БЫЛОЕ
ИСТОРИЧЕСКАЯ БИБЛІОТЕКА.
Революціи Запада,
Революціонный
ТРИБУНАЛЪ
въ эпону велико! французской революціи.
Воспоминанія современниковъ и документы.
Редакція проф.Ê. В. TRРЛЕ.
/
I
Часть вторая
Издательство „ БЫЛОЕ ".
ПЕТРОГРАДЪ, 1919.

БЫЛОЕ
ИСТОРИЧЕСКАЯ БИБЛІОТЕКА
Революціи Загада
-------------------
/
РЕВОЛЮЦІОННЫЙ
ТРИБУНАЛЪ
ВЪ ЭПОХУ ВЕЛИКОЙ ФРАНЦУЗСКОЙ РЕВОЛЮЦІИ
Воспоминанія современниковъ, и документы
Редакція про*. Е . В . ТАРЛЕ
Бытовыя черты изъ жизни и дѣятельности революціоннаго трибунала—Дѣло Ре­
бер а—Дѣло К- Дэмулена и Дантона.—Тюрьмы во время террора—Судъ
надъ принцессой Елизаветой—Изъ будничной практики революціон­
наго трибунала—Усиленіе системы террора—Развязка.
Издательство „БЫЛОЕ'

2022035921
Петроградъ,
пиноллевскяя 82
Шлтт
имен«
1. Лщд

Глава десятая.
Бытовыя черты изъ жизни и дѣятельности
революціоннаго трибунала.
Зима 1793—94 гг., Івесна и лѣто 1794 г.— вотъ эпоха
жесточайшаго развитія террора Къ этому времени государ­
ственный обвинитель Фукьэ-Тенвиль окончательно становится
безконтрольнымъ повелителемъ революціоннаго трибунала.
Фактически онъ получаетъ полную возможность отпра­
вить въ нѣсколько часовъ на гильотину любое лицо, которое
онъ хочетъ уничтожить. Къ сожалѣнію, очень скудны пока­
занія о бытовой, повседневной жизни этого страшнаго суди­
лища въ описываемое время. Жоржъ Ленотръ въ своей книгѣ
опубликовалъ интересныя воспоминанія адвоката, выступавшаго
въ революціонномъ трибуналѣ 1).
I.
«Революціонный трибуналъ разрѣшалъ обвиняемымъ при­
глашать защитниковъ. но функціи послѣднихъ не имѣли реаль­
наго значенія въ тѣхъ случаяхъ, когда жертвой являлось лицо,
указанное комитетами конвента, или клубомъ якобинцевъ, а
также народными союзами или уполномоченными депутатами.
Это не мѣшало защитникамъ все-же дѣйствовать съ боль­
шимъ рвеніемъ, такъ какъ они не были за-одно съ тиранами.
Они являлись правомочными только тогда, когда у нихъ
было удостовѣреніе въ ихъ гражданской благонадежности. Всѣхъ
тѣхъ, кому было отказано въ такихъ свидѣтельствахъ, пресло­
вутый законъ объявлялъ подозрительными.
і) G. Lenôtre. Lo Tribunal Révolutionnaire, стр. 203 —226 .

4
Въ началѣ каждой декады трибуналъ приказывалъ рас­
клеивать у дверей и внутри зала засѣданій и бюро афиши,
въ коихъ запрещался входъ въ залъ судебныхъ засѣданій всѣмъ,
лишеннымъ этого талисмана.
У меня его не было, и тѣмъ не менѣе я выступалъ за­
щитникомъ. Часто даже самъ трибуналъ назначалъ меня та­
ковымъ. Тутъ было отъ чего почувствовать тревогу; случается
безпокоиться и по меньшему поводу.
Мнѣ хотѣлось какъ-нибудь покончить съ этимъ, и я
однажды воспользовался, какъ предлогомъ, подобнымъ назна­
ченіемъ. чтобы объясниться съ Фукьэ-Тенвилемъ. Я сказалъ
ему вскользь, что, не имѣя свидѣтельства о благонадежности,
я не хочу о немъ хлопотать, «потому что,— добавилъ я,—ты
самъ знаешь, что законъ объявляетъ подозрительными всѣхъ,
чье ходатайство по этому поводу отклоняется, и ты также
знаешь, что дѣлаетъ трибуналъ съ лицами, попавшими подъ
подозрѣніе».
«Не обращай на это никакого вниманія,—таковъ былъ
его отвѣтъ, правда, въ болѣе рѣзкой формѣ,—иди своимъ пу­
темъ. Законъ требуетъ защитниковъ, и ими могутъ быть только
аристократы, потому что патріоты за это не возьмутся».
—
А что же означаютъ тогда расклеенныя объявленія?
«Это дѣлается, чтобы удовлетворить народное мнѣніе»,—
послѣдовалъ отвѣтъ.
И я продолжалъ свою работу, успокоенный словами
обвинителя, поскольку можно быть спокойнымъ съ подобными
людьми.
Долженъ, однако, сознаться, — и мнѣ безъ труда повѣ­
рятъ,—что я ни разу не появлялся въ судѣ безъ внутренней
дрожи.
Частенько, разбуженный въ пять часовъ утра звонкомъ,
я считалъ, что пробилъ мой послѣдній часъ. Звонилъ же су­
дебный приставъ, принося мнѣ обвинительные акты, а въ де­
сять часовъ утра я долженъ былъ выступать защитникомъ, безъ
предварительнаго свиданія съ обвиняемымъ. Страхъ мой былъ
вполнѣ умѣстенъ: аресты по сосѣдству все учащались, и съ
зарею я часто пробуждался отъ шума дверныхъ молотковъ,
стучавшихъ у сосѣдей.

5
У меня же лично были еще болѣе серьезныя основанія
тревожиться. Сталкиваясь часто съ обвиняемыми, я встрѣчалъ
среди нихъ такихъ подзащитныхъ, письма которыхъ, писанныя
въ началѣ революціи и опечатанныя у эмигрантовъ, вполнѣ
ихъ уличали. Трибуналъ приберегалъ обычно такія улики къ
концу дебатовъ. За мною же самимъ числилось больше сотни
такихъ писемъ; кто же могъ бы поручиться, что подобное мое
письмо не попалось въ ихъ руки и, въ моментъ моей защити­
тельной рѣчи,, я самъ не могъ бы подвергнуться обвиненію,
а . за нимъ и немедленной казни.
Такой моментъ опасности наступилъ во время процесса
г-на Госсена, эксъ-депутата конституанты. Я писалъ ему пи­
семъ двадцать, и каждая строчка изъ нихъ могла довести меня
до гильотины. Удалясь къ себѣ на родину, въ Баръ-ле-Люкъ,
Госсенъ, въ качествѣ городского головы, долженъ былъ сно­
ситься съ прусской арміей. Этого оказалось достаточно, чтобы
подвергнуться обвиненію конвента. Пришлось бѣжать въ Вер­
денъ и тамъ, въ продолженіе года скрываться у кого-то изъ род­
ныхъ. Однако, одному уполномоченному, депутату было пору-
ручено судебное слѣдствіе, результаты котораго были для г. Гос­
сена вполнѣ благопріятны. Жена Госсена прибыла тогда въ
Парижъ, чтобы добиться отмѣны обвинительнаго декрета. Ука­
зывая на трудность такого ходатайства, члены комитета стали
убѣждать ее побудить мужа подвергнуться суду, тѣмъ самымъ
ручаясь ей за успѣхъ. Одинъ лишь Бареръ упорно придер­
живался иного мнѣнія. Я съ своей стороны употреблялъ всѣ
усилія, всѣ старанія, чтобы внушить г-жѣ Госсенъ вполнѣ
умѣстную недовѣрчивость, основываясь въ то же' время на
авторитетѣ Барера. О, фатальное ослѣпленіе! Ни совѣты,
основанные на опытѣ, ни дружескія просьбы не находили
отклика въ сердцѣ этой слишкомъ нѣжной жены. Предъ ея
глазами лишь свѣтлыя картины будущаго; ей мерещится мужъ,
ксгораго вернули ей, отецъ, котораго вернули ея дѣтямъ. Она
спѣшитъ взять его изъ безопаснаго убѣжища и привезти на
почтовыхъ въ Парижъ.
Первый день посвященъ отдыху въ меблированныхъ ком­
натахъ, а также свиданію съ ихъ покровителями; послѣдніе
навѣщаютъ Госсеновъ, обнадеживаютъ ихъ.

6
На слѣдующій день Госсенъ является въ сопровожденіи
своей жены въ Консьержери; тюремный смотритель отказы­
вается впустить его, потому что онъ не поставленъ въ извѣ­
стность о существованіи обвинительнаго декрета. Добиваются
тогда приказа генеральнаго прокурора, и вотъ, наконецъ,
несчастный получаетъ просимую милость и водворяется въ
тюрьму. Протоколъ судебнаго слѣдствія, являющійся его оправ­
дательнымъ документомъ, находится въ канцеляріи суда. Су­
пруги просятъ поспѣшить съ судомъ; его назначаютъ черезъ
пять дней, и они видятъ въ этомъ новую милость, вызываю­
щую ихъ живую признательность. Наконецъ, наступаетъ день
суда, приближается рѣшительный моментъ. Преисполненный
довѣрія, подсудимый предстаетъ передъ судомъ, но довѣріе это
скоро покидаетъ Госсена: его присоединяютъ еще къ двадцати
обвиняемымъ. Дебаты, судебное слѣдствіе до очевидности ука­
зываетъ на невиновность Госсена, но эти доказательства смѣ­
шиваются и попадаютъ въ общую массу оправдательныхъ до­
кументовъ другихъ обвиняемыхъ, и всѣ скопомъ присуждаются
къ смертной казни J).
Мое положеніе во время суда было отчаянное: столъ былъ
заваленъ бумагами, и Госсенъ не могъ мнѣ сказать, что ста­
лось съ моими письмами. Я указалъ ему хорошаго адвоката,
самъ же не могъ защищать его, такъ какъ былъ бы безутѣ­
шенъ въ случаѣ неблагопріятнаго исхода
Смерть Госсена сопровождалась душу-раздирающими об­
стоятельствами.
Былъ моментъ, когда онъ стоялъ во дворѣ суда, правда,
со связанными руками, но предоставленный самому себѣ, такъ
какъ на повозкахъ не было мѣста, и онъ какъ бы затерялся
въ толпѣ любопытныхъ. Если-бы какая-нибудь сочувствующая
рука разрѣзала веревку, то онъ совершенно свободно могъ-бы
незамѣтно исчезнуть. Увы, стоявшіе рядомъ съ нимъ доволь­
ствовались тѣмъ, что безсмысленно глазѣли на него во всѣ
глаза. Повозки двинулись, и онъ машинально послѣдовалъ за
’) Госсенъ, бывшій членъ учредительнаго собранія, былъ включенъ въ
одну изъ партій, казненныхъ по дѣлу о такъ называемомъ возстаніи вь Люк­
сембургской тюрьмѣ 4-го термидора.

—
7
ними до мѣста казни. Несчастная жена его родила пятаго ре­
бенка, и отъ всего пережитаго лишилась разсудка.
Фукьэ-Тенвиль, имѣлъ въ своемъ распоряженіи нѣсколько
помощниковъ. Одинъ изъ нихъ, нѣкто Л. 1), изглагая обстоя­
тельства дѣла, по которому я долженъ былъ выступить, хо­
тѣлъ доказать участіе въ заговорѣ извознаго подрядчика, жи­
теля одного изъ городовъ сѣверной Франціи, совершенно глу­
хого старика 82-хъ лѣтъ.
Завѣдующая его дѣломъ, дочь его, вдова, съ шестью
крошками, была привлечена къ суду, какъ сообщница, онъ
же обвинялся въ томъ, что принялъ сундукъ съ драгоцѣнно­
стями, принадлежавшій одному принцу крови, и доставилъ его
въ Туринъ.
Тутъ я перебилъ Л.
—
Ни вы, народный представитель, привлекшій эту чест­
ную семью къ суду,— воскликнулъ я,—вы оба не имѣете ни
малѣйшаго понятія о географіи, если полагаете, что багажъ, по­
сланный изъ сѣвернаго департамента, могъ предназначаться
для юга.
-—
Невѣжественность,—продолжалъ я,—часто порождаетъ
несправедливость,—она проявилась и въ данномъ случаѣ (дру­
гихъ побужденій я не хочу допустить), поэтому я вѣрю, что
встрѣчу поддержку въ просвѣщенномъ мнѣніи трибунала.
Выпадъ мой вызвалъ общій взрывъ негодованія; судьи
принялись совѣщаться о моей судьбѣ, и я считалъ себя уже
погибшимъ, такъ какъ меня публично обвиняли въ желаніи
унизить признанный авторитетъ, наиболѣе уважаемый послѣ
конвента. Подобное преступленіе было предусмотрѣно рево­
люціоннымъ законодательствомъ и влекло за собою смертную
казнь. Дѣло, однако, ограничилось строгимъ выговоромъ пред­
сѣдателя Дюма. Лишь тотъ, кто лично зналъ этого тигра, мо­
жетъ имѣть ясное представленіе о той опасности, которой я
подвергался. Моего подзащитнаго съ дочерью приговорили къ
смертной казни, но старику не суждено было узнать о прі­
уготовленной ему участи. Все время процесса онъ находился
въ глубокомъ снѣ; отвѣты за него давались его дочерью.
1) Очевидно Ліандонъ.

8
Когда ихъ со связанными руками вернули въ тюрьму,
она всяческими кивками головы и довольнымъ видомъ стара­
лась убѣдить его, что ихъ ждетъ переводъ въ болѣе удобную
тюрьму. Увы, по существу въ этомъ не было обмана... Его
вывелъ бы изъ заблужденія видъ другихъ приговоренныхъ,
но онъ обращалъ вниманіе лишь на свою дочь, и, усѣвшись
въ фатальную повозку, онъ снова заснулъ, опираясь на руку
дочери. На мѣстѣ казни ей удалось добиться, чтобы старика
осторожно взвели на эшафотъ, и въ полномъ невѣдѣніи онъ
незамѣтно перешелъ отъ сна къ смерти.
Спустя нѣкоторое время Фукьэ-Тенвиль поразилъ меня
проявленіемъ чувствительности, объектомъ которой пришлось
быть мнѣ самому. Я долженъ былъ совмѣстно съ Жюльеномъ
защищать г-на Бонсерфа, друга покойнаго Тюрго, брошюру
котораго парижскій парламентъ сжегъ лѣтъ за десять до рево­
люціи.
Это былъ республиканецъ въ полномъ значеніи этого слова.
Онъ проживалъ въ своей землѣ, въ Берри, и тамъ его аре­
стовали, какъ конспиратора, и въ' качествѣ такового привезли
въ Консьержери, гдѣ онъ захворалъ. Тогда его перевели въ
домъ архіепископа, гдѣ былъ устроена больница.
Мнѣ необходимо было повидаться съ нимъ по его дѣлу,
и я попросилъ Фукьэ-Тенвиля устроить мнѣ это свиданіе. Онъ
отказалъ мнѣ въ этомъ въ такомъ рѣзкомъ тонѣ, что я рѣшилъ,
что попалъ въ подозрѣніе. Замѣтивъ мое впечатлѣніе отъ его
словъ, онъ добавилъ уже болѣе мягкимъ тономъ; «я отказы­
ваю тебѣ въ разрѣшеніи потому, что въ больницѣ свирѣпствуетъ
заразная болѣзнь въ данный моментъ, и мнѣ бы хотѣлось тебя
отъ нея уберечь; вѣдь ты же отецъ семейства».
Все же я настоялъ на своей просьбѣ, получилъ разрѣ­
шеніе, повидался со своимъ кліентомъ и уцѣлѣлъ отъ болѣзни.
Мнѣ хочется продлить свой разсказъ о злоключеніяхъ
Бонсерфа въ виду ихъ интереса. Мы разошлись съ нимъ послѣ
пятнадцатилѣтней дружбы въ первые же дни революціи, до та­
кой степени наши политическіе взгляды были различны.
Основавшись въ Берри, Бонсерфъ занялся запашкой
земли и высушиваніемъ болотъ. Послѣднее было предписано
декретомъ, о появленіи котораго самъ Бонсерфъ усердно хло-

9
поталь, что и послужило причиной враждебныхъ къ нему от­
ношеній буквально всѣхъ землевладѣльцевъ, такъ какъ въ этой
мѣстности главное богатство составляютъ эти болота. Вотъ
единственная причина доносовъ, доведшихъ его до револю­
ціоннаго трибунала.
Всѣхъ судей было двѣнадцать, и послѣ двухчасовыхъ
преній голоса раздѣлились поровну: шестеро вотировало за
смертную казнь, остальные шесть были противъ нея, и за
отсутствіемъ большинства голосовъ, онъ былъ освобожденъ.
Случай этотъ, можно сказать, единственный въ своемъ родѣ
въ лѣтописяхъ этой человѣческой бойни, и надо было не
дать возможности сдѣлать изъ него прецендентъ. Вотъ почему
на слѣдующій же день появился декретъ конвента, разъ­
ясняющій, что судей не должно быть четное число.
Шесть недѣль спустя Бонсерфъ погибъ отъ воспаленія
легкихъ.
Въ виду того, что я запечатлѣлъ человѣческую черточку
въ Фукьэ-Тэнвилѣ, справедливость требуетъ отмѣтить и актъ
вѣжливости, не менѣе поражающій, — со
стороны Симона,
предсѣдателя революціоннаго комитета въ секціи Марата. Но,
чтобы дать возможность лучше оцѣнить его заслугу, мнѣ не
обходимо предпослать этому нѣсколько словъ.
Обвинительные акты революціоннаго трибунала обычно
формулировались слѣдующимъ образомъ: «раскрытъ заговоръ
противъ французскаго народа, стремящійся опрокинуть рево-’
люціонное правительство и возстановить монархію. Нижеслѣ­
дующее лицо является вдохновителемъ или сообщникомъ
этой конспираціи»-
При помощи этой простой и убійственной формулы
буквально каждому невиннѣйшему поступку можно было при­
писать преступное намѣреніе.
Одной изъ многочисленныхъ уликъ при обвиненіяхъ въ
заговорѣ было констатированіе намѣренія заморить французскій
народъ голодомъ, чтобы побудить его къ возстанію противъ
конвента; считался виновнымъ въ этомъ преступленіи тотъ,
кто хранилъ у себя дома или въ другомъ . мѣстѣ предметы
первой необходимости или продукты для обычной пищи въ
количествѣ большемъ, чѣмъ нужно на одинъ день, или же

10-
тотъ, у кого эти предметы гибли и портились. Такъ, одинъ
богатый фермеръ, отецъ десяти дѣтей, былъ присужденъ къ
смертной казни за то, что одинъ изъ его слугъ, просѣвая
рожь на вѣялкѣ, разсыпалъ отруби по землѣ.
Одинъ бывшій министръ, Лаверди, восьмидесяти лѣтъ
отъ роду, былъ казненъ за то, что въ высохшемъ пруду, въ
своемъ саду, онъ оставилъ запасъ зерна, который сгнилъ;
подозрѣніе было основано на томъ, что нѣсколько колосьевъ
выросло на днѣ этого пруда.
Подобное же обвиненіе было возбуждено противъ одного
парижанина за то, что его кухарка накопила кучу хлѣбныхъ
корокъ въ глубинѣ буфета, что было обнаружено во время
домашняго обыска.
Это были тѣ домашніе обыски, которые революціонные
комитеты и комиссары, вѣдающіе дѣлами по незаконной скупкѣ,
производили у лицъ, подозрѣваемыхъ въ отсутствіи граждан­
скихъ чувствъ (incivisme) подъ предлогомъ поисковъ спря­
таннаго оружія, боевыхъ припасовъ, пищевыхъ продуктовъ,
въ количествѣ, превышающемъ потребности одного дня, и,
наконецъ, въ поискахъ доказательствъ великаго заговора про­
тивъ французскаго народа. Рѣдко обыскивающіе уходили съ
пустыми руками. Когда они не находили ничего, что счита­
лось по ихъ инструкціи подозрительнымъ, они забирали или
каждый за себя и тайно, или сообща и явно—драгоцѣнности,
часы, золотую и серебряную посуду, и даже золотыя и се­
ребряныя деньги.
Собственники этихъ вещей должны были считать себя
счастливыми, если изъ за этихъ предметовъ роскоши ихъ не
объявляли подозрительными и не отправляли въ тюрьму.
Случалось также, что тѣ изъ этихъ привилегирован­
ныхъ разбойниковъ, которые не были допущены къ дѣлежу
добычи, доносили на своихъ товарищей. Въ эгихъ случаяхъ
судъ не могъ уклониться отъ обязанности судить ихъ. Нѣ­
сколько комиссаровъ моего округа подверглись смертной казни
не въ качествѣ воровъ, такъ какъ ихъ воровство было спе­
ціальной цѣлью домашнихъ обысковъ, но за то, что они скомпро­
метировали достоинство республиканскихъ чиновниковъ нелов­
костью въ исполненіи своихъ обязанностей. Одинъ изъ нихъ

11
назывался Дюкроке. Узнавъ, что одинъ изъ моихъ сосѣдей
былъ только что арестованъ революціоннымъ комитетомъ за
нахожденіе у него двухъ сдобныхъ хлѣбовъ, и что хлѣбъ у
него былъ отнятъ, я вообразилъ и себя виновнымъ въ не­
законномъ захватѣ припасовъ, такъ какъ у меня въ запасѣ
имѣлось нѣкоторое количество табаку. Я немедленно отпра­
вился въ революціонный комитетъ и заявилъ объ этомъ,
предложивъ пожертвовать часть моего запаса французскому
народу. Вотъ діалогъ, который произошелъ по этому поводу
между Симономъ и мною: «Гражданинъ, хорошъ-ли твой та­
бакъ?»— «Вотъ, гражданинъ предсѣдатель, попробуй его». —
«О, онъ превосходенъ! Сколько его у тебя?» — «Приблизи­
тельно сто фунтовъ» — «Поздравляю тебя и совѣтую тебѣ
хранить его для себя: по .таксѣ такого не купишь».
Любовь къ жизни—это главное чувство всякаго живого
существа—совершенно ослабѣла во времена террора. Жизнь
въ это время стала бременемъ; доказательствомъ этого слу­
житъ равнодушіе и даже какъ будто чувство удовлетворенія,
съ которымъ осужденные отправлялись на казнь. Нѣкоторые,
желая умереть, нарочно возбуждали ярость тирановъ, о чемъ
эти послѣдніе можетъ быть и не догадывались. Я зналъ
трехъ молодыхъ дѣвушекъ и одного драгуна, ■ осужденныхъ
исключительно потому, что они хотѣли умереть. Первая изъ
нихъ—г-жа Гаттей, сестра книготорговца.
Она была въ толпѣ, которая наполняла ежедневно залъ
засѣданія, и когда она услышала приговоръ относительно
своего брата, она закричала: «да здравствуетъ король!».
Желая спасти ее, хотѣли заставить ее замолчать, открывъ
ей проходъ, черезъ который она могла убѣжать: она же
повторила десять разъ свой возгласъ, еще болѣе громкимъ
голосомъ. Ее судили на другой день, меня назначили офи­
ціально, но для видимости, защищать ее. Я ни на что не
надѣялся и все таки настаивалъ на слѣдующей аксіомѣ:
volenti mori non creditur—не вѣрь словамъ желающаго уме­
реть. Я приводилъ въ примѣръ случай, когда одинъ человѣкъ,
желая смерти, обвинилъ себя въ страшномъ преступленіи,
но не вселилъ вѣру въ свои слова въ души своихъ судей,
которымъ нужны были другія доказательства, чтобы обвинить

12
его. Эта доктрина была чужда революціонерамъ, а г-жа Гат-
тей была далека отъ того, чтобы помочь мнѣ въ моихъ уси­
ліяхъ; раздражая судей своими сарказмами, она добилась того,
чего хотѣла.
Двѣ другія молодыя дѣвушки сидѣли рядомъ съ ней.
Ихъ арестовали на улицѣ С. - Онорэ въ то время, когда онѣ
пробовали взбунтовать прохожихъ возгласомъ: «да здрав­
ствуетъ король». Далѣе на той же скамьѣ сидѣлъ драгунъ.
Онъ былъ арестованъ въ полку на другой день послѣ того,
какъ этотъ полкъ отличился въ бою. Онъ сказалъ, въ при­
падкѣ раздраженія, что ему надоѣло сражаться за негодяевъ,
которые разоряли Францію и оставляли драгуновъ безъ сапогъ
и безъ хлѣба.
Въ залѣ находилось нѣсколько защитниковъ и двѣнад­
цать или пятнадцать человѣкъ обвиняемыхъ. Драгунъ выска­
зывалъ осужденіе или одобреніе, какъ будто бы онъ нахо­
дился въ качествѣ публичнаго цензора: «хорошо, говорилъ
онъ, это вѣрно, но это не пройдетъ». — «Это не стоитъ ни­
чего»—«Это превосходно, этотъ говоритъ какъ якобинецъ;
я бы защищалъ лучше, если бы я за это взялся». Какъ
у непокорнаго обвиняемаго, руки у него были связаны, но
ему невозможно было привязать языкъ.
Когда его офиціальный защитникъ всталъ, чтобы про­
изнести рѣчь, онъ заставилъ его замолчать: «я не признаю
иного защитника, кромѣ моей сабли. Пусть бы отдали мнѣ
ее и, если угодно, дали бы такую же саблю каждому изъ
этой всей судейской сволочи. Я согласенъ сдѣлать ставкой
мою жизнь». Возмущенный предсѣдатель лишилъ его слова;
его отвели въ тюрьму, и обвинительный приговоръ былъ
вынесенъ заочно.
Поведеніе двухъ молодыхъ дѣвушекъ было болѣе урав­
новѣшеннымъ. Онѣ держали себя естественно и весело, и ве­
селость эта не покидала ихъ ни на одну минуту. Онѣ, съ
удивительной для своего общественнаго положенія тонкостью,
подшучивали надъ судьями и надъ. присяжными. .Съ такимъ
же веселымъ видомъ онѣ пошли на казнь.
Въ этомъ же судебномъ засѣданіи разбиралось дѣло
вухъ молодыхъ людей девятнадцати-двадцати лѣтъ. Защищалъ

