несколько отличается от установок
Д. Рикардо и Дж. Милля. Дж. Ст. Милль писал: «День-
ги— это товар, и, как и у других товаров, их стоимость
определяется временно спросом и предложением, а постоян-
но и в среднем — издержками их производства» [83, 235].
Положение о том, что стоимость денег «постоянно и в
среднем» определяется издержками их производства внеш-
не противоречит количественной теории. Несмотря на то
что теория трудовой стоимости здесь подменяется теорией
издержек производства, в целом создается видимость отхо-
да Дж. Ст. Милля от пресловутого тезиса «стоимость денег
определяется их количеством». Однако это лишь внешняя
видимость. Дж. Ст. Милль в целом не порывает с основ-
ными постулатами количественной теории, а придает ей
лишь более замаскированный, нежели в изложении
Дж. Милля, вид. Убедительное свидетельство тому — две
оговорки, которые делает Дж. Ст. Милль по поводу поло-
жения об определении стоимости денежного товара из-
держками его производства.
Смысл первой из них состоит в том, что издержки про-
изводства золота как денег регулируют его стоимость лишь
в странах, производящих денежный товар. «...Стоимость
денег, подобно стоимости всех других товаров,— писал по
этому поводу Дж. Ст. Милль,—зависит от издержек про-
изводства и пропорциональна им; принятие этого принципа
снимает с теории денег в значительной мере тот покров
таинственности, который, несомненно, окутывал ее. Но нам
не следует забывать,— как бы оправдываясь, спешит заме-
167

тить далее Дж. Ст. Милль,— что эта теория применима
только к тем странам, где действительно добываются дра-
гоценные металлы, и что мы еще должны выяснить, при-
меним ли закон зависимости стоимости от издержек про-
изводства к обмену вещей, произведенных в удаленных
друг от друга местах» [83, 255, 256].
При анализе трактовки Дж. Ст. Милля проблемы стои-
мости денежного товара в странах, не производящих зо-
лото, необходимо учитывать его приверженность меновой
концепции. Фальсифицируя теорию трудовой стоимости
Д. Рикардо, он полностью отказался от понятия «абсолют-
ная стоимость», утверждая, что стоимость — это всего лишь
относительное понятие. «Стоимость вещи означает то ко-
личество другой вещи или вещей вообще, на которое она
обменивается» [83, 222]. Исходя из этого, Дж. Ст. Милль
признавал только меновую стоимость. Отсюда деньги у
Дж. Ст. Милля объективно не могут быть ни чем иным,
как простым посредником обмена, как всего лишь орудием
обращения, которое используется для облегчения движения
товара. «Под стоимостью я всегда буду подразумевать ме-
новую стоимость, а под деньгами — средство обмена»,—
провозглашал он. Отсюда следует аналогичное выводу
Дж. Милля заключение: «стоимость денег — это то, на что
будут обмениваться деньги», стоимость денег — это «поку-
пательная сила денег», она «обратно пропорциональна
общему уровню цен: она падает, когда он повышается, и
растет, когда он понижается» [83, 236].
В вопросе о влиянии на стоимость золота как денеж-
ного товара издержек его производства Дж. С. Милль
придерживался мнения, что в странах, не производящих
благородный металл, оно проявляется лишь косвенно.
Суть этого влияния состоит в регулировании спроса и
предложения золота. «Изменения в издержках производ-
ства драгоценных металлов,— утверждал он,— влияют на
стоимость денег только строго соразмерно увеличению или
уменьшению их количества, чего нельзя сказать ни о ка-
ком другом товаре. Вследствие этого,— заключает
Дж. Ст. Милль,— я полагаю, что было бы ошибочно как
в научном, так и в практическом отношении отвергать
утверждение о связи между стоимостью денег и их коли-
чеством» [83, 255]. В этом положении Дж. С. Милля зы-
ражается смысл второй оговорки по поводу определения
стоимости металлических денег издержками их производ-
ства, которая не оставляет сомнений о его приверженности
в конечном итоге количественной теории денег,
168

Рассмотренные вопросы, характеризующие теоретиче-
ские корни приверженности Д. Юма, Д. Рикардо, Дж. Мил-
ля и Дж. С. Милля количественной теории денег, важны не
только с точки зрения выяснения специфики исторической
эволюции данной теории. Они представляют научный инте-
рес в первую очередь в методологическом плане. Речь
идет, во-первых, о том, что на основе этого анализа вскры-
ваются теоретические истоки приверженности количествен-
ной теории денег экономистов одного из направлений бур-
жуазной экономической мысли — металлизма, основываю-
щегося на признании товарности денег. Анализ показывает
что само по себе признание товарности еще не является
гарантией материалистического понимания сущности денег.
Как справедливо писала советский экономист А. Б. Эйдель-
нант, «признание товарной природы денег только в том
случае может дать ключ к объяснению феномена денег,
когда это признание покоится на правильном анализе то-
вара и на научной теории стоимости, на понимании того,
что за формой стоимости в действительности лишь скры-
ваются производственные отношения товаропроизводите-
лей» [112,2/].
Во-вторых, проведенный анализ помогает определить ме-
тодологическую платформу приемлемости количественной
теории не только для металлизма, но и для его антипода —
номиналистических теорий денег, включая и его самую со-
временную модификацию — монетаристские теории денег.
Такой анализ позволяет, наконец, понять, почему в рамках
современного монетаристского направления «сосуществу-
ют» опять-таки внешне два противоположных течения —
«национальный» или фридменовский монетаризм, всецело
исключающий товарность денег, и «глобальный» монета-
ризм А. Лаффера, отстаивающий золотой стандарт в меж-
дународном обороте, т. е. выступающий формально с по-
зиций товарности денег.
Подмена понятия «стоимость» денег понятием их «поку-
пательная способность». В буржуазной экономической лите-
р ату ре теория денег, автором которой является видный
американский экономист И. Фишер, получила название
трансакционного варианта количественной теории. Теория
И. Фишера, на базе которой строятся современные бур-
жуазные монетаристские концепции денег, основывается
на принципиально отличных, нежели количественная тео-
рия Д. Юма — Д. Рикардо — Дж. С. Милля, методологи-
ческих предпосылках. И. Фишер, как уже указывалось,
является представителем субъективистской теории пре-
169

дельной полезности. В противоположность Д. Рикардаы
который исходил из того, что «естественная» стоимость ме-
таллических денег — золота и серебра—отрицается при
вступлении их в каналы денежного оборота, И. Фишер
предполагал, что деньги вообще не обладают стоимостью
и что они приобретают в каналах обращения лишь «поку-
пательную способность».
В теории И. Фишера величина покупательной способ-
ности денег определяется как количество благ, которое мо-
жет быть куплено на данное количество денег. На этой ос-
нове формулируется вывод о том, что «покупательная
сила денег есть величина, обратно соотносительная уров-
ню цен» [107, 12, 13].
С аналогичных методологических позиций рассматривал
проблему «стоимости» денег и И. Шумпетер. В его теории
также полностью отрицается объективная обусловленность
понятия «стоимость» денег, а их покупательная способность
выражается посредством рыночных цен. «Каждый субъект
хозяйства,— считал И. Шумпетер,— оценивает находящие-
ся в его распоряжении деньги... так, как подсказывает ему
опыт». Из этого делался вывод о том, что «цена денег...
основывается... как и любая другая цена, на индивидуаль-
ных оценках стоимости» [111, 117].
И. Шумпетер полностью отрицал значение производст-
венных затрат на добычу благородных металлов. Оценивая
их стоимость с позиций теории предельной полезности,, он
писал, что с их издержками производства «в рыночном хо-
зяйстве... не связано никакого самостоятельного развития»
[111, 119]. Это, по мнению Й. Шумпетера, происходит по-
тому, что на рынке совершается «отделение» стоимости де-
нег как материального блага от их стоимости как средства
обмена. Вследствие этого деньги как средство обмена,
утверждал он, обладают только меновой стоимостью. «По-
этому стоимость денег как таковых можно отвлеченно (мыс-
ленно) отделить от стоимости вещества, из которого дан-
ное благо состоит. Правда, последняя,— указывал И. Шум-
петер,— является с исторической точки зрения источником
происхождения первой. Но в принципе при объяснении кон-
кретной стоимости денег можно отвлечься от стоимости
вещества... Можно вообразить, что хозяйственные субъекты
пропорционально находящимся в их распоряжении благам,
а точнее сказать, пропорционально их стоимостному вы-
ражению получают в свое распоряжение средство обмена,
не обладающее потребительной стоимостью... Его стоимость
может быть (...) лишь меновой стоимостью» [111,118, 119]*
170

На основе этих рассуждений И. Шумпетер сформули-
ровал заключение, по своему содержанию аналогичное ци-
тируемым выше положениям И. Фишера: «Меновая стои-
мость денег для каждого хозяйственного субъекта зависит
от потребительной стоимости тех предметов наслаждения,
которые он может получить в обмен на свой доход». Со-
ответственно этому, резюмировал именитый буржуазный
ученый, «цена металлических денег просто отражает цены
предметов наслаждения» [111, 120, 124].
Предприняв попытку математически обосновать зависи-
мость уровня цен от объема денежных средств, используе-
мых при осуществлении товарообменных сделок, И. Фишер
вывел «уравнение обмена», выраженное формулой
MV = PQ,
где M — среднее количество наличных денег в обращении за
определенный период; V — скорость обращения денег; Р —
средневзвешенный индекс цен на товарные элементы конеч-
ного потребления и услуги текущего производства; Q —
количество обращающихся товаров, или показатель физи-
ческого объема валового либо чистого национального про-
дукта.
Комментируя функциональную зависимость составных
элементов данного уравнения, И. Фишер писал: «...из того
простого факта, что деньги, затраченные на блага, долж-
ны равняться количеству этих благ, умноженному на их
цены, следует, что уровень цен должен повышаться или
падать в зависимости от изменения количества денег, если
в то же время не будет происходить изменений в скорости
их обращения или в количестве обмениваемых благ»
[107, 17].
Формула И. Фишера MV=PQ получила широкое приме-
нение в буржуазной экономической литературе. Она была
включена во все учебники по теории денег и трактовалась
как выражение одного из фундаментальных законов капи-
талистической экономики. Один из авторов книги «Совре-
менная экономическая мысль» И. X. Рима называет ее
«знаменитой формулой количественной теории» [96, 64].
Соответственно этой формуле, американский экономист
Т. Кэргил, рассматривая вопрос о покупательной способно-
сти денег, писал, что «выражение «стоимость денег» харак-
теризует их способность обеспечить получение на рынке
определенных благ...- Она определяется ценами товаров и
услуг. Если цены растут (уменьшаются), стоимость денег
уменьшается (увеличивается)» [121, 18]. Исходя из этого,
171

американский экономист выделяет три показателя измере-
ния «стоимости денег». Он утверждает, что такое измере-
ние возможно 1) на основе индекса розничных цен (CPI),
2) индекса оптовых цен (WPI) и 3) дефлятора валового-
национального продукта (GNP). Таким образом, делает вы-
вод Т. Кэргил, «стоимость денег отражает обратно пропор-
циональную зависимость от общего уровня цен. Она выра-
жает возможность получения на рынке на данную сумму
денег определенного количества благ. Показатели CPI, WPI*
GNP представляют собой наиболее широко используемые
величины, отражающие динамику уровня цен и соответст-
венно стоимости денег» [121, 22]. Такого рода утвержде-
ния, основывающиеся на уравнении обмена И. Фишера,
являются общепризнанными в буржуазных теориях денег.
И тем не менее, практика капиталистического развития
постоянно подтверждает научную несостоятельность мето-
дологической основы построения уравнения И. Фишера.
Вследствие этого в буржуазной экономической литературе
разных лет широко представлена критика его экономиче-
ского содержания. В частности, указывается на недоста-
точную гибкость рассматриваемого уравнения, на то, что»
оно не раскрывает причинно-следственные зависимости ме-
жду величинами V и Му в результате чего не может слу-
жить основой анализа специфичности циклического разви-
тия капиталистической экономики. П. Самуэльсон называет
уравнение И. Фишера математическим выражением «про-
стой» количественной теории денег [90, 316], Р. Селден —
«чистого», или «ослабленного», варианта этой теории [96,
367].
«Кембриджский вариант» количественной теории денег
отличается от «трансакционного» рядом новых методологи-
ческих подходов. Уравнение И. Фишера основывается на
методологической предпосылке, что деньги по своей приро-
де являются средством обращения. В силу этого величи-
на (скорость обращения денег) определялась кад отноше-
ние валового национального продукта, выраженного в те-
кущих ценах, к предполагаемой денежной массе.
В противоположность этому в «кембриджском вариан-
те» деньги рассматриваются не только как средство обме-
на, но и в роли средства накопления сокровищ и средства
сбережений. Вследствие этого основные акценты в теории
смещаются в сторону выяснения не проблемы предложения
денег как это имеет место в концепции И. Фишера, а проб-
лемы спроса на деньги мотивов их накопления в кассах
капиталистических фирм и на текущих счетах отдельных
17?

лиц. В соответствии с этим, «кембриджский вариант» в
буржуазной экономической литературе получил название
«теории кассовых остатков» (nominal cash balance theory).
Содержание этой теории выражено получившей широ-
кую известность формулой А. Пигу, или «кембриджским
уравнением»,
Md=kPQ,
где Md — спрос на наличные кассовые остатки, т. е. реаль-
ная потребность в деньгах; k — так называемый кембри-
джский коэффициент, показывающий, какую часть финан-
совых активов население предполагает хранить в виде де-
нег; Р — уровень цен; Q — количество обращающихся то-
варов.
Как видно, принципиально новым в «кембриджском
уравнении» по сравнению с формулой И. Фишера является
то, что в нем отсутствует показатель V, характеризующий
скорость обращения денег. Данный показатель заменен ко-
эффициентом &, который предполагает необходимость уче-
та мотивов хранения денег и образования на этой основе
кассовых остатков. Таким мотивом, по мнению авторов
уравнения, является норма процента. Предполагается, что
коэффициент k характеризует обратно пропорциональную
функцию нормы процента (0—когда норма процента ра-
стет, величина k снижается и наоборот.
Вместе с тем следует отметить, что показатель V устра-
нен из формулы И. Фишера лишь формально. Представите-
ли теории кассовых остатков предполагают, что существу-
ет взаимная обусловленность скорости обращения денег и
нормы процента: при росте i величина V увеличивается.
Это позволяет путем приравнивания Киек показателю
нормы процента выявить их взаимную обусловленность, ко-
торая характеризуется обратно пропорциональной зависи-
мостью. В самом деле, если V является положительной
+
функцией коэффициента i (V = f(i)), a k — отрицательной
(k=f(ï),To V=-k [№,481].
Формула V=^-играет важную роль в выяснении специ-
фичности «кембриджского уравнения». Она свидетельству-
ет, что по своему экономическому содержанию теория кас-
совых остатков всецело основывается на «трансакционном
варианте» количественной теории денег, на формуле И. Фи-
шера MV = PQ. Действительно, если У = т-, то, проделав
173

простую математическую операцию, формулу И. Фишера
можно представить как M-r = PQ, что идентично «кембри-
джскому уравнению». В чем же тогда состоит суть «откры-
тия» А. Пигу? Каков истинный смысл его уравнения и ка-
кое место оно занимает в буржуазных теориях денег?
Уже отмечалось, что уравнение И. Фишера характери-
зует М8 — совокупную величину предложения денег, тогда
как уравнение А. Пигу — M<* — реальную потребность в
деньгах. Соответственно этому их равенство определяет
методологическую основу аргументации важного, с точки
зрения неоклассической теории общего равновесия капи-
талистической экономики, положения о внутреннем равно-
весии одной из ее важнейших структурных частей—де-
нежного сектора. На основе взаимосвязи этих уравнений
была выведена апологетическая формула Md=MSy которой
в современной буржуазной экономической теории уделяется
особое внимание.
Таким образом, рассмотренные вопросы свидетельству-
ют о том, что в целом «кембриджское уравнение» не внес-
ло принципиальных изменений в основной вопрос теории
денежных отношений — в трактовку стоимости денег и ка-
питалистического процесса ценообразования. В своем ана-
лизе А. Пигу исходил из предпосылки, которая допуска-
лась и И. Фишером о том, что V — скорость обращения
денег и Q — физический объем товаров и услуг являются
постоянными величинами. Соответственно этому, в его
уравнении постоянной являлась и величина коэффициен-
та k. Из этого следовало, что и в «кембриджском уравне-
нии» неизменным осталось основополагающее положение
количественной теории о том, что общий уровень цен за-
висит от количества находящихся в обращении денег. Ана-
логично уравнению И. Фишера трактовалась и стоимость
денег. Подменяясь понятием «покупательная способность»,
стоимость денег полностью лишалась объективной основы
и ставилась в зависимость от величины наличных кассо-
вых остатков, регулируемых субъективистскими представ-
лениями участников меновых отношений.
Из основополагающего положения количественной тео-
рии о прямой и непосредственной обусловленности динами-
ки денежной массы и динамики цен следовал весьма упро-
щенный вывод, затрагивающий содержание денежно-
кредитной политики банковской системы и финансовых
органов капиталистических государств. Предполагалось,
что такая политика должна ориентироваться на то, что
174

рост предложений денег обусловливает соответствующий
рост среднего уровня цен.
Как и уравнение И. Фишера, формула А. Пигу была
подвергнута в буржуазной литературе острой критике, а
сама кембриджская трактовка количественной теории по-
лучила название «наивного варианта».
В современной монетаристской литературе обращается
внимание на то, что несостоятельность кембриджской мо-
дели особенно явно проявилась в период экономического
кризиса конца 20-х — начала 30-х годов нынешнего столе-
тия. Об этом пишут, в частности, Т. Мейер, Дж. С. Дью-
сенбери и Р. 3. Элибер. Они утверждают, что кризис со
всей ясностью обнаружил невозможность объяснения сло-
жившейся экономической ситуации на основе «кембридж-
ского варианта» количественной теории [179, 383]. По
словам Р. Т. Селдена, «великая депрессия разнесла коли-
чественную теорию (ее кембриджский вариант.— А. Г.)
вдребезги. Федеральная резервная система не сумела пред-
отвратить экономическую катастрофу... Завершающий удар
количественной теории денег нанесла опубликованная в
1936 году «Общая теория» Кейнса — книга, которая дала
теоретическое обоснование взглядам, уже получившим ши-
рокое хождение среди практиков» [96, 368, 369].
Речь, таким образом, идет о глубоком кризисе количест-
венной теории денег, вызванном усилением противоречий
капиталистической экономики в условиях общего кризиса
капитализма. Кризис рассматриваемой теории денег был
одним из составных звеньев кризиса всей системы буржу-
азной политической экономии, с особой глубиной проявив-
ший себя уже в первой трети XX в. Это побуждало идеоло-
гов капитала искать пути очередной модификации количе-
ственной теории, составлявшей одно из существенных
звеньев фундамента всей системы буржуазной экономиче-
ской науки. Такая попытка была предпринята Дж. М. Кейн-
сом, который первоначально всецело разделял теоретиче-
ские постулаты «кембриджского варианта» количественной
теории. В частности, в «Трактате о денежной реформе» он
однозначно утверждал, что «эта теория (количественная.—
А. Г.) является основополагающей. Ее соответствие дейст-
вительности не может вызывать сомнений» [72, 40].
Кейнсианская трактовка проблемы стоимости денег. По-
пытка переосмыслить основные положения количественной
теории денег была предпринята Дж. М. Кейнсом в «Общей
теории занятости, процента и денег». Рассматривая данную
теорию как элемент теории общего равновесия, он отмечал,
175

что ее основной тезис, провозглашающий пропорциональ-
ность цен товаров количеству денег, является неприемле-
мым для условий нестабильной рыночной экономики.
В действительности же, подчеркивал Дж. М. Кейнс, суще-
ствует «крайняя сложность взаимосвязи между ценами и
количеством денег» [73, 381].
Пытаясь установить теоретические истоки практической
несостоятельности количественной теории денег, со всей
полнотой обнаружившиеся в период «великой депрессии»
1929—1933 гг., Дж. М. Кейнс методологически верно ука-
зывал на образовавшийся в неоклассической теории разрыв
между теорией стоимости и теорией денег. «Пока экономи-
сты занимаются так называемой теорией стоимости,— пи-
сал он,— они обычно учат, что цены определяются условия-
ми спроса и предложения и что, в частности, особую роль
играют изменения в предельных издержках производства и
эластичности предложения в краткосрочном аспекте. Но
когда они потом... переходят к теории денег и цен, мы не
слышим более ничего об этих простых и доступных поня-
тиях, а уходят с головой в мир, где цены определяются ко-
личеством денег, скоростью обращения денег... При этом не
делается никаких или почти никаких попыток связать эти
расплывчатые выражения с прежними нашими понятиями
эластичности предложения и спроса» [73, 367].
В основу исследования роли денежного фактора в эко-
номике Дж. М. Кейнс ставит, как А. Пигу и А. Маршалл,
проблему не предложения денег *, а проблему формирова-
ния эффективного денежного спроса. «Основополагающий
вопрос теории денег,— пишут современные представители
посткейнсианства, комментируя рассматриваемое положе-
ние Дж. М. Кейнса,— формулируется следующим образом:
«Почему люди хранят деньги, которые не приносят дохо-
да, а не ценные бумаги, по которым начисляются процен-
ты, или не товары, которые могут быть использованы в
процессе производства?» [96, 398].
Поскольку проблема денежного спроса внутренне со-
держит в себе проблему стоимости денег, закономерно, что
выдвижение в качестве центральной проблемы анализа эф-
фективного спроса уже само по себе предполагало логи-
ческую необходимость первоочередного выяснения законо-
мерностей формирования стоимости денег.
Однако Дж. М. Кейнс оказался не в состоянии найти
* В структуре экономического анализа Дж. М. Кейнса предложе-
ние денег рассматривается как фиксированная и экзогенная по отно-
шению к процессам, происходящим в экономике, величина.
176

подлинно научное решение этого вопроса. Оставаясь в
трактовке стоимости товаров на позициях субъективистской
теории предельной полезности, он предпринял попытку ре-
шить этот вопрос на основе принципов маржинализма, под-
менив понятие «стоимость денег» понятием «предпочтение
ликвидности». Дж. М. Кейнс писал, что ликвидность имеет
ту же природу, что и спрос на деньги, который характери-
зует совокупность экономических мотивов, побуждающих
участников хозяйственного процесса хранить свои активы
в ликвидной, т. е. в денежной, форме — в виде банковских
билетов или бессрочных депозитов. Это привнесло в трак-
товку проблемы «стоимости» денег в теории Дж. М. Кейн-
са чисто субъективистскую окраску. Подменяясь понятием
«предпочтение ликвидности», она увязывалась с субъек-
тивными мотивами их хранения. По сути, в кейнсианское
понятие «предпочтение ликвидности» вкладывалась маржи-
налистская трактовка стоимости денег. Следовательно, в
определении стоимости денег на основе понятия «предпоч-
тение ликвидности» отражалась методологическая преемст-
венность теории денег Дж. М. Кейнса с теориями неоклас-
сической школы. Констатация этого факта имеет сущест-
венное значение для выяснения дальнейшей эволюции
кейнсианской теории стоимости денег и, в частности, для
установления ее взаимосвязи с денежными теориями совре-
менного монетаризма.
Как уже указывалось, в ранних модификациях количе-
ственной теории спрос на деньги рассматривался лишь с
позиций функции средства обращения. В частности, в
«трансакцйонном варианте» спрос на деньги всецело опре-
делялся объемом товарообменных операций. Согласно
взглядам И. Фишера, деньги нужны индивидам не как та-
ковые, а лишь для обслуживания торговых сделок. Это уже
само по себе оттесняло анализ стоимости денег в ранг не-
существенных проблем экономической теории.
Иной подход к проблеме стоимости денег характерен
для «кембриджского варианта» количественной теории. На-
ряду с трансакционным мотивом формирования кассовых
остатков в ней в качестве важнейшего фактора денежного
спроса выступают функции накопления сокровища (store
of value), а также страхового резерва, формирующего в
целях покрытия непредвиденных нужд. Естественно, при
таком подходе вопрос о стоимости денег приобретал ре-
альную значимость.
Дж. М. Кейнс как представитель кембриджской школы
политической экономии, анализируя проблему спроса на
177

деньги и специфику формирования их стоимости, методо-
логически основывал свою концепцию на положениях тео-
рии кассовых остатков. Как и представители «кембридж-
ского варианта» количественной теории, он указывал на
необходимость разграничения функции денег как средства
обращения и как «хранилища» богатства, считая послед-
нюю главной и определяющей. Соответственно этому проб-
лема «предпочтения ликвидности», отражающая субъектив-
ную стоимость денег, выдвигалась в центр его экономиче-
ской теории.
В «Общей теории занятости, процента и денег» субъек-
тивную стоимость денег, определяемую мотивами их хране-
ния, Дж. М. Кейнс характеризует следующими факторами.
Выделяется, во-первых, трансакционный мотив, или мотив
обращения для текущих сделок потребительского либо про-
изводственного характера; во-вторых, мотив предосторож-
ности, т. е. стремление обеспечить в будущем возможность
распоряжаться определенной частью ресурсов в форме де-
нежной наличности; в-третьих, спекулятивный мотив, т. е.
намерение приберечь некоторый резерв, чтобы с выгодой
воспользоваться лучшим по сравнению с рынком знанием
того, что принесет будущее *.
Наличие спекулятивного момента, анализу которого
Дж. М. Кейнс придавал большое значение, связано в систе-
ме его теоретического исследования (что особенно важно
подчеркнуть) с внутренней нестабильностью капиталисти-
ческой экономики, неспособностью, по его словам, обеспе-
чить «точную надстройку» («to fine tune») капиталистиче-
ского хозяйства. Отсюда — спекулятивный момент рассмат-
ривается как важнейший эндогенный фактор формирования
стоимости денег.
Объединив размер наличных денег, отвечающий тран-
сакционному мотиву и мотиву предосторожности, в одну
величину Мь а размер наличности, отвечающий спекуля-
тивному мотиву, в величину Af2, Дж. М. Кейнс выразил ве-
* Заметим, что П. Дэвидсон, один из представителей современной
посткейнсианской школы буржуазной экономической мысли, оценивая
концепцию спроса на деньги, получившую обоснование в «Общей теории
занятости, процента и денег», писал: «Разграничение Кейнсом тр^х
неодинаковых мотивов, лежащих в основе спроса на деньги, представ-
ляет собой столь глубокое проникновение в суть явлений, что оно
«не имеет себе равных среди работ текущего столетия» (в кавычки
взяты слова английского буржуазного экономиста Р. Ф. Харрода.—
А. Г.). Оно характеризует самое важное достижение в нашем анализе
механизма функционирования денег в современной рыночной экономи-
ке» (Современная экономическая мысль, с. 399).
178

