Содержание № 1 „Революция в Крыму"
Статьи: Стр.
Ю. Гавен. Октябрь в Крыму 5
Рахиль. Октябрьские дни в Симферополе. 	25
И. Фирдевс. Октябрьский переворот в Симферополе 33
А. Биркенгоф. История большевистского переворота в Ялте 	37
Вл. Елагин. Евпаторийский Октябрь и начало Соввласти 	41
И. Жуков. Восстание на „Потемкине" 59
Материалы по истории революции в Крыму 67
Содержание № 2 „Революция в Крыму"
Статьи: Стр.
Ю. Гавен. Возникновение Крымской организации РКП(б) 5
А. Лысенко. Крым до второго прихода Советской власти 15
Урановский. Переворот в Севастополе 28
Ю. Гавен. Первые шаги Советской власти в Крыму 39
И. Фирдевс. Первый период Советской власти в Крыму 	57
А. Находкин (Терпигорев). Революционная работа в Крыму 	68
И. Констансов. Большевистский переворот и первые шаги
Советской власти в Феодосии 78
Колосов. Севастополь с февраля до прихода немцев 91
Руман-Поляков. Работа в Севастополе с сентября 18 по май 19 г. 	96
Я. Мас. Расстрел манифестации французских моряков в Севастополе 101
С. Поплавский. Евпатория с февраля 1917 г. до оккупации немцев 107
Иван Семенов. Расстрел Совнаркома и ЦИК Тавриды в 1918 г. 	114
Наши жертвы 125
Вл. Елагин. Пролетарская революция и В. А. Басенко 	125
Рахиль. Слава павшим 128
Вл. Елагин. Иван Васильевич  Наэукин 131
В. Е. Як. Зедин 133
М. Эпштейн. Смерть тов. Цознанского 134
Крымские работники, павшие  на  посту 135
Библиография 139
Вл. Елагин. Памятник борцам пролетарской революции, погибшим в 1917—21  г. Выпуск I. Госиздат, 1922 г. Москва, 290 стр.
С.  Крылов. Красный Севастополь. Госиздат, Севастополь, 1921 г. 104 стр.
Вл. Елагин. Пролетарская революция. Исторический журнал Истпарта №№ 2 и 7. Госиздат, Москва, 1922 г.
Материалы по историн революции в Крыму 143


КОМИССИЯ ПО ИСТОРИИ РКП (б) в КРЫМУ
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
ДВУХМЕСЯЧНЫЙ СБОРНИК ИСТПАРТА ОК РКП (б)
№ 3
МАЙ—ИЮНЬ
КРЫМИЗДАТ СИМФЕРОПОЛЬ-1924


Напечатано в 1-й Гостиполитографии „Крымполиграфтреста“ в колич. 1000 экз. Зак. № 1674. Крымлит № 568.


Н. Бабахан
ИЗ ИСТОРИИ КРЫМСКОГО ПОДПОЛЬЯ
I
Своеобразная, сложная обстановка, в которой работали Крымские организации нашей партии в подполье 1920 года, представляет высокий интерес не только для масс крымских пролетариев и трудящихся, но и для всей Коммунистической Партии в целом.
Те, которые вели эту, поистине гигантскую и чудовищную по неравенству сил, борьбу, ясно учитывали роль и значение крымской контр-революции в обшей борьбе России и мирового пролетариата.
Сваленная Октябрьским переворотом, буржуазия долгое время накапливала силы на Дону и Кубани набрав силы и энергию, сделала скачек, и, подчинив 4/5 юга Советской России, начала протягивать свои щупальцы к самому сердцу пролетарской диктатуры—Красной Москве.
Ген. Деникину и его присным уже чудился звон кремлевских колоколов, и, в предвкушении сладостных минут, карательные органы справляли свои кошмарные оргии насилий и расстрелов над рабочими Донбасса и крестьянами Украины.
Это было осенью 1919 года.
Серьезность угрожающей опасности трудящиеся массы почувствовали лишь тогда, когда казацко-белогвардейская нагайка прошла по спинам орловских крестьян и когда реально предстала угроза захвата кузницы вооруженного пролетариата—Тулы, последней серьезной задержки на пути к Кремлевским стенам Москвы. Всколыхнувшаяся рабоче- крестьянская масса рванулась, враг был отброшен далеко на юг и после короткой задержки на северном Кавказе сброшен в Черное море.
Но внутренняя контр-революция не была добита. Занятая


4
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
№ 3
атакой Варшавы, Красная армия оставила среди Крымских гор искру тлеющей контр-революции. В Крыму утвердились белогвардейские части; их главарем был барон Врангель со своими ближайшими помощниками: генералом „из фельдфебелей"  палачем Кутеповым и „бравым кавалеристом" ген. Слащевым.
Эта тройка авантюристов после отставки „Верховного правителя" России—Деникина захватила в руки власть над последышами Романовской России.
Они начали приводить в порядок свои орды и при щедрой помощи парижских банкиров и лондонских рабовладельцев скоро сколотили „армию", организовали „правительство юга России" и начали лихорадочно готовиться к новой вылазке против Республики Труда.
Коммунистическое подполье начало свою работу в конце лета 1919 г., и борьба потом длилась долгих 10 месяцев, казавшихся 10 годами!
Крымская подпольная организация выдержала серьезную борьбу, зачастую терпела жестокие поражения, получала тяжелые удары, примером чего могут служить казнь 9-ти в Севастополе и феодосийские провалы,—но героическая эта борьба, в конце концов, завершилась победой. После тяжелых ударов тот или иной участок общего фронта борьбы временно затихал, организации казались совершенно разгромленными, но проходили 3—4 недели, и новый отряд коммунистов выходил на линию, становился на место погибших, продолжая их дело.
Работой руководил подпольный Областной Комитет,— он был организован в легальный период существования в Крыму Советской власти,  —  с апреля по июль 1919 года. Составлен он был частью из вышедших из подполья, частью назначенных ЦК, а большею частью из кооптированных работников, прибывших в Крым. Когда 12 июня 1919 года ген. Слащев высадил под Судаком десант в 600 сабель и почти сразу отрезал от центра Феодосию,—Симферополь был врасплох захвачен событиями.
Недостаточный контакт между военным командованием (штаб Крымской армии в лице т. Дыбенко), Совнаркомом и Крымским Областкомом РКП вносил еще большую


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
5
путаницу и нервность в работу партии и советских органов в последние дни существования Советской власти в Крыму.
Эвакуация прошла чрезвычайно беспорядочно. Ни Ялта, ни Евпатория своевременно указаний об эвакуации не получили. Почти ежедневные заседания Областкома и Совнаркома были заменены беспрерывными заседаниями Совета Обороны К. С. С. Р. из трех товарищей: Гавена, Дыбенко и Бабахана.
Когда пишущим эти строки был поднят вопрос об организации подполья—за неделю до эвакуации—то он был отклонен, вследствие „преждевременности" его.
Белые заняли Симферополь 24-го июня вечером. А вопрос об организации подполья был решен окончательно лишь к 20 числу. Естественно, что за эти 2—3 дня подготовить подполье было невозможно. Успели лишь установить явки и наметить 2—3 товарищей для предстоящей работы: кроме пишущего эти строки, еще т. Хайкевича и Ахтырского (Мартьянова). Хайкевич был секретарем легального Областного Комитета, а Ахтырский был членом Реввоенсовета Крымской Армии  1).
Не останавливаясь здесь на организации подполья с материальной стороны, оставляя в стороне вопрос о том, что было сделано для подполья отдельными городами,—мы тут остановимся лишь на организационной стороне вопроса, поскольку это касается Областного общекрымского партийного центра.
Установив явку с Ахтырским, мы с Хайкевичем за несколько часов до занятия белыми Симферополя уехали в Евпаторию. Нас сопровождал тов. Крайчик, оставшийся также для подпольной работы.
Еще за два дня до этого были отправлены туда же тов. Алеша Цвелев, тов. Муха (Пирумова).
Евпатория была занята белыми через 3—4 дня по уходе
1) Здесь имеется некоторая неточность: на одном из последних заседаний легального КрымОК 19 или 20-го июня было решено выделить руководящую тройку будущей подпольной организации в составе Бабахана, Александра Ольнера и Шульмана. Перед самой эвакуацией, 23-го числа, по предложению штаба, был оставлен для подпольной работы бывший первый Наркомпочтель Украины, недавно прикомандированный к штабу в качестве политкома Аким Ахтырский (Мартьянов). Впоследствии этот Аким стал провокатором и послужил причиной гибели многих наших товарищей.
Редакция.


6 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ №3
красных. Это было нам на руку, ибо квартир заранее приготовлено не было, и мы принуждены были остановиться в гостинице, только что покинутой красными. Власть находилась в  руках профсоюзов, которые организовали охрану. Им помогал какой-то немецкий отряд, находившийся в гостинице Дюльбер, застрявший почему-то после ухода немцев из Крыма  2). Каково же было наше изумление и удовольствие, когда в той же гостинице на другой день поселилось два каких-то очень подозрительных человека, которые впоследствии оказались нашими севастопольскими товарищами, оставшимися тоже для подпольной работы  —  Александром Ольнером и Соней Юдкевич.
Воспользовавшись „переходным временем", когда красные ушли, а белых еще не было,—мы быстро расселились по более или менее удобным конспиративным квартирам и дачам. Когда же вступил передовой отряд белых под начальством какого-то поручика Ксионжаки, выпустившего приказ с об'явлением профсоюзам благодарности за „образцовый порядок", какой встретила добровольческая армия в Евпатории,—наши ушли уже в глубокое подполье и законспирировались окончательно.
С первого же дня прихода белых начались бесконечные облавы и аресты.
В Областком был включен тов. Ольнер, и решено было пока заняться организацией связи, подготовкой паспортного стола и заботой о типографии. Владимир Хайкевич и Муха (Пирумова) были делегированы для налаживания работы в Севастополь, при чем воспользовались явками т. Ольнера. Было решено послать связь в Одессу и Феодосию. В общем, работа пошла. Но обыски и аресты с каждым днем усиливались. Стало известно, что я выдан кем-то, и полиция меня усиленно ищет и даже за голову назначено 50.000 рублей. Атмосфера сгущалась. Был арестован и почему-то выпущен на следующий день Ольнер. Я каждые 2.—3 дня менял квартиру.
2) Это был отряд немецких колонистов, сформированный в феврале— марте 1919 г. После поражения белых он перешел на сторону красных и был разоружен по приказу тов. Дыбенко. В период эвакуации он частично восстановился. Из германцев, застрявших в Крыму, состоял только унтер- офицерский и офицерский кадр. Редакция.


№ 3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 7
Пропишемся где-нибудь и ждем 2—3 дня результатов; появилась масса шпиков, которые так неловко и неумело вели наблюдение, что опытный глаз мог их сразу отличить даже в толпе. Поселившись раз на даче с одной семьей, я заметил подозрительных суб‘ектов, шнырявших вокруг и высматривавших всех обитателей дачи. Я из осторожности ночевал в другом месте. Ночью нагрянули с обыском, арестовали квартиронанимателей (присяжн. пов. М.) и рылись в комнате, предоставленной мне; расспрашивали подробности о „жильце”, кто он и куда делся? Я же, уходя, передавал, что, вероятно, уеду на 2 дня в Симферополь. Часто приходилось целыми сутками валяться где-нибудь у Майнакского озера или в степи.
Необходимо было временно скрыться с горизонта. По счастливой случайности, мне вскоре удалось уехать на Кавказ, где я и прожил больше двух месяцев.
II
Когда в октябре 19 г. я вернулся с Кавказа, будучи вызван телеграммой, то в Севастополе, к моему великому изумлению, не только не нашел Хайкевича, но даже вообще никакой известной мне связи.
Направившись по адресу, который у меня был, я встретил испуганное лицо квартирной хозяйки, которая сообщила, что квартирант (Хайкевич) уже месяц как уехал, а куда  — неизвестно.
В Севастополе я не имел знакомых, ибо никогда до этого времени там не работал. Положение создалось критическое; оно усугублялось еще тем, что и в других городах никаких явок не было, а евпаторийские товарищи, по моим сведениям, были провалены.
Выручил тов. Виннер. Я еще в Евпатории знал, что в Севастополе есть портной Виннер, который, будучи с.-д. и работником севастопольских профсоюзов, может оказать нам кое-какое содействие.
Виннер работал на Базарной площади, и я направился туда в надежде найти хоть какой-нибудь след.
После долгих окольных бесед Виннер, наконец, мне


8 РЕВОЛЮЦИЯ  В КРЫМУ №  3
открылся и сообщил, что Владимир Хайкевич уехал, в виду преследований, но ничего не оставил.
Выручила меня жена Виннера, которая обещала приложить все силы, чтобы найти кого-нибудь в течение 1—2 дней.
Я стал дожидаться. На следующий день к вечеру к Виннеру явилась молодая девушка лет 19-ти, как потом выяснилось, Лия Шульгина. Она была в курсе дела. Моей радости не было конца. Наконец, я связался с севастопольскими работниками.
В тот же день я увиделся с Леоновым Сергеем, о котором я знал и раньше, и Александром Бунаковым (Рытвинским), которого я встретил впервые.
Настроение у обоих было подавленное. Работы никакой не велось, т. к. не было средств, людей, не было руководящего областного партийного центра.
Мы с тов. Бунаковым решили ехать в Симферополь, ибо там, по его словам, имелась группа работников, наладившая связи с другими городами.
Бунаков (расстрелян в январе 20 г. в Севастополе в числе 9-ти) оказался прекрасным товарищем и партийным работником. В разговоре я узнал, что он сибиряк, в последние годы работал в Полтаве, в подполье, прислан т. Гавеном. Прекрасные светлые голубые глаза, светлые волосы, добродушная мягкая улыбка и вечное ковылянье палкой из-за больных ног—вот образ Бунакова, который запечатлелся у меня в душе.
По прибытии в Симферополь я сразу попал в довольно многочисленную и спаянную группу товарищей, которые работали по мере сил и возможности. Но возможности были весьма ограниченные. Здесь, как и в. Севастополе, стояли остро два вопроса: 1) отсутствие средств, 2) отсутствие признанного областного центра. С моим приездом 2-й вопрос остроту несколько потерял, ибо никто не возражал против того, чтобы я работал в качестве областного организатора.
В организационном заседании Симферопольского комитета Р. К. П. после взаимной информации было постановлено, что я с тов. Фридманом поеду в Одессу (куда уехали оставленные для подполья члены Крымского Областкома) выяснить все организационные вопросы и постараться достать денег.


№ З
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
9
Тут в Симферополе тогда работали тов. Моисей Горелик, Исаак Спер (Просмушкин), Сеф, Юрий Дражинский, Ек. Григорович, А. Фридман, Федорова, Каплан, Буня и др.
Через несколько дней работы, собрав кое-какие деньги на дорогу, мы с Фридманом двинулись в путь. Фридман поехал на лошадях, я же решил ехать до Севастополя железной дорогой.
Проверки документов на вокзале не было, но зато и ехать было невозможно. Весь состав, который отходил в 2 часа ночи, состоял или из офицерских вагонов, или теплушек, набитых выше предельной возможности. Я устроился на площадке товарного вагона и тут же задремал. Однако, перед отходом поезда меня вытолкнули: оказалось, что места кондуктор заранее продал, и, пока я вел переговоры, поезд тронулся. Я бросился к паровозу, влез с заднего буфера и прилег на дрова. Я оказался там далеко не одиноким.
До первой остановки я доехал благополучно, хотя дул резкий пронизывающий ветер, и искры от паровоза жгли платье и лицо. После второй остановки появился кочегар и, энергично ругаясь, начал нас выгонять. Мы предложили по 25 рублей с „пассажира", но он еще пуще начал кричать и ругаться. Пришлось дать по 50 рублей, и тогда он успокоился и даже предложил погреться кому очень холодно.
Так ехали мы всю ночь. Под утро я окончательно замерз. Начинало рассветать; мы приближались к Мекензиевым горам. Тут предстояла проверка документов.
Из „пассажиров" на дровах остался я один,—остальные или слезли, или ушли в вагоны. Я не решался итти в вагон. Ночью, на остановках, я зарывался в дрова и лежал, пока мы не трогались в путь; с рассветом стало хуже: если обнаружат  —  тогда беды не миновать.
Осталось одно: уплатив еще 50 рублей, я забрался к топке, к машинистам. Так и приехал я на паровозе в Севастополь. Там до вокзала я спрыгнул, пробрался через запасные пути, перескочил через забор и вышел прямо на шоссе, ведущее в город.
На явочной квартире я встретился с Леоновым, и мы договорились о порядке организации работы в Севастополе.
Когда мы окончили беседу, вдруг вошел какой-то тип,


10
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
№ 3
осмотрелся и па плохом русском языке спросил: „Нельзя ли здесь нанять комнату?"
Хозяйка ответила, что здесь частный дом и для найма комнат нет. Тот усиленно настаивал на своей просьбе.
Еле удалось его выпроводить, и через пять минут вышедшая хозяйка уже заметила дежурившего на углу шпика.
Сергей ушел первым, немного погодя вышел и я; шпика уже не было.
На Одессу шел пароход „Муравьев Апостол", тот самый, на котором я ехал из Новороссийска в Севастополь.
Для получения билетов необходимо было пред'явить пропуска от контр-разведки, которая находилась тут-же, на пристани.
Дело, таким образом, осложнялось. Между тем, ехать надо было во что бы то ни стало.
У меня был прекрасный документ на имя персидского подданного армянина,—я купил его на Кавказе у персидского консула.
Помимо этого, имелся у меня и документ о том, что я, как „иностранный подданный", не могу быть подвергнут обыску и аресту без ведома персидского консула.
Фридман не имел такого основательного документа,— у него была „липа" местного происхождения.
Мы условились. Он стал в очередь у кассы за билетами, я же в очередь за пропусками. Но далеко до меня заявили, что пропусков больше не дают.
Пароход был переполнен. Много спекулянтов и даже военных остались на пристани.
Шум, недовольство. Часовой грозил штыком стремившейся внутрь публике.
Я стоял поодаль и размышлял: неужели придется отложить поездку на неделю и больше? В это время мое внимание привлек молодой человек, который стоял за спиной часового, жестами давал мне что-то знать. Я прошел за ним в уборную, где он без предисловия, условившись в цене, дал мне два пропуска и, таким образом, мы с Фридманом сели на пароход.
На палубе было холодно, осенний дождь и морской ветер пронизывал насквозь. Закоченев окончательно, я влез


№ 3 СТАТЬИ  И  ВОСПОМИНАНИЯ 11
в кают-компанию 2-го класса, лег, закутав голову, и старался забыться. Хотя было душно и дуло в ноги, но зато было тепло. Незаметно для себя я заснул, но спал недолго.
Ночью поднялся сильный шторм. Сильно качало. Кругом  —  на полу, в проходах, па скамейках, на столе и под ним,— всюду лежали пассажиры. Проснувшись, я стад протирать с удивлением глаза: рядом со мной, почти у изголовья, лежал старый „знакомый".
Не может быть, неужели это он?
Да, сомнения нет. Тот самый поляк, который накануне настойчиво добивался комнаты в доме, где мы были с Сергеем.
Я не показал тени смущения и, пробурчав под нос о духоте и невозможности уснуть,—пробрался наверх, на палубу.
Темно, ни души. Ветер несколько затих, но все же был довольно крепок. Я подошел к корме и стал смотреть на воду. Море, огромное, черное, бурлило под ногами, и вал за валом ударялся о борт парохода.
От каждого удара пароход поднимался на гребень, затем опять опускался на дно. Захватывало дух, голова начинала кружиться и одолевала муть.
Устроившись между спуском в каюту и трубой, я закрыл глаза. Через некоторое время услыхал робкие, еле ступающие шаги. Смотрю, „сопровождающий" вышел из кают-компании, обгляделся кругом, направился к корме. Облокотившись на перила, он уставился на воду.
Я смотрел на его фигуру и бессознательно встало желание избавиться от этого человека. Желание быстро перешло в решимость; члены расправились, и я начал дышать чаще. Дыхание захватывало,—я весь дрожал.
Надо покончить.... нельзя же тянуть за собой „хвост" через море из Крыма в Одессу. На цыпочках подкрался я к корме.... никого нет.... схватить за ноги.... и через перила....
Я уже на половину дороги напряг мускулы .... но вдруг человек обернулся. Мы встретились в упор взглядами.
Несколько моментов мы смотрели друг другу в глаза; затем я отошел.
На утро мы подошли к Румынскому берегу, и пароход вдоль берега стал приближаться к Одессе.


12 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ №3
Я дал знать Фридману, что со мной нельзя сходить с парохода, в виду слежки; он мне передал адрес своей жены, куда я должен был придти, как только освобожусь от „хвоста".
Одесса огромный, на европейский лад построенный, портовый город. Тут подпольным работникам очень легко работать: не то, что у нас в Крыму,  —  этой маленькой провинции с дачными городишками, где каждая курица на учете, где каждый знает, во что одевается другой, что кушает и как спит. Несколько лучше в Севастополе, но и ему далеко до Одессы.
Причалили к пристани, пассажиры бросились к трапу, началась проверка документов; ее вели два офицера.
Военные, ехавшие по служебным делам, наперебой требовали пропуска вне очереди.
Я заметил, как мой „сопровождающий" в этой гуще тоже совал какой-то мандат, грозил, очевидно, добиваясь, чтобы его тоже пропустили вне очереди; он, повидимому, намеревался выйти раньше меня и, устроившись для наблюдения, выждать моего спуска.
В это время двое матросов принесли новый трап, специально для военных, и спустили его тут же около меня.
Не успели еще твердо установить трап, как несколько человек бросились по нем вниз и среди них, конечно, и я. Несмотря на окрики и угрозы, я очутился на пристани.
Бросился скорее к извозчику, приказал вести в какую- либо гостиницу.
От‘ехав немного, я в последний раз оглянулся назад и увидел, как „сопровождающий", меча громы и молнии, стиснутый со всех сторон, совал в нос офицеру документы, но бесполезно.
У какой-то гостиницы я отпустил извозчика и пошел искать нужный адрес.
III
В Одессе из крымских работников я застал многих. Во-первых, членов Областкома Хайкевича, Шульмана и Александра Ольнера, а затем Разумову, Меметова, Горива и Громова. Среди них царил антагонизм, взаимное недоверие и недовольство.


№ З
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
13
Даже среди ответственных работников не было взаимного понимания настолько, что Ольнер до моего приезда вышел из состава ОК и держался далеко. Пахло типичной подпольной склокой.
Очевидно, из-за этого обстоятельства Одесский Губком относился к крымчакам, находившимся в Одессе, весьма скептически.
Нужно было решить два вопроса—организационный и финансовой, остальное нас не интересовало. Мы сразу приступили к делу.
Мы с тов. Фридманом стояли на той точке зрения, что Областком может быть крымским партийным центром лишь при условии его нахождения на территории Крыма, всякий же иной ОК, вне территории Крыма, правомочным признан быть не может.
Другие члены ОК (кроме Ольнера) защищали ту точку зрения, что при хорошо налаженной связи можно и из Одессы руководить крымской работой.
После долгих и довольно страстных прений мы пришли к следующему компромиссу: меня избрали секретарем ОК с правами ОК в Крыму; одновременно мне поручалось, по возможности в скором времени, чуть не в 1 1/2  —  2 месяца, созвать с‘езд местных организаций РКП, который выбрал бы полномочный ОК.
Значительно труднее было разрешение второй задачи, финансовой.
В Крымобласткоме в Одессе средств не оказалось, необходимо было обратиться в Одесский Губком. Но, в виду натянутых отношений крымских работников с одесситами, задача несколько осложнялась; вряд ли можно было достать у них денег. Но все же надо было попытаться.
Явки Одесского Губкома тогда все были в мелких гастрономических лавках, позади которых были комнаты для свиданий и заседаний. Мне были известны две таких явки и соответствующий пароль.
„Хозяевами" этих лавок были свои партийные работники.
Войдя в одну из таких лавок, я спросил: „У вас можно получить яичницу?"
„Вам из скольких яиц?"


14 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
„Мне достаточно из трех".
„Садитесь, сейчас будет".
После этого тот, который меня встретил, прошел в заднюю комнату, и через минуту я был приглашен туда же.
Войдя, я нашел там трех человек, сидевших за маленьким столом Я поздоровался и сел. Один из них, в бороде и пенсію, улыбаясь, спросили меня: „Что, товарищ, не узнаете знакомых?"
Я всмотрелся в бородача и припомнил. Это был т. Ингу- лов (Брейзер), работавший здесь под кличкой „Сергей". Я знал его по совместной работе еще в Москве. Начались, по обыкновению, расспросы, воспоминания. Оказалось, что он был членом президиума Губкома и стоял во главе оперативного штаба. Но каково же было мое изумление, когда в вошедшем в комнату новом товарище невысокого роста с русыми усами я узнал Тимофеева. Он был начальником особого отдела в Крыму во время соввласти в 1919 г. и ныне тоже работал в Одесском Губкоме.
После первых расспросов я приступил к делу: информировал о положении в Крыму, о голоде среди тамошних работников, о невозможности развернуть работу без средств.
Обещали поддержку. На следующий день провели заседание Президиума Губкома в какой-то „конторе" для найма служащих.
Тут оказались товарищи, совершенно мне незнакомые.
Я сделал им доклад о положении дел на Кавказе и в Крыму, просил оказать финансовую помощь, дав взаймы известную сумму,  — пока мы из центра получим средства. Обсуждение производилось в моем отсутствии.
На следующий день мне был передан ответ: финансы Одесского Губкома весьма ограничены, а потому они могут отпустить лишь небольшую помощь для товарищей, застрявших в Крыму и желающих уехать. При этом было прибавлено, что дела Крыма одесситов не касаются.
Т. Нюра  —  секретарь Губкома  —  заявила, что она вообще не считает работу в Крыму столь уже важной и необходимой.
Тов. Брейзера, который мог бы повлиять на решение вопроса, на том собрании не было. Одесский Губком посмотрел на дело с узко-провинциальной точки зрения,— он не


№ З
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
15
сумел подняться до понимания той огромной роли Крыма в общей борьбе с контр-революцией, каковую он играл.
Так или иначе, но мне было выдано 60 тысяч рублей „ликвидационных",—как мы окрестили эти деньги.
Разрешив обе задачи, я собрался в обратный путь. Ольнер и Разумов—уехали еще до меня. С Ольнером я подробно сговорился о его работе в Феодосии. Фридман остался в Одессе по „семейным делам".
Ехать обратно оказалось значительно труднее, ибо, в виду приближения красных к Одессе,—уже начиналось бегство белых.
Весь пароход, шедший на Севастополь, был набит офицерством, всякими титулованными „особами" и чемоданами разных цветов, размеров и ценностей. Все каюты, проходы, служебные купэ и т. д. были ими забиты.
Несмотря на всяческие трудности и рогатки, я благополучно добрался до Севастополя.
В Севастополе я застал тов. Спера. Было организовано совещание работников и тут же избран временный городской комитет, в который вошли Сергей Леонов, Спер (Просмушкин) и один мне неизвестный матрос, которого рекомендовали товарищи. В качестве технического секретаря была намечена Лия Шульгина.
Это было в ноябре месяце 1919 г.
Скоро выяснилось, что имеется еще неразобранная типография, припрятанная на кладбище, и есть возможность печатанья прокламаций. Постановлено было поручить Сергею привести в порядок типографию и найти наборщиков, так как ему, как председателю профсоюза строительных рабочих, всего легче было это наладить.
Матросу была Поручена организация связей и ячеек в портовом заводе и военно-морских частях.
Затем я уехал в Симферополь, где моего приезда ждали с нетерпением. Мы сейчас же послали курьера в Советскую Россию для информации и с просьбой о помощи.
Курьером был послан тов. Каплан. В виду того, что он с одной ногой,—с паспортом инвалида ему всего удобнее было проскользнуть.
Ему дали категорическое указание, что он должен обя-


16 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ №3
зательно вернуться и что от успешности его миссии зависит жизнь не только многих оставшихся, но и вся работа по разрушению тыла неприятеля. Однако, он не вернулся. Потом говорили, что не по своей вине 1).
Вслед за этим было организовано собрание работников совместно с комитетом, где я дал информацию о результатах поездки в Одессу.
Я предложил воспользоваться предоставленными мне полномочиями и составить временный Областком для созыва с'езда из представителей Симферополя и Севастополя, как наиболее крупных организаций.
Был составлен ОК, куда, кроме меня, вошли товарищи: Спер (Просмушкин) и Моисей (Горелик), а несколько позже Тоня Федорова. От севастопольцев номинально входил т. Бунаков, ибо его фактически в Симферополе не было.
Как только был сконструирован Областной Комитет, приступили к налаживанию связей с другими городами.
Связи были возобновлены и упрочены с Севастополем, Феодосией, Керчью и Евпаторией, а несколько позже и с Ялтой.
IV
О работе парторганизации за период времени с ноября 1919 г. по май 1920 г. в общем изложено в докладе, сделанном на Коктебельском с‘езде. Отмечу лишь некоторые моменты, не затронутые в нем.
Вопрос о необходимости созыва с‘езда был решен на заседании членов КрымОК в Одессе, и по приезде мы поставили этот вопрос на заседании вновь сформировавшегося ОК.
После длительного обсуждения ОК пришел к заключению, что спешить с этим вопросом незачем, ибо острота вопроса о партийном с‘езде отпала, раз временный центр создан в Симферополе и находится на территории Крыма. Помимо этого, были указаны еще три мотива несвоевременности созыва с*езда. Во-первых, отсутствие средств на организационные расходы, во-вторых, отсутствие в данный момент
1) Посланный в Крым Закордотом ЦК КП(б)У, т. Каплан нс смог пробраться через фронт и вернулся обратно. Второй курьер, т. Борисов, пропал беа вести,  -  очевидно, погиб, захваченный белыми. Редакция,


№3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 17
твердых городских и уездных парторганизаций, и, наконец, нежелательность отрыва местных сил от текущей работы.
Так или иначе, но вопрос о созыве с‘езда остался открытым.
Созыв с'езда был отложен на неопределенное время.
После этого у нас работа пошла не только в одном Симферополе, но и в других городах.
В Феодосию был послан тов. Сеф. После провала организации, руководимой „дядей Ваней“ (Назукиным),—членом ОК Крыма и Наркомпросом Крыма в 1919 г.,—работа там шла самостоятельно без всякой связи с другими организациями. Командировкой тов. Сефа устанавливалась связь с возродившейся феодосийской организацией.
В Ялту была послана т. Катя-Лиза, которая сразу вошла в курс дела и помогла реорганизации местной группы, согласно данным инструкциям.
В Евпаторию разновременно делегировались тов. Моисей, Наум, Женя Жигалина, Катя Григорович и Шацкий.
Но чем глубже и шире проникала работа, тем все более и более давало себя чувствовать отсутствие финансов. Всякое начинание тормозилось за отсутствием самых незначительных сумм денег. Необходимо было оплачивать агентов, которые за деньги доставляли нам из разных канцелярий и учреждений нужные нам сведения и документы.
С канцеляриями начальника гарнизона и губернатора, с бригадой государственной стражи связи были весьма умело и удачно налажены нашей партийной подпольной контрразведкой.
Нам доставлялись паспорта, бланки, печати, розыскные ведомости, секретные депеши, приказы по гарнизону и т. д., но когда агентам долго не платили, сведения начинали поступать вяло,—мы начинали отставать от событий и принуждены бродить в потемках.
Из центра никаких указаний мы не получали, так как связей у нас не было. С занятием Одессы и Новороссийска Красной армией,  —  мы оказались, вместе с врангелевской армией, буквально захлопнутыми в белогвардейском ханстве, с той разницей, что Врангель имел связь с Константинополем, а для нас долгое время и море было вовсе недоступно.


18 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
Необходимо было найти какой-нибудь выход и раздобыть денег. Группой товарищей было предложено организовать, так называемое, „обложение буржуазии". В виду безвыходного положения, ОК дал свое согласие.
Организована была финансовая комиссия, которая составила список местной буржуазии по степени состоятельности и определила для каждого буржуа сумму взноса; был принят принцип прогрессивного обложения.
Сбор шел сперва, как нельзя лучше. Все назначаемые суммы по пред‘явлении требования вносились беспрепятственно. Лишь в одном случае вышла заминка, когда владелец конфектной фабрики Затуринский отказался внести наложенную на него сумму и к нему в контору, для „острастки" была брошена бомба. После этого он внес сумму в двойном размере и сдал в порядке „собственной инициативы" две винтовки.
Повестки посылались, приблизительно, следующего содержания: „Финансовая комиссия по обложению буржуазии для пополнения кассы организации, определила вам гр (имя рек)  —  внести к такому-то числу такую-то сумму денег. В случае вашего отказа выполнить в назначенный срок требование, по приходе Красной армии, все ваше движимое и недвижимое имущество будет конфисковано, а вы будете об‘явлены врагом соввласти". (За точность текста не ручаюсь, но общий смысл передаю верно).
Интереснее всего, что сбор, об‘явленный к этому же времени врангелевским командованием на нужды их армии, потерпел полную неудачу.
Подобным же образом действовали организации, по директивам ОК, в Севастополе, Евпатории, Феодосии и Ялте. Но подобный способ добывания денег был весьма рискованным, а потому через некоторое время было вынесено постановление о прекращении обложения. Чтобы кто-либо из посторонних не мог воспользоваться этим методом, было выпущено специальное извещение о том, что, „в виду того, что вся сумма, назначенная контрибуцией, поступила полностью, обложение с сего числа отменяется".
В январе месяце я заболел сыпным тифом и, при отсутствии средств, квартиры и лечения, все же умудрился остаться


в живых. Меня поместили в маленькой, неотапливаемой комнатушке, с заплесневелыми и покрытыми слоем льда стенами, без мебели, постели и белья.
Организации командировала для ухаживания за мной тов. Женю Жигалину, которой я обязан спасением своей жизни не только в косвенном, но и в прямом смысле.
Впоследствии, когда ее арестовали, у нее пытками хотели вынудить признание в том, где я нахожусь, как выглажу и т. д. Но все товарищи, сидевшие вместе с тов. Жигалиной в тюрьме, сообщили нам, что она все пытки выносила с удивительной стойкостью. После всяких надругательств ее в мае месяце 1920 г. расстреляли за городом.
Когда Крым был взят, ее труп нашли, но он носил многочисленные следы неимоверных мучений и насилий, перенесенных ею от золотопогонных зверей из контр-разведки генерала Кутепова.
Положение дел с финансами улучшилось, когда нам удалось нащупать связь и найти сочувствующих нам людей в Таврической конторе Центросоюза и в отделении Московского Народного банка.
Тов. Ионов (старый революционер, ныне член РКП), пошел нам навстречу во всех отношениях. Он с громадным риском провала и перспективой эшафота выписывал на свое личное имя чеки Центросоюза, а чеки эти реализовались управляющим Московским Народным банком, сочувствующим нам т. Афанасьевым.
Таким путем мы снабжались весьма крупными по тому времени суммами; этим была оказана организации неоценимая услуга.
Работа пошла быстрее, мы начали закупать оружие, увеличили агентуру и помогали финансами Евпатории, Ялте и Севастополю.
Наконец, мы имели возможность помочь вновь налаживающемуся партизанскому движению в лице первого Альминского отряда у дер. Мангуш и Бодрики.
Когда военная работа расширилась и партией было приступлено к организации межпартийных ревкомов, явилась необходимость нащупать и деревню; она нужна была для организации базы партизанской армии.
№ 3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 19


20 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
Из Москвы был прислан в это время Михаил Котляров (Черномазов). Он был нами признан годным для работы в деревне, и в ноябре 1919 г. отправился в лес. Однако, связь с ним была утеряна, и мы 4—5 месяцев не знали, где он был и что делал. С большим трудом повторно посланные люди его отыскали.
Он прислал нам обширный доклад о проделанной работе в деревне, который, по проверке, оказался сплошным вымыслом.
Позже, когда Областком был перенесен в лес,—этот же типичный мелкий буржуа, с кулаческой психологией, все время дезорганизовывал работу по созданию повстанческой армии и, наконец, открыто заявил себя анархистом. Он оказался не только авантюристом, но и предателем  1).
Таким образом, в период до Коктебельского с‘езда в деревнях работа хромала, не было ни работников, ни средств, ни возможностей. Но все же нам удалось и за этот период связаться с Базарчуком, Бахчисараем, Мангушем, Бодрикам и Саблами и, вообще, со всем этим районом. О подготовке к вооруженному восстанию и о причине неудачи его подробно указано в нашем докладе Коктебельскому с‘езду.
Здесь нужно остановиться на подготовке самого с‘езда.
В конце марта 1920 г. прибыл из Феодосии секретарь городской организации т. Хмилька и поднял на заседании ОК вопрос о созыве с‘езда.
ОК был уже другого состава, чем в январе, да и обстановка радикально изменилась, а потому предложение возражений ни с чьей стороны- не вызвало.
Вопрос ставился лишь практически. Срок созыва не был фиксирован, а было только постановлено, что тов. Николай (пишущий эти строки) должен об‘ехать по возможности все Крымские организации и, в зависимости от положения дел на местах, наметить срок созыва с‘езда в средине или конце апреля—без точного указания даты.
Местом созыва был назначен первоначально Симферополь, где организация была наиболее сильная и, следова-
1) Предательство Котлярова (Черномазова) после расследования доказано не было, но было установлено, что он, действительно, вел себя недисциплинировано, не подчинялся приказам революционных органов. Поэтому работа его в деревне, с которой он имел безусловную связь, являла ряд отрицательных сторон. Редакция.


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
21
тельно, имевшая возможность технически с'езд ПОДГОТОВИТЬ. В комиссию по технической организации с'езда были намечены т. Григорович (Катя) и еще один товарищ, фамилии которого не помню.
По предварительной подготовке всех дел я запасся всеми необходимыми явками, хорошо их зашифровал, а некоторые просто заучил наизусть, и выехал в Феодосию. Там я пришел на данную явку—к часовому мастеру—и вскоре встретился с тов. Хмилькой и т. Соней. Вечером было устроено заседание городского комитета при моем участии.
Тут работали в то время тов. Хмилька (Хмельницкий), Соня Разумова, Левковский (Матус), Цвелев (Алеша), Петр (Жеребин) и др.
Работа велась тут на мирный лад и по-домашнему: Красный Крест, профсоюзы и т. д. Военной работы не велось абсолютно никакой, что и было слабой стороной в общем удовлетворительно работающей организации.
Из Феодосии я поехал поездом в Керчь в битком набитом вагоне. Несмотря на массу военщины и проверку документов, я приехал благополучно и на явочной квартире нашел тов. Сефа и тов. Грановского (Ибрагим). Вечером было собрание комитета с активными работниками, которых собралось человек 6—7. Тут был тов. Митя Гордеенко, Мартыненко и др. Чувствовался живой темп работы, несмотря на весьма малую численность работников.
Особенно радостно было то обстоятельство, что в крепости Еникале у нас была крупная ячейка среди солдат крепостной артиллерии.
За два дня до моего приезда два товарища (Адольф и другой) переплыли Керченский пролив к Таманскому берегу и благополучно прибыли к красным. Поставить связь здесь было сравнительно нетрудно—нужны были лишь деньги.
Мы наладили вопрос об организации постоянной связи с Совроссией, в которой мы так нуждались. Условились также о с'езде; место и точное время с‘езда делегат Керчи должен был узнать по приезде в Феодосию.
Секретарем керченского комитета был тов. Грановский, работавший под кличкой „Ибрагим", ибо он носил черные очки и был очень похож на турка. Он бежал из ялтинской


22 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
тюрьмы, освобожденной зимой нашей организацией, и Областкомом был прислан для работы в Керчь.
Перед моим от‘ездом были получены из Симферополя тревожные известия о начавшихся арестах. Была арестована тов. Женя Жигалина; необходимо было устроить переброску работников и мне поручалось несколько подходящих работников из других городов направить в Симферополь с тем, чтобы дать возможность проваленным работникам уйти с горизонта наблюдения.
Мне удалось на следующее утро при помощи денег и кондуктора благополучно проехать до Феодосии на площадке одного из прицепных служебных полутоварных вагонов. Все же не обошлось без оказии. На одной из станций вдруг появился некий полковник, хорошо мне знакомый.
Когда в ноябре 1917 г. мы с тов. Калининым и Шлехтером занимали министерство продовольствия, то в одном из отделов я наткнулся на полковника Михайлова. Он был одним из главарей и руководителей того саботажа, который учинили вновь народившейся советской власти чиновники министерства продовольствия. Многих пришлось арестовать и вообще, пока саботаж был сломлен—многих „тронули". И вот этот полковник, который меня великолепно знал, вдруг очутился тут, в одном поезде со мной.
Крайне развитое чутье, нюх подпольника, которые вырабатываются в условиях подполья, меня спасли.
Издалека увидев его фигуру и походку, я почувствовал неладное и во время скрылся с площадки.
Благополучно приехав в Феодосию, я сразу предстал пред вопросом, как ехать дальше. Мне нужно было проехать в Алушту, Ялту и Севастополь, если успею то и в Евпаторию. Ехать обратно в Симферополь и оттуда продолжать маршрут мне весьма не улыбалось, ибо в Симферополе была слишком сгущенная атмосфера и оттуда все работники должны были уехать.
После размышлений и советов с товарищами я решил избрать более длинный, но зато более надежный путь. Решено было ехать по берегу, т. е. через Судак на Кучук-Узень, Алушту и Ялту. С Хмилькой мы условились, что с‘езд будет назначен к 15-му апреля.


№3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 23
V
Из Феодосии я тронулся на Коктебель, где застал группу феодосийских товарищей, находящихся здесь на побывке.
Коктебель был местностью, куда феодосийцы время от времени направлялись для отдыха и на „отсидку",  —  подышать чистым воздухом подальше от полицейских глаз.
Тут все время безвыездно жили в своих собственных дачах Вересаев, Максимилиан Волошин и еще кое-кто из литераторов.
Тихо, уютно, подальше от мирских волнений и ближе к морскому прибою  —  они жили обыкновенной обывательской жизнью и стояли в стороне от происходивших мировых событий.
Свой огород, уход за курами и свиньями, дрязги и пересуды, расписыванье доходящих из „того мира" слухов о событиях—вот та „околица", дальше которой не уходили интересы наших „учителей" жизни, корифеев литературы.
Получив сведения из Симферополя о продолжавшихся там провалах, мы решили перенести с‘езд в Феодосию. Организационная комиссия была намечена из двух товарищей: тов. Хмилька и тов. Матуса.
Приехавшие из Симферополя тов. Васильев и тов. Оскар были оставлены для усиления работы в Феодосии.
Я из Коктебеля пустился пешком по направлению к Верхним Отузам, где, по словам тов. Хмильки и Сони, всегда имелись перевозочные средства до Судака. Через 3—4 часа я прибыл в Отузы.
У татарской чайной было много фургонов, мажар и линеек.
На одной из мажар вечером того же дня я прибыл в Судак и остановился под видом купца в гостинице. У меня был все тот же паспорт персидско-подданного армянина.
В Судак купцы ездили только за покупкой вина, ибо богатейшая Судакская долина производит лишь фрукты и виноград. Некогда богатый Судак весной 1920 г. представлял собою забытый, заглохший, хотя и прекрасный по местоположению и климату угол.
Но эта заброшенность, весьма хорошая с точки зрения


24
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
конспирации, чуть было не сорвала весь план моего маршрута. Когда я попытался порасспросить, не возьмется ли кто меня довести до Алушты, все смотрели на меня дико и качали отрицательно головой.
Дорога эта длинна (87 вер.) и не безопасна. „Зеленые" недавно убили двух „офицеров".
Я уже предполагал ехать в Карасубазар и обратно в Феодосию. Но оказалось, что даже при желании ехать в Феодосию  —  и то раньше трех дней нельзя было выехать. Словом‘ я попал в дыру.
К счастью, я случайно нашел татарина, который согласился отвезти меня до Кучук-Узеня. Оттуда до Алушты оставалось 25—30 верст.
После целого дня пути, поздно вечером, мы прибыли в Кучук-Узень и остановились у кофейни.
Кучук-Узень—огромное село, исключительно заселенное татарским крестьянским населением, по преимуществу занятым табаководством и огородно-садовой культурой.
Кофейня для татар служит местом отдыха после дневного труда, где можно выкурить чубук, разузнать новости, выпить чашку крепкого чая и покалякать о делах.
В день моего приезда собрался митинг. Местные интеллигенты-учителя выступали с речами о необходимости организации новой школы и поддержки уже существующих. Собрание было довольно бурное. Властей никаких не было и здесь обо всем говорили совершенно открыто. Проявлялось настроение против добровольцев; о советской власти отзывались тепло, сердечно.
Поутру я взял место в отходящем дилижансе и в обед был уже в Алуште.
Явка у меня была. В Алуште в это время собралась группа молодежи, по преимуществу студенты, работавшие кто на виноградниках, кто сапожником, кто учителем. Работы особой не было видно. Тут были тт. Леня, Нюня, Яша (Копейский), Бродский и другие.
Набросали план работы ближайших дней; установили вербовочно-пропускной пункт для связи с лесом и зелеными; сорганизовали группу боевиков, которой дано было задание,  — систематически разрушать связь между Симферополем и Алуш-


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
25
той, путем срезания телефонных проводов, порчи телеграфной линии и т. п.
Делегаткой на предстоящий с‘езд от алуштинской организации была намечена тов. Нюня, которая вместе со мной выехала в Ялту.
В Ялте мы застали довольно спаянную группу работников. В комитет входили тов. Антон Ословский (старый революционер, каторжанин, только что бежавший из добровольческой тюрьмы), тов. Катя-Лиза (присланная из ОК), Ольга Череватенко, тов. Ясинский и ряд других мне неизвестных товарищей.
Тов. Барон, присланный из Симферополя, не сумел найти общего языка с местными работниками. Там была небольшая склока, но все же работа была хорошо поставлена. Связь с татарами и партизанским отрядом, паспортное дело и дело получения информации из добровольческих учреждений—все это не оставляло желать лучшего.
На с‘езд были намечечы 2 делегата: тов. Антон Ословский и Катя-Лиза. Решено было всем вместе ехать через Севастополь. Наняли большую мажару и двинулись не через Байдарские ворота, где всегда шла проверка, а через Ай- Петри  —  Бахчисарай.
Рано утром мажара с делегатами двинулась вверх по шоссе: начался трудный и бесконечный под‘ем на Ай-Петри. Чем выше мы поднимались, тем прохладнее становилось и более сгущался туман. Наконец, пошел дождь, промочивший нас насквозь. Когда мы очутились на вершине, у метеорологической станции, то туман совершенно скрыл из глаз всю долину и Ялту.
Внизу блистали молнии, громыхал гром и шел сильный дождь, а на вершине у нас было спокойно, хотя и душно, но все же без дождя.
Обогревшись и высохнув в сторожке дорожного надсмотрщика, мы двинулись в путь и вскоре начали спускаться в сказочную по красоте Кокозскую долину.
Спуск по крутой и извилистой дороге, проходящей по краю оврагов, покрытых по сторонам густым, непроходимым почти тропическим лесом, продолжался 12 верст.
От вольного воздуха, от обилия цветов и чарующей


26 РЕВОЛЮЦИЯ В KPЫMУ № 3
красоты мы позабыли на минуту всю тяжесть нашего положения, все муки и потери и всю мрачную неизвестность ближайших дней.
Многие ли из нас вернутся со с‘езда, многие ли и кто из нас окажется счастливым и дождется желанного дня, когда Крым будет красным, советским, когда контр-революция будет окончательно раздавлена.
Все эти грустные размышления при проезде через Кокозскую долину были оставлены, и тут, в полном одиночестве, мы вздохнули полной грудью. Мы начали даже петь....
Ночь мы провели у деревни в мажаре. Мы были весьма обрадованы, когда убедились, что татарин-возчик свой человек; все же от откровенности в его присутствии мы воздерживались.
В Севастополь я и Антон вошли очень просто. Мы слезли на 8-ой версте и пешком обошли контрольный пункт, где проверяли документы. Нюня и Катя проехали через пункт благополучно.
Переплыв с Северной стороны в город, мы с Антоном направились на явочную квартиру и тут сразу же встретили почти всех наших товарищей: тов. Литвина, освобожденного нами от верной петли из участка симферопольской стражи; тов. Гришу Столярова, впоследствии повешенного в Евпатории, и других. Через некоторое время подошел Илья Серов (Зильбершмит), секретарь, севастопольского комитета, и тов. Слава. Разместив всех по квартирам, мы приступили к ознакомлению с работой.
О постановке работ тов. Илья на Коктебельском с‘езде в общем доложил верно. Действительно, работа была поставлена широко. Членов партийных ячеек насчитывалось десятками. Укажу лишь на то, что не указано в докладе т. Ильи.
Кроме организации, возглавляемой тов. Ильей и связанной с ОК, в Севастополе существовала и вторая подпольная организация  1). Она также работала, но вполне самостоятельно; возглавлялась она товарищами, ОК неизвестными и присланными, по их словам, из военных организаций с особыми заданиями.
1) Голубовая (Хромцова). См. статью В. Дробота в наст. сборнике, Редакция.