—
13-
ихъ Лафлетри. Они обвинялись въ томъ, что годъ тому на­
задъ, во время одного обѣда, въ день имянинъ короля, они
крикнули: «король пьетъ». Ихъ спасли отъ смертной казни
ихъ молодость и краснорѣчіе ихъ защитника. Публика сочла
этотъ приговоръ актомъ милосердія.
Это судебное засѣданіе, которое стоило жизни тринад­
цати лицамъ, произвело тѣмъ не менѣе на публику, привык­
шую къ смертнымъ приговорамъ, комическое впечатлѣніе. У
нѣкоторыхъ были на глазахъ слезы радости, но ни одной
слезы не выпало на долю несчастныхъ, приговоренныхъ къ
смерти. Вотъ какъ тиранія, извращая естественныя побужде­
нія сердца, развращаетъ нравы народа и низводитъ природу
на низшую степень.
Г. Дюпаркъ, бывшій консьержъ Тюльерійскаго дворца,
имѣлъ счастье избѣгнуть смерти во время бойни 10-го авгу­
ста. Черезъ девять мѣсяцевъ онъ былъ узнанъ агентомъ
партіи на «Новомъ мосту» и отведенъ въ кордегардію;
оттуда его перевели въ Консьержери. Его обвинили въ томъ,
что онъ раздавалъ входные билеты аристократамъ, которые
должны были убивать народъ; потому что съ того времени
якобинцы не разрѣшали никому сомнѣваться въ томъ, что
дворъ самъ вызвалъ гибельное событіе, опрокинувшее тронъ.
Былъ выслушанъ только одинъ свидѣтель доносчикъ.
Когда онъ заявилъ о раздачѣ билетовъ, я потребовалъ,
въ качествѣ защитника, чтобы онъ описалъ форму ихъ. Онъ
отвѣтилъ, что они были круглые. Обвиняемый опровергъ его,
говоря, что всѣ билеты, которые выдавались при входѣ во
дворецъ со времени пребыванія короля въ Парижѣ, были
четырехугольные. Свидѣтель былъ смущенъ; ропотъ негодова­
нія пронесся по залѣ: но мой кліентъ, тѣмъ не менѣе, по­
гибъ, какъ вѣрный слуга короля.
Привлекаемые къ суду революціоннаго трибунала не
могли быть спасены, потому что они были предназначены къ
смерти. Какое значеніе, въ самомъ дѣлѣ, могли имѣть могу­
щество слова и доказательства невиновности, когда заранѣе
были составлены прескрипціонные списки? Г. Бонсерфъ со­
ставляетъ исключеніе изъ правила, и декретъ, изданный на
другой день послѣ суда надъ нимъ, доказываетъ, что онъ не

14—
долженъ былъ быть таковымъ исключеніемъ. Если кое-кто былъ
оправданъ, то это потому, что его привлекли за тѣмъ только,
чтобы блеснуть передъ народомъ ложнымъ примѣромъ спра­
ведливости. Нужно было прибѣгать къ защитникамъ, взятымъ
въ самой партіи.
Я пользовался со всей возможной осторожностью однимъ
и другимъ путемъ. Я хочу привести еще нѣсколько примѣ­
ровъ. Сантонаксъ, комиссаръ конвента на Ііапъ-Франсэ, за­
ставилъ сѣсть на корабль графа д’Эспарбеса, губернатора и
офицеровъ, составляющихъ генеральный штабъ Капа, говоря
имъ: «я васъ отправляю во Францію, чтобы васъ тамъ судили,
потому что вся колонія противъ васъ (подъ колоніей онь
подразумѣвалъ, очевидно, взбунтовавшихся негровъ), но я не
хочу смерти грѣшника. Какъ только вы будете въ Парижѣ,
обратитесь къ адвокату Л.— онъ большій аристократъ, чѣмъ
кто бы то ни былъ изъ васъ; и если существуетъ какое-
нибудь средство, чтобы вамъ выпутаться изъ бѣды, онъ най­
детъ его, будьте спокойны». Странная довѣрчивость! Офицеры
генеральнаго
штаба
послѣдовали
совѣту
ихъ
врага.
Г. д’Эспарбесъ, восьмидесяти лѣтъ и болѣе осторожный,
взялъ защитника по совѣту своихъ друзей. Я провелъ три
дня и три ночи въ тюрьмѣ Аббатства, чтобы подготовить
защиту моихъ кліентовъ. Они были освобождены послѣ ше­
стинедѣльнаго заключенія и безъ суда, съ запрещеніемъ воз­
вращенія въ колоніи. Наказаніе имъ показалось тѣмъ болѣе
мягкимъ, что они согласились бы заплатить за то, чтобы
имѣть право не возвращаться болѣе къ своему посту.
Графъ д’Эспарбесъ просидѣлъ около десяти мѣсяцевъ въ
Аббатствѣ и въ Консьержери. Къ счастью, его дѣло было
назначено къ слушанію только послѣ 9-го термидора. Тогда
уже нечѣмъ было рисковать, и его оправдали. Выпущенный на
свободу, онъ тотчасъ же взялъ себѣ мѣсто въ почтовой каретѣ
и отправился въ сдно изъ своихъ имѣній въ Лангедокѣ. Въ день
своего прибытія, онъ далъ обѣтъ никогда больше не встрѣчаться
ни съ однимъ республиканцемъ, и, чтобы избѣжать непредви­
дѣнныхъ встрѣчъ, онъ легъ въ постель, чтобы никогда больше
не вставать съ нея. Онъ провелъ такъ двѣнадцать лѣтъ безъ
всякаго недомоганія, безъ всякой болѣзни, въ полномъ покоѣ,

15-
и угасъ девяноста трехъ лѣтъ отъ роду, какъ факелъ, горю­
чій матеріалъ котораго изсякъ.
У меня всегда было нѣсколько человѣкъ въ тюрьмѣ, ко­
торыхъ я долженъ быль успокаивать или утѣшать. Я про­
водилъ жизнь въ Консьержери; я видѣлъ тамъ осужденныхъ
проводившихъ послѣднія минуты со своими близкими- я
наблюдалъ нѣжныя заботы, котопыми родные окружали тѣхъ,
у кого оставалась еще надежда на спасеніе. Здѣсь расточались
самыя нѣжныя ласки, и люди разставались только за тѣмъ,
чтобы изыскать помощь у Бога, или чтобы скрыть слезы,
которыя бы только увеличили общую скорбь.
Если мнѣ удавалось иногда добиться въ судѣ непризна­
нія состава преступленія, то я больше успѣвалъ, прибѣгая къ
другому способу. Я убѣждалъ, я заставлялъ Фукьэ - Тенвиля
дать отсрочку моему дѣлу подъ предлогомъ, что я ожидаю
оправдательныхъ документовъ, удостовѣреній отъ установлен­
ныхъ властей, отъ революціонныхъ комитетовъ или народныхъ
союзовъ. Я все надѣялся, что этотъ ужасный режимъ изжи­
ветъ себя своими собственными звѣрствами или же что его
свергнетъ революція-
Моя система, или скорѣе моя медлительность, не нра­
вилась большинству моихъ кліентовъ. Они писали прокурору,
обриняли меня въ небрежности, требовали скораго рѣшенія.
Все это было понятно. Заключенные до послѣдней минуты
вѣрили въ правосудіе, полагались на свою невиновность,
убѣждали себя, что тѣ,, которые на ихъ глазахъ исчезали
ежедневно, были уличены зъ участіи въ какомъ-нибудь за­
говорѣ. Нѣкоторые предпочитали смерть продолжительному
заключенію. Фукьэ-Тенвиль, показывая мнѣ эти письма, за­
мѣчалъ наивно: «вотъ, читай, зачѣмъ тебѣ упорствовать въ
желаніи парализовать дѣятельность революціоннаго суда, если
твоимъ кліентамъ не терпится быть гильотинированными»'
Я повторялъ, чуо они потеряли разсудокъ и не могли оцѣ"
нить важности свидѣтельствъ, которыхъ я ожидалъ, что
ускорять , судъ безъ этихъ свидѣтельствъ—значитъ на самомъ
дѣлѣ желать быть осужденнымъ, и прибавлялъ: volenti шогі
non creditur. Фукьэ любилъ латинскія цитаты: онъ склонялся
на мои доводы и отлагалъ дѣло въ сторону. Съ той минуты

—
16—
о нихъ забывали, потому что смертоносная дѣятельность
трибунала была такова, что у него еле хватало времени для
новыхъ дѣлъ, которыя возникали ежеминутно. Обвиняемые
прибывали толпами изъ всѣхъ департаментовъ по приказу
уполномоченныхъ депутатовъ. Съ своей стороны, комитетъ
общественнаго спасенія посылалъ свои списки съ крайней
тщательностью. Девятое термидора освободило тѣхъ изъ моихъ
кліентовъ, отсрочки дѣлъ которыхъ мнѣ удалось добиться въ
свое время. Мои волосы побѣлѣли съ тѣхъ поръ, а сердце
мое еще трепещетъ при этомъ сладостномъ воспоминаніи.
Одинъ изъ нихъ былъ Ледрю, по прозванію «Камюсъ
знаменитый на бульварѣ Тампль». Причиной его ареста
послужило нахожденіе у него въ несгораемомъ шкафу суммы
денегъ въ восемьдесятъ тысячъ франковъ: эта сумма хра­
нилась здѣсь со временъ регентства. Онъ получилъ ее отъ
матери, которая унаслѣдовала ее отъ своего дѣда. Камюсъ
предназначилъ ихъ въ приданое своей единственной дочери.
Получивъ свободу, внѣ себя отъ счастья, онъ былъ еще
болѣе обрадованъ,
когда, по возвращеніи домой, нашелъ
тамъ свое сокровище.
Я часто слыхалъ, что посредствомъ денегъ можно было
освободиться отъ проскрипціи. Въ такомъ случаѣ не было бы
столько жертвъ: не скупятся, вѣдь, когда дѣло касается жизни.
Г.г. Жиго, д’Эспаньякъ и Д. были осуждены декретомъ
конвента за то, что по ихъ винѣ арміи не хватило продо­
вольствія. Первый изъ нихъ поручилъ мнѣ свою защиту. Всѣ
трое, въ складчину, собрали сумму въ триста тысячъ фран­
ковъ, чтобы купить свободу. Третью часть этой суммы
хотѣли отдать въ мое распоряженіе для Жиго, но я отка­
зался вести переговоры.
Д’Эспаньякъ и Д., которые предложили и можетъ быть
успѣли вручить кому слѣдуетъ двѣсти тысячъ франковъ, были
раздѣлены съ ихъ товарищемъ и осуждены. Жиго былъ
освобожденъ послѣ шестимѣсячнаго заключенія. Чтобы при­
сутствовать при его освобожденіи, я отправился въ судъ:
какъ разъ онъ выходилъ изъ Консьержери; увидѣвъ меня,
онъ сталъ такъ бурно выражать свою радость, что мы стали
центромъ вниманія. «Вотъ мой спаситель», восклицалъ онъ.

—
17—
Любопытные сбѣжались, со всѣхъ сторонъ, и онъ сталъ
разсказывать свою исторію, держа меня за руку, чтобы не
дать мнѣ убѣжать. Онъ умеръ въ этомъ же году.
Такъ какъ въ моемъ разсказѣ описываются по памяти
отдѣльные факты, которыхъ я не могу представить въ хро­
нологическомъ порядкѣ, то я стараюсь только связать ихъ
какъ можно лучше, чтобы сдѣлать разсказъ свой годнымъ для
чтенія. Г . де-ла -Мишодьеръ, бывшій прево, и г. Тиру-де-Кронъ,
его зять, бывшій полицейскій лейтенантъ, были заключены въ
Маделонетъ. Въ это время большое количество рабочихъ при­
водило тюрьму въ порядокъ для пріема новыхъ заключенныхъ.
Когда я явился туда для свиданія съ моими кліентами,
то консьержъ Девобертранъ попросилъ меня подождать ихъ въ
своей квартирѣ.
Онъ привелъ ихъ и удалился, не принявъ никакихъ мѣръ
предосторожности. Моя первая мысль была обращена на по­
ложеніе, въ которомъ я ихъ засталъ: «вы свободны, если
только захотите. Стоитъ спуститься однимъ этажемъ ниже, и
всѣ двери открыты».
Они отвѣтили безъ колебаній, что они не хотятъ вос­
пользоваться этимъ, чтобы не скомпрометировать уважаемаго
Девобертрана. Я этого ждалъ.
Вопросъ въ томъ, нарушилъ-ли я законы профессіональ­
ной этики, высказавши имъ это предложеніе? Я отвѣчаю, что
тогда я объ этомъ не размышлялъ, и что теперь вопросъ не
имѣетъ смысла.
Благородное рѣшеніе моихъ кліентовъ принесло пользу
г-ну де-ла -Мишодьеръ, который былъ освобожденъ; но оно
привело его зятя на эшафотъ. Болѣе двадцати столѣтій міръ
восхищается подобнымъ отказомъ Сократа, основанномъ на не
болѣе высокихъ мотивахъ».
2.
Вотъ еще одно свидѣтельство, характерное для періода
разгара террора.
’) Un séjour, en France de 1792 a 1795—9 dettres d’un témoin de la
Révolutiont Française traduites par. N. Faine, стр. 195—196. Paris, 1895.
2

—
18—
2 февраля.
Я не знаю другого примѣра такой покорности, какую
обнаруживаютъ теперь французы: если-бы «умершимъ дано
было вновь видѣть этотъ міръ»,—Ришелье и Лувуа должны
были-бы, наблюдая работу комитета общественнаго спасенія,
пожалѣть о нерѣшительности и умѣренности своей политики.
Какимъ образомъ можно было-бы втолковать англича­
нину теорію всеобщей реквизиціи? Я очень рада, что ничего
подобнаго вы не можете себѣ вообразить. Здѣсь установлено,
въ качествѣ основного принципа, что вся страна цѣликомъ
находится въ распоряженіи правительства, а серія декретовъ,
слѣдующихъ другъ за дружкой съ неимовѣрной быстротой,
требуетъ въ отдѣльности каждаго человѣка и каждую вещь.
Портные, сапожники J), булочники, кузнецы, шорники и ре­
месленники множества другихъ профессій реквизированы; ло­
шади, экипажи и всякія повозки забраны для надобностей ка­
зеннаго транспорта; дома реквизированы и превращены либо
въ тюрьмы, либо въ солдатскія казармы. Время отъ времени
издается запрещеніе торговцамъ продавать платье, гвозди,
хлѣбъ, вино, мясо и т. д . Въ результатѣ цѣлые города оста­
ются въ теченіе нѣсколькихъ дней безъ всякихъ продоволь­
ственныхъ припасовъ. Наконецъ, я слышала сама объявле­
ніе—при барабанномъ боѣ—приказа всѣмъ тѣмъ, кто владѣетъ
двумя мундирами, двумя шапками или двумя парами башма­
ковъ, предоставить одну въ пользованіе арміи.
Эти мѣры, разоряющія одну часть общества, служатъ
предлогомъ для притѣсненія и угнетенія всѣхъ остальныхъ.
Для того, чтобы осуществить полностью право реквизицій,
въ каждой деревнѣ заведены соглядатаи. Домашніе обыски
настолько учащаются, что жители въ своихъ домахъ поль­
зуются меньшей безопасностью, чѣмъ странники въ пустынѣ,
среди бедуиновъ. Дѣлается это такъ: банда якобинцевъ, съ
муниципальными чиновниками во главѣ, входитъ въ домъ, безъ
всякихъ церемоній, и обыскиваетъ всѣ комнаты, причемъ если
Этимь сапожникамъ предписано дѣлать башмаки только съ квадрат­
ными каблуками, ношеніе-же этой обуви воспрещено всѣмъ гражданамъ, не
состоящимъ на военной службѣ. Дошло до того, что люди, желающіе демон­
стрировать свой патріотизмъ (т.-е. напуганные болѣе другихъ), носятъ только
сабо, въ виду того, что кожаная обувь объявлена „антигражданской“, чуть-лп
даже не „подозрительной“.

19—
они находятъ нѣсколько фунтовъ сахару, мыла, или что-либо
другое въ количествѣ, превышающемъ, .по ихъ мнѣнію, ваше
непосредственное потребленіе, они забираютъ съ собою весь
«излишекъ», въ качествѣ предметовъ, необходимыхъ для рес­
публики; испуганный собственникъ не только не возражаетъ,
но считаетъ себя счастливцемъ, если дѣло этимъ ограничится.
Все это не болѣе, какъ обыкновеннѣйшая тиранія. Деспо­
тизмъ даже гораздо меньшей силы въ состояніи изгнать полностью
безопасность изъ общественной и государственной жизни. Че­
ловѣкъ въ состояніи все перенести и привыкаетъ ко всему. Съ
другой-же стороны—чего еще надо, , кромѣ злой воли, для того,
чтобы отравить существованіе ближнимъ?.. Однако, система кон­
вента гораздо интереснѣе: не довольствуясь низведеніемъ со­
стоянія народа до уровня отвратительнѣйшаго порабощенія,
онъ требуетъ проявленій удовлетворенія и благодарности, изда­
вая отъ времени до времени строжайшіе декреты, направлен­
ные противъ тѣхъ, кто не желаетъ улыбаться и не въ состоя­
ніи обнаруживать веселье и ясность духа.
Въ Парижѣ происходятъ теперь торжественныя праздне­
ства, въ которыхъ каждое движеніе заранѣе регламентировано
комиссарами. Не могущіе подражать великолѣпію столицы, де­
партаменты обязаны, тѣмъ не менѣе, заявлять всячески свое
довольство. Во всѣхъ случаяхъ, когда предписано публичное
увеселеніе, соблюдается неизмѣнная дисциплина, причемъ ари­
стократы, у которыхъ въ общемъ чувство страха перевѣшиваетъ
всякіе принципы и убѣжденія, проявляютъ наивысшую степень
старанія и усердія.
Неслыханный деспотизмъ правительства, повидимому, из­
вратилъ всѣ понятія о добрѣ и злѣ, о чести и безчестіи. Люди,
безъ различія классового состоянія, сохранившіе чувствитель­
ность лишь въ отношеніи угрожающихъ имъ непріятностей,
принимаютъ безъ всякаго протеста любое униженіе и позоръ,
если только этимъ способомъ достигается, хотя-бы въ слабой
мѣрѣ ина короткое время личная безопасность. Какой нибудь
портной или сапожникъ, которому плохая репутація мѣшаетъ
зарабатывать средства къ существованію иной профессіей,
кромѣ профессіи патріота, осаждается ежедневно людьми изъ
общества, столь же усердствующими въ церемоніяхъ ихъ

—
20—
пріемовъ и выходовъ, какъ, бывало, у Калонна или Шуазеля
въ дни расвѣта ихъ могущества.
Когда представитель конвента посылается комиссаромъ
въ какой-либо городъ, на лицахъ всѣхъ жителей появляется
привѣтливое, радостное выраженіе, одновременно съ уныніемъ,
овладѣвающимъ ихъ душами. Его осаждаютъ почтительными
просьбами и соотвѣтственными приношеніями. Мѣстная знать
образуетъ нѣчто въ родѣ двора при его особѣ, и владѣлецъ
ома, въ которомъ онъ соизволилъ поселиться, почитаетъ
себя счастливѣйшимъ изъ смертныхъ. Если онъ любитель
женскаго общества, у него нѣтъ основаній завидовать сул­
тану, со всѣми соблазнами и наслажденіями сераля: онъ—
властелинъ всѣхъ женщинъ, которыя ему нравятся. Говорятъ,
что не одна арестованная красавица обязана была своимъ
освобожденіемъ прелестямъ своимъ, и что философское спо­
койствіе французскихъ мужей, случалось, открывало передъ
ними двери ихъ темницы...
2 февраля.
Дюмонъ, *) который женатъ и который, кстати сказать,
похожъ на бѣлаго негра, никогда не посѣщаетъ насъ безъ
того, чтобы не вызвать чрезвычайное волненіе среди жен­
щинъ, въ особенности тѣхъ, что помоложе и красивѣе дру­
гихъ. Какъ только становится извѣстнымъ, что ожидается его
пріѣздъ, туалеты приводятся въ дѣйствіе, освѣжаются крас­
ные банты и ленты, приводятся въ порядокъ прически; всѣ
наряжаются поспѣшнѣе, но не менѣе усердно, чѣмъ къ пер­
вому представленію ко двору.
Когда великій человѣкъ является, онъ находитъ перед­
ній дворъ наполненнымъ плѣнными красавицами, и каждая
изъ нихъ, съ прошеніемъ въ рукѣ, старается привлечь его
вниманіе или заслужить его благоволеніе маневрами самаго
утонченнаго кокетства—то жалобной улыбкой, то осторож­
ными слезами, которыя придаютъ блескъ глазамъ, не нарушая
правильности чертъ лица.
1) Дюмонъ—членъ конвента по'.выборамъ 1792 г., бывшій писецъ стряп­
чаго въ Аббевиллѣ, затѣмъ—ходатай по судебнымъ дѣламъ, а въ описываемое
время—департаментскій представитель конвента въ Аміенѣ.
Прим, переводчика.

—
21—
Однако, этотъ апостолъ республиканизма замѣчаетъ
только женщинъ знатнаго происхожденія или исключитель­
ной красоты; некрасивая или дурно одѣтая женщина, имѣв­
шая дерзость приблизиться къ нему, отталкивается по общему
правилу самымъ грубымъ и вульгарнымъ образомъ. Одного
вида просителя его собственнаго пола достаточно, чтобы
привести его въ бѣшенство.
Въ теченіе перваго получаса онъ прогуливается, окру­
женный своей очаровательной свитою, и держится довольно
учтиво; но затѣмъ, утомленный, вѣроятно, градомъ просьбъ и
жалобъ, теряетъ терпѣніе, уѣзжаетъ и бросаетъ прошенія въ
•огонь, даже не заглядывая въ нихъ...
12 февраля 1794.
Революціонное правительство, по сравненію съ прави­
тельствомъ нормальнымъ,—то-же самое, что грубая сила по
сравненію со сложнымъ механизмомъ, или разрушительное
дѣйствіе бури и—мирное дѣйствіе обычныхъ силъ природы.
Оно замѣняетъ примиреніе насиліемъ и сметаетъ съ неудер­
жимой яростью все, что противостоитъ его опустошительной
работѣ. Оно сводитъ все къ единственному принципу, кото­
рый не поддается, въ сущности, опредѣленію и который, какъ
всякая неограниченная власть, колеблется, постоянно между
деспотизмомъ и анархіей. Таковъ образъ «Смерти» у Миль­
тона, «ужасающій образъ», если можно такъ назвать «то,
что не имѣетъ образа» и что нельзя описать иначе, какъ
говоря о его дѣйствіяхъ. Такъ напр. революціонный трибу­
налъ выноситъ приговоры, не заботясь объ установленіи ви­
новности; революціонные комитеты арестовываютъ и держатъ
людей въ тюрьмахъ, не предъявляя обвиненій, а все, что но­
ситъ титулъ революціонности, освобождается отъ всякихъ
стѣсненій, налагаемыхъ приличіемъ, гуманностью, логикой или
справедливостью. Потопленіе возставшихъ, съ ихъ женами и
дѣтьми на перегруженной баржѣ, называется въ депешахъ,
адресованныхъ конвенту, революціоннымъ мѣропріятіемъ. х)
1) Вотъ копія письма, адресованнаго мэру Парижа однимъ изъ комис­
саровъ правительства:
„ Вы доставите намъ удовольствіе описаніемъ вашего празднества въ

22
Въ Ліонѣ считаютъ революціоннымъ разстрѣлъ изъ пу­
шекъ трехсотъ скованныхъ вмѣстѣ жертвъ, съ добиваніемъ
прикладомъ й штыкомъ тѣхъ, кто уцѣлѣлъ отъ пушечнаго
залпа. Въ Парижѣ революціонные суды гильотинируютъ
всѣхъ, появляющихся передъ ними. *).'
Вдобавокъ, это правительство столь же надоѣдливо и
тягостно, сколь страшно и опасно. Ни жизнь, ни соб­
ственность ничѣмъ не охраняются. Всюду революціонные
комитеты занимаются реквизиціями оптомъ и' грабежомъ въ
розницу. Въ нѣкоторыхъ мѣстностяхъ они забираютъ всѣ
цѣнные предметы, въ другихъ они систематическимъ терроромъ
вымогаютъ у состоятельныхъ людей все ихъ состояніе подъ
видомъ контрибуціей и налоговъ 2). Словомъ, вы должны
представить себѣ, что революціонная система безусловно
исключаетъ и замѣняетъ собою законъ, религію, нравствен­
ность и что она отдаетъ въ распоряженіе комитетовъ обще­
ственнаго спасенія и общественной безопасности и ихъ аген­
товъ, а также якобинскихъ клубовъ и наемныхъ бандитовъ
всю страну со всѣми обитателями...
Сегодня вся тюрьма въ отчаяніи.
Былъ Дюмонъ, и всѣ тѣ, кого онъ удостоилъ вниманіемъ,
равно какъ и тѣ, кто ограничился созерцаніемъ его на по­
чтительномъ разстояніи, согласны въ томъ, что онъ —«въ
плохомъ настроеніи духа».
Самые прекрасные глаза Франціи напрасно умоляюще
смотрѣли на него; ни одна милость не воспослѣдовала. Мы
Парижѣ въ послѣднюю декаду, съ указаніемъ гимновъ, которые были испол­
нены. Здѣсь мы всѣ кричали: „да здравствуетъ республика!“ — какъ это дѣ­
лаемъ всегда, когда работаетъ наша святая матерь—гильотина . За три дня
она управилась съ одиннадцатью священниками, однимъ бывшимъ дворяни­
номъ, одной монахиней, однимъ генераломъ и великолѣпнымъ англичаниномъ
шести футовъ ростомъ; такъ какъ голова у него была слишкомъ велика, мы
ее спрятали въ мѣшокъ. За то-же время въ Поиъ-де-Се’ разстрѣляно восемь­
сотъ бунтовщиковъ и трупы ихъ брошены въ Луару. Мнѣ только что сооб­
щили, что армія преслѣдуетъ бѣгущаго врага; всѣ, кого мы ловимъ, разстрѣ­
ливаются на мѣстѣ и въ такомъ количестѣ, что дороги завалены трупами“.
х) Около этого времени одинъ типографъ и женщина, продававшая га­
зеты, были гильотинированы за статьи въ этихъ газетахъ, признанныя негра­
жданскими.
2) Случалось, что богатыхъ купцовъ привязывали къ гильотинѣ и дер­
жали ихъ въ такомъ положеніи до полученія выкупа.

—
23
начинаемъ бояться за наше нынѣшнее положеніе,—не ожи-
даетъ-ли въ будущемъ насъ нѣчто худшее? Увы! Нельзя вамъ
объяснить, сколь чревато мрачными перспективами «плохое
настроеніе» представителя конвента! Больше половины изъ
насъ сегодня въ положеніи персидскаго рыцаря Шардэна,
ощупывавшаго свою голову для того, чтобъ убѣдиться, что
она на старомъ мѣстѣ.
Разумѣется, этотъ постоянный страхъ, эта неувѣренность
въ завтрашнемъ днѣ, въ слѣдующемъ часѣ, ослабляетъ духъ
и притупляетъ способность ощущать страданіе. Мы пускаемъ
въ ходъ сложныя интриги для того, чтобы добиться сни­
схожденія сторожа, мы льстиво улыбаемся въ отвѣтъ на гру­
быя шуточки якобинцевъ, мы трепещемъ, когда хмурится
Дюмонъ...
30 апрѣля 1794.
Комитетъ общественнаго спасенія идетъ быстрыми ша­
гами по пути концентраціи въ своихъ рукахъ всей верхов­
ной власти.
Даже конвентъ, это орудіе всеобщаго порабощенія,
превращается въ незначительное учрежденіе, члены котораго
какъ будто пользуются еще меньшей безопасностью, чѣмъ тѣ,
кто подвластенъ его тираніи. Они перестаютъ спорить, даже
говорить. Но если членъ комитета всходитъ на трибуну, его
встрѣчаютъ громомъ рукоплесканій раньше, чѣмъ извѣстно,
что онъ скажетъ. Они вотируютъ всѣ декреты, предлагаемые
имъ, съ большей угодливостью, чѣмъ самый угодливый пар­
ламентъ, пріученный регистрировать безъ промедленія коро­
левскіе указы. И они счастливы, когда въ качествѣ награды
за усердіе, получаютъ благосклонную улыбку Барера или-же
когда на нихъ не останавливается мрачный взглядъ Ро­
беспьера» .
Это показаніе необычайно кстати дополняетъ картину
безпредѣльнаго произвола съ одной стороны — и полной по­
корности и запуганности съ другой стороны,—картину, безъ
которой непонятна была бы. вся дѣятельность революціоннаго
трибунала, руководимаго и вдохновляемаго комитетомъ обще­
ственнаго спасенія.

