«История рабства в античном мире» в семилетнем плане Института истории АН СССР
С. Л. Утченко, Е. М. Штаерман — О некоторых вопросах истории рабства
В. А. Рубин — Народное собрание в древнем Китае в VII—V вв. до н. э.
Л. Н. Казаманова — К вопросу о семье и наследственном праве на Крите в VI—V вв. до н. э.
Г. А. Кошеленко — Городской строй полисов Западной Парфии
З. А. Покровская — Первоначала, пустота и вселенная в философском словаре Лукреция
Доклады и сообщения
Н. П. Розанова — Магический амулет, хранящийся в отделе нумизматики ГМИИ имени А. С. Пушкина
Л. А. Ельницкий — Выступление мамертинцев
М. Е. Сергеенко — Неизвестные врачи древней Италии
Л. Н. Гумилёв — Некоторые вопросы истории хуннов
Критика и библиография
В. Андреев — Афинская рабовладельческая демократия в западной историографии
М. Л. Гаспаров — Римская литература в современной буржуазной филологии
С. А. Кауфман — Новые данные по социально-экономической истории Северной Сирии
Г. Г. Дилигенский — Из новой литературы о социальной и религиозной борьбе в Римской Африке
Хроника
Ю. И. Семёнов — Письмо в редакцию
Приложение
Указатель собственных имён, географических и этнических названий
Текст
                    ВЕСТНИК
ДРЕВНЕЙ ИСТОРИИ
оООфо
ИЗДАТЕЛЬСТВО
АКАДЕМИИ НАуК СССР
19 60


Редакционная коллегия: проф. В. И. Авдиев к. и. н. Г. Г. Дггугигекский(отв.секретарь) к. н. н. К. К. Зелъин чл.-корр. АН СССР С. В. Киселев (глав¬ ный редактор) ■ проф. Г. А. Меликишвили к. и. н. Н. М. Постовская к. и. ы. О. И. Савостьянова акад. В. В. Струве к. и. н. 3. В. Удальцова проф. С. Л. Утченко (зам. гл. редактора) 1-я Черемушкинская ул., 19, тории АН СССР Технический редактор Т. А. Аверкиева Т-14303 Подписано к печ. З/ХП—1960 г. Формат бумаги УОхЮв1/« Бум. л. 8,0 Печ. л. 21,92+2 вклейки Уч.-изд. листов 26,6 Заказ 985 Тираж 2200 экз. *2-я типография Издательства Академии наук·;СССР. Москва, Шубинскпй пер., 10
АКАДЕМИЯ НАУК СОЮЗА ССР ИНСТИТУТ ИСТОРИИ ВЕСТНИК ДРЕВНЕЙ ИСТОРИИ 4 (?4) ЖУРНАЛ ВЫХОДИТ ЧЕТЫРЕ РАЗА В ГОД ИЗДАТЕЛЬСТВО АКАДЕМИИ НАУК СССР МОСКВА 1960
«ИСТОРИЯ РАБСТВА В АНТИЧНОМ МИРЕ» В СЕМИЛЕТИЕМ ПЛАНЕ ИНСТИТУТА ИСТОРИИ АН СССР В семилетний план научно-исследовательских работ Института истории Академии наук СССР включен коллективный труд (серия моногра¬ фий) «История рабства в античном мире». Современная буржуазная историография почти не знает обобщающих трудов, посвященных истории античного рабства. Известная работа фран¬ цузского ученого Анри Валлона «История рабства в античном мире» была написана в 40-х годах XIX в., т. е. более ста лет назад. С тех пор до самого последнего времени в буржуазной литературе не появлялось обобщающих работ по истории античного рабства1. Только сравнительно недавно, пять лет назад, вышел в свет большой труд американского исто¬ рика Уэстерманна «Системы рабства греческой н-римской античности»1 2. За то столетие, которое протекло между выходом в свет трудов Вал¬ лона и Уэстерманна, изучение античной истории значительно продвину¬ лось вперед. Однако существенное различие между работами Валлона и Уэстерманна заключается не только и не столько в использовании накоп¬ ленного за этот срок нового материала, сколько в принципиально различ¬ ном отношении обоих авторов к проблеме античного рабства в целом. Если Валлон с позиций либерального буржуазного историка, с большим интересом и сочувствием относился к судьбам основного угнетенного клас¬ са в древности, если он придавал решающее значение рабству в античной экономике, то для Уэстерманна характерна совсем иная точка зрения. В соответствии со взглядами, высказанными в свое время еще Эд. Мейе¬ ром, американский историк стремится преуменьшить значение рабского труда и рабской формы эксплуатации в античном мире. Для обоснования своих направленных против марксистского пони¬ мания истории положений Уэстерманн старается доказать, что число рабов в античных государствах было сравнительно незначительным и по- 1 Из работ последних лет, посвященных отдельным проблемам истории рабства, следует назвать: G. R. М о г г о w, Plato's Law of Slavery, 1939; L. G e г n e t, Droit et société dans la Grèce ancienne, P., 1955; работы так называемой майнцской серии. J. Vogt, Sklaverei und Humanität im klassischen Griechentum, 1953; он же, Struktur der antiken Sklavenkriege, 1957; G. M i k n a t, Studien zur Kriegsgefangen¬ schaft und zur Sklaverei in der griechischen Geschichte, 1954; S. L a u f f e r, Die Berg- werkssklaven von Laureion, Bd. I—II, 1955—1956. 2 W. L. Westermann, The Slave Systems of Greek and Roman antiquity, Philadelphia, 1955. По существу эта работа представляет собою частично расширен¬ ную статью того же автора в VI (дополнительном) томе PWKRE.
4 ИСТОРИЯ РАБСТВА В АНТИЧНОМ МИРЕ» стоянно уменьшалось, что положение рабов, наоборот, непрестанно улуч¬ шалось и, наконец, настолько сблизилось с положением свободных, что всякое противоречие между рабами и свободными сгладилось. Рабство, рабский труд, по мнению Уэстерманна, оказывали лишь самое незначи¬ тельное влияние на экономику, социальную структуру и другие стороны жизни античных государств. Едва ли стоитболее подробно останавливаться на разборе «методологиче¬ ских установок» Уэстерманна 3, но уже из сказанного ясно, что советские историки древности должны взяться за создание «Истории рабства в антич¬ ном мире» не только с целью заполнить зияющие лакуны в изучении этой кардинальной проблемы в области античной истории, но и с твердым на¬ мерением противопоставить современным концепциям рабства, пользую¬ щимся признанием и распространением в буржуазной историографии, марксистское понимание рабовладельческой формации, рабовладельче¬ ского способа производства. Изучение основных проблем истории рабовладельческого строя в совет¬ ской исторической науке, благодаря исследованиям В. В. Струве, А. И. Тю- менева, А. В. Мишулина, Н. А. Машкина, С. И. Ковалева, В. Н. Дьякова и др., настолько продвинулось вперед, что в настоящее время представ¬ ляется вполне возможным создать марксистскую историю античного раб¬ ства. Включенный в семилетний план Института истории АН СССР кол¬ лективный труд мыслится поэтому как серия научно-исследовательских монографий, подчиненных единому общему плану, имеющих строго про¬ думанную единообразную структуру и дающих в целом полную и осно¬ ванную на изучении первоисточников картину возникновения, развития и гибели рабовладельческого способа производства в античном мире. Каж¬ дая монография должна быть также снабжена исчерпывающим научным аппаратом. Общий план серии монографий «История рабства в античном мире» выглядит примерно следующим образом. Вся серия распадается на три раздела, которые включают в себя десять основных тем: РАЗДЕЛ I. ДРЕВНЯЯ ГРЕЦИЯ ТЕМА 1. РАБСТВО В ДОКЛАССИЧЕСКУЮ ЭПОХУ Введение. Рабовладельческие отношения в микенской Греции. Рабство по данным гомеровского эпоса. Проблема взаимоотношений микенского й гомеровского рабства. Развитие рабства в период становления полиса: а) рабский труд в крестьянском хозяйстве Беотии; б) плотия в Спарте; в) формы порабощения в других областях Эллады (Крит, Фессалия и т. д.); г) рабство в ранней Ионии; д) долговая кабала в досолоновой Ат¬ тике. Два пути становления рабовладельческих отношений в ранней Элладе. Указатели. ТЕМА 2. РАЗВИТИЕ- РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ В ГРЕЦИИ VI—V вв.· Введение. Предпосылки перехода от примитивных к развитым формам эксплуатации рабов. Запрет эндогенного рабства в Аттике и реформы Солона. Аналогичные реформы в других эллинских полисах. Ранняя ти¬ рания и рабство. Развитие античных форм рабства в V в. Рабство и другие формы труда в Элладе. Влияние Пелопоннесской войны на развитие раб¬ ства. Классовая борьба рабов. Отражение развития рабовладельческих отношений в социально-политических идеях V в. Указатели. 3 См. рецензию на книгу Уэстерманна в ВДИ, 1958, № 4, стр. 136—158.
«ИСТОРИЯ РАБСТВА В АНТИЧНОМ МИРЕ» 5 ТЕМА 3. РАСЦВЕТ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ В АФИНАХ IV в. Введение. Социально-экономический строй Афин IV в. Источники раб¬ ства и численность рабов. Удельный вес рабского труда в отдельных от¬ раслях производства (ремесло, горное дело, сельское хозяйство, торговля, домашнее обслуживание). Юридическое положение рабов. Отпуск рабов на волю и положение отпущенников. Классовая борьба рабов, свободной бедноты. Рабство в системе взглядов Платона и Аристотеля. Указатели. ТЕМА 4 . РАБСТВО В ДРУГИХ ОБЛАСТЯХ ЭЛЛИНСКОГО МИРА Введение. Рабство и другие формы эксплуатации. Классовая борьба рабов, свободной бедноты. Идеология рабов и вольноотпущенников. Спар¬ та. Фессалия и Беотия. Крит. Великая Греция. Малая Азия. Северное Причерноморье. Указатели. РАЗДЕЛ II. ЭЛЛИНИСТИЧЕСКИЕ ГОСУДАРСТВА ТЕМА 5. РАБСТВО В ЭЛЛИНИСТИЧЕСКИХ ГОСУДАРСТВАХ В КОНЦЕ IV—III в. Введение. Влияние македонского завоевания и образования эллини¬ стических государств на развитие рабства. Рабство и другие виды эксплуа¬ тации в эллинистических государствах. Рабство в Птолемеевском Египте. Рабство в царстве Селевкидов. Рабство в Греции и Македонии. Рабство в Малой Азии и Северном Причерноморье. Указатели. ТЕМА 6. РАЗВИТИЕ АНТИЧНОГО РАБСТВА В ВОСТОЧНОМ СРЕДИЗЕМНОМОРЬЕ ВО И—I вв. Введение. Распространение античных форм рабства на эллинистические государства. Классовая борьба рабов, свободной бедноты. Рабство в Пто¬ лемеевском Египте. Рабство в царстве Селевкидов. Рабство в Греции и Македонии. Манумиссии и положение вольноотпущенников. Рабство в Малой Азии и Северном Причерноморье. Отражение рабовладельческих отношений в идеологии эллинистической эпохи. Указатели. РАЗДЕЛ III. ДРЕВНИЙ РИМ ТЕМА 7. ВОЗНИКНОВЕНИЕ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКИХ-{ОТНОШЕНИЙ В ДРЕВНЕМ РИМЕ Введение. Возникновение рабовладельческих отношений в Этрурии и Лациуме. Развитие рабства в период завоевания Италии. Рабство в За¬ падном Средиземноморье в период Пунических войн. Рабство и другие формы Труда и эксплуатации. Рабы и вольноотпущенники. Отражение раз¬ вития рабовладельческих отношений в идеологической жизни римского общества. Указатели. ТЕМА S. РАСЦВЕТ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ В РИМСКОЙ РЕСПУБЛИКЕ (И—I вв.) Введение. Рзбство и свободный труд в экономике римского общества. Расцвет рабовладельческих отношений в Италии и Сицилии. Классовая борьба рабов: а) сицилийские восстания рабов; б) великое восстание ра¬ бов под руководством Спартака; в) борьба рабов в период гражданских
6 ИСТОРИЯ РАБСТВА В АНТИЧНОМ МИРЕ» воин. Роль рабства в социальной и политической жизни римского обще¬ ства. Идеология рабов и вольноотпущенников. Указатели. ТЕМА 9. РАБСТВО В РИМСКОЙ ИМПЕРИИ (1—111 вв. н. э.) Введение. Социально-экономический строй ранней Римской империи. Рабство в Риме, Италии и Сицилии. Рабство в западных провинциях империи. Рабство в восточных провинциях империи. Рабство и другие формы труда и эксплуатации в Римской империи. Классовая борьба рабов. Отношение к рабам различных социальных групп. Рабы и христианство. Идеология рабов и вольноотпущенников. Влияние кризиса рабовладель¬ ческого способа производства на изменение социального и политического строя. Указатели. ТЕМА 10. РАЗЛОЖЕНИЕ И ГИБЕЛЬ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКИХ ОТНОШЕНИЙ В РИМСКОЙ ИМПЕРИИ (IV—V вв. и. э.) Введение. Социально-экономический строй поздней империи. Рабство в Риме, Италии и Сицилии. Рабство в западных провинциях империи. Раб¬ ство в восточных провинциях империи. Рабы и другие категории трудя¬ щихся в различных типах хозяйств. Имущественное и правовое положение различных групп рабов. Классовая борьба рабов. Отношение к рабам различных социальных групп. Рабы и христианство. Политика правитель¬ ства по отношению к рабам и вольноотпущенникам. Роль разложения ра¬ бовладельческого способа производства в падении Западной Римской им¬ перии и эволюции социального и политического строя Восточной империи. Указатели. Каждая из перечисленных тем может быть исчерпана одной или не¬ сколькими монографиями. В план научно-исследовательских работ Инсти¬ тута истории уже включен ряд монографий сотрудников Института, и под¬ готовка этих монографий начата. Но совершенно очевидно, что силами со¬ трудников одного только Института истории весь обширный план выполнен быть не может. Поэтому чрезвычайно важно к участию в работе над серией «История рабства в античном мире» привлечь самые широкие круги спе¬ циалистов в области античной истории как в нашей стране, так и в стра¬ нах социалистическо,го лагеря. Крайне желательно, чтобы научные работники и преподаватели ка¬ федр университетов и пединститутов нашей страны включились в работу по подготовке коллективного труда «История рабства в античном мире». Более того, к участию в этой работе, несомненно, могут быть привлечены аспиранты, специализирующиеся в области античной истории, и студенты- дипломники. Отдельные вопросы (пли группы вопросов), входящие в ту или иную тему изложенного выше плана «Истории рабства в античном мире», могут служить темами дипломных работ, а иногда и диссертаций. «Вестник древней истории» заинтересован в том, чтобы лучшие из этих работ были опубликованы на его страницах. Что касается привлечения к подготовке серии «История рабства в ан¬ тичном мире» ученых из стран социалистического лагеря, то следует отметить, что данное предприятие уже вызвало большой интерес в ряде стран. Достиг¬ нута договоренность относительно участия ученых Польши, Болгарии, Венгрии, что в значительной мере обеспечивает изучение истории рабства в ряде бывших римских провинций. Однако в этом направлении возмож¬ ности далеко не исчерпаны, и следует смелее и шире устанавливать дело¬ вые связи с учеными социалистических стран. В связи с общими задачами подготовки коллективного труда «История рабства в античном мире» встает еще одни существенный вопрос. Как уже
ИСТОРИЯ РАБСТВА В АНТИЧНОМ МИРЕ» 7 показали самые начальные стадии работы, необходимо создание определен¬ ной теоретической базы этого коллективного труда. Конечно, в значи¬ тельной мере такая задача является разрешенной благодаря предшест¬ вующим исследованиям советских историков древности. Однако здесь еще не все ясно. Есть целый ряд принципиальных положений, которые неред¬ ко считаются предельно ясными н само собой разумеющимися, но кото¬ рые при ближайшем рассмотрении требуют более точного определения. В отдельных случаях обсуждение подобных вопросов может привести, па наш взгляд, к плодотворным творческим дискуссиям. К вопросам такого рода относится прежде всего вопрос о самой рабовла¬ дельческой формации, о критериях ее определения. Конечно, для каж¬ дого историка-марксиста эти критерии ясны. Но, как уже указывалось выше, буржуазные ученые выступают против понятия рабовладельческой формации, причем главным их аргументом являются соображения о не¬ значительной численности рабов и об отсутствии резкой грани между ра¬ бом и свободным человеком. Необходимо показать неосновательность по¬ добных критериев и в связи с этим уточнить наше понимание формации применительно к рабовладельческому обществу и с учетом его историче¬ ских особенностей. Чрезвычайно существенным представляется также вопрос об отноше¬ ниях и связях между рабской формой эксплуатации п другими видами труда, между рабами и другими категориями непосредственных произво¬ дителей в античном обществе. Причем под другими формами труда и дру¬ гими категориями непосредственных производителей следует понимать не только те формы и категории, которые сохранились от предшествующих этапов развития, но и те, которые появляются в результате зарождения элементов нового способа производства в недрах рабовладельческого обще¬ ства. Следует, на наш взгляд, уточнить и понятие о рабах как классе-сосло¬ вии. Приложимо ли это понятие ко всем этапам развития рабовладель¬ ческих отношений как в Греции, так п в Риме? Были ли такие периоды раз¬ вития, когда рабы представляли собой определенное сословие, но еще не могли считаться сформировавшимся классом, и, наоборот, можно ли в ка¬ кой-то период истории рабовладельческого общества считать, что рабы пре¬ вратились в класс, уже лишенный сословных признаков и особенностей? Не менее важен вопрос о классовой борьбе рабов. Обычно считают, что период наивысшего развития рабовладельческого способа производства относится ко времени наиболее ярких проявлений классовой борьбы рабов. Если говорить об истории Рима, то, естественно, таким периодом оказывается конец II в.— I в. до н. э., т. е. время сицилийских восста¬ ний и великого восстания рабов под руководством Спартака. Но невольно возникает вопрос: как же в таком случае следует рассматривать эпоху ранней империи? Будет ли исторически правильным утверждение, что в эту эпоху уже начинается определенный упадок рабовладельческого способа производства, что его развитие идет уже по нисходящей линии? Бесспорно, что самые яркие проявления классовой борьбы рабов отно¬ сятся к последним векам существования республики, но значит ли это, что после подавления восстания Спартака рабовладельческий строй, ра¬ бовладельческая система уже начинают изживать себя? Не до конца ясен вопрос о характере римского государства в период поздней империи. Это уже — эпоха кризиса рабовладельческого способа производства. Труд раба в значительной мере вытесняется трудом колона. Бесспорным фактом является зарождение и развитие элементов феодаль¬ ного способа производства. Сохраняет ли в это время Римская империя, римское государство свой рабовладельческий характер? Очевидно, сохра¬
8 «ИСТОРИЯ РАБСТВА В АНТИЧНОМ МИРЕ» няет (и подавляющее большинство советских историков дают на этот во¬ прос положительный ответ), но в данном случае едва ли можно ограни¬ читься кратким догматическим утверждением. Следует на конкретном историческом материале развернуть и обосновать это высказанное выше и в принципе безусловно правильное положение. И, наконец, необходимо более тщательно рассмотреть вопрос о роли рабства и рабовладельческих отношений в надстроечных явлениях. Имен¬ но в этой сфере буржуазные ученые в настоящее время охотнее всего ищут аналогий между «древностью» и «современностью», между античностью и капиталистическим строем. Необходимо вскрыть всю специфику и обус¬ ловленность рабовладельческими отношениями таких понятий, как ан¬ тичная демократия, диктатура и т. п., и показать абсолютную ненаучность и беспочвенность аналогий, якобы способных перекинуть мост между ан¬ тичным и современным капиталистическим миром. Все сказанное в пол¬ ной мере относится и к анализу идеологических явлений, к изучению идеологической жизни античного общества. Мы сделали попытку перечислить лишь некоторые из тех вопросов, освещение которых даст возможность расширить и укрепить теоретиче¬ скую базу истории рабства в античном мире, написанной с марксистских позиций. Конечно, данным перечислением отнюдь не исчерпывается весь круг актуальных проблем, связанных с намеченной выше широкой про¬ граммой. Поэтому «Вестник древней истории» готов предоставить свои страницы для выступлений историков античности не только по перечис¬ ленным, но и по различным другим актуальным проблемам истории антич¬ ного рабства. Чем шире будет круг историков, желающих выступить на страницах журнала, тем оживленнее может развернуться плодотворное обсуждение. Итоги этого творческого обсуждения, которые также могут быть подведены на страницах «Вестника древней истории», несомненно, окажут большую помощь в подготовке коллективного труда «История раб ства в античном мире». ч
С. Л. Утченко, Е. М. Штаерман О НЕКОТОРЫХ ВОПРОСАХ ИСТОРИИ РАБСТВА * Сектор древней истории Института истории приступает к рассчитан¬ ному на ряд лет изданию серии монографий по истории рабства в Сре¬ диземноморье в античную эпоху. В связи с этим снова встает ряд вопросов, нуждающихся в дополнительном и всестороннем обсуждении. Один из них — это вопрос о критериях, позволяющих нам отнести то пли иное общество к рабовладельческому и говорить о существовании рабовладельческой формации в целом. Как известно, многие западные исследователи истории древности, полемизируя прямо или косвенно с ис- торнками-марксистами, в первую очередь стараются доказать, что рабство не играло в древности той роли, которая давала бы право говорить об осо¬ бой рабовладельческой формации со своими особыми законами, со своей спецификой, отличающей ее от иных этапов развития человечества. Один из главных их аргументов — ссылка на сравнительно незначительную, абсолютную и относительную, численность рабов в те или иные периоды или в тех или иных областях античного мира, а также на тенденцию к урав¬ нению положения рабов и свободных, что будто бы сглаживало противо¬ речия, характерные для рабовладельческого общества. Рассмотрим сначала первый из этих аргументов. Думается, что от критерия численности рабов следует отказаться са¬ мым решительным образом. Цикакая статистика в этом случае невозмож¬ на, и всякая интерпретация соответственных данных будет неизбежно более или менее субъективной Е Если бы мы приняли точку зрения, со¬ гласно которой характер формации можно определить, лишь зная числен¬ ность отдельных групп населения, вопрос о формационной принадлеж¬ ности античного мира пришлось бы признать неразрешимым. Но самый этот метод подхода к проблеме неправомерен. Во-первых, следует различать, идет ли речь об отдельной области * 1* Печатается в порядке обсуждения 1 Характерен, например, материал эпитафий рабов и отпущенников из склепов Волузиев и Статилиев. Уэстерманн, подсчитывая пх число и деля его на пять поколе¬ ний владельцев склепов, доказывает, что Волузии и Статилии обладали сравнительно незначительным числом рабов (W. Westcrmann, The Slave Systems of Greek ■and Roman Antiquity, Philadelphia, 1955, стр. 88). Но на это можно возразить, что надписи относятся лишь к городским фамилиям и что, кроме того, они обычно назы¬ вают лишь наиболее привилегированных и близких господам рабов и отпущенников, а следовательно, не позволяют судить о численности фамилий в целом. Но надо при¬ знать, что и те ц другие предположения в значительной мере гипотетичны, а следо¬ вательно, спорны.
10 С. Л. УТЧЕНКО.Е. М. ШТАЕРМАН древнего мира, об отдельном обществе, или обо всем этом мире, о форма¬ ции в целом. Так, если не только у племен и народов, живших вне рим¬ ского государства, но и в ряде районов римских провинций, отношения, свойственные различным ступеням первобытно-общинного строя, преоб¬ ладали над отношениями развитого рабовладения, то это отнюдь не опро¬ вергает существования рабовладельческой формации. Ведь и наличие огромных территорий колониальных и полуколониальных стран, в ко¬ торых консервировались феодальные отношения, не противоречит суще¬ ствованию капиталистической формации. Очевидно, в данном случае в расчет следует принимать главным образом ведущие общества игосударства, т. е. оказывавшие решающее влияние на общества, сосуществующие с ними, путем ли прямого подчинения их своему политическому господству (например, взаимоотношения Рима и провинций), путем ли экономиче¬ ских и культурных связей, стимулировавших в отсталых областях разви¬ тие производительных сил и соответственно скорейшее разложение гос¬ подствовавших там более примитивных отношений (например влияние связей с Грецией и ее колониями, Римом и италийскими городами на кель¬ тов, фракийцев, иллирийцев, скифов и т. п.). Подобное влияние тем более интенсивно, чем более силен и жизнеспособен рабовладельче¬ ский способ производства в обществах^ оказывавших это влияние. По мере же своего упадка способ производства становится бессильным влиять на племена и народы с иным экономическим и социальным строем, и, на¬ против, воздействие этих стран (также в разных формах, вплоть до завое¬ вания) способствует ускорению его разложения и гибели. Во-вторых, и в самих этих ведущих обществах способ производства определяется не численностью тех или иных классов и социальных групп. Примером могут служить некоторые бесспорно капиталистические страны, в которых даже в середине XIX в. пролетариат и промышленная буржуа¬ зия далеко не составляли большинства населения. Тем более трудно пред¬ ставить себе общество, в котором рабы и рабовладельцы составляли бы абсолютное большинство, поскольку ясно, что рабовладельческие отно¬ шения в смысле способности подчинять своему воздействию все те формы собственности и эксплуатации, на основе которых они возникают и креп¬ нут, значительно слабее отношений капиталистических. Но если не критерий численности рабов, то что же определяет рабовла¬ дельческую формацию? Для историка-марксиста главным критерием опре¬ деления любой общественно-экономической формации — в том числе и рабовладельческой — является способ производства. Но способ произ¬ водства, как известно, представляет собою неразрывное единство произ¬ водительных сил и производственных отношений. Состояние производст¬ венных отношений в том или ином обществе в тот или иной исторический пе¬ риод, в свою очередь, должно дать ответ на вопрос, в чьем владении нахо¬ дятся средства производства и как они используются для эксплуатации чужого труда. Таким образом, вопрос о специфике каждой формации, о критериях, определяющих эту формацию, сводится в конечном счете к вопросу о формах собственности (имущественных отношениях) и спосо¬ бах эксплуатации. Последний критерий, очевидно, настолько важен и вместе с тем специфичен, что Энгельс считал возможным именно по этому последнему признаку характеризовать формации. В «Происхождении семьи, частной собственности и государства» он писал: «Рабство — пер¬ вая форма эксплуатации, присущая античному миру; за ним следуют: крепостное право в средние века, наемный труд в повое время. Таковы три великие формы порабощения, характерные для трех великих эпох цивили¬ зации...» (К. Маркс и Ф. Энгельс, Избр. произведения, т. II, 1952, стр. 307).
О НЕКОТОРЫХ ВОПРОСАХ ИСТОРИИ РАБСТВА 11 Чрезвычайно существенно при характеристике той или иной формации не только констатировать способ производства, который данную форма¬ цию определяет, но и учесть тенденцию развития, т. е. историческую про¬ грессивность интересующего нас способа производства. Применительно к рабовладельческой формации это имеет особое значение. Дело в том, что рабский труд, рабство как форма эксплуатации в определенные перио¬ ды развития самих античных обществ (например, в период становления рабовладельческого способа производства или, наоборот, в период его кризиса), а тем более в обществах, находившихся под воздействием раз¬ витых рабовладельческих государств, могли и не быть преобладающими формами эксплуатации (и труда). Но это никак не должно колебать наше представление о рабовладельческой формации. Если рабский труд или рабовладельческая форма эксплуатации не преобладали количественно (как и число самих рабов в античных государствах), то они, несомненно, преобладали качественно. Это качественное преобладание проявлялось прежде всего в самом развитии и усложнении рабовладельческой формы эксплуатации (например, переход от эксплуатации рабов, имеющих сред¬ ства производства и некоторые права, к эксплуатации рабов античного типа), в ее влиянии на другие формы производительного труда и на поло¬ жение других категорий производителей, в превращении раба в основной инвентарь или вид имущества, а тем самым и в важнейший составной эле¬ мент производительных сил античного общества. Именно в этом заключа¬ лась тенденция развития рабовладельческого способа производства, а следовательно, его историческая закономерность. Рассмотрим более конкретно вопрос о развитии рабовладельческой формы эксплуатации и ее влиянии на другие формы и виды производитель¬ ного труда. Очевидно, это целесообразнее всего проследить на примере перехода от хозяйства, основанного на личном труде собственника средств производства, к хозяйству, в котором уже эксплуатируется чужой труд. Так, в период возникновения феодальных отношений разбогатевшие об¬ щинники, став владельцами двух или нескольких наделов, продолжая ра¬ ботать сами, применяли также труд посаженных на землю несвободных и свободных, но разорившихся и попавших от них в зависимость общинни¬ ков 1а. Формирование капитализма сопровождается формированием не только промышленного, но и сельского пролетариата. Разбогатевший кре¬ стьянин начинает свое превращение в капиталистического фермера с най¬ ма батраков. В рабовладельческом обществе владелец земельного участка или мастерской, начинающий применять чужой труд, приобретает раба. Даже в таких поздних источниках, как Сирийский законник или рескрип¬ ты императоров на имя дефенсоров и должностных лиц Иллирика (СИ, XI, 55, 2; СТЬ, I, 29, 2), упоминаются принадлежавшие крестьянам рабы. В более ранние времена крестьяне или пользовались на основе взаимно¬ сти помощью соседей, или имели одного-двух рабов. Ни о каком другом труде в крестьянских хозяйствах мы не слышим. Рабов имели первона¬ чально и более состоятельные колоны, п мелкие арендаторы участков на рудниках или даже те, кто получал право использовать на рудниках от¬ ходы от первичной обработки породы. Рабами же пользовались и наде¬ ленные пекулием рабы. Такие рабы рабов, викарии, появляются уже в поздней республике (например, Слс., Уегг., II, 1, 36). * С применения рабского труда начинали не только собственники Рима и Италии, по и те, кто при римском господстве становились землевладель¬ цами в провинциях. В общих чертах дело там, по-видимому, обстояло См. А. И. М с у с ы х и п, Возникновение зависимого крестьянства как клас¬ са раннефеодального общества в Западной Европе VI—VIII вв.,М., 1956, стр. 20—22.
12 С. Л. УТЧЕНКО, Е. М. ШТАЕРМАН так: старые крупные землевладельцы, сохранявшие свон земли и после римского завоевания, продолжали в той или иной мере применять те методы эксплуатации, которые соответствовали издавна сложившимся там отношениям, используя труд клиентов, должников, арендаторов, стояв¬ ших на разных ступенях зависимости, и т. п. Но те, кто вновь покупал или иным способом приобретал имения в провинциях — римские и ита¬ лийские дельцы, гражданские колонисты, ветераны, местное население, между которым делили землю, конфискованную у провинившейся перед Римом местной аристократии 2, провинциалы, разбогатевшие и выдвинув¬ шиеся из низов при римском господстве,— пользовались для обработки своих земель и в других случаях уже трудом рабов. Таких провинциаль¬ ных землевладельцев и рабовладельцев неоднократно упоминает Цицерон (например, Публий Квинктий и Невий, имевшие земли в Галлии — Pro Р. Quintio, 6; 26; 29; землевладельцы из числа римских граждан и тузем¬ цев в Сицилии — Verr., II, 5, 2—7; 12, и др.; публиканы и негоциаторы Азии, имевшие большие фамилии в имениях и соляных копях — Pro lege Manii., 6, и т. д.). По археологическим данным достаточно известно, как быстро росло число рабовладельческих вилл в наиболее романизирован¬ ных районах провинций, т. е. в тех районах, где старые, доримские отно¬ шения успели наиболее полно разложиться. Рабовладельцами станови¬ лись получавшие в провинциях землю ветераны, что явствует как из типа их вилл, так и из надписей, судя по которым даже в областях со слабораз¬ витым рабством ветераны обладали некоторым, правда небольшим, коли¬ чеством рабов 3. Только с наступлением и развитием кризиса рабовладельческого спо¬ соба производства разложение общинных или патриархально-рабовла¬ дельческих отношений в провинциях перестает приводить к распростра¬ нению и укреплению отношений классического рабства и становится ос¬ новой формирования элементов феодального способа производства. И хотя в ряде областей рабство распространилось очень незначительно, уже тот факт, что влияние римского завоевания и проникновение римских форм хозяйства вели к возникновению рабовладельческих вилл, подтвер¬ ждает, что ведущим способом производства был именно рабовладельче¬ ский. Именно поэтому наиболее типичной формой хозяйства чем далее, тем более становилась рабовладельческая вилла и соответственная ей в ремесле небольшая мастерская, наиболее рентабельные при системе рабства, когда длительное использование масс рабов в крупных хозяйствах было и невыгодно, и небезопасно 4 и когда вместе с тем при данном уровне развития производительных сил возникавшие в таких хозяйствах простая кооперация и разделение труда давали им преимущества перед мелкими индивидуальными хозяйствами. В древности рабские плантации появ¬ лялись как исключение; исключением были и владельцы тысяч и десят¬ ков тысяч рабов (если представить себе, что таковые действительно суще¬ ствовали, а не были плодом сатирического преувеличения или фантазии 2 Подобный случай упомянут Сикулом Флакком:«когда были изгнаны народы п власть имущие, то те латифундии богачей, на земле которых находились многие лица, были между ними разделены и даны им в надел» (Die Schriften der römischen Feldmes¬ ser, В., 1848, т. I, стр. 161). 3 Рабов давал вместе с землями военным колонистам Александр Север (SHA, Alex. Sev., 57). 4 Отсюда постоянные жалобы (до развития колоната) на запустение латифундий, превращавшихся в охотничьи угодья, парки или вовсе не обрабатывавшихся. Круп¬ ные хозяйства с применением рабов возможны были только в скотоводстве, где рабо¬ чей силы требовалось сравнительно меньше, а земли больше, чем в любой из отраслей земледелия.
О НЕКОТОРЫХ ВОПРОСАХ ИСТОРИИ РАБСТВА 13 Петрония п Афинея. Плиний Старший, в противоположность им придер¬ живавшийся сухих фактов, определяет самую большую цифру рабов, принадлежавших одному лицу, в 4116, но лицо это ставит в ряд самых выдающихся из известных ему богачей — NH, XXXIII, 47, 2). Но что основной рабочей силой в хозяйствах, где вообще эксплуатировался чу¬ жой труд, были рабы, вряд ли можно сомневаться, как и в том, что до начала катастрофического роста крупного землевладения в период кри¬ зиса рабства именно такие хозяйства были наиболее типичны. Последнее подтверждается, помимо всего прочего, и юридическими источниками. Для юристов главный вид имущества — имение с рабами, чем далее, тем более становящимися неотъемлемой частью имения н его инвентаря 5, и составляющее неразрывный комплекс как при переходе по наследству, так и при отдаче в залог (для последнего характерна известная formula Baetica, примерный договор на получение взаймы денег под залог имения с рабом—CIL, II, 5042). В сознании юристов, несомненно под влиянием подсказанной жизнью практики, укрепляется представление, что иму¬ щество без раба, через посредство которого оно только и может приносить доход, фактически обесценивается; представление же это никогда не мог¬ ло бы сложиться, если бы раб не рассматривался как основная рабочая сила и если бы перед владельцем открывался богатый выбор возможно¬ стей использовать труд лиц другого статуса. Конечно, такой труд все же использовался и в некоторых случаях играл значительную роль. Труд батраков использовался в имениях. Ве¬ роятно, в более значительных размерах применялся наемный труд в ре¬ месле. Ремесленников нанимали и те же землевладельцы, и подрядчики, работавшие на государство и частных заказчиков, и владельцы ремеслен¬ ных мастерских. Еще гораздо большее значение приобрел со временем труд колонов. Все они были свободными людьми (по крайней мере до закре¬ пощения колонов), но, несомненно, положение рабов оказывало огромное влияние на их положение. Влияние это было мало заметно в первое вре¬ мя, пока огромное большинство народа состояло из людей, так или иначе живших собственным трудом, и пока труд, не только земледельческий, но п ремесленный, пользовался всеобщим уважением. Но по мере роста иму¬ щественного неравенства развивается презрение к простому труду и осо¬ бенно к труду человека, лишенного собственности и вынужденного ра¬ ботать на другого. Крепнет убеждение, что такой человек уже не свобо¬ ден в полной мере, что он приближается к рабу. Фактически он попадал на самый низ социальной иерархии и в конце концов вообще переставал быть полноправным гражданином. Работавшего по найму, например, перестали принимать в армию, тогда как право и обязанность служить в армии всегда были одним из отличительных признаков свободнорожден¬ ного гражданина античного государства. Его рассматривали в ряде слу¬ чаев как члена фамилии нанимателя; последний мог сам расправиться с ним за кражи и тому подобные провинности, не прибегая к суду, как делал это и с рабом; наемного работника нельзя было допрашивать про¬ тив нанимателя, как раба против господина, отпущенника против пат¬ рона (Dig., XXI, 1, 25, 2; XXXIII, 2, 3; XLII, 10, 15, 48; XLVIII, 19, И, 1; XLIX, 16, 8; CJ, VII, 16, 6). Если в период поздней республики все римские граждане были избавлены от телесных наказаний, то во время империи с укреплением различия между honestiores и humiliores послед¬ ние, состоявшие из простого трудящегося народа, могли быть высечены 5 Наиболее интересны: Dig., XV, 3, 16; XIX, 2, 3, 19; XXV, 1,16; XXX, 84, 10; XXXI, 77, 13; 15; 88, 6; XXXII, 38, 5; 78; 93, 2; XXXIII, 1, 18; 7; 8; 12; 13; 18; 19; XXXVIII, 1, 5, 35; Р aul.,Sent.,III,6, 34—Зэ; G ai, Inst.,11,153—155. Ср. A.Stein- wenter, Fundus cum instrumento, Wien, 1942.
14 С. Л. УТЧЕНКО , E. М. ШТАЕРМАН так же, как и рабы. Еще более ярко повлияло положение рабов на поло¬ жение колонов, постепенно лишившихся не только гражданского полно¬ правия, но и владельческих прав на свое имущество, превратившееся в полное подобие рабского пекулия (Dig., XX, 6,14; XXXIII, 7, 24; CTh,V, 19, 1). Все эти и многие аналогичные факты могут быть поняты, если мы признаем, что эксплуатация рабов была основной и ведущей формой экс¬ плуатации и что именно поэтому «простой труд» становится рабским де¬ лом, а всякий человек, работавший на другого, неизбежно фактически, а иногда и юридически деградирует и опускается до положения раба 6. Теми же моментами определялась и вся структура тогдашнего обще¬ ства. Для всякого римлянина основной его ячейкой была фамилия. Ана¬ логии между государством и фамилией, между главой государства и pater familias были общим местом в самых разнообразных сочинениях на фило¬ софские и политические темы. Столь же несомненно было для римлянина и основное деление общества на рабов и свободных, деление, не уничто¬ жавшееся никакими рассуждениями об естественном равенстве людей, о происхождении рабства из насилия и т. и. Как бы далеко ни заходили «смягчение нравов» и «гуманные идеи», которые многие исследователи охотно выискивают у философов и вероучителей того времени, деление на рабов и свободных не оспаривалось. Мало того, его, видимо, не оспа¬ ривали даже сами рабы. Мечтая о победе над своими угнетателями, они думали, что поменяются с ними местами ii сделают из господ своих рабов, что особенно ярко отразилось в поэмах Коммодиана. Идеал общества, построенного на принципах свободы, равенства и братства, вдохновляв¬ ший народы в эпоху ранних буржуазных революций, не получил попу¬ лярности в античности, что лишний раз подтверждает, сколь органически было присуще ей мировоззрение, корни которого можно найти лишь в господстве рабовладельческих отношений над всеми иными отношения¬ ми господства и подчинения. И, наконец, в качестве последнего возражения против «количественно¬ го критерия» следует остановиться на вопросе об источниках рабства. Общераспространенным мнением является то, что главным источником пополнения рабов были войны. Нередко можно встретить утверждение: главной целью захватнических войн было приобретение рабов. Развитий рабовладельческих отношений в той или иной стране ставится в пря¬ мую связь с этими захватническими войнами и доставляемым ими притоком военнопленных, которых обращают в рабов 7. Как в западноевропейской, так и в нашей исторической науке многие придерживаются следующей схемы развития рабовладель¬ ческого способа производства, в частности в древнем Риме: рабство могло быть рентабельно лишь при минимальных затратах на покупку и содержа¬ ние раба и извлечении из него максимального прибавочного продукта в минимальный срок. Поэтому раб эксплуатировался с такой интенсив¬ ностью, что погибал или утрачивал трудоспособность чрезвычайно быст¬ ро, и его приходилось заменять новым рабом. Продолжительность жизни раба была для его хозяина гораздо менее важным фактором, чем произво¬ дительность труда раба. Рабовладелец знал лишь одно экономическое 6 Конечно, и в феодальном обществе, и в тех буржуазных государствах, которые сохранили много феодальных пережитков, высшие классы презирали людей физиче¬ ского труда. Но, во-первых, в идеологии эксплуататорских классов разных формаций есть некоторые общие черты, а во-вторых, по крайней мере юридически, дворянин, вынужденный заниматься «простым трудом», не изгонялся из сословия, тогда как те «потомки Энея», которые, по словам Ювенала, становились пастухами, теряли все права п оказывались ближе к рабам, чем к патрициям. 7 До недавнего времени на той же точке зрения стояли и авторы настоящей статьи.
О НЕКОТОРЫХ ВОПРОСАХ ИСТОРИИ РАБСТВА 15 правило: выжать из раба возможно большую массу труда в возможно меньший промежуток времени. И так как рабовладельцу было невыгодно в течение 10—15 лет кормить детей, рожденных рабынями, в ожидании, пока они начнут работать, то естественный прирост в пополнении числа рабов роли не играл. Новые рабы, уже взрослые и трудоспособные, посту¬ пали в имения и мастерские за счет непрерывно продававшихся в рабство пленных, дешевых благодаря своей многочисленности. Когда же насту¬ пательная политика Рима стала сменяться оборонительной, приток плен¬ ных сократился, рабы подорожали, наступил кризис рабовладельческого способа производства. Как ни странно, эта столь популярная среди историков и особенно эко¬ номистов схема отнюдь не подтверждается фактами. Никогда, ни на од¬ ном этапе истории рабовладельческого общества господин не выбрасывал детей своих рабынь, как не выбрасывал, например, и новорожденных быков на том основании, что бык, согласно тогдашним воззрениям, об¬ ладал трудоспособностью лишь с трехлетнего до десятилетнего возраста, т. е. лишь в течение 2/3 своей жизни. Напротив, всякий хозяин считал для себя весьма выгодным размножение рабов. Катон, образец прижимистого хозяина, подчинявший все свои действия соображениям выгоды (Плутарх, например, резко осуждает его за негуманный совет продавать старых, не годных к делу рабов, Cato, 5), не только воспитывал родившихся в его именин рабов, но даже требовал, чтобы его жена давала новорожденным грудь, дабы они, став молочными братьями его сына, полюбили его (там же, 20, 6). Он также покупал пленных детей сам или через посредство своих рабов, учил и воспитывал их, с тем чтобы затем частично исполь¬ зовать их в своем хозяйстве, частично с выгодой продать (там же, 21,1; 5). Обучение рабов, которые впоследствии продавались или сдавались в наем, было одной из прибыльных отраслей деятельности Красса. Вар- рон настоятельно советовал давать пастухам сожительниц, не только что¬ бы укрепить их привязанность к дому и господину, но и чтобы обеспечить себе немалые выгоды: увеличение фамилии, как и размножение скота, повышает доходность хозяйства (De Agricult., II, 1; 10). Корнелий Непот в биографии Аттика, наделяемого всеми чертами, способными вызвать уважение и восхищение читателя, пишет, между прочим, что у Аттика была образцовая фамилия, предмет его тщательных забот. Среди его ра¬ бов было много образованных людей и искусных ремесленников, и все они были рождены, воспитаны и обучены в его доме, что рисует Аттика как прилежного и рачительного хозяина (Pomp. Att., 13, 3—4). Наконец, почему надо пренебрегать известной характеристикой Аппиана положе¬ ния Италии в последнее столетне перед движением Гракхов? Здесь Аппиан прямо говорит, что число рабов крайне умножилось, потому что они в от¬ личие от свободных, на долгие годы уходивших на войну и отрывавшихся от семей, беспрепятственно размножились (ВС, I, 7). Примеры эти можно было бы умножить, но и приведенные выше показывают несостоятельность гипотезы о пополнении в период республики рабов только за счет взрослых военнопленных. Кроме того, и самое представление о массовом, беспрерывном притоке обращенных в рабство пленных едва ли правомерно. Придерживающиеся его исходят из пока еще ничем не доказанного предположения, что все покоренные на войне обращались в рабов. Конечно, массовые продажи пленных бывали, но, видимо, они вовсе не составляли общего правила. Пленными обменивались. Их выкупали: Цицерон, например, считает, что выкуп пленных — одна из первейших обязанностей хорошего гражданина (De offic., II, 19). Их могли и отпустить после триумфа (примером может служить история Вентидия Басса). Массовая продажа пленных в рабство
16 С. Л. УТЧЕНКО, E. М. ШТАЕРМАН была скорее мерой наказания за возмущение против уже признанного римского господства, чем общим правилом и результатом всякой войны. Таким образом, были, например, наказаны тарентинцы во время Второй пунической войны, эпироты, коринфяне. Во время войн Цезаря в Галлии он продал в рабство атуатуков, которые сперва капитулировали, а затем, воспользовавшись тем, что Цезарь вывел из их города солдат, снова взя¬ лись за оружие (BG, II, 33). По той же причине были проданы им и венеты (там же, III, 16). Как мятежный город рассматривался и Ппнденисс в Ки¬ ликии, взяв который, Цицерон устроил распродажу пленных (Cic., Ad. Att., V, 20). Август, по словам Светония, наказывал наиболее часто вос¬ стававшие против власти Рима народы продажей пленных в рабство с тем, чтобы они не отпускались на свободу ранее тридцатого года (Suet., Aug., 21). Любопытно, что после смерти Цезаря Цицерон, обращаясь к сенату, восклицал: теперь, спустя шесть лет, мы снова обрели свободу, и мы до¬ лее терпели рабство, чем это обычно для дельных и честных пленных (Philip., VIII, 11). Достойно внимания, что Цицерон приводит здесь для сравнения не рабов вообще, а именно пленных — captivi. Сопоставляя это с известием Светония об условиях, на которых Август продавал пленных мятежников (на таком условии, между прочим, были проданы усми¬ ренные Теренцием Варроном салассы — Dio Cass., LI 11, 25), можно пред¬ положить, что существовал обычай отпускать на волю рабов из числа плен¬ ных после нескольких лет неволи. Кстати сказать, самые условия продажи и покупки рабов показывают, что не пленные составляли главный контингент поступающих в обраще¬ ние рабов. Варрон называет шесть способов приобретения рабов-пастухов и лишь один из них — покупка рабов из числа добычи (De Agricult., II, 10). Покупатель требовал от продавца гарантии не только относитель¬ но физического состояния раба, но и относительно его моральных качеств. Раба, умышлявшего бегство, вора, непокорного покупать не хотели. Но, естественно, о характере только что захваченного пленного продавец су¬ дить не мог, и скорее всего такой раб был и непокорен, и стремился бежать, и не был склонен работать без непрерывного жестокого принуждения, ко¬ торое трудно было осуществлять в условиях небольшой виллы или мастер¬ ской с ограниченным штатом надзирателей. Поэтому, возможно, пленному и сулили сравнительно скорое освобождение за хорошее поведение. В мас¬ се же пленных скорее могли использовать не в частных хозяйствах, а в государственных рудниках и гладиаторских школах с соответствую¬ щим жестоким режимом. Если в Риме все же было много рабов-инозем- цев — малоазийцев, сирийцев и т. д.,— то они могли поступать из про¬ винций, где уже давно находились в рабстве, между прочим и в резуль¬ тате ограбления провинций вообще. Как видно, например, из Веррин, наместники провинций и их штат присваивали нс только деньги и прочее имущество провинциалов, но и наиболее ценных их рабов. Вероятно, так же поступали публиканы и другие дельцы, высасывавшие все соки из про¬ винций (см., например, рассуждения Цицерона о существовавшем при «предках» запрещении посланным в провинцию официальных! лицам поку¬ пать тах! рабов, чтобы такие покупки не превратились в повод для вымо¬ гательства. Verr., II, 4, 5). Таких! образом, даже для периода республики, не говоря уже об iixi- перии, нельзя безоговорочно признать войну чуть ли не единственных!, или во всякох! случае далеко оставляющих! позади себя все другие, источ- никох! рабства. А это подрывает всю приведенную выше cxexiy и лишний раз показывает, что ни развитие, ни упадок рабовладельческого общества, ни самый характер его не стоят в пряхюй связи с абсолютной численностью рабов, с непрерывных! ее возрастанпех! пли падениех! за счет внешних
О НЕКОТОРЫХ ВОПРОСАХ ИСТОРИИ РАБСТВА 17 источников, хотя, конечно, концентрация рабов в Риме и Италии играла определенную роль в их истории. Но вместе с тем можно констатировать, что самый факт обращения в рабство какой-то части пленных показывает господство рабовладельческой собственности и эксплуатации. С другой стороны, с того времени, как пленные начинают использоваться в каче¬ стве колонов, можно утверждать, что рабство стало экономически невы¬ годным и что начался кризис рабовладельческого способа производства. Теперь следует остановиться на втором из упоминавшихся выше аргу¬ ментов противников тезиса о существовании рабовладельческой форма¬ ции, ссылающихся на постепенное улучшение положения рабов и на изве¬ стное уравнение их положения с положением свободных. Выяснить зна¬ чение этого аргумента можно лишь в связи с вопросом о том, на какой период падает наивысший расцвет рабовладельческой формации и когда достигают наибольшей остроты присущие ей противоречия. Думается, что исследователи в этом плане склонны иногда придавать излишнее значение некоторым внешним моментам, например, более или ме¬ нее жестокому обращению с рабами, большей или меньшей возможности для раба стать если не собственником, то владельцем средств производ¬ ства, более или менее заметным и ярким фактам сопротивления рабов и т. п. Но такого рода факты далеко не всегда могут служить ответом на во¬ прос о степени развития способа производства в целом. Так, например, в начальный период истории капитализма положение пролетариата иногда было более тяжелым, чем впоследствии, но это не доказывает ни того, что во время первоначального накопления капиталистическая формация достиг¬ ла наибольшего развития, ни того, что противоречия капиталистического общества сглаживаются. То же относится и к феодализму. Если не при¬ нимать во внимание стран, переживших «вторичное закрепощение», мож¬ но сказать, что на последнем этапе истории феодализма с понижением роли отработочной ренты перед крестьянами открылись большие возмож¬ ности и положение их стало несколько лучше. Но как раз именно этот период знаменовался крайним обострением всех противоречий феодаль¬ ного строя и окончился рядом буржуазных революций, положивших ко¬ нец его существованию. С другой стороны, самые мощные крестьянские движения приходились как раз не на период кризиса феодализма, а на этапы его становления и наибольшего расцвета. Почему же при опреде¬ лении наивысшего развития рабовладельческого строя мы должны делать упор только на такие моменты, как положение рабов, рабские восстания и тому подобные признаки? В истории рабовладельческой и феодальной формаций есть некоторые чер¬ ты сходства, которые, возможно, могут позволить подойти к этому вопросу несколько с иной стороны. И та, и другая формации знали деление общества на сословия, причем если первоначально сословия совпадали с классом, то к концу существования формаций (хотя и сравнительно задолго до их окончательной гибели) сословия начинают разлагаться и внутри их фор¬ мируются классы нового общества. Это объясняется тем обстоятельством, что и при рабовладении и при феодализме элементы нового способа про¬ изводства достигают весьма значительного уровня развития параллельно с разложением старого. Самое разложение сословий не только не свиде¬ тельствует о смягчении противоречий, но, напротив, об их крайнем обо¬ стрении. Рабы в античности были не только классом, по и одним из основных сословий общества. Первоначально класс и сословие совпадали. Рабы были производителями материальных благ, составлявшими собственность своих владельцев, причем в отличие от других зависимых слоев собствен- 2 Вестник древней истории, ТЛ 4
18 С. Л. У ГЧЕНКО, Е. М. ШТАЕРМАН ность безусловную, т. е. не связанную, например, с собственностью на земельный участок, на котором они сидели (как собственность на колонов и servi rustici в поздней империи, или коллективная собственность членов племени-победителя на землю и сочленов племени-побежденного), с сослов¬ ной или гражданской принадлежностью владельца, или какими-либо другими ограничениями. Отсюда проистекало полное юридическое бес¬ правие рабов, составлявшее отличительный признак рабов как сословия во все время его существования, независимо от фактических изменений по¬ ложения тех или иных его групп. Но вместе с тем всякое сословие состав¬ ляет органическую часть общества, хотя бы оно и стояло на низшей сту¬ пени социальной лестницы, и должно иметь в нем свое определенное ме¬ сто. Не затрагивая более ранние ступени развития, данные о которых отрывочны и смутны (хотя здесь важно отметить, что, по мнению многих исследователей, рабы, тогда бесправные в гражданском праве, пользова¬ лись известными правами и защитой в сакральном праве), мы можем кон¬ статировать даже для времени поздней республики факты, позволяющие думать, что такое место сословию рабов отводилось. Так, с конца II и от I в. до н. э. до нас дошли довольно многочисленные надписи из различных городов Италии и самого Рима о деятельности культовых коллегий, в которых рабы занимали должности министров, а отпущенники — магистров. Коллегии эти часто были связаны с темн божествами, которые пользовались наибольшим почитанием в городе и имели там официальный культ (например Фортуна в Пренесте, Мерку¬ рий и Мая в Помпеях). Видимо, рабов, по той или иной причине оторвав¬ шихся от фамилии, где они участвовали в культе Ларов, старались при¬ общить в культовой, а через нее и к общественной жизпи городи. По то¬ му же принципу был организован культ компитальных Ларов и импера¬ торского Гения при Августе: его министрами первоначально были рабы, магистрами — отпущенники. Рабы в тот период вообще широко участво¬ вали в коллегиях. Помимо надписей коллегий рабов (например, извест¬ ные стелы из Минтурн), это явствует из частых упоминаний случаев, когда сторонники Катилины или Клодия отправлялись по кварталам Рима вер¬ бовать в свои ряды простой народ и рабов. Вряд ли они могли заходить в частные дома и произносить там перед рабами речи. Очевидно, они обра¬ щались к магистрам коллегий, в частности и рабских, а через них уже к состоявшим в коллегиях рабам (в отношении коллегий свободных такой образ действий рекомендуется перед выборами кандидату в De petitione consulatu). Наконец, и самый факт апелляции борющихся партий к рабам показывает, что их все же не считали стоящими вне общества 8. При империи в этом смысле положение меняется. Рабы и рядовые от¬ пущенники отстраняются от участия в официальных культах, ограничи¬ вается и их участие в коллегиях. Даже в периоды гражданских войн ни одна из партий не пытается привлечь к себе рабов. Начиная с Августа, правительство сознательно старается углубить разницу между рабами и свободными, рабы вызывают все больше подозрения и недоверия. Яркой иллюстрацией тому служит хотя бы знаменитый Силанианский сенатус- консульт о предании пытке в случае убийства господина всех рабов, находившихся в момент убийства под одной с ним кровлей. В речах Ци¬ церона нередко разбираются случаи, когда господа были убиты при за¬ гадочных обстоятельствах, но к допросу под пыткой привлекались только рабы, подозреваемые в соучастии, да и то только с согласия наследника 8 Характерны в этом смысле слова Флора: он говорит, что война с гладиаторами, Спартака была особенно унизительна для римлян, так как их противники стояли вне общества, тогда как восставшие рабы Сицилии были хотя и люди «второго сорта»— genus secundum, но все-таки люди.
О НЕКОТОРЫХ ВОПРОСАХ ИСТОРИИ РАБСТВА 19 убитого (см., например, запутанную историю многочисленных убийств в речи за Клуенция). В «Реторике к Гереннию» в качестве примера совер¬ шенного по незнанию противозакония приводится случай, когда человек, унаследовавший имущество убитого брата, предал пытке виновного в убийстве раба, не зная, что, согласно еще не вскрытому завещанию, брат отпустил этого раба на волю (I, 14). При империи ввод во владение наслед¬ ника, если прежний господин был убит, вообще не производился до пытки фамилии, чтобы новый владелец не попытался ее спасти. Пытали не толь¬ ко виновного, но и невинных. Кроме того, постепенно под действие сена- тусконсульта подпали не только прежде исключенные из него малолетние рабы, но и отпущенники убитого (Dig., XLVIII, 19, 28; 11; XXIX; 5, 3, 10—14; 25). Даже из этого примера видно, что если при империи и распро¬ странялось убеждение о необходимости более мягкого обращения с рабами, противоречия между классом господ и классом, если не сословием, рабов в целом стали острее. Кстати сказать, для самих римлян это «смягчение нравов» вовсе не было бесспорным. Плутарх, передавая в биографии Кориолана известное предание о том, как Юпитер разгневался за казнь раба на глазах у собравшихся смотреть игры зрителей, пишет, что в те времена, когда господа жили и работали вместе с рабами, отношение к рабам было гораздо мягче и снисходительнее. Ювенал, Плиний Старший и Сенека постоянно сожалеют о тех временах, когда рабы были как бы членами семьи и их отношения с господами были патриархальными, дабы они лучше работали и не озлоблялись против господ9. Вместе с тем изменяются и самые эти классы. Уже указывалось, что первоначально класс и сословие рабов совпадали. Отношение рабов к средствам производства и их место в процессе производства было пример¬ но одинаковым для всех рабов. В пору преобладания в земледелии и ре¬ месле мелкособственнического хозяйства рабы трудились в нем, не имея не только в собственности, но и во владении ни земли, ни инвентаря, ни иных средств производства, так как мелкий собственник, естественно, не мог выделить их рабу из своего небольшого имущества. В крупных же имениях, за исключением скотоводческих, рабский труд большой роли не играл. Не находили себе рабы применения и в сравнительно простой системе государственного управления. Максимум, на что мог рассчитывать раб, это скопить себе небольшой пекулий за счет предоставленных ему господином двух-трех голов скота или экономя на выдававшемся ему пайке. В сходном положении были и отпущенники, которыми, по словам Цицерона, «предки» владели так же, как рабами, и могли вернуть в рабство (Ad Quint., I, 1, 5; Ad Att., VII, 2). Постепенно, к концу республики и особенно при империи положение меняется. Из сословия рабов выделяются группы, которые уже не могут быть безоговорочно причислены к единому классу рабов. Часть из них приобретает значительный пекулий в виде мастерских, лавок, кораблей, земельных участков, инвентаря, рабов-викариев. И хотя пекулий никогда не становится юридически их собственностью, их владельческие права на него настолько укрепляются, что признаются и фактически, и юриди¬ чески. Значительная часть рабов оказывается занятой в администрации и составляет некое подобие низшего чиновничества. Эта группа особенно разрастается и укрепляется при империи. Наконец, с распространением в Риме эллинистической культуры появляется и рабская интеллигенция— врачи, учителя, актеры и т. и. Видимо, рабы, поступавшие в Рим из элли¬ нистических стран, во многом способствовали эллинизации римлян. Пли- * Ill,9 Именно таковы были причины «смягчения нравов». См. Colum., De г. г., I, 8; 9; Sene с., De ira, II, 11, 3—4; De clem., 1,13, 3; Epist., 47; Mosaic, et Rom. log. coll., Ill, 3, 2—6. 2*
20 С. Л. УТЧЕНКО, Е. М. ШТАЕРМАН ний Старший приводит в качестве курьеза произошедший «при прадедах» случай, когда на одном корабле были привезены и одновременно про¬ даны, как требовал обычай, с побеленными мелом ногами, основатели мимических представлений Публий п астрологи, его двоюродный брат Манилий Антиох и грамматик Стаберий Эрот (1ЧН, XXXV, 58, 2). Таких случаев, вероятно, было немало. И если впоследствии римляне в достаточ¬ ной мере усвоили греческую культуру, чтобы не зависеть в этом смысле от своих образованных рабов, то, с другой стороны, развились потреб¬ ности, способствовавшие умножению числа рабов интеллигентных профес¬ сий. Домициан даже счел нужным сократить привилегии, дарованные его отцом учителям и врачам, которые, по его словам, вместо того чтобы пере¬ давать свои знания свободным юношам, за плату обучали рабов (АЕр, 1936, № 128). Все эти группы, оставаясь по сословной принадлежности рабами, по своему отношению к средствам производства и по своему месту в процессе производства заняли совсем иное положение. Еще быстрее дифференци¬ ровалось сословие отпущенников. Уже не говоря о всем известных бога¬ тейших и могущественных императорских отпущенниках, богатства до¬ стигали и многие отпущенники частных лиц, становившиеся севирами- августалами, что сближало их в известной мерее сословием декурионов. Напротив, другие либертины переходили на положение колонов или ре¬ месленников, обязанных часть времени работать на патрона, причем их эко¬ номическая зависимость от патронов усиливалась, хотя их юридическая свобода была значительно более гарантирована правом, чем при рес¬ публике. Параллельно шло и разложение сословий свободных. При этом, если в период ранней республики процесс обезземеливания мелких собствен¬ ников имел своим результатом укрепление рабовладельческих хозяйств и, следовательно, рабовладельческого способа производства, то при им¬ перии разложению подвергается та группа собственников, которая со¬ ставляла основной костяк класса рабовладельцев. Некоторые ее предста¬ вители становились крупными землевладельцами, сенаторами; другие, беднея, сливались с плебсом и делили его судьбу, попадая в зависимость от богатых и могущественных в качестве клиентов, колонов, а иногда и рабов. Отрывать друг от друга все эти теснейшим образом взаимосвязанные явления и рассматривать их изолированно — совершенно неправомер¬ но. Допустимо ли было бы, например, исследуя историю феодализма и обнаружив, что к концу его существования крестьянство расслоилось и известная его часть обрела значительно большую свободу и благосостоя¬ ние, чем в предыдущий период, делать на этом основании какие-либо вы¬ воды, игнорируя обезземеливание других масс крестьянства, декласси¬ рование дворян, появление буржуазии и пролетариата за счет разложе¬ ния третьего сословия? Само собой очевидно, что такой метод подхода не дал бы возможности понять и объяснить не только неизбежность буржуаз¬ ной революции, но и целый ряд более частных событий и явлений того времени. Столь же недопустимо из фактов, показывающих, как рабы из класса-сословия превращались в сословие, как это сословие разлагалось, делать какие-либо выводы, не учитывая другие параллельные процессы. Рабство изжило себя, и методы эксплуатации стали меняться, прибли¬ жаясь к методам эксплуатации крепостных, сидящих на земле или отпу¬ щенных на оброк. Но зато массы свободных и прежде равноправных граж¬ дан начинают эксплуатироваться методами, во многом определявшимися тысячелетней практикой эксплуатации рабов. Обходятся, смягчаются и, наконец, вовсе отменяются запрещения обращать в рабство свободных. Конечный результат развития колоната лучше всего иллюстрируется
О НЕКОТОРЫХ ВОПРОСАХ ИСТОРИИ РАБСТВА 21 рескриптом Аркадия и Гонория, в котором они пишут, что на своих коло¬ нов господа могут смотреть почти как на рабов, а колоны должны знать, что и они сами и все их достояние принадлежит господам и что не может быть у них никакого права, если закон ничего не признает их собствен¬ ностью (С.Г, XI, 49, 2). Рабовладельческий способ производства находился в состоянии глу¬ бокого кризиса, но рабовладельческие методы эксплуатации все еще жили. Это создавало глубокое, неразрешимое в рамках старого общества противоречие, обострявшее до крайней степени и все прочие противоречия. Поэтому никоим образом нельзя думать, что улучшение положения части рабов и сближение положения рабов и свободных смягчало противоречия рабовладельческой формации и как бы ликвидировало существование рабовладельческого способа производства. Таким образом, по-видимому, мы можем сказать, что ни численность рабов, ни положение рабов не могут служить критерием для суждения о характере общества, о степени развития господствующего способа про¬ изводства и об остроте присущих ему противоречий. Рабов и рабовладель¬ цев нельзя рассматривать изолированно от прочих классов и социальных групп. Только беря общество в целом, мы можем попытаться установить, каковы были тенденции его развития, каков был наиболее типичный для него вид хозяйства, какова была основная рабочая сила в таком хозяйстве и какая форма эксплуатации определяла экономическое, социальное и юридическое положение всех категорий непосредственных производите¬ лей, подвергавшихся эксплуатации. Это и дает нам возможность судить о характере общества в целом.
В. А. Рубин НАРОДНОЕ СОБРАНИЕ В ДРЕВНЕМ КИТАЕ в VII—V вв. до н. э. Т· современной науке господствует взгляд, согласно которому строй древ- некитайских государств уже с древнейших времен исключал возмож¬ ность участия народа в управлении. Китай первой половины I тысяче¬ летия до н. э., как правило, выступает в трудах западноевропейских и американских ученых как феодальное общество с бесправными крестья¬ нами внизу и всемогущими феодалами наверху. Наиболее последователь¬ но эта точка зрения проводится в посмертном труде крупнейшего фран¬ цузского синолога М. Гране «Китайский феодализм» У Бесправной мас¬ сой изображаются земледельцы чжоуской эпохи и в труде А. Масперо «Древний Китай» 1 2. Характеризуя общество эпохи Конфуция, видный американский специалист по древнему Китаю X. Г. Криль также рисует беспросветную картину произвола властителей, бессилия и бесправия народа 3. В трудах историков-марксистов государство эпохи Чжоу большей ча¬ стью расценивается как восточная деспотия 4. Правда, уже в 1940 г. Л. В. Симоновская поставила вопрос о народных собраниях в древнем 1 М. Granet, La féodalité chinoise, Oslo, 1952, стр. 25: «В тот период древне¬ китайской истории, который не я первый определяю как феодализм, наиболее суще¬ ственным фактом представляется то, что, совсем как в средневековой Европе, классу воинов, который рассматривал себя как благородный класс, противостояла масса презираемого крестьянства. Тех, кого в наших странах называли вилланами, китайцы называли «простыми людьми» (шужэнъ) или «маленькими людьми» (сяожтъ)...Про¬ тивоположность проявляется особенно в битве. Как и у нас, благородный воин в изо¬ билии снабжен наступательным и оборонительным оружием. Он владеет лошадьми и сражается на колеснице. Простые же люди являются даже не пехотой, а пешками». 2 H. М a s р е г о, La Chine antique, P., 1927, стр. 108. 3 H. G. Creel, Confucius. The Man and the Myth, L., 1951, стр. 24: «У аристо¬ кратов было достаточно мало безопасности, у народа — никакой. Это были в основном крестьяне — фактически большей частью крепостные. Знать облагала их налогами, заставляла работать, грабила, била плетьми и убивала почти беспрепятственно, за исключением того, что, доведенные до крайности, они могли восстать. Карой за не¬ удачное восстание была смерть от пыток». 4 См., например, «Всемирная история», I, где говорится, что «государственный строй Чжоу можно характеризовать как наследственную деспотию во главе с царем- ваном» (стр. 611). Так же определяется древнекитайское государство и в «Истории древнего мира» под ред. Б. ВТ. Дьякова и H. М. Н и к о л ь с к о г о. Авторы этой книги пишут, что «в эпоху Чжоу власть царя приобретает обычные черты древне¬ восточной деспотии» (разрядка в книге, стр. 216). Как древневосточная дес¬ потия выступает государство эпохи Чжоу и в кн.: В. И. А в д и е в. История древ¬ него Востока, 1953, стр. 638.
НАРОДНОЕ СОБРАНИЕ В ДРЕВНЕМ КИТАЕ В VII—V ВВ. ДО Н. Э. 23 Китае 5, но в дальнейшем эта проблема не разрабатывалась 6. Рассмат¬ ривая политическую историю периода Чуиьцю, одни ученые говорят о том, что это было время патриархальной деспотии 7, другие видят зна¬ мение времени в борьбе за власть между различными слоями родовой знати8. Между тем изучение источников показывает, что оценка государст¬ венного строя периода Чуньцю нуждается в серьезном пересмотре, ибо в ряде государств древнего Китая VII—V веков до н. э. сохранились весьма заметные элементы первобытно-общинных демократических тради¬ ций. Это показывает, в частности, приведенный в «Цзо чжуань» 9 эпизод, относящийся к 501 г. до н. э. (8 г. Дин-гуна 10 11). В хронике рассказывается, что вэйский властитель не желал идти на удовлетворение унизительных для Вэй притязаний Цзинь, но боялся, что дафу («великие мужи» — представители знати) заставят его сделать это. И в самом деле, дафу согласились со всеми требованиями Цзинь. Тогда он собрал у себя гожэнъ (людей города) и спросил, согласны ли они выступить против царства Цзинь. ЛшшГпосле того, как народ дал свое согласие, властитель решил¬ ся порвать с этим могущественным царством 11. Мы перевели здесь термин р] А гожэнь как «люди города». Историки по- разному интерпретируют этот термин. Ян Куань считает, что в число гожэнъ входили жившие в столичных городах представители низшей прослойки знати (ши), ремесленники и торговцы 12. Противоположной точки зрения придерживается Сы Вэй-чжи; по его мнению, термин гожэнъ обозначает свободных земледельцев — потомков чжоуских завоевателей, но не от¬ носится к жившим в городах ремесленникам и торговцам — потомкам инь- цев (ук. соч., стр. 67). К земледельцам шужэнъ приравнивает гожэнъ М. Гра¬ на — единственный из европейских авторов, обративший внимание на этот термин (Granet, ук. соч., стр. 155). Тун Шу-е отстаивает взгляд, согласно которому термин гожэнъ относится к земледельцам, ремеслен¬ никам, торговцам и некоторым представителям знати 13. Ван Юй-цюань, 5 Л. В. Симоновская, Возникновение и развитие государства в древнем Китае, ИЖ, 1940, № 7, стр. 74. 6 В крупнейших работах по истории древнего Китая Го Мо-жо, Хоу Вай-лу, Цзянь Бо-цзаня и Фань Вэнь-ланя о народных собраниях вообще не упоминается. Коротко говорится о них лишь в ст. Сы Вэй-чжи, К вопросу о собственности на землю в эпоху Ипь-Чжоу, «Лиши янъцзю», 1956, № 4. Сы Вэй-чжи, однако, не приво¬ дит доказательств, которые подтверждали бы наличие в древнем Китае традиции со¬ зыва народных собраний. 7 Хоу Вай-лу, История древнекитайского общества, Пекин, 1955, стр. 206—231 (на кит. яз.). 'Фань Вэнь-лань, Древняя история Китая, М., 1958, стр. 110; Г о Мо-жо, Эпоха рабовладельческого строя, М., 1956, стр. 36; Ван Юй-чжэ, Очерки по древней истории Китая, Шанхай, 1959, стр, 181—184 (на кит. яз.). 9 На наш взгляд, «Цзо чжуань» является аутентичным источником, составлен¬ ным в IV в. до н. э. Подробную аргументацию см. В. Р у б и н, О датировке и аутентичности «Цзо чжуань», ПВ, 1959, № 1. 10 Текст «Цзо чжуань» делится по годам правления гунов государства Лу. Мы приводим эти даты для удобства отыскания отрывков по любому изданию. 11 J. Legge, The Chinese Classics, V, Hongkong, 1872, стр. 767 (ссылки даются на это издание, как на одну из наиболее общепризнанных публикаций источника). Интересно сравнить этот эпизод с шумерской песней о войне между Гильгамешем, правителем Урука, и Акой, лугалем Киша. В ответ на требование Аки о подчинении Урука Гильгамеш предлагает «старцам города» оказать сопротивление, но они от этого отказываются, считая более выгодным подчиниться Кишу. После этого Гиль¬ гамеш держит речь перед «мужами города», и они его поддерживают (см. И. М. Д ь я- конов, Общественный и государственный строй древнего Двуречья. Шумер, М., 1959, стр. 128—129). И там и здесь вопрос разрешается в народном собрании. 12 Я н Куань, История Чжаньго, Шанхай, 1955, стр. 1 (на кит. яз.). 13 Т у н Шу-е, Ремесло и торговля в период Западного Чжоу и Чуньцю, «Бэнъ, ши, чжэ», 1958, № 1, стр. 37 (на кит. яз.).
24 В. А. РУБИН наконец, пишет, что гожэнъ — термин, обозначающий высшую и среднюю прослойки знати, но не народ ы. К сожалению, высказывая свои точке зрения, эти ученые не аргументируют их. Поскольку термин гожэнъ появляется как раз в тех текстах, где рас¬ сказывается о народных собраниях, его обоснованная расшифровка пред¬ ставляет исключительный интерес. Дословный перевод термина гожэнъ — «люди го». В период Чуньщо иероглиф Д го означал и государство, и город — его центр 14 15. Чтобы представить себе, каковы были го той эпохи, надо иметь в виду, что китай¬ ские государства в то время занимали не более пятнадцатой части совре¬ менного Китая. На севере они доходили до Пекина, на юге — до рек Хуай и Хань, на востоке — до нынешних провинций Шаньдун и Цзянсу (причем побережье Тихого океана было занято некитайскими народами), на за¬ паде — до провинции Шэньси. На этом пространстве было расположено приблизительно 150 государств 16, причем заселена была отнюдь не вся эта территория: между отдельными государствами были значительные пространства невозделанной земли 17. Это приводит к заключению, что семантика термина го, в период Чуньцю означавшего, подобно греческому noXiç, и город, и государство, отражает тот этап развития китайского государства, когда оно еще не вышло за пределы города и его окрест¬ ностей18. С постепенным поглощением мелких государств крупными тер¬ мин го, утратив значение город, стал обозначать только государство19. Но наряду с мелкими в период Чуньцю существовали и крупные госу¬ дарства, достигавшие размера нынешней провинции. Таковы были цар¬ ства Чу (оно было расположено на территории провинций Хубэй и Ань¬ хой), Ци (на территории провинции Шаньдун), Цзинь (на территории Шаньси) и Цинь (на территории Шэньси). Как будет показано ниже, политический строй этих царств отличался от строя мелких государств. Иное содержание имел здесь и термин гожэнъ. Как мы увидим, в текстах, относящихся к небольшим государствам, он обозначает все их свободное население (в отличие от знати и рабов), а в тех отрывках, которые расска¬ зывают о больших царствах,— лишь свободное население столицы. Что знать не включалась в число гожэнъ, видно из приведенного- выше текста, где вэйский властитель, стремясь найти поддержку против знати, обращается к гожэнъ. Ведущая прослойка знати — дафу — противопо¬ ставляется гожэнъ и в других текстах. Относящийся к 542 г. до н. э. (30 г. 14 Ban Юй-цюань, Интерпретация *10анъ-тянъ», *Лииш янъцзю», 4957, № 4, стр. 81 (на кит. яз.). 15 См.: В. К а г 1 g г е и, Grammata Serica Recensa, BMFEA, № 29 (1957), № 923, стр. 244; словарь «Цыхай», Шанхай, 1948, стр. 303. 11 Фань Вэнь-лань, ук. соч., стр. 126, дает цифру 140—150, X р у В ай-л у, ук. соч., стр. 195,— 130—180. 17 Так, в «Цзо чжуань» упоминается, что между Чжэн и Сун была полоса ней¬ тральной, никому не принадлежавшей территории (См. Legge, V, стр. 828—829). 18 Термин «город-государство», насколько нам известно, впервые использовал для характеристики государственных образований Западного Чжоу—Чуньцю X о у В а й - л у, ук. соч., стр. 143—205. Хоу Вай-лу считает, что в древнекитайском го¬ роде-государстве господствовала родовая знать и что это свидетельствует о сохране¬ нии родового наследия в классовом обществе. Отождествляя родовой строй с господ¬ ством родовой знати, Хоу Вай-лу упускает из виду то, что в первобытном обществе управление осуществлялось демократическим путем. Поэтому Хоу Вай-лу не заме¬ чает и того, что демократические традиции, сохранившиеся от первобытно-общинного строя, играли значительную роль в политической жизни китайского города-государ¬ ства периода Чуньцю. 18 Уже в трактате «Ле-цзы», который рядом исследователей датируется IV ве¬ ком до н. э. (см., например, Чжан Синь-чэн, Исследование вопроса о фальси¬ фикации книг, т. II, Шанхай, 1957, стр. 824; R. Wilhelm, Liä Dsi, Jena, 1911, стр. XVII), термин го относится только к государству. Столица здесь называется «государственным городом»—± (см. Чжуцзы цзичэн,, т. III, ч. 5, стр. 38).
НАРОДНОЕ СОБРАНИЕ В ДРЕВНЕМ КИТАЕ В VII—V ВВ. ДО Н. Э. 25 Сян-гуна) отрывок рассказывает, что чжэнский властитель заключил до¬ говор отдельно с дафу в большом дворце и отдельно с гожэнъ за городски¬ ми воротами (Legge, V, стр. 553). Аналогичный текст, относящийся к 503 г. до н. э. (6 г. Дин-гуна), говорит о том, что Ян Ху заключил в Лу договор с властителем и потомками Хуань-гуна, с одной стороны, и с го¬ жэнъ— с другой (там же, стр. 762). О социальном смысле термина гожэнъ говорит и текст «Мэн-цзы», в котором приводятся следующие слова мыслителя, обращенные к царю Ци Сюань-вану: «Если ваши приближен¬ ные говорят, что это человек мудрый, этого еще недостаточно; если все дафу говорят, что это человек мудрый, этого тоже недостаточно; если гожэнъ говорят, что это человек мудрый, то рассмотрите (этот вопрос). После того как увидите, что он действительно мудр, используйте его»20. Итак, знать не входила в число гожэнъ. Следовательно, это были ря¬ довые свободные люди. Тексты «Цзо чжуань», перечисляющие социаль¬ ные прослойки, из которых состояло тогдашнее общество, показывают, что к числу свободных людей относились земледельцы, ремесленники, торговцы 21. Это само по себе наталкивает на предположение, что именно эти прослойки обозначаются термином гожэнъ. Такое предположение под¬ тверждается отрывками, непосредственно раскрывающими содержание данного термина. В тексте, относящемся к493 г. до н. э. (1 г. Ай-гуна), рассказывается о том, что в 505 г. до н. э. царь У, в тот момент занявший значительную чксть территории Чу, потребовал, чтобы находившееся в зависимости от Чу небольшое государство Чэнь порвало отношения с Чу и перешло на сторону У. Тогда чэньский властитель созвал гожэнъ и сказал: «Кто хочет остаться с Чу, пусть отойдет направо, кто хочет присоединиться к У — налево». Жители Чэнь встали в зависимости от того, у кого где было поле (Legge, V, стр. 793). О наличии земли у гожэнъ говорит и относящийся к 483 г. до н. э. (11 г. Ай-гуна) текст, передающий, что чэньские гожэнъ прогнали сановника, использовавшего не по назна¬ чению собранные с их полей налоги (там же, стр. 822). О том, что ремес¬ ленники и торговцы также входили в число гожэнъ, свидетельствует упо¬ мянутый текст, рассказывающий о событиях в Вэй в 501 г. до н. э. (см. стр. 23). Здесь говорится, что сановник, предлагавший обратиться к по¬ мощи гожэнъ, убеждает властителя в целесообразности такого шага тем, что ни разу не случалось, чтобы в тяжелые для государства Вэй моменты ремесленники и торговцы сделали попытку не делить общих трудностей. Эти тексты не оставляют сомнений в том, что для осуществления опре¬ деленных мероприятий правителям подчас необходима была санкция на¬ родного собрания 22. Более того, как это видно из других записей, в ряде государств VII—V вв. до н. э. собрание свободных являлось источником власти. Иначе говоря, оно могло избирать, утверждать, а при случае и низлагать правителя. О выполнении им такой функции в царстве Цзинь свидетельствует отрывок, датированный 643 годом до н. э. (15 г. Си-гуна). Здесь рассказывается, что цзиньскому царю, находившемуся в то вре¬ мя в плену в Цинь, было предложено заключить мир. Тогда он послал своего приближенного Ци Ци в Цзинь с тем, чтобы тот посоветовался обо всем с видным цзиньским аристократом Люй И-шэном. «Люй И-шэн на¬ учил его (т. е. Ци Ци), какую держать речь, и сказал: „Созови ко двору 20 *Чжуцэы цзичэт, т. I, ч- 2, стр. 85. 21 Эти тексты приведены в ст. В. А. Руби н, Рабовладение в древнем Китае в VII—V вв. до н. э., ВДИ, 1959, № 3, стр. 6—8. 22 Как показывают приведенные тексты и ряд других данных, в государствах древнего Китая в это время наряду с народнымсобранием действовал'совет знати (дафу). В данной статье, посвященной народному собранию, проблемы, связанные с деятель¬ ностью совета знати, специально не рассматриваются.
26 В. А. РУБИН гожэнъ, одари их как бы по приказу государя и скажи им (от его имени): Даже если я вернусь, боги земли и злаков будут покрыты позором. Пога¬ дайте о том, чтобы заменить меня Юем (старшим сыном царя.— В. Р.)“. В толпе все заплакали, и тогда в Цзииь были розданы поля 23. (Люй) И-шэн сказал: „Государь не скорбит о собственном изгнании, он думает лишь о своих слугах. Так велика его милость! Что же мы сделаем для не¬ го?“ Толпа спросила: „Что можно сделать?“ (Он) ответил: „Соберем сред¬ ства и приведем в порядок оружие, чтобы поддержать его юного сына. Когда другие властители услышат о том, что мы, потеряв государя, при¬ обрели нового, что среди подданных царит гармония и единство и что оружия у нас еще больше, чем раньше, тогда те, кто любит нас, станут нас воодушевлять, тех же, кто нас ненавидит, охватит страх. Разве это не будет нам полезно?“. Толпа обрадовалась, и во всех цзиньских округах тогда стали готовить войска и оружие»24. В этом отрывке мы видим характерный и, как будет показано ниже, неоднократно встречающийся в «Цзо чжуань» диалог с толпой (^ чэкун.) собравшихся на сходку гожэнъ. Хотя в данном случае собрание было соз¬ вано не по их собственной инициативе, оно и здесь выступает в качестве органа, обладающего прерогативой низложения одного правителя и выбора другого. Без обращения к народу заменить попавшего в плен цзиньского царя его сыном было, очевидно, невозможно. В качестве источника власти выступает народное собрание и в госу¬ дарстве Вэй. В «Цзо чжуань» имеется несколько записей, говорящих о том, что в политической жизни этого государства народу принадлежала весьма заметная роль. В первой из этих записей, относящейся к 641 г, до н. э. (18 г. Си-гуна), рассказывается, что жители Сии вместе с племе¬ нем Ди напали на Вэй и обложили местечко Тупу. Тогда вэйский прави¬ тель решил уступить власть кому-либо из своих дядей или двоюродных братьев. Он позвал к себе толпу (чжун) и сказал: «Если кто-нибудь может (взять на себя) управление, то (я) Хуэй прошу разрешить (мне) за ним сле¬ довать». Но толпа отказала ему 25, и вскоре захватчики отступили. Ситуация здесь напоминает ту, которую мы наблюдали в приведен¬ ном выше тексте. Правитель в трудный момент созывает народное собра¬ ние, чтобы отречься от власти и предложить народу избрать кого-либо на его место. Отрывок, относящийся к 631 г. до н. э. (28 г. Си-гуна), свидетельствует о том, что такое обращение не было пустой формальностью и от народа 23 L е g g е, V, стр. 165: №§£111· Толкование этого текста является предме¬ том значительных разногласий. Взгляды, высказывавшиеся по этому поводу коммен¬ таторами, собраны в упомянутой статье Ван Юй-цюаня. Наиболее близкой к истине нам кажется точка зрения Ван Чжун-ло и Ян Куаня, считающих, что передача полей отдельным семьям гожэнъ свидетельствует о начавшемся разложении общинной соб¬ ственности на землю. См. Ван Чжун-ло, Сельская община и переложная система землепользования в эпоху Чуньцю, «Сборник статей о периодизации древней истории Китая», Пекин, 1956, стр. 76 (на кит. яз.); Ян К у а и ь, Реформы Шан Яна, Шанхай, 1955, стр. 42—43 (на кит. яз.). 24 L е g g е, V, стр. 165: Этот текст интерпретируется по- разному. Кунрор считает, что он указывает на сбор войск по округам (S. Couv¬ reur, La chronique de la principauté de Lôu, т. I, P., 1951, стр. 304). По мнению известного комментатора III века н. э. Ду Юя, он говорит о сборе оружия-(«с1унъц» цаин чжуань цзи цзеи, т. I, Пекин, 1955, стр. 358). Этому толкованию следует и Легге, Мы в своем переводе исходим из того, что система набора в то время включала постав¬ ку наряду с колесницами и вооружением пехоты также и обслуживающего персонала (см. Ян К у а н ь, Реформы Шан Яна, Шанхай, 1955, стр. 44 — на кит. яз.). Ком¬ ментатор XVIII века Хун Лян-цзи высказывает предположение, что здесь имеется в виду военная реформа («Чуньцю Цзо чжуань гу», Изд. Сыбу бэйяо, т. II, гл. 7, стр. 19). На наш взгляд, эта гипотеза не подтверждается контекстом. 25 L е g g е, V, стр. 174:
НАРОДНОЕ СОБРАНИЕ В ДРЕВНЕМ КИТАЕ В VII—V ВВ. ДО Н. Э. 27 в самом деле зависело, оставить ли правителя на престоле. Здесь гово¬ рится, что вэйский народ отказал в разрешении на проход через терри¬ торию вэйцзиньских войск, направлявшихся на Цао. В результате цзинь- ская армия, пройдя другим путем, вторглась не только в Цао, но и в Вэй. После неудачных попыток примирения с Цзинь Чжэн, правитель Вэй, попытался договориться с антагонистом Цзинь — царством Чу. Тогда не желавшие союза с Чу гожэнъ прогнали его 20. Через несколько месяцев благодаря вмешательству царства Цзинь вэйский правитель был восстановлен на престоле. Однако «Цзо чжуань» показывает, что это отнюдь не означало безоговорочной капитуляции на¬ рода. Перед возвращением Чжэна в Вэй его представитель заключил с жителями города соглашение, в котором после сетований по поводу разлада между правителем и народом говорилось: «Если бы не те, кто остался (в Вэй), кто оберегал бы алтарь земли и злаков? если бы не те, кто отправился (вслед за властителем), кто охранял бы пастухов и ко¬ нюхов 27. Из-за наших прежних несогласий мы торжественно просим теперь о договоре перед вами, великие духи, чтобы смяг¬ чить сердце неба. Отныне, после заключения договора, пусть те, кто отправился (за властителем), пе кичатся своими заслугами, а те, кто остался, не боятся, что их обвинят в преступлении. Ес¬ ли же, нарушив договор, кто-либо станет возбуждать смуту, то пусть слетлые духи и наши прежние государи осудят и истребят его». Далее в источнике говорится: «Гожэнъ услышали об этом договоре, и среди них больше не возникло разногласий» (Legge, V, стр. 206). Эта фраза показы¬ вает, что гожэнъ выделили для переговоров каких-то представителей, ко¬ торые впоследствии доложили им о результатах, причем гожэнъ могли п не одобрить достигнутого соглашения. Очень интересен текст договора. В «Цзо чжуань» неоднократно упоми¬ нается о заключении договоров, но редко раскрывается их содержание. Приведенное соглашение, позволяющее составить некоторое представле¬ ние об этих договорах, по существу является обязательством правителя н сопровождавших его приближенных, во-первых, не добиваться особых привилегий и, во-вторых, не преследовать тех, кто выступал против них. Отсюда можно заключить, что если народное собрание, условно говоря, являлось законодательной властью (не следует забывать только, что само понятие закона в древнем Китае в то время еще не выработалось), то ис¬ полнительная и судебная власть была в.руках властителя, и народ опа¬ сался, что этой властью он будет злоупотреблять. Следует обратить внимание также на религиозный характер договора. Текст его показывает, что заключавшие считали страх перед возмездием нарушителю со стороны неба и духов предков надежнейшей гарантией его выполнения. Сам ритуал заключения договора являлся по существу ре¬ лигиозной церемонией. Над выкопанной в земле ямой закалывали жерт¬ венного быка, отрезали у него левое ухо, наполняли кровью сосуд и пи¬ сали ею текст договора. Затем этой кровью мазали губы тех, кто принимал участие в церемонии, и оглашали договор («Цыхай», стр. 940). Последние записи, рассказывающие о народных собраниях в Вэй, от¬ носятся к 469 и 468 гг. до н. э. (25 и 26 гг. Ай-гуна). Летом 469 г. до н. э. обиженные вэйским властителем представители знати при поддержке ре- 2828 Legge, V, стр. 203: ÄHiSÄg. ” Там же: Как показывает Э. Эркес, в качестве пастухов в это время использовали рабов (Е. Е rkes, Das Schaf im alten China, «Asiatica. Festschrift Гг. Weller», Lpz, 1954, стр. 88—89). В упомянутой выше статье «Рабовладение в древ¬ нем Китае в VII—V вв. до н. э.» нами было показано, что обязанности конюхов также выполнялись рабами. Поэтому их необходимо было охранять (см. стр. 13).
28 В. А. РУБИН месленников, которых, как сообщает «Цзо чжуань», вэйский гун застав¬ лял работать на себя слишком долго, подняли восстание. Восставшие были вооружены острым оружием, те же, у кого его не было, использовали топоры (Legge, V, стр. 856). Гуну пришлось бежать, но на следующий год ему удалось при помощи войск Лу, Юе и Сун снова вступить в пределы государства Вэй. Вэйские отряды, вступившие в бой с вторгшимися иноземцами, были разбиты. Тогда возглавлявший восста¬ ние Ми Моу послал спросить у народа, примет ли он государя, пользую¬ щегося варварскими войсками 28 и опустошающего собственную страну. Толпа ответила: «Не примем»29. «А хотите ли вы, чтобы я удалился в из¬ гнание?» снова спросил Ми Моу. Толпа ответила: «Не уходи»30. Тогда Ми Моу, подкупив юесцев, широко открыл ворота, поставил на стены во¬ оруженных людей и пригласил гуна вступить в город. Его маневр увен¬ чался успехом: гун вступить в свою столицу не решился. После этого на престол поставлен был новый властитель Дао-гун, а Ми Моу был провоз¬ глашен главным его помощником. Вряд ли можно сомневаться в том, что эти назначения исходили от народного собрания или во всяком случае были им одобрены. От народа исходило назначение правителя и в некоторых других го¬ сударствах. Текст, относящийся к 527 г. до н. э. (14 г. Чжао-гуна), говорит о том, что народ государства Цзюй после смерти Цю-гуна отказался под¬ чиниться его сыну. Вместо него гожэнъ решились поставить во главе госу¬ дарства Гэн Юя, младшего брата покойного властителя 31. Об отказе под¬ чиниться прямому наследнику правителя рассказывают и записи, отно¬ сящиеся к концу 615 г. и к началу 614 г. до н. э. (11—12 гг. Вэнь-гун^), Они говорят о том, что гожэнъ маленького города Чэн сами поставили себе государя вместо не устраивавшего их «законного» претендента на пре¬ стол 32. По существу народом был решен и вопрос о том, кто будет наследни¬ ком престола в государстве Сун после смерти Цзин-гуна (468 г. до н. э.— 26 г. Ай-гуна). В «Цзо чжуань» рассказывается, что в это время возник острый^ конфликт между Да-инем, фаворитом покойного властителя, в родовой знатью. Да-инь пытался добиться того, чтобы наследником Цзин- гуна был воспитанник властителя Ци. Для этого он обманом завлек не¬ скольких высших сановников и под угрозой заставил их поклясться в вер¬ ности новому правителю. Это, однако, не обеспечило ему победы. Текст «Цзо чжуань» показывает, что захватить власть в Сун вопреки воле на¬ рода было невозможно, и в дальнейшем действия обеих сторон направ¬ ляются на то, чтобы привлечь народ на свою сторону. Для этого один из представителей знати, оповестив весь город, что Да-инь обманывал Цзин- гуна, обвинил его в неожиданной смерти последнего. Попытка Да-иня за¬ ставить знатных сановников поклясться в верности ему лично окончилась провалом. Аристократы, посоветовавшись и решив, что народ поддержит их в борьбе против пытающегося захватить власть выскочки, начали ак¬ тивные действия. Они роздали своим людям оружие и распространили по городу призыв следующего содержания: «Да-инь обманывал государя, он угнетает и тиранит его семью. Те, кто пойдет с нами, будут ее спаси¬ телями». Толпа сказала: «Пойдем с ним» 33. В свою очередь и Да-инь рас- * V,28 На взгляд жителей бассейна Хуанхэ, незадолго до того китаизированное цар¬ ство Юе было населено варварами. V, стр. 857:^0 : «4т)|й». стр. 858: : «5яЩ». стр. 654: ИА№Щ, Ш±...ШЭД стр. 257 и 259: стр. 858:^0 : «-‘э;£». 29 Legge, 30 Там же, 31 Там же, 32 Там же, 33 Там же.
НАРОДНОЕ СОБРАНИЕ В ДРЕВНЕМ КИТАЕ В VII—V ВВ. ДО Н. Э. 29 пространил по городу призыв, в котором говорилось, что знать хочет на¬ вести вред княжескому дому; Да-инь обещал богатство тем, кто пойдет за ним. Толпа сказала: «Он говорит так, как будто он государь»34. Часть знатных людей хотела напасть на резиденцию, где находился поставлен¬ ный фаворитом правитель, но их удержало то, что этот поступок может быть расценен как выступление против государя. Тогда, как сообщает «Цзо чжуань», они постарались возбудить гожэнъ против Да-иня, и ему пришлось бежать в Чу вместе с возведенным им на престол Ци. Весь кон¬ текст этого отрывка не оставляет сомнений в том, что толпа, выступаю¬ щая в нем дважды, состояла из собравшихся на сходку гожэнъ, которые в конечном счете и решили исход дела. Приведенные отрывки показывают, что в ряде древнекитайских го¬ сударств VII—V веков до н. э. народное собрание было облечено высшей властью: собравшиеся на сходку свободные могли назначать и сменять правителей. Нам могут возразить, что в то время в древнем Китае власть переходила по наследству. Этот факт, однако, не означает, что законный наследник не должен был добиваться того, чтобы его утвердило народное собрание. Как отметил Ф. Энгельс, то, что в древней Греции должность басплевса переходила по наследству к его сыну, лишь доказывает, что сыновья могли рассчитывать на наследование в силу народного избрания, но отнюдь не служит доказательством законного наследования помимо такого избрания 35. Указание на то, что народное собрание продолжало подчас выполнять функцию источника власти даже в начале периода Чжаньго, мы находим в хронике «Цзычжи тунцзянь» Сыма Гуана, где говорится, что гожэнъ в 402 г. до н. э. возвели на престол Дао-вана в Чу, в 400 г. до н. э.— У-хоу в Чжао, в 371 г. до н. э.— И-хоу в Хань 36. Конечно, эта хроника, напи¬ санная во второй половине XI в., не может быть признана первоисточни¬ ком по истории древнего Китая. В настоящей работе мы не можем оста¬ навливаться на вопросе о том, на каких материалах она построена; заме¬ тим лишь, что вряд ли можно сомневаться в обоснованности формулиро¬ вок Сыма Гуана, историка, отличавшегося необыкновенной тщательно¬ стью и добросовестностью в обработке источников. Как консервативно настроенный конфуцианец, Сыма Гуан никак не может быть заподозрен в желании преувеличить роль народных собраний. Свидетельством наличия в период Чжаньго не угасшей еще традиции избрания правителя народом является текст «Чжоу-ли», говорящий об обязанностях сяосыкоу (чиновник ведомства суда и расправы). «В веде¬ нии сяосыкоу находится управление вне стен, окружающих дворец власти¬ теля. Сяосыкоу должен советоваться с десятитысячной толпой народа, во- 84 Там же, Н : «йеЯУ»· Буквальный ' ' перевод·! этой реплики,—«не от¬ личается»— оставляет неясным ее смысл. Известный комментатор III века н. э. Ду Юй расшифровывает ее следующим образом: «Им было противно , что он призывает их так, как если бы он был государем» («Чуньцю цзин чжуань цзи цзе» Пекин, 1955, т. III, стр. 2198). Эта интерпретация принимается и Легге, и Куврером (см.: Couvreur, La chronique de la principauté de Lôu, т. III, стр. 765). Как здесь, так и в некоторых других текстах народное собрание выражает свое отношение к происходящему в односложных и поэтому подчас непонятных реп¬ ликах. Сходную картину представляло, по-видимому, раннешумерское народное со¬ брание, где голосование производилось посредством выкриков «Да будет!» (см. Th. Jacobsen, Early Political Development in Mesopotamia, ZA, 8(52), 1957, стр. 101). 85 Ф. Энгельс, Происхождение семьи, частной собственности и госу¬ дарства, стр. 108. 88 С ы м а Гуан, Цзычжи тунцзянь, т. I, Пекин, 1956, стр. 22, 23, 38.
30 В. А. РУБИН первых, о делах, связанных с опасностью для государства, во-вторых, о перенесении столицы, в-третьих, о вступлении на престол государя»3! Избрание правителя, как видно, было важнейшей, но далеко не един¬ ственной функцией народного собрания. Тексты «Цзо чжуань», приведен¬ ные выше, дают представление о других его функциях. Прежде чем сфор¬ мулировать общий вывод, приведем еще несколько отрывков, характери¬ зующих круг вопросов, обсуждавшихся на сходках свободных людей. Очень интересны записи, свидетельствующие об активности народного собрания в Чжэн. «Цзо чжуань» рассказывает, что в 580 г. до н. э. (10 г. Чэн-гуна), когда чжэнский властитель был задержан в Цзинь, его родст¬ венник Гунцзы Бань добился того, что управление страной возглавил Гунцзы Сюй. Народу, однако, Гунцзы Сюй был ненавистен, и через месяц он был убит, а на его место поставлен Кунь Вань 38 *. Гунцзы Бань вынужден был бе¬ жать. Спустя три года, в 577 г. до н. э., он вернулся и пытался ночью вне¬ запно захватить дворец властителя. Это, однако, ему не удалось. Один из представителей чжэнской знати Цзы Сы через два дня собрал гожэнъ и, заключив с ними договор, с их помощью сжег лагерь Гунцзы Баня и убил его и его сторонников 30. Указание на договор свидетельствует о том, что разгрому Гунцзы Баня предшествовало собрание, на котором было заклю¬ чено соглашение между гожэнъ и частью чжэнской знати, выступавшей против 1 унцзы Баня. О чем шла речь в этом соглашении, текст не сообщает, Предположительный ответ на этот вопрос даст отрывок, повествующий о событиях, имевших место в Чжэн в 542 г. до н. э. (30 г. Сян-гуна). Рас¬ сказ источника начинается с описания борьбы между чжэнскими знатными родами. Один из аристократов, Бо Ю, вызывавший возмущение распущен¬ ностью и пьянством, неоднократно требовал, чтобы его врага Цзы Си послали в Чу. Отношения у государства Чжэн с Чу в то время были пло¬ хие, и Цзы Си имел серьезные основания опасаться, что в Чу его убьют. Тогда, чтобы разделаться с Бо Ю, Цзы Си вместе со своими латниками напал на дом Бо Ю, и последнему пришлось бежать. После этого чжэн- ские дафу собрались на совещание. Но инициативу решения вставших в этот момент проблем, как показывает «Цзо чжуань», взял на себя народ. «Люди сказали, что Цзы Чань (популярный в народе деятель, впоследст¬ вии возглавивший чжэнскую администрацию.— В. .Р.) должен встать ни сторону справедливого и помочь сильным»40. Цзы Чань, однако, сначала отказался принять предложение народа, заявив, что он не является сторонником какой-либо из группировок чжэн¬ ской знати и ему поэтому трудно решить, кто должен пострадать в резуль¬ тате бедствий, переживаемых страной. Вслед за тем, как бы подчеркивая свою беспристрастность, Цзы Чань подобрал убитых, принадлежавших к роду Бо Ю, похоронил их и, не принимая больше участия ни в каких совещаниях, уехал. Между тем народное собрание, по-видимому, продолжало обсуждать сложившуюся ситуацию. «Цзо чжуань» сообщает, что после отъезда Цзы Чаня было выдвинуто предложение задержать его, на что толпа (чжун) «Чжоу-ли Чжэн-чжу», т. 7, гл. 35, стр. 1 (пзд. аСыбу бэй-яо»): Ье а р е, V, стр. 372. Ду Юй в примечании к этому месту пишет, что Кунь Вань — старший сын чжэнского властителя Чэн-гуна (см. «Чунъцю», т II ’ стр 841) 40 1ам же- стр· 381: То, что иероглиф Л жэнъ «люди» в данном случае обозначает собравшихся на сходку свободных, видно из дальнейшего текста, где этот термин заменяется терми¬ ном чжун «толпа», обозначавшим в подобных ситуациях, как мы отмечали выше, на¬ родное собрание. В примечании к этому тексту Ду Юй поясняет, что в Чжэн спра¬ ведливым называли Цзы Си, а сильными — три знатных рода (Хань Сы и Фэн) («Чунь- цю», т. II, стр. 1348). ’
НАРОДНОЕ СОБРАНИЕ В ДРЕВНЕМ КИТАЕ В VII—V ВВ. ДО Н. Э. 31 ответила: «Человек не слушает нас, для чего же его задерживать?». Все же его убедили вернуться, и он заключил договор с родом Цзы Си; в этом до¬ говоре, вероятно, предусматривалось согласие данного рода на его участие в управлении. Затем правитель заключил договор с дафу в большом хра¬ ме, а с гожзнъ договор был заключен за Шичжиляном 41. Источник помо¬ гает понять, о чем шла речь в этих договорах, когда сообщает далее, что Бо Ю, находившийся в Юнляне, недалеко от столицы Чжэн, был разъя¬ рен, узнав, что чжэнцы заключили договор на его счет 42. Ясно, что эти договоры были посвящены вопросу о разделе его имущества и рабов. Это подтверждает и аналогичный текст, рассказывающий, что после того, как в царстве Ци были разбиты знатные роды Луань и 1 ао, их имущество было разделено между победителями. Мы видим, таким образом, что на¬ род принимал участие не только в решении политических вопросов, но и в распределении имущества, оставшегося от истребленных или изгнан¬ ных знатных родов. Имевшаяся у народа возможность контроля действий правящей верхушки в этой области — еще одно свидетельство силы об¬ щинных традиций и примитивности государства в период Чуньцю. Этот факт, дополняя картину социально-политической обстановки VII—V вв. до н. э., несомненно подтверждает выдвинутый нами тезис о существовании народного собрания в эту эпоху истории Китая. Записи «Цзо чжуань» позволяют утверждать, что от народного собра¬ ния подчас исходило назначение и замена сановников, стоявших во главе администрации некоторых государств этого времени. Так, упомянутый выше текст, относящийся к 483 г. до н. э., рассказывает, как Юань По, занимавший пост сыту 43 в государстве Чэнь, облагал налогом участки гожзнъ, чтобы собрать приданое для дочери гуна. Остаток средств, полу¬ чавшихся таким образом, он употреблял на приобретение для себя боль¬ ших сосудов. Это привело к тому, что гожзнъ прогнали его (Legge, V, стр. 822). Вместо него, вероятно, они избрали нового сыту. Об аналогичном явлении в Чжэн рассказывает текст, датированный 543 годом до н. э. (29 г. Сян-гуна). Здесь говорится, что во время голода Цзы Пи, выполняя волю своего покойного отца, раздавал зерно народу. Таким образом, как сообщает источник, он завоевал привязанность гожзнъ и стал возглавлять чжэнское правительство в качестве шанцин (там же, стр. 544). Приведен¬ ные выше отрывки, указывающие на народное собрание в Чжэн, делают вполне вероятным предположение, что Цзы Пи был выбран на пост шан¬ цин народом. Такое предположение подтверждается и тем, что в хроноло¬ гически близком к этому тексту отрывке, повествующем о событиях, про¬ изошедших в Чжэн в 553 г. до н. э. (19 г. Сян-гуна), говорится о том, что три высших представителя чжэнской администрации были возведены на свои посты «людьми Чжэн» (там же, стр. 481); под этим обозначением, как явствует из контекста, следует понимать чжэнских гожзнъ (см. ниже, стр. 36). Датированная 577 годом до н. э. (13 г. Чэн-гуна) запись, рассказываю- 41 Ду Юй поясняет, что Шичжиляном назывались ворота в стене, окружавшей 42 Legge, V, стр. 553: 43 В китайско-русском словаре под ред. И. М. Ошанина термин сыту переводится как «начальник приказа культа и просвещения» (стр. 350). А. М а с п е р о, ук. соч., стр. 73, отмечая, что в обязанности сыту входило «управление крестьянским плебсом в его ежедневной жизни», передает его значение как «управляющего множе¬ ством» или «господина земледелия». Шиндлер высказывает предположение, что перво¬ начальная обязанность сыту заключалась в командовании ополчением пехотивцев- крестьян, и переводит его как «глава пехотинцев» (В. Schindler, Das Priester- tum irn alten China, B., 1916, стр. 53, прим. 3). Мы в своем переводе исходим из отно¬ сящегося к этому же государству Чэнь текста «Цзо чжуань», говорящего, что «сыту занялся пародом» (Legge, V, стр. 511).
32 В. А. РУБИН щая о событиях в Цао, также свидетельствует, что при известных обстоя¬ тельствах народ имел возможность выбирать людей для выполнения опре¬ деленных поручений. В этой записи говорится, что после смерти цаоского властителя Лу, умершего в походе, жители города назначили Фу Чу, одного из его сыновей, охранять город, а другого— Цзы Цзана — встре¬ тить гроб отца. Убив своего старшего брата, Фу Чу провозгласил себя наследником престола. Тогда Цзы Цзан, дождавшись конца похорон, за¬ явил, что он уйдет из города. Все гожэнъ, как сообщает «Цзо чжуань», собирались за ним последовать. Эта угроза испугала Фу Чу (источник называет его уже новым званием Чэн-гуна), и он вынужден был, признав свою вину, просить Цзы Цзана и гожэнъ остаться (там же, стр. 381). Здесь мы встречаемся с указанием на два собрания. Одно из них было созвано летом, сразу после смерти властителя; на этом собрании был решен вопрос о распределении обязанностей между двумя сыновьями Лу. Вто¬ рое собрание состоялось зимой, после похорон; на этот раз гожэнъ решили уйти из города вместе с Цзы Цзаном 44. Ф. Энгельс отмечает, что народное собрание древних германцев имело п судебные функции (ук. соч., стр. 148). В раннединастическом Шумере народные собрания также занимались судебным разбирательством и сви¬ детельствованием сделок всякого рода (Дьяконов, ук. соч., стр. 144). Выполняло ли эту функцию собрание гожэнъ в период Чуньцю? Приведен¬ ные тексты говорят о том, что иногда, решая вопрос о вине того или иного сановника, собрание гожэнъ выступало в такой роли. Другие указания, однако, свидетельствуют о том, что суд и наказание были в это время в ру¬ ках правителей. Это подтверждается относящимися к 683 г. до н. э. (10 г. Чжуан-гуна) текстами «Цзо чжуань», в котором приводится диалог пра¬ вителя Лу Чжуан-гуна с простым человеком перед решающим сражением с царством Ци. Стремясь обеспечить себе в этот критический момент под¬ держку народа, Чжуан-гун обещает, что «в больших и малых тяжбах... будет судить по совести» (Legge, V, стр. 85). Правителем рассматривались, следовательно, не только крупные, но и мелкие дела. Что суд был приви¬ легией знати, показывает рассказ в «Цзо чжуань» о реакции цзиньского вельможи Шу Сяна на замену обычного права писаным сводом законов в Чжэн в 535 г. до н. э. (6 г. Чжао-гуна). Шу Сян писал возглавлявшему чжэнскую администрацию Цзы Чаню: «Древние государи, всесторонне взвешивавшие каждое дело, прежде чем установить правило, не составля¬ ли законов о наказаниях, опасаясь вызвать в народе дух споров и борь¬ бы. Но вовсе прекратить преступления невозможно, и вот они сдержива¬ ли народ справедливостью, связывали его благоразумным управлением, поступали с ним согласно обычаям, оберегали доверием и поддерживали человечностью. Они вводили жалованья и титулы для поощрения послуш¬ ных; сурово пресекая нарушения и наказания виновных, они внушали страх лиходеям. Боясь, что этого окажется недостаточно, они поучали народ быть преданным, наставляли его обращать внимание на свое пове- 44 Угроза ухода гожэнъ встречается в «Цзо чжуань» еще раз в отрывке, относя¬ щемся к 499 г. до н..э. (Legge, V, стр. 776—10 г. Дин-гуна). Здесь рассказывается, что после того, как сунский правитель отказался удовлетворить просьбу своего млад¬ шего брата Чэня, последний сказал ему: «Если я уйду вместе с гожэнъ, то с кем оста¬ нется государь?». По-видимому, подобно сецессиям римских плебеев, такой уход угрожал подрывом боевой и экономической силы государства. Нам не известны, одна¬ ко, случаи, чтобы такая угроза была приведена в исполнение, а это показывает, что классовые противоречия в древнем Китае того времени далеко не достигли такой остроты, как в Риме V—IV веков до н. э. Отметим также, что, в отличие от римского плебса, гожэнъ не выступали против аристократов вообще: они боролись лишь против тех группировок знати, которые настаивали на проведении неблагоприятной для массы общинников политической линии, и поддерживали ту часть знати, которая шла па уступки народу.
НАРОДНОЕ СОБРАНИЕ В ДРЕВНЕМ КИТАЕ В VII—V ВВ. ДО Н. Э. 33 депне н учили выполнять свой долг. Прежние государи руководили людь¬ ми с мягкостью и подходили к ним с уважением; правили непреклонно и судили с твердостью. Кроме того, они стремились поставить над народом мудрых и опытных людей, подбирали просвещенных и осторожных чи¬ новников, верных и искренних начальников, милостивых и благосклон¬ ных учителей. Потому-то народ н позволял им руководить собой, и нс рож¬ далось ни несчастья, ни смуты. Когда же народ узнает, что появились законы, он перестанет опасаться вышестоящих. У всех появится желание судиться, ссылаясь на закон, выиграть тяжбу не по заслугам» (Legge,V, стр. 607). Аналогична была и реакция Конфуция на опубликование кодек¬ са законов в Цзинь в 513 г. до и. э. (29 г. Чжао-гуна). «Цзо чжуань» пере¬ дает, что Конфуций, узнав о том, что в Цзинь отлиты сосуды с записью свода законов, заявил: «Народу достаточно будет этих сосудов, для чего ему почитать благородных? Разве благородные сохранят при этом уна¬ следованные должности? А если не будет порядка (в отношениях) между благородными и ничтожными, то как будет существовать государство?» (там же, стр. 730). Эти отрывки достаточно ясно говорят о том, что суд оставался в период Чуньцю привилегией родовой знати, судившей по нор¬ мам обычного права н считавшей недопустимым сам факт опубликования законов. Народное собрание выступало в роли суда лишь в тех редких слу¬ чаях, когда признавалось, что рассматриваемый вопрос имеет отношение к судьбе всей общины. Подводя итог, попытаемся определить, каковы были функции народ¬ ного собрания в период Чуньцю. Большинство приведенных отрывков рассказывает об обсуждении народом внутриполитических вопросов. В круг таких вопросов входит избрание правителя и его ближайших сотрудников, распоряжение имуществом изгнанных или забитых аристо¬ кратов, поддержка одной из борющихся группировок знати. Записи, рас¬ сказывающие о событиях в Чэнь в 505 г. до н. э. (стр. 25) и в Вэй в 501 г. до и. э. (стр. 23), говорят о том, что подчас на сходках свободных реша¬ лись вопросы внешнеполитической ориентации государства. Народу Вэй в 501 г. до н. э. предстояло решить, бороться ли за независимость своей страны или идти в подчинение другому, более могущественному царству. Наконец, в четырех отрывках мы встречаемся с тем, что народ принимает решения по вопросам, относящимся как к внутренней, так и к внешней политике соответствующих государств (тексты, говорящие о событиях в Цзинь в 643 г. до н. э. и в Вэй в 641, 631 и 468 гг. до н. э,— стр.25—27). Существенной особенностью приведенных текстов является то, что почти все они относятся к небольшим государствам 45. Лишь один текст говорит о царстве Цзинь; характерно, однако, что он относится к тому времени, когда это царство еще не стало гегемоном северокитайских государств. Вряд ли случайно такое распределение сведений о народных собраниях. Рост древнекитайских государств, несомненно, способство¬ вал концентрации власти в руках правителей и их приближенных и пре¬ кращению деятельности народных собраний в столицах. Правильность этого наблюдения подтверждается записями «Цзо чжу- апь», говорящими о положении гожэнъ в крупных царствах Чу и Ци. В тексте, повествующем о событиях, произошедших в Ци в 545 г. до н. э. (27 г. Сянь-гупа), рассказывается, что сановник Цин Фэн, стремясь унн- 45 Поэтому больше всего данных о народных собраниях мы встречаем именно в «Цзо чжуань», а не в освещающей эту же эпоху книге «Го юй», которая повествует главным образом о крупных царствах и почти не содержит сведений о государствах, где, как это видно из приведенных текстов, сохранилась традиция сходок свободного населения. Помимо материалов относительно Цзинь, в «Го юй» имеется лишь неболь¬ шая глава о Чжэн. 3 Вестник древней истории. Л» 4
34 В. А. РУБИН чтожить представлявший для него потенциальную опасность род Цуп. сумел спровоцировать внутри этого рода кровавую резню. Затем по прось¬ бе главы рода Цуй он отправил своих латников взять цитадель, где ук¬ репились остальные члены этого рода. Но латники не смогли выполнить этой задачи, пока на помощь им не были посланы гожэнъ 40. Гожэнъ, как видно, выступают в этом тексте совсем в другой ролл, чем в приведенных выше отрывках: они здесь не активно действующая сила, а объект давления сверху. Их помощь Цин Фэну, как показывает «Цзо чжуань», была не добровольной, а вынужденной. Это позволяет сделать заключение, что в царстве Ци в середине VI в. до и. э. гожэнъ уже начали утрачивать унаследованные от прошлого права. Еще яснее бесправие гожэнъ показывает датированная 514 годом до и. э. (27 г. Чжао-гуна) запись, описывающая события в царстве Чу. Здесь рассказывается, что чуский полководец Ци Юань, пользовавшийся лю¬ бовью гожэнъ, был оклеветан перед возглавлявшим правительство царства Чу Нзы Чаном, и последний приказал атаковать н поджечь дом ЦиЮаня. Источник сообщает, что гожэнъ отказались выполнить этот приказ. Тогда было объявлено, что те, кто отказывается участвовать в поджоге, будут наказаны так же, как сам Ци Юань. Это испугало некоторых, и они за¬ хватили горючий материал, но потом снова его выбросили, вторично ослу¬ шавшись приказания Цзы Чана. В конечном счете самому сановнику пришлось зажечь дом, после чего были истреблены все ответвления рода Ци Юаня и все его сторонники (Legge, V, стр. 720). Эти данные позволяют говорить о том, что почти полное отсутствие в «Цзо чжуань» сведений о народных собраниях в крупных царствах не случайно 46 47. Оно отражает тот факт, что народ в этих царствах постепен¬ но утрачивал остатки прав на участие в управлении, которые сохраня¬ лись у свободных общинников небольших государств 48 49. Такая дифференциация имеющегося в источниках материала позво¬ ляет подойти к решению вопроса о хронологических рамках существова¬ ния в древнем Китае народных собраний. Для середины II тысячелетия до н. э. их функционирование засвиде¬ тельствовано, например, текстом «Шуцзин», в котором воспроизводятся речи перед народом Чэн Тана и Пань Гэна 4<J. В главе «Тан ши» 50 изла¬ гается речь Чэн Тана, обращенная к народу, который обозначается здесь термином чжуншу «масса простых», перед решающим сражением с племенем ся. Чэн Тан сначала убеждает народ в необходимости покарать ся, а затем угрожает тем, кто с ним не согласен. Еще более яркими приме¬ рами выступлений на народных собраниях могут служить три речи Пань Гэна, посвященные переселению шанского племени (Karlgren, ук. соч., стр. 20—26). Во вступлении к первой из них говорится, что народ не хо¬ тел переселяться. Тогда в соответствии со старинным обычаем, запрещав¬ шим закрывать дорогу предостережениям, исходившим от маленьких лю¬ дей (/ЦЛ. сяожэнъ), ПаньГэн созвал народ (обозначенный здесь термином 46 Legge, V, стр. 531: ' 47 Следует иметь в виду, что на историю царств Чу. Цзинь и Цн приходится не меньше 60% всего объема источника. История царства Цинь в «Цзо чжуань» освеще¬ на крайне скупо. 49 Вопрос о характере политического строя крупных царств нуждается в даль¬ нейшем исследовании. 49 В соответствии с принятой в настоящее время большинством ученых хроноло¬ гией победа Чэн Тана над племенем ся относится к XVII — XVI вв. до н. э., переселе¬ ние иньского племени при Пань Гэне — к XIV — XIII вв. до п. з. (см. Ф а н ь В э и ь- л а н ь, ук. соч., стр. 45; Ван Ю й - ч ж э, ук. соч., стр. 281; «Очерки истории Ки¬ тая» под ред. Ш а и Ю э, М., 1959, стр. 27). 90 13. Karlgren, The Book of Dokinnenls. BM К К A. ,\s 23, 1950, стр. 19—20.
НАРОДНОЕ СОБРАНИЕ В ДРЕВНЕМ КИТАЕ В VU —V ВВ. ДО Н. Э. чжун, фигурирующим, как отмечалось, и в ряде текстов «Цзо чжу- ань») и обратился к нему с речью, в которой приводил ряд доводов в поль¬ зу переселения. Вторая речь, произнесенная ужо в пути, была предна¬ значена для поднятия духа народа, неохотно следовавшего за своим вож¬ дем. С третьей речью Пань I эн выступил уже после прибытия в Инь. Здесь, успотживая людей, он дал обещание, что, выбирая помощников, будет заботиться о том, чтобы они уважали парод. Разумеется, достоверность данных «Шуцзипа» нуждается в доказатель¬ стве. Но тот факт, что в них нашла отражение традиция о существовании народных собраний, не подлежит сомнению. Поскольку мы застаем народные собрания действующими в рассматриваемое здесь время (VII — V вв. до н. э.), очевидно, что оно функционировало также и в предшествую- щнй период Западного Чжоу. Это подтверждается, в частности, появле¬ нием термина гожьнъ в текстах «Го юй», рассказывающих о свержении Лн-вана в 841 г. до н. э. («Го юй», Шанхай, 1958, стр. 3 и о). Ликвидацию народных собраний как политически активных органов следует отнести, по-видимому, к периоду Чжаиьго, когда была уничтоже¬ на самостоятельность мелких государств 51, а в больших царствах все яс¬ нее вырисовывалась тенденция к уничтожению традиционных вольностей h созданию централизованного деспотического строя 52. Некоторые пз приведенных текстов свидетельствуют о том, что гож.нъ нс только собирались на сходки, но и выступали с оружием в руках. Ина¬ че говоря, народ, сходившийся на собрания в период Чуньцю, был воору¬ женным народом. Этот вывод подтверждается рядом других записей «Цзо чжуань», которые приводятся ниже в хронологическом порядке. 1. В 619 г. до н. э. (7 г. Вэиь-гуна) сунские гожэпъ под руководством представителей знатных родов напали на дворец властителя, собиравше¬ гося расправиться с неугодными ему аристократами. Источник специально отмечает, что имена участников не упоминаются, так как пх было множе¬ ство (Legge, V, стр. 246). 2. Запись, относящаяся к 608 г. до и. э. (18 г. Вэиь-гуна), рассказывает, что плохое отношение к гсжэнъ цзюйского властителя Цзи-гуна привело к тому, что они помогли расправиться с ним его сыну Пу, которого он хотел лишить престола (там же, стр. 279). 3. К 575 г. до н. э. (15 г. Чэн-гуна) относится рассказанный в источнике зннзод, произошедший в Суп. После убийства сунского наследника поль¬ зовавшийся любовью гожтъ Хуа Юань ушел из столицы и отправился на север. Оставшиеся представители знатн, краппе обеспокоенные тем, что народ не даст им теперь управлять, просили его вернуться. Он согла¬ сился лишь при условии, что ему будет предоставлена возможность на¬ казать виновников преступления. Вернувшись, он поручил своим сторон¬ никам, возглавив гожэнь, напасть на род преступника и убить его самого (там же, стр. 387). Этот текст но оставляет сомнений в том, что у гожзнь было оружие. Употребленный здесь термин iJi|j uiyaii «стоять во главе», как правило, в «Цзо чжуань» относится к полководцам, возглавляющим «опека (там же, стр. 1, 269, 285, 350 сл.). 51 Из государств, фигурирующих в приведенных записях «Цзо чжуань», раньше всех было уничтожено Цао: оно было завоевано государством Суп в 487 г. до н.э. За ним последовало Чэнь, захваченное царством Чу в 479 до и. э. Это же царство в 431 г. до п. э. уничтожило самостоятельность Ц:нон. Государство Чжэн дожило до 375 г. до и. э., Сун — до 286 г., Вэй — до 222 г. (см.: J. N е с d li a m, Science and Civilisation in China, т. I, Cambridge, 1954, стр. 94). Мне но удалось найти никаких данных о времени завоевания карликового государства Чэн. 52 Напомним, что именно в период Чжаиьго (в середине IV в. до и. о.) была раз¬ работана Шан Яном классическая теория деспотии, не имеющая себе равных в исто¬ рии политических учений но последовательности в проведении принципа абсолютной власти царя. 3
36 В. А. РУБИН 4. Наличие оружия у еожэньподтверждается и текстом, описывающим мятеж нескольких знатных родов в Чжэн в 562 г. до н. э. (10 г. Сяи-гуна); в ходе этого мятежа был убит ряд ведущих чжэнских деятелей. Сыновья их Цзы Си и Цзы Чань вышли в бой с мятежниками, вооружив своих лю¬ дей, но исход сражения был решен вмешательством гожэнъ, которые под руководством Цзы Цзяо нанесли решительный удар мятежникам 63. Источник говорит о том, что Цзы Си раздавал доспехи, а Цзы Чань, по¬ строив своих людей, вывел в бой 17 колесниц. Отсюда можно заключить, что у гожэнъ оружие было всегда. Если бы пришлось их вооружать, об этом было бы здесь также упомянуто. 5. В 553 г. до н. э. (19 г. Сянь-гуиа), как повествует «Цзо чжуань», Цзы Кун захватил в Чжэн всю власть в свои руки, и гожэнъ страдали от него. После того, как попытка договориться с Чу вопреки воле большин¬ ства народа навлекла на Цзы Куна ненависть, он завел собственную во¬ оруженную охрану, которая спасала его от народного гнева. Но в конце концов гожэнъ под руководством Цзы Чжаня и Цзы Си, напав на него, убили его и разделили его имущество. Сторонники Цзы Куна бежали в Чу, а народ поставил во главе страны Цзы Чжаня, Цзы Си и Цзы Чаня (там же, стр. 481). 6. Относящийся к 541 г. до и. э. (31 г. Сян-гуна) текст рассказывает, что цзюйский властитель Ли Бн был тираном, н народ страдал от него. В 11 луну гожэнъ под руководством сына Ли Б и напали па него и убили его (там же, стр. 561). 7. Запись, относящаяся к 531 г. до и. э. (10 г. Чжао-гуна), рассказы¬ вает о вражде в Ци между родами Луань и Гао, с одной стороны, и Чэнь и Гао — с другой. Дважды роды Луань и Гао были побиты, но над ними не было достигнуто окончательной победы, пока не вмешались гожэнъ, обратившие в бегство и разбившие их. Возглавлявшие их люди бежали в Лу, а имущество было разделено между победителями (там же, стр. 627). 8. Текст, относящийся к 497 г. до п. э. (12 г. Дин-гуна), рассказывает об участии народа Лу в борьбе с вторгшимися в столицу жителями Бп, стремившимися предотвратить разрушение стен, окружавших их город. Жители Би потерпели поражение, и гожэнъ преследовали их (там же, стр. 780). 9. Отрывок, относящийся к 496 г. до н. э. (13 г. Дин-гуна), рассказы¬ вает, как могущественные цзиньские аристократы Сюнь Инь и Ши Цзи-шэ во главе своих родов напали на цзиньского гула. Еще до этого бежавший из Ци и проживавший в Цзинь Гао Цян отговаривал их от такого шага, предсказывая, что народ не поддержит их. Действительно, парод пришел на помощь гуну и нанес им поражение (там же, стр. 783). Тексты показывают, таким образом, что поддержка гожэнъ оказыва¬ лась фактором, решавшим исход волнений и смут в период Чуньцю. Особенно показательны в этом отношении тексты № 4, 5, 7, 9, где ополче¬ ние гожэнъ выступает как сила, независимая от ^аристократических дру¬ жин, включавших, кроме боевых колесниц, и одетых в латы пехотинцев. Интересное объяснение значительной роли вооруженного народа в по¬ литической истории этой эпохи мы находим в работе Дж. Нидхема «Наука и общество в древнем Китае*). Нидхем пишет, что мощный китайский ар¬ балет был изобретен, как показывают некоторые данные, уже в начале Iтысячелетия до н. э. GVIII в. дон. э. он был на вооружении пехотинцев, сопровождавших в походах колесницы зиати. В то же время оборонитель¬ ное оружие было мало развито. Долгое время оно ограничивалось защит¬ ной одеждой из бамбука или дерева. Народ, таким образом, владел на- 53 Legge, V, стр. 444: hW)±·
НАРОДНОЕ СОБРАНИЕ В ДРЕВНЕМ КИТАЕ В VII — V ВВ. ДО Н. Э. 37 ступательпым оружием большой силы, а правящий класс не имел в своем распоряжении удовлетворительных средств защиты. Это не могло не ска¬ заться на соотношении сил аристократии и народа54 55. К сожалению, нет точных данных, которые позволили бы выяснить, как были вооружены гожэнъ. Лишь в одном из текстов, говорящих об их выступлениях, мы встретили указание на то, что, наряду с оружием, они использовали и орудия ремесла (см. стр. 28). Вызывает сомнение утверждение Нидхема, согласно которому арбалеты были на вооружении пехотинцев с VIII в. до и. э. Ян Куань отмечает, что самые ранние из арбалетов, найденных археологами, относятся к периоду Чжаньго, и ни в одном из текстов, трактующих об эпохе до V в. до н. э., упоминания об арбалетах не встречается 56. Но даже если в руках гожэнъ были, помимо ремесленных и земледельческих орудий, не арбалеты, а луки 86, этого, учитывая их численное превосходство, было вполне до¬ статочно, чтобы в тех условиях они представляли грозную силу. В самом деле, при столкновении в городе, а не на поле боя, соотноше¬ ние сил должно было складываться в пользу той группировки знати, на стороне которой выступал народ. При этом играло роль не только числен¬ ное превосходство, но н то, что на поле сражения каждую боевую колес¬ ницу сопровождали 72 пехотинца, разделенные на три отряда, один из ко¬ торых располагался впереди колесницы, а два по ее сторонам 57. Эти пехотинцы состояли в основном из людей, набранных в селениях, находив¬ шихся под управлением представителей знати, сражавшихся на колесни¬ цах 58. Вряд ли аристократы успевали, когда вспыхивал бой в городе, собрать вокруг своих колесниц необходимое количество пеших воинов. Что же касается уже появившихся в то время пеших дружин аристократи¬ ческих родов (Ч1 А цзяжднъ «латники»), то они, по-видимому, были весьма немногочисленны; без поддержки гожэнъ они оказывались не в состоянии выполнить поставленные перед ними задачи (см. рассказ о событиях в Цп в 545 г. до н. э.,стр. 33—34),а при столкновении с гожэнъ терпели пораже¬ ние (текст Л° 5, стр. 36). В такой обстановке превосходство вооруженных гожэнъ над недостаточно прикрытыми и потому уязвимыми колесницами должно было быть особенно ощутительно. Установив наличие собраний вооруженного народа в столицах древне¬ китайских государств, попробуем выяснить, существовала ли традиция созыва сходок свободного населения на периферии. Необходимо- отметить, что некоторые китайские ученые придерживаются взгляда, согласно ко¬ торому в это время в древнекитайском обществе наряду с гожэнъ существо¬ вал резко отличавшийся от них н даже противоположный им по своему социальному статусу слой JPf А ежгнъ— живших вне столичных поселе¬ ний деревенских людей. Хоу Вай-лу считает их рабами, а гожэнъ — сво¬ бодными людьми (ук. соч., стр. 185—193; 269—280). Сы Вэй-чжи видит различие между этими двумя группами в том, что гожэнъ могли носить 54 .1. N о е d li a m, Science and Society in Ancient China, L., 1947, стр. 14—15. 55 Я ii К у а п ь, История Чжаньго, Шапхай, 1955, стр. 144, прим. 6 (па киг. яз.). Вывод Ян Куапя подтверждают приведенные в кп. Чжоу В э й, История ки¬ тайского оружия, Пекин, 1957, отрывки, в которых говорится об арбалетах (см. стр. 162—163); сам автор этой книги не делает попытки датировать изобретение арбалета. 56 Дьяконов, ук. соч., стр. 174, отмечает, что лук — один из наиболее демократических видов оружия. Луками н булавами были вооруя;епы народные от¬ ряды в древнейшем Шумере (там же). О распространенности лука в древнем Ки¬ тае той эпохи свидетельствует то, что при перечислении наступательного оружия луки и стрелы всегда упоминаются на первом месте (см., например, главу «Ви ши» в «Шуцзип»— К а г I gr еп, ук. соч.,стр. 80; гл. иФэи гуи» в книге: «Мо-цзы»—чЧжуц-пл ц.тчэн», т. IV, Пекин, 1957, стр. 82 п т. д.). 57 Н. И. Конрад, Суиь-цзы. М., 1950, стр. 83. 58 Я н Куань. История Чжаньго. стр. 114.
