Автор: Лесневский Ст.   Михайлов Ал.  

Теги: поэзия   русская литература   художественная литература   сборник статей   советский писатель  

Год: 1981

Похожие

Прожитые мысли. Автобиография в диалоге

Три века русской поэзии

Литература. Большой справочник для школьников и поступающих в вузы

Собрание сочинений в 3-х томах. Том 1

Текст
                    В
М
И
Р
Е
Б
Л
О
К
А
В
М ИРЕ
БЛОКА


В
МИРЕ
БЛОКА


ВЛ.
ОРЛОВ
Р.
КОСОЛАПОВ
Н.
СКАТОВ
Л.
ТИМОФЕЕВ
ВЛ.
Г УСЕВ
АЛ.
М ИХА ЙЛОВ
СТ.
ЛЕ СНЕВСК ИЙ
3. МИПЦ
И.
ПРАВДИНА
М.
ПЬЯНЫХ
В.
ЕНИШЕРЛОВ
И.
ВАЙНБЕРГ
В.
Г.
БАЗАНОВ
А.
СААКЯНЦ
Л.
ОЗ ЕРОВ
Л.
ДОЛГОПОЛОВ
Н.
ГУЖИЕВА
О.
М ИЛЛЕР
Т.
БАЛАШОВА


В
МИР Е
БЛОКА
СБОРНИК
СТАТЕЙ
МОСКВА
СОВЕ ТСКИ Й
ПИСАТЕЛЬ
1981


8Р1
Bil
Сбо р ник
«В мире Блока»
выхо ди т
к
100- л е­
тию
со
дня
рождения
вели к ого
русск ог о
поэта.
Авторы
стате й
—
известные
исс ледо в атели
твор­
чества
Александра
Блока,
ученые-литературове­
ды,
крит ики
и
публицисты.
Сбо рн ик
расширяет
наш е
представление
о
творческом
ми ре
крупней­
ш его
русск ог о
поэта
начала
XX века.
Уг луб ле­
ние
связ ей
с
дем ок ра тич ески ми
и
гум анис тиче­
скими
трад иция ми
ру сск ой
кла ссич ес кой
л ите­
ратуры,
преодоление
декадентских
и
мо дер ни ст­
ск их
в лия ний,
вы ход
к
важнейшим
те мам
Рос­
сии
и
Революции
—
главные
о собе ннос ти
пути
Блока,
рассматриваемые
в
книге.
Составители:
Ал.
Михайлов
и
Ст.
Лесневский
Худож ник
М.
Ф.
Лохманова
70202—355
В ----- ---- ------ --- -397—8Л.
083(02)—80
© Издательство
«Советский писатель», 1980 г.


ОТ
СОСТАВИТЕЛЕЙ
Литература,
посвященная
Александру
Блоку,
обширна
и
м н ого образн а.
Первые
упоминания
имен и
поэта
в
печати
от но­
ся тся
к
нача лу
века.
И
при
жизни
Блока,
и
в
последующие
де­
сяти лети я
его
творчество
неизменно
привлекало
к
себ е
читат е­
лей,
критиков,
ис сл едоват ел ей.
В
разное
время
этот
инте ре с
был
различным
и
по
своему
х аракт еру ,
и
по
с тепе ни
интенсив­
ности.
Особенно
мн ого
работ
о
Блоке
вышло
в
ше сти десяты е
—
семидесятые
годы.
И
вместе
с
тем
можно
утверждать,
что
со­
ветскому
блоковедению
предстоит
решить
важ нейш ие
пробле­
мы
н аследия
поэта.
Этот
сборник
приурочен
к
100-летию
со
дня
рождения
Алек­
санд ра
Блока.
Не
претендуя
на
подведение
итогов
из уч ения
творчества
поэта,
авторы
предлагаемой
книги
рассматривают
некоторые
существенные
аспекты
художественного
ми ра
Блока,
и
прежде
вс его
наиболее
общие
особенности
пути
поэта
к
рево­
люци и,
его
связи
с
классическими
т радици ями,
гуманизм
и
гражданственность
позиции
Блока.
Авторы
сборника
останав­
ливаются
на
проблемах
творческого
метод а,
анализируют
от­
дельные
циклы,
стихотворения
и
поэ мы
Блока,
его
критическую
прозу.
В
ря де
статей
исследуются
взаим оотн ош ен ия
Блок а
и
его
современников.
В
сборник
вошли
работы
литературоведов
и
крит ик ов,
обра­
щен ие
которых
к
творчеству
Блока
не
случайно.
Отличаясь
д руг
от
друга
по
проблематике,
сти лю
и
подходу
к
мат е риалу,
иссле­
дования
эти
объединены
задачей
постижения
тв ор честв а
ве ли­
кого
р усско го
поэта.
Сб орник
подготовлен
Литературным
институтом
име ни
А.
М.
Горького
Союза
писателей
СССР.
5


ВЛ.
ОРЛОВ
жизнь,
страсть,
долг
УРОКИ
БЛОКА
Не
забывай
долга
—
это
единст­
венная
музыка.
Жизни
и
стр асти
без
долга
нет.
Александр
Блок
1
лек санд р
Блок
оказался,
бы ть
може т,
самым
проро­
ческим
поэтом
своей
пе рело мно й
э похи)
ознамено­
ванной
вел ич айш ими
социальными
битвами
и
исто­
рическими
к ата кли зма ми . [«Открой мои книги:
там
с казано
все,
что
св ерш ит с я...»
Решительно
никто
другой
из
поэтов
его
времени,
ни
у
на с,
ни
на
Зап ад е,
не
ощу­
тил
с
такой
ост ротой
и
не
передал
с
та кой
впечатляющей
худо­
6


жественной
с илон
«подземный шорох истории»
и
«новый порыв
мирового
ветра»
Ч
Возникает
вопрос:
как
же
мо гло
случиться,
что
такая
до ля
выпала
п оэту,
взращенному
культурой
старого
мира,—культу­
рой ,
котора я
ко
вр е мени
появления
Блока
на
литературной
сцене
уже
переживала
глубокий
к риз ис,
была
поражена
неизле­
чимым
недугом?
Но
в сякий
к риз ис,
как
гов ори л
Л ен ин, «одних надламывает,
др угих
за ка ля ет»2.
Блока
кризис
с та рого
мир а
и
его
культу­
ры
закалил3.
Каз ало сь
бы,
все
это
было
так
н ед авно
—
полвека
с
неболь­
шим :
с рок
в
масштабе
общеисторическом
совсем
короткий.
Но
эпоха
рус ског о
сим в олиз ма,
с
ко тор ым
в
начале
своего
пути
был
д ост аточн о
прочно
связан
Алекс ан др
Блок,
представляется
нам
такой
отдаленной
по
времени,
такой
призрачной,
что
о
ней
вп ору
сказать
словами
друг ого
поэта :
П овест ь
наших
отцов,
то чно
повесть
из
века
Стюартов,
отдаленней,
чем
Пушкин,
и
в ид ится,
то чно
во
сне...
Да вно
уже
стало
вполне
очевидным,
что
творчество
Блока
не
укладывается
в
рамки
симво лиз ма,
как
художественного
ми­
ровоззрения
и
литературной
школы.
Безусловно,
и
содерж ание
и
напр авл ени е
идейно-художественных
исканий
Блока
свиде­
те льств у ют
о
том ,
что
он
настойчиво
и
последовательно
пре од о­
левал
воздействие
эстетики
и
поэт ики
символизма,
что
к
вер­
ши нам
своего
творчества
он
пришел
не
в
силу
своей
причаст­
нос ти
к
символизму,
но
в опр еки
ей.
Все
это
выяснено
и
доказано
1 Александр Блок .
Собрание
сочинений
в
вось ми
томах.
М.—Л.,
Гослитиздат
(1960—1963), т .
V, с.
689ит.
VI, с.
454.
В
да льн ей шем
ссыл ки
на
это
из дан ие
даны
в
тек сте:
римская
цифра
обозначает
том,
арабская
—
страницу.
Под
римской
цифрой
IX даны ссылки на примы­
кающее
к
Со бра нию
сочинений
издание:
Александр
Блок.
Запис­
ные
книжки
1901—1920.
М —Л ., «Художественная литература», 1965.
2В.
И.
Ленин.
Полное
собрание
сочинений,
т.
26, с.
380.
3 Сложный,
исполненный
гл уб оких
противоречий
п уть
идейно-твор­
ческого
развития
Блока
осве щен
и
прослежен
во
многих
посвященных
ему
р аб отах
общ его
харак т ера
(книги Н .
Венг р ова,
П.
Громов а,
Б.
Со­
ловь ева,
Л.
Ти мо феева,
А.
Туркова
и
д р.,
в
том
числе
и
моя
книга:
Александр
Блок.
Очерк
творчества.
М ., 1956).
Здесь
же
я
сосредоточился
на
цен трал ь ных
пр об лемах
художественного
мето да
Блока,
каким
сло­
жился
он
в
по ру
его
т ворч еск ой
зрелости,
преимущественно
—
в
тр еть ем
томе
лирики.
7


советским
лит ерат у ро вед ени ем.
И
все
же
нет
у
нас
основании
пол н остью
эл им иниро ват ь
Бло ка
от
рус ск ого
символизма,
по­
скольку
как
поэт
он
сложился
в
лон е
этого
течения,
дышал
его
воздухом.
С уть
де ла
—в
п ри роде
св язи
Бло ка
с
символизмом,
в
тех
противоречиях,
которые
в
не й,
в
э той
связи,
обнаружи­
лись .
Кру г
людей,
представлявших
русский
символизм,
особенно
на
первых
порах,
был
дос та точн о
уз ок
и
замк ну т.
Он
ограничи­
вался
по
преимуществу
элитой
столичной
художественной
сре­
ды,
так
или
иначе
прича с т ной
к
новым,
декад ен т ским
т еч ениям
в
ли те ратуре
и
в
искусстве.
Но
в
силу
из вест ных
об ст ояте льств
име нно
э тот
узкий
круг
в
условиях
и ст ориче ск ого
закат а
старо­
го
мир а
и
угасания
его
культуры
выдвинулся
на
пер вый
план,
задавал
тон
в
литературно-художественной
жи зни
и
ок аз ывал
немалое
влияние
на
бо лее
широкие
слои
тогдашней
буржуазно­
дворянской
интеллигенции,
особенно
на
молодое
ее
поколе­
ние .
Лидеры
и
теоретики
рус с кого
симв олиз ма
меньше
все го
ск ло нны
б ыли
рассматривать
его
только
как
художественное
направление
или
литературную
школу.
Не т,
они
видели
в
сим­
во лизм е
путь
к
«творчеству жизни», хотели обрести в нем не ­
кий
«синтез»
—
п олное
сл ияни е
жизни,
религии
и
искусства
и
тем
самым
—
гармоническое
р азр еше ние
противоречий
и
к он­
фликтов
действительности,
которые
они
ощущали
по-своему
остро.
«Собственно символизм никогда не был школой искусст­
в а,—
утверждал
Андрей
Бе лый, —
а
был
он
т енд енцией
к
нов о­
му
миро ощуще н ию,
прел ом ля ю щему
по-своему
и
ис кусс тв о...
А
новые
ф ормы
искусства
рассматривали
мы
не
как
смену
одних
только
форм,
а
как
от че тл ивый
з нак
изменения
внутрен­
не го
в осп рияти я
мира»1.
Андрей
Белый
собирался
да же
напи­
сать
целую
книгу
о
си мв олиз ме
как
особом
т ипе
со з нания
и
новом
эта пе
культуры,
обозначивших
«духовную револю­
цию
в
ми ре», и хотел назвать эту книгу: «Символизм как жест
ж изни ».
Впоследствии
Блок,
умудренный
опытом
не
придуманной,
а
д ейст вит ельно й
жизни,
оче нь
верно
и
глубок о
вскрыл
всю
ил­
люзор нос ть
подобных
стремлений,
поставив
над
ними
точный
исторический
знак:
мысль,
разбуженная
от
хи м ери че ского
сна
«сильными толчками извне»,
уже
не
мо гла
удовлетвориться
мистифицированным
«слиянием всего воедино», но искала от-
1 Андрей Белый .
Воспоминания
о
Блоке.
«Эпопея», 1922, Яг 3,
с.
254.
8


вет
в
«трагическом сознании»
реальных
сложностей
и
противо­
речий
исторической
действительности
(III, 293).
Нец елом удре нн ое
отн ошен ие
к
жиз ни
и
к
иск усст ву ,
харак-
юрное
для
символистов,
жестоко
мстило
за
се бя.
«Жизнетвор -
чество»
сплошь
и
ряд ом
оборачивалось
легкомысленной
«игрой
в
жиз нь», которая уничтожала правду искусства,
приводила
к
тяжелым
личны м
драмам
и
дорого
обошлась
д аже
самым
та­
ла нт ливым
из
р усск их
символистов.
В
Александре
Блоке
бы ли
заложены
и
г ромад ная
сил а
от­
тал кив ан ия
от
того
мира,
в
ко тором
ему
суждено
был о
сущест­
в ов ать,
и
му чите ль ное
ощ уще ние
своей
зависимости
от
него.
Общее
поветрие
декадентских
настроений
коснулось
и
е го,
не
могло
не
коснуться.
Но
в
том-то
и
сказалось
душевное
ве личи е
Блока,
что
он
сумел
понять
историческую
обреченность
с та рого
мира,
а
вместе
с
ним
и
своей
сре ды,
и
сд елал
из
этого
по ним а­
ния
р еши тельн ые
выводы.
Для
этого
Блоку
нужно
бы ло
во
многом,
чему
он
на
первых
по рах
пов ери л,
усомниться,
многое
пер еоценит ь
и
отвергнуть.
И
прежде
всего
—
собственное
декадентство,
к оторое
притяги­
в ало
его
своими
соблазнами,
но
к оторое
он
научился
ненави­
деть.
«Поскольку все это во мне самом
—
я
н енавижу
себя
и
преследую
жизненно
и
печатно
сам
с еб я...
отряхаю
клоки
ночи
с
себя ,
по
существу
св етл ог о » (VIII, 209).
И
еще
Блоку
нужно
бы ло
п реод оле ть
у по рное
с оп ро тивле ние
той
общественной
и
художественной
среды,
которая
его
окружала
и
не
хотела
выпу­
стить
из
своих
це пких
объятий.
Не п росто
было
Бл оку
прийти
к
у бежд ению
(высказанному
в
самое
глу хое
время
реакции), что «современная
жиз нь
есть
кощунство
перед
искусством,
современное
искусство
—
кощун­
ст во
перед
ж из нью» (IX, 132) и что только революционное пре­
образование
жизни
приведет
к
новому
подъему
и
расцвету
искусства.
Позж е
он
ск аж ет : «Возвратить людям всю полноту
свободного
искусства
может
только
великая
и
всемирная
Рево­
люция,
которая
разрушит
многовековую
ложь
цивилизации
и
по дн имет
народ
на
высоту
артистического
человечества»
(VI, 22).
Наи бо лее
важно
п онять
внут ре нню ю
логику
пут и,
пройден­
ног о
Александром
Блоком.
Множество
п репятств ий
возникало
перед
поэтом,
когда
он
буквально
про бива лс я
к
жизни,
к
н аро­
ду,
к
революции
п осле
т щетны х
блужданий
в
лабиринте
мисти­
ческих
утопий
и
всяческой
утонченной
спиритуалистики.
Ка са­
ясь
св оих
ранних
сти хов ,
Блок
гов ори л
о
«тюрьме сладких гар ­
9


моний»,
в
которую
ой
«засадил юношу*
—
самого
се бя
(VIII, 385).
Вырваться
из
э той
тюрьмы
—
з нач ило
переступить
чер ез
самого
се бя.
Это
всегд а
страшно
т рудн о,
неизбежно
свя­
за но
с
тяжелыми
издержками.
И
все
же
в
пер сп ективе
своей
путь
Блока
был
пря мым
и
не­
уклонным.
Он
и
сам
вид ел
эту
неуклонность.
Пересматривая
уже
п осле
Октября
свои
книги ,
он
заметил: «...
в
них
—
одно
лучше,
другое
хуже,
а
третье
и
вовсе
без
значен ия,
без
окру­
жающего.
Но
какое
освобождение
и
какая
полнот а
жизни
(на­
сколько
доступна
б ыла
она):вот
—
я
—
до
1917 года,
путь
сре ­
ди
революций;
верный
п ут ь» (VII, 355).
Не
к
чему,
конечно,
сглаживать
противоречия
мировоззре­
ния
и
творчества
великого
поэта,
упрощать
его
с ло жный
твор­
че ский
мир.
Бл ок
был
и
ос тал ся
идеалистом.
Мир
для
него
сти­
х иен
и
катастрофичен.
Но
он
был
на
редкость
чуток
к
реальной
жизни,
к
ее
д вижению ,
к
ее
правде
и
лжи,
и
это
об стоят ельс тв о
в
конечном
сче те
оказалось
в
творческой
судьбе
поэта
реша­
ющим.
2
На ч иная
дневник
1912 года,
Блок,
исходя,
кон е чно,
иэ
личного
своего
опыт а,
размышлял
о
том,
что,
когда
л юди, «дол ­
го
пребывавшие
в
о ди ноче ств е », выходят в настоящую жизнь,
они
оказываются
беспомощными
и,
чтобы
у сто ять
в
буре
р ус­
ской
жизни
«или
—
хоть
име ть
надежду
п од нять ся,
оправить­
ся,
отдохнуть
и
идт и
к
лю д ям»,
они
должны
обрести
в
себе
«большие нравственные силы» (VII, 117).
В
обретении
нравственных
сил
и
заключался
па фос
идейно­
художественных
исканий
А л ександ ра
Блока.
«Обнаженной совестью»
назвал
его
незлобивый
А.
Ремизов.
«От него,
так
сказать,
несло
правдой»,—вынуждена
была
при­
знать
оже сточив шая ся
прот ив
автора
«Двенадцати» 3.
Гиппиус.
Совесть
и
правда
—
вот,
бе сс порн о,
две
главные
черты
человече­
с кого
и
поэтического
характера
Блока,
две
си лы,
всецело
завла­
девшие
им
и
заста вив шие
его
сд елат ь
выбор.
Уже
п одход я
к
концу
своего
ж из ненно го
пут и,
он
так
изложил
свою
давн юю ,
выно ше нну ю,
заветную
мы сл ь: «...с ов есть
побуждает
человека
искать
лучшего
и
помогает
ему
п орой
отказываться
от
старого,
уют ного,
милого,
но
умирающего
и
разлагающегося
—
в
пользу
нового,
сначала
н еу ютного
и
немилого,
но
обещающего
свежую
жи знь » (VII, 388).
10


Необыкновенно
важные
слова!
Вне
это го
нельзя
понять
ни
личности,
ни
поэзии
Блока.
Он
оказался
поистине
блудным
сыном
с тарого
мира.
Уже
в
юн ош еские
годы,
когда
он
творил
поэтическую
мифологию
Прекрасной
Дамы,
в
нем
просыпалось
предчувствие
чего-то
смутного,
н еоп ред еле нн ого,
но
«обещающего свежую жизнь» .
Будет
день
—
и
свершится
великое,
Чую
в
будущем
подвиг
души. ..
В
глуби не
уе дини вшей ся
и
немотствующей
души
поэта,
до
времени
погруженной
в
заколдованный
сон,
таи ли сь
на стоящ ие
жизненные
сил ы,
настоящая
воля
к
жизни
тв орч еск ой,
дейст ­
в енно й,
устремленной
в
будущее.
Но
бы ли
разного
р ода
причи­
ны
и
обстоятельства
личног о,
соц иа льног о
и
даже
общеистори­
ческого
порядка,
почему
эти
глубоко
запрятанные
жизненные
силы
долго
не
находили
выхода
и,
суб л имиру я сь,
облекались
в
изощренные
формы
с толь
далеких
от
реальной
жиз ни
мистиче­
ских
аб ст рак ций
и
утоп ий .
И
однако
же
в
юношеской
лирике
Б лока
сл ыш ится
биенье
живого
человеческого
ч ув ства,
изнутри
взрывающего
мистическую
созерцательность.
Существенное
зн ачение
для
в ер ного
понимания
р аннег о
творчества
Блока
им еют
письма
его
к
невесте
(1902—1903 го ­
д ы).
Зд есь
автор
«Стихов о Прекрасной Даме»
нас т ойчив о
тв ер­
дил,
что
его
мис тициз м
есть
не
что
иное,
как
спо соб
жи ть
бол ее
глубокой
и
напряженной
духовной
жизнью,
что
содержание
и
сама
«субстанция»
его
по эзии
не
есть
что- то
голов ное ,
но
«вы ­
п ев ается
из
сердца
непосредственно».
И
в
д ругом
месте
он
за­
в ер яет,
что
хоче т
ощ ут ить
«три жизни», только бы не провести
одну
в
с плошн ом
с оз е р ца нии: «От созерцаний душно.
Ни
одно­
го
«чувствования»
я
не
отд ам
за
тьму
«созерцаний» .
И
разве
не
об
этом
же
г ов орят
сами
стихи?
Я
и
молод,
и
свеж,
и
влю бле н,
Я
в
тр евог е,
в
тоск е
и
в
мольбе ,
Зелен ею,
таинственный
клен,
Неизменно
скло ненны й
к
те бе.. .
Символисты,
стар аясь
изолироваться
от
неприятной
им,
г ро­
з ящей
всевозможными
«бурями и бедами»
действительности,
суживали
сво й
мир
до
тесных
размеров
уединенно й
кельи.
Но
у
разных
поэтов
и
кельи
бы ли
разные.
У
такого
ис тинно
дека­
дентского
по
духу
поэта,
как
3.
Г иппиу с,
когда
она
хотела
по­
строить
свой
об раз
мира,
келья
превращалась
в
от вр атит ельно е,
«зловоппо- сум р ач по е »
паучье
гн ездо:
11


Я
в
тесно й
келье
—
в
эт ом
мире.
И
келья
тесная
низ ка.
А
в
четырех
уг лах
—
четыре
Неутомимых
паука.
Мои
г лаза
—
под
пау тиной.
Она
сер а,
мягк а,
липка.
И
р ады
радостью
звериной
Четыре
тол стых
паука...
Юн ый
Блок
тоже
замыкался
в
кель е.
Но
как ова
ж
разница!
Мы
живем
в
старинной
келье
У
ра злив а
вод .
Здесь
вес ной
кипит
ве сель е,
И
рек а
поет.
Но
в
пр едв ес тие
весе лий ,
В
де нь
весенних
бурь
К
нам
прольется
в
двери
кел ий
Св е тлая
лазурь.
И
полны
заветной
дрожью
Долгожданных
лет,
Мы
по мч имся
к
б езд орож ью
В
несказанный
свет.
В
эт их
стих ах
просвечивают
realia быта и пейзажа:
бл о­
ковская
келья
в
собственном
смысле
—
это
высокая
и
узка я
ком ­
на та
(с внутренним окном,
нижние
стекла
которого
бы ли
закле­
ены
цветным^
изображениями
средневекового
рыцаря
и
его
дам ы)
в
старинном
здании
Гренадерских
каз арм ,
р аспо ло жен­
ном
на
бер егу
Большой
Невки,
где
весной
широко
разливалась
вода
и
«кипело веселье»
рабочей
о кр аины.
Но
с уть
дела,
ко­
нечно,
не
в
приметах
быта,
а
в
том,
что
за
стенами
б ло ков ской
кельи
чувствуется
большой,
просторный
мир,
о ве янный
мощ­
ным
ды хание м
пусть
еще
метафорических,
но
уже
громко
го­
ворящих
о
настроении
поэта
«весенних бурь».
В
том
же
1902 го­
ду,
когда
бы ли
н апис аны
эти
стихи,
Бл ок
утверждал,
что
с лы­
ши т,
как
ря дом
с
ним
«отбивается такт мировой жизни»
(VIII, 46).
Бло к.
еще
мист иф иц ир ует
действительность,
«мировую
жизнь». В общественно-исторических
закономерностях
он
не
раз­
бирается,
и
его
не
тянет
к
этому.
Но
в
нем
постепенно
накапли­
вается
по ка
еще
бе зот чет ное
ощущение
наступающего
кр и зиса
и
перелома.
Жизнь
уединившейся
души,
у стр емл енной
в
«миры
и н ые », оказывается,
как-то
и
в
чем-то
перес екается
с
жиз нью
века.
«Мое тамошнее треплется в странностях века»,—
много­
12


значительно
замечает
Бл ок
в
одном
из
писем
к
невесте.
Тема
власти
«века»
над
индивидуальной
душой
прио б рет ает
для
нег о
все
большее
значение,
и
он
н ачина ет
в
условиях
вре м ени,
в
ка­
тастрофичности
эпохи
искать
разгадку
ч ело веч еских
трагедий,
всеобщего
неблагополучия.
Много
лет
спустя
он
име л
право
и
основание
ска зат ь: «...чт о
везде
неблагополучно,
что
катастро­
фа
близка,
что
ужас
при
дверях,—
это
я
зн ал
очень
давно,
зн ал
еще
перед
первой
ре во л юцией» (VI, 131).
Такое
п ред ощуще ни е,
ко неч но,
свойственно
был о
не
одному
Блоку.
На
сход ных
переживаниях
именно
и
с ошлис ь
молодые
люди,
входившие
в
ли тератур у
в
самом
начале
нового
века
и
со­
ставившие
«вторую волну»
русского
сим волиз ма .
В
от лич ие
от
ра нних
декадентов
и
символистов
первого
призыва,
замыкав­
ш ихся
в
области
«чистой эстетики», они не просто отворачива­
лись
от
жи зни,
но
мечтали
об
ее
обновлении.
Однако
одного
смутного
ощущения
кри зи са
старой
жизни
и
старой
культуры
бы ло
недостаточно,—
тре бов а лось
ясное
поним ание
су щ ества
и
закономерностей
общественно-исторических,
социальных,
клас­
совых
противоречий
эпохи,
дав авш их
о
себе
знать
все
более
властно.
Юным
«жизнетворцам»
из
символистского
круг а
такое
по­
нимание
б ыло
недоступно
по
самой
п риро де
их
переживаний,
и
тем
более
притягательными
оказал ись
для
них
мистика
и
эсха­
тологи я
Владимира
Соловьева,
его
апо кал ип сически е
прогнозы
и
мессианические
над ежд ы.
Можн о
согласиться
с
Андреем
Бе­
лым,
к огда
он
утверждает,
что
учение
Вл.
Соловьева
о
Мировой
Душе
—
Вечной
Ж енст венно ст и,
долженствующей
одухотворить
че лов ечес тво
и
внести
в
земной
мир
божественную
гармонию
истины,
добра
и
красоты,
было
для
символистов-соловьевцев
лиш ь
«звуком,
призы ва ющ им
к
отчаливанью
от
б ере гов
старо­
го
мира».
В
во с пом ина ниях
о
Б локе
А.
Б елый
пи сал : «Безбрежное
ри нул ось
в
берега
старой
жизни,
а
вечное
п оказало
себя
сред п
времени;
это
вт ор жение
ве чного
ощ ут или
мы
в
1898 и 1899 го­
дах
землетрясением
жи зн и...
В
1900—1901 годах « сим во лис т ы»
встречали
зарю...
все
казал ось
им
новым,
охваченным
зорями
кос ми че ской
и
исторической
важности:
борь бы
света
с
тьм ой,
происходящей
уже
в
атмосфере
душевных
событий,
еще
не
сгущенной
до
явных
со бы тий
ис то рии,
подготовляющей
их;
в
чем
конкретно
соб ы тия
эти
—сказать
б ыло
тр уд но:
и
«видя­
щи е»
расходились
в
догадках»
Ч
1 «Эпопея», 1922, К® 1, с.
134—136.
13


Ск аз ано
верно,
точно
и
искр енне.
Именно
т а к: «душевные
с о быт ия», волновавшие соловьевцев,
не
в ходи ли
ни
в
какое
со­
отношение
с
«явными событиями истории».
И
этим
б ыла
пре д­
о пред ел ена
судьба
и д ейных
исканий
подобного
рода.
Посколь­
ку
критерий
об но вле ния
жизни
выключался
соловьевцами
из
сфер ы
исторической
действительности
и
общественной
п рак ти­
ки,
они
бы ли
обречены
на
бесконечное,
уводившее
их
от
ж из­
ни
вр ащ ение
в
замкнутом
кругу
всяческой
метаф изик и
и
спири-
туалистики.
Александр
Блок
не
разделил
э той
с удь бы.
Он
тоже
«встре­
чал
за рю», придавая ей значение космической и исторической
важности.
Он
то же
вер ил
в
приближение
«мирового переворот
т а», представляя
его
себ е
в
ас пекте
соловьевских
ча яний
и
предвестий.
Верю
в
Сол нце
Завета,
Виж у
зор и
вдали.
/
Жду
вселен ск ог о
света
От
в есе нней
земли...
И
нам
нед олго
любоваться
На
эти ,
здешние,
пиры:
Пре д
нами
тайны
обнажатся,
Возблещут
новые
миры...
Но
пережив
б урное
увлечение
мистикой
Вл.
Соловьева,
за­
ин тер есов авш ись
историософскими
и
«неохристианскими»
иде­
ями
Мережковского,
Блок
чу ть
ли
не
сразу
же
впал
в
сом не­
ния
и
разоча рова ни я.
В
1902 году он уже признавался,
что
«никому не верит,
ни
С олов ье ву,
ни
Мережковскому»L Сомне­
ния
и
разочарования
возникли
именно
п отом у,
что
сухое
теоре­
тизирование
на
м исти ко- эсхат о лог ич еские
темы,
схоластиче­
ская
безусловность
всякого
род а
рассу д оч ных
«синтезов»
вхо­
д или
в
резкое
противоречие
с
е го,
Блока,
лирич еск им
ощущени­
ем
мировой
жизни,
«отбивающей свой такт», со все больше
ов ладев авш им
им
чувством
внутренней
тре в оги.
Живое
чувство
художника
побеждало
отвлеченную
умозрительность.
На
э той
почве
и
возник
конфликт
Блока
с
правоверными
с оло вье вц ами,
начавшийся
со
взаимного
непонимания
и
зако н­
чившийся
по лным
разрывом,
ожесточенной
п олем икой ,
дуэль­
ным и
вызовами
2.
1 Эту фразу из утраченного письма Блока приводит в своем ответ­
ном
письме
С.
В.
П анч енко
(ЦГАЛИ) .
2 См.
мой
очерк
«История одной «д ру жб ы - враж ды ».
В
кн .:
Вл.
Орлов.
Пу ти
и
суд ьб ы,
и зд.
2- е.
Л., «Советский писатель», 1971,
14


3
«Талант рождается в тиши,
характер
—
в
мировом/
п оток е».
Слова
Гё те
впол не
приме нимы
к
Ал ександ ру
Блоку.
Э тот
гро­
мадный
поэт ич еский
ха ракт ер
вырос
на
п очве
истории,
в
буря х
и
катаклизмах
век а.
Совершенно
пр ав
был
Андрей
Белый,
ко­
гда
утве рж да л,
что
«биография Блока не будет ясна вне ог ­
ромного
фон а
эпохи
и
вне
музы кальны х
на пор ов
ее»
Ч
Мощное
дых ание
русской
жиз ни
XX века захватило и Бло­
ка.
Сти хотв орен и е
«Фабрика» (ноябрь 1903 года)
—
пе р вый,
но
уже
совершенно
внятный
про те ст
поэта
про тив
капиталистиче­
ского
правопорядка.
Власт ь
ка пит ала
воплощена
в
образе
ко­
го-т о
«недвижного»
и
«черного»:
Я
слышу
всё
с
мо ей
вершины:
Он
медным
г олос ом
зовет
Согнуть
из му ченн ые
спины
Вниз у
собравшийся
народ.
Они
войдут
и
разбредутся,
Наваля т
на
спин ы
кули.
И
в
жолтых
окнах
засмеются,
Что
э тих
нищих
провели.
Вскоре
Блок
скажет
в
письме
к
Андрею
Белому: «Ты напи­
сал
мне
о
конкретно-жизненном,
у
меня
было
его
мно го
те­
п ерь,
и
я
хоч у
сохранять
это
дольше
и
б ольше ...
Мне
все
хо­
чется
теперь
меньше
«декадентства»
в
смысле
трафаретности
и
безвдохновенности.
Я
пробовал
искать
в
душах
людей,
жи ву­
щих
на
другом
берегу,—и
мно го
н аход ил» (VIII, 109).
Бурный
вет ер
времени,
ид ущее
со
всех
с торон
брожение,
стремительный
водоворот
событий
—
все
это
нахлынуло
на
Блока,
ворвалось
в
его
внутренний
мир,
создало
музыку,
крас­
ки,
атмосферу
его
п оэзи и.
Хрупкая
ми сти ческ ая
вера
не
вы­
несла
пе рво го
же
столкновения
с
жизнью.
Историческое
чутье
Блока
(свойство гения)
раньше
вс его
и
ска за лось
в
то м,
что
иллюзо рны е
«зори»
соловьевства
по гасли
для
н его
в
ба гров ом
зареве
д ей ствител ьных
со бытий,
развернувшихся
в
России.
Смотрите,
как
ширятся
по лосы
свет а,
Как
р ад остей
бег
закипающих
пе н!
Как
море
л ику ет!
Вы
сл ыш ите
—
где-то
—
За
ночью,
за
бурей
—
взыванье
с ирен !..
1 «Эпопея», 1922, No 1, с.
232.
15


Общеизвестно,
какое
сильное
ос в обожд ающее
в ли яние
ока­
зала
на
Блока
пе рвая
русская
революция,
в
свете
которой
он
воочию
увидел
ли цо
«проснувшейся жизни»
и
сам
очнулся
от
своего
заколдованного
сна.
«Молния сверкнула,
гений
роди л­
ся » (V, 422).
Говоря
с лов ами
самого
Блока,
революция
пробудила
в
нем
наряду
с
«второстепенным»
—
«главное»: этическое чувство,
сознание
громадной
ответственности
за
с вое
писат ель ск ое
дело,
вер у
в
св ои
ч ело вече ские
с илы.
«Знаешь ли,
что
мы
—
те,
от
которых
хот ь
раз
в
жизни
на до,
чтобы
по днял ся
вихрь?
Мы
с ами
ждем
от
себ я
в ихре й...
Хоч у
действенности,
чувствую,
что
близится
опять
огонь,
что
жи знь
не
ждет...
Старое
рушится...
Если
б
ты
узнал
лицо
русской
д ер евни
—
оно
переворачивает;
мне
кто-то
начинает
дар ить
оружие...
К акое
важ ное
время!
Ве­
ликое
вр емя!
Р адос тн о» (VIII, 131).
Нак оне ц,
революция
открыла
перед
Блоком
новые
ши ро­
чай шие
темы.
В
июле
1905 года была написана «Осе н няя
во­
л я» (вчерне набросанная еще за год до того), где впервые с
такой
покоряющей
силой
сказалось
блок овс кое
ощуще ни е
ро­
д ины
как
живо го
су щест ва,
с
кот оры м
«и невозможное воз­
м ожн о», с которым связаны все пути и все надежды.
Вот
о но,
мое
весел ь е,
пляшет
И
звенит,
зв енит,
в
кустах
п роп ав!
И
вдали,
вда ли
пр изы вно
ма шет
Т вой
узорный,
тв ой
цв етно й
рукав...
Много
нас
—
св ободн ых,
юны х,
с та тных
—
Ум и рает,
не
лю бя. ..
Приюти
ты
в
далях
н ео бъятны х!
Как
и
жить
и
п лак ать
без
теб я!
А
в
ноябре
появились
«Сытые»
—
стихотворение,
про ник ну­
тое
н овой
для
Бл ока
гневно-сатирической
энергией,
где
старый
м ир,
уже
пок ол еб ленный
революционной
бурей,
но
устоявший
и
все
еще
ка за вшийся
с ильн ым
и
нарядным,
был
при печат ан
поистине
крепким
с лов ечком : «прогнивший хлев».
Так
—
него дуе т
вс ё,
что
сыто,
Тоскует
сытос ть
важных
чрев:
Ведь
опрокинуто
к оры то,
Встр ев ожен
их
прогнивший
хле в!
Теперь
им
выпал
скудный
жре б ий:
Их
дом
стои т
н ео свещен ,
И
жгут
им
слух
мольбы
о
х лебе
И
кра сны й
с мех
чужих
зна мен!
16


Пусть
в
историческом
реализме
Бло ка
был о
больше
от
чув­
ств а
и
переживания,
чем
от
п онимани я
и
анализа.
Но,
как
никто
д ругой
из
поэтов
—
его
современников,
он
подхватил
эст афет у
великой
русской
поэ зии,
унаследовал
ее
зав еты
и
традиции
—
гуманизм
и
гражданственность,
му чит ел ьную
т ос­
ку
по
лучшей
жизни
и
страстную
нен ави сть
ко
всему,
что
ка­
ле чило
и
унижало
человека.
Бл ок
у шел
из
кельи
ми ст ика
не
для
тог о,
чт обы
стареть
в
сало не
эстетов.
Когда
пра вда
жизни
стала
колоть
ему
глаза,
он
прежде
в сего
з адумал ся
о
де ле
и
д олге
худож н ика.
Челове­
чес кое
бла городст в о
п оэта
и
его
художническая
честность
в
полной
мере
сказались
в
выноше нном
им
твердом
убеждении:
подменять
в
искусстве
реальные
противоречия
и
конфликты
действительности
(голод голодных и сытость сытых)
самыми,
казал о сь
б ы, «глубокими»
коллизиями
мистического
сознания
—
д ело
безответственное
и
б ез нр авств енное.
Именно
под
эти м
уг­
лом
зрения
Блок
решительно
и
последовательно
пересматривает
сво и
пер во начал ьн ые
пр е дстав лен ия
о
сущности
искусства
и
зад ачах
х удо жник а.
Теперь
для
не го
потеряли
це ну
прежние
«странные,
казав­
шиеся
нужными
связи
с
не
совсем
реальным»
(VIII, 113).
Ощущение
это
рас п ростран яе тся
на
область
художественных
во зз ре ний: «Черпать содержание творчества из отвлеченно - б е с­
плотного
—
з начит
расстаться
с
творчеством.
Че рпат ь
его
из
самого
жи вого
и
конкретного
—
з начит
углуб ля ть
и
ут вер жд ать
творчество» (V, 585).
Са мый
кри терий
ху д ож ественно сти
пе­
реносится
в
сфе ру
со циа ль ную : «Гений прежде всего
—
наро­
д ен» (V, 643).
Мысль
о
народе
как
источнике
всякой
жи знен ­
ной
силы,
в
том
чи сле
и
творческой
силы
худож н ика,
всецело
зав ла дева ет
Блоком.
Исходя
из
э той
мысли,
он
констатирует
ху д ож ественно е
бессилие
современной
декад ентс ко й
лите ратуры : «...в есь
яд
декадентства
и
с ост оит
в
том,
что
утрачены
сочн ость ,
яркость,
жизненность,
образность,
не
только
типическое,
но
и
характер­
но е» (VIII, 227).
Было
бы
в
высшей
ст епени
интер есно
и
поучительно
пр о­
с лед ить,
как
год
от
го да
ра стет
и
кр епне т,
углубляется
и
н аби­
р ает
высоту
протест
Блока
про тив
эстетики
и
художественной
практики
рус ско го
и
западного
декад анса .
Но
сд елать
это
не­
возможно
в
рамках
д а нного
сжат о го
очерка.
Остается
отослать
чи тател я
к
п яти
томам
прозы
Блока
—
к
его
ст атьям
и
речам,
дневникам,
з аписным
книжкам
и
п ись мам,
где
т ема
эта
про ­
ходит
красной
нитью.
О тм етим
л ишь
отчетливость
понимания
17


Блоком
декаданса
как
явл ения
соц иа льно -и ст ори чес кого,
в оз­
никшего
и
развившегося
«в замкнутых кругах,
обреч ен н ых
на
медленное
тление,
в
классах,
от
ко тор ых
идет
т ру пный
запах»
(V, 195).
Со сред оточи м ся
на
одной
только
ст ороне
проблемы:
человек
и
человеческое
в
искусстве,
в
поэ зии.
Вопрос
этот
сильно
вол­
новал
Блока.
Содержание,
которое
поэт
вкладывал
в
понятия
«человек»
и
«человеческое», бросает яркий свет на его твор­
че ст во.
4
Весной
1907 года Блок записывает для себя: «Реалисты ис­
хо дят
из
думы,
что
мир
огром ен
и
что
в
нем
цвет ет
лицо
чело­
века
—
м аленьк о го
и
м огуч его...
М ис тики
и
с имв оли сты
не
лю­
бят
этого
—
они
плюют
на
«проклятые вопросы», к сожалению .
Им
нипочем,
что
с тольк о
нищих,
что
зе мля
кругла.
Они
под
крылышком
собственного
«я» (IX, 94).
В
эт их
немногих
словах
зал оже на
целая
программа,
кот о­
рую
Блок
вслед
за
тем ,
в
1907—1908 годах,
реализовал
в
об­
ширном
цик ле
литературно-критических
и
публицистических
выступлений,
проникнутых
бо ев ым,
наступательным
духом.
Все
они
вызвали
к райн ее
раздражение
в
окружавшей
по эта
об­
щественно-литературной
среде
и
об усл ов или
его
глуб ок ий
внутренний
разлад
с
«лучшими друзьями»
и
непрошеными
«по­
кровителями»,
начина я
с
Андрея
Белого
и
Мережковских
(IX, 108—109).
С
полной
свободой
подходил
Блок
к
самым
большим
и
са­
мым
насущным,
пусть
«старым», но всегда неотвратимым во­
п росам
искусства.
Такая
сво бо да
свойственна
тольк о
гениаль­
ным
художникам,
к от орые
любой,
казалось
бы
уже
решенный,
во прос
ставят
и
решают
словно
впе рвые .
Вспомним
Л ьва
Тол­
стого...
Так
было
и
с
Блоком.
В
эпоху
«александрийского»
заката
старой
культуры,
ко­
гда
плененные
ею
да же
высокодаровитые
художники
истощали
себ я
в
атомистической
раздробленности
мысли
и,
соблазненные
«духом мелочей», разменивали жизнь и искусство на элегант­
ные
п устяк и,
Блок,
ед инст вен ный
из
ру сск их
символистов,
ни­
сколько
не
претендуя
на
ро ль
теоретика,
охотно
уступая
ее
Ва ле рию
Брюсову,
Вячесл ав у
Ива нову ,
Андрею
Белому,
смот­
рел
в
корен ь
—
думал
и
г ов орил
о
са мом
простом,
но
и
само м
важном.
«Нигде не жизненна литература так,
как
в
Рос си и,
и
18


нигде
слово
не
претворяется
в
жизнь,
не
стано в итс я
хлебом
или
камнем
та к,
как
у
нас» (V, 247).
Мысль
Блока
неделима.
Он
не
разграничивает
э стети ку
и
этику.
В
замечательной
статье
«Три вопроса» (февраль 1908
год а)
он
обращается
к
одно й
из
«вечных»
п роб лем
русской
эс­
тетики,.
котору ю
декаденты
высокомерно
игнорировали,—
к
соотношению
между
прекрасным
и
до лжным .
Блок
признает,
что
вопрос
«как» (вопрос о «ф орм а х
иск у сс тв а») уже решен:
форм а
стала
настолько
легкой
и
общедоступной,
что
для
лов­
ких
эпигонов
уже
ничего
не
стои т
заключить
в
красивую
опра­
ву
стекляшку
вм есто
бр и ль янта.
Перед
истинными
художника­
ми,
призванными
оберегать
русскую
литературу
«от вторже­
ния
фа ль си фик а то ро в», вырос второй вопрос
—
о
содержании,
о
том,
что
им еет ся
за
душо й
у
нов ейш их
художников,
к отор ые
п одоз ри тельн о
легко
овладели
формами?
А
за
этим
не избеж но
возникает
и
вла с тно
требует
ответа
т рет ий,
самый
ос трый ,
са­
мый
насу щ ный
вопрос
—
«зачем?»: «Перед русским худож­
ником
вн овь
стоит
не от ст упно
этот
вопрос
пользы...
К
вечной
заботе
художника
о
фор ме
и
со дер ж ании
присоединяется
новая
забота
о
долге,
о
должном
и
не до лжном
в
искусстве...
В
созна­
нии
долг а,
великой
ответственности
и
связи
с
н аро дом
и
обще­
ством,
к оторое
произвело
его,
художник
нахо д ит
си лу
ритми­
чески
ид ти
единственно
н еобход им ым
путем».
Только
в
«созна ­
нии
прекрасного
долга»
сло во
становится
плотью,
художник
—
человеком
(V, 234— -239).
Такова
эс тетичес ка я
п о зиция
зре лого
Блока.
В
д аль нейш ем
он
еще
боль ше
углубляет
свой
под ход
к
ис­
кусству,
перео цен ив ает
стар ые
ценности,
прихо дит
к
новым
вы­
во дам.
Более
в сего
т рев ожит
его
вопрос
о
«почве искусства»
—
о
той
«земле,
без
к оторой
не
видно
н еба » (V, 472).
Почву
состав­
ляют
размышления
художника
«о живом,
о
том,
что
во
времени
и
пространстве».
Как
всегда
у
Блока,
вывод
по дск азан
собст­
венным
о пыт о м: «Пока не найдешь действительной связи ме ­
жду
временным
и
вне вре м е нным,
до
тех
пор
не
ста не шь
пи­
са тел ем
не
только
понятным,
но
и
кому-либо
и
па
что- либ о,
кроме
баловства,
ну жным » (VII, 118).
В
эстетическом
сознании
Бло ка
возникает
антиномия
кра­
сивого
и
прекрасного.
Красивое
—
это
не
более
как
нарядная,
но
д еше вая
обол очка,
прикрывающая
ник чем ност ь
или
полную
пус то ту
сод ерж ания.
«Смертельно скучно не прекрасное,
а
толь­
ко
красивое,
без
н адоб нос ти
хорошенькое» (V,199).
Умело
на­
писанные
стихи
быв ш его
сво его
друга
Сергея
Соловьева
Бл ок
19


предает
самому
строгому,
можно
сказать
беспощадному
осуж­
дению
именно
за
«ловкость»,
за
изобретательные
рифмы
и
внешнюю
к расиво ст ь,
потому
что
за
все м
этим
словесным
фей­
ерверком
чувствуется
«полное пренебрежение к внешнему ми­
р у» (V, 153).
Прекрасное
—
единст венный
ист инн ый
критерий
художест­
венности,
потому
что
в
нем
объединяются
и
примиряются
«кра ­
сота»
и
«польза»: «Прекрасное
—
вот
мир
тех
с ущнос тей ,
с
ко­
торым
имеет
д ело
искусство».
С
искусством
нельзя
«заигры­
вать
или
фамильярничать»,—
оно
требует
определенного
«чина»
отношения
—
«медленного,
ва жног о,
не
суе тлив ого,
не
р екл ам­
н ого » (V, 474).
В
эт ой
связи
Блок
вспоминает
пушкинский
зав ет : «Служенье муз не терпит суеты .
Прекрасное
должно
быть
величаво...»
Очень
важна я
с торон а
дела:
Блок
считал,
что
искусство
тр е­
б ует
с толь
же
о стор ожн ого
с
ним
обращения,
как,
ск ажем,
ра­
ди й.
Малейшая
доля
искусства
(не фальшивого,
а
настоящего)
способна
чудесным
об разом
«радиоактировать»
в се,
к
ч ему
при­
ко сн ется
художник,
даже
«самое тяжелое,
самое
грубое,
самое
нат у раль но е» (IX, 214).
По это му
(как говорит Блок)
не
сле ду­
ет
«перегружать произведение искусства искусством» (VI, 321),
или
(как стали говорить позже) «обнажать прием».
Художник
должен
быть
строго
экономным
в
расходовании
«радиоактив­
ных»
средств
иск усст ва.
Перегрузка
в
этом
отношении,
в сяк ого
род а
фор мал истич еск ие
изл ише ств а
и
ухи щрен ия
(Блок назы­
в ает
их
«миражами сверхискусства») только « м ешаю т
искусст­
в у» (VII, 140).
И
в
этом
смысле
полноценные
художественные
со здан ия
от ли чаю тся
тем,
что
в
них
«больше не искусства,
чем
искусства» (IX,213).
Мыс ль
эта
бы ла
дор ога
Бл оку.
Он
воз вращ ается
к
ней
посл е
Октябр я,
р езко
характеризуя
распло д ивш ую ся
породу
«люби­
теле й
всяких
искусств»
—
э стет ов
и
снобов, «жалких в своем
и скани и
все
более
экзотического
и
пря но го », обожающих «ра з о­
блачение
художественной
тех н ик и», открытую
демонстрацию
всякого
рода
приемов.
Им
«нравилось бы,
ве роя тно,
чтобы
стихи
п ечата ли сь
в
ви де
ритмических
и
мет ри ческ их
схем,
фор му л,
бу дто
бы
в о зникающ их
в
мозгу
у
поэта.
Я
думаю,
что
сч ит аться
с
этим и
людьми
был о
бы
прест у пл ением :
по-человечески
—
их
по ло жение
трагично,
но
в
глазах
художника
—
они
ком ич ны»
(VI, 320 — 321).
Так
Блок
про зор ливо
подметил
опасную
те н­
денцию,
к отора я
привела
многих
р евн ител ей
н ов ейшего
буржу­
азного
искусства
к
голому
формотворчеству.
«Миражи сверхискусства»
опасны
и
вредны
—
потому
что
с
20


ними
исчезает
из
искусства
основное
и
главное:
пр авд а.
Легкий
и
изящн ы й
тал ант ,
игнор ирую щ ий
с т рогий
и
величавый
чин
искусства,
може т
принести
непо пр ави мый
вред,
когда
(как пра ­
вило )
в падает
в
украшающую
и
утешающую
ложь.
«Только ге­
ний
говорит
правду,
толь ко
правда,
как
бы
она
ни
бы ла
тяжела,
легка
—
«легкое бремя».
Отсюда
—
зада ча: «Правду,
исчезнув­
шую
из
рус с кой
жизни,
возвращать
—
н аше
д е ло» (VII, 103).
Ярчайший
пример
нес ом не нно го,
по
в ред ного, «перегружен­
ног о
и с кус ств ом», лживого таланта Блок видел,
например,
в
деятельности
одного
из
к ор ифеев
тогдашнего
театрального
де­
ка да нса
—
Н.
Е вре инова .
Для
него
это
—
«ничем не прикрытый
циниз м
какой-то
голой
душ и» (VII, 178).
Яв ле ниями
такого
же
порядка
бы ли
для
Блока
всевозможные
вечера
и
выставки
«но­
в ого
ис к ус с т ва», нашумевшее в
сво е
время
ли тературн о-арти ­
стиче ск ое
кабаре
«Бродячая собака», шарлатанские кривлянья
ранних
русских
футуристов
(из которых он сразу же,
в
1913 го­
ду,
выделил
двух:
Маяковского
—
за
«демократизм», и Хлебни­
кова,
в
тягостном
косноязычии
к оторого
почувствовал
«новую
силу
и
правду
вечно
рождающегося
с лов а»)1.
В
своем
бе ск ом­
промиссном
прот ес те
против
эст ет ского
и
формалистического
подх ода
к
иску сст ву
Б лок
строго
осуждал
театральную
деятель­
но сть
личн о
б лизк ого
ему
В.
Мейерхольда
(многочисленные сле­
ды
эт ого
осуждения
—
в
дневниках,
зап исн ых
кни ж ках
и
пись ­
мах
Блока).
Ху д ожник
прежде
все го
и
бо льше
вс его
должен
думать
и
говорить
не
о
«красоте», но о « челов ек е».
В
октябре
1911 года
Блок
з аписы вает: «Нам опять нужна вся душа,
все
жит ейск о е,
ве сь
челов е к...
Бе зу мно
люблю
жи знь,
с
каждым
днем
боль ш е...
Возвратимся
к
п сихологи и...
Назад
к
душе,
не
только
к
«чело ­
веку», но и ко «всему
человеку»
—
с
духом,
душой
и
телом,
с
житейским
—
трижды
та к» (VII, 79).
Тема
ч ело века
выдвигается
в
мир ово зз ре нии
и
творчестве
Блок а
на
первый
п лан.
Человек
—
главный
предмет
иск у сст ва;
челов ечнос ть
—
мерило
ёго
ценности.
При
необыкновенной
своей
чуткости
к
любым
в спы шкам
не­
ук р още нной
«стихии»
Бл ок
оче нь
глу боко
пережил
знаменитое
землетрясение,
потрясшее
в
1908 году Сицилию и Калабрию.
Он
неоднократно
возвращался
к
этом у
событ ию
в
св оих
публи­
цистических
и
х уд о жест венных
произведениях
(статья «Сти хия
1 Свидетельства:
В.
Гиппиус.
Встреч и
с
Блоком.
«Ленинград»,
1941, No 3, с.
20; Иванов-Ра з умн ик .
Творчество
и
крит ик а.
Пг .,
1922, с.
228.
21


и
ку л ь ту р а », «безжалостный конец Мессины»
—
в
«Возмездии»,
«провал и Лиссабона и Мессины»
—
в
«Скифах»).
И
бол ее
всего
п ораз ило
е го, «какие же чудеса человеческого духа и человече ­
ской
с илы », «какая красота скорби,
самоотвержения,
да же
са­
м ого
безумия»
бы ли
явлены
мир у
в
обстановке
этой
чудовищной
катастрофы.
«При внезапной вспышке подземного огня явилось
ли цо
человечества...
Так
вот
каков
человек.
Беспомощней
кры­
сы,
но
прекрас ней
и
в ыше
самого
прозрачного,
самого
бе с плот­
н ого
вид е ни я...
Он
поступает
страшно
просто,
и
в
этой
простоте
только
сказывается
драгоценная
жемчужина
его
духа » (V, 384).
В
этом
убеждении
зал ож ены
многие
ли рич еские
сюжеты
б лок овс кого
третьего
том а.
В
границах
ны неш ней
нашей
темы
важно
подчеркнуть,
что
вопрос
о
человеке,
о
его
бессилии
и
си­
ле,
о
его
п адени ях
и
взлетах,
равно
как
и
вопрос
о
человеческом
со д ер жании
искусства
ставились
и
р ешал ись
Блоком
в
свет е
собственного
д ухов ного
и
тв ор че ского
опыта: «Я не умею и не
и мею
права
говорить
больше,
чем
о
че лов ечес ком » (VII, 186).
Блок
без
устали
твердил,
что
для
тог о,
чтобы
иметь
право
говорить
о
человеке
и
о
человеческом,
художник
сам
должен
быть
«больше всего человеком», «по преимуществу человеком»
(V, 247—248).
Когда
од ин
н ачи нающий
стихотворец
принес
Бло ку
на
суд
свои
с о чинен ия,
тот
ответил
ему: «Вы сами пока
мне
п онр авил ись
боль ше
с ти хов,
а
это,
я
думаю,
всегда
важн ее.
Без
человека
(когда в авторе нет « ч ел ов е ка») стихи
—
один
п ар » (VIII, 417).
Пр едст ав лен ие
Блока
о
художнике,
о
поэ те
бли зко
и
понят­
но
нам.
Поэт
может
сказать
людям
что- ли бо
нуж ное
им
в
том
лишь
слу ч ае,
е сли
способен
пе р едать
со д ержание
своего
внут ­
реннего
опыта.
Он
должен
сам
пережить
то,
о
чем
хоче т
рас­
сказать,
и
только
претворив
пережитое
в
сво е
создание,
он
име­
ет
пра во
называться
поэтом.
Личность
по эта
инд ив иду а льна
и
неповторима.
«Поэты интересны тем,
чем
они
отличаются
друг
от
друга,
а
не
тем,
в
чем
они
подобн ы
друг
др угу» (V, 135), и
«чем сильнее лирический поэт,
тем
полнее
судьба
его
от ра жа­
ется
в
стихах» (V,514).
Этим
и
отличается
поэт
от
ремеслен­
ника,
умеющего
писать
в
рифму.
5
Наряду
с
выработкой
художественных
взглядов
шло
(в том
же
направлении
и
с
те ми
же
перео ценк ам и)
осмысление
собст­
венного
творческого
пути.
22


За
всем
Эти м
стоит
конц епци я
Жизйй
й
искусства
в
их
соот­
ношении,
в
их
связях
и
противоречиях,
выношенная
Блоком
в
результате
пе ре жит ого
им
ду хов ного
кризиса
и
ху д ожест вен но
претворенная
в
третьем
томе
его
лири к и.
См ысл
п ережит ог о
кри зи са
в
том,
что
п оэт
спер ва
во зже лал
с тать
п ророком ,
жизнестроителем,
провозвестником
новых
ис­
тин
и
да же
на
какое-то
время
пове рил,
что
дос тиг
этого,
но
за­
тем
убедился
в
тщетности
и
иллюзорности
своих
притязаний,
отстунился
от
них
и
тем
самым
«изменил»
своему
пр ед во зве­
щенному
свыше
призванию
и
стал
«только»
художником
и
«только»
человеком.
И
здесь
воз ник ает
вопрос
о
суд ьбе
этого
«только»
художника
и
«только»
человека,
оказавшегося
лицом
к
лицу
с
миром,
с
его
светом
и
ть мой,
испытывающего
то
уп ое­
ние
жиз нью ,
то
от в ращ ение
от
не е,
впад аю щего
попеременно
в
восторг
и
отчаянье,
в
покаянье
и
надежду.
Это
был о
ли чной
трагедией
Блока
как
человека
и
художни­
ка,
ио
он
хоте л
найти
ей
о бъ яснени е
общественно-историческое.
И
попытался
сделать
это
в
знам енит о й
статье
1910 года «О
со­
временном
состоянии
рус ског о
си мв ол изма » (V, 425—436), ко ­
торую,
между
п рочим ,
считал
лучшим
из
всего,
что
был о
напи­
са но
им
в
про зе
до
революции
(IX, 309).
С татья
действительно
яв ляет ся
произведением
тончайшего
словесного
искусства
и
по
всей
св оей
тональности
тесно
с опри ка сается
с
поэ з ией
Блока
—
это
как
бы
ст ихот во ре ние
в
прозе.
В
это м
—
и
сила
и
слабость
аргументации
Блока,
поскольку
глубокие,
связанные
с
л ичным
переживанием
мысли,
требовавшие
о со бенно
отче тл ив ого
и
яс­
н ого
выражения,
изложены
в
статье
языком
усложненным,
ме­
т а фор иче с к им , «поневоле условным», как предостерег читателя
сам
Блок.
Сле дуе т
учесть
это
предупреждение,
чтобы
сквозь
пеле ну
символов
и
метафор
уловить
живую,
т репет ную ,
выстра­
данную
мысль
Блока.
В
статье
Блок
вз ял
на
себ я
задачу
—
да ть
«отчет в пройден­
ном
пути»
и
нащупать
поч ву
для
«гаданий о будущем».
В
осно­
ву
отчета
по ло жена
диалектическая
три ад а:
теза ,
антитеза
и
не­
ки й,
скорее
п ред у гад ываем ый,
нежели
во площ е нный,
синтез.
Внач ал е
был
в незапн о
приоткрывшийся
опыт
теургического
служения,
прио бщ е ния
к
«тайному знанию»
о
сверхчувствен­
ном
мире.
Это
душевное
состояние
угадывалось
в
юношеской
ли рик е,
полной
«щемящих музыкальных звуков,
приз ыво в,
ше­
потов,
почти
сл о е», говорившей об идеале всеобщей гармонии,
но
вместе
с
тем
уже
таив ше й
в
с ебе
предчувствие
кр из иса
и
катастрофы
—
«изменения облика»
той ,
кому
хотел
сл уж ить
поэт-теург.
Далее
Б лок
вводит
со вер ше нно
м ис тифициро ва нное
23


понятие
«чьего -т о
п ос торонн его
вмешательства»,
сущес тв ен но
меняющего
всю
ка ртину
душевных
переживаний.
Как
можно
до­
га да ться, «чудо одинокого
преображения»
оказы в ает ся
недо­
ступным,
поскольку
ду ша
поэ та
(в силу земной своей приро­
ды)
в м ещает
в
себ я
раз рушител ь н ые
начала
сомнения,
р аз­
двоения,
не вери я
—
и
потому
не
выносит
тяж ел ейше го
испыт а­
н ия.
Предчувствия
сбываются.
«Золотой свет», которым были оза­
рены
одинокие
теургические
в идени я,
вы тесн яется
«син^-л ило -
вым
мировым
сумраком», а тонкая музыка «призывов
и
шепо­
т ов»
сменя етс я
«раздирающим аккомпанементом скрипок и на­
певов,
подобных
цыганским
песням».
Пророк
всеобщей
гар мо­
нии
терпит
жесточайший
духовный
крах
—
изм еняет
божест­
ве нной
любви
и
безусловной
в ере
ради
пьяняще-греховных,
де­
монических
и
гибельных
соблазнов
индивидуалистического
ис­
кусства,
которые
Б лок
т очно
и
недвусмысленно
характеризует
как
декадентство.
Знаком
ан титезы ,
в
осмыслении
Блока ,
отме­
чен
«переходной период»
его
творчества,
отразившийся
по
пр е­
имуществу
во
вт ором
томе
л ир ики.
Далее
Блок
с
полным
самоосуждением
за дае тся
вопросом:
что
же
произошло
с
б ывш ими
теу р гами,
отчего
пог ру зил ись
они
в
«лиловые миры»
декаданса
и
сдел ал и
из
собс тв ен ной
жиз ни
искусство,
опус то шив
свои
д уши?
Ответ
прям
и
однозначен:
«Были пророками», пожелали стать «п оэта м и», «вступили в об­
м анные
заговоры
с
услужливыми
д в ойника м и», «превратили мир
в
Б а ла га н», «произнесли клятвы демонам
—
не
прекрасные,
но
только
кр аси вые ».
Блок
ко нст атир уе т:
произошла
катастрофа
(«у нас лица обожжены и обезображены лиловым сумраком»).
Но
он
понимает
и
при нимает
закономерность
этой
катастро­
фы.
Ибо
об ма нный
«синий призрак»
декад анса
прот ив оре чит
самой
при род е
иск усст в а,
к оторое
создается
людьми
и
для
лю­
де й.
В
свете
всего,
что
был о
за
эти
годы
пер ежито
Россией, «в
лу чах
новой
гр а жда нстве нно сти», со всей неотвратимостью воз ­
никают
вопросы
о
«возвращении к жизни», об « о бщест в енном
слу жении»
и
т.
п.
«Лиловый сумрак рассеивается;
открывается
пустая
равнина
—
душа,
опустошенная
пир о м».
В
ход е
р аз мыш­
лений
Блока
возникает
новый
и
уже
последний
вопрос:
что
же
делать
дальше
художнику,
пережившему
и
такой
взлет,
и
такое
падение?
В
обоснование
ответа
выдвигается
мысль
о
том,
что
«восторг души», окрылявший художника в юности,
не
може т
и
не
должен
пр ойти
бессл едно .
Юношеские
д ух овные
искания
ор­
ганически
входят
в
накопленный
опыт,
но
тре буют
нов ой
про­
24


верки
жизнь ю.
«В первой юности нам было дано неложное обе­
тование»
—
и
его
ну жно
во пло тить
заново
и
по-новому
—
уже
не
как
«пророку»
и
не
как
«поэту» (в смысле:
пленнику
«лило ­
вых
мир ов »), но как человеку .
Теперь
перед
художником,
прошедшим
сквозь
«тезу»
и
«ан­
т ит ез у», стоит выбор: «Или гибель в покорности,
или
подвиг
мужественности».
Б лок
д об ав ляет : «Золотой меч был дан для
того,
чтобы
разить».
И
он
б езогов орочн о
выбирает
пут ь
под ви­
га.
«Мой вывод таков:
путь
к
подвигу,
к оторого
требует
н аше
служение,
ест ь
—
прежде
всег о
—
ученичество,
самоуглубление,
пристальность
взгляда
и
духов ная
диета.
Должно
учит ься
вновь
у
ми ра
и
у
т ого
младенца,
который
живет
еще
в
сожженной
ду­
ше.
Художник
должен
бы ть
тр епет ным
в
са мой
дерзости,
зная,
чего
стоит
сме шен ие
искусства
с
жизнью,
и
о став аясь
в
жизни
пр остым
человеком».
Это т
«простой человек» (не простак,
кон ечно!), его душев­
ная
тре в ога,
его
отчаян ья
и
н адеж ды
—
стал и
гл ав ным
пр ед ме­
том
поэзии
Блока.
Здесь
п опутн о
возникает
воп рос
о
лир ич еск ом
герое
это й
по эзи и.
Понятия
«лирический герой», «литературная личность»
п од­
час
выз ыва ют
с омне ния
в
св оей
правомерности
или
начисто
от­
вергаются
как
мнимые,
подменяющие
реальную
личность
авто­
ра,
которая
якобы
стоит
за
любой
строкой,
им
напи санн о й.
Тут
мы
и меем
дел о
л ибо
с
нед о раз ум ением,
основанным
на
смеше­
нии
понятий,
л ибо
просто
с
детской
наивностью.
Литературная
личность
авт о ра,
от
лица
к отор ой
написан о
произведение,
ко неч но,
не
сводима
к
его
р еаль ной, «житейской»
личн ости ,
и
в
то
же
время
не
по д лежит
сомнению,
что
литера­
турная
личность
является
с ов ерш енно
реальной
художествен­
ной
пр обл емо й,
поскольку
вырастает
в
характер,
в
об общен ны й
образ,
н ад ел енный
ч ертам и
т ипическим и.
З десь
не
место
всту­
п ать
в
пол еми ку
по
предмету,
который
т аков ой
вообще
не
т ре­
бует.
Огр а ничимс я
лиш ь
тем ,
что
напомним
давнее
предосте­
р еж ение
Чернышевского: «...не
следует
предполагать,
будто
каждое
«я», излагающее в лирической пьесе ощущения,
по
не­
обходимости
есть
«я»
самого
автора,
которым
написана
пьеса...
Ес ть
подо бные
«я», несомненно различные от личности самого
лирика,
в
лир ическ их
пьесах...
п очти
каж до го
великого
поэта...
В
припис ыва нии
самому
поэ ту
по ст упко в,
поло жений
и
ощуще­
ний
являющегося
в
лирическом
стихотворении
«я»
надобно
по­
ступать
с
край не й
осмотрительностью
и
не
инач е
как
сообразив
25


ощущения
и
поступки
лирического
«я»
с
положительными
ис­
торико-литературными
фактами»
Ч
Разумеется,
по нят ие
«лирический герой»
нельз я
безра збор-
чив о
применять
р еши тель но
ко
всем
поэт а м-лир ика м.
В
о дних
сл уча ях
литературная
личность
автора
служит
основным
струк­
турным
принципом
л ирич еско й
ре чи,
в
других
такой
рол и
она
не
играет.
В
рус с кой
поэзии
до
Блока
никт о
так
отк ры то
и
прямо
не
утверждал
сво ю
литературную
личность.
Нечто
подобное
бы ло
разве
что
у
Лермонтова.
В
стих ах
Нек рас ов а,
при
всей
гром ад­
ной
сил е
его
драматического
лиризма,
личность
автора
уже
о то­
двигается
в
тень.
В
еще
большей
мере
это
относится
к
Тют чев у
и
Ф ету
(имеется в виду,
натурально,
не
прос то
лирическое
«я»,
от
имени
ко торого
ид ет
р ечь
в
их
стихах,
но
именно
личность
п оэта
как
структурный
принцип
и
целостный
художественный
образ).
Об
анемичных
и
б езл иких
поэтах
ко нца
ве ка
говорить
по
это му
поводу
вообще
не
приходится.
Ранние
символисты,
как
правило,
рядились
во
всевозможные
маски,
за
кото рым и
лич­
ность
поэта
исче зала .
За то
в
дал ьн ейшем ,
по сле
Б лока,
данный
художественный
пр инц ип
по луч ил
стремительное
развитие.
Он
был
подхвачен
Е сенины м
и
доведен
до
крайнего
предела
М ая­
ковским,
который
уже
без
ка ких -л ибо
ок ол ичн ост ей,
пря мо
и
непосредственно
заговорил
о
себе
от
п ерв ого
ли ца,
рекоменду­
ясь
всему
миру
по
им ени
и
фам ил ии
(трагедия «Влад им и р
М ая­
ковский»
и
д р.), хотя само собой понятно,
этот
«Маяковский»
тоже
не
является
зеркальным
отражением
человеческой
лично­
сти
В.
В.
Маяковского.
Образ
поэта,
лирического
г ероя
—
образ
выд е ленный,
обо­
снованный
как
характер,
со
своей
су дьбой
и
даже
в
известной
ме ре
устойчивым
портретным
обли ком
(«Влюбленность расцве­
ла
в
кудрях
и
в
ранн ей
грусти
гла з ...»
и
т.
п.)
—
служит
цен т­
ром
тв орч еск ого
мир а
Ал е ксан дра
Блока,
связующим
его
нача­
лом ,
точк ой
пр итяж ения
различ ны х
лирических
тем,
мотивов
и
сюж етов .
Л ири ческ ое
«я»
играет
в
стихах
Блока
поистине
гром ад ную
роль,
превращает
их
в
«дневник одной жизни» .
Этот
растянув­
шийся
на
многие
го ды
дне вни к
о тр азил
сл ож ные
ко лл изии
ду­
шевной
жизни
д а нной,
определенной
лично с ти.
Психологиче­
ск ой
дос тов ер нос ти
дневника
с ильно
способствует
его
откры то
исповедал ьн ый
то н,
та
по лнот а
«искренности самопожертвова-
1Н.
Г.
Чернышевский.
П олное
собрание
сочинений,
в
четыр­
надцати
томах,
т. 3.
М.,
Г осли ти зд ат, 1947, с . 455—457.
26


ййя », которую сам Едок считал едва ли не главным достоинст­
вом
искусства.
«Великие произведения искусства выбираются
и стори ей
лишь
из
числа
пр оиз ведений
«исповеднического»
ха­
рактера.
Только
то,
что
был о
исп ов едью
пи сател я,
только
то
со­
зд ание ,
в
кот ором
он
сжег
себя
дотла,—
для
того
ли,
чтобы
ро­
диться
для
но вых
созданий,
или
для
того,
чт обы
умереть,—
тол ько
оно
может
стать
в ел иким» (V, 278).
Обр аз
лирического
героя
в
по эзии
Блока
не
оставался
с та­
ти чным ,
данным
раз
навсегда.
В
ходе
развития,
кото рое
пр о­
сл ежив ает ся
в
«дневнике жизни», он претерпевает разительные
изменения.
Сперва
это
се раф ич еский
«отрок»
с
«восковыми чер­
та м и», молитвенно зажигающий свечи перед алтарем,
или
(дру­
гой
аспект
образа)
—
влю б ле нный
и
тоскующий
юн оша,
рву­
щийс я
навстречу
жизни;
д алее
—
«потомок северного скальда»,
«прекрасный нищей красотою зыбучих дюп и северных морей»;
еще
поз же
—
г реш ный
«завсегдатай ночных ресторанов», «пад­
ший
ан г е л», спаленный цыганскими страстями;
наконец
—
т ра­
гический
«стареющий юноша», «угрюмый скиталец», «печаль ­
ный,
нищий,
жесткий»
человек,
с
обезоруживающей
искренно­
ст ью
рассказывающий
о
сво ей
нелегк ой
жизни,
которая
оборачивается
и
«восторгом», и «бурей», и «адом».
Облик
геро я
меняется,
но
самый
принцип
утверждения
в
по эзии
лир иче ско го
«я»
остается
незыблемым.
При
этом,
одна­
ко,
всегда
наиболее
важ но
проследить,
как
вместе
с
обл и ком
героя
меняются
(укрепляются или,
напротив,
слабеют)
его
св я­
зи
с
действительностью,
ка кой
характер
приобретает
его
отн о­
шение
к
миру.
Как
в сякий
вел икий
лирик,
Ал екса ндр
Блок,
говоря
о
себ е
и
о
своем,
гов ори л
за
всех
и
об
о бщем,
раскрывал
душевный
мир
человека,
живущего
не
вне
вр емени
и
про ст ранст ва,
но
в
опре­
деленной
исторической
и
национальной
среде.
Мог уч ая
с ила
о бо бщения ,
сво йств енная
п оэзии ,
прев ращ ает
его
лир ич еск ий
д не вник
в
повествование
«о времени и о себе», в исповедь че­
ловека,
который
дышал
гроз ов ой
атмосферой
«испепеляющих
лет», предшествовавших крушению старой России .
Историческое
прочтение
поэзии
Блока
нев оз мо жно
без
уче ­
та
особенностей
ее
структуры
и
стиля.
6
Погружаясь
в
поэзию
Блока,
мы
воспринимаем
ее
не
как
простое
сочетание
отдельных,
ра зрозненн ы х
произведений,
пусть
да же
связанных
общностью
настроения
или
мысли,
но
27


как
некое
единство,
как
целостную
художественную
структуру,
в
основе
ко то рой
леж ит
развивающийся
из
одного
центра
и
ши­
роко
разветвляющийся
в
ходе
своего
развития
г енер аль ный
ли­
рич еск ий
сюжет.
В
предисловии
к
первому
трехтомному
собранию
св оей
ли­
рики
(январь 1911 года)
Блок
счел
нужным
подчеркнуть,
что
каждое
стихотворение
в
этом
собрании
не обх о димо
для
об разо­
вания
«главы», что из нескольких «гл а в»
образуется
«книга», а
все
книги
вместе
составляют
«трилогию», которую можно на­
зв ать
«романом в стихах», посвященным « одн ом у
кругу
чув ств
и
м ысл ей» (I, 559).
Круг
чувств
и
мыслей
был
од ин,
но
он
не
оставался
неподвижным,
замкнутым,
а
не пр ер ывно
р асшир ял ся
за
счет
все
новых
и
новых
вп ечатл ени й
поэта
и
обогащения
его
вну т реннего
опыта.
Проходит
несколько
месяцев
—
и
Б лок
в
письме
к
А.
Бел о­
му
(июнь 1911 года)
раскрывает
сод ер жани е
своей
трилогии,
ее
общи й
смысл..Заметив,
что
только
теперь
он
«выходит из но­
чи,
проблуждав
по
лесам
и
дебрям
долгие
го ды», он говорит:
«...та ко в
мой
путь...
Т еперь ,
ко гда
он
пройден,
я
твердо
уверен,
что
это
должное
и
что
все
стихи
вместе
—
«трилогия вочелове ­
че ния» (от мгновения слишком яркого света
—
через
необходи­
мый
болоти ст ый
лес
—
к
отчаянью,
проклятьям,
«возмездию»
и.. .
—
к
ро жде нию
человека
«общественного»,
художника,
му­
жест венно
глядящего
в
лицо
ми ру,
получ ивше го
право...
испы­
тывать
годный
и
негодный
матерьял,
вглядываться
в
к онт уры
«добра»
и
«зла»
—
цено ю
утраты
души).
Отныне
я
не
посмею
возгордиться,
как
некогда,
когда,
неопытным
юношей,
задумал
тревожить
т емные
с илы
—
и
уронил
их
на
себ я» (VIII, 344).
Как
видим,
Б лок
здесь
варьирует
ту
же
диалектическую
триаду,
к отора я
ле гла
в
осн ову
его
стать и
1910 года о симво­
лизме,
но
пр ида ет
ей
гораздо
более
конкретный
см ысл
приме­
нительно
к
своему
творческому
пу ти.
Это
ли шний
раз
свид е­
тельствует,
насколько
глуб око
и
всесторонне
был
осмыслен
им
собственный
душевный
опы т,
накопленный
в
исторических
ус­
ловиях
стремительно
меняв шей ся
русской
жиз ни.
Е сли
перевест и
метафорическую
речь
Блока
на
я зык
более
с т рогих
по нят ий,
под
«мгновением слишком яркого света»
сле ­
дует
понимать
воплощенную
в
«Стихах о Прекрасной Даме»
попытку
мистически
окрашенного
мифотворчества
(создания
«другой действительности»), а под « бол о тис тым
лесом»
—
прой­
д енный
поэтом
э тап
эс тет иче ск ого
«преображения»
д ейст витель ­
ности,
отмеченный
душевной
раздвоенностью
и
му чит ель ными
поисками
выхода
из
нее.
Художественными
п ам ятни ками
этого
28


эт апа
(«переходного периода», по определению Блока)
служат
с борни ки
«Нечаянная Радость»
и
«Снежная маска», в которых
Бло к
ис пыта л
на иб олее
си ль ное
воздействие
эстетики
декадан­
са
и
ко торы е
в
даль нейшем ,
по
собственному
признанию,
не
любил1, хотя и не отрекался от них2.
Нако не ц,
заключитель­
ная
часть
«трилогии»
ознаменована
стремлением
по эта
уста­
новить
прямые,
непосредственные
отношения
с
ми ром
в
живо м
пото ке
исторической
действительности.
В
короткий
про межу т ок
времени
между
предисловием
к
со­
бр анию
стихотворений
и
п исьм ом
к
А.
Белому, 2 марта1911го­
да,
был
напи сан
П ролог
к
по эме
«Возмездие» (в первый раз на­
печатанный
отде льно
под
знаменательным
з агл ав ием: «Народ
и
п оэ т»).
Это
—
одно
из
важнейших
произведений
Блока,
в
сущности
—
его
художественная
декларация,
в
кото рую
вло же­
но
ц ельн ое
пред ст авление
о
де ле
и
долге
художника,
поэта.
Здесь
особо
выд ел ена
мысль
о
сознательности
художника,
о
не обх о дим ости
для
н его
строго
определять
с вою
позицию
в
обстановке
бо рь бы,
происходящей
в
мире.
В опр еки
обступивше­
му
его
без нач альн ом у
и
бесконечному
хаосу
бытия,
вопреки
бе ск он трольной
власти
«случая», художник обязан владеть твер­
дыми
критериями
ценности,
во спит ыв ать
в
себе
душевное
бе с­
страшие
перед
лицом,
казалось
бы,
безвыходных
противоречий
жиз ни,
познавать
и
пр инимат ь
мир
в
его
целостности,
единстве,
но
вместе
с
тем
и
в
движении,
в
ве чном
противоборстве
«света»
и
«тьмы».
Но
ты,
ху д ожник,
твердо
веруй
В
начала
и
концы.
Ты
з най,
Где
стер ег ут
нас
ад
и
р ай.
Тебе
д ано
бесстрастной
м ерой
Из мер ить
всё ,
что
видишь
ты,
Твой
взгляд
—
да
буд ет
тверд
и
ясен.
Сотри
случайные
черты
—
И
ты
увидишь:
мир
пре кр асе н.
Познай,
где
свет,—
поймешь,
где
тьма.
Пускай
же
всё
пройдет
неспешно,
Что
в
ми ре
свято,
что
в
нем
гр еш но,
Ск возь
жар
души,
сквозь
хла д
ум а.
1 «Нечаянная Радость»— книга,
которую
я,
за
немногими
и склю че­
ни ями,
терпеть
не
м ог у» (VIII, 344); «... про ш ли
все
эти
г оды
«снежных
масо к» (VIII, 388).
2 «Не могу не признать их своими» (VIII, 317).
Неда ро м
по н ятие
«болотистый лес»
в
письме
к
А.
Белому
сопровождается
эпитетом: «не­
обходимый».
29


Д олг
и
назначение
художника
с остоят
не
тольк о
в
том,
что
он
благословляет
смысл
жизни,
которая
в
существе
своем,
не­
смотря
на
и скаж ающи е
ее
обли к
«случайные черты», прекрас­
на,
но
т акже
и
в
том,
чтобы
д ея тел ьно,
творчески
участвовать
в
преобразовании
жизни
во
имя
буд уще го,
всегда
бы ть
па
сторо­
не
юности
и
свободы,
содействовать
сво им
искусством
созрева­
нию
революционного
г нева
в
сердцах
людей,
униженных
и
ос­
корбленных
непр авед но й
«лживой жизнью».
Заканчивая
св ою
поэтическую
де кл арацию ,
Блок
с казал ,
что
хочет
«неспешно и
не лживо »
поведать
О
то м,
что
мы
в
себе
таим,
О
том,
что
в
з дешнем
мире
живо,
О
то м,
как
зреет
гнев
в
серд ц ах,
И
с
гневом
—
юность
и
св обо да,
Как
в
каждом
дыши т
дух
н аро да.
«Как в каждом дышит дух народа ...»
—
это
для
Блока
поло­
жение
ва жне йш ее,
решающее.
Как
ник то
д ругой
из
поэтов
его
времени,
он
близко,
в плот ную
подоше л
к
решению
центральной
и д ейно-х уд ожест венной
проблемы,
вст ав шей
пе ред
п рогре сс ив­
ным
искусством
века
(полностью решило ее уже советское ис­
к у сс тво ), проблемы верного соотношения единичного и общего,
лич но го
и
обще ств енн ого,
субъективно-лирического
и
объектив­
н о-и с тори чес кого.
Так
с
н еобхо дим ой
п олнотой
и
отчет ливо сть ю
раскрываются
выработанные
Блоком
понятия
«вочеловечения»
и
«мужест ­
венного
п одви га»
художника,
который
пон имает ся
одновремен­
но
и
как
«простой человек», и как
«человек общественный».
Здесь
намечается
единственно
верный
подход
к
м иров оз­
зрению
и
творчеству
зрелого
Блока.
Воля
к
муж е ст венно му
подвигу
неизменно
побеждала
нередко
охватывавшее
его
от­
чаянь е .
«Один
—
и
за
плеч ами
огромная
жизнь
—
и
п оза ди,
и
впе ­
ре ди,
и
в
настоящем,—
пи сал
он
А.
Белому
все
в
том
же
марте
1911 года.—
Уже
«меня» (того ненужного,
докучного,
веч но
с амому
себе
нравящегося
или
не
нравящегося
«меня») —
м ало
осталось,
почт и
н ет ...;
чащ е
и
чаще.
Но
за
плечами
—
все
«мое»
и
все
«не мое», равно великое: «священная*
любовь», и 9-е
ян­
вар я,
и
Цусима
—
и
над
всем
ед иный,
большой,
строгий,
милый,
святой
крест.
Н асто ящее
—
страшно
важно,
б удущ ее
—
так
ог­
ромно,
что
за мирае т
сердце,—
и
од и н*, бодрый,
здоровый,
не
«конченный», отдохнувший.
Так
долго
длилос ь
«вочеловеченье»
(VIII, 334-335).
30


Бл ок
жадно
стремился
к
целостному
миро воз зр ению .
«Со ­
временная
душа,
истерзанная
чудовищной
раздвоенностью
жиз­
ни,
требует
це льнос ти » (VI, 348).
Это
стремление,
это
требо­
ва ние
проложило
глубокий
водораздел
меж ду
иск усст во м
Блока
и
эстетикой
декаданса1.
Для
д ек адент ск ого
иску сст ва
зада чи
ц елос тн ого,
синт ет ич е­
ского
изображения
жизни
во
взаимосвязи,
диалектической
за­
кономерности,
внутренне
присущей
ее
явлениям,
вообще
не
с ущест в ова ло.
Вся
с уть
декаданса
—
в
ут рате
духа
целостности,
в
несп осо бно сти
создать
пр едст ав лен ие
о
цельн ост и
ми ра,
о
ди­
алектике
части
и
цело г о.
Стихия
декадентского
искусства
—
д ифф ер енциац ия,
раздробленность,
бесконечное
мелькание
об­
разов,
те м,
мотивов,
име ющи х
ма ло
общего
между
собой.
Декадентское
искусство
начала
XX века,
по ст ави вшее
лич­
ность
вне
целого
и
над
целым,
создавало
тем
самым
и ллюз ию
освобождения
личности
от
всех
и
в с яческих
о г ран ичений,
на­
лагаемых
на
нее
обществом,
м оралью,
этическими
нормами.
Эта
якобы
освобожденная
лично ст ь,
расторгнувшая
св ои
об щес т­
венные
связи,
отданная
во
власть
первич ных
инстинктов
(сила,
вол я,
распаленное
сам оо б ож ест в лен ие ), вместе с утратой духа
целостности
на
де ле
начисто
ут ра чива ла
и
св ое
человеческое
содержание.
Декад ентск ий
эгоцентризм
уничтожал,
губил
в
«сверхчеловеке»
человека.
Б лок
же
воодушевлялся
ду хом
целостности,
не
дифферен­
циации,
а
интеграции,
единства
во
м нож ественно сти
(на своем
языке
он
называл
это
«духом музыки»).
В
зрелом
творчестве
свое м
он
и схо дил
из
пр едс тавл ен ия
о
единстве
мира,
общества
и
человека.
Мир
для
него
целен
и
неделим,
и
задача
с остои т
в
том,
чтобы
из
этого
целого
вывести,
п онять
и
о бъ яснить
отдель­
ное
и
еди н ичп ое,
в
том
чи сле
и
чел ов ека.
Жизнь
своя
неотдели­
ма
от
общ ей
—
и
обратн о:
общая
жизнь
переживается
как
своя.
Человек
не
растворяется
в
об щест ве,
а,
напротив,
обретает
в
нем
свою
индивидуальность
(Маркс говорил о « воз вр а ще нии
человека
к
самому
себ е
как
человеку
общественному,
т.
е.
человечному»2).
Личность
спос обна
проявить
себя
лишь
во
вс ей
полноте
с воих
св язей
с
це лым
—
с
обществом,
с
народом,
и
т олько
определив
свою
позицию
в
общественной
борьбе
сво -
1 Буквально накануне создания Пролога к поэме «В о зм е з дие»
Бл ок
писал
матер и : «Я чувствую,
у
меня
нако нец,
на
31-м
году,
определился
очен ь
важный
перелом,
что
с казыв ае тся
и
на
поэме,
и
на
мо ем
чувстве
мира.
Я
думаю,
что
последняя
те нь
«декадентства»
о тош ла » (VIII, 331).
2К-
М аркс
и
ф.
Энгельс.
С очин ени я,
т.
42, с.
116.
31