24—
*
*
*
Въ главѣ о бытовыхъ чертахъ эпохи террора умѣстно
будетъ привести нѣкоторыя свидѣтельства, касающіяся орудія
казни—гильотины.
Д-ръ Гильотенъ, депутатъ учредительнаго собранія
впервые обратилъ на себя вниманіе въ концѣ 1789 года.
Гильотенъ появился на трибунѣ 1-го декабря (1789),
когда начались дебаты о старомъ уголовномъ уложеніи. Онъ
внесъ слѣдующее предложеніе: «преступники подлежатъ
отсѣченію головы, что будетъ производиться при помощи
простого приспособленія ».
Собраніе согласилось съ принципомъ предложенія и отло­
жило пренія по существу.
21-го января 1790 собраніе принимаетъ 4 пункта изъ
шести предложенныхъ Гильотеномъ.
Moniteur 11 октября 1789 сообщаетъ: «Г. Гильотенъ про­
челъ свой докладъ, въ которомъ онъ устанавливаетъ принципъ;
согласно этому принципу законъ долженъ быть равнымъ для
всѣхъ, какъ тогда, когда онъ наказываетъ, такъ и тогда,
когда онъ беретъ подъ защиту. Развитіе этого принципа при­
водитъ къ положенію, которое Гильотенъ предлагаетъ собра­
нію обсудить. Докладъ часто прерывается апплодисментами:
часть собранія, въ видимомъ возбужденіи, требуетъ немед­
леннаго обсужденія, въ то время какъ другая часть, кажется,
предполагаетъ возражать.
Національное собраніе приняло декретъ и объявляетъ
нижеслѣдующее:
п. 1. Преступленія одного и того же рода наказуются
однимъ и тѣмъ же способомъ, независимо отъ должности и
состоянія виновныхъ.
п. 2 . Въ виду того, что всѣ проступки и преступле­
нія суть дѣйствія личныя, казнь виновнаго и какія либо
наказанія, позорящія его имя, не отзываются никоимъ обра­
зомъ на его семьѣ. Честь тѣхъ, которые принадлежатъ къ
ней, остается незапятнанной, и всѣ они могутъ быть допу­
щены къ занятію любыхъ должностей, мѣстъ и профессій.

—
25—
п. 3. Ни въ какомъ случаѣ не можетъ быть объявлена
конфискація имущества осужденнаго.
п. 4. Трупъ казненнаго можетъ быть, въ случаѣ просьбы
объ этомъ, выданъ семьѣ. Во всякомъ случаѣ трупъ можетъ
быть преданъ землѣ въ обычномъ порядкѣ, и въ записяхъ
не долженъ указываться родъ смерти.
Кромѣ того постановлено, что вышеприведенные четыре
пункта будутъ немедленно представлены на утвержденіе
короля и будутъ преданы трибуналамъ, органамъ админи­
страціи и муниципалитетамъ.
«Можно утверждать, *) что обезглавленье при помощи
спеціальнаго аппарата было извѣстно во Франціи въ каче­
ствѣ способа казни еще до римскаго владычества.
Въ 1865 году въ Лммэ, въ кантонѣ Сенъ (den Эна), вблизи
дороги, ведущей изъ Гиза въ Вервенъ, былъ найденъ боль­
шихъ размѣровъ кремневый топоръ, вѣсомъ въ нѣсколько
сотъ килограммъ; археологи признали его галльскимъ аппа­
ратомъ для рубки головъ, гильотиной каменнаго вѣка. Съ
этимъ каменнымъ дискомъ были произведены удачные опыты.
Раскачивая его, какъ маятникъ, на длинномъ стержнѣ, уда­
лось съ легкостью отрѣзать головы овцамъ.
Такимъ образомъ аппаратъ для обезглавленья не былъ
новинкой въ 1790 году; тѣмъ не менѣе можно считать
установленнымъ, что тогда еще не совсѣмъ ясно себѣ пред­
ставляли, какъ долженъ быть устроенъ такой аппаратъ.
Гильотенъ, который не хотѣлъ ни за что разстаться съ своей
идеей, обратился за совѣтомъ къ человѣку, который имѣлъ
во Франціи больше всего опыта въ этомъ дѣлѣ. Онъ перего­
ворилъ съ палачемъ Сансономъ. Сансонъ не безъ нѣкото­
раго неудовольствія наблюдалъ, какъ ученые вмѣшиваются
въ его дѣла; онъ отвѣтилъ Гильотелу замѣткой, которая про­
лила на дѣло не слишкомъ яркій свѣтъ, но которую стоитъ
привести, такъ какъ она содержитъ интересныя подробности.
*) G. Lenôtre, la Guillotine pendant la Révolution., 219.

—
26—
«Для того, чтобы казнь могла быть совершена согласно
требованіямъ закона, необходимо, чтобы, при полномъ отсут­
ствіи сопротивленія со стороны осужденнаго, исполнитель
приговора былъ все-таки очень ловокъ, а осужденный очень
спокоенъ; безъ этихъ условій никогда не удастся завершить
дѣло при помощи меча.
Послѣ каждой казни мечъ уже не можетъ служить для
новой казни, такъ какъ онъ легко зазубривается; совершенно
необходимо, чтобы онъ былъ заново отточенъ и выправленъ,
если имѣется нѣсколько осужденныхъ, которые должны быть
казнены одновременно; слѣдовательно, нужно будетъ распо­
лагать извѣстнымъ количествомъ мечей, заранѣе заготовлен­
ныхъ. Это представляетъ большія и почти непреодолимыя
затрудненія.
Слѣдуетъ принять во вниманіе, что мечи неоднократно
ломались во время казней.
Парижскій палачъ располагаетъ только двумя мечами,
данными ему бывшимъ парижскимъ парламентомъ. Они
стоили 600 ливровъ каждый.
Слѣдуетъ обратить вниманіе на то, что при наличіи
нѣсколькихъ осужденныхъ, которыхъ нужно будетъ казнить
одновременно, ужасъ, который вызываетъ этотъ родъ казни,
вслѣдствіе невѣроятнаго обилія крови, вызываемаго имъ, вно­
ситъ смятеніе и малодушіе въ сердца самыхъ храбрыхъ пре­
ступниковъ, которыхъ еще останется казнить. Такъ какъ они
не могутъ обыкновенно держаться на ногахъ, ихъ приходится
силой влечь на плаху, и казнь превращается благодаря этому
въ борьбу и въ рѣзню.
Судя по казнямъ иного рода, не позволяющаго разсчи­
тывать на такую же точность исполненія, которая въ данномъ
случаѣ требуется, можно наблюдать, что часто осужденные
падаютъ въ обморокъ при видѣ уже казненныхъ товарищей,
или же, въ лучшемъ случаѣ, они теряютъ силы отъ страха;
все это препятствуетъ совершенію казни при помощи меча.
Дѣйствительно, развѣ можно безъ потери силъ быть свидѣ­
телемъ самой кровавой изъ казней.
Въ другихъ видахъ казней было очень легко скрыть эту
слабость отъ публики, потому что для ихъ совершенія не

-
27—
♦
было вовсе необходимо, чтобы осужденный оставался твер­
дымъ и безстрашнымъ; но въ такомъ видѣ казнь не удастся,
если только осужденный ослабѣетъ.
Развѣ можно держать въ повиновеніи человѣка, который
не сможетъ или не захочетъ держаться твердо».
Изъ всѣхъ этихъ наблюденій Шарль-Анри Сансонъ вы­
водилъ заключеніе, что необходимо ввести въ употребленіе
спеціальный аппаратъ, при употребленіи котораго осужден­
ный могъ бы занять лежачее положеніе, для того, чтобы ему
не нужно было поддерживать вѣсъ собственнаго тѣла: такой
аппаратъ позволилъ бы работать съ большей точностью и
болѣе вѣрно, чѣмъ это можетъ сдѣлать рука человѣка.
«Здѣсь историки—пишетъ Ленотръ—обычно вводятъ въ
разсказъ добраго нѣмца, по фамиліи Шмидтъ, который, будучи
любителемъ музыки, разыгрывалъ ежедневно дуэты съ Сансо­
номъ, произведеннымъ тоже по этому случаю въ меломаны.
Между двумя отрывками изъ балета Шмидтъ съ тевтонскимъ
акцентомъ якобы сказалъ палачу: <я не хотѣлъ вмѣшиваться
въ это дѣло, такъ какъ вопросъ идетъ о смерти ближняго,
но я вижу, что вы всѣ очень озабочены...» и онъ будто бы
набросалъ на клочкѣ бумаги схему аппарата, который удо­
влетворялъ всѣмъ требованіямъ, и такимъ образомъ родилась
гильотина. Безъ всякаго сомнѣнія въ этомъ романическомъ эпи ­
зодѣ имѣется кое-что, что основано на фактахъ, такъ какъ
дѣйствительно человѣкъ, по фамиліи Шмидтъ, но плотникъ
по профессіи, соорудилъ первую гильотину 1). Исторія съ
дуэтомъ и исполненіе совмѣстно съ палачемъ аріи Армиды,
прерванной для того, чтобы набросать эскизъ мрачнаго аппа­
рата, все это лишь рисунокъ, вышитый на канвѣ дѣйстви­
тельности. Произошло же все это гораздо менѣе живописно,
но несравненно болѣе правдоподобно и офиціально. Для того,
*) Обычный поставщикъ эшафотовъ, Годовъ, представилъ смѣту въ
5660 ливровъ на изготовленіе—правда слишкомъ роскошнаго—аппарата.
Гедонъ ссылался на то, что трудно найДти рабочихъ для такой работы. На­
шлись, однако, предприниматели, предложившіе свои услуги за болѣе деше­
вую цѣну, но съ условіемъ, что имъ не придется подписывать смѣту и что
вообще имя поставщика не станетъ извѣстнымъ. Заказъ былъ сданъ одному
изъ’такихъ предпринимателей, по фамиліи Шмидтъ, по цѣнѣ 305 франковъ
за штуку (по одной для каждаго департамента) не считая кожанаго мѣшка
для головы, стоившаго отдѣльно 24 франка.

—
28—
чтобы убѣдиться въ этомъ, достаточно прочесть текстъ закона
25 марта 1792 года и замѣчанія, сопутствующія ему:
Законъ о смертной казни и о способѣ приведенія ея въ исполненіе.
Данъ въ Парижѣ 25_марта 1792 года.
«Національное собраніе, принимая во вниманіе, что
ненадежность способа приведенія въ исполненіе смертной
казни, указаннаго въ пунктѣ 3 главы 1 уголовнаго уложе­
нія, не даетъ возможности выполнить казнь нѣсколькихъ пре­
ступниковъ, осужденныхъ на смерть; что совершенно не­
обходимо исправить это неудобство могущее имѣть нежела­
тельныя послѣдствія; что человѣколюбіе требуетъ, чтобы
смертная казнь была по возможности безболѣзненна,—декре­
тируетъ спѣшность.
Національное собраніе, декретировавъ спѣшность, декре­
тируетъ что п. 3 гл. I уголовнаго уложенія будетъ приво­
диться въ исполненіе способомъ, указаннымъ и принятымъ въ
заключеніи, подписанномъ несмѣняемымъ секретаремъ хирур­
гической академіи и приложенномъ къ настоящему декрету;
посему разрѣшаетъ исполнительной власти произвести не­
обходимые расходы для достиженія указаннаго способа
исполненія казни, такъ чтобы этотъ способъ былъ одинако­
вымъ во всемъ королевствѣ».
Мотивированное мнѣніе по поводу способа обезглавленія.
«Законодательный комитетъ оказалъ мнѣ честь, испро­
сивъ мое заключеніе по поводу двухъ писемъ, адресованныхъ
національному собранію и касающихся выполненія пункта 3
главы I уголовнаго уложенія, гласящаго, что всякій, осу­
жденный, на смерть подлежитъ отсѣченію головы.
Согласно этимъ письмамъ г. министръ юстиціи и дирек­
торіи Парижскаго департамента, по сдѣланнымъ имъ предста­
вленіямъ, считаютъ совершенно необходимымъ точно опредѣ-
дѣлить способъ выполненія требованій закона, изъ боязни,
что въ томъ случаѣ, если по неисправности способа или по
неловкости и отсутствію опыта у палача, казнь приметь

—
29
ужасный характеръ для паціента и для зрителей, народъ, изъ
человѣколюбія, не отнесся бы несправедливо и жестоко по
отношенію къ исполнителю казни.
Я полагаю, что эти представленія правильны, и что
опасенія вполнѣ обоснованы. Опытъ и разумъ въ одинако­
вой степени доказываютъ, что способъ выполненія казни,
принятый до сихъ поръ при отсѣченіи головы преступнику,
подвергаетъ его болѣе ужаснымъ мученіямъ, нежели простое
лишеніе жизни, чего добивается законъ; для того, чтобы вы­
полнить его, необходимо, чтобы казнь была совершена мгно­
венно и однимъ ударомъ; примѣры доказываютъ, какъ трудно
достигнуть этого.
Здѣсь слѣдуетъ вспомнить, что было отмѣчено при
казни г. де Лалли: онъ стоялъ на колѣняхъ, съ завязанными
глазами; палачъ ударилъ его по затылку; ударъ не отдѣлилъ
головы отъ туловища, да и не могъ сдѣлать этого. Туловище,
паденію котораго ничего не препятствовало, упало ничкомъ,
и тогда понадобилось три или четыре удара сабли для
того, чтобы голова, наконецъ, отдѣлилась отъ туловища; зри­
тели съ ужасомъ взирали на эту рубку, если будетъ позво­
лено примѣнить это слово.
Въ Германіи палачи болѣе опытны, вслѣдствіе того,
что казни тамъ болѣе часты, особенно-же потому, что особы
женскаго пола, безразлично, какого бы состоянія онѣ ни
были, не подвергаются иного рода казни; тѣмъ не менѣе
точное выполненіе замѣчается не всегда, несмотря на то,
что въ нѣкоторыхъ мѣстахъ паціента изъ осторожности при­
вязываютъ въ сидячемъ положеніи къ стулу.
Въ Даніи примѣняются при обезглавленіи два способа
и два положенія. Казнь, которую можно было бы назвать
почетной, производится при помощи сабли: преступникъ,
стоя на колѣняхъ, имѣетъ на глазахъ повязку, руки же его
свободны. Если же казнь носитъ характеръ унизительный, то
паціентъ связывается и кладется на животъ, и ему отрубаютъ
голову при помощи топора.
Всѣ знаютъ, что рѣжущіе инструменты имѣютъ очень
малую силу, когда они ударяютъ въ перпендикулярномъ
направленіи; изслѣдуя ихъ черезъ увеличительное стекло,

—
30-
можно увидѣть, что они представляютъ собою болѣе или
менѣе мелкія пилы, которыя должны скользить по тѣлу,
имѣющему быть отдѣленному. Было бы невозможно отрубить
голову однимъ ударомъ при помощи топора или тесака,
лезвіе котораго представляло бы прямую линію; но если
лезвіе—полукруглое, какъ у стариннаго оружія типа топора,
ударъ дѣйствуетъ въ перпендикулярномъ направленіи, но
лишь въ центрѣ окружности лезвія; инструментъ, проникая
въ болѣе глубокія части тѣла, которое онъ долженъ отдѣлить,
имѣетъ по краямъ лезвія скользящее и косое дѣйствіе, что и
позволяетъ ему достигнуть результата.
Принимая во вниманіе структуру шеи, центромъ кото­
рой является позвоночный столбъ, составленный изъ нѣсколь­
кихъ костей, связанныхъ между собою такъ, что одна кость
входитъ въ другую, безъ смычекъ, совершенно невозможно
быть увѣреннымъ въ скоромъ и совершенномъ отдѣленіи, если
это отдѣленіе поручается человѣку, ловкость котораго нахо­
дится въ тѣсной зависимости отъ условій нравственныхъ или
физическихъ; совершенно необходимо для правильности дѣй­
ствія, чтобы весь процессъ зависѣлъ отъ механической силы,
которой можно придать неизмѣнную интенсивность. Такое рѣ­
шеніе было принято въ Англіи: тамъ преступникъ кладется нич­
комъ между двухъ столбовъ съ перекладиной вверху, откуда
на его шею опускается полукруглый топоръ при помощи вы­
ключателя. Бабка инструмента должна быть очень прочной и
сравнительно большого вѣса для того, чтобы инструментъ ра­
боталъ производительно, какъ тѣ бабы, которыми вколачи­
ваются сваи: извѣстно, что сила ихъ дѣйствія увеличивается
соотвѣтственно высотѣ паденія.
Легко построить аппаратъ, дѣйствіе котораго было бы
неминуемо вѣрнымъ; обезглавленіе будетъ производиться въ
одно мгновеніе, согласно духу и требованію новаго закона;
легко будетъ произвести опытъ надъ трупомъ и даже надъ
живымъ бараномъ. Въ такомъ случаѣ можно будетъ убѣдиться
не будетъ ли полезнымъ придерживать голову паціента въ
неподвижномъ положеніи при помощи доски съ полукруглымъ
вырѣзомъ который, обхватывалъ бы шею у основанія черепа;
концы этой доски могли бы удерживаться на эшафотѣ при

—
31—
помощи крючковъ; это приспособленіе, если бы оно оказа­
лось нужнымъ, было бы едва замѣтнымъ и не производило
бы никакого впечатлѣнія на зрителей.
Запрошенъ въ Парижѣ, 7 марта 1792.
Подпись: Луи.
Несмѣняемый секретарь Хирургической Академіи».
*
*
*
Палачемъ въ эпоху террора, какъ уже сказано, былъ
Сансонъ. Вотъ любопытное прошеніе, написанное его рукою
и найденное Жоржемъ Ленотромъ. *)
\
Замѣтки о положеніи палача *2) въ Парижѣ.
«Парижскій палачъ, какъ вообще палачи республики, не
обязанъ по закону нести никакихъ побочныхъ расходовъ, и
законъ въ этомъ отношеніи настолько ясенъ, онъ такъ без­
спорно предусматриваетъ отсутствіе какихъ бы то ни было
накладныхъ расходовъ, что онъ обязываетъ правительство
оплачивать помощниковъ палача.
Парижскій палачъ, которому даютъ четырехъ помощни­
ковъ, на дѣлѣ пользуется услугами семерыхъ, причемъ при
настоящихъ условіяхъ это число отнюдь не должно казаться
чрезмѣрнымъ, если принять во вниманіе ту массу работы,
которую онъ безъ устали производитъ вмѣстѣ со своими
помощниками. День и ночь онъ на ногахъ, какая бы ни
была погода; ни одного дня отдыха; это работа, которая спо­
собна свалить съ ногъ самаго сильнаго человѣка! Возможно
ли, чтобы человѣкъ жилъ на 1000 франковъ, особенно въ
настоящее время.
Палачъ даетъ своимъ четыремъ старшимъ помощникамъ
1800 франковъ и помѣщеніе; это входитъ въ ихъ требованія,
иначе онъ никого больше не найдетъ. Разсчитайте ихъ работу
!) G. Lenôtre La Guillotine pendant la Révolution., 180.
2) Въ своей запискѣ Сансонъ тщательно избѣгаетъ слова „палачъ“—
bourreau, повсюду замѣняя его словомъ exécuteur—исполнитель (судебныхъ
приговоровъ) или далѣе—словомъ „поставщикъ“—fournisseur.

—
32—
и расходы, которые они должны вызывать на свое содержа­
ніе; примите въ соображеніе, что только стремленіе къ на­
живѣ можетъ заставить кого-нибудь заняться этимъ реме­
сломъ. Трое младшихъ помощниковъ получаютъ 800 фран­
ковъ, болѣе или менѣе въ зависимости отъ ихъ работы, что
не исключаетъ необходимости предоставить и имъ помѣщеніе,
какъ и остальнымъ.
Палачъ располагаетъ помѣщеніемъ для своихъ помощ­
никовъ и для своихъ инструментовъ; оно обходится ему въ
3000 франковъ; все это оплачивается изъ суммы въ 17.000
ливровъ, о которой такъ много толковъ.
Законъ существуетъ; палачъ ничего больше не требуетъ
и не будетъ имѣть никакихъ претензій въ качествѣ палача.
Хотя должность его и оплачивается 17.000 ливрами, но если
изъ этой суммы вычесть средства на содержаніе помощни­
ковъ и всѣ остальные безконечные расходы, то легко будетъ
понять, что палачъ далеко не такъ облагодѣтельствовавъ
своей должностью. Впрочемъ, палачъ нисколько не дорожитъ
своимъ мѣстомъ. Вотъ уже 43 года, какъ онъ обслуживаетъ
эту должность. Страшно тяжелая работа, составляющая его
обязанности, заставляетъ его подумать объ окончаніи срока
службы» *).
Замѣтки поставщика всего необходимаго для приведенія въ испол­
неніе судебныхъ приговоровъ въ Парижѣ.
«Двѣ постоянныя повозки по 15 франковъ въ день, будь
онѣ въ ходу или нѣтъ, вмѣстѣ съ побочными расходами
обходятся въ 20 франковъ.
Остальныя, экстреннія повозки, въ настоящее время
*) Должность палача утомила не только парижскаго палача, 9-го пре­
ріаля VIII года Луи-Шарль-Мартенъ Сансонъ подалъ министру прошеніе о
предоставленіи ему какой-либо должности. „ Въ 1768 году, писалъ онъ, за
нимъ числилось уже 10 лѣтъ службы въ этой должности, совмѣстно съ его
отцомъ въ Парижѣ, когда онъ былъ переведенъ въ Туръ. Въ эпоху Рево­
люціи его обязанности расширились вслѣдствіе увеличенія пространства
департамента и особенно—по условіямъ времени. Продолжительная болѣзнь,
какъ послѣдствіе исключительнаго утомленія, не давала ему возможности
продолжать службу“. (G. Lenôtre, стр. 180).

-
33—
часто потребныя, оплачиваются по 15 франковъ и 5 фран­
ковъ каждому возницѣ, иначе ихъ не найти.
Поставщики ярлыковъ. х). 8 -го флореаля понадобилось
утромъ 15 ярлыковъ для провинціальныхъ трибуналовъ и
для революціоннаго. Поставщикъ былъ предупрежденъ въ 9
часовъ вечера, что они потребуются на слѣдующій день въ
восемь часовъ утра; пришлось провести всю ночь за ихъ
изготовленіемъ. Мнѣ, слѣдовательно, необходимъ для этого
человѣкъ, и онъ обходится мнѣ въ 1500 франковъ, кромѣ
того, очень часто экстренныя лошади по 15 франковъ, да
всегда еще на-чаи мальчикамъ .
Корзины, опилки, солома, гвозди, ремни и т. п . вещи,
подробный списокъ которыхъ приведенъ въ прежней запискѣ
и находится въ бумагахъ, гдѣ можно также найти приказъ
министра Детурнеля, переданный департаментомъ поставщику
для выполненія. Этотъ приказъ не даетъ повода къ криво­
толкамъ, такъ какъ онъ развязываетъ поставщику руки и
указываетъ графу въ смѣтѣ расходовъ, какъ это всегда
дѣлается.
Погребенія, которыя также не находятся въ вѣдѣніи по­
ставщика; въ запискѣ указаны мотивы. Впрочемъ, если не
его дѣло что-либо поставлять, то нечего и подавать записки.
Поставщикъ не можетъ выкладывать авансомъ ежегодно 30
или 35 тысячъ франковъ изъ тѣхъ 10.000 франковъ, кото­
рые онъ зарабатываетъ, на предметъ, для него необязатель­
ный, на дѣло, которое онъ взялъ на себя исключительно, для
болѣе точнаго выполненія обязанностей службы и отъ кото­
раго онъ имѣетъ только непріятности. Поставщикъ уже вы­
ложилъ болѣе 30.000 франковъ авансомъ на все это; онъ
задолжалъ эту сумму, взявъ деньги въ долгъ у совершенно
посторонняго человѣка; онъ проситъ, -чтобы навели самыя
подробныя справки и чтобы послѣ этихъ справокъ, во-пер­
выхъ, ему вернули бы затраченныя имъ деньги, а затѣмъ,
если окажется, что все это можно сдѣлать болѣе дешево,
чтобы дѣло было поручено другому лицу, въ виду того, что
онъ лично уже не можетъ больше выдержать, и что онъ не
1) Для лицъ, присужденныхъ къ позорному, столбу на Гревской
площади.
3

—
34—
видитъ другого исхода, какъ бросить все, если не будутъ
возмѣщены его расходы и если онъ не добьется спра­
ведливости *).
Глава одиннадцатая.
Дѣло Гебера.
Весною 1794 года Робеспьеръ рѣшилъ «при помощи по­
слушнаго своего орудія—революціоннаго трибунала—распра­
виться съ возможными своими врагами какъ «слѣва» (съ Ге-
беромъ и гебертистами), такъ и «справа» (съ Дантономъ и
Камилломъ Демуленомъ, находившими чрезмѣрною жестокость
террористической политики. Вотъ какъ рисуютъ документы пер­
вый изъ этихъ процессовъ 12).
1.
1-го жерминаля начался судъ надъ Геберомъ и его сто­
ронниками. На скамьѣ подсудимыхъ было двадцать человѣкъ:
1. Шарль-Филиппъ Ронсэнъ (сорока-двухъ лѣтъ), гене­
ралъ революціонной арміи:
2. Жакъ-Ренэ Геб еръ (тридцати-пяти лѣтъ), замѣсти­
тель національнаго агента при парижской комиунѣ;
3. Франсуа-Николя Венсанъ (двадцати - семи лѣтъ),
главный секретарь военнаго департамента;
4. Антуанъ-Франсуа Моморо (тридцати-восьми лѣтъ),
книгоиздатель-типографъ, завѣдующій парижскимъ департа­
ментомъ;
5. Фредерикъ-Пьеръ Дюкрокэ (тридцати-одного года),
бывшій парикмахеръ и комиссаръ по дѣламъ о скупщикахъ;
6. Жанъ-Конрадъ Кокъ (тридцати-восьми лѣтъ), уроже­
нецъ Гейсдена (Heusden) въ Голландіи, банкиръ;
7. Мишель Ломюръ (шестидесяти трехъ лѣтъ), бывшій
полковникъ-пѣхотинецъ, губернаторъ Пондишери и, наконецъ,
бригадный генералъ;
1) Записка эта датирована флореалемъ года II.
2) Wallon. Ill, 45—62 .