В. А. РУБИН :з8 оружие н участвовать в народных соораниях, в то время как ежэнь такой возможности не имели (ук. соч., стр. 67). Ян Сян-куй настаивает на том, что гожэнъ были свободными общинниками, а ежэнь — закрепощенными феодально-зависимыми крестьянами 59. Однако, хотя эти ученые и говорят о периоде Чуньцю, по, противопоставляя гожэнъ и ежэнь, они ссылаются исключительно на источники, относящиеся к периоду Чжаньго: «Чжоу- ли», «Мэн-цзы», «Сюнь-цзы». Между тем известно, что развитие ремесла и торговли, наряду с централизацией и укрупнением государств, привело в IV—III вв. до и. э. к значительному росту городов, а тем самым и к кри¬ сталлизации специфических черт городской жизни. Ясно, что источники, возникшие в такой обстановке, не могут быть без проверки отнесены к пре¬ дыдущему и сильно отличающемуся по существу периоду китайской ис¬ тории. Для выяснения социального строя этого времени необходимо при¬ влечь материалы, характеризующие Китай VII—V веков до и. э. В «Цзо чжуань», наряду с термином гожэнъ, встречается н термин ежэнь, но контекст, в котором он выступает, не подтверждает точек зре¬ ния, выдвинутых упомянутыми учеными. Первый раз этот термин встре¬ чается в отрывке, рассказывающем о странствиях изгнанного из Цзинь принца Чжун Эра. Будучи в Вэй, доведенный до крайности Чжун Эр попросил у деревенского человека (ежэнь) поесть, но тот вместо еды дал ему ком земли (Legge, V, стр. 184). Второй раз это сочетание появляется в тексте, относящемся к 495 г. до н. э. (14 г. Дпн-гупа) и рассказывающем, как сунский деревенский люд (ежэнь), напевая фривольную песенку, вы¬ смеял наследника сунского престола (там же, стр. 786). Как видно, эти отрывки не дают возможности противопоставить ежэнь п гожэнъ. Мало того, второй отрывок скорее говорит о том, что ежэнь не были уж так за¬ биты и не испытывали особого страха перед старшим сыном своего власти¬ теля. Термин §f е из этого сочетания большей частью означает в «Цзо чжуань» «деревня, поле» (там же, стр. 197, 422, 520 сл.). Один из текстов говорит, что в деревнях живет народ К минь (там же, стр. 697). Употреб¬ ление термина минь указывает па отсутствие принципиальной разницы в подходе анналиста к гожэнъ и ежэнь. В высказываниях видных полити¬ ческих деятелей и мыслителей той поры не раз подчеркивается, что народ является в государстве решающей силой. Картина положения жителей окраинных районов в период Чуньцю дополняется имеющимися в источнике сведениями об их собраниях и о за¬ ключавшихся с ними договорах. Относящаяся к 500 г. до н. э. (9 г. Дин- гуна) запись рассказывает, что когда Вэй и Ци напали на Цзинь, вэй- ские войска прошли через цзинское местечко Чжунмоу. Жители Чжунмоу хотели напасть на них, но человек, бежавший из Вэй и находившийся в то время в Чжунмоу, отговорил их от этого и убедил напасть на войско Ци (там же, стр. 772). Этот текст показывает, что жители Чжунмоу имели оружие и, по-видимому, на сходках сами решали, как им поступать в опас¬ ных обстоятельствах. Иначе говоря, их образ действий не отличается в данном случае от образа действий гожэнъ. То, что жители окраинных районов имели возможность собираться на сходки и в отношении своего социального статуса мало отличались от гожэнъ, подтверждается и отно¬ сящимся к 527 г. до н. э. (14 г. Чжао-гуиа) текстом, рассказывающим, что Нань Куай, управлявший имением Би, принадлежавшим лускому санов¬ нику Цзи Пин-цзы, решившись поднять мятеж против своего господина, заключил договор с жителями этого имения (там же, стр. 654). Заключе¬ ние договора (обозначенного тем же иероглифом мэн, что и упомяну¬ 59 Я п С я н - к у ii, Экономический строй государства Ци в доцнпьскую эпоху, «Сборник статей о периодизации древней истории Китая», Пекин, 1957, стр. 94 (на кит. яа.).
НАРОДНОЕ СОБРАНИЕ В ДРЕВНЕМ КИТАЕ В VII—V ВВ. ДО Н. Э. 39 тые выше договоры, заключавшиеся с дафу и гожэнъ) было возмояшо только со свободными людьми. Эти данные показывают, что в социальном статусе гожэнъ и сельского населения не было принципиального различия. Сама специфика древне¬ китайского города того времени, по существу мало отличавшегося от де¬ ревни, исключала возможность формирования контрастных черт город¬ ской и деревенской жизни. Трудно было бы ожидать сохранения в горо¬ дах столь существенных элементов первобытно-общинной демократии при полном исчезновении их в деревнях. Приведенные записи подтверж¬ дают, что традиции, наличие которых отмечалось нами в центрах древне¬ китайских государств, наблюдаются и в периферийных местностях. В обстановке, когда вооруженный народ имел возможность собрав¬ шись обсуждать вопросы государственной политики, свергать одних пра¬ вителей и ставить на их место других, наиболее дальновидные представи¬ тели знати в своих речах постоянно подчеркивали, что от народа зависит судьба правителей, советовали заботиться о народе и предостерегали от попыток навязать ему свою волю силой оружия. Шан Юз правильно за¬ метил, что такая политическая обстановка наложила отпечаток и на ре¬ лигиозные взгляды: в памятниках того времени мы встречаемся с убежде¬ нием, что народ находится в тесной связи со сверхъестественными силами, с небом и с духами 6Н. Так, в «Шуцзин» говорится, что «прозрение и на¬ стороженность неба осуществляются через прозрение и настороженность народа»60 61 62. В «Цзо чжуань» передаются слова суйского сановника Цзи Ляпа о том, что «народ — хозяин духов» (Legge, Y, стр. 47). Очень инте¬ ресен в этом отношении приведенный здесь же разговор между началь¬ ником музыкантов Куаном и цзиньским царем Дао-гуном. Куан, отстаи¬ вая право народа на изгнание жестокого и несправедливого властителя, говорит: «Небо, создав народ и поставив над ними государя, поручило ему быть пастырем, и ему не следует терять этого качества Любовь неба к народу огромна, разве оно позволит одному человеку чинить про¬ извол над ним, давать волю своим прихотям и не считаться с природой неба и земли? Конечно, нет!» (там же, стр. 462). О глубоком сознании силы парода говорит появившееся в период Чуньцю и впоследствии вошедшее в пословицу изречение «Сердце массы строит стены, голос массы пла¬ вит металл» («Го юй», стр. 44). Об этом же свидетельствуют н слова Конфуция относительно того, что «без доверия народа удержаться не¬ возможно»02. Роль, сыгранная в истории китайской философии этими демократиче¬ скими идеями, получившими широкое распространение в период, непосред¬ ственно предшествовавший формированию основных школ древнекитай¬ ской мысли, до сих пор остается неоцененной, что связано с неправильным освещением политической и социальной истории Китая VII—V веков дои. э. Вместо унылой и монотонной картины патриархальной деспотии мы видим в городах-государствах древнего Китая той эпохи бьющую ключом политическую жизнь, разнообразные и неожиданные комбинации действо¬ вавших самостоятельно, а не подчинявшихся всеобъемлющему деспоти¬ ческому регулированию политических сил. Изучение истории периода Чуньцю показывает, что политической обстановкой, в которой возникла классическая китайская философия, богатая рационалистическими и гу- 60 III а и 10 э, Предварительное исследование о формах производства в доцннь- скую эпоху, «Лиши янъцзю», 1956, № 7, стр. 13 (на кит. яз.). В этой статье Шан Юэ говорит о значительном влиянии народа на решение государственных дел в эпоху Чя;оу, но не пытается выяснить, каким образом народ выражал свою волю. 01 К а г I g г е n, The Book of Dokuments, стр. 10. 62 чЧжуцзы цзичзн», т. I, ч. 1, стр. 266.
40 В. А. РУБИН манистическимн идеями, была вовсе не восточная деспотия, астрой, в ко¬ тором сохранились весьма значительные элементы демократии. Но значение вскрытых нами фактов отнюдь не ограничивается полити¬ ческой историей. Говоря о социальном статусе тружеников, они дают нам ценнейшие указания для решения основных вопросов периодизации исто¬ рии древнего Китая 63. Теория, согласно которой в период Чуньцю все трудящиеся и прежде всего земледельцы были рабами, находится в яв¬ ном противоречии с этими фактами. Серьезно подрывают они и точку зрения тех ученых, которые рассматривают Китай VII—V веков до и. э. как феодальное общество. Отстаивающие эти взгляды ученые упускают из виду историческую специфику периода Чуньцю, заключающуюся в том, что громадную роль играли общинные традиции и обычаи, унаследован¬ ные от первобытно-общинного строя. Это, несомненно, было раннеклас¬ совое общество. Исходя из того, что важнейшей тенденцией его развития наряду с распадом общинно-родовых связей был рост рабовладения, пред¬ ставляется правильным определение этого общества как раннерабовла¬ дельческого. Значение вскрытых фактов заключается, наконец, и в том, что они являются серьезным подтверждением высказанного И. М. Дьяконовым и Д. Г. Редером взгляда, согласно которому деспотии в странах древнего Востока предшествовали другие, более Демократические формы государ¬ ственной власти 64 65. До сих пор можно было считать доказанным, что та¬ ков был путь развития государственного строя древнего Двуречья 6= и Хеттского царства 66. Отдельные факты говорили за то, что эта же за¬ кономерность наблюдается в истории древнейшей Палестины 67. Теперь к числу стран, шедших таким путем, можно отнести и Китай. 63 Взгляды, высказанные китайскими учеными в ходе дискуссии о периодизации древней истории Китая, охарактеризованы в следующих работах: А. А. Се р к н- н а. Дискуссия китайских ученых о периодизации древней истории Китая, CIS, 1950, JV° 6; Л. С. В а с и л ь с в, Исследование Го Мо-жо о рабстве в древнем Ки¬ тае, СК, 1957, № 2; В. А. Р у б и н, Дискуссия о периодизации древней истории Китая на страницах журнала «Вэнъ, ши.чжэ», ВДИ, 1955, Л"» 4; о н ж е, Проблемы рабовла¬ дельческой формации в древнем Китае в освещении современных китайских ученых, ВИ, 1957, № 4. 64 Дьяконов, ук. соч.; Д. Г. Р е д е р, Военная демократия в странах древнего Востока, УЗ.МОПИ, т. XIV, 1950. 65 Этому посвящены указанные труды И. М. Дьяконова, а также работы Т. Якоб¬ сена (см. .1 а с о Ь s с л, ук. соч.; о н ж е, Primitive Democracy in Ancient Mesopo¬ tamia, J.X1SS, liM3, Л1 2). 60 В. В. Струве, Очерки социально-экономической истории древнего Восто¬ ка, ГАИМК, вып. 97, М.—Л., 1934; он же, О «гуманности» хеттских законов, ВДИ, 1947, Л» 4; В. В. И в а и о в, Происхождение хеттского термина папки- «собрание» ВДИ,_ 1957, X» 4; 1958, № 1. С. Г. Wo I Г, Traces of Primilive Democracy in Ancient Israel, .) XKS, 1947. Л1 2.
.1. ] i. Казаманона Ix ВОПРОСУ О СЕМЬЕ II НАСЛЕДСТВЕННОМ НРАВЕ НА КРИТЕ в VI V mi. до п. э. Неравномерность исторического развития греческих полисов и специ¬ фические исторические условия формирования некоторых из них привели к тому, что в Греции в классическую эпоху существовал ряд об¬ щин, существенно отличавшихся от привычного образца греческого по¬ лиса — Афин. Это так называемые «отсталые» районы Греции — Спарта, Крит, Фессалия, Арголида и др. Наличие многочисленных черт сходства в общественном строе и в жизни этих областей позволяет утверждать, что существование этих общин в истории греческого общества было явлением достаточно типичным и закономерным. Не менее важным является н другой факт — определенное сходство некоторых сторон общественной и экономической жизни этих районов с государствами древнего Востока. Гражданский кодекс города Гортины содержит богатейший материал по истории рабовладения, семейному и наследственному праву — разделам, которые больше всего соприкасают¬ ся с древневосточными законодательствами. Это не случайное совпадение н не заимствование, причины этого сходства заключаются в общей линии исторического развития рабовладельческого общества. Неразвитая част¬ ная собственность на землю, затянувшийся процесс окончательного рас¬ пада родоплеменных отношений обусловили существование многообраз¬ ных сходных явлений в общественной жизни таких различных политиче¬ ских объединений, какими были полисы Крита в VI—V вв. до н. э. и госу¬ дарства древнего Востока. Основным источником по данной геме является законодательство го¬ рода Гортины, относящееся примерно к 80-м годам V в. до н. э.,— един¬ ственный целиком сохранившийся памятник раннегреческого городско¬ го права. Этот факт повышает и без того большой интерес к богатейшему юридическому документу, содержащему обильный и ценный материал по истории экономических, социальных н правовых отношений в полисе архаической и раннеклассической эпох. Однако, несмотря на все богатство материала, содержащегося в Гор- тинской надписи, памятник этот до спх пор не привлекал к себе долж¬ ного внимания со стороны исследователей-исторпков. В то время как до¬ рийский диалект Гортииской надписи и законодательство как памятник права стали предметом живого интереса со стороны филологов и юристов сразу же после открытия источника *, Гортинская надпись оказалась в сто- 11 I. и. F. Паппас k. Die Inschrift von (loiTyn, T.pz, 1885; F. В er n h ö II. Dic Tnsehnfl von (’.orlvn. Slnlleavl. 188fi; F. I! i'i c h e I e r n. K. Z i e I e 1 in a n n.
Л. H. КАЗАМАНОВА роне от внимания историков античности. Вплоть до 50-х годов XX в. ма¬ териал Гортинского законодательства лишь в незначительной степени при¬ влекался в отдельных трудах общего характера 2. Из русских историков большое внимание Гортинскому законодательству уделял Р. Ю. Виппер, рассматривавший его с точки зрения раннегреческого городского права 3. М. М. Хвостов в 1923—1924 гг. организовал специальный студенческий семинарий по Гортинской правде, из которого вышло несколько студен¬ ческих рефератов на специальные темы 4. В последнее время наметился некоторый перелом в вопросе изучения так называемых «отсталых» обла¬ стей Греции. В частности, вышли крупные монографии, посвященные ис¬ тории Спарты, Крита и др. 5 6. Из работ, трактующих те или иные проблемы истории Крита, следует назвать монографию Эффентерра °, превратившуюся в исследование лите¬ ратурной традиции о Крите и не ставящую задачи связать ее с конкрет¬ ной историей и социально-экономическим строем, и монографию]!. Демар- ня 7, посвященную разбору археологических данных и некоторых дру¬ гих (мифологических и искусствоведческих) проблем. Только в работах Виллетса 8 и Кирстена 9 делаются попытки исследовать общие черты со¬ циально-экономических отношений на Крите в архаическую и раниеклас- сическую эпохи. Прекрасно зная материал критских источников, Кир¬ стен во многом возвращается к взглядам немецкой историографии нача¬ ла XX в. Так, он отрицает наличие родовых пережитков на Крите, считая род понятием чисто политическим, возникшим в связи с развитием оли¬ гархии на Крите (Kirsten, ук. соч., стр. 152, 174). Признавая наличие кол¬ лективной собственности на землю в критских полисах V в. до н. э., он, однако, связывает это явление не с пережитком более ранней эпохи, а считает позднейшим институтом, т. е. по существу отрицает первоначаль¬ ную общинную собственность. Эта точка зрения является лишь повторе¬ нием известной теории Р. Пельмана, отрицавшего возможность существо¬ вания общинной собственности на землю даже в самые отдаленные вре¬ мена истории Спарты и Крита. Поэтому и сисситии, по мнению Пельмана,— это государственная организация, не связанная с аграрным строем Спарты и Крита, а являющаяся результатом военного характера общественного строя этих государств. Кирстен также считает сисситии на Крите учреж¬ дением, имеющим только политическое значение. Работа Виллетса, кото¬ рую автор посвящает Дж. Томсону, выгодно отличается от монографии Кирстена. В своем исследовании Виллетс использует работу Ф. Энгельса «Происхождение семьи, частной собственности и государства» и ставит своей задачей исследование и развитие нового типа общества — «крит¬ ской аристократии» (Willetts, ук. соч., стр. 17), возникшей в результате Das Recht von Gortyn, RM, 40 (1885); D. G о m p a r e t I i, Lo leggi di Gortyna..., «Monumenti antichi pubi, per cura della Reale Acad, dei Lincei», Rome — Milan, 1890; I. Kohler u. E. Z i e b а г t h, Das Stadtrecht von Gortyn, Göttingen, 1912; F. Bechtel, Die griechischen Dialekte, B.,1921—1924; F. Blass, Die kretischen In¬ schriften, SGDI, III, 2—3, 1905; M. Guarducci, Inscriptiones Creticae, I—IV, Roma, 1936—1950. 2 R. Phölmann, Geschichte der sozialen Frage und des Sozialismus in der antiken Welt, Münch., 1926; G. G 1 о t z, La solidarité de la famille dans le droit cri¬ minel en Grèce, P., 1904. 3 P. IO. Виппер, История Греции в классическую эпоху, М., 1916. 4 Ю. А. Иванов, Рабы в Гортинской надписи..., «Уч. зап. Саратовск. ун¬ та», II (1924), 3, стр. 3—21. 5 К. M. T. С h г i m е s, Ancient Sparta, Manchester, 1949; H. Michel·!, Spar- la, Cambr., 1952. 6 H. E f f e n t e r r e, La Crète et le monde grec de Platon à Polyhe, P., 1948. 7 P. D e m a r g n e, La Crète dédalique, P., 1947. 8 R. F. Willetts, Aristocratie Society in Ancient Crete, L., 1955. a E. Kirsten. Die Insel Kreta in Y—IV-tcn Jahrhundert, Lpz, 1936.
СЕМЬЯ И НАСЛЕДСТВЕННОЕ ПРАВО НА КРИТЕ 43 вторжения дорийских племен, находившихся на уровне развития родово¬ го строя, но имеющих превосходство в техническом отношении. Критской семье в работе Виллетса уделяется особая глава. Из работ советских историков следует указать статью К. М. Колобовой «Войкеи на Крите» (ВДИ, 1957, Л!: 2), в которой автор, исследуя вопрос о критской войкии, касается также и некоторых моментов критского наследственного права. Ф. Энгельс, говоря о возникновении семьи, характерной для классо¬ вого общества, писал: «Моногамия возникла вследствие сосредото¬ чения больших богатств в одних руках, именно,— в руках мужчины, низ потребности передать эти богатства по наследству детям этого мужчины, а не другого»10 11. Указывая на разнообразие форм семьи в древности, <9. Энгельс также отмечал, что у самих греков моногамная патриархаль¬ ная семья может иметь различный характер. Так, имеется существенная разница между семейными отношениями у афинян и спартанцев: «У позд¬ нейших греков следует проводить различие между дорянами и ионянами. У первых, классическим образцом которых служит Спарта, существуют брачные отношения во многом еще более архаические, чем изображенные у Гомера» (там же, стр. 63). Критские семейные отношения, более развитые, чем в Спарте11, все же сохранили ряд черт, идущих от эпохи родового строя. Пережитки мат¬ риархата, существовавшие в семейных отношениях различных греческих полисов, а также на Крите, свидетельствуют о том, что матриархат—не случайное явление, свойственное «отсталым» народам, а общая стадия развития человеческого общества. Гортипское законодательство, как и другие древние юридические па¬ мятники, значительное внимание уделяет вопросам семьи, заключению брака, разводам, имущественным правам супругов, порядку наследования, положению дочерей-иаследниц и т. д. «С патриархальной семьей,— пи¬ сал Ф. Энгельс,— мы вступаем в область писаной истории и вместе с тем в ту область, где сравнительное правоведение может оказать нам значи¬ тельную помощь» (там же, стр. 58). Критское государство, заинтересованное в получении воинов, большое внимание уделяет вопросам семьи и брака, оно регулирует частную жизнь граждан. Точнее, семья и брак на Крите являлись не частным делом гра¬ жданина, а государственным. Понятие законного брака на Крите распространялось не только на свободных полноправных граждан, но и на апетайров, и на некоторые категории рабов. Семья апетайра слишком мало известна по источникам, п нет возможности исследовать ее сколько-нибудь подробно 12. Зато бо¬ гатейший материал имеется в Гортинском законодательстве по вопросам семейного и наследственного права у свободных полноправных критских граждан. Критское законодательство различает два понятия — Ь-Ыгм, что зна¬ чит жениться, выйти замуж, вступить в законный брак, и оУтсегу — иметь связь. Возраст при вступлении в брак определяется только для дочери- 10 Ф. Энгельс, Происхождение семыт, частной собственности и государства, М., 1953, стр. 76. 11 О семейных отношениях в Спарте см. из русских работ — Е. Г. Катаров, Пережитки первобытного коммунизма в общественном строе древних греков и гер¬ манцев, М.—Л., 1937. 12 О семье рабов на Крите см. Л. II. К а з а м а и о в а, Рабовладение па Крите и VI—IV вв. до и. э., ИДИ, 1952, № 3, стр. 26 слл.; Колобова, ук. соч., стр. 41.
44 Л. Н. КАЗАМАНОВА наследницы 13, которой законом предписывается «выходить замуж две¬ надцати лет пли старше» (Г. 3., XII, 35). Впрочем, мог быть установлен н более ранний возраст, чем обычно,— в целях предупреждения возмож¬ ных попыток преждевременного противозаконного захвата имущества опиклеры. Юноши на Крите считались совершеннолетними п получали по¬ литические права восемнадцати лет, очевидно, в это время они должны были жениться. По крайней мере Эфор сообщает: «Все вышедшие в одно н то же время из агелы юноши обязаны жениться одновременно» (Strabo. X, 4, 20). Безбрачие, очевидно, либо вовсе не допускалось, либо встречало отрицательное отношение со стороны общественного мнения, как это бы¬ ло в Спарте в первом случае, во втором — в Афинах. В Гортинском законодательстве отсутствует целый ряд моментов, свя¬ занных с заключением брака. В то время как различные восточные зако¬ нодательства подробно останавливаются на формальной стороне вопроса, Гортинские законы обходят все формальные моменты молчанием. Так, только у Страбона (X, 4, 20) мы находим упоминание о приданом: «При¬ даное, если есть у невесты братья, составляет половину части брата». Отсутствие выкупной платы, обычной в государствах древнего Востока, и приданое, являвшееся собственностью женщины, несколько облегчало ее положение в критской семье. На Крите допускались подарки, которые могли делаться дочери — отцом, жене — мужем или матери — сыном. Однако сумма дарственных денег или стоимость вещи все же строго рег¬ ламентируется (Г. 3., IV, 45 сл.; 47 сл.). На основании одной из статей Гортинского законодательства можно сделать вывод, что только до уста¬ новления, фиксированного в Кодексе V в. до н. э., право дарения не огра¬ ничивалось (IV, 47 сл.; см. также XII, 1 сл.). Таким образом, критское право не знает свободы дарения имущества жене мужем, как это, напри¬ мер, еще существует в Законах Хаммурапи (ст. 150). Очевидно, ограниче¬ ние права дарений было вызвано в V в. до н. э. ростом богатства, концент¬ рацией имущества в руках одной группы общества, что встречало сопро¬ тивление со стороны всего населения. Эти явления нашли отражение и борьбе законодательства с ростом роскоши и богатств. Достаточно вспом¬ нить законы Солона, например, об ограничении захоронения ценных предметов при погребении и др. Дарственные суммы в критских полисах, в частности в Гортине, не могли превышать 100 статеров, в противном случае родственники, имеющие право на получение наследства, имели право получить излишек в свою пользу (Г. 3., X, 15 сл.). Возможность дарения в случае развода ограничивалась еще больше. Интересно отме¬ тить, что подарок при разводе могли делать и муж, и жена. Но его стои¬ мость не должна была превышать 12 статеров (III, 39 сл.). Замечания об ограничении дарственных сумм касаются не только дарений при разводе и свадебных подарков, но и всех подарков, делаемых сыном — матери, от¬ цом — дочери, мужем — жене и женой — мужу. Для моногамной патриархальной сехжи характерно стремление к со¬ хранению прочного брака, развод часто бывает осложнен целым рядом фор¬ мальностей. На Крите же мы встречаемся с существованием почти ничем не ограниченного права развода, причем инициатором бракоразводного процесса могут быть как муж, так и жена. Причины, вызывающие растор¬ жение брака, остаются неизвестными. Очевидно, это были обычные при¬ чины, указанные в ряде восточных законодательств и встречающиеся в спартанских обычаях, как, например, бездетность 14, болезнь жены, нарушение супружеской верности (3. X., стр. 148). Спартанские брачные 13 и itarpoiог/.о; на Крите,гЩ/Эс^рос и Аттическом праве. ■ !. X.. ст. 138. 1311: Китие. 30 (I—.4); Лакомы Маму, IX, 81.
СЕМЬЯ И НАСЛЕДСТВЕННОЕ ПРАВО НА КРИТЕ 45 обычаи допускают возможность не только расторжения брака, но и просто нарушения обычных норм семейной жизни в четырех случаях. 1. При бездетности жены допускается развод, и мужу предоставляется право жениться на другой женщине. 2. Несколько братьев имели право считать своей женой одну и ту же женщину, обычно жену старшего брата (объясняется неделимостью клеров). 3. В случае бесплодия мужа жена могла вступить в связь с другим мужчиной, но 6paii при этом не расторгался. 4. Мужчина мог вступить в связь с женой своего друга 15 16. Три последних случая па Крите не встречаются, и обусловлены они были известной примитивностью спартанских семейных отношений. На Крите, по данным Гортинского законодательства, право расторжения бра¬ ка предоставлялось не только мужчине, но и Яченщине. Были возможны случаи, когда муж утверждал, что не он является «виновником» развода (Г. 3., II, 55 сл.). Если в данном случае возможно двоякое толкование слова то otVxiov как зачинщик, инициатор развода или как причина раз¬ вода, от чего зависит смысл статьи, то другая статья не оставляет места для сомнений относительно права женщины начинать бракоразводный процесс 10. Критское государство, вмешиваясь в семейные отношения граждан, выступает как защитник прав собственности рабовладельца. Основная задача семьи в рабовладельческом обществе — сохранение имущества в пределах семьи путем передачи его прямым наследникам. Критское за¬ конодательство строго регулирует вопросы, касающиеся имущественного положения жены, мужа и детей при расторжении брака и разделе имуще¬ ства в случае смерти отца или матери. Жена в случае развода сохраняет власть над своим имуществом, т. е. над теми вещами, которыми она обла¬ дала до заключения брака (II, 45 сл.). Кроме того, жена получает полови¬ ну дохода, который поступает от ее имущества, а также половину того, что «наткала» (т. е., очевидпо, в данном случае приобрела во время за¬ мужества). В том случае, если виновником бракоразводного процесса ока¬ зывается муж, то жена имела право получить с него дополнительно 5 ста¬ торов (II, 55). Таковы материальные права женщины после развода. За¬ конодательство охраняет права мужа на оставшееся у него имущество. Кроме указанного выше, жена не имеет возможности взять что-либо без разрешения мужа. При нарушении этого условия с виновной взимался штраф в размере 5 статеров, и она должна была возместить то, что «похи¬ тила» у мужа. Незаконным образом взятое женой имущество рассматрива¬ лось как похищенное 17. Законы предусматривают случаи возможного об¬ мана и нарушения принесенной клятвы. Одна из статей Гортинского законодательства пресекает возможность соучастия в похищении, очевид¬ по, каких-либо родственников жены, так как в другой статье речь идет о посторонних гражданах: «Если кто-либо из посторонних будет содейст¬ вовать (краже), то пусть уплатит 10 статеров и двойную стоимость вещи» (III, 10 сл.). Таким образом, все имущество, кроме приданого, половина дохода с имущества женщины и половина приобретенного ею имущества считается собственностью мужа, и закон преследует нарушителей этого права собственности. Далее регулируются вопросы собственности в случае смерти мужа. Различаются два варианта: муж оставляет жену с детьми и бездетную 15 См. Катаров, ук. соч., где приведены свидетельства античных авторов о спартанской семье. 16 Г. 3., I, 45 сл...; «Если жена разводится с мужем...». 17 Г. 3., Ill, 1 сл.; сравни с Ассирийским законодательством, § 3, 23—31.
46 Л. Н. КАЗАМАНОВА жену. В первом случае все имущество покойного главы семьи принадлежит· детям, а мать получает то, что предписывается ей получить при разводе. («Если муж умер, оставив детей, то если жена хочет, пусть выходит замуж, имея свое (имущество), и то, что дал муж, согласно предписанному, в при¬ сутствии трех совершеннолетних свободных свидетелей. Если она унесет что-либо из имущества детей, за это будет подлежать суду»). Жена не полу¬ чает всего имущества мужа после его смерти и в случае отсутствия закон¬ ных детей — единственных прямых наследников отцовского имущества. В этом случае она остается владелицей лишь указанного выше имуще¬ ства, причем закон допускает соучастие родственников, имеющих право на наследство (III, 25). Имущество, являющееся собственностью женщины, после ее смерти может принадлежать лишь ее детям (VI, 22 сл.). Их отец не имеет права распоряжаться этим имуществом самостоятельно и является его владель¬ цем лишь до совершеннолетия детей (XI, 30). Муж не получает этого иму¬ щества и в случае смерти своей жены, а оно, очевидно, переходит в первую очередь к сыновьям, а в случае их отсутствия остается у родственников но материнской линии (III, 3 сл.). Таким образом, имущественное поло¬ жение критской женщины было безусловно лучше положения, в котором находилась женщина в древнем Риме по данным Законов XII таблиц или в ряде стран древнего Востока, где при расторжении брака женщина в лучшем случае имела возможность получить лишь свое приданое и не¬ которые принадлежащие ей лично вещи 18. Однако ее положение было значительно более тяжелым, чем имущественное положение вавилонской женщины эпохи Хаммурапн. Согласно кодексу Хаммурани, законным считалось отвергнуть бездетную жену. Однако муж обязан был ей вернуть выкупную плату (tirhatu) и прнданое( sirku),a в случае отсутствия выкупной платы должен был уплатить одну мину серебра. Если муж отвергал жену без достаточно законных оснований, то он нес еще более существенный материальный убыток. Если же отвергнутой была жена с детьми, то муж обязан был выделить ей еще и часть поля, сада и другого имущества, чтобы она могла вырастить своих детей. Когда ее дети вырастут, должно «выделить ей из всего данного ее детям часть, равную доле отдельного на¬ следника...» (3. X., ст. 137). Однако, если по законам Хаммурапн жен¬ щине выделяется определенная доля наследства, часть поля, сада и дру¬ гого имущества, то на нее возлагается обязанность растить детей, остав¬ шихся после развода у нее. Законодательство из имущества отца обеспе¬ чивает материальную основу самостоятельной жизни разведенной или брошенной мужем жены, а также возможность воспитывать детей. Крит¬ ское семейное право не знает этого явления, поэтому, согласно критским законам, женщина, которую оставил муж, не была обязана воспитывать своих детей. Более того, ребенок, родившийся уже после расторжения брака, должен быть предъявлен отцу (это равным образом предписывает¬ ся и свободной женщине,п войкес — Г. 3., IV, 45 сл.). Ребенок оставался у матери лишь в том случае, когда от пего отказывался отец, но тогда женщине предоставлялась полная свобода действий: «Если он не примет, то пусть у матери будет (право) воспитывать ребенка пли подкинуть» (III, 50 сл.). Подкидывание и выкидывание ребенка каралось только в одном случае,— если оно совершено без представления ребенка отцу. Переходим к рассмотрению вопросов, связанных с разделом имуще¬ ства и наследственным правом. Порядок наследования имущества тесно связан с экономической структурой общества и отражает характерные особенности форм собственности на землю и па движимое имущество 1!'. 18 Законы XII таблиц. IV. 3; Ассирийское законодательство. § 38, 15 — 10. 111 К. М а р кс и Ф. Л и сел ь с. Соч.. т. XIII. ч. I . стр. 336.
СЕМЬЯ И НАСЛЕДСТВЕННОЕ ПРАВО НА КРИТЕ Исследование порядка наследования, проливая свет на характер семей¬ ных отношении, помогает уяснить некоторые проблемы, связанные с во¬ просом о формах собственности па Крите. Гортинское законодательство большое внимание уделяет наследственному праву, строго регулирует порядок раздела имущества при жизни отца и после его смерти. Очевидно, в первом случае раздел имущества допускался в виде исключения (Г. 3., IV, 25; ср. IV, 30). Раздел имущества при жизни отца допускается, напри¬ мер, когда один из сыновей подвергнут штрафу на основании решения суда. Отец пе обязан выплачивать сумму штрафа из своего имущества, поэтому производится раздел имущества, и сыну выделяется его доля, чтобы он самостоятельно уплатил сумму штрафа. Только отец мог производить раздел имущества. Критская семья здесь предстает перед нами как пат¬ риархальная с ярко выраженным отцовским правом. При жизни отца сыновьям запрещается продавать или закладывать имущество (VI, 1сл.). Так ню охраняется и собственность матери (тх цатропа) — она могла де¬ литься только с согласия матери или после ее смерти на тех же основа¬ ниях, что и имущество отца (IV, 45). Оставшиеся после смерти отца на¬ следники могли и не производить раздела, однако законом поощряется стремление разделить имущество. Так, заинтересованная в разделе и стремящаяся к его осуществлению часть родственников, обладающих пра¬ вом на получение наследства (о1 втиЗу.ХХстгс;), имеет при дележе ма¬ териальные преимущества: «Если одна часть из имеющих право на на¬ следство захочет разделить имущество, а другая часть не захочет, то пусть судья присудит, чтобы все имущество получили те, которые хотят разде¬ ла, до тех пор пока не разделятся» (V, 30). Очевидно, что нежелание неко¬ торых наследников производить раздел имущества объяснялось характе¬ ром собственности па землю в V в. до и. э. Как нам уже приходилось указывать, земля в начале V в. до и. э. в критских полисах была собствен¬ ностью рода и находилась лишь во владении отдельных семей 20. Земель¬ ные участки разделу не подлежали. Однако интересно, что государство поощряет раздел движимого имущества, как это видно из приведенного пыше материала. Подвергаться разделу могли все виды движимого имуще¬ ства, скот, одежда, пища, а также городское жилище, т. е. все, за исклю¬ чением основного вида недвижимой собственности — сельского жилища и клера с сидящими па нем войкеями- кларотами (V, 35, 40 сл.). Все имуще¬ ство, подлежащее разделу, согласно Гортинскому законодательству, после смерти отца поступает в распоряжение прямых потомков. Все сыновья, независимо от их количества и возраста, получают равную долю движи¬ мого имущества. Дочьполучает половину наследственной доли сына (Г. IV, 40 сл.). Неделимость земельных участков, а вместо с тем разрушение «большой» семьи были причиной увеличения категории людей, не имевших земель¬ ной собственности н лишившихся политических нрав. Возможно, что младшие сыновья, не получившие земельных участков, попадали в раз¬ ряд так называемых апетайров, о существовании которых нам хорошо известно из Гортинскпх законов. Все эти процессы глубоко волновали греков. Так, уже Платон в «Законах» предлагает ввести особое должност¬ ное лицо, которое должно было поддерживать, во-первых, определенное и постоянное количество граждан, а, во-вторых, заботиться о лишенных земельной собственности наследниках. В своем проекте идеального го¬ сударства, в котором отразились черты общественного строя критских полисов, Платон предлагает провести следующее мероприятие: «Проч- 20 См. К а з а м а п о в а, Рабовладение на Крите; она ж е, Некоторые во¬ просы социально-экономического строя критских полнсоп в VI — IV вв. до и. э.. ИДИ. А: 3. стр. 78 слл.
Л. H. КАЗАМАНОВА -Î8 пости во всем государстве можно достигнуть так: обладатель надела остав¬ ляет в наследство свое жилище всегда лишь одному из своих детей — са¬ мому любимому, который будет его преемником, почитателем богов, рода, государства и граждан, живущих или уже закончивших свой век. А из остальных детей, если у кого их несколько, девочек устраивают согласно закону, который будет установлен, мальчиков же отдают в сыновья тем из граждан, у кого нет потомства, руководясь при этом более всего лич¬ ным благорасположением...» (Leges, V, 10). Критское наследственное и семейное право отражает экономическую структуру критского общества. Так, в форме наследования земельной собственности выражается примитивность формы землевладения (сохра¬ нение участка за определенными лицами, неделимость клеров), а порядок наследования движимого имущества соответствует патриархальной форме критской семьи, сохранившей еще пережитки матриархата и не принявшей того резко патриархального характера, какой она имела в Ассирии или Израиле. Прямыми законными наследниками на Крите являлись сыновья умер¬ шего, а если Они отсутствовали, то имущество переходило к внукам л правнукам. В том случае, если не было прямых наследников, то право па наследство приобретали братья умершего, затем его племянники в внучатые племянники (V, 10 и 15 сл.). И, наконец, если отсутствовали родственники хго мужской линии, право на наследство получали дети сестры и внучатые племянники со стороны сестры (V, 10). Если же от¬ сутствовали п послс'днпе, то наследство должно было перейти к oi Ё-'.Зал- /ovTei; (имеющим право на получение наследства), родственникам на¬ следодателя, в какой бы степени родства они ни состояли, т. е. к чле¬ нам его рода (V, 20 сл.). В самом крайнем случае наследовали иму¬ щество те, «которые составляют клер войкии» 21. Состав ol eiupaXAovxec — тех, кому «надлежит» наследовать имуще¬ ство умершего в случае отсутствия ближайших агнатов, в современной литературе определяется по-разному. Виллетс эту группу наследников определяет, как родственников, которые, не являясь членами данной семьи, принадлежали к тому же роду (ук. соч., стр. 66). К. М. Коло¬ бова писала, что елфаХьсутес — это наследники, «связанные какой-либо степенью родства» (ук. соч., стр. 29). Оба эти толкования термина s:upaXXovTe<; являются неопределенными, да и Гортпнское законодатель¬ ство не может внести ясность в этот вопрос. Нам представляется по¬ лезным поэтому обратиться к сравнительному материалу Аттического права, известному нам особенно хорошо по речи Демосфена против Ма- картата 22. Для наглядности графически изобразим порядок наследова¬ ния имущества по Гортинскому и по Аттическому праву. В установлении порядка наследования первых трех групп наследни¬ ков в Аттическом и Гортинском наследственном праве обнаруживается абсолютное сходство. В обоих случаях в первую очередь наследуют са¬ мые близкие агнаты. И в Гортинском, и в Аттическом наследственном праве в случае отсутствия сыновей у наследодателя имущество переходит к до¬ чери-наследнице, эпиклере. Однако Аттическое право дает более дробную систему наследования, показывая порядок перехода наследства и в слу¬ чае отсутствия ближайших агнатов (IV, V,VI, VII группы родственников). 21 Г. 3., V, 25 сл. Это место Г. 3. вызвало большую литературу, однако его тол¬ кование и понимание и в настоящее время нам представляется спорным. Подробно об этом см. Колобова, ук. соч., стр. 30 сл.; там же приведена и литература во¬ проса. 22 Dem., XLIII, 51. Об Аттическом правеем. Р. 13 с а и с h е t, Histoire du droit privé de la répnblique Athénienne, I—IV, P., 1897.
СЕМЬЯ И НАСЛЕДСТВЕННОЕ ПРАВО НА КРИТЕ 49 ГОРТЫНСКОЕ ПРАВО Н а с л е д о д а т е л ь Сыновья I Братья 1 Сестры I ânifictXXovTeç У-Xri: poç 1 Внуки 1 Племянники 1 Племянники 1 Правнуки 1 Внучатые - племянники 1 Внучатые племянники I гр. II гр. III гр. IV гр. V гр. АТТИЧЕСКОЕ ПРАВО Наследодатель Сыновья Братья Сестры Дяди Тетки Дяди но Тетки но 1 1 1 по отцу по отцу матери матери Внуки Племянники Племянники 1 1 1 1 1 Лравну- 1 Внучатые 1 Внучатые Двоюрод- 1 Двоюрод- 1 Двоюрод- 1 Двоюрод- к и племянники племянники ные братья ные братьи ные братья ные братья I гр. 11 гр. III гр. IV гр. V гр. VI гр. VII гр. Исходя ни полного совпадения первых трех групп наследников в Аттике и в Гортине, нам представляется возможным толкование гортинского тер¬ мина о'. Éir'.pdXXovrsç на основании данных Аттического права. Вполне вероятно, что под этим термином Гортинское право имеет в виду IV, V, VI н VII группы наследников. И. Колер считает, что Гортинское право по¬ зволяет наследовать только агнатам, согласно степени их родства с умер¬ шим (ук. соч., стр. 108). Однако в свете изложенного материала это тол¬ кование представляется необоснованным. К. М. Колобова правильно ука¬ зывает на неопределенность значения термина èiii(3âXXov:e<; в Гор- тинском законодательстве, где он определяет группу родственников «то со стороны отца, то со стороны матери, то и со стороны матери, и со сто¬ роны отда» (ук. соч., стр. 33). Итак, исходя из аналогии с Аттическим правом, под термином èir.pàX- Xov-eç нам кажется возможным понимать прежде всего дядей (и двою¬ родных братьев) н теток (и двоюродных братьев) наследодателя по отцов¬ ской линии, а затем этих же родственников по материнской линии. Таким образом, принцип родовой собственности сохраняется на Крите в V в. до н. э. п распространяется не только на недвижимое, но и на дви¬ жимое имущество23. Род еще сохраняет значительную силу. Порядок на¬ следования на Крите близок к таким же установлениям Законов XII таб¬ лиц (V, 4, 5; Gai, Inst., Ill, 17, 24). Отличием является то, что соглас¬ но Гортпнскому законодательству, к наследованию имущества допуска¬ лись не только родственники по мужской линии, ио и по женской — пле¬ мянники п внучатые племянники со стороны сестры умершего. Это можно объяснить сравнительно высоким правовым и материальным положенном критской женщины. При всем стремлении государства законодательным путем удержать -ü Буржуазные ученые обычно основное внимание обращают на религиозное значение эпнклерата. Экономический смысл этого явления остается в тени или вовсе опускается. Ср. В с a u с h и t, 31«. соч., I, стр. 399. 4 Вестник древней истории, № 4
50 Л. H. КАЗАМАНОВА имущество в пределах рода случаи перехода наследства в другой род на Крите встречались. Например, когда умирал должник или приговорен¬ ный решением суда к уплате денег, родственники, имеющие право на получение наследства умершего (члена рода), могли получить его при условии уплаты долга или штрафа. Но они не были обязаны делать этого и, в случае их отказа от выполнения этих условий, имущество могло попа¬ дать в руки кредитора или выигравшего судебный процесс относительно этих денег (Г. 3., XI, 30 сл.). На Крите мы встречаемся с широко распространенным в древности ин¬ ститутом дочерей-наследниц. Эпиклерат был распространен в Греции как в Аттике (согласно Аттическому праву), так и во многих других областях21. Например, согласно Аристотелю, «у фракийских халкидцев был законо¬ датель Андродамант, уроженец Регия. В числе его законов, касающихся убийств, есть и закон о дочерях-наследницах; впрочем, вряд ли кто мог бы указать на какую-либо оригинальную черту в законодательстве Анд- родаманта» (Polit., II, 9, 9). Концентрацию земли в Спарте Аристотель объясняет отчасти тем, что в Лакедемоне существует значительное число дочерей-наследниц и что там за дочерьми дают большое приданое (там же, II, 6, 10). Значительная часть Гортпнских законов посвящена рассмотре¬ нию вопроса об эпиклерах (-атрошхос), например, тщательно регламен¬ тируется новодение дочерей-наследниц. Такое внимание к эпиклерам объясняется прежде всего тем, что в том случае, когда дочь остается един¬ ственной наследницей имущества отца, возникает проблема сохранения имущества внутри рода, играющая столь большую роль в Критском зако¬ нодательстве и в жизни критского общества. Гортннское законодательство дает точное определение понятия дочерп-наследипцы: «Пусть дочерью- паследницей является та, у которой нет отца или брата от того же отца» (X, 40 сл.). Была ли единственная дочь в прямом смысле наследницей отцовского имущества? На этот вопрос следует дать отрицательный ответ. Дочери- наследницы на Крите не имели права собственности на все имущество отца. Они служили лишь связующим звеном между отцом и его внуками, к которым впоследствии должно было перейти отцовское имущество, свое¬ образным орудием сохранения имущества внутри того же рода. Эпиклера на Крите не могла выйти замуж за любого гражданина. Прежде всего закон предписывает ей выходить замуж за дядю со стороны отца (XII, 15), в случае его отсутствия — за двоюродного брата (сына старшего брата отца—XII, 15 сл.; 25 сл.). Здесь мы встречаемся с распро¬ страненным в ряде стран древнего Востока и Греции явлением левирата и сорората 24 25. По законам Солона на эпиклере также должен был женить¬ ся старший брат отца, затем сыновья братьев (племянники умершего), двоюродные братья. В случае отсутствия ближайших родственников со¬ гласно Аттическому праву на эпиклере должны были жениться прежде всего агнаты. Полную аналогию Аттическому праву в этом отношении мы имеем на Крите. Таким образом, будучи первоначально пережитком груп¬ пового брака, левират на Крите приобрел новый смысл и сохранился лишь потому, что способствовал удержанию имущества внутри рода и соответствовал теперь не форме семьи, а характеру экономических отно¬ шений и формам собственности. Особенно внимательно следует остановиться на рассмотрении двух 24 И. Колер (ук. соч., стр. 111) в свое время уже указывал, что попятие до¬ чери-наследницы в Афинах и в Гортине было одинаковым. См. также Beauchet, ук. соч., II, стр. 399 сл. 25 Ср. Второзаконие, 25; Хеттские законы, II, ст. 79; Ассирийские законы, § 34, ст. 56—68; § 44, ст. 19—26; Законы Ману, IX, 69.
СЕМЬЯ И НАСЛЕДСТВЕННОЕ ПРАВО НА КРИТЕ 51 статей Гортинского законодательства, касающихся положения дочери- наследницы, не достигшей брачного возраста. При отсутствии родствен¬ ников со стороны отца сирота до достижения совершеннолетия имеет право пользоваться имуществом отца, кроме того, она может воспитываться п жить у матери или родственников со стороны матери (VIII, 50 сл.). Правда, здесь имеется в виду случай, когда у эпиклеры отсутствует опекун, кото¬ рым являлся прежде всего ближайший родственник отца. Гортпнские законы упоминают об особой должности, очевидно, спе¬ циально учрежденной, чтобы следить за соблюдением законов о дочерях- наследницах, не достигших брачного возраста, п осуществляющей опеку над несовершеннолетней наследницей, о так называемых орфанодикастах. Этот термин встречается только в сочетании с несовершеннолетней сиро- топ-наследпнцей. Одна из статей гласит: «Если у дочери-наследницы нет родственников, имеющих право на ней жениться, и нет орфанодикастов, то пусть она воспитывается у матери (XII, 25 сл.). Об имуществе отца и матери в таком случае должны, очевидно, заботиться члены рода (XII, 20 и 30). Упоминание относительно роли родственников со стороны матери в воспитании сироты свидетельствует о пережитках материнского права, при котором дядя со стороны матери играет первую роль среди родствен¬ ников, на нем, в частности, лежит забота о детях сестры. Однако не сле¬ дует преувеличивать значение родственников по материнской линии на Крите, так как они упоминаются лишь один раз и при исключительных обстоятельствах — в случае с дочерью-наследницей, при отсутствии аг¬ натов. Гортинскпе законы о дочерях-иаследницах преследуют родствен¬ ников, отказывающихся жениться на эпиклерах, по суду они лишаются права на ее имущество (VII, 40 сл.). Несовершеннолетний родственник заранее получал некоторое право па имущество эпиклеры — половину дохода. При отсутствии ближайших родственников закон предписывает эпиклере выходить замуж за любого из членов своей филы: «Если родственника, имеющего право жениться на дочери-наследнице, нет, то пусть она по своему желанию выходит замуж за того из филы, который добивается (ее руки)» (VII, 50). Это правило повторено в Гортинском законодательстве дважды (VIII, 10 сл.). При любых обстоятельствах наследница обязана была выйти замуж только внутри своей фплы. Ее интересы и желания не учитываются, а в случае сопротивления ограничиваются ее права на имущество. Отвергну¬ тый ею родственник, имевший право жениться на ней, получает мате¬ риальное вознаграждение (VIII, 15 сл.). Законодательство предусмат¬ ривает расторжение уже ранее заключенного брака в том случае, если женщина оказывается наследницей имущества отца (VIII, 25). При этом очень важны различия, которые делаются, когда у женщины есть дети, т. е. прямые наследники имущества ее отца, и когда их нет. В первом слу¬ чае женщина может не расторгать брака, и, наоборот, если у нее нет детей, то она обязана расторгнуть брак, который считается теперь незаконным, и, получив все имущество отца, должна выйти замуж за ближайшего родст¬ венника отца или члена ее филы. Точно в таком же положении оказывается вдова, ставшая наследницей отцовского имущества. Если у нее есть дети, то она не обязана выходить замуж, так как имущество деда получают вну¬ ки (VIII, 30 сл.). Если же детей не окажется, то вдова-эпиклера должна была вновь выйти замуж за ближайшего родственника отца или члена своей филы (VIII, 35). Относительно прав эпиклеры на имущество, полученное ею от отца, в Гортинском законодательстве существуют два противоречивых поста¬ новления, очевидно, относящиеся к разному времени. Первое предостав¬ ляет наследнице право закладывать и продавать часть имущества отца 4*
52 Л. H. КАЗАМАНОВА (IX, 5). Другая статья имеет противоположный смысл и запрещает всякое отчуждение отцовского имущества (IX, 10). На мысль о том, что это два разновременных установления, наводит оговорка во втором случае: «За то, что произошло раньше, пусть не подлежит суду» (IX, 15 сл.). Очевид¬ но, последнее распоряжение является нововведением, а за прошлые по¬ ступки ответственность снимается. Таким образом, узаконено полное бесправие эпиклеры по отношению к имуществу се отца. В буржуазной историографии основное внимание при объяснении эпиклерата, как н адоптации, обращается на его религиозную сущность. Так, исследователь Аттического права Боше считает, что «у греков, как у большинства наро¬ дов древности... адоптация первоначально связана с религиозной идеей» (ук. соч., II, стр. 2). Экономическая же сторона этого явления часто остает¬ ся в тени или вовсе опускается. По данным Гортинского законодательства остается неясным, передава¬ лась ли обязанность участия в родовом культе через эпиклеру. Обязан¬ ность исполнения культовых обрядов лежит на сыне (Kohler, ук. соч., V, стр. 35). В случае отсутствия родных сыновей эти обязанности могли передаваться усыновленному. Вместе с получением по наследству от усы¬ новившего земельного участка и всего другого имущества приемный сын обязан был исполнять все обряды, связанные с культом (X, 40 сл.). Уже Аристотель в общем правильно указывал экономические причины усынов¬ ления в древности: «Филолай, между прочим, установил в Фивах также законы, касающиеся деторождения (эти законы фиванцы называют зако¬ нами об усыновлении), они были установлены Фплолаем специально с це¬ лью сохранения (одинакового числа) земельных наделов (Polit., II, 9, 6). Гортинское законодательство различает два случая усыновления — усы¬ новление при отсутствии собственных детей и усыновление при существо¬ вании родных детей. В первом случае, как мы видим, приемный сын стано¬ вился прямым наследником всего движимого и недвижимого имущества приемного отца и включался в его культ. О причинах усыновления во втором случае, когда усыновленный не является полноправным сыном, мы говорили в другой связи 26. Усыновление на Крите производилось пуб¬ лично на площади, где происходили народные собрания. Об отказе от приемного сына усыновивший также должен был объявить перед собрав¬ шимся народом. Приемный отец, кроме передачи имущества усыновлен¬ ному, никаких обязательств по отношению к нему не имел. ÿ ÿ ÿ Итак, критская женщина занимала сравнительно высокое положение в обществе и обладала значительными материальными правами, являясь хозяйкой своего собственного имущества, в которое входило приданое (или наследственная доля), она имела возможность получить половину дохода со своего имущества, пущенного в оборот.Муж не имел прав на собст¬ венность жены. Дочери участвовали в наследовании отцовского движимого имущества и имущества умершей матери. Если после смерти матери оста¬ вался дом, то он поступал в распоряжение дочерей, а не сыновей, т. е. до¬ чери имели преимущество в наследовании имущества матери. Таких иму¬ щественных прав не было у женщины ни в Аттике, ни в Риме, пи в одной из стран древнего Востока. Критские женщины, подобно спартанкам, присутствовали на спортивных состязаниях. «На Крите в числе зрителей игр обычно позволяют находиться и женщинам»,— сообщает Плутарх (Thés., 19). Таким образом, о положении критских женщин можно сказать то же самое, что говорил Энгельс о спартанках: «Спартанские женщины и 20 См. К a j а м а п о в а, Рабовладение па Крите, сгр. 44—45.
СЕМЬЯ И НАСЛЕДСТВЕННОЕ ПРАВО НА КРИТЕ 53 избранная часть афинских гетер были в Греции единственными женщи¬ нами, о которых древние говорят с уважением и высказывания которых они признают заслуживающими упоминания» (Происхождение..., стр. 64). Высокое общественное и экономическое положение женщины на Крите было первым из целого ряда родовых пережитков, которые сохранила критская семья. Влияние рода и родовой коллективной собственности отражено в наследственном праве — в характере наследования имущества членами родовой организации. Пережитками родового строя можно счи¬ тать явления левирата и авункулата. Родственники по женской линии на Крите еще играют значительную роль в жизни общества. Например, в случае отсутствия у эпиклеры родных со стороны отца она должна была воспитываться у родственников матери — дяди или братьев. Другим пе¬ режитком матриархата в критской семье является уже упоминавшийся случай матрнлокального поселения при браке свободной женщины с вой- кеем 27. Важно, что при матрилокальной форме поселения дети раба и свободной женщины наследуют свободное состояние матери. Признание детей от смешанных браков свободных женщин с рабами можно сопоста¬ вить со спартанским обычаем воспитывать детей спартанских граждан и рабынь (илоток) вместе с законными сыновьями спартанцев. Очевидно, оба эти случая являлись пережитком группового брака, когда все дети рассматривались как общие дети членов рода. Легкость, с которой мог расторгаться брак на Крите, и предоставление женщине права начинать бракоразводный процесс также были отражением существования на Крите в более раннюю эпоху как непрочного парного брака, так п матриархата. Однако, несмотря на эти особенности, критская семья, в отличие от Спарты, «где существует парный брак, видоизмененный государством в со¬ ответствии с местными воззрениями п во многих отношениях еще напоми¬ нающий групповой брак» (Энгельс, ук. соч., стр. 63), была моногамной патриархальной семьей. Иарушспис брачных уз и прелюбодеяние карает¬ ся на Крите денежным штрафом. Из одной статьи Гортпнского законода¬ тельства следует: «Если кто-либо попытается вступить в связь со свобод¬ ной против желания родственников, то пусть заплатит 10 статеров, если подтвердит свидетель» (II, 20). Здесь, очевидно, под свободной женщиной имеется в виду незамужняя женщина, так как нарушение супружеской верности рассматривается критскими законами как гораздо более тяжелое преступление. Патриархальная семья п права мужа на жену охраняются более строго: «Если кто-либо захватит (человека) в прелюбодеянии со сво¬ бодной в доме отца пли брата, пли мужа, то пусть заплатит 100 статеров, если в другом месте — 50 статеров, если с женой апетайра — 10 статеров» (II, 20—25). Свобода же незамужней женщины ограничивается прежде всего волей ее родственников и незначительным денежным штрафом, что имеет также свои корни в родовом обществе, где добрачная свобода девуш¬ ки ничем не ограничивалась. Сравнительная мягкость, с какой нака¬ зывалось прелюбодеяние на Крите (достаточно вспомнить, с какой жесто¬ костью каралось нарушение супружеской верности в Вавилоне, Израиле, Ассирии),—значительная денежная сумма взыскивалась с виновного лишь в том случае, когда преступление было совершено в доме отца, брата или мужа, чем наносилось оскорбление чести семьи,— свидетельствует о на¬ личии в критской моногамной патриархальной семье пережитков более ранней стадии развития семейных отношений. Пережитки матриархаль¬ ных отношений на Крите существуют прежде всего как остатки института с сохранением его прежнего значения (матрилокальная форма поселения), как сохранение старого обычая или института, по с новым значением, 27 К' а з а м а н о и а, Рабовладение па Крите, стр. 36.
54 Л. Н. КАЗАМАНОВА приспособленным к современным условиям (левират), и как сохранение одной внешней формы, обряда, связанного с прежним обычаем, но в дан¬ ных условиях утратившего свой первоначальный смысл (например, об¬ ряд похищения невесты, перенесенный на мальчиков). Форма критской семьи, обусловленная социально-экономическим раз¬ витием критского общества, прежде всего была неразрывно связана с су¬ ществующей формой собственности на землю и другие виды имущества, что нашло свое отражение в наследственном праве. Сохранение коллектив¬ ной формы собственности на Крите, существование ряда пережитков ро¬ дового строя в общественной жизни обусловили определенную форму семьи и наследственного права. «Пахотная земля предоставляется в поль¬ зование отдельным семьям — сперва на время, потом раз навсегда, пере¬ ход к частной собственности совершается постепенно и параллельно с пе¬ реходом парного брака в моногамию»,— писал Ф. Энгельс (ук. соч., стр. 169), и это вполне применимо к Криту. Особенно же резко бросается в глаза зависимость характера семьи от формы собственности на землю в Спарте, где, по известному сообщению Полибия, братья, не поделившие земельный надел отца, могли вести общее хозяйство и имели одну жену. Наличие на Крите в V в. до н. э. патриар¬ хальной семьи, сохранившей многочисленные пережитки матриархата, свидетельствует о том, что критское рабовладельческое общество прошло последовательный путь развития через матриархат и патриархальный род к классовому рабовладельческому обществу с присущей ему моногам¬ ной семьей. Мы уже указывали на черты сходства отдельных сторон общественной жизни критских полисов и государств древнего Востока 28. Несмотря на то, что в критских полисах не образовалось такой резко патриархальной семьи, как это было в государствах древнего Востока, семейные отноше¬ ния на Крите и на Востоке имели много общих черт. На Крите, так же как н в ряде государств древнего Востока, была весьма распространена форма зависимости, близкая к долговому рабству,— усыновление с целью приобретения дополнительной рабочей силы в семье. Большая ценность раба в раннерабовладельческом обществе обусловила возможность заклю¬ чения законного брака между рабами и свободными в критских полисах, так же как и в некоторых государствах древнего Востока. Особенно много общего было в вопросах наследственного права и имущественных отно¬ шений. Имущественное положение критской женщины было более приви¬ легированным по сравнению, например, с положением женщины в Асси¬ рии, но невыгодно отличалось от положения, в котором находилась жен¬ щина в Вавилоне. Критское семейное право предоставляет женщине лишь ее собственное имущество и половину дохода с него. Поэтому она не была обязана воспитывать своих детей, что нашло выражение в праве подкиды¬ вать их. Дочь-наследница не имеет права распоряжаться имуществом отца самостоятельно, например, не может передать своим детям. Дочь, получившая приданое, исключается из числа наследников отцовского имущества. Отец на Крите является единственным полноправным собственником всего имущества; пи дети, пи жена при его жизни никаких прав на это имущество не имеют. На Крите, как и в ряде государств древнего Востока, широко были распространены явления левирата и сорората, связанные с неразвитой частной собственностью на землю. Все эти факты свидетельствуют о том, что рабовладельческие общества древнего Востока и Греции прошли единый путь исторического развития от разложения родового строя к развитому рабовладению. -8 К а з а м а н о в а, Рабовладение на Крите.
И. М. Тройский НОВОНАЙДЕННАЯ КОМЕДИЯ МЕНАНДРА «УГРЮМЕЦ» («ЧЕЛОВЕКОНЕНАВИСТНИК») I Богатейшая греческая литература эллинистического периода почти вся была утрачена византийцами ;-это составляет одну из наиболее значи¬ тельных лакун в традиции древнегреческой литературы. Возобладавшее в греческом обществе времени Римской империи архаистическое направ¬ ление ориентировалось на литературные памятники эпохи греческой не¬ зависимости, а в области языка — па язык аттической прозы IV в. Элли¬ нистические писатели, отошедшие от «чистого» аттического диалекта в сторону «общегреческого» языка (койнэ), перестали рассматриваться как стилистические образцы. Потребности школы были одним из основных факторов, определивших сохранность произведений древнегреческой лите¬ ратуры. Эллинистические писатели потеряли эту защиту школы, без кото¬ рой трудно было сохранить интерес для читателя в наступивший период распада античной идеологии. Не избежал общей судьбы и любимый поэт верхушки эллинистическо¬ го общества, корифей иовоаттической комедии — Менандр. Его долго продолжали читать, гораздо дольше, чем других эллинистических писа¬ телей. Хорнкий в VI в. н. э. и Феофилакт Симокатта в VII в. еще хорошо знакомы с его произведениями. Однако гонения, воздвигнутого на языче¬ скую литературу во время иконоборчества, Менандр не выдержал, и когда в IX—X вв. интерес к древнегреческой литературе стал возрождаться, его произведений, по-впдпмому, уже не было X В памяти позднейших ви¬ зантийцев Менандр остался ужо не как драматург, а только как «мудрец», моралист, огромное количество цитат из произведений которого сохранялось во всевозможных антологиях, ученых сочинениях и словарях; однако в вос¬ ходящих еще ко II в. н. э. сборниках однострочных изречений Менандра далеко не все является подлинным. Драматургия Менандра, равно как и других представителей иовоаттической комедии, была известна в новое время только благодаря ее отражениям в римской литературе, в передел¬ ках Плавта и ближе прпдеряшвавшегося своих греческих оригиналов Те¬ ренция. 11 О возможных следах комедии Менандра ■’Avôpô'i'avog в средневековой фран¬ цузской литературе см. G. Neumann, Menanders Avôpoifuvoç, «Hermes», 81 (1953), стр. 491—496; cp. также V. Martin, Ménandre, souche du théâtre comique occidental, «L’Antiquité classique», 28 (1959), стр. 195—197.
56 И. М. ТРОНСКИИ __ В середине XIX в. известный русский палеограф и собиратель рукопи¬ сей епископ Порфирий (Успенский) привез из монастыря Екатерины на Синае пергаменные отрывки двух комедий Менандра, поступившие затем в Петербургскую публичную библиотеку и образцово изданные В. К. Ерн- штедтом2. Однако подлинное «воскресение» Менандра для науки началось с того времени, когда в распоряжение исследователей стали поступать папирусы с более или менее обширными остатками его произведений. Наиболее значительной из находок этого рода явился Каирский папирус¬ ный кодекс, обнаруженный в 1905 г. Г. Лефевром в Афродитополе и со¬ державший большие отрывки четырех комедий. Публикация Лефевра по¬ ложила начало интенсивному изучению Менандра; в этом изучении весьма значительную роль сыграли русские ученые 3. Благодаря дальнейшим на¬ ходкам в настоящее время известно уже около 20 папирусов с текстами Менандра4 и ожидаются новые публикации 5. Однако как ни значительно обогащение наших знании о Менандре, доставленное этими папирусами, до последнего времени мы располагали только пьесами, сохранившимися в лучшем случае на две трети, как «Тре¬ тейский суд», или наполовину, как «Отрезанная коса». Нп в одной из из¬ вестных пьес не было конца, и это создавало почву для фантастических реконструкций тех комедий, которые сохранились лишь в латинских пере¬ делках. Новой большой радостью для исследователей античной литера¬ туры, не меньшей, чем было в свое время опубликование Каирского ко¬ декса, явилось поэтому открытие первой полной комедии Менандра «Угрю- мец» (Δύσκολος). 1 Папирус, содержащий эту комедию, появился в 1956 г. на частном рынке Александрии, был приобретен известным швейцарским коллек¬ ционером М. Бодмером и опубликован женевским эллинистом Виктором Мартеном в. Рукопись представляет собою одиннадцать листков папирус¬ ного кодекса, исписанных с обеих сторон. Как это почти всегда бывает с текстами, приобретенными на частном рынке, место п обстановка, в ко¬ торых папирус был найден, остаются неизвестными. Письмо датируется III в. н. э. Пагинация (recto первого листка помечено как страница 19) заставляет думать, что перед нами часть рукописи, содержавшей сочине¬ ния Менандра, н что «Угрюмцу» предшествовала другая комедия примерно той же величины. Отличная сохранность как первого, так п последнего листка может свидетельствовать о том, что листки были отделены от своего окружения сравнительно недавно, и дает основание надеяться, что 2 В. Ерпштедт, Порфпрпевскис отрывки из аттической комедии «Записки псторико-фнлологич. фак-та С.-116. ун-та», XXVI (1891). Часть этих материалов была опубликована еще в 1876 г. голландским филологом Кобетом на основании копни сделанной в 1844 г. К. Тпшендорфом па Синае: «Mnemosyne», и. s., IV, стр. 285—2УЗ’ Б. В. В а р и е к е, Новые комедии Менандра, Казань, 1906; Г. ф. Ц е р с- т е л и, Новые комедии Менандра, Юрьев, 1914; обширная рецензия на эту выдаю¬ щуюся книгу, принадлежащая И. И. Толстому (ЖМНП, 1914, август Кри¬ тика и библиография, стр. 271—333), имеет значение самостоятельного исследова¬ ния. Он ж е, в кн.: «Менандр, Комедии», Academia, 1936; М. М. Покрове к и и Менандр и его римские подражатели, «Изв. АН СССР», ООН, 1934,5, стр. 319—358! Материал, известный до 1958 г., учтен в издании А. К о е г t’e — А. Т fi io γ¬ ιο Id e r, Menandri quae supersunt, Lipsiae. Pars prior. Reliquiae in papyris el mem¬ branis vetustissimis servatae, 1957. Pars altera. Reliquiae apud veteres scriptores «cr- vatae, 1959. ° Так, во втором томе Antinoopolis Papyri должны быть опубликованы неизве¬ стные еще отрывки из девяти пьес. См. E. G. Turner, Xew Plays of Menander «Bulletin of the John Rylands Library», 42 (1959), 1, стр. 241—242. . * J. Martin, Papyrus BodmerIVrMénandre,’ Lc Dyscolos. Bibliotheca Bodmeriana, 1Уо0. См. также ряд предварительных сообщении издателя,помещенных в разных жур¬ налах. «Aegyptus», 37 (1957), стр. 271—273; «Académie des Inscriptions et des Melles— ('-1957), стр. 283—288; «Gnomon», 29 (1957), 7, стр. 560 слл.; «Mus. Helvc4.» 15 (19o8), 4, стр. 209—214; «La Parola del Passato», 63 (1958), стр. 365—380.
НОВОНАИДЕННАЯ КОМЕДИЯ МЕНАНДРА «УГРЮМЕЦ» другие части этой рукописи могут в сравнительно недалеком будущем так¬ же стать достоянием науки 7. Сохранность листков очень хорошая. Не сохранилась только верхняя часть восьмого листка, в результате чего с обеих сторон пропало в сумме около девяти стихов (650—653 и 703—707 по изданию Мартена) из пример¬ но 969 стихов комедии. Сверх того около 30 стихов — неполные. Эти ла¬ куны, однако, ни в одном случае не препятствуют восстановлению общего хода действия, так что комедию можно с полным правом рассматривать как дошедшую целиком. Но хорошая сохранность листков еще не означает хорошей сохранности текста, который переписан очень неаккуратно, с многочисленными описками, диттографиями, пропусками отдельных слов п требует, таким образом, серьезной критической работы. По отношению к огромному большинству античных памятников, известных еще со сред¬ них веков, необходимая работа по критике и толкованию текста проводи¬ лась многими поколениями исследователей. Ожидать сколько-нибудь дефинитивного текста от первого издания не было никаких оснований, и В. Мартен поступил совершенно правильно, что не задержал своего издания на долгие годы и в короткий срок подготовил текст, который мо¬ жет быть положен в основу дальнейшей научной работы. Текст этот со¬ провождается дипломатической транскрипцией папируса, и к каждому экземпляру издания приложена фотокопия всего текста, позволяющая судить о правильности транскрипции. Как и следовало ожидать, сразу же после публикации Мартена появился ряд статей о новонайденной пьесе. Эти первые отклики по большей части посвящены спорным вопросам кри¬ тики и интерпретации менандровского текста 8, ио некоторые исследова¬ тели уже ставят себе задачей идейный и историко-литературный анализ комедии 9. Текст «Угрюмца» снабжен дпдаскалией, в которой сообщается дата первой постановки. К сожалению, имя архонта, при котором пьеса была 7 Verso последнего листа папируса Бодмера содержит уже начало другой пьесы. Этот текст пока не опубликован. 8 Б статье Е. G. T и г п е г, Emondations to Menandcrs Dyskolos, «Bulletin of Instilute oi Classical Sludies (ol University of London)», 6 (1959), стр. 61 —72, важно указа¬ ние на пергаменный фрагмент, который опубликовали в свое время В. P. G г с n f е I I н A. S. Il u n t, «Mélanges Nicole», Genève, 1905, стр. 220 п который содержит, как теперь стало ясно, остатки стихов нз «Угрюмца» (ст. 140—150 и 169—174); чтения этого пергамена являются полезным коррективом к тексту Мартена. 9 A. Bar i gaz zi, Il Dyscolos di Menandro о la conmiedia délia solidariela umana, «Alhcn.», 37 (1959), 1—2, стр. 184 —195; M. Broze k, Problematyka spolecz- na w Dyskolosie Menandra, «Meander», 15 (1960), 1, стр. 39—46; S. Eitrem. Et skuespili av Menander — et nytt funn, «Samtidcn», 1959, стр. 320—329; G. G a 1 1 α¬ ν о t t i, Considerazioni sul Dyscolos di Menandro, «Rivista di Filologia», N. S., 38 (1960), стр.1—31; E. H о w a 1 d, Der Dyskolos des Menander, «Noue Zürcher Zcilung», 25 April, 1959, лист 11 ; M. J a c q u e s, La réssurcction du Dyscolos de Ménandre: ses conséquences, «Bulletin de l'Association G. Budé», IV sér. (1959), стр. 200—215; P. P h о t i a d è s. Le type du Misanthrope dans la littérature grecque, «Chronique d’Égypte», 34 (1959), стр. 305—326; C. Préaux, Réflexions sur la Misanthropie au Théâtre, там же, стр. 327—341; она же, Présentation du Dyscolos de Ménandre, «Académie Royale de Belgique. Bulletin de la classe des Lettres»,5 sér., 45 (1959), стр. 245—273; YV. S c h m i d, Menanders Dyskolos und die Timonlegende, IlliM, 102 (1959), 2, стр. 157—182; о п ж e, Menanders Dyskolos, Timonlegende und Peripatos, там же, стр. 263—266; T u r n e r, New Plays of Menander.· Более частным вопросам посвящепы статьи: G. D’Anna, Il finale del ΔΓΣΚΟΛΟΣβίΙ teatro plaulino, «Riv. di cuit, class. cmed.», 1 (1959), стр. 298—306; E. P a r a t о r e, Il flautista nel ΔΥΣΚΟ¬ ΛΟΣ e nello Pseudolus, там же, стр. 310—325; P. J. P h о t i a d e s, Pan’s Prolo¬ gue to the Dyskolos of Menander, «Greece a. Rome», 5 (1958), 2, стр. 108 —122; E. V о g t, Ein stercolyper DramenschluB der Νέο, RhM, 102 (1959), стр. 192. Cp. также рецензии P. W. H a r s h’a, «Gnomon», 31 (1959), стр. 577—586; C. Л., ВДП, 1960, Λ» 2, стр. 176—178; и особенно L. A. P о s t’a, AJPh 80 (1959), 4, стр. 402—415, па издание Мартена.
58 И. М. ТРОНСКИИ поставлена, искажено, но оно восстанавливается почти с достоверностью. Менандр поставил свою комедию на Ленейском празднестве при архонте Демогене и одержал победу в состязании. Это имело место в январе — феврале 316 г. до н.э.10 11II Зарождение новоаттической комедии связано с тем периодом грече¬ ской истории, начало которому было положено установлением в Греции македонского верховенства и походами Александра Македонского. В экс¬ пансии на Восток греческое рабовладельческое общество нашло времен¬ ный исход из раздиравших его в IV в. общественных противоречий. Для новых идеологических движений, отраженных в учении позднего Ари¬ стотеля и с еще большей ясностью в философских системах Эпикура и стои¬ ков, характерно оптимистическое приятие мира/Общественный порядок, который ограничивал политическую активность гражданина и указывал на частную жизнь как на сферу проявления лучших человеческих качеств, является предпосылкой этих новых этических систем/ В том же направле¬ нии работала и литература. Отсюда то значение, которое приобрела в эту эпоху комедия как важнейший жанр греческой литературы, посвященный тематике частной жизни. Бытовые маски «новой» комедии с ее «юношами» и «стариками», «раба¬ ми», «поварами» и «параситами», «гетерами» и «сводниками» уже были вы¬ работаны в «средней» комедии. Очевидно, то же имело место по отноше¬ нию к типическим сюжетам сказочного происхождения, перенесенным в бытовую обстановку Афин IV века. «Новая» комедия отличается от «сред¬ ней» гораздо более серьезной трактовкой тем и более высоким художест¬ венным уровнем. Она зачастую ставит те же проблемы частной жизни, которые разрабатывались философами этого времени, и разрешает их в близком к ним гуманно-филантропическом плане, направленном на смяг¬ чение социальных противоречий внутри рабовладельческого общества п. С углублением общественной проблематики неразрывно связан и повышен¬ ный интерес к психологии отдельного человека. Типическая маска, прав¬ да, не устраняется, но дифференцируется и индивидуализируется. В этом отношении поэты и философы тоже работают солидарно. Философия ста¬ вит перед собой задачу изучения и классификации человеческих «харак¬ теров»; таков, например, составленный около 319—318 гг. трактат «Харак¬ теры», принадлежащий преемнику Аристотеля Феофрасту 12. Эти идейные и литературные тенденции нашли наиболее полное во¬ площение в комедиях Менандра. Родившийся в 342—341 гг., сверстник Эпикура, ученик главы перипатетической школы Феофраста, Менандр в большей мере принадлежал эпохе эллинизма, чем его старшие сопер¬ ники по комедийному творчеству — Филемон и Дифил. Социальная на¬ правленность пьес Менандра как поэта состоятельных кругов Афин была достаточно ясна и до открытия «Дискола» 13. Новонайдеиная комедия 10 Паросская хроника относит первую победу Менандра к архонтству Демокли- да (316/5 г. до н. э., Marm. Par. В ер. 14).Здесь имеется, вероятно, в виду победа на больших Дионисиях. 11 О связи «новой» комедии с современными ей философскими системами см. М. М. И о к р о в с к п й, Менандр и его римские подражатели. Для характеристи¬ ки общественной позиции основных представителей «новой» комедии дает много мате¬ риала Р. Sli. D u n k i n, Post-Aristoplianic Comedy. Studies in the Social Outlook of Middle and New Comedy at both Athens and Rome, «Illinois Studies in Language and Literature», XXXI (1946), 3—4. 12 О хронологии «Характеров» Феофраста см. К. Cichorius в книге: The- ophrasts Charaktere, Lpz., 1897, стр. LVII — LXII. 13 D u n k i n, ук. соч., стр. 51 сл.; И. М. Т р о н с к п й, История античной литературы, 3-е изд., Л., 1957, стр. 210.
НОВОНАИДЕННАЯ КОМЕДИЯ МЕНАНДРА «УГРЮМЕЦ 59 проливает еще более яркий свет на эту общественную установку творче¬ ства Менандра. Смерть Александра Македонского послужила сигналом к временному подъему антимакедонского движения, во главе которого стали афинские демократы (Ламийская война). После подавления этого движения маке¬ донский полководец Антипатр выселил из Афин большое количество ма¬ лоимущих граждан и установил олигархический строй, при котором поли¬ тические права предоставлялись гражданам, обладавшим имущественным цензом не менее 2000 драхм. Это означало, между прочим, также изменение социального состава афинской театральной публики, так как предостав¬ лявшийся при демократических порядках неимущим гражданам «феори- кон», надо полагать, был отменен. Начало драматургической деятельности Менандра совпало именно с этим временем. Его первая пьеса «Гнев» была поставлена в 321/0 г. После смерти Антипатра (319 г.) в Афинах был вос¬ становлен демократический строй (318 г.),который через год уступил место повой олигархии, введенной сыном Антипатра Кассандрой. На этот раз круг граждан, обладавших политическими нравами, был расширен по срав¬ нению с олигархией Антипатра: был установлен более низкий имуществен¬ ный цепз — 1000 драхм (317 г.). Правителем Афин стал философ и оратор Деметрий Фалерскшт, тоже ученик Феофраста. Правление Деметрия Фа- лерского, продолжавшееся 10 лет (317—307 гг.), по-разному оценивалось в различных кругах рабовладельческого общества. Демократические исто¬ рики пишут о нем с ненавистью; в источниках, восходящих к состоятель¬ ным кругам, его осыпают похвалами 14. Деметрий стремился сплотить состоятельные круги Афин. Освобождая богачей от стеснительных для них государственных тягот, так называемых литургий, он, с другой стороны, боролся против роскоши, вызывавшей зависть людей среднего достатка. Одним из важнейших актов правления Деметрия была реформа законода¬ тельства, при которой, очевидно, учитывались пожелания философов — Аристотеля и его школы. Менандр был лично близок к Деметрию Фалерскому, настолько бли¬ зок, что, когда Деметрий был свергнут в результате занятия Афин Демет¬ рием Полиоркетом, переворот этот чуть не стоил жизни Менандру. Ново- найденная комедия Менандра, доставившая ему победу на сценических состязаниях, была поставлена в первый же год прихода Деметрия Фалер- ского к власти и в полной мере отвечала тем социальным и политическим задачам, которые ставил перед собой новый правитель. Комедия эта со¬ держит критику основных принципов афинской демократии в области частного поведения людей и призывает к смягчению имущественных про¬ тиворечий внутри состоятельной части афинского населения. Афипская демократия издавна гордилась тем, что предоставляет гражданину свободу устройства его частных дел, дает возможность каж¬ дому яшть «как кто хочет»—ζην ώς τ:ς βούλητα'.. Полновластию афин¬ ского народа в государственной жизни (τόν δήμον πράττε:» S αν βούληται, Xen. Hell., I, 7, 12; cp. [Dcm], LIX, 88) соответствует свобода индивида б устройстве его частных дел. Программа афшиской демократии, начер¬ танная в речи Перикла у Фукидида 15, содержит указание на это: «Мы живем свободною политическою жизнью в государстве п не страдаем подозрительностью во взаимных отношениях повседневной жизни; мы не раздражаемся, если кто делает что-либо в свое удовольствие» (II, 37, 2). 14 О деятельности Деметрия Фалерского в Афинах см. W. S. Ferguson, Hellenistic Athens, L., 1911, стр. 38—94; W. W. Tarn, САН, VI, 1927, стр. 496— 497. 15 Цитаты из Фукидида даны в переводе Ф. М п щ е п к о, переработанном С. Жебелев ы м (М., 1915).
60 И. М. ТРОНСКИИ У того же Фукидида (VII, 69,2) полководец Никий, обращаясь с увеща¬ нием к воинам, «напоминал о родине, которая наслаждается величай¬ шею свободою, где каждому дана неограниченная возможность жить ш своей воле». Это же подчеркивает Аристотель, изъясняя в «Политики основы демократического строя: «демократия обыкновенно характери¬ зуется двумя! принципами: 1) сосредоточением верховной власти в руках оолыпинства п 2) свободою . . . Свобода же толкуется так: делай каж¬ дый, что хочешь. Вот н живет в такого рода демократиях каждый по своему желанию, или „по влечению своего сердца”, как говорит Еври¬ пид». Или: «Одним из характерных признаков демократического строя, по признанию всех сторонников демократии, является свобода. Второй принцип демократического строя заключается в предоставлении возмож¬ ности жить каждому по его желанию» (1310а 28—34; 1317b 10—12)“. На эти же два положения — на политическую свободу^ п на возможность поступать по своему усмотрению в частной жизни — ссылался еще Пла¬ тон в «Государстве» (557Ь) как на общеизвестные принципы демократии. И именно против этих принципов была направлена критика антидемо¬ кратических философских школ, усматривавших здесь проповедь беспо¬ рядочной жизни. Жизни но личному усмотрению философы противопо¬ ставляли^ принцип «благой», «благоустроенной» жизни (ευ ζην, -καλώς ζην, εύκόσρ,ως ζην). Таково было, в частности, учение Аристотеля’, которому следовал Фсофраст, учитель Деметрия Фалерского и Менандра. Критика Аристотеля распространялась и на другой основной принцип древнегреческого полиса, принцип «самодовлеющего существования», «автаркии».(Демократия провозглашала автаркию отдельного гражданина в его частном хозяйствованииД «Каждый человек может, мне кажется.- говорит Перикл у Фукидида (II, 41, 1),—приспособиться у пас к мно¬ гочисленным родам деятельности и, выполняя свое дело с изяществом и ловкостью, всего лучше может добиться для себя самодовлеющею состояния». Мното философские школы приписывали «автаркпю» муд- рецу , который, в полном ооладах-шп добродетелью — άρετή н, стало быть, счастьем ευδαιμονία, «сам себе довлеет» и не нуждается в друаьях. Ари¬ стотель, но крайней мере в позднейших своих сочинениях, отказывается от этой точки зрения и, исходя из положения, что человек — существо «политическое» и по природе созданное для общения, приходит к вы¬ воду, что «счастливый» нуждается в друзьях (Elhic. Nie., 1169 b). Прин¬ ципу αύταρκεια противопоставляется в частной жизни φιλία «дружба», солидарность между людьми; в государстве αύταρκεια сохраняется, лить включив в сеоя φιλία: дружба — необходимое условие совместной жизни (Polit., 1280b 38—1281а 4). Критику именно этих двух принципов — жизни по личному усмотрс- ншо и стремления к индивидуальной автаркии — даст Менандр в образе своего «угрюмца». Согласно Аристотелю, каждое положительное качество характера за¬ нимает среднее место между' двумя человеческими отрицательными ка¬ чествами, из которых одно состоит в избытке этого положительного качества, а другое — в недостатке его. «Любезный» человек, φίλος, но¬ ситель той самой φιλία, которая лежит в основе человеческого общения, тоже занимает срединное место между избыточно «угодливым» άρεσκο; (или даже «льстецом» κόλαξ, если угодливость имеет целью личную вы- г°ду), с одной стороны, и лишенным приятности в обхождении, «свар¬ ливым» δύσερις и «угрюмцем», «букой» δύσκολος, с другой (Ethic. Nie., 1010 Цитаты из «Политики» даиы в переводе С. Ж е б с л о в а (СПб. 191П- со также 1319Ь 30 и [Бет ], XXV, 25. ' ^
НОВОНАИДЕННАЯ КОМЕДИЯ МЕНАНДРА «УГРЮМЕЦ: 61 1108а 26—30, cp. 1126b 11—16). Аристотель замечает также, что угрю¬ мость и отсутствие φιλία особенно часто свойственны престарелым людям (там же, 1158а 1—3). Поскольку угрюмость есть недостаток φιλία, образ носителя этой черты характера очень удобен для того, чтобы именно на нем дать критику противоположного φιλία принципа автаркии. Образ δύσκολος имел уже старую комедийную традицию. Карнаваль¬ ная задача комедии — изображение победы молодого над старым; серди¬ тый мрачный старик является одной из древнейших масок комедии 17 18. Она часто объединяется с маской неотесанного крестьянина αγροίκος 1β. Особо акцентированным и этически углубленным вариантом нелюдимого угрюмца, бирюка является образ человеконенавистника (μισάνθρωπος) Тимона, которого античные источники считают историческим лицом, жившим будто бы во второй половине V в. до н. э. Тимон прекратил общение с окружающими, возненавидев людей за их пороки (Arisloph., Lys., ст. 808 ел.), и гномическая традиция приписала ему утверждение, что корнями этих пороков является «ненасытность» и «честолюбие» (Stob., X, 53) 19. О нем рассказывали, что он, упав с дикой груши, охромел, но не допустил к себе врачей и умер от гнойной раны 2°. Уже у комедиографов, современных Аристофану, образ мизантропа получил дальнейшее развитие. Мизантропов изображал Ферекрат в комедии «Дикие» (’Άγριοι, 420 г.). В комедии Фриниха «Одинокий» (Μονότροπος), поставленной одновременно с «Птицами» Аристофана (414 г.), герой, давший заглавие пьесе, объяснял, что он живет «жизнью Тимона, су¬ ровой и гневной, несходной с жизнью других людей, без брака, без рабов, без общения с людьми, без улыбки, без слов» (fr. 18, Kock). Ко¬ медии с тем же заглавием «Одинокий» впоследствии были написаны Лпаксилом и Офелиоиом. У Антнфана, одного из крупнейших предста¬ вителей «средней» комедии, была пьеса «Тимон». Комедию под заглавием «Угрюмец» (Δύσκολος) написал другой представитель «средней» комедии Миесимах 21. Герой Менандра имеет много черт, сближающих его с об¬ разом Тимона, каким он предстает в позднеантичной литературе — у Плу¬ тарха, Лукиана и Либания. Однако во многих случаях трудно опреде¬ лить, следовал ли при этом Менандр комедийной традиции своих предшественников, пли, наоборот, его знаменитая пьеса повлияла на обогащение образа Тимона в позднейшей античной литературе. III Как это обычно имеет место в античных изданиях, прошедших грам¬ матическую редакцию, тексту «Угрюмца» предпослан некоторый сопрово¬ дительный материал. Издание открывается стихотворной ипотесой, т. е. кратким изложением сюжета комедии. За ней следует дпдаскалия — све¬ дения о сценической постановке. Как мы уже упоминали, автор поставил эту пьесу на Ленейских празднествах в архоитство Демогена (317/6 гг.) и одержал победу. Главным актером был Аристодем из Скарфы. Днда- скалия прибавляет, что «Угрюмец» имел также второе заглавие «Челове¬ коненавистник». Вряд ли это добавочное заглавие принадлежало самому 17 См. G. Süss, De personarum antiquae comoediae Atticae usu atque origine, )!onn, 1905, стр. 101 сл. 18 0. R i b b e c k, Agroikos. Eine ethologische Studie, «Abliandl. d. sächsisch. Gesell, d. Wissen. Philol.-hist. Kl.», X (1888), стр. 1—G8. 19 См. F. Bertram, Die Timonlegendc, Heidelberg, 1906; Sch m i d, Me¬ nanders Dyskolos und die Timonlegende. 20 H c a π ф (III в. до и. э.) в schol. ad Aristoph., Lys., v. 808. 21 Среди многочисленных пьес, приписывавшихся, часто без основания, Плавту, была также комедия Dyscolos, по единственный стих, сохраненный из нес Фестом, не дает оснований судить, с -какой греческой пьесой она связана.
62 И. М. ТРОЙСКИЙ автору; во всяком случае все античные цитаты, которые были известны из этой комедии до открытия папируса Бодмера, содержат ссылку только на заглавие «Угрюмец». Далее мы имеем список действующих лиц в порядке их выхода на сцену: персонажей этих в списке двенадцать, но список не содержит до¬ вольно многочисленных немых ролей, даже из числа тех лиц, которые упоминаются в комедии по имени. Большое количество действующих лид использовано для того, чтобы представить разнообразные варианты но¬ сителей одной маски. Прием характерологической дифференциации маски, который мы знали по остаткам других пьес Менандра и воспроизведениям их в римской комедии, вполне разработан уже в этой ранней комедии. Мы находим здесь двух «стариков» с разными характерами, двух «юношей», трех различных представителей роли «раба». Правило о том, что диалог должен вестись не более чем тремя лицами 22, соблюдается в том смысле, что четвертое лицо либо остается безмолвным, либо ограничивается ка¬ кой-нибудь незначительной репликой. Однако даже если оставить в сто¬ роне эти реплики, то распределение ролей между тремя актерами оказы¬ вается в «Угрюмце» весьма затруднительным. Его можно было бы осуще¬ ствить только при маловероятном предположении, что одна и та же роль в разных сценах исполняется разными актерами. Приходится допустить, что у Менандра, как и у римских комедиографов, в пьесе было занято большее число актеров, не говоря уже о статистах. Хор, партии которого в текст комедии уже не включаются, в списке действующих лиц не поме¬ чен. Его составляла пьяная компания «пеанистов», т. е. исполняющих пеан — культовое песнопение, по всей вероятности, в честь Диониса, бога, которому посвящено празднество 23 24. Хор выступает в антрактах пьесы. То, что было известно о комедиях Менандра, уже заставляло пред¬ полагать у него правило о пяти актах, известное из Ars poetica Горация 2i. Новый папирус с первой полной пьесой поэта подтвердил это предполо¬ жение. Действие новоаттической комедии обычно разыгрывается в Афинах, и когда драматург переносит действие в другое место, он считает необходи¬ мым предупредить об этом зрителей. «Угрюмец» открывается прологом, который произносит бог Паи, сразу же уславливающийся с публикой о том, как она должна мыслить себе определенные части сценической пло¬ щадки. Пан вышел из грота — это известное в Аттике древнее святилище нимф и Пана ь горной местности около Филы па севере Аттики, у горы Париота. В этой бедной, каменистой местности, где земля лишь с большим трудом поддается обработке (ст. 3—4) и рождает только тмин и шалфей (ст. 606), по обе стороны святилища находятся фасады двух домов. На участке слева от зрителей живет нелюдимый Кнемон25, который получает из уст бога подробную характеристику. Этот угрюмец за всю свою дол¬ гую жизнь еще не сказал никому любезного слова, заговаривал с людьми лишь по необходимости и неохотно приветствует даже самого Пана, когда проходит мимо его святилища. Несмотря на свой характер, Кнемон же¬ нился. Он взял в жены вдову соседа, у которой был малолетний сын. 22 Ср. извествое требование Горация: nec quarta loqui persona laboret (Ars poeti¬ ca, 192). 23 Ст. 230—231. В издании Мартена без нужды принята конъектура его ассис¬ тентки Фотиадис 7tavia3Tàç «почитателей Пава» вместо лопста-га?. 24 Neve minor neu sit quinto productior actu fabula (ct. 189—190). Ph.-E. Leg¬ rand, Daos. Tableau de la comédie grecque pendant la période dite nouvelle, P., 1910, стр. 464 сл. 25 Новоаттическая комедия часто прибегает к «говорящим» именам. KvbfiMV этимологизируется от xvïjV — тот, кто скребет, зудит. С другой стороны, суффиксаль¬ ная часть-рту могла бы напомнить имя Тимона.
НОВОНАИДЕННАЯ КОМЕДИЯ МЕНАНДРА «УГРЮМЕЦ 63. Однако жена не могла вынести жизни с Кнемоном и ушла от него к сыну от первого брака, оставив Кнемону дочь. Старик живет один с дочерью и старой рабыней, вечно трудится и «ненавидит всех подряд, начиная с со¬ седей и жены и кончая жителями Холарги в долине» (ст. 32—34). Такая характеристика напоминает мизантропа Тимона, и зритель должен мыс¬ лить «угрюмца» человеком, ненавидящим пороки. Подтверждением этому служат слова Пана о дочери Кнемона: «она выросла в соответствии со своим воспитанием и не ведает ничего дурного». В доме направо от зрителя живет в большой бедности жена Кнемона со своим сыном Горгием и вер¬ ным рабом Давом, унаследованным еще от отца Горгия. Горгнй уже юно¬ ша, и Пан приписывает ему разум не по возрасту. Это будет один из резо¬ неров пьесы. Таковы люди, живущие вблизи святилища. Пан и нимфы желают по¬ заботиться об усердно чтящей их дочери угрюмца и выдать ее замуж. Пан, конечно, не Эрот, и любовь не является его прямым делом, по лю¬ бовь, по греческим представлениям, «болезнь», «исступление», а это уже сфера Пана. Юноша Сострат, сын богатого землевладельца, угодья кото¬ рого находятся в этой местности, человек городского воспитания и город¬ ских манер, увидел во время охоты дочь Кнемона, и Пан поддерживает в нем «исступленное» состояние. Итак, должен возникнуть конфликт между городом и деревней, между богатством и бедностью. Но надо иметь в виду, что Кнемон отнюдь не яв¬ ляется малоимущим в собственном смысле этого слова. Его земельный участок оценивается в два таланта (ст. 327—328), и это состояние превы¬ шает в 12 раз минимальный имущественный ценз полноправного гражда¬ нина в олигархии Деметрия Фалерского. Кнемон не неимущий (-тоэ^бс), а бедный (а£ту]с) в том смысле, который придавало этому слову грече¬ ское рабовладельческое общество, признававшее бедным всякого, кто работает собственными руками 20. Кнемон по имущественному положению мог бы воспользоваться трудом рабов, и только его угрюмый характер не позволяет ему сделать этого. С другой стороны, признавая «бедного» (в только что упомянутом смысле слова) социально равным «богатому», Менандр не скрывает своей симпатии к «богатым». Эта черта драматургии Менандра отмечалась уже на основании фрагментарно сохранившихся пьес 26 27; особенно ясна она в нашей комедии. Не только угрюмец Кнемон представлен гораздо менее «симпатичным», чем богатый отец Сострата, но даже Горгий, к которому автор относится в общем положительно, проигрывает по сравнению с Состратом из-за своей застенчивости и обид¬ чивости, порожденных бедностью. Пролог Пана принадлежит к типу, еще не встречавшемуся в комедиях Менандра 28. Старый принцип греческой комедиографии состоял в том, что для зрителя комедии так же не существует тайны, как и в трагедии, где зритель, зпакомый с мифом, заранее уже знал исход пьесы. Поскольку сюжет комедии был очень часто основан на тайне рождения (подкинутый ребенок и т. п.), не известной никому из действующих лиц, возникала потребность в экспозиционном прологе, который произносился на манер Эврипида («Алкестида», «Ион» и др.) всеведущим божеством. Это отделяло экспозицию от пьесы, и в известных нам до сих пор комедиях Менандра нередко наблюдался особый прием раздвоенной экспозиции. Та часть тай- 26 Анализ понятий «бедности» и «богатства» у греков см. в утрехтских диссер¬ тациях: J. Hem el г i j к. Πενία en πλούτος, 1925, и J. J. van Manen, Πενία en -λοϋτος in de periode na Alexander, 1931. 27 D u n k i n, ук. соч., стр. 19 сл. 28 Photiades, Pan’s Prologue.; F. S t о e s s 1, s. v. Prologos, Nachträge к RE, t. 23, стб. 2312—2440.
04 И. М. ТРОНСКИИ ны, которая известна хотя бы некоторым действующим лицам, экспониро¬ валась в начале пьесы самими персонажами. Затем — и тут как бы про¬ исходил разрыв действия — выступало божество и поверяло зрителям то, чего никто из людей еще не знает: Неведение в «Отрезанной косе», Тиха в Comoedia Florentina, Герой в комедии того же названия. Пролог, в кото¬ ром божество выступает с самого начала и сообщает зрителям то, что со¬ всем не является тайной и могло бы быть раскрыто в действии самой пьесы, мы находим у Менандра впервые. Может быть,это связано с тем, что пьеса ранняя. У более позднего Менандра мы не встречаем также н столь наивных прямых характеристик действующих лиц, вложенных в уста бога. Такое следование традиции, идущей от Эврипида, тем более необычно, что в «Угрюмце» нет «узнания», и в прологе большой нужды не было. Единст¬ венное, чего автор не мог сообщить зрителю, не прибегая к прологу, это та роль первого двигателя, которая принадлежит в пьесе Пану и нимфам. Это тоже не очень обычно для Менандра, у которого, как правило, двига¬ телем действия является Тиха — случай. Менандр пожелал погрузить эту пьесу в атмосферу сельской утопии, где сельские божества Пан и ним¬ фы, так же как это будет через ряд столетий в «Дафнисе и Хлое» Лонга, покровительствуют любви. Но сделано это без всякого нажима; в дальней¬ шем развитии действия божественная режиссура уже прямо не упоминает¬ ся, п зритель может по своему усмотрению примысливать пли не примыс¬ ливать ее. По форме пролог «Угрюмца» очень напоминает пролог, произносимый Ларом в комедии Плавта Aulularia, с которой, как мы еще увидим, «Угрю- моц» имеет ряд общих черт также в отношении социальной тенденции 29. Вернемся к ходу действия комедии. Пан покидает сцену, указывая на приближение влюбленного Сострата и его спутника — парасита Хе- рея. Это привычные маски комедийного репертуара, но Менандр далеко отошел от пх традиционного изображения. Самый драматический кон¬ фликт уже необычен. «Новая» комедия всегда выводила на сцену влюблен¬ ного юношу, который должен преодолеть препятствия, стоящие между ним и предметом его любви. Однако браки по любви для греческого быта были явлением неслыханным; они заключались по сговору родителей, и будущие супруги не видели друг друга до брака. Афипская женщина из со¬ стоятельных кругов вообще жила затворницей, и в особеиости это каса¬ лось девушек. Предметом любви комедийного юноши обычно бывала жен¬ щина низкого общественного положения — отпущенница, гетера. Многие комедии, известные нам в обработке римских драматургов, имеют свопы сюжетом освобождение этой женщины из-под власти сводника или воина. Юноша, отдаленный литературный потомок сказочного героя, которому прислуживают чудесные помощники, сам ничего не делает и преимущест¬ венно изливается в горестных чувствах30; роль помощника при нем играет ловкий раб пли парасит. В «Угрюмце» все иначе. Сострат увидел дочь Кне- мона, когда она возлагала венки па изображения нимф, н влюбился в нее, как это полагается в античной поэзии, с первого взгляда. Он хочет закон¬ ного брака с согласия отца девушки и не требует приданого. Идея брака по склонности выдвигалась философами, критиковавшими традиционный греческий быт. Платон рекомендует предварительное знакомство всту- 29 По вопросу о греческом оригинале Aulularia мнения исследователей расходят¬ ся. Многие приписывают этот оригинал Менандру. По-виднмому, он хронологически близок к «Угрюмцу», поскольку в ст. 504 Aulularia упоминается moribus praefectus mulierum, т. е. магистратура •уоуаг/.оуор.о'., созданная Деметрием Фалерским. 30 Б. В а р п о к с, Роль adulescens в древнеримской комедии, ЖМНП, 1908, август, отд. класс, фпл., стр. 311—347.
НОВОНАИДЕННАЯ КОМЕДИЯ МЕНАНДРА «УГРЮМЕЦ» 0>5 лающих в брак во избежание несчастливых сунружеств: «Ради этой серьезной цели следует установить хороводные забавы юношей и девушек,, где они имели бы разумные и свойственные их возрасту поводы видеть друг друга обнаженными в пределах, дозволяемых здравомыслениою стыдливостью каждого» (Leges, 772 А) 31. Предложения такого рода встре¬ чаются и в комедиях Менандра (например, fr. 581). Он неоднократно про¬ славляет брак но взаимной склонности («Третейский суд», «Отрезанная коса» и т. д.), по предполагает при этом, что чувство женщины возникает уже во время брака и не представляет собой той пылкой любви, которая приличествует лишь мужчине. В «Угрюмце» любит только Сострат. Пре¬ пятствия, которые перед ним возникают, вытекают из угрюмого характера Киемона. Никаких обманных проделок, свойственных рабам и параснтам комедии, здесь пе нужно, тем более что сам Сострат, в отличие от тради¬ ционного влюбленного юноши с его беспомощностью, весьма активен. Ме¬ нандр, который, как мы уже говорили, симпатизирует своим персонажам из состоятельной среды, постарался дать в лице Сострата образ идеального юноши, честного, прямого, благожелательного к людям, хотя еще неопыт¬ ного в жизненных делах. Полюбив девушку, ои немедленно послал раба разузнать, с кем надлежит вести переговоры о браке. Если Менандр вво¬ дит здесь также традиционную маску параснта, то только для того, чтобы выключить ее из хода /действия. Херсй объясняет, что, если бы речь шла о гетере, он мог бы проявить свое искусство, вплоть до ее похищения 32; для законного брака он предлагает другой план действий: здесь нужны справки о се.мье невесты и т. и., т. е. всяческие промедления, на которые не может согласиться влюбленный Сострат. Тем временем возвращается раб Пнррий, посланный Состратом к Кне- ноиу. Менандр ограничивает буффонные элементы пьесы преимуществен¬ но сценами с участием лиц низкого социального положения. Пиррий по¬ дай как servus currens римской комедии 33. Ои прибегает в ужасе, запыхав¬ шись, спасаясь от преследующего его Киемона, который не пожелал с ним разговаривать и выгнал его, бросая в него, как это делает Тнмон у Лу¬ киана, комья земли, камни и дикие груши (ср. выше, стр. 61 — дикую грушу Тимопа у Неанфа). Греческие комедиографы любят сосредоточи¬ вать в начале действия «отологические» сцены, знакомящие зрителей с ха¬ рактерами основных персонажей. После Сострата и его окружения нам становится известен Кнемон, сперва из рассказа Пиррпя, а потом появ¬ ляется он сам с монологом в стиле реторпческой трагедии. Сколь счастлив был Персей! Во-первых, потому, что был крылатым и мог пе встречаться с существами, ходящими по земле, а во-вторых, потому, что обладал го¬ ловой Медузы, при виде которой люди превращались в камень. Старик возмущен тем, что люди осмеливаются вступать на его землю и даже заго¬ варивать с ним. Сосграту приходится извиниться перед Кнемоиом за то, что он находится вблизи его дома, и угрюмец ворча уходит домой. Сострат уже собирается тоже возвращаться домой, чтобы обратиться за помощью к ловкому рабу Гете. Но тут внезапно из дома Киемона выбе¬ гает его дочь. Действие греческой комедии всегда происходит на улице, где девушке из порядочной семьи не полагается показываться одной, и этих девушек комедиографы обычно не выводили на сцену. У Менандра мы нахо¬ дим, таким образом, смелое нововведение, оправдываемое сельской просто¬ той нравов и добрыми намерениями девушки. Старая рабыня, ее кормилица, 31 Перевод А. II. Егунова, 116., 1923. 32 Ср. Алкнфрон, Письма, III, 5 (Ш, 8); Антифан, Гг. 195 (Коек). 33Legraud, Duos, стр. 429 сл.; Б. Варпекс, Мелкие заметки к Плавту, ЖМНП, 1912, август, отд. класс, фил., стр. 372—378. 5 Вестник древней истории, .V 4
66 И. М. ТРОЙСКИЙ которой Кнемон велел согреть воду, утопила ведро в колодце. Чтобы спа¬ сти старуху от побоев, девушка хочет зачерпнуть воды нз источника нимф, но стесняется того, что в священном гроте могут быть люди. Сострат рад неожиданной возможности услужить любимой девушке и приносит ей воду из грота 34. Свидетелем этой сцены становится Дав, преданный раб юноши Горгия, брата девушки со стороны матери. Обеспокоенный встре¬ чей дочери Кнемона с неизвестным юношей, он решает довести это до све¬ дения Горгпя. Начало второго акта знакомит нас с последним из основных персона¬ жей пьесы — Горгием. Рассудительный юноша упрекает Дава в том, что он не указал Сострату на неуместность его поведения. Но тут появляется и сам Сострат. Ловкого раба, на помощь которого он рассчитывал, не ока¬ залось дома: страдающая чрезмерным благочестием мать Сострата послала его нанять повара для жертвоприношения какому-то богу. Раб в функции помощника юноши оказывается в такой же мере выключенным из хода действия, как п парасит. Сострат решает непосредственно обратиться к Кнемону, но его останавливает Горгий целой проповедью о поведении богача и его обязанностях по отношению к бедняку. В комедиях Менанд¬ ра эта тема неоднократно затрагивается, и при этом отмечается обидчи¬ вость и подозрительность бедняка 35. «Самое несносное существо в мире — обиженный нищий» (ст. 296—297). Но когда Горгий убеждается в честности намерений Сострата, он немедленно становится его другом. Бедняк Гор¬ гий, для которого любовь — роскошь, не очень понимает страдания Со¬ страта, но готов ему помочь. Трудность состоит в том, что угрюмец Кне¬ мон, который ни с одним человеком, кроме своей дочери, не разговаривает, ищет для нее жениха с таким же характером, как у него самого. Городских щеголей, бездельников он ненавидит. Единственное, что Горгий и Дав могут предложить Сострату, это переодеться в козью шкуру селянина, вооружиться киркой п копать землю рядом с Горгием. Может быть, ста¬ рик, приняв Сострата за бедного «автурга»,селяннна-однночку, обрабаты¬ вающего землю собственным трудом, согласится с ним поговорить. Сострат с радостью принимает предложение. То. что он услышал о Кнемоне, де¬ лает девушку еще более привлекательной для него. Если девушка не вос¬ питалась среди женщин, а выросла у отца, сурового правдолюбца, то как можно не признать блаженством брак с ней? (ст. 384—389). Здесь, как и в прологе Пана, подчеркнуты высокие моральные качества Кнемона. Дурной характер «Угрюмца»— не порок, а извращенная форма этих вы¬ соких моральных качеств, и Менандр не случайно объединяет угрю¬ мость Кнемона с демократическими тенденциями. Получив от Горгия козью шкуру и тяжелую кирку, Сострат отправ¬ ляется в поле, а на сцену выходят новые фигуры, сперва повар Сикон 36 * 38, а затем тот самый раб Гета, которого Сострат не застал дома. Оказывает¬ 34 Помощь будущего жениха (или его помощника) девушке, пришедшей с кув¬ шином к колодцу,— известный фольклорный мотив. Ср. Сеп., 29, 10 (Яков п Ра¬ хиль); 24, И сл. (раб Авраама и Ревекка); Ех., 2,16 сл. (Моисей и Сепфора) π т. д. Мотив падения в колодец и извлечения из колодца нередко встречается в аттической комедии: Лисипп, Βάκχαι, 1Т 1; Платон, Ελλάς ή Νήσοι, Η. 21; Аполлодор из Гелы, Άπολείπουσα, 1τ. 1, ср. также заглавия Εις τό φρέαρ у А леке и да, Φρέαρ у Дифила и Алексии и а. Однако все эти фрагментарные матерпалы не дают представления о контексте, в котором находился этот мотив. 35 Например, ’Αδελφοί β,ίτ. 8: «Бедпяк жалок в своих отношениях с каждым п подозревает всех в пренебрежении к нему», (ср. Тег., Ас1е1рй., 605 сл.). Или Κυβερνήται, ίτ. 250, 8—И: «Хотя ты и очень богат, не доверяйся этому слишком, нс презирай на®, неимущих, п всегда показывай своим поведением, что ты достоин богатства». 38 Возможно, историческое пмя; ср. С о с и п а т р, Καταψευδομενος, (г. 1, ст. 14.
НОВОНАИДЕННАЯ КОМЕДИЯ МЕНАНДРА «УГРЮМЕЦ 67 ся, мать Сострата видела сон: Пан надевал оковы на ее сына, вручал ему козью шкуру и кирку и приказывал копать поблизости. Богатая женщи- на, конечно, считает этот сон дурным 37 и, чтобы отвратить беду, устраи¬ вает жертвоприношение в святилище Пана. Сикон и Гета высланы вперед. Тема еды п связанная с нею фигура повара занимала большое место в «средней» комедии. Менандр сохранил эти моменты, не выдвигая их,одна¬ ко, на первый план. Он рисует легкими штрихами любопытного повара п ленивого избалованного городского раба, как бы противопоставляя его усердному сельскому рабу Даву. В начале III акта Кнемон готовится выйти в поле, чтобы работать до позднего вечера, но к святилищу Пана уже приближается шумное шест¬ вие — мать Сострата, его сестра, рабыни, флейтистка. Гневная тирада Кпсмоиа по поводу излишней роскоши жертвоприношений уже давно бы¬ ла известна по цитате у Афннея. Кнемон говорит здесь то, что думали об этом философы и с чем согласен был автор пьесы. В этих условиях старик не решается покинуть дом, и зритель догадывается, что Сострат будет трудиться напрасно. Третий акт содержит по преимуществу буффонные сцены, не продви¬ гающие действие вперед, но снова раскрывающие «нелюдимый» характер Кнемона. Гету отправляют призанять котелок, он тщетно стучится в дверь к Кнемону н зовет рабов, которых в доме у старика не имеется. Зрнтель- ясно представляет себе, как с каждым ударом в дверь нарастает бешен¬ ство Кнемона; наконец, он выскакивает п гневно прогоняет Гету. Повар Сикон похваляется своим искусством «улещивать» людей, но в отношении: Кнемона его миссия оканчивается столь же плачевно. Сострат. совершенно истомленный непривычной тяжелой работой под' палящим солнцем, возвращается ни с чем. Ему нужно было бы вернуть¬ ся домой, но его влечет к месту, где находится его любимая; тут он застает в святилище свою семью, готовящуюся после жертвоприношения к тра¬ пезе, п приглашает на нее своих новых друзей Горгня п Дава — к боль¬ шому неудовольствию раба Геты, презрительно относящегося к этим дере¬ венским «рабочим». Единственный момент, который в этом акте служит для дальнейшего· развития действия, это новый инцидент с колодцем. Старая рабыня, же¬ лая вытащить ведро, погрузила в колодец кирку, по гнилая веревка не· выдержала, и кирка тоже затонула, что вызвало новый прилив ярости у Кнемона. В его одиночестве ему не остается ничего другого, как самому спуститься в колодец. Цепочка падений в колодец завершается в начале IV акта. Кнемон поскользнулся и сам упал. Горгий и Сострат бегут па помощь. Как обыч¬ но в «новой» комедии, поворот действия, приводящий к счастливому ис¬ ходу, наступает в результате случайного события. Зрительно имеет ни ма¬ лейших оснований предполагать, чтобы несчастье с Кнемоном было пре¬ дусмотрено божественной режиссурой Пана. Один только Сикон думает, что боги отомстили угрюмцу за обиду, нанесенную представителю свя¬ щенного поварского искусства. Горгшо удалось вытащить Кнемона. Со¬ страт находился наверху, только держал веревку, по которой спустился Горгий, п переживал минуты блаженного упоения, утешая находившуюся рядом с ним девушку. Когда Горгий извлек старика, «я вернулся сюда,— рассказывает Сострат зрителям,— я не мог больше сдерживаться н чуть- 3737 В комедиях Менандра неоднократно затрагивается тема женского суеверия, например Гг. 277 (комедия «Женоненавистник»), 796. В «Угрюмцс», где Пан является движущей сил011, момент этот акцентирован только в ироническом замечании Со¬ страта (ст. 261 сл.).
68 И. М. ТРОНСКИИ чуть не поцеловал девушку». Для греческого бытового театра IV в. до и. э. такой поцелуй, данный будущей жене, выходил еще за пределы допу¬ стимого. На сцену приносят изувеченного, почти неподвижного Кнемона. Он чувствует, что уже не сможет обходиться без чужой помощи. Одиноче¬ ство, подчеркивает Горгий,—великое зло38. Н комедиях Менандра («Третейский суд», «Отрезанная коса» и др.) большое место занимает момент осознания героем своей ошибки. В речи, которую Кнемон про¬ износит перед Горгием и его матерью, своей бывшей ятеной, заключен идейный смысл пьесы. Значение этой речи акцентировано даже выбором стихотворного размера: место обычного ямбического триметра, которым написана пьеса, занимает здесь трохеический тетраметр, требующий особого речитативного исполнения. Основная ошибка жизни Кнемона заключалась в том, что он желал для себя автаркии—не нуждаться ни в ком (αϋτος αύ[τά]ρκης τις είναι καί δεήσεσΙΒ οϋδενός, ст. 714). Стремление ото возникло у него в результате наблюдений над человеческим эгоизмом, взаимной недоброжелательностью людей, их жаждой наживы. Не будь всего этого, не было бы судов, тюрем, воин. Но теперь Кнемон видит, что люди нуждаются во взаимной помощи. Благородное поведение Гор¬ гия но отношению к человеку, никогда ничем нс помогавшему ему, даже не заговаривавшему с ним, убедило Кнемона в том, что благоже¬ лательность у людей существует. Он усыновляет Горгия и передает ему свое имущество с тем, чтобы Горгий выдал сестру замуж, употребив половину этого имущества на приданое, а на другую половину содержал мать и приемного отца. К прочим людям старик уяее не может изменить своего отношения: «меня пустите жить, как я хочу» (ζην έά-9-’ώς βούλοω:, .ст. 735). Горгий представляет Кнемону находящегося здесь яте Сострата как соучастника в его спасении и претендента па руку его дочери. Не снятая еще козья шкура и смуглый цвет лица, недавно приобретенный под воз¬ действием солнца, выручают Сострата. «Он загорел,— замечает старик,— он земледелец? — Конечно, отец,— отвечает Горгий,— не щеголь н не бездельник, прогуливающийся целый день...» Горгий выдает сестру замуж за Сострата. Сюжет «Угрюмца» развивается, таким образом, по формуле добывания невесты с помощью услуги, оказанной ее отцу. Комедийный сюжет, как преемник сказочного, требует при этом помощника, но Менандр, у кото¬ рого добродетель обычно награждается, не забывает подвести моральный итог, вложив его в уста резонера Горгия. Сострат достоин своего счастья за прямой и деятельный характер, за то, что, несмотря на свои городские привычки, взял кирку, копал, готов был трудиться. В нужный момент появляется запоздавший, спешащий к трапезе в святилище отец Сострата. Горгий его знает. Это богач Каллиипнд, «не¬ превзойденный земледелец» (ст. 775). По отношению к крупному земле¬ владельцу такая характеристика звучит несколько неожиданно. Она, вероятно, имела актуальное политическое звучание и может быть исполь¬ зована как указание на плохо нам известную социальную политику Де¬ метрия Фалерского. Консолидация землевладельцев различного экономи¬ ческого уровня должна была быть одной из ее основных задач. Это дикто¬ валось и той политической теорией, которой Деметрий должен был сле¬ довать. В государстве «Законов» Платона «должны быть только доходы, доставляемые земледелием» (743Б); а Аристотель считал, что «наилучшпл 38 Ср. Arist., Etliic. Eud., 1234 b 32—33: «Мы считаем наличие друга одним из величайших благ, а отсутствие друзей и одиночество самым страшным злом».
НОВОНАИДЕННАЯ КОМЕДИЯ МЕНАНДРА «УГРЮМЕЦ» 691 классом народонаселения является класс земледельческий» (Polit., 1318 b 9). В пьесах Менандра неоднократно звучит хвала сельской жизни (Гг. 338, 401 и др.). Четвертый акт содержал, таким образом, критику ложной этики. По¬ ложительная программа смягчения социальных противоречий дается в последнем, пятом акте. Отец Сострата без труда соглашается на брак сына по любви и даже считает — необычная, по крайней мере для данного времени, мысль,— что именно такой брак является прочным 39. Не воз¬ ражает он п против того, что невестка бедна. Но Сострат вдобавок пред¬ лагает еще второй брак — его сестры с Горгпем. Отец сперва противится тому, чтобы и повестка, и зять были неимущими, но длинная тирада Со¬ страта о непрочности денег и необходимости делиться ими с более бедным быстро убеждают Каллнппида. «Гораздо лучше иметь явного друга, чем закопанное скрытое богатство» (ст. 811—812).Горгий, который слышал эту беседу, сначала было отказывается от богатой невесты, но не заставляет себя долго уговаривать. Каллшшид дает дочери приданое в три таланта 40 и не соглашается принять тот талант, который Горгий на основании ука¬ зания Кнемона хочет дать в приданое своей сестре. Мать и сестра Горгия присоединяются к празднеству в святилище Пана, н свадьба назначается на следующий день. Менандр не затруднил себя мотивировкой столь мало правдоподоб¬ ного исхода действия. Он опирался на традицию карнавальной комедии, закапчивавшейся фантастической утопией перевернутых общественных отношений. Тем яснее выступает его социальная тенденция. С самого на¬ чала IV в. основной проблемой, стоявшей перед рабовладельческим обще¬ ством, являлся вопрос о противоречии богатства и бедности в среде сво¬ бодного населения полиса. Вопрос этот встает уже в двух последних до¬ шедших до нас комедиях Аристофана «Женщины в народном собрании» в «Богатство» и получает в них свое карнавально-утопическое разрешение. Платон в «Законах» тоже находит, что законодателям предстоит сражаться с двумя противниками — бедностью и богатством (919 С). Уже Эврипид в «Просительницах» ставил вопрос о среднем классе граждан как опоре полиса (ст. 244—245; ср. Arislot., Polit., 1295b 1—5). Одним из средств поддержания этого среднего класса греческие утописты считали браки между богатыми и бедными гражданами. Так, в проекте идеального госу¬ дарства, принадлежащем Фалею Халкедонскому, предлагалось в целях уравнения земельной собственности, чтобы богатые давали приданое своим дочерям, выходящим замуж за бедных, но не принимали бы приданого при браке своих сыновей, а бедные чтобы не давали приданого, а только принимали его (там же, 12661) 3—5). Платон в «Законах» (773 С—Е) воз¬ ражает против того, чтобы формально предписывалось богатому жениться па бедной, но считает необходимым бороться путем убеждения с темп, ко¬ торые в браке стремятся только к равенству имущества, независимо от того, подходят ли вступающие в брак друг к другу. В комедии Плавта Aulularia, хронологически близкой к «Угрюмцу» Менандра 41, тоже предлагается, чтобы более богатые брали в жены дочерей более бедных граждан без приданого: благодаря этому в государстве наступит большее согласие 39 Сходная мысль у А рис теп от а, 11, 8, которую Кок без всякого основания приписал новой комедии (Incert., 180; ср. В. Marzullo, Note al Δύσκολος di Me¬ nandro. «Riv. di cult. class. e med.», J, 1959, стр. 293), принадлежит гораздо более позднему времени и к тому же опровергается дальнейшим ходом событий. 40 У Менандра — это нормальный размер приданого для девушки из состоятель¬ ной семьи (Pericir., 437; Соп., 3); более богатое приданое получает Харисий в Epi¬ trepontes— 4 таланта (ср. Н. J. W о 1 1 Г, Proix, RE, т. 23, стб. 139—141). 41 См. выше, прим. 29.
70 И. М. ТРОНСКИИ и уменьшится зависть, которую бедные питают к богатым 4'2. Очевидно, эта тема была актуальна в 317—316 гг.; вероятно, она также стояла в связи с политикой Деметрия Фалерского как одно из предлагавшихся средств смягчения противоречий между богатыми и бедными. Все, даже старая рабыня Симпка, пошли на пир в святплшце, кроме неисправимого Киемона, желающего оставаться в одиночестве. Действие пьесы, казалось бы, закончено. Но Менандр дает еще особую заключи¬ тельную сцену. Мы уже говорили о том, что до открытия «Угрюмца» в па¬ шем распоряжении не было ни одного финала менандровой комедии. Этот первый ставший известным финал явился неожиданностью для исследо¬ вателей как по своей форме, так и по содержанию. Папирус дает сцениче¬ скую ремарку — «звуки флейты». Сцена проведена в плясовом ритме, каталектическими ямбическими тетраметрами, размером, следов кото¬ рого еще не встречалось в известном нам наследии Менандра. Это напо¬ минает нам «кантики» римской комедии, ее арии, дуэты и терцеты. Всегда считалось, что эти кантики составляют особенность римских обработок новоаттической комедии, лишь очень редко встречающуюся в греческих оригиналах. Теперь мы видим, что даже Менандр, представитель наиболее строгого стиля новоаттической комедии, не исключал музыкально-ли¬ рических моментов из актерской (т. е. нехоровой) части пьесы. По содер¬ жанию заключительная сцена является буффонным скерцо к выдержан¬ ным в серьезных тонах предшествующим сценам. В то время, как все заняты пиром в святилище, повар Сикон и раб Гета пользуются случаем, чтобы отомстить обидевшему их Кнемону. Они вытаскивают на сцену ложе, где спит Кнемон, будят его и отплясывают вокруг него комический балет, пародирующий те просьбы одолжить посуду, с которыми они к не¬ му в свое время обращались. Финал арнстофановской комедии обычно да¬ вал картину пира и любовных радостей; здесь эти картины тоже даны в ми¬ мической пляске Сикона и Геты, рисующей перед Кнемоном веселье, ко¬ торое происходит в святилище. Прикованный к ложу Кнемон в бессильной ярости соглашается, наконец, на то, чтобы его тоже отнесли в святилище — пш1Соединиться к пирующим. Пляска заканчивается возгласом: «Мы по¬ бедили!» (ст. 958) * 43. Карнавальная победа над антагонистом — древняя комедийная тра¬ диция, но никто из исследователей не представлял себе, чтобы она могла сохраниться у Менандра в столь буффонной форме. Финальный балет «Угрюмца» напоминает заключительные сцены некоторых комедий Плав¬ та, в первую очередь восходящую к «средней» комедии пьесу «Перс», где рабы пируют с подружкой и пляшут вокруг обманутого ими сводника. Некоторые сходные черты заключает в себе также финальная сцена ко¬ медии «Псевдол» («Раб-обманщик»). Однако редкость таких сцен даже у Плавта и полное отсутствие их у Теренция заставляют думать, что они были отнюдь не типичными для новоаттической комедии. С венками и факелами, в традиционном шествии «комоса», с участием в нем хора актеры покидают сценическую площадку; остается заключи¬ тельное обращение к зрителям: «А вы, которые сочувственно радовались нашей победе над тяжелым стариком, юноши, мальчики, мужи, хлопайте 43 Piant., Aulularia, 478 сл. Весь этот монолог богатого Мсгадора является довольно точным переводом с греческого и сохраняет многие термины, привычные для греческой политической литературы IV в.: ct multo fiet civitas concordior (481), cp. op.lvoicx, invidia (482) = (pfHvos, insatietatibus (487) cp. anArptia и т. п. 43 Дополнение хратои [pev] предложено несколькими исследователями — Tur¬ ner, Emendation to Menander’s Dyskolos, стр. 72; Maas (у H. Lloyd-Joncs, Preliminary Notes on Menander's Dyskolos, «The Classical Review», 19, 1959, 2. стр. 192): M a г z u 11 о, ук. соч., стр. 296.
НОВОНАИДЕННАЯ КОМЕДИЯ МЕНАНДРА «УГРЮМЕЦ» '1 нам с приветом, а дочь Зевса, дева Победа, любительница смеха, пусть благосклонно последует за нами» (ст. 965—970) 44. Дева Победа, редко жаловавшая Менандра своими милостями (8 побед на 105 пьес), на этот раз вняла молениям. Малое количество побед Менандра на сценических состязаниях обыч¬ но объясняют тем, что поэт был слишком серьезен для своих зрителей, что в его пьесах было слишком мало смешного. С этой точки зрения, успех «Угрюмца» объяснялся бы главным образом наличием заключительной буффонной сцены. Очень возможно, однако, что предпочтение, которое афинские зрители оказывали другим комедиографам, имело более глубо¬ кие, идеологические причины. Менандр был слишком антидемократичен, изображал с слишком явной симпатией богатую верхушку афинского об¬ щества. Еще в 1911 г. историк эллинистических Афин Фергюсон задавал¬ ся вопросом, не относятся ли сценические победы Менандра только к тем годам, когда в Афинах демократические круги не стояли у власти (ук. соч., стр. 60, прим. 4). «Угрюмец» был поставлен на Ленеях 316 г., и это было первое афинское сценическое состязание в правление Деметрия Фа- лерского. При новом социальном составе публики и жюри легко понять, что пьеса, содержавшая критику демократии и пропагандировавшая со¬ циальную политику нового правителя, получила первую награду. IV Всякая новая находка не только расширяет наши знания, но и являет¬ ся проверкой существовавших по этому вопросу гипотез и методов, при¬ менявшихся для его разрешения. Вместе с тем всякая новая находка, да¬ вая ответ на одни вопросы, ставит перед наукой новые. Находка «Угрюмца» вполне подтвердила те выводы о социальной по¬ зиции Менандра и идеологической направленности его творчества, кото¬ рые делались исследователями на основании фрагментарно сохранившихся пьес и римских переделок. Эти выводы об антидемократической верхушеч¬ ной тенденции Менандра ныне перестали быть предположениями и полу¬ чили твердое основание. Социальная тенденция «Угрюмца» совершенно ясна: Менандр поддерживает олигархический строй, установленный Де¬ метрием Фалерским при помощи македонского оружия, его политику, на¬ правленную на консолидацию рабовладельческого класса, на смягченно раздирающих его противоречий и в первую очередь противоречий между богатством и бедностью. Подтвердились также общие представле¬ ния филологов о драматургии Менандра, о структуре его пьес, роли хора, характере масок. С другой стороны, находка «Угрюмца» показала, что драматургия Ме¬ нандра была во многих отношениях разнообразнее, чем это могло ка¬ заться на основании имевшихся прежде материалов. Перед нами комедия без обычных ходовых мотивов, без тайн, без подкидышей, без «узнания». Первый раз предметом любви юноши оказалась не гетера или отпущенни¬ ца, а свободнорожденная афинская девушка, и впервые она была пока¬ зана на сцене, хотя и в незначительной по размерам роли. Новостью яви¬ 41 Последние два стиха, содержащие обращение к Победе, были уже известны по античной цитате. Они могли являться заключительной формулой к любой коме¬ дии. Любопытно, что обращение к зрителям содержит указание лишь на разные мужские возрасты. Старый спорный вопрос о том, присутствовали ли женщины н дети на афинских театральных представлениях, разрешается в положительную сто¬ рону в отношении мальчиков. Неупоминание о женщинах не является решающим доводом: зрительницы, если и имелись, то в небольшом количестве, и могло считаться нескромным, чтобы они принимали участие в аплодисментах.
72 И. М. ТРОЙСКИЙ лась и финальная сцена, продолжающая традиции «средней» комедии,как по своему бурлескному характеру, так и по музыкально-балетному оформ¬ лению. В связи с этим подлежат пересмотру и некоторые представления, установившиеся у исследователей, о соотношении римских переделок пово- аттпческой комедии с их греческими подлинниками. Со времени открытия Каирской рукописи Менандра наметилась тенденция считать самостоя¬ тельными художественными особенностями римской комедии все те ее черты, которые не находили себе соответствия в ставшем известным не¬ значительном материале новоаттической комедии. «Угрюмец» опроверг некоторые из этих представлений. Между тем Менандр написал свыше 100 комедий, а о драматургии Филемона, Дифила и других греческих поэтов мы имеем по фрагментах! такие же смутные представления, какие существовали о Менандре до открытия Каирской рукописи. «Угрюмец» не мог не разочаровать многих поклонников драматургии Менандра как своим откровенным морализмом, так и отсутствием тон тонкой характеристики персонажей, которую мы находим во фрагментар¬ но сохранившихся пьесах и в римских обработках Теренция. Невольно встает вопрос, представляет ли собой «Угрюмец» нетипическое отклоне¬ ние в творчестве поэта или отличие ранней комедии «Угрюмец» от других пьес должно быть истолковано в плане творческого развития Менандра. Плутарх в своем сравнении Аристофана и Менандра (Мог., 853) утверж¬ дал, что искусство Менандра все время прогрессировало от ранних пьес к среднему периоду творчества, а затем к наиболее поздним пьеса.м. Пра¬ вильно ли это, могут показать только дальнейшие открытия. Новая находка приводит к малоутешительным выводах! в отношении достоверности методов, обычно прихшняехшх при реконструкции фраг¬ ментарно сохранившихся пьес. До публикации Мартена известны были 12 фрагхгентов «Угрюхгца». Пьеса была популярна и неоднократно исполь¬ зовалась, правда, без пряхюго указания на источник, представителях!!! второй софистики. На основании всех доступных в свое время материалов Рнббек попытался дать реконструкцию этой пьесы (ук. соч., стр. 11—15). Многое Рнббек определил совершенно правильно. Он установил на осно¬ вании Хорикия (XXXII, 73), что пх!Я угркшца было Кнемон. Переписка между Кнехюном и Каллиппидом в «Деревенских письмах» Элиана(пнсьх!а XIII—XVI) позволила локализировать действие в Филе, и Рнббек схюг высказать предположение, что пролог произносит Пан. Но все дальней¬ шие гипотезы оказались пеправильныхга. Большую тираду, с которой обращается, как мы сейчас знаем, Сострат к своехгу отцу Каллиппнду о непрочности богатства, Рнббек счел адресованной сынох! угркшца скупо¬ му отцу, н это было вполне естественным предположенпех!. Отсюда мысль, что богатый угркшец противодействует браку сына с бедной девушкой. Все сюжетные соотношения оказались при этох! извращенными. Поздней¬ шие исследователи, предлагавшие свои реконструкции «Угрюмца», оказа¬ лись еще менее счастливыми, чех! Рнббек 45. Наконец, новонайденная комедия Менандра представляет интерес не только для истории греческой литературы, но и для истории греческого общества. Она является ценнейшим документом хгало известной нах! идео¬ логической борьбы в Афинах конца IV в. до н. э. и может служить источ- ннкох! для определения социальных тенденций верхушки афинского об¬ щества, в частности, источником для изучения политики Дехштрия Фалер- ского. 45 R. A. Pack. On the Plot of Menander’s Dyscolus, CIPh, 30 (1935), 2, cTp. 151—160; T. B. L. Webster, Studies in Menander, Manchester, 1950.