его
исторического
времени.
Лишь
почувствовав
се бя
ча стью
це­
лого,
личность
проникается
чувством
ответственности
за
це­
лое
—
так
возникает
драгоценное
для
художника
чув ств о
со­
уча ст ия
в
и стор ии.
Чувство
ли чного
участия
в
ис то рии
—
чер та,
гл убоко
св ой­
ственная
сознанию
Блока.
Здесь
как
не льзя
бол ее
уместно
вс по мнить
знаменитые
слова
Ге р цена,
ко то рый
охарактеризо­
вал
художественную
к ар тину
своей
жизни
(«Былое и думы»)
как
«отражение истории в человеке,
случайно
попавшемся
на
ее
д оро ге » L Лирический герой Блока,
повествующий
о
своей
душевной
жизни,
превращается
в
«субъект действия», в чело ­
век а
исторического.
«Буря жизни»
и
«дух времени»
—
вот
что
прежде
всего
и
бо льше
вс его
формирует
человеческую
л ич­
нос ть,
ка кой
пр едст ает
она
в
поэзии
Блока.
Только
в
сознании
своей
причастности
к
целому
(мир,
родина,
народ,
общество)
обретает
она
духовную
силу,
нравст венно е
до стои нство
и
п ол­
но ту
переживания.
...через край
перелилась
Восторга
твор ческ о го
чаша,
И
все
уж
не
мо е,
а
н аше,
И
с
миром
утвердилась
связь.
И
лиш ь
в
сознании
э той
у тв ер див шейся
с вязи
лич нос ть
с по­
собна
сделат ь
выбор
—
остаться
ли
пл енн ицей
старого
м ира
или
об рес ти
сво е
место
в
борьбе
за
«новый век».
В
высшей
ст епени
знаменательно,
что
чувство
общно ст и
с
миром,
от каз
от
«только моего»
в
пользу
«нашего» (то есть и
«моего»
и
«общего») связаны для Блока с понятием «тв о рч е ско ­
го
во ст орга ».
Л ишь
такое
чувство,
лиш ь
такое
состояние
душ и
служит
за логом
полноценного
творчества,
создает
бла год арн ую
почву
для
большого
и скусс тв а.
Искусство,
как
понимал
его
Блок,
и
призва но
выразить
своими,
одному
ему
присущими
и
доступными
средствами
ощу ­
щение
цель но сти
м ира
и
причастности
к
н ему
человека.
Наи­
высшую
эстетическую
ценность
имело
в
представлении
Блока
такое
поэтиче с ко е
чув с тв о, «которое стремится охватить весь
мир
в
ц елом », сделать его « близ ки м
и
знакомым
и
тем
бол ее
таи нстве нн ым
и
увлекательным» (VI,424).
В
таком
случае
пе­
ред
художником
за
л юбой
мелочью
возникает
громадный
очерк
«всего мира».
1А.
И.
Гер цен .
Собра н ие
сочинений
в
30-т и
томах,
т.
X.
М.,
Изд -во
АН
СССР, 1956, с.
9,
32


7
То
всеобъемлющее
п оэти чес кое
чув ст во,
о
ко тором
гово­
рил
Блок,
составляет,
по
его
мн ен ию, «сущность всякой под­
линной
ро ма нт ики» (VI, 425).
Подчеркнем:
подлинной
роман­
тики.
Тут
возникает
вопрос
о
художественном
методе
Бл ока
—
во­
прос
тем
бо лее
существенный,
что
в
разросшей ся
и
все
ра сту­
щей
литературе
о
Блоке
нер ед ко
приходится
вс тречат ься
с
утверждениями
такого
рода ,
будт о
поэ т
«стремился к реализ­
му», даже «пришел
к
реализму»
и
т.
п.
Делается
это,
нужно
думать,
из
лучших
побуждений
—
ради
бо льше го
возвеличения
Блока,
хотя
он
в
этом
нисколько
не
нуждается,
потому
что
и
так
велик.
Зачислять
Блока
по
ведомству
реализма
—
на
мой
взгляд,
это
заблу ж дени е,
возникшее
в
результате
сме шени я
по­
нятий
ре али зм
(как метод искусства)
и
реальность
(как пред ­
мет
искусства).
Можно,
вп рочем ,
гов ори ть
о
р еа л истиче ских
те нден ц иях
в
зрелом
творчестве
Блока
(в ряде стихотворений сатирического
склада,
в
историко-бытовых
сценах
первой
главы
поэмы
«Воз­
ме здие »).
Но
тенденции
остаются
вс его
ли шь
тенде нциям и,
и
не
ими
определяется
общая
тональность
по эзии
Блока.
Есл и
не
поддаваться
ма гии
с лов
и
не
счита ть
«реализм»
синонимом
по­
н ятий
«хорошее»
и
«прогрессивное», приходится признать,
что
к
реализму
(в конкретно-ис то рич е ск ом
понимании
этого
слова,
как
определения
це лос тн ого
художественного
метода
и
сложив­
шегося
литературного
стил я)
Блок
не
шел
и
что
поэзия
его
в
целом
была
явлением
искусства
романтического.
Хо тя
в
в ер­
ш инных
сво их
выражениях
(то есть в третьем томе лирики)
опа
и
не
имее т
ни чего
общего,
ск аже м,
с
индивидуалистическим,
субъективистским
течением
в
ро мант из ме
начала
XIXвека(в
его
немецком
варианте,
отозвавшемся
в
русской
поэзии
того
времени)
с
его
пассеизмом,
духом
созерцательности
и
резинья­
ции,
утверждением
пра в
личности
на
ав т ономн ое
существование
в
мир е.
Столь
же
очевидно,
что
общий
смысл
творчества
Блока
не
может
быть
сведен
и
к
мистико-романтическим
концепциям
русского
символизма,
к оторы е
в
св ое
время
оказали
на
Бло ка
сильное
воздействие,
но,
как
мы
уже
могли
убедиться^
бы ли
им
решительно
отвергнуты.
Как
в сякая
форм а
иск усст в а,
и
романтизм
требует
истори­
ческого
к
себе
по дхо да.
Поэт ому
закономерно
гов орит ь
о
типа х
ром ан тиче ск ого
искусства.
Живое
искусство
не
терпит
т есных
рамок,
не
уме щае тся
в
2 В мире Блока
33


них.
Вечных,
нез ыб лем ых
категорий
художественного
стил я
история
иску сс тва
не
зн ает.
Ст иль
худож ни ка
рождается
в
ко­
нечном
счете
из
его
мировоззрения,
а
мировоззрение
формирует
только
д ейств итель но ст ь,
только
время.
В
частности,
и
роман­
тизм
не
есть
нечто
зас ты вшее,
данное
раз
и
навсегда,—он
суще­
ств ует
в
движении,
в
разное
время,
в
разных
исторических
об­
сто ятел ь ств ах
вбирает
в
себя
новое
сод ер жание,
приним а ет
новые
краски,
образует
но вый
ст иль.
Из
ис тор ии
мировой
ли­
те рат уры
хорош о
известно,
что
ро мант изм
многократно
с лу­
жил
формой
большого,
жи знен но
правдивого
и
рев олю ц ион­
но
напр авл енно го
иск усст в а.
Таков
был ,
нап риме р,
в
глав­
ных
своих
чертах,
романтизм
Б ай рона,
на
русской
почве
—
романтизм
молодого
Пуш ки на,
поэтов-декабристов,
Л ерм он­
тов а.
Вообще
в
живой
практике
искусства
нет
непереходимой
черты
между
стил ям и
ро ман тич еск им
и
реалистическим,
поэто­
му
в
поэзии,
р о мант ическ ой
по
своему
ху д ожест венно му
обл ику ,
но
обращенной
к
жизни,
к
исторической
действительности,
закономерно
и
возникают
ре ал истич е ские
т е нд енции.
Стоит
отметить,
что
сам
Блок
не
противопоставлял
ром ан тиче ско го
искусства
реалистическому.
Он
утверждал,
что
«истинный
реализм,
р еал изм
великий,
реализм
большого
стиля
состав­
л яет
самое
сердце
ро ман тизм а»,
а
«подлинный романтизм»,
в
с вою
оче ред ь,
не
только
не
есть
«отрешение от жизни»,
но,
напротив,
несет
в
себе
«жадное стремление жить удесяте­
ренной
жизнью,
стремление
создать
такую
жизнь» (VI,367,
370).
Ясно,
что
под
романтизмом
Блок
поним ает
не
нек ий
кодекс
художественных
правил
и
приемов,
не
литературное
теч ени е,
не
поэтическую
школу,
а
не что
не изм е римо
бо лее
ши рок ое
—
именно
мировоззрен ие ,
«новый способ переживания жизни» .
Художественное
новаторство,
в
с вое
время
внесенное
в
миро­
вое
искусство
р ома нтиз мом , «есть лишь следствие глубокого
перелома,
совершившегося
в
душе,
котора я
пом олод ел а,
взгл я­
ну ла
на
мир
п о-н овом у,
потряслась
связью
с
ним,
прониклась
трепетом,
тревогой,
тайным
жаром,
чувством
неизведанной
да­
ли,
захлестнулась
восторгом
от
б лизо сти
к
Душе
Мира» (VI,
363).
В
понимании
Бло ка
романтизм
—
это
дух
«вечного стрем­
ления,
пронизывающего
всю
и стори ю
человечества», дух смело­
го,
преобразующего,
тв ор чес кого
вмешательства
в
жизнь,
дух
мятежного
протеста
против
все го
сле жав шего ся,
догматическо­
го,
потерявшего
соль
—
против
всего,
что
«утратило жизнь и
превратилось
в
мертвую
и нерц ию » (VI, 367).
34


Наиболее
знаменательно,
что,
раскрывая
со держ ание
роман­
т изма
как
общего
мировоззрения,
Блок
вы явл ял
его
революци­
онную
п рироду ,
тес но
связывал
его
с
широкими
народными
д виж ения ми,
с
борьбой
человечества
за
социальную
и
духов­
ную
с воб оду.
Романтизм
—
это
«дух,
который
струится
под
вся ­
кой
застывшей
формой
и
в
конце
концов
взрывает
ее» .
В
эт ом
св оем
качестве
он
прослеживается
и
в
условиях
р аннег о
хри­
стианства,
опр окин ув ше го
старый
язы чес кий
мир,
прогнившую
Римскую
империю
(эта идея нашла отражение в « Дв енадц а­
ти »), и в гуманистических призывах и открытиях великих уче­
ных
и
ху до жнико в
Возрождения,
сокрушивших
догматику
и
схоластику
средневековья,
и
в
деятель н о сти
идеологов
буржу­
аз ной
революции
XVIII столетия,
когда
«стихия впервые в но­
вой
истории
пр оя вилась
в
духе
народного
мятеж а ».
Так им
образом,
сущес тво
б локов ског о
понимания
романтиз­
ма
как
начала
взрывчатого,
мятежного,
рев олюц ион ного
не
под­
лежит
со мнению .
Есть
в
эт ом
по ним ании
еще
од на
важная
ст о­
рон а,
возвращающая
в
круг
мыс лей
Бло ка
об
у нивер саль ном ,
всеохватывающем
ха ракте ре
иск у сст ва: «...в о
всяком
романти­
ческом
произведении
заключено
всемирное
чувство,
чувство
как
бы
кругов ой
поруки
в сего
че лов е чес тв а» (VI, 370).
Именно
т ако вым
был
и
ро мант изм
зре лого
Блока.
Это
был
романтизм
бурного
и
трагического
XX века
—
века
грандиозных
социальных
битв
и
катастроф,
величайших
революционных
пе­
реворотов,
гибели
одних
и
рождения
других
вс е мир но-ис то ри­
ческих
формаций.
И
этот
романтизм,
так
ярко
окрашенный
в
цвет
своего
времени,
вел
поэт а
навстречу
жизни,
а
не
прочь
от
нее,—
вел
в
са мые
глубины
жизни
и
не
позволял
забы в ать
о
будущем.
Да,
так
ве лит
мне
вдохновенье:
Моя
свободная
меч та
Все
льн ет
туда,
где
униженье,
Где
грязь,
и
мрак,
и
нищ ета.
И
я
люблю
сей
мир
ужасный:
За
ним
с кво зит
мне
мир
иной ,
Обетованный
и
прекрасный,
И
человечески
простой...
Романтизм
Блока
был
формой
искусства
активного,
про ­
никнутого
высоким
нравственным
чувством,
об р ащ енного
не
к
от вле че нн о-и ллюзорн ом у
(как в годы ранней юности поэта), но
к
жизненно-конкретному.
По эт
был
п олон
жаждой
жи ть
«уде­
сятеренной
жи знью ».
2*
35


О,
я
хочу
безумно
жйть!
Всё
сущее
—
увековечить,
Безличное
—
воч еловеч и ть ,
Нес быв шее ся
—
воплотить!
Вот
наиболее
полная
и
о тчет лив ая
формула
блоковского
ро­
мантизма.
З десь
вы ра жен
весь
пафос.
творчества
настоящего,
ве лик ого
Блока.
Оно
обра щен о
ко
«всему сущему»
и
ко
всему
человеческому,
охвачено
жаром
со зидани я,
воплощ е ния,
де я­
ния
—
то
е сть
всег о
того,
что
со ст ав ляет
душу,
силу
и
власть
живого
и
жизнеспособного
иску сств а.
Б лок
не
ст ал
поэтом-реалистом
по
своему
художественному
методу.
Но
решающим
критерием
ценности
искусства
был а
для
пе го
связь
искусства
с
действительностью,
и
он
строи л
с вой
об­
раз
действительности,
пользуясь
те ми
прие ма ми
и
тем
языком,
к отор ыми
владел
в
со вер шенст ве, —
и
образ
этот
был
романтиче­
с ким
по
самой
своей
художественной
п рирод е.
Романтиком
Блок
остался
до
конца.
Но
романтизм
его ,
ко­
нечно,
измен ил ся
и
обогатился
под
воздействием
самого
хода
исторической
жизни.
После
крушения
ст арой
России
Бло к
жил
ощущением
«русского революционного пафоса», который отра­
жает
«всю тревогу,
все
наде ж ды
и
весь
вели чавы й
романтизм
наших
дн ей » (IX, 365).
Этот
величавый
романтизм,
рожденный
р ево люцие й,
был
не
только
бесконечно
далек
от
духовных
по­
рывов,
пережитых
Блоком
в
юности,
но
и
нес
в
себ е
новое
исто­
рическое
со дер ж ание
ср авни тел ьно
с
романтическими
предчув­
ствиями,
воодушевлявшими
поэт а
в
по ру
его
тв орче с кой
зрело­
сти ,
накануне
революции.
В
ощущении
«русского революцион­
но го
па фос а », в ощущении революции как уже свершившегося
деяния
ис тор ии
б ыла
создана
поэма
«Двенадцать»,
которую
М.
Гор ьк ий
так
верно
и
тонко
охарактеризовал
как
произведе­
ние
революционного
ро ман тиз ма.
Говоря
о
том,
что
и сти нно
рома нти чес ка я
литература
—
это
та,
к отора я
«верует в завт­
рашний
день», в которой «сквозит
сияние
буд уще го», Горький
указал
на
Октябрьскую
п оэму
Бло ка : «Современный литератор
должен
быт ь
романтиком
и
пис ать
пр име рно
так ,
как
нап ис а­
на
п оэма
Бл ока
«Двенадцать»
Ч
Воп рос
о
романтической
природе
творчества
Бло ка,
по ст ав­
ленный
здесь
в
обще й
форме,
требует
конкретного
и
де та льн ого
рассмотрения
(анализа самой стилистики Блока,
принципа
1 См.
Александр
Блок.
П олное
собрание
стихотворений
в
дв ух
томах,
т. 1. «Библиотека поэта». Л., 1946, с.
XII.
36


построения
образа
героя,
структуры
л ирич еско й
речи)
в
соот­
ноше ни и
с
тр адиц иям и
именно
такого
типа
героико-романтиче­
ского
искусства,
к от орые
пр о сле жив аются
в
ми ров ой
поэзии
от
Шиллера
до
Га рсиа
Лорки.
Б лок
не
ста л
реалистом,
но
главной
те мой
и
основным
со­
держанием
его
романтической
по эзии
стала
общественно-исто­
рическая
реа л ьн ость
—
русская
жизнь
в
эпоху
великого
рубежа
между
старым
и
новым
миром
и
реальный,
исто р ическ ий
чело­
век
этой
эпохи.
8
На
поч ве
то го
понимания
искусства
и
задач
художника,
к
кот ором у
прише л
Бл ок,
складывалась
и
его
поэтика.
Он
сам
отнес
окончательное
формирование
ее
к
1910—1911 годам,
ко г­
да
уже
явно
о пред ел ился
распад
рус ск ого
символизма
как
ли­
тературной
школы,
а
перед
самим
Блоком
вы рос ло
«сознание
нераздельности
и
несли янно ст и
и ску сст ва,
жиз ни
и
п оли тик и».
В спо миная
впоследствии
в
предисловии
к
поэме
«Возмездие»
(III, 295—300), одном из самых важных литературно -тео р е ти ­
ческих
его
произведений,
это
п ов оротное
для
пего
время,
Блок
у тв ер жда л : «Я привык сопоставлять факты из всех областей
жиз ни,
доступных
моему
зрению
в
данное
время,
и
уверен,
что
все
они
вместе
всегда
созд ают
еди ный
музы кал ьный
на пор ».
Понятие
«единого музыкального напора»
—
центр
и
основа
по­
эти ки
Б лока.
В
пояснение
своей
мысли
Б лок
привел
длинный
ряд
проис­
шествий
и
явлений,
случившихся
в
те
го ды,
когда
им
б ыла
за­
думана
и
начата
поэма
«Возмездие».
Пр и мечател ь на
широта
его
вос пр ият ий:
общественно-политические
события
вроде
дипло­
матических
инцидентов,
железнодорожной
забастовки
в
Анг­
ли и,
смерти
Ль ва
Толстого
и
убийства
Столыпина
сочетались
с
первыми
успехами
(и неудачами)
русской
авиации,
небывало
жаркой
погодой,
стоявшей
ле том
1911 года,
и
даже
—
прихот­
ливым
о бразо м
—
с
таки м
частным
явлением,
как
«расцвет
французской
борьбы
в
пет ер бу рг ских
цирках».
«Все эти факты,
каз алось
бы
с толь
ра зличные ,—
подчеркнул
Блок,—
имели
для
м еня
о дин
му зыка льн ый
с мы сл».
Над
всем
эт им
калейдоскопом
всемирной
жизни,
где
большое
и
важное
переплеталось
с
ма лым
и
слу чайным ,
Блок
ставил
как
бы
об­
щий
исторический
знак:
множественность
разрозненных,
но
единовременных
соб ыти й
(и даже,
как
мы
вид ели,
природных
я влений )
инт ег риро вал ась
в
конкретном
ощущении
приблйжав-
37


шей ся
м ир овой
в ой ны : «Уже был ощутим запах гари,
железа
и
кров и ».
Переживание
вс ех
э тих
конкретностей
бытия
создавало
«единый музыкальный напор» .
Воплотить
его
в
стихотворных
формах
и
тем
самым
раскрыть
единство
(«один музыкальный
см ы сл ») мира и составляет задачу поэзии.
«Дело художника
—
восстанавливать
связь,
расчищать
горизонты
от
той
беспоря­
доч ной
груды
фактов,
которые,
как
буре лом ,
загораживают
все
исторические
пе рс пе к тивы» (VI, 83).
Из
этого
с ледуе т,
что
«расцвет французской борьбы в петербургских цирках»
в
пред­
ставлении
Бло ка
вовсе
не
был
ничтожным
фактом.
Де ло
не
в
масштабе
события,
не
в
р аз мере
факта,
а
в
их
соотнесенности.
Расцвет
французской
борьбы
по-своему
т оже
приоткрывал
ис­
торическую
перспективу:
образ
запомнившегося
Блок у
борца,
«мускульная система которого представляла из себя совершен ­
нейший
музыкальный
инст ру мент
редкой
кр а со ты », соотносил ­
ся
для
по эта
(на наш взгляд
—
н ео жида нно
и
прихотливо)
с
политической
обстановкой,
сложившейся
в
мире,
с
острым
ощу­
щением
«ритма того времени,
когда
мир,
го тов ивш ийся
к
не­
сл ыханн ым
событиям,
так
у сил енно
и
пла номе р но
развивал
свои
физ иче ск ие,
политические
и
во енные
мускулы».
В
размышлениях
Блока
о
существе
и
зада чах
поэзии
оч ень
важ на
категория
времени
—
«данного времени» .
А тмос фер ой
«испепеляющих лет»
русской
жизни
овеяно
все,
что
н аписал
Бло к
в
период
меж ду
двумя
ре во люциям и.
Неи згл ади мая
печать
времени
ле жит
не
только
па
мироощущении
геро я
его
лир ик и,
но
и
на
всей
обстановке,
котора я
его
окружает.
Са мый
цвет,
воздух
и
за пах
эпохи
и
бесчисленные
ее
приме т ы
—
Невский
проспект,
фо нар и,
мосты
и
ап те ки,
трамваи
и
костры
на
ночной
ул ице,
бродяги,
городовые
и
ли х ачи,
петер б ур гск ий
мокрый
мар т
и
желтый
закат
—
все
это
тоже
«действующие лица»
бло­
ковской
ли ри ки.
Понять
поэзию
Блока
во
всем
ее
объеме,
во
всей
ее
г луби не
и
художественной
специфик е
можно
л ишь
в
о бщем
историче­
ском
контексте
э похи.
Лиш ь
в
этом
случае
приобретает
окон ча ­
тельный,
единый
смысл
мн огооб раз ие
лирических
тем
и
лири­
ко -сю жет ных
структур
э той
по эзии,
где
г орьк ое
отчаянье
спо рит
с
бу рными
стр астям и , «холод и мрак»
—
с
«вихрем музыки и
св е та », где беспредельно малое входит в сложное соотношение
с
бесконечно
большим :
п есчип ка
на
карманном
н оже
—
с
без­
у мным
поле том
мир о в, «линялая занавеска»
—
с
поющей
рудой
Нов ой
Америки,
трактирная
стойка
—
с
исторической
тр агед и­
ей
России.
38


Да же
самые,
казалось
бы,
беглые
и
дроб ные
впечатления,
как
правило,
служ ат
в
лирике
Бл ока
то лчком
к
широкому
по­
этическому
обо бщению .
«Упорство поэтической воли», доказы ­
вал
он,
позволяет
до стич ь
«того музыкального единства,
которое
оправдывает
всякую
лирическую
мысль» (V,649).
Поэтому,
ко­
нечно,
Блок
и
считал,
что
на
свете
нет
ничего
такого,
о
чем
нельзя
бы ло
бы
сложить
песню.
Музыкальное
единство
может
во зни кну ть
буквально
«из ни­
чего»
—
из
промелькнувшего
во спо минания,
далекой,
в незапн о
блес нув шей
ассоциации,
какого-то
случайно
у слы шанног о
«ще­
мящего
зв ук а»...
Приближается
звук.
И,
по ко рна
щемящему
звуку,
Молодеет
душа...
Пыл инк а,
обн аруж ен ная
на
карманном
ноже,
сп особ на
вы­
звать
не
только
воспоминание
о
том,
что
когда-то
случилось
с
поэтом
на
чужбине,
но
и
пре дст авление
обо
всем
бесконечном
и
таинственном
мире:
Случайно
на
но же
карманном
Найди
пылинку
да льн их
стран
—
И
мир
опять
предстанет
странным,
Закутанным
в
цвет но й
туман!
С тук
топ ора ,
услышанный
в
л есист ых
окрестностях
Фло­
ренции,
во зв ращ ает
воображение
поэта
в
д ал екое
про шлое
и
позволяет
воссоздать
це лую
историческую
картину,
вме ще нную
в
тесные
рамки
восьмистишия:
Стучит
т опор
—
и
с
кампанил
К
нам
флорентийский
звон
долинный
Плывет,
доплыл
и
ра з будил
Сон
зо ло ти стый
и
старинный...
Не
так
же
ли
с тучал
т опор
В
нагорном
Ф ьёз оле
когда-то,
Когд а
в перв ые
вз ор
Беато
Флоренцию
приметил
с
гор?
Впечатление
от
пролетевшего
в
сы рой
петербургской
но чи
ав то моб иля
рождает
совершенно
оригинальный
ва риа нт
обще­
европейской
ле ге нды
о
Дон
Жуане
(«Шаги Командора»), опять-
таки
обре тающи й
ок о нчат ель ный
смысл
лишь
в
о бщем
ист ори ­
чес ком
контексте
лирики
Б лока.
«Настежь дверь .
Из
непомер­
ной
с т ужи, // Словно хриплый бой ночных часов . .. »
и
т.
д.
Не­
померная
стужа,
заменившая
жа ркое
солнце
Севи ль и,—
это
39


устойчивый
и
коррелятивный
образ
«страшного мира», крепко
вросший
в
образно-словесную
ткань
бл оков с кого
«третьего то­
ма » (ср.: «Когда ж в морозный мрак засмотрится столица. . . »
и
мн.
д р.),—
и
в
ц елом
«Шаги Командора»
воспринимаются
не
как
переложение
б родяче го
сю жет а,
а
как
одна
из
тех
«петер­
бургских»
стихотворных
новелл,
которые
з анимаю т
с толь
за­
метное
место
в
поэзии
Блока.
История,
время
всегда
присутствуют
в
том,
что
писал
Блок.
Возьмем,
к
примеру,
широкоизвестную
«Сольвейг», этот радо ­
стный
гим н
«пришедшей весне».
Вся
музыка
и
вся
сотканная
из
контрастов
образн ая
тк ань
эт их
с тихо в,
написанных
в
1906
год у
(с одной стороны:
зимний
с он,
бедная
и
темн ая
избушка,
старая
сосна;
с
друг ой: «невеста - ве с на », голубой свод,
звонкий
топор,
новая,
свет лая
и зб а ), передают
чувство
проснувшейся
жизни,
свежего
вет ра,
широкого
простора,
веру
в
сво и
си лы,
надежду
на
будущее,—
все
то,
что
было
св язано
с
переживани­
ем
первой
русской
рев олюц ии,
повеявшей
весной
в
усталые
ду­
ши
людей.
Слышишь
зв онкий
т опор?
Видишь
радостный
взор,
На
тебя
устремленный
в
уп ор?
Слышишь
песн ю
мою?
Я
крушу
и
пою
Про
весеннюю
Сбльвейг
м ою!
И
с
пе
меньшей
эмоциональной
заразительностью
выражено
чувство
смертельной
тоски
и
отчаянья,
охватившее
п оэта
(как
и
множество
других
передовых
русских
людей)
после
пораже­
ния
революции,
в
замечательном
ст их отво ре нии
«Когда в лист ­
ве
с ырой
и
р жаво й. ..», написанном в 1907 году.
Здесь
ржавчина
опадающей
листвы,
кровавые
грозди
ряб ины
(образ,
выз ыва ю­
щий
ассоциацию
с
кровавыми
язвами
распятого
Хр ис та,—
из
этого
образа
развивается
т ема
с о-ра сп ятия
лирич ес к ого
героя
с
Х ристом), свинцовая рябь реки,
серая,
бе зра ссв етная
высота
—
в
этом
мрачном
осеннем
пейзаже
з ап ечатле ны
трагические
чер­
ты
«суровой родины», охваченной мертвящим дыханием обще­
ст ве нно-полит иче с кой
реакции,
а
«костлявая рука палача»
и
пред см ертн ые
слез ы
распятого
вносят
в
э тот
по
глубинному
своему
смыслу
ис тор ическ ий
пейзаж
п ред ста вление
о
тогдаш­
них
казнях,
и
сам ый
крест
воспринимается
как
прообраз
ст о­
лыпинских
виселиц.
Христос!
Родпой
п ро стор
печален!
Изнемогаю
на
кресте!
40


И
челп
т вой
будет
лй
причален
К
моей
распятой
вы со те?
Столь
же
выразительный
пример
—
од но
из
из вестне йш их
ст ихот воре ний
Блока
«Я пригвожден к трактирной стойке...»
(1908).
Здесь
нет
ни
с лова
ни
об
эпохе,
ни
о
России,
а
все
толь­
ко
об
утрате
счасть я,
которую
с
рыдающим
отчаяньем
почувст­
вовал
человек,
потопивший
свое
горе
в
стакане
вина.
Я
пригв ож ден
к
трактирной
стойке.
Я
пьян
давно.
Мне
всё
—
равн о.
Вон
с ча стие
мое
—
на
тройке
В
сребристый
дым
унесено...
Мы
входим
в
с ло жный
мир
блок ов ск ой
сем ант ик и:
счастье,
тройка,
сре бри ст ый
дым...
Тройк а,
однако,
сразу
же
насторажи­
вает,
поскольку
в
традиции
русской
литературы
образ
это т
приобрел
особое
и
очень
глубокое
значение.
Традиция
восходит
к
Гоголю,
которому
в
образе
л етяще й,
не обгони м ой
тройки
пред ­
ст авил ась
сама
Россия,
уст ремлен на я
в
будущее.
Д алее
у
Блока
ск азано :
Летит
на
тройке,
потонуло
В
сне гу
вр емен ,
в
д али
веков...
Вот
как
р ас шир яются
рамки
лирического
сюжета...
Речь
по­
шла
уже
о
том,
что
ча стн ая,
отдельная
судьба
отчаявшегося
человека
каким -т о
обр азом
пересекается
с
«далью веков».
Эти
пересечения,
эти
да леко
идущие
и
многое
по дсказыв ающие
ас­
социации
—
не
случайны.
С ох ран ился
черновик
этого
стихотво­
рения,
в
котор ом
намеч ен
план
дал ь нейше го
развития
сюж ет а,
и
из
этого
плана
вы яс няе тся,
что
с тихи
были
задуманы
вовсе
не
о
з авсег да тае
трак тира ,
а
име нно
о
России.
Тройка,
унося­
щая
проигранное
счастье
героя
(не куда- нибу д ь,
а
в
«даль ве­
ков»!),—это
сама
Ро с сия , «летящая неведомо куда
—
в
сине­
голубую
пр опаст ь
времен
—
на
разубранной
своей
и
разукра­
шенной
тройке».
И
в
э той
с вязи
ра звер тыва ет ся
це лая
цепь
метафор-символов:
тройка,
мертвая
и
пустынная
равнина,
«звездные очи»
красавицы
Р ос сии, «демонский ямщик» (образ
р еак ции,
русского
ца ризм а).
Исто р ич еская,
боль ше
того
—
по­
литическая
подоплека
э той
символики
очевидна
(развитие дан­
ной
темы
—
в
статьях
Блока
«Вопросы,
во прос ы
и
вопросы»,
«Народ и интеллигенция», «Стихи и культура», «Дитя
Гого­
л я»).
Блок
в
стихотворении
не
счел
нужным
«договаривать»
сюжет,
а
ограничился
сказанн ы м,
поскольку
и
сказанное
уже
отв е чало
принципу
его
творческой
раб оты .
41


9
Пр инцип
нерасторжимого
слияния
ча ст ного
и
целого
в
ис­
торическом
ко нтексте
эпохи
ра сп рос тра нялся
в
лирике
Блок а
и
на
область
самого
ли чного,
и нт и много.
«Личная страсть»
по­
эт а,—
доказывал
Блок,— «всегда
н асы щена
духом
э пох и».
Вр емя
внушает
по эту
не
только
идеи,
темы,
содержание
с ти­
хо в,
но
и
их
рит мы
и
да же
ра змер ы
—
«ибо в поэтическом ощу­
щен ии
мира
нет
ра зры ва
меж ду
л ичным
и
общим;
чем
более
чу­
ток
поэт,
тем
неразрывнее
ощущает
он
«свое»
и
«не свое»; по ­
этом у
в
эпох и
бурь
и
тревог
нежнейшие
и
интимн ейши е
стрем­
ления
ду ши
по эта
такж е
преисполняются
бурей
и
тревогой»
(VI, 83).
Все,
что
окружает
поэ та
в
мире,
во сприни мает ся
им
только
в
индивидуальном
переживании,
но
каждая
личная
тема,
р ас­
шир яя сь
до
свер хли чн ых
обоб ще ни й,
приобретает
смысл
и
зна­
че ние
лишь
в
меру
св оей
объективной
общезначимости.
Ощу­
щени е
катастр о ф ично сти
эпох и
проникает
и
в
частное
быт ие
человека.
Буря
жизни,
бушующая
вокруг
поэта,
зави хр ил а,
за­
пута ла
и
его
человеческую
с удьбу,
втянула
его
в
общий
«миро­
вой
водоворот».
Грань
между
«своим»
и
«не своим»
исчезает.
Самые,
ка за­
лось
бы,
сокровенные
события
внутренней
жи зни
поэта
оказы­
в аются
св яза нн ыми
очен ь
то нким и,
подчас
труд но
уловимыми
ассоциациями
и
соотношениями
с
самыми
ш ирок ими,
общими
темами.
Примером
такого
органического
слияния
ли чного
и
общего
в
лирике
Блока
может
сл уж ить
стихотворение
«Ты отошла,
и
я
в
пу ст ыне
к
песку
горячему
пр иник ... » (1907), которым поэт
неиз м енно
открывал
в
своем
т рехт о мнике
важнейший
раздел
«Родина» .
Оно
и
воспринимается
как
типическое
произведение
граж­
данственно-патриотической
лирики
Б лока,—
ре чь
идет,
бе с­
спорно,
о
р оди н е, «родной Галилее» .
Но
из
переписки
поэта
мы
у зн аем,
что
стихи
эти
непосредственно
вызваны
бы ли
глубоко
интимными
переж ив ани ями,
св язан ны ми
с
осложнившимися
от­
ношениями
с
женой,
и
поначалу
бы ли
обращены
не
к
кому
и но­
му,
как
к
ней.
Однако
из
этого
во все
не
следует,
что
Блок
в
дальнейшем
прос то
«переосмыслил»
сво е
ст ихот во рение ,
включив
его
в
раз­
дел
«Родина» (да еще в качестве заглавного) .
Не т,
в
том-то
и
сут ь
дел а,
что
в
собственно
п оэтич ес ком,
семантическом
см ыс­
ле
стихотворение
д ву планно,
и
в
то
же
время
это
целостная
42


словесно-образная
структура.
Понятия
«жена»
и
«родина»
здесь
взаимодействуют.
Они
вмещены
в
о дин
емкий
образ,
играющий
ра зны ми
гр а нями
смысла.
Также
и
«Сын Человеческий»
в
эт их
стихах
—
одновременно
и
л ирич еско е
«я»
поэта,
и
нек ий
об об­
щенный
образ
гонимого
по
миру
несчастного
человека,
вызы­
ва ющий
воспоминание
об
еванг ель ско м
Хри ст е,
пришедшем
в
ми р,
что бы
собственным
ст р аданием
искупить
грехи
всего
че­
ловечества.
И
потому
интимно-лирическая
тема,
расширяясь
в
сво ем
значении,
н а полняет ся
историческим
со д ержанием ,
и
стихи
воспринимаются
уже
не
как
обращение
к
лю би мой
женщине,
которая
«отошла»
от
п оэта
(в смысле реально- жи те йс ком ), ио
как
неч то
сказанн о е
о
судьбах
родины
и
ее
обре че нн ого
на
ски­
тания
сына.
И
пусть
другой
те бя
ласкает,
Пу сть
множит
дикую
молву:
Сын
Человеческий
не
знает,
Где
прикл о нить
ему
главу.
И
именно
такое
р асшир енно е
восприятие
вход ил о
в
твор­
ческую
за дачу
поэта.
(Напомним,
что
и
в
да л ьне йшем
Росси я
предстает
в
поэзий
Блока
чащ е
всег о
не
в
образе
матери,
как
бы ло
это
у
старых
ру сск их
поэтов,
а
в
образе
«жены»
или
«не­
в ес ты», красавицы возлюбленной .) *
Или
обратимся
к
д ругом у
ст ихо тво рен ию
—
«Под шум и
з вон
одн ообраз ны й...» (1909), одному из наиболее характерных
и
совершенных
лирических
созданий
Блока.
В
основе
своей
оно
представляет
собою
тоже
обращение
к
лю бим ой
женщине
и
ка­
са ется
их
с ло жных
отн ошен и й.
Вот
его
первая
строфа:
Под
шум
и
звон
однообразный,
Под
городскую
суету
Я
ухожу,
душою
праздный,
В
мет ель ,
во
мра к
и
в
пустоту.
Ме те ль,
мрак
и
пустота
в
данном
случае
(как и обычно у
Блока)
—
это
не
просто
конкретности
да нного
сл у чая,
не
просто
метельная
и
темная
ночь.
С еманти ческ ая
природа
лирики
Бло­
ка
такова,
что
образы
эти
об озн ач ают
нечто
боле е
общее:
мрак
и
пустоту
«страшного мира».
Си ла
поэтического
обобщения,
которая
была
так
доступна
Блоку,
п ревра щает
стихотворение
в
исповедь
«сына века», обращенную уже не к частному (к
лю­
бимой
же нщине ), но к целому (к
некоему
духовному
идеалу,
кот ором у
«изменил»
л ирич ески й
г ерой) .
43


Что,
е сли
я,
завороженный,
Сознанья
оборвавший
нить,
Вернусь
домой
ун ичиж ен ный ,—
Ты
можешь
ли
ме ня
простить?
Ты,
зн ающая
да л ьней
це ли
Путеводительный
маяк,
Простишь
ли
мне
мои
м ете ли,
Мой
бред,
поэзию
и
мрак?
В
разговор
о
себе
и
о
сво ем
(«Ты можешь ли меня про­
стит ь?») естественно,
с во бодно
вторгаются
иные
ноты,
ины е—
многозначительные
—
о бр аз ы : «дальняя цель», «путеводитель­
ный
маяк» .
И
так ая
тра нсф ормаци я
смысла
закономерно
вызы­
вает
пре дстав ле ни я
о
родине,
о
гражданском
призвании
поэта,
что
и
выражено
с
полн ой
отч ет лив ос тью
в
заключительной
строфе:
Иль
мож ешь
лучше:
не
прощая,
Будить
мои
колокола,
Чтоб ы
распутица
ночная
От
родины
не
увела?
З десь
знаменателен
и
полон
глуб окого
смы сла
весь
образ­
но -семант ич ески й
стро й
стихотворной
речи.
Мете ли,
бред,
мрак,
пустота,
ночная
ра сп утица
—
это
образы
того
темного,
что
по­
сягает
на
душу
и
мыс ль
поэта.
Но
за
мраком
и
бредом
ес ть
в
жизни
и ное
—
с в етлое,
благородное,
обнадеживающее,
что
бу­
дит
в
душе
«колокола», исторгающие высокие и чистые звуки .
И
это
влекущее
и
желанное,
хотя
и
тру дн од оступ но е,
во пло­
щается
в
произнесенном
под
самый
ко нец
слове:
роди на .
Так
в
«своем»
у
Бл ока
неизменно
сквозит
историческое.
Да­
же
воспоминание
о
«меховой шубке», в которой когда- т о
дав­
ны м-д а вно,
в
памятный
день,
была
лю бим ая
девушка,
пер епле ­
тается
с
трагическим
размышлением
о
«мировой чепухе», ка ­
кою
пре дс тавля ется
по эту
окружающая
его
небл агопо луч ная
жизнь.
Над
смра до м,
смерт ью
и
страданьем
Трезвонят
до
потери
сил...
Над
миро вою
ч епу хою;
Над
всем,
че му
нельзя
помочь;
Зв онят
над
шубкой
меховою,
В
к от орой
ты
была
в
ту
ночь.
Лир иче ски й
историзм
и
гражданственно-нравственный
па­
фос
явственно
проступают
и
в
с обс тве нно
любовной
лирике
Блока.
В
ней
то же
«бушует вьюга»
трудной,
утомительной
и
44


непра в е дной
жизни
—
бушует
с
той
же
опустошительной
силой,
как
в
стихах
о
род ине .
Мотивы
бур и,
ме те ли,
вьюги,
ветра,
по­
жа ра,
стихийных
катастроф
возникают
в
стихах
Блока
на
рав­
ных
правах
и
в
тех
случаях,
когда
он
гов ор ит
прямо
о
России
(«Ты стоишь под метелицей дикой,
роковая,
родная
страна...»),
и
тогд а,
когда
речь
ид ет
о
человеческом
горе
или
счастье,
о
че­
ловеческой
любви
(«Есть времена,
есть
д ни,
когда
ворвется
в
сердце
ветер
снежный...»).
Поэтому
в
стихах
Блока
о
любви
(по большей части пост­
роенных
как
драма тиче ская
сц ена)
всегда
присутствуют
не
тольк о
два
непр еменных
героя
лирического
романа
(«я»
и
«ты», «он»
и
«она»), но и третий
—
мир.
Таковы,
напр имер ,
лирические
шед евр ы
Бло ка
—
«Я помню
д лите л ьные
м уки...» (1908) или «Пр ев ра т ила
всё
в
шутку
сн а­
ча ла...» (1916), сжатые « но в елл ы»
с
сюж ет ом,
пейзажем,
ха­
рактерами
и
психологическими
мот ивиро вка м и.
Мы
я сно
пред­
ст ав ляем
себе
и
г ероя
и
героиню,
угадываем
их
о тн ош ения,
ка­
жется
даж е,
что
слышим
их
речь
(хотя она непосредственно и
не
пер ед ана
в
стихах,—
самый
диалог
опущ ен), вникаем в на­
растание
и
разрешение
их
к онф л икта.
«Я»
и
«она»
в
первом
из
эт их
стихотворений
—
это
не
про­
сто
бесплотные
тен и
обы чн ых
л ир иче ских
д уэтов ,
но
люди,
ха­
рактеры,
поступки
и
драма
которых
обусловлены
исторически.
Это
—
те
самые
«дети страшных лет России», от имени которых
писа л
Блок,
и
их
не сча стная,
отравленная
любовь
есть
следст­
вие
общего
неб лаго пол уч ия
эпохи.
Эффект
такого
ощущения
дос тиг нут
тончайшими
художественными
средствами
—
обра за­
ми,
словарем,
и грой
словесных
значений,
инто н аци ей
и
рит­
мо м.
Я
помню
дл ите льн ые
муки:
Но чь
догорала
за
окном;
Ее
заломленные
рук и
Чуть
брезжили
в
луче
дн евном.
Вся
жизнь,
ненужно
изжитая,
Пы тал а,
унижала,
жгла;
А
там,
как
призрак
возрастая,
Ден ь
обозначил
купола;
И
под
окощком
участились
Прох ож их
б ыстр ые
ша ги;
И
в
сер ых
лужах
расходились
Под
к апля ми
дож дя
круги;
И
у тро
длилось,
длилось,
длилось...
И
праздный
тягот ил
вопрос;
45


И
ничего
не
разрешилось
Весен ни м
ливнем
бурных
слез.
Пасмурное
утро,
за тяжн ой
дождь,
серые
лужи,
доносящиеся
с
улицы
шаг и
равнодушных
к
чужому
го рю
пр ох ожих , «празд ­
ный
во пр о с», тяготящий душу героя,
бурн ое
отчаянье
героини,
ее
б езн ад ежно
з ало м ленные
руки
и
напрасные
слезы
—
все
это
объяснено
через
о бщее
и
гл авно е:
через
тр удн ую
и
непр авил ь ­
н ую , «ненужно изжитую»
жизнь,
ко торая
не
пр ино сит
челов е ­
ку
н и чего,
кроме
нравственной
пытки
и
унижения.
И
даже
когда
Бло к
рассказывает
о
таких
сугубо
частных
вещах,
как
прогулка
с
дамой
на
петербургском
«лихаче», он все
равно
возвращается
в
круг
своих
неотступных
мыслей
о
«страш­
ном
мир е»
и
о
тр а гедии
человека
—
пленника
этого
мира.
В
стихотворении
«Болотистым,
п уст ынным
лугом
летим.
Од­
ни...»
чис то
л ир иче ский
сюжет
погружен
в
атмосферу
тревоги,
кото ра я
ов ладела
герое м
пер ед
ли цом
грозящей
кат аст р офы,
«неотвратимого мрака» .
Болотистый
луг,
расходящиеся
п олу­
кругом
огн и
г орода,
туман,
цоканье
копыт
рысака,
духи ,
коль­
ца
и
перчатки
возлюбленной
—
все
это
реаль но е,
точно
назван­
ное
—
в
ед ином
переживании
объединяется
с
бе спре де ль нос тью
мироздания
и
бесцельным
п олет ом
миров,
и
за
всем
э тим
вме­
сте
то же
вырастает
об раз
н еб лагоп олучн ого,
рокового
времени.
Все
го вори т
о
бесп реде ль н ом,
Все
хо чет
нам
помочь,
Как
этот
мир,
лететь
бесцельно
В
сияющую
ночь!
Эпоха,
ист о рия,
д ейств ит ель ност ь
—
вот
та
среда,
в
которой
рож дала сь
поэзия
Блока,
и
реальная
русская
жизнь
всегда
про­
свеч ивает
сквозь
ее
сюжеты,
символы
и
метафоры.
Когда
Блок
о дн ажды
на
литературном
вечере
ч итал
разны е
св ои
стихи ,
а
ему
кри ча ли
из
пуб лик и: «О России,
о
России!», он «почти
гне в­
н о», как передает очевидец,
от ве тил: «Это все
—
о
России!»1
10
Вед я
перекличку
со
«всем сущим», Александр Блок стал
самым
историческим
из
русских
поэтов
начала
XX века,—
не
в
том
с мыс ле,
к оне чно,
что
мно го
пи сал
на
собственно
историче­
ские
темы,
о
про шлом
(как,
к
примеру,
В.
Брюсов)
ли бо
угл уб-
1В.
Зоргенфреи.
Александр
Алек сандр ов ич
Блок
(по памяти
за
15 лет). «За п щщи
мечтателей», 1922, No 6,ç.147ч
46


ля лся
в
философию
ист ори и
(впрочем,
и
эта
область
была
ему
знакома,
о
чем
свидетельствуют
хотя
бы
в вед ения
в
первую
и
вторую
главы
«Возмездия»
и
«Скифов»), но потому прежде все­
го,
что
чу вст во
истории
как
каж до днев но
т в орим ого,
в еч ного
и
н еобр ати мого
пр оце сса
растворено
во
всем
его
творчестве,
пр о­
ник ает
его
ц ели ком.
Историзм
в
таком
понимании
—
еще
од на
черта ,
отделяю­
щая
поэ зию
Блока
от
искусства
д екад анса .
Мировоззрение
де­
ка ден та
в
принципе
а нтиис т ор ично:
ему,
по
существу,
чуждо
ощуще н ие
ис тор ии
как
процесса.
В
объективных
закономерно­
стях
ис тори и
де каден т
вид ит
л ишь
посягательство
на
призрач­
ные
анархо-индивидуалистические
права
своей
отъединившейся
от
общ ей
жизни
личности.
В
лучшем
случае
он
обращается
к
ис тор ии
как
к
источнику
заемн ы х
в до хнов ений,
необозримому
каталогу
тем
и
образов,
которые
можно
пересказать
и
воспро­
извести
заново.
Но
он
лишен
исторического
чувства,
не
спосо­
бен
ощутить
и
п ереж ить
ист о ричес кий
пр оце сс
как
фо рму
сво­
ей
св язи
с
целым
—
с
обществом,
народом,
родин ой,
миром.
Для
Блока
же
дух
истории,
которому
он
оставался
неизмен­
но
в ер ен,—
это
дух
органической
целостности,
позволяющий
понять
исторический
процесс
не
как
череду
разрозненных
со­
бытий,
а
как
по ток
единой
ж изни
человечества.
При
таком
п од­
ходе
к
и сто рии,
ко тор ый
позволяет
понять
и
рас кры ть
ее
внут­
ре нний
смысл,
ху д ожник ом
с
ос обен ной
си лой
ов лад евает
ощу­
щение
«связи времен».
И
с вою
современность
он
переживает
в
д виже нии
—
как
безостановочный
процесс,
берущий
начало
в
глубинах
п рошл ого
и
устремленный
в
дали
б удущ его,
а
себя
самого
ощущает
частицей
этого
в се общего
поступательного
д ви­
жения.
Ел агин
мост,
пляс ка
цыганки
в
с толичном
ресторане,
«красный штоф полинялых диванов», бросившаяся под поезд
девушка,
трупный
запах
роз
в
ита льянс ких
церквах,
мертвые
души
с таро го
мира ,
соб равш иеся
на
светский
раут,
бродяга
с
ды ряв ым
козырьком,
щ емя щая
сол да тс кая
песня, «крест и на­
сыпь
могилы
братской»
и
многое,
многое
тому
подобное
в
по л­
ноте
лирического
пе ре живания
сочетаются
с
тенью
Дан те,
про­
валом
Л иссаб о на,
битвой
на
Куликовом
поле,
«прекрасной
в нучк ой
в аряг а».
Чувство
лич ного
уча сти я
в
истории
—
всегда
чувство
пр еем­
ственности,
причастности
к
том у,
что
«было,
было ,
было...».
П рош лое
переживается
как
событие
собственной
душевной
жизни
(«Мы любим всё... », «Нам внятно всё...», «Мы
помним
в сё. ..»).
Поэт
«помнит»
Ивана
Ка литу
и
венецианских
до жей;
для
нег о
«свои»
Галла
Пла ци дия
и
Изотта
М ал атеста ;
он
сам
47


перевоплощается
то
в
Иоанна
Кре стит еля
(«Таясь,
проходит
Саломея
с
моей
кровавой
г о ло во й.. .»), то в русского воина из
ра ти
Д митр ия
Дон ского.
Собственно
историческая
тем а
никогда
не
превращается
у
Блока
ни
в
ме р твую
ретроспекцию,
ни
в
плоскую
декорацию,
ни
в
предмет
эст етич еско й
ст ил изаци и.
В
его
стихах
нет
непо­
дви жн ых
«исторических картин», экскурсов в прошлое,
су ще­
ствующих
сами
по
себе .
История
у
него
всегда
пересекается
с
современностью,
с
живым
ощущением
д анн ого
и стори че ск ого
момента
(«Нет!
Все,
что
есть,
что
бы ло,—
ж ив о!. .»).
Древне­
русский
во ин
в
цикле
«На поле Куликовом»
это
не
только
объ­
ект
исторического
изображения,
но
—
одновременно
—
и
субъ­
ект
лирической
речи.
С тихи
написаны
от
лица
лирического
ге­
роя,
ощутившего
себя
участником
Куликовской
битвы.
Б лок
ниче го
не
описывает,
ни
о
чем
не
рас ск азы вает ,
но
во сс озда ет
соб ыт ие
п рош лого
в
лир ическ о м
переживании,
в
ощущении
соб ­
ственного
де йств ия: «Мы,
сам-друг,
над
степью
в
полн очь
ст а­
ли ...», «Я
—
не
первый
воин,
не
последний...», «Говорит
мне
др у г: «Остри свой меч...», «Слышал я Твой голос сердцем ве ­
щ им ...», «Я слушаю рокоты сечи и
трубные
крики
т ат ар. ..»,
«Я рыщу на белом коне...»
—
вплоть
до
у д ивит ельно
конкрет­
ных
деталей
такой
полной
сопричастности
про шлому : «Осве­
жила
п ыль ную
кольчугу
на
мо ем
п лече .»
Но
лирический
историзм
Блока
—
это
не
только
власть
п ри­
поминания,
платоновского
«анамнезиса»,
но
т акже
—
и
бо лее
всего
—
ч увс тво
будущего,
без
к оторог о
Блок
не
мыслил
суще­
ствования
по эз ии.
Все
его
творчество
про никну то
ощущением
п роисход я щег о
в
жиз ни
д виже ния
вперед,
в
предугадываемый
но вый
мир,
который
предстоит
завоевать
«священным мечом» .
Я
ве рю:
нов ый
век
вз ойд ет
Средь
всех
несчастных
поколений...
Пусть
ден ь
далек
—
у
нас
всё
те
ж
Завет ы
юн ошам
и
девам:
Презренье
созревает
гн евом ,
А
зрелость
г нева
—
ест ь
мятеж...
Среди
писем
Блока
есть
одно
исключительное
по
значению.
Это
письмо
к
одному
из
его
ю ных
литературных
поклонников—
начинающему
грузинскому
ли терат ору
А.
И.
Арсенишвили
от
ма рта
1912 года .
Эт о,
в
сущности,
цел ая
идейно-художественная
декларация,
сжа тая
и
емкая,
дополняющая
написанный
неза­
долго
до
того
Пролог
поэмы
«Возмездие»
с
его
концепцией
му­
жественности
и
бе сстр аши я
ху дож ни ка,
прямо
и
открыто
гл я­
дящего
в
лиц о
миру.
48


Наиболее
выд елена
в
письме
тема
б удущего.
Корреспондент
Блок а
говорил,
что
«есть сладкая тоска стихов», без которой
жит ь
на
свете
скучно
и
плохо.
Блок
о т ве ча е т: «...понимаю
Вас ,
но
не
хо чу
знать
этого.
Мы
пришли
не
тосковать
и
не
отды­
хать.
То
чуде с ное
сп летение
пр оти вор еч ивых
чувств,
мыслей
и
воль,
кот орое
нос ит
имя
человеческой
души,
име нно
оттого
но­
сит
это
радостное
(да,
несмотря
на
всю
«дрянь», в которой мы
сидим)
имя,
что
оно
все
обр аще но
более
к
будущему,
чем
к
пр о­
ше дше му;
к
прошедшему
тоже,—
но
поскольку
в
прошедшем
заложено
буд уще е.
Человек
есть
б уду щее.
Когда
же
н ачи нает
преобладать
прошедшее,
хотя
бы
в
чисте йши х
и
благородней­
ших
св оих
формах...
то
человеку,
м ладенцу ,
юноше
и
му жу
в
нас
грози т
опасность
быть
перенесенным
в
елисейские
поля.
Пусть
всё
там
благоуханно,
пу сть
сам ый
воздух
синеет
б лаж ен­
ством,—
одн о
непоправимо:
нет
будущего.
Зна чит,
нет
че ло­
в ек а» (VIII, 384-385).
Эту
мыс ль
Блок
развивал,
защ ища л,
обосновывал
много­
кратно,
придавал
ей
знач ение
первостепенной
важ ност и.
С
этой
точки
зрения
он
с
присущей
ему
с трогос ть ю
осуждал
и
самого
се бя,
и
с вое
тв орчес тв о,
понимая,
что
и
оно
заражено
«ядами»
тоски
и
от чаянья.
В
том
же
пись ме
к
Арсенишвили
он
сказал
об
этом
не
о б ину яс ь: «Говорю Вам по своему опыту
—
боюсь
я
в сяких
т онк их,
сладких,
своих,
любимы х,
медленно
действую­
щих
яд ов.
Б оюсь
и,
уп отребл я я
усилие,
в о звр ащаюсь
постоянно
к
более
простой,
демократической
пище ».
В
закл юч ение
Бло к
спраши вал
своего
к о рр еспо нд ента: «...что
для
Вас
мои
сти хи?
Толь ко
ли
«елисейские поля»
или
м орф ий?
Если
так,
то
вино­
ват ы
мы
о ба:
Вы,
не
прочитавший
между
строк
больше
того,
чем
суме л
(но ведь хотел!) написать я;
и
я,
не
сумевший
на пи­
сат ь
т ого,
что
хотел.. .
По сл едняя
про с ьба
к
Вам:
е сли
Вы
люби­
те
мои
стихи,
п рео доле йте
их
яд,
прочтите
в
них
о
будущем».
Ст ро гое
самоосуждение
для
художника
—
всегда
бл аго,
са­
модовольство
—
всегда
гибель.
История
са ма
раз обрал ась
в
том,
что
ос та вил
м иру
Ал екса ндр
Бл ок.
Однажды,
уже
в
к онце
жизни,
он
сказ ал
о
своих
стихах:
«Неситесь!
Б уря
и
тр е вога
вам
дали
легкие
крыла...»
Буря
века
и
пробужденная
ею
тр е вога
человеческой
ду ши
—
это
и
ес ть
сама
сти хия
в елик ой
поэзии
А л ександ ра
Блока.
Придя
к
ист о­
рическому
пониманию
человека,
объясняя
«духом времени»
формирование
его
личности
и
теч ение
его
судьбы,
стараясь
уло­
вить
самый
«ритм времени»
и
най ти
ему
ритмический
эквива­
л ент
в
своих
ст ихах ,
Б лок
закономерно
стал
поэ том - п ророком ,
гениально
выразившим
на
своем
неповторимом
языке,
со тк ан-
49


iiöm йз тревоги,
страсти
и
магической
музыки,
предчувствие
«неслыханных перемен и невиданных мятежей», неотвратимо
надвигавшихся
на
Рос сию.
А
когда
на ша
родина
пережила
действительно
несл ых ан­
ную
перемену,
Блок
ск азал,
что
революция
прекрасна
—
пото­
му
что
возвращает
человека
к
н асто ящей
жизни,
что
новая,
О ктябрьс ка я
Россия
«заразила уже здоровьем человечество»
(VII, 326) и что будущее
—
только
за
нею.
Но вая
Россия
прочитала
своего
поэта
так ,
как
он
эт ого
хо­
те л.
С
ве рой
в
будущее
он
сказал
от
ли ца
своего
чита тел я-др у­
га
—
«веселого юноши»:
Простим
угрюмство
—
разве
это
Сокрытый
двигатель
его ?
Он
весь
—
дитя
добра
и
св ета,
Он
в есь
—
свободы
то рж ество!
«Угрюмство», наложившее печать на многое из того,
что
написал
Блок,
по нят но
и
об ъяс нимо ,
поскольку
оно
запе чатл е­
ло
ду ш евный
опыт
глубо ко
и скре ннег о,
муч ите льно го
пер еж и­
ва ния
той
исторической
т р агедии,
ко то рую
во
время
Блока,
в
канун
Октя бр ь ской
рев олюц ии,
переживала
вся
Россия.
А
«со­
крытый
двигатель»
его
поэзии
действует
безотказно
и
со
все
возрастающей
си лой
—
во
имя
торжества
добра,
света
и
с во­
боды.
И
Творческий
о пыт
Александра
Блока
сох ран яет
громадное
значени е
и
в
н аше
время,
когда
в
мире
так
о бос трила сь
идей­
ная
бо рьба
меж ду
нове йшими
модернистскими
течениями,
зна­
менующими
распад
реакционного
буржуазного
искусства,
и
набирающим
сил у
социалист ич еск им
искусством,
которое
обре­
т ает
опору
в
революционной
ак тивн ост и
труд ящихся
м асс.
Блок
учит
том у,
что
поэзия
—
дело
не
шут очное ,
что
при­
звание
поэта
—
призвание
высокое,
пот ому
что
он
отв е тств ен
п еред
людь ми
и
за
людей.
Поэт у,
гов орил
Бл о к, «дана какая- то
ро ль
в
мировой
культуре...»
«его дело
—
и ст оричес кое» (VI, 162
и
165). «Т олько
о
ве лико м
стоит
думать,
только
большие
за да­
ния
должен
став ить
себ е
писатель;
став ит ь
смел о,
не
смущаясь
своими
лич ным и
мал ыми
силами»L
Блок
учи т
т ому
«святому беспокойству»,
той
сжигающей
тревоге
духа,
без
кот орого
нет
и
не
может
бы ть
творчества.
1 Александр Блок.
Собра н ие
сочинении
в
дв ена дцат и
томах,
т.
8.
Л., 1936, с. 6«
50


«Ведь именно « л ите р ато р»
ес ть
чел ов ек
той
породы,
кот орой
суждено
всегда
от
рожденья
до
смерти
волноваться,
ярко
от­
печат л евать
в
своей
д уше
и
в
своих
книгах
все
острые
уг лы
и
бросаемые
ими
тени.
Для
писателя
—
мир
должен
бы ть
о бн ажен
и
бесст ыдно
ярок.
Таков
он
для
Т олстог о
и
Дос тоев ск ого.
Отто­
го
—
нет
ни
минут ы
по ко я . ..» (VIII, 276).
Бл ок
учи т
пониманию
поэзии
как
могущественного
средства
духовно-нравственного
воспитания.
Назн аче ни е
поэзии
—
силой
гармони и
доб ыть
не что
ц ен ное , «более интересное,
чем
ср ед не­
че лов ечес кое », и тем самым
по днят ь
человека
над
ур овне м
обы кн ов енно сти
(VI, 165).
Поэ зия
с пос обна
воодушевить
и
вы­
прям ит ь
ч ело века
в
т руд ную
для
него
минут у .
Поэзия
—
это
«испытание сердец»
и
за кал ка
творческой
воли,
н еобходи м ой
человеку,
чтобы
жить,
действовать,
бо роться .
Бл ок
уч ит
тому,
что
по эт
должен
т во рить
в
согласии
с
ду­
хом
и
ритм а ми
действительной
жи зни,
с
ее
«мировым оркест ­
ро м ». «Душа
п оэта
по доб на
приемнику,
который
собирает
из
возд у ха
и
сосредоточивает
в
себе
всю
си лу
элек т рич ест ва» (VI,
376).
Тем
самым
решается
воп рос
о
творческой
свободе
поэта.
Она
н ео тде лима
от
причастности
художника
к
обществу,
к
на­
роду.
«Искусство есть радость быть самим собой,
жить
и
при­
надлежать
общ ест ву » (VI, 21).
Нельзя
«нарушать визгливым
во ем
сво ей
расстроенной
души
важную
то р жествен ност ь
миро­
вого
орке стр а» (V, 417).
Высшая
свобода
творчества
—
в
со­
гласии
с
духом
времепи,
кот орому
истинный
худо жн ик
ни
при
каких
обстоятельствах
изменить
не
мож ет : «Век прощает все
грехи ...
Он
никому
не
пр ощ ает
одного:
изм ены
духу
времени»
(V, 450).
Именно
потому
Б лок
утв ерж дал ,
что
поэма
«Двенадцать»,
создание
ко торой
явило с ь,
конечно,
наивысш им
про я влени ем
его
тв орчес кой
свободы,—
лучшее
из
всего,
что
он
написал,
по­
том у
что
тогда
он
«жил современностью»
Ч
И
тем
убедительнее
звучат
и
в
наше
время
с лова
Блока,
которые
он
уже
после
Ок­
тября
снова
пов тори л
относительно
согл аси я
по эта
с
«мировым
оркестром»
жизни:
художник
должен
«слушать ту великую му­
зыку
будущ его,
звуками
к ото рой
наполнен
воз ду х,
и
не
выиски­
ват ь
отдельных
виз г ливых
и
фальшивых
нот
в
величавом
реве
и
звоне
мир ово го
орк ес тр а» (VI, 19).
Блок
уч ит
тому,
что
поэзия
—
это
не
«эстетическая забава»,
не
ве се лое
и
приятное
ремесло,
а
трудный
п одв иг, «испытание
1 См.:
Г.
Блок.
Герои
«Розадездия». « Ру сск ий
современник», 1924,
No
3, с.
51


огнем
и
же ле зо м». «Искусство,
как
и
жизнь,
слабым
не
по
п ле­
чу», «писать трудно
—
и
должно
бы ть
труд но» (VI, 273; V,
678).
Художественное
творчество
—
это
«строгий чин», здесь
нет
места
суете,
самодовольству
и
р ек ламе.
Ху д ожник,
п оэт
«на каждом шагу должен исповедаться перед собой,
проверять
себя
до
конца,
выворачиваться
наизнан ку;
е сли
этого
нет,—
не
по могу т
ни
наука,
ни
вкус,
ни
даровитость
—
искусство
бу­
дет
у л етат ь» (VI, 337).
Блок
у чит
презрению
ко
всякого
р ода
эстетической
лжи,
де­
шевому
укра ша тельст ву,
бездушному
формализму,
холодному
версификаторству.
«Предаваться головоломным выдумкам
—
еще
не
зн ачит
быть
худ о жник ом» (V, 433).
Творчество
бол ьши х
художников
Блок
уподоблял
не
регулярному
«французскому
п ар ку », а вольно разросшемуся «рус ском у
саду»,
где
«непре ­
менно
со еди няетс я
всегда
приятное
с
пол ез ным
и
красивое
с
нек р асивы м.
Так ой
сад
прекраснее
красивого
парка;
творчество
б ол ьших
художников
есть
всегда
прекрасный
сад
и
с
цветами
и
с
репейником,
а
не
красивый
п арк
с
утрамбованными
дорож­
ка ми » (VII, 365).
Пос лед нее ,
что
н апис ал
Блок
в
проз е,
была
гне вна я
статья
«Без божества,
без
вд о хнове нья », посвященная
беспощадному
изобличению
эстетствующих
поэтов
акмеистиче­
ской
школы,
которые
в
св оих
выглаженных
и
отлакированных
сти хах ,
не
желая
име ть
и
тен и
п р едстав ле ния
о
рус ск ой
жизни
и
о
жизни
ми ра
во о бще,
потопили
себя
«в холодном болоте
безду ш ных
теорий
и
всяческого
формализма» (VI,183).
Блок
учит
высокому
и
с трог ому
мастерству
поэ з ии,
той
выс­
шей
простоте,
отчетливости
и
эк ономи и
художественных
средств,
при
кот орой
теряют
цену
любые
«узорные финтифлюш­
ки
вокруг
пустынной
душ и» (VIII, 440).
Поэт
должен
неустан­
но
изыскивать
такие
формы,
ко то рые
спо со бны
выдержать
са­
мый
с иль ный
«напор прибывающей творческой энергии» (VI,
7).
В
свете
на ших
н ыне шних
р азмы шл ений
и
споров
об
искус­
ств е
поэз ии
ос обую
актуа л ь ность
приобретает
мысль
Б лока
о
том ,
что
«форма искусства есть образующий дух,
творческий
пор яд о к », что хорошим художником следует признать того,
кто
«из данного хаоса (а
не
в
нем
и
не
на
не м)...
т вор ит’ко см ос»
(IX, 160).
Б лок
учит,
н ак онец,
том у,
что
по эзия ,
творимая
челов ек ом
и
для
человека,
бессмертна
и
ничем
не
зам енима.
Вр емя
нс
властно
над
и с тинной
п оэзи ей.
«Поэт
—-
вел ичина
неизменная.
Могут
ус тареть
его
язык,
его
прием ы;
по
сущность
его
дела
не
у ста р еет».
Поэт ому
«нельзя сопротивляться могуществу гармо­
нии,
внесенной
в
мир
по эт ом» (VI, 160, 165).
52


Творчество
Ал ексан др а
Блока,
его
оп ыт,
его
пр име р,
его
с удьба
—
это
и
наш
ответ
на
обесчеловеченную
поэзию
нынеш­
н его
де кадан са ,
из
ко то рой
вынули
душу
ж иву
и
вместо
нее
вставили
нехитрую
маш инк у,
способную
издавать
не
слишком
членораздельные
звуки,
совершенно
бесполезные
в
душевном
обиходе
нормального
человека.
Уже
при
жизни
Бл ока
наибо­
лее
чуткие
и
прозорливые
л юди
по нял и,
что
он
стал
вр ове нь
с
ве л икими
л ир иками
прошлого.
Но,
конечно,
по ло жение,
кото­
рое
Бл ок
за нял
при
жизни,
не
может
идт и
ни
в
ка кое
сравн ени е
с
его
пр ек расн ой
пос м ерт ной
судьбой.
Свыше
полувека
длится
ис пыта ние
сердец
гармонией,
внесенной
Блоком
в
мир.
За
это
время
вполне, и
окончательно
выяснились
его
м есто,
роль
и
з на­
чение
в
и ст ории
русской
и
мировой
поэ зии.
Александр
Блок
вошел
в
безостановочный
поток
вре ме ни,
как
входит
в
н его
все
великое
и
непреходящее
в
искусстве.
И
он
живет
в
этом
потоке,
говоря
его
же
с ло ва м и, «с удесятеренной
сил о й», потому что с каждым годом,
с
каждым
десятил е тием
все
больше
человеческих
сердец
под пад ает
под
н еодолим ую
вл асть
его
гармонии.
Александр
Б лок
и
сегодня
—
наш
союзник
и
сор атни к
в
борьбе
за
поэзию
б оль ших
мыслей
и
чувств,
поэзию
общена­
родного
звучания.
Ве лика я
истори ческая
за слу га
Ал екс анд ра
Блока,
п ошедше го
нав стр ечу
р ев олюции
с
открытой
душой,
со­
стоит
в
том ,
что
он
связал
прошлое
с
на стоя щим ,
ознаменовал
св оей
ли чнос тью ,
жизнью
и
творчеством
пр еемст венност ь
рус­
ской
нацио нал ьно й
культуры.
В
св оих
ш еде врах
—
в
третьем
томе
л ири к и, «Возмездии», «Розе
и
Кре сте »
—
он
завершил
поэтические
ис ка ния
в сего
русского
XIX века, «Двенадцатью»
и
«Скифами»
—
открыл
пер вую ,
заглавную
страницу
русской
поэзии
советской
эпохи.
Поэты
нового
ми ра,
родившегося
в
огне
Великой
Октябрь­
ско й
революции,
и
сре ди
них
прежде
все го
Ал екса ндр
Блок
и
Владимир
Маяковский,—
утвердили
за
русской
по эзи ей
наш его
века
значение
всемирно-историческое.
Оно
воплощено
в
поня­
тии
музыка
револ юци и.
Александр
Б лок
был
первым,
кто
«с трепетом и верой в ве ­
личие
э пох и» (VI, 437) услышал и гениально передал эту му ­
зыку,
волна
кот орой
на
на ших
глазах
взм ета е тся
все
выш е
и
выше,
омывая
наш
бе скон е чно
с л ожный,
беспокойный,
быстро
меняющийся
мир.
Статья
печатается
по
изданию:
Вл.
Орлов.
Перепутья.
Из
истории
поэзии
начала
XX века.
М ., «Художественная литература», 1976.


Р.
КОСОЛАПОВ
только
ОБ
ОД НОЙ
ЗВ ЕЗДЕ
Все
буд ет
хорошо,
Россия
буд ет
вели кой .
Но
как
долго
жд ать
и
как
трудно
дождаться.
Ал.
Блок.
22. IV. 1917
У
меня
была
революция
и
Мо ца рт.
Революция
—
н асто ящ ее,
а
Моцарт
—
предвкушение
будущего...
Г.
Чичерин
а
в ыс оком
рассветном
неб осво де
отечественной
к уль­
туры
начала
двадцатого
в ека,
сп лошь
исчерченном
огневыми
сполохами
рев олюций ,
на
его
зорев ой
ок­
тябрьской
грани
не
вдр уг
замечаешь,
но
невольно
за­
пом ин аешь
сияние
о дной
крупной
звезды.
В
то
время
как
все
прочи е
светила,
отбрасывающие
на
земную
твердь
то
ли
собственные,
то
ли
отраженные
лучи,
жму тся
друг
к
дру гу,
54


эта
держится
вроде
бы
ос обн яком .
И
св ет
ее
«странен».
Его
вру -
белевский
спектр
не
спу таешь
ни
с
каким
друг им,
а
выз ванно е
им
однажды
очарование
потом
уж
не
проходит
никогда.
Имя
э той
звезды
—
Блок.
Для
немалой
ч асти
и зучав ших
родн ую
литературу
в
с тар­
ших
классах
средней
школы
он
по
сию
по ру
«декадент», и этим
якобы
«все сказано» .
О живл ение
интереса
к
творчеству
поэта
в
последние
д есятил ети я,
от ме ч енные
значительным
подъемом
о браз ов ате льн ого
уровня
т рудящи хся,
ростом
их
духовных
за­
п рос о в, «возвышением»
пот реб но сте й,
однако,
показывает,
что
дело
тут
куда
сложнее.
Очевидно,
сви дет ель ст во вать
своим
тв орче ст вом
о
«декадансе», то есть упадке,
вырождении
ст аро й,
буржуазно-помещичьей
культуры,
еще
не
значи т
быть
с амому
вырожденцем.
Ведь
и
Блок
когда-то
де лил
литературных
дека­
дентов
на
«хороших»
и
«дурных». « Назв ан ие
декадентство,—
писал
он
о
первых,
те х,
к то,
не
будучи
продуктом
духовного
гниения
госп одс тв ующих
классов,
пытается
вырваться
из
цеп­
ких
о бъят ий
т ра диционно го
мироощущения,-—
прилепляется
публикой
ко
всему,
чего
она
не
понимает» (VII,25).
При
этом
совершается
пагубное
смешение
здорового
в
т енде нции
порож­
д ения
п ер еходн ой
эпохи
с
ее
духовными
отб роса м и,
«(чему,
кстати,—
зам еча л
Блок,—
оче нь
способствуют
настоящие
«упа­
дочн ик и », дегенераты,
им ена
которых
история
сохранит
без
б л агод арност и)» (VII, 26).
Р ади
полной
ясности
хо чу
ср азу
предупредить
читателя,
что
не
намереваюсь
в
эт их
заметках
пр е дпр ин имать
какие
бы
то
ни
было
ист ор ик о-лит ерат ур ные
экску р сы
и
филологические
изыс­
кания.
А лек сандр
А лек сандр ов ич
Бл ок
п рив л екает
мое,
можно
с казать ,
любительское
вниман ие
главным
об раз ом
не
как
поэт,
а
всего
лишь
как
человек,
и
его
произведения
за траг и ва ются
тол ько
под
этим
углом
зр ени я.
Впрочем,
и
индивидуальный
ч ело веч еский
облик
Блока
не
самоцель.
Он
инт ересен
социально
—
как
ярчайшее
до
о сле пи­
тельности
выражение
сам очу вст во вания
и
самосознания
бе спо­
щадно
искреннего,
по
оценке
Максима
Г орьк ого,
бескомпро­
мис сно
чес тного
интеллигента
ранней,
начальной
пор ы
новой
общественной
ф орм ации,
л ише нного
каких
бы
то
ни
был о
ме­
щ анск их
пр еду б ежд ений
и
вместе
с
тем
наделенного
порази­
тельным
историческим
чутьем.
Его-то
и ной
раз
ох
как
не
хв а­
тает
отдельным
на шим
современникам,
профессионально
з ани­
ма ющимс я
интеллектуальным
трудом .
Р ечь
А.
А.
Блока
по
слу чаю
восемьдесят
четвертой
год ов­
щины
гибели
А.
С.
Пу ш кина
на чинае т ся
та к:
55


«Наша память храпит с малолетства веселое имя:
Пушкин.
Это
имя ,
э тот
з вук
наполняет
собою
многие
дни
п ашей
жизни.
Сумрачные
имена
императоров,
полководцев,
из об рета те лей
орудий
уб ийст ва,
му чи телей
и
мучеников
ж изни.
И
ряд ом
с
ни­
ми
—
это
легкое
им я:
П уш к ин» (VI, 160).
Если
х оть
в
какой-то
мере
допустимо
сопост авля ть
подобные
вещи,
имя
«Блок»
веселым
и
легким
не
назовешь.
От
него,
на­
оборот,
веет
к аким -то
белым
холодом,
чу ди тся
каменная
тев­
тонская
тяжесть,
явл ен ие
к оторой
на
Ру си
объяснимо
л ишь
ино­
земным
прише льс т вом.
Но
с
подозрением
о тн осить ся
к
Блоку
только
на
этом
ос­
новании
да же
са мые
что
ни
на
есть
«природные русаки»
не
имеют
права.
В
антологии
нашей
по эзии
текущего
столетия
не
так
уж
лег ко
от ыс кать
автора
«русее»
е го.
Конечно,
на
язык
пр осит ся,
например,
имя
Сер гея
Есенина.
Но
это
еще
вопрос,
н ацио на льное
ли
он
Блока.
По
свидете льст ву
Блока,
Есенин
на­
зывал
его
«западником» (VII, 313).
А
сам
не
поднимался
(до ­
пус тим,
потому,
что
был
еще
слишком
молод)
до
пуш к инск ой
бо жеств енно й
всеохватности,
оставаясь
вере н
исконному
кр е­
сть янск ому
мировосприятию.
А
крестьянское
и
национальное
далеко
не
одно
и
то
же.
Немало
недоразумений
прои сходи л о
из-
за
того,
что
русское
вследствие
ограниченности
кругозора
пута­
ли
с
деревенским,
подчас
отказывая
в
этом
звании
лучшим
тв о­
рениям
рос сий ск ой
инт ел лиген ции,
то
е сть
наиболее
ра финир о­
ван ным,
юве лир но
ог раненн ым
прояв ле ни ям
того
же
отечест­
венного
духа,
к
которым
по
праву
принадлежит
и
Пушкин
и
Блок
Ч
1 Горький писал о драме Есенина,
который
погиб,
так
и
не
су мев
«понять,
почувствовать
глубокое
и
всем
ходом
истории
об условлен­
ное
значение
того,
что
назы вает с я
«смычкой»
города
и
деревн и.
Трудно
лирикам
жить
во
время
эпическое,
в
героические
будни,
я
бы
ск аз а л»,— добавлял он и ставил в пример Михаила Исаковского,
который
«хорошо понял необходимость и неизбежность «с мыч к и»,
хорошо
видит
процесс
ее
и
прекрасно
чувствует
чудеса
будних
дней».
В
од ном
только
Горький
с
Ис ако вским
не
со гл аша лся,
крити­
куя
его
стро к и:
Я
потерял
крестьянские
права,
Но
навсегда
останусь
деревенским.
«Вот это последнее,— п ис а л
Горький,—я
думаю,
уже
невер но .
Михаил
Ис ако в ский
не
де р евен ский,
а
тот
новый
человек,
который
знает,
что
город
и
деревня
—
две
силы,
ко то рые
отдельно
одна
от
другой
сущес т­
вовать
не
могут,
и
знает,
что
для
них
пришла
пора
слиться
в
одну,
н еобо ри мую
тво рч еску ю
силу,—слиться
так
пл отн о,
как
до
сей
пор ы
силы
эти
нико гда
и
нигде
не
сливались». (М.
Горький.
Собрание
сочинений
в
т ридц ати
томах,
т.
24.
М.,
Г о сл ити зд ат, 1953, с. 310—312).
56


По
своему
происхождению
Блок
«нерусский»
не
более,
чем
велик ий
правнук
«арапа Петра Великого», знаменитого абис ­
синца
Абрама
Петровича
Ган ни бал а.
Существенной
роли
не
иг­
рает,
что
в
жи лах
его
бы ла
до ля
не
африканской,
а
«нордиче ­
ской»
крови:
по
преданию,
отдаленный
предок
Блока,
выхо д ец
из
Мекленбурга,
слу жил
врачом
у
царя
Алексея
Михайловича.
Подобн ые
«примеси»
—
при
уди вл яв ших
иностранцев
веротер­
пимости
и
ужив чивос т и
восточных
славян
—
дов ольн о
т ипич ны
для
многих
русских,
и
не
только
образованных
семей.
Еще
не
так
давно
от
людей,
хорошо
по мнивш их
старое
время,
мо жно
бы ло
услышать
ис пол ненны е
своеобразной
г ордост и
сл ова
о
прабабушке-эстонке
или
баб ушке-тата рке .
Удивительно,
но
факт.
Дон с кой
ли,
те р ский
или
куб анс кий
казак,
как
правило,
избегал
родс тв а
со
своими
же
православными,
но
«иногородни ­
ми»
русаками,
но
мог
примириться
с
чужеземной
полонянкой,
взятой
сын ом
в
жены,
и
охотн о
бр ат ался
с
отважным
кавказцем.
Русь
с
ее
бе с коне чными
просторами
многие
ве ка
бы ла
ареной
пер емещ ения
и
расселения
разноплеменных
ма сс
людей,
от­
крытой
культурным
веяниям
со
всех
стран
света,
и
не
замыка­
л ась
от
других
на родов
в
свою
национальную
скорлупу.
Нацио­
нализм
всегда
—
да же
в
те
вр емена,
когда
он
в
форме
вел ико ­
дер жавн ой
и деологи и
соз нател ь но
насаждался
царским
прави­
тельством,—
н еуютн о
чувствовал
себ я
в
русском
народе.
Не
в
эт ом
ли
одно
из
об ъяс нений
того,
что
нео хват но
мощный
ствол
ро сс ийско й
духовной
культуры
своей
разросшейся
корневой
си­
стемой
органически
с вязан
по
сути
со
всеми
основными
плодо­
но сн ыми
сло ями
культурной
почвы
человечества?
Мы
лю бим
всё
—
и
жар
холодных
числ,
И
дар
бо жес твенны х
видении,
Нам
вн ятно
всё
—
и
острый
галльский
смысл,
И
сумрачный
германский
гений...
Эти
строки
из
«Скифов»
звучат
как
образная
аттестация
при­
род но- ис тори че ской
пред р аспо ло женно сти
ру сс кого
человека
к
интернационализму,
как
художественная
характеристика
при­
мечательнейшей
черты
его
н ацион аль ног о
характера.
«Ненави­
де ть
инт ер нацио нал из м
—
не
знать
и
не
чуять
с илы
националь­
ной»,—
з апи сал
Б лок
в
д нев нике
5 января 1918 года (VII, 314).
Вс який
р аз,
когда
отзвучит
величественная
оратория
всена­
родного
торжества
в
честь
очередной
год овщ ины
О ктябр я,
на
память
вновь
и
вновь
приходят
другие
связанные
с
ней,
пусть
и
не
столь
громкие,
но
тоже
дорогие
нам
да ты.
Одна
из
них
уже
давно
время
от
вре м ени
всплывает
в
мо ем
сознании.
Ко н­
57


кретно
речь
иде т
о
появлении
19 января 1918 года в газете
«Знамя труда»
статьи
Бло ка
«Интеллигенция и Революция» .
Ну
что,
казалось
бы,
могла
означа ть
в
жизни
проф ес си о­
нального,
широкоизвестного
и
давно
пр изнанно го
литератора
еще
од на
публикация?
Однако
ставить
так
воп рос
о
названной
статье
не
только
бе згр амотн о,
но
и
бестактно.
«Интеллигенция
и
Ре волю ция », а ее Блок начал писать в последние дни 1917
года,
ес ть
зн аме ние
пов орот а,
и
поворота
ре шит ель ного ,
лучшей
ч асти
доре в олюци он ной
интел л иг енц ии
к
Советской
власти,
к
тесному
союзу
и
плодо тв орном у
сотрудничеству
с
победившим
пролетариатом.
Эта
ст атья
—
историческая
декларация
проле­
тарского
мироощущения
передовых,
социально
ответственных
деяте лей
умственного
труда,
не
говоря
уже
о
переломно-про­
гра м мном
значе нии
ее
в
творчестве,
во
всей
деятельности
само­
го
поэта.
«У буржуа,—
писал
Блок,—
почва
под
ног ами
определенная,
как
у
свиньи
—
навоз:
семья,
капитал,
служебное
положение,
орден,
ч ин,
бог
на
иконе,
царь
на
троне.
Вытащи
это
—
и
все
полетит
вверх
тормашками.
У
интеллигента,
как
он
всегд а
хвалился,
тако й
почвы
никог­
да
не
было.
Его
ценности
нев ещ еств енны.
Его
ца ря
можно
от­
нять
только
с
голов ой
вместе.
У менье,
знан ье,
методы,
навыки,
таланты
—
имущество
к оче вое
и
крылатое.
Мы
бездомны,
бе с-
с е мейны,
бе сч инны,
нищи,—
что
же
нам
терять?»(VI,18).
Сказано
категорично,
с
некоторым
психологическим
«пере­
ж и м ом», но зато недвусмысленно четко.
«Как он всегда хвалил­
ся»
ввернуто
не
случайно,
как
не
случайно
ни
одн о
слово
в
этой
ст ат ье.
Напо м инан ие
о
фрондерской
болтовне,
приз ва нно й
про­
демонстрировать
отли чие
интеллигента
от
буржуа,
звучит
здесь
ук ором .
Многие
из
ранее
похвалявшихся
своей
«беспочвенно ­
стью»
пове ли
себя
перед
лиц ом
рев олю ци онного
народа
как
заурядные
мещане.
Вопро с
«что же нам терять?» как бы наве ­
ян
заключительными
с лов ами
«Манифеста Коммунистической
пар т ии»: «Пусть господствующие классы содрогаются перед
Коммунистической
Революцией.
Пролетариям
нечего
в
ней
те­
рять,
к роме
своих
цепей.
Приобретут
же
они
весь
мир»L По­
следнее
не
натяжка,
ибо
это
произведение
классического
мар к­
сизма
Блоку
было
хорошо
известно.
«Манифест Маркса,—
под­
черкивал
он
в
статье
о
Рихарде
Вагн е ре ,— ...п ред став ляет
собою
новую
для
своего
времени
к ар тину
всей
и ст ории
человечества,
разъясняющую
исторический
см ысл
революции...» (VI, 22).
‘К.
Маркс
и
ф.
Эн гельс.
Сочинения,
т.
4, ç. 459»
58