№3 СТАТЬИ  И  ВОСПОМИНАНИЯ 27
Мне удалось достать одну из прокламаций, отпечатанных этой организацией по поводу предстоящего праздника 1-го мая. Листовка написана была, видимо, политически безграмотным автором и подпись стояла такая: „Центральный комитет севастопольской партии коммунистов-большевиков".
Нами было принято решение, связавшись с ними, об‘еди- нить работу, чтобы не распылять сил. Поскольку я знаю, они отказались от об‘единения; вскоре эта организация провалилась.
Лишь одиночки, уцелев, пришли к нам в лес, когда уже был организован главный штаб. Они все время работали с нами вплоть до прихода красных войск.
От Севастополя делегатами на с‘езд были т.т. Илья и Маркус (Акодист).
Выехав на с‘езд, мы рассчитывали об‘ехать какими-либо окольными путями Симферополь. После долгих размышлений, расспросов и совещаний выяснилось, что Симферополя не миновать, но что возможно проехать, совершенно не останавливаясь в городе. Проехав за Симферополь версты две, двух из делегатов мы направили на явочные квартиры для того, чтобы разузнать о положении дел в городе.
Из работников оказались в городе Аким Ахтырский, Тоня Федорова, Соня Разумова, которые и информировали нас.
Оказалось, что за несколько дней до нашего приезда там был большой провал  в так называемой „Собачьей балке".
Собрание, созванное с целью обсуждения вопроса об усилившихся репрессиях со стороны контр-разведки,—было окружено, при чем часть товарищей успела отстреляться и скрыться, но остальные были схвачены. Были арестованы тов. Ольнер с оружием в руках, Фаня Шполянская, Ваня Ананьин и др., а через несколько дней после провала раненый в ногу тов. Зиновьев при попытке покинуть город был задержан на окраине контрольной заставой.
На своей квартире был арестован Моисей Горелик.
Настроение работников Симферополя было подавленное. Особенно волновалась Соня Разумова; Аким, как нам показалось, был страшно удручен.
По его словам, подтвержденным присутствовавшей при этом т. Тоней, он был также арестован, но выпущен, не


28
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
№ 3
будучи узнанным. Старались узнать его, промывая волосы, не окрашены ли они, расспрашивая о знакомых, о занятиях и т. п. „Очевидно, у контр-разведки были описания Акима, но они не совпали",—об‘яснял он.
Было решено предписать всем работникам покинуть Симферополь во избежание дальнейших провалов; проведение этого возложено было на Тоню и Акима.
Соне Разумовой поручено было следить за ходом дела арестованных товарищей. Она, как работавшая в Красном Кресте, имела связи с общественными деятелями, а также с Международным Кр. Крестом.
Ознакомившись с положением дел в Симферополе, делегаты все же высказались за необходимость проведения с‘езда; многие считали, что именно при создавшихся условиях необходимо договориться, что предпринять и как работать в дальнейшем.
Симферопольские делегаты, Катя Григорович и Фоля Курган, должны были выехать с членом ОК т. Тоней Федоровой через день' по окончании всех дел. Помимо всего, т. Григорович было поручено получить из Центросоюза деньги, которые теперь больше всего нам были нужны.
В Феодосию делегаты приехали поздно вечером, уже к ночи, и организационная комиссия в лице т.т. Хмильки и Матуса разместила всех по приготовленным квартирам, пропустив через контр. пункты, чтобы убедиться, нет ли „хвостов".
Я с т. Ильей были помещены в одной квартире. С прибывшим за нами проводником из феодосийских работников мы рано утром следующего дня двинулись через горы в Коктебель.
VI
Рано утром 5-го мая. разными путями, в одиночку и по двое, прибыли в Коктебель делегаты с’езда  1).
Прибывшие разместились в отведенной им даче и старались без крайней нужды из помещения не выходить, чтобы не привлечь случайного и излишнего внимания.
1) 6-ая глава настоящей статьи, согласно указанию автора, заимствована из брошюры последнего „Крымское подполье", изд. Ялтин. ком. РКП, 1921 года. Редакция.


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
29
Прибыли все делегаты, кроме делегата из Керчи; решено было, во избежание ненужной затяжки, не дожидаясь керченского делегата, с‘езд открыть.
По проверке собравшихся делегатов их оказалось 15 чел. (в том числе представитель ОК КСМ т. Оскар и делегаты от евпаторийской организации т.т. Лева Магазинник и Наум).
Президиум с‘езда был избран в составе председателя т. Антона Ословского, тов. председателя т. Ильи Серова (Зильбершмидта) и секретаря т. Оскара (Тарханова).
Деловая работа с‘езда началась моим докладом, как секретаря ОК, о деятельности Областного Комитета за истекший период жизни подполья.
Очерчивая общие условия подпольной работы, я указал, что вначале работа была плохо организована; кроме недостатка работников, не было достаточного количества явочных квартир, отчасти благодаря спешной эвакуации, отчасти потому, что некоторые товарищи, которым поручено было держать явки, уехали, и приезжавшие для работы товарищи долгое время не находили связей и принуждены были создавать все это заново.
Города работали без связи друг с другом, по мере сил и возможностей.
Приблизительно с ноября месяца 1919 года началось „собирание сил“, и был создан авторитетный областной комитет, который признали все местные организации и который взял в свои руки руководство революционной борьбой в Крыму в целом.
Затем я остановился на агитационной и паспортистской работе ОК. За время своего существования Областком (совместно с симферопольской организацией) успел выпустить огромное количество агитационных летучек, воззваний и т. п. Этой литературой снабжались Феодосия, Евпатория и другие города, за исключением Севастополя, где организация сама наладила печатание летучек.
Печатать приходилось в очень тяжелых условиях, ибо, кроме того, что своей типографии не было, не было даже денег, чтобы платить хоть за бумагу рабочим.
Наши летучки сыграли огромную роль: они поддерживали настроение рабочих и крымской бедноты и их веру


30 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
в неизбежную победу Красной армии и приход советской власти.
Главное наше внимание было сосредоточено на казармах, станциях, воинских эшелонах и, вообще, в местах скопления или массового передвижения добровольческих войск.
Ни одна казарма не оставлялась без летучек, ни один эшелон не уходил на фронт, не имея в своей среде „солдат“, которые держали за пазухой пачку прокламаций.
Масса солдат добровольческой армии одиночками и группами переходили на сторону красных и в качестве „оправдательных документов" показывали наши летучки.
Паспортный стол Областкома был поставлен очень хорошо. Во главе его стоял член ОК. т. Спер (Просмушкин), сам рабочий-печатник и один из лучших наших работников.
Паспортным столом было выдано до 5.000 экземпляров разных документов, как-то: паспортов, освобождений от воинской службы, разных копий, постановлений и т. п. Документами снабжались все нуждающиеся товарищи, которым часто приходилось менять квартиры и наружность, а следовательно и документы. Кроме этого, мы снабжали документами всех дезертиров, не желавших идти по мобилизации, а также тех из солдат, которые, уже будучи в добровольческой армии, желали покинуть ряды добровольцев, вызванные к этому по большей части нашими летучками.
Переходя к обзору военной работы Областкома, я отметил, что последняя всегда стояла во главе угла нашей деятельности.
Приблизительно с января месяца 20 года, когда организации наши уже окрепли, связь с местами налажена и когда Красная армия на крымском фронте начала проявлять активность, ОК нашел целесообразным и необходимым приступить к работе по созданию боевых сил и всемерной подготовке к вооруженному выступлению с целью захвата власти и помощи Красной армии.
Для этой цели мы связались со всеми подпольными группами и организациями, кои стояли на платформе безоговорочного признания Советской власти и готовы были к вооруженному выступлению для свержения добровольческой власти и помощи победе Красной армии.


№3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 31
Установив принципы и условия работы с иными организациями, ОК признал своевременным организацию в центре и на местах военно-революционных комитетов, в руках коих была бы сосредоточена военная работа во всей ее широте.
Прежде всего мы договорились с южной группой анархистов-коммунистов и с группой синдикалистов; с этими группами некоторые наши товарищи давно поддерживали связь и у них была хорошая боевая организация. Мы с ними договорились на вышеуказанных условиях, при чем прибавили еще одно: председатель, секретарь и начальник оперативного штаба ревкома должны быть членами РКП.
Был составлен сперва Симферопольский ревком, и по этому типу были даны директивы составить ревкомы и в других городах Крыма.
Меньшевики, почуяв близость прихода Советской власти, стали зондировать почву о возможности „контактной" работы. Когда мы поставили им вопрос ребром, как они мыслят „контакт" работы и какова их платформа, то они указали на то, что у них нет общей линии между Симферополем и Севастополем, что симферопольская организация РСДРП пошла дальше резолюций Харьковского совещания меньшевиков и т. п. В результате ими была выдвинута идея создания какой-то комиссии для „взаимной информации" о положении.
Мы, конечно, посмеялись над этими меньшевистскими измышлениями и на этом покончили. Впоследствии, гораздо позже, от них откололась значительная группа с.-д. интернационалистов, заявившая, что она разделяет по всем почти основным вопросам программу и тактику РКП, и от этой группы персонально был включен в ревком т. Новицкий П. И.
По окончательном сконструировании Симферопольского ревкома был выпущен знаменитый „приказ № 1".
Этот приказ был составлен во властных и категорических тонах и, обращенный к войскам „мятежного и пьяного ген. Слащева", предлагал сложить оружие и перейти к красным, а также выполнять все предписания ревкома.
Приказ переполошил все власти и поднял настроение рабочих. В воздухе почувствовалось близкое освобождение.
Когда ревкомы были организованы во всех крупных


32 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
городах Крыма и упрочены связи с ними, то был организован Крымский революционный комитет, поглотивший работу Симферопольского ревкома.
Работа и Симферопольского, а затем и Крымского ревкомов не ограничивалась выпуском прокламаций и летучек. Главное внимание было обращено, с одной стороны, на непосредственную боевую работу по разрушению жел.-дор. путей, взрыва мостов и т. п., а с другой—на подготовку сил и средств для вооруженного выступления.
Для первой цели был организован отряд подрывников; были добыты взрывчатые вещества — пироксилин, капсюли и пр. Отряд проявлял усиленную деятельность. Были взорваны некоторые мелкие мосты, выходная стрелка на ст. Симферополь, паровоз поезда, на котором ехал ген. Слащев. Подготовлялся ряд других операций.
В целях подготовки вооруженного выступления приступлено было к организации боевых дружин, по принципу „пятерок". Наша партийная дружина была довольно многочисленна; во главе ее стоял т. Васильев. К моменту восстания предполагалось ввести в город Альминский партизанский отряд.
Все боевые силы и руководство операциями сосредоточены были в оперативном штабе ревкома, непосредственное командование отрядами возложено было на т. Луку.
По нашему плану восстания наши дружины должны были быть лишь инициаторами и вожаками: решающее слово должны были сказать части добровольческого гарнизона.
Наша контр-разведка давала совершенно точные сведения о численности гарнизона, расположении частей, вооружении и настроении их. По этим сведениям, большинство гарнизона в случае восстания было бы пассивным и в зависимости от первых успехов, или неудач его можно было вовлечь в активные действия.
Но были в гарнизоне и вполне „наши" части.
Для дружин мы скупали или доставали разными путями оружие; был создан склад оружия, где наши дружинники должны были в нужный момент вооружаться.
Как для военных целей, так и для целей общего осведомления нами была создана контр-разведка. Этот орган был


создан первоначально при партийном комитете, по, с организацией ревкома и перенесением центра тяжести па военную работу, был передан ревкому.
Нужно сказать, что контр-разведка была создана усилиями погибшего тов. Юрия (Дражинского), при помощи т. Моисея (Горелика) и т. Кати (Григорович).
В своем другом докладе с‘езду о ближайших задачах военной работы я остановился на причинах, побудивших Областком отказаться от вооруженного восстания.
Вся наша работа носила характер подготовки к вооруженному выступлению в городах.
Малочисленные гарнизоны, их ненадежность, активность Красной армии у перешейков и целость организации ставили перед нами задачу, которая могла бы быть нами, при известных условиях, успешно выполнена.
Восстание могло быть победоносным лишь в том случае, если бы, по крайней мере, два-три крупных городских центра выступили одновременно.
С другой стороны, мы смогли бы не только захватить власть, но и удержать ее, при наличии тесной связи с командованием Красной армии, боровшейся за Крым, связи, совершенно необходимой для координации действий.
Все попытки связаться с красным командованием были безуспешны: мы ничего не знали о его намерениях в смысле времени начала решительного наступления с целью занятия Крыма.
Мы смогли бы временно захватить тот или иной город, но мы знали, что при таких условиях, вслед за нашим неизбежным уходом из города, не говоря уже о расстреле всех политических заключенных крымских тюрем,—пострадали бы тысячи пролетариев и их семей, в особенности еврейской части населения.
Несмотря на все это, после холодного учета сил, был назначен день выступления одновременно для Севастополя и Симферополя. Однако, накануне выступления прибыл из Севастополя курьер с извещением об аресте некоторых товарищей и с просьбой Севастопольского ревкома выступление временно отложить.
Вслед за этим в Крым прибыли отборные добровольческие
№  3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 33


34 революция В крыму № З
части, эвакуированные с Кавказа. Кроме огромного количества для Крыма этих войск,  —  минус был тот, что они были сплошь почти офицерские, т. е. идейно-белогвардейски настроенные.
Конечно, вся конъюнктура изменилась в корне, и вопрос о выступлении был снят с очереди.
Отказавшись от вооруженного восстания, Областком не предполагал тем самым прекратить военную работу,—необходимо было лишь изменить характер и методы борьбы.
Я указал, что к моменту с‘езда сильно развилось в лесах и горах Крыма движение так называемых „зеленых". В разных районах Крыма сорганизовались отдельные дезертирские отряды, но они проявляли мало активности. У них не было между собою связи, не было единого руководства, они представляли из себя политически аморфную массу.
И вот, перед Областкомом встал вопрос о перенесении центра тяжести работы из городов в лес и деревню. Необходимо было взять все движение зеленых в свои руки, усилить влияние партии, об‘единить его единым командованием и создать повстанческую армию.
С‘езд согласился с нашей постановкой вопроса о военной работе.
Свой доклад о деятельности ОК я закончил кратким обзором нашей профсоюзной работы и работы татарской секции при ОК.
Работе в профсоюзах мы уделяли очень серьезное внимание, ОК считал ее одной из основных своих работ.
Нам удалось сорганизовать почти во всех крупных рабочих профсоюзах свои ячейки. В этих ячейках работа велась специальным бюро, которое делало периодические доклады Областкому и получало соответствующие директивы.
Через ячейки мы проводили желательную нам линию как в отдельных профсоюзах, так и на разных конференциях и, в особенности, во время стачек и забастовок как экономического, так и политического характера.
Что касается работы татсекции ОК, то я указал, что она была организована лишь в январе 1920 г., но, несмотря на отсутствие опытных работников, сумела связаться с местами и наладить работу местных организаций под общим руководством парткомов.


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
35
Была организована и довольно интенсивно работала секция в Севастополе. Усилиями татсекции была налажена работа в Бахчисарае, а также в районе Кучук-Узеньской волости.
Секция выпустила на татарском языке несколько летучек, частью составленных ее работниками, частью переводных с летучек ОК.
Незадолго до с‘езда, секцией было добыто довольно значительное количество оружия и создан свой отряд на случай восстания. Секция имела большие связи с частями как симферопольского, так и других гарнизонов. Учитывая то обстоятельство, что у Слащева было значительное количество как отдельных отрядов, так и целых полков, составленных из мусульман, ОК нашел работу, проделанную Рефатовым, Урманером, Абас-Эфенди и др. товарищами татсекции, довольно внушительной.
Работа Областкома была признана в общем и целом удовлетворительной.
В дальнейшем с'езд заслушал доклады с мест и ряд других докладов о работе КСМ, о работе в деревне и пр.
С‘езд почти уже был закончен, оставался последний вопрос  —  выборы в ОК, когда произошла катастрофа.
Делегаты сидели по группам, кто на террасе дачи, кто в саду, мирно беседуя.
День был ясный, солнечный, кругом было мертво, и лишь легкий прибой моря, сгущая тишину, ласкал ухо. Мной овладевало дремотное чувство.
Вдруг на шоссе, неподалеку, показался экипаж и в нем группа офицеров. За первым двигался другой, а затем подводы, полные вооруженных солдат.
Это сразу бросилось в глаза, мы насторожились и переглянулись.
Не контр-ли разведка?
Немедленно подалась команда: всем подняться на гору и там переждать. Оттуда все будет виднее.
Группами и в одиночку мы поднялись на вершину крутой горы, тут же, за дачами Коктебеля. На горе все собрались и стали ждать.
После некоторого ожидания решили, что здесь мы


36 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
в сравнительной безопасности и что необходимо поэтому закончить с‘езд совершенно, избрать Областком и по разным дорогам разойтись.
Делегаты быстро наметили список желательных членов ОК, президиум собрал все записки и начался подсчет голосов.
Вдруг, как из-под земли вырос,  —  из-за скалы показался человек в кожаной куртке и с блестящим револьвером в руке наготове.
Увидев нас, он, повернувшись назад, крикнул: „Сюда, сюда, они здесь!" и, повернувшись, дал выстрел по нашей группе.
Мы шарахнулись в сторону, но некоторые из нас не растерялись и в тот же миг дали ответные выстрелы.
Расстояние между нами было не более 10—12 шагов.
Поддавшись назад, мы отстреливались, разбившись на группы по 2—3 человека.
И четверти минуты не прошло, как из-за той же скалы появилось три солдата с винтовками и, прицелившись, дали залп по нашей группе.
Что-то больно ударило меня в ногу, я споткнулся и упал и сквозь гул выстрелов услышал отчаянный крик: „Николай, ты убит?" Однако, через секунду я поднялся невредимым и, прихрамывая, продолжал на ходу отстреливаться.
После нового залпа по нас кто-то упал на землю рядом со мной, смотрю  —  т. Илья (Серов). Хотел нагнуться, помочь, если ранен, но он был уже мертв, а контр-разведчики вот- вот настигали.
Быстро пробежав равнину, я совместно с другими покатился вниз в лощину, куда пули не достигали, но был слышен топот и говор бегущих вслед за нами разоренных охранников.
Пробежав лощину, мы спустились в самую долину и продолжали бежать по направлению к лесу, вглубь гор...
Мне вместе с т.т. Тоней и Катей удалось, с помощью сочувствующих нам карасубазарских татар, добраться до Симферополя. Остальные делегаты также благополучно раз‘- ехались по своим городам. Об этом сообщил нам вскоре прибывший в Симферополь Фоля Курган.
В Симферополе стараниями Акима организация оказа-


№3 СТАТЬИ  И ВОСПОМИНАНИЯ 37
лась совершенно почти разгромленной: сел весь городской комитет партии, многие из комсомола и несколько активных товарищей из боевых „пятерок". Аресты продолжались; хватали массу невинных людей. Ни одной явки не осталось в городе не проваленной, ни одного более или менее активного работника.
Ничего не оставалось более, как идти в лес—для организации борьбы, для отомщения, для поднятия всеобщего повстанческого движения, чтобы скорей ликвидировать это смрадное и гнилое застоявшееся болото, требовавшее столько жертв и крови.


Вл. Елагин
НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКИЕ ИЛЛЮЗИИ КРЫМСКИХ ТАТАР В РЕВОЛЮЦИОННЫЕ ГОДЫ
ВМЕСТО ПРЕДИСЛОВИЯ  1)
Предлагаемая вниманию читателей статья обнимает вполне определенный и законченный период жизни крымско-татарского народа: именно, с момента освобождения последнего из-под ига царизма (февраль 1917 г.—расцвет националистических иллюзий) и до ухода передового отряда татарских левых групп в большевистское подполье (ноябрь 1918 г.— крушение иллюзий).
В этой статье от этапа к этапу очерчен трагический и неизбежный путь народных масс национального меньшинства; масс, плененных иллюзорными националистическими, якобы „общенародными", перспективами. Этот путь от патетических, февральско-мартовских декламаций и восторгов, несмотря на трения с социалистической демократией и великодержавной буржуазией, с неумолимой неизбежностью привел татарские трудящиеся массы к столкновению с большевиками, своим радикализмом пугавшими их мелкобуржуазных вождей. В дальнейшем, перенеся ряд жестоких ударов и разочарований, трудящиеся массы крымских татар поняли антинародную сущность обособленных националистических устремлений и сознали свое единство с братским русским пролетариатом.
Настоящая статья, насколько я знаю, является первой попыткой дать более или менее последовательную картину национального движения крымских татар в революционную эпоху и, как таковая, не может не иметь, конечно, ряда промахов и недостатков.
Крупным недостатком статьи является, между прочим, следующий пробел в изложении событий 1918 г.: третья глава
9 Перепечатано из журнала „Новый Восток", № 4.


40
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
№ 3
кончается описанием январьского переворота, а четвертая начинается с изображения восстания алуштинских татар нака- нуне немецкой оккупации Крыма. Таким образом, в период с января по конец апреля 1918 г. формы татарского национального движения в эпоху первой Советской Республики остались неосвещенными. Произошло это не столько по вине автора, сколько потому, что татарское движение, являвшееся в ту эпоху подпольным, оставило в крымских архивах чрезвычайно слабые следы. По моему мнению, для будущего историка более интересными будут в данном случае воспоминания участников движения, чем изыскания журналиста.
В заключение, должен отметить, что, приступая к работе, я имел в виду написать именно журнальную статью и поэтому сознательно сократил первую, вводную главу, бегло очертив в ней моменты татарского национального движения лишь в период, непосредственно предшествовавший февральской революции, т. е. во время мировой войны.
Источники, коими я пользовался при написании статьи, могут быть разбиты на две группы:
1) Материалы архива Истпарта и Крымархива. Дела Таврического губ. жандарм, управления за 1914 и 1915 г.г. Отрывки из дел Крымско-татарск. парламента за 1917 и 18 г.г. Орган Крым. Союза РСДРП (об'единен.) „Прибой" за 1918 г. Газета „Крым" при участии членов Крым.-татар. парламента за 1918 г. Орган Таврич. губ. земства „Южные Ведомости" за 1917—18 г. Орган партии к.-д. „Таврический Голос" за 1917 г. Орган Крымск.-татарск. мусульм. исполкома „Голос Татар" за 1917 г. Орган либеральной буржуазии „Крымский Вестник" за 1917 г.
2) Воспоминания участников событий. Большую услугу мне оказали, сообщив ряд ценных сведений и сделав весьма существенные поправки при чтении, зав. окздрав т. Чапчакчи и член Крым. ОК РКП тов. С. Meметов.
25-го сентября 1923 г.
г. Симферополь.


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
41
I. ОТ ЦАРИСТСКОГО УГНЕТЕНИЯ К НАЦИОНАЛЬНОМУ БЫТИЮ
Стремление крымских татар к освобождению от ненавистного ярма романовской деспотии, тяготевшей над Крымом со времен „матушки императрицы" Екатерины II-ой, и к созданию хотя бы национально-культурной своей автономии,— стремление это, одухотворявшее наиболее передовые слои татарской интеллигенции, после февральских дней 1917 года вышло из своего узкого русла подземного потайного ключа и разлилось широко, захватывая самые низы степного и горного крестьянства.
Уже империалистическая война, с участием Турции на стороне противников царской России, пробудила чрезвычайные надежды в сердцах татарских революционеров (вернее, революционных националистов) и зарубежных крымских татар, на протяжении 135 лет сотнями тысяч переселявшихся за Черное море, спасаясь от царистского колониального режима: им казалось, что военный разгром российского самодержавия послужит к тому, что Крым окажется отторгнутым от России и получит  протекторат „единоверной" Оттоманской Империи.
На основании целого ряда расследований можно установить, что силами одной части мелкобуржуазной интеллигенции, именно последователями покойного Гаспринского и его газеты „Тарджиман", по разным местам Крымского края (братья Яшлавские в дер. Ханышкой, Симферопольского уезда, Ибраим-Аджи в дер. Коккозы, Шеих-Якуб Халилев в дер. Эффендикой и пр.) в период 1914—16 г.г. велась усиленная агитация за необходимость об‘единения крымских мусульман для оказания помощи Турции в войне, печатались и распространялись антиправительственные „пораженческие" прокламации, оказывалась посильная помощь скрывающимся от высылки турецким подданным 1).
Другая, меньшая часть, интеллигенции, воспитанная на газете „Ватан-Хадыми" Медиева и А. С. Айвазова (в прошлом связанная с константинопольским революционным студенчеством) и затем приобщившаяся к социализму, вела
1) Материалы Таврич. губ. жандарм, управления. 1914 г.


42 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
социалистическую пропаганду эсэровского, по преимуществу, оттенка (Чапчакчи, Д. Сейдамет, С. Меметов).
Однако, и националистическая агитация и социалистическая пропаганда особенного успеха среди татарских широких масс не имела. Это видно хотя бы из того, что доносы на агитаторов и самые усердные показания при допросах давали татары же, деревенские поселяне и солдаты Крымского конного полка.
Февраль 1917 г. перепутал все карты крымско-татарских „самостийников".
Внезапно рухнул казавшийся несокрушимым трон самодержца российского, внезапно встала перед ними иная невиданная Росия,—свободная, провозгласившая свое стремление к миру „без аннексий и контрибуций" и позвавшая (устами воинствующей буржуазии и социал-соглашателей) племена и народы бывшей империи на „защиту" добытой свободы от „посягательств" внешних врагов.
Татарские националисты перестали быть гонимыми революционерами,—они превратились в национальных общественных деятелей и перед ними встала гораздо более благодарная и многообещающая задача, чем организация движения в пользу Турции, связавшей свою судьбу с судьбой императорской Германии: задача мирного устроения самостоятельности Крыма в федеративной связи с революционной Россией.
Татарские национал-революционеры, в царское время имевшие связи не только с мусульманским Востоком, но и с русскими и западно-европейскими социалистам и в общении с ними заложившие основы своего демократизма, охотно взялись за разрешение этой первой  задачи. Дело в том, что в татарской нации (как и во всякой другой угнетенной царским режимом) существовала тонкая прослойка духовенства и мурзаков (дворян)—более или менее крупных помещиков,— ради собственного благополучия пошедших на сделку с царизмом и процветавших в должностях предводителей дворянства, городских голов, мировых судей и пр.; вожди национального движения вполне правильно полагали, что только в условиях российской революционной действительности им удастся сбросить зажиревших, ненавидимых массами, феодалов-дворян и подойти вплотную к осуществлению начал демократизма (по существу, националистического и буржуазного).


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
43
Закрепление этого шага, демонстративным его выявлением была организованная 17 марта в Симферополе, а затем в других городах всенародная присяга на верность Временному правительству.
После торжественных богослужений в мечетях и речей Б. Меметова и имама И. Тарпи (впоследствии один из вождей татарских реакционеров), в ярких словах раз‘яснивших значение переворота, тысячные толпьі татар манифестировали по улицам Симферополя с пением духовных и революционных песен под сенью красного знамени с надписью на своем языке: „свобода, равенство, братство и справедливость".
В марте же м-це началась и органическая работа по закреплению занятых позиций.
25-го марта в Симферополе был открыт под председательством бывшего народного учителя, солдата С. Д. Хатта- това, весьма многолюдный (свыше 2000 чел.) с‘ёзд представителей мусульман всего Крымского края, в подавляющем большинстве своем выходцев из трудовых городских и деревенских слоев.
Свой демократизм с‘езд выявил с достаточной определенностью в инциденте с Крымтаевым: Сулейман-Бей Крымтаев, крупный таврический помещик и городской голова Бахчисарая,—один из тех ренегатов мурз, при помощи которых царизм осуществлял свой колониальный режим,—явился на с‘езд и попытался выступить с речью. Попытка старорежимника подладиться к революционной татарской демократии провалилась с треском: с‘езд с шумом и криками „долой" заставил Крымтаева покинуть трибуну и скрыться из зала заседания 1).
Основными вопросами, выдвинутыми самой жизнью в порядок дня с‘езда, были вопросы о магометанском духовном правлении и вакуфной комиссии. Произвол и полное игнорирование прав мусульманского населения, пышным букетом процветавшие в этих реакционнейших учреждениях при царском режиме, при новом строе не могли быть дольше терпимы.
1) „Южные Ведомости", № 72, от 30-го марта 1917 г.
Заседания с'езда происходили в кино-театре „Баян", по Дворянской, ныне Советской ул. В. Е.


44
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
№ 3
С‘езд единодушно высказался за немедленное удаление из духовного правления и вакуфной комиссии всего старого состава членов и за признание вакуфных имуществ и капиталов собственностью крымских татар.
Избранному тут же мусульманскому исполнительному комитету (в состав его вошли: Челебиев, Сейдамет, Хаттатов, А. Озенбашлы, Чапчакчи, Енилеев, Тарпи, Куршут-Бей Крым- таев, С. Меметов, Идрисов, А. Боданинский и др.) с‘езд поручил войти в сношения по этому вопросу с губернским комиссаром и Временным правительством.
Временным комиссаром духовного правления и Таврическим муфтием был избран Челеби Челебиев, а комиссаром вакуфной комиссии—Джафер Сейдамет.
С‘езд закончил свою работу в тот же день выборами Асана Сабри Айвазова и Мустафы Кипчакского в бюро мусульманской фракции Государственной Думы для участия в работах по подготовке Всероссийского мусульманского с‘езда и посланием Временному правительству приветственной телеграммы. В телеграмме заверялось, что „крымские мусульмане будут всячески поддерживать новый строй".
В заключение, был произведен сбор пожертвований „на фонд победы"—победы буржуазно-империалистической России над уже раздавленной Гогенцоллернами Турцией  —  иными словами, над самими собой, над идеей самоопределения и независимости народов, претворенной в жизнь лишь октябрьской победой пролетариата.
Здесь необходимо сказать несколько слов о Ч. Челе- биеве и Д. Сейдамете—этих крупнейших вождях татарского национального движения, из которых первый принадлежал к левому, а второй к правому его крылу.
Челеби Челебиев погиб молодым—35-36 лет.
Он был сыном крупного кулака-полупомещика Перекопского уезда, беспощадно эксплоатировавшего татарскую крестьянскую бедноту, которой он сдавал свою землю на скопщину.
Челебиджан рос чутким ребенком, тонко реагирующим на все проявления человеческой несправедливости, и потому не мог не замечать грубого произвола, царившего в родном его доме. Поступки отца заставляли мальчика жестоко стра-


№3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 45
дать,—они были толчком, побудителем к развитию в нем протестанта против насилий царизма, угнетавшего татарский народ.
Наконец, разрыв Челебиева с отцом наступил. Однажды последний не захотел исполнить просьбы 15-тилетнего Челебиджана, заступившегося за прогоняемых с земли и из хижин бедняков-арендаторов. Несмотря на угрозы юноши покинуть семью, если просьба его не будет исполнена, отец упорствовал.
Челебиджан нашел в себе мужество исполнить угрозу. С несколькими рублями в кармане он ушел пешком в Евпаторию, а оттуда, скопив немного денег, уехал учиться в Константинополь.
В Константинополе, учась и голодая, в общении с себе подобными молодыми студентами, он заложил основы своего мировоззрения  —  ярого националиста-революционера, невозможность во время отделаться от иллюзии которого привела его в 1918 г. к преждевременной гибели.
Через некоторое время турецкое правительство арестовало молодого революционера и посадило в тюрьму.
По выходе из тюрьмы Челебиев уехал в Россию,—сперва в Москву, где он учился и работал мостовщиком, зарабатывая 80 коп. в день, а затем в Крым, в родной Таганаш.
Во время войны он был призван и отправлен рядовым (вольноопределяющимся) на фронт, откуда после февральской революции, по ходатайству мусульманского исполкома, был переведен в Симферополь.
Джафер Сейдамет так же, как и Челебиев, был сыном зажиточного крестьянина дер. Кизильташ, Ялтинского уезда.
В противоположность Челебиеву, протестантом-революционером Сейдамет сделался лишь в Константинополе, где он учился сперва в гимназии, а затем в университете.
Блестящий ораторский талант, литературное дарование, организаторские способности—очень скоро выдвинули Сейдамета в первые ряды константинопольских революционеров.
В 1910 г. он написал книгу „Угнетенный татарский народ", за которую по доносу агента русской тайной полиции Шахтатинского должен был подвергнуться аресту. Однако, ему удалось бежать за границу, в Париж, где он поступил


46 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
в Сорбонну, на юридический факультет, и одновременно вошел в соприкосновение с французскими социалистическими кругами.
По окончаний Сорбонны Сейдамет уехал в Россию. Поступив в Петроградский университет, он во время войны покинул его стены, будучи направлен по мобилизации студентов в юнкерское училище. Затем, уже прапорщиком, Сейдамет попал на фронт и после революции вместе со своим другом Ч. Челебиевым (Сейдамет был на 6—7 лет моложе его) вернулся в Крым.
К 20-м числам апреля в Симферополе и проч. городах Крыма мусульманским населением были избраны городские исполнительные комитеты и, таким образом, весь край оказался охваченным сетью первичных органов татарского национального управления, возглавляемых Крымским мусульманским исполнительным комитетом под председательством муфтия Ч. Челебиева.
Необходимо отметить, что в среде городских мусульманских комитетов с момента их образования существовали неустановившиеся еще социалистические группы, вполне независимые, однако, и стоявшие в оппозиции ко многим начинаниям Крымского мусульманского исполкома.
После утверждения Временным правительством избранных на мартовском. с‘езде комиссаров Челебиева и Сейдамета были сорганизованы комиссии: по делам о вакуфных имуществах, духовного правления, народного образования, бюджета и статистики.
С образованием этих центральных комиссий период первоначального организационного оформления крымского татарского национального движения можно считать завершенным.
Перед Крымским мусульманским исполкомом встала задача выявления путей и методов умелого заполнения этих отлитых форм определенным национально-демократическим содержанием.
II. БОРЬБА С ТАТАРСКИМИ ОБСКУРАНТАМИ И РУССКОЙ ДЕМОКРАТИЕЙ
С середины апреля крымские татары стали усиленно готовиться к предстоящему Всероссийскому мусульманскому


с‘езду, который должен был разобраться во всем комплексе вопросов, выдвинутых революцией, и попытаться оформить задачи, стоявшие перед мусульманами России.
От Крыма на с‘езд делегировано было 25 человек, в том числе А. С. Айвазов, М. Бекиров, М. Кипчакский, И. Леманов, А. Озенбашлы, И. Тарпи, С. Хаттатов, X. Чапчакчи и др.
Этот с‘езд, открывшийся 1-го мая в Москве в составе до 750 делегатов, с первого же заседания выявил свое лицо заурядного мелкобуржуазного демократизма и вполне понятных националистических устремлений.
Молитва, открывшая заседание с‘езда, овации представителю Временного правительства профессору Котляревскому, речь перводумца Топчибашева, оконченная знаменательной фразой: „они (мусульмане) лишь просят об одном: поменьше опеки и побольше доверия 1) “,— таковы наиболее яркие моменты, характеризовавшие с‘ездовские настроения.
Крымская делегация исключения на общем фоне не представляла и возвратилась в Крым ободренная, полная веры в успех своего национального дела.
Однако, внутри Крыма положение было таково, что думать о безболезненном разрешении ряда насущнейших национальных задач не приходилось. Прежде всего, реакционный элемент татарского народа (мурзачество и духовенство) успел к этому времени сорганизоваться и нащупать почву среди наиболее отсталых и зараженных религиозным фанатизмом слоев.
На страницах органа губернского земства „Южные Ведомости" они осмелились поднять свой голос в защиту „свободы слова и голосования", якобы попранной на общекрымском мусульманском с‘езде 25-го марта (инцидент с монархистом Крымтаевым), и по мечетям и кофейням повести антидемократическую агитацию против „женских вольностей" и несоблюдения „правил шариата", имевшую среди темных масс довольно серьезный успех.
Мусульманскому комитету пришлось начать планомерную длительную борьбу за овладение этими фанатически настроенными массами, разжигаемыми муллами и мурзаками,
1) „Южные Ведомости" от 7-со мая 1917 г. № 102.
№3 СТАТЬИ  И  ВОСПОМИНАНИЯ 47


48
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
№ 3
напрягать все силы, чтобы отвратить угрозу взрыва национал- демократического движения крымских татар изнутри.
Наряду с этой борьбой очень скоро начались трения с русской демократией, об‘единенной в земских и городских управах и заполнявшей органы губернской власти (гражданской и военной).
Руководители Крымско-мусульманского исполкома отлично сознавали, что, вследствие целого ряда исторических причин, татарский народ стал в Крыму национальным меньшинством и при том весьма отсталым в культурном и экономическом отношении, и что традиции „славного Тамерлана* и крымско-татарского ханства (о которых они очень и очень мечтали) не имеют ни малейших шансов на свое осуществление. Поэтому мусульманский исполком весьма осторожно выявлял свои национальные стремления, предпочитая затушевывать их общедемократическими моментами, официально выставляя своими задачами—ознакомление крымских татар с причинами происшедшей революции, подготовку их к Учредительному собранию и пр.
Исполком старался идти все время в ногу с русской демократией, решительно отмежевываясь от идей и настроений, кои в результате могли бы неблагоприятно отразиться на русско-татарских отношениях. Например, по поводу проникших в конце апреля в столичную печать сообщений о том, что крымские татары, якобы, требуют автономии Крыма, исполком выпустил воззвание, в котором категорически опровергал наличие подобных настроений среди крымских мусульман и утверждал свое стремление к установлению в Россия „демократического республиканского строя на национальнофедеративных началах 1)".
Узнать шовинистическую, великодержавную сущность господ демократов из партии „народной свободы" и политическую дряблость шедших на поводу у них социалистов, прежде всего, пришлось представителям крымско-мусульманского исполкома, посланным для защиты интересов татарской демократии в новосозданные общественные установления (губ. и город, общественные комитеты и советы депутатов) и й старые земские и городские управы. Мелкие стычки
1) „Южные Ведомости", от 25 апрели 1917 г., № 91.


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
49
превратились затем в крупные битвы, в которых мусульманскому исполкому пришлось участвовать уже целиком.
Стремясь создать серьезную базу, которая давала бы „карты в руки“ национал-демократическим строителям, Крымский мусульманский исполком развил широкую работу по двум направлениям: развертывание дела народного просвещения и организация особых мусульманских воинских частей.
В начале мая состоялся Всекрымский татарский учительский с‘езд, который вынес постановление о реорганизации симферопольской татарской учительской школы на основе современных требований жизни. Вопрос о подготовке квалифицированных учителей являлся (да и по сие время является) важнейшим вопросом в области просвещения татарских масс, от правильного разрешения которого зависела и вся вообще судьба татарской национальной культуры.
С‘езд потребовал, чтобы школа была передана в исключительное ведение татар и чтобы во главе ее был поставлен директор-татарин. Губернские власти отказались исполнить это законное требование,—таков был первый серьезный конфликт, первая трещина во взаимоотношениях татарской и русской демократии.
Назначение директором школы татарина все-таки, в конце концов, состоялось, вернее, было вырвано забастовкой, об‘яв- ленной учащимися учительской школы в конце октября.
В конце августа губернское земское собрание по докладу члена управы X. Тынчерова после горячих дебатов приняло решение об учреждении при управе подотдела мусульманской школы, о посылке учителей-татар в Москву на курсы Шанявского и наметило план полной реорганизации руссификаторских русско-татарских школ и национальных допотопных с схоластическими приемами преподавания мектебе и медрессе.
Другая трещина во взаимоотношениях обеих демократий появилась в результате крупнейших разногласий в военном вопросе.
Крымский мусульманский исполком и сорганизовавшийся при нем военный комитет вынесли постановление о необходимости организации особых частей из солдат-мусульман и перевода в Симферополь запасной части Крымского конного


50 РЕВОЛЮЦИЯ  В КРЫМУ №3
полка, укомплектованного крымскими татарами, с подчинением его мусульманскому исполкому.
Для исходатайствования разрешения на это в середине июня была отправлена в Петербург делегация. Делегация явилась к премьер-министру князю Львову и получила от него ответ, что лично он против удовлетворения ходатайства, но так как разрешение вопроса лежит вне сферы его компетенции, то лучше обратиться к военному министру Керенскому.
Не застав Керенского в Питере, делегация ни с чем вернулась обратно.
Тогда мусульманский военный комитет решил самостоятельно выделить солдат симферопольского гарнизона татар в отдельную часть. Однако, при проведении этого решения в жизнь комитет встретил решительное противодействие командира бригады.
Комитет пошел на конфликт. Солдаты-татары по наущению комитета не подчинились начальству и отделились от гарнизона, заняв под казармы учительскую татарскую школу.
Проведя явочным порядком образование мусульманской части, комитет поставил о случившемся в известность Одесский военный округ и военного министра.
В самом же комитете произошел раскол: председатель его, полковник Алиев, сложил с себя председательские обязанности, расценив, очевидно, происшедший инцидент, как прямое неподчинение признанной власти.
Полетели по всем направлениям запросы, телеграммы, приказы.
„Татары по стопам украинцев!"  —  язвительно хихикали „демократические самоопределители народов" из „Южных Ведомостей", взирая на внушительные толпы татарских солдат, демонстрировавших под национальными знаменами по симферопольским улицам.
А картина, на которую взирали почтенные господа демократы, была не только внушительна, но и весьма поучительна: она являла собою пример, правда, в затушеванной национальным моментом форме, пример того, как „демократизм", утверждающий „законность", „порядок" и начала парламентской „корректной" борьбы, сам себя бьет, опрокидывает


№3 СТАТЬИ  И  ВОСПОМИНАНИЯ 51
свои же установления, действуя в захватном порядке, поскольку видит в этом необходимость и может прикрыть грубое попрание основ демократического устройства фиговым листиком лицемерной болтовни о „высоких соображениях".
История с переводом и формированием татарских воинских частей кончилась тем, что Временное правительство пошло на уступку; действительно, сказав „а" в украинском вопросе, оно должно было сказать „б“ и в татарском.
Керенский сообщил по телеграфу мусульманскому военному комитету, что он „ничего не имеет" против перевода в Симферополь запасной части конного полка и формирования отдельных татарских частей, с тем, однако, чтобы последние немедленно вышли на фронт.
Великодержавные круги невинным хихиканием на страницах „Южных Ведомостей", конечно, не ограничились. В лице Губернского общественного комитета, они произвели нападение на татарскую демократию, сочтя момент отправки татарского батальона на фронт весьма удобным для своего наступления.
При любезном содействии татарских реакционных кругов, все время рука об руку шедших с кадетскими шовинистами, Губернский комитет решил скомпрометировать главу мусульманского исполкома муфтия Челебиева, для чего, на основании чьих-то сомнительных сообщений и доносов, „возбудил против муфтия уголовное преследование, обвиняя его в подстрекательстве солдат-татар не идти на фронт  1)".
Это совершенно невероятное обвинение положило начало новому тяжелому конфликту между татарскими и русскими общественными слоями, основные моменты которого мы осветим несколько ниже.
Здесь же, в связи с военным вопросом, необходимо упомянуть о тактике Крымского мусульманского исполкома по отношению к аграрному движению в крымской татарской деревне. Эта тактика с особой определенностью ставила татарских националистов в ряды прочей „революционно- демократической" братии, бывшей в тот период у власти и лившей своими руками воду на колеса мельницы буржуазии и крупных аграриев.
1) „Голос Татар", № 2, от 29 июля 1917 г.


52 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
Дело в том, что в южной части Крыма, на 58—96% населенной татарами 1), вспыхнули аграрные беспорядки: крестьяне-татары не пожелали дольше терпеть земельную тесноту, подавление их карликовых хозяйств окружающими латифундиями высшей аристократии и членов быв. царской фамилии и, не дожидаясь решения Учредительного собрания, начали „самовольничать". В Байдарской долине стали рубить леса, в д. Кикенеиз, Ялтинского уезда, присупили к захвату помещичьих земель.
Мусульманский исполком разослал на места волнения своих агентов-агитаторов и добился водворения „порядка".
Эти свои действия мусульманский исполком в декларации по военному вопросу, поданной Временному правительству, ставил себе в заслугу, и одним из мотивов перевода Крымского конного полка в Симферополь выставлял соображения о том, что полк „может принести целый ряд ценных услуг, служа умиротворяющим и сдерживающим началом во время могущих быть земельных недоразумений, захватов соляных промыслов, посевов и т. д.“ (курсив наш. В. Е.  2).
Как понимал мусульманский исполком эти „услуги" и „умиротворяющие начала", крымский пролетариат узнал через несколько месяцев в памятные всем декабрьские и январьские дни.
Почти одновременно с победой в военном вопросе Крымский мусульманский исполком явил в своей работе еще одно достижение, именно в области печатного распространения одушевлявших его национальных идей.
В 20-х числах июня начали выходить татарская независимая газета „Крым аджагы" под редакцией А. Арифа (правда, скоро закрывшаяся); с 27-го июня центральный орган мусульманского комитета „Миллет" под редакцией известного татарского журналиста и общественного деятеля А. С. Айвазова, а с 22-го июля еженедельный орган мусульманского комитета на русском языке „Голос Татар" под редакцией А. Боданинского и Чапчакчи.
Этим самым комитет устанавливал (и не без успеха) связь с широкими татарскими массами, разбросанными по
1) По данным Стат.-экон. атласа Крыма, вып. I, 1922 г., стр. 9.
2) „Крымский Вестник-, № 134. от 5-го июля 1917 г.