Г. А. Кошелсико ГОРОДСКОЙ СТРОЙ ИОЛИСОВ ЗАПАДНОЙ ПАРФИИ* Л удьба греческих городов, возникших на Востоке в результате завое- ^ ваннй Александра Македонского, сложна и противоречива. Основанные в большинстве случаев самим Александром или его ближайшими преем¬ никами, они являлись главной опорой владычества греко-македонян па Востоке. Сеть греческих полисов среди местного населения — это фунда¬ мент Селевкпдской державы. Развитие борьбы народов Востока против Селевкпдов приводит к возникновению Парфянского государства. В ре¬ зультате широких завоевательных походов парфянских царей, особенно Мнтрндата II, значительное число греческих полисов, довольно многочис¬ ленных в Месопотамии, вошло в состав Парфянской державы. Греческие города Месопотамии были одной из важнейших сил в период борьбы Се- левкндов (Деметрия II Никатора и Антиоха VII Сидета) за возвращение Месопотамии. После провала этих попыток, оказавшись па несколько веков под властью парфян, полисы оставались до известной степени ино¬ родным телом в составе Парфянского государства. С укреплением Рима в Сирии симпатии некоторых слоев населения этих городов оказываются на стороне римлян. В сложных переплетениях событий внутренней и внешней политики Парфии греческие города были одним из существен¬ нейших факторов, выяснение роли которых настоятельно необходимо. Одним нз значительных вопросов, возникающих при изучении парфян¬ ских полисов, является проблема их городского строя и тех изменений, которые произошли в нем в эпоху парфянского владычества. 0 судьбе полисов в восточной части Парфии нам не известно ничего. Речь поэтому может идти только о греческих городах западной части Парфянского государства. Сложность изучения городского строя полисов западной половины Парфянской державы заключается в том, что он чрез¬ вычайно слабо освещен источниками. Можно по существу говорить о го¬ родском строе только трех городов — Селевкии на Тигре, Дура-Европос п Суз, хотя только один Исидор Харакский называет четырнадцать поли¬ сов, расположенных в западной части Парфии (к западу от Мидии), отме¬ чая притом лишь города, лежащие на главном торговом пути (Isid. Cha¬ rax., Mans. Parth, 1—3). К тому же источники о городском строе этих трех полисов имеют очень фрагментарный характер С * 1* Статья печатается в порядке обсуждения проблемы истории античного города. 1 Для Дура-Европос— это прежде всего надписи и пергаменты, найденные при работах экспедиций Ф. Кюмона и М. Ростовцева, для Селевкии — произведения Та¬ цита и Плутарха и местные монеты, для Суз— письмо Артабана III
Г. А. КОШЕЛЕНКО Первый вопрос, который встает при изучении городского строя поли¬ сов Парфянской державы,— это вопрос о праве гражданства их населе¬ ния. Несомненно, что в селевкидское время только македоняне и греки являлись полноправными гражданами Дура-Европос (Ευρωπαίο:). Зна¬ чительные изменения происходят в парфянское время. В гражданский коллектив города со времени парфянского завоевания (вероятно, около 141 г. до н. э.) все в большей степени начинают проникать сирийцы. Из¬ вестны упоминаемые в надписях лица из коренного местного (семитского) населения, которые возводят на свои средства храмовые постройки, на¬ пример храм Артемиды 2. Они становятся даже членами совета 3, род¬ нятся со старыми македонскими фамилиями 4. Несмотря на значительное проникновение местных элементов в граж¬ данский коллектив, греко-македоняне в известной мере сохраняют при¬ вилегированное положение в городе. Особенно это относится к старым македонским фамилиям, потомкам первых колонистов. До конца суще¬ ствования города они по-прежнему гордятся своим македонским проис¬ хождением, подчеркивая его при всяком случае. Очень любопытно одно граффити, относящееся к 218 г. н. э. Некий житель, занимаясь астро¬ номическими вычислениями на стенах своего дома, счел нужным отме¬ тить свое македонское происхождение и подписался: Αλέξανδρος Μακεδύν ’Απόλλων:κου 5. Интересным подтверждением этого привилегированного положения македонян и в парфянское время является содержание перга¬ мента 86/87 г. н. э. 6. Далее, необходимо отметить, что все известные по надписям стратеги и эпистаты как селевкидского, так и парфянского времени происходят из старых македонских фамилий. Таким образом, со времени парфянского завоевания местное (сирий¬ ское и вавилонское) население постепенно проникает в гражданский кол¬ лектив города, хотя старые македонские фамилии и сохраняют известные преимущества. Это проникновение сирийцев и вавилонян вызывалось, конечно, в первую очередь той обстановкой, в которой оказался город после парфянского завоевания. Если в державе Селевкидов греческие и македонские поселенцы (в основном сконцентрированные в городах) были привилегированной частью населения, то парфянское завоевание решительно отодвинуло греков н македонян с первого места и поставило их в один ряд с коренным местным населением. В такой обстановке обладание правами гражданства в гре¬ ческих городах перестало быть столь большой привилегией, как во вре¬ мена Селевкидов. Несколько иная обстановка сложилась в Селевкии, куда уже при ос¬ новании города были переселены значительные массы местного населе- 2 The Excavation at Dura-Europos. Preliminary Report of Fifth Season of Work, New-Haven, 1934, № 416, стр. 112—113, № 418, стр. 114 (в дальнейшем: The Exca¬ vation at Dura-Europos. 5-th Season.). 3 F. Cu m о n t, Fouilles de Doura-Europos, I, P., 1926, Л» 9, стр. 365, № 50, стр. 404; The Excavation at Dura-Europos. 3-rd Season, 1932, № 149, стр. 51. 4 И. А. Шиш о в а, Дура-Европос — крепость Парфянского царства, «Уч. зап. ЛГУ», 192 (1956), сер. ист. наук, 21, стр. 117. 5 М. Little, H. Т. Rowell, Greek Inscriptions, The Excavation at Dura- Europos. 4-th Season, 1934, стр. 107. 6 Уэллес на основании этого пергамента доказывает, что союз хотя и с обеднев¬ шей, но знатной семьей, принадлежащей к числу немногих ЕйрюяаТо:, является вы¬ годным и для очень богатых жителей города, не обладающих таким высоким проис¬ хождением. С. В. Welle s, Dura-Pergament, 21. Hypotek und Execution am Enphratfer im I. Jahrhundert, «Zeitschrift der Savigny-Stiftung lur Rechtsgeschi- dite», LVI, стр. 112. В общем к тем же выводам приходит и И. А. Шишова, ук. еоч.. стр. 125.
городской строи полисов западной парфии 75 шш из Вавилона 7, Положение этого населения в греческом городе не совсем ясно 8. Вероятно, негреческое, прежде всего вавилонское, населе¬ ние Селевкии было организовано в полнтевму 9, олицетворением которой н могла быть вторая богиня на монетах Селевкии. Вавилоняне, по-види¬ мому, жили в особом районе города, даже, может быть, отделенном сте¬ ною пли каналом от собственно Селевкии на Тигре 10 11. Только таким отде¬ лением сирийского района от греческого можно объяснить, почему грече¬ ские и римские писатели постоянно подчеркивают чисто эллинский харак¬ тер Селевкии и. Если же признать, как это делают Н. В. Ппгулевская и II. А. Шншова, что значительные массы вавилонян входили в состав граж¬ дан греческого народа,то необъяснимыми становятся причины той постоян¬ ной борьбы между греками и местным населением, о которой говорит Иосиф Флавий 12. Борьба шла, по-видимому, из-за стремления местного населения добиться для своей политевмы равных прав с греческой. Ха¬ рактерно, что Иосиф Флавий сообщает о том, что греки постоянно оста¬ вались победителями (Ant., XVIII, 9, 9). Некоторое увеличение прав местной политевмы, очевидно, произошло в самом начале I в. н. э., когда треки объединились с местным населением для борьбы с переселившимися в город евреями, которых центральное правительство рассматривало как свою опору внутри города 13. Греческое население, видимо, было вынужде¬ но поступиться некоторыми из своих прав; иначе трудно объяснить при¬ чины этого союза. Таким образом, и в отношении Дура-Европос, н в отношении Селевкии можно отметить одну общую тенденцию, которая, как можно полагать, проявлялась во всех греческих городах Парфии,— постепенное проник¬ новение местного населения в гражданский коллектив города 14, причем в Дура-Европос эта тенденция обнаружилась раньше и привела к боль¬ шим результатам, чем в Селевкии на Тигре. Изучение собственно городского строя греческих полисов следует на¬ чать с Дура-Европос, поскольку для этого города мы имеем наиболь¬ 7 Н. В. П и г у левска я, Угасающий Вавилон, «Уч. зап. ЛГУ», 78 (1941), сор. ист. наук, 9; R. Н. М с D о we 1 1, The Excavation at Seleucia, «Papers of Mi¬ chigan Acad, of Science, Arts and Letters», XVTII (1932), стр. 101 слл. 8 В. Тарн, Эллинистическая цивилизация, М., 1949, стр. 152, считает, что Селевкня стала че.м-то вроде двойного города, поскольку на некоторых ее монетах изображены две держащие за руки одна другую богини городов с коронами в виде башенок. Организация этого второго города неизвестна, но, по мнению Тарна, его население не было частью греческого полиса. Н. В. Ппгулевская, Города Ирана в раннем средневековье, М.—Л., 1956, полагает, что происходит слияние между гре¬ ками и местной верхушкой, и по существу тем самым снимает вопрос о положении в Селевкии нсгрсческих этнических групп. Ту же мысль проводит и И. А. Шишова, ук. соч. 9 Так, Александрия являлась объединением политевм, из которых греческая била наиболее влиятельной (Т а р н, ук. соч., стр. 172); в политевмы же, возможно, было организовано сирийское население Антиохии на Оронте и Антиохии-Эфеса (там же. стр. 150). Обычной организацией еврейского населения, если оно было до¬ статочно многочисленным, была политевма (там же. стр. 201). 10 Подобная организация, например, существовала в Антиохии на Оронте, которая п была разделена на четыре района, отделенных один от другого стенами. Из этих районов три были греческими, а один — местным. 11 Т а с i t, Ann., VI, 42; Р I i n., Nat. Hist., 6, 30; Dio C ass., XL, 16. 12 Ios., Ant., XVIII, 9,8—9. Выражение у Иосифа Флавия Supmv обх oLi-pmv то yi-o/.'.Tsupivoni, на которое ссылается Шишова, с равным успехом может обозначать вхождение как в состав полиса, так и в состав политевмы . 13 О постоянной пропарфлнекой политике еврейского населения Парфии см. .АС. Debevoise, A Political, History of Parthia, Chicago, 1938, стр. 145; М. Е. Массон, Народы и области Южного Туркменистана в составе Парфянского госу¬ дарства, «Тр. ЮТАКЭ», 5, Ашхабад, 1955, стр. 58. 11 Это явление характерно не только для Парфянской державы, но также и для тех областей Восточного Средиземноморья, которые оказались под властью Рима.
76 Г. А. КОШЕЛЕНКО шее количество источников. Описание городского строя Дура-Европос было сделано в свое время Кюмоном на основании всех доступных ему источников (ук. соч., т. I). Он утверждает, что Дура-Европос в течение всего сслевкидского времени обладал правами полиса. Далее, Кюмон считает, что, поскольку никаких следов народного собрания (εκκλησία) не обнаружено, вероятнее всего, власть в городе принадлежала совету (βοολή), упоминания о котором в надписях довольно часты 15. Высшей исполни¬ тельной властью в городе обладал стратег (στρατηγός της πόλεως), что, по мнению Кюмона, очень естественно для города, бывшего в первую оче¬ редь военной колонией. Должность стратега может объединяться в одних руках с должностью эпистата (επιστάτης) — начальника города, назначен¬ ного царем. Известен также хреофнлакт — магистрат, ответственный за регистрацию сделок. Ряд последующих открытий в Дура-Европос позволяет уточнить мно¬ гие положения Кюмона и проследить, хотя бы в самых общих чертах, изменения в городском строе Дура-Европос 16. Прежде всего, возникает сомнение в том, что в городе не существовало народного собрания. Отстутствие сведений о нем в источниках — серьез¬ ный, но далеко не бесспорный аргумент, так как Кюмон основывается на источниках более позднего времени, вообще не упоминающих о народ¬ ном собрании. Но отсутствие упоминаний о народном собрании в этих более поздних источниках понятно, так как общей тенденцией как Римской империи 17, так и Парфянской державы (Ннгулевская, Города, стр. 101) было лишение городов их автономии и замена самоуправления бюрокра¬ тическим аппаратом. Вероятно, утеря городами автономии (что, конечно, было весьма длительным процессом) начинается с прекращения деятель¬ ности народного собрания. Далее, отсутствие народного собрания в Дура- Европос селевкидского времени противоречило бы общим тенденциям политики Селевкидов в отношении городов — поддержки полисного строя в греческих городах 18 19, главным залогом которого и было народное соб¬ рание. Общеизвестна большая роль народных собрании в жизни ряда го¬ родов Селевкидской державы. Даже в самой Антиохии на Оронте — сто¬ лице государства, городе, где контроль центральной администрации дол¬ жен был чувствоваться сильнее всего, народное собрание дожило до рим¬ ского времени (Haddad, ук. соч., стр. 16). О наличии народного собрания в Селевкип на Тигре и Сузах в начале I в. н. э. свидетельствуют важные источники 1в. Веским аргументом в пользу существования народного со¬ брания в Дура-Европос селевкидского времени является наличие агоры в виде свободной от построек площади в центре города в течение всего времени владычества Селевкидов; при парфянах же и римлянах агора застраивается лавками (Шишова, ук. соч., стр. 122). Вполне естественно предположить, что застройка агоры произошла только тогда, когда она перестала выполнять свою общественно-политическую функцию — слу¬ жить местом народных собраний. Таким образом, отрицать полностью 15 Например: Cnmont, ук. соч., I, Λ» 50, стр. 404; Λ» 9, стр. 365; The Exca¬ vation at Dura-Europos. 3-rd Season, № 149, стр. 51. 16 Изменения городского строя явились результатом не только внутреннего развития полисов, но также изменения в политической обстановке (что мы постараем¬ ся доказать ниже) и изменения состава населения. 17 А. В. Р анович, Восточные провинции Римской империи в I—III вв^ н. э., М.—Л.. 1949, стр. 135; A. H. М. J о n е s, The Greek City from Alexander to Instinian, Oxf., 1940, гл. VIII. 18 A. Б. Ранович, Эллинизм и его историческая роль, М.—Л.. 1950, стр. 143—144; G. Haddad, Aspects of Social Life in Antioch in the Hellenistic-Roman Period, Chicago, 1949, стр. 15. 19 T a c i t, Ann., VI, 42; C. B. W e 1 1 e s, Royal Correspondence in the Hel- linistic Period, New-Haven, 1934, № 75.
городской строи полисов западной парфии 77 существование народного собрания в Дура-Европос селевкидского вре¬ мени вряд ли представляется возможным. Вероятно, утеряв большую часть своего значения, что было обычным в эллинистическую эпоху (Тарн, ук. соч., стр. 72) оно продолжало играть какую-то роль в селевкидское и, очевидно, даже в раннепарфянское время. Вопрос об объединении в одних руках должности стратега (высшею городского магистрата) и эпистата (чиновника, назначаемого царем для наблюдения за городом) гораздо более сложен, чем это представлялось Кюмону. Распределив хронологически все известные надписи, в которых упоминаются стратеги и эпнстаты, мы получим следующую картину: в надписи 33/32 г. до н. э. упоминается Σέλευκος Λυσίου στρατηγός πόλεως γενεάρχης 2ü, в пергаменте, по палеографическим данным, относящимся к I в. до и. э. — 1 в. н. э., говорится о έπιστά.της της πόλεως (Cumont, ук. соч., пергам. 2, стр. 301 сл.), в надписи 51 /52 г. н. э. мы встречаем объе¬ динение в одних руках этих двух должностей — в ней упоминается Селсвк, сын Лисия, внук Селевка στρατηγός καί επιστάτης της πόλεως20 21; в над¬ писи 54 г. н. э. упоминается Селевк ό στρατηγός22, а в надписи 61 / 62 г. н. э. — жена Соловка του στρατηγού (Cumont, ук. соч., стр. 440, № 116). Далее идет надпись 135/136 г. н. э., из которой мы узнаем, что стратег был одновременно и эпнетатом23 24. Затем к 159 г. п. э. относит¬ ся граффити, говорящее о двух лицах, занимающих только пост эписта¬ та, по не являющихся стратегами города. Один из них — Лисий — умирает в этом году, другой—Лисиан — наследует ему (Fraye и др., Inscrip, at Dura- Europos, Nu 16, стр. 147а). Позднее, в 165 г. н. э., в надписи Л° 53 наз¬ ван Аврелпт Гелнодор-эпистат (Cumont, ук. соч., стр, 410). Наконец, в надписи от 169 / 170 г. н. э. говорится о Селевке, στρατηγός καί επιστάτης της πόλεως, а в двух пергаментах 180 г. н. э. (Fraye и др., Inscrip, at Dura-Europos, Λ° 6, стр. 139 сл.)—о Гелиодоре, также бывшем στρατηγός καί επιστάτης της πόλεως 21. Сопоставив все эти данные, можно отметить, что в I в. до н. э. н в I в. н. э. из пяти известных нам случаев упоминания должностных лиц, за¬ нимающих пост стратега или эппстата, только в одном эти две должности совмещаются одним лицом. Во II же веке н. э. из шести известных случаев упоминания этих должностных лиц в четырех должности совмещаются. Вряд ли такое распределение случайно. Можно думать, что до начала II в. π. э. правилом было разделение этих двух должностей между разны¬ ми лицами, соединение же их в одних руках — исключением. Прямо противоположное явление характерно для II в. Прежде всего, совсем не обязательно, чтобы в Дура-Европос селевкид- гкого времени был постоянный эппстат. А. Б. Ранович на основании изу¬ чения обширного материала пришел к выводу, что селевкидские эпнстаты были далеко не во всех полисах (Эллинизм, стр. 143). Дура-Европос был одним из многих военных поселений, граждане которых одновременно яв¬ лялись и солдатами селевкидской армии. Они служили либо в македон¬ ской фаланге, либо в кавалерии. Представление о том, что Селевкиды были вынуждены самым тщательным образом контролировать города, сложи¬ лось благодаря тому, что был известен и изучался только материал Малой 20 С u m о n t, ук. соч., № 52. Об уточнении даты надписи см. R. N. Fray е, J. F. G i 1 1 о n. H. I n g h о I t, C. B. W e 1 1 e s, Inscriptions at Dura-Europos, YCS, XIV (1955), стр. 140; The Excavation at Dura-Europos. 5-tli Season, стр. 116; Prelim. Rep. ot Sixth-Season of Work, 1937, стр. 418. 21 The Excavation at Dura-Europos. 2-nd Season, 1931, стр. 91—93, № H—4. 22 Там же, 5-th Season, № 418, стр. 113—116. 23 Cumont, ук. соч., № 134, стр. 450—452; J. Johnson, Dura Studies, Phi¬ ladelphia, 1932, стр. 23. 24 «Studies in Roman Economie and Social History in Honor of Allan Chester John¬ son», Princeton, 1951, стр. 255.
78 Г. А. КОШЕЛЕНКО Азии, где под властью Селевкидов в большинстве случаев находились старые, существовавшие много веков полисы со своими очень сильными традициями независимости, и где к тому же постоянно действовали сто¬ ронники Птолемеев и Македонии. Все это заставляло селевкидское пра¬ вительство самым тщательным образом контролировать эти города, на¬ значая туда эпистатов. Совсем иное дело — в глубине Азии, где города типа Дура-Европос были окружены враждебным им населением. Македон¬ ские и греческие жители этих городов прекрасно понимали, что их господ¬ ствующее положение будет продолжаться только до тех пор, пока держит¬ ся власть Селевкидов. Между прочим, доказательством их верности Селевкидам является безусловная поддержка греками попыток восста¬ новления власти Селевкидов над Месопотамией, предпринятых Демет¬ рием II Ннкатором и Антиохом VII Сидетом. Может быть, поэтому в Дура- Европос и не было постоянного селевкидского эпистата, и высшая власть в городе находилась в руках стратега 25. Иное положение сложилось в эпоху парфянского владычества. В ран¬ непарфянское время в большинстве случаев должности стратега п эпп- стата находились в руках разных лиц. Это может быть объяснено только тем, что правительство, не будучи уверенным в лояльности греческих городов, помимо верховного городского магистрата, назначало в город своих эпистатов. Характерно, что цитадель для размещения гарнизона внутри города строится именно в раннепарфянское время. Может быть, эпистат одновременно был и командиром парфянского гарнизона. Со II в', н. э. правительство получило большую уверенность в лояльности насе¬ ления Дура-Европос; этим объясняется, почему почти все стратеги того времени одновременно являются и эпистатами. Эта практика нарушалась только при чрезвычайных обстоятельствах. Так, в 159 г. н. э. мы встре¬ чаем в городе особого эпистата, что, вероятно, было связано с подготов¬ кой Парфпн к войне с Римом 26. Таким образом, можно предположить, что в первое время после завое¬ вания парфянское правительство было вынуждено контролировать грече¬ ский город самым тщательным образом. В дальнейшем же парфяне переш¬ ли к практике механического назначения эпистатом избранного жителя¬ ми стратега. Вероятно, происходит сращивание государственного аппа¬ рата п наиболее влиятельных кругов Дура-Европос27. Это изменение ориен- 25 Ростовцев, изучая материал города, пришел к выводу, что, начиная с III в. до п. э., в течение значительного времени в жизнь города центральная власть не вме¬ шивалась, и он был полностью поручен заботам самих поселенцев. См. М. R osto- v L z е Г f, Dura-Europos and its Art., Oxf., 1938, стр. 13. 2S Как известно, парфянское правительство готовилось к этой войне весьма тща¬ тельно. Одной из мер подготовки, по-видимому, и было назначение в пограничную крепость особого чиновника, который должен был подготовить крепость к войне. То, что часть второго периода приходится на время, когда Дура-Европос находился под властью римлян, не изменяет положения, так как, насколько нам известно, римля¬ не не изменили совершенно пи в чем городского строя. Это было вызвано, можно ду¬ мать, тем, что самоуправление города по существу было уже лишено какого-нибудь реального содержания и существование его было не более, чем пережитком парфян¬ ской эпохи. В общем к тем же выводам пришел и Ростовцев (Social a. Economic Hi¬ story of Roman Empire, 2-е изд., Oxf., 1952, стр. 267). 27 В 135/36 г. н. э., например, стратег и эпистат города Лпсий, сыи Лисиана, внук Селевка, имеет высокий придворный титул — τών ~ρ<ί>των και -ροτιμωμένων φίλων και σωματοφυλάκων (Cumont, ук. соч., I, As 134, стр. 450—451). Этот Лпсий, как было доказано (Johnson, ук. соч., гл. 2), принадлежал к одной из вы¬ дающихся, если не самой выдающейся, семей коренных жителей Дура-Европос, представители которой много раз занимали важнейшие посты в городской адми¬ нистрации. Эта семья владела огромным домом, скорее, дворцом. Он расположен не среди рядовых городских кварталов, а на акрополе, позади храма Зевса Олимпий¬ ского, имеет два внутренних двора, большие и многочисленные хозяйственные по¬ мещения (R о s t о v t z е f f, Dura-Europos..., стр. 48). Вместе с тем, конечпо, нельзя
ГОРОДСКОЙ СТРОИ ПОЛИСОВ ЗАПАДНОЙ ПАРФИИ 79 сации. верхушки греческого населения города было обусловлено её уча- тием в торговле по «великому шелковому пути»28 29. Место, занимаемое советом в системе городского самоуправления. Ду- ра-Европос, неясно. Кюмон, сравнивая городской строй Дура-Европос и Селевкии на Тигре, считал, что совет был верховным органом власти в городе. Возможно, это и верно в отношении селевкидского времени, учи¬ тывая поддержку Селевкидами умеренно-демократических конституций в своем государстве 2Э. О роли совета в парфянское время судить трудно 30. По-видимому, его значение падает, поскольку приходит в упадок и вся система городской автономии. Этому способствует и то, что в городе, по¬ мимо эпистата, были и другие высокопоставленные парфянские чиновники. Это прежге всего стратег Месопотамской и Парапотамской сатрапий, военные командиры и, что очень важно, судебные чиновники. В задачу статьи не входит рассмотрение вопроса о роли и значении местной парфян¬ ской администрации 31, но и сказанного достаточно, чтобы понять, что пар¬ фянская администрация на местах очень сильно стесняла городское са¬ моуправление. Особенно это относится к чиновникам судебного ведомства. В вопросе о роли, значении и компетенции других магистратов новые раскопки не принесли ничего нового по сравнению с данными, использо¬ ванными Кюмоном. О городском строе Суз известно только из письма Артабана III городу 32. При исследовании этого памятника ученые приходили к самым противо¬ положным выводам ·—от утверждения того, что письмо свидетельствует об увеличении автономии греческих городов при парфянах 33, до прямо про¬ тивоположного утверждения о том, что магистраты города назначались парфянами (Шншова, ук. соч., стр. 121). Прежде всего, из письма явствует, что внешне город еще сохраняет автономию. В городе действуют народное собрание, совет, магистраты. Верховными магистратами города были два архонта 34. Авторитет их, рассматривать эту семью как своего рода фамилию наследственных шейхов — пра¬ вителей города, как это делает Джонсон (ук. сои., стр. 39). Условия жизни элли¬ нистического города и кочевых племен арабов были слишком различны, чтобы такого рода аналогии могли быть правомерны. 29 Rostov tzeff, Dura-Europos..., гл. I. О выгодах, которые получали уча¬ стники торговли по этому пути, можно судить по тем огромным товарным ценностям, которые перевозились по нему (P 1 i n., Nat. Hist., XII. 41). Сейчас трудно восстано¬ вить в деталях маршрут «великого шелкового пути», но с помощью Исидора Харак- ского основные направления его устанавливаются достаточно точно. Несомненно, что одним из тех пунктов, которые связывали сирийское побережье и Малую Азию с торговыми пу тями, ведущими далее на Восток, в Среднюю Азию и Китай, был Дура-Европос (Rostovtzeff, там же, стр. 18). 29 С. И. Ж е б е л е в, Киренская конституция, «Докл. АН СССР», 5 (1929), стр. 77; Р а н о в и ч, Эллинизм..., стр. 143 сл. 30 В Сирии, где развитие городской жизни протекало аналогично Вавилонии и Месопотамии, в римское время значение совета падает и звание булевта означает не плена функционирующего совета, атакое же почетное звание, как, например, ветеран п т. и. (Р а н о в и ч, Восточные провинции..., стр. 138). Селевкия же и Сузы имели действующие советы, причем в Селевкии совет был по существу верховным органом власти в городе. 31 Источником для изучения местной парфянской администрации является Dura Parchment X, опубликованный и исследованный в статье М. Rostovtzeff, С. В. W е 1 I е s, A Parchment Contract of Loan from Dura-Europos, YCS, VI, (1932). 32 F. C u m о n t, Une lettre de Roi Artaban III, «Comptes rendus del’Acad. des Inscriptions et Belles-Lettres», 1932; Welles. Royal Correspondence..., Al 75. 33 W. Tarn, The Greeks in Bactria and India, Cambr., 1951, стр. 27. 31 Трудно согласиться с Пигулевской, Города Ирана. . . , стр. 103, утверждаю¬ щей, что архонты — это название должностей п что слово àpyoua'. (стк. 8—9) отно¬ сится к стратегу и казначею города. Ведь в стк. 8—9 говорится об избрании архон¬ тов и упоминаются два лица: Петаоос; то-j ’Avtio^ou и ’Apia-cop-ivo; то! Ф'./лпттои.
8<J Г. А. КОШЕЛЕНКО судя по письму, очень велик. Они выступают против избранника народ¬ ного собрания и против совета, который выдвинул кандидатуру (стк. 7). Избирались архонты на год. Существует в городе и совет. Вероятно, город¬ ским советом проводится проверка (δοκιμασία) кандидатов на различ¬ ные магистратуры. Что представляет эта докимаспя, на основании письма сказать трудно. Очевидно, избрание зависело, как это было, например, в совете города Селевкпи (Tacit, Ann., VI, 24), от размеров имущества кандидата. Косвенным подтверждением этого является то, что Гестнен, будучи казначеем, предпринял два путешествия (видимо, к царскому дво¬ ру) на свой счет и при расходах не жалел своих денег (стк. 4—6). Помимо архонтов, в городе существуют и другие магистраты, в част¬ ности казначей (ό ταμίας), хреофилакт, полномочия которого, очевидно, были идентичны полномочиям и обязанностям хреофплакта Дура-Евро- пос35 36. Город имел свою записанную конституцию30. Система парфянского контроля над городом вырисовывается из пись¬ ма также довольно ясно. Его осуществляли два чиновника, которым в письме царя отводится первое место, впереди архонтов и народа города — Λντ'.όχω'. καί Φραάτε1. οντοιν έν Σούσοις (стк. 1). Было высказано кажуще¬ еся правильным предположение, что Антиох — эннстат города, а Фраат — сатрап Сузпаны и идентичен тому Фраату, который отказался прибыть на коронацию Тпрпдата (Пнгулевская, Города..., стр. 102). При реше¬ нии вопроса о том, какова была зависимость города от парфянского правительства, необходимо исходить не только из самого факта наруше¬ ния конституции города царем, но и из того, что письмо в первую оче¬ редь обращено к эппстату города и сатрапу Сузпаны и только затем уже к архонтам и народу. Это, вероятно, свидетельствует о том, что и эннстат, и сатрап могли оказывать самое серьезное влияние на внут¬ реннюю жизнь города. Далее, важен следующий факт, обычно недоста¬ точно принимающийся во внимание, — Гсстней, избрание которого санк¬ ционирует правительство, имел высокий парфянский придворный титул πρωτων καί κροτιμωμένων φίλων καί σωματοφυλάκων (стк. 2)37 38. Это говорит о каких-то немаловажных заслугах Гестпея перед царем и сто несомнен¬ ной преданности ему. Следовательно, парфянское правительство, чтобы провести в магистраты города преданного человека, не останавливается перед изменением конституции города. Таким образом, самоуправление Суз почти потеряло свое реальное содержание, и город оказался под строжайшим контролем царской вла¬ сти. Автономия города клонилась к упадку. Среди граждан Суз (так же как и в Дура-Евронос) можно выделить слой людей, подобных Гестиею, которые тесно связали свою судьбу с парфянской властью. Совершенно особое место среди греческих городов Парфин занимала Селевкпи па Тигре. Всеми авторами древности, писавшими о Селевкпи парфянского времени, подчеркивалось ее могущество п то, что она, нахо¬ дясь столетия под властью парфян, сохранила свой греческий облик 3S. Те же самые Пстас и Арнстомен упоминаются в качестве архонтов и в стк. И. Следовательно, по мнению Ппгулевской, кто-то нз них должен быть казначеем, но это нс так, так как казначеем па этот год был избран Гестнен. 35 М. Rostov tzeff, Seleucid Babylonia, YC3, II (1932), стр. 58. 36 Это следует из выражения έκ των διηγγορευμένων (стк. 10). 37 Подобными титулами были награждены один из стратегов и эпистатоп Дура- Европос, комендант парфянской крепости Фалига и царский судья в Дура-Европос. 38 Libera hodie et sui macedoniumque moris, P 1 i n., Nat. Hist., 6, 30; T a c i t, Ann., VI, 42; Dio C ass., XI, 16. С этим полностью согласуются и данные археоло¬ гии, которые говорят о том, что город сохранял свой эллинский облик до 43 ι ь.э.. т. е. до потери им своей автономии. См. L. Waterman, Preliminary Repor! upon
городской строи полисов западной парфии 81 В Селевкии удержало свое значение народное собрание (Tacit, Ann., VI, 42). Во главе города стоял совет (senatus — Tacit, Annv, VI, 42; γερουσία — Plut., Grass., 32). О его существовании и важной роли гово¬ рят нумизматические данные. Так, монеты, выпускаемые монетным дво¬ ром города во время царствования Артабана III, имеют легенду βουλής, а монеты Вардана на реверсе — изображение персонифицированного со¬ вета с надписью βουλή* 39. Состоял этот совет из 300 человек, которые избирались по мудрости или богатству (opibus aut sapientia), как сооб¬ щает Тацит (Ann., VI, 42). Видимо, при выборах в совет Селевкии при¬ менялась такая же δοκιμασία, как и при выборах магистратов в Сузах. Способ избрания совета нам не известен40. Чрезвычайно интересно сообщение одной из сравнительно поздних (VII в.) восточных хроник («История Мар Мари»), основанной на неизвест¬ ных ранних письменных источниках и говорящей об эллинском укладе жизни Селевкии (Пигулевская, Города..., стр. 99). «В Селевкии,— со¬ общает эта хроника,— было три собрания, одно старцев, другое юношей н третье мальчиков, ибо так они устраивали собрания свои». Далее хро¬ ника говорит о том, что во главе «собрания старцев» стоял «старшина со¬ брания». В «собрании старцев» можно видеть герусию города, а верхов¬ ным городским магистратом был «старшина собрания». «Собрание юно¬ шей»— это, вероятнее всего, организация эфебов, существование кото¬ рой засвидетельствовано декретом из Вавилона 41. Организации мальчиков в гимнасиях, обычные в эллинистическое время, упоминаются в том же самом декрете. Поскольку организации эфебов и мальчиков в эллинисти¬ ческое время обычно объединялись вокруг гимнасия, то, несомненно, в го¬ роде был и гимнасиарх, о существовании которого в Вавилоне свидетель¬ ствует декрет, изданный Оссулье. Одно время Селевкия, очевидно, пользовалась правом самостоятель¬ ного взимания налогов, вопрос о которых еще далеко не решен, хотя не¬ который материал для выяснения этой проблемы могут дать отпечатки на глиняных буллах, найденных в Селевкии. Большинство их принадлежало селевкидским чиновникам 42, но несомненно, что некоторые из них, имею¬ щие легенду Σελεύκειας, — печати городских магистратов. Эти печати ставились на документы, подтверждая, что владелец их уплатил налоги за продажу рабов, соли 43, за право пользования гаванью (там же, стр. 10 сл). По-видимому, в период селевкидского владычества Селевкия пользо¬ валась правом самостоятельного сбора налогов 44 (печати с легендами Σελεύκειας относятся только к III и первой половине II в. до н. э.). Исчезновение этих печатей, совпавшее по времени с захватом города пар¬ фянами, вряд ли· было случайным. Это могло быть вызвано тем, что пар¬ llie Excavation at) Tel Umar, ylraq, Ann Arbor, 1931; il'cD owell, The Exca¬ vation at Seleucia. 39 R. H. McDowell, Coins from Seleucia on the Tigris, Ann Arbor, 1935, стр. 222—226. 40 Вполне возможно, что совет города мог пополняться путем кооптации, что было обычным в восточной половине Римской империи. 41 В. Il a u s s о u 1 1 i е г, Inscriptions grecques de Babylone, «KHo», IX, 3, стр. 353. 42 R. Н. McDowell, Stamped and Inscribed Objects from Seleucia on the Tigris, Ann Arbor, 1935. 43 M c D о w e 1 1, «Bullae» Stamped with Greek Legends в кн. L. Waterman, Preliminary Report..., стр. 36. 44 Эта практика не является чем-то неожиданным для Месопотамии селевкидской эпохи; см. Г. X. Саркисян, Самоуправляющийся город Селевкидской Вавило¬ нии, ВДИ, 1952, № 1, стр. 68—83. 6 Вестник древней истории, № h
82 Г. А. КОШЕЛЕНКО фянское правительство лишило город права самостоятельного сбора на¬ логов 45 46. Селевкия пользовалась правом чекана бронзовой автономной монеты (McDowell, The Coins..., стр. 94, 153). Это право было отнято у города вместе с лишением его автономии в 43 г. н. э. (там же, стр. 226). Вопрос о парфянском эпистате в Селевкии далеко не ясен. В селевкид- ское время в городе очень часто располагался правитель-наместник во¬ сточной половины государства Селевкидов, и контроль над городским самоуправлением, конечно, был тогда постоянным. Это приводило даже к тому, что некоторые магистратуры города постепенно становились цар¬ скими должностями (McDowell, Stamped Objects...., стр. 263). В парфян¬ ское время имеется только одно упоминание о парфянском должностном лице в Селевкии с функциями, похожими на функции эпистата,— это не¬ кий Ахей, с которым столь жестоко расправляются жители при переходе города на сторону Антиоха VII Сидета (Diod., XXXIV—XXXV). Вероят¬ но, этот Ахей был парфянским эпистатом, чем и вызвал ненависть к себе граждан. В дальнейшем если в городе и был эпистат, то, судя по почти постоянно враждебной по отношению к парфянам позиции Селевкии, его влияние на городские дела должно было быть самым минимальным. Таким образом, на основании всего рассмотренного материала можно прийти к выводу, что автономия греческих городов Парфянской державы находилась на ущербе. Общей тенденцией парфянского правительства было лишение полисов автономии. Это явление не новое. Ограничение ав¬ тономии греческих городов началось еще в эпоху господства Селевкидов. При парфянах же этот процесс приобретает качественно иное содержание, так как с концом владычества Селевкидов и приходом парфяп население полисов лишилось своего привилегированного положения в государстве, которое в предшествующую эпоху смягчало ограничение городского са¬ моуправления. Все это приводит к ряду острых конфликтов между грече¬ скими городами и парфянами в первый период парфянского владычества 40. После окончательного подавления неоднократных попыток восстановле¬ ния Селевкидской державы более мелкие и слабые города Месопотамии типа Дура-Европос оказываются под все более возрастающим контролем парфян. Город медленно и постепенно теряет автономию, причем, хотя видимость городского самоуправления сохраняется, реальная власть пе¬ реходит в руки представителей центрального правительства. При этом известные круги в полисах (по-видимому, прежде всего их верхушка) вступают в союз с парфянским правительством и, становясь верными слу¬ гами существующего режима, получают высокие йридворные ранги. Опираясь на них, правительство становится более уверенным в лояль¬ ности полисов. Исключение представляет судьба Селевкии на Тигре. Этот город был настолько могущественным, что на протяжении примерно 180 лет смог отстаивать свою автономию и потерял ее только после поражения в великом восстании 43 г. н. э. 45 Интересно, что в самом начале парфянского времени исчезают и клинописные контракты в вавилонских городах (наиболее поздний по времени контракт относится к 139/38 г. до н. э.; см. Г. X. С а р к и с я н, Частные клинописные контракты селев- кидского времени из собрания Гос. Эрмитажа, ВДИ, 1955, № 4, стр. 136), в то время как вообще пользоваться клинописью перестают приблизительно в пачале пашей эры. Выло доказано, что существование клинописных контрактов связано с тем, что в не¬ которых вавилонских городах для определенных категорий жителей — полноправ¬ ных граждан, входивших в храмовый коллектив,— существовали привилегии в в Яде освобождения от налогов и пошлин на сделки (Саркисян, Самоуправляющийся город). Возможно, что исчезновение клинописных контрактов в самом начале парфян¬ ского владычества свидетельствует об отмене новыми властями этих привилегий. 46 Греческие города Месопотамии и Вавилонии поддерживают Деметрия Ника- тора и Антиоха Сидета в их попытках вновь завоевать эти районы.
3. А. Покровская ПЕРВОНАЧАЛА, ПУСТОТА И ВСЕЛЕННАЯ В'ФИЛОСОФСКОМ СЛОВАРЕ ЛУКРЕЦИЯ Страстность и поэтическая свежесть стихов Лукреция донесли до на¬ ших дней великие открытия и достижения передовой античной мысли- Несмотря на яростные нападки и многочисленные искажения, на почти полное забвение в средние века, эпикуровское учение приобретает огром¬ ное значение в эпоху Возрождения. С этого времени поэма Лукреция как главный источник эпикуровской доктрины привлекает к себе все большее внимание передовых людей последующих эпох. Эпикуровская философия в лице Джордано Бруно нашла страстного почитателя. Атомистическая теория была воспринята Гассенди, Ньютоном и многими другими вели¬ кими мыслителями, часто уступавшими Лукрецию в последовательности материалистического воззрения на природу. Французские материалисты XVIII в. разделяли и этические и атеистические взгляды эпикуровской философии. Высокую оценку получила философия Эпикура вообще и поэма Лукре¬ ция в частности у Маркса. В. И. Ленин страстно отстаивает концепцию Эпикура, искаженную Гегелем, пытавшимся скрыть основной принцип ее — независимое существование природы. Ленин отмечает ряд «гениаль¬ ных догадок» в учении Эпикура — Лукреция, считая, что антирелигиоз¬ ная борьба древних материалистов не утратила своего значения по сей день. В передовой русской научной мысли поэма Лукреция получила вы¬ сокую оценку. Известно, что ее внимательно читал и изучал М. В. Ломо-, носов. Материалист А. Н. Радищев разделяет точку зрения Эпикура — Лукреция о телесности и смертности души. П. Я. Чаадаев отдает должное пх физике, указывая, что атомная теория была оценена и подтверждена лишь в новое время. Блестящую характеристику эпикуровской философии дает А. И. Герцен и, в частности, отмечает глубокое философское содержа¬ ние и поэтическую страстность поэмы. Трудно переоценить значение поэ¬ мы Лукреция для развития материалистического мировоззрения нового времени — прежде всего потому, что это единственное произведение ан¬ тичного материализма сохранилось полностью. Бороба двух основных направлений в древней философии проявля¬ лась в том, что до нас дошло очень мало сочинений древнегреческих мате¬ риалистов. Верно подметил В. Е. Тимошенко 1, что вряд ли можно счи- 1 В. Е. Тимошенко, Материализм Демокрита, М., 1959, стр. 3. 6*
84 3. А. ПОКРОВСКАЯ тать исторической случайностью тот факт, что сочинения материалиста Демокрита исчезли, в то время как сочинения идеалиста Платона сохра¬ нились почти полностью. К этому можно добавить, что из огромного чис¬ ла сочинений Эпикура (около 300)2 до нас дошли лишь три небольших фи¬ лософских письма к его ученикам (Геродоту, Менекею, Пифоклу), собра¬ ние «главных мыслей» и фрагменты из различных сочинений. Эпикур со¬ ставил большой конспект всей системы, также не дошедший до нас, и малый конспект (μικρά επιτομή), как он называет письмо к Геродоту (Ad Pyth., 85). В этом письме излагается атомистическое учение Эпикура, оно-то и является основным источником при сравнении взглядов Лукре¬ ция с теорией его греческого учителя. Изложение эпикуровской доктрины у Цицерона носит подчас искажен¬ ный характер, что отмечено было еще Герценом 3. Цицерон низводит Эпи¬ кура до уровня эпигона Демокрита 4, совершенно не поняв его мысли о самодвижении атомов. Лукреция же Цицерон не называет вовсе в числе римских эпикурейцев. И это замалчивание напоминает сообщения Диогена Лаэртского (IX, 40) о том, что Платон, упоминающий почти всех древ¬ них, нигде не упоминает Демокрита, собираясь даже сжечь все его со¬ чинения. Кроме того, Цицерон при переводе эпикуровской терминологии с грече¬ ского на латинский язык в трактате «De finibus bonorum et malorum» сильно тяготеет к терминологии стой, как убедительно показала Т. К. Фо¬ мина 5. А в этом, в частности, также проявлялась борьба идеализма с ма¬ териализмом в античное время 6. Значение Лукреция в истории науки состоит в систематизации антич¬ ной атомистики, в том, что он один из всех древних постиг эпикуровскую физику и более глубоко изложил ее 7. При этом Лукреций проявляет пол¬ ную самостоятельность и изобретательность при передаче трудных, а под¬ час не вполне ясных эпикуровских понятий. Именно здесь, в области язы¬ ковой, с наибольшей силой сказывается то новое,что внес Лукреций в нау¬ ку. Поэтому исследование терминологии в поэме «О природе вещей» имеет особо важное значение. По вопросу философской терминологии Лукреция нет по существу ни одного большого исследования. Работа Полле8 оставляет незатро¬ нутыми целые разделы философского словаря и, несмотря на известную ценность для своего времени, явно устарела. Некоторые интересные тол¬ кования терминов у Лукреция встречаются в работе Вольтьера9. В изда¬ ниях поэмы Лукреция Джуссани10 11 и Менро11 объясняются многие фи¬ лософские понятия, а в издании Бейли12 во вступлении есть специаль¬ ная глава, посвященная терминологии, но и она в сущности, ничего принципиально нового не дает. Правда, в большой работе «Греческие атомисты и Эпикур» Бейли13 отводит много места толкованию сложней¬ ших эпикуровских терминов πρόληψις и επιβολή τής δ'.ανοΐας, привлекая 2 D i о g. Laert., X, 26. 3 A. H. Герцен, Письма об изучении природы, М., 1941, стр. 166. 4 С i с.. De fin., I, 6; De nat. deor., I, 26. 6 T. К. Фомина, Варианты и синонимы в философской терминологии Цице¬ рона, «Уч. зап. Рижск. пед. ин-та», 1957, стр. 130 сл. •Тимошенко, Ук. соч., стр. 42. 7 К. МарксиФ. Энгельс, Соч., т. 1, стр. 29. 8 Р о I I e. De artis vocabulis quibusdam Lucretianis, Dresdae, 1866. 8 W о 1 t j e r, Lucreti philosophia cum fontibus comparata, Greningae, 1877.. 10 G i u s s a n i, T. Lucretii Cari «De rerum natura libri sex», Torino, 1896—1898. 11 M u n г о, T. Lucretii Cari «De rerum natura libri sex», Cambridge, 1896. 12 С. В a i 1 e у, T. Lucretii Cari «De rerum natura libri sex», Oxf., 1947. 13 С. В a i 1 e y, The Greek atomists and Epicurus, Oxf., 1928.
ПЕРВОНАЧАЛА, ПУСТОТА И ВСЕЛЕННАЯ У ЛУКРЕЦИЯ 85 соответствующие места из Лукреция. Р. Дейч14, сравнивая атомистику Лукреция с современным состоянием этой науки, допускает в своем ис¬ следовании модернизацию15. Классически образные характеристики понятий атом, clinamen и др. даны в докторской диссертации К. Маркса. Обширный комментарий по от¬ дельным терминам имеется в юбилейном издании Лукреция под редакцией Ф. А. Петровского 16, где привлекается большой материал из Эпикура, Цицерона и других античных и современных авторов, знатоков и исследо¬ вателей Лукреция. Глубоко научное толкование понятия natura в сравне¬ нии с греческим <fua>ç дается в статье Я. М. Боровского 17. В другой ста¬ тье этого ученого исследуются понятия пустоты и материи у Лукреция. Т. К. Фомина подвергает тщательному анализу работу Цицерона по соз¬ данию им латинской философской терминологии 18. Автор отмечает огром¬ ные и бесспорные заслуги Цицерона в этой области, во, сравнивая его с Лукрецием, часто недооценивает ту огромную работу, которую проде¬ лал, Лукреций по созданию терминологии в своей поэме, ^послужившей, вероятно, своего рода толчком для философских работ Цицерона. Однако, несмотря на сравнительное обилие работ, посвященных Лукрецию, его философская терминология не может считаться вполне исследованной. Как известно, первой философской школой в Риме, проповедовавшей свое учение не на греческом, а на латинском языке, были эпикурейцы. Мы знаем несколько имен римских эпикурейцев, живших и писавших до Лукреция: Амафиний жил лет за 100 до Цицерона (Cic., Tusc. disp., IV, 3, 6); Рабирий, о котором ничего не известно; Катий Инсубр (умер в 45 г. до н. э.), о нем упоминает Цицерон в ироническом тоне в письме к Кассию (Ad i'am., XV, 16, 1—2). Он написал, по словам Порфириона 19, античного комментатора Горация, четыре книги «De rerum natura» и «De summo bono». В 50—40 гг. I в. до н. э. существовала эпикурейская школа Сирона в Кампании. На греческом языке писали и преподавали в I в. до н. э. Федр и Филодем. Эпикурейцами в Риме были Цезарь и его приближенный Панса; Кассий, один из убийц Цезаря; Аттик, друг Цицерона; Пизон, противник Цицерона, и др. Еще большее распространение философия Эпикура получила в среде простого народа, о чем свидетельствуют Цицерон 20 и Диоген Лаэртский (X, 9), утверждавший, что последователей Эпикура не вместили бы целые города. Справедливость этого мнения подтверждают настенные надписи в Помпеях и найденная при раскопках Геркуланума эпикурейская биб¬ лиотека.Римские эпикурейцы писали главным образом по физике, напри¬ мер Егнатий, Варрон Атацинский и упомянутые уже Рабирий, Амафиний и Катий. От этих писателей сохранились лишь их имена. Язык их произ¬ ведений, по-видимому, не отличался высокими достоинствами, поэтому они уже в древности были забыты. 14 R. Е. Deutsch, The Ancient and Modern Atom, C1J, 41 (1945), 3, стр. 97— 103. 16 К сожалению, нам не удалось ознакомиться с работой R e i 1 е у. Studies in the philosophical terminology of Lucretius and Cicero, N. Y., 1916. 16 T. Lucretius Carus, De rerum natura. M., Изд-во АН СССР, т. I— II, 1945—1947. 17 Я. М. Б о р о в с к и й, О термине natura у Лукреция, «Уч. зап. Ленингр. ун-та», серия филол. наук, вып. 18, №161, Л., 1952; он же. Обозначение вещества и пространства в лексике Лукреция. Сб. «Классическая филология», Изд-во Ленингр. ун-та, 1959. 18 Т. К. Фомина, Философская терминология Цицерона, канд. дис., МГУ, 1958, машинопись; она же, Варианты и синонимы в философской терминологии Ци¬ церона. «Уч. зап. Рижск. пед. ин-та», 1957, стр. 117—136. 11 Porphur., к сатир. Горация II, 4, 1: Unde et quo Catius? t0 C i c., De fin., 17, 25; Tusc. disp., IV, 3: «Народ с ними».
86 3. А. ПОКРОВСКАЯ Цицерон, с презрением упоминающий имена первых эпикурейцев, высоко оценивает поэму «О природе вещей», но больше нигде не упоминает ее автора21. Однако в своих философских сочинениях «De finibus bonorum et maiorum», «De natura deorum» и «Tusculanae disputationes», написанных в годы вынужденного политического бездействия (45—44 гг. до н. э.), он, безусловно, полемизирует с Лукрецием и использует многие мысли, термины, слова автора «De rerum natura», в которую Лукреций вложил всю страсть поэта и проницательный ум ученого 22. Обратимся, однако, к анализу терминологии Лукреция. Терми¬ ны, в нашем понимании, это — особая группа слов в языке, име¬ ющая свою специфику. Первостепенное значение в термине имеют точность, полная устойчивость и определенность. Если большинство слов обладает многозначностью, имеет в данном контексте то прямой, то пере¬ носный смысл, обладает эмоциональной окрашенностью, образностью и другими качествами, то термин, как правило, оказывается лишенным всех этих черт. Если синонимика — ценное качество языка, выражающее его гибкость и экспрессивность, то для современной терминологии сино¬ нимика считается определенным недостатком, затрудняющим путь к ов¬ ладению научными понятиями. Но следует заметить, что даже в современ¬ ном языке мы встречаем некоторый разнобой в терминологии. В древно¬ сти разнообразие в терминологическом словаре было тем более развито. Терминология Лукреция очень своеобразна: он дает не одно обозначение для того или иного понятия, а целый комплекс названий, раскрывая та¬ ким путем различные стороны данного явления. «Неточная» терминоло¬ гия характерна и для Эпикура, а у римлян даже для такого блестящего мастера слова, каким был Цицерон. Так, Эпикур для обозначения атома чаще других слов употребляет слово ато[лос, но лишь дальнейшее разви¬ тие философии закрепило в науке это слово как точный, устойчивый тер¬ мин 23. Лукреций в этом отношении не просто следует за Эпикуром, но еще и развивает эту манеру терминологических обозначений. Для Лукре¬ ция - поэта особенно характерно умение подбирать меткие синонимы не только для описания поэтических картин, но и для создания философской лексики, что помогло ему избежать сухости и монотонности. С другой стороны, такой принцип дал возможность Лукрецию в наиболее доступ¬ ной, наглядной форме преподнести сложнейшие понятия философии. Фило¬ софская лексика становится у него своеобразным средством популяриза¬ ции учения Эпикура: если читатель запомнит несколько основных обо¬ значений, то он поймет основные свойства предмета. Кроме того, решающее значение в выборе i нужного слова-термина имел тот факт, что Лукре¬ цию пришлось первому из римлян серьезно взяться за эту работу. Здесь мы имеем дело с раздумьями ученого, чутко улавливающего все оттенки данного понятия и старающегося с максимальной тщательностью передать их читателю. В философском словаре наглядно проявляется самобытность Лукре¬ ция не только как поэта, но и как ученого, который почти совершенно отказывается от греческих терминов и от слепого перевода их на латин- скцй язык. Он дает свое терминологическое толкование таких, например, кардинальных понятий основных разделов эпикуровской философии, как ct.to(jloç «атом» (букв, «неделимый»), тграХ-^фк; пролепсис «общее представ¬ 21 G i с., Ad Quintum, II, 11: Lucretii poemata ut scribis ita sunt multis limini¬ bus ingenii multae tamen artis. 22 y. Trencsényi-W aldapfel, Cicéron et Lucrèce, «Acta antiqua Aca¬ demiae scientiarum Hungariae», т. VI, 3—4, 1958, стр. 321—381. 28 Термин «атом» появляется в Англии с 1477 г., как указывает Дейч (ук. соч., стр. 98).
ПЕРВОНАЧАЛА, ПУСТОТА И ВСЕЛЕННАЯ У ЛУКРЕЦИЯ 87 ление» (букв, «предвосхищение»), αταραξία «безмятежность»24. Лукреций соответственно передает их словами corpora prima «первые тела» или prin¬ cipia «первоначала»; notities «знание, понятие»; summa pax «полный по¬ кой, мир». Просветительная тенденция сказывается, в частности, в том, что Лук¬ реций, считая науку о природе основой в просвещении людей и освобож¬ дении их от гнета религии, особое внимание уделяет основе основ этой- науки — атомистике* В этом разделе Лукреций, бесспорно, проявляет себя блестящим мастером слова, вдумчивым философом и оригинальным по¬ этом, сумевшим такую, казалось бы, сухую область физики превратить в интереснейшую повесть о многогранной жизни мельчайших частиц ма¬ терии. Атом в поэме Лукреция является истинным и главным героем: движение атомов, их соединение и расторжение лежат в основе всех жиз¬ ненных явлений. Атом — основное звено, главное понятие, при помощи которого раскрывается вся картина мироздания. В статье поэтому и рас¬ сматриваются терминологические обозначения основных понятий атомисти¬ ки: атомы и связанные с ними такие явления, как пустота и вселенная. Язык поэмы Лукреция отличается, с одной стороны, большим количе¬ ством архаизмов, а с другой, характеризуется значительным числом не¬ ологизмов. Такое сочетание указывает на то, что поэма Лукреция написа¬ на в переломный период развития латинского языка, когда в поэзии пре¬ обладало еще влияние архаистического направления, но уже прочно за¬ воевывало свое место и новое течение. Кроме того, архаизмы Лукреций ис¬ пользует часто сознательно как одно из средств эпического стиля. Неоло¬ гизмы ему нужны были главным образом для создания новой философской лексики. А этот раздел латинского словаря был почти не разработан, так как само эпикуровское учение было открыто сравнительно недавно для римлян, и в числе первых пропагандистов и продолжателей его на латин¬ ском языке оказался сам поэт. Denique natura haec rerum ratioque repertast Nuper et hanc primus cum primis ipse repertus Nunc ego sum, in patrias qui possim vertere voces V,335 сл. Латинский язык отличался бедностью в области отвлеченной лексики, π Лукредий положил начало в нелегком деле ее создания. Nec me animi fallit Graecorum obscura reperta Difficile inlustrare Latinis versibus esse. Multa novis verbis praesertim cum sit agendum Propter egestatem25 26 linguae et rerum novitatem I, 136—139. Поэтическая форма изложения, бесспорно, наложила сильный отпе¬ чаток на словарь Лукреция: ему приходилось считаться с поэтическим сти¬ лем и со стихотворным размером. И тем больше поражает умение Лукре¬ ция найти нужное слово и его искусство вставить это слово в стих. Для обозначения понятия «атом» (почти всегда во множ. числе) Лукре¬ ций употребляет следующие существительные: corpora, corpuscula, pri¬ mordia, exordia, ordia, principia, semina, elementa, figurae, partes, parti¬ culae, pondera, res, radices и materies (последнее в ед. ч.). Эти существитель¬ 24 3. А. Покровская, Поэтическое творчество Лукреция, канд. дис., гл. VI, М., 1952, стр. 455—475, машинопись. 26 Ср. patrii sermonis egestas — I, 831; III, 260; см. также C i с., De fin., Ill, 3.
88 3. А. ПОКРОВСКАЯ ные часто употребляются в сочетании с прилагательными genitalia, pri¬ ma, primoria, minuta, parvissima, certa, certissima, solida, caeca, pauxil¬ la, parvae, occultae, communia или с родительным падежом существитель¬ ных rerum, materiai26, principiorum. Родительный падеж rerum «вещей» в сочетании типа corpora rerum, primordia, rerum, semina rerum и τ. π. соответствует у Эпикура родительному падежу от слова «тела», например: τά άτομα των σωμάτων (Ad Her., 42). Лукреций не употребляет здесь бук¬ вального соответствия corporum во избежание путаницы. Ведь слово cor¬ pora является у него основным для обозначения атомов и до известной сте¬ пени противополагается слову res «предметы, вещи, тела». И в этом его терминология более четкая, так как у Эпикура слово σώματα означает и тела первые, т. е. атомы, и тела — предметы вообще. Кроме того, Лукреций употребляет субстантивированные прилагатель¬ ные или причастия для обозначения атома: prima, solida, prima minuta; incolume aliquid, immutabile quidam, следуя в этом отношении за Эпику¬ ром. Кроме слова ordia (ordia prima-primordia) и необычной превосходной степени parvissima (вм. minima), Лукреций употребляет для обозначе¬ ния атома известные слова, но совершенно в новом значении философ¬ ского термина. В этом лексико-семантическом плане и проявляется но¬ ваторская деятельность Лукреция. В других разделах своего словаря он часто пользуется неологизмами, а иногда и греческими словами. Но для обозначения атома он переосмысляет уже существующие в латинском языке слова. Некоторые термины, такие, как semina, elementa figurae, materies, возникают из художественного образа, а слово radices остается еще обра¬ зом, но в то же время так точно передает сущность понятия, что прибли¬ жается по значению к термину. Слово «materies»27 имеет у Лукреция несколько значений: 1) материя, например motus materiai, III, 855 «движение материи»; in pelago materiai, II, 662 «в море материи»; omnis materies, I, 419 «вся материя» (ср. omnis rerum natura, V, 54) и мн. др.; 2) вещество, состав вещей. Например, sua de materia, I, 191; 591; II, 304; III, 928 и др.; 3) ма¬ терия как сочетания атомов, первоначало, атомы, см. I, 58; 249; 516; 519 и др.; 4) лесной материал, V, 1265; VI, 1069 (=lignea materia, VI, 1061). Последнее значение сбижается с греческим ολη, означающим перво¬ начально «лес, лесной материал», а затем «вещество» и, наконец, «мате¬ рию». Для наглядности считаем полезным привести индекс названий атомов у Лукреция: corpora, I, 215, 684 и мн. др., «тела»; corpora rerum, II, 216; VI, 357 и др., «тела вещей»; corpora genitalia, I, 58; 167 и др., «родо¬ вые тела»; corpora genitalia materiai, II, 62, «родовые тела материи»; cor¬ pora materiai, I, 249 и др., «тела материи»; corpora principiorum, I, 992; II, 298 и др., «тела первоначал»; corpora prima, I, 61 и др., «первые тела»; corpora communia I, 196, «общиетела»; corpora minuta, III, 179 и др., «маленькие тела»; corpora parvissima, I, 615; 621; III, 199, «мельчайшие тела»; corpora certa, I, 521, «определенные тела»; corpora certissima, 1,675, «определеннейшие тела»; corpora solida, I, 538, «плотные тела»; corpora so¬ lidissima materiai, I, 565, «самые плотные тела материи»; solida, I, 574; 26 Gen. па t-ai одна из излюбленных Лукрецием архаических форм, удобная в гексаметре. 27 Слово материя употребляется у Лукреция в форме I и V склонения ед. ч.: очень часто nom. sing.— materies, асе. sing.— materiem, а также много раз архаиче¬ ский gen. sing, materiai, обычно в конце стиха. Кроме того, по одному разу встреча¬ ются формы асе. sing.— materiam, IV, 148; abl. sing.— materia, I, 191 и триждм gen. sing.— materiae, I, 591; II, 427, 522.
ПЕРВОНАЧАЛА, ПУСТОТА И ВСЕЛЕННАЯ У ЛУКРЕЦИЯ 89 609, «плотные тела»; corpora caeca, II, 715 и др., «невидимые тела»; corpus¬ cula, II, 153; IV, 899; VI, 1063, «тельца»; corpuscula rerum, IV, 199, «тельца вещей»; corpuscula materiai, II, 529, «тельца материи»; primordia, I, 183 и ми. др., «первоосновы»28; primordia rerum, I, 55, «первоосновы вещей»; primordia principiorum, III, 262, «первоосновы первоначал»; primordia caeca, I, 1110; V, 812, «невидимые первоосновы»; ordia prima, IV, 28, «на¬ чала первые»29; exordia prima, III, 380; IV, 48, «первые начала»; exordia rerum, II, 33; 1062; III, 31; IV, 144, «начала вещей»; principia, I, 198; 246 30 и др., «первоначала»; principia rerum, I, 740, 1048 и др., «перво¬ начала вещей»; prima minuta, IV, 186 (ср. prima, I, 61), «малые первонача¬ ла»; prima, I, 61; II, 313, «первые» («первоначала»); semina, II, 284 и др., «семена»; semina rerum, I, 50, 59 и мн. др., «семена вещей»; semina minuta, III, 226, «маленькие семена»; semina pauxilla, III, 229, «малю¬ сенькие семена»; materies 31, I, 58; 519; И, 425, 514, «материя»; materies rerum, I, 655; 705, «материя вещей»; materies solida, I, 512, «плотная материя»; materies genitalis, I, 632, «родовая материя»; elementa, II, 393; 411, «элементы»; elementa prima, IV, 940, «первые элементы»; elementa primoria VI, 1009, «первичные элементы»; figurae, III, 317; IV, 655, «фигуры»; figurae rerum, VI, 770, «фигуры вещей»; figurae primae, II, 685; III, 776, «первые фигуры»; figurae parvae, II, 385; III, 190; 246, «малые фигуры»; partes primae, IV, 940, «первые части»; partes parvae, VI, 1031, «малые части»; particulae, III, 706; IV, 260; 776, «частицы», pondera, 1, 1076, «массы»; pondera solida I, 987; II, 88, «плотные массы»; res occultae, I, 145, «скрытые вещи»; radices, II, 103, «корни»; incolume aliquid, I, 672, «нечто нерушимое»; immutabile quiddam, I, 790, «нечто неизменное». Из этого свода можно видеть, что совершенно равноценны следующие выражения: primordia = primordia rerum; exordia = exordia rerum; prin¬ cipia = principia rerum; corpora = corpora rerum; corpuscula = corpus¬ cula rerum; semina = semina rerum; figurae = figurae rerum; materies = = materies rerum. В основе атомной терминологии Лукреция находится слово corpora («тела»), которое в сочетании с различными определениями приобретает ряд новых значений, что и создает возможность употреблять нужные поэту синонимы. I. Прежде всего, Лукреций устанавливает, что атомы — основа ми¬ роздания, первичные, начальные составные единицы любого вещества и существа. Основным связующим звеном терминологии является сочета¬ ние corpora prima «первые тела», которое синонимично терминам primor¬ dia (rerum) «первоосновы (вещей)», principia (rerum) «первоначала (вещей)», ordia prima, exordia rerum «основы вещей», corpora principiorum «тела первоначал (первоначальные тела)», prima «первые («первичности»)», primordia principiorum «первоосновы первоначал», elementa prima «пер¬ вые элементы», elementa primoria «первичные элементы», figurae primae «первые фигуры», partes «primae» «первые части», radices 32 «корни». 28 Дословно: primordia «первопорядки». гв ordia prima — описательно вм. primordia. 30 Один раз встречается прилагательное principialis — в значепии атомный (букв, «первоначальный»): principiali levore II, 423, стр. levore principiorum, IV, 552. 31 Во всех указанных здесь случаях слово materies употребляется в значении ма¬ терии, состоящей из атомов. 32 Слово «radices» встречается в интересном отрывке: Et quaecumque magis condenso conciliatu Exiguis intervallis convecta resultant,
3. А. ПОКРОВСКАЯ SO Сообщая читателю план поэмы, Лукреций обещает объяснить при¬ роду первоначал, употребляя при этом шесть терминов. Уже в этом «атомном прологе» обращает на себя внимание тот факт, что Лукреций подчеркивает значение «начала» — primordia rerum, corpora prima, prima; именно оно и становится основным в терминологии атома, это понятие имеет наибольшее число синонимов и вариантов —15. Для Лукреция очень важно подчеркнуть это свойство атома, так как именно первоначала со¬ ставляют основу мироздания. При этом интересно отметить, что, отда¬ вая должное учению греческих натурфилософов и в то жз время вскры¬ вая их слабости, Лукреций дважды упоминает термин, означающий на¬ чало: principium — основой мира Анаксимен полагал воздух (aer, I, 707), Фалес — влагу (umor, I, 708). Другие философы (Энопнд Хиосский и Ксенофан) объединяли эти основы (primordia rerum): воздух с огнем, землю с водой (I, 711). Таким образом, самой терминологией Лукреций утверждает преемственность материалистической философии. У Эпикура, хотя и встречаются такие названия, как <xl àpхал (Ad Her., 41) «начала»; тх jrftoTa (Ad Her., 63) «первые, первоначала», но не они являются у на¬ го определяющими в обозначении атома. Вместе с тем следует отметить, что термин у àp%rt встречается уже у Фалеса (Arist., Metaph., I, 3) как материальное начало мироздания. Слово radices у Лукреция еще не является полноценным термином; это, скорее, художественный образ, раскрывающий смысл понятия. Подоб¬ ным словом Эмпедокл обозначал свои основные четыре элемента — р'.ЗДхоста, корни, стихии (фрагм. 6): воздух, вода, земля и огонь, называя их име¬ нами богов. Лукреций, упоминая учение Эмпедокла, называет его сти¬ хии quatluor res (1,714) и в своей поэме не раз использует эти понятия в форме художественных образов. При этом каждая из четырех стихий имеет огромное число синонимов в своих названиях33. Кроме того, часто воздух и огонь даются объединенно в виде эфира или неба, когда Лук¬ реций говорит о трех великих членах мира: maxima mundi membra (V, 381), в которых, собственно, воплощаются три состояния материи: твердое (земля), жидкое (моро) и газообразное (небо). Поэт настойчиво подчеркивает различие этих стихий: Principio maria ас terras caelumque tuere Quorum naturam triplicem, tria corpora, Memmi, Tris species tam dissimilis, tria talia texta V, 92 — 94. В этих образах мы также видим теснейшую связь Лукреция с греческими натурфилософами. II. Но раз corpora prima — основа мира, то вместе с тем они являются как бы родовыми телами, семенами вещей, зачатками всего сущего: se- * II,Indupedita suis perplexis ipsa figuris, > Haec validas saxi radices et fera ferri Corpora constituunt et cetera de genere horum II, 100—104. В отличие от атомов, свободно несущихся в пустоте (II, 95 ел-), атомы в твердых телах очень стеснены в своих движениях. Весьма ценно указание Лукреция на нали¬ чие движения атомов внутри предметов. Это впервые отметил О. Ф. Базинер, Эпикуреизм и его отношение к новейшим теориям естественных и философских наук, Одесса, 1880, стр. 26. 33 Покровская, ук. соч., 436—448.
ПЕРВОНАЧАЛА, ПУСТОТА И ВСЕЛЕННАЯ У ЛУКРЕЦИЯ 91 \ mina (rerum) «семена (вещей)»; corpora genitalia (materiai) «родовые тела (материи)»; materies (rerum) «материя (вещей)»; materies genitalis «родовая материя». Переносное значение semina 34 в смысле «атомы» раскрывается в стихах 159—214 первой книги, где Лукреций говорит, что все живое (omne genus) рождается из семени (semine). Quippe ubi non essent genitalia corpora cuique Qui posset mater rebus consistere certa At nunc seminibus quia certis quaeque creantur, Inde enascitur atque oras in luminis exit, Materies ubi inest cuiusque et corpora prima 1,167—171. Такое название атома также встречается уже во вступлении (155—161: materies, genitalia corpora, semina rerum) и в стихах, посвященных Герак¬ литу, полагавшему основой вещей огонь: materies rerum (I, 705). У Эпи¬ кура уже есть аналогия между первоначалами и семенами живых орга¬ низмов, но слово σπέοματα (Ad Нет., 74) не становится у него термином. Лукреций же использовал эту находку Эпикура и придал этому слову значение точного термина, вкладывая в него вместе с тем глубокий смысл, подчеркнутый убедительным параллелизмом genitalia corpora — semina certa — corpora prima. Материя как бы мать всего сущего — как живой (omne genus), так и неживой (rebus) природы. Этимологическая близость слов mater и materies является подлинной и показывает тонкое лингвисти¬ ческое чутье поэта. Такое значение материи как творческой силы сбли¬ жает термин materies с выражением rerum natura creatrix (I, 629). III. Если corpora prima — основа мироздания, то, естественно, они части вещей. Отсюда синонимы: partes primae «первые части»; partes par¬ vae «малые части»; particulae «частицы»; elementa «элементы». Слово ele¬ menta встречается в поэме много раз, в первой книге только в значении букв и притом всегда в сравнении: как слова состоят из букв, так все ве¬ щи — из первоначал: Ut potius multis communia corpora rebus Multa putes esse, ut verbis elementa videmus, Quam sine principiis ullem rem existere posse 1, 196—198-, cp. I, 824: 827\ 913. В других книгах слово elementa уже употребляется в значении «атом». Слово elementum35 36 соответствует по смыслу греческому στοιχείον, которое также имело значение «буква», а затем «начало, основа». По мнению Аристотеля, Фалес различал ή άρχή и τό στοιχείον «начало формирующее» и «начало вещественное». Демокрит элементы вещей называет этим же словом στοιχεία, а Эпикур дает его в сочетании τά ατομα στοιχεία «неде¬ лимые элементы, стихии» (Ad Нег., 86). IV. Раз corpora prima — частицы всех, даже самых малых вещей, они, конечно, сами очень малы: corpora minuta «маленькие тела»; corpuscula 34 Semen в ед. ч. употребляется в собственном значении «семя живого организма» (см. IV, 1031; 1034 п др.). Semina во множ. ч. употребляется в I книге спачала в зна¬ чении «семени» (I, 160; 185; 189), а затем по аналогии переносится и на неживые пред¬ меты (I, 205, 221; II, 419 и др.). 36 Н. Diels, Elementum, Lpz., 1899, поясняет происхождение этого слова из elephantum «буква, вырезанная из слоновой кости».
92 3. А. ПОКРОВСКАЯ (rerum) materiai «тельца (вещей, материи)»; particulae «частицы»; figurae parvae «малые фигуры»; partes parvae «малые части»; corpora parvissima «мельчайшие тела»; semina pauxilla «маленькие семена»; minuta prima «первые «малости». Идею малой величины Лукреций выражает словами с уменьшитель¬ ным суффиксом corpuscula, particulae, pauxilia, что вполне естественно, и необычной формой превосходной степени parvissima, взятой из народ¬ ного языка, вместо minima. У Эпикура соответственного названия мы не находим. V. Если corpora prima чрезвычайно малы, то они, естественно, неви¬ димы: corpora caeca «невидимые («слепые») тела»; primordia caeca «невиди¬ мые первоосновы»; res occultae «скрытые вещи». Лукреций не раз подчеркивает, что атомы мельче любого самого ма¬ ленького предмета и совершенно недоступны нашим чувствам (infra nos¬ tros sensus — IV, 112). В этом определении заключено такое свойство атома, которое подчеркивает величайшую способность человеческого ра¬ зума умозрительно, путем абстракции постигать величайшие тайны при¬ роды. Здесь Лукреций следует Эпикуру, у которого есть соответствующее название τά αόρατα (Ad Нег., 59). VI. Если же corpora prima — частицы мироздания, то они являются определенными физическими телами, имеющими свою форму: corpora (rerum, materiai) «тела (вещей, материи)»; corpora communia «общие тела»; corpora certa «определенные тела»; corpora certissima «определевнейшие тела»; corpuscula (rerum, materiai) «тельца (материи, вещей)»; figurae (re¬ rum) «фигуры (вещей)»; figurae parvae «малые фигуры»; figurae parvissi¬ mae «мельчайшие фигуры»; figurae primae «первые фигуры». Несмотря на то, что частицы очень малы, невидимы и постигнуть их можно лишь умом, они вполне материальны. О разнообразных формах атома Лукреций рассказывает во второй книге, поэтому термин figurae в значении «атома» он употребляет начиная со второй книги. У Эпикура мы не находим со¬ ответствия этому, кроме самого общего термина σώματα (Ad Нег., 39). VII. И, наконец, раз corpora prima основа мироздания, то они долж¬ ны обладать необыкновенной прочностью строения, быть абсолютно плот¬ ными: corpora solida «плотные тела»; corpora solidissima materiai «самые плотные тела материи»; rondera «массы (тяжести)»; pondera solida «плот¬ ные массы»; solida «плотности»; incolume aliquid «нечто нерушимое»; immutabile quiddam «что-то неизменное». На это последнее свойство Лукреций обращает особое внимание, но в названиях этого свойства нет такого разнообразия, как в значении первоначала. Прочность атома является основой закона сохранения материи: nil posse creari de nilo (I, 956) «ничто не может родиться из ничего»; neque ad nilum interimat res (I, 216) «и в ничто обращаться вещи (не могут)». Плот¬ ные атомы обладают как бы вечным телом, вечным семенем, бессмертной природой, нерушимым телом и являются бессмертными основами мира: solido atque aeterno corpore (I, 500); aeterno semine (I, 221); immortali natura (I, 236); incolumi corpore (I, 246); immortalia fundamenta (I, 861). Это положение имеет особое просветительское и антирелигиозное значе¬ ние: в основе мироздания не бессмертные боги, а нерушимые материаль¬ ные частицы. Все твердые предметы подвержены разрушению, так как содержат в своей структуре пустоту (solidae res... raro cum corpore — I, 347). Атом же — неизменен потому, что в нем нет пустоты. Ergo' si solida ас sine inane corpora prima Sunt, haec aeterna necessest 1,538.
ПЕРВОНАЧАЛА. ПУСТОТА И ВСЕЛЕННАЯ У ЛУКРЕЦИЯ 93 Лукреций вслед за Эпикуром гениально предугадывает сложное строе¬ ние атома. У него атом не последняя точка деления материи, а первая самостоятельная ее единица. Говоря об этих предполагаемых частях атома, Лукреций называет их extremum cacumen (I, 599; 749; 753) «край¬ няя точка»; cacumina (I, 898) «вершины, пределы»; minimum36 (I, 615; 750) «наименьшее»; minima37 (res) (I, 619) «наименьшая (вещь)»; minimae partes (I, 610, II, 485) «наименьшие части»; artae partes (III, 808) «плот¬ ные части». Эти части расположены сплоченным строем condenso agmine (I, 606). У Эпикура этому соответствует άκρον (Ad Her., 57) «точка край¬ няя», (τα ελάχιστα καί άμιγη κέρατα — Ad Her., 59) «мельчайшие и плот¬ ные крайние пределы» 38. , Благодаря прочному соединению частей атом и получает абсолютную плотность. Sunt igitur solida primordia simplicitate,^ Quae minimis stipata cohaerent partibus arte, Non ex illorum conventu conciliata, Sed magis aeterna pollentia 39 simplicitare 1, 609—612. Своеобразное значение приобретает у Лукреция слово simplicitas. Обычно прилагательное simplex, от которого образуется существительное simplicitas, имеет значение «односложный, простой», в отличие от duplex, triplex, multiplex. У Лукреция же слово simplicitas означает не простоту, односложность, а единство частей атома, его прочное устойчивое строе¬ ние. В сочетании solida simplicitas поэт подчеркивает плотность, тесную сплоченность частей атома, что и создает нерасторжимое единство. at quae sunt solida40 primordia simplicitate ...atque ipsa suis e partibus unum II,157\ 159. Атомы (material corpora) абсолютно плотны (solido cum corpore), а сле¬ довательно, вечны (aeterna) благодаря нерасторжимому сцеплению сво¬ их частей (artas partis — III, 806—810). Части атома являются предель¬ ной точкой материи (extremum cacumen), которая уже не делится на со¬ ставные части (sine partibus, nec... secretum), так как сама является пер¬ вой долей любого тела, и эти доли расположены сомкнутым строем (agmi¬ ne denso — I, 599—606). Особого внимания заслуживает тот факт, что Лукреций нигде не упо¬ требляет греческого термина «атом», хотя Цицерон пользуется им совер¬ шенно свободно 41. В ед. ч. слово «àtômüs» метрически невозможно упо¬ 36 E р i с., Ad Нег., § 56—59; L и с г., De rerum nat., I, 599—634; II, 157 сл., II, 485—496; III, 606 сл. 37 По отношению к частям атома Лукреций употребляет превосходную степень minimum, а к атомам—необычную parvissima (corpora). 38 Не смешанный с пустотой, ср. у Лукреция admixtum in rebus in inane (I, 369, 382 й др.), «к вещам примешана пустота». 39 pollentia соответствует у Эпикура loxuov ti (Ad Нег., 41). 43 Возможно, Лукреций имеет в виду этимологию solus—solidus, поэтому и со¬ четает solida—unum. 41 Впервые этот термин засвидетельствован у Луцилия eidola atque atomus Epi¬ curi volam— Lucilius, 753 Marx — Non. p. 478 M., 768, 2 Lindsay.
94 3. А. ПОКРОВСКАЯ требить в гексаметре. Но в ед. ч. это понятие встречается редко (I, 600; II, 487; 490), а во мн. ч. слово àtômî вполне свободно входит в стих. Дело в том, что Лукреций принципиально не употребляет греческих терминов, а дает только латинские. Но этого мало, у Лукреция нет слова, которое буквально передавало бы греческий термин ή άτομος «неделимый». Лук¬ реций, как правило, старается дать не абсолютно точный перевод терми¬ на, или кальку, а передать суть, смысл данного понятия, часто изменяя центр тяжести, на котором основано терминологическое обозначение Эпи¬ кура. В этом сказалось творческое отношение Лукреция-ученого к перво¬ источникам своей теории, следующего не букве, а духу философии учи¬ теля. Такой подход к материалу позволил Лукрецию в некоторых случаях не только разъяснить, но и углубить отдельные положения эпикуровского учения. Цицерон для обозначения атома употребляет такие термины, как individua corpuscula (De nat. deorum. I, 67); individua corpora (De fin., I, 18); individuum (De fato, 25), atomus, т. e. буквально переводит или сохраняет греческий термин 42. Термин individuum «неделимое» соответствует греческому ατομος, но оно невозможно в гексаметре. Лукреций, большой мастер синономии, мог бы свободно подобрать нужный эквивалент. Дело в том, что он со¬ знательно отказался передать это понятие буквально, так как оно не удов¬ летворяло его своим смысловым значением. Основными терминами, как уже было сказано, Лукреций считает corpora prima, principia, primordia. Именно эти слова чаще других употребляются в поэме и имеют наиболь¬ шее число синонимов. Ближе всего греческий термин ατομος передает Лукреций словами solida, stipata, simplicitate «плотность, сплоченность частей, образую¬ щая нерасторжимое единство». У Эпикура это свойство атома имеет наи¬ большее число названий, так как свойство атома, закрепленное в дан¬ ном термине, является основным, решающим: τα άτομα καί μεστά των σωμάτων; άτομα καί άμετάβλτ,τα; στερεόν καί άδιάλυτον (Ad Her., 41, 42, 54), «неделимые и сплоченные тела»; «неделимые и неизменяемые»; «нечто плот¬ ное и нерасторжимое». Соответственно у Лукреция: incolume aliquid, immutabile quiddam, aeterno corpore, immortali natura (cp. ai άτομο: σωμάτων ψύσε:ς 43 — Ad Her., 41, pollentia, ίσγυόν τι — Ad Her., 41). Лукреций считает невозможным употребить термин «неделимый», ибо части атома различаются числом и своим расположением, поэтому-то атомы имеют разную форму и величину. Лукреций говорит, что разнооб¬ разие форм атома ограничено известными пределами, так как различие форм зависит от различного положения частиц в атоме и их количества. Поэт заставляет читателя проделать мысленно опыт с перестановкой ча¬ стиц атома (II, 479—499): ...fac enim minimis e partibus esse corpora prima tribus, vel paulo pluribus auge и т. д. 11,485 ел. Раз части атома могут изменить положение, значит происходит разъе¬ динение частей и их перестановка, поэтому назвать атом неделимым нель¬ зя. Неделимыми, по мнению Лукреция, могут быть только его части (artae partes). 42 В и т р у в п й (II, 2, II) называет их insecabilia corpora. 43 Лукреций употребляет один раз слово «природа» вомн.ч. (in rerum naturas),, критикуя теорию Ферекида, считавшего, что в основе всего находится земля (I, 710).
ПЕРВОНАЧАЛА, ПУСТОТА И ВСЕЛЕННАЯ У ЛУКРЕЦИЯ 95 Некоторые исследователи Лукреция утверждают, что поэт совсем не употребляет термин «неделимый» 44 45.Мы же видим, что автор поэмы «О при¬ роде вещей» употребляет этот термин: extremum cacumen... nec fuit um- quam per se secretum neque post hac esse valebit (I, 599—600) <шредельная точка никогда не существовала отдельно и не сможет существовать». Раз¬ вивая гениальную догадку Эпикура о составных частях атома (Ad Нег., 56—59), Лукреций вносит весьма существенную поправку и в термино¬ логию атома, не применяя к нему название «неделимый». Поэтому-то Лукреций и не мог основным термином сделать такое несуществующее свойство атома. В этом заключается его новаторство, не отмеченное, впро¬ чем, в исследованиях, посвященных этой проблеме. Несмотря на необычайно малую величину, атомы, естественно, имеют различную форму (dissimili figura, II, 380), что зависит от положения ча¬ стей и их количества. Таких частей не может быть бесконечно много, иначе величина некоторых атомов была бы огромной, а они, как известно, приблизительно одинаково малых размеров (II, 483). Разнообразие форм атомов ограничено: primordia rerum finita variare figurarum ratione (II, 479). Формы атомов Лукреций называет principiorum formamenta, II, 818 и figurarum ratio, IV, 655. Поэт отмечает в основном два типа атомов по ка¬ честву их форм: гладкие и шершавые. 1) levia (II, 205 и др.); levissima (III, 202; IV, 659) «гладкие», «очень гладкие»; rotunda (III, 205) «округлые»; globosa (II, 465 и др.) «шаровидные»; такие атомы бывают, как правило, подвижны — volubilia (III, 190); 2) aspera (II, 405 и др.) «шероховатые»; squalida (II, 465 и др.) «шершавые»; hamata (II, 405, 659) «крючковатые»; ramosa(II, 446) «ветвистые»; unca flexis mucronibus (II, 426) «загнутые изог¬ нутыми крючками»; angellis prostantibus (II, 426) «с выступающими угла¬ ми»; multangula (IV, 654) «многоугольные»; triquetra, (IV, 653) «треуголь¬ ные»; quadrata (IV, 653) «квадратные». Такие атомы обычно бывают пе¬ репутаны между собой — perplexa (IV, 450) и поэтому устойчивы — stabilia (III, 202). Для понятия величины атома Лукреций дает два своеобразных терми¬ на: maximitas 46 (II, 498) и brevitas 46 (II, 483), показывая этими назва¬ ниями, что величина атомов колеблется, но ограничена в общем сравни¬ тельно небольшим числом составляющих его частиц. В этом случае Лук¬ реций все время подчеркивает, что атомы по своей величине маленькие, мельчайшие, малюсенькие: parva (III, 205), minora (II, 285), parvissima (III, 200), pauxilla (II, 299), minuta, subtilia (II, 2875), но бывают и по¬ больше — maiora (II, 392) 47. По весу, который Лукреций называет gra¬ vitas (II, 84), vis ponderis (I, 1079), pondera propria (II, 219), атомы 48 бывают легкие, более легкие: levia (II, 4081), leviora (II, 227); тяжелые и более тяжелые: gravia (V, 450), graviora (II, 225; 254). Различные по форме и величине атомы вызывают разнообразные ощу¬ щения. Приятное на вкус состоит из гладких частиц, неприятное — из 44 В. И. Светлов, Мировоззрение Лукреция, М., 1952, стр. 246, машино¬ пись, утверждает, что «Лукреций отвергает, делимость атома», кроме того, он неверно приписывает Лукрецию цицероновский термин individua, стр. 241. 45 Vox Lucretiana вместо обычного magnitudo, которое не устраивает Лукреция cdohm значением. 40 Обычно это слово употребляется в значепии «краткость», «сжатость». 47 Этой терминологией Лукреция, возможно, воспользовался Цицерон при объяс¬ нении телец по учению Демокрита: «esse corpuscula quiddam, levia, alia aspera, rutunda alia, partim autem angulata, liamata, quaedam et quasi adunca». (C i c. De nat. d., I, 24, 66). 48 Уже Эпикур «...по-своему знал атомный вес и атомный объем» (К. Маркс п Ф. Энгельс Соч., т. XIV, стр. 338).
96 3. А. ПОКРОВСКАЯ шероховатых (II, 408; III, 205). Тела, состоящие из мелких и гладких ча¬ стиц, двигаются быстрее, тяжелые и шероховатые более устойчивы (II, 202 сл.). При описании форм атома Лукреций употребляет красочные и образ¬ ные определения, что помогает ему объяснить сложнейшие абстрактные истины. Особенно наглядно проявляется это при доказательстве отсутст¬ вия вторичных признаков у атомов: атомы лишены цвета, температуры, звука, вкуса, запаха,— т. е. всех тех качеств, которые мы воспринимает нашими органами чувств. Но так как из пяти чувств самое важное для по¬ знания внешнего мире — зрение, то Лукреций с особенной тщательностью живописует отсутствие цвета у первоначал: они «не одеты цветом»— поп induta colorem: «не облачены никаким цветом»— nullo velata colore; «раз¬ деты от цвета» — spoliata colore; «не окрашены никаким цветом»— haud ullo tincta colore; «не обмазаны краской»— nullo circumlita fuco; «несое¬ динены с цветом»— nullo conjuncta colore (II, 730—842). Также образно передает Лукреций отсутствие запаха (sonitu sterila—II, 845—«бесплод¬ ные звуком»), вкуса (suco jeiuna—II, 845 — «тощие соком»), тепла или холода (secreta teporis ас frigoris—II, 843 — «отделенные от холода и тепла»). Итак, атомы Лукреция — это плотные нерасторжимые частицы, имею¬ щие собственный вес, размер и форму. Они лежат в основе всего мирозда¬ ния и их характерным свойством является произвольное отклонение в пустоте. Это отклонение, называемое Лукрецием clinamen (II, 292); momen mutatum (II, 220); depellere 49 * (III, 216); declinare (II, 221); declinande (II, 253); inclinare (II, 239), происходит в неопределенное время (in¬ certo tempore, II, 218) и в неопределенном месте (incertis locis, II, 219). Произвольное отклонение делает возможным столкновение атомов, что в свою очередь является необходимым условием образования различных соединений из атомов. Учение об отклонении атомов коренным образом отличает физику Эпикура от учения Демокрита и является, по указанию Ленина 60, пред¬ восхищением криволинейных движений электронов. В пустоте атомы дви¬ жутся с одинаковой скоростью, независимо от атомного веса: aeque ponderibus non aequis ferri, II, 239. Скорость движения атомов в пустоте (mobilitas meandi, II, 65) больше скорости света (praecedere mobilitate et multo citius ferri, quam lumina solis, II, 161), так как световым лучам приходится преодолевать толщу воздуха (aerias diverberat undas, II, 152), в то время как атомам ничто не мешает. Причиной вечного движения в природе является движение атомов: hic error est a principiis (II, 132). Движение атомов Лукреций называет error (II, 132), motus principiorum (II, 297), но чаще Лукреций передает картину движения атомов глаголами: «атомы в пустоте бродят»—perinane vagantur; «несутся»— ferri; «сталкиваются друг с другом»— obvia confli- хаге; «разлетаются в разные стороны»— dissiliant; «мечутся»— jactari; «отскакивают»— resultant; «отбегают»— recursant; «отбрасываются» sunt rejecta, 11,80—113. Для пояснения невидимого движения атомов Лукреций использует демокритовский образ пылинок в солнечном луче. 49 В рукописи decellerc, конъектура Лехмаппа depellere принята большинством издателей. о0 В. И. Лепин, Философские тетради, 1947, стр. 299.
ПЕРВОНАЧАЛА, ПУСТОТА И ВСЕЛЕННАЯ У ЛУКРЕЦИЯ 97 Вот посмотри: всякий раз, когда солнечный свет проникает В наши жилища и мрак прорезает своими лучами, Множество маленьких тел в пустоте, ты увидишь, мелькая, Мечутся взад и вперед в лучистом сиянии света; Будто бы в вечпой борьбе они бьются в сраженьях и битвах, В схватки бросаются вдруг по отрядам, не зная покоя о1. 11,114—120. В этом отрывке глагол misceri «мечутся, смешиваются» и образ сраже¬ ния (certamine, certantia, proelia, pugnas, turmatim) создают живую кар¬ тину. Этому примеру Лукреций придает большое значение, считая, что такой наглядный образ помогает понять невидимые движения материи: Quod tales turbae mei us quoque material Significant clandestinos caecosque subesse 11,126 сл. От первоначал движение переходит на все предметы (assidue fluere omnia constat, V, 280; omnia migrant, V, 830). Следует заметить, что у Лукреция есть намеки на молекулярное строе¬ ние вещества. Эти «молекулы» он называет: proxima ad viris principiorum (II, 135) «частицы», ближайшие по свойству к первоначалам; — ea, quae parvo sunt corporaconciliatu (II, 134) «такие тела,которые состоят из неболь¬ шого количества вещества»; naturae rerum (I, 710) «природы вещей» 51 52. Поскольку сочинения римских эпикурейцев, писавших до Лукреция, не сохранились, трудно установить, какие слова-термины Лукреций употребил впервые для названия атома. Но можно отметить следующее. Слово ordia встречается вообще только у Лукреция. В значении «атомы» впервые Лукреций употребляет слова figurae 53, semina, partes, res, radices. Эти слова не встречаются даже в близком значении у других авторов. Слова corpora, corpuscula, principia в смысле «атомы» встречаются у Лук¬ реция и после пего у Цицерона 54. Слова primordia, pondera, elementa в значении «атомы» также встречаются только у Лукреция, но сравнитель¬ но близкое значение имеют и у Цицерона 55. Лукреций использует словообразовательные элементы, характерные для латинского языка, но у него есть свои любимые и нелюбимые суффик¬ сы существительных. Так, в латинском языке огромную группу слов со¬ ставляют существительные на -tio [-sio] 56. Этим словам он предпочитает либо слова на-tus [sus] IV скл., либо на -tura I скл. 57 *. Это было вызва¬ 51 Дается в пере». Ф. А. II е т р о в с к о г о, Т. Лукреций Кар. «О природе ве¬ щей», т. I, Изд-во АН СССР, М., 1945. 5« Когда речь идет о строении конкретных предметов, то бывает трудно решить, что это — атомы или молекулы. Например, caeca corpora venti (I, 277) «невидимые юла ветра»; corpuscula vaporis (II, 153) «тельца жара», particulae venti (IV, 776) «ча¬ стицы ветра»; semina animi (III, 713) «семена души»; radices ferri (II, 100) «корни железа». 53 Еще встречается у Квинтилиана: illas figuras Epicuri, Inst. or., X, 2, 15. 54 См. соответственно C i c., individua corpora: De fin., I, 18; individua corpus¬ cula. De n. d., I, 24, 67; Acad. рг., II, 1; cp. De fin., I, 11. 55 Cp. начала: primordia musarum, C i c., part. or., II, 7 «тяжести, массы»: in terram feruntur omnia suo nuto pondera. C i c., De г. p., VI, 17; «природы, составные части» his naturis relatus amplificatur sonus; De n. d., II, 257; «элементы, составные части» elementa, C i c., Acad. post., I, 7, 26; De fin., III, 5. 59 Всего около 3000 слов; у Лукреция только пять. Подсчет сделан мною по сло¬ варю О. Gradenwitz, Laterculi vocum Latinarum, Lpz., 1904. 57 Слов на -tura 291, у Лукреция— 13. 7 Вестник древней истории, № 4
98 3. А. ПОКРОВСКАЯ но не прихотью, а требованиями гексаметра, так как слова на -tio создают часто невозможную позицию (— w —).В латинском языке приблизительно одинаковое количество слов на -теп и -mentum 58, но Лукреций предпочи¬ тает слова первого типа, характерные для разговорного и поэтического' языка. Эти соотношения можно проследить до известной степени и на тер¬ минах, так или иначе связанных с атомистикой. Отвлеченные существительные IV скл. на -tus (-sus-) употреблены в раз¬ деле атомистики вместо слов III скл. на -tie (-sie); conciliatus «сплочен¬ ность частей атома» (I, 575) 59; «простейшее сочетание из атомов («молеку¬ лы»)» (II, 936); coetus 60 «соединение элементов» (I, 66; 775 и мн. др.); con¬ jectus «соединение, стечение атомов или материи» (II, 1061; V, 416); con¬ textus «ткань, строение из атомов» (I, 243); congressus «скопление материи» (II, 1065); conventus «соединение частиц атома» (I, 611; II, 1065); concur¬ sus «скопление материи, наш мир» (hic rerum summa, II, 1065); conexus «сплетение, сцепление атомов» (I, 633; II, 726; III, 557; V, 437); nexus «сплетение, сцепление атомов, материи» (I, 220; 240; 244); motus «движе¬ ние материи» (motus materiai caecos clandestinos, II, 125}; offensus «столк¬ новение атомов» (II, 223); commutatus «изменение всех предметов, состоя¬ щих из атомов» (I, 795); disscessus 61 «расторжение соединений из атомов» (IV, 41). Слова с суффиксом -ига, такие, как naturae (I, 710), figurae (II, 385), junctura («связь атомов» (VI, 1084), mixtura «состав вещей» (II, 978), tex¬ tura «ткань из атомов» (I, 247; VI, 776),— обычны для латинского языка, но, разумеется, в применении к атому впервые встречаются у Лукреция. А их дублеты на -tio или совсем не встречаются, или очень редки (junctio у Цицерона Tuse. disp., I, 27; 71; mixtio — у Витрувия). А такие слова, как positura «положение атомов» (I, 685; 818 идр.); dispositura «располо¬ жение первоначал» (I, 1027; V, 192); compositura «строение ткани глаза» (IV, 327); formatura «форма звуковых отражений» (IV, 556), встречаются в латинском языке очень редко, и обычно им соответствуют слова на -tio (positio, dispositio, compositio, formatio). В разделе атомистики встречается несколько терминов на -men: agmen «строй, строение частей атома» (condenso agmine, I, 606); augmen «величина,, размеры предметов» (I, 434), обычно в латинском языке augmentum; cacumen «вершина, предельная точка, частица атома» (extremum cacu¬ men, I, 599; 749; 753; cacumina, 1,898); clinamen «отклонение атомов» (exi¬ guum clinamen principiorum II, 292); momen «движение, отклонение» (momen mutatum, II, 220); в латинском языке обычно momentum; glo¬ meramen 62 «комочек вещества из разных атомов» (II, 686), обычно globus; semen — semina rerum «атомы». Лукреций впервые употребляет эти слова в таких значениях, при этом слово clinamen встречается только у него; Цицерон это понятие передает словом declinatio (С i с., De fin., I, 6, 19). Из слов на -mentum в качестве термина в этом разделе Лукреций упо¬ требляет только одно, причем необычное formamentum «форма атомов» (principiorum formamenta, II, 819, ср. forma, I, 473; formatura, IV, 550). По созвучию примыкает сюда слово elementa 63. Ц Слов на' -теп 370, у Лукреция — 39; слов на -mentum 358; v Лукреция — 13. В таком значении concilium, I, 484; 516; II, 134. 60 Слово coitus встречается в поэме лишь однажды (I, 186) в отрывке, который носит биологический характер: в нем понятие семени с живых организмов переносит- ся на атомы, поэтому Лукреций здесь и употребляет слово coitus (а не обычное coetus) в значении «плодотворное слияние, сочетание семян», в результате чего созидаются организмы и вещи . 61 Обычно discidium. 62 У Эпикура айроюра (Ad Пег., 60; 65 и др.). 62 II. Diei s, Elementum, Lpz., 1899.
ПЕРВОНАЧАЛА, ПУСТОТА И ВСЕЛЕННАЯ У ЛУКРЕЦИЯ 99 В этом же разделе Лукреций употребляет несколько терминов на-tas64, образованных от прилагательных: gravitas «тяжесть, атомный вес» (II, 184, ср. vis ponderis, I, 1079; pondera propria, II, 219); modilitas «скорость движения атомов в пустоте» (II, 65 — mobilitas meandi); simplicitas «прочное нерасторжимое единство частей атома» (I, 548; 574; 609; 612; II, 157), maximitas «величина атома» (II, 498). Лукреций употребляет это необычное слово (вместо magnitudo) 65, доказывая, что атомы по своей ве¬ личине, хотя и различные, не могут быть бесконечно больших размеров, в то время как они приблизительно одинаковы, незначительны по вели¬ чине — brevitas (II, 483). В непосредственной связи с атомистикой Лукреция находится тео¬ рия пустоты; ведь он вслед за Эпикуром 66 доказывает, что мир состоит из тел и пустоты: Omnis, ut est, igitur per se natura duabus Constituit in rebus; nam corpora sunt et inane 1,419 сл. Пустота характеризуется прежде всего невесомостью: natura inanis manet sine pondere (I, 363) и неощутимостью: intactus 67 conjunctum est inani (I, 454). Этим пустота отличается от тела, признаком которого является ощутимость: tactus conjunctum est corporibus cunctis (I, 453); tangere enim et tangi, nisi corpus nulla potest res. (I, 304). По этому признаку Лукреций употребляет такие термины для обозначения пусто¬ ты: inane (I, 330 и мн. др.), inania (I, 356) «пустота», что соответствует эпикуровскому τό -κενόν (Ad Нег., 44) и vacuum «полость, порожнее про¬ странство». Эти два слова встречаются в различных сочетаниях и вари¬ антах: natura inanis «природа пустоты, пустота» (I, 363 и др.); у Эпи- кура — κενού φύσις (Ad Нег., 44); inane vacuum «порожняя пустота» (II, 235)68; vacuum, quod inane vocamus (I, 507; VI, 1029) «порожнее (пространство), что мы пустотой называем» (ср. inane vacaret, I, 520); inane quietum «спокойная пустота» (I, 238); intactile «неощутимое» (I, 437), что соответствует эпикуровскому άναφές (Ad Нег., 44). Встре¬ чается и описательное выражение: inane. . .manet intactum (III, 812). Кроме того, пустота — это пространство, место, где происходит движе¬ ние тел. Пустота не может служить препятствием для тела, поэтому-то и возможно движение: At contra nulli de nullo parte neque ullo Tempore inane potest vacuum subsistere rei 11,235 сл. Этим отличается пустота от тела, свойство которого — противодейство- овать и не пускать: namque efficium quod corporis exstat, officere atque obstare /, 337. 64 Слов на -tas в латинском языке 1860, у Лукреция — 25. 65 В поэме Лукреция встречается всего одно слово с суффиксом -tudo (consuetudo), а всего их в лат. яз.— 140. 66 Е р i с., fragm., 13, 14. 67 Это слово а. 68 Inane vacuum — пустота в собственном смысле, часть пространства, не запол¬ ненная материей: inane purum (I, 658), как отмечает Я. М. Боровский, Сб. «Классическая филология», МГУ, 1959, стр. 129. .7*
100 3. А. ПОКРОВСКАЯ Пустота и тела существуют в сочетании, нет нигде сплошного веще¬ ства и абсолютной пустоты: nec 'plenum naviter exstat пес porro vacuum (I, 525 сл.). Это свойство дает Лукрецию возможность употребить для названия пустоты термины locus и spatium «место» и «пространство» (locus ас spatium, quod inane vocamus, I, 926), что соответствует у Эпикура тер¬ минам τόπος и χωρά (Ad Нет., 44). Встречаются еще термины, где соче¬ таются оба признака пустоты: spatium inane «пустое пространство» (I, 327); locus inane vacansque «место и порожняя пустота» (I, 444); inantius locus magis ас vacuatus «место более пустое и порожнее» (VI, 1025); locus intactus inane -vacansque «неощутимое место и порож¬ няя пустота» (I, 334). Во всех этих названиях не находит прямого от¬ ражения термин Эпикура άσο>ματον «бестелесное» (Ad Нег., 44), хотя смысл этот до известной степени передается в стихах: at facere et fungi sine corpore nulla potest res (cp.: «не все заполнено телесной природой» — corporea natura I, 330). В атомистике Лукреция много места уделено понятию всей материи в це¬ лом, вселенной. Лукреций всесторонне характеризует это понятие, что н отражается в его названиях. В дошедших же до нас сочинениях Эпикура встречается только одно — τό παν «все». Лукреций в названии подчерки¬ вает, что вселенная — это все, что есть в природе: omne «все» (I, 956; 967; 1001); omne quod est (I, 958) «все, что есть» (I, 958); omne magnum «вели¬ кое „все“» (II, 1108); omne immensum «огромное все» (I, 74); summa «со¬ вокупность, вселенная» (I, 621; 1054 и мн. др.); summa summai totius om¬ nis «вся совокупность всей вселенной целиком» (VI, 650). Вселенная материальна, говорит Лукреций, и закрепляет это в назва¬ нии: cunctae res «все вещи» (I, 45; III, 31; 114 и др.); ingens copia rebus 0<J «огромное обилие вещей» (I, 1006); omnis natura rerum «вся природа ве¬ щей» (V, 54); omnis natura «вся природа» (I, 419); summa rerum «совокуп¬ ность вещей» (I, 338; 1028 и др.); materies «материя» (II, 68); materia om¬ nis «вся материя» (I, 990); copia materiai «обилие материи» (1,986; 1035). II, 294); infinita vis materiai «бесконечная сила материи» (I, 1057; II, 544). Далее Лукреций в названии подчеркивает, что вселенная — это все пространство, вся пустота: omne quod est spatium «все, какое есть про¬ странство» (I, 969); spatium summai totius omne «все пространство всей вселенной» (I, 984; VI, 649 сл.); summa loci «совокупность места» (I, 1045); totum inane «вся пустота» (III, 17). При этом пространство вселенной, ука¬ зывает Лукреций, глубоко, огромно, безгранично: natura loci spatiumque profundi «природа места и пространство глубины» (I, 1002; V, 370); inane profundum «глубокая (бездонная) пустота» (II, 96; 222); profundum «глу¬ бина» (II, 1095); natura profundi «природа глубины» (11,1051); summa pro¬ fundi «совокупность глубины» (VI, 485); summa profunda «бездонная все¬ ленная»; immensum «огромное, безграничное» (II, 93); omne immensum «огромное все» (I, 74); summa immensi «совокупность безграничного» (II, 1095); spatium infinitum «бесконечное пространство» (II, 1053); spatium sine fine modoque «пространство без конца и предела». , Лукреций, как мы видим, особенно тщательно останавливается на без¬ граничности, огромности вселенной. Это свойство вселенной и материи было замечено, правда, в очень наивной форме, еще Анаксимандром, ко¬ торый первоначало мироздания называл (άπειρον (ср. у Эпикура: τό παν άπειρόν έστι —Ad Нег., 41). Понятие безграничной вселенной Цицерон передает словами infinitio ipsa, quam απειρίαν vocant (De f i η., I, 6, 21). 6969 Rebus часто вместо rerum; cp. corpora rebus, I, 58; semina rebus, I, 64.
ПЕРВОНАЧАЛА, ПУСТОТА П ВСЕЛЕННАЯ У ЛУКРЕЦИЯ 101 Лукреций и здесь, как мы видим, отбрасывает греческий термин, но дает его перевод в нескольких вариантах. Сам образ грандиозной, необъятной вселенной дает возможность поэту полно и всесторонне характеризовать его в названиях. Как обычно, Лук¬ реций предпочитает употреблять сочетания и использует субстантивацию прилагательных. Мысль о беспредельности материи Лукреций передает неоднократно описательно: Principio nobis in cunelas undique partis Et latere ex utroque supra supterque per omne Nulla est finis //, 1048сл.·, cp.1, 1и06 сл. Таким образом, в материалистической терминологии Лукреция видна, с одной стороны, определенная традиция, восходящая через Эпикура п Демокрита к первым греческим натурфилософам; с другой стороны, Лук¬ реций, глубоко постигший физику Эпикура, с максимальной тщательно¬ стью поясняет сложнейшие понятия эпикуровского учения, уточняя и углубляя их. Важнейшим выводом в области атомистики является тот факт, что Лукреций отказывается от понятия «неделимый» в применении к ато¬ мам и акцентирует важнейшее их значение — первоначала, основы миро¬ здания. Именно такое значение было главным для Лукреция и вполне от¬ вечало его задачам объяснить природу вещей — rerum naturam.
ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ ^pl·JЦ^X^IЦlL·l^l·J^^^L^L«L^L»L^L^q-^ЦUMU^ К ВОПРОСУ О СТРОИТЕЛЬСТВЕ НА КРИТЕ В ЭПОХУ НЕОЛИТА И БРОНЗЫ (Реконструкция социальных отношений на основании археологических памятников)* Реконструкция прошлого на основании археологических данных может, несмо¬ тря на отсутствие соответствующих письменных памятников, дать более или менее правильную картину условий жизни, социально-экономического строя, уровня ар¬ хитектуры, искусства, ремесла и даже конкретных форм религиозных культов, ко¬ торые господствовали в том или ином обществе. На Крите одной из наиболее многочисленных, притом наиболее впечатляющих, групп памятников III и II тысячелетий до н. э. являются памятники строительства. Эта группа памятников может послужить источником как для общих выводов в отно¬ шении перехода критского общества от первобытно-общинного к классовому строю, так и для более частных выводов относительно этапов развития критского общества в границах одной формации. Попытки установить, насколько памятники жилых центров и строительства па Крите в эпоху неолита и бронзы могут быть использованы как исторический источ¬ ник, встречаются с серьезными затруднениями, которые обусловлены современным состоянием изученности археологического материала и его разбросанностью и фраг¬ ментарностью. Тем не менее попытка предпринять исследование такого рода кажется целесообразной, особенно учитывая тот факт, что памятник строительства, будучи воздвигнут в определенном месте, в определенное время и при определенных ус¬ ловиях, был во время своего создания тесно связан с конкретными потребностями об¬ щества1. Имеющаяся во многих случаях связь с существовавшими в данной области местными традициями часто может служить свидетельством сопротивляемости или, наоборот, подчинения влиянию других культур и ввезенных чужеземных образцов. Тем не менее само собой разумеется, что далеко не все категории памятников среди сохранившихся in situ поселений, жилых построек, мест культа и захоронений в оди¬ наковой степени пригодны для восстановления общих рамок развития критского общества. В научной литературе нет ни одной исчерпывающей монографии о строительстве не только в Эгейском бассейне, но даже на одном Крите* 1 2. Существуют только много¬ численные аналитические исследования, например о планировке городов на Крите (Хэтчинсон)3, о зависимости дворцовой архитектуры от иностранных образцов (Лоуренс)4, о принципах ориентировки построек Крита (Маринатос)5 и др. Авторы * Ряд положений статьи был более подробно разработан автором в следующих работах: Problemy periodyzacji budownictwa sakralnego па Krecie w III i II tysi^cleciu p. n. e., «Archeologia», VII, (1957), 2, стр. 31—68; Budownictwo sepulkralne Krety w epoce neolitu i Ьгдги, там же, VIII (1958), 2, стр. 327—366; Domy i palace Krety w epoce neolitu i Ьгдги, там же, IX (1959), I, стр. 1—31. 1 Cp. H. H. Воронин, Архитектурный памятник как исторический источ¬ ник, СА, XIX (1954), стр. 41 слл. 2 В последние годы на это обращал внимание У. Б. Динсмур (VV. В. D i n s- m о о г, The Architecture of Ancient Greece, L., 1950, стр. 3) Работа Э. Белла (Е. Bell, Prehellenic Architecture in the Aegean, L., 1926) в связи с последующими открытиями устарела. К тому же автор не имел намерения написать монографию о строительстве в Эгейском бассейне (JHS, XLVI, 1926, стр. 138). 3 R. W. Hutchinson, Prehistoric Town Planning in Crete, TPR, XXI, (1950) , 3, стр. 199—220. 4 A. W. Lawrence, The Ancestry of the Minoan Palaces, ABSA, XLVI (1951) , стр. 81—85. 5 S. Marinatos, Zur Orientierung der Minoischen Architektur, «Proceed of the First Insternat. Congress of Prehist. and Protohist. Sciences», L., 1932.
ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ 103 трудов, использующих археологические материалы для восстановления некоторых страниц истории Крита, вне зависимости от того, какую группу памятников они пре¬ имущественно анализируют, приходят к весьма различным, часто противоречивым выводам о характере критского общества (Глотц 6, Пендлбери 7), о социальном строе, в условиях которого жили его обитатели (Богаевский 8 9 10 11 12, Маевский ®, У эс lü), о зна¬ чении Крита в пределах Эгейской культуры и вне Эгейского мира (Эванс п, Стар 13), о причинах ее упадка (Моссо 13, Леви 14, Струве 15, Матц16). Древний Крит — это территория, на которой были открыты следы существования древнейшего государства в Европе 17. Продолжавшиеся в течение полувека археоло¬ гические работы на этом острове дали нам памятники, принадлежащие к самым раз¬ личным эпохам. Сведения, полученные об эпохе позднего неолита и ранней бронзы, разрешают археологам бросить взгляд на тот период истории Крита, который пред¬ шествует возникновению в критском обществе классов и государственной организа¬ ции. Период средней и поздней бронзы доставил множество доказательств значитель¬ ного общественного прогресса, развития ремесла и торговли, а также имущественного расслоения, т. е. таких черт, которые невозможно согласовать с формами жизни, присущими первобытной общине. Таковы первые выводы, следующие из беглого обзора материального наследства раннего Крита. Изучение строительного дела Эгейского Крита зависит от находок, происходящих из разных частей острова и принадлежащих различным периодам; при этом, характеризуя одни периоды, мы должны в большей степени обращаться к жи¬ лым помещениям, анализируя другие,— к погребениям. Определяя датировку рас¬ сматриваемых памятников, мы вынуждены пользоваться главным образом относи¬ тельной хронологией, так как до сих пор еще не завершена дискуссия об абсолютной хронологии Крита, в частности о введенной Эвансом периодизации. В узких рамках данной статьи я бы хотела выдвинуть некоторые проблемы, свя¬ занные со строительным делом древнего Крита и его жителями как людьми, создав¬ шими и использовавшими эту группу памятников материальной культуры, которая играла весьма серьезную роль в общественной жизни. 1. Развитие форм жилого строительства от естественных пещер, характерных для первобытно-общинного строя, до дворцов и вилл в Критском государстве. Архе¬ ологический материал, восходящий к самым древним культурным слоям острова, позволяет установить, что начало жилого строительства относится к эпохе позднего неолита. Древнейшие известные нам дома были построены в простейшем плане, ко¬ торый, возможно, частично был заимствован из внутреннего расположения жилых пещер, используемых в течение всей эпохи неолита, несмотря на то, что в непосред¬ ственной близости от этих пещер строились жилые дома (например пещера и дом в Магасе 18). Вполне вероятно, что по времени эти примитивные каменные постройки как-то связаны с возникновением племенной верхушки, приобретающей все большее влияние в обществе. Из-за фрагментарности археологических материалов трудно 6 G. G 1 о t z, La civilisation egeenne, P., 1923. 7 J. D. S. Pendlebury, Archaeology of Crete, L., 1939. 8 Б. JI. Богаевский, Первобытно-коммунистический способ производства на Крите и в Микенах, Л., 1933. 9 К. М a jew ski, Spoleczno-polityczna periodyzacja kultury egejskiej, «Аг- cheologia», I (1947), стр. 203—207. 10 A. J. B. W a c e, The History of Crete in the Third and Second Millennium B.C., «Historia», I (1953), стр. 74—94. 11 A. Evans, The Early Nilotic and Aegyptian Relations with Minoan Crete, L, 1926. 12 C. G. S t a r, Myth of Minoan Thalassocracy,«Historia».,111 (1955),стр.282—291. 13 A. M о s s о, Palaces of Crete and their Builders, L., 1910, стр. 163. 14 D. Levi, Arcadia, an Early Greek town, «Annual of Archaeology and Anthropo¬ logy», XII (1925), стр. 4. 16 В. В. С т p у в е, Общественный строй древнего Крита, ВДИ, 1950, № 4, стр. 47. 18 F. M a t z., Die Ägäis, в кн. «Handbuch der Archäologie...», München, 1950, стр. 179—306. 17 Период возникновения государства на Крите по-разному называется в лите¬ ратуре. Некоторые ученые, как, например, Хэтчинсон, ук. соч., стр. 106, определяют его как «дворцовый период»; другие, как Г. Чайлд (G. G h i 1 d е, The Urban Revo¬ lution, TPR, XXI, 1950, стр. 3—17; о н ж е, Progress and Archaeology, L., 1945), пи¬ шут о «городской революции». Против искусственного сужения генезиса и характера перемен, происходивших в критском обществе, до явления «городской революции» выступил К. Маевский (Historia kultury materialnej, Warszawa, 1953, стр. 16). О дис- ■скуссии советских ученых о социальном строе Крита см. T. М. Шепунова, Ii Академии наук СССР, ВДИ, 1940, № 2, стр. 204—218. 18 R. М. Dawkins, Excavations at Palaikastro IV, ABSA, XI, стр. 258, слл.
104 ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ сказать, были ли сохранившиеся единичные дома построены для вождей, с тем чтобы тем самым выделить их из массы рядовых общинников, живших в пещерах, или же существовали некогда большие комплексы аналогичных домов, быть может, постро¬ енных из менее прочных материалов и поэтому не сохранившихся. Многокомнатные дома в Кноссе (Evans, The Palace of Minos, II, 1, стр. 19) и несколько более поздние постройки в Василики 19, по-видимому, более отвечали нуждам племенной общины и были заселены членами одного рода. От раннеэгейского периода сохранились до нашего времени лишь весьма скудные остатки строений. Поэтому памятники жилого строительства позволяют только в са¬ мых общих чертах охарактеризовать период разложения первобытно-общинного· строя на Крите. Зато следующий, среднеэгейский период вводит историка сразу же в новые социально-экономические отношения. Обитатели сохранившихся вилл и дру¬ гих хорошо оборудованных домов, по всей вероятности, группировались вокруг дворца правителя и принимали активное участие в политической жизни организующегося го¬ сударства. Это были экономически сильные и связанные с государственной админи¬ страцией лица (Кносс 2°, Маллия 21), мореходы (Псира 22), земельные собственники (Тилисс23), купцы (Закро 24), художники и ремесленники (Кносс25, Мохлос26). Прежде всего, именно эти люди усовершенствовали и развили формы и технику строи¬ тельства на Крите, согласно новым потребностям и своим классовым интересам. В то же время небольшие критские домики из нескольких комнат занимали провин¬ циальные ремесленники, земледельцы, люди, чьи условия жизни можно реконструи¬ ровать благодаря открытиям в Сту Куси (S. Marinatos, «Arch. Delt», 1922—1925, стр. 53), Апесокари 27 28, частично в Палекстро 2в, Закро, Ватипетро 29 и др. Таким образом, жилые постройки являются важным источником для изучения как имущественного расслоения жителей Крита, так и места, занимаемого ими в государстве. 2. Сосредоточение многих жизненных функций во дворце как результат роста и расширения власти человека, стоящего во главе государства. В раскопанных дворцах ясно заметно деление на жилую часть, на официальные помещения, предназначенные для аудиенций, на помещения культовые, административные (архивы), хозяйствен¬ ные (склады) и ремесленные. Такое четкое разграничение свидетельствует о том, что дворец был местом, где сосредоточивались все указанные стороны жизни; за ними по¬ стоянно наблюдал владетель дворца, он руководил ими в качестве представителя го¬ сударства, командующего вооруженными силами, верховного жреца, властелина, принимающего подати от своих подданных, начальника царской канцелярии и орга¬ низатора ремесленных мастерских дворца. 3. Реконструкция элементов классового общества на основе остатков жилых по¬ селений средне- и позднеэгейского периодов. Исходя частично из предложенных Г. Чайл¬ дом (Urban Révolution) общих критериев разграничения сельских и городских посе¬ лений на основе археологических памятников,в постройках некоторых селений Крита, 19 R. В. S е a g е г, Report of Excavations at Vasiliki, Crete in 1906, «Pennsyl¬ vania Transactions», II (1907), 2, стр. 111 слл. Глотц, ук. соч., стр. 154, считал дом в Василики жилищем рода, жившего в условиях первобытно-общинного строя. Ме¬ нее решительную позицию занимает Лоурепс, ук. соч., стр. 84, который, исходя из того, что в помещениях дома нет следов имущественного расслоения, выдвигает пред¬ положение, что между жителями этого дома было полное равенство. 20 Авторы коллективного труда «Всеобщая история архитектуры», т. I, М., 1944, стр. 161, описывая городские долга в Кноссе, обращают внимание на то обстоятель¬ ство, что только в непосредственной близости к дворцу дома размещены достаточно свободно, в то время как нераскопанные постройки на окраинах города, по всей ве¬ роятности, составляли колшактные блоки, подобные блочным домам, известным по Палекастро и Гурнии. Жители открытых домов, по-видимому, принадлежали к слою населения, обладавшему политическим и экономическим весом в молодом государстве. 21 P. Demargne, H. Gallet de S a n te г г е, Mallia. Exploration des maisons et quartiers d’habitations (1921—1948), P., 1953. 22 R. B. S e a g e r, Excavations onthe Island of Pseira, Crête, Philadelphia, 1910. 23 J. H a z z i d a k i s, Tylissos a l'époque minoenne,P., 1921; on же, Tylissos villas minoennc, P., 1934. 24 D. G. H agarth, Excavations at Zakro, ABSA, VII, стр. 121—149. 25 Г. Чайлд, The Dawn of European Civilization, L., 1949, стр. 27, высказал предположение, что местное население Киосса пополнялось приезжими ремесленни¬ ками, которых привлекало богатство дворца и города. 29 R. В. S e a g е г, Excavations on tlie Island of Mochlos, AJA, XIII (1909), стр. 273—303; о н ж e, Explorations on the Island Mochlos, Boston — New York, 1912. 27 A. Schôngendorfer, Die minoische Siedlung von Apesokari, «For- schungen auf Kreta 1942», B., 1951, стр. 23 слл. 28 R. M. D a w k i n s, Excavations at Palaikastro III. ABSA, X, стр. 202 слл. 29 S. Marinatos, «Praktika», 1949 — 1951. стр. 100 — 149. 242—257 и 258 — 272.
ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ 105 можно выделить определенные городские черты (лавки, ремесленные мастерские, склады, архивы), свидетельствующие о распределении населения, со средпеэгейского- периода проживавшего в Гурнии, Монастираки 30 31 и др., на две основные группы: на производителей продовольствия (земледельцев, скотоводов, рыболовов) и па по¬ требителей излишков продовольствия (ремесленников, купцов, работников админи¬ страции). Возникновение городов принадлежит к явлениям, которые неразрывно свя¬ заны с возникновением классового общества. Вот почему установление примерной датировки зарождения городов па Крите имеет большое значение для реконструкции главных этапов развития критского общества. Анализ расположения критских городов, характер их застройки и состав инвентаря, обнаруженного в городских домах,— все это дает возможность выделить портовые города (например Палекастро), которые развились из прибрежных торговых поселений, ремесленные (Ватипетро) пли ремес¬ ленно-земледельческие центры и города — резиденции, такие, как Кносс, Фест 3L. Маллия, возможно, Монастираки, которые получили это название благодаря возведен¬ ным в их центре дворцам. Таким образом, изучение жилых поселений Крита позволяет бросить взгляд па тот период истории острова, когда в организующемся государстве возникли определенные условия для развития торговли, мореходства и рассчитанного на вывоз производства изделий местных художников и ремесленников. 4. Связь между переходом от естественных пристаней к портовому строитель¬ ству и изменениями в социальном строе Крита. Крит, расположенный в месте пере¬ сечения важных морских путей, очень рано начал играть роль в морской торговле. Жители прибрежных критских селений специализировались в мореплавании. Кон¬ такты с заморскими странами облегчали естественные пристани, расположенные вдоль северного побережья острова. Древнейшие следы портового строительства относятся к среднеэгейскому периоду 32; именно в это время замечается впервые вмешательство государственной власти в наиболее важные области общественной жизни. Проявлением заботы государства о внутренней торговле было строительство неплохих для того времени дорог, снабженных придорожными сторожевыми будками. Идя навстречу потребностям морской торговли, которая, несомненно, занимала важное место в эко¬ номике молодого государства, критяне начали совершенствовать естественные при¬ стани н строить порты. Археологический материал свидетельствует о постоянном улучшении дорог и пристаней па Крите как в средне,- так и в позднеэгейский периоды. 5. Установление отдельных этапов эволюции мест культа и их связь с обществен¬ ным развитием33. Памятники сакрального строительства позволяют, несмотря па фрагментарность материала, развить и уточнить тезис о том, что именно в их истории нащупывается явный разрыв между характером мест культа па Крите на рубеже ранне- и средпеэгейского периодов. Происходившие в начале среднеэгейского периода изменения в характере существовавших тогда мест культа (строительство культовых холмов, введение определенных тектонических элементов в пещерах) и начало соб¬ ственно сакрального строительства (в пределах дворцов, вилл, на возвышенностях в городах) должны были, по-впднмому, служить интересам формирующегося клас¬ сового общества Крита, строго говоря, интересам возникающего господствующего класса н его идеологии. Последняя в рассматриваемый период начала проникать во все области духовной жпзпн, следовательно, и в религию, оказывая влияние на виды и характер сакрального строительства. 6 Зависимость форм сакрального строительства от традиционных мест культа на вершинах гор, в священных рощах и около источников.Происходивший в среднеэгейский период переход от природных мост культа к сакральному строительству трудно рас¬ сматривать как новый, не связанный с предыдущим этап в истории критского строи¬ тельства. Живая традиция эпохи неолита и раннеэгсйского периода нашла свое вы¬ ражение в том, что образцами для строителей последующих периодов всегда были при¬ родные места культа. Темные внутри пещеры со сталактитами и сталагмитами нашли свое продолжение в лишенных притока света криптах с колоннами. Окруженные по¬ читанием священные источники находят соответствие в искусственных резервуарах, входивших в состав культового оборудования некоторых жилых построек. «Свя¬ щенные» холмы были частично заменены алтарями, воздвигнутыми под открытым не¬ бом па территории дворов, во дворцах. 7. Попытка связать определенные типы сакральных мест с культовой практикой отдельных общественных слоев. Несмотря на прогресс в области сакрального строи¬ тельства, жители Крита по отказались от почитания прежних природных мест культа. 30 Е. Kirsten, Die Grabung auf der Charakeshöne bei Monastiraki, «Forschun¬ gen auf Kreta 1942», стр. 27—61; К. G r u n d m а n n, ук. соч., стр. 62—71. 31 L. P e r n i e г, .11 palazzo minoico di Festos, Roma, 1935; L. P e г n i e r, L. В a n t i, ук. соч., II, Roma, 1951. 32 В Агиос-Теодорос (восточнее Гурнии) С. Маринатос, «Praktika», 1929, стр. 94, открыл остатки древнейшего в Европе порта. Они датируются среднеэгейским пери¬ одом. 33 Данная тема развивается в моей статье Problemy periodyzaeji.
'106 ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ На протяжении тысячелетий лишь немногое изменилось в культовых пещерах Крита. Крестьянин,обрабатывающий землю, жертвовал здесь божеству часть урожая со своих полей; скотовод и пастух отдавали под покровительство божества домашний скот, принося в пещеру фигурки животных; охотник, вероятно, столь же символически предлагал трофеи своей первой охоты. Это направление культа шло своими собствен¬ ными, по-видимому, никем не направляемыми путями. С другой стороны, существуют доказательства того, что сакральные постройки в пределах вилл, дворцов, а также в перестроенных или искусственным путем расширенных пещерах (например, Алка- лохори 34 35) служили представителям господствующего класса, зажиточным купцам, землевладельцам и воинам. Именно в них было найдено прекрасное культовое обору¬ дование святилищ (художественная керамика, обоюдоострые секиры из благородных металлов и т. д.). 8. Связь форм погребальных сооружений отдельных периодов с происходящими в обществе изменениями (L. Press, Budownictwo sepulkralne...). В эпоху неолита и в раннеэгейский период единственным местом захоронения покойников были, ве¬ роятно, естественные, изредка искусственно расширенные пещеры (Трапеза — JHS, LVI, 1936, стр. 152 слл.; Кумароспилио — ВСН, LX, 1936, стр. 488). После того, как часть поселений была перенесена на равнину, где не было возможности использовать естественные скальные укрытия, население приступило к погребальному строитель¬ ству. Обладая уже традицией жилого строительства, идущей от эпохи неолита, при¬ шельцы воздвигали вблизи вновь построенных поселений большие погребения, пред¬ назначенные для сотен покойников. Это — купольные погребальные сооружения, во¬ сходящие к середине раннеэгейского периода. Они заняли плодородную равнину Мес- сары. Археологические памятники примитивного быта эпохи неолита свидетельст¬ вуют о том, что на Крите господствовал в ту пору родовой строй. Исследование рас¬ положения, размеров и содержания упомянутых памятников погребального строитель¬ ства последующего времени дает значительно более точные данные о формах общины, о верованиях, связанных с культом мертвых, об уровне производства и даже о наиболее ранних контактах с внешними странами в раннеэгейский период. Из Мохлоса, Псиры и Палекастро происходят самые древние индивидуальные погребения; согласно Том¬ сону 85, это видимый признак разложения рода. Таким образом, от среднеэгейского периода, с которым связываются переломные моменты в истории критского общества — возникновение государства и городов-резиденций с дворцами, найденными в раз¬ ных частях острова,— сохранились различные виды индивидуальных или семейных гробов на два - четыре человека. В памятниках погребального строительства после¬ дующего времени проявляются определенные различия, отражающие, по-видимому, социальное расслоение в возникающем государстве. Во главе этого государства стоял властитель: царская гробница, известная нам из окрестностей Кносса (так называе¬ мый Temple Tomb. Evans, The Palace of Minos, IV, 2, стр. 995 сл.), заслуживает вни¬ мания благодаря своей архитектуре, дающей право занять этой гробнице исключи¬ тельное место в развитии погребального строительства. Кладбища вокруг некоторых городов имели почти единообразные по форме комплексы погребений (камерные гроб¬ ницы). Можно полагать, что это были захоронения рядовых жителей; в гробницах такого рода относительно равномерно размещены ценные предметы. Наряду с этими гробницами имеются кладбища, обнаруживающие явное социальное расслоение среди жителей города. В Зафер-Папуре 36 25% гробов принадлежало бедным людям; мо¬ гильный инвентарь позволяет выделить гробы ремесленника, купца, воина. Более обстоятельная характеристика людей, похороненных в сводчатых гробницах, которые появились в некоторых частях Крита поздпеэгейского периода, затруднена из-за отсутствия инвентаря: гробницы эти были разграблены еще в древности. * * * Рассмотрение всех известных нам типов архитектурных памятников, как нахо¬ дившихся in situ, так и изображенных в произведениях живописи, глиптики, ювелир¬ ного дела и торевтики, подтверждает существование разрыва в истории критского общества при переходе от периодов раннеэгейского III к среднеэгейскому I. Переход от первобытной общины к классовому обществу и государству выглядит па основа¬ нии археологических материалов как медленный и неравномерный процесс. Рас¬ слоение общества и деление его на классы, по-видимому, произошло быстрее в при¬ брежных районах Крита, жители которых имели больше возможностей войти в кон¬ такт с внешним миром и обогащаться путем обмена, а затем и торговли. Деревушки же 34 J. Hazzi'dakis, An Early Minoan Sacred Cave at Alkalochori in Crete, ABSA, XIX, CTp. 35—47. 35 G. Thomson, Studies in Ancient Greek Society. The Prehistoric Aegean, L., 1949, CTp. 250. 36 A. Evans, The Prehistoric Tombs of Knossos, «Archaeologia», LIX (1904), 2, CTp. 391 cji.
ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ 107 земледельцев и пастухов, расположенные в горах, труднодоступные и изолирован¬ ные от внешнего мира, значительно дольше сохраняли старые родовые традиции. Эти остатки прошлого сопутствовали некоторым социальным группам на протяжении всего бронзового века. Попытка реконструкции процесса становления классового общества и государства, представленная здесь лишь в самых общих чертах и главным образом на основании одной, правда, самой богатой и наиболее разнообразной группы археологических памятников, несомненно, требует дальнейшего, значительно более широкого исследования 37. Для изучения проблемы строительства на Крите боль¬ шую роль сыграл бы выход исследователя за границы острова Крита и проведение сравнительных изысканий, которые при современном уровне исследований все еще весьма фрагментарны. Это позволило бы нам лучше понять историю критского строи¬ тельства и дало бы новые данные для решения вопроса о генезисе греческой архитек¬ туры. Л. Пресс МАГИЧЕСКИЙ АМУЛЕТ, ХРАНЯЩИЙСЯ В ОТДЕЛЕ НУМИЗМАТИКИ ГМИИ ИМЕНИ А. С. ПУШКИНА В 1944 г. для Отдела нумизматики ГМИИ был приобретен у вдовы проф. Н. И. Ново- садского из его коллекции амулет с изображением Эрота, натягивающего лук, и с маги¬ ческим именем 'Ах-пшшг. Амулет был куплен работником русского посольства в Япо¬ нии М. С. Щекиным в Сегестане. По словам продавца, он был найден в развалинах города Шахри-Бейраи, на правом берегу р. Гильменда, в Афганистане. Н. И. Новосадский опубликовал этот памятник, обратив основное внимание на надпись 7. Кроме того, при публикации рисунок амулета был сделан неудовлетвори¬ тельно. Это побуждает нас вновь обратиться к данному памятнику. Амулет сделан из красной яшмы круглой формы, тщательно отшлифованной -с обеих сторон, размером 2 см в диаметре. Амулет, по-видимому, служил украшением перстня. Несомненно, он был сделан мастером печатей, так как и изображение, и надпись вырезаны углубленными линиями (штрихами), как на печатях. Несмотря на то, что рисунок врезной, оп дан здесь не в обратном, а в прямом начертании (рис. 1). На лицевой стороне изображен Эрот с натянутым луком, идущий направо. Дви¬ жение передано хорошо. Чувствуется умелая рука мастера, работавшего в несколько небрежной манере. Внизу надпись 'Ахтикр!.. Мотив Эрота, стреляющего из лука,общеизвестный и очень древний мотив; он сде¬ лался ходячим мотивом как в литературе,так и в изобразительном искусстве,в глиптике, скульптуре, стенной и вазовой живописи, в изображениях на монетах и на предметах быта. Все известные образцы Эрота, натягивающего лук, восходят к произведению Праксителя, одна из реплик которого находится в Капитолийском музее. Иконогра¬ фическую эволюцию можно проследить по работам А. Фуртвенглера, Г. Липпольда, С. Рейнака, Г. Риггауэра и др. 2 (рис. 2). Для нас интересно изображение Эрота, натя¬ 37 Для некоторых отраслей производства были уже сделаны попытки связать определенные области искусства или материальной культуры с общественным раз¬ витием Крита, в частности, с происходящими в этом развитии изменениями. Здесь следует упомянуть о труде Б. Богаевского, Гончарные божества минойского Крита, Л., 1931, взгляд которого на длительность родовых отношений на Крите оказался несостоятельным (К. М a j e w s k i, Nowy kierunek badawczy w archeologji egej- skiej, «Roczniki dziejéw spolecznych i gospodarczych», IV, 1935, стр. 1 слл.; В. В. Струве, ук. соч.). Историческую оценку памятников антропоморфной крит¬ ской пластики и определение на этой основе важнейших изменений в истории крит¬ ского общества см. в статье К. Маевского, Plastyka antropomorficzna na Krecie V III i II tysiqcleciu p. n. e. (Uwagi i materialy), «Archeologia», VI (1954), стр. 15—53. 1H. И. Новосадский, Амулет с именем 'AxTiiqji, «Сб. Моек, о-ва по ис¬ следованию памятников древности при Московском Археология, ин-те», вып. 2, В честь проф. В. К. Мальмберга, М., 1917, стр. 123—133. 2 А. Furtwängler, Die antiken Gemmen, Lpz.— В., 1900, табл. 14, № 7, 8, 9; 43, № 60; о н ж е, Beschreibung der geschnittenen Steine im Antiquarium, В., 1896, № 7440, 8207, 8773, 8774 и др.; он же, Eros in der Wasenmalerei, München, 1897; G. L i p p о 1 d, Gemmen und Kameen des Altertums und der Neuzeit, Stuttgart, табл. XXVI, 11; S. Reinach. Pierres gravées, des collections Marlbo¬ rough et d'Orléans, des recueils d’Eckhel, Gori V.... P., 1895, табл. 36 , 742; он же, Répertoire de la statuaire grecque et romaine, т. I, P., 1897; H. R i g g a u e r, Eros auf Münzen, Lpz, 1880, стр. 15, 21—22. Автор прослеживает изображения натягивающего лук Эрота на монетах с III в. до н. э. до III в. н. э.
108 ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ гивающего лук, на глиняной-лампе из Корфу, хранящейся в Берлине; этот рельеф яв¬ ляется одним из многих воспроизведений дошедших до нас мраморных статуй3. Интерес¬ ные реминисценции античности встречаются и в миниатюрах христианских рукописен. Так, например, вманускрипте Оптиана(Хв. н. э.)мы видим изображения Беллерофоп- та, Химеры, Персея, Горгоны и стреляющего из лука Эрота, сходного с изображе¬ нием Эрота на нашем амулете 4 (рис. 3). По словам издавшего эти изображения Диля, они взяты с какого-то античного оригинала III—IV в. н. э., т. е. того времени, к которому Н. И. Новосадский относит наш амулет. Именем 'AxTimtpi назывались разные божества — Геката, Афродита и др. 5 В данном случае это имя относится к Эроту, что подтверждается и магической над¬ писью с обратной стороны амулета. Это — заклинание, предохраняющее носящего амулет от «зла», которое могут принести ему соперники в любви (по-видимому, имеется в виду опасность погибнуть от яда, брошенного в пищу). Точный перевод надписи, данный Н. И. Новосадским, следующий: «Вот произносимый заговор: Абаихормюид- фим! Отрази такого-то (имя вставляется в каждом отдельном случае), которого ро¬ дила Тоноенам; если он бросит что-нибудь мне, то ты, альфа и омега, во всяком деле семьдесят раз брось обратно ему». В отношении шрифта надписи укажем, что буквами, характерными для III—IV вв н.э., являются здесьА.В, 2 и П; буквы необыкновенно красивы, несмотря па очень малепь кий размер (около 1 мм высоты). Аналогичный амулет упоминает И. В. Помяловский в «Эпиграфических этюдах», СПб., 1873, стр. 66, прим. Амулет коллекции Н. И. Новосадского — ценное приобретение для собрания резных камней, хранящихся в Отделе нумизматики ГМИИ. II. П. Розанова ВЫСТУПЛЕНИЕ МАМЕРТИН ЦЕВ Кампанские наемники Агафокла, покинувшие после его смерти (в 289 г. до н. э ) и после продолжительных трений с правительством Гикета Сиракузы, по задержав¬ шиеся на пути в Италию в Мессане, где ими был произведен государственный перево¬ рот, рассматриваются в буржуазной историографии как некое подобие средневеко¬ вых кондотьеров 4. Известным основанием для этого являются сообщения Полибия и Диодора, хотя уже некоторая противоречивость этих свидетельств должна была бы заставить насто¬ рожиться исследователя, тем более что в самом имени — мамертиицы, которое присвоили себе и своей новой родине эти наемники, содержится намек на возможность совер¬ шенно иного объяснения их поведения в Мессане. Если же принять во внимание то, что говорится о мамертипцах у Феста со слов малоизвестного Альфия (Гсй! , 150 Е.), то даже самым убежденным сторонникам истолкования действий мамертип- цев как акта насилия и грабежа должно все же стать ясно, что эти действия наем¬ ники совершали под впечатлением весьма интересных с исторической точки зрения идей, стимулировавших их поведение и служивших для них оправданием. Самые подробные и определенные сведения о действиях мамертипцев, захватив¬ ших Мессану, сообщает Полибий (1,7), характеризующий эти события как предатель¬ ство со стороны мамертипцев по отношению к мессинским гражданам, пригласившим их в свой город и рассчитывавшим использовать их в качестве наемников. Однако Полибий связывает поведение мамертипцев и судьбу Мессаны теснейшим образом с поведением рпмско-кампанского гарнизона в Регии во время войны Рима с Пирром. Как известно, этот гарнизон поступил по отношению к регннцам совершенно так же, как мамертиицы по отношению к мессинцам. О событиях же в Регии сохранились весьма любопытные свидетельства у Дионисия Галикарнасского и Аппиана, проли¬ вающие некоторый свет па социальный смысл переворота, произведенного кампан- ским гарнизоном Регия. Полибий пишет, что мамертиицы, будучи допущены в Мессану как друзья, взяли власть в городе в свои руки; граждан частью перебили, частью изгнали, а их жен 3 R. Engelmann, Bilder-atlas zu Ovids-Metamorphosen, ; Lpz., 1850, табл. VIII, 55, 57. 4 G h. D i e h 1, Manuel d’art Byzantin, P., 1910, стр. 563, № 271. 5 C. Wessely, Griechische Zauberparyrus von Paris und London, Wien, 1888. 1 Под этим углом зрения рассматривалось и восстание римско-кампанского гарнизона в Регии. Вопрос же о социальной стороне истории мамертинцев в Мессане не ставился до сих пор в литературе. См. J. В eloch, Griechische Geschichte, т. IV, ч. 1, 1925, стр. 542 сл.; Е. Р а i s, Histoire romaine, т. I, P., 1926,стр. 214, слл.; А. Holm, Geschichte Siciliens im Altertum, т. II, Lpz., 1874, стр. 227(485 сл.); I. C i а c e r i, Storia di Sicilia, т. 1, Roma, 1950, стр. 413 слл.
ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ 109 п детей, равно как и имущество, поделили между собой. Кто такие были мамертинцы? Полибий называет нх кампанцами. Известно, однако, что наемники Агафокла состоя¬ ли из представителей различных, преимущественно южноиталийских племен (Diod., XX, 3), поэтому обозначение Полибия следует понимать в более широком смысле п в кампанцах видеть людей, говорящих на осском языке. В пользу этого свидетель¬ ствуют следующие факты: прежде всего, Альфий (у Феста) называет их выходцами из Самния, каковыми, впрочем, и были многие кампанцы. Но из Сампия Альфий приво¬ дит их не в Кампанию, а в Бруттий, так как тот пункт, где он их поселяет — Tauri- сапа,— должен быть сопоставлен с Тавриаиой близ Локр 2. Здесь же был расположен и Мамерций наименование которого, видимо, опре¬ деленно отразилось в имени мессинских мамертинцев, переименовавших Мессану в Ма- мсртину (по свидетельству Диодора, XXI, 18, 1), вероятно, идентичную тому малоиз¬ вестному сицилийскому городу Мамерцию, о котором упоминает Орозий (IV, 9, 6) в связи с рассказом о сицилийском восстании рабов. Об осском языке и осской культуре мамертинцев свидетельствуют непреложно мессинские монеты эпохи их владычества над городом с легендами не только на греческом языке (Μαμερτίνων), но также и на осском (Μαμερτινουμ). Известны, кроме того, осские надписи из Мес- саны (RE, доп. том VI, стб. 240), которые должны быть отнесены ко времени начала владычества мамертинцев. 3 Мамертинцы, как сообщают все источники, были μισ&οφόροι (наемниками) си¬ ракузского тирана Агафокла. О кампанских, луканских и других южноиталийских наемниках на греческой, карфагенской и римской службе знаем мы и из других источников. Судя по той роли, которую играли лигурийские и кельтские наемники и Ливийской войне, по поведению кампанцев в Регии, о чем речь будет идти подробнее ниже,- это были люди, оторванные от хозяйства, лишенные нормальных средств к су¬ ществованию,· живущие надеждой на военную добычу, полные зависти и ненависти к богатым чужеземцам, к которым опи испытывали, несомненно, и классовую вражду. Мамертинцы были приняты в Мессане сначала как друзья и союзники ώς αν φίλοι καί σύμμαχοι, сообщает Диодор (там же). Это же подтверждает, как мы знаем, и По¬ либий (I, 7, 3). Некоторые данные позволяют к тому же думать, что мамертинцы во¬ обще нс были в Мессане столь чуждыми людьми, как это могло бы показаться с пер- 1юго взгляда. Осскнй (южноиталийский) элемент был очень силен в Северо-Восточной Сицилии с глубокой древности (Thuc., VI, 2, 4), в отношении же времен, более близ¬ ких к интересующим нас событиям, драгоценным является свидетельство Платона (Epist., 8), сообщавшего на основании личных наблюдений, что сицилийским грекам угрожает забвение родного языка перед лицом весьма сильного влияния языка пу¬ нийцев и осков. Следует поэтому думать, что пришедшие в Мессану мамертинцы могли быть здесь приняты не только как друзья, по и как кровные родственники. Подробности произведенного мамертинцами государственного переворота неиз¬ вестны . Самый его характер определить не так-то легко на основании отрывочных н противоречивых данных источников. Полибий, повторяем, говорит, что мамертинцы, прельстившись богатством мессинских греков, ночью захватили в городе власть, часть граждан перебили, часть изгнали, завладели их семьями и поделили между собой их имущество (I, 7,4). Уже и из этого сообщения видно, что речь идет не о тривиаль¬ ном разбойничьем акте, но о попытке организованной экспроприации имущих слоев, поскольку имущество (имеется в виду, и Полибий это подчеркивает, в первую очередь недвижимое имущество: дома и земельные участки) было, по-видимому, на основании специального акта разделено и обращено в собственность новых владельцев (Polyb., 1, 7, 5). Есть к тому же некоторое основание полагать, что мамертинцы обратили за¬ хваченные у убитых и изгнанных мессинских граждан земельные участки не в личную, а в общую собственность, поскольку Альфий (Fest., 150, 31) говорит о мессинском communio agrorum эпохи мамертинского владычества. Однако сообщения об организованном разделе имущества в источниках затуше¬ вываются и во всяком случае отступают на задний план перед известиями об из¬ биении граждан и об овладении их женами. Есть основание думать, что и «избиение» богатых граждан было не актом одностороннего насилия, а результатом происшедшей в Мессане гражданской войны, так как даже Полибий, наиболее враждебно относя¬ щийся к мамертинцам автор, говорит, что граждане были частично изгнаны и лишь частично перебиты, из чего можно заключить, что убиты были только те, которые оказывали сопротивление. У Диодора, повторяющего утверждения об избиении граж¬ дан и о захвате их жен, находим, однако, еще более ценное указание, подтверждающее государственный характер произведенного мамертинцами переворота, с одной сто¬ роны, и ограничительный смысл рассказов об избиении граждан, с другой. Диодор сообщает (XXI, 18, 2), что мессинские граждане, не согласные с новой народной властью, не были включены в новые гражданские списки (ψήφος), утвержденные правителем (демархом) мамертинцев. 2 Р t о 1 еш, III, 19; ср. Mela, II, 68. 3 Т 1). Mommsen, Unteritalische Dialekte, Lpz., 18э0, стр. 196.
110 ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ Эта новая народная власть обозначена у Диодора словом όημαρχία, выражавшим первоначально понятие власти главы аттического дема (рода), восходящее, таким об¬ разом, к представлению о родовом старейшине и перенесенное затем на понятие рим¬ ского трибуната. Мамертинский демарх, о котором упоминает Диодор в указанном месте, на осском языке назывался meddix или, по словам Ливия (XXVI, 6, 13), med¬ dix tuticus, что служило обозначением высшей магистратуры у осков. Существование демархов как высших магистратов засвидетельствовано также в кампанском Неаполе (Strab., V, 4,7). Упоминание meddices в многочисленных осских надписях свидетельст¬ вует о сакральном и военном значении их власти, по своему характеру и происхож¬ дению приближавшейся к власти племенного вождя или царя. Упомянутая выше осекая надпись из Мессаны (Моммзен, ук. соч.,стр. 193) называет двух мамертинских meddices, тогда как у Диодора речь идет о демархе лишь в единственном числе. Таким образом, следует представить себе, что передел имущества в Мессане был произведен под руковоством демарха или демархов, которые внесли в гражданские списки и наделили землей лишь тех из мессинских граждан, которые выразили свое подчинение и сочувствие новым порядкам. Что касается захвата мамертинцами жен убитых и изгнанных мессинцев— факт, на котором настаивают источники,— то неза¬ висимо от того, насколько он был реален в данном случае, его следует признать характерным сопровождением социальных движений древности: о захвате жен рабо¬ владельцев повествуют легенды о восстаниях рабов в Скифии (Herod., IV, 2) и в древ¬ нем Тире (lust., VIII, 3), на подобных поползновениях настаивают сообщения о за¬ хвате кампанскими наемниками Энтеллы в Сицилии около 404 г. до н. э. (Diod., XVI, 9,9), о попытках восстания римских гарнизонов в Кампании в эпоху Первой Сам¬ нитской войны (Liv., VII, 38 сл.; App., Samn., 1) и о поведении кампанского гарни¬ зона в Регии во время войны Рима с Пирром (Dion. Hal., XX, 4, 10), побужденного- в своих действиях, по словам Полибия, примером мамертинцев и их поддержкой. О восстании римско-кампанского гарнизона Регия около 280 г. до н. э. сохрани¬ лись также весьма скудные и отрывочные известия. При этом они не во всем согласны между собою. Так, Полибий (I, 7, 6) и Диодор (XXII, 1, 2), сообщения которых вос¬ ходят к Фабию Пиктору, относят посылку римлянами гарнизона в Регий к началу войны с Пирром, тогда как Дионисий Галикарнасский, пользуясь другими, как по¬ казал Белох 4, более точными данными, имеет в виду несколько более раннее время — 282 г. до н. э., когда Фурии подверглись нападению бруттиев и луканов, грабивших их земли. Это свидетельство косвенно подтверждает и Полибий. Полибий сообщает, будто регийцы сами просили римлян о помощи, что было бы маловероятно, если бы это событие действительно относилось ко времени войны с Пирром; регийским грекам было естественнее всего просить защиты у Пирра, что они, впрочем, как будто и нс преминули сделать, уже имея в стенах своего города римский гарнизон 5. Это послед¬ нее обстоятельство и послужило, вероятнее всего, ближайшим поводом для учинен¬ ного Децием Юбеллином (кампанцем, военным трибуном, командовавшим римским гарнизоном в Регии) государственного переворота в городе. Гарнизон этот, по словам Дионисия Галикарнасского, состоял из кампанцев и отчасти сидицинов — жителей области на границе Кампании и Лация (XX, 42), составлявших, очевидно, вместе один легион, о котором и говорит как о legio Сатрапа Ливий (Perioch., 15). Истинной причиной переворота Дионисий выставляет зависть, развившуюся в кампанцах, к богатой жизни регийских граждан, на пирах которых в их про¬ сторных и роскошно обставленных жилищах они присутствовали в качестве гостей. Большую роль в создании соответствующих настроений среди кампанцев играл, по словам Дионисия, писец Деция, которого он, не скупясь, наделяет всякими скверными качествами (πανουργον άνδρα καί πόσης πονηριάς αρχιτέκτονα). В этом чело¬ веке, представителе интеллигентного труда, не чуждом, быть может, весьма распро¬ страненных стоических идей, следует видеть вдохновителя и идеолога этого восста¬ ния, так как именно он, по свидетельству Дионисия (XX, 4, 4), приводил кампанцам в пример успех предприятия мамертинцев в Мессане и советовал, перебив регий¬ ских граждан, поделить между собою их имущество. Мессинские мамертинцы служили для регийских кампанцев не только приме¬ ром, но и оказывали им прямую поддержку — об этом свидетельствуют единодушно все сохранившиеся источники. Дионисий же прямо говорит о военном союзе (συμμαχία), заключенном между командиром кампанского гарнизона в Регии Децием и мамертинцами (XX, 4, И). Весьма возможно, что предательство регийцев по отноше¬ нию к римлянам и их попытка открыть ворота города для войск Пирра послу¬ жили лишь поводом для действий кампанцев. Впрочем, Дионисий Галикарнасский (XX, 16) сохранил параллельный рассказ, соответственно которому восстание регийского гарнизона было подавлено лишь в 270 г. до н. э. консулом Г. Гену- цием. Для согласования со своим предшествующим изложением Дионисий относит это сообщение ко второму восстанию в Регии (δεύτερα έπανόστασις). Однако как из 4 J. В e 1 о с h, Griechische Geschichte, т. IV, 2, Lpz., 1927, стр. 480. 5 Dion. Hal., XX, 4, 5; App., Samn., IX, 1.
ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ Щ рассказа о ходе и исходе этого восстания, так и из сообщения Полибия (I, 7, 10, сл.; cp. I, 6, 8) явствует, что речь идет все о том же восстании под руководством Деция и его писца, конец которого, таким образом, быть может, имел место лишь η 270 г. до и. э. Римляне жестоко расправились с кампанцами. Зачинщики (а по версии, изложен¬ ной у Dion. Hal., XX, 16, весь гарнизон) были казнены в Риме на форуме после же¬ стокой и позорной экзекуции. Деций и его писец покончили жизнь самоубийством (Dion. Hal., XX, 5, 8). О ходе событий в Регии после переворота, произведенного Децием с согласия остальных командиров и лучших из воинов, созванных им на собрание (XX, 4, 4). известно только, что регинские кампанцы поступили точно так же, как и мамертинцы (Polyb., I, 7; cp. Diod., XXII, 2 сл.), с которыми Деций, осуществлявший в Регии верховную власть (έγεγόνει τύραννος), поддерживал тесные отношения. Из XX, 16 Дионисия Галикарнасского следует, что кампанцы, подобно мамертинцам, часть ре- гийских граждан принудили к изгнанию. Военный союз с мамертинцами, о котором уже упоминалось, предполагал, вероятно, некоторые совместные действия, ибо ре- гийцы, подобно мессинцам, нападали на соседние города и захватили, в частности. Кротон (Zon., VIII, 6) и Каулонию (Paus, VI, 3, 12), причем в первом из названных пунктов ими был уничтожен римский гарнизон. Следует предполагать и другие мир- пые отношения региян с мамертинцами, о которых, впрочем, ничего не известно, за исключением анекдота явно римского происхождения о том, что мессинский врач Дексикрат (по происхождению региец) в отместку за убийство своих соотечественни¬ ков ослепил каким-то ядовитым средством страдавшего болезнью глаз Деция 6. Ввиду того что все источники, в особенности же Полибий и Дионисий, подчер¬ кивают связь и общность событий в Мессане и Регии, следует предположить, что и мамертинцы, и регийские кампанцы действовали под влиянием одних и тех же руково¬ дивших ими идей, о которых, по крайней мере в отношении мамертинцев, можно со¬ ставить некоторое представление. Выше уже была речь о том ,что Фест сохранил совершенно отличную от всех прочих версию истории захвата Мессаны мамертинцами, восходящую к некоему Альфию, автору «Карфагенской войны». Этот Альфий, как показал Цихориус 7, жил не позже· времени Августа, а произведение его являлось, скорее всего, не историческим трудом, но эпосом, намек на который содержится, быть может, у Овидия (Ex Ponto, IV, 6, 23). Действительно, название Bellum Carthageniense представляется совершенно не¬ обычным для латинской исторической литературы, именовавшей войны с Карфаге¬ ном «пуническими». Что касается имени Альфия, то оно, будучи осским, встречается в осских надписях, а также в греческих надписях восточной части Сицилии, где, как уже отмечалось, был силен осский элемент. Мы в праве, таким образом, видеть в Альфии человека кампано-самнитского, быть может, даже мамертинского происхож¬ дения, излагавшего в своем произведении ту именно версию истории возникновения мамертинцев, которую он слышал в самой мамертинской среде. Мамертинской версию- Альфия считал уже Моммзен (ук. соч., стр.196), а также Белох, называвший ее ма- мертинским сказанием о своем происхождении (ук. соч., IV, ч. 1, стр. 543, прим. 1). Имя мамертинцев было живо в Сицилии весьма долго. Мамертинцами называет мессинцев; еще Цицерон (Balb., 52). Но за два с лишним столетия, истекших со времени мамер¬ тинского переворота в Мессане до эпохи Августа, исторические сказания, устные или письменные, передававшиеся в мамертинской среде, должны были подвергнуться изме¬ нениям, поскольку и сами мамертинцы за это время переменились. Совершив описанный переворот, мамертинцы первоначально продолжали, подоб¬ но своим соседям и союзникам — регийским кампанцам, захватывать и грабить, богатые греческие города Камарпну и Гелу, объединив вокруг Мессаны, очевидно, на тех же принципах, какие были провозглашены в самом городе, значительную терри¬ торию на северо-востоке Сицилии вплоть до Кентурипы. Эта территория включала города Милу, Алезу, Тиндариду, Абакен, Амезел (Diod., XXII, 13, 1 сл.) Такое рас¬ ширение владений мамертинцев не могло не вызвать резкого противодействия со сто¬ роны сицилийских греков и более всего со стороны сиракузского тирана Гиерона Младшего, воевавшего с мамертинцами с переменным успехом около пяти лет, вплоть до победы при Лонгапе (Летане, Polyb., 1, 9, 7; Diod., XXII, 13,2) в 265 г. до н. э. Местное сицилийское население в некоторых городах, занятых мамертинцами, ча¬ стично сочувствовало последним. Это явствует из указания Диодора (XXII, 13, 1), свидетельствующего, что жители Амезела защищались от Гиерона весьма храбро. После взятия города Гиерон принял в свое войско лишь «невиновных» (άπολύσας των εγκλημάτων), а земли, принадлежавшие амезельцам, поделил между кентуриппнцами и агиринейцами. Мамертинцев, однако, как и во время войны с Пирром, спасли от окончательного поражения карфагеняне, так же как позже, в начале Первой Пунической войны, пх 6 Dion. Hal., XX , 5, 2 сл. ; ср. А р р. , Samn. , IX , 2. 7 C. C i c h о г i u s, Römische Studien, 1922, Lpz., стр. 58 сл.
112 ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ скрепя сердце, поддержали римляне против соединенных сиракузско-карфагенских сил по настоянию народа и при противодействии сената (Polyb., I, 11 сл.). Однако потерявшие в борьбе с сицилийскими греками все свои территориальные приобретения, лишенные поддержки Регия, союзничавшие с Карфагеном, а затем с Римом мамертипцы были уже, конечно, нетакими,как 20 летпередтем, когда они совершили социальный пере¬ ворот в Мессане. У ближайшего поколения мамертинцев те идеи, под знаком которых их отцами был совершен этот переворот, неминуемо должны были утратить свою остроту, так же как подчинившаяся карфагенским и римским порядкам мамертинская община неминуемо должна была обратиться в обычную рабовладельческую общину. Естест¬ венно, что в этих условиях рассказ о происхождении мамертинцев должен был по¬ степенно принять такую форму, в которой он не мог шокировать мамертинское по¬ томство. В таком деградированном виде и должна была попасть в руки Альфия исто¬ рия происхождения мамертинцев, в интересы которого вряд ли входила забота о вос¬ становлении исторической истины. Но даже и в таком виде, как мы ее находим у Феста, легенда о мамортннском про¬ исхождении дает весьма много для понимания идей, вдохцовлявших первое поколе¬ ние мамертинцев. Из рассказа Феста мы узнаем, что когда в Самнии вспыхнула чума, то Стениий Меттий, вождь того самнитского племени или рода, от которого происхо¬ дят мамертипцы, испросив Аполлона, узнал, что исцеление может быть произведено лишь по совершении обряда «священной весны», т. е. по высылке на новые места поко¬ ления, родившегося в данном году. Покинувшая в силу этого обычая Самннй молодежь поселилась в Таврикане, куда ее призвали на помощь жители Мамерция — мамер- тинцы, воевавшие с соседями. В награду за эту помощь, пришельцы были приняты в гражданство и наделены общинной землей (et in suum corpus communionemque agrorum invitarunt — sc. mamertenses — eos). После этого все члены общины стали называться мамертинцами, от имени их избавителя бога Мамерса, осского Марса. Упомянутые в этом рассказе имена собственные подтверждаются эпиграфиче¬ скими и другими историческими данными. Прежде всего, имя племенного вождя Стен- ния, выведшего мамертинцев из Самния, находим в качестве имени одного из двух meddices, названных в уже упоминавшейся осской надписи из Мессаны, относящейся к раннемамертинской эпохе. Этим свидетельствуется его подлинность в том смысле, что оно было в употреблении у мамертинских вождей эпохи захвата ими Мессаны. Таврикана, откуда выводили себя мессинские мамертипцы, как уже было сказано выше, должна быть отождествлена с южноиталийской Таврианой. Причастность же мамертинцев к культу Аполлона, волею которого, соответственно рассказу Альфия, произошло переселение самнитов, подтверждается все той же осской надписью из Мессаны, представляющей собою вотив мамертинских правителей Аполлону. Это божество изображается также на мамертинских монетах (Гольм, ук. соч., стр. 487) с эпитетом Архегета, т. е. вождя или царя — основателя общины. Обряд «священной весны» (ver sacrum) 8 засвидетельствован в качестве самнит¬ ского или сабелльского легендарного обычая, под знаком которого совершалось в глубокой древности расселение сабелльских племен. Божеством, в честь которого совершался обряд «священной весны» и которое руководило переселением и служило основателем новых поселений, являлся общеиталийский бог плодородия и родона- чалия Марс, чьим именем (или именем его священных животных, указывавших пере¬ селенцам дорогу) называли себя новые общины. Таким происхождением гордились марсы, марруцины, гирпины, луканы, пиценты. Самнитский Бовиапум был основан, по преданию, указаниемМарсовабыка.Самое имя Италия, прилагавшееся, как известно, первоначально лишь к южной части Апеннинского полуострова, возникло, соответ¬ ственно весьма распространенной в древности легенде (Dion. Hal., I, 35), от осского наименования теленка (молодого быка) — vitulum. Подтверждением прочности этой этимологии в сознании италийских племен, а стало быть, и цепкости связанных с ней мифологических представлений, являются монеты Корфиния, бывшего центром средне- и южноиталийских повстанцев в эпоху союзнической войны (91—88 гг. до н. э.),с легендой vitelliu и с изображением Марсова быка, растаптывающего (Мар¬ сову же) волчицу, что символизировало борьбу за освобождение от власти Рима. Из этого следует, что вокруг представлений об общеиталийском Марсе как о боге расселяющихся и утверждающих свое существование племен группировались еще и в I в. до н. э. боровшиеся за свою независимость марсы, самниты и другие италики 9. А из рассмотренного выше повествования Альфия о происхождении мамертинцев явствует, что совершенно аналогичные представления составляли идеологический арсенал последних в эпоху их утверждения и активности в Сицилии. Возникновение 8 F. А 1 t b е i m, Römische Religionsgeschichte, т. II, Baden-В.,1953, стр. 17 слл. Наиболее полный обзор источников для истории обряда vor sacrum содержит статья W. Е i s е n h u t, RE, zw. R., п/т 15, стб. 911 слл. 9 Cp. G. Hermansen, Über den italischen und den römischen Mars, Kopenh., 1940, стр. 99 слл.
ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ -из обряда «священной весны» и распространение культа Марса, как солнечного божества плодородия, под эгидой которого происходит приумножение, разделение и расселение племен, должно быть отнесено ко времени этногенеза сабелльских племен и их распространения по средней и южной Италии, происходившего особенно бурно в VII—V вв. до и. э. Следует полагать несомненным, что распространение сабеллов под водительством .Марса было связано с теми же представлениями о счастливой и благодатной жизни, которые связывались с легендарными царствованиями Сатурна. Фаунуса, Пикуса (т. с. того же Марса) и других богов-царей, основателей латинского племени п его общин. Эти идеи, как известно, легли в основу легенды о «золотом веке», весьма распространенной в древности, связанной с наиболее популярными празд¬ нествами (Сатурналиями, Дионисиями и др.), питавшей настроения общественных низов и использовавшейся в общественных верхах для прикрытия классовых проти¬ воречий и поддержания социального равновесия lü. Весьма вероятно, что подобные же «сатурннческпе» идеи присутствовали н в умах регнйских кампанцев. По свиде¬ тельству Аппнана (Samn., IX, 1), переворот в Регии произошел во время общегород¬ ского празднества, сопровождавшегося общественным пиршеством. Такие празднич¬ ные пиршества имели всегда, как известно, более или менее ярко выраженный «са- турничсскпй» характер : были связаны со льготами и свободами для рабов и про¬ стонародья, что в трудные времена должно было лишь подчеркивать их бесправие и подогревать их революционные настроения. Нет ничего удивительного в том, что мамертпнцы связали своп стремления, приведшие их к захвату и социальному пере¬ устройству мессинской общины, с представлениями об обряде «священной весны», во исполнение которого их предкн-соплеменпшш уходили с насиженных мест под во¬ дительством бога-родоначальника в поисках более счастливой и богатой жизни. В знак того, что их предприятие освящено божественной волей, племенной традицией п стремлением к воплощению в жизнь идей золотого века, они приняли наименование «мамертпицсв», т. е. детей или людей Марса, по-осски—Мамерса (Fest., 150 L, cp.'117 L). Имя свое они распространили также п на мессинцев, оставленных ими в общине, равно как и на самый город, удерживавший его наряду с прежним наименованием весьма продолжительное время. Социальные выступления мамертннцев, а также тесно связанных с ними регий- екпх кампанцев имели место в весьма тревожные в политическом отношении времена, когда Сицилия и южная Италия служили ареной жестоких противоречий и открытой борьбы между греками, карфагенянами и римлянами. В эту борьбу были вовлечены также и южноиталнйекпо племена, отсталые в культурном отношении по сравнению с названными только что народами и поэтому испытывавшие особенно сильно полити¬ ческое и социальное угнетение со стороны могущественных рабовладельческих общин, которые захватывали их территории, черпали из них контингенты своих рабов и на¬ емников, вовлекали их в качестве союзников в свои войны. В III в. до и. э. политиче¬ ская и социальная борьба в Сицилии и па юге Италии особенно обострилась после смерти Агафокла, в год войны Рима с Пирром и во время Первой Пунической войны, когда значительные массы кампапского и южпоиталийского населения были приведены в движение н когда, пользуясь противоречиями этих могущественных политических сил, луканы и бруттнп нападали на прибрежные греческие города и подвергали их разграблению (Dion. Hal., XX, 4). В связи с указанными событиями рассматривает социальные перевороты в Мес- сапе и Регин уже Полибий (1,6 слл.). В связь с ними должны быть поставлены также п те социальные движения, которые имели место в Африке во время политического кризиса в связи с поражением карфагенян в Первую Пуническую войну, из¬ вестного под именем Ливийской войны (241—238 гг. до и. э.). В этой войне, ведшейся иноземными наемниками и угнетенными местными племенами против Карфагена, значительную роль играли, так же как и в описанных выше событиях, италийские контингенты, а в качество одного из наиболее знаменитых вождей восстания фигури¬ ровал беглый кампанскнй раб. Л. Л. Елъпицкий НЕИЗВЕСТНЫЕ ВРАЧИ ДРЕВНЕЙ ИТАЛИИ Состояние медицинской науки в древности, так же как и правовое положение вра¬ чей уже давно обратили на себя внимание как историков древнего мира, так и врачей, интересующихся прошлым медицинской науки. В таких библиографических справоч¬ никах, как «L’année philologique» Марузо и «Bibliotheca philologica classica», пере¬ числение книг и статей, касающихся древней медицины, занимает из года в год, как правило, несколько страниц. Вопросы, трактуемые авторами этих работ, касаются * 810 Ср. «О социальных идеях Сатурналий», ВДИ, 1946, № 4, стр. 54 сл. 8 Вестник древней истории, .V; 'i
114 ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ прежде всего истории медицины вообще и разных се отделов: изучение отдельных бо" лезнсй и их врачевания; история медицинских школ; биографии знаменитых врачей древности. Огромна литература, посвященная Гиппократу и своду работ, объединен¬ ных его именем. Не обойдены вниманием и некоторые интересные медицинские случаи: живую дискуссию вызвал вопрос о том, что за болезнь представляла собой эпидемия в Афинах, описанная Фукидидом; каков был характер раны, полученной Александ¬ ром в городе маллов; почему Ганнибал ослоп па один глаз; правильно ли описано действие conium maculatum, яда, который дали Сократу,— обо всем этом есть статьи, написанные врачамп-специалпстамн. Обратило на себя внимание п врачебное сосло¬ вие древности, положение военных врачей н устройство римских военных госпиталей, городские врачи в древней Греции 1. Последние работы заняты главным образом профессиональной характеристикой врачей. Общественному облику врача в этих ис¬ следованиях уделено мало внимания. Между тем именно он интересен для характе¬ ристики целого сословия. Материал для освещения этой стороны дают надписи, ко¬ торые в этом отношении использованы были мало -. Данная статья ставит себе целью восполнить до некоторой степени этот пробел. Врачей древней Италии нельзя рассматривать как некую единую корпорацию. Верхи и низы тогдашнего медицинского сословия представляют собой два совер¬ шенно особых мира, между которыми лежала пропасть. Наверху мы встретим людей основательного философского образования, которое освещает и приводит в систему их медицинские познания. Они обладают всей полнотой тогдашней науки о врачева¬ нии; они работают в этой области, пишут по вопросам диагностики, терапии, диете¬ тики (в широком значении этого слова) и собирают вокруг себя толпу учеников. Та¬ ков, например, Афппей, основатель пневматической школы, и многие из его учеников. Память об этих медицинских светилах сохраняется в ряде поколений; врачи поздней¬ ших времен целые страницы выписывают из их книг. На верхах медицинского мира в конце Республики и в I в. Империи встретим мы п другой тип: «модных врачей», которых принимают в первых домах столицы и перед которыми распахнуты двери императорского дворца. Плиний Старший, для которого восторгаться римской стариной и возмущаться современностью стало привычным трафаретом мышления, рассказываает об этих врачах и накопленных нмн богатствах с негодованием. Факты, сообщаемые им, позволяют, однако, утверждать, что если эти врачи и стояли ниже врачей-учепых, то невеждами в медицине они, как правило, не были: популярность создавала им не только мода, но и лечение, настолько искусное, что они иногда казались благодарным и растроганным пациентам посланниками неба (Р1., IIN, XXVI, 12—17; XXIX, 1—23). Чем дальше отходим мы от этих знаменитостей, тем отчетливее выступают черты врача древности совершенно иного облика. Врач, о котором сейчас и пойдет речь, это действительно «простой человек», занимающий в обществе весьма скромное место. Он не пишет книг, к нему но стекаются любознательные юноши; он лечит бедняков и рабов — и часто сам бедняк или даже раб. Иногда он умирает рабом; иногда выходит на свободу по милости господина или же за деньги, которые удалось скопить на вы¬ куп. Его жизнь н работа проходят тихо и незаметно среди таких же незаметных и не¬ известных маленьких людей. Сведений об этих врачах напрасно было бы искать у Пли¬ ния и других современных ему писателей. Единственным источником, откуда мы мо¬ жем узнать кое-что об их жизни, являются надгробные надписи 1 2 3. Надписи эти составлены в стандартных выражениях, они в равной мере скупы и на конкретные сведения, и па проявления чувств, но они достаточны, чтобы составить пред¬ ставление о положении в римском обществе врача интересующего нас типа Сначала рассмотрим положение врачей в Риме, затем — в италийских городах. При самом беглом чтении этих надгробий мы убеждаемся, что врачей-рнм- ляп в Риме и в Италии почти пет. Евмелы, Ннкероты, Дорифоры — одно за другим мелькают греческие имена; вероятно, врачи эти— выходцы с эллинистического Востока. Кое-кто из них — рабы: признаком рабского состояния служит наличие одного имени, к которому в родительном падеже присоединяется имя господина (Тиранн, раб Ливни; Филет, раб Марцеллы, и пр.). Люди, носящие тройное имя, при¬ чем буква 1 (libertus — отпущенник) отсутствует, несомненно, люди свободные, по 1 Tli. Meyer, Geschichte dos römischen Acrztestaiides, Jena, 1907; K. H. В с- 1 о лу, Der Arzt im römischen Beeilt, München, 1953; статьи в «Bonner Jahrbücher», 1954, TT. 138 и 139; L. С о h n - Il а I t, The public physicians of ancient Greece, Co- lumb., 1955. 2 Статья Форбеса о врачах в древнем Риме в «Transactions of American Philolo¬ gical Association» за 1957 г. оказалась для меня, к сожалению, недоступной. 3 Эти надписи были собраны и прокомментированы Г. Гуммсрусом: H. G u т- merus, Der ArztesLand im römischen Reiche nach den Inschriflen, в нзд. «Commen¬ tationes humanarum litterarum», Helsingfors, 1932, т. Ill, А» 6, сокращенно CII!.. Номера надписей даны по этому своду. В статье я не касаюсь ни военных врачей, им врачей-женщин; положение тех и других требует отдельного рассмотрения.
ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ 115 их греческие cognomina (Памфнл, Эвкспн, Менандр и т. н.) сипдетельстнушт о том, что они сыновья отпущешшков, а в некоторых случаях, может быть, н сами отиущен- ппкн, но только дружеская рука, желавшая увековечить в надписи память почившего, опустила упоминание об их общественном положении. II, наконец, имеется ряд над¬ писей, в которых ато положение отпущенника признано н засвидетельствовано при¬ соединением к имени покойного слова libertus (обычно л сокращении 1 или lib.). Таким образом, перед памп проходят три категории врачей!: рабы, отпущенники и свободные. Попробуем вникнуть в положение каждой из них в отдельности. II м у щ с с т в е и и о е поло ж е п и е враче й. Согласно надписям, оно также различно: были врачи состоятельные, обладавшие средним достатком, были п вовсе бедняки. Псе эти группы мы найдем как среди свободных п отпущенников, так п среди рабов. Хотя по закону раб не мог иметь собственности, однако фактически у раба бывало имущество, и хозяин па это имущество руки не накладывал. Имеются надписи, из которых ясно, что раб-врач располагал кое-какпмн средствами. Кслад, раб Антонин, жены Друза Старшего, заказал надгробие «Христе, подруге по рабству и жене» (СНГ,, 16); Гила, врач «голубых», изготовил еще при жизни «себе и костям своим» огромную мраморную плиту (CIIL, 127); Кассий, «врач, раб Цезаря нашего» (Траяна), располагал большими средствами и оставил жене своей и отпущенников, и отпущенниц (CHL, 45); Фнрнй, раб императора Тита, «чтивший родителей своих» (pius parentium suorum), которые поставили ему памятник, выражал, надо думать, свое «почтение» не только в словах, по и в действиях, сопряженных с расходами (CHL, 57); Зоснма, раб отпущенника Гимна, смог купить себе «наместницу» (CHL, 30). Отметим, что из пяти состоятельных рабов трое принадлежат императорскому дому. Надо полагать, что в дворцовом ведомстве рабам жилось привольнее, чем в любом дру¬ гом месте, и возможностей скопить и сберечь накопленное было больше. Вряд ли слу¬ чайно то обстоятельство, что достатком обзавелись преимущественно императорские отпущенники. Нам известно семь богатых врачей-отпущенпиков; из них только двое были отпущены частными лицами; остальные пятеро вышли на свободу из дворца: у Гагпа, отпущенника Флавиев, ко дню смерти были уже своп отпущенники (GHL, 50); Аминта, отпущенник Адриана, заказывает мраморное надгробие «себе, супруге, де¬ тям. отпущенникам и отпущенницам» (CHL, 56); отпущенники и отпущенницы упо¬ минаются в надписях Епафродита (СНЕ, 60) и Агафемера (СНГ,, 115), двух других от¬ пущенников Адриана, н в надписи Евтпха, бывшего раба Нерона (CHL, 116). Три из этих надписей (об, 115 и 166)—к ним можно прибавить и четвертую: надпись Гостия Памфнла (СНГ,, 84)—были заказаны главой семьи еще при жизни его. В над¬ гробиях, поставленных вдовами, отпущенники обычно не упоминаются: пли врач не успел еще приобрести себе рабов, хотя ему шел уже пятый десяток, как это можно по¬ лагать на основании надписей 94, 110, 158, или жена, обычно также отпущенница, оставшись без мужа, вовсе не торопилась с отпуском рабов на волю. Вез средств эти женщины отнюдь не остаются, по они не тратят их на такие дорогостоящие усыпаль¬ ницы, какие соорудили себе при жизни Гостий Памфнл (CHL, 84) или Каскеллпй Гсмин (CHL,90).Onn могут,однако, почтить память мужа надгробным алтарем,мраморным памятником пли по крайней мерс мраморной плитой. II надпись, которую они велят вырезать, обычно стандартная: «супругу достойнейшему, себе, своим близким и потом¬ ству их»; за этими словами кроется спокойная уверенность в завтрашнем дно, кото¬ рая дается годами достатка и независимости. Если в надписи Алкимиана, вольноот¬ пущенника Флавиев (CHL, 37), и Афпподора, отпущенного Нероном или Клавдием (CHL, 46—обо сделаны вдовами), отпущенники не упоминаются, это вовсе не значит, что у этих врачей не было рабов и что оба врача были бедняками. Относительно Ал- кнмнана, главного врача императорской familia, можно прямо утверждать, что он был человеком со средствами. Несколько слов об организации врачебного дел а в императорском хозяйстве. Рабское многолюдье этого хозяйства обслуживалось множеством врачей, разделенных на десятки-декурии, во главе которых стояли декурионы. Над всеми врачами был по¬ ставлен, говоря нашим языком, главный врач, supra medicos (CHL, 10) пли superpo¬ situs medicorum (CHL, 37). В состав декурии входили, конечно, и отпущенники, и рабы; декурионы и главные врачи, известные нам, были свободными людьми или от¬ пущенниками. Во врачебном придворном мире представлены, ие считая терапевтов, три специальности: хирурги, врачи по глазным и ушным болезням. Врачу-терапевту отводился свой участок работы: Гименей, отпущенник Клавдия, лечил библиотечных работников (CHL, 55); уже упоминавшийся Агафемер обслуживал театральный тех¬ нический персонал (CHL, 115); Евтих, отпущенник Нерона, был приставлен к гладиа¬ торской «утренней школе» (CHL, 116), и там же работал хирургом отпущенник Ад¬ риана, Элий Асклеппад (CHL, 138). Надписи сохранили нам имена двух главных врачей: Ореста, отпущенника Ли¬ вни (CHL, 10), о котором нам ничего более не известно, и упомянутого уже Алкими¬ ана (CHL, 37), на могиле которого вдова воздвигла алтарь. Известны также два деку- рпона: Сперат, отпущенник Ливии, который ставит «по любви» погребальную урну (olla) «своему Полидевку» (CHL, 52), и Марк Ливий Беф (CHL, 11 и 12); на этом по¬
Illi ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ следнем стоит задержаться. Надписи с его именем найдены и колумбарии Линин. Администрация колумбария ставила, конечно, на надгробных дощечках звание по¬ койного в строгом соответствии с действительностью. Если при имени Беф нет буквы I. это значит, что он родился свободным человеком. Его nomen—Livius — указывает, однако, на рабское происхождение: отец его был рабом, а потом вольноотпущенником. Очень возможно, что он был врач. Сын занял определенное положение в обществе: он приобретает в колумбарии место для своего друга Сперата; у него есть отпущенница Иола; он не простой врач, а декуриои. Он не уходит с дворцовой службы: может быть, мы имеем здесь пример наследования должности. Перейдем к состоятельным врачам — свободным людям, сразу же исключив из нашего рассмотрения Арруптня Семпроипапа, личного врача императора Домициана (СНЕ, 43): уже по своему положению он принадлежит к верхам врачебного мира. По состоятельности эти врачи, сыновья отпущенников, родившиеся свободными, значи¬ тельно уступают врачам-отпущенннкам. Отпущенники Гостий, Памфнл, Амннта. Агафсмер, Евтих ставят памятники своей семье и своим отпущепппкам; свободного Теренция Листа, дожившего почти до 90 лет, и жену его хоронит супружеская пара, его отпущенники (СНЕ, 25); Юлия Розиана Аполлинария—два его отпущенника (CHL, 85); Тиберия Клавдия Бласта — его отпущенница (CHL, 73). Только усыпаль¬ ница Аллня Панфила (22 X 25 фт) может поспорить с усыпальницами отпущенни¬ ков: Каскеллпя Гемнна (20 X 25) и Гостия Памфнла (13 X 24) 4. У остальных вра¬ чей свободного состояния усыпальницы значительно скромнее (14 X 14 у М. Юлия Секунда; 10 X G у Кв. Фабия Клада; 7 X 8 у Л. Офнллпя Юкунда— CHL, 108; 128: 167). Только трое из свободных врачей говорят о рабах и отпущенниках, причем из них Т. Флавий Целнй — об отпущенниках своих двух сыновей (CHL, 81); у остальных одни отпущенник или отпущенница, она же н жена; много, если отпущенников двое. Как объяснить это явление? Случайными надписями, находящимися в пашем распо¬ ряжении? Или отцам этих людей не удалось поставить своих сыновей па ноги и за¬ ложить крепкий фундамент, на котором сыновьям уже просто было строить собствен¬ ное благополучие? Тон другое возможно, как возможно и третье объяснение: сыновья, выросшие в понятиях и чувствах свободного человека, утратили цепкую, жадную и беззастенчивую энергию отцов-вольноотпущепинков. Они меньше гонятся за бо¬ гатством н меньше дорожат деньгами; рабская жизнь, безжалостная и бесправная, не ожесточила их сердец, они стали, может быть, ленивее, но и щедрее, милостивее и человечнее. Знаменательно, что только среди этих свободных оказались такие которые оставили благодарную память в сердцах людей,чья жизнь и чье счастье были целиком вих руках. «Самому лучшему патрону»,—пишут отпущенники Теренция Ппста, поставившие ему мраморный памятник (CI1L, 25); Клавдий Геракл кладет мраморную плиту своему патрону Клавдию Деметрию «по любви к нему и за его заслуги» (C11L. 74); Клавдию Бласту заказала плиту с такой же надписью его отпущенница (CJ1L, 73); Юлия Розиана Аноллипарпя не забыли два его отпущенника (СНЕ, 85); Клавдия Алкима его отпущенница Рсстптута называет патроном н «добрым, достойным руко¬ водителем» (CHL, 146). Есть надписи, их немало, которые в большинстве можно считать надписями па могилах врачей-бедняков, среди них есть и рабы, и отпущенники, и свободные. Над ни¬ шами, где стояли сосуды с пеплом этих умерших, помещены маленькие таблички, на которых означено только имя покойного. Ставила нх администрация колумбария, принадлежавшего тому дому, где покойный был рабом пли отпущенником, пли по¬ гребальная коллегия, в которой он состоял членом; очень редко кто-либо из близких, назвавших свое имя. Бедностью и одиночеством веет от этих табличек. Бот, например: «Квинт Гранпй, Медик, 80 лет. Поставил Карп, раб Фульвия» (СНЕ, 119). Ясно, чти у этого дожившего до глубокой старости человека не было ни родных, ни средств его похоронил чужой раб, чем-то связанный с Грапнсм. Семейное и общественное положение враче п. Значи¬ тельная часть врачей —· люди женатые п семейные; холостяков немного. Одиночество и бедность идут рука об руку; в тех табличках, о которых только что говорилось, никогда не упоминаются пи жена, пи дети. По всей вероятности, врач обзаводился семьей уже тогда, когда чувствовал, что положение его твердо и обеспечено; бедняк и неудачник не женится. Жены врачей по национальности гречанки— Хреста, Мосхида, Ника, Глафира. Мирина, Фиамида' и т. д., по социальному происхождению отпущенницы, иногда даже рабыни. Случается, что врач женится па собственной отпущеннице: так было с Маттием Лигдамом (CHL, 91), Рутнлпем Евфетом (CHL, ПО), Аллпем Панфилом (CHL, 69), Пецилнем Диетом (CHL, 71). Императорские отпущенники находят себе жен обычно в дворцовом же мире: Афинодор, которого еще мальчиком освободил Нерон, уже пожилым человеком женился на отпущеннице Траяна (СНЕ, 46); Элин Амннта женат на Элии Иексе (CIIL, 56), а Элий Агафсмер на Элин Порте (СНЕ, 115): обе пары — отпущенники Адриана. Кассий, раб Траяна, женился па его отпущеннице 4 СНЕ, № 69, 84, 90.
ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ I 17 Улыши Сабине (CHL, 4о); отпущенник Адриана, Эпафродит, взял в жены Никопо- лиду, «рабыню Цезаря нашего» (CHL, 6Û). Домашний круг врачей частных лиц был, конечно, не так широк, и врачи-от¬ пущенники этих лиц ищут себе жен на стороне: Памфил, отпущенник Гостия, женат на Гельпни 5, отпущеннице М. Гимнина (CHL, 84); Дионисий, отпущенник Т. Кок- цея,— на Фиамиде, отпущеннице Гн. Помнония (CHL, 126); Авл Валерий Памфил взял в жены Скаптию Юкуиду, «отпущенницу двух Гаев» (C1IL, 21). Далеко, однако, не все надписи упоминают о социальном положении жены. Клав¬ дий Гименей, отпущенник императора Клавдия, был женат на Клавдии Евтихии, ко¬ торую он называет «святой, достойной супругой» (CHL, 55). Нет сомнения, что она отпущенница, но надпись об этом молчит. Уже упомянутые нами Элий Аминта (CHL, 56) и Элий Агафемер (CHL, 115) забывают упомянуть звание своих жен. Гостий Памфил, отпущенник Гостия, поставил большую усыпальницу «себе, Гельппи, от¬ пущеннице М. Гимнина,всем отпущенникам и отпущенницам и потомству их» (CHL, 84). Эта Гельпия, выделенная из семьи всех отпущенников, занимала, конечно, особое место в доме, но Памфил не хочет назвать ее своей женой. Каскеллий ГеминМарион, соорудивший огромную усыпальницу себе и Каскеллии Смирне, вероятно, отпущен¬ нице своего же хозяина (CHL, 190) — начало надписи повреждено, — не обмолвился пи звуком о союзе, их связывающем. Есть, правда, две надписи, где врач говорит о том, что его жена отпущенница (CHL, 69 и 71), но в обоих случаях это его собствен¬ ная отпущенница: сладко чувствовать себя человеком свободным, в чьей власти даро¬ вать свободу другому. Нообще же мужья как-то стесняются своих жеп-отпущепниц. II тут мы подходим к очень интересному вопросу о том, как относилось к врачу об¬ щество, в котором он жил. Как правило, оно ставило врача невысоко. Врач-раб, будь он и прекрасным лекарем, все равно оставался рабом, и из прочего рабского окружения его не выде¬ ляли: в колумбарии Ливии врач Тиранн покоился рядом с рабом, который ведал гар¬ деробом; места врача Гигина и швеи Каллитихп оказались рядом (G1TL, 13; 51). Зосима выдал свою родственницу за раба (CHL, 30); Келад женат на рабыне (GHL, 16). Врач отпущенник, «вчерашний раб», также не внушал к себе особого уважения. И сам он не чуждается рабского общества: ближайшими друзьями врача Атимета были рабы (CHL, 44); Эпафродит, человек, которому поручено следить за здоровьем наследников престола, женится на рабыне, пусть «цезаря нашего», но все равно рабыне (СНЕ, 60). 11, однако, в сердцах этих людей занозой сидит память об их рабском происхождении. Как они радовались, когда след этого прошлого оказывался стертым! «Гай Цеци¬ лий Аквила, сын Гая, Сабинской трибы» (CHL, 71): отец его, Гай Цецилий Диет, сын отпущенника, полностью выписал имя покойного: он — настоящий римлянин! Деда- раба как и не бывало. «Марк Юний, сын М. Зенодора, Корнедиевой трибы» (СНЕ, 61): чужие люди, хоронившие бедного одинокого иатролипта, явно грека по происхожде¬ нию, все-таки не забыли упомянуть его римское гражданство. На какие хитрости нп пускается врач-отпущенник, чтобы убедить окружающий мир в том, что он римля¬ нин! «Клавдии Глафире, верной жене, поставил Ти. Клавдий, сын Лета, он же Лет» i.CHL, 75). Наличие в надписи: qui Leitus указывает па II в.; praenomen и лотеп нсдут в I в. Надо полагать, что дед или прадед нашего Лета получил свободу от кого-то из Клавдиев, может быть, он был императорским отпущенником. Его рабское прозвище было, конечно, Hilarus (греческое lÂapoç «веселый»), но внук, желая избавиться от этого греческого прозвища, изобличающего его рабское происхождение, перевел его па латинский язык (laetus). И в той среде, где живет и действует Лет, возможно, ни¬ кому и не известно, что собственного римского имени Лет нети не было и что эта именная формула отнюдь не соответствует формуле подлинного римского имени. М. Ацнлий Нотнн переделал свое греческое прозвище IloSsivog на латинский лад: PoUinus. Он скончался в Афинах, по его отпущенник Ахиллой, несомненный грек, пишет над¬ гробную надпись по-латыни: грек происхождением, Потин в центре эллинской куль¬ туры настаивает на том, что он римлянин (CHL, 258). Любопытна эпитафия из колум¬ бария рабов и отпущенников богатого и знатного рода Статилиев Тавров (CHL, 26). Эпитафия эта вырезана на надгробии двух маленьких детей врача Л юсы, возможно, раба. Своему сыну он дал чисто римское имя Gratus, думается, с расчетом, что когда эго, Л юсу, отпустят на волю, имя сына будет звучать совсем по-римски: Тавр Стати- inii Грат. Для дочери это не так важно; ее можно назвать родным греческим словом: цусть будет Spude! Большинство надгробий поставлено или мужем-врачом жене и другим членам семьи или мужу-врачу его женой. Редко заботу вдовы о могиле почившего разделяют дети: может быть, они еще совсем малы; может быть, судьба забросила их так далеко, что они и не знают о смерти отца. Надгробий, поставленных родителями сыну, мало: это вполне естественно. Имеется три надписи, поставленные братьями, две совместно со вдовами покойных. Одна из них (87) очень интересна потому, что позволяет заглянуть в жизнь рабской семьи, из которой вышли оба брата; оба, по-видпмому, 5 В надписи резчпк ошибочно вырезал Nelpiae — имя несуществующее.
118 ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ врачи. Надпись гласит: «Л. Лелий Сальвий, отпущенник Лелпя Церепа (чтение по¬ следнего слова по достоверно), врач, прожил 31 год. Брат, Секст Апулей Сотер, по¬ ставил па свои средства». Обратим внимание па разные имена братьев. Сотер уже сво¬ бодный человек; брат же врач родился от отца-отпущепппка Сальвня, когда отец еще был рабом, его продали Лелиям, в доме которых он и получил свободу. Как лечили эти врачи? Среди врачей, лечивших пестрый мир столичной и италий¬ ской бедноты, были, конечно, как и среди модных врачей высшего света, шарлатаны и даже преступники. Сапожник Федра (1, 14), решивший оставить свое ремесло и заняться врачебным делом, вряд ли хорошо лечил своих больных. Есть одна надпись с очень знаменательными словами: «я прославлен искусством, которое еще облагоро¬ дила моя честность» (СНЕ, 250). Честность, очевидно, не всегда сочеталась с профессией врача. Цицерон бросил Оппнанику (pro Cluentio, 40) обвинение в том, что отец его с помощью врача уморил ряд лиц, ему неугодных. Бабка Онпнапика отказалась ле¬ читься у него, потому что «от его лечения она потеряла всех своих». Можно думать, однако, что большинство врачей лечило хорошо и добросовестно: в противном случае трудно было бы объяснить, откуда у них тот достаток, о котором неоспоримо свиде¬ тельствуют надписи. Чтобы обеспечить себе практику, врач должен был относиться к больному с величайшим вниманием. Он создавал свое благосостояние действительно «трудом н заботой» (CHL, 200). Если он не умел справиться с болезнью и неудачи по¬ стигали его и раз, и другой, и третий, то призрак полуголодного существования ста¬ новился ощутительно грозным: трудно представить себе работу более нервную и жизнь более беспокойную, чем жизнь врача, н не только начинающего. Уже создав себе хорошее имя, он не смел успокаиваться и считать свое положение прочным: не¬ сколько промахов, небрежность в лечении, подмеченная больным или его окружающими, и его репутации приходил конец. И если Плиний сообщает о надписи на одном па¬ мятнике: «я умер, потому что меня лечило множество врачей» (Н1Ч, XXIX, 11), то есть и надписи, свидетельствующие о хорошем лечении: «врачу за его заслуги» (СНЕ, 27); «врачу Евтихиону в память его заслуг » (CHL, 80); «Евтиху, отпущеннику н врачу до¬ стойнейшему» (CHL. 165). Врач, поселившись в определенном районе, пользовал главным образом населе¬ ние этого района: при величине Рима и отсутствии средств сообщения, доступных лю дям небогатым, это было вполне естественно. Тут его все знали: Гемеллнну достаточно было написать на ошейнике, который он надел на своего однажды сбежавшего раба: «Отведи меня на Широкую улицу к врачу Гемеллнну» (CHL, 133): каждому на Широкой было известно, где живет Гемеллпн. Бывали случаи, что врач решил поискать счастья не на одном месте, а странствуя по своей округе (СНЕ, 250); иногда он оседал в каком- нибудь месте на более или менее длительный срок, и тогда окрестные усадьбы торопи¬ лись сговориться с ним относительно врачебной помощи. Относительно того, каким образом врач приобретал свою специальность, можно ответить только предположениями и очень неполно. Возможно, что хозяин уже по¬ купал раба-врача, изучившего у себя на родине или здесь,в Риме,врачебное искусство в тех размерах, которые хозяин считал вполне достаточным, чтобы лечить его рабов. Возможно, что, выбрав в своей I'antjlia способного и грамотного гоношу, он посылал его к кому-нибудь из римских знаменитостей; среди учеников Симмаха, которые прикосновением своих ледяных рук вызвали лихорадку у поэта Марциала (V, 9),были, вероятно, такие юноши. Какой доход приносил иногда хозяину обучив¬ шийся медицине раб. можно судить хотя бы по тому, что Эрот Мерула внес за себя в ка¬ честве выкупа 50 тысяч сестерциев (СНЕ. 247). Иногда уже опытный и состоятельный врач намечал себе ученика среди своих рабов; может быть, благодарные надписи па- тронам-благодетелям, которые мы приводили выше, были сделаны именно учениками. Обычны, вероятно, были случаи, когда отец-врач, раб пли свободный, учил сынасвоему искусству словами н на практике, заставляя его помогать при лечении больных. На¬ следование сыном профессии отца — дело обычное и естественное; легко представить себе существование целых семей, где медицинские знания передавались по наследству. Некоторым подтверждением этого факта служит наличие в семье, так сказать, «врачебных имен»; у натролипта Эпафродита (СНЕ, 60) сын получил имя Сотера (спасителя); Сальвий (Salvus—здоровый) был врачом (СНЕ, 87); па врачебную профес¬ сию брата намекает его cognomen: Soter. Материала тут, к сожалению, так немного, что можно отважиться только на предположения, имеющие некоторую степень вероят¬ ности . В заключение остается сказать еще об одной группе врачей: это не римские граж¬ дане и не отпущенники: у них нет тройного имени и пет отметки I; они не рабы: при имени их по стоит имени хозяина. Имена у них сплошь греческие: Фпрс, Атпмет. Евтп- хпоп, Никсрот и т. д. Из 12 человек, относящихся к этой категории, только трое же¬ натых; ни о каком состоянии у них речи нет; они не успели его составить, не успели пн создать себе положения, пи обзавестись семьей. Да и когда было! Фазис умер 17 лет (Г,НЕ. 169); Менандр—21 года (СНЕ. 92); Египта похоронила мать (СНЕ. 79). Но всей вероятное i n. мы имеем дело с юношами, которые приехали в Рим. слепивший моло¬ дежь веет мира видениями богатства и славы. Одинокие, без средств, без покровп-
ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ 119 толей, с дружескими связями только среди своих и, самое большее, среди дворцовых рабов (CHL, 44), они нашли в Риме лишь смерть, часто преждевременную. Если от врачей, которые жили и практиковали в Риме, мы перейдем к их со¬ братьям, рассеянным по разным городам древней Италии, то на первый взгляд все окажется одинаковым: опять почти сплошь греческие имена; опять врачп-отпущен- ппки или их сыновья, уже свободные, но еще не получившие римского гражданства. Среди них есть вольнопрактикующие и есть городские врачи, выбранные городским советом. Для I—II вв. и. э. мы знаем таких городских врачей в Вспсвенте, Путеолах, Поле н Aeclaiium Hirpinorum, т. е. и в очень крупных городах, и в таком маленьком городке, как упомянутый Aeclanum. Имущественное положение врачей в италийских городах было, как правило, не плохим: бедняков среди них мы видим мало. Врачи посвящают в дар богам кто алтарь, кто статую (СНВ, 208; 228; 229; 282) — Арий Келад даже заново отремонти¬ ровал обветшавший храм Марса (CIL, V, 2836); строят себе усыпальницы, иногда очень большие (у Авфестня Сотера, например, 20 X 30 фт). Ацнлнй Потнп смог пред¬ принять далекое путешествие из Сопнии в Афины (CHL, 258). Врачи, получившие звание севиров, делали обязательно некоторый взнос в благодарность за оказанную нм честь; сумма взноса не была определена, но приличие требовало, чтобы новый севпр внес достаточно; севировсрсди провинциальных врачей мы видим восемь. Л. Вафр Никифор, врач из Сассины, был патроном местной коллегии мастеров и продавцов различной одежды (CHL, 254): такое положение мог занять только человек со сред¬ ствами. Были среди врачей и настоящие богачи. Эрот Мерула, глазной врач из Асизия, оставил после себя капитал в 800 тыс. сестерций (CHL, 247). Все это люди I—II вв. н. э. В начале III в. в Бсневенте городской врач Л. Стей Рутнлий Манилий всту¬ пил в сословие всадников, т. е. располагал цензом в 400 тыс. сес терций, которые, надо думать, были только частью его богатства. Стоит задержаться на семье этого человека: перед нами проходят три ее поколения: дед, сын и внук. Дед, Л. Стей Евтих, явный грек и, по всей вероятности, отпущенник; сын, упомянутый выше, Л. Стей Манилий, городской врач и римский всадник; внук, сын Манилия, Скратой Мапилиан, полно¬ правный римский гражданин, зачисленный в Стеллатинскую трибу, избирается на высшую муниципальную должность в родном городе. Он получает звание praetor caerialis и по этому поводу устраивает, как мы бы сказали, беспроигрышную лотерею: ^разбрасывает тессеры», по которым граждане получают золотые монеты, серебряную п бронзовую посуду, одежду и прочее (CHL, 193; 231); подобные раздачи были воз¬ можны, конечно, только при большом богатстве. Мы говорили уже об отношении римского общества к врачам. Их уважали н це¬ нили иногда как врачей и презирали всегда н как вчерашних рабов, и как «голодных гречат». Достаточно бегло просмотреть сочинения писателей того времени, чтобы убе¬ диться, какой запас презрения накопил у себя в душе искони свободный римлянин против «ахейского сброда», причем это презрение он не стеснялся рассыпать щедро и в самых разнообразных формах — от яростно-гневного обличения у Ювенала до веселых н колючих насмешек у Петрония и Марциала. Можно было, получив сво¬ боду, заказать свою статую в тоге; можно было изощряться в переделке своего имени на римский лад,— клеймо недавнего рабства и чужеземного происхождения не смы¬ валось так легко. Чтобы свести его, требовалось войти в некое дело общегосударст¬ венного значения, участие в котором равняло бы всех, независимо от социального происхождения и национальной принадлежности. Пришельцы н бывшие рабы нашли себе это дело, обнаружив в его выборе незаурядную проницательность деловых лю¬ дей: они пристроились к культу императора н создали севират и коллегии августалов. Коллегии эти, помимо своего политического значения, сыграли огромную роль в деле выработки нового общественного самосознания. Недавний раб. уроженец какого-то азнйского захолустья, приобщенный к культу, который был утверждением не только императорской власти, но и римского единства, поднимался в собственных глазах: оп оказывался одним из тех, кто утверждал эту власть и поддерживал это единство в такой же мерс, как любой сенатор и коренной римлянин. На чужака начинают смо¬ треть, как на своего, и — что, пожалуй, еще важнее.— чужак начинает чувствовать себя своим. Вся эта переработка не столько даже мыслей, сколько общественных настроений происходила медленно. Эта перемена яснее улавливается в маленьких италийских городках, где было меньше римской спеси, а жизнь была проще и тише и ближе сталкивала людей. II тут в привычной жизни врачей появляется совершенно новая черта, которой мы не видели в Риме: это участие врача в общественной жизни города. В Остии устройство и архитектурное обрамление пе¬ рекрестка берут па себя дуовнры и цензор — иначе говоря, верхи муниципальной знати— и несколько отпущенников, в том числе Д. Цецилий Пнкня. врач, отпущен¬ ник двух Децпмов (CHL. 182): перекрестки — compita— были как раз тем местом, где, наряду с Ларами, почитался и гений Августа. В Азизин упомянутый уже Эрот Мерула, отпущешшк и севпр, украшает статуями храм Геркулеса и замащивает улицы (СНВ, 247). В Бенененте врач Папзоллип Внталпс. августа.!, по только украсил
120 ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ в своем квартале перекресток портиком, но и распорядился, чтобы из его капитала ежегодно выдавалось по 600 сестерций на празднование дня рождения его сына, офи¬ цера римской армии (СНЕ, 192). Все эти люди живут общей жизнью с гражданами того города, куда они пришли, может быть, еще рабами. Теперь они заботятся о своем городе и украшают свой город. И себя эти люди начинают чувствовать иначе: они пе¬ рестают стесняться того, что они отпущенники, и к ним начинают относиться, как к равным. Руфрий Фавст и Нумиторий Асклепиад, оба севиры и оба отпущенники, женаты на римских гражданках (СНЕ, 269; 274). Педаний Руф, коренной италиец, судя по имени, называет своим другом врача Элия Сабиннана, августала, т. е. вольно¬ отпущенника (СНЬ, 179). Г. Фретрий Муска, сын Тита, ставит памятник отпущен¬ нику Ветулену Серапиону, «врачу п другу» (СНЕ, 201). И когда севир Пупий Ментор, отпущенник (СНВ, 268), велит изобразить себя в римской тоге, то это символически выражает и его собственное убеждение в том, что он имеет право произнести торжест¬ венную и гордую формулу «я — римский гражданин», и признание окружающим обществом этого права. М. Е. Сергеенко НЕКОТОРЫЕ ВОПРОСЫ ИСТОРИИ ХУИНОВ Проблема тождества азиатских хунну III в. до н. э. и европейских гуннов IV— V вв. п. э. в течение 200 лет считалась нерешенной в европейской исторической на¬ уке. В свое время К. Иностранцев, исследуя эту проблему, пришел к выводам, кото¬ рые имеют основополагающее значение и сейчас. 1. «Кочевавший к северу от Китая... народ хунну образовался пз усилившегося турецкого (тюркского.— Л. Г.) рода. Значительная часть подчиненных племен состояла тоже из турков, хотя... в состав государства входили другие племена, как то: мон¬ гольские, тунгузские, корейские и тибетские». 2. «После распадения государства на две части (вызванного, скорее, политическими и культурными причинами, чем этническим различием...) северные хунну не могли сохранить самостоятельность, и часть их выселилась на запад... Хунну прошли... через Дзунгарпю н Киргизские степи и вступили в Восточную Европу во второй по¬ ловине IV в.». 3. «В Северо-Западной Азии и в Восточной Европе турки хунну, или гунну, стол¬ кнулись с другими племенами. Прежде всего на их пути стояли племена финские. Чем далее двигались гунны, тем более редел среди них турецкий элемент. Весьма ве¬ роятно, что между подданными Модэ п Аттилы было мало общего. Однако нам кажется несомненным, что вторжение грозных завоевателей IV—V вв. находится в связи п вызвано переворотами па крайних восточных пределах Азии» 1. Эту точку зрения оспаривал 20 лет спустя американский историк Отто Мэпчен-Хелфеи 1 2, который сформулировал следующие три положения: 1) теория, согласно которой гуппы (Huns) самостоятельно пришли с Дальнего Востока, не мо¬ жет быть поддержана ни прямыми, ни косвенными письменными или археологиче¬ скими доказательствами; 2) нет доказательств того, что гуппы и хунны (Hsiung-nu) говорили на одном языке; 3) искусство гуннов, насколько оно известно, коренным образом отлично от искусства хунну (там же, стр. 243). Этп соображения, несмотря па огромную эрудицию автора в исследуемом нм вопросе, пе могут быть, однако, приняты. Они заставили пас еще раз вернуться к этой проблеме и попытаться впести необходимые уточнения, позволяющие, как нам ка¬ жется, более верно установить ход событий. О. Мэнчен-Хелфен справедливо указывает, что лингвистических данных для отождествления хунну и гуннов нет, так как язык тех и других нам неизвестен. Сиратори 3 и Пельо 4 нашли в уцелевших словах хунн- ского языка много монгольских элементов, но тот же Пельо нашел турчпзмы в языке сяньби. Это только указывает на то, что в ту отдаленную эпоху тюркский п монголь¬ ский языки стояли близко друг к другу, и оба народа заимствовали друг у друга слова, 1 К. А. Иностранцев, Хуппу и гуппы, Тр. туркологического семина¬ рия, т. I, Л., 1926, стр. 181—119. - О. Maenchen -Helfen, The Huns and the Hsiung-nu, «Byzantiou», American Sériés, III, т. XVII (1945), стр. 222—243. 3 K. S h i r a t о r i, Uber die Sprache der Hiungnu und der Tunghu-Stiimme, SPb.. 1902, «Bulletin de l’Académie Impériale des Sciences de S.-Pétersbourg», V Se¬ rie, Bd. XVII, № 2 (отдельный оттиск). 4 B. Brous s et, Histoire de l’Extrême Orient, P., 1929, стр. 207.
ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ 12 на что указали уже Кастрен 5, Рамстед 6 и в наше время Лигети 7 8. Надо заметить, однако, что единственная уцелевшая хуннская фраза прочитана Аристовым как тюркская, а ведь строй языка значит больше, чем отдельные слова ®. О. Мэнчен-Хелфен, пренебрегая этим фактом, отвергает гипотезу В. Бартольда, что потомком хунпского языка в Европе является чувашский 9, не предлагая взамен ничего. Но скепсис его не оправдан. Исследованием Б. А. Серебренникова доказы¬ вается, что в тюркской струе чувашского языка прослеживаются тюрко-монгольские параллели от времени более древнего, чем вторжение Батыя, показывающие, что тюркоязычные предки чувашей жили около Байкала 10 11. Эти работы не могли быть известны Мэичеп-Хелфену, когда он писал свои статьи, но они обращают один из его наиболее острых доводов против него самого. Гораздо серьезнее возражения О. Мэнчеп-Хелфена по линии исторической кри¬ тики нарративных источников. Хирт строил доказательство тождественности гун¬ нов н хуппу на тексте Вэй-шу, сообщающем о завоевании страны Суда народом хуни. При этом под Судэ понималась страна алан, а под хуни — хунны, они же гунны п. 0. Мэнчен-Хелфен убедительно показывает, что Судэ— этоСогд,а хуни не могут быть хуннами. Он предполагает, что хуни — это эфталиты, отдавая дань отождест¬ влению эфталптов с хионптами 12. Относительно слабости аргумента, основанного на ложном понимании топонима Судэ, Мэнчен-Хелфен безусловно прав. Затем в ка¬ честве очень сильного аргумента против миграции хупнов на запад Мэнчен-Хелфен выдвигает тот факт, что гунны (Нине) появились в Причерноморье до середины II в. н э. 13. Чтобы доказать невозможность переселения гуннов, он опровергает гипотезу Хпрта о том, что это были остатки войск Чжи-чжн шаныоя, разгромленные в 36 г. до и. э. И тут он также полностью прав. Однако Мэнчен-Хелфен упускает из виду правильную дату ухода хуннов на запад — 50-е годы II.в. н. э.14; все приведенные им возражения недействительны. На точку зрения Мэпчен-Хелфена в нашей науке откликнулся А. II. Бернштам весьма краткой и неубедительной фразой: «Отто Мэнчен-Хелфен не учитывает этниче¬ скую и культурную трансформацию гуннских племен, которые в процессе своего переселения, естественно, изменяли свой облик. Следует только вспомнить их путь я тот факт, что они прошли этот путь минимум за пять столетий (с середины I в. до я. э. до второй половины IV в. и. э.)» 15 16. По именно эту дату Мэнчен-Хелфен от¬ верг, к тому же в советской науке также доказано, что небольшой отряд Чжн-чжи шаныоя (всего 3000 чел.) был полностью уничтожен в Таласской долине в 36 г. до и. э. н никакого влияния па Среднюю Азию не оказал 1в. Вместе с тем А. И. Берн¬ штам несколько ниже солидаризируется с Отто Мэнчен-Хелфеном: «Считаем необхо¬ димым подчеркнуть характерное указание на то, что какая-то часть западных гуннов возникла непосредственно на европейской почве, т. е. автохтонно» (ук. соч., стр. 138). Таким образом, по мнению А. Н. Бернштама, гунны имели двойное происхождение, предположение, которое Бернштам не разъяснил и не доказал. А. II. Бернштаму воз¬ разили Л. Р. Кызласов и Н. Я. Мерперт в рецензии на его книгу 17, указав, что ядро гуннов было центральноазиатского происхождения, признавая "-ем самым факт пере¬ селения. Однако в краткой рецензии они не привели аргументации и не развили своей концепции так, чтобы она исключала противоположную. Вполне солидаризируясь 5 М. А. Castren, Ethnologische Vorlesungen über die altaischen Völker, 8t.-Pb., 1857, стр. 35—36. 0 M. G. S. Ramstedt, Über den Ursprung der türckischon Sprache, Helsinki, 1937, стр. 81—91. 7 L. L i g e t i, Mols de civilisation de Haute Asie он transcription chinoise, «Acta Orientalin», Budapest, 1950, стр. 141—149. Cp. Л. H. Гумилев, Хунну, M., I960, стр. 49. 8 Н. А. А р п с т о в, Заметки об этническом составе тюркских племен и народ¬ ностей, «Живая старина», т. III—IV, 1896. 9 VV. В а г t о 1 d, 12 Vorlesungen über die Geschichte der Türken Mittelasiens, 1!., 1935, стр. 30—31. 10 Б. А. Серебренников, О происхождении чувашского народа, Со. ста¬ тей, Чебоксары, 1957, стр. 40—42. 11 А р и с т о в, ук. соч., стр. 293. 12 Ср. Л. II. Гумилев, Эфталиты и их соседи в IV в., ВДИ, 1959, Л1 1, стр. 131—132. 13 М а е n с h е n-Н о 1 f е н , ук. соч., стр. 232. 14 W. Мс G о v о г n, The Early Empires о! Central Asia. L., 1939, стр. 307—3ti8. 15 А. H. Б e p н ш т а м, Очерки истории гуннов, Л., 1951, стр. 117. 16 С. С. Сорокин, О датировке и толковании Кенкольского могильника, КСИИМК, вып. 64, 1956, стр. 3—14; Л. II. Гумилев, Таласская битва 36 г. до н. э., «Исследования по истории культуры народов Востока, Со. в честь акад. II. А. Орбели», Л., стр. 161—166. 17 ВДИ, 1952, № 1. стр. 101 —109.
ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ 122 с Кызласовым и Мерпертом, я считаю целесообразным дать разбор событий хупнекой истории с тем, чтобы показать невозможность полемики негативными аргументами. Этнографические возражения О. Мэнчеи-Хелфепа сводятся к следующему: гунны были безбороды, так как выщипывали себе бороды (ссылка на Аммпана Марцел- лппа), а хуипы бородаты н носаты (ук. с.оч., стр. 235); это верно, но разве евро¬ пейцы не меняли моды па ношение бороды и бритье? Почему же отказывать в этом хун- нам? Хуины, по мнению Мэпчен-Хелфсна, носили косы, а гунны носили волосы, «аккуратно подстриженные в кружок» (ссылка па Ириска — там же, стр. 237). Од¬ нако косы носили только тоба, что и отличало их от прочих племен настолько, что нм даже была дана кличка «косоплеты». Хунны носили волосы па пробор, аккуратно подстригая их в кружок,что видно на бляхах из Ноин-улы, где эта «прическа» украша¬ ет голову антропоморфного быка 1в. Далее, Мзпчен-Хелфен отмечает обычай гун¬ нов убивать стариков, которого не было у хунпов (но такие обычаи могут и возникать), п обычай деформации черепа (ссылка па Сидопия), который у хуннов также не отмечен. Между тем Г. (1). Дебец указывает именно па краниологическую близость могильников Венгрии и Забайкалья, считая, что те н другие принадлежат палеосибирской расе 18 19. Последняя группа возражений Мэнчен-Хслфепа — свидетельства археологии: он устанавливает археологическую близость гуннов с сарматами (ук. соч., стр. 239), что более чем естественно, так как кочевники-гунны могли награбить вещи у побеж¬ денных ими алан. Далее, Мэичен-Хелфеп указывает, что европейские вещи, припи¬ санные гуннам, отличны от азиатских вещей, связанных с хуинами, и в этом видит основание для того, чтобы отвергнуть идентичность хунну и гуннов (ук. соч., стр. 243). Действительно, в Ордосе для хуннов работали одни мастера, а в Паннонии для гун¬ нов другие. Но это различие—не довод для кочевого племени, не имеющего собственных ремесленных традиций. Помимо этого, археология вовсе не так уже безоговорочно подтверждает тезис несходства хунну и гуннов. Найденная на Каталаунском поле ручка жертвенного сосуда свидетельствует о его близости к бронзовым китайским сосудам, восходящим по стилю к эпохе IIIан. Подобные находки были сде¬ ланы в Венгрии, Силезии, на юге России, в Горном Алтае, Монголии и Ордосе20. Вследствие этого возражения Мэнчеп-Хелфена против идентификации хунну и гуннов оказываются несостоятельными, хотя поставленная им проблема — причина несходства тех и других — негативным анализом но снимается. Хунну и гунны были действительно непохожи друг на друга, и задача историка — объяснить истоки этого несходства, что можно и должно сделать анализом хода событий, вплоть до мельчай¬ ших, за период I—II вв. н. э. * * * Все народы на протяжении своего исторического существования этнографиче¬ ски меняются, и хунны не были исключением. Их связная история может быть восста¬ новлена с III в. до н. э., когда шаныой Модэ осуществил превращение конфедерации 24 родов в степную державу (Гумилев, Хунну, стр. 71—84). Но и тогда родовой строй остался социальной основой державы Хунну, и это положение законсервировалось до подчинения хуннов империи Хань в середине I в. до п. э. (там же, стр. 195). В эту эпоху сложился н развился тот облик хуннской культуры, который О. Мэнчеп-Хелфен считает для нее характерным. Действительно, общество хуннов достигло относи¬ тельно высокой степени развития; структура управления была сложной и вместе с тем гибкой; искусство — разнообразным, так как оно впитывало в себя постороннее влияние 21; земледелие широко распространилось, и потребность в хлебе стала ре¬ гулярной; общение с Китаем было тесным и плодотворным, что выражалось в стрем¬ лении установить торговлю, которая позволила отказаться от грабительских набегов («Хуину», стр. 89—91). Но полувековое подчинение Китаю нанесло этой системе не¬ поправимый ущерб. Хозяйство хуннов не могло выдержать китайской конкуренции. Как только китайские хлеб, шелк и другие изделия потекли в степь, хуннское земле¬ делие и ремесло уступили место разведению скота н добыванию мехов на продажу (там же, стр. 194). Молодые хунны получили возможность служить в китайских по¬ граничных войсках, что уводило их от родового быта. Аристократы начали сопри¬ касаться с китайским образованием и усваивать у ханьских пограничных чиновников стяжательство и наклонность к произволу. Так создались предпосылки для раз¬ ложения родового строя, в условиях которого продолжала жить основная масса хупнекого народа. Переворот в Китае, произведенный Ban Маном, и последовавшая за этим граж¬ данская война вернули хунпам свободу, по совершенно разрушили экономический 18 К. Т rover, Excavation in northern Mongolia, Leningrad, 1932, табл. 25. 19 Г. Ф. Д e б е и, Палеоантропология СССР, М.— Л., 1948, стр. 121—123. 23 Z. Т a k a t s, Catalaunisclicr Huimcnlund und seine ostasiatische Verbindungen, «Acta Orientalia...», V (1955), стр. 143—173. 21 Г у м и л е в, Хунну, стр. 192; С. И. Кисе л о в, Древние города Монго¬ лии, ГА, .1957. Л!· 2. стр. 91 — ПН.
ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ 123 симбиоз степи п Китая. Хунпам снова пришлось набегами добывать продукты земле¬ делия и ремесла, к которым они успели привыкнуть. Разоренный Китай не мог без ущерба для себя удовлетворять их потребности, н война в I в. н. э. приняла более жестокие формы, чем до тех пор. Династия Хоу-Хань, приняв власть над разоренной в минувшей внутренней войне страной, не могла сдержать хупиского напора, но в са¬ мом Хунпу начался процесс распадения, который спас Китай. Еще раньше среди хупнов наметились два течения, породившие две враждебные группировки: ближайшее окружение шапыоев из принцев крови, фаворитов и китайских перебежчиков, вроде Вэн Лгоя и Ли Лина («Хуину», стр. 146—148; 155). п родовые князья, как. например. Ли ву, Гуси, Хючжуй, Югянь и др. (там же, стр. 148—149). Условно их можно назвать первую — «придворной» и вторую — «старохунпской» партиями. Одна вбирала иноземную культуру, вторая несла собственные традиции; борьба «партий» привела Хуину к крушению в 53—50 гг. до н. э. Во главе возрожденного Хуину стали наслед¬ ники бывшей «придворной» партии, шапыон Хянь и 10й. Следовательно, глава потом¬ ков «старохуппов» царевич Бн оказался в оппозиции и, спасая жизнь, откочевал в Китай со своими сторонниками в 48 г. п. э. С этого времени у хупнов началось ин¬ тенсивное разложение родового строя. До сих пор единицей в хуписком обществе был род, выступавший во внутрен¬ них войнах как монолит. Теперь члены одного и того же рода оказывались на юге н на севере н должны были бороться друг с другом. Война, начавшаяся в 48 г., протя¬ нулась до 93 г., причем между сторонами шел непрерывный обмен населением. Разве можно задержать кочевника в степи? Однако это деление хупнов было по случайным фактом («Хунну». стр. 213— 216). Вокруг Би собираются бывшие сторонники «оппозиции», поборники родового быта, наиболее консервативные элементы хуннского общества. Поскольку Китай не вмешивается в их внутреннюю жизнь, они согласны сносить китайское господство. Но жизнь внутри рода тяжела и бесперспективна для энергичных молодых лю¬ ден, дальних родственников. Несмотря на свои личные качества, они не могут выдви¬ нуться, так как все высшие должности даются по старшинству. Таким удальцам не¬ чего делать в Южном Хул ну, где предел их мечтаний — место дружинника у ста¬ рого князька или вестового у китайского пристава. Удальцу нужны просторы, во¬ енная добыча и военные почести: он едет па север и воюет за «господство над на родами». Под властью северных шапыоев скапливается весь авантюристический элемент и огромная масса инертного населения, кочующего на привычных зимовках и летов- ках. В новой державе родовой строй не нужен; больше того, он ей вреден. Обществен¬ ная активность упала настолько, что с помощью кучки удальцов можно направлять лишенную родовой организации массу. Родовая держава медленно трансформируется в орду. Раскол облегчил этот процесс. На юг ушли почтенные старцы н почтительные строки, носители традиций и любители благообразия. Своим уходом они развязали руки воинственным элементам племени. Что из этого могло получиться? Во-первых, держава северных хунну из родовой превратилась в антнродовуго п, следовательно, поборники родового быта,— южные хунны, ухуанн, сяньбн,— стали заклятыми врагами северных хуннов, более ожесточенными, чем сами китайцы. Воз¬ никла борьба между двумя системами: родовым строем н военной демократией22. Во- вторых, среди удальцов, окруживших северного шаиыоя, должна была возникнуть борьба за места и влияние, так как сдерживающие моральные родовые начала исчезли вместе с традициями. И отзвуки смут дошли до китайских историков, хотя подробности остались неизвестными. В-третьих, массы хотели мирной жизни, и опора на них была ненадежна. Меняя господ, они ничего не выигрывали и пе теряли, для них не было смысла держаться за шапыоев. Поэтому в решающий момент они отказали в поддерж¬ ке шаиыоям, и это обусловило разгром северных хунпу в 93 г. Однако удальцов, составляющих силу северных хунну, можно было перебить, а не победить. Перебить их не удалось, они ушли на запад, и потомки их. придя в Ев¬ ропу, сделали имя «гунны» синонимом насилия и разбоя. Нет нужды прослеживать всю историю гибели Северного Хунну, но важно от¬ метить, что это государство сопротивлялось Китаю и сяпьбнйцам не до 93 г. п. э., а до 155 г., когда окончательный удар был нанесен сяньбийским вождем Тапшнхае.м («Хунпу», стр. 237). Вслед за этим в 160 г. встречается первое упоминание о гуннах л Восточной Европе. Следовательно, весь переход от Тарбагатая до Волги произошел за два-три года. А это значит, что 2600 км по прямой было пройдено примерно за 1(1(10 дней, т. е. по 26 км ежедневно в продолжение трех лет. Совершенно очевидно, 22 В Европе военная демократия уживалась в рамках родового строя, так как дружины герцогов были немногочисленны относительно содержавшего их парода. В стопной Азии появились орды, включавшие в себя все население и организованные как дружины, что полностью снимало возможность сохранения родовых отношений. Родовые конфедерации н орды всегда враждовали между собой.
124 ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ что нормальная перекочевка на телегах, запряженных волами, в этот срок не могла быть осуществлена. К тому же надо учесть, что хунны должны были вести арьергард¬ ные бон с преследующим противником. Но именно эта деталь дает возможность по¬ нять событие. Сяньбийцы не могли не настичь обозы и, видимо, отбили их, пленив стариков и детей. Воины и частично их жены, бросив все па произвол судьбы, верхом оторвались от преследователей и потерялись в степях около Урала. В этих просто¬ рах изловить конный отряд, твердо решивший нс сдаваться, практически было невоз¬ можно, н сяньби повернули назад, сочтя свою задачу выполненной. Предлагаемое решение проблемы сопоставления западных и восточных источни¬ ков является интерполяцией, но все дальнейшее подтверждает вывод, построенный на расчете 23. Согласно нашей реконструкции хода событий, не все хунны ушли из своей родной степи. «Малосильные, которые не в состоянии были следовать за ним (т. е. северным шаныоем), остались в количестве 200 тыс. чел. в области „от Усунн на северо-запад“ и „к северу от Кучи“» 24. Этим данным соответствует район Западного Тарбагатая и бассейна Иртыша 25 *. Позднее, видимо, они продвинулись на юг до р. Или. Юебаньцы были кочевым народом с привычками, обычными для кочевников, по отличались удиви¬ тельной чистоплотностью. Они мылись по три раза в день и только после этого прини¬ мались за еду 2С. Что же, «малосильным» хупнам было у кого заимствовать культур¬ ные навыки: Согднана была рядом. К сожалению, история их до V в. совершенно неизвестна. Помогает историческая география: на карте эпохи Сапго (220—280 гг.) все Се¬ миречье принадлежит усуиям, па карте эпохи Цзинь усуни локализуются в горах около оз. Иссык-Куль и в верховьях р. Или27. Карта составлена до 304 г., поэтому мы вправе сделать заключение, что в конце III в. «малосильные» хунны с Иртыша переместились в Семиречье н оказались достаточно мощными для того, чтобы загнать усуней в горы. В конце V в. Юебаиь была покорена телесцами, основавшими на ее месте ханство Гаогюй. С 155 г., когда северные хунны оторвались от победоносных сяньбийцев на бере¬ гах Волги, до 35Ü г., когда гунны начали упорную борьбу с аланами, их история со¬ вершенно неизвестна. Первое упоминание племени «гунн» в Восточной Европе имеется у Дионисия Перпегета, писавшего около 160 г., по Мэичен-Хелфеп отводит этот довод, считая, что тут описка переписчика 28. Сведения же Аммпана Марцеллпна и Иордана относятся уже к IV в. Что же делали хунны в продолжение 200 лет? Их тесное взаимодействие с окру¬ жающими племенами было неизбежно, тем более что у них, естественно, должно было не хватать женщин. Не каждая же хунпка могла выдержать 2000-верстный переход в седле! Обратимся к литературным источникам. Но сообщению Иордана, гунны — па¬ род, возникший от сочетания екпфекнх ведьм, изгнанных готским королем Фшшмером, н нечистых духов, скитавшихся в пустыне. Самое вероятное предположение, что под «нечистыми духами» понимались пришлые кочевники, искавшие жен среди местного населения. Против такого понимания источника Отто Мэпчен-Хелфеп возражает в другой статье о происхождении гуннов. Сведение Иордана он считает списанным из христи¬ анских и позднеиудейекпх легенд и в доказательство приводит много аналогий 23. Однако можно возразить, что эта гипотеза родилась у древних авторов для объяс¬ нения таких уклонений от нормы, которые нм представлялись чудовищными (там же, стр. 246). Равным образом представлялись чудовищами гунны готам, чего не могло бы быть, если бы гунны жили по соседству с готами; тогда к ним успели бы привык¬ нуть. Таким образом, тезис К. А. Ииостранцева о широкой метизации пришлого, тюрк¬ ского, и местного, угорского, элементов, при нашей реконструкции хода событий под¬ тверждается, а это объясняет проблему несходства хуппу н гуппов. 23 Помимо общих соображений, основанных на учете географии и исторической стратегии, то, что хунны отступали именно таким образом, находит неожиданное под¬ тверждение в материалах палеоантропологии: «На пути следования гуннов от Селенги ло Дуная остатков палеосибирского типа почти нигде не найдено, за исключением Алтая» (Дебец, ук. соч., стр. 123). 24 Н. Я. Бичу р п н (И а к и и ф), Собрание сведений о пародах, обитавших в Средней Азии в древние времена, т. II, М.— Л., 1950, стр. 258—259. 25 Г. Е. Г р у м м - Г р ж и м а й л о, Западная Монголия и Урянхайский край, т. И, Л., 1926, стр. 136—138. 28 Б и ч у р и н, ук. соч., т. II; Me Cover и, ук. соч., стр. 365. 27 Бичурин, ук. соч., т. Ill, 1953, карты. 28 О. Ma е п с h е и - H elle и, The Legend ol the Origins оГ Huns, «Byzantion», т. XVII (1945), стр. 244—252.
ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ Но не только факт смешении объясняет нам то, что быт н строй хунпу н гупнон были весьма непохожи. Уже после разделения державы в 48 г. па севере скапливался активный элемент, терявший родовые традиции п приобретавший за счет этого на¬ выки военного дела. На запад в 155—158 гг. ушли только наиболее крепкие и отчаян¬ ные вояки, покинув на родине тех. для кого седло не могло стать родной юртой. Это был процесс отбора, который повел к упрощению быта и одичанию, чему способство¬ вала крайная бедность, постигшая беглецов. Псе это определило изменение этно¬ графического облика парода. I! то же время были утеряны высокие формы общест¬ венной организации и институт наследственной власти. Итак, мы видим, что на поставленный Мэпчен-'Селфеном вопрос: были ли гунны хуппамп,— нельзя ответить пн да. пн пет. Перешедшая в Европу часть хупнов была группой, сложившейся в результате естественного отбора, и эта группа унаследовала далеко не псе стороны культуры азиатских хупнов. Она вынесла только военные на¬ выки и развила их. Затем сделала свое дело метизация и, наконец, соседство с новыми культурными пародами. Короче говоря, гунны были в таком отношении к хунпам, как американцы к англичанам пли, еще точнее, мексиканцы — крсоло-нпдейская помесь — к испанцам. Факт же миграции несомненен, и. более того, именно он объясняет те глу¬ бокие различия, которые образовались между азиатскими культурными хуннамн и их деградировавшей европейской ветвью, так что для сомнений Отто Мэпчсн-Хелфепа не остается места. .7. II. Гijmu.v-m
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ II. М. ДЬЯКОНОВ, Общественный и государственный строй древнего Двуречъ.ч. Шумер. М., Пзд-во Восточной литературы, 1959, 299 стр., резюме на англ. из. (291—299), I карта, дона 14 руб. Изучение социально-экономической истории Шумера — области, наиболее бога¬ той источниками древнейшего периода истории классового общества и государства,— является главным образом заслугой советской исторической науки. Несмотря на немногочисленность советских специалистов в этой области (общеизвестно, что по Шумеру работали до сих пор только три наших исследователя — В. В. Струве, А. II. Тюмснев и автор рецензируемой книги), достижения нашей науки в изучении истории Шумера очень велики. Начало этим исследованиям положили 25 лет назад знаменитые работы В. В. Струве, опубликованные в «Известиях ГАИМК» (вып. 77 и 97, 1934). Основной вывод этих работ — о рабовладельческом характере производственных отношений на древнем Востоке, особенно убедительно аргументи¬ рованный шумерским материалом,— не только стал общепризнанным в пашей науке, но и получил в ходе дальнейших исследований самого В. В. Струве, А. 11. Тюмепена, II. М. Дьяконова новые бесспорные доказательства, число которых умножается также с каждым новым исследованием младшего поколения ученых по другим областям истории Ближнего Востока. Бесспорность основного вывода видна хотя бы из того факта, что А. И. Тюмепев, бывший первоначально априорно убежденным его про¬ тивником, в результате 15 лет кропотливого изучения более чем шести тысяч доку¬ ментов хозяйственной отчетности храмовых н царских хозяйств Шумера, пришел к признанию, что в царском хозяйстве III династии Ура основными производителями были рабы, численность которых достигала десятков тысяч. В ходе громадной работы советских исследователей, проделанной за 25 лет, мно¬ гие исходные положения трудов В. В. Струве, послужившие программой этой ра¬ боты, получили дальнейшее развитие и некоторые существенные уточнения. В част¬ ности, при самом выходе в свет трудов В. В. Струве, в 1934—1936 гг., участники раз¬ вернувшейся тогда дискуссии указывали на необходимость уточнить вопрос о роли общнпы в древнейших обществах Востока и связанный с этим вопрос о специфике ра¬ бовладельческих отношений в этих обществах. Впервые детальное исследование данных об общине в одном из обществ древней Месопотамии дал И. М. Дьяконов в своей монографии «Развитие земельных отноше¬ ний в Ассирии» (1949). В этой работе автору удалось найти важнейшие доказательства существования общинных отношений — свидетельства источников о переделах об¬ щинных земель — н проследить ход разложения этих отношений. Что же касается Шумера, то впервые установить на основании документов нали¬ чие здесь общинных отношений удалось А. И. Тюменеву, который предложил в 1946 г. видеть в продавцах земли надписи Маништусу представителей родовых общин, с чем впоследствии согласился и В. В. Струве. Однако другая попытка А. И. Тюменева в этом направлении — попытка доказать, что гуруш во все времена истории Шу¬ мера были общинниками, подверглась убедительной критике со стороны В. В. Струве и II. М. Дьяконова. В. В. Струве в 1948 г. выступил со специальным исследованием о роли сельской общины в Шумере, в котором доказывал, что наемные люди, работавшие в небольшом числе в царском хозяйстве III династии Ура, были представителями сельских общин, связанных с царским хозяйством, с одной стороны, те.м, что они вносили в это хозяй¬ ство натуральные подати, а с другой — получали из него некоторые скудные выдачи. В другой работе (1953) В. В. Струве, исследовав два документа времени III династии Ура, пришел к выводу, что в ugula-uru «надзирателях уру» этих документов надо ви¬ деть глав сельских общин, члены которых, однако, уже превратились в рабов царского хозяйства (путем скупки царем земель сельских общин, свидетельством чего является обелиск Маншптусу). В том же 1948 г. А. II. Тюмепев в исследовании о непосредственных производи¬ телях хозяйства храма Баба в Лагаше времени Урукагнны выступил, между прочим, против предположения В. В. Струве (1934), что шуй.гугпл ы были общинниками, ука¬ зав па отсутствие источников, подкрепляющих этот вывод. Однако как в этой работе, так и в монументальном своем труде «Государственное хозяйство древнего Шумера»
КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ 127 А. И. Тюыенев проблемой общины не занимался, не находя для этого данных н ана¬ лизированных В. 13. Струве п нм самим документах хозяйственной отчетности храмо¬ вого н царского хозяйства. При этом А. II. Тюменев поддержал (без аргументации) предположение II. .М. Дьяконова, высказанное в 1951 г., что эти хозяйства занимали лишь часть обрабатываемой территории Шумера. Одновременно с выходом в свет монографии А. II. Тюменева в 1955 г. па страни¬ цах ВДИ было опубликовано исследование H. М. Дьяконова, специально посвящен¬ ное проблемам общины и возникновения частного землевладения в Шумере,— ис¬ следование, легшее в основу наиболее оригинальных глав рецензируемой книги. Первая часть рецензируемой книги посвящена структуре шумерского общества п государства ранпедппастпческого периода. Автор выступает против распространен¬ ного мнения, будто государственно-общинная экономика в этих государствах непо¬ средственно совпадает с храмовым хозяйством. На основании всего наличного мате¬ риала он исследует исключительно сложный вопрос об общей площади и количестве населения одного из шумерских государств — Лагаша, а затем вопрос о территории и численности персонала храмовых хозяйств древнего Лагашского государства. В ре¬ зультате автор приходит к выводу, что, «хотя храмовое хозяйство, несомненно, играло огромную роль в экономике древнего Шумера, оно охватывало все же, вероятно, лишь часть свободного и рабского населения Лагаша и занимало далеко не всю обрабаты¬ ваемую площадь государства» (стр. 38). Общую площадь храмовых владений в Лагашском государстве, по мнению II. М. Дьяконова, нужно будет определить цифрой от 500—550 до 1300—1400 км 2. «Но 500—550£км2,— отмечает автор,— представляет менее половины даже уменьшившейся после Урукагины территории Лагаша— около 1330 км'2 (Déc. ép., LVIIa). Вторая цифра совпадает с данными надписи Déc.ép., LVIIa, по не забудем, что последняя от¬ ражает условия периода после утери Лагашем около половины территории. По А. Дай- мелю, орошаемые земли составляли около 2/з храмовой территории, следовательно, по всем храмам можно полагать 450—900 кв. км орошаемой площади. Между тем, даже по самой скромной оценке, орошаемая площадь Лагашского государства составляла свыше 1000 км2, а в настоящее время на этой территории имеется до 2 тыс. кв. км орошаемой земли» (стр. 38). Собственно общинными землями, по мнению автора, являлись внехрамовые зем¬ ли; именно к пнм и относятся дошедшие до нас документы о купле-продаже земли, котор ых известно около сотни. Автор приходит к заключению, что именно «внехрамовая земля, о которой речь идет в этих сделках, и является собственно общинной землей. Напротив, храмовую землю нужно считать обособившейся от общинной, а работни¬ ков храмового персонала, как лиц, не обладающих землей в общине, а лишь полу¬ чающих наделы от храма за службу и работу, нельзя причислять к общинникам в соб¬ ственном смысле слова» (стр. 45). На внехрамовых землях господствующим являлось семейно(болыие-семей11о)-общипное владение землей (стр. 68—69). «Вавилонское частное землевладение,— по мнению автора,— возникло в пределах сельской общины из шумерско-аккадского семейно-общинного землевладения путем распада больших семей (в связи с усилением имущественной дифференциации) и роста патриархальной власти глав семейств» (стр. 83). Рассматривая специально вопрос об отношении храма к общине, автор косвенно касается вопроса и о возникновении храмовых хозяйств. «Если первоначально, в ус¬ ловиях еще не разложившегося полностью первобытно-общинного строя,— отмечает II. М. Дьяконов,— храмовое хозяйство действительно составляло запасный земель¬ ный н продуктовый фонд общины пли его часть, если оно находилось в собственности общины, управлялось, наряду со жрецами, также общинными старейшинами, а воз¬ можно, всеми общинниками, то в условиях уже раннеклассового Шумера храмовое хозяйство экономически и организационно почти совершенно обособилось от общины н представляло фактически собственность корпорации жречества. Позже оно являлось собственностью правителя. Что же касается общины, то она существовала факти¬ чески параллельно и помимо храма» (стр. 110). Каждое свое положение автор, как правило, обосновывает богатым документаль¬ ным материалом, анализируя его с большим мастерством и глубиной. Однако сам ха¬ рактер этого материала, малочисленность, фрагментарность и трудность его пони¬ мания предопределяют то, что не все детали воссоздаваемой автором картины общест¬ венного развития являются, по нашему мнению, одинаково убедительными. Это от¬ носится и к рассмотренному нм вопросу об отношении храмовой собственности к соб¬ ственности общины и о путях выделения храмового хозяйства из общинных земель. Нам кажется, что все еще не может быть полной уверенности в том, что шумерские документы о купле-продаже относятся исключительно к впехрамовым землям. В ряде документов купли-продажи фигурируют члены храмового персонала — например «пастухи (того или иного) бога» (стр. 54). Правда, II. М. Дьяконов считает, что объек¬ том купли-продажи в этом случае должен быть не участок, полученный таким клиен¬ том от храма, а внехрамовая земля (стр. 56), но это, по-вндпмому, трудно подтвердить.
КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ 128 Кроме того, в связи с такими сделками иногда встречается упоминание должностных лиц храмовых хозяйств — представителей храмовой администрации. Это препятствие автор преодолевает предположением, что, возможно, членам храмового персонала при подобных сделках на внехрамовой земле требовалось купить разрешение своего начальства (см. там же), но это, возможно, и не так. При сделках немало членов хра¬ мового персонала фигурируют и в качестве свидетелей. Автор приводит также доку¬ мент. в котором налицо как будто отчуждение именно храмовой земли (стр. 95). Прав¬ да, этот документ принадлежит все еще древней эпохе. В храмовых архивах, как отмечает и сам автор, встречаются документы, относящиеся к общине в целом, напри¬ мер касающиеся прокорма участников народного собрания. Правда, и здесь мы имеем дело с довольно древним материалом (стр. 100). Таким образом, несомненно, суще¬ ствуют некоторые препятствия для утверждения о неотчуждаемости храмовой земли и о том, что объектом купли-продажи были исключительно впехрамовые земли. С другой стороны, по нашему мнению, требовал более пристального внимания тот факт, что храмовое хозяйство включало в себя если и не весь земельный фонд госу дарства, то по крайней мере весьма значительную его часть (стр. 38; см. выше). Учи¬ тывая хотя бы это обстоятельство, нам более естественным кажется ставить вопрос не о выделении храмовой земли из общинной, а, наоборот, о выделении внехрамовых земель из общинно-храмового земельного фонда. До 3000 г., по мнению автора, не¬ ясно, были ли вообще выделены специальные храмовые земли, но «около 3000 г. уже несомненно были выделены специально храмовые земли, как это засвидетельствовано архивом из Джемдет-Насра» (стр. 93). В это время «храмовая земля представляла часть общезапасной земли общины, причем была тенденция выделять ее специально на со¬ держание культа н жречества. Однако храмовое хозяйство, видимо, не совсем обосо¬ билось от общины. Но наряду с общей землей, какой в известной мере еще могла тогда считаться земля храма, безусловно, существовали наделы, находившиеся в непосред¬ ственном владении и пользовании отдельных родов и семей общинников. Иначе,— заключает автор,— им неоткуда было бы взяться впоследствии» (стр. 94—95). Нам. однако, кажется, что трудно найти оправдание стремлению автора объявить храмовые земли в это время лишь частью общезапаспой,но делимой на наделы земли общины, с тенденцией се выделения на содержание культа и жречества. Нряд ли следует при¬ знать естественным, что такая тенденция привела бы к образованию столь огромных храмовых хозяйств, какие были в Шумере уже в ранпедипастическую эпоху. Скорее всего, развитие, очевидно, шло не в сторону увеличения объема храмо¬ вых земель, а в сторону его сокращения. Естественно думать, что первоначально вся земля рассматривалась как земля местного бога, т. е. была храмовой (в то же время общинной) землей. Лишь постепенно происходило суживание храмово-общинной собственности путем потери храмом нрава на (отдельные?) наделы (привилегирован¬ ных?) членов общины. Характерно, что, как отмечает автор, наделы из храмовых земель получали правитель, его родственники, жрецы, члены персонала других хра¬ мов. Но представители знати наделов па земле храмов обычно не имели или распо¬ лагали лишь небольшими наделами. Hue храмового хозяйства они владели крупными поместьями (стр. 104). Конечно, с течением времени большие изменения произошли и в управлении храмово-общинными землями; вместо коллективной общинной собст¬ венности на землю здесь начинала хозяйничать уже верхушка общества, низводящая общинников, работающих на храмовых землях, до положения клиентов храма. Автор считает захват правителем храмовых земель и превращение их в царское хозяйство поздним явлением. Однако из всего того, что мы знаем о древних прави¬ телях (энси) мелких шумерских государств, следует, что для подобного превращения храмовых хозяйств в царское хозяйство существовали условия с древнейших времен. Ведь первоначальной функцией энси, как отмечает И. М. Дьяконов, была функция жреца. Само название энси означает «возглавляющий народ (или род) жрец, заклады ьагощнй (храмы и другие здания)». Здесь мы имеем дело с главой культовой жизни" и общественных мероприятий общины (стр. 121). В его функции входило строительство храмов, общественных сооружений и каналов. Энси был представителем общины перед общинным божеством и отвечал за поддержку культа (стр. 122). Кроме того, «многие энси..—отмечает автор,—выступают в роли военачальников. Однако во всех случаях, где это поддается проверке, оказывается, что они возглавляли только отряды лиц, зави¬ симых от храмов или правителей лично. Могли ли они также возглавлять ополчения общинников, имевших наделы не на храмовой или правительской земле, неизвестно» (стр. 124). Нее это, как нам кажется, свидетельствует, что вряд ли распространение власти энси на храмовое хозяйство было явлением поздним. В его лице мы как будто видим именно единство храма и общины. Это лишний раз говорит о первоначальном единстве храма и общины, храмового хозяйства (земли бога) и общинного хозяйства (земли общины). И то, что даже позже «в теории,— как отмечает И. М. Дьяконов,— собственность па всю территорию государства принадлежала общинному богу „хо¬ зяину“ общины» (стр. 135), может свидетельствовать об этом. То, что энси, возможно, первоначально и ие был верховным жрецом, а лишь в дальнейшем выдвинулся па первое место и в номовом государстве, и в храмовом хозяйстве, становится вполне
КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ 129 понятным из его функций служителя культа, но в то же время заведующего обществен¬ ными работами, удельный вес которых в экономической жизни общества с развитием производительных сил н созданием крупных объединений все более и более возрастал. Таковы· некоторые наши сомнения в связи с рассмотрением автором указанных выше вопросов истории древпего Шумера. Заслуга автора в освещении этой проблемы, конечно, вовсе не исчерпывается оригинальной постановкой отмеченных выше во¬ просов. В своей работе И. М. Дьякопов подвергает специальному рассмотрению ряд конкретных явлений. Тщательно исследуются в работе вопросы о шублугал'ах, о путях возникновения частного землевладения в древнем Шумере, о соотношении шумерских титулов эиси и лугал и т. д. Вторая проблема, впервые исследованная автором рецензируемого труда,— это проблема государственного строя Шумера (см. стр. 127 слл.). Исследуя шумерский зпос и другие источники, автор находит данные о существовании в мелких шумер¬ ских государствах представителей общинного управления, именуемых «старейши¬ нами», «советниками», «старцами города» (или «мужами города»). Все это указывает па наличие «совета старейшин» и «народного собрания», притом не только в глубокой древности, но и позднее, в эпоху существования классового общества и государствен¬ ности. Эти данные, по мнению автора, свидетельствуют, что на раннем этапе сущест¬ вования древнеклассового общества в Шумере власть правителя все еще не могла быть неограниченной, деспотической. Автор утверждает, что «в древнейшем Двуречье законность власти правителя основывалась на избрании советом старейшин. Факт наследования власти правителя в одном роде не может поколебать этого вывода» (стр. 140). Конечно, не исключено, что автор при этом несколько преувеличивает силу общиппых органов управления. Основной материал, на котором он строит свои суж¬ дения,— это преимущественно литературные памятники, порой, возможно, вовсе не отражающие существовавших реально в ту эпоху порядков. Причем интерпретация некоторых выражений, предложенная И. М. Дьяконовым, может быть спорной. Так, из следующего выражения в надписи Гудеи: «(Богиня) Инана, владычица всех стран, голову его в собрании (unken) да осудит, основание его утвержденного престола (Gis gu-za) да не сделает прочным, семя его да прекратит, правление (букв, „очередь“) его да прервет»,— автор заключает, что даже «во времена Гудеи (ок. 2200—2150 гг. до н. э.) возможность низложения правителя в совете (или народном собрании) казалась еще достаточно реальной» (стр. 140). Однако, как отмечает автор, имеется и другое понимание дапного выражения надписи Гудеи, предложенное Якобсеном, ко¬ торый считает, что здесь речь идет о совете богов (стр. 140, прим. 99). В работе И. М. Дьяконова глубоко разработан вопрос о противоречиях п борьбе между различными общественными силами («демократических элементов общества против олигархии», массы общипников против родовой знати), на фоне которой и рассматривает автор возникновение деспотической власти в древнем Двуречье. К со¬ жалению, автор лишь мимоходом касается широко дискутируемого в нашей научной литературе вопроса о характере реформ Урукагины. Как известно, он еще в 1952 г. выдвинул оригинальную трактовку деятельности Урукагины. И. М. Дьяконов вы¬ ступает против распространенного в научной литературе мнения, будто реформы Урукагины были направлены на защиту интересов широких масс общинников. Так как, по мнению автора, члены храмового персонала не входили в число общинников, «справедливее в реформах Урукагины видеть отражение борьбы между жречеством, связанным с родовой аристократией, с одной стороны, и правителем, опирающимся на светскую служилую знать, с другой. Реформы Урукагины были временной по¬ бедой первой группировки, а самого Урукагину, проводившего реформы в ущерб ин¬ тересам приближенных правителя, следует рассматривать как ставленника жрече¬ ской знати» (стр. 194). Однако, так как в развернувшуюся борьбу были вовлечены и народные массы, он находит в реформах «ряд демагогических мероприятий, которые должны были обеспечить реформатору поддержку в первую очередь свободпых членов персонала храмов, что и понятно, поскольку именно храмы, как важнейшая экономи¬ ческая и политическая позиция в обществе, были главпым объектом борьбы» (стр. 194). Вопрос о характере реформ Урукагины очень сложен. Различная трактовка ха¬ рактера мероприятий, проведенных Урукагиной, главным образом основывается па различном понимании отдельных терминов, встречающихся в тексте, повествующем об этих реформах. Развернувшаяся вокруг этого вопроса дискуссия, несомненно, будет способствовать окончательному определению характера этого исключительно важного явления в истории древпего Шумера. Пока точка зрения И. М. Дьяконова на эти реформы представляется недостаточно доказанной. И. М. Дьяконов в результате своего исследования приходит к выводу, что первая попытка создания деспотического государства, при котором общинные органы само¬ управления из общегосударственных превращаются в местные, относится к XXIV—■ XXIII в. до и. э. (период аккадской династии), а окончательно устанавливается де¬ спотический строй лишь при III династии Ура (XXI в. до н. э.). Саргон, царь Аккада, в частности, осуществляет «историческую задачу — сломить родовую олигархию 99 Всстнит; дрспнен истории, Ns i
130 КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ о ее узкоместными традициями и создать единство ирригационных общин Шумера* (стр. 203—204). Автор тщательно разработал важный вопрос борьбы стремящегося к деспотической власти царя с древней родовой знатью. В работе подчеркивается, что «победа Аккада означала централизм, укрепление политического и экономиче¬ ского единства страны, централизованную и рационально используемую ирригацион¬ ную сеть, подчинение храмовых хозяйств царскому хозяйству, ослабление пережи¬ точных органов родового строя и усиление элементов деспотизма, уничтожение оли¬ гархии и создание новой знати из предводителей царского войска и главарей бюро¬ кратии» (стр. 216). В связи с проблемой становления деспотического государства тщательно иссле¬ дован в работе И. М. Дьяконова также вопрос о превращении царя в верховного соб¬ ственника всей территории государства. Автор показывает, что еще при династии· Аккада царь не был таковым, хотя его экономическое и политическое могущество становилось подавляющим. Даже и при царях III династии Ура нельзя говорить о том, что царская собственность полностью поглотила всю земельную территорию Двуречья (стр. 250). «Нецарские хозяйства и сельские, а равно и болыпесемейные общины продолжали существовать и при III династии Ура, и в этих общинах по- прежнему существовали обычные органы общинного самоуправления. Общины эти были политически подчинены царю, объединявшему их всех как их общий глава и пра¬ витель. Но говорить о том, что собственность царя также распространялась и на общинную землю, у нас для этого времени еще нет оснований» (стр. 264). «Не¬ смотря на внешнюю законченность и последовательность деспотической социально- политической системы в государстве III династии Ура, эта система не была той фор¬ мой, в которую окончательно выкристаллизовалось социальное и государственное устройство, типичное для древнего Востока... В социально-экономическом отношении государство III династии Ура, с одной стороны, было уродливым, противоестествен¬ ным образованием, базировавшимся на гигантском рабовладельческом псевдолати- фундиальном хозяйстве царя, совершенно не соответствовавшем действительному уровню развития производительных сил» (стр. 266). Можно соглашаться или не соглашаться с автором в решении затронутых им в книге вопросов, а также в интерпретации ряда конкретных явлений, однако нельзя не признать, что столь тщательная конкретная разработка этих вопросов — безу¬ словно его заслуга и крупный вклад в изучение сложной проблемы социально-эко¬ номического и государственного строя древневосточных обществ. Объектом исследования автора являются главным образом вопросы социальной структуры, государственного строя и т. д. Но он часто привлекает для их освещения и факты политической истории. Очень интересен очерк, посвященный кутийскому за¬ воеванию и характеру кутийского владычества в Месопотамии (стр. 237 ел.). Больше внимания следовало бы уделить, по нашему мнению, языковым данным — анализу отдельных терминов и т. д. Автор очень мало места отводит и этническим во¬ просам. Правда, в изложении истории древнего Двуречья западноевропейские уче¬ ны < уделяли явно преувеличенное внимание этим вопросам, однако игнорирование их также не может считаться оправданным. Важной проблеме дошумерского населения Южного Двуречья автор, папример, посвящает лишь одно небольшое примечание (стр. 166, прим. 50). При этом отмечается, что доводом в пользу предположения о до- шумерском населении Южного Двуречья служит появление неудобных плоско-вы¬ пуклых кирпичей вместо более удобных плоских с обеих стороп, изменение конструк¬ ции храмов и т. п. Автор ничего не говорит о том, что имеется также и ряд языковых данных, свидетельствующих о присутствии на территории Южного Двуречья в древ¬ нейшую эпоху нешумерских, скорее всего загро-эламских племен. В научной лите¬ ратуре указывалось на наличие в древней Вавилонии топонимических названий эламского или кутийского происхождения. Очень трудно в небольшой рецензии охватить все богатство содержания книги И. М. Дьяконова, указать на те многочисленные конкретные вопросы истории древ¬ него Шумера, которые исследованы автором с исключительным знанием материала и подвергнуты тонкому научному анализу. Исследование И. М. Дьяконова, несомненно, является ценным вкладом в изучение общественного и государственного строя древ¬ него Двуречья и имеет в то же время немаловажное значение также для изучения ана¬ логичных рассматриваемым в книге процессов в других древневосточных странах. Г. .1. Мели кишми.ч/
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ Ш АФИНСКАЯ РАБОВЛАДЕЛЬЧЕСКАЯ ДЕМОКРАТИЯ В ЗАПАДНОЙ ИСТОРИОГРАФИИ За последние годы в зарубежной, преимущественно англо-американской, историо¬ графии наблюдается известное оживление интереса к теоретическим проблемам со¬ циально-экономической истории античного мира. Одни вопросы получают новое осве¬ щение, другие становятся предметом дискуссии. Здесь, не претендуя на полноту, я остановлюсь на тех аспектах социально-экономических отношений в Афинах класси¬ ческой эпохи, где традиционные представления, справедливо или нет, подвергаются критике. I. РАБСТВО Вот уже более полувека проблема античного рабства составляет арену столкно¬ вений и борьбы противоположных концепций. И тот факт, что в последнее время в за¬ падной научной литературе эта тема снова стала объектом полемики, заслуживает внимания. Среди англо-американских ученых оформилось крайнее направление, представ¬ ленное в особенности работами Уэстермапна1. К этому же направлению примыкают профессора Кембриджского университета Джонс и Иллинойского университета Старр. Содержание статьи Джонса, посвященной вопросу об экономическом значении рабства в античном мире 1 2, в той ее части, которая относится к Афинам, может быть изложено следующим образом э: 1) Значительная часть рабов была занята прямым обслуживанием рабовладельцев. Многие граждане имели рабынь-служанок. Рабов часто использовали в качестве сек¬ ретарей, управляющих, доверенных лиц и т. д. 2) При численности свободного взрослого населения (включая метэков) примерно в.60 тыс. общая численность рабов составляла около 20 тыс. 3) Приблизительно 10 тыс. рабов использовались в качестве домашней прислуги, остальные 10 тыс.— в промышленности (ремесле) и сельском хозяйстве. 4) В сельском хозяйстве рабский труд применялся в небольших размерах. Более обширную сферу для его использования представляла промышленность, но крупные предприятия были исключением. Значительная часть рабов-ремесленников вела само¬ стоятельное хозяйство, уплачивая рабовладельцам определенный «оброк». Большин¬ ство «промышленных» рабов было занято в Лаврионских серебряных рудниках. 5) Рабы в рудниках приносили владельцам (даже тем, кто отдавал их в аренду) значительный доход — ежегодно 35—40% уплаченной за них цены. Доход от рабов- ремесленников в других отраслях производства был меньше. 6) Маловероятно, что конкуренция рабского труда ухудшала положение мелких производителей и приводила к их вытеснению, хотя в отдельных отраслях производ¬ ства, где применялись необученные рабы (в рудниках), свободный труд был почти пол¬ ностью замещен рабским. 7) Выгодность рабского (особенно неквалифицированного) труда определялась крайней дешевизной рабов. Необученный раб в IV в. стоил 125—150 драхм. Примерно во столько же обходилось его содержание в течение года. Расходы на покупку раба окупались очень быстро. 8) Дешевизна рабов объяснялась особыми условиями, в которых оказался грече¬ ский мир. Войны, пиратство, похищение, работорговля доставляли в Грецию массу варваров для продажи. Таковы основные выводы1 Джонса. Статья Старра 4 имеет в большей мере теорети¬ ческий и полемический характер. Старр полагает, что среди историков и экономистов распространены ошибочные взгляды на характер и значение античного рабства (одним из тех ученых, кто представлял себе рабство в его истинном свете, был, по мнению Старра, Э. Мейер). Старр считает, что на формирование этих взглядов оказали влия¬ ние особенности рабства в США и Вест-Индии, а также идейные и политические движе¬ ния XIX в.— борьба за отмену рабства и развитие марксизма. В результате значение рабства было преувеличено исторической наукой: не только марксисты, но и многие 1 См. А. Р. К о р с у н с к и й, В. И. К у з и щ и н, Я. А. Л е н ц м а н, А. И. П а в л о в с к а я, И. С. С в е и ц и ц к а я, W. L. Westermann, The Slave Systems of Greek and Roman Antiquity, ВДИ, 1958, № 4, стр. 136—158. 2 A. H. M. Jones, Slavery in the Ancient World, «The Econ. Hist. Rev.», 2-nd Ser., IX (1956), 2, стр. 185—199. 3 Здесь, как и в дальнейшем, постраничные ссылки на рассматриваемые работы даются только в тех случаях, когда эти работы велики по объему. 4 С. G. Starr, Overdose of Slavery, «The Journ. of Econ. Hist.», XVIII (1958), 1, стр. 17—32. 9*
132 КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ буржуазные исследователи рассматривали древнюю экономику и культуру как оспо ванные па рабском труде, а рабство объявляли «абсолютным злом». Далее Старр «опровергает» это «заблуждение». Вот вкратце его аргументация. 1) Рабов использовали преимущественно для обслуживания высших классов обще¬ ства и в промышленности и торговле крупных городов. По афипским манумпссиям второй половины IV в. до н. э., лишь небольшая часть отпущенных на свободу рабов была занята в сельском хозяйстве. Таково же было положенно в Гомеровской Греции и иа Востоке. Податные документы римского времени свидетельствуют, что в египет¬ ских деревнях рабы составляли всего 1—2%, в городах — 7—10% населения. 2) Даже в промышленности и торговле, где рабство применялось в широких раз¬ мерах, оно не являлось основой производства. В Афинах V—IV вв. рабы составляли всего 1/1—1/3 населения. 3) Экономической базой античного общества было сельское хозяйство, которым занималось большинство населения. Земельные участки были слишком мелкими, что¬ бы оправдать дополнительные затраты па покупку рабов. При сборе урожая и других срочных и трудоемких сельскохозяйственных работах землевладельцы обращались к помощи наемных рабочих. Поскольку, таким образом, в сельском хозяйстве пре¬ обладал свободный труд, рабовладение нс могло составлять основы общественных отношений. Рабство представляло собой лишь один из элементов хозяйственного развития в античном мире. 4) В промышленности рабство было экономически выгодно лишь при изобилии и дешевизне рабов, при высоких и устойчивых ценах па ремесленную продукцию. Эти особые условия сложились в Греции в эпоху колонизации. К тому же техника у гре¬ ков была проста и не требовала длительного обучения, а система волыюотпущеннп- чества создавала известную заинтересованность рабов в своем труде. На рассуждениях Старра о моральном влиянии рабства на свободных, его роли в развитии техники, бытовом и правовом положении рабов можно не останавливаться. Старр занимает здесь позиции, близкие к позициям Уэстерманна. Нетрудно заметить общую тенденцию Уэстермаппа, Джонса и Старра: всяческое преуменьшение значения рабства для аптпчпого мира. Поскольку дело касается Афин классической эпохи, подвергается сомнению рабовладельческий характер их эконо¬ мики. Эта точка зрения в западной исторической пауке пе получила безраздельного гос¬ подства. В качестве примера можно указать критическую рецензию Сен-Круа (Оксфорд¬ ский университет) на книгу Уэстерманна 5 6 и особенно обстоятельную статью Финли (Кембриджский университет) в. Финли, правда, воздерживается от прямой полемики, но его взгляды в значитель¬ ной степени противоположны взглядам Джонса и Старра. 1) Сами греки, отмечает Финли, рассматривали рабство как естественную, орга¬ ническую часть своего бытия. И, хотя в Греции существовали различные формы зави¬ симости, ведущей фигурой в наиболее развитых ее областях являлся раб в собствен¬ ном смысле слова. 2) За немногими исключениями, рабов использовали во всех областях производ¬ ственной п непроизводственной деятельности. Вместе с тем пе имелось такой сферы, в которой пе были бы в какой-то мере запяты также свободные граждане (преимуще¬ ственно как самостоятельные хозяева, а не как наемные рабочие). 3) Основной отраслью производства было земледелие. Даже некоторая часть мел¬ ких землевладельцев владела рабами, а в крупном землевладении применение рабского труда было правилом. Рабство в сельском хозяйстве занимало очень существенное место, даже если число запятых рабов не превышало числа свободных. 4) И рудпиках и каменоломнях труд рабов безусловно являлся преобладающим. В ремесле он применялся шире, чем в сельском хозяйстве, хотя здесь также были за¬ пяты и свободные граждане. В торговле и ростовщичестве рабов использовали даже иа постах управляющих. 5) Возможно, что количество рабов в Афинах V—IV вв. до п. э. достигало 80 тыс.— 100 тыс. человек (исчисление Лауффсра). Это значит, что на одно хозяйство прихо¬ дилось в среднем 3—4 раба. Но, пезависимо от установления той нлп иной численности рабов, невозможно отрицать, что рабство являлось «интегральпым фактором» общества. Рассмотрев вопросы об источниках получения рабов, об отношении к рабству свободных и о формах протеста рабов против угнетения, которому они подвергались, Финли формулирует свое общее отношение к современной постаповке проблемы рабства. Он считает, что беспристрастное суждепие затруднено здесь вмешательством двух впешпих факторов: морального осуждения рабства и имеющей политический ха¬ рактер борьбы между марксистами и немарксистамп. Учитывая все обстоятельства и подходя к делу объективно, пишет Фипли, следует заключить, что рабство было 5 G. E. M. de S-t e Croix, «Cl. Rev.», N. S., VII (1957), 1, CTp. 55—59. 6 M. I. Finley, Was Greek Civilization based on Slave Labour?, «Hist.», VIII <1959), 2, CTp. 145—164.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ 133 «основным» (basic) элементом в греческой цивилизации. Но это определение но должно являться целью доказательств, оно скорее отправной пункт для фактического ана¬ лиза. Задача заключается в том, чтобы исследовать систему рабства в ее действии, в кон¬ кретном проявлении. * * * Статьи Джойса и Старра в какой-то мере представляют собой идейную реакцию на марксистское освещение древней истории (изображаемое Старром весьма упрощен¬ но). Этим объясняются те крайности, в которые впадают оба автора. Том не менее сле¬ дует проследить ту логику и ту аргументацию, которые применены в этих статьях. Начнем с численности рабов в Афинах IV в. до и. э. Конечно, получение той или иной цифры (как справедливо отметил Финли) не имеет решающего значения. Оно не дает ответа на вопрос о социальном строе античного государства. Но(это справедливо только в известных пределах: если бы число рабов в Афинах не превышало 2—3 тыс. че¬ ловек, вряд ли вообще возникла бы проблема, которая здесь обсуждается. С другой стороны, точные данные о 100—200 тыс. рабов явились бы достаточным основанием для окончательного вывода о преобладающей роли рабского труда. Определяя число рабов в 1/3—V« всего населения, Старр считает достаточным сослаться па Уэстерманна. Джойс принимает количество рабов в 20 тыс.: это, кажется, самая маленькая цифра, когда-либо появлявшаяся в такой связи,— примерно один раб на трех взрослых свободных (обоего пола). Джонс ссылается здесь на вычислепия, произведенные им в одной из его прежних работ 7. Рассмотрим эти вычисления в де¬ талях. Джонс решительно отвергает известные из источников цифры — 400 тыс. рабов по Ктесиклу (в конце IV в. по переписи Деметрия Фалерского — Athen., VI, 272 С) и более 150 тыс. по Гинернду (вероятно, около 338 г.— Suidas, s. v. атсоф^онаек;), рас¬ сматривая их как фантастические. Лучшей их проверкой он считает количество потреб¬ ляемого в Аттике хлеба. По надписи в IG, II2, 1672, урожай 329 г. до и. э. исчисляется в 370 тыс.мед. (около 340 тыс.мед.ячменя и 30 тыс.мед.пшеницы).Согласпо Демосфену (XX, 31—32), ввоз хлеба в Аттику около середины IV в. составлял примерно 800 тыс. мед. (наверное, почти целиком пшеницы). Урожай 329 г. был, по-видимому, плохим, и надпись сообщает цифры ниже обычных. Около Ve урожая откладывалось на семена для посева, а большая часть ячменя шла па корм скоту. Для потребления жителей Аттики оставалось, таким образом, около 830 тыс. мед. в год. Численность граждан во второй половине IV в. составляла около 21 тыс. (Plut., Phoc., 28; Athen., VI, 272 С), метэков — 10 тыс. (Athen., там же), всего взрослого населения — вдвое боль¬ ше, населения в целом, включая детей,— ие менее 124 тыс. При среднем потреблении хлеба взрослыми мужчинами в 7,5 мед., женщинами и детьми — в 5 мед. ежегодно, они съедали минимум 700 тыс. мед. Для рабов оставалось 130 тыс. мед. При среднем по¬ треблении примерно в 6 мед. ежегодно 130 тыс. мед. хватало па 20 тыс. рабов. Это —■ максимум, поскольку для численности свободного населения приняты минимальные цифры. Можно только удивляться предвзятости этих вычислений, результаты которых (при всех оговорках об их приближенности) Джонс в дальнейшем использует как установленные. В самом деле: 1. Урожай 329 г. до н. э.8 * обычно рассматривается исследователями как меньший обычного. Кроме того, в надписи отмечено приношение землевладельцами определен¬ ной части урожая в Элевсин: цифры, конечно, могли быть значительно преуменьшены. Гомм, например, считает возможным только на этом последнем основании прибавить еще 100 тыс. мед.8. Наконец, какое-то количество хлеба могло ввозиться в Аттику с принадлежащих Афинам островов. Это давало, может быть, около 200 тыс. мед., в том числе приблизительно 50 тыс. мед. пшеницы 10 11. Таким образом, ничто не препят¬ ствует пам поднять среднюю годовую продукцию хлеба, доступного для потребления, до 600 тыс.— 800 тыс. мед.11. 2. Сведения об импорте 800 тыс. мед. хлеба ие могут считаться точными. Демос¬ фен сообщает только о количестве хлеба, ввозимого с Понта,— 400 тыс. мед.— и ука¬ зывает, что это составляло половину всего импорта. Однако возможна, по-видимому, п другая интерпретация— именно,что ввоз в целом составлял не 800 тыс., а 1600 тыс. 7 A. H. М. Jones, Athenian Democracy, Oxf., 1957, стр. 77—-79. 8 Около 400 тыс. мед. по наиболее детальному исследованию A. J а г d é, Les cé¬ réales dans l'antiquité grecque, P., 1925, стр. 48 и др. 8 A. W. Gomme, The Population of Athens in the Filth and Fourth Centuries B. C., Oxf., 1933, стр. 32. 10 E. Meye r, Forschungen zur alten Geschichte, II, Halle, 1899, стр. 192—193. 11 Cp. сводку наиболее основательных вычислений S. L a u f f е г, Die Bergwerks- sklaven von Laureion, II, Wiesbaden, 1957, стр. 151—153, прим. 5.