Бл ок
отмечает,
что
т воре пие
Вагнера
«Искусство и Революция»
«связано с Марксом идейно,
жи зн енно », но не замалчивает раз­
личий
между
ними,
различий
между
«реальным политиком»
и
художником,
творение
которого
«смело обращено ко всему ум ­
ственному
пролетариату
Европы» (VI,22).
Многажды
случалось
так,
что
в
длительные
пе ри оды
эволю­
ционного
прозябания
общества
бок
о
бок
м огли
действовать,
на­
ходиться
в
спокойных
повседневных
служебных
и
житейски-
бы тов ых
отношениях,
да же
«водить дружбу»
совершенно
ра з­
ные
по
своим
фундаментальным
воззрениям
люди.
Иногда
эта
р азни ца
навсегда
ост авал ась
неосуществившейся
возможно­
стью,
ин огда
она
бывала
неясна
им
самим,
иногда
вызревала
лиш ь
постепенно
и
вд руг
прорывалась,
когда
перед
обществом
во
весь
рост
вставала
проблема:
дальше
жи ть
так
нево зм ожно —
как
жит ь
дальше?
Реш ение
проблемы
с
поз иций
т ого
или
дру ­
гого
из
основных
противоборствующих
классов,
с
противопо­
ложных
поз иций
сил
эксплуататорского
«порядка»
или
же
ре­
волюционной
демократии
был о
причин ой
многих
гражданских
коллизий:
по
разные
стороны
баррикады
оказывались
не
только
бывшие
друзья,
раскалывались
и
семьи,
брат
иногда
шел
на
брата,
ж ена,
ес ли
вспомнить
хрестоматийный
пример
—
тре-
невскую
Любовь
Яровую,—
бывала
вынуждена
дел ать
жесто­
кий
выбор
межд у
любовью
к
муж у
и
верностью
своему
на­
род у.
Ожид а ла
ли
Блока
подобная
же
участь?
Исходя
из
многих
обстоятельств
его
лич ной
и
творческой
био гра фии,
из
состава
его
ближайшего
ок руж ения ,
пожалуй,
скорее
можно
был о
бы
ответить:
нет .
И
это
«нет»
оказалось
бы
ис комой
истиной,
ес ли
бы
реч ь
шла
о
заурядной
личности,
то
ес ть
о
реш ении
арифме­
тической
или
как
максимум
алгебраической
з адач и.
Но
здесь
все
вышло
—
и
не
могло
не
выйт и
—
как
раз
наоборот.
Пережив­
ший
мистические
сны
юно ст и,
восторги
богемы
и
пьяные
мира­
жи
Блок,
к
счастью,
об ман ул
пр е дстав лен ия
мн огих.
Духовный
вождь
символистов,
первый
р усск ий
п оэт
начала
века,
не
д рог­
нув ,
встал
на
с торон у
большевиков.
Одна
лишь
парадоксаль­
ность
эт ого
решения
пр ид ает
его
личности
неповторимо
роман­
тический
и
трагический
ореол.
«Не много ли я взял на себя?
—
размышляет
поэт.—
Люба
(жена Блока
—
Любовь
Дм ит р иевна,
дочь
Д.
И.
Менд ел еева .—
Р.
К.), шутя,
гов ори т:
рикируйся.
Ж утко» (IX, 389).
Начались,
как
в
п одобны х
с луча ях
говаривал
М.
Е.
Салты­
ков-Щедрин,
всяческие
рылокошения
и
спиноо т во рач ив ани я.
«Звонил Есенин, —
записывает
Блок
22 января 1918 года, —
59


рассказывал
о
вчерашнем
«утре России»
в
Тенишевском
зале.
Гиз ет ти
(литературный критик.—
Р.
К.)
и
то лпа
кричали
по
адресу
е го,
А.
Белого
и
мое м у: «изменники».
Не
подают
руки.
Кадеты
и
Мережковские
злятся
на
меня
страшно.
Статья
«иск­
ренняя», но «нельзя»
п рос ти ть» (IX, 385).
И
тут
же
—
как
открытие!
—
безошибочный
полемический
выпад
п оэт а: «Господа,
вы
никогда
не
знали
России
и
никогда
ее
не
любили!»
И
кр уп ная
приписка
кр асны м
ка р анда шо м: «Правда глаза
коле т».
Это
уже
была
бор ьба ,
и
Блок
проявил
себя
неплохим
бой­
цо м.
По эт
написал
«жутко»
пе
потому,
что
его
см ут ила
или
за­
ставила
усомниться
в
правил ьно ст и
р еш ения
реакция
иных
бы вших
друзей.
Нет,
так
вопрос
не
стоял.
Источник
испыт ы вае­
мо го
Блоком
чу вст ва
был
другого
толка.
Он
п рои сход ил
из
э мо­
циона ль но
окрашенного
осознания
езятой
им
на
себя
историче­
с кой
ответственности,
огромная
мера
которой
ему,
человеку,
до
недавнего
вр ем ени
весьма
далекому
от
полит ики,
не
искушен­
но му
в
р е шении
проблем,
связанных
с
судьбами
сотен
тысяч
и
миллионов,
представлялась
особенно
не прив ычной.
Было
отчего
испытывать
«жуть»
этой
в
высшей
ст епени
самокритичной
на­
туре.
Ключевая
фраза
тут: «Не много ли я взял на себя?» Ее
можно
прочесть
и
так:
а
достоин
ли
я?
Из
за меча тельн ых
качеств
личности
Блока,
к ото рые
об ъяс­
няют
нам
его
поведение,
хот ел ось
бы
(естественно,
не
без
опа ­
сения
навлечь
на
себя
упреки
в
сх е матизац ии)
на зва ть
зд есь
таки е.
Во-первых,
органическое
осв ое ние
высших
до ст иже ний
оте­
чественной
и
ми ров ой
культуры
в
самом
ши ро ком
см ысл е,
ощу ­
щение
себ я
в
ми ре
вы сокого
искусства
п рош лого
и
настоящего
как
в
родн ой
стихии
и,
к оне чно
же,
то,
что
называют
э ру дици­
ей,
освещенное
изн утр и
ун и кальны м
проникновением
в
самую
су ть
ду хов ного
творчества.
Пис ать
об
этом
можно
много,
но
я
ог рани чу сь
од ним
примером.
Поразительны
очерки
«Молнии искусства»
из
незакончен­
ной
книги
ита льянс ких
вп еч атл ений.
Они
передают
почт и
фи­
зическое
ощущение
тог о,
что
подземный
ш орох
истории,
п ро­
шумевшей
и
невозвратимой,
быть
может,
ближе,
прикровеннее
приезжему
чужеземному
поэту,
чем
большинству
уроженцев
эт ой
земли.
Поэт
пр о ниц ател ьно
вс матр ив аетс я
в
повседнев­
но сть*
современного
ему
буржуазного
общества
и
с
болью
кон­
статирует
его
кричащую
отчужденность
не
только
от
культур-
60


пых
слое в
античности,
но
и
от
наследия
эп охи
Возрождения.
Особенно
отчетливо
это
выражено
в
стихотворении
«Флорен­
ция»
из
цикла
«Итальянские стихи»:
Хрипят
твои
автомобили,
Т вои
уродливы
до ма,
Всеевропейской
желтой
пыл и
Ты
предала
с ебя
с ама!
Звенят
в
пыли
велосипеды
Та м,
где
святой
монах
с о жжен,
Где
Леонардо
с умрак
ведал,
Беато
снился
синий
со н!
Ты
пышных
Мё ди чей
тр е во жишь,
Ты
топчешь
лилии
свои,
Но
во скр есить
себя
не
мож ешь
В
пы ли
т орг овой
тол чеи !
Во- в торы х,
хрустальная
душевная
чистота,
бе зуп речн ая
в ну тренн яя
честность,
чуждость
и
н еп риятие
ка кой
бы
то
ни
бы ло
фа л ьши,
нравственная
цель ност ь
и
верность
с амому
себе ,
на чин ая
от
бесконечной
—
к
с ожа ле нию,
без
такого
же
ответ­
ного
чувства
—
любви
к
ж ене
и
кончая
от нош ение м
к
своему
п исат ел ьск ому
ре ме слу.
В
условиях
свир епст ву ющ ей
реакции,
писал
Блок
в
1907 году, «почти не видишь
вокруг
себя
на­
стоящих
людей,
хотя
и
вер ишь ,
что
в
каждом
встречном
ес ть
запуганная
душа,
котора я
могла
бы
ста ть
очевидной
для
в сех,
если
бы
захотела.
Но
лю ди
не
хотят
бы ть
очевидными
и
при­
творяются,
что
им
есть
еще
что
терять .
Это
так
понятно
у
тех ,
для
ког о
цепи
всяких
отношений
еще
не
совсем
перержавели,
чье
сознание
еще
смутно.
Но
это
преступно
у
тех,
кто ,
родив­
шис ь
в
глухую
н очь,
увидал
над
собою
го лубое
сия ние
одной
звезды
и
всю
жизнь
простирал
руки
к
ней
одной...» (V,209).
Уже
к
тому
вре м ени
«цепи»
поэт а
перержавели.
И
он
не
стес­
нялся
быть
для
иных
своих
современников
не при ятны м
нед ор а­
зумением,
никому
в
ми ре
не
старался
угождать,
ибо,
пользу­
ясь
его
же
словами,
ничему
в
мире,
кр оме
увиденной
им
звез­
ды,
не
бы ла
предана
его
душа.
В-третьих,
д ом инирую щий
над о
всем
патриотизм,
беспре­
дел ьн ое
чувство
Родины,
России,
о
которой
ос обе нно
неж но
на­
до
заботиться
в
«безвременье», «в эпоху распахнувшихся на
пло щад ь
дверей,
от пыл авш их
оч агов ,
потухших
окон» (V,71).
Как
Р осси я,
так
и
мы
—
эти
слова
б ыли
у д ивител ьно
ест ест ­
венны
в
устах
Блока,
оказавшегося
гот овы м
о тр ешить ся
от
соб­
61


ственного
очага
и
всецело
о тда ться
во
власть
вьюги
гражданст­
венности.
Д.
С.
Мережковский
в
св язи
с
этим
уличал
его
в
са­
т ани нской
гордыне,
выразив
тем
самым,
как
потом
сетовал
Бл ок, «ужасно презрительное и предвзятое отношение к делу» .
Е сть
тако й
сорт
людей ,
которые,
ис клю чая
в ысо кое
из
своей
собственной
бы тов ой
повседневности,
делают
то
же
и
по
отно­
шен ию
ко
всем
остальным.
Отечестволюбие
они
считают
ри то­
рик ой
и
его
проя влен ия
п ытаютс я
так
или
инач е
расчленять
и
низводить
до
уровня
ремесленно-цеховых,
гр упповы х,
а
то
и
просто
житейски-потребительских
интересов.
Не
может
быть,
говорят
о ни,
чтоб ы
имярек
и схо дил
лиш ь
из
соображений
общей
пользы
или
из
идеальных
побуждений,
что-то
тут
не
то,
для
чего-то
это
ему
н адо,
но
вот
для
ч ег о?..
Впрочем,
Бл ок
т огда,
в
1910 году,
не
винил
ни
в
чем
Ме­
режковского
и
пробовал
объяснить
его
ругань
общим и
тяжелы­
ми
условиями
русской
культуры,
когда
«всякий только смотрит
и
ищет,
как
бы
ему
ко го- ни будь
обругать,
прит ом ,—
чем
бли же
человек,
тем
язвительней
и
беспощадней» (V,442).
Надо
было
пережить
целых
семь
лет
(и каких!) и,
само е
глав н ое,
нащ у­
пат ь
рок ов ую
разделительную
черту,
неумолимый
классовый
водораздел,
ч тобы
бр осить
безошибочно
беспощадную
фразу,
кот ору ю
мы
уже
ц ит ир ов али: «Господа,
вы
ник огд а
не
знали
России
и
никогда
ее
не
любили!»1
«Чем больше чувствуешь связь с родиной,—
писал
Блок
в
незаконченном
ответе
Мережковскому,—
тем
реальнее
и
охот­
ней
пре дстав ляе шь
ее
себе,
как
жив ой
о рга ни зм...
Родина
—
это
огромное,
ро дно е,
дышащее
существо,
подоб­
ное
человеку,
но
бесконечно
более
уютное,
ласковое,
беспо мо щ­
но е,
чем
отдельный
ч ел ове к...
Род ина
—
древнее,
бесконечно
др е внее
существо,
большое,
потому
неповоротливое,
и
самому
ему
не
счесть
никогда
сво их
с ил,
своих
мыш ц,
своих
возможностей,
так
они
р ассеяны
по
ма­
т уш к е-з емле» (V, 443).
1 «Даже у такого утонченного поэта,
как
Блок,—
от м ечал
не
весь­
ма
ж а лова вший
Александра
Александровича
А.
В.
Луначарский,—
то­
же
име ют ся
ино гда
ка кие -то
ноты,
которые
еще
до
революции
1917 года
ка к-то
подземно
связывают
его
с
судьбами
бедноты.
Так
что,
жив я
в
одн ой
стр ан е,
люди,
раз уме ет ся,
группировались
не
с
тако й
абсолютно­
ст ью
в
разные
ла гер и.
Из вестн ое
внутреннее
соединение
э тих
сосудов
было,
но,
в
общем,
это
не
мешает
тому,
чтобы
сразу
мы
условились,
что
з десь
две
реки,
два
водораздела,
хот я
кое-где
и
спаявшихся
св оими
пр и­
токами» (А.
В.
Луначарский.
Очерки
по
истории
русской
ли тер а­
ту ры.
М., «Художественная литература», 1976, с.
434).
62


Блоковский
обра з
России,
блок овс кое
ощущение
родины
очень
характерно
русские,
ос но ванные
на
глу боко
прочувство­
ванном
знании
ист ори и
страны
и
истории
ее
ду ха.
П оэ т-пет ер­
буржец,
выходец
из
образованнейшего
род а
не
ведает
област­
нических
или
же
салонных
предпочтений,
а
тем
бо лее
противо­
поставлений.
Ему
равно
дороги
и
подновгородские
л есные
топ и
и
ковыльные
д али
ю жных
степей.
Воспр ият ие
им
родины
мо ж­
но
на зв ать
по-настоящему
куль т урны м
в
лучшем
смысле
сл ова.
В
нем
нет
ни
грана
какого
бы
то
ни
был о
местнического
чв ан­
ства
и
тем
более
на цио нали зм а.
Именно
такое
восприятие
зем­
ли
отц ов
достойно
великого
народа
и
оно
сродни
государст­
венному
мышлению.
Насколько
оно
по
типу
своему
выше ,
напр име р,
педантского
взгляда
Н.
Бердяева,
который
увидел
в
и ст ории
«пять разных Россий:
Россию
киевскую,
Россию
т атар ск ого
периода,
Рос сию
московскую,
Россию
п ет­
ровскую,
императорскую
и,
нако нец,
новую
советскую
Рос­
с ию»
Ч
Род ина
—
живо й
орг ани зм...
Это
ощущение
не
только
бл о­
ковское.
Россию
растущую,
Россию
в
движении,
Россию,
ус т­
ремленную
вперед,
с
восторгом
и
тревогой
в оспевал и
все
вели­
кие
русские
писатели.
Пушкин
не
только
по
в ысо чайш ему
повелению
брался
писат ь
две
истории
—
Петра
и
Пугачева.
На­
чал о
интеллектуальное,
культурно-преобразовательное,
пред ­
ставленное
Петром
в
деспотически-варварской
форме,
и
нача­
ло
глубинно-народное,
не
находившее,
однако,
не с тих ийног о,
н еб унта рско го,
неразрушительного
выхо да ,
но
су л ящее
не­
виданное
тв орчес ко е
об нов лен ие
и
облагораживание
ро дно го
кр ая
в
будущем,—
все
это
бы ла
Россия
в
ее
трагическом
р аз­
двоении,
о
п реод олен ии
к оторого
мучительно
размышлял
и
Блок.
«Куда ты скачешь,
горд ый
конь,
И
где
опустишь
ты
копы­
та?» —
во про шал
Пушкин
Мед ног о
в садник а.
У
Гоголя
это
уже
вопрос,
обращенный
к
летящей
тройке:
«Русь,
ку да
ж
несешься
ты?
дай
ответ.
Не
да ет
ответа.
Чудным
зво ном
заливается
колокольчик;
гремит
и
стан о витс я
ветром
разорванный
в
куски
в оз дух;
л етит
мимо
в се,
что
ни
ес ть
на
земли...»
К
этому
образу
не
о дин
раз
обращался
Блок.
Проро­
ческие
в иден ия
и
мр ач ные
стр анност и
Гоголя
во обще
произво­
дил и
на
н его
какое-то
магическое
впечатление.
В
них
вид елся
ему
ши фр
к
та йнопис и
грядущего.
«Гоголь и многие русские
’Николай
Б ердя ев.
Истоки
и
см ысл
русск ог о
коммунизма.
П ари ж, YMCA-PRESS, с .
7.
63


писатели
любили
представлять
себе
Россию
как
в оп лощен ие
ти­
ши ны
и
сн а;
но
эт от
сон
кон чается;
тишина
см еняе тся
отд а­
ленным
и
возрастающим
гулом ,
непохожим
на
смешанный
го­
р одс кой
гул » (V, 327).
Это
из
статьи
«Народ и интеллигенция»
1908 года.
Не
ес ть
ли
этот
все
бол ее
слыш и мый
гул
тот
самый
«чудный звон»
колокольчика
Руси-тройки?
—
спр аш ивал
Блок.
По сле
революции
1905 года об этом задумывалась вся мысля­
щая
Россия
и
терзалась
пред ч ув ствия ми.
«В полете на воссоединение с целым,
в
музыке
мирового
оркестра,
в
звоне
струн
и
бубенцов,
в
свисте
ветра,
в
визге
скри по к
—
род илос ь
дитя
Гоголя,—
писал
Блок
в
1909 году.—
Этого
р еб енка
назвал
он
Россией.
Она
гл ядит
на
нас
из
синей
бездны
бу дуще го
и
зовет
туда.
Во
что
она
вырастет,—
не
зн а­
ем;
как
н азо вем
ее,—
не
зна е м» (V, 379).
Есть
в
блоко в ской
пьесе
«Песня Судьбы» (1907—1908),
полной
см у тных
п ророч ес тв
и
невнятных
пр изыв ов,
образ
обо ­
жаемой
толпой
пе вицы
Фаины.
Он,
как
и
другие
образы
пьесы,
многозначен,
и
одно
из
возможных
его
отождествлений
—
это
родина,
ждущая
и
зов ущ ая
бур ю
и
с олнц е,
что
ра зве яли
бы
светлым
ветром
туманы
и
кружащее
над
ней
черное
воронье.
Фаина
и
Герман
говорят
между
собой
на
о бычн ом
языке
вл юб­
ленных,
но
совсем
не
тот
смысл
угадывается
в
их
речах.
Вот
Герман
объясняет
Другу
мотивы
своего
ухода
из
тихой
бел ой
обители,
от
продолжающей
его
ве рно
ждать
ангелоподоб­
ной
Елены,
от
б ез ысход ного
счастья,
и
мы
видим,
что
дело
тут
не
в
по иск ах
новой
во злюблен н ой ...
«Все,
что
было,
вс е,
что
бу­
дет,—
обступило
меня:
точн о
эти
дни
живу
я
жиз нью
всех
вре­
ме н,
ж иву
му ками
м оей
род ин ы.
Помню
страшный
де нь
Кули­
ковской
битв ы. —
Кня зь
в стал
с
дружиной
на
холме,
земля
др о­
жал а
от
скр ипа
татарских
т елег,
ор линый
клекот
грозил
невз­
годой.
Потом
поползла
з ловещ ая
н очь,
и
Неп ряд ва
убралась
туманом,
как
невеста
фатой.
Князь
и
воевода
ст али
под
холмом
и
слушали
землю:
лебеди
и
гуси
мятеж но
п леск ались ,
рыдала
вдовица,
мать
билась
о
стремя
сына.
Только
над
русским
ст а­
ном
стояла
ти шин а,
и
полыхала
д алекая
зарница.
Но
ветер
угнал
туман,
н астал о
вот
такое
же
осеннее
ут ро,
и
так
же,
я
помню,
п ахло
га рью.
И
двинулся
с
холма
сияющий
княжеский
стяг.
Когда
первые
па ли
мертвыми
чернец
и
татарин,
рати
сшиблись,
и
весь
де нь
дрались,
резались,
гр ызл ись ...
А
свежее
войско
весь
д ень
должно
было
сидеть
в
засад е,
тольк о
смотреть,
и
плакать,
и
рва тьс я
в
би тв у...
И
воевода
повто ря л,
остерегая:
р ано
еще,
пе
настал
наш
час.—
Господи!
Я
знаю,
как
всякий
воин
в
той
засадн о й
р ати,
как
просит
сердце
раб оты ,
и
как
ра-
64


по
ещ е,
ра н о!..
Но
вот
оно
—
утро!
Опя ть
—
тор жест вен н ая
му­
зыка
солнца,
как
военные
тр убы,
как
дал екая
битва...
а
я
—
здес ь,
как
в оин
в
з асаде,
не
смею
биться,
не
зна ю,
что
де лать ,
не
д ол жен,
не
настал
мой
час!
—
Вот
за чем
я
не
сп лю
ночей:
я
жду
всем
сердцем
того,
кто
придет
и
ска же т: «Пробил твой час!
По р а!» (IV, 148—149).
Фаина,
зовущая
тог о
статного,
русого,
с
ди вным и
серыми
очами,
к отор ый
ее
ос в ободит ,—
это
не
обычная
невест а,
а
при­
з ва ние,
смыс л
которого
вот-вот
ста нет
ясен
Герману,
и
тогда,
разорвав
завесу
вековых
российских
будней,
н аст упит
прозре­
ние .
Бл ок
точно
знает,
что
оно
насту пит
с коро,
но
не
знает,
что
за
прозрение
это
будет.
Поэтому
встреча
Фаины
и
Германа
п ре­
ждевременна.
Фаина
ничем
не
связана,
у
нее
ни
дома,
ни
р од­
н ых,
ни
бл изких
ник огд а
не
был о.
Л
Герман
лишь
сейч ас
осо­
знал,
что
избавлен
от
иску сс твенн ы х
уз,
что
путь
св об оден
и
что
здесь
только
и
начинается
долг,
но
он
не
накопил
еще
внут­
р енней
с илы,
чтоб ы
н апол нить
дол г
достойным
сод ер жанием .
И
ему
с лед ует
п ока
ра сс татьс я
с
Фа иной,
с
тем
чт обы
потом
со­
единиться
с
ней
вновь
навсегда.
Проводя
ана логи ю
меж ду
об разом
Фа ины
(кстати,
по-гре­
чески
это
имя
означает
«сияющая») и образом Родины,
я
вспо­
минаю
по зд не йший
ци кл
стихотворений
«Родина», один из вы ­
сочайших
пиков
патриотической
русской
по эзии,
как
кажет ся,
недостаточно
читаемый
и
п оч итаем ый
по
сию
п ору.
Так
вот,
там
не
тол ько
присутствуют
и
развиваются
все
темы
м он олога
Гер мана
о
Куликовской
битве,
но
и
есть
удивительное
объеди­
нение
образа
от чи зны
и
женщины,
в
чем-то
напо мин ающ ее
на­
ст ро ения
«Слова о полку Игореве»:
О,
Русь
моя!
Же на
моя!
До
боли
Нам
я сен
долгий
путь!
И
еще
одно,
собс тв енн о
то,
что
делает
Бл ока
продолжением
линии
Пушкин
—
Гоголь,
Медный
в садн ик
—
птица-тройка:
его ,
блоковская,
аллегория
исторического
д виже ния
России:
И
вечный
бой !
Пок ой
нам
только
снится
Сквозь
кровь
и
пыл ь. ..
Л етит,
летит
ст епн ая
кобылица
И
мне т
ковыль...
Знаменательно,
что
поэт
обратился
к
т еме
поля
Куликова
в
канун
велик о й
череды
русских
ре в олюци й.
В
бурной
современ­
ности
узнает
он
новое
«начало высоких и мятежных дней»
и
по-
3 В мире Блока
63


своему
выстраивает
в
оди н
ряд
рубежные
ве хи
отече ств е нн ой
истории,
не
сл у чайно
делая
упо р
прежде
вс его
на
победе
рати
Дм итрия
Ивановича,
Андрея
и
Дми трия
О льгерд ов иче й,
ины­
ми
с лова ми,
на
вст у пл ении
национально-освободительной
бор ьбы
русского
народа
в
с вою
завершающую
фазу,
означав­
шую
начало
нацио нал ьно го
во зр о ждения.
В
эт ой
св язи
неволь­
но
обращает
на
себя
вн имани е
тако е
совпадение:
в
нынешнем,
1980 году,
ко гда
будет
от ме чать ся
100-летие
со
дня
ро жде ния
А.
А.
Блока,
ис пол няе тся
такж е
600 лет Куликовской битвы и
500 лет неудачной военной вылазки Ахмед -х ана
на
рек е
Уг­
ре
—
свидетельства
окончательного
падения
золотоордынского
ига .
Трудно
п ерео ценит ь
вд о хновл яю щий
по те нциа л,
кото­
рый
нес ут
в
с ебе
эти
юбиле и
с
точки
зрения
их
воздействия
на
патриотическое
и
инт ер нацио налист ск о е
сознание,
и
с
этим
пот енциало м
на до
по-хозяйски
умел о,
бережно
и
чутко
обо й­
тись.
И,
наконец,
в-четвертых,
уникальная
художническая
интуи­
ци я,
ко тору ю
можно,
пожалуй,
сравнить
только
с
пушкинской.
Это
она
поставила
перед
поэтом,
казалось
бы,
н елеп ый
для
с им­
в оли ста
вопрос
пользы
художественных
про изве д е ний,
ина че
говоря,
прибавила
к
его
ве чной
заботе
о
форме
и
содержании
забо ту
о
долге.
«В сознании долга,
великой
ответственности
и
связ и
с
народом
и
обществом,
к оторое
произвело
его,—
утв ерж ­
дает
поэт,—
художник
нахо ди т
силу
ритмически
и дти
ед и нст­
венно
необходимым
путем.
Это
—
самый
опас ный,
самый
узкий,
но
и
сам ый
прямой
п уть» (V, 238).
Долг,
по
Б локу,
есть
путе­
водный
ритм
нашей
жизни.
Н астоящи й
писат ел ь,
считал
он,
должен
обладать
ч увств ом
пути,
это
его
первый
и
главный
при­
знак.
Тем
самым
определяется
и
его
внутренний
«такт», рит­
мическая
окраска
его
деятельности.
«Всего опаснее
—
утрата
этого
ритма.
Н еуст анно е
н апря же ние
вн утр еннего
слуха,
при ­
слушиванье
как
бы
к
отдаленной
музыке
есть
непременное
ус­
ло вие
писат ель ск о го
бытия.
Только
сл ыша
музы ку
отд ал ен ного
«оркестра» (который и есть « ми ро в ой
оркес тр»
души
наро д но й),
мо жно
позволить
себе
легкую
«игру» (V, 370—371).
О
«музыке», «музыкальности», «мировом оркестре»
в
бло­
ковском
словоупотреблении
нельзя
не
сказать
особо.
Эти
тер ­
ми ны
у
нег о
п оявляю тся
очень
часто,
и
они
значат
неизмеримо
больш е,
чем
п рос тое
зву чан ие
известных
вс ем
инструментов.
«Музыка», без всякого преувеличения,
возведена
поэтом
в
ранг
философско-исторической
категории.
С
одной
стороны,
она
срод ни
понятию
универсального
закона
бы тия
во о бще,
социаль­
ного
бы тия
в
частности,
м ожет
бы ть,
том у,
что
д ре вние
греки


называли
«логосом».
С
другой
с торон ы,
музы ка
у
поэта
озн а ча­
ет
гармонию,
гармоническое
начало
в
природе,
общественной
жиз ни,
в
движении
че лове че ск ого
духа.
Далее,
это,
по
Блоку,
полифония
народной
ду ши,
то
е сть
по этич еск ий
способ
выр а­
жения
той
и стины,
что
реальное
историческое
действие
есть
действие
б ольши х
люд с ких
массивов.
Нако нец,
му зыка
сродни
категории
меры,
и
музыкальность
есть
знак,
кри тери й
право­
мерности,
законности,
оправданности,
моральности
и
т.
п.
дан­
ного
соц иа л ьного
явления.
А
это
зн ачит,
что
она
тут
т акже
ка­
тегория
нравственная,
оценочно-ориентирующая,
позв ол яющ ая
положительно
относиться
ли шь
к
«музыкальным»
поступкам
и
требующая
совершать
только
их.
Б лок
о пять -таки
о бр ащ ается
к
мысли
Гоголя,
который
ск еп­
тически
оценивал
состояние
современных
ему
искусств.
Ср авни ­
вая
м ежду
собой
скульптуру,
жи воп ись
и
музыку
—
этих
трех
прекрасных
цариц
мир а,
он
у тве рж дал,
что
и менно
музыка
«ос ­
талась
на м,
когда
оставили
нас
и
скульптура,
и
жив опись ,
и
зодч ест во .
Нико гд а
не
жаждали
мы
так
порывов,
воздвигающих
дух,—
писал
Гоголь,—
как
в
н ынешн ее
время,
когда
на ступ ает
на
нас
и
давит
вся
дро бь
прих о тей
и
наслаждений,
над
выдум­
ками
к отор ых
ломает
голов у
наш
XIX век .
Все
составляет
заго­
вор
против
н ас;
вся
эта
с облаз нит ельна я
цепь
утонченных
изо ­
бретений
р оскош и
силь нее
и
сильнее
порывается
заглушить
и
усыпить
н аши
чувства.
Мы
жаждем
спаст и
н ашу
бед ную
душу,
убежать
от
эт их
страшных
обольстителей
и
—
бросились
в
му­
з ык у...
Но
е сли
и
музы ка
нас
ос тав ит,—
спраш ива л
«украинский
с олов ей»,—
что
будет
тогда
с
наши м
миром?»1
«Нет,
музы ка
нас
не
п о ки нет»,—
от веч ает
Блок
(V, 379).
Предчувствия
не
обманули
поэта,
и
судьба
вознаградила
его
зрелищем
то го,
как
п оток,
у ше дший
было
в
землю
и
протекав­
ший
там
бесшумно
в
г луб ине
и
ть ме,
опять
вырва лс я
н ар ужу.
В
октябре
1917 года Блок услышал музыку,
чьи
едва
у ло вимые
отдельные
н оты
не
давали
покоя
его
совести,
а
теперь
слились
в о едино
и,
многократ
усил ив шись ,
п отрясал и
ц елые
народы
сво­
им
богатырским
с им фониче с ким
ревом.
«Дело художника,
обязанность
художника,—
ч итаем
мы
в
«Интеллигенции и Революции»,—
видеть
то,
что
задумано,
сл у­
ша ть
ту
музыку,
которой
гремит
«разорванный ветром воздух» .
Что
же
задумано?
П еред ела ть
все.
Устроить
та к,
чт обы
все
стало
новым;
ч тобы
1Н.
В.
Гоголь.
Собрание
сочинении
в
семи
томах,
т.
6.
М ., «Худо­
жественная
литер ату р а», 1973, с.
26—27.
3*
6?


лж и вая,
грязная,
с кучн ая,
бе зоб разная
на ша
жиз нь
стала
спра­
ведливой,
чист ой,
веселой
и
прекрасной
жиз нью .
Когда
такие
замыслы,
искони
таящиеся
в
человеческой
ду­
ше,
в
ду ше
народной,
разрывают
сковывавшие
их
пут ы
и
бр о­
саются
бу рным
п отоком,
доламывая
пл от ины,
обсыпая
лишние
куски
берегов,—
это
называется
революцией.
Меньшее,
боле е
умеренное,
более
низменное
—
называется
мятежом,
бунтом,
пе­
ре в орото м.
Но
это
называется
ре волю цией.
Она
сродн и
природ е.
Горе
тем,
кто
думает
найт и
в
револю­
ции
ис пол нени е
только
св оих
мечтаний,
как
бы
высоки
и
бла­
гор одн ы
они
ни
были.
Рев олю ци я,
как
грозов ой
вихрь,
как
сн еж­
ный
буран,
всегд а
несет
нов ое
и
неожиданное;
она
же ст око
о б м анывает
мн огих ;
она
легко
кал ечи т
в
своем
водовороте
до­
с тойн ого;
она
часто
выносит
на
су шу
невредимыми
н едос той­
ных;
но
—
это
ее
частности,
это
не
меняет
ни
общего
направ­
лени я
потока,
ни
того
грозн ого
и
о глу шите льно го
гула,
ко­
торый
и здает
поток.
Гул
этот
все
равно
всегда
—
о
великом»
(VI, 12).
Начало
1918 года,
когда
на пи саны
эти
ст роки ,
бы ло
для
Бло­
ка
чем-то
вроде
б олд инс кой
осен и
для
Пу шкин а,
вероятно,
для
Бл ока
еще
зн ачител ь нее.
В
янва ре
созд аны
«Интеллигенция и
Рев ол юц ия », «Двенадцать», «Скифы»
—
произведения
итоговые
для
всей
творческой
биографии
поэта,
про гра ммно -м ирово зз ре н­
ческие.
О ни,
как
выпавшие
в
жизненном
растворе
благородные
кристаллы
зрелых
раздумий,
органически
соединяют
от еч ест­
венную
классику
доре в олюци он ной
поры
с
ее
продолжением
в
советское
вре мя
и
знаменуют
безоглядное
п ревр ащ ение
Блока
в
человека
нового
мира .
Для
меня,
наприм ер ,
при
первом
чтении
не объ яс нимо
бы ло,
почему
Бл ок
им енно
в
э тот
пе риод ,
весной
1918 года,
пишет
очерк
«Катилина», очевидно,
искусственно
представляя
своего
г ероя
«революционером»
и
да же
р имс ким
«большевиком» .
Мно­
гие
обстоятельства
и
детали
заговора
Катилины
(I век до новой
эр ы ), о котором нам известно лишь из свидетельств его про­
тивников,
как
и
це ли
его,
так
и
не
буд ут
когда-либо
установле­
ны.
О
многом
можно
до г ады вать ся,
по
сути
дела,
на
любой
ла д,
но
Блок
и
не
претендует
на
историческую
дос тов ерн ос ть.
Сво­
ими
смелыми
сопоставлениями
и
об общ ени ями
он
р аз венч ивает
авторитет
д о гмат иче ских
к о нцепций,
принятых
в
среде
фи лоло­
гов,
н амер енно
шокирует
их.
Зач ем
все-таки
п оэт
взялся
за
эту
тему?
На
мой
взгляд,
прежде
всего
потом у,
что
он
на
шко льн ом
историко-литературном
примере
ре шил
осветить
н екот орые
68


стороны
современности
и
кое
в
чем
объя сн итьс я
лич но.
Заговор
Кат ил ины
для
не го
выражение
общего
неблагополучия
в
р им­
ском
обществе,
раннее
предвестие
гибели
язы ч еско го
с та рого
мира,
нарождения
н ово го,
христианского,
первый
порыв
исто­
рического
ветра.
Отсюда
пр ямая
ан ало гия
с
моментом,
который
пе ре жи вала
Рос с ия,
который
для
Блока
озна чал
начало
н овой
эр ы.
«Ветер,—
по
его
словам,—
поднимается
не
по
воле
отдель­
ных
лю дей;
отдельные
люди
чуют
и
как
бы
только
соб ира ют
его:
одни
дышат
этим
ве тром ,
живут
и
действуют,
надышавшись
им;
другие
бросаются
в
этот
ветер,
подхватываются
им,
живут
и
действуют,
несомые
ветром» (VI,70).
Кат илину
Блок
отно­
сил
ко
вторым.
Сравнение
с
его
собственной
суд ьбой
напр а ши­
вается
само
собой.
По эт
не
мог
причислить
себ я
к
тем,
кто
ды­
шал
ветром
русской
революции,
жил
и
действовал,
надышав­
шись
им, —
он
не
был
«реальным политиком», марксистом.
Он
пришел
к
пролетариату,
к
со циализ му
не
от
научно
сформули­
ро ва нной
классовой
точк и
зр ен ия,
а
от
кул ьтур ы
в
самом
ши­
роком
смысле
слова,
от
сво его
гениаль ног о
ар тистизм а .
Поэтому
ему
оставалось
только
броситься
в
ветер
Октябр я,
исп ы тать
восторг
и
«жуть», быть подхваченным этим ветром,
вслуш а тьс я
в
то,
о
чем
он
ревет,
и
п ер едать
св ое
переживание
современни­
кам
и
потомкам.
Ст раш но,
слад ко ,
н еиз бежно ,
над о
Мне
—
бросаться
в
многопенный
вал,
Вам
—
зеленоглазою
наядой
Петь,
п лескат ься
у
и рлан дск их
скал .
Высоко
—
над
нами
—
над
волнами,—
Как
заря
над
ч ер ными
скалами
—
Веет
знамя
—
Интер наць о нал!
Так
писал
Бл ок
о
сделанном
выборе.
«Зеленоглазою ная­
д ой»
он
наз ыв ает
здесь
3.
Н.
Гипп иу с,
которая
с
нескрываемой
ненавистью
отн оси лас ь
к
поэту
п осле
появления
«Двенадцати» .
Сти хот во ре ние
представляет
собой
ответ
на
пр исланну ю
ею
книжку
«Последние стихи», в которой выражалось отрицатель­
ное
отн ошен ие
к
Октябрьской
революции.
Объясняясь
с
Ги п­
пиус
в
проз е
(письмо это осталось неотправленным), Блок при­
знает ся,
что
«нас разделил не только 1917 год,
но
даже
1905- й,
к огда
я
еще
ма ло
видел
и
ма ло
сознавал
в
жизни.
Мы
в стр еча­
лись
лучше
всего
во
времена
самой
глухой
ре акц ии,
когда
дре­
ма ло
глав н ое
и
просыпалось
второстепенное.
Во
мне
не
и зме­
н илось
ничего
(это моя трагедия,
как
и
В аш а), но только рядом
с
второстепенным
проснулось
г ла вно е...
69


В
паш их
отношениях,—
продолжает
поэт,—
всегда
бы ло
за­
малчиванье
че го- то;
у зел
этого
замалчивания
за вязыва лся
все
туж е,
но
это
был о
естественно
и
тр удно ,
как
все
кругом
было
трудно,
потому
что
все
узлы
б ыли
за тя нуты
туго
ост ав а лось
только
рубить.
В ели кий
О ктяб рь
их
и
разрубил.
Это
не
знач ит ,
что
жизнь
не
напутает
сейч ас
же
но вых
узлов;
она
их
уже
н апу ты вает,
только
это
будут
уже
не
те
узлы,
а
другие.
Не
знаю
(или
—
з наю), почему Вы не увидели октябрьского
в ели чия
за
октябрьскими
гр имасам и,
которых
был о
очень
ма­
ло
—
могло
быть
во
мно го
раз
бо ль ш е» (VII, 335—336).
Разбирая
спус тя
длительный
пе риод
то
или
д ругое
я вле ние
в
развитии
культуры ,
исслед о ват ел и
да
и
вообще
интересующи­
еся
неред к о
не д оо ценива ют
од ну
«подколодную»
оп ас нос ть.
Она
заключается
в
том,
что
мы,
дети
д ругого
времени,
воспри­
нимаем
не
вс ю,
а
как
бы
провеянную
событиями
и
просеянную
ист орией
культурную
ж изнь
п рошлого .
До
нас
подчас
доход ят
о дни
лишь
произведения,
а
не
духовная
атмосфера,
в
которой
они
создавались,
образы,
а
не
реальные
п рото типы ,
их
эстети­
ческое
воздействие,
а
не
пер во началь но е
с оц иал ьное
п р едн азна­
че ние
и
т.
д.
Храмовая
архитектура
Древней
Руси
изумительна.
Бл агор одст во
фор м
и
у стр емл енност ь
ввыс ь
церкви
Вознесения
в
Коломенском
или
же
тихое
сах арно е
очарование
Покрова
на
Нерли
н ыне шняя
молодежь
вид ит
как
таковые,
не
дум ая
св я­
зывать
их
ни
с
морочившим
веками
умы
масс
религиозным
дурманом,
ни
с
те м,
что
эта
вечная
архитектура
бы ла
призвана
укреплять
отнюдь
не
вечную
непр аведну ю
власть.
Все
вре м ен­
но е,
наносное,
своекорыстное
о тшуме ло
и
от жи ло.
Осталась
кра­
сота,
к ото рая
подчас
не
в
состоянии
поведать
нам
о
р еаль ных
отношениях
пр и частны х
к
ее
с отв орен ию
давно
уш ед ших
из
жизни
люде й.
А
разв е
эти
отношения
совсем
утратил и
св ое
зна­
чение?
Ра зве
они
не
сост ав л яли
для
тех
людей
единственно
в оз­
мо жную
фактическую
т кань
их
бытия?
Так
и
с
тем
узлом
за мал чива ния
в
отношениях
Блока
с
Ги п­
пиус ,
который
Ал ексан др
Ал ексан др ов ич
решительно
разрубил
пос ле
Октября.
Наш
о браз ов анный
современник
в
состоянии
должным
обра зо м
о це нить
мастерство
поэтессы,
признать
в
ней
не за урядн ое
литературное
дарование.
Но
е сли
он
остановится
на
этом,
то
есть
ограничится
с угубо
книжным
подходом,
у
нег о
ос тан ется
о
ней
полуправда,
внеклассовое,
а
знач ит ,
и
искажен­
ное
пред ст авл ение.
Ком у
на
службу
став и ла
она ,
для
чего
пре д­
назначала
св ое
тв орчес тв о?
«Зинаида Гиппиус
—
хрис ти анк а,
человек
зам еч атель но
та­
70


лант ли вый
и
стол ь
же
замечательно
злой,—
писал
Горький.—
В
1901 году она в концертном зале Петербургского кредитного
общ еств а,
выйдя
на
эст рад у
в
бело м
платье,
с
кр ылья ми
за
спи ­
ною,
объявила
публике:
Я
хочу
того ,
ч его
нет
на
свет е,
Чег о
нет
на
свете.
Чер ез
20 лет ей захотелось « по весит ь»
большевиков
«в мол­
чании», то есть того,
чего
хотят
все
негод я и
мира
нашего.
Так
и
написал а:
Повесим
их
в
молчании.
Как
ст ра нно
меня ют ся
вкусы!»1
Да,
вкусы
менялись
в роде
бы
н еожи данн о.
По
крайней
ме ре
«вешать большевиков»
не
отн ос илось
к
том у , «чего нет на све­
те».
Это
было
лю бимо е
з анят ие
заурядных
белогвардейских
ка­
рателей,
и мена
которых
народ
прокл ял
и
из
своей
п амяти
выки­
ну л.
Ги ппиус
мо рал ьно
была
с
ним и
против
нар о да,
и
эт от
фа кт,
ее
«эстетическое»
п отв орств о
белому
террору,
и
тепе рь ,
спустя
шесть
десятилетий,
нечестно
затирать
ссылками
на
ее
талант.
Вот
как ие
узлы
за вязы вал а
жизн ь,
и
речь
в
о т но шениях
Блока
с
Г иппиус
и
ее
окружением
шла
вовсе
не
о
ритмике
стиха
и
нормах
стихосложения,
а
о
жестоком,
меченном
железом
и
к ро­
вью
во дораз де ле
двух
враждебных
станов,
в
битве
которых
ре­
шалась
судьба
Родины.
Было
бы
неверным
изображать
де ло
таки м
обра зом ,
бу дто
бы
Бл ок,
порвав
со
своими
бы вшими
друзьями,
тут
же
упал
прям о
в
распростертые
объятия
большевистского
лагеря.
Пе ре­
читы в ая
теперь
св ид ет ельст ва
очевидцев,
ясно
чув ств у ешь
не­
котору ю
неадек в атно ст ь,
несоответственность
в осп рияти я
по эта
даже
лучшими
его
современниками.
К
стану
революции
он
был
намного
ближе,
чем
казался,
там
он
был
куда
больше
свой,
чем
о
нем
дума ли .
Художническая
интуиция
в
сам ый
момент
Ок­
тя бря
о каз алась
у
н его
чу ть
ли
не
острее
горьковской,
а
т вор­
чес кая
отдача
—
п р ямо -таки
первопроходческой,
хо тя
это,
с
другой
стороны ,
и
не
означает,
что
он
вдруг
полн ост ью
«оболь -
шевичился».
П рип ом инает ся
в
эт ой
св язи
стихотворная
полемика
Луна­
ч арск ого
с
поэмой
«Двенадцать».
И меется
в
ви ду
пародия
Ана­
толия
В асил ь евича
на
это
произведение,
к от орая
и зобр ажае т
1М.
Горький.
С обра ние
сочинении
в
тридцати
томах,
т.
24.
М.,
Го слит и зд ат, 1953, с.
337.
71


Бл ока
наблюдающим
революцию
с
тыла,
с
ее
хвоста,
объ ясня ­
ющимся
в
любв и
революционному
о бозу
и
т.
и.
В
стихотворении
Луначарского,
в
частности,
говорилось:
Так
иду т
державным
шаг ом,
А
поодаль
ты,
по эт,
За
кроваво-красным
стягом,
Подпевая
их
куплет.
Их
же стоко го
романса
Подкупил
тебя
тра гизм .
На
победу
мал о
шанса,
Чужд
тебе
социализм,—
Но
объят
ты
ихн ей
д рож ью,
Их
тревогой
заражен
И
и дешь
по
бездорожью,
Тронут,
слаб,
заворожен...1
Вр яд
ли
все
это
впо лне
справедливо
адресовано
автору
зна­
м енит ых
призывов:
—
к
интеллигенции: «Всемтелом,
все м
сердцем,
вс ем
созна­
нием
—
слушайте
Революцию» (VI,20);
—
к
вооруженному
народу:
Революцьонный
держите
ша г!
Неугомонный
не
др емле т
враг !
К стати,
две
последних
блоковских
ст роки ,
проникнутые
па­
фосом
революционной
д исципли ны
и
порядка,
очен ь
наглядно
показывают,
насколько
пристрастным
был о
суждение,
будто
по­
эт
«заслонил от себя революцию»... х у л иг анами2.
Так
ли
уж
далек
от
идеи
социализма
был
человек,
записав­
ший
в
дневнике
19 октября 1917 года: «Вчера
—
в
Совете
ра­
бо чих
и
солдатских
деп утато в
произошел
круп ны й
раскол
с ре­
ди
большевиков.
Зино вьев ,
Троцкий
и
пр.
считали,
что
выс т уп­
ление
20-г о
нужно,
каковы
бы
ни
бы ли
его
результаты,
и
смот­
рели
на
эти
результаты
пессимистически.
Один
только
Ленин
верит,
что
захват
власти
демократией
д ейств итель но
ли кв иди ру­
ет
вой ну
и
н алад ит
все
в
стр ане.
Таким
обр азом ,
те
и
другие
—
с т ор онники
выст у пления ,
но
о дни
—
с
отчаянья,
а
Ле нин
—
с
предвиденьем
д об рого» (VII,
311-312).
Наибольший
к рити ческий
запал
выз ывало
у
первых
читате-
1Н.
Трифонов.
Два
стихотворения
А.
В.
Луначарского.
«Вопро ­
сы
литературы»,1961, No 1, с. 201.
3А.
В.
Луначарский.
Очерки
по
ис тор ии
ру сско й
ли тера тур ы.
М., «Художественная литература», 1976, с.
163.
72


лей
«Двенадцати»
то,
что
Блок
изобразил
в
качеств е
зн амено с­
ца
красногвардейского
отряда
Иисуса
Христа,—
спо р
вокруг
этой
детали
широко
известен.
Луначарскому
образ
Христа
дал
основание
упрекнуть
Блока
в
непо н им ании
рол и
революционно­
го
ав ан гар да.
Рассуждая
с
по зиций
с та рого
партийца,
он
набра­
сывает
штрихи
портрета
вождя
масс
В.
И.
Ленина.
Кто
вед ет?
Хр ист ос
же мчуж ный ?
Кто
там
зоркий
и
живой
Над
Е вропою
недужной
Простирает
разум
св ой ?..
Всей
тоски
их
порожденье,
Корм чи й
все х
надежд
и
снов.
Для
буржуев
наважденье
И
Антихрист
для
попов
Ч
Однако
на до
вникнуть
и
в
поло жение
Блока.
Из
дневнико­
вых
записей
мы
знаем,
как
сам
он
мучился
над
тем,
ког о
из об­
разит ь
во
главе
рев олюцион ного
воинства.
Старая
символика,
из
к оторой
он
постарался
выбрать
лу ч шее,
не
содержала
образа
более
емкого,
чем
Христос:
в
нем
дореволюционная
верующая
Россия
видела
олицетворение
чи ст оты
и
бескорыстия,
спр ав ед­
ли вос ти
и
гот овн ости
пост р адат ь
за
людей,
решительности
в
борьбе
и
нравст венно й
це ль ност и.
А
новой
символики
тогда
еще
не
бы ло.
«Религия
—
гр язь
(попы и пр. ),—з аписа л
Блок
17
февраля
1918 года .—
С трашн ая
мысль
этих
дне й:
не
в
том
дел о,
что
красногвардейцы
«не достойны»
Иису са,
который
идет
с
ний и
се йча с;
а
в
то м,
что
именно
Он
ид ет
с
ними,
а
надо,
чтоб ы
шел
Другой» (VII,326).
«Христос с флагом»
—
это
ве дь
—
«и так и не так»,—
про­
д олжает
Блок
ту
же
мысль
в
письме
художнику
Ю.
П.
Аннен­
ко ву
по
поводу
его
иллюстраций
к
«Двенадцати» .—
Знаете
ли
Вы
(у меня
—
через
всю
ж изнь), что когда флаг
бь ется
под
ветром
(за дождем или за снегом и главное
—
за
ночной
темно­
то й), то под ним мыслится кто- то
огромный,
как-то
к
нем у
от­
нося щийся
(не держит,
не
несет,
а
как
—не
уме ю
ск азать ).
Вообще
это
самое
тр удн ое,
мож но
только
найти,
но
сказать
я
не
ум ею,
ка к,
може т
быть,
х уже
всего
сумел
сказать
и
в
«Две­
н ад цат и» (по существу,
однако,
не
отказываюсь,
несмотря
на
все
кри тик и)» (VIII, 514).
Блок,
оч евид но,
сознавал,
что
кра сны й
стяг
Ок тяб ря
не
под
си лу
оди н окому
тщедушному
пр опов е дник у,
возведенному
ре­
лиги оз ной
ле генд ой
в
чин
сына
божия.
А
того
«Другого», «ог-
1 «Зопросц литературы», 1961, 1, с .
203?
73


ромного», который этот стяг «не
держит,
не
не се т», а наполняет
цветом
собственной
крови
и
за с тавл яет
биться
биением
собст­
венного
сердца,—
ленинской
партии
он
почти
не
зна л.
Это ,
од­
нако,
не
означало,
что
с
поэ том
об язатель н о
сле дов ало
говорить,
как
с
непонимающим;
не т,
он
за слу жива л
лучшего:
с
ним
ско ­
рее
следовало
гов о рить
как
с
неосведомленным.
И,
наверное,
в ряд
ли
было
корректно
буквально
противопоставлять
мифоло­
гическому
образу
Христа
ре альны й
образ
Лени на.
Такая
кон­
кретность
откровенно
не
вязалась
как
с
самой
п рирод ой
и зоб­
ражаемого,
так
и,
что
еще
важн е е,
с
марксистской
традицией.
Достаточно
привести
соответствующие
негодующие
места
из
поэмы
В.
В.
Маяковского
«Владимир Ильич Ленин»:
«Рассияют головою венчик, // я тревожусь,
не
закрыли
чтоб
// настоящий,
му д рый,
человечий
// ленинский огромный
л об.
// Я боюсь,
что б
ше ств ия
и
мавз о леи, // поклонений уста ­
нов ленны й
стат ут
// не залили б приторным елеем ленинскую
п рос тоту ...
// Неужели про Ленина тоже: // «вождь милостью
божьей»?//Еслиббылонцарственибожествен, // я б от яро­
сти
себя
не
поберег, // я бы стал бы в перекоре шествий, // по­
клонениям
и
толпам
поперек...»
Да
и
по
самому
смыслу
«Двенадцати»
н адо
бы
подразуме­
вать
именно
па ртию ,
которая
ед инс тве нно
с пос обна
совладать
со
стихией,
организовать
ее
идеей,
превратить
в
могучую
твор­
ческую
с илу.
Как
раз
так
тра ктов ал
в
поэме
«Хорошо!» ситуа­
цию,
вспоминая
в ст речу
с
Ал ександ ро м
Александровичем
у
ок­
тябрьских
костров,
Маяковский:
'
«Уставился Блок
—
и
Блокова
тень
глазеет,
на
стенке
п ри­
встав...
// Как будто оба ждут по воде шагающего Христа .
// Но
Блоку
Хрис то с
являться
не
ст ал.
// У Блока тоска у глаз.
// Жи­
вые,
с
песней
вместо
Хр иста, // люди из-з а
уг ла».
В о л ьн ая, «расхристанная»
мелодия
э той
песни,
ее
хара кте р­
ные
сюжеты
и
ритмы,
рисующие
в
наш ем
воображении
разы­
гравшийся
шторм
массового
возмущения,
в
к отором
то
там,
то
здесь
проскакивают
б уйные
искры
Стеньки
и
Емельки,
у
М ая­
ковс к ого
по
природе
те
же,
что
в
«Двенадцати».
Но
финал
дру­
гой.
Художник
след ующего,
соб ств ен но
октябрьского,
пок оле ­
ния
без
колебаний
принимает
эс тафе ту
у
с та реюще го
метра
и
уверенно
дов оди т
по днят ую
им
тем у
до
ее
под линного
логи че ­
ского
за ве рше ния.
Этот
вихрь,
от
мысли
до
кур ка,
и
постройку,
и
пожара
дым
74


прибирала
партия
к
рукам,
направляла,
строила
в
ряд ы.
< Помещая Христа впереди красногвардейцев и понимая всю
малонадежность
и
спорность
этого
художественного
приема,
Блок
мог
иметь
еще
од ин,
о снов анны й
на
полустертых
вос п оми­
наниях,
не
вп олне
осознанный
мотив
—
ответить
на
давно
уже
нос ивш ийс я
в
атмосфере
вопрос
о
гр яду щем
Р ос сии.
Он,
конеч­
но,
зн ал
ст ихотв оре ни е
Владим ира
Соловьева
«Ex oriente lux»
(«Свет с Востока»), в котором есть такие строки:
О
Ру сь!
в
пр едви день е
в ысок ом
Ты
мы слью
гордой
за нята ;
Ка ким
же
хочешь
бы ть
Востоком:
Вос то ком
К се ркса
иль
Христа?
После
тр ех
р усск их
рев олюц ий,
которые
вым ели
п рочь
весь
монархический
и
колониально-милитаристский
хлам
самодер­
жави я,
превращение
стр аны
в
«Восток Ксеркса»
бы ло
невоз­
можно.
И
Блок
прибег
к
образу
Христа
для
обозначения
гум а­
нистической,
ос воб оди те льн ой,
нрав ст венно -оч исти тел ьно й
и
ми­
роутверждающей
миссии
новой
России,
пот ому
что
д руго го
п одходящ е го
художественного
с т роит ель ного
мат ери ал а,
к роме
средневековых
и зваян ий,
под
рукой
у
не го
не
оказалось.
Ему
тре б ова лось
вы р азить
животрепещущее
со дер жани е,
а
времени
на
поиски
форм ы
тр атить
был о
нельзя.
Так ова
моя
догадка,
ко­
торая
не
с толь
обоснованна,
сколь
правдоподобна.
В
своих
ле кциях
в
Коммунистическом
университете
имени
Я.
М.
Свердлова
Лун ачарс кий ,
отд ав ая
до лжное
необыкновен­
ном у
и зящес тву
и
нежност и
б локов с кой
поэ зии,
несколько
утри­
рова н но,
с
дов ольн о
харак те рной
для
тех
лет
хлесткостью
назы­
вал
Блока
типич ны м
си мв оли стом
с
б ольши м
ук лон ом
в
туман­
ность,
в
р асплывч ат ост ь
форм,
в
н ам еки,
а
такж е
з амечател ь н ым
поэтом
ресторанной
жизни
Ч
Отнюдь
не
оспаривая
эт их
сужде­
ний ,
хотел ос ь
бы,
о дн ако,
хо тя
бы
два
слова
сказать
о
со циал ь­
ных
мот ива х
эт их
«уклонов», тем более что сам Блок не раз
поя с нял,
почему
он
с о чинял
не
всем
понятные,
«заумные»
стихи.
Оценивая
по ло жение
в
стране
в
тот
пе риод ,
когда
на ч ина­
лась
его
литературная
деятельность,
п оэт
употребляет
слова
1А.
В.
Луна чарск ий .
Оче рки
по
истории
русской
литературы.
ЭД ., «Художественная литература», 1976, ç. 466,
75


«безвременье», «неблагополучие», «безбытность».
Поистине
не­
человеческие
с илы
надо
было
иметь,
подчеркивал
он,
чтобы
руководить
существом,
каким
была
вздернутая
на
д ыбы,
ра з­
гневанная
и
рвущая
путы
Россия
начала
нашего
века.
«Многие
недоумевали
и
негодовали
на
мое
опис а ние
«лиловых тума­
но в»,—
признается
поэт,—
и
были,
пожалуй,
правы,
потому
что
это
самое
можн о
был о
сказать
п о- другому
и
проще.
Тогд а
я
не
хот ел
говорить
иначе,
потому
что
не
видел
впе ре ди
ничего,
к ро­
ме
вопроса
—
«гибель или нет», и самому себе не хотел уяс­
ни ть» (V, 445).
Разбирая
уже
после
Октябр я
в
«Катилине»
тек ст
Кат улла ,
Блок
о пять
возвращается
к
этой
те ме.
«... Ху­
дожники
хорошо
знают:
стихотворения
не
п ишутс я
по
той
при­
чине,
что
по эту
захотелось
нар ис ов ать
историческую
и
мифоло­
гическую
картину,—
указывает
он.—
Стихотворения,
сод ер жа­
ние
которых
может
показаться
совершенно
отвлеченным
и
не
относящимся
к
эпохе,
вызываются
к
жизни
самыми
неотвлечен­
ными
и
самыми
злободневными
с обы тия м и» (VI, 82—83).
Та­
кова
была
диалектика
творчества
Блока,
которая
еще
ждет
св о­
его
исследователя.
Стоит
заметить,
что
поэт
и
сам
затевал
соответственную
ра­
боту,
но
понял
всю
трудность
ее
выполнения.
«Ночью я прос­
нул ся
в
ужасе
(«опять весь старый хлам в книги»), —
зап иса л
он
23 августа 1918 года.—
Но
—
за
что
же
«возмездие»? В том
числе
за
недосказанность,
за
полуясность,
за
медленную
порчу.
Кто
желает
понять,
поймет
лучше,
в чи ты ваясь
во
все
по др яд»
(IX, 422).
И
28 августа: «Я задумал,
как
некогда
Данте,
за­
по лнит ь
пробелы
между
строками
«Стихов о Прекрасной Даме»
простым
объяснением
с обыти й.
Но
к
ноч и
я
уже
устал.
Неуже­
ли
эта
задача
уже
непоси ль на
для
мое го
ис тощен н ого
ума?»
(IX, 423).
Неправильно,
однако,
думать,
что
Блок
всегда
«темнил»
и
нигд е
не
«самовыражался»
прямым
те кс том.
«И скоро я рас­
ста ну сь
с
вами
// И вы увидите меня //
Вон
там,
за
дымными
го­
ра ми, //Летящим в облаке огня!» —
писал
он
в
ап реле
1905 года,
то
ес ть
вскоре
п осле
«Кровавого воскресенья» (II, 169).
Чем
это
не
признание?
Но
кто
ему
верил?
А
вот
стихотворение
от
27 октября 1907 года,
которое
ст оит
привести
целиком:
Меня
пыта ли
в
старой
вере.
В
кровавый
просвет
колеса
Гляжу
на
ва с.
Что
взяли,
звери?
Что
встали
дыбом
вол ос а?
76


Глаза
уж
не
глядят
—
кл ок ами
Кровавой
кожи
я
покрыт.
Но
за
ослепшими
г лаз ами
На
вас
и ное
поглядит.
И
«иное»
пог лядело
спустя
де сять
лет.
Можно
ли
было
та­
кое
за ран ее
предсказать?
Теперь
мы
вправе
д ать
на
это
утвер­
дительный
ответ.
Но
не
над о
забывать,
что
от вет
эт от
фикси­
ровал
бы
лишь
абстрактную,
а
не
реал ьну ю
возможность.
Сти­
хотв оре ни е
1907 года,
бу дь
оно
тогда
издано,
поч ти
навер но е
не
выглядело
бы
в
глазах
публики
как
«блоковское», хотя это и
был
со бст вен но
Блок.
Воис ти ну
ему
был о
немыслимо
«тяжело
ходить
с реди
людей
и
п ри творя ться
непогибшим», а тем вре­
мен ем
близкие
и
современники
видели
в
его
творениях
о дни
ли шь
«лиловые туманы» ...
О чень
явс тве нна
в
цитир ованно м
стихотворении
раскольни­
чья
интонация
одинокого
н еис тов ого
бунтаря.
И
должно
еще
пройти
время,
прежде
чем
ему
откл икн ется
звонко
кованный,
полный
осоз на нно
беззаветной
с илы
голос
п редстав ите ля
дру­
г ого
поколения
—
повитого
и
вс кор мле нно го
под
кумачами
Па­
рижской
коммуны
и
м ос ков ской
Пресни
поколения
Ок тяб ря
и
прис т упа
к
социалистическому
строительству:
Нас
водила
молодость
В
са бельн ый
поход.
Нас
бр о сала
моло дос ть
На
кронштадтский
лед.
Боевые
лошади
Ун оси ли
н ас,
На
широкой
площади
Убивали
н ас.
Но
в
крови
го ряч еч ной
Под ым али сь
мы,
Но
глаза
незрячие
Открывали
мы.
(Эдуард Багрицкий)
Исступленно-сектантское
«я»
здесь
решительно
сменилось
тв ерды м
непобедимым
«мы».
То
«иное», о котором писал Блок,
теперь
принадлежало
пробудившейся
и
прозревшей
мас се,
и
ос леп ить
ее
б ыло
уже
невозможно.
Отрешенность
Блока
от
по лити ческ их
коллизий
была
толь ко
кажущаяся.
Он
соз навал
это ,
хотя
ино гда
и
ко л еба лся,
выска­
зываясь
за
чист о
х уд ожн ическ ую
автономию,
с етуя
на
с вою
77


усталость
и
разочарованность.
«Нет,
не
над о
м ечт ать
о
Золотом
веке, —
пиш ет
он
20 мая 1917 года.—
Сжать
губ ы
и
опять
у йти
в
свои
демонические
сны» (IX, 339).
Но
такие
моменты
были
редки,
и
его
честная
натура
не
расставалась
н а долго
с
действи­
тельностью.
«Быть вне политики» ...? —
С
какой
же
это
ста­
ти?
—
ч итаем
мы
его
полемические
раздумья.—
Это
значит
—
бояться
политики,
прятаться
от
нее,
замыкаться
в
эстетизм
и
индивидуализм,
предоставлять
государству
расправляться
с
люд ьм и,
как
ему
угодно,
своими
устаревшими
средствами.
Е сли
мы
бу дем
вне
по лит ики,
то
значи т
—
кто-то
буд ет
только
«с по­
лит ико й»
и
вне
нашего
кругозора
и
буд ет
по сту пать ,
как
ему
угод но ,
т.
е.
воевать,
сколько
ему
заблагорассудится,
заключать
торговые
сделки
с
угне та тел ями
того
кла сса,
от
которого
мы
ж дем
проявления
новых
исторических
сил ,
ра сст рел и вать
лю­
дей
зр я,
поливать
д ипло мат ическ им
маслом
разбушевавшееся
м оре
европейской
жизни.
Мы
же
бу дем
носить
шо ры
и
старать­
ся
не
смотреть
в
эту
с торон у...
Нет,
мы
не
можем
быть
«вне политики», потому что мы пре ­
дадим
этим
музыку,
ко торую
можно
усл ы шать
тольк о
тогда,
когда
мы
пе р естан ем
прятаться
от
ч его
бы
то
ни
б ыло » (VII,
358—359).
Так
блоковская
категория
музыки
оказывается
срод­
ни
демократии.
Еще
в
начале
ве ка
Бл ок
указал
на
один
нравственный
не­
ду г,
ко то рым
бы ли
поражены
многие
чуткие
его
современники.
Эт от
недуг,
проявлениями
к оторого
бывают
«приступы изнури­
тельного
смеха,
который
начинается
с
дьявольски-издеватель-
ской,
провокаторской
улыбки,
кончается
—
буйством
и
кощун­
ст во м» (V, 345), он назвал «и ро ни ей».
Поэта
оче нь
тревожила
буржуазно-индивидуалистическая
готов нос ть,
обыч но
возника­
ющ ая
в
пе риод ы
длительной
реакции,
подавить
всю
ду шу
чело­
веческую,
все
благие
ее
порывы
«разлагающим смехом»; он
сравнивал
этот
смех
с
водкой,—
в
нем
л юди
тоже
топят
«свою
радость
и
св ое
о тчаянь е,
с ебя
и
бл изких
своих,
сво е
творчество,
с вою
жизнь
и,
наконец,
с вою
см е рть» (V, 346).
Не
над о
путать
это
ст ремл ение
подвергнуть
все
осмеянию
с
известным
девизом
Марк са:
подвергай
все
со мнени ю.
Сомне­
ние,
обязательным
спу тник ом
ко торого
у
Марк са
был
смех
со­
зи дающ ий ,—
это
импу ль с
движения
и
совершенствования,
ст и­
мул
прогресса,
меж ду
тем
как
всевысмеивающий,
всеосмеиваю-
щий
см ех
—
сила
ант итворч еская,
обезволивающая,
всеядно
глумливая
и
уж,
конечно,
не
революционная.
«Эпидемия сви­
ре пс тву ет;
кто
не
боле н
эт ой
бо лезнью,
бо лен
обратной:
он
во­
все
не
умеет
улыбнуться,
ему
нич то
не
см ешно ,—
писал
Блок.—
78


И
по
ныне шним
временам
это
—
не
менее
страшно,
не
менее
болезненно;
разв е
мало
теперь
яв лен ий
в
жизни,
к
к от орым
нель­
зя
отнестись
ина че,
как
с
улы бк ой?» (V, 346).
Ник ако е
де ло
не воз можн о,
когда
человек
«пьян иронией,
с ме хом,
как
водкой»,
ког да
«все « о бесче щ ено», все
—
все
р ав но» (V, 347).
Так
же
и
ника ко е
развитие
не
может
бы ть
под д ер жано
людьм и ,
ко то рым
не чего
осм е иват ь,
ко торы е
ко
в сему
относятся
одинаково
сер ь­
ез но
—
без
юмора,
не
испытующе,
то
есть
как
заведомые
кон­
серваторы,
как
конформисты.
Ес ли
сознательные
защитники
«иронии»
еще
мог ли
вы гля­
де ть
благородно,
когда
речь
шла
о
ниспровержении
насквозь
прогнившего
самодержавного,
помещичье-буржуазного
строя,
то
продолжение
той
же
линии
поведения
пос ле
Октября
при­
обрело
уже
очев ид но
сомн ит ельну ю
окраску.
«Ирония»
тут,
в
сущности,
состояла
во
втыкании
палок
в
колеса
нов ом у,
нако­
нец
вы стра дан ном у
народ ом
общественному
строю,
в
осм ея нии
становления
пусть
вначале
в
нел овк их,
неотлаженных
и
нео т­
шлифованных
формах
общества
реального
г у ма низма,
иными
словами,
открыто
обнаруживала
и
с вою
внутреннюю
ф альшь
и
свою
фак ти ческу ю
б езд уховн ос ть.
Это
была
теперь
уже
не
«ирония», это был цинизм,
который
Горький
имен овал
средст­
вом
самозащиты
мещанства
против
напора
исторической
спра­
ведливости
\ цинизм как один из замаскированных способов
с амоо бор оны
т ого
же
буржуазного
индивидуализма,
его
сопро­
тив ления
социалистическому
коллективизму.
С
под линным
бле ­
ск ом
он
п ред став лен
полвека
назад
в
романе
Ю.
Оле ши
«За ­
вис т ь».
Од ин
из
его
ге роев ,
обладатель
не зау ря дных
с пос обн ост ей,
еще
в
детские
го ды
бе с ивший
пе да нт ичного
отца
—
директора
гим наз ии
и
латиниста
россказнями
о
св оих
мнимых
изобрете­
ния х,
дипл омир ова нный
инженер,
п осле
революции
ста л
чело­
веко м
д на,
п ивным
проповедником.
Люб имая
т ема,
мо жно
ска­
зать,
конек
этог о
«короля пошляков»
—
велер ечивы е
филиппики
«в защиту»
человеческих
чувств,
яко бы
несовместимых
с
но­
вым
укладом
ж и зни, «попранных»
революцией,
а
цель
—
«уст ­
рои ть
последний
п арад
эт их
чу вс тв»,
приче м
обязательно
с
громким,
пр ямо - таки
эпо хал ьным
сканд ало м.
Глуб око
символично
появление
Ива на
Бабичева
на
ул ице
с
п одуш кой
в
руках.
Подушка
фигурирует
и
когда
он
уговари­
вает
свою
дочь
Ва лю
вернуться,
и
ко гда
повествует
о
вообража-
1 См.
М.
Г
о
р
ь
к
и
й.
Собрание
сочинений
в
тридцати
томах,
т.
27.
М.,
Госли ти зд ат, 1953, с .
7,
79


ем ом
триумфе
над
своим
антиподом,
родн ым
бра том
Андреем—
заслуженным
рев олюци оне ром ,
крупным
хо з яйст венным
руко­
водителем,
по дли нным
р ом антик ом
социалистической
ст рой ки
и
об но вле ния
быта.
В
«Сказке о встрече двух братьев»
И ван
Петрович
пр ипис ы­
вает
себе
с ле дующую
ре ч ь: «Товарищи!
От
вас
хотят
отнять
г лавно е
ваш е
достояние:
ваш
домашний
очаг.
Кони
революции,
гремя
по
черным
лестницам,
давя
детей
в аших
и
кошек,
ло­
мая
облюбованные
ва ми
плитки
и
кирпичи,
вор вут ся
в
ва ши
кухн и.
Женщины,
под
угрозой
г ордос ть
ва ша
и
слава
—
очаг!
Слона ми
ре в олюции
хотят
раздавить
кухню
в ашу,
матери
и
жены !..
...Вот
подушка.
Я
король
подушек.
С каж ите
ему
(Андрею
Бабичеву.—
Р.
К. ): мы хотим спать каждый на своей подушке .
Не
трогай
по ду шек
наших!
На ши
еще
не
оперившиеся,
кури­
ным
пухом
рыжеющие
голов ы
лежали
на
эт их
подушках,
наш и
поцелуи
попадали
на
них
в
н очи
любви,
на
них
мы
умирали,—
и
те,
кого
мы
у би вали,
умирали
на
них.
Не
трогай
наших
п оду­
шек !
Не
зов и
нас!
Не
ма ни
нас ,
не
соблазняй
нас.
Что
можешь
ты
предложить
нам
взамен
н ашего
умения
люб ит ь,
ненавидеть,
надеяться,
плакать,
жалеть
и
прощать?..
Вот
подушка.
Г ерб
наш .
З намя
на ше.
Вот
подушка.
Пули
з аст рев ают
в
п одушке .
Подушкой
зад у шим
мы
т ебя ...»
Трудно,
пожалуй,
сочинить
более
сочный
«манифест»
воин­
ствующего
м ещанина!
Но
как
он
мог
появиться?
Продукт
ли
это
бе спро св етн ого
нев еж ества ?
Отнюдь
не т.
Он
и сходи т
из
уст
потомственного
и нте лл иг ента.
Пл од
ли
невозмутимого,
непуга­
ног о
самобытного
параз ити зма ?
Опять
н ет.
Пер ед
на ми
связная
концепция,
тщательно
п родуман на я
и
глубоко
прочувствован­
ная,
со
сво им
образным
строем
и
ид ейным
остри е м.
Причем
в
основе
ее
все
та
же,
по д меченн ая
еще
Б ло к ом , «ирония», есте­
ственно,
претерпевшая
известную
послеоктябрьскую
мет амор ­
фозу.
«Не слушайте нашего смеха, —
предупреждал
поэт,—
слу­
ша йте
ту
боль,
кот ора я
за
ним.
Не
верьте
никому
из
нас,
верьте
тому,
что
за
н ам и» (V, 349).
Это
звучит
как
пророчество.
Име н­
но
тем , «что за нами», строителям нового мира,
до ве лось
изле ­
чить
ту
боль,
о
к оторо й
писал
Бл ок,
и
в ернуть
людям
з вонк ий
созидающий
смех.
Но
не
исчезли
вдруг
обывательские
разлага­
ющие
смешк и
из
п одв оротни .
И
не
од ин
раз
раздастся
гне в ный
во прос
Андрея
Бабичева
б р ату : «Против кого ты воюешь,
не­
годяй?»
Ива н
Петрович
откровенно
выкладывает
п еред
Николаем
80


Кавалер овы м
с вое
мелкобуржуазное
к ре до : «...Мой
милый,
мы
бы ли
рекордсменами,
мы
т оже
избалованы
поклонением,
мы
то­
же
привыкли
главенствовать
там...
у
с ебя ...
Где
у
с еб я?..
Там,
в
тускнеющей
эпохе.
О,
как
п рекрас ен
п од ним ающ ийся
мир !
О,
как
раз бл и ста ется
пра здни к,
куд а
нас
не
пустят!
Все
идет
от
нее,
от
новой
э похи,
все
ст яги вае тся
к
не й,
лучшие
дары
и
в ос­
торги
полу ч ит
он а.
Я
лю блю
ег о,
э тот
мир,
на дви га ющий ся
на
меня,
бол ьше
жизни,
поклоняюсь
ему
и
всеми
силами
ненави­
жу
его !
Я
захлебываюсь,
слезы
катятся
из
м оих
г лаз
гра д ом,
но
я
хочу
запустить
пальцы
в
его
одежду,
разодрать.
Не
з атир ай!
Не
забирай
того,
что
может
принад ле жа ть
мне. . .»
Всему
этом у
он
дает
определение:
за вис ть,
«зависть старости», «зависть
впервые
состарившегося
человеческого
по кол ен ия», хотя биоло­
гический
возраст
ту т,
соб ств ен но,
ни
при
чем.
У
меня
такое
ощущение,
что
в
этом
м онол оге
как
бы
выс ка­
заны
«идейные»
предпосылки
того,
что
т епер ь,
в
70-х
годах,
с
подачи
наш их
классовых
про тивник ов
по луч ило
пышный
титу л
«диссидентства».
Вот
как
наставлял
Кавал ер ова
—
это т
«сгус­
ток
з авист и
п огиба ющ ей
эпохи»
—
Ив ан
Петрович: «Милый
мой,
тут
на до
пр имир ит ься
или...
устроить
ск анда л.
Или
н адо
уйти
с
треск ом .
Хл опните ,
как
говорится,
дв е рью.
Вот
самое
главное:
уйдите
с
тре ско м.
Чтоб
шр ам
остался
на
морде
ист о­
рии,—
блесните,
черт
вас
п одери !
Ве дь
все
р авно
вас
не
пустят
ту да».
И
все
поведение
Кавалерова,
человечишки
никчемного,
но
облад ающег о
безмерно
раздутым
самомнением,
вс ем
своим
-рисунком
напоминает
образ
д ейст вий
тех,
кто
нын е
выдается
на
Западе
за
яко бы
существующую
у
нас
в
стране
«оппозицию» .
Разница
состоит
только
в
том,
что
капиталистический
мир,
при­
няв
в
свои
об ъя тия
бе лую
эмигра ц ию,
не
испытывал
в
20- х
го­
дах
нехватки
в
кадрах
контрреволюционеров
из
России
и
не
п ринимал
всерьез
бездарностей,
к от орые
нормальное
непри­
знание
у
них
та лан та
приноравливались
поднимать
на
уровень
своего
конфликта
с
общественной
системой.
Теп ерь
по ло жение
к руто
из ме нилос ь,
кад ры
«изнутри»
поза рез
необходимы
им пе­
риалистическим
кругам
хотя
бы
для
наж ивк и,
и
тут
уж
прихо­
дится
довольствоваться
чем
бог
послал.
«Вы,
са ми
того
не
понимая,
являетесь
носителем
историчес­
кой
миссии»,—
внушал
Кавал ерову
Ив ан.
Именно
это
в ну шают
в
наши
дни
антисоветские
«голоса»
всякого
рода
политическим
недоноскам,
н ад еясь
заполучить
хот я
бы
еще
одног о
охотника
по цар апат ь
физиономию
эпохи.
За
них
вступаются,
с
бессты­
жим
лице мер ие м
присваивая
себе
ро ль
ревнителей
«прав чело ­
века»
и
используя
ее
в
самых
разнообразных
целях
—
вплоть
до
81


оправдания
гонки
во ор уж ении
и
за щиты
шпионс к ой
агентуры
импе р иал изма
в
со циалист ич еск их
странах.
Вот
уж
действи­
т ел ьно, «цинизм прикрывается и свободой
—
иск анием
полной
свободы,—
это
наиболее
подлая
мас ка
его»!.
Что
м ожет
быть
большим
прест у плением
прот ив
«духа му­
зы ки », чем насаждать дисгармонию,
кля ня сь
именем
гармо­
нии?
Им енно
та к—кр упн о
—стоит
став ить
во прос
в
наш
ве­
ликий
масштабный
и
вместе
с
тем
б е спок ойный,
торопливый,
не
успеваю щ ий
подчас
осмыслить
происходящее
и
сопоставить
его
с
происшедшим,
по-наст оя щ ему
т р удный
век.
Когда
Б лок
г ово­
рит
о
чув ств е
пути
у
художника,
н ал ичии
у
нег о
внутрен­
н его
«такта», собственного ритма,
подразумевается
как
раз
та
незримая
связь,
к от орая
делает
его
индивидуальный
голос
эо ло­
вой
арфой,
отзывающейся
на
ветры
истории,
пр идает
ему
уве­
ренность
в
том,
что
его
деятельность
со вер шает ся
в
русле
соци­
а л ьного
прогресса.
«Раз ритм налицо, —ут ве ржд а л
Блок
в
статье
«Душа писа­
т е ля » (1909), —зн ачит,
творчество
художника
есть
отзвук
це­
лого
оркестра,
то
ест ь
отзв ук
души
народной.
Вопрос
толь ко
в
степени
удаленности
от
нее
или
близости
к
н ей.
Знание
свое го
р итма
—
для
худож ни ка
самый
надежный
щит
от
всякой
хулы
и
похвалы.
У
современных
художников,
слушающих
музыку,
надежда
на
благословение
души
народной
робка
только
пот ому,
что
они
бесконечно
удален ы
от
нее.
Но
те,
кто
исполнен
музыкой,
услышат
вз дох
всеобщей
ду ши
если
не
сегодня,
то
зав т ра» (V, 371).
Блок
дождался
эт ого
завтра.
Он
усл ы шал
богатырский
вздох
народной
души,
который
выз вал
рев о люци онн ую
бур ю,
и
заслу­
жил
ее
благословение.
Музыка
не
п окин ула
его
п отом у,
что
он
сам
был
ее
сотв орц ом ,
потом у,
что
его
н иког да
не
покидало
о ст­
рое
чу вс тво
сопричастности
к
великому
коллективному
целому,
имя
к оторого
—
Отчиз н а.
«У человека,
ко то рый
действительно
живет,
то
есть
двигается
вперед,
а
не
наза д, —
писа л
по эт
1 ян­
вар я
1918 года,—
с
года м и,
естественно,
должно
слаб ет ь
чувст­
во
всякой
собственности;
тем
скорее
должно
оно
слабеть
у
пред­
ставителя
умственного
труда;
еще
скорее
—
у
художника,
кото­
рый
поглощен
и зы скан ием
форм,
способных
выдержать
напор
приб ы ваю щей
творческой
эне ргии ,
а
вовсе
не
ск о лачи ван ьем
ка­
питала,
находя
в
этом
поддержку
своих
близких,
ес ли
они
ему
д ейст вит ель но
—
б лизк и» (VI, 7).
1М.
Горький.
Соб ра ние
сочинений
в
тр идца ти
т омах,
т.
24.
М.,
Гослитиздат, 1953, с.
14.
8?


П рип ом инает ся
фраза,
сказ анная
Луначарским
в
1927 го ­
ду: «...Б ло к
был
в елик им
попутчиком
и
мог
бы
быть
еще
бол ее
для
нас
важным
и
еще
более
б лизк им» !.
Теперь
мы
признали
бы,
что
это
наро ч ито
скромная
оцен ка,
хотя
вря д
ли
иначе
мо ж­
но
бы ло
судить
о
поэ те
более
полувеку
назад.
Блок
был
великим
арт ист ом
современной
эпохи,
вопло тив шим
в
своей
личности
и
творчестве,
с
о дной
стороны,
всю
ее
противоречивость,
с
д ругой
ст орон ы
—
естественную
свя зь
и
пр еемст венн ост ь
классиче­
с кой
культуры
прошлого
и
новой,
со циал истич еск ой
культуры.
Сл ова
«попутчик», «важный», «близкий»
тут
уже
вря д
ли
годят­
ся.
Блок
—явление
намного
более
высокое,
чем
то,
что
эти ми
словами
об о з начает ся.
Как
ест ь
общества
переходного
периода,
вектор
р а звития
к отор ых
определяется
общим
п ов оротом
ч ело­
вечества
от
капитализма
к
социализму,
так,
видимо,
м огут
быть
и
с оотв е тств ующие
им
пер ехо д ные
типы
культурных
и
обще ст ­
ве нных
де ятел ей.
Как
раз
Блок
и
может
быть
канонизирован
как
под обн ый
де ятель ,
как
тр аг ич ески- о пти ми стич еский
обра­
зец,
ко то рый
нельзя
ни
пов тор ить,
ни
в ы черкн уть
из
своего
се р­
дц а.
И
хорошо,
что
он
был
име нно
таким
и
не
стремился
пере­
скочить
самого
себя.
Завершая
с вою
речь
о
Пу шкин е
10 февраля 1921 года,
Блок
предложил
п окля сться
его
веселым
именем
в
трех
простых
и
ве­
селых
истинах
здравого
смысла:
«Никаких особенных искусств не имеется;
не
следует
да­
в ать
имя
искусства
том у,
что
назы ва етс я
не
так;
для
того
что­
бы
создавать
произведения
иску с ств а,
над о
уметь
это
делать»
(VI, 168).
Закончим
и
мы
эти
заметки
тр емя
элементарными
суждени­
ями,
существенными
не
только
для
худо жни ка,
но
и
для
всяко­
го
сознательного
гражданина:
—
ч тобы
выбрать
вер ный
п уть
в
жизни
и
творчестве,
надо
в сем
существом
прочувствовать
связь
времен
и,
зн ая,
что
мы
ре­
альн о
действуем
ли шь
в
настоящем,
вместе
с
тем
всегда
па­
мятовать
о
том,
что
сам о
это
настоящее
есть
единство
непре­
рывно
уходящего
прош лог о
и
пос то янно
наступающего
бу­
дущего;
—
чтобы
добиться
чего-нибудь
стоящего,
заслуживающего
широкого
признания,
на до
уметь
решительно
ст рях и вать
с
се­
бя
все
мелкое
и
обветшавшее,
отказываться
от
з асасыв ающ его
и
усыпляющего
у юта
и
условностей
благополучного
бытия,
от
ли чных
и
груяповых
пристрастий,
если
они
хоть
в
малейшей
1 Er Зозуля.
Встречи.
М., «Библиотека «Ог он ек», Ks 288, 1927,с.5.
83


степени
начи на ют
противоречить
общественным
ин тер ес ам,—
все
это
без
гарантии
как ой- либ о
к о мпенсац ии,
кроме
возмож­
ности
дышать
историческим
ветром;
—
чтобы
не
сфальшивить
в
творчестве
и
в
жизни,
не
пре­
да ть
«музыку», надо постоянно пребывать в поле магнитного
пр итяже ния,
образуемом
передовым
классом
сов ре ме ннос ти
—
пролетариатом,
ощущать
«музыкальность»
его
научной
идео ло ­
гии
и
деятельности
его
революционного
ав ан гард а,
соединяю­
щего
эту
идеологию
с
практикой
ма сс.
Все
эти
вещ и
бы ли
так
или
ина че
ведомы
Блоку
—
не
«по ­
п утчик у», а добровольному и доброму спутнику большевизма,
посланцу
в
его
стан
от
русской
классики
на
пер вых
эта пах
его
работы
как
правящей
партии.