личину стоимости денег (их спроса) следующим уравне-
нием:
М=М1+М2 = Ь1(У) + Ь%(г)9
где Lx и L2 — функции ликвидности; У— совокупный доход;
г — норма процента.
Принципиально важными моментами этого уравнения
являются, во-первых, определение М\ как функции сово-
купного денежного дохода. Этим указанный агрегат увязы-
вается со скоростью обращения денег. Однако последняя в
рассматриваемом уравнении характеризуется не как отно-
шение У к M, a как У к М\. Соответственно можно пред-
ставить
Ll(Y) = -^ = Mv
Во-вторых, в рассматриваемом уравнении отражена за-
висимость М2— спроса на деньги для спекулятивных це-
лей от нормы процента: если норма процента растет, пред-
почтение отдается не деньгам, а ценным бумагам, при
обратной тенденции — ликвидным денежным средствам.
Иными словами, индивиды будут хранить при себе тем
меньшее количество ликвидных средств, чем больше норма
процента. Этим определялась общая эластичность денеж-
ного спроса, составлявшая принципиально важный момент
его теории. Совокупный спрос на деньги, отвечающий спе-
кулятивному мотиву, писал по этому поводу Дж. М. Кейнс,
обычно гибко реагирует на постепенные изменения нормы
процента. Дж. М. Кейнс обращал внимание на то, что не
только М2 выступает как функция г, но поскольку и У от-
части зависит от г, то и М{у а следовательно, и M (сово-
купный денежный спрос) обусловливаются движением нор-
мы процента. Это в итоге было выражено формулой
M = L(r). Смысл ее состоит в том, что в общем уравнении
M=Mi~\-M2 показатель г является звеном, соединяющим в
единую цепь М\ и М2, подчиняя их в конечном итоге про-
изводственной функции.
В этой связи Дж. М. Кейнс обращал внимание на отно-
сительную условность деления спроса денег на отмеченные
мотивы их хранения — агрегаты М\ и М2. «Деньги, храня-
щиеся ради каждой из этих трех целей, образуют...,— писал
он,— как бы единый бассейн, который держателю нет необ-
ходимости делить на три водонепроницаемые камеры. Нет
нужды даже в том, чтобы они были строго разграничены
в его собственной голове, и одну и ту же сумму можно
держать преимущественно для одной цели, но попутно и
179

для других. Поэтому мы можем без ущерба (это будет,
пожалуй, даже правильнее) рассматривать общий спрос че-
ловека на деньги как единое решение, хотя и являющееся
результатом влияния множества различных мотивов» [73,
263, 264].
Определение Дж. М. Кейнсом функциональной обуслов-
ленности динамики совокупного денежного спроса и движе-
ния нормы процента, выраженной формулой M*=L(r), рас-
крывает общую логику кейнсианского подхода к трактовке
стоимости денег. Последняя, характеризуясь понятием
«предпочтение ликвидности», определялась в конечном ито-
ге нормой процента. Норма процента; по Дж. М. Кейнсу,
составляет «цену» денег. Она «уравновешивает настойчивое
желание удержать богатство в форме наличных денег с
находящимся в обращении количеством денег» [73, 232].
Речь, следовательно, идет о том, что норма процента, регу-
лируя спрос и предложение денег, определяет динамику их
стоимости.
Таким образом, введя в структуру формирования лик-
видных средств спекулятивный мотив хранения денег, ре-
гулируемый нормой процента, Дж. М. Кейнс соединил тем
самым всю систему стоимостных характеристик денег с
движением ссудного капитала и соответственно с финанси-
рованием капитальных вложений. X. Минский видит в
этом одно из важнейших достоинств кейнсианской теории
денег. «Превосходство теории денег Кейнса,— пишет он,—
выражается прежде всего в том, что указанная теория
снабжает экономистов такими инструментами анализа, ко-
торые позволяют исследовать капитальное имущество и си-
стему финансовых взаимоотношений именно в тех формах,
в которых, как мы знаем, они действительно существуют в
реальной жизни» [96, 398].
Однако в действительности вряд ли имеются основания
для столь восторженных оценок значимости анализируе-
мой концепции. Как уже указывалось, ее методологическую
основу составляет присущий в целом системе теоретическо-
го анализа Дж. М. Кейнса психологический подход к вы-
явлению закономерностей экономического развития. Спрос
на деньги, характеризующий специфику формирования их
стоимости, по Дж. М. Кейнсу, определяется чисто субъек-
тивными мотивами хранения денежных активов. Чтобы
убедиться в этом, достаточно обратиться к определению
нормы процента, которая, по словам Дж. М. Кейнса, пред-
ставляет «в значительной степени психологический фено-
мен» [73, 271]. В итоге кейнсианская концепция лишь по
180

внешней видимости связывает формирование стоимости де-
нег с процессами, происходящими в сфере материального
производства. В действительности же все обстоит иначе.
Игнорируя объективные закономерности экономическога
развития, она носит в своей основе идеалистический ха-
рактер. Дж. М. Кейнс по сути и не скрывает этого. «Пред-
почтение ликвидности (субъективной стоимости денег.—
А. Г.),— пишет он,— определяется предположениями отно-
сительно будущей нормы процента, складывающимися под
влиянием массовой психологии» [73,235]. Этим положени-
ем сам Дж. М. Кейнс опровергает утверждение X. Минско-
го об отражении в кейнсианской теории реальных процес-
сов, происходящих в производственной сфере. Последняя
рассматривалась Дж. М. Кейнсом лишь как косвенное от-
ражение экономических процессов в общественной психо-
логии, что уже само по себе сближало систему его теоре-
тического анализа с общей методологией количественной
теории денег, в особенности, как уже указывалось, с ее
«кембриджским вариантом».
Таким образом, Дж. М. Кейнсу по существу не удалось
преодолеть теоретических ошибок количественной теории.
Важно в связи с этим отметить и то, что, согласно его
взглядам, законы этой теории недействительны лишь то-
гда, когда в экономике имеются в наличии неиспользован-
ные производственные ресурсы. В этих случаях, писал он,
рост денежной массы, стимулируя потребительский спрос,
не может оказывать непосредственного влияния на уро-
вень цен. «Увеличение количества денег,— подчеркивая
Дж. М. Кейнс,— не оказывает никакого влияния на цены,
пока существует неполная занятость хотя бы одного фак-
тора (производства.— А. Г.)». Однако, когда экономиче-
ская система достигает внутренней сбалансированности, ко-
гда «налицо полная их (факторов.— А. Г.) занятость, то
цены будут изменяться в той же пропорции, что и количе-
ство денег» [73, 370, 371].
Такого рода отступление, допущенное Дж. М. Кейнсом,
равно как и его приверженность принципам маржинализма,
составляющих методологическую основу денежных теорий
И. Фишера, А. Маршалла, А. Пигу, сыграло определяющую
роль в том, что в неокейнсианских концепциях были, па
сути, восстановлены (естественно, с определенными коррек-
тивами) основные идеи количественной теории. И это впол-
не логично. Возродив в качестве исходного принципа эконо-
мического анализа принцип экономического равновесия,
представители ортодоксального кейнсианства создали тем
181

самым методологическую основу соединения кейнсианских
и неокейнсианских положений по поводу специфичности
стоимостной характеристики денег на традиционной плат-
форме количественной теории.
Возрождение неоклассических определений покупатель-
ной способности денег. В буржуазной экономической лите-
ратуре «новый» этап в развитии количественной теории де-
нег связывается с активизацией монетаристского направ-
ления экономической мысли. Подчеркивается, что своим
«возрождением» идеи количественной теории во многом
обязаны публикации в 1956 г. уже упоминавшейся книги
«Исследования в области количественной теории денег»,
вышедшей под редакцией М. Фридмена. Один из авторов
этой книги Р. Т. Селден пишет, что публикация рассматри-
ваемой работы положила начало «новейшей количествен-
ной теории денег» [96, 370].
Подвергнув критике кейнсианскую концепцию денег,
монетаризм в то же время не сумел преодолеть ее методо-
логических пороков. Это определяется в первую очередь
тем, что монетаристская количественная теория денег, как
и теория денег Дж. М. Кейнса,— это теория спроса на
деньги. Вследствие этого многие принципиальные позиции
монетаризма оказались методологически близкими к теоре-
тическим предпосылкам Дж. М. Кейнса. Это послужило
основой утверждений, что «монетаристский анализ денег не
отличается фундаментально от кейнсианского анализа, что
монетаризм, в особенности в его ранних трактовках, вообще
может оцениваться как особая разновидность кейнсианской
модели» [179, 426, 427].
Такого рода утверждения в буржуазной экономической
литературе встречаются очень часто. В подтверждение это-
го буржуазные экономисты обычно ссылаются на кажу-
щуюся идентичность кейнсианского и монетаристского оп-
ределений совокупного денежного спроса. В системе ана-
лиза М. Фридмена номинальный спрос на деньги (Afd),
являясь функцией номинального дохода (Уп) и номиналь-
+
ной нормы процента (/), выражается уравнением Ma = !(Уп,
г), которое внешне не противоречит рассмотренной выше
кейнсианской формуле.
И тем не менее, монетаристская и кейнсианская модели
спроса на деньги и соответственно их трактовки проблемы
стоимости денег имеют существенные различия, которые
определяются прежде всего неоднозначным подходом двух
.182

школ буржуазной экономической мысли к установлению
роли нормы процента в формировании денежного спроса.
В теории Дж. М. Кейнса характеристика спроса на
деньги методологически основывается на их рассмотрении
как эндогенного фактора производства. В соответствии с
этим, анализ субъективных мотивов хранения денег в фор-
ме «предпочтения ликвидности», т. е. анализ денежного
спроса, осуществлялся с позиций функционирования произ-
водственного процесса.
Дж. М. Кейнс, как уже указывалось, ставил перед со-
бой задачу выяснить взаимосвязь спроса на деньги и нор-
мы процента, составляющей (по его мнению) один из оп-
ределяющих элементов воспроизводственной структуры ка-
питалистической экономики.
В противоположность этому М. Фридмен и его сторон-
ники на основе эмпирических исследований статистических
данных более чем за столетний период пришли к выводу,
что изменения в спросе на деньги являются результатом
изменений в уровне дохода и что норма процента оказы-
вает весьма незначительное воздействие на величину де-
нежного спроса. Первоначально М. Фридмен исходил из
того, что эластичность нормы процента равна 0, затем он
внес небольшое уточнение, полагая, что показатель элас-
тичности не превышает 0,15 единицы [211, 427]. На основе
этого был сделан вывод, что деньги, как и спрос на них,—
экзогенный фактор экономики. Соответственно спрос на
деньги рассматривается не как фактор функционирования
процесса производства, а как один из элементов спроса
на результаты производства, как часть спроса на богат-
ство. Он формируется на основе альтернативного выбора
между собственно деньгами и другими видами богатства,
к которым монетаристская политическая экономия относит
облигации, акции, совокупность физических товаров, преж-
де всего товары длительного пользования, а также элемен-
ты производительного капитала, «человеческий капитал»
и другие активы. С учетом этого утверждается, что спрос
на деньги формируется в соответствии с общими принципа-
ми потребительского спроса, подчиняется его законам. Это
означает, что в качестве определяющего фактора форми-
рования кассовых остатков становится показатель скоро-
сти обращения денег. И это понятно, если учесть, что по-
требитель, будь то отдельный индивид или капиталистиче-
ская фирма, решая вопрос о формировании кассовых остат-
ков, стремится обеспечить себе максимально возможный
уровень дохода на основе альтернативного выбора между
183

различными формами богатства. В итоге математическое
выражение уравнения спроса на деньги преобразуется в
уравнение, характеризующее взаимодействие факторов,
оказывающих влияние на скорость обращения денег.
(-£)' = /('*.'*. Л А. П.
м
тде-р —сумма реальных кассовых остатков; гв—ожидае-
мая норма номинального дохода от облигаций; гс — ожи-
даемая норма дохода от акций; Р — ожидаемое изменение
цен; h — ожидаемые результаты инвестирования в «челове-
ческий капитал» (речь идет о расходах на образование и
квалификацию работающих); У — физическая величина
конечного продукта, или реальный доход.
Как видно, количественная теория денег в ее монета-
ристской интерпретации при определении величины денеж-
ного спроса исходит из факторов, основывающихся на со-
вокупности «ожиданий», формирующихся вне сферы про-
изводства, выступающих как результат производства, а не
его непосредственная причина. Речь идет, как уже указы-
валось, о характеристике спроса денег как экзогенного
фактора производства, что соответственно предполагает
.преобразование рассмотренной выше математической моде-
ли номинального спроса на деньги (имеется в виду пре-
вращение уравнения Md=f(Yn, Ï) в более простое Md=
= f{Yn)).
Если сравнить данное уравнение М. Фридмена с урав-
нением Md=f(r)9 выражающим основу определения денеж-
ного спроса в системе теоретического анализа Дж. М. Кейн-
иса, то различия в методологии двух противоположных школ
буржуазной политической экономии проявятся особенно
четко: в кейнсианском анализе спрос на деньги выступает
как функция нормы процента; в монетаристском — как
функция номинального дохода.
В то же время установление в монетаристской теории
прямой зависимости совокупного номинального дохода и
спроса на деньги — лишь один аспект специфичности «но-
вейшей» количественной теории. Вторая сторона этой за-
висимости, которая выполняет доминирующую роль в ха-
рактеристике монетаристской модели денег, является, как
уже указывалось, положение М. Фридмена о том, что
«спрос на деньги в высшей степени стабилен» [211, 16].
Этим изменяются мотивы хранения денег. Если в кон-
цепции Дж. М. Кейнса определяющим мотивом хранения
184

денег является внутренняя нестабильность капиталистиче-
ской экономики и связанная с этим эластичность спроса на
деньги по отношению к норме процента, то констатация в
монетаристской теории постоянства денежного спроса
определяет в качестве единственного мотива хранения де-
нег необходимость осуществления всего лишь рыночных
операций, связанных с механическим передвижением то-
варной массы.
В соответствии с этим изменяется и методология под-
хода к проблеме стоимости денег. Отрицанием в монетари-
стской модели органической связи денежного спроса и норм
процента снимается сама по себе проблема «предпочтения
ликвидности», определяющая, по Дж. М. Кейнсу, субъек-
тивную стоимость (полезность) денег. «Абсолютное пред-
почтение ликвидности в наши дни,— писал по этому пово-
ду М. Фридмен,— уже больше не поддерживается в откры-
той форме экономистами» [144, 28]. Аналогичным образом
«стоимость» денег в монетаристской модели определяется
их рыночной полезностью, связанной лишь с осуществлени-
ем трансакционных целей.
Таким образом, если у Дж. М. Кейнса относительная
стоимость денег формируется на основе осуществления ими
функций образования сокровища, то в теоретической мо-
дели М. Фридмена деньги, вводясь во внутренне сбаланси-
рованную модель экономики, вообще лишаются названной
функции. Они, по мнению главы чикагской школы монета-
ристов, функционируют лишь «как средство, которое по-
зволяет облегчить обмен и обеспечить возможность отде-
ления друг от друга актов купли и продажи» [139, 14]^
Как следствие этого, «стоимость» денег, их субъектив-
ная полезность конституируется функцией средства обме-
на. Это означает, что по сути деньги лишаются «внутрен-
ней» стоимости. Выражением стоимости денег становится
их покупательная способность, характеризующаяся обратно
пропорциональной зависимостью к уровню товарных цен.
Из этого видно, что если кейнсианская трактовка стоимо-
сти денег берет свое начало от «кембриджского варианта»
количественной теории и, в частности, от теории кассовых
остатков, то монетаристские концепции исходят от коли-
чественной теории И. Фишера. Являясь логическим про-
должением трансакционного варианта этой теории, они;
всецело дублируют его методологические пороки.
18*

2. Несостоятельность монетаристских рекомендаций
денежной политики буржуазного государства
Вся совокупность монетаристских рекомендаций по по-
воду осуществления денежной политики буржуазного госу-
дарства в конечном итоге фокусируется на проблеме ре-
гулирования цикличности развития капиталистической
экономики.
Если система кейнсианских рекомендаций экономиче-
ской политики основывается на теории цикла, методологи-
чески построенной на концепции «эффективного спроса», то
соответствующие рекомендации М. Фридмена и его сторон-
ников исходят из так называемой монетарной теории цик-
ла. Согласно этой теории, причиной цикличности капитали-
стической экономики являются, как указывалось, экзоген-
ные нарушения в сфере денежного обращения. Показатель-
но, что основополагающие исследования монетаризма, в
частности работы М. Фридмена и А. Шварц «Денежная
история Соединенных Штатов, 1868—1960 гг.» и «Монетар-
ные тенденции в Соединенных Штатах и Великобритании»,
посвящены эмпирическому анализу влияния изменений де-
нежной массы на динамику макроэкономических показате-
лей и в первую очередь на движение денежного (номи-
нального) выражения валового национального продукта.
Основной вывод этих работ состоит в том, что поворотные
точки в динамике денежной массы неизменно предшеству-
ют поворотным точкам экономического цикла. Соответст-
венно утверждается, что кривая экономического цикла на-
ходится в корреляционной связи с кривой массы находя-
щихся в сфере обращения денежных знаков.
Показательно в связи с этим, что в отмеченных исследо-
ваниях, как и в других работах монетаристов, даже «ве-
ликая депрессия» 1929—1933 гг. объясняется не глубинны-
ми процессами, отражающими развитие общего кризиса
капитализма и дестабилизацию его воспроизводственной
структуры, а субъективными факторами — якобы допущен-
ными банковскими системами нарушениями кредитно-де-
нежного равновесия. Так, комментируя монетаристскую по-
зицию по рассматриваемым вопросам, Р. Селден — один
из видных представителей чикагской школы монетаризма —
отмечает, что «несмотря на серьезные структурные изъяны
нашей кредитно-денежной системы, катастрофы начала
30-х годов можно было бы избежать, если бы Совет уп-
равляющих Федеральной резервной системы (имеется в ви-
ду Федеральная резервная система США.— А. Г.) не совер-
186

шил ряда грубейших промахов» [96, 376]. Заметим, что
речь идет о «серьезных структурных изъянах» кредитно-
денежной системы, которая в теоретических конструкциях
монетаризма выступает в роли экзогенного фактора эконо-
мики.
Проявляя завидную последовательность, теоретики мо-
нетаризма с аналогичных методологических позиций оцени-
вают и причины мирового экономического кризиса 1974—
1975 гг., а также кризиса 1980—1982 гг. Рассматривая по-
зицию по этому вопросу Д. Лейдлера, главы английской
школы монетаристов, Р. Селден отмечает, что и у него этот
кризис «объясняется главным образом запоздалой (вслед-
ствие регулирующих мер, проводившихся в 1971—1972 гг.)
реакцией на длительный рост избыточной денежной массы
в 1970—1972 гг.» [96, 389]. Иначе говоря, кризис середины
70-х годов определяется теми же субъективными фактора-
ми — недостатками, основанными на кейнсианских рецеп-
тах денежно-кредитной политики буржуазных государств.
Различия в методологии кейнсианского и монетарист-
ского подхода к проблеме экономического цикла определя-
ют неоднозначность трактовок специфичности методов и
целей экономической политики.
Система кейнсианских рекомендаций -по поводу эконо-
мической политики основывается на использовании двух
рычагов воздействия на экономическую конъюнктуру — си-
стемы бюджетных (фискальных) мер стимулирования со-
вокупного платежеспособного спроса и обеспечения эффек-
тивного использования производственных факторов, а также
методов денежно-кредитного регулирования капиталисти-
ческого воспроизводства, где в качестве решающего звена
воздействия на экономику рассматривается регулирование
нормы процента, обеспечивающей, по мнению Дж. М. Кейн-
са, экономическую связь денежной сферы с реальными вос-
производственными процессами. Как видно, весь аппарат
воздействия на структуру и движение экономического цик-
ла, согласно кеинсианским рекомендациям, фокусировался
в конечном итоге на регулировании инвестиционного про-
цесса. Объем инвестиций и их динамика представлялись в
качестве главного объекта государственно-монополистичес-
кого регулирования капиталистической экономики. Собст-
венно денежный фактор в теоретических концепциях кейн-
сианства рассматривался как инструмент косвенного воз-
действия на экономику. Речь идет о регулировании
хозяйственной конъюнктуры не по схеме «деньги — инве-
187

стиционный процесс», а по схеме «деньги — норма процен-
та — деловая активность».
Принципиально иное содержание инструментального ап-
парата содержит в себе монетаристская модель регулиро-
вания капиталистической экономики. Монетаристы счита-
ют, что причинно-следственные связи между предложением
денег и общими условиями экономического развития явля-
ются более прямыми, нежели функциональная зависимость
между нормой процента и условиями воспроизводства.
В соответствии, с этим, в системе теоретических взглядов
монетаризма в качестве единственного и решающего сред-
ства воздействия на хозяйственную конъюнктуру выступает
денежный фактор. При этом деньги рассматриваются как
средство прямого влияния на процесс капиталистического
воспроизводства.
Основой системы регулирующего воздействия на дина-
мику экономического цикла является так называемая кон-
цепция стабильной функции спроса на деньги, выдвинутая
М. Фридменом еще в 1957 г. в работе «Теория потреби-
тельской функции». Содержание этой концепции основы-
вается на монетаристской гипотезе «постоянного дохода»,
в соответствии с которой соотношение кассовых остатков и
величины номинального дохода по мере роста последнего
не уменьшается, как это имеет место в кейнсианской моде-
ли денег, а остается неизменным. Предполагается, что каж-
дое последующее изменение в предложении денег оказыва-
ет воздействие не только на уровень инвестиций, но и на
объем личного потребления, которое вследствие этого из-
меняется пропорционально динамике номинального дохо-
да. В результате спрос на деньги в каждый, отдельно
взятый момент составляет относительно фиксированную
величину, в то время как их предложение подвергается
постоянным колебаниям.
На основе концепции «стабильного спроса на деньги»
определяется коренной принцип монетаристской экономи-
ческой политики: нормальное функционирование экономики
требует строгого и неуклонного обеспечения устойчивого и
стабильного увеличения денежной массы. Отсюда «золотое
правило» монетаризма (monetarist rule): темп роста денеж-
ной массы должен быть постоянным; он не должен зави-
сеть от колебаний экономической конъюнктуры. Кредитно-
денежная политика, пишет по этому поводу М. Фридмен,
«может обеспечить стабильную основу экономики только
путем равномерного роста денежной массы» [141, 109].
Вторым важным принципом монетаризма является опре-
188

деление временного лага в получении эффекта от денежной
политики. Речь идет о принципе «запаздывания» последст-
вий денежно-кредитной политики, которому в теоретических
разработках монетаризма отводится столь же важная
роль, как и принципу стабильного роста денежных агрега-
тов. На основе чисто эмпирического сопоставления стати-
стических рядов, характеризующих движение экономиче-
ского цикла и роста денежной массы, М. Фридмен и
А. Шварц пришли к выводу, что величина временного лага
в осуществлении корреляционной связи между движением
экономического цикла и динамикой денежной массы, т. е.
в получении эффекта от воздействия денежной» эмиссии на
инфляционный процесс, равна 12—16 мес. В последующем
это время было скорректировано в сторону его увеличения.
«Данные за длительный период,— подчеркивал М. Фрид-
мен,— свидетельствуют о том, что инфляция имеет значи-
тельную инерцию, и что лаг между денежной массой и ин-
фляцией измеряется порядком 2-х лет» [152, 399].
Следует выделить также трактовку монетаризмом во-
проса о специфике взаимной обусловленности безработицы
и инфляции, широко обсуждавшегося на страницах буржу-
азной экономической печати. Данный вопрос приобрел осо-
бое значение в связи с резким обострением во второй по-
ловине 70-х — первой половине 80-х годов XX в. антагони-
стических противоречий капитализма. Продолжительное
время связь этих показателей, каждый из которых отража-
ет внутреннюю дестабилизацию капиталистического спосо-
ба производства, углубление его общего кризиса, рассма-
тривалась на основе так называемой кривой Филлипса, ха-
рактеризующей обратную зависимость между инфляцией и
безработицей. Концепция английского экономиста Э. Фил-
липса, изложенная впервые в английском журнале «Эко-
номика» в 1958 г., всецело основывалась на кейнсианских
теоретических постулатах экономического анализа. В по-
следующие годы эта концепция, прочно обосновавшись не
только в научной, но и учебной литературе, в разных мо-
дификациях широко использовалась в теоретических рабо-
тах, определявших характер экономической политики бур-
жуазных государств. Считалось, что альтернативной целью
экономической политики буржуазного государства должна
выступать ориентация на достижение «полной занятости».
Несмотря на то что за этим скрывалось стремление идео-
логов буржуазии обеспечить наиболее выгодные условия
функционирования капитала, осуществление политики
«полной занятости» рассматривалось в качестве непосредст-
189