134 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ мед.12. По другим соображениям Гомм принимал цифру в 1200 тыс. мед. (Gomme, ук. соч., стр. 32). 3. Джонс разделяет точку зрения Жардэ, согласно которой ячмень в значительной части тел па корм скоту (Jardé, ук. соч., стр. 123—127). Далее он приводит ничем не оправданную операцию — вообще сбрасывает ячмень со счета. Между тем известно, что ячмень составлял обычную пищу афинян в самых разнообразных видах. Можно предполагать, что как раз рабы, о которых идет речь, потребляли ячмень в больших количествах. 4. Мы не можем быть уверены, что средняя норма потребления в 6 мед. в год не является завышенной, особенно за счет женщин и детей. Во всяком случае возможны более умеренные расчеты 13. Таким образом, вполне допустима такая комбинация поправок, при которой все они действуют в одном направлении — в сторону увеличения возможной численности потребителей хлеба. В связи с этим подсчеты Джонса оказываются беспочвенными. До¬ статочно указать, что другие исследователи на основе тех же самых материалов, как правило, приходили к гораздо более высоким цифрам, «обеспечивая пропитанием* 90 тыс. и больше рабов (Lauffer, ук. соч., стр. 151—153). При нынешнем состоянии источников численность рабов в Аттике должна, вероят¬ но, устанавливаться иным путем. Общие цифры — поскольку все они более или менее сомнительны — не могут выступать в качестве основы для вычислений. Требуется конкретное исследование численности рабов, запятых в различных областях произ¬ водства и обслуживания (примерно в таком духе, в каком это сделано Лауффером для рудников). Что касается подсчетов Джонса, то они не согласуются также со свидетельством, заслуживающим доверия,— с известным сообщением Фукидида о бегстве более 20 тыс. рабов к спартанцам во время Пелопонесской войны (Thuc., VII, 27, 5). Получается, что перебежчиков было столько же, сколько всего рабов в Афинах более поздней эпохи. Джонс разрешает это противоречие без труда. В V в. до н. э., пишет он, свобод¬ ных граждан и метэков было больше, чем в IV в., соответственно и рабов было больше. Нечего и говорить, что это предположение не имеет под собой ни теоре¬ тического, ни фактического основания. Итак, те источники, которыми пользуется Джонс, не подтверждают его вывода о том, что численность рабов в Афинах достигала в IV в. всего 20 тыс. человек. Они допускают цифры, в несколько раз большие. Примененный Джонсом метод ошибочен: это попытка получить в принципе точные результаты там, где речь может идти только о «максимуме» и «минимуме», колеблющихся в очень широких пределах. * * * Далее, вопрос о распределении рабов по роду их деятельности. В отношении до¬ машних рабов для Джонса существует как будто только один источник — речь Демо¬ сфена против Тимократа. Демосфена можно истолковать таким образом, что граждане, платившие военный налог — эйсфору, нередко имели служанку, положение которой в доме несколько сомнительно (Dem., XXIV, 197). Эта самая служанка являетрнисход¬ ным пунктом дальнейших вычислений. Скажем, рассуждает Джонс, из 6000 граждан, плативших эйсфору, служанок имели 5000. Из 10 тыс. метэков подобные служанки были у 2500: получается 7500 служанок. Богатые граждане имели по нескольку человек прислуги. Всего, таким образом, насчитывается около 10 тыс. домашних рабов, а 10 тыс. «остается» для всего остального. Более подробно этот вопрос Джонс рассматривает в другой своей работе (Jones, Athen. Democr., стр. 12—13), упоминая и другие источники — Лисия (V, 5) и речь Демосфена против Стефана (XLV, 86). Оба оратора, обращаясь к судьям, как бы исходят из предположения, что все слушатели (Демосфен) или даже все граждане (Лисий) имеют рабов. Джонс подозревает (во всяком случае со стороны Лисия) опре¬ деленную тенденциозность и, следовательно, сознательное преувеличение. Это сйра- ведливо в том отношении, что Лисий и Демосфен не могли поручиться за наличие ра¬ бов у всех судей и тем более всех граждан. Наоборот, из источников известно и ясно само по себе, что некоторые граждане рабов не имели. Однако один вывод представляет¬ ся неизбежным: владение домашними рабами считалось для свободного гражданина нормой и правилом. Об этом свидетельствует как раз та формально необоснованная уверенность, с которой ораторы решались на свое обобщение (ср. Aristoph., Ran., 980 сл.). По отношению к материалам комедии Джонс занимает двойственную позицию: с одной стороны, он фетишизирует текст, придавая ему вес и значение документа; с другой — он подвергает этот понятый таким образом текст смысловой критике. Джонс рассуждает приблизительно так: в комедии рабы появляются даже в бедных "12 А. К о с e V а 1 о V, Die Einfuhr von Getreide nach Athen, RhM, XXXI (1932)» стр. 321—323. 13 См. А. Валлон, История рабства в античном мире, М., 1941, стр. 109, 118.
КРИТИКА И библиография 135 хозяйствах. Так, бедному крестьянину Хремилу принадлежит раб Карион, несомненно, чисто комедийный персонаж. В первой части «Женщин в народном собрании» рабов вообще нет, затем в комической ситуации выступает рабыня, принадлежащая Пракса- горе. И все же когда Праксагора в своей «коммунистической программе» протестует против порядков, при которых «у одного (из граждан) —■ множество рабов, у другого — нет и слуги-провожатого» (Aristoph., Eccles., 593), она относит себя, видимо, ко второй группе. (Это обстоятельство как будто представляется Джонсу достаточным осно¬ ванием, чтобы усомниться в свидетельствах Аристофана.) Сообщения комедий о рабах вообще подозрительны: их авторы сами были людьми состоятельными, а образы рабов давали им дополнительные сюжетные возможности. Этот подход в целом вызывает возражения. Пожалуй, даже Старр в какой-то мере ближе к истине, когда он утверждает, что делать выводы о жизни аттической де¬ ревни по комедиям все равно, что судить по декорациям Голливуда о жилище среднего американца. Старр здесь просто преувеличивает, Джонс же ошибается, так сказать, в принципе. Ясно, что вымышленный Карион не представляет для нас никакой доку¬ ментальной ценности как раб вымышленного Хремила. Сомнительно также, чтобы сам Аристофан смог разъяснить, была ли служанка-рабыня у Праксагоры. Зато суще¬ ственное значение имеет тот факт, что||рабы появляются в комедии повсюду, в жизни различных социальных групп населения. И они появляются вовсе не обязательно в ка¬ честве комедийных персонажей, а именно как статисты, предмет домашнего обихода, атрибут повседневной жизни средних слоев гражданства. Художественные произве¬ дения, как бы они ни были условны и фантастичны, должны сохранять определенный колорит места и эпохи. Что касается приводимых Джонсом слов Праксагоры, то они позволяют предпола¬ гать только два обстоятельства, имеющие общее значение: во-первых, какая-то часть граждан, очевидно, не имела рабов (по крайней мере домашних), в то время как другая часть владела большим количеством таких рабов; во-вторых, отсутствие раба воспри¬ нималось как свидетельство бедности (крайней бедности — можно было бы добавить, вспомнив бедняка-инвалида, жалующегося, что он пока еще не может купить себе раба— Lys., XXIV, 6). Вопрос о домашнем рабстве еде ждет детального исследования. Но статистика, покоящаяся на плечах злополучной служанки из XXIV речи Демосфена, не является достаточно эффективным методом. Число в 10 тыс. домашних рабов, может быть, и правильно (мне оно кажется заниженным). Однако идти к нему нужно совсем другим путем. • · · Основной пункт, в котором Джонс и Старр (вслед за Уэстерманном) атакуют «устаревшие догматические представления»,— это применение рабского труда в сель¬ ском хозяйстве. Мы мало слышим о сельскохозяйственных рабах, пишет Джонс. чБолыпая часть аттических землевладельцев имела столь мелкие участки, что не нуждалась в допол¬ нительных рабочих руках. Крупные владения нередко состояли из небольших разоб¬ щенных участков, часть которых возделывалась свободными арендаторами. Только имения, в которых жили сами хозяева, обрабатывались рабами.) Это опять-таки краткое повторение аргументации, развитой Джонсом в более ранней работе об афинской демократии (ук. соч., стр. 13 сл.). Там Джойс собрал дан¬ ные j> наемном труде в сельском хозяйстве и о свободных арендаторах, достаточные для того, чтобы показать значительное распространение этих форм в Аттике. Земле¬ владельцы среднего класса, платившие эйсфору (Джонс считает, что обложению этим налогом подлежали 6000 граждан), имели столь незначительные средства и такие мел¬ кие участки, что иногда не могли содержать даже домашнего раба, не говоря уже о ра¬ бах сельскохозяйственных. Они, полагает Джонс, принадлежали к тому классу обще¬ ства, который, по Аристотелю, обрабатывал землю без помощи рабов (Aristot., Polit., 1323 А, ср. 1252 В). Наименее состоятельные из гоплитов (таких, по Джонсу, насчи¬ тывалось 3000) имели земельные участки в 5 акров (= 2 га) или несколько больше: с этих участков едва могла прокормиться семья владельца. Бедные крестьяне, по Аристофану, трудились па полях сами (Aristoph., Plut., 223—224). Невозможно согласиться с этой конструкцией — она местами не подтверждается в достаточной степени источниками, местами прямо им противоречит. Действительно, крупные владения в Аттике часто состояли из небольших разобщенных участков. Но почему эти участки не могли обрабатываться руками рабов, непонятно. В речи Лисия о священной маслине состоятельный гражданин сообщает, что участок, на котором росла маслина,— это лишь один из его участков «на равнине» (Lys., VII, 24). Он не¬ которое время сдавал землю в аренду, а в дальнейшем стал обрабатывать ее сам (там же, 9—11). Очевидно, что он при этом использует труд рабов (там же, 16). Между тем этот участок явно не является его резиденцией, и вообще не видно, чем он отличается от других участков того же землевладельца. Я уже не говорю о загородном хозяйстве Исхомаха в «Домострое» Ксенофонта, где основной рабочей силой представляются
13« КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ рабы, поскольку невозможно доказать, что Ксенофонт имел здесь в виду условия типичные для Аттики. Самая фигура «управляющего», появляющаяся в произведения! Ксенофонта, оыла порождена, по-видимому, сходной ситуацией: землевладелец ну¬ ждался в доверенном лице для надзора за сельскохозяйственными работами в своем загородном именин (см., например, Xen., Mem., I, 5, 2). Какая часть участков сдавалась в аренду, мы даже и предполагать не можем. Сама по себе аренда, конечно, не исключает применения труда рабов. Нет также оснований для предположения, что наемный труд в деревне применялся шире, чем рабский. Рабы во всяком случае упоминаются гораздо чаще. Общее понятие «работ¬ ник» (εργάτης) по отношению к земледелию со временем ассоциировалось с образом раба (Hesych., ερκήται; cp. Athen., VI, 267 С). При установлении размера участков, принадлежавших гоплитам, Джонс исходит из цены па землю, выводимой на основании одной из речей Лисия (Lys., XIX, 29,42). Но средняя цена земли в IV в. была, возможно, значительно более низкой, а размеры участков, соответственно, большими. Ссылки на Аристотеля говорят как раз против Джонса: Аристотель прямо указывает, что без рабов вынуждены обходиться имспно «бедные» и «неимущие» (οί πέ»ητες, άποροι). Невозможно представить себе, чтобы on характеризовал этими словами гоплитов! Бедные крестьяне Аристофана работают на полях, но это вовсе не значит, что у них нет рабов. Напротив, комедии Аристофана создают впечатление, что рабов использовали даже в мелком и среднем крестьянском хо¬ зяйстве (см. .например, Aristoph., Acharn., 249, 887,1098,1116; Pax, 1146 сл. может быть 1249; Vesp.,449—450; Plut., 26, 1105; ср. Menander, Georgos, 55—58; Theophr., Char., 4)! Наконец, делепие рабов на сельскохозяйственных н домашних, особенно в сельски условиях, выглядит как очень искусственное: оно возникло не в реальной жизни, а в представлениях ученых комментаторов. Если крестьянин имел одного-двух рабов, едва ли он держал их только на кухне или только на поле. Поэтому Старр совершает очевидную ошибку, рассуждая о том, что дополнительная рабочая сила требовалась крестьянам лишь в период интенсивных сельскохозяйственных работ и им не было смысла держать рабов ради этого периода. Старр, также утверждающий,что роль рабства в сельском хозяйстве Аттики была незначительна, действует иным методом: он опирается на «точную статистику». Ссы¬ лаясь на Уэстерманна, Старр приводит таблицу, показывающую распределение по про¬ фессиям аттических рабов, отпущенных на свободу во второй половине IV в до н э Эта таблица уже много лет кочует из одной работы в другую, и Старр не добавляет к ней ничего нового. Из 79 рабов-мужчип только 12 обозначены как сельскохозяй¬ ственные рабочие, из 56 женщин — ни одной 14. Отсюда делается вывод, что рабство не играло большой роли в сельскохозяйственном производстве. Этот вывод основан на элементарном заблуждении, отмеченном уже в свое время Сен-Круа в рецензии па книгу Уэстерманна (ук. соч., стр. 56). Дело объясняется тел, справедливо указывает Сен-Круа, что сельскохозяйственные рабы, естественно, имели гораздо меньше шансов получить свободу, чем домашние рабы или ремесленники. Ха¬ рактерно, что подавляющее большинство (более Vio) всего количества рабов, полу¬ чивших свободу, проживало в Афинах, Пирее и пригородных демах (подсчет у Гомма, ук. соч., стр. 42). Это преобладание настолько велико, что «репрезентативность» на¬ ших цифр становится очень сомнительной. Кроме того, Старр не учитывает нескольких десятков рабов, чья профессия не указана (вернее всего — домашних, там же). Нако¬ нец, как уже отмечалось, разделение рабов по специальностям — несколько искус¬ ственное, и домашние рабы вполне могли участвовать в сельскохозяйственйом пропэ- водстве, когда это требовалось. Учитывая все эти обстоятельства, следует рассматривать цифру в 12 сельскохозяйственных рабов не как маленькую, а,напротив как допольпо значительную (см. Ленцман, ук. рец., стр. 144). ^ Итак, те доводы, которые Джойс и Старр приводят в защиту своей концепции, аосолютно^ неуоедителыш. 1 ораздо более трезвое и объективное отношение к вопросу можно найти в недавно переизданной на английском языке работе голландца Боль- кестейпа 15 и в рассматриваемой статье Финли. Финли считает самым важным тот факт, что рабский труд применялся на землях «землевладельческой элиты»— крупных землевладельцев, все в большей степени стремившихся поселиться в городе и уда¬ лявшихся от непосредственного руководства сельскохозяйственными работами Он полагает, что рабский труд доминировал в земледелии, и указывает на слабость аргу¬ ментации противников этого взгляда: ряд источников они игнорируют, а их ссылки на папирусы не являются доказательством, так как сельскохозяйственный режим в эл¬ линистическо-римском Египте был иным, чем в Греции) Обосновывая свою тояву зре¬ ния, Финли ссылается, между прочим, на свидетельство Филохора о том, что рабы п 14 Опубликованные Льюисом новый фрагмент н исправления меняют эти пропор¬ ции лишь незначительно (D. М. Lewis, Attic Manumissions, «Hesp.» XXVIII (1959), 3, стр. 208—238). * ’ 15 H. В о 1 k e s t e i n, Economie Life in Greece’s Golden Age, Leiden 1958 стр. 81—82. b ’
КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ 137 земледельцы совместно участвовали в сельскохозяйственных работах н в сельских празднествах (Philochorus, 328 F 97, ар. Macrob., Sat., I, 10, 22. Ссылка дана по Финли). Как видно, личный труд крестьян вовсе не исключал применения ими рабско¬ го труда. Здесь уместно использовать наблюдение Э. Л. Казакевич, показавшей на конкрет¬ ном материале, что в конце V—IV в. до п. э. рабы рассматривались как обычная при¬ надлежность аттической хоры 10. Одним словом, беспристрастное рассмотрение источников при всей их отрывочно¬ сти и скудости все-таки создает картину широкого применения труда рабов в сельском хозяйстве Аттики классической эпохи. * · * Как Джонс, так и Старр в общем признают, что в ремесленном производстве, осо¬ бенно в рудниках, рабский труд применялся шире, чем в сельском хозяйстве. Вместе с тем они используют любую возможность, чтобы умалить его значение. Отметим здесь отдельные неточности, противоречия и ошибки. Джонс стеснен принятой им общей чис¬ ленностью рабов в 20 тыс. За вычетом 10 тыс. «слуг» он может уделить «промышленно¬ сти)) также не более 10 тыс. А так как большинство (the great majority) «индустриаль¬ ных» рабов было занято, по его предположению, в рудниках, для собственно ремес¬ ленного производства в Афинах и Пирее остается какая-то сравнительно небольшая их часть. Джонс по уточняет своих выводов, ограничиваясь общими замечаниями. Он считает, что крупные предприятия с несколькими десятками или сотней рабов были в Афинах исключением. При нормальных условиях богатые граждане предпо¬ читали вкладывать деньги в недвижимую собственность и редко владели более чем дюжиной ремесленных рабов. Наши источники не содержат такого материала, который позволял бы принять или отвергнуть эти несколько неопределенные тезисы. Мы знаем, что для Афин были ти- шгшы и крупные мастерские, обслуживаемые рабами,— эргастерпи, и мелкие мастер¬ ские свободных ремесленников, и, наконец, предприятия рабов, трудившихся само¬ стоятельно и плативших хозяину нечто вроде оброка. Ясно, что эргастерпи были ве¬ дущим типом мастерских, хотя бы с точки зрения величины и производственных воз¬ можностей. Но каково было соотношение между этими формами по продукции или числу рабочих, невозможно определить даже сколько-нибудь приблизительно. Иначе обстоит дело с рудниками. Джонс уверяет, что в течение IV в. до п. э. примерно до 34Ü г. рудники были заброшены и количество рабочих в них — незначи¬ тельно. Последний вывод делается на основе предположения Ксенофонта о том, что рудники могут поглотить 6 тыс. или даже 10 тыс. дополнительных рабочих (De vect., IV, 23—24). На это прежде всего можно возразить, что Ксенофонт допускал привле¬ чение в рудники гораздо большего числа рабов (там же, IV, 25). Он вообще считал возможности расширения работ в рудниках практически неограниченными (там же, IV, 4—11). Цифра в 6 тыс. или 10 тыс. рабов (на первых порах) лимитировалась для него не нуждой в рабочих руках или способностью рудников к их поглощению, а организационно-финансовыми соображениями, как хорошо видно из соответствую¬ щего места. Далее, после появления новых работ, основанных па эпиграфическом ма¬ териале * * 17 18, несколько неожиданной выглядит попытка реконструировать историю рудников в IV в. по Ксенофонту. Надписи об аренде рудников определенно отмечают возобновление активности с 367/6 г. или даже раньше (Hopper, ук. соч., стр. 253). Обстоятельные вычисления Лауффера показывают, что численность рабов в рудниках во второй половине IV в. измерялась, по-видимому, десятками тысяч. При наиболее благоприятной конъюнктуре она достигала, может быть, 30 тысяч или больше (Laut¬ ier, ук. соч., стр. 140—165 и табл. 10). Подобно Джонсу, Старр допускает, что в промышленности (и торговле) было занято довольно много рабов. Но, утверждает он, это не значит, что рабский труд являлся здесь «основой» (Старр как будто придает понятию «основы» чисто количе¬ ственное значение). Обосновывая свою точку зрения, Старр опять прибегает к приемам «точной статистики»: в строительстве Эрсхтейона (по сохранившимся фрагментам надписей V в. до п. э.) участвовали 16 рабов, 35 метэков и 20 граждан 1В. Примерно то же соотношение может быть обнаружено в элевсипских отчетах (IV в. до и. э.). В действительности эти цифры никоим образом не доказывают, что рабов-ремесленни- ков вообще было меньше, чем свободных. Дело не в том, что у нас мало цифр, но в том. 10 Э. Л. Казакевич, Рабы как форма богатства в Афинах IV в. до и. э., ИДИ, 1958, № 2. стр. 108—110. 17 М. Crosby, The Leases of the Laureion Mines, «Hesp.», XIX (1950), 3, стр. 189—312; R. J. Hopper, The Attic Silver Mines in the Fourth Century В. C., ABSA, X,LVIII (1953), стр. 200—254. 18 Старр ссылается здесь на Уэстерманна. Рэндол дает несколько большие циф¬ ры— соответственно, 20, 42 и 24. См. J. R. Randall, The Erechteura Workmen, AJA, LVII (1953), 3, стр. 201, табл. 1.
138 КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ что цифры эти относятся к специфической отрасли производства, о характере которой мало что известно, к единичным объектам работ и т. д. Десятки причин, о которых мы и понятия не имеем, могли "повлиять на интересующее нас соотношение и сделать его «нетипичным». Не исключено, например, что, как это было в эпоху Перикла (Plut., Per., 12), само строительство в какой-то степени имело целью дать занятие свободным бедным ремесленникам. Вообще использование в качестве статистического материала таких данных, которые явились результатом определенной конкретной ситуации,— метод соблазнительный, но опасный. * * * Итак, та критика, которой подвергнуты представления о рабовладель¬ ческой экономике Афин, во многих пунктах оказывается несостоятельной. Это не значит, конечно, что она целиком бесплодна. Едва ли являются справедливыми те упрощенные взгляды, которые Джонс и Старр часто избирают своей мишенью: напри¬ мер, представление об афинянах, как о бездельниках-рантье, за которых всю работу выполняли рабы. И когда Старр утверждает, что на основании сочинений философов, принадлежавших к состоятельным слоям населения и обращавшихся к ним, нельзя судить об отношении к труду широких масс «среднего класса» и что свободные граждане повсюду работали наряду и вместе с рабами,— с ним в общем можно согласиться. Джонс также правильно подчеркивает, что в произведениях философов и Ксенофонта определенно констатируется наличие в Афинах многочисленного трудящегося класса свободных граждан (Jones, Athen. Democracy, стр. 11 сл.). Однако Джонсу и Старру не следовало бы торжествовать по этому поводу: труд свободных граждан вовсе не исключает труда рабов и не умаляет значения последнего. Финли также исходит из предположения, что свободные трудились бок о бок с рабами почти во всех сферах про¬ изводства и обслуживания — между тем, как мы видели, его точка зрения принци¬ пиально отличается от позиции Джонса и Старра. И если Старр знает материалистиче¬ ское понимание истории только в его вульгаризованной форме, то в этом ему некого винить, кроме самого себя. Джонс подвергает критике также широко распространенное мнение о «конкурен¬ ции» рабского и свободного труда и «вытеснении» первым второго. Он указывает, что не имеется доказательств какого-либо ухудшения условий труда свободных рабочих в связи с этой «конкуренцией», нет данных о соперничестве крупного и мелкого ремес¬ ленного производства и т. д. Маловероятно, считает он, что продукция крупных ма¬ стерских продавалась дешевле, чем продукция мелких, что применение рабского труда понижало плату свободных наемных рабочих или вызывало безработицу. Финли, в свою очередь, констатирует, что неизвестны какие-либо проявления про¬ теста против рабского труда со стороны бедных классов даже в эпохи глубочайшего кризиса. Нет жалоб на «конкуренцию» рабов, на лишение ими свободных средств к существованию, на понижение заработной платы и пр. Изолированное сообщение Тимея (Athen., VI, 264 D, 272 В) о Мнасоне, который «лишил необходимого пропи¬ тания» многих фокидян, потому что имел 1000 рабов для домашних услуг, Финли спра¬ ведливо не принимает в расчет. Действительно, не говоря уже о необычной для Гре¬ ции и не очень правдоподобной цифре, имеются в виду домашние рабы, дело происхо¬ дит в отсталой Фокиде с ее патриархальными обычаями и вся ситуация не является типичной. Между тем, резонно подчеркивает Финли, именно в Афинах, где демос имел политическое влияние, организацию и вождей, не появилось никакого движения, на¬ правленного на защиту от рабской «конкуренции». Я не буду касаться здесь вопроса об экономической «выгодности» рабства, хотя он занимает у Джонса и Старра важное место. Обычно обсуждение этой темы сво¬ дится, если она рассматривается не с теоретических позиций, к подсчету «доходов и убытков», не совсем уместному по отношению к сложному общественному явлению. Применяемые здесь критерии получены путем абстрагирования от современного бур¬ жуазного общества с его регулирующей ролью прибыли и деляческим духом. Сомни¬ тельно, чтобы эти критерии были применимы к античному обществу в целом. «Вы¬ годность» рабства определялась не только такими величинами, как цена раба, стои¬ мость его содержания, арендная плата и т. п. Очевидно, рабство было «выгодно», если оно просуществовало тысячелетия. Но арифметический подсчет, к тому же не всегда осуществимый, чрезмерно упрощает дело. Свою общую точку зрения на значение рабства для Афин Джонс образно изло¬ жил в работе «Афинская демократия» (стр. 20). Если бы было принято предложение Гиперида (об освобождении рабов, способных носить оружие), говорит он, последствия едва ли были бы для Афин катастрофическими. Конечно, богатые испытывали бы неудобства ввиду отсутствия домашней прислуги. Очень немногие граждане, чье состояние заключалось в рабах — ремесленниках и горняках, обеднели бы. Несколько большая часть (но все же явное меньшинство) потеряла бы какую-то долю доходов и была бы вынуждена сдавать землю в аренду, а не обрабатывать ее при помощи рабского труда. Часть ремесленников лишилась бы помощников в своих мастерских. Но большинство (the great majority) афинян ничего бы не потеряло.')
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ 139 Мы можем продолжить этот мысленный эксперимент. Допустим, что рабы были бы освобождены или, еще лучше, бежали, исчезли, дематериализовались. Независимо от того, в какой степени их утрата была бы существенной потерей (это как раз и есть предмет дискуссии), один результат бесспорен: афиняне не перешли бы к системе наем¬ ного труда. Они тотчас же принялись бы покупать новых рабов, чтобы восстановить прежнее положение вещей. В целом Джонс — как многие другие —■ стал жертвой «предвзятых идей», застав¬ ляющих его отбирать и оценивать материал крайне односторонне. На этом фоне трез¬ вость и осторожность в выводах, проявляемые Финли, выступают особенно отчетливо. II. ДЕМОКРАТИЯ Из работ Джонса и Старра мы узнали, что афинская рабовладельческая демо¬ кратия — собственно, не рабовладельческая. Но этим дело не ограничивается — она, как нас уверяют, вместе с тем и не демократия. Не совсем понятно, что же от нее оста¬ ется. В какой-то степени концепция «крайней демократии» в Афинах IV в., ведущая начало от Платона и Аристотеля, вызывала сомнения и подвергалась критике уже в начале XX в. Несомненно, она нуждается в некоторых поправках. Но в последнее время в западной литературе намечается направление, представители которого идут по ^тому пути, как кажется, чересчур поспешно. Так, голландскому ученому Ван ден Буру принадлежит статья, посвященная общим проблемам истории Греции 19. Слишком часто, пишет Ван ден Бур, мы склонны делать общие заключения на основе большего или меньшего числа особенных конкрет¬ ных фактов. А обобщения (generalizations) — вещь опасная не только в повседневных делах, но и в научном исследовании. За последние полтора столетия сложилось опре¬ деленное «стандартизованное» представление о греческой цивилизации (особенно ци¬ вилизации классического периода). «Греческое чудо» в известной степени нас гипно¬ тизирует, и мы невольно судим обо всем уровне греческой жизни по произведениям великих греческих философов, художников и поэтов. Этой идеализации, продолжает Ван ден Бур, был нанесен удар исследованиями в области культуры, показавшими близость Греции к Востоку и вызвавшими сомнение в гармоничности и совершенстве греческого общества. Вместе с тем распространение исторического материализма по¬ дорвало пренебрежение «классицистов» к экономике, жизни масс, социальной струк¬ туре греческого мира. Далее Ван ден Бур останавливается на некоторых примерах, свидетельствующих, по его мнению, о сохранении «варварства», суеверий, жестоких обычаев среди греков классической эпохи. Сложность и противоречивость общественной жизни создают возможность для появления различных взглядов на один и тот же предмет. В связи с этим Ван ден Бур (не становясь определенно на ту или иную сторону) отмечает, что проблема рабства вновь является предметом дискуссии. Для нас наибольший интерес представляет та характеристика, которую Ван ден Бур дает афинской демократии IV века. Выглядит она примерно так. Противопоставляя передовые Афины отсталой Спарте, мы зачастую преувеличи¬ ваем те черты, которые создавали контраст между ними. Правда, все граждане в Афи¬ нах были равны перед законом. Но существовали социальные различия (хотя они не были еще столь велики, как в позднейшие времена), и эти различия повсюду давали о себе знать. Высшие слои гражданства сосредоточивали в своих руках ведущие поли¬ тические должности. Дело в том, что афинская демократия признавала и узаконивала фактически существовавшее имущественное неравенство. Мнение о том, что поли¬ тические ограничения для беднейших граждан в конце концов отпали, не подтвер¬ ждается источниками. Имущественный ценз со временем понизился, но был все же сохранен. Прежде всего, можно в общем согласиться с мнением Ван ден Бура об опасности «обобщений». Я хотел бы только добавить, что главная опасность возникает в тот мо¬ мент, когда мы переходим к выработке «концепции» — совокупности частных обобще¬ ний, составляющих неразделимые, зависящие друг от друга звенья одной цепи. Вот здесь-то мы начинаем «шлифовать» источники, отовсюду собирая по крохам то, что подтверждает наши взгляды, и сомневаясь в том, что им противоречит. Мы поддаемся соблазну «объяснить все» неким унифицированным способом. Сложившаяся «кон¬ цепция» приобретает самостоятельное существование и модифицируется уже не в за¬ висимости от фактов, а в силу естественного стремления исследователя к ее внутрен¬ ней логической согласованности. В статье Ван ден Бура перед нами, если угодно, содержится «обобщение». На чем оно основано? Его фон и предпосылку составляет признание того несомненного факта, что среди афинских граждан имело место социальное неравенство. Мысль Ван ден Бура * 119 W. den Boer, Greeks and the Greeks, «Internat. Rev. of Social-Hist.», IV (1959), 1, стр. 91—110.
140 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ о том, что переход от одного социального уровня к другому был постепенен н резкие кон¬ трасты не были широко распространены, кажется правильной. Пожалуй, источники IV в. до ii. э. позволяют также предположить, что имущественные отношения среди афинян были сравнительно подвижны и неустойчивы: имущественное положение от¬ дельных граждан подвергалось значительным колебаниям. Несмотря на формальное равенство, пишет далее Ван ден Бур, представители знат¬ ных семейств предпочитались при выборе на определенные должности. Жреческие функции находились в руках ведущих фамилий, в религиозных церемониях главную роль играли девушки знатного происхождения. Сами народные массы отдавали пред¬ почтение знати (men ol higher birth) при выборе руководителей. Аристофан высмеивал Клеона и других политических деятелей, потому что они принадлежали к менее вы¬ сокому социальному уровню. Даже такой демократ, как Демосфен, глумился над «низким» происхождением Эсхина. Ораторы IV в. обычно принадлежали к состоятель¬ ным семьям. Лишь изредка люди, вышедшие пз низов (вроде Фриниха и Эсхина), достигали политического влияния. Прежде всего здесь пет ясности понятий н определений; благодаря этому Ван ден Бур в сущности доказывает вовсе не то, что хочет доказать. Он имеет в виду, как следует из всего контекста, главным образом имущественные различия, богатых и бедных. В то же время в приводимых нм примерах речь идет преимущественно о «знатных», лицах «благородного происхождения». Между тем это далеко не равно¬ значные понятия. Действительно, в Аттике имелись старые роды, монополизировав¬ шие некоторые религиозные функции. Весьма возможно, что происхождение от изве¬ стных исторических или мифических предков вообще пользовалось уважением, особен¬ но в сельской местности и в родовых организациях. Сохранение таких традиций по¬ нятно, по никто не может всерьез доказывать, что господство в политической жизни Афин принадлежало «знати», как определенной социальной группе. По-видимому, уже стратеги V века, а затем демагоги и ораторы были обычно представителями незнат¬ ных семей, во всяком случае «благородство» происхождения не играло в их карьере существенной роли. Родословная самого Демосфена, как известно, также не была вполне безупречной. В связи с этим аргументация Ван ден Бура отчасти направлена мимо цели. Клеон h Эсхпн подвергались нападкам не на том основании, что они были бедны: наоборот, эти деятели были — вернее, стали — очень богатыми. Они высмеивались потому, что были «выскочками». Это совершенно естественно: н в других обществах люди, быстро разбогатевшие и выдвинувшиеся, в какой-то степени вызывают зависть, пренебрежение и недоброжелательство. Но не совсем основательно считать такие насмешки чем-то вроде «голоса народа», как это делает Ван ден Бур. Обвинения шли со стороны поли¬ тических противников Клеона и Эсхина, попятно, не упускавших любого изъяна в облике своих оппонентов. Но ни в том, ни в другом, пи во многих других случаях упрек в «низком» происхождении не является центральным или даже существенным: поэтому строить па нем какие-то общие выводы было бы рискованно. Политическое неравенство различных социальных слоев, продолжает Ван ден Бур, было узаконено конституцией афинского государства, сохранявшей солоновское раз¬ деление граждан на четыре класса по величине имущества. Беднейшие граждане — феты — не были допущены к занятию государственных должностей. Правда, Плутарх сообщает, что уже в 479 г. до н. э. по предложению Аристида как будто все граждане были уравнены в правах (Plut., Aristid., 22). Но известно, что даже для 3-го имуще¬ ственного класса, зевгптов, должность архонта стала доступной лишь в 458/7 г. до п. э. (Aristot., Athen. Polit., XXVI, 2). Утверждение автора псевдоксенофонтовой «Афин¬ ской политни»- о том, что все граждане могут занимать государственные должности (видимо, Ван ден Бур имеет в виду [Xen.], Resp. Athen., I, 2), не заслуживает доверия: это, скорее всего, сознательное олигархическое преувеличение. Не следует придавать значения также сообщениям Исократа, Лисия и Псевдо-Демосфена (Isocr., XX, 20; Lys., XXIV, 13; [Dem.], LIX, 72), так как они по существу не подтверждают равно¬ правия фстов. (Здесь Ван ден Бур просто ссылается на работу Лунена*20.) Решающим является то место у Аристотеля, где устанавливается, что по букве закона феты по имели доступа к государственным должностям. Ищущий должности должен был заявить, что он не фет (Aristot., Athen. Polit., VII, 4). И хотя в IV в. ценз класса зев- гитов очень сильно понизился, самый факт неравноправия фетов остался. Весь этот подход к материалу не совсем понятен. В самом деле: (имеется не одно, а несколько свидетельств современников о достижении бедными и незнатными людьми даже высших должностей в государстве (см., кроме указанных Вандеи Буром мест, Eupol., fr. 205, Kock; Dem., XIX, 237; cp. Ael., Var. Hist., II, 43). Возможно, что они могут быть оспорены каждое в отдельности. Но все вместе они создают определенную и ясную картину демократизации афинского политического строя, т. с. прежде всего постепенной отмены прежних ограничений для беднейших слоев 20 D. Loenen, Vrijheid en Gelijkheid in Atene, Amsterdam, 1930, стр. l8l— 182. Ссылка дана по Ван ден Буру.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ 141 гражданства. Почему же нам нужно во всем этом усомниться? Ведь, с другой сто¬ роны, пет ни одного места в источниках, где для IV в. подтверждалось бы факти¬ ческое неравноправие бедняков. Ван дон Бур заявляет, что важен принцип: фор¬ мально феты не были допущены к занятию государственных должностей. По законам Солона, говорит Аристотель, феты по имели доступа пн к какой государственной должности. «Поэтому и теперь, когда спросят у намеревающегося баллотироваться на какую-нибудь должность, какой он имеет имущественный ценз, никто но скажет, что ценз фетов» (διό και νυν έπειδάν έρηται τόν μέλλοντα κληρουαθ-αί τιν’ αρχήν, τοϊον τέλος τελεί, ούδ’αν εις ε'ιποι θητικόν: Aristot., Athen. Polit., VII, 4). Интерпретация Ван деи Бура представляется несколько упрощенной. Рассмотрим этот вопрос более внимательно. 1) Очевидно, Аристотелю казалось само собой разумеющимся, что все граждане фактически могли изъявить желание участвовать в баллотировке. Аристотель не го¬ ворит (как он делает в некоторых других случаях): «Еще и теперь действует закон, запрещающий фетам занимать государственные должности». Он говорит: «Никто не скажет, что оп фет», никто не ответит в какой-то определенной ситуации, что он фет. 2) Аристотель не говорит, далее, что «кандидатуру отводят, если выяснится, что соискатель — фет». Достаточно, видимо, «не сказать», что фет, и дело копчено. Речь идет как будто о процедурной формальности, не имеющей реального значения. 3) Аристотель относится к этой формальности как к традиции, архаизму, «и ере- ж и т к у» порядков, существовавших прежде. Бот тогда феты не допускались к государственным должностям. Об этом свидетельствует то обстоятельство, что даже и теперь сохранился обычай и т. д. Аристотель использует здесь прием, часто употребляемый как им, так и другими античными писателями: реконструкцию и подтверждение фактов прошлого сохранившимися остатками, рудиментами этих фак¬ тов (или, наоборот, объяснение существующих обычаев прежними реальными собы¬ тиями). Б «Афинской политик» есть другие аналогичные рассматриваемому места, где применены, однако, более сильные формулировки. Избрание по жребию на долж¬ ности, рассказывает Аристотель, происходило при Солоно из лиц, обладающих высо¬ ким цензом: доказательством может служить действующий и теперь закон, по которому казначеи богини Афины избираются из пентакосиомедимнов (выс¬ шего имущественного класса— там же. VIII, 1). И дальше: по закону Солона (з а- кон еще действует) казначеи богини Афины избираются из пентакосиомедим¬ нов. Фактически же занимать эту должность может всякий, хотя бы он был очень бе¬ ден (там же, XLVII, 1). Мы видим, что даже действующий закон потерял значение. И характерно, что в этом частном случае Аристотель дважды подчеркнул, что соот¬ ветствующий закон формально еще сохраняет силу. 4) Наконец, не обязательно истолковывать слова Аристотеля таким образом: даже будучи фетом, никто не скажет, что оп фет, или — феты не должны сознаваться, что они феты. Мне кажется, более точной будет такой акцент: обычай требует, чтобы соискатели не отвечали, что они феты. Это тонкое, но как будто явственное различие. «Никто не скажет, что он фет» — без малейшего оттенка неодобрения или упрека! Создается впечатление, что Аристотелю представлялось безразличным, был ли чело¬ век фетом или нет, оп не видел здесь факта обмана. Б принципе поиски истинного значения текста также представляются несколько рискованным приемом. Аристотель не всегда умел найти и избрать самую точную и адекватную словесную форму. Наш собственный анализ опять-таки недостаточно надежен. Поэтому я хотел лишь показать здесь, что если, как это обычно делается, ставить античному автору «всякое лыко в строку», интерпретация Баи ден Бура не является самой правдоподобной. В связи с позицией Аристотеля не исключено предположение, что солоновские «классы» постепенно становились фикцией. Обратим внимание иа следующие факты. Во-первых, в многочисленных источниках IV века вообще поразительно редко упоминаются имущественные «классы». Б тех случаях, когда нужно определить иму¬ щественный уровень граждан, как правило, употребляются описательные предложе¬ ния, точные цифры, что угодно, кроме ссылки на принадлежность к этим «классам» (хотя в каких-то определенных случаях пли до определенного периода такая принад¬ лежность сознавалась п фиксировалась: см., например, Isae., VII, 39). Между тем естественно было бы ожидать появления соответствующих наименований в качестве устойчивых «технических терминов». Во-вторых, само слово «феты» чаще всего встречается в своем более древнем н основ¬ ном значении—наемные рабочие, батраки и т. д. По-видимому, налицо вытеснение этим зпачепием близкого ему, по все же иного значения имущественного «класса». Такое вытеснение было возможно при условии, что понятие солоновских имуществен¬ ных классов исчезало, отмирало, утрачивало смысл. Солоновские классы не были «отменепы»: они все реже учитывались в общественной практике и просто-напросто забывались. Поэтому абстрактный гражданин у Аристотеля, заявляя, что оп не фет, а, скажем, зевгит, может быть, только произпоспл традиционную формулу: оп никого не обманывал, потому что не знал толком, фет ли он.
142 КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ Как бы то ни было, точка зрения Ван ден Бура не является солидно обоснованной. Цитированное место из «Афипской политии», на которое он опирается, вовсе не так бесспорно, как может показаться на первый взгляд. Скорее всего, в IV веке до н. э. сохранились лишь какие-то незначительные следы прежнего неравноправия бедней¬ шей части афинян. • · · Для подтверждения своих взглядов Ван ден Бур между прочим ссылается на уже упоминавшуюся работу Джонса «Афинская демократия» 21. Как и Ван ден Бур, Джонс выступает против концепции «крайней демократии» в Афинах.')Он также счи¬ тает, что руководящие должности находились преимущественно в рубах состоятель¬ ных и богатых граждан. Состоятельные преобладали в совете. Политические деятели — выходцы из низов — подвергались насмешкам со стороны комедиографов и ораторов (Jones, Athen. Democr., стр. 45—55). Политическое равноправие афинских граждан, в том числе и фетов, не вызывает у Джонса сомнений. Вместе с тем Джонс делает попытку определить социальный состав народного собрания и судов и приходит здесь к выводам, которые не могут не вызвать возражений. Эти учреждения, которые почти всегда рассматривались как безусловно демократические, Джонс считает оплотом со¬ стоятельных слоев гражданства. Он рассуждает таким образом: почему народное собрание так неохотно вотировало сбор эйсфоры, хотя ее платили только около 6000 граждан, меньше одной трети общего числа? Ответить на этот вопрос можно, рассмотрев лексику Демосфена в его речах, обращенных к собранию. Демосфен, апеллируя к аудитории, нигде не призывает бед¬ ных взыскать эйсфору с богатых. Напротив, он предлагает слушателям самим платить налог. Везде употребляется обращение во втором лице (Dem., I, 6, 20, II, 24, 27, 31, III, 33, IV, 7, VIII, 23, X, 19), за одним знаменательным исключением. Это исключение содержится в речи о симмориях, где Демосфен говорит: «предположим, если хотите, что мы внесем двенадцатую часть», т. е. 81/3-процентный налог (Dem., XIV, 27). Дело в том, что обычно относительно состоятельные (well-to-do) граждане, которые платили эйсфору, представляли если не большинство, то значи¬ тельную часть собрания, и только в моменты серьезных кризисов бедные могли повлиять на решение дел (там же, стр. 35—36). Такое опровержение традиционного взгляда поражает своей легкостью. Оказы¬ вается, достаточно нескольких ссылок на употребляемые Демосфеном местоимения (с соответствующими формами глаголов), чтобы опрокинуть представления тех, кто наивно считал экклесию органом народного контроля над политической жизнью Афин. Действительно, Демосфен во всех этих местах призывает всю в целом аудиторию, в числе прочих военных приготовлений, платить военный налог, эйсфору. Впро¬ чем, ссылка на первую речь против Филиппа (IV, 7) неточная: Демосфен говорит здесь, что все должны исполнять свое дело — один, имеющий деньги, внося эйсфору (Ь μέν -χρ/ματ-Ίχων εισφέρει«), другой, подходящего возраста, — участвуя в походах (ό δ'έν ηλικία στρατεύεσΰαι). Как видно, даже с точки зрения Джонса Демосфен совсем не обязательно имел в виду, что эйсфору платят все или большинство слушателей. Дело, однако, не в этом. Как с методом, так и с выводами Джонса трудн» согласиться вследствие следующих соображений. 1) Цифра в 6000 плательщиков эйсфоры выведена Джонсом вовсе не неопровер¬ жимым способом (стр. 28). Во всяком случае, вполне возможно, что налог вносили не 6000, а любое большее число граждан. Если его платило большинство или все, обсуждаемые пассажи в речах Демосфена объясняются самым естественным образом. 2) Допустим все же, что плательщиков эйсфоры было 6000. Последуем по пути Джонса. Не говоря уже о других местах, даже в некоторых из тех, где Джонс нашел предложение платить эйсфору, содержится также (в более или менее откры¬ той форме) другой излюбленный призыв Демосфена к собранию: призыв отказаться от государственных раздач, т. е. главным образом от зрелищных денег, теорикона (Dem., 1, 20, III, 33, VIII, 23). Пользуясь логикой Джонса, мы, очевидно, должны на основе этих пассажей придти к заключению, что собрание состояло преимуще; ственно из людей, кровно заинтересованных в теориконе — т. е. из бедноты. По-видимому, этот пример в достаточной степени характеризует опасность, которую представляет собой попытка подойти с формальными критериями к такому предмету, как манера обращения к аудитории. Поучительно остановиться в связи с этим на последней ссылке Джонса, «знаменательном исключении», содержащемся в речи о симмориях (Dem., XIV, 27). Вот здесь-το, говорит Джонс, перед обширной ауди¬ торией, собравшейся по случаю решения важного вопроса, Демосфен употребляет совсем другие местоимения: «предположим, если (Вам) угодно, что мы внесем двад- 21 См. И. В. П о з д е е в а, А. Η. М. Jones, Athenian Democracy, ВДИ, 1960, № 1, стр. 144—149.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ 143 Цатую часть» (άλλα θώ βοΰλεσ&ε δωδεκάτηυ ήμ.άς εΐαοίαειν). Джонсу следовало бы продолжить цитирование: «но (Вы) не согласитесь, и если даже (Вы) внесете, то денег не хватит для войны» (άλλ' ουτ' äv άνάσχο'.σθε, out’, εί κατα&εΐτε, άξια той πολέμου τά χρήματα). Вот и попробуйте решить с помощью «метода местоимения», кто же вносит деньги! Следует учитывать, что речи в некоторых отношениях—крайне ненадежный вид источников. Они были рассчитаны на то, чтобы оказать определенное эмоциональное воздействие на слушателей. Способы, которыми достигалась эффективность этого воз¬ действия, вырабатывались оратором, т. е. живым человеком, ход мыслей которого, с одной стороны, извилист и разнообразен, с другой — постоянно приводит к профес¬ сиональному штампу, схематизму и искусственности. Форма выражения, отражая в общем некую объективную реальность, в то же время является результатом такого сложного комплекса неуловимых психических движений, что анализировать ее с по- п^мощыо грубой арифметики («в стольких-то случаях Демосфен сказал А, в стольких- то — Б») — по меньшей мере опрометчиво. Разумнее всего, вероятно, видеть здесь просто-напросто обычный ораторский прием, употреблявшийся во все времена. «Бы»,— говорят аудитории, чтобы ее расшевелить. «И правда, что же это мы?»,— волнуется аудитория, и цель достигнута. 3) Имеется немало указаний о том, что народное собрание в основном или в очень значительной части состояло из бедняков, вообще рядовых граждан (конечно, прежде всего, Xen., Mem., III, 7, 6; cp. Ael., Var. Hist., II, 1; Plato, Resp., 565 A; Aristot., Polit., 1293 А), заинтересованных в плате за присутствие на собрании (Aristoph., Eccles., 183 сл., 300 сл.; Plut., 329—31; Isocr., VIII, 130; Aristot., Athen. Polit., XLI, 3). Даже в качестве ораторов в собрании выступали простые люди (Plut., Dem., VII, 2). Отвергать эти свидетельства на основании аргументов, приводимых Джонсом, было бы необдуманно. Далее, Джонс предполагает, что еще более заметно преобладание состоятельных граждан в афинских судебных учреждениях. Обычное мнение о том, что суды состояли из бедных граждан, жаждущих получить свои три обола (плату за участие в засе¬ дании), считает он, не подтверждается источниками. Здесь опять следует обра¬ титься к анализу языка Демосфена и его современников. Речь Демосфена против Мидия, в которой богатство последнего изображается враждебным тоном, как будто поддерживает этот взгляд (ссылок Джонс не дает. См., напр.. Dem., XXI, 158—9). Но Мидий представлен в речи как очень богатый человек, склонный к показной рос¬ коши, хвастун и забияка, к тому же уклоняющийся от выполнения своих обществен¬ ных обязанностей. Характерно, что Демосфен счел необходимым как-то оправдать введение в суд свидетелем бедного гоплита Стратона (Dem., XXI, 83, 95. Попутно Джонс предлагает также обратить внимание на смиренный и «апологетический» тон бедняка в речи Демосфена против Эвбулида: Dem., LVII, особ. 25, 31, 35, 45). Речь против Мидия, таким образом, вполне могла быть адресована состоятельным слуша¬ телям, питавшим по отношению к наглым богачам не менее враждебные чувства, чем те, которые испытывали к ним бедняки. Б речах против Андротиона и Тимократа Де¬ мосфен рисует несчастья, претерпеваемые плательщиками эйсфоры, с целью возбудить сочувствие суда (Dem., XXII, 47 сл., XXIV, 160 сл., особ. 197). На такое сочувствие со стороны бедноты нельзя было рассчитывать. Речь об ателии против Лептина изо¬ билует ссылками на интересы лиц, выполнявших литургии, а интересы массы рядовых граждан в ней не учитываются: значит, эта речь была обращена к суду, состоявшему по большей части из граждан, подлежавших выполнению литургий. Наконец, по мнепшо Джонса, еще яснее содержащееся в речи Динарха против Демосфена предложение присутствующим в суде гражданам из числа 300 (самых бо¬ гатых) рассказать своим соседям об обстоятельствах дела (Din., I, 42). Этот призыв был бы смешным, если бы представители «трехсот» не часто заседали в судах (там же, стр. 36—37). «Первоначальное заблуждение» Джонса состоит в том, что он пытается применить формалистический анализ к таким источникам, которые требуют гораздо более тон¬ кого метода. Уловить «тон» отдельных мест в речах можно скорее при помощи вообра¬ жения Ή психологического «чутья», конечно, плохо поддающихся логическому обосно¬ ванию. К тому же, даже будучи установлен правильно, «тон» речи, как отмечалось вы¬ ше, не всегда дает возможность судить о составе аудитории. Но и те в принципе ненадежные операции, при помощи которых Джонс достигает своих, выводов, проведены им далеко не безупречно. Истолкование, которое он дает ис¬ точникам, пристрастно и односторонне. Берно, свидетель Стратон в речи против Мидия характеризуется как «бедный, но достойный человек». «Не негодяй»,— буквально гово¬ рит Демосфен (ой πονηρός), и эта чрезмерно сильная формулировка заставляет задуматься. Невозможно себе представить, чтобы слова Демосфена имели смысл: «не отвергайте этого свидетеля, судьи, он беден, но не негодяй, как большинство бедняков». (Приблизительно такое их значение оправды¬ вало бы интерпретацию Джонса.) Дело разъясняет контекст. Бедный, по честный, и полезный обществу Стратон (в § 95 перечисляются его достоинства и заслуги) подверг¬
144 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ ся преследованию со стороны богатого негодяя Мидия! (см. противопоставление в § 9G). Если хотите, выражениям Демосфена можно придать значение, прямо противополож¬ ное тому, которое видит в них Джонс: «смотрите, судьи, какие несправедливости тер¬ пят честные бедняки от богачей вроде Мидия!». Вполне допустимо предположение, что Демосфен стремится вызвать у бедияков-судей сочувствие к собрату, попавшему в беду из-за происков богача. (Повторяю — я думаю, вообще, что такого рода истолкования почти всегда рискованны. Они могут употребляться в качестве важного аргумента только при наличии массового материала). Эвксифей в речи Демосфена против Эвбу- лида, как видно из пассажей, па которые ссылается Джонс, оправдывается не в своей бедности как таковой, а в том, что его мать была вынуждена выполнять «низкую» работу: это разные вещи. Правда, оп восклицает «не презирайте, судьи, бедняков!» (Dem., L VII, 35), по можно предполагать, что имелась в виду именно крайняя степень бедности, близкая к нищете. Плательщиками эйсфоры, как уже указывалось, могли являться ne GÜ00, а большинство или даже все граждане. Речь об ателии против Лсп- типа содержит главным образом аргументы, вполне понятные любому составу суда (или даже преимущественно бедным— см., например, рассуждение о значении для Афин боспорского хлеба — Dem., XX,31 сл.). Словом, прямых доказательств того, что речи обращены к состоятельным гражданам, не имеется, а косвенные свидетельства, используемые Джонсом,— неубедительны. Попутно можно отметить, что бедняк- инвалид в XXIV речи Лисия, например, говорит очень свободным, а не приниженным и смиренным топом .(С сознанием правоты и чувством собственного достоинства высту¬ пает бедный гражданин против богатого оскорбителя в XX речи Исократа. Если уж Джонсу нужен образец заискивающего тона, то он может найти такой образец в XIX речи Лисия, где богатый гражданин умоляет не конфисковывать его имущества (Lys., XIX, 61—2; ср. Lys., XXI, 14—15). Что касается «наиболее ясного» места у Дипарха, то Дннарх, в самом деле, прямо спрашивает, присутствуют ли в суде граждане из числа 300 (самых богатых). Может быть, Джонсу помог бы простой подсчет: было всего, скажем, 20 тыс. граждан. Суд состоял минимум из 500 граждан, т. е. из каждых 40 в суде присутствовал один гражда¬ нин. Таким образом, в силу статистической вероятности, на основании повседневного опыта следовало ожидать,что из 300 богатейших граждан в суде присутствуют 7—8 че¬ ловек! Как раз их отсутствие было бы удивительно и почти невероятно. Выводы Джонса не только недостаточно логичны; они противоречат многим ясным и недвусмысленным сообщениям о составе судов, содержащимся у авторов V—IV ве¬ ков до н. э. В некоторых местах констатируется, что в судах заседает простой парод ([Xen.], Resp. Athen., I, 6; Aristot., Polit., 1282 A); в других— отмечается заинте¬ ресованность судей в плате за присутствие па заседаниях (Aristoph., Equit., 1358— 61, Vesp., 300—1, 303—11, 701—2, Eccles., 657—8, Plut., 1166—67; Lys., XXVII, 1; Isocr., VII, 54, VIII, 130; Aristot., Ath. pol., XXVII, 4). В сравнении с этими данными небольшую ценность имеют заключительные соображения Джонса о том, что плата за посещение суда была слишком низка, чтобы привлечь бедные слои населения (для кого же она тогда была введена?). Имеется один косвенный, но в конечном счете решающий довод за то, что бедйые слон населения играли в государственных учреждениях, особенно в народпом собра¬ нии, очень значительную роль. Материал для него предоставляется всей внешней и внутренней политикой Афин IV века до и. э. Откуда берется постоянное стремление изыскать средства для всякого рода платы, раздач и льгот, забота об обеспечении хле¬ бом или выводе клерухий, чем объяснить размах конфискаций или самую систему обще¬ ственных повинностей богатых — систему литургий, если состоятельные элементы господствовали во всех органах власти? Почему не удержались олигархические и «умеренные» конституции конца V века? Почему не прошло предложение Формисия о предоставлении политических прав одним только землевладельцам? На какую часть граждан и какие учреждения опирались демагоги? В какой среде мог развиться инсти¬ тут сикофантов? Все это будет пепопятпо, если мы пе признаем, что бедные слои гра¬ жданства оказывали постоянное давление па органы власти и, во всяком случае, в большой мере определяли общее направление политики Афинского государства. * * * Благодаря любезности профессора Шеффилдского университета Хоппера я полу¬ чил возможность в последний момент познакомиться с его небольшой работой об афин¬ ской демократии 22. Хоппер далек от слепого поклонения Афинам, по вместе с тем ему чужды экстремистские взгляды Ван ден Бура и Джонса. Афины, считает он, дали ве¬ дущий пример демократии в Греции, и понятие «крайней демократии», выработанное Аристотелем, явилось в общем отражением афинских условий (^Практически, конечно, состоятельные граждане имели больше возможностей для участия в политической жизни и занимали ряд важнейших государственных должностей. Но верховная власть 22 R. J.| Н о р р е г. The Basis of the Athenian Democracy, Sheffield, 1957.
КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ 145 все-такп принадлежала демосу, осуществлявшему свой контроль и участвовавшему в управлении главным образом через посредство народного собрания и судов, путем выборов, судебных решений и обсуждения текущей политики. Хоппер рассматривает период VI—V веков как ряд последовательных этапов в становлении и развитии афин¬ ских демократических институтов. Сложившееся политическое устройство не было свободно от недостатков —- собрание принимало иногда поспешные и ошибочные ре¬ шения, легко поддавалось «дурным влияниям» и т. д. И все-таки это устройство в IV ве¬ ке до и. э. придало афинскому государству необычную для Греции устойчивость.; Наибольший интерес представляют соображения Хоппера о том, что он называет «фундаментом» пли «глубинным строением» (infrastructure) афинской государственной организации. Опираясь главным образом на эпиграфические источники IV века, Хоп¬ пер показывает ту сторону афинской жизни, которая обычно остается в тени,— актив¬ ную деятельность местных организаций: демов, фил и т. д. Он считает эту деятельность своего рода школой политического воспитания, приучавшей граждан к участию в обсу¬ ждении п управлении, дававшей нм необходимые для этого навыки. Отсюда берет начало дух коллективной ответственности за судьбы государства. Различие между «управляемыми» и «управляющими» сводилось к минимуму. Проблема значения местной политической деятельности в Аттике заслуживает специального исследования. В целом же взгляд Хоппера представляется более обосно¬ ванным, чем сомнения Джонса н Ван ден Бура. Нельзя сказать, что в той концепции, которую я пытаюсь здесь подвергнуть кри¬ тике. нет ничего заслуживающего внимания. Изображение афинской демократии в виде органа господства «корабельной черни» над состоятельными слоями населения, разумеется, требует поправок. Ван деп Бур в общем прав, подчеркивая, что частная собственность и имущественное неравенство составляли для афинской демократии заранее данные рамки, за которые она не выходила. (Впрочем, если демократия не выступала против института частной собственности в целом, то конкретная частная собственность, какой бы крупной она ни была, отнюдь не являлась неприкосновенной. История IV века говорит об этом достаточно внятно)) Как Ван ден Бур, так и Джонс подчеркивают, что богатые граждане занимали, как правило, ведущие должности в государстве. Характерно, что для подтверждения своего взгляда оба автора ссы¬ лаются па работу полувековой давности — на исследование Сундвалла 23. Книга Сундвалла появилась вслед за изданием «Prosopographia Attica» Кирхнера и представ¬ ляла собой применение просопографического материала к изучению социально-поли¬ тического строя Афин в IV веке до н. э. Это была смелая и остроумная работа, утвер¬ дившая в соответствующей отрасли знания действительно научные методы исследова¬ ния. Шаг за шагом, в основном на материале надписей, Сундвалл прослеживает иму¬ щественное положение членов п секретарей совета, стратегов, послов и ораторов, диэтетов, демархов и других должностных лиц (насколько это положение вообще опре¬ делимо). В результате получается, что сотни богатых и состоятельных граждан зани¬ мали в IV веке важные государственные должности. Более того, в некоторых случаях процент богатых определенно выше ожидаемого. Это значит, по-видимому, что бо¬ гатые граждане участвовали в управлении более активно, чем другие слои населения. Метод п выводы этой работы не бесспорны. Это можно видеть на примере анализа, которому Сундвалл подвергает состав совета пятисот —· буле. Сундвалл определяет численность богатых членов совета в среднем в 50 (стр. 13), в то время как при «нор¬ мальном» представительстве их должно было насчитываться 20—30 (стр. 2—3). Таким образом, богатые попадали в совет относительно часто. Но примененные для опреде¬ ления имущественного статуса отдельных граждан критерии неточны и не всегда объективны. Так, родственников, потомков и предков богатых людей Сундвалл также считает богатыми, что вовсе необязательно. К богатым он безоговорочно относит лиц, выполнявших когда-либо обязанности стратегов: здесь он, очевидно, исходит из пред¬ посылки, которая сама нуждается в доказательстве. Не непременно богатыми были арендаторы рудников. Добровольные патриотические взносы в 100—200 драхм вполне могли делать люди, обладавшие скромным состоянием. (Я уже не касаюсь необосно¬ ванного распространения Сундваллом на состоятельных граждан тех пропорций, ко¬ торые он получил для богатых: стр. 18). Таким образом, с формальной стороны выводы Супдвалла могут быть поставлены под сомнение. Они являются, конечно, чрезвычайно неточными в цифровом выражении. Возведение многих из членов совета в ранг «богатых» спорно. Но здесь необходимо иметь в виду, что среди того большинства булевтов, об имущественном положении ко¬ торого нет сведений, также должны были находиться богатые люди. Поэтому полу¬ ченные Сундваллом цифры — в конечном счете скорее минимальные, чем максималь¬ ные. II в целом ему удалось доказать, что богатые граждане пе только не были отстра¬ нены от политической деятельности, но, напротив, очень активно занимались ею. Теперь, пожалуй, уже не найдется ученых, которые стали бы это оспаривать. * 1023 J. Sund wall, Epigraphische Beiträge zur sozial-politischen Geschichte Athens im Zeitalter des Demosthenes, Lpz, 1906. 10 Вестник древней истории, № 4 «-
146 КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ Вместе с тем полученные Супдваллом результаты не означают, что богатым и со¬ стоятельным принадлежало господство в политической жизни Афин вообще. Как уже отмечалось выше, бедные граждане попадали даже на высшие должности. Вряд ли это было массовым явлением — не говоря уже о действии традиций, у бедных было меньше реальных возможностей выполнять эти функции, требовавшие времени, иногда — расходов, а также специальной подготовки. Поэтому практически многие руководя¬ щие должности оставались в основном в руках богатых н знатных фамилий, и такое положение считалось в порядке вещей (см. [Xen.], Resp. Athen.. I, 3). Но самыми важ¬ ными органами власти, осуществлявшими контроль над государственным управлением, были более массовые и демократические организации, прежде всего совет и народное собрание. Древние авторы отмечали демократический состав совета (там же, I, 6; Aristot., Polit., 1282 А). О народном собрании говорилось выше. Таким образом, верховная власть принадлежала в конечном счете демосу— «народу» (каким бы огра¬ ниченным ни было это понятие в древних Афинах), т. е. бедным и средним слоям гра¬ жданства. Вопрос о высших должностях, в общем, второстепенный, поскольку должностные лица находились под контролем «народа». И все же было бы очень полезно продолжит^ работу Сундвалла с привлечением нового эпиграфического материала. * * * Итак, афинская рабовладельческая демократия была рабовладельческой и была демократией. Критика,которой подвергнуты теперь оба эти тезиса в западной историо¬ графии, не выглядит убедительной. Возникающие теоретические разногласия в значи¬ тельной степени являются возрождением прежних разногласий, и материал в основном остается тем же самым, и многие аргументы употребляются не впервые. Между тем, в настоящее время, очевидно, является особенно необходимым изучение конкретных, ограниченных проблем, с привлечением новых источников и использованием новых приемов исследования. Поистине неисчерпаемые возможности скрываются в том эпиграфическом материале, который получен за последние десятилетия (и запас которого непрерывно увеличивается). Дальнейшая обработка этого материала, несом¬ ненно, поможет понять весьма многие факты социально-экономической и социально- политической истории древних Афин. В. Андреев РИМСКАЯ ЛИТЕРАТУРА В СОВРЕМЕННОЙ БУРЖУАЗНОЙ ФИЛОЛОГИИ Выделение истории античной литературы в самостоятельную отрасль пауки нача¬ лось около ста лет назад. Накопление археологического, эпиграфического, лингви¬ стического, этнографического материала с неизбежностью вело некогда единую Alter¬ tumswissenschaft к распадению на ряд дисциплин, каждая из которых изучает свой собственный материал и пользуется своими собственными методами. Обособление фи¬ лологии от истории происходило постепенно: еще Виламовиц считал разработку антич¬ ной истории делом филолога, но уже в поколении учеников Виламовица вряд ли какой филолог мог притязать на равный авторитет в области истории. После 1914 г. (при¬ близительно к этому времени восходит начало деятельности старшего поколения ра¬ ботающих ныне филологов и историков) об отмежевании истории литературы от исто¬ рии общества можно говорить как о совершившемся факте. В наши дни это две само¬ стоятельные науки, которые обмениваются результатами своих исследований, но редко вмешиваются в самый ход исследований смежной области. Отделившись от истории античности, история античной литературы, естественно, сблизилась с общим литературоведением, усваивая его методы, разработанные в основ¬ ном на материале новоевропейских литератур. Во многих отношениях это сближение было весьма плодотворно. Филологи научились видеть в поэзии прежде всего поэзию. За разработкой традиционных сюжетов стала различима оригинальность писателя, за подражательностью отдельных мотивов — оригинальность целого. Явилась воз¬ можность говорить об эстетическом своеобразии отдельных эпох, о национальном свое¬ образии греческой и римской литературы; терминами Griechentum и Römertum стали даже сильно злоупотреблять. Прекратилось выискивание «греческих образцов», якобы буквально воспроизводимых; умерилась ловля «намеков на современность»; критика логической композиции произведений отступила перед признанием их художественной цельности. Однако эти успехи были куплены дорогой ценой. Вместе с достоинствами новых методов филология усваивала их недостатки, и прежде всего главный из недостатков современного буржуазного литературоведения — его антиисторизм. Действительно, при всех различиях между отдельными направлениями в литературоведении эпохи
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ 147 империализма — от Дпльтея до Кроче — онп сходятся в том, что полностью отры¬ вают историю литературы от истории общества, представляя ее в лучшем случае как самодовлеющую Geistesgeschichte, а в худшем случае — как ряд не связанных друг с другом гениальных откровений. Разрыв с историей — основная причина того кри¬ зиса, который переживает сейчас западное литературоведение; с выделением истории античной литературы в самостоятельную отрасль пауки о литературе этот кризис рас¬ пространился и на нее. Выходом из этого кризиса может быть только овладение маркси¬ стско-ленинской теорией: только она позволяет понять место литературы среди форм общественного сознания, связав ее с исторически конкретным моментом общественного бытия, но не сводя ее к переложению философских и политических идей. Настоящий обзор посвящен работам последних десяти лет 1 о римских писателях. Изменение направления исследований по сравнению с предшествующим этапом отчетливо видно уже в работах о первом же представителе римской литературы, чьи сочинения дошли до нас,— о Плавте. Основной вопрос, неизменно занимающий иссле¬ дователей Плавта,— это вопрос об отношении комедий Плавта к их аттическим образ¬ цам. Старая филологическая школа в лиде Лео, Френкеля, Яхмаина сосредоточивалась на выделении отдельных заимствованных и присочиненных пассажей, превратив в кон¬ це концов комедии Плавта в настоящую чересполосицу «Plautinisches» и «Attisches». Новое направление, напротив, исходит из того, что сущность поэтического произве¬ дения не исчерпывается его истоками и элементами, и ставит своей целью изучение плавтова искусства в его цельности и самобытности. Отчасти это связано с тем, что изу¬ чением Плавта в последние годы занимаются не немецкие филологи с их традиционным преклонением перед Грецией и сомнением по отношению к Риму, а итальянцы, для которых национальная самобытность римской литературы — предмет патриотической гордости. Но главная причина этой перемены курса -— в том новом понимании при¬ роды поэзии, которым классическая филология обязана современному литературо¬ ведению. Уже Франческо Делла Корте в своей книге о Плавте 1 2 ставит себе задачей обри¬ совать синтетически цельный образ Плавта, что не под силу было сделать традпциощ пой филологии. Надо признать, что с этой задачей он не справился: три части, иа ко¬ торые распадается его исследование, плохо связаны друг с другом и не складываются в единое целое. Первая часть посвящена биографии Плавта (автор принимает на веру легенду о Плавте-торговце и мельничном рабе и добавляет к ней гипотезу, что в 224 г. доп. э. Плавт с другими сарсинцами участвовал в галльском походе Л. ЭмилияПапа ■— Holyb., II, 24, 7), вторая — его греческим образцам, в третьей разбираются его коме¬ дии, произвольно сгруппированные в шесть циклов: комедии-шутки (Asin., Pers., Cas.), романтические комедии (Most., Stich., Merc., Trin), комедии узнавания (Cist., Роен., Cure., Epid.), комедии близнецов (Men., Bacch., Amph.), комедии-карикатуры (Pseud., True., Mil.) и, наконец, сложные комедии (Aul., Capt., Rud.). Единственная характеристика творчества Плавта, на которой настаивает автор,— это его аполитич¬ ность: Плавт не пытался направлять общество, а лишь изображал его, «сам он не был пп крайним, ни умеренным, он был просто комедиографом, хотел только смешить, п это ему удавалось» (стр. 41). С такой тенденцией «аполнтизировать» римскую лите¬ ратуру мы еще встретимся не раз. Этторе Параторе 3 более определенно указывает на то, в чем заключается ориги¬ нальность Плавта: это, во-первых, «своеобразие метрической структуры» и, во-вторых, «шутовской язык, разрушающий интимный тон греческого оригинала» (стр. 37). Па- ,раторе особенно выделяет (вслед за Леже и Арнальди) первый, формальный признак — роль плавтовских кантик, благодаря которым комедия преобразуется чуть ли пе в но¬ вый жанр типа оперетты. Второй, содержательный призпак ·— комизм и гротеск Плавта в противоположность серьезности и бытовой правде новоаттической комедии — "подробно исследуется в книге Р. Псрна «Оригинальность Плавта» 4. Автор последо¬ вательно рассматривает шутовские приемы Плавта, комические маски персонажей, подчеркивает отрицатепьнс е отношение Плавта к Греции и грекам, отмечает трактовку образов влюбленных (сентиментальна у аттиков, иронична у Плавта) и стариков (они серьезны у аттиков, смешны у Плавта), показывает, как морализаторство вытесняется 1 Обзор литературы 1937—1950 гг. см: К. Büchner -J. В. Hoffmann, Lateinische Literatur und Sprache in der Forschung seit 1937, Bern, 1951,1—240 («Wis¬ senschaftliche Forschungsberichte Geistesxviss. Reihe», hrsg. von K. Hönn, B. 6); Cp. Fifty Years of Classical Scholarship, ed. by M. P 1 a t n a u e r, Oxf., 1954, XIII, 431 стр. He вошли в обзор исследования об исторической и политической прозе, так как отно¬ шения литературы такого рода к исторической действительности, понятпо, образуют совсем иной круг вопросов. 2 F. Deila Corte, Da Sarsina a Roma: ricerehe plautine, Genova, 1952, 3-15 стр. 3 E. P а г a t о г e, II teatro di Plauto e di Terenzio, P. I, Roma, 1958, 53 стр. (Univ. degli studi di Roma, Fac. di lettere e filos.). 4 R. Perna. I/originalita di Plauto, Bari, 1955, XVI, 496 стр. 10*
148 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ комизмом. Носителем этого комизма является образ раба-интригаиа, главного героя Плавта. Выделение этого персонажа не случайно. Плавт был свидетелем жестокой борьбы между старым п новым в римском обществе; но кругозор его был шире, чем кругозор вождей этой борьбы (вроде Катона): не обольщаясь новым, Плавт понимал, что н старое отжило свой век, и в своих комедиях одинаково смеялся над «отцами» и над «детьми». Позиция умного раба — человека, который исключен нз общества п поэтому может смотреть со стороны на терзающие это общество противоречия,— оказывается, таким образом, наиболее близка к позиции самого Плавта. В целом со взглядами нового направления на оригинальность римской комедия нельзя не согласиться. Но в частностях, когда декларируется оригинальность каждого отдельного плавтовского приема и типа, оно, несомненно, впадает в крайность, точно так же как впадали в крайность плавтинисты старой школы, видя в каждом приеме и типе заимствование. Причина этих противоположных крайностей одна и та же: как те, так и другие исходят из сравнения существующих плавтовских пьес с неизве¬ стной величиною, каковою является для нас повоаттическая комедия; а из такого срав¬ нения можно получить какие угодно результаты. Поэтому более плодотворным пред¬ ставляется путь исследования, избранный Б. Таладуаром в его диссертации о техни¬ ке комического у Плавта 5 6. «Новизна этого исследования состоит в том, что оно рас¬ сматривает... в строго драматургическом аспекте ряд проблем, обычно изучаемых5 изо¬ лированно, и тем самым выставляет их в новом свете»,— говорится в предисловии (стр. 2). К сожалению, автор недостаточно использует свое хорошее знакомство с тех¬ никой сцены и драматургии: из сравнительного материала он привлекает только Молье¬ ра, да и то скудно, а вместо этого предлагает формалистическую классификацию ко¬ мических приемов в (комизм слова, комизм фразы, комизм ситуации и т. д.), анализ комического действия (каждая комедия состоит нз 3—4 «движений», разделяемых мо¬ ментами «мертвого времени») и структуры кантик (соответствие движения ритма в движения мысли)7. Идейное содержание комедий Плавта, разумеется, остается целиком за рамками исследования. Пересмотр мнения о Плавте заставляет пересмотреть и мнение о Теренции. Пока этот пересмотр только намечается: о Теренции пишут мало, и взгляды па него противо¬ речивы. Пишущие согласны лишь в том, что Теренций не был рабским переводчиком аттических мастеров, как это думали в XIX в. Э. Параторе даже утверждает, что в ко¬ медиях Плавта больше буквальной точности перевода, чем в комедиях Теренция: эволюция от Плавта к Теренцию—это эволюция от передачи слова к передаче духа иово- аттической комедии—духа серьезности и бытовой правды. X. Хафтер 8 идет еще дальше и заявляет, что в отношении серьезности и бытовой правды Теренций намного пре¬ восходит аттическую комедию: у .Менандра мы видим лишь систему изящных условно¬ стей, Теренций же всеми силами стремится придать им жизненное правдоподобие (отказ от пояснительного пролога, предпочтение диалогу перед монологом, перене¬ сение узнавания за сцену, разговорный язык и т. д.); герои Менандра идеализированы и типизированы, герои Теренция реалистичны и индивидуальны; это — общая протп- вополояшость греческой п римской тенденций в искусстве. Однако против такого мне¬ ния решительно выступает Ю. Штраус 9: опа, напротив, видит в Менандре верх нату¬ ралистической точности, а в Теренции — искусственность и условность; в подтвержде¬ ние она ссылается на риторическую приподнятость стиля Теренция (количество ана¬ фор, антитез), на опереточную легкость диалога, на построение реплик и пр. От этого столкновения мпений можно ожидать полезных для науки последствии; правда, одним концом поставленный вопрос упирается в неведомые нам «греческие образцы», зато другим — в очень важную проблему комедийной типизации, которая далеко не исчер¬ пывается предложенной Хафтором схемой. Вопрос об эволюции римской комедии во Многом зависит от принятой хронология пьес Плавта; но эта хронология остается по-прежнему спорной. Правда, в 1949 г. Сед- жвпк утверждал, что основные даты здесь уже не подлежат сомнению, и предлагал в своей статье 10 итоговую хронологическую канву; и Ф. Делла Корте па основе его датировок даже различил в творчестве Плавта два периода — «сципионовский» (207— 200 гг.) и «катоповский» (194—184 гг.). Однако уже в 1952 г. А. до Лоренци на осно¬ вании нового хронологического признака — возрастающей с годами длины ямбических 5 B. A. T a 1 a d o i r e, Essai sur le comique de Plaute, thèse, Monaco, 1956. VI, 351 CTp. 6 Cp. O. L. W i 1 n e r, Some Comical Scenes from Plautus and Terence, CJ, 46 (1950/51), CTp. 165—170. 7 Cp. A. Salvatore, Quaedam de canticis Plautinis quaestiones, WSt, 65 (1950/51), CTp. 25—41. 8H. Hafftcr, Terenzund seine künstlerische Eigenart,MH,10 (1953),CTp.l—20, 73—102. 9 J. Straus, Terenz und Menander: Beitrag zu einer Stilvergleichung, Inaug.- Diss., Zürich, 1955, 91 CTp. 10 W. B. Sedge w ick, Plautine Chronology, AJP, 70 (1949), CTp. 3 7 6 —383.
КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ 149 монологов - сдвигает вверх даты «Эпидика» (к 211 г.!) и «Пленников» и вниз — дату «Менехмов» (к 186 г.), а К. Шуттер па основании «исторических намеков» сдвигает вверх даты «Каната», «Амфитриона» и тех же «Менехмов» (к 206 г.!) а вниз — дату «Груоияна» (к 188 г.)11, и в довершение Г. Мэттингли * 12 подверг сомнению даже утвер¬ жденные дидаскалиями даты «Стиха» и «Псевдола», от которых до сих пор отправлялось всякое исследование. г 1 Успехи нового направления в изучении Плавта не означают, что старое направте- нпе перестало существовать. Прежними методами Г. Вильямс 13 14 * исследует технику переработки оригинала в «Воине» и «Псевдоле», В. Мпльх « выводит происхождение «монологов незамечаемого персонажа», К. Абель“ доказывает принадлежность Плавту прологов к его комедиям. По-прежнему занимаются поисками греческих образ¬ ов Ф. Делла Корте (источник «Ослов» — Динолох 16 *) и В. Арнотт (источник «Пуний- ца» Алексид ). Структуре комедий Теренция посвящены статьи Б. Кастильоии 18 * * п 4. Амирасинга . За пределы проблем драматургической техники исследователи почти не выходят; можно упомянуть лишь заметки Дж. Дакуорса 2°, пытающегося доказать равнодушие римской комедии к социальным проблемам и Ч. Толливера 21 показывающего ироническое отношение комедии к римским богам. Тот же Дж Да- куорс и В. Ьэр дали два хороших обобщающих труда по проблемам римского театра 22· первый ограничивает свой предмет комедией, рассматривая ее со, всех сторон (сцени¬ ческие условности, сюжеты, композиция, характеры, идеи, комизм и т. д.) второй дает хронологический обзор всей римской драматургии и сосредоточивается’в основном на технике сцены. Вопрос о греческих образцах имеет отношение и к творчеству других ранних рим¬ ских поэтов. Обычно считается, что римские эпики и трагики III—II вв подражали исключительно классической греческой поэзии; александрийского влияния Рим не знал до времени неотериков. Однако следует помпнть, что греческой культурой с ко¬ торой непосредственно соприкасался Рим, была культура эллинистическая, и с произ¬ ведениями классиков римские поэты знакомились через посредство эллинистических теоретиков. Это позволяет поставить вопрос об элементах александрийской поэтики в произведениях ранних римских поэтов — вопрос сложный и при скудостп материала требующий большой осторожности, но вполне правомерный. К сожалению нам были недоступны работы Шеволы Мариотти о Ливии Андронике, Невии и Эппии 23’ в которых этот вопрос едва ли не впервые ставится во всем своем объеме. Судя по рецензиям автор не избежал обычных при первом подступе крайностей (так, он прямо связывает Ливия с традицией Антимаха, а Энния — с традицией Каллимаха, главным прин¬ ципом Энния считает nor/лХих, а главпым его произведением — сатуры, п т. п.); "А. De Loren z i, Cronologia ed evoluzione plautina, Napoli, 1952 («Quaderni i ologici», \ ), K. H. E Shutte r Quibus annis comoediae Plautinae primum actae .mt quaeritur Diss., Groningen, 1952 (обе работы, к сожалению, нам недоступны· 7 (,957)'ш_1в5: IRS·43 (î953,: n i?· ,7ra \ t i n g 1 y, The Plautine Didascaliae, Ath., 35 (1957), стр. 78—88 h q/ „V1 1 a 73 S,°me Problems in the Construction of Plautus’ Pseudolus Herrn., 84 (19о6) стр. 424— 455; о н ж е, Evidence for Plautus’Workmanship in the Miles Gloitosus Herrn., 86 (1958). стр. /0—105, иначе A. Oennerfors Ein Paar Proble¬ me im plautmischen Pseudolus, Er., 56 (1958), стр. 21—40. 14 fW- Zum Kapitel «Plautinisc’he Zxvisclienreden», Herrn., 85 (1957), стр. j оУ j. QJ, * Îg £· V,1’ D7e PlmrDrsprologe, Inaug.- Diss,, Mühlheim — Ruhr, 1955 40 стр i- L· n 6 д1 a Gorte’ La commedia dell’Asinaio, RFIC, 29 (1951), стр. 289—306. /m-nf VV' n-A г 7° 1 The Author of the Greek Original of the Poenulus RhM 102 (1УоУ), стр. 2o2—262. ’ ’ .duplex^/ Ati" 35 ^957),° стр’. J^-SolT deI1’IIcautonti“menos e la commedia /io-o\9 ^4.7 77 rasingbe, The Part of the Slave in Terence’s Drama, G &R 19 (ImU), стр. 62—72. G. E. Duckworth, Wealth and Poverty in Roman Comedy, «Studies in Roman Economic and Social History in Honor of A.- Ch. Johnson», Princeton 1951 стр. oo—4o. ’ ’ 2lQH r7- Tolliver, Plautus and the State Gods of Rome, CJ, 48 (1952/53), стр · 4У i) /, G. E. Duckworth, The Nature of Roman Comedy:a Study in Popular Enter- Umment, Princeton 1952, XVI, 501 стр.; W. B e a r, The Roman Stage: a Short History ° mo Drama 7 the Tlm? the Republic, L., 2d ed., 1955, XIV. 365 стр. .“ S. Mariott i, Livio Andronico e la traduzione artistica: saggio critico ed edizione dei fmmmenti dell’Odyssea, Urbino, 1952; он же, Il Bellum Poenicum »n «neni1 1?,57’ 0 11 ж e< Lezioni su Ennio, Pesaro, 1951; см. рец.: REL 30 (1952), стр. 394—39э; CR, 4 (1954), стр. 202—204; GIF, 10 (1957), стр. 356—358.’
150 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ но это не умаляет значения выдвинутой им проблемы.Во всяком случаетакое исследова¬ ние плодотворнее, чем общие рассуждения о достоинствах и недостатках «эпического духа» у Энния, предлагаемые В. Корфмахером п Э. Туролла 24. Интересным показа¬ телем промежуточного положения Энния между традицией Гомера и антигомерпче- ской традицией Каллимаха является пролог к «Анналам», убедительно реконструиро¬ ванный Я. Вашипком 25: здесь Энний удваивает сцену своего посвящения в поэты — сперва его наяву посвящают Музы на Геликоне (как Гесиода и Каллимаха), а потом во сне — Гомер на Парнасе. В стороне от этого направления стоит исследование Э. Марморале о Невии, пе¬ реизданное в 1950 г.2“. Оно посвящено преимущественно биографии поэта и его месту в политической жизни своего времени: автор изображает Невия одним из первых бор¬ цов за свободу против «демагогической тирании» Сципионов и Метеллов (книга пи¬ салась под свежим впечатлением падения Муссолини). Восстанавливаемая в работе картина сложной политической борьбы 207—205 гг. в целом правдоподобна, хотя стра¬ дает сильной модернизацией: так, Катон оказывается вождем «либерально-прогрессив¬ ной» партии «мелкой буржуазии», сочувственно противопоставляемой «политически неподготовленной массе» (стр. 43, 77, 96). Известный стих Fato Metelli Romae fiunt consules автор считает сатурнием, относит к числу отрывков из «Пунийской войны» и видит в нем похвалу Луцию Метеллу, победителю при Панорме; лишь во время пред¬ выборной агитации 207 г. этот стих был перетолкован в осудительном смысле и пущен по устам в применении к Квинту Метеллу, кандидату в консулы. Арестован был Не- вий не за этот стих, а за намек в комедии на распутство Сципиона (Gell., VII 8, 5) и аре¬ стован не по суду (ибо закон XII таблиц о malum carmen относился лишь к колдовским наговорам, как это признано теперь всеми историками права), а по arbitrium Квин¬ та Метелла, предвыборного диктатора 205 г.; освободил Невия трибун 204 г.Марк Клав¬ дий Марцелл, отца которого Невий прославил в «Кластидии». Работа Марморале служит предисловием к новому изданию фрагментов Невия; это издание интересно тем, что фрагменты «Пунийской войны» здесь впервые располо¬ жены по плану, предложенному Стжелецким в 1935 г.: рассказ об Энее по этому плану является не вступлением в поэму, а экскурсом, вводимым при описании фигур Акра- гантского храма (фр. 19 Мог.). Этот план опирается на сообщаемые при некоторых фраг¬ ментах номера книг; в настоящее время он принят почти всеми исследователями, хотя, например, Э. Френкель 27 28 29 относится к нему скептически, считая фрагмент 19 описа¬ нием фигур на щите Энея. Поиски александрийских влияний в ранней римской литературе оказались особенно плодотворными в области сатиры. Еще В. Кролль отмечал возможную аналогию между сатурами Энния и эллинистическими сборниками смешанного содержания. Эта мысль развита в посмертной заметке Л. Дейбиера 2в, предполо¬ жившего, что образцом Эннию служили «Ямбы» Каллимаха. Наконец, подробней¬ шее исследование проблемы дал швейцарский ученый М. Пуэльма Пивонка в моно¬ графии «Луцилий и Каллимах» 2Э. Жанр сатуры, утверждает он, сложился в Риме только под греческим влиянием, и самый термин Satura аналогичен греческим σΰμμικτα, άτακτα, υλαι, λειμών, κατά λεπτών и τ. π. В этом жанре можно различить две формы. Низшая, народная форма представляла собой «смесь» всякого, главным образом, научно-популярного, содержания (сатуры Энния в Риме); из нее развилась сатира типа диатрибы (Менипп, Керкид, Геронд в Греции, Варрон в Риме). Высшая’, поэтизированная форма жанра ориентировалась не на народного читателя, а на узкий круг светских ценителей, резкая насмешка заменилась в ней дружеской шуткой, негодующий пафос — изысканной λεπτ&της; создателем этой формы в Гре¬ ции был Каллимах, в Риме — Луцилий. Автор тщательно сопоставляет творчество обоих поэтов, начиная от сходства отдельных мотивов в «Ямбах» первого и «Сати¬ рах» второго и кончая- сходством высших принципов, общих для эстетики и этики, πρέπον, μεσάτης, αρετή и т. д. Однако общность принципов «светской сатиры» не уничтожает важной разницы между обоими поэтами. Каллимах был наследником древиен культуры, мастером искусства для искусства, для него ирония была глав- 24 W. C. Korfmacber, Epic Quality in Ennius, CJ, 50 (1954/55), cTp. 79—84; E. T u r o 1 1 a, Quinto Ennio e il primo periodo classico della letteratura latina, b kh. «Poesia e poeti dell’antico mondo: saggi critici», Padova, 1957, CTp. 134—143. 25 J. H.W as zink, The Proem of the Annales of Ennius, Mn., 3 (1950), CTp. 215— 240. 28 E. V. M a r m o r a 1 e, Naevius poeta: introduzione biobibliografica, testo dei frammenti e commento, 2a ed. rif., Firenze, 1950, 268 CTp. (Biblioteca distudi superiori, VIII). 27 E. Fraenkel, The Giants in the Poem of Naevius, JRS, 44 (1954), CTp. 14—17. 28 L. D e u b n e r, Die Saturae des Ennius und die Jamben des Kallimachos, RhM, 96 (1953), CTp. 289—292. 29 M. Puelma Piwonka, Lucilius und Kallimachos: zur Geschichte einer Gattung der hellenistisch-römischen Poesie, Frankfurt a. M., 1949, 411 CTp.
КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ 151 пым, а серьезная ученость лишь оттеняла шутку. Луцилий же был борцом за новую культуру, человеком широких общественных интересов, и для него серьезное содер¬ жание сатиры было главным, а шутка — лишь поводом и прикрытием. Эта разница предуказывала дальнейший путь, по которому римская сатира все дальше отходила от своего эллинистического образца. Уже у Горация содержание сатиры беднеет, инвектива выделяется в эподы, эротика—в оды, и в «Посланиях» остается лишь морализаторство на общие темы. Это морализаторство у Персия и Ювенала окон¬ чательно перерождается в форму патетической диатрибы; тем самым круг развития замыкается, и сатура возвращается к своему докаллимаховскому состоянию. Кругозор исследования Пивонки очень широк; ссылки на эту книгу, быстро во¬ шедшую в научный обиход, можно найти в работах па самые несхожие темы. Однако эта шпрота— вынужденная. Так как от сатир Луцилия сохранились отрывки очень скудные, а от ямбов Каллимаха — вовсе ничтожные, то автор поневоле выходит за пределы своего материала и обращается к аналогиям, порой довольно рискованным. Так, вместо Луцилия Ппвонка сплошь и рядом сравнивает с Каллимахом Горация, а правомерность такой подмены весьма сомнительна. В этом — неизбежная слабость серьезного исследования Пивопкн. Вообще гримировка гневного Луцилия под добро¬ душного Горация по-прежпему в моде среди буржуазных исследователей эо. Более плодотворным обещает быть исследование элементов александрийской поэти¬ ки в творчестве Лукреция. Этот поэт по традиции изображается стоящим особняком среди современников, а исследование его связи с «новой поэтикой» позволит точнее определить его место в литературной борьбе этой переломной эпохи. Такой теме посвя¬ тил свою книгу Леонардо Ферреро 31. Автор не ограничивается указаниями на често¬ любивые заявления Лукреция о своей новизне, на отдельные словесные совпадения между Лукрецием и Катуллом, па черты эппллия в эпических отступлениях поэмы и черты элегии —■ в лирических, на разработку темы любви в IV книге, на жанровые прецеденты в творчестве Арата и пр. Он ставит вопрос шире и рассматривает алексан- дршшзм не как замкнутую поэтическую школу, а как широкое идейное движение, провозглашающее примат духовных ценностей н принципов над практическими: к этому движению принадлежат и эпикуреизм в философии, и теоретизм у энциклопедистов, и пеотерпзм в поэзии, и аттицизм в риторике, и аналогизм в грамматике. Это позволяет исследователю выделить в замысле поэмы Лукреция каллимаховы принципы πόνος, οοντομία, λεπτότης, ουδέν άμάρτϋρον, а в выполнении этого замысла— аттицистиче- скую точность языка и логичность доказательства. Предпочтение духовных ценностей практическим, идеал мудрого otium и пессимистический взгляд на мир negotiorum — прямое следствие кризиса эпохи гражданских войн и разочарования в традиционных идеалах. Это роднит Лукреция со всем его поколением — от Саллюстия до Катулла; правда, в ранних стихах Катулл осуждает otium, по в поздних (с. 76) сам обращается к мучительным поискам этого идеала — поискам, которые продолжит и успешно за¬ вершит в следующем поколении Гораций. Перспективы, намечаемые Ферреро, инте¬ ресны, но книгу его трудпо признать удачной: она написана наредкость тяжеловесно, обширный материал беспорядочен и, главное, тонет в частностях и оговорках. Вопрос о традиции п новаторстве в творчестве Лукреция так и не получает окончательного решения. Лукреций — едва ли не самый противоречивый из римских писателей. Наряду с противоречием архаизма и неотеризма в его поэтике привлекает внимание противоре¬ чие оптимизма и пессимизма его философии: буржуазные ученые усиленно подчерки¬ вают, что хотя Лукрецпй и признавал прогресс в природе, но во взглядах на судьбу человечества он был пессимистом 32, и навязывают поэту-материалисту стремление к выходу в религию33. Тенденциозность таких толкований совершенно очевидна Наконец, сами по себе противоречивые поэтика и философия Лукреция вступают меж¬ ду собой в новое противоречие: как мог эпикуреец Лукреций избрать для своей фило¬ софской проповеди отвергаемую эпикурейством поэтическую форму? Я. Вашинк, автор последней работы по этому вопросу 34, признает это противоречие, но не может объяснить его и лишь повторяет ссылки на традицию Парменида и Эмпедокла. П. Буай- ансэ в 1947 г. предположил, что поначалу Лукреций, преследуя чисто поэтические 39 Cp. L. Robinson, The Personal Abuse in Lucilius’ Satires, CJ, 49 (19o3/54), cTp. 31—35. 31 L. F errero, Poetica nuova in Lucrezio, Firenze, 1949, VIII, 193 CTp. («Bib- lioteca di cultura», 31). 33 A. C. Keller, Lucretius and the Idea of Progress, CJ, 46 (1950/51), zTp. 185— 188; A. Di Girolamo, Male fisico ed ottimismo nel De rerum natura, GIF, 6 (1953), dp. 51—58; J. Bayet, Lucrèce devant la pensée grecque, MH, 11 (1954), CTp. 89— 100. 33 R. Marti n i, La religione di Lucrezio, GIF, 7 (1954), CTp. 142—158. 34 J. H. W a s z i n k, Lucretius and the Poetry, Amst., 1954, 15 CTp. («Medede- lingen der koninklijke Ncderlandso Akademie van wetenschappen, afd. letterkunde», N. R., Deel 17, № 8).
152 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ цели, взял философский сюжет лишь как тематическую новинку и лишь потом, в ходе работы, проникся идеями своего предмета и стал последовательным эпикурейцем. К. Бюхнер подкрепил это мнение своей восходящей к Мевальдту теорией перемены плана поэмы: сперва, полагает он, Лукреций хотел изложить только атомистическую физику (кп. I, II, V) и лишь затем ввел тему, ставшую основной,— опровержение стра¬ ха смерти и богов (кн. Ill, IV). Свою теорию он подтверждает анализом вступлений Лукреция 35 36 (совершенствование структуры и развитие мотивов), устанавливая сле¬ дующий порядок обработки и переработки вступлений к отдельным книгам: I (1 ред.), II, V, —IV (1 ред.), VI, —III, IV (2 ред.), I (2 ред.). Однако выводы пз анализа, подобного бюхнеровскому, могут претендовать лишь на вероятность, но но на досто¬ верность. Хронология поэмы Лукреция остается спорной. При таком расширении и переосмыслении понятия александринизма, какое мы ви¬ дели у Ферреро, в новом свете предстают и традиционные фигуры Катулла и неоте- риков. Действительно, Катуллу за последние годы было посвящено немало исследо¬ ваний, которые открыли в привычном образе пылкого влюбленного и эллинизирую¬ щего эстета неожиданную глубину и сложность. Отдельные черты этого нового облика Катулла отмечались и в предшествующие десятилетия, по только теперь они сложи¬ лись в стройное целое. Прежде всего, переместился центр тяжести в изображении романа Катулла п Лес- бии. В XIX в. (эта точка зрения еще держится и в наши дни30) исходный конфликт трагедии Катулла представлялся внешним — как противоречие между искренней любовью юноши и холодным развратом Лесбни. Теперь этот конфликт переносится в душу Катулла — это противоречие между чувственной страстью, которую он не мо¬ жет подавить, и идеалом возвышенной духовной любви, который он носит в душе, по не умеет выразить обычными понятиями античной эротики и пытается обозначить как bene velle (с. 72), sanctae foedus amicitiae (с. 109), fides in foedere (с. 87), pater ut gnatos diligit (c. 72) 37. Этот идеал духовной любви, возникающий здесь единствен¬ ный раз в античной поэзии, сближает Катулла с романтиками XIX в.38. Далее, в биографии Катулла выделился важный момент, значение которого ра¬ нее понималось недостаточно,—· смерть брата. Ф. Делла Корте, издавший большой сборник этюдов об отдельных мелких проблемах катулловой текстологии и просопо- графии 39 40, заканчивает его наброском хронологии Катулла, намечая в его жизни шесть периодов: 1) веронское отрочество, ок. 87—66 гг; 2) Рим, ок. 65—60 гг.: начало романа с Лесбией, дружеские стихи, переводы из Каллимаха и пр.; 3) смерть брата заставляет Катулла вернуться на время в Верону (ок. 60—59 гг.); сюда к нему при¬ ходит весть, что Лесбия неверна ему (с. 68, 29) и после смерти мужа ведет разгульную жизнь; 4) Рим, ок. 58—57 гг.: разрыв с Лесбией, стихи против Цезаря, попытка забыть¬ ся с Ювенцием; 5) тоска по могиле брата и необходимость покончить с его делами на Востоке заставляет Катулла принять участие в поездке в Внфинию — ок. 57—56 гг.; 6) Рим, ок. 56—54 гг.: политическая и литературная борьба, последний кризис тоейп по Лесбин, предчувствие смерти. Из этого плана, сомнительного в частностях, но убе¬ дительного в целом, явственно видно, что события, связанные с кончиной брата, пред¬ ставляют собой переломный пункт в биографии Катулла. Эта дата позволяет выделить в творчестве Катулла два периода — ранний и поздний. Такое выделение двух периодов произвел в своей монографии Эпцб Марморалс, резко противопоставив il primo Catullo и 1’ultimo Catullo 44. Переход Катулла от пер¬ вого периода ко второму — это переход от «мальчишеского эгоцентризма», конкрет¬ ности н шутливости к общечеловеческой широте и углубленности чувств. Если в пер¬ вом периоде Катулл поглощен собственной страстью к Лесбни, то во втором периоде эта страсть «раскрывается в созерцании всеобщей любви, вдохновляющей не только Катулла, по всех людей» (стр. 34). Если в первом периоде fides означала для Катулла только верность в любви, то во втором периоде fides становится верностью священным основам божественного мирового порядка: именно поэтому тема fides — измена п кара — выступает в важнейших поздних произведениях Катулла: с. 60, 64, 67 и 68 41 *35 K. B ü c h n e r, Die Prooemien des Lukrez, C&M, 13 (1952) CTp. lo9—235. 36 L. C a t i n, Le roman de Catulle, «Bulletin de l'association Guillaume Budé», 1952, N°^·4, CTp. 4. 37 F. O. Copie y, Emotional Conflict and Its Significance in the Lesbia-Poems of Catullus, AJP, 70 (1949), CTp. 22—40. 38 N. I. H e r e s c u, Catulle et le romantisme, Lat., 16 (1957), CTp. 433—44o; E. M. B 1 a i k 1 o c k, The romantism of Catullus, Auckland, 1959, 37 CTp. (Univ. of Auckland, Bulletin № 53). 39 F. Deila Corte, Due studi catulliani, Genova, 1951, 272 CTp. 40 E. V. M a r m o r a 1 e, L’ultimo Catullo, Napoli, 1952, 203 CTp. (Collana di sasrgi. 12): cp. E. T u r o 1 1 a, Circa due visioni diverse della vita nelle poesie di Ca¬ tullo. GIF, 9 (1956), CTp. 1—9. 41 Cp. L. P e p e, II mito di Laodamia nel carme 68 di Catullo, GIF, 6 (1953), erp. Ui7 -113.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ .153 п особенно в с.76— стихотворении, которое является ключом к «позднему Катуллу». Это духовное перерождение поэта совершается так быстро и решительно, что, по мне¬ нию Марморале, его нельзя иначе объяснить, как предположив, что Катулл года за два до смерти был посвящен в таинства одного из мистических культов, распространяю¬ щихся в это время в Риме,— скорее всего культа Диониса. Автор указывает на по¬ пулярность мистических религии в годы падения республики 42 и особенно подчерки¬ вает интерес неотериков к религиозным темам: «Диктинна» Валерия Катона, «Великая матерь» Цецилия, «Но» Линия Кальва (как ипостась Изиды) и т. п.43. Марморале, конечно, прав, различая в творчестве Катулла ранний и позднил пе¬ риод, хотя он ii преувеличивает существующий между ними контраст. Однако вряд ли можно согласиться с предлагаемой им гипотезой «обращения Катулла». Марморале ссылается на с. 76,5 и с. 64, 256, его ученик Э. Касторина добавляет ссылку на с. 102 44; по в с. 76 толкование «in longa aetate» — в «вечной (загробной) жизни» представляется весьма сомнительным, а оба других места хотя и содержат бесспорные намеки па мистерии, но вовсе не доказывают, что автор этих строк непременно был посвященным. А простой обзор прямых упоминаний Катулла о восточных культах, сделанный Л. Эрманном45, не обнаруживает не только благоговения, но даже подчас простой почтительности к экзотическим божествам. Более приемлемое (но зато и более сложное) толкование эволюции Катулла на¬ мечает Л. Ферреро 46. Согласно этому толкованию, развитие Катулла идет не «от личного к общечеловеческому», как говорил Марморале, а от объективного к субъек¬ тивному. Катулл раннего периода держится в стороне от действительности, смотрит на пее свысока; в своих ранних стихах он или насмешливо преображает действитель¬ ность в фантастический гротеск («миф действительности»: например, Фабулл, превра¬ щающийся в нос, козел под мышками у Руфа и пр.) или, когда она не поддается пре¬ ображению и слишком грубо задевает поэта, осыпает ее градом ругательств. Но это эгоцентрическое отталкивание от действительности имеет свою оборотную сторону — одиночество. Одиночество раскрывается перед Катуллом после смерти брата: это пе¬ релом, здесь впервые действительность одерживает победу над поэтом, внешняя не¬ приятность становится внутренним горем. Выход из одиночества он ищет в дружбе п любви с их fides и foedus. Но дружба оказывается недостаточной, а любовь — по¬ началу'· грешной (ибо чувственная страсть к идеальной Лесбии грешна — ср. мотив теофаннн в стих. 51 и 68). а под конец трагичной (ибо чувственная страсть к реальной Лесбии позорна). Оставшись в одиночестве, Катулл впервые ищет средств выразить свой внутренний мир; этот трудный перелом от объективности к субъективности почти воочию виден вс. 51 и 68 — потому-то они п казались соединением частей из разных стихотворений. До создания субъективной элегии Катулл еще не дошел, но его эпи- таламин и эпиллип уже являются пе чем иным, как объективацией внутреннего душев¬ ного состояния поэта («действительность мифа»): их основные мотивы — верность, мечта о вечном союзе (с. 61, 62). измена, разлука, одиночество, тоска по невозвратному прошлому (с. 64, 67). Так, от «мифа действительности» к «действительности мифа» развивается творчество Катулла. Общая слабость теорий Марморале и Ферреро заключается в том, что Катулл изображается ими в полном отрыве от сложпой социально-политической действитель¬ ности современного Рима. Политические эпиграммы Катулла они в один голос объяс¬ няют чисто личными мотивами: тем, что Катулл возмущался «дурным вкусом» Цезаря (Ферреро, стр. 77), что Мамурра «мог» быть любовником Лесбии (Марморале, стр. 50), что Катулл переносил на Цезаря свою ненависть к Клодию, брату Лесбии (Делла Кор¬ те, стр. 187) и пр. Дружеские стихи Катулла также рассматриваются только в личном плане: вопрос о кружке неотериков в целом, о его политической позиции, о его эстети¬ ческой программе, о его месте в эволюции римского александринизма остается в сто¬ роне. Рассмотрение этого вопроса — по-прежнему очередная задача истории римской лптсратуры. Зато бесспорной заслугой Марморале и Ферреро является то внимание, которое они уделяют так называемым carmina docta в их связи с личными переживаниями Ка¬ тулла и с остальным его творчеством. Этим кладется конец обычному разрыву между Катуллом-лприком и Катуллом-«ученым поэтом». Вообще в изучении Катулла за по¬ следние годы центр внимания явно переместился с любовной лирики (всецело занимав¬ шей романтический XIX век) на carmina docta; при этом вопрос об александрийских 42 Cp. E. V. Marmorale, Nuove prospettive nello studio della spiritualità la¬ tina, GIF, 6 (1953), CTp. 193—196. 43 Cp. E. V. Marmoral e, Partenio di Nicea e il comune denominatoro dei «poetae novi». GIF, 10 (1957), CTp. 117—132. 44 E. Castorina, Una possibile interpretazione letterale dei c. 102 di Catullo. GIF. 6 (1953), CTp. 144—146. 45 L. H e r r m a n n, Catulle et les cultes exotiques, «Lanouvelle Klio», 4 (1954), CTp. 236—246. 46 L. Ferrero, Interpretazione di Catullo, Torino, 1955, XII, 454 CTp.
154 КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ ооразцах решительно отстраняется на второй план47, а первостепенным оказывается вопрос о месте carmina docta в единстве творчества Катулла. Дж. Элдер 48 и А. Саль¬ ваторе 49 подчеркивают близость между nugae и carmina docta, указывая на черти учености и искусственности в первых и на автобиографические ноты в последних. 1 ^ Либерг 50 исследует внутреннюю композицию цикла carmina docta: тема брака ооъединяет с. 61,62, 64, тема измены и одиночества — с. 63, 66, 67, 68; центральные с. 63, 64, 66 выделены фоном героического века. Узлом этого цикла является с. 64- «Свадьба Пелея»; соотношение контрастных тем брака и измены, использование прин¬ ципов единства и разнообразия в этой поэме рассматриваются в работе Ф. Клпнг- нера 51. Вопросам композиции посвящены также статьи Дж. Вольберга 52 и Ф Штес- сля 53. г Наибольшего успеха достигла современная филология в изучении Вергилия. Здесь в центре внимания также стоит внутреннее единство поэзии Вергилия — единство, которое на этот раз открывается в сложной системе символов. G этой точки зрения р рассматривается творчество Вергилия в лучших работах о нем, принадлежащих Ь. Пешлю54 и К. Бюхнеру 55; к ним, по-видимому, можно прибавить книгу Ж.|Перре 5‘, остающуюся нам недоступной. Книги Пёшля п Бюхнера, хотя и разнятся в частных вопросах (например, во взглядах на трагедию Дидоны 57), хорошо дополняют друг друга и могут быть рассмотрены вместе. Оба исследователя исходят из того, что каждое художественное произведение сим¬ волично и многозначно. Однако эта символичность может быть бессознательной и созна¬ тельной. Она бессознательна, если поэт ограничивает свою задачу изображением отдельного события, таков Гомер. Она становится сознательной, если в изображении отдельного события поэт стремится передать свое ощущение и понимание бесконечного мирового целого. В таком случае единичные образы произведения приобретают беско¬ нечное множество разноплановых значений, становятся символами. В европейской литературе такое сознательное использование символики встречается впервые именно у Вергилия. Это особенно ясно при сравнении общих мотивов у Гомера п Вергилия: то, что у Гомера имеет лишь местное, эпизодическое значение, у Вергилия получает новый, высший смысл в структуре всего произведения. Основной символ «Энеиды» — это символ борьбы порядка и хаоса п победы поряд¬ ка над хаосом. Этот символ внушен Вергилию его современностью — долгожданным выходом римского общества из затяжного кризиса гражданских войн. Символика порядка и хаоса развертывается в трех основных планах: в плане космическом — это пооеда божественного строя над демоническим буйством стихий; в плане человече¬ ском это победа разума и долга над безумием страстей; в плане историческом — это пооеда государственности над анархией и смутой. Носителями идеи порядка являются римский бог, римский герой и римский император — Юпитер, Эней п Август. Все три плана символики раскрываются во вступительной сцене «Энеиды»: буйство ветров, усмиряемое богами; поведение Энея, внутренне превозмогающего новый удар судьбы, п картина мятущегося народного собрания, успокаиваемого речью разумного политика. Как сцена бури в I книге служит символическим введением ко всей поэме п к ее Цервой половине в частности, так в VII книге сцена Аллекто, насылающей безумие на Амату п Турна, служит символическим введением ко второй половине поэмы. Неминуемость окончательной победы порядка над хаосом, духа над стихией выражена в высшем сим¬ воле «Энеиды» в образе судьбы. Судьба предопределяет конечный результат всех свершений; но судьба не имеет самостоятельного бытия, она реализуется |лишь в деп- 47 Cp., BnponeM, L. P e r e 1 1 i. Il carme 62 di Catullo e Saffo, REIC, 28 (1950), CTp. 289—312; N. I. H e r e s c u, Catulle traducteur du grec et les parfums de Béré¬ nice, Er. 55 (1957), dp. 153—170. 48 E 1 d e r, Notes on Some Conscious and Subconscious Elements in Catullus Poetry, «Harvard Studies in Classical Philology», 60 (1951), CTp. 101—136. y L $ a 1 v a t o r e, Rapporti tra nugae e carmina docta nel canzoniere catulliano Lat., 12 (1953), CTp. 418—431. n . n b e r L’ordinamento ed i reciproci rapporti dei carmi maggiori di Catullo, RFIC, 36 (1958), CTp. 23—47. - E- K j 1 n g n e r, Catulis Peleus-Epos, München, 1956, 92 CTp. (Bayer. Akad. d. Wiss., Phil.-hist. Klasse, Sitzungsb., Jg. 1956, Hf. 6). J.Wohlberg, The Structure of the Laodamia Simile in Catullus 68b CP 50 (19o5), CTp. 42—46. -i v I1 ° 6 S S ^ Cafull als Epigrammatiker, WSt, 70 (1957), CTp. 290—305. n™ P 0 s c h 1, Die Dichtung Virgils; Bild undSymbol in der Aeneis, Wiesbaden, 19oU, 288 CTp. ,uu-nVK· ü,c 11 n e r> P· Vergilius Maro, der Dichterder Römer, Stutg., 1957, 472 cto. (r\\ RE, Sonderabdruck). Jt> J- p e r r c t, Virgile: l’homme et l’oeuvre, P. 1952; cp. P., lîoyancé Un nouveau Virgile, REA, 55 (1953), CTp. 146—156. °' Cp. P. J. E n k. La tragédie de Didon, Lat., 16 (1957). CTp. 628—642.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ 155 етвпях обладающих свободной волей людей и богов 6в, и поэтому достижение конечного результата может быть ускорено или замедлено направлением этих действий. Таким образом, в идеологии «Энеиды» нельзя видеть последовательный стоицизм (как думал Хайнце): стоический детерминизм вообще не оставил бы места для поэзии. Антагони¬ сты Энея в двух половинах поэмы, Дидона и Турн, обуянные каждый своею страстью (насылаемой на Дидону— Венерой, на Турна — Аллекто), выступают против конеч¬ ной воли судьбы и потому гибнут; их трагизм в том, что благородство героической натуры оказывается помраченным безумием и буйством гибельной страсти.Напротив, Эней в своей pietas подчиняется неведомой воле судьбы и потому побеждает; его тра¬ гизм— в том, что высший религиозный долг перед богами и потомством заставляет его попрать человеческий долг сострадания к людям. Нельзя не признать, что такое толкование поэтики «Энеиды» очень просто, стройно п убедительно. В изучении мастерства Вергилия это — следующий шаг после класси¬ ческой книги Хайнце, заслуги которого Пешль и Бюхнер признают в полной мере, по упрекают его в излишнем рационализме и прямолинейности толкования. Но здесь особенно важно отметить, что удача этого анализа во многом зависит от того, что Пёшль н Бюхнер не замкнули его внутренним миром поэмы и — хотя в самой общей форме — связали символику Вергилия с его эпохой, подсказавшей поэту основной символ «Энеиды» — борьбу хаоса и порядка. Это ясно видно при сравнении с другими попыт¬ ками символической интерпретации «Энеиды», полностью отрывающими поэзчо от исторической действительности и неизбежно впадающими в плоский аллегоризм. Гак, В. Александер 69 объявляет «Энеиду» вневременной картиной судьбы «человека вообще»: римское прошлое, римские битвы, римское величие — все это лишь внешнее убранство, «и за всем этим убранством, которое служит своей полезной второстепенной цели, движется человек, выносящий все и лишь изредка восклицающий свое terque quaterque beati о счастливых мертвецах, протестуя против бессмысленной и бессер¬ дечной забавы властных над ним богов...» и т. д. (стр. 213). Александеру вторит Л. Фи¬ дер вС1: трагизм Энея в том, что свою историческую миссию он должен искупать отка¬ зом от человеческого счастья и радостей. Э. Туролла 58 59 * 61 уточняет: весь сюжет первой половины «Энеиды» сводится к тому, что Эней, чтобы стать достойным божественного избранничества, последовательно побеждает в себе все человеческое: родину (II кни¬ га), любовь (IV), смерть (VI); лишь после этой победы над внутренними препятствиями открывается путь к победе над внешними препятствиями: война за обетованную землю (VII—VIII). Отсюда только один шаг до трактовки, предлагаемой иезуитом Салли¬ ваном 62, который прямо сближает три этапа превращения Энея из гомерова героя в религиозного подвижника (кн. I—V, скитания; кн. VI, откровение; кн. VIII, при¬ общение к римским местам) с тремя ступенями духовного совершенствования хри¬ стианских аскетов («путь очищения», искупление былых грехов; «путь просвещения», упражнение в добродетели и подражание Христу; «путь приобщения», соединение с бо¬ гом). Вот каким образом оказывается, что внеисторический подход к произведению неизбежно уводит в пустые спекуляции, напоминающие доказательства средневековых богословов, что Вергилий — anima naturaliter Christiana. Признавая за каждым образом не только его непосредственное значение, но и более широкий символический смысл, раскрывающийся во всей системе произведения, теория Пёшля и Бюхнера открывает новые перспективы изучения образной компози¬ ции «Энеиды». Удачный образец такого исследования представляет собой статья Б. Финика 03 *, показывающего, как мотивы безумия, обмана, огня и пр. связывают трагедию Трон во II книге с трагедией Дидоны и Энея в IV книге. На основании па¬ раллелизма образов Дж. Дакуорс 94 совершенствует предложенную Конвеем теорию композиции «Энеиды»: чередование «светлых» и «мрачных» книг и соответствие книг в двух половинах поймы (I н VII, II и VIII н т. д.). В. Кэмпе 65 предполагает в поэме иную, трехчастную композицию: кн. I—IV, V—IX, X—XII. Неожиданное возражение 58 Cp. G. E. Duck wort h, Fate and Free Will in Vergil’s Aeneis, GJ, 51 (1956), CTp. 357—364. 59 W. H. Alexander, Maius opus (Aeneis 7—12), Berkeley, 1951 («Univ. of Calif., Publications in Classical Philology», 14, № 5, CTp. 193—214). 00 L. F e d e r, Vergil’s Tragic Theme, CJ, 49 (1953/54), CTp. 197—209; cp. W. II. A 1 e x a n d e r, CJ, 49 (1953/54), CTp. 29?. 01 E. T u r o 1 1 a, Le origini e le caratteristiche del tragico nella prima Eneide, GIF, 6 (1953), CTp. 114—133; o h Hi e, La seconda Eneide e la determinazione di maniere diverse nell’opcra virgiliana, GIF, 7 (1954), CTp. 97—112. 02 F. A. Sullivan, Spiritual Itinerary of Virgil’s Aeneas, AJP, 80 (1959), CTp. 150—161. 63 B. Fe n i k, Parallelism of Theme and Imagery in Aeneid II and IV, AJP, 80 (1959), CTp. 1—24. 94 G. E. Duckworth, The Architecture of the Aeneid, AJP,75 (1954), CTp. 1—15. 95 W. A. C a m p s, A Note on the Structure of the Aeneis, GQ, 48 -(1954), CTp. 214— 215; oh Hie A Second Note on the Structure of the Aeneis, CQ, 9 (1959),CTp.53—56.
156 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ против таких схем выдвигает изучение композиции «Энеиды» не в ее окончательном виде, а в ее становлении, предпринятое Дж. Д’Анна вслед за своим учителем Э. Па¬ раторе Д’Анна полагает, что вторая половина «Энеиды» была написана раньше первой (так утверждал еще Герке) и что по первоначальному плану первые кнпгн рас¬ полагались в последовательности III, V, I, II, IV, VI, а писались в последовательно¬ сти II, VI, III (1 редакция), IV, V, I, III (2 редакция). Книга Д’Апиа представляет бесспорный пптерес, его доводы тонки п остроумны, однако именно из-за чрезмерной тонкости они оказываются недостаточно убедитель¬ ными н разбиваются о показание Светония-Доната относительно прозаического черно¬ вика «Энеиды». Лучшая часть книги — анализ внутренних противоречий в книгах X (сроки поездки к Эвандру), III (постепенное раскрытие цели страпствий) н VI (Liby¬ cus cursus и смерть Палинура), которые автор объясняет перестройками плана. Неко¬ торые из этих противоречий исследовались ц другими авторами: так, Г. Трейси н Р. Ллойд 07 считают, что в III книге нет никакой неувязки между вещаниями Креусы п пенатов п дальнейшими сомнениями Энея, так как понятие «Италия» было для Энея еще очень туманным до тех пор, пока Гелен не указал ему точный путь, а встреча со Сциллой не подтвердила его правильность; так, Ф. Норвуд * 67 68 69 остроумно указывает, что в VI книге три не вяжущиеся друг с другом картины айда—лимб по берегам Стик¬ са, судилище Тартара и чистилище Элисия — это реализация трех аспектов челове¬ ческой природы (примитивного, нравственного и философского ), соответствующих трем аспектам религии, различавшимся Сцеволой (религия поэта, гражданина и фи¬ лософа). «Энеида» стоит в центре исследований нового направления. Однако в подходе к другим произведениям Вергилия заметно то же самое стремление к отрыву от истори¬ ческой обстановки и к символически-расширительному толкованию. Особенно бла¬ годарным материалом оказываются «Георгики», толкуемые как натурфилософская поэма о мироздании. «Георгинам» посвящены лучшие страницы очерка А. М. Гиль- мен G9; автор видит в поэме ответ па De rerum natura Лукреция, синтез стоической религиозной философии, противопоставляемый как эпикурейскому атеизму Лукреция, так п примитивному суеверию Гесиода. Осторожнее судит П. Буайапсэ 70, усматривая в «Георгинах» лишь набросок к неосуществленному замыслу космической поэмы, к ко¬ торому Вергилий стремился всю жизнь и следы которого уловимы во всех его произ¬ ведениях: таинственная связь песни и природы в «Буколиках», параллелизм небесных и земных явлений в «Георгинах», система знамении в «Энеиде». Этот же мотив маги¬ ческого сродства всех мировых явлений, раскрывающегося в песнопении, заклина¬ нии, оракуле, сие, делает предметом своей многословной диссертации М. Депорт 71 (но, по мнению автора, происхождение этого мотива — не стоическое, а орфическое и неопифагорейское); частных случаев этого мотива касаются Штейнер, изучая тему спа в «Энеиде» 72, и Дальманн, рассматривая символику пчелиного государства в IV книге «Георгик» 73. Дж. Дакуорс, разбирая композицию «Георгик» 74, устанав¬ ливает в поэме то же чередование «темных» и «светлых» книг, какое он находил н в «Энеиде». С. П. Бовп 75, продолжая исследование в том же направлении, намечает такой же ритм света и тьмы, расцвета и увядания внутри каждой книги. На основании этого композиционного анализа оба автора приходят к утверждению, что построение поэмы не оставляет места для панегирика Галлу и что версия о двух редакциях IV книги является домыслом комментаторов. (Бюхнер здесь допускал наличие перво¬ начального панегирика во славу Галла— но, конечно, не Галла-наместника.а Галла- поэта). G0 G. D’Anna, II problema della composizione dell 'Eneide, Roma, 1957, 132 cip · («Nuovi saggi», 19). 67 H. L. Tracy, The Gradual Unfolding of Aeneas’Destiny, CJ, 48 (1952/53), CTp. 281—284; R. B. L 1 o y d, Aeneid III: a New Approach, AJP, 78 (1957), CTp. 13-3— 151 ; oh >K e, Aeneid III and the Aeneas legend, TaM jkg, CTp. 382—400. 68 F. N or wood, The Tripartite Eschatology of Aeneid VI, CP, 49 (1954), CTp. 15—26. 69 A. M. G u i 1 1 e m i n, Virgile poète, artiste et penseur, P., 1951,324 CTp. 70 P. B o y a n c é, Le sens cosmique de Virgile,REL, 32 (1954), CTp. 220—249. 71 M. D e s p o r t, L’incantation virgilienne: essai sur les mythes du poète enchan¬ teur et leur influence dans l’oeuvre de Virgile,thèse, Bordeaux, 1952, 486 CTp. 72 H. R. Steiner, Der Traum in der Aeneis, Bern — Stuttg., 1952, 107 cip. («Noctes Romanae», B. 5 ). 73 H. Dahlmann, Der Bienenstaat in Vergils Georgica, «Abh. der Akad. der Wiss. und der Lit. in Mainz, Geistes und sozialwissensch. Klasse», Jg. 1954, № 10, CTp. 547—562. 74 G. E. Duckworth, Vergil’s Georgies and the Laudes Galli, AJP, 80 (1959), CTp. 225—237. 75 S. P. B o v i e, The Imagery of Ascent—Descent in Vergil’s Georgies, AJP, 17 (1956), cip. 337—358.
КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ 15 7 Любопытно, что с распространением символического толкования па все творчество Нергнлня резко упал интерес к тому отдельному произведению, на котором оно целиком сосредоточивалось раньше,— именно к IV эклоге. С наибольшей прямотой этот пере¬ лом выражен в работе Г. Яхманиа 76, прямо ссылающегося на ту критику, какою в свое время Корнемаип и Виламовиц встретили теории Нордеиа и Вебера. Ях.манп под¬ черкивает сбивчивость поэта в описании прихода золотого века (то ли тотчас после рождения младенца, то ли только после его возмужания, причем в промежуток между рождением и возмужанием втиснут, вопреки всякому правдоподобию, целый героиче¬ ский век с новыми Ахиллом и Арго) и объясняет эту сбивчивость тем, что Вергилий объединил в своем повествовании две версии — немедленного наступления золотого века (из оракула сивиллы) н постепенного перехода к золотому веку по мере подраста¬ ния младенца (введено самим Вергилием). Таким образом, истоки темы младенца сле¬ дует искать не в восточном мессианстве, а в римской обстановке возникновения эклогп: по-внднмому, Вергилий имел в виду ожидавшегося сына от брака Октавиана и Скри- бонпп. Такое перемещение внимания исследователя от дебрей восточной мистики к кон¬ кретному историческому фону произведения в высшей степени отрадно 77 78. Полеми¬ ческий пафос Яхманна несколько смягчается в работе Э. Бнккеля 79: соглашаясь, что «собственно, лейтмотив всего произведения—политический» (стр. 217), он отводит брошенное Вергилию обвинение в небрежности при контаминации двух версий и дает иное толкование упоминанию Ахилла: это символ, посредством которого в стихотворе¬ ние вводится образ самого Октавиана, покоряющего и охраняющего мир, которым предстоит владеть его божественному сыну. Символом Октавиана в божественном плане является Аполлон (tuus iam regnat Apollo), в героическом —Ахилл; образ Ахилла как героя вековой борьбы между Западом и Востоком ассоциируется с обра¬ зом Александра Македонского п предвещает выступление Октавиана против Антония па «защиту» Рима от Египта. Таким образом, эклога оказывается прямым документом октавпановой пропаганды. Толкования Биккеля порою натянуты (например, в образе Тпфиса — ст. 34 — он видит символ Внпсания Агриппы); но в целом работы Яхманна и Бнккеля, бесспорно, означают прогресс по сравнению с тем накоплением мистиче¬ ских параллелей н спекуляций, в которое выродилось направление Нордена. Быть может, от этого же обращения к исторической современности следует ждать нового слова в решении многострадального вопроса о взаимозависимости 4-й- эклоги Нергнлня п 16-го эпода Горация. Пока среди ученых господствует мнение Б. Снелля (Herrn., 73, 1938, стр. 237—242) о том, что эклога предшествует эподу. К. Беккер 79 подтверждает это мнение анализом композиционной связи 4-й эклоги с другими экло¬ гами п указанием на заимствования Горация из других эклог. Однако К. Бюхнер по- прежнему держится противоположного мнения, и его ученик Б. Виммель 80 предла¬ гает новые доводы в подтверждение взгляда своего учителя. Он указывает, что сопо¬ ставленные Снеллем места из эклоги и эпода в действительности могут являться общи¬ ми заимствованиями из третьего источника — в одном случае из Феокрита, в другом — из Лукреция, а характер обработки заимствованных мест указывает на приоритет эпода. Приводимые 13нммелем многочисленные примеры «двойной цитации» такого рода весьма интересны, но вряд ли более вески, чем опровергаемые ими доводы Снелля; сам автор чувствует это, п в конце концов переходит от словесных сопоставлений к общим соображениям о том, что тон эклоги более уместен в ответе, чем в начале спо¬ ра. п т. д. Такими же общими соображениями ограничивается и Бнккель (стр. 222), разделяющий в этом вопросе позицию Бюхнера и Виммеля; и эти соображения едва ли не убедительнее, чем все тонкости словесных параллелей. Вопрос о взаимозависимости эклогп и эпода, таким образом, явно ожидает пересмотра. Творчество Горация менее привлекает исследователей, чем творчество Вергилия, и достижения в области его изучения менее значительны. Единственный интересный опыт общего истолкования поэзии Горация принадлежит тому же В. Пошлю 81. Он объясняет, что эпикурейство и стоицизм в мировоззрении Горация не противоречили, а дополняли друг друга, как otium и negotium, res privata и res publica, деревня и го¬ род; равновесие этих двух сторон человеческой личности должно заменить для Гора¬ 7G G. J a c h m a il n, Die vierte Ekloge Vergils, «Arbeitsgemeinschaft dos Landes Xordrhein — Westfalen, Geisteswissenschafton», 2 (1953), CTp. 37—62. 77 Cp. F. Dornseiff, Verschmähtes zu Vergil, Horaz und Properz, B , 1951 (Sachs. Akad. d. VViss. zu Leipzig, Berichte, Phil.-hist. Klasse, B. 97, Hf. 6, CTp. 44—63). 78 E. Bickel, Politische Sibylleneklogen: die Sibyllenekloge des Consulars Piso an Nero und der politische Sinn der Erwähnung dos Achilles in der Sibyllenekloge Ver¬ gils, RhM, 97 (1954), CTp. 193—228. 79 C. Becker, Virgils Eklogenbuch, Herrn., 83 (1955), CTp. 314—349. so \y_ Wimmel, Uber das Verhältnis der 4. Ekloge zur 16. Epode, Herrn., 81 (1953 ), CTp. 317—344. 81 V. Pose h 1, Horaz, b kh. «L’influence grecque sur la poésie latine de Catulle à Ovide: six exposés et discussions, 2—7 août 1953 (Fondation Hardt pour l’étude de l’antiquité classique: Entretiens, t. II), CTp. 91—127.