Н.
СК АТОВ
РОССИЯ
У
АЛЕК САН ДР А
БЛОК А
И
ПОЭТИЧЕСКАЯ
ТРАДИЦИЯ
НЕК РАСОВ А
оль
Блока
на
рубеже
двух
веков,
исторических
и
ли­
тературных,
во
многом
оказалась
анал ог ичн а
рол и
Пушкина.
Не
случайно
од ин
из
критиков
отм ет ил,
что
Бл ок
«воскрешает давно забытое нами слово о
Поэте
—-
Эхо
и
ведет
перекличку
со
всем
миром»
а
Ю рий
Т ыня нов
проницательно
указал
на
то,
что
после
сме рти
Блока
ср азу
появились
не
некрологи,
а
во спо минания ,
настоль­
ко
он— я в лен ие , «готовое войти в ряд истории русской поэзии» 2.
1Б.
Энгельгардт.
В
пути
погибший.
В
с б. : «Об Александре Бло­
к е».
Пб. , 1921, с.
И.
2Ю.
Тынянов.
Блок
ц
Гейне.
В
сб .: «Об Александре Блоке»,
с.
239.
85


П одобн о
тому,
как
Пуш кин
синтезировал
поэтические
дос ти­
же ния
XVIII —
начала
XIX века,
Блок
объединял
р азны е,
п од­
час
про тив опо ло жные ,
по эти ческ ие
направления
и
системы
XIX —
начала
XX века.
В
1921 году Андрей Белый писал: «...в
созвездии
(Пушкин,
Некрасов,
Фет,
Баратынский,
Тютчев,
Жуковский,
Державин
и
Лермонтов)
вс пыхну ло:
Ал екса ндр
Блок»
Ч
Знаменательно
са­
мое
соединение
име н
Фета
и
Некр асо в а.
Блок
не
только
—
в
ряду
русских
поэ тов ,
но
и
заве р шен ие
р яда.
Разные
н ачал а,
на
которые
раскололось
цел ьное
ядро
пуш кинск ог о
творчества
(Некрасов,
Тютчев,
Фе т), вновь обнаружили тенденцию к сли ­
я нию
в
поэз ии
Блока;
в
ней
«переплетались»,
по
замечанию
Б.
М.
Э йхе нб а ум а , «Фет и Полонский с Некрасовым и Никити ­
ным»2.
Мощная
устремленность
к
синт ез у,
характерная
для
Блока,
находила
выражение
и
в
э той
спо собн ос ти
объединить
разные
поэт ич еск ие
п оток и.
Однако
гармония,
присущая
пу шки нско му
поэтическому
ми­
роощущению,
уже
исключалась.
Бл ок
более,
чем
кто-либо,
вы­
р ажал
состояние,
которое
сам
он
определял
как
«трагическое
соз нание
неслиянности
и
нераздельности
всего
—
противоречий
непр имир имы х
и
требовавших
пр имир ения » (III, 296).
Синтез,
к
к отор ому
стремился
Блок,
теоретически
сознавая
или
не
сознавая
это
на
разных
эта пах ,
вкл ю чал
три
ипостаси:
«я», общее реальное
—
окружающий
мир
и
о бщее
идеальное
—
мир
запредельный,
мистический.
Поиски
гармонии
«я»
и
общ е­
го
—
вот
суть
пои ск ов
Блока.
Одиночество
и
томление
р анних
ст ихов
Блока
разрешилось
в ы ходом
в
гармонию.
Форму
выхода
дало
соловьевство.
Известно,
что
Блок
сам
о пред елял
с вое
раз­
витие,
воспользовавшись
ф орму лой
Белого
из
его
«Кубка мете­
ле й», как «три логию
воч ел ов ечения », как путь от мгновения
«слишком яркого света через необходимый болотистый лес ( в
примечании
Блок
пиш е т: «Нечаянная Радость»
—
книга,
кото­
рую
я,
за
немногими
искл ю чениям и,
тер пе ть
не
мо гу »)—к
отча­
я нью,
п ро клят ьям , «возмездию»
и...
к
рождению
человека
«об ­
щ ес т ве нного », художника. ..» (VIII, 344).
«Мгновение слишком яркого света»
—
ча ема я,
и,
казалось,
найденная
гармония.
Между
«я»
и
об щим
ид еальны м
устанав­
ливалась
прямая
связь
при
помощи
с во еобра з ного
мед и ума
—
Прекрасной
Дамы.
Однако
гармония
оказывалась
иллю зорн ой,
1 «Записки мечтателей», 1921, No 4, с.
8.
2Б.
Эйхенбаум.
Су дьба
Блока,
Б
с б. ; «Об Александре Блоке»т
с.
55.
86


коль
скор о
вы падал о
важнейшее
зв ено
—
жизнь.
Так
начались
поиски
с ебя
в
окружающем
реальном
общем
и
поиски
общего
и де альн ого
в
этом
же
реальном
общем,
поиск и
синтеза
в сех
трех
начал.
Блок
писа л
позднее,
что
в
России
всегд а
был о
«при ­
чуд лив ое
сплетение
основного
вопр оса
эры
—
социального
во­
п роса
с
умозрением,
с
самыми
острыми
вопросами
личности
и
самыми
глубокими
вопросами
о
бог е
и
мир е» (VI, 139).
Именно
такое
«причудливое сплетение»
я вила
и
лир ика
самого
Блока.
Как ое
же
мест о
зани мал
в
это м
сложном
комплексе
Некра­
сов?
На
вопрос
известной
анкеты
К.
И.
Чуковского:«Неоказал
ли
Нек ра сов
влияния
на
ваш е
творчество?»—
Блок
ответил:
«Оказал большое» (VI, 483).
Однако
влияние
это
было
иным,
чем ,
например,
в л ияние
Некрасова
на
поэтов-демократов.
Бл ок
—
последователь
Некра со ва,
но
не
его
уче ни к,
не
предста­
витель
некрасовской
«школы»
в
том
с м ысле,
в
каком
объединя­
ют
под
эт им
названием
поэтов-демократов
сер ед ины
XIX века .
Для
представителей
«школы»
Некр асо в
—
некая
абсолютная
ве личина ,
даже
е сли
они
теоретически
и наче
представляли
себе
п одлин ную
иерархию
по этич еск их
явл ен ий.
Но
именно
та кая
аб­
солютизация
Некрасова,
иногда
с озн ате льн ая,
иногда
не т,
ве ла
к
сужению
ег о.
Каждый
пр едста вите ль
«школы»
как
бы
вы бир ал
ку соч ек
некрасовской
поэзии
по
себе ,
по
своей
мерке,
невольно
сводя
некрасовскую
по эзию
до
этого
кусочка.
Обычно
это
б ыли
«гражданственность»
или
«народность», понимаемые очень уз­
ко.
Для
Блока
Некрасов
лишь
о дин
в
ряду
других,
значитель­
ных
и
любимых.
Но
в
то
же
время
эта
как
буд то
бы
меньшая
значимость
Некрасова
для
Блока,
чем,
например,
для
Л.
Тре-
фолева,
поз во лила
самого
Некрасова
на
^овом этапе русской
поэзии
ощу ти ть
б ес кон ечно
бол ее
масштабно.
Некрасов
«закры­
вался»
для
литераторов,
о риент иро ванных
только
на
нег о
са­
мого,
он
«открывался»
в
своей
по длинно й
гл уб ине
и
мн огос то­
ронности
через
по эзи ю,
вбиравшую
художественные
достиже­
ния
Пушкина
и
Тютчева,
Достоевского
и
Т олсто го.
На
разных
эт апах
разв ития
Блока
Некрасов
воспринимался
им,
естест вен ­
но,
по-разному.
Х рон ологию
Блок
указал
в
той
же
анкете
Чу­
ко вско го.
На
во пр о с: «Как вы относились к Некрасову в детст ­
ве?»—
он
отв е ти л: «Очень большую роль он играл», а на во­
про с: «Как вы относились к Некрасову в юности?» — « Б е зра з ­
лич не е,
чем
в
детстве
и
«старости» (VI, 483).
В
пор у
п е рвого
тома,
условно
говоря
—
фетовско-соловьев­
скую ,
Некрасов
для
Блока
«безразличнее».
Е ст ест венно,
что
в
круге
ид ей
и
настроений
этой
по ры
для
Некрасова
места
не
на­
ходилось.
И
все
же
о дин
важнейший
момент
нужно
иметь
в
ви­
87


ду
и
зде сь.
Именно
п отом у,
что
для
Фета
и
для
Вл.
Соловьева
характерна
принципиальная
враждебность
к
Некрасову
и
его
п оэз ии,
невраждебность
Блока
к
ней
приобретает
принципиаль­
ный
характер,
свидетельствуя
о
потенциальных
возможностях
его
развития.
Пут ь
поисков
был
мучительным
и
долг им,
он
пролегал
че­
рез
жизнь,
и
Блок
не
об ходил
ее,
как
о бх одил
в
иных
случаях,
например,
Андрей
Белый,
тоже
мучаясь,
но
совершенно
иначе.
Встреча
и
Бл ока
и
Белого
с
Н ек расов ым
произошла
в
слож­
ный
период
1904—1910 годов .
Встреча
Белого
бы ла
срав нит ель ­
но
краткой
и
бу рной .
Инт ер ес
Бл ока
был
сдер жа ннее,
но
устой­
чивее.
К
Некрасову
и
Блока
и
Белого
приво д ила
первая
рус­
ская
революция
(появление первых « не она род н иче ски х»
стихов
Белого,
которые
войдут
в
посвященный
памяти
Нек расо ва
«Пе­
п ел », относится к 1904 году).
Бе лый
сильнее,
чем
кто-либо
в
русской
поэзии
э той
п оры,
выра зи л
распад
русской
деревни,
на­
строения
взрыва,
кр изи са,
упадка,
от ча янья
в
эпоху
реакции.
Он,
пожалуй,
оказался
самым
«деревенским»
поэтом
в
эту
по­
ру.
Однако,
идя
от
состояний
достаточно
локальных,
социально
и
хронологически,
Бе лый
кончал
закл ючени ями
большого
мас­
штаба:
Исч е зни
в
пространство,
исчезни,
Россия,
Россия
моя!1
Это
были
стихи
большой
силы
и
большой...
несправедливо­
сти,
стр асть
переходила
в
пристрастность,
терялось
ощуще ни е
общерусских
п ер с пектив
и
пер с пе ктив
во об ще.
Поэт,
хотевший
быть
«некрасовцем», становился антинекрасовцем .
От
этой
Рос­
сии
Белый
у ход ил,
другой
не
видел,
на чин ал
искать
выходов
по­
м имо
жизни,
помимо
и скусст в а.
Блок
не
приближался
к
стихии
дер евенск ой
жизни,
как
это
сделал
Белый,
и
здесь
он
как
будт о
бы
дальше
от
Некрасова.
Вообще
дер евн е
Бло к
в
стихах
своих
во
многом
ока за лся
чужд.
Но
его
ощущение
жизни
народа
в
целом,
об щ енацио нал ьных
ее
пер спек т ив
м асшт аб нее,
чем
у
Б ело го,
и
зде сь
он
Некрасову
ближе.
Сам
Белый
позднее
скажет
об
этом
точно: «Блок наш
национальный
п оэ т»2.
К.
Н.
Бугаева
в
неопубликованных
вос­
поминаниях
о
своем
муже
ра с ска зыва ет,
что
уже
после
револю-
1 Андрей Белый.
Пеп ел.
СП б., 1909, с.
12.
2А.
Белый.
Вос пом инания
о
Блоке.
Ру ко пис ный
отдел
Государ­
с твенно й
Публичной
библиотеки
им.
М.
Е.
Салтыкова-Щедрина
(далее:
Г ПБ), ф.
60, ед.
хр.
11, с.
21.
Частично
о п уб ли ко ван ы: «Беседа», Берлин,
1923, No 2; «Современнее записки», Париж, 1923, «N? 16—17,
88


цпи
Андрей
б елый
впер вые
оказался
па
Вол ге;
силь нейши е
его
впечатления
от
Вол ги
сразу
связались
с
Блоком
и
с
сожалени­
ем
о
том,
что
Блок
Волги
не
у ви дел : «Потеря невознаградимая. ..
Если
б
увидел...
Только
он
сумел
бы
о
Вол ге
сказать»
гов о­
рил
Белый.
Только
Бло к
с умел
бы
о
Волге
ска зат ь.
Только
Не­
кр асов
сумел
о
Волге
ска зать.
Вот
на
как ую
аналогию
сра зу
наводят
эти
слова.
В
1907 году,
объясняясь
и
еще
полуоправды-
ваясь
по
поводу
статьи
«Реалисты», Блок пишет Белому: «Ведь
вот
откуда
мои
хв ат анья
за
Ск италь ца;
я
за
Волгу
ухва ти лс я,
за
понятность
слога,
за
отзывчивость
души,
за
ее
зд оров ую
и
ту­
пую
бо ль» (VIII, 199).
Это
цела я
программа
нек расо вско г о
ти­
па.
О днако
трагедия
Бло ка
фатально
п рояв ил ась
и
в
том,
что
он,
ко торы й
только
и
«сумел бы о Волге сказать», на Волге по­
чти
не
был
и
о
ней
не
с каз ал.
Волга ,
метафорически
говоря,
не
только
лирика,
но
и
эпос
русской
жи зни
и
рус с кого
иск у сст ва.
Потому
так
органически
вошла
она
в
творчество
Некрасова
в
ту
п ору,
к огда
рус с кая
жизнь,
и
прежде
в сего
ж изнь
р усс кого
кр е­
стьянства,
м огла
питать
эпическую
тему.
Блок
же
оставался
лирик ом .
Однако
ли рик ом,
переживающим
серьезнейшую
тран­
сфо рма цию
в
некрасовском
д ухе.
На
пу тях
выхода
в
жизн ь,
пр ио бще ния
к
ней
Некрасов
—
од ин
из
главных
спутников
Блока.
Что
о знач ало
это
приобще­
н ие?
Пр ежде
в сего
это
было
преодоление
лирической
замк нуто ­
сти,
возможность
лирического
ду хов ного
взаимодействия
и
кон­
такта
с
ины ми
л юдьм и,
а
об ъект ив но
—
в нешне
достоверные
описания
ж изни
и
быта,
возможность
коллизий,
находящих
вы­
ражение
в
сю жет ах,
биог раф иях ,
портретах.
В
э том
смысле
ос о­
бенн о
з на чимо
стихотворение
1903 года «Из
г а зет».
Название,
п очти
полемически
звучащее,
подчеркивающее
публицистич­
ность
стихотворения,
тоже
обращает
нас
к
Некр асо ву .
За гла вие
(оно появилось только в «С тихот в оре н иях» 1916 года)
стало
чем-то
вроде
поз д нее
пришедшего
теоретического
осознания
и
закрепления
реализовавшихся
в
стихотворении
кач е ств,
ссыл­
кой,
документированным
свидетельством
ж изн еннос ти,
дос то­
верности,
объективности.
Даже
в
самом
общем
вид е
и
нал ичи е
сюж ета,
и
характер
со­
бытия
—
самоубийство
матери,
о ст авл яющей
детей,—
с бл ижа­
ют
стихотворение
с
Некрасовым.
Но
есть
и
бол ее
су щест венны е
с б лижен ия.
Конечно,
стихотворение
есть
стихотворение,
и
«газетность»,
1К.
Н.
Б угае ва.
Воспоминания.
Рукописный
отдел
ГПБ ,
ф.
60,
ед.
хр.
106, с.
15.
89


конкретность
газетного
сообщения
пр еод о левает ся
конкретно­
стью
художественной,
т.
е.
в
известном
смысле
еще
б ольше й
кон­
кретностью,
углубленностью
в
с удьбы ,
в
быт ,
с
про нз ит ель ны­
ми
его
деталями
L Событие описано с поразительным эффектом
присутств ия
человека,
жи вшег о
в
э той
семье,
находящегося
в
э той
ко м нате.
Коля
проснулся.
Радостно
вздохнул,
Г олуб ому
сну
еще
рад
наяву.
«Коля проснулся» .
Им я,
единственное,
собственное,
сразу
д ает
и
ощущение
всезнания
авт ор а,
и
ощущение
неповторимой
маленькой
человеческой
индивидуальности,
этого
Коли.
Про кат ил ся
и
замер
стеклянный
гу л:
Звенящая
дв ерь
хл опн ула
внизу.
Это
услышано
че лов ек ом,
находившимся
в
к омн ате
(поэтом?
Колей?
о боим и?).
У
Бл ока
нет
прос то
объективного
оп ис ания
со
ст орон ы.
И
нет
перевоплощения
в
детей.
Но
из
атмосферы
детского
в осп рияти я
жизни
он
нас
не
выпускает.
И
сам
по- де т­
ск и,
перифрастически
скажет
о
городовом:
Прошли
часы.
Приходил
человек
С
оловянной
бляхой
на
толстой
шапке...—
так
описывают
дети.
Последняя
строфа
ос обе нно
зн амен ат ельн а:
Де ти
прислушались.
Отворили
двери.
Толстая
со се дка
принесла
им
щей.
С ка з ала : «Кушайте».
Встала
на
колени
И,
кланяясь,
как
мама,
крестила
детей.
Ма мо чке
не
бо льн о,
р оз овые
детки,
Мам оч ка
с ама
на
рельсы
легла.
Доброму
человеку,
тол сто й
сосед к е,
Спасибо,
спасибо.
Ма ма
не
могла. ..
Мамочк е
хорошо.
Мама
умерла.
На
протяжении
всего
стихотворения
уше дша я
мам а
ни
ра зу
не
названа.
Она
была
не
нужна:
вед ь
«играли в прятки .
Бы ли
веселы е
морозные
Св ят ки».
Нас тупил
вечер.
Слово,
ни
разу
не
н азва нн ое,
не
вс по мненно е,
тепер ь
бесконечно
повторяется,
зо­
вется,
кл иче тся.
Все
сливается
в
по дл инно
некрасовском
много-
1 «Мамин красный платок», который прячут дети,
заставляет
нас
в спом нить
о
зеленом
драдедамовом
платке
мармеладовского
семейс тва.
90


гол осом
плаче.
Кто
уте шает: «Мамочке не больно . . .
Мамочка
са ма.. .
Ма мо чке
х ор о шо »? Соседка детей?
Де ти
себя?
Поэт
всех?
Но,
кон ечн о,
Бл ок
остался
Блоком,
и
Блоком,
совсем
недав­
но
писавшим
с тихи
Прекрасной
Д аме,
приобщившимся
м ирам
и ным.
Даже
в
стихотворении
«Из газет»
это
сказывается
явст­
венно.
Приглядимся
к
начальной
строфе
—о на
не
«некрасов­
ск ая»:
Встала
в
сия ньи.
Крестила
детей.
И
дети
увидели
радостный
сон.
Полож и ла,
до
полу
к лоня сь
г оловой,
По следн ий
зем ной
п оклон .
Так
мог
нап исать
то лько
символист.
Отсюда
это
почти
еван­
г ельск ое
сия ние
(хотя при желании можно дать и бытовую мо­
т ивиро вку:
в
си янии
утр а).
Отсюда
нет о чное
«клонясь»
вместо
точного,
но
бытового
«кланяясь» .
И
«до полу», вызывающее ас­
соци ац ию
«клонясь долу» .
Нужны
«иные»
слова,
или
их
сов сем
не
нужно .
И
ей,
к стати ,
не
дано
ник а ких
конкретизирующих
обо зна чений ,
вроде
«мать», «женщина», даже просто «о на» .
Не­
возможна
никакая
конкретность.
Образ
(почти иконный)
несет
печать
чего-то
отлетающего,
бес плотн ого,
уже
почти
неземного.
Еще
ничего
не
сказ ан о
о
са мо убийс тв е,
о
см е рти,
об ъясн ен ие
по­
яви тся
в
конце,
но
все
уже
совершилось
в
э той
первой
с троф е,
ибо
она
уже
не
здесь.
И
тем
си льне е
и
д р аматичн ее
звучат
дальше
мотивы
зе мной
жизни,
быта,
конкретности,
земной
ра­
дости
и
земной
скорби .
«Из газет»
в
сво ем
роде
исключительно
для
первого
тома .
Дос та точ но
ср ав нить
ст ихот во ре ние
той
же
по ры
«Плачет ребе­
но к», где сообщение о плаче ребенка не более чем подчиненная
о бщей
романтической
ка ртин е
чисто
эстетическая
дета ль ,
со
стихотворением
«Из газет», чтобы увидеть принципиальную
разницу.
Во
втором
случае
мы
имеем
дело
уже
с
некрасовским
принципом
м но гогол ос ия.
Блок
здесь
прямой
на следн ик
Некра­
сова.
Некрасов
соотносим
с
Блоком
по
сут и
на
всех
этапах
его
зрелого
творчества
и
с
разными
этого
творчества
сторонами.
Очень
близко
Бл ок
подхо дит
к
Некрасову,
а
вер нее,
Н ек расов
«подходит»
к
Блоку
в
ощ ущ ении
и
изображении
страшного
ми­
ра.
Б лок
так
и
назвал
ц икл
стихов
—
«Страшный мир».
У
Не­
к расо ва
нет
такого
названия.
Но
мн огие
его
стихи
конца
60-х
—
70- х
годов
нечто
в роде
цикл а
«Страшный мир»
образуют.
Во­
об ще
лирика
Некр асо ва
70-х
годов,
более
чем
когда-либо,
несет
настроение
сомнений,
тревоги,
подчас
пр ямо го
пессим из ма.
Его
Of


все
меньше
можно
р ассматр ив ат ь
как
поэ та
лиш ь
народной
кре-
сть янско й
Руси.
Все
ча ще
образ
мира
как
крестьянского
жи з­
неустройства
вытесняется
об разом
мир а
как
всеобщего
миропо­
рядка.
Масштабы,
которыми
меряется
жизнь,
поистине
стано­
вятся
мировыми.
П озд нюю
лирику
Некрасова
про ник ает
ощу­
щени е
мирового
неблагополучия
и
катастрофичности.
Но
наиболее
при вле кат елен
для
Блока
не
Некрасов
поздний,
конц а
60- х —70-х
годов,
т.
е.
наиболее
с
ним
со о тнос имый,
а
Не­
красов
50-х—н ач ал а
60- х
годов,
Н ек расов
«Коробейников», и
п рив лекат елен
он
в
общем
в
том
же
каче ств е,
что,
скажем,
и
Лев
Толст ой ,
т.
е.
как
поэ т
с
«устоями», как художник,
пом ога­
ющий
жить.
Вы ход
в
жизнь
был
для
Бл ока
п роц ессом
многоэтапным
и
многосторонним.
Для
Блока-лирика
он
оказывался
и
по д лин­
ным
вы ход ом
в
свой
собственный
внутренний
мир.
Не
случай­
но
«AnteLucem» и «Стихи
о
Прекрасной
Да ме»
при
в сем
том,
что
они
бы ли
субъективны,
оказывались
мало
личностными.
От­
крытие
мира
стало
и
открытием
себя
как
личности,
как
части
этого
мира.
Таким
обра зо м,
пр ихо дит
не
о тказ
от
субъективного
для
объективного,
но
новое
открытие
субъективного,
уже
в
свя­
зи
с
реальным
объективным.
На
э той
основе
в
«страшном мире»
совершается
уяснение
личностью
своего
вн утр еннего
ст рашн ого
мира
с
раздвоенным
со з нанием,
атр о фир ованн ыми
чувствами,
ощущением
нецель но ст и
и
бесцельности
собственного
бытия.
Эта
лирическая
проблематика
уже
у
Некрасова
от
самых
ран­
них
произведений
(«Я за то глубоко презираю себя ...») через
«Рыцаря на час»
переходит
к
стихам
последних
ле т.
Интимные
мо тивы
эти
несли
б ольшо й
объективный
смысл.
Добролюбов
в
письмах
к
Некрасову,
да
и
в
п ароди ях
на
н его
склонен
был
рас­
с матр ива ть
их
как
выражение
лич но го
настроения
и
личной
слабости
Некрасова,
которые,
по
его
мнению,
нуждались
в
пре­
одоле ни и.
Более
того,
критик
как
бы
недоумевал,
о казы ва ясь
пер ед
противоречием
между
впечатлением
от
таких
стихов
и
впечатлением
от
их
автора
как
бе зус лов но
си льн ого
человека.
Ни
объективных
ист оков ,
ни
общественного
смы сла
этих
стихов
Некрасова,
того,
что
назы в ают
обыч но
«покаянной»
лирикой,
Доброл ю бов
не
уви д ел.
А
вед ь
уже
в
«Рыцаре на час»
Некрасов
прямо
г овор ит
от
ли ца
целого
поколения
и
о
ц елом
поколении:
Захватило
вас
трудное
время
Неготовыми
к
трудной
борьбе.
Вы
еще
не
в
мог иле,
вы
жив ы,
Но
для
д ела
вы
мертвы
дав но,
92


Суждены
вам
б лагие
порывы,
Но
св ер шить
ничего
не
дано...1
Такие
стихи
неизменно
привлекали
в нима ние
Блока.
Пере­
числяя
любимое
у
Нек ра сов а,
Блок
называет
«Рыцаря на час» .
А
стихотворение
«Ангел - Хра нит е ль»,
что
отмечалось
уже
В.
Н.
Орлов ым 2, до прямых реминисценций связано со стихот ­
во ре нием
Некрасова
«Я за то глубоко презираю себя...» .
Это
с т их отв орение
1906 года,
отт алки ва ясь
от
одного
некрасовского
ст их отв орения ,
к о нцент рир ует
многие
образы
и
н астрое ни я
Не­
красова,
буквально
все
пр о низано
им и:
здесь
и
скорбь
о
нищих
и
бедн ых ,
и
боль
за
себя,
за
свой
народ,
и
проклятие
на сл едст­
венности
(«что предки мои
—
поколенье
ра б ов»).
Самое
удар­
ное
место
у
Блока
—
«И эта рука—- н е
поднимет
ножа .. .»
—
п очти
цитата
из
Некрасова
с
возвращением
к
доцензурному
не­
красовскому
в ариа нту: «А хватаясь за нож
—
замир ает
рука»
(во всех прижизненных изданиях печаталось: «А до дела дой­
дет
—
зам ир ает
р у ка!»).
Стихотворение
Блока
д аже
шире
и
оп­
ределеннее
по
общественно-политическому
звучанию.
Недаром
оно
было
зап рещ ено
за
р ев олюц ион ную
тенденцию
и
призыв
к
«политическому убийству» 3.
Но
в
стихотворении
Блока
есть
нечт о
нов ое,
воспринимае­
мое
на
отч етлив ом
некрасовском
фоне
о со бенно
яв ственн о.
Ха­
рактер
в
некрасовском
произведении
проще.
В
нем
есть
двойст­
венность
с
ее
«или
—
или».
И
у
Бл ока
ест ь
двойственность,
но
есть
обертоны,
ко торы е
ее
усложняют
(«И нежности ядом убита
д уш а ...», «Но люблю я тебя и за слабость мою. ..»).
Е сть
у
Бло­
ка
и
фатальный
мотив
с уд ьбы.
Да
и
появление
самого
образа
а н гела -хран ителя
содержит
намек
на
бо льшее ,
чем
двойствен­
ность,—на
двойничество.
Та к,
двойственность,
подкрепленная
некрасовской
тр адицией
и
формально
осозн ан на я
в
ее
ра мк ах,
несет
зародыш
д войниче с тва ,
связанный
уже
с
Достоевским.
На­
до
сказать,
что
Бл ок
здесь
не
только
ид ет
от
Н екрас ова
к
До­
стоевскому,
но
и
возвращается
от
Достоевского
к
Н ек расов у.
Отсюда
движение
от
ранних
«двойников» («Ты совершил над
нею
подвиг
тру дны й...» (1901) и «Вот
моя
пе сня
—
тебе,
Ко­
ломбина» (1903)к «Ангелу-Хранителю» (1906)исновак«двой­
ни ку » («Однажды в октябрьском тумане .. .» (1909).
Конечно,
1Н.
А.
Нек ра сов.
П олное
собрание
сочинений
и
писе м
в
двена­
дцати
то мах,
т.
II.
М.,
Го сли ти зд ат, 1948, с.
97.
В
дал ьне йше м
ссылки
на
это
изд ани е
п рив одят ся
в
текс те .
а
Вл.
Ор лов.
Але ксандр
Блок.
М.,
Гослитиздат, 1956, с.
96.
ЭО.
В.
Цеховницер.
Символизм
и
цар ска я
цензура.
«Ученые
записки
ЛГУ», No 76, вып.
11, 1941, с.
293.
93


на зва ния
не
исчерпывают
сложности
процесса,
но
они
не
с лу­
ча йны.
Вообще
двойственность
и
двойничество
сов сем
не
одн о
и
то
же,
несмотря
на
близость
т е рминов.
Двойственность
в
сравн е­
нии
с
д во йничес т вом
еще
г ов орит,
по
сут и,
о
ц ел ьнос ти.
Двой­
ственность
озна чае т
две
ст ороны
характера,
ос оз наю щего
себя
как
единое,
хотя
и
противоречивое
явление.
Характеры
в
так их
стихах,
как
«Я за то глубоко презираю себя...»
или
да же
«Ры­
ца рь
на
ч ас», лишены двойничества .
От сюда
возможность
сохра­
не ния
нравственных
це ннос те й,
рождающих
и
чувство
в ины
и
чувс т во
ответственности.
Они
проще ,
но
сильнее.
Не
то
в
случае
с
двойничеством.
В
двойничестве
двойственность
до ходи т
до
пр еде ла,
за
которым
начинается
уничтожение
характера,
по
су­
ти
уничтожение
чел ов ека.
Двойничество
—
это
з аверш ени е
п ро­
цесса,
это
раздвоение,
отчуждение,
дошедшее
до
выталкивания,
до
реализации
в
не кий
образ
вовне.
В
ста тье
«О современном состоянии русского символизма»
Блок
пишет
о
худ ож ни ке,
в
сущности
о
се бе: «... он
полон
мно­
гих
де м онов
(иначе называемых «д во йни кам и»), из которых его
злая
твор ческ ая
воля
создает
по
произволу
постоянно
меняю­
щиеся
груп пы
заговорщиков.
В
каждый
момент
он
скрывает,
при
помощи
таких
з а говоро в,
какую-нибудь
часть
души
от
се­
бя
само г о» (V, 429).
Но
это
лишь
частное
преломление
бол ее
общего
кри зис а,
бо лее
общего
процесса
отчуждения.
«При та­
ком
по ло жении
дела,—
пиш ет
он,—
и
возникают
вопросы
о
про­
клятии
искусства,
о
«возвращении к жизни», об « о бще ст венн ом
служении», о церкви,
о
«народе и интеллигенции» .
Это
—
совер­
шенно
естественное
явление,
конечно,
лежащее
в
пред ел ах
сим ­
волизма,
ибо
это
и скан ие
ут р аченно го
золотого
меча,
к оторы й
внов ь
пронзит
хаос ,
организует
и
у смир ит
б ушующие
ли лов ые
ми ры » (V, 431). «Как
сорвалось
что-то
в
нас,—продолжает
Блок,—
так
сорвалось
оно
и
в
Рос с ии.
Как
перед
народной
ду­
шой
встал
ею
же
соз д анный
синий
п ризра к,
так
встал
он
и
пе­
ред
нами.
И
с ама
Россия
в
лучах
этой
нов ой
(вовсе не некрасов­
ской,
но
лишь
традицией
св язанн ой
с
Некрасовым)
гражданст­
венности
оказалась
нашей
собственной
душой» (V,431).
По­
скольку
источник
событий,
переворотов,
человеческих
состояний
усматривается
в
«тех мирах», постольку гражданственность,
о
которой
гов ор ит
Блок,
оказывается
«новой», «вовсе не некра­
совской».
Но
име нно
потому,
что
и скан ие
«утраченного золото ­
го
меча»
пролегает
через
э тот
мир,
ч ерез
жизнь,
через
общ е ст­
венное
служение,
через
уяснение
отношения
к
народу,
обнару­
живае тс я
с вязь
с
традиц ией
Н ек расов а.
94


Никакая
высшая
гарм о ния
для
Бло ка
невозможна,
ес ли
не
гармонизован
э тот
ми р.
П осле
1904 года самое высшее,
дальнее
и
идеальное
пр инимал ось
Блоком
уже
только
через
конкретное,
бл из кое,
реальное.
Знаменательно
и
то,
что
Некр асо в
назван
здесь
первым
и
ед инс т ве нным,
и
то,
какая
шир ок ая
жизненная
об щ ест венная
проблематика
св я зана
для
Блока
с
именем
Не­
красова.
Так
Н екрасо в
оказывается
для
Блока
уже
не
только
спутником
в
«страшном мире», но и проводником в нем .
Где,
как
и
когда
ищет
Блок
в
жизни
ценно сти
и
как
эти
по­
и ски
соотносятся
с
по искам и
Некрасова?
И
для
Нек р асо ва,
и
для
Блока
од ной
из
главных
ценностей
является
род и на,
Рос с ия.
Особенно
сбл иж ает
обоих
то,
что
от­
ношение
к
ней
обычно
раскрывается
чере з
отношение
к
третье ­
му.
Это
третье
—
женщина.
Однако
сами
ж енщины
эти
у
Не­
красова
и
Бл ока
разные,
и
разным
ок аз ывае тся
характер
от но­
шений.
Для
Некрасова
су щест вен
образ
Ро ссии -матер и.
И
не
случайно.
Вообще
мать
и
ма тер инство
в
поэзии
Некрасова
при­
об рели
огромное,
даже
исключительное
значение,
как
ни
у
ко го
до
него,
включая
Пушкина.
Поэзия
Некрасова
в
этом
смысле
уникальна.
Нечто
по добн ое
мы
находим
ли шь
у
Лермонтова.
Пр ежде
всего
можн о
сказать,
что
у
Некрасова
есть
тем а
ма­
те ри
в
ряду
других
тем,
но
в
это м
качестве
она
хотя
отчасти
и
выражает,
но
нико г да
не
поглощает
ко л оссаль ной
идеи
мате­
ринс т ва
в
его
поэз ии .
Т ак,
в
беспощадно
р еальн ых
картинах
главы
«Волчица»
в
поэме
«Кому на Руси жить хорошо»
образы
матери-волчицы
и
мате ри-крес тьянки,
оставаясь
реальнейшими
с ами
по
себе ,
просвечивают
друг
друга
и
сливаются
в
некий
символ
материнства.
Природность
и
духовность
в
своем
кр айн ем
проявлении
—
вот
каков
здесь
н екр асо вский
диапазон.
Име нно
символический
обра з
строится
в
ст их отво ре нии
«Внимая ужасам войны ...», ког­
да
в
конце
мы
видим
уже
не
простое
по
сходству
ср а внен ие:
об­
раз
плакучей
ивы
и
плачущей
матер и
(«То слезы бедных мате­
ре й!») как бы прорастают друг в друга .
В
то
же
время
уже
п ер­
вые
слова
стихотворения
исключают
какую
бы
то
ни
бы ло
алле­
горичность.
«При каждой новой жертве боя»
—
не
при
но вых
жертвах
и
даже
не
при
н о во й, «каждая»
—
так
отмечена
един­
ственность
жертвы.
У
Некрасова
мать
—неко е
безусловное,
аб солютн ое
начало
жизни,
воплощенная
но рма
и
иде ал
ее.
Для
Некрасова
она
с та­
нови тс я
внутренне,
жизненно
не обходи мой ,
являя
искомое
«во
имя ».
В
этом
смысле
м ать
есть
главный
«положительный герой»
некрасовской
поэ зи и.
Поэтические
ис ка ния
Некрасова
здесь
93


стоят
в
том
же
ряду,
что
и
поиски
героя-гражданина.
Это
поис­
ки
цельности
и
полноты
бытия.
Надо
сказать,
что
идеал
гражданина,
в ыс шего
человека,
ск а­
жем
шире
—
героя,
менялся
у
Нек ра со ва,
все
более
приобретая
качества
высшей
духовности
и
ид еально ст и,
абсолютизируясь
и
даже
осеняясь
именем
Х ри ста,
осоз н ан ного,
конечно,
совсем
не
в
официальном
церк ов но-прав осл авном
духе.
Д иста нция ,
прой­
денная
на
э том
пути
Некрасовым,
явственно
о т мечается
дв умя
п ро и зве де ни ям и : «Памяти приятеля»
и
«Пророк» .
С
другой
ст ороны ,
вспомним,
что
на
третьем
эт апе
освободи­
тельного
движе ния
Горький
называет
роман
о
его
герое,
ска­
ж ем,
не
«Павел Власов», а «М ат ь», стремясь к выявлению всей
ш иро ты,
гл уб инност и
и
природности
совершающейся
перест­
ройки
жизни.
Высшим
ти пом
материнского
отношения
для
Некрасова
с тал
образ
«матери родной».
Однако
сам
образ
этот,
по до бно
образу
героя-гражданина,
тоже
не
оставался
не изме нным.
И
его
раз ­
вит ие
связано
с
об щей
эволюцией
поэ зии
Н ек расов а.
Им енно
п отом у,
что
образы
«дряхлого мира», «рокового пути»
укрупни­
лись,
поэ т
ищет
не
только
противостоящие
пол о жит ель ные
на­
ча ла,
но
и
их
новую
ме ру.
Так
и зме няются
образы
и
ге роя
(«Пророк»), и поэта («Поэту»), и матери .
Еще
в
50- е
годы
Некрасов
создает
образ
матери
в
поэме
«Ры ­
цар ь
на
час».
Здесь
слиты
в
о дно
и
реальные
биографические
приметы
матери
поэта,
и
идеальные
начала
в
ней,
в
о бщем
вы­
ходящие
все
же
за
пределы
реального
биографического
ли ца,
хотя
и
связанные
с
ним.
В
даль н ейшем ,
в
70-е
г оды,
этот
об раз
как
бы
раздваивается
и
предстает
в
двух
разных
произведениях.
Бол ее
реальный
—
в
поэме
«Мать», тесно связанной с ранними
разраб отка ми
Н ек р асовым
этой
темы.
По эма
«Мать»
во
многом
автобиографична
и
би огр афич на.
Об раз
матери
в
ней
сравни­
тельно
с
«Рыцарем на час»
гораздо
бол ее
конкретен,
а
в
черно­
вых
набросках
к
поэме
бы ли
н ам ечены
сцены
(например,
с
лю­
б овнице й
от ца
А гра фен ой), которые еще более обытовляли его .
Поэма
не
была
закончена,
и
вряд
ли
только
из-за
болезни.
Уже
в
первой
главе
п оэт
обращал ся
к
матери:
Благослови,
родная:
час
п робил !
В
груди
к ипят
ры даю щие
звуки,
Пора,
пор а
им
вверить
мысль
м ою!
Т вою
любовь,
тво и
святые
муки,
Твою
борьбу
—
по дви жниц а,
пою!..
(И, 416)
96


Од нако
вопр ек и
это й
завязке
из
поэмы
уш ло
нечто
такое,
что
было
уже
в
«Рыцаре на час», а именно
—
идеальность.
Зато
эта
идеальность
в
б еск онеч но
бол ее
высокой
ст епени
во пл от илась
в
другом
ст их от во рении
—
одн ом
из
лучших
у
Некрасова
—
«Ба -
юш ки- баю», созданном менее чем через месяц после того,
как
прекратилась
работа
над
поэмой
«Мать» .
В
этом
стихотворении
мать
—
последнее
прибежище
перед
лицом
всех
потерь,
утра ты
музы,
перед
ли цом
самой
см ер ти.
И
мать
утешает,
прощает,
отпускает:
Еще
вчера
людс ка я
злоба
Тебе
оби ду
нанесла;
Всему
конец,
не
бойся
гроба I
Не
будешь
знать
ты
больше
з ла!
Не
бойся
клеветы,
род имы й,
Ты
заплатил
ей
д ань
живой,
Не
бой ся
стужи
нестерпимой:
Я
схороню
тебя
весной.
(II, 426)
Ма ть
надел ена
здесь
прер о гат ивами
божества,
всевластием
абсолютным,
по
сути
про исх оди т
обращение
к
«богу»
в
образе
ма т ери,
ибо
так
утешать,
прощать,
отпускать
может
лишь
б ог.
Таким
образом,
в
поэзии
Некрасова
ес ть
не кая
восходящая
триада
развития
образа,
даже
шир е
—
ид еи
м атер и:
мать,
мать-
р о дина,
мать
—
высшее
идеальное
нач ало .
Подобное
дви жен ие
е сть
и
в
процессе
со зд ания
образа
и
ш ире
—
иде и
героя:
прия ­
те ль,
гражданин,
п ророк.
При
это м
про исх оди т
своеобразное
возвращение
к
«наивностям» «пе рво нач а ль ного
христианства
с
его
демократически-революционпым
д ухом », о котором говорил
В.
И.
Лен ин
L
Конечно,
для
Некрасова
бога
как
такового,
в
церковно-пра­
вославном
представлении,
не
существовало.
Тем
более
не
при­
х оди тся
гов орит ь
о
чем-то
складывающемся
в
р ел игиоз ную
кон­
цепц ию.
И
все
же
в
посл ед них
стих ах
Некрасова
мы
видим
по­
иски
абсолютного
утверждения
перед
лицо м
абс олю т ного
отри­
цания
—
смерти.
Интересно,
что
е сли
в
поэме
«Мать»
он,
поэт,
лирический
ге­
рой ,
успокаивает,
уте ша ет
ее,
то
во
вт ором
произведении
—
«Баюшки -ба ю»
—
это
де лает
он а.
Он
уте шае т
здесь,
она
уже
та м.
Она
да рит
не
о бещани я
чего-то,
а
р азр ешен ие
всего:
В.
И.
Лени
н.
Пол ное
собрание
сочинений,
т.
33, с.
43.
4 В мире Блока
97


Пора
с
полуденного
зноя!
П ора,
пор а
под
сень
покоя:
Усни,
усни,
касатик
мой!
Прийми
трудов
венец
желанный..
Уж
ты
не
раб
—
ты
царь
ве нчанны й;
Ничто
не.
в лас тно
над
тобой!
Не
страшен
гроб,
я
с
ним
знакома;
Не
бойся
молнии
и
грома,
Не
бойся
це пи
и
бича,
Не
бойся
яда
и
меча,
Ни
беззаконья,
ни
з ако на,
Ни
урагана,
ни
грозы,
Ни
чело веч еск ог о
стона,
Ни
человеческой
слезы .
(11,425)
Но
Некрасов
слишком
«земной», и есть- так и
пос ледн ее
з ем­
ное
у теш ен ие, «властное»
над
ним
до
ко нца.
Без
него
ра зреш е­
ние
всег о
не
ра зр еше ние,
и
«бог»
сходи т
на
земл ю:
Усни,
страдалец
терпеливый!
Свободной,
горд ой
и
сч астл ив ой
Увидишь
родину
свою.
Баю- баю- баю -б аю !
В.
Н.
Орлов
п исал
в
свое
в р ем я: «...тема
мат ер инст ва
те сно
связана
у
Бло ка
с
поэзией
Не к ра с ова . ..» 1 Действительно,
мно­
гие
образы,
сопряженные
у
Блока
с
э той
темой,
несут
сле ды
в лияния
Некр асо в а.
Так,
стихотворение
«Коршун»
содержит
с тро ки,
которые
м огут
показаться
ц итато й
из
Некрасова
и
д аже
передают
очень
не
частую
у
Блока
прямую
ре чь
крестьянки:
В
избушке
мать
над
сыном
тужит:
«На хлеба, Hâ, на грудь,
соси,
Раст и,
покорствуй,
крест
неси».
В
конце
поэмы
«Возмездие» «о б ра з
матери
склоненный»
за­
ставляет
вспомнить
о
поэме
Некрасова
«Мать»
и
да же
о
«Ры­
ц аре
на
час».
Но
все
же
в
р ешен ии
э той
тем|д
есть
между
Не­
красовым
и
Блоком
большая
разница,
и
уже
она
объясняет
отчасти,
по чему
для
Бло ка
образ
России
не
связывается
с
обра­
зом
м атер и.
Прежде
всего
образ
матери
у
Блока
не
складыва­
ется,
как
у
Некр асо в а,
в
нечто
выс ше е.
Кое-что
здесь,
видимо,
объясняет
и
б ио графи я.
Может
быть,
реальному
образу
матери
поэта
труднее
было
пер ейт и
в
некую
художественную
и
фило-
1В.
Н.
Орлов.
Але ксандр
Блок
и
Нек расо в.
«Научный бюлле­
тен ь
Л ГУ », 1947, No 16—17, с.
61.
98


софскую
идеальность,
как
это
им ело
место
у
Некр асо в а,
потому
что
она
всегда
б ыла
с
ним
свя зан а
не
только
жизненно,
но
и
житейски.
Впрочем,
эт о,
очевидно,
далеко-далеко
не
главное.
В
биографии
Блока,
и
литературной
тоже,
мать,
ко торую
п оэт
называл
своей
«совестью» (IX, 166), играла колоссальную
роль,
не
меньшую,
может
бы ть,
да же
большую ,
хотя
и
ин ую,
чем
в
жи зни
Н екр асо ва.
«До женитьбы .. . —
вспоминает
М.
А.
Бекетова,—
мать
бы ла
для
н его
самым
близким
челове­
ком
на
св ет е. . .» 1 Известно,
что
мат ь
с ильно
влияла
и
на
фо р­
мирование
мистических
настроений
р аннего
Блока.
Сам
поэт
говорил,
что
они
с
матерью
поч ти
одно
и
то
же.
Это
характер­
но.
У
Некрасова
—
со всем
не
«одно и то же».
При
всем
ощуще­
нии
неразрывности
и
ду хов ного
родства
она
—
нечто
высшее,
идеальное.
Любопытно,
что
у
Блока
очень
мно го
с ти хов,
на­
чиная
от
самых
ранних,
посвящено
матери.
Это
стихи
1898 года
«Моей матери» («Друг,
посмотри,
как
в
р авни не
не бесно й .. .»),
стихи
1899 года «М ое й
мат ери » («Спустилась мгла,
туманами
чре ват а. ..»), 1901 года—«Моей
м а те ри » («Чем больней душе
мяте жн ой. .. »), 1904 года —«М оей
м а те ри» («Помнишь думы?
Они
улетели...») и т.
д.
Все
они
—
да нь
любв и
и
уважения.
Но
это
именно
п ос вящен ия
ей
(моей матери), а не стихи о ней .
Мат ь
не
оказывается
для
Блока,
как
для
Некрасова,
внутрен­
ней
лирической
темой.
Она
не
ун иве рса лиз ует ся
в
высшую
в се­
охватывающую
идею.
Отсюда
невозможные
для
Некрасова
и
да­
же
отче тлив о
п ол емич ные
по
отношен ию
к
нем у
с трок и:
Всё
на
зем ле
умре т
—•
и
мать,
и
младость,
Жена
из м енит,
и
покинет
друг,
Но
ты
учись
вк ушат ь
иную
сладость,
Гля дяс ь
в
холодный
и
полярный
кр уг.
И
к
вздрагиваньям
ме длен н ого
хлада
Устал ую
ты
ду шу
приучи,
Что б
было
зде сь
ей
ничего
не
надо,
Когда
отт уда
ринутся
лучи.
Для
Некрасова
просто
не до пус тимо
с тав ить
м ать
в
обычный
жит ейск ий
ряд:
жена,
друг...
(ср.: «Увы!
утешится
жена,
И
дру­
га
лучший
др уг
забудет;
Но
где- то
ес ть
д уша
од на
—
Она
до
гроба
п омни ть
бу дет!»), а позднее она предстает уже прямо в
лучах,
ринувшихся
оттуда
(«Баюшки -б аю »).
1М.
А.
Б
е
к
е
т
о
в
а.
А лекса ндр
Блок.
Биографический
очерк.
Из д.
2-е .
М. , «Academia», 1930, с. 77.
4*
99


Так им
об раз ом,
мать
в
о бщем
со всем
не
зйниМает
такого
ме­
ста
в
поэзии
Блока,
какое
она
занима ет
в
творчестве
Некрасова.
Мест о,
которое
зан имает
у
Некрасова
мать,
в
поэ т ичес ком
м ире
Блока
заняла
другая
един ств енн ая
женщина
—
ж ена.
В
стихах
Блока
немало
о бра зов
женщин,
но
ни
одной
из
них
не
дано
бы­
ло
играть
роли,
кото рую
заняла
жена.
Это
сло во
в
применении
к
поэзии
Бло ка
можно
смел о
выделять
курсивом
или
н ачин ать
с
б ольшой
буквы.
Б лок
однажды,
как
бы
повторяя
толстовского
Лев ин а,
з ам етил,
что
для
него
существуют
две
ж енщин ы:
Лю­
бовь
Дмитриевна
и
все
остальные.
Так
и
в
стихах
Блока
оказ а­
лись
две
женщины:
он а,
«Прекрасная Дама»,
Жен а,
«Русь
моя!
Жен а
мо я !» и все остальные .
Кри ти ки
час то
путали
ее
и
остальных
и
писали
о
том,
что
на
место
Пре кр ас ной
Дамы
у
Блока
пришла
проститутка,
к оторую
с ме нила
жен а
—
Россия,
и
все
это-де
бы ли
м еняющ иеся
облики
единой
ее.
Нет,
ей
Блок
оставался
вер ен
до
конца
и
с
нею
неизменно
соч ет ал
то,
что
было
для
не го
главными
ценностями.
Именно
так
почти
всегда
сливается
с
обра зо м
Жены
образ
России
(«Русь моя!
Жена
м оя !»).
В
постоянстве,
в
длительности
и
страстности
поиска
обо б­
ще нного
обр аза
России,
пожалуй,
некого
поставить
ряд ом
с
Н ек расо вым
и
Блоком,
хотя
путь
их
и
не
был
одинаков.
Для
Некрасова
е сть
родина-мать
и
есть
не
только
сила,
но
и
из вест ­
ная
простота
сы новних
отн оше ни й.
Кроме
того,
хо тя
ро ди на,
Россия
неиз менно
называется
матерью,
сам
этот
образ
родины-
матери
и
обр аз
матери
как
таковой
существуют
са ми
по
себе,
не
взаимопроникают.
Блоку
нужен
уже
иной
об раз
—
же ны,
лю би мой
женщины,
н есущ ей
бесконечную
сложность,
дина м и­
ку,
противоречивость
чув с тв.
И
образ
России
и
обра з
любимой
женщины
у
н его
св яза ны
та к,
что
одно
обычно
раскрывается
только
через
др уго е.
Программные
с тихи
1907 года
—
вступле­
ние
к
циклу
«Родина»
—
в
рукописи
бы ли
посвящены
Любови
Д мит р иевне.
К
ней
он
об р ащае тся
как
к
залогу
спасения ,
ко­
торое
дарит
родина,
в
стих ах
1909 года «П од
шум
и
зво н
одно­
об ра з ный... »:
Ты,
зн ающая
да льне й
це ли
Путеводительный
маяк ,
Простишь
ли
мне
мои
ме т ели,
Мой
бред,
поэ зию
и
мр ак?
Иль
можешь
лучше:
не
про ща я,
Буд ить
мои
колокола,
Чтобы
распутица
ночная
От
родины
не
увела?
100


Хот я
ср авнител ьно
со
с ло жным
и
пр от ивор е чивым
движени­
ем
Блока
пут ь
Некрасова
был
бе ско не чно
бол ее
ясеп
и
прям,
дорога
к
России
и
у
Некрасова
и
у
Блока
была
да льне й.
Не­
красову,
даже
уже
вступившему
в
середине
40- х
годов
на
пу ть
реализма
и
народности,
чувство
России
оказалось
еще
не
по
плечу.
Я
пи сал
о
том ,
какой
б ольш ой
шаг
впер ед
сд елал
Некра­
со в,
автор
стихотворения
«В дороге», сравнительно с лермон­
т ов ской
«Родиной»
в
изуч е нии
народной
жизни,
углу бл яя сь
в
пее
ан алит ич ески
*.
Но
до сти ж ения
в
анализе
сопровождались
потерями
в
синтезе,
утратой
ощущения
целого.
«Влас», «Саша», «Несчастные», «Школьник»
—
произведе­
ния,
по-разному
важные
на
пути
к
синтетическому
образу
со­
временной
Рос сии .
Однако
подлинно
эт апны м
произведением
стала
ли шь
поэма
«Тишина» .
С обы тия
Кры мск ой
войны,
ожи­
дание
всероссийских
перемен
сы гр али
колоссальную
роль
в
становлении
Н ек р асова-по эта,
во
многом
аналог ич ну ю
той
ро­
ли,
кот орую
сыграли
для
Блока
события
1905 года.
Русская
ис тори я
на
крутых
своих
пов орот ах
выв од ила
о боих
к
ощуще­
нию
национальной
жи зни
в
целом,
выя вляла
их
качества
наци­
ональных
поэтов.
Только
после
эт их
с обы тий
каждый
из
них
приобретает
способность
гов ори ть
с
Россией
в
целом.
Будут
но­
вые
рад ости ,
тр ев оги,
н адеж ды
и
сомнения,
но
сам а
эта
способ­
ность
ост анет ся
навсегда.
Важнейший
мотив,
объединяющий
Некрасова
и
Блока,—
чув ст во
исторической
ответственности
и
готовность
делить
судь­
бу
с
на родом ,
брать
па
себя
причитающуюся
долю
того,
что
дает
ист ор ия
народа.
«Это
—
меньше
всего , —
писал
П.
Медве­
дев,—
нацио нал ьны й
за дор
и
у по ение
и
б ольше
всего
—
тяже­
лая
историческая
с уд ьба . .. »2 Блок полагал,
что
«художнику
надлежит
готовиться
встретить
ве лик ие
события»
и,
встретив,
«суметь склониться перед ними» (VI, 59).
Именно
это т
прин­
ци п,
а
никако й
не
либ ера лизм
сказался
в
заключительных
стро­
ках
одной
из
самых
близких
Бло ку
поэм
Некрасова
—
поэмы
«Тишина» 3:
1 См.
H.
Н.
Ск ато в.
Поэты
некрасовской
школы.
Л.,
и зд. «Про­
свещение», 1968, с.
26—29.
2П.
Ме две дев.
Т во рч еский
пут ь
Ал.
Блока.
В
кн .: «Памяти Бло­
ка ».
П б., 1923, с.
193.
3 «Необходимо особо выделить написанные в разное время пометки
в
стихотворении
«Тишина» (Ю .
Д.
Л
е
в
и
н
и
М.
И.
Д
и
к
м
а
н.
Пометки
А.
А.
Блок а
на
соб ран ии
стихотворений
Некр асо ва.
«Ученые записки
ЛГ У», No 229, серия филологических наук,
вып. 30, 1957, с.
288).
101


За
личным
счастьем
не
гонись
И
бо гу
уступай
—
не
с поря. ..
(II, 46)
Про бле ма
бы тия
России
в
ее
про шлом
Некрасова
волновала
сравнительно
ма ло.
Блок
же
нача л
*с Руси довизантийской,
с
п ра-Ро ссии.
Мы
находим
у
Блока
Ру сь
др евних
сти хи й,
легенд
и
поверий.
Если
ис кать
для
об разов
Бло ка
параллелей
в
жи­
вописи,
то
пр ид ется
называть
и
Ре риха ,
и
Нестерова,
и
Врубе­
ля.
С амо
по
се бе
это
ос мы слен ие
национальной
истории
во
весь
ее
рост,
очев и дно,
вызвала
предреволюционная
эп оха,
как
бы
производившая
генеральный
смотр
всех
сил
нации,
ее
во зм ож­
ностей
и
резервов.
Пу ть
Блока
был
путем
от
Руси
к
Р осси и.
Синтетический
об­
раз
современной
России
в
ли рике
Блока
включал
всю
ее
и сто­
рию.
«В «Стихах
о
Р осс ии»
нет
ни
одного
«былинного»
о бра­
за ,—
пи сал
Ге ор гий
Иванов,—
ника ких
молодечеств
и
«гой
ес и».
Но
в
них
—
Россия
былин
и
татарского
владычества,
Р ос­
сия
Лермонтова
и
Некра со ва,
волжских
скитов
и
1905 года» 1.
Центральное
стихотворение
цикла
«Родина»
—
«Россия».
По
сути
это
—
це лая
лирическая
поэма,
подготовленная
многи­
ми
предшествовавшими
опыт а ми,
прежде
в сего
такими,
как
«Осенняя воля»
и
«Русь».
Интересно,
что
тематически
сти хо­
т ворени я
эти
как
буд то
бы
должны
бы ли
войти
в
цик л
«Роди ­
на », но не вошли в него.
Они
—
этюды ,
пусть
гениальные,
как
«Осенняя воля»; «Россия»
—
сама
картина.
Некрасовское
на­
чал о
живет
у
Блока
в
ряду
других,
взаимодействуя
с
ними.
В
«Осенней воле»
Блок
почти
буквально
повторяет
предшест­
венников.
Да
пь яный
топот
тр епак а
Перед
по рог ом
ка бак а...—
писал
Пуш кин.
Смотреть
до
полночи
гот ов
На
пляску
с
то пан ьем
и
сви сто м
Под
го вор
пьяных
мужичков...—
вторил
Лермонтов.
Буду
слушать
г олос
Рус и
пьяной,
О тдыха ть
под
крышей
ка ба ка ...—
заключил
Б лок.
Г еор гий
Иванов.
«Стихи •
о
Ро сс ии»
Ал ексан дра
Блока.
«Аполлон», 1915, No 8—9, с .
99.
102


Однако
Блок,
следуя
за
Некрасовым,
выявл яет
характер
от­
н оше ния
к
России,
гор азд о
более
сложный,
чем
это
было,
на­
пример,
у
Лермонтова.
У
Блока,
в
от личи е
от
Пушкина,
Лер­
монтова,
тем
более
Тютчева,
Россия
персонифицирована:
она
предстает
в
его
стихах
как
человек,
вернее,
как
жив ое
сущест­
во.
Предстает
не
только
выражение
любви,
но
сам ый
процесс
э той
любви
в
ее
развитии
и
становлении.
Характер
отношений
оказывается
бе скон еч но
сло жны м.
И
основные
творческие
им­
пульсы
здесь
давали
некрасовские
об ра зы.
В
предисловии
к
сборнику
«Земля в спегу»
Блок
писал : «...в
конце
пут и,
ис пол­
нен но го
падений,
про тив оре чи й,
горестных
в ос торгов
и
ненуж­
ной
тоски,
расстилается
о дна
вечная
и
бескрайняя
равнина
—
изначальная
родина,
может
бы ть,
сама
Ро ссия .
И
снега,
за тем­
няющие
сияние
Ед иной
Звезды,
улягутся.
И
снега,
застил аю ­
щие
землю,—
пер ед
в есно й.
По ка
же
снег
слепит
очи
и
холод,
сковывая
душу,
за гр ажд ает
пути,
издал и
доносится
одинокая
песн я
Коробейника:
победно-грустный,
призывный
напев,
р аз­
носимый
вьюгой:
Ой,
полна,
полна
коробушка,
Есть
и
ситцы
и
парча,
П ожал ей,
ду ша
зазнобушка,
Молодецкого
плеча!
Выди,
выд и
в
рожь
высокую,
Там
до
ночки
погожу,
А
за вижу
черноокую
—
Все
товары
разложу!
Только
знает
но чь
глубокая,
Как
поладили
они!
Распрямись
ты,
рожь
высокая,
Тай ну
свято
сохрани...»
(II, 373—374)
У
Блока
некрасовский
коробейник
вообще
ст ал
очень
ши­
роко
истолкованным
образом-символом.
Коробейник
знает
до­
р огу
и
выводит
на
нее.
Та к,
под
нек расо вск ую
«Коробушку»
по­
является
коробейник
в
драме
«Песня Судьбы», спасая Германа,
доводя
его
до
«ближнего места».
Но
«Коробейники»
ва жны
для
Блока
и
как
поэма
о
любви.
В
по эзии
и,
шире,—
в
творчестве
Блока
любовь
(в поэме у Некрасова еще только конкретная ча ­
стная
любовь
парня
и
девушки,
Вани
и
Катеринушки)
связана
с
бол ее
общ ей
темой:
Россия,
пу ть
к
род ин е,
любов ь
к
ней.
«Коробейники»,—
отмечает
Бл ок
в
шестнадцатой
з аписно й
кни жке,—
поются
с
какой-то
тайной
г рус тью.
Осо бенно
—
«Це­
103


ны
сам
платил
немалые,
не
торгуйся,
не
с к упис ь...».
Голос
ис­
ход ит
сл езами
в
дождливых
дал ях.
Все
в
этом
голосе:
п рос тор­
ная
Ру сь,
и
кр асная
р яби на,
и
цветной
рукав
девичий,
и
п огуб­
ленная
молодость.
Осенний
хмель.
Дождь
и
будущее
со лн це.
В
этом
будет
тайна
ее
и
мо его
пу ти.—
ТАК
пис ать
пьесу
в
этой
ос е ни» (IX, 94—95).
Речь
и дет
о
пьесе
«Песня Судьбы»,
но
так
Блоком
уже
была
написана
«пьеса»
—
«Осенняя воля».
Это
целый
необычайно
интимный
роман
с
открывающимися
на
наших
глазах
чувствами.
Покажу
это
на
п риме ре
подл инно
у д ивитель ног о
четверостишья:
Вот
оно ,
мое
в есель е,
пляшет
И
зв енит,
зв енит,
в
кустах
п роп ав!
И
вдали,
вдали
пр изы вно
маш ет
Т вой
узорный,
твой
цветно й
рукав.
Что
такое
это
«мое веселье»? Само по себе это определение
пс ихол огиче с ко го
со ст оя ния,
но
у
Бло ка
сразу
же
остраненное,
наглядное
—
«вот оно»
—
и
тем
объективированное.
Слово
«пляшет»
еще
бол ее
персонифицирует
е го,
превращая
в
си м­
вол
и
одновременно
придавая
этому
символу
жив ос ть
непосред­
ственного
дейст вия .
Все
дал ь ней шее
р азв итие
образа
—
это
усиление
к он кр етн ости : «пляшет.. .
зв енит.. .
ма ше т».
Но
проис­
ход ит
не
только
оживляющая
кон крет изац и я.
Образ
начин ает
ж ить
эм оцио на ль ной
жизнью.
«И звенит,
зв енит,
в
кустах
про­
па в»,—
фраза
не
только
о
му зы ке,
но
и
звучит
музыкой,
песен­
ным
повтором,
еще
более
усиленным
повтором
с леду ющей
стро­
ки : «И вдали,
вдали
пр изыв но
ма ше т...»
Музыка
продолжает
з вучать ,
но
уже
не
только
ею
эм оционал ьно
обогащается
обр аз.
З десь
задано
непроизвольное
движение
глаза,
сердца
вдаль
—
и
еще
дальше,
за
нею.
За
этим
и
в
этом
сло жнейш ее
и
инт им­
нейшее
психологическое
состояние.
Образ
все
более
обогащаю­
щий ся,
очеловечивающийся
(последняя строка—« Тв ой
узор­
н ый,
твой
цветно й
рукав»
—
уже
почти
превращает
символ
в
живую
ж ен щин у ), бесконечно приближающийся,
одновременно
начинает
удаляться,
но
уже
увлекая.
Слова
о
ней
в
тре т ьем
лице
(«мое веселье») стали словами к ней,
о бъясн ение
ее
стало
объяснением
ей,
обращением
к
ней,
у го вари ванием
(оттого так
замедлился,
ра ст янулс я
тр е тий,
последний
п ов тор: «Твой узор­
ны й,
тв ой
цветной...»).
И
уже
пос ле
эт их
с тихов ,
где
с
тако й
же
силой
верш ит ся
любовь,
мы
понимаем
ненужность
никаких
об ъя снен ий: «Кто
в змани л
мен я
на
путь
знакомый,
Усмехнулся
мне
в
о кно
тюр ь­
м ы?» Почему иду?
Любовь
ведет !
Непроизвольность
и
непре­
104


о дол имо сть
чу вст ва
лю бви
к
женщине,
к
ж енщ ине
—
природе,
к
женщ ине
—
России
—
вот
что
несет
«Осенняя воля» .
Но
бу к­
вально
женщиной
образ-символ
не
стал.
Может
бы ть,
все
это
только
(только?) «рябина машет рукавом», как написал Блок
в
статье
«Безвременье» (V, 75), давшей параллельную проза­
ическую
разработку
темы
«Осенней воли».
Ведь
образ
ее
свя ­
зан
с
пейзажем
первы х
строк,
ст ал
выражением
и
его
то же,
и
да же
не
то лько
этог о
конкретного
пейзажа,
очень
конкретного
у
Блока
(с «упругими
кустами», и «битым
камнем», и «желтой
глиной»), но и осени
на
всей
земле
(«Обнажила кладбища
зе мли »).
Однако
Блок,
в идимо ,
стремился
к
тому,
чт обы
сильнее
про­
звучало
эпическое
нач ало ,
явс твен не е
выступила
с ама
Россия .
Об
этом
гов орит
стихотворение
1906 года «Ру сь».
Здесь
есть
иное,
чем ,
с каж ем,
в
«Осенней воле», приближение к родине .
Создается
образ
масштабный,
эпи чный.
Однако
Рус ь
в
стихо­
творении
живет
как
бы
сама
по
себе
и
в
эт ом
смы сле
оказыва­
етс я
аллегоричной.
Русь ,
опоясана
реками
И
дебрями
окружена,
С
б оло тами
и
ж ура влям и,
И
с
мутным
взор ом
колдуна,
Где
разноликие
народы
Из
к рая
в
край,
из
дола
в
дол
Ведут
ночные
хороводы
Под
заревом
го рящих
сел.
Где
ведуны
с
ворожеями
Чаруют
злаки
на
полях,
И
ведьмы
т ешат ся
с
чертями
В
дорожных
сн его вых
ст олб ах.
Где
буй но
заметает
вьюга
До
крыши
—
утлое
жилье,
И
девушка
на
злог о
друга
Под
снегом
точит
л езв ее.
Рисуемые
карти ны
не
столько
выражают
Русь,
сколько,
так
ска зать ,
располагаются
на
н ей,
прилагаются
к
ней.
Она
все
же
—
сама
по
себ е,
они
—
сами
по
себе.
И
са ма
по
себе
«девуш­
ка», которая на «з ло го
друга
под
с негом
то чит
л е звее».
И,
на­
коне ц,
сам
по
себе
пр едстает
с обств е нно
инти мный,
лирический
мотив,
да же
располагающийся
как
бы
отд ельн о,
ибо
в
стихо­
творении
первая,
собст в ен но
эпическая,
и
в торая
—
лирическая
части
отделяются
чет ко.
И
не
случайно.
Русь
здесь
слишком
105


условна,
по-своему
монументальна,
но
не
реа л ьна,
хол одна ,
с
эти ми
почти
одическими,
рассудочными
пер ечисл ения м и:
где...
где...
где ...
Уходит
бывшее
в
«Осенней воле»
песенное
нач ало
с
хара кте рны ми
пов тор ами .
Такой
Р уси
здесь
же
объ ясн и ться
в
любв и
труд н о,
и
лю­
бовь-лирика
живет
в
стихотворении
отде ль но:
Так
—
я
узн ал
в
моей
дремоте
Страны
р оди мой
ни щету ,
И
в
лоскутах
ее
ло хм отий
Ду ши
скр ы ваю
наго ту,
Тропу
печальную,
ночную
Я
до
погоста
протоптал,
И
там,
на
кл адб ище
ночуя,
По до лгу
песни
распевал.
г'
И
сам
не
понял,
не
измерил,
Кому
я
пе сни
пос вятил,
В
како го
бога
стр астно
вер ил,
Какую
девушку
любил.
Так
пр опад ало
непосредственное
лирическое
общение
«объ ­
ект а»
и
«субъекта» .
Пу ть
Блока
леж ал
от
«Руси»
к
«России»: трансформируясь,
«Русь»
в ключ ала сь
в
более
сл ожное
образование
—
«Россия»
—
с
его
удивительной
смелостью
переходов
от
общего
к
частному
и
совмещений
общего
и
частного.
Н екрасо в
здесь
—
прямой
предшественник
Блока.
Есть
у
него
обр аз
России,
прямо
гото­
вящий
Россию
Блока.
Не
буду
утве рж дать,
что
имеет
место
не­
посредственное
влияние,
хотя
и
оно
не
исключается,
но
бли­
зость
художественного
принципа
останавливает
внимание.
Я
имею
в
вид у
некрасовское
ст ихот во ре ние
1868 года «Д о­
ма
—
лу чш е!»:
В
Европе
удобно,
но
родины
ласки
Ни
с
чем
нес рав нимы .
Вер нувш ись
домой,
В
телегу
спешу
пересесть
из
коля ск и
И
ма рш
на
охоту!
Ден ек
не
дурной...
(II, 319)
Эта
первая
строфа
—
очень
обычная
н екрас ов ская
по
св оей
конкретности,
по
свободе
обращения
с
«прозаическим»
м атер и­
алом,
по
непосредственности
просторечных
бытовых
инто на ций
(«И марш на охоту!»), по жанровой колоритности .
Зд есь
и
сю­
жет
с
охотой,
так
часто
появлявшийся
в
его
ст их ах,
и
характер­
ный
«некрасовский»
трехсложник
—
в
о бщем
все
те
качества,
}О6


кот орые
бы ли
неожиданными
и
сме лыми
в
40-е
годы,
но
кото­
рые
в
ко нце
60- х
уже
у
самого
Некрасова
должны
б ыли
в ос­
приниматься
как
традиционные
н екр ас о вские.
Но
по эт
не
о ста на вл ива ется,
как
часто
был о
раньше,
на
это й
эмпирике.
Во
вт орой
ст рофе
ес ть
пр оник нов енно е
обращение
к
р одине
в
целом,
к
матери-родине:
Под
сол нц ем
осенн и м
родная
картина
Отвык шем у
глазу
нова...
О
ма ту ш ка-Ру сь!
ты
прив е тств уе шь
сы на
Так
нежно,
что
кругом
иде т
голова.
«Матушка - Ру с ь»
пока
еще
все
же
не
более
чем
привычное
условное
обращение
к
род и не,
частое
у
Некрасова
(«Ты и могу ­
чая ,
Ты
и
б ессиль ная ,
М атушка -Рус ь!») и им же,
по
сущ еств у,
утвержденное.
При
всей
те пло те
вызван н ых
чувств
сама
по
се­
бе
она
л ишь
некая
не
живущая
конкретной
жизнью
отвлечен­
ность,
обозначение
этих,
самих
по
се бе
кон кре тны х
ка рти н.
И
ли шь
третья
строка
образует
замок,
о бъ единя ющий
две
пер­
вые
и
явл яющи й
ин ое
качество,
новое
о тнош ение ,
бл изк ое
с им­
во лиза ции
у
Блока:
Тво и
мужики
на
м еня
выгоняли
Зверей
из
лесо в
целый
день ,
А
но чью
возвратный
мой
путь
освещали
Пожары
твоих
деревень.
«Матушка - Рус ь»
пер естает
здесь
быть
условным
обозначе­
нием,
она
зажила
своими
мужиками
и
пожарами,
получила
ко н­
кретное
во площ ение ,
а
гер ой- п оэт
в
свою
очередь
приблизился
к
не й,
уш ел
от
быта,
лиши лся
би огр афическ их
примет,
содер­
жавшихся
в
первой
с троф е.
«...Возвратный
мой
путь
освещали
пож ары
твоих
деревень»
—
какая
уж
тут
бытовая
достовер­
ност ь
—
вся
Россия
горит.
Это
со всем
не
то,
что
«В телегу спе ­
шу
пересесть
из
коляски».
Она,
обретая
конкретность,
прибли­
зилась
к
нему,
он,
утратив
конкре тн ость , —к
ней.
Появилась
возможность
не
обращения
к
России,
но
пря мог о
общения
с
ней.
«Чем больше, —
писал
Блок
в
«Ответе Мережковскому»,—
чувствуешь
св язь
с
родиной,
тем
реальнее
и
охотней
пр ед став­
л яешь
ее
себе,
как
живой
ор ганизм ;
мы
имее м
на
это
право,
потому
что
мы,
писат ели,
должны
смотреть
жизни
как
мо жно
пр ист альнее
в
глаза ;
мы
не
уч еные,
мы
другими
методами,
чем
они,
систематизируем
явле ния
и
не
призваны
их
схематизиро­
вать.
Мы
также
не
го су д арственные
л юди
и
свободны
от
тяг о­
107


стной
обязанности
накидывать
кр епк ую
стальную
сет ь
юриди­
ческих
с хем
на
разгоряченного
и
рвущегося
из
правовых
пут
зверя.
Мы
люди ,
люди
по
преимуществу,
и
значит
—
прежде
все го
об язан ы
уловить
дыхание
жизни,
то
ес ть
увидеть
лицо
и
те ло,
почувствовать,
как
жи вет
и
дышит
то
существо,
которого
при су тст вие
мы
с лышим
около
себя.
Родина
—
это
огромное,
родное,
дышащее
су ществ о,
подоб­
ное
ч елов е ку ...» (V, 443).
1 Такое «ож ив лен ие», такая персонификация понятия « р о ди ­
на»
прямо
с вяза ны
с
тем ,
как
ощущал
Блок
динамизм,
по дв иж­
ност ь,
теку чий
характер
русской
жизни.
Это
—
«не государ­
ство,
не
национальное
целое,
не
от ече ст во,
а
некое
соединение,
постоянно
меняющее
сво й
в нешни й
образ,
текучее
(как герак -
литовский
мир)
и,
од на ко,
не
и зме няюще еся
в
чем-то
с амом
основном.
Наиболее
близко
определяют
это
понятие
слова: «на­
р од», «народная душа», «стихия», но каждое из них отдельно
вс е-таки
не
исчерпывает
всего
музыкального
смы сла
слова
Рос ­
си я» (VI, 453).
У
Некрасова
мы
на ход им
зерно
многих
обра зов
блоковской
России
и
прежде
вс его
той,
что
воплощена
в
стихотворении
«Россия» .
И
хотя
многое
усложнено,
сохр ан яется
смелость
пе­
рех одов , «монтаж»
крупных
и
дальних
планов,
конкретные
приметы,
обретающие
значен ие
символов,
и
символы,
заж ив шие
конкретной
жизнью.
•
Блок
сказал,
что
истинному
поэт у
свойственно
«чувство пу­
т и» (V, 369).
Име нно
оно
неотразимо
влекло
к
России
наш их
ве л иких
по это в.
Динамичный
как
будто
Запад
разочаровал;
в
забитой,
могущей
показаться
застылой
и
мертвой
России
н азре­
вал а
революция.
«Да путей этих,—
гов ори л
в
докладе
«Народ
и
ин тел лиг енци я»
Блок,—
которых
только
и
ищет
русская
ли­
тература,
и
не
может
указать
од ин
человек.
Нужно
любит ь
Рос­
сию,
нужно
«проездиться по России», писал перед смертью Го­
голь.
Как
п олюбить
братьев?
Как
полюбить
лю дей?
Душ а
хочет
любить
о дно
пр екр асно е,
а
бедные
люди
так
несовершенны
и
так
в
них
мало
прекрасного!
Как
же
сдел ат ь
это?
Поб лаг одар ит е
бог а
прежде
всего
за
то,
что
вы
—
русский.
Для
рус ск ого
теперь
откр ывае тс я
э тот
путь,
и
этот
путь
—
е сть
сама
Россия.
Е сли
только
возлюбит
р усск ий
Россию,—возлюбит
и
вс е,
что
ни
ес ть
в
России.
К
это й
любв и
нас
ведет
теперь
сам
бог» (V,325—
326).
Это
чувство
пут и,
поиски
пути
рождали
устойчивый
для
рус­
ск ой
литературы
обр аз
дороги.
Как
только
начинался
р азгов ор
с
Россией
—
так
в
путь.
Вспомним
тройку
Г о го ля, «телегу»
лер­
108


монтовской
«Родины».
Первая
поэма
Некрасова
о
России
с
большой
буквы
—
«Тишина»
—
вся
ра зверт ыва етс я
как
дви же­
ние ,
как
проезд
по
Руси.
С
этого
начал
с вою
«Россию»
Блок:
Опять,
как
в
годы
золотые,
Три
стертых
треплются
шлеи,
И
вя знут
спицы
росписные
В
расхлябанные
колеи...
Какой
здесь
в зят
крупный
пла н,
какая
тщательная
детализа­
ция,
какой
маленький
обзор.
И
вдруг—неожиданное,
как
вскрик,
обращение,
ни
много
ни
мало,
ко
всей
России: «Россия,
нищая
Р осси я»,—
обращение,
отд ел енн ое
вс его
лишь
паузой-многото­
чием.
Это
обращение
на пом и нает
некрасовское
в
стихах
«До ­
ма-лучш е!», но совмещение разных планов сделано смелее,
ре зче,
внез апн ее.
Возможность
такой
поэтической
смелости
п од­
готовлена
уже
всей
русской
поэзией
и
определяется
ею.
Ве дь
тройка
в
«России»
уже
не
только
тройка
блоковская,
но
и
го­
г о левск ая,
и
лермонтовская,
и
некрасовская
—
ру сск ая, «сим­
волическая».
Но
тем
более,
п риним ая
эту
инерцию
си мв ола,
приходится
и
преодолевать
ее.
И
Блок
дает
свой
пов орот: «сим­
вол ис т»
Бл ок
преодолевает
символ
предельной
конкретностью,
зримостью,
наглядностью
(«расхлябанные колеи»
—
какая
на­
туральная
рус ская
дорога).
Поэ т
д аже
не
гов ори т
о
тройке,
н азв аны
ли шь
«три стертых шлеи» .
Так
символ
и
преодолен
и.
сохранен,
потому
—
что
реальнейшая,
конкретнейшая
дорож­
ная
картинка
так
тесно
внутренне
св язан а
с
примыкающим
к
пей
обращением
—
«Россия», готовит его и ему соответствует.
В
тр ет ьей
и
четвертой
строфах
Россия
на
наших
глазах
во­
площается
в
ж енщи ну:
Т ебя
жалет ь
я
не
уме ю
И
кр ест
свой
б ер ежно
несу...
Какому
хочешь
чарод ею
Отдай
разбойную
красу!
Пускай
заманит
и
обманет,—
Не
пропадешь,
не
с гинешь
ты,
И
лишь
забота
затуманит
Твои
прекрасные
черты . ..
Пятая
же
строфа
образует
сложный
органичный
сплав
раз­
ных
планов.
Кстати,
трад иция
настойчиво
влек ла
Блока
по
ст а­
рому
«плоскому»
пути
развертывания
сравнения
в
олицетворе­
ние.
Еще
в
пер вонач аль но м
тексте
у
Блока
было:
109


Ну
что
ж?
Одной
заботой
б оле,
Одною
болью
и
слезо й. .. —
ст ало:
Ну
что
ж?
Одной
заб ото й
бо ле
—
Одной
слез ой
река
шумней...
Зд есь
уже
поч ти
превратившейся
в
женщину
России
возвра­
щены
ее
приметы
и
масштабы;
однако
сохр аняется
и
инт им­
ность
женского
образа.
Р ека
—
от
России,
сл еза
—
от
ж е нщины.
Так
со зд ается
образ
Ро ссии-женщ ины.
Я
отмечал,
что
еще
в
стихотворении
«Русь»
говорится
о
Р ос­
сии
отде льн о,
о
русской
дев ушке
отд ельно.
В
тексте
«России»,
напечатанном
в
«Новом слове» (1910, No 1), было:
Вон
там ,
где
загля делась
ха та
,
С
обрыва
жел того
в
ручей,
Там
дочь
т воя
в
ог не
заката
Стоит,
накрывшись
до
бровей...
В
окончательном
тексте
стало:
А
ты
всё
та
же
—
лес,
да
поле ,
Да
пл ат
узорный
до
бровей...
Жепский
образ
растворился
в
образе
Рос си и,
и
в
один
ряд
встали
«лес», «поле», «плат узорный» .
Опя ть
мы
ви дим,
какая
с ила
поэтической
инер ции
преодолена
Блоком.
«Роман»
по эта
с
Россией
был
долг им ,
и
если
уж
вс лед
за
Блоком
встать
на
путь
подобных
ср авнений,
то
можно
ск азать ,
что
в
таких
стих ах,
как
«Осенняя воля», «Россия», есть свое­
образное
«жениховство»: романтика чувств,
ра до сть
первых
приближений,
узн ав ани й,
о жид ание.
Однако
отношение
к
Рос ­
сии
тем
пе
исчерпывается.
Ре чь
идет
даже
не
сто льк о
о
разных
сторонах
этого
отношения.
Есть
у
Блока
и
зрелая
трезвость
«взрослых»
чувств.
Можно
видеть
при
этом,
как
уходит
роман­
тическая
символизация
и
в
«Осеннем дне», например,
см еняет ­
ся
другим
принципом
по стр о ения
образа.
В
стихотворении
дан а
реальная,
объективная
ка рт ина
русской
осени,
а
последняя
ст р офа,
в
которой
смыкаются
два
начала
—
Россия
—
женщина,
Россия
—
жена,
образует
уже
только
параллелизм:
О,
нищая
моя
с тр ана,
Что
ты
для
сердца
значишь?
О,
бедная
моя
жена,
О
чем
ты
горько
плачешь?
110


О дпако
завоеванный
пр и нцип
взаимопроникновения
разных
планов,
во
многом
св язанны й
и
со
«школой»
Фе та,
остается.
Как
будто
бы
обычный
параллелизм
э тот,
обращающий
к
народной
по э зии,
бе скон е чно
углублен
не
только
сходством
си н такси че­
ских
конструкций,
но
и
б лизо стью
эмоциональной
окраски
об­
ращ ений
и
родством
определений
(«нищая»
—
«бедная»).
Но
именно
потому,
что
у
Бло ка
же на
никогда
не
остается
условным
обозначением
России
(типа некрасовского «м а т уш ка-
Ру сь »), но всегда живет в каждом отдельном случае индивиду ­
альной
жиз нью ,
об раз
этот
в
некоторых
стихах
о
России
оказы­
вается
просто
невозможным.
Так
случилось
со
стихотворением
«Грешить бесстыдно,
н еп робу дн о...». « Б лок,—
п исал
Андрей
Бе­
лый,—полюбил
нашу
родину
ст ранно й
любовью:
благословля­
юще й
и
прок лина ющ ей.. .» 1 Отвечая на вопрос о народолюбии
Некрасова,
Блок
сказа л: «Оно было неподдельное и настоящее,
то
есть
двойственное
(любовь
—
вр аж да)» (VI, 484).
Именно
таким
был о
отношение
Блока
к
России,
и
он
от дава л
себе
в
э том
вполне
ос оз на нный
отчет.
«Грешить бесстыдно . .. »
есть
жуткая
к ар тина
жесто к о сти
и
отупения,
картина
реальная,
бытовая
настолько,
что
критика
не
без
оснований
го вори т
о
том,
что
здесь
нарисован
тип
к ул ака.
Да,
и
кулака
тоже,
хотя
и
не
только.
А
воротясь
домой,
об мер ить
На
тот
же
гр ош
кого-нибудь,
И
пса
г олодн ого
от
двери,
Икнув,
ногою
отпихнуть,
И
под
лампадой
у
ико ны
Пить
ч ай,
отщ елк ива я
счет ,
Потом
пе ре слю нить
купо ны ,
Пузатый
от вор ив
комод,
И
на
перины
пуховые
В
тя же лом
завалиться
сне...
Дал ее
сле дуе т
пр изн ание
в
люб ви
Р ос сии,
объясняемое
обычно
кр итико й
та к:
Блок
любит
Россию
несмотря
на
это,
во­
преки
этому.
Л.
Я.
Гинзбург
находит,
что
в
«Грешить бесстыд­
но...»
«Блок изобразил...
темную
силу,
навалившуюся
на
рус­
ску ю
ж изнь»2.
В.
Н.
Орлов,
обобщая
размышления
о
с удьбе
1 Андрей Белый.
Поэзия
Блока.
В
кн . : «Ветвь».
С бо рник
клуба
мо ск овск их
писа те лей.
М ., 1917, с. 271.
2Л.
Я.
Гинзбург.
О
прозаизмах
в
лирике
Блок а.
В
к н.; «Бло­
ковский
сбо р ник», I. Тарту, 1964, с.
171.
111


лирического
героя
Блока
в
мире,
п исал: «Этого героя преследу­
ет
жестокая
«трагедия раздвоения»
—
любовь
к
жизни
в
ее
иде­
альном
образе
«нового века»
и
о тв ращ ение
от
жизни
в
ее
исто­
ри че ски
сложившихся
непр авед ност и
и
не под лин нос ти.
Такое
р азд в оение
Блок
считал
т ипично й
чертой
сознания
современно­
го
человека.
Характеризуя
его
в
первой
гл аве
поэмы
«Возмез­
ди е », он назвал эту черту:
И
отвращение
от
жизни,
И
к
ней
безумную
любовь,
И
страсть
и
ненависть
к
отчизне...»1
Но
у
Бло ка
отношение
более
сло ж ное
и
цельное.
Поясню
это
иллюстрациями-зарисовками
Блока-прозаика
разных
ле т: «Все так и прет прямо в глаза,
луб очн ое,
ал япо ват ое,
раз­
бухшее.
Оше ломлен ы
глаз а,
т ошно
от
найденной
уже,
не
ис­
комой
силы.
Все
реально,
мечтам
нет
места,
и
неба
не
видно.
Да
и
стоит
ли
с мотр ёть
па
это
небо,
серое,
как
мужицкий
тулуп,
без
голубых
просв е тов ,
без
роз
небесных,
слетающих
на
земл ю
от
гер манск ой
зари,
без
то нког о
п рофи ля
за мка
над
горизон­
том.
Здесь
от
к рая
и
до
кр ая
—
чахлый
кустарн ик.
Пропадешь
в
нем,
а
люб ишь
его
с мерт ной
любовью,
выйдешь
в
кусты,
ст а­
неш ь
на
болоте.
И
ничего-то
б ольше
не
надо » (V, 91).
Это
пи­
салось
в
1906 году .
А
вот
в
1915- м: «Я приложил бы к описанию
э той
жизни
(пестрой и смятенной жизни Аполлона Григорье ­
ва .— H, С,) картинку:
сумерки;
крайняя
де реве нска я
изба
од­
ним
под гнивш им
углом
уходит
в
землю;
на
см ятом
жнивь е
худая
лошадь,
хв ост
треплется
по
ветру;
высоко
из
прясла
тор­
чит
конец
жерди;
и
все
это
велич аво
и
торжественно
до
слез:
это
—
наш е,
рус ское .» (V, 519).
У
Блока
нет
деления
на
чер­
ненькое
и
беленькое
(«темная сила»
и
«русская жизнь»),
не
люб ит
одпо,
люби т
д ругое.
Все
д ело
в
том,
что
он
пол юбил
Рос­
сию
«черненькой»:
И
на
пер ины
пу хо вые
В
тя же лом
завали ть ся
сн е...
Да,
и
та кой,
моя
Россия,
Ты
всех
к раев
дороже
м не.
И
так ой,
Россия
не
нев ест а
здесь,
не
жена,
она
символизи­
рована
ч ерез
страшное
кулац кое
мурло.
Вот
через
какие
ис пы­
тан ия
про ходи т
любовь
поэта.
Речь
и дет
не
о
том,
что
он
люби т
эт о:
комод,
и кан ье,
пино к
в
бок
п су,
но
он
люби т
родину
«и та-'
1 Вл.
Орлоа.
Александр
$док.
М., Гослитиздат, 1956, с. 182—183.
112


кой ».
Это
не
любовь
и
ненав ист ь ,
а
любовь-ненависть.
Ид е аль­
ное
Бло к
провидит
сквозь
р еальн ое, «иконопись», воспользуюсь
словами
Белого,
сквозь
«свинопись».
Гр еши ть
бесстыдно,
н епроб удно ,
Сч ет
п оте рять
ночам
и
дням.
И,
с
г оловой
от
хм еля
трудной,
Пройти
сторонкой
в
божий
хр ам.
Три
р аза
преклониться
д олу,
Семь
—
осенить
с ебя
крестом,
Тайком
к
заплеванному
пол у
Горячим
при кос нуть ся
лбом.
Кладя
в
т арелк у
грошик
медный,
Три ,
да
еще
с емь
раз
подряд
П оц елов ать
сто летн ий ,
бедный
И
зацелованный
оклад.
И
здесь
с нова
п ри дется
обратиться
к
некрасовскому
обра­
зу,
за
эт ой
картиной
стоящему.
Ведь
все
это
о
дяд е
Власе,
о
подс пуд ны х
силах,
о
способности
к
пробуждению,'
котор ое,
впрочем,
может
быть,
и
не
состоится.
Ведь
и
некрасовский
дя дя
В лас
был
так им
же
или
еще
хуже.
Сов ерш ает ся
возвращение
к
предыстории
дяд и
Власа.
Мы
сталкиваемся
с
редк им
случаем,
когда
Б лок
не
прос то
развивает
старый
сюжет,
а,
так
сказать,
восстанавливает
завязь
и
развертывает
сюжет
в
другую
сторо­
ну,
обнаруживая
в
эт ом
живые
современные
смыслы.
Ведь
сам а
демонстрация
наглой
и
груб ой
с илы
звериных
собственнических
инстинктов
не
была
только
возвращением
к
старому.
Это
был
и
об лик
новой
буржуазной
России.
В
1906 году в статье «Э с е­
ровские
ме нь ше вики»
Лени н
писал,
что
«уже просыпаются
собственнические
и нс тинкты
среднего
мужика.
А
ве дь
только
полные
неве жд ы
в
политической
эконо мии
и
в
западноевро­
пе йск ой
и ст ории
могут
не
знать,
что
эти
и нстин кты
тем
б ольше
кр епну т
и
р азв ива ются,
чем
ш ире
политическая
сво бо да
и
на­
родовластие»L Но образ,
созданный
Блоком,
уж
во
всяком
случ ае
не
выражение
б лагоп олучн ого
бюрг ерс тв а,
в
меру
гре­
шаще го,
в
меру
отдающего
должное
богу.
В
изображенном
Бло­
ком
есть
полярность.
Е сть
бесстыдство
и
непробудность
греха.
Ест ь
и
д ругое:
е сть
смирение
(«Пройти сторонкой»), есть иск­
ренность
и
истовость
(«Тайком к заплеванному полу //
Горячим
прикоснуться
л бо м»), есть исступленность («Три,
да
еще
се мь
раз
подряд
// Поцеловать . .. »).
1В.
И.
Л
е
н
9н.
Подлое
ооб ращю
оощщещй,
т. 13, с. 402.
113


Блок
не
д ает
р еш ений
и
не
открывает
выходов,
и
понятно,
п очем у.
Ве дь
судьба
дя ди
Власа
у
Некрасова
все
же
ли шь
его ,
индивидуальная
с уд ьба.
Вл ас
не
прямой
символ
России,
каким
оказывается
обра з
у
Блока
(Л.
Я.
Гинзбург
тонко
ука зал а
на
безличную
форму,
проходящую
ч ерез
все
стихотворение)\хо­
тя
и
был
с имво лизир ова н
и,
так
сказать,
канонизирован,
име я
в
вид у
со бств е нно
религиозную
форм у
проявления
его
нр авст ­
ве н ного
возрождения,
частью
кри тик и
(Достоевский,
позднее—
Мережковский).
У
Блока
же
речь
ид ет
о
Рос си и,
сложн ой ,
п ро­
тиворечивой,
готовящей
ответ,
но
еще
пе
дающей
его .
Ответ
этот
—
р ев ол юция,
пон и мавш аяся
Блоком
как
п роце сс
косми­
ческий,
социальный,
духовный,
только
в
котором,
по
слову
Блока,
и
мужает
Россия
(VIII, 277).
Только
революция
спосо б­
на
вывести
Россию
на
но вый
путь,
только
в
рев олю ции
во з мож­
но
подлинное
ст ано вл ение
наро да,
новой
демократии
и
толь ко
революция
ро ж дает
новую
личность,
нового
человека,
новое
ка­
че ств о, «третье», как любил говорить Блок.
Она -то
и
есть
то
«чудо», тот « н ов ый
Д е миур г», о котором он писал.
Блок
восторженно
встретил
русскую
революцию
именно
как
революцию
и
гов орил,
что
«меньшее,
бо лее
умеренное,
более
низм е нное
—
называется
мятежом,
бун том ,
переворотом.
Но
это
называется
ре волю ц ие й» (VI, 12).
Поэт
испытал
необычай­
ный
подъем
духа
и
подъем
творчества.
В
1911 году он писал
матери
в
связи
с
оп ерой
Мус оргского: «Хованщина»
еще
не
гениальна
(т.
е.
не
дыхание
святого
Дух а), как не гениальна
еще
вся
Ро ссия,
в
кот орой
только
готовится
будущ ее » (VIII,
380).
В
по ру
создания
«Двенадцати»
Бл ок
запи сы вае т: «Сегод­
ня
я
—
гений» (IX,387).
Но
это
зн ачит,
что
гениальна
оказа­
ла сь
Россия,
гениальна
революцией
и
в
р ев олюции .
И
поэтому
гением
ст ал
ее
поэт,
ве лик ий
русский
национальный,
револю­
цио нный
п оэт
Александр
Блок.
1Л.
Я.
Гинзбург.
О
прозаизмах
в
лирике
Блока.
В
кд . : «Блоков­
с кий
сбори ще». Та р ту, 1964, с.
17J.