венной цели государственно-монополистического регулиро-
вания на протяжении длительного периода после окончания
второй мировой войны.
Полное банкротство концепция Э. Филлипса потерпела
в 70-е годы нынешнего столетия, когда в результате уси-
ливавшейся дестабилизации капиталистической экономики
получил развитие новый, ранее неизвестный процесс —
«стагфляция» (одновременный рост безработицы и инфля-
ции).
Крушение установившихся на основе концепции Э. Фил-
липса схем взаимосвязи рассматриваемых категорий ста-
ло одним из существенных факторов, способствующих
выдвижению монетаризма на передний план буржуазной
экономической теории. «Неоклассическая экономика,— пи-
шет по этому поводу К. Д. Гувер,— выросла как ответ на
неудачу современной кейнсианской макроэкономики, в ча-
стности, как результат кризиса кривой Филлипса, проявив-
шегося в развитии очень высоких темпов инфляции в пери-
од самого высокого за историю (послевоенную историю.—
А. Г.) уровня безработицы» [163, 60].
Оттеснение кейнсианства предполагало смену непосред-
ственной цели денежной политики. В соответствии с моне-
таристскими рецептами, в качестве первоочередной и непо-
средственной цели денежного регулирования экономики
была выдвинута задача не достижения «полной занятости»,
а «сдерживания» инфляции.
Такого рода политика определяется рядом факторов.
С одной стороны, в ней проявляются классовые интересы
монополистического капитала, поскольку, дестабилизируя
воспроизводственный процесс, инфляция оборачивается в
конечном итоге падением нормы прибыли. «Величайшей
опасностью для нашей экономики — для свободного пред-
принимательства, процветания, личной свободы и амери-
канского образа жизни,— пишет американский экономист
У. Сэфайр,— была и остается инфляция. Вот уже почти
десятилетие беспрецедентный рост стоимости жизни подры-
вает нашу систему... уменьшает способность конкурировать
в мире» [100, 184]. Соответственно этому, при определении
цели денежной политики приоритет отдается мерам борь-
бы не с безработицей, а с инфляцией. «Безработица,— ут-
верждается в одном из монетаристских изданий,— поража-
ет лишь определенный процент населения, в то время как
инфляция поражает все сто процентов» [213, 11]. Анало-
гичным образом мотивирует отход от политики «полной
занятости» У. Сэфайр. «Десятки миллионов разоренных
190

инфляцией,— подчеркивает он,— это значительно больше,
чем миллионы оказавшихся в тупике безработицы. Если мы
хотим уменьшить человеческие беды, то война с инфляцией
должна быть важнее борьбы с безработицей» [100, 185].
Нетрудно заметить за этими пышными фразами истинные
цели новых акцентов в экономической политике буржуаз-
ного государства, предписываемые монетаризмом. Речь
идет о создании условий наиболее прибыльного функцио-
нирования монополистического капитала. Важно также
учитывать, что сама инфляция трактуется не как многофак-
торный процесс, отражающий общую дестабилизацию вос-
произведенной структуры капитализма и разрастание его
государственно-монополистической надстройки, а как чисто
денежный феномен. «Инфляция,— пишут М. Фридмен и
Р. Фридмен в широко рекламируемой на Западе, опубли-
кованной в 1980 г. в Нью-Йорке книге «Свободны выби-
рать. Личная точка зрения»,— прежде всего денежный фе-
номен, обусловленный более быстрым по сравнению с тем-
пами увеличения производства ростом количества денег,
находящихся в обращении» [149, 264]. Иначе говоря, ин-
фляция попросту отождествляется с процессом роста цен,
что уже само по себе снимает проблему ее качественной
характеристики. «Инфляция,— заявляет М. Фридмен,— от-
ражает расширение роли государства. Она непосредствен-
но связана с налоговой политикой и ростом государствен-
ного долга» [150, 9].
Выдвигая в качестве непосредственной задачи воздей-
ствия на экономику регулирование инфляции, представите-
ли монетаризма не ставят вопрос о достижении нулевого
уровня инфляции. В монетаристской литературе различает-
ся два вида инфляции — «непредвиденная» и «ожидаемая».
Утверждается, что последняя — экономически нейтральна.
Основываясь на «рациональных ожиданиях» агентов про-
изводства, она якобы имеет естественный характер, соот-
ветствующий условиям долгосрочного рыночного равнове-
сия. «Если каждый с уверенностью знает, что инфляция
произойдет, скажем, на 10%, все виды доходов,— пишут
по этому поводу Т. Мейер, Дж. Дьюсенбери и Р. Элибер,—
будут соответственно отрегулированы и правовые институ-
ты, такие как закон о налоговом обложении, смогут адап-
тироваться. Вследствие этого ущерб от инфляции в зна-
чительной мере исчезает» [179, 635]. С учетом этого в
качестве непосредственной цели денежно-кредитной поли-
тики государства ставится задача превращения «непредви-
денной» инфляции в «ожидаемую».
191

Рассмотренные вопросы, естественно, не исчерпывают
всего многообразия монетаристских трактовок инфляции.
И тем не менее, общей для монетаризма является поста-
новка задачи ее регулирования в качестве прямой и пер-
воочередной задачи государственно-монополистической кре-
дитно-денежной политики.
Общепринятой для монетаризма является и точка зре-
ния о необходимости поддержания «естественного» (допу-
стимого) уровня безработицы. Монетаристы считают, что
государственные меры по борьбе с безработицей оказывают
дестабилизирующее воздействие на состояние экономиче-
ской конъюнктуры. Именно поэтому не безработица, а ин-
фляция составляет главную цель экономической политики
государства, которую активно насаждают представители
монетаризма. Показательна в этом отношении получившая
широкую известность лекция М. Фридмена «Инфляция и
безработица», прочитанная им в связи с присуждением ему
Нобелевской премии в области экономики. «В высшей сте-
пени динамичное, прогрессивное хозяйство,— цинично зая-
вил лауреат столь авторитетной премии,— которое предпо-
лагает все время меняющиеся возможности устройства на
работу и поощряет гибкость, может характеризоваться вы-
сокой естественной нормой безработицы» [146, 459]. Здесь,
как видно, общая логика буржуазного экономического реа-
лизма, очищенная от всякой сентиментальности, выражена
со всей определенностью.
Столь же определенно высказывается и Д. Лейдлер. Со-
стояние общества, при котором каждый может быть обеспе-
чен работой, недопустимо. Поэтому, подчеркивает он, «мы
должны признать, что существует «естественный», или (го-
воря более нейтрально) минимально возможный, уровень
безработицы» [188, 57].
Положение о «естественной» норме безработицы отра-
жает общую смену реформистских концепций «смешанной
экономики», «социальной гармонии», общества «всеобщего
благосостояния» консервативными концепциями буржуазно-
го общества «равных возможностей», в котором «право на
неравенство», говоря словами М. Тэтчер, возведено в ранг
официальной доктрины (Цит. по: [54, 41]). Трудно сыскать
более яркое и убедительное доказательство общегумани-
стической порочности и экономического несовершенства
общественного строя, который провозглашает безработицу
«естественной» нормой. Однако логика современного бур-
жуазного экономического мышления строится именно на
этих теоретических началах. И это естественно, поскольку
192

там, где речь идет о прибыли капитала, идеи гуманизма и
социальной справедливости приравниваются к нулю. Упо-
минавшаяся здесь лекция М. Фридмена — убедительное то-
му доказательство. Более того, как утверждается в одном
из американских журналов, монетаристская концепция
«естественной» нормы безработицы, выдвинутая М. Фрид-
меном еще в конце 60-х годов XX в., является «наиболее
значимой идеей макроэкономической теории, которая была
выдвинута после 1936 г. (имеется в виду после публика-
ции книги Дж. М. Кейнса «Общая теория занятости, про-
цента и денег».— А. Г.)» [168, 207]. Заметим и то, что в
трактовках представителей монетаризма «норма» безрабо-
тицы, уровень которой считается «естественным», постоян-
но растет. По данным Дж. Тобина, одного из видных пред-
ставителей неокейнсианского направления буржуазной эко-
номической мысли, она выросла с 3 % активного населения
в 50-е годы до 4 — в 60-е, 5—6 — в 70-е и не ниже 7 % —
в 80-е годы [216, 26].
Монетаристская концепция «естественной» нормы без-
работицы—это не просто нейтральная теоретическая кон-
струкция. Данная концепция определяет цель государствен-
ной политики. Считается, что если уровень безработицы
падает ниже «естественной» нормы, то это ведет к росту
инфляции. «Инфляция,— пишет американский экономист
П. Синглер,— является следствием безработицы, которая
ниже естественного уровня» [207, 247]. Следуя этой логи-
ке, буржуазное государство и монополистический капитал
не только уходят от ответственности за уровень безрабо-
тицы, который не превышает «естественную» норму, но и
должны предпринимать меры денежного воздействия, на-
правленные на предотвращение возможного повышения за-
нятости выше черты, предписанной монетаристской докт-
риной. Показательно в связи с этим, что для того чтобы
достичь в 1983 г. снижения уровня инфляции до 6 %, ад-
министрация Рейгана планировала безработицу на уровне
9 % трудоспособного населения США [100, 185].
Нельзя не отметить и такой аспект наступления на
жизненный уровень трудящихся на основе монетаристских
рецептов денежной политики, как использование специфи-
ческих рычагов регулирования денежной массы. Монета-
ристы считают, что уменьшение предложения денег можно
достичь на основе сокращения государственных расходов.
Естественно, что с точки зрения идеологов капитала тако-
му сокращению подлежат в первую очередь затраты по
статьям социальных расходов.
7 7-1578
19Э

Несомненно, что политика сокращения социальных рас-
ходов, как и концепция «естественной» нормы безработи-
цы, всецело подтверждают положение теоретического жур-
«ала коммунистов США о том, что фридменская денежная
политика на практике означает «максимум свободы для
монополистического капитала и минимум социальной по-
мощи для трудящихся масс» [124, 5].
Уже отмечалось, что развитие хозяйственной конъюнк-
туры в 70-е—начале 80-х годов XX в., углубление в этот
период противоречий государственно-монополистического
регулирования капиталистического воспроизводства, выра-
зившихся с особой остротой в периоды экономических кри-
зисов 1974—1975 гг. и 1980—1982 гг., создавали благопри-
ятную почву для роста популярности монетаризма, высту-
пающего с антикейнсианскими лозунгами. Именно тогда в
США, Англии, ФРГ, Италии был принят ряд законода-
тельных актов, в основе которых лежали монетаристские
рекомендации регулирования сферы денежного обращения.
И тем не менее, уже в конце 70-х и особенно в начале
вО-х годов популярность монетаризма стала резко снижать-
ся. Стало очевидным, что монетаристская теория не дает
объяснений ряду экономических явлений и процессов, ха-
рактеризующих обострение антагонистических противоре-
чий, все более полно обнаруживающих себя как в целом
в развитии макроструктуры капиталистической экономики,
так и в сфере, являющейся непосредственным объектом го-
сударственно-монополистического регулирования,— в сфере
денежных отношений. Как справедливо подчеркивает совет-
ский экономист Р. Энтов, «господствующая монетаристская
концепция оказалась не в состоянии предписать какие-ли-
бо средства против обнаружившихся недугов: «реальный»
сектор экономики, процессы, происходящие в сфере произ-
водства, остаются, по существу, вне поля зрения этой кон-
цепции, исходящей из наличия в каждый момент весьма
жестких границ для увеличения производства и занятости.
К началу 80-х годов наметилась тенденция к некоторому
ослаблению влияния монетаризма» [ИЗ, 76]. В настоящее
время, писал по этому поводу в марте 1984 г. журнал
«Marxism today», «наблюдается явная потеря веры в ос-
новополагающий догмат монетаристской теории, в некогда
обоснованное убедительными доказательствами предполо-
жение о том, что рыночный сектор экономики стабилизи-
руется сам по себе... Ныне понимают все, а больше всего
сами сторонники доктрины (монетаристской.— Л. Г.), что
194

предписываемое магическое равновесие оказалось мира-
жом» [157, 4].
Теоретическая и практическая несостоятельность моне-
таристских рекомендаций денежной политики особенно чет-
ко обнаружилась в ходе широко разрекламированного в
буржуазной литературе «великого монетаристского экспе-
римента», который проводился федеральной резервной си-
стемой США в 1979—1982 гг.
В процессе эксперимента по существу решались две за-
дачи. С одной стороны, испытывалась на практике моне-
таристская модель государственно-монополистического ре-
гулирования капиталистической экономики, действенность
монетаристского инструментария денежно-кредитной поли-
тики, с другой — ставилась задача выявить реакцию эко-
номической структуры на дерегуляцию использовавшихся в
течение послевоенных лет кейнсианских методов экономи-
ческого регулирования. Под осуществление эксперимента
была подведена соответствующая юридическая основа.
Конгресс США принял ряд законодательных актов, в част-
ности «Закон дерегуляции финансовых (кейнсианских.—
А. Г.) институтов, занимающихся депозитными операция-
ми», «О контроле над денежной сферой» и др., которые
придавали системе монетаристских рекомендаций осущест-
вления денежной политики юридическую силу.
Не ставя перед собой цель целостного анализа итогов
эксперимента, обратим внимание лишь на следующее по-
ложение, которое с особой ясностью обнаруживает теоре-
тическую и практическую несостоятельность монетарист-
ских рецептов денежной политики.
Как уже указывалось, одним из постулатов монетариз-
ма является положение о том, что государство через бан-
ковскую систему в состоянии осуществлять прямое регу-
лирующее воздействие на динамику денежных агрегатов,
т. е. осуществлять эмиссионный процесс на плановой осно-
ве. Важность реализации этой стороны монетаристской
денежной политики понятна, ибо в противном случае общий
смысл ее осуществления превращается в фикцию. «Сегодня,
когда деньги общепринятое средство обмена не имеют пря-
мой связи с каким-либо товаром — пишут М. Фридмен и
Р. Фридмен в книге «Свободны выбирать. Личная точка
зрения»,— их количество в каждой стране определяется
государством. Правительство и только само правительство
ответственно за быстрый рост количества денег в обраще-
нии» [149, 253]. Однако практика экономического экспери-
мента поставила под сомнение возможность эффективной
J 05

Таблица 2. Динамика денежных агрегатов США (% изменения зл год) *
Год
1979
1980
1981
1982
1983
1984
1985**
м,
7,2
6,7
6,5
8,8
9,8
5,9
7,2
м2
7,4
8,9
10
8,9
12
8,4
8,4
м*
9,6
10,3
12,4
9,4
10,4
10,8
9,3
Debt
10,8
9,9
11,7
9,9
11,2
11,5
—
* Statistical Abstract of the United States, 1986.— Wash., 1936, g. 504.
** Данные за 5 мес. 1985 г.
реализации в первую очередь этой основополагающей
функции монетаристской денежной политики. Об этом Сви-
детельствуют данные статистики США, которые показыва-
ют, что Федеральной резервной системе США не удалось
обеспечить реализацию одной из официально провозгла-
шенных, определяющих целей эксперимента — «сдержива-
ние роста денежных агрегатов».
Данные табл. 2 не подтверждают ни «стабильных» тем-
пов роста денежных агрегатов, ни тем более «сдерживание
их роста». При этом важно обратить внимание на то, что
если в 1979—1981 гг. темпы роста агрегата М{ несколько
сократились, то динамика агрегатов М2 и МЪу которые прак-
тически вообще не поддаются контролю со стороны Феде-
ральной резервной системы, обнаружила противоположную
тенденцию — их рост.
Американский экономист Л. Туроу, анализируя итоги
монетаристского эксперимента, обращает внимание на из-
менение скорости обращения денег, регулирование которой
неподвластно финансовым органам. По его расчетам, ско-
рость обращения денежной массы Mi составляла: в
1978 г.—8,6 оборотов, в 1979 г.—9,8, в 1980 г.—8,5, в
1981 г.— 11,2, в 1982 г.— 3,2. Комментируя эти данные, он
пишет: «Факты свидетельствуют о том, что никто не в со-
стоянии с достаточной точностью предсказать скорость об-
ращения денег, что исключает возможность осуществления
аффективного контроля над их количеством». В соответст-
вии с этим Л. Туроу делает вывод, что «без осуществления
контроля над предложением денег рекомендации монета-
ризма лишаются практического содержания» [215, 66, 67].
Пытаясь объяснить неудовлетворительные результаты
эксперимента, монетаристы сосредоточивают усилия на
196

том, чтобы представить их причины как следствие недоста-
точно последовательного осуществления Федеральной ре-
зервной системой монетаристских рецептов регулирования
денежных агрегатов. „Так, на страницах журнала «The
American Economic Review», рассматривая итоги экс-
перимента, M. Фридмен писал: «В своем заявлении от 6 ок-
тября 1979 г. представители Федеральной резервной систе-
мы представили дело так, что изменения действующих про-
цедур осуществляются для того, чтобы способствовать цели
сдерживания роста денежных агрегатов. Это действительно
монетаристская цель»,— заключает американский эконо-
мист. Однако далее автор этих строк акцентирует внимание
на том, что «монетаристская политика подразумевает не
только планирование денежных агрегатов, но также — как
главный и важный элемент — достижение устойчивого,
предсказуемого темпа роста, независимо от того, какие бы
денежные агрегаты не планировались. Если исходить из
этого важного критерия^ то эксперимент был антимонета-
ристским: колебания роста в три раза были выше, чем в
предшествующий период... Неспособность политики приве-
сти к каким-либо заслуживающим результатам,— защищая
систему монетаристских концепций, заявляет М. Фрид-
мен,— еще нельзя рассматривать как несостоятельность мо-
нетаристских установок» [152, 397].
Возможно, такого рода утверждения не лишены опре-
деленных оснований. Однако истинные причины провала
монетаристского эксперимента лежат все же в иной плос-
кости. Эксперимент со всей очевидностью обнаружил мето-
дологическую несостоятельность и внутреннюю противоре-
чивость общетеоретической модели функционирования
капиталистической экономики, представленной в монета-
ристских работах. Речь идет об искусственном расчленении
экономики на две обособленные структуры — «собственно
экономику» и «денежный сектор». Первая из них развива-
ется, по мнению монетаристов, по принципу «черного ящи-
ка» на основе стихийных рыночных сил, вторая — на осно-
ве планомерного регулирования. Такой двойственный под-
ход к анализу целостной экономической структуры уже
сам по себе исключал возможность выяснения действи-
тельных процессов, происходящих в воспроизводственной
структуре капиталистической экономики. Это признает и
сама буржуазная печать. «Важной причиной неудачной по-
пытки применения более претенциозного типа регулирова-
ния денежной политики является отсутствие надежной эко-
номической модели»,— пишет американский экономист
197

Б. Т. Мак-Кэллам, сравнивая монетаристские рецепты не-
посредственного планового регулирования денежной поли-
тики с кейнсианскими средствами, основанными на приме-
нении косвенных инструментов ее осуществления. Поэтому
неудивительно,— заключает автор,— что «планирование»
денежной массы, практиковавшееся Федеральной системой,
носило неопределенный характер. Фактически «процедуры,
установленные в период эксперимента, оказались гораздо
менее приспособленными к регулированию денежной мас-
сы, чем те, которые действовали раньше». Вследствие этого
«темпы роста денежной массы «М-1» были лишь незначи-
тельно меньше, чем в предшествующие 20 лет [181, 391,
389, 388]. Американский экономист Дж. Л. Пирс, подчер-
кивает, что в результате анализа итогов эксперимента и
используемого в процессе его осуществления инструмента-
рия он «пришел к выводу о том, что финансовые нововве-
дения повлияли на планирование «М-1» в период 1979—
1982 гг. ничуть не больше, чем в какие-либо другие перио-
ды» [198, 392].
Такая же оценка итогов монетаристского эксперимента
дается на страницах издания «Деньги и макрополитика»,
опубликованного в Бостоне в 1985 г. «Эмпирические дан-
ные подтверждают точку зрения о том,— говорится в одной
из публикаций сборника,— что масса денег, находящихся
в обращении регулируется эндогенно...», что «официальные
финансовые органы не в состоянии сдерживать темпы кре-
дитной эмиссии банков», масштабы которой всегда «опре-
деляются в соответствии с существующим денежным спро-
сом» [189, 15, 23,24].
Практическая уязвимость монетаристских рекомендаций
проявилась не только в несостоятельности правительствен-
ных учреждений обеспечить планируемое регулирование
денежной эмиссии. Серьезной критике в экономической ли-
тературе подверглась противоречивость конечных результа-
тов эксперимента. С одной стороны, сокращение денежной
эмиссии содействовало снижению темпов инфляции, с дру-
гой же — давало противоположный эффект,— т. е. служило
основой беспрецедентного роста процентных ставок, сдер-
живающего темпы обновления капитала и выход экономи-
ки с кризисного состояния. Это, в свою очередь, требовало
от правительственных органов использования мер фискаль-
ной (кейнсианской) политики, противоположных по своей
природе монетаристским концепциям денежного регулиро-
вания. Данное противоречие привело к тому, как пишет
американский экономист С. Рауссиз, что «администрация
198

оказалась в противоречиях между фискальной политикой,
направленной на обеспечение экономического роста, и ре-
стрикционной денежной политикой, призванной остановить
инфляцию». В итоге делается вывод, что на практике моне-
таристская теория «оказалась нереалистичной» [204, 136,
102]. По словам Дж. Л. Пирса, «волна финансовых ново-
введений... лишь усложнила монетарную политику, так как
она способствовала непредсказуемым изменениям в пара-
метрах экономической системы» [199, 393].
Отметим также провал «монетаристского эксперимента»
в Англии, проводившийся в 1980—1984 гг. Критический
анализ его итогов нашел отражение в советской экономи-
ческой печати [108; 80]. Как отметил английский журнал
«Marxism today», итоги эксперимента вынудили комис-
сию научных консультантов английского банка официально
признать, что рекомендации М. Фридмена «лишены эмпи-
рической поддержки», что «простые монетаристские пара-
болы, связывающие приток денег с инфляцией, не имеют
ничего общего с реальным функционированием сложных
финансовых рынков. Следование на практике монетарист-
ской доктрине лишило бы банк свободы действий...»
[157,5].
Таким образом, данные экономических экспериментов
во всей полноте продемонстрировали практическую несо-
стоятельность монетаристских рецептов денежной полити-
ки. В ходе экспериментов обнаружилась следующая нема-
ловажная тенденция: в процессе применения, инструментов
монетаристской политики финансовые органы были вынуж-
дены прибегать к использованию их антиподов — методов
фискального регулирования, составляющих, как известно,
существо кейнсианских рецептов. В итоге, как отмечается
1в одной из работ, посвященной анализу монетаристской по-
литики, «элегантная монетаристская теория на практике
оказалась не чем иным, как хорошо знакомой дефляцион-
ной моделью, пропагандирующей сокращение правительст-
венных расходов, ограничение кредита, высокие процент-i
ные ставки, т. е. мер, подрывающих экономический рост и
неспособных уничтожить корни инфляции» [155, 46].
Обосновывая закономерности развития буржуазной по-
литической экономии, К. Маркс указывал на то, что чем в
большей степени обнаруживается антагонистический харак-
тер капиталистических противоречий, «...тем более эконо-
мисты, эти ученые представители буржуазного производ-
ства, приходят в разлад со своей собственной теорией, и
среди них образуются различные школы» [2, 144]. Такой
199

«разлад со своей собственной теорией» проявился и в стане
монетаризма, когда ценность его рекомендаций стала все
больше обнаруживать свою практическую несостоятель-
ность. В конце 70-х — начале 80-х годов наступила полоса
критического переосмысления основных монетаристских по-
стулатов, выразившаяся в теоретической дифференциации
рассматриваемого направления буржуазной экономической
мысли, в отпочковании от него отдельных экономических
течений. «В последнее время,— указывая на эту тенден-
цию, пишет С. Вайнтрауб,— обнаружилось, что междоусо-
бица среди монетаристов расстроила их прежде сплочен-
ные ряды» [96, 360].
В современной буржуазной экономической литературе
выделяются следующие обособившиеся направления моне-
таризма: чикагская школа монетаризма во главе сМ. Фрид-
меном; представители так называемой новой классической
школы (Р. Лукас, Т. Сарджент, Дж. Мут, Н. Уоллес и др.) ;
сторонники «экономики предложения», или так называемо-
го глобального монетаризма (А. Лаффер, Г. Джонсон,
Г. Ван Кливленд, Р. Мандель и др.). В отдельных работах
буржуазных авторов обособляется английская школа моне-
таристов во главе с Д. Лейдлером, итальянская и др.
Суть расхождений между различными направлениями
монетаризма в конечном итоге сводится к трактовке проб-
лемы, определяющей специфику методов регулирования
инфляционных процессов. Направлениями монетаризма,
обособившимися от чикагской школы, ставится под сомне-
ние основополагающий тезис М. Фридмена о «стабильности
денежного спроса» и осуществлении денежной политики,
направленной на обеспечение постоянного темпа роста де-
нежной массы.
В частности, сторонники «новой классической школы»
ставят вопрос о необходимости дополнить фридменовскую
концепцию постоянного темпа роста денежной массы субъ-
ективистской гипотезой «рационального ожидания». Со-
гласно утверждениям Р. Шоуна, эта гипотеза основывается
на учете постоянного стремления людей рационально ис-
пользовать в своих интересах поступающую информацию.
Соответственно «рациональные ожидания формируются на
основе осмысления человеком публично поступающей по
официальным каналам экономической информации и все-
стороннего учета ее возможных последствий» [215, 35].
Основываясь на данной гипотезе, формируется крайне
субъективистская концепция экономического цикла. Ее
смысл состоит в следующем. Как и в целом монетаризм,
200

представители «новой классической школы» исходят из
принципа «всеобщего рыночного равновесия». Потребители
и производители, считает, например, Р. Шоун, вступая в
меновые соглашения, на основе учета общественно доступ-
ной информации стремятся «максимализировать свой собст-
венный интерес», что в итоге ведет к установлению на рын-
ке экономического равновесия. Спады же и цикличность
развития экономики, как и безработица, в каждом конкрет-
ном случае вызываются «неожиданными нарушениями но-
минального равновесия», вызванными тем, что экономиче-
ские агенты «обладают несовершенной информацией, посту-
пающей со стороны официальных государственных органов
по поводу возможных изменений денежной массы». Исхо-
дя из этого темп денежной эмиссии должен корректиро-
ваться рядом переменных величин, которые учитывают
субъективные положения (ожидания) участников хозяйст-
венного процесса относительно предстоящих мероприятий
государства в области кредитно-денежной политики (под-
робнее см.: [80; 113]).
Концепция «рациональных» ожиданий дополняется анг-
лийской школой монетаристов и, в частности, ее признан-
ным лидером Д. Лейдлером так называемой гипотезой
«адаптивного» ожидания. Д. Лейдлер считает, что посколь-
ку существует временной лаг между осуществлением изме-
нений в инвестиционной деятельности и соответствующей
реакцией экономического организма, в денежной полити-
ке необходимо учитывать «адаптивные» ожидания, кото-
рые должны элиминировать «запоздалую» реакцию воздей-
ствия денежной массы на экономический цикл.
В соответствии с этим ставится задача поэтапного
(«ступенчатого») снижения темпов инфляции. «Когда це-
лое поколение взрослых людей,— пишет Д. Лейдлер,— не
видевших ничего другого, кроме растущих цен, принима-
ет как данное двузначные цифры, отражающие темпы инф-
ляции, чтобы остановить последнюю, нужно развить новые
привычки и ожидания; и нет оснований, что это произойдет
быстро» [173, 177].
Задача «ступенчатого» снижения темпов инфляции ви-
доизменяет основополагающую концепцию денежной по-
литики. Речь идет об осуществлении так называемой по-
литики денежного градулизма (menetary gradulism), кото-
рая предполагает обеспечение не стабильных масштабов
денежной эмиссии, а поэтапного снижения предложения
денег. Смысл денежной политики должен состоять, как
пишет Д. Лейдлер, в «медленном уменьшении скорости ро-
20 i