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
53
горным и степным деревням, с одной стороны, а с другой, издавая одну из газет на русском языке, осведомлял русскую демократию, „обрабатываемую татарами-реакционерами", о чаяниях и настроении демократии татарской.
Однако, эта попытка татарских демократов найти общий язык с русской демократической общественностью очень скоро потерпела фиаско.
Не успела высохнуть краска передовой статьи первого номера „Голоса Татар", призывавшей разно-национальные демократии к единству и взаимному пониманию, как история с возбуждением против муфтия Челебиева уголовного преследования получила новое, совершенно неожиданное, продолжение.
23-го июля в Симферополе чинами севастопольской контр-разведки внезапно были арестованы и увезены в Севастополь Таврический муфтий Ч. Челебиев и командир татарского батальона прапорщик Шабаров, заподозренные якобы в государственной измене.
Для „революционной демократии", стоявшей в то время у власти и не за страх, а за совесть осуществлявшей политику крупной буржуазии, весьма характерно это подозрение „в измене". Достаточно было пред‘явления ряда требований теми или иными национальными группами, двух-трех „самочинных" выступлений или призыва к борьбе с буржуазным правопорядком—как ярлык „изменника" сейчас же прикалывался тупыми исполнителями „демократической воли" на грудь национальных или революционных вождей и иногда так неловко, что господам положения приходилось краснеть и сглаживать вопиющий конфуз назначением разных комиссий, ревизий и проч.
Так было и с арестом муфтия.
Ответом на арест был взрыв негодования и гнева широчайших масс крымских татар, что повело не только к укреплению националистических позиций и авторитета руководящей верхушки, но и к значительному полевению последней.
Правда, на следующий же день Челебиев, а затем и Шабаров были выпущены, и контр-разведчики даже принесли им свои извинения, но факт остался фактом. „Арест муфтия есть покушение на честь народа, его достоинство",  —  громо-


54
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
№ 3
гласно заявили руководители татарской демократии:  —  „весь татарский народ понял этот арест, как дикую расправу темной шайки реакционеров, введшей власть в заблуждение гнусным доносом  1)". Здесь определенно разумелась мурзацко-духовенская клика, тратившая немало сил в борьбе с демократией.
Исходя из таких предпосылок, весьма определенно задавался вопрос, „имеет ли право на существование (курсив наш, В. Е.) власть, идущая на удочку этих проходимцев и не могущая дать минимума гарантий личных свобод  2)?"
Ответ на этот вопрос давался крайне туманный, типично „демократический", затушевывающий классовую сущность власти Временного правительства: „татарская демократия будет бороться с властью неумной и несправедливой  3)“.
Будущее показало, какова была эта борьба. Демократы остались демократами и их игра в левизну кончилась тем, что татарские пулеметы и пушки открыли огонь по матросам Севастопольского военно-революционного комитета, когда последний заговорил слишком „революционным" языком, испугавшим демократические (хотя бы и национал-демократические) души.
Когда от отдельных представителей татарских демократических кругов и мусульманских исполкомов Севастополя, Ялты, Бахчисарая, Евпатории, Судака, Биюк-Ламбата и др. городов и местечек Крыма посыпались телеграммы с весьма энергичным выражением протеста против ареста муфтия и радости по случаю его освобождения  4); когда муфтий, встречаемый тысячными толпами татар, с триумфом вернулся в Симферополь, местные гражданские и военные власти растерялись, увидав всю серьезность и опрометчивость совершенного ими деяния.
24—25 июля состоялся экстренный с‘езд делегатов от всех крымско-татарских организаций и полностью всего состава Крымского мусульманского исполкома.
Решительное настроение этого с‘езда и не менее реши-
1) „Голос Татар", № 2, от 29-го июля 1917 г., передовая статья.
2) Там же.
3) „Голос Татар'*, № 2, от 29-го июля 1917 г.—передовая статья.
4) Телеграммы см. Отдел материалов.


№ 3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 55
тельные принятые нм резолюции, требовавшие отстранения от должности Губернского комиссара Богданина, прикосновенного к возникновению дела об „измене" Таврического муфтия; требовавшие включения в состав Губернского общественного исполнительного комитета представителей от татар; постановлявшие об удалении из мусульманского исполкома татар ских реакционеров К. Крымтаева, присяжн. поверен. Муфти-Заде, д-ра Рустамбекова, имама Ибраима Тарпи  1),  - все это заставляло губернские власти принять экстренные меры к ликвидации конфликта. В конце июля из Одессы, как военного центра области, прибыла комиссия во главе с генерал- лейтенантом Развадовским и представителями Румчерода, совдепа Румынского фронта и Чернофлота; от симферопольских организаций в нее вошел председатель гарнизонного собрания Кравченко. Характерно, что в нее не вошел ни один представитель мусульманского исполкома и что наряду с расследованием причин ареста Челебиева ей предложено было расследовать имевшие якобы место в связи с арестом „выступления" татар. Русские демократы не могли, конечно, прыгнуть выше ушей в национальном вопросе.
Решения этой правительственной комиссии были предопределены резолюцией, вынесенной на состоявшемся 31 июля перед началом ее работ губернском совещании общественных организаций, созванном специально по этому вопросу в составе представителей Советов рабочих и крестьянских депутатов, общественных комитетов, продовольственных и земских управ, уездных комиссаров, председателей земских управ и городских голов. На совещание были приглашены и представители мусульманского исполкома в лице Д. Сейдамета, Хаттатова, А. Озенбашлы, Тынчерова и А. Боданинского, которые и огласили постановление только что состоявшегося экстренного мусульманского с‘езда.
С постановлением этим Губернское совещание, конечно, не согласилось; протестуя против требования увольнения Губернского комиссара Богданова, якобы действовавшего в деле привлечения к суду Таврического муфтия „в тесном единении" со всем составом Исполнительного бюро, оно оправдывало возбуждение дела „интересами государственной
1) Резолюцию см. Отдел материалов.


56 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
обороны" и относило арест Ч. Челебиева всецело за счет самостоятельных действий севастопольской контр-разведки.
В сознании своей великодержавной правоты Губернское совещание дошло до такого попрания ущемленного национального самолюбия, что решительно отвергло поправку к резолюции, внесенную председателем Губернского исполнительного комитета крестьянских депутатов Жировым о признании ошибочности действий исполнительного бюро, не пригласившего представителей мусульманского исполкома на разбор вопроса о Таврическом муфтии  1).
Таковы были взаимоотношения между татарской и русской демократиями, взаимоотношения, открывавшие перспективы полного разрыва между той и другой стороной, когда в конце августа на севере разразился громовой удар над головой еще не провозглашенной Республики, спаявший на время все элементы российской революционной общественности.
Верховный главнокомандующий Корнилов „вышел из повиновения Временному правительству" и, оголив фронт, двинул войска на Петербург, а правительство, жаждавшее втайне прихода своего Бонапарта, видя, что дело сорвется, об'явило генеральскую затею „мятежной".
Татарская демократия решительно стала в ряды защитников революции.
Крымский мусульманский исполком 29-го августа, тотчас же по получении известия о наступлении Корнилова, устроил экстренное заседание своих членов. Наряду с выделением делегации для отправки навстречу мятежным войскам с целью отколоть пошедшие за Корниловым мусульманские части и составлением воззвания к татарам Крыма, на заседании была принята и послана Временному правительству следующая телеграмма: „Видя в дерзком посягательстве генерала Корнилова на верховную власть в государстве страшную опасность завоеваниям революции, единству, целости и могуществу России, крымские татары, в лице своих комитетов исполнительного и военного, шлют свою готовность за-
1) „Голос Татар", № 4, от 12-го августа 1917 г.- резолюцию см. Отдел материалов.


№3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 57
щищать Временное правительство и революцию до последней капли крови 1)".
Однако, посылая подобную телеграмму в Петербург, татарская демократия ни па минуту не заблуждалась относительно состава и политической линии самого Временного правительства: „Какой полезный урок настоящие события преподают революционной демократии. Отныне придется весьма осторожно решать вопросы о блоках с буржуазией: а в особенности с наиболее коварной ее частью  —  кадетами  2)".
0б‘единяя в одну контр-революционную свору Корнилова и Гучкова и К0 и называя ответ, данный Корнилову „главой революционного народа",  —  ответом, „достойным царских лакеев", вожди татарского национализма не сумели, однако, пойти до конца в прогнозе событий и тут же, когда перед ними встал вопрос  —  с кем итти?  —  обнаружили истинное лицо нерешительных и ограниченных обывателей.
Отбрасываемые логикой событий к большевикам, одни из них вопили „караул", не желая быть в одном лагере с виновниками июльских дней, с этими „безумными людьми, упоенными внешним блеском трескучих и пустых лозунгов, намеревавшимися вызвать анархию и в море крови потопить завоеванную свободу 3)“; другие стыдливо отмахивались от такого „голословного осуждения целой социалистической партии" и требовали „беспристрастного суда  4)". Те и другие в целом плыли по взволнованному лону общественной жизни без руля и ветрил и той же логикой событий в конце концов были отброшены в лагерь контр-революции,  — к эс-эрам, меньшевикам и тем же кадетам, из которых последних они столь ненавидели (и совершенно правильно) осенью 17-го года.
Непрестанные колебания татарских националистов между Сциллой демократий и Харибдой большевизма в те времена пробуждения национального самосознания не являлись моментом специфически-крымским. Соседняя Украина шла по тому-же пути,  —  вернее, наоборот,  —  имея более развитое национальное движение, закаленное еще в царские времена, она эти пути предуказывала более отсталым народам.
1) „Голос Татар", № 7, от 2-го сентября 17 г., стр. 3-я.
2) Там же, стр. 1-я.
3) Там же, стр. 1-я.
4) „Голос Татар", № 8, от 9 сентября 17 г., стр. 1-я.


58 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ №  3
Украинские националисты пытались об‘единить, координировать борьбу „инородцев" с великодержавным шовинизмом „революционной демократии" по всей территории бывшей империи; однако, в общероссийском масштабе, кроме созыва 5—6 сентября в Киеве с‘езда народов, насколько нам известно, им ничего существенного не удалось смастерить (на этом с‘езде были и представители крымских татар: Д. Сейдамет, А. Озенбашлы и две женщины—Эмине Шабарова и Айше Исхакова).
Зато в отдельных областях украинцы действовали с большим успехом в полном контакте с туземными национал-демократами. В частности, в Крыму ни одно выступление татар не обходилось без моральной хотя бы поддержки украинцев.
В борьбе же с большевизмом, в которую были преступно вовлечены националистами украинский и крымско- татарский народы, роли распределились так, что татары, разбитые в январе 18 г. Севастопольским военно-революционным комитетом, сыграли неудачный пролог, а украинцы удачный эпилог, участвуя в лице опереточных гайдамаков в апреле того же года в захвате Крыма германцами.
Меж тем, внутринациональные распри среди крымских татар ничуть не уменьшались.
Мурзацко-улемская  1) группа в стремлении к реставрации прежнего своего положения не останавливалась ни перед чем в своих антинациональных по внешности, а по существу определенно контр-революционных происках.
Сыграв не последнюю роль в деле ареста и обвинения в измене Таврического муфтия и позорно провалившись с этой провокационной попыткой, татарские обскуранты, во главе с бывшим членом мусульманского исполкома имамом Тарпи, в средине сентября задумали выйти из подполья и легализовать свою реакционную работу, сорганизовав мусульманское духовенство в „союз улема".
Однако, делегация мулл, посетившая в связи с этим вопросом Таврического муфтия, встретила со стороны последнего решительный отказ в санкции подобного союза,
1) Только отдельные представители мусульманского духовенства могут быть названы улема, т. е. учеными. Вообще же, оно, по свидетельству самих вождей татарского национализма, крайне невежественно и схоластично. В. Е.


№3 СТАТЬИ  И  ВОСПОМИНАНИЯ 59
лишенного основания для своего бытия за неимением „среди крымских татар... ни одного человека, который был бы достоин звания ученого  1)".
Равным образом не был разрешен и созыв публичного собрания членов этого союза для „урегулирования всех жгучих вопросов в татарской общественно-духовной жизни  2)".
Реакционная клика не была обескуражена этим отказом, она решила „урегулировать" жгучие вопросы, не считаясь с мнением муфтия и мусульманского исполкома.
Эти господа обратились с воззванием к татарскому населению Крыма, в котором открыто определяли цели, стоящие перед новосозданным „союзом улема": „устроение совершенно расшатанной татарской жизни и укрепление незыблемых основ Ислама, ослабленного разными веяниями и течениями  3)". В дальнейшем, реакционеры стремились нанести ряд непосредственных ударов мусульманскому комитету, требуя в воззвании контроля над деятельностью магометанского духовного правления, пересоздания зараженных „атеистическим духом" школ и проч.
Столь блестящее и шумное начало этого реставрационного „заговора" оказалось всего-на-всего фейерверком и притом весьма невысокого качества.
Мурзацко-улемские болтуны, не учтя соотношения сил, разбежались широко, но... шлепнулись в лужу: за ними никто не пошел. Мало того, созванное ими самочинно 24-го сентября в Бахчисарае общее собрание членов союза, на которое они возлагали чрезвычайные надежды, не состоялось, вследствие дружного и энергичного протеста всех общественных, военных и профессиональных мусульманских организаций Бахчисарая. Их представители во главе с руководителями мусульманского союза молодежи и мусульманского женского комитета явились в мечеть, где улемисты предполагали открыть собрание, и предложили членам „союза улема" немедленно разойтись. Последним ничего не оставалось, как подчиниться приказанию.
Над поражением реакционеров пролили слезы только
1) „Голос Татар" № 10 от 30 сентябри 1917 г., стр. 3-я.
2) Там же, стр. 3-я.
8) Там же, стр. 3-я.


62
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
№ 3
всего-на-всего „должны с честью донести в Учредительное собрание эмблему татаризма—голубое знамя Чингиса—и держать его с честью  1)".
Оказалось, что и тем и другим требованиям удовлетворяли избранные подавляющим большинством голосов Д. Сейдамет, А. Озенбашлы, С. Хаттатов, А. С. Айвазов и У. Боданинский.
В заседании 2-го октября Ч. Челебиев в своей речи таким образом формулировал основные задачи, подлежащие разрешению Курултая: „Обсуждение вопроса о территориальной автономии для Крыма; в случае его принятия, издание соответствующих основных законов  2)".
К этой формулировке внес добавление А. Озенбашлы, указав, что Курултай „должен выявить свое отношение к вопросу о форме Аравления в стране и к Учредительному собранию  3)".
В силу последнего обстоятельства с‘езд постановил созвать Курултай ранее открытия Учредительного собрания, а именно, 24-го ноября, при чем для подготовки выборов и проведения их избрал комиссию в составе Д. Сейдамета, А. Боданинского, С. Д. Хаттатова, А. Озенбашлы и Ч. Челебиева.
Предположенный к созыву до октябрьской революции, Курултай был открыт уже много спустя после победоносного ее завершения, когда перед руководителями национального движения встал ряд задач, возникших в связи с занятой ими по отношению к перевороту позицией.
Довольно широкие слои татарской демократии весьма определенно сознавали, что „мусульмане всего мира—жертва европейского империализма4)" и что революционной демократии пора, наконец, отбросить двоедушие, „ясно и недвусмысленно заявить, что она всецело разделяет позицию о праве на национальное самоопределение за всеми народами  5)". Но несмотря на эту очевидную, казалось бы, близость к большевистскому пониманию вещей, татарская демократия оста-
1) Там же, стр. 2-я.
2) „Голос Татар“,№ 12, от 14-го октября 1917 г., стр. 2-я.
3) „Голос Татар", № 13, от 21-го октября 1917 г., стр. 2-я.
4) Там же, стр. 3-ая.
5) Там же, стр. 3-ая.


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
63
лась верна, как в корниловские дни, своей мелкобуржуазной природе: не захваченная нараставшей с конца сентября волной октябрьской революции, в момент переворота она оказалась в об‘единенном буржуазно-социалистическом лагере. Темные и едва пробужденные к общественной жизни татарские массы целиком пошли за своими вождями. Идя за ними, они оказались, в конце концов, вовлеченными в гражданскую войну с несшим освобождение угнетенным народам русским пролетариатом.
26-го октября, тотчас же по получении из Петербурга телеграммы о низвержении Временного правительства, в здании губернского земства было созвано собрание представителей общественных и „революционных" организаций. В числе их были и делегаты мусульманского исполкома.
В лице последних татарские националисты, вкупе с кадетами и прочими „живыми силами" страны, решительно осудили выстрелы, загремевшие с „Авроры" по Зимнему дворцу— последнему оплоту буржуазно-демократической коалиции.
Резолюция, единогласно принятая собранием, гласила: „Собрание осуждает попытку насильственного захвата власти со стороны большевиков Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов. Попытка эта является преступной авантюрой, могущей затормозить своевременный созыв Учредительного собрания  1)".
В целях сохранения в городе общественного порядка и спокойствия собрание избрало Губернский революционный комитет в составе 30 чел. из представителей всех участвовавших в заседании организаций.
С этого момента начинается „пляска" татарской демократии: осудив петроградских большевиков (именно петроградских  —  это ударение, оставлявшее лазейку, весьма характерно), мусульманский исполком ни в коем случае не пожелал работать рука об руку с ненавистными ему кадетами. Это толкнуло его на сближение с крымскими большевиками (еще не осужденными!), но программа ближайших действий, оглашенная последними, оказалась неприемлемой для нерешительных демократов из мусульманского
1) „Южные Ведомости", № 73 от 27-го октября 1917 г., стр. 3-ая.


64
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
исполкома и заставила их искать какого-то серединного положения.
На первом же заседании Губернского революционного комитета представители мусульманского исполкома потребовали увеличения в революционном комитете представительства татар и удаления из его состава кадет.
Ревком не счел возможным удовлетворить их требований, и они покинули заседание, заявив о своем выходе из состава ревкома.
Однако, революционная демократия пошла навстречу татарам, и 27-го октября при таврическом центральном исполнительном комитете советов был сконструирован новый ревком.
Этот ревком работы не начал. В ночь на 28-ое октября было созвано экстренное заседание Симферопольской городской думы, которое приняло решение считать первый ревком нераспущенным и присвоить ему наименование Губернского Комитета Спасения родины и революции, расширив в нем представительство мусульман, украинцев и советов депутатов.
„Революционная демократия" подчинилась, конечно, началу всех начал—голосу демократической думы, но татарские националисты остались верны своей прежней позиции.
29-го октября они сделали вылазку против определенного лица, особенно одиозного татарам, против губернского комиссара Богданова. В заседании комитета ими было пред'явлено требование об исключении его из состава последнего и смещении с поста губернского комиссара вследствие полного недоверия к нему татарского народа, вызванного его неумением ориентироваться в событиях и нетактичностью по отношению к татарам в прошлом и настоящем.
Демократы, сидевшие в комитете, устрашенные, очевидно, перспективой раскола в среде „живых сил44, разрешение этого вопроса передали компетенции предполагавшегося к созыву губернского с'езда общественных учреждений. Тогда татары, а вместе с ними и представители украинцев и севастопольских матросов, покинули зал заседания, торжественно заявив, что они, „не желая принять на себя ответственности за могущие быть печальные последствия такого попустительства, с одной стороны, и во имя защиты революции и сво-


№3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 65
боды и сохранения спокойствия в Крыму, с другой, оставаться в этом штабе не могут  1)".
Таким образом и Комитет Спасения, едва народившись, распался.
На другой же день, 30-го октября, мусульманский исполком созвал чрезвычайное пленарное совещание 12-ти крымско- татарских демократических организаций (в том числе и комитетов 1-го мусульманского батальона и 5-го эскадрона конного полка), решив самостоятельно найти выход из создавшегося положения.
Членом мусульманского исполкома И. Лемановым был оглашен проект создания Крымского революционного штаба, в состав которого вошли бы, помимо представителей татар, украинцев и матросов, также и представители советов рабочих депутатов и иных демократических организаций.
Совещание единодушно утвердило и этот проект и программу деятельности нового штаба.
В этой программе предусматривалось сформирование в двухнедельный срок вольной дружины в сорок человек в помощь милиции и выделение из 4-го мусульманского батальона 100 человек для несения охраны в городе в полное распоряжение штаба. Для вознаграждения дружинников и воинской команды комитет ассигновывал из средств национального фонда 7000 руб.
Пункт 5-й принятой программы гласил: „Мусульманские воинские части, при подавлении беспорядков должны действовать в полном контакте с другими воинскими частями (курсив наш. В. Е.), всячески избегая столкновения с ними  2)".
Интересно, что в полном соответствии с этим постановлением совещанием было единогласно решено ни в коем случае не посылать в Мелитополь на подавление беспорядков 5-го эскадрона конного полка во избежание возможного столкновения с местными воинскими частями.
Таким образом, тактическая линия, взятая в тот момент мусульманским исполкомом, ясно говорила о том, что исполком не хотел итти на столкновение с крымскими больше-
1) „Голос Татар", № 14, от 1-го ноября 1917 г., стр. 1-ая.
2) Там же, стр. 2-ая.


виками, пока не увидел (очень скоро), что последние его половинчатой мелкобуржуазной политики не примут, что крымские большевики пойдут по стопам петербургских и что беспорядки поэтому, к подавлению которых исполком
усердно готовился, могут быть и в Крыму лишь большевистскими беспорядками.
Совещание закончилось избранием от мусульманского исполкома в члены революционного штаба И. Озенбашлы, А. Толена и А. Боданинского, при чем число представителей от других революционных организаций было определено в 2 человека.
31-го октября состоялось первое заседание революционного штаба, на которое явились как представители „революционной демократии“, так и представители „товарищей большевиков". И те и другие жестоко разочаровали инициаторов создания революционного штаба.
Первые внесли предложение о слиянии крымского революционного штаба с Губернским революционным комитетом (Комитетом Спасения родины и революции), в виду неимения между ними серьезных разногласий по вопросу о недопущении анархии в Крыму; „товарищи большевики" же предложили „внести в принятую чрезвычайным совещанием программу следующие пункты: 1) немедленное закрытие несоциалистических газет в губернии, 2) немедленная реквизиция всех средств передвижения для использования их в целях агитации, 3) немедленный захват почты и телеграфа, железнодорожных станций и проч. и проч.1)".
По соображениям „неуполномоченности президиума" (состоявшего из татар) на изменение программы чрезвычайного совещания первое предложение было лишь принято к сведению, а второе отклонено, как неприемлемое „с некоторых точек зрения".
„После этого", с бесстрастием летописца сообщает репортер: „товарищи большевики оставили зал заседания 2)“.
Еще бы! „Товарищи большевики" отлично поняли, что эти „некоторые точки зрения" татарских национал-демократов делают соглашение с ними немыслимым.
]) „Голос Татар", № 14, от 1-го ноября 1917 г., стр. 2-ая.
2) Там же, стр. 2-ая.


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
67
Украинцы же и „товарищ матрос" (очевидно, приверженец украинской Центральной Рады) в зале заседания остались и приложили руку к дальнейшим действиям Крымского революционного штаба.
Оттолкнувшись от революционного, большевистского берега, Крымский штаб, энергично барахтаясь, пытался оттолкнуться и от контр-революционного, кадетско-социалистического, и увлечь за собой „революционную демократию". Однако, эти попытки найти третью линию заранее были обречены на неудачу—такой линии не было, и кончились тем, что Крымский революционный штаб превратился в контр-революционный, об‘единив вокруг себя все силы махрового офицерско-дворянского черносотенства.
От контр-революционного берега Крымский штаб пытался оттолкнуться в заседании чрезвычайного губернского земского собрания, происходившем 1—2 ноября.
Занятая собранием позиция поддержки Комитета Спасения, и в особенности отказ от выполнения требования мусульман об удалении Богданова  1), заставила представителей Крымского штаба Боданинского и Хаттатова поставить точки над „и“. „В виду того, что земское собрание своим постановлением выразило Н. Н. Богданову доверие", заявили они: „мы, татары и украинцы, будем искать возможность, чтобы устранить его от должности другим путем. Признавать Богданова, как губернского комиссара, мы не будем  2)".
В заявлении этом уже звучала угроза.
Несмотря на отставку Богданова, последовавшую 4-го ноября по причине „образования в Петрограде Временного правительства однородного социалистического состава", Крымский штаб счел нужным показать Комитету Спасения, что он обладает достаточной силой.
6-го ноября утром в губернский комиссариат явились два представителя штаба и потребовали передачи им делопроизводства и направления всех телеграмм, получаемых на имя губернского комиссариата, в Революционный штаб-
1) Была принята „дипломатическая" резолюция (20-ю голосами против 16 голосов социалистов): „не выносить никаких решений по этому вопросу". В. Е.
2) „Южные Ведомости*', № 85, от 4 ноября 1917 г., стр. 3-я.


68 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
И хотя и. д. губернского комиссара социал-демократ Бианки „мужественно" им в этом отказал, заявив, что „только насильственным захватом они могут это сделать  1)",—Комитет Спасения счел излишним доводить дело до столкновения, тем более, что Крымский штаб за первым диктаторским шагом сделал второй: в заседании комитета, происходившем вечером того же числа, представитель штаба А. Боданинский заявил, что штаб „решил немедленно заменить губернский комиссариат новой коллегией временных комиссаров, из которых двух должен делегировать Крымский штаб, а одно место предоставляется всем остальным революционным организациям 2)“.
На этом заседании Комитет Спасения решительно заиграл отбой: после речей Рабиновича, Бакуты, Ворошилова и других, согласно говоривших о необходимости создания единого авторитетного органа всех революционных организаций, чему „развязный большевик" Жан Миллер противопоставлял задачу взятия власти Таврическим Центральным исполнительным комитетом, было принято решение упразднить Комитет Спасения и Крымский штаб. Взамен их предполагалось создать Временный Губернский революционный комитет, который бы созвал общегубернский с‘езд революционных демократических организаций.
По существу постановление это было актом самоупразднения со стороны Комитета Спасения и признания гегемонии Крымского штаба. Это было ясно хотя бы из того обстоятельства, что в заседании был произведен двухчасовый перерыв с целью дать возможность татарам и украинцам выявить отношение к принятому комитетом решению.
Крымский штаб санкционировал создание Временного Губернского революционного комитета (это его ни к чему не обязывало) и послал туда своих представителей, не помышляя, конечно, о своем роспуске.
Однако, вхождение в революционный комитет представителей губернского комитета большевиков предопределило недолговечность его бытия: исполком совета крестьянских депутатов, эс-эры, дашнаки, плехановцы и народные соци-
1) „Южные Ведомости", № 88, от 8 ноября 1917 г., стр. 2-я.
2) „Южные Ведомости", № 88, от-8-го ноября 1917 г., стр. 2-я.


№ 3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 69
алисты отказались от совместной работы с большевиками и вышли из состава революционного комитета.
В заявлении, мотивирующем их отказ от представительства в комитете, они бросали камешек в огород Крымского штаба, повинного в сношениях с большевиками: „Мы считаем недопустимым поведение тех, кто в настоящий момент не имеет смелости отгородиться от большевиков и допущением их в свою среду прикрывает их преступную деятельность1) “.
С точки зрения последовательной защиты классовых позиций эти господа были, безусловно, правы. Логика борьбы беспощадно рушила межеумочную политику татарских национал-демократов и заставила их, в конце концов, отказаться от искания несуществующего.
Губернское земское собрание немедленно последовало примеру эс-эров и других и, отозвав своих представителей из Губернского революционного комитета, постановило созвать на 20-е ноября с‘езд представителей местного самоуправления, чтобы создать, наконец, авторитетный орган таврической губернской власти. К этому постановлению присоединилась и Городская дума.
Национальный момент, вмешавшийся в бытие Крымского революционного штаба, объективно игравшего (и сыгравшего) роль органа буржуазной диктатуры, русским шовинистам из земства и Городской думы слепил глаза. Он мешал им проникнуть в сущность вещей и перестать колоть самолюбие татарских националистов непрестанными выпадами против них со стороны представителей правого крыла великодержавной общественности. Мусульманский исполком и Крымский штаб в ответ на это усердно „кадетствовали" и не менее усердно самоокапывались: с одной стороны, в их распоряжение поступили серьезные воинские силы в лице прибывших 10-го ноября в Симферополь эскадронов Крымского конного полка, а с другой—губернский комиссариат был пополнен в это же время представителями Крымского штаба  —  А. Озенбашлы и Близнюком.
Крупные политические события, разыгравшиеся в начале ноября за Перекопским перешейком—провозглашение
1) „Южные Ведомости", № 89, от 9 ноября 1917 г., стр. 3-я.


70 РЕВОЛЮЦИЯ  В  КРЫМУ № 3Центральной Радой Украинской народной республики, побудили мусульманский исполком и Крымский штаб попытаться взять в свои руки инициативу в деле создания губернской власти.
Мусульманский исполком опубликовал воззвание, в котором, приветствуя рождение новой республики, таким образом обосновывал свое право на эту инициативу: „Отсутствие в стране центральной власти и возрастающие междоусобица, анархия и разруха, естественная отрезанность Крыма от центральной России территорией Украины .... все эти обстоятельства . . . повелительно диктуют . . . принятие мер, которые способны были бы предохранить Крым от могущих произойти в нем междоусобиц . . . Крымско-мусульманский исполком . . . считая промедление принятия диктуемых моментом мер угрожающим спокойствию и благоденствию края, признал необходимым  1)" и т. д. и т. п.
Вместе с тем, решив созвать совещание представителей всех революционно-демократических организаций Крыма, мусульманский исполком тактично предварял могущие быть недоразумения на национальной почве. Он определенно заявлял в том же воззвании, что он, „как выразитель воли татар, не желая допустить в Крыму гегемонии какой-либо народности над другой, . . . признает Крым для крымцев (курсив воззвания. В. Е.) и находит, что чрезвычайные обстоятельства повелевают народам Крыма . . . об'единиться для общей дружной работы на благо всех народов, населяющих Крым  2)".
Революционно-демократические организации пошли навстречу Крымскому штабу и мусульманскому исполкому.
14-го ноября совещание было открыто под председательством А. Озенбашлы, официально имея своей задачей выяснение отношения крымских общественно-политических кругов к присоединению 3-х северных уездов Таврической губернии к Украинской республике; неофициально же—разрешить вопрос о создании губернской власти.
Отношение крымских общественно-политических кругов
J) „Голос Татар“, № 15, от 11-го ноября 17 г.
2) Там же.


№3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 71
к факту об'явлення Украинской республики и отторжения трех северных уездов можно было заранее предвидеть.
• Представители всех партий и организаций в один голос затрубили о „преждевременности" этого акта, о его „гибельности для страны и революции", о „насилии", совершенном над населением северной Таврии.
Единственно, кто приветствовал образование Украинской республики,—это представитель большевиков Жан Миллер; его выступление вызвало шумное одобрение со стороны мусульман и украинцев, что снова создало иллюзию единства меж этими совершенно различными группами.
Само собою разумеется, что речь Д. Сейдамета о необходимости немедленного создания губернской власти, произнесенная им в заседании от 15 ноября, встретила всеобщее неодобрение.
Представители революционной демократии заявили, что они явились сюда лишь для выявления своего отношения к Украинской республике и поэтому решать вопрос об организации власти они „не вправе".
Таким образом, попытка Крымского штаба и мусульманского исполкома взять инициативу в свои руки провалилась, и они вынуждены были присоединиться к воле большинства совещания—предоставить решение вопроса предстоящему 20-го ноября с‘езду представителей местных самоуправлений губернии.
Курултай, предположенный к созыву для разрешения вопроса „о дальнейшей судьбе Крыма" 24-го ноября, не был открыт вследствие кассации выборов и, таким образом, „судьбу Крыма" взял в свои немощные руки открытый 20-го ноября общегубернский с'езд городов и земств  1).
На первом заседании этот с‘езд призвал в свои ряды представителей советов рабоче-крестьянских депутатов и национальных организаций, при чем украинцам было предоставлено тридцать, а татарам 22 места.
1) Накануне заседал Таврический Губернский с'езд советов (23 человека), который принял резолюцию о передаче вопроса о конструкции власти компетенции земско-городского с'езда. На этом с'езде т. Гавен, от имени фракции большевиков (7 чел.), огласил резолюцию, требовавшую признания Совнаркома и необходимости передачи власти советам. От участия в земско-городском с'езде большевики отказались. Редакция.


72 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ №3
В таком расширенном составе с‘езд приступил к разрешению стоявших перед ним задач.
Большинство с‘езда было меньшевистско-эсеровским; в президиум его вошло 2 эс-эра, 2 меньшевика и по два от украинцев и татар (от последних X. Тынчеров и Э. Аметов).
В силу этого обстоятельства национальный вопрос, стоявший на повестке дня, был смазан и, несмотря на категорическое заявление Д. Сейдамета—„самоопределение народов России уже осуществляется“, резолюция по этому вопросу, согласно священному обычаю социал-соглашателей, бледно и вяло трактовала об опросе населения, о краевых учредительных собраниях и об „окончательном разрешении" всех национальных болестей всероссийским „хозяином".
Универсал Центральной украинской рады о северной Таврии принят, конечно, во внимание не был, и Совет Народных Представителей—временный высший орган власти—был сконструирован 23-го ноября не как Крымский, а как Таврический общегубернский орган.
Совету Народных Представителей поручалось „в кратчайший срок созвать крымское учредительное собрание и принять меры к выявлению воли населения северных уездов Таврической губернии по национальному вопросу  1)".
От татар в этот „высший орган губернской власти" вошли И. Озенбашлы, С. Хаттатов, Э. Аметов, и С. Меметов.
Губернский комиссариат, согласно принятой резолюции, с‘ездом был переизбран, но состав его остался прежний, за исключением Близнюка, замененного представителем земств В. П. Поливановым.
Таким образом, в ноябрьские дни 1917 г. Симферополь официально являл собой картину трогательного „демократического" и даже национального единения, что искусно было символизировано праздником 28-го ноября в честь предполагавшегося в этот день открытия Всероссийского Учредительного собрания: в колоннах манифестантов дефилировали эскадроны Крымского конного полка и рядом с красными колыхались зеленые мусульманские знамена.
Та же картина единения всех „живых сил" наблюдалась и в начале декабря на совещании революционных и военных
9 „Таврический Голос", № 32, от 25-го ноября 1917 г.


№  3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 73
организаций, созванном Советом Народных Представителей 7-го числа того же месяца в связи с известным ультиматумом Совнаркома, пред‘явленным Центральной Раде Украины.
Единение это было определенно антибольшевистского свойства, при чем даже левая „советская" часть совещания настаивала на принятии позиции благожелательного по отношению к Раде нейтралитета. Татарские националисты на общем фоне исключения не представляли. Аплодировавшие 14-го ноября представителю большевиков Жану Миллеру, 7-го декабря они уже заявили, что „татарские части будут вести борьбу с большевиками в Крыму 1), и это был не последний зигзаг их межеумочной политики.
Меж тем, политическая атмосфера в Крыму накалялась все больше и больше.
Севастопольский военно-революционный комитет, силой вещей уже вовлеченный в круг общероссийской гражданской войны и посылавший революционные отряды на Дон и против Украинской Рады, готовился к неизбежному столкновению и внутри полуострова с контр-революционными силами, зревшими под материнским крылом „нейтралитетствующих" болтунов от социализма.
Весьма важным моментом крым. действительности того периода являлась все возраставшая национальная вражда между довольно широкими массами русского и татарского населения, переходившая по временам в частичные столкновения как отдельных лиц, так и более или менее значительных групп.
Эта вражда, складывавшаяся в результате ненормальных русско-татарских отношений, усердно раздувалась, с одной стороны, шовинистами из „Южных Ведомостей" и „Таврического Голоса", а с другой—шовинистами из мусульманского исполкома, дававшими тон поведению (зачастую весьма нетактичному) невежественных солдат-эскадронцев, размещенных по всем городам Крымского края.
В таких условиях открылся 10-го декабря в Бахчисарае и проработал 3 дня сильно запоздавший своим появлением на свет крымско-татарский парламент—Курултай.
С самого начала его работы его члены, по своей политической ориентировке,  разбились на  три группы или фракции.
1) „Таврический Голос", № 42, от 9-го декабря 1917 г.


74 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
В социальном отношении Курултай был почти однороден, являясь выразителем чаяний и настроения татарской мелкой буржуазии. Исключение представляла лишь немногочисленная (8—9 чел.) правая группа, вошедшая в парламент от зажиточных классов  —  купцов, мурзаков и духовенства.
Руководящей группой Курултая являлась центральная, политически организованная в национально-демократическую „народную партию" („Милли-Ферка"). Левая группа, тоже немногочисленная—10—12 чел., именовалась „социалистической фракцией" и состояла в оппозиции к очень многим начинаниям и планам миллиферковцев.
В числе членов социалистической партии были  —  Лутфи, Меметов, Али и Уссеин Боданипские, Идрисов и др. Против ее главарей велась жестокая кампания в официальном курултайском органе печати, результатом чего явилась попытка темных татарских масс расправиться с Меметовым и А. Боданинским самосудом.
Неопределенность положения, близость вооруженного столкновения демократии с крепнувшими силами большевиков, национальная рознь—толкали Курултай на путь усиленного выявления своих националистических вожделений, тем более, что для каждого было ясно, в чьих руках находится сила и власть.
Совет Народных Представителей, бессильный и нерешительный, располагал исключительно моральной авторитетностью, и фактическим гегемоном положения являлся Крымский революционный штаб, руководимый мусульманским исполкомом и опиравшийся на солидные вооруженные силы, состоявшие из частей бывшего Крымского конного полка и мусульманского батальона, развернутых в Крымско-татарскую бригаду 3-хполкового состава.
Однако, прямо захватить власть в свои руки Курултай не решался. Татарские националисты все же чувствовали себя в Крыму меньшинством, да и в развертывании своей военной работы им пришлось прибегнуть к содействию русского офицерства  1), что обязывало к известной, попросту, осторожности.
1) Из 6-ти высших военных командиров крымского штаба только 2-е были татарами: командир 1-го полка Уриэт, поручик Авлаев и 2-го конного— подполковник Биарсланов. В. Е.


№3 СТАТЬИ И ВО С ПОМИНАНИЯ 75
Поэтому Курултай ограничился тем, что избрал Крымско-татарское Национальное правительство и об‘явил себя национальным парламентом, тем самым подчеркивая, что он делает только свое узко-национальное дело и не посягает отнюдь на права других народов, населяющих край.
В правительство, состоявшее из 5-ти директоров, вошли: председателем совета директоров и директором юстиции— Ч. Челебиев, директором по внешним и военным делам— Д. Сейдамет, директором финансов и вакуфов  —  С. Д. Хаттатов, директором по делам религии—А. Шукри и директором народного просвещения  —  И. Озенбашлы.
Перед избранием правительства Курултай утвердил в постатейном чтении „Крымско-татарские основные законы", нечто в роде посредственной демократической конституции, трактовавшей о всеобщем избирательном праве, упразднении татарских званий и сословных привилегий, утверждении равноправия мужчин и женщин и о порядке созыва парламента и избрания Национального правительства.
Эти законы, подписанные наряду с „демократами" и „социалистом" Д. Сейдаметом, не содержали ни малейшего намека на социалистические тенденции их сочинителей, кроме разве неопределенного заявления, что военный отдел будет существовать, „доколе существует обязательная воинская повинность". Зато они являли весьма характерные противоречия, вытекавшие из сущности той двойственной политики, которую вели мусульманский исполком и Крымский штаб, представлявшие хотя и вооруженное, но все же меньшинство населения края.
Пункт 12 основных законов гласил: „Считая, что вопрос о форме правления в крае может быть решен только краевым учредительным собранием... Курултай поручает правительству в кратчайший срок принять меры для созыва Крымского учредительного собрания 1)“. Несколькими же пунктами ниже, в пункте 16-м, это самоопределение края опровергалось, т. е. предвосхищалось самим Курултаем: «Курултай... признает и об'являет Крымскую демократическую республику  2)". Этот шаг обосновывался тем соображе-
1) Об'явление Крым.-татар. национ. правительства от 18 дек. 1917 г.
2) Там же.


76 РЕВОЛЮЦИЯ  В КРЫМУ № 3
нием, что свобода слова, печати, личности, собрания и
проч., а также и права меньшинств „могут быть гарантированы только при демократической республике".
В воззвании ко всем гражданам Крыма Национальное правительство сочло необходимым об‘яснить как этот шаг, так, авансом, возможные самостоятельно-диктаторские шаги и в будущем:
„Крымско-татарское Национальное правительство заботится о счастии и спасении не одного только татарского народа: оно считает священной своей обязанностью защиту личной и имущественной безопасности и чести всех своих крымских соотечественников и защиту высоких лозунгов великой революции 1)“.
И, действительно, „высокие" лозунги буржуазно-демократического правопорядка, кроме национального правительства и войск Крымского революционного штаба, защищать было некому.
К этой защите Национальное правительство принялось поспешно готовиться, с каждым днем все больше обрастая контр-революционным русским офицерством и становясь, по существу, носителем уже не национальной, а белой идеи.
Концентрации вокруг Национального правительства русских офицеров в особенности содействовал Джафер Сейдамет, вполне правильно видевший в них самую организованную и боеспособную силу. На этой почве между ним и социалистической фракцией Курултая шли непрерывные столкновения, не выходившие, впрочем, из рамок парламентской борьбы и потому совершенно бесплодные.
19-го декабря Крымский революционный штаб, по соглашению с Советом Народных Представителей был реорганизован: в него вошли представители всех явно-антибольшевистских группировок, вне зависимости от их национальности, а во главе штаба, переименованного в Штаб Крымских войск, был поставлен явный монархист—русский подполковник Макухин.
Директор же по военным делам Национального правительства, называвший себя социалистом, Джафер Сейдамет был утвержден директором по военным делам при Совете
1) Об'явление Крым.-татар. Национальн. прав-ва от 18 декабря 17 г.


№3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 77
Народных Представителей, т. е., попросту, назначен диктатором для подавления вот-вот грозившего перекинуться из Севастополя в другие крымские города восстания пролетариата.
„Крымско-татарское Национальное правительство", говорилось в том же воззвании: „категорически и неуклонно решило поддерживать порядок и спокойствие на полуострове; оно решило положить предел царящим в крае  . . . всевозможным захватам и уже показывающей свою голову анархии 1)“.
Русский черносотенец Макухин в трогательном единении с татарином Д. Сейдаметом великолепно поняли дипломатический язык этого воззвания. В то время, как военный министр- социалист занялся мобилизацией татарских солдат, начальник штаба развернул работу по разоружению „ненадежных" воинских частей и команд. И то и другое действие являлось, конечно, явной провокацией гражданской войны.
22-го декабря произошло первое кровавое столкновение между татарами-эскадронцами и матросским отрядом,  —  правда, в Александровске, пока еще за пределами Крыма, но 26-го декабря вспыхнул серьезный конфликт уже между Севастопольским военно-революционным комитетом и Штабом Крымских войск.
Причиной конфликта послужило начатое Штабом Крымских войск разоружение Евпаторийского гарнизона, в том числе и охранявших побережье береговых батарей. Евпаторийский комитет большевиков, а затем и комитет авиационной школы обратились в Севастополь с просьбой о срочной помощи, в ответ на что Севастопольский ревком отправил в Бахчисарай для переговоров с военной директорией Национального правительства своего представителя Евгения Ткачева.
Последний в ночь на 27-ое декабря передал директории ультимативное требование о „немедленном приостановлении разоружения и насилия над солдатами революционной России".
„Весь Севастополь, а, главное, его флот", гласило требование: „возмущены разоружением воинских частей, охраняющих Евпаторийское побережье.... своим поступком вы возбуждаете национальную вражду, которая неизменно при-
1) Объявление Крым.-татар. Национальн. прав-ва от 18 декабря 17 г.


78 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМ У № 3
ведет к кровопролитию.... это недопустимо со стороны демократов-татар 1)“.
Севастопольский военно-революционный комитет предлагал по возвращении отобранного оружия учредить смешанный русско-татарский революционный трибунал для предания суду всех замешанных в этом преступном деле лиц, к какой бы национальности они ни принадлежали. Военно-революционный комитет заявлял, что в случае непрекращения насилий над солдатами Евпаторийского гарнизона он „прекратит их присылкой двух боевых кораблей". В заключение военнореволюционный комитет выражал уверенность, что татарскому правительству ненавистно пролитие крови и что последнее „выгодно кому-то третьему, обостряющему национальную вражду и на ней основавшему контр-революцию, против которой должны бороться рука об руку солдаты татарского правительства и свободной Российской Республики  2)".
Эти призывы к демократическому чувству татарских националистов и этот оптимизм в отношении их миролюбия— были напрасны: не „кто-то третий", а именно Национальное правительство вкупе и влюбе с Советом Народных Представителей возглавляло буржуазную контр-революцию Крыма и разжигало национальную ненависть в сердцах невежественных татарских солдат. В этом отношении ответ на требование Севастопольского военно-революционного комитета не оставлял ни малейших сомнений.
Директор по военным делам или, проще, военный диктатор Д. Сейдамет в начале своего ответа, составленного под именем „воззвания Штаба Крымских войск", с явным для каждого лицемерием пытался отвести основные положения ультимативного требования севастопольцев (возбуждение национальной вражды и самый факт разоружения гарнизона). Сейдамет указывал, что эти основные положения отпадают, так как, во-первых, Штаб Крымских войск, признанный Советом Народных Представителей и Одесским военным округом, не является „исключительно только национальным татарским военным органом", а, во-вторых, что распоряжение штаба „о вывозе части оружия из Евпатории не есть обезоружение
1) „Голос Татар", № 17, от 29-го декабря 17 г., стр. 1-ая.
2) Там же.


№ З
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
79
гарнизона Евпатории, а перевоз оружия из одного склада в другой  1)". В дальнейших строках своего воззвания „диктатор", что называется, распоясывался и ломил уже напролом: „кучка бессовестных людей, терроризировавшая весь Севастополь, приведшая к полнейшей небоеспособности весь Черноморский флот, не вправе бросать какого-либо обвинения Штабу Крымских войск; пред'явленные ему требования... есть угроза жизни и спокойствию всех граждан Крыма  2) (курсив везде воззвания)".
После нового лицемерного выпада—„Штаб Крымских войск... не признает кровавого способа разрешения политических и социальных вопросов"—и совершенно неуместной истерической декламации о „носителе мысли, творце культуры, человеке-Боге“ воззвание заканчивалось шаблонным демократическим заявлением: „Штаб Крымских войск, не останавливаясь ни перед какими препятствиями, всеми силами будет стремиться довести край до Крымского учредительного собрания  3)".
В устах военного диктатора заявление это звучало весьма недвусмысленно.
Перед левой частью татарских националистов, тянувших Курултай к сближению с большевиками, теперь со всей определенностью встал вопрос о разрыве с Национальным правительством,—дальнейшие колебания ставили их уже по ту сторону революционных баррикад. Однако, в декабре 17-го года изжить националистические иллюзии, решительно порвать с „единоверцами" левая группа еще не смогла и после нескольких жалких попыток примирить непримиримое —  пала под ударами победоносного большевизма в рядах контрреволюции, принеся в жертву жизнь своего главаря, председателя Совета директоров Челеби Челебиева 4).
1) „Голос Татар", № 17, от 29-го декабря 1917 г., стр. 1-ая.
2) Там же, стр. 1-ая.
3) Там же, стр. 2-ая.
4) Ч. Челебиев, арестованный во время январьского переворота в Симферополе, был послан Симферопольским военно-революционным комитетом в Севастополь. Председатель Севастопольского ревкома Гавен имел с Челебиевым беседу, в которой последний признал ошибку Национального правительства, не сумевшего отмежеваться от контр-революционного офицерства, провоцировавшего гражданскую войну. По его мнению, при более осторож-


80
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
Конфликт Национального правительства с Севастопольским военно-революционным комитетом был улажен мирным путем делегатами Совета Народных Представителей Галлопом и Борисовым, выехавшими в Евпаторию для переговоров с командой посланного туда из Севастополя миноносца „Хаджи-Бей
Социал-соглашателям удалось усыпить бдительность революционной команды.
Вооруженное столкновение было оттянуто до 10-х чисел января.
3-го января 1918 г. в назревающие политические события вклинилась шовинистическая „интермедия", инсценированная татарским Национальным правительством.
Последнее, считая себя достаточно укрепившимся, решило прокатить пробный шар,  —  узнать, насколько серьезно сможет быть сопротивление русской демократии при попытке устроить националистический „государственный переворот".
Еще в конце декабря Национальное правительство заявило исполкому Симферопольского Совета, что им решено реквизировать для нужд правительственных постановлений помещения „Народного дома  1)", занятые целым рядом профессиональных и политических организаций.
Исполком напомнил Национальному правительству, что его власть распространяется на татарское лишь население, а право реквизиции принадлежит исключительно Городской управе. Однако, „напоминание" это татарскими националистами принято во внимание не было, и утром 3-го января, согласно приказа, подписанного председателем Совета директоров Челебиевым, Народный дом был занят вооруженными мусульманскими частями.
Если Национальное правительство расчитывало на инертность русской демократии, то оно жестоко ошиблось. Послед-
№ 3
ной политике можно было найти общий язык с большевиками и избежать вооруженного столкновения. Челебиев отрицал, что Сейдамст вел такую линию, которая не могла не кончиться войной. После беседы Челебиев был временно посажен в Севастопольскую тюрьму до расследования степени его участия в выступлении против Советов. Однако, во время стихийных самосудов в феврале 18 г. он был выведен матросами из тюрьмы и расстрелян без ведома Севастопольского исполкома. Редакция.
1) Бывший дом таврического губернатора, где до сентября с. г. помешался Крымсовнарком. В. Е.