Л.
ТИ МОФЕЕ В
О
ГУМАНИЗМЕ
В
ТВ ОР ЧЕСТ ВЕ
БЛОКА
...я ...
с
моло ком
ма тери
впитал
в
с ебя
дух
русского
«гуманизма» .. .
Я
по
происхождению
и
по
крови
«гуманист»,
т.
е.,
как
говорят
те­
перь,
—
«интеллигент» .
А,
Бл ок
уманистическое
начал о
со ст ав ляет
одн у
из
осно в
рус­
ск ой
кл асс ики;
он о,
в
частности,
сыграло
огромную
роль
в
том
переходе
на
ст о рону
Октябрьской
ре в олю­
ции,
который
осуществился
в
творчестве
писат елей,
воспитанных
в
эт ой
тр ад иции
(А.
Ахм а тово й,
А.
Бе­
лог о,
В.
Брюсова,
М.
П ришвина ), и прежде всего в творчестве
Ал ександр а
Блока.
Имеццр
традицию
ве лико го
русс к ого
гума­
И5


низма
име л
в
в иду
А.
Бл ок,
сказав,
что
«нам завещана в фраг ­
ментах
русской
л и те ратуры
от
Пуш кин а
и
Гоголя
до
Толстого,
во
вздохах
измученных
р у сских
общественных
деятелей
XIX
век а...
концепция
жи вой,
могу че й
и
юно й
Рос сии .
Ес ли
где
эти
за веты
хранятся,
то...
только
в
се рдце
русской
революции
в
самом
ш ирок ом
смысле,
в клю чая
сюда
рус с кую
литературу,
нау ку
и
ф ило со фию. . .» (VIII, 277).
Гуманизм
Блока
мн огогра н ен.
И
од но
из
гл авны х
его
на­
правлений
—
это
сочувствие
страдающему,
обе здоле н ному ,
ги б­
нущему
человеку
(«Моя свободная мечта //
Все
л ьнет
ту да,
где
ун иж ен ье, // Где грязь,
и
мрак,
и
нище та»).
Не
случайно
и
то,
что
бол ь шое
вл иян ие
на
его
тв орче с тво
оказывал
Некрасов.
Пр ав
был
К.
И.
Чуковский,
писав ш ий
о
глубокой ,
к ров ной
с вя­
зи
Блока
с
Некр асо вы м,
не
только
литературной
связи,
и
ука­
зывавший,
что
для
Блока
родные
с т ихии:
русс ка я
вьюга
и
—
по эзия
Нек р асо ва.
Многие
и
мно гие
стихотворения
Бло ка
(«Фабрика»,
«О смерти», «Из газет», «Девушка пела в церковном хоре .. . »,
«Сказка о петухе и старушке», «Холодный день», «В октябре»,
«Пляски смерти», «Поздней осенью из гавани. ..»
и
др. )
ор га ни­
ч ески
близки
тр а диции
Некр асо ва
в
изображении
др а м атиче­
с кой
судьбы
гибнущего
человека.
Именно
в
сопоставлении
с
Н ек расо вым
о собе нно
пол но
р ас­
крывается
глубинная
на ционал ьна я
основа
творчества
автора
с тихов
о
Р осс ии , «Ямбов», «Двенадцати».
Гуманизм
Некрасова
(и вслед за ним гуманизм Блока)
необычайно
многосторонен,
охватывая
и
трагическую
«рус­
с кую
долюшку
женск ую », и звучащее отдалепным предвестием
революции
«Наддай!» богатыря Савелия из «К ом у
на
Ру­
си. . .».
Мы
здесь
п ыта емся
лишь
на
одной
частной
тем е
по казат ь
органическое
р о дство
наши х
великих
национальных
поэтов
—
Бло ка
и
Некр асо ва.
Не
случайно,
можно
думать,
что
среди
лучших,
на
его
в згл яд,
стихотворений
Некрасова
Блок
пер вым
назвал
«Еду ли
ночью
по
улице
темной...».
Об раз
погибающей
женщ ин ы
на­
стойчиво
повторяется
в
творчестве
Блока
(ср.: «Улица,
ули­
ц а...
Т ени
беззвучно
спе шащ их
// Тело продать.. .», «женщина,
ночных
в есел ий
до чь»
—
«Повесть», «На глухую улицу в пол­
н очь
выш ли
// Веселые девушки.. .»
—
«Легенда», «Твое
лицо
бледней,
чем
было
// В тот день,
когда
я
подал
знак...», «В тем­
ной
комнате
ты
об есче щена .. .»).
Все
это
стихи
1904—1907 го­
дов,
позднее
написаны
«Пляски смерти»
и
др угие
к
ним
близ­
118


кие
ст ихот во ре ния.
Так
утверждается
тема
мечт ы
о
счастье
и
гибели
этой
мечты.
«Что же делать,
если
обманула
// Та мечта,
как
вся кая
ме чт а , // И что жизнь безжалостно стегнула //
Гру­
бою
веревкою
кнута?»—
скажет
он
позднее,
в
1915 году .
В
этот
ко нтекст
в
конечном
сче те
вх одит
и
пьеса
«Незнаком­
ка » (1906), где в еще очень условном плане мечта о счастье
девушки-звезды
сталкивается
с
н е одолим ост ью
земного
равно­
душия
и
п ошлос ти
и
девушка
ста но ви тся
добычей
«господина
в
котелке».
Характерно,
что
в
и здан ии
1912 года стихотворение
«Незнакомка»
б ыло
сопровождено
пр имеч анием
Блока: «Разви­
тие
тем ы
это го
и
смежных
стихотворений
—
в
лир ич еско й
д ра­
ме
т ого
же
им ени» (II, 423).
К
смежным
стихотворениям
от­
но сило сь
и
«Твое лицо бледней,
чем
бы ло...», реалии которого,
несомненно,
ведут
нас
к
тому
же
кр угу
обра з ов
(«встретил в
неосвещенных
в орот ах », «подал знак», и в позже сокращенной
с трофе
—
«И черным взором мне ответишь, // Змеиным шеле­
стом
с олже шь»).
Сравнительно
с
пьесой
центральное
в
этом
ци кле
стихотво­
рение
«Незнакомка»
сохраняет
основное
противопоставление
девушки-звезды,
вид е ния,
почти
снящегося
опьяненному
поэ­
ту,—
и
м ира
п ошлос ти
и
равнодушия
(так же,
как
и
в
его
ва­
р иант е,
относящемся
к
то му
же
го ду : «Там дамы щеголяют мо ­
д ам и ...»).
Тот
же
мир
«пошлости таинственной»: те же господа,
«заламывающие котелки», но между ними есть еще и посред ­
ник:
поэт,
об лик
которого
глу боко
дв о йств ен,—
он
очарован
ви­
дением,
ему
представшим,
и
в
то
же
время
чувствует
скрытые
за
ним
д р амат ическ ие
противоречия
жи зни.
«Очарованная даль»
возникает
ведь
перед
тем ,
кто
«в своем стакане отражен», то
есть
перед
са мим
автором;
восторг,
им
испы танн ый,
за ве рша­
е тся
горьк и ми
словами,
что
«истина в вине».
Композиционно,
таким
образом,
стихотворение
строится
одновременно
в
т рех
планах:
мир
пошлос ти
в
рав ноду ши и
(«лакеи сонные торчат»,
«пьяницы с глазами кроликов»), влекущий мир незнакомки и,
нак оне ц,
мир
опь яненног о
поэта
(«снится мне»), в котором не­
з нако мка
и
обретает
св ои
условно-заманчивые
черты.
Снова
обращается
к
образу
«незнакомки»
Блок
в
1908 году:
Я
миновал
за кат
б агр яный,
Ряды
строений
миновал,
Всту п ил
в
обманы
и
туманы,—
Огнями
мне
сверкнул
вокзал...
И
вот
—
ее
гл аза
и
плечи,
И
черных
перьев
водопад...
П роход ит
в
час
определенный
За
нею
—
карлик,
шлейф
влача...
117


«Шляпу с траурными перьями»
мы
вс тре тим
по здн ее
в
«Плясках смерти».
Характерно,
что
и
у
В.
Брюсова
в
сти хо­
творении
«Уголки улицы», где герой встречает стройную девуш ­
ку,
отмечены
«Перья помятые,
платья
потертый
атлас».
Написанная
Блоком
ос енью
того
же
1906 года статья « Б ез­
врем енье», построенная в целом в символическом плане,
в
то
же
вре мя
не
только
перекликается
с
обоими
текстами
«Незна­
ко мки»
и
с нова
отмечает
«женщин в черных шлемах», но и с
большой
ос тротой
откликается
на
реальные
противоречия
жи з­
ни:
гов ори т
о
«криках голодных и угнетенных»,
о
«нищих с
у з лам и», другими словами,
соотн оси т
атмосферу,
окружающую
«незнакомку» («даль,
синева», которая « еще
недост ижим ее»),
с
очень
ре зкими
чер там и
реальной
д ействит ель но сти
(даже,
хотя
и
в
нескольких
с лов ах,
упоминает
о
русской
ре в олю ции).
В
«Безвременье», таким образом,
черты
«незнакомки»
стано­
вятся
многозначнее,
ухо дит
тот
—
третий
—
пл ан,
ко торы й
в
ос обен нос ти
подчеркивал
условность
происходящего: «истина в
в ине», наконец раздвигаются
рам ки
самой
действительности.
Это
не
только
пошлость,
скука,
равнодушие,
это
драматические
противоречия
жи зн и; «незнакомка»
соотносится
уже
с
мир ом
голодных
и
угнетенных.
Позднее
Блок
отметит
в
«Дневнике»,
что
Л.
Андреев
«говорил наизусть мои стихи (м а тр ос а,
незна­
к омк у)» (VII, 174), это очень характерное объединение:
мат­
рос
—
оди н
из
тех
обездоленных,
погибающих
людей,
образы
которых
мы
часто
вст р ечаем
в
по эзии
Блока;
соотнесение
его
с
«незнакомкой»
опят ь-т аки
свидетельствует
о
многоз на чно сти
ее
образа,
о
еще
с мут ных,
скрытых,
сто ящи х
за
ней
и сп ытан иях
жизни.
В
чи сле
бытовых
п одробн ос те й,
окружающих
«незнакомку»,
следует
отметить
краткую,
но
четкую
примету
—
шлагбаумы;
«незнакомка»
воспринимается
нам и
на
фо не
железной
до рог и.
В
«Дневнике»
Е.
Ив ано ва
рассказывается
о
его
прогулке
с
Бло­
ком
по
Озеркам,
где
б ыла
написана
«Незнакомка», в 1900 году:
«Привел на вокзал Озерковский.. .
Из
большого
венецианского
ок на
вид ны
«шлагбаумы», на все это он указывал по стихам .
В
окне
вид на
жел ез ная
до рога...
Поезда
часто
про но сят ся
ми­
мо...
З е лен еющий
в
зар е
к усок
неба
то
закрывается,
то
откры­
ва етс я.
С
э тими
пролетающими
машинами
и
св язан о
появление
в
окне
незнакомки» ’.
Об
«огнях вокзала»
пишет
Блок
и
в
1908
году.
Образ
девушки,
че го- то
ждущей
и
не
н ахо дящей ,
св языв ае т-
1 «Блоковский сборник», I. Тар ту, 1964, с. 110.


ся
в
сознании
поэта
с
поездами,
пролетающими
м имо
по
же­
лезной
дороге,
с
ожид ан ием
счастья,
к ото рое
не
пр иход ит
или
при ходи т,
когда
уже
поз дно
(«Земное счастье запоздало»
—
1908 год).
Эта
тема
тщетно
ожи д ае мого
сч аст ья
возникает
у
нег о
в
набросках
к
статье
«Ни сны,
ни
я вь»
в
феврале
1909 го­
да.
«Всю жизнь прождали мы счастья,
как
люд и
жд ут ...
когда
покажутся
три
огн я.
Наконец
—
вот
и
они,
но
уже
не
на
ра­
дос ть:
че лове к
уста л...» (VI, 487).
Более
полн о
гов ори т
он
об
этом
в
письме
к
Е.
Ив а но ву: «И так постоянно
—
жизнь
«сле­
дует»
мимо,
как
поезд,
в
окнах
торчат
заспа нн ые,
пьяные,
и
ве­
селые,
и
ск учны е ...
так
еще
жду т
с часть я,
как
поезда
ночью
на
открытой
платформе,
зане се нно й
снег о м» (VIII, 313).
Письмо
на пис ано
29 июня 1910 года,
то
ес ть
одновременно
с
тем ,
когда
писались
с троки :
Три
ярких
глаза
набега ющи х
—
Нежней
румянец,
круч е
локон:
Б ыть
может,
кто
из
проезжающих
Посмотрит
пристальней
из
око н ...
Здесь
перед
нами
снова
одинокая
девушка,
ищуща я
счасть я
(«Быть может,
кто
из
проезжающих
// Посмотрит пристальпей
из
окон»), идущая «походкой
чи нною
// На шум и свист за ближ­
ним
л есо м », и снова кругом равнодушная,
пошлая,
проход яща я
мимо
нее
жизнь
(«пыль переулочная»
и
«платформа,
сад
с
ку­
ста ми
б лек лы ми », «над озером скрипят уключины»
и
«вагоны ...
подрагивали
и
ск рипел и», «раздается детский плач»
и
«плака ­
ли
и
пе ли»), те же равнодушные люди
—
там
«лакеи сонные»,
здесь
«вставали сонные за стеклами», тот же вечер,
те
же
ок на,
в
которые
кину то
«так много жадных взоров».
Понятно,
что
ситуация
(заброшенная платформа)
исключает
вообще
прису­
щие
этому
к ругу
образо в
де тали
—
шелка
и
перья.
Зд есь
то же
можно
предположить
некрасовскую
традицию: «Что ты жадно
глядишь
на
дорогу...», так же,
как
и
гу сар,
из
окна
скользнувший
по
ней
улыбкой
не жн ою,
близок
проезжему
к орн ету
из
той
же
«Тройки» («На тебя ...
за гляд ел ся
проезжий
корнет»).
Б лок
отметил
пер ек ли чку
с
«Воскресением»
Л.
Толстого
этого
эпизо­
да
с
гусаром,
но
о
Некрасове
не
гов ори л,
мо жет
быть,
потому,
чт о,
как
он
п исал
К.
А.
Сюн е рбе ргу: «иногда так привыкаешь
к
образу
или
ид ее,
что
с читаеш ь
их
св ои ми » (VIII, 338).
Не­
красов
гов ори т
о
трагической
доле
женщины
в
д ругом
план е,
но
бли зос ть
обоих
с т ихот воре ний,
ду мае тся,
несомненна.
Да
и
встречающаяся
порой
у
Блока
тройка,
казалось
бы,
устаревшая
в
XX веке («Сегодня ты на тройке звонкой», «Где отдается в
119


длинных
за лах
безумных
троек
тих ий
лёт»
и
др. ), надо думать,
сродни
некр асов ско й
(в отличие от гоголевской тройки,
к
к ото­
рой
он
о бр ащае тся
в
св оих
публицистических
ра зм ыш лениях 'о
на род е,
о
судьбах
родины).
Все
эти
лексические
и
словесно-образные
пер екл ичк и,
сбл и­
жаю щие
оба
стихотворения,
позволяют
думать,
что
в
творче­
ском
со зн ании
Бл ока
образы
«незпакомки»
и
девушки,
погиб­
шей
на
железной
дороге,
стояли
в
одном
ряду.
Даже
ритмиче­
ская
перекличка
—
дактилическая
рифма
в
неч етны х
строках
(причем у Блока дактилическая рифма встречается редко)
—
подкрепляет
ощущение
однородной
тональной
окраски
обоих
ст ихот вор е ний,
к онеч но,
лиш ь
в
том
пла не,
о
котором
в
св ое
время
сп равед лив о
писал
Б.
То маш евский: «Стих оформляет
только
эмоционально-экспрессивные
элементы
речи» L Очевид­
но
вместе
с
тем ,
что
и
в
образе
то й,
что
погибла
на
жел езно й
до­
роге,
оставшись
для
нас
«незнакомкой», и в резком контрасте
ме жду
ней
и
всем
ее
окружающим,
и
в
л екси ке,
и
в
сам ом
характере
экспрессивности
речевой
ок р аски
перед
нами
раз­
витие
одного
из
направлений
блок ов ского
гуманизма,
его
сочув­
ствия
обездоленным,
униженным
и
оскорбленным.
Но
при
совпадении
многих
граней
обоих
стихотворений
о
«незнакомках»
они
далеко
не
однозначны
в
своем
содержании,
в
них
есть
и
важное
различие,
перед
нами
крайне
существенное
развитие
это й
поэтической
те мы,
ее
дви жение.
Во
втором
сти хо­
т в орении
начисто
устране н
эле ме нт
усло вн ос ти,
это
уже
не
сн ится ,
что
она
«лежит во рву некошеном», нет иронической
и ст ины,
кот орую
может
открыть
л ишь
вино,
нет
очарованной
да­
ли:
все
трезво,
жест к о,
реально.
Нет
бездонных
очей,
цве ту щих
на
дальнем
берегу,—
ес ть
неумолимая
судьба;
в
вариантах
—
«А жизнь замучила железная //
Такая
наглая
и
горькая», «То­
ска...
// Впилась
—
и
сердце
ей
з аму ч ила» (III, 593)—и
в
о кон­
чательном
тексте
уже
не
опьяненный
поэт,
а
потрясенный
оч е­
ви дец
и
свидетель
г ов орит
о
судьбе
«незнакомки»: «Любовью,
грязью
иль
к о лесами
// Она раздавлена. .. »
Так
в
суд ьбе
в торой
«незнакомки»
доведена
до
конца,
рас­
крыта
судьба
то й,
первой.
«Три ярких глаза набегающих»
осве­
тили
смысл
э той
суд ьбы :
безнадежные
пои ск и,
ожидание,
меч ты
о
счастье
в
равнодушной,
п ошлой ,
вр аждебно й
человеку
среде,
в
том
порядке
жизни,
который
не
давал
выхода
обездоленным
людям,
будь
это
«матрос,
на
бо рт
не
пр иняты й», будь это де-
1Б.
Томашевский.
Стих
и
язык.
М.—Л., «Художественная лите- «
р атур а», 1959, с. 182, 199.
120


вушка,
ид ущая
«походкой чинною //
На
шум
и
свист
за
ближ­
ним
л есо м ». «Давно
звезда
в
стакан
мой
канула»
—
б ыло
на пи­
сано
Блоком
еще
в
1906 году.
И,
работая
над
ста ть ей
«Ни сны,
ни
яв ь»
в
1921 году (а
начата
она
была
еще
в
1902 году), он
сохранил
в
ней
тот
ясе
отры в ок : «Всю жизнь мы прождали сча­
стия,
как
люди...
все
ждут,
когда
появятся
на
пов оро те
три
ог­
ня » (VI, 170).
«Лежит и смотрит,
как
жи вая. ..»
Но
б ыла
ли
она
жив ой,
ко­
гда
еще
бы ла
живой?
Не
о
так ой
ли
судьбе
думал
Блок,
когда
писал
в
«Плясках смерти»:
Тен ь
вторая
—
стройный
латник,
Иль
невеста
от
венца?
Ш лем
и
пер ья.
Нет
лица.
Неподвижность
мертвеца.
«Невеста от венца»
не
может
не
напомнить
строку
из
ст и­
хо т воре ния
Нек р асо ва,
кото рое
б ыло
отмечено
Блоком: «При­
нарядившись,
как
будто
к
ве нц у...»
Но
гл авно е
здесь
в
том,
что
она
—
«униженья дочь», в которой судьба уничтожает ее чело­
веческую
с ущн ос ть: «Разве так суждено меж людьми?» В пись ­
ме
к
H.
Н.
Скворцовой,
от но сящ емся
к
тем
же
дням,
когда
Б лок
в
1911 году писал « У ниже ние», он
гов орил: «женщина» ...
с
длинным
шле йф ом
с в истит
«мущи ну»...
мертвыми
губами,
а
«мущина», как собака,
ползет
на
свист
к
ее
ш л ейфу » (VII, 90).
А
в
«Унижении»
этот
свист
назва н
«замогильным», так разъ­
ясняется
не
вполне
поначалу
понят ная
строка
в
«Унижении»:
«Но ты свищешь опять и опять. ..»; нет поэтому оснований
сближать,
как
это
делает
Л.
Гинз б ур г, «свист замогильный»
с
тихим
«свистом»
зм ея
в
стихотворении
«Петр» !.
Это
оп ять-так и
уже
другая
стил истич еская
система.
Обр аз
«незнакомки»
и
едва
первоначально
обозначенный
в
нем
конфликт
с
окружающей
равнодушной
и
пошлой
сре дой
все
четче
раскрывают
гибельность
этой
среды,
г розяще й
уничто­
жением
человечности,—
в
ряде
стихотворений
Блока,
в
отдель­
ных
повторяющихся
словесных
образах,
в
отдельных
устойчи­
вых
ассоциациях,—
находят
свое
наиболее
полн ое
и
обобщенное
выражение
в
ст их от во рении
«Унижение» (1911 год) .
Шлейф
(который в лирике Блока имеет неоднозначный
с мы сл), змея,
ложь,
шлем
и
перья
—
все
эти
сло ве сные
образы
с вязыв ают ся
в
его
поэтическом
сознании
с
одн ой
устойчивой
темо й
—
поругания
женщины,
у мерщв лен ия
в
ней
человечпо-
1 См.
«Блоковский сборник», I. Тар ту , 1964.
121


сти.
«В темной комнате ты обесчещена ...
Шл ейф
ползет
за
то­
бою
и
тр еп ле тся,
Как
зм ея,
умирая
в
п ы ли ...». «Узнаю...
Мою
пр екр асн ую
зм ею». «И
вьется
ш лейф,
как
хв ост
кометы».
«Вползи ко мне змеей ползучей. ..
Косою
черной
задуши».
Ст и­
хо твор ен ие
«Твое лицо бледней,
чем
было...»
пер во нач аль но
но­
сил о
название
«Незнакомке», и в нем было четверостишие со
сл ова ми : «И черным взором мне ответишь, // Змеиным шелестом
солжешь».
Возникал
уже
в
одном
из
стихотворений
и
вошед­
ший
в
«Унижение»
диван,
опят ь-т аки
о б ъед иненный
со
змеем:
Меня
с жим ал,
как
змей,
диван,
П ытли вый
го сть
—
я
з нал,
Что
комнат
бархатный
туман
Мне
душу
отравлял.
Наконец,
в
«Унижении»
этот
ряд
поэтических
ассоциаций
получает
свое
обобщенное
з аве р шающее
выражение.
От
о тд ель­
ных
штрихов,
о бъединенных
единой
тональностью,
от
отд ель­
ных
суд еб
ж ен щин -« незн ако м о к», начиная с женщины
—•
зв ез­
ды,
упавшей
с
неба,
и
то й,
которая
раздавлена
«любовью,
гр я­
зью
иль
к о л есам и», Блок подымается к обобщающей концепции
«Унижения», губящего человека,
к
ид ее,
которая
впе рвые
име н­
но
такое
выражение
—
«униженья дочь»
—
нашла
у
нег о
в
1908 году:
В
черных
сучьях
дер ев
об наже нн ых
Желтый
зим ний
з акат
за
окном.
(К эшафоту на казнь осужденных
Поведут
на
закате
таком.)
Красный
штоф
пропыленных
ди ван ов,
Пропыленные
кисти
п орть ер. ..
...Он не
вес ел
—
т вой
сви ст
замогильный...
Чу!
опять
—
бормотание
шпор...
Словно
змей ,
тяжкий,
сытый
и
пыльный,
Шлейф
твой
с
кресел
ползет
на
ковер...
З десь
как
бы
собраны
в оед ино
те
трагические
подробности
(не сами по себе,
а
по
их
внутренней
сущности,
по
той
их
роли,
к ото рую
они
играют
в
раскрытии
непосредственного
содержа­
ния
этого
круга
стихотворений
Бл ока ), которые возникали пе­
ред
нам и:
шлем
и
перья,
шуршание
шел ка,
по лзу чий,
как
змей,
шлейф,
и
д ива н, «как змей» («Лазурью бледной месяц плыл ... »),
и
облик
мертвеца
(«Пляски смерти»).
З десь
они
уже
полностью
р а скр ы ты : «К эшафоту на казнь осужденных» .
Таким
образом,
получая
все
более
п олное
и
гл убокое
ра з­
122


витие,
образ
«незнакомки»
в кл ючаетс я
постепенно
в
круг
цент­
р альны х
ху д ож ественных
об общен ий
Блока,
с вязы вает ся
с
ос­
мыслением
с та рого
мира,
об ре кающе го
человека
на
ги бе ль,
превращающего
его
в
мертвеца,
бродящего
среди
людей ,
при­
творяющегося
жив ым
и
страстным.
Если
этот
конец
пути
еще
тольк о
брезжил
в
«Незнакомке»
сквозь
«безысходные обманы»,
то
«мертвые губы», «неподвижность мертвеца», «свист
замо­
гильный»
—
все
это
тот
же
круг
обр азов ,
который
охватывается
эпиграфом,
взятым
Блоком
у
Фе та: «Там человек сгорел».
Кар­
т ина
эшафота,
на
ко то рый
ведут
осужденных,
объединяет
и
обобщает
обра зы
всех
эти х
л ишь
как
бы
живых
женщин,
об ре­
ченных
на
предельное
ун иж ение.
Долгие
го ды
живший
в
Д уше
Блока,
прорывавшийся
в
от­
дельных
яростных
вспышках
огонь
протеста
про тив
того
строя
жиз ни,
кот оры й
обрекал
женщину
на
вел ич айше е
падение,
по­
лучил
в
«Унижении»
сво е
п олное
раскрытие.
Здесь
гуманизм
сочувствия
обе здоле нн ым
стано вил ся
в
сво ем
наиболее
глубо­
ком
выражении
гуманизмом
протеста,
гнева,
не прия тия
строя
неправедной
жизни
в
целом,
стр ем л ения
«сказать «Н Е Т»
всему
на сто ящему» (VIII, 337), как он писал в том же 1911 году в
письме
к
А.
Белому.
Об раз
п адшей
женщины
в
самом
начале
900-х
год ов
привлек
к
себе
в нимание
В.
Бр юсо ва
—
«Любовь»,
«Встреча», «Уголки улицы», но В .
Брюсов
растворил
траг и ч­
ность
женской
судьбы
в
парадоксальном
заявлении:
Но
разве
с тр асть
не
вся
испытана,
Не
вся
любовь
пережита!
—
и
таким
образ ом
устранил
из
поля
зрения
всю
п робл ему,
кото­
рая
у
Блока
поднялась
на
т раг ическ ую
высоту.
Поучительно,
что
еще
в
1918 году Н.
Асеев
провел
неожи­
данную
и
резкую
параллель
меж ду
«Незнакомкой»
и
уличным
ра згово ром
в
поэ ме
«Двенадцать»: «Не слышен ли был уже в
«Незнакомке»
этот
диалог?»1
Крут
п ривл еченных
здесь
к
рассмотрению
стихотворений
нел ьз я,
коне чн о,
рассматривать
как
цикл.
В
них
выразилось
общ ее
г у манистич еск ое
начало
творчест­
ва
Б лока
в
одном
из
его
индивидуальных
проявлений,
в
конеч­
ном
сч ете
определявших
то
основное
на прав лен ие,
ко торое
пр и­
в ело
поэта
к
«Двенадцати», зародившись вместе с тем в нераз­
рывной
связи
с
традицией
русской
в
частности
и
в
особенности
некрасовской
классики.
1 «Москва», 1974, No 1.


ВЛ.
ГУСЕВ
...ЧТО РОМАНТИЗМОМ
МЫ
ЗОВЕМ
ажнейшее
мест о
в
те ории
искусства
у
Блока
занима­
ет
проблема
ро ман тиз ма.
Это
—
краеугольный
ка­
мень,
ключ
к
пон има нию
зад ач,
на знач е ния
творче­
ства.
Пр е дстав ляе тся,
что
на
данном
эта пе
блокове-
ден ия
поле зно
вновь
обратиться
к
э той
проблеме.
М атер иал
дальнейших
суждений
—
в
основном
поздний
Блок
(его статьи) .
Конечно,
еще
в
«Душе писателя»
и
других
вы­
ступ лен и ях
бол ее
ранн ей
п оры
мы
вст реч аем
завет ней ши е
из
мыслей
Блока
об
искусстве,
однако
завер ш енно сть ,
ст ройн ос ть
идеи,
несомненно,
получают
именно
в
с татьях
последних
лет .
В
данном
случае
нет
нужды
прослеживать
сам
процесс
форм и­
ров ани я
тех
или
иных
мыслей
—
есть
очевидные
и
четкие
ре­
зультаты
этого
процесса.
Блок
не
любил
систем,
структур,
и
в згл яды
его
на
искусст­
во,
на
романтизм
изложены
не
дедуктивно,
а
в
свободной, «ху-
124


Дой <е с1в е ннои»
форме,
йо
й сйос ть
ко йЦейцй й
от
этого
не
меньше.
Романтизм
для
Блока
—
это
«душа», «дух» (в поздних ста ­
тьях,
в
св язи
с
укрепи вш ей ся
нелюбовью
к
«психологизму»,
Блок
явно
предпочитает
«дух» « ду ш е»), внутренняя «с тихи я»
творчества.
Блок
резко
противополагает
романтизм
искусству
опис а те ль ному
и
бескрылому,
искусству,
собирающему
п лоды
с
поверхности
явлений:
«1) Подлинный романтизм вовсе не есть только литератур­
ное
течение.
Он
стремился
с тать
и
ст ал
на
мгновение
нов ой
фор мой
чу вст вов ания ,
новым
способом
пе р ежива ния
жизни.
Литературное
новаторство
есть
л ишь
следствие
глуб ок ого
пере­
лома,
совершившегося
в
душе,
кото рая
пом олод ела,
взгл янула
па
мир
по-новому,
по тр яс лась
связью
с
ним,
прониклась
треп е­
то м,
тревогой,
тайным
жаром,
чувством
неизведанной
д али,
за­
хлестнулась
восторгом
от
б лизо сти
к
Душе
Мира .
2) Из этого непосредственно следует то,
что
под л инный
ро­
мантизм
не
был
отрешением
от
жизни;
он
б ыл,
н аоб орот,
пре­
и сп олнен
жадным
стремлением
к
жизни,
кот орая
открылась
ему
в
свет е
нового
и
глубокого
чу вст ва,
с толь
же
ясного,
как
осталь­
ные
пять
чувств,
но
не
нашедшего
для
себя
выражения
в
с ло­
вах;
это
чувство
было
непосредственно
унаследовано
от
бурных
ге ние в,
ко то рые
приняли
в
душу,
как
бы
раздутую
мехами,
всю
жи знь
без
разбора,
без
оценки.
Это
основная
идея
первой
части
гё тев с кого
«Фауста»; Фауст,
в
со зер цани и
Духа
З емл и, «точно
пь я неет
от
молодого
в ина,
чувствует
в
себе
отвагу
кинуться
на­
удачу
в
м ир,
нести
всю
земную
скорбь
и
все
земное
счастье,
биться
с
бурями
и
не
робеть
при
треске
кораблекрушения».
Ес ли
у
бурных
гениев,
хотя
бы
в
этом
отрывке
из
«Фауста»,
мы
наблюдаем
полное
о т рицание
разума
и
предпочтение
ему
чувства,
то
их
преемн ик и
—
романтики
—
не
отвергли
и
ра зума;
они
лиш ь
от личи ли
разум
от
рассудка
и
признали,
что
и
в
разу­
ме
заложена
метафизическая
потребность,
сила
стремления;
та­
ким
образом,
и
признак
«преобладания чувства и воображения
над
разумом»
у
романтиков
ок аз ывае тся
неверным.
Чувство
преобладает
над
рас с удк ом,
но
не
над
разумом.
3) Из двух главных новооткрытых признаков романтизма,
кот оры й
оказывается
теперь
на
самом
деле
не
чем
иным,
как
нов ым
способом
жить
с
уд есятер е нно й
силой,
следует,
что
все
остальные
признаки
романтизма
как
литературного
т ечен ия
вполне
производны,
то
есть
второстепенны;
только
чи сло
их
можно
бе скон еч но
умножить;
стремление
к
сре дн им
векам,
к
родной
старине,
к
инос т ран ным
литературам
пр исущ е
роман­
125


т изму
так
яс е,
как
стремление
ко
все м
другим
эпохам,
ко
в сем
областям
деятельности
человека,
где
только
ярко
про яв ил ось
стремление
установить
н овую
св язь
с
миром.
Романтизм
опре­
дел ил ся
как
м иров ое
стремление
и,
естественно,
расплеснулся
на
весь
мир » (VI, 363—364).
При
всей
художественности
и
су бъек тив ност и
терминологии
эти
суждения
имеют
за
собой
мощную
теоретическую
тради­
цию .
Не
говоря
уже
о
Ше ллинг е,
следует
вспомнить
Гегеля:
«Мы можем поэтому вкратце формулировать третью ступень
искусства
следующим
обра зом :
на
э той
ст упени
предмет
искус­
ства
со с тавл яет
свободная
конкретная
духовность,
которая
в
ка честве
таковой
ду ховн ос ти
должна
предстать
в
явлении
внут ­
реннему
духовному
о ку.
Искусство
соответственно
ха ракте ру
этого
предмета
не
может,
с
одной
с тороны,
работать
для
чу в­
ственного
со зер ц ания.
Оно
может
работать
только
для
просто
сл и вающей ся
с
ее
предметом,
как
с
самой
собою,
вну тр енней
душевной
жиз нь ю,
для
субъективной
задушевности,
для
сердца,
чувства,
ко торое
в
кач естве
духов ного
чувства
ст ремит ся
к
св о­
боде
в
самом
себе
и
ищ ет
и
достигает
своего
примирения
ли шь
во
внутренних
глубинах
духа.
Эт от
в нутр енни й
мир
составляет
предмет
романтизма,
и
последний
поэтому
н еобх о димо
должен
и зобр ажа ть
его
внут ре нню ю
жизнь
как
таковую
и
в
видимости
такой
задушевности.
Мир
души
торжествует
поб еду
над
внеш ­
ним
ми ром
и
являет
эту
победу
в
пр едел ах
самого
этого
внешне ­
го
м ира
и
на
са мом
этом
мире,
и
вследствие
этого
чувственное
я влен ие
обесценивается»L
Мож но
пр ивест и
и
другие
п ример ы
из
к лассич еских
авто­
ро в.
В
советском
литературоведении
об
этом
принципе
романтиз­
ма
срав нит ельн о
недавно
напомнил
Г.
А.
Гуковский.
В
книге
«Пушкин и русские романтики»
о
Блоке
нет
с пециа ль ного
ра з­
гов о ра,
од на ко,
анализируя
поэзию
Жуковского
и
д руги х,
Гу­
ков ск ий
показывает
то
самое,
о
чем
размышлял
Блок:
романти­
ч еская
сти ли стика
ст ро ится
не
на
об ъе ктах
как
таковых,
а
на
«душе», на субъекте,
высту паю щем
на
первы й
пла н,
взятом
как
исходное
2.
При
этом
Гуковский
вводит
терм ин
«психологи­
ческий
романтизм»3.
Эт им ология
тут
понятна
(«душа»), одна ­
ко
сам
термин
п редст ав ляе тся
неудачным.
В
нем
ощущается
1 Гегель .
Сочинения,
т.
12.
М.,
Соц экг из, 1938, с.
85.
2 См.
Г.
А.
Гуковский.
Пушкин
и
русские
романтики.
М.,
«Художественная литература», 1965, с . 92—93
и
далее.
3 Там же,
с. 92,101идр.
126


нераз лич ение
понятий
«психология»
и
«дух», «духовность»,
весьма
неравнозначных
в
ид еалист ич еско й
эстетике,
о со бенно
новейшей.
.
Б лок
же
употребляет
сл ово
«душа»
как
раз
не
в
смысле
«психология» (т.
е.
та
сфер а
психи ки,
котора я
наиболее
тесно
связ ан а
со
всем
чист о
би ологи чес ким
и
чи сто
индивидуальным
в
че ло веке ), а в смысле «д ух», «духовное», «духовность», т.
е.
не что
высшее
и
общезначимое
в
нашей
внутренней
жизни.
Ст о­
ит
снова
заглянуть
в
статьи
«О романтизме», «Душа писателя»,
чтобы
убедиться
в
том
явно
и
недвусмысленно.
В
э том
от нош е­
нии
Бл ок
как
ид еалист
то чен
и
последователен
и,
бы ть
может,
сам
того
не
зная,
оп ять-та ки
четко
с тоит
в
определенной
фи­
ло софс кой
традиции.
Он
колеблется
в
употреблении
самих
сл ов
«дух»
или
«душа», однако « ду ша»
для
н его
не
«психология»
(корень «п с их е»
тут
сбивает
с
толку), а именно «дух» (см.
ци­
таты) .
Нельзя
не
учитывать
и
того,
что
в
«Интеллигенции и Ре­
волюции»
—
материале
по зд нем
—
Бл ок
ст авит
резки е
ак це нты
уже
и
в
употреблении
сл ов
«дух,
дух ов ност ь»
и
«душа,
душев­
но сть»: «Ужасна и опасна эта эластичная,
суха я,
невкусная
« адогматическая догматика »,
приправленная
снис хо дит ел ьной
душевностью.
За
душевностью
—
кровь.
Душа
кровь
притяги­
вает.
Бороться
с
уж ас ами
может
ли шь
д ух.
К
ч ему
загоражи­
вать
душевностью
пути
к
ду хов ност и?» (VI, 19—20).
Таким
о браз ом , «психе»
и
«дух»
отделены
окончательно.
Пр ав да,
в
по зд нем
же
вы сту плении
«О романтизме»
Блок
употребляет
с лово
«Душа Мира» (см .
выш е); есть и иные подобные факты .
И
все
же
в
це лом
т ермино лог ия
поз дне го
Блока
на
этот
сче т
довольно
с трога.
Сравним,
например,
вышеприведенный
пассаж
с
су ж дени ями
из
статьи
«Душа писателя»
—
материала
гора з­
до
более
раннего
(1909).
Принципиальная
ра з ница
в
термино­
л огии
вид на
простым
гл а зом : «Это даже не слово,
да же
не
го­
ло с,
а
как
бы
легкое
дуновение
души
нар од ной,
не
отдельных
ду ш,
а
именно
—
коллективной
ду ши...
Ес ли
у
нас
и
есть
надежда
услышать
когда-нибудь
это
ч удо­
действенное
дуновение
всеобщей
души,—
то
это
слаба я,
еле
мерцающая
на деж да. ..
Всеобщая
душа
так
же
де йстве нна
и
так
же
заявит
о
с ебе,
когда
понадобится,
как
вс егд а.
Ник акая
об­
ще ств ен ная
усталость
не
ун ичтож ае т
этого
в ер хов ного
и
веко­
во го
з ак он а» (V, 367—368).
Поздний
Блок
так
никогда
не
пи­
ш ет.
Он
внутренне
учитывает
нов е йшую
фи лосо фс кую
тради ­
цию
и
в
эт ом
смысле,
как
ид еалист,
четок
—
терминологически
обновляет
Ге ге ля.
Г.
А.
Гуковский
в
данном
случае
те р мино ло­
ги че ски
менее
точ ен,
чем
«художественный критик»
Блок.
127


Итак,
романтизм
для
Блока
—
это
не
«исключительный ге ­
р ой », не экзальтированно - метаф о р ическа я
ст илист ик а
и
ино е
бо­
лее
или
мен ее
внешнее,
что
мы
привыкли
представлять
при
сло­
ве
«романтизм»; романтизм для Блока
—
это
ду х,
душа
мира.
Отсюда
весьма
логически
следует
мысль,
что
романтизм
не
только
конкретное
и
преходящее
литературное
«направление»,
а
сам а
суть,
сам
секрет
искусства
во о бще.
Ибо
чем
же,
прежде
всего,
занимается
искусство
по
при роде
своей,
ес ли
не
внутрен­
ними
стихиями,
не
душ ой,
не
суть ю
людей,
вселенной?
Д ейст витель но ,
эта
мысль
—
одн а
из
люби мейш их
у
Блока
(см .
п.
1).
Внятность
и
настойчивость
ее
у
Блока
связана
не
только
с
размышлениями
собственно
о
природе
искусства,
но
и
с
атмосферой
в
искусствоведении
его
времени.
У
Блока
я вств ен­
но
ощутима
то
бол ее,
то
мен ее
скр ыт ая
полемика
с
теориями
«двух стилей», ставшими весьма популярными как раз в нача­
ле
века.
Блок
о бр аща ется
к
э той
идее
в
том
ее
в иде,
как
она
представлена
у
В.
М.
Жирм унс к ого
10-х
годов.
Сам
В.
М.
Жир­
мунский
воспринимает
ее
от
Шл егелей
ч ерез
по зит ивиз м
и
за­
падный
формализм
XIX —
начала
XX в.
и
дополняет
собствен­
ными
уточнениями
и
соображениями.
У
В.
М.
Жи рмун ск ого
мыс ли
Шлегелей,
В альце ля
и
других
п орой
выглядят
б олее
вы­
пук ло,
свежо,
диа лек тически ,
чем
в
о р игиналах ,
однако
ч ув­
ств у ется,
что
для
Блока
и
этот
вариант
слишком
механистичен,
метафизичен.
Блок,
вечно
озабоченный
«жизнью» (любимое
его
слово,
п они мае мое
в
с угубо
в нут р еннем
и
стихийном
см ыс­
л е!) в искусстве,
все
глубже
уверяющийся
в
то м,
что
раз гов оры
о
«чисто литературных»
з адачах .. .
это,
может
бы ть,
иногда
лю­
бо пыт но,
но
уже
не
п итате ль но
и
не
жиз не нно » (VI, 176),—
от носит ся
к
ид еям
Жирмунского
внешне
сочувственно
(тем бо ­
лее
что
Жи рмунск ий
самого
его,
Блока,
берет
как
крупный
при­
мер
романтизма,
а
какой
п оэт
ра вн оду шен
к
такому
обс тоя­
те л ьст ву!), принимает термины «ром а нт иче ск ий»
и
«классиче ­
ск ий» (стили,
чередующиеся
в
исто рии
ис к ус ств а), однако на
деле
полемизирует
с
Жирмунским
или
переосмысляет
его.
Он
считает,
что
искусство
по
сути
одно,
едино,
что
никаких
мета­
физически
замкнутых
стилей,
формальных
систем
нет,
а
есть
ли шь
прямое
торжество,
выход
с тихии
(«романтизм») пли «п е­
р еды ш ка», архитектурно -с тр ог ое ,
ст ройн ое
временное
«успокое­
ние »
стихии
(«классицизм»): «...о н
есть
вечное
стре мле н ие,
про ни зы в ающее
всю
и сторию
человечества,
ибо
единс тв енн ое
спасение
для
к уль туры
—
быть
в
том
же
бурном
дв иже нии,
в
каком
пр еб ывает
ст ихия ». «Еще
бл иже
станет
нам
романтизм,
е сли
мы
определим
то
течение,
кот орое
с чита ется
противопо-
128


ложным
ем у,
то
ес ть
классицизм.
Кл ассициз м,
в
сущности,
не
п роти в оп оложен
романтизму;
он
е сть
только
не обходи м ое
со­
сто ян ие
покоя,
временного
отказа
от
обладания
стихией...
Не
всякий
п окой,
а
л ишь
избранный
п окой
можно
наз ва ть
клас­
сицизмом...
Таким
образ ом ,
кл ассици зм
ес ть
лишь
величавый
миг
покоя,
нашедшего
себя.
Как
только
состояние
покоя
стано­
вится
длительным,
кл ассициз м
вырождается,
он
ст ано вит ся
псевдоклассицизмом
и
гибнет
под
натиск о м
ст ихий,
действую­
щих
заодно
с
р о м анти зм о м» (VI, 368—369).
Ит ак,
искусство
—
одно,
и
важн ы
в
нем
не
формальные
си­
стемы
пр иемо в,
а
степень
внутренней
пол ноты ,
стихийности.
«Два стиля»
для
Бл ока
—
лишь
про изв од ное
от
эт ой
степени
полноты,
выявленности
внутренних
стихий
мир а,
противопо­
ставленность
их
для
Блока
—
чи сто
ко л ичес твен ная,
а
не
каче­
ственная.
В
чем
тут
был
п рав
и
не
прав
Блок?
Конечно,
сн имая
воп рос
о
пр инципиа л ьно й
р азн ице
«романтизма»
и
«классицизма», он в
чем -то
«хватал через край»
—
сказывалась
пристрастность
по­
эта.
Преобладание
объективного
или
су б ъект ивно го
принципа
в
искусстве
—
реал ьны й
и
с плошь
и
рядом
именно
качествен­
ный
момент,
с
ко торым
нельзя
не
считаться.
Однако
сла бо сти
позитивистской
и
формалистской
методологии
—
даже
в
том
смягченном
варианте,
в
кот ором
она
представлена
у
В.
М.
Жир­
мунского,—схвачены
им
неимоверно
точно.
Тут
сказался
опять-
так и
оп ыт
поэта,
п ритом
им енно
«стихийного»
—
поэт а
уже
в
совершенно
позитивном
смысле.
Блок
безжалостно
бь ет
по
ме­
х анициз му
и
схематизму,
по
пр енеб режению
к
внутренней
с то­
ро не
искусства
—
ко
вс ему
том у,
что
с тоит
за
системой
внешне­
стилевых
приемов.
На ибо лее
дальновидные
из
теоретиков
фор­
мализма,
в
том
чи сле
В.
М.
Жирмунский,
вскоре
сами
нач и нают
сознавать
недостаточность
своей
пла тфо р мы.
У
Б.
М.
Эйхенба­
ума
уже
в
начале
20- х
год ов
появля етс я
терм ин
«метод», как
известно,
про чно
укрепившийся,
пер еосм ысленный
в
последую­
щем
советском
литературоведении
и
призванный
как
раз
для
того,
чтобы
противопоставить
«чисто»
фо рм ал ьно му, «структур ­
н ом у» (сказали бы теперь)
поним а нию
типоло гии
в
развитии
искусства
по ним ание
бол ее
содержательное,
более
внутреннее,
духовное,
идейное,
психологическое.
Однако
статья
Блока
«О романтизме», о которой сейчас идет речь1 (VI, 533), явилась
1 Формально это не статья,
а
речь
перед
актерами
Большого
Драма­
тического
театра
9 октября 1919 года.
Впе рвы е
опубликована
в
Собра­
нии
сочинений
А.
Бл ока,
т.
9 (Берлин, 1923).
5 В мире Блока
129


на
свет
раньше
соответствующих
ра бот
Эйх ен ба ума
или
Жи р­
мунского.
В
сит уации,
когда
даже
такие
крупные
практики
ли­
тературы,
как
А.
Бе лый
и
Маяк о вски й,
в
основном
придержи­
вал ись
формальной
(в разных школах,
вариациях,
но
в
п рин­
ципе
формальной)
ме тодоло гии
в
своих
теоретических
выс т уп­
лениях
об
искусстве
(см.
рефераты,
статьи
и
доклады
Маяков­
ского
10-х
год ов,
работы
А.
Белого
по
стиховедению),—
сто ль
существенна
и
вли яте льна
бы ла
атмосфера
теоретического
фор­
мализма
в
ш ир оком
смысле
сл о ва,—
одинокая
по зи ция
Блока
требовала
д олж ного
литературного
мужества
и
заслуживает
ныне
особого
вн има ния.
Ита к,
искусство,
по
Блоку,—
одно,
ед ино.
У
Г.
Вёльфлина,
у
В.
М.
Жирмунского
класс ика
и
барокко,
классический
и
ро­
мантический
стили
выступают
как
равно пр авны е
и,
н ес мотря
на
все
огов орки ,
м ета физи чески
из олиров анн ые
начала .
Блок,
п ра вда,
ценой
некоторых
перегибов
в
об рат ную
сторону,
цели­
ком
устраняет
эту
изоляцию,
органически
ид ет
от
стихийного
единства
и
духовной,
содержательной,
це льн ой
силы
искусства.
Был
ли
Блок
и
ретроспективно
од инок
и
сугубо
индивидуа­
лен
в
этом
своем
утверждении?
Нет,
он
и
в
этом
случае
продол­
жает
культурную
традицию.
Для
примера
любопытно
такое
не­
ожиданное
сопоставление,
как
Бл ок
и
Бе л инск ий.
Известно,
что
Блок
неоднократно
высказывался
о
Белинском
с
приличествующей
«поэту- сим воли сту »
недо бр ой
усм ешк ой:
«младенческий лепет» («О назначении поэта»
—
VI, 166—167)
и
т.
п.
Впрочем,
это
не
мешало
ему
трезво
и
умн о
оценивать
роль
Бели нс ко го
в
исто рии
русской
культуры
(«Солнце над
Ро сс и ей », «О списке русских авторов»
—
V, 302; VI, 139).
По­
эт ому
вдвойне
интересны
со в паден ия
мне ний
у
сто ль
разных
де ятел ей
наше й
духовной
жизни.
В
да нном
случае
это
широк и й,
свободный
взгляд
на
р ом ант изм,
трак товка
его
как
вну тр енне й
стихии
творчества,
а
не
только
не кое го
конкретного
направле­
ни я,
ш к о лы : «...романтизм
не
есть
достояние
и
пр инад лежно ст ь
одной
какой-нибудь
страны
или
эпохи:
он
—
вечная
сторона
на­
туры
и
духа
человеческого;
он
не
умер
после
средних
веко в,
а
только
преобразился»
—
пиш ет
Белинский
в
ст атьях
о
Пушки­
не,
т.
е.
уже
в
самый
зрелый
пе риод
своей
деятельности.
Уд иви­
тельно
то,
что
Белинский,
уже
впол не
увлеченный
мыс лям и
о
близости
литера туры
к
повседневной
«действительности»,
обо
1В.
Г.
Белинский.
Собрание
сочин ен ий ,
т.
VII.
М.,
Изд-во
АН
СССР, 1955, с.
173.
130


всем
то м,
что
стало
«натуральной школой», а впоследствии
—
реализмом,
Белинский,
насмехающийся
над
Ле нским
и
Але к­
сандром
Адуевым,—
тем
не
менее
спокойно
и
му жест венно
от­
да ет
должное
романтизму
как
«вечной стороне натуры и духа че­
ловеческого».
Как
часто
бывает,
Блок
не
люби л
де яте ля,
в
данном
случае
Бел инско го ,
по
сути
не
«за него самого», а из -за
его
эпиг о­
нов;
ненавидя
в сякий
пло ск ий
пози тивиз м,
механистический
со­
ц иологи зм
в
по дх оде
к
искусству,
он
п орой
несправ ед ливо
возво­
дил
это
к
самому
Белинскому.
Е сли
бы
ча ще
о бр ащал ись
к
ори­
гиналам,
возможно,
вся
литературная
бор ьба
шла
бы
иначе.
Ин те рес но,
что
Б ел инс кий,
в
своих
рассуждениях
о
роман­
тизме,
в
общем,
ис ходи в ший
из
Г егеля,
в
данном
случае
бе рет
романтизм
более
ти пич ески,
чем
Гегель.
У
Ге геля
«романтиче­
ски е
искусства»
—
это
л о гическ ие
эт апы,
стад ия
в
сам од ви же­
нии
творчества
—
«перевернутый»
историзм.
У
Б елинск о го
ак­
центир ован а
«вечная сторона».
Белинский
и
Блок
в
этом
кон­
кретном
аспекте
бл иже
др уг
к
другу,
чем
оба
порознь
—
к
Ге­
гелю.
Здесь
ум е стно
вс помн ит ь,
что,
например, H.
С.
Тихонравов
и
други е
д еятели
культурно-исторической
школы,
борясь
с
глу­
бокими
или
неглубокими
посл едо ват ел ями
и
интерпретаторами
Белинского,
прямо
называли
его
собственную
крит ик у
с уб ъек­
тивной
и
эстетической
(научной критикой они,
конечно,
счи та­
ли
св ою).
Р аз умее тся,
они
бы ли
неправы;
но,
стало
б ыть,
к ри­
ти чес кие
произведения
Бели нско го
давали
из вест ные
ос но вания
для
та кого
мнения,
коли
оно
возникло
у
столь
серьезных
лю­
дей.
Бел ин ски й,
как
и
Блок,
в
жанровом
отношении
был
худо ­
жественным,
т.
е.
«непосредственным»,
объемным
критиком,
его
взг л яды
и
метод
в
том
виде,
как
они
ре аль но
присутствуют
в
стать ях ,
дают
возможность
для
весьма
ра зных
вытяжек
и
тол­
к ова ний.
То,
что
впоследствии
Белинский
(более всего на ос ­
нова нии
его
уст ных
высказываний
и
мемуаров
о
не м)
вос пр и­
нимал ся
как
основатель
ли шь
«чисто социологической», вернее
публицистической,
русской
критики,
был о
в
известном
смысле
п осм ертн ой
драмой
Бе линско го ,
п оэта
в
критике,
человека
го­
ра здо
более
тонкого,
инту ит ивног о
и
с лож ного,
чем
это
ка за лось
его
публицистическим
эпигона м
конца
п рошлого
в ека.
Мы
видим,
что
«совпадения»
у
Бло ка
и
Белинского
не
сл у­
чайны
—
том у
е сть
как
св ои
исторические,
культурные,
так
и
с вои
индивидуально-психологические
пр ич ины.
Сл овом ,
Блок
и
в
данном
случае
—
независимо
от
конкретно-позитивной
ценно­
сти
его
ид еи
—
находится
в
контексте
ра зви тия
русской
и
ми­
ро вой
художественной
мысли.
5*
131


В
э той
лю бим ой
своей
сфере
Б лок
не
остается
в
пределах
об щих
мест,
он
всяч ески
конкретизирует
мысль.
Например,
он
гов ори т
о
любв и
романтиков
к
древней
истории,
к
д аль ним
на­
родам
и
зем л ям.
Это
—
все
тот
же
по иск
открытых,
мощных
проявлений
с т ихии,
кру пны х
этапных
моментов
жизни,
кото­
рые
позволяют
в
полн ой
ме ре,
на
пред ель ны х
регистрах
вы­
явиться
внутренним
силам
бытия,
жизни,
занимающим
худож­
ни ка.
Эта
предельность,
св о бода
материала
и
е сть
тут
исходное,
главное:
не
эмпирия
ведет
худож н ика,
а
вну тр енние
стихии
(см .
выше).
Все
проч ие
конкретизации
—
в
том
же
пла не.
«Душа», «дух»
кого?
Не
отд е льног о
ли
человека
в
конечном
сч ете?
Нет.
Бло к
здесь
ре зко
противостоит
как
з ападным
ро­
ма нтик ам
XIX в.
с
их
четким
индив иду а лизм ом,
так
и
«филосо­
фии
ж изн и»,
индивидуалистическому
де ка дентс тву
к онца
XIX —
начала
XX в.
Не
говоря
уж
о
его
любимом
Вл.
Соловье­
ве,
Блок
тут
оп ять
ближе
к
Гегелю,
чем
к
Б ай рону,
Мюссе
или
Лермонтову
в
его
«индивидуалистических»
проявлениях
(сам
Гег ель
об обща л
опыт
не
эт их
романтиков
—
он
брал
романтиче­
с кое
искусство
шире
и
бол ее
раннее).
По
Б локу , «отдельность»
не
е сть
конечная
цель
поэзии,
во­
о бще
творчества:
г лав ное
—
душ а
народа
и
вообще
ду х,
душа
мира,
к от орую
поэт
п ризв ан
выразить.
От с юда,
при
всей
худо­
жест венно ст и
и
субъективности
фо рмул
и
т ерм инов ,—
объек­
тивно-идеалистическая
по
своей
сути
гно сео логия
Блока
в
статье
«О назначении поэта»: «На бездонных глубина^
духа,
где
ч ело век
перестает
быть
ч елов е ком,
на
глубинах,
недоступ­
ных
для
государства
и
общества,
созданных
цивилизацией,—
кат ятся
звуковые
волны,
подобные
волнам
эфира,
объемлющим
вселенную;
там
иду т
р ит мическ ие
ко л ебан ия,
по до бные
проц е с­
сам,
образующим
горы,
ветры,
морс ки е
теч ен ия,
растительный
и
животный
мир .
Эта
глубина
заслонена
явлениями
внешнего
мир а.
Пушкин
гово рит,
что
она
заслонена
от
поэта,
может
бы ть,
бол ее,
чем
от
других
люд е й: «средь детей ничтожных мира,
быть
может,
вс ех
ничтожней
о н».
«Первое дело,
кот орого
требует
от
п оэта
его
служение,—
бро­
сить
«заботы суетного света»
для
того,
чтобы
поднять
внешние
покровы,
чт обы
открыть
глу би н у» (VI, 163).
Если
срав нит ь
не­
которые
суждения
из
этой
статьи
(например, VI, 161) и,
пол о­
жим,
из вестн ый
Пролог
к
«Возмездию», то мы убедимся,
что
эти
иде и
у
Бл ока
глуб о ко
не
случайны:
интервал
—
несколько
лет ;
в
одно м
случае
—
статейная
проза,
в
др угом
—
стихи,
а
совпа­
дения
п очти
дословны,
терминологичны
(«порода»
и
п р.).
132


Отсюда
и
в елич айше е
внимание
Блока
к
внутренней
«музы ­
ке»
мира
и
на р ода,
его
знаменитая
любовь
к
с амому
слову
«му­
з ык а», вечно противопоставляемому хаотическим,
темным
со­
стояниям
в
ми р е: «...дух
есть
му зы ка.
Демон
неко г да
ве лел
Со­
крату
слуш аться
духа
му зы ки.
В сем
телом,
всем
сердцем,
всем
соз нанием
—
слушайте
Ре­
волюц и ю » («Интеллигенция и Революция»
—
VI, 19—20).
Отсюда
же
величайшее
уважение
к
личности,
достоинству
художника-творца,
призванного
к
высокой
цели
—
в ы разить
дух,
музыку
мира,
народа
и
п оэт ому
независимого
от
суеты.
В спо мним
«О назначении поэта».
Кстати,
в
эт ой
ста ть е,
по
вс ем
традициям
русской
литературы,
Блок
спец иал ь но
напо мин ает,
что
«чернь»
—
это
не
«народ»,
а
«светская чернь»
—
псевдо-
интеллигенция,
чуждая
сути
мир а.
Иногда
в
своей
теории
«музыки»
и
народа
Бло к
гипертро­
фиро ва л
рол ь
чисто
наци ональ но го
начала,
что
впо лне
поня т но
в
атмосфере
его
эпохи,
ко гда
Россия
была
в
центре
мировой
ди­
намики.
По
этому
пов оду
у
комментаторов
было
немало
всяч ески х
недомолвок
и
недоразумений,
однако
бы ла
забыта
сам а
крити­
ческая
практика
Блока
как
таковая.
Обращали
в ним ание
на
од ни
статьи
и
уп уска ли
из
вид у
другие;
кроме
того,
обращали
внимание
на
с ами
тезисы
Блока
и
упускали
из
виду
сам у
атмо­
с феру,
пафос
его
статей.
Атмосфера
же
эта
впол не
н ед вусм ыс­
ле нна.
Концепция
романтизма
у
Бл ока
—
од на
из
заве тней ши х
его
ид ей
—
по
сути
лишена
всякой
о гр ани ченно сти
по
нацио­
нальной
части.
Наоборот,
Блок
в сячески
акце нти рует
всемир-
ность
романтизма.
Ш експир,
Ш иллер
(«Крушение гуманизма»),
Ваг нер
и
другие
органически
важны
в
«музыке»
романтизма
у
Б лок а: «Во имя чего все это создано?
Во
имя
того,
чтобы
от­
крыть
наш и
глаза
на
пропасти,
к от орые
е сть
в
жизни,
обойти
кот орые
не
всегда
з ависит
от
нашей
воли.
Но,
раз
в
это й
жизни
е сть
столь
страшные
провалы,
раз
возможны
случаи,
когда
по­
рок
не
побеждает
и
не
торжествует,
но
и
добродетель
также
не
торжествует,
ибо
она
пришла
слишком
по здн о,—
знач ит ,
на до
и скать
другой
жизни,
бо лее
совершенной?
Об
это м
ни
сло ва
не
гов орит
жестокий,
печал ь ны й,
горький
худо жник
Ше кс пир.
Он
мужественно
ст авит
точку,
предлагая
«смириться перед тяжкою годиной».
Он
ведь
художник,
а
не
священник,
и
как
бы
повторяет
д ревние
с лов а: «Страданием
у ч ись » («Король Лир»
Ше кспи ра
—
VI, 409).
В
пол е
зрения
Блока
неизменно
был
весь
мир.
Теперь
все
более
яс но,
что
Блок
—
о дин
из
главных
с тол пов
133


нашей
ли терату ры
новейшего
времени.
Уровень
исследования
его
творчества
чрезвычайно
по выс ился
и
в ызыв ает
нов ые
тре­
бования.
Все
это
нын е
приходится
учитывать
при
рассмотрении
теоретических
взглядов
Блока,
т.
е.,
иным и
словами,
рассм ат ри­
в ать
их
надо
со
всей
серьезностью,
никак
не
уходя
от
предмета,
не
вуалируя
его .
«Эстетика»
Бло ка
—
малоприятный
объект
для
«педанта»
(ср .
«Педант о поэте»
Б ло ка).
Она
плохо
поддается
натяжкам,
от кр ове нно
идеалистична,
внутренне
сл ожна .
Но
именно
поэто­
му
несомненно,
что
да нную
проблему
еще
предстоит
решать
спец иал ьно :
нужно
вз ять
ее
всесторонне,
н айти
ей
должный
контекст.
Концепция
романтизма
у
Блока
существенно
отличается
от
бол ее
или
ме нее
принятых
теперь
толкований
этого
термина.
Она
и
ш ире
(романтизм
—
само
искусство
в
его
су ти), и уже
их
в
некоем
смысле
(романтизм лишь как « ду ш а»), и вообще
ид ет
в
и ной
п лос кос ти.
Как
п озити в ная
концепция
для
нашей
ны неш ней
теории
творчества
она
мало
приемлема.
Однако
к он­
цепция
су щ ест вует
и
опирается
на
боль шу ю
культурную
тра­
дицию.


АЛ.
МИХАЙЛОВ
ПОЭТИЧЕСКИЙ
МИР
БЛОКА
ОБЩИЙ
ВЗГЛ ЯД
лок
прежд е
вс его
поэт.
Поэзия
в
его
литературном
наследии
зан им ает
главное
место.
Родившись
во
мраке
«страшных лет России», он
тем
не
мепее
явл ял
собою
личность
необычайно
бога­
тую,
ще дро
над еленную
мн огим и
талан тами ,
гл авны м
из
кот оры х
был
поэтический
д ар.
Могущес тв о
гармонии
в
Блок е
б ыло
почти
безграничным.
У
юного
Блока,
учитывая
необычайную
сложность
и
проти­
воречивость
об ст оят ельс тв
его
тв о рче ского
со зр ева ния,
было
две
возможности,
два
пу ти.
О дин
из
них
—
путь
у пад о чного
дека­
дентского
искусства,
путь
многих
его
современников,
который
135


завершился
творческим
крахом.
Другой
—
путь
неу ст анных
по­
исков,
иск рен него
и
ч ест ного
служения
родин е,
России,
ее
на­
стоящему
и
будущему,
который
привел
Бло ка
в
революцию,
к
поэме
«Двенадцать»
и
«Скифам».
Этот-то
путь
и
составил
«це ­
лую
поэтическую
э по х у» (Маяковский), оказав огромное влия­
ние
на
дальнейшее
развитие
поэзи и .
В
«Стихах о Прекрасной Даме», стихах совсем еще молодо­
го
человека,
не
свободных
от
влияний
предшественников
и
со­
временник ов,
Блок
уже
покоряет
нас
чистотою
и
святостью
св о­
его
чувства,
цело му дре нной,
чист о
фетовской
нежностью.
Но
здесь
же
порою
слышится
и
голос
истинной
страсти,
прорываю­
щийся
сквозь
мистическую
обол очку
и
символы.
Когда
же
первый
вспыхнул
пламень,
И
слово
к
не бу
понеслось,—
Разб и лся
лед,
последний
камень
Упал,—
и
сердце
за няло сь.
Пл аме нь
лирики
Бло ка
вспыхнул
на
рубеже
д вух
веков.
По­
эт
своим
се рд цем
и
р едчайш ей
интуицией
худож н ика
уже
тогда
предчувствовал
грядущее
обновление
жизни.
«Будет день
—
и
свершится
великое,
чую
в
будущем
подвиг
ду ши»,—
писал
он
еще
в
1901 году.
Его
лирика
полна
таких
предчувствий.
И
по­
тому
с
первых
же
к ниг,
со
«Стихов о Прекрасной Даме», даже
с
поэтических
опы тов
юн ости
Блок
увлекает
нас’своей
мечтой
о
прекрасном,
своим
стремлением
к
добру
и
св ету.
Это
и
есть
«сокрытый двигатель»
его
души,
причина
и
следствие
гл уб ин­
ного
лирического
волнения,
которые
вы
ощущаете
п очти
немед­
ленно,
как
только
начинаете
читать
ст ихи
поэта.
Бл ок
—
лирик.
Как
великий
мастер,
он
мог
писат ь
прекрас­
ные
стихи
с
эпическим
сюжетом,
мог
писать
поэмы.
Что
такое,
например,
его
стихотворение
«На железной дороге»? Это целый
роман,
в
к отором
уместилась
ж изнь
и
трагическая
судьба
моло­
дой
девушки.
Но
лирика
Блока
составляет
роман
в
ст их ах,
в
ко­
тором
о тр азил ась
судьба
самого
поэта ,
его
жизненный
и
твор­
ческ ий
под виг ,
его
полная
смуты
и
революционных
порывов
эпоха.
Лирика
Бл ока
—
это
и
исповедь
и
п ропов е дь.
Исповедь
правдолюбца,
человека
«бесстрашной искренности» (Горький),
пережившего
тр аги ческий
разлад
со
своим
классом
и
его
гибель
и
вставшего
на
с торон у
ре в олюци и,
исповедь
патр ио та
и
сына
России,
проповедь
доб ра
и
справедливости.
В
лирике
Блока
раскрываются
золот ые
россыпи
чувств,
оби ­
лие
их
оттенков,
бл еск
ума,
богат ств о
ассоциаций.
Тематический
ди апазон
ее
необычайно
широк
—
от
самых
инти мных
дви же­
136


ний
души ,
от
таин ств а
юношеской
любви
до
философских
обо б­
щений
и ст орич ес кого
пу ти
народа.
Социальные
потрясения
XX столетия оказали решающее
вл ияние
на
ид е йно-нра в ст ве нное
со де ржание
поэзии
Блока,
и
первым
из
них
был а
революция
1905 года.
Она
не
только
вы­
вела
поэта
из
тупика
философского
мистицизма,
оза рил а
его
стихи
идеей
об новл ения
мира,
но
и
и змени ла
их
тональность.
Гневом
и
сарказмом
окрашены
строки
ст их от вор ения
«Сытые»,
направленного
своим
остр ие м
против
господствующего
класса.
...опрокинуто корыто,
Встр ево ж ен
их
прогнивший
хл ев!
Теперь
им
выпал
с ку дный
жр е бий:
Их
дом
стоит
неосвещен,
И
жгут
им
слух
мольбы
о
хл ебе
И
красный
смех
чужих
знамен!
Насколько
резче
обозначились
черты
критического
от но ше­
ния
к
буржуазной
действительности,
видно
и
по
тому,
как
ре­
шительно
порывает
Блок
со
вс ем
при на длеж ащ им
прошлому
и
даже
с
не кот ор ыми
друзьями.
Об
этом
он
с
горькой
ир оние й
—
в
скобках
—
заметит: «(...что же
п рия тней
на
свете, // Чем утра­
та
лучших
д рузе й?)».
И,
наоборот,
в
его
стихах
сгладятся
черты
«угрюмства», в них прозвучит мотив ожидания
радости
для
всех,
ожидания
«светлой жизни», найдет выход жажда дей­
ствия.
В
системе
блоковских
образов-символов
п оявляю тся
и
такие,
которы е
не воз мо жно
был о
п р едста вить
еще
2—3
г ода
наз ад, —
это
«невеста- ве с на », это Сольвейг,
что
в
буквальном
переводе
с
норвежского
означает
«солнечный путь», наконец,
топ ор
в
ру­
ках
героя,
к ото рым
он
—
со
смехом!
—
«рушит вековую сосну»,
скрывающую
от
н его
си неву
небес.
Правда,
эта
весенняя
одер­
жимость
лириче с ког о
героя
еще
не
раз
сменится
в
поэзии
Блока
приступами
тоски,
от чаяния,
депрессии.
В
к онце
тог о
же
1906
года,
когда
революция
потерпела
поражение,
образ
Сольв е йг
в
другом
с тихо тв оре нии
уже
п ризв ан
спаст и
от
отчаяния,
но
по­
рою
он
не отли чим
от
символических
обра зов
мрака
и
темноты
(«Ты ли глядишь,
иль
с та руха
—
с о ва ?//Чьи раздаются во мра­
ке
слова?»).
И
все
же
эти
состояния
б ыли
преходящими.
В
конце
концов
побе жд ало,
одерживало
вер х
господствующее
жизнеутвержда­
ющ ее
начало.
Не
случайно
же,
ска же м,
к
циклу
из
одиннадцати
стихотворений
«Заклятие огнем и мраком»
взят
эпиграф
из
Лермонтова: «За всё,
за
всё
теб я
благодарю
я...»
Трезвое,
здра­
137


вое
отношение
к
жизни
господствует
в
этом
зна ме нит ом
цикле,
как
и
во
многих
других
стихах
и
поэмах
Ал ександ р а
Бл ока.
Принявший
ми р,
как
звонкий
да р,
Как
зла та
горсть,
я
ст ал
богат,—
говори х
он.
И
ощущение
богатства
жизни,
богатства
от
мно го­
образи я
ее
проявлений
должно
было
выявить
и
выявил о
нов ые
выразительные
возможности
стиха.
Все
бол ее
существенную
смысловую
ро ль
играет
звукообраз
в
стихе.
В зять
хо тя
бы
стро­
ки
из
ци кла
«Заклятие огнем и мраком»:
О,
весна
без
ко нца
и
без
кра ю
—
Без
ко нца
и
без
краю
мечт а!
Узнаю
т ебя,
жизнь!
Принимаю!
И
прив етст ву ю
звоном
щита!
В
звуковом
п ов торе
«н»
слышится
та
са мая
музыка,
что'
и
в
звоне
щи та,
а
в
ритмической
свободе
некоторых
сти хотв оре ­
ний
этого
цикла
(например, «О,
что
мне
закатный
ру мян е ц..»,
«Гармоника,
г ар м о ника! ..») можно почувствовать ту стреми ­
тельную
динамику,
которая,
д есятил е тие
спуст я,
выр азит
му­
зы ку
революции
и
в
поэме
«Двенадцать».
Живая
стр аст ь
наполняет
ныне
и
любовную
лирику
Блока.
Д ейст вит ель но сть
развеяла
красивый
миф
о
Прекрасной
Даме
как
вопл още нии
Вечной
Женственности,
в
стихах
о
любви
ра­
зыгралась
такая
буря
страстей,
которая
и
поныне
не
имеет,
пожалуй,
себ е
равных
в
русской
поэзии.
По ко р яющая
иск р ен­
ность,
об наженн ость
и
др амати зм
чувства,
безжалостный
суд
над
всем,
что
искажает
его,
в
том
числе
и
над
самим
собою,—
таковы
ос обе ннос ти
любовной
лирики
Блока,
открывающей
но­
вую
страницу
в
р азв итии
этого
лирического
жанра.
В
поэзии
Блока
нашла
вопло щение
многовековая
культура
рус с кого
народа,
его
историческое
б^ггие
и
свя занное
с
ним
чувство
Р од ины.
Не
случайно
в
годы
ре акции,
в
годы
торжества
«сытых»
поэт
обратился
мыслью
к
ис тории ,
к
ее
героическим
ст ран ицам ,
н апи сав
цикл
«На поле Куликовом».
Блок
сам
подчеркивал
современное
звучание
это го
цикла,
проводя
аналогию
между
двумя
враждебными
станами
на
по ле
Куликовом
с
одной
стороны,
и
«полуторастамиллионным наро­
дом»
и
противостоящей
ему,
от ор ванно й
от
жизни
частью
ин­
т елли генц ии
—
с
дру гой .
Войско
Дмитрия
Дон ского
одержало
победу
в
Куликовской
бит ве.
Естественно,
что
и
на род,
к оторы й
оно
символизирует
у
Блока,
должен
п обед ить,
поэт
верит
в
э то,
он
ж дет
час а
н аро дного
торжества.
138


Удивительной
сил ы
и
свеж ести
поэтические
образы
нах од ит
Блок
для
в оп ло щения
патриотической
идеи.
«О,
Ру сь
моя !
Же­
на
м оя !..»
—
во ск лицает
поэ т,
вкладывая
в
это
нео жид анно е
сравнение
всю
любовь
и
нежност ь ,
на
каку ю
способно
его
серд­
це.
На
э той
же
ще мящ ей
ноте
про зв учит
и
ст их от вор ение
«Рос­
си я», непосредственно примыкающее к циклу «Н а
поле
Кули­
ков о м»:
Р оссия ,
нищая
Россия,
Мне
изб ы
сер ые
твои,
Твои
мне
пес ни
вет ров ые
—
Как
сле зы
первые
любви!
В
контрасте
с
н ищ ето ю, «серыми»
избами
поэ т
видит
и
«раз­
бойную»
кр ас у , «плат узорный до бровей», и «пр ек расные
чер­
ты»
России
—
единственной,
гор ячо
л юбимо й,
в
мечтах
лелее­
мой.
Для
э той
России
он
про виде л
ве лик ое
будущее,
в
на­
с тояще м
улавливал
его
ч е рты , «начало великих
и
мятежных
д не й!».
Ра ди
эт ого
будущего
стоило
жи ть
и
работать,
и спы ты­
вая
«наслаждение»
в
б о ю: «И вечный бой!
Покой
нам
только
снится...»
П ов тор енная
в
десятках
поэтических
вариантов,
эта
строка
стала
дев и зом
русской
поэзи и ,
она
си мво лизи руе т
высокий
на­
кал
гражданских
чувств
как
вернейший
признак
ее
современ­
но го
звучания.
Образ
России
был
в
по эзии
Бл ока
путеводным
ма яком ,
ко­
торы й
светил
ему
в
годы
г лухого
безвременья
и
реакции,
вселяя
н аде жду
на
лучшее
б удущ ее,
ибо
в
нем
воплощались,
соед иня ­
ли сь
для
поэт а
и
та кие
п онятия,
как
народ,
история,
суд ьба
нации.
Яр ким
факелом
вспых ну л
он,
когда
свер шил ась
Великая
Октябрьская
революция.
В
ее
метельных
ритмах
по эт
услы­
шал
ту
самую
музыку,
гул
ко торой
не
дав ал
ему
покоя
всю
жиз нь.
Примерно
за
два
с
половиной
года
до
со зд ания
поэмы
«Две ­
надцать»
Блок
зап исы вал
у
себя
в
д невн ике,
что
он
еще
не
созрел
для
изображения
современности.
Поэма
«Двенадцать»
я вила сь
необходимым
актом
гражданского
и
творческого
пов е­
дения
Блока
в
дни
революции,
она
опр ове рг ла
теоретические
построения
о
якобы
необходимой
д истанц ии
в рем ени
для
изо ­
бражения
событий
современной
действительности.
Блок
н апис ал
свою
поэму
в
самый
разгар
революционных
событ ий,
работал
над
нею
вдохновенно.
Недаром
же
поэма
бук­
вально
пронизана
п а фосом
ре во лю цион ного
действия,
осв е жа­
ю щим
ветром
революции.
139


Это
—
ветер
с
кр ас ным
фла гом
Р азыг рался
впереди .. .
Образ
ветра,
воплощающий
б уйные
с илы
ре волю ци и,
д олго
еще
после
Бло ка
бу дет
окры л ять
прозу
и
поэ зию
двадцатых
годов,
п ока
советская
литература
в
непрестанных
поисках
но­
вых
художественных
р еш ений
не
придет
к
бо лее
конкретному
и
р еа ли стиче ски
многостороннему
воспроизведению
с обыт ий
ре­
в олюци и
и
гражданской
войны.
Поэма
«Двенадцать»
стал а
жизненным
и
творческим
подви­
гом
Блока,
в ерш иной
его
п оэзии .
Небывалое
сод ерж ание
ее
мо­
б илиз ова ло
огром н ый
х удо жест венный
по т енциал
поэта,
заста ­
ви ло
во
многом
пересмотреть
всю
уже
испы тан ну ю
эстетическую
систему.
Пр ея фие
эст етич еск ие
мерки
не
выдерживали
мощно­
го
напора
рев олю ции .
В
поэзию
ворвалась
народная
стихия
и
вместе
с
ней
—
разговорно-песенная
стихия
народной
речи,
я зык
ул ицы,
частушка,
лубок,
плакат
—
все,
что
был о
п од нято
ре волю цие й
из
закоулков
жизни
и
выплеснулось
на ружу.
Транс­
формация
песен ных
народно-поэтических
жанров
дала
Блоку
прекрасную
возможность
не
только
найти
лаконичный
стиль
пр о изв едени я,
но
и
передать
сам
дух
событий,
их
народный
ха­
ракт ер,
демократическую
природу.
Пос тоян ная
и
резкая
смена
ритм ов ,
резкая
смена
инто на ций
соз д ает
острое
ощущение
движения.
Рево л юция
в
д виже нии,
она
развивается,
темп
ее
н а раста ет,
по с тупь
ст анов ится
у верен­
н ей.
В
сложнейшей
партитуре
блоко вс кой
поэмы
поистине
за­
кл юче на
музыка
революции,
как
усл ы шал
ее
поэт.
В
при чу д­
л ивом
сплетении
различных
зву чан ий
—
от
горестных,
щемя­
щих
до
разгульно-удалых
—
преобладает
мажорная
инт о нация
марша.
Она
пр едв ещ ает
поб еду.
Именно
в
это м
своем
про из вед ении
Бло к
ближе
всего
подо­
шел
к
в ыпо лне нию
грандиозной
жизненной
и
тв орче ско й
за да­
чи,
к от орую
он
поставил
п еред
собой:
О,
я
хочу
без умн о
жить:
Все
сущее
—
увековечить,
Безличное
—
во чело вечи т ь,
Н есбыв ш ееся
—
воплотить!
Богат,
многообразен
и
прекрасен
поэтический
мир
Ал ек сан­
дра
Блока.
И
все
са мое
прекрасное
в
этом
мире
про низа но
иде­
ей
доб ра
и
че лов е чнос ти,
л юбви
к
родине
и
народу,
верою
в
будущее.
Попытаемся
войти
в
э тот
мир
че рез
три
разных
и
по-
разному
п рекрас ны х
со зд ания
поэта .
140