—
35
8. Жанъ-Шарль Б у рису а (двадцати-шести лѣтъ), чи­
новникъ военнаго министерства и начальникъ вооруженныхъ
силъ своей секціи;'
9. Жанъ-Батистъ Мазюель (двадцати - восьми лѣтъ),
бывшій сапожникъ, начальникъ эскадрона революціонной
арміи;
10. Жанъ-Батистъ Л абу р о (сорока - одного года), ме­
дикъ и первый секретарь въ совѣтѣ здравоохраненія (его
докладъ, найденный въ бумагахъ Робеспьера, заставляетъ ду­
мать, что онъ игралъ роль шпіона въ этомъ дѣлѣ);
11. Жанъ-Батистъ Анк аръ (пятидесяти - двухъ лѣтъ),
чиновникъ департамента въ отдѣленіи розыска эмигрантовъ;
12. Аманъ-Юберъ Леклеркъ, бывшій начальникъ ди­
визіи въ военномъ отдѣлѣ;
13. Жакобъ Перейра (пятидесяти-одного года), табач­
ный фабрикантъ;
14. Марія-Анна Л ат р эй, жена Кэтино (тридцати-четы­
рехъ лѣтъ);
15. Анахарсисъ Клоотцъ (тридцати-восьми лѣтъ), уро­
женецъ Клева, бывшій депутатъ національнаго конвента, пи­
сатель;
16.. Франсуа Дэфье (тридцати-девяти лѣтъ), винотор­
говецъ изъ Бордо;
17. Антуанъ Дэком бъ (двадцати-девяти лѣтъ), бывшій
пирожникъ, секретарь секціи Правъ Человѣка;
18. Жанъ-Антуанъ-Флоранъ Арманъ (двадцати-шести
лѣтъ), учащійся школы хирурговъ;
19. Пьеръ -ІОльрикъ Дюбюиссонъ (сорока - восьми
лѣтъ), писатель;
20. Пьеръ-Жанъ-Бертольдъ Проди (сорока-двухълѣтъ),
уроженецъ Брюсселя, бывшій негоціантъ, въ настоящее время
безъ опредѣленныхъ занятій».
Обвинительный актъ гласилъ:
<На основаніи многочисленныхъ допросовъ подсудимыхъ
и изученія документовъ и уликъ х) явствуетъ, что никогда еще
не существовало противъ суверенитета французскаго народа и
1) Въ дѣлѣ (Архивъ, W 339, дѣло 617) не имѣется никакихъ допросовъ
подсудимыхъ.

36
его свободы заговора, болѣе ужаснаго по своей цѣли, болѣе
обширнаго и болѣе значительнаго по своимъ связямъ и раз­
вѣтвленіямъ».
Далѣе указывалось, что заговорщики готовились возста­
новить деспотизмъ и тиранію, лишить народъ продовольствія
и перебить изъ числа народныхъ представителей наиболѣе энер­
гичныхъ и наиболѣе горячихъ защитниковъ свободы.
Новый тиранъ долженъ былъ получить титулъ великаго
судіи, а національное представительство уничтожено. Во главѣ
заговора стояли иностранныя державы, дѣйствовавшія черезъ
подсудимыхъ, роли которыхъ были распредѣлены. Такъ, Рон-
сѳнъ и его помощникъ Мазюѳль, посѣщая тюрьмы, составляли
списки заключенныхъ, которые могли помогать имъ; Геберъ и
Венсанъ должны были доносить на патріотовъ:
«Мы видимъ, какъ эти самые заговорщики и ихъ со­
умышленники—Моморо, Дюкрокэ, Лабуро, Анкаръ и Буржуа
предлагаютъ поднять отцеубійственную руку на то, что всего
священнѣе, на права человѣка, и закрыть ихъ погребальнымъ
покрываломъ. Мы ихъ, наконецъ, видимъ во всѣхъ обществен­
ныхъ и частныхъ мѣстахъ, гдѣ они порочатъ національный
конвентъ, клевеща на самыхъ энергичныхъ патріотовъ, осмѣ­
ливаясь даже называть ихъ людьми истасканными.,.; равнымъ
образомъ и съ преступнымъ упорствомъ они клевещутъ на чле­
новъ комитетовъ общественнаго спасенія и общественной безо­
пасности и, однимъ словомъ, позволяютъ себѣ требовать обно­
вленія національнаго собранія».
Обвинительный актъ особенно подчеркиваетъ вопросъ о
продовольствіи, зная, какъ болѣзненно должно реагировать на
него парижское населеніе:
«Слѣдуетъ приписать этому плану заговора маневры, пу­
щенные въ ходъ Дюкрокэ, его агентами и соумышленниками,
чтобы всѣми мѣрами стѣсненія воспрепятствовать поступленію
продовольствія: они грабили продавцовъ, вырывали товары изъ
рукъ покупателей, давали портиться одной части продовольствія,
незаконно захваченнаго имщ и присваивали себѣ другую часть».
На первомъ планѣ у нихъ стояло подчиненіе Парижа при
помощи голода; а для того, чтобы держать его въ рукахъ, Рон-
сенъ желалъ довести революціонную армію съ 6000 до 100000

—
37—
человѣкъ; ибо сонъ выражалъ желаніе стать Кромвелемъ, хотя
бы это было на двадцать четыре часа». Въ томъ же духѣ рабо­
тали и другіе заговорщики. Венсанъ, напр., говорилъ, что онъ
разрядитъ куклы въ костюмы народныхъ представителей, помѣ­
ститъ ихъ въ Тюильери и скажетъ народу, приглашенному на это
зрѣлище: «взгляните на вашихъ прекрасныхъ представителей;
она проповѣдуютъ вамъ простоту, а зато какъ наряжаются сами!»
Иные распространяли зажигательныя прокламаціи и памфлеты
на базарахъ и рынкахъ, призывая народъ къ возстановленію ти­
раніи:
«Они требовали открытія тюремъ, чтобы увеличить число
своихъ сторонниковъ и добиться болѣе быстраго и вѣрнаго
истребленія народныхъ представителей. Съ этой цѣлью фаль­
шивые патрули должны были перерѣзать гражданъ карауль­
ныхъ у мѣстъ заключенія; государственное казначейство и мо­
нетный дворъ должны были стать первой добычей заговорщи-
жовъ и ихъ сотоварищей».
Далѣе, обвинительный актъ говоритъ:
«Моментомъ возникновенія этого заговора было изданіе
жонвентомъ суроваго декрета противъ заговорщиковъ и о пе­
редачѣ ихъ богатствъ неимущимъ; такимъ способомъ заговор­
щики, преступленія которыхъ должны были превзойти даже
преступленія деспотовъ, объединившихся противъ французскаго
народа, предполагали возстановить тиранію и уничтожить, если
только возможно, свободу, которую они, повидимому, защищали
только для того, чтобы вѣрнѣе убить ее».
Дальше слѣдовало заключеніе.
Если судить по обвинительному акту, то заговоръ былъ
ужасенъ, но доказательства, которыми .хотѣли подтвердить его,
были совершенно голословны, а пренія не внесли ничего опре­
дѣленнаго. Были, правда, данныя, указывавшія, что подсудимые
критиковали власти предержащія. Но вѣдь это были не ари­
стократы, а патріоты, не лишенные права критики. Правда,
Венсана обвиняли въ полученіи взятки въ 40000 ливровъ за
принятіе негодныхъ продуктовъ въ военное вѣдомство, а также
въ кражѣ серебряныхъ блюдъ и приказѣ заточить въ тюрьму
того, кто обвинялъ его въ воровствѣ. Правда, Гебера винили въ

—
38-
томъ, что онъ заложилъ въ ломбардѣ рубашки, воротники и
матрасы, которые ему одолжили въ дни его бѣдности. Но вѣдь
ихъ судили не за такіе пустяки, а по обвиненію въ контръ-
революціонныхъ ' преступленіяхъ!
Ронсена и Венсана обвиняли въ томъ, что они говорили
о заговорщикахъ внутри конвента. Но объ этомъ говорили всѣ,
и если Ронсенъ высказывался о необходимости гильотиниро­
вать Фабра д’Эглантина и Филиппо, то вѣдь это и было ис­
полнено Робеспьеромъ въ очень скоромъ времени. Разговоры
Ронсэна о возстаніи также не имѣли большого значенія, такъ
какъ въ клубахъ толковали о возстаніи, какъ о панацеѣ отъ
всѣхъ несчастій, да и въ деклараціи правъ признавалось право
возстанія.
Венсанъ требовалъ установленія революціонныхъ зако­
новъ, находя недостаточно революціоннымъ, и революціонное
правительство, и законъ 17-го сентября, и самый трибуналъ,
передъ которымъ емѵ пришлось теперь появиться.
По словамъ свидѣтеля Дюфурни, Ронсенъ и Венсанъ же­
лали убить отечество. Вся разница была лишь въ способахъ
и времени. Венсанъ желалъ выждать, когда патріоты лишатся
всякой власти, тогда ихъ можно будетъ перехватать по оди­
ночкѣ; и тогда будетъ чрезвычайно легко установить ихъ ви­
новность, такъ какъ всѣ они запускали руку въ карманъ.
Ронсенъ, какъ уже указано, хотѣлъ быть Кромвелемъ на
двадцать четыре часа. Предсѣдатель клуба кордельеровъ, Мо-
моро, поддерживалъ Венсана во всѣхъ его крайнихъ требова­
ніяхъ. Анкаръ желалъ дѣйствовать быстрѣе. Онъ говорилъ, что
надо срубить 80.000 головъ, а на указаніе, что это трудно
достижимо путемъ революціоннаго трибунала, онъ отвѣтилъ:
«это несущественно, лишь-бы онѣ слетѣли». Онъ говорилъ
только о крови и грозилъ поразить кинжаломъ всѣхъ, кто бу­
детъ противъ возстанія; подъ возбужденіемъ же онъ разумѣлъ
рѣзню 2-го сентября. Вначалѣ онъ оправдывался, говоря, что
онъ собирался проливать кровь только аристократовъ, а по­
томъ заявлялъ, что вообще ненавидитъ видъ всякой крови.
Перейра, хвастая тѣмъ, что произвелъ переворотъ 31-го
мая, сожалѣлъ, что онъ былъ недостаточно полнъ и разсчиты­
валъ на совершеніе другого переворота.

-
39—
Ломюръ, которому говорили о необходимости установить
единеніе между патріотами, сказалъ: «отрубивши пять или
шесть головъ». Онъ указывалъ, что говорилъ о пяти или
шести головахъ между прочимъ,
Дэфье, обвинявшійся въ полученіи денегъ отъ Лебрена
и въ словахъ: «надо брать деньги отъ интригановъ и по­
смѣяться надъ ними», призналъ и то, и другое, заявляя, что
«онъ не видитъ въ этомъ ничего преступнаго». Одинъ изъ
свидѣтелей показалъ также, что Дэфье отрицательно отно­
сился къ нравственности и что идеаломъ его республики была
животная грубость (bestialité).
Клоотцъ именовалъ себя гражданиномъ всемірной рес­
публики. Когда ему замѣтили, «что его система всемірной
республики является глубоко обдуманнымъ вѣроломствомъ,
дающимъ поводъ объединенію коронованныхъ головъ противъ
Франціи», онъ отвѣтилъ на это:
«Что всемірная республика относится къ естественному
порядку вещей; что онъ могъ говорить о ней, какъ аббатъ
изъ Сенъ-Пьера о мирѣ всего міра; что, кромѣ того, его
нельзя подозрѣвать въ томъ, что онъ сторонникъ королей и
что было бы чрезвычайно странно, если бы человѣкъ, под­
лежащій сожженію въ Римѣ, висѣлицѣ въ Лондонѣ, колесо­
ванію въ Вѣнѣ, былъ гильотинированъ въ Парижѣ».
Далѣе слѣдуетъ отмѣтить комиссара парижской коммуны
по продовольствію, Дэкомба, который осмѣлился говорить на­
родному представителю Ш. Гарнье: «ты—человѣкъ, и я тоже
человѣкъ», и комиссара по дѣламъ о скупщикахъ Дюкрокэ,
обвинявшагося въ томъ, что онъ остановилъ одну повозку,
вытащилъ изъ нея, тридцать шесть яицъ, кролика, индюшку
п рыбу, и велѣлъ ихъ продать.
Проли и Дюбюиссонъ обвинялись въ желаніи устрашить
конвентъ разсказомъ о намѣреніи Дюмурьэ итти на Парижъ.
А такъ какъ они въ этотъ критическій моментъ рекомендо­
вали единеніе партій, то ихъ и произвели въ сторонниковъ
Бриссо.
Наиболѣе авторитетнымъ и безпристрастнымъ свидѣте -
лемъ былъ Вестерманнъ. Онъ показалъ, что Ломюръ говорилъ
съ нимъ о заговорѣ, но не одобрялъ его. Съ Кокомъ онъ

40—
былъ знакомъ въ Бельгіи, и тотъ велъ себя тамъ хорошо.
Кокъ желалъ познакомить его съ Геберомъ, указывая, что
тотъ «золъ и всемогущъ», но Вестерманнъ уклонился отъ
этого знакомства. Зато его показанія противъ Ронсѳна были
очень неблагопріятны для послѣдняго, особенно, когда онъ
говорилъ, что война въ Вандеѣ—была войной интригъ и что
въ затягиваніи ея виноваты генералы, не желавшіе ее кон­
чить, и что этими интриганами были Ронсенъ и Россиньоль.
Интересно присутствіе среди всѣхъ этихъ лицъ вдовы
полковника Кэтино, казненнаго 26-го вантоза, и воспитан­
ника школы хирурговъ Жанъ-Антуана Армана. Въ обвини­
тельномъ актѣ ничего не говорится о нихъ. Изъ показаній
хозяйки отеля, въ которомъ они жили, видно, что вдова
полковника жаловалась на декретъ, запрещавшій свиданія съ
заключенными по дѣламъ о заговорѣ, почему она и не могла
навѣщать своего мужа, сидѣвшаго въ тюрьмѣ Аббатства. Что
касается Армана, то онъ передавалъ офицеру Вендилю раз­
ные слухи, и тотъ на судѣ изложилъ всѣ слухи о предпо­
лагаемыхъ заговорахъ и проектахъ заговорщиковъ: тутъ были
и фальшивые патрули, убійство Анріо и его штаба, взломъ
воротъ тюрьмы Аббатства и открытіе тюремъ, захватъ монет­
наго двора, Новаго моста, ратуши и др., и др.,—словомъ
масса всякихъ слуховъ, которые, къ тому же Арманъ рѣшительно
опровергалъ.
Слѣдуетъ замѣтить, что и Анріо, на котораго будто бы
готовилось покушеніе, былъ самъ заподозренъ въ принад­
лежности къ заговорщикамъ, подозрѣвали и Паша, но оба
они имѣли слишкомъ высокихъ покровителей въ комитетѣ
общественнаго спасенія, и на судѣ не позволяли касаться
ихъ именъ. Во время процесса Фукьэ-Тенвиля выяснилось,
что въ дѣлѣ Гебера «всякій разъ, какъ имена этихъ лицъ
упоминались свидѣтелями, Дюма прерывалъ ихъ, говоря, что
о нихъ не можетъ быть и вопроса, или восхвалялъ ихъ».
Въ протоколѣ процесса Гебера упоминается подобный случай
вмѣшательства предсѣдателя въ пренія:
«Предсѣдатель говоритъ о коварной ненависти, выдви­
гающей на первый планъ имя Паша по соображеніямъ, всю
черноту и всю жестокость которыхъ слѣдуетъ почувствовать;

—
41
говоритъ также о проектѣ убить Анріо, котораго считали
невозможнымъ привлечь на свою сторону» (рукоплесканія).
Проще всѣхъ обстояло дѣло съ Геберомъ. Для суда
надъ нимъ не надо было собирать слуховъ. Достаточно было
почитать его газету и сдѣлать изъ нея выборки. Это и было
исполнено.
Вотъ цитаты изъ отчета по его процессу:
<No 269. Что сдѣлали три собранія представителей? Ни­
чего. Желаютъ путемъ бѣдствій заставить .народъ . требовать
стараго режима. Желаютъ испытать всѣ средства чтобы уто­
мить солдата. Что надо сдѣлать? Обновить конвентъ, органи­
зовать исполнительную власть и не объединять власть въ
однѣхъ и тѣхъ же рукахъ. Контръ-революція будетъ совер­
шена, если оставить комитетъ общественнаго спасенія тако­
вымъ, каковъ онъ нынѣ. Министры, словно рабы, повинуются
этому комитету.
«.А? 275. Монтаньяры, пока комитеты будутъ захва­
тывать всю власть, мы никогда не будемъ имѣть правитель­
ства или будемъ имѣть отвратительное правительство. Почему
вороли совершили на землѣ столько зла? Потому что никто
не возставалъ противъ ихъ власти, какъ вы не возстаете про­
тивъ власти вашихъ комитетовъ.
«Мы никогда не будемъ имѣть свободы, наша консти­
туція будетъ только химерой, пока министры будутъ только
мальчишками на побѣгушкахъ у послѣднихъ метельщиковъ
конвента. Республика, пожираемая такимъ количествомъ на­
сѣкомыхъ, зачахнетъ и погибнетъ. Свобода пр....,
если вся
власть ввѣрена людямъ неприкосновеннымъ».
Въ свою защиту Геберъ указывалъ, «что очень легко
погубить человѣка, искажая его фразы и не считаясь съ
обстоятельствами, при которыхъ онѣ были написаны». Пред­
сѣдатель возразилъ ему:
«Номера вашей газеты разсмотрѣны только за время,
прошедшее со дней 31-го мая, 1-го и 2-го ■ іюня, и тѣмъ
не менѣе нельзя не признать, что вашимъ проектомъ было
дезорганизовать всѣ установленныя власти и всюду зажечь
пожаръ. Когда на васъ донесли, какъ на дезорганизатора, вы
пытаетесь оправдаться еще болѣе неприличными и значи-
АГ ншотш

—
42-
тельно болѣё предосудительными выходками, чѣмъ первыя.
Не ваше ли безкорыстіе позволило вамъ получить изъ на­
ціональнаго казначейства сто тысячъ ливровъ для выполне­
нія порученія, отъ котораго патріоты дешево отдѣлались?»
2.
Со дня перваго засѣданія народъ толпился у дворца
правосудія, и въ теченіе трехъ дней процесса, и дворъ дворца,
и сосѣднія улицы были все время переполнены любопыт­
ными. Полицейскіе наблюдатели подслушивали уличные толки
и составляли на основаніи ихъ доклады по начальству.
<1-го жерминаля. Всѣ заняты и всѣ говорятъ только о
томъ, что происходитъ въ революціонномъ трибуналѣ. Геберъ
въ настоящее время занимаетъ кресло. Вѣдь это' онъ—пред­
сѣдатель двадцати одного заговорщика,
. которыхъ судятъ
вмѣстѣ съ нимъ. Онъ казался крайне подавленнымъ. Десять
мѣсяцевъ тюрьмы не измѣнили бы его больше. Проли, хит­
рость котораго извѣстна, и его достойный соратникъ Дэфье
сидятъ со встревоженными лицами. Но Венсанъ, Моморо и
Ронсенъ попрежнему сохраняютъ тотъ наглый видъ, за ко­
торый ихъ часто упрекали. Затѣмъ, сегодня были допрошены
только восемь свидѣтелей, въ томъ числѣ Дюфурни и Ле­
жандръ, показанія которыхъ были очень уличающи.
«Народъ не можетъ простить Геберу, что онъ обманулъ
его. «Помните вы его рѣчь,—говорили въ одной кучкѣ лю­
дей,—когда онъ вышелъ изъ тюрьмы Аббатства, и народъ,
шествуя передъ нимъ, хотѣлъ увѣнчать его голову вѣнкомъ
изъ дубовыхъ листьевъ?» «Я не заслуживаю этихъ почестей,—
говорилъ онъ,—ихъ надо воздавать гражданину лишь черезъ
двадцать лѣтъ послѣ его смерти; я хочу умереть за народъ».—
«О, лицемѣръ! о, преступникъ!» закричали со всѣхъ сторонъ.
«А помните вы,—говорило другое лицо,—какъ Ронсенъ за­
являлъ въ клубѣ якобинцевъ: «я возвращусь лишь тогда,
когда истреблю враговъ». «Я слышалъ,—говорилъ другой
гражданинъ,— какъ Моморо восклицалъ по поводу набора:
«необходимо, чтобы эти преступники отправились; мы забе­
ремся даже въ ихъ комнаты, и если они откажутся итти,

—
43—
мы ихъ перерѣжемъ». Вся секція Марата можетъ удостовѣ­
рить, что это подлинныя выраженія Моморо. «Всѣ эти подроб­
ности еще болѣе настраивали народъ противъ заговорщиковъ».
На слѣдующій день другія свѣдѣнія:
«2-го жерминаля. Въ одной изъ группъ на площади
Революціи нѣсколько гражданъ бесѣдовали о способѣ, ка­
кимъ въ трибуналѣ ведется допросъ подсудимыхъ—Гебера и
др. «Имъ,—говорили въ толпѣ,—не даютъ свободы защиты;
предсѣдатель говоритъ съ ними очень сурово: «я васъ спра­
шиваю да или нѣтъ», заявляетъ онъ имъ каждую минуту;
«здѣсь не во фразахъ дѣло» и др.»—«Хотя народъ,—добавляли
эти граждане,—и возмущенъ заговорщиками, но онъ смотритъ
съ горечью, что трибуналъ идетъ по пути, противному зако­
намъ человѣчности и справедливости». Здѣсь ораторъ былъ
прерванъ ропотомъ нѣсколькихъ санкюлотовъ, одинъ изъ ко­
торыхъ закричалъ: «вотъ первыя жалобы на трибуналъ, ко­
торыя мнѣ приходится слышать, и очень странно, что такъ
запоздали съ. этими жалобами. Тотъ, кто въ этотъ моментъ
находитъ трибуналъ столь суровымъ, быть можетъ, сталъ бы
рукоплескать его строгости, если бы весь конвентъ и клубъ
якобинцевъ занимали мѣста Гебера и его соумышленниковъ».
Эта реплика была крайне сочувственно встрѣчена, и типъ,
получившій этотъ отвѣтъ, не замедлилъ исчезнуть.
Доклады отмѣчаютъ и распространявшіеся слухи о пред­
стоящемъ преслѣдованіи другой партіи:
«Повидимому, общественное мнѣніе рѣзко высказалось
противъ Гебера и его клики. Въ кафе Каво, во дворцѣ Ра­
венства (Палэ-Рояль) и въ другихъ мѣстахъ всѣ высказывались
такъ, что не было никакихъ сомнѣній на этотъ счетъ. «Ко­
нечно, это люди той же партіи,—говорилось въ публикѣ,—
для отвлеченія вниманія пускаютъ въ народъ слухи о суще­
ствованіи другого заговора во главѣ съ Бурдономъ изъ Уазы,
Филиппо и др.» Эта новость, лживость коей очевидна,
удручаетъ, повидимому, честныхъ гражданъ.
«Кажется, существуетъ мнѣніе о необходимости присо­
единить къ обвиняемымъ Сантерра, Россиньоля и другихъ
лицъ; говорили, что это было бы средствомъ открыть оста­
токъ заговора».

44—
Но, за отсутствіемъ новыхъ обвиняемыхъ, каждый день
приносилъ новые пункты обвиненія:
«3-го жерминаля. На одной изъ улицъ, ведущихъ ко
дворцу Правосудія, читали длинный списокъ обвинительныхъ
пунктовъ по дѣлу о заговорѣ; Венсана обвиняли въ томъ, что
на всемъ протяженіи республики онъ произвелъ учетъ заклю­
ченныхъ патріотовъ съ цѣлью отдать ихъ въ руки убійцъ».
Характерно замѣчаніе о Геберѣ:
«Говорятъ, что Геберъ въ своемъ креслѣ выражается
подобно членамъ британскаго парламента лишь при помощи
да и нѣтъ и что онъ похожъ скорѣе на дурака, чѣмъ на
умнаго человѣка. Контрастъ между общественнымъ негодо­
ваніемъ, нынѣ его подавляющииъ, и почти всеобщей любовью,
предметомъ которой онъ былъ раньше, и. особенно стыдъ—
превратиться въ предметъ собственныхъ сарказмовъ надъ
аристократіей и горе отъ сознанія, что гибнетъ самъ, послѣ
того какъ погубилъ столько людей, всего этого достаточно,
чтобы поразить его чѣмъ то въ родѣ глупости. Въ два часа
дворъ и лѣстницы дворца Правосудія были заняты только
стражей, которая вытѣсняла толпу съ прилегающихъ улицъ».
Продленіе преній нѣсколько обнадежило друзей подсу­
димыхъ. Такъ, подъ датой 3-го жерминаля, мы читаемъ въ
одномъ изъ рапортовъ:
«Говорятъ что трибуналъ завтра вынесетъ приговоръ
Геберу и его соумышленникамъ. Одни радуются быстротѣ
окончанія этого дѣла; другіе, наоборотъ, жалуются, что оно
недостаточно выяснено. Защитники Гебера даже говорятъ,
что онъ—новый мученикъ свободы и что процессъ еще не
обнаружилъ никакихъ рѣшительныхъ уликъ противъ него.
«Доказательствомъ трудности уличить его, говорятъ они,—
служитъ обвиненіе въ дѣлахъ, бывшихъ до революціи и со­
всѣмъ ей чуждыхъ; напр.,
въ воровствѣ рубашекъ, тюфяка
и др.» Эти искусно подстроенныя разсужденія увеличиваютъ
число его сторонниковъ, нѣкоторые изъ которыхъ теперь
осмѣливаются даже говорить открыто, что трибуналъ не смо­
жетъ не оправдать его».
Но на такихъ лицъ смотрѣли подозрительно.