158 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ ция то единство человека и общества, которое было потеряно задолго до пего. Это рав¬ новесие олицетворено в «римских одах» в образе крестьянина старых времен: проливая кровь за отечество, он воплощает стоический идеал, а отказываясь после этого от по¬ честей и должностей, он воплощает эпикурейский идеал. Таким образом, Гораций и его сверстники — едва ли не впервые в античности — научились отделять в своем созна¬ нии отечество от государства; это значит, что они лучше помнили последние сражения за республику, чем это можно заключить из их слов, и что приятие режима Августа было для них далеко не столь безоговорочным, как это кажется. Статья Пёшля является скорее программой исследования, чем непосредственным анализом конкретного материала. Темы и формы поэзии Горация многообразны, п синтетическому изучению его творчества должен предшествовать разбор многочислен¬ ных отдельных произведений. Такими подготовительными работами можно считать большинство опубликованных в эти годы работ об отдельных стихотворениях и сти¬ хотворных циклах Горация 82. В центре внимания исследователей стоят преимуще¬ ственно вопросы композиции и образного строя. Некоторые предварительные итоги этих работ подводят малоудачная статья М. Эндрьюса 83 об образности Горация и статьп Хайниманна, Трейси, Коллинджа, Кордрэя о композиции од Горация84. Хайнимап и Кордрэй указывают на частое у Горация волнообразное движепие мысли между кон¬ трастирующими аспектами одной темы, например между мотивами «роскоши» и «про¬ стоты» в с. III, 24; Трейси и поправляющий его Коллиндж выводят композиционные приемы Горация из сочетания двух греческих композиционных традиций — триади¬ ческой, идущей от хоровой лирики, и линейной, идущей от монодической лирики. Общая установка исследователей — та же, с которой мы встречались до сих пор: поиски символического смысла и отрыв от исторического фона. «Истинное понимание стихо¬ творения следует искать глубже уровня словарных значений и исторических наме¬ ков»,— пишет М. Шильдс (стр. 173). Для историка наибольший интерес могут пред¬ ставить работы об актийских стихотворениях Горация (ер. 9 и с. I, 37 85 * *). Эрик Вп- странд, возвращаясь к мнению Бюхелера, пытается доказать, что Гораций и Меценат присутствовали при Акции (упоминания Ливия, Веллея и Светония о деятельности Мецената в Риме относятся ко времени после Акция) и что эпод написан после первых успехов Октавиана, но еще до генерального сражения: о бегстве Антония говорится лишь в порядке предчувствия. В историографии актийской войны Вистранд выделяет две традиции: одна ставит в центр битву при Акции (Дион, Веллей, Проперций), дру¬ гая — взятие Александрии (Гораций, Ливий, Флор). М. Л. Паладини отмечает, что Гораций говорит о пожаре во флоте Антония, облегчившем победу Октавиана, тогда как сложившаяся позднее официальная версия замалчивала этот факт, и мы знаем о нем лишь из оппозиционной ливианской традиции (Флор, Орозий, Евтропий). Не чем иным· как сборником такого же рода этюдов об отдельных произведениях является большая книга Эдуарда Френкеля «Гораций» 88—бесспорно лучшая, ра¬ бота о Горации за последние десятилетия. Книга превосходно написана, содержит множество тонких наблюдений и замечаний, частые отступления автора порой нео¬ жиданны, но всегда интересны, обширные подстрочные примечания представляют собой любопытнейший путеводитель по комментариями Горацию от Ламбина до Хайнце. Задача книги, заявляет автор, помочь понять Горация как поэта, а для этого освобо¬ дить его стихи из-под груза ученых инотолкований и рассмотреть их сами по себе. 82 J. P. Elder, Horace I, 3, AJP, 73 (1952), CTp. 140—158; oh ;k e, Horace, Carmen-1,7, CP, 48 (1953), CTp. 1—8; G. L. Hendrickson, The So-Called Prelude to the Carmen Saeculare, CP, 48 (1953), CTp. 73—79; M. P. Cunningham, Enarra¬ tio of Horace, Odes I, 9, CP, 52 (1957), CTp. 98—102; M. G. Shield s, Odes I, 9: a Stu¬ dy in Imaginative Unity, «Phoenix», 12 (1958), CTp. 166—173; V. Pöschl, Die Curastrophe der Otiumode des Horaz, Herrn., 84 (1956), CTp. 74—90; E. T. Silk, A Fresh Approach to Horace II, 20, AJP, 77 (1956), crp. 255—263; S. Commager, Horace, Carmina I, 37, «Phoenix», 12 (1958), CTp. 47—57; oh »e, Horace, Carmina I, 2, AJP, 80 (1959), CTp. 37—55; W. Ludwig, Zu Horaz, c. II, 1—12, Herrn., 85 (1957), CTp. 336—345. 83 M. Andrews, Horaces Use of Imagery in the Epodes and Odes, G&R, 19 (1950), CTp. 106—115. 84 F. Heinimann, Die Einheit der horazischen Ode, MH, 9 (1952), CTp. 193— 203; H. L. Tracy, Thought-Sequence in the Ode, «Studies in honor of G. Norwood», Toronto, 1952, CTp. 203—213; cp. o h jk e, Horace’s Ars Poetica: a Systematic Argument, G&R, 17 (1948), CTp. 104—115; N. E. C o 1 1 i n g e, Form and Content in the Horatian Lyric, CP, 50 (1955), CTp. 161—168; J. M. Cordray, the Structure of Horace’s Odes: Some Typical Patterns, CJ, 52 (1956), CTp. 113—116. 85 E. Wistrand, Horace’s Ninth Epode and Its Historical Background, Göte¬ borg, 1958, 61 CTp. (Göteborgs universitets arsskrift, v. 64, f. 9); M. L. P a I a d i n i, A proposito della tradizione poetica sulla bataglia di Azio, Lat., 17 (1958), CTp. 240— 269, 462—475. v 80 E. F r a e n k e 1, Horace, Oxf., 1957, XIV, 463 CTp.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ 159· Тарой метод действительно часто дает хорошие результаты. Так, Френкель совершенно прав, утверждая,что упавшее дерево в с.II. 13—лишь поэтический подступ к изобра¬ жению поэтов в аиде,и что гром с ясного неба вс. I, 34 — лишь аксессуар к размышле¬ нию о превратной мощи Фортуны, которой посвящена и следующая ода (между тем еще в 1948 г. В. Вили, наивно основываясь на этих стихотворениях, считал возмож¬ ным говорить о «духовном перерождении» Горация под влиянием знамений). Однако чем дальше, тем труднее становится соглашаться с выводами автора: 4-й эпод (против выскочки), по его мнению, не имеет в виду никакого определенного лица и представ¬ ляет собой простое упражнение в литературной типизации; в оде III, 5, не Регул упо¬ мянут ради каррских пленников (как полагал Моммзен), а, наоборот, каррские плен¬ ники — лишь для того, чтобы подвести к Регулу; в оде III, 3, завет Юпоны — не вос¬ станавливать Троп — также не содержит никаких намеков на замыслы Цезаря, Анто¬ ния или Августа, и т. д. Рухнувшее дерево или каррские пленники одинаково являются лишь случайными «зацепками за действительность». «Вместо того чтобы стараться на¬ сильственно втянуть целое стихотворение в тот внешний мир, откуда почерпнуты лишь некоторые его элементы, мы должны уважать его идеальный характер»,— пишет Френкель (стр. 405). Таким образом, «рассмотрение стихотворений Горация самих по себе» приводит к тому, что поэзия Горация оказывается искусством для искусства, ничем не связанным с требованиями современности. «Одно из крупнейших препятствий к пониманию многих од Горация — это, быть может, наша готовность подменять Горация-лирика Горацием-политиком, или Горацием-моралистом, или обоими сразу» (стр. 270). Антиисторичность анализа Френкеля принципиальна. «Наука поэзии» (послание к Пизонам) Горация не нашла себе места в книге Френ хеля. Этому произведению посвятил свою работу Л. Ферреро в7. Следуя общей тенден¬ ции, он вырывает это послание, насквозь полемическое (с чем соглашается даже Френ¬ кель, стр. 125) из литературной обстановки его времени н рассматривает его только как результат внутренней эволюции Горация: в сатирах Гораций еще колеблется между двумя решениями основного вопроса античной поэтики («что важнее для поэта, даро¬ вание или искусство?»), в одах он пытается утвердить первостепенность дарования, в «Науке поэзии» — первостепенность искусства. При всем интересе книги Ферреро [здесь впервые систематизированы высказывания Горация о поэтическом даровании, рассыпанные в одах) такой подход нельзя не назвать односторонним. Такою же одно¬ сторонностью отличается работа Ф. Клингнера о послании Горация к Августу 87 88: этот острейший литературно-критический памфлет предстает в его изображении не¬ принужденной болтовней ради болтовни. Правда, Г. Радд в серии статей о литератур¬ ных сатирах Горация 89 обращается к изучению литературной борьбы того времени (справедливо указывая, что имя Луцилия было лишь оружием в этой борьбе), но, к со¬ жалению, он ограничивается при этом лишь разрозненными частными вопросами. Лучше обстоит дело с исследованием исторических корней поэтики Горация: этой проблемы касаются отличные работы А. Ардиццони и X. Дальмана о понятиях и тер¬ минах эллинистической и римской поэтики. Ардиццони показывает 90, что понятия coi'7]ai<;--oi.'7)p.a Гораций понимал не так, как его предполагаемый образец — Неопто леи («содержание — форма»), а так, как школьная традиция, сохраненная в фрагмен тах Луцилия, Варрона и Филодема («большое стихотворение — малое стихотворе¬ ние»); кроме того, Гораций вводит термин iustum роеша, выделяя эту категорию из общей массы poemata по признаку «отбора слов» (опять-таки школьная традиция, иду¬ щая от Феофраста), а не «расположения слов» (научная традиция, сохраненная Дио¬ нисием Галикарнасским). X. Дальман 91 на основании нового анализа обширного материала приходит к смелому выводу: эллинистические трактаты по поэтике строи¬ лись не по схеме r.oi-qaiq-Tzovr^yq (как принято думать со времени Нордена), а в по¬ следовательности рассматриваемых жанров, и понятие 71017)47-5 лишь определялось, наряду с другими, во вступительной части; Гораций был первым, кто перенес тему 4о'.т)т-и)<5 в особый заключительный раздел. Стихотворная техника поэтов «золотого века» стала предметом нескольких спс- 87 L. F e r r e r 0, La «Poetica» e le poetiche di Orazio, Torino, 1953 (Univ. di Torino, Pubi, della Fac. di lett. e filos., v. V, f. I), 89 dp. 99 F. K 1 i n g n e r, Horazens Brief an Augustus, Münch., 1950, 32 CTp. (Bayrische Akad. d. Wiss., Philos.-hist. Kl., Sitzungsberichte, 1950, № 5). 89 N. Rudd, Horace's Poverty, «Hermathena», 84 (1954), CTp. 16—25; oh we, Had Horace Been Criticized?, AJP,76 (1955), CTp. 165—175; 0 h m e. The Poet's Defence, CQ, 49 (1955), CTp. 142—156; o h jk e, Horace and Fannius, «Hermathena», 87 (1956), cip. 49—60; 0 h jk e, Libertas and Facetus: Hor. Sat. I, 4; 10, Mn., 10 (1957), CTp. 319— 336. 90 A. Ardizzoni, POIHMA: ricerche sulla teoria del linguagio poetico nell antichitä, Bari, 1953, 129 CTp. 91 H. Dahlmann, Varros Schrift de poematis und die hellenistisch-römische Poetik, 72 cip. («Abh. d. Akad. d. Wiss. u. d. Lit. in Mainz, Geistes u. sozialwissensch. Klasse», Jg. 1953, № 3).
160 КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ циальных исследований. Н. О. Нильссон 92 анализирует до мельчайших подробностей гексаметр горациевых сатир (элизии, цезуры, интерпункция, стиховые окончания); М. Платнауэр 93 изучает таким же образом элегический дистих классической поры, дополнением к его книге могут служить статьи Седжвнка, Уэста и Патцера 94 о метрпке Катулла. Не лишены интереса наблюдения Н. Бонэвиа-Ханта над лирическими метра¬ ми Горация 95, хотя главная задача его книги — возродить в современных школах сочинение латинских алкаиков и сапфиков — не может не казаться нам анахрониз¬ мом. Не приходится доказывать всю важность исследований такого рода: достаточно упомянуть, что именно на основании стилистических и метрических признаков Бюх¬ нер в своей книге о Вергилии устанавливает неподлинность и определяет приблизи¬ тельную дату создания каждого из стихотворений так называемого Appendix Vergi- liana. При общем интересе к символическому осмыслению литературных произведений не удивительно, что рационалистичнейший из римских поэтов — Овидий — остается почти без внимания. Попытка Германа Френкеля 96 раскрыть в Овидии духовные глубины и представить его чуть ли не предвестником христианства оказалась слишком рискованной и не нашла последователей. Наиболее значительная книга об Овидпп за последние годы — популярный очерк Л. Уилкинсона 97 98, живо написанный и снаб¬ женный отличными стихотворными переводами больших отрывков Овидия, но ничего не добавляющий к традиционному представлению о поэте Мало нового содержит п работа С. Джаннакконе 9в, где план «метаморфоз» сравнивается с планами мнфографп- ческих трактатов, и комментарий И. Каццанига 99 100 101 102 к тем же «Метаморфозам», и статья В. Крауса 109, который в результате анализа элегического, риторического, драмати¬ ческого и эпического элементов в «Героидах» приходит к выводу, что шесть парных посланий («Парис — Елене» и т. д.) написаны самим Овидием и добавлены к сборнику «Героид» при переиздании в 1—8 гг. н. э. К этому можно добавить две статьи биогра¬ фического содержания: одна 101 содержит чрезвычайно произвольную реконструкцию биографии Помпея Макра, друга и (как полагает автор) тестя Овидия; в другой 113 вновь выдвигается одна из самых фантастических гипотез об error-culpa Овидия — именно, будто бы Овидию случилось застать Юлию младшую голой. На таком фоне, бесспорно, наиболее интересной оказывается скромная работа М. Каннингема103, который, сводя воедино рассеянные эстетические суждения Овидия, находит в них законченную программу «поэтики дарования (ingenium)», противостоящую горациевон программе «поэтики искусства (ars)». Однако краткость и беглость статьи делают ее лишь подступом к сложной проблеме эстетической борьбы эпохи Августа. Немногим богаче и литература по элегикам. Работы о Тибулле в основном огра¬ ничиваются анализом отдельных стихотворений 104, работы о Проперцпп — интерпре¬ тацией отдельных трудных мест (как известно, чрезвычайно многочисленных 105 106). А. Ростаньи еще раз изложил свой взгляд на происхождение римской элегии w. Греческая элегия (Мимнерм, Антимах, Филет и т. д.) была по содержанию объективна и воспевала любовь вообще и любовь мифических героев (Аконтий и Кидпппа) в ча¬ стности, а с личностями Нанно, Лиды и пр. была связана только посвящениями. Рим- 92 N. 0. Nilsson, Metrische Stilditferenzen in den Satiren des Horaz, Uppsala, 1952, VIII, 220 CTp. («Studia latina Holmiensia», I). 93 M. P 1 a t n a u e r, Latin Elegiac Verse: a Study of the Metrical Usages of Tibullus, Propertius and Ovid, Cambr., 1951, VIII, 121 CTp. 94 W. B. Sedgewick, Catullus’Elegiacs, Mn., 3 (1950), CTp. 64— 69; D. A. Wes t, The Metre of Catullus'Elegiacs, CQ, 7 (1957), CTp. 98—102; H. P a t- z e r, Zum Sprachstil des neoteriscben Hexameters, MH, 12 (1955), CTp. 77—95. 95 N. A. B o n a v i a - H u n t, Horace the Minstrel; a Study of His Latin Sapphic and Alcaic Lyrics, L., 1954, 84 CTp. 96 H. Fraenkel, Ovid: Poet Between Two Worlds, Berkeley, 1945. 97 L. P. Wilkinson, Ovid Recalled, Cambr., 1955, XVIII, 484 CTp. 98 S. G i a n n a c c o n e, La letteratura greco-latina delle metamorfosi, Messina, 1953, 222 CTp. 99 I. C a z z a n i g a, Lezioni sulle Metamorfosi di Ovidio,Milano, 1957, LXXXVIII, 173 CTp. 100 W. Kraus, Die Briefpaare in Ovids Heroiden, WSt, 65 (1950/51), CTp. 54—77. 101 J. Schwartz, Pompeius Macer et la jeunesse d’Ovide, RPh, 25 (1951), CTp. 182—194. 102 W. H. Alexander, Ovid’s culpa, CJ, 53 (1957/58), CTp. 319—325. 103 M. P. Cunningham, Ovid’s poetics, CJ, 53 (1957/58), CTp. 253—259. 104 F. K 1 i n g n e r, Tibulis Geburtstagsgedicht an Messalla (1, 7), Er., 49 (1951), CTp. 117—136; K. V r e t z k a, Tibulis Paraklausithyron (I, 2), WSt, 68 (1955), cip. 20— 46; R. H an s 1 i k, Tibuli I, 1, WSt, 69 (1956), CTp. 297—303. 105 Hanp., D.R. Shackleton-Bailey, Propertiana, Cambr., 1955, 322cTp. 106 A. Rostagni, L’influenza greca sulle origini dell’elegia erotica latina, b KH. «L’influence grecque sur la poésie latine de Catulle à Ovide», 1953, CTp. 57—90.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ 161 скпе элегикп, следуя примеру Катулла, сделали элегию субъективной — впер¬ вые содержанием ее стала собственная страсть поэта. Переходным же явлением, не¬ видимому, было творчество Корнелия Галла, для которого Парфений еще подбирал мифологические Ερωτικό παθήματα. Цикл развития римской элегии был краток: вер¬ шиной его, как указывает Э. Параторе 107 108 *, следует считать творчество Проперция, который, последовательно идеализируя свою любовь и свою возлюбленную, в наиболь¬ шей степени возвышается от катулловской конкретности до «идеальной всеобщности» любовного чувства. Но уже в творчестве Овидия объективные тенденции вновь одер¬ живают верх над субъективными, и на смену элегиям «Amores» приходят, с одной сто¬ роны, по-римски реалистическая дидактика «Науки любви» и «Фастов», а с другой — по-эллински фантастическая мифология «Героид» и «Метаморфоз» 1о8. Э. Бурк 109 показал, что элегия эпохи Августа, являясь, таким образом, типично римской литературной формой, пронизана специфически римскими понятиями: влюбленный поэт охраняет fides любовного союза, изъявляет pietas к богам, опекающим его лю¬ бовь, принимает на себя labores и officia по велению госпожи и т. д.: это новая кон¬ цепция любви, противостоящая традиционной древнеримской, но отличная и от гре¬ ческой. Э. Аллен 110 111 112 113 напоминает, что субъективность не следует путать с искренностью: элегикп заботились не о биографической точности фактов, а об убедительности их выражения; содержанием их стихотворений служит не конкретное, а типическое, по¬ этому реальная основа их любовных циклов невосстановима. Впрочем, несмотря на это, П. Грималь пытается реконструировать этапы романа Тибулла и Делии ш, но исходит при этом не из психологических комбинаций, а из намеченной Ж. Каркопино (RPh, 1946, стр. 96—117) хронологии деятельности Мессалы, покровителя Тибулла. Схема Грималя: 32—31 гг., знакомство и счастливая любовь; 31 г., поход с Мессалой к Акцию и болезнь на Коркире; 30—29 гг., измена, болезнь и выздоровление Делии; 28 г., разрыв и отъезд с Мессалой в Аквитанию. «Мнимый Тибулл» привлекает едва ли не больше внимания, чем Тибулл подлин¬ ный. «Панегирик Мессале» опять все чаще приписывается самому Тибуллу: А. Саль¬ ваторе 112 указывает на стилистическое сходство, А. Момильяно 113 и вслед за ним Р. Ханслик 114— на то, что дата 31 г. до н. э. остается наиболее вероятной. Впрочем, Дж. Фунайоли 115 на основе ст. 175 полагает, что панегирик был написан уже после триумфа Мессалы в 27 г. каким-то стихотворцем, менее опытным, чем Тибулл. Гораздо больше споров вызывают стихотворения Лигдама. В 1948 г. появились сразу две ра¬ боты, посвященные этому таинственному поэту: Л. Пене 116 отождествил его с молодым Тибуллом (а Неэру — с Гликерой, упоминаемой Горацием в послании 1,4), а Дж. Ба- лцган 117 — с молодым Овидием (а Неэру — с его первой женой). Э. Параторе в обшир¬ ной статье 118 показал одинаковую неубедительность обоих тезисов (против Балигана говорит Ovid., Trist., IV, 10, 61—62, против Пепе — Ovid., Ага., III, 9, 32); но соб¬ ственный взгляд Параторе (Лигдам был старше Тибулла, его творчество — соедини¬ тельное звено между Катуллом и Тибуллом, его влияние заметно у всех элегиков) представляется еще более неправдоподобным. Ключом к проблеме остается дата ро¬ ждения Лигдама (III, 5, 17—18): Балиган и Энк 119 относят ее к 43 г., Пепе и Пара¬ торе— к 66 г. (процесс консулов П. Корнелия Суллы и П. Автрония Пета). Но В. Краус 120 доказал, по-видимому, неопровержимо, что смысл лигдамовой перифразы может указывать только на 44 г., а ее форма — на то, что автор сознательно пользо¬ 197 E. P a r a t o r e, Properzio, StR, 4 (1956), CTp. 625—638. 108 S. M a r i o 11 i, La carriera poetica di Ovidio, «Belfagor», 12 (1957), CTp. 609— 635. lü9 E. B u r c k, Römische Wesenszüge der augusteischen Liebeselegie, Herrn., 80 (1952), CTp. 163—200. 110 A. W. Allen, Sincerity and the Roman Elegists, CP, 45 (1950), CTp. 145—160. 111 P. G r i m a 1. Le roman de Délie et le premier livre des Elégies de Tibulle, REA, 60 (1958), ctP. 131—141. 112 A. Salvatore, Tecnica e motivi tibulliani nel panegirico di Messalla, «Pa- rola dei passato», 3 (1948), f. 7, CTp. 48—63. 113 A. M o m i g 1 i a n o, Panegyricus Messallae and Panegyricus Vespasiani, JRS, 40 (1950), CTp. 39—41. 114 R. H a n s 1 i k, Der Dichterkreis des Messalla, «Anzeiger der Oesterr. Akad. d. Wiss.. Phil.-hist. Klasse», 89 (1952), CTp. 22—38. 115 G. F u n a i o 1 i, Sui panegirico di Messalla, «Aegyptus», 32 (1952), CTp. 101—-107. 116 L. P e p e, Tibullo minore, Napoli, 1948, XII, 159 CTp. 117 G. B a 1 i g a n, II terzo libro dei Corpus Tibullianum, Bologna, 36 CTp. (Studi piibbl. dall Istituto di filol. dass, di Bologna, I). 118 E. P a r a t o r e, A proposito di due nuovi labori su Ligdamo, Aev., 22 (1948), CTp. 278—308; cp. G. Baligan — E. Paratore, Ancora su Ligdamo Aev. 24, (1950) CTp. 270—299. 119 P. J. E n k, A propos du poète Lygdamus, Mn., 3 (1950), CTp. 70—75. 120 W. Kraus, Lygdamus und Ovid, WSt, 70 (1957), CTp. 197—204. 11 Bppthitk TIpPnHrft ITCTOpiItr. № !\
162 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ вался овидиевским образцом; так как в годы «Тристий» Лигдам был уже слишком стар, то остается предположить, что Овидий впервые обозначил 43-й год смертью обоих консулов не в «Тристиях», а раньше, например, в одной из элегий «Amores», уничто¬ женных при переиздании. Несмотря на общее увлечение символическими толкованиями поэзии эпохи Авгу¬ ста, продолжает изучаться и связь поэтических произведений с конкретными совре¬ менными событиями. В этом направлении работает П. Грималь; несмотря на некоторые натяжки, его работы не лишены интереса. Грималь показывает 121, что Август, торо¬ пя Вергилия с окончанием «Энеиды», хотел приурочить публикацию поэмы к 23 г. до н. э., когда после четырех лет проволочек и последовавшего острого политического кризиса он приступил к осуществлению долгожданной программы реформ, знаменуя это усыновлением Марцелла и предполагавшимися столетними играми. Отсюда целый ряд намеков в VI книге поэмы: в частности (об этом пишет Л. Пене 122) прославление предков Марцелла и замалчивание предков его соперника Тиберия. Меценат, чья репутация пострадала в связи с заговором Мурены, после 23 г. спешит загладить вину, побуждая поэтов к пропаганде в пользу Августа: Вергилий пронизывает VIII книгу «Энеиды» намеками на триумф Октавиана в 29 г.12Э. (Эней прибывает на место будущего Рима в день победы Геркулеса над Каком, а этот же день, 13 августа, был первым днем триумфаОктавиана), а Проперций начинает писать IVкнигу элегий124. Археологические элегии этой книги прославляют начала Рима и рода Юлиев (особен¬ но искусна и неожиданна связь этих тем в элегии о Тарпее, IV, 4,125), любовные элегии объединены темой fides, основной римской добродетели; ключом к первому ряду эле¬ гий служит вступительная IV, I (топографическая локализация ее тем — предмет любопытной статьи Ж. Гюэ 126), ключом ко второму ряду — заключительная IV, II, а идейным и композиционным центром книги служит IV, 6, воспевающая Августа, Аполлона и победу при Акции. Поэзия «серебряного века» меньше интересовала сторонников эстетической интер¬ претации; ученые, работающие в этой области, чаще пользуются старыми методамп анализа литературных произведений. Среди таких исследователей надо назвать Л. Эр- манна, в работах которого доходит до самых нелепых крайностей модный некогда ги¬ перкритицизм. Леон Эрманн — бельгийский ученый, известный с 1920-х годов специалист по римской литературе эпохи Империи. Его эрудиция и остроумие не вызывают сомне¬ ния, но направление его исследований нельзя не назвать в высшей степени странным. Он исходит из двух предпосылок. Во-первых, утверждает он, римские издатели публи¬ ковали книжки стихов в постоянном формате — по 18 строк на странице,— и поэтому римские поэты, чтобы заполнить все страницы без остатка, заботились, чтобы число стихов в их книгах было кратно восемнадцати; задача филологов — воссоздать этот гипотетический архетип ценой каких угодно атетез, транспозиций и конъектур. Совершенная произвольность этого предположения доказана в недавней статье Н. Эреску 127 128. Во-вторых, все показания наших рукописей об авторстве произведений ничего не стоят, и задача филологов — восстановить их подлинное авторство, опираясь на подлежащие расшифровке намеки на исторические события и лица разных времен, на очень широко понимаемые словесные параллели, па реконструируемые акростихи и т. п. Исходя из первой предпосылки, Л. Эрманн за последнее десятилетие осуществил «издания» эклог Вергилия, эподов Горация, «двух книг» Катулла и других произве¬ дений; исходя из второй предпосылки, он безоговорочно распределил авторство сомни¬ тельных произведений из сборников Вергилия, Тибулла и Овидия между поэтами I в. н. э.: эпиграммы и приапеи достались Марциалу, Сора и Moretum — Петронию, элегии Лигдама— Цезию Бассу и т. д.12в. Наконец, на основе этих двух предпосылок, вместе взятых, Эрманн осуществил и свое роскошное издание «Федр и его басни» 129. Здесь читателю предлагаются 160 басен Федра (подлинные вперемежку с условно ре¬ конструированными), перетасованные в самом фантастическом порядке и образующие 4 (вместо 5) книги по 40 басен в каждой: время жизни Федра на основании «скрытого 121 P. Grimai, Le livre VI de l'Enéide et son actualité en 23 av. J. C., REA, 56 (1954), стр. 40—60. 122 L. P e p e, Virgilio e la questione dinastica, GIF, 8 (1955), стр. 359—371. 123 P. Grimai, Enée à Rome et le triomphe d’Octave, REA, 53 (1951), стр.51—61. 1.24 p Grimai, Les intentions de Properce et la composition du livre IV des élégies, Lat., II (1952), стр. 183—197, 315—326, 437—450. 125 P. Grimai, César et le légende de Tarpéia, REL, 29 (1951) стр. 201—214. 123 J. G u e y. Avec Properce au Palatin: légendes et promenade, REL, 30 (1952), стр. 186—202. 127 N. I. H e r e s c u. L’édition antique des poètes latins et la «règle des 18 vers», REL, 36 (1958) стр. 132—158. 128 L. Herrmann, L’age d’argent doré, P., 1951, VIII, 174 стр. (Univ. Libre de Bruxelles, Travaux de la fac. de philos, et lettres). 128 L. Hermann, Phèdre et ses fables, Leiden, 1950, 372 стр.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ 163 смысл а басен» переносится из эпохи Тиберия — Клавдия в эпоху Нерона и Флавиев; и, наконец, кроме басен,Федру приписываются «Апоколокинтосис», вергилиевский «Ко¬ мар» и «Дистихи Катона», а попутно сообщается, что именно Федр изображен Петро- нием в образе Евмолпа и что философ Корнут (это мимоходом, в подстрочной сноске) является автором «Риторики к Гереннию». Безудержная лихость гипотетических ком¬ бинаций при полном отсутствии доказательного обоснования делает серьезный спор с такого рода «теориями» вообще невозможным. Чтобы оценить то новое, что внесла в классическую филологию методика литера¬ туроведения XX в., интересно сравнить две книги о Лукане, появившиеся за послед¬ ние годы. Одна из них издана в Испании, которая, по-видимому, еще остается в стороне от современных научных течений; другая паписаиа учеником Ф. Клингнера, одного из первых последователей новых методов. Во многом авторы сходятся; так, они соглас¬ ны, что поэзия Лукана — своеобразная реакция на поэзию Вергилия. Вергилий, вы¬ ражая оптимизм эпохи выхода из гражданских войн, вещал о том, как Рим от скром¬ ных начал достигнет мирового величия;Лукан, наученный горьким;опытомэпохи первых императоров, противопоставляет этому пессимистическую мысль о том, что Рим уже свершил свой круг развития и теперь идет к гибели, а так как внешние враги уже не в силах его одолеть, то погибнет он от внутренних раздоров (на этот сознательный контраст еще раньше указывала А. М. Гильмен 13°). Однако путь исследования и в зна¬ чительной мере его результаты у обоих ученых различны. Рикардо Кастресана 130 131 начинает свое сочинение характеристикой принципата по Эдуарду Мейеру. Были две идеи императорской власти — принципат и деспотия; первая идет от Помпея, вторая от Цезаря. Принцепс подчиняется высшему закону, деспот ставит себя выше всех законов. Принципат опирается на стоическую концеп¬ цию мирового единоначалия, деспотия — на практику восточных монархий. Власть Нерона была принципатом до разрыва с Сенекой и деспотией — после этого разрыва. Лукан был последовательным стоиком п единомышленником Сенеки; его поэма — апология принципата и осуждение деспотии в лице первых римских представителей этих начал: история и политика сливаются здесь воедино. Герой поэмы — Помпей, а не Катон 132; «свобода» в поэме — свобода не республики, а принципата; респу¬ бликанская идеология в эту пору уже не существовала. Идеал Лукана — стоический: мировое государство, мир и свобода под властью принцепса. Во имя мирового госу¬ дарства он одобряет завоевательные войны (отсюда же — его неприязнь к восточным народам), во имя мира осуждает междоусобные войны, во имя принципата борется против деспотии (формула принципата — в словах Катона, IX, 192). Опыт Фарсала показывает безнадежность этой борьбы; отсюда — пессимизм Лукана; отсюда — его стремление противопоставить мифологическому визионерству Вергилия сухие исто¬ рические факты, опровергающие его оптимизм. Так мировоззрение Лукана в конечном счете определяет его поэтику. Ханс Синдикус 133 приступает к исследованию с другого конца. Сперва он уточ¬ няет источники поэмы (это ■— Ливий; с ним не надо смешивать традицию Аппиана — Плутарха, как это делал Пишон), затем определяет характер переработки этих источ¬ ников, выделяет элементы, привносимые Луканом, и уже на этой основе реконструи¬ рует мировоззрение поэта. Лукан разрушает связность исторического повествования, дробит события па отдельные сцены, соединяемые отрывисто, часто — антитетично, разрывает причинные связи между ними: каждая сцена важна сама по себе 134. Это значит, что для автора важен не ход, а смысл событий. Эпизоды поэмы группируются не как этапы единого действия, а как иллюстрации единого тезиса. Этот тезис — ги¬ бель Рима; образ гибели Рима символом проходит через всю поэму. Идея Рима еще не отделилась для Лукана от идеи республики: падение республики есть падение Рима, а падение Рима — крушение мира. Такова воля рока, и она необорима; но долг истинного римлянина — противостать року и погибнуть в этой борьбе; герой поэмы — Катон. Если пафос Энея — в подчинении року, то пафос Катона — в борьбе против рока. Таким образом, Лукан — прежде всего римлянин, а лишь затем — стоик; им движет не философская мысль, а патриотическая страсть. 130 A. M. Guillemin, L’inspiration virgilienne dans la Pharsalie, REL, 29 (1951), CTp. 214—227. 131 R. Castresana Udaeta, Historia y politica en la Farsalia de Marco Anneo Lucano, Madrid, 1956, 287 erp. (Publ. de la Universidad de Madrid, Monografias scientificas). 132 Cp. P. Grenade, Le mythe de Pompée et les pompéiens sous les Césars, REA, 52 (1950), CTp. 28—63; M. R a m b a u d, L'apologie de Pompée par Lucain au livre VII de la Pharsale, REL, 33 (1955), CTp. 258—296. 133 H. P. Syndicus, Lucans Gedicht vom Bürgerkrieg: Untersuchungen zur epischen Technik und zu den Grundlagen des Werkes, Inaug.-Diss., München, 1958, 180 CTp. 134 Cp. I. 0 p e 11, Die Seeschlacht vor Massilia bei Lucan, Herrn., 85 (1957), CTp. 435—445.
164 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ Нельзя не видеть, насколько метод, применяемый Синдикусом, более гибок, чем метод, употребляемый Кастресаной. У последнего «история и политика» слишком от¬ тесняют поэзию, поэтому Лукана приходится a priori подверстывать к стоицизму (что совсем не так просто, как получается в книге Кастресаны) и к «партии принципата» (что уже является недопустимой натяжкой: никакие источники не дают нам права говорить, что при дворе Нерона существовали «партии» с программами, сформули¬ рованными Эд. Мейером) и лишь затем приступать к анализу поэмы. Синдикус сво¬ дит идеологию Лукана не к стоицизму, а к «идее Рима», это гораздо правдоподобнее, хотя такого рода идею легче почувствовать, чем определить; и автору это определение так и не удается. Хуже то, что в работе Синдикуса Лукан оказывается вырванным из своей эпохи: вопрос об общем характере оппозиции при Нероне здесь вовсе не ста¬ вится (на недостаточность такого анализа указывают даже буржуазные исследова¬ тели 135). Таким образом, обе работы отчасти дополняют друг друга, но ни одна не в состоянии дать цельную картину общественно-литературных связей «Фарсалии»; а причина этого в том, что обе они отрывают поэзию от исторической действительности. По-разному определяя идеологию поэмы, исследователи по-разному определяют и ее план. X. Хафтер 136 полагает, что так как герой поэмы — Помпей, то тема ее исчерпывается Фарса лом и не требует продолжения дальше X книги. Синдикус, счи¬ тая героем Катона, думает, что поэма должна была заканчиваться Тайсом, Мундом п даже Филиппами; в пользу Тапса высказывается и О. Шенбергер 137 138, приводя анало¬ гии с композицией «Энеиды» (3 части по 4 книги). Особняком стоит мнение Р. Брю¬ эра 1ЭЗ, считающего, что концом поэмы могла быть только битва при Акции и общий мир. Гипотеза о двух редакциях поэмы более не находит сторонников: Э. Малько- вати 139 убедительно показала, что оба пролога к поэме (1,1—7 и 8—66) принадле¬ жат Лукану и не исключают друг друга, как думал еще М. А. Леви 14°. Трудную задачу для исторического анализа представляет творчество Сенеки. Дело в том, что хронология сочинений Сенеки очень неопределенна, и это мешает по¬ нять эволюцию его взглядов. Это стало особенно ясным после обширной работы Ф. Джанкотти «Хронология диалогов Сенеки» 141, в которой так или иначе подвер¬ гались рассмотрению едва ли не все проблемы жизненного и творческого пути фило¬ софа. Автор избегает зыбких гипотез, предпочитая ограничиваться скудными, но твердыми данными, и выводы его неутешительны: дата De otio вовсе неопределима, De providentia одинаково может быть отнесено и к периоду изгнания, и к периоду предсмертного затворничества, даты других трактатов сплошь и рядом колеблются в пределах 5—10 годов. При таких обстоятельствах исследователю остаются две воз¬ можности: или, сняв проблему эволюции, рассматривать собрание сочинений Сенеки как единое целое, или пойти на petitio principii и, приняв какую-либо условную хро¬ нологию, попытаться обосновать ее правдоподобие. По первому пути пошла А. М. Гильмен, по второму — И. Лана. А. М. Гильмен в серии статей 142 143 исследует философские и литературные взгляды Сенеки. Анализ литературных позиций Сенеки («новый стиль» красноречия) удачен, но предлагаемая схема его философской системы представляется недостаточной. Многочисленные противоречия между отдельным высказываниями философа автор объясняет, во-первых, тем, что Сенека по-разному подходит к недосягаемому иде¬ алу совершенного мудреца и к практической деятельности стремящихся к этому иде¬ алу рядовых proficientes, а во-вторых, тем, что внутреннее побуждение для Сенеки важнее внешнего действия, и несовершенный поступок может быть оправдан благим намерением. Однако этого недостаточно, чтобы объяснить все противоречия в теориях Сенеки, и исследовательница сама вынуждена признать, что взгляды, высказываемые им в различных сочинениях, не складываются в единую систему. Поэтому более ин¬ тересным, хотя и более рискованным, представляется решение, предлагаемое Итало Лана 113. 135 О. Schönberger, Zu Lucan: ein Nachtrag, Herrn., 86 (1958), стр. 230—239. 136 H. Hafter, «Dem schwanken Zünglein lauschend wachte Caesar dort», MH, 14 (1957), стр. 118—126. 137 О. Schönberger, Zur Komposition des Lucan, Herrn., 85 (1957), стр. 251—254. 138 R. T. Bruèr e, The Scope of Lucan's Historical Epic, CP, 45 (1950), стр. 217—235. 139 E. M a 1 с о V a t i, Sul prologo della Farsalia, Ath., 29 (1951), стр. 100—108. 140 M. A. Levi, II prologo della Farsalia, RFIC, 27 (1949), стр. 71—79. 141 F. G i a n с о 11 i. Cronologia dei dialoghi di Seneca, Torino, 1957, 453 стр. 142 А. M. Gu ille min, Sénèque directeur d’âmes, I: L’idéal, REL, 30 (1952), стр. 202—219; II: Son activité pratique, REL, 31 (1953), стр. 215—234; III: Les théo¬ ries littéraires, REL, 32 (1954), стр. 250—274; о н a ж e, Sénèque, second fondateur de la prose latine, REL, 35 (1957), стр. 265—284. 143 I. Lana, Lucio Anneo Seneca, Torino, 1955, 301 стр. (Biblioteca di filologia classica).
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ 165 Лана сводит все противоречия во взглядах Сеиекн к основному вопросу практи¬ ческой философии: «Что лучше — жизнь деятельная или жизнь созерцательная?» — вопросу, который Сенека в разные периоды жизни решал по-разному. Склонность к деятельной жизни была в нем порождена воспитанием у отца-ритора, тяга к созер¬ цанию — пребыванием в философской школе Секстиев (этой школе автор посвятил отдельную статью 144, хорошо показав ее пассивную оппозиционность по отношению к веку Августа). Обнадеживающее начало правления Калигулы выдвигает идеал деятельности (Cons, ad Маге.), последующее разочарование — идеал созерцания (пе¬ риод молчания). Надежды на Клавдия возвращают к идеалу деятельности (De ira), годы изгнания — к идеалу созерцания (De prov., De const, sap.); наставничество, a затем участие в правительстве при Нероне означает опять стремление к деятельности (De clem.), уход от дел — окончательное обращение к созерцанию (De otio). Наконец, Сенека осмысляет итог своей жизни как преодоление противоположности этих идеалов: ведя созерцательную жизнь, мудрец воздействует этим примером на все человечество и тем осуществляет идеал деятельной жизни. Схема, предложенная Лана, конечно, гипотетична, но эта гипотеза по крайней мере убедительна. Главная слабость книги Лана в том, что ее герой живет и действует в безвоздушном пространстве: даже сенат и сенатская оппозиция не играют никакой роли в ходе изложения, а о социальной ос¬ нове событий не приходится и говорить. Но это — общий порок всей буржуазной фи¬ лологии. Неопределенность исторического фона произведений Сенеки тяжелее всего ска¬ залась на изучении его трагедий. Они исследуются то с точки зрения риторики, то с точки зрения философии, то с точки зрения поэзии, но неизменно — в отрыве от исторической обстановки. Старая теория Лео, согласно которой трагедии представ¬ ляют собой простые риторические упражнения Сенеки, теперь уже почти всеми оставлена.. Крепче держится «философская теория», согласно которой трагедии яв¬ ляются серией мифологических примеров, иллюстрирующих и пропагандирующих стоическое учение. На этой позиции стоит Франческо Джанкотти в своей монографии о трагедиях 145. Он выделяет общую тему трагедий — контраст furor и mens bona, страсти и мудрости, выражающий вечную борьбу между материей и духом. Лучшая часть его книги—анализ характерных для системы Сенеки противоречий между фатализ¬ мом и свободой воли, между фатумом и фортуной, между единобожием и традицион¬ ным Олимпом, между культом божественного начала всякого разума и культом mens bona самой по себе, между представлениями о былом золотом веке и о человеке — творце своего счастья, между идеалом созерцательной жизни (Ипполит) и деятельной жизни (идеальный rex bonus, противопоставляемый образам тиранов), совмещаемыми, наконец, в образе Геркулеса. С еще большей категоричностью придерживается «фи¬ лософской теории» Берта Марти. По ее мнению, последовательность девяти трагедий кодекса Е представляет собой законченную связность философского трактата: в «Бе¬ зумном Геркулесе» ставится основной вопрос о смысле жизни, смерти и страданий, «Троянки» и «Финикиянки» посвящены борьбе с роком, «Медея» и «Федра» — борьбе со страстью, «Эдип», «Агамемнон» и «Фиест» осуждают царскую власть и превозносят скромную долю, и, наконец, «Геркулес Этейский» резюмирует эти три темы и дает их решение: небо будет наградой за преодоленные испытания 1453 . Этим и объясняется обилие совпадений между «Геркулесом» и другими трагедиями — совпадений, застав¬ ляющих В. Фридриха настаивать на подложности этого произведения 146. Рядом с этой схемой находит себе место и «Октавия», признаваемая подлинным произведением Сенеки: вместе с «Апоколокинтосисом» она образует диптих, первая часть которого выражает надежду на установление золотого века Нерона, а вторая — крушение этой надежды 147. «Философская теория» была шагом вперед в изучении Сенеки — она помогла связать трагедии с остальными произведениями философа, но для того, чтобы стать ключом к истолкованию самих трагедий, она явно слишком прямолинейна и схематична. Поэтому все большим вниманием пользуется теория, рассматривающая трагедии Сенеки как чисто драматические произведения и выявляющая в них ориги¬ нальную, вполне законченную драматургическую структуру, во многом предвосхи¬ щающую психологическую трагедию нового времени. С этой точки зрения разбирают 144 I. Lana, Sextiorum nova et romani roboris secta, RF IC, 31 (1953), CTp. 1— 26 , 209— 234. 145 F. G i a n c o t t i, Saggio sulle tragédie di Seneca, Roma—Napoli, 1953, 197 CTp. 1453 B. M a r t i, L’Hercule sur l’Oeta dans le Corpus des tragédies de Sénèque, REL, 27 (1949), CTp. 189—210. 140 yy. Friedrich, Sprache und Stil des Hercules Oeteus, Herrn., 82 (1954), CTp. 51—84. 147 B. Mart i, Seneca’s Apocolocyntosis and Octavia: a Diptych, AJP, 73 (1952), CTp. 24—36.
166 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ трагедию «Эдип» Г. Мюллер и Э. Параторе 148 (первый сосредоточивается на сюжет¬ ной, второй— на эмоциональной целостности пьесы); К. Штакман 149 указывает на чисто драматический генезис сюжета «Агамемнона», Ч.Гартон150—на новаторство Сенеки в трактовке характеров. Та же неопределенность исторического фона побудила Энцо Марморале пересмо¬ треть хронологию «Сатирикона» Петрония. Его книга 151 произвела немало шуму — главным образом потому, что она оказалась своеобразной палинодией: Марморале, в 1937 г. горячо защищавший в споре с У го Паолн традиционную датировку «Сати¬ рикона», теперь сам выступил сторонником позднего происхождения романа. Его главный довод — язык произведения. Обычно указывалось, что образованные персо¬ нажи романа (Энколпий, Евмолп, Агамемнон) говорят литературным языком, а не¬ образованные (Трималхион, вольноотпущенники) — простонародным. Марморале, от¬ части следуя за Лёфштедтом, показывает, что одни и те же обороты сплошь и рядом встречаются как в речи Энколпия, так и в речах Трималхиона и вольноотпущенников; из этого он делает вывод, что такие вульгаризмы уже не ощущались автором как вуль¬ гаризмы, и, следовательно, роман относится к более поздней языковой эпохе — именно к концу II — началу III в. н. э. (Марморале колеблется между эпохами Ком- мода h Гелиогабала). На ту же дату указывает и золотое кольцо Аскилта как знак не всадничества, а лишь ingenuitas (гл. 57,4); «азиатская болтливость» (гл. 2, 7) тол¬ куется как вторая софистика; имена и нравы «Сатирикона» находят параллели в «Истории Августов»; совпадения между Петронием и Марциалом, Ювеналом, Апу¬ леем допускают возможность того, что Петроний читал этих авторов; акцентный ритм клаузул уже предвещает средневековый cursus п т. д. Попутно Марморале касается и вопросов, не имеющих прямого отношения к датировке романа: его объема (не 16 книг, а 16 сцен, по нескольку в каждой книге, как в сатирах Ювенала), места дей¬ ствия (скорее Неаполь, чем Путеолы), времени действия (август) и пр. Книга Марморале напомнила, что «петронпевский вопрос» все еще остается во¬ просом, и в этом ее ценность. Но решение этого вопроса, предлагаемое автором, ока¬ залось неубедительным. Большинство критиков сошлись на том, что языковая пестрота «Сатирикона» еще не дает достаточных оснований для датировки, что приметы позд¬ него времени слишком непоказательны, а приметы раннего времени (полемика с «Фар- салией», проблема нового красноречия, упоминание опимпанского фалерна) остаются в силе, несмотря на возражения Марморале152. Автор новой книги о Петронип, Джильберто Баньяни153, решительно возвращается к традиционной датировке и при¬ водит новый довод в ее пользу: гл. 48, 7—8, показывает, что действие романа проис¬ ходит до Lex Petronia, запрещавшего хозяину по произволу бросить раба на съеде¬ ние зверям (Dig., 48,8, 11); а этот закон, по всей вероятности, появился при Нероне, вскоре после смутившей публику расправы с рабами Педания Секунда, и инициатором его был едва ли не Петроний Арбитр, автор нашего романа. Тому же Петронию Баньяни приписывает авторство сатиры на смерть Клавдия: в самом деле, для Сенеки такая пародия на обожествление Клавдия, т. е. на первый п программный акт правительства Сенеки — Бурра, была бы политическим самоубийством; автора памфлета следует искать не в правительстве и не в старом сенате, а среди молодых людей, окружавших Нерона и скептически относившихся к осторожной политике Сенеки; Петроний, по- видимому, принадлежал к их числу. Сатира называлась (как в рукописях) «Апофеоз божественного Клавдия», и никакого отношения к упоминаемому Дионом Кассием «Апоколокинтосису» Сенеки она не имеет. В заключение своего исследования Бань¬ яни позволяет себе условно принять свои гипотезы за факты и на их основе набросать «биографию Гая Петрония», не лишенную правдоподобия, но, конечно, относящуюся всецело к области беллетристики, а не науки-. В аргументации Марморале важно заметить одну знаменательную черту. Он использует как доводы случайные бытовые детали, но решительно отказывается об¬ ратиться к общей картине действительности, которую дает «Сатирикон», и усиленно подчеркивает, что эта картина вполне условна, что автор старается представить про¬ исходящие события вне времени и пространства, и т. д., хотя, как справедливо за¬ 148 G. Müller, Senecas Oedipus als Drama, Herrn., 81 (1953), стр. 447—464; E. P a r a t о r e, La poesia nell’Oedipus di Seneca, GIF, 9 (1956), стр. 97—133. 149 К. Stackmann, Senecas Agamemnon: Untersuchung zur Geschichte des Agamemnon-Stoffes nach Aisehilos, CS, II (1950), стр. 180—221. 160 C. G a r t о n, The Background to Character Portrayal in Seneca, CP, 54 (1959), стр. 1—9. 151 E. V. M a г m о г a 1 e, La questione petroniana, Bari, 1948, 332 стр. (Bibl. di cultura moderna, 444). 152 Наир., E. Paratore, Petronio nel III sec.?, «Paideia», 3 (1948), стр. 261— 272; R. Brown i n g, The Date of Petronius, CR, 63 (1949), стр. 12—14; P. Gri¬ mai, La date du Satyricon: à propos d’une palinodie, RE A, 53 (1951), стр. 100—106. 153 G. B a g n a n i, Arbiter of Elegance: a Study of the Life and Works of C. Pe¬ tronius Arbiter, Toronto, 1954, 91 стр. («Phoenix», Suppl., v. 2).
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ 167 мечает Баньяни (стр. 11), именно общая картина нравов убеждает почти без доказа¬ тельств, что перед нами I век. Такое отрицание всякого реального субстрата сатиры в высшей степени характерно для науки современного буржуазного общества, кото¬ рое боится сатиры и всячески стремится принизить ее общественную и художествен¬ ную ценность. Это особенно хорошо видно на примере той трактовки, которой под¬ вергаются в западной филологии римские сатирики. Главной мишенью нападок оказывается крупнейший из сатириков — Ювенал. Развернутым обвинительным актом против этого писателя является книга того же Марморале, впервые изданная в 1938 г. и переизданная в 1950 г. 164. Собственно, еще Буассье обвинял Ювенала в том, что он рисует свой век слишком черными кра¬ сками, -п ставил ему в пример прекраснодушного Плиния Младшего. Марморале идет дальше: оп отрицает за сатирами Ювенала не только историческую, но и эстетическую ценность. В первой части своей книги Марморале доказывает, что Ювенал не имеет нрава называться моралистом: моралист, по мнению автора, это человек, который смотрит на мерзость мира издали, свысока, спокойно и беспристрастно и из этих на¬ блюдений выводит лично для себя нормы идеальной нравственности; понятно, что Ювенал, который «судит о пороке со слишком близкого расстояния и не со спокойст¬ вием светлого ума, а с гневом человека, движимого известными пристрастиями» (стр.152), никак не подходит под это определение.Во второй части книги доказывается, что Ювенал не имеет права называться и поэтом: поэзия, с крочианской точки зрения, требует высокой ясности духа, а Ювенал негодует, поэзия должна вос¬ приниматься интуитивно, а Ювенал взывает к разуму; поэзия должна быть объектив¬ ной, а Ювенал говорит от своего лица; поэзия творится стихийно, а сатиры Ювенала ремесленны в их неслаженной композиции и заботе об эффекте. Попутно Марморале обвиняет Ювенала в том, что его подстрекает черная зависть к имущим (стр. 19, 80), что его сатиры — злословие (стр. 67), что в его резкости «нет ничего здорового» (стр. 80), что его пыл — деланый (стр. 125), что его блеск — поддельный (стр. 120) п т. д. Правда, в заключительной части книги автор берет назад некоторые из этих обвинений и признает за негодованием Ювенала по крайней мере искренность, что позволяет определить его, согласно крочианской терминологии, не как «ритора», а хотя бы как «литератора». Расправляясь столь решительно с величайшим римским сатириком, бужуазная филология чувствует все же необходимость противопоставить его мощной фигуре какую-то более реальную величину, нежели бесплотный образ «идеального поэта», по Кроче. В качестве такого противовеса Э. Марморале выдвигает Персия 166. У этого писателя он находит все, чего не было у Ювенала: и философскую культуру, и нрав¬ ственный идеал, и способность к самовыражению в образах, а не в тезисах, и опти¬ мизм, и, самое главное, младенческую чистоту и спокойствие души (стр. 59): даже непристойности Персия объясняются его детской наивностью. Чтобы уберечь духов¬ ную невинность своего героя, автор заботливо изолирует его не только от современ¬ ной действительности (Персий — поэт «и как таковой, за редчайшими исключе¬ ниями, непригоден к использованию для истории римских нравов первого века им¬ перии» — стр. 10), но и от всякой сомнительной литературной традиции: он признает, что Персий читал Менандра или Горация, но не допускает, что он мог быть знаком с мимами или со стоико-кинпческой диатрибой. Головоломный слог Персия вызы¬ вает особенный восторг у исследователя: это для него «язык индивидуальный, твори¬ мый в самом акте выражения» (стр. 45), и чем оригинальнее этот язык, тем бесспор¬ нее поэтическое величие Персия. Другой противовес Ювеналу предлагает Л. Пене: это — Марциал 15е. Здесь ис¬ следователю приходится труднее — не так-то легко представить невинным младен¬ цем этого прожженного циника; нб автор берет на себя и эту задачу. Он смело утвер¬ ждает, что Марциал отличался «простотой сердца, несложностью и непосредствен¬ ностью чувств», и это «заставляло его смотреть на мир глазами ребенка, для которого все привлекательно, свежо и ново» (стр. 92). «Он хочет только узнать этот мир, пре¬ доставляя оценку читателю»; «он не судит и не злословит»; «он наблюдает и отмечает, не руководствуясь никакими интересами, кроме простого и чистого воспроизведения» (стр. 27) — иными словами, представляет полную противоположность одиозному Ювеналу. Правда, приходится признать, что в резкости изображений он порой не уступает Ювеналу; но у того порочность в самой душе, у Марциала же она лишь на¬ пускная (уверяет Пене), он только притворяется испорченным, чтобы иметь возмож¬ ность поближе присмотреться к современникам, а душа его остается чистой. Чтобы 154 155 156 *154 E. V. Marmorale, Giovenale, 2a ed., Bari, 1950, 202 dp. («Bibi, di cul¬ tura moderna», 474). 155 E. V. Marmorale, Persio, 2a ed. rif., Firenze, 1956, 353 CTp. («Bibi, di cultura», 18). 156 L. P e p e, Marziale, Napoli, 1950, 223 p. («Bibi, di Giornale Italiano di filo- Iogia», I).
168 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ увидеть эту душу, следует выпарить из сочинений Марциала все непристойное, без¬ нравственное, насмешливое, жестокое, льстивое; и только те несколько десятков без¬ зубых стихотвореньиц, которые останутся после этой операции (наир. 1, 109, III, 5; IV, 73; V, 34; IX, 59; XI, 39; XI, 89), могут быть названы подлинной поэзией и слу¬ жить характеристикой «истинного Марциала», по Пепе. Опровергать доводы Марморале и Пене весьма затруднительно, потому что ника¬ ких доводов у них нет. Как последовательные крочианцы, они убеждены, что поэзия насквозь иррациональна и подлежит не научному исследованию, а вкусовой оценке. Если Марморале на что-нибудь и ссылается, то лишь на «тонкое чутье» («Giovcnale», стр. 197), «тонкий слух» (там же, стр. 171), «тайное чувство» («Persio», стр. 58), а своим противникам может лишь посоветовать «открыть глаза» («Giovenale», стр. 99). Это — прямое следствие такого подхода к изучению литературы, при котором писатель из¬ влекается из своей эпохи и ставится с глазу на глаз с современным читателем. Это позволяет разобрать и оценить литературное произведение, но не объяснить его: объяснить его может лишь история, а объяснить историю может лишь марксистская теория. Характерно, что буржуазная филология хотя и скептически отнеслась к вы¬ водам Марморале (с этой критикой Марморале сводит счеты в свирепом предисловии ко второму изданию «Ювенала»), ничего не смогла противопоставить его методике. Ульрих Кнохе в своем сжатом и очень содержательном очерке истории римской са¬ тиры157 тщательно прослеживает эволюцию ее жанровых особенностей, но стара¬ тельно обходит вопрос о ее общественном значении. Джильберт Хайгет в своей объ¬ емистой монографии о Ювенале 158 успешно защищает Ювенала от обвинений в кле¬ вете на современность — поэт был лишь зорче других и умел заметить те первые при¬ знаки краха, которые стали явными для всех лишь столетие спустя: так показался бы клеветником человек, из оптимистического XIX века предвидящий мировые войны XX века. Но чем вызвана эта зоркость, Хайгет не в силах объяснить, и вместо соци¬ альных причин он обращается к биографическим. Он принимает на веру легенду об изгнании Ювенала и на ее основе строит гипотезу: около 92 г. Ювенал написал са¬ тиру на засилье актеров при дворе, воспользовавшись в ней именем Париса, казнен¬ ного за десять лет до того; но это имя было так ненавистно Домициану, что за одно его упоминание он конфисковал имущество сатирика и сослал его в Египет. Таким образом, еще в молодости Ювенал познал и довольство, и нищету — отсюда шпрота его нападок в двух первых книгах сатир. Третью книгу он посвящает Адриану и пе¬ реходит в ней от нападок к положительной программе 159. По-видимому, после этого он получает от Адриана поместье в Тибуре и пишет две последние книги в более спо¬ койном тоне и с более общечеловеческой точки зрения: можно даже говорить, что в старости он отходит от уличного стоицизма и приближается к эпикурейству 16°. Многие наблюдения Хайгета интересны, но предлагаемое им объяснение положитель¬ но наивно- Остальные работы о сатириках ограничиваются частными вопросами, не касаясь социальной проблематики. В поэзии Ювенала изучается почти исключительно компо¬ зиционное строение отдельных сатир 161 162 *, а в «Сатириконе» Петрония — такие реалии, как уксус, которым солдат соблазнил служанку эфесской матроны182, неудобства ноч¬ ных улиц в гл. 79 16Э, устройство гостиницы Энколпия 164 * * * и дома Трималхиона 185, символика надгробного памятника Трималхиона 168, кулинарный смысл знаков 157 U. Knoche, Die römische Satire, 2, mit einem Nachtrag vers. Aufl.. Göt¬ tingen, 1957, 122 стр. (Studienhefte zur Altertumwiss., hrsg. v. B. Snell und H. Erbse, Hf. 5). 158 G. H i g h e t, Juvenal the Satirist, Oxf., 1954, XVIII, 373 стр. 159 См. сатиры 7 и 8. 160 G. H i g h e t, The Philosophy of Juvenal, «Transactions and Proceedings of Amer. Philological Association», 80 (1949), стр. 254—270. 181 W. C. H e 1 m b о 1 d , The Structure of Juvenal I, Berkeley, 1951 («Univ. of Calif., Publications in Classical Philology», v. 14, № 2, стр. 47—60); W. C. H e 1 m- bold, E. O’Neil, The Structure of Juvenal IV, A JP, 77(1956), стр. 68—73; W. S. Anderson, Juvenal VI: a Problem of the Structure, CP, 51 (1956), стр. 73—94; W. C. H e 1 m b о 1 d, E. O'N eil, The Form and Purpose of Juvenal’s Seventh Sa¬ tire, CP, 54 (1959), стр. 100—108; D.E.E i chh о 1 z, The Art of Juvenal and his Tenth Satire, G&R, 3 (1956), стр. 61—69; W. C. Helmbold, Juvenal’s Twelfth Satire, CP, 51 (1956), стр. 14—23. 162 J. С о 1 i n, II soldato della matrona d’Efeso e l’aceto dei crocefissi: Petronio, 111, RFIC, 31 (1953), стр. 97—128. 183 J. С о 1 i n, All’uscita dal hanchetto di Trimalchione: Petronio, 79, RFIC, 30 (1952), стр. 97—110. 184 H. T. R о w e 1 1, Satyricon, 95—96, CP, 52 (1957), стр. 217—227. 185 G. B a g n a n i, The House of Trimalchio, AJP, 75 (1954), стр. 16—-39. 188 L. P e p e, Sui monumento sepolcrale di Trimalchione, GIF, 10 (1957). стр. 293—300.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ 169 зодиака на серебряном блюде в гл. 35 187, группировка образов вольноот¬ пущенников в гл. 41—46 16в, риторическая программа Агамемнона в гл. 5 168 169, и т. п. Д. Хенсс 170 показывает, как Персий перерабатывает многочисленные образы, заимствованные им у Горация, Л. Эрманн,Х. Хоммель и В. Шмид 171 предлагают конъ¬ ектуры к жизнеописанию Персия. Содержательнее литература о Марциале. Здесь прежде всего следует назвать работы К. Барвика о композиции отдельных стихотво¬ рений 172 и стихотворных циклов 173 у Марциала: автор показывает, что Марциал одним из первых стал выделять в эпиграмме заключительную pointe и что это новшество было ему подсказано школьной практикой риторических сентенций. Итало Лана 174 подчеркивает в натуралистичности и дробности картин Марциала полусознательный протест против общественного вкуса, но причин этого протеста вскрыть не может. Не¬ сколько статей посвящено отдельным мотивам поэзии Марциала 175; целую книгу об испанской тематике у Марциала написал Мигель Дольс 17 “. Э. Вистранд на 40 страни¬ цах разбирает четыре строки Марциала 177, доказывая что secreti triumphi Домициана в VIII, 15, 5—это оправдание от чьих-то наветов императорского вольноотпущенника Клавдия, известного из Stat. Silv. Ill, 3; все это доказательство, целиком основанное на зыбкой параллелиVIII, 15,7—Sen., de ira II, 23, 3, нельзя не признать весьма неубе¬ дительным. Вовсе случайный характер имеют работы об остальных писателях эпохи империи. В значительной части они посвящены анализу техники подражания. Такому анализу Бассет и Брюэр 178 подвергают отрывки из «Пуники» Силия Италика, а Крумб- хольц179 — из «Фивапды» Стация; на основании этого анализа последний выделяет четыре основные черты повествовательного стиля Стация — живописание настроением, чувственная окраска изображений, дробность композиции, психологизм. К сравне¬ нию с греческими образцами обращаются Дж. Бишоп 18°, указывающий на черты эпиллиев в «Сильвах» Стация (посвящения, отступления, забота о подробностях, ученость и т. п.), и X. Эрбзе 181, который приходит к выводу, что контаминация ре¬ лигиозной аллегории и народной сказки, лежащая в основе рассказа об Амуре и Психее, принадлежит самому Апулею, а не его греческому оригиналу. Композицию «Пуники» Силия Италика М. Уоллес182 сравнивает с двухчастной композицией 187 J. С о 1 i п, Encolpio е il platto d'argento con lo Zodiaco (Petronio, 35), RFIC, 29 (1951), стр. 97-144.- 168 V. C i a f f i, Intermezzo nella «Cena» petroniana, 41,10—46,8, RFIC, 33 (1955), стр. 113—145. 189 H. L. W. Nelson, Ein Unterrichtsprogramm aus neronischer Zeit, dar¬ gestellt auf Grund von Petrons Satyricon c. 5, Amst., 1956 (Mededelingen der koninklijke nederlandse Akademie van wetenschappen, afd. letterkunde, N. R., Deel 19, № 6, стр. 201—228). 170 D. Hens s, Die Imitationstechnik des Persius, «Philologus», 99 (1955), стр. 277—294. 171 L. Hermann, Les premières oeuvres de Perse, Lat., II (1952), стр. 199—- 201; H. H о m m e 1, Die Frühwerke des Persius, «Philologus», 99 (1955), стр. 266 — 270; W. S c h m i d, Zur Deutung der Persiusvita, стр. 319—320. 172 К. В а г w i с k, Martial und die zeitgenössische Rhetorik, В., 1959, 48 стр. («Berichte der Sachs. Akad. d. Wiss. zu Leipzig, phil.-hist. Klasse», B. 104, Hf. I). 173 К. В а г w i с к, Zyklen bei Martial und in den kleinen Gedichten des Catuli, «Philologus», 102 (1958), стр. 284—318. 174 I. L a n a, Marziale poeta delle contraddizione, RFIC, 33 (1955), стр. 225—249. 175 A. Barbiéri, Umorismo antico: introduzione a Xenia e Apophoreta, Aev., 27(1953), стр. 385—399; S. Johnson, The Obituary Epigrams of Martial, CJ, 49 (1953/54), стр. 265—272; A. N о г d t h, Historical Exempla in Martial, Er., 52 (1954), стр. 224—238. 178 M. D о 1 c, Hispania y Marcial; contribucion al conocimento de la Espana an¬ tigua, Barcelona, 1953, XXIII, 272 стр. («Pubi, de la Escuela de filologia de Barcelo¬ na», V. 13). 177 E. Wistrand, De Martialis epigr. VIII, 15 commentatiuncula, Göteborg, 1955, 40 стр. («Göteborgs universitets arsskrift», v. 60, f. 9). 178 E. L. Bassett, Regulus and the Serpent in the Punica, CP, 50 (1955), стр. 1—20; о н ж e, Silius, Punica, VI, 1—53, CP, 54 (1959), стр. 10—34; R. T. В г u- ère, Silius Italicus, III, 62-162 and IV, 763—822, CP, 47 (1952), стр. 219—228. 179 G. Krumbholz, Der Erzählungsstil in der Thebais des Statius, «Glotta», 34 (1954), стр. 92—139, 231—260. 180 J. H. B i s h о p, The Debt of the Silvae to theEpyllia, «Parola del passato», 6 (1951), 21, стр. 427—432. 181 H. Erbse, Griechisches und Apuleianisches hei Apuleius, Er., 48 (1950), стр. 107—126. 182 M. V. T. W а 11 a c e, The Architecture of the Punica: a Hypothesis, CP, 53 (1958), стр. 99—103.
170 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ «Энеиды» (по Дакуорсу). Той же «Пунике» посвящена работа Э. Вистранда 1вз, ин¬ тересная в методологическом отношении: автор показывает, что все отрывки, в ко¬ торых исследователи видели намеки на современность, являются традиционными общими местами; поэтому нельзя брать их за основу датировки отдельных книг иговорить, например, что IX, 474 сл., XIII, 601 сл.,858 сл., XIV, 680 сл. якобы не могли быть написаны при режиме Домициана (как заявлял в 1911 г. Э. Биккель). П. Буайансэ 183 184 на основании параллелей между «Сильвами» Стация и Pervigilium Veneris утверждает, что последнее произведение было написано в Неаполе на рубеже I и II вв., и видит в нем подлинный обрядовый гимн для сицилийского празднества в честь Афродиты. В этом последнем с ним согласен и Л. Эрманн 185; однако он отно¬ сит дату стихотворения к 393 г. и со своей обычной решительностью объявляет его автором таинственного Клавдия Антония, которому заодно приписывает «Хвалу Солнцу» и другие стихи. Популярные очерки появились об Авзонии, Клавдиане, Максимиане 186; немногим оригинальнее статья Л. Альфонси, выделяющая тради¬ ционные черты римского национального идеала в «Возвращении» Рутилия Нама- циана187, главным образом в похвалах Риму и в образах друзей-гостепршшцев. Хронологию поздней римской поэзии уточняет Э. Мероне 188 189, защищающий 404 г. как дату смерти Клавдиана, и Дж. Боано 18 9, ограничивающий датировку элегий Максимиана периодом 524—546 гг. Таковы итоги. Оригинальность римской комедии; элементы александрийской поэтики в римской литературе) до неотериков; внутреннее единство и эволюция твор¬ чества Катулла; символика поэзии Вергилия; идеология Лукана; философский смысл трагедий Сенеки; поэтическое достоинство римской сатиры — вот проблемы, на ко¬ торых были испробованы новые литературоведческие методы за последнее десяти¬ летие. Этот опыт достаточно обширен, чтобы можно было увидеть и достоинства, и не¬ достатки современной классической филологии на Западе. С одной стороны, новые методы показали себя более тонкими и гибкими, чем прямолинейный рационализм традиционной филологии: только с их помощью стало возможным понять многоплано¬ вость «Энеиды» или место эпиллиев в творчестве Катулла. С другой стороны, эти ме¬ тоды исключили из поля исследования целый ряд вопросов первостепенной важности, в первую очередь вопрос о социальной позиции римских писателей: и Катулл, и Лу¬ кан, и Сенека исследуются в полном отрыве от исторической обстановки их деятель¬ ности. Освоить достигнутое, переосмыслить искаженное, отбросить неправильное, довести до конца то, что не под силу буржуазной науке,— таковы задачи советской филологии. М. Л. Гаспаров НОВЫЕ ДАННЫЕ ПО СОЦИАЛЬНО-ЭКОНОМИЧЕСКОЙ ИСТОРИИ СЕВЕРНОЙ: СИРИИ G. TCHALENKO, Villages antiques de la Syrie du Nord. Le massif de B'elus à l'époque romaine (Institut français d’archéologie de Beyrouth, Bibliothèque archéologique et historique, t. L).P., 1—11, 1953 (1955); III, 1958 Строительство Сирии, отраженное в тысячах памятников,— открытая, но еще не до конца прочитанная книга по экономике, истории, градостроительству, архитек¬ туре значительных районов Передней Азии К 183 E. W i s t г а n d, Die Chronologie der Punica des Silius Italicus: Beiträge zur Interpretation der Flavischen Literatur, Göteborg, 1956, 63 стр. (Göteborgs univer- sitcts arsskrift v 62 f 9) 184 P. В о y a n c é, Encore le Pervigilium Veneris, REL, 28 (1950), стр. 212—235. 185 L. Hermann, Claudius Antonius et le Pervigilium Veneris, Lat., 12 (1953), стр. 53—69. 188 P. S. Wild, Ausonius, a Fourth-Century Poet, CJ, 46 (1950/51), стр. 373— 382; E. W. В о w e n, Claudian, the Last of the Classical Roman Poets, CJ, 49 (1953/54), стр. 354—358; H. E. W e d e c k, The Techniques of Maximians Etruscus, Lat., II (1952), стр. 487—495. 187 L. A 1 f о n s i, Significato politico e valore poetico nel De reditu suo di Rutilio Namaziano, StR, 3 (1955), стр. 125—139. 188 E. Merone, La morte di Claudiano, GIF, 7 (1954), стр. 309—320. 189 G. В о a n о, Su Massimiano e le sue elegie, RFIC, 27 (1949), стр. 198—216. 1 Результаты важнейших предшествующих псследований см. в работах:
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ 171 Расселение и развитое хозяйство, засвидетельствованные громадным числом архи¬ тектурных памятников, долгое время не находили достаточного объяснения в источ¬ никах и надписях. А. Б. Ранович объяснял общее расширение культурной зоны в рим¬ ской Сирии тяжелым трудом, искусственным орошением и военными мероприятиями * 2, но" он не объяснил необычайного богатства горных районов. Столь же загадочной ка¬ залась н гибель цветущего хозяйства, существовавшего в горных долинах и на на¬ горьях с I—II вв. н. э. до VI — нач. VII в., уход жителей без всяких следов воен¬ ного пли послевоенного разрушения, при сохранности построек и при полном отсут¬ ствии инвентаря. Батлер, Маттерн п некоторые другие авторы пытались объяснить этот уход населения из нагорий Сирии эрозией почвы, обратившей когда-то богатые лесами нагорья в вечные пустыни и будто бы вызванной потеплением климата. Спе¬ циальные исследования не подтвердили этой гипотезы. Обратный же тезис — о не¬ изменности климата в Сирии (а также в Палестине и в Йемене) и о гибели посадок как следствии ухода жителей — получил подтверждение в возобновляющемся за по¬ следние 30 лет заселении некоторых районов, в частности нагорий Северной Сирии. Заглавие трехтомной монографии Чаленко не вполне отражает ее чрезвычайно широкое содержание. Даже если понимать «villages» широко (как «селения», а не как «деревни»), то и тогда под это понятие вряд ли подойдут богатейшие монастыри, осо¬ бенно замечательный архитектурный комплекс Калат Семана. В своей аналитической части работа базируется на подробном исследовании се¬ лений и экономики той средней части известнякового массива, которая пересекается дорогой (древней и современной) из Антпохии в Берею и состоит в основном из гор¬ ных кряжей Джебель Халака, Джебель Бариша, Джебель аль Ала и из обрамляемых ими долин (Дана Сермада, Катура, Шельф). Широко привлекаются также данные о более северном нагорье Джебель Семан и о южном массиве Джебель Завие (Риха). В подзаголовке сделана попытка объединить все эти нагорья и долины под общим названием «массив Белуса», однако сам автор (стр. VIII—IX) признает это название спорным; в дальнейшем оно не встречается. Первый, текстовой том вовсе лишен каких-либо иллюстраций, схем или карт, большая часть которых сосредоточена во II томе с его четырьмя добавлениями. Тре¬ тий том, появившийся с запозданием на три-четыре года, заключает предметный ука¬ затель, а также добавления: Сейрпга о греческих надписях, не вошедших в JGLS; общие карты и топографический индекс к ним; исследование Како о монастырях, сделанное на основании четырех монофизитских писем (стр. 65—89), и список древ¬ них монастырей (стр. 86—112); перечень средневековых памятников, в том числе пу¬ бликацию арабских надписей из аль Бара (Жанин Сурдель Фомин, стр. 109—112), и т. д. Текстовой том состоит из пяти частей. Первая была задумана как общее введе¬ ние, объясняющее широкому читателю дальнейший текст; фактически же сюда по¬ пало множество выводов, место которым не перед анализом материала, а после него. Поэтому эта часть обросла огромным числом ссылок на основные части (III и IV). Фактически введением к монографии является не столько первая, сколько вторая часть (стр. 55—91), заключающая подробный анализ условий, которые автор не¬ сколько условно объединяет под названием «естественных», включая в это понятие не только геологию, климат, водный режим, растительность, но и посадки, пути со¬ общения, торгово-экономические факторы. Широко привлекаются данные о современ¬ ной экономике района и его торговых путях. Для дальнейших выводов особенно существенны указания на необычайную плодо¬ родность той почвы, которая получается от распада известняковых пород. Сейчас ее много только на равнинах, где сеется хлопок. Раньше же почти все горы были покрыты ею, что обусловило к VI в. распространение селений по всему массиву. Автор обна¬ руживал слой земли у построек даже при самых незначительных раскрытиях (стр. 63, прим. 1) 3. Вместе с тем автор обоснованно отрицает предположение Батлера и Мат- терна о былом обилии здесь лесов и подкрепляет (стр. 67) точку зрения Вогюэ о том, что строительный лес в древности был предметом импорта и чрезвычайно ценился. М. d е V о g ü é, Syrie centrale. Architecture civile et religieuse du I au VII siècle, I—II, P., 1865—1877; «Publications of an American Archaeological Expedition to Syria in 1899—1900», II: H. C. Butler, Architecture and Other Arts, N. Y.— L., 1903; «Publications of the Princeton Archaeological Expeditions to Syria in 1904—1905 and 1909», II: H. C. Butler, Ancient Architecture in Syria. A. Southern Syria, 1—7, Leyden 1907—1919; B. Northern Syria, 1—6, Leyden, 1907—1920 (в дальнейшем: Butler, II, B, 1, 2...); J. Lassus, Inventaire archéologique de la région au Nord-Est de Hama, P., 1935; о н ж e, Sanctuaires chrétiens de Syrie,P., 1944 (1947); о н ж e, Nou¬ veaux relevés d’églises dans la Syrie du Nord, CRAI, 1947, № 1, стр. 158—174. 2 A. Б. Ранович. Восточные провинции Римской империи, М.— Л., 1949, стр. 143, 148, особенно стр. 145. 3 Ср. Butler, II, В, 4, стр. 158 сл.
172 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ Вслед за Вогюэ и особенно за Батлером автор усматривает в основе древней эко¬ номики района плантационное хозяйство, производство оливкового масла и вина; оливковые плантации занимали преимущественно самые высокие нагорья, а также южные и западные склоны (стр. 74). Культура оливы требует особенно значитель¬ ных капиталовложений, так как после посадки плодоношение начинается только через 10—12 лет, заполненных трудоемким уходом за плантациями. Сухой климат при отсутствии орошения мешает каким-либо посадкам в промежутках между оли¬ вами; все это должно приводить к единой культуре, возможной только в условиях удобного вывоза скоропортящейся продукции на ближние рынки. Исходя из неиз¬ менности климата, автор проецирует эти современные данные в прошлое и дает доста¬ точно вероятную картину постепенного освоения нагорной целины; гипотеза подтвер¬ ждается хронологией возникновения и развития датируемых античных и позднеан¬ тичных селений. Судя по распределению селений и лучших построек, наибольшая интенсивность освоения известнякового массива падает на V—VI вв., когда постройки (и плантации?) покрыли его целиком (стр. 71), захватив даже нагорья. Начало же процесса должно восходить к I—II вв. н. э. В пространстве и во времени прослежи¬ вается постепенный переход к культуре оливы, с добавлением иногда виноградной лозы: этот процесс постепенно идет из равнин в сердце гор (стр. 54, 91). Высоко лежащие селения, где не было места для полей и куда нужно было доставлять хлеб, могли возникать только в расчете на экспорт масла; они появи¬ лись позже других и были покинуты с первыми признаками сокращения экспорта. Поздняя дата (начало VII в.) некоторых построек говорит за экспорт не только в Антиохию, но и в Средиземноморье; если расцвет района совпадает с ростом Антио¬ хии в IV в., то он продолжается и после ее упадка в 1-й половине VI в., пока со¬ храняются связи с морскими портами. Кроме общеизвестной дороги из Антиохии в Верею, устанавливается наличие путей из Апамеи в Кирр. Внутренние же пути и связи не развивались; селения на¬ горий тяготели к селениям на дорогах, т. е. к путям наискорейшего экспорта быстро портящегося масла, что не содействовало развитию городской жизни. Поэтому внутри массива почти не было поселений городского типа, что прекрасно иллюстрируется картой (т. III). Исключение составляют только Брад в Джебель Семане и аль-Бара в Джебель Завие; но и эти наиболее крупные поселения приобрели черты города только в позднее время. В большей степени, чем Вогюэ, Батлер и особенно использующие их данные ав¬ торы, Чаленко стремится показать единство всего северосирийского строительства (стр. 9), вывести немногие единичные памятники из массового гражданского строи1 тельства, т. е. раньше всего из жилья, из гостиниц и базаров, из бань, зал собраний (андронов). Следует приветствовать эту передовую тенденцию, даже если автору и не удалось провести ее достаточно последовательно. Сразу, с самого начала подчер¬ кивается своеобразный местный характер построек, позволяющий установить на про¬ тяжении веков единство строительной техники и местной архитектурной традиции, тесно связанной то с Хаураном или с Коммагеной, то с откликами традиции пальмир- ской или антиохийской, но умело и быстро ассимилирующий разнородные влияния. Изучение карьеров для добычи строительного камня свидетельствует об отсутст¬ вии какого-либо развития в этой отрасли производства в течение семи веков. Карь¬ еры не связывались с постройками ни дорогой для колесного транспорта, ни даже тропой для вьючных животных; доставка должна была производиться трудом огром¬ ного человеческого коллектива. Это обстоятельство могло бы объясняться применением именно в этой отрасли рабского труда; однако автор (стр. 44) отстраняет самый во¬ прос о рабском или свободном труде в каменоломнях и в строительстве, считая его неразрешимым. Устройство цистерн было в засушливых нагорьях предпосылкой самой жизни и производства. Цистерны предназначались для потребностей населения и для основ ного здесь производства масла, требующего большого количества воды. Производство падает на осень, т. е. на конец засушливого периода, что заставляет особенно беречь воду. Крупные цистерны для коллективного пользования представляют редкое псклго чение (Ме’ец). Правилом же были малые цистерны, сотнямп разбросанные внутри поселений и среди производственных сооружений. Очень большой интерес представляет исследование маслобоен всякого рода, от примитивных прессов под открытым небом для местного снабжения до сложных уст¬ ройств для изготовления высоких сортов масла на вывоз. Значение этого исследования (стр. 40—42 и особенно экскурс, стр. 350—372) далеко выходит за рамки истории тех¬ ники. Число, размеры, само расположение прессов и особенно изменение этих факто¬ ров во времени умело используются автором для выводов о развитии и изменениях в производстве и в составе самого населения. В Северной Сирии часто встречаются самостоятельные башни и башнеподобные части зданий. Автор подчеркивает (стр. 30—31) мирный характер как самих башен, так и всего «известнякового массива» в целом. Башни обычно предназначались здесь для охраны посадок, в ранних комплексах — иногда и для личного жилья владельца,
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ 173 а в поздних,— быть может, для уединения привилегированных монахов (стр. 20, 173, 196, 345). В этом состоит коренное отличие массива от районов, лежащих ближе к лпмесу, где башни (и стены) имели обычно оборонительное назначение. Наиболее массовым и неизменным видом гражданского строительства, естественно, является жилище. Древний местный жилой дом, обращенный на юг портиком, лег в основу не только жилого, но и общественного строительства. Когда с расширением торговых связей в нагорных селениях появились привозные черепица и строевой лес, то сделалось возможным покрытие такого местного дома скатной крышей на стро¬ пилах вместо традиционной плоской террасы. Это в свою очередь позволило увели¬ чить пролет и высоту зданий и привело к созданию классического для Северной Си¬ рин типа двухэтажного здания —как индивидуального, так и коллективного (гости- пнцы, монастырские корпуса и т.д.). Именно эти здания с их двухъярусными или даже трехъярусными портиками определили, независимо от времени постройки, общий ха¬ рактер северосирийских архитектурных комплексов, будь то господская вилла, по¬ селение гражданской общины или монастырь. Архитектурный облик базаров, гостиниц, сосредоточенных в поселениях на глав¬ ных торговых дорогах, а позднее — на путях паломничества, аналогичен индивиду¬ альному дому, но более крупный масштаб придает им характер здания обществен¬ ного. Автор подчеркивает малое число или даже отсутствие складов и хранилищ не только на виллах, но и в торговых поселениях и правдоподобно объясняет это явле¬ ние необходимостью немедленно сбывать скоропортящееся масло. С I—II вв. н. э. район украсился также рядом языческих храмов. По общей композиции (т. VIII) они относятся к общегосударственному типу простиля или псевдо¬ периптера на подии; но лучшие из них расположены как «горние места» (стр. 13— 16, т. VII). Малая популярность схемы языческого храма объясняется тем, что его тип не связан с местной традицией, а привнесен; об этом свидетельствует и то обстоя¬ тельство, что христианские храмы не имели здесь ничего общего с языческими; как предположил Лассю и доказал Чаленко, они тесно связаны с местным жилым зда¬ нием. В IV в. постройка церкви не нарушает первоначального единства местной ар¬ хитектуры; это позволяет уточнить хронологию как храмов, так и гражданских по¬ строек (стр. 17—18). Что касается надгробных сооружений Северной Сирии, то они с раннего времени; необычайно разнообразны, в отличие от единообразного и мало дифференцированного жилья. Все сказанное о типах сооружений относится к постройкам высших и средних слоев рабовладельческого общества. Массовое жилище и погребения бедняков, по¬ строенные не капитально, почти не сохранились. Для их подробного изучения нужны систематические раскопки, которые не производились достаточно детально ни раньше, ни Чаленко. На основании же общего расположения руин и некрополей можно делать лишь очень приблизительные предположения (стр. 39—40). Первые две части текста иллюстрируются множеством схематических карт, совре¬ менных и исторических, число которых кажется иногда даже преувеличенным; сов¬ мещение некоторых карт между собою могло бы способствовать еще большей нагляд¬ ности показа. Для наглядного показа типов сооружений обычные чертежи, частично заимствованные из предшествующих работ, дополнены аксонометрическими рисун¬ ками. Третья и четвертая части заключают публикацию собственных полевых исследо¬ ваний автора, которые были сосредоточены на отдельных селениях, на их взаимосвя¬ зях п на структуре целых районов. Автор указывает, что он выбирал такие селения, которые считал наиболее характерными среди многих других аналогичных деревень, тоже обследованных, но оставшихся «за рамками» монографии. Однако мы не обна¬ ружили в книге указания на то, в каком именно отношении они наиболее характерны. Если учесть, что Батлер изучал в том же Джебель Бариша преимущественно самые бо¬ гатые селения, то окажется, что на долю Чаленко тем самым остались меньшие де¬ ревни нагорий или относительно хуже сохранившиеся селения долин. По указанию самого автора (стр. 54), разница между постройками долин и нагорий состоит в настоящее время в том, что нагорные во многих случаях сохранились нетро¬ нутыми с древних времен; поселения же равнин частично эксплуатировались в средние века и постепенно заселяются сейчас, что приводит к значительному нарушению интересующего нас первоначального и позднеантичного состояния. Деление же по признаку «внутренних долин» (ч.Ш) и «нагорий» (ч. IV) не кажется оправданным для материала исторического. Между теми и другими еще не установлено, по признанию самого автора, достаточных принципиальных различий (стр. 54, 91). Поэтому попытку положить это различие в основу плана книги нельзя признать удачной. Объяснение выбора объектов для углубленного исследования отсутствует. А между тем этот выбор производился по одним признакам в гл. III и совсем по иным — в гл. IV. Все эти обстоятельства приходится устанавливать по мере чтения книги, что пе может не помешать усвоению сложного материала.
174 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ Из огромного числа проанализированных объектов в рецензии можно упомянуть лишь часть. ■ В долине Дана (д. Сармада у Батлера), достигшей значительного расцвета в I— II вв. н. э., о богатстве вилл римского времени свидетельствуют мавзолеи, памятники и большие подземные гробницы с надписями (т. XLIII—XLIV и LXI—LXII). По крайней мере со II в. н. э. земельные владения римской знати существовали как в самой долине Дана (стр. 117—119), так и поблизости (Кишала, Бардакли, стр. 120— 121), а также около Сармады (стр. 122). Взгляда на карту (CCIV) достаточно, чтобы из довольно плотного расположения упомянутых пунктов заключить об отсутствии здесь латифундий в том смысле, как их понимали в Италии, Галлии и в окрестностях самой Антиохии. Единственным исключением долгое время оставался, по-видимому, императорский домен по обе стороны дороги из Антиохии в Берею, при ее выхо¬ де из теснин в долину (стр. 114—117, 141, 393—394; план табл. Х/2 и СХХХ/3). Судя по надписи (JGLS, 5528), этот домен мог быть подарен Константином перебеж¬ чику Хормизду, который владел также дворцом в Константинополе. Поселение Хирбет Шейх Баракат (стр. 109—110; план в приложении, табл. CXXXI), расположенное на склоне самой высокой горы района, по-видимому, старше венчавшего ее античного храма (II в. н. э.). Ряд данных: отсутствие капитальных построек, скромная церковь конца VI — начала VII в., свидетельствуют о неизмен¬ ной бедности жителей даже в период наибольшего процветания района. Автор пола¬ гает, что жители зависели сначала от храма, а потом от какого-нибудь знатного лица или монастыря. Поселение Бакирха (стр. 110—111), лежащее на южном конце долины Дана, в течение всего периода со II по VI в. обладало обширными домами (по указанию автора, почти городского характера), прессами, складами. Это поселение, вероятно, уже во II в. н. э. стало центром по производству масла для крупных рынков, вроде Бабиска и Дар Кита на дороге из Антиохии в Берею; две красивые церкви свиде¬ тельствуют о больших доходах этого производства. Долина Натура (т. LVII). Руины древнейших построек селения Катура (стр. 189—194; т. LIX, CXXVn/7) в его восточной части могут восходить к доримскому се¬ лению Хао1; им отвечает скальный некрополь с грубыми изображениями и семитиче¬ скими надписями. Несколько вилл II в., связанных с римскими гробницами, должны были возникнуть с раздачей государственных доменов служилой знати. Селение Рс- фаде (стр. 194—197, т. X, CXXVII/8) состоит из десятка богатых, тщательно постро¬ енных вилловых комплексов с обширными дворами, создававшихся с I—II вв. и. э. по VI или даже по VII в. Между ними сохранились следы лачуг, жители которых мо¬ гли зависеть от богатых соседей. Отсутствие построек среднего качества автор объяс¬ няет отсутствием соответствующей социальной прослойки и возможной зависимостью соседних деревень от богачей Рефаде (стр. 197). О форме возможной зависимости местных и окрестных жителей автор умалчивает. Невзрачные руины Такле (стр. 200—204; т. LXIV—LXVI, CXXVII/9) дают некоторое представление о составе населения. Почти перед каждым домом есть южный портик, но теснота застройки помешала устройству дворов (т. LXV). Скот часто по¬ мещался в первом этаже самих домов. Автор предлагает считать Такле «деревней крестьян»: мелких собственников, фермеров или издольщиков, работавших на олив¬ ковых или виноградных плантациях. Здесь всего два пресса, причем лучший входил в состав церковного комплекса, доминировавшего над остальной застройкой. В отличие от описанных ранее селений, Такле лишено богатых надгробий, надписи которых могли бы датировать время освоения местности. Автор предлагает датировать посе ления V в. по предполагаемой дате церкви (стр. 203), но тут же (стр. 204) предостере¬ гает от датировки бутовых построек по примыкающим зданиям из тесаного камня. Скромное жилище бедняков веками строилось одинаково грубо и непрочно. От него остались только бесформенные руины. Таковы руины старых частей Натуры, Дейр Семана, Зитт ар-Рум, целых деревень в Джебель Семане или значительных кварталов около вилл в Джебель аль Ала (например Бехио) на противоположном крае массива. Не намного лучше сохранились сходные домики Такле, но их все же удалось зафикси¬ ровать. Эти указания автора свидетельствуют об отсутствии принципиальной разницы между селениями долин и селениями нагорий даже в позднее время, когда в долинах уже появился новый решающий фактор — монастыри. Чаленко уделяет большое внимание нагорным селениям к югу от долины Дана и их связям с малыми долинами. Три селения: Бамукка, Киркбице и Бехио в аль Ала изучены автором наиболее подробно. Расположенные в стороне от больших дорог, они хорошо сохранились и дополняют скудные данные о ранних поселениях долин. Относительная высота и довольно близкое взаимное расположение многочислен¬ ных вилл I—II вв. н. э. в Южном Джебель Бариша наглядно показаны на табл. XCIII/1—2. В раннее время здесь была заселена Бамукка — скорее всего, из-за воз¬ можности сеять хлеб на площадке около 400 X 200 м2 (стр. 301). По нашему мнению, эти обстоятельства лишний раз свидетельствуют об отсутствии принципиальной раз¬
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ 175 ницы между экономикой долин н экономикой нагорий: решающую роль играло на¬ личие пахотной земли, например на целом ряде вершин Южного Джебель Бариша. В Бамукка (стр. 300—318, т. ХСП—ХС1Х, СХХХУ, № 26) вилла конца I в. н. э. примерно одновременна с прессом и ипогеем. В нижнем этаже служебных зданий уст¬ роены ясли для скота; из верхнего этажа главного здания можно было следить за плантациями и за работой пресса. Богатство построек автор объясняет большими Рис. 1. Развитие селения Бамукка (Чален- ко, том II, табл. ХС1У): а—земледельческое хозяйство виллы и ее пресс, I—Пвв.н. э.; б—расширение застройки к концу VI в.; е—членение застройки в VI в. 50 100 150м в плантациями оливковых деревьев, а не наличием поля, которое могло сыграть роль лишь при первичном освоенни территории. К северу от первоначальной виллы автор предполагает с самого начала жилье «персонала» (personnel) плантаций. Каков был «этот режим, длившийся, вероятно, в течение многих поколений», автор не уточняет. Лишь два-три века спустя рядом с виллой постепенно выросла община земледельцев, скромные, но удобные дома которой восходят к IV—VI вв. (стр. 317). Новое поселе¬ ние заменило, судя по плану, прежние хижины «персонала», но автор забывает упомянуть и это обстоятельств!), кстати, не проверенное раскопками. Церковь была построена только на рубеже VI—VII вв.; христианское население обходилось веками без нее, как и во многих селениях долин.
176 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ Автор обходит вопрос о социальном положении непосредственных производи¬ телей в едином владении первых веков н. э., но ясно говорит о несомненном члене¬ нии собственности в позднеантичное время. При ограниченности пригодной для план¬ таций территории селение из 15—16 хозяйств в IV—VI вв. не могло бы существовать без одновременного членения первоначального владения (стр. 318). На схеме ХС1У/3 шестнадцать отдельных «ферм» IV—VI вв. с их двориками пока¬ заны в наглядном сопоставлении с мощными постройками древней господской виллы. Так и напрашивается вывод о переходе от рабского труда к труду свободного, вероя¬ тно, зависимого населения; но автор не делает такого вывода,не объясняет причин несо¬ мненного и для него члснрппя земельной собственности.. 5 о ЩО 200 м Рис. 2. Развитие селения Киркбпп с III по VI в. (Чаленко, том II, табл. СП/1—5) Переход от крупной земельной собственности I—II вв. н. э. к средней и мелкой показан также на примере двух селений —Бехио и Киркбице на Джебель аль Ала, т. е. по другую сторону долины Шельф. Оба возникли позднее, чем Бамукка. Исследование Киркбице — одно из наиболее интересных в монографии (стр. 319—342; т. CI—CVII, CXXXV/27 и CCXI). Пригодной для земледелия территории здесь было меньше, чем в Бамукка; но, в отличие от Бехио, она все же была. И здесь вилла была построена специально для плантационного хозяйства, о чем сви¬ детельствуют восемь больших маслоделен. Уже первая вилла, построенная для двух семей, для двух хозяйств, принадлежит к вполне сложившемуся в III в. многоэтажному сирийскому типу с портиками. Автор относит ее к концу III (стр. 325) или к началу IV в. (стр. 341). Отделенное от первой виллы только переулком, другое здание так похоже на нее, что Батлер принял его за вторую виллу. Чаленко открыл в этом здании раннюю церковь (возможно, одну из первых церквей Северной Сирии). Она возникла, по-видимому, сразу после офи¬ циального признания христианства еще в первой четверти IV в.; несколько позднее к ее двору пристроили жилой дом для клира. Вскоре к востоку от первой виллы появилась вторая, тоже двойная, но большая, с общей маслодельней, общими служебными помещениями и с башней, видимо, слу¬ жившей хранилищем для обоих хозяйств. Еще более поздний жилой ансамбль Киркбице, расположившийся к югу от опи¬ санного, автор относиттк V—VI вв. (т. СП/5, подпись пе отвечает тексту). Каждая из пяти «ферм» этого ансамбля имеет свой портик и дворик; это как бы уменьшенные копии больших вилл, технически прекрасно построенные. Таким образом, в Киркбице прослеживается увеличение числа построек и (пред¬ полагаемое) постепенное расчленение земельной собственности в более органическом варианте и в более сжатые сроки, чем в Бамукка (III—VI вв. вместо I—VI). Бехио (стр. 346 — 373, т. CIX — GXXIII, CXXXVI/I) возникло на терри¬ тории, вовсе лишенной пахотных угодий. Жители могли существовать только на доходы от оливковых плантаций, покупая хлеб в долине; это обстоятель¬ ство определило гораздо более позднее время основания’здесь виллы и особенности почти одновременного с ней поселения: Бехио—комплекс средних и мелких земледель¬ ческих хозяйств. Как правило, такие комплексы образовывались с IV в. на основе членения земель более ранней виллы вроде Бамукка. После образования же Бехио (V в.) первоначальная двойная вилла с примыкающей «западной» церковью уже очень скоро разделилась и обросла целым рядом других вилл, хуторов-ферм, лачуг. Вместо
КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ 177 резких контрастов более ранних поселений автор видит здесь ряд переходных ступеней между зданиями и делает вывод о соответствующей экономической дифференциации застройщиков (прим. О на стр. 356). Хуже других сохранились домишки затесненного квартала в непосредственной близости к первым постройкам; они еще более жалки чем самые бедные в ШейхБаракат, Натура и Зитт ар-Рум; онп наверняка не могли быть жильем ни крестьян^ ни фермеров, пи издольщиков. Автор предполагает, что это— жилье «лишенных собственности рабочих», несомненно, зависевших от виллы (стр. 353) — от первой виллы, уточняем мы. ' 1 „ В своем окончательном виде нагорное Бехио кажется сходным не только с север¬ ной частью Бамукка, но и с Такле в долине Натура. Общий тип селения и отдельных скромных зданий характерен не для долип или для нагорий в отдельности, а для ряда поздних поселений, вероятпо общинных. Подробную фиксацию жилой и производст¬ венной застройки Бехио можно считать важным шагом в изучении быта и труда произ¬ водителей одного определенного продукта — оливкового масла. Генеральный план (т. БХ, БХХХУ/28), планы отдельных вилл (т. СХУ), хуторов-ферм (т. СХУ1) и ма¬ лых домов и хижин (т.СХХУП) дают возможность воссоздать схему постепенного раз¬ вития поселения, расширения зоны прессов и маслоделия (т. СХХП/З—4) и оливко¬ вых плантаций за его пределами (т. С1Х, особенно СХХХШ). Подробное исследование маслоделен Бехио (стр. 360—372, табл. СХУШ СХХ аксонометрия на стр. 368) выясняет характер производства. По замечанию автора (стр. 371, прим. 1), в Бехио обнаружено дробильное винтовое устройство, которое Плиний Старший (1ЧН, IX, 3, 171) описывает как новейшее усовершенствование своего времени. Оно не обнаружено до сих пор ни в Италии, пи в Северной Африке· первый реальный пример — в Бехио. ’ Обслуживание одного двойного пресса должно было требовать около 20 специаль¬ ных рабочих, не считая подсобных. В целом же для 50 устройств одного этого поселе¬ ния нужно было около тысячи рабочих; другая тысяча должна была собирать мас- .шны (стр. 372). Таким образом, осенью количество рабочих рук должно было раз н десять превышать нормальное число жителей; по мнению Чаленко, 200 рабочих постоянно живших в наиболее бедной части селения, могли обеспечить только уход за посадками вилл и ферм. Такое соотношение между оседлой и сезонной рабочей си¬ зой автор считает типичным для времени наибольшего развития производства олив¬ кового масла в V—VI вв. Но обработка в селениях нагорий не была окончательной· получение высоких сортов для экспорта требовало дальнейшей обработки в устройст- пах, обычно находившихся в более крупных поселениях торгового характера. Таким образом, независимо от времени возникновения, первичная вилла (а ино¬ гда и церковь) в V в. обычно главенствовала над своей деревней, окруженной прес¬ сами маслоделен и плантациями. 1 Исследование целого ряда сходных селений на нагорьях показало, что правилом п центральном массиве является разукрупнение домов и участков, которое позво¬ ляет предполагать членение светской земельной собственности в период поздней античности. Но по крайней мере с V в. идет и обратный процесс. На первый план вы¬ ступает монастырское (и отчасти церковное) землевладение. Так, церковь Калблозе по-видимому, обладала плантациями и маслодельнями (стр. 344, 397). Дворы и об¬ ширные службы церквей в Серджилла и Дар Кита образовали настоящие усадьбы· церковь Такла обладала прекрасным прессом и могла главенствовать в производстве округи, маслодельни при базиликах в Брад и в аль Бара свидетельствуют об об¬ ширном производстве (стр. 396 397). Все эти интереснейшие данные соответствуют положению, при котором рабы и колоны «являлись необходимой принадлежностью церковпого имущества» 4. Но автор далек от такого объяснения подмеченных им фактов. Однако на первый план выступают не церкви, а крупные монастыри, захватываю¬ щие лучшие земли долин и вытесняющие здесь светское строительство. В нагорьях больших монастырей не обнаружено,— по-видимому, там было бы тесно их крупному хозяйству; монастыри вроде Каср ад-Деир (т. СУШ/2) незначительны по сравнению с грандиозными комплексами долин Дана и Натура. Первым по времени из реально известных монастырей является Каср аль Банат (стр. 159—161; т. ХЫХ, СХХУ/2), построенный в начале V в. 5, его план свидетель¬ 4 М‘ к °> Церковные имущества V—VII вв. в Восточно-Римской империи, ВВ, II (1949), стр. 31. 5 с°хРанилась греческая надпись, свидетельствующая о дарении здания строи¬ телем Маркианом Кирнсом, который похоронен в нем (Lassus, Sanctuaires . стр. 230; H. W. В е у е г, Der syrische Kirchenbau, В., 1925, стр. 43). 12 Вестник древней истории. № 4
178 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ ствует об уже сложившемся быте и обширном хозяйстве, характерных для монасты¬ рей последующих веков (стр. 173—175). Вокруг большого двора располагались мо¬ настырские здания: жилье монахов и другие многоэтажные здания, окруженные пор¬ тиками; гробницы; хозяйственные здания и церковь. Открытый, парадный характер монастырских комплексов, их явное богатство никак пе вяжутся с представлением, которое дают о них ранние и одновременные тексты; ни один из затворнических монастырей, упоминаемых в монофизитских письмах VI в., также не обнаружен (стр. 171). Автор объясняет исчезновение скром¬ ных обителей IV—V вв. ростом монастырей, которые их поглотили. Богатство монастырей чаще всего базировалось на сельскохозяйственном произ¬ водстве. По крайней мере с начала V в. монастыри носят характер обширных сельско¬ хозяйственных предприятий, с отграниченными стенами владениями, с башнями для наблюдения за посевами и плантациями (I, стр. 20, 135, 149, 158, особенно стр. 173— 178, 396—398). Монастырь обычно связан с определенным селением. Так, монастырь Зитт ар-Рум (IV в.), церковь которого, вероятно, обслуживала богатые виллы в со¬ седних Натура и Рефаде, мог использовать рабочую силу примыкающей деревни (стр. 198). Обычно же деревня отстояла от монастыря, будучи определенно с ним связана: таковы Турманин и Дейр Турманин,Телль Аде и два монастыря — Дейр Телль Аде и Бурдж ас-Саб; Кефер Киле и Каср ад-Деир (т. С) и т. д. Автор считает возмож¬ ным объяснить эти связи использованием рабочей силы поселения при сборе и обра¬ ботке монастырем урожая, но допускает также, что некоторые селения могли принад¬ лежать монастырям, как раньше они часто принадлежали здесь языческим храмам (стр. 177). Однако важнейший вопрос о форме зависимости разработан слабо. В одной только долине Дана обнаружено до настоящего времени множество монас¬ тырей (стр. 150). Но это лишь небольшая часть монастырей, известных по источникам, в частности по перечням монофизитских монастырей в письмах VI в. Карты распо¬ ложения и список монастырей (во II т.: т. LIV, CLII—СЫН) получили подробное обо¬ снование у Како (в т. III) в. Сравнительная таблица идентификации копкретных па¬ мятников с письмами монофизитских главарей VI в. (у Хонигмана, у Литтмана * 7 8, у Чаленко) приводит к предположению, что большая часть монофизитских монасты¬ рей была сосредоточена в известняковом массиве *. Эти сведения дают представление не только о роли монастырей вообще, но и о роли, особенно в районе Дана, монастырей монофизитских: ведь моыофизитскими должны были быть такие общеизвестные круп¬ нейшие комплексы, как Каср аль Банат (Мар Бица?), Брейдж (Мар Даниэль?), Дейр Телль, Аде (знаменитый в древности монастырь Теледа), Турманин и много десят¬ ков других, еще не индентифицированных, но известных по источникам или по ру¬ инам9. Данные Чаленко и Како показывают, какова была экономическая мощь монас¬ тырей, в частности мопофизитских. Она не могла не способствовать широкому рас¬ пространению монофизитства и долгим его пережиткам ужо при арабском владычестве Особое место занимают в монографии данные о Теланиссосе (Дейр Семапе). связанном с деятельностью Симеона Столпника (стр. 207—222; т. VLII; LXVII—LXX: СХХХП), и о Калат Семане (стр. 223—276, т. L, LXI—LXXXVII, CCIX—ССХ). Подробное исследование архитектуры Калат Семана представляет значительный интерес, но оно нарушает общий план работы. Многие приводимые здесь данные при¬ вязаны к основной теме механически. Если сопоставить части III и IV, то четко выступает и их методическое различие. Часть III содержит подробное изложение материала о всех изучавшихся селениях в долинах и на ближних нагорьях, часть же IV построена на углубленном изучении трех объектов, лежащих к югу от долины Дана. Разный метод сбора и подачи материала пе мог не отразиться па выводах. Пятая, заключительная, часть вводит эти собственные исследования Чалевкт в контекст ранее опубликованного о всем известняковом массиве. Относящиеся к пей генеральные планы 37 поселений исполнены в одном масштабе, что способствует их сопоставимости. Планы составлены путем сочетания аэрофотосъемки с триангуля¬ цией (стр. XII—XIII) и представляют значительный шаг вперед по сравнению с пла¬ нами более ранних работ. Генеральные планы и краткие аннотации к ним (табл. CXXIV—CXLI) представляют особую ценность как материал для дальнейших ис¬ следований (объяснение условных знаков ошибочно попало в т. III, 1-с приложение). А. С a q и о t, Les couvents du massif calcaire dans quatre lettres monophysites du^VI siècle (т. III, Доп. III, 1, стр. 63—85). 7 E. Honigmann, Nordsyrische Klöster in vorarabischer Zeit, «Zeitschrift für Semitik», I (1922), стр. 15—33; E. L i t t m a n n, Zur Topographie der Antiochene und Apamene, там же, стр. 163—193. 8 A. C a q u о t, ук. соч., стр. 84—85. 9 Небезынтересно отметить, что ни монофизитские монастыри, пи их церкви по существу ничем не отличаются от ортодоксальных. Это обстоятельство затрудняет отнесение конкретно изучаемых монастырей к монофизптскпм или к ортодоксальным.
КРИТИКА Й БИБЛИОГРАФИЯ 179 Производство оливкового масла было в известняковом массиве ведущим, а на нагорьях аль Ала и Бариша, по-видимому, единственным. Торговля маслом выходила за рамки натурального хозяйства, по крайней мере с III в. Другие производства и ремесла обычно оставались здесь в рамках удовлетворения нужд местного малоиму¬ щего населения (стр. 418), если не считать изготовления в монастырях благочестивых сувениров. Только ремесло строителя стало искусством и оставило бесчисленные памятники. Основному производству — плантационному — предшествовало вытесы¬ вание цистерн, тропинок, террас, ямок для отдельных деревьев, что способствовало развитию у населения навыков строительного производства (стр. 44—48, 418—419). Монументальные здания и лучшие из вилл создавались, по-видимому, местными странствующими артелями, иногда с привлечением других коллективов (например при создании Калат Семана). Автор предлагает объяснять мастерство строителей на¬ личием в известняковом массиве отхожего строительного промысла, развитию кото¬ рого способствовала сезонность большей части работ на плантациях (стр. 421). В основу выводов автор ставит тезис о прямой связи конкретных форм жилья и планировки поселков с сельскохозяйственным их характером (стр. 402) и уделяет значительное внимание технической стороне построек 10 11. Классификацию деревень и селений по их составу и отношению к основному про¬ изводству следует приветствовать в принципе. Однако при современном состоянии исследований она кажется слишком подробной. Так, сделана попытка различить еще до появления римских вилл, т. е. ранее I—II в. н. э., два типа селений: 1) первоначальные объединения хижин (§ 2, стр. 378—379); 2) крестьянские селения (§ 3, стр. 379—381), которые автор связывает с сельскими общинами, наследовавшими селевкидскпм А а о! 11. Происхождение пер¬ вого типа остается неясным. Появление вилл римской и романизированной знати в первые века н. э. привело к развитию трех типов поселений: 1) виллы, окружившие или включившиеся в уже существовавшие крестьянские селения (§ 4, стр. 381—382); такое соотношение обычно в долинах, а также в нагорьях Джебель Семана и на восточном склоне Джебель Бариша; 2) группы круппых владений без следов предше¬ ствующего местного поселения (§ 5, стр. 383—384); 3) селения, образовавшиеся из одной виллы, т. е. на базе единственного плантационного хозяйства (§ 6, стр. 384— 385); единственная (иногда двойная.— С. К.) вилла сопровождалась десятком жалких хижин, вероятно заселенных мелкими издольщиками или земледельческими рабочими, целиком зависевшими от хозяина. С IV в. на местах тех же первоначальных поселений образуются общины мелких производителей (§ 7, стр. 385—386), которые резко отличаются по структуре и по общему виду и от рабочих кварталов при виллах, и от старых крестьянских селений. Особое место в нагорных районах занимают те поселения (§ 8, стр. 386—390), которые, сохраняя частично свое плантационное хозяйство, становятся местом пе¬ реработки и перепродажи продуктов окрестного производства, а также, вероятно, административными и культовыми центрами. Автор противопоставляет им «перифе¬ рические объединения производственного и торгового характера» (§ 9, стр. 390— 392), которые с IV в. почти полностью специализировались на рафинировании и эк¬ спорте масла, став местом обмена с городами и равнинами, а также стояпками кара¬ ванов. Они выделяются величиной и количеством своих устройств для переработки масла, обширностью торговых предприятий и общественных зданий. Сельсхозяйст- венный характер сохраняется у них, хотя и в слабой степени, поскольку жители, став торговцами или ремесленниками, «вероятно, оставались собственниками окру¬ жающих оливковых рощ». К той же| группе автор относит такие селения, как Дейр Семан, превратившиеся из сельскохозяйственных в паломнические, где огромное количество продуктов сбы¬ валось пилигримам в больших многоэтажных гостиницах VI в., когда культ Симеона Столпника получил наибольшее развитие. В особые группы выделены домены — единственный сохранившийся император¬ ский (§ 10, стр. 393—394), не получившие развития частные (§ И), церковные (§ 12, стр. 396—398) и особенно монастырские (стр. 397—398), организованные как круп¬ ные сельскохозяйственные предприятия, о которых шла речь выше. Автономные част¬ ные домены Северной Сирии, о которых сообщают источники, могли существовать в долинах Оронта, Африна, в равнинах Халкиса и Береи (Алеппо). В известняковом же массиве крупных доменов не обнаружено (стр. 395) 12. Сначала их развитие ограничи¬ вали деревенские общины, потом стесняли «настоящие латифундии монастырей» (стр. 398). 10 У Л а с с ю полнее освещена материальная база культового строительства: сред¬ ства давали местные жители, а не церковь (Sanctuaires, стр. 249—261). 11 Ср. М. В. Левченко, Материалы для внутренней истории Восточной Рим¬ ской империи V—VII вв., «Византийский сборник», 1945,стр. 28—29, 50, 53. 12 Кроме Баб аль Хаве, см. выше. 12*
180 КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ В дальнейших параграфах заключительной части делается попытка еще большего обобщения получившейся сложной картины. Взаимоотношения крупных землевла дельцев и крестьян в I—IV вв. (§ 15—16) кажутся автору основанными па каком-то виде барщины (corvée, стр. 407) при создании плантаций и цистерн, при работе в карь¬ ерах и на стройках, а также при сборе и обработке урожая. В основе развития больших владений должна лежать форма зависимости, которую он определяет как «недвусмы¬ сленное принуждение» н которая не мешала сосуществованию собственников и крестьян в виде двух смежных общин, с зафиксированными в надписях дарениями целых по¬ строек сельским общинам (стр. 408). Образование нового слоя мелких собственников (§ 17, стр. 408—409) должно было сопровождаться членением с IV в. первоначальных доменов. Характер нового жилья должен свидетельствовать об эмансипации новой прослойки, которая, по-видимому, делается собственником части тех земель, которые ранее входили в состав первоначальной виллы. Особые §§ 18—19 посвящены непосредственным производителям. В период обра¬ зования вилл на вновь осваиваемых нагорьях (I—III вв.) около них возникали хи¬ жины и лагери «земледельческих тружеников» (стр. 409). Эти плохо построенные жилища наиболее трудны для исследования. Сознавая неполноту рисуемой им кар¬ тины, Чаленко оправдывает эту неполноту тем, что создателями культуры будто бы были не непосредственные производители, а только собственники или держатели раз¬ личных рангов. Автору ясно (стр. 410), что обитатели жалких хижин в центральной части Бехио должны были служить «рабочей силой» на плантациях собственников вилл. Однако применение рабского труда в производстве оставляется под вопросом (стр. 44 — применительно к карьерам, а на стр. 407 в них предполагается барщина) или отрицается (стр. 410). Чаленко ссылается на отсутствие следов эргастериев в виде казарм и обширных служб и допускает наличие лишь немногих рабов (стр. 410), положение которых представляется ему привилегированным по сравнению с массой сельскохозяйственных рабочих; это заключение делается на основании двух эпита¬ фий (IGLS № 650 и 1409—1411), относящихся к 132 г. и к 324 г. н. э. Расцвет известнякового массива совпадает с тенденцией Римской империи уси¬ лить эксплуатацию своих окраин. Автор предполагает, что раздача больших участков, ранее входивших в состав императорских доменов, могла сопровождаться обязатель¬ ством нового владельца интенсивно эксплуатировать пожалованные ему ранее пустын¬ ные склоны гор и нагорья; эти взаимоотношения могли иметь форму эмфитевзиса (стр. 416). Автор ссылается при этом на одну из работ М. В. Левченко («Материалы для внутренней истории Восточной Римской империи»), но оставляет в сторопе его указания о сложности происходивших процессов, о многообразии взаимоотношений владельца, эмфитевта или правителя домена с непосредственными производителями, будь то свободные члены деревенских общин, колоны, рабы. Нет речи и об эмфитевтах, рабах и колонах в церковном и монастырском хозяйстве, которым посвящена спе¬ циальная работа М. В. Левченко на эту тему 13. Для объяснения взаимоотношения свободных производителей поздней антич¬ ности с крупным землевладельцем автор привлекает только параллели с современной «мугараза». При этой форме производитель берет на себя все работы по освоению тер¬ ритории в течение 10—12 лет, за что (по данным автора) получает половину созданной им плантации в наследственную собственность. Автор думает, что предполагаемая «мугараза» становилась преобладающей одновременно с раздачей земель император¬ ских доменов. Однако между предполагаемым членением доменов и явным членением конкретных частных вилл (и притом только на нагорьях Южного Бариша и аль Ала) проходит, вообще говоря, не менее 200 лет (с I—II вв. до IV—VI вв.); у автора нет возможности объяснить это отставание. Материалы, собранные Ж. Чаланко, могут, как нам кажется, получить несколько иное истолкование. Автор пытается распространить на весь известняковый массив подмеченные им в Южном Джебель Бариша и в Джебель аль Ала процессы освоения целинных на¬ горий, членения крупной земельной собственности в IV—VI вв., а также наличие при¬ дорожных поселений, в которых сосредоточивалась продажа масла. Между тем внед¬ рение богатых вилл в уже существовавшие ранее селения и группы одних только богатых вилл, предполагающее эксплуатацию местного населения в форме какой-то барщины (corvée), должно иметь предпосылкой существование этого местного насе¬ ления. Селения этих двух типов обнаружены только в долинах и в тех нагорьях, где имеются реальные следы более древнего заселения (Джебель Семан, вероятно, Дже¬ бель Завие), обусловленного наличием здесь обширных пахотных угодий. Ни Батлер, пи сам Чаленко не отмечают в этих районах членения богатых по¬ строек. Серджилла и Даллоза в Джебель Завие, Рефаде в долине Натура, Батута п ряд других в Джебель Семано сохранили до самого конца характер поселений из од- 13 М. В. Л е в ч е н к о, Церковные имущества V—VII вв. в Восточно-Римской империи, ВВ, II (1949), стр. 31, 40, сл., 57.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ 181 них только богатых, красивых вилл, свидетельствующих о равном благоденствии владельцев 14, вероятно, эксплуатировавших окрестное население. В Серджилла даже возник новый квартал особенно красивых вилл VI в. (реценз, соч., стр. 383 сл.). В этих именно районах могли сохраниться прежние патриархальные отношения; именно их главные центры — Брад и аль Бара — совмещали по старинке множество функций, старых и вновь возникших, со специализацией производства п с ростом об¬ мена. ,5 сеэ су 5 'ё а С«· 3. Расположение селений к югу от римской дороги (Чаленко, том 'II, табл. лСЛП/1 2). а) профиль по высоте Дж. Бакирха и храму Бурдж Бакирха с видом на соседние селения с северо-запада), б) детальная карта (цифры означают отметки) Совсем иную картину рисуют нам исследования Чаленко и Батлера для района к югу от большой римской дороги из Антиохии в Берею. Малое количество или полное отсутствие пахотной земли, по-видимому, препятствовало заселению нагорий этого района в века, предшествовавшие интенсивной римской колонизации. Следов такого заселения здесь не обнаружено. В этих районах некого было эксплуатировать при помощи предполагаемой автором <<барщины». Освоение целины и строительство были з десь возможны лишь с помощью каких-то иных средств. Таким средством в первые 14 В и Ь 1 е г, II, В, ч. 3, стр. 109, 110, стр. 124—131 лоза) и т. д. Для Рефаде — см. выше. (Серджилла); 133—136 (Дал-
182 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ века н. э., скорее всего, был труд рабов. По данным автора, чем раньше вилла основы¬ валась, тем дольше она оставалась нерасчлененной. Может быть, это объяснялось тем, что эксплуатация рабского труда еще была выгодной. Отсутствие эргастериев, на которое ссылается автор, не может свидетельствовать против этого предположения. Если бы Помпеи не погибли неожиданно, то и там тоже не оказалось бы явных следов рабского труда. Помещения рабов, возделывавших земли вокруг города, находились внутри лучших помпейских домов и отличались от других помещений лишь инвента¬ рем и незначительными приспособлениями. Если такие приспособления и были в бо¬ гатых виллах Джебель Бариша и Джебель аль Ала, то они давно исчезли или были унесены вместе с остальным инвентарем. Нашему предположению о каком-то особом режиме на этих целинных нагорьях отвечает н особый характер сбыта их продукции. Торгово-обменный характер нигде не выявлен так ярко, как в тех больших поселениях, через которые проходила про¬ дукция плантаций Джебель аль Ала и Южного Джебель Бариша. Именно Бабиска, дар Кита Ба'уде превратились из земледельческих в торгово-посреднические центры в большей степени, чем какие-либо известные нам другие. Нигде больше таких поселе¬ ний не сохранилось. Наоборот, ни в Южном Джебель Бариша, ни в Джебель аль Ала не было большого селения, сходного с Брад или с аль Бара. Все эти факты вряд ли могут быть объяснены случайностями археологического исследования. Гораздо более вероятным кажется дру¬ гое предположение, которое мы решаемся высказать для объяснения всех этих кажу¬ щихся случайностей. Судя по материалам Чаленко (тома1—П)и по указателю Сейрига (том III),сходную с Бамукка, Киркбице и Бехио историю имели также и близлежащие пункты: Ма"ара- майя, Нуридже, Ишрук, Башмишли, Башакух, Бабутта, Дехес, Банакфур, Бенебиль, Кфеир, Беттир, С. Бериш и Бзендлайа. В своей совокупности эти шестнадцать изучен¬ ных вилл, многие из которых восходят к I—II вв. н. э., должны были представлять но¬ вое, передовое явление, подобное колонизации, но вовсе не характерное для остального известнякового массива. Как наглядно показывает составленная нами схема (рис. 1), все они 15 сосредоточены на пространстве, относительно очень небольшом по сравне¬ нию с теми территориями известнякового массива, на которых уже изучены многие сотни населенных в древности пунктов. Автору монографии, наиболее подробно изучившему три пункта: Бамукка, Кир¬ кбице и Дехес,и начавшему публикацию своих исследований именно с них16, трудно бы¬ ло отказаться от первоначального предположения о типичности их истории для всего известнякового массива, тем более что он не распознает в них особого фактора — пер¬ воначально рабовладельческого характера производства. А между тем развитие трудо¬ емких культур на не заселенной ранее нагорной целине вряд ли, по нашему мнению, могло быть осуществлено без широкого применения рабского труда. Именно по этой причине здесь должно было происходить членение собственности с того момента, как рабский труд становился невыгодным. Этим может быть объяснено именно в данном районе такое членение построек и земельной собственности, которое не наблюдается ни в долинах, ни в других нагорьях. Такое членение не отмечено ни предшествующими исследователями, ни самим Чаленко нигде, кроме аль Ала и Южного Джебель Бари¬ ша. В результате селения этих нагорий стали к V—VI вв. внешне похожими на селе¬ ния остального массива, хотя их развитие и протекало совершенно иначе. При огульном отрицании роли рабства в производстве с I по VII в. автор ли¬ шает себя возможности объяснить постепенное членение в IV—VI вв. относительно крупной земельной собственности I—III вв. на Джебель аль Ала и Южном Джебель Бариша, которое он дедуцирует из членения первичных вилл. Углубленное дальнейшее исследование селений Джебель Семана и Джебель За- вие, подобное проделанному в Джебель аль Ала и в Джебель Бариша, могло бы вскрыть и там какие-то сходные моменты. Но на сегодняшний день гипотеза об исключительно¬ сти, нетипичности нагорного района Джебель аль Ала и Южного Джебель Бариша не противоречит, как нам кажется, фактическим данным, собранным Чаленко. Наибольший расцвет производства масла в V—VI вв. повсеместно отмечен умно? жением маслодельных устройств. Автор предполагает, что для сбора урожая и для изготовления масла в октябре-ноябре широко привлекалась наемная рабочая сила, освободившаяся после сбора урожая в долинах (стр. 373). Поздней осенью извест¬ няковый массив оживал: производство, транспорт, число рабочих возрастали в не¬ сколько раз. Значительная концентрация производства и дальнейшей переработки масла засвидетельствована в Бабиска, Дар Кита, в центральной части Брада и в западной части аль Бара множеством сложных маслоделен в сочетании с резервуарами; про¬ изводство и продажа сосредоточивались, по-видимому, в руках немногочисленных 16 Возможно, кроме Мгара в Джебель Завие, где он представлял бы исключение. 16 G. Tchalenko, Actes du VI congrès des études byzantines, II, P., 1951, стр. 389—396.
СХЕМА ГЛСПОЛОЖЕмИИ Д?ЕИННХ СЕЛЕНИЙ ИЗВЕСТНЯКОВОГО МАССИВА е СЕВЕРНОЙ СИРИИ БРАД ^ Мал от а л..р С«иа«г,“"ат С1“1’ " «ж. о Танлв Рвфадео; : Натирай. · ^ ^ ^ 0 Дт.Шойх Бар •:д Ш В А Р И Ш 4 /*5 .■’^о'Таяац Фафгргкн амат мер аль баш _ _ о Дш.баяирла э Ялта Г 3--;*6И.!Х ...л«*'*' •**1*2· " Vе, »Бамунл^удтт ц, • #2 4* и ■ - •Э.Ф.в · Кирнбице* : ; 7 : Налвлозво* ^ ’···' Бехио*:^'·. V ^ 13* :г .-А <1 БЕРЁГ Алеппо \^ш' § ХАЛКИС (Кимнесонн) Рри1а: • О ; Дана 00.) : о : о Даллоза о Серджн пла / ^ :* ··**: о ·’ иа’ари аи Номам • селен^р- образовав шиес1· из ри сни> аилл Бамук ка . Ьехио, Ннркбнце. Мгара , а также . 1 Марамана 7 Дехес 2 Нуридже 6 Банакфур 3 Ишрун '9 Бенебиль 4 Ьашакух Ю Нфеир 5 Ьашмишли 11 Беттир 6 Бабутта 12 С.Ьеррчш 13 Бэендлаиа оаМДмьф1 грочие селен.·“ и уо--пс::*пп наиболее крупнее ценгрь. _БЕРЕЯ ^(Алеппо) римская лсоо-'З Рис. 4
КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ 183 крупных предпринимателей. Однако производство и переработка масла не дости¬ гали здесь той массовости, которая засвидетельствована для Северной Африки огромной маслодельней в Бир-Сгаун. В целом для книги Чаленко характерен упрощенный подход к вопросам истории форм труда в античной Сирии. Книге свойственны также серьезные структурные недостатки, нарушающие единство и логическую последовательность изложения. Выводы автора нс исчерпывают конкретного текстового материала; текст в свою очередь не исчерпывает многих данных, которые зафиксированы в материале графическом. Различие в методе исследования и показа конкретных селений затрудняет усвоение материала. Автор не сумел еще построить из всего этого богатейшего материала единого здания: оно как бы распадается на различные по масштабу части. Заслугой Чаленко следует признать начатое им изучение тех кварталов или ря¬ довых селений непосредственных производителей, которые в предшествующих публи¬ кациях едва отмечались несколькими строками. Другой не меньшей заслугой явля¬ ется исследование построек или их следов, восходящих к первым векам нашей эры, установление на протяжении веков истории отдельных зданий и целых поселений и попытка показать в истории построек историю их обитателей. Антиковеду-марксис- ту монография Чаленко, при всех ее недостатках, дает возможность значительно кон¬ кретизировать исследование социально-экономических отношений Северной Сирии. В настоящей рецензии не представляется возможным остановиться на весьма интересных наблюдениях Чаленко относительно истории церковной архитектуры в Сирии и связанных с этим вопросах эволюции·1 христианской литургии. Эти во¬ просы заслуживают особого рассмотрения. , Работа Чаленко получила поддержку и положительный отзыв со стороны сирий¬ ских археологов 17. Нужно надеяться, что они продолжат начатые исследования и опубликуют столь же ценные материалы по другим районам своей богатой монумен¬ тальными памятниками родины. С. А. Кауфман ИЗ НОВОЙ ЛИТЕРАТУРЫ О СОЦИАЛЬНОЙ И РЕЛИГИОЗНОЙ БОРЬБЕ В РИМСКОЙ АФРИКЕ (J.-P. BR1SSON, Autonomisme et christianisme dans l’Ajrique romaine de Septime Sévère à l’invasion vandale, P., 1958, 456 стр.; т. BÜTTNER. Die Circumcellionen—eine sozial-religiöse Bewegung, B., 1959* *) Религиозные движения донатистов и агоиистиков в Северной Африке принадле¬ жат к числу наиболее массовых и ярких проявлений классовой борьбы периода нозд- пей античности. В советской историографии эти движения подверглись глубокому исследованию уже в середине и второй половине 30-х годов — в первых работах Н. А. Машкина. Интерес к ним не ослабевал и в последующий период. В исследование религиозной борьбы в Африке IV—V вв. советские историки внесли существенный новый вклад. Донатизм и в особенности движение агоиистиков рассматривались ими прежде всего с точки зрения социальных предпосылок этих движений, их классового содержания и их связи с борьбой эксплуатируемых народных масс против рабовла¬ дельческого строя и Римской империи. В этом состояло принципиальное отличие по¬ становки данной проблемы в нашей историографии по сравнению с освещением дона- тизма в буржуазной науке. На Западе вплоть до педавпего времени изучение религи¬ озной борьбы в поздней Римской Африке шло главным образом по пути выяснения ее фактической истории, которая излагалась как результат столкновения различных кон¬ фессиональных концепций либо личных интересов внутри церкви. Лишь немногочис¬ ленные авторы пытались связать донатизм с недовольством африканского населения политикой империи (Мартруа) либо с африканской «национальной оппозицией» рим¬ скому господству (Тюммель) 1. Но решительный разрыв с традиционным осве¬ щением истории донатизма был осуществлеп лишь английским историком Фреп- 17 S. A. (Selim Abdul-Hac), b «Annales archéologiques de Syrie», IV—V <1954—1955), CTp. 228—229. * B kh. T. Büttner, E. Werner, Circumcellionen und Adamiten. Zwei Formen mittelalterlicher Haeresie, Akademie-Verlag, B., 1959, CTp. 1—72. 1 F. Martroye, Une tentative de révolution sociale en Afrique. Donatistes et circoncellions, «Revue des questions historiques», 32(1904), CTp. 353—416, 33(1905), <Tp. 5—53; W. Timmel, Zur Beurteilung des Donatismus, Halle, 1893.