ста денежной массы до тех пор, пока этот рост не переста-
нет способствовать развитию инфляции» [173, 177].
Заметим, что Д. Лейдлер подвергает критике утверж-
дение М. Фридмена и его сторонников о том, что инфляция
является чисто денежным феноменом. «Экономические тео-
рии,— пишет он,— которые отстаивают лишь денежные
средства борьбы с инфляцией, являются относительно пря-
молинейными» [188,37].
Важно также отметить, что представители концепции
как «рационального», так и «адаптивного» ожидания вклю-
чают в качестве дополнительных мер экономической поли-
тики государства фискальные средства воздействия на нор-
му процента. «Контроль за предложением денег,— по мне-
нию Р. Шоуна,— может рассматриваться не как основная,
а как промежуточная цель борьбы с инфляцией». Вследст-
вие этого «монетарная и фискальная политика должны до-
полнять друг друга» [208, 96, 136]. Этим делается попытка
преодолеть односторонность фридменовской кредитно-де-
нежной политики, практическая уязвимость которой осо-
бенно четко проявилась в период монетаристских экономи-
ческих экспериментов в США и Англии. Одновременно
делается также существенный шаг в сторону сближения
монетаризма с теоретическими конструкциями представи-
телей неоклассического синтеза.
Если представители концепций «рационального» и
«адаптивного» ожиданий, критикуя теоретическую модель
М. Фридмена, пытаются внести коррективы лишь в ту
часть его теоретических взглядов, которая имеет непосред-
ственный выход на осуществление экономической политики,
то представители «глобального» монетаризма в центр дис-
куссии выдвигают проблему качества денег.
«Глобальные» монетаристы в целом разделяют общеме-
тодологическую концепцию монетаризма о внутренней ста-
бильности рыночной экономики и о «недопустимости» пря-
мого государственного вмешательства в процесс ее функ-
ционирования. Разница в их позиции в этом вопросе
состоит лишь в том, что они, рассматривая мировое капита-
листическое хозяйство как единую интегрированную интер-
национальную экономику, переносят монетаристский прин-
цип о саморегулировании экономической структуры на всю
систему внешнеэкономических связей. Именно этим опреде-
ляется и название данного течения буржуазной экономи-
ческой мысли, являющегося разновидностью монетаризма.
Главное же, что разделяет данные два направления мо-
нетаризма,— трактовка проблемы качества денег. М. Фрид-
202

мен и его сторонники, делая основной упор на устойчивость
функции денежного спроса, в то же время допускают яв-
ную непоследовательность, утверждая, что деньги облада-
ют не нулевой, как полагал Дж. М. Кейнс, а эластичной
определенностью. В их теоретической модели в роли денег
может выступать любой финансовый актив, обладающий
свойством ликвидности.
Представители «глобального» монетаризма занимают в
этом вопросе более однозначную позицию. Они заявляют,
что если инфляция — денежное явление, то для ее регули-
рования необходимы меры, предполагающие в первую оче-
редь изменение качества денег. При этом учитывается уси-
ление интернационализации инфляционного процесса, что,
в свою очередь, ослабляет эффективность мер денежной
политики, осуществляемой на национальном уровне. Со-
ответственно этому ставится вопрос о переходе к полно-
ценным деньгам, об использовании приемлемых, с точки зре-
ния современных условий функционирования капитала,
форм золотого стандарта. Одновременно, учитывая широко
распространенную в буржуазной литературе критику золо-
того стандарта, А. Лаффер формулирует свои предложения
следующим образом: «Я не хочу,— пишет он,— чистого зо-
лотого стандарта. Но я за то, чтобы вернуться к смешан-
ной системе, при которой мы можем использовать золото,
когда оно может служить нам, и отказываться от его ис-
пользования, когда оно не в состоянии служить нам»
[172,54].
Таким образом, в теоретических построениях «глобаль-
ного» монетаризма делается попытка преодолеть одну из
весьма уязвимых в методологическом плане сторон «нацио-
нального» монетаризма — внутренне присущее ему противо-
речие в трактовке рыночной экономики как саморегулирую-
щегося механизма и денежной системы как объекта инсти-
туционального воздействия. В данном случае проявляется
непонимание столь очевидного факта, что бумажные деньги,
лишенные объективной товарной основы, могут функциони-
ровать лишь на «хартальной» основе, предполагающей раз-
вернутую систему государственно-монополистического регу-
лирования капиталистической экономики. Дж. М. Кейнс
был последовательным в том, что, ставя вопрос о формиро-
вании системы государственно-монополистического вмеша-
тельства в процесс капиталистического воспроизводства, в
качестве предварительного условия такого вмешательства
предполагал осуществление демонетизации золота и созда-
ние «управляемых» денег, т. е. денег, лишенных товарной
303

основы. Этот аспект взаимообусловленности функциониро-
вания бумажных денег и системы государственно-монопо-
листического капитализма понимали и представители орто-
доксального кейнсианства. В частности, П. Самуэльсон
пишет об адекватности бумажных денег экономической
системе, основанной на государственном регулировании,
и невозможности вернуться к золотым деньгам как фено-
мену рыночной экономики при сохранении этой системы
[90, 311, 312].
М. Фридмен же и его сторонники, ставя вопрос о де-
монтаже системы государственно-монополистического капи-
тализма, выдвигают противоречащее этому требованию и
законам логики требование сохранить деньги — деньги с
«эластичной определенностью». Этот экономический non-
sens пытаются исправить представители «глобального» мо-
нетаризма. Однако, теоретически верно выдвигая положе-
ние о том, что рыночной экономике могут соответствовать
только полноценные деньги, А. Лаффер и его последовате-
ли не учитывают, что сама по себе рыночная экономика
в условиях господства монополистического капитала по-
дорвана. Поэтому, ратуя за ее возрождение в классиче-
ской форме при сохранении в то же время господствующего
места в ее структуре не просто монополистического, а
трансмонополистического капитала, они не только не де-
лают шаг вперед к преодолению внутренней противоречи-
вости «национального» монетаризма, но и впадают в но-
вое, более глубокое противоречие.
Смысл этого противоречия состоит в следующем. С од-
ной стороны, рыночная экономика объективно требует
функционирования полноценных денег, что и учитывается
А. Лаффером в его концепции «возврата» к золотому стан-
дарту. Но, с другой стороны, монополистический капитал,
в первую очередь транснациональный, выразителем интере-
сов которого выступает «глобальный» монетаризм, может
обеспечить реализацию своего экономического господства^
получение монопольной прибыли и сверхприбыли только на
основе подрыва товарного производства, а следовательно,
лишь посредством использования «управляемых» денег, ли-
шенных объективной основы.
Наряду со средствами денежно-кредитной политики в
структуре консервативной модели государственно-монопо-
листического регулирования экономики важное место зани-
мает система мер, направленных на стимулирование ре-
ального предложения экономических ресурсов, которые
призваны способствовать росту сбережений и их капитали-
204

зации. Если монетаристская концепция номинального дохо-
да и связанная с ней антиинфляционная политика нацеле-
ны на создание максимума свободы для функционирования
монополистического капитала, то теория предложения, в
основе которой лежит получившая широкую известность
концепция под названием «кривая Лаффера», уделяет пер-
востепенное внимание активизации побудительных мотивов
действий экономических агентов. Она преследует цель «во-
знаградить производителя и поощрить инвестора».
Монетаризм и теория предложения органически связа-
ны и взаимно дополняют друг друга. «То, что некоторые
называют «монетаризмом» и «экономикой предложения»,—
говорится в одном из экономических докладов президента
США,— является всего лишь двумя сторонами одной меда-
ли— они обосновывают меры, необходимые и приемлемые
для сокращения инфляции и повышения темпов экономи-
ческого роста» [135, 21]. Эту же мысль подчеркивает бур-
жуазный экономист О. Лэндменн: «Не существует эконо-
мики предложения как антипода экономики номинального
дохода, а есть только одна экономическая политика, соче-
тающая в себе элементы обоих направлений, которые в
равной мере должны приниматься во внимание» [175, 211]»
Взаимная обусловленность монетаристской теории номи-
нального дохода и теории предложения определяется общ-
ностью их классовых корней. Оба направления буржуазной
экономической мысли, основываясь на происшедших в по-
следние десятилетия изменениях в структуре частнокапи-
талистической собственности, выражают экономические
интересы верхушки монополистической буржуазии. Соот-
ветственно в концепции «вознаграждения производителя и
поощрения инвестора» речь идет о реализации принципа
«равных возможностей» для монополистического капита-
ла. Данная концепция всецело основывается на том, что,под
производителем понимаются наиболее крупные корпорации,
а под инвестором — наиболее крупные владельцы денеж-
ного капитала. Без учета этого нельзя понять общую логи-
ку структурной перестройки современного механизма госу-
дарственно-монополистического капитализма, процесса его
приспособления к современным условиям углубления обще-
го кризиса капитализма. .
Теория предложения дополняет монетаристскую часть
консервативной модели государственно-монополистического
регулирования теоретическими установками налоговой по-
литики. Она основывается на «кривой Лаффера», определя-
ющей связь между ставкой налогов и совокупным объемом
20Г>

налоговых поступлений, на предположении, что уменьшение
ставки налогов вызывает такое увеличение инвестиций и
соответственно доходов корпораций, которое в конечном
итоге обеспечивает рост объема совокупных налоговых
поступлений.
Практической реализацией этих установок явилось при-
нятие в начале 80-х годов в США и ряде других империа-
листических государств законодательных актов, призван-
ных путем предоставления налоговых и амортизационных
льгот, а также прямых субсидий отдельным группам моно-
полистического капитала стимулировать инвестиционный
■процесс и технологическое обновление производства. Пока-
зательно, что политика налогообложения предусматривает
в первую очередь предоставление налоговых льгот для кор-
пораций. Так, согласно налоговой программе, введенной в
США в 1981 г., предполагалось до 1987 г. сократить нало-
ги на прибыли корпораций более чем на 30 %, или пример-
но на 220 млрд. дол. Если в 1970 г. налоги корпорации со-
ставляли 17,9 % общей суммы налоговых поступлений пра-
вительства США, то в 1980 г.— 13,8 %, а в 1984 г.— 10,9%
{210, 315]. С 1984 г. увеличены налоговые льготы частному
бизнесу в Англии. Ставка налогов на прибыли крупнейших
корпораций снижена до 50 % [95, 319].
Одним из каналов, который, по мнению сторонников
консервативной модели государственно-монополистического
регулирования экономики, призван компенсировать сокра-
щение налоговых поступлений в государственный бюджет,
является свертывание социальных программ. В то же вре-
мя возрастают военные расходы, являющиеся одним из ос-
новных каналов перераспределения национального дохода
в пользу магнатов капитала. В течение 1986—1990 гг. воен-
ные расходы Пентагона по планам администрации США
должны составить астрономическую сумму— 18 трлн. дол.
В конце 1982 г. в США отмечено некоторое ослабление
контроля над динамикой денежной массы, и, тем не менее,
внутренняя противоречивость экономической политики мо-
нетаризма продолжает оказывать дестабилизирующее влия-
ние на экономику. Это находит свое выражение в том, что,
с одной стороны, сокращение денежной эмиссии содейст-
вует снижению темпов инфляции, с другой — дает противо-
лоложный эффект: служит основой беспрецедентного роста
процентных ставок, усиливающих напряженность на финан-
совых рынках. Поданным Лондонского журнала «Banking
World» с 1980 по 1985 г. покупательная способность долла-
ра вследствие искусственного завышения процентных ста-
206

вок выросла по сравнению с покупательной способностью
ведущих западных стран на 70 %. Это позволило перека-
чать в сейфы американских монополий около половины
триллиона долларов. С середины 1985 г. США проводит
политику снижения нормы банковского процента, которая
призвана рещать новые стратегические задачи — задачу
торговой экспансии и выравнивания платежного баланса.
Показательно, что только в период с февраля 1985 г. по
март 1986 г. покупательная способность доллара снизилась
на 19 %, в том числе по отношению к западно-германской
марке и фунту стерлингов — на 27, иене — на 23% [118,
55]. В целом же за 1986 г. доллар обесценился в среднем
более чем на 30 %, а по отношению к иене и марке ФРГ —
почти наполовину. Политика снижения курса доллара про-
должалась и в первой половине 1987 г.
Общая противоречивость консервативной политики в ко-
нечном итоге проявляется в том, ч^о, широко рекламируя
принципы рыночной экономии, буржуазное государство в
то же врсмя увеличивает долю ВНП, перераспределяемого
через государственный бюджет в пользу монополий. Если
в 1975 г. в США доля государственных расходов составля-
ла 17 % ВНП, то в 1980 г.—20 и в 1986 г.—21 % [134, /,
33]. Эти данные подтверждают правильность выводов,
содержащихся в Программе КПСС о том, что процесс вос-
производства в условиях углубления общего кризиса
капитализма не может осуществляться, не опираясь на
огосударствление через каналы государственного бюдже-
та существенной части национального дохода и его пере-
распределения в интересах монополистического капитала.
Внутренняя противоположность практического примене-
ния консервативной модели регулирования экономики осо-
бенно ярко проявляется в углублении кризиса федеральных
финансов США, достигшего в середине 80-х годов наиболее
угрожающих за всю послевоенную историю размеров. Это
выражается в беспрецедентном росте государственного дол-
га, общая сумма которого с 1980 по 1985 г. выросла более
чем в два раза, а также в стремительном наращива-
нии бюджетного дефицита, составившего в 1986 г.
221 млрд. дол., против 73,8 млрд. в 1980 г. Как отмечается
в исследованиях Бруклингского института, «огромные дефи-
циты бюджета и высокие процентные ставки угрожают
будущему развитию экономики США и подрывают конку-
рентоспособность американских товаров на мировом рын-
ке. Потребность перемен в экономической политике госу-
дарства стала настоятельной необходимостью» [133, /].
207

Таким образом, практика экономического развития со
всей очевидностью свидетельствует, что перестройка меха-
низма государственно-монополистического регулирования
на основе монетаристских рецептов неминуемо ведет не к
устранению, а наоборот — к дальнейшему углублению про-
тиворечий капиталистического воспроизводства. Парадокс
состоит в том, что обострение антагонизмов воспроизводст-
ва капитала проявляется, в первую очередь, в той сфере
экономической структуры, которая является непосредствен-
ным объектом государственно-монополистического регу-
лирования— в сфере денежно-финансовых отношений.
В этом проявляется одно из глубочайших противоречий
современной системы государственно-монополистического
капитализма, которая не содержит в самой себе позитив-
ного разрешения внутренне присущих ей антагонизмов
воспроизводства. Поэтому все современные попытки «под-
править» механизм государственно-монополистического ре-
гулирования заведомо обречены на провал. Общий кризис
капитализма — необратимый процесс, и никакие меры, да-
же самые радикальные, предотвратить его прогрессирую-
щее развитие не в состоянии.
Глава V
АНТИНАУЧНЫЙ ХАРАКТЕР БУРЖУАЗНЫХ ТЕОРИЙ
ДЕМОНЕТИЗАЦИИ ЗОЛОТА
Углубление противоречий капитализма в период его
общего кризиса обусловило объективные предпосылки ого-
сударствления капиталистической экономики, слияние
силы монополии и государства в единый механизм, основ-
ная цель которого — сохранение капиталистического спо-
соба производства. Следствием этого процесса в сфере
денежных отношений явилось, как уже указывалось, прак-
тическое вытеснение золота и серебра из сферы денежного
оборота и их замена неразменными бумажными деньгами,
поддающимися более полно, нежели монетарный товар, ре-
гулирующему воздействию капиталистического государ-
ства.
Основываясь на данном процессе, в буржуазной поли-
тической экономии получила широкое распространение
концепция демонетизации золота, которая затрагивает
как сферу внутреннего (национального) применения де-
нежного товара, так и его функционирование в сфере меж-
государственных валютных отношений.
2№

1. Критика концепций демонетизации золота
в сфере внутреннего денежного обращения
Отражением в буржуазной экономической науке про-
цесса огосударствления явилось создание так называемой
государственной теории денег, автором которой был не-
мецкий буржуазный экономист Г. Кнапп (1842—1926 гг.).
В его книге «Государственная теория денег» (1905 г.), по-
лучившей широкую известность в буржуазной литературе,
деньги трактовались как продукт правовых отношений,
творение государства. «Сущность денег,— писал он,—
заключается не в материале знаков, а в правовых нормах,
регулирующих их употребление» [171, 2]. Деньги, утверж-
дал Г. Кнапп, представляют собой хартальное платежное
средство (charta — знак), покупательная сила которых
полностью диктуется государством. Естественно, что таки-
ми деньгами, по Г. Кнаппу, могут быть отделенные от
товарной основы неразменные знаки стоимости.
Как крайне вульгаризированная форма номинализма
государственная теория денег служила основой экономи-
ческой политики империалистических государств, где ме-
ханизм бумажно-денежной эмиссии широко использовался
в целях милитаризации экономики и наступления на жиз-
ненные права трудящихся. В то же время, полностью под-
меняя анализ экономических отношений констатацией
чисто правовых норм, теория Г. Кнаппа была весьма уяз-
вимой в научном плане. Поэтому в своем чистом виде го-
сударственная теория денег не получила широкого рас-
пространения.
В буржуазной экономической литературе «обоснова-
ние» теории «демонетизации» золота обычно связывается
с именем Дж. М. Кейнса. Его концепция «управляемых»
денег необходимо предполагала осуществление политики
демонетизации золота, функционирование которого в каче-
стве основы денежной системы ограничивало возможности
государственно-монополистического вмешательства в сфе-
ру денежных отношений. Золотой стандарт и система «ре-
гулируемых» денег, считал Дж. М. Кейнс, являются логи-
чески несовместимыми понятиями. Он выступал активным
сторонником отмены золотого стандарта. Ему принадле-
жит ставшая особо популярной в буржуазной литературе
фраза — «золото — пережиток варварства» (barbarous
relic).
Однако парадоксально, что в трудах Дж. М. Кейнса
нет сколько-нибудь существенных логически аргументиро-
209

ванных обоснований концепции демонетизации золота. Его
идеи о необходимости отмены золотого стандарта всецела
основываются на традиционных номиналистических кон-
цепциях бумажных денег, в том числе на теоретических
конструкциях денег сторонников теории предельной полез-
ности. «Новаторство» Дж, М. Кейнса состоит в основном
в механическом соединении идей и положений представи-
телей самых различных, часто противоположных и исклю-
чающих по своему содержанию друг друга школ и направ-
лений буржуазной экономической мысли, выступающих с
позиций нетоварности денег, и их приспособления к об-
щеэкономической концепции «регулируемого» капита-
лизма.
Это убеждает в том, что идеалистическая концепция
«нетоварной основы» денег и «демонетизации» золота, не
имеет и не может иметь сколько-нибудь научно аргумен-
тированной теоретической основы. Не случайно вся сово-
купность доводов Дж. М. Кейнса по поводу отмены золо-
того стандарта в конечном итоге сводились к одному по-
ложению: «... в тяжелых условиях (в условиях кризиса.—
А. Г.) у министерства финансов не должны быть связаны
руки» [72, 170].
Как уже указывалось, номиналистические теории денег,
на которые методологически опираются все современные
концепции «демонетизации» золота, в том числе идеи
Дж. М. Кейнса об отмене золотого стандарта, были раз-
виты еще в XVIII в. Дж. Беркли и Дж. Стюартом.
Активными сторонниками бумажно-денежного обраще-
ния выступали и представители классической школы бур-
жуазной политической экономии. Ведя борьбу со всяким
расточительством и непроизводительными расходами,
А. Смит и Д. Рикардо добивались установления «эконом-
ного денежного обращения». Они видели, что золотое
обращение является слишком тяжелым бременем для хо-
зяйственного организма и поэтому искали пути возможно-
го совершенствования денежного обращения на основе за-
мены золота бумажными деньгами. Такую замену А. Смит
считал равносильной по своей природе превращению
«мертвого» капитала, связанного с издержками золотого
обращения, в капитал активный, производительный.
Вместе с тем, ставя вопрос о замене золотого обраще-
ния обращением бумажных денег, классики буржуазной
политической экономии не отрицали того, что устойчивое
денежное обращение возможно лишь на базе золотого
стандарта. Бумажные деньги, предостерегал А. Смит,
210

всегда будут находиться под воздействием «многих слу-
чайностей, от которых их не может уберечь осторожность
и искусство тех, кто занимается их эмиссией» [92, 237].
Против попыток «разжаловать» золотой стандарт высту-
пал и Д. Рикардо. Он указывал, что «стоимость» бумажных
денег, неразменных на золото, подвержена величайшим
колебаниям, на которые их «осудили бы невежество или
интересы тех, кто их выпускает» [88, 188]. Именно с уче-
том этого искали А. Смит и Д. Рикардо возможные пути
наиболее оптимального сочетания бумажных денег и золо-
та. Такой подход в принципе не лишен реального экономи-
ческого содержания.
Методологическая основа буржуазных концепций «де-
монетизации» золота, на которую всецело опирается теория
«управляемых денег» Дж. М. Кейнса, была подготовлена
маржиналистской литературой. По своей видимости нео-
классические теории «нейтральных денег» и кейнсианская
теория «управляемых денег» — антиподы. Более того в
ряде случаев сторонники раннего маржинализма, основы-
ваясь на концепции стихийного рыночного механизма, вы-
ступающего регулятором капиталистической экономики,
поддерживали необходимость функционирования золотого
стандарта как объективной основы стабилизации покупа-
тельной способности бумажных денег.
И тем не менее, если рассматривать связь неокласси-
ческих и кейнсианских теорий денег с позиций их сущ-
ностной характеристики, то их родство обнаруживается
явственно. Их методологической основой выступает мар-
жиналистская теория стоимости — теория предельной по-
лезности. Дж. М. Кейнс не только не преодолел, но, наобо-
рот, углубил субъективистские начала в анализе экономи-
ческих процессов, в том числе в характеристике природы
денег. В связи с этим можно отметить, что и буржуазные
трактовки денег как простого технического инструмента
обмена, и положения о деньгах как искусственной соци-
альной условности, и их определение как всего лишь про-
порции обмена потребительных стоимостей — это те
логические ступени, которые подготовили методологиче-
скую почву для буржуазных и мелкобуржуазных теорий
«демонетизации» золота. Это дает основание утверждать,
что, полностью устранив золото из системы анализа де-
нежных отношений, Дж. М. Кейнс лишь логически завер-
шил создание теоретической конструкции денег, в методо-
логическом плане адекватной маржиналистской теории
предельной полезности.
211

В «Трактате о денежной реформе» Дж. М. Кейнс ука-
зывал, что в практическом плане его теория основывается
на обобщении опыта обращения неразменных бумажных
денег, имевшего место в ряде стран, выделяя при этом
особо опыт дореволюционной России. «Россия дает,— под-
черкивал он,— поучительный пример бумажно-денежного
обращения» [72, 33]. Однако анализ, проведенный совет-
ским экономистом В. Е. Власенко, свидетельствует о том,
что кейнсианские трактовки денег обнаруживают свою
связь не только с практикой бумажно-денежного обраще-
ния в России, но и с развитием русской буржуазной эко-
номической мысли (см: [55, 213—219]).
Рассматривая этот вопрос, необходимо учитывать, что
многолетняя практика бумажно-денежной эмиссии в Рос-
сии, обращение в течение продолжительного периода
(1861 —1897 гг.) не разменных на золото знаков стои-
мости давали богатый эмпирический материал для форми-
рования русской школы буржуазных теорий бумажных
денег, которая оказала определенное воздействие на раз-
витие буржуазных теорий денег и практики денежного
обращения западных стран, в том числе теории денег
Дж. М. Кейнса. Речь идет о теоретических исследованиях
русских буржуазных экономистов И. И. Кауфмана,
А. И. Миклашевского, В. Я. Железнова, М. И. Туган-Бара-
новского и ряда других.
В 1877 г. И. И. Кауфман, к работам которого К. Маркс
проявлял постоянный интерес, автор известной характери-
стики метода «Капитала», цитируемой К. Марксом в по-
слесловии ко второму изданию первого тома, защитил в
Сан-Петербургском университете докторскую диссертацию
на тему «Неразменные банкноты в Англии. 1797—
1818 гг.». Уже сам по себе этот факт достойный внимания.
Представляются не безынтересными выводы автора по су-
ществу рассматриваемых им вопросов. Причины, которые
привели к приостановлению размена кредитных знаков на
звонкую монету, подчеркивал он, своеобразны в разных
странах, но смысл их один — «неизбежная необходимость»,
вызванная «истощением финансовых ресурсов, громад-
ностью внешних расходов правительств, военными расхо-
дами» [71 у 231]. Как видно, позиция И. И. Кауфмана
существенно отличается от позиции ряда других экономи-
стов, которые рассматривали неразменные бумажные день-
ги лишь как средство «упорядочения» экономических
связей.
Отметим еще одно положение в исследованиях русских
212