№  3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 81
нее оказало серьезное сопротивление, настолько серьезное, что уже на следующий день „шовинистическая интермедия" была благополучно окончена.
Как только в кругах „революционной демократии" стало известно о захвате Народного дома,—сейчас же было созвано об‘единенное заседание всех рабочих и профессиональных организаций и исполкома Симферопольского Совета, которое выработало и пред'явило Национальному правительству ультиматум, содержащий следующие требования: 1) немедленно очистить Народный дом от вооруженной силы, 2) охрану города передать всецело начальнику милиции, 3) по расследовании событий виновников насилия привлечь к ответственности за покушение на права революционного народа и т. п.  1). Кроме того, был избран Стачечный комитет, чтобы, в случае неудовлетворительности ответа на ультиматум, об'явить 4-го января всеобщую забастовку.
В ночь на 4-ое января в помещении исполкома было созвано 2-ое об'единенное заседание Центрального исполкома Советов (еще соглашательского), президиума Совета Народных Представителей и членов Стачечного комитета Губернского совета крестьянских депутатов и татарского парламента.
В этом заседании директор по военным делам Д. Сейдамет официально заявил, что распоряжение о захвате Народного дома исходило лично от председателя совета директоров Челебиева и что ни Штаб Крымских войск, ни Национальное правительство в целом не имели никакого касания к этому акту насилия; что Совет директоров действия Челебиева осудил и последний, по настоянию членов парламента, подал в отставку.
Об'единенное заседание постановило присоединиться к ультиматуму Стачечного комитета и, с своей стороны, выдвинуло следующее: 1) образовать комиссию для выяснения виновников захвата Народного дома, 2) предложить Совету Народных представителей точно формулировать задачи Штаба Крымских войск, 3) послать в Штаб представителя Совета Народных представителей для организации политического отдела 2).
1) ,Прибой“, № 114, от 5-го янзаря 1918 г., стр. 1-ая.
2) Там же, стр. 3-я.


82 РЕВОЛЮЦИЯ В  КРЫМУ № 3
В этом заседании был принят текст обращения ко всему населению Крыма с подробным изложением и объяснением происшедших событий.
Военный директор Джафер Сейдамет, как нужный человек, ни для одной из группировок „живых сил революции" не одиозный, старательно выгораживался в обращении: вся вина в происшедшем, в согласии с заявлением Совета директоров, перелагалась на плечи Ч. Челебиева, который заварил всю эту кашу, якобы „воспользовавшись от‘ездом из города Джафер Сейдамета  1)".
Однако, были и более глубокие, неофициальные, так сказать, причины отставки Ч. Челебиева. Его отставка явилась плодом  победы правого крыла татарских националистов, настаивавшего, в противоположность Челебиеву, на необходимости вооруженной борьбы с большевизмом. Неудача же с „шовинистической интермедией" Национального правительства явилась лишь удобным поводом к тому, чтобы очернить в глазах демократии и свалить главу левого крыла татарского национализма, мешавшего диктатуре Джафера.
4-го января состоялось второе об‘единенное заседание революционных организаций и Стачечного комитета, в котором представитель татарского парламента А. Боданинский заявил, что, вследствие распада Национального правительства, ответ на ультиматум Стачечного комитета может быть дан лишь  8-го января, когда соберется экстренная сессия Курултая.
По обсуждении этого заявления было решено считать „начало забастовки несвоевременным, ждать ответа от татарского парламента по вопросу об ответственности подавшего в отставку татарского правительства  2)".
Это заседание было последним, созванным в обстановке относительного мира.
5-го и 6-го января загремели выстрелы в Феодосии и Ялте. Военный диктатор Д. Сейдамет, накануне, на сессии Совета Народных Представителей, требовавший ведения решительной борьбы с большевиками, начал „действовать".
Начал действовать и Севастопольский военно-революционный комитет: время переговоров прошло,—важно было
1) „Прибой", № 114, от 5 января 1918 г., стр. 1-ая.
2) Прибой", № 115, от 6 января 1918 г, стр. 3-ья.


№ 3 СТАТЬИ  И  ВОСПОМИНАНИЯ 83
захватить в свои руки инициативу в заполыхавшей в Крыму гражданской войне.
9-го января в Симферополе появилось воззвание Севастопольского военно-революционного комитета.
„Севастополь в опасности", говорилось, между прочим, в воззвании: „разоружение Евпаторийского гарнизона, официальное заявление о захвате Керченской крепости, события в Феодосии, Ялте...—все это является подготовительными шагами к натиску на Севастополь... нам грозит военная диктатура татар! Татарский народ.... нам не враг. Но враги народа рисуют события в Севастополе в таком виде, чтобы натравить на нас татарский народ  1)“.
Севастопольский военно-революционный комитет был более, чем прав.
Вот какого рода воззвания еще в 20-х числах декабря распространял среди татарских солдат „социалист" Д. Сейдамет: „К оружию, товарищи! В стране нарастают волны анархии. Жизнь всех наших соотечественников в опасности. Ваши братья, отцы и матери от вас ждут защиты  2)".
В 2 часа ночи с 9 на 10 января в Бахчисарае был разоружен эскадронцами эшелон солдат и матросов, демобилизовавшихся с вынужденного согласия Центрофлота и уезжавших на родину, согласно приказа т. Троцкого, вооруженными. Через пару часов после этого татарские эскадронцы перешли границу Севастопольского крепостного района у Дуванкоя и произвели нападение на Камышловский мост, охранявшийся отрядом матросов и рабочих Севастопольского портового завода.
9-го же января, в то время, когда Севастополь готовился к бою, в Симферополе открылась экстренная сессия Курултая.
Открытие этой сессии, возгоревшиеся там под аккомпанимент пушечных выстрелов бесконечные споры о власти и общей политике, о том, „что представляет собой Совет директоров—Национальное ли татарское правительство или высшую краевую власть  3)",—знаменовали собой не что иное, как „демократическое" бессилие диктатора Сейдамета. Вместо
2) „Таврический Голос", № 51, от 20 декабря 1917 г., стр. 3-я.
3) „Южные Ведомости", № 9, от 12 января 1918 г., стр. 2-я.


84
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
№ 3
того, чтобы единым ударом задушить революцию, он гастролировал с длиннейшими цветистыми речами по бесчисленным собраниям и заседаниям, выраставшим по Симферополю с быстротой грибов в те напряженные острые дни.
То же „демократическое" бессилие явила и левая татарская группа: она пыталась найти выход из положения, оставаясь в рамках национализма и парламентаризма; резкой критикой деятельности Штаба Крымских войск и упреками по адресу Совета Народных Представителей, „толкнувшего татар на борьбу с большевизмом", левые заменяли активность и волю к разрыву с „национальным диктатором" и контрреволюционным Курултаем.
В первом же заседании Курултая выявились две точки зрения  на создание авторитетной краевой власти.
Правое большинство полагало образовать таковую, войдя в соглашение с Советом Народных Представителей.
„Наши притязания на высшую краевую власть незаконны" говорил Сейдамет: „татарский национальный парламент не имеет никакого права на высшую власть, на гегемонию в крае... у нас есть  краевая власть—Совет Народных Представителей. Кто мешает нам работать рука об руку с ним? В эту грозную минуту нам следует думать не о захвате власти, а о том, чтобы тушить повсеместно разгорающийся в крае пожар  1)".
Левое меньшинство считало возможным существование власти, лишь созданной из представителей 3-х элементов, „пользующихся материальной и моральной силой", т. е. из представителей татарского парламента, Совета Народных Представителей и партии большевиков.
Этот проект организации власти внес и защищал Ч. Челебиев.
„Если же идея эта не может быть осуществлена", заявил он: „то власть в крае по праву принадлежит татарам... тем более, что, кроме... единственной реальной силы, которую в данную минуту представляют татары ... никакой другой силы в крае нет  2)".
Националистическая позиция, занятая Челебиевым, была
1) „Южные Ведомости", № 9, от 12 января 1918 г., стр. 2-ая.
2) Там же, стр. 2-ая.


настолько соблазнительна, что большинство пошло с меньшинством на компромисс: была избрана комиссия, коей было поручено выяснить в „информационном порядке" отношение Совета Народных Представителей и большевиков к Челебиевскому проекту организации власти.
Парламентская комиссия в составе У. Боданинского, Енилеева и Идрисова явилась 10-го января в губернский комитет большевиков и в Совет Народных Представителей и передала письменное предложение татарского парламента о создании краевой власти на новых началах; предложение было подписано Челебиевым, Хаттатовым, Енилеевым, Чапчакчи, Идрисовым и У. Боданинским. Передав большевикам и Совету Народных Представителей определенное предложение татарского парламента, комиссия тем самым превысила данные ей полномочия: ей поручено было выяснить лишь отношение к проекту Ч. Челебиева.
Это „превышение полномочий" явилось самым отважным шагом, на который могла в те времена решиться левая группа. В этом была не вина ее, конечно, а беда.
Настроение большинства Совета Народных Представителей (исключение составляли лишь социал-демократы) особенно ярко выявилось в речи представителя эс-эров М. И. Хаита:
„Я пойду куда угодно", воскликнул он: „я готов вернуться на каторгу, но с большевиками идти вместе не могу!"
Краткая резолюция, вынесенная Советом Народных Представителей по поводу предложения татарского парламента, гласила: „Совет Народных Представителей находит коалицию с большевиками недопустимой  1)".
Ответ губернского комитета большевиков был менее категоричен; в их декларации, подписанной губернским организатором партии Миллером, председателем Губкома Тарвацким и секретарем Фирдевсом (Керинджановым), значилось, что „до созыва губернского с‘езда советов партия большевиков из‘являет согласие на организацию высшей власти на началах, предложенных татарским парламентом  2)", при условии, однако, принятия последним принципиальных положе-
1) „Южные Ведомости", № 9, от 12 января 18 г., стр. 2-ая.
2) Там же. Декларацию см. Отдел материалов.
№ 3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 85


86 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
пий о признании Совнаркома, беспощадной борьбе с контрреволюцией и проч.
„Отважный" шаг парламентской комиссии вызвал взрыв негодования в правых кругах татарского парламента и дал повод к новым весьма страстным словопрениям, занявшим значительную часть заседания 10 января и завершенным осуждением действий комиссии.
Другая часть заседания была посвящена обсуждению ответа партии большевиков и вопросу о создании власти.
Несмотря па усилия Челебиева, Чапчакчи и других, стремившихся доказать, что в союзе с большевиками „нет ничего противоестественного", татарский парламент стал на точку зрения редактора „Миллета" Айвазова, который заявил: „Большевики есть сила разрушительная. Нам с ними не по дороге. Не идти с большевиками, а бороться с ними надо до конца. Вот наш лозунг  1)".
Татарский парламент большинством 43 голосов против 12 голосов социалистической фракции принял резолюцию об организации высшей краевой власти по соглашению с парламентом и Советом Народных Представителей без большевиков.
В этот же день было созвано заседание избранного 3-го января Стачечного комитета для разрешения, однако, совершенно иной задачи, чем та, которая стояла перед ним неделю назад.
10-го января Стачечный комитет имел своей задачей разработать ряд мер для предотвращения гражданской войны.
Социал-демократы, при явном попустительстве которых зародился и вырос Штаб Крымских войск, внезапно поняли что последний является доподлинной контр-революционной силой, и решили его... разогнать, полагая, очевидно, что офицерство подчинится „моральному авторитету" социалистов. Пункт первый принятой Стачечным комитетом резолюции так и гласил: „Немедленно расформировать офицерские роты и распустить офицеров по месту жительства  2)".
Далее предполагалось создать комиссию, под наблюде-
1) „Южные Ведомости", № 10, от 13 января 18 г., стр. 2-я. 2) Там же, стр. 2-ая. Резолюцию см. Отдел материалов.


№3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 87
нием которой производилось бы формирование рабочих дружин из всех национальностей.
Смехотворная резолюция эта была пред'явлена, как ультиматум, Совету Народных Представителей, при чем срок для ответа на него был определен в три дня.
Головокружительная быстрота событий не учитывалась ни социал-демократами, ни Советом Народных Представителей, созвавшим 12-го января совещание для рассмотрения пред‘явленного ему ультиматума.
Хорошую отповедь социал-демократам и левым татарам дал один из членов Совета Народных Представителей плехановец П. С. Бобровский:,, Меры, предлагаемые Стачечным комитетом,—меры вредные и лицемерные. Это сиденье между двумя стульями . . . Наступает минута последней схватки, и позиция Совета должна быть ясна  1)".
И, действительно, принятая совещанием резолюция разяснений не требовала: „Подтверждая, что борьба с захватчиками власти необходима, Совет Народных Представителей поручает ее вести Штабу Крымских войск, которому он вполне доверяет  2)".
Социал-демократы остались, однако, при своем мнении. Гладкие и деловито-невинные доклады Д. Сейдамета и начальника штаба Макухина о деятельности Штаба Крымских войск не изменили их намерения „усесться между двух стульев": Новицкий, Лейбман, Кравченко, Галлоп и другие заявили о своем выходе из состава Совета Народных Представителей и покинули зал заседания.
Делегация левой группы татарского парламента вполне солидаризировалась с социал-демократами, при чем представитель ее А. Боданинский поставил точки над „и“, заявив: „Хотя действиями против большевиков руководит Штаб Крымских войск, мы заявляем, что там группируются контрреволюционные силы  3)".
Все эти речи, заявления, ультиматумы и декларации были всего лишь комариным жужжанием, жалкой игрой в бирюльки: и татарский парламент, и Совет Народных
1) „Южные Ведомости", № 11, от 14 января 1918 г., стр. 2-ая.
2) „Прибой", № 121, от 14 января 1918 г., стр. 2-ая.
3) Там же, стр. 2-ая.


88 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
Представителей и Штаб Крымских войск с его эскадронами и батареями все было захвачено и поглощено мощным революционным валом, вздыбившимся в Севастополе в ночь на 12-ое января.
12-го января, утром, передовой матросский отряд в 800 чел. с 2-мя орудиями и пулеметами высадился на полустанке „Сюрень" и вступил с татарами в бой. За передовым прибыли другие отряды, и 3.000-ая Севастопольская армия после полуторадневных сражений на Бахчисарайских высотах с татарскими и офицерскими частями подошла к Симферополю, где уже гремели выстрелы сорганизовавшихся внутри города красногвардейских отрядов.
14-го января Симферополь был взят.
Джафер Сейдамет—этот неудавшийся „маленький Петлюра"—бежал через Украину в Константинополь.
Татарское националистическое движение ушло глубоко в подполье.
„Товарищи! Не должно быть места национальной вражде. Татарский рабочий, крестьянин и солдат—такие же наши родные братья, как русский, еврей, немец и прочие. Мы боремся против господства помещиков и капиталистов всех национальностей в союзе с трудящимися всех национальностей  1)"—читали русские рабочие в расклеенных к вечеру 14-го января по улицам города воззваниях Симферопольского военно-революционного комитета.
Но татарские эскадронцы, распущенные на другой день по домам, уходили в свои степи и горы, не читая этих воззваний, написанных на непонятном* им русском языке,—уходили, полные горечи и ненависти к победителям-большевикам.
В этом символ: Советская власть, с момента возникновения ее и до момента гибели под натиском немцев, оставалась русской, говорила на чуждом для татар языке. Крымские большевики в 18 г. не смогли разрешить национального вопроса.
В этом смысле гибель председателя Совнаркома Тавриды А. Слуцкого, расстрелянного под Алуштой восставшими
1) Ко всем трудящимся г. Симферополя и Таврической губ. Воззвание Симферопольского Военревкома.


№ 3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
89
татарскими националистами, являлась такой же жертвой, как и смерть председателя совета директоров Ч. Челебиева, вождя не смогших стать в начале 1918 г. в ряды большевизма левых слоев Курултая.
IV. ПЕРИОД НЕМЕЦКОЙ ОККУПАЦИИ
Татарские националисты, ушедшие в Январе 1918 года в подполье, снова подняли голову, когда в апреле месяце победоносные войска германского империализма заняли Симферополь, столицу Таврической Советской Республики.
На Южном берегу Крыма национал-демократы вооружили темное население татарских горных деревень и, поддержанные скрывавшимся в горах белым офицерством, подняли против Советской власти восстание.
Центром восстания являлась Алушта, где сорганизовавшийся в ночь на 22-е апреля мусульманский комитет фактически взял всю власть в свои руки.
Отряды этого комитета захватили у деревни Биюк-Ламбат пробиравшихся в Феодосию советских работников *во главе с председателем Совнаркома Слуцким и председателем горсовета Тарвацким и расстреляли их рано утром 24-го апреля, в то время, когда к Алуште подходил матросский отряд, посланный на выручку комиссаров из Севастополя.
24-е апреля является одним из печальнейших дней в истории уродливой большевистско-татарской борьбы.
После обстрела Алушты артиллерийским огнем из миноносца разоренные гибелью комиссаров матросы, сломив сопротивление восставших, ворвались в городок. Рассыпавшись в погоне за отступавшими по его узеньким улицам, они рубили без разбора всех попадавшихся им навстречу татар.
Татарское население Алушты и окрестных деревень, побросав свои очаги, бежало в горы и скрывалось там вплоть до того момента, когда матросские отряды, прошедшие с боем почти до Симферополя, были оттянуты в Ялту, и Алушту занял 27-го апреля эскадрон немецких улан.
30-го апреля 1918 г. немцы Стояли в 10-ти верстах от


90 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
Севастополя на юго-западе Крыма и уже вошли в Феодосию на юго-востоке.
Командующий крымской группой императорской армии генерал-от-инфантерии Кош в воззвании к жителям Тавриды и Крыма в таких словах анонсировал будущий оккупационный режим: „Мы друзья вашей страны, с которой заключили мир, . . . мы враги разнузданных элементов, которые еще встречаются в стране и повсюду насилиями нарушают спокойствие и порядок  1)".
Если орган социал-демократов „Прибой" на третий день оккупации наивничал, давая передовицу под заголовком „На распутьи": „Наступает новая эра в жизни нашего цветущего края. Что его ждет?", а на пятый день констатировал, что „наступают серые тоскливые будни . . . Режим оккупации будет очень тяжел  2)",—то татарская демократия, созывая 8-го мая в Симферополе свой Курултай, отнюдь не была склонна так скоро впадать в пессимизм.
Топорная, грубая механика оккупационной политики императорской Германии для мелкобуржуазной интеллигенции и увлеченных ею в трясины национализма татарских трудящихся масс оказалась слишком сложной и хитрой, и прошло не мало времени, пока в конце 1918 г. им удалось ее раскусить и осознать единство интересов русского и татарского пролетариата.
Татары, не понявшие в массе своей январьского переворота и принявшие активное участие в борьбе с войсками Севастопольского революционного комитета,—были чрезвычайно удобным, мягким материалом в руках немецких оккупантов, на шовинистическо-национальных устремлениях порабощенных царским самодержавием народов строивших свое политическое влияние в занятых ими российских областях.
Когда немцы . 21-го апреля вошли в Симферополь, перед русской и татарской демократией всплыл старый вопрос об организации краевой крымской власти. Инициативу в этом деле взяли татары, точнее—их правые круги.
Утром того же дня группа татарских реакционеров (в том числе и члены татарского парламента), назвав себя
1) „Прибой", № 167, от 3 мая 1918 г.( стр. 3-я.
2) „Прибой", № 168, от 5 мая 1918 г., стр. 1-я.


№3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 91
парламентским бюро, вступила с германским командованием в переговоры о власти от имени еще не собравшегося и не уполномочившего их Курултая.
В этих переговорах, помимо вопроса о создании краевой власти, бюро затронуло вопрос о составе татарского парламента и „несоответствии" его с настроением широких татарских масс.
Этот шаг, имевший целью добиться разрешения перевыборов, вызвал бурю негодования со стороны центра и левых групп Курултая, заклеймивших членов бюро, как „изменников родины и врагов народа".
Однако, эта новая попытка татарских обскурантов вернуть утраченные ими в феврале 1917 г. позиции потерпела неудачу: германское командование сочло более удобным для себя отказаться от рассмотрения столь щекотливого вопроса, затронутого незначительной группой.
А. С. Айвазов, председатель Курултая, в первом же его заседании в своей вступительной речи таким образом очертил характер вышеназванных переговоров: „Об этих сношениях между германским командованием и бюро вкратце можем сообщить, что великий германский народ не имеет никакого намерения препятствовать возрождению татарского народа  1)".
Заручившись согласием генерал-от-инфантерии Коша, татарский парламент  2) устами  того же Айвазова провозгласил, что „историческое и этнографическое бытие крымско-татарского народа, его полуторавековое рабство и те многочисленные жертвы, которые он понес в течение 3-хлетней войны и 14-тимесячной революции,—дают ему право брать на себя инициативу организации власти в Крыму  3)".
Однако, несмотря на то, что руководителями Курултая многозначительно заявлялось, что „вне парламента нет спасения,—это должно учесть все общество без различия национальностей  4)", а ораторы и центра и левой патетически восклицали: „Мы должны признать за всеми народностями
1) „Крым“, № 3, от 15 мая 1918 г., стр. 1-я.
2) На первом заседании парламента присутствовали генерал Кош и Сулькевич, при чем последний выступил с речью о необходимости организации „твердой опоры" для формирующейся краевой власти. В. Е.
3) „Крым“, № 3, от 15 мая 1918 г., стр. 1-я.
4) „Крым“, № 4, от 17 мая 1918 г., стр. 1-я.


92
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
право на участие в управлении краем", русская буржуазно- социалистическая интеллигенция, об‘единенная в городском и земском самоуправлении, ни в коем случае не желала считать Курултай первоисточником краевой крымской власти.
Националистические устремления той и другой группы населения Крыма столкнулись.
Поднялась пустейшая парламентская болтовня, кулуарное шушукание, составление списков, проектов, контр-проектов,—омерзительная грызня за власть демократов, „представителей народа", ни в коей мере об этом народе не помышляющих.
Вопрос об организации власти уперся в тупик.
Миллиферковцы (центр) и социалистическая фракция Курултая опубликовали два проекта организации власти, но и самый в националистическом смысле умеренный из них, составленный левыми, нисколько не удовлетворил демократов из земской и городской управ.
Вот он полностью этот проект: „В настоящее время жизнь в Крыму выдвигает следующие задачи, которые, по нашему глубокому убеждению, подлежат разрешению инициативой татарского парламента:
1) Крымское учредительное собрание на основах всеобщего, прямого, тайного и равного голосования.
2) Парламент должен взять на себя инициативу к скорейшему созыву этого высокого учреждения, для чего избрать комиссию, предоставив ей право приглашать в свой состав для выработки положения о выборах представителей от разных политических партий и общественных групп.
3) Создание временной краевой власти с участием представителей от других народностей и общественных организаций.
4) До созыва Крымского учредительного собрания временная краевая власть ответственна перед татарским парламентом 1)".
Этому проекту левая фракция сочла нужным предпослать декларацию, говорящую не столь об ее „левизне", сколь об умеренном национализме и неумеренной неприязни к „всесокрушающему потоку так называемого большевизма  2)".
2) Там же, стр. 1-я.
№ 3
1) „Крым“, № 4, от 17 мая 1918 г., стр. 1-я.


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
93
Националистический душок в этом шаблонно-демократическом проекте поднял на дыбы отцов города, вынесших на заседании Городской думы 11-го мая краткую, но вполне определенную резолюцию о создании власти в Крыму.
Первый пункт резолюции совпадал с первым пунктом проекта левых татар.
Дальнейшее содержание резолюции ставило под знак вопроса возможность соглашения между курултайскими и земско-городскими кругами. „До созыва Крымского учредительного собрания только земские, городские самоуправления... могут выражать волю населения Крыма и никакие национальные организации... не должны считать себя вправе говорить от имени всего населения. В виду сего, является необходимым созыв с‘езда представителей земского и городского самоуправления Крыма для образования Временного правительства 1)“.
Необходимо отметить, что резолюция эта, единогласно принятая Городской думой, бросала камешек и в огород немецкого командования, так как накануне генералом Кошем было отклонено ходатайство думцев о разрешении созыва с'езда представителей земств и городов.
12-го мая прибыл из Константинополя бывш. директор по военным и внешним делам Национального правительства Джафер Сейдамет, и дело организации краевой власти было решительно двинуто к концу, как оказалось впоследствии, далеко неблагоприятному для вожделений татарских националистов.
Сейдамет 16-го мая выступил в Курултае с обширным докладом, в котором, начав с „блестящего" анализа причин „большевистского наводнения, этого стихийного разлива человеческой жестокости", умело подошел к вопросу о самостоятельности Крыма, умело осветил значение в этом вопросе германских оккупационных войск и в связи с этим разразился патетическим дифирамбом Вильгельму Гогенцоллерну: „Есть одна великая личность, олицетворяющая собой Германию, великий гений германского народа... этот гений, охвативший всю высокую германскую культуру, возвысивший ее в необычайную высь, есть не кто иной, как глава Великой Германии, император Вильгельм, борец величайшей силы и мощи.
1) „Южные Ведомости-, № 5 (17), от 14 мая 18 г., стр. 2-я.


Этот гений в то же время никогда не был врагом права и справедливости  1)".
Заявив далее, что он „нс сторонник тайной дипломатии", Сейдамет подробно остановился на вопросе конструкции власти и пресловутой „ориентации" и закончил свою построенную по всем правилам ораторского искусства речь, под бурные аплодисменты парламента, такими словами: „Интересы Германии не только не противоречат, а, быть может, даже совпадают с интересами самостоятельного Крыма  2)".
Следующее заседание Курултая, названное в передовице „Крыма" историческим, состоялось 18-го мая.
Открылось оно речью Сейдамета, посвященною памяти расстрелянного матросами премьера первого Национального правительства Ч. Челебиева. Затем был принят в постатейном чтении законопроект об организации власти.
§ 1 этого законопроекта гласил: „Крымско-татарский парламент об‘являет себя временно крымским государственным парламентом и берет на себя инициативу организации краевой власти и краевого правительства 3)". Этим параграфом татарские националисты били в лоб националистов русских: в вашем-де согласии мы не нуждаемся.
Законопроект предусматривал ответственность перед татарским парламентом правительства, состоящего из выбираемого парламентом премьера и 8-ми министров, определял государственными языками татарский и русский и государственным флагом—голубой флаг.
В тот же день на вечернем закрытом заседании Курултая премьер-министром „первого крымского правительства" единогласно был избран Джафер Сейдамет, которому при бурных овациях присутствующих был вручен от имени парламента ярлык (грамота). В этом ярлыке татарский парламент выражал уверенность, что крымские народности окажут Сейдамету доверие и что он, „благодаря своему политическому опыту, сумеет вывести страну из политического, экономического и административного кризиса".—„Да поможет вам Виликий Аллах  4)",—такими словами заканчивался этот ярлык.
2) Там же, стр. 1-я.
3) Там же. стр. ]-я. Проект полностью см. Отд. материалов.
4) „Крым“,№ 6 от 21-го мая 1918 г., стр. 1-я.
94 Революция в Крыму №  3
]) _Крым", № 6, от 21-го мая 1918 г., стр. 1-я.


№ 3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 95
Однако, Аллах не помог „первому Министру“ Джафер Сейдамету.
Детище татарского парламента оказалось мертворожденным: „высокая политика" татарских националистов потерпела полнейший крах.
Правда, сперва обстоятельства складывались как будто благоприятно для Сейдамета: его переговоры с немцами-колонистами увенчались успехом, ялтинские земцы-кадеты склонны были признать инициативу парламента в деле создания краевой власти  1). Но вхождение их в краевое правительство они сочли допустимым лишь с санкции земского губернского собрания.
Вопрос с этой санкцией формирование кабинета затормозил окончательно.
22-го мая генерала Коша посетила делегация Симферопольской Городской думы в составе: Усова, Фосса, Вагина, Жирова и других и представила ему меморандум с изложением принципов реорганизации крымской краевой власти, в значительной мере не совпадавших с татарскими.
Германское командование, видя бесплодность переговоров, теряло терпение.
Глубоко безразличное к судьбе „самоопределения татар", оно испытывало неудобства из-за отсутствия в крае общепризнанной твердой власти, и поэтому генерал Кош 1-го июня обратился к премьеру несуществующего правительства Джафер Сейдамету с официальным обращением, в котором весьма недвусмысленно подчеркивал: „Настоящее  положение края требует, чтобы формируемое правительство в кратчайший срок взяло бы в свои руки управление краем. Вследствие этого, желательно немедленное сформирование кабинета  2)".
Однако, создавшаяся в тот же день кон'юнктура исключила малейшую возможность выполнения Д. Сейдаметом желания истинных хозяев страны 3).
2) „Крым“, № 12, от 4-го июня, стр. 1-я.
3) Характерно, что бессилие татарского парламента выявилось не только в деле организации краевой власти, но даже в деле составления
1) Орган печати татарского парламента „Миллет" поместил даже список лиц, якобы из'явивших согласие на вхождение в каибнет министров: Сулькевич  —  министром военных и внутренних дел, В. П. Поливанов  —  юстиции, С. Крым  —  финансов, М. Кипчакский  —з  емледелия, А. Бекиров —  почт и телеграфов. Однако, за исключением Сулькевича, никто из них пойти в правительство не согласился. В. Е.


96
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
№ 3
Почти одновременно с посланием Коша к президиуму Курултая явилась делегация в лице Головко, Будрина и Келлера и от имени гласных Губернского Земского Собрания 5-ти крымских уездов вручила условия, на которых, по мнению земцев, возможно образование краевого правительства.
В ответ на удар татарских националистов, их русские коллеги не менее крепко били первых §§ 2 и 5 и заключительной частью своих условий. Согласно этих параграфов. Крымское правительство „должно быть исключительно деловым, лишенным какой бы то ни было политической ориентации, и не должно нести никакой ответственности перед крымско-татарским парламентом 1)“.
Что же касается премьерства Джафер Сейдамета, то в заключительной части условий категорически указывалось, что собрание „не считает возможным согласиться на предоставление ему поста председателя Совета министров 2)“.
Татарские националисты забили в набат. Как, согласиться на это?! Оказать недоверие самим себе?!
Орган татарского парламента „Крым“, беря „условия" земцев в кавычки, негодующе писал: „В настоящий момент отказаться от своего прежнего голосования было бы ниже собственного достоинства парламента  3)“.
1-го же июня Курултай, заслушав пространный отчет Д. Сейдамета о ходе переговоров, передал обсуждение условий земцев во фракционные заседания, а на следующий день большинством всех при двух воздержавшихся „без мотивировки постановил считать их неприемлемыми".
Неуспех переговоров с земскими и городскими кругами заставил Д. Сейдамета обратиться к отдельным лицам, как, например, к В. Налбандову, Раппу, Ахматовичу и другим, но и здесь „премьер" потерпел такое же фиаско.
Тогда перламент, выделив особую комиссию по пересмотру положений о выборах в составе А. Озенбашлы, С. Хаттатова, Д. Сейдамета, С. Меметова, Идрисова и других,
крымско-татарского национального совета (управление): только что избранный в составе Хильми, Я. Немала, А. Шукри и Р. Ахундова, он получил в парламенте вотум недоверия и ушел в отставку. Этот момент отчетливо выявлял внутрипарламентские трения и настроения. В. Е.
]) вКрым“ № 12, от 4-го нюня 18 г., стр. 2-я.
2) Там же, стр. 2-ая.
3) Там же, стр. 1-ая.


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
97
5-го июня распустил себя на летние каникулы на один месяц и совершил, таким образом, акт самоустранения от дел.
Дело организации краевой власти перешло в руки германского командования в лице генерала-от-инфантерии Коша.
Последний, снесшись с Берлином, того же 5-го июня назначил премьер-министром генерала Сулькевича и предложил ему в кратчайший срок сформировать краевое правительство Крыма.
Сулькевич сразу же показал себя настоящим „государственным“ мужем. В офицальных речах и беседах он подчеркивал, что Совет министров должен довести край до учредительного собрания, которое будет созвано на основе всеобщего избирательного права „при поправках, о которых говорить пока еще нечего  1)".
Генерал Сулькевич подчеркивал и то, что организуемый кабинет будет „строго деловым и беспартийным".
Что же касается основных принципов деятельности нового правительства, то Сулькевич их обрисовывал так: „Я намерен привлечь к работе широкие общественные элементы. Организуемая мною центральная власть приложит все усилия к тому, чтобы устранить межнациональные трения и ослабить классовый антагонизм... в области административной будет проведена широкая децентрализация власти... в области внешней политики мы будем сохранять строгий нейтралитет  2)“.
Этот „тоже татарин", с серьезной миной говоривший о внешней политике оккупированного немцами Крыма, очень скоро показал своим „братьям по крови"—татарской мелкобуржуазной демократии, в чем заключаются „поправки" к избирательному праву, какое содержание кроется в заманчивой формуле „широкие общественные круги", как понимается им „децентрализация власти".
Первым шагом Сулькевича был разгон демократического губернского комиссариата, в котором имелся и представитель Курултая А. Озенбашлы. Затем начались переговоры о вхождении в кабинет с такими представителями „общественности", как князь Горчаков, граф Татищев, царский посол Чарыков и др. слуги отошедшего в вечность царизма.
1) „Южные Ведомости", № 26 (38), от 7 июня 18 г., стр. 1-ая.
2) Там же, стр. 1-ая.


98
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
№ 3Хотя кабинет министров был сформирован в период до 15-го июня, но состав его был распубликован лишь 25-го июня одновременно с обширной декларацией краевого правительства, „принятой германским командованием".
Это было типичное белогвардейское правительство из старых царских чиновников, казенным языком возвещавшее в своей декларации отмену всех завоеваний не только октябрьской, но и февральской революции.
Так, например, в декларации отмечалось, что „правительство признает пока возможным сохранить в силе все законоположения Государства Российского, правомерно изданные до 25 октября 1917 г., оставляя за собой право незамедлительного пересмотра и упорядочения законодательства бывшего Временного правительства  1)“. Далее об'являлось, что „действующие земские собрания и городские думы (читай—демократические. В. Е.) об‘являются распущенными". Еще далее провозглашалась „полная свобода вероисповеданий, за исключением сект, заведомо вредных и безнравственных", полная свобода печати и собраний с „временным" ограничением оной, „в виду крайней серьезности переживаемого момента  2)".
Этот букет махрового черносотенного словоблудия увенчивался раскрывающим все карты новой власти указанием на возврат „членам царской фамилии" их бывших личных имений.
Для утешения татарских националистов государственным флагом был оставлен голубой флаг, и в состав совета министров был включен Джафер Сейдамет в качестве министра иностранных дел.
Дальнейшая судьба Крымско-татарского парламента определилась сдёланным 5 июля официальным заявлением представителя кабинета министров Вл. Налбандова: „Двух правительств в Крыму быть не может  3)".
Правительство черной реакции все же свеликодушничало и позолотило преподнесенную татарским националистам горькую пилюлю уверением, что культурно-национальная автономия правительством признается.
Однако, руководители татарского национального движе-
2) Там же.
3) „Южные Ведомости", № 49/61, от 6 июля 1918 г., стр. 1-я.
]) Экстрен, выпуск „Южных Ведомостей", от 27 июня 1918 г.


№3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 99
ния, стоя у развалин своих достижений, решили продолжать политику обмана (теперь уже сознательного) татарских трудящихся масс.
Крымско-татарский национальный совет, состоявший из представителей крайне-правых парламентских кругов, в националистическом ослеплении потерявший последнюю каплю стыда и хотя бы той же самой „национальной гордости",  скатился до дна бесчестья, низости и предательства демократии.
21 июля им была втайне составлена и послана „Высокому германскому правительству" декларация, которая выясняла ход исторического развития крымско-татарского народа, начиная с ханских времен и до революции 1917—18 г.г. Сообщая заведомую ложь о 60—62% татарского населения в Крыму, о трехтысячном татарском войске, боровшемся с превосходящими его в 7—8 раз армиями большевизма, Национальный совет „для осуществления благополучия и управления страной" выдвигал идею „преобразования Крыма в независимое, нейтральное ханство  1)", свободное от господства и политического влияния русских.
Эта льстиво-холопская декларация заканчивалась униженным заверением, что „крымские татары... осмеливаются высказать свою непоколебимую веру, что германская дипломатия, совместно со всеми магометанами высокочтимого халифата, а также с турецким правительством, верным союзником Германии, осуществят эти святые надежды  2)".
Обанкротившиеся и пошедшие на прямое предательство национал-демократы, в ожидании ответа германского императора, не смущаясь, принялись разглагольствовать о „непоколебимом национальном чувстве" и „высоких идеалах", пытаясь утешить пришедшую в отчаянье от правительственной декларации татарскую молодежь.
„Мы представляем собой единственную политически организованную и обладающую непоколебимой верой в свои идеалы нацию", лицемерно заверяли они: „становится совершенно непонятными, из-за чего мы должны тревожиться и чего мы должны опасаться  3)".
1) Отношение Глав, дирекции Кр.-татар. нац. совета № 37, от 21 июля 1918 года.
2) Там же.
3) ,Крым“, № 23, от 3 июля 1918 г., стр. 1-ая.


100 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
Однако, в своих тайных происках Национальный совет остался на мели. Вильгельм обшел молчанием многоречивую его декларацию.
И вот, „ничего не опасаясь" и не „тревожась"... о судьбах столь сладко воспеваемой им демократии, руководители Курултая и часть идущей за ними интеллигенции занялись выборами в цензовые земства и думы, вопросами народного образования и иными делами в пределах культурно-национальной автономии.
Татарский парламент, некогда так гордо заявлявший о своей „суверенности" и „исторических правах", возобновив 1-го сентября свои занятия, углубился в детальное обсуждение вакуфных и финансовых вопросов.
Однако, истинные представители трудовой татарской демократии не захотели служить заманчиво-раскрашенной ширмой, за которой совершались грязные антинародные деяния господ Сулькевичей, Татищевых и др. У них уже достаточно широко раскрылись глаза, чтобы увидеть обратную сторону демократической „медали", и они нашли в себе, наконец, силы, чтобы пойти на разрыв с проституировавшим себя Курултаем.
На этой же, сентябрьской, парламентской сессии пять членов социалистической фракции Курултая (Меметов, Лутфи, Идрисов, Али и Уссеин Боданинские) подали демонстративную декларацию с заявлением о выходе их из состава членов Курултая по причине принципиальных несогласий с линией, проводимой последним в отношении всех основных вопросов политической жизни.
Парламент, с одной стороны, чтобы залечить рану, нанесенную ему уходом части социалистов, а с другой,—чтобы постоять с невинным видом в сторонке во время происшедшего 13 сентября кризиса в правительстве Сулькевича,— счел за благо себя распустить „по случаю праздника Курбан-Байрам“.
Татарские трудящиеся массы получили тяжелый урок.
Националистические иллюзии их, раздавленные тяжелым сапогом германского империализма, смешанные с грязью и оплеванные их же вождями, в сентябре 1918 года стали рассеиваться, как удушливый скверный туман.


№3 СТАТЬИ  И  ВОСПОМИНАНИЯ 101
Наиболее активные, наиболее левые из порвавших с Курултаем протестантов (Меметов, А. Боданинский, Вели Ибрагимов и Идрисов), поняв, что без революционной борьбы за советскую власть освобождения татарский народ не получит,  —  в ноябре 1918 года ушли в подполье. Они связались с подпольными большевиками,—погрузились в тот „всесокрушающий поток", который когда-то их фракция так яро клеймила с трибуны Крымско-татарского парламента, не сумевшего даже с честью и сознанием своего достоинства пасть.


М. Москалев
РКСМ В КРЫМСКОМ ПОДПОЛЬЕ 1919—20 г.г.
Одним из наиболее важных и интересных периодов в жизни Крымского коммун. союза молодежи является второе подполье 1919—20 г.г.
Описывая революционную борьбу партии за эти годы, было бы непростительной ошибкой не упомянуть о комсомоле, исполнявшем в тот период большую часть общепартийной и боевой работы в городе.
В этом очерке мы охватываем союзную работу почти исключительно Симферополя, так как в других городах Крыма не было ни партийных, ни тем самым комсомольских, крупных организаций. Симферопольская организация в тот период являлась сердцем и мозгом комсомольского Крыма— его революционным центром.
1. КАК МЫ НАЧАЛИ
Когда в июне 1919 года Советский Крым поспешно приступил к эвакуации,—перед нашим Союзом еще не стоял вопрос об организации подполья. В тот горячий период мы имели одну задачу: ослабить деникинский натиск, влить в ряды Красной армии как можно больше коммунистов и комсомольцев; Крымский союз молодежи учел это очень хорошо: он целиком вошел в ряды Красной армии, с боем отходившей из Крыма.
Однако, через два месяца после ухода из Крыма, после оставления нашими войсками не только Харькова, но и Киева и Одессы,  — перед некоторыми старыми союзными активистами встал вопрос о необходимости возвращения в Крым, чтобы, сорганизовав подполье, заняться подтачиваньем белогвардейского тыла.
Этот вопрос был решен в положительном смысле.
В средних числах сентября 1919 года в Симферополь


104
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
№ 3
пробрались разными путями два старых комсомольца, имевших опыт нелегальной работы в 1918 году. После недолгих рассуждений они приступили к работе—к созданию основного союзного ядра.
Они скоро узнали, что в городе находятся некоторые комсомольцы, застрявшие в Крыму при отступлении и вернувшиеся в Симферополь. Решено было лучших из этих ребят повидать и привлечь к участию в союзной работе.
Свидания с ними состоялись в последующие три—четыре дня внизу городского сада, в дождливую осеннюю погоду. Сперва подробно выяснялись причины их присутствия в Симферополе и, после признания этих причин достаточно вескими, им об'являлось (при их согласии), что они привлекаются к участию в нелегальной союзной работе.
Таких ребят оказалось пять человек; они в союзной работе были не новичками.
В двадцатых числах сентября, с той же целью организации Крымского подполья, в Симферополь прибыл один из работников Одесского губкома РКСМ Оскар-Тарханов. После недолгих поисков через одного товарища-табачника ему удалось связаться с ранее прибывшими двумя товарищами.
Таким образом, налицо оказалась уже инициативная тройка, которая, проделав предварительную работу по созданию союзного ядра, созвала в последних числах сентября первое организационное собрание всех привлеченных к работе товарищей.
II. ПЕРВОЕ СОБРАНИЕ
На квартире одного товарища-табачника, в маленькой грязной комнатке, далеко от глаз „охранителей порядка", собралась группа комсомольцев с целью закладки первого камня Симферопольской нелегальной организации РКСМ и выявления путей ее работы.
На повестке дня собрания стояло два основных вопроса, требовавших немедленного разрешения: связь с партией и организация союзных ячеек.
В отношении связи с партией дело обстояло так: сейчас же после приезда товарищей-инициаторов в Симферополь ими были предприняты шаги к отысканию парткома. С этой


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
105
целью были обеганы все квартиры, где, по сведениям, жили старые партийцы, но оказалось, что эти последние никакого участия в нелегальной работе не принимали и не имели понятия о существовании парткома. Да они и не могли о нем ничего знать, ибо последний  в то время только еще создавался и не выказывал никаких признаков жизни.
Собрание высказалось за необходимость срочного отыскания парткома, ибо без связи с партией немыслима никакая союзная работа, тем более в подполье.
Вопрос об организации ячеек был детально обсужден участниками собрания. Товарищ из Одессы (Оскар) очень ревностно доказывал необходимость организации ячеек; крымчане же, которые отлично понимали всю важность разбивки организации с целью конспирации на маленькие группы (ячейки), в то же самое время не знали самого существа ячеек; для них (крымчан) ячейки были новостью: отсутствие за последние два года связи с центром и Украиной повело к тому, что новое организационное строение партийного и союзного аппарата было в Крыму неизвестно и работа шла „по-старинушке",—на заводах и предприятиях низовых об‘единений но было, члены партии группировались непосредственно вокруг городских комитетов.
Этот вопрос в конце концов был решен в плоскости предложений Оскара.
Всем присутствовавшим восьми комсомольцам было дано задание организовать в двухнедельный срок в специально намеченных профсоюзах союзные ячейки из лучших молодых товарищей.
Собрание занялось также вопросом о намечении высшего, комсомольского центра и о налаживании связи с ним. Самым удобным центром оказывалась Одесса, так как наличие фронта у Курска не позволяло думать о связи с Москвой, а о Харькове ничего не было слышно. Одесса была удобна по трем причинам: во-первых, пароходные рейсы между портами Крыма и Одессой были регулярны и поездка пароходом была менее рискованна, чем по жел. дор., во-вторых, в Одессе хорошо была поставлена нелегальная союзная работа и, в-третьих, мы имели у себя представителя Одесского губкома РКСМ, через которого тем легче могла быть налажена связь.


106
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
№ 3
Наконец, собрание выделило Временное бюро в составе Оскара, Москалева и Шацкого (члены организационной тройки), которому поручено было в срочном порядке провести в жизнь все постановления собрания и руководить работой Союза до ближайшей общегородской конференции.
III. РАЗВЕРТЫВАНИЕ РАБОТЫ
Временное бюро сейчас же после организационного собрания начало действовать.
После долгих мытарств и поисков удалось найти подпольный комитет РКП и установить с ним связь. Произошло это довольно курьезно. Оскар, взявший на себя эту задачу, после того, как беготня по квартирам ни к чему не привела, решил поискать партийцев по улицам города.
Однажды, шагая внизу бульвара у Тумановской библиотеки, Оскар заметил человека, „похожего на большевика". Установив за ним слежку, Оскар установил, что „похожий на большевика" ежедневно в определенные часы является к библиотеке и имеет там свидания с разными лицами. Оскар показал заинтересовавшего его человека другим членам бюро и тот им показался знакомым. Тогда у Оскара окончательно окрепло мнение о том, что этот человек—„наш".
На другой же день Оскар пошел за ним, и, остановив его подле ворот его дома, повел с ним беседу, усердно уверяя „похожего на большевика", что он, Оскар, не „шпик", а представитель комсомола. „Похожий на большевика" не поддавался до тех пор, пока ему не был показан одесский подпольный мандат. Тогда Оскар узнал, что он имел дело действительно с большевиком—членом Симферопольского партийного комитета Ив. Анниковым.
Немедленно после установления связи бюро КСМ выделило своим представителем в партком т. Оскара, который уже с первых дней занял в нем довольно видное место.
В то же время другие два члена бюро заняты были организацией союзных ячеек при профсоюзах. Первыми ячейками были: печатников, табачников, иглы и сборная ячейка из учащихся средних учебных заведейий, кои в нашей работе могли быть очень полезны.