184 КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ дом. В книге Френда «Донатистская церковь — движение протеста в Римской Северной Африке» 2 изложение фактической истории донатизма сопровождается выяснением социально-политического содержания этого движения. Характерно, что Френд, не будучи зпаком с работами советских историков, повторяет многие выводы Н. А. Машкина, сформулированные им еще в 1935 г.3 Обстоятельно исследуя на всем протяжении своего труда социальный состав оппозиционного ортодоксальной церкви религиозного движения, Френд приходит, в частности, к выводу, что эксплуатируе¬ мые слои христиан видели в донатизме выражение «духа социальной справедливости, вдохновлявшего примитивную христианскую общину» (ук. соч., стр. 331). Но эта идея проводится Френдом далеко пе во всем последовательно. В частности, следуя во многом Тюммелю, оп явно склонен к преувеличению роли этнических факторов религиозной борьбы в ущерб факторам социальным, которые — в противоречии с собранными са¬ мим автором данными — нередко отходят у него на задний план. Во всяком случае работа Френда свидетельствует о том, что изучение истории ре¬ лигии как абсолютно самостоятельной сферы, якобы независимой от соцнальпо-эко- номического развития, перестает удовлетворять наиболее трезво мыслящих западных историков. Дальнейшим шагом в этом новом для западной науки направлении в исто¬ риографии донатизма является последняя работа французского историка 5К.-П. Брнс- сона, разбор которой предлагается ниже. Бриссон работает над изучением социальных аспектов истории африканского хри¬ стианства уже много лет. Его основные взгляды по данному вопросу были изложены в нескольких исследовательских и популярных работах, одна из которых была опуб¬ ликовала па страницах марксистского журнала «La Pensée» 4. Рецензируемая книга представляет собой фундаментальное исследование, подводящее итог этому многолет¬ нему труду. Автор ие стремится дать хронологически последовательное изложение ис¬ тории доиатизма, так как это уже сделано предшествующими исследователями. Его главная цель состоит, по его собственному выражению, в выяснении «глубоких при¬ чин» этого исторического явлепия (стр. 9). Бриссон отказывается видеть эти причини главным образом в этнических факторах, «в стойкости религиозных и социальных обы¬ чаев берберских племеп» и убедительпо полемизирует по этому вопросу с Френдом (стр. 5 и др.). Основную идею кпиги автор излагает в предисловии в следующих сло¬ вах: «Мы пытались понять, как экономический упадок африканской деревни в IV в. содействовал тому, что ее население примкнуло к христианству, оппозиционному рим¬ ской власти и поддерживаемому ею социальному строю» (стр. 8). Для решения этой основной задачи—установления связи донатизма с настроениями угнетенных и эксплу¬ атируемых масс — автор считает необходимым в первую очередь исследовать религиоз¬ но-идеологическую сторону вопроса, выяснить особенности идеологии донатизма, определившие его особую роль в социальной борьбе IV—V вв., и лишь затем оценить связь допатистской схизмы с сопровождавшими ее явлениями социальной жизни. В со¬ ответствии с этим планом работа делится на две основные.части, которым предшествует введение (стр. 12—30), посвящеппое главным образом социально-экономической ха¬ рактеристике Римской Африки. Несмотря на относительную краткость этой вводной части работы, она содержит ряд интересных и оригинальных положений и заслужива¬ ет поэтому особого рассмотрения. Оценивая отпадение Северной Африки от Римской империи в V в. как одно из проявлений процесса «перехода от имперского централизма к средневековому феода¬ лизму», Бриссон высказывает предположение, что быстрый отрыв Африки от римского мира вряд ли можно приписывать только силе напора завоевателей — вандалов. «Не на¬ шли ли, скорее,вандальские завоеватели в этой стране внутреннюю ситуацию, ужо со¬ зревшую для политической автономии по отношению к империи,ситуацию, опосредст¬ вование которой в религиозном плане дает нам донатизм?»— пишет далее автор (стр. 11). Ключ к ответу па этот вопрос оп справедливо ищет в особенностях социально-экономи¬ ческого развития Римской Африки. Бриссон отмечает, что значительное влияние на характер этого развития оказала роль Африки как источника снабжения сельскохо¬ зяйственными продуктами Рима и Италии. Автор подчеркивает эксплуататорский, паразитический по отношению к африканским провинциям характер римской власти. Развитие экономики страны в период империи происходило в интересах Италии, а не самой Африки. Массовый экспорт в Италию зерна, оливкового масла и других продук¬ тов пе уравновешивался сколько-нибудь удовлетворительным ввозом. Африка ока¬ залась жертвой собственного плодородия: она была лишена важной части своих естест¬ венных ресурсов и все больше развивалась по пути замкнутого хозяйствам условиях, 2 W. С. H. F ren (I, The Donatist Cliurch. A Movcment of Protest in Roman North Africa, Oxf., 1952. 3 Cm. H. A. Машки н, Движение агонистнков, «Историк-марксист», 1935, Л: 1. 1 Les origines du danger social dans l’Afrique chrétienne du IIle siècle, «Recherches de science religieuse», 33(1946); Gloire et misère de l’Afrique chrétienne, P., 1949; Luttes religieuses et luttes sociales dans l’Afrique romaine. «La Pensée», AF 67(1956).
КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ 185- препятствовавших регулярному торговому обмену. Автор показывает, что основная масса туземного населения Северной Африки испытывала в период римского господ¬ ства растущую эксплуатацию и разорение. Картина, рисуемая Бриссоном, несомненно, резко отличается от распространенного в буржуазной литературе представления о благотворном влиянии римского завоева¬ ния на экономическое развитие Северной Африки, о «процветании» африканских про¬ винций в период Ранней империи. Автор, бесспорно, прав, указывая на то отрица¬ тельное влияние, которое оказывала на экономическое развитие Северной Африки на¬ логовая эксплуатация со стороны Римского государства, поглощавшая значительную часть се сельскохозяйственной продукции. Вместе с тем положение Бриссопа о «зам¬ кнутом характере» африканской экономики вызывает некоторые сомнения. Вряд ли можно отрицать наличие довольно значительного частного коммерческого экспорта зерна и оливкового масла из Римской Африки. Такой экспорт имел место даже в IV в., несмотря на рост налоговых повинностей в этот период. Лишь этим обстоятельством можно объяснить накопление значительных денежных богатств в городах, основанных на аграрной экономике, расцвет городской жизни во II в. п ее относительно поздний упадок в период Поздней империи. Но учитывать этого значило бы сбрасывать со счета важный компонент социальной жизни Римской Африки: состоятельный слой муници¬ пальных землевладельцев, который п в IV—V вв. сохранял лояльпые позиции по от¬ ношению к империи г. На этот слой опиралась, в частности, африканская ортодоксаль¬ ная церковь в своей борьбе с доиатизмом. С другой стороны, рыночный сбыт африкан¬ ского хлеба и масла повышал роль товарно-денежных отношений в экономике провин- ний и тем самым создавал дополнительные факторы усиления эксплуатации зависи¬ мых работников, развития ростовщичества, денежной кабалы и тому подобных явле¬ ний, которые придавали особую остроту социальным противоречиям в африканской деревпе. Неслучайно аграрные движения IV в. были направлены, в частности, против кредиторов. Для более точной оценки предпосылок и специфического характера этих движений важно было бы, следовательно, учесть роль товарно-денежных отношений в африканской экономике. Особенно интересны те страницы вводной главы, которые посвящены характери¬ стике африканского колоната (стр. 23—28). В западных исследованиях нередко вы¬ двигается гипотеза о некоем особо благоприятном положении африканских колонов, выражавшемся, в частности, в наличии у них широких владельческих прав на обраба¬ тываемую ими землю. Для доказательства этой гипотезы, наиболее активным сторон¬ ником которой является французский историк Шарль Сомань °, используется весьма произвольная интерпретация известных аграрных документов из Северной Африки: lex Manciana, lex Hadriana de rudibus agris и «Табличек Альбертини». Бриссон удачно полемизирует с этой концепцией. Он показывает, что право, которое lex Manciana предоставлял колонам на вновь освоенную ими землю, не выходило за рамки «гарантии прочности» держания (une garantie de stabillité) п не было правом владения, наследо¬ вания и отчуждения земли (как утверждает Сомань). Если мы встречаемся с более ши¬ рокими владельческими правами колонов в «Табличках Альбертипи» конца V в., от¬ мечает Бриссон, то это связано с изменениями общих условий в Африке в результате вандальского завоевания. Что касается фактического положения африканского сель¬ ского населения в период империи, то оно характеризовалось тяжелыми повинностями колонов и ростом их задолженности. Стремление Бриссона вскрыть социальные и экономические противоречия, харак¬ терные для африканских провинций Римской империи, можно только приветствовать. Его замечания об африканском колонате свидетельствуют о четком понимании автором эксплуататорского характера этого института и вносят определенную ясность в не¬ которые вопросы, связанные с интерпретацией lex Manciana и «Табличек Альбер- тнпн». Б целом материал, приведенный в вводпой главе, даст автору необходимую основу для исследования социально-экономических предпосылок религиозной борьбы IV—V вв. Первая часть работы Бриссона (стр. 33—242) посвящена исследованию религиозной доктрины донатистов. Истоки этой доктрины он видит в африканском христианстве III в. и прежде всего в учении о церкви Кипрпапа. И учении Киприапа, как полагает Бриссон, нашла свое выражение враждебность африканских христиан римской вла¬ сти и защищаемому ею социальному строю (стр. 8). Доиатисты восприняли это учение, сложившееся под влиянием преследований Деция и Валериана, и развили его дальше. Исходя из этой основной предпосылки, Бриссон посвящает специальную главу своего исследования «экклеснологни» Киприана (стр. 33—122). Основные черты доктрины Киприапа сводятся, по млению автора, к защите принципа единой церкви и единого епископата, к провозглашению схизмой или ересью любого объединения верующих, 55 Подробнее об этом в пашей статье «Североафриканские города в IV веке», ВДП, 1959, № 3, стр. 78 слл. 0 См., например, Ch. S a u m a g n с. Le droit, в кн. «Tablettes Albertini», P., 1952.
186 КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ находящегося за пределами этой единой церкви, к признанию полной независимости и суверенности каждого епископа в своей епархии. Из этих принципов вытекает ne- признание действенности крещения, совершенного вне единственной истинной церкви, и требование вторичного крещения еретиков и схизматиков. Теология Киприана ста¬ вит действенность христианских таинств в прямую зависимость от личной святости священнослужителя. Киприан рассматривал церковь как сообщество святых, в кото¬ ром нет места грешникам. В конечном счете для Киприана характерна идея церкви, отделенной от всех форм зла и устраняющейся от всякого компромисса с враждебным ей внешним миром. Останавливаясь на причинах раскола африканской церкви в начале IV в. и обра¬ зования самостоятельной донатистской церкви, Бриссон отмечает сложность этого явления, развивавшегося под влиянием различных религиозных и внерелигиозных факторов, комбинировавшихся в каждый отдельный период в различных пропорциях (стр. 236 слл.). В то же время автор подчеркивает, что религиозные противоречия в Северной Африке были тесно связаны с противоречиями социальными и политическими: первые нельзя отделять от вторых. Судя по ряду соображений Бриссона, изложен¬ ных (без особой последовательности) в различных разделах его книги, определяющую роль в возникновении донатизма он придает двум основным моментам. Во-первых, это — настроения, вызванные у рядовых членов христианских общин предательством епископов во время гонений Диоклетиана. Возмущение поведением верхушки клира, запятнавшей себя компромиссом с Римской империей, побудило многих христиан к отпадению от карфагенского епископа Цецилиана,обвиненного в связи с «предателями», п к объединению вокруг его противников — зачинщиков раскола. Во-вторых, дона- тизм был реакцией на религиозную политику Константина. Легализация христианства означала в глазах части африканских христиан опасный компромисс со светской вла¬ стью, донатизм выражал отказ от такого компромисса (стр. 7, 125 сл., 236 сл. и др.). Эти настроения создали благоприятную почву для возрождения учения Киприана. «Теология Киприана, основывая святость церкви на социальном различении (sur une discrimination sociologique),... давала христианское основание общественным и поли¬ тическим антагонизмам» (стр. 238). В теологическом отношении донатизм мало отличался от ортодоксального хри¬ стианства (стр. 130). Основное, что их разделяло,— это требование донатистов избегать сообщества в пределах одной церкви «верных христиан» и «предателей» (стр. 131 слл.). Развивая учение Киприана о единстве церкви, донатисты провозглашали только свою церковь «истинной», а ортодоксальную объявляли «собранием предателей». Вслед за Киприаном они определяли церковь как «запертый сад», куда нет доступа грешникам. Донатисты восприняли учение Киприана о личной святости священнослу¬ жителя как необходимом условии выполнения им священнических функций и па этом основании отвергали правомочность клириков ортодоксальной церкви. С этим связано и то значение, которое придавали донатисты вторичному крещению еретиков, а также христиан, перешедших к ним из ортодоксальной церкви. Ортодоксальная католиче¬ ская теология IV—V вв., развивавшаяся в Северной Африке в значительной мере под влиянием полемики с донатизмом, вкладывала в принцип единства церкви совершенно иной смысл. Католические авторы акцентировали необходимость объединения всех верующих, ныне разделенных между отдельными церквами, и, исходя из этого, клей¬ мили донатистов как «раскольников» и «врагов единства». Ради интересов этого един¬ ства христиане должны терпеть грешников в лоне церкви. Церковь пе может рассмат¬ риваться, как того требовали донатисты, как сообщество святых; ее единство опреде¬ ляется не святостью ее членов, но общностью таинств. С точки зрения ортодоксаль¬ ной теологии, единой вере соответствует единое крещение; на этом основании католикп отвергали обычай вторичного крещения еретиков, поддерживаемый донатистами (стр. 153—174). Бриссон специально разбирает вопрос об отражении в донатизме тенденции аф¬ риканского сепаратизма по отношению к империи (стр. 180—190). Эту тенденцию он обозначает термином «автономизм». Католики обвиняли донатистов в «африканизме», в том, что они соглашаются признать наличие истинной церкви только в Африке. До¬ натисты стремились опровергнуть это обвинение, ссылаясь на свои попытки установить связи с христианами других провинций. Анализируя эту полемику, Бриссон показы¬ вает, что «африканизм» донатистов скорее объяснялся объективным положением, в котором находилась их церковь, чем их сознательным стремлением придать ей «чисто африканский характер». Вместе с тем по мере развития донатистской теологии в ней все заметнее проступают провинциально-сепаратистские (или «автономистские») тен¬ денции, о чем свидетельствуют, в частности, попытки донатистов использовать отдель¬ ные тексты Библии для доказательства тезиса о пребывании «истинной церкви» только в Африке. Во второй части книги (стр. 243—410) рассматриваются политические и социальные позиции донатистов. Эта часть начинается с очерка религиозной политики империи IV в. в Африке (стр. 243—324). Бриссон отвергает формально-юридическое объяснение причин вмешательства Константина в африканские церковные дела. Это вмешательство
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ 187 диктовалось прежде всего общими целями религиозной политики Константина. Стре¬ мясь восстановить единство империи, Константин видел в христианстве средство обеспе¬ чить религиозное единство ее населения. В христианстве его привлекала не евангельская проповедь, но церковная организация и универсальность религии. Единство террито¬ рии требовало единства умов. Раскол африканской церкви угрожал этому единству, и поэтому Константин прилагал все усилия к тому, чобы ликвидировать этот раскол. При преемниках Константина все более укрепляется союз между империей и ортодоксальной церковью. Вследствие этого в конце IV в. всякий религиозный раскол мог вырастив стремление к политическому отделению от империи. Соответственно усиливается враж¬ дебность императорской власти по отношению к раскольникам-допатистам. Эта эволюция находит свое логическое завершение в политике Гонория, который рассматривает дона¬ тистов как мятежников и принимает решительные меры для подавления донатистского движения. В течение этого же исторического периода происходит формирование орто¬ доксального католического учения о взаимоотношениях церкви и светской власти. Это учение наиболее отчетливо выражено в произведениях Августина. С точки зрения Ав¬ густина, христианская вера является наиболее прочной опорой существующего со¬ циального и политического порядка, справедливость которого не вызывает у него со¬ мнений. Для взглядов Августина характерен аристократизм, презрение к «черни», требование подчинения «низших» «высшим». Вместе с тем Августин считал законным вмешательство светской власти в церковные дела и насильственное обращение «греш¬ ников» и еретиков в «подлинную веру». Переходя к рассмотрению позиций донатистской церкви по отношению к репрес¬ сиям, Бриссон специально останавливается на роли идеи мученичества в идеологии донатистов (стр. 288—324). Эта идея восходит к III в., когда мученичество за веру рассматривалось как абсолютное христианское совершенство. В произведениях Тер- туллиана и Киприана мученичество выступает как форма святости, как средство борь- -бы христианина с мирским злом, воплощенным в преследованиях. Доиатисты расце¬ нивали направленные против их церкви мероприятия императоров IV в. как новую форму преследований христианства враждебной дьявольской силой. Культ мучеников, т. е. донатистов, погибших во время этих преследований, играл чрезвычайно большую роль в жизни донатистской церкви. Смысл мученичества Бриссон видит в том, что оно было религиозным средством выражения враждебности донатистов императорской власти. Этим соображением он объясняет то обстоятельство, что добровольное муче¬ ничество (вплоть до самоубийства) было особенно широко распространено среди сто¬ ронников донатизма из числа трудящихся классов. Бриссон отмечает что подобная форма протеста вообще характерна для религий «народного характера», ив этой связи сопоставляет донатизм с русским расколом (стр. 321). В целом Бриссон определяет идеологию донатизма как сохранение и развитие традиций раннего христианства. Важнейшим фактом, характеризующим сущность донатизма, он считает отказ донатистов придавать принципиальное значение повороту в религиозной политике, осуществленному Константином: они восприняли его просто как дополнительную уловку противника (стр. 412). Бриссон полагает, что для дона¬ тистов подчинение императорской власти было несовместимо с верностью Христу, при¬ чем он специально подчеркивает, что руководители донатизма искренно разделяли по¬ добные идеи, хотя, стремясь сохранить свою церковь, и не заявляли об этом открыто (стр. 376 сл.). Характеризуя социальное содержание донатизма в конце IV в., Бриссон определяет его как «религию бедных» (стр. 358). Донатисты сохраняли верность тра¬ дициям Тертуллиапа, утверждавшего, что богатство несовместимо с христианской верой. По мнению автора, подчеркиваемое донатистами разделение между греховпо- стью и святостью, определяющее границы «истинной церкви», отождествлялось ими с разделением между богатством и бедностью (стр. 371). В то время как африканский ка¬ толицизм все более связывал свои интересы с интересами власти и высших классов, донатизм защищал христианскую традицию, «в соответствии с которой князья и богачи были всего лишь орудиями демона, с которыми истинно верующий в Христа не должен иметь ничего общего». Поэтому донатизм служил «оправданием и стимулом» восстания против господствующего строя (стр. 377 сл). В рецензии мы могли, разумеется, лишь в самом суммарном виде изложить основ¬ ные идеи книги Бриссона. Следует учитывать те трудности, с которыми связано иссле¬ дование идеологии донатизма. Произведений донатистской литературы сохранилось крайне мало, и основным источником, с которым приходится иметь дело исследовате¬ лю данного вопроса, являются сочинения враждебных донатизму ортодоксальных ав¬ торов. Учитывая всю тенденциозность этих сочинений, Бриссон сумел, тем не менее, извлечь из них большое количество данных, характеризующих основные положения донатистской доктрины; его исследовательский метод отличается топкостью и деталь¬ ностью анализа часто весьма фрагментарных сведений, причем автор проводит в ряде случаев очень удачное семантическое исследование религиозной терминологии афри¬ канской церковной литературы. Читатель найдет в книге весьма обстоятельный, часто филигранный разбор всех дошедших до нас произведений и фрагментов донатистской литературы, а также церковной доктрины Киприана.
188 КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ Особо следует сказать о последнем, несколько выпадающем из общего плана разде¬ ле книги, посвященном творчеству Коммодиана (стр. 378—410). Анализируя язык и стиль произведений этого христианского поэта, Бриссон соглашается в итоге с темн исследователями, которые считают его представителем африканской литературы. Вслед за П. Курселем 7 и в противоположность широко распространенной точке зре¬ ния Бриссоп датирует произведепия Коммодиана не Ш, а серединой V в. и считает его донатистом. Здесь не место обсуждать сложный вопрос о датировке творчества Ком- модиапа. Во всяком случае аргументация Курселя и Бриссона, несомненно, заслу¬ живает внимания, хотя и не является, на наш взгляд, абсолютно убедительной. Зато можно безоговорочно приветствовать попытку Бриссона использовать произведения Коммодиана для изучения настроений демократического слоя христиан, готового к активной борьбе с господствующим строем в. Относить ли эти произведения к III или V в., их интерес как источника по истории идеологии народпых масс Римской империи трудно переоценить. Следует признать ценность ряда осповных выводов книги Бриссона. Автор глубо¬ ко аргументированно вскрывает роль ортодоксальной церкви как идеологической опоры императорской власти и господствующего социального строя и совершенно спра¬ ведливо рассматривает донатизм как идеологическую форму протеста народных масс против существующих общественных и политических отношений. Наиболее ценную сторону исследования Бриссона составляет выяснение тех аспектов идеологии допа- тизма, которые завоевывали ему поддержку трудящихся классов, а также эволюции ортодоксального христианства, постепенно приспосабливавшегося к своей новой об¬ щественной роли. Работе Бриссона чужды модернистские тенденции в оценке идео¬ логии донатизма, которыми сильно' грешит упомянутая выше книга Фрейда. Так, ав¬ тор совершенно справедливо отвергает существование «национального самосознапия» у трудящегося населения Северной Африки IV—V вв., якобы отразившегося в допа- тизме, полагая, что подобные идеи не соответствовали историческим условиям данной эпохи (стр. 357). То ценное, что есть в книге Бриссона, связано прежде всего с его стремлением ис¬ следовать религиозные концепции и религиозную борьбу как отражение определенных общественно-политических интересов. К сожалению, этот принцип проводится автором далеко пе во всем последовательно, что значительно снижает, па наш взгляд, аргумен¬ тированность ряда его выводов. С этой методологической непоследовательностью и противоречивостью мы встречаемся уже в тех главах книги, которые посвящены исто¬ рии африканского христианства в III в. Здесь мы не можем согласиться прежде всего с оценкой автором социальных позиций Киприана. Бриссоп фактически отождествля¬ ет взгляды Киприана и Тертуллиана, в творчестве которого выразились основные черты раннего демократического христианства, враждебного господствующему социаль¬ ному строю и имущим классам. Что касается Киприапа, то на его взгляды и деятель¬ ность наложили свой отпечаток те изменения в социальном составе и организа¬ ции христианских общин, которые наметились к середине III в. Среди христиан, в том числе епископов и клириков, появилось много выходцев из зажиточных слоев населения. Исчезло былое равенство членов общины, а церковная организация при¬ обрела иерархический характер. Богатые христиане, боясь конфискаций, легко отсту¬ пали от своей веры во время гонений,причем Киприан вместе с большинством африкан¬ ского клира занял примиренческую позицию по отношению к «падшим». Эта позиция была явным отходом от ригористического христиапства времени Тертуллиана, и Кип- рпан открыто порывал с тертуллиановской концепцией церкви как сообщества «чи¬ стых» и «святых», когда он утверждал, что следует терпеть в лопе церкви недостой¬ ных прелатов и что праведные будут отделены от неправедных в должное время 8. Этот тезис весьма близок к концепции Августина. Демократическое и ригористическое течение в африканском христианстве середины III в. представлял не Киприан, а враж¬ дебные ему новациане. Вообще говоря, Киприапа трудно считать последовательным сторонником определепной религиозной доктрины. Взгляды, которые им высказыва¬ лись, зависели от конкретных условий религиозной борьбы в тот или иной период. Так, защищая на словах идею мученпчества и осуждая богатство, оп в своей практи¬ ческой деятельности был весьма далек от этих принципов. Если отстаиваемая им идея вторичного крещения еретиков, вызвавшая конфликт африканской церкви с римской, соответствовала традициям африканского христианства, то киприановская теория суве¬ ренной епископской власти и церковпой иерархии означала разрыв с этими традицня- * •7 P. С о и г с е 1 1 е, Commodien et les invasions du V-e siècle, REL, 24(1946), стр. 227—246. e До Бриссона анализ творчества Коммодиана в указанном плане был про¬ веден Е. М. Ш т а е р м а н, Кризис рабовладельческого строя в западных провин¬ циях Римской империи, М., 1957, стр. 148—150. • С у р г., De lapsis, 9.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ 189 ми, ставившими мученика за веру выше священника 10 11. Поэтому нам представляется более соответствующей фактам оценка Киприана Френдом, который определяет его уче¬ ние и деятельность как попытку примирения двух принципиально враждебных кон¬ цепций церкви 11. Бриссоп совершенно не учитывает как раз тех изменений в социальном составе аф¬ риканских христиан, которые обусловили идеологические сдвиги, отразившиеся в учении Киприана. Этот же основной просчет мешает ему правильно понять природу взаимоотношений между христианством и императорской властью в конце III — на¬ чале IV в. По мнению автора, благодаря умеренной религиозной политике ряда импе¬ раторов III в. христиане мало-помалу привыкли к мысли, что между церковью и импе¬ рией возможен относительный компромисс, и поэтому были готовы благосклонно при¬ нять реформу Константина! (стр. 372). Но благосклонное отношение епископов и опре¬ деленного слоя христиан к компромиссу с империей обусловливалось не «привычкой», а прежде всего их социальным положением, их связанностью с тем социальным поряд¬ ком, который защищала империя. Именно события, вызванные расколом африканской церкви в 312 г., наиболее наглядно показывают, что за союз с империей выступали хри¬ стиане из числа имущих классов, в то время как плебейский слой верующих был на¬ строен непримиримо по отношению к такому союзу. Соображения Бриссона о причинах религиозной политики Константина очень интересны и содержательны, но он видит .тишь одну сторону вопроса. Константин не мог бы использовать христианство в своих политических интересах при всей «универсальности» этой религии, если бы оно к его времени сохраняло бы тот дух протеста против господствующей социальной неспра¬ ведливости, который был ему свойствен в более ранние времена. Эволюция социаль¬ ного состава и социальных позиций христианства являлась, таким образом, одной из необходимых предпосылок религиозной реформы Константина. Мы не можем согласиться с оценкой поворота в религиозной политике империи как основного факта, определившего борьбу в африканском христианстве. Бриссон правильно вскрывает противоречия по вопросу об отношении к империи, существо¬ вавшие среди африканских христиан, но не уделяет достаточного внимания более глу¬ бокой основе этих противоречий: социальному антагонизму между христианами из числа имущих и эксплуатируемых классов. Хотя этот антагонизм был обострен союзом церкви с империей, он развивался еще до возникновения этого союза и независимо от него. Нельзя не усмотреть определенной связи между этой особенностью концепции Бриссона и его трактовкой донатизма как «религии бедных». Упуская из виду дейст¬ вительную социальную основу позиций Киприана и тех кругов христиан, которые вы¬ ступали за компромисс, а впоследствии за союз с империей, автор совершает ту же ошибку при оценке донатизма. Широкое распространение донатизма среди трудящихся слоев не вызывает сомнения, но при выяснении социальной сущности этого движения следовало бы учитывать также участие в нем представителей господствующих классов. Достаточно хорошо известно, что среди донатистов было немало богатых людей, ку¬ риалов, сенаторов, активную поддержку ему оказывали некоторые высшие должностные лица провинциального управления. Уже это обстоятельство свидетельствует о том, что лонатистская церковь, несмотря на ее связь с городским и сельским плебсом, все же не воспринималась в Северной Африке par excellence как организация демократических слоев населения,враждебная «социальному порядку» и имущим классам, как «церковь бедных». Столь же спорен тезис Бриссона о верности донатистской церкви традициям Тертуллиана, или, иначе говоря, раннего демократического христианства. По своему социальному положению и внутренней организации донатистская церковь столь же глубоко отличалась от ранних христианских общин, как и церковь ортодоксальная. Ей принадлежали земельные владения, в которых эксплуатировался труд колонов и рабов, многие члены донатистского клира были собственниками или арендаторами круп¬ ных имений. Принцип церковной иерархии и епископской власти осуществлялся в до¬ натистской церкви столь же последовательно, как и в католической. Таким образом, декларации донатистов о «бедности» их церкви так же далеки от резких выступлений Тертуллиана против богатства, как их иерархическая церковная организация от при¬ митивных христианских общин его времени. Утверждение Бриссона об отрицательном отношении донатистской церкви к рели¬ гиозной реформе Константина неправильно просто фактически. Как известно, вна¬ чале руководители донатизма стремились воспользоваться всеми теми преимущест¬ вами, которые были обеспечены христианской церкви религиозной политикой Кон¬ стантина, и добивались признания их императорской властью в качестве «законных» представителей африканских христиан. Лишь впоследствии, когда Римское государст¬ во решительно стало на сторону ортодоксальной церкви, донатистский епископат стал 10 Место Киприана в истории африканского христианства удачно показано Е. М. Ш т а е р м а п, ук. соч., стр. 409—415. 11 Freud, ук. соч., стр. 131 сл.
190 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ проявлять враждебное отношение к светской власти. Бриссон (стр. 376 сл.) полагает, что для руководителей донатизма эта враждебность была одним из основных принци¬ пов их веры, а отдельные случаи отхода от этого принципа объяснялись желанием спасти свою церковь во время «критических ситуаций». Мы думаем, что факты свиде¬ тельствуют скорее о том, что антиимперские позиции донатистских епископов сложи¬ лись далеко не сразу, но лишь постепенно, под влиянием развития борьбы между двумя церквами и легко предавались забвению, если это соответствовало интересам донатист- ской церкви. Автор сам приводит немало интересных данных, показывающих, что донатистский клир вообще легко отступал от своих основных конфессиональных прин¬ ципов (например, вторичного крещения новообращенных) в интересах укрепления по¬ зиций своей церкви (стр. 211 слл.). Все эти соображения не позволяют, на наш взгляд, рассматривать донатистскую· церковь как объединение сторонников определенных ригористически соблюдаемых религиозных принципов, выражавших настроения неимущих и эксплуатируемых слоев населения. Правильнее видеть в этой церкви организацию, объединяемую прежде все¬ го стремлением добиться господствующего положения в религиозной жизни, опирав¬ шуюся на весьма разнородные в социальном отношении группы и использующую в борьбе со своими противниками весьма разнообразные средства: от апелляции к слоям христиан, враждебным римской власти, до поисков непосредственной поддержки у той же самой власти. Высказанные выше критические замечания ни в коей мере не снижают ценности проведенного Бриссоиом исследования демократических и антиимперских аспектов идеологии донатизма и их идейной связи с ранним христианством. Автор в то же время безусловно прав, объясняя именно этим обстоятельством поддержку донатизма широ¬ кими слоями трудящихся. Главная его ошибка состоит, на наш взгляд, в преувеличе¬ нии влияния этих слоев и их идеологии на деятельность донатистской церкви. Те идеи, которые для рядовых допатистов из числа трудящихся были подлинным симво¬ лом их веры, для имущих донатистов и в особенности для донатистских епископов служили лишь средством социальной демагогии, призванным обеспечить их церкви широкую общественную поддержку. Не учитывая сложности социального состава донатистов, Бриссон не придает необ¬ ходимого значения существованию различных направлений в донатизме, связанных с различными социальными группами его сторонников. Поэтому его характеристика донатистского движения является в значительной мере односторонней. Наличие внутренних противоречий в донатизме наиболее наглядно выразилось во взаимоотношениях донатистской церкви с циркумцеллионами-агонистиками. К со¬ жалению, характеристика движения агонистиков является, пожалуй, наиболее сла¬ бым местом работы Бриссона. Автор заимствовал у Соманя его понимание циркумцел- лионов как наемных сельскохозяйственных рабочих. Известно, что эта точка зрения, находящаяся в резком противоречии с данными источников, давно уже опровергнута советскими историками. Не принял ее и Френд, который убедительно показал, что цир- кумцеллионы были «прежде всего религиозными фанатиками» и «представляли донати¬ стскую доктрину в ее крайней форме» 12. Не соответствующая фактам трактовка поня¬ тия «циркумцеллионы» приводит Бриссона к ряду противоречивых и неаргументиро¬ ванных выводов. Так, он считает одной из специфических особенностей африканских аграрных отношений широкое применение наемного труда. Но единственное свидетель¬ ство об отрядах кочующих рабочих: упоминание в восходящей к III в. надписи из Мактара о turma messorum — еще не дает оснований для подобных заключений. Вос¬ стания IV в., направленные против крупных землевладельцев, Бриссон объясняет... безработицей (!) циркумцеллионов, которым землевладельцы, используя их бедствен¬ ное положение, давали займы за повышенные проценты. Такая конструкция не толь¬ ко не находит никакой опоры в фактах, но и попросту противоречит здравому смыслу. Остается непонятным, какую цель могли преследовать землевладельцы, давая взаймы деньги безработным кочующим рабочим, явно не имевшим возможности их отдать. Такие ссуды имели бы смысл, если бы поссессорыстремились закабалить должников, использовать их труд в своем хозяйстве. Но тогда отпадает предположение о «безра¬ ботице» как причине восстаний. Бриссон (стр. 340—341) допускает лишь возможность участия в аграрных движе¬ ниях IV в. наряду с наемными рабочими колонов и рабов. Между тем сообщения на: ших источников недвусмысленно свидетельствуют о том, что именно две последние социальные группы, в особенности колоны, были основной силой этих движений 13. Характерно, что положение Бриссона о «безработных рабочих» как основной силе вос¬ станий в значительной мере противоречит его же анализу социально-экономических 12 Frend, ук. соч., стр. 173—175. 13 См., например, August., Ер. 108, 6,18: contra possessores suos rusticana eri¬ gatur audacia. Бриссоп вообще не учитывает важпейших данных этого письма Августина.
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ 191 предпосылок обострения классовой борьбы в IV в., которые он связывает во вводной главе с ростом повинностей и задолженности колонов крупных имений. Столь же противоречива и неаргументироваппа оценка автором взаимоотношений циркумцеллионов и донатистской церкви. Вслед за Соманем Бриссон отрицает обяза¬ тельную принадлежность циркумцеллионов к донатизму (стр. 342 слл.). В то же время автор отказывается призпать тождественность терминов «циркумцеллионы» и «агони- стики» и видит в агонистиках лишь ту часть «сельскохозяйственных рабочих», которые участвовали в восстаниях! (стр. 343). Последняя гипотеза ни на чем не основана. По сообщению Оптата (III, 4), донатистский епископ Багаи circumcelliones agonisticos nuncupans. Бриссон полагает, что в данном случае речь идет лишь об определенной группе циркумцеллионов — воинствующих сторонниках донатизма, хотя такой вы¬ вод никак не следует из приведенного текста. И совсем уж неосновательно утвержде¬ ние автора (стр. 343), что лишь у Оптата мы встречаем упоминание о таком наименова¬ нии циркумцеллионов. Августин (Епаг. in ps. 132, 3, 6) прямо полемизирует с опреде¬ лением циркумцеллионов как агонистиков, распространенным среди донатистов. История взаимоотношений «революционных циркумцеллионов»-агонистиков с донатистской церковью рисуется Бриссону в следующем виде. Вначале революцион¬ ное движение носило чисто экономический характер. Потом его вожди и участники в поисках религиозного оправдания своих действий объявили себя донатистами. Дона¬ тистский епископат, боясь вызвать преследования против своей церкви и учитывая настроения донатистов из имущих слоев, отнесся к этому отрицательно и призвал про¬ тив восставших римские войска. Однако, когда для донатизма наступил период репрес¬ сий (после 347 г.), «циркумцеллионам все более предоставляли сливать их попытку революции с защитой оппозиционной церкви». Точка зрения циркумцеллионов, рас¬ сматривавших донатизм как революционную идеологию, в конце концов победила; донатистские епископы «благодаря политическому оппортунизму, под давлением собы¬ тий предоставляли отверженным мятежникам делать из их церкви церковь бедных» (стр. 343—355). Нетрудно обнаружить внутреннюю противоречивость изложенной концепции. Характеризуя социальное движение 40-х гг. IV в., Бриссон справедливо отмечает противоречия, существовавшие в данный период между этим движением, с одной сто¬ роны, и донатистским епископатом и состоятельными донатистами, с другой. Однако- для последующего периода он фактически отрицает наличие этих противоречий. По сути дела автор исходит из предпосылки, что представители экономически господствующего- класса (а к нему, несомненно, принадлежали донатистские епископы и богатые дона- тисты) могут «под давлением событий» переходить на позиции эксплуатируемого клас¬ са и выступать идеологами движения, направленного против их собственных экономи¬ ческих интересов. Автору не было бы нужды прибегать к столь натянутым и во многом наивным объяснениям, если бы он отказался от надуманной схемы Соманя и опирался на всю совокупность свидетельств источников по интересующим его вопросам. Эти свидетельства достаточно ясно позволяют увидеть в агонистиках-циркумцеллионах фанатическую религиозную секту, представлявшую наиболее демократическую часть до- натистского движения. Протест против существующих социальных отношений принял у них религиозную форму не на каком-то вторичном этапе движения, а был с самого- начала неотделим от этой формы, что целиком обусловливалось историческими усло¬ виями данной эпохи. Поскольку этот протест носил лишь религиозно-декларативный характер, руководители допатизма широко использовали агонистиков как активных, воинствующих защитников своей церкви, поскольку же он начинал выражаться в конкретных социальных выступлениях, немедленно обнаруживалась классовая про¬ тивоположность различных слоев донатистского движения, и епископы оппозиционной церкви оказывались в одном лагере с императорскими властями. Кстати сказать, указанные противоречия проявлялись не только в 40-х гг. IV в., но и значительно позже — во времена Августина 14. Таким образом, декларации о «бедности» донати¬ стской церкви совсем не означали какого-то изменения социальных позиций ее епископата, но, скорее, носили, говоря современным языком, пропагандистский характер. В заключение следует отметить, что одна из основных идей книги — об «автоно¬ мистских тенденциях» в доктрине донатистов, равно как и об определенной ограничен¬ ности этой тенденции,— могла бы быть сформулирована более конкретно и четко, если бы автор более обстоятельно исследовал социальные корни этой идеи. Стоило бы, на наш взгляд, задаться вопросом, какие именно слои и группы африканского общест¬ ва были заинтересованы в отделении Африки от империи, и связать полученные выводы с данными о социальном составе донатистов. Думается, что в этом случае оказалась бы яснее политическая эволюция и политическая роль донатистской церкви. 1111 См. August., Ер. 108, 14; De haeres., 69; Contra Iit. Petii., I, 24, 26; II, 47 ПО; P о s s i d.. Vita s. August., 10.
192 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ * * * Движению агоиистнков-цнркумцеллионов специально посвящена названная в за¬ головке нашего обзора работа немецкой исследовательницы-марксистки Теодоры Бюттнер. Цели исследования достаточно ясно вырисовываются из введения и истори¬ ографической главы работы (стр. 1—2, 5—7). Подчеркивая, что движение агопнстиков имело ряд общих черт с другими выступлениями народных масс периода поздней ан¬ тичности (в Галлии, во Фракии, в Иране), обусловленных сходным социальным соста¬ вом этих движений, автор в то же время отмечает существенную специфическую осо¬ бенность классовой борьбы в поздней Римской Африке. Эту особенность она усматри¬ вает в религиозных формах этой борьбы. Свою основную задачу автор видит именно в исследовании указанных форм. Если в понимании классовой сущности и социально-экономических предпосылок движения агопистпков Т. Бюттнер исходит в основном из результатов работ советских исследователей, и прежде всего Н. А. Машкина, то специфически религиозный ха¬ рактер этого движения она считает недостаточно освещенным в советской историогра¬ фии. «Попытки обрисовать общий характер движения, исходя исключительно из со¬ циальной и экономической истории,— замечает автор,— заслуживают в методологи¬ ческом отношении некоторых дополнений. Исследование социальных движений того времени, выступающих перед нами в одеянии религиозного фанатизма, неизбежно прини¬ мает односторонний характер без их освещения в плане церковной истории...» (стр. 6.). В этой связи Т. Бюттнер указывает на несколько общий характер таких определе¬ ний, как «религиозное обрамление», и подчеркивает, что они не объясняют, как в чисто религиозных лозунгах, не содержащих каких-либо социальных требований, мог вы¬ ражаться протест против существующих социальных отношений. В послесловии (стр. 71—72), специально останавливаясь на статье автора настоя¬ щего обзора «Вопросы истории народных движений в поздней Римской Африке» (ВДИ, 1957, № 2), Т. Бюттнер отмечает сходство ряда моих выводов с выводами ее исследо¬ вания и подчеркивает в связи с этим, что обе работы «были написаны совершенно не¬ зависимо друг от друга». В то же время она считает, что в моей статье уделено недоста¬ точно внимания религиозным формам социального протеста агонистиков и вообще исто¬ рико-религиозной стороне вопроса. Справедливость этой критики я должен полностью признать. В то же время не могу не отметить, что автор несколько недооценивает интерес Н. А. Машкина к этому кругу проблем. К сожалению, наиболее фундаменталь¬ ное исследование Н. А. Машкина об агонистиках («Историк-марксист», 1935, № 1), где исследуются религиозные аспекты их движения, было недоступно Т. Бюттнер {см. стр. 6, прим. 20). Во всяком случае та постановка вопроса, которую выдвигает автор рецензируемой работы, является вполне закономерной и назревшей. В марксистской литературе о движении агонистиков до сих пор главное внимание уделялось выяснению классового характера этого движения, его роли в социальной борьбе IV—V вв. и опровержению неверных взглядов на этот счет, распространенных в буржуазной историографии. Рели¬ гиозно-идеологические аспекты движения не подвергались столь же обстоятельному изучению, хотя Н. А. Машкин и А. Д. Дмитрев 15 высказали ряд ценных сообра¬ жений по этому вопросу. После краткой характеристики источников и историографии вопроса автор пере¬ ходит к анализу социально-экономических предпосылок движения агонистиков. Спе¬ циальный раздел посвящен проблеме обострения кризиса империи, начиная с III в. (стр. 8—18). Здесь отмечаются такие явления, как упадок городов (причем автор спра¬ ведливо указывает, что распад муниципального землевладения ощущался в Африке в относительно меньшей степени, чем,например, в Галлии), рост крупного землевладе¬ ния, усиление эксплуатации колонов и постепенное сближение социального положе¬ ния колонов и рабов, увеличение налогового бремени, вовлечение африканских пле¬ мен в систему эксплуататорских отношений Римской империи. При оценке всех этих явлений автор исходит из интерпретации социально-экономической истории империи III—IV вв., более или менее общепринятой в марксистской литературе. Однако, к со¬ жалению, ряд положений этого раздела носит чересчур общий характер, и в некоторых случаях автор идет по пути простого изложения довольно популярных сведений о со¬ циально-экономическом строе империи данного периода. Между тем тема работы тре¬ бовала бы, на наш взгляд, более детального исследования специфики африканских отношений. Например, вряд ли правильно ограничиваться общим указанием на рост натурально-хозяйственных отношений (стр. 8), не пытаясь выяснить степень развития товарпо-денежных отношений в поздней Римской Африке. Отмечаемые Т. Бюттнер явле¬ ния, сопутствующие развитию колоната: замена труда рабовтрудомколонов, reliqua colo¬ norum,— хорошо известны для Италии, но о наличии этих явлений в Африке мы не имеем сведений. Возможно, следовало бы обратить больше внимания на особенности аф- 15 А. Д. Дмитрев, К вопросу об агонистиках и циркумцеллионах, ВДИ, 1948, № 3, стр. 66 слл.
КРИТИКА и БИБЛИОГРАФИЯ 193 рнканского колоната, связанные с условиями римского завоевания Африки, харак¬ тером эксплуатации туземного населения и наличием здесь поместных обычаев типа lex, или consuetudo Manciana. В этом случае можно было бы яснее представить себе предпосылки восстаний IV в. и их особенности по сравнению с народными движениями в других провинциях. По той же причине следовало бы остановиться на особенностях налоговой эксплуатации в поздней Римской Африке. Рассмотрение истории патроцн- ниев (стр. 14—15) вряд ли имеет смысл в данной работе без решения вопроса о степени распространенности этого явления в Северной Африке. В следующем разделе (стр. 18—21) автор рассматривает различные формы клас¬ совой борьбы в III в.: восстания берберских племен, выступавших, как она полагает вслед за E. М. Штаерман, в союзе с колонами и рабами, и выступления latrones. Далее Т. Бюттпер переходит к рассмотрению внутренней борьбы в африканской церк¬ ви III в., образующей предысторию массовых религиозных движений IV—V вв. Отме¬ чая широкое распространение христианства в Римской Африке III в., автор объясняет это явление прежде всего настроениями туземного эксплуатируемого населения, его враждебностью Римской империи, отражавшейся в христианстве того периода (стр. 23). В истории африканской церкви III в. Бюттнер справедливо акцентирует возникнове¬ ние уже в этот период противоречий между различными слоями христиан, порожден¬ ных их неодинаковым классовым положением. Эти противоречия прослеживаются на примере позиций имущего и эксплуатируемого слоев верующих во время гонений. Ав¬ тор отмечает, что для христиан из числа трудящихся было характерно аскетическое п эсхатологическое толкование христианства, проповедь мученичества, верность ран¬ нехристианским представлениям, которые они наполняли определенным социальным содержанием (стр. 23 слл.). Идеологию этого направления в христианстве Бюттнер удачно иллюстрирует на примере учения Тертуллиана. Значительный интерес предста¬ вляют, в частности, ее наблюдения, показывающие борьбу Тертуллиана против форми¬ ровавшейся иерархической церкви, определившую его близость к монтанизму (стр. 28 сл.). Значительной четкостью и глубиной отличается проводимый Бюттнер анализ взглядов Киприана. Характеризуя его учение о церкви, автор показывает, как тесно переплелись в нем различные и подчас противоречивые тенденции. Призывы к аске¬ тизму и мученичеству, восходящие к Тертуллиану, сочетаются здесь с последователь- пой защитой иерархической церкви и с уступками настроениям имущего слоя верую¬ щих, не принимавших раннехристианского ригоризма. Бюттнер подчеркивает враж¬ дебность Киприана крайне аскетическим направлениям, его отход от учения о церкви как «о сообществе чистых». Интересна высказываемая ею мысль, что Киприан стре¬ мился «перехватить» аскетические течения и подчинить их епископской церкви (стр. 32). В этом, несомненно, можно видеть раннее проявление тенденции, весьма харак¬ терной для последующей истории церкви. Автор справедливо отмечает, что промежу¬ точное положение Киприана между различными направлениями в христианстве сде¬ лало позднее возможным использование его учения как католиками, так и донатистами (стр. 33). Как подлинных преемников Тертуллиана и предшественников донатизма она оценивает новациан. Все эти наблюдения и выводы Бюттнер значительно вернее п объективнее характеризуют историю африканского христианства в III в., чем несколько односторонние оценки Бриссона. Гораздо глубже понимает она и относящиеся к этому времени предпосылки религиозной борьбы в IV в. Так, автор справедливо указывает па то, что признание христианства империей в начале IV в. было подготовлено его предшествующей эволюцией (стр. 23), и отмечает противоречивую роль наследия Кипри¬ ана в IV в. В своих выводах по этому кругу проблем Бюттнер во многом следует Френду (см. стр. 22, прим. 94). Думается,что, воспринимая и развивая положительные стороны работы английского исследователя, она не избегла в то же время известного влияния и некоторых его сомнительных заключений. Так, автор считает возможным говорить о «национальном» характере оппозиционных империи религиозных движений в Север- пой Африке и в других провинциях (стр.23). Для такого определения (даже если ста¬ вить его в кавычки) все же вряд ли можно найти серьезное основание. В аскетическом и антниерархическом направлении африканского христианства III в. Бюттпер справедливо видит ту идеологическую основу, из которой развилось позже движение агонистиков. Для более ясного понимания специфической формы этого движения автор считает необходимым привлечь материал по истории раннего монашества (стр. 35—40). Эту попытку нельзя не признать плодотворной. Как показы¬ вают данные, привлеченные Бюттнер, раннее монашеское движение было связано с ас¬ кетическим отказом от оседлой жизни, с идеей мученичества и, несомненно, выражало в какой-то степени протест против иерархической церковной организации. Связь этого движения с демократическим слоем христиан проступает довольно отчетливо. Хотя эти данные не относятся к африканским провинциям, они, несомненно, позволяют лучше понять предпосылки возникновения секты агонистиков, которые по своим идеям п образу жизни были весьма близки ранним монахам. Б частности, становится еще бо¬ лее ясным, что их отказ от оседлости имел определенные социально-религиозные осно- 13 Вестник древней истории, № 4
194 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ ваиия, а не обусловливался их принадлежностью к «сословию кочующих сельскохо¬ зяйственных рабочих». Детально рассматривая соответствующие данные источников, автор показывает, что агонистикам был свойствен отказ от работы и от оседлого образа жизни, религиоз¬ ный фанатизм, проявлявшийся, в частности, в активной борьбе с язычеством, безбра¬ чие. Все эти черты сближают их с монахами-аскетами ранних времен. В то же время агонистики отличались от монахов большей организованностью, что расширяло возможности их активного участия в классовой борьбе (стр. 41—44). По своему социальному составу агонистики принадлежали к трудящимся слоям сельского на¬ селения: колонам, рабам. В их движении участвовал также низший клир допатист- ской церкви. Автор не отрицает той возможности, что среди агонистиков были также и свободные сельскохозяйственные рабочие, но решительно возражает против припи¬ сывания этому слою определяющей роли в движении (стр. 44—46). Специально рассматривая обычай самоубийств, распространенный среди агонисти¬ ков, Бюттнер определяет его как логическое развитие идеи добровольного мучени¬ чества, характерной для ранней истории африканского христианства. Смысл этого обычая она видит в возросшей враждебности эксплуатируемых слоев к окружающему их миру и его общественным нормам. Самоубийства диктовались эсхатологическим ожиданием конца этого мира и надеждой па вознаграждение мучеников на том свете (стр. 46—48). Одним из наиболее интересных в работе Бюттиер является, на наш взгляд, раздел, посвященный участию агонистиков в социальной борьбе (стр. 49—52). То новое, отме¬ чает автор, что отличало агонистиков от аскетов-фанатиков более ранней эпохи, заклю¬ чалось в их отходе от пассивного ожидания конца света и в стремлении уже в этом ми¬ ре содействовать установлению «царства божьего». Поэтому они выступали как актив¬ ные мстители за социальную несправедливость, освобождали рабов, боролись против долговой кабалы, оказывали поддержку восстаниям сельского населения. Автор про¬ водит любопытную параллель между этими действиями агонистиков и мероприятиями коптских монахов в Египте, также требовавших отмены долгов, тяготевших над кре¬ стьянством. Автор справедливо полемизирует с теми исследователями, которые при¬ писывают агонистикам определенную программу социального переустройства. Она показывает,что их социальные мероприятия неразрывно связаны с религиозными целя¬ ми их движения: подготовкой божьего суда на земле. Этот интересный и оригинальный анализ взглядов агонистиков глубоко вскрывает особенности их идеологии. Бюттнер подчеркивает эпизодичность социальных выступлений агонистиков: они имели место лишь там, где рабы и колоны восставали против своих господ. В высту¬ плениях этих, пишет автор, «речь идет не о задуманном заранее вмешательстве в социальную борьбу рабов и колонов, не о широком освободительном движении, но лишь о стихийных единичных действиях. Циркумцеллионы выступали преимущест¬ венно по поводу особо острых случаев ...» (стр. 50—51). Вполне соглашаясь с тезисом о стихийности социальных выступлений агонистиков и о том, что эти выступления но¬ сили временный, а не постоянный характер, мы все же думаем, что приведенная харак¬ теристика несколько преуменьшает размах их борьбы против господствующего строя. В тех районах, где развертывались восстания при участии агонистиков, местная рим¬ ская власть бывала парализована, крупные землевладельцы и кредиторы, в сущности, были вынуждены подчиняться требованиям восставших. Это вряд ли согласуется с представлением об «единичности» социальных выступлений агоннстиков и их оценкой как непосредственной реакции лишь на наиболее острые случаи эксплуатации. Нельзя не согласиться с интересным выводом Бюттнер, что африканские восста¬ ния отличались меньшей четкостью целей, чем одновременные движения багаудов и маздакидов. В Галлии и в Иране восставшие стремились к восстановлению свободных, носящих родовые черты сельских общин. Африканские восстания не обнаруживают сколько-нибудь явной связи их участников с общинными отношениями. Думается, что этот вывод (находящий, кстати сказать, подтверждение в социально-экономичес¬ кой истории Северной Африки) можно было бы расширить. Возможно, отсутствие здесь сельской общины как реальной формы социального идеала трудящихся во многом объясняет особую роль христианства и чисто религиозных форм протеста в Римской Африке. Две последние главы работы посвящены характеристике донатизма и его связи с агонистиками (стр.52—71).Эти главы почти не вызывают возражений. Автор кратко, но достаточно аргументированно анализирует сложный социальный состав донатист- ского движения, подчеркивает существование различных противоречивых направле¬ ний в донатизме, представлявших различные социальные группы, правильно оцени¬ вает основную направленность деятельности агонистиков: вооруженную помощь борьбе донатистов против католической церкви. И в этой -части работы мы встречаем оригинальные точки зрения, вполне обоснованные данными источников. Отметим в ка¬ честве примера указание Бюттнер на участие в донатизме представителей господству¬ ющего класса, которое она объясняет, в отличие от своих предшественников, протес¬ том против имперской централизации и фискальной системы (стр. 55—56), а также
КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ 195 ее толкование деятельности Оптата Тамугадского, в котором она справедливо отка¬ зывается видеть защитника интересов угнетенных классов (стр. 62—63). Нельзя в то же время не возразить против положения Бюттнер о «национальном» фоне (der «nationale» Hintergrund), якобы свойственном донатизму. Как и в первой части своей работы, автор склонен смешивать понятия «туземный» и «национальный». Если туземное эксплуатируемое население Северной Африки боролось против социаль¬ ного гнета и власти Римского государства, это еще не означает, что оно испытывало какие-то «национальные»устремления. Даже если под словом «национальный» понимать (как это, по-видимому, и делает автор) некую этническую общность, то сначала следует все же доказать наличие сознания такой общности у североафриканцев IV в. Несмотря на отдельные, в основном частные педочеты, работа Т. Бюттнер явля¬ ется ценным марксистским исследованием по истории социальной борьбы в Римской Африке. Место этой работы в историографии вопроса определяется прежде всего тем, что она дает четкое представление об идеологии движения агонистиков. Автор ясно показывает, что за абстрактно-религиозными формами этой идеологии скрывалась большая сила протеста против социальных и политических отношений того времени, п вскрывает в то же время исторически обусловленную специфику и ограниченность этой идеологии. Это позволяет рассматривать работу Бюттнер как существенный вклад в изучение истории борьбы народных масс эпохи поздней античности. Г. Г. Дилигенский
ХРОН ИКА К 70-летию ПРОФЕССОРА С. Я. ЛУРЬЕ 8 января 1961 г. исполняется 70 лет со дня рождения известного советского элли¬ ниста, многостороннего исследователя истории, литературы и науки древнегреческо¬ го общества, проф. Соломона Яковлевича Лурье. С. Я. Лурье родился в 1891 г. в Могилеве в семье врача, политического ссыль¬ ного. В 1908 г., по окончании гимназии, он поступил на классическое отделение исто¬ рико-филологического факультета Петербургского университета, где воспитывался в школе крупнейших представителй русской филологической науки — С. А. /Лебе¬ дева, Ф. Ф. Зелинского и И. И. Толстого. Студенческое сочинение Соломона Яковле¬ вича на тему, предложенную в 1911 г. С. А. Жебелевым, об истории Беотийского сою¬ за, вылилось в обстоятельную монографию, напечатанную в «Журнале Министерства народного просвещения», а затем отдельной книгой—«Беотийский союз» (1914 г ). Уже эта ранняя работа обнаруживает отличное владение литературными и эпиграфи¬ ческими источниками и стремление молодого исследователя к углубленному проник¬ новению в движущие силы исторического процесса. Для дореволюционного периода деятельности Соломона Яковлевича очень характерна статья «Вопросы войны и мира 2300 лет тому назад», опубликованная в 1916 г., в самый разгар первой империалисти¬ ческой войны, в журнале М. Горького «Летопись» и содержавшая под видом разбора общественных настроений времени Пелопоннесской войны явное для читателя осуж¬ дение империалистической бойни. С. А. Жебелев одобрил статью своего ученика, но она вызвала большое неудовольствие со стороны другого петербургского историка древнего мира, деятеля кадетской партии, впоследствии белоэмигрантам. И. Ростов¬ цева. В 1913 г. Соломон Яковлевич был оставлен при Петербургском университете для подготовки к профессорскому званию. Он начал педагогическую деятельность в 1918 г. как профессор Самарского университета. С 1921 г. его работа протекала в высших учеб¬ ных заведениях и научных учреждениях Ленинграда, впоследствии Одессы (с 1950 г.) и Львова (с 1953 г.). Более чем 45-летняя научно-исследовательская деятельность С. Я. Лурье давно уже поставила его в первые ряды советских исследователей античного мира и создала ему широкую известность за пределами нашей страны. Соломон Яковлевич не только продолжал научные традиции своих учителей, но и пролагал собственные пути, нередко в таких областях, в которые почти никогда не вступают филологи-классики. Полити¬ ческая история Афин, Спарты и Беотии и античная атомистика, эпиграфика и история математики, греческая лирика и драма и вопросы античного снотолкования, критика п интерпретация античных текстов и проблемы этнологии и фольклора, крито-микен- ское общество и вопросы греческого языкознания — таков далеко не полный перечень тем, охваченных изысканиями Соломона Яковлевича. Неизменным достоинством его работ, к какому бы кругу вопросов они ни относились, является свежесть н оригиналь¬ ность наблюдений, основанных па пристальном изучении источников, новизна неожи¬ данных сопоставлений, возникающих зачастую именно благодаря необычной широте исследовательских интересов автора, острота и смелость научного построения. Почти каждая из более чем 150 научных работ, принадлежащих перу С. Я. Лурье, продви¬ гает вперед паши знания и углубляет их базу — понимание античных источников. В рамках небольшой заметки можно остановиться только па некоторых основных моментах деятельности С. Я. Лурье. Русская школа эпиграфистов-классиков давно уже стала одним из передовых от¬ рядов мировой науки в области изучения греческих надписей. Начав некогда свою научную деятельность как эпиграфист школы С. А. Жебелева, Соломон Яковлевич продолжал н в дальнейшем обогащать эпиграфическую науку ценными исследованиями, доставившими ему заслуженную известность. Восстановление и датировка саламннскон надписи Ю.П2,!. а также лемносской надписи Ю,П2,30 получили всеобщее признание.
ХРОНИКА 197 Исследование прескриптов к постановлениям афинского народного собрания (1927) впервые дало объективный критерий для их датировки, поставило историю этих фор¬ мул в связь с развитием афинской демократии и открыло возможность осветить ряд темных вопросов истории Афин VI века («Древнейшие аттические надписи» — сборник «Вспомогательные исторические дисциплины», 1937). Большой интерес представляют также работы С. Я. Лурье о происхождении греческого алфавита, сведенпые в еще не напечатанном курсе греческой эпиграфики. Наряду с занятиями историей и эпиграфикой у Соломона Яковлевича, в извест¬ ной мере под воздействием его другого учителя Ф. Ф. Зелинского, очень рано про¬ буждаются историко-литературные интересы.Комбинируя обе линии своих изысканий, он нередко ставил перед собой такие литературоведческие проблемы, которые могут быть разрешены лишь исследователем, самостоятельно работающим в области полити¬ ческой истории, и такие задачи исторического исследования, которые требуют самостоя¬ тельного владения методами античного литературоведения. Наблюдения над слово¬ употреблением Аристофана привели его еще в 1917 г. к блестящей реконструкции интересной также и для историка басни Архилоха «Лисица и обезьяна» (Observatiun- culae Aristophaneae, ЖМНП, 1917),реконструкции,впоследствии углубленной методами фольклористического анализа. Прекрасное дополнение папирусного фрагмента Алкея дало новые данные о борьбе за Сигей в VI в. до н. э. («Новое папирусное свидетельство о борьбе за Сигей», ВДИ, 1938, № 3). Но особенно важны изыскания С. Я. Лурье, связанные с аттической трагедией. Вопрос о путях проекции современности в миф у аттических трагиков занимал большое место уже в исследованиях Ф.Ф. Зелинского. Монография Соломона Яковлевича «Художественная форма и вопросы современности в аттической трагедии» (1943), доставившая автору степень доктора филологических наук наряду с уже ранее присужденной ему степенью доктора исторических наук, представляет собой образец сочетания методики филологического и исторического ана¬ лиза. Она посвящена вопросу об откликах аттической трагедии на актуальные проб¬ лемы внешней и внутренней политики и о способах внесения этой политической заост¬ ренности в традиционный мифологический сюжет трагедии. Глубокое знание поли¬ тической истории V века позволило автору ввести разбираемые нм драмы в обстанов¬ ку времени, открыть в них незамеченные ранее отклики на актуальные вопросы дня и дать новую интерпретацию этих произведений; с другой стороны, навыки литературо¬ веда и историка поэтических сюжетов, детально изучившего стиль греческой драмы, позволили раскрыть на основании трагедий новые исторические факты, непосредственно не засвидетельствованные в других источниках (ср. статьи: «Эксплуатация афинских союзников», ВДИ, 1947, № 2; «К вопросу о политической борьбе в Афинах в конце V в.(„Андромаха“ и „Лисистрата“)», ВДИ, 1954, № 3; «Политическая тенденция траге¬ дии „Евмениды“»,ВДИ, 1958, № 3). Одна из догадок, высказанных С. Я. Лурье па ос¬ новании анализа Эсхила — о времени вхождения Сигея в Афинский морской союз,— уже успела получить документальное подтверждение в новооткрытой надписи, что сви¬ детельствует о плодотворности метода, примененного и в значительной мере созданного исследователем. В советской науке изучение античной литературы неразрывно связано с фолькло¬ ристическими штудиями (школа И. И. Толстого). В этой богатой результатами и пер¬ спективами области исследований видное место принадлежит также и С. Я. Лурье. Не ограничиваясь сопоставлением античного материала с современным фоль¬ клором, Соломон Яковлевич привлекал данные сравнительной этнологии, и ряд его работ посвящен этнологическим основам сюжетов мифа и сказки («Топ su hyion phrixon», Raccolta Ramorino, 1927; «Дом в лесу», «Язык и ли¬ тература», т. VIII, 1932; «Осел в львиной шкуре», ИАН СССР, Отд. общ. наук, т. IX, 1934 и др.). Он стал применять методы этнологического и фольклористического ана¬ лиза также и к эпиграфическому материалу, и к сообщениям античных историков. Результатом этого явились его статья о милетском мужском союзе (1927), ряд работ по древностям Спарты, столь богатым архаическими пережитками,а также по крити¬ ке Библии. Вопрос о границах применения фольклористического анализа к древ¬ ним историческим документам явился предметом острой полемики, но Соломону Яковлевичу принадлежит и заслуга постановки вопроса, и ряд бесспорных выводов. Многочисленные работы, посвященные вопросам частного характера, привели автора к пересмотру ряда важнейших проблем греческой истории VI—V вв., осуще¬ ствленному в его больших, синтезирующих трудах. В первом из этих трудов — в «Исто¬ рии античной общественной мысли» (1929) — имелся еще ряд методологических недо¬ статков, связанных с модернизацией общественных отношений в античном обществе и с биологическим уклоном в понимании исторического процесса, но в «Истории Гре¬ ции» (т, I, 1940) недостатки эти были уже устранены. Значительное место в научном творчестве С. Я. Лурье занимают вопросы истории античной философии и науки. Отправной точкой для исследований в этой области ста¬ ли впервые опубликованные в 1915 и 1922 гг. отрывки из сочинений софиста Антифон¬ та, сразу же привлекшие к себе внимание филологов разных стран. Однако в то время как иностранные исследователи ограничивались какой-нибудь одной из сторон много¬
198 ХРОНИКА гранной деятельности этого любопытного автора,Соломон Яковлевич стал в многолет¬ ней работе разматывать весь клубок связей Антифонта с его современни¬ ками и позднейшими деятелями. Заинтересовавшись сперва Антифонтом с точки зрения нсторпп общественной мысли, раскрыв неожиданные отклики на учение Антн- фонта в комедии Аристофана «Облака», установив затем связи Антифонта с Демокри¬ том, советский исследователь обратил внимание и на такие почти не затронутые в пау¬ ке вопросы, как место Антифонта в истории античного снотолкования и в истории гре¬ ческой математики. Это поставило самого исследователя перед рядом новых проблем, связанных с историей античной науки, с античным материализмом и атомизмом. Ред¬ чайшее сочетание филологического владения античными источниками, литературовед¬ ческого анализа античных форм изложения, исторического проникновения в социаль¬ ные корни античной мысли с математическим образованием сделало Соломона Яковле¬ вича специалистом в той области, в которой редко отваживается работать филолог, по где нельзя двигаться вперед без филологической методики и без привлечения доступ¬ ных лишь филологу материалов. Плодом этого редкого сочетания явилась богатая но¬ выми открытиями н соответственно расцененная в специальной литературе монография «Теория бесконечно малых у древних атомистов» (1935), а также исследования «Архи¬ мед» (1945) и «Очерки по истории античной науки» (1947). В этой последней книге цен¬ тральное место занимает подробный анализ философской системы Демокрита, значи¬ тельно расширяющий наши знания о величайшем представителе античного материализ¬ ма. Остается, к сожалению, еще не напечатанным подготовленное Соломоном Яковле¬ вичем собрание фрагментов Демокрита, значительно превышающее по своему составу все существующие издания и сопровождающееся подробным комментарием. На работах С. Я. Лурье, посвященных истории математики в новое время (Ка- вальери, Ньютон, Эйлер), мы здесь не останавливаемся. В последние годы изыскания С. Я. Лурье распространились на новые области. Он явился первым из советских исследователей, который принял активное участие в разработке совершенно новой области знаний о древнем мире, возникшей благодаря дешифровке крито-микенского письма. В новосоздаваемую «микенскую» филологию Соломон Яковлевич привнес тот многолетний опыт эпиграфиста и историка, которого зачастую не хватает зарубежным исследователям этой области, являющимся по преиму¬ ществу языковедами («Опыт чтения пилосских надписей», ВДИ, 1955, № 3; «Крито- микенские надписи и Гомер», ВДИ, 1956, № 4; «К вопросу о характере рабства в ми¬ кенском рабовладельческом обществе», ВДИ, 1957, № 2; «Язык и культура микенской Греции», 1957 и др.). Картина социальных отношений и государственного строя в ми¬ кенском обществе, рисуемая С. Я. Лурье, отличается от господствующих у зарубеж¬ ных авторов представлений и, по-видимому, более правильна. В связи с углублени¬ ем в новые документы греческого языка, на ряд столетий более древние, чем гомеров¬ ский эпос, Соломон Яковлевич уделяет сейчас большое внимание чисто языковедче¬ ским вопросам. Он опубликовал ряд статей по фонетике, морфологии и синтаксису гре¬ ческого языка. С. Я. Лурье является деятельным сотрудником «Вестника древней истории» почти с самого основания журнала и напечатал в нем свыше 20 статей и рецензий. Поздравляя Соломона Яковлевича с его юбилеем, редакция и редакционная кол¬ легия ВДИ желают ему многих лет дальнейшей плодотворной работы. СПИСОК ТРУДОВ* ДОКТОРА ИСТОРИЧЕСКИХ И ФИЛОЛОГИЧЕСКИХ НАУК ПРОФЕССОРА С. Я. ЛУРЬЕ 1913 стр. 1. Херонейская надпись IG, VII, 3376, ЖМНП, отд. классич* филол., октябрь, 514—522. 1914 2. Беотийский союз, СПб., 262 + V стр. (статьи, вошедшие в эту книгу, печата¬ лись в ЖМНП, январь, стр. 1—57; февраль, стр. 59—73; апрель, стр. 137—171; июнь, стр. 225—241; июль, стр. 277—314; август, стр. 315—358; сентябрь, стр. 359—410). 3. Два фрагмента беотийских надписей, ЖМНП, отд. классич. филол., март, стр. 133—135. 1915 4. Частноправовые документы эллинистической Греции. Этюды, I, СПб., 27 стр. 5. Les fermiers thespiens, REG, XXVIII, стр. 51—64. 6. К беотийским надписям, ЖМНП, отд. классич. филол., август, стр. 343—364. * Газетные статьи, а также работы, вышедшие в конце 1960 г., в список пе вошли.
ХРОНИКА 199 1916 7. Xen. Hell., VI, 4, 14, ЖМНП, июнь, стр. 286—288. 8. Вопросы войны и мира 2300 лет тому назад, «Летопись», июнь, стр. 184—202. / 1917 9. Observatiunculae Aristophaneae (Этюды из области аристофановых глосс), I—VII, ЖМНП, отд. классич. филол., септябрь—октябрь, стр. 312—323; ноябрь— декабрь, стр. 325—354. 1918 10. Новый оксирннхскпй отрывок, ИРАН, стр. 1591—1618. 11. К хронологии софиста Антпфонта п Демокрита, ИРАН, стр. 2285—2306. / 1920 12. Антифонт — софист, Пгр., Изд-во АН, 50 стр. 1921 13. Фрэнсис Бэкон, «Новая Атлантида». Перевод, введение п примечания, М.— Пгр., «Былое», 61 стр. 1922 14. Антисемитизм в древнем мире, Пгр., «Былое», 159 стр. 1924 15. Новый труд по истории еврейства в эллинистическо-римскую эпоху, ЕС, т. XI, Л., стр. 180—199. 16. Фамилия Луриа в римском Египте, ЕС, т. XI, Л., стр. 319—324. 17. Эпиграфика и папирология (обзор извлеченных при раскопках последних лет памятников истории эллинистическо-римского еврейства), ЕС, т. XI, Л., стр. 325— 329. 18. Рец.: R. Dussaud, Les origines cananéennes du sacrifice israélite, 1921; A. Mal- Ion, Les hébreux en Egypte, 1921—1922, — ЕС, т. XI, стр. 363—369. 19. Рец.: А. Тюменев, Евреи в древности и в средние века, 1922,—ЕС, т. XI, Л., стр. 345—347. 20. Die lemnische inoypa<pr: (IG,II2, 30—IG, II, 14), ДРАН, стр. 130—134. 21. Noch einmal das salaminische Psephisma, ДРАН, стр. 134—138. 22. Ein Gegner Homers, ИРАН, стр. 373^382. 23. ’A'nXcoTTÎa (zu Oxyrh. Pap. XI, 1364, Fr. a, Z, 13ff), «Aegyptus», V, № 4, стр. 326—330. 1925 24. Антифонт, творец древнейшей анархической системы, М., «Голос труда», 160 стр. 25. Bemerkungen zu Aristot. ’Afhivaicov noXiTeia, «Raccolta di scritti in onore di Giacono Lumbroso (1844—1925)», Milano, стр. 304—315. 26. Zur Geschichte einer kosmopolitischen Sentenz, ДАН, стр. 78—81. 1926 27. Предтечи анархизма в древнем мире, М., «Голос труда», 245 стр. 28. Библейский рассказ о пребывании евреев в Египте, «Еврейская мысль», стр. 81—129. 29. «Гаврилиада» и апокрифические евангелия. В сб.: «Пушкин в мировой лите¬ ратуре», Л., Госиздат, стр. 1—10 и 345—348. 30. Das, was ist, und das, was nicht ist, PhW, № 46, стр. 619—620. 31. Asteropos, PhW, № 46, стр. 701—702. 32. Zur Quelle von Mt. 8,19, «Zeitschrift für die neutestamentliche Wissenschaft», t. 25, 3-4, стр. 282—286. 33. Die ägyptische Bibel (Joseph- und Mosesage), «Zeitschrift für die alttestament- liche Wissenschaft», t. 44, № 2, стр. 94—135.
200 ХРОНИКА 34. Un criterio ortografico per distinguere 1'oratore e il sofista Antifonte, «Rivistadi Filologia», t. 54, bhii. 2, cTp. 218—222. 35. Eine politische Schrift des Redners Antiphon, «Hermes», t. 61, № 3, ctp. 343— 348. 36. Zur Rechtfertigung meiner Ergänzung von IG, l2, 1, «Klio», t. 21, X» 1, dp. 68—74. 37. Väter und Söhne in den neuen literarischen Papyri, «Aegyptus», t. VII, X 3-4, CTp. 243—267. 1927 38. Социализм n древности. Рец. на работы Эдгара Зелина, «Архив Маркса и Эн¬ гельса», III, стр. 499—506. 38а. Der Sozialismus im Altertum. Sonderabdruck aus dem Zweiten Band des Marx- Engels Archivs. Zeitschrift des Marx—Engels Instituts in Moskau, Frankfurt а. М.,стр. 509—517. 39. Zur Geschichte der Präskripte in den attischen Voreuklidischen Vol¬ ksbeschlüssen, «Hermes», t. 62, № 3, стр. 257—275. 40. TON ΣΟΥ ΥΙΟΝ ΦΡΙΞΟΝ, «Raccolta di scritti in onore di Felice Ramorino», Milano, стр. 289—314. 41. L’argomentazione di Antifonte in Ox. Pap., XV, 1797, «Rivista di Filologia», t. 55, вып. 2, стр. 80—83. 42. Studien zur Geschichte der antiken Traumdeutung, ИАН СССР, стр. 441—466, 1041—1072. 43. Zum politischen Kampf in Sparta, «Klio», т. XXI, Л1 3-4, стр. 404—420. 44. Ein milesischer Männerbund im Lichte ethnologischer Parallelen, «Philologus», t. 83, Л» 2, стр. 113—136. 45. Zum neugefundenen lokrischen Gesetz, ДАН, стр. 216—218. 46. Рец.: L. Fuchs, Die Juden Ägyptens; H. J. Bell, Juden und Griechen in römi¬ schen Alexandria, ЕС, т. XII, стр. 386—388. 1928 47. О новых путях и задачах библейской критики, ЕС, т. XII, стр. 377—380. 48. Zu Pap. Охуг. Ill, 414, «The Classical Quarterly», т. XXII, № 3-4, стр. 176— 178. 49. Protagoras und Demokrit als Mathematiker, ДАН, стр. 74—79. 50. Bemerkungen zur Geschichte der antiken Traumdeutung, ДАН, стр. 175—179. 51. Der Selbstmord des Königs Kleomenes I, PhW, t. 48, стр. 27—29. 52. War Peisistratos Vorkämpfer der attischen Bourgeoisie? VI-е Congrès interna¬ tional des Sciences historiques. Résumés des communications présentés au congrès, Oslo, стр. 96—97. 1929 53. История античной общественной мысли, М., Госиздат, 415 стр. 54. Noch einmal über Antiphon in Euripides’ Alexandros, «Hermes», t. 64, Л? 4, стр. 491—498. 55. Der Affe des Archilochos und die Brautwerbung des Ilippokleides, «Philologus», t. 85, № 1, стр. 1—22. 56. Wann hat Demokrit gelebt?, «Archiv für die Geschichte der Philosophie und Soziologie», t. 38, № 3—4, стр. 205—238. 57. Die Ersten werden die Letzten sein, «Klio», t. 22, JV« 4, стр. 405—4Ö1. 58. Entstellungen des Klassikertextes bei Stobaios, Rh.M, t. 78, стр. 81—104, 225—248. 59. Demokrit, Demokedcs und die Perser, ДАН, стр. 137—144. 1932 60. Дом в лесу. В ки.: «Язык и литература. Сборник Научно-исследовательского института речевой культуры», т. VIII, стр. 159—193. 61. Die Infinitesimaltheorie der antiken Atomisten, «Quellen und Studien zur Gei¬ schichte der Mathematik», т. II, Л» 11, стр: 106—185. 62. Письмо греческого мальчика, М., ГИЗ, 36 стр. (2-е изд.— Учпедгиз, 1936: 3-е—Детнздат, 1940; 4-е—Детиздат, 1941; 5-е—Детиздат, 1958).
ХРОНИКА 201 63. К вопросу о египетском влиянии па греческую геометрию, АИНТ, сер. I, вып 1, стр. 45—70. 4 64. Frauenpatriotismus und Sklavenemanzipation in Argos, «Klio», т. 26, № 2-3, ■стр. 211—288. 1934 65. Новейшая литература по истории античной математики, АИНТ, сер. I, вып. 2, стр. 297—303. 66. Обзор русской литературы по истории математики, АИНТ, сер. I, вып. 3,стр. 273—311. 67. Осел в львиной шкуре, ИАН, О. о. н., т. IX, № 4, стр. 245—268. 68. Приближенные вычисления в древней Греции, АИНТ, сер. I, вып. 4, стр. 21—46. /бЭ. Мнимый «порочный круг» у Кавальери, АИНТ, сер. I, вып. 5, стр. 491—497. 70. L’asino nella pelle del leone, «Rivista di Filologia», т. 62, вып. 4, стр. 447—473. 1935 71. Теория бесконечно малых у древних атомистов, М., АН СССР, 196 стр. 72. Механика Демокрита, АИНТ, сер. I, вып. 7, стр. 129—180. 73. Эйлер и его «исчисление нулей». 13 сб.: «Леонард Эйлер», М., АН СССР, стр. 51—79. ' 74. Неопубликованная научная переписка Леонарда Эйлера. В сб.: «Леонард Эйлер», М., АН СССР, стр. 111—162. 75. Ксенофонт. Греческая история. Перевод, вступит, статья и коммент., Л., Соц- экгиз, 378 стр. 76. Рец.: О. Neugebauer. Vorlesungen über Geschichte der antiken mathematischen Wissenschaften, Bd. I, Vorgriechische Mathematik, B.,1934, — АИНТ, сер. I, вып. 7, стр. 473—483. 1936 77. Предшественники Дарвина в античности, АИНТ, сер. I, вып. 9, стр. 129—150. 78. Платон и Аристотель о точных науках, АИНТ, сер. I. вып. 9, стр. 303—313. 79. Zur Leukipp-Frage, «Symbolae Osloenses», вып. XV—XVI, стр. 19—22. 80. Леонард Эйлер. Введение в анализ бесконечно малых. Редакция перевода, вступит, статья и примеч., М., ОНТИ, 352 стр. 81. Рец.: «Демокрит в его фрагментах и свидетельствах древности». Под ред. и с комментарием К. Г. Баммеля, 1935,— АИНТ, сер. I, вып. 8, стр, 417—424. 82. Рец.: А. Rehm und К. Vogel, Exakte Wissenschaften, 1933,— АИНТ, сер. I, вып. 8, стр. 430—432. 1937 83. О. Нейгебауэр, Лекции по истории античных математических наук, т. I. Догреческая математика. Перевод, предисл. и примеч., М.—Л., ОНТИ, 243 стр. 84. Демокрит, М., Ожургиз, 147 стр., «Жизнь замечательных людей». 85. Древнейшие аттические надписи. В сб.: «Вспомогательные исторические дис¬ циплины», М.— Л., АН СССР, стр. 67—94. 1938 86. К организации нотариата в греческой метрополии (Ю, VII, 3172), ВДИ, № 2, стр. 66—79. 87. Из истории математики в древности, ВДИ, № 3, стр. 193—199. 88. Новое папирусное свидетельство о борьбе за Спгей, ВДИ, № 3, стр. 88—91. 1939 89. Движение свободных рабочих в древней Греции, УЗЛГУ, № 39, стр. 3—24. 90. К вопросу о роли Солона в революционном движении начала VI века, УЗЛГУ, As 39, стр. 73—88. 91. О фашистской идеализации полицейского режима древней Спарты, ВДИ, Л» 1, стр. 98—106. 92. Новые эпиграфические находки в Афинах, ВДИ, № 1, стр. 155—159.
202 ХРОНИКА 1940 93. Кавальери Бонавентура. Геометрия, изложенная новым способом при помо¬ щи неделимых непрерывного. С приложением «Опыта IV» о применении неделимых к алгебраическими степеням, т. I. Основы учения о неделимых («Геометрия», кн. I—II и «Опыт IV»), Перевод с латинского, вступит, статья и коммепт., М., ГТТИ, 414 стр. 94. Клисфен и Писистратиды, ВДИ, № 2, стр. 45—51. 95. История Греции. Часть I. С древнейших времен до образования Афинского морского союза, Л., ЛГУ, 211 стр. 96. Плутарх. Избранные биографии. Редакция перевода, перевод некоторых био¬ графий, вступит, статьи и коммент., Соцэкгиз, 490 стр. Статьи, напечатанные в БСЭ (1-е издание) 97. Греческая религия, т. 19, стб. 127—136. 98. Греческая мифология, т. 19, стб. 136—140. 99. Дионис, т. 22, стб. 483—484. 100. Элевсин, т. 63, стб. 428. 101. Эллинистическая религия, т. 64, стб. 55—57. 1943 102. Предшественники Ньютона в философии бесконечно малых. В сб.: «Исаак- Ньютон», М. — Л., АН СССР, стр. 75—98. 103. Ньютон, историк древности, там же, стр. 271—311. 1945 104—105. Архимед, М., АН СССР, 271 стр. 1946 106. К вопросу о возникновении алгебраического мышления, «Успехи математи¬ ческих наук», н. с., т. I, вып. 1, стр. 248—257. 107. Новые папирусные свидетельства по истории Митилены в начале VI в. до и. э., ВДИ, № 1, стр. 187—189. 108. Новое о Демокрите, ВАН, т. 16, № 7, стр. 71—74. 109. Рец.: И. М. Гревс. Тацит,—там же, стр. 117—118. 1947. 110. Очерки по истории античной науки. Греция эпохи расцвета, М., АН СССР, 402 стр. 111. Геродот, М., АН СССР, 209 стр. 112. Annotationes Alcaicae, «La Parola del Passato», вып. IV, стр. 79—89. ИЗ. Рец.: «The Oxyrhynchus Papyri», part XVIII, ВДИ, № 1, стр. 107—112. 114. Эксплуатация афинских союзников, ВДИ, № 2, стр. 13—27. 115. Афины и Карфаген в 409—406 гг., ВДИ, № 3, стр. 122—125. 116. Догреческие надписи Крита, ВДИ, ЛГ; 4, стр. 70—87. 1948 117. Архимед и его время. В кн.: «Труды юбилейной научной сессии ЛГУ», стр. 178—201. 118. Демокрит и Лукреций. В сб.: «Лукреций,„О природе вещей“», т. II, М.—Л., АН СССР, стр. 121—145. 119. Рец.: А. О. Маковельский, Древнегреческие атомисты, 1946,— ВДИ, Л: 3, стр. 85—99. 120. Культ Матери и Девы в Боспорском царстве, ВДИ, № 3, стр. 204—211. 121. О декрете в честь Диофанта. Доклад на сессии по истории Крыма (20—23 сен¬ тября 1948). Изложение см: ВИ, № 12, стр. 183. 1951 122. Архимед, БСЭ, 2-е изд., т. 3, стр. 184—186.
ХРОНИКА 203 1954 123. К вопросу о политической борьбе в Афинах в конце V в. («Андромаха» п «Ли- систрата»), ВДИ, № 3, стр. 122—132. 124. Рец.: Вл. Георгиев. Проблемы минонского языка,— ВДИ, Л» 3, стр. 104—114. 1955 125. Неизменяемые слова в функции сказуемого в индоевропейских языках, Львов, Львовский гос. ун-т им. Франко, 71 стр. 126. Опыт чтения пнлосских надписей, ВДИ, № 3, стр. 8—36. 1956 127. Три этюда к Архимеду, «Уч.зап. Львовск. гос. ун-та», т. 38, серия механико- математическая, вып. 7, стр. 7—30. 128. Крито-мпкенские надписи и Гомер, ВДИ, № 4, стр. 3—12. 129. Леонард Эйлер. Интегральное исчисление, т. I. Перевод с латинского (сов¬ местно с М. Я. Выгодским), М., ГИИЛ, 415 стр. 1957 130. Vorgriechische Kulte in den griechischen Inschriften mykenischer Zeit, «Minos», t. V, вып. 1, стр. 41—52. 131. Язык и культура микенской Греции, М.— Л., АН СССР, 402 стр. 132. К вопросу о характере рабства в микенском рабовладельческом обществе, ВДИ, № 2, стр. 8—24. 133. Обзор новейшей литературы по греческим надписям микенской эпохи, ВДИ, № 3, стр. 196—213. 134. Paki jani ja, inanija und qoukori. Zur Lexikologie und Wortbildung in der Sprache der mykenischen Tafeln, «Listy Filologicke», t. 5, № 2, Suppl. «Eunomia», стр. 45—49. 135. Über die Nominaldeklination in den mykenischen Inschriften, «La Parola del Passato», вып. LVI, стр. 321—332. 1958 136. Политическая тенденция трагедии «Евмениды», ВДИ, № 3, стр. 42—54. 137. ОШ §6, оШ xvи. В сб.: «Изследвания в чест на акад. Д. Дечев» (Stu- dia in honorem akad. D. Decev). София, Българска академия на науките, стр. 63—72. 138. Arhimede. Editura stiintifica, Bucure^ti, 300 стр. (переработанное издание). 139. Über einige eigentümliche Übergänge der Sonanten und der Vocale im Griechi¬ schen, «Ephemeridis Listy filologicke», Suppl. «Eunomia», II, ч. 2, стр. 55—59. 140. Methodische Bemerkungen zur Entzifferung und Deutung der griechischen In¬ schriften mykenischer Zeit, «Minoica», Festschrift J. Sundwall, В., стр. 209—225. 141. О некоторых слитных согласных в старославянском и древнегреческом язы¬ ках, «Питания слов’янского мовознавства», кн. 5, Львов, стр. 75—87. 141а. Ross oder Ochs?, «Minos», т. VI, вып. 2, стр. 162—163. 1416. Zur kitimena/kekemena Frage, «Minos», т. VI, вып. 2, стр. 163—164. 1959 142. К вопросу о происхождении условного союза si в греческом языке, «Питания классично! фшологп», вып. 1, Львов, стр. 52—60. 143. Jeszcze о dekrecie ku czci Diöfantosa, «Meander», XIV, 2, стр. 67—78. 144. Burgfrieden in Sillyon, «Klio», т. 1, стр. 1—16. 145. Рец.: The Oxyrhynchus Papyri,part XXII—XXIII, В ДИ, № 3, стр. 191—198. 146. Wspomnienia о prof. Tadeuszu Zielinskim i jego metodzie motywow rudymen- tarnych, «Meander», т. XIV, № 8-9, стр. 406—418. 147. Латинский язык как древнейший этап французского языка, Львов, Львов¬ ский гос. ун-т им. Франко, 72 стр. 1960 148. Wortbildung in der Sprache der mykenischen Inschriften, «Eirene», CTp. 23—36. 149. Pe^: M. Ventris and J. Chadwick, Documents in Mycenaean Greek; J. Ghad- wick. The Decipherment of Linear B, 1958,— B/I,M, № 1, cTp. 132—144. 150. Alkibiades, I, «Meander», t. XV, № 4, CTp. 217—225. 151. Alikibiades, II, «Meander», t. XV, № 5.
204 ХРОНИКА 152. Рец.: W. Merlingen, Konzept einiger Linear В. Indices, I—II,—«Gnomon», JV· 3, стр. 200—207. 153. Новая комедия Менандра, ВДИ, № 2, стр. 176—178. 154. К вопросу о происхождении культа христианских целителей, ВДИ, JY» 2, стр. 96—100. 155. Рец.: В. Н. Ярхо, Эсхил,— ВДИ, Л» 3, стр. 203—210. ПИСЬМО В РЕДАКЦИЮ В статье 3. И. Ямпольского «О происхождении храмовой собственности древнего мира», напечатанной в «Вестнике древней истории» (1959, №4), выдвигается положение, «что происхождение древней храмовой собственности следует искать в институтах первобытно-родовой общины» (стр. 155). Стремясь обосновать свою конценцию проис¬ хождения храмовой собственности, автор неизбежно касается проблемы разложения родового строя и возникновения классов и дает изложение своих взглядов по этому вопросу. Если само по себе выдвижение в порядке постановки вопроса положения о воз¬ никновении храмовой собственности из институтов родовой общины не может вызвать особых возражений, то изложенные в статье взгляды автора на процесс классообразо- вания вызывают возражения, причем очень и очень серьезные. В изложении вопроса о разложении родового строя и становлении классов автор допускает столь грубые фактические и особенно методологические ошибки,что оставить их без внимания нельзя. «Процесс зарождения древней храмовой собственности может быть, как нам ка¬ жется,— пишет 3. И. Ямпольский,— намечен в следующем виде. В первобытной об¬ щине,, ведомство публичных работ“ совпадало с ее культовым центром. В такой об¬ щине храмовой собственности (отличной от первобытно-общинной) быть не могло. Все общественные институты этой общины были закреплены авторитетом старины... С зарождением религии социальные институты этой общины получили вид санкциони¬ рованных богами» (стр. 155). Автор, к сожалению, не уточняет употребляемого им по¬ нятия «первобытная община», но из сказанного им видно, что под «первобытной общи¬ ной» в данном месте статьи он понимает коллектив, не затронутый еще процессами воз¬ никновения частной собственности и имущественной дифференциации, не затронутый еще процессом разложения. Таким коллективом является материнский род на ранних стадиях своего развития (до появления прибавочного продукта). Но если под «перво¬ бытной общиной» понимается материнский род, тс вызывает недоумение утверждение автора о существовании в этом коллективе «ведомства публичных работ», совпадаю¬ щего с культовым центром. Данные этнографии неопровержимо говорят, что в мате¬ ринском роде, не затронутом процессами разложения, никакого особого «хозяйствен¬ но-культового центра» не существовало и не могло существовать. Можно сослаться хотя бы на цитированную 3. И. Ямпольским работу Л. Моргана «Древнее общество», где дана классическая характеристика ирокезского рода (кстати, добавим, рода, уже в некоторой степени затронутого процессами разложения) L Крайне путаны высказы¬ вания автора о религии. Твердо установленным фактом является, что зарождение ре¬ лигии и возппкновеппе веры в богов — не одно и то же. Если религия воз¬ никает в конце эпохи первобытного стада или в начале эпохи материнского рода, то вера в богов (политеизм) появляется лишь в период разложения родового строя. Уже поэтому «социальные институты» не затронутого процессом разложения материнского рода никак не могли принять вид санкционированных богами. «...По мере роста производительных сил и порождаемого им разделения труда,— продолжает 3. И. Ямпольский,— от нерасчленеиного хозяйственно-культового цент¬ ра общины начали отпадать большесемейные и посемейно ведомые хозяйства. Тем са¬ мым было положено начало сельской (соседской) общине» (стр. 155—156). Из приведен¬ ного высказывания явствует, что автор плохо представляет себе как исходный момент процесса разложения родовой общины, так и самый процесс.Процесс разложения шел не путем отпадения семейных хозяйств от такого несуществовавшего в действительности учреждения, как «хозяйственно-культовый центр» материнского рода. Он необходимо включал в себя такие явления, как возникновение и развитие обмена, возникновение частной собственности, применение, рабского труда, имущественную дифференциацию. Далеко не так просто, как изображает автор, шло превращение «первобытной общины» в «сельскую общину». Процесс разложения родового строя принимал разнообразные формы в зависимости от конкретных условий, в которых от протекал 1 2. Чаще всего в результате развития частной собственности материнский род уступал место отцовскому 1 Л. Г. М о р г а н, Древнее общество, Л., 1934, стр. 38—51. 2 См. по этому вопросу Ю. И. Семенов, «Происхождение семьи, частной собственности и государства» Ф. Энгельса и современные данные этнографии, «Вопро¬ сы философии», 1959, Ai 7; он ж е, Ф. Энгельс и проблемы современной этнографии, СЭ, 1959, № 6, стр. 1—14.
ХРОНИКА 205 роду, состоявшему из нескольких ведущих самостоятельное хозяйство патриархаль¬ ных больших семей, и лишь последний сменялся соседской общиной. Не заметив таких явлений, характеризующих процесс разложения родового об¬ щества, как возникновение обмена и появление имущественной дифференциации, све¬ дя этот процесс к отпадению семейных хозяйств от мифического «хозяйственно-куль¬ тового центра» родовой общины, 3. И. Ямпольский не смог, естественно, понять сущ¬ ности процесса классообразования. «...По мере развития производительных сил, которое привело к ликвидации первобытной общины,— пишет он,— именно на послед¬ них этапах ее развития, в недрах этой общины начинает зарождаться экономическая возможность эксплуатации человеческого труда. На этой ступени развития старей¬ шины—жрецы первобытной общины, направляющие хозяйственную жизнь общины,— получали экономическую возможность эксплуатировать труд порабощенных (нака¬ занных, пленных и др.). На этой основе зарождается «древняя, так называемая родо¬ вая знать...», которая в ходе дальнейшего развития первобытного общества отличалась от «нового класса землевладельцев и денежных магнатов» (стр. 156). Как видно из при¬ веденного отрывка, согласно взглядам 3. И. Ямпольского, в основе выделения из среды ранее равных общинников привилегированной верхушки, эксплуатировавшей чужой труд, лежало деление членов общины на «организаторов» и «исполнителей». Это деление на определенном этапе развития производительных сил, создавшем воз¬ можность появления прибавочного продукта,разрослось в классовое деление общества. «Старейшины-жрецы», направлявшие хозяйственную жизнь «первобытной общины» (какой смысл вкладывает здесь автор в это словосочетание — непонятноясно только, что не тот, который он вкладывал в него раньше), стали рабовладельцами, эксплуата¬ торами именно в силу своего положения организаторов производства, хозяйственной жизни. Не трудно заметить, что в статье 3. И. Ямпольского излагается не что иное, как антимарксистская «организаторская» теория происхождения классов, ярым защит¬ ником которой был известный ревизионист махист А. Богданов 3. От «организатор¬ ской теории» не спасает 3. И. Ямпольского и попытка противопоставить «древней ро¬ довой знати», получившей, по его мнению, возможность эксплуатации чужого тру¬ да исключительно в силу своей роли организатора производства новый класс круп¬ ных землевладельцев и денежных магнатов, возникший иным путем. Порочность методологической позиции автора, отход от марксистского взгляда па сущность классового деления общества и процесса классообразования во многом об¬ условили и содержащиеся в статье фактические ошибки, часть из которых была разо¬ брана выше. Полное игнорирование богатого фактического материала по вопросу о разложении родового общества, накопленного этнографической наукой, выдвижение беспочвенных предположений, таких, например, как предположение о существовании «освященного древностью и „волей богов“» хозяйственно-культового центра материн¬ ской родовой общины, находят свое объяснение в стремлении автора во что бы то пи стало обосновать свою методологически порочную и находящуюся в противоречии с действительностью схему. Методологическая беспомощность автора сказывается во всей статье. В ней встречаются такие положения, которые буквально ставят в тупик. Так, например, 3. И. Ямпольский пишет: «Теперь в новых условиях, в отличие от первобытной общины, храмовая собственность являлась экономическим фундаментом храмового рабовладельческого хозяйства... Жрецы рекрутировались преимущест¬ венно из среды господствующих классов и представляли собой в условиях классового общества реакционный остаток первобытно-общинного коллектива». Абсолютно не¬ возможно понять, почему автор называет жрецов, являвшихся представителями класса рабовладельцев и управлявших храмовым рабовладельческим хозяйством, остатком первобытно-общинного коллектива. В заключение необходимо отметить, что поднятый 3. И. Ямпольским в статье вопрос о происхождении храмовой собственности древнего мира представляет, не¬ сомненно, большой интерес, по дать правильное решение этой проблемы можно, только опираясь на большой добротный фактический материал и руководствуясь единственно правильной методологией, какой является марксистско-ленинская философия. В про¬ тивном случае нельзя ни к чему прийти, кроме явной путаницы, подобной той, которую мы находим в статье 3. И. Ямпольского. 10. И. Семенов 3 См., например, А. Богданов, Эмпириомонизм, ки. III, СПб., 1906, стр. 85—117.
206 ХРОНИКА От редакции. Публикуя письмо кандидата философских наук Ю. II. Семенова по поводу статьи 3. И. Ямпольского, редакция считает нужным отметить, что автор письма справедливо критикует некоторые ошибочные и путаные положения, содер¬ жащиеся в названной статье. Однако редакция не может согласиться с тем выводом Ю. И. Семенова, что в статье 3. И. Ямпольского «излагается... организаторская тео¬ рия происхождения классов». Правильнее было бы сказать, что, не разобравшись в достаточной мере в фактическом материале п важнейших методологических вопросах своей темы, 3. И. Ямпольский выдвинул путаные положения по вопросу о происхож¬ дении храмовой собственности, которые при логическом их развитии применительно к вопросу происхождения классов могут привести к богдановщине (как это и показа¬ но Ю. И. Семеновым). В заключение редакция считает нужным указать, что статья 3. И. Ямпольского была напечатана после многократных настояний автора, требовав¬ шего довести его точку зрения до сведения научной общественности. Излишне добав¬ лять, что данная статья отнюдь не выражает точки зрения редакционной коллегии п редакции ВДИ и печаталась лишь в целях привлечения внимания специалистов к поднимаемой в ней проблеме.
ПРИЛОЖЕНИЕ Н ИКОЛАЙ ААМАС С КИЙ О СВОЕЙ ЖИЗНИ И СВОЕМ ВОСПИТАНИИ • ИСТОРИЯ ЖИЗНЬ ЦЕЗАРЯ • СОБРАНИЕ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ОБЫЧАЕВ • УКАЗАТЕЛЬ ПЕРЕВОД КОАЛЕКТИВА АВТОРОВ ПОД РЕДАКЦИЕЙ Е.Б.ВЕСЕААГО
/ НИКОЛАЙ ДАМАССКИЙ История КНИГА 7 (продолжение) 78(69; 69)1 Exc. De virt., I, 349 (Dion. Halic. A. R.,I, 82, 1 нслл.): Между тем Фаустула отвели к Амулшо. Ведь ои 1 2 испугался, как бы Нумитор не усомнился в правдивости слов Ро- мула, сообщающего о важном деле, но ие имеющего определенных доказательств. Поэтому, захватив корыго, как подтверждение того, что младенцы действительно были подкинуты, Фаустул немного спустя отправился в город. (4) В то время как оп 2, стараясь никому не показать свою ношу, с большой опас¬ кой проходил через ворота, один из сторожей, заметив это, задерживает его (из бояз¬ ни вражеского нашествия ворота охраняли наиболее верные люди царя) и, желая узнать, что он прячет, силой срывает плащ. Увидев корыто и заметив смущение че¬ ловека, он захотел узнать, отчего тот пришел в замешательство и по каким соображе¬ ниям, пряча, песет корыто, которое не является запретной ношей. (5) В это время стали сбегаться другие сторожа, и один из них узнает то корыто, в котором он сам отнес младенцев на реку, о чем он и сообщает присутствующим. Они, схватив Фаустула, ведут его прямо к царю и рассказывают, что произошло. (6) Аму- лпй, угрожая перепуганному человеку пытками, если он добровольно не скажет прав¬ ду, прежде всего спросил, живы ли дети, а узнав, что живы, спросил, каким образом они спаслись. Когда Фаустул объяснил, как все произошло, царь сказал: «Ну, раз ты выдаешь это за истину, то скажи, где они находятся теперь. Ведь они не имеют права жить среди пастухов, ведя жизнь, свойственную незнатным людям, так как они ион родственники и, кроме того, спасены попечепием богов». (83, 1) Однако Фаустул, встревоженный его непонятной мягкостью и подозревая, что Амулий говорит не то, что думает, ответил так: «Эти юноши живут в горах и пасут скот — такова их жизпь. Меня, они послали к своей матери, чтобы я рассказал об их судьбе. Но, слыша, что она содержится у тебя под стражей, я собирался просить твою дочь отвести меня к пей. Корыто же я принес для того, чтоб я мог представить явное подтверждение моих слов. Теперь, конечно, я радуюсь, что ты решил привести юношей сюда. Пошли со мной, кого хочешь, и я покажу их тем, которые придут со мной, а они передадут им твое приказание». (2) Он, конечно, говорил это, желая отсрочить смерть молодых лю¬ дей, но одновременно надеясь и сам убежать от провожатых, как только окажется в горах. Амулий поспешно посылает своих самых верных стражников, тайно приказав 1 Excerpta Historica iussu imperatoris Constantini Porphyrogonctae collecta, т. Ц, 4. 1, ed. Bueltncr—Wobst, Dorolini, 1903; Dionysius of Halicarnassus. Roman Antiquities. Locb Classical Library, Cambridge, Massachusetts —London, 1948. 2 Фаустул. 14 Вестыпк древней истории, № i
210 НИКОЛАИ ДАМАССКИИ им схватить тех, на кого укажет свинопас, и привести их к нему. Сделав это, он тотчас принимает решение вызвать брата и держать его незакованным под стражей, пока об¬ стоятельства не сложатся благоприятно; но вызывает он его под каким-то другим предлогом. (3) Посланный гонец из расположения к попавшему в беду сжалился над его участью и открыл Нумитору замысел Амулия. Нумитор сообщил юношам об угро¬ жающей им опасности и, призвав их проявить себя храбрыми мужами, явился к царскому дворцу с вооруженными людьми и с немалым отрядом из остальных клиен¬ тов, друзей и Еерных слуг. Покинув форум, пришли большой толпой со спрятанными под одеждой мечами и сельские жители, оказавшиеся в городе. В дружном натиске они захватывают вход, охраняемый немногими воинами, без труда убивают Амулия и после этого запимают крепость. Так рассказывает об этом Фабий. (84 ,1) Другие же, полагая, что в историческом сочинении не должно быть ничего похожего на сказку, говорят о неправдоподобии того, что слуги, которым это было приказано, не бросили детей. Они высмеивают рассказ о том, что кроткая волчица вскормила младенцев своим мо¬ локом, как историю, полную драматического вымысла. (2) Со своей стороны они утверждают, будто Нумитор, узнав о беременности Илии, приготовил других новорож¬ денных детей и, когда она родила близнецов, подменил их. Чужих он дал унести тем, кто охранял Илию во время родов, купив их верность в этом деле за деньги или со¬ вершив подмену с помощью женщин. Амулий, взяв принесенных младенцев, какпм- то способом уничтожил их, а Нумитор, желая во что бы то ни стало спасти детей, рож¬ денных Илией, передал их Фаустулу. 79 (70; 70) Exc. De virt., I, 351, 21 (Dion. Halic. A. R., II, 32, 1 и слл.): Так как количество мужчин все увеличивалось, Ромул решился на похищение девушек. Когда весть об этом и о браках дошла до близлежащих городов, одни из них с гневом восприняли совершившееся, а другие, приняв во внимание причину, по кото¬ рой это было сделано, и то, чем это кончилось, спокойно отнеслись ко всему. Впослед¬ ствии это привело к войнам, вообще легким, и только с сабинянами длительным и труд¬ ным. Все они окончились благополучно, как это и было предсказано оракулом, ко¬ торый еще до того, как Ромул приступил к задуманному делу, изрек, что будут труд¬ ности и большие опасности, но что все кончится хорошо. (2) Первыми начали войну Кесипы 3 и другие города, выставившие предлогом по¬ хищения девушек и то, что они остались неотомщенными. На самом же деле они были педовольны основанием Рима, его большим и быстрым усилением и считали, что сле¬ дует обратить внимание на растущее зло, угрожающее всем соседям. (3) Сначала эти города, посылая послов к народу сабинян, просили их взять на себя предводительство в этой войне, так как они, обладая наибольшей силой и богат¬ ством, стремятся к власти над своими соседями и оскорблены не менее других: ведь похищенные девушки по большей части были сабинянки. (33, 1) Так как они ничего не достигли, потому что им мешали посылаемые Рому- лом посольства, словом и делом добивавшиеся расположения народа, и так как они были недовольны потерей времени, потому что сабиняне постоянно колебались и от¬ кладывали на отдаленные времена обсуждение вопроса о войне, они решили вести вой¬ ну с римлянами сами. Они считали, что если трое4 будут действовать заодно, то длф захвата одного небольшого города их силы будут достаточны. Они приняли это реше¬ ние, но не все поспели собраться в один лагерь, так как кесины, больше других рато¬ вавшие за войну, выступили раньше. (2) Когда опи ее начали и стали опустошать пограничные области, Ромул выво¬ дит свое войско и, неожиданно напав на еще не готовых к бою, завладевает их недав¬ но построенным лагерем. Преследуя по пятам бегущих в город, где еще ничего не зна¬ 3 Диндорф читает: Kaivivip 4 Dion. Halic., ук. соч., стр. 405: Kcc-viv^ v.ai ’'AvTsjj-a у. at: Kpous-ropiepia.
ИСТОРИЯ 211 ли об их поражении, и найдя стену неохраняемой, а ворота незапертыми, он с ходу берет город и, сразившись с царем кесинов, выступившим навстречу с сильным отря¬ дом, своей рукой убивает его и снимает с него доспехи. (34 ,1) Взяв таким образом город и приказав побежденным сдать оружие, он вы¬ брал по своему усмотрению детей в качестве заложников и отправился против осталь¬ ных городов. Неожиданно напав на их войско, когда оно разошлось на поиски продо¬ вольствия, он победил его так же, как и первое, и таким же образом поступил с побеж¬ денными. Затем он отвел свое войско домой, неся доспехи, снятые с погибших 5, й лучшую часть добычи для богов. Кроме того, он принес им многочисленные жертвы. Конец седьмой книги «Истории» Николая. Остальное смотри... в «Истории Эл¬ лады». / КНИГА 18? 80 (71; 71) Const. Porph., De them., 1,36: To, что теперь называется фракийской фемой, в древности сначала называлось Малой Азией. ...Фракийцами же их назвали вот по какой причине. В дни царствования у лидий¬ цев Алиатта один человек покинул вместе с женой и детьми фракийскую Мисию (о пей упоминает и Гомер, говоря: «Мисяп бойцов рукопашных и дивных мужей гип- помолхов») 7 * и, переправившись в Азию, в область, называемую Лидией, поселился вблизи города Сард. Однажды, когда царь сидел у городской стены, мимо него прешла жена этого фракийца, неся па голове кувшин, а в руках — прялку и веретено. Кроме того, к ее поясу сзади была привязана лошадь. Кувшин на ее голове был полон воды, руками она пряла, наматывая пить па веретено, а сзади шла привязанная к ее поясу лошадь, которую она водила к источнику на водопой. Увидя женщину, царь очень удивился и спросил, откуда она, кто такая и из какого города. Она ответила, что про¬ исходит из фракийского городка Мисы. Встреча с этой жепщипой побудила царя сна¬ рядить посольство к фракийскому царю по имени Котис и принять от пего значитель¬ ное число переселенцев с женами и детьми. По имени этого племени и названы жители Малой Азии фракийцами, потому что опи трудолюбивы, работящи и руки у них уме¬ лые... Об этом пишет в восемнадцатой книге своей «Истории» Николай Дамасский, сек¬ ретарь царя Ирода. КНИГИ 19—95 (Фрагм. 99—100?) КНИГА 96 81 (72; 76) Joseph. Flav., A.J., I, 93 в: Об этом потопе и ковчеге вспоминают все, кто писал историю варваров. Среди них и халдей Беросс...; вспоминает о нем и Иероним, египтя¬ нин..., и Мпасий, и многие другие. А Николай Дамасский в девяпосто шестой книге рассказывает об этом так: «Есть в Армении за Мипиадой большая гора, называемая Барис. Говорят, что много сбежав¬ 5 Рейске читает: <(1явАш7.бто^»; Якоби—«iiioixtov». “Constantinus Porphyrogenitus. De thematibus orientis et occidentis, lib. 1, thema 3. Migne. Patroiogia Graeca, t. 103. 7 H о m., 11., XI1T, 5. 'Flavii Josepbi, Opera. Antiquitatum Judaicarum libri XX, ed. Benedictus Niese, Berolini, 1890.
212 НИКОЛАИ ДАМАССКИЙ шихся на эту гору людей нашли там спасение во время потопа. Говорят также, что кто- то, приплывший в ковчеге, пристал к ее вершине и что деревянные обломки этого ковчега долго там находились. По-видимому, это был. тот человек, о котором писал Моисей, законодатель иудеев». КНИГА 103 (Фрагм. 103 — 104) 82 (73; 77) Athen., X, 415, Е 8: Николай, перипатетик, вето третьей книге «Истории» говорит, ■что понтийский царь Митридат, предложивший состязаться в том, кто больше съест или выпьет (наградой был талант серебра), победил и в том, и в другом. Однако он отказался от награды в пользу атлета Каламодра Кйзикийского, оказавшегося вторым. КНИГА 104 83 (74; 80) Athen., VIII, 332, F: Николай Дамасский в сто четвертой книге «Истории» гова рит: «Во время митридатовых войн, после землетрясений, происшедших близ Апамеи фригийской, появились ранее не существовавшие в этой местности озера, реки и дру¬ гие источники, вызванные колебанием почвы. А из прежних многие исчезли. Кроме того, такое количество горькой зеленоватой воды залило эту местность, что, хотя она находилась на большом расстоянии от моря, все ближайшие окрестности были полны устрицами, рыбами и другим, что водится в море». КНИГА 1С7 84 (75; 81) Athen., VI, 261, С: В сто седьмой книге «Истории» Николай Дамасский говорит, что римский полководец Сулла, любитель смешного, роздал много югеров государ¬ ственной земли мимам и шутам в награду за то удовольствие, которое они ему достав¬ ляли. Его любовь к смешному доказывают и сатирические комедии, написанные им на родном языке * 10 11. КНИГА 108 85 (76; 82) Athen., XV, 682, А: Николай Дамасский в сто восьмой книге «Истории» говорит, что в Альпах есть какое-то озеро, простирающееся на много стадий, вокруг которого весь год растут чрезвычайно душистые и красивые цветы, похожие на те, что называют¬ ся «калхами» 11. КНИГА 110 86 (77; 83) a) Athen., XII, 543, А: Николай, перипатетик, вето десятой книге «Истории» гово¬ рит, что Лукулл вернулся в Рим, отпраздновал триумф и, отчитавшись в войне с Митрп- датом, перешел от прежней воздержанности к расточительному образу жизни. Вос- • Athenaeus, The Dcipnosophists. Loeb Classical Library, Cambridge, Mas¬ sachusetts—London, 1948. 10 81—79 гг. до н. э. 11 77 г. до h. э.?
ИСТОРИЯ 213 иользовавшись богатствами двух царей, Митридата и Тиграна, он первым приучил римлян ко всяческой роскоши. б) Athen., VI, 274, Е: Первым наставником в процветающей теперь роскоши был Лукулл, победивший в морском сражении Митридата, как пишет Николай, перипа¬ тетик. Вернувшись в Рим после поражения Митридата и Тиграна Армянского, он отпраздновал триумф и отчитался в войне. Поселившись..., он первым приучил рим¬ лян к роскоши, приобретя... богатство12. 87 (78) 84 Athen., XII, 543, А: Один из перипатетиков, Николай Дамасский, в сто десятой книге «Истории» рассказывает о том, что римляне во время пиров устраивали бои гла¬ диаторов. Он пишет так: «Римляне смотрели бои гладиаторов не только во время народных празднеств и в театрах, переняв этот обычай у этрусков, по даже на своих пирах. В самом деле, некоторые римляне не раз приглашали друзей к обеду для того, чтобы, кроме прочего, те могли увидеть и две-три пары гладиаторов. Насладившись едой и питьем, они призывали бойцов, и как только кто-нибудь из них был заколот, рукоплескали от удовольствия. Кто-то написал даже в завещании, чтобы куплен¬ ные им красивейшие женщины сразились в единоборстве, а другой — чтобы сразились его любимцы-мальчики, не достигшие зрелости. Однако народ не потерпел этого без¬ закония и признал завещание недействительным. КНИГИ 111—113 (Фрагм/105 —107) КНИГА,1114 88 (79) 88 Athen., VI, 252 Д: В сто четырнадцатой книге Николай рассказывает/ что при Лицинии Крассе, отправившемся походом на парфяп, был льстец, каррепец Андромах, с которым Красе обсуждал свои планы и который погубил его, выдав парфянам. Но божество не оставило Андромаха ненаказанным. Став в награду за предательство ти¬ раном в родных Каррах, он за жестокость и насилие был сожжен каррепцами вместе со своей женой 13. КНИГА 116 89 (80; 89) Athen., VI, 249 А: Николай Дамасский в сто шестнадцатой книге многотомной «Истории» (ведь существует сто сорок четыре) говорит, что Адиатом, царь сотиатов (племя это кельтское), имеет при себе шестьсот избранных, которых галлы на своем родном языке называют «солидурами», по-гречески это «эвхолимаи» 14. Они живут и умирают вместе с царями, так как дали такой обет. Они и правят вместе с царем, имея ту же одежду п пищу, и неизбежно вместе с ним умирают, погибнет ли тот от болезни, на войне или как-нибудь иначе. И никто не может утверждать, чтобы кто-либо из них испугался смерти, когда она приходит к царю, или старался ускользнуть от нее 15. 12 63 г. до н. э. 13 53 г. до н. э. 11 euxa>/U|xaioi—связанные клятвой. 15 56 г. до н. э.
214 НИКОЛАИ ДАМАССКИИ КНИГИ 123 и 124 90 (81; 92) Joseph. Flav., А■ J-, XII, 125: Мы знаем, что Марк Агриппа был такого же мнения об иудеях. Ведь ионийцы возмутились против них и просили Агриппу, чтобы только им предоставили право пользоваться тем государственным устройством, которое им дал Антиох, внук Селевка, прозвапный греками богом; ионийцы считали, что, если иудеи занимают равное положение, то они должны почитать тех же богов. По этому поводу было возбуждено судебное дело; при поддержке Николая Дамасского иудеи одержа¬ ли верх и остались верными своим обычаям. Ведь Агриппа заявил, что никаких нов¬ шеств вводить он не мож.г. Если кто-нибудь хочет узнать об этом подробно, пусть прочтет сто двадцать третью и сто двадцать четвертую книги «Истории» Николая10. ФРАГМЕНТЫ БЕЗ ОБОЗНАЧЕНИЯ НОМЕРА КНИГИ КНИГА 2? 91 (82; 12) Suidas, Lexicon: ώμ·/, τις είναι: Боюсь, чтобы ты не показалась жестокой, карая так страшно. Сказал Николай Дамасский. КНИГА 3? 92 (83) Schol. Strab., VII, 3, 6: Гесиод жил после Гомера, чго пе признает Николай Дамасский в своей «Археологии»16 17, и это будучи современником того же Страбона. КНИГА 3? 93(82; 21а) Schol. Нот. Odyss., а 21: άντιθ-έω ’Οδοαϊ;: Говорят «Одиссей»·—от «όδύς» и «ΰω». Я18 вместе с Николаем утверждаю, что имя «Одиссей» произошло от όδοσσέω, μισώ. Оя был так назван из-за случайного обстоятельства, что можно узнать из сочине¬ ний рапсодов. КНИГА 4 94(85; 23) Steph. Byz. 19, De urb. et popul.·. Λυκοαθ-ένη — город Лидии. Ксанф, первая книга «Истории Лидии». Николай называет ее и Ликостенейя. КНИГА 5 или 6 95(86; 44) Steph. Byz., De urb. et popul.: Παρώρεια — город Аркадии. Называется также Парорайя. Граждане — парорейцы. Николай называет их парореатами. 16 14 г. до н. э. 17 Николай следует в этом Эфору. F. J а со b у, Die Fragmente der Griechischen Historiker, ч. 2, А., фр. 101, стр. 67, Berlin, 1926. 18 Johannes Tzetzcs? 13 Stephanus Byzantius, De urbibus et populis, illustravit Abrahamus Berkelius, Lugduni Batavorum, 1644.
ИСТОРИЯ 215 КНИГА 5 96(87; 47) 81ер1г. Вус., Бе игЪ. е1 рори1’Ар-ор^о?— остров, один из Киклад... Николай называет его Аморга. Остров заселил наксосец Каркесий и назвал Каркесия. 97 (88; 48) $1ерЬ. Ву:., Бе игЪ. еЬ рори1.: 5Ар.ор~05 — местечко на Лесбосе, где почитают Зевса - Гипердексия и Афину-Гипердсксию. Николай называет во множественном числе — Гппердексии. 98(89; 46) Socrates, Hist. Eccles., VII, 25: Хриаоттоли; — древняя гавань, расположенная у входа в Боспор. О ней упоминают многие прежние писатели: Страбон20, Нико¬ лай Дамасский и Ксенофонт21. 99 (90; 72) Athen., XIII, 593 А: У царя Деметрия, последнего из диадохов, была гетера, са- миянка Миррина, которая вместе с ним, по словам Николая Дамасского, правила цар¬ ством, хотя не имела царского венца 22. 100 (91; 73) Joseph. Flav., Contra Apion., II, 83 23: Итак, Антиох Эпифан несправедливо раз¬ грабил храм. Он пошел на это лишь потому, что нуждался в деньгах. И, хотя он не был нашим 24 врагом, он все-таки напал на нас, своих союзников и друзей. При этом он не нашел там ничего достойного насмешки (84), о чем свидетельствуют многие заслу¬ живающие доверия писатели: Полибий из Мегалополя, Страбон Каппадокиец, Нико¬ лай Дамасский, Тимаген, Кастор... и Аполлодор. Все они говорят, что Антиох, испыты¬ вая недостаток в деньгах, нарушил договор с иудеями и разграбил храм, полный зо¬ лота и серебра 25. 101 (92; 74) Joseph. Flav., A. J., XIII, 250: Он 26 заключил дружественный союз с Антиохом и, гостеприимно приняв его в свой город, щедро снабдил его войско всем необходимым. Когда Антиох пошел войной на парфян, Гиркан отправился в поход вместе с ним. Свидетельствует нам об этом Николай Дамасский, который пишет так: «Одержав по¬ беду пад Индатом, полководцем парфян, Антиох воздвиг трофей на реке Лике и про¬ был там два дня по просьбе Гиркана из-за какого-то их праздника,установленного пред¬ ками, во время которого иудеям не положено отправляться в путь» 27. 20 S t г а Ь о, Geographica, XII, 4, 2. Ed. Firm. Didot, Paris, 1853. 21 X e и о p h о n., Anahasis, VI, 3, 16. 22 До 285 г. до н. э. 23 Flavius Josephus, ук. гоч., т. VI. 24 То есть врагом иудеев. 25 1 70 г. до п. э. 26 Гиркан. 27 1 29 г. до н. э.
216 НИКОЛАИ ДАМАССКИЙ 102 (93; 75) Joseph. Flav., A. J., XIII, 345: Птолемей, разоривший после победы28 29 страну, с наступлением сумерек остановился в каких-то иудейских деревнях. Найдя в них множество женщин и детей, он приказал солдатам убить их и разрезать на куски, а затем принести в жертву, бросив в кипящие котлы. (346) Он приказал это для того, чтобы бежавшие с поля битвы, вернувшись к себе и увидя это, подумали, будто враги их людоеды, и поэтому еще больше испуга¬ лись бы. (347) И Страбон, и Николай говорят, что они поступили с ними таким именно об¬ разом, как я рассказал29. КНИГА 103? 103 (94; 78) Athen., VI, 252 F: Николай, перипатетик, упоминает Сосипатра, льстеца и шута Митридата. 104 (95; 79) Athen., VI, 266 Е: И Николай перипатетик, и Посидоний стоик, каждый в своей «Истории» говорит, что хиосцы, обращенные в рабство Митридатом Каппадокийским, были связаны и отданы собственным рабам для того, чтобы быть отправленными к кол- хам. Таким образом, божество справедливо и по заслугам воздало им за то, что они пер¬ выми использовали купленных рабов в домашней работе, хотя большинство людей вы¬ полняют ее сами. КНИГИ 111—113? 105 (96; 85) Joseph. Flav., A. J., XIV, 8: У Гиркана был друг идумей, по имени Антипатр, об¬ ладавший большим богатством. Деятельный и беспокойный по природе, оп из располо¬ жения к Гиркану был во враждебных отношениях с Аристобулом. (9) Причем Николай Дамасский рассказывает, что он был родом из тех иудеев, которые первыми пришли в Иудею из Вавилона. Говорит же он это в угоду Ироду, его сыну, ставшему по счаст¬ ливой случайности царем Иудейским 30. 106 (97; 87) Joseph. Flav., A. J., XIV, 104:0 походе Помпея п Габиния на Иудею пишут Николай Дамасский и Страбон Каппадокийский, и ни один из них ие говорит ничего более но¬ вого, чем другой. 107 (98; 86) Joseph. Flav., XIV, 66: Когда в сто семьдесят девятую Олимпиаду, в консульство Гая Антония и Марка Туллия Цицерона город31 был взят на третий месяц в день поста и ворвавшиеся враги стали убивать находящихся в храме, те, кто совершал богослуже¬ ние, продолжали исполнять свящеппый обряд, ни в чем от него не отступая. Их пе вы¬ нудили бежать ни страх за свою жизнь, ни множество ужо убитых людей. Опи считали, 28 F. Jacoby, ук. соч., А, стр. 381: Sc. ττερί Άσωφών ού πόρρω του Ηορδάνου. 23 98 г. до η. э. 30 69 г. 31 Иерусалим.
ИСТОРИЯ 217 что лучше у алтарей претерпеть неизбежное, чем в чем-нибудь нарушить закон. Ичто рассказ об этом не есть только восхваление ложного благочестия, но истинная прав¬ да, свидетельствуют все, кто описывал деяния Помпея, в том числе Страбон и Нико¬ лай, а также римский историк Тит Ливий 32. 108 (99; 90) Plut., Brutus, 53, 3 эз: Отыскав тело убитого Брута, Антоний приказал накрыть его самым дорогим из своих пурпурных плащей, а позже, узнав, что этот плащ украден, убил вора. Останки же Брута он отослал его матери Сервилии. Философ Ни¬ колай, а также Валерий Максим рассказывают, что Порция, жена Брута, хотела по¬ кончить с собой, но так как друзья не позволяли ей осуществить свое намерение и, охраняя, следили за пей, то она, выхватив из огня угли, проглотила их и, не раскры¬ вая рта, задохнувшись, погибла. Однако существует какое-то письмо Брута к друзьям, в котором он упрекает их и оплакивает Порцию, так как она, оставленная ими без внимания, предпочла покончить с собой из-за своей болезни. Похоже, что Николай не знал, когда именно она умерла, так как письмо — если, конечно, оно подлинное — по¬ зволяет догадываться о болезни и любви его к этой женщине и о характере ее смецти 34. 109 (100; 91) Strabo, XV, 1, 73: К этому можно прибавить н сказанное Николаем Дамасским. Он говорит, что в Антиохии Дафпийской он случайно встретился с послами индов, прибывшими к Цезарю Августу. В письме указано большое число послов, но в живых остались только трое, которых, по его словам, оп видел. Остальные же погибли боль¬ шей частью из-за длительности пути. В письме, написанном по-гречески на коже, со¬ общалось, что написал его Пор и что, хотя он господствует пад шестьюстами царями, однако для него особенно важно — быть другом Цезаря. Он готов пропустить Цезаря, куда тот пожелает, и содействовать ему во всех благих начинаниях. Так, говорит Ни¬ колай, гласило письмо. Восемь обнаженных рабов, в передниках, умащенпые благово¬ ниями, несли привезенные дары. Дарами же были следующие: Герман, с детства со¬ вершенно лишепн., и рук, которого видели и мы; кроме того, большие эхидны, змея в десять локтей, речная черепаха в три локтя и куропатка больше, чем коршун. С ними был, как говорят, и тот, кто потом предал себя сожжению в Афинах. Одни это делают в несчастье, ища избавления от настоящего, другие поступают так же, хотя и живут счастливо. Ведь до последнего времени все совершалось по его желанию, и ему пужно было уйти из жизни, чтобы пе случилось чего-нибудь нежелательного, если он будет жить дольше. И вот он, обнаженный, в переднике, умащенный ароматами, смеясь, прыг¬ нул в костер. А на могиле его написано: Зарман Хеган, иид из Баргоссы, обессмертив себя по старинному обычаю индов, покоится здесь. 110 (101; 93) Joseph. Flav.,A. J., XVI, 179: Ирод, произведя большие траты как в самом царстве, так и вне его, и еще раньше слыхавший, что Гиркан... открыл гробницу Давида и взял оттуда три тысячи талантов серебра, но что там осталось еще больше, и что этого может хватить на покрытие всех издержек... (180)... открыл ночью гробницу... (181)... но нашел там не деньги, как Гиркан, а золотые украшения и множество драгоценностей, которые он и взял. Он прилагал все усилия к тому, чтобы углубиться дальше внутрь гробницы, туда, где находились тела Давида и Соломона. Двое из его копьеносцев 33 63 г. до н. э. 33 Plutarch's Lives, т. VI, Brutus, I.oeb Classical Library, Cambridge, Mas¬ sachusetts — London, 1943. 34 42 г. до h. э.
218 НИКОЛАИ ДАМАССКИИ погибли от того, говорят, что навстречу им изнутри вырвалось пламя. В ужасе он выбежал наружу, а затем для искупления своей вины соорудил у входа в гробницу дорогостоящий памятник из белого камня. И Николай, историограф Ирода, упомя¬ нул об этом сооружении, но промолчал, однако, о том, что царь спускался в гробницу, так как считал это нечестивым поступком. Так же поступал он, описывая и другие деяния Ирода... 111 (102; 93) Joseph. Flav., A. J., XVI, 85: Так, Николай, желая представить казнь Мариам и ее сыновей не как жестокий поступок, а как заслугу царя, приписывает ей распутст¬ во, а юношам — козни против Ирода. О ЖИЗНИ ЦЕЗАРЯ АВГУСТА И О ЕГО ВОСПИТАНИИ (VITA CAESARIS) 112 (125; 99) Exc. De virt., I, 353, 13 35: Люди назвали его так36 в зпак признания его достоинств. На материках и островах, в городах, у разных народов ему воздвигают храмы и при¬ носят жертвы в награду за его выдающуюся доблесть и в благодарность за оказанные им благодеяния. Этот человек достиг наивысшей степени могущества и мудрости. Управляя наибольшим, насколько мы знаем, числом народов, он отодвинул границы Римской державы до самых дальних пределов. Оп не только прочно подчинил себе эллинские и варварские народы, но и расположил к себе их умы. Сначала он приме¬ нял оружие, но впоследствии им уже пе пользовался, так как все добровольно ему под¬ чинились, привлекаемые его все более очевидной гуманностью. Он подчинил и такие народы, названия которых люди до этого времени не знали, а также такие, которые, насколько мы помним, никогда не признавали над собой ничьей власти, как,например, все те, которые живут по реке Рейну и за Ионическим морем. Усмирил он и иллирий¬ ские племена. Их называют паннонцами и даками (смотри «О подвигах»). 113 (12Р, 99) Exc. De virt., I, 354, 5: II (2) Рассказывать или писать о высокой степени мудрости и доблести этого человека, о том, как эти его качества проявились, с одной стороны, в управлении страной, осуществлявшемся им на его родине, с другой — в ведении больших войн, как внутренних, так и внешних, является достойной задачей для людей, которые хотели бы прославиться, описывая прекрасные деяния. Я же прослежу в своем повест¬ вовании его деятельность с тем, чтобы все могли узнать о нем истину. Прежде всего, я скажу о его происхождении и природном даровании, 6 его родителях, его образе жизни с самого раннего возраста, наконец о его воспитании, благодаря которому он стал потом таким выдающимся человеком. (3) Отец его, Гай Октавий, принадлежал к сенаторскому сословию; его предки, прославившиеся богатством и добротой, оставили наследство ему, осиротевшему в детстве. Назначенные опекуны расхитили его имуще¬ ство, но он отказался от своих прав по отношению к ним, удовольствовавшись тем, что они ему оставили. 35 Excerpta Historica iussu imperatoris Constantini Porphyrogenetae collecta. t. II, ч. I. Ed. Buettner — Wobst, Berolini, 1903. 36 Августом.