буржуазных экономистов природы неразменных бумаж-
ных денег, реалистически отражающего специфику их об-
ращения,— обусловленность их устойчивости доверием к
органам государственной власти, осуществляющим их
эмиссию. Как известно, на значение этого факта неодно-
кратно обращал внимание К. Маркс. Так, анализируя
причины обесценения неразменных бумажных денег в годы
гражданской войны в Америке, К. Маркс на первое место
выдвигает причину потери доверия к правительству.
В письме Ф. Энгельсу от 8 августа 1862 г. он писал: «Ны-
нешнее обесценение денег объясняется, на мой взгляд, не
экономическими, а чисто политическими причинами — не-
доверием. При другой политике это, стало быть, изменит-
ся» [15, 223].
Естественно, что в русской буржуазной экономической
литературе тезис о том, что фактором устойчивости бу-
мажных денег является доверие к государственной власти,
был представлен в духе преклонения идеологов капитала
перед царизмом. В частности, русский экономист С. Шара-
пов подчеркивал, что основной предпосылкой обращения
неразменных денег является «непоколебимое доверие к
верховной власти». Абсолютизируя русскую монархию, в
которой С. Шарапов видел идеал государственного устрой-
ства, в духе реакционных славянофильских взглядов, он
писал: «В противоположность истории Запада, вся наша
история с глубокой древности... основана на доверии, и
вот почему, между прочим, именно нам суждено было изо-
брести первые в мире государственные абсолютные деньги».
Под «абсолютными деньгами» С. Шарапов понимал день-
ги, лишенные товарной основы. «Многие и не подозревают,,
что Россия,— писал С. Шарапов, пытаясь приписать осо-
бую исключительность политическому устройству ца-
ризма,— живет на совершенно абсолютных деньгах, что зо-
лото и серебро давно перестало быть русскими деньгами,.
и то, что считается экономической болезнью, каким-то не-
счастьем, есть в сущности исторический хозяйственный
процесс» [109, 99, 29, 18].
Как видно, в концепции «абсолютных денег» С. Шара-
пова со всей ясностью просматриваются идеи «государ-
ственной теории денег», получившие несколько позже це-
лостное обоснование в работах Г. Кнаппа, а также его-
ученика — австрийского экономиста Бендиксена и оказав-
шие определенное воздействие на содержание теоретиче-
ских взглядов Дж. М. Кейнса,
213

Однако если говорить о связях теории «управляемых
денег» Дж. М. Кейнса с развитием теории и практики де-
нежных отношений в дореволюционной России, то необхо-
димо отметить, что наиболее прямая взаимообусловлен-
ность прослеживается между его идеями и теоретическими
положениями М. И. Туган-Барановского. Как справедливо
подчеркивает В. Е. Власенко, «сходство кейнсианской тео-
рии денег с тугановской не ограничивается их сущностью,
но порой простирается до формулировок и терминологии»
[55, 213].
Как идеолог зарождавшегося русского монополистиче-
ского капитала, претендуя на создание особого направле-
ния в политической экономии и в то же время прикрыва-
ясь «марксистской фразой», М. И. Туган-Бараяовский за-
долго до выхода в свет книги Дж. М. Кейнса «Общая
теория занятости, процента и денег» пытался дать теорети-
ческое обоснование объективной обусловленности вмеша-
тельства буржуазного государства в процесс капиталисти-
ческого воспроизводства, в том числе в сферу денежных
отношений.
Касаясь этих вопросов в получившей, в свое время до-
статочно широкую известность работе «Основы политиче-
ской экономии», М. И. Туган-Барановский один из первых
в буржуазной экономической науке выступил с критикой
теории всеобщего экономического равновесия, господство-
вавшей в неоклассической литературе. «Периодическая и
хроническая безработица,— писал он,— есть неизбежный
результат самой сущности капитализма, результат зало-
женных в его основе противоречий... Наличность безработ-
ного промышленного резерва капитализма есть вместе с
тем самое яркое и очевидное доказательство неспособ-
ности капитализма использовать все производительные
силы общества» [104, 20]. В соответствии с этим делался
вывод,— что путь к «лечению» капитализма — государст-
венно-монополистическое вмешательство в экономическую
жизнь. «Современное государство не боится деятельного
вмешательства в хозяйственную жизнь и оно имеет пол-
ную возможность противодействовать вредному влиянию
капиталистических организаций всякого рода... И потому
здоровая политика государства по отношению к трестам
и картелям должна заключаться не в стремлении к их
уничтожению, а в борьбе с вредными, для широких кругов
населения, последствиями их деятельности» [105, 319].
Вряд ли есть необходимость обращать внимание на
классовые цели данных изречений. Однако выделить то,
214

что они были опубликованы несколькими десятилетиями
раньше основного труда Дж. М. Кейнса, представляется
весьма важным для понимания теоретических источников
формирования кейнсианства в целом и кейнсианских тео-
рий денег в частности.
Важно обратить в этой же связи внимание и на то, что=
в качестве основного орудия государственного вмешатель-
ства в экономическую жизнь М. И. Туган-Барановский
рассматривал деньги. «Хотя деньги возникли как резуль-
тат стихийного процесса обмена,— писал он,— тем не:
менее для своего полного развития они требуют санкции
государственной власти, признающей данный предмет
деньгами, т. е. законным и платежным средством» [105^
256]. Понимая в этой связи, что объектом государственно-
го регулирования могут быть только не разменные на зо-
лото бумажные деньги, М. И. Туган-Барановский высту-
пал активным сторонником «чистого» бумажно-денежного
обращения. Сущность бумажных денег, подчеркивал он,
выражается лишь посредством не разменных на денежный
товар знаков стоимости. «Разменные бумажные знаки
(т. е. обмениваемые выпускающим их учреждением на ме-
таллические деньги) не суть бумажные деньги, ибо цен-
ность разменных денежных знаков определяется звонкой
монетой, получаемой в обмен. Только неразменные бумаж-
ные денежные знаки, являющиеся орудием обмена и за-
конным платежным средством,— безапелляционно заявлял
М. И. Туган-Барановский,— суть бумажные деньги в соб-
ственном^смысле слова». И далее делался вывод, что бу-
мажные деньги не «суррогат» металла, а самостоятельные
деньги, имеющие «свою самостоятельную ценность» [105,
263, 269]. Исходя из этого вполне логичным, естественно,,
с точки зрения буржуазного мировоззрения, был шаг в
сторону отрицания объективной необходимости золотого
обеспечения бумажных денег.
Теоретической аргументации этого вопроса М. И. Ту-
ган-Барановский посвятил специальную работу «Бумаж-
ные деньги и металл», в которой предпринял попытку до-
казать, что золотое обеспечение бумажных денег является
лишь «пустой формой, не имеющей хозяйственного содер-
жания», а золотой запас выполняет функцию не более как
«идеального обеспечения» знаков стоимости, формируя к:
ним общественное доверие.
Что же касается «ценности» бумажных денег, то этот
вопрос М. И. Туган-Барановский всецело передавал на
откуп „буржуазного государства, наделяя его мифической
215

функцией «создания» стоимости. «До сих пор государст-
венная власть почти не ставила себе задачей планомерно
влиять на ценность денег...— писал он по этому поводу.—
Задача планомерной политики денежного обращения, ста-
вящей себе целью регулирование ценности денег (имеются
в виду бумажные деньги, которые фактически лишены
стоимости.— А. Г.), не заключает в себе ничего невозмож-
ного» [103, 40].
Соответственно, характеризуя специфику бумажных де-
нег, М. И. Туган-Барановский указывал, что их развитие
«перестало быть стихийным результатом свободной игры
экономических сил, а, попало под планомерный контроль
общества». Что же касается буржуазного государства, то
юно «из пассивного зрителя строения лажа на денежном
рынке становится активным руководителем этого хозяйст-
венного процесса и таким путем восполняет слабость бу-
мажных денег, заключающуюся в том, что бумажные день-
ги не имеют своей «внутренней ценности» подобно ме-
таллическим» [105,277].
В этих положениях весьма определенно просматрива-
ются исходные контуры концепции «управляемых» денег и
демонетизации золота, получившей в последующем обосно-
вание в работах Дж. М. Кейнса. В. Е. Власенко не без
основания пишет по этому поводу, что «теоретическая сто-
рона проблемы (концепции «управляемых» денег.— А. Г.)
более обстоятельно разработана у Туган-Барановского, но
Кейнс идет дальше в выводах и рекомендациях в области
валютной политики... Объясняется все это тем, что Туган-
Барановский был теоретиком начального периода развития
империализма и начала общего кризиса капитализма, тог-
да как Кейнс является идеологом первого и начала вто-
рого этапа общего кризиса капитализма, когда трудности
последнего достигли небывалой прежде силы» [55, 213—
214].
Таким образом, можно заключить, что кейнсианская
концепция демонетизации золота, составляющая внутрен-
нее ядро его теории «управляемых» денег и «регулируе-
мой» валюты, явилась логическим продолжением всего
предшествующего развития буржуазных теорий о деньгах.
Она отражала объективный процесс обострения противо-
речий капиталистической экономики и естественное стрем-
ление идеологов капитала найти средства лечения бур-
жуазного общества на основе структурной перестройки
лферы денежного обращения, всегда представлявшейся в
316

обыденном сознании как непосредственный источник всех
бед капиталистического товарного производства.
Нельзя сказать, что, развивая идеи предшествующих
экономических школ о демонетизации золота, Дж. М. Кейнс
не понимал столь очевидной истины, что бумажные день-
ги, лишенные объективной товарной основы, являются по-
тенциально дестабилизирующим фактором экономики.
«Пусть золотой металл,— писал он,— и не обладает всеми
теоретическими преимуществами искусственно регулируе-
мой денежной единицы, но всякое шарлатанство здесь ис-
ключается» [72, 12]. И тем не менее, как идеолог «регу-
лируемого» капитализма он безапелляционно отдает пред-
почтение «управляемым» бумажным деньгам. «Свободное
от металла, регулируемое мерило ценности незаметно под-
кралось к нам,— утверждал он в «Трактате о денежной
реформе».— Оно уже существует. В то время как эконо-
мисты дремали, столетняя мечта академиков сбросила
свою мантию и облачилась в бумажные лоскутки и с по-
мощью злых духов, которые всегда могущественнее доб-
рых, а именно с помощью нечестивых министров финансов,
проникла в жизнь» [72, 94].
Таким образом, в противоборстве золота, исключающе-
го «всякое шарлатанство» в сфере денежных отношений,
и бумажных денег, сторонниками которых выступают «не-
честивые министры финансов», победу, по Дж. М. Кейнсу,
одерживают последние. Дж. М. Кейнс капитулирует перед
могуществом «нечестивых», отстаивая их интересы. Аргу-
ментируя свою позицию, он утверждает, что функциониро-
вание золота «было объективно необходимо, когда банк
был не в состоянии оказывать регулирующее воздействие
на цены...» [72, 103]. Что же касается новых условий —
условий функционирования монополистического капита-
лизма, то они, по мнению Дж. М. Кейнса, столь сущест-
венно отличаются от периода капитализма, функциониро-
вавшего на основе принципа laisser faire, что вопрос а
золоте как денежном товаре и золотом стандарте превра-
тился в анахронизм не только теории, но и практики де-
нежных отношений, все более тормозящий возможности
эффективного регулирования хозяйственной конъюнктуры
и капиталистической экономики в целом.
Между тем Дж. М. Кейнс не спешил полностью рас-
статься с золотом. Экономическая практика буржуазных
государств применительно к условиям общего кризиса ка-
питализма от времен Дж. М. Кейнса и до наших дней
свидетельствует, что в капиталистическом мире борьба за
217

золото как особую абстрактную форму всеобщего богат-
ства не утихает ни на минуту. Видоизменяются лишь ее
мотивы и формы. Это хорошо понимал и Дж. М.. Кейнс.
Поэтому с его благословения золото было возведено в ранг
некоего стратегического товара, непосредственно не свя-
занного с функционированием денежной системы, но в
то же время выполнявшего важную функцию — функцию
средства сбережения ценности на случай войны, а также
выступающего в качестве гарантии против неожиданных
колебаний денежных расчетов государств с заграницей.
«Если мы согласимся, что золото не должно применяться
как средство обращения...,— писал он,— то отсюда следует,
что единственное применение золота (которое все еще
важно) надо видеть в его свойстве как средства сбереже-
ния ценности, которым пользуются как военной казной на
случай нужды и как средством для немедленного уравно-
вешивания временно неблагоприятного международного
баланса, а вместе с тем и для поддержания ежедневной
устойчивости курса фунта стерлингов — доллара» [72,
104). Заметим, что это положение весьма созвучно со
взглядами современных буржуазных экономистов, высту-
пающих с позиции теорий «демонетизации» золота и одно-
временно пытающихся примирить свои теории с сущест-
вующей практикой буржуазных государств, в соответствии
с которой значительная часть ликвидных ресурсов содер-
жится в золоте.
Необходимо отметить, что, ставя вопрос об отмене зо-
лотого стандарта, Дж. М. Кейнс в данном случае выражал
не только классовые интересы монополистической буржуа-
зии, объективно заинтересованной в функционировании
бумажно-денежной системы, способной служить инстру-
ментом перераспределения национального дохода в инте-
ресах крупного капитала. Отмена золотого стандарта и
вытеснение золота из непосредственного обращения дикто-
вались и совокупностью объективных условий, связанных
с развитием производительных сил, и соответственно каче-
ственно новым более высоким уровнем обобществления
производства в эпоху монополистического капитализма,
который предполагает логическую необходимость установ-
ления системы производственных отношений, основанных
на общественной собственности на средства производства
и планомерных началах управления экономикой.
Развитие этих процессов задолго до их проявления
научно предвидел и теоретически обосновал К. Маркс.
Анализируя перспективы развития денежных отношений,
218

К. Маркс писал: «Вся история современной промышлен-
ности показывает, что если бы производство внутри страны-
было организовано, то металл требовался бы только для
того, чтобы выплачивать разницу по балансу международ-
ной торговли, когда равновесие ее в данный момент нару-
шено. Что внутри страны уже теперь не требуется метал-
лических денег, показывает приостановка размена банкнот
со стороны так называемых национальных банков, к кото-
рой прибегают во всех крайних случаях как к единствен-
ному спасению» [9, 62]. В этом смысле очевидно, что сама?*
по себе постановка в буржуазной экономической литерату-
ре вопроса об отмене золотого стандарта и демонетиза-
ции золота не лишена смысла. Она отражает объективные
процессы обобществления капиталистической экономики и
связанную с ними необходимость ее планового регулиро-
вания.
В то же время Дж. М. Кейнс, как и современные бур-
жуазные экономисты, выступая сторонниками демонетиза-
ции золота, не учитывают противоположной тенденции —
сохранения и в условиях монополистического капитализма:
частномонополистической структуры производства, обуслов-
ливающей его развитие на основе стихийности и конкурен-
ции. Ввиду этого буржуазная политическая экономия-
начиная от Дж. М. Кейнса и до наших дней оказалась не
в состоянии понять специфику соотношения двух противо-
положных и исключающих друг друга начал в развитии
современного капитализма — монополии и конкуренции,
взаимодействие которых определяет характер реализации:
всей совокупности экономических категорий монополисти-
ческого капитализма вообще, в том числе особенностей
развития денежных отношений.
Как известно, конкуренция, основываясь на частной
собственности на средства производства, является не толь-
ко предпосылкой, но и имманентным свойством капитали-
стических производственных отношений. Только по мере
развития свободной конкуренции, подчеркивал К- Маркс,
внутренние законы капитала, которые на первоначальных
исторических ступенях его развития выступают лишь как
тенденции, полагают себя как законы, а основанное на
капитале производство полагает себя в своих адекватных
формах. Исходя из этого, К. Маркс научно обосновал прин-
ципиально важный вывод, что «ни одна категория буржу-
азной экономики, и даже самая первая — например, опре-
деление стоимости, не становится действительной иначе.
219?

как через посредство свободной конкуренции» [19, 154,
155].
Столь же имманентным свойством капиталистических
производственных отношений является капиталистическая
монополия. «В практической жизни,— писал по этому по-
воду К. Маркс,— мы находим не только конкуренцию, мо-
нополию и их антагонизм, но также и их синтез, который
есть не формула, а движение» [2, 166].
Рассматривая в историческом плане соотношение кон-
куренции и монополии, логику которого не в состоянии
понять буржуазная политическая экономия, К. Маркс вы-
сказывал принципиальные положения, которые дают право
утверждать, что современные тенденции развития капита-
листической монополии вполне явственно предполагались
основоположниками научного коммунизма. Речь, естест-
венно, не идет о предвидении деталей и подробностей раз-
вития капитализма, а о выявлении на основе анализа вну-
тренних противоречий объективной логики этого развития.
Имеется в виду прежде всего обоснование на основе учета
действия этой тенденции вопроса о подрыве товарного
производства, того, что сегодня является не просто одним
из признаков, а характеризует differentia specifica совре-
менной монополистической экономики.
Суть тенденции подрыва товарного производства, полу-
чившей глубокое научное обоснование в трудах В. И. Ле-
нина, заключается в развитии в принципе инородных то-
варному производству отношений. Речь идет о развитии
отношений капиталистической планомерности, под воз-
действием которой формируются экономические предпо-
сылки подрыва функции денег как всеобщего стоимостно-
го эквивалента, их товарной основы.
Одновременно следует учитывать, что для обоснования
Основных тенденций в сфере денежных отношений, проис-
ходящих в условиях монополизации экономики, нельзя огра-
ничиваться анализом лишь тех факторов, которые обуслов-
ливаются господством монополии и подрывом товарного
производства. Диалектика капиталистического развития
определяется тем, что монополия, будучи прямой противо-
положностью конкуренции, не устраняет конкуренции во-
обще. Весь ход современного развития капитализма убеди-
тельно подтверждает ленинские положения о том, что то-
варное производство и имманентные ему законы были и
остаются основой капиталистического базиса. Они подры-
ваются, но не отменяются. В этой связи анализ современ-
ных тенденций развития денежных отношений не мыслим
220

без учета того, что и сегодня капиталистическая конкурен-
ция, основываясь на господстве частной собственности, не-
смотря на модификацию своих форм остается столь же
существенным фактором развития, как и в эпоху домоно-
полистического капитализма. Это принципиально важное
теоретическое положение получило отражение в докумен-
тах XXVII съезда КПСС. «Значительное осложнение усло-
вий капиталистического воспроизводства,— подчеркивалось
в Политическом докладе ЦК КПСС XXVII съезду,— мно-
гообразие кризисных процессов, обострение международ-
ной конкуренции придали империалистическому соперни-
честву особую остроту и упорство» [43, 14].
Сосуществование и взаимодействие монополии и кон-
куренции определяют внутренне противоречивый характер,
двойственность углубляющегося процесса капиталистиче-
ского обобществления экономики, который развивается на
основе всеобщности экономических связей и в то же время
независимости этих связей. Речь, таким образом, идет не
о сглаживании, а об усилении противоречий между полной
зависимостью и полной изоляцией частных интересов.
Двойственность единства общественного производства,
объективно развивающаяся в условиях капитализма, кото-
рая не учитывается буржуазной политической экономией,
соответственно отражается на характере денежных отно-
шений. С одной стороны, в связи с усилением обществен-
ного характера производства, ростом всемогущества бан-
ковской системы, развитием двухсторонних и многосторон-
них экономических связей между товаропроизводителями,
по мере расширения их масштабности, налаживания устой-
чивости, а следовательно, и развития их планомерности,
усиливается значимость кредитных связей, которые по сво-
ему характеру не только подрывают роль всеобщего стои-
мостного эквивалента, но и создают реальные предпосыл-
ки замены денег-товара простыми бумажными знаками,
лишенными собственной стоимостной основы.
С другой стороны, изоляция частных интересов, капи-
талистическая конкуренция являются основой сохране-
ния противоречий между частным и общественным, кон-
кретным и абстрактным трудом, и соответственно — между
потребительной стоимостью и стоимостью, которые в прин-
ципе в условиях товарного производства неустранимы.
В результате взаимная зависимость товаропроизводителей
и их экономическая связь, общественный характер их тру-
да могут быть выражены только в меновой стоимости,
только в деньгах-товарс, только посредством всеобщего
221

стоимостного эквивалента. Этим определяется многослой-
ность и внутренняя противоречивость денежной системы-
монополистического капитализма, которую в силу клас-
совых предпосылок не в состоянии осознать буржуазная
политическая экономия. В данной многослойности с осо-
бой рельефностью отражается одно из самых глубоких
противоречий современного этапа развития монополисти-
ческого капитализма — противоречие между объективной
необходимостью всеобщего государственного регулирова-
ния и планомерного развития экономики и его ограничен-
ными возможностями в условиях господства частной соб-
ственности.
Рассмотренные вопросы свидетельствуют о том, что в
условиях монополистического капитализма, при наличии
противоречивых тенденций, определяющих подрыв всеоб-
щего стоимостного эквивалента, в целом законы развития
денежной формы стоимости в своей основе сохраняют
силу. Степень вытеснения кредитными деньгами денег-то-
вара, их превращение в чисто технический элемент обме-
на и подрыв на этой основе роли всеобщего стоимостнога
эквивалента, функции которого и сегодня выполняет мо-
нетарный товар, находятся в прямой зависимости от сте-
пени реального развития планомерности капиталистиче-
ского производства, регулирования масштабов производ-
ства, платежеспособного спроса и размеров товарных цен,
от того, насколько трестам удается производить товары
«не анархически, а по учету».
С другой стороны, в той мере, в какой промышленные
монополии, сеть капиталистических банков, вся система
государственно-монополистического регулирования эконо-
мики не в состоянии устранить капиталистическую конку-
ренцию, обеспечить всеобщую планомерность, в той же
мере реально функционирующие не разменные на золото
кредитные деньги в конечном итоге не могут полностью
разорвать связь с монетарным товаром, сохраняющим за
собой монопольное право выступить в качестве всеобщего
стоимостного эквивалента.
Таким образом, сложность и противоречивость диалек-
тики процесса современного развития денежных отноше-
ний характеризуется тем, что антагонизм капиталистиче-
ского обобществления, обусловливая, с одной стороны,
вытеснение золота из внутреннего денежного обращения,
прекращение его непосредственного размена и усложнение
его связи со знаками стоимости, в то же время определяет
объективную потребность сохранения всеобщего стоимост-
222

«ого эквивалента как единственно возможного средства
осуществления в условиях товарного производства общест-
венного учета всеобщего абстрактного труда, воплощенно-
го в товаре. Из этого следует, что вытеснение золота из
сферы денежного оборота не означает, как это утвержда-
ет буржуазная политическая экономия, его демонетиза-
ции, ибо капитализм как товарный тип производства в
принципе не может выйти за пределы денежной формы
стоимости. Для достижения этого необходимы предпосыл-
ки, которые отрицают само существование капитализма.
В этой связи данные теоретического анализа, как и кон-
кретные факты капиталистической действительности, по-
зволяют говорить об «относительной дематериализации де-
нег» [62, 378], или, точнее, о дематериализации денежного
обращения.
Дематериализация денежного обращения отражает
развитие «разделения труда» в условиях подрыва товар-
ного производства и усиления государственно-монополи-
стического регулирования капиталистической экономики
внутри общей системы денежных отношений, углубление
специализации функциональных денежных форм, что в ко-
нечном итоге свидетельствует о нарастании антагонисти-
ческих противоречий в сфере капиталистического денеж-
ного хозяйства.
«Разделение труда» в системе денежного обращения и
специализация функциональных денежных форм — про-
цессы, выходящие за исторические границы монополисти-
ческой стадии капитализма. Источником их развития яв-
ляется имманентное противоречие монетарного товара, вы-
раженное в двойственности его потребительной стоимости.
Формой разрешения этого противоречия, как уже отмеча-
лось, явился постепенный процесс расчленения денег на
обособившиеся функциональные денежные формы и их
специализации на выполнении определенного круга функ-
циональных обязанностей, возникающих в процессе реали-
зации всего комплекса денежных отношений. Одновремен-
но важно подчеркнуть, что процесс дематериализации ка-
сается лишь специфики денежного оборота, его структуры;
он затрагивает механизм реализации функций средства
обращения и средства платежа, т. е. сферу физического
применения денег и не касается их основной функции, по-
средством которой реализуется социальная значимость де-
нег — функции меры стоимостей, которая не поддается,
как указывалось, сознательному воздействию государст-
венной денежно-кредитной поли гики.
223

Рассмотренные вопросы позволяют понять методологи-
ческие основы несостоятельности концепций «демонети-
зации» золота. Они свидетельствуют о том, что объектив-
ная закономерность дематериализации денежного оборота
не может трактоваться как одновременное выражение
фактической утраты золотом его монетарных функций,
его демонетизации. Данные два отношения лежат в
различных плоскостях и детерминируются не однозначны-
ми причинами. Если демонетизация теоретически допусти-
ма только на основе отрицания товарного производства и
осуществления непосредственно общественных хозяйствен-
ных связей, т. е. на основе базисных изменений, которые
затрагивают общую специфику производственных отноше-
ний, то дематериализация в своей основе — элемент
экономической политики. Определяясь объективными про-
цессами, происходящими в сфере производственных отно-
шений, она реализуется посредством субъективной деятель-
ности государства. В этом смысле дематериализация вы-
ступает как надстроечное явление. Она затрагивает сферу
юридических отношений, которые, однако, не могут устра-
нить объективные основы развития. Юридические акции
могут видоизменить лишь механизм реализации экономи-
ческих законов, но устранить их полностью они не в со-
стоянии. В этой связи особый интерес представляет рабо-
та К. Маркса «Причины возникновения денежного кризиса
в Европе». Говоря о золотой лихорадке, бегстве золота и
его тезаврации, а также о его официальном устранении в
период денежного кризиса 1856 г. из национальных де-
нежных систем Голландии и Бельгии, К. Маркс подчерки-
вал, что «...эта перемена носила скорее юридический, чем
экономический характер» [3, 63]. Эта характеристика со-
храняет свою методологическую значимость и применитель-
но к условиям развития денежных отношений современно-
го капитализма.
2. Буржуазная политическая экономия о месте золота
в современной валютной системе
Вопрос о месте золота в капиталистической валютной
системе находится в центре внимания многолетней дискус-
сии по проблемам межгосударственных денежных отноше-
ний, которая активно ведется на страницах буржуазной
экономической печати. И тем не менее, имеются все осно-
вания утверждать, что буржуазная политическая эконо-
224