Ne 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
107
Нужно сказать, что никогда наш Союз не находил такого живого отклика со Стороны рабочей молодежи, как в период подполья. Вместе с тем, нужен был строгий подход к каждому отдельному товарищу, вступавшему в Союз, нужно было избегать громоздких ячеек, а создавать маленькие и достаточно гибкие.
Засилье в профсоюзах меньшевиков и элементов еще худшего толка говорило за то, что разбуханье ячеек невыгодно, что нужно гнаться не за количеством, а за качеством,— чтобы „правленцы" не могли обрушиваться на ячейки и проваливать их.
Однако, несмотря на это, мы к концу ноября имели в профсоюзных ячейках до 40 человек молодежи.
Среди этой молодежи надо было проводить воспитательную работу. Бюро в ноябре месяце к ней приступило. Начали с освещенья текущего момента, ибо вопросы политической жизни,—хотя бы такой: почему Деникин наступает, а Красная армия отступает,—сильно интересовали членов Союза. Затем перешли к выяснению целей и задач пролетарского юношеского движения и к вопросам политической экономии.
В связи с количественным ростом Союза бюро пришлось заняться вопросами конспирации: необходимо было, чтобы члены одних ячеек не знали членов других, чтобы члены ячейки (кроме секретаря) знали только того члена бюро, который к ним прикреплен, чтобы только секретарь ячейки знал секретаря партячейки (где она имелась) и т. д. Всем этим организация до некоторой степени гарантировалась от возможных крупных провалов.
IV. ПЕРВАЯ ОБЩЕГОРОДСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ
В средних числах декабря 1919 года, в конце очень отдаленной от центра Караимской улицы, на квартире члена ячейки учащихся была созвана 1-я общегородская конференция КСМ.
На конференции присутствовало 13 делегатов от шести ячеек, насчитывавших в своих рядах 65 членов Союза. Были представлены следующие ячейки: печатников, иглы, табачников, металлистов, торгово-промышленных служащих и


108
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
№  3
учащихся. Повестка дня конференции была такова: 1) отчет Временного бюро, 2) организационная работа, 3) работа в профсоюзах, 4) внутривоспитательная работа и 5) выборы комитета.
В то время линия фронта от Крыма была еще далеко, и вопроса о боевой работе в организации не поднималось; как видно по повестке дня конференции, организация занималась разрешением специфических, внутрисоюзных вопросов.
Работа Временного бюро конференцией была признана удовлетворительной как в области создания ячеек и их внутренней работы, так и в области участия бюро в общепартийной работе.
По организационному вопросу решено было, с одной стороны, продолжать организацию новых рабочих ячеек, а с другой  —  не давать возможности им разбухать и строго присматриваться к каждому вновь поступающему в члены Союза. Связь с партией предположено было закрепить введением представителя парткома в комитет Союза, при чем последний принимать участие в партийной работе должен был постольку, поскольку помощь Союза оказалась бы для партии необходимой.
По вопросу о работе Союза в правлениях профсоюзов было решено, по мере возможности, вводить наших товарищей в правления и, вместе с партячейками, а где таковых не имеется  —  с отдельными коммунистами, разоблачать на каждом шагу предательскую работу соглашателей. Конференция предложила комитету держать тесную связь с бюро по работе в профсоюзах при местном партийном комитете и послать туда своего представителя.
Ударным вопросом 1-й конференции был вопрос о внутри- воспитательной работе среди членов Союза. Поскольку Крым с октября 17 года являлся местом сборища контр-революционеров разных мастей и оттенков, а советская власть в 18 и 19 годах была кратковременна,—постольку и взрослые рабочие и рабочее юношество в политическом отношении были невеждами; не говоря уже об элементарных познаниях в области общественных наук, они были далеки от понимания даже многих простых вопросов, связанных с существованием Советской Республики.


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
109
Для успешного подтачивания белогвардейщины нам нужен был кадр достаточно развитых комсомольцев. Создание этого кадра могло быть обеспечено лишь ведением регулярных политических занятий в наших союзных ячейках. Кроме того, обсуждение политических вопросов в тесном товарищеском кругу должно было создать ту внутреннюю спайку, которая так необходима в союзной работе, а особенно в условиях подполья. Конференция поручила комитету проводить политзанятия не менее раза в неделю в каждой ячейке, выработав специальный план этих занятий; помимо общеполитических тем, особое внимание предлагалось обратить на политическую экономию и революционное и юношеское движение в России.
Конференция закончилась выборами комитета Союза, в который вошли: т.т. Оскар, Григорьев и Шацкий.
V. ДЕМОКРАТИЗМ ВНУТРИ СОЮЗА
Можно определенно сказать, что никогда наша организация не соблюдала в такой ясной форме демократический централизм, как в период подполья 19—20 годов.
Каждый привлеченный к союзной работе получал определенное задание, каждая ячейка сознательно избирала свое бюро, зная, что через два месяца оно сможет быть переизбрано. Все работоспособные члены ячейки поочередно бывали членами бюро,—о назначении сверху не могло быть и речи. Комитет Союза избирался на конференциях сроком на три месяца, по истечении которого он подлежал переизбранию. Правда, почти всегда в комитет попадали одни и те же товарищи, но в условиях подполья иначе и быть не могло: более 3—4 умелых работников найти было трудно.
Важно было то, что конференции регулярно заслушивали отчеты комитета, решали общеполитические и союзные вопросы, выборами же в комитет прежнего его состава только подчеркивалось, что членов комитета ценят и доверяют им руководство работой организации.
Чувствовалась крепкая товарищеская спайка. Каждый подпольник  —  член Союза  —  знал, что всю работу проводит не „тройка", а весь Союз в целом и в том числе он сам. Каждый


по
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
№ 3
член Союза находился в курсе общей работы. Правда и то, что не все вопросы выносились на обсуждение конференций; ибо важные из них, которые необходимо было обставлять строжайшей конспирацией, решались только комитетом. По окончании конференций делегаты делали на собраниях ячеек подробные доклады о проделанной конференцией работе.
Необходимо отметить, однако, что в период боевой работы Союза демократические принципы пришлось, конечно, сильно урезать. Необходимость этого комсомольцами очень хорошо понималась,—они знали, что военная дисциплина с разговорами и голосованиями несовместима. И эта высокая сознательность была воспитана у комсомольцев именно тем обстоятельством, что до военного периода демократические принципы в нашей нелегальной организации соблюдались чрезвычайно строго.
VI. ОБЛАСТНОЙ КОМИТЕТ МОЛОДЕЖИ
В ноябре 1919 года в Симферополе сконструировался подпольный Областной Комитет РКП, который стал руководить партийной работой в Крыму.
Приблизительно через два месяца был образован и Крымский Революционный Комитет, в который, кроме коммунистов, входили представители группировок, стоявших на платформе Советской власти—анархисты и интернационалисты.
Создание Ревкома обусловливалось тем обстоятельством, что к воротам Крыма стали подходить красные части и явилась необходимость развернуть боевую работу в тылу.
Поскольку партия начала обхватывать работу по всему Крыму, постольку перед КСМ тоже встала задача распространить союзную работу за пределы Симферополя. Однако, кроме этой причины, была и другая, пожалуй, более серьезная, которая говорила о настоятельной необходимости ведения работы в других городах Крыма: в Керчи, Евпатории и Феодосии создались группы революционной молодежи, связанные с местными партийными комитетами,—их работа требовала правильного союзного руководства.
Областной Комитет РКП высказался за немедленное


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
111
создание Областного комсомольского центра и предложил Симферопольскому комитету выдвинуть кандидатов. В Крымское Областное организационное бюро были намечены т.т. Оскар, Шацкий и Москалев, которых Областной Комитет партии и утвердил.
Немедленно по выделении Областного оргбюро были предприняты шаги к тому, чтобы связаться с имеющимися в городах Крыма группами молодежи и оформить их в качестве местных организаций КСМ. Для этого решено было послать на места некоторых симферопольских работников, в том числе и двух членов Крымского оргбюро. Шацкого послали в Евпаторию, Оскара  —  в Феодосию и т. Виктора  —  в Керчь.
На местах состояние комсомольской работы являло приблизительно такую картину: в Керчи сорганизовалась крепкая группа революционной молодежи в 10 человек; специально комсомольской работы не велось,  —  группа находилась в распоряжении парткома и им использовывалась. В марте месяце, после провала керченского парткома, комсомольским комитетом был создан комитет партии во главе с т.т. Левиным и Кершем.
В Евпаторийской организации молодежи насчитывалось до 25 человек, среди которых имелись старые комсомольцы. Велась внутрисоюзная воспитательная работа. Была проведена общегородская конференция и избран комитет. Партком, по мере надобности, использовывал комсомольцев. Руководили союзной работой А. Фридрих и Просмушкин.
В Феодосии работала маленькая группа комсомольцев в 7 человек (почти все учащиеся) во главе с А. Хайкевичем и В. Корсовым. Старые комсомольцы были провалены и сидели безвыходно по домам.
В Ялте существовала организация КСМ из 12 членов; секретарем ее являлась т. Максимова. Специально союзной работы организация не вела, если не считать иногда устраиваемых читок. Партком поручал организации охранять партийные явки.
В Севастополе  —  в этом крупном пролетарском центре Крыма  —  в период подполья 19—20 г.г. и партийная работа налаживалась с трудом. Партии не удавалось поставить сносно работу: провал следовал за провалом, ни один из


112 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
бесчисленных парткомов Севастополя не успевал крепко стать на ноги. Что же касается союзной работы, то, вследствие отсутствия в Севастополе старых комсомольцев, таковой там не было вовсе.
К февралю месяцу Областное оргбюро КСМ уже имело своих представителей в Областкоме РКП и Крымревкоме с правом решающего голоса.
Оргбюро решило созвать перед 3-м областным с‘ездом партии областное совещание комсомольских работников, но случившийся провал помешал осуществлению этого плана,
VII. ВТОРАЯ ОБЩЕГОРОДСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ
12 февраля 1920 года была созвана 2-я общегородская конференция симферопольской организации КСМ.
К этому времени организация сильно разраслась: в наших рядах насчитывалось уже до 140 человек. К бывшим ранее шести ячейкам прибавились новые пять (пищевиков, кожевников, химиков, Таврического университета и смешанная ячейка из одиночек).
Делегатов на 2-й конференции было 22 человека. Повестка дня, по сравнению с таковой же на предыдущей конференции, была совершенно иной.
Политическое положение к февралю 1920 г. потерпело значительные изменения. Если в декабре 1919 г. фронт от Крыма отстоял еще далеко и на скорый приход красных войск надеяться было нельзя, то в феврале 1920 г. Красная армия вплотную подошла к воротам Крыма. Дон и часть Северного Кавказа были совсем очищены от белых, и контрреволюционные банды вместе с целой сворой контр-разведчиков начали перекочевывать к нам в Крым.
Областком партии и Крымревком занялись организацией боевых сил с целью поднять волынку в тылу белогвардейцев и тем самым помочь наступающим красным частям.
2-я общегородская конференция Союза после заслушания общеполитического доклада представителя парткома постановила: об‘явить Союз на военном положении; немедленно организовать из комсомолистов боевую дружину, а из комсомолисток санитарный отряд.


№3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 113
Для руководства боевой работой Союза на конференции был выделен боевой штаб (т.т. Оскар, Григорьев и Васильев), которому было поручено в недельный срок разбить всех членов Союза на боевые пятерки, а необученных комсомольцев обучить военному делу.
По разрешении этого столь важного вопроса конференция приступила к обсуждению специфических союзных вопросов.
Прежде всего, был зачитан и утвержден устав КСМ. Он был разработан комитетом Союза в применении к особым условиям подпольной работы и мало общего имел с нормальным союзным уставом: от начала и до конца все в этом уставе пахло нелегальщиной, в каждом пункте говорилось об ответственности за те или иные действия.
Как это ни странно, 2-я конференция занялась обсуждением конфликта, происшедшего между некоторыми членами ячейки учащихся и комитетом Союза. Дело касалось нарушения первыми дисциплины,—невыполнения ими заданий комитета и проявления некоторой трусости при расклейке листовок; комитет пригрозил им исключением из ячейки учащихся; дело приняло серьезный оборот и по просьбе парткома РКП было вынесено на обсуждение конференции. Конференция избрала постоянный товарищеский суд, коему предложено было в срочном порядке разрешить вышеупомянутый конфликт.
Симферопольский комитет КСМ был переизбран в старом составе (Оскар, Шацкий и Москалев).
Работа 2-й конференции протекала в строго деловой атмосфере и не только потому, что разрешались важные вопросы, но и потому, что в числе ее делегатов уже не было тех новичков, которые явились когда-то на 1-ю конференцию: КСМ вырос за это время до полного понимания ответственности за ту работу, которую он призван был проводить.
VIII. БОЕВАЯ РАБОТА
Боевой штаб приступил к работе сейчас же по окончании конференции.
В двадцатых числах февраля мы уже имели боевую


114
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
№  №
дружину в ПО человек, которая была разбита на 22 боевые пятерки, 6 санитарных, команду связи, наружную и внутреннюю разведку; кроме того, имелась террористическая пятерка и подрывная группа.
Союзная боевая дружина была, единственной боевой силой, имевшейся тогда в городе, и целый ряд боевых заданий был проделан исключительно ею.
В феврале месяце был совершен налет на вокзальную школу, где сидели арестованные харьковские коммунисты и красноармейцы, захваченные белыми при эвакуации Харькова. Освобождение их произошло так: пять одетых по военному дружинников под‘ехали на извозчике к школе и моментально обезоружили часового, стоявшего у наружных дверей; крепко связав, они его втащили во внутрь. То же самое было проделано и с часовым, стоявшим внутри, у дверей комнаты с арестованными. Освободив арестованных, дружинники вооружили их имевшимися в школе винтовками, построили и они, стройными рядами выйдя из города, скрылись в лесу (у Альмы). Так начали создаваться первые отряды зеленой армии.
В этом же месяце дружинниками был совершен налет на 1-й участок. Причина совершения этого дела была такова: 21 февраля, днем, член Ревкома т. Рыжий уронил на базаре револьвер, произведший при падении выстрел. Рыжий бросился бежать; находившиеся поблизости контр-разведчики открыли стрельбу, ранили его и арестовали. Заседавший в этот день Ревком поручил штабу дружины узнать, где сидит т. Рыжий, и освободить его. Союзная разведка узнала, что Рыжий сидит в 1-м участке.
В этот же день 10 дружинников, одетых в военную форму, под начальством т. Зиновьева (одетого офицером) под видом конвоя проникли в 1-й участок; забрав у дежурного ключи и арестовав начальника участка и его подчиненных, дружинники открыли камеры и освободили всех арестованных. В ту же камеру, где сидел т. Рыжий, они посадили всех арестованных ими чинов.
На день раньше дружиной был совершен набег на типографию „Труд“. 26-го февраля (11 марта) Областком партии спохватился, что к годовщине февральской революции надо


№  3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 115
выпустить листовку. В своей типографии за один день отпечатать листовки без риска провала было нельзя. Тогда предложили нашему штабу для отпечатания листовки совершить в срочном порядке набег на одну из типографий.
В 3 часа дня 26 февраля четверо „молодых людей", прогуливаясь по Екатерининской улице, подошли по одиночке к окну типографии, как бы осматривая витрину. Пятый, тов. Васильев, зашел в типографию под видом заказчика и, выбрав удобную минуту, об‘явил владельцу, что нужно отпечатать листовки. Тот побледнел, но ответить согласием колебался. Тогда, не долго думая, Васильев выхватил „маузер". Остальные четыре дружинника, увидев через окно эту сцену, вошли в типографию; вынув оружие и закрыв наглухо дверь, они об‘явили всех присутствующих арестованными (в том числе, конечно, и посетителей). Затем, вывесив на двери обявление  —  „по случаю смерти отца владельца типография закрыта"  —  предложили наборщикам (среди них был член ячейки Союза) набирать текст листовки. Через четыре часа 1000 листовок, посвященных годовщине февральской революции, были отпечатаны, направлены на конспиративную союзную квартиру и в тот же вечер расклеивались по городу.
На следующее утро владелец типографии заявил о налете в контр-разведку; последняя подняла шумиху, обыскала типографию, рабочих, в то время как листовки преспокойно читались на улицах, а дружинники готовились к новой работе.
Террористическая пятерка занималась „сниманием" шпиков. Не малое количество их было „снято" за все время деятельности нашей пятерки.
Подрывная группа своей работой не давала белым покоя: то взрывала мосты, то разрушала стрелки, то подготовляла взрывы поездов Врангеля, Слащева и т. п.
Наружная разведка следила за „явками", проверяла надежность квартир, смотрела за шпиками и, вообще, предупреждала возможность провалов.
Внутренняя разведка следила за поведением отдельных членов Союза, выясняла, кто „болтает", следила за тем, правильно ли выполняют члены Союза данные им поручения и пр.
Команда связи нужна была на случай вооруженных выступлений,  —  она была в распоряжении Крымревкома.


116 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
Необходимо сказать, что в боевых отрядах дисциплина была поистине железная. Как-то, в феврале 20 г., начальникам боевых пятерок штабом дружины было об'явлено, что через час все пятерки в полном составе должны собраться в известное место для совершения налета на тюрьму. Ровно через час все 22 пятерки (до одного человека) были в назначенном месте. Тревога оказалась ложной: штаб дружины хотел доказать Ревкому и Областкому партии, что в случае восстания комсомольцы—самые надежные боевики.
В боевой работе, как и во всякой другой, соблюдалась строжайшая конспирация: каждый член данной боевой пятерки не знал, кто состоит в других; никому, кроме штаба дружины, не было известно, кто состоит в террористической пятерке, подрывной группе, наружной и внутренней разведке.
IX. ПРОКЛАМАЦИИ
В феврале месяце в партийном комитете образовался застой в деле печатания прокламаций.
В одних местах (в Ялте, в Севастополе) типографии наши провалились, а в других местах по многим иным причинам печатать листовок было нельзя. В особенности дело тормозилось из-за отсутствия печатников-коммунистов,—это было одной из основных причин, почему Областком партии должен был обратиться к услугам КСМ.
У нас в Союзе была крепко спаянная ячейка молодых печатников из* старых комсомольцев, использовывать которых для печатания листовок можно было, ни капли не сомневаясь.
Выпускаемые партией листовки имели весьма важное агитационное значение. Благодаря им, рабочие, крестьяне и солдаты белой армии всегда получали правильное освещение событий политической жизни. Листовки сыграли, например, не последнюю роль в судьбе прибывших из Франции русских солдат: часть из них пошла не на фронт, а в лес, в повстанческую зеленую армию. Не последнюю роль играли листовки и в деле разложения белогвардейских фронтовых частей. Поэтому Обком РКСМ, получив от парткома задание  —  наладить типографию и приступить к печатанию листо-


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
117
вок, немедленнно выделил одного из членов комитета для руководства этой работой.
В конце февраля одна из типографий города, где работал член комитета молодой печатник, была превращена в подпольную типографию. Всего рабочих в ней было три человека, наборщик—член комитета КСМ, печатник и крутильщик—сочувствовавшие советской власти. Хозяин был ярым белогвардейцем,—слыл у властей за „очень порядочного" человека, на которого не может пасть подозрение.
Хозяин, еще молодой человек, как истый барчук, спал до 12 часов дня и за порядком в типографии поручал смотреть печатнику, работавшему в этой типографии много лет. Этим обстоятельством мы и воспользовались: в таких делах, как печатание листовок, хватает времени и от 8 утра до 12 дня.
Однако, выпуская листовки шрифтом одной и той же типографии, мы очень скоро могли бы провалиться: по шрифту легко определить, в какой типографии печатались листовки, поэтому необходимо было пользоваться шрифтами из разных типографий города.
Задачей членов ячейки печатников, разбросанных по другим типографиям, являлась доставка шрифтов в нашу нелегальную типографию.
В день набора и печатания листовок два члена наружной разведки, спрятав под полой купленную бумагу, осторожно переносили ее в типографию через черный ход; они же относили и отпечатанные листовки и сейчас же после разбора взятый в других типографиях шрифт.
Другие два члена разведки несли охрану типографии. Один находился у дома хозяина и, как только последний выходил на улицу, член разведки спешил в типографию, чтобы предупредить о возможном приходе нежелательного „гостя". Другой член следил за ходившими поблизости контрразведчиками, чтобы они не могли неожиданно зайти в типографию.
Все было так мастерски обставлено, что, начиная работу в 8 утра, мы в 12 дня уже имели две тысячи листовок отпечатанными, набор разобранным и в типографии чистоту, совсем как у „порядочных" людей.


118 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № №
Регулярно, почти еженедельно, выходили листовки партии и Ревкома, и население Симферополя и Крыма привыкло раз в неделю ждать свежих вестей, сообщаемых ими.
Кроме листовок, в нашей типографии печатались удостоверения об освобождении от воинской повинности для паспортного стола парткома, разные бланки и прочее.
Необходимо отметить работу члена ячейки тов. Васьковского, благодаря которому удавалось делать каучуковые печати или набирать в кругу шрифт, что таковые вполне заменяло (Васьковский работал в типографии, имевшей каучуковую мастерскую). Последовавший арест Васьковского нанес сильный ущерб нашему делу.
Комсомол печатал прокламации и исполнял другие работы для партии вплоть до общекрымских провалов.
Если у нас было хорошо поставлено печатание прокламаций, то еще лучше—распространение их.
Как только приносили из типографии с еще не высохшей краской листовки,—сейчас же определенное их количество брали специально каждый раз назначаемые союзные ячейки и по намеченным улицам вечером расклеивали их. Другие ячейки в это же время распространяли листовки по воинским частям, рабочим кварталам, профсоюзам и т. д.
Вообще, в деле расклейки и распространения листовок, по свидетельству самой партии, комсомол был неподражаем. Эта работа протекала замечательно гладко, если не считать одного случая, когда при расклейке было арестовано два члена союза Хейлем и Арик. Но и они отделались довольно легко. При аресте ими было заявлено, что они друг друга не знают, клейкой прокламаций не занимались,—последние случайно были найдены ими. После трехмесячного сидения в тюрьме их обоих освободили.
X. „МОЛОДЫЕ МАРКСИСТЫ"
Наш Союз, организуя ячейки, всколыхнул наиболее сознательную часть рабочей молодежи, которая и пополняла его ряды.
Меньшевики, главенствовавшие тогда в профсоюзах, поняли, что через ячейки КСМ усиливается коммунистическое


№3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 119
влияние в профсоюзах, и решили со своей стороны повести работу среди молодежи. Однако, отлично понимая, что в легальный союз молодежи, который будет зарегистрирован, как не опасное для белых учреждение, рабочая молодежь не пойдет,—они задумали построить таковой на подобие нелегальной организации.
С этой целью они выдвинули молодого меньшевика, некоего Вайл, которому поручили организовать „нелегальный" меньшевистский союз молодежи.
Обком нашего Союза, узнав об этой затее, поручил одному из членов комитета повидать организатора меньшевистского союза и узнать от него все обстоятельства дела. Связь с Вайлом была налажена, и представитель Обкома приступил к выяснению физиономии меньшевистского союза.
Выяснилось, что меньшевистский союз носит название „союза молодых марксистов" и непосредственно подчиняется комитету РСДРП. Структура союза была такой же, как и в КСМ: нелегальные ячейки при профсоюзах, об‘единенные городским комитетом.
„Молодые марксисты" были против вооруженного свержения Врангеля,—их задачей являлось марксистское воспитание молодежи, и только.
На этом же свидании представитель Обкома задал Вайлу несколько вопросов: 1) почему „союз молодых марксистов" должен быть нелегальным,  — ведь партия меньшевиков существует легально, 2) зачем организовывать нелегальный союз, если он не считает своей первой и основной задачей свержение данного политического режима, 3) скольких членов „союз молодых марксистов" насчитывает в своих рядах и каковы перспективы его работы.
На эти вопросы Вайл ответил уклончиво: современный политический режим не позволил бы организовать легальный „союз молодых марксистов", а потому пришлось организовать его нелегально; „молодые марксисты" за советскую власть, но считают, что для установления ее в Крыму не надо вооруженных восстаний; пока союз имеет трех членов, но он надеется привлечь на свою сторону не один десяток подростков.
На этом и были покончены наши „дипломатические"


120 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
переговоры с организатором меньшевистского „нелегального союза".
Мы пошли по своей дороге, а они по своей.
Долго метался по профсоюзам Вайл, ища приверженцев иден создания „союза молодых марксистов", но на его призывы никто не откликался, три организатора союза так и остались генералами без армии.
Меньшевистский союз молодежи, не расцветши, бесславно погиб,
XI. ТРЕТЬЯ ОБЩЕГОРОДСКАЯ КОНФЕРЕНЦИЯ
31 марта 1920 г., в праздничный день (2-й день пасхи), в конце Фонтанной улицы состоялась 3-я и последняя в подпольный период общегородская конференция КСМ.
В конце марта месяца был очень напряженный момент в жизни Крымского подполья. В лесу создалась повстанческая зеленая армия из дезертиров белой армии,  — партия начала уделять серьезное внимание этому движению. Велась подготовительная работа к созыву 3-го областного с‘езда партии. Готовился налет на тюрьму с целью освобождения члена Областкома РКП Спера (Просмушкина).
У нас в Союзе чувствовался некоторый упадок настроения. Фронт все еще был под Перекопом, и надеяться на то, что в ближайшие недели Крым будет взят, было нельзя. Наш же Союз, целиком превратившийся в военный лагерь, ждал с часа на час внутренней вспышки, хотел горячей работы.
В начале марта было такое положение, когда красные войска подходили к Юшуни, и Крымревком уже назначил день начала восстания. Но... Слащев перешел в наступление и наши части снова отошли за Перекоп.
Изменилось положение и внутри Крыма: с Кубани прибыли отборные офицерские и казачьи части, и вооруженное выступление пришлось отложить.
Первым докладам на 3-ей конференции был доклад тов. Оскара о текущем политическом моменте. Оскар пространно и обстоятельно доказывал, почему „проклятый" Перекоп так долго обороняется, почему красные войска должны в первую очередь добить польскую буржуазию, а потом уже


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
121
Врангеля. Докладчик подробно остановился и на внутреннем положении Крыма, осветив значение отставки заигрывавшего с демократией Деникина и вступления в командование армией открытого монархиста Врангеля. В заключение Оскар обрисовал задачи подпольных организаций в создавшихся общественно-политических условиях.
В принятой по докладу Оскара резолюции говорилось, что основной задачей подпольных организаций в настоящее время является усиление повстанческой армии коммунистами и комсомольцами и поднятие внутри комсомола и партии железной дисциплины, при чем по отношению к „разлагающимся" не останавливаться перед принятием самых суровых мер воздействия.
На конференции доклады о проделанной работе, наряду с комитетом, делали и секретари ячеек. Выяснилось, что организация продолжала расти, при чем число ее членов доходило уже до 150 человек.
В профсоюзах КСМ проделал большую работу; комсомольцы вели борьбу с меньшевиками рука об руку с коммунистами. Во время прошедшей недавно политической 3-хднев- ной забастовки в знак протеста против расстрела Слащевым в Джанкое группы севастопольских рабочих,  — комитет имел своего представителя в стачечном комитете, и комсомольцы принимали деятельное участие в агитации за стачку. Наш представитель, наряду с представителем парткома, был на второй день забастовки из стачечного комитета отозван, в виду того, что меньшевики начали стачку проваливать.
Связь с партией была все время самая лучшая.
Конференцией было признано, что комитетом была проделана серьезная большая работа.
Из докладов секретарей ячеек выяснилось, что самыми лучшими и работоспособными из всех являлись ячейки: печатников, иглы, табачников и пищевиков. Было признано, что, вследствие того, что Союз должен был углубиться в военную работу,—в работе ячеек произошел некоторый застой, особенно в области полит.-просветительной работы. Конференция постановила поручить комитету подтянуть ячейки и снова начать политзанятия.
Конференция закончилась перевыборами комитета, в


122 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ №  3
состав которого вошли: т.т. Старосельский, Китаин, Зиновьев, Лозовская и Москалев.
Конференция сильно подняла настроение делегатов (их было 25 чел.); после ее закрытия они еще долго дискуссировали разрешенные вопросы и только поздно ночью, полные бодрости, разошлись по домам. Никто из них не подозревал, что через несколько дней разразится крупный провал и что многие из них пойдут в тюрьму и на эшафот.
XII. ПРОВАЛ
17 апреля нов, стиля за городом в саду, недалеко от Собачьей балки, заседал Симферопольский комитет РКП. Внезапно нагрянула контр-разведка, окружила заседавших тесным кольцом и всех захватила, за исключением Зиновьева, который, несмотря на ранение в ногу, отстрелялся и благополучно удрал (бежал также и бывший на заседании член ОК РКП Аким Ахтырский).
В это же время на конспиративной квартире, где жил тов. Зиновьев (Госпитальная ул., 7), контр-разведкой была устроена засада и там было арестовано семь комсомольцев, в том числе почти вся ячейка кожевников.
В тот же день на улицах города было арестовано еще 4 комсомольца, а через два дня, на дороге в Алушту, шедшие туда раненый т. Зиновьев и подрывник, член союза т. Лозинский.
Чувствовалось, что здесь работает „свой" человек.
Уже после, когда во всех городах Крыма произошли провалы и был провален в Коктебеле 3-й областной с‘езд партии, выяснилось, что провокатором, виновником всех этих провалов, является ответственный партийный работник Аким Ахтырский.
Аким в самом начале произвел удручающее впечатление на членов нашего Обкома. Он постарался сплавить из Симферополя лучших наших работников боевиков Оскара, Григорьева и Васильева. Когда на одном из свиданий с Акимом, замещавшим в то время секретаря ОК РКП Бабахана, пишущий эти строки просил его оставить в Симферополе единственного серьезного работника Оскара, то Аким отказал,


№ 3 СТАТЬИ  И  ВОСПОМИНАНИЯ 123
мотивируя свой отказ тем, что Оскар провален и должен выехать из Симферополя.
На этом же свидании Аким изволил спрашивать адрес нелегальной типографии и фамилии членов Союза, думая, очевидно, что попал на „мальчишек", не знающих правил конспирации. Но он, конечно, ошибся: желательных для него сведений ему никто не сообщил. Вообще же, Аким пользовался большой популярностью среди комсомольцев, верили ему безусловно,—да иначе и быть не могло.
Когда т.т. Зиновьев и Лозинский должны были выбраться после провала из Симферополя, они никому не сказали, кроме Акима, куда они думают скрыться. За это безграничное доверие гнусный провокатор сам издевался над ними в контр-разведке, сам пытал и допрашивал их. Его жертвы просили прислать им с воли перочинный ножик или яд,— неимоверно тяжко было переносить им пытки от рук того, кого недавно они столь сильно боготворили.
Этот презренный человек начал свое мерзкое дело именно с комсомола, очень хорошо понимая, насколько важна его работа и каким необходимым помощником являлся комсомол для партии в ее борьбе за свержение Врангеля.
Провалив комсомол, Аким принялся за партию и окончил свои деяния провалом Коктебельского партийного с'езда.
Белые сочли подполье уничтоженным.
Однако, они ошиблись: комсомол через некоторое время оправился и снова стал на ноги; партия, потеряв десяток своих работников, пошедших на виселицу, ушла в лес готовить бронированный кулак—зеленую армию.
Три недели издевались контр-разведчики над арестованными комсомольцами и партийцами; суд был назначен 5 мая нов. стиля.
С самого раннего утра 5 мая юнкерские части имени ген. Алексеева оцепили улицы Симферополя от тюрьмы до Петроградской гостиницы, где заседал военно-полевой суд при 1-ом Кутеповском корпусе.
В 10 часов утра под усиленным конвоем привели арестованных. В прилегающие к Петроградской гостинице улицы к 12 часам дня стеклась такая масса народа, что юнкера еле сдерживали напор бесчисленных толп.


124 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
Городская дума, почувствовав, что в городе „пахнет чем-то нехорошим“, решила послать к Врангелю делегацию с просьбой не применять смертной казни к малолетним (среди арестованных были 16-тилетние), но делегацию эту к Врангелю не допустили, и она ни с чем вернулась обратно в Симферополь.
Поздно вечером суд вынес приговор. 9 человек получило смертную казнь через повешение, в том числе и три комсомольца—Зиновьев, Старосельский и Фани Шполянская; два союзных работника  —  Глизерин и Долинер—получили бессрочную каторгу и два  —  Тамара Иодлович и Зак—по 6 лет; Рая Орлова была оправдана.
Никто из осужденных к смертной казни при чтении приговора не дрогнул. Они просили, чтобы их не разлучали в эту последнюю ночь.
К моменту вывода арестованных из залы суда толпы народа так сильно разраслись, что пришлось стянуть к Петроградской гостинице почти все воинские части, расположенные в Симферополе: юнкера своими силами справиться с народом ле могли.
Рано утром 6 мая нов. стиля на фонарных столбах у тюрьмы были повешены восемь партийцев и комсомольцев; перед казнью сидевшие в тюрьме слышали мощное пенье интернационала: это прощались с жизнью осужденные на смерть товарищи.
Шполянскую после долгих издевательств—уже после произнесения приговора—зарубили в контр-разведке.
6-го июня нов. стиля был расстрелян подрывник т. Лозинский.
XIII. В ЛЕС
После того как волна провалов прокатилась по Крыму, после того как провалился областной с‘езд партии и выяснилось, что Аким Ахтырский—провокатор, партия решила всю свою работу перекинуть в лес, откуда в то время зеленые повстанческие отряды уже беспокоили белых.
Для того, чтобы из разрозненных групп зеленых создать единую армию под военным и политическим руководством


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
125
коммунистической партии, надо было влить в ее ряды коммунистов.
С этой целью Областком партии выпустил приказ о немедленной явке всех коммунистов, находящихся в городах, в лес.
В первых числах июня в лесу было назначено узкое партийное совещание оставленных в городах работников для разрешения целого ряда вопросов. Дня за три до этого совещания в Симферополе собрался Обком РКСМ специально для разрешения вопроса о том, мобилизовывать ли комсомольцев в лес или нет. Обком поручил Оскару разрешить этот вопрос в Областкоме РКП или на предстоящем парт- совещании.
Через пять дней Оскар вернулся из леса и доложил, что партсовещание постановило мобилизовать в зеленую армию лишь тех комсомольцев, которые имеют не менее 18 лет от роду, физически здоровы и хорошо владеют оружием. Все остальные должны остаться в городах, чтобы распространять среди населения приказы и сообщения повстанческой армии и исполнять задания из леса (конечно, через комитет КСМ). Все же девушки были назначены в распоряжение партийного Красного Креста.
Комсомольцев, годных для зеленой армии, в Симферопольской организации оказалось до 16 человек; все они немедленно были направлены в лес и там сражались в рядах зелейой армии до самого прихода красных войск.
Несмотря на мобилизацию и усиленную работу для леса, комсомол, как цельная организация, все еще продолжал существовать, ячейки функционировали, за исключением одной—торгово-промышленных служащих, члены которой, как только услышали о провале, разбежались по другим городам (некоторые даже вступили в белую армию); только один из них—тов. Володарский—ушел в лес и был там до легализации Союза.
XIV. ПОСЛЕДНИЙ ПЕРИОД
В июле 1920 года Крымобластком РКП послал члена комитета т. Кургана в Советскую Россию для установления


126 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
связи. Выполнив поручение, т. Курган к 23 августа нов. стиля вернулся в Крым с новым руководителем зеленой повстанческой армии т. Мокроусовым и с денежными средствами для армии и партийной работы.
Для разрешения вопросов, связанных с восстановлением партийной работы в городах, Крымобласткомом РКП на 1 сентября нов. стиля была назначена в лесу партийная конференция. Обком КСМ делегировал на конференцию своего представителя (Москалева), которому поручил разрешить ряд вопросов.
Партийная конференция постановила, что восстанавливаемая партийная работа в городах должна вестись в направлении вербовки повстанцев в зеленую армию и обслуживания нужд леса. То же самое было постановлено и относительно КСМ. Представитель Обкома КСМ на конференции же получил для комсомольской работы денежные средства.
Однако, сейчас же по возвращении с конференции в Симферополь большинство членов Областкома партии и два члена Обкома КСМ (Шацкий и Москалев) вместе с деньгами были арестованы, через неделю в Феодосии был арестован и третий член Обкома Союза т. Оскар. Вследствие этих провалов, как партийную, так и союзную работу восстановить полностью было нельзя. Руководителей Союза на свободе не осталось никого, и в Союзе, естественно, опять произошло замешательство  —  ячейки развалились, связь с лесом прервалась, и работа совсем замерла.
Попытки одного из работников союза т. Виктора создать комитет и восстановить организацию ни к чему не привели. Комитет был, правда, сорганизован, но члены Союза как-то недоверчиво к нему относились и никакой работы он не смог развернуть.
В конце сентября из тюрьмы был выпущен, очевидно, неопознанный, член Обкома КСМ т. Шацкий, который распустил непользовавшийся никаким доверием и авторитетом союзный комитет и назначил новый из лиц, вполне известных членам Союза.
Новый комитет получил такие задания: доставить в тюрьму оружие, держать с ней связь и носить „передачи", поддерживать связь с проводниками из леса, для чего устро-


№ S
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
127
ить несколько „явок". Все это комитетом с честью было исполнено.
Особенно выделились на этой работе члены Симферопольского комитета т.т. Нюра Берлизова, Арик и Кацева.
За две недели до легализации союза т. Шацкий получил из леса известие, что, согласно полученным из-за фронта сообщениям, в Мелитополе находится назначенный ЦК РКСМ Областной комитет Союза с печатями и бланками и ждет взятия Крыма. Этот „мелитопольский" обком предлагал Областному РКП распустить нелегальный Обком Союза.
Сейчас же было сообщено в лес секретарю Областкома РКП т. Тоне, что нелегальный Обком КСМ протестует против подобных постановлений „мелитопольского" Обкома, которого он, пока в Крыму белые, не может признать. Когда же белые из Крыма будут изгнаны,—разговор тогда будет иной.
Утром 12 ноября н. ст. раскрылись ворота тюрьмы. Все заключенные вышли на свободу -среди них до 15 комсомольцев.
В 2 часа того же дня была установлена связь с ревкомом, а в 4 часа все находившиеся в городе члены Союза собрались на союзной явке по. Мало-Базарной улице, в некотором роде на экстренное общегородское собрание. Было решено вооружиться и идти к заводу Анатра, чтобы вместе с рабочими приступить к изгнанию из города белых.
13 ноября в 5 часов вечера по Дворянской улице в доме быв. дворянского собрания был вывешен красный флаг с большими буквами на нем „РКСМ", а через пару часов в город вошла разведка буденовцев.


И. Гелис
КРАСНЫЕ КРОТЫ
Восстание в керченских аджимушкайских каменоломнях в 1919 году
Аджимушкайское восстание, это редкое по своему революционному, классовому содержанию событие, произошло всего четыре с половиною года тому назад, а уже может быть признано законченной страницей в революционной истории Крыма. И какой еще красочной страницей.
Трудно удержаться в рамках строгого научного анализа, когда повествуешь о подземном пламени, горевшем в сердцах героической кучки каменоломщиков, и когда холодная бесстрастность исследователя тем менее возможна, что живые памятники описываемой эпопеи еще налицо наряду с их запечатленными воспоминаниями...
Кто они, эти участники аджимушкайского восстания, невольно становящиеся главными участниками и нашего рассказа о нем?
Обыкновенно в исторических материалах нам приходится встречать имена героев, жизнь которых настолько выделяется из ряда других, что кажется особенной, не знающей сравнения. Это, по большей части, относится к различным моментам буржуазных движений, в которых пролетарские массы играли вспомогательную, второстепенную роль.
В истории же борьбы пролетариата жизнь ее героев самим своим содержанием говорит о том, что имя им легион; перед нами вырисовывается массовый образ пролетарского борца.
Отец этого массового героя —  рабочий, пятнадцать—двадцать лет жизни отдавший за гроши и потерявший силы; он выброшен на улицу с многочисленной семьей. Последние кормильцы-сыновья оторваны империалистической бойней, брошены в пределы Галиции, Румынии, Польши.


130 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМ У № 3
Сам герой  —  молодой солдат, принесший с собою в окопы затаенную ненависть к угнетателям, не ослепленный обманчивым блеском пришедшей „февральской весны“, скоро успевает разобраться в друзьях и „друзьях“. „откуда что“ и „что к чему"; он попадает в комитет своей части и расправляет крылья.
Фронт. Керенский на белом коне с истерической агитацией за войну „до победного конца“ и ожесточенная большевистская контр-агитация. В декабре вооруженные стычки с офицерами. Отход.
Дома — союз безработных фронтовиков и борьба с меньшевистским засилием в профессиональных союзах.
Делегат от союза фронтовиков в военно-революционный штаб.
Немцы. Вынужденное подполье под гнетом кайзерского сапога.
Уход немцев из Крыма и  —  добродетельное „демократическое" краевое правительство; затем, как-то незаметно, точно одно из другого вытекает,—деникинские войска.
Отечественная плетка больнее иностранной — уход в скалы, под землю. Без воздуха, без воды, порой без пищи, но с безумной отвагой в груди, с волей к борьбе и всесокрушающей решимостью.
Героическая эпопея трехмесячного неравного взаимоборчества между кучкой пролетариев, засевших в скалах, и вооруженными до зубов бандами контр-разведчиков и казаков. Убийственный огонь „союзной" 1) эскадры.
Ранение в бою перед самой гибелью дорогого дела. Возвращение домой.
Налеты белых, обыски, пьяные угрозы. Бегство из дома. Долгие, кошмарные скитания без имени, без связи, без опоры, без сил,
Возвращение... прямо в лапы белых. Несколько часов под дулами винтовок в ожидании „старшего"  —первый вопрос которого: „где каменоломщики?" и первое движение- удары шомполом.
1) На керченском рейде стояли английские и французские миноносцы, привезшие с собой в помощь Деникину, кроме своей активности, массу военного снаряжения. И. Г.


№3 СТАТЬИ  И  ВОСПОМИНАНИЯ 131
В сыром подвале контр-разведки израненного до полусмерти его избивает безусая мразь—учащаяся интеллигенция  — юнкера.
Пытки, обливание водой полуживой жертвы и снова пытки.
Путь к расстрелу в сопровождении пьяных палачей и молодого попа.
Бегство на  авось, бесчувственная ночь на дне обрыва и, схваченный на утро другими белыми солдатами,—снова в руках палачей.
По счастливой случайности, самый главный палач—начальник контр-разведки, арестован даже белой властью за излишнее усердие. И... первое счастье,—мысль, что расстрела не будет.
Потом  —  неожиданное освобождение (пытки не ослабили волю борца  —  враг ничего не добился), но не на волю, а в участок государственной стражи.
Потом—старый, заезженный маневр всех охранок: отпускают на волю и вслед, по пятам  —  туча шпиков. Снова арест, снова освобождение... и так до того заветного часа, когда вся эта исступленная, остервенелая шайка белых убийц сметается с лица освобожденной советской земли.
Вот какова, пожалуй, биография  1) массового героя классовой войны последних лет.
Такова суб‘ективная характеристика основного большевистского ядра аджимушкайских повстанцев, руководителей масс  —  рабочих, моряков и крестьян, сознательно восставших за Советскую власть.
Но революционная гармония аджимушкайского восстания, как и других, подобных ему повстанческих движений, нарушалась слишком осязательной активностью элементов определенно уголовного характера.
История партизанщины революционного времени дает нам многочисленные примеры сильной тяги бандитствующих элементов к революционному движению. Спекулируя на вполне понятной симпатии окружного крестьянства к восстанию, эти элементы наслаждаются в свое удовольствие.
1) Эта биография, между прочим, представляет собою черты истинной биографии одного из активных каменоломщикон, члена РКП, который в настоящее время жив и учится в партийной школе. И. Г.


132 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
Под флагом его, вовлекая наиболее отсталые части повстанцев в какую-либо грабиловскую авантюру, уголовники глубоко дискредитируют все движение в глазах угнетенного крестьянства, без поддержки которого немыслима никакая борьба.
В то время как революционные элементы движения стремятся к железной боевой организации, плану, целесообразности и разумному расчету в действиях, присосавшиеся к движению уголовники загрязняют его хаосом, неразберихой И пьяным буйством.
Военно-революционный штаб, руководивший восстанием, возникший в момент невиданного под‘ема революционного сознания угнетенного крестьянства и рабочих масс, составленный из членов Российской Коммунистической партии,  — был вынужден, в силу необычайно тяжелой обстановки борьбы, перед лицом во сто крат более сильного врага, мириться с существованием в рядах повстанцев элементов с уголовным прошлым и использовывать их, как боевую силу. А в этом отношении они обладали несомненными достоинствами: „горлохватами“ они были отменными
Военно-революционный штаб проявил много политического такта и осторожности в отношении „атамана" уголовной группы каменоломщиков, некоего Д.
Этот Д., способный на все в случае возникновения вражды его со штабом, легко мог-бы вызвать кровавую гибельную для дела восстания междуусобицу.
При первом-же удобном случае штаб изолировал уголовников от главной зоны оперативной деятельности повстанческих сил, влив в их отряд нескольких надежных „комиссаров"  с целью обуздывания порой зарывавшихся союзников.
Ясно, что в случае победы восстания первой задачей партии и революционной власти в лице штаба была-бы беспощадная борьба с уголовниками вплоть до уничтожения их. Там-же, под землей, дело обстояло, к сожалению, иначе. Слишком много сил приходилось отдавать восстанию для борьбы с белогвардейцами, чтобы руководящее ядро его могло себе позволить роскошь прямолинейной внутренней борьбы.
В истории гражданской войны, и на востоке, и на юге  — повсюду, рабочие и крестьянские массы, мобилизованные


№ 3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 133
белогвардейцами, недолго выстаивали против красного знамени: неизменно они прорывали плотину белогвардсйщины и вливались в общее русло партизанского движения в тылу врага.
Эти промежуточные слои повстанческих масс дезертиры из вражеских частей и беглецы от белых мобили зацнй,  —  несомненно, не отличаясь высокой сознательностью, инстинктивно тянулись в сторону революционной борьбы и легко подпадали под влияние коммунистической головки движения.
То же самое было и в аджимушкайском восстании. Мобилизованные бежали в Керчь из других городов (Джанкоя, Феодосии), из частей гарнизона самой Керчи, из караулов,— отовсюду, бежали группами и по одиночке.
Во время налетов каменоломщиков на места расположения белых мобилизованные своевременным осведомлением облегчали совершение операции (так было при нападении на крепость, на береговой караул, на Брянский завод). Доставка в каменоломни оружия значительно облегчалась сочувствием мобилизованных. Они, в конце концов, составили большую половину красного аджимушкайского -гарнизона.
Обстановка борьбы восставших каменоломщиков с яростно наседавшим врагом осложнялась еще активной помощью англофранцузских миноносцев, стоявших на Керченском рейде. Они выступали в наиболее решающие Моменты восстания и веским языком десятков морских орудий накладывали тяжелую печать удушения на задыхавшиеся в борьбе каменоломни.
Деникинская белогвардейщина опиралась не только на открытую поддержку Антанты, но и на поддержку так называемых „общественных" сил в лице кадетской думы и социал-предателей  —  меньшевиков и эсеров. Этот щит, который прикрывал работу контр-разведки (факты мы увидим дальше), являлся „бескровным" трофеем деникинщины после падения, печальной памяти, крымского краевого правительства.
Эпоха существования последнего составляет прескверную отрыжку самостийнического национал-демократизма, который широкой лужей разлился в 1918 году по всему лицу земли русской.
Составленный из подорожних „цветов" захудалой „демократии", уже измятых грязным сапогом отступающего германского юнкерства, этот букет нес на большое пространство


134 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
кругом такою гнилью, что первое время даже деникинская разудалая учредиловская воинственность производила куда лучшее впечатление.
Деятельности краевого правительства вполне соответствовала деятельность официальных политических партий, молчаливо поделивших между собою свои старые межи. Меньшевики взяли себе патент на профсоюзы, эсеры  —  на крестьянство, кадеты  —  на торговлю и промышленность, а татарские националисты... на право коалиции.
Положение рабочих и крестьянских масс крымского края нетрудно себе представить, если принять во внимание, что в городах царило полное засилие мелкой буржуазии в союзах и предприятиях; что деникинские войска опустошили беспощадно и без того обнищавшую крымскую деревню, отнимая у нее последние зерна и рабочую силу; что слишком уж недвусмысленно ликовала буржуазия, наслаждаясь погромными лекциями Пуришкевича, работой Освага и палачеством контрразведок.
Каменоломщики, подняв восстание против белых в такой сложной политической обстановке, когда приходилось грудью встречать не только штыки отечественного врага, но и убийственный огонь военного флота Антанты, проявили редкий в истории революционного движения беззаветный героизм.
Против тысяч белых были десятки; против орудий, минометов, пулеметов, динамита, удушливых газов  —  берданки, отбитые у белых, бомбы и револьверы. Деникинская контрразведка до конца восстания с большим трудом отыскивала следы существования подполья, а ревштаб имел агентуру, блестяще выполнявшую боевые задания и делавшую удары каменоломен верными, расчитанными и меткими.
Окруженные со всех сторон врагами, разъедаемые изнутри ядом разлагающей уголовщины, но побеждая ее сильнейшим противоядием большевистского сознания, повстанцы, под руководством вождей-большевиков, сквозь ужасы и мучения подземной жизни, в огне постоянной опасности вплоть до гибели дела восстания пронесли несокрушимую решимость сломить во сто крат более сильного врага.
Почему, в конце концов, им это не удалось, мы увидим впоследствии.