ПРИЗ ВАНИЕ
Ощуще ни е
призвания
у
Блока
было
в
тако й
же
степени
др а­
матическим,
как
и
ощущение
колдовской
—
то
прор очес кой ,
то
роковой,
то
необычайно
притягательной
—
с илы
поэзии.
Стихо­
т вор ение
«К Музе»
—
это
боль
и
сладость
пребывания
в
поэзии,
муки
и
разочарования
от
горькой
стр аст и
к
ней
и
да рящ ее
мг нов ения
огромного
сча сть я
чувство
гармонии,
когда
словом
уда етс я
выразить
то,
что
переполняет
душу.
Все
это
относится
к
целостной
оце нке
стихотворения,
а
если
прочес ть
его
начало
вне
ко нтек ста
—
не
покажется
ли
оно
три­
виальным?
Есть
в
напевах
тв оих
сокровенных
Рок ов ая
о
гибел и
весть .
Е сть
проклятье
заветов
священных,
Поругание
счастия
есть.
Сокровенные
на пе вы,
роковая
весть,
проклятье,
свя ще нные
з аветы ,
пору га ние
счастия...
Весь
э тот
ро ма нс овый
л екс ич еский
набор
—
в
о дной
тол ько
строфе!
—
не
свид етел ьст ву ет
ли
об
от­
сутствии
м еры
и
вкуса?
Може т
ли
быть,
чтобы
Блок
сам
не
за­
метил,
не
ощути л
б ли зкого
внешнего
сходства
эт их
стихов
с
расхожими
в
ром а нсов ой
лирике
конца
п рошлого
ве ка
моти­
вами
и
стилистическими
фигурами?
Чтобы
ответить
на
эти
вопросы,
на пом ним
себе:
романсовые
мотивы
и
р асхо жие
образы
в
лирике
Бл ока
отню дь
не
редкость
и
начало
стихотворения
«К Музе», которое здесь процитирова ­
но,
не
пр едстав л яет
со бою
исключения.
В ряд
ли
надо
в
данном
случав
приводить
приме р ы,
они
отвлекут
нас
в
с торон у,
так
как
каждый
нуждается
в
конкретном
эстетическом
«оправда ­
ни и», ведь многие строки и образы в стихах держатся букваль ­
но
на
дов ери и.
То
же
можно
сказать
и
о
цитированном
в ыше
отры вк е.
Он,
по
крайней
мер е,
поначалу
п ринима ется
на
веру,
ведь
читатель,
н адо
предполагать,
уже
знае т
Бл ока
(стихотворение
на писа но
в
1912 году), возможно,
зам етил
и
эту
ос обе нн ость
его
лир ик и.
Что
же
кас ае тся
исследователей
творчества
поэта,
то
на
нее
об ра тил
в нима ние
10.
Тынянов,
который
писал ,
что
Блок
«пред ­
почитает
традиционные,
даже
стертые
образы
(ходячие исти­
ны), так как в них хранится старая эмоциональность;
слегка
под нов ле нна я,
она
с ильне е
и
г лу бже,
чем
эмоциональность
но­
141


вого
образа,
ибо
новизн а
обычно
отвлекает
внимание
от
эмо­
циональности
в
с то рону
п редм е тнос ти»
Насчет
«предпочтения»
сказано ,
по-видимому,
с
не которы м
пережимом.
Как
по
отн ошению
к
Бл оку,
так
и
к
о бо бщени ям
Ю.
Тынянова
на до
проявить
ост орожн ос ть,
не
абсолютизи­
ровать
их.
Для
эс тет иче ск ого
оправдания
«высокой банально­
сти»
в
конкретных
сл уча ях
они
м огут
бы ть
применимы.
Сам
Блок,
конечно
же,
по нима л
это,
ибо
он
придавал
исключитель­
ное
з нач ение
эстетическому
выражению
переживания
и
м ысли.
В
одно й
из
дневниковых
запи се й
1918 года поэт спрашивает се ­
бя : «В чем тайна Ренана?
Почему
не
плоски
его
«плоскости»?»
И
от ве ча е т: «В искусстве:
в
языке
и
му з ыке » (VII, 318).
Зн а­
чи т,
он
считал,
что
и
«плоскости»
перестают
бы ть
таковыми
при
свете
п одли нн ого
иск усст ва.
Пов ерив
Блоку
в
первом
четверостишии
с тих отв оре ния
«К Музе», прочтем дальше:
И
такая
влекущая
сила,
Что
готов
я
тв ер дить
за
молвой,
Будто
ангелов
ты
низводила,
Соблазняя
своей
красотой...
И
когда
ты
смеешься
над
верой,
Над
тобой
загорается
вдруг
Тот
неяркий,
пурпурово-серый
И
когда-то
мной
вид енный
круг.
Заметим
для
себя
ска за нное
будто
бы
меж
строк
«готов я
твердить
за
молвой...»
—
нет
ли
и
в
нем
оправдания
тривиаль­
ности
первых
стих ов ,
нет
ли
в
них
—
эти х
строках
—
поэтиче­
ской
имит ац ии
«молвы»?..
Но
—
прежде
всег о
—
обра ти м
внимание
на
лексику,
на
то,
как
она
меняется,
уже
ничем,
пожалуй,
не
напоминая
роман-
сово-расхожее
начал о.
По
ко нце пции
Тынянова,
Бл ок
мог
по­
считать,
что
доза
«старой эмоциональности»
в
данном
случае
достаточна,
что
необходимо
ее
обновить.
Вр яд
ли
в
действитель­
н ости
поэ т
исходил
из
такого
трезвого
расчета,
обладая
редко­
стной
интуицией
и
чувством
меры.
Но
нам-то
доз воле но
р асчл е­
нять
текст,
изучая
«анатомию»
стиха...
Уже
глаголами
«твердить», «низводила», глаголами прозаи ­
ческого
о ттен ка
(в сравнении с «поэ тиз м ам и»
первой
строфы),
Блок
резко
м еняет
лексический
колорит
стихотворения,
обнов-
1Ю.
Тынянов.
Пр об лема
с ти хот ворн ого
языка.
М., «Советский
писатель», 1965, с.
254.
142


ляя
«старую эмоциональность»
собственными
ощ ущ ени ями
в
новом
эстетическом
обличье.
Здесь
же
впер вые
п оя вляе тся
местоимение
«я»
—
что
т оже
отделяет
эту
и
последующие
строфы
от
безличного
начала:
от­
ны не
отношение
к
Му зе,
ее
образ
получают
л ичную
окраску.
И
да же
«неяркий,
пурпурово-серый...
к руг»
преподносится
со
с сы лкой
на
сво й
опыт.
А
кром е
тог о,
и
синтак сис
пе рвой
ф разы
в
отрывке
(по край­
ней
мер е,
ее
на ча ло), в соответствии с глаголами,
то же
имеет
прозаический
отте нок.
Так
что
е сли
у
ког о
по
начальной
стро­
фе
и
возникнет
под озре н ие
насч ет
пря мог о
влияния
романсово-
чувствительных
обра зц ов
лирик и
на
стихотворение
Блока,
то
тут
же,
со
второй
и
третьей
строфы,
оно
сн има етс я.
Следующие
ст ихи
еще
резче
выявляют
личну ю
окра ску
всег о
замысла.
Именно
в
э той
строфе
Блок
из
общего
драматического
противоречия
выводит
с вою
оценк у,
дает
свой
обр аз
Музы :
Зла,
добра
ли?
—
Ты
вся
—
не
отсюда.
Мудрено
про
тебя
говорят:
Для
ины х
ты
—
и
Муза,
и
чудо.
Для
меня
ты
—
мученье
и
ад.
Ха ра ктер и стика
М узы
извлечена
из
вну тр еннего
опыта
по
эта.
Точнее
гов оря ,
внешне
воспринятой,
общей
(хотя и неяс­
ной,
противоречивой )
характеристике
противопоставляется
своя
—
о пред ел енная ,
бескомпромиссная,
глуб ок о
внутренне
п роч у вств ованная
—
и
—
по
категоричности
выр аж ения
—
окончательная.
И
ст их
звучит
резко,
отр ыв ис то,
но...
обратите
внима ние
на
звуковую
перекличку
внутри
строк
и
меж ду
с трок.
На
стилистический
повтор
в
тр еть ей
и
четвертой.
На
звуковые
с игна лы
—
то же
в
третьей
и
четвертой
ст роках, —
ко то рые
по­
даю т
слова
«Муза»
и
«мученье», «чудо»
и
«ад» (во второй паре
созв учи е
менее
четко).
С
«Музой»
и
«мученьем»
перекликается
начальное
сл ово
второго
ст иха
—
«мудрено». . .
Музыка
бы ла
состоянием
души
Блока
вне
зависимости
от
того,
каки е
чувства
он
выра ж ал
в
стихах
—
радость
или
горе,
удивление
или
растерянность,
любовь
или
ненависть.
Он
с лы­
шал
мир
п режд е,
чем
видел
е го,
и
зву к
со ст ав ляет
важный
ком­
понент
выразительности
в
его
поэт ике .
Самое
вдохновенное
про­
изве д ение
Блока
—
поэма
«Двенадцать»
—
началось
со
слов:
«Уж я ножичком полосну,
по ло сну!» —
в
которых,
по
свидетель­
ству
К.
Чуковского,
п оэту
п оказа лись
весьма
выразительными
два
«ж».
Наверное,
впе р вые
он
услышал
их
не
в
стихе.
Бы ло
и
р а нь ше : «Гармоника,
гармоника!
Эй,
по й,
визжи
и
жг и!»
143


(«Заклятие огнем и мраком»).
Переводя
же
свои
слуховые
впечатления
в
сферу
п оэзии ,
Блок,
в
предисловии
к
«Возмез­
дию », говорил о том,
что,
сопряженные
меж
собою,
зрением
на­
блюденные
факты
из
всех
областей
жи зни
созда ю т
единый
му­
зыкальный
напо р.
В
стихотворении
«К Музе»
мож но
ощутить,
как
исподволь
возникает-и
то
накатывается,
то
спа дает
звуковая
волна.
Воз­
никает
она
уже
в
н ачале
стихотворения,
с огла сно
к ан онам
ро-
мансовой
лирики,
из
п ер екл ички
«н»
и
«р» (см.
первую
с тро­
фу ).
Затем,
во
в торой
строф е,
звук ова я
во лна
несколько
спа да­
ет,
х отя
прослушиваются
модуляции
глухих
«т»
со
звонкими
«л» .
И
в
третьей
—
в
и ном
к ачеств е,
чем
в
первой,
сурово
и
предупреждающе
—
рокоче т
«р» .
Но
—
пре рв ем
слежение
за
звуком...
Вну т рен нее
противоречие
достигает
по дл инног о
драматизма
в
следующих
строках
стихотворения:
Я
не
знаю,
зачем
на
рассвете,
В
ча с,
ко гда
уже
не
бы ло
сил,
Не
пог иб
я,
но
лик
твой
за ме тил
И
твоих
утешении
про сил?
Я
хотел,
чтоб
мы
были
врагами .. .
Зд есь
звукопись
п очти
не
за метн а,
сам а
душевная
драма
слишком
значительна,
она
кладет
отпечаток
на
судьбу
поэта,
в
ней
слышится
п ере кли чка
со
стихами
из
цикла
«Маски» («Тай­
но
сердце
просит
г ибе ли .. .»), и любое,
даже
не
оче нь
зн ачи тел ь­
ное
отвлечение
фо рма льно го
поряд ка
может
снизит ь
драматизм
сит у ации,
свести
ее
к
позе,
к
игр е.
И
так
строки
эти
не
лишены
вн ешн ей
экспрессии,
н е которо го
эмоци он аль ного
н аж има,
в от-
вот
готового
о берну т ься
т еат ральны м
жестом.
Помимо
художнической
интуиции,
Бл ок,
уже
зрелый
поэт,
осознавал
к
этому
вре ме ни
с вою
власть
над
читателем,
степень
его
доверия
к
себе,
полагался
на
нег о.
А
бол ьше
полагался
на
себя.
Недаром
В.
Брюсов
писал
о
Блоке,
что
он
«с бесстрашной
искренностью
чер пае т
сод ер жани е
св оих
с тихов
из
гл уб ины
св о­
ей
души»1.
Кстати
гов о ря,
он
же,
Брюсов,
з амет ил,
что
именно
в
эти
годы
(1912—1915) Блок трагически осознает противоре ­
чие
м ежду
своим
н асто ящим
и
своим
п рошлы м,
и
в
подтверж­
д ение
приводит
строки
из
ст их от во рения
«К Музе»: «... была
ро­
ковая
отрада
в
попираньи
зав етны х
с вя тынь ...»
’Валерий
Бр юсо в.
Собрание
сочинений
в
семи
т омах,
т.
7.
М., «Художественная литература», 1975, с. 443.
144


И
кон ечн о,
не
поза,
а
осознание
трагического
ра зла да
с
Му­
з ой,
на
грани
кот орого
был
по эт,
выражено
в
строке: «Я хотел,
чтоб
мы
были
врагами...»
Но
не
благодарит
ли
он,
не
благослов­
ля ет
ли
в
душе
тот
миг
ж изни,
который
в се-та ки
не
ста л
мигом
раздора,
не
сд елал
их
врагами?
Я
хотел,
чт об
мы
были
врагами,
Так
за
что
ж
подарила
мне
ты
Луг
с
цветами
и
твердь
со
звездами
—
Всё
проклятье
своей
крас от ы?
«Проклятье...
кра со ты»
—
этот
драмати ческий
по
внутренней
сущности
о браз
—
явля ет
собою
з нак
отличия
для
поэта,
чело­
века,
на веки
пр ивер же нног о
искусству
слова,
в
нем
его
судь­
ба
—
горькая
и
прекрасная.
Образ
Муз ы
в
ст их отво ре нии
Блока
не
однозначен,
в
его
со­
держании
улавливается
что-то
менее
объяснимое,
не
поддающе­
еся
ко нт ролю
и
рациональному
толкованию,—
вдохновение.
От­
тенок
такого
отношения
к
Музе
дов ольно
отчетливо
выражен
в
предпоследней
строфе
стихотворения:
И
коварнее
северной
ночи ,
И
хмельней
з олот ого
аи,
И
люб ови
цыга нско й
короче
Б ыли
страшные
ласки
твои...
И
была
роков а я
отрада
В
попиранья
заве тн ых
святынь,
И
безумная
сердцу
ус лада
—
Эта
горькая
страсть,
как
полынь!
В
предшествующих
э тим
строкам
Бл ок
обошелся
несколько
абстрактным
пр ед став лением
о
прекрасном:
луг
с
цветами
и
твердь
со
звездами
—
готовая
формула
прекрасного,
ее
не
на­
до
иск ать ,
она
уже
на йден а,
и
весь
смысл
внутренней
дра­
мы
заключен
в
последней
ст роке.
А
вот
дальше
образ
раскры­
вае тся
в
це пи
неожиданных,
оче нь
эм о ци ональ ных
сравнений
и
в
не
менее
сил ьной
по
внутреннему
сближению
кон тра ­
стов,
чем
«проклятье .. .
красоты»,
метафоре
«страшные ласки
твои...».
Несколькими
годами
раньше,
в
статье
«Душа писателя», Блок
говорил:
«Писательская судьба
—
т рудна я,
жуткая,
коварная
су дьба »
(V, 367).
Не
перекликаются
ли
эти
слова
с
цитированными
вы­
ше
строками
стихотворения
«К Музе»? Похоже,
что
таково
бы­
145


ло
уст ойчи в ое
пред ст авление
Блока
о
с удьбе
писателя,
поэта
(вспомним хотя бы стихотворение « П оэ т ы»), сложившееся в
результате
своего
и
чужого
опыта.
И
еще
од ин
ш т рих : «коварство»
северной
но чи
меньше
располагает
поставить
его
в
тот
ряд
эпитетов,
кот оры м
харак­
тери зуе тся
писательская
суд ьба
в
статье,
оно
с корее
может
быть
отнесено
к
вдохновению,
его
с короте чнос ти ,
неверности,
«хмельному»
творческому
одуше в лен ию...
Но
«страшные лас­
ки»
—
это
уже
из
о блас ти
иного
«коварства»
—
коварства
судь­
бы.
Вдохновение
же
—
при
всей
его
преходящей
легкости
—
это
уловление
ритма,
напряжение
вн ут р еннего
слуха
(по термино­
логии
Б лок а), прислушиванье к отдаленной музыке «м иро вог о
оркестра»
души
народной.
Подв од я
с тихо тв оре ние
к
финалу,
поэ т
снова
с бл иж ается
со
сти листи кой
ром ан сов ой
ли р ики.
«Роковая отрада», «безумная
сердцу
услада»
—
из
ее
арсенала.
Но
теперь,
при
чт ении,
схо д­
ст во
не
бросается
в
глаза,
тепер ь
вн имани е
пр ико вы вает
«горь ­
кая
страсть,
как
п олы нь!».
Это
последний
штрих
в
развитии
образа,
за кре пляющ ий
в ну тр еннее
драматическое
п роти в оречие
творческой
натуры.
Два
первых
стих а
последней
строфы
в
данном
контексте
лишь
намекают
на
радикальную,
преобразующую
роль
п оэзи и,
но
они
очень
сущ ест венны
для
концепции
искусства
в
си сте ме
взглядов
Блока.
Эпитет
«роковая»
здесь
раскрывает
внутрен­
нее
про ти воре чие
л ичн ого
по р ядка,
ибо
(это с особой нагляд­
ностью
покажет
революция,
ее
во сприя ти е
Б л око м ) «попиранье
заветных
с вят ынь» (опять-та ки
обра ти м
внима ние
на
эпитет
«заветных»!) —
это
борьба
с
тем ,
что
близко
и
д орого
сердцу
от
рождения,
от
в ос пит ания,
от
тр а диций.
Это
—
эмоциональная
веха
на
пути
Бло ка
к
рев олю ци и.
Теперь
вернемся
еще
раз
к
звуковой
структуре
стихотворе­
н ия.
Блок
ка к-то
заметил,
что
«предпосылкой всякого художе­
ственно-критического
исслед о вания
должно
быть
непременно
определение
«ритмических фондов»
художника,
что
касается
поэтов
и
прозаиков
в
равной
мер е» (V, 371).
М етодол огичес ки,
в
его
понима нии,
это
имее т
отношение
к
исследованию
все го
тв ор честв а
поэта
или
прозаи ка,
но,
по-видимому,
в
некоторых
случаях
может
б ыть
спр ое цир ова но
и
на
конкретные
явления
ху д ожест вен ной
культуры.
Мы
прервались
на
четвертой
с троф е.
Она
ритмически
сораз­
мерна
с
предыдущими
и
п ос лед ующими ,
хотя
трехстопный
ана­
пест
звучит
здесь
бо лее
отры в ист о,
резко,
благодаря
ино му
строю
фразы,
подсказанному
сюжетным
обострением.
И,
кстати
146


говоря,
трехстопный
ан апест ,
как
и
ана пест
во общ е,
занимает
сравнительно
скромное
место
в
«ритмических фондах»
поэз ии
Блока,
но
поэ т
пользуется
им
не
так
уж
редко,
и
этот
не
самый
распространенный
в
русской
поэз ии
ме тр
обнаруживает
у
нег о
г ибко сть
и
разнообразие
звучаний.
Отвлечемся
хо тя
бы
к
изве с тн ому
стихотворению
«Черный
во рон
в
сумраке
с неж ном ...».
Тот
же
тр ех сто пный
ан апес т
с
чередованием
женских
и
муж ск их
о ко нча ний,
а
звучание
совер­
шенно
иное .
Легкая
аритмия,
про пу ск
одного
безударного
с лога
снач ала
в
нечетных,
а
к
концу
и
в
четных
стр о ках
п рид ает
ему
свою,
неповторимую
и нтон ац ию:
Снежный
ветер,
твое
л
дыханье,
Опьяненные
губ ы
мои ...
Валентина,
звезда,
л
ме чтан ье!
Как
поют
л
твои
со л ов ьи...
Ритмические
модификации
с
пом ощ ью
па уз
усиливают
вп е­
чатление
эм оци она льного
возбуждения,
стих
выговаривается
на
прерывистом
д ых ании,
он
лиш ен
той
пл авно ст и,
с
какой,
ска­
жем ,
звучит
начало
с т ихот воре ния
«К Музе».
Все
он о,
це лик ом,
метрически
строго
выдержано,
но
в
эт ом
единстве
есть
сво и
мелодические
нюансы,
и
к
концу
они
дают
почувствовать
музыкальный
напор,
который
Блок
ощущал
в
с ебе
то
ли
в
преддверии
работы
над
произведениями
(в процес­
се
з а мыс ла ), то ли уже работая над ними.
В
четвертой
с трофе ,
как
мы
уже
заметили,
эмоциональность
сказал ась
в
синтаксисе,
прерывистости
стиха.
А
да ль ше,
с
пя­
той
строфы
(«Я не знаю,
зач ем
на
рассвете...») идоконца,
сна­
чала
еле
пр осл уш ивает ся,
а
потом
слышится
о тче тлив о,
она
проявляется
в
звуке,
в
перекличке
звонких,
поющ их
«н»
и
«л»
или
замирающих
«м»
с
р ок оч ущим и, «роковыми» « р» .
Можн о
заметить,
как
этот
звуковой
напор
усиливается
в
предпослед­
ней
строфе
—
тремя
и
в
последней
—
двумя
повторами
союза
«и»
в
начале
с троки ,
дости гая
к
финалу
бо льшо й
эмоц и она льн ой
насыщенности.
Ст ихотв орен и е
«К Музе», таким образом,
не
только
приот­
крывает
пс ихологи чес кое
и
нр авств енно е
сод ерж ание
творче­
ск ой
натуры
(сфера психологии творчества), оно позволяет про ­
на блюд ать
некоторые
структурные
ос обе ннос ти
поэтик и
Блока .
Свободный,
этюдный
ха ракт ер
наблюдений
о знач ает,
что
автор
не
претендует
на
системный
анализ
п р о изведени я,
требующий
иной
методологии.
147


КОНСПЕ КТ
РОМАНА
У
про зы
есть
много
преимуществ
пе ред
стихами,
чтобы
раз­
вернуть
эпический
сюжет.
С амо
по
себ е
действие
во
времени
с
участием
одного,
двух
или
мн огих
персонажей
уже
предполага­
ет
эпическое
повествование,
и
здесь,
в
родо вы х
владениях
пр о­
зы,
эпос
чувствует
себя
в ольно:
события
развертываются
не­
спешно,
рит м
п ов ест во вания
может
меня ть ся,
ав тор
может
отв ле кат ься
к
опи сания м
природы,
философским
размышлени­
ям,
имеющим
отношение
к
изображаемому
событию,
давать
портреты
пер со наж ей,
и
так
же
не спе шно
—
в
поступках,
в
же­
стах,
душевных
движениях,
в
столкновениях
или
сб л ижения х
мел«
собою
—
раскры в ать
их
характеры.
Вот
начало
романа
То лстого
«Воскресение»:
«Как ни старались люди,
собравшись
в
одно
н еб ольшое
ме­
сто
несколько
сот
тысяч,
изуродовать
ту
землю,
на
к оторой
они
жались,
как
ни
заби вал и
камнями
землю,
чтобы
ничего
не
рос ло
на
ней,
как
ни
счищ али
всяку ю
пробивающуюся
травку,
как
ни
дымили
каменным
углем
и
неф тью ,
как
ни
обрезывали
деревья
и
ни
выгоняли
всех
живот ны х
и
птиц,—
весна
был а
весною
да­
же
и
в
городе.
Солнце
гре ло,
трава,
оживая,
росла
и
зеленела
везде,
где
только
це
соскребли
ее,
не
только
на
газонах
бульва­
ро в^
но
и
между
плитами
камне й,
и
березы,
топол и ,
черемуха
распускали
свои
клейкие
пахучие
л исть я,
ли пы
надували
ло­
павшиеся
почки;
галки,
воробьи
и
голуби
по-весенпему
рад ос т­
но
готовили
уже
гнезда,
и
му хи
жужжали
у
степ,
пригретые
солнцем.
Веселы
были
и
рас тен ия,
и
птицы,
и
насекомые,
и
дети.
Но
люди
—
б ольши е,
взрослые
л юди
—
не
п ер естава­
ли
об м аныват ь
и
мучать
себя
и
друг
друга.
Люди
считали,
что
св ящ енно
и
важно
не
это
весеннее
утро,
не
эта
красо­
та
мир а
божия,
данная
для
блага
всех
существ,—
красота,
ра сполаг а ющ ая
к
миру,
со гласи ю
и
любви,
а
священно
и
ва жно
то,
что
они
сами
выдумали,
ч тобы
власт во ват ь
д руг
над
д ру­
го м».
Это
увертюра
к
роману,
его
философская
тема.
Зная
сюже т
произведения
Т ол стого,
нетрудно
«наложить»
ее
на
события
и
судьбы
персонажей,
проходящие
пе ред
на ми
в
«Воскресении».
И
вот
сюжет,
близкий
тол стов с кому,
но
вопло ще нный
в
по­
этическом
про из ве д ении:
Под
насыпью,
во
рву
некошенном,
Лежит
и
смотр ит ,
как
живая,
В
цв етн ом
платке,
на
к осы
брошенном,
Красивая
и
мол од ая.
448


Как
в идим,
начало
стих о тво рени я
Бло ка
«На железной до-
рог е» 1 представляет собою финал драмы.
Таким
композицион­
ным
приемом
по эт
предельно
сжимает
рассказ
о
событии.
С ти­
хот в оре ние
—
не
роман,
автор
не
может
позволить
себе
ра звер­
нутого
ф илософ с кого
п роло га
или
каких -л ибо
ответвлении
от
главного.
Поэт
не
располагает
возможностями
п одроб ног о
по­
каз а
события,
жанрового
разн ообра зи я
п ри емов
в
ра звер тыва­
нии
сюжета.
В
данном
случае
Блок
одною
начальной
строфой
дает
развязку
сюжета,
буд учи
у вер енны м,
что
она
произведет
с ильное
впечат лен ие
на
чита тел я,
привлечет
его
вн иман ие
к
со­
бытию.
Безусловную
эмоциона ль нос ть
содержит
портретный
штрих:
«красивая и молодая».
Загублена
молодая
жизнь,
жизнь
моло­
до й,
красивой
женщины
или
девушки,
для
которой
радости
з ем­
но го
бы тия
оставались,
по-видимому,
неизведанными.
С
одн ой
стороны
—
с ме рть,
с
другой
—
молодость,
красота,
всем
ест ест­
вом
противящиеся
ей
(«лежит и смотрит,
как
живая»).
Эмоционального
в оз д ействия
п оэт
достигает
пластическими
средствами.
Перед
нами
—
картина,
развязка
драмы.
Ощу щае т­
ся
некоторый
эм оцион аль ный
нажим
в
ее
подробностях
за
счет
внешнего
эффекта.
Но
все
же
это
р еа ли стиче ски
то чна я,
не­
сколькими
выразительно
ярки ми
деталями
создающая
наст ро ­
ени е,
полная
др а матизма
карт ина .
Сюжет
развертывается
п осле
финала
(этот прием широко
используется
в
детективной
л и тера туре
и
кинематографе).
По эт
сна чал а
показывает:
вот
что
я
уви де л,
вот
что
потрясло
мое
сознание,
мои
чувства.
Первая
строфа
(картина финала)
—
первая
эмоциональная
реакция
на
с обыт ие.
Она
пе реда ется
чи­
т ат елю,
возбуждая
в
нем
инт ерес
к
перипетиям
сю жет а.
И
уже
пережив
первое
по тр я сение,
поэт
бе рет
на
себя
роль
повествователя,
по ка зыв ает
пр ич ины
драмы,
развертывает
сю­
жет,
приведший
дев у шку
к
трагическому
ко нцу,
ра скры ва ет
характер
сво ей
г ерои ни.
Как
все
начиналось?
Бывал о ,
шла
походкой
чин ною
На
шум
и
свист
за
ближ ним
лесом,
Всю
обойдя
платформу
длинную,
Жд ала,
волнуясь,
под
н авесом .
1 Блок сам в примечании к этому стихотворению ( Собра н ие
стихо­
творений,
т.
III (1912), писал: «Бессознательное подражание эпизоду из
«Воскресения»
Толстого:
Катюша
Масло ва
на
маленькой
с тан ции
вид ит
в
ок не
Нехлюдова
на
бархатном
кресле
яр ко
освещ ен н ого
купэ
перво­
го
к ласс а» (III, 593).
149


Три
ярких
глаза
набега ющих
—
Нежне й
румянец,
круче
локон :
Бы ть
может,
кто
из
проезжающих
Пос мот рит
пристальней
из
ок он ...
Мы
не
знаем,
кто
эта
де ву шка.
Может
быт ь,
до чь
начальни­
ка
ст а нции,
об ходчи ка,
стрелочника,
может
быт ь,
живет
в
бл и­
жайшей
деревне,
сейчас
это
не
имеет
значен ия,
и,
будучи
меч­
тательницей,
представляет
картины
необыкновенной
жизни
всех
эт их
людей ,
разъезжающих
в
вагонах
первого
и
вто рог о
кл ас са,
она
надеется
на
сво е
о б аяние,
молодость
и
красоту,
что
кто-то
обратит
на
них
вним ание .
Пока
в
стихотворении
нет
даже
намека
на
осуждение
де­
вушки,
поэт
понимает
и
п риним ает
всерьез
ее
сказочную
ме ч­
ту,
он
полон
сочувствия
ее
молодости,
красоте,
стремлению
к
иной
жизни,
и
да же
по ка
не
выказывает
со бств енно го
зрелого
понимания
бесполезности,
иллюзорности
этой
мечты
и
опа сн о­
сти ,
ко торую
она
в
себе
таи т.
Он
выдерживает
роль
объектив­
но го
п ов еств оват еля.
Но
дав айте
еще
раз
на пом ним
с ебе,
что
перед
на ми
не
проза,
а
стихи,
поэтическое
произведение,
одн о
из
самых
известных
с озданий
с
эпическим
с юже том
в
творчестве
Бл ока.
Что
же
здесь
от
эпоса,
что
сб лиж ает
произведение
с
ним
и
что
ставит
его
в
поэтический
ряд ?
Дело,
разу мее тся,
не
в
ритмической
организации,
не
в
ри ф­
мах
и
стихотворной
р азбив ке
ст рок.
Это
хоть
и
существенные,
но
внеш ние
признаки
поэтической
речи.
Повествовательным
же
сюж е том
пол ьз о вались
и
Пу шки н,
и
Некрасов,
и
поэты
мене е
значи тель н ы е.
Лермонтов,
на
мой
взгляд,
справедливо
заметил:
«Умчался век эпических поэм,
и
повести
в
стихах
пришли
в
уп а док » («Сказка для детей»).
Но
—
справедливо
по
отн оше­
нию
к
те нд е нции,
ибо
развилась,
разветвилась,
вытеснила
сю­
жетную
поэзию
п рекра сна я,
бо г атая
повествовательными
воз­
можностями
русская
проза.
В
поэзии
выдающиеся
сюжетные
про из веде ния
уже
не
выра жа ли
те нд е нции,
они
ст али
яв ления ­
ми
час тн ого
порядка.
К
таким
явлениям
относится
стихотворе­
ние
Блока
«На железной дороге».
Благодаря
чему?
Прежде
всего,
ко неч но,
благодаря
таланту
поэта,
его
спо­
со бно сти
к
так ой
поэт иче ск ой
концентрации
сюжета,
к
нахож­
дени ю
тако й
ме ры
условности,
когда
ст ихот во ре ние
становится
как
бы
конспектом
ром а на,
содержит
в
себе
все
его
о сно вные
ко мпоне нты .
В
цитированных
выше
двух
строфах,
оставаясь
об ъе кт ивным
150


повествователем
с удьбы
своей
гер оин и,
Блок
добивается
кр ат­
кос ти
за
сч ет
характерности
эпиз од а,
динамичности
действия,
которое
в
про зе
обычно
дается
куд а
бо лее
развернуто.
Особен­
но
эти
два
стих а: «Три ярких глаза набегающих
—
нежней
ру­
мяне ц,
круче
л окон ...»
Появление
поезда,
реакция
девушки,
ее
сос тоян ие ,
поведение,
жесты...
Они
свободно
разв ерты ва ются
в
подробную
картину.
С обс тве нно
гов оря,
в
дв ух
строфах
стихотворения
дан
ха­
рактер
и
развернут
сюжет.
И
вы,
к оне чно,
зам етите,
какая
чи­
стая
нравственная
атмосфера
с о здается
вокруг
ге р оини
стихо­
тв орен ия.
Ни
малейшего
н амека
на
корысть
или
п ошлос ть.
Меч та
ее
настолько
же
чиста,
насколько
ил люз ор на.
Ее,
живую ,
с
первого
появления
поэ т
оберегает
от
пошлос ти .
Походка
де­
вушки
—
чинна,
ст ало
быть
пол на
достоинства.
Волнение
ее
не
принимает
каких -л ибо
вне шне
броских
ф орм
и
выдает
себя
л ишь
нежным
ру мя нцем.
Поэт,
возможно,
имеет
в
ви ду
еще
ка­
кой-то
привычный
де вичий
ж ест,
к от орым
он а,
от
во л нения,
почти
механически,
подкручивает
лок он...
Мечта
тоже
выражена
робко
(«быть может. . .»), но в ней
—
зав яз ка
драмы,
ибо
мечта
приходит
в
противоречие
с
жиз нью .
Уже
в
цити ро ванны х
строчках
можн о
почувствовать
возникно­
вение
суров ой
н оты
отчужденности,
враждебности
внешнего
мира
романтической
мечте
девушки.
Ни
поезд,
ни
па ро воз
пок а
не
назв ан ы,
их
п оя вление
обозначено
м етафо ри ческ и,
но
—
ка к!
«Шум и свист за ближним лесом ...», «Три ярких глаза набе ­
гающих...»
Что-то
е сть
в
этом
пугающее,
п ре ду пр еж дающее,
по
меньшей
мере,
равнодушное
к
мечтам
и
с удьбе
стоящей
на
платформе
в
о жид ании
сво его
сказочного
принца
девушки.
Поэт
подхватывает
возникшую
здесь
суров ую
н оту,
на
ка­
кой-то
момент
отвлекаясь
от
своей
гер оин и:
Вагоны
шли
привычной
линией,
Подрагивали
и
скрипели;
Молчали
желтые
и
синие;
В
зеленых
плакали
и
пели.
И
снова
обращает
взгляд
на
нее,
ее
ста вит
в
центре
хотя
и
меняющейся,
но
бесконечно
угнетающей
своим
однообразием
кар т ины:
Вставали
сонные
за
стеклами
И
обвод или
ровным
взглядом
Платформу,
сад
с
кустами
блёклыми,
Ее,
жандарма
с
нею
рядом...
15t


Вражд ебн ост ь
той
жизни,
в
мечтах
л еле емой,
девушке
с
железнодорожной
с танц ии
вы явл яет ся
со
вс ею
очевидностью
как
в
чер тах
эпич ес кого,
рома н ного
м ыш ления,
так
и
концентри­
рованной
поэтической
условности.
«Молчали желтые и синие;
в
зеленых
пл ак али
и
пели».
Это
—
п оэ тиче ская
усл ов нос ть.
В
прозе
так
не
ска ж ешь,
навер но е
п отр ебов а лось
бы
заглянуть
в
вагоны
пе рвого,
и
второго,
и
третьего
класса,
показать,
отчего
в
одних
молч ат,
а
в
других
или
пою т,
или
плачут...
В
стихотво­
рении
все
это
уходит
в
подтекст,
в
условность,
вместе
с
тем
со­
здавая
ощущение
эпической,
романной
широты
и
протяженно­
сти
во
вре м ени.
Она
дост игает ся
и
панорамностью
изображения
увид енного,
и
совмещением
панорамности
с
конкретными
под­
робностями,
и
умением
пе ре вод ить
взгля д
с
общего
на
частное,
с
карт ин ы
на
деталь,
на
фигур у .
Только
нам еко м
дано
по нять ,
что
в
вагонах
—
л юди
разных
судеб,
и
есть
среди
них
—
несч астные,
но
намек
этот
уже
не
и дет
из
головы ,
он
западает
в
душу,
он
бередит
воображение.
«Сонные», с « р ов ным
взглядом»
—
эт о,
ко неч но,
не
из
«зеленых»
вагонов
третьего
к ла сса,
откуда
доносится
пе ние
и
пла ч...
Это
как
раз
те,
среди
которых,
как
н адеетс я
девушка,
может
ока­
заться
и
ее
суженый.
Окажется
ли?. .
Липп»
раз
гусар,
ру кой
небрежною
О блок оти сь
на
бархат
ал ый,
Скользнул
по
ней
улыбкой
нежною...
Скользнул
—
и
пое зд
в
да ль
умч ало .
Вот
та
един ств енн ая
маленькая
рад ос ть,
что
выпала
на
ее
долю
за
все
в ремя
надежд
и
о жид аний.
О
возможностях
п розы
ра звер н уть
та кой
или
подобный
эпизо д
красноречиво
говорит
то
место
из
то лст ов ского
«Воскресения», когда юная Катюша Мас­
лова
примчалась
на
станцию
в
на деж де
встретить
Нехлюдова
и
увидела
его
в
окне
ва го на,
а
он
не
заметил
Катюшу,
и
был
весел
и
спокоен
и,
кажется,
д ов олен
собой...
А
здесь,
в
стихах,—всего
од ин
ж ест
(«рукой небрежною
облокотясь
на
барха т
алы й »), потом
— в торой
(«скользнул по
ней
улыбкой
не жною ... ») —и
ко нец
надеждам.
Ум чав ший ся
в
д аль
поезд
—символ
несбывшейся
мечты
и
с
нею
—разбитой
жизни.
Воп рос
может
в озн икнуть
по
пов оду
эпитета
«нежною» . С оо б­
разуется
ли
с
хо лод но- ра внод уш ной
к
мечтам
де вуш ки
жизнь ю
по езд а,
сонными
л ицами
за
стеклами
в агон ов
«нежная»
улыбка
гусара?..
Кто
он,
помимо
того,
что
—
гусар?
Може т
быт ь,
че ло­
век
с
тонкой
душой,
уга дав ший
в
девушке
чис тый
порыв,
ро­
152


мантическую
мечту
о
лучшей
жиз ни?
А
может
бы ть,
иск у сный
притворщик
и
пов ес а?
Нам,
чи тател ям ,
тут
остается
мест о
для
разнообразных
до­
гадок ,
но
г ер оине
стихотворения
( а эта улыбка предназначена
ей
и
ею
у в и дена !) она могла показаться только однозначной,
тол ько
нежной,
то
ес ть
такой,
какую
она
все
время
жда ла,
ка­
кой
хотела.
Тем
. горше
было
ее
разочарование,
тем
злей
тоска
и
одиночество.
И
тем
внутренне
оправданнее
вот
это
поэ тич е­
ское
о бобщ ение:
Так
мча ла сь
юность
бесполезная,
В
пу стых
мечт ах
изнемогая...
Тоска
дорожная,
железная
С вист ела,
серд це
разрывая...
Как ая
эк спр ессия ,
какие
р езкие
краски
появляются
в
этой
итожащей
сюжет
строфе!
Эне ргичн ы й,
ускоряющий
время
глагол
«мчалась»,
совер­
шен но
ка тего ри чный
и
уже
как
бы
осуждающий
эпитет
«беспо­
лезная», усиленный эпитетом « в
пустых».
Как
они
меняют
нра в­
ств ен ную
атмосферу
стихотворения!
Зн а чит,
юность
прошла
бесполезно
(для себя,
для
об ще ства ), значит,
ме чты
де ву шки
беспочвенны,
п ус ты.,.
И
это
безжалостное,
же с то к ое : «тоска дорожная,
желез­
на я...»
Ассоциативно,
через
дорогу,
эпитет
«железная»
пе ре но­
сится
на
состояние
(«тоска»), достигая большого эмоционально­
го
эффекта.
И
глагол
«свистела»,
косвенно
напоминающий
«шум и свист за ближним лесом», а теперь сопровождающий
с лово
«тоска»,—
тоже
пр ида ет
не о бык нов енную
ос троту,
ре з­
кость
выражения
при
харак те рис тик е
со с т ояния.
Са мо
же
сос тоян ие
(два последних стиха)
в
первую
очер едь,
конечно,
проецируется
на
ге роин ю
стихотворения,
но
оно
в
ка­
кой-то
ме ре
хар актери зуе т
всю
атмосферу
жизни,
включающую
в
себя
и
станцию
с
жандармом
и
девушкой
на
плат фо рм е,
и
с ме­
няющи е
друг
друга
поезда,
и
пассажиров
с
сонными
лицами,
и
по ющих,
и
плачущих...
А
поезд
уходит
вдаль ,
неся
туда
таку ю
же
бес п росв етн ую
«дорожную,
железную»
тос ку...
Эпичность,
масштабность
э той,
на
первый
в згл яд,
локальной
картине
придается
ее
протяженностью,
быс тр ым
пер емещ ением
во
времени.
Динамичны
не
только
г лагол ы
(«скользнул», «мча­
л ась»), но и причастия,
зам еняющие
глаголы
(«Три ярких гла­
за
наб ег аю щ их ...»).
Эпично
вид е ние
и
мыш ле ние
поэта,
его
ощ уще ние
жизни
—
вот
что
важ но
отметить
при
разборе
сти хот в ор ения
«На желез­
153


ной
дор ог е».
Не
менее
важно,
чем
эпический
сюжет.
Б лок
эп и­
че н,
ког да
рисует
картину
в
це лом
(«Вагоны шли привычной
ли н ие й .. .»), он остается эпичным,
сосредоточивая
вним а ние
на
ко нкр етно й
судьбе
—
с удьбе
героини
стихотворения:
Да
что
—
да вно
уж
сердце
вы нут о!
Так
мно го
отдано
пок лонов ,
Так
много
жадных
взор ов
кинуто
В
пустынные
г лаза
вагонов...
Не
подходите
к
ней
с
вопросами,
Вам
все
рав но,
а
ей
дово льно :
Люб ов ью,
грязью
иль
колесами
Она
раздавлена
—
все
больно.
Прежде
вс его
отметим,
что
отн оше ние
к
г ерои не
стихотво­
рения
приобрело
другой
оттенок:
мно го
«жадных взоров кину ­
то»
—
ск азан о
уже,
пожалуй,
без
сочувствия;
от
чинной
поход ки
и
не жно го
румянца
ничего
не
о стало сь.
Событие,
начало
к оторо­
му
положила
невинная
рома нти ческа я
мечта,
по
мере
дв иж ения
сюжета,
пе р естает
бы ть
ч аст ным,
единичным
с обыт ием
и
подпа­
да ет
под
д ругую
шка лу
нравственных
ценностей.
В
первой
из
двух
конечных
с троф,
как
и
в
предыдущей,
Блок
не
пе рс онифи­
цирует
явление,
давая
возможность
читательскому
воображе­
нию
разд в инуть
рамки
факт а,
увидеть
за
ним
нечто
большее,
может
бы ть
—
что
унижение
и
поко рно ст ь
судь бе
не
только
бессмысленны,
но
и
безнравственны
(вновь обратим внимание
на
эп итет
«жадных»).
К стати
г ов оря,
в
черновых
набросках
девушке
отв оди л ась
менее
активная
рол ь.
Вот
как
выглядели
поначалу
уже
цитиро­
вавшиеся
с тро ки:
А
сердце
—
сердце
прежде
вынут о!
Из
пробегающих
ва гон ов
Ей
много
жгучих
вз гляд ов
кинуто
И
много
отдано
пок лонов.
Б лок
и збрал
бо лее
же стк ий
вариант.
И
второе,
что
н еобходи м о
отметить,—
возрастание
к
концу
эпи чес кого
звучания.
Поэт
в озвра щае тся
к
начальной
картине,
пр едста вл яюще й
собою
развязку
сюжета,
но
если
там
все
вни­
мание
было
сосредоточено
на
персонаже,
вызы ва я
сочувствие
к
нем у,
то
в
последней
ст рофе
и
обращение
(«не подходите. . .»,
«вам . .. »), предполагающее хоть и неопределенный,
но
широкий
кр уг
людей,
косвенно
вино вных
в
гибе ли
человека,
и
обобще­
ние,
отвлечение
от
ее
конкретных
обстоятельств
(«любовью,
154


грязью
иль
колесами...») —
придают
этому
случаю
харак тер
социальной
драмы.
Б лок
никого
пря мо
не
об виня ет
в
случившемся,
и
уж,
ко­
нечно,
в озмож ное
осуждение
д еву ш к и, «раздавленной»
ж изнь ю,
никак
не
гов ори т
о
том,
что
только
она
сама
во
всем
ви нов ата.
Обвинение
сод ер жится
в
суровом,
резком
предупреждении
(«Не подходите к ней с вопросами .. .»), уличающем тех,
к
кому
оно
обращено,
в
равнодушии
(«вам все равно .. . »).
Косвенное
обвинение
заключено
и
в
последней
метафоре:
любовь,
г рязь,
колеса
(теперь уже не имеет значения,
что
име нно!) —
это
л ишь
некоторые
возможные
обстоятельства
гибели
человека,
они
су­
ществуют
в
жизни,
в
ее
со циа ль ном
устройстве,
они
разруша­
ют
личн ость ,
коверкают
человека
нравственно.
Более
или
менее
подробное
прочтение
ст их от вор ения
Блока
«На железной дороге»
позволяет,
ду м ается,
заключить,
что
«конспективно», условно в нем присутствуют все необходимые
компоненты
романа.
БЛОК
И. ..
НТР
Пр а здник
рад остн ый ,
праздник
великий,
Да
звезда
из-за
туч
не
видна...
Ты
стоишь
под
метелицей
дикой,
Роковая,
родная
с тр ана.
Эти
удивительные
по
контрастности
эмоций
строки
начина­
ют
стихотворение
«Новая Америка» .
Стихотворение,
с
одной
стороны,
загадочное
для
Блока,
с
другой
—
прозревающее
з ав­
тр аш ний
де нь.
Заг адо чн ое
п отом у,
что
п оэт
воспевает
промыш­
ленный
п рогре сс
—
я влени е,
связанное
с
пр оц ветан ием
нена­
вистной
ему
буржуазии.
Раз гадка
—
в
ц елеуст р емл енно ст и,
в
одержимости
гл авно й
идеей,
перед
которой
отступают
в
т ень
кажущиеся
второстепенными.
«Поэт говорит о России будущего как о «н ово й
Амери­
ке »...—
писал
Б.
Соловьев.
И
продолжал:—...здесь
под
«новой
Америкой»
подразумевается
край
огромны х
возможностей
и
талантливого,
молодого
духом
наро да,
который
сумеет
претво­
рить
—
и
претворяет
—
эти
возможности
на
жи вом,
п лодотв о р­
ном
дел е,
овладевая
богатствами
земли
и
покоряя
неизмеримую
мощь
ее
н едр
и
стихий»L
1 Борис Соловьев.
Поэт
и
его
подвиг.
Творческий
путь
Алек­
сандра
Блока.
Из д.
второе,
дополненное.
М.,
«Советский писатель»,
1968, с .
444.
155


«Гимном новой России»
назвал
это
стихотворение
Б.
Со­
лов ье в , «одно предчувствие которой,—
по
его
словам,—
преоб­
ра жало
об ык но венный
и
будничный
де нь
в
радостный
и
вели­
кий
праздник»
Ч
Согласившись
с
Б.
Соловьевым
по
основной
сути,
можно
сосредоточиться
на
некоторых
идейно-эстетических
подробно­
с тях
стихотворения.
Последние
слова
исследователя
творчества
поэта,
приведен­
ные
выше,
объясняют
э мо циональ ный
контраст
начала
«Новой
Америки».
Отметим
то лько,
что
два
ст иха
из
четырех
—
о
Рос ­
сии
—
по
колориту,
по
настроению
напоминают
то,
что
Блок
писал
о
ней
пр ежде.
Добавим
к
ним
для
н агл ядно сти
еще
две
строфы:
За
снегами,
лесами,
ст епя ми
Твоего
мне
не
видно
лица .
Только
ль
страшный
простор
п ред
очами ,
Непонятная
ширь
без
конца?
Утопая
в
глубоком
сугробе,
Я
на
утлые
санки
сажусь.
Не
в
богатом
покоишься
гробе
Ты,
убога я
фи нск ая
Ру сь!
Напомним,
что
ст их от вор ение
напис ан о
в
1913 году.
П охо­
жею
Россия
виделась
поэт у
и
в
1906 году: «Русь,
опоясана
р еками
и
дебрями
ок р у жен а.. .», «Где буйно заметает вьюга до
крыши
—утлое
жилье .. .» («Русь»).
И
в
1908- м: «Опять,
как
в
годы
золотые,
три
стер т ых
тр епл ются
шлеи,
и
вязн ут
спицы
росписные
в
расхлябанные
коле и...» («Россия»).
И
все
же
е сть
в
начале
«Новой Америки»
нечто
такое,
что
вносит
ощущение
перемен.
Вопросительный
знак
не
просто
та­
ит
в
себе
отгадку,
он
возвращает
читателя
к
праздничному
на­
чалу.
Ты
уже
приготавливаешься
увидеть
за
«страшным про­
ст оро м»
и
«непонятной ширью без конца»
к ар тину
пр азд нест­
ва
или,
по
кр айне й
мере,
внятно
выраженное
чувство
ра дос ти ...
Однако
поэ т
предлагает
нечто
сов сем
ино е.
Тороп лив ог о
читателя
может
обескуражить
«обман», ибо
это
еще
и
не
пр аздн ик,
и
не
радость,
и
не
праздничное
н аст­
рое н ие.
Это
—
сложная
диалектика
уз на ва ния,
проявляющаяся
1 Борис Соловьев .
П оэт
и
его
под виг .
Творческий
пу ть
Алек­
сандра
Блока.
Из д.
второе,
дополненное.
М. , «Советский писатель», 1968,
с. 445. В главе
«Роковая,
род ная
страна...» Б.
Соловьев
подробно
разбирает
это
стих отво р ение
по
содержанию,
устанавливая
его
место
в
цикл е
«Ро ­
ди на»
и
значение
в
идейно-творческой
э волюц ии
Бло ка.
156


здесь
в
искусстве
лирического
сюжета,
когда
си туац ия
мен я­
ется ,
об раз
вы свеч ивает ся
с
разных
сторон
и
в
каждом
ракур­
се
вид итс я
по-новому.
Там
прикинешься
ты
богомольной,
Там
старушкой
прикинешься
ты,
Глас
молитвенный,
звон
колокольный,
За
крестами
—
кре сты,
да
крест ы. ..
Толь ко
лад ан
тв ой
синий
и
росный
Пр оск воз ит
мне
порою
ины м ...
Н ет,
не
с та рчес кий
лик
и
не
постный
Под
московским
платочком
цветным!
Ск возь
земные
поклоны,
да
свеч и,
Е ктень и,
ектень и,
е кте ньи
—
Шопотливые,
тих ие
речи ,
Запылавшие
ще ки
тв о и...
Образ
России
предстает
разноликим,
приче м
взгляд
по эта
проникает
под
в неш ний
покров
яв лен ий , «лики»
не
прос то
вы­
хвачены
из
массы, «лики»
не
просто
запечатлены
таки ми ,
ка­
к ими
увидены,
сх вач ены
глазом,—
через
них
сквозит
иное...
Что
же?
Ч то,
например,
по д раз ум евает
глагол
«прикинешься», ка ­
кие
исторические,
бытовые
или
психологические
аналогии
он
мо жет
вызвать?
Блок
дважды
повторяет
его
в
бли зком,
но
все
же
не
одно ро дном
контексте.
Что
он
имеет
в
ви ду?
Россию
скоморохов,
юродивых,
ряж ены х?
С удя
по
всему,
поэт
не
име л
здесь
в
ви ду
конкретных
ис­
торических
а нал огий,
гл агол
«прикидывается»
в
разговорной
р ечи
чаще
все го
был
связан
с
развлекательством,
с
актерством,
иногда,
правда,
заключавшим
в
с ебе
весьма
др а ма тически й
со­
циальный
смысл
(это когда целые деревни имели основным
«промыслом»
попрошайничество,
рядясь
под
нищи х
и
кал ек
в
расчете
на
душевную
отзывчивость
рус с кого
народа
к
чужой
бед е).
Блок
погружается
пе
в
и стор ию
—
в
быт ,
в
пс ихол оги ю
на­
рода ,
выразительные
штрихи
лишь
намек ом
вы яв ляют
п од лин­
ные
черты
России:
раз
«прикинешься ...
богомольной»
—
то,
ста ло
быть,
ты
вовсе
не
богомольная
(не перекличка ли с Бе ­
линским?);раз «прикинешься»
ст аруш кой
—
то,
ст ало
бы ть,
ес ть
в
тебе
м ол одые
силы ,
а
для
чего- то
ты
все
же
прикидыва­
ешься:
з нач ит,
ты
се бе
на
уме?
Или
от
л ени,
от
неготовности
тр атить
мо ло дые
силы
на
б ольши е
д ела
прозябаешь
в
облике
старушки?..
157


Гла гол
«прикинешься»
в
данном
контексте
позволяет
де­
л ать
глубокие
п роме ры
для
выявления
разных
оттенков
см ыс­
ла,
но
Б лок
не
ухо дит
це лико м
в
эти
догадки,
чтобы
не
усколь­
знул
и
тот
—
п е рвич ный,
традиционный,
с
погостами
и
к рес та­
ми,
с
молитвами
и
колокольным
звоном,—
о блик
России,
ведь
он-то,
тогдашний
читатель,
вставал
утром
и
ложился
спать
с
молитвой
да
под
колокольный
звон...
И
все
же
снова
намек,
снов а
догадка,
снова
попытка
ул о­
вить
под линны е
черты
народной
жизни,
внутренний
смысл
то го,
что
заключено
в
слове
«Россия» (так,
кс тати ,
поначалу
и
называлось
с тихо тв оре ние
«Новая Америка», напечатанное
в
газете
«Русское слово»).
«Ладан. ..
с иний
и
ро сн ый»
лишь
отдаленным
эхом
на пом­
нит
«Стихи о Прекрасной Даме», и не внешним подобием,
а
тонкостью
и
туманностью
на мека.
Но
в
контексте
строфы
—
и
туманность
р ас сеив ае тся,
Бл ок
снова
—
уже
впр я мую
—
наста­
ивает
на
том ,
что
под линный
лик
России
(тут он вносит кон ­
кретную
д ет аль,
уточняющую
ад рес : «под московским платоч ­
ком
цветным!» —
выделяющую
определенную
прослойку
наро­
да,
да же
—
пол)
—
ин ой
—
«не старческий. ..
и
не
постный», то
ес ть
опять
д ает
ко с венный
н амек
на
н ечто
прот ив оп олож н ое,
на
молодость,
зд оровье ,
бу дущн ост ь.
В
следующей
с трофе
—
тот
же
прием
противопоставления
внеш не го,
традиционного,
ритуального
и
—
внутреннего,
в ыз­
ревающего,
естественного
и
здорового.
Пр отив опос т авле ние,
кот орое
ведет
к
выя вл ению
главной
м ысли
стихотворения,
сфор­
м у лир ованной
им
позднее
в
«Предисловии»
к
поэме
«Возмез­
дие»
следующим
об раз ом : «уголь превращается в алмаз», Рос­
сия
—
в
новую
Америку;
в
новую,
а
не
в
старую
Америку»
(III, 298).
Уточнение
в ажно е.
Чтобы
п онять
дал ь ней шее
разв итие
образа
России,
его
но­
вые
черты,
по-видимому,
надо
еще
сослаться
на
о дин
неосу­
ществленный
замысел
Блока
—
за мы сел
драмы
«Нелепый че­
лове к ».
Сл еды
его
обнаруживаются
в
дн евни ко вых
зап исях
1913, 1915, 1916 годов и говорят о том,
что
ид ея
превращения
России
в
новую
Америку
овладела
Блоком
весьма
серьезно
и
связывалась
им
с
развитием
промышленности,
прежде
всего
—
горнозаводской.
Драма,
судя
по
наброскам
плана,
м огла
быт ь
с ложной
по
си туаци ям
и
характерам,
с оциа ль ным
и
нравст­
ве нным
ко л лизи ям,
но
главное
в
н ей:
судьба
«нелепого че­
ловека»
—
связывалось
с
доб ыч ей
угля,
с
подземными
богат­
ствами
—
с
бу д ущим
Рос си и.
Зд есь,
наверное,
уместно
было
бы
ска з ать
и
о
то м,
что
158


Блок
в
это м
направлении
продолжил
традицию
Ломоносова,
видевшего
будущее
России
в
р асц вете
нау к
и
добыче
пр иро д­
ных
богат ст в.
А
кроме
того,
п оэт
чи тал
труды
Менделеева,
к
учености
кото рого
относился
с
вел ич айш им
пиететом.
Эти
опо­
средствованные
влияния
н адо
иметь
в
виду,
читая
«Новую
Америку».
Не
случайно
та кже
в
дневниковых
записях
промелькнуло
слово
наде жд ы
на
еле
тронутые
си лы
народных
мас с,
без
ко­
то рых
н икакие
богатства
недр
не
м огут
быть
п ост ав лены
на
пользу
о теч еству .
В
стихотворении
«Новая Америка»
поэт
не
вых о дит
к
т аким
об общен иям ,
но
нет
ли
все
же
приближения
к
ним,
намека
на
них
в
«шопотливых»
речах
и
«запылавших»
щеках?..
Не
заключен
ли
в
них
образ
пробуждения
нового
с оз­
на ния?.. «Женская»
п р ивязан но сть
оттенков,
де тал ей
не
може т
противоречить
такому
п ро чтен ию,
образ
России
у
Блока
вы­
зывает
именно
ж ен ские
анало гии:
мать,
жена,
невеста...
Зн а­
ч ит,
и
м олоды е
силы
страны
мо гут
зр еть
именно
в
э той
ср еде,
само ю
природой
назначенной
омолаживать
мир.
Пр оцит ируе м
с троки ,
где
поэт
п одв одит
нас
к
образу
но­
вой,
промышленной
Росс и и:
Дальше,
дальше...
И
в етер
рв ан улся,
Черноземным
л етя
пус ты рем. ..
Ку ст
дорожный
по
ветру
метну лс я,
Словно
дьякон
вз м ахнул
орарем...
А
уж
т ам,
за
рекой
п олно водно й,
Где
пригнулись
к
земле
ковыли,
Тянет
гарью
г орюче й,
с во бод ной,
Слышны
гуды
в
дал еко й
дали...
В
первой
строфе
(особенно сравнение в ней)
зн ак омая,
тра ­
д ицио нная
для
Блока
поэтика
с тихов
о
России.
В
са мом
на­
ч але
в торой
строфы
ула влива етс я
сущ ест венны й
смысловой
рубеж
(«А уж там. . .»), как бы отделяющий ту,
старую
Рос­
си ю,
от
ин ой.
А
вот
какая
он а,
иная ?
Интересно,
н еобы чно
со седств о
эпитетов
к
слову
«гарью»
—
«горючей,
свободной».
Само
по
се бе
усиление
(«гарью горю ­
чей ») может вызвать отрицательную эмоцию,
но
д ругой
эпи­
тет
(«свободной») своею неожиданностью,
совмещением
внеш­
не
несовместимого
резко
ме няет
смысл
Ткего
образа.
Г ос под­
ствующую
о кр аску
ему
пр идает
косвенно
присутствующее
здесь
с лово
«свобода».
159


Раньше
у
Блока
промышленный
пейзаж
если
и
возникал,
то
име л
совсем
др угой ,
мрачный
колорит
(«И,
ту ман ным
пе с­
ням
вторя,
грохотал
угрюмый
п ор т»; «Стены фабрик,
стекла
око н,
грязно-рыжее
па льт о», «серокаменное»
те ло
город а
за­
лито
«кровью солнца»).
В
«Новой Америке»
Блок
вык аза л
со в­
сем
ино е
отношение
к
индустриальному
облику
Рос си и,
бросив
вызов
с ебе
прежнему,
п оэт ам-со вр еменникам
и
многим
из
те х,
которые
прид ут
п осле
и
даже
через
несколько
десятилетий!
Недаром
Маяк о вск ий
ч ерез
полт ор а
де ся тил етия
с
искрен­
ним
пафосом
подхватил
слова
Блока:
За
горами
уг ля
и
рельс
Поезда
не
ус та нут
сви стать .
Блок
про
это
писал:
«Загорелась
Мне
Америки
новой
зве зд а!»
Москве
взгрустнулось.
Старушка,
что
ты ?!
Смотри
и
радуйся,
простолицая:
вылупливаются,
за
все
Советские
Штаты,
новорожденные
столицы!
И
в
последних
строках
Ма яко в ский
разви в ает
обра з
«Но ­
вой
А ме р ик и», следуя за Блоком.
Другой
в ели кий
поэт,
Е сен ин,
всеми
корнями
связан ны й
с
деревенской
Россией,
хотя
и
п они мал
неизб ежн ост ь
наступле­
ния
индустриального
века
и
стремился
угнат ьс я
за
ним,
как
его
трогательный
«смешной дуралей»
—
жереб ено к
—
за
поез­
дом,
но
не
мог
п риня ть
в
сердце,
полю би ть
его
дымно-желез-
ное
обли чье .
А
полвека
спустя
Нико л ай
Рубцов,
с
немень шей
искренно­
стью
устремившийся
к
города м ,
поднявшимся
вдали,
под хв а­
ченный
бешено
мчащ имся
поез дом
(«Поезд»), терзаемый тра ­
гическим
предчувствием
к ру шенья
и
в
то
же
время
л еле явший
в
ду ше
надежду
на
б лаго по лу чный
исход
этого
беше но го
дви­
жения,
старался
укрыться
от
них
в
сельской
тиши,
вдали
от
же лезн ой
линии,
от
па ров оз ного
дыма...
Надо
ли
напоминать,
как
ме длен но,
трудно
и
с
как им
внут-.
ренним
сопротивлением
в
наше
время
идет
поэтическое
освое­
ние
промышленной
но виз ны
жизни,
как
труд но ,
в
каких
му­
160


ках
и
с
какими
срывами
рождается
поэтический
образ
инду­
с три альн ого
го р ода!
Принимая
во
вним ание
все
эт о,
нельзя
не
восхититься
с ме­
лостью
и
провидческой
чуткостью
души
Блока,
соз дав ше го
первый
в
русской
поэзии
гимн
промышленной,
индустриаль­
ной
России.
Проследим,
как
развивается
образ
России
—
новой
Амери­
ки
—
в
его
стих отв орен ии:
Иль
о пять
это
—
стан
половецкий
И
татарская
буйная
крепь?
Не
пожаром
ли
фески
турецкой
Забуянила
дикая
степь?
Нет,
не
вид но
там
княжьего
с тяга,
Не
шело м ами
черпают
Дон,
И
прекрасная
внучка
варяга
Не
клянет
по ло вецкий
полон...
Н ет,
не
вьются
там
по
ветру
чу бы.
Не
пестреют
в
степях
бу нчук и. ..
Там
чернеют
фабричные
трубы,
Там
заводские
стопут
гудки.
П уть
степной
—
без
конца,
без
и схо да,
Степь,
да
ветер,
да
ветер,—
и
вдруг
Многоярусный
корпус
заво да ,
Города
из
рабочих
лачу г. ..
На
пустынном
п росто ре,
на
диком
Ты
все
та,
что
бы ла,
и
не
та,
Новым
ты
обернулась
мне
ли ком,
И
другая
во лну ет
мечт а. ..
Черный
уголь
—
подземный
мессия,
Черный
уголь
—
зд есь
ца рь
и
жених,
Но
не
ст раш ен,
н еве ста,
Россия,
Голос
ка мен ных
песе н
твоих!
Уголь
стонет,
и
соль
забелелась,
И
же лез ная
в оет
руда...
То
над
степь ю
пустой
загорелась
Мне
Америки
н овой
звезда!
Сам и
по
себе
чернеющие
«фабричные трубы»
и
стонущие
«заводские. . .
гудки »
не
являются
знако м
одобрения,
а
«города
из
рабоч их
лач уг...»
н аво дят
на
мысль
о
тяж ел ом
эк ономич е­
ском
положении
тр уд ящих ся.
Но
даже
и
в
эт их
строках
мо ж­
но
уло вит ь
отт е нок
сочувствия
новому,
он
в
противопоставле-
6 «В мире Блока»
161


нии
промышленного
пейз аж а
—
с те пному
—
бесконечному,
бе­
зысходному...
А
тут
—
жизнь,
новый
лик
род ин ы,
ее
за втр ашни й
день.
Тут
«другая волнует мечта...».
Может
быть,
при
в иде
лачуг
Блок
за думы в ался
и
о
пр авов ых
и
экономических
тяго тах
ж изни
раб оч их,
но
больш е
в
данный
момент
его
вол нова л
промышлен­
ный
р асцв ет
России.
Мне
каже тся ,
ни
до
Блока,
ни
пос ле
н его
никто
в
поэзии
подобным
обра зо м
не
славил
«черный уголь»: он и « по дзем ­
ный
мес си я», что значит спаситель,
избав и тел ь
(образ библей­
ск ого
звучания), он также и «царь
и
жен их», а Россия
—
не­
веста.
В
подобных
случаях
ассоциативное
своеволие
Блока
могло,
конечно,
вызывать
како е-т о
внутреннее
сопротивление
(а кое
у
ког о
и
сейчас
вы з ы вает ), во всяком случае усваивается оно
не
просто
и
не
в семи.
По в торим
еще
р аз:
уголь
—
ж ених,
Рос­
сия
—
не в еста ...1
Е сть
в
э том
вызов
традиционной
эстетике,
т рад ицио нно му
п ред став лению
о
прекрасном,
и
н адо
бесконеч­
но
уверовать
в
идею
об новл ения
России
и
мессианскую
роль
подземных
богатств,
чтобы
вот
так
—
не ожид ан но,
дерзко
по­
ста вить
в
о дин
ряд
то,
что
как
будто
бы,
по
всем
эстетическим
мер кам ,
несопоставимо.
Ко н стан тин
Ба л ьмонт
в
период
своего
увлечения
революци­
онными
идеями
(1905) написал стихотворение «П оэ т
—
раб о­
чему», в
кот ором
ест ь
такие
с тро ки:
Я
по эт,
и
был
поэт,
И
поэтом
я
умру.
—
Но
я
видел
с
детск их
лет
В
окна х
фабрик
поздний
све т,-
Он
в
уме
о став ил
след,
Этот
след
я
не
сотру.
Искренне
в
ту
по ру
выраженного
сочувствия
рабочему
клас ­
су,
первой
русской
революции
Ба льмо нту
хватило
не на долго,
и
«поздний свет»
в
окнах
фабрик
л егко
растворился
в
воспо­
минаниях,
он
е сли
и
зародил
иде и
мессианства,
то
тольк о
на
время
р ево лю цио нных
потрясений
в
первой
их
ф азе.
Эстетиче­
ского
об но вле ния
революционные
события
не
вызвали,
но
имен-
по
Блок,
чуть
ли
не
единственный,
о т несся
к
эт им
стихам
со­
чувственно.
То
же
мож но
сказать
об
обще м
эстетическом
фоне
поэзии,
1А «невеста»
в
по э тике
Бл ока
—весна,
ра сцве т,
рад о сть
(см.
с ти­
хотв ор ен ие
«Сольвейг»).
162


исключая
первые
дерзкие
в ы лазки
футуристов,
не
подкреп­
ле нные ,
впрочем,
чем-то
су щ ественным
на
пр а ктике
(Маяков ­
ский
еще
только
начинал
и,
кроме
того,
в
лучших
вещах
уже
расходился
с
программой
ф утури стов ).
На
э том
фоне
эс тетичес кая
новизна
и
с мелос ть
Блока
в
«Новой Америке»
ли шь
о дним
Брюсовым
и
замечена,
даже
в
позднейших
исслед ов ания х
ей
не
уделяется
дос тат очн о
серь­
езного
внимания.
А
ес ли
с
ве рш ины
нашего
врем ени
вдуматься
в
смысл
бло ­
ковских
с ра вн ений,
то
их
поэтическая
неординарность
пред ­
с тав ляется
провидческой.
С ег одня,
ко не чно,
легче,
чем
в
на­
чале
века,
внушить
читателю
эстетическую
совместимость
та­
ких
ср авн ений
как:
уголь
—-
м ессия,
цар ь
и
жених;
Россия
—
невеста,
новая
Ам ерик а.
Взгляд
на
пр омы шл енную
Россию
с уров
(«Уголь стонет»,
«железная воет руда. . .»), но он отражает жданную для Блока
перспективу.
А
в
накоплении
положительных
эмоций
немалую
роль
играет
л ир ич еский
сюжет
стихотворения.
В
на чале
уже
отмечалась
тонкость
п е реходов,
постепенное
разв ерты ва ние
об­
раза
России
в
сопоставлении
конт растн ых
черт,
как
открытых
взгляду,
так
и
скр ыт ых
от
него.
Это
были
в
основном
бытовые
и
психологические
штрихи
образа.
С
развитием
сюжета
возникают
исторические
видения,
воз ­
никают
из
пр едп ол ожения ,
из
пам яти
народной
(«Иль опять
это
—
стан
по л о ве цкий. .. »), из непривычки видеть фабричные
трубы
и
слыш ат ь
заводские
гудки.
О г лядка
в
прош лое
ну жна
для
того,
чт обы
в
лучшем
свете
п р едстав ить
новую
Россию.
Тут
видно
желание
поэта
утвердить
промышленную
м ощь
д ер­
жавы
как
единственную
альтернативу
св обо ды
и
независимости.
Именно
исторический
ракурс
венч а ет
собою
контрастный
ряд,
чтобы
п одготов и ть
финал,
п ри дать
ему
логическую
закончен­
ность.
Обр азн ая
логика
в
разви тии
сюжета
безупречна.
Бл ок
приветствует
промышленную
р ев олюцию,
как
сегодня,
воз м ож­
но,
приветствовал
бы
НТР
—
ед инс тве нно
реальн ый
пу ть
соц и­
ал ьного
прогре сс а .
Ему
в
вы сшей
ст епени
было
пр исущ е
чув­
ст во
пути.


С.
Т.
ЛЕСНЕВСКИЙ
«ПРИБЛИЖАЕТСЯ ЗВУК .. . »
Приближается
звук.
И,
по кор на
ще мящ ему
звуку,
Молодеет
душа.
И
во
сне
пр ижим аю
к
губам
твою
прежнюю
руку,
Не
д ыша.
акова
первая
из
четырех
строф
эт ого
стихотворения.
Блок
поместил
его
в
р аздел е
«Родина»
книги
треть­
ей
своего
поэтического
собрания.
Внешне,
словесно
оно
не
в ыде ляет ся
так ой
пр о­
гра ммн ость ю,
как,
напр имер ,
входящие
в
тот
же
раз­
дел
стихотворения
«Россия», «Коршун», цикл « На
пол е
Кули­
ков ом », где прямо утверждается гражданская патриотическая
тема.
И
в се -таки
именно
ряд ом
с
ним и
—
эт о: «Приближается
звук...»
Вот
произведение,
у ско ль зающее
от
разбора.
Кажется,
не­
преод ол имая
стена
—
между
привы чн ыми
рассуждениями
кри­
164


тики
и
«щемящйм звуком»
стихотворения.
А
ведь
эт от
«звук»
продолжает
и
развивает
т ему
Родины.
Вспоминаются
предостерегающие
строки
друг ого
стихотво­
рения
Блока:
Печальная
доля
—
так
сл ожно,
Так
трудно
и
п ра зднич но
жить,
И
ст ать
достояньем
доцента,
И
крит ико в
новых
плодить...
С лова
«трудно», «празднично»
—
это
жизнь,
это
по эзия ,
то,
что
вместилось
в
«звук»,
не
даю щи йся
«доцентам»
и
«кри ­
т и ка м», которые,
по
мнению
Блока,
глухи
к
«музыке».
П оэ­
зия
протестует
против
немузыкальности
чужих
и
л ишних
слов.
След уя
принятому
Блоком
словоупотреблению,
обратимся
к
понятиям
«музыки»
и
«звука»
в
по эзи и.
Верн ем ся
к
ст их от­
во р ению
позже,
в
св язи
с
поэтической
тр ад ицией ,
на
основе
ко­
торой
возник
бл око вск ий
«звук».
Обратимся
сн ача ла
к
ко нте к­
сту.
Иногда
счи таю т,
будто
музы ка
стихов
—
в
«напевности»,
«мелодичности», «инструментовке».
Кон ечн о,
музыка
живет,
как
и
дух,
где
хочет.
Но
главное,
что
музыка
—
это
особое,
с вой­
ственное
поэзии
целостное
узн ав ан ие,
постижение
мира,
воп­
лощаемое
целостно,
оно
в
ее
строе,
ладе,
гармонии.
«Что такое поэт?
Человек,
который
пиш ет
стихами?
Нет,
конечно.
Он
называется
поэтом
не
п отом у,
что
он
пиш ет
сти­
хами;
но
он
пише т
стихами,
то
есть
приводит
в
гармонию
сл о­
ва
и
звуки,
потому
что
он
—
сын
га рм онии,
поэ т»,—
гов ори л
Блок
в
своей
речи
«О назначении поэта», посвященной Пуш ­
кину
(VI, 161).
Имя
Пу шкин а
для
Бл ока
есть
совершеннейшее
во пло ще­
ние
гармонии,
и
потому
это
имя
—
зв у к: «Наша память хра ­
нит
с
малолетства
веселое
им я:
Пушки н.
Это
имя ,
этот
звук
наполняет
со бою
многие
дни
н ашей
жиз ни» .
Зв уко м,
музыкой
становится
и
то,
что
напоминает
о
Пуш­
кине:
Имя
Пушкинского
До ма
В
Академии
Наук!
Звук
понятный
и
знакомый,
Не
пустой
для
сердца
звук!
По
мысли
Блока,
у
п оэта
«три дела» .
И
первое: «освобо­
дить
звуки
из
родн ой
безначальной
стихии».
Создание
произ­
165


ве де ния
н ачи нае тся
тогда,
к огда
«покров снят,
глубина
откры­
та,
зву к
принят
в
душ у » (VI, 163).
Бл ок
опирается
на
мысли
Пу шкина ,
рисовавшего
об раз
по­
эта ,
который
застигнут
«божественным глаголом», вдохновени­
ем:
Бежи т
он,
дик ий
и
су ровый ,
И
звуков
и
смятенья
но ли,
На
берега
пустынных
волн,
В
широкошумпые
дубровы.
Сущ н ость
эт их
звуков
—
социальная
и
духовная,
им
внимает
«душа поэта» .
Пу шк инс кий
пророк
—
поэ т, «духовной жаждою
томим», он «внял»
музыке
мир а,
его
гармонии.
Космос,
мир,
ист ория
—
конечное
и
бесконечное
собираются
в
один
«звук».
Тогда ,
как
полагал
Блок,
начинается
«второе дело поэта»:
«звук»
должен
быть
«заключен в прочную и осязательную
форму
слова;
зв уки
и
слова
должны
образовать
едину ю
гармо­
нию.
Это
—
область
мастерства» (VI,163).
В
с едь мой
главе
«Евгения Онегина»
ес ть
крылатые
строки:
Как
ч асто
в
горестной
разлуке,
В
мо ей
бл уж дающе й
судьбе,
Мос ква,
я
думал
о
тебе !
Москва...
как
много
в
этом
звуке
Для
сердца
русского
слилось!
Как
мно го
.в
нем
от озвалось!
Ч и татели
порой
совершают
характерную
ошибк у,
произно­
с я : «в этом слове».
Но
Пуш кин
ска за л: «в этом звуке».
В
сло­
ве
«Москва»
с лило сь,
отозвалось
слишком
многое
(«как мно ­
го », «как много», повторяет Пушкин), и это многое нерасчле­
нимо,
теперь
это
уже
родн ой
зву к,
родн ой
голос,
принимаемый
душой
на
веру,
прежде
осознания
его
смысла.
Быть
может,
для
кого-то
Москва
это
всего
ли шь
«слово», знак понятия,
но
«для
сердца
рус ск ого»
это
звук,
пол ный
музыки,
котор ую
не
исчер­
п ать
словами.
Слово
в
поэзии
окружено
музыкальным
ореолом,
слитно
отражающим
представления
поэ та
о
духовных
ценностях.
«Му ­
зык а», «звуки»
—
ценностное
п ост ижение,
летуче
замыкающее
в
с ебе
нед ел имый
об раз
мира.
Поэтический
звук,
будучи
открыт
всем,
социально
избира­
телен,
в
нем
есть
внутренняя
посвященность.
Это
и
имел
в
ви­
ду
Блок,
когда
гов орил
об
«испытании сердец гармонией».
У
Лермонтова
мотив
«звука»
акцентирует
одиночество
по э­
та
в
последекабристском
обществе:
166


Не
встр етит
ответа
Средь
шума
мирского
Из
пламя
и
света
Рожденное
слово;
Но
в
хр аме,
ср едь
боя,
И
где
я
ни
буду,
У слышав
ег о,
я
Узнаю
повсюду.
Не
кончив
молитвы,
На
зв ук
тот
от ве чу,
И
б рош усь
из
битвы
Ему
я
навстречу.
«Погибших лет святые звуки»
вызывают
перед
внутрен­
ним
взором
поэта
милые
сердцу
карти ны
п рошл ого,
изначаль­
ную
память:
.
...И
вижу
я
себя
реб енко м:
и
кру гом
Родные
все
места :
высокий
б ар ский
дом
И
сад
с
разрушенной
теплицей...
Но
это
в
в осп омин ан ии , «как будто бы сквозь сон», а вок ­
ру г,
в
реальности
(вернее,
в
тя жком
сне):
При
диком
шопоте
затверженных
ре чей
Мельк аю т
образы
бездушные
людей,
Приличьем
стянутые
маски...
В
маске
и
поэт.
Но
«святые звуки»
открывают
нам
его
ли­
цо.
Эти
звуки
—
голос
Род ины ,
а
вокруг
«дикие»
зву ки
дворян­
ского
бала,
шум
толпы ,
для
которой
сло во
поэта
«темно иль
н ичт ожн о»...
«Наступает очередь для третьего дела поэта:
принятые
в
ду шу
и
приведенные
в
гармонию
зву ки
на длеж ит
внести
в
мир .
Здесь
п роис ходит
зна ме нит ое
столкновение
по эта
с
чернью»,—
отм ечае т
Блок
(VI, 164).
Здесь
пут и
«звуков»
расходятся.
Музыка
или
самоуглубля-
ется,
уходя
от
бор ь бы,
или
вступает
в
борьбу.
М олчи,
скрывайся
и
таи
И
чувства
и
мечты
свои
—
афористический
девиз
поэта-философа.
Лиш ь
жить
в
себе
само м
у мей
—
Е сть
целы й
мир
в
душе
тв оей
Таинственно-волшебных
д ум;
Их
оглушит
наружный
шум,
167


Дневные
разгонят
лу чи,—
Внимай
их
пенью
—
и
молчи!..
Но
это
мо л чание
поэтическое,
оно
само
я вляе тся
«звуком»,
звуком
глубокой
тишины
зреющих
ду м,
соединенных
с
миро­
зданием.
То
потрясающие
звуки,
То
замирающие
вдруг...
Как
бы
последний
ропот
муки,
В
них
отозвавшися,
пот ух!
Тют чев
—
сос ред оточен нос ть.
Фет
—
пение.
Из
конфликта
с
чернью
поэт иче с кий
«звук»
приш ел
к
Ф ету
отъединившимся
от
«наружного шума», но распахнутым любви и природе.
Сиял а
ночь.
Луной
был
полон
сад .
Лежали
I Лучи у наших ног в гостиной без огней.
Рояль
был
весь
раскрыт,
и
струны
в
нем
дрожали,
Как
и
сердца
у
нас
за
песнию
твое й.
Ты
пе ла
до
зари,
в
слезах
изне м огая ,
Что
ты
одна
—
любовь,
что
нет
любв и
иной,
И
так
хотелось
жить,
чт об,
звук а
не
роняя,
Т ебя
лю бит ь,
о бнять
и
плакать
над
тобой.
И
мно го
лет
п рошло,
том ите ль ных
и
скучных,
И
вот
в
тиши
ночной
твой
г олос
слышу
вновь,
И
веет,
как
тогда,
во
вздохах
эти х
звучных,
Что
ты
одна
—
вся
жизнь,
что
ты
од на
—
л юбов ь.
Что
нет
обид
судьбы
и
сердца
жгучей
мук и,
А
жизни
нет
конца,
и
це ли
нет
и ной,
Как
только
веровать
в
рыдающие
звуки,
Те бя
любить,
о бнять
и
плакать
над
тобой!
От
«обид судьбы», от диссонансов времени поэт обрел заб­
вение
в
«рыдающих звуках», в упоении красотой,
благоухаю­
щим
садо м.
И
не
во
сне ,
а
ная ву
—
«так хотелось жить».
Пр е­
исполнен
жизни,
фетовский
звук
трепещет,
готов ый
вот-вот
оборваться...
Не
жизни
жаль
с
томительным
дыханьем,
Что
жизнь
и
см ерть !?
—
А
жаль
того
огня,
Что
просиял
над
цел ым
мирозданьем
—
И
в
ночь
идет,
и
п ла чет,
уходя.
Поэзия
Блока
вбирает
в
себя
э тот
звук,
этот
трепет.
Но
для
Блока
музыка
означает
еще
и
не обход им ость
исторического,
с оци аль ного
вы бора .
В
дра ме
«Песня Судьбы»
ее
героя
вы­
168


водит
на
дорогу
к
народу
«победно -грустн ый »
мотив
Некра­
сова.
Некрасовский
«звук»
был
исключительно
важным
для
Бло­
ка.
Читая
стихотворение
Некрасова
«Тишина»
Бло к
подчерки­
вает
некоторые
строки,
и
в
том
числе
—
эт и:
...Когда над
Русью
безмятежной
♦
Восстал
немолчный
ск рип
тележный,
Печальный,
как
народный
стон!
В
некрасовском
«звуке»
Блок
услы хал
и
страсть,
и
стон,
и
могущество.
Блок
пер ечит ывал
поэму
Некрасова
«Рыцарь на час».
В
цен­
тре
поэмы
—
вос по мина ние
о
матери,
пробужденное
звуками,
несущимися
над
ее
могилой.
П одним а ется
сторож-старик
На
свою
колокольню-руину,
На
тени
он
громадно
велик:
Пополам
пересек
всю
ра внину .
Поднимись!
—
и
медлительно
бей ,
Чтобы
слышалось
долго
гуденье!
В
тиш ине
деревенских
ночей
Этих
звуков
властительно
пенье...
К
образу
матери
и
устремлены
с лова
Некр асо ва,
став шие
«властительным пеньем»
сво бодо лю биво й
молодежи.
Для
одних,
как
известно,
эти
слова
были
лишены
музыки
и
поэзии;
для
других
то
были
уж
не
просто
слова,
а
поистине
святые
звуки.
Т акими
они
б ыли
и
для
Блока.
Б лок
не
пр едс тав лял
музыки
вне
ис тор ии,
вне
жизни
на­
ро да.
Музыка,
в
по нима нии
Блока,
безмерна,
бесст р аш на,
бе с­
компромиссна.
С
ней
не
найти
«уюта»
и
«покоя».
Вся
она
—
о
подвиге.
В
статье
«Интеллигенция и Революция»
Блок
на
своем
по­
этическом
языке
об лича л
«гнетущую немузыкальность»
бур­
жуазных
интеллигентов,
ос тав ших ся
глухими
к
музыке
слов а
«товарищ», к музыке Октября.
Поэт
взывал
к
луч шим ,
чутким:
«Всем телом,
вс ем
сердцем,
все м
со з нанием
—
сл у шайте
Рево­
люцию» (VI,20).
«Двенадцать», рассказывал Блок, «было писано в согласии
со
стихией:
например,
во
время
и
пос ле
окончания
«Двенадца­
ти»
я
несколько
д ней
ощущал
ф изиче ски,
с лухом ,
б ольшой
шум
в округ
—
шум
с лит ный
(вероятно,
шум
от
кр уше ния
с та рого
м ир а)» (111,474).
В
д ень
окончания
поэмы
«Двенадцать»
Бло к
записывал:
169


«Страшный шум,
возрастающий
во
мне
и
вокруг.
Этот
шум
с лы­
шал
Гоголь...» (IX,387).
Стихия
музыки
сл илась
с
п оступ ью
ис тории,
родились
гроз­
ные
зву ки
поэмы.
Это
шаги
истории:
Вп ере д,
в перед ,
Рабочий
народ!
Од ин
из
«Двенадцати», красногвардеец Петруха,
оплакива­
ет
гибель
своей
во злюбле нной ,
К ать ки.
До
т ого
ли,
когда
идет
«последний и решительный»! И бойцы революции,
поним а я
го­
ре
товарища,
с ур о во , «комиссарски»
урезонивают
его:
—
Верно,
душу
наизнанку
Вздумал
выв ерн уть ?
Изв ол ь!
—
Поддержи
св ою
осан ку !
—
Над
собой
держи
к онт роль!
—
Не
такое
нынче
время,
Чтобы
нянчиться
с
тобой!
Потяжеле
будет
бремя
Нам,
товарищ
дорогой!
Что
ж,
раз ве
Бл ок
не
обращал
и
к
себе
строгое
веление
сво его
времени,
времени
«неслыханных перемен»? Разве еще в
канун
революции
для
него
не
стала
главенствующей
музыка
долга ?..
1< Приближается звук ...»
Едв а
ли
не
все
сод ер жание
с ти хот­
во рен ия,
да т иро ва нного
1912 годом,
заключено
в
этих
словах.
Там,
дальше,
в
следующих
стр о ках
и
строфах,
буд ет
сказано,
что
он
с
собой,
в
себе
несет
этот
звук.
Но
он
уже
ес ть,
при­
б лижа етс я,
и
в
нем
—
в сё,
в
этом
зву ке:
и
то,
что
бы ло,
и
то,
что
будет.
Душа
возвращается
к
себе .
Зву к
открывает
в
человеке
че­
ловека.
На
миг
поэт а
пр о нзает
как
бы
чувство
бессмертия.
Ибо
му зы ка,
подо бно
любви,
возрождает
в
человеке
его
первосущ-
ность.
Она
собирает
и
мир
и
человека
во
в незапно м
е динств е.
Оттого
поэта
захватывает
радость.
«Молодеет душа».
Но
это
—
«во сне», в воспоминании.
«Покой нам только
сни т ся...»
И
звук
—
«щемящий» .
Забы ть
о
«страшном мире»
невозможно.
Поэ т
никогда
не
из ме нит
«вечному бою» . « Со н»
тревожен,
чут ок,
мгновенен.
И
в
этот
миг
—
с
поэтом
вся
тра­
гическая
музыка
мира ,
не
какая -т о
ее
часть.
Немногие
слова,
сдержанно , «не дыша»
роняемые
в
пе ре чис л ении,
для
поэта
не
простые
слова,—
д ороги е
зву ки:
Сн ится
—
снова
я
ма льч ик,
и
снова
любовник,
И
овра г,
и
бурьян,
170


И
в
бур ьяне
—
кол ючий
шиповник,
И
веч ерн ий
туман.
Сквозь
цветы,
и
листы,
и
колючие
ветки,
я
знаю,
Старый
дом
глянет
в
сердце
м ое,
Глянет
не бо
опять,
розовея
от
кр аю
до
к раю,
И
окошко
твое.
«Звук»
стихотворения
слышен
на
ф оне
тревог
и
би тв
мира.
Это
воспоминание,
на по мина ние
об
и зна чал ьных
ценно стя х ,
ради
которых
жить
и
умирать.
О
том,
что
Блок
н азы вал
—
«Во
имя».
Как
много
в
этом
зву ке
сли лос ь
для
поэта,
знае т
он
один,
знает
и
молчит.
Зна ние
поэта
пе реда ется
нам
словно
бы
«до
знания», в «звуке»
стихотворения,
в
его
«тайном жаре».
В
нем
и
контекст:
русская
п о этиче ская
т радиц ия,
поэзия
Блока,
те­
ма
Родины.
Все
это
—
в
единой
музыке.
Да,
это
о
Ро дине .
Все
начиналось
здесь,
и
все
сюда
возвра­
щается.
Лю бим ый
голос
все
напомнил,
словами
ничего
не
ска­
за в.
Тольк о
близился
«звук», а в нем
—
все:
Этот
голос
—
он
твой,
и
его
непо нятно м у
звуку
Жиз нь
и
г оре
отдам,
Хоть
во
сне
твою
прежнюю
ми лую
руку
Прижимая
к
гу бам.