мия по существу не располагает сколько-нибудь научно
аргументированной теоретической концепцией его реше-
ния. Отталкиваясь от общепринятого тезиса «деньги — это
то, что используется как деньги», ее представители пере-
носят принцип многовариантности понятия деньги на
внешнюю сферу денежных отношений. Так подводится тео-
ретический фундамент под широко распространенное поло-
жение о том, якобы эволюция, которую претерпели деньги
во внутреннем обращении (движение от денег с товарной
основой к банкнотам и банковским счетам), распростра-
няется и на сферу валютных отношений. Этим создается
методологическая почва для широкого проникновения ос-
новополагающих идей кейнсианской концепции «демонети-
зации» золота в теории валютных отношений.
В частности, обосновывая еще в начале 60-х годов идеи
реформы международной валютной системы, Р. Триффин
писал: «Замещение полноценных металлических денег кре-
дитными в национальной денежной системе идет парал-
лельно зарождающемуся, но быстро возрастающему про-
цессу замещения металлических резервов кредитными
резервами в международной области» [218, 41]. В даль-
нейшем в связи с достигнутыми соглашениями об учрежде-
нии в рамках Международного валютного фонда (МВФ)
так называемых специальных прав заимствования (special
Drawing Rights) —СДР (1969 г.), представляющих собой
особую разновидность международных кредитных денег,
получила распространение концепция «полной потери то-
варной основы наднациональными деньгами», или «полной
демонетизации золота». Так, провозглашая «окончатель-
ную победу» бумажных денег в международной сфере,
американский экономист Ф. Махллуп заявил: «Миф по-
крытия умер: он был похоронен в Рио-де-Жанейро 29 сен-
тября 1967 г. (имеется в виду решение сессии МВФ об уч-
реждении СДР.—Л. Г.)» [136, 26, 27].
Особенно широкое распространение концепция полной
демонетаризации золота получила в связи с происшедшим
крушением в начале 70-х годов просуществовавшей почти
40 лет Бретто-Вудской капиталистической валютной си-
стемы и вступлением в действие с апреля 1978 г. на осно-
ве Кингстонского соглашения новой Ямайской системы. По
утверждению М. Фридмена, «в настоящее время золото
представляет собой просто являющийся объектом спекуля-
ции товар с той специфической особенностью, что большие
количества этого товара принадлежат правительствам»
,[143,2].
8 7-1578
225

Представляется важным выделить два аспекта, кото-
рые характеризуют методологическую ограниченность тео-
рий валютного механизма, которая препятствует раскры-
тию действительной роли золота в сфере международных
денежных отношений.
Один из них состоит в следующем. Определяя роль зо-
лота в структуре капиталистического валютного меха-
низма, буржуазная политическая экономия исходит из ме-
тодологических позиций теории золотого, а не золотова-
лютного стандарта, который утвердился уже в двадцатые
годы. По сути, буржуазная наука не располагает целост-
ной научно обоснованной теорией золотовалютного стан-
дарта, позволяющей определить специфику функциониро-
вания монетарного товара в принципиально иных, по
сравнению с классической формой существовавшего в
условиях домонополистического капитализма золотого
стандарта, условиях. Это признается и в буржуазной ли-
тературе. Как писал один из признанных специалистов
Запада в области валютно-кредитных отношений М. Гил-
берт, «в условиях, когда золото перестало служить пла-
тежным средством во внутренних расчетах... экономистам
(имеются в виду буржуазные экономисты.— А. Г.) не уда-
лось сформулировать законченную теорию золотовалютно-
го стандарта, которая была бы аналогичной теоретиче-
ской основе золотого стандарта» [59, 57]. Речь в данном
случае идет о такой теории, которая раскрывала бы спе-
цифику взаимодействия, с одной стороны, денежного то-
вара и функциональных денежных форм, с другой —
характер функциональной взаимосвязи внутренней и внеш-
ней сфер денежного обращения.
Значение теоретического обоснования такого взаимо-
действия определяется тем, что если в условиях золотого
стандарта вся совокупность денежных функций реализо-
вывалась на основе непосредственного применения денеж-
ного товара, то при золотовалютном стандарте в сфере
денежных отношений происходит своеобразное «разделе-
ние труда», в соответствии с которым, как уже указыва-
лось, выполнение части денежных функций берут на себя
функциональные денежные формы. Этим система денежно-
валютных отношений приобретает многоструктурный ха-
рактер. Функциональные элементы этой системы реализу-
ются не только посредством прямых, поддающихся визу-
альному наблюдению, но и косвенных, во многом опосред-
ственных связей, выявление которых предполагает
использование аналитического аппарата исследования, в
226

большинстве случаев отрицаемого буржуазными специа-
листами в области денег. Не располагая научно обосно-
ванной теорией золотовалютного стандарта, раскры-
вающего закономерности и механизм взаимодействия
основных структурных элементов денежной системы, бур-
жуазная политическая экономия трактует передачу золо-
том ряда функций своим заменителям как процесс посте-
пенной утраты им своих монетарных свойств, или как про-
цесс его демонетизации. Касаясь этой стороны теоретиче-
ских исследований, М. Гилберт не без основания пишет,
что некоторые экономисты, «как сторонники, так и против-
ники золота,— придерживались (точнее сказать — «при-
держиваются».— А. Г.) той точки зрения, что основой зо-
лотого стандарта служит принцип «все или ничего»: либо
золото должно быть единственным международным ре-
зервным средством и иметь постоянную, неизменную цену
в основных валютах, либо оно вообще лишается каких-
либо денежных функций. Подобная точка зрения,— про-
должает М. Гилберт,— вполне могла бы служить харак-
теристикой золотого стандарта, существовавшего до
1914 г., однако в то же время она свидетельствует о почти
полном непонимании основ системы, заложенной в Брет-
тон-Вудсе» [59, 38]. С такой характеристикой нельзя не
согласиться.
Второй аспект, отражающий методологическую несо-
стоятельность буржуазной экономической науки выявить
действительное место и роль золота в капиталистической
валютной системе, имеет более глубокие корни. Речь идет
об отсутствии в буржуазной политической экономии науч-
но обоснованной теории интернационализации воспроиз-
водственного процесса в условиях сложившегося в эпоху
империализма мирового капиталистического хозяйства как
структурно целостного механизма. Нельзя, естественно,
отрицать те огромные усилия, которые предпринимаются
в буржуазной политической экономии в целях выявления
специфики мирового капиталистического хозяйства и обо-
снования на этой основе практических рекомендаций осу-
ществления мирохозяйственных связей. Особенно широко
эта проблема обсуждается на страницах буржуазной эко-
номической печати в последнее десятилетие в связи с
углублением кризиса мирового капиталистического хозяй-
ства. Обращает на себя внимание и то, что в ряде эконо-
мических теорий наметилась -тенденция к преодолению
господствующего многие годы в буржуазной политической
экономии представления о мировой экономике как меха-
8*
227

нической сумме национальных хозяйств. Характерными в
этом являются исследования представителей «глобально-
го» монетаризма, которые рассматривают мировое капита-
листическое хозяйство как «единую замкнутую экономи-
ческую систему», в пределах которой национальные
экономики функционируют как структурные звенья «высо-
коинтегрированного мирового рынка» [172, //]. Англий-
ский экономист Дж. Пиндер также утверждает, что «со-
временная (мировая) экономика стала похожа на гигант-
ские швейцарские часы с мириадами взаимосвязанных
частей. При столь интенсивной взаимозависимости выход
из строя одной части быстро обусловливает повреждение
других частей» (Цит. по: [110, 45]).
Однако анализ мирового капиталистического хозяйства
с позиций его структурной целостности, представленный в
работах представителей «глобального» монетаризма, нео-
рикардианского, институционального и некоторых других
современных направлений буржуазной экономической
мысли, несмотря на отражение в них объективных процес-
сов интернационализации хозяйственной жизни не пред-
ставляет движения в сторону преодоления коренных
методологических изъянов, свойственных буржуазной по-
литической экономии в целом. В этом анализе основой рас-
смотрения функциональных связей национальных экономик
внутри «интегрированной системы» остается меновая кон-
цепция. Вследствие этого вся система ' интеграционных
процессов сводится в конечном итоге к интеграции капита-
листических рынков. В частности, А. Лаффер и М. Майлз
в уже цитировавшейся работе сводят формирование миро-
хозяйственных связей к следующим трем возможным с их
точки зрения линиям интеграции: 1) «внутренней количе-
ственной интеграции», которая характеризуется миграцией
рабочей силы; 2) «внешней количественной интеграции»,
основанной на движении товаров, денег и ценных бумаг;
3) к высшему типу интеграции, представляющему «инте-
грацию цен» [172, 221]. Как видно, в этой системе инте-
грационных процессов отсутствует основное и определяю-
щее звено — интеграция воспроизводственных структур
национальных капиталистических хозяйств, на базе кото-
рой развивается система интернациональных отношений.
Существенным образом сужаются возможности науч-
ного анализа закономерностей функционирования мирово-
го капиталистического хозяйства и ввиду использования
как «глобальным» монетаризмом, так и рядом других на-
правлений буржуазной политической экономии принципа
228

всеобщего равновесия, в соответствии с которым мирохо-
зяйственные связи сводятся фактически к бартерному
типу отношений. По признанию Дж. Робинсон, «построе-
ние модели на таких основах исключает возможность
обсуждения любых, возникающих в реальной жизни во-
просов» [165, 15].
Отсутствие в буржуазной политической экономии науч-
но обоснованной теории мирового капиталистического
хозяйства не позволяет ей познать закономерности интер-
национализации стоимостных, в том числе денежных, от-
ношений, вскрыть характер противоречий, определяющих
основные тенденции их развития.
Между тем еще применительно к условиям функциони-
рования домонополистического капитализма К. Маркс
указывал на необходимость при анализе закономерностей
развития денег выяснения тенденций, которые характери-
зуют в первую очередь углубление международного раз-
деления труда и интернационализацию воспроизводствен-
ного процесса.
Анализируя закономерности углубления международ-
ного разделения труда, К. Маркс обращал внимание на
то, что по мере интернационализации воспроизводствен-
ных процессов раздвигаются границы общественного при-
знания конкретного (частного) труда и тем самым созда-
ются реальные предпосылки не только для наиболее
полного проявления стоимостных отношений, но и их ка-
чественного развития. «Абстрактное богатство, стоимость,
деньги — следовательно, абстрактный труд,— писал
К. Маркс,— развиваются в той мере, в какой конкретный
труд превращается в охватывающую мировой рынок со-
вокупность различных видов труда» [12, 262]. Этим поло-
жением К. Маркс обращал внимание на исторически пре-
ходящий характер национально ограниченных форм струк-
турных элементов стоимостных отношений, в том числе
национальных форм денег. В пределах функционирования
относительно замкнутого национального рынка они могут
рассматриваться лишь как отношения в развитии, которые
достигают полной зрелости только на интернациональном
уровне, лишь когда мировой рынок связывает националь-
ные хозяйства в единое целое.
Теоретически это означает, что в условиях углубления
международного разделения труда и интернационализа-
ции воспроизводства противоречия между конкретным и
абстрактным, частным и общественным трудом, потреби-
тельной стоимостью и стоимостью, т. е. противоречия,
229

определяющие само возникновение и специфику развития
денежной формы стоимости, разрешаются на интернацио-
нальном уровне. Соответственно меняется объективный
критерий общественно необходимых затрат труда, а на
этой основе и характер производственных отношений, вы-
раженных посредством всеобщего стоимостного эквивален-
та. Если в условиях простейших форм денег на основе
стоимостного эквивалента реализовывалось производствен-
ное отношение между обособленными товаропроизводите-
лями—участниками единичной меновой сделки, в усло-
виях функционирования замкнутого национального рын-
ка — отношение «товаропроизводитель — общество», то по
мере углубления международного разделения труда и ин-
тернационализации производства на основе всеобщего эк-
вивалента материализуется объективная зависимость това-
ропроизводитель — мировой рынок. Это свидетельствует о
развитии качественно нового этапа денежно-стоимостных
форм связей, отражающего видоизменение самой стои-
мости, ее перерастание в интернациональную стоимость.
Суть данного этапа методологически не может быть
объяснена буржуазной политической экономией, стоящей
на субъективных, маржиналистских позициях в вопросе о
характере стоимостных отношений. Смысл его выражается
в том, что по мере усиления всесторонней зависимости
товаропроизводителей от мирового рынка общественное
признание индивидуальных (частных) затрат труда про-
исходит не на уровне отдельных предприятий, как в свое
время пыталея доказать в «Финансовом капитале»
Р. Гильфердинг, и даже не на национальном, а на интер-
национальном уровне. Соответственно этому осуществля-
ется противоречивый процесс отрицания внутренней обо-
собленности национальных форм денег. Естественно, что
речь идет о диалектическом отрицании, о таком отрица-
нии, которое внутренне предполагает не уничтожение на-
циональных денежных форм, а их качественное развитие
в более высокую интернациональную форму. Такой подход
полностью соответствует диалектической логике, которая
в «позитивное понимание существующего... включает в
то же время понимание его отрицания» [6, 22]. Она соот-
ветствует положению К. Маркса о том, что «только на
мировом рынке деньги в полной мере функционируют как
товар, натуральная форма которого есть вместе с тем не-
" посредственно общественная форма существования чело-
веческого труда in abstracto. Способ их существования
становится адекватным их понятию» [6, 153].
230

Соответственно этому меняется специфика националь-
ных (кредитных) денег. По своему экономическому содер-
жанию они превращаются в своеобразные знаки стоимости
мировых денег, в роли которых функционирует денеж-
ный товар — золото. Из этого также следует, что в
условиях функционирования мирового капиталистического
хозяйства действительными, полноценными деньгами в по-
литэкономическом понимании этой категории становятся
лишь мировые деньги. Это обусловливает объективную не-
обходимость непосредственного функционирования денеж-
ного товара лишь на уровне мирового рынка *. «...Действи-
тельные деньги,— писал К. Маркс,— всегда являются
деньгами мирового рынка, а кредитные деньги всегда опи-
раются на деньги мирового рынка» [9, 83]. В этой специ-
фической форме взаимосвязи: золото как мировые день-
ги—национальные, бумажные (кредитные) деньги — реа-
лизуется двойственная специфика качественно новой,
более высокой формы денег, денег современного капита-
лизма. В этом проявляется также специфическое противо-
речие между внутренней и внешней сферами денежных от-
ношений, которые зарождаются уже на ранних этапах
развития товарного производства и обращения и по мере
интернационализации производства реализуются посред-
ством превращения мировых денег в единственно реаль-
ную, действительную форму денег.
Новый этап в развитии денег отражается в первую
очередь в модификации механизма реализации функции
меры стоимостей. По мере развития мирового капитали-
стического хозяйства, углубления международного разде-
ления труда и формирования интернациональной стои-
мости товара функция меры стоимостей перерастает в
функцию интернациональной меры стоимостей. Это свя-
зано с тем, что в процессе интернационализации общест-
венного воспроизводства усложняется специфика общест-
венного труда: национально-общественный труд превра-
щается в интернационально-общественный. Соответственно
продукт национального труда может получить обществен-
ное признание только посредством интернациональной
* Положение о том, что золото в современных условиях продол-
жает выполнять функцию мировых денег, признается рядом буржуаз-
ных экономистов. «...Золото,— пишет Т. Крамп,— скорее интернацио-
нальная, чем локальная валюта» (The Phenomenon of Money.— L.; Bos-
ton; Henley, 1981, p. 231). Эту точку зрения разделяют и американские
экономисты Т. Мейер, Дж. Дьюсенберри и Р. Элибер. В их книге
«Деньги, банки и экономика» анализу этого вопроса посвящен спе-
циальный раздел «Золото как международные деньги».
231

меры стоимостей. На основе этой функции реализуется
основное требование, предъявляемое товарным производ-
ством к деньгам: деньги должны обеспечивать абсолют-
ную обмениваемость товаров не только на национальном
рынке, но и в рамках мирового хозяйства. С помощью
функции «интернациональная мера стоимостей» товары
приобретают количественную сопоставимость и взаимную
обратимость на уровне мирового рынка.
Рассмотренные вопросы свидетельствуют о том, что в
условиях интернационализации системы денежных отно-
шений функциональная связь кредитных денег, развиваю-
щихся на национальной и интернациональной основе, с
монетарным товаром (золотом) значительно усложняется.
Это естественный процесс, в котором проявляется общая
диалектика развития от простого к сложному. В то же
время усложнение этой связи, отсутствие прямого обмена
золота и бумажных денег, частота обмена отнюдь не мо-
гут служить поводом для утверждений о полной автоном-
ности кредитных денег по отношению к монетарному то-
вару. Как писал известный советский философ Г. Е. Гле-
зерман, «мера повторяемости явлений не может быть оди-
накова в разных сферах деятельности. Она больше для
относительно простых и меньше для более сложных явле-
ний» [61, 111]. Это общеметодологическое положение, ко-
торое не в состоянии понять буржуазные специалисты в
области денежных отношений, руководствующиеся, как
уже указывалось, метафизическим принципом «все или
ничего», имеет реальный смысл и по отношению к осуще-
ствлению функциональной связи золота как денежного то-
вара, выполняющего функцию меры стоимостей, и кредит-
ных знаков стоимости, на основе которых реализуется
функция денег как средства обмена. Если исходить из
того, что в условиях современного капитализма такая
связь, как утверждает буржуазная политическая экономия,
действительно прекратилась, то ее положение о демонети-
зации золота не может оспариваться. Золото при отсутст-
вии функциональной связи со средством обращения дейст-
вительно лишилось бы возможности выполнять денежные
функции и неизбежно превратилось бы в обычный товар.
Однако марксистская теория денег и реальная прак-
тика капиталистических денежных отношений показывают
несостоятельность такого рода предположения.
Анализируя неразменные знаки стоимости прошлого
столетия, К. Маркс обосновал принципиальное методоло-
гическое положение о том, что неразменность—это не
232

аномалия, не временное отклонение от нормального состо-
яния денежной системы, не преходящее явление, а необхо-
димое свойство бумажных денег вообще, результат их
естественно-исторического развития. Обращая внимание
на это, он писал, что «...обратимость — узаконенная или
нет — остается требованием, предъявляемым любым день-
гам...» Но обратимость — есть приравнивание; в то же
время всякое «...приравнивание уже включает противопо-
ставление, возможное неравенство; обратимос/ь включает
свою противоположность, необратимость; повышение цен-
ности включает обесценение...» [18, 74, 75]. С учетом это-
го К. Марксом был сделан вывод, что официальная обра-
тимость денежных знаков на золото — не единственный
канал осуществления функциональной связи монетарного
товара со своими бумажными заменителями. Исключи-
тельно важным в этом смысле является разграничение
понятий юридическая и действительная обратимость казна-
чейских билетов и банкнот на золото. При отсутствии юри-
дической обратимости бумажных денег в золото их дейст-
вительная обратимость осуществляется посредством
рыночных операций, представляющих своего рода неофи-
циальную разменность. При необратимых банкнотах обра-
тимость обнаруживается, писал К. Маркс, не в кассе бан-
ка, а в повседневном обмене между бумажными деньгами
л металлическими деньгами [18, 72].
Практическое осуществление рыночной (неофициаль-
ной) обратимости бумажных денег в золото определяет
формирование особой экономической функции рыночной
цены монетарного товара. Она занимает важное место в
механизме реализации в условиях современного капита-
лизма меры стоимостей. Будучи интернациональной по
своему характеру, рыночная цена золота выполняет функ-
цию бумажно-денежного масштаба, на основе которого
происходит фактическое соизмерение покупательных спо-
собностей национальных валют, выражение их относитель-
ной стоимости. «...Обратимость в золото и серебро на прак-
тике,— писал К. Маркс, касаясь специфики функциониро-
вания неразменных национальных бумажных знаков,—
является мерой стоимости золота и серебра, независимо
от того, будут ли бумажные деньги обратимыми по закону
или нет» [18, 72]. Это важное методологическое положе-
ние сохраняет свою значимость и в условиях международ-
ных денежных отношений.
По сути речь идет о том, что рыночная цена золота
является тем структурным элементом системы денежных
233

отношений, посредством которого реализуется функцио-
нальная связь золота как мировых денег, выступающих в
функции интернациональной меры стоимостей, и бумаж-
ных кредитных денег, посредством которых непосредствен-
но осуществляется обмен товаров. Отражая в своем разви-
тии динамику трудовых затрат добычи благородного
металла, рыночная цена золота фактически характеризу-
ет взаимосвязь национальной сферы производства и на-
ционального обращения монетарного товара [58, ///—
112].
Необходимо отметить, что в работах отдельных бур-
жуазных экономистов встречаются трактовки рыночной
цены золота, близкие к пониманию ее действительного
содержания. Так, в свое время, Дж. С. Миль, касаясь спе-
цифики функционирования неразменных бумажных денег,
писал, что «в этом случае нет автоматической задержки
эмиссии как при свободном размене, но, тем не менее, и
здесь есть ясное и несомненное указание, по которому
можно судить, обесцениваются ли бумажные деньги и в
какой степени. Таким показателем служит цена на благо-
родные металлы» [83, 300—301]. Принципиальное поло-
жение высказывает и М. Гилберт. «Цена золота,— утвер-
ждает он,— важная макроэкономическая переменная ми-
рового хозяйства, оказывающая решающее влияние на
структуру и равновесие международной валютно-кредит-
ной системы» [59, 94]. Констатация положения о том, чта
рыночная цена золота отражает фактическую обратимость
бумажных денег содержится и в ряде работ других бур-
жуазных экономистов. Так, в уже упоминавшемся учеб-
нике по денежному обращению, изданному в 1982 г. Кали-
форнийским университетом, говорится: «Поскольку отсут-
ствует официальная конвертабельность бумажных денег в
золото по установленной правительством официальной
цене, равной 42,22 дол. за унцию, граждане США имеют
возможность обращать свои деньги в золото по цене, опре-
деляемой с середины 70-х годов на основе рыночной ко-
нъюнктуры» [166, 355]. Эта же мысль аргументируется
и Т. Крампом. Касаясь вопроса о широком развитии тор-
говли золотых монет, он пишет, что данные монеты:
выполняют в сфере денежного обращения только одну
функцию — функцию средства сбережения богатств. В этом;
смысле они не являются полноценными деньгами. Но их
владелец при желании получить деньги как средство обра-
щения всегда может путем лродажи монет превратить их
в лишенные собственного основания бумажные знаки,
234

которые повсеместно в современном мире обращаются н
качестве денег [127, 63]. Признание действительной обра-
тимости бумажных денег в золото, осуществляемой посред-
ством рыночных операций, а также констатация макро-
экономической роли цены его реализации равнозначны
фактическому признанию монетарной функции благород-
ного металла.
Бреттон-Вудское соглашение, выражая интересы моно-
полистических кругов империалистических государств, и
прежде всего империализма США, представляло собой по-
пытку практической реализации идей Дж. М. Кейнса о
внедрении государственно-монополистического регулиро-
вания сферы межгосударственных валютно-кредитных от-
ношений и соответственного осуществления принципа демо-
нетизации золота на уровне интернациональных экономи-
ческих связей.
Официально Бреттон-Вудское соглашение не устраняло
золото из системы международных валютных отношений.
Более того, в тексте соглашения указывалось на сохране-
ние за золотом функции всеобщего эквивалента. «Парите-
ты валют всех государств-членов,— говорилось в соглаше-
нии,— будут выражаться в золоте, которое является для
них всеобщим эквивалентом» [59, 80], Юридической га-
рантией осуществления золотом функции всеобщего экви-
валента было сохранение центральными банками права
разменивать американские доллары на золото. Речь шла
о функционировании системы на основе трех составных
элементов: золото (мировые деньги)—доллар (резервная
валюта) —национальные кредитные деньги (средство осу-
ществления обменных операций). Функционирование дан-
ной системы сохраняло за золотом роль основы паритета
национальных валют.
Однако в действительности механизм «золото — дол-
лар — национальные деньги» содержал в себе лишь фор-
мальную возможность реализации золотом монетарных
функций. Весьма показательно в связи с этим является то,
что стержневым звеном политики «демонетизации» золота
было осуществление государственно-монополистического
регулирования его рыночной цены, установление ее на не-
изменном, фиксированном уровне, а также юридический
запрет его операций на свободном (частном) рынке, что
уже само по себе разрушало рыночный механизм реализа-
ции благородным металлом его монетарных функций.
Главная причина отказа валютных органов от повышении
цены на золото, писал швейцарский экономист Ф. Лиши
!М>

гер, заключалась в том, «что они (валютные органы.—
А. Г.) не хотели придать золоту значение главного ликви-
дного резерва, а стремились заменить его новым средст-
вом» [116, 107]. Речь идет о полной замене золота амери-
канским долларом.
Политика неизменной цены золота служила основой
формирования достигающего особой глубины противоре-
чия между денежным товаром и знаками стоимости, спе-
цифической формой разрешения которого являются специ-
альные денежные кризисы. Их экономическая функция
состоит в насильственном восстановлении систематически
нарушаемой стоимостной взаимосвязи обособленных в
пространстве, внутренне не самостоятельных и дополняю-
щих друг друга неразрывных звеньев денежного меха-
низма,— находящегося в сокровище монетарного товара, и
находящихся в обращении различного рода функциональ-
ных форм денег. В тех случаях, когда их обособление, а
также противоречие между ними достигают определенной
критической величины, их единство восстанавливается
насильственно — путем денежных кризисов. Из этого ста-
новится очевидным, что именно в денежных кризисах, яв-
ляющихся постоянным спутником капиталистического
развития, со всей силой обнаруживается действенность
внутреннего единства этих, кажущихся автономными по
отношению друг к другу, звеньев денежной системы.
Характер специальных денежных кризисов, формы их
неоднозначны для различных этапов денежных отношений.
В условиях золотовалютного стандарта, когда обесценение
функциональных форм денег становится хроническим яв-
лением, насильственное восстановление их стоимостной
взаимосвязи с денежным товаром осуществляется скачко-
образно, посредством девальваций валют и соответствен-
ного снижения их золотого содержания. О масштабности
использования этого инструмента в условиях функциони-
рования Бреттон-Вудской валютной системы свидетель-
ствует то, что в период с 1947 по 1970 г. было проведено
более 200 девальваций и ревальвации национальных ва-
лют [190, 16].
Осуществление девальваций национальных валют в
условиях, когда противоречие между золотом как денеж-
ным товаром и национальными знаками стоимости дости-
гало критического состояния, представляло собой выну-
жденную меру относительной стабилизации денежного
обращения, обеспечивавшую скачкообразное приспособ-
ление цены реализации золота, выраженной в националь-
236