№3 СТАТЬИ  И  ВОСПОМИНАНИЯ 135
II
В начале 1919 года в Керчи не было организованной подпольной партийной работы за отсутствием руководства из областного партийного центра.
В связи с деникинскими мобилизациями и повальным дезертирством из армии у некоторых оставшихся в подполье партийных товарищей (Самойленко, Кутепов, Нейман) явилась мысль об организации партизанского отряда в аджимушкайских каменоломнях. Вокруг этих товарищей стали рости коммунистические ячейки, которые вели среди рабочих в городе и крестьян в окрестных деревнях усиленную агитацию.
У Кутепова, например, была ячейка из 25-ти человек исключительно молодежи призывного возраста, собиравшаяся на квартире Цвеликова по 5-й продольной; под руководством Стацевича работала ячейка в 22 человека на квартире Перепелицина, на Горке; под руководством Неймана—из 6-ти чел. по 2-й продольной (Ново-Кладбищенскому шоссе); наконец, на фабрике Месаксуди  —  из 8-ми человек во главе с меньшевиком Рамбулом Михаилом. Кроме того, на Брянском металлургическом заводе были отдельные товарищи, поддерживавшие связь со всеми этими ячейками.
Ячейки не имели постоянного местопребывания, наоборот: каждое собрание намечалось в другом месте, чтобы такого рода постоянное перекочевывание вводило в заблуждение белогвардейские власти. Местами конспиративных собраний были, по преимуществу, квартиры отдельных товарищей.
На одном из таких собраний, в начале марта, в саду, на Глинище, на котором присутствовали также представители крестьянской ячейки от деревни Аджимушкай  —  матрос Петр Урсатьев с товарищами, решено было приступить к организации аджимушкайских каменоломен.
Для этого необходимо было вовлечь в дело подготовки восстания крестьянство окружных деревень, главным образом, прилегающих к каменоломням—Аджимушкая, Катерлеза, Булганак и друг.
В первой половине марта это было с успехом достигнуто .


136 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
В Аджимушкае состоялся подпольный с'езд представителей названных деревень и всех имевшихся в распоряжении организаторов движения ячеек.
Разумеется, представители крестьянства обещали широкую поддержку восстанию; с‘езд выдвинул следующие главнейшие задачи борьбы: разложение деникинского тыла, дезорганизация армии, беспрерывный террор белого командования, принуждение последнего к оттягиванию с фронта военных сил.
Как мы увидим впоследствии, все эти поставленные с‘ездом задачи блестяще выполнялись восставшими каменоломщиками.
Самым ярким моментом работы этого замечательного с‘езда надо считать избрание военно-революционного штаба каменоломен. Факт избрания этого штаба явился полным отображением массовой воли восставших рабочих и крестьян Керчи и его округа.
Вскоре после с'езда в аджимушкайской школе был устроен танцевальный вечер с исключительной целью привлечения молодежи и агитации среди нее в пользу каменоломен.
Неизвестно, каким образом об этом проведали белые, и в ту же. ночь в Аджимушкай нагрянули казаки с повальной облавой, обысками и грабежом под предлогом поисков „оружия“. К утру подоспела пехота и оцепила деревню: кем-то был пущен провокационный слух о зарытом где-то ящике с винтовками. Как и надо было ожидать, поиски „ящика“ были тщетными.
Белогвардейцы, не солоно хлебавши, ушли обратно в город, провожаемые возгласами „тю“ жителей Аджимушкая, высыпавших толпою на улицу.
Надо сказать, что незадолго до танцевального вечера в деревне стали появляться всевозможные темные личности под видом рабочих, скупщиков, нищих и т. д. Повидимому, контр-разведка об организации штаба пронюхала, и последний немедленно перебрался в аджимушкайские каменоломни.
Из городских ячеек две были отправлены в каменоломни, где они составили ядро будущего красного аджимушкайского гарнизона. Первой двинулась призывная молодежь из ячейки


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
137
Кутепова, второй  —  ячейка Неймана. Остальные об'единились и составили одну, под названием „ячейка № 1".
Таким образом, военно-революционный штаб в каменоломнях и городская ячейка в Керчи составили остов повстанческой организации. Первый являлся организатором и центром боевых сил и инициатором оперативной деятельности в тылу врага, а вторая  —  подготовительницей благоприятной почвы для работы штаба в смысле своевременной информации, снабжения и связи.
Во главе ревштаба стоял твердый, сметливый руководитель, широко популярный в среде окружного крестьянства, Самойленко. Членами были: Кутепов, Урсатьев, Горбульский, Брагин, Чаплинский и Пастернак.
Первый, четвертый и шестой, хотя официально и не были избраны на с‘езде, но являлись активнейшими каменоломщиками. Пастернак, напр., тотчас же после прихода его в каменоломни с отрядом моряков был избран секретарем штаба. Брагин после убийства Самойленко стал председателем штаба; после ранения Брагина его заместил военком Кутепов, ставший, таким образом, во главе восстания.
Ячейка № 1 не располагала выдающимися крупными силами, поэтому вся инициатива в борьбе целиком исходила из каменоломен.
Председателем ячейки был упомянутый выше Стацевич, секретарем—Перепелицин. Среди наиболее активных членов ячейки можно назвать Мамича, вместе с Перепелициным принимавшего участие  в ночном собрании на Глинище.
Однако, существование лишь одной ячейки не могло удовлетворить ревштаб. На случай провала ячейки ревштаб имел в запасе нескольких тщательно законспирированных сотрудников, которые были связаны непосредственно с каменоломнями.
Такими „агентами" штаба были: Цвеликов, доставлявший оружие (он работал на Брянском заводе и порту, где стояли воинские части: он незаметно, понемногу очищал караульные помещения, утаскивая по две—три винтовки), Нейман, снабжавший штаб политической информацией о деятельности желтых союзов, о мероприятиях белой власти, о положении на фронте и т. п., Яков Нос и бр. Крахмаловы - фуражиры


138 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
и, наконец, Месробьян, снабжавший каменоломщиков хлебом из пекарни своего отца.
Первой задачей военно-революционного штаба явилось следующее: необходимо было разрушить железную дорогу, описывающую почти полный круг вокруг Керчи, благодаря чему, в случае восстания в городе, бронепоезд, стоявший на ж.-д. пути около станции, мог расправиться с восставшими, как говорится, в два счета.
С этой целью в Багеровские каменоломни, прилегающие к полустанку того же названия, был снаряжен отряд в несколько десятков человек под начальством Кутепова, получившего задание от штаба взорвать железнодорожный путь. В помощь Кутепову были даны Лихачев и Левандовский. Кстати, несколько слов о последнем.
Он был пришлым человеком, никто его не знал. Сам он, еще в городе, да и потом, в каменоломнях, усиленно рекомендовал себя быв. командующим на Кубани IX армией.
Перед отправкой в Багерово Кутепов получил негласное предложение штаба наблюдать за Левандовским на месте, чтобы узнать—свой он человек или нет.
По прошествии нескольких дней, во время одной из операций, Левандовский отстал от отряда. Посты багеровцев его не узнали. Растерявшись от окриков часовых, он бросился в город. По нем открыли безрезультатную стрельбу.
В городе он навестил мать Кутепова и передал ей, что сын ее цел и здоров. В скалы Левандовский не возвратился, да и, вообще, с тех пор больше его никто не видал.
Сразу же по прибытии в каменоломни, отряд Кутепова был нащупан белыми, которые не замедлили повести бешеные атаки против него. Отсутствие малейшей возможности выхода из скал делало задачу взрыва ж.-д. пути невыполнимой. Кутепов вынужден был обратиться к мелкой партизанской борьбе: при каждом ослаблении боевого усердия со стороны врага багеровцы производили вылазки и неожиданные налеты на проходящие мимо полустанка эшелоны, обозы и т. д.
Метод партизанской борьбы, когда она принимает организованный характер, всегда имеет то преимущество, что доводит состояние врага до крайнего напряжения и держит его в тоже время в полном неведении о силах нападающей стороны.


№3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 139
Через некоторое время белые выставили против багеровских каменоломен до 20-ти пулеметов, и отряд был вынужден укрыться от огня вглубь скалы.
В это самое время сюда прибыл отряд из старокарантинских (городских) каменоломен во главе с вышеупомянутым Д. Их было 142 человека.
На истории старокарантинских каменоломен, организация которых по времени предшествовала организации Аджимушкая, необходимо остановиться.
Старокарантинские или городские каменоломни расположены в уединенной местности к западу от Керчи; последняя находится как раз посредине между ними и аджимушкайскими каменоломнями. Из города представляется,  таким образом, совершенно безразличным—куда бежать от белых: на восток или на запад, в Аджимушкай и Карантин.
Естественно, что до организации штаба, взявшего на себя почин собирания повстанческих сил, первые беглецы в полном смысле этого слова „самоопределялись".
Впрочем, вглядываясь пристальнее в облик первых обитателей старокарантинских каменоломен, приходится констатировать, что „самоопределились" они в последних далеко не случайно: эти первые обитатели чурались близости крупных населенных пунктов, так как иные их „действия" могли повлечь за собой бдительный надзор, чтобы не сказать более со стороны крестьянства.
Именно пустынность нового убежища должна была безусловно импонировать первому из пришедших в эти каменоломни, знакомому нам Д.
Его прошлое в то время недавно обогатилось ограблением и убийством старика и старухи и убийством преследовавших его двух сыщиков. Преследование белых за эти деяния и привело Д. в Карантин.
С ним пришел один из его братьев (их у него было несколько—все уголовные). Вслед за ними туда явились: Егор Лось, впоследствии расстрелянный крестьянами деревни Катерлез (приговор был утвержден Аджимушкайским штабом) за изнасилование; Евстафий Панфилов, известный вор, и многие другие.
Однако, среди первых карантинцев были и революцион-


140 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
ные элементы: бывший темрюкский комиссар Василий Байдык, матрос Дмитрий Косенко, Михаил Ховрин с братом и др.
Как только стала известной надежность старокарантинских каменоломен, туда потянулись многие десятки беглецов, Население карантинских скал можно разделить на три группы: 1) действительно сознательные, революционно-настроенные рабочие и крестьяне, в большинстве члены РКП и сочувствующие (около 25%), 2) ярко выраженные уголовники, подобные Д. и другим (около 20%), и, наконец, 3) дезертиры из деникинской армии и скрывающиеся от мобилизации крестьяне (около 55%). Эту последнюю промежуточную группу надо рассматривать двояко: меньшая часть ее была предрасположена к заражению уголовщиной, а большая была склонна прислушиваться к голосу коммунистов; впрочем, от вмешательства в борьбу между революционными и уголовными элементами она старательно открещивалась.
Что касается борьбы, которая существовала между революционерами и уголовниками, то она, как уже было сказано выше, не выходила за пределы скрытых трений и не принимала формы явных столкновений. Причины такого положения нами в своем месте выяснялись.
Старокарантинцы так и довольствовались бы своим положением отдельной „республики", если бы в один прекрасный день не возник весьма конкретный вопрос о пище, запасы которой начали приходить к концу.
Для этой цели была снаряжена „разведка“, которой была дана задача пойти на ст. Багерово, выяснить там о предстоявших прохождениях эшелонов, напасть на один из них и подготовить багеровские скалы к занятию их карантинцами.
Коммунисты хотели, было, итти прямо в Аджимушкай, о котором стало слышно и у них, но путь туда, лежавший через Керчь, был опасен, вследствие чего пришлось согласиться итти в Багерово.
„Разведка" ушла и долго не возвращалась.
По прошествии нескольких дней весь отряд снялся и направился в Багерово. Придя туда, карантинцы застали, к удивлению своему, неизвестный им отряд (Кутепова) в обществе мирно развлекавшихся, позабывших о своей миссии посланцев.


№3 СТАТЬИ И ВО С ПОМИНАНИЯ 141
В багеровских каменоломнях оказалось, таким образом, два отряда. Казалось бы, что им следует слиться воедино, тем более, что присутствие врага было слишком осязательно. Но этого не случилось „Командир" старокарантинского отряда Д. завел своих людей в другой заход скалы и довольно редко сообщался с Кутеповым.
Ховрин же и Байдык приходили к нему и советовались с ним, как быть: как отделить от старокарантинского отряда здоровую часть—сочувствующих коммунистам и шедших за ними, но ни к какому решению они не пришли.
Кутепов решил ждать первого удобного случая, чтобы перебраться в Аджимушкай и увлечь за собой старокарантинский отряд в более сильную сферу влияния военно-революционного штаба. В лице Ховрина, Байдыка и др. сознательных товарищей он имел для этого надежную опору.
Пока же Кутепову приходилось бороться как против проникновения Д-ского влияния в свой отряд, так и возможности возникновения каких бы то ни было конфликтов, в той обстановке тяжелой борьбы могших повлечь за собой гибель обоих отрядов.
А обстановка была действительно очень серьезная.
Багеровские каменоломни находятся, как мы уже сказали, вблизи ж.-д. станции, через которую стали ежедневно проходить по нескольку военных эшелонов и на которой, вследствие этого, белым приходилось держать сильные сторожевые части. Как и во всех частях тогдашней деникинской армии, в этих дорожных частях был значительный продент офицеров. Кроме того, сами проходившие эшелоны имели вооруженную с ног до головы офицерскую охрану.
Повстанцам необходима была сугубая осторожность, разумное расходование сил и подготовленность действий.
К сожалению, командир старокарантинцев Д. от понимания этого был очень далек; при первом удобном случае он поднял суматоху, которая надолго осталась в памяти ее свидетелей.
Дело в том, что на другой же день после прихода старокарантинцев в Багерово мимо проходил эшелон с военным снаряжением, в сопровождении вооруженного при пулеметах офицерского караула, шедшего впереди паровоза.


142 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
К багеровцам, в числе захваченных незадолго до того продуктов, попал боченок с вином. Именно в этот день Ку. тепов приказал разбить его и выбросить наружу. Но усилия багеровцев были напрасными: дубовые клепки боченка не поддавались прикладам. Тут появились собутыльники Д., которые, ругаясь, забрали боченок себе. Мол: „вы не хотите, не пейте, мы выпьем".
В результате все уголовники перепились. Когда же они узнали о проходившем мимо эшелоне, без предварительного плана, увлекая за собой и многих других карантинцев, они бросились на линию ж. д. в „наступление". Тщетно Ховрин, Байдык и др. сознательные товарищи удерживали их от этого безумства. Д., презрительно поводя глазами, бросил Ховрину: „ты не хотишь—не иди, а мы пойдем".
Белые, завидя наступавшую цепь, отошли за ж.-д.  линию, подпустили карантинцев на близкое расстояние и покрыли пулеметным огнем.
Карантинцы, потеряв раненых и одного убитого, бросились обратно по направлению к каменоломням.
Кутепов едва удержал свой отряд, засидевшийся без дела и рвавшийся вслед за карантинцами.
Положение последних было ужасное. Д. лежал пьяный на земле, бессмысленно ворочая белками. Его брат, также ходивший в наступление, подавленный результатами этой ненужной воинственности, собрал всех участников „дела" и предлагал тут же повесить Д., как виновника всего происшедшего. Однако, чтобы избежать конфликтов, его решили не трогать, так как его казнь в тот момент могла разложить весь отряд. Первую мысль об этом подал быв. мичман Алексеев (он пришел с группой моряков к карантинцам, когда они были еще в городских каменоломнях).
К концу марта белые начали усиленную бомбардировку багеровских каменоломен. Кутепов, по соглашению с карантинцами, решил поэтому сняться и итти в Аджимушкай.
В ночь на 28-е марта отряды сделали вылазку с целью незаметно для противника уйти из скал. Всего в обоих отрядах было 184 чел., включая 19 конных.
Навстречу неприятелю, чтобы отвлечь его внимание и, в случае необходимости, прикрыть отступление главных сил,


№3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
143
отважились выйти 34 чел. во главе с Ховриным; они залегли в цепь поодаль, впереди скал.
Вслед за ними вышла пехота и уже последней кавалерия. Топот копыт обнаружил ее, и отряду Ховрина пришлось принять бой с белыми. Отогнав их и внушив им стремительностью своего преследования, что это не разведка каменоломщиков, а „главные силы“ их, Ховрин так же стремительно отступил, но не к каменоломням, как в темноте показалось белым, а вслед за ушедшим Кутеповым, предоставив белым обстреливать опустевшие скалы.
Переход до Аджимушкая можно было бы считать благополучным, если бы не досадное недоразумение, стоившее поранения Кутепову, случившееся уже около самих аджимушкайских каменоломен.
Подходя к району расположения аджимушкайских сторожевых застав, Кутепов отправил в штаб нескольких курье ров с извещением о прибытии багеровского отряда. Курьерам поручили также либо узнать аджимушкайский пароль, либо пригласить кого-нибудь для встречи. Курьеры долго не возвращались. Багеровцы начали серьезно подумывать—не атакован ли Аджимушкай?
Кутепов решил лично узнать о положении дела. Надеясь на то, что часовые повстанцев безусловно должны его опознать, он на окрик: „кто идет?" на всякий случай ответил паролем белых и получил пулю в ногу повыше колена.
На выстрел сбежались и курьеры и аджимушкайцы, но факт  остался фактом. Кутепов был ранен, благодаря самому ничтожному обстоятельству - незнанию пропуска.
III
Багеровцы разместились в прилегающих к Аджимушкаю т.-н. „еврейских" каменоломнях, рядом с „греческими".
Туда немедленно прибыли члены штаба, и Кутепов, лежа, доложил о положении дел в отряде, об истории встречи со старокарантинцами и т. д.
Из ответного рассказа Самойленко и Горбульского выяснилось, что штаб собирался послать багеровцам подкрепление, но не успел это сделать.


144
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
Перед глазами пришедших предстали картина роста сил подземной организации. Из небольшой кучки повстанцу в каменоломнях, в самое короткое время, вырос красный аджимушкайский гарнизон.
12-го марта в каменоломни прибыл тов. Пастернак с отрядом моряков, снятых им с судов, на которых деникинцы, в случае надобности, собирались эвакуироваться, Явившись в штаб, Пастернак заявил о готовности его отряда бороться в рядах повстанцев. На состоявшемся в тот же день заседании штаба Пастернак единогласно был избран его секретарем.
Силы с каждым днем прибывали: люди шли и из города, и из частей Деникина, особенно с Брянского завода, где обитали мобилизованные. Крестьяне доставляли бесплатно и в изобилии продукты. Через некоторое время аджимушкайский гарнизон насчитывал уже до полутораста человек.
20-го марта было решено перебраться в соседнюю „греческую" каменоломню, имевшую то преимущество, что в ней было до 70 отдельных выходов. Разведчики с успехом отбивали неприятельские обозы с оружием, перевязочными средствами, рогатым скотом и лошадьми.
24-го марта началась реорганизация аджимушкайского гарнизона по принципу правильных воинских формирований. Были образованы три пехотные роты, одна морская и одна нестроевая. Все эти силы были в достаточной степени обеспечены всем необходимым.
К концу марта штаб перешел в деревню Аджимушкай. Работа в штабе расширилась до небывалых размеров: с утра до вечера работали 4 писца, не успевавшие размножать всякого рода воззвания, приказы, циркуляры и пр.
Такова была деятельность красного Аджимушкая.
В начале апреля, накануне пасхи, из города получились сведения о том, что в близком будущем белые произведут на каменоломни налет.
Повстанцы с радостью приняли это известие  —  все рвались в бой.
На другой день разведкой был задержан автомобиль с четырьмя пассажирами, оказавшимися, по доставке их в штаб, полковником генерального штаба Коняевым, его ад’ютантом
№ з


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
145
поручиком Ивановым с женами. У Коняева при обыске были найдены планы всех каменоломен керченского района и ряд ценнейших военных документов.
В тот же день разведчики привели еще двух деникинских офицеров  —  Краснокутского и Крыжановского, обленивших при допросе, что они не более как скупщики провианта для Керченского гарнизона и раз‘езжали по деревням в поисках яиц.
Из показаний задержанных выяснилось с полной очевидностью, что белые действительно готовятся к ликвидации каменоломен и что силы врага, несомненно, обещают быть далеко превосходящими силы повстанцев.
Арестованные офицеры были посажены под стражу; отношение к ним было, насколько это вообще осуществимо под землей, сверх-изысканное.
„Пищу,  —  рассказывает один из участников восстания,— мы преподносили им самую лучшую  —  такую, какую и сами не ели".
Офицеры довольно быстро свыклись с обстановкой в подземных катакомбах, и их глазам представилась картина, несколько отличная от той, которую рисовали белогвардейские осваги,—под скалою находились не бандиты, а люди, спаянные дисциплиной духа, исполненные искренней дружбы, правдивости и мужества.
Белые, узнав о пленении своих сатрапов, немедленно послали в каменоломни делегацию из представителей „демократической" керченской городской думы.
Характерна эта манера любой реакционной клики: когда ей приходится туго, она выставляет вперед либеральствующие или „социалистические" элементы, наивно предполагая, что они все-таки ближе к этому самому... народу.
Во главе делегации был кадет Сно и эсер Литкевич. Они пришли просить об освобождении арестованных от имени генерала Ходаковского, начальника Керченского гарнизона.
Ходаковский прислал с делегацией и письмо, в котором, называя каменоломщиков „товарищами", он просил „бросить кровь проливать и подать друг другу руки".
„Не трогайте наших,  —  мы не будем трогать ваших"  — писал он.


146 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
Начальник контр-разведки Стаценко, известный вешатель, был гораздо последовательнее Ходаковского. Он обрушился на деревню Аджимушкай, арестовал там, а также в городе до 80 человек, включая сюда и „левое" крыло керченской думы, и посадил их в тюрьму.
С той же делегацией он прислал повстанцам пакет, в котором наряду с умоляющими письмами „членов самоуправления" имелось категорическое требование освободить пленных; в случае отказа каменоломщиков выполнить требование, Стаценко обещал расстрелять всех арестованных им не позднее 3-х часов утра следующего дня.
Немедленно было созвано общее собрание каменоломщиков. После недолгих обсуждений решено было пленных освободить и передать через них белогвардейскому командованию, что если они не освободят арестованных контр-разведкой, то штаб каменоломен вынужден будет прибегнуть к беспощадному террору.
Освобожденные офицеры и их дамы были очень расстроганы неожиданным для них благородством каменоломщиков.
Перед уходом они старались дать им почувствовать, что их симпатии не на стороне белых. Коняев просил повстанцев спеть ему революционную песню. Песня расстрогала полковника до слез.
— „Теперь я воочию увидел, как рабочие и крестьяне борятся за свое право на жизнь",—сказал он в своей прощальной речи. А его жена, указывая пальцем на город, воскликнула: „Отныне, товарищи, не те, а вы мои друзья".
По слухам, Коняев за столь благополучное пребывание в лапах каменоломщиков был разжалован, а жена его арестована в ресторане за агитацию в пользу каменоломен.
Однако, вернемся немного назад.
На второй день пасхи случайно был ранен один из повстанцев - Шепуренко, который конспиративно был отправлен в городскую больницу.
Вскоре после этого, около двух часов дня, наблюдатели донесли, что со стороны города идут неприятельские цепи. Им навстречу тотчас же был двинут отряд моряков под командой Алексеева и три пехотные роты.


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
147
Белые ввели в бой значительные силы: со стороны города наступала конница, а со стороны Брянского завода  — пехота. Огонь белых, пулеметный и артиллерийский (с бронепоезда и английских миноносцев), был ужасен.
Тем не менее, белые были опрокинуты и, оставляя сотни убитых и раненых, бежали в город. Потери повстанцев заключались всего в одном раненом.
Этот первый успех поднял дух аджимушкайского гарнизона на небывалую высоту.
Но военно-революционный штаб этот первый бой заставил сильно задуматься.
Руководителям движения стало ясно, что белые, будучи не в силах улучшить свое положение на фронте, доколе их тыл находится под угрозой каменоломен, сделают все, чтобы уничтожить восстание. Активная помощь иностранной артиллерии еще более в этом убеждала их.
И на другой день после боя штаб лихорадочно принялся за работы по укреплению каменоломен.
Начался усиленный подвоз фуража, зерна, муки и других продуктов питания. Для перемола зерна на месте была устроена ручная мельница. Начались работы по прорытию большого бассейна для воды. Устраивались бойницы, секретные вышки, окопы; проводилась телефонная сеть внутреннего обращения, которая должна была связать штаб с отдельными ротами и другими учреждениями каменоломен; была усилена связь с городом и обращено сугубое внимание на усиление работы агентуры.
Наряду с этим велась и беспрерывная агитационнопропагандистская работа по деревням и в городе, в каменоломнях издавался даже бюллетень под редакцией Пастернака.
Все же, в конце концов, одного технического укрепления каменоломен оказалось мало.
Уголовники из старокарантинского отряда в главе с Д. составили довольно-таки вредную „оппозицию" по отношению к начинаниям штаба. На общих собраниях они, особенно Д, старались срывать работу штаба.
Д. не пропускал ни одного случая, чтобы не попытаться сгустить и без того тяжелую атмосферу беспрерывных трений; дело, наконец, дошло до того, что он однажды попытался


148 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
расколоть гарнизон, быть может, мечтая о главенстве над всем движением.
Он опирался на десяток-другой активных единомышленников, каждый из которых тянул за собой нескольких отсталых молодых крестьянских парней; таким образом, он имел в своих руках целую банду, немедленно начинавшую по малейшему его указанию „волынить" (создавать суматоху).
Попытка расколоть гарнизон ему, однако, не удалась. Выступил М. Ховрин, несколькими убедительными словами внес успокоение в умы заволновавшихся карантинцев и заставил Д. замолчать.
В виду всего этого, штаб решил отправить Д. и его сподвижников подальше от аджимушкайской зоны. Все же выделить их из старокарантинского отряда штаб не решился, так как не надеялся на устойчивость положения и опасался осложнений внутри каменоломен в случае открытого конфликта. Поэтому старокарантинский отряд был двинут в городские каменоломни в полном составе.
Д. было отведено скромное место проводника, так как отрядом руководил уже большевистский штаб в лице „Володи" (фамилия забыта), Брагина, Василия Хрони и Назарова. Отряд имел теперь военную организацию: был разбит на несколько рот, возглавляемых ротными командирами.
Карантинцы, оказавшись снова отдельно от аджимушкайцев, на этот раз проявили много доблести и совершили много славных дел.
Во второй половине апреля ими было совершено нападение на маяки, где были захвачены 84 банки керосина, разные технические принадлежности, санаптечки и пр. 4 маяка на ближайшее время были лишены способности светить.
Затем, в 24-х верстах от Керчи, в дер. Султановке была захвачена подвода с боевым снаряжением.
Вооружившись до зубов, карантинцы напали на Босфорские казармы и произвели колоссальные опустошения в рядах занимавших казармы юнкеров-алексеевцев, потеряв в этом деле одного лишь раненого.
Осмелев, отряд произвел организованное нападение на Керченскую крепость. Там, среди мобилизованных солдат, оказалась конспиративная группа, сочувствовавшая каменолом-


щикам и своевременным осведомлением облегчившая этот набег.
Вслед за тем, карантинцы навестили и станцию Багерово, где были разгромлены сторожевые части белых.
Последние были окончательно терроризованы. Однако, собравшись с силами, они попытались напасть врасплох на карантинцев, когда те мирно возвращались однажды с операции в городские каменоломни.
Ночь с 3-го на 4-ое мая была такая тихая, что топот белой конницы слышен был издалека, от самого города (в тех местах почва каменистая).
Карантинцы приготовились к бою. Но более сильный противник обратил их в бегство и с разгона загнал в два разных захода городских каменоломен.
Несвязанные, к несчастью, между собою внутренним сообщением, эти два захода разбили на две части отступивших карантинцев: большая часть попала в главный заход, куда, по словам участников, можно было загнать несколько полков1), а меньшая—в небольшой, узкий проход, длиною сажен в тридцать, кончавшийся тупиком. К довершению всех бед, между повстанцами были женщины, старики и дети. Они ютились поблизости каменоломен, вынужденные спасаться от белого террора, не щадившего никого из близких каменоломщикам.
Белые, учуяв беспомощное положение повстанцев, загнанных в этот маленький корридор, начали подкатывать к самым ногам осажденных баллоны с удушливыми газами, а сверху долбить ломами ямки—гнезда для динамита. Вскоре загрохотали взрывы. Внутри эти взрывы были мало ощутительны, но около края, у самого выхода, было очень опасно. По временам обваливались огромные куски, порою даже целые пласты, камня.
Карантинцы жались к концу этого безвыходного тупика, с ужасом видя, что расстояние между взрываемыми краями и ими сокращается с каждым днем. Крики женщин и детей, стоны стариков и раненых усугубляли то отчаяние, которое овладело осажденными каменоломщиками.
№3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 149
1) Вся Керчь построена из строительного материала, извлеченного из каменоломен, так что нетрудно себе представить, какова величина пространств, образовавшихся под землей. И. Г.


150 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
Находившийся в этом именно проходе участник восстания Иван Овчаренко рассказывает, что на тринадцатый день обвалился огромный пласт, задавивший 31 человека. В проходе осталось всего лишь 9.
Наверху после этого взрыва затихло. Белые, по всем признакам, прекратили свое адское дело, чтобы прислушаться,  — что творится внутри.
А внутри еще теплилась жизнь. Оставшиеся в живых повстанцы решили, что лучше умереть в бою за пределами скалы, чем быть в бездействии заживо погребенными внутри.
С Овчаренко  1) и Панасенко впереди, эти 9 человек вырвались на волю с такою стремительностью, что пулеметы белых, осыпавшие градом пуль все пространство у скалы- были взяты голыми руками; с этой добычей повстанцы ворвались в главный заход и принялись расталкивать мирно спавших товарищей.
Недавние жертвы белогвардейской блокады бросились на неуспевшего еще оправиться от неожиданного нападения противника, но, истощенные, долго преследовать его не смогли и вернулись обратно в каменоломни.
В половине мая карантинский отряд, насчитывавший 140 человек, решил двинуться обратно в Аджимушкай.
Значение уголовных к этому времени, благодаря твердому руководству посланных штабом товарищей, свелось к нулю. Большим влиянием на уголовников пользовался Брагин (он с 7-ью каменоломщиками после операции на Багеровском вокзале ушел в Аджимушкай). Он особенно удачно обуздывал Д., который за все время второй автономии карантинского отряда держал себя, сверх ожидания, тихо.
Отряд выступил из каменоломен глубокой ночью, но сразу же был нащупан беспрерывно шарившими по поверхности скал прожекторами с английских миноносцев.
Под огнем неприятельских постов карантинцы перебрались через Джаржаву и Скасиев мост в деревню Катерлез. Здесь, не останавливаясь, они узнали от крестьян, что в Бул-
1) Овчаренко, по свидетельствам участников восстания, самый младший из них,—ему было тогда лишь 17 лет,  был одним из наиболее бесстрашных каменоломщиков. Он с Кутеповым и Ховриным в настоящее время учится в партийной школе. И. Г.


№ 3
СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
151
ганаке находятся карательные отряды белых. По слухам, численность их простиралась до тысячи человек.
Решено было напасть на эти отряды.
Карательные белогвардейские отряды при Деникине и Врангеле не имели своей задачей преследование вооруженного противника: они вели борьбу исключительно с безоружными массами.
Предававшиеся пьяному разгулу, грабежам и насилиям среди бела дня, эти части, формировавшиеся из „сливок“ деникинского офицерства и юнкерства, при встрече с вооруженным врагом представляли из себя мало боеспособную силу.
Карательные отряды всюду и всегда терпели уроны от партизанских отрядов, но тут, в Булганаке, разгром белогвардейцев принял невиданные размеры, при чем горячая поддержка крестьян сделала его особенно знаменательным.
Прорвав без усилия неприятельские посты, карантинцы ворвались в деревню и открыли огонь по охваченным паническим ужасом белым. Одна бомба, брошенная в хату, где толпилось по 20—30 белых, несла с собою неминуемую смерть десяткам врагов.
Обезумевшие офицеры, сонные, в нижнем белье, выбегали на улицу и попадали под пули карантинцев.
Убегавших крестьяне ловили и тащили к повстанцам на расправу.
В общем, после этого замечательного боя от белых в Булганаке не осталось ни одного человека. Горы трупов свидетельствовали о результатах этой блестящей операции. А у карантинцев не было даже ни одного раненого.
В это самое время красный Аджимушкай произвел не менее блестящее нападение на Брянский завод, -место расположения деникинских войск, где, кроме нанесения материального ущерба, были захвачены трофеи: пленные, два орудия1) и проч.
Слухи об этом деле дошли до карантинцев и заставили их поспешить соединиться с Аджимушкаем; соединение это состоялось 16-го мая в аджимушкайских каменоломнях.
1) Эти „два орудия" оказались по приходе карантинцев в Аджимупікай двумя... походными кухнями. Интересный показатель энтузиазма крестьян Булганак, которые походные кухни приняли за орудия и поспешили сообщить эту радостную новость пришедшим к ним карантинцам. И. Г.


152 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
IV
Пока карантинцы сражались с белыми из городской каменоломни, в Аджимушкае развертывалась та же борьба, но в другой форме, с другим размахом.
Приняв бой с белыми на другой день после отправки старокарантиновского отряда и прогнав их в город, аджимушкайский штаб решил, что гарнизон готов к наступательным действиям.
Было решено путем демонстративных нападений на город систематически разрушать деникинские учреждения и, подрывая таким образом тыл врага, укреплять повстанческий фронт, захватывая боевые, пищевые припасы, оружие и т. п.
Керчь много раз находилась в руках каменоломщиков, но они не были до такой степени сильны, чтобы удержать город. Поэтому им приходилось, совершив операцию, возвращаться обратно в каменоломни.
Белые, собрав свои разбежавшиеся в панике части и рассыпавшись в цепи, обыкновенно вслед за повстанцами шли на штурм каменоломен. И каждый раз они подвергались такому разгрому, который был бы немыслим в открытом бою.
Не Зная местности, белые шли прямо на вход в подземелье, а каменоломщики из секретных замаскированных бойниц покрывали их спокойным, метким огнем, от которого раненых падало мало  —  преобладали убитые. Со всех сторонсверху, снизу, справа, слева, спереди, сзади  —  летели пули и настигали наступавших белогвардейцев: сотнями трупов устилались окрестности скал.
Так продолжалось около трех недель.
Красный аджимушкайский гарнизон, оперируя в Керчи, последовательно занимал и разгромлял почту, телеграф, комендатуру, участок государственной стражи, сыскное отделение; по возвращении Брагина эта начавшая быть организованной борьба завершилась блестящим нападением на Брянский завод, где расположена была деникинская мобилизованная пехота.
Брянскую операцию надо считать последним взмахом крыльев восставшего Аджимушкая  —  с этого момента револю-


№ 3 СТАТЬИ  И  ВОСПОМИНАНИЯ 153
ционная волна начинает спадать. На причинах этого  мы остановимся в конце нашего рассказа.
Брянская операция развернулась в половине мая. Накануне агентура передала, что комендант Брянского завода поручик Марченко готов сдать каменоломщикам Брянский завод и, вообще, помочь проведению всего дела.
Во главе действующего отряда стали Ховрин и Брагин- одни из лучших руководящих сил штаба.
Брагин с частью отряда двинулся к порту, где помещались береговые караулы белых и стояли суда, нагруженные авто-частями, техническими материалами и военным снаряжением.
Повстанцы, переодетые в солдатскую и офицерскую форму, явились в караульное помещение, якобы для смены караула, перевязали всех караульных и заперли в отдельную комнату.
Брагину так легко удалось проделать все это потому, что сразу же им был взят „белогвардейски-верный тон".
„Чего вы спите?“  —  обрушился он на караульных.
Те струсили перед начальством и дали себя провести.
Ховрин с отрядом пошел прямо на завод. Неприятельские посты были смяты и бежали по направлению главных ворот завода, где попрятались в трубы.
Каменоломщики, не встречая сопротивления, ворвались в заводской двор и принялись частью запрягать лошадей в повозки, чтобы иметь готовый транспорт для перевозки добычи, частью—бить по охваченным паникой белым, высыпавшим из казарм на заводской двор в одном белье.
Началось паническое бегство к морю, главным образом, офицеров (рядовых деникинцев каменоломщики не трогали), но у моря они встречали штыки брагинцев и... сопротивление английских миноносцев, спешивших ретироваться на большой рейд и обстреливавших белогвардейцев, которые пытались добраться до миноносцев вплавь.
В результате этой великолепно совершенной операции каменоломщики захватили несколько сот пленных, две походных кухни, лошадей, массу провианта, оружия, патронов и др. добычи.
Однако, по прибытии в каменоломни, пленные мало-по-


154
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
малу разбежались. Общий энтузиазм и ликование помешали установлению за ними надзора.
После брянского поражения белые подняли на ноги все свои силы и начали готовиться к решительным действиям против повстанцев. На этот раз враг, по всем признакам, учел то обстоятельство, что система прямых нападений на каменоломни, при превосходной защищенности и, подчас, неприступности последних, гибельна для нападающих. Поэтому белые прибегли к способу продолжительной блокады. К отдельным входам скал стали подвозиться пулеметы, маскировались засады на случай вылазок повстанцев, вокруг каменоломен беспрерывно двигалась кавалерия.
А внутри, с момента возвращения карантинцев, снова начался процесс болезненной междуусобицы, захватившей на этот раз активные элементы движения.
18 мая междуусобица эта достигла своего апогея: одним из уголовников был убит председатель ревштаба тов. Самойленко.
Случилось это отчасти, благодаря излишней запальчивости самого Самойленко. Дело в том, что помощник военкома Василий Хрони, узнав о поставленных белыми у Надеева входа в каменоломни двух пулеметах, стал просить у Самойленко разрешения их снять.
Самойленко наотрез отказался дать просимое разрешение.
Хрони, возмущенный отказом, пожаловался товарищам на Самойленко.
Все обошлось бы благополучно, если бы один из братьев Д., уголовник Митька, не вызвался бы пойти вместе с Хрони к Самойленко, чтобы убедить его согласиться.
Подойдя с Митькой к Самойленко, Хрони повторил свою просьбу.
Самойленко обрушился на него с криком: „Застрелю если попробуешь сделать".
Тут выступил Митька и выступил, как уголовник. „Так ты так?“  —  процедил он сквозь зубы и выстрелом из нагана убил тут же Самойленко наповал.
Убийство Самойленко произвело ошеломляющее впечатление на каменоломщиков и внесло не малое смятение в их ряды.


СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ
155
На созванном немедленно же общем собрании председателем штаба был избран Брагин, но не надолго: на другой день он был ранен и уступил свое место Кутепову, еще ходившему в то время на костылях.
Убийцу Самойленко  —  Митьку Д. по тактическим соображениям решили не трогать.
Между тем, борьба подходила к особенно острым моментам: от успехов или поражений ближайших дней зависел исход всего восстания.
Положение каменоломен, в результате новой тактики белогвардейцев, стало неимоверно тяжелым. Запасы медикаментов иссякли; продовольствие и огнеприпасы были на исходе. Заболеваемость усилилась, благодаря все возраставшей трудности соблюдать в каменоломнях правила санитарии. Повстанцы давно не меняли белья, которое кишело вшами.
Кутепов принял все меры к ликвидации разрухи: были подняты на ноги женщины, началась стирка белья, чистка импровизированных конюшен и пр. Но всего этого было слишком мало, конечно.
Перед штабом возникла и становилась во весь рост дилемма: или гибель здесь под скалами, без запасов провианта, без патронов, без сил, или нападение на город и захват его. В случае же невозможности удержаться в нем  —  отступление обратно в скалы с большой добычей. И тогда  —  снова борьба.
В результате долгих размышлений штаб решил организовать генеральное выступление с целью захвата Керчи.
Но кто же должен был стать во главе этой ответственной, даже рискованной операции?
Самойленко убит, Брагин, Кутепов, Ховрин—ранены.
Командиром выступавших частей был назначен Косенко. Выбор был неудачен: для этой роли Косенко был слишком мягок. Братья Д. это учли и тотчас же начали оспаривать у Косенко права командира.
Выступавшим был дан подробно разработанный план наступления на город. Прежде всего надо было итти на вокзал, чтобы захватить стоявший там бронепоезд; по дороге повстанцы должны были во. что бы то ни стало взорвать мост, через который проходила линия ж. д., так как при этом условии даже в случае неудачи с захватом бронепоезда
№3


156
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
№  3
последний лишался возможности двигаться вокруг города и с любой стороны громить оперирующих там повстанцев. Только после проведения этой совершенно необходимой операции можно было думать о наступлении на город.
В ночь с 22-го на 23-е мая отряд повстанцев вышел из аджимушкайской каменоломни и пошел по направлению к городу; дойдя до нового кладбища, отряд остановился, так как Косенко решил распределить здесь роли, сообразно заданиям штаба.
Д. и прочие уголовники, которым хотелось поскорее похозяйничать в городе, рвались туда и, начав обычную „волынку", добились изменения плана ревштаба. Косенко спасовал и, номинально оставшись командиром, фактически уступил свое место Д.
Последний, взяв с собой Овчаренко и часть отряда, двинулся к морю, чтобы снять береговые караулы.
С дороги Д., очевидно, не доверяя Косенко, вернулся обратно и отряд подошел к морю во главе с одним Овчаренко. Разгромив береговые посты, Овчаренко возвратился к новому кладбищу и соединился с Косенко и Д.
Отсюда весь отряд целиком двинулся в город, оставив линию железной дороги нетронутой.
Ворвавшись в город, аджимушкайцы, при поддержке рабочих Брянского завода, принялись громить деникинские учреждения и уничтожать разбегавшихся в панике белых.
Несколько часов город находился в руках повстанцев. Но невыполнение плана ревштаба их погубило. Сыграло свою роль и то обстоятельство, что отряд не имел настоящего руководителя. Каменоломщики распылились по разным улицам Керчи и потеряли, таким образом, свою боеспособность.
В это время бронепоезд двинулся вокруг города по невзорванной линии и принялся осыпать его улицы градом снарядов. Со стороны моря заговорила иностранная судовая артиллерия.
Белые воспрянули духом и стали собирать разрозненные силы.
Повстанцы растерялись. Перекрестным артиллерийским огнем они были сбиты в кучу к горе Митридат; единственным путем отступления осталась для них дорога через Митридат.


№3 СТАТЬИ И ВОСПОМИНАНИЯ 157
Около шестидесяти убитых оставили повстанцы на этом пути, открытом для огня врага со всех сторон. Остальные, перебравшись через гору, бросились спасаться  —  кто куда может.
Разгром восстания был полный. Белые ловили каменоломщиков по одиночке и расстреливали их на месте. Иногда кавалерия настигала группу спасавшихся и рубила всех сразу.
А в городе развернулась невиданная в истории граждан ской войны, в истории белого террора, кровавая расправа.
Под окнами рабочих лачуг расстреливались зачастую ни к чему непричастные их обитатели. Рабочих ловили по одному лишь признаку закопченных лиц и рук и рубили шашками тут же, без следствия и суда.
В каменоломнях в это время царил ужас и неописуемое смятение. Стоны раненых, принесенных сюда уцелевшими участниками боя, крики больных, вопли женщин, стариков и детей, исступленные возгласы помешанных—все это слилось в один дикий концерт, наполнявший жутью сердца повстанцев.
Отовсюду слышались мольбы о смерти, то там, то здесь покушались на самоубийство.
Горбульский, стараясь спастись, заблудился, очутился в противоположном выходе из скал и попал в руки к белым, которые его зверски замучили.
Василий Хрони сошел с ума и исчез из каменоломен. Через несколько дней он появился в городе, где за ним погнались контр-разведчики. После долгого отстреливания он, уложив пятеро белых, последнюю пулю направил себе в висок.
Один Кутепов, раненый, сохранял самообладание, распоряжался и успокаивал охваченных паническим ужасом каменоломщиков.
Собрав наиболее мужественных товарищей, он взялся за прорытие нового выхода из скал, чтобы уцелевшие могли спастись.
Через несколько дней выход был сделан.
Шесть с лишним саженей было пробито в скале ножами, штыками и др. попавшимися под руку орудиями.
29-го мая, темной ночью, уцелевшие повстанцы решили выйти из скал.


158 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫMУ № 3
Сначала вышли здоровые, которые тотчас же залегли в цепь, чтобы в случае нужды прикрыть отход больных и раненых.
Женщинам и старикам с детьми было приказано на утро выйти с белыми флагами и сдаться врагу.
Так кончилось беспримерное в истории революционной партизанщины героическое восстание керченских каменоломщиков.
В заключение, в интересах исторического исследования, необходимо сделать несколько фактических замечаний, имеющих для всего нашего рассказа немаловажное значение.
Задача настоящей статьи сводится к попытке, кстати, первой, серьезной, набросать исторически-верную картину всего аджимушкайского восстания в его движении.
Статья ни в коем случае не претендует на абсолютную точность и непогрешимость в деталях и подробностях всего изложенного в ней.
0б‘ясняется это, главным образом, тем, что единственным источником для настоящего исследования явились воспоминания непосредственных участников этих событий.
События в их памяти настолько властвуют над их волей и сознанием, что элементы личные, естественно, преобладают в их описаниях действительности,—описаниях, чреватых неизбежными противоречиями.
Это с исключительной ясностью лишь подтверждает ту истину, что мы, современники, не можем себя считать историками недавнего прошлого и что лучшее, что мы призваны дать,  —  это материал для исторической лаборатории будущего.


А. Долгова
В лапах БЕЛЫХ
В июне 1919 года, после ухода красной армии из Крыма, я была арестована белогвардейской контр разведкой. После 3-хмесячного предварительного заключения, полного кошмарных пыток и издевательств, я была приговорена военно-полевым судом к 6-ти годам каторги за принадлежность к РКП и за секретарство в ком'ячейке уезд военкомата г. Ялты.
За время пребывания в ялтинской тюрьме мне приходилось встречаться со многими потом казненными товарищами, и я не могу умолчать о них, полных героизма жертвах белого террора.
П. М. Вескревец. Поручик николаевских времен. В 1919 г. он был заведующим отдела снабжения уездвоенкомата г. Ялты, за что и подвергся аресту и был предан суду. 22 сентября 19 г. он был приговорен военно-полевым судом к смертной казни через повешение. Сидевшие с ним товарищи все врема уговаривали его падать просьбу о помиловании, но т. Вескревец сказал: „Коммунисты у негодяев помилования не просят".
На следующий день после суда начальник гарнизона Зыков проявил своего рода любезность, заменив повешение расстрелом. Приблизительно часа за два до казни, около 4-х часов дня, была женская прогулка; в это же время выпустили из камеры погулять и смертников с закованными руками, в том числе и т. Вескревеца.
Тов. Вескревец подошел ко мне и сказал: „Рано или поздно придут наши -будьте честным хорошим товарищем и отомстите за меня".
Я спросила: „Кто же вас выдал?"
Он немного замялся, но потом сказал: „Поручик Тишевский". Я поклялась ему, что если только останусь в живых, то где бы ни был Тишевский, я ему отомщу  1).
Во время моей беседы с т. Вескревецем раздался тюремный звонок  —  под‘ехал автомобиль, приехали палачи.
Тов. Вескревец спокойной походкой направился обратно в камеру.
Уходя на казнь, Вескревец настолько сохранил спокойствие и бодрость, что запел: „Марш вперед, друзья, в поход, черные гусары! Смерть идет, меня зовет,  —  так наливайте чары".
Он сказал нам последнее „прощайте, товарищи!", улыбнулся и вышел за ворота тюрьмы.
1) В декабре 20 г. пор. Тишевский, как активный коптр-революционер, был расстрелян Особым Отделом. Редакция.