3.
МИН Ц
СИМВОЛ
У
А.
БЛ ОКА
произведения
А.
Блока
(1898—1900), впослед-
частично
включенные
им
в
ц икл
«Ante Lu-
еще
кров но
с вяза ны
с
образным
мышлением
нас
пл ане
также
не
анние
ствии
се т»,
XIX века и в интересующем
выходят
из
рамок
традиции.
Однако
место,
которое
Блок
позже
отвел
это му
цик лу, —
мест о
«вступления»
к
трех­
томнику
его
лирики
(1911—1912 гг.
и
все
после дующие
при ­
жизненные
издания),—заставляет
нас
попытаться
найти
в
«предрассветном»
бло ковс ко м
творчестве
черты,
ро д нящие
его
с
позднейшими
произведениями
поэта.
И
зд есь
нас
ждут
находки,
гораздо
бо лее
интересные,
по
существу,
чем
можно
было
бы
предположить
при
первом
взгля­
де
на
лирику
1898—1900-х
гг.
Сама
сис те ма
символов
у
юно го
Блока,
их
значения,
способ
их
в ве дения
в
текст
вполне
тра ­
172


диционны
и
ничем
не
выделяются
на
фо не
послепушкинской
рус ск ой
лирик и, —
пейзаж но й,
инт им ной,
философской
или
с вя­
занной
с
психологическим
само р аск рыт ием
лирического
«я».
«Холодная мгла предрассветная» (I, 3), «вихрь и бури» (I, 5),
«осень» (I, 34) окружающей юного поэта действительности
противопоставляются
столь
же
неопр ед еленным
по
сути
и
столь
же
часто
встречающимся
в
русской
лирике
символам
ис­
тинно
счастливого
б ыт ия: «широкому чистому полю»
жизни
(I, 9), «небесным высотам»
любв и
(I, 10) или «сла дк ой
сказ­
ке» (I, 573) юношеских счастливых грез.
Сам о
по
се бе
р ас­
см отре ние
этой
символики
сулит
мало
находок
исследователю.
С леду ет,
одн ако,
обратить
внимание
на
то
обстоятельство,
что
Блок
позднейших
лет,
по эт
уже
ярк о
раскрывшегося
о риги­
на льн ого
поэ ти че ского
дарования,
оче нь
часто
испол ь зу ет
те
же
символы
или,
по
к райн ей
м ере,
те
же
смысловые
и
грам­
матические
мо дели
символообразования,
что
и
Юный
и
нео пыт ­
ный
автор
«Ante Lucem».
Размышления
над
эт им
обстоятель­
ством
при вод ят
к
выводам
о
том ,
что,
во-первых,
основная
ли­
ния
эволюции
с им вола
у
Блока
—
это
не
только
нахождение
новых
сим вол ов,
но
и,
в
перв ую
очередь,—
с толь
новое,
осле­
пительно
яркое
переосмысление
старой
с имв оли ки,
что
и
сама
она
каж ется
новой,
хот я,
как
пра вило ,
выступает
в
старой
языковой
оболочке.
В
лирич е с ком
ге рое
Блока
1909 года,
тра­
гически
разрывающем
со
«страшным миром», предпочитающем
ему
уход
«во мрак и в пустоту» (III, 9), почти не ощутим ро­
мантический
юноша,
кот орого
д оста точно
т радици онные
«судь­
бы
удары»
влекут
в
еще
более
традиционный
«мрак небытия»
(I, 24).
Одн ако
Блок-поэт
в
1909 году использует формально
ту
же
сим во лик у,
что
и
в
1899 году,
и
для
изображения
окру­
жающего
героя
мира
(«мрак»), и для изображения противо ­
стоящих
ему
сил
(«желанный свет вдали»
—
I, 24, «а впереди
—
огн и»
—
III, 9).
Эта
с клон нос ть
скорее
переосмыслять
ст арую
систему
сим­
волов,
чем
создавать
новую,
определит
мно гие
существенные
черты
поэтики
зрел ого
Блока:
нали ч ие
в
ней
значительного
«консервативного»
пласта
образности,
всегда
органически
сплавленного
с
нова ция м и,
глубинную
св язь
с
традициями
рус ­
ской
поэзии
XIX века,
тягу
к
своеобразному
поэтическому
«примитиву» (отмеченную еще Ю.
Тыняновым
и
В.
Шклов­
с ки м ), благодаря которой то,
что
иде т
даж е
от
эпи гон с кой
или
от
третьестепенного
зна чен ия
лир ик и,
не
устраняется,
а
из­
меняет
св ой
смы сл
и
функцию,
сохраняя
в
то
же
время
пер е не­
сенный
из
источника
аромат
«наивности».
«Верность себе»
173.


столь
же
характерна
для
поэтики
Блока
1900—1910 гг .,
как
и
не устан ны е
поиски
новых
«путей» *.
Другая
особ енн ос ть
поэт ики
«Ante Lucem», пока не име­
юща я
п рям ого
от но шения
к
с им в олообра зов а нию,
но
ва жная
в
перспективе
его
развития,—
специфика
переживания
юны м
Блоком
к ул ь турной
традиции.
Блок
—
во сп итанн ик
гл убоко
ин­
те л лиге нтного,
на с ыще нного
литературными
в печ атл ен иями
«бе­
кетовского
д о ма» (дом родителей матери Блока,
ученых
и
пе­
реводчиков,
где
п рошло
детство
поэта), вместе с тем привык­
ший
к
комнатному
воспитанию,
к
«дворянскому баловству»
(III, 462), с его «éducation sentimentale» (111,298) и длитель ­
ным
отсутствием
«жизненных опытов»
(VII, 13).
Для
та кого
юноши
естественным
было
стремление
хотя
бы
отчасти
ко м­
пенсировать
удаленность
от
жизни
об илие м
и
яркостью
куль­
турных
впечатлений.
По это му
искусство
п рошлог о
(в первую
оче ред ь
—
поэз ия)
для
Блока
периода
«Ante Lucem» —
инт им­
но
близкое,
живое,
сегодняшнее.
Он
може т
посвящать
ст ихи
да вно
ум ерш им
Е.
Баратынскому
или
А.
К.
Толстому,
поле­
ми зир оват ь ...
с
Дельвигом
(«Ты,
Дельвиг,
гов ори шь:
минута
—
вд ох но ве нь е ...», 1899).
Стих от вор е ния
Блока
зачастую
ориенти­
рованы
на
традицию
не
только
в
с илу
обы чной
для
нач инаю ­
ще го
худож ни ка
подражательности,
но
и
поэт иче с ки
ос оз нан­
но.
Отсюда,
напри мер ,
обилие
эпигр а фов
и
гр аф иче ски
выде­
ленных
в
тексте
ци тат
из
Библии
и
Платона,
Ш експи ра,
Гейне,
Жуковского,
Пушк ина
и
Лермонтова,
Нек ра сов а,
Бо дл ера
и
др.
Отсюда
же
—
обилие
ст их от вор ени й-в ариаций
на
темы,
за­
данные
традицией:
литературной
(«гамлетовский»
цикл
или
стих .
«Мери»
с
под з аг оло вком
«Пир во время чумы», 1899),
живо писно й
(стих.
«Погоня за счастьем (Р о ш-Г ро сс )», 1899)
или
оперной
(стих.
«Валкирия (Н а
мот ив
из
Ва гне ра)», 1900).
Н ак онец,
погр у женн ост ь
в
мир
кул ьтурн ых
впеч атлени й
при­
водит
к
тому,
что
ст их от вор ения
Блока
1898—1900 годов за ­
частую
строятся
на
сл ожн ой
и
поэтически
о с озна нной
«вязи»
разнообразных
цитат,
р еминисценций
и
другого
род а
«чужих
с ло в», органически вплетенных в текст.
Нередко
это
цитаты
из
неск о льк их
про из вед е ний,
отсылающие
нас
к
далеким
дру г
от
друга
авторам
и
кул ь турам.
Т ак,
стихотворение
«Есть в
дикой
роще,
у
ов ра га ...» (1898) в первоначальной редакции
и мело
два
эпиграфа:
из
«Евгения Онегина»
и
из
«Гамлета»
(I, 574).
Как
часто
бывает
у
Блока
(и отнюдь не только ран -
1 Об этой особенности эволюции А.
Блок а
см.:
Д.
Е.
Мак си мов.
Поэзия
и
проза
А.
Блока.
Л., «Советский писатель», 1975.
.1 74


н его !), эпиграфы эти,
в
окончательной
р едакци и
отсутствую­
щие,
оказывались
ключо м
не
только
к
теме,
но
ко
всей
образ­
ной
системе
стихотворения.
В
итоге
со зд ается
текст,
где
опи­
сание
могилы
лирического
героя-поэта,
построенное
на
системе
о тсы лок
к
описанию
могилы
Ленского
в
VIIглаве «Евгения
О н е гин а », истолковывается в финале и как изображение места,
где
зарыт
Гамлет:
Та м,
та м,
глуб око ,
под
ко р нями
Лежат
страдания
мои,
Питая
в ечны ми
слезами,
О фели я,
цветы
твои!
(I, Н)
Параллель
«Ленский
—
Га м ле т », намеченная уже
Пушкиным
(ср.
вос к л ица ние : «Poor Yorick!» —
вложенное
в
уста
Ле нс ко­
го), здесь приводит к отождествлению этих персонажей с ли­
рическим
«я»
стихотворения.
Тем
самым
Блок
не
только
по яс­
няет
сущность
лирического
героя
через
с ло жное
переплетение
традиций,
но
и
соз д ает
св ой
образ
литературной
тр а диции.
В
данном
слу чае
не
оче нь
существенно,
что
образ
этот
не
но в.
Важнее
другое :
Блок
уже
сейчас
п олон
того
особого,
ставшего
затем
специфически
си мво лис тс ким,
чувства
ис тор ии,
кот орое
подразумевает
раскрытие
глубинных
связей
личности
с
миро­
вым
целым
и
с
человечеством
через
те
или
ины е
историко-
культурные
упод об л ения.
В
дал ь нейше м
такое
специфическое
пер еживани е
действительности,
пока
еще
отдающее
ро мант ич е­
ски м
предпочтением
иск усст ва,
сменит ся
постановкой
явлений
иск у сства
и
жизни
в
единый
ряд.
Произведение
искусства
ока­
жется
частью
действительности
(ничуть не менее реальной,
чем ,
например,
феномены
быт овой
по в седнев но ст и), а сопостав­
л ение
явлений
«из всех областей жизни» (III, 297) обнаружит
глуби нн ое
родство
«фактов искусства»
и
«фактов реальности» .
Отсюда
—
возможность
такого
пост р оения
художественного
текста,
при
к отором
в
од ин
ряд
выстраиваются
впечатления
ж изни
—
и
отзвуки
других
текстов,
и
создается
произведение,
входящее
одновременно
и
в
ряд
«литература», и в ряд «м е т а­
лит ер а т ура » («литература о литературе», точнее
—
об
искус­
стве).
Од ним
из
аспектов
такого
род а
композиции
и
стан ет
с лож ное
переплетение
символов
и
символических
мифологем,
о
которых
речь
шла
выше.
Что
же
касается
о соб ого
ощущения
жизни
и
и ск усст ва,
п оз­
волившего
Блоку
отождествить
лир ич еско го
героя,
Гамл ета
и
Ленского,
то
и
оно
свидетельствует
о
внутренней
созвучности
175


бл оков ског о
мировосприятия
«поэтике соответствий»
уже
тогда,
когда
ст рукт ура
его
со бс т венных
произведений
была
еще
впол­
не
традиционной.
***
Следующий
важнейший
эт ап
эволюции
Блока,
уже
непос­
редственно
связанный
со
становлением
его
симв олиз ма, —
го ды
с о здания
«Стихов о Прекрасной Даме» (1901—1902) L
Период
этот
весьма
значим
для
поэта.
Смена
до маш них
и
книжных
влияний
неясными,
но
м ощны ми
импу льс а ми,
иду­
щ ими
от
раскаленной
атмосферы
пр ед ре в олю ционных
лет;
па­
дающее
на
эти
же
годы
глубо кое
и
ис по лне нное
драматизма
чувство
Блока
к
будущей
жене,
Л.
Д.
Менд еле ев ой;
наконец,
овладевшие
«всем существом»
по эта
(VII, 18) впечатления от
мистической
ли рики
Вл.
Соло вье ва
—
все
это
резко
изменило
внутренний
мир
Блока,
с пос обст вов ало
его
художественно­
му
созреванию,
превращению
в
яркого
и
самобытного
худож­
ника.
Поэзия
Вл.
Сол овь ев а,
мистическая,
мист ик о-эр о ти ческ ая
и
мистико-утопическая
в
своей
ос нов ной
мировоззренческой
и
эмоциональной
о снов е,
нераст о ржим о
связана
с
той
символич­
ностью,
которая
естественно
вы тек ает
из
платоновско-романти­
че ского
«двоемирия»
и
из
пр ед став лени я
о
символической,
зна­
ковой
п рирод е
самой
земной
жизни.
Вместе
с
тем
диалектический
характер
мировоззрения
Вл.
Соловьева
по звол ил
ему
увидеть
в
мат ер иальн ом
мире
не
только
инобытие,
но
и
н еизб ежный
эт ап
развития
мирового
духа,
по нять
выс о кий
смысл
земного,
посюстороннего
мир а,
человеческой
жиз ни
и
истории.
Поэтому
идеи
платонизма
ре али зу ются
в
его
творчестве
двояко.
«Этот»
мир
предст ает
то
как
«тяжелый сон» 2 земного псевдобытия,
как
«тени»
и
«отзвук искаженный»
истинного
мира
вечных
идей
(«Милый друг,
иль
ты
не
в иди шь .. .»), то как знаки тех
же
идей,
однако
напол ненные
не
тольк о
чужим,
но
и
собст­
венным
смыслом,
не
«искажающие»
гар мони ю
миров,
а
вно­
сящие
в
нее
новую,
д опо лняющую
мел одию .
1 Так называется и первый поэтический сборник Блока,
увидевший
с вет
в
конце
1904 года,
и
центральный
цик л
так
называемого
«первого
тома»
лирики
Блока,
включ и вши й
стихотворения
1901—1902 годов.
Ниже
будут
рассмотрены
стихотворения,
вошедшие
в
с борн ик
«Стихи о Пре­
кр ас ной
Даме».
2 Владимир Соловьев.
Стихотворения
и
шуточные
пьесы.
Л.,
«Советский писатель», 1974, с . 7 7.
176


Отсюда
—
и
два
пути
символообразования.
На
первом
соз­
даются
обра зы , «земное»
со дер жание
которых
св язан о
лишь
с
неизбежностью
говорить
об
«идеях»
на
земном
языке;
матери­
альное
в
них
—
только
«грубая кора вещества», под которой
взгляд
мистического
п оэ та , «не веруя обманчивому миру», дав­
но
привык
«узнавать сиянье божества»
Зем ные
значения
та­
ких
символов,
по
с ути,
ра вны
нулю,
«земной»
здесь
только
план
выражения.
Такова
символика
в
стихотворениях
«Вся в
лазури
с егод ня
я вила с ь ...», «Близко,
далеко,
не
здесь
и
не
та м...»,
в
мистических
сценах
поэмы
«Три свидания»
и
др.
Дей стви ­
тель н о,
первый
«земной»
пл ан
зна чений
таких
символов,
как
«семигранный венец» 2 или таких символических мотивов,
как
сочетание
«белой лилии ...
с
алою
розой»
или
голубки
с
«древ ­
ним
змее м» («Песнь офитов»)3, смыкание « зо ло т ой
це п и»4,—
полностью
усло в ен.
(Впрочем,
он
зачастую
в осх одит
к
мифу.
Т огда
перед
на ми
мифо логе мы .)
В
любом
случ ае,
од на ко,
такие
сим во лы
—
зна ки
ду хо вных
сущностей,
по
сути
дела,
не
им е­
ю щие
никаких
«жизненных», бытовых
ад екв ато в.
Многознач­
н ость
такого
символа
вся
относится
к
миру
мистических
и дей.
Од нако
Соловьев
создает
и
ино го
ти па
символику
—
обра­
зы,
им еющ ие
и
вполне
самостоятельный
«земной»
ряд
значе­
ний.
Он
пишет
и
стихотворения
о
земных
отображениях
«веч­
ных
и дей»: природоописательные («В Альпах», «Осеннею до­
рог ой», «На Сайме зимой», «Иматра»), интимные («Под чуждой
вла стью
знойной
в ью ги...», «Бедный друг,
истомил
теб я
пу ть ...»,
«Мы сошлись с тобой недаром.. .»), политические («Кумир Не -
б у к ад нец ара», «Панмонголизм») и т .
д.
Они
тоже
пос ледо ­
вательно
с имво лич ны1: земная любовь в них
—
отображение
(порой
—
искаженное)
мистической
Любви,
стихии
земной
п рирод ы
—
от бле ск
мирового
Хао са
и
Космоса,
история
и
современность
—
выявление
современных
сил
бытия
или
ак­
туал иза ци я
ко л лизий
С вя ще нного
пис а ния
(«Кумир Небу-
каднецара»).
Одн ако
темой
лирических
стихотворений
в
по­
до бных
сл у чаях
все
же
являются
именно
судьбы
инкарниро­
ва нного
мира:
земн ая
любовь,
природа,
история
и
т.
д.,
мистический
же
план
зн аче ний
п ризв ан
прояснить
«вечный»
'Владимир Соловьев.
Стихотворения
и
шуточные
пьесы.
Л.,
«Советский писатель», 1974, с.
125.
2 Там же,
с.
62.
3 Там же,
с. 64.
4 Там же,
с.
65.
177


см ысл
изображаемого,
не
отрицая,
одн ако,
и
други х
его
см ыс­
лов
L
Из
ска занн ог о
выше
легк о
сд елат ь
вывод
о
преимуществен­
ном
значении
для
симв ол из ма
образных
структур
по сл еднег о
тип а.
Однако
на
взлете
мис тик о-у то пиче с ких
настроений
на­
ча ла
ве ка
с имв олы
п е рвого
ти па
воспринимались
порой
как
наиболее
зн ачимы е
и
во
многом
определили
хара кте р
симв о­
ли ки
Вяч.
Иванова,
А.
Белого
и
др.
Символизм
Вл.
Соловьева
весьм а
существен
для
«новой по­
э зии»
и
в
др угом
плане:
он
связан
с
мифом.
Ми ров оззре н ие
Вл.
Соловьева-философа,
как
известно,
носит
мифопоэтический
характер.
Восходящее
к
Г егелю
пр ед ст авле ние
о
становлении
м ира
как
триаде
превращается
у
Вл.
Соловьева
в
миф
о
становлении.
Уже
в
«Чтениях о богочеловечестве» (1877—1881) утвер ­
жд аю тся
три
ф разы
становления
духа
в
мировом
универсуме.
«Доприродное бытие», когда существует лишь «Б ож ес тв о
как
все е диное »2,
смен яется
актом
творения
материального
мира,
в
кот ором
«единство мироздания распадается на множество от­
дельных
элементов,
всемирный
ор ганиз м
пре в ращае тся
в
ме­
х анич еск ую
совокупность
атомов»3.
Этот
пос ле дн ий,
в
св ою
оче редь,
постепенно
от ст упает
перед
высшей
формой
бытия,
«синтезом»
духа
и
м а те р ии, «воплощением божественной идеи
в
мире,
составляющим
це ль
вс его
мирового
движения»4.
Вве­
де ние
в
эту
философскую
систему
п р едстав ле ния
о
живом
Бог е,
о
Душе
М ира
и
мистической
Любви
как
об
основном
проявле­
нии
объединяющих
мир
сил
всеединства,
трансформирует
аб­
страктную
схему
в
зрительно
представимый
«сюжет»
мирового
разв и тия.
Миров ой
ду х,
в
доп рир одн ой
ф азе
(«экспозиция»
ми­
фа)
пребывавший
в
абсолютном
единстве
с
Душой
Ми ра
(иде ­
ей
человечества
и
мат ер иал ьно го
бы т ия),
со здав ая
мир
ма­
териальный,
разлучается
с
Софией.
«Коллизии»
м ифа
—
ис то­
рия
того,
как
Душа
Ми ра
«ниспадает»
в
мир
тварной
множе­
ственности,
одновременно
утрачивая
свою
власть
над
ним
—
стано в ясь
пленницей
Хаоса.
Завершающая,
«синтетическая»
ф аза
становления
ми ра
—
«развязка»
и
«финал»
соловьевского
13.
Минц.
Владимир
Солов ье в- поэ т.
В
кн .:
Владимир
Со­
л овьев.
Стихотворения
и
шуточные
пьесы.
Л., «Советский писатель»,
1974, с.
23—33 .
2 Собрание сочинений Владимира Сергеевича Соловьева .
СПб. ,
изд.
«Общественная польза», т.
III, с. 124.
3 Там же,
с.
131.
4 Там же,
с.
135.
178


ми фа
—
в то ричное,
окончательное
соединение
Бога
и
Мировой
души,
победа
Любви
и
всеединства
над
косностью
Хаоса.
Для
понимания
з начени й
символов
в
лирике
Вл.
Соловьева
рассмотренный
миф
имеет
пер вос т еп енное
значение.
Он- то
и
являе тс я
к лючом
к
глу б инным
значениям
большинства
обра­
зов.
Но
для
поэт ик и
символов
у
Блока
(да и у других сим­
волистов)
важны
и
еще
два
п ре дставл ени я,
организующие
ли­
рику
Вл.
Соловьева
и
реализующиеся
в
н ей.
Это,
во-первых,
весьма
бл и зкая
с имв оли стс кому
мифологизму
м ысль
о
то м,
что
во площен и е
ми ра
проис ход ит
не
только
в
ми ров ом
у нивер сум е
и
в
мировой
и сто рии,
но
и
в
душе
и
в
жизни
каждого
чел о­
века,
вступающего
в
жив ые,
личные
отношения
с
силами
ми­
р ового
целого
—
тоже
живыми
и
«универсально - лич ными» (Бог,
София,
Хаос).
Во- в торы х,
это
—
осознание
ос обо го
значения
л ирики.
Именн о
лирика
позволяет
вм ест ить
в
образы
мг нове н­
ных
переживаний
всю
и стор ию
мир а,
его
про ш лое
и
буд ущее .
Во пло щен ие
в ре мен ного
в
ахронном
(мгновенном)
делает
ли­
рику
даже
сре дств ом
наиболее
г луб окого
постижения
сущно­
сти
мира.
Все
эти
представления
делают
ст рукт уру
и
со дер жа ние
сим­
волов
и
мифа
у
Вл.
Сол овье ва
действительно
весь ма
близкими
и
к
«новой поэзии».
Однако
е ди ного
т ек ста-« мифа»
из
самой
своей
лирики
Соловьев-поэт
в се- таки
никогда
не
пытается
сделать.
Его
стихи
ли шь
должны
дешифровываться
с
помощью
философского
«мифа» (к тому же самим автором вовсе не вос ­
принимаемого
как
м иф).
Лирика
Вл.
Соловьева
—
это
ряд
впол­
не
отделенных
друг
от
друга,
даже
не
объединяющихся
п очти
никогда
в
циклы
ст их отво ре ний
Ч
Каждое
из
них
о траж ает
сегодняшние,
сиюминутные
впечатления
или
состояния
лириче­
ского
«я» (в этом
—одна
из
линий
преемственности
Вл.
Соло­
вьева
от
А.
Фет а).
Л ишь
две
грани
лирики
Солов ьев а
поз во­
ляют
увидеть
в
ней
пе рвые
художественные
подступы
к
сп е­
цифически
си мвол ис тс кому
жанру
лирического
цикла.
Это
—
1 Лишь однажды, —
вписывая
свои
стихотворения
в
альбом
С.
М.
Мар­
тыновой,—
Вл.
Соловьев
попытался
составить
из
них
«лирический ро ­
м ан », имеющий «П роло г», «Завязку», «Коллизию»
и
«Развязку» (см.:
3.
Г.
Минц.
Из
рукописного
наследия
Вл.
С оловьева- поэ т а.
Уч.
записки
ТГ У,
в ып.
358. «Труды
по
ру сско й
и
славянской
филологии», т.
XXIV,
Литературоведение,
Та рту , 1975, с.
382—383, 386).
Однако
«цикл»
эт от
как
имеющий
единый
сюж ет
не
был
реализован
да же
в
альбоме,
в
рамках
«домашней поэзии» .
Никогда
в
печати
Вл.
Соловьев
под обн ым
образом
свои
стихотворения
не
располагал.
Его
циклы
—
это
вполне
традиционные
гру ппир о вки
трех-четырех
стихотворений,
о бъе диненных
единством
темы,
но
не
дающих
ее
дви жени я
и
вполне
самостоятельных.
179


глубокая
верность
Соловьева
на
протяжении
мн огих
лет
едино­
му
кругу
мыслей,
н аст р оений
и
способов
художественного
вос ­
пр ият ия
мир а,
придающая
его
лирике
внутреннее
единств о
(и,
в
частности,
определившая
устойчивость
круг а
значений
ос­
новных
симв ол ов ).
Это
—
и
неиз б ежное,
в
с илу
со отн есенно с ти
соловьевской
лирики
с
его
мифопоэт иче с кой
ф илософ ией ,
по яв­
лени е
не
только
устойчивых
мотивов,
но
и
п одоби я
«лириче­
ски х
пер сон ажей ».
Среди
последних
особенно
зна ч имы
обра з
лирического
«я»
—
земного
человека,
страстно
и щущего
п ри­
частиться
вечным
и деал ам
Ис т ины,
Доб ра
и
Красоты
через
высокую
любовь
к
«царице»
—
Душе
Ми ра,
Софии,—
и
обр аз
самой
э той
Души
Ми ра.
Душ а
М ира
уже
«являлась»
ге рою
в
его
мг нов ен ных
ви де ниях
(«Вся в сияньи сегодня явилась.. .»,
«Близко^
д алеко ,
не
здесь
и
не
т ам . .. »), но полностью, «в теле
не тле нн ом» \ она воплотится на земле лишь в будущем,
в
ос­
лепительный
«праздник возрожденья»2 нового Богочеловече-
ства.
Блоковские
«Стихи о Прекрасной Даме»
во
многом
восхо­
дят
и
к
«мифам»
с олов ьев ск ого
мировосприятия,
и
к
его
лири­
ческому
мировидению.
Неудивительно,
что
и
принципы
с им-
волообразования,
и
значения
символов
у
Блока
и
у
Вл.
Соло­
вьева
глуб око
родственны.
Это
не
помешало
Блоку
с озда ть
про из вед ение
ярчай ше й
оригинальности,
по
с ути
не
и м ёющее
в
русской
литературе
прямых
ли тера турны х
и ст оков
3.
У
Блока,
как
и
у
Вл.
Со лов ьев а,
в
основе
поэтического
ми-
!
р ов идения
ле жит
мифопоэтическая
к ар тина
мира.
Лирический
!
гер ой
ци кла
—
земной
человек,
живущий
среди
«народов шум­
н ых » (I, 78), но всей душой устремленный ввысь,
к
звездам
(I,78)ик «голосам
миров
и ны х» (I, 106), среди которых ему
открывается
«высокое»
—
является
«Ты»: Прекрасная Дама,
Дева-Заря-Купина,
«царица чистоты» (ближайшим образом
напоминающая
соловьевскую
«Душу Мира», а также «Weetse-
ele» Шеллинга).
Только
любовь
«Ты»
с пос обна
дат ь
лириче-'
скому
герою
по лнот у
счаст ья .
Г имны
в
честь
П р екр асной
Дам ы
и
с ложные ,
др а м ати ческие
пер ипе тии
взаимоотношений
лири­
че ского
героя
и
Дам ы
составляют
основное
содержание
цикла.
1 Владимир Соловьев.
Стихотворения
и
шуточпые
пьесы.
Л.,
«Советский писатель», 1974, с.
121.
2 Там же,
с. 65.
3 Наиболее тесная преемственность связывает « Ст их и
о
П рекр асп ой
Даме»
со
средневековой
■западноевропейской поэзией,
с
«Vita nuova» Дан­
те
и
с
сонетами
Пет ра рки,
с
поэзией
Жуковского
и
с
немецким
роман­
т измом.
180


Хот я
для
Блока
главный
эм оцио нал ьный
комплекс
—
лириче­
ский,
однако
со дер жание
цикла
може т
быть
истолковано
и
в
ми сти чес ком
пл ане
(приобщение личности духовной субстан­
ции
бытия), и в мистико-утопическом
(ожидание всеобщего
обно вл е ния
мира,
когда
«небо вернется к земле»,— I, 201) и в
ряде
других,
строго
гов оря,
не
могущих
(как и полагается ми­
фу)
быть
до
конца
пе ре чис ле нными.
Эта
многоплановость
целого
определяет
и
многозначность
каждого
образа
цикла.
Ве дь
в
отлич ие
от
ли рики
Вл.
Соловье­
ва
стихотворения
зде сь,
хотя
и
сохраняют
п олную
автономность
как
самостоятельные
л ир ич еские
п р о изведе ния,
вместе
с
тем
яв л яются
всегда
частью
цело г о.
На
поверхностном,
«фабуль­
ном»
уровне
это
ц елое
весьма
близко
к
«лирическому дневни­
к у » (не случайно Блок датирует все тексты цикла и распола ­
г ает
их
в
строго
хро нологич еск ом
порядке)
на
глубинно-сю­
жетном
ур овне
это
же
целое
св яза но
с
реали зац ией -н ереали за-
цие й
описанного
выше
и
связай но г о
с
Вл.
Сол ов ьев ым
«исход­
ного
мифа».
Связь
каждого
стихотворения
с
обще й
тем ой
«Стихов о Прекрасной Даме»
позволяет
ист о лк ов ывать
лири­
ческую
непосредственность
и
с ию мину тнос ть
коллизий
любого
текста
как
эпиз од
едино го
сюжета.
Она
же
опр ед еляет
и
з на­
чение
каждого
образа
как
символа.
«Я», «Ты» (Прекрасная
Д ама), постоянно ожидаемая мистическая Встреча героев,
лю­
бые
детали
их
окружения
(природа,
город)
или
их
психологи­
ческие
состояния
—
все
это
одновременно
и
знаки
«сквозящих»
сквозь
земное
мистических
сущ нос тей .
Однако
символика
«Стихов о Прекрасной Даме»
не
вполне
совпадает
с
с ол овь евс кой.
С
о дной
стороны ,
символизм
здесь
(в силу указанной выше нерасторжимости отдельных текстов
с
целостным
«мифом») значительно сложней,
разветвленней
и
последовательней,
чем
в
лирике
Вл.
Соловьева.
По
существу
он
универсален.
В
п оэти чес ком
наслед ии
Вл.
Солов ьев а
мы
зачастую
находим
вполне
т радици онные
произведения
«чисто»
пейзажной
(«Монрепо»), интимной («Три дня тебя не видел,
ангел
м ил ы й ...», «Тесно сердце
—
я
вижу
—
твое
для
ме ня. .. »),
философской
(«От пламени страстей,
неч ист ых
и
жестоких...»,
«Если желанья бегут,
словно
т ени...») и т.
д.
лирики,
ко торы е
ничто
не
«заставляет»
нас
во спр инимат ь
как
символы.
Для
1 Этот «ли ри ческ ий
дневник»
будет
о дн овремен но
и
мистическим,
так
как
в
основе
«дневниковой»
ко мпо зиции
зд есь
—
пр едс тавл ени е
об
особо й
симво ли чес ко й
з начим ос ти
дат
(а потому — и датировок как
ср едс тва
линейной
организации
текста).
181


пр оиз ве де ний,
во шед ших
в
«Стихи о Прекрасной Даме», вклю­
чение
в
це лое
означает
именно
«принудительное»
навязывание
их
символической
многоплановости,
м н огослой нос ти
см ыс­
лов,
даже
ес ли
из
самого
текста
они
с
обязательностью
не
вы­
текают.
Та к,
стихотворение
«Слышу колокол.
В
поле
весна...»
в
другом
контексте
могло
бы
быть
воспринято
и
как
«только»
интимное.
Для
текста
же
как
част и
цикла
дос тат очн о
отожде­
ствить
ге роев
стих от во рения
с
«я»
и
«Ты» «Ст их ов
о
Пр екр ас­
ной
Даме», чтобы его коллизия (расставание
влю бле нных)
о ка­
залась
си мв олич ес кой
и
активизировались
его
глубинные
зн аче­
ния
(невозможность на земле мистической Встречи,
нереали-
зуемость
идеалов
Высокого
и
др.).
С
другой
с тороны ,
однако,
в
блоковских
символах,
ср авни­
тельно
с
Вл.
Соловьевым
(да и с большинством писателей- сим ­
волистов)
значительно
яр че
и
выд еленнее
«первые» («земные»)
планы
зн ачени й.
Цикл
испол нен
пронзительного
л ири зма,
яр­
кой
и
вполне
—
«посюсторонней»
страсти,
глубоко
эмоциональ­
ных
природоописаний
и
сложн ого,
углубленного
пс ихолог из ма .
Символы
с
приглушенным
или
вовсе
р ед уциро ванным
«земным»
значением
для
Блока
ма ло
характерны
(хотя и не исключены
полность ю;
ср.
ст ихо т во рения
«Верю в Солнце Завета .. .», «Мы
преклонились
у
завета...»
и
др .).
Господствуют
же
симв о лы,
«земные»
значения
которых
рас кры ты
настолько
непосредст­
венно
эмоционально,
что
эта
яркая
чувственная
окрашенность
п ереда ется
и
всем
другим
рядам
их
значений.
Таково,
напри­
мер,
знаменитое,
пр огр а ммное
для
цикла
«Предчувствую Тебя.
Год а
проходят
мимо...» (1901), где «нестерпимо»
яркие
чувст­
ва
лирического
«я»
равно
ок р ашив ают
все
символы
стихотво­
рен ия
(«предчувствие» «Е е»
п ояв ле ни я, «лучезарность», воз­
мож нос ть
«изменения облика»
и
др.—
I, 94), воспринимаем ли
мы
их
в
интимном,
мистическом
или
мистико-утопическом
ря­
ду
зн ачени й.
Каков
же
поэтический
мех анизм
распространения
симв о­
лической
многозначности
на
все
образы
(и более того:
на
все
де тал и)
про из вед ени я?
По-видимому,
здесь
основными
симво-
лообразующими
факторами
б удут:
1) Наличие некоторого числа « кл ю чев ы х»
текстов,
где
тот
или
иной
пласт
з нач ений
зафиксирован
достаточно
полно,
по­
рой
—
пр ямо
назван.
Т ак,
мисти ческ ий
смысл
из об ра жае мого
открыто
декларирован
в
сти хо тво р ениях
«Вступление», «Пред­
чувствую
Теб я.
Г ода
проходят
мимо . .. », «Она росла за дальни­
ми
г орам и ...», «Мы преклонились у завета. .. », «Верю в Солн ­
це
З ав ета.. .», «Сны раздумий небывалых ... », «Вхожу я в тем ­
182


ные
храмы...»
и
др.
Здесь
задаютс я
т акие
наименования
ге ро­
ини,
как
«Жена», «Владычица вселенной», «Купина», «Дама»,
опр еделя ется
ее
м исти че ская
сущность
(«Ты свята», «Я в лу­
чах
твоей
т ум анност и
//Понял юного Христа»), ее мистическая
н ебесна я
ро дина
(«Она течет в ряду иных светил») и т .
д.
З десь
же
з адаю тся
мистические
ко нтек сты
для
таких
ключе­
вых
символов,
как
«Встреча», «Закат», «Огонь»
и
др.
Ряд
дру­
гих
стихотворений
столь
же
отчетливо
эксплицирует
другие
смысловые
планы
повествования:
инт имно -лир ич еск ий
(«Мы
встречались
с
тобой
на
закате...»),
пейзажный
(«Золотистою
до лин ою... »), мистико-у то пиче с кий
(«Молитвы») и др.
Наконец,
такие
важнейшие
произведения,
как
«Вступление», «Пред­
чувствую
Т е бя...»
и
др.,
отчетливо
выявляют
(включая одни
и
те
же
символы
в
разные
смысловые
контексты,
напри мер ,
в
мистический
и
интимный)
и
н еоб ходим ос ть
мног опл а­
нового
о соз нания
обр азов
как
наиболее
адекватного
автор­
ско му.
2) Другая группа средств символообразования
—
это
знаки,
подчеркивающие
единство
текс та
(т.
е.
подтверждающие
эсте­
тическую
прав оме рно ст ь
пе ре нос ить
з нач ения
символов,
э кс­
пли циро ва нные
в
части
текстов,
на
значения
этих
же
знаков
во
в сем
ци кл е).
Та ко вы:
название
цикла
(говорящее о единст­
ве
не
тольк о
темы,
но
и
ад р есата
сти хов
—
«Ты»), расположе ­
ние
стихотворений
в
х рон ологи чес ком
порядке,
при
к отором
цик л
приобретает
обли к
лирического
д нев ник а-исповед и,
а
сме ­
на
настроений
ст анови тся
по до бием
нарратива
\ постоянство
обращения
к
показу
сравнительно
устойчивых
об разов
лири­
ческого
«я»
и
«ты», устойчивость их окружений («небесного»
для
«Ты»
в
начале
цикла,
«земного»
для
«я», а также для
героини
в
последних
разделах
«Стихов о Прекрасной Даме»)
и
т.
д.
Все
это
сближает
лирический
цик л
с
сю жетн ым
те кс том,
а
лирических
ге роев
—
с
его
«персонажами» .
З аме тим
в
э той
связи,
что
не
раз
возникавший
в
советской
науке
разговор
о
кризисе
эпической
по эмы
в
символистской
ли те ратуре
2 должен
быт ь
дополнен
ко н статаци ей
«эпизации»
лирического
цикла,
безусловно
стремящегося
занять
место
и
выпо лнит ь
эст етич е­
ские
функции
поэмы.
Вместе
с
тем,
перех од
от
поэмы
к
лири­
че с кому
цикл у
—
это
движ ен ие
от
«романной»
к
«мифоподоб -
1 О связи нарратива и мифа см .:
Е.
М.
М
е
л
е
т
и
н
с
к
и
и.
Поэтика
м ифа.
М., «Наука», 1976, с. 281 и др.
2Л.
К.
Долгополов.
По эмы
Бло ка
и
русская
поэма
ко нца
XIX—
начала
XX века.
М.—
Л ., «Наука», 1964.
183


ной»
эпичности.
Если,
с
одн ой
с тороны,
лирическое
сти хотв о­
рение
относится
к
циклу
как
один
из
мо мен тов
сюжетного
ра з­
вития
к
«лирическому сюжету», то,
с
друг ой
стороны,
единый
«лирический сюжет»
как
бы
заново
репродуцируется
в
каждом
отд ельн ом
стихотворении,
т.
е.
«бесконечно»
у мно ж ается,
соз­
давая
не
п ростое
движ ен ие
мотивов,
а
цик лич еск ое
дв ижение-
повторение.
3) На основе восприятия текста как единого и вместе с тем
его
отдельных
с тихо тв оре ний
как
«сквозящих»
друг
в
д руге
двойников
делается
возможным
в озник но вени е
той
мно го з нач­
ности
об разов ,
о
которой
гов орило сь
вы ше.
То
или
ино е
зн аче­
ние
образа,
приобретенное
им
в
каки х -то
ко н текста х,
симв ол
приносит
с
собой
во
все
пос ле ду ющие
стихотворения
цикла.
Постепенно
он
обрастает
все
новыми
смыслами, <а так как каж­
дый
обра з
цикла
несет
в
себ е
и
память
о
про шлых ,
и
па мять
о
будущих
своих
з наче ниях,
то
его
реальная
многозначность
начинает
ощущаться
как
бесконечная
широта
и
углуб лен н ост ь
семантики.
Например,
образ
огня
(пожара)
ра скры ва ется
уже
во
«Вступлении»
к
«Стихам*
о
Пр екр асно й
Дам е»
и
в
сво ем
мифологически-мистическом
зн ач ении
(«огненная»
прир од а
бы­
ти я), и в пейзажном (з аря,
закат);далее «огонь»
о казы ва ется
и
«огнем нездешних вожделений» (1,80,120), и огнем земных стра­
стей
(I, 93), и знаком «Е е»
появления
(I, 94), и метафорой
«горящих глаз»
лирического
«я» (I, 103) или героев «д е мо­
нического»
ряда
(I, 177), и «ввечеру
р азве ден ным
костром»
(I,120;I,154), и «огненными
струями»
песен
(Г, 149) — тв ор­
чеством,
также
имеющим
«огненную»
природу,—
и
«огнями
свободы» (I,599), и «белым
огнем
К упины» (I, 185), и лживы­
ми
огнями
города
(I, 186) и т.
д.
Созданная
таким
об разом
многозначность
символа
сама
оказывается
механизмом
символопорождения.
Она
выделяет
(совершенно в духе поэтики архаических текстов)
ряды
худ о­
жественных
уподоблений
и
на
их
ос нове
—
новые
ряды
сим­
волов
(если «огонь»
—
«страсть»
и
«огонь»
—
«песня», то « пе с­
ня»
__
«страсть»
и
т.
д .).
Нако нец,
тексты
—
п одобны м
образом
организованные,
задают
инерц ию
их
символического
восприя­
тия
читателем,
толкают
его
к
н ахо жд ению
символов,
зн ачение
к от орых
истолковывается
порой
впо лне
суб ъек т ивно
(что,
впро­
ч ем, «предвидено»
поэтикой
символа).
В
итоге
образуется
на­
ст оящ ая
лавина
символопорождения,
захватывающая,
по
суще­
ству,
всю
лексику
ци кла
и
связывающая
все
символы
его
сл ож­
ной
системой
п ро тиво пол оже ний
и
«сквожений»
друг
че рез
друга.
184


***
Уже
в
1903—1904 годах накал
«мистических чаяний»
Б лока
заметно
ослабевает,
в ы тес няясь
возрастанием
интереса
к
рус ск ой
действительности
пр е д ре во люционных
лет.
Начинается
разочарование
в
соловьевской
утопии
преображения
м ира
си­
л ами
мистической
Любви.
Последний
раздел
сборника
«Стихи
о
Прекрасной
Даме»
носит
хара кт ерное
название
«Ущерб»
(позже ряд стихов этого раздела составят основу цикла с не
менее
характерным
названием
«Распутья»).
Ст ихи
1903—
1904 гг .
еще
тесно
св яза ны
с
«исходным мифом»
о
Прекрасной
Да ме
и
с
с имв оли кой
произведений
1901—1902 гг.
Однако
фа­
була
последних
разделов
«Стихов о Прекрасной Даме»
ре али­
зует
этот
миф
через
его
нер е ал изацию.
Прекрасная
Да ма
ок а­
зыв ае тся
несовместимой
с
«жизнью шумящей» (I, 185): она
л ибо
покидает
«этот»
мир
(ср .
вза имо замен яем ые
мотивы
бо­
ле зни,
смерти,
сна,
ухода
«от земной юдоли»
и
т.
д.,
которыми
зав ерша етс я
сборник), либо,
как
уже
давно
боялся
поэт,
в
мо­
мент
своего
материального
в оп лощ ения
«изменяет облик»
—
из
небесной
пре вращ ается
в
«инфернальную» («Днем вершу я
де ла
суеты...») или в «просто
земную» («Мы-встречались
с
то­
бой
на
зак ат е. . .»), что,
в
гл уб инной
сущности,
для
рыцаря
Де-
вы-Зари-Купины
одно
и
то
же.
Пр авд а,
лирический
герой
еще
не
теряет
н ад ежды
на
мистическую
Встречу
в
будущем
(ср.
завершающие
с борн ик
ст ихо т вор ения
«Молитвы», «Дали
сл епы,
дни
безгневны...»)—иначе
мы
должны
были
бы
считать
сюжетом
ми фа
о
Прекрасной
Даме
отрицающий
«со -
ловьевство»
и
антиутопический
рассказ
о
невозможности
зем­
н ого
воп лощ е ния
Красоты.
По
о тношен ию
к
«Стихам о
П рек расно й
Да м е» (даже к последним разделам сборника)
такое
истолкование
б ыло
бы
груб ой
вульгаризацией
или ,
по
кр айн ей
мер е,
о пер ежением
с обыт ий.
Блок
пе рио да
«Сти ­
хов
о
Прекрасной
Дам е»
еще
страстно
ве рит
в
воплощёние
Прекрасного,
однако
его
вер а
все
ч аще
подв ер гает ся
разру­
шит е льном у
воздействию
скепсиса.
В
произведениях
1903—
1904 гг.
и
о со бенно
1905—1906 гг .
этот
скепсис,
в
конечном
итоге,
побеждает
«мистические чаяния»
и
стано в ится
важ­
нейшим
клю чом
к
б локов с кому
творчеству
революционных
ле т.
Ес ли
тв орче ст во
А.
Бло ка
1900—1902 годов отличается уди ­
вительным
в нут ре нним
единством
(в этом
—
одн о
из
ва жне й­
ших
усло в ий
со зд ания
устойчивой
системы
символов), то те­
п ерь
его
не
менее
зна чимо й
приметой
оказывается
множест­
185


ве нност ь
и
разнонаправленность
«путей» 1 —
идейно-художе­
ственных
пои сков .
Такая
м ножест венност ь
(в философском и
эстетическом
п лане
св яз анная
с
«декадентским»
субъективиз­
мом
и
плюрализмом
—
и знан кой
скепсиса,
раз ъед аю щего
ве ру
в
Ед и н ое ), с одной стороны,
носила
отчетливо
символоразруша­
ющий
характер.
Во-первых,
она
отрицала
платонизирующий
ид еализ м
и
лиш ала
символы
их
основного
для
«соловьевца»
мистического
зн ачени я;
в о- в торых,
но ся
по
премуществу
анти-
д о гм атич еский
и
ант иси стем ный
характер,
«всеприятие»
и
скепсис
разрушали
всякие
ус тоявш иеся
структуры
(особенно
же
такие
под в ижны е,
как
семантические).
С
др угой
стороны,
однако,
эта
же
множественность
п ои сков
делала
возможным
сосуществование
в
противоречивом,
даж е
ха оти чном ,
поэтиче­
ск ом
ми ре
Блока
1903—1908 гг.
как
старых,
символопорожда­
ющих,
так
и
новых,
символоразрушающих
т е нд енций.
Поэтому
нас
не
до лжно
удивлять
обилие
в
б локо вс кой
лирике
эт их
лет
стихотворений,
по
настроению
и
структуре
об разов
бл изк их
к
«Стихам о Прекрасной Даме».
И
все
же
господствующая
тенденция
с вяза на
была
с
отхо­
дом
от
с олов ье в ского
ми с тицизм а
и
поэтики
символов.
Не
сл у­
чайно
созданные
в
эти
годы
драма
«Балаганчик» (1906) и вто ­
рой
сб орн ик
с тихов
«Нечаянная Радость» (1907, включил про­
изведения
рассматриваемого
перио да)
подверглись,
как
изв е­
стно,
резким
нападкам
«соловьевцев»
А.
Белого
и
С.
Соловьева
и
бы ли
охарактеризованы
ими
как
не
с имво личе ск ие,
а
«де­
ка дент ски е»
пр о изв едения .
Да
и
сам
Блок
не
раз
называл
соз­
данно е
им
в
1903—1906 гг .
тв орчес тв ом
периода
антитезы.
Скепсис
как
господствующая
черта
блоковского
мировос­
при ятия
проявился
в
самых
разнообразных
ф орм ах.
В
области
социально-политических
взглядов
поэта
он
сп ос обс твов ал
в оз­
ник нов ению
ре во лю цион ных
иде й
анарх ическ о го
толка,
пафоса
всеобщего
ра з руше ния
(стихотворение «Ш ли
на
приступ.
Пря­
мо
в
гру дь.. .», драма «Кор ол ь
на
п лощад и»
—
1906 и др.).
В
об­
ласт и
этических
представлений
скепсис
порождал
«декадент­
ски й»
моральный
релятивизм,
эстетизацию
зла,
убийства,
ги­
б ели.
Эмоционально
он
п ривод ил
к
гос под ст ву
ир они чес кого
взг ляд а
на
жизнь,
чем
порождалось
и
го спо дств о
«романтиче­
ск ой
иронии»
в
творчестве.
Романтическая
ирония
и
стано в ится
гл авн ым
художествен­
ным
оруди е м
разрушения
как
мистико-утопических
воззре-
1 См.
об
эт ом:
Д.
Е.
Максимов.
Поэзия
и
проза
Ал.
Блока.
Л.,
«Советский писатель», 1975, с .
55 и след.
186


пий
\ так и соответствующей ему системы символов.
Поэтому
обра зы
блок ов ского
творчества
1903—1906 гг.—
не
с тольк о
не-
симв ол ы,
сколько
а нтис имво лы.
Т ак,
в
знаменитом
и
весьма
характерном
для
Блока
эт их
лет
стихотворении
«Незнакомка» (1906) в начале текста наг ­
нет ают ся
ха рактерн ы е
символы
р аннего
бл оков ског о
творчест­
в а: «вечера» (в «Ст ихах
о
Прекрасной
Даме»
—
время
мисти­
ческой
В стр ечи), «весенний» («весна»
—
на чало
жизни,
юн ос ть,
время
мистического
возрождения,
обновления
в
космической,
общественной
ж изни
и
в
жизни
лирического
«я»
—
о дин
из
ключе в ых
символов
лирики
«первого тома»), «дух»
и
т.
д.
Од­
нако
в
нов ом
контексте
значения
э тих
символов
трансформи­
руют ся
ли бо
в
пр ямо
па р одийном
пл ане
(«Дух»
—
«Весенний
и
тлетворный
дух»,
Прекрасная
Дама
—
«дамы» -д а ч ницы
и
т.
д. ), либо в плане сдвигов более тонких,
но
тоже
дающих
эф­
фе кт
иронии
(«вечера»
о казы ваю тся
«вечерами над рестора­
н а ми»; «весенний дух»
—
«тлетворным»;
«золото»
вда ли
—
«кренделем булочной»
и
т.
д .).
В
результате
поэтически
дис­
кредитируется
и
ст илист ик а
образа
(«высокие»
поэтизмы
«сни­
жаю т ся»), и семантика (сох р аняют ся,
на
пер вый
взгляд,
толь­
ко
«земные»
значения
обра зов ,
приравненные
словарным
зна ­
чениям
обозначающих
их
слов).
Последнее
и
означало
бы
раз­
р уше ние
символичности
образов,
е сли
бы
в
со знан ии
и
автора,
и
чи тател я
не
жи ла
п амять
о
«Стихах о Прекрасной Даме», о
Блоке-символисте
и
о
поэтике
символизма.
Поскольку
же
эта
п амять
актив на,
символы
превращаются
в
пар од ии
на
сим­
волы
(а Блок объявляется А.
Белым
и
С.
Соловьевым
«дека­
дентом»
и
даже
«мистическим хулиганом»).
Но
пар од ий ные
образы
не
м огут
бы ть
о дн озна чны ми:
как ие-то
с торон ы
их
се­
мантики
неизбежно
связывают
их
с
объектами
иронии
—
так
и
возникают
«антисимволы»
периода
«Нечаянной Радости».
Каково
же
значение
«бывших символов», кроме чисто па­
родийного?
В
творчестве
Блока
ук азан ног о
периода
можно
на й­
ти
нам ет ки
трех
ответов
на
это т
вопрос:
1) Образы,
утрачивающие
свои
«высокие»
значения
(поро­
ж давши еся
мыслью
о
св язи
изобра жа емы х
феноменов
с
плато­
новско-соловьевским
миром
и дей), не теряют своих « земных»
значений.
Сохраняя
(и то не всегда)
причастность
к
символам
через
их
ироническое
отрицание,
они
все
же
сбл иж аются
с
об-
1 Об антиутопическом пафосе творчества Блока периода первой рус­
ской
ре волюц ии
см .:
П.
Громов.
А.
Блок,
его
предшественники
и
со­
временники.
М.—
Л., «Советский писатель», 1966, с.
156 и др.
187


ра зами
иного
типа,
отображающими
только
явления
матери­
альн ого, «тварного»
мира.
Таковы
образы
уп омя ну той
«интро ­
дукции»
к
«Незнакомке»
или
таких
стихотворений
«Нечаян ­
ной
Радости», как «В
туманах,
над
св ер кань ем
рос...», «Пер­
стень-Страданье», «Шли на приступ.
Пр ямо
в
грудь...»
и
неко­
торые
др.
Наиболее
значи тель ны е
из
произведений
это го
ти­
па
—
стих о тв ор ения
так
назы ваемо го
«чердачного цикла»
(1906), впоследствии включенные поэтбм в цикл « Го р о д» «вт о­
рого
то ма»
лирики.
Сти хотв оре ни й,
це лик ом
построенных
на
о бр азах
«земного» (бытового,
с оц иаль ного,
пол ити чес ког о)
ря­
да
зн ачени й,
у
Бло ка
не
так
уж
и
много,
однако
значение
их
исключительно
ве лик о.
Они
вводят
в
блоков ск ое
творчество
на­
вея нну ю
ре в олюци ей
социальную
тему
бедно сти, «простого че­
ло ве к а» (приводящую поэта к Достоевскому,
Гоголю,
а
несколь­
ко
позже
—
к
Л.
Толстому).
Они
вводят
и
революционную
те­
му
—
пер во нач аль но
как
тему
веселого
разрушен ия,
радостной
гибели
(«Шли на приступ.
Прямо
в
груд ь .. .»).
В
перспективе
же
эволюции
блоковской
поэтики
роль
таких
о браз ов
особенно
значительна.
Они
создадут
тот
пл аст
р еал ий,
предметно-быто­
вой ,
исторически,
социально
и
национально
«заземленной»
лек­
сики,
на
основе
которой.в
конце
1900-х
—
начале
1910-х
гг.
возникнет
новая
система
симво л ов,
слагающаяся
в
новый
миф
—
«миф об истории», насыщенный вместе с тем и подлин ­
ным
ис тори зм ом
и
в ним анием
к
современности.
2) Другое отражение блоковского
«антисимволизма»
1903—1906 гг. —с оз д а ние
символов
с
«нулевым»
реальным
зн ач ением,
подчеркивающим
субъективно-иллюзорный
харак­
тер
самой
действительности.
Есл и
ж изнь
—
только
«сон», ложь,
не
им еющ ая
«объективного»
значения
мечта, «сказка», то и
поэтическая
образность
—
отражение
э той
пустоты,
мертвая
де кора ция
ми р а-«театра».
Образ
в
этом
случае
не
може т
иметь
не
только
высшего,
но
и
никакого
вообще
«реального»
значе­
н ия.
Все
его
значения
чи сто
и ллю зорн ы.
В
ст их от во рении
«Ба­
лаганчик» (1906)однаита жесцена,
о дни
и
те
же
зн аки
(«огоньки»,
«факелы», «дымки») для
маль чи ка
—
символы
приближающегося
торжества
д обра: «Это,
верно,
сама
короле­
в а» (II, 67) ; для девочки
—
знаки
приближения
дьявола: «это
—
адская
свита», а в
действительности
—
театрал ь ны й
ан тураж
(«картонный шлем», «деревянный меч»
и
т.
д.).
Эта
же
система
обра зов
ра звер ну та
и
в
драме
«Балаганчик», где кровь оказы­
вается
«клюквенным соком», «даль,
в и димая
в
окне»,— «нари­
сованной
на
б ум аге» (IV,19—20), а в финале все декорации ми­
ра-театра
разлетаются,
и
с цена
оказывается
п ус той.
188


Приглядимся
к
семантике
обра зов
«кровь»
и
«даль» .
Преж­
де
всего,
это
—
весьма
важные
и
для
Блока,
и
для
других
сим­
волистов
начала
в ека
и
весьма
емкие
по
значению
символы.
Од нако
рома нтич еска я
ир ония
снимает
все
их
во зм ожные
сим­
в оли чес кие
значения,
кроме
одн ог о.
Кровь,
как
символ-означа­
ющее,
своим
единственно
«реальным»
зн ачени ем
имеет
не
«клюквенный сок»
как
сниженную
ре а лию,
а
«сок»
—
деталь
театрального
антуража.
Поэтому
«кровь»
—
это
не
«реальная»
кро вь
и
не
знак
«реальной»
крови,
а
з нак
знака,
лише нно го
вне
мира-театра,
мира-представления
какого
бы
то
ни
было
зна ­
чения.
Рав ным
об раз ом
и
«окно»
—
лишь
зн ак
«окна,
нар исо ­
ванного
на
бумаге»,—
зн ак
з нака
пустоты.
Такого
рода
обра зы ,
дов ольно
характерные
для
бл оков ск ого
творчества
пе риод а
«антитезы», впоследствии будут истолко­
вываться
поэтом
как
«декадентские» .
Блок
ко нца
1900-х
—
на­
чала
1910-х
годов
актив но
стремится
отказаться
от
подобного
рода
«антисимволов» .
Однако
как
час ть
бло ков ского
symboea-
rium’a они сохраняются:
с
ними
окажется
связанной
концепция
«страшного мира»
как
э тапа
стано в л ения
человеческой
ис тори и.
3) И все же гораздо чаще у Блока периода « Неч ая нно й
Радости»
встр ечаю т ся
не
ир онич еские
«антисимволы», а поэти­
ческие
«потенциальные символы»
с
не извест ны м
поэ ту
значе­
нием ,
которое,
од нак о,
возможно,
и
присутствует
в
ни х.
Борь­
ба
и рони чес кого,
агно ст ич еск ого
и
«высокого» (связанного с
темой
над ежд ы
на
новое
обретение
мистического
ид еал а)
истол­
кований
одного
и
того
же
образа
—
поэтический
стержень
уже
у пом инавш ейся
«Незнакомки».
Пр екр асно е
в иде ние,
явившее­
ся
поэту
среди
пошлой
пр озы
ресторанной
и
дачной
жизни,
может
быть,—
не
только
пьяная
иллюзия,
сон
(«Иль это толь ­
ко
снится
мн е?»).
Столь
же
вероятно,
что
«Незнакомка»
—
«падшая»
женщина,
зав сег датай
озерковского
ресто рана.
Но
остается
надеж да
и
на
то,
что
это
—
новое
явление
Красоты,
символ
«берега очарованного и очарованной дали» (II, 186).
«Незнакомка»
—
образ,
в
кот ором
дремлют
и
готов ы
в
любой
мо мент
проснуться
все
его
«высокие»
з начен ия.
Но
при
другом
подхо де
он
м ожет
быть
понят
и
как
несимв ол ич еск ий
образ
«реальной»
ж енщ ины,
или
как
«антисимвол»
с
нуль-значени-
ем.
Характерная
особенность
б локов ск ого
мироощущения
—
то,
что
для
него
сосуществуют
все
эти
воз мо жнос ти
истолкования
образа
«Незнакомки».
Следовательно,
ос тается
и
возможность
тро якого
осмысления
его
ху д ожест в енной
природ ы .
«Потенциальных символов»
в
творчестве
Блока
1903—
1906 гг.
очень
мно го
—
в
сущности
отделение
их
от
«реалий»
189


(иногда подсказываемое контекстом того или иного стихотво­
рения)
весь ма
ус ловн о,
а
в
п ер с пективе
бл оков ск ого
творчест­
ва
—
и
вовсе
не воз мо жно
(т.
к.,
как
уже
говорилось,
и
«реа­
лии»
оказываются,
при
тако м
подходе,
на бором
об разов ,
из
ко­
торых
п озже
могут
формироваться
символы).
Характерная
при­
мет а
«потенциального символа»
—
окружение
его
мотивом
тай ­
ны,
непознанной
зага дки,
намек ами
на
его
нераскрытое
в
тек ­
сте
содержание
(ср.
обилие
вопросов
о
су щнос ти
наблюдаемых
л ир ич еским
«я» « фе но м енов», вроде:
Кто
Ты,
зельями
ноч ны ми
Оп оивша я
меня?
Кто
Ты,
Же нств енное
Имя
В
нимбе
красного
огня?
—•
(II, 48)
насыщ енн ост ь
текста
неопределенными
местоимениями
и
наре­
чи ями
и
т.
д .).
Все
это
весьм а
типично
для
лирики
Блока
1903—1906 годов.
4) Наконец,
в
творчестве
периода
«Нечаянной Радости»
я вст венно
ощущаются
поп ыт ки
создать
новую
систему
симво­
лов
на
основе
вн овь
за р ож дающе йся
поэтиче с к ой
к онце пции
мир а
действительности.
В
основе
последней,
как
убедительно
показал
Д.
Б.
Макс им ов
\ лежит новый универсальный «с и м ­
вол-категория»
—
стихия
(пришедший на смену Душе Мира) 2.
Поскольку,
одн ак о,
блоковская
Стихия
—
это
мировое
на ча ло,
наделенное,
в
частности,
признаками
ирр ацио нал ьно с ти,
непоз­
наваемости,
вечной,
но
непредсказуемой
а кт ивнос ти
и
под виж ­
ности,
хаотичности,
то
складывающийся
«миф о Стихии»
не
по лу чает
не обход им ой
законченности.
Не
цикличный,
не
поз­
воляющий
выдели ть
в
себ е
ник аки х
повторений,
сопротивляю­
щийся
оценочности
(«декадентский»), мир Стихии не объясня ­
ется
единым
мифо логиче с ким
нарративом,
хотя
неустанная
потребность
Блока
эмоци она льно
постичь
сти хию
толкает
его
к
созданию
но вых
мифов.
Поэтому
по
от ношению
к
периоду
1903—1906 гг.
можно
гов ор ить
лишь,
с
одной
сторон ы,
о
мно­
жеств енно ст и
«частных мифов»
в
лирике
Бло ка
(связанных с
его
обращением
к
фольклору
и
народной
демонологии), сдру­
гой
—
о
ка ких- то
предварительных
и
незавершенных
абрисах
1Д.
Е.
Максимов.
Поэзия
и
проза
Ал.
Блока.
Л ., «Советский писа­
тель», 1975, с. 49ислед.
2 Там же,
с.
53.
190


нового
«мифа о мире».
Это т
последний
в
1903—1906 гг.
включал
в
себя :
а)
п ред став ление
о
прек расно м
(порой
—
добром)
мире
«низкой»
природ ы
с
«низшей мистикой»
на сел яющих
ее
«лю ­
дей
природы»
и
миф ологич е ск их
«карликов», «болотных попи­
ков»
п
пр.
(раздел «В ес еннее»
в
сб орни ке
«Нечаянная Радость»,
поз же
—
цикл
«Пузыри земли»
во
«втором томе»
лирики);
б)
пред ст авление
о
противостоящем
природе
«дьявольском»,
хотя
порой
—
дьявольски
прекрасном,
мире
города
(разделы
«Могическое»
и
«Перстепь-страданье»
в
«Нечаянной Радости»,
поз же
—
циклы
«Город»
и
«Разные стихотворения»
из
«второго
тома»);
в)
представление
о
непрочности,
фантастической
иллюзор­
но сти
мира
«города» (цивилизации)
и
о
то м,
что
по пы тка
по­
стр о ить
мир
цив и лиза ции
обре чен а
на
гиб ел ь:
он
всегда
рок о­
вым
обр аз ом
возвращается
к
изначальной
родной
стихии.
Это
последнее
пред ст авле ние
наиболее
родственно
ми фу
(ср .
схе­
му
циклического
объяснения
мира :
«стихия»
—
«цивилиза­
ц ия»
—
«стихия»
как
ч аст ный
ва риа нт
ми фа
о
борьбе
Хаоса
и
Косм оса).
Однако
р еал ьно
оно
отразилось
л ишь
в
сюжете
д ра­
мы
«Король на площади».
В
лирике
по беж дает
тенденция
мно­
жественного,
не
складывающегося
в
единую
систему
объясне­
ния
действительности.
«Мвфоподобности»
отдельных
сторон
нового
мировоззрения
Блока
соответствует
и
«символоподобность»
отдельных
лири­
ческих
образов.
Та к, «чертенята да карлики»
(стихотворение
«Старушка и чертенята») или « бо л о тны й
попик»
из
одноимен-
по го
стихотворения
—
это ,
конечно,
во пло щ ения
добрых
сил
природы,
а
«безобразный карлик»
из
«Обмана»
или
«вольная
дева
в
огненном
п лаще » («Иду
—
и
всё
м им олет но...», II,
165) —
злых,
инфернальных
сил
современного
города.
С амо
по
с ебе
о б нару жение
за
бытовым
и
реальным
—
купипы
или
ин­
фернальной
фантасмагории
г лубо ко
с имв оли чно.
В
это м
смыс­
ле
все
обра зы ,
связанные
с
блоко в ск им
«мистическим реализ­
мом», с «мистикой
в
пов се дне в ност и» (как сам Блок определял
сво й
ху д ожест венны й
метод
1903—1906 гг.), обладают символи­
ческой
многоплановостью.
Но
их
многозначность
—
л ишь
на­
сыщенность
разноплановыми
сем ант ич еским и
признаками,
тр адицио н ная
и
для
обра зов
романтического
и
постромантиче­
ского
искусства.
Не
вк лю че нные
в
ед иный
мирообъясняющий
миф ,
они
не
прикреплены
к
сколько-либо
устойчивому
нарра­
тиву
и
потом у
не
яв ляю тся
конденсаторами
сюжетов,
т.
е.
с им­
волическими
мифологемами.
191


Рассмотрение
большинства
типов
образности
в
бл око вс ком
творчестве
1903—1906 гг.
приводит
к
выводу
о
том ,
что
оно
носит
не
в н ешний
по
отн ошению
к
соловьевскому
символизму,
а
полемически
«антисоловьевский»
характер.
Действительно,
если
для
соловьевской
эстетики
ха ракте рно
отд еле ние :
а)
мир а
в ечных
идей,
б)
м ира
материальных
явл ени й
—
«теней»
и
знаков
идей,
то
все
рассмотренные
выше
ти пы
об разов
можно
инт ерпрет и ­
ровать
как
разные
формы
отрицания
соловьевской
ка рт ины
ми­
ра
(и соловьевского символизма) .
Так,
отрицание
(а)
порож­
д ает
образы-реалии,
отрицание
(а)
и
(б)
—
«антисимволы»
с
нул е вым
знач ен ием
(вернее,
с
з нач ени ем,
тождественным
их
слов е сн ому
или
иному
материальному
выр ажению :
с лово
—
только
звук,
окн о
—
нарисованное
и
т.
п.).
Допущение
разных
взаимоисключающих
ти пов
ми ро поним ания
(как соловьевства,
так
и
оп исан ных
выш е
форм
его
отрицания)
как
возможных,
однако
кат его р иче ски
не
утверждаемых
по эт ом,
поро жда ет
«потенциальные символы» .
Наконец,
стремление,
сохранив
пла­
тоновско-соловьевскую
схему
мироустройства,
наполнить
ее
по­
лемическим
по
отноше ни ю
к
соловьевству
содержанием
(де­
кадентская
«низшая мистика», апологетизирующая жизненную
стихию)
порождает
с имв олич ес кую
мно гоз нач нос ть
обр азо в
«Пузырей земли»
и
«Города».
Вместе
с
тем
со х ранение
п ост оянн ого
соотношения
(паро­
ди йн ого,
тр аг ически-о т рицаю щ его
и
т.
д.)
с
п одлин ной, «высо ­
ко й»
символикой
«Стихов о Прекрасной Даме»
совершенно
не­
о жиданно
оказывается
са мо
по
себе
с им в олоп орожда ющим
—
в
ином,
чем
обсуждалось
выше,
смысле.
Становясь
пол еми че ск ими
(или иными)
отображениями
с им­
волов,
образы
лирики
1903—1906 гг . ,
даже
и
отрицая
«соловь -
ев ство », по механизму смыслообразования оказывались тожде­
ственными
тем,
к от орые
порождались
платоновско-соловьев­
ским
миро вос прия тие м.
Действительно,
образы
т ипа
«вечеров»
в
«Незнакомке»
соотносятся
и
с
ка кими- то
реальными
«вече­
ра ми», и с символикой образа «в еч е р»
в
лирике
«первого то­
ма».
То
е сть
сохра ня ется
струк тур а
с имвол а
—
словесный
знак,
значение
котор ого
са мо
является
знак ом
поэтического
слова
из
ранней
ли р ики,
в
с вою
оче ре дь
рассма тр ив авш его ся
как
з нак
идеальных
сущностей
(хотя бы и отрицающихся в тек­
сте) .
В
этом
смысле
поражает
точно стью
блоковская
автохарак­
теристика
второго
пе рио да
творчества
как
«антитезы», подчер­
кивающая
и
резкую
противопоставленность,
и
глуби нн ое
род­
ст во
его
со
«Стихами о Прекрасной Даме».
192


Им енно
обращенность
в
1903—1906 годах к символике соб­
ственного
р аннего
творчества,
«метапоэтичность»
(создание
«символов символов») подготовили ряд важнейших особенно­
с тей
бл оков ск ой
лирики
1910- х
годов
и
блок ов ского
си мво лиз­
ма
—
в
частности.
В
рамках
н асто ящей
работы
нет
возможности
рассматривать
поэтику
«второго тома»
лирики
в
целом.
Однако
для
дальней­
шего
рассмотрения
п роблем ы
существенно,
что
автополемика
с
«высокой»
мистикой
«Стихов о Прекрасной Даме»
привела
не
тольк о
к
со зда нию
образов-реалий
или
иронических
или
трагических
«антисимволов».
Наиболее
оч ев идным
следствием
э во люции
мировосприятия
была
такж е
замена
с им волиз ма
метафоризмом
(открытая условность метафоры сменяет ми ­
стическую
реальность
символа)
и
фантастикой
(условность
фантастической
ситуации
сменя ет
мистическую
реальность
мифа).
В
д ал ьнейш ем
Б лок
использует
и
образы
этого
типа,
одна­
ко
основным
для
его
пут и
бу дет
восстановление
символизма
и
мифологизма.
З аве рш ением
периода
«антитезы»
ок азы вает ся
творчество
1907 —
начала
1909 года,
периода
наиболее
яр кой
обществен­
ной
активности
Блока,
воздействия
на
него
демократических
и дей
и
реалистической
поэтики
русской
литературы
XIX века.
В
эти
го ды
отрицание
«высокой»
мистики
с охраняе т
с вою
ак­
туальность,
однако
те мати ка
и
об щий
пафо с
блоков с кого
твор­
чества
резко
ме няются.
А вт оиро ния,
автополемика
зам етн о
отс туп ают
на
вт орой
план,
уступая
м есто
соз да нию
нов ой
си­
стемы
мир овид ения,
н овой
поэтической
ка рт ины
мира.
С
одной
стороны ,
в
1907—1909 годы резче выявляются две
поэтические
тенденции,
наметившиеся
еще
в
1903—1906 го­
да х:
а)
Субъективизм
и
агностицизм,
гипертрофия
романтиче­
ско й
ир он ии,
метафоризм,
усложненная
«вязь»
мгновенных
в пе­
ч атлен ий
в
последний
раз
ярк о
прояв ляютс я
в
цикле
«Снеж ­
ная
м ас ка » (1907).
Впрочем,
это
о дно
из
наиб о лее
ярких
вы яв­
ле ний
«декадентских»
настроений
Блока
ок аз ывае тся
и
нач а­
лом
его
преодоления;
б)
все
возрастающий
инте рес
к
р еаль ност и,
современности,
исто р ии,
к
со циал ьным
и
политическим
проблемам
стимулиру­
ет
д аль нейш ее
развитие
«поэтики реалий», во многом сущест ­
вен но
сближ аю щейся
с
реалистической
типизацией
(с «поэти­
кой
ме т о нимии»).
Развитие
ее
сопровождается
такими
харак­
терными
д екл ар аци ями,
как
утве рж дени е
б б лыпей
ценности
7 В мире Блока
193


действительности
по
сравнению
с
«мечтой»
и
«словами» (искус ­
ством):
...я хотел бы,
Чтобы
вы
влюбились
в
прост ого
человека,
К ото рый
любит
зем лю
и
не бо
Бо л ьше,
чем
рифмованные
и
не риф мо ва нные
Речи
о
земле
и
о
небе,—
о б ращение
к
традициям
русского
реа л изма
XIX в.,
критика
модернизма
и
т.
д.
Глав но е
же
—
резко
меняется
сама
ст руктура
об ра за.
Ес ли
в
лири ке
1903—1906 гг.
«реалии»
бы ли
фиксацией
мгновенных
впечатлений
«я»
от
ми ра
«здесь и теперь»
и
в
этом
смысле
обозначали
впол не
уникальные,
единичные
я вления
(это окно,
эта
стен а
и
т.
д .), то теперь «ре а лия»
о зн ачает
«это как одно
из
многих».
Таков ы
персонажи,
б ы товой
анту ра ж
и
ситуации
стихов
так
наз ываемо г о
«чердачного цикла» (1906; позже вклю­
чен ы
в
завершающую
ча сть
цикл а
«Город»).
Ориентация
на
«Бедных людей»
Дост ое вс кого
и
—
шире
—
на
традицию
изо­
б ра жения
«маленького человека»
в
русской
р еалист ич еск ой
ли­
тературе
XIX века делает образы цикла «си не кдоха м и».
Судь­
бы
персонажей
—
судьбы
всех
«бедных людей», обитателей
«чердаков», они
—
«типичны», и сами социально и историче­
ски
конкретизированные
персонажи
—
«типы», в значении,
оче нь
близком
к
реалистической
э ст етике.
Это
же
м ожно
ска­
зать
и
о
большинстве
си ту аций
и
персонажей
в
«Вольных мыс­
л ях » (1907) и в некоторых стихотворениях цикла «Ф а ин а».
С
другой
с тороны ,
о дн ако,
стр емл ени е
п ре одоле ть
философ­
ск ий
субъективизм,
агностицизм,
эт ическ ий
релятивизм
заново
приводит
Блока
к
вопросу
о
высших
ценн о стях
жизни.
По эт
ск ло нен
теперь
нахо д ить
их
в
природе,
в
«естественной жизни»
наро д а,
в
России,
а
порой
—
ив
стоящих
за
ними
духовных
ценностях
еще
бол ее
общего
п орядка
—
в
мировой
«стихии»,
наделенной,
одн ак о,
тепе рь
не
только
при зна ками
деструктив­
ности,
хаоса,
но
и
ины ми
качествами:
целенапр авленно сть ю ,
этической
окрашенностью.
В
ре зул ьтате
мировосприятие
Бл о­
ка,
в
содержательном
пл ане
уйд я
оче нь
дал еко
от
соловьевской
мистической
утопии,
вновь
начинает
сб ли жатьс я
с
общ ей
струк­
турой
«картины мира»
в
философии
и
по эзии
Вл.
Соловьева.
«Стихия»
оказывается
универсальной
духовной
первоосновой
бытия,
народ,
Родина
—
наиболее
близкими
ее
глубинной
при ­
р оде
зе м ными
во площ е ниям и;
те
или
иные
явления
историче­
ско й
действительности
п олуча ют
в нут ре ннюю
значимость
в
за­
194


висимости
от
их
близости
к
природе,
миру
«простых людей»
и
Ро сс ии.
Это
в о звр ащает
многим
образам
б локов ског о
творчества
с им во лично сть,
что
о соб енно
видно
в
драме
«Песня Судьбы»
(1908).
Здесь
же
н ам ечает ся
и
од ин
из
частных,
но
весьма
зна­
чимых
для
позднего
творчества
Блока
сюжетов
(«мифов»): дви­
ж ение,
становление
личности
в
ис тор ии
—
это
ее
«путь»
от
обособленности,
от
«уединенного сознания»
к
цел ому :
к
наро­
ду,
р о дине.
В
рамках
этого
сюж ета
получают
истолкование
и
образы-символы
(«мировой оркестр»,
Фаина
—
Россия,
трой­
ка
и
др .).
Любоп ыт но
также,
что
име нно
в
этот
период
(не ­
смотря
на
я вное
предпочтение
впечатлений
действительности
образам
и ску сств а)
в
бл ок ов ском
творчестве
расширяется
к руг
художественных
ре минис це нц ий,
под го т авливаю щих
переход
к
«поэтике мифологемы».
Творчество
1907—1909 гг .
с
его
ориен­
тацией
на
демократизм
и
«жизненность», на « вн ели тер ату р -
ность», через образ «простого
человека»
парадоксально
приве­
ло
его
к
тр адиц иям
литературы
XIX в.,
к
широкому
включе­
нию
ци татны х
обр аз ов
в
ткань
собственных
про изв ед е ний.
Однако
символичность
блоковских
об раз ов
эт их
лет
специ­
фична.
В
его
символах
«универсальные»
значения
заметно
ре­
дуцированы,
осн ов ные
характеристики
конкретизируют
обра­
зы
исторически,
социально
и
национально.
Поэтому
и
много­
плановость
символа
зачастую
см ен яется
ал лего рич еско й
дву­
пла нов ос тью
(Фаина
—
Ро с сия) 1 или соседствует с обобщени ­
ем
«по типу синекдохи» (Герман
—
современный
интеллигент).
Также
близкие
к
символам
ц итатны е
образы
(«Тройка»,
п ес­
ня
из
некрасовских
«Коробейников»
в
финале
«Песни Судь­
бы») не являются еще в определенном выше смысле символи­
че ск ими
мифологемами:
в
них
«закодированы»
признаки,
а
не
сюже ты .
»♦»
Р асцвет
бл оков ск ого
тв ор чест ва
приходится
на
ко нец
1900-х
—
1910-е
го ды
—
п ериод ,
самим
поэтом
определенный
как
вр емя
художественного
«синтеза» .
В
эти
пре д ре вол юцион­
ные
годы
творчество
Блока
не
только
оказывается
верш инны м
явлением
русской
поэ з ии,
пол ьзуетс я
о гром ной
популярностью.
И
сам о
он о,
и
имя
«Блок»
становятся
своеобразными
символами
1 См.
об
это м:
П.
Гр омов.
Гер ой
и
время.
Л ., «Советский писатель»,
1961, с.
516; Д.
Е.
Максимов.
Поэзия
и
проза
Ал.
Блока.
Л. , «Совет­
ский
писатель», с.
361 и след.
7*
195


трагической
э похи
—
символами
ее
за верш ени я
и
грядущей
не­
из бежн ой
гиб ел и,
но
и
символами
наде жд
на
«неслыханные пе­
ремены»
и
«невиданные мятежи» .
Миросозерцание
Блока
1910-х
год ов
напитывается
пафосом
ди алекти ки;
его
символизм
получает
теперь
не
тольк о
наибо­
лее
яркое
художественно,
но
и
наиболее
последовательное
и
универсальное
в ыяв лен ие.
Новый
универсальный
зна к
гл уб ин­
ной
сущности
мира ,
как
пок аз ал
Д.
Е.
Максимов,—
об раз
«ду­
ха
музыки».
Он
оказывается
д ей ствител ь но
способным
«син­
тезировать»
художественные
находки
пе рио да
«Стихов о Пре ­
красной
Д аме», обращение к реальности и истории в 1903—
1906 и 1907—1909 годах и то новое,
что
составило
специфику
блоков ского
ви ден ия
дейст вит ел ьност и
в
1910- х
годах.
Миро­
ощущение
Бл ока
по-прежнему
объективно-идеалистическое
(не
случайны
такие
по зд ние
возвраты
к
Вл.
Соловьеву,
как
статья
«Рыцарь-м она х »
—
1910 г. ).
Однако,
в
отличие
от
«Души Ми­
ра », воплощение которой изображалось либо как явление Да­
мы
лирическому
«я», либо как грядущее,
но
не
локализованное
в
истории
обновление
мир а, «дух музыки» « дышит»
и
наибо­
лее
ярк о
реализуется
в
истории,
современности
и
культуре.
В
от ли чие
же
от
«стихии»
ст анов ление
«духа музыки»
не
толь­
ко
развязывает
элементарные
с илы
пр ирод ы
и
ду ши,
но
и
со­
здает
мир
все
боле е
с ло жный,
гар м онизи ро ванный.
Слишком
«симметричной»
га рм онии
«Стихов о Прекрасной Даме»
и
хао­
су
«Нечаянной Радости»
противостоят
тепер ь
картины
бытия,
с тройн ого
и
«буйного»
одновременно,
исполненного
глубочай­
ших
противоречий
и
вы сокого
единства.
Как
и
для
всех
символистов,
для
Блока
осо бен но
важна
диалектика
единства
и
многоликости
мира.
Увид ет ь
за
много­
ликим
и,
казалось
бы,
хаотичным
Ед иное
—
зн ачит
признать
за
действительностью
высокий
смысл,
с пос обно сть
«страшного
мир а»
ста ть
прекрасным:
Сотри
случ ай ные
черты
—
И
ты
увидишь:
мир
прекрасен.
Единство
мира
выявляется
в
творчестве
Бло ка
двояко
(хотя
для
него
самого
все
формы
выявления
этого
единства
тожде­
ственны).
С
одной
стороны ,
по эт
живет
«в...
волшебном
и
по л­
ном
соответствий
мире»; в жизни «все
п олно
с оотв ет ств ий».
В
мире,
где
все
«соответственно», поэт -с и мв олис т
выявляет
его
глубинное
единство.
Это
порождает
много с тупе нчат ое
«скво-
же ние»
одних
зна чений
образа
сквозь
другие,
кот орое
с оста в­
ляет
сущность
«метафорического символа»
у
Блока
и
которое
196


был о
тонко
описано
в
работах
В.
М.
Жирмунского
1 1920-х
го­
дов
как
результат
«двоемирия» (вернее было бы
—
«многоми-
ри я») блоковской поэтической картины мира.
«Сквожение»
в
одн ом
явлении
множества
д ру гих,
ему
«со ­
ответственных» (ср.
в
поэме
«Возмездие»: размеренный и скуч ­
ный
шаг
пехоты
—
русская
д ей ствит ель ност ь
70- х
годов
XIX
века
—
«реакция»), как и просвечивание в явлениях матери ­
а льног о
м ира
их
д ухов ной
сущности
(см.
прекрасный
разбор
Жирмунским
стихотворения
«В ресторане»),—
отражают
пред ­
ставления
поэта
о,
так
сказать,
пр ост р анст венно м
строении
(«синхронии») мирового универсума,
о
мироустройстве.
Другой
тип
символизации
связан
с
представлением
об
универсуме
как
становлении
«духа музыки» («диахронный»
ас пект
структуры
космоса
—
«миростановление»).
Концепция
движения
у
Блока,
как
по ка зал
в
неоднократно
уже
упоминавшейся
работе
Д.
Е.
Максимов,
сложна
и
противоречива.
Она
включает
и
идеи
циклические
и
ахронные,
и
г егел ьян ск о-сол о вьевск ие
идеи
на­
правленного
движения
(«теза»
—
«антитеза»
—
«синтез»).
Эти
два
круга
ид ей
вр яд
ли
сознательно
о бъ единял ись
Блоком
в
един ую
концепцию
времени.
Однако,
как
п оказы в ает
анализ
зре лой
лирики
Блока,
здесь
возникают
две
возможности
истол­
кования
«художественного времени»:
1) В ряде стихотворений циклическое движение («круже ­
н и е»; «вращение») приписано « с тр аш ном у
миру»:
Умрешь
—
начнешь
опять
сначала,
И
пов то р ится
всё,
как
встарь,—
и
является
символом
его
безумной
хаотичности,
ф ант асмаго -
ричности
и
внутренней
стагн ации :
Запущенный
куда-то,
как
поп ало ,
Летит,
жужжит,
торопится
в олчок !
Не
сходим
ли
с
ума
мы
в
смене
пе стро й
Придуманных
причин,
про с тра нств,
времен...
Напротив,
направленное
движение
противопоставляется
цикли­
че ск ому
как
путь
из
«страшного мира»
в
Грядущее,
имеющий
высокий
смы сл
(как « во сх ожд ение»):
1В.
Жирмунский.
Поэзия
Блока.
«Об А.
Бл оке ».
Сборник.
Пг .,
1921.
197