ных валютах *, к его рыночной стоимости. В то же время
воздействие девальваций на валютные курсы и изменение
на этой основе соотношения золото как мировые деньги —
деньги как национальные знаки стоимости не может оце-
ниваться однозначно. Выступая как средство разрешения
противоречия, возникающего в процессе инфляционного
обесценения денег, между стоимостью монетарного товара
и покупательной способностью бумажных знаков, деваль-
вация в то же время оказывала обратный эффект, углуб-
ляя в долгосрочном аспекте их противоположность. Дан-
ное положение не отрицается в буржуазной экономической
литературе. По свидетельству авторов сборника статей
«Экономические проблемы создания общих валют», вы-
шедшего в 1973 г. под редакцией известных буржуазных
экономистов Г. Джонсона и А. Свободы, девальвация
является мерой лишь «относительной» стабилизации на-
циональных валют. В процессе ее осуществления «доде-
вальвационное равновесие в денежной системе не восста-
навливается» [212, 292]. Именно это в конечном итоге и
явилось одним из определяющих факторов крушения Брет-
тон-Вудской валютной системы. «Система золотовалютно-
го стандарта,— вынужденно констатируют авторы сборни-
ка,— будучи основана на фиксированной цене монетарного
золота, оказалась не в состоянии ассимилировать извеч-
ную инфляцию» [212, 63]. По сути в крушении Бреттон-
Вудской системы со всей очевидностью проявилась не
только теоретическая, но и практическая несостоятель-
ность кейнсианских рецептов регулирования сферы денеж-
но-валютных отношений на основе отрицания монетарной
роли золота.
Бреттон-Вудская система со всей убедительностью
продемонстрировала, что резервная валюта как особая
разновидность международных кредитных денег не может
существовать без определенного уровня золотого обеспе-
чения. Весьма показательно в этой связи признание изве-
стных буржуазных специалистов в области валютных
отношений П. Оппенгеймера и М. Дилти, которые в преди
словии к книге М. Гилберта «В поисках единой валютной
системы» писали: «Золото уже давно перестало быть и
США составной частью денежной массы обращения, дол-
лар же превратился в ведущую интервенционную и резерв-
ную валюту международной валютно-кредитной системы.
В этих условиях сама мысль о том, что система все еще
* В условиях Бреттон-Вудской системы официальная фиксироним
ная цена золота выражалась в долларах.
УМ/

может как-то опираться на золото, была недоступна для
понимания большинства экономистов, которые даже не
предпринимали попыток разобраться в вопросе... Однако
именно золото позволяло доллару находиться в центре
системы фиксированных паритетов (имеется в виду Брет-
тон-Вудская система.— Л. Г.)» [59, 38]. Сам М. Гилберт
подчеркивал: «Доллар был резервной валютой системы в
целом и внушал доверие центральным банкам и частным
инвесторам благодаря своей конвертируемости в золото»
[59, 46].
Эти утверждения опираются на реальную экономиче-
скую основу. Ослабление экономической роли доллара как
основной резервной валюты находится в прямой зависи-
мости от уменьшения его золотого обеспечения. После
окончания второй мировой войны, когда в США концен-
трировалось более 70 % государственных запасов золота
капиталистического мира, более чем в три раза превышаю-
щих внешние ликвидные обязательства этой страны, ак-
тивно пропагандируемый идеологами американского импе-
риализма лозунг «Доллар лучше золота!» мог внушать
определенное доверие. Совершенно иное положение сло-
жилось в начале 70-х годов, когда Бреттон-Вудская систе-
ма потерпела крушение. С 1949 по 1971 г. золотой запас
США сократился с 24,6 до 11, млрд. дол. К этому времени
размер внешних ликвидных обязательств США превышал
их золотой запас почти в 6, а в 1978 г.— в 20 раз. Это по-
дорвало международное доверие к доллару. Сначала
Франция, а затем и другие западноевропейские государ-
ства, а также Япония начали предпринимать один шаг за
другим с целью обратить свои стремительно разбухавшие
долларовые резервы в американское золото. Началась все-
общая погоня за золотом, которая, наряду со спекуляцией
на мировых валютных рынках и приступами «золотой ли-
хорадки», означавшей массовое «сбрасывание» долларов
частными держателями, вынудила Вашингтон прибегнуть
в августе 1971 г. к известным «чрезвычайным мерам», а
в декабре 1971 г. и в феврале 1973 г. провести две де-
вальвации доллара, понизив его золотое содержание пер-
воначально на 7,5, а затем еще на 10%. Снижение золо-
того содержания доллара означало фактическое крушение
фиксированной цены золота, т. е. разрушение фундамента,
на котором было построено все здание Бреттон-Вудской
системы [58, 131—132].
Таким образом, в крушении Бреттон-Вудской валютной
системы со всей очевидностью видна не слабость золота,
238

как это пытаются доказать буржуазные экономисты, а, на-
оборот,— его сила. Крушение Бреттон-Вудской системы
свидетельствует о том, что вопрос «Кто кого?» в споре
между золотом как мировыми деньгами и долларом, пре-
тендовавшим на эту роль, решился в пользу монетарного
товара. В конечном итоге сама общественная практика
доказала несостоятельность попыток ведущих капитали-
стических государств на основе совместных коллективных
мер ограничить воздействие благородного металла «к^к
представителя стихийных рыночных сил» на международ-
ные валютные отношения. Речь идет в первую очередь о
том, что кризис Бреттон-Вудской системы со всей убеди-
тельностью продемонстрировал несостоятельность государ-
ственно-монополистических методов регулирования валют-
ных отношений. Этот кризис, что важно особо подчерк-
нуть, был по сути кризисом не золота, выступающего в
качестве мировых денег и соответственно—всеобщего стои-
мостного эквивалента, а официальной (фиксированной)
цены золота, составлявшей, как уже подчеркивалось, ядро
всей системы мер его государственно-монополистического
регулирования. Наконец, кризис Бреттон-Вудской системы
со всей ясностью показал изменение соотношения сил в
капиталистическом мире, происшедшее к началу 70-х го-
дов, и несостоятельность претензий империализма США на
безраздельное господство в мире капитала.
Американские экономисты Т. Мейер, Дж. С. Дьюсен-
берри и Р. 3. Элибер, касаясь этого вопроса, вынуждены
признать, что успехи и неудачи МВФ были теснейшим
образом связаны с успехами и неудачами экономической
политики США. Авторы отмечают, что, когда уровень ин-
фляции в экономике США был низок, Бреттон-Вудская
система функционировала удовлетворительно, когда же
инфляция и платежный дефицит США начали расти бы-
стрыми темпами, Фонд фактически оказался бессильным
воздействовать на то, чтобы обеспечивать выравнивание
валютных курсов большинства стран не иначе как путем
ревальвации валют стран, имевших положительный ба-
ланс, и девальвации доллара США [179, 664—665]. Это
признание не лишено истинного смысла.
Рассматривая характер проявления специальных де-
нежных кризисов, К. Маркс писал о том, что до тех пор,
пока механизм кредитно-денежной системы функционирует
бесперебойно, золото как монетарный товар реализуется
«лишь идеально как счетные деньги, или мера стоимости».
Однако в периоды денежных кризисов, «при всеобщих на-
239

рушениях хода этого механизма (кредитно-денежного.—
А. Г.), из чего бы они ни возникали, деньги внезапно и не-
посредственно превращаются из чисто идеального образа
счетных денег в звонкую монету... Еще вчера буржуа,
опьяненный расцветом промышленности, рассматривал
деньги сквозь дымку просветительной философии и объ-
являл их пустой видимостью: «Только товар — деньги».
«Только деньги — товар!» — вопят сегодня те же самые
буржуа во всех концах мирового рынка» [6, 149]. В этой
ситуации, указывал К. Маркс, происходит своеобразное
«...превращение кредитной системы в монетарную...» [4,
128]. Стремление ведущих капиталистических государств
в условиях кризиса Бреттон-Вудской валютной системы
обратить свои долларовые резервы в золото, всеобщая по-
гоня за золотом, приступы на валютных рынках «золотой
лихорадки» позволяют говорить о возникновении анало-
гичной ситуации «превращения кредитной системы в мо-
нетарную», при которой только золото признавалось един-
ственно адекватной формой меновой стоимости, абсолют-
ным интернациональным товаром. При этом следует обра-
тить внимание на то, что подобная ситуация имела место
и в 1931—1933 гг., в период особо сильных валютных по-
трясений, когда первоначально Англия (сентябрь 1931г.),
затем США (апрель 1933 г.) вынуждены были отойти от
золотого стандарта. И тогда одной из форм проявления ва-
лютного кризиса явилась всеобщая «погоня» за золотом и
его массовая тезаврация. При этом эффект превращения
«кредитной системы в монетарную» проявил себя с особой
силой.
В новой, ныне действующей Ямайской капиталистиче-
ской валютной системе механизм регулирования функцио-
нальной взаимосвязи национальные бумажные деньги —
золото претерпел существенные изменения. Эти изменения
характеризуют дальнейшее приспособление валютного ме-
ханизма к новой расстановке сил в системе капиталисти-
ческого международного разделения труда, сложившейся
к концу 70-х — началу 80-х годов.
В новой валютной системе аннулированы механизм
взаимосвязи «золото — доллар — национальная валюта»,
а также система «золото — СДР — национальная валюта»,
существовавшая в так называемый переходный период.
В ее основе лежит новое соотношение структурных элемен-
тов денежного механизма: «СДР — национальная валюта».
Формально в этом соотношении нет места монетарному
товару. В качестве его альтернативы провозглашена ин-
240

тернациональная расчетная денежная единица (СДР),
которая должна, по замыслу основателей этой системы,
обеспечить полную демонетизацию золота. Этой же цели
призваны служить отмена официальных золотых паритетов
национальных валют, а также прекращение формальной
привязанности к золоту СДР, которая, согласно принятой
в январе 1976 г. поправки к уставу МВФ, должна стать
главным измерителем стоимости и центром валютной си-
стемы.
В буржуазной экономической литературе Ямайская си-
стема, как уже указывалось, преподносится как оконча-
тельная победа над золотом. Однако подобные выводы
опять-таки отражают лишь внешнюю сторону функциони-
рования новой системы. Нельзя не видеть, что, формально
ликвидировав официальные каналы связи национальных
валют с золотом, Ямайская система в то же время суще-
ственно расширила возможности реализации денежной
функции благородного металла посредством рыночного
механизма.
В новой системе функциональная взаимосвязь золото —
национальные деньги реализуется на основе двух взаимо-
действующих звеньев: с помощью системы «плавающих»
курсов капиталистических валют и на основе системы ры-
ночной цены золота.
Как указывалось, в системе «золото — доллар — нацио-
нальная валюта» корректировка между изменениями в
стоимости золота и покупательной способностью нацио-
нальных валют капиталистических стран, за исключением
валюты США, осуществлялась скачкообразно, посредством
девальваций или ревальвации денежных знаков стоимости.
В новой системе экономическая функция девальвации со-
храняется. Изменился механизм ее осуществления. Он
основывается на системе «плавающих» курсов капитали-
стических валют стран-членов МВФ, которая призвана вы-
полнять своеобразную функцию автоматического (рыноч-
ного) стабилизатора, вмонтированного в механизм между-
народных денежно-валютных связей, и должна давать
эффект ежедневной девальвации или ревальвации. В этом
состоит преемственность Бреттон-Вудской и Ямайской
систем. Разница между ними заключается в следующем:
если в Бреттон-Вудской системе девальвация валют осу-
ществлялась скачкообразно как мера государственно-мо-
нополистического регулирования, то в Ямайской деинль*
вационные процессы реализуются автоматически — посред-
ством рыночного механизма.
2М|

Одновременно следует отметить, что система «плаваю-
щих» курсов сама по себе не затрагивает функциональной
связи золото — бумажные деньги. В отличие от Бреттон-
Вудской системы, где девальвация отдельных валют обе-
спечивала их относительное соизмерение с долларом и че-
рез него — с золотом, система «плавающих» курсов при-
звана осуществлять лишь горизонтальную взаимосвязь
национальных валют. Что же касается вертикальной связи
золото — национальные деньги, то она реализуется опять-
таки автоматически, на основе рыночных операций моне-
тарного товара. Эта связь отражается в динамике ры-
ночной цены золота, выраженной в соответствующих
денежных единицах. Этим подтверждается то положение
марксистской теории, что государственно-монополистичес-
кое регулирование экономики не в состоянии устранить
действие объективных законов товарно-денежных отноше-
ний. Последние в новых условиях, регулируя связь денеж-
ного товара и знака стоимости, реализуют себя через ме-
ханизм рыночных сил.
Касаясь этого вопроса, болгарский экономист М. К. Да-
нов справедливо пишет: «Золото выполняло свои функции
косвенно, опосредственно, с помощью денежных знаков в
период обращения разменных кредитных денег. Так же оно
выполняет их и сегодня, однако если раньше связь кре-
дитных денег с золотом осуществлялась непосредственно
центральными банками, то в современных условиях... эта
связь переместилась на свободный рынок, подчиняется его
законам и имеет стихийный характер» [64, 50]. Эта же
мысль обосновывается и французским прогрессивным эко-
номистом Ф. Зарифьяном, который также полагает, что с
отменой официальной цены «золото вновь выдвигается на
передний план в качестве меры стоимостей». Оценивая
юридические нормы, принятые в рамках МВФ в связи с
«легализацией» золота, Ф. Зарифьян писал, что по своему
экономическому содержанию они равнозначны «ремонети-
зации золота» [68, 305]. Советский экономист А. В. Ани-
кин утверждает, что в новой системе произошла лишь
формальная демонетизация золота. «Формальная между-
народная демонетизация,— не без основания подчеркивает
он,— это лишь бледная тень глубинных стихийных измене-
ний, которые произошли в экономическом бытие и функ-
ционировании золота» [46, 257]. Эти изменения не в со-
стоянии понять те буржуазные экономисты, которые, рас-
сматривая денежные отношения через призму формулы
«деньги — это то, что они выполняют», полагают, что от-
242

мена официальных каналов применения золота означает
его полную демонетизацию.
Одновременно следует отметить, что мнение буржуаз-
ных экономистов и деловых кругов по поводу места и роли
золота в Ямайской системе далеко не однозначно. На За-
паде довольно много сторонников неометаллического на-
правления буржуазной политэкономии, ориентирующегося
на сохранение монетарных функций золота. Наиболее пол-
но идеи этого направления отражены в работах известного
французского буржуазного экономиста Ж. Рюэффа. По
его мнению, отмена официальной цены золота и предостав-
ление центральным банкам права свободной продажи зо-
лота по рыночным ценам равнозначны «восстановлению
металлической обратимости валют» [164, 11]. Аналогич-
ные взгляды высказываются и другими специалистами в
области денежно-валютных отношений. В течение 70-х го-
дов, пишет английский экономист Дж. Хоторн, возмож-
ность полного устранения золота из денежной сферы пред-
ставлялась вполне осуществимой. Но золото продолжает
функционировать как деньги. Всякий раз, когда угрожает
денежный кризис, люди и государства прибегают к исполь-
зованию золота как к орудию обращения и как средству
накопления сокровищ [161, 19].
В США активными сторонниками возврата к золотому
стандарту выступают сторонники «глобального» монета-
ризма, оказывающие непосредственное давление на адми-
нистрацию Белого дома. В 1981 г. правительством США
была создана так называемая золотая комиссия, которая
специально изучала пути возврата к золотому стандарту.
Показательно, что в начале 1982 г. перевесом лишь в один
голос (девятью голосами против восьми) было принято
решение о нецелесообразности ввиду наметившейся тен-
денции к снижению инфляции возрождения золотого стан-
дарта. В связи с этим в американской печати высказыва-
лась точка зрения о том, что вопрос о золотом стандарте
может стать вновь актуальным, если начнется новая восхо-
дящая спираль инфляции. По мнению А. Лаффера, «про-
блема возврата к основанному на золоте денежном стан-
дарте может встать вновь вследстрие провала существую-
щей денежной системы, в которой инфляция и высокие
процентные ставки стали эпидемией» [219, 53].
Обращает на себя внимание то, что несмотря на отри-
цательное решение «золотой комиссии» по поводу необхо-
димости возврата к золотому стандарту, дискуссия в за-
падной печати о месте золота в структуре современного
243

денежно-валютного механизма не только не затихла, но и
разгорелась с большей силой. Весьма показательно в связи
с этим, что в ряде работ, опубликованных в последние
годы, предпринимаются попытки методологически пере-
осмыслить сложившийся в теориях денег односторонний
подход к определению конкретно-исторической специфики
реализации золотого стандарта на разных этапах развития
товарного производства и обращения. В частности, в опу-
бликованной в 1984 г. в Калифорнии книге «Кризис денег»
американский экономист М. Бордо, на наш взгляд, не без
основания ставит вопрос о необходимости разграничения
понятий «золотой стандарт как форма проявления на-
ционально-денежного стандарта» (gold standard as a natio-
nal monetary standard) и «золотой стандарт как форма
интернационально-денежного стандарта» (gold standard as
an international monetary standard). Если первый, по
M. Бордо, регулирует количество денег, находящихся во
внутреннем обращении, то второй обеспечивает внешнюю
стоимость национальных денег. «Интернациональный зо-
лотой стандарт,— пишет американский экономист,— пред-
ставляет механизм, обеспечивающий унификацию уровня
цен товаров, обращающихся на внешнем рынке, и ограни-
чивающий массу денег, находящихся во внутреннем обра-^
щении определенного государства. Благодаря интернацио-
нально-золотому стандарту каждая страна определяет
собственную денежную единицу как специфически физи-
ческое количество золота, фиксируя тем самым стоимост-
ное соотношение друг к другу национальных денег и обе-
спечивая устойчивые валютные курсы» [191, 200, 202].
Три формы золотого стандарта определяются в англий-
ском издании «Экономика» (1984 г.). Речь идет о реали-
зации золотого стандарта а) на основе поддержания
конвертабельности национальных денег в золото; б) о фик-
сации правительством каждой страны цены золота в на-
циональных знаках стоимости; в) о регулировании пла-
тежного баланса на основе золотого стандарта.
Подобных взглядов придерживаются и другие эконо-
мисты. В частности А. Лаффер выступает за установление
так называемого косвенного золотого стандарта (indirect
gold standard), который предполагает, во-первых, фикса-
цию золотого содержания доллара (0,4 г золота за 1 дол.),
во-вторых, готовность правительства осуществлять в це-
лях поддержания покупательной способности доллара по-
купки и продажи золота по фиксированной цене. Профес-
сор Р. Вайнтрауб, рассматривая вопрос о повышении роли
244

золота в денежной политике США, выдвигает свой план
перестройки денежно-валютной системы. С одной стороны^
он предполагает осуществление чеканки золотых монета-
Золотые монеты, пишет американский экономист, должны
продаваться всем желающим по рыночной цене золота.
С другой стороны, их функционирование должно, по мне-
нию Р. Вайнтрауба, сочетаться с обращением золотых сер-
тификатов [191, 316, 242, 243].
Представляет интерес и такой факт. В 1981 г. был опу-
бликован внесенный на рассмотрение «золотой комиссии»-
проект об учреждении некоего незолотого товарного стан-
дарта (nongold commodity standart) денег. Автор этога
проекта американский буржуазный экономист Р. Е. Хелл,
опираясь на теоретические исследования П. Сраффы,
утверждал, что стандарт доллара, основанный лишь на
одном товаре — золоте, не сможет обеспечить стабилиза-
цию американской денежной единицы. Установление золо-
того стандарта, писал Р. Е. Хелл, может рассматриваться
лишь как переходная мера к качественно иному, товарно-
му стандарту, при котором стоимость доллара будет
увязываться не с одним, а с группой товаров, что якобы
должно в большей степени гарантировать его устойчивость*
Р. Е. Хелл называл 14 наименований товаров (пшеница,
сахар, хлопок, фанера, нефть, медь, цинк, алюминий и
др.), стоимость которых играет определяющую роль в дви-
жении «жизненного стандарта» и которые могли бы, по
его мнению, служить товарной основой американской де-
нежной единицы» [214, 22].
Внимание деловых кругов Запада привлекло также
заявление министра финансов США, который в одном из
своих выступлений в августе 1984 г. отметил, что республи-
канская администрация намерена возвратиться к рассмо-
трению вопроса о целесообразности возрождения золотого
стандарта, который «послужил бы полезным инструментом
для обеспечения стабильности цен внутри страны». Ми-
нистр одновременно отметил, что США не собирается воз-
рождать золотой стандарт немедленно, а будет «выраба-
тывать подход к этой проблеме».
Естественно, такого рода заявления далеки от научно-
го понимайия действительной роли золота в современной^
капиталистической денежно-валютной системе. Каждое из;
них преследует классовые цели той или иной группы мо-
нополистического капитала или империалистического госу-
дарства. Однако необходимо подчеркнуть следующее.
Крушение классической формы золотого стандарта к
245

устранение на этой основе возможностей непосредствен-
ного физического применения в денежном механизме
золота — необратимый процесс, вызванный, как это неоп-
ровержимо доказано марксистской теорией денежных отно-
шений, углублением антагонистических противоречий ка-
питализма и его общего кризиса. Крушение золотого стан-
дарта, как подчеркивал еще в конце 30-х годов академик
И. А. Трахтенберг, носит «вынужденный характер». В рав-
ной мере, как в условиях современного капитализма не-
возможен возврат к экономике, основанной на свободной
рыночной конкуренции (в замен государственно-монополи-
стической), за которую ратуют монетаристские теоретики,
так и невозможен прямой возорат к золотому стандарту.
В связи с этим очевидно, что и в будущем система капита-
листических денежно-валютных отношений будет развива-
ться в крайне деформированных формах, в которых роль
денежного товара будет проявляться лишь на основе
косвенных, опосредствованных связей. И тем не менее, не-
преложным для товарного производства было и остается
правило, согласно которому функцию денег как всеобщего
стоимостного эквивалента может выполнять только товар.
Таким товаром, в силу общественного признания, и в на-
стоящее время остается золото.
Общественное признание монетарной функции золота,
которое было определяющим фактором в его выдвижении
на роль денежного товара, проявляется по ряду важных
направлений. Во-первых, речь идет о все возрастающих
масштабах его тезаврационного накопления, составляюще-
го к началу 80-х годов 20—25 тыс. т. Разумеется, в данном
случае частных держателей золота интересует не его есте-
ственная, а общественная потребительная стоимость, спо-
собность золота выступать в роли материального бытия
всеобщего абстрактного богатства, материального пред-
ставителя стоимости. Их интересует золото как пользую-
щийся общественным признанием всеобщий товар, кото-
рый посредством определенных рыночных превращений и
'В условиях функционирования неразменных бумажных де-
нег сохраняет способность быть реализованным в беско-
нечном ряду других потребительных стоимостей товарного
мира. В этой связи советский экономист Л. Н. Красавина
справедливо отмечает, что частная тезаврация является
убедительным доказательством того, что «денежный фети-
шизм» и поныне связан с золотом, а не с бриллиантами,
^платиной и т. д. ... Страсть буржуазного общества к жел-
246

тому металлу как символу богатства и величия не исчез-
ла» [77, 88].
Во-вторых, общественным признанием роли золота к
его ликвидной функции являются сохраняющиеся в тече-
ние двух последних десятилетий практически на неизмен-
ном уровне (32—35 тыс. т) государственные золотые запа-
сы. Особое значение в повышении роли централизованных
резервов золота, как и в целом в перестройке капитали-
стической валютной системы и эволюции роли золота как
ее объективной основы, занимает проблема переоценки
золотых запасов центральных банков на базе рыночных
цен. В первой половине 80-х годов доля золота в офици-
альных резервах капиталистических стран, оцененных пи
рыночной цене, колебалась в пределах 50—60%, тогда как
доля СДР, выдвигаемого на роль антипода денежного то-
вара,— всего 3—4%. По мнению М. Гилберта, «золото-
остается главной составной частью совокупных резервов»
во всяком случае в обозримом будущем» [59, 336]. Ана-
логичную точку зрения высказывают многие другие бур-
жуазные экономисты и эксперты.
В-третьих, важным каналом реализации денежной
функции является расширение в условиях Ямайской си-
стемы рыночных операций золота, в процессе которых про-
исходит, как уже указывалось, фактическое соизмерение
его стоимости и относительной стоимости бумажных (кре-
дитных) денег. В расширении объема рыночных операций
особое значение имеет решение МВФ, разрешившее цент-
ральным банкам выходить с продажей металла на свобод-
ных рынках по действующим на них ценам, а также отме-
на правительствами многих государств, в том числе кон-
грессом США, существовавшего более 40 лет (с 1934 по
1975 г.) запрета на заключение частными лицами сделок
по купле-продаже монетарного товара, а также создание
в 1975 г. Нью-Йоркского и Чикагского рынков золота.
Наконец, в-четвертых, реальным подтверждением со-
хранения монетарной функпии благородного металла яв-
ляется возобновившаяся в условиях новой валютной систе-
мы практика осуществления операций с золотом во взаим-
ных банковских расчетах. Соглашение по этому поводу
между ведущими капиталистическими странами («группы
десяти») было достигнуто в июне 1974 г. Весьма показа-
тельно, что спустя всего несколько месяцев после достиже-
ния данного соглашения правительство ФРГ предоставило'
Италии под залог золота заем в 2 млн. дол. Позднее ана-
логичные займы были предоставлены Португалии банками:
247