О ЖИЗНИ ЦЕЗАРЯ АВГУСТА И О ЕГО ВОСПИТАНИИ 219 114 (127; 99) Ехс. Бе У1г1., I, 354, 19: III. (4) Достигнув не более как девятилстяего возраста, юный Цезарь вызвал у римлян немалое удивление проявлением в столь ранней юности выдающихся природных дарований. Ведь его выступление с речью перед большим собранием было встречено шумным одобрением взрослых людей. (5) Когда умерла его бабка, он воспитывался у матери Атии и ее мужа Филип¬ па Люция, который вел свой род от победителей Филиппа Македонского. Воспитываясь у Филиппа как у второго отца, он подавал большие надежды и пользовался уважением среди своих ровесников, детей знатнейших граждан. Он всегда был окружен много¬ численной толпой, среди которой было немало юношей, рассчитывавших на полити¬ ческую карьеру. Ежедневно множество молодых людей, взрослых мужей, а также и сверстников провожали его, когда он отправлялся за город, чтобы ездить верхом, либо когда он навещал родных или кого-либо другого. (6) £>н упражнял свой ум в самых возвышенных науках, тело свое закалял в благо¬ родных воинских упражнениях, а воспринятые от своих учителей знания скорее их самих умел применить в жизни, что вызвало большое восхищение в его родном городе. За ним следила его мать и муж ее Филипп, спрашивавшие каждый день у его учителей и у людей, надзиравших за пим, что он сделал за этот день, куда ходил, чем был занят п с кем он встречался. IV. (7) Когда в Риме начались смуты, мать его Агия и Филипп отослали Цезаря в одно из отцовских поместий. (8) На форуме оп выступил в возрасте не более как четырнадцати лет, после того, как уже сложил с себя тунику, окаймленную пурпуром,и надел белую, как символ того, что он вступил в ряды мужей. (9) Он привлекал к себе народ своею красотою и блеском своего знатного рода, когда совершал торжественное жертвоприношение, за¬ писанный в коллегии понтификов на место умершего Люция Домиция; народ подал за пего голоса с большим воодушевлением. После этого он совершал священные обря¬ ды в новой одежде и в почетнейшем сане жреца. (19) И хотя по закону он был уже при¬ числен к взрослым мужчинам, мать его все так же не позволяла ему выходить из дома куда-либо, кроме тех мест, куда он ходил раньше, когда был ребенком. Она принуждала его‘вести прежний образ жизни и ночевать в прежнем своем помещении. Только по закону он был мужчиной, а во всем остальном оставался на положении ребенка. (91) Он никогда не изменял своей одежды, но всегда носил отечественную тогу. V. (12) Он посещал храмы в установленные для этого дни, по в ночное время, так как привлекал многих женщин своим цветущим возрастом, красотой и знатностью своего рода. Несмотря на их многочисленные попытки увлечь его, он никогда им не поддавался; мать, постоянно оберегая, сдерживала его и никуда не отпускала, да и сам он был благоразумен, поскольку с годами становился взрослее. (13) Когда же на¬ ступали Латинские празднества, во время которых консулы подымались для исполне¬ ния отечественных священнодействий на Альбанскую гору, а судебные обязанности за них в это время исполняли жрецы, юпый Цезарь садился в кресло посредине форума. Тогда к нему обращалось множество людей по судебпым делам. Многие приходили, даже не имея к нему никакого дела, но только чтобы посмотреть на юношу: он привлекал к себе взоры всех, особенно когда выполнял высокие обязанности. VI. (14) Когда Гай Юлий Цезарь закончил все войны в Европе, победил в Македо¬ нии Помпея, подчинил Египет, вернулся из Сирии и с Евксинского Понта, собираясь переправиться в Африку, чтобы покончить с остатками перебросившейся туда войны,, юный Цезарь хотел отправиться вместе с ним, чтобы приобрести опыт также и в воен¬ ном деле. Однако, когда он заметил, что мать его Атия этому противится, он, ничего ей не возражая, остался дома. (15) Было ясно, что и старший Цезарь из-за любви к нему тоже пе хотел, чтобы он отправился в поход, опасаясь, как бы он, изменив обыч¬ ный образ жизни, не расстроил своего, и так уже слабого здоровья. По таким причи¬ нам он не участвовал в этой войне. VII. (16) Когда Цезарь, завершив и эту войну, возвратился в Рим и дал проще¬
220 НИКОЛАИ ДАМАССКИЙ ние очень немногим, приведенным из этой войны пленникам, так как они не извлекли урока из предыдущих войн, произошло следующее: у молодого Цезаря был близкий и дорогой ему друг Агриппа, который воспитывался вместе с ним и с которым он был осо¬ бенно дружен. Брат Агриппы был близок к Катону, из дружбы к нему участвовал с ним вместе в африканской войне и оказался тогда среди пленников. Его-то молодой Цезарь, никогда еще ни о чем не просивший своего дядю, захотел выручить, но коле¬ бался из-за скромности и еще потому, что видел, как враждебно настроен Цезарь про¬ тив пленников, взятых в этой войне. Наконец, он отважился, попросил и получил про¬ симое. Вследствие этого он очень радовался, что спас брата своего друга. Восхваляли его и другие за то, что он, в первый раз воспользовавшись своим влиянием, проявил усердие для того, чтобы выручить друга. VIII. (17) Затем Цезарь отпраздновал триумф за африканскую войну, а также за другие, какие он провел. Молодому Цезарю, которого он уже усыновил как юношу весьма близкого ему даже по природе и кровному родству, ои предписал следовать за своею колесницею и украсил его знаками военной доблести, точно он вместе с ним участ¬ вовал в войне. Точно так же он ставил его рядом с собой во время жертвоприношений и в религиозных процессиях и всех других заставлял уступать ему место. (18) Сам же Цезарь был в это время украшен достоинством диктатора, которое, согласно традици¬ ям римлян, считалось наивысшим, и имел самое почетное положение в своем отечест¬ ве. Сын его всегда находился вместе с ним па зрелищах и на пирах и, видя, что Це¬ зарь обращается с ним милостиво, как с настоящим сыном, сам стал чувствовать себя уверенней. Многие друзья и прочие граждане, испытывавшие в чем-нибудь нужду, просили его ходатайствовать за них перед Цезарем, и он, выбирая удобное время и полностью соблюдая почтительность, просил за многих и помогал им, за что был высо¬ ко ценим своими близкими. Он старался обращаться к Цезарю лишь в подходящее для того время не обременяя его. При этом он проявлял свое расположение к людям и природный ум. IX. (19) Цезарь хотел также, чтобы он приобрел опыт в устройстве зрелищ и ис¬ полнении на них обязанностей судьи. В Рпме было два театра: Римский, о котором он сам взял на себя такие заботы, и Греческий, руководство в котором оп предоставил Октавиану. Тот принялся с таким усердием и добросовестностью исполнять свои обя¬ занности, никуда не отлучаясь даже в долгие жаркие дни, до тех пор,пока пе закапчи¬ валось представление, что как человек молодой и непривычный к напряжению заболел. (20) Так как он хворал тяжело, все были в страхе, беспокоясь, выдержит ли его слабый организм. Больше всех тревожился Цезарь. Поэтому в течение дня он или лично находился при больном, внушая ему бодрость, илипосылал своих друзей и не позволял врачам оставлять его. Однажды во время обеда кто-то сообщил ему, что юноша впал в забытье и что ему очень плохо. Цезарь сейчас же вскочил с ложа и, не надев обуви, поспешил в помещение, где лежал больной. Полный тревоги, оп настоя¬ тельнейшим образом требовал помощи врачей, сам сел возле больного и очень обрадо¬ вался, когда привел его в чувство. X. (21) Когда тот оправился от болезни и избежал опасности, но был еще слаб, Цезарь должен был отправиться на войну, куда предполагал раньше взять с собой и сына, однако тот не мог поехать из-за случившейся с ним болезни. Поэтому, оставив при нем многих людей, которые должны были заботиться о нем и следить за тщатель¬ ным соблюдением строгого режима, и дав наставления, чтобы Октавиан, когда окреп¬ нет, следовал за ним, Цезарь уехал на войну. Дело в том, что старший сын Магна Пом¬ пея в короткий срок неожиданно для всех собрал большое войско, чтобы отомстить за отца и, если удастся, отплатить за его поражение. (22) Итак, оставшись в Риме, молодой Цезарь прежде всего позаботился о восстановлении своих сил и вскоре впол¬ не окреп. После этого он уехал из города к войску согласно предписанию своего дяди, так он звал Юлия Цезаря. Многие хотели поехать вместе с ним, потому что близость к нему внушала много надежд; но он отверг всех, в том числе и свою мать, и, набрав среди своих слуг самых быстрых и сильных, ускорил свой отъезд. С невероятной бы-
О ЖИЗНИ ЦЕЗАРЯ АВГУСТА И О ЕГО ВОСПИТАНИИ 221 мротой он проехал далекий путь п оказался в непосредственной близости к Цезарю, который уже полностью закюнчил эту войну в течение семи месяцев. XI. (23) Прибыв в Тарракону, он вызвал у всех крайнее удивление тем, что смог приехать при столь тревожной военной обстановке. Не застав там Цезаря, он претер¬ пел еще больше трудностей и опасностей, пока не догнал его в Иберии близ города Калпии. (24) Цезарь, неожиданно увидев юношу, оставленного им больным и счаст¬ ливо избежавшего многочисленных врагов и разбойников, приветствовал его, обнял как сына и, никуда не отпуская, держал его при себе. Он хвалил его за усердие и по¬ спешность, поскольку он прибыл первым из всех, выехавших за Цезарем из столицы. В беседах с ним Цезарь старался затронуть много важных вопросов, испытывая его сообразительность. Увидев его остроумие и сметливость, краткость его речи, в которой Давались самые точные ответы на поставленные вопросы, он полюбил и оценил его еще больше. (25) После этого им надо было переправиться оттуда в Новый Карфаген, и ему было предложено сесть с пятью рабами на корабль самого Цезаря; он же, движимый чувством привязанности к друзьям, взял на корабль, кроме рабов, трех друзей, хотя пбоялся,что Цезарь, узнав об этом, рассердится. Получилось же обратное: Цезарь был доволен такой привязанностью к друзьям и похвалил его зато, что он хочет всегда иметь при себе достойных людей, свидетелей всех его деяний, и усиленно добивается создать в отечестве добрую о себе славу. XII. (26) В Карфаген Цезарь прибыл для того, чтобы к нему получили доступ люди, добивавшиеся этого. И к нему обращались очень многие: одни ради судебного разби¬ рательства своих тяжб с кем-либо, другие по делам общественного значения, иные, чтобы получить от пего награду за свои доблестные поступки. Кроме того, обращались к нему многие военачальники. (27) Обращаются к Цезарю и закинфцы 37, на которых выло подано много жалоб п которые нуждались в поддержке. Октавиан заступился за ппх и, поговорив откровенно и очень разумно с Цезарем, снял с них обвинения; он от¬ пустил их домой, радостно прославляющих его и называющих его своим спасителем. С тех пор к нему стало приходить много других людей, прося покровительства, и он всех их удовлетворял: одних избавлял от обвинения, другим выпрашивал подарки, пеых продвигал на должности. У всех на устах были его кротость, его человеколюбие пмудрость, проявлявшиеся в его беседах. Даже сам Цезарь38... 115 (128; 100) Ехс. Ве ь1Н., I, 359, 22: XIII. (28)... [из се]ребра по обычаю предков, и не участ¬ вовал в попойках молодежи, не оставался на пирах слишком много времени, находясь гам не дольше чем до вечера, не обедал раньше десятого часа, кроме как у Цезаря, Филиппа, или у женившегося па его сестре Марцелла, человека самого благород¬ ного и благоразумного среди римлян. (29) Свою скромность, которую все считают подобающей молодому возрасту, потому что всем остальным добродетелям природа обычно предоставляет место лишь после нее, он проявлял самым ярким образом в своей деятельности на протяжении всей своей жизни. (30) За это-то качество его так и ценил Цезарь, а не только за близкое родство, как думают некоторые. Уже и раньше Юлий Цезарь задумал усыновить его, но, опасаясь, как бы он не возгордился в ожидании столь высокой судьбы, что обычно бывает с юношами, воспитанными в счастливых условиях, и не отклонился бы от добродетели и строгого образа жизни, скрывал это свое намерение; однако в завещании он [Цезарь] назвал его сыном, так как не имел по¬ томства мужского пола, и объявил полным наследником всего своего состояния. Чет¬ вертую же часть своего имущества — как об этом стало потом известно — он завещал остальным друзьям и гражданам Рима. 37 Сагунтинцы. 38 Не хватает двух страниц.
222 НИКОЛАИ ДАМАССКИИ XIV. (31) Октавиан просил у Цезаря разрешения поехать на родину для свидания с матерью. Получив его, он уехал. (32) Когда он прибыл на Яникул, недалеко от Рима, с ним повстречался в сопровождении большой толпы людей некто, называвший себя сыном Гая Мария. Он добивался причисления к роду Цезаря и обращался уже к некоторым женщи¬ нам, родственницам Цезаря, которые засвидетельствовали его родство. Однако он не убедил ни Атию, ни ее сестру дать ложные показания относительно их семьи. Дейст¬ вительно, род Цезаря был в тесной связи с родом М ария, но это не имело никакого от¬ ношения к тому молодому человеку. Тогда он, окруженный большой толпой, вышел навстречу молодому Цезарю, стараясь расположить его к себе, чтобы быть причислен¬ ным к его роду. Много хлопотали за него и сопутствовавшие ему граждане, убежден¬ ные в том, что он сын Мария. (33) Цезарь оказался в большом затруднении и не знал, как ему поступить. Ему было тягостно встретить, как родного, человека, о котором он не знал даже, откуда он явился, да и мать его не поддерживала этого родства. С другой стороны, ему как человеку весьма совестливому было трудно оттолкнуть от себя этого юношу, а вместе с ним и большую толпу граждан. Итак, слегка его отстранив, он ска¬ зал, что главою их рода является Юлий Цезарь, он же первое лицо в отечестве и верхов¬ ный правитель всей Римской державы; к нему следует обратиться и ему доказать свое родство. Если Марий докажет это Цезарю, то они и все остальные сородичи сейчас же примкнут к решению. В противном случае у них с ним не может быть ничего общего. Но пока Цезарь об этом не знает, незачем обращаться к Октавиану и просить его по- родственному о каких-либо правах. За такой разумный ответ все присутствовавшие его хвалили, тот же юноша тем не менее проводил его до самого дома. XVa. (34) Прибыв в Рим, он поселился вблизи дома Филиппа и своей матери и, не расставаясь, проводил все время с ними, кроме тех случаав, когда хотел угостить кого-нибудь из своих сверстников, но это бывало редко. (35) Во время его пребывания в столице он решением сената был объявлен патрицием. 116 (129; 100) Exc. De viri., I, 361, 6: XV Ь. (36) Юный Цезарь вел трезвый образ жизни и был во всем воздержан. Друзья знали о нем еще кое-что удивительное: ведь в течение целого года в том возрасте, когда молодежь бывает очень пылкой, особенпо если живет в хороших условиях, он воздерживался от любви, больше заботясь о своем голосе п здоровье. Конец истории Николая Дамасского и жизнеописания молодого Цезаря. 117 (130; 101) Exc. Ds insidiis, стр. 33 , 27 39 : XVI. (37) Юный Цезарь на третий месяц своего пре¬ бывания в Риме переправился сюда 40. Здесь он вызвал удивление у своих сверстни¬ ков и друзей, восхищение у всех жителей города и похвалы своих наставников. (38) На четвертый месяц прибыл из столицы посланный его матерью вольноотпущен¬ ник; совершенно расстроенный и крайне подавленный, он привез письмо, в котором было написано, что Цезарь убит в сенате сообщниками Кассия и Брута. Мать просила сына вернуться к ней и писала, что сама не знает, что теперь будет; ему же пора дей¬ ствовать уже как мужчине, своим умом решать и поступать соответственно своему по¬ ложению и обстоятельствам. Вот что стало ему известно из письма матери. (39i То же самое ему сообщил и привезший письмо. По его словам, он был отправлен с письмом тотчас же после убийства Цезаря и нигде пе задерживался, чтобы Октавиан как мож¬ но скорее узнал о происшедшем и мог скорее сообразить, что ему делать. Родствен¬ никам убитого угрожает большая опасность, и прежде всего надо позаботиться о том, 39 Excerpta Historica..., т. Ill, Ed. С. de Boor, Berolini, 1905. 10 M io л л e p читает: в Аполлонию.
О ЖИЗНИ ЦЕЗАРЯ АВГУСТА И О ЕГО ВОСПИТАНИИ 223 как ему ее избежать: ведь у убийц немало сторонников, и они, преследуя родных Це¬ заря, истребляет их. (40) Это известие пришло перед самым обедом и привело всех в большое смятение. Молва быстро распространилась среди посторонних и скоро обошла весь город, причем не сообщалось ничего определенного, но лишь то, что случилось большое несчастье. Многие из виднейших граждан Аполлонии из расположения к Октавиапу собрались поздно вечером при свете факелов, чтобы узнать, какое принесе¬ но известие. Цезарь, посоветовавшись с друзьями, решил, что нужно сообщить исти¬ ну наиболее видным гражданам. Остальной же народ удалить. Так и было сделано, но толпа разошлась неохотно и лишь по настоянию старейших. Тогда, наконец, у Цеза¬ ря явилась возможность в оставшуюся часть ночи посоветоваться со своими друзьями о том, что предпринять и как использовать создавшееся положение. (41) При этом воз¬ никли большие сомнения: одни из друзей советовали догнать находящееся в Македонии войско, отправленное на войну с парфянами (командовал им Марк Ацилий), и, взяв его для безопасности, идти к Риму, чтобы дать отпор убийцам. Солдаты, воодушевленные привязанностью к Юлию Цезарю, будут ожесточены против убийц, а когда они увидят сына убитого, у них появится и чувство сострадания. Считали, что мстителями за Цезаря должны стать люди, пользовавшиеся при его жизни полным благополучием, люди, которым он открыл доступ к должностям и богатству, и получившие, кроме того, такие обильные дары, о каких они не могли мечтать даже во сне. (42) Но ему, человеку, еще очень молодому, это показалось делом трудным и превы¬ шающим его юные силы и его опытность; кроме того, ему было совершенно неизвест¬ но отношение к нему большинства населения, а врагов, восставших против него, было много. Итак, это мнение не имело успеха. (43) Другие предлагали иные меры, как это и бывает при неожиданных и непред¬ виденных обстоятельствах. Юный Цезарь признал за лучшее отложить окончательное решение до тех пор, пока он не встретится со своими друзьями, обладающими жизнеп- ным опытом и мудростью, чтобы и их привлечь к этому обсуждению. Было постановле¬ но ничего не предпринимать, но отправиться в Рим и, оказавшись в Италии, предва¬ рительно узнать о происшедшем после смерти Цезаря и посоветоваться обо всем с на¬ ходящимися там друзьями. XVII. (44) Итак, они готовились к отплытию. Аполлодор 41, ссылаясь на преклон¬ ный возраст и слабое здоровье, уехал на родину в Пергам. (45) Жители же Аполлонии некоторое время просили Цезаря, которого они очень любили, остаться у них. Из рас¬ положения к нему и почтения к умершему они обещали предоставить ему свой город для какой оп захочет цели. Ведь и ему будет лучше при стольких поднявшихся про¬ тив него врагах выжидать предстоящие события, находясь в дружественном городе. Он же, желая лично наблюдать за ходом событий, не изменил своего решения, по ска¬ зал, что ему необходимо уехать. Жителей Аполлонии оп тогда похвалил, а достигнув власти, он дал этому городу свободу и освобождение от уплаты податей и много дру¬ гих милостей, чем весьма содействовал процветанию города. Тогда же весь народ провожал его, жалея о его несчастий, проливая слезы и вместе с тем выражая восхище¬ ние его скромностью и воздержанностью во время его пребывания у них. (46) При¬ ходили к нему из войска многие всадники и пехотинцы, военные трибупы и центурионы и многие другие, предлагая службу; приходили и с корыстными побуждениями. Все они предлагали взяться за оружие, обещали сами отправиться вместе с ним, привлечь других и отомстить за смерть Цезаря. Он хвалил их за усердие, но говорил, что в дан¬ ное время ему ничего пе надо. Однако он просил их быть готовыми к тому, что оп по¬ зовет их к отмщению. Оии повиновались. (47) На случайно попавшихся кораблях Цезарь был перевезен в еще очень холодное попаспое время года и, переправившись через Ионическое море, пристал к ближайшему мысу в Калабрии, где, однако, жители не имели точных сведений о перевороте в Риме. Высадившись, он отправился пешком в Лупию. (48) Там оп встретился с людьми, при¬ 41 У Мюллера (Fragmenta Historicorum Graecorum, т. III, Paris, 1849. стр. 435) — Александр.
224 НИКОЛАИ ДАМАССКИЙ сутствовавшими при похоронах Цезаря. Они обо всем ему рассказали: о том, что в за¬ вещании он записан сыном Цезаря, что ему оставлено три четверти имущества, а чет¬ вертая часть оставлена другим, причем народу досталось по семидесяти пяти драхм на человека. Заботы о своих похоронах Цезарь поручил Атии, матери Октавиана, но толпа, применив насилие, взяла его тело, сожгла и провела похоронные торжества на середине форума. (49) Стало также известно, что убийцы, сообщники Брута и Кас¬ сия, захватив Капитолий, охраняют его и призывают к союзу с ними рабов, обещая им свободу. В первые два дня, когда друзья Цезаря были еще очень напуганы, к сторон¬ никам Брута и Кассия присоединилось мпого народа, но потом, когда из соседних го¬ родов пришли многие колонисты, которым Цезарь роздал там наделы, расселив по городам, и обещали начальнику конницы Лепиду и товарищу Цезаря по консульству Антонию отомстить за убийство Цезаря, многие из лагеря заговорщиков рассея¬ лись. Тогда они, оставшись без людей, стали набирать гладиаторов и других, у кого была непримиримая вражда к Цезарю и которые принимали участие в заговоре. (50) Все они несколько позже спустились с Капитолия, получив обещание безопасности от Антония, который собрал к этому времени уже большую военную силу, но еще откла¬ дывал выступление. Это же было причиной того, что они безопасно удалились из Рима в Антий. Дома же их были осаждены народом не под чьим-либо предводительством, а самой толпой. Народ, который был очень привязан к Цезарю, негодовал на них за его убийство, причем особенно сильно, когда увидел окровавленную его тогу и толь¬ ко что лишенное жизпи его тело, выставленное перед погребением. Тогда-то народ, применив силу, совершил торжество погребения посреди Форума. XVIII. (51) Узнав об этом, юный Цезарь при воспоминании о дорогом человеке из чувства любви к нему преисполнился скорби и проливал слезы, вновь переживая остроту горя. Несколько успокоившись, он стал поджидать нового письма от матери и от друзей, находившихся в Риме, хотя и пе было у пего недоверия к рассказавшим ему о случившемся. Он не видел причин, по которым они стали бы его обманывать. После этого он переехал в Брундизий, ибо узнал, что там нет никого из его врагов; раньше же он подозревал, что этим городом завладел кто-нибудь из них, поэтому и не решился прямо направить туда свой путь. Пришло, наконец, к пому письмо от матери, (52) в котором было написано, что ему крайне необходимо как можно скорее приехать к ней и соединиться со всем своим домом, чтобы вне Рима ему как приемному сыну Цезаря не подвергаться каким-нибудь козням. Она подтвердила то, о чем ему было со¬ общено, что весь народ возбужден против сообщников Брута и Кассия и возмущается тем, что они сделали. (53) Послал ему письмо и отчим его Филипп, уговаривая не при¬ нимать наследства Цезаря и не присваивать себе его имя, помня все, что тот претер¬ пел, но жить в полной безопасности, вдали от государственных дел. Цезарь, зная, что Филипп написал это из расположения, сам думал по-другому. Он уже замышлял великие дела и был полностью уверен в себе, готовый претерпеть труды, опасности и ненависть людей, угождать которым он явно не хотел. Он никому не хотел уступать сво¬ его имени и влияния, тем более что отечество справедливо его поддерживало и призы¬ вало принять на себя почетное положение отца; ведь по природе и по людским законам власть отца должна была принадлежать ему, самому близкому по крови и им самим признанному сыном; он считал, что самым справедливым для него будет выступить мстителем за погибшего такой ужасной смертью отца. Так он думал и изложил это в своем письме к Филиппу, но ие очень его убедил. (54) Мать же его Атия радовалась, видя, как к ее сыну переходит такая славная судьба и такая великая власть; однако, созпавая, что это поприще полно страхов, опасностей, и хорошо представляя себе, сколько претерпел ее дядя Цезарь, она не очень-то хотела допустить повторения этого. Казалось, она занимала среднее положение между двумя мнениями, именно, ее мужа, Филиппа, и сына. Она терзалась тысячью сомнений: то огорчалась, когда пересчиты¬ вала, сколько опасностей угрожает тому, кто стремится править всеми, то проникалась гордостью, когда думала о величии власти и почета. Поэтому она нс решалась отго¬ варивать своего сына от его великого замысла и от справедливого намерения отомстить за отца, с другой же стороны, она и не подталкивала его к действиям, боясь/неясности
О ЖИЗНИ ЦЕЗАРЯ АВГУСТА И О ЕГО ВОСПИТАНИИ 225 ожидавшей его судьбы. Она все же согласилась с тем, чтобы он принял имя Цезаря, и сама,, первая его за это похвалила. (55) Цезарь запросил у всех своих друзой, что они об этом думают, и после того не стал медлить, но, веря в свою счастливую судьбу и при хороших предзнаменованиях, признал себя сыном Цезаря. Это было началом многого, хорошего как для него самого, так и для всех людей, особенно для отечества и всего римского народа. Он сейчас же послал в Азию за тем военным снаряжением и деньгами, которые Цезарь уже заранее отправил туда для парфянской войны. Когда же все это было привезено, а, кроме того, п ежегодная подать с народов Азии, Цезарь, довольствуясь отцовской долей,все осталь¬ ное, принадлежащее государству, передал в казначейство Рима. (56) Некоторые из его друзей тогда еще раз стали советовать ему то, что уже гово¬ рили в Аполлонии, а именно, чтобы он обратился к колонистам своего отца и набрал там войско (воодушевив его своим главенством и великим именем Цезаря на поход в защиту его сына) 42. Ведь солдаты с большой охотой пойдут под предводительством сына Цезаря и исполнят все, что потребуется. Охваченные удивительным доверием и преданностью Юлию Цезарю, они вспоминали о совершенных с ним при его жизни делах и рвались под знаменем его имени бороться за ту власть, которую они раньше для него завоевали. < ) (57) Но Октавиану казалось, что для этого еще не наступило нужное время. Стре¬ мясь к власти отца, он хотел получить ее на законном основании, опираясь на поста¬ новление сената, и заслужить славу законного наследника, а не честолюбца. Поэтому он послушался больше совета старших и более опытных из числа своих друзей и от¬ правился из Брундизия в Рим. XIX. (58) В дальнейшем мое повествование раскрывает, как убийцы Цезаря со¬ ставили заговор против него, как они все это привели в исполнение и что произошло затем при всеобщем потрясении государства. Сначала я рассмотрю обстоятельства самого заговора, из-за чего и с какою целью он был составлен, потом укажу причины, по которым он, будучи составлен, привел к таким результатам. Затем расскажу о втором Цезаре, ради которого я и предпринял этот труд, расскажу о том, как он, при¬ дя к власти, занял место Юлия Цезаря и какие совершил дела на войне п в мирное время. (59) Первоначально заговор возник среди небольшого круга людей, потом к ним присоединились многие, и даже такие, про которых не припомнишь, чтобы они были во вражде с главою государства. Говорят, что связанных взаимной клятвой было свы¬ ше восьмидесяти человек, среди которых наибольшим влиянием пользовались: Де¬ цим Брут, один из ближайших друзей Цезаря, Гай Кассий и Марк Брут, человек наибо¬ лее тогда почитаемый в Риме. Все они сначала были его военными противниками и при¬ мыкали к сторонникам Помпея. Когда же тот был разбит, они оказались во власти Цезаря, который предоставил им возможность жить спокойно. Однако, хотя Цезарь поступил по отпошению к каждому из них великодушно, они мысленно не отказыва¬ лись от своих затаенных надежд. Цезарь же по своему характеру и какой-то прирож¬ денной мягкости был незлопамятен в отношении побежденных 4Э. Используя в своих целях отсутствие у него подозрительности, опи злоупотребляли этим, скрывая свой злой умысел под льстивыми словами и притворными поступками. (60) Поднять руку на такого человека каждого из них побуждали разнообразные личные причины, а всех вместе — одна общая. Одни вступали в этот заговор, потому что с устранением Цезаря у них были некоторые надежды самим занять его место. Дру¬ гие были ожесточены злобою за то, что пострадали от войны, потеряли близких, лиши¬ лись имущества или должности в городе; но они, скрывая свое озлобление, выставляли благовидные побуждения, говоря, будто они. тяготятся властью одного человека и 42 Текст испорчен. 43 Перевод сделан по тексту: С. М u e 1 1 е г, Fragmenta Historicorum Graeco¬ rum, т. III, Paris, 1849, стр. 439. 15 Вестник древней истории, № 4
226 НИКОЛАИ ДАМАССКИИ стремятся к равноправию в государстве. Иных приводили разные побуждения, зарож¬ давшиеся от случайных обстоятельств. Сначала в заговор вошли наиболее влиятельные лица, впоследствии же много других, причем одни — добровольно, по причине лич¬ ных обид, а другие — ради того, чтобы доказать верность старым друзьям и действо¬ вать с ними заодпо. (61) Были и такие, у кого не было ни того, ни другого побуждения, но которые присоединялись к мнению людей ради их высокого положения и, помня о прежней демократии, тяготились властью одного человека. Сами они не начали бы этого дела, но раз оно было начато другими, они охотно к нему присоединялись и го¬ товы были претерпеть с такими людьми все, что бы ни пришлось. Сильно привлекала к заговору издревле признанная еще предками слава Брутов, упразднивших в Риме правивших после Ромула царей и впервые установивших демократию^, (62) Старые же друзья Цезаря не были уже так преданы ему, потому что видели, что одинаковым с ними почетом пользуются и прежние враги, пощаженные им. Но и этими бывшими врагами руководило не чувство признательности, а раньше возбуждав¬ шая их ненависть, зародившаяся в них до оказания им милости Цезарем, вызывав¬ шая у них воспоминания не о благодеянии, оказанном им при их помиловании, а о тех благах, которых они лишились, потерпев поражение. Многие тяготились том, что он их пощадил, хотя он и не делал им никаких попреков. И все же нх непрерывно угнетало сознание, что они из милости пользуются тем, что победителям принадле¬ жит по праву. (63) Не примирялись они также и с тем, что некоторые из них, опять служа в вой¬ ске на положении рядовых солдат или командиров, не получали наград, в то время как люди, взятые в плен, зачислялись в старые легионы и получали такое же жалова¬ ние. И друзья его были недовольны тем, что одинаковым с ними почетом пользуются люди, ими же захваченные в плен, которые иногда даже оттесняют их от почетного положения. Многим даже получение от него милостей, в виде ли денежных сумм или награждения должностями, было особенно тягостно, потому что это мог делать только он один, а все остальные были отстранены и доведены до полного ничтожества. (61) Сам Цезарь, заслуженно прославляемый после многих и значительных побед, считал себя выше остальных людей, а народная толпа взирала на него с восхищением; людям влиятельным и близко стоящим к власти это было тягостно. (65) Таким образом, про¬ тив него объединилась большая группа различных людей: влиятельных и незначитель¬ ных, бывших друзей и прежних врагов, военных и гражданских чинов. Из них каждый руководился каким-нибудь своим соображением и под влиянием своих личных не¬ взгод присоединялся к обвинениям, предъявленным другими. Общаясь друг с другом, они подстрекали своих сторонников, и так как за каждым имелась какая-нибудь вина, они поддерживали друг друга взаимной верностью. (66) Поэтому, несмотря на столь большое число заговорщиков, никто не решался на донос, хотя некоторые утвержда¬ ют, что незадолго до смерти кто-то передал Цезарю записку с сообщением о заговоре, но он не успел ее прочитать и был убит, держа ее в руках; потом, среди других его за¬ писок, она была найдена при убитом. XX. (67) Все это, однако, стало известно только впоследствии. Тогда же Цезарь, как бесхитростный по характеру и мало опытный в искусстве политики, поскольку преимущественно вел войны на чужбине, легко поддался на почести, непрерывно при¬ суждавшиеся ему одна за другой, причем людьми не только искренне желавшими его прославить, но и такими, которые со злым умыслом преувеличивали его заслуги и распространяли слухи в народе, чтобы вызвать у него зависть и подозрительность. Цезарь же, естественно, принимал все эти почести, как выражение восхищения, а не как злые козни. Во всех принятых постановлениях представителей власти больше всего раздражало то, что парод был совершенно отстранен от избрания должностных лиц, а Цезарю было дано право назначить на любую должность кого угодно, как это было установлено незадолго до того сенатским решением. (68) В народе же распространя¬ лись разные слухи, с различными разъяснениями. Одни говорили, будто бы им стало известно, что Цезарь объявил средоточием своей царской власти над всеми землями и морями Египет, где царица Клеопатра, сойдясь с ним в браке< родила ему сына
О ЖИЗНИ ЦЕЗАРЯ АВГУСТА И О ЕГО ВОСПИТАНИИ 227 Ки^а 44, однако сам Цезарь в своем завещании разоблачил это как ложь. Другие говори¬ ли, что он хочет учредить свою столицу в Илиопе по причине древнего родства с дарданидами. (69) Особенпо сильно раздражало людей, объединившихся против него, следующее обстоятельство. Согласно решению народа, ему была поставлена золотая статуя на рост¬ рах. На пей появилась возложенная па ее голову диадема. Римляне заподозрили в этом самого Цезаря, усмотрев в этом символ своего рабства. Народные трибуны Лю- цнй и Гай45 приказали одному из слуг подняться, спять диадему н уничтожить ее. Когда Цезарь узнал об этом, он, созвав сенат в храм Согласия, обвинил названных трибунов в том, что они сами тайно возложили диадему на голову статуи, явно желая сто оскорбить и проявить свое мужество, учинив ему бесчестие, совершенно пе думая ни о сенате, пи о нем. В этом их поступке, говорил он, скрываются их более важные за¬ мыслы и козни, а именно, они хотят оклеветать его в глазах парода, как добивающего¬ ся незаконной царской власти, и, совершив государственный переворот, убить его. После такой речи он с согласия сената отправил их в изгнание. Эти трибуны были уда¬ лены, по на их месте появились другие. (70) Народ же, громко крича, называл его царем и требовал, чтобы он, пе медля, надел на себя венец, раз уж сама Судьба его увенчала. Он же отвечал, что все всегда делал в угоду народу за его к нему расположение, но только этого никогда не сделает п просил не взыскивать с пего, если он ради сохранения отечественных обычаев не выполнит эту просьбу народа: ведь он предпочитает иметь законную консульскую власть, а не противозаконную царскую. XXI. (71) Так тогда говорили. Вскоре наступил в Риме зимний праздник, назы¬ ваемый луперкалиями. На этом празднике в шествии принимают участие как старые, так и молодые, обнаженные, умащенные и всего лишь опоясанные; всех встречных они задирают или бьют козьими шкурами. На этот раз с наступлением праздника главарем процессии был избран Марк Антоний. Оп по обычаю шел через форум, за ним следовала остальная толпа. Там на так называемых рострах сидел па золотом кресле Цезарь, одетый в пурпурную тогу; сначала к нему приблизился Лициний, держа в руках лавровый венок, сквозь который виднелась царская диадема. С помошыо сво¬ их коллег он поднялся на возвышение и положил венок к его ногам (место, с которого Цезарь обычно обращался к народу, было возвышенное). (72) Но так как народ стал кричать, он возложил диадему на его голову. В ответ на это Цезарь подозвал к себе начальника конницы Лепида, по тот не решался подой¬ ти. Тогда один из заговорщиков, Кассий Лонгин, будто бы из расположения к Цеза¬ рю, а на самом деле, чтобы самому было легче скрывать свой замысел, поторопился снять с него диадему и положить ее ему на колени. Вместе с Кассием был и Публий Каска. В то время как Цезарь отстранял диадему, а народ поднял приветственные клики, быстро подбежал Антоний, как был в процессии, обнаженный и умащенный, и снова возложил диадему на голову Цезаря. Тогда тот сорвал ее с головы и бросил в толпу. В ответ па это стоявшие далеко стали рукоплескать, а стоявшие впереди кри¬ чали, чтобы он принял диадему и пе отвергал дара народа. (73) Некоторые же были другого мнения о происходящем: одни были недовольны, усматривая в этом указание на большую, чем допускается при демократии, власть, другие желали угодить ему и присоединялись к народу; иные в толпе говорили, что Аптоний поступил так не без ведома самого Цезаря; многим было даже желательно, чтобы Цезарь без возражений присвоил себе царскую власть. Итак, среди собравшихся слышались различные толки. II вот, когда Антоний вторично возложил на него дпадему, народ кричал на своем языке46: «Да здравствует царь!» Но Цезарь не принял диадемы, а велел отнести ее на Капитолий в храм Юпитера, сказав, что тому опа более подходит. И народ снова рукоплескал, как и раньше. (74) Говорили и другое, будто Антоний сделал это, желая 44 Обычно его называют Цезарионом. 45 Люций Цезатпй Флавий и Гай Марул.т. 46 То есть на латинском. 15*
228 НИКОЛАИ ДАМАССКИИ угодить Цезарю и рассчитывая, что за это Цезарь его усыновит. (75) Под конец он об¬ нял Цезаря и передал венец некоторым стоявшим тут же лицам, чтобы они возложили его на голову стоящей поблизости статуи Цезаря, что они и сделали. Это происшест¬ вие больше чем- что-либо другое заставило заговорщиков поторопиться с исполне¬ нием своего замысла, потому что они своими глазами убедились в том, о чем раньше только предполагали. XXII. (76) Несколько позже Цинна47, будучи претором, упросив Цезаря, изгото¬ вил декрет о том, чтобы сосланным народным трибунам было разрешено возвратиться, как этого хочет народ, и чтобы им было позволено, сложив с себя должность, жить в качестве частных лиц, не лишенных права участия в управлении. Цезарь пе воспроти¬ вился их возвращению, и они вернулись. (77) Вскоре Цезарем были проведены еже¬ годно повторяемые выборы, согласно декрету, предоставляющему ему это право: на ближайший год избраны были консулами Г. Вибий Панса и Авл Гирций, на тре¬ тий — Децим Брут, один из заговорщиков, и Мунаций Планк. (78) После этого произошло событие, которое очень встревожило заговорщиков. Цезарь стал строить большой и роскошный форум в Риме; созвав мастеров, он сдавал им с торгов строительные работы. В это самое время пришли туда знатнейшие римля¬ не, принесшие постановление о почестях, принятое на общем собрании сената. Впере¬ ди шел консул 48, коллега Цезаря, держа в руках сенатское постановление. Ликто¬ ры продвигались с той и другой стороны, сдерживая толпу; вместе с консулами шли преторы, народные трибуны, квесторы и все прочие должностные лица. За ними в стройном порядке следовал сенат, потом народ в таком бесчисленном множестве, ка¬ кого еще никогда не приходилось видеть. Чувство благоговения вызывало высокое достоинство первейших граждан, обладавших полнотой власти и все же преклоняю¬ щихся перед другим, еще более могущественным. (79) Когда они приближались к нему, он сидел и, так как беседовал с теми, кто стоял сбоку, не обернулся и не встал им на¬ встречу, но продолжал рассматривать то, что держал в руках до тех пор, пока один из его друзей, стоявших поблизости, ему не сказал: «Посмотри на подходящих к тебе с другой стороны!» Только тогда он отложил документы, обернулся к ним и стал слу¬ шать то, что они говорили о причине своего прихода. Воспользовавшись этим, присут¬ ствовавшие здесь заговорщики, порицая происходящее, внушили чувство ненависти к Цезарю тем, кому он тоже был уже в тягость.^ (80) Вознегодовали также и такие люди, которые стремились наложить на него руки ради ниспровержения всего строя, а не ради борьбы за свободу, и все стали ожидать случая расправиться с тем, кто всемп считался непобедимым. Ведь подсчитывали, что за все это время он участвовал в трех¬ стах двух сражениях как в Азии, так и в Европе, и ни разу не потерпел поражения. Он часто выходил один и показывался перед всеми, и это внушало надежду, что он окажется когда-нибудь достижимым для их козней. Они стали обдумывать, как бы от¬ далить от него его телохранителей; они склоняли его и на словах к тому, чтобы объ¬ явить его особу священной для всех и называть его «отцом отечества». Они составили даже проект сенатского постановления, чтобы он, поддавшись этому, на самом деле поверил их любви к себе и отпустил бы от себя стражу, полагая себя защищенным всеобщим к себе расположением. Если бы это произошло, это значительно облегчи¬ ло бы им выполнение их замысла. XXIII. (81) Открыто для совещаний заговорщики не собирались, но тайно сходи¬ лись в небольшом числе в домах друг у друга; там,— что вполне естественно,—они много говорили и многое обсуждали, думая, как им совершить такое важное дело и где именно. Некоторые предлагали напасть на пего, когда он будет проходить по так! называемой Священной дороге, так как он часто проходил по ней; другие предлагали убить его во время комиций при выборе должностных лиц, когда ему нужно будет присутствовать на поле перед городом, но до этого пройти по одному мосту; своп обязанности они распределили по жребию; одни должны были столкнуть его с моста, 17 Люций Корнелий. 48 Антоний.
О ЖИЗНИ ЦЕЗАРЯ АВГУСТА И О ЕГО ВОСПИТАНИИ 229 ■—{ другие — подбежать к упавшему и убить его. Иные предлагали убить его во время гладиаторских боев, которые приближались. Тогда из-за вооруженных боев па арене можпо бы было не заметить и оружия, подготовленного для его убийства. Но большин¬ ство советовали убить его во время заседания сената, как только он останется там один: ведь туда войдут только члены сената, а у многих сенаторов — участников за¬ говора—под одеждой будут кинжалы. Это мнение одержало верх. (82) Помогла этому до некоторой степени и судьба: Цезарь сам назначил день, в который должны были со¬ браться члены сената для обсуждения дел, которые он думал рассмотреть. Когда наступил роковой день, заговорщики собрались в полной готовности. Заседание про¬ исходило в портике Помпея, где иногда заседал сенат. (83) И здесь воля божества по¬ казала, каковы дела человеческие, как все неустойчиво и подвержено прихотям судьбы: она привела его в дом убитого врага, в котором ему предстояло трупом лежать перед его статуей и быть убитым перед изображением того, кто при своей жизни был им по¬ бежден. Ведь сильнее всегда бывает судьба, конечно, если ее признаешь. Друзья Цезаря старались в этот день воспрепятствовать ему отправиться в сенат, ссылаясь на какие-то дурные предзнаменования. Врачи отговаривали его под предлогом болез¬ ни и головокружений, которые иногда у него бывали, что было и па этот раз; больше же всех отговаривала его жепа, по имени Кальпуриия, напуганная каким-то сновидени¬ ем. Она крепко обняла его и говорила, что не позволит ему в тот день выйти из дома. (84) Присутствовавший при этом Брут, один из заговорщиков, считавшийся в то вре¬ мя одним из его самых близких друзей, сказал: «Что ты говоришь, Цезарь! неужели ты, столь великий, уступив женским сновиденпям н уговорам ничтожных людей, не выйдешь из дома и этим оскорбишь тобою же созванный сенат, наградивший тебя столькими почестями? Конечно же, нет! Послушайся меня и, отбросив все толкования снов, иди со мною! Уже с утра собрался сенат и ожидает тебя!» Эти слова его убедили, и он пошел. XXIV. (85) Между тем убийцы уже приготовились: одни стали рядом с его креслом, другие напротив, третьи позади. (86) Жрецы подвели ко входу в сенат жертвенных животных для последнего его жертвоприношения. Оказалось, что жертва его неблагоприятна. Озабоченные этим жрецы подводили одпо за другим все повых жертвенных животных в надежде, что предзнаменования окажутся лучше, чем предыдущие. Наконец, они объявили, что указания богов нехороши и что во внут¬ ренностях животных видно присутствие какого-то скрытого злого духа. Тогда Цезарь, расстроенный этим, отвернулся к уже склоняющемуся к западу солнцу, по прорица¬ тели дали этому еще худшее толкование. Присутствовавшие при этом убийцы, наобо¬ рот, торжествовали. Цезарь, уступая чрезвычайно настойчивым просьбам друзей отложить назначенное на этот день заседание, ввиду сообщений жрецов, уже распо¬ рядился это сделать. (87) Но тут к нему подошли служители, приглашающие его вой¬ ти, сообщая, что сенат полностью собрался. Цезарь окинул взором своих друзей. Тогда опять предстал перед ним Брут. «Иди,— сказал он,— дорогой Цезарь, не придавай зпачепия их пустой болтовне и пе откладывай исполнения того, что подоба¬ ет Цезарю и столь великому государству; считай достаточным предзнаменованием свою собственную доблесть». Убеждая его такими словами, Брут в то же время взял его за правую руку и ввел в здание сената, вблизи которого они находились. И Цезарь молча последовал за ним. (88) При его входе весь сенат встал в молчании в знак ува¬ жения к нему. А приготовившиеся нанести ему удар уже стояли вокруг него. Пер¬ вым к нему подошел Туллий Цимбер, брат которого был сослан Цезарем. Под предло¬ гом усердной просьбы за этого брата он близко подошел к нему, ухватился за его тогу, и казалось, что он производит движения более дерзкие, чем какие полагается смиренно просящему человеку; при этом он мешал Цезарю подняться, если бы оп это¬ го хотел, и действовать руками. Когда же Цезарь с раздражением выявил свое неудо¬ вольствие, заговорщики приступили к действиям. Быстро обнажив свои кинжалы, они все бросились на него. (89) Сервилий Каска первым наносит ему удар мечом 48 в левое плечо, чуть выше 49 ор-У<]Ь ти> Ё1'се1.
230 НИКОЛАИ ДАМАССКИИ ключицы; он нацелился на нее, но от волнения промахнулся. Цезарь вскочил, чтобы оттолкнуть его, по он, перекрывая шум, громко, на греческом языке, зовет на помощь своего брата, который, услыша его, вонзает свой меч Цезарю в бок. Кассий, несколько опередив его, наносит Цезарю удар поперек лица. Децим же Брут — глубокую рану в пах. Кассий Лонгин, спеша нанести еще одни удар, промахнулся и задел руку Мар¬ ка Брута. Минуций, тоже замахнувшись на Цезаря, поранил Рубрия. Было похоже, что они сражаются за него. (90) Наконец, получив множество ран, Цезарь падает перед статуей Помпея. Не осталось никого, кто бы пс нанес удара лежащему трупу, желая показать, что и он принимал участие в этом убийстве. Получив тридцать пять pan, Цезарь, наконец, испустил дух. XXV. (91) Поднялся невероятный крик: кричали не только выбегавшие из сената и не участвовавшие в заговоре, которые боялись, что и на них сейчас произойдет на¬ падение, но и оставшиеся снаружи люди, сопровождавшие Цезаря: они думали, что весь сенат замешан в заговоре и что именно для этого собралось так много солдат. Наконец, кричали и те, которые не знали причину внезапно поднявшегося шума, но, видя своими глазами убийц, бегущих с окровавленными мечами в руках, сами под¬ дались страху и бросились бежать. Все улицы заполнились бегущими и кричащими людьми. (92) Присоединился к пим и народ, беспорядочной толпой выбегавший пз театра, где он смотрел гладиаторские бои. Не зная в точности, что произошло, народ был при¬ веден в смятение отовсюду раздававшимися криками. Одни говорили, что сенат из¬ бивается гладиаторами, другие, что Цезарь убит, а войско бросилось грабить город. Одни верили одному, другие другому. Узнать что-нибудь в точности было невозможно. Смятение оставалось полным до тех пор, пока все не увидели убийц и среди них Брута, успокаивающего народ и внушавшего всем бодрость: ведь не произошло ничего пло¬ хого. Общий же смысл всего, что говорили в своих речах убийцы, был тот, что они убили тирана. (93) Но в их среде раздавались речи и о том, что надо уничтожить также и осталь¬ ных, которые будут им противодействовать и снова добиваться власти. Передают, что Марк Брут сдерживал их, говоря, что несправедливо убивать по одним только неясным подозрениям людей, против которых явных улик не пмеется. Это мнение одер¬ жало верх. (94) Стремительно выбежав из курии и промчавшись с обнаженными мечами в руках через форум, убийцы устремились па Капитолий и при этом кричали, что они сделали свое дело ради всеобщей свободы. За ними последовала большая толпа гладиа¬ торов и рабов, нарочно подготовленных для этого. По мере того как распространялась молва, что Цезарь убит, па всех улицах и па форуме возникало все большее смятеппе. Рим стал похож на город, захваченный неприятелем. Поднявшиеся же на Капитолий разделились на отряды и со всех сторон охраняли это место, опасаясь, что войска Цезаря будут па них наступать. XXVI. (95) А тело Цезаря лежало там, где он упал. Бесславно было обагрено кровыо тело человека, доходившего на запад до Британии и океана, замышлявшего поход на восток против Парфянского и Индийского царств с тем, чтобы, покорив также и их, объединить в одной державе всю власть над землей и морем. Теперь он лежал, и никто не решался остаться при нем или унести его труп. Друзья, присут¬ ствовавшие при убийстве, разбежались. Другие прятались в своих домах или выезжа¬ ли переодетыми в поместья или пригородные места. (96) Хотя у него было много друзей, но никого пз них не было при нем пи в момедт убийства, ни после, кроме Сабина Кальвнзия и Цспзорипа. Но и они, когда ворва¬ лись сообщники Брута и Кассия, сопротивлялись недолго, а потом из-за многочислен¬ ности заговорщиков толю обратились в бегство. Остальные думали только о своей безо¬ пасности, и среди них были даже одобрявшие происшедшее. Говорят, что кто-то из них произнес над убитым такие слова: «Хватит уже угождать тиранам». (97) Лишь три раба, находившиеся поблизости, несколько позже положили тело на носилки и отпес-
О ЖИЗНИ ЦЕЗАРЯ АВГУСТА И О ЕГО ВОСПИТАНИИ 231 ли его домой через форум на виду у всех: занавески носилок с обеих сторон были при¬ подняты и видны были свисающие руки и раны на лице. Никто тогда не мог удержать¬ ся от слез при виде того, кого только что почитали, как бога. Со всех сторон раздавались вопли и рыдания оплакивавших его: на крышах, на улицах, у дверей, мимо которых его несли. По мере приближения к его дому жалобный плач становился все громче. Навстречу ему выбежала жена с большой толпой женщин и рабов, призывая мужа и горько сокрушаясь, что не смогла удержать его в тот день дома. Но над ним уже тяго¬ тел рок, гораздо более неумолимый, чем она на это надеялась. ХХУ1а. (98) И они стали готовиться к похоронам. Убийцы же, заранее подобрав для своей цели много гладиаторов, поставили их в галерее Помпея между театром и зданием курии. Готовил их Децим Брут как будто бы для чего-то другого. В то время он собирался давать игры и, делая вид, что соперничает с тогдашним устроителем со¬ стязаний, говорил, что хочет похитить одного из выступающих в театре гладиаторов, которого он уже раньше нанял для себя за плату. На самом же деле это была подготов¬ ка к убийству, чтобы у заговорщиков были помощники на случай, если что-нибудь будет предпринято защитниками Цезаря. (99) С гладиаторами и с толпой рабов Брут спустился с Капитолия. Созвав народ, заговорщики решили проверить его настроение, а также настроение должностных лиц, узнать их мнение о себе, а именно, принимают ли они их за освободителей от тирании или за убийц. От этого может сделаться боль¬ шое зло 50. Ведь это произошло не из-за малых разногласий; к этому хорошо подготови¬ лись и совершившие убийство, и те, против кого оно было задумано. Ведь войско Це¬ заря велико, и великие остались полководцы, продолжатели его замыслов. Все в ду¬ шевном смятении от необычности обстоятельств хранили глубокое молчание, и каждый обдумывал, на что при таком положении вещей они прежде всего могут отважиться и с чего начнется их переворот. (100) Тогда-то при полном молчании народа, ожидавшего развития событий, вы¬ ступил Марк Брут, весьма почитаемый за скромность своей жизни, за славу своих предков, а также за свою всем известную честность. Он сказал следующее. Смотри «О речах перед войском». XXVII. (101) После выступления убийцы опять удалились на Капитолий и сове¬ щались о создавшемся положении и о том, что им делать. Они решили направить по¬ слов к Лепиду и Антонию и убедить их придти к ним в храм, чтобы посоветоваться о том, как помочь государству; они обещали, что все полученное ими от Цезаря будет признано за ними в качестве его дара для того, чтобы это не вызывало больше между ними разногласий. Антоний и Лепид сказали посланным, что ответ они дадут на сле¬ дующий депь. (102) Так как эти переговоры происходили поздно вечером, в городе еще больше усилилось беспокойство. Каждый заботился только о себе, пренебрегая общественными интересами, опасаясь тайных козней и неожиданных нападений, поскольку первей¬ шие в государстве люди оставались под оружием, противостоя друг другу; и никому не было ясно, кто именно станет во главе упрочившегося порядка. С наступлением ночи они разошлись. (103) На следующий день вооруженным оказался уже консул Антоний, а Лепид, собравший немалое войско из вспомогательных частей, проходил по форуму, решив мстить за убийство Цезаря. Увидя это, те, которые сначала колебались, стали, во¬ оружившись, стекаться к ним51 отдельными отрядами. Собралось большое войско. Были среди них и такие, которые делали это из страха, не желая показать, что они рады убийству Цезаря. Своим участием в их движении они скрывали свои надежды на будущее. Многие были посланы к людям, облагодетельствованным Цезарем как рас¬ селением по городам, так и наделением землей или деньгами, чтобы внушить им, что все это окажется непрочным, если с их стороны не будет проявлена сила. Много жалоб “° Испорченное место. 51 К Антонию и Лепиду.
232 НИКОЛАИ ДАМАССКИЙ и просьб было направлено также к друзьям Цезаря, особенно к участникам его преж¬ них походов, с призывом вспомнить, какой он был человек и как он пострадал из-за того, что друзья его покинули. (104) Многие присоединились к ним из чувства жалости и любви к Цезарю. Присоединились также и ожидавшие от переворота личных выгод, особенно, когда действия противников стали казаться более вялыми, чем тогда, когда предполагалось, что силы их значительны. Уже открыто говорилось, что нужно ото¬ мстить за Цезаря, ни о чем другом не заботиться и не допустить, чтобы убийство оста¬ лось безнаказанным. Одни, собираясь группами, говорили одно, другие другое; одни выступали за одних, другие за других. (105) Те, кто стремился к перемене политиче¬ ского строя, радовались совершившемуся перевороту, но обвиняли убийц Цезаря в том, что они не убрали с пути больше подозрительных лиц и не упрочили для себя свободу; ведь оставшиеся в живых доставят им еще немало беспокойства. Были люди,казавшие¬ ся особенно мудрыми и на собственном опыте знающими то, что было когда-то раньше, при Сулле; они призывали занять среднее положение, не примыкая ни к тем, ни к дру¬ гим: ведь и тогда люди, казавшиеся близкими к гибели, снова воспрянули духом и из¬ гнали победителей; много затруднений доставит убийцам и их шайке даже мертвый Цезарь, поскольку собралось громадное войско и во главе его стоят деятельные пол¬ ководцы. (106) Сторонники Антония, однако, прежде чем приступить к действиям, отпра¬ вили вестников к засевшим на Капитолии и вступили с ними в переговоры. Ведь при¬ верженцы Цезаря, получив много оружия и войска, почувствовали себя увереннее и признали нужным заняться общественными делами и положить конец смуте в городе. Прежде всего, созвав своих друзей, они стали с ними советоваться, как поступить по отношению к убийцам. При этом Лепид высказал мнение, что надо с ними воевать и отомстить за Цезаря. Гирций же предложил вступить с ними в переговоры и заклю¬ чить мир. Бальб, присоединяясь к мнению Лепида, сказал, что неблагочестиво остав¬ лять без внимания убийство Цезаря, да это и небезопасно для них самих, бывших ему друзьями: ведь если убийцы в данное время держатся спокойно, то, собравшись с сп- лами, они решатся на еще большее. Антоний примкнул к мнению Гирция и признал нужным сохранить им жизнь. Были и такие, которые предлагали, заключив с ними соглашение, выслать их из города. XXVIII. (107) После смерти и погребения Цезаря друзья молодого Цезаря посо¬ ветовали ему добиться дружбы с Антонием и поручить ему заботу о своих делах...52. (108) Хотя много было и других причин для расхождения между ними, они реши¬ ли еще больше углубить свою вражду, поскольку он * 63 был несогласен с Цезарем и под¬ держивал Антония. Цезарь же, по своему благородству ничего не опасаясь, проводил игры в связи с приближающимся празднеством, которое отец его учредил во славу Афродиты. Снова придя к Антонию с еще большим числом сопровождающих и друзей, он просил разрешения поставить в честь Великого Цезаря его кресло с венком, но Ан¬ тоний по-прежнему угрожал ему, если он не успокоится и не откажется от этого замысла. И он ушел, ничего не предприняв против препятствующего ему консула. Когда же юный Цезарь вошел в театр, народ встретил его громкими рукоплесканиями. Так же встре¬ тили его и ветераны его отца, недовольные тем, что ему мешают почтить память роди¬ теля. В течепие всего зрелища то те, то другие рукоплесканиями выражали ему свое сочувствие. (109) Он же роздал народу свое серебро, чем вызвал к себе большое распо¬ ложение. (110) С этого дня яснее обнаружилась неприязпь Антония к Цезарю, поскольку именно он был причиной того, что народ не высказывал своего расположения к Анто¬ нию. Цезарь, как это стало ему ясно из происходящего, убедился, что ему нужна об¬ щественная поддержка; убедился он также и в том, что консулы, открыто ему проти¬ водействуя, обладают большой силой и добиваются еще большей. Ведь государствен¬ 52 Лакуна. 63 Мюллер (Fragmenta Historicorum Graecorum, т. III, стр. 1849) предпола¬ гает, что это — трибун Критоний.
О ЖИЗНИ ЦЕЗАРЯ АВГУСТА И О ЕГО ВОСПИТАНИИ 233· ное казначейство, которое отец его пополнил большими богатствами, они, в течение двух месяцев со дня убийства Цезаря, совершенно опустошили, растрачивая под лю¬ бым предлогом и в столь неспокойное время собранные там деньги; кроме того, они были в дружбе с убийцами. Мстителем за отца оставался только Цезарь, в то время как Антоний совершенно отказался от этого и был склонен простить убийцам. Итак, многие примыкали к Цезарю, но немало было приверженцев также у Антония и До- лабеллы. (111) Были и такие, которые занимали среднее положение и еще больше раз¬ жигали вражду. Главными среди них были Публий, Вибий, Люций и особенно Ци¬ церон. Хотя Цезарь хорошо знал, по каким побуждениям собираются у него люди, восстанавливающие его против Антония, он все же не упустил и того, чтобы исполь¬ зовать их поддержку и окружить себя более сильной охраной. Ведь он зпал, что каждый из них меньше всего заботится о государственных делах, но больше всего до¬ бивается власти и могущества. И так как уже не было в живых человека, который рань¬ ше обладал величайшей властью, а он сам был еще совершенно юн и, естественно, не мог противодействовать таким мятежным силам, они, в ожидании того или другого ис¬ хода, присваивали себе все, что только могли. Вследствие того, что не было решитель¬ но никакой заботы об общем благе, а влиятельнейшие люди разделились на множество партий, причем каждый домогался для себя или полной власти, или той ее части, которую он мог от нее урвать, смута была многоликая и необычная. (112) Лепид, захватив часть войска Цезаря, сам крепко держался за власть, зани¬ мая Ближнюю Иберию п земли кельтов, примыкающие к океану. Косматую Галлию захватил Люций Мунаций Планк и при поддержке другого войска был избран в консу¬ лы. Гай Асиний, стоящий во главе еще одного войска, захватил Дальнюю Иберию. Децим Брут с помощью двух легионов захватил Цизальпинскую Галлию; против них собрался выступить Антоний. Македонию закрепил за собою Гай Брут54, но он еще не переправился в нее из Иллирии. Кассий Лонгин, назначенный претором Ил¬ лирии, захватил Сирию. (113) Столько было набрано в то время армий, столько было полководцев, из ко¬ торых каждый считал, что именно ему должна принадлежать полная власть над всеми, причем законы и правосудие были совершенно попраны и все дела вершились соответ¬ ственно силе, присущей каждому из этих полководцев. Один только Цезарь, которому по праву принадлежала полнота власти согласно воле обладавшего ею раньше и в- силу родства, оставался лишенным всякой силы, скитался,теснимый завистью, корысто¬ любием людей, угрожавших ему и всему положению дел. Лишь впоследствии это было преодолено божеством и судьбой. (114) Итак Цезарь, опасавшийся уже за свою жизнь и не имевший никакой воз¬ можности переубедить Антония, сидел дома, выжидая подходящего времени для дей¬ ствий. XXIX. (115) Движение началось сначала в рядах ветеранов его отца, недовольных пренебрежительным отношением Антония. Сначала они переговаривались между собой, говоря, что они забыли Великого Цезаря, если допускают, чтобы так унижали его- сына, которого, если следовать справедливости и благочестию, всем им надлежало опе¬ кать. Потом, собираясь вместе, они сильно себя упрекали и, сходясь у дома Антония, он тоже им доверял, открыто говорили, что ему следовало бы с большим вниманием относиться к молодому Цезарю и помнить о том, что завещал его отец. Ведь и для них дело благочестия — соблюдать все, что только относится к доброй памяти Юлия Цезаря, и во всяком случае не забывать о его сыне и наследнике. Кроме того, и для них самих 55 весьма полезно в данных условиях соблюдать строгое единение ввиду угрожающих со всех сторон врагов. (116) Антоний, поскольку он сам нуждался в них и боялся, как бы не показалось, что он противится желанию солдат, ответил, что он готов их поддержать, если и юный Цезарь со своей стороны будет более сдержан и будет оказывать полагающуюся ему 54 Текст сильно сокращен. 55 То есть для Антония и Цезаря.
234 НИКОЛАИ ДАМАССКИИ честь. Он даже готов вступить с ним в переговоры, при которых они могут присутст¬ вовать. Солдаты похвалили его за это и уговорились, что отведут его в Капитолий и, если он захочет, будут посредниками в переговорах. Он согласился с ними и, сейчас же поднявшись, направился в храм Юпитера, а их 56 послал к Цезарю. (117) Охотно собравшись, они пошли большой толпой, так что напугали Цезаря, потому что кто-то сказал ему, что к дверям дома подошло множество солдат и неко¬ торые, спрашивающие его, вошли уже внутрь дома. Цезарь, перепугавшись, прежде всего удалился вместе с оказавшимися при нем друзьями в верхний этаж дома и, вы¬ глядывая оттуда, стал спрашивать людей, ради чего они к нему пришли, и при этом он узнал знакомых ему солдат. Они ответили, что пришли на благо ему самому и всей его партии, если он только согласится простить все то зло, которое сделал Антоний; все это, говорили они, им неприятно. Следует, отбросив всякую злобу, чтобы Анто¬ ний и Цезарь откровенно и бесхитростно примирились. Один из солдат более громко крикнул, чтобы Цезарь мужался и помнил, что все они входят в состав его наследства. Они вспоминают его покойного отца, как бога, и ради его наследника готовы все пере¬ нести и сделать. (118) Другой еще громче кричал, что собственноручно расправится с Антонием, если тот не будет соблюдать завещание Цезаря и постановление сената. Тогда, обод¬ рившись, Цезарь спустился к ним, дружелюбно их принял и радовался такому их рас¬ положению и преданности. Те, окружив его, торжественно повели через форум на Ка¬ питолий, соревнуясь друг с другом в усердии ему услужить. Одни из них были раздра¬ жены против Антония за его властность, другие были движимы чувством преданности к Великому Цезарю и его преемнику. Иные справедливо надеялись получить от него большие награды, а иные стремились отомстить злодеям за убийство Цезаря, полагая, что этого скорее всего удастся достигнуть через его сына, если при этом помощником будет и консул. Все, пришедшие к нему из расположения, убеждали его не упорство¬ вать, но думать о своей безопасности и набрать себе как можно больше сторонников, помня о предательской смерти Цезаря. (119) Слыша это и видя вполне искреннее расположение к себе солдат, юный Це¬ зарь отправился на Капитолий, где увидел еще больше солдат своего отца, на которых полагался Антоний, но которые оказались бы более преданными Цезарю, если бы со стороны Антония была сделана попытка его обидеть. После этого большинство людей разошлось, а оба вождя, каждый со своими друзьями, остались там и вступили в пере¬ говоры. XXX. (120) Когда Цезарь после примирения с Аптонием возвратился домой, Антоний, оставшись один, опять пришел в раздражение, увидя, что войско значитель¬ но больше расположено к Цезарю: ведь большое значение имело то обстоятельство, что он — сын Великого Цезаря и объявленный в завещании преемник, носящий то же имя; вследствие своей прирожденной энергии, он подавал огромные надежды. Придавая этим качествам не меньше значения, чем родственным связям, Великий Цезарь именно его и объявил своим сыном и наследником, способным надежно хранить единство державы и достоинство дома. (121) Обдумывая это, Антоний изменил свое мнение и отказался от принятого решения, особенно когда своими глазами увидел, что солдаты покинули его и боль¬ шой толпой провожали Цезаря, возвращавшегося из храма к себе домой. Некоторым же казалось, что он не сдержался бы, если б пе боялся, что солдаты бросятся на него, расправятся с ним и, таким образом, без труда разрушат всю его партию. Итак, у каж¬ дого осталось его войско, и они выжидали исхода событий. Антоний медлил и колебал¬ ся, хотя и переменил свое мнение. (122) Цезарь же, полагая, что примирение у них искреннее, каждый день посещал дом Антония, как и полагалось, поскольку тот был консулом, был старше его и был другом его отца. Он оказывал Антонию почет и во всем другом, как сам обещал. Так продолжалось до тех пор, пока Антоний не совер¬ шил следующую новую несправедливость. Обменяв управление провинцией Галлией 56 Перевод сделан по тексту: С. М u е 1 1 е г, ук. соч., стр. 451.
О ЖИЗНИ ЦЕЗАРЯ АВГУСТА И О ЕГО ВОСПИТАНИИ 235 на управление Македонией, Антоний перевел находящееся в ней войско в Италию и сам, выехав из Рима, отправился ему навстречу до Брундизия. (123) Полагая, что настало удобное время для исполнения задуманного, он пустил слух, что ему снова угрожает злой умысел. Он схватил нескольких солдат и заковал их, будто бы подослан¬ ных к нему, чтобы его убить; он намекал при этом на Цезаря, не называя его, однако, открыто. В скором времени по городу распространился слух, что консул подвергся нападению н схватил подосланных к нему злоумышленников. В доме его стали собирать¬ ся друзья. Были вызваны вооруженные солдаты. (124) Поздним вечером дошел и до Цезаря слух, что Антоний чуть было не был убит и что на ближайшую ночь он вызвал к себе телохранителей. Цезарь сейчас же послал к нему сказать, что он сам готов со своей стражей прибыть к его постели и обеспечить ему безопасность: он предполагал, что козни против Антония строят сторонники Кассия и Брута. (125) Хорошо относясь к людям, он и не подозревал о том, какие слухи распространяет Антоний и что он за¬ мышляет. Антоний же, не пожелав даже впустить вестника к себе в дом, с бесчестьем отослал его обратно. Тот, вернувшись, рассказал Цезарю подробно все, что слышал; он сказал, что среди людей Антония, стоящих у его дома, даже не скрывается имя Цезаря как подославшего к Антонию убийц, которые уже схвачены. (126) Цезарь, услыхав это, от неожиданности сначала не поверил, но потом, со¬ образив, что весь этот замысел направлен против него, стал совещаться со своими друзь¬ ями о том, что им предпринять. Пришли к Цезарю мать его Атия и Филипп, поражен¬ ные таким непредвиденным обстоятельством, и стали расспрашивать о том, что гово¬ рят и каковы намерения этого человека. Они советовали ему удалиться из Рима на ближайшие дни, пока положение не расследуется и не прояснится. Он же, не зная за собой никакой вины, считал для себя опасным скрываться и этим как бы осудить само¬ го себя; кроме того, уехав, он не достиг бы большей безопасности, наоборот, оторвав¬ шись от всех, он тем более подвергся бы опасности быть убитым тайком. Тогда он дер¬ жался такого мнения. (127) На другой день с раннего утра юный Цезарь находился, как обычно, среди друзей и, приказав открыть двери своего дома для всех, кто обычно к нему приходит с приветствием, принимал горожан, чужестранцев и солдат, беседуя со всеми, как привык это делать в другое время, нисколько не меняя своих привычек. (128) Антоний же, созвав на совещание своих друзей, говорил им, будто ему хоро¬ шо известно, что и раньше он подвергался нападкам Цезаря и что, когда он собирался выехать из города навстречу к прибывшему войску, он создал этим удобный случай для покушения на него. Он говорил, что один из посланных к нему убийц пришел к нему, чтобы за большие деньги сообщить о заговоре. На этом основании он схватил осталь¬ ных убийц, а друзей своих созвал на это совещание,чтобы выслушать их мнение о том, что теперь делать. После того как Аптопнй сказал это, члены собрания спросили его, где находятся схваченные им люди, чтобы им самим узнать от них о происшедшем. Антоний возразил, что это не относится к настоящему положению, тем более что тот, подосланный убить его, сознался, и перевел речь на другое, усиленно добиваясь, чтобы кто-нибудь сказал, что нельзя оставаться в бездействии и не дать отпор Цезарю. Когда водворилось всеобщее молчание и все призадумались, потому что не видно было никаких явных улик, кто-то сказал, что самым правильным было бы распустить это собрание, так как Антонию как консулу больше всего пристало разобрать это дело и принять решение, пе подымая шума. (129) Антоний, высказавший свое мнение и выслушав мнение других, распустил совещание. На третий или четвертый день он выехал в Брундизий встретить прибыв¬ шее туда войско. О покушении не было сказано ни одного слова, по,когда он уехал, оставшиеся его друзья прекратили все это дело, а заговорщиков, про которых говорили, что они схвачены, так никто и не видел. XXXI. (130) Хотя с Цезаря и было снято всякое подозрение, он тем не менее был раздражен ходившими о нем слухами, ибо они свидетельствовали о существовании против него большого заговора. Он был убежден, что если у Антония появится щедро оплаченная армия, то он нс станет больше колебаться и нападет на него, пе потом}7 что
236 НИКОЛАИ ДАМАССКИИ он был им обижен, но потому, что имел более далеко идущие планы. Ясно было, что он, задумавший такое дело, на достигнутом не остановится; он уже давно пошел бы на это, если бы в его домогательствах ему была обеспечена безопасность со стороны войска. (131) Цезарь был полон справедливого гнева на Антония и в то же время был преду¬ смотрителен в отношении самого себя. Поскольку замыслы Антония стали явными, Цезарь, взвешивая все обстоятельства, признал, что ему не следует оставаться без¬ деятельным (это было связано с опасностью для него), но надо искать себе какую-ни¬ будь поддержку для противодействия силой злым умыслам Антония. Размышляя так, он пришел к решению уехать из Рима в колонии отца, которым тот дал земельные на¬ делы и для которых основал города. Своей скорбью о том, что перенес его отец и что претерпевает он сам, он хотел напомнить людям о благодеяниях отца и привлечь их на свою сторону, раздав им также и деньги. Только это обеспечит ему безопасность, принесет большую славу и сохранит власть за его домом; это гораздо лучше и справед¬ ливей, нежели быть лишенным чужими людьми чести, унаследованной от отца, и даже безнаказанно и несправедливо быть убитым таким же образом, как его отец. (132) Обсудив это со своими друзьями, он принес жертвы богам, чтобы они были ему помощниками в осуществлении его славных и справедливых надежд, и отправился, взяв с собой немалую сумму денег, прежде всего вКампанию (именно там находились седьмой и восьмой легионы, — так ведь римляне называют свои военные части)17. Он решил, что ему следует сначала испытать настроение седьмого легиона как поль¬ зующегося большим почетом 68. Если этот легион примкнет к нему, то и другие пой¬ дут вслед за ним б9. (133) Так он решил. С ним согласились и его друзья, участвовавшие в этом похо¬ де, а также и в последующих его деяниях. Это были Марк Агриппа, Люций Меценат, Квинт Ювентий, Марк Модиалий и Люций 60. Последовали за ним и другие полковод¬ цы, солдаты, центурионы и множество рабов, везших на вьючных животных деньги и другое имущество. (134) Матери же он решил не открывать своего намерения, чтобы она из-за любви к нему и по своей слабости— как женщина и к тому же мать — не стала создавать ему препятствий. Поэтому он сказал ей, будто отправляется в Кампанию ради отцовского имущества,чтобы, продав его, собрать деньги и использовать их на завещанные отцом дела. Но он уехал, не очень-то ее убедив. (135) Марк Брут и Гай Кассий находились в то время в Дикеархии; когда они узнали о том, какое мпожесто людей выехало вместе с Цезарем из Рима, а слухи, как это обычно бывает, преувеличили их число, они встревожились и очень испугались, думая, что этот поход направлен против них. И они бежали через Адриатическое море: Брут—в Ахайго, Кассий — в Сирию. (136) Цезарь же, когда прибыл в город Кампании Коллатий, был принят там как сын благодетеля и окружен величайшим почетом. На следующий день он изложил коллатинцам свое дело и напомнил солдатам, как несправедливо был убит его отец и цакие козни строятся против него самого. Когда он им это говорил, члены городского совета не очень-то вслушивались, но народ с большим усердием и благорасположением жалел Юлия Цезаря и, несколько раз прерывая возгласами речь его сына, внушал ему смелость, говоря, что они будут во всем его поддерживать и не успокоятся до тех пор, пока не восстановят его в таком почете, в каком был его отец. Пригласив их к себе в дом, он дает каждому по пятьсот драхм. На следующий день он созвал к себе членов совета и убеждал их быть ему преданными не меньше, чем ему предан народ, и не забывать Цезаря,который дал им колонию и права гражданства; от него, говорил он, они получат не меньше благ. Поэтому не Антонию, а ему должно воспользоваться 57 58 * *57 Конец строки испорчен. 58 Конец строки испорчен. з!) Конец строки испорчен. 00 Конец строки испорчен.
СОБРАНИЕ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ОБЫЧАЕВ 237 их поддержкой и использовать их военные силы. После этого они с большим воодушевлением обещали поддержать его и принять на себя все труды и опасности, какие будет нужно. (137) И Цезарь, похвалив их за расположение, просил проводить его до соседпей колонии и предоставить отряд тело¬ хранителей. Народ охотно и с большой радостью исполнил его просьбу и вооружен¬ ным отрядом проводил его до следующей колонии, где он собрал население на сходку и сказал им то же самое. (138) Он просит, чтобы оба легиона проводили его через осталь¬ ные колонии до Рима и дали решительный отпор военным силам Антония, если бы они начали как-нибудь действовать.Кроме того,он нанял за большие деньги еще и других солдат и по дороге обучал вновь набранных каждого в отдельности и всех вместе, объ¬ являя им, что идет против Антония. (139) Некоторых из числа последовавших за ним, отличавшихся разумом и смелостью, он послал также в Брундизий, чтобы они попыта¬ лись напоминанием о великом Цезаре убедить недавно прибывших из Македонии сол¬ дат примкнуть к его партии и ни в коем случае не предавать его сына. Им было указа¬ но, что если они не смогут говорить об этом открыто, то пусть они это напишут и раз¬ бросают во многих местах, чтобы люди могли найти эти грамоты и читать их. Других он привлек к тому, чтобы они переходили на его сторону, большими обещаниями, которые мог бы исполнить, только когда к нему перейдет власть. И они отправились. Конец жизнеописания Цезаря и сочинения Николая Дамасского СОБРАНИЕ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ОБЫЧАЕВ ИЗ СБОРНИКА СТОБЕЯ 61 118 (103а; 103) Тартессийцы У тартессийцев не разрешается молодому выступать свидетелем против старшего. 119 (103в; 108) Луканы Луканы судят друг друга за мотовство и праздность, как за другой какой-нибудь проступок. Если кто-нибудь будет уличен в том, что он дал в долг моту, то он этот долг теряет. (2) И в Афинах судят за праздность. 120 (103с; 109) Самниты У самнитов каждый год и юноши, и девушки подвергаются публичному суду. Признанный лучшим берет в жены ту, которую хочет, затем следующий за ним и так по порядку. 121 (103d; 111) Либурпы Либурны имеют общих жен и сообща содержат детей до пятилетнего возраста; затем, собрав всех мальчиков старше пяти лет, судят о сходстве их со взрослыми муж¬ чинами, и каждому отцу отдают на него похожего; каждый, взявший мальчика у мате¬ ри, признает его сыном. 122 (103е; 105) Кельты Кельты занимаются всеми делами общины, имея при себе оружие. (2) Наказание за убийство чужеземца строже, чем за убийство земляка: за чуже¬ земца — смерть, за земляка — изгнание. 61 Ex Nicolai Damasceni, Historia seu de moribus gentium libros excerp¬ ta Johannis Stobaei collectanea quae Nicolaus Gragius latina fecit et edidit, Lugduni Batavorum, 1670. Joannis Stobaei anthologium. Recensuerat Curtius Wachs- muth et Otto Hense. Editio altera ex editione anni 1894—1909 lucis ope expressa, t. 1—4, Berolini, apud Weidmannos, 1958.
238 НИКОЛАИ ДАМАССКИЙ (3) Больше всего почитают тех, кто присоединяет землю к общим владениям. (4) Двери жилищ никогда ие запирают. 123 (103; 122) Савроматы Савроматы едят до насыщения в течение трех дней. (2) Женщинам повинуются во всем, словно госпожам. (3) Девушку сочетают браком не раньше, чем она убьет мужчину из числа врагов. 124 (103; 125) Керкеты Людей, совершивших какой-либо проступок, керкеты не допускают к священ¬ нодействиям. (2) Если кто-нибудь, управляя лодкой, допустит оплошность, то каждый по поряд¬ ку, подойдя, плюет па него. 125 (103; 126) Мосины Мосины содержат своего царя запертым в башню. Если же покажется, что кто- нибудь дал когда-либо плохой совет, то его умерщвляют голодом. (2) Собранный с полей хлеб делят поровну, сообща выделяя часть для царя. (3) Они в высшей степепи враждебны к прибывающим иностранцам. 126 (103; 128) Фригийцы Фригийцы не прибегают к клятвам, не клянутся сами и не заставляют клясться других. (2) Если кто-нибудь у них убьет быка, используемого в земледелии, или украдет какое-нибудь земледельческое орудие, то его наказывают смертью. 127 (103к; 129) Ликийцы Лпкийцы женщин почитают больше, чем мужчин. Они получают имя по матери и наследство оставляют дочерям, а не сыновьям. (2) Если какой-нибудь свободный будет уличен в воровстве, то он становится рабом. (3) Свидетельские показания по судебным делам дают не сразу, а по прошествии месяца. 128 (103; 130) Писиды Писиды во время обеда посвящают начатки62 родителям, как мы богам — по¬ кровителям договоров. (2) Самое важное судебное дело—об имуществе,отданном на сохранение. Удержав¬ шего его предают казни. (3) Если кто-либо будет схвачен как прелюбодей, то в течение установленного чис¬ ла дней его и женщину возят по городу на осле. 129 (103ш; 142) Эфиопы Эфиопы больше всего почитают сестер, и даже преемственную власть цари остав¬ ляют не своим сыновьям, а сыновьям сестер. При отсутствии наследника царем из¬ бирают самого красивого и самого воинственного из всех. (2) Заботятся о благочестии и справедливости. Дома у них без дверей, и, хотя мпо- гое находится на дорогах, никто не ворует. 130 (103п; 133) Биайцы У биайцев(?), родом ливийцев, мужчинами правит мужчина, а женщинами — жен¬ щина. Первый глоток или кусок.
СОБРАНИЕ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ОБЫЧАЕВ 231· 131 (103о; 134) Басулийцы Басулийцы, родом ливийцы, когда воюют, сражаются ночью, а днем соблюдают мир. 132 (103 р; 135) Дапсоливийцы Дапсоливийцы, собравшись вместе, все одновременно вступают в брак в один и тот же день, после захода плеяд; после пира, потушив светильник, они входят к от¬ дельно от них возлежащим женщинам, и каждый берет в жены первую попавшуюся 133 (103ц; 136) Махлийцы Когда несколько махлийцев, родом они — ливийцы, сватаются к женщине, то. обедая у будущего тестя в присутствии этой женщины, они обмениваются колкостя¬ ми, и кому женщина улыбнется, с тем она вступит в брак. 134 (103 г; 137) Сардоливийцы Сардоливийцы не имеют никакой утвари, кроме чаши и меча. 135 (103 в; 138) Алитемнийцы Алитемнийцы, родом ливийцы, самых проворных из своей среды избирают царями, а из остальных почитают самого справедливого. 136 (103 Ь; 139) Номады Номады, родом ливийцы, ведут у себя счет времени не по дням, а по ночам. 137 (103 и; 140) Атаранты Атаранты, родом ливийцы, не имеют имен. (2) Бранят восходящее солнце, так как оно выводит на свет много зла. (3) Из дочерей лучшими считают тех, кто дольше всего остались девушками. 138 (103 V; 113) Беотийцы Некоторые беотийцы приводят лиц, не отдающих долг, на площадь, приказыва¬ ют им сесть, а затем набрасывают на них корзину. На кого набрасывается корзина, становится обесчещенным. Кажется, это потерпел и отец Эврипида, беотиец родом! 139 (103 XV; 131) Ассирийцы Ассирийцы продают на рынке девушек людям, желающим вступить в брак: сна¬ чала самых благородпых и красивых, затем — остальных одну за другой; когда, доходят до самых безобразных, то спрашивают через глашатая, сколько каждый хо¬ чет взять в придачу, чтобы вступить с ними в брак, и средства, вырученные от прода¬ жи красивых, отдают в придачу за других. (2) Заботятся более всего о справедливости и дружелюбии. 140 (ЮЗ х; 132) Персы Персы даже не произносят то, чего не разрешается делать. (2) Если кто-либо убьет отца, то такого считают подкидышем. (3) Если царь прикажет кого-либо бить плетью, то тот благодарит, как испытав¬ ший благодеяние, поскольку о нем вспомнил царь. (4) За многодетность получают от царя награды. (5) Детей у них учат правдивости, словно какой-то пауке. 141 (103 у; 143) Ипды Если у индов кому-либо не возвратят ссуду или отданное на хранение, то суда не устраивают, а доверивший винит самого себя. (2) Повредивший руку или глаз мастера наказывается смертью.
240 НИКОЛАИ ДАМАССКИИ (3) Совершившего самый тяжелый проступок царь приказывает постричь, так как это является наибольшим бесчестием. 142 (103 г\ 114) Лакедемоняне У лакедемонян считается позором изучать ремесла, кроме тех, которые полезны для войны. (2) Пируют все вместе. (3) Стариков почитают ничуть не меньше, чем собственных отцов. (4) Гимнасии имеются как для мужчин, так и для девушек. (5) Чужеземцам не разрешается жить в Спарте, а спартиатам — в чужой стране. (6) Своим женам они позволяют беременеть от самых красивых как сограждан, так и чужеземцев. (7) Обогащаться спартиату позорно. (8) Деньгами пользуются кожаными; если у кого находят золото или серебро, то такого наказывают смертью. (9) Превозносят всех тех, которые выражают покорность и послушание высшим властям. (10) Более счастливыми считаются у них не те, кто живет счастливой жизнью, а те, кто умирают со славой. (11) Мальчики, по обычаю, обходят какой-то жертвенник, подвергаясь бичеванию до тех пор, пока немногие, выдержав испытание, получат венки. (12) Позором считается стать другом трусливых людей, их сотоварищем по шатру или по гимнастике. (13) Решение о включении в совет старейшин выносится к концу жизни в зависи¬ мости от того, честно или позорно они ее прожили. (14) Когда предпринимают поход за пределы страны, так называемый огненосед зажигает огонь от алтаря Зевса Гегетора и, сохраняя его неугасимым, находится при паре. (15) Вместе с царем посылают прорицателей, врачей и флейтистов; последними всег¬ да пользуются в сражениях вместо трубачей. (16) Сражаются в венках. (17) Встают с места перед царем все, кроме эфоров. (18) Перед принятием власти царь клянется в том, что будет править согласно за¬ конам государства. 143 (ЮЗаа; 115) Критяне Критяне первые из эллинов получили законы, установленные Миносом, который ■первым добился и господства на море. В течение девяти лет Минос ходил на какую- то гору, где, как говорили, была пещера Зевса и откуда всегда приносил критянам какие-нибудь законы, утверждая, будто он получил их от самого Зевса. Вспоминает о нем и Гомер в следующих стихах: Город великий Кносс среди них, и правил там Минос девять уж целых годов, собеседник великого Зевса 63. (2) Мальчики у критян, объединяясь в агелы, получают совместное строгое вос¬ питание: они обучаются военному искусству, занимаются охотой, бегают в гору боси¬ ком и вооруженные усердно упражняются в пиррихе, которую первым выдумал Пир- рих Кидониат, родом критянин. (3) Мужчины едят совместно у всех на виду, причем все имеют в равном количест¬ ве одну и ту же пищу. Самый почетный у них дар — оружие. 144 (104; 123) Галактофагн Галактофаги, скифское племя, не имеют жилищ, как п большинство скифов; •пища у них состоит из одного кобыльего молока, и, поскольку из него делают сыр, оно Нош., ОаузБ., XIX, 178.
СОБРАНИЕ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ОБЫЧАЕВ 241 служит едой ц питьем. И с ними чрезвычайно трудно сражаться, потому что они всег¬ да имеют с собой пищу. (2) Опи обратили в бегство даже Дария. (3) В высшей степени справедливые, они имеют общее имущество н общих жен, так что старших опи называют отцами, младших — детьми, ровесников — братьями. (4) Из них происходил и упоминаемый в числе семи мудрецов Анахарснс, который прибыл в Элладу, чтобы узнать обычаи эллинов. (5) О них вспоминает и Гомер, говоря: Мизян, бойцов рукопашных, и славпый народ гиппомолгов Молокоядных и абиян, справедливейших смертных 64. Абиянами же он называет их за то, что они не обрабатывают землю, или за то, что у них отсутствуют жилища пли за то, что только они пользуются луком; в самом деле, лук они называют Р1.»?. (6) У них, как говорят, из-за совместного и справедливого образа жизни не знают никого, кто бы испытывал зависть, ненависть и страх. (7) Их женщины не менее воинственны, чем мужчины; когда нужно, воюют вместе с последними. (8) И потому чрезвычайно храбры и амазонки (они некогда доходили даже до Афин н Киликии), что жили рядом вблизи Меотийского болота. 145 (105; 102) Иберы Иберийские женщины каждый год выставляют на всеобщее обозрение все, что они выткали. А выбранные голосованием мужчины, рассматривая эту работу, особен¬ но отличают перед другими ту, которая сделала больше всего. (2) Пояс у них определенного размера, и считается позором, если кто-либо не мо¬ жет обхватить им живот. 146 (106; 144) Аритоны Аритоны не убивают никаких живых существ. (2) Священную глиняную утварь храпят в золотых футлярах. 147 (107; 110) Дарданы Дарданы, иллирийское племя, моются только три раза в жизни: при рождепии, вступлении в брак и кончине. 148 (108; 106) Умбры Умбры считают, что оставаться живыми, потерпев поражение в битвах с врага¬ ми, — величайший позор н что необходимо или победить илп умереть. 149 (109; 104) Кельты Кельты, живущие вблизи океана, считают позором бежать от обрушивающихся стены или дома. (2) Когда в океане начинается прилив, они, идя с оружием ему навстречу, твердо стоят, пока их не зальет, чтобы не показалось, будто они убегают, боясь смерти. 150 (110; 145) Падей У надоев, индийского племени, начинает жертвоприношение не приносящий жерт¬ ву, а самый умный из присутствующих. Богов просят всегда пн о чем другом, кроме как о справедливости. 151 (111; 107) Умбры Умбры, когда в их среде возникает спор, вооружившись, сражаются, как па войне, н считается, что убившие противников защищали более правое дело. 64 Нош., И., XIII, 5—0. 16 Вестник лревней истории, № h
242 НИКОЛАИ ДАМАССКИИ 152 (112—113; 146) Прасийцы Прасийцы кормят соседей, если они претерпевают голод. 153 (113; 127) Финн Фины, милостиво принимая потерпевших кораблекрушение, делают их друзьями; чужестранцев, прибывших к ним не по своей воле, весьма почитают, а прибывших добровольно — наказывают. 154 (114; 116) Тельхпны Люди, называемые тельхинами, в древности критяне, поселившиеся и на Кипре, затем переселились на Родос и первыми заняли этот остров; они были очень злыми и завистливыми волшебниками. (2) Занимаясь ремеслами и подражая делам предков, первыми воздвигли статую Афины Тельхинии, или, как другой сказал бы, Афины Баскапы. 155 (115; 112) Автариаты Автарпаты в походах никогда не оставляют в живых обессилевших воинов. 156 (116; 118) Трибаллы Трибаллы образуют в сражениях четыре фаланги: первую — из слабых, следую¬ щую — из самых сильных, третью — из всадников, последнюю — из женщин, кото¬ рые удерживают их бранью, если они обращаются в бегство. 157 (117; 119) Кавсианы Кавсиапы оплакивают родившихся, а умерших считают блаженными. 158 (118; 117) Кпйцы Кийцы после сожжения умерших собирают их кости, толкут их в ступке, затем, принеся их на судно и взяв с собой решето, плывут в открытое море и рассыпают их по ветру, пока все не рассеется и не исчезнет. 159 (119; 120) Тавры Тавры, скифское племя, вместе с царями погребают самых преданных из их дру¬ зей. (2) А царь в случае смерти друга отрезает пли часть, пли все ухо, в зависимости от заслуг умершего. 160 (120; 121) Синды Синды бросают па могилу столько рыб, сколько врагов убил погребаемый. 161 (121; 124) Колхи Колхи умерших не погребают, а вешают на деревьях. 162 (122; 128) Фригийцы Фригийцы не погребают умерших жрецов, а ставят прямо на каменных возвышени¬ ях высотой в десять локтей. 163 (123; 141) Нансбы Пансбы, родом ливийцы, когда у них умирает царь, тело его погребают, а голову, отрубив и позолотив, выставляют в святилище. 164 (124; 143) Инды Пнды сжигают вместе с умершим самую дорогую ему жену. А среди жен возни¬ кает жесточайшее соперничество, и каждой помогают победить ее друзья.
СОБРАНИЕ ЗАМЕЧАТЕЛЬНЫХ ОБЫЧАЕВ 243 165 (140; 147) ФРАГМЕНТ НЕИЗВЕСТНОГО СОЧИНЕНИЯ Anth., Pal., VII, 304: II’.advBpoo ‘PoSioo; Муж почивший — Гиппемон, имя коню его Подарг, Кличка собаке Терарг, звали Бабесом слугу; Сам фессалиец он с Крита, а родом —магнет, сын Темой а, В первых пал оп рядах, смело здесь бой завязав. Об этой надписи вспоминает Николай, как о лучшей. ' УКАЗАТЕЛЬ СОБСТВЕННЫХ ИМЕН1, ГЕОГРАФИЧЕСКИХ И ЭТНИЧЕСКИХ НАЗВАНИЙ А Абияне 144 Авраам 28 автариаты 155 Агай 39 Агамеда 51 Агамемнон 34 Агриппа, Марк 4; 90; 114, VII; 117, XXXI Адад 29 Адиатом 89 Адиатт 53; 56 Адрамит 72 Адрамиттий 74 Адриатическое море 117, XXXI Аетион 66 Ааиний, Гай 117, XXVIII Азия И; 75; 80; 117, XXII Аид 14 Акает 63; 64 Акиам 27 Александр 117, XVII Алиатт 72; 73; 74; 80 алитемнийцы 135 Алкимий 53 Алкмена 22 Альбанская гора 114, V Альпы 85 Амазонки 71; 144 Амиклейская земля 37 амиклейцы 37 Амисос 4 Амифаониды 33 Аморга 96 Амулий 78 Амфианакт 18 Амфиарай 77 Амфион 16; 19 Амфитр 61; 62 Амфитрион 22 Анакторий 66 Анахарсис 144 Андромах 88 Андромаха 35 Антий 117, XVII Антимах 39 Антиопа 16 Антиох 90; 101 Антиох Эпифан 100 Антиохия Дафнийская 109 Антипа 6 Антипатр Г, 6; 105 Антоний 108; 117, XVII, XXI, XXVII, XXVIII, XXIX, XXX, XXXI Антоний, Гай 107 Апамея Фригийская 83 Апис 32 Апия 32 Аполлодор 100; 117, XVII Аполлон 61; 77 Аполлония 117, XVI, XVII, XVIII Араб 6 Аравия 6 Арбак 11; 12; 13; 75 Арго (корабль) 64 аргонавты 20; 63 Аргос 32 Аргос (геогр.) 32 Аргоста 75 аргосцы 39 Ардиний 56 Ардис 53; 56 Apec 34 Аристобул 105 Аристотель 2 . аритоны 146 · Аркадия 48; 95 аркадцы 47 Аркесилай 59 Армения 81 Арносс 56 Артасир 75 Артей 13 Артембар 75 Артемида 74 Архелай 6 асинейцы 39 Аскал 27 Аскалон 27 Асканий 35 Аскания 35 Ассес 61 ассесцы 61 ассирийцы : 10; 11; 12; 139 Ассирия 12 Астиаг 75 Астибар 14; 75 атаранты 137 Атий 24 Атия 114, IV, VI; 115, XIV; 117, XVII, XVIII, XXX Атрадат 75 Атриды 33 Аттал 72 Аттика 60 Афина Баскана (Афи- на-Волшебница) 154 Афина Гипердексия 1 Цифры указывают на номер фрагмента нашего перевода^
244 УКАЗАТЕЛЬ (Афина-Победитель- ница) 97 Афина Тельхиния 154 Афины 34; 57; 109; 119; 144 афиняне 58 Африка 114, VI Афродита 13; 117, XXVIII Ахав 29 Ахайя (Ахея) 15; 63; 117, XXXI Ахемен 15 Ахемениды 15 Ацилий, Марк 117, XVI Б Бабес 165 бактрийцы 75 Бакхиады 66 Бальб 117, XXVII Баргосса 109 Барис 81 басулийды 131 Батт 59 Бел 12; 13 Белесий 12 Беллерофонт 18 беотийцы 138 Беотия 17 Беросс 81 биайцы 130 Боспор 98 Ботах 48 Ботахиды 48 Британия 117, XXVI Брия 52 Брундизий 117, XVIII, XXX, XXXI Брут, Гай 117, XXVIII Брут, Децим 117, XIX, XXII, XXIV, XXVIa, XXVIII Брут, Марк 108; 117, XVI, XVII, XVIII, XIX, XXIV, XXVI, XXVIa, XXX, XXXI в Вавилон 12; 13; 28; 54; 75; 105 Вавплопия 12; 13 вавилоняне 12 Валерий Максим 108 Вар 6 Ватия 60 Вибий 117, XXVIII Вибий Панса 117, XXII Византии 4 Г Габиний 106 галактофаги 144 Галлия (провинция) 117, XXX; Косматая 117, XXVIII; Цизаль¬ пинская 117, XXVIII галлы 89 Гектор 35 Гемон 165 Гера 68 Геракл 5; 22; 39; 63 Гераклиды 37; 58; 55; 56 Герм 60 Герман 109 Гермес 17; 53 гермионцы 39 Геродот 52 Гесиод 33; 92 Гигес 55; 56; 71; 72 Гигий 53 Гнпердексии 98 Гиперохид 19 Гнппемои 165 Гипподамия 19 Гиппоклид (Патроклид) 66 Гиппомен 58 Гиппомолги 80; 144 Гинсипила 20 Гнрба 75 Гиркан 101; 105; 110 Гирнето 39 Гирций, Авл 117, XXII, XXVII Гомер 80; 92; 143 Торг 68; 69 1; 144 д Давид 29; 110 Дада 23 даки 112 Дамаск 1; 28; 29 Дамоно 53 дапсоливийцы 132 Дарданиды 117, XX дарданы 147 \ Дарий 144 Даскпл 53; 54; 55; 56 Даскилий 35; 72 Деифонт 39; 77 дельфийский оракул 66 Дельфы 17; ' 56 Деметрий 99 Демофонт 57 Дикеархия 117, XXXI Дирка 16 Дирка (река) 16 Долабелла 117, XXVIII Домиций, Люций 114, IV дорийцы 39; 40 дриопы 39 Е Европа 114, VI; 117, XXII Евфрат 29 Египет 6; 29; 114, VI; 117, XX Ж Жилище Авраама 28 3 закинфцы 114, XII Заринея 14 Зарман Хеган 109 Зевс 1; 12; 24; 31; 33; 40; 47; 75; 77; 143 Зевс Гегетор (Зевс-Вождь) 142 Зевс Гипердексий (Зевс- Победитель) 97 Зет 16 Зороастр 77 И Иберия 114, XI; 117, XXVIII; Ближняя 117, XXVIII; Дальняя 117, XXVIII иберы 145 Ида 35 Иероним 81 пзраилиты 29 Ил 19 Илион 4; 117, XX илионцы 4 Илия 78 иллирийские племена 112; 147 Иллирия 117, XXVIII Индат 101 индийские племена 150
УКАЗАТЕЛЬ 245 Индийское царство 117, XXVI Индия 10 пнды 109; 141; 164 Иокрит 48 Иолай 22 Иолк 63; 64 иолки, жители Иолка 63 ионийцы 60; 90 Ионическое море 112; 117, XVII Иония 36 Ирод 3; 4; 5; 6; 80; 105; 110; 111 Исодем 70 источник Агамеды 51 Италия 117, XVI, XXX Итон 63 иудеи 6; 81; 90; 100; 101; 105 Иудея 27; 28; 29; 105; 106 Ификл.22 К кабиры 61 кавсианы 157 Кадий 54 Кадис 53 кадмейцы 16 кадусии 75 Калабрия 117, XVII Каламодр Кизикийский 82 Калпия 114, XI Кальпурния 117, XXIII Камблит 31 Кампания 117, XXXI Капитолий 117, XVII, XXI, XXIV, XXVIa, XXVII, XXIX Карий 24 Карийская гора 24 Кария 74 Каркесий 96 Каркесия 96 каррениы 88 Карры 83 кары 50 Каска, Публий 117, XXI Каска, Сервилий 117, XXIV Кассий Лопгпп, Гай 117, XVI, XVII, XVIII, XIX, XXI, XXIV, XXVI, XXVIII, XXX, XXXI Кастор 100 Катон 114, VII кельты 117, XXVIII; 122; 149 Керин 39 керкеты 124 Керкира 66; 68; 69 керкирцы 68 Керс 53 кесины 79 кпйцы 158 Киклады 96 Кикп 63 Киликия 12; 144 Кима 60 кимейцы 60 Кипр 154 Кипсел 40; 66; 67; 69 Кир 75; 76; 77 Кир (Цезарион) 117, XX кирепейцы 59 Кис 39 Киферои 16; 17 Клеоны 66 Клеопатра 117, XX Клисфен 70 Клитемнестра — 34 Кпосс 143 Коллатнй 117, XXXI колхи 20; 104; 161 Коринф 45 Коринф (город) 17; 63; 66; 68; 69; 70 коринфяне 44; 66; 67; 68; 69 Нотис 80 Краб 25 Крез 74; 77 Креонт 22 Кресфонт 40; 43 Крит 165 критяне 23; 143; 154 Ксапф 27; 94 Ксепофопт 98 Ктесипп 39 Кумы 53 Л Лаий 16; 17 Лакедемоп 65 лакедемонцы 40; 43; 65; 142 Лаконика 38 Ларисса 21 Лафистий 17 Леарх 59 Левкада 66 лемниянки 20 Лемнос 20; 37 Леодамапт 61 Лепид 117, XVII, XXI, XXVII, XXVIII Лесбос 51; 97 либурпы 121 Ливий, Тит 107 ЛИВИЙЦЫ 59; 130; 131; 133; 135; 136; 137; 163 Ливия 70 лидийцы 24; 25; 53; 56: 68; 71; 73; 74; 77; 80 Лидия 19; 24; 25; 27; 31; 54; 56; 80; 94 Лик 16 Лик (река) 101 Ликаон 47 ликийцы 127 Ликимний 22 Линия 18 Ликостенейя 94 Ликофрон 68 Лике 56 Ликург 48; 65 Лицпний 117, XXI Лицииий Красе 88 лукапы 119 Лукулл 86 Луна 75 Лупия 114, XVII Люций 117, XXVIII, XXXI М Магнет 71 магнеты 71 Макария 51 Македония 114, VI; 117, XVI, XXVIII, XXX, XXXI Малая Азия 80 марды 75 Мариам 111 Марий, Гай 115, XIV Мармарей 14 Марулл, Гай 117, XX Марцелл 115, XIII махлийцы 133 Мегалополь 100
246 УКАЗАТЕЛЬ Мегара 22 Медея 63 Мел 54 Мела 25 Мелан 72 Мельс 52 Мельсембрия 52 Меня 60 Меотийское болото 144 Мермнады 53; 56 Меропа 49 Месембрия Понтийская 52 Месембрия Фракийская 52 Мессения 40; 41; 42 мессенцы 40 Меценат, Люций 117, XXXI Мидия 13; 75 мидяне 10; И; 12; 13; 75 мизяне 144 микенцы 34 Милет 72 милетцы 61 Милитта 13 Миниада 81 Минос 143 Минуций 117, XXIV Мирон 70 Миррипа 99 Мире 55 Миртил 19 Миса 80 Мисия Фракийская 80 мисы 56 мисяне 80 Митрафери 13 Митридат 82; 86; 103; 104 Митридат Каппадокиец 103 Мнасий 81 Модиалий, Марк 117, XXXI Моисей 81 Моке 25 мосины 125 Музы 24 Н Нанар 13 Нелиды 62 Николай Дамасский 1; 2; 3; 4; 5; 6; 7; 8; 9; 15; 24; 26; 27; 28; 32; 35; 36; 38; 41; 42; 46; 48; 49; 50; 51; 52; 65; 79; 80; 81; 82; 83; 84; 85; 86; 87; 88; 89; 90; 91; 92; 93; 94; 96; 97; 98; 99; 100; 101; 102; 103; 104; 105; 106; 107; 108; 109; 110; 111; 116, ХУв; 117, XXXI; 165 Николай 68 Никтей 16 Нин 11 Нин (город) 11; 12 Ннпий 10 Ниоба 19 Новый Карфагеи 114, XI, XII номады 136 Нумитор 78 О Одиссей 93 Оибар 75 Оксинт 57 Октавий, Гай ИЗ, II Олимпия 66 Онаферн 75 Онн 10; 61 Орест 34; 57 Ортагор 70 Орхомен 17; 60 П падей 150 Памфаэс 74 панебы 163 папнонцы 112 Парорайя 95 парорейцы (парореаты) 95 Парсоид 13 парфяне 75; 88; 101; 117, XVI Парфянское царство 117, XXVI Пасаргады 75 Патроклид (Гиппоклид) 66 Пафлагония 4 Пеласг 32; 47 Пеласгия 32; 46 пеласги 50 Пелей 64 Пелий 63 Пелоп 19; 32 Пелопиды 32 Пелопия 63 Пелопоннес 19; 32 пелопоннесцы 60 Периандр 66; 67; 68; 0(1 Персей 15; 19; 22 Персида 75 персы 15; 75; 76; 77; 140 Пиас 21 Пилад 34; 66 Пирра 51 Пирра (город) 51 Пиррих Кидониат 143 Писа 19 Писиды 128 Планк, Люций 117, XXVIII Подарг 165 Полиб 17 Полибий 100 Полной 23 Полтий 52 Полтимбрия 52 Помпей 106; 107; 114, VI, X; 117, XIX, XXIII, ХХУ1а Поит 55; 56 Пор 109 Порция 103 Посидоний 104 Потидея 68 прасийцы 152 Прет 18 Проконнес 72 Псамметих 68 Птолемей 1; 102 Птолемеи 29 Публий 117, XXVIII Р Рейн 112 Рим 5; 6; 8; 79; 86; 114; 115; 117 римляне 79; 86; 87; 114; 115; 117 Римская держава 112; 115, XIV Родос 4; 154 роксапаки 14 Ромул 78; 79; 117, XIX Рубрнй 117, XXIV Рэтея 14 С Сабин Кальвизий 117, XXVI
УКАЗАТЕЛЬ 247 сабиняне 79 савроматы 123 Садиатт 54; 55; 72; 73; 74 саки 14; 75 Салмонея 30 Самаритида 29 самниты 120 Самой 23 Самос 68 самосцы 68 Сарданапал 11; 12; 13; 75 сардоливийцы 134 Сарды 54; 56; 71; 74; 77; 80 Сатибар 10 Священная дорога 117, XXIII Селевк 90 Селий 52 Селимбрия 52 Семирамида 10; 11 Сервилия 108 Сибилла 77 Сибилла Герофпла 76 Сикиоп 70 синды 160 Синоп 55 Сипил 19 Сира 55 Сирия 6; 26; 27; 29; 114, VI; 117, XXVIII, XXXI сиры 55 Спсиф 45 Сифп 49 Скамандр 23 Скамапдр (река) 4 Скамапдрий 35 Скирос 50 скифы 144; 159 Смирна 71; 73 Соломон 110 Солон 77 Сосипатр 103 сотиаты 89 Спарта 142 спартиаты 65 Сперм 53 Спитам 75 Страбон 92; 98; 102; 107 Страбон Каппадокиец 100; 106 Стратоника 1 Стрианген 14 Строфий 34 Сузы 13 Сулла 84; 117, XXVII Суний 49 Сфенебея 18 Сфенел 22 Т тавры 158 Талфибий 34 Тантал 19; 27 Тарракона 114, XI тартессийцы 118 Тегея 48 тельхины 154 Темен 39 Терарг 165 Тигр 12 Тиграп 86 Тилон 54 Тилоиий 56 Тимаген 100 Тиндариды 64 Тиридат 75 Тиринф 22 Тмол 19 Тмол (гора) 19 Торреб 24 Торребпда 24 Торребии 24 Торребийское озеро 24 Торребия 24 Тот 61 Трапезунт 40 трезенцы 39 трибаллы 156 Троада 4; 23 троянцы 23 Тудо 56 Туллий Цимбер 117, XXIV У умбры 148; 151 Ф Фабий 78 Фалес 77 Фалк 39 Фаустул 78 Феб 77 Феохарид 74 Фивийская равнина 56 Фивы 16; 17; 22; 74 Фидон 44 Фпесс 53 Филипп 6 Филипп, Люций 114, IV; 115, XIII, XVa; 117, XVIII, XXX Филипп Македонский 114, III Филоном 37 Фимет 57 Финикия 29 фины 153 фокейцы 60 Фокида 34 Форик 60 Фороней 32 Фракийская фема 80 фракийцы 20; 52; 80 Фрасианор 39 , фригийцы 19; 126; 162 Фригия 53; 54; 55; 61 X халдеи 12; 28; 75 Хапааы 28 Харидем 70 Химера 18 Хиос 4 хиосцы 104 ц Цезарь, Гай Юлий 114; 115; 117 Цезарь, Гай Юлий Окта- виан Август 4; 5; 6; 109; 112; ИЗ; 114; 115; 116, XV; 117, XVI Цезетий Флавий, Лю¬ ций 117, XX Цензорин 117, XXVI ценины (кесины) 79 Циина, Люций Корнелий 117, XXII Цицерон, Марк Туллий 107; 117, XXVIII Э Эакид 33 Эвагор 68 Эвксинский Понт 114, VI Эвней 20 Эврипид 138 Эврисфей 5; 22 Эгисф 34
248 УКАЗАТЕЛЬ Эдип 17 эфиопы 129 Άγαμήοη — 51 Экбатаны 75 Эхпад 66 ’Αρκαδία — 46 Эллада 79; 144 Ю Άσκάλων — 27 эллины 6; 33; 65; 90; Άοκανία — 35 112; 143; 144 Ювентий, Квинт 117, θόρναξ — 38 Эней 35 XXXI Καρνια ■— 36 Эномай 19; 32 Юлия 4 Μεσολα —41 Эпикаста 17 Юпитер 117, XXI, XXIX Χήραβος — 26 Эпимен 62 Νηρίς — 42 Эпит 40; 43 Я Σίφνος — 49 Эриксо 59 Τορρηβος — 24 Эринии 34 Яникул 115, XIV Χρυσόττολ'.ς — 98 этруски 87 Ярдан 31 Эфес 74; 76 Ясон 20; 63; 64 Составила Е. В. Федорова Ш,
ПРОФЕССОР СЕРГЕИ ИВАНОВИЧ КОВАЛЕВ (1886—1960 гг.) Когда данный номер журнала был уже набран и сверстан, пришло неожиданное сообщение о кончине Сергея Ивановича Ковалева. Советская историческая наука по¬ несла невозгратимую утрату. Сергей Иванович Ковалев окончил в 1908 г. Уфимскую гимназию экстерном (он был исключен пз 8-го класса за участие в революционном движении) и в том же году поступил в Петербургский университет на физико-математический факультет. В 1910 г. он перешел на историко-филологический факультет. Во время первой мировой войны Сергей Иванович был мобилизован в армию, и только в 1918 г. смог возобновить свои занятия в университете (он окончил его в 1922 г.) С 1918 по 1968 г. Сергей Иванович — в рядах Красной Армии. Он вел педагогиче¬ скую работу на Военно-политических курсах нм. Ф. Энгельса, в Военно-политической Академии им. В. И. Ленина, в Военно-морской Академии им. К. Е. Ворошилова. С 1924 г. начинается педагогическая работа С. И. Ковалева в Ленинградском универ¬ ситете и в Педагогическом институте им. Герцена. С 1930 по 1937 г. Сергей Иванович одновременно работает в Государственной академии истории материальной куль¬ туры, сначала в качестве руководителя сектора, а затем в качестве руководителя Античного института академии. В 1934 г., в связи с решением Партин и Правительства о преподавании истории в средней школе и организации исторических факультетов в ВУЗ’ах, профессор С. И. Ковалев становится заведующим кафедрой истории Греции и Рима на историче¬ ском факультете Ленинградского университета. В эти годы С. И. Ковалев ведет большую работу по созданию марксистского курса истории Греции и Рима, который затем лег в основу его широко известного учебника для ВУЗ’ов, вышедшего в свет в 1936 г. Одновременно С. И. Ковалев активно участ¬ вовал в создании первого советского учебника по истории древнего мира для средней школы. В годы Великой Отечественной войны сначала в блокированном Ленинграде, а затем (после эвакуации) в Елабуге профессор С. И. Ковалев ведет большую лекцион¬ ную и пропагандистскую работу. После окончания войны Сергей Иванович возвра¬ щается в Ленинград и снова становится во главе кафедры истории Греции и Рима на историческом факультете Ленинградского университета. В последние годы своей жизни С. И. Ковалев был директором Музея истории религии и атеизма Академии наук СССР. С. И. Ковалев внес огромный вклад в советскую науку об античности. Диапазон его научных интересов был чрезвычайно широк: эллинизм, древнейший Рим, проис¬ хождение христианства, поздняя Римская империя, проблемы античной историогра¬ фии и т. д. С. И. Ковалев опубликовал около семидесяти трудов, его последняя работа — статья «Античность», написанная им (совместно с С. Л. Утченко) для Со¬ ветской исторической энциклопедии. Перу С. И. Ковалева принадлежит большой труд «История Рима», переведенный на итальянский язык, новый учебник древней истории для средней школы, очерки по истории древнего Рима (совместно с Е. М. Штаерман) для учителей и т. д. С. И. Ковалев был редактором ряда специальных работ, в том числе известного учебпика для педагогических институтов «История древнего мира», который в недалеком будущем выходит в свет третьим изданием. Наряду с активной научно-педагогической деятельностью С. И. Ковалев всегда вел большую организационную, пропагандистскую и общественную работу. Он был членом Национального комитета историков, многие годы руководил научно-атеисти¬ ческой секцией Ленинградского отделения Всесоюзного общества по распространению политических и научных зпаний. В лице Сергея Ивановича Ковалева советская историческая наука потеряла вы¬ дающегося и глубокого ученого, блестящего педагога и лектора, неутомимого пропа¬ гандиста, талантливого популяризатора. Советские историки античности глубоко скор ят по поводу этой тяжелой утраты.
СПИСОК СОКРАЩЕНИИ, ВСТРЕЧАЮЩИХСЯ В ВДИ At 4—1900 * ABSA — The Annual of the British School at Athens AÉp — Année Épigraphique Aev — Aevum AJA — American Journal of Archaeology AJPh — American Journal of Philology АИНТ — Архив истории науки и техпики Ath — Athenaeum ВСН — Bulletin de correspondance hellénique Cl — Codex lustiniani CJ —Classical Journal C&M — Classica et mediaevalia CP — Classical Philology CQ — Classical Quarterly CR — The Classical Review CT — Cuneiform Texts from Babylonian Tablets in the Brilisb Musen:·· CTh — Codex Theodosianus ДРАН — Доклады Российской Академии наук Ег — Eranos ЕС — «Еврейская старина» GIF— Giornale Italiano di filologia G&R — Greece and Rome Herrn — Hermes 1G — Inscriptiones Graecae IGLS — Inscriptiones Grecae Latinae Syriae ИЖ — Исторический журнал ИРАН — Известия Российской Академии наук JHS — Journal of Hellenic Studies JNES — Journal of Near Eastern Studies JRS — Journal of Roman Studies Lat — Latomus MH — Museum Helveticum Mn — Mnemosyne PhW — Philologische Wochenschrift PWKRE — Pauly — Wissowa — Kroll, Realenzyclopädie der klassischen Alt.crtumsw senshaft ПВ — Проблемы востоковедения REA — Revue des études anciennes REG — Revue des études grecques REL — Revue des études latines R FIC — Rivista di filologia e d'istruzione classica RhM — Rheinisches Museum RPh — Revue de philologie CB — Советское востоковедение CK — Советское китаеведение SHA — Scriptores Historiae Augustae StR — Studi Romani TPR — Town Planning Review WSt — Wiener Studien YCS — Yale Classical Studies ZA — Zeitschrift für Assyriolosif
с υ д e р ж а н и к ВЕСТНИКА ДРЕВНЕЙ ИСТОРИИ за 1960 год СТАТЬИ В. Н. Андреев (Ленинград) — Цена земли в Аттике IV в. до н. э A. К. Бергер (Москва) — Анаксагор и афинская демократия Л. М. Глускина (Ленинград) — Социальный аспект eranos — займов в Ат¬ тике IV в. до н. э М. А. Дандамаев (Ленинград) — Восстание Вахьяздаты (Из истории народ¬ ных движений в древней Персии) И. М. Дьяконов и В. А. Лившиц (Ленинград, Сталпнабад) — Парфянское царское хозяйство в Нисе I века до н. э «История рабства в античном мире» в семилетием плане Института истории АН СССР Э. Л. Казакевич (Москва) — Были ли рабами οί χωρίς o-κουκτες? . . . . Л. Н. Казаманова (Москва) — К вопросу о семье и наследственном праве на Крите в VI—V вв. до н. э К 90-летию со дня рождения В. И. Ленина Г. А. Кошеленко (Москва) —■ Городской строй полисов Западной Парфии. К проблеме античного города (от редакции) B. И. Кузищин (Москва) — О латифундиях во II в. до н. э. О толковании 7-й гл. I книги «Гражданских войн» Аппиана А. Лундин (Ленинград)— Надписи Йада°ила Зариха, сына Сумху'алай, мукарриба Саба’ Б. Б. Маргулес (Вильнюс) — Геродот, III, 80—82 и софистическая литера¬ тура Г. А. Меликишвили (Тбилиси) — Новая урартская надпись из Иранского Азербайджана 10. В. Откупщиков (Ленинград) — «Андромаха» Еврипида и Архидамова война 3. А. Покровская (Москва) — Первоначала, пустота и вселенная в философ¬ ском словаре Лукреция A. Ременников (Казань) — Борьба племен среднего Дуная с Римом в 350— 370 гг. п. э B. А. Рубин (Москва) — Народное собрапие в древпем Китае в VII—V вв. до II. э И. С. Свенцицкая (Москва)— Земельные владения эллинистических полисов Малой Азии И. А. Стучевский (Москва) — О специфических формах рабства в древнем Египте в эпоху Нового царства И. М. Тройский (Ленинград) — Новонайдепная комедия Менандра «Угрю- мец» («Человеконенавистник») C. Л. Утченко (Москва) — Идея народного суверенитета у римлян . . . С. Л. Утченко, E. М. Штаерман (Москва) — О некоторых вопросах истории рабства 11. Ш. Шифман (Ленинград) — Объединение финикийских колоний в За¬ падном Средиземноморье и возникновение Карфагенской державы •Тр· Ai 47 2 61 3 35 1 И 1 14 2 3 4 23 3 41 4 3 2 73 4 86 3 46 1 12 3 21 1 3 3 43 3 83 4 105 3 22 4 89 3 3 1 55 4 58 2 9 4 39 2 . ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ В. Афанасьева (Ленинград) — Законы Ур-Намму 01 1 III. Я. Амиранашвили (Тбилиси) — К вопросу об определении портретного изображения на гемме Британского музея (119712) с пехлевийской над¬ писью 90 2 Аидрэ Боннар 122 1 В. Виноградов (Горький) — К вопросу о ветеранских наделах в древнем Риме ... 108
252 СОДЕРЖАНИЕ ВДИ ЗА 1960 ГОД М. Л. Гаспаров (Москва) — Политический смысл литературных сатир Го¬ рация 107 2' М. Л. Гелъцер (Вильнюс) — Некоторые вопросы аграрных отношений в Угарите 86 2 Г. Г. Гиоргадзе (Тбилиси) — К вопросу о локализации хеттских областей Palä и Tümanna 74 1 E. С. Голубцова (Москва) — Некоторые вопросы политической истории Бос- пора I—II вв. нашей эры 112 1 Л. II. Гумилев (Ленинград) — Некоторые вопросы истории хуинов. ... 120 4 Л. А. Елъницкий (Москва)—Выступление мамертинцев 108 4 Г. К. Забулис (Вильнюс) — Saturnia tellus Вергилия (К вопросу о формиро¬ вании идеологии эпохи Августа ) 111 2 A. И. Зайцев (Ленинград) — Гесиодовский фрагмент о Тесее и Галине? . . 93 2 К. К. Зелъин (Москва) — Из области греческой историографии IV в. до н. э. 84 1 П. О. Карышковский (Одесса) — Заметки по нумизматике античного При¬ черноморья 132 3 К 10-летию со дня смерти Н. А. Машкина 124 3 B. А. Лившиц (Сталипабад) — Два согдийских документа с горы Муг . . 76 2 И. Г. Лившиц (Ленинград) — Об иероглифе 128 3 C. Я. Лурье (Львов) — К вопросу о происхождении культа христианских целителей 96 2 И. Д. Марченко (Москва) — К вопросу о культах азиатского Боспора . . 101 2 Я. И. Новицкая (Москва)—«Аттические ночи» Авла Геллия как исторический памятник II века 145 3 Памяти И. Н. Бороздина / 122 1 В. Леек (ГДР) — Гокон и Агаф 141 3 Л. Пресс (Польша) — К вопросу о строительстве па Крите в эпоху неолита и бронзы 102 4 II. П. Розанова (Москва) — Посвятительная падпись Артемиде Эфесской, найденная в Пантикапее в 1949 году 130 3 Я. П. Розанова (Москва) — Магический амулет, хранящийся в отделе ну¬ мизматики ГМИИ имени А. С. Пушкина 107 4 М. Е. Сергеенко (Ленинград) — Неизвестные врачи древней Италии . . . 113 4 Э. И. Соломоник (Симферополь) — Алтарь Немесиды из Херсонеса 133 2 Е. Г. Суров (Свердловск) — Новая херсопесская надпись 154 3 Член.-корр. Г. В. Церетели (Тбилиси) — Греческая надпись эпохи Веспа- сиана из Мцхета 123 2 Дим. Цончев (Болгария) — Фракийское поселение Бссапара в свете ново¬ открытой греческой надписи 142 3 A. М. Щербак (Ленинград) — Еще раз о монетах с руническими надпися¬ ми из Минусинска 139 2: КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ· B. Андреев (Ленинград) — Афинская рабовладельческая демократия в за¬ падной историографии 131 4 Аннотации иностранных журналов по истории античности и классической филологии 161 2 М. Л. Гаспаров (Ленинград) — Римская литература в современной буржу¬ азной филологии 146 4 Гр. Гиоргадзе (Тбилиси) — Акад. Я. А. М а н а н д я н. О некоторых спор¬ ных проблемах истории древней Армении 191 3 Г. Д., Я. 9. (Москва) — О некоторых проблемах античного культурного на¬ следия в трудах К. Маркса (по поводу книги Р. Занвальда «Маркс и античность») 159 3 Г. Г. Дилигенский (Москва) ·— Из новой литературы о социальной и рели¬ гиозной борьбе в Римской Африке 183 4 И. М. Дьяконов (Ленинград) — В. М. Массон, Древнеземледельческая культура Маргианы 196 3 Л. А. Елъницкий (Москва) — Археологическая документация древнейшего периода истории Рима 150 1 C. А Кауфман (Москва) — Новые данные по социально-экономической истории Северной Сирии 170 4 A. Коза ржевский (Москва) — Цицерон. Сборник статей. Институт ми¬ ровой литературы им. А. М. Горького 124 1 B. Кузищии (Москва) — М. E. С е р г е о н к о, Очерки по сельскому хо¬ зяйству древней Италии 142 2 C. Я. Лурье (Львов) — М. Ventris and J. Chadwick, Documents in Mycenaean Greek. Three Hundred Selected Tablets from Knossos, Pylos
СОДЕРЖАНИЕ ВДИ ЗА 1960 ГОД 253 and Mycenae with Commentary and Vocabulary, with a Foreword by A. J. B. VVace 132 1 С. Я. Лурье (Львов) — В. Я p x о, Эсхил 203 3 Г. А. Меликишвили (Тбилиси) — И. М. Дьяконов, Общественный и государственный строй древнего Двуречья. Шумер 126 4 И. В. Поздеева (Москва) — А. Н. М. Jones, Athenian Democracy . . . 144 1 И. Г. Роанер (Киев) — D. Tudor, Istoria sclava.jului in Dacia Romana 210 3 A. А. Рубанов (Москва) — Г1роф. Михаил Н. Андреев. Римско частно право 147 2 Р. И. Рубинштейн (Москва) — «Памятники искусства древнего Египта в музеях Советского Союза» 130 1 И. С. Свенцицкая (Москва) — Эллинистическая Малая Азия в современной зарубежной литературе 156 2 Н. Е. Семпер (Москва) — Новые книги и статьи по египтологии (краткие аннотации) 158 1 Акад. В. В. Струве (Ленинград)—«Пополь-Вух. Родословная владыкТотони- 146 2 капана» .............. 146 2 B. В. Струве (Ленинград), В. А. Белявский (Ленинград), Н. 10. Ломоури (Тбилиси)—К. В. Тревер, Очерки по истории и культуре Кавказской Албании IV в. до н. э.— VII в. н. э 174 3 Л. А. Чистякова (Ленинград) — Новое в изучении художественной литера¬ туры эллинизма 214 3 ■И. Шифман (Ленинград) — Из новой зарубежной литературы по языкам, истории и культуре западносемитических пародов 169 1 ХРОНИКА И .\ Александрович (Воронеж) — Доклады! по историографии древнего мира на межвузовской конференции в Воронеже 227 3 И. Борщ (Москва) — О работе сектора древней истории (1958—1959 гг.) 202 1 Л. Е. (Москва) — Находка греческих статуй в Пирее 228 3 К шестидесятилетию доктора искусствоведческих наук проф. В. Д. Блават- ского 205 1 К семидесятилетию А. К. Бергера 209 1 К шестидесятилетию Р. И. Рубинштейн 209 1 К шестидесятилетию Т. М. Шепуновой 209 1 К 75-летию профессора М. О. Косвена 210 1 К 70-летию профессора С. Я. Лурье 196 4 С. Л. (Львов) — Новая комедия Менандра 176 2 Казимир Михаловский (Польша) — Тслль Атриб (1957—1958) 186 1 10. И. Семенов (Красноярск) — Письмо в редакцию 203 4 В. В. Струве (Ленинград) — Древняя история в Советской исторической энциклопедии [174 2 приложение з Scriptores Historiae Augustae. Перевод С. П. Кондратьева под редакцией А. И. Доватура. Примечания С. П. Кондратьева (окончание) 213 1 Указатель к биографиям римских императоров (Scriptores Historiae Augu¬ stae) 181 2 Е. Б. Веселого (Москва) — Николай Дамасский 233 3 Николай Дамасский. Перевод коллектива авторов под редакцией E. Б. Ве¬ сел аго 244 3 Николай Дамасский о своей жизни и своем воспитании. История. Жизнь Цезаря. Собрание замечательных обычаев. Перевод коллектива авторов под ред. Е. Б. Веселаго 209 4 Указатель собственных имен, географических и этнических названий . . . 243 4 > Сергей Иванович Ковалев | (1886—1960 гг.) 249 4
с и и !■; г ж л н и [■: «История рабства в античном мире» в семилетием плане Института истории АН СССР 3 С. Л. Утченко, E. М. Штаерман (Москва) — О некоторых вопросах истории рабства 9 В. А. Рубин (Москва) — Народное собрание в древнем Китае в VII—V вв. до н. э. 22 Л. Н. Казаманова (Москва) — К вопросу о семье и наследственном праве на Крите в VI—V вв. до н. э 41 И. М. Тройский (Ленинград) — Новонайденная комедия Менандра «Угрюмец» / («Человеконенавистник») 55 Г. А. Кошеленко (Москва) — Городской строй полисов Западной Парфии ... 73 3. А. Покровская (Москва)— Первоначала, пустота и вселенная в философ¬ ском словаре Лукреция 83 ДОКЛАДЫ И СООБЩЕНИЯ ' v Л. Пресс (Польша) — К вопросу о строительстве па Крите в эпоху неолита и бронзы 102 Н. П. Розанова (Москва) — Магический амулет, хранящийся в отделе нумиз¬ матики ГМИИ имени А. С. Пушкина 107 Л. А. Ельницкий (Москва) — Выступление мамертинцев 108 М. Е. Сергеенко (Ленинград) — Неизвестные врачи древней Италии ИЗ Л. Н. Гумилев (Ленинград) — Некоторые вопросы истории хуппов 120 КРИТИКА И БИБЛИОГРАФИЯ Г. А. Меликишвили (Тбилиси) — И. М. Дьяконов, Общественный и го¬ сударственный строй древнего Двуречья 120 B. Андреев (Ленинград) — Афинская рабовладельческая демократия в запад¬ ной историографии 131 М. Л. Гаспаров (Ленинград) — Римская литература в современной буржуаз¬ ной филологии 14G C. А. Кауфман (Москва) — Новые данные по социально-экономической истории Северной Сирии 170 Г. Г. Дилигенский (Москва) — Из новой литературы о Социальной и религиоз¬ ной борьбе в Римской Африке 183 ХРОНИКА К 70-летию профессора С. Я. Лурье · 196 10. И. Семенов (Красноярск) — Письмо в редакцию 204 ПРИЛОЖЕНИЕ Николай Дамасский о своей жизни и своем воспитании. История. Жизнь Цезаря. Собрание замечательных обычаев. Перевод коллектива авторов под ред. Е. Б. Веселаго 209 Указатель собственных имен, географических и этнических названий 243 I Профессор Сергей Иванович Ковалев| (1880—1960 гг) 249
SOMMAIRE «Histoire de l’esclavage dans l’antiquité» an plan septennal de l’Institut d'Histoirede l’Académie des Sciences de l’URSS 3 L. Outchenko, E. M. Chtaerman (Moscou) — Quelques problèmes de l’histoire de l’esclavage 9 y. A. Roubine (Moscou)—L’assemblée du peuple dans la Chine ancienne du VH-e au V-e siècle av. n. è 22 L. N. Kasamanova (Moscou)—Sur la famille et le droit de succession en Crète au Vl-e et au V-e siècle 41 1. M. Tronsky (Léningrad)—«Le maussade» ou «Le misanthrope»— comédie de Ménandre nouvellement trouvée 55 G. A. Kochélenko (Moscou)— Le régime municipal des cités la Parthie occi¬ dentale 72 Z. A. Pokrovskaïa (Moscou)— Les origines, la vacuité et l’univers dans le vo¬ cabulaire philosophique de Lucrèce 83 RAPPORTS ET COMMUNICATIONS L. Press (Pologne) — Sur la question de la construction en Crète pendant le néo¬ lithique et l’âge de bronze 102 N.P. Rosartova (Moscou)—Une amulette magique de la collection numismatique du Musée Pouchkine 107 L. A. Elnitzky (Moscou)—L’action des Mamertins 108 M. E. Serguéenko (Léningrad)—Médecins inconnus de l’Italie ancienne . . . 113 L. N. Goumilev (Leningrad)— Quelques problèmes de l’histoire des Huns . . . 120 CRITIQUE ET BIBLIOGRAPHIE G. A. Mélikichvili (Tbilissi) ■— I. M. D i a k o n o v, L’ordre social et le régime politique de la Mésopotamie ancienne 126 V. Andréev (Léningrad) — La démocratie esclavagiste d’Athènes dans l’historio¬ graphie occidentale 131 M. L. Gasparov (Moscou) — La littérature romaine dans la philologie bourgeoise contemporaine 140 S. A . Kaufmann (Moscou)—G. Tchalenko, Villages antiques de la Syrie du Nord 170 G. G. Diliguensky (Moskou)—Nouveaux livres sur les luttes sociales et religieuses dans l’Afrique romaine 183 CHRONIQUE Le 70-e anniversaire du prof. S. J. Lourié 196 J. 1. Séménov (Krasnoïarsk) — Lettre à la rédaction 204 SUPPLÉMENT Nicolas de Damas— Traduction .sous la rédaction d’E. R. Vessélago. Lindica- teur des noms propres, géographiques et ethniques 243 IProfessur S. J. Kovalev | (1886—1960) 249
12 20 31 41 47 » 49 63 64 79 » 80 90 91 92 98 . и : 217 220 223 227 265 » nr а) ОПЕЧАТКИ, ЗАМЕЧЕННЫЕ В ВДИ № 3—1960 г. Строка Напечатано Следует читать η заголовке Зариха Зариха 26 снизу 19 снизу 26 сверху 9 снизу 28 снизу 11 снизу 5 снизу 3 снизу 5 сверху 6 сверху 21 сверху 16 снизу 2 снизу 7 снизу 2 снизу 3 снизу 19 снизу 10 снизу 22 снизу 4 снизу 7 сверху 6 сверху 'Астара τποκρινάμένοο οι άνθρωποι 627—63 древней Σπάρτης... ίσομορετυ Wissenschaften ενεστιν ενι κάι hellénistiques theorodoques épigraphiques жегодно Лившиц d’Athènes Mnemosyne J rex та об“як 'Астара κποκριναμένοο οί άνθρωπο 627-31 древний Σπάρτης ίσομορετι der Wissenschaften Ινεοτιυ ενι καί hellénistiques théorodocmes épiyrprhir" es еже1 г ; но Лившиц d’At: а ( s Mnemosyne I res так об‘‘ят ст. И. Г. Лившица будут помещсни в № 1 за 1961 г.