—
45—
Глава двѣнадцатая.
Дѣло К. Демулена и Дантона.
Вторымъ знаменательнымъ политическимъ процессомъ,
разбиравшимся весною 1794 г.,
было дѣло Камилла Дему­
лена и Дантона.
Камиллъ Демуленъ повелъ открытую кампанію противъ
крайнихъ теченій въ революціи и противъ излишнихъ жесто­
костей, совершавшихся во имя укрѣпленія основъ революціи.
Онъ сталъ издавать <Vieux Cordelier», первый номеръ кото­
раго появился 15 фримера (5 декабря 1793 года), на дру­
гой день послѣ сконституированія революціоннаго правитель­
ства. Хотя Робеспьеръ и былъ польщенъ этимъ номеромъ, но
не особенно остался имъ доволенъ и, говорятъ, что Кам. Де­
муленъ, чтобы угодить ему, и даже подъ его вліяніемъ, сдѣлалъ
во второмъ номерѣ выпадъ противъ послѣдней ультра-револю-
ціонной манифестаціи, противъ выставки отступничества свя­
щенниковъ, противъ Клоотса и Шометта, Анахарсиса и Анакса­
гора, двухъ устроителей представленія съ Гобелемъ и двухъ
людей, наиболѣе ненавидимыхъ Робеспьеромъ.
Но 25 фримера (5 сент. 1793 г.) появился знаменитый
III номеръ «Le Vieux Cordelier», котораго Робеспьеръ уже не
могъ простить Демулену.
Вотъ наиболѣе характерныя мѣста.
ЖИТЬ СВОБОДНЫМЪ ИЛИ УМЕРЕТЬ.
III.
Пятаго дня фримера, 3-ей декады, II года
республики, единой и нераздѣльной.
Какъ только тѣ, которые правятъ, станутъ
ненавистными,"ихъ соперники немедленно вызовутъ
восхищеніе. (Макіавелли).
Существуетъ одно различіе между монархіей и республи­
кой, которое, само по себѣ, могло бы оттолкнуть честнаго че­
ловѣка отъ монархическаго образа правленія и заставило бы

—
46—
его предпочесть республиканскій строй, чего бы ни стоило его
проведеніе въ жизнь; это различіе заключается въ томъ, что
въ республикѣ народъ можетъ быть обманутъ, но онъ всегда
будетъ цѣнить добродѣтель; онъ чистосердечно будетъ полагать,
что лишь заслуги даютъ право на извѣстную должность, въ
то время какъ при монархіи мошенники составляютъ квинтъ-
эссенцію правительства. Всякаго рода недостатки, воровство и
преступленія, все это болѣзни республикъ, но это зато—нор­
мальное состояніе монархіи. Кардиналъ Ришелье сознается въ
этомъ въ своемъ политическомъ завѣщаніи, когда онъ признаетъ
принципъ, что король долженъ остерегаться услугъ честныхъ
людей. Еще до него Саллюстій сказалъ: «короли, не могутъ
обойтись безъ мошенниковъ, напротивъ, они должны бояться
и остерегаться честности. Слѣдовательно, хорошій гражданинъ
можетъ разумно надѣяться на прекращеніе царства интригъ и
преступленій только въ демократической странѣ; и для этого
народу нужно только просвѣщеніе; вотъ почему, въ надеждѣ
на возвращеніе царства Астрея, я снова берусь за перо и при­
хожу на помощь отцу Дюшену съ цѣлью просвѣтить моихъ со­
гражданъ и посѣять сѣмена общаго счастья.
Есть еще и другое различіе между монархіей и республи­
кой: начало царствованія самыхъ жестокихъ императоровъ, Ти­
верія, Клавдія, Нерона, Калигулы, Домиціана, было всегда ра­
достнымъ.
Всѣ царства начинаются радостно.
Вотъ этими соображеніями патріотъ возражаетъ прежде
всего роялисту, который подсмѣивается исподтишка надъ со­
временнымъ состояніемъ Франціи, какъ будто такое состояніе,
ужасное и жестокое, можетъ долго длиться. Я слышу, какъ вы,
господа роялисты, вспоминаете втихомолку основателей рес­
публики и приводите въ сравненіе времена Бастиліи. Вы раз­
считываете на мое чистосердечіе и вы съ затаеннымъ любо­
пытствомъ слѣдите за моимъ перомъ, которое изображаетъ вѣр­
ную хронику послѣдняго полугодія; но я найду возможность
умѣрить ваши восторги и зажечь сердца гражданъ новой бод­
ростью. Передъ тѣмъ, какъ вести читателей aux Berteaux и на
площадь Революціи, передъ тѣмъ, какъ показать ему эти мѣста,
наводненныя кровью, которая была пролита за эти полгода для

—
47—
освобожденія на-вѣки двадцати-пятимилліоннаго народа, мѣста,
еще не омытыя свободой и общимъ счастьемъ, я обращу внима­
ніе моихъ согражданъ на царствованіе цезарей и на тотъ потокъ
крови, на тѣ сточныя канавы взяточничества и преступленіи, ко­
торыя безпрерывно текли во времена монархіи.
«При помощи этого вступленія подписчикъ—даже наи­
болѣе впечатлительный—легко перенесетъ всѣ ужасы револю­
ціоннаго періода, мимо котораго онъ пройдетъ подъ моимъ
руководствомъ. Въ смертномъ бою, который происходитъ на
нашихъ глазахъ между республикой и монархіей и при не­
обходимости, чтобы одна изъ нихъ вышла безспорной побѣ­
дительницей, кто сможетъ издать стонъ ужаса въ случаѣ по­
бѣды республики, послѣ того какъ онъ ознакомится съ опи­
саніемъ, оставленнымъ намъ исторіей, тріумфовъ монархіи-
послѣ того какъ онъ броситъ взглядъ на картины, грубо на­
бросанныя Тацитомъ, картины, которыя я представлю моимъ
уважаемымъ подписчикамъ?
«Послѣ осады Перузы, говорятъ историки, несмотря на
капитуляцію города, Августъ отвѣтилъ: «вы всѣ должны по­
гибнуть». Триста наиболѣе именитыхъ гражданъ были отпра­
влены въ помѣщеніе, которое занималъ Юлій-Цезарь, и тамъ
они были зарѣзаны въ день мартовскихъ идъ; послѣ этого
остальное населеніе было безъ разбора прикончено ударами
мечей, а городъ, одинъ изъ прекраснѣйшихъ городовъ Италіи,
былъ превращенъ въ пепелъ и сметенъ съ лица земли, какъ
нѣкогда Геркуланумъ. «Въ древности,—говоритъ Тацитъ,—въ
Римѣ существовалъ законъ, который разъяснялъ понятіе о
государственныхъ преступленіяхъ и объ оскорбленіи величе­
ства, за что полагалась смертная казнь». Понятіе «оскорбле­
ніе величества» при республикѣ сводилось къ четыремъ слу­
чаямъ: когда военный отрядъ покидался военачальникомъ въ
вражеской странѣ и попадалъ въ плѣнъ; когда кто нибудь
вызывалъ возмущеніе; когда должностныя лица плохо вершали
государственныя дѣла или причиняли ущербъ казнѣ, когда ро­
нялось достоинство римскаго народа. Императорамъ было
достаточно издать немногіе добавочные пункты для того, чтобы
имѣть возможность подвергнуть преслѣдованію любого гра­
жданина и даже цѣлые города. Августъ—первый распростра­

—
48—
нилъ этотъ законъ, подчинивъ ему сочиненія, которыя онъ
называлъ контръ-революціоиными.
’) При его наслѣдникахъ
понятіе о преступленіи все расширялось, какъ только даже
разговоры стали государственными преступленіями; отсюда
одинъ шагъ до того, чтобы считать преступленіемъ просто
взглядъ, грустное выраженіе лица, выраженіе сочувствія,
вздохи и даже само молчаніе.
«Очень скоро оскорбленіемъ величества или контръ-рево-
люціоннымъ поступкомъ начали считать въ городѣ Нурсіи
фактъ сооруженія памятника гражданамъ, погибшимъ при
осадѣ Модены, которые однако сражались подъ начальствомъ
того же Августа, но въ виду того, что въ то же время
Августъ сражался съ Брутомъ, а Нурсіа испытала судьбу
Перузы.
«Либонъ Друзъ былъ обвиненъ въ контръ-революціи за
то, что онъ спросилъ у предсказателя, не будетъ ли онъ
когда нибудь обладателемъ большого богатства. Кремуцій
Кордъ, журналистъ, былъ обвиненъ въ контръ-революціи за
то, что онъ назвалъ Брута и Кассія послѣдними римлянами.
Одинъ изъ потомковъ Кассія былъ обвиненъ въ контръ-рево­
люціи за то, что онъ хранилъ у себя портретъ своего предка.
Мамеркъ Скавръ былъ обвиненъ въ контръ-революціи за то,
1) Я предупреждаю, что весь этотъ No отъ начала до конца предста­
вляетъ собою лишь дословный переводъ историковъ. Я считалъ излишнимъ
снабдить его примѣчаніями. Тѣмъ не менѣе, рискуя даже прослыть педантомъ,
я изрѣдка буду приводить оригинальный текстъ, для того, чтобы не дать по­
вода заподозрить мои слова и для того, чтобы никто не могъ сказать, что
приводя слова автора, который умеръ 1500 лѣтъ тому назадъ, я совершаю
контръ-революціонньш поступокъ. Вотъ какъ звучитъ въ оригиналѣ приво­
димый отрыво къ: Тацитъ, Аннады, книга 1, п. 72; Nam legem majestatis redu-
xerat, cui nomen apud veteres idem, sed alia in judicium veniebant: si quis
proditione exercitum, aut plebem seditionibus denique male gesta Republica,
majestatem populi Bomani minuisset. Facta arguebantur, .dicta impune erant,
Primus Augustus cognitionem de famosis libellis specie legis ejus tractavit.
Добавлю, что Марать, авторитетъ котораго почти священенъ, судя по
тѣмъ почестямъ, которыя воздаются его памяти, былъ совершенно того же
мнѣнія, какъ и Тацитъ по этому поводу. Вотъ какъ выразился Маратъ на
трибунѣ конвента въ засѣданіи 7-го января по случаю запроса Анаксагора
Шометта относительно какой-то статьи покойнаго Шарля-Вилетта, напеча­
танной въ хроникѣ: «всякое привлеченіе къ отвѣтственности за выраженное
мнѣніе есть несправедливость. Въ такихъ случаяхъ можно лишь привлечь
гражданина къ суду общественнаго мнѣнія. Когда же привлекается къ
отвѣтственности представитель народа, это уже, является грубымъ правонару­
шеніемъ. Я требую, чтобы прокуроръ коммуны былъ привлеченъ къ суду за то.
что онъ совершилъ покушеніе ла свободу слова».

—
49
что онъ сочинилъ трагедію, въ которой были двусмысленные
стихи. Торкватъ Силанъ былъ обвиненъ въ контръ-революціи,
за то, что ему приснился Клавдій. Аппій Силанъ былъ обви­
ненъ въ контръ-революціи за то, что онъ приснился женѣ
Клавдія. Помпоній былъ обвиненъ въ контръ-революціи за то,
что одинъ изъ друзей Сеяна скрывался въ одной изъ его
пригородныхъ виллъ. Контръ-революціоннымъ поступкомъ
считали то, что кто то пошелъ въ отхожее мѣсто, не вывер­
нувъ предварительно свои карманы и оставивъ въ одномъ
изъ нихъ монету съ изображеніемъ императора—этимъ было
проявлено недостаточное уваженіе къ священной особѣ ти­
рана. Контръ-революція, если кто нибудь жаловался на тя­
желыя времена, такъ какъ этимъ самымъ онъ якобы обви­
нялъ правительство. Контръ-революція, если кто нибудь не
восхищался геніальностью Калигулы. По такимъ то поводамъ
большое количество гражданъ было избито, приговорено къ
каторжнымъ работамъ въ рудникахъ или къ растерзанію ди­
кими звѣрями, нѣкоторые даже были распилены на двѣ части.
Мать консула Фузія Гемина была даже обвинена въ контръ-
революціонности за то, что осмѣлилась оплакивать трагиче­
скую смерть своего сына. «Нужно было радоваться смерти
друга или родственника, для того, чтобы не подвергнуться
риску погибнуть въ свою очередь». При Неронѣ многіе изъ
тѣхъ, близкіе которыхъ были убиты, обращались съ благо­
дарственными молитвами къ богамъ; они торжествовали. По
меньшей мѣрѣ было необходимо казаться удовлетвореннымъ,
спокойнымъ. Боялись, какъ бы сама боязнь не вызвала ка­
кое нибудь обвиненіе.
«Все казалось подозрительнымъ тирану. Былъ ли гра­
жданинъ популяренъ—это былъ соперникъ правителя, который
могъ при случаѣ вызвать гражданскую войну. Studia civium
in se verteret et si multi idem audeant, bellum esse. Это было
подозрительно.
«Если, наоборотъ, гражданинъ старался быть незамѣчен­
нымъ и если онъ скромно держался- своего дома; если такая
жизнь обратила на себя вниманіе, вызвала къ вамъ уваженіе.
Quanto metu occultior, tanto famae adeptus. Это было подо­
зрительно.
4

—
50—
«Вы были богаты; сейчасъ же являлась опасность, чтобы
народъ не оказался подкупленнымъ вашей щедростью. . . .
............................................................................
Это подозрительно.
«Напротивъ, вы бѣдны; какъ же! непобѣдимый импера­
торъ, необходимо имѣть наблюденіе за этимъ человѣкомъ.
Никто такъ не предпріимчивъ, какъ бѣднякъ. . ........................
..................................................
Подозрительно.
«У васъ мрачный характеръ, вы меланхоликъ или не­
брежно одѣваетесь; что васъ больше всего угнетаетъ, это то,
что общественныя дѣла идутъ хорошо. Neminem bonis publicis
maestum. Подозрительно.
«Если, напротивъ, гражданинъ веселился и обильной пи­
щей вызывалъ несвареніе желудка, несомнѣнно онъ радовался
только потому, что у императора былъ этотъ ужасный при­
ступъ подагры, который, слава Богу, не имѣлъ никакихъ
дурныхъ послѣдствій; необходимо было дать ему почувство­
вать, что императоръ находится еще въ цвѣтѣ силъ...................
.....................................................................
Подозрительно.
«Былъ ли онъ добродѣтеленъ и скромныхъ нравовъ:
отлично! новый Брутъ, который претендовалъ на то, чтобы
при содѣйствіи блѣднаго лица и якобинской прически кри­
тиковать царедворцевъ, обходительныхъ и хорошо завитыхъ.
......................................
Подозрительно.
«Онъ былъ философъ, ораторъ, поэтъ: вполнѣ ясно, что
онъ пользовался большей славой, нежели люди, которые
управляли государствомъ! Развѣ можно было терпѣть, что у
четвертаго яруса авторъ имѣлъ больше успѣха, нежели самъ
императоръ за рѣшеткой своей ложи? Virginuin et Rufum
claritudo nominis. Подозрительно.
,
«Наконецъ, слава воина составилась на войнѣ: онъ, ко­
нечно, былъ въ высшей степени опаснымъ благодаря своему
таланту. Гораздо легче сладить съ неспособнымъ генераломъ.
Если онъ измѣнникъ, онъ не можетъ сдать армію противнику
настолько хорошо, чтобы не вернулся хоть одинъ солдатъ.
Но полководецъ вродѣ Корбулона или Агриколы, онъ бы не
спасъ ни одного, если бы измѣнилъ. Лучше всего, слѣ-

—
51
довательно,—раздѣлаться съ нимъ, до крайней мѣрѣ не уда-
лить-ли его скорымъ порядкомъ изъ арміи. Multa militari fama
metum fecerat. Подозрительно.
«Можно было думать, что все это было значительно
хуже еще, если кому нибудь пришлось бы быть внукомъ или
родственникомъ Августа: можно опасаться претендента на пре­
столъ. Nobilem et quod tunc spectaretur e Caesarem posteris!
Подозрительно.
«И всѣ эти люди, которые при императорахъ казались
подозрительными, не только какъ у насъ, отправлялись въ
одну изъ тюремъ, въ Маделонетъ, къ Ирландцамъ или въ
тюрьму Сентъ-Пелажи. Властитель посылалъ имъ приказъ при­
звать домашняго врача или аптекаря и выбрать въ двадцать
четыре часа тотъ образъ смерти, который наиболѣе понравится.
Missus centurio qui maturaret eum.
«Такимъ образомъ было совершенно невозможно имѣть
какое-либо выдающееся качество, если только не превращать
его въ орудіе тираніи, чтобы не вызвать зависть деспота и
безъ того, чтобы не подвергнуться вѣрной смерти. Считалось
преступленіемъ занимать отвѣтственную должность и подать
въ отставку; но тягчайшимъ преступленіемъ была честность
и неподкупность. Неронъ такъ усердно искоренялъ честныхъ
людей, что, раздѣлавшись съ Тразеемъ и съ Сораномъ, онъ
хвастался, что уничтожилъ даже само слово «добродѣтель».
Когда сенатъ призналъ ихъ виновными, императоръ при­
слалъ ему благодарственное письмо за то, что сенатъ уни­
чтожилъ враговъ республики; совершенно такъ же трибунъ
Клодій соорудилъ алтарь свободы на томъ мѣстѣ, гдѣ былъ
разрушенъ домъ Цицерона, причемъ народъ кричалъ: «да
здравствуетъ свобода».
«Одинъ страдалъ изъ за имени, своего или одного изъ
своихъ предковъ, другой изъ за того, что онъ владѣлъ отлич­
нымъ домомъ въ Альбѣ; Валерій Азіатикъ изъ-за того, что
его сады понравились императрицѣ; Статилій изъ за того, что
ей-же не понравилась его лицо; и цѣлая масса—неизвѣстно
за что. Тораній, опекунъ и старинный другъ Августа, былъ
сосланъ своимъ воспитанникомъ неизвѣстно за что, развѣ
только за то, что онъ былъ честнымъ человѣкомъ и любилъ

—
52—
е
свою родину. Ни должность префекта, ни его собственная
невиновность не могли спасти Квинта Геллія отъ кровавыхъ-
рукъ палача; Августъ, милосердіе котораго такъ расхваливали,
собственными руками вырвалъ ему глаза. Каждый рисковалъ
быть преданнымъ и убитымъ, своимъ ли собственнымъ ра­
бомъ или недругомъ; если не оказывалось подъ рукой вра­
говъ, находили убійцу въ лицѣ гостя, друга, сына.
«Однимъ словомъ при этихъ правителяхъ естественная
смерть знаменитаго человѣка, даже просто—человѣка, знав­
шаго свое мѣсто, была такой рѣдкостью, что объ этомъ пи­
сали въ газетахъ, какъ о событіи, и событіе это передава­
лось историками изъ вѣка въ вѣкъ. «При этомъ консулѣ,—
говоритъ нашъ историкъ,—жилъ
жрецъ, который умеръ въ
своей постели: это казалось чуть ли не чудомъ».
«Смерть такой массы невинныхъ и заслуженныхъ гра­
жданъ казалась меньшимъ зломъ, нежели наглость и скандаль­
ное благосостояніе тѣхъ, кто ихъ предалъ и умертвилъ. Еже­
дневно доносчикъ открыто и безбоязненно появлялся въ домѣ
умершаго и находилъ тамъ богатое наслѣдство. Всѣ эти до­
носчики были носителями громкихъ именъ, они назывались
Коттой, Сципіономъ, Регуломъ, Кассіемъ, Северомъ.
«Доносъ былъ единственнымъ средствомъ для того, чтобы
преуспѣть, и Регулъ былъ трижды консуломъ благодаря
своимъ доносамъ. Вотъ почему такое количество людей
стремилось занимать высокія должности, разъ этого было такъ
легко добиться............................................................................ ...
«Каковы обвинители, таковы были и судьи. Трибуналы,
которые были призваны защищать жизнь и блигосостояніе.
превратились въ бойни, гдѣ все, что носило названіе казни
и конфискаціи,, было не чѣмъ инымъ, какъ убійствомъ и
воровствомъ».
Дальше Демуленъ пишетъ:
«Граждане, имѣется ли среди васъ кто-нибудь, кто счи­
талъ бы меня
*.,
соучастникомъ хоть одного дурнаго дѣянія?
Я люблю свою страну и я заявляю, что ей принадлежитъ
моя кровь и моя жизнь. Если я внесъ свое предложеніе.

—
53—
противъ котораго возражалъ предыдущій ораторъ, то это
происходило потому, что мнѣ не была доказана виновность
арестованныхъ, какъ это, можетъ быть, очевидно тѣмъ, кто
• имѣетъ передъ глазами доказательства. Въ концѣ-концовъ, я
не настаиваю здѣсь на защитѣ какой либо личности».
Лежандръ такимъ образомъ отказался отъ своего пред­
ложенія. Былъ поставленъ на голосованіе предварительный
вопросъ: «пользуется ли привилегіей Дантонъ? Имѣются ли
привилегированныя лица въ республикѣ?» Вопросъ этотъ въ
свое время былъ разрѣшенъ самимъ Дантономъ, когда послѣ
ареста Фабра д’Эглантина, онъ требовалъ, чтобы его выслу­
шали въ конвентѣ, но добавлялъ: «конечно, могутъ оказаться
случаи, когда народъ долженъ торопиться карать... Нельзя
было выслушать Бриссо и его соумышленниковъ, и они
были осуждены».
Этими словами онъ самъ подписалъ себѣ приговоръ,
ибо и на этотъ разъ конвентъ голосовалъ такъ, какъ было
угодно Робеспьеру, и голосованіе это было встрѣчено руко­
плесканіями.
Послѣ рѣчи Робеспьера выступилъ Сенъ Жюстъ и пред­
ставилъ докладъ отъ имени обоихъ комитетовъ. Его докладъ
былъ уже настоящимъ обвинительнымъ актомъ противъ Дантона:
«Революція заключается въ народѣ,—говорилъ онъ,—а
не въ репутаціи отдѣльныхъ личностей. Эта истинная идея
является источникомъ справедливости и равенства въ свобод­
номъ государствѣ; она является для народа гарантіей про­
тивъ неискреннихъ людей, которые своей дерзостью и без­
наказанностью превращаются до извѣстной степени въ па­
триціевъ.
«Нѣчто страшное таится въ священной любви къ оте­
честву; она настолько исключительна, что приноситъ въ
жертву.все, безъ жалости, безъ страха, безъ человѣческаго
уваженья къ общественнымъ интересамъ....
«Ваши комитеты общественнаго спасенія и общей безо­
пасности, исполненные этого чувства, поручили мнѣ требо­
вать у васъ во имя отечества суда надъ людьми, которые
съ давнихъ поръ предаютъ народное дѣло; которые вели
войну противъ васъ вмѣстѣ со всѣми заговорщиками, съ гер­

54—
цогомъ Орлеанскимъ, Бриссо, Геберомъ, Эро и ихъ соумыш­
ленниками, а въ настоящее время устраиваютъ заговоры съ
королями, объединившимися противъ республики».
«Пусть этотъ примѣръ,—продолжалъ ораторъ,—будетъ
послѣднимъ образчикомъ вашей непоколебимости по отношенію
къ вамъ лично. Пусть, покаравши ихъ, вы увидите уничто­
женными всѣ шайки заговорщиковъ и сможете наслаждаться
въ мирѣ полнотой вашей законодательной власти и внушае­
маго вами уваженія».
Но необходимъ еще послѣдній примѣръ строгости:
«Нужна извѣстная смѣлость, чтобы снова говорить съ
вами о строгости послѣ того, какъ она столько разъ про­
явлена. Аристократія говоритъ:
«они уничтожатъ другъ
друга».—Но аристократія обманывается: это ее уничтожаемъ
мы. Свобода не была подорвана казнью Бриссо и Ронсена,
признанныхъ роялистами»...
«Не слушайте совершенно голосовъ тѣхъ, кто, трепеща
передъ справедливостью, старается связать свою судьбу съ
ложнымъ патріотизмомъ. Справедливость никогда и ни въ
чемъ не можетъ скомпрометировать васъ, а снисходительность
должна васъ погубить».
Послѣ этого вступленія онъ переходитъ къ дѣлу:
«Я доношу вамъ о послѣднихъ партизанахъ роялизма,
о тѣхъ, кто въ теченіе пяти лѣтъ служилъ разнымъ партіямъ
и слѣдовалъ за свободой, какъ тигръ за своей добычей».
И дальше онъ перечисляетъ разныя партіи—орлеани­
стовъ, бриссотинцевъ, гебертистовъ, указывая, что они подъ
вліяніемъ иностранцевъ были отъявленными врагами и рели­
гіи, и свободы:
«Они напали на безсмертіе души, которымъ утѣшался
умирающій Сократъ; они стремились къ большему: старались
возвести атеизмъ въ культъ, болѣе нетерпимый, чѣмъ суевѣ­
ріе. Подвергали нападкамъ вѣчное Провидѣніе, которое, ко­
нечно, оберегало насъ».
Кромѣ религіи, они подкапывались подъ конвентъ:
«Они желали уничтожить свободу, обновивъ вашъ со­
ставъ ».
«Здѣсь терпѣніе уступаетъ справедливому гнѣва исти-

—
55—
ны. Какъ! Въ то время, когда вся Европа, за исключені­
емъ насъ —слѣпцовъ, убѣждена, что Лакруа и Дантонъ до­
говорились поддерживать королевскую власть; какъ! въ то
время, когда свѣдѣнія, полученныя о Фабрѣ д’Эглантинѣ, со­
умышленникѣ Дантона, не оставляютъ сомнѣнія въ его измѣнѣ;
когда посланникъ французскаго народа въ Швейцаріи сооб­
щаетъ намъ о тревогѣ, царящей среди эмигрантовъ, съ мо­
мента преданія суду друга Дантона, Фабра, наши глаза все
еще отказываются открыться!... Дантонъ! ты дашь отвѣтъ
передъ неизбѣжной и непреклонной справедливостью. Разсмо­
тримъ твое прошлое поведеніе и покажемъ, что съ перваго
дня ты, соучастникъ всѣхъ покушеній, стоялъ всегда противъ
партіи свободы и былъ въ заговорѣ съ Мирабо, г. Дюмурьэ,
съ Геберомъ и Эро-Сэшеллемъ.
«Дантонъ! Ты служилъ тираніи!...»
И, примѣнительно къ этой темѣ, онъ разрабатываетъ
жизнеописаніе Дантона. Всѣ его слушаютъ, никто не возра­
жаетъ. И онъ благополучно доводитъ до конца свою длин­
нѣйшую рѣчь:
«Дни преступленія прошли; горе тѣмъ, кто станетъ под­
держивать его дѣло! Его политика разоблачена. Да погибнетъ
все преступное! Республики создаются не мягкосердечіемъ,
но жестокой строгостью, непреклонной по отношенію къ
предателямъ. Пусть заявятъ о себѣ соучастники и станутъ
на сторону преступленія; то, что мы сказали, никогда не
пропадетъ на землѣ. У жизни можно отнять людей, которые
подобно намъ дерзали на все ради истины; но у нихъ нельзя
вырвать сердецъ или отнять могилу, въ которую они спа­
саются отъ рабства и отъ стыда, что допустили торжество
негодныхъ».
Послѣ этого онъ прочелъ проектъ декрета, отдававшаго
подъ судъ' Камилла Демулена, Эро, Дантона, Филиппо и Ла­
круа по обвиненію въ сообщничествѣ съ герцогомъ Орлеан­
скимъ и Дюмурьэ, Фабромъ д’Эглантиномъ и врагами рес­
публики.
Декретъ, по словамъ Moniteur, былъ принятъ едино­
гласно при горячихъ рукоплесканіяхъ.
Вечеромъ этотъ же докладъ былъ сдѣланъ въ клубѣ

—
56
.я кобинцевъ и тамъ былъ встрѣченъ такъ же горячо, какъ и въ
конвентѣ. Кутонъ одобрилъ твердооть конвента и его нели­
цепріятіе, выразившееся въ отказѣ оказать снисхожденіе Дан­
тону, въ которомъ было отказано въ другихъ случаяхъ; Ле­
жандръ вновь повторилъ свои извиненія.
Съ одобренія этихъ двухъ почти равныхъ по вліянію
собраній докладъ этотъ долженъ былъ послужить для судей
обвинительнымъ актомъ на ряду съ другимъ докладомъ о другой
группѣ осужденныхъ, составленнымъ Анаромъ.
Кромѣ Дантона, Камилла Демулена, Лакруа и Филиппо,
были привлечены Эро де Сэшелль, Фабръ д’Эглантинъ и рядъ
другихъ лицъ. Всѣхъ ихъ постарались соединить въ одномъ
общемъ дѣлѣ о «заговорѣ». О нѣкоторыхъ изъ нихъ необхо­
димо привести нѣсколько словъ, чтобы яснѣе представить себѣ
картину самаго процесса Дантона х).
«Эро де Сэшелль, членъ комитета общественнаго спасенія
и одинъ изъ столповъ правительства, вѣдавшій спеціально
иностранными дѣлами, уже давно былъ на подозрѣніи у сво­
ихъ товарищей. Комитетъ ничего не обсуждалъ въ его при­
сутствіи, ссылаясь, между прочимъ на то, «что онъ скомпро­
метировалъ дипломатическіе документы комитета тѣмъ, что
они появились въ газетахъ и попали заграницу». Онъ же въ
свое время «со слезами на глазахъ» добивался освобожденія
Проли, котораго Робеспьеръ считалъ опорой священниковъ и
защитникомъ католической религіи и который былъ осужденъ
по процессу Гебера. Въ свое время, когда Эро былъ въ ко­
мандировкѣ въ Эльзасѣ, на него поступилъ доносъ съ обви­
неніемъ въ сношеніяхъ съ иностранцами; тогда за него всту­
пились Бантаболь и Кутонъ, протествовавшіе противъ обви­
ненія отсутствующаго, и когда Эро вернулся и представилъ
отчетъ о своей миссіи, то доносчикъ (Бурдонъ изъ д. У азы) не
рискнулъ даже раскрыть рта. Эро предложилъ сложить свои
полномочія члена комитета общественнаго спасенія, но кон­
вентъ не только отказалъ ему въ этомъ, но даже оказалъ ему
честь, предписавъ напечатать его отчетъ.> Однако комитетъ не
!) Wallon, 1. с.