ФРГ и Швейцарии. В осуществлении данной функции зо-
лота особое значение имеет введение защитных «золотых
оговорок» как во внутренних, так и во внешних обязатель-
ствах частных фирм (закон, восстанавливающий права
американцев использовать «золотую оговорку», был при-
нят в конце 1977 г.), а также открытие международных
рынков срочных операций с золотом (в начале 1982 г.
такие рынки были открыты в Лондоне и Токио). Естест-
венно, что факты подобного рода являются практическим
доказательством несостоятельности всей совокупности
буржуазных концепций демонетизации золота.
Как уже отмечалось, монополистический капитал За-
пада заинтересован в такой денежной системе, которая
легко подвергалась бы государственно-монополистическому
-вмешательству. С этой целью экономическая политика
буржуазных государств в соответствии с рекомендациями
денежных теорий направляется на осуществление полной
демонетизации золота, определяющего объективные нача-
ла в сфере денежных отношений. Однако, внося сущест-
венные изменения в характер функционирования структур-
ных элементов денежной системы, капиталистические го-
сударства, естественно, не в состоянии устранить действие
объективных законов развития. Последние под влиянием
экономической политики модифицируют механизм своей
реализации, но не устраняются. «Право,— писал
К. Маркс,— никогда не может быть выше, чем экономи-
ческий строй» [5, 19]. Это фундаментальное положение
марксистско-ленинской экономической науки не делает
исключения для теории денежных отношений.
Крушение Бреттон-Вудского соглашения, как и все
усиливающиеся противоречия Ямайской системы, со всей
очевидностью подтверждают идеи К. Маркса о том, что
сфера международных валютно-финансовых отношений,
как и в целом вся система денежных отношений, является
•одним из наиболее чувствительных и уязвимых звеньев ка-
питалистической экономики. Ее неразрешимые антаго-
низмы— веское доказательство неспособности «буржуазии
и дальнейшему управлению современными производи-
тельными силами» [23, 289]. В этой связи кризис государ-
ственно-монополистических средств регулирования де-
нежно-валютной сферы соответствует развитию общего
■кризиса системы государственно-монополистического регу-
лирования капиталистической экономики, получившего
глубокое научное обоснование в документах XXVII съезда
КПСС и международного коммунистического движения.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННОЙ ЛИТЕРАТУРЫ
1. Маркс К. К еврейскому вопросу//Маркс К., Энгельс Ф. Соч.—
2-е изд.— Т. 1.
2. Маркс К. Нищета философии//Там же.—Т. 4.
3. Маркс К. Причины возникновения денежного кризиса в Европе //
Там же.—Т. 12.
4. Маркс К. К критике политической экономии//Там же.—Т. 13.
5. Маркс К. Критика Готской программистам же.—Т. 19.
6. Маркс К. Капитал. Т. 1.//Там же.—Т. 23.
7. Маркс К. Капитал. Т. 2. // Там же.— Т. 24.
8. Маркс К. Капитал. Т. 3. Ч. 1 //Там же.—Т. 25, ч. 1.
9. Маркс /С. Капитал. Т. 3. Ч. 2 // Там же.— Т. 25, ч. 2.
10. Маркс К. Капитал. Т. 4//Там же.—Т. 26, ч. 1.
11. Маркс К. Капитал. Т. 4 // Там же.— Т. 26, ч. 2.
12. Маркс К. Капитал. Т. 4. Ч. 3//Там же.—Т. 26, ч. 3.
13. Маркс К. Фердинанду Лассалю, 11 марта 1858 г.//Там же.—Т. 29.
14. Маркс К. Энгельсу, 25 февраля 1959 г.//Там же.—Т. 29.
15. Маркс К. Энгельсу, 8 августа 1862 г.//Там же.—Т. 30.
16. Маркс К. Людвигу Кугельману, 11 июля 1968 г.//Там же.—Т. 32.
17. Маркс К. Конспект книги Дж. Милля «Основы политической эко-
номии» // Там же.— Т. 42.
18. Маркс К. Экономические рукописи 1857—1859 годов. Ч. 1 //
Там же.—Т. 46, ч. 1.
19. Маркс К. Экономические рукописи 1857—1859 годов. Ч. 2//
Там же.—Т. 46, ч. 2.
20. Маркс К. Экономическая рукопись 1861—1863 годов. Процесс про-
изводства капитала//Там же.— Т. 47.
21. Энгельс Ф. Рецензия на первый том «Капитала» для «The Fort-
nightly Review»//Там же.—T. 16.
22. Энгельс Ф. Развитие социализма от утопии к науке //Там же.—
Т. 19.
23. Энгельс Ф. Анти-Дюринг//Там же.— Т. 20.
24. Энгельс Ф. Николаю Францевичу Даниельсону, 5 янв. 1888 г.//
Там же.—Т. 37.
25. Энгельс Ф. Николаю Францевичу Даниельсону, 16 окт. 1888 г.//
Там же.
26. Энгельс Ф. Фридриху Адольфу Зорге, 8 февр. 1890 г.//Там же.
27. Энгельс Ф. Конраду Шмидту, 27 окт. 1890 г.//Там же.
28. Ленин В. И. Предисловие к русскому переводу писем К. Маркса
к Л. Кугельману//Там же.— Т. 14.
29. Ленин В. И. Материализм и эмпириокритицизм//Там же.—Т. 18.
30. Ленин В. И. Разногласия в европейском рабочем движении //
Там же.— Т. 20.
31. Ленин В. И. Еще одно уничтожение социализма//Там же.—Т. 25.
32. Ленин В. И. Карл Маркс // Там же.— Т. 26.
2tU

33. Ленин В. И. Оппортунизм и крах II Интернационала//Там же.—
Т. 27.
34. Ленин В. И. Империализм, как высшая стадия капитализма //
Там же.
35. Ленин В. И. Тетради по империализму//Там же.—Т. 28.
36. Ленин В. И. Философские тетради//Там же.—Т. 29.
37. Ленин В. И. Седьмая (апрельская) Всерос. конф. РСДРП (б) 24—
29 апр. (7—12 мая) 1917 г.//Там же.—Т. 31.
38. Ленин В. И. Грозящая катастрофа и как с ней бороться // Там же.—
Т. 34.
39. Ленин В. И. Первоначальный вариант статьи «Очередные задачи
Советской власти» // Там же.— Т. 36.
40. Ленин В. И. Речь на объединенном заседании ВЦИК, Московского
Совета и Всероссийского съезда профессиональных союзов, 17 янв.
1919 г.//Там же.—Т. 37.
4L Ленин В. И. II конгресс Коммунистического Интернационала
19 июля — 7 авг. 1920 г. // Там же.— Т. 41.
42. Ленин В. И. Еще раз о профсоюзах, о текущем моменте и об
ошибках тт. Троцкого и Бухарина // Там же.— Т. 42.
43. Материалы XXVII съезда Коммунистической партии Советского
Союза.—М.. 1986.
44. Альтер Л. Б. Избранные произведения. Критика современной бур-
жуазной политической экономии.— М., 1972.
45. Аникин А. В. Валютный кризис на Западе.— М., 1975.
46. Аникин А. В. Золото.—М., 1984.
47. Аникин А. В. Юность науки: Жизнь и идеи мыслителей-экономи-
стов до Маркса.— 4-е изд.— М., 1985.
48. Афанасьев Вл. Великое открытие Карла Маркса. Методологическая
роль учения о двойственном характере труда.— М., 1980.
49. Афанасьев В. С. Этапы развития буржуазной политической эконо-
мии.— 2-е изд., доп. и перераб.— М., 1985.
50. Афанасьев В. С. Буржуазная экономическая мысль 30—80-х годов
XX века.— 2-е изд., доп. и перераб.— М., 1986.
51. Бем-Баверк Е. Теория Карла Маркса и ее критика.— СПб., 1897.
52. Бем-Баверк Е. Основы теории ценности хозяйственных благ.— СПб.,
1903.
53. Борисов С. М. Золото в экономике современного капитализма.—
2-е изд., доп. и перераб.— М., 1984.
54. Буржуазный консерватизм — реакция по всей линии // Пробл. мира
и социализма.— 1985.— № 1.
55. Власенко В. Е. Теории денег в России. Конец XIX — дооктябрьский
период XX в.—К., 1963.
56. Выгодский С. Л. Современный капитализм. Опыт теоретического
анализа.— 2-е изд., доп.— М., 1975.
57. Гальчинский А. С. Методологические проблемы денежных отношений
в трудах К. Маркса.—К., 1979.
58. Гальчинский А. С. Карл Маркс об историзме денежных отноше-
ний.—М., 1985.
59. Гилберт М. В поисках единой валютной системы. Золото, доллар,
СДР — ... что дальше?: Пер. с англ./Общ. ред. и вступ. ст.
О. М. Прексина.—М., 1984.
60. Гильфердинг Р. Финансовый капитал. Исследование новейшей фазы
в развитии капитализма: Пер. с нем.— М., 1959.
-61. Глезерман Г. Е. Законы общественного развития: их характер и
использование.—М., 1979.
250

62. Государственно-монополистический капитализм: В 2 т.: Пер. с фр. f
Общ. ред. Г. П. Черникова.—М., 1973.—Т. 1.
63. Гэлбрейт Дж. К. Экономические теории и цели общества: Пер. с
англ.—М., 1976.
64. Данов М. К. Денежные функции золота // Деньги и кредит.—
1983.—№ 7.
65. Денежное обращение и кредит капиталистических стран / Под ред.
Л. Н. Касавиной.— 2-е изд., перераб. и доп.— М., 1983.
66. Дмитриев В. К- Экономические очерки.— М., 1907.
67. Дроздов В. Критика буржуазных теорий регулирования денежной
системы капитализма.— М., 1972.
68. Зарифьян Ф. Инфляция и валютный кризис: Пер. с фр.— М.,,
1977.
69. Зибер Н. И. Избранные экономические произведения.— М., 1968.—»
Т. 1.
70. Калашников А. П. Современный маржинализм. Критика теории и
практики.—К., 1982.
71. Кауфман И. И. Неразменные банкноты в Англии 1797—1819 гг.—
Пг., 1915.
72. Кейнс Дж. М. Трактат о денежной реформе: Пер. с англ.— М.,
1925.
73. Кейнс Дж. М. Общая теория занятости, процента и денег: Пер.
с англ. / Общ. ред. и предисл. А. Г. Милейковского, И. М. Осадчей.—
М., 1978.
74. Кларк Дж. Б. Распределение богатства: Пер. с англ.— М.; Л., 1934.
75. Козлов Г. А. Действие закона стоимости в условиях современного
капитализма.— М, 1964.
76. Копнин П. В. Диалектика, логика, наука.— М., 1973.
77. Красавина Л. Н. Современный валютный кризис.— М., 1975.
78. Кризис современной буржуазной политэкономии / Под ред. А. Г. Ми-
лейковского и др.— М., 1980.
79. Критика антимарксистских теорий в курсе политической экономии /
Под ред. В. С. Афанасьева, Г. Н. Сорвиной.— М., 1979.
80. Критика буржуазных теорий ГМК: Пробл. «смешанной экономи-
ки»/Под ред. А. Г. Милейковского и др.— М., 1984.
81. Маршалл А. Принципы политической экономии: Пер. с англ. / Общ.
ред. и вступ. ст. С. М. Никитина.— М., 1983.— Т. 1.
82. Менгер К. Основания политической экономии.—Одесса, 1902.
83. Милль Дж. С. Основы политической экономии: Пер. с англ. / Под
общ. ред. А. Г. Милейковского.— М., 1981.— Т. 2.
84. Осадчая И. Новые тенденции в буржуазной политической эконо-
мии//Мировая экономика и междунар. отношения.—1980.—№ 8.
85. Пезенти А. Очерки политической экономии капитализма: В 2 т. /
Под общ. ред. А. Г. Милейковского и др.— М., 1976.— Т. 1.
86. Лигу А. Экономическая теория благосостояния: Пер. с англ./Общ.
ред. и вступ. ст. Г. Б. Хромушина, С. П. Аукуционека.— М„ 19Н5.
87. Рикардо Д. Собрание сочинений: В 5 т.: Пер. с англ./Под ред.
М. Н. Смит.—М., 1955.—Т. 1.
88. Рикардо Д. Собрание сочинений.— М., 1955.— Т. 2.
89. Рындина М. Н. Методология буржуазной политической экономии.—
М., 1969.
90. Самуэльсон П. Экономика. Вводный курс: Пер. с аягл. / Общ. ред.
и послесл. А. С. Кудрявцева.—М., 1964.
91. Селигмен Б. Основные течения современной экономической мысли:
Пер. с англ./Общ. ред. и вступ. ст. А. М. Румянцева и др.— М.,
1968
2Г>|

92. Смит А. Исследование о природе и причинах богатства народов:
Пер. с англ.—М., 1962.
"93. Смыслов Д. В. Кризис современной валютной системы капитализ-
ма и буржуазная политическая экономия.—М., 1979.
94. Современная инфляция: истоки, причины, противоречия / Под ред.
С. М. Никитина.—М., 1980.
95. Современный капитализм. Социально-экономический справочник.—
М., 1985.
96. Современная экономическая мысль: Пер. с англ.//Общ. ред.
В. С. Афанасьева, Р. М. Энтова.— М., 1981.
97. Спиноза Б. Избранные произведения.— М., 1957.—Т. 1.
*98. Степаненко В. А., Сутормина В. Н., Федосов В. М. Критика бур-
жуазных и реформистских теорий валютно-финансовых отношений
капитализма.— К., 1979.
99. Степаненко В. А. Буржуазные теории инфляции (Критический ана-
лиз).—К., 1982.
300. США. Консервативная волна: Пер. с англ. / Введение и общ. ред.
А. Ю. Мельвиля.—М., 1984.
101. Суровцева В. И. Международная валютная ликвидность: Пробл.
и противоречия.—М., 1983.
102. Трахтенберг И. А. Денежное обращение и кредит при капитализ-
ме.-М., 1962.
103. Ту ган-Барановский М. И. Бумажные деньги и металл.— Одесса,
1919.
104. Ту ган-Барановский М. И. Некоторые черты из новейшей эволюции
капитализма.— СПб, 1899.
105. Туган-Барановский М. И. Основы политической экономии.—
5-е изд.—Пб., 1918.
106. Усоскин В. М. Теории денег.— М., 1976.
107. Фишер И. Покупательная сила денег; Пер. с англ.— М., 1925.
108. Хесин Е., Студенцов В. Англия: от кейнсианства к монетаризму //
Мировая экономика и междунар. отношения.— 1984.— № 6.
109. Шарапов С. Бумажный рубль. Его теория и практика.— СПб, 1895.
110. Шишов Ю. В. Капиталистическая экономика без компаса.— М.,
1981.
111. Шумпвтер Я. Теория экономического развития: Пер. с нем. / Вступ.
ст. А. Г. Мнлейковского, В. И. Бомкина; Общ. ред. А. Г. Милей-
ковского.— М., 1982.
112. Эйдельнант А. Б. Новейший номинализм и его предшественники.—
2-е изд.—М., 1949.
113. Энтов Р. «Величие» и падение кривой Филлипса//Мировая эконо-
мика и междунар. отношения.— 1983.— № 3.
114. Юм Д. Сочинения в двух томах.—М., 1966.—Т. 1.
115. Attrition R. A Japanese Reconstruction of Marxist Theory.—L., 1986.
116. Aschinger F. E. Das Wahrungssystem des Westens.—2 erg.—Frank-
furt a. M., 1973.
117. Backhousse R. A History of Modern Economic Analysis.—N. Y.,
1985.
118. Banking World— 1986.—March.
119. Begg D., Fischer S., Dornbusch R. Economics. British Edition.— L.,
1984.
120. Business Week.—N. Y., 1982.
121. Car gill T. F, Money, the Financial System and Monetary Policy.-*
University of Nevada, 1979.
122. Chick V. Unresolved Questions in Monetary Theory: A Critical Re-
view//Economist—1978,—N 1.
252

123. Coghlan R. The Theory of Money and Finance.—L., 1980.
124. Cohen B. The Theory and Practice of Reaganomics//Political Af-
fairs.—1982.—N 9.
125. Cohen B. The Crisis of Bourgeois Economic Theory//Political Af-
fairs.—1984.—N 4.
126. Congdon T. Monetarism.—L., 1978.
127. Crump T. The Phenomenon of Money.—L.; Boston; Henley, 1981.
128. Cutler A., Hindess В., Hirst P., Hussain A. Marx's "Capital" and
Capitalism Today.—L.; Henley; Boston, 1977.— Vol. 2.
129. Davidson P. Money and Real World.—L., 1972.
130. Dobb M. Theories of Value and Distribution since Adam Smith.—
Cambridge, 1973.
131. Dumenil G. Beyond the Transformation Riddle: A Labour Theory
of Value//Science and Society.— 1983—19в4 —N 4.
132. Eckaus R. S. Basic Economics.— Boston, 1972.
133. Economic Choices. Brooking Institution.— Wash., 1984.— 12.
134. Economic Indicators. January 1987.—United States Government
Printing Office.—Wash., 1987.
135. Economic Report of the President / Transmitted to the Congress.—
Wash., 1982.
136. Europe and Evolution of International Monetary System.— Leiden,
1973.
137. Fisher D. Monetary Policy,—L., 1976.
138. Fisher /. 100 % Money.—New Hawen. 1945.
139. Friedman M. Capitalism and Freedom.— University of Chicago
Press, 1962.
140. Friedman M., Schwartz A. J. A Monetary History of the United
States, 1867—1960.—Princeton University Press, 1963.
141. Friedman M. The Optimum Quantity of Money and Other Essays.—
N. Y., 1969.
142. Friedman M., Schwartz A. Monetary Statistics of the United States:
Estimates, Sources, Methods.— N. Y., 1970.
143. Friedman M. How Well are Fluctuating Rates Working? — Wash.,
1973.
144. Friedman M. Milton Friedman's Monetary Framework: A Debate
with His Critics.—University of Chicago Press, 1974.
145. Friedman M. A Theory of Consumption Function.— Princeton, 1976.
146. Friedman M. Noble Lecture. Inflation and Unemployment//Journ.
of Political Economy.—1977.—N 3.
147. Friedman M. Marx and Money//Newsweek.— 1980, Oct. 27.
148. Friedman M. Monetarism: A Reply to the Critics//Time of London.—
1980, March.
149. Friedman M., Friedman R. Free to Choose. A Personal Statement.—
N. Y.; L., 1980.
150. Friedman M. Taxation, Inflation and the Role of Government.—
Sydney, 1981.
151. Friedman M., Shwartz A. Monetary Trends In the United States
and United Kingdom. Their Relation to Income, Price, and Interests
Rates. 1967—1975 —Chicago; L., 1982.
152. Friedman M. Lessons from the 1979—1982 Monetary Policy Experi-
ment//The American Economic Review.— 1984, May.
153. Galbraith /. K. Money 1 Whence it Came, Where it Went.—Boston,
1975.
154. Gambs J. S. Man, Money and Goods.— N. Y., 1962.
155. Gould В., Mills J., Stewart S. H. Monetarism or Prosperity? — L.,
1981.
253

156. Gowland G. Money, Inflation and Unemployment.—Brighton, 1985..
157. Grahl J. Monetarism in Retreat//Marxism Today.—1984.—March.
158. Grandmount J. M. Money and Value.—Cambridge; L.: N. Y.; Paris,.
1983.
159. Hansen A. H. Guide to Keynes.—N. Y., 1953.
160. Hansen A. H. The American Economy.—N. Y.; Toronto; L„ 1957.
161. Hawthorne J. Theory and Practice of Money.—L., 1981.
162. Hich J. R. A Suggestion for Simplifying the Theory of Money It
Critical Essayes in Monetary Theory.— L., 1967.
163. Hoover K. D. Two Types of Monetarism//Journ. of Economic Lite-
rature.— 1984, March.
164. International Currency Review.— 1974, March —April.
165. International Trade and Money /Ed. by M. B. Connolly and4
A. K. Swoboda.—Genewa; L., 1973.
166. Johnson I. C., Roberts W. W. Money and Banking: a Market —ori-
ented approach.—N. Y.: California State University, 1982.
167. Joseph K. Reversing the Trend — a Critical Reappraisal -of Conser-
vative Economic and Social Politics.— L., 1957.
168. Journal of Political Economy.— 1981.—No 2.
169. Kaldor N. The Scourge of Monetarism.— Oxford University Pressr
1982.
170. Keynes J. M. A Treatise of Money.— L., 1929.—Vol. 1.
171. Knapp G. Staatliche Théorie des Geldes.—Munchen, 1923.
172. Laffer А. В., Miles M. M. International Economics and Integrated
World.—Scott, Foresman and Company, 1982.
173. Laidler D. Monetarism Perspectives.—Cambridge, 1982.
174. Laidler D., Parkin M. Inflation: A Survey//The Economic Journ.—
1975.—No 340.
175. Landmann 0. The US Economy under the influence of the Reagan1
Experiment // Intereconomics.— 1984.— N 5.
176. Lichtenstein P. M. An Introduction to Post-Keynesian and Marxian
Theories of Value and Price.—N. Y., 1983.
177. Leijonhufvud A. On Keynesian Economics and the Economics of
Keynes.—L.; Toronto, 1968.
178. Macecich G., Hui-Liang Tsai. Money in Economic Systems.— N. Y.,
1982.
179. Mayer T., Duesenberry J. S., Aliber R. Z. Money, Banking and the
Economy.— N. Y.; L., 1981.
180. Mazlish B. The Meaning of Karl Marx.—N. Y., 1984.
181. MsCallam В. Т. Monetarism Rules in the Light of Recent Experien-
ce//The American Economic Review.— 1984, May.
182. McCulloch J. H. Money and Inflation. A Monetarist Approach.—
Second Edition.— N. Y., 1982.
183. Meek R. Z. Economic and Ideology and Other Essays.—L., 1967.
184. Meek R. Z. Smith, Marx and After. Ten Essays in the Development
of Economic Thought.—N. Y., 1977.
185. Menger C. The Theory of Value. Inst, for Economic and Financial
Research.— Florida, 1985.
186. Minsky H. P. Inflation Recession and Economic Policy.—N. Y.,
1982.
187. Modern Interpretation of Marx/Ed. by Bottomore T.— Oxford, 1981.
188. Monetarism in the United States and United Kingdom.—US Go-
vernment Printing Off ice.—Wash., 1982.
189. Money ?.nd Macro Policy/Ed. by Jazsulic M.—Boston, 1985.
190. Money, Finance and Development: Papers on International Monetary
Reform,—N. Y., 1974.
254

191. Money in Crisis. The Federal Reserve, The Economy and Monetary
Reform/Ed. by Siegel B. N.—California, 1984.
192. Morishima M. Marx's Economics. A Durai Theory of Value and
Growth.—Cambridge, 1973.
193. Morishima M., Catephores G. Value, Exploitation and Growth. Marx
in the Light of Modern Economic Theory.—L., 1978.
194. Muchlup F. A History of Thought of Economic Integration.—
Columbia University Press.—N. Y., 1977.
195. Muller G. Money as an Economic Good//The German Economic
Review.— 1973.—No 3.
196. Nagalani K. Monetary Theory.— University of British Colombia,
Amsterdam.— N. Y., Oxford, 1978.,
197. Phillips A. W. The Relation between Unemployment and the Rate
of Change of Money Wage Rates in United Kingdom, 1861—1957. //
Economiea.— 1958, Novern.
198. Peirce J. L. Monetary and Financial Economics.— N. Y., 1984.
199. Pierce J. L Did Financial Innovation Hurt the Great Monetarist
Experiment?//The American Economic Review.— 1984, May.
200. Rebbins L. Introduction to Majumdar T. The Measurement of Uti-
lity.— L., 1961.
201. Ricardo, Marx, Sraffa//Ed. by Mandel E., Freeman A.—L., 1984.
202. Robinson J. Collected Economic Papers.—Oxford, 1951.—Vol. 5.
203. Robinson J. Contribution to Modern Economics.—Oxford, 1979.
204. Rousseas S. The Political Economy of Reaganomic. A Critique.—
N. Y.; L., 1982.
205. Samuelson P. Economics. An Introductory Analysis. Eleventh Edi-
tion.—N. Y., 1980.
206. Sinden J. #., Worrell A. C. Unpriced Values. Decision without Mar-
ket Prices.—N. Y., 1979.
207. Singlair P. J. The Foundations of Macroeconomic and Monetary
Theory.— N. Y., 1983.
208. Shone R. Issues in Macroeconomics.— Wigston, 1984.
209. Shumpeter J. A History of Economic Analysis.—L., 1961.
210. Statistical Abstract of the United States, 1986. 106th Ed.-US
Department of Commerce. Bureau of the Census.—Wash., 1986.
211. Studies in Quantitative Theory of Money / Ed. by Friedman M.—
University of Chicago Press, 1956.
212. The Economic of Common Currencies / Ed. by Johnson H. G. and
Swoboda A. K.— London., 1973.
213. The Politic of Inflation/ Ed. by Medley K.—N. Y., 1982.
214. The Money Manager.— 1981.— N 11.
215. Thurow L. C. Dangerous Currents: The State of Economics.—
Oxford, 1983.
216. Tobin J. L'utilite dune politique de la Demande // Pboblémés écono-
mie— 1982, 24 fevr.
217. Trazer W. /., Johe W. P. Introduction to the Analytics and Institu-
tions of Money and Banking.— Princeton, 1966.
218. Triffin R. The Evolution of International Monetary System. Histo-
rical Reappraisal and Future Perspectives.— Princeton, 1964.
219. US News and World Report.— 1981, 8 June.
220. Vane H. R., Thomson J. L. Monetarism: Theory, Evidence and Poli-
cy.—Oxford, 1979.
221. Young J. Classical Theories pi Value: from Smith to Sraffa. — West-
view Press.— Boulder; Colorado, 1978.
222. Wnehs I. Capital and Exploitation.—New Jersey, 1981.
255

ОГЛАВЛЕНИЕ
Предисловие » 3
Глава I. Апологетическая функция антимарксистских теорий денег 14
1. Деньги как объект буржуазной апологетики 14
2. Классовая ограниченность теорий денег классической буржуаз-
ной политэкономии ; . . . . 33
3. Апологетическая направленность антимарксистских теорий бу-
мажных денег 49
Глава II. Место денег в структуре капиталистического воспроиз-
водства 61
1. Маржинализм — методологическая основа современных бур-
жуазных трактовок денег 62
2. Кейнсианские концепции «управляемых» денег в системе буржу-
азных теорий «регулируемого» капитализма 75
3. Вульгаризация роли денежного фактора в неокейнсианских и
посткейнсианских теориях денег 85
4. Фетишистские трактовки роли денег в современных монетарист-
ских теориях ..... 98
Глава III. Критика буржуазных теорий соотношения сущности
и функций денег 110
1. Субординация функций денег , , . 115
2. Теоретические корни устранения из буржуазных теорий денег
функции меры стоимостей . . , , 129
3. Поиск «неденежной основы» выражения стоимости товара , , 141
Глава IV. Эволюции количественной теории денег , 158
1. Проблема «стоимости денег» в трактовке количественной теории 161
2. Несостоятельность монетаристских рекомендаций денежной по-
литики буржуазного государства 186
Глава V. Антинаучный характер буржуазных теорий демонетиза-
ции золота , 208
1. Критика концепций демонетизации золота в сфере внутреннего
денежного обращения 209
2. Буржуазная политическая экономия о месте золота в современ-
ной валютной системе .«..., , . 224
Список использованной литературы ............ 249