160 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
И на автомобиле, по словам тюремного караула, он был настолько мужественен и спокоен, что всю дорогу, до места казни, говорил с ними о посторонних предметах. Когда приехали на 9-ую версту за имением Орианда и палачи стали приготовляться к своему кровавому делу, Вескревец попросил разрешения самому командовать расстрелом, на что получил согласие.
Он снял с себя костюм, ботинки, бросил в сторону и, сказав: „это вам. на помин моей души!", обратился к солдатам со словами команды: враз, два, три"... Грянул залп, и он упал пронзенный пулями. Палачи в лице княгини Трубецкой, поручика Семенова, начальника контр-разведки Гердфельда и других были поражены геройскою смертью т. Вескревеца.
Сема Давыдов. Рабочий портной С. Давыдов был арестован контр-разведкой за принадлежность к РКП и службу в уголовном розыске. За это же инкриминируемое ему преступление он был в начале октября 1919 г. приговорен военно-полевым судом к смертной казни через повешение.
Семь дней находился т. Давыдов в камере смертников: его боялись казнить, так как по ночам тюрьму караулили рабочие, которые надеялись т. Давыдова спасти. Палачи опасались столкновения, им нежелательного, и распространили провокационный слух о том, что Давыдову смертную казнь заменили якобы 20-тилетней каторгой.
Рабочие перестали его охранять, и на 8-ой день вечером я узнала от часовых, что сегодня ночью Давыдова казнят. Я пробралась к камере смертников, подошла к волчку и сказала: „Сема, тебя сегодня казнят. Пиши письма к родным, а вот этой бритвой"  —  тут же я ему дала ее— „ перережь себе артерию. Не давайся им в руки живым, а то они по привычке будут тебя пытать". Давыдов бритву взял, но, вероятно, надеясь, что слух о 20-тилетней каторге правдив, не решился покончить самоубийством.
В четыре часа ночи раздался тюремный звонок: подъехали палачи  — Шах-Меметов, поручик Семенов и другие. Давыдова вывели в одном белье, ударяя прикладами в спину и ругаясь площадной бранью. Давыдов не безмолвствовал: „До свиданья, товарищи!" крикнул он, обращаясь по направлению к камерам. „А вам, мерзавцы", отнесся он к палачам: „желаю того же самого, что делаете со мной!"
Его повезли по направлению к Эриклику и там казнили.
На следующее утро, как всегда, родные принесли Семе завтрак, но у окна, где Сема имел обыкновение стоять, его не было. Догадались,—поднялся плач, раздались проклятия белым. А к обеду привезли парализованного, избитого шомполами старика отца Давыдова; мать не перенесла чрезмерного горя,  —  через неделю она умерла от разрыва сердца.
И. и Ф. Амельченко. Муж и жена Амельченко были арестованы Симферопольской контр-разведкой и избиты до полусмерти шомполами: их пытали иголками и раскаленным железом, затем препроводили в Ялту По этапу.


№ 3 НАШИ ЖЕРТВЫ 161
Преступление т. Амельченко состояло в принадлежности к РКП и в службе его, как комиссара имения Суук-Су в Гурзуфе.
В половине октября 1919 года И. и Ф. Амельченко были преданы военно-полевому суду, где им был пред'явлен ряд статей, грозящих смертной казнью. За три дня до суда жена Амельченко стала просить у меня бритву для того, чтобы они смогли покончить с собой, не даваясь живыми, если их приговорят к смертной казни. Я колебалась, но потом дала.
И вот настал день суда. С утра повели их под усиленным конвоем на суд, а во время обеда уже привели обратно приговоренными к казни через повешение. Сам т. Амельченко сохранял спокойствие, но жена его стала черна, как земля.
К вечеру мы, арестантки, стали просить разрешения попрощаться с ними. Нас троих, т. е. Сумцову, Шестухину и меня, повели с часовым в камеру смертников. Жена Амельченко обняла меня и сказала: „Сестра Шура, когда придут сюда наши, придет и мой сын Александр, передай ему, что его мать 65-тилетняя старуха была замучена белыми палачами, как мать и жена большевиков. Пусть он тогда посчитается с ними".
Сам же Амельченко спокойно взял мою голову, поцеловал и со слезами на глазах сказал: „Когда придут наши, передайте им все, все".
Я поцеловала ему руку и, не имея сил дальше смотреть на мучеников, вышла из камеры.
Часов в 12-ть ночи пришел к ним священник,—они не приняли его, а в4 часа, в лунную светлую ночь, раздался тюремный звонок. Под‘ехали два грузовика с палачами как ялтинскими, так и гурзуфскими. Но  увы,  — им не пришлось удовлетворить свои зверские души теми пытками, которые они приготовили для тт. Амельченко.
Войдя в камеру, они увидели страшную картину: на кровати полулежало два полутрупа с перерезанными на руках артериями. С бешеной злобой палачи схватили их вместе с матрацами и потащили, ругаясь, через тюремный двор к автомобилям, спеша хотя бы над умиравшими, потерявшими уже сознание надругаться. Но им- не повезло: по дороге автомобили то и дело ломались и, не доезжая дворца Эмира Бухарского по Николаевской улице, несчастные мученики скончались от потери крови.
Наутро нам, арестантам, представилась ужасная картина: весь тюремный двор до выхода на улицу был залит кровью жертв белого террора.
В этот же день нас, осужденных каторжан в количестве 12-ти человек, переправили в Севастопольскую тюрьму, а оттуда, через два месяца, в Симферопольскую.
Ткаченко. В Симферопольской тюрьме пришлось еще тяжелей: не было дня, чтобы не происходило казни,  —  по одному, или по-двое, по-трое.
Хорошо помню день 25 марта ст. стиля (Благовещенье), особенно отмеченный белыми, считающими себя религиозными. В этот день надзирательница сказала мне: „Сегодня в окно глядеть нельзя". Любопытство, однако, побороло. Я посмотрела в окно, и кровь застыла в моих


162
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
№ 3
жилах: на улице перед тюрьмою висел на столбе труп т. Ткаченко, публично казненного. Это была первая публичная казнь, затем это вошло у белых в обычай: казнили публично целыми группами по 6—8 и даже 13 человек, при чем на трупах казненных прикреплялись листки с надписями: „За измену родине. Коммунист".
Ф. Шполянская, Женя Жигалина, Зиновьев, Ананьев, Горелик, Старосельский, Зульманович, Черняк, Шейкин, Кельнер. В мае 1920 года во время провала подпольной организации призвели в тюрьму арестованных Шполянскую, Иодлович, Орлову, Зиновьева, Старосельского и др. Вскоре после ареста товарищей утром увели под усиленным конвоем на суд. Суд закончился в 12 часов ночи. Тамару Иодолович (гимназистка 15 лет), присужденную к 6 годам каторги, при, вели обратно в женский корпус; Тамара, по возрасту еще ребенок, не выдержала страшного нервного напряжения и в камере с ней произошел страшный истерический припадок. 9 человек из судившихся в этот день было приговорено к смерти. На утро мы увидели их повешенными на столбах перед тюрьмой. Зиновьев был повешен совершенно нагим, с надписью на груди: „коммунист".
Фани Шполянскую вместе с Женей Жигалиной в тюрьму не привели: их оставили в контр-разведке и продержали там после суда еще два дня, издеваясь над ними как физически, так и морально. В конце концов, совершенно изуродовав, их зарубили шашками.
Пережитый за это время ужас мы никогда не забудем. Мы, арестанты, поклялись в тот день друг-другу, что эти казни не пройдут даром негодяям-палачам и что мы еще посчитаемся с ними  1).
Никотов, Богданов, Ливоненко, Соня Разумова, Крылов- Соболевский, Грановский (Ибрагим), Лозинский,  Хмельницкий Тимофеев  2). Они были арестованы вслед за Шполянской и другими, и приговорены к повешению. Как всегда, суд закончился поздно ночью: вся тюрьма была окружена конницей, в контору тюрьмы был введен усиленный караул,  —  словом, вся белая свора была на ногах.
Ночь была лунная. Мы не спали, наблюдали за камерами смертни-
1) Старосельский, Шполянская и Зиновьев - члены РКСМ. Первый —член боевой дружины, последний  —  организатор боевиков. Шполянская работала в разведке подпольного оперативного штаба. На суде она сказала судьям, вынесшим смерный приговор: „Вы, убивающие нас, надеетесь этим задушить революцию, не замечая за своими спинами красного призрака. Скоро придет тот день, когда вы будете сидеть на скамье подсудимых и отвечать за свои преступления". Фаня была казнена вместе с Женей Жигалиной, под удары шашек и пение интернационала. Редакция.
2) Грановский был секретарем сперва Керченской, а затем Симферопольской организации РКП. Никотов состоял поручиком в армии Врангеля, принимал участие в подпольном информационном бюро. Разумова была руководительницей Красного Креста и состояла членом Симферопольскою к-та. Лозинский, как малолетний, смертной казни не подлежал. Однако, на суде он об'явил себя солидарным с остальными товарищами и потребовал для себя смертной казни. Хмельницкий  —  старый член Бунда и РКП. Был секретарем Феодосийского комитета. Тимофеев также состоял офицером в армии Врангеля и давал сведения военно-оперативного характера. Редакция.


№ З НАШИ ЖЕРТВЫ 163
ков. Приговоренных к смерти разместили в трех камерах: в двух  —  мужчин и в третьей  —  Соню Разумову. У нее было темно.
Тов. Богданов (он служил раньше при тюрьме делопроизводителем) влез на окно, ухватился за решетку и, обращаясь к часовым, находившимся во дворе, сказал: „Вот... мы приговорены к смерти. Но насколько глупы вы, что так поступаете с нами. Ведь мы шли работать не в ущерб вам, а для лучшей жизни. Ведь рано или поздно придут большевики и вам не сдобровать; если бы мы остались живы, то все от часового до начальника тюрьмы были бы спасены". Вслед затем все смолкло; только в камере Разумовой раздавался тихий плач: ей, видимо, было горько, что последние минуты она проводит одна, а не с товарищами, приговоренными к смерти, как и она.
Часов около трех ночи послышался скрип подвод и усиленное движение конницы: это подводы с эшафотом под*ехали к тюремным воротам. Затем мы услыхали бряцанье шпор, звон ключей, топот ног—наших товарищей выводили на казнь. Мы стояли у окна, переживая тяжелые минуты. Подводы проехали мимо тюрьмы. Надзирательница сказала: „Направились к еврейскому кладбищу". Там белогвардейцы издевались над мучениками, сколько хотели.
На утро нам в женский корпус передали гребень и все облитое слезами полотенце Сони Разумовой.
Ливоненко, в присутствии остальных товарищей смертников, повесился в камере.
Разумову все время держали в одиночке в надежде у нее что- либо выпытать: очень часто ее посещали разные поручики и капитаны из контр-разведки. Был, между прочим, такой случай: один агент контрразведчик пришел к ней в камеру и с напускной жалостью заговорил. „Вы молоды, красивы, тем более вы  —  врач. Такие люди, как вы, должны жить. Скажите только, где находится архив вашего подпольного ревкома и остальные товарищи, и мы вас сейчас же выпустим, при чем сохраним все в тайне: абсолютно никто, кроме меня, знать об этом не будет".
Разумова ответила на это: „Напрасно вы приходите ко мне с подобными предложениями. Я не Яким (провокатор Я. Яхтырский. Ред.) и провокаторшей не буду. Прекратите свои попытки и оставьте меня в покое,  —  все равно вы ничего от меня не добьетесь. Прошу вас выйти из камеры и больше ко мне не приходить". И такого преданного идее работника не стало.
27-го сентября была получена телеграмма из штаба Врангеля о моем помиловании и об отправлении на фронт в качестве сестры милосердия. До фронта, однако, я не доехала. Встретила освобожденных наших каторжан, они посоветовали мне: „Ты дальше не езжай, а то все равно тебя шлепнут".
Я доехала до села Васильевки, Мелитопольского уезда, встретила там сочувствующую нам семью и с паспортом одного из ее членов в ту же ночь уехала в Ялту.


Вл. Елагин
СОЛОМОН ЯКОВЛЕВИЧ ПРОСМУШКИН
(Исаак Спер)
Когда в апреле 1921 года я возвратился после двух с половиной лет отсутствия в Крым, то при встрече со старыми товарищами прежде всего я спросил: „Ну, а где сейчас Спер?"
Не хотелось верить полному грусти ответу: „Спер? Еще весной 20-го года погиб".
Как, Спер погиб?! Так хотелось видеть его, —  направляясь в Крым, я уже предвкушал радость с ним встречи, и вдруг- его нет.
Ярко вставал передо мной его образ.
Невысокого роста, плотный, крепко и ладно сколоченный, с темными, глубокими и живыми глазами, всегда спокойный и твердый, как кремень. Выражение его лица, взгляд, вся фигура невольно внушали уверенность, что он никогда не отступит перед трудностями того пути, на который он однажды вступил.
Соломон Яковлевич Просмушкин (настоящее имя и фамилия Спера) родился в 1887 году в г. Новоржеве, Псковской губернии.
Его отец, бедный еврейский учитель, был обременен большой семьей (7 сыновей и 3 дочери), и потому Соломон, как старший в семье, принужден был рано взяться за приискание заработка. По окончании новоржевской уездной школы, пятнадцатилетним юношей, Соломон поступил учеником в типографию и вскоре переехал в Петербург.
Этот переезд сыграл большую роль в жизни Соломона. Работая в питерских типографиях, он столкнулся с сознательными рабочими— членами подпольного союза графических искусств и социал-демократических кружков и вскоре принял как в первом, так и в последних самое деятельное участие.
Перед революцией 1905 года он начал работать в нелегальной с.-д. газете „Дело", а во время революции участвовал в выпуске „Известий" Петербургского совета рабочих депутатов и позже  —  в выпуске Выборгского воззвания.
Спустя год или два после революции, произошло изменение в личной жизни Соломона: он женился. Однако, женитьба не изменила его. Он не был захвачен в плен житейскими буднями, мелочными заботами о постепенно выраставшей семье, очень многих отрывавшей от революционной борьбы.
В 1908 году Соломон должен был явиться к отбыванию воинской повинности, но он не пожелал служить в царской армии и перешел


166 революция  в  крыму № 3
на нелегальное положение: Соломон Просмушкин стал „Исааком Спером“,  —  именно на это имя он получил фальшивый документ.
Работа наборщика не могла не отразиться на здоровье Спера. Как и многие рабочие-типографы, он сделался жертвой туберкулеза, при чем последний настолько сильно стал прогрессировать, что уже в 1914 году врачи приговорили его к смерти, если он немедленно нс уедет на юг.
С большим трудом удалось наскрести необходимую сумму денег, и Исаак, совершенно разбитый, полуумирающий, уехал в Крым.
Финансовые затруднения заставили Спера обосноваться в наиболее дешевом месте  —  Симферополе, но и здесь мягкий южный климат оказал благотворное влияние на его здоровье. Он стал быстро поправляться и в 1916 году почувствовал себя настолько хорошо, что уехал в Петербург за семьей, чтобы перевести ее в Крым.
В начале 1917 года Исаак переехал в Евпаторию и поступил наборщиком в типографию Мурованского.
Февральская революция снова втянула Спера в широкую революционную работу, от которой он отошел за время болезни.
Он сейчас же принялся за организацию в Евпатории союза печатников и стал его первым председателем. Имея большие познания и опыт в области профессионального движения, он весь отдался работе, изумляя товарищей своей необыкновенной работоспособностью, уменьем совмещать с обязанностями председателя союза работу в различных комиссиях городского совпрофа, куда он был делегирован.
Несколько позже Исаак вошел в Евпаторийскую организацию об‘единенных c.-д., где примкнул, как определенный большевик, к левому ее крылу, а в августе был избран членом исполнительного комитета Евпаторийского совета.
Я познакомился с Исааком в июне-июле 1917 года на общих собраниях местной с.-д. организации.
Что меня особенно поразило в Исааке и с первых же шагов нашего знакомства привлекло к нему,  —  это необыкновенная скромность, нелюбовь к позе и фразерству, благодаря чему он зачастую оставался в тени.
Отличный товарищ, мягкий и отзывчивый человек, Исаак пользовался всеобщей любовью и уважением.
„Исаак  —  редкий парень-,  —  приходилось мне слышать ото всех когда-либо знавших его, и было бы странно услышать иное.
Исаак Спер был не только ценным работником,  —  он был идеальным типом благородного борца за счастье трудящихся масс, честного и мужественного солдата революции. Таким он был летом 1917 года, таким он был и в подполье, и в тюрьме, осужденный на казнь.
В сентябре 1917 года, после раскола в Евпаторийской организации РСДРП, Исаак вошел в большевистский партийный комитет и на этом посту оставался вплоть до прихода немцев в апреле 1918 года.
После прихода немцев Исаак остался в Евпатории и скрывался там


№ 3
НАШИ ЖЕРТВЫ
167
почти не имея возможности, в силу своей известности в городе, принимать участия в подпольной работе.
После того как Крым весной 1919 года стал вторично советским, Спер переехал в Ялту, где работал сперва секретарем исполкома, а затем комиссаром труда.
При эвакуации второй советской республики Исаак вместе с другими попал сначала в Херсон, потом в Одессу и остался там по болезни под властью белогвардейцев. По выходе из лазарета он связался с подпольной организацией и в августе 1919 года был командирован в Крым, в Евпаторию, где и принял участие в подпольной работе.
Соприкасавшиеся с ним в этой опасной и тяжелой работе передают, что редко кто проявлял больше мужества, хладнокровия и ловкости, неизменно выводивших его из самых критических положений.
По окончании кампании бойкота белогвардейской мобилизации, проведенной в Евпатории в сентябре месяце под руководством Спера, два его брата — Михаил и Авель  —  были направлены в Ялту для организации подпольной типографии. Типография была налажена, но вскоре раскрыта контр-разведкой, при чем Михаил во время набора прокламаций был арестован и через несколько дней после короткого суда публично казнен.
При аресте у Михаила была найдена карточка Спера, и последнего стали усердно разыскивать.
Сперва Исаак скрывался в Евпатории, а затем, приобретя документ на имя Берновского, переехал в Симферополь.
Здесь Исаак через некоторое время был избран членом и казначеем подпольного Областкома и ему поручили одну из серьезнейших работ: паспортный стол. И в этой, работе Спер был так же неутомим, как и во всякой другой. „Прачечная" (документы по большей части мылись  —  смывались старые имена, чтобы вписать новые) под его руководством работала вовсю. По свидетельству секретаря подпольного ОК т. Бабахана, паспортным столом было выпущено около 5000 экземпляров паспортов, удостоверений, свидетельств и пр.
Из других крупных работ, в которых принимал участие Спер, необходимо отметить: взрыв ж.-д. полотна у Ольминского моста и два удачных налета на арестный дом и участок с целью освобождения политических заключенных.
Прекрасный конспиратор, не раз выходивший из труднейших положений, Исаак провалился досадно глупо На улице рядом с домом, где он был по делам, была устроена, чуть ли не уголовным розыском, засада, никакого касания к подпольникам не имевшая.
Спер, как казначей ОК, имел при себе деньги и списки. Увидев вооруженных людей и предполагая в них грабителей, он стал стрелять и был контужен ответными выстрелами.
Контузия свалила его с ног, он был схвачен и, жестоко избитый, доставлен в участок. Это произошло в феврале-марте 1920 года.
В участке его не опознали: он заявил себя учителем и этим


168 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
об'яснил наличие найденных у него списков. Так, под фамилией Берновского Исаак и был посажен в тюрьму.
Все было, что называется, чисто, и надежда на скорое освобождение Спера не покидала подпольников вплоть... до очной ставки с Акимом Ахтырским, в то время начавшим свою предательскую деятельность. Аким, конечно, сейчас же опознал Исаака. Участь последнего была предрешена.
Авель Просмушкин, младший брат Исаака, сидевший одновременно с ним в Симферопольской тюрьме, передает о страшных пытках и издевательствах, которым подвергали Исаака и в участке и на допросах в контр-разведке.
Чтобы избавиться от невыносимых мучений, Спер дважды пытался покончить с собой  —  опиумом и серными спичками, но оба раза неудачно.
В начале мая он заболел сыпным тифом и не смог предстать пред военно-полевым судом вместе со всеми обвиняемыми по делу подпольного Областкома. Дело о нем было выделено.
К началу июня Спер выздоровел и 5 июня был присужден к смертной казни через повешенье. Попытка освободить его не удалась.
„Накануне казни, рассказывает Авель Просмушкин, Исаак попросил меня достать опиум,  —  он не хотел даться живым в руки мучителей. Я достал, но просил его принять яд в самую последнюю минуту. Исаак мою просьбу исполнил. Эта последняя минута настала: когда палачи пришли за ним в камеру  —  он был уже мертв".
Но так велика была ненависть белогвардейцев к стойкому борцу за коммунизм, что они привели в исполнение свой приговор и над мертвым: труп Исаака был повешен на тюремном дворе.
Ты умер, дорогой Исаак, твое горячее мужественное сердце революционера перестало биться, но в униссон с твоим бились сердца миллионов, и дело, за которое ты отдал жизнь, не погибло.


КРЫМСКИЕ РАБОТНИКИ, ПАВШИЕ НА ПОСТУ
Семья Немич—три сестры и два брата.
Антонина. Старая партийная работница евпаторийской организации. После 1905 года была арестована и сидела в тюрьме. Во время переворота в январе 1918 г. была членом военно-рев. комитета, после установления в Крыму первой соввласти  —  членом евпаторийского комиссариата соц. обеспечения. Во время захвата Евпатории немцами в апреле того же года была арестована и после года сидения в белогвардейской тюрьме перед самым приходом советских частей была в числе других товарищей расстреляна на ст. „Семь-Колодезей" в апреле 1919 г.
Семен. Юноша 20—21 года. Вступил в РКП до октябрьских дней, будучи прапорщиком на одном из фронтов. В 1918 г. был членом евпаторийского военно-рев. комитета и исполкома. Командовал отрядом Красной гвардии. Погиб вместе с сестрой.
Юрий. Младший из семьи Немич. Служил матросом в Черноморском флоте. Погиб вместе с сестрой.
Татьяна (по мужу Матвеева). Сперва левая эсерка, затем член РКП. Работала в 1917 г. в евпаторийском исполкоме. Была арестована в апреле 1918 г. и расстреляна вместе с братьями и сестрой.
Варвара (по мужу Гребенникова). Член РКП. Работала в 17 и 18 году в евпаторийском исполкоме. В январе 1918 г. была членом евпаторийск. военно-рев. комитета. Расстреляна вместе со всеми.
Демышев, Николай. Член РКП. Был рядовым на фронте. Бахчисарайский мещанин. В Евпаторию прибыл в ноябре 1917 г. После гибели т. Караева был избран председателем евпаторийского воен.-рев. комитета и затем председателем исполкома. Кроме того, был председателем евпатор. орган. РКП и комиссаром финансов. Во время прихода немцев был арестован и через год расстрелян на ст. „Семь-Колодезей", в апреле 1919 г.
Кебабчьянц. Член анархистской организации прибл. с 1905 - 06 г. Был приговорен царским судом к смертной казни, но бежал из тюрьмы. В 1917 г. примкнул к правому крылу партии эсеров. В январе 18 года от этой партии вошел в исполком г. Евпатории, но работал, в качестве комиссара продовольствия, в полном контакте с РКП. Расстрелян вместе с Демышевым.
Матвеев. Член РКП с начала революции. Рабочий—обойщик. Во время войны служил унтер-офицером в авиационных частях. С ноября 1917 г. член и казначей евпаторийского комитета б-ков. В 18 г.


170 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
член военно-рев. комитета и исполкома г. Евпатории и начальник военного штаба. Расстрелян вместе с Демышевым.
Франт. Начальник евпаторийского автомобильного отряда. Рас стрелян вместе с Демышевым.
Корнилов. Начальник евпаторийской тюрьмы после яиварьского переворота. Рабочий. Левый эсер. Расстрелян вместе с Демышевым.
Грубье. Матрос Черноморского флота. В 1918 г. член евпатор. военно-рев. комитета и член комиссариата юстиции. Расстрелян вместе с Демышевым.
Авдеев. 28 лет. Корректор. Секретарь симфероп. союза печатников, секретарь крым. союза печатников и член президиума крым. профсовета. Один из организаторов крымского об'единения печатников. Авдеев был арестован в Севастополе в марте 1920 г. и расстрелян Слащевым без суда в числе 10-ти на ст. Джанкой.
Баличев, Абдулла. Член татсекции крым. ОК. Расстрелян вместе с Рефатовым в апреле 1920 г.
Бернштейн, Григорий. Член РКП, бывший анархист. Состоял членом подпольного ревкома в Севастополе в 1920 г. Арестован и казнен в Евпатории в июне 20 г.
Череватенко, Ольга. Член ялтинского подпольного комитета РКП. в 1920 г. Арестована и казнена в Ялте в августе т. г. после второго провала подпольной организации.
Любич, Максим. Член ялтинского подп. комитета в 1920 году. Казнен вместе с Череватенко.
Трофимов. Казнен вместе с Череватенко.
Кисилев. Казнен в августе 1920 г. вместе с О. Череватенко.
Бронштейн, Яков. Казнен в августе 1920 г., в г. Ялте.
Дражинский, Юрий. Рабочий, 21 года. Секретарь севаст. и симфер. орган. РКП. в 19 и 20 г.г. В январе 20 г. в числе 9 человек был арестован севастоп. контр-разведкой и замучен на броненосце „Корнилов". Труп его был выброшен в море.
Ждановский, Борис. Офицер, осужденный на вечную каторгу по делу о восстании в Киеве саперной бригады в 1905 г. Член ялтинского исполкома и комиссар продовольствия в 1918 г. Убит в апреле т. г. в бою с немцами в 12-ти верстах от Симферополя.
Корнилов. Член севастоп. подпольн. комитета РКП. Казнен вместе с Дражинским в январе 1920 г.
Крылов. 35 лет. Секретарь Крымпрофсовета. Арестован в марте 1920 г. и расстрелян в числе Ю-ти на ст. Джанкой.
Тененбойм, Борис. Каторжанин, бывш. меньшевик. Член евпаторийской и ялтинской организации б-ков в 1917 и 18 г.г. Состоял членом алупкинского партийного комитета в апреле 18 г., был ранен случайным взрывом бомбы и по эвакуации остался в Ялте. Был арестован немцами и расстрелян в балке за Ялтой в мае 1918 г.
Просмушкин, Михаил (брат Спера). В феврале 1917 г., работая наборщиком в Евпатории, вступил в РСДРП. В 1919 г. перешел в РКП и был оставлен для подпольной работы, после отступления со-


№  3
НАШИ ЖЕРТВЫ
171
ветских войск из Крыма в июне 1919 г. В Ялте во время набора прокламации в типографии был арестован вместе с владельцем типографии Зельгером. После страшных истязаний в контр-разведке и короткой комедии „суда" вместе с Зельгером был повешен.
Петриченко, Иван. Член РКП. Командир отряда „Красная Каска", поднявшего восстание в каменоломнях около Евпатории в конце декабря 1918 г. В одном из последних боев был ранен, а при ликвидации восстания захвачен белыми вместе с женой в плен и расстрелян.
Титоренко. Принимал участие в восстании в евпаторийских каменоломнях в декабре 1918 г. При ликвидации восстания захвачен в плен и растрелян.
Шмидт, Адольф. Член керченского комитета РКП в 1920 г. Казнен в Керчи в июле 1920 г.
Шулькина, Лия. Дочь небогатого приказчика при лесном складе в г. Евпатории. В 1915 г. окончила евпатор. гимназию, с начала революции работала в профсоюзах. После октябрской революции вступила в Союз Социалистической молодежи в Евпатории, стоявший близко к б-кам. После ухода соввласти осталась для работы в подполье. В 1920 г. работала в Севастополе. Была арестована и казнена вместе с Дражинским и др. на броненосце „Корнилов".
Александр Рытвинский (Бунаков). Сибиряк-студент, в РКП с 1917 г. При гетмане работал в подполье в Полтаве. В августе 1919 г. был командирован на подпольную работу в Крым. Был членом севастопольского подпольного комитета РКП и членом подпольного ОК, состоял в подрывной группе. Был арестован и замучен вместе с Дражинским в январе 1920 г.
Мурэак  —  старый матрос Черноморского флота, участвовал в восстании броненосца .Потемкин Таврический" в 1905 г. Во время переворота в январе 18 г. командовал красногвардейским отрядом. Потом был комендантом гор. Симферополя. На этом посту оставался вплоть до прихода немцев и был ими арестован. Расстрелян в апреле 1919 года на ст. „Семь-Колодезей“ вместе с Демышевым и другими.
Гита—   старая партийка, каторжанка. В 1917 г. была амнистирована и направлена на излечение в Ливадию. В январе 1918 г. принимала активное участие в захвате власти большевиками в гор. Ялте. В 1919 г., во время 2-й Советской Республики, работала в Ялтинском парткоме РКП. В 1920 г. была послана в Крым с транспортом оружия и деньгами для подпольной организации. Исполнив поручение, по неосторожности товарища, была арестована в Евпатории и расстреляна летом 1920 г.
Горбульский. Член РКП с 1905 года. В керченской организации работал с 1917 года; принимал активное участие в обезоруживании меньшевистского правительства в Керчи, а также в организации Аджимушкайских каменоломен. Был членом революционного штаба каменоломен. Вот обстоятельства его гибели: плохо зная расположение каменоломен, Горбульский нечаянно попал в глухой заход скалы, где и был схвачен белыми (весной 1919 г.). После пыток Горбульский был


172
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
№ 3
повешен за половой орган,- оборвался, вторично был повешен на крючек за ребро,  —  снова оборвался и, наконец, был приколот штыками и закопан у дер. Аджимушкай.
Доровцов, Никон. Беспартийный, по профессии токарь, уроженец Керчи. Принимал активное участие в восстании в каменоломнях в 1919 году. После разгрома отряда повстанцев, пытавшегося захватить город, Доровцов остался жив; желая спасти себя, он пошел домой, но был пойман белогвардейцами и казнен. Доровцов был повешен за ноги на телеграфном столбе; несчастному перочинным ножом были вырезаны полосы на щеках. После зверских издевательств он был расстрелян. Труп его висел на столбе в течение трех суток по приказанию белых, после чего был выброшен на собачий курган.
Столяренко, Феодосий. Крестьянин деревни Капканы, Керченского уезда, беспартийный. Принимал активное участие в Аджимушкайском восстании После разгрома каменоломен он был пойман белыми. которые, подвесив его, вырезали у него две полосы со спины от ног до самой шеи. После зверских издевательств его расстреляли.
Хрони, Василий. Член партии с 1919 года, по профессии котельщик. В отряде аджимушкайских повстанцев Хрони был помощником военкома. При ликвидации каменоломен он был несколько раз ранен и контужен, при чем контузия отразилась на его психических способностях. После долгих скитаний по окраинам города он пошел открыто днем по главной улице Керчи с маузером в руках. Его заметили контр-разведчики и пытались захватить. Но Хрони решил не сдаваться живым. Во время погони за ним он убил пять белых, а шестую пулю пустил в себя. Перед смертью он воскликнул: „Да здравствует Советская власть".
Алексеев, Петр. Бывший мичман. С пятью моряками он пришел в керченские каменоломни и принял активное участие в восстании. Состоял ротным командиром одной из рот повстанческого отряда. В одном из боев с белыми был ранен. В виду серьезности ранения, его под фиктивными документами отправили в городскую больницу на излечение. Когда об этом узнали белогвардейцы, его немедленно перевели в тюрьму и заперли в одиночку. Так как ему не давали никакой медицинской помощи, то раны несчастного стали загнивать. Издевательству над ним не было пределов: вместо воды, ему давали уксус, вместо еды  —  помои. Затем его расстреляли и труп его выбросили на собачий курган.
Коноп. Член партии с 1918 года. Участник восстания в керченских каменоломнях. После разгрома отряда был пойман белогвардейцами. Ему раздробили череп и бросили на площади, где ссыпали мусор, строго приказав не убирать трупа. Труп был сведен собаками.
Миссюра, Вениамин и Борис. Сын и отец. Они приехали в 19 г. из Москвы в Керчь. Агитировали в пользу каменоломен и Советской власти, за что были арестованы и расстреляны.
Цвеликов, Игнат. Рабочий г. Керчи, по профессии электротех


№ 3 НАШИ ЖЕРТВЫ
173
ник; работал на Брянском заводе. У него на квартире организовалась первая подпольная ячейка молодежи новобранцев, которая дала основной кадр повстанцев. В то время, когда каменоломни вели борьбу с белыми, Цвеликов доставал оружие и патроны и переправлял их н повстанцам. После ликвидации каменоломен Цвеликов был обнаружен белыми и зверски замучен.
Тарелкин, Федор. Юный революционер. Принимал активное участие в восстании Керченских каменоломен. После ликвидации восстания был пойман белыми и расстрелян.
Громозда. Член керченского подпольного комитета РКП. Арестован вместе со Шмидтом и казнен в июле 1920 г.


БИБЛИОГРАФИЯ
Антанта и Врангель. Сборник статей. Выпуск I. Госиздат. Москва, 1923 года. 260+11 стр.
Настоящий сборник заключает в себе 10 статей различных авторов, с той или иной стороны освещающих период владычества на Крымском полуострове Врангеля.
Если в сборнике имеется статья о рабочем движении и нет статьи о политических партиях, или трактуется о положении интеллигенции и не упоминается о крестьянском вопросе, то, очевидно, здесь дело в порядке размещения статей в выпуске 1-м и предполагаемом к изданию 2-м.
Иное дело глубина, серьезность подхода к тем или иным вопросам, трактуемым в сборнике. Здесь приходится установить, что некоторые статьи, затрагивающие весьма серьезные вопросы, в этом отношении оставляют желать много лучшего. Обратимся сперва к этим последним.
С. Ингулов в своей довольно об‘емистой (34 стр.) статье „Крымское подполье" с первого же шага делает ряд серьезных промахов.
Характеризуя общие условия подпольной работы в Крыму, он утверждает:
1) что причиной тяжести врангелевского подполья являлось переполнение Крыма массой контр-разведчиков, с одной стороны, и незначительностью „периода легального существования партии, как государственной"  —  с другой;
2) что „старые большевистские традиции были чужды большинству вновь пришедших в партию работников. Это были по преимуществу люди, признавшие советскую власть (некоторые только мирившиеся с ней), состоявшие у ней „на службе"... Это были в большинстве советские  чиновники... Они перенесли в подполье все чиновничьи навыки, все свои взгляды на работу в подполье, как „на службу" у большевиков" (кавычки автора, курсив наш. В. Е., стр. 138);
3) что провалы подпольных организаций происходили как по малодушию и трусости некоторых товарищей, так и по неопытности и неосторожности многих „новичков в подпольной работе";
4) что жестокий террор в первый (деникинский) период пребывания добровольцев в Крыму „бил мимо организации", вследствие того, что аппарат власти был плохо сконструирован: „карающая рука контр-революци была направлена больше на мелкую советскую рыбешку, которая неумело пряталась или пыталась „легализоваться“(стр. 140).
Все эти утверждения С. Ингулова совершенно неправильны.
Прежде всего: о тяжести врангелевского подполья безотносительно говорить нельзя. Последнее надо сравнить с колчаковским, деникинским и т. п. и, наконец, с царским подпольем. Такое сравнение покажет, что тяжесть всех послеоктябрьских подполий почти одинакова и что царское подполье выгодно


176 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ №3
вастопольского порта кап. 2-го ранга Тягин, губерн. агроном А. Левицкий, в Феодосии были арестованы: комиссар милиции генерал Маркс, комиссар просвещения писатель В. Вересаев и др,
К крупнейшим недостаткам статьи относится отсутствие в ней хотя бы намека на работу Крымск. организации КСМ; меж тем, этой последней в иные периоды определялась почти вся работа подполья. Если бы С. Ингулов был немного осведомлен о деятельности КСМ, то, конечно, в его статье не попадалось бы таких ляпсусов: „все отряды и дружины, имевшиеся будто бы в распоряжении оперативного штаба... составляли загадочную, неизвестно кем сформированную организацию, спрятавшуюся под шапкой-невидимкой даже для оперативного штаба (курсив наш. В. Е., стр. 147). Дело в том, что эти отряды были сформированы областкомом ОК КСМ и представляли собой величину вполне определенную (о численности их см. статью Москалева в настоящем сборнике Крымистпарта) и Крымревкому известную.
Вообще, картина подготовки восстания в январе 1920 года у С. Ингулова извращена. Центр работы был не в Севастополе, как он утверждает, а в Симферополе, и не состоялось восстание не потому, что не было сил, а потому, что ОК партии счел момент для выступления неподходящим.
К крупнейшим недостаткам относится и смазанный конец статьи, трактующий о работе подполья с Коктебельского с'сзда партии. Самому с'езду уделено всего несколько строк, а о героической борьбе Крымской повстанческой армии под руководством Бабахана и Мокроусова рассказано иа половине страницы.
Мелкое замечание: неприятно режет глаза упорное искажение имени,  —  не Бабахин фамилия секретаря подпольного ОК, а Бабахан.
отличалось от них. Отсюда ясна и основная причина особой тяжести всех послеоктябрьских подполий: обостренность классовой борьбы, состояние открытой гражданской войны между общественными классами России. Что же касается незначительности периода легального существования партии, то, как известно, продолжительность такового никогда еще не способствовала уменьшению тяжести подпольной работы.
Второе утверждение С. Ингулова о составе подпольных крымских организаций настолько невероятно, что его приходится квалифицировать... ну, как шарж, что-лн, как безобразную каррикатуру на славных, безропотно умиравших на боевом посту товарищей. Героическое прошлое крымского подполья настолько общеизвестно, что доказывать это нам представляется совершенно излишним. Сомневающимся рекомендуем отнестись хотя бы в отдел „Наши жертвы" настоящего сборника Крымистпарта.
Что же касается провалов подпольных организаций и их причин, то здесь центр тяжести надо перенести с малодушия отдельных товарищей и тем паче неопытности новичков на сознательное предательство. Самые крупные провалы были подготовлены сознательными провокаторами, в роде члена ОК А. Ахтырского. Конспирация в крымском подполье стояла достаточно высоко, и предательство по трусости того или иного товарища (вообще, очень редко бывавшее) не могло повлечь за собой серьезного удара по партии. Наконец, приходится отметить, что и последнее утверждение С. Ингулова о терроре, бившем в первый « период добровольщины мимо организации,—сильно хромает. Дело в том, что в тот период террор бил и беспартийных совработников и вовсе не одних только мелких; например, были расстреляны: нач. Се-


№3
БИБЛИОГРАФИЯ
177
Какой же напрашивается из всего этого вывод?  Статья, центральная статья сборника, что называется, „состряпана" умелым журналистом из „подходящего" материала. Это скверно, конечно, тем более скверно, что написана она не по памяти (не участником событий), а по многочисленным, судя по выдержкам, документам.
К подобным же искажающим действительность „состряпанным" статьям относится и легковесная (на 6 стр.) статейка Григорьева (Генкера), трактующая о весьма сложном и запутанном вопросе—о татарском вопросе в Крыму.
„Лишь в исторической перспективе может быть понята и верно оценена та позиция, на которой всегда стояло татарское население в своих отношениях к русской власти" (стр. 232), начинает Григорьев (Генкер) свою статейку и затем, на протяжении немного более одной страницы, дает эту „историческую перспективу", охватывая период с Екатерины II до правления Врангеля. Это было бы, конечно, смещно, если бы не ряд грубейших ошибок, сводящих куцую „перспективу" Григорьева (Генкера) на степень никуда негодной бумажечки.
Прежде всего, о потоплении десятків тысяч татар русскими завоевателями. Несмотря на нашу антипатию к царистскому режиму, мы считаем необходимым заявить, что это сообщение является всего на всего плодом воображения автора. Точно так же напрасно автор думает, что „совместная расправа (т. е. мурз и белогвардейцев. В. Е.) над деревней" открыла татарским массам глаза „на истинную сущность золотопогонной рати“, и тем паче „быстро" открыла. Дело обстояло куда сложнее и о „быстроте" отрезвления татарских масс Григорьев (Генкер) предпочел бы умолчать, если бы знал, что отрезвление это заняло период вре¬
мени более года (считая с ноября 17 г. и по январь 19 г.).
Сообщения автора о том, что мусульманский исполком избрал краевой орган власти  —  Совет Народных Представителей; что он „немедленно вошел в контакт с Украинской Центральной Радой"; что в КрымСНК Второй Республики большинство мест было предоставлено татарам, — эти сообщения являют абсолютное незнакомство автора с крымской действительностью тех времен: все это такой же вымысел, как и „потопление десятков тысяч татар".
Изложение татарского вопроса в период Врангеля страдает чрезвычайной беглостью, скольжением по поверхности, во многих местах переходя в тон бойкого фельетона; совершенно никчемна вся эта декламация о „сынах Яйлы", „тяжелой удушливой грозовой туче" и пр.
Повстанческое движение в горах Крыма Григорьев (Генкер) мыслит, как, главным образом, татарское: „они-то (т. е. татары) неуловимыми шайтанами носились по дорогам, произведя внезапные набеги на врангелевцев, разлагая тыл, держа в страхе города и села" (стр. 235). Это совершенно неправильно. Очевидно, и этот автор, как и предыдущий, ничего не знает о Бабахане и Мокроусове и их повстанческой армии.
Говоря о том, чего не было, Григорьев (Генкер) не говорит о том, что было. Два интереснейших момента, характеризующих настроение крымских татар в тот период,  —  восстания в дд. Капсихор и Кучук-Узень  —  им не отмечены, остались для него неизвестными.
Перейдем теперь к другим статьям сборника.
Вступительная статья И. Альфа „Антанта и Врангель" слишком длинна для вступительной (39 стр.) и нового ничего не дает, являясь, по существу,


178
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
№ 3
при Врангеле". В распоряжении автора не только имелся богатый материал, но последний был им основательно изучен и умело использован.
Д. Маслов выпукло обрисовывает „почтенную деятельность" желтой врангелевской прессы и жалкие потуги так называемой „независимой" печати возвысить голос против генеральских правопорядков. Перед читателем проходит целый ряд проходимцев и провокаторов от журналистики, мелькают знакомые имена В. Суворина, Б. Ивинского, Ядова, А. Аверченко и других им подобных господ. Очень интересен очерк деятельности врангелевского политотдела, издававшего провокационные листовки, прокламации и газеты для распространения их среди красных войск.
Статья К. У—ского о положения интеллигенции в Крыму была бы интересна, если бы мы не имели гораздо более интересной художественной трактовки того же вопроса В. Вересаевым в его романе „В тупике".
Рабочее движение очерчено П. Хвойновым чрезвычайно бегло и потому стройной картины этого любопытнейшего периода крымской профессиональной работы его статья не дает.
Противоврангелевское восстание капитана Орлова в статье Я. Шафира „Орловщина" и картины страшных разрушений, произведенных белыми при отступлении в статье Л. Полярного „Следы разгрома"  —  обрисованы с достаточной полнотой. Последняя статья, однако, страдает ненужными длиннотами: к чему эти рассуждения о зверствах ферганских басмачей, о жестоком законе войны, цитаты из стихов М. Волошина и пр.
Иллюстрации к статье „Следы разгрома" очень интересны, только под фотографией, изображающей понтонный мост, очевидно, через Сиваш, не
Добросовестным изложением передовиц „Правды" и пр. газетного материала.
Той же растянутостью отличается и статья Л. Полярного „О распродаже русского флота": она занимает 43 стр. плюс 16 стр. приложений (доклады с резолюциями генералов, отношения, проекты и пр.). Совершенно излишней является глава 9-ая, скучно повторяющая ранее сказанное и выдвигающая два неправильных положения.
На вопрос  —  чем об'ясняется авантюра белых с распродажей флота?  — Л. Полярный дает „очень простой" ответ: „погоней за наживой". Это, конечно, слишком простое об'ясненне. И Л. Полярный связывает его с сомнительным утверждением, что „генералы знали, что рано или поздно будет конец их авантюре". Поэтому-де они и распродавали флот, так как очутиться в Константинополе „без пиастров в кармане—дело не из приятных".
Не представляет никакого сомнения, что генералы верили в свою „авантюру" (многие верят и посейчас) и торговали флотом, стремясь, в первую голову, к получению собственных, независимых от Антанты, денежных средств, необходимых для поддержки борьбы с Совроссией.
К интереснейшим статьям сборника можно было бы отнести статью Я. Шафира „Экономическая политика белых", если бы не наличие в ней крупнейшего пробела: полное отсутствие сведений о состоянии сельского хозяйства и трудоемких культур, этих главнейших статей всего крымского хозяйства. Недостатком статьи является также и слабая иллюстрация цифровыми данными положения крымской промышленности; торговля, финансы и „борьба" Врангеля со спекуляцией освещены достаточно полно.
Самой интересной статьей сборника является статья Д. Маслова „Печать


№ 3 БИБЛИОГРАФИЯ 179
следовяло бы помещать пояснительной подписи: „Дом в центре Симферополя, подожженный врангелевцами при отступлении".
В общем и целом нельзя нс подчеркнуть, что промахи сборника ставят под очень и очень большой знак вопроса его историческую ценность.
Вл. Елагин.
Лейт. Шмидт. Воспоминания. Письма. Издание „Новая Москва”, 1922 г. 248 стр.
Лейтенант Шмидт, как и другая яркая личность революции 1905 года— священник Гапон, никогда профессиональным революционером не был и ни к какой партии не принадлежал,  —  в этом отношении между ними много общего. Оба они были выдвинуты событиями, оба никогда раньше идейными вождями масс не были и оба, ослепленные грандиозностью не ими поднятого движения, вообразили себя провиденциально призванными к навязанной им роли.
„Я в два дня сделал бы больше (?!), чем обе революционные партии (с.-д. и с.-р.) вместе за все это время", пишет лейтенант Шмидт своей корреспондентке после ареста за речь, произнесенную им на похоронах первых жертв революции 1905 года в Севастополе. В другом месте он резко выражает свое недовольство деятельностью с.-д. комитета, якобы мешавшего его работе. Между прочим, сам себя он называет социал-демократом, хотя из писем его видно, что он не только не разделял с.-д, программы, но собирался в Москву, чтобы сговориться с к.-д. и с.-р. по поводу аграрной программы.
Письма его к гражданке 3. И. Р. полны совершенно чуждой пролетариату романтики и ярко отражают не-
удовлетворенное стремление автора к личному счастью. Сами события освещаются в них вполне суб'ективно. Шмидт гордится званием пожизненного депутата рабочих, данным ему доверчивым севастопольским пролетариатом, по из этих же писем видно, что по духу он совершенно чужд этому пролетариату, его не знает и нс понимает: в душе он остается монархистом и считает себя просто мудрым пестуном, пастырем неразумных детей.
В воспоминаниях гражданки 3. Р. о лейтенанте Шмидте много ценных страниц о его последних днях и характерных штрихов суда, судей, жандармов и офицерской среды, в которой родился и жил как сам Шмидт, так и его корреспондентка.
Характерно, что, описывая подробно все перипетии судебного следствия и суда и все свои переживания при посещении Шмидта в крепости, гр. 3. Р. лишь мельком раза два упоминает о трех соподвижниках Шмидта, матросах Антоненко, Частнике и Гладкове, разделивших с ним его участь. Они ее просто не интересуют,  —  от них отделываются посылкой пачки папирос.
„О мертвых следует говорить только хорошо или ничего",  —  гласит древняя латинская пословица.
Лейтенант Шмидт, во всяком случае, был рыцарски честным и преданным другом угнетенных. Его героическая роль во время восстания, его поведение и речь на суде и, наконец, его мученическая смерть от рук царских палачей заслужили ему признательность и вечную память пролетариата— и таковым он войдет в историю.
Книга издана опрятно, с факсимиле и великолепной фототипией Шмидта. Она послужит ценным вкладом в историю революционного движения в России.
А. Израильсон.