И
сквозь
кр ужень е
вихревое,
Сынам
отчаянья
с кво зя,
Ведет,
уводит
в
голубое
Ед ва
приметная
стезя.
2) Однако соотношение двух концепций времени в зрелом
творчестве
Бл ока
может
быть
объяснено
и
иначе.
В
ра боте
Д.
Максимова
об
эволюции
А.
Блока
1 прослеживаются «с п и ­
ралеобразные»
формы
его
тв орч еск ого
стан овл ения .
Но
там
же
р ечь
идет
и
о
более
существенном
для
д анной
работы
взгляде
Блока
на
«сйиралеобразность»
как
сво йств о
мирового
дви же­
ни я,
ра звит ия
(ср.
осо б енно
предисловие
к
поэме
«Возмездие»,
1919).
В
этом
случае
оказы вае тс я,
что
ст ано вление
«духа му­
зыки»
есть
сочетание
пов торов
к ругов ого
пу ти
и
изменений
—
рас ширен ия
«витков спирали», исторического движения « в пе­
ред
и
выше ».
Из
статей
Бло ка
послеоктябрьского
периода
во з­
никает
еще
од на
(близкая к вышеизложенной)
возможность
объяснить,
как
сочетаются
блоковский
цикл изм
и
историзм:
внутри
опр еделенны х
эпох
развитие
и дет
по
зако нам
гегелев­
ско-соловьевской
«триады»,
а
зат ем
повторяется
(может
быть,—
хотя
это
только
пред по ло жение
—
повторяется
«на но­
вом
ур овн е », образуя бесконечную иерархию диалектических
спира лей).
Концепция
движения,
как
г овор илос ь
выше,
теснейшим
об­
разом
свя за на
с
характером
с имво лиза ции.
Представление
о
«вечном возвращении»:
...Знаю,
что
эт ой
и грою
опасной
Будешь
ты
многих
пленять,
Что
превратишься
из
женщины
страстной
В
умную,
нежную
м ать.
Но,
испытавши
судьбы
перемены,—
Ск оль ко
блаженств
и
потерь!
—
Вновь
ты
родишься
из
розовой
пены
То чно
так ой,
как
тепер ь,—
создает
тот
же
тип
си мво лиз аци и,
что
и
пре дст авление
о
мире,
«полном соответствий» (хотя и располагает сравниваемые явле­
ния
не
в
пространстве,
а
во
времени).
Если
то,
что
было,
т ож­
дественно
тому,
что
есть
(и тому,
что
бу д ет ), то отображением
этого
свойства
д ействит ель но сти
буд ет
«метафорический сим -
1 См.:
Д.
Б.
Максимов.
О
спиралеобразных
формах
развития
ли­
тературы
(К вопросу об эволюции А.
Б ло ка). «Культурное
на след ие
др евн ей
Руси .
Истоки.
С тан овлен ие.
Традиции».
Сборник.
М., «Наука»,
1976.
198


вол », высвечивающий прошлое в настоящем,
настоящее
—
в
бу­
дущем
и
т.
д.
Но
если
мир
изм еняе тся,
причем
эти
изменения
не
хаотичны,
а
составляют
своеобразный
«текст действитель ­
н ос ти» (постигаемый как универсальный « миф
о
мире»), то
возникают
основы
для
символизации
ино го
ти па.
Пр едста вл е­
ние
о
м иров ой
субстанции
как
о
«духе музыки»
особенно
под­
черкивает
параллельность
мироустройства
и
строения
художе­
ственного
т ек ста.
Явления
д ей ствител ь но сти
в
этом
случае
—
анало ги
«мотивов», «персонажей», «ситуаций»
и
т.
п.
Но
то­
гда
их
з нач ение
тесно
определено
вс ем
контекстом
того
«тек ­
ста
жизни», в
который
они
погружены,
а
поскольку
э тот
«текст»
—
не
открытый,
а
под обе н
мифу ,
т.
е.
с южето подоб ен ,
им еет
завязку
и
финал ,
н осит
«нарративный»
характер,—
то
и
вс ем
«сюжетом» .
В
этом
слу чае
возникают
«метонимические
с и м вол ы» («символические
м ифо ло гемы »), в которых пред ­
став ле нн ая
в
знаке
часть
«текста жизни»
знач ен ием
своим
имеет
ве сь
э тот
текст
или
каку ю-то
другую
его
ча сть
(заме­
няемую
данным
знаком
не
по
сх одств у,
а
по
смежности,
оп­
ре де лен ной
вхо жд ение м
в
ед иный
«сюжет жизни»).
У нив ер сальны й
«миф о мире»
лежит
в
основе
и
отобража­
ется
во
все м
творчестве
Блока
1910-х
годов,
в
ос обе ннос ти
же
—
в
его
«лирической трилогии».
Подготавливая
для
издательства
«Мусагет»
трехтомное
«Собрание стихотворений» (кн.
1—1911,
кн.
IIиIII
—
1912), Блок проникается стремлением показать
читателю
всю
с вою
лирику
как
единое
произведение.
Над
это й
«трилогией», включая в нее и вновь создаваемые циклы,
Б лок
работает
до
конца
жизни.
Формированию
«трилогии»
способствовали
такие
ос обен но­
сти
эволюции
Блока,
первоначально
возникавшие
с понт анно ,
как
варь ир ов ание
тем
и
об разов
собственного
ранн его
творче­
ства,
яркая
выраженность
динамизма
пути
и
верности
чему -т о
основному
в
с ебе
В
1910-х
год ах
эти
ос обе ннос ти
собственной
эволюции
бы ли
ос оз наны
поэтом
как
ху д ожест венно
значи­
мые—
как
символический
«миф об эволюции» («миф о пути»,
рассмотренный
в
мон ограф и и
Д.
Е.
Максимова,
од на ко,
не
в
асп ект е
да нной
раб оты ). «Миф
о
п ути»
воспринимается
те­
пе рь
Блоком
как
основное
со де р жание
всей
его
лирики,
где
отдельные
про из ведения
объединяются
в
циклы,
а
циклы
—
в
том а
«трилогии» .
1 См.:
Д.
Е.
Максимов.
О
спиралеобразных
формах
развития
ли­
тературы
(К вопросу об эволюции А .
Бл ок а). «Культурное наследие древ­
ней
Руси.
Истоки.
С тан овлен ие.
Традиции».
Сборник.
М. , «Наука», 1976.
199


Такой
подход
к
своему
творчеству
как
единому
целому
(при
к отором
отдельные
этапы
эволюции,
уже
изд анные
сборники
и
т.
д.
рассматриваются
как
части
художественного
те кста)
весь­
ма
т ипи чен
для
ру сск их
сим в олис тов
1900-х
годов
и,
собствен­
но,
вытекает
из
самых
основ
их
панэстетического
миропонима­
ния .
Если
мир
есть
«Текст» (миф)
и
ес ли
части
мира
в
св оем
строении
«соответственны»
миру
и
друг
другу,
то
все
в
мир е
е сть
или
«частные тексты», или части текстов,
или
и
то
и
дру­
гое
одновременно.
Отсюда
—
стремление
упо доб ить
люб ое
про­
изв ед ение
«мифу»
или
его
части.
Для
с имв оли стов
с
их
п ре­
им ущ еств енн ым
обращением
к
лирике
эта
тенд енц ия
столь
же
парадок са л ь на,
сколь
и
устойчива.
Т ак,
К.
Бальмонт
в
1904 г.
писал: «Мое творчество...
началось
под
Северным
небом,
но
силой
внутренней
неизбежности,
ч ерез
жа жду
безгранного,
Безбрежного,
через
долги е
с кита ния
по
пустынным
равнинам
и
провалам
Тиш ины ,
п одош ло
к
радостному
Свету,
к
Огн ю,
к
победительному
Солнцу»
Ч
Хотя
Бальмонт
понимает,
что
творчество
его
еще
не
завершено
и
в
этом
смысле
не
мож ет
быть
рассмотрено
как
те кст
законченный,
однако
он,
с
одной
с тороны ,
предлагает
сч ит ать
его
как
бы
з авер шенным ,
пос коль­
ку
яс на
тенде нц ия
разв ити я,
основное
направление
«сюжета
тв орч ест в а» («от бесцветных сумерек к красочному маю,
от
роб кой
угнетенности
к
Царице
—
Смелости...»2 и т.
д.).
С
дру­
гой
с тор оны,
Бал ь монт
не
со мневает ся
в
том,
что,
каковы
бы
ни
бы ли
«все новые и новые звенья» «с юж ет а
жизни», они в
совокупности
своей
все
р авно
с ложатс я
в
не кое
единство.
Рав ­
ным
об раз ом
и
А.
Белый
всю
жизнь
рассматривал
свое
твор­
чес тво
как
целостный
текст,
финал
которого,
пок а
неизвест­
ный,
все
равно
будет
символически
значимым,
т.
е.
станет
кон­
цовкой
е дино го
«мифа творчества» 3.
1К.
Д.
Б
а
л
ь
м
о
н
т.
Полное
собрание
с т ихов,
том
первы й .
М., «Скор­
пио н», 1909, с .
VII—VIII.
Курсив
мой.— 3.
М.
Ку рси вом
выд ел ены
точ­
ные
или
слегка
перефразированные
названия
стихотворных
сборников
Бальм онта
(«Под Северным небом», «В безбрежности», «Тишина», «Бу ­
дем
как
Солн це»).
•
2 Там же,
стр .
VIII.
3 Рядом с этой тенденцией идут и другие,
то же
порожденные
па н­
эстетическим
и
мифологизирующим
подх одом
к
миру
и
его
частям
как
к
те кстам .
Таково,
напр им ер,
ха рак те рное
с трем л ение
представить
любое
отдельное
объ единен ие
художественных
произведений
как
новый
текст,
имеющий
собственную
целостную
структуру
и
нарративоподобную
при­
ро ду
(«миф»).
Таков
по э тичес кий
ци кл
у
Блока,
Б е лого,
поэтический
сборник
стихов
у
Блока,
В яч.
Иванова,
ино гда
у
Б рю сова.
Да же
такое
внешнее
объединение,
как
том
в
собрании
сочин ений ,
получает
у
200


Единый
«сюжет»
б локов ск ой
«трилогии лирики», во мно­
гом
близкий
к
«мифам о становлении мира»
у
других
русских
символистов,
вместе
с
тем
существенно
от
них
отличается.
Р ез­
кое
во зр аст ание
интереса
к
ист о рии
и
современности, «че­
ловеческий»
(гуманный)
асп ект
символики
как
основной,
соприкосновение
в
ряде
сущ ест венны х
моментов
с
эстети­
кой
р еал изма
делают
Блока
поэ то м,
ка залос ь
бы,
р езко
выхо­
дящим
из
рамок
символизма,
и
одновременно
—
наиболее
по­
следовательно,
в
реальности
художественного
творчества,
воплотившим
ме чту
с им воли стов
о
сим во лиз ации
действитель­
ности,
о
вемно м
«отзвуке»
идей
как
о
гл авно й
те ме
на пра вле­
ния
!.
«Теза»
ду хов ного
стан ов ле ния
мир а
(и лирического героя
«трилогии»), «завязка» «ром а на
в
с т их а х», представлена в трех­
том ник е
лирики
поэзией
«первого тома».
Однако
ее
общ ий
смысл
раскрывается
в
лирике
«третьего
т ом а » (в творчестве 1910-х
годов )
через
тему
п рошло го
п ре­
красного
ц ар ства
юно ст и,
Первой
любви
и
красоты, «синего бе­
рега
рая».
Мир
Прошлого
имеет
д ост аточ но
устойчивые
и
по­
стоянно
повторяющиеся
харак тери сти ки .
В
основном
они
ид ут
из
р анней
лирики
и
в
творчестве
1910- х
годов
играют
роль
ав­
тоцитат
(уже без свойственного автоцитатам периода « ант ите ­
зы»
оттенка
ирон и и,
пародии,
полемики).
Таковы,
к
примеру,
цве то вая
гамма
«тезы» (розовое,
голубое,
синее,
пурпурное),
световые
(яркость),
звуковые
(мелодичное пение),
эмоцио­
нал ьн ые
(радость,
сме х), пространственные ( мир « выс и»: не ­
бо,
г ора
и
т.
д.;
мир
«дома», «терема»), временные ( ми р
пе р­
воз да нный,
юно сть ,
весна,
а
также
вечер,
ве че рняя
заря)
и
т.
п.,
символы
«синего берега рая» .
Среди
п рочих
символических
характеристик
мир а
«Пер ­
вой
любви»
обращают
на
себя
внимание
еще
дв е:
характери­
стика
эт ого
царства
гармонии
как
гл уб инно
не д вижно го
(ви­
димо,
отра зив шая
воздействие
на
юного
Бло ка
философии
эл еа-
Ф.
Сологуба
не
только
единую
четкую
композицию,
но
и
сюжетоподобное
дв ижение
мысли,
нас тр о ений
и
вз аим оо тнош ении
персонажей
(см .:
Ф
е-
дор
Сологуб .
Собрание
сочинений,
т.
1, СПб., «Шиповник»).
Нако­
не ц,
общ ий
н астр ой
си мволи ст ов
как
читателей
и
критиков
толк ал
их
к
«вычитыванию»
единого
текста
из
пр ои зв еде ний,
где
он
при
ином
под ­
ходе
в ряд
ли
может
быть
обнаружен:
ср.
рецензии
А.
Блока
на
«Кормчие
зве зды »
и
«Прозрачность»
Вя ч.
Иванова
(V,11—18)илина «Собрание
стихотворений»
Л.
Семенова
(V, 589—593).
1 Ср.
Л.
К.
Долго поло в.
Поэмы
Бл ока
и
русская
поэ ма
конца
XIX — начала XX
века.
М.—
Л., «Наука», 1964, с.
71—73.
201


тов )
и
как
уединенного,
как
мира
«одиноких восторгов»
Первой
любви...
Сл ожн ыми
символами
оказываются
и
главные
«действова­
тели»
«романа в стихах»: лирический герой, «я»
и
героиня,
«Ты», «Прекрасная Дама» .
В
наиболее
о бо бщенно м
в иде
«я»
может
быть
ист ол ков ан
как
су б ъект,
как
таковой
(что не мешает
это му
образу
быт ь
г лубо ко
инт имным
и
автобиографичным).
«Ты»
—
об ъект
чувств,
мыслей
и
действий
лирического
гер оя;
в
ней
воплощена
духовная
су бста нция
бытия;
для
лирики
«пер ­
вог о
тома»
и
в
стихотворениях,
связанных
с
тем ой
Прошлого,
«Ты»
—
носительница
высоких,
«небесных»
начал.
З наче ние
об раз ов
П рошлого
в
«трилогии»
чр езв ыч айно
мн огоп ла нов о:
это
и
автобиографические
моти вы
«первой страсти», и образы пре ­
кр асно го
Пе рв ого
дня
творения
в
символике
ветхозаветного
м ифа
(«рай»), и руссоистско- т олс то вс к ие
пр едста вл ен ия
о
пре­
кр асно й
«исконной», естественной жизни человека, '
предшест­
во вав шей
ис тор ии,
ци вил иза ции
(Блок совершенно прав,
го­
воря,
что
в
его
первой
книге
«деревенское преобладает над
городским»
—
I, 559), и соловьевский мир высокой и чистой
духовности,
и
апо ло гия
всякого
Начала
бы тия
как
прекрасного
и
светлого.
Однако
неумолимая
сила
всеобщего
дв иже ния,
веч но го
ста ­
новления
и
разрушения
ун ичтож и ла
первозданную
гармонию
«синего берега рая».
Лирич еский
герой
и
героиня
«трилогии»
низвергаются
с
вершин
один окого
с час тья
в
«страшный мир»
современной
(и шире
—
исторической,
материальной)
действи­
тельности.
Этот
период
—
«антитеза»
—
пр едст ав лен
в
трех­
то мник е
лирики
произведениями
«второго тома» (периода « Не ­
чаянн о й
Радости»
и
«Снежной маски») и темой Настоящего
(циклы «Страшный
м ир», «Возмездие», «О чем поет ветер»
и
д р.)
в
«третьем томе».
О дин
из
самых
емк их
символов,
харак­
теризующих
э тот
э тап
становления
м ира
и
героев,— «страш­
ный
м ир».
Это
и
жизнь
лирического
«я», у которого «молодость
давно
про шла », «середина жизни»
—
ее
самые
«опасные года»;
это
и
мир
«цивилизации», противопоставленный первозданной
«естественной»
жизни
(ср.
значен ие
обра зов
города ,
трактуе­
мо го
во
многом
в
традициях
Л.
Толстого);этои «антитеза»
в
смысле
гегел ь янск о- соло вь евско й
«триады»
—
мат ериал ь ный
м ир, «царство времени»
и,
кроме
того,—
современность,
годы
столыпинской
реакции,
угнетения
и
«униженья»
со
в сем
ком­
плексом
вытекающих
отсюда
и
очен ь
важных
теперь
для
Блока
социальных,
политических
и
национальных
проблем.
Наконец,
как
тон ко
показ ал
Е.
Б.
Т аг ер , «страшный мир»
одн овр ем енно
202


и
внеиоложен
героям
трилогии,
и
живет
в
них
самих,
ока зы­
в аясь
их
ду хов ной
сущн ос тью
и
их
точкой
зре ния
на
действи­
те ль нос ть.
«Страшный мир»
характеризуется
двояко.
С
одной
стороны,
это
—
полная
противоположность
пр екр асно го
ц арст ва
Первой
любви.
С вет
здесь
см е няется
тьм ой , «голубое»
и
«розовое»
—
«черным»
и
«серым», гармония звуков
—
мертвой
тиш ино й
или
адской
дисгармонией
«визгов»
и
«воплей», теплота
—
холодом
или
зимо й,
вечерние
зор и
—
н очной
непроглядностью,
высокая
любовь
—
низменной
«черной страстью»
и
т.
д.
и
т.
п.
Счас ть е,
любовь
в
царстве
зла
уступают
место
«смертной тоске», отчая­
нью
в
ряде
стихотворений,
связанных
с
тем ой
см ерти .
С
дру­
гой
стороны,
од нак о, «страшный мир»
надел е н
и
бе зус лов ной
притягательностью
(особенно заметной в стихах « вт ор о го
то­
ма», но проглядывающей и в лирике 1910-х
годов).
Он
—
кра­
сив,
прекрасен
св оей
ман яще й, «демонической»
красотой,
ис­
полнен
яркого
динамизма
(сменившего « не дв и жно ст ь» « рая»),
с илы
и
страстности.
Его
«яды», при всей губительности их для
теплого,
живого,
человеческого,—
тоже
притягательны:
в
них
скрыты
си лы,
кот оры е
о дни
только
с пос обны
разрушить
сам
«страшный мир» .
В
таком
антиномичном
ощущении
контрас­
тов
«страшного мира», в показе манящей красоты земного (ср .
«Песнь Ада», где мир inferno герою «на по мнил
страшный
мир»
земли)
вы яв л яются
не
то лько
«декадентские»
черты
по зиц ии
Б лока
(хотя наличие их,
о со бенно
в
стихах
1903—1907 гг .,
бес­
спорно
и
постоянно
осознавалось
самим
поэтом), но и его глу­
боко
диалектическое
ощущение
жизни,
ис тори и,
его
понима­
ни е,
что
только
в
горьких
страстях
«страшного мира»
про ис­
ходи т
земное
во пл ощен ие
идеалов,
что
без
Наст оя щего
(как и
без
его
отрицания)
нет
Грядущего.
Из мен ениям
ми ра
вокруг
ге роев
соответствуют
и
их
собст­
ве нные
«превращения»; герои,
как
уже
гов орилос ь,
уподобля­
ют ся
их
земным
окружениям.
Последнее
может
бы ть
истолко­
вано
и
в
пл ане
реалистического
уподобления
личности
«среде,
с
позиции
символистской
эстетики
«соответствий».
Герои,
преж­
де
всег о,
ок азы вают ся
в
ми ре
огромном
и
многолюдном,
где
«много людей и богов»,—
отсюда
во зник но вение
темы
«двой­
н ик ов », получающей одновременно и романтическую
(мисти­
ческ ие
двойники;
образы
внутренней
расколотости
личн ос ти),
и
и ную
(герои окружены многими подобными им)
интерпре­
тации.
«Двойники»
лирического
«я»
сложно
соотносятся
с
«двойниками»
ге роин и
—
при
том,
что
«я»
и
«ты»
при
неко­
торы х
поворотах
лирической
темы
сами
о казы ва ются
двойника­
203


ми
’.
Таким
об раз ом
и
само
двойничество
ока зы в ается
много­
значным
и
с имв оличе с ким
признаком
«страшного мира» (в ми­
ре
Первой
любв и
«двойники»
появляются
лишь
в
момент
его
ра зр уше ния)
—
его
«многолюдности»
и
мн оголи кости ,
мно же­
ственности
в
нем
путей
и
«масок»
личности.
Образы
зл а,
губительной
стр асти
с вяза ны
с
лирическим
«я»
как
«демоном»: «Демон» («На дымно - лилов ые
горы...»), «Де­
м он » («Иди,
иди
за
мной
—
покорной...»), «И я любил.
И
я
из вед ал. ..».
Ва риан ты
«демонической ипостаси» «я»: «Вам­
п ир» («Песнь Ада», «Черная кровь»), «Фауст» («Душа!
Когда
устанешь
в ерит ь?. .»), «Иуда» («Ну,
что
же?
Устало
за лом лены
слабые
р ук и...», отчасти « В
сыром
н очном
тумане...»).
Ряд
ва­
риант о в
образа
соединяет
мифологические
харак те рис тики
с
четко
социальными
и
историческими
(образ лирического «я»
—
dandy, пропущенный сквозь призму ассоциаций с Онегиным и
Пе ч ориным ,
но
и
вп итав ший
в
себя
черты
современного
ин­
теллигента) .
Этому
обл ич ию
лирического
геро я
соответствует
обра з
«ты»
как
«демонической», «инфернальной»
ж енщ ины
(«В ресто­
ра н е», «В эти желтые дни меж домами...», «Черная кровь»
и
мн.
др . ), с вариантами:
русалка
(«Мой милый,
буд ь
смелым...»),
«змея» («Все б тебе желать веселья. . .»), «падшая женщина»,
современная
Ма гда лин а.
Сюжет,
в
который
вк люч ены
здесь
«я»
и
«ты»,—
это
история
губительных
страстей,
во
вс ем
про­
тивоположных
высокой
Первой
любв и
и
завершающихся
ги­
белью
«я»
или
«ты», или обоих лирических персонажей .
Од­
нако
гибель
«демонических»
дв ойников
«я»
и
«ты»
—
это
ли шь
о дин
из
возможных
вариантов
завершения
их
земного
пути,
а
отнюдь
не
окончание
«лирической трилогии».
«Демонические»
ипостаси
центральных
о бра зов
очень
в аж­
ны
для
Блока.
Че рез
них
в
«трилогию»
входят
интимнейшие
мысли
по эта
о
вине
лично ст и
за
зло
мир а, «исповедальный»
па­
фос
Л.
Тол ст ого.
Но
одновременно
с
этими
образами
входят
и
1 Своеобразие темы двойничества в блоковской лирике «вт орог о»
и
«третьего тома»
п ор одило
да же
то чку
зрения,
согласно
к ото рой
в
л ирике
Бл ока
создается
га лере я
обр азо в,
«драматизированных»
п
д ост а точно
далеко
отстоящих
друг
от
др уга
(см.:
П.
Г ром ов.
А.
Блок ,
его
п ред­
шественники
и
современники.
М.—
Л ., «Советский писатель», 1966, с. 117
и
с ле д.).
В
истолковании
«двойничества», конечно,
гораздо
плодотворнее
поз и ция
Л.
И.
Тимофеева
и
Д.
Е.
Мак си мо ва,
видящих
в
«двойниках»
разные
ст орон ы
сложного
и
противоречивого
образа
лирического
героя.
С лед ует
подчеркнуть,
что
разные
«ипостаси» «я» (и «т ы») всегда сложно
соотнесены
друг
с
другом.
204


представления
о
том,
что
в
«горьких страстях»
и
«роковых отра ­
да х»
«страшного мира»
п рои сход ит
первое
зе мное
во пло ще ние
идеала.
Злые
«яды»
«демонизма»
не
только
убивают
самих
«инфернальных»
ге роев
и
их
жертв,
но
и,
н адел енн ые
огром­
ной
потенциально
ре в олюц ион ной,
разрушающей
силой,
несут
гибель
и
самому
«страшному миру».
А
сила,
крас ота
и
с траст­
нос ть
«демонических»
ге роев
подготавливают
ро жд ение
буду­
щ его
гармонического
человека.
К
«демоническим»
мотивам
бл изки
и
те,
где
лирический
«я»
—
«поэт», героиня
—
Муза
(«К Музе»), сюжет подсвечи­
вается
образами
«Божественной комедии»
Данте ,
а
и дея
траги­
чес кой
вины
см еняетс я
сто ль
важным
для
Блока
мотивом
соз­
на те ль ного,
мужественно-волевого
выбора
пути.
Современный
Данте
добровольно
спу ск ается
в
inferno «страшного мира», что­
бы
«сострадать и помнить»
о
его
унижении
и
зл е,
хран и ть
тайное
знани е
о
пр ек расно м
п рошлом
и
будущем
мира ,
бы ть
его
п ророком .
Вместе
с
тем
поэт
и
Муза
—
ближайшие
двой­
ник и
«демонов», поскольку творчество
—
материальное
вопло­
щение, «плен»
идеи
—
в
существе
своем
демонично,
а
певец
«горестной земли»
сам
должен
испит ь
до
дна
чашу
зе м ного
бытия,
причаститься
его
«проклятой красоты».
Фатально
неиз б ежно е
оказывается
здесь
исторически
и
нравственно
необходимым.
Другая
группа
«двойников»
и
связанных
с
ни ми
с южет ов
определена
темой
люд ей
«униженных», «ограбленных»
жизнью.
Эти
г ерои
—
не
виновник и,
а
жертвы
зл а.
В
их
изображении
Б лок
ближе
вс его
к
быту,
истории
и
современности.
«Я»
здесь
—
это
и
потерявший
все
в
жизни
поэт,
и
«матрос,
на
б орт
не
принятый», и «нищий»; «ты»
—
испытавшая
безмерные
унижения,
осужденная
человеческим
судом
«падшая»
женщина
(«Унижение», «Перед судом») или многострадальная русская
кре сть янк а- мать
(«Коршун»).
Однако
зна чения
эт их
об разов
также
подсвечены
миф ологич е ск ими
мотивами.
«Униженный»
лирический
ге рой
—
это
современный
Христос,
проходящий
тяжкий
искус
земных
ст р адани й,
не
им ею щих
где
приклонить
гла ву
(«Ты отошла,
и
я
в
п у сты не .. .»), несущий крест («Хри ­
стос,
уставший
кр ест
н е сти. ..»). «Униженная»
же
—
кающаяся
Магдалина,
а
сюжет
—
зе мной
путь
«я»
к
жертвенной
гибели
(оборотная сторона мыслей поэта об искуплении трагической
вины
современного
интеллигента).
Тре тья
группа
об разов
— • «двойников»
лирического
героя
и
герои ни
—
связана
с
важнейшим
мом е нтом
«трилогии вочелове­
чения»
—
с
пе реход ом
из
«страшного мира»
в
пр екр асн ое
Гр я­
205


дущее,
в
Новую
жизнь
(от Vita nuova Данте).
Здесь
ви дны
те
ос обе нн ости
мир оот но ше ния
Блока,
которые
проявились
в
ощущении
им
относительной
це ннос ти
«демонизма», богобор­
чества,—
утверждение
мистической
и
исторической
оправдан­
ности
н аси л ия, «святой злобы»
б орьбы
со
злом.
Но
здесь
же
отразились
и
сущ ест венные
в оз дейст вия
х рист ианск ой
(пре­
лом ле нной
сквозь
пр изму
толстовства)
этики
жертвы.
Поэто­
му
герой
здесь
«синтезирует»
черты
«демона»
и
«Христа»: он
становится
борцом
«за святое дело»,
рыцарем-освободителем.
Одновременно
выдвигаются
на
первый
п лан
весьма
суще­
ственные
сто роны
облика
гер оин и.
Вновь
п рояс няе тся
ее
ис­
конная
сущность
как
Ду ши
Ми ра
(«Царевна»), хотя подчерки­
вае тся,
что
это
—
Ду ша
Мира,
пле ненна я
земным
хаосом
(ср.
соответствующие
образы
в
лирике
Вл.
Соловьева,
вновь
приоб­
р етшей
актуальность
для
Блока).
Поэтому
«Ты»
—
заколдо­
ванная
«спящая царевна»
(одна из важнейших мифологем
симв ол изм а)
или
красавица
(красота,
которая
«может мир
сп а сти »), отданная замуж за « ча р о дея» («Россия»), «колдуна»
(II глава поэмы «Во з м ездие»), терзаемая « я стр ебо м» (II гл .
«Возмездия»), «коршуном» («Коршун»).
Одно
из
существенных
значений
для
«Ты»
теперь
—
«Родина», «Россия» (характерно
объединенное
с
«Жена», не только в бытовом,
но
и
в
мисти­
ческом
зна чен ии
этого
ид уще го
от
«первого тома»
символа).
Сюжет
в
э той
ча сти
«трилогии» (его носители
—
произведе­
ния
«третьего тома») любопытно меняет функции «я»
и
«Ты» .
В
мире
Первой
люб ви
(и в Vita nuova) основное,
первично­
сущностное
начало
бы тия
св яза но
с
«Ты», а в «я»
подчеркну­
та
зависимость
от
«Души Мира».
В
inferno земной жизни со­
отношение
«лирических персонажей»
ино е.
«Низвергнутые»
на
землю,
герои
рав ны
(ср .
по лный
«двойниковый»
параллелизм
«демонических»
обра зов :
Тог да
—
во
вз гля де
гла з
ус тал ом
—
Т воя
в
нем
ложь!
То гда
мой
рот
изв ивом
алым
На
твой
т аинств енно
похож!
Ср.
«женственность»
врубелевско-блоковского
«усталого»
Демо­
на
и
черты
«сверхчеловека»
в
«инфернальной»
героине
и
т.
д. ).
А
в
момент
перехода
от
«антитезы»
к
«синтезу», когда пол ­
ностью
реализуется
смысл
зе мн ого
(«воплощение», «вочелове­
чение»
и деал а,
надел ени е
его
чертами
материальности:
силой,
дина м измо м,
красо т ой ),—
в
э тот
момент
раскрывается
и
см ысл
«мужского» (мужественного): «бой»
со
злом,
подвиг
спасе­
206


ния
«спящей царевны», «расколдовывание»
ее,
вырывание
из
рук
«колдуна»
—
хаоса
и
п ерех од
в
грядущее
царство
Новой
л юбви
Ч
Са ми
образы
Гря ду ще го , Vita nuova, у Блока 1910-х
год ов
не
и зоб раж аются
развернуто:
поэт
предельно
далек
от
утопиз­
ма
предреволюционных
лет.
Его
в олную т
мыс ли
о
путях
чело­
ве ка
к
«высокому», а не о том,
в
каки е
форм ы
оно
исторически
(вернее,
историко-мистически)
отольется.
Но
тем
не
ме нее
мо­
тив
будущего,
веры
в
н его
(«только будущим стоит жить») —
о дин
из
важнейших
в
«третьем томе»: ведь без сегодняшней
устремленности
в
мир
«добра и света»
и
«свободы торжества»
невозможно
становление
«я»
как
рыцаря,
борца.
Будущее
рисуется
поэтом
двояко.
Иногда
он о,
харак терно
совмещая
цик лич еск ие
концепции
симв ол из ма
и
руссоистско-
тол с товс кое
по ним ание
ис тори и,
изображается
как
п ростой
во з­
врат
к
прекрасному
прошлом у,
в
мир
Первой
любви,
оказыва­
ющ ийся
одновременно
«Елисейскими полями»
пос м ертн ого
бл а­
женства
(«Последнее напутствие»).
В
этом
слу чае
сам
переход
от
настоящего
к
будущему
м ыслит ся
как
срав нит ель но
п рост ое
«переворачивание»
несправедливого
страшного
мира,
мгновен­
ное
претворение
лжи,
зла
и
безобразия
в
Истину ,
Добро
и
Кра­
соту.
Таков
революционно-антропологический
« мифологизм »
цикла
«Ямбы» .
Однако
в
бо ль шинст ве
случаев
позиция
Блока
значительно
диал екти чней
и
историчней.
Будущее
—
«синтез»,
т.
е.
свя з ано
не
то лько
с
циклическим
д вижением,
но
и
с
по­
ступательным
развитием.
Оно
—
цар ство
И с тины,
Доб ра
и
Кра­
соты
на
земле,
в опло ще нный
идеал,
отличающийся
тем,
что
он
впитал
всю
сложность
и
весь
тр аг изм
и сто риче с кого
опыта,
претворив
его
в
счастье
новой
жизни
(«Новая Америка»).
В
нов ом
мир е
«я»
и
«ты»
во сст анав ливаю т ,
однако
в
преоб­
р аженном
виде,
свои
ис ко нные
отношения.
В
«Ты»
—
России,
Vita nuova («Новой Америке»), раскрываются черты исконной
субстанции
бытия,
ее
универсального
ц е лого,
хотя
и
вопло тив­
шегося
м атер иаль но,
в
«я»
—
черты
новой
преображенной
ли ч­
ности, «человека-артиста»
бу дуще го,
как
скажет
Блок
уже
п ос­
ле
Октября.
Их
соединяет
теперь
Новая
любовь
—
«высокая»,
но
зем н ая,
св яз анная
не
со
«счастьем»
уед иненног о
блаженст-
1 Исторический и социальный аспекты такого нового соотношения
«я»
и
«ты»
подсказаны
истолкованием
«я»
как
современ но г о
интелли­
гента—
носителя
тр агич е ской
вин ы,
искупаемой
бо ем
«за святое дело»,
и
«ты»
как
дочери
народа,
как
Родины
—
жертвы,
нуждающейся
в
под­
виге
освобо жден ия.


ва,
а
с
«восторгом творческим»
—
восторгом
ж изни
со
в семи
и
во
всем
—
приобщения
личности
к
к осми че ском у,
национально­
му
и
т.
п.
цело му
(ср .
«И вновь
—
поры вы
юных
лет ...», цикл
«Кармен», предисловие к поэме « Во з мез д ие»).
Тако в
в
общих
чер тах
сюжет
б локов с кой
«трилогии воче­
л ов еч ения », определяющей
си мвол иче с кие
значе ни я
образов
зрелой
лирики
Блока
и
прид аю щей
порой
новый
смысл
обра­
зам
его
р аннег о
творчества.
Не
трудно
увидеть,
что
символич­
нос ть
любой
части
т рило гии
определяется
(и дешифруется)
зд есь
символической
много планно ст ью
целого.
Вся
«трилогия
вочеловечения», как мы видели,
раскрывается
одновременно
во
множе с тве
п лан ов.
Так ,
она
может
бы ть
осмыслена
как
лир и­
ческая
трилогия,
т.
е.
ра сс каз
о
духовной
су щнос ти
«я», о его
внутреннем
духовном
пу ти.
Одновременно
в
ней
выявлены
и
совершенно
иные,
«объективные»
и
внеличностные
аспекты.
«Трилогия вочеловечения»
—
это
и
космически
всео бщ ий
«путь мира»,
становления
«духа музыки»
в
мировом
уни­
версуме,
и
история
человечества,
и
пути
н ации,
и
путь
со в­
ременного
интеллигента
к
народу
и
т.
д.
Это
и
жизненный
п уть
«я», и творческая эволюция Блока -п оэ та ,
а
в
поэме
«Возмез­
д ие»
—
и
история
ро да.
Ск азан но е,
од на ко,
не
переч исл яет
(и
не
мож ет
перечислить)
всех
значе ний
трилогии:
ве дь
при
по­
стоянном
ощущении
«соответственности»
все го
всему
любая
часть
тр ило гии
(любой том,
цик л,
стихотворение
или
часть
стихот­
ворения)
может
бы ть
уподоблена
всему
«роману в стихах»
и
его
сюжет
мо жет
быть
пер ене сен
на
три лог ию
в
целом.
Так,
например,
циклы,
в
которых
изображается
ист о рия
интимных
взаимоотношений
лирического
«я»
и
«ты» («Кармен»), дают
основание
истолковывать
всю
трилогию
лирики
в
интимном
пл ане.
Любое
частное
истолкование
«пути»
буд ет
допустимым,
хотя
и
одн осто ронни м ,
упрощенным,
любое
перечисление
ас­
пектов
—
неисчерпывающим.


И.
ПРАВ ДИНА
И СТОРИ Я
ФОРМИРОВАНИЯ
ЦИ КЛА
«СТРАШНЫЙ МИР»
лок
неоднократно
под ч ерк ивал
органическую
целост­
ность
и
вну тр еннее
единство
своего
лирического
твор­
чества.
Размышляя
о
своей
поэзи и ,
он
прих од ил
к
выводу,
что
не обход им о
объединить
«все три книги»
под
именем
«трилогии» (IX, 182), что все стихи вме­
сте
—
«трилогия вочеловечения» (VIII, 344). « Каж до е
ст ихот­
во рени е
необходимо
для
образования
главы;
из
нескольких
глав
составляется
книга,
каждая
к нига
есть
часть
трилогии;
всю
трилогию
я
м огу
назвать
«романом в стихах» (I, 559).
Каждый
том
—
это
определенная
ста дия
душевной
жизни
поэта,
причем
целостная
к ар тина
в озника ет
из
совокупности
всех
глав
книг и
—
ли р ич еских
циклов,
которые
обычно
с осу­
ществуют
во
времени,
воплощая
различные
психологические
а с пе к ты, «страны» (II, 369) внутреннего мира героя,
дополняя
и
поясняя
др уг
друга
или
ст алк ива ясь
в
трагической
противо­
р еч ив ости.
Каждое
стихотворение
—
необходимая
част ь
главы,
209


поэтому
оно
полнос тью
раскрывает
с вой
гл уб инный
смысл
т олько
в
контексте
цикла
и
тома ;
оно
связывается
множест­
вом
ассоциаций
с
другими
стихами,
обнаруживая
свою
много­
значность,
и
в
то
ясе
время
в
соответствии
с
темой
раздела
яв­
ст в еннее
обозначается
его
вед ущ ая
по э тиче ская
мысль.
В
свою
оче ре дь
раздел
(цикл)
часть
ц елого
(тома), он получает различ­
ные
смысловые
оттенки,
как
бы
по во ра чивает ся
разными
гранями
в
зависимости
от
состава
и
расположения
ст ихов
L
Структура
т ома
и
ци кла
стан о витс я
одн им
из
определяю­
щих
смысловых
моментов,
и
для
Блока
работа
над
п ост роен и­
ем
своего
со бр ания
—
сущ ествен ный
этап
тв орче с кого
процесса.
«Переиздание моих книг побуждает меня всегда проверять
весь
путь,
потому
я
семь
раз
отме ри ва ю,
чтобы
раз
о тр езать »,—
пишет
Блок
в
1916 году (VIII, 456—457).
Каждая
новая
р едакци я
воплощает
определенную
стадию
ос­
мысления
Блоком
своего
пу ти.
Исследование
из менений
струк­
ту ры
блоковских
том ов
и
циклов
—
не об ходи мый
эта п
изу чен ия
творческой
эв олюци и
поэта.
Особенный
инт ерес
вы зыв ает
исто­
рия
формирования
третьего
тома
и
его
циклов
—
заключитель­
ной,
вершинной
час ти
«трилогии вочеловечения» .
В опрос
о
том,
как
пос те пе нно
складывался
трехчастный
«ро ­
ман
в
стихах»
или
отдельные
его
главы,
еще
не
становился
предметом
специального
и зучени я,
хотя
затрагивался
в
обоб­
щающих
работах
современных
и ссл ед оват еле й2.
Что
же
к аса­
ется
рассмотрения
проблематики
и
п оэт ических
ос обе нно стей
третьего
тома
вообще
и
интересующего
нас
цикла,
в
частности,
то
здесь
н еоб ходи мо
упомянуть
о
специальных
работах,
посвя­
щенных
этой
т е ме3, и о связанных с нею разделах в моногра­
фиях
о
творческом
пути
по эта
4.
1 О специфике Блоковского цикла см. :
В.
А.
Сапогов.
Поэтика
ли­
рического
цикла
А.
Блока.
Авто ре фер ат,
М ., 1967 (МГПИ им.
В.
И.
Лен ина).
2 См.
книги:
П.
Г ром ов.
А.
Блок,
его
пр е дш еств енники
и
современ ­
ники.
М. — Л., «Советский писатель», 1966; Д.
Максимов.
Поэзия
и
проза
Ал.
Блока.
Л ., «Советский писатель», 1975; Л.
Гинзбург.
О
ли­
рике.
Л ., «Советский писатель», 1974.
33.
Г.
Минц.
Лирика
Але кса ндра
Блока.
Вып.
IIиIV.
Т ар ту, 1969
и
1975.
4 Вл.
Орлов.
А лекс андр
Блок.
О черк
творчества.
М.,
Гослитиздат,
1956; Л .
И.
Тим офее в.
Тво рч ество
Александра
Блока.
М.,
Изд-во
АН
СССР, 1963; Н.
В енгров.
Пу ть
Александра
Блока.
Изд -во
АН
СССР,
1963; Б .
С оловь ев.
Поэ т
и
его
по дви г.
Тво рч е ский
пут ь
Александра
Блока,
М., «Советская Россия», 1973; А.
Горелов.
Гроза
над
соловьи­
ным
садом.
Александр
Блок .
Л., «Советский писатель», 1973; Л.
К.
Д
о
л-
г
о
п
о
л
о
в.
Ал екса ндр
Блок.
Л., «Наука», 1978.
210


Н асто ящая
ста ть я,
о пир аясь
на
основные
положения
сов­
ременного
блоковедения,
рассматривает
поэтические
особенно­
сти
цикла
в
совершенно
определенном
аспек т е:
нам
важно
про­
сл ед ить,
как
складывается
цик л,
как
из
основного
«зерна», по ­
степенно
ра звив ая сь,
у точняя
св ои
границы,
во пло щая сь
в
оп­
ределенной,—
свойственной
прежде
всего
эт ому
циклу,
систе­
ме
поэтической
образности,—
растет
и
оформляется
единое
п оэти чес кое
цело е.
Блок
трижды
пересм атр ивал
весь
трехтомник: 1-е
издание—
1911—1912 годы, 2- е—
1916 год, 3-е
—
1918—1920 годы,
при­
чем
третий
то м,
подготовленный
поэтом
в
авгу сте
1918 года,
вышел
уже
пос м ерт но,
в
1921 году .
Над
первым
из д анием
собрания
стихотворений
Блок
рабо­
тал
тог да,
ког да
он
уже
имел
возможность
опр ед елит ь
основную
устремленность
св оего
разв ити я.
Пр ойд ена
б ыла
значительная
часть
пут и:
позади
осталось
и
по кл он ение
мистическому
идеа­
лу,
и
«мистицизм в повседневности», и « снежны е
метели»
сти­
хийных
страстей.
Нач инае т
формироваться
облик
художника,
«мужественно глядящего в лицо миру» (VIII, 344), чувствую ­
ще го
«непроглядный ужас жизни»
современного
мира,
ищущего
пол ожи те ль ных
начал
в
самой
реальности
и
нах о дящ его
их,
на­
конец,
в
приобщении
к
Родине,
Рос с ии,
то
е сть
народным
о сно­
вам
бытия.
И,
создавая
пе рвый
вариант
своего
«романа в сти­
хах», Блок стремится к полноте и последовательности охвата
вс ех
этапов
своего
пу ти:
так
п ервый
том
в
издании
1911 года
существенно
отличается
от
сбо р ника
«Стихи о Прекрасной Да­
м е» (1904), он значительно расширен,
стихи
расположены
по
хронологическому
пр инц ипу.
Во
вт орой
том,
включающий
сти­
хи
1904—1906 годов,
введены
новые
ра здел ы
по
сравнению
со
с борн иком
«Нечаянная Радость» (1907), в частности,
раздел
«1905».
Третий
том,
включающий
стихи
1907—1910 годов,
вы­
шедший
в
1912 году,
создан
на
основе
стихов
и
разделов,
кото­
рые
вошли
в
сборники
«Земля в снегу» (1908) и «Н очн ы е
ча­
сы » (1911).
В
этом
последнем
сб ор нике
появи л ся
р аздел
«Страшный мир» .
Первое
у пом ин ание
о
ц икле
«Стращный мир»
—
в
письме
Б лока
Брюсову
от
3 сентября 1910 года:
«... По сыл аю
Вам
для
«Русской мысли»
маленький
цикл
с ти­
хов
(под заглавием « Ст ра шн ый
м ир»)...
Если
можн о,
помести­
те
сти хи
п оскоре е,
потому
что
я
думаю
собрать
новую
книгу»
(VIII, 313, 314).
Стихи,
поя вивш иеся
в
ноябрьском
номере
жур на ла
«Рус­
ск ая
мысль »
—
«Демон»
(«Прижмись ко мне крепче и бли-
211


же»), «В ресторане», «Большая дорога» («Сегодня ты на трой­
ке
звонкой») и «Вдвоем»
(«Черный ворон в сумраке снеж ­
ном»); книга,
о
ко торой
упоминает
Блок,—-
с борн ик
«Ночные
ча сы».
Здесь
ц икл
состоит
из
дев яти
ст их от во рений
1909—1910
годов,
причем
из
ж урна л ьной
п одб орки
во шли
тол ько
два
пер­
вых
стихотворения.
Сам
обра з
«страшный мир»
впе рвы е
встре-
чается
в
сти хах
Блока
1909 года: «Так .
Буря
э тих
лет
п рошла »,
«Дым'о т^к ост р а
струею
с изой », «Песнь Ада».
Во
всех
этих
стихотворениях
« страшный м. ир ?> —
синоним
действительности,
повседневности
в"которой
вынужден-существовать
гёрби7
при ­
чем
в
первом
стихотворении
этот
образ
~ конкретизируется:
р и» 1905 года.
В
дневниках
и
письмах
Бло ка
пе рио да
1909—
1912 годов этот образ встречается в том же значении
—
окру­
жающей
реальности:
«...Петербург
—
глухая
провинция,
а
глухая
пр ови нция
—
«страшный мир»,—
пиш ет
он
В.
А.
Пясту
3 июля 1911 года
(VIII, 350). 28 февраля 1912 года Блок записывает в днев­
н ике: «Вечерние прогулки...
по
мр ач ным
местам,
где
хулиганы
бь ют
фона р и,
пр ист ает
щенок,
тусклые
ок на
с
занавесочками.
Д ев очка
идет
—
издали
слы шно ,
точн о
ло шадь
тяже ло
ды шит:
очевидно,
ча хотка;
она
д ав ится
от
глухого
кашля,
через
не­
сколько
шагов
н ак л оняется. ..
Страшный
м ир » (VII, 130).
Еще
одна
за пись
в
дне внике
—
от
9 декабря 1911 года: «Нет,
р ано
еще
уходить
из
этого
пр екр асног о
и
страшного
мир а»
(VII, 101).
Но
«страшный мир»
—это
не
только
то,
что
«вне»
челове­
ка,
это,
по
Блоку,
и
то
опустошение,
к оторое
проникает
внутрь
его
души ,
убивая
вер у
в
гармонию,
добро,
человечность;
это
—
стихия
индивидуальной
«цыганской»
страсти,
это
—
любовь
к
гибе ли.
В
стихотворении
«Вдвоем» (февраль 1910 года) «Страшный
мир»
—
это
мир
страсти:
Страшный
мир!
Он
для
сер дца
тесен!
В
нем
—
тво их
поцелуев
бред,
Темный
мброк
цыганских
песен,
Торопливый
полет
комет!
«Цыганское»
часто
выступает
синонимом
гибельной,
сжи ­
гающей
страсти,
погружающей
в
индивидуальное,
уводящей
от
всеобщего
—
«нельзя любить цыганские сны,
ими
можно
тол ь­
ко
сгарать» (VII,79).
212


Об
это м
же
—
в
записной
книжке
3 июля 1911 года: «Вчера
в
сумерках
н очи
под
дождем
на
Приморском
вокзале
цыганка
д ала
мне
поце лов а ть
сво и
дл инн ые
пальцы,
покрытые
к ольц а­
ми.
Страшный
мир .
Но
быть
с
тобой
с тра нно
и
сл адко » (IX,
183).
Из
этого
переживания,
о
к отором
ра сск азан о
в
двух
письмах
Блока
—
к
В.
А.
Пя сту
(написано в тот же день)
и
к
матери
(от 5
июля), возникает стихотворение
«Седое утро»
«Страшный мир»
—
это
отсутствие
в оли
к
жизни:
«... Я лю блю
гибель,
любил
ее
искони
и
остался
при
этой
люб ­
ви...
Я
последователен
и
в
сво ей
любв и
к
«гибели» (незнание^
будущем,
окруженность
неизвестным,
ве ра
в
судьбу
и
т.
д.—
свойства
мо ей
п рирод ы,
более,
чем
психологические.)
(VIII,
317, 318),—пиш е т
Блок
А.
Белому.
К
этом у
письму
прило­
жены
с тихи
«Вступление» («Когда,
вступая
в
мир
огромный»),
«Искуситель» («Ты в комнате один сидишь»), «Посещение»,
«Исход» («Идут часы,
и
дн и,
и
годы»).
Эти
стихи
Б лок
в
1911 и 1912 годы включал в « Ст ра шный
мир»
и
«Возмездие».
Эти
два
ас пекта :
в ну тр енние
свойства
—
«гибель души»
—
и
окружающая
реальность
сливаю тся
в
единое
це лое
в
стихах
«Страшного мира», причем,
как
мы
увидим
в
д аль ней шем,
по
мере
развития
ци кла
все
боле е
явс тв енно
обозначается
обус­
ловленность
«гибели души»
реали ями
окружающего
мира.
Р асс матрив ая
четыре
р ед акции
«Страшного мира» (в сбор­
нике
«Ночные часы» 1911 и в трех изданиях трехтомника
—
1912, 1916 и 1921), можно выделить те стихотворения,
которые
с
самого
начала
вошли
в
цик л
и
постоянно
о ст авал ись
в
нем .
Это
«Демон» («Прижмись ко мне крепче и ближе»), «Песнь
А да », «В ресторане»
и
«Йз хрустального тумана».
Затем
сле­
дуют
стихотворения
«На островах»,
«Дух пряный марта»
и
«Идут часы,
и
дни,
и
годы »
—
они
присутствуют
в
тр ех
из
че­
тырех
вариантов
цикла
(Блок не включил их в собрание 1916
года).
Кроме
всех
этих
стихотворений
в
сборнике
«Ночные
ч асы»
в
цик л
входят
еще
д ва : «Я помню длительные муки»
и
«Своими горькими слезами» . (Э т и
стихи,
последние
из
посвя­
ще нных
H.
Н.
Волоховой,
бы ли
уже
в
первом
издании
тр ех­
то мник а
(1912) перенесены в раздел « П есня
Су дь бы»
и
б оль­
ше
ник ог да
в
«Страшный мир»
не
включались.)
Таки м
образом,
уже
в
пе рвой
редакции
им еется
то
«зерно»,
из
кот орого
в
д аль нейш ем
пр о р астает
и
развивается
цик л.
Что
же
зая вл ено
уже
на
это м
—
первом
—
этапе
развития
цикла,
в
чем
его
поэтические
истоки
и
основа?
См.
об
этом
в
пр име чани ях
Вл.
О рлова
(III, 573).
213


В
«Ночных часах» «Ст ра шн ы й
мир »
открывается
сти хот ­
ворением
«Демон», и Блоку,
вероятно,
п рин ци пиаль но
ва жно
поставить
эти
ст ихи
пе рвым и
—
хр оноло гиче с кий
пр инцип
в
пос т рое нии
цикла
не
со бл юден: «Демон»
—
апр ель
1910 года,
«Из хрустального тумана»
—
октябрь
1909, «Я помню длитель ­
ные
муки»
—
1908, «Своими горькими слезами»
—
1908, «На
остров а х»
—
ноябрь
1909, «Дух пряный марта»
—
м арт
1910,
«В ресторане»
—
апрель
1910,
«Песнь Ада»
-г-
октябрь
1909,
«Идут часы,
и
дни,
и
годы»
—
октябрь
1910.
< К стихотворению « Д емо н»
и ме ется
авторский
коммента­
рий
—
это
статья
«Памяти Врубеля», написанная одновремен­
но
со
стихотворением
(апрель
—
май
1910) и перекликающаяся
с
п рогр аммн ой
для
этого
времени
с тать ей
«О современном со­
сто ян ии
русского
символизма» (март
—
апрель
1910).
«Демон»
Блока,
связанный
с
Лермонтовым
и
Врубелем,
ста­
но витс я
символом
о пре де ле нного
душевного
состояния
поэта
и,
бо льше
тог о,
символом
определенного
времени.
В
статье
«О современном состоянии русского символизма», очень слож­
н ой,
написанной
особым
«эзотерическим»
языком,
врубелев-
с кий
Демон
объявляется
лучшим
воплощением
«антитезы»
—-
то
есть
пер иод а
отк аза
от
мировой
гармонии
(«Теза») и погру ­
же ния
в
мир
индивидуальных
переживаний:
«Океан
—
мое
сердце,
все
в
нем
равно
в олшеб но:
я
не
различаю
жизни,
сна
и
смерти,
этого
м ира
и
и ных
ми ро в. . .» (V, 429). «Золото»
на
полотнах
Врубеля
Блок
восп ринимает
как
символический
цвет
«Тезы» («Тоска небывалой весны // Г ори т
мне
лучом
отдален­
ны м»), который начинает уже меркнуть в « сине-л ил ов о м
миро­
вом
су мра к е» (V, 428) «антитезы». «Зол отой
меч
погас,
л ило­
вые
ми ры
хлынули
мне
в
с ер дц е» (V, 429), в стихотворении
—
«дымно -лилов ы е
горы», в черновике
—
«в лиловом провале ле­
жу
я» (III, 505)... «А нти те за»
имеет
и
звуковое
выражение
—
«раздирающий аккомпанемент скрипок и напевов,
подобных
цыганским
пе сня м» (V, 428), в стихотворении
—
«Стон зурны».
Демон
для
Блока
—это
«сплав из многих миров,
преимущест­
венно
синего
(цвета рая.—
И.
П.)
и
лилового» (V,430), в
нем
—
и
воспоминания
о
п режн ей
вере,
и
опустошенность,
во з­
никшая
п осле
ее
п оте ри,
и
в
то
же
время
—
упоение
земными
стр аст ями
(«Я новое вижу // В
бре ду
поцелуев
тв ои х»), кото­
рое
нео жидан но
связывается
с
утраченным
идеалом
(«В том -
леньи
тв оем
иссту пл енно м
//Тоска небывалой весны»), и соз­
нание
нев оз мо жност и
возрождения
(«Я,
горн ий ,
навеки
без
сил»).
Это
с тихо тв оре ние
—
как
бы
прелюдия
к
циклу
в
1911 го ­
214


ду,
это
концентрированное
выражение
душевного
состояния
героя
«Страшного мира»
и
в
то
же
время
его
«генезис» (па­
дший
Ангел).(В
том
же
зн ачен ии
выступает
Дем он
в
поэме
«Возмездие».)
Воспоминания
о
ранних
и деал ах
во
многом
определяют
структуру
с лед ующего
стихотворения—«Из
хру ста льн ою
ту­
ма на».
Здесь
пересекается
замкнутое,
отг орож е нн ое,
душное
пространство
«страшного мира» («кабинет ресторана», «глухое
стекло
о кна»
—
вар иа нт
«чернота глухих портьер»
—
III, 365) 1
со
«жгуче-синим
простором»
п рошлог о
ра я.
Героиня
стихотво­
рения
—
средоточие
э тих
двух
миров,
ее
появление
раздвигает
рамки
пошлой
реаль но сти
(стихотворение во многом связано с
«Незнакомкой»
и
со
ст ихот во ре нием
«В ресторане»), она
—
и
Дева,
и
в
то
же
вр емя
падш ее
существо,
она
во площ ение
«ан ­
ти те зы », близкое к Демону
—
падше му
А нгелу .
Стихия
земной
страсти
в
этом
стихотворении
обнаруживает
сво ю
неот рази му ю
привлекательность,
так
же,
как
и
в
стихотворении
«В ресто­
ра не »,—
это
исступленное,
самозабвенное
переживание
мгно­
венного
порыва,
по гр у жение
в
сжига ющ ий
мир
«цыганских
с н ов»: «Визг цыганского напева// На л ете л
из
дальних
зал ,
//Дальних скрипок вопль туманный... »
—
«И сейчас же в от­
вет
что-то
г рянул и
струны
//... цы г анка
плясала
//И визжала
зар е
о
любви».
Время
как
бы
уничтожается,
п роис ход ит
мгно­
венное
соединение
«сегодня»
и
божественного
п рошлого,
не­
посильное
на пряже ние
чувств
разрешается
«сгоранием», «ги ­
бел ь ю», растворением личности («Жизнь разбей,
как
мой
бо­
к а л!»).
Следствие
это го
са мо забве ния
—
опустошение,
сознание
«унижения»:
стихотворения
«Из хрустального тумана»
и
«В ресторане»
перемежаются
стих ами
«Я помню длительные
му к и», «Своими горькими слезами», «На островах» .
В
э том
пос­
леднем
стихотворении
порыв
з ам енен
обрядом,
страсть
превра­
щается
в
обы ден нос ть.
Об ычна я
блоковская
символика
стра­
сти:
мерцающие
ог ни,
п олет
лиха ча
—
здесь
выступает
в
з азе­
мл енн ом
ви де:
рысак
летит
по
Ела гину
мосту
(ане «Над
бе з­
до нным
про ва лом
в
в ечно с ть »), спутница
—
существо
только
земное
(«И помнить узкие ботинки, // Влюбляясь в хладные
ме ха »).
Более,
чем
в
предыдущих
стихах,
ощу щается
«объек­
тив но е»,
в сео бщее
нач ало :
любви,
ве рнос ти,
н рав ствен ност и
в
современности
вообще
не
су щест ву ет,
и
в
эт их
условиях
утрата
1О «приметах» «страшного
мира»
см.
в
кн.: 3.
Г.
Минц.
Лирика
Александра
Блока,
в ып.
4.
Тарту,
1975, с .
40—46; вып .
2.
Тарту,
1969,
с.
125—152.
215


героем
нравственного
критерия
закономерна
и
неиз б ежна.
В
от­
к азе
от
идеалов
юно сти
(«Уже в покорность не играю //
И
царств
не
требую
у
ней»), в тоске по силе чувства («старин ­
ной
верности
нав ек »), в сознании перехода «и з
света
в
с ум­
ра к»
—
нотки
грустной
пр имире нно с ти
и
даже
«печальная ус­
ла да», которой
сопр ов ожд ает ся
ощущение
утраты.
В
эт ом
смы сле
стихотворение
явно
отличается
от
последующего
—
«Дух пряный марта», в котором измена юности воспринята как
ка тас трофа
(«То душа,
на
последний
пут ь
вступая, // Безумно
плач ет
о
про шл ых
сн ах »).
Поэтому
мир
здесь
не
объективен
и
«бесстрастен», а трансформирован,
преображен
интенсивностью
и
напряженностью
трагического
переживания,
все
окружаю­
ще е—
пейза ж
души
(«то душа...») —и
«вьюга», «шалый ве ­
те р», несущий не прохладу,
а
духоту
(«хотел он выжечь душу
м не»), и звуки «в е нгерск ого
т анца»
в
«небесной черни», и сам
город,
захв аче нны й
стихией,— «Мой
город
истаял
в
мокрой
вьюге, // Рыдал,
влю бле нный,
у
чь их-т о
ног»
Ч
В
дву х
последних
стихотворениях
цикла
(«Песнь Ада»,
«Идут часы,
и
дн и,
и
г оды») подводится своеобразный итог все­
му
сказанному:
они
скрепляют
ра здел
мон умен тальн о- обо бщен ­
ным
выражением
т емы.
В
«Песни Ада»
все
мотивы
цикла
углублены,
трагедия
че­
ловека
в
«страшном мире»
приобретает
поистине
вселенский
масштаб.
Ч елов ек
п ост авлен
пер ед
лицо м
Рока,
несущего
воз ­
мездие,
отсюда
обращение
Блока
к
потустороннему
миру
и
к
его
воплощению
в
искусстве,
вошедшему
в
общекультурный
обиход,
прежде
в сего
к
«Божественной комедии»
Данте.
Сам
этот
вых од
в
сферу
инферн альн ого
связывает
конец
цикла
с
его
нач ал ом
(«Демон»), и в то же время «П ес нь
Ада»
подго­
тавливает
м ногие
стихи
будущих
редакций
«Страшного мира»:
«Пляски смерти», «Черная кровь», а также «Ш а ги
Командора»
(цикл «Возмездие»).
Впервые
с
тако й
определенностью
раскры­
вается
п оняти е
«страшного мира», то есть ада современного
существования
(«Мне этот зал напомнил страшный мир»),
впервые
так
явственно
прочитывается
всеобщность
судьбы
ге­
роя
(«Все к пропасти стремятся безнадежной, //Ия вослед»),
что,
в
частности,
подчеркнуто
явлением
дво йн ика
—
впе рвые
на
страницах
цикла
(в этом отношении «П е с нь
Ада»
предваряет
такие
стихи,
как
«Двойник», «Осенний вечер был»
и
д р.).
Двой-
1 О соотношении стихотворений «На
островах»
и
«Дух пряный марта
был
в
лунном
круге»
см.
в
кн.:
Л.
Гинзбург.
О
лирике.
Л., «Советский
пи с ат ел ь », 1974, с. 306—307.
216


ник
—
он
выходит
из
«глуби зеркала»
—
вопло щени е
опреде­
ле нных
сторон
душевной
жизни
героя,
беседа
с
ним
—
беседа
с
самим
собой,
то
есть
попытка
осмыслить
сво й
путь
б олее
«со
стор о ны », чем в других стихах .
Дво й ник
так
же,
как
и
герой,
«утратил правый путь», он— «па д ши й», «с печатью преступ­
ленья
на
че ле », и это закономерно в мире,
где
отвергнуты
вы­
сокие
нравственные
идеалы
(«Далеких утр неясное мерцанье
//Чуть золотит поверженный кумир»).
Слож но
переплетаются
ас пекты
«вины»
и
«беды»
чел овек а
«страшного мира».
В
эт ом
ст ихотв оре ни и
более
отче тлив о,
чем
в
других,
чувствуется
его
вина,
он
виновник
па де ния
и
гибели
другого
существа
(в этом
отношении
с тихо тв оре ние
перекликается
с
«Демоном»
—
«Пусть
скачет
жених
—
не
дос ка чет »),
он
—
Ва мпир,
убийца
сво ей
возлюбленной
(впоследствии это будет развито в цикле « Ч ер­
пая
кров ь»).
Но
и
страсть,
вс ес ильная
и
прекрасная
и
в
то
же
время
жестокая
и
гибельная
(обе эти стороны усилены в «П е с­
ни
А д а »), и участь убийцы
по сланы
ему
свыше,
он
толь ко
«свершает завет» .
Здесь
прео б лад ает
тема
Рока,
круги
ада
«невозвратны», выхода из них нет .
Заключительное
стихотворение
цик ла
«Идут часы,
и
дн и,
и
годы»
первоначально
называлось
«Исход» .
Это
попытка
ра зом­
кну ть
замкну ты й
круг,
вырваться
из
пл ена
«душной»
страсти,
в
которую
заклю ч ен
герой,
н изве денны й
с
прежних
высот
(«Вот меч.
Он
бы л.
Но
он
—
не
н уже н ») !, вновь обрести связь
с
миром
и
людьм и
(«Взглянуть в лицо людей,
природы, // Рас­
с еять
сумерки
вр ем ен ») хотя бы ценою жизни:
Но
час
нас та л.
Пр ипо миная,
Я
вспомнил:
Не т,
я
не
слуг а..
Так
п адай,
перевязь
цв етн ая!
Хлынь,
кровь,
и
обагри
снега!
Таким
образом,
рас сматрив ая
первый
вариант
цикла
«Страш­
ный
м ир», мы видим,
что
уже
здесь
начинает
завязываться
сл ожный
уз ел
внутренних
п роблем ,
которыми
живет
б локов ­
ск ий
ге рой
третьего
тома.
Вырисовывается
тра гед ия
высокого
че лов еч еского
духа,
утратившего
идеалы
всеобщей
гармонии,
которы м и
было
освещено
начало
пут и.
Отсюда
—
р аств ор ение
в
стихии
«индивидуальных»
страстей,
несу щих
неотразимые
со­
блазны,
подчинение
мгновенным
пор ыва м,
вызывающим
пр е­
де льное
напряжение
внутренней
жизни,
и
в
то
же
время
—
трагическое
сознание
ограниченности
эт ого
«душного»
существо-
1 Меч — символ рыцарского служения.
217


вания,
закономерное
следствие
кот орого
—
усталость,
утрата
нравственных
критериев,
душевное
опустошение,
со зн ание
ви­
ны,
суд
над
собой.
Спасение
—
только
в
обретении
нового
и деа­
ла,
новы х
нез ыб л емых
объективных
жизненных
ценностей. «Тре­
буется
какое -то
иное
высшее
на ч ало»,—
п исал
Блок
в
статье
«Народ и интеллигенция», приходя к выводу,
что
о тсут ст вие
его
приводит
к
«самоубийству всех видов» (V, 327).
В
это й
статье
и
в
других
статьях
и
письмах
1907—1908 годов Блок про­
возглашает
н еобход им ост ь
слияния
с
Родиной,
то
ест ь
принятия
народных
осно в
бытия.
Только
на
этом
пу ти
можно
пре одоле ть
«индивидуализм»
и
«демонизм», обрести объективное «в ысшее
начало»
и
проникнуться
«волею к жизни» (V, 327).
В
сборнике
«Ночные часы», включающем стихи 1908—1910
годов,
процесс
в оп ло щения
этого
нового
идеала
далеко
еще
не
завершен.
Это
видно
и
по
самой
структуре
«Ночных часов»: На
Р оди не.—
Возмездие.—
Опять
на
Род ине .—
Голос а
скрипок.—
Страшный
мир. —
Итальянские
стихи;
то
ес ть
«Страшный мир»
отнесен
к
концу,
а
цик л
«На Родине»
открывает
книгу.
Цикл
«Родина»
формировался
долго
и
тру дно,
в
«Ночных
часах»
за печ атлен
о дин
из
промежуточных
эт апо в:
здесь
со е­
д инены
стихи,
непосредственно
воплотившие
ра здумья
Блока
о
России
(«На поле Куликовом», «Россия», «Родине» («Русь
моя,
жиз нь
мо я,
вместе
ль
нам
маят ь ся?»), «Осенний
день»,
«Романс» («Дым от костра струею сизой») —
все
эти
ст ихи
со­
ста вл яют
«костяк»
цикла
и
останутся
во
всех
редакциях),—
и
стихи
о
первой
утраченной
любви,
о
дале кой
возлюбленной
(цикл « Мэ ри»
—
три
с тихо тв ор е ния, «О доблестях,
о
подвигах,
о
с ла ве », «На закате» («Она,
как
преж д е,
зах о тел а») и др.).
Для
Бл ока
почти
всегда
Родина
с вяза на
с
воспоминаниями
о
первой
любви,
и
часто
Россия
воплощается
в
ее
облике
(«Ты
отошла,
и
я
в
пу с тыне », «Осенний день», «Река раскинулась.
Течет,
грустит
лен ив о»
и
многие
дру гие
стихи), но и в цикле
«Мэри»
и
в
стихотворениях
«О доблестях,
о
подвигах,
о
славе»
или
«На закате»
эти
св язи
трудноуловимы.
(Эти стихи в даль­
нейшем
уйдут
из
цикла
«Родина».)
Характерно,
что
в
«Ноч ­
ных
часах»
раздел
назван
«На родине», а не «Родина», то есть
г ран ицы
темы
еще
не
опр ед ел ены,
здесь
как
бы
соединяется
Есе
светлое,
что
сущ ест ву ет
в
жизни
героя.
Но
в
контексте
«Ноч­
ных
часов»
эти
единственные
просветы
—
и
первая
любовь,
и
чувство
Родины,—
от одв и нуты
и
затемн ены
трагизмом
совре­
менной
жизни.
Траг изм
уве л ичив ается
от
разде л а
к
разделу,
достигает
кул ьмин аци и
в
«Страшном мире»,
утверждается
«Итальянскими стихами», последнее
с тихо тв оре ние
книги
—
218


«Равенна»: «А виноградные пустыни, // Дома и люди
—
все
гроба».
Стихи
о
Ро дине
еще
не
вполне
выделены,
еще
не
образуют
са мост ояте льн ой
темы,
на
них
еще
не
пада ет
важнейшее
смыс­
ловое
ударение,
как
в
п осле дующи х
и здани ях.
Сб орн ик
«Ночные часы»
непосредственно
предшествует
п ер­
вому
изданию
трехтомника
(«Ночные часы»
Блок
готовил
к
изданию
в
октябре
1910 года,
а
первое
собрание
—
в
ноябре
—
декабре
1910 года
—I
том
и
в
мае
—июне
1911 года—I I
и
III тома)
и
во
многом
является
как
бы
первым
эскизом
т реть­
его
то ма.
Здесь
впе р вые
появляются
цикл ы,
составившие
тр е­
тий
том ,
но,
как
мы
увидим
в
д аль нейш ем,
само
осмысление
пут и
лирического
г ероя
в
«Ночных часах»
и
в
третьем
томе
1912 года имеет различный характер.
Третий
том
в
изда нии
1912 года называется « С не жн ая
ночь»
и
сост о ит
из
с леду ющих
разделов:
Снежная
маска.—
Воль ны е
мы с ли.—
Заклятие
огнем
и
мраком
и
пляской
м етел ей.—
Пес­
ня
Судьбы
L—
Страшный
мир.—
Возмездие.—
Итальянские
сти­
хи.—
А рфы
и
скрипки.—
Род ина.
«Страшный мир»
по ставл ен
пос ле
«метельных»
циклов
—
о
стихах,
составляющих
их
и
продиктованных
у вл еч ением
H.
Н.
Волоховой,
Блок
ска за л,
что
они
написаны
тогда,
когда
он
«слепо» «отд а лс я
с тихи и»
(III, 474).
В
таком
контексте,
пос ле
стихотворений
«Я помню длительные муки», «Своими
горькими
слезами»
и
«Все это было,
был о,
был о», заключающих
«Песню Судьбы» (причем последнее стихотворение как бы под­
водит
итоги
всему
сказан но му
в
пред ы ду щих
ци кла х), «Страш­
ный
ми р»
в оспр инимает ся
как
начало
нового
этапа
душевной
ж изни
героя
—
выхода
из
лири ческ о й
уе д иненно ст и.
Содержание
ра здел а
«Страшный мир»: «Клеопатра», «Де­
ву шке », «Белые ночи»
(«Придут незаметные белые ночи»,
«С каждой весною пути мои круче»), «Не пришел на свиданье»,
«Я миновал закат багряный», «Усните блаженно,
заморские
го­
ст и,
ус ните », «Я пригвожден к трактирной стойке», «Из хру­
стального
ту майа», «В эти желтые дни меж домами», «Песнь
Ад а», «На островах», «Дух пряный марта был в лунном кру ­
г е», «В ресторане», «На железной дороге», «Большая дорога»
1 Почти все стихи из циклов «За к лят и е
ог нем
и
мраком
и
пляской
метелей»
и
«Песня Судьбы»
вошли
в
окончательном
варианте
во
II т.
в
цикл
«Фаина».
219


(«Сегодня ты на тройке звонкой»), «Демон» («Прижмись ко
мне
крепче
и
б лиже »), «Идут часы,
и
дни,
и
годы».
Включая
в
том
стихи
1907—1910 годов,
Б лок
прибавил
к
семи
стихотворениям,
составляющим
основу
цикла
«Страшный
м и р», еще одиннадцать,
пр ичем
в
дал ь нейше м
из
эт их
п ослед ­
них
в
цикле
удержалось
только
одно
(«В эти желтые дни меж
до ма ми»).
Рассматривая
теперь
цик л,
мы
видим,
что
в
не го
входят
с ти­
хи
о
судьбах
людей,
существующих
независимо
от
л ири че ского
гер оя,— « Де ву ш ке», «На железной
дор о г е», «Не пришел на
св ида ние ».
Эти
ст ихи
восп ринимаю тся
как
ра сс казы
о
повсе­
д невн ых
н ес частьях
в
«страшном мире», в котором нет места
человечности,
любви,
красоте.
Именно
эта
мысль
чита етс я
в
«заглавном»
стихотворении
«Клеопатра». ( С ти х и
р аспол о жены
в
основном
по
хро но лог иче ск ому
принципу,
исключение
сделано
для
вступительного
и
заключительного
сти хов :
сти хотв орен и е
«Демон»
стои т
не
на
том
месте,
где
ему
пол аг ало сь
бы
по
хр о­
нологи и ,
очевидно,
Блоку
важно
соединить
его
со
стихами
«Идут часы,
и
дни,
и
год ы»
и
создать
таким
путем
о бо бщающ ий
финал
раздела.)
Между
с удьбой
лирического
героя
и
други х
персонажей
существует
определенное
соответствие:
его
траге­
дия
соотносится
с
повседневными
тр аг едиям и
многих
людей.
Ря­
дом
с
«я»
и
другими
персонажами
п о являет ся
«ты» («Сегодня
ты
на
тройке
звон ко й »), «мы» («Усните блаженно,
заморские
гости,
у сн ит е»),— этим
подчеркивается
пон ят ие
«все», которое
возникло
еще
в
«Песни Ада» («Все к пропасти стремятся без­
над е жной»).
Преобладают
настроения
грустной
примиренности,
под чин е­
ния
с уд ьбе.
В
варианте
цик ла
1912 года отчетливее,
чем
в
преды­
дущем,
звучит
тема
Рока,
управляющего
судьбами
отд ельн ых
людей
и
всего
человечества.
«Суждено судьбою»
превращение
божества
и
связанного
с
ним
стр оя
высоких
чувств
в
«тлен»
и
«прах» («Клеопатра»), судьба символизирована в облике «б е­
лых
ночей»
или
«Ямщика», управляющего « тр ойко й
звонкой»,
проносящейся
по
«проезжей дороге»
жизни
(«Сегодня ты на
тройке
звонкой»).
Рок
закл юч ил
все
человечество
в
«темную
клетку»
земного
существования
(«Усните блаженно,
заморские
гости,
у сни те»),, все бессильно перед его волей.
И
человек
вы­
ступает
прежде
всего
жерт во й,
не
могущей
противостоять
ни
обстоятельствам,
ни
св оим
страстям
(«Я пригвожден к трактир­
ной
стой ке »).
Т ема
вины
человека,
а
также
т ема
«демонических»
начал
его
внутреннего
мира
в
этом
ва рианте
ц икла
не
акцентирует-
220


ся.
Осл аблен о
напряжение
трагического
столкновения
страстей,
вну тр енних
противоречий,
тоски
по
ид еалу ,
нравственного
су­
да
над
собой.
Раздел
лиш ен
цельности,
тема
не
выкристалли­
зовалась,
ц икл
теряет
точные
о чер тания
и
границы,
хотя
зада­
чи,
которые
пос та вил
Блок,
формируя
р азде л,
выступают
доста­
точно
отчетливо:
он
стремился
к
о бо бщению
лич ной
трагедии,
к
в оп лощен ию
всеобщих
закономерностей
жизни
в
«страшном
м ир е», в облике
которого
проглядывают
черты
современной
России
(«Клеопатра», «На железной дороге», «На островах»)
и
—в
бо льше й
степени
—
вс е ле нной,
космоса
(«Белые ночи»,
«Усните блаженно,
заморские
гости ,
у с нит е», «Песнь Ада»,
«Демон»).
Многим
стихам
из
этого
ва риа нта
«Страшного мира»
впос­
ледствии
будет
на йде но
бесспорное
место
в
других
циклах
и
томах.
Прос леж ив ая
их
дальнейшую
судьбу,
мы
в
очередной
раз
убе ж да емся
в
многозначности
блоковских
стихов,
в
их
с по­
собности
открывать
разные
смысловые
грани
в
зависимости
от
окружения,
от
цикла,
от
места,
на
ко т орые
они
поставлены.
Так ,
например,
ст ихот во ре ние
«Клеопатра»
св язан о
со
«Страш­
ным
миром»
мыслью
о
кру шен ии
вы с оких
идеалов
п рош лого
и
—
как
следствие
этого
—
о
п аден ии
героя,
закономерного
в
обс тан ов ке
современной
бездуховности
и
бесстыдства.
Но
все
же
сти хотв оре н ие
в
«Страшном мире»
не
о с танетс я,
в
1916 го ­
ду
Блок
перенес
его
в
цикл
«Город» (второй том) .
Оно
орга­
нично
в
обстановке
«мистицизма в повседневности»
и
«пош ­
лости
таинственной», где «пьяного
поэта»
посещают
чудесные
вид ения,
выз ыва ю щие
в
конечном
счете
беспощадную
авто­
ир онию
(это же относится и к стихотворению « Я
м ино вал
за­
кат
багряный»
—
одн ому
из
вариаций
на
тему
«Незнакомки»).
Хар ак тер ен
для
второго
тома
и
образ
«паноптикума», «бала ­
ганчи к а», где Она
—
в
про шлом
Царица
—
п ре вращ ена
в
во­
сковую
куклу.
Перейдут
во
второй
том
и
стихи,
объединенные
заглавием
«Белые ночи», и стихотворение «Не
пришел
на
свидание»
—
и
т огда
выс т упит
на
первый
план
характерный
мистический
мо­
тив
неизбежного
таин ства
«белой смерти»
героя
\
Стихотворения
«Усните блаженно,
заморские
гости,
усни­
те», «Я пригвожден к трактирной стойке»
и
«Сегодня ты на
тройке
звонкой»
в
окончательном
варианте
войдут
в
цикл
«Ар-
1 Характерно,
что
«Клеопатра»
и
«Придут незаметные белые ночи»
в
сборнике
«Земля в снегу» (1908) помещались в магическом цикле
«Песня Судьбы», причем эпиграфом ко
всему
циклу
был о
избрано
лер монт овск ое
обращение
к
Року
—
ст ихо тво рение
«Благодарность».
221


фы
и
скрипки»: их грустно-примиренная
интонация,
смирение
перед
неизбежным
разладом
мечты
и
действительности,
эле ги­
ческие
раздумья
о
не умоли мом
потоке
времени,
перед
кот оры м
бессилен
человек
со
сво ими
с тр астями
и
желаниями
—
все
это
характерные
чер ты
цик ла
«Арфы и скрипки», в то время как
«Страшный мир»
о тл ичае тся
напряженным
драматизмом
и
максимально
тра г ическим
зв уч анием.
Только
стихотворение
«В эти желтые дни меж домами», раз­
вивающее
тему
опаляющей
и
уничтожающей
страсти
в
«темных
тупиках»
большого
города,
останется
в
последней
редакции
«Страшного мира», перекликаясь со многими его стихами,
в
частности,
с
«Песнью Ада» («Ночи зимние бросят,
быть
мо­
ж ет, // Нас в безумный и дьявольский бал. . .»).
Рассматривая
«Страшный мир»
в
об щей
ко мпо зиции
«Снеж­
ной
н очи », мы видим,
что
меняется
место
цикла
в
томе
(по срав ­
нению
с
«Ночными часами»): он предшествует «В о змездию» (и
это
о ста ется
неизменным)
—
циклу,
составляющему
его
орга ­
ническое
про д о лжение
и
развивающему
од ну
из
его
тем:
в оз­
мездие
за
измену
идеалу
всеобщей
га р монии.
Что
касается
даль­
нейш ей
к о мпоз иции
«Снежной ночи», то она определяется уже
не
погружением
в
«ночные часы», а «м е дленн ой
убы лью
ночи
и
пер вым и
сумерками
утра», как писал
Бл ок
в
примечаниях
к
«Снежной ночи»
Ч
Измен ена
композиция
«Итальянских сти ­
хов »: теперь цикл начат « Ра венн ой», а кончен
«Успением»,
вк лю чены
стихи,
которых
не
было
в
«Ночных часах» («Сиенский
с обор », «Флоренция,
ты
ирис
не жны й », «Перуджия»), раздел
пр иоб рел
другой
колорит,
б олее
свет лый
и
жизнеутверждаю­
щий.
Иная
нота
звучит
в
финале
цик ла
«Арфы и скрипки» (в
«Ночных часах»
последнее
стихотворение
это го
цикла
—
«По­
здней
ос енью
из
гавани», в «Снежной
ноч и»
—
«На смерть
В.
Ф.
К оми сс арж ев ской»),
н акон ец
зн амена тель н о
последнее
ст ихо тв оре ние
всей
книги
«Заключение» («Благословляю всё,
что
б ы ло»):
Глядят
вни мат ельн ые
очи,
И
сердце
бь ет,
волнуясь,
в
грудь,
В
холод ном
мраке
с нежно й
ночи
Свой
верный
продол ж ая
путь.
Финальный
цикл
«Снежной ночи»
—
«Родина», таким обра­
зом,
все
р азв итие
третьего
тома,
да
и
в сего
трехтомника
сводится
к
этому
циклу.
«Родина»
—
ит ог
п ути
и
п ост о янный
«проти-
1 О композиции « Сне жно й
ночи»
в
сравнении
с
«Ночными часами»
см.
в
кн .:
П.
Г ромов .
А.
Блок,
его
предшественники
и
современники.
М .— Л., «Советский писатель», 1966, с. 421—428.
222


вовес»
«Страшному миру».
В
к о нтексте
том а
(в большей степе ­
ни,
чем
в
«Ночных часах») различим контраст « ч ер но го
города»
с
его
«темными тупиками», «паноптикумом печальным», «дав­
кой
ч елов е чь ей», «трактирными стойками», «кабинетами ресто­
ранов»
—
и
«степной дали», которой « нет
к онца», «раскинувшей ­
ся
ре к и», «густой травы», в которой «пр оп ад е шь
с
головой»...
Родина
в идит ся
Блоком
в
неостановимом
движении
(«На поле
К ул ик овом », «Родине» («Русьмоя,
жизнь
м оя,
вместе
ль
нам
ма­
я ть ся? . .»), ее путь—«в
тоске
безбрежной», над ней—«испу­
ганные
тучи»
и
«закат в крови», и при всем этом ее путь
—
вы­
сок
и
ясен,
и,
пр ио б щаясь
к
нему,
ге рой
в новь
обретает
веру
в
жизнь
и
нр авст венн ую
высоту,—духовные
ценности,
утрачен­
ные
в
«страшном мире» («И изливается душа,// Как в сельской
церкви
те м ной...», «Твои мне песни ветровые,//Как слезы пер ­
вые
лю бв и... »).
В
то
же
время
понятие
«Родина»
в
«Снежной ночи»
еще
не
окончательно
оп ред еле но
и
выявлено.
Бели
мы
говорили
о
то м,
что
оно
расплывчато
в
«Ночных часах», что границы темы раз ­
мыты,
то
это
тем
боле е
относится
к
«Снежной ночи», ведь в эту
к нигу
во шли
бо лее
ранн ие
стихи.
Рядом
с
«опорными»
стихами
из
«Ночных часов» («На поле
Ку лик ов ом », «Родина») в разделе помещены стихотворения
«Подруга Светлая» («Везде
—н ад
лесом
и
над
па шн ей»),
«Прости» («Так окрыленно,
так
напевно»), «О
несказанном»
(«Милый брат!
За веч е рел о»), цикл «М эри» (шесть стихотворе­
ний)
и
другие,
то
есть
об лик
Родины
еще
иногда
не
ст оль ко
с ливает ся
с
обл иком
Подруги
Светлой,
сколько
зас лон яе тся
им.
Новый
иде ал
може т
воплощаться
еще
в
старых
ф орма х,
в
т ра­
дициях
п ерв ого
том а.
В
дальнейшем
из
цик ла
«Родина»
уйдут
стихи,
связанные
с
«надмирными»
чер тами
«Подруги Светлой»,
будет
я вст веннее
вырисовываться
народное,
национальное
на­
чало.
Прежний
идеал
все
бол ее
решительно
будет
от ход ить
в
прошлое,
превращаясь
в
воспоминание,
и
ес ли
в
«Снежной но­
чи»
прот иво пост а вле ние
дву х
главных
циклов
—
«Страшный
ми р»
и
«Родина»
—
ино гда
ид ет
по
л инии : «черный город», где
Ей
нет
ме ста
—и
«родные просторы»,
где
Она
обитает,
то
в
дал ь нейш ем
это
противопоставление
наполняется
и ным
содер­
ж анием.
В
1916 году,
при
в тором
издании
трехтомника,
ме няе тся
структура
второго
и
третьего
томов