—
57—
счелъ себя побѣжденнымъ, и среди его бумагъ имѣется слѣ­
дующее письмо, написанное рукой Робеспьера, который такъ
сильно желалъ устранить неудобнаго товарища по работѣ:
„ Парижъ, 11-го нивоза, ІІ-го года французской республики.
«Комитетъ общественнаго спасенія—Эро.
«Гражданинъ товарищъ,
«На тебя поступилъ доносъ въ національный конвентъ
который и переслалъ намъ его. Намъ необходимо знать, на­
стаиваешь ли ты на своей отставкѣ, которую, какъ говорятъ
ты вчера предложилъ національному конвенту. Мы просимъ
тебя выбрать одно изъ двухъ: или настаивать на отставкѣ,
или предоставить комитету разслѣдовать поступившій на тебя
доносъ,, ибо намъ надо выполнить нашъ необходимый долгъ.
Мы ожидаемъ отъ тебя письменнаго отвѣта сегодня или самое
позднее—завтра.
Подписали: Робеспьеръ, Колло д’Эрбуа,
Бильо-Вареннъ, Карно, Б. Барреръ».
Однако, Эро не испугался. Онъ не настаивалъ на
■отставкѣ, и комитетъ отложилъ разслѣдованіе до другого, болѣе
удобнаго случая. Такой случай, наконецъ, представился.
25-го вантоза въ квартирѣ Эро былъ арестованъ чело­
вѣкъ, обвиняемый въ эмиграціи. Эро, не вѣрившій въ осно­
вательность обвиненія, отправился вмѣстѣ съ своимъ товари­
щемъ Симономъ на свиданіе съ арестованнымъ. Оба они были
немедленно арестованы, и Сенъ-Жюстъ, отъ имени комите­
товъ общественнаго спасенія и общей безопасности, потре­
бовалъ, чтобы конвентъ одобрилъ арестъ двухъ своихъ чле­
новъ, какъ соучастниковъ привлеченнаго къ отвѣтственности
заговорщика:
«Римскій сенатъ,—говорилъ онъ,—былъ превознесенъ за
доблесть, съ которой онъ поразилъ сенатора же Каталину».
И конвентъ одобрилъ арестъ.
«Съ Фабромъ-д’Эглантиномъ Робеспьеръ сводилъ личные
счеты. Этотъ депутатъ, авторъ разныхъ театральныхъ пьесъ,

—
58—
обычно присутствовалъ на засѣданіяхъ конвента, какъ на
театральномъ зрѣлищѣ, и Робеспьеръ крайне раздражался,
подмѣчая, что Фабръ черезъ свой лорнетъ наблюдаетъ и за
нимъ, ij за другими дѣятелями конвента. Онъ опасался быть
выведеннымъ въ какой-нибудь сатирической комедіи, тѣмъ болѣе,
что у Фабра, кажется, уже было готово подобное произве­
деніе. Но, конечно, для ареста и расправы съ неугоднымъ
человѣкомъ нужны были болѣе существенныя данныя, чѣмъ
еще неизданная комедія.
Однако, предлогъ для ареста могъ найтись въ тотъ мо­
ментъ, когда умѣренные и крайніе одинаково должны были
попасть на судъ революціоннаго трибунала въ качествѣ
враговъ революціи, дѣйствующихъ подъ вліяніемъ иностран­
цевъ. На эту тему и говорилъ Робеспьеръ въ клубѣ якобин­
цевъ 19-го нивоза (8-го января), гдѣ онъ обвинялъ и край­
нихъ, и умѣренныхъ въ томъ, что они сговорились между
собой. Онъ указывалъ, что при столкновеніи партій «нѣсколько
ловкихъ вожаковъ пускаютъ въ ходъ машину, а сами пря­
чутся за кулисами.» — «Въ основѣ,—говорилъ онъ, развивая
свою метафору, въ которой нетрудно было узнать опредѣлен­
ную личность,—это все та же шайка жирондистовъ. Перемѣ­
нились только актеры, но это тѣ же актеры, лишь въ дру­
гихъ маскахъ. Та же сцена, то же театральное дѣйствіе. Питтъ
и Кобургъ, и др».
И онъ съ такой горячностью напалъ на замаскирован­
ныхъ контръ-революціонеровъ, лицемѣровъ и платныхъ пре­
ступниковъ, мошенниковъ и интригановъ всѣхъ мастей, что
Фабръ д’Эглантинъ, предупрежденный о его намѣреніяхъ,
поднялся со своего мѣста и направился къ выходу.
Но Робеспьеръ, видя что тотъ собирается уходить, про­
силъ собраніе предложить Фабру остаться на засѣданіи. Тотъ
направился къ трибунѣ.
«Если Фабръ закончилъ свою тему, — заявилъ Робес­
пьеръ,—то моя еще не исчерпана, и я прошу его подождать».
И развивая свою теорію о двойномъ заговорѣ этихъ
двухъ партій, которыя дѣлаютъ видъ, что борются другъ съ
другомъ, а ставятъ своей цѣлью разрушеніе республики, онъ
добавилъ:

—
59
«Я заявляю настоящимъ монтаньярамъ, что побѣда въ
ихъ рукахъ и что остается раздавить только еще нѣсколько
змѣй».
(Рукоплесканія; со всѣхъ сторонъ зала кричатъ: «Они
будутъ раздавлены»),
«Мы не занимаемся какими-нибудь личностями,—продол­
жалъ онъ,—но только отечествомъ. Я предлагаю обществу
заняться только заговоромъ и приглашаю этого человѣка,
котораго мы видимъ лишь съ лорнетомъ въ рукахъ и кото­
рый такъ хорошо умѣетъ излагать театральныя интриги, со­
благоволить объясниться: мы посмотримъ, какъ онъ выйдетъ
изъ этого положенія».
Фабръ не заставилъ себя просить. «Я готовъ,—сказалъ
онъ,—отвѣтить на все, когда Робеспьеръ пожелаетъ точно
формулировать свои обвиненія; но такъ какъ меня не обви­
няютъ ни въ какихъ опредѣленныхъ поступкахъ, то я огра­
ничусь молчаніемъ до тѣхъ поръ, пока я буду знать, что я
долженъ разъяснить». И далѣе онъ заявилъ себя совершенно
чуждымъ внушеніямъ и писаніямъ Филиппо и Камилла Де­
мулена, о которыхъ шла рѣчь на собраніи.
Но такъ какъ Робеспьеръ въ чемъ то обвинялъ его, то
для многихъ онъ былъ уже человѣкомъ обреченнымъ и кто-
то даже крикнулъ: «На гильотину!»
«Робеспьеръ,—говорится въ протоколѣ собранія,—при­
казалъ вывести нарушителя порядка». х)
«Но это, конечно, не помѣшало ему самому продолжать
рыть яму для Фабра д’Эглантина, въ которую онъ и свалилъ
его вмѣстѣ съ другими лицами».
Чтобы понять дальнѣйшія событія, надо сказать нѣсколько
словъ о дѣлѣ такъ называемой Остъ-Индской кампаніи.
Это было время съ одной стороны паденія всѣхъ цѣн­
ностей, а съ другой—самой дѣятельной спекуляціи; ажіотажъ
охватилъ всѣ слои общества и проникъ даже въ среду дѣя­
телей конвента.
9 Moniteur, отъ 23 нивоза (12 января 1794 г.) . Цитата у Wal-
lon’a, 1. с .

—
60—
Амаръ въ своемъ докладѣ рисуетъ картину иностраннаго
заговора съ барономъ Батцемъ во главѣ. У этого Батца
однажды собрались на обѣдъ Жюльенъ изъ Тулузы, Шабо.
Базиръ и Делоннэ изъ Анжера. Обсуждался вопросъ о легкой
наживѣ и Делоннэ указалъ Базиру очень простое средство:
«Надо,—говорилъ онъ,—заставить понизиться всѣ цѣн­
ности финансовыхъ компаній и, воспользовавшись этимъ па­
деніемъ, скупить ихъ, а затѣмъ вызвать' повышеніе ихъ и
возстановить такимъ образомъ цѣнность бумагъ».— «Но,—воз­
ражалъ Базиръ,—гдѣ же средства для ихъ покупки?—Нѣтъ
ничего легче, какъ достать ихъ,—отвѣтилъ Базиръ:—аббатъ
д’Эстаньякъ (поставщикъ арміи) проситъ четыре милліона:
если ему обезпечить полученіе ихъ, онъ позволитъ восполь­
зоваться ими на нѣкоторое время». Амаръ, приведшій въ
своемъ докладѣ этотъ разговоръ, добавляетъ: «Жюльенъ изъ
Тулузы говорилъ Базиру, что въ то время, какъ Делоннэ
представитъ (въ конвентъ) мемуаръ, чтобы вызвать пониже­
ніе цѣнностей, онъ, Жюльенъ, запугаетъ администраторовъ и
банкировъ съ цѣлью помочь сообществу и его выгодамъ; что
отъ Базира требуется только молчаніе и попустительство и
что Делоннэ точно раздѣлитъ между всѣми ихъ долю при­
были».
Все и произошло, какъ было сказано. Аббатъ д’Эспаньякъ
получилъ свои четыре милліона, а дѣльцы занялись работой
на пониженіе цѣнностей финансовыхъ компаній. Эти компаніи,
особенно остъ-индская, допускали массу злоупотребленій, по­
этому имѣли достаточно враговъ среди членовъ конвента, въ ихъ
числѣ былъ и Фабръ д’Эглантинъ.
Однажды Делоннэ сказалъ ему: «ты будешь очень дово­
ленъ: я раздавлю остъ-индскую компанію»; затѣмъ онъ взо­
шелъ на каѳедру и подробно изложилъ всѣ злоупотребленія
компаніи и въ заключеніе предложилъ упразднить всѣ финан­
совыя компаніи, подъ какимъ бы наименованіемъ онѣ ни су­
ществовали. Въ проектѣ предложеннаго имъ декрета были из­
ложены детали ликвидаціи ихъ обязательствъ, причемъ ликви­
дація поручалась имъ самимъ.
Этотъ послѣдній пунктъ удивилъ Фабра д:Эглантина, такъ
какъ по его мнѣнію незачѣмъ было оставлять ликвидацію въ

—
61
рукахъ самихъ компаній, такъ какъ это значило бы продлить-
ихъ существованіе:
«Вы не желаете принять,—говорилъ онъ, — достаточно
рѣшительныхъ мѣръ противъ людей, укравшихъ у республики
пятьдесятъ милліоновъ. Я предлагаю правительству забрать всѣ
товары, принадлежащіе остъ-индской компаніи и продать ихъ при
посредствѣ своихъ агентовъ. Если что-нибудь останется послѣ
ликвидаціи, оно можетъ быть возвращено компаніи. Кромѣ того,
я предлагаю немедленно же опечатать бумаги всей администра­
ціи, чтобы найти новыя доказательства ихъ мошенничества».
«Предложеніе Фабра, поддержаннаго Робеспьеромъ, было
принято съ поправкой Камбона: «что нація не отвѣчаетъ за
дефицитъ».
Въ этомъ смыслѣ и былъ принятъ декретъ и направленъ
въ комиссію для выработки окончательной редакціи. Въ ко­
миссію вошли Фабръ д’Эглантинъ, Камбонъ, Рамель, Шабо и
Делоннэ, какъ докладчикъ проекта декрета.
Это неожиданное заключеніе разстроило всѣ планы Де­
лоннэ. Онъ разсчитывалъ скупить по низкимъ цѣнамъ акціи
остъ-индской компаніи и затѣмъ, предоставивъ ей ликвидиро­
вать свои дѣла, найти способъ поднять курсъ бумагъ и съ
выгодой перепродать ихъ. Теперь же оказывалось, что ком­
панію желаютъ просто упразднить. Тогда онъ со своими прі­
ятелями рѣшили исправить и обнародовать декретъ не въ томъ
видѣ, какъ онъ былъ вотированъ конвентомъ, а въ болѣе под­
ходящемъ для ихъ цѣлей видѣ.
Прежде всего они попытались подкупить Фабра д’Эглан-
тина взяткой въ 100.000 ливровъ; но Шабо, которому было
поручено это деликатное дѣло, съ первыхъ же словъ понялъ,
что на подкупъ нельзя разсчитывать и поэтому ограничился
тѣмъ, что передалъ Фабру проектъ декрета съ просьбой внести
въ него тѣ измѣненія, которыя соотвѣтствовали Духу его по­
правки. Фабръ д’Эглантинъ и внесъ эти поправки каранда-
шемъ на экземплярѣ, еще и нынѣ хранящемся въ національ­
номъ архивѣ.
На слѣдующій день Шабо принесъ ему начисто перепи­
санный проектъ декрета и сказалъ, что это и есть проектъ,
выработанный наканунѣ. Фабръ подписалъ его, не читая. Тогда

—
62—
Делоннэ и его сообщники занялись безцеремонной поддѣлкой и
передѣлкой текста декрета въ желательномъ для себя направленіи
и въ такомъ видѣ сдали его въ наборъ. Однако, черезъ нѣсколько
дней Шабо, видя, что дѣло проваливается, рѣшилъ спасти
себя и обратился къ Робеспьеру, какъ члену комитета обще­
ственнаго спасенія, съ заявленіемъ, что существуетъ большой
заговоръ, для успѣха котораго предполагалось подкупить одного
члена Горы; что онъ, Шабо, желая разоблачить предателей,
взялъ на себя передачу этихъ денегъ, и въ доказательство по­
казалъ свой пакетъ ассигнацій. Робеспьеръ посовѣтовалъ ему
обратиться со своимъ доносомъ въ комитетъ общественной бе­
зопасности, что онъ и исполнилъ; вмѣстѣ съ нимъ далъ по­
казанія и его другъ Базиръ.
Комитетъ общественной безопасности счелъ наилучшимъ
арестовать какъ тѣхъ, на кого былъ сдѣланъ доносъ, такъ и
самихъ доносчиковъ. Были арестованы Шабо, Базиръ и Де­
лоннэ, но Жюльенъ изъ Тулузы и баронъ Батцъ успѣли скрыться.
Конвентъ декретомъ отъ 28 брюмера одобрилъ арестъ четырехъ
депутатовъ (Жюльена разсчитывали арестовать позднѣе).
На предварительномъ допросѣ Делоннэ заявилъ, что среди
его опечатанныхъ бумагъ имѣется одинъ документъ, позволяю­
щій открыть настоящаго виновнаго. Бумаги были просмотрѣны,
и среди нихъ нашелся первоначальный проектъ декрета съ по­
мѣтками и подписью Фабра д’Эглантина. Было рѣшено, что
именно онъ, а не кто-либо иной поддѣлалъ документы, а послѣ
доклада Амара, одобреннаго конвентомъ 24-го нивоза (13-го
января 1794 г.), Фабръ былъ арестованъ. Ему было не трудно
установить свою невиновность или, вѣрнѣе, слабую степень своей
вины, заключавшейся въ томъ, что онъ, не читая, подписалъ
поддѣльный документъ, полагаясь на честность своихъ товари­
щей. Все было напрасно. Враги его были слишкомъ довольны
всѣмъ случившимся, чтобы постѣсняться упустить удобный слу­
чай расправиться съ нимъ.
Шабо, видя, что все пропало, пытался отравиться, но
его отходили (27-го вантоза—17-го марта 1794 г.), а 29-го
вантоза декретомъ конвента объявлялось о преданіи суду Де­
лоннэ изъ Анжера, Жюльена изъ Тулузы, Фабра д'Эрлантина,
Шабо и Базира,

—
63—
Кромѣ этихъ лицъ, были привлечены по этому же дѣлу
Юніусъ и Эмманюель Фрей, Дидѳрихсенъ, Гусманъ и д’Эс-
паньякъ; всѣхъ ихъ подозрѣвали въ ажіотажѣ, а главное, бла­
годаря имъ можно было создать дѣло объ иностранномъ заго­
ворѣ, ибо Фрей былъ родомъ изъ Австріи, Дидерихсенъ изъ
датской Голыптиніи, а Гусманъ—испанецъ.
Всѣмъ арестованнымъ было предъявлено обвиненіе въ
заговорѣ. То былъ единственный вопросъ, предложенный имъ
12-го жерминаля (1-го апрѣля 1794 г.) на предварительномъ
слѣдствіи Дэльежемъ, однимъ изъ судей революціоннаго три­
бунала. Въ качествѣ заговорщика былъ привлеченъ и гене­
ралъ Вестерманнъ, выступавшій въ свое время свидѣтелемъ
по дѣлу Гебера и Ронсена и особенно ненавистный поэтому
якобинцамъ.
Предстоящій процессъ, въ который включили группы
лицъ совершенно разныхъ, какъ по своему политическому мі­
ровоззрѣнію, такъ и по дѣловымъ и общественнымъ связямъ,
имѣлъ вполнѣ опредѣленную тенденцію — унизить Дантона и
его товарищей, объединивъ ихъ въ одномъ дѣлѣ съ разными
спекулянтами и мошенниками.
Фабръ д’Эглантинъ съ соумышленниками попали въ тюрьму
раньше Дантона и его трехъ товарищей. Въ тюрьмѣ они поль­
зовались свободой общенія съ другими заключенными. Напро­
тивъ, Дантонъ и трое его товарищей были помѣщены въ оди­
ночныя камеры. Но такъ какъ камеры Дантона и Лакруа
были смежны, то заключенные могли переговариваться, нѣ­
сколько повышая голосъ; это же позволило другимъ заклю­
ченнымъ слышать ихъ разговоръ.
«О, если-бы я зналъ, что они хотятъ меня арестовать!—
воскликнулъ Лакруа. — Я зналъ это,—возражалъ Дантонъ,—-
меня предупреждали, но я не могъ этому повѣрить.—- Какъ!
Дантона предупреждали, и Дантонъ позволилъ себя арестовать!
Тебя погубила твоя безпечность и твоя вялость. Сколько разъ
тебѣ предсказывали это!»
Изъ этой же Люксембургской тюрьмы Камиллъ Дэмуленъ
писалъ своей женѣ письма, въ которыхъ была совсѣмъ забыта
политика и гдѣ человѣкъ, подъ вліяніемъ несчастья, проявляетъ
себя со всѣми своими слабостями:

—
64—
«Люсиль, моя Веста, мой ангелъ!—пишетъ онъ,—судьбѣ,
угодно направить мои взоры изъ тюрьмы на этотъ садъ, гдѣ
я провелъ восемь лѣтъ моей жизни, слѣдуя за тобой. Уголокъ
вида на Люксембургъ вызываетъ во мнѣ вереницу воспомина­
ній о нашей любви. Я —въ одиночной камерѣ, но никогда въ
жизни своими мыслями, воображеніемъ, чуть-ли не осязаніемъ
я не былъ такъ близокъ къ тебѣ, твоей матери и моему ма­
ленькому Горацію...
«Я пишу тебѣ эту первую записку только съ просьбой
о вещахъ первой необходимости. Но я буду проводить все
время въ тюрьмѣ за писаніемъ писемъ къ тебѣ: вѣдь мнѣ не
надо браться за перо съ другой цѣлью. А для моей защиты
все мое оправданіе заключено въ моихъ восьми республикан­
скихъ томахъ. Это—хорошая подушка, на которой засыпаетъ
моя совѣсть въ ожиданіи суда и вѣчности. О, моя дорогая Ло-
лотта, побесѣдуемъ о чемъ-нибудь иномъ. Я падаю на колѣни,.
я простираю руки для твоихъ объятій, я больше не нахожу
моего бѣднаго Люлю (здѣсь отпечатокъ слезы) и этой бѣдняжки
Дароннъ...»
Вотъ другое письмо.
Дуоди (2-ая декада) жерминаль (1-ое апрѣля).
«Благодѣтельный сонъ прекратилъ мои страданія. Когда
спишь, чувствуешь себя свободнымъ: нѣтъ больше ощущенія
плѣненія: небо сжалилось надо мной. Минуту тому назадъ я
видѣлъ тебя во снѣ, и я цѣловалъ поочередно тебя и Гора­
ція: но нашъ малютка потерялъ глазъ отъ какой-то причины,,
и этотъ печальный случай разбудилъ меня. Я снова очутился
въ моей тюрьмѣ; была полутьма. Не имѣя больше возможности
ни видѣть тебя, ни слышать твоихъ отвѣтовъ, такъ какъ передъ
тѣмъ ты и твоя мать разговаривали со мной, я всталъ, чтобы
по крайней мѣрѣ поговорить съ тобой и написать тебѣ письмо.
Но когда я растворилъ окна, то мысль о моемъ одиночествѣ,
объ этихъ ужасныхъ рѣшеткахъ и запорахъ, раздѣляющихъ меня
съ тобой, эта' мысль побѣдила всю твердость моей души. Я рас­
плакался или, вѣрнѣе, я рыдалъ, взывая въ моей могилѣ: «Лю­
силь! Люсиль! Гдѣ ты?»
Въ этотъ день, 12-го жерминаля (1-го апрѣля), пятеро

—
65
подсудимыхъ были подвергнуты допросу. Одинъ за другимъ
они были вызваны слѣдователемъ Денизо, который каждому
изъ нихъ поставилъ слѣдующій вопросъ:
В. Участвовалъ-ли онъ въ заговорѣ противъ француз­
скаго народа' съ цѣлью возстановить монархію и уничтожить
республиканское правительство?
Они отвѣчали:
Камиллъ Демуленъ:
Нѣтъ.
Дантонъ:
Что онъ былъ республиканцемъ и умретъ таковымъ.
Филиппо:
Что всегда участвовалъ въ заговорахъ противъ тираніи
и въ пользу свободы и никогда не шелъ противъ національ­
наго конвента.
1
Эро:
Что эти ужасныя мысли никогда не проникали ни въ
его умъ, ни въ его сердце.
Это былъ единственный допросъ, если не считать обыч­
наго вопроса:
Имѣетъ-ли обвиняемый защитника?
На что Дантонъ отвѣтилъ:
Что онъ обойдется своими силами.
12-го жерминаля, въ іР/г часовъ вечера, четверо за­
ключенныхъ были приглашены въ канцелярію для врученія
имъ обвинительнаго акта; имъ также сказали, что ихъ не­
медленно отправятъ въ Консьержери. Камиллъ, задыхаясь отъ
бѣшенства, ходилъ большими шагами по комнатѣ. Филиппо
молчалъ, скрестивъ руки и устремивъ взоры къ небу. Дантонъ
шутилъ надъ. Камилломъ Демуленомъ, а затѣмъ обратился къ
Лакруа:
«Ну, что ты скажешь, Лакруа?—Что я собираюсь остричь
волосы, чтобы ихъ не коснулся Сансонъ. — О, это будетъ со­
всѣмъ другая церемонія, когда Сансонъ переломаетъ намъ шей­
ные позвонки.— Я думаю, что слѣдуетъ говорить только въ при­
сутствіи обоихъ комитетовъ. — Ты правъ; надо постараться рас­
шевелить народъ».
5

—
66—
«Когда они отправлялись въ трибуналъ (въ Консьер-
жери),—продолжаетъ Болье,-— -Дантонъ и Лакруа притворя­
лись чрезвычайно веселыми; Филиппо спускался съ яснымъ
и спокойнымъ лицомъ; у Камилла Демулена былъ мечтатель­
ный и удрученный видъ. Передъ тѣмъ, какъ войти къ при­
вратнику, онъ сказалъ: «я отправляюсь на эшафотъ, потому
что я пролилъ нѣсколько слезъ о судьбѣ несчастныхъ; мое един­
ственное предсмертное сожалѣніе, что я не смогъ помочь имъ>.
Вѣроятно, по прибытіи въ Консьержери, Камиллъ набро­
салъ слѣдующія, исполненныя негодованія строки:
<Если-бы я въ свою очередь могъ печатать; если-бы меня
не посадили въ одиночную тюрьму; если-бы сняли печати и
я могъ-бы имѣть необходимые документы для веденія своей за­
щиты; если бы мнѣ дали только два дня для составленія номера; —
о, какъ-бы я тогда уничтожилъ г. Шевалье Сенъ-Жюста, какъ-бы
я уличилъ его въ самой жестокой клеветѣ! Сенъ-Жюстъ сво­
бодно пишетъ въ своей ваннѣ, въ уборной и въ теченіе двухъ
недѣль обдумываетъ мое убійство; а мнѣ даже некуда поста­
вить чернильницу; и въ моемъ распоряженіи лишь нѣсколько
часовъ для защиты жизни. Развѣ это не то же, что поединки
императора Коммода, который, самъ имѣя превосходный мечъ,
заставлялъ своего противника сражаться рапирой съ пробко­
вымъ наконечникомъ?»
Дальше идутъ нѣсколько страницъ замѣтокъ, въ кото­
рыхъ онъ старается обратить обвиненіе въ заговорѣ противъ
своихъ-же обвинителей и особенно нападаетъ на Сенъ-Жюста,
Вадьэ, Амара, Вуллана и Баррера...
О пребываніи Дантона въ тюрьмѣ имѣются воспоминанія
человѣка, сидѣвшаго тамъ одновременно съ нимъ:
«Дантонъ,—говоритъ онъ,—помѣщенный въ камерѣ, ря­
домъ съ Вестерманномъ, не переставалъ говорить, чтобы его
слышалъ не столько Вестерманнъ, сколько мы. Этотъ страш­
ный Дантонъ былъ, по-истинѣ, поддѣтъ Ребоспьеромъ и по­
этому ему было немного стыдно. Глядя черезъ свои рѣшетки,
онъ говорилъ многое, чего, повидимому, не думалъ; всѣ его
фразы были пересыпаны ругательствами и циничными выра­
женіями.
«Вотъ нѣкоторыя изъ запомнившихся мнѣ фразъ:

—
67
«Въ этотъ же день я предложилъ учредить революціон­
ный трибуналъ, но за это я прошу прощенія у Бога и людей;
-онъ былъ созданъ не для того, чтобы стать бичемъ человѣче­
ства, а чтобы предупредить повтореніе рѣзни 2-го сентября».
«Я оставляю все въ ужасномъ хаосѣ: изъ нихъ никто
не умѣетъ управлять. Среди такого озлобленія, я не сержусь,
что связалъ свое имя съ нѣсколькими декретами, которые по­
зволятъ увидѣть, что я не сочувствовалъ г/ліз.
«Если-бы я оставилъ мои ноги Бутону, то можно было-
•бы еще нѣкоторое время ходить въ комитетъ общественнаго спа­
сенія.
«Это всѣ мои каиновы братья. Бриссо гильотинировалъ
бы меня, какъ это сдѣлаетъ Робеспьеръ.
«При мнѣ былъ шпіонъ, не покидавшій меня.
«Я зналъ, что меня должны арестовать.
«Доказательствомъ, что Робеспѳръ—Неронъ служитъ то,
что онъ никогда такъ дружески не говорилъ съ Камилломъ Де­
муленомъ, какъ наканунѣ его ареста.
«Во время революцій власть остается у болѣе преступ­
ныхъ.
«Лучше быть бѣднымъ рыбакомъ, чѣмъ управлять людьми.
«О, г... звѣрье! Они, при моемъ проходѣ, будутъ орать:
«да здравствуетъ республика!»
Ріуффъ говоритъ также и о другихъ заключенныхъ:
«Лакруа, сильно смущенный своимъ заключеніемъ, пови­
димому, больше другихъ испытывалъ угрызенія совѣсти въ томъ,
что онъ виноватъ передъ всѣми несчастными, кого онъ видѣлъ
въ тюрьмѣ. Онъ притворялся удивленнымъ, и это удивленіе, не
могшее быть естественнымъ, наполняло негодованіемъ всѣхъ, кто
его видѣлъ. Онъ дѣлалъ видъ, что растроганъ судьбой столькихъ
жертвъ: «зачѣмъ такое количество молодыхъ дѣвушекъ въ за­
ключеніи?»—восклицалъ онъ. Все поражало его, и характеръ
трибунала, и такой суровый тюремный режимъ, и число за­
ключенныхъ. «Какъ!—сказалъ ему одинъ изъ нихъ,—неужели
никогда телѣги съ жертвами, попадавшіяся вамъ на пути, не
выяснили вамъ, что въ Парижѣ имѣется людская бойня?» —
Нѣтъ,—отвѣтилъ онъ,—я никогда не встрѣчался съ этими те­
лѣгами».
5*

—
6'8 —
Интересно отмѣтить, что среди бумагъ комитета обще­
ственнаго спасенія имѣется слѣдующая замѣтка:
«Написать Анріо, чтобы онъ распорядился не арестовы­
вать ни предсѣдателя, ни государственнаго обвинителя револю­
ціоннаго трибунала:
Приписка другимъ почеркомъ:
«Дать подписать четыремъ членамъ».
Другимъ почеркомъ:
«13 жерминаля»
«(Письмо отправлено въ тотъ-же день, съ жандармомъ)»;
Въ этотъ самый день (2 апрѣля 1794 г.) начался про­
цессъ. Четырнадцать человѣкъ сидѣло на скамьѣ подсудимыхъ;
но во главѣ ихъ былъ не Дантонъ, а Шабо, Базиръ и Фабръ
д’Эглантинъ. Другими словами, центръ тяжести былъ перене­
сенъ на дѣло съ поддѣлкой декрета. Далѣе сидѣли Лакруа и
Дантонъ; за ними Делонэ и Эро де-Сэшелль; затѣмъ. Камиллъ
Демулэнъ, а за нимъ Гусманъ, Дидерихсенъ, Филиппо, д’Эспа-
ньякъ, Юніусъ и Эмманюель Фрей.
Противъ нихъ сидѣли присяжные, число которыхъ не
было увеличено. Ихъ было семеро: Реноденъ, Дэбуало, Трен-
шаръ, Диз-у («десятое августа»), Люмьеръ, Ганпэи и Субер-
біелль. Камиллъ Демуленъ пытался отвести Ренодена, но это
ему не удалось.
Позади судей расположились члены комитета общей без­
опасности Вулланъ и Вадьэ.
При перекличкѣ обвиняемыхъ, Камиллъ Демуленъ, на во­
просъ о возрастѣ, отвѣтилъ:
«Мнѣ тридцать три года, возрастъ санкюлота Іисуса».
Дантонъ, на вопросъ объ имени и жилищѣ, заявилъ:
«Моимъ жилищемъ скоро будетъ ничто; а мое имя вы
найдете въ Пантеонѣ исторіи».
Эро де-Сэшелль, на вопросъ объ имени и о положеніи до
революціи, иронически указалъ:
«Меня зовутъ Мари-Жанъ, мало выдающееся имя даже
среди святыхъ.' Въ этомъ самомъ залѣ я засѣдалъ, ненавист­
ный парламентскимъ дѣятелямъ».
Согласно выработанному плану, государственный обвини-

—
69—
тель приказалъ читать въ качествѣ первой части обвинитель­
наго акта докладъ Амара о дѣлѣ остъ-индской компаніи, до­
кладъ, на основаніи котораго были преданы суду Шабо, Дэ-
лонъ изъ Анжера, Жюльенъ изъ Тулузы (заочно), Фабръ
д’Эглантйнъ, Шабо и Базиръ. Общественный обвинитель вклю­
чилъ туда же Эро де-Сэшелля и даже Камилла Демулена, по­
тому что послѣдній говорилъ, что не понимаетъ, какимъ обра­
зомъ не заработать денегъ во Франціи; для него лично весь
вопросъ въ выборѣ способовъ заработка.
Однако, обвинители не желали ограничиться вопросомъ
о поддѣлкѣ и взяточничествѣ. Имъ нуженъ былъ заговоръ съ
участіемъ иностранныхъ державъ; для этого они и включили
.въ
процессъ нѣсколько иностранцевъ.
Затѣмъ, первая группа была соединена со второй черезъ
Камилла Демулена; черезъ Шабо и Фреевъ ихъ обѣ соединяли
съ заговоромъ Ронсена, Гебера и пр.; черезъ Фабра д’Эглан-
тина— съ заговоромъ жирондистовъ, и черезъ Дантона—-съ
заговоромъ Дюмурьэ. Здѣсь государственный обвинитель широко
использовалъ докладъ Сенъ-Жюста: Дантонъ служилъ тираніи;
онъ былъ въ заговорѣ съ Ламбтомъ; онъ завлекъ народъ въ
.ловушку на Марсовомъ полѣ (17 іюля 1791 г.); онъ покинулъ
Парижъ въ дни опасности; онъ былъ въ интимной дружбѣ съ
. Дюмурьэ, льстилъ жирондистамъ, договаривался съ Вимпфеномъ
и герцогомъ Орлеанскимъ; его подозрѣвали, на основаніи пи­
семъ испанскаго посла, въ сношеніяхъ съ королевой. Наконецъ,
онъ обѣдалъ у Гусмана; слѣдовательно, онъ былъ въ сношеніяхъ
-съ испанцами.
Первое засѣданіе (13-го жерминаля) цѣликомъ ушло на
чтеніе доклада Амара о дѣлѣ остъ-индской компаніи и декре­
товъ о преданіи суду. Второе засѣданіе началось съ чтенія но­
ваго декрета, направлявшаго въ революціонный трибуналъ но­
ваго подсудимаго, Вестерманна, «страсбургскаго городского го­
лову, солдата съ дѣтскихъ лѣтъ», какъ онъ отвѣтилъ на пере­
кличкѣ.
Вестерманнъ немедленно же занялъ мѣсто на скамьѣ под­
судимыхъ. Былъ прочитанъ его обвинительный актъ, затѣмъ об­
винительный актъ противъ Шабо, Фабра д’Эглантина и другихъ,
въ видѣ дополненія къ докладу Амара и, наконецъ, вмѣсто обви-

—
70—
нительнаго акта противъ Дантона, Лакруа и Филиппо, былъ про­
читанъ докладъ Сенъ-Жюста. Тогда только открылись пренія до­
просомъ свидѣтелей.
Такъ какъ на первомъ мѣстѣ стояло дѣло остъ-индской’
компаніи, то съ него и было начато.
Первый свидѣтель Камбонъ разсказалъ о поправкахъ, ко­
торыя должны были быть внесены въ декретъ, объ остъ-индской
компаніи и объ искаженіи ихъ въ офиціальной редакціи декрета.
Фабръ д’Эглантинъ выяснилъ свою роль въ изданіи декрета, но
тщетно добивался предъявленія поддѣланнаго документа. Делонз-
отрицалъ все; Шабо и Базиръ увѣряли, что занялись этимъ дѣ­
ломъ съ цѣлью разоблачить его. Эро де-Сэшель слышалъ кое-
что о судьбѣ финансовыхъ компаній. Онъ спрашивалъ Базира,
<знаетъ-ли тотъ что-нибудь о всей этой галиматьѣ», и Базиръ
отвѣтилъ ему: ото мой секретъ и скоро я раскрою его въ ко­
митетѣ общественной безопасности». Д’Эспаньякъ признавалъ,
что оказалъ нѣсколько услугъ остъ-индской .компаніи и обѣ­
щалъ оказать еще услуги, вполнѣ честныя; но тутъ ему прочли
его письмо къ Жюльену:
«Милый другъ,
«Я еще ничего не сдѣлалъ для васъ и однако я вовсе не
забылъ о всѣхъ своихъ обязательствахъ по отношенію къ вамъ.
«Вамъ трудно получить правильное понятіе о жертвахъ,
принесенныхъ мною для многихъ преступниковъ, засѣдающихъ
рядомъ съ вами и не сдержавшихъ даннаго мнѣ слова» и др...
Во время этихъ дебатовъ Лакруа и Дантонъ бормотали:
«что за необходимость въ нашемъ присутствіи въ дѣлѣ о кражѣ
бумажника, въ дѣлѣ, только унижающемъ насъ?—Постарайся
ѣхать въ той-же повозкѣ»,— говорилъ Дантонъ и пр.
Наконецъ, предсѣдатель обратился къ Дантону.
Предсѣдатель: Дантонъ, національный конвентъ об­
виняетъ васъ въ содѣйствіи Дюмурьэ, въ томъ, что вы скрыли
его настоящій характеръ, раздѣляли его свободоубійственные
(liberticides) проекты, наир., проектъ итти съ арміей на Па­
рижъ для уничтоженія республиканскаго правительства и воз-

—
71
Дантонъ: Мой голосъ, который столько разъ звучалъ
для народнаго дѣла, для поддержки и защиты его интересовъ,
опровергнетъ безъ труда клевету.
< Осмѣлятся-ли подлецы, клевещущіе на меня, говорить
со мной лицомъ къ лицу? Пусть они покажутся, и я тотчасъ
покрою ихъ презрѣніемъ и позоромъ, характеризующимъ ихъ!
Я сказалъ и я повторяю: моимъ жилищемъ будетъ скоро не­
бытіе, а мое имя въ Пантеонѣ!... Моя голова тутъ: она от­
вѣчаетъ за все! Жизнь мнѣ въ тягость, я жду съ нетерпѣ­
ніемъ освобожденія отъ нея.
Предсѣдатель: Дантонъ, дерзость свойственна пре­
ступленію, а спокойствіе—невинности; конечно, защита есть
законное право, но защита умѣющая соблюдать границы при­
личія и умѣренности, умѣющая съ уваженіемъ относиться ко-
всему, даже къ своимъ обвинителямъ.
Дантонъ: Личная дерзость, конечно, достойна пори­
цанія и никогда меня не упрекнутъ въ ней; но дерзость на­
ціональная, образчики которой я проявлялъ столько разъ,
которой я столько разъ служилъ государству, этотъ родъ дер­
зости допустимъ; въ революціи онъ необходимъ, и я гор­
жусь имъ. Когда я вижу, что меня такъ несправедливо
обвиняютъ, то могу ли я владѣть чувствомъ негодованія, ко­
торое кипитъ во мнѣ противъ моихъ клеветниковъ? Можно ли
ожидать хладнокровной защиты отъ революціонера, подобнаго
мнѣ, столь ярко выраженнаго? Люди моего покроя безцѣнны;
на ихъ челѣ неизгладимыми буквами оттиснута печать свободы
и республиканскій духъ; и меня то обвиняютъ въ пресмы­
каніи у ногъ жалкихъ деспотовъ, — въ
томъ, что я всегда
былъ врагомъ партіи свободы, что я вступилъ въ заговоры съ
Мирабо и Дюмурьэ! И меня то заставляютъ дать отвѣтъ не­
избѣжной, непреклонной справедливости!... А ты, Сенъ-Жюстъ,
ты отвѣтишь передъ потомствомъ за клевету, брошенную про­
тивъ лучшаго друга народа, противъ его самаго горячаго за­
щитника!... Пробѣгая этотъ списокъ гнусностей, я ощущаю
трепетъ во всемъ моемъ существѣ.
Предсѣдатель предложилъ Дантону быть сдержаннѣе и

72
свою невиновность въ почтительныхъ выраженіяхъ. Я не могу,—
добавилъ онъ,—указать вамъ лучшій образецъ».
Дантонъ сдерживался нѣкоторое время, но затѣмъ снова
взялъ прежній тонъ:
«Я—продался Мирабо, герцегу Орлеанскому, Дюмурьэ!
Я—сторонникъ роялистовъ и королевской власти!... Развѣ не
.я
велѣлъ расклеить объявленіе въ округѣ Кордельеровъ о
необходимости возстанія? Я. вполнѣ владѣю своими мыслями,
когда я бросаю вызовъ своимъ противникамъ, когда я пред­
лагаю помѣряться съ ними... Пусть ихъ представятъ мнѣ, и
я ихъ погружу въ небытіе, откуда имъ никогда не слѣдовало
выходить!... Жалкіе клеветники, покажитесь, и я сорву съ
васъ маску, спасающую васъ отъ общественной мести!...
Предсѣдатель снова останавливаетъ его:
«Дантонъ, не при помощи непристойныхъ выходокъ про­
бивъ вашихъ обвинителей удастся вамъ убѣдить судъ въ ва­
шей невинности. Говорите другимъ языкомъ, чтобы судъ могъ
слушать васъ.
Дантонъ: Обвиняемый, подобный мнѣ, имѣющій по­
нятіе о словахъ и дѣлахъ, отвѣчаетъ передъ судомъ, но не
бесѣдуетъ съ нимъ.
«Честолюбіе и жадность никогда не владѣли мной...
Прикадлежа всецѣло отечеству, я щедро принесъ ему всю
мою жизнь.
«И въ этомъ смыслѣ я боролся съ безчестнымъ Пастора,
Лафайетомъ, Байи и всѣми заговорщиками, желавшими про­
никнуть на наиболѣе важные посты, чтобы лучше и легче
убить свободу.............................................................................................
........................................................................................... Я долженъ
сдѣлать важныя разоблаченія; я требую, чтобы меня выслу­
шали \въ мирной обстановкѣ; это требованіе законно, такъ
какъ касается блага родины».
Предсѣдатель предлагаетъ ему защищаться, а не напа­
дать на кого либо.
Дантонъ: Я возвращаюсь къ своей защитѣ. Весьма
странно ослѣпленіе національнаго конвента на мой счетъ до
сегодняшняго дня; но дѣйствительно чудесно его внезапное
прозрѣніе!

—
73—
Предсѣдатель: Иронія, къ которой вы прибѣгаете,
ле разрушаетъ сдѣланнаго вамъ упрека въ томъ, что вы при­
крывались передъ публикой маской патріотизма, чтобы обма­
нуть вашихъ товарищей и тайно помочь королевской власти.
Нѣтъ ничего обычнѣе этихъ шутокъ и игры словами у
подсудимыхъ, которые чувствуютъ, что ихъ тѣснятъ и давятъ
ихъ собственныя дѣла, и не могутъ уничтожить ихъ.
Дантонъ: Я дѣйствительно вспоминаю, что я вызывалъ
возстановленіе королевской власти, воскресеніе всего монар­
хическаго могущества и помогалъ бѣгству тирана, когда я
всѣми своими силами препятствовалъ его путешествію изъ
Сенъ-Клу, когда я покрылъ щетиной пикъ и штыковъ его
дорогу, надѣвъ въ извѣстномъ смыслѣ цѣпи на его горячихъ
коней! Если это означаетъ объявлять себя сторонникомъ ко­
ролевской власти, выказывать себя ея другомъ, если по этимъ
чертамъ можно узнать человѣка, помогающаго тираніи, то,
признаюсь, при этой гипотезѣ, я виновенъ въ этомъ престу­
пленіи »...
Затѣмъ онъ даетъ объясненія по дѣлу стрѣльбы на Мар­
совомъ полѣ (17-го іюля 1791 г.), о своемъ пребываніи въ
Арси-на -Обѣ, о своемъ путешествіи въ Англію 17 -го іюля
1789 года, о своемъ вторичномъ пребываніи въ Арси-на -Обѣ.
«Меня обвиняютъ въ томъ, что я удалился въ Арси-нае
Обѣ, когда ожидался день 10-го августа, когда свободны-
люди должны были вступить въ борьбу съ рабами.
«На это обвиненіе я отвѣчу своимъ заявленіемъ, отно­
сящимся къ той эпохѣ, а именно, что французскій народъ
побѣдитъ или я умру; я требую вызвать въ качествѣ свидѣ­
теля этого заявленія гражданина Пэана: мнѣ нужны, доба­
вилъ я тогда, лавры или смерть.
«Гдѣ же тѣ люди, которымъ нужно было воздѣйствовать
на Дантона, чтобы онъ показался въ этотъ день? Гдѣ же эти
привилегированныя лица, у которыхъ онъ занималъ энергію?
«Вотъ уже два дня, какъ трибуналъ познакомился съ
Дантономъ; завтра онъ надѣется уснуть на лонѣ славы: ни­
когда онъ не просилъ пощады, и вы увидите, какъ онъ взле­
титъ на эшафотъ со спокойствіемъ, свойственнымъ чистой
совѣсти».

—
74—
Далѣе, онъ даетъ отчетъ въ своихъ дѣйствіяхъ 10-го
августа, въ дѣлахъ своего пребыванія на министерскомъ по­
сту. въ суммахъ, предоставленныхъ въ его распоряженіе, въ
400.000 франкахъ изъ суммъ секреінаго фонда:
«Я израсходовалъ только 200.000 ливровъ. Эти фонды
были средствомъ, которымъ я наэлектризовалъ департаменты».
Затѣмъ онъ говоритъ о своихъ сношеніяхъ съ Дюмурье
и Вестерманномъ.
На вопросъ одного присяжнаго, почему Дюмурьэ не пре­
слѣдовалъ пруссаковъ при ихъ отступленіи и почему Бильо-
Вареннъ, обязанный слѣдить за Дюмурьэ, не предвидѣлъ его
измѣны, Дантонъ отвѣтилъ, что очень легко судить заднимъ
числомъ и предложилъ присяжнымъ ознакомиться съ докла­
домъ Бильо-Варенна.
«Дантонъ,—говоритъ редакторъ Б ю л л ѳ т еня,—долгое
время говорилъ съ той силой и энергіей, которыя онъ столько
разъ проявлялъ на собраніяхъ.
«Разсматривая рядъ личныхъ обвиненій, онъ съ тру­
домъ удерживался отъ нѣкоторыхъ проявленій бѣшенства,,
охватывавшаго его; его надтреснутый голосъ достаточно ука­
зывалъ, что . ему нуженъ отдыхъ.
«Всѣ его судьи почувствовали затруднительность его
положенія и предложили ему пріостановить защиту, чтобы
потомъ возобновить ее болѣе мирно и спокойно. Дантонъ
послушался предложенія и замолчалъ».
Нѣкоторые свидѣтели въ процессѣ Фукьэ-Тенвилля, Эрманъ
и другіе члены суда, судьи или присяжные, заявляютъ, что»
это предложеніе было ловушкой:
«Пренія открылись,—говоритъ свидѣтель депутатъ Ти­
ріонъ. Дантонъ началъ рѣчь. Посреди защиты, предсѣдатель
Эрманъ сказалъ ему: «Ты усталъ, предоставь слово другому;
когда ты отдохнешь, я тебѣ вновь дамъ слово».
«Дантонъ желалъ продолжать, предсѣдатель настоялъ::
слово было отнято у Дантона и болѣе не возвращено».
Это явствуетъ и изъ спора, возникшаго впослѣдствіи.,
когда судили самый трибуналъ въ 1795 году,—между Эрма-
пОМЪ И ДруГИМп HHuâMZJ

—
75—
Д’Обиньи: Я утверждаю, что Дантонъ былъ лишенъ-
слова.
Эрманъ: Я отрицаю это; а кромѣ того, это былъ про­
цессъ исключительный и политическій.
Парисъ: Я повторяю: Дантона не выслушали, такъ же,
какъ и другихъ обвиняемыхъ. Опасались даже свидѣтелей со­
стороны обвиненія. Былъ вызванъ только одинъ свидѣтель,
да и онъ говорилъ въ пользу Дантона. Было нелегко найти,
свидѣтелей противъ такихъ людей».
15-го жерминаля, на третій день процесса, къ обви­
няемымъ былъ присоединенъ бывшій главный прокуроръ Па­
рижскаго департамента Люилье; его обвиняли въ пособниче­
ствѣ Шабо. Послѣ допроса его г. Эро-де-Сэшелля, предсѣда­
тель сталъ допрашивать Камилла Демулена и прямо поста­
вилъ ему въ вину знаменитую страницу Ш-ьяго номера
«Стараго Кордельера»:
«Былъ обвиненъ въ контръ-революціонности потомокъ
Кассія за то, что хранилъ портреты своихъ предковъ.
«Считалось контръ-революціоннымъ преступленіемъ, если
человѣкъ пошелъ въ уборную и не вынулъ предварительно изъ
кармановъ императорскихъ изображеній» и др.
Въ запискахъ одного изъ присяжныхъ приведены нѣко­
торые отрывочные отвѣты Камилла Демулена:
«Я предупреждалъ о Дюмурьэ раньше Марата и пер­
вый предупредилъ о герцогѣ Орлеанскомъ. Революція нача­
лась мною и моя смерть закончитъ ее. Маратъ ошибался
относительно Проли. Кто не имѣлъ своего Диллона? Начиная
съ ІѴ-го номера, я писалъ только для того, чтобы исправить
свои прежнія ошибки. Я первымъ создавалъ всѣ заговоры, и
меня ободряли, мнѣ писали и пр. Я разоблачилъ бездѣльника
Гебера. Полезно, когда кто-нибудь это дѣлаетъ.»
Гусманъ призналъ, что онъ испанскій грандъ перваго
класса, но заявилъ также, что стремится къ свободѣ и при­
былъ во Францію, чтобы воспользоваться ею.
Лакруа представилъ отчетъ о своей миссіи въ Бельгію;
СНЬ
ЧТО
OvHOBJxjmS СОСТаюа

—
76—
представителей, и для своей защиты требовалъ, чтобы вы­
слушали его свидѣтелей:
«Вотъ уже три дня,—говорилъ онъ,—какъ я тщетно до­
биваюсь священнаго права защиты для обвиняемаго, средствъ
установить ее; вотъ уже три дня, какъ я представилъ спи­
сокъ моихъ свидѣтелей, и однако никто изъ нихъ еще не
вызванъ. Я предлагаю государственному обвинителю передъ ли­
цомъ народа, свидѣтеля моихъ усилій оправдаться, объявить
мнѣ, почему мнѣ отказано въ этомъ столь законномъ тре­
бованіи.
Государственный обвинитель: Вызовъ вашихъ
свидѣтелей совершенно не касается меня; онъ долженъ происхо­
дить по вашему требованію и при вашемъ стараніи; я не
противился ихъ вызову и еще разъ заявляю, что не проти­
влюсь ему.
Лакруа: Но мнѣ недостаточно, чтобы вы не противи­
лись вызову моихъ свидѣтелей; ничто не происходитъ безъ
разрѣшенія государственнаго обвинителя и безъ его приказаній:
поэтому я и прошу этого разрѣшенія и этихъ приказаній.
Государственный обвинитель: Такъ какъ вы же­
лаете формальнаго заявленія съ моей стороны, то я заявляю
о разрѣшеніи вызвать свидѣтелей, но не тѣхъ, кого вы ука­
зали въ средѣ конвента; въ этомъ отношеніи я указываю, что,
разъ обвиненіе противъ васъ исходитъ отъ всего конвента,
взятаго въ цѣломъ видѣ, то никто изъ членовъ его не мо­
жетъ быть для васъ свидѣтелемъ со стороны защиты; ибо что
можетъ быть смѣшнѣе претензій на право приглашать въ ка­
чествѣ свидѣтелей со стороны защиты вашихъ же собствен­
ныхъ обвинителей, а особенно изъ законодательнаго учреж­
денія, держателей верховной власти, имѣющихъ право рас­
полагать ею для наибольшихъ выгодъ народа и обязанныхъ
отчетомъ только передъ народомъ.
Лакруа: Изъ выставленныхъ вами утвержденій я обя­
занъ заключить', что моимъ товарищамъ разрѣшено убить меня,
а мнѣ въ послѣднія минуты жизни запрещено разоблачить и
уничтожить этихъ негодныхъ убійцъ. Однако, для народа
весьма существенно выяснить нѣкоторыхъ личностей, являю­
щихся его представителями, вся заслуга которыхъ состоитъ

—
77-
въ томъ, что они создаютъ большое количество пустомель и
льстецовъ, готовыхъ раздавить людей честныхъ и возвышен­
ныхъ, не желающихъ воскурять ѳиміамъ передъ ихъ идоломъ
и признавать ихъ ложныхъ взглядовъ.
Предсѣдатель: Вы обвиняетесь въ заговорѣ; вы за­
щищаетесь отъ этого обвиненія и претендуете быть безупреч­
нымъ, а между тѣмъ даже подъ сѣнью этого трибунала вы
дерзаете устраивать заговоръ, клеветать на народное предста­
вительство и бросать въ него самыми отвратительными по­
дозрѣніями.
Лакруа: Значитъ, мое присутствіе здѣсь—лишь фор­
мальность, такъ какъ желаютъ заставить меня играть роль
нѣмого.
Предсѣдатель: Никто не препятствуетъ вашей за­
щитѣ: но брань и клевета не являются средствами ея, и не
такимъ путемъ удается доказать свою невинность.
Лакруа: Я настаиваю на вызовѣ указанныхъ мною
свидѣтелей и, въ случаѣ затрудненія, я прошу запросить объ
этомъ конвентъ.
Государственный обвинитель: Пора прекратить
эту борьбу, въ одинаковой степени скандальную и для три­
бунала, и для всѣхъ, кто васъ слышитъ; я напишу конвенту
и спрошу его мнѣніе, которое и будетъ исполнено въ точности.
Это заявленіе имѣло грозное значеніе, но подсудимые,
повидимому, не обратили на него вниманія.
Процессъ пока шелъ обычнымъ порядкомъ. Дантонъ
говорилъ:
«Лишь бы только намъ дали слово и не мѣшали, и я
увѣренъ, что разобью своихъ обвинителей; а если француз­
скій народъ таковъ, какимъ онъ долженъ быть, то мнѣ же
придется просить пощадить ихъ».
Камиллъ отвѣчалъ:
«Да, у насъ будетъ слово: это все чего мы просимъ».
Затѣмъ опять Дантонъ:
«Въ настоящее' время Барреръ—патріотъ; не такъ ли? А
Дантонъ—аристократъ! Франція не долго будетъ этому вѣрить».
И, обращаясь къ Камбону, котораго онъ видѣлъ среди
свидѣтелей:

—
78—
«Неужели ты считаешь насъ заговорщиками? Смотрите,
■онъ смѣется', онъ не вѣритъ. Запишите, что онъ смѣялся».
Затѣмъ, обращаясь къ присяжнымъ:
«Вѣдь это я создалъ трибуналъ, я долженъ знать толкъ
въ этомъ».
Тѣмъ временемъ допросъ продолжался. Дантона и Лакруа
■обвиняли во враждебномъ отношеніи къ революціи 31-го мая,
въ томъ, что они требовали казни Анріо, за ту роль, кото­
рую онъ игралъ въ этой революціи. Лакруа возражалъ:
«Я сказалъ Анріо: держись крѣпко, иначе мы пропали.
Необходимо, чтобы сегодня народъ и конвентъ получили удо­
влетвореніе отъ всѣхъ аристократовъ».
А Дантонъ:
«Я не требовалъ ареста Анріо и я былъ одной изъ са­
мыхъ сильныхъ опоръ его».
Съ другой стороны Лакруа вмѣняли въ вину, что онъ
требовалъ ареста двадцати-двухъ депутатовъ, но, правда, съ
намѣреніемъ поднять противъ Парижа департаменты; онъ на
это отвѣтилъ:
«У меня вовсе не было приписываемыхъ мнѣ коварныхъ
намѣреній; у меня была цѣль только освободить конвентъ отъ
членовъ, мѣшавшихъ его работамъ».
Обвиненіе противъ Филиппо было такъ резюмировано
предсѣдателемъ:
«Филиппо, вы обвиняетесь въ нападкахъ на правитель­
ство своими писаніями, вы голосовали за обращеніе къ народу,
клеветали на Марата и заявляли себя защитникомъ Ролана».
Онъ защищался, указывая, что сначала стоялъ за обра­
щеніе къ народу, но затѣмъ былъ противъ него; что онъ могъ
■быть обманутъ Роланомъ, но еще за шесть мѣсяцевъ передъ
тѣмъ онъ разоблачилъ шайку жирондистовъ; что онъ былъ въ
числѣ семидесяти-восьми депутатовъ, противившихся преданію
суду Марата. Что касается его писаній, то онъ, будучи от-
яравленъ въ Вандею, доносилъ комитету общественнаго спа­
сенія о всѣхъ ужасахъ и гнусностяхъ, творившихся тамъ; до­
носилъ на Ронсена и Россиньоля, а когда его доклады оста­
лись безъ вниманія, онъ донесъ въ конвентъ на самый коми­
тетъ общественнаго спасенія:

79—
«Я зналъ свои обязанности,—твердо заявилъ онъ,—и я
выполнилъ ихъ; я ничѣмъ не унизилъ національное предста­
вительство».
/
А когда государственный обвинитель ѣдко замѣтилъ ему:
«Къ вашимъ словамъ не хватаетъ только дѣйствій».
Онъ возразилъ:
«Вы можете погубить меня, но я запрещаю вамъ оскор­
блять меня».
Вестерманнъ не менѣе энергично рисовалъ картину сво­
ихъ дѣйствій въ арміи Дюмурьэ, при Жемаппѣ и позднѣе:
«Когда Дюмурьэ былъ въ Бельгіи, — говорилъ онъ, — я
находился въ Голландіи, покинутый среди непріятелей. Я про­
велъ мой легіонъ въ Антверпенъ».
Онъ легко доказалъ, насколько враждебенъ былъ онъ ма­
неврамъ, подготовлявшимъ возмущеніе Дюмурьэ. Когда же ему
предложили оправдаться въ дурномъ обращеніи съ волонтерами
во время его пребыванія въ Вандеѣ, онъ заявилъ:
«Хорошіе солдаты хвалятъ меня и воздаютъ мнѣ должное;
порицаніе же негодяевъ, жалующихся на меня и обвиняющихъ
меня, можетъ служить только моимъ оправданіемъ».
Когда предсѣдатель какъ-то прервалъ его, говоря, «что
онъ разглагольствуетъ и теряетъ свое время», онъ рѣзко от­
вѣтилъ: «я не могу его употребить лучше, чѣмъ для защиты
моей жизни».
Еще слѣдуетъ отмѣтить его смѣлое замѣчаніе:
«Я попрошу поставить меня передъ народомъ, чтобы онъ
видѣлъ меня; я получилъ семь ранъ, и всѣ спереди; одна только
рана нанесена съ тылу—это мой обвинительный актъ».
Допросы Дидерихсѳна и Фреевъ дали мало интереснаго
матеріала, такъ какъ центръ тяжести процесса былъ не въ
нихъ.
Комитетъ общественнаго спасенія не былъ увѣренъ въ
исходѣ процесса, тѣмъ болѣе, что общественное мнѣніе не
высказывалось противъ Дантона, какъ это было въ дѣлѣ Го­
бера, и можно было опасаться, что смѣлая и энергичная за­
щита краснорѣчиваго трибуна можетъ вызвать какія-нибудь
народныя манифестаціи въ его пользу. Надо было найти сто-

—
so—
.собъ ускорить дѣло и такъ или иначе покончить съ опасными
противниками.
Этотъ способъ былъ найденъ: Фукьэ-Тенвилль написалъ
слѣдующее письмо конвенту:
«Съ момента открытія засѣданій суда бушуетъ страшная
буря; обвиняемые, словно одержимые, требуютъ, чтобы были
выслушаны въ качествѣ свидѣтелей защиты граждане депутаты
Симонъ, Куртуа, Леньэло, Фрэронъ, Панисъ, Ленда, Каловъ,
Мерленъ изъ Дуэ, Госсюенъ, Лежандръ, Робенъ, Гупійо изъ.
Монтагю, Роберъ Ленда, Лекуантръ изъ Версаля, Бриваль и
Мерленъ изъ Тіонвиля: они апеллируютъ къ народу по поводу
отказа въ вызовѣ. Несмотря на твердость предсѣдателя и всего
трибунала, ихъ многочисленныя заявленія нарушаютъ ходъ за­
сѣданія, и они громко заявляютъ, что не замолчатъ, пока не
будутъ выслушаны ихъ свидѣтели............................................. мы
просимъ васъ указать намъ окончательно линію поведенія въ
отношеніи этого требованія, такъ какъ порядокъ судопроизвод­
ства не даетъ намъ никакой возможности мотивировать этотъ
отказъ.
Подписали: А. - К. Фукьэ; Эрманъ».
Въ засѣданіи конвента 15-го жерминаля (4-го апрѣля)
Сенъ-Жюстъ взошелъ на трибуну, показалъ это письмо, но
не прочелъ его, и произнесъ яростную обвинительную рѣчь:
«Государственный обвинитель революціоннаго трибунала
сообщилъ, что бунтъ подсудимыхъ заставилъ прервать судеб­
ныя пренія, пока конвентъ не приметъ своихъ мѣръ. Вы из­
бавились отъ величайшей опасности, угрожавшей свободѣ. Те­
перь открыты всѣ соумышленники, а бунтъ преступниковъ у
подножья самой справедливости, преступниковъ, устрашенныхъ
закономъ, объясняетъ тайны ихъ сознанія; ихъ отчаяніе и ихъ
ярость говорятъ о томъ, что ихъ показная простота была ко­
варнѣйшей западней, разставленной для революціи.
Развѣ невинный возставалъ когда-нибудь противъ закона?
Не нужно больше другихъ доказательствъ ихъ покушеній, до­
статочно ихъ дерзости...
«Нѣтъ, свобода не отступитъ передъ своими врагами, ихъ
союзъ открытъ. Диллонъ, приказавшій своей арміи иттн на-Ла-

81
рижъ, заявилъ, что жена Дэмулена получила деньги, чтобы под­
нять движеніе и перебить патріотовъ и революціонный трибу­
налъ. Мы васъ благодаримъ за то, что вы отвели намъ почет­
ные посты; какъ и вы, мы прикроемъ отечество нашими тѣлами.
«Смерть—ничто, лишь-бы торжествовала революція. Вотъ
день славы; вотъ день, когда римскій сенатъ боролся противъ
Катилины; вотъ день укрѣпленія на-вѣки народной свободы.
Ваши комитеты ручаются вамъ за героическую охрану. Кто
можетъ отказать вамъ въ своемъ преклоненіи въ этотъ страш­
ный моментъ, когда вы въ послѣдній разъ ведете борьбу съ
шайкой, бывшей снисходительной къ вашимъ врагамъ, и ко­
торая въ настоящее время вновь обрѣтаетъ свою ярость для
борьбы со свободой.
«Ваши комитеты мало дорожатъ жизнью; они цѣнятъ
честь. Народъ, ты будешь торжествовать, но пусть этотъ опытъ
заставитъ тебя любить революцію, благодаря опасностямъ, ко­
торымъ она подвергаетъ твоихъ друзей».
Затѣмъ, онъ предложилъ слѣдующій декретъ:
«Національный конвентъ, выслушавъ докладъ своихъ ко­
митетовъ общественнаго спасенія и общей безопасности, по­
становляетъ, что революціонный трибуналъ долженъ продол­
жать дѣло о заговорѣ Лакруа, Дантона, Шабо и другихъ;—
что предсѣдатель долженъ употребить всѣ средства, предоста­
вленныя ему закономъ, дабы заставить уважать свой автори­
тетъ и авторитетъ революціоннаго трибунала и подавить вся­
кія попытки со стороны обвиняемыхъ, клонящіяся къ нару­
шенію государственнаго спокойствія и мѣшающія правильному
ходу судебнаго разбирательства.
«Постановляетъ, что каждый изъ обвиняемыхъ, который
будетъ противиться или оскорблять національную юстицію, дол­
женъ быть немедленно удаленъ изъ зала засѣданій».
Конвентъ готовъ былъ принять декретъ; но, чтобы воз­
дѣйствовать на общественное мнѣніе, быль придуманъ еще
одинъ заговоръ. Докладчикомъ по этому вопросу выступалъ
Бильо-Вареннъ:
«Прежде чѣмъ издать этотъ декретъ,—сказалъ онъ,—я
предлагаю конвенту выслушать чтеніе письма, полученнаго
комитетами отъ управленія полиціи. Конвентъ увидитъ, какая
6

—
82-
опасность угрожаетъ свободѣ и какая близость существуетъ
между заговорщиками, преданными трибуналу, и заговорщи­
ками въ тюрьмахъ. Это письмо содержитъ разсказъ объ ихъ по­
кушеніяхъ».
Онъ поручилъ тогда одному изъ секретарей прочесть слѣ­
дующее письмо:
«Гражданинъ Лафлоттъ, бывшій посланникъ республики
во Флоренціи, находящійся около шести дней въ заключеніи
въ Люксембургской тюрьмѣ, видѣлъ генерала Артюра Диллона,
арестованнаго какъ и онъ, который говорилъ съ нимъ о за­
сѣданіи революціоннаго трибунала. Дантонъ и Лакруа заявили,
что желаютъ говорить лишь въ присутствіи Робеспьера, Сенъ-
Жюста и другихъ: народъ рукоплескалъ, а смущенный судъ
обратился съ письмомъ въ конвентъ; но такъ какъ конвентъ
перешелъ къ очереднымъ дѣламъ, то декретъ былъ встрѣченъ
въ народѣ ропотомъ. Въ виду этого слѣдовало опасаться, какъ
бы, передъ угрозой возстанія, оба комитета’ не устроили рѣзни
заключенныхъ въ Консьержери, и чтобы это избіеніе не рас­
пространилось и на другія тюрьмы; необходимо сопротивленіе.
Диллонъ сказалъ ему еще, что онъ выработалъ одинъ проектъ
совмѣстно съ депутатомъ Симономъ, что онъ познакомитъ его
съ этимъ проектомъ и одновременно приведетъ къ нему Си­
мона и Турэ; затѣмъ, онъ передалъ одному изъ тюремныхъ
надзирателей письмо, адресованное женѣ Камилла Дэмулена,
передавшее въ ея распоряженіе тысячу экю, чтобы поднять
возстаніе толпы вокругъ революціоннаго трибунала. Диллонъ
вернулся вечеромъ съ Симономъ, и Лафлоттъ притворно при­
мкнулъ къ ихъ заговору; но уже утромъ онъ донесъ о немъ
и отдался въ распоряженіе комитета общественнаго спасенія,
чтобы раскрыть ему всѣ подробности заговора».
Послѣ чтенія этого плана декретъ былъ единогласно при­
нятъ. Робеспьеръ предложилъ, чтобы это письмо и докладъ
Сенъ-Жюста были одновременно отправлены въ революціон­
ный трибуналъ для прочтенія на засѣданіи; его предложеніе
также было принято.
О впечатлѣніи, произведенномъ въ революціонномъ три­
буналѣ чтеніемъ этого декрета, разсказываетъ Парисъ.
Декретъ былъ принесенъ Амаромъ вмѣстѣ съ Вулланомъ.

83—
«Я былъ,—говоритъ Парисъ,—въ залѣ, отведенномъ для
свидѣтелей, когда они пришли. Они были блѣдны: гнѣвъ и страхъ
отражались на ихъ лицахъ, настолько, повидимому, они боялись,
что ихъ жертвы ускользнутъ отъ смерти. Они поздоровались со
мной, и я, желая узнать новости, сталъ разговаривать съ ними.
Вулланъ сказалъ мнѣ: «негодяи теперь въ нашихъ рукахъ; они
вѣдь устраиваютъ заговоры въ Люксембургской тюрьмѣ». За­
тѣмъ, они послали за Фукьэ, бывшемъ на засѣданіи, и тотъ
немедленно явился. При видѣ его, Амаръ сказалъ: «вотъ то,
что ты просилъ», — это былъ декретъ объ устраненіи подсу­
димыхъ отъ преній. Вулланъ сказалъ: «вотъ, чѣмъ вы можете
быть довольны». Фукьэ отвѣтилъ съ улыбкой: «честное слово,
это то и нужно намъ»: затѣмъ съ довольнымъ видомъ онъ во­
шелъ въ залъ засѣданій, гдѣ и былъ прочитанъ декретъ и за­
явленіе негодяя Лафлотта, которое извѣстно всѣмъ.
«Обвиняемые содрогнулись отъ ужаса при сообщеніи по­
добныхъ измышленій. Несчастный Камиллъ, услыхавъ имя своей
жены, крикнулъ отъ боли и сказалъ: «негодяи, имъ мало того,
что они убиваютъ меня, они хотятъ убить еще мою жену». Во
время этой сцены, раздирающей честныя и чувствительныя души,
члены комитета общей безопасности, сидѣвшіе на ступеняхъ и
сзади Фукьэ, а также и судьи наслаждались варварскимъ удо­
вольствіемъ при видѣ отчаянія несчастныхъ, которыхъ они при­
носили въ жертву. Дантонъ замѣтилъ ихъ и, указывая на нихъ
своимъ несчастнымъ сотоварищамъ, сказалъ: «посмотрите на
этихъ подлыхъ убійцъ, они будутъ преслѣдовать насъ до смерти».
Депутатъ Тиріонъ, бывшій также свидѣтелемъ въ процессѣ
Фукьэ, говоритъ, что было четыре часа дня, когда изъ конвента
принесли декретъ. Онъ удостовѣряетъ, что со стороны подсу­
димыхъ не было возмущенія и что они никого не оскорбляли;
когда же онъ на слѣдующій день пришелъ въ трибуналъ, то
узналъ тамъ, что ихъ устранили отъ преній. Другой свидѣтель,
д’Обиньи, говоритъ, что всѣ были поражены: судьи, присяж­
ные, народъ и подсудимые; они смотрѣли другъ на друга, не
понимая, что это значитъ. Но скоро произошла реакція:
«Дантонъ яростно обрушился на вѣроломство, проявлен­
ное его подлыми врагами, которыхъ онъ перечислилъ по име­
намъ (Робеспьера, Сенъ-Жюста, Кутона, Барера, Вадьэ, Амара
6*

-
84—
и Вуллана — другихъ членовъ этихъ комитетовъ онъ восхва­
лялъ), такъ какъ это они вырвали у конвента данный декретъ
смерти. Онъ требовалъ отъ судей, присяжныхъ и народа, чтобы
они заявили, правиленъ-ли фактъ, вмѣняемый имъ въ вину. На­
родъ кричалъ: «измѣна, вѣроломство»; онъ тронутъ, онъ
смягчился, онъ волнуется; предсѣдатель закрываетъ засѣданіе.
На слѣдующій день, 16-го жерминаля, засѣданіе началось
въ 87з ч. утра. Дантонъ и Лакруа снова стали требовать вызова
свидѣтелей. «Было очевидно, — говоритъ бюллетень три­
бунала,— что ихъ цѣлью было возбудить аудиторію и вы­
звать какое-нибудь движеніе. Фукьэ, чтобы разомъ покончить
съ этимъ, приказалъ секретарю прочесть декретъ, принятый на­
канунѣ; по окончаніи чтенія онъ отъ избытка насмѣшливости
сказалъ Дантону и Лакруа, что у него также имѣется «куча
свидѣтелей противъ нихъ и что всѣ они стремятся уничтожить
ихъ; но онъ, основываясь на приказахъ конвента, воздержится
приглашать ихъ на допросъ, а подсудимые въ свою очередь
должны отказаться отъ вызова своихъ свидѣтелей; что ихъ бу­
дутъ судить только на основаніи письменныхъ уликъ и имъ
надлежитъ защищаться только противъ этого рода уликъ».
Въ виду того, однако, что Дантонъ и Лакруа рѣзко про­
тестовали и требовали: вызова своихъ свидѣтелей, Фукьэ-
Тенвилль предложилъ присяжнымъ высказаться, достаточно ли
имъ ясно дѣло; присяжные удалились для обсужденія вопроса.
Подсудимымъ было ясно, что ждетъ ихъ. Они еще боль­
ше заволновались, крича: «Беззаконіе! Тиранія! Насъ хотятъ
судить, не выслушавъ... Не даютъ обсуждать вопросовъ! (Тутъ
можно узнать голосъ Дантона): Мы достаточно прожили,
чтобы уснуть въ объятіяхъ славы; пусть насъ ведутъ на эша­
фотъ!»
Эти возгласы вызвали примѣненіе новаго декрета, со­
зданнаго спеціально для этого дѣла. Трибуналъ приказалъ
увести подсудимыхъ въ тюрьму.
На процессѣ все время находились члены комитета общей
безопасности, которые вели непрерывныя бесѣды съ судьями,
присяжными и свидѣтелями и увѣряли всѣхъ, что подсудимые—
преступники и заговорщики, а особенно преступенъ Дантонъ.
Даже въ послѣдній моментъ ихъ видѣли выходящими изъ

TM 8t>
комнаты для совѣщанія присяжныхъ. Очевидно, они до по­
слѣдней минуты не надѣялись на полную покорность при­
сяжныхъ велѣніямъ Робеспьера и его компаніи. Кромѣ того,
и самъ Фукьэ на своемъ процессѣ сознался, что и предсѣ­
датель трибунала, и общественный обвинитель воздѣйствовали
на присяжныхъ, чтобы тѣ заявили, что дѣло для нихъ до­
статочно ясно.
Это и сдѣлали присяжные, вернувшись въ залъ засѣда­
нія. Тогда предсѣдатель предложилъ имъ вопросы.
Первымъ вопросомъ было утвержденіе:
«Граждане присяжные засѣдатели,
«Существовалъ заговоръ, клонившійся къ опороченію и
униженію національнаго представительства и уничтоженію
путемъ подкупа республиканскаго правительства».
Другіе вопросы были составлены примѣнительно къ ка­
ждому изъ подсудимыхъ:
«Доказано ли участіе въ этомъ заговорѣ писателя и де­
путата національнаго конвента Жана-Франсуа Лакруа» и т. д.
Присяжные отвѣтили утвердительно на всѣ вопросы,
исключая вопроса о Люилье.
Поэтому всѣ, за исключеніемъ Люилье, были пригово­
рены къ смертной казни.
Въ моментъ произнесенія приговора ихъ не было на
судѣ; «устраненные отъ преній» они ждали въ Консьержери,
чтобы ихъ привели обратно въ трибуналъ для выслушанія
приговора. Но ихъ провели въ канцелярію, гдѣ и сообщили
имъ безъ лишнихъ формальностей о приговорѣ. Рядомъ на­
ходилась зала, гдѣ палачъ принималъ осужденныхъ. Жандар­
мамъ, приведшимъ осужденныхъ въ канцелярію, было при­
казано немедленно же передать ихъ въ распоряженіе палача.
Дантонъ, столь пламенный во время преній, не могъ
оставаться безмолвнымъ передъ этимъ безпримѣрнымъ пріе­
момъ, выдуманнымъ спеціально, чтобы зажать ему ротъ. «Онъ
сталъ яростно ругаться,—говоритъ Дэзессаръ,—его глаза свер­
кали, его ротъ наполнился пѣной бѣшенства и оттуда выры­
вались только рѣзкіе и нечленораздѣльные звуки». Но затѣмъ
онъ покорился судьбѣ и, овладѣвъ собой, пожелалъ показать

•—
•—
свою твердость. Въ подобные моменты людямъ его типа при­
писывается много выраженій. Такъ, ему приписываютъ слова:
«У меня имѣется сладостное утѣшеніе вѣрить, что человѣкъ,
умершій въ качествѣ вождя умѣренныхъ, будетъ помилованъ
потомствомъ». Ему приписываютъ и другія слова (грубый
переводъ надписи Сардаиапала): „Что за важность, если я
умру? Я хорошо тратилъ деньги, хорошо повеселился, хорошо
ласкалъ дѣвочекъ, будемъ же спать!“
Филиппо заявилъ съ горькой улыбкой: «Этотъ конецъ
достоинъ начала .моего процесса»; и когда ему стригли во­
лоса, онъ воскликнулъ нѣсколько разъ: «Моя жена! Моя же­
на! Мой сынъ! Значитъ, я васъ больше на увижу!» Но онъ
подавилъ свое волненіе, «твердымъ шагомъ взошелъ на ро­
ковую телѣгу, и въ теченіе всей дороги до мѣста казни
черты его лица пе выражали никакого безпокойства».
Эро де Сэшелль оставался такимъ-же спокойнымъ, какъ и во
время процесса. Тогда, при устраненіи подсудимыхъ отъ пре­
ній, онъ сказалъ: «Эта тактика совершенно не удивляетъ ме­
ня: она достойна тѣхъ, кто жаждетъ нашей крови». Когда
же ему сообщили приговоръ, онъ заявилъ: «Я ждалъ этого».
Иначе держалъ себя Камиллъ Дэмуленъ. Скрученный
веревками онъ въ бѣшенствѣ кричалъ: «Чудовища! Негодяи!
Надо же, чтобъ Робеспьеръ такъ одурачилъ меня! » Эро по­
дошелъ кь нему и сказалъ: «Мой другъ, докажемъ, что мы
умѣемъ умирать», но увидѣвъ, что его утѣшенія не про­
изводятъ никакого впечатлѣнія, опять углубился въ свои
мысли.
Когда наступилъ моментъ отправляться на казнь, Эро
твердо взошелъ въ одну изъ телѣгъ: «Онъ сидѣлъ одинъ на
задней скамьѣ; голову онъ держалъ прямо, но безъ аффектаціи;
на лицѣ его игралъ яркій румянецъ. Не было видно ника­
кихъ признаковъ душевнаго волненія: выраженіе глазъ его
было мягко и скромно, онъ оглядывался вокругъ, не стре­
мясь ни обратить вниманіе, ни внушить интересъ къ себѣ.
При взглядѣ на него можно было бы сказать, что его во­
ображеніе занято лишь радостными мыслями». А онъ уми­
ралъ въ расцвѣтѣ молодости и красоты и, казалось нисколько
не сожалѣлъ объ огромномъ состояніи, которое онъ оста­

—
87 __
влялъ, въ силу своего осужденія, своим» палачамъ. Что же
касается Камилла Дэмулена, то, когда надо было садиться
въ телѣгу, онъ употреблялъ невѣроятныя усилія, чтобы выр­
ваться изъ рукъ палачей: «Поэтому по пути къ казни онъ
ѣхалъ съ голыми плечами; его разорванная рубашка спу­
скалась до пояса въ видѣ лоскутьевъ». Черты лица его были
искажены, глаза горѣли бѣшенствомъ, а «порывы его сдер­
живались веревками, которыми онъ былъ привязанъ къ
телѣгѣ».
«Дантонъ,— говоритъ одинъ писатель,—умеръ съ героиче­
скимъ мужествомъ и твердостью; его веселость не покидала
его. Онъ утѣшалъ Лакруа, который былъ въ ужасной горе­
сти при мысли о своей женѣ и дѣтяхъ. Онъ шутилъ надъ
Фабромъ д’Эглантиномъ, погруженнымъ въ задумчивость, раз­
сѣять которую ему не удалось». Онъ выражалъ сочувствіе
Камиллу Дэмулену, который, какъ онъ видѣлъ съ горечью,
въ своемъ безпорядочномъ одѣяніи и обнаженной грудью вы­
ставлялъ себя на показъ передъ этой толпой, разбивавшей
всѣхъ идоловъ и издѣвавшейся надъ всѣми несчастіями. Ка­
миллъ, все еще надѣявшійся на народъ, нѣкогда возставшій
по его призыву, кричалъ: «Народъ! Народъ! Тебя обманы­
ваютъ!» А Дантонъ говорилъ ему: «Успокойся и оставь эту
подлую сволочь!»
Когда они прибыли на площадь Революціи, то Эро де-
Сэшелль и Филиппо продолжали сохранять прежнее присут­
ствіе духа. Эро открылъ мрачное шествіе. Говорятъ, что
передъ тѣмъ, какъ онъ долженъ былъ взойти на эшафотъ,
онъ хотѣлъ обнять Дантона; когда же помощники палача
разъединили ихъ, Дантонъ сказалъ имъ: «Презрѣнные, вы не
помѣшаете нашимъ головамъ поцѣловаться въ корзинѣ». При
видѣ эшафота, Камиллъ Дэмуленъ возобновилъ свои жалобы:
«Вотъ награда, уготовленная первому апостолу свободы; такъ
то поступаютъ съ самымъ горячимъ другомъ Республики!
Смерть—благодѣяніе, ее нельзя получить слишкомъ скоро!
Свобода, идолопоклонникомъ которой я былъ и остаюсь,—
свобода, твое подножіе будетъ обагрено кровью одного изъ
твоихъ дѣтищъ! Чудовищи, убивающія меня, недолго меня
переживутъ».

88
Говорятъ, что до послѣдней минуты онъ сжималъ въ
рукѣ прядь волосъ бѣдной Люсили.
Какъ и Камиллъ, Дантонъ оставлялъ молодую жену,
память о которой нѳ могла въ этотъ послѣдній часъ исчез­
нуть изъ его души. Передаютъ, что у подножья эшафота у
него вырвались только слѣдующія слова: «О, моя жена, моя
любимая, больше я тебя не увижу». А, затѣмъ, оборвавъ
себя, онъ сказалъ: «Мужайся, Дантонъ», твердой поступью
взошелъ на эшафотъ и принялъ смерть.
ОГЛАВЛЕНІЕ.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ.
стр.
Глава 10. Бытовыя черты изъ жизни и дѣятельности революціон­
наго трибунала ....................... ...................... .
3
»
11. Дѣло Гебера
................
34
>
12. Дѣло К. Дэмулена и Дантона ........................................
45
Бъ виду увеличенія предположенныхъ размѣровъ книги
главы XIII—XVII выдѣляются въ особую книгу, которая
составитъ третью часть «Революціоннаго трибунала».
Uffe.

Цѣна 9 руб, 35 коп