ПРОКЛАМАЦИИ КРЫМСКОЙ ПОДПОЛЬНОЙ ОРГАНИЗАЦИИ РКП(б) 1919—20 гг.
Товарищи рабочие и крестьяне Крыма!
Черная ночь реакции близится к концу. Если с Черноморского побережья еще выглядывают жандармы черного интернационала, то на севере нашего края уже зажглась красная заря. Черносотенная буржуазия, чувствуя приближение великого солнца коммунизма, пускается на все подлости, чтобы в последние часы своей власти, насладиться ею вполне. Реакционные элементы напрягают все свои силы, они подличают не только перед пролетариатом и крестьянством, насильно призывая их в ряды контр-революционных банд и обещая им землю; они провоцируют и предают солдат и офицеров добровольческой армии, посылая их босых, раздетых без перевязочных средств, на борьбу с мощной пролетарской армией, сильной не только физически, но и духом, потому что она идет за правду.
Добровольцы! Не большевики идут вас расстреливать, а ваши же генералы, бывшие царские лакеи посылают вас на верную смерть, ясно понимая, что вы никогда не справитесь с трехмиллионной организованной пролетарской армией. Не верьте вашим начальникам, бросайте винтовки!
Рабочие и крестьяне Крыма! Рассвет близок. Плотнее смыкайте свои ряды. Тверже держите винтовки в руках. Уже видно на горизонте солнце, которое осветит и согреет ваши изможденные тела, и ничто не помешает солнцу социализму взойти высоко на небо, ибо нет такой силы, ибо все, что попытается помешать, будет растворено в лучах нового живительного источника (света).
Товарищи! Рассеивайте черные тучи реакции, нависшие над вашими головами, готовые задушить вас каждую минуту. Не давайте ни одного солдата в добровольческую контр-революционную армию, потому что это организация ваших душителей.
Не верьте выкрикам реакционеров, что они дадут вам землю. Никакой земли, кроме трех аршин на могилу, вы от них не получите.
Не они вас спасут, а вы сами себя освободите, не они вам дадут землю, а вы сами ее возьмете. Освобождение рабочих  —  дело рук самих рабочих.
Нет места рабочим рядом с Набоковым, Винавером, Крымом и Пасманником. Долой учреждения, в которых такие господа имеют ре-


182 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
шающий голос. Бойкотируйте выборы в сеймі Да здравствуют единственные правомочные органы—советы рабочих и крестьянских делутатов! Через диктатуру пролетариата мы придем к коммунизму. В нашей борьбе с мировым капиталом мы не одни. Мы первые провели в жизнь завет великого нашего учителя Маркса: „пролетарии всех стран, соединяйтесь! Не верьте тем, кто настоящее освободительное движение приписывает прихоти отдельных лиц. Мировой капитал завершает диктатуру магнатов капитала, а эта диктатура мощным столкновением враждебных интересов должна превратиться в диктатуру пролетариата, а через диктатуру пролетариата мы придем к коммунизму. Еще старик Энгельс, умирая, писал: „Интернациональная пролетарская армия формируется и начало 20-го века поведет ее к победе".
Победа близка и скоро наступит пора, когда сияние коммунистического строя зальет собою не только Европу, но и весь мир.
Да здравствует Всемирная Советская Республика!
Да здравствует революционный интернациональный пролетариат всего мира!
Да здравствуют первые герои мировой пролетарской революции, российские рабочие и крестьяне!
Да здравствует Российская Социалистическая Советская Федеративная Республика!
Да здравствует Крымская Социалистическая Советская Республика! Симферопольский комитет РКП (большевиков),
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
ТРУДОВОМУ НАСЕЛЕНИЮ,
В радостный час, когда гибель контр-революции—свершившийся факт, российский пролетариат в радости своей не сложил рук в бездействии и не почивает на лаврах победы, хотя никогда еще так прочно и незыблемо не стояла Рос. Соц. Фед. Сов. Республика. Нет, он и праздники посвятил работе на благо социальной революции. Пролетариат, окончательно уверившись в том, что истинную свободу трудящимся может дать только Советская власть, только Рос. Ком. партия большевиков,  —  все, как один, стали на защиту лозунгов, провозглашенных этой партией.
Советское радио нам сообщает: на состоявшийся 3-ий с'езд профсоюзов явились представители 4-х миллионов организованных рабочих со всех концов Великой Красной России. Там были представители российского, украинского, кавказского, закавказского, донбасского, кубанского, туркестанского и сибирского пролетариата, как один вступившие на этом с'езде в „3-ий интернационал", в 3-ий коммунистический интернационал пролетарский, соединивший пролетариат всего мира на основах коммунизма.
Мировая контр-революция спасовала перед волей организован-


№ 3 МАТЕРИАЛЫ ПО ИЗУЧЕНИЮ РЕВОЛЮЦИИ 183
ного российского пролетариата, и бюрократические правительства спешат заключить мир с рабоче-крестьянской Россией. Так не кучке же белых генералов, засевших в Крыму, бороться с теми, к чьему голосу прислушивается вся бюрократическая Европа
Положение Советской России блестяще. Но у нас в Крыму, где еще пахнет нечистым духом белой сволочи, тем более нельзя сидеть сложа руки. Пролетариат должен теперь напрячь все свои усилия, чтобы своими действиями помочь красным братьям, дерущимся на фронте. Еще несколько дней, еще несколько усилий и над резиденцией барона и К-о взовьются красные знамена. Мы должны быть готовы встретить красных героев, несущих нам жизнь и свободу. Но не с цветами в руках, не в праздничном платье должны встретить мы их: мы должны их встретить покрытые пылью и потом, покрытые кровью врагов пролетариата, врагов великой российской социальной революции, после победной битвы над врагом.
Организуйтесь же, трудящиеся, чтобы достойно встретить красных героев, дабы и нам принять участие в победном шествии великой российской социальной революции. Организовывайте же партизанские отряды для последнего удара белогвардейщине. Собирайте оружие, будьте готовы не дать врагу удрать и вывезти достояние пролетариата  —  народное имущество.
Все на борьбу  —  под красные знамена российской социальной революции!
Смерть белогвардейщине! Да здравствует организованный революционный пролетариат!
Да здравствует рабоче-крестьянская армия!
Да здравствует 3-ий интернационал!
Севастопольский комитет РКП (большевиков).
Прочитав  —  передай другому. Неграмотному растолкуй и прочитай.
16 марта 1920 года.
Пролетарии всех стран, соединяйтесь!
М. Г.
Гражданин редактор.
Секретариат Областного Комитета Рос. Коммунистической партии (большевиков) надеется, что вы не откажите напечатать помещенное ниже письмо:
н. л.
Крымский Областной Комитет Российской Коммунист, партии (большевиков).
Марта 31 дня 1920 года № 417.
Областной комитет Р. К. П. (большев.) получил сведения, что какая то группа бандитов-авантюристов, прикрываясь именем Коммунистической партии, производит сбор контрибуции от местной буржуазии.


184 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
По постановлению О. К., секретариат доводит до сведения всех, к кому будут обращены подобные требования, что партия никаких сборов не производит".
Секретарь (подпись).
Круглая печать Крым. Обл. Комитета РКП(б).
ВРАНГЕЛЕВСКАЯ ПРОКЛАМАЦИЯ 1920 ГОДА.
Красным воинам.
Вследствие поражения на Таврическом фронте, Троцкий-Бронштейн издал спешный приказ о мобилизации всех коммунистов и спешном направлении их на Таврический фронт.
Красноармейцы! Знаете ли вы, что это значит?
Наш долг рассказать вам всю правду, которую скрывают от вас комиссары и коммунисты.
Мобилизация коммунистов назначается тогда, когда власть их гибнет. Все комиссары и коммунисты направляются тогда на фронт.
Они будут агитировать среди вас.
Они будут устраивать митинги и на них беспощадно лгать, чтобы окончательно сбить с толку русский народ.
Они устроят такой шпионаж за вами, что никто не посмеет даже подумать, а не то что сказать что-либо против них.
Наконец, они расставят сзади вас пулеметы и пулеметами станут гнать вас на наши штыки.
Красноармейцы! Еще не поздно, еще коммунисты к вам не приехали и вы свободно можете перейти к нам.
Не давайте на себя .... нист . . . ярмо
(конец прокламации не сохранился).
ВАШ ЧАС ПРОБИЛ! СПАСАЙСЯ, КТО ХОЧЕТ СПАСТИСЬ!
Вас предупреждаем, что наступление на красных кончится бедой для вас.
Теперь пробил ваш час.
Молитесь Богу, барону Врангелю или французским банкирам- оплатившим вашу кровь  —  конец один для вас.
Отступление отрезано. Вас  стерегут повсюду „зеленые". Вам готовит западню Махно, уже отрезавший Крым у Перекопа.
Красная армия завлекла вас глубоко на север и теперь уже занесла над вами свой грозный удар из-за Днепра.
С Польского фронта идут бесконечным потоком красноармейские части, идут на юг, на Крым, чтобы раздавить до последнего офицера и солдата армии барона.


№ 3 МАТЕРИАЛЫ ПО ИЗУЧЕНИЮ РЕВОЛЮЦИИ 185
Сам Врангель-то, может быть, и удерет, если приготовил себе заблаговременно французский пароход. Но вы поплатитесь все головой за авантюру барона.
На что вы надеялись, глупцы?
Вас успокаивали сказками о польской помощи,  —  Пильсудский уже подписал мир с большевиками.
Вам говорили, что Махно соединился с Врангелем,  —  Махно уже работает в вашем тылу и бьет белых, „чтобы они покраснели и поумнели".
Вы поверили, что красная армия разбита, и, высуня язык, увязались за ней „в погоню", а она использовала вашу глупость до конца и теперь бьет и справа и слева и в лоб зарвавшееся баронское войско.
Вас передушат, как кроликов, заперев в ловушку между Днепром, Перекопом и берегом Азовского моря.
А кому удастся проскользнуть в Крым, того ждут повстанцы „зеленые".
Кто хочет спастись  —  бросай оружие, уйди, пока цел, из врангелевских рядов, отойди в сторону, или перейди с повинной головой в рабоче-крестьянскую красную армию.
А кому надоела жизнь, оставайся у Врангеля: там вы живо с ней распрощаетесь.
Красные партизаны.
ПРИКАЗ
31-го декабря 1919 г. ст. Джанкой, № 4383.
На фронте льется кровь борцов за Русь Святую, а в тылу проис- «одит вакханалия. Лица же офицерского звания пьяными скандалами позорят имя добровольцев; в особенности отличаются чины дезертировавших с фронта частей. Все это подрывает веру в спасение родины и наш престиж. Вдобавок спекуляция охватила все слои общества. Между тем, забывшие свою честь, видимо, забыли и то, что наступил серьезный момент и накатился девятый вал. Борьба идет на жизнь и на смерть России.
Согласно приказа, я обязан удержать Крым и для этого облечен соответствующей властью и располагаю достаточными силами, но для поддержки фронта мне необходимо оздоровление тыла. Я прошу граждан помочь мне. Общественные организации и классовые комитеты, любящие родину, придите совместной работой поддержать меня. Об этом я прошу всех, не потерявших совесть и не забывших своего долга, а остальным заявляю, что буду продолжать борьбу не один, так как бессознательность и своекорыстность жителей меня не остановит. Не остановлюсь и перед крайними мерами.
Сейчас приказываю: 1) Распоряжением всех комендантов крепостей, начальников гарнизонов, комендантов городов и начальников


186 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
уездов (последним под руководством губернатора) опечатать винные склады и магазины и беспощадно карать появившихся в пьяном виде военнослужащих и гражданских лиц. Спекулянтов и производящих пьяный дебош немедленно препровождать на ст. Джанкой для разбора их дела военно-полевым судом, находящимся непосредственно при мне и приговор которого буду утверждать лично. 2) На всей территории Крыма, на основании приказа генерала Деникина и с согласия губернатора, запрещаю азартную карточную игру. Содержателей подобных притонов покараю не штрафами, а по приговору военно-полевого суда в Джанкое, как пособников большевизма. 3) Повторно раз'ясняю, что мне генералом Шиллингом приказано удержать Крым и что я это выполню во что бы то ни стало и не только попрошу, а заставлю всех помочь. Мешающих же этому сопротивлением и индифферентностью из- за корыстных целей, наносящих вред борцам за Русь Святую, говорю заранее: упомянутая бессознательность и эгоизм к добру не поведут. Пока берегитесь, а не послушаетесь  —  не упрекайте за преждевременную смерть.
Генерал Слащев.
СЛУШАЙТЕ, РУССКИЕ  ЛЮДИ!
За что мы боремся?
За поруганную веру и оскорбленные святыни.
За освобождение русского народа от ига коммунистов, бродяг и каторжников, в конец разоривших Святую Русь.
За прекращение междуусобной брани.
За то, чтобы крестьянин, приобретая в собственность обрабатываемую землю, занялся бы мирным трудом.
За то, чтобы честный рабочий был обеспечен хлебом на старости лет.
За то, чтобы истинная свобода и право царили на Руси.
За то, чтобы Русский Народ сам выбрал бы себе Хозяина. Помогите мне, русские люди, спасти родину!
Генерал Врангель.
ПРИКАЗ правителя и главнокомандующего вооруженными силами на Юге России.
20 мая 1920 г. № 3226. г. Севастополь.
Русская армия идет освобождать от красной нечисти Родную землю. Я призываю на помощь мне Русский Народ.
Мною подписан закон о волостном земстве и восстанавливаются земские учреждения в занимаемых армией областях.


№ 3
МАТЕРИАЛЫ ПО ИЗУЧЕНИЮ РЕВОЛЮЦИИ
187
Земля казенная и частновладельческая сельско-хозяйственного пользования распоряжением самих волостных земств будет передаваться обрабатывающим ее хозяевам.
Призываю к защите Родины и мирному труду русских людей и обещаю прощение заблудшим, которые вернутся к нам.
Народу—земля и воля в устроении государства.
Земле волею народа поставленный Хозяин. Да благословит нас Бог!
Генерал Врангель
ПРИКАЗ
правителя и главнокомандующего вооруженными силами на Юге России.
5-го июня 1920 г. № 3232. г. Мелитополь.
Войска и население Таврии.
Два месяца назад лавиной красной нечисти остатки русской армии были сметены в Крым.
Ища спасения от смерти и позора, толпы граждан спешили скрыться на последней пяди оставшейся в наших руках Русской земли. Кто мог, бежал в чужие края, другие в смертельном ужасе, прижатые к морю, измученные, голодные, ожидали близкого конца.
В этот грозный час я призван был стать во главе вас.
Неизменно веря в правоту нашего дела, я знал, что Бог нас не оставит. Призывая на помощь мне всех честных сынов Родины, я обещал „с честью вывести вас из тяжелого положения".
После двух месяцев неустанной работы, Крым обратился в неприступную крепость, все попытки врага овладеть ею были тщетны. Потеряв надежду покончить с нами открытой силой, советские войска, не брезгуя никакими средствами, готовились пустить против нас ядовитые газы, действием которых были бы отравлены войска и население прифронтовой полосы.
Противник не успел привести свой адский замысел в исполнение. Отдохнувшая, пополненная и переустроенная Русская армия, поддержанная флотом, опираясь на укрепленные позиции, нанесла врагу сокрушительный удар.
В двенадцатидневных жестоких боях 13 советская армия разбита на голову, потеряв 48 орудий, 250 пулеметов, 3 бронепоезда, 9 бронеавтомобилей и свыше 10000 пленных.
Господь не оставил нас и помог нам выйти из почти безвыходного положения не только с честью, но и победой.
Как правитель и главнокомандующий и как один из сынов несчастной России, земно кланяюсь вам, Русские Орлы.
И вам, все честные русские люди.
Генерал Врангель.


188 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
РЕЗОЛЮЦИЯ, принятая 31 июля 1917 года на губернском совещании общественных организаций.
Общегубернское совещание уездных комиссаров, представителей советов рабочих, солдатских и крестьянских депутатов, общественных комитетов, продовольственных и земельных управ, председателей земских управ и городских голов, обсудив факт ареста и освобождения таврического муфтия и связанную с этим событием агитацию временного крымско-мусульманского исполнительного комитета против губернского комиссара, являющегося будто бы противником временного крымско-мусульманского комитета и виновником ареста муфтия, заявляет:
1. Действия губернского комиссара в деле таврического муфтия выражаются лишь в двух актах: в личном разговоре с муфтием и в просьбе к прокурору о возбуждении уголовного преследования против муфтия.
2. В обоих этих актах губернский комиссар действовал в тесном единении со всем составом комиссариата и исполнительного бюро губ. общественного комитета; просьба же к прокурору о привлечении муфтия к уголовной ответственности была основана на постановлении исполнительного бюро.
3. Исполнительное бюро губернского комитета и комиссариат в своем постановлении о привлечении муфтия к уголовной ответственности руководствовались исключительно интересами государственной обороны и не посягали и не могли посягать, как состоящие исключительно из представителей партий, целиком признающих принцип национального самоопределения, на временный крымско-мусульманский исполнительный комитет, как на национальную организацию.
4. Никакого участия в аресте муфтия ни губернский комиссар, ни исполнительное бюро губернского комитета не принимали и даже не были о таковом предварительно оповещены. Арест, как и освобождение, было делом исключительно севастопольской контр-разведки.
Вместе с тем, общегубернское совещание категорически протестует против постановления с'езда мусульман об увольнении губернского комиссара Н. Н. Богданова, избранного на эту должность губернским комитетом единогласно и всеми своими действиями вполне оправдавшего оказанное ему доверие.
ТЕЛЕГРАММЫ ПО ПОВОДУ АРЕСТА И ОСВОБОЖДЕНИЯ ТАВРИЧЕСКОГО МУФТИЯ Ч. ЧЕЛЕБИЕВА.
1. В № 20 от 24 июля 1917 г. газеты „Миллет" мы, граждане мусульмане Богатырской волости, Ялтинского уезда, прочитали об аресте нашего обожаемого муфтия Челебиева. Возмущенные до глубины души позорным мероприятием властей и выражая свой протест против по-


МАТЕРИАЛЫ ПО ИЗУЧЕНИЮ РЕВОЛЮЦИИ
189
добных явно контр-революционных действий властей, спешим настоящей телеграммой выразить свою готовность прийти на помощь всем своим достоянием от мала до велика.
Все 24-хтысячное население Богатырской волости к сему присовокупляет, что мы поспешим на помощь по первому зову мусульманского комитета.
Председатель Богатырского исполн. комитета Сеитша Кипчакский.
2. Феодосийский мусульманский комитет, глубоко возмущенный лишением вас свободы, приветствует ваше освобождение и выражает уверенность, что в будущем не удастся темным силам прервать вашу полезную деятельность на благо родного народа.
Председатель Боралиев.
3. Евпаторийский мусульманский комитет искренне рад вашему освобождению и новой победе над нечестными врагами.
Да здравствует народный муфтий!
Да здравствует свобода и справедливость!
Комитет.
4. Все татарское население Таракташской волости выражает протест по поводу вашего ареста, готовое поддержать вас во всех начинаниях на пользу народа и дорогой родины.
Председатель Таракташского вол. комитета Карабиберов.
РЕЗОЛЮЦИЯ, принятая на делегатском съезде крымских татар 24—25 июля 1917 года.
1. Таврическое магометанское духовное правление составляет самый высший и неприкосновенный религиозно-национальный орган крымских татар.
По постановлению временного крымско-мусульманского исполнительного комитета 7 апреля 1917 г., духовное правление, не состоя под ведомством губернского комиссара, Подчиняется лишь центральной власти, в лице министерства внутренних дел.
Без ведома и распоряжения правительствующего сената и министерства внутренних дел в помещении духовного правления не могут быть производимы обыски; точно также без распоряжения этих установлений ни губернским комиссаром, ни прокурором, ни контр разведкою председатель духовного правления—таврический муфтий  —  не может быть допрошен и арестован.
Таврическое магометанское духовное правление своею властью, не обращаясь ни к кому, смещает и назначает хатипов, иммамов, муэззинов и т. д. в состоящие под его ведомством духовные установления.
2. Просить спешным порядком разрешения министров военного
№ З


190
РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ
№ 3
и внутренних дел на командирование из расположенных в Крыму татарских воинских частей солдат для охраны деревень Крыма.
3. В виду того, что участие губернского комиссара Богданова в создании легенды о государственной измене, якобы, совершенной таврич муфтием Челебиевым, последствием чего явился арест последнего контр-разведкой,  —  доказано, обратиться к временному правительству с просьбой о немедленном увольнении комиссара Богданова, не считающегося с признанным правительством временным крымско-мусульманским исполнительным комитетом и волею крымских татар.
4. Обратиться к севастопольскому контр-разведочному бюро с просьбой о выяснении личностей доносчиков и провокаторов, по вине которых были арестованы таврический муфтий Челебиев и командир татарского баталиона прапорщик Шабаров.
5. В виду того, что в губернском общественном исполнительном комитете, недавно вынесшем постановление о предании суду таврического муфтия Челебиева, нет ни одного представителя татар, возбудить соответствующие шаги о включении в состав этого комитета по одному представителю от татарского населения всех пяти крымских уездов и одного представителя от врем. крым.-мусульм. исполн. комитета.
6. Во время выборов в городские и земские учреждения, а также в учредительное собрание, в соответствии с соотношением сил, шансами и стремлениями к получению известного количества намеченных мест, допускается вступать в соглашения и блоки на почве выборов с партиями c.-д., с.-р. и украинской организацией, за исключением партии народной свободы (кадетов).
7. В виду явно вредной для интересов татарского населения Крыма деятельности членов врем. крым.-мусульм. исполн. комитета: мирового судьи Куршута Крымтаева, присяж. поверенного Амета Муфти-Заде, доктора Джафер Бека Рустамбекова и иммама дер. Дерекой, Ялтинского уезда, Ибрим Эфенди Тарпи, исключить их из состава комитета.
8. Всех кооптированных в состав комитета членов признать полноправными его членами.
9. В виду вредной для интересов татарского населения Крыма и, в частности, г. Симферополя деятельности прошедших на выборах 16 сего июля в гласные симферопольской городской думы мирового судьи Куршута Крымтаева и прапорщика" Бурнашева, не считать их представителями татарского населения Симферополя, о чем довести до сведения обновленной симферопольской городской думы.
Радио Командующего Черноморским флотом.
Передано начальнику Феодосийского торгового порта из Керчи 29 (16) апреля в 20 час. 50 мин. вечера.


№ 3 МАТЕРИАЛЫ ПО ИЗУЧЕНИЮ РЕВОЛЮЦИИ 191
Братья Киевской Центральной Рады!
Сего числа Севастопольская крепость и флот, находящийся в Севастополе, подняли украинский флаг.
Контр-адмирал Саблин.
№ 3. 29 квитня 1918 годины 30 филим.
К ЖИТЕЛЯМ ТАВРИДЫ И КРЫМА.
Немцы приближаются.
Мы друзья вашей страны, с которой мы заключили мир.
Мы хотим этот мир, который до сих пор существовал на бумаге, провести в жизнь.
Вся свободная деятельность мирных граждан, свобода земледелия, свобода торговли, мореплавания будут сохранены.
Мы враги разнузданных элементов, которые еще встречаются в стране и повсюду насилиями нарушают спокойствие и порядок.
Помогайте каждый побороть этих врагов мира.
Командующий германскими войсками в Тавриде и Крыму генерал-от-инфантерии Кош.
Резолюция Симферопольской Городской Думы о создании краевой власти, принятая 11 мая 1918 года.
Симферопольская городская дума, обсудив предложение Керчь- еникальского городского головы об организации центральной власти в Крыму, сообщение городского головы о беседе губернского комиссара с ген. Кошем о созыве съезда земств и городов Крыма и сообщение Л. С. Вагина о заседании крымско-татарского парламента, постановила признать, что
1) определение дальнейшей судьбы Крыма и его политического устройства возможно лишь через всенародное крымское учредительное собрание, созванное на основе всеобщего, равного, прямого и тайного голосования, с пропорциональным представительством всех народностей, населяющих Крым,
2) до созыва крымского учредительного собрания только земские и городские самоуправления, как избранные всем населением Крыма, без различия национальностей, могут выражать волю населения Крыма, и что никакие национальные организации, какими бы благородными побуждениями они ни руководствовались, не должны считать себя вправе говорить от имени всего населения: в виду сего, является необходимым созыв с'езда представителей земских и городских самоуправлений Крыма для образования временного правительства и выработки избирательного закона о крымском учредительном собрании. Это временное правительство, с момента избрания его, должно осуществлять в Крыму, до созыва учредительного собрания, государственную власть и в кратчайший срок произвести выборы в крымское учредительное собрание.


192 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 3
ОБ‘ЯВЛЕНИЕ ПО КРЫМУ
Я издал приказ о разоружении немецкими войсками населения городов и всей территории Крыма.
Оружие могут хранить только имеющие удостоверения, которые должны выдаваться только германскими местными комендатурами. Кроме немецких войск, никто не имеет права производить обыски и аресты.
Всякого рода реквизиции воспрещаются.
Виновные в нарушении этого приказа будут подвергнуты строжайшему наказанию.
Недозволенные насильственные реквизиции будут рассматриваться как грабеж, а связанные с ним членовредительства, - как покушение на жизнь или убийство.
О нарушениях, каковые имели место еще в последние дни, немедленно сообщить ближайшим германским военным властям, дабы иметь возможность преследовать и задерживать виновных.
Я не потерплю во вверенном моему командованию Крыму никаких нарушений закона.
Главнокомандующий германскими войсками в Крыму генерал-от-инфантерии Кош.
10 мая 1918 года, г. Симферополь.
ЯРЛЫК, данный на имя премьера первого Крымского правительства Джафера Сейдамета Курултайским парламентом.
Уважаемый Джафер Эфенди!
В то время, когда страна в политическом, административном и экономическом отношении переживает бурные потрясения, татарский парламент призвал вас на пост первого министра в Первом Крымском правительстве.
Зная, что крымские народности, испытавшие год революции и 3-хмесячную большевистскую анархию, не колеблясь, окажут вам доверие, Крымско-татарский парламент верит, что, поддержанный всеми народностями Крыма, вы, благодаря своему политическому опыту, сумеете вывести страну из политического, экономического и административного кризиса.
Да поможет вам Великий Аллах!
Председатели парламента:
А. Xильми. А. С. Айвазов.
Секретари:
С.  У.  Таракчиев. Я.  Боданинский Симферополь, 18 мая 1918 г.


МАТЕРИАЛЫ ПО ИЗУЧЕНИЮ РЕВОЛЮЦИИ
193
ВОЗЗВАНИЕ К ТАТАРСКИМ СОЛДАТАМ
К оружию, товарищи! В стране нарастают волны анархии. Жизнь всех наших соотечественников в опасности. Ваши братья, отцы, матери и соотечественники от вас ждут защиты.
Теснее, чем когда-либо раньше, сомкнитесь в рядах. Жизнью своей защищайте братьев ваших. Без разрешения начальников своих ни на минуту не отлучайтесь из казарм.
Кто до 25-го декабря не явится в свою часть, будет считаться дезертиром и будет наказан по законам военного времени.
Директор по военным делам Джафер Сейдамет.
20 декабря 1917 г.
ПРИКАЗ № 5
Крымским войскам.
19 декабря 1917 г. г. Симферополь.
§ 1.
Для всеобщего сведения об'являю, что с сего числа сформирован штаб Крымских войск, признанный Советом Народных Представителей Краевым Штабом Крыма.
§ 2.
Я вступил в исполнение должности Директора по военным делам при упомянутом Совете.
§ 3.
Начальником штаба назначен подполковник Макухин и его помощником капитан Стратонов.
Подлинный подписал:
Директор по военным делам Сейдамет.
С подлинным верно:
Начальник штаба подполковник Макухин.
ПОЛОЖЕНИЯ
об организации власти, принятые Крымско-татарским парламентом.
1. Крымско-татарский парламент об'являет себя временным Крымским Государственным парламентом и берет на себя инициативу организации краевой власти и краевого парламента.
Примечание: О том, на каких основаниях парламент будет пополнен представителями от других народностей, комиссия доложит парламенту не позже пяти дней.
2. По образовании краевого парламента и в случаях обсуждения в нем национальных татарских дел при участии лишь членов татар, он рассматривается как татарский парламент.


194 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 33. Вопрос о созыве Крымскою Учредительного собрания татарский парламент передает на разрешение общекраевого парламента.
4. Крымское правительство создается на коалиционных началах с участием народностей, составляющих видную единицу в количественном и общественно-экономическом отношениях.
5. Глава правительства (премьер) избирается татарским парламентом и составленный им кабинет (совет министров) получает санкцию от парламента в виде доверия к нему.
6. До образования общекраевого парламента правительство является ответственным перед татарским парламентом.
7. Государственными языками новообразованного правительства являются языки татарский и русский.
8. Государственным флагом признается голубой флаг впредь до окончательного разрешения этого вопроса Крымским Учредительным собранием.
9. Правительство состоит из премьера и восьми министров.
10. Министерства следующие: 1) министерство внутренних дел, 2) министерство иностр. дел, 3) министерство военное, 4) министерство путей сообщения, почты и телегр., 5) министерство народного просвещения, 6) министерство земледелия, торговли и промышленности, 7) министерство финансов и госуд. контроля и 8) министерство юстиции.
Председатели парламента:
Л. Хильми. Я. Сабри Айвазов.
Секретари:
У. С. Таракчиев. Я. Боданинский.
Симферополь, 18 мая 1918 года.
Условия образования Крымского правительства, выработанные 1 июня 1918 года собранием гласных пяти крымских уездов губ. земск. собрания.
Собрание губернских гласных пяти крымских уездов, обсудив вопрос об организации краевой власти, решило вступить по этому вопросу в переговоры с Крымско-татарским парламентом.
По мнению собрания, Крымское Временное правительство должно быть создано путем взаимного соглашения между собранием губернских гласных пяти крымских уездов и Крымско-татарским парламентом. В основу этого соглашения должны быть положены следующие условия, обязательные для будущей власти, а именно:
1) Правительство не должно быть ни партийным, ни коалиционным, а должно составляться персонально из лиц, пользующихся доверием организующих его учреждений, независимо от партийной принадлежности данных лиц.
2) Правительство должно быть исключительно деловым, лишенным какой бы то ни было политической ориентации, т. е. не должно


№ 3 МАТЕРИАЛЫ ПО ИЗУЧЕНИЮ РЕВОЛЮЦИИ 195
принимать никаких шагов, направленных к тому, чтобы связать судьбы Крыма с судьбами какого бы то ни было другого государства.
3) В связи с этим оно не должно иметь особых ведомств иностранных дел и военного.
4) Главной задачей правительство должно себе поставить скорейший созыв краевого сейма с учредительными функциями на основе всеобщего избирательного права.
5) Правительство не несет никакой ответственности перед Крымско-татарским парламентом.
Дальнейшие обязательные для Временного правительства условия вырабатываются собранием губернских гласных и, по мере их установления, будут представлены Крымско-татарскому парламенту на предмет взаимного по ним соглашения.
Что касается персонального состава правительства, то собрание не возражает против вступления в состав его намеченного Татарским парламентом Джафера Эфенди Сейдаметова; тем не менее, не считает возможным согласиться на предоставление ему поста председателя Совета министров, считая, что на означенный пост следует избрать по соглашению с Татарским парламентом другое лицо.
ОБ'ЯВЛЕНИЙ
Крымско-Татарского Национального Правительства.
Граждане, соотечественники!
Издав основные законы, Крымско-татарский Курултай об*явил себя национальным парламентом.
Избранное национальным парламентом и получившее доверие парламента, Крымско-татарское Национальное правительство с сегодняшнего дня вступает в исполнение своих обязанностей.
Крымско-татарский народ, сумевший среди пожара анархии, охватившей всю Россию, создать парламентарное Национальное правительство, считает себя и др. народы Крыма достигшими спокойствия и установления благоденствия в крае.
Крымско-татарское Национальное правительство заботится о счастии и спасении не одного только татарского народа; оно считает священной своей обязанностью защиту личной, имущественной безопасности и чести всех своих крымских соотечественников и защиту высоких лозунгов великой революции.
Крымские татары одинаково с остальными народами Крыма стонали под ярмом централистического деспотического правительства.
Но отныне, воодушевляемые высокими и святыми чувствами братства и гражданства, не останавливаясь ни перед какими жертвами, крымские татары совместно с революционной демократией будут стремиться к недопущению всеразрушающего действия анархии, уже на-


196 РЕВОЛЮЦИЯ В КРЫМУ № 4
двигающейся и на Крым и не щадящей на своем пути ни памятников старины, ни памятников искусства, ни храмов науки и культуры.
Крымско-татарское Национальное правительство категорически и неуклонно решило поддерживать порядок и спокойствие на полуострове; оно решило положить предел царящим в крае голоду, финансовой разрухе, всевозможным захватам и уже показывающей свою голову анархии.
Питая глубокую веру в то, что более сильное крымское правительство может быть создано только общекрымским парламентом, Крымско-татарское Национальное правительство всеми силами и сред ствами будет стремиться к возможно скорейшему созыву Крым. Учредительного собрания.
Крымско-татарское Национальное правительство, признавая и уважая личные и гражданские права каждого и требуя такого же уважения к правам своего народа, об'являет ко всеобщему сведению Крымско-татарские основные законы, исполнение и подчинение которым обязательно для каждого крымского татарина и уважения которых требуется от каждого крымского соотечественника.
Председатель Совета директоров и директор
юстиции Ч. Челебиев.
Директор по внешним и военным делам Д. Сейдамет.
Директор финансов и вакуфов С. Хаттатов.
Директор по делам религии Я. Шукри.
Директор народного просвещения И. Озенбашлы.
18 декабря 1917 г.
Редакционная коллегия: Л. Нежданов, Ураневский, И. Гелис.


ОГЛАВЛЕНИЕ:
I. Статьи и воспоминания Стр.
Н. Бабахан. Из истории Крымского подполья 3
Вл. Елагин. Националистические иллюзии Крымских татар 39
М. Москалев. РКСМ в Крымском подпольи 1919—20 г.г. 103
И. Гелис. Красные кроты (восстание в Керченских аджимушкайских каменоломнях в 1919 г.) 129
II. Наши жертвы
Долгова. В лапах белых 159
Вл. Елагин. Соломон Яковлевич Просмушкин (Исаак Спер) 165
Крымские работники, павшие на посту 169
III. Библиография
В.  Е. Антанта и Врангель (сборник статей) 175
Израильсон. Лейтенант Шмидт (воспоминания и письма) 179
IV. Материалы по изучению истории революции в Крыму 181


Крымская контора „Крымгосстрах"
имеет на территории Кр.ССР: в Симферополе (Операционный отдел), во всех городах Крыма и пос. Сарабуз агентства.
Представители при всех учреждениях Госбанка, Сельхозбанка Промбанка, Лкц. Об-ва, „Транспорт", Крымссльсоюза и Крымсоюза Кроме того, агентами Госстраха являются все заведующие п.-т предприятиями, Нач. жсл.-дор. станций, Хлебопродукт, Коммерч. Аг-во Южн. ж. д., Госторг, ветврачи, ветфельдшера, агрономы сельсоветы, сельские Т-ва C.-Хоз. Кредита и т. д.
Крымгосстрах, его агентства и суб-агентства принимают на страх от огня строения, фабрики, товары на складах и проч, имущества Госуд., коммун, и всяких иных учреждений, а также частных лиц
От смерти и несчастных случаев—крупный рогатый скот и лошадей.
От градобития полевые посевы и др. растительные культуры
От путевых опасностей—грузы разного рода, перевозимые цо железным и грунтовым Дорогам и морским путям, а также посылками по почте, корпуса морских судов (каско).
От кражи и пропажи—грузы всякого рода, застрахованные от
путев, опасностей по жел.дор., морским путям и в почтовых посылках
СТРАХОВАНИЕ ЖИЗНИ.
а) обыкновенное—на случай смерти и по смешанному (на случай смерти и на дожитие) плану с предварит, медиц. осмотром и немедл. ответственностью.
б) народное  —  без медиц. осмотра с отсроченной на два года ответственностью и немедл. ответственностью па случай смерти от остро-заразных болезней.
Т. т. коммунары, помните, что Госстрах—Всесоюзная крестьянская копилка, куда всем обществом кладутся копейки, а отдельными пострадавшими хозяйствами вынимаются сотни и тысячи рублей. Страховые платежи составляют фонд, расходующийся на восстановление разрушенных бедствием госпромышленности и нархозяйства. Ведите пропаганду этого социально и экономически полезного дела среди крестьянства и рабочих.
Сельские ячейки—принимайте на себя суб-агентуру Госстраха. Содействуйте расширению добровольных страхований крестьянского имущества.
Т.т. крестьяне  —  помните, что град в Крыму приносит большие убытки, что падеж скота усилился  —  страхуйте свои посевы, сады и скот в добровольном порядке  —  тариф сильно понижен, формальности упрощены.
Т.т. рабочие — следите через Фабкомы за тем, чтобы арендаторы госпредприятий застраховали их в обязательном порядке, так как иначе в случае пожара предприятие может закрыться, а вы останетесь без работы. Будьте примером для других, страхуйте свое имущество и свою жизнь.
Т.т. хозяйственники  —  не забыли-ли вы застраховать от пожарной опасности Госпромышленность и товары. В случае пожара Госстрах полностью выдает восстановительные средства.
Для членов профсоюзов, профоб'единений и Госучреждекий допускаются большие скидки и рассрочка в платеже до 9 месяцев.
Крымгосстрах.


ЦЕНТРАЛЬНЫЙ ДОМ КРЕСТЬЯНИНА
ПРИ Кр.ЦИК‘е
Симферополі., Салгирная ул., 22.
К СВЕДЕНИЮ ДЕРЕВНИ!
Крестьяне-ходоки по общественным долам пользуются в
.Доме Крестьянина" совершенно бесплатно общежитием, ваннами, парикмахерской, кипятком и т. д.
Агрономическое и Юридическое Бюро „Дома Крестьянина* оказывает всем крестьянам всевозможную помощь совершенно бесплатно.
Библиотека-читальня снабжает крестьян русскими и татарскими газетами (для изб-чнтален).
В заново оборудованном Клубе крестьяне могут хороню и полезно провести свободное от дел время: игры, световая газета, лекции, концерты и т. д.
КРЫМСКАЯ
ОБЛАСТНАЯ ГОСУДАРСТВЕННАЯ СТРОИТЕЛЬНАЯ КОНТОРА
„КРЫМГОССТРОЙ"
Симферополь, Архивная ул., 2. Тел. № 1—10.
Прием подрядов на всевозможные новые сооружения во всех местностях Крыма.
Выполнение всякого рода ремонтов строений, жилых зданий, мостов и т. д.
Консультация по всем вопросам строительства. Исполнение всякого рода проектов, планов, чертежей и смет.
ОТВЕТСТВЕННОЕ ВЫПОЛНЕНИЕ РАБОТ
Управляющий М. В. Гаврилов.


„КРЫМ-СЕЛЬСОЮЗ“
Пушкинская ул., 22, угол Торговой ул. Телефон: правление № 1—96, гл. контора № 84.
Крымский Союз сельско-хозяйственных кооперативов об'единяет трудовое крестьянство, товарищества, артели и коммуны Крыма.
„Крымсельсоюз" снабжает кредитные и сельско-хоз. товарищества, артели, коммуны: сел.-хоз. орудиями, машинами, средствами борьбы с вредителями, семенами и предметами хозяйственного обихода.
ВСЕ—для крестьянского ХОЗЯЙСТВА!
„Крымсельсоюз" сбывает произведения крестьянского хозяйства: зерно, шерсть, фрукты, вино, табак и т. д.
СЫРЬЕ — для ПРОМЫШЛЕННОСТИ!
Агентуры в Феодосии, Ялте и в Евпатории.
Всеукраинское Акционерное Общество Торговли
„ВАКОТ“
Устав утвержден СТО 14-IX 23 г.
Основной капитал 5.000.000 руб. золотом
КРЫМСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ Симферополь, Салгирная ул., 22.
Склады и оптовые магазины:
ТЕХНИЧЕСКИЙ, МАНУФАКТУРНЫЙ, БУМАЖНЫЙ, ПОСУДНЫЙ, СПИЧЕЧНЫЙ.
Всегда большой выбор товаров по ценам трестов.
Коллективам и Госорганам- скидка и льготные условия.
Всероссийский Кооперативный Банк „ВСЕКОБАНК»
СИМФЕРОПОЛЬСКОЕ ОТДЕЛЕНИЕ Пушкинская ул., 15.
Основной капитал 10.000.000 руб.
„Всекобанк" об'единяет все виды кооперации. Кооперативы! Держите все ваши средства на текущих счетах во „ Всекобанке“!
Совершайте все ваше расчеты через „Всекобанк"!


КРЫМСКИЙ СОЮЗ РАБОЧЕ-КРЕСТЬЯНСКИХ ПОТРЕБИТЕЛЬНЫХ ОБЩЕСТВ
Главное Правление: Симферополь. Торговая ул , 28.
Генеральное представительство по продаже табачн. изделий „Укртабактреста“.
Представительства: в Москве  —  Маросейка, 7, комн. 602; в Одессе  —  ул. Лассаля, 9.
Конторы в Крыму: Симферополь, Севастополь, Феодосия, Ялта, Керчь, Евпатория, Джанкой.
Собств. предприятия: винные подвалы, сады и коопхозы.
„Крымсоюз“ предлагает:
Вино собств. подвалов.
Табаки листов. Южн. бер. Крыма.
Орехи.
Фрукты свежие и сушеные.
Шерсть разных сортов.
Бакалейно - колониальные товары.
Мануфактуру.
Зернохлеб и пр.
„Крымсоюз“ приобретает:
Бакал.-колон. товары: чай, сахар, мыло и др.
Мануфактуру.
Готовые кожевенные изделия.
Оконное стекло.
Железо-скобян. товары.
Жиры.
Крупы разные.
Зернохлеб.
Осветительн. и смазочные материалы.


Крымское Общество Сел.-Хоз. Кредита
ставит своей задачей восстановление сельского хозяйства путем правильной организации мелкого кредита на основе выявления инициативы с мест, об‘единяя вокруг себя средства, отпускаемые на это Государством, а также местными госорганами, заинтересованными в восстановлении сельского хозяйства Крыма.
Капитал О-ва на 1 июня 1924 г. достигает 409.000 р. Сводный баланс на 1 мая выражается в сумме 1.462.000 р.
Кредитование сельских хозяев О-во проводит через первичные кредитные сельскохозяйственные. кооперативы. Корреспондентами О-ва являются кредитно-сел.-хоз. Товарищества, баланс которых за короткое время существования достиг 523.000 р.
Основной деятельностью О-ва является выдача сел.-хоз. ссуд, но О-во занимается также и всеми присущими банкам операциями, ограничивая лишь круг своей деятельности сельской клиентурой или клиентурой, связанной с сельским хозяйством.


КРЫМСКАЯ КОНТОРА ВСЕРОССИЙСКОГО НЕФТЯНОГО СИНДИКАТА
„НЕФТЕСИНДИКАТ"
Крымское Государственное Управление по торговле и снабжению топливом
„КРЫМГОСТОП“
Симферополь, Архивная ул., 2. Телефон № 3—62.
#Крымгостопй является Генеральным Представительством по Крыму Об‘единения Донецкой Государственной Каменноугольной Промышленности
„ДОНУ ГОЛЬ."
Розничные склады — по , всем городам Крыма. Оптовая продажа—франко Донбасс, на колесах франко станция назначения и с базисных складов.
Донецкий каменный угольв сех сортов. .
Древесный уголь.
Кавказские дрова собствен, лесоразработок.
Продажа всевозможных лесоматериалов.
ПРОДАЖА ИЗДЕЛИЙ
Крематорского Металлургического Завода:
Чугунное и медное литье, штамповальные и жестяные изделия, сортовое железо, кирпич, черепица, известь, песок, алебастр и пр.
Государственная Импортно-Экспортная Торговая Контора ПРИ НАРКОМВНЕШТОРГЕ РСФСР
КРЫМСКОЕ ГОСТОРГ ОТДЕЛЕНИЕ
Симферополь, Советская ул., 10 (уг. Пушкинск ул.), тел. № .30.
„ГОСТОРГ" Приобретает: конский волос, пушнину, пеньку, пух, перо и прочее экспортное сырье.
„ГОСТОРГ" ввозит и реализует внутри Крыма импортные товары, „ГОСТОРГ" принимает комиссионные поручения госорганов и кооперации на реализацию экспортного сырья за границей п по приобретению импортных товаров для нужд местной промышленности, торговли и сельского хозяйства.
СИМФЕРОПОЛЬ, быв. Долгоруковск, ул., 5. Тел. № 3—50
извещает государственные учреждения и предприятия, кооперативные организации, а также частных потребителей, что на всех крымских складах „Нефтесиндиката", помимо керосина и нефтетоплива, имеется большой выбор СМАЗОЧНЫХ, АВТОМОБИЛЬНЫХ, ЦИЛИНДРОВЫХ и МОТОРНЫХ МАСЕЛ.
ЦЕНЫ на все нефтепродукты значительно ПОНИЖЕНЫ
Отпуск нефтетоплива исключительно потребителям производится со складов „Нефтесиндиката" без ограничения.
Получен АСФАЛЬТОВЫЙ ГУДРОН для устройства мостовых, тротуаров и пр.


Крымская Госфондовая Комиссия при снк Крыма
в виду общего снижения цен произвела переоценку всех принадлежащих ей товаров и хозимущества и приступила к их реализации.
ИМЕЮТСЯ В ПРОДАЖЕ:
Автомобили и их части; сбруя, повозки и разное гужобозное имущество; разная обувь и кожевенные товары; твердая и мягкая тара, клепка новая и старая, брезенты; галантерея; гвозди; шерсть; весы десятичные и гири; нитки чулочные; табак, папиросы, спички, чай, кофе-суррогат, соль, а также прочие товары и инвентарь. Дены значительно ниже рыночных
ПРОДАЖА ИА ЛЬГОТНЫХ УСЛОВИЯХ
На все товары еженедельно на складах Комиссии по средам с 12 до 2 час.
и по воскресеньям с 10 до 1 ч. дня
ТОРГИ И АУКЦИОНЫ
Все справки—в канцелярии Госфондовой Комиссии,— Салгирная ул., 3, рядом с Наркомфином или на месте продажи на складах Комиссии, по Торговой ул. (бывш. склады Симферопольской Загконторы).


В „Революции в Крыму" принимают участие (по алфавиту): Азовский, Бабахай, Гелис, Гавен, Елагин, Израилович, Кольберт, Ларин, Лидэ, Москалев, Нежданов, Наранович, Немченко, Оскар (Тарханов), Поплавский, Серафимов, Турецкий, Урановский, Хинчук, Цыфринович, Шустер и др.


В сборнике „Революция в Крыму“ принимают участие (по алфавиту):
Бабахан И., Биркенгоф Г., Гавен Ю., Гелис И., Елагин Вл., Камшицкий Вл., Москалев, Нежданов Л. Поплавский С., Ларин Ю., Серафимов, Урановский Я., Фирдевс И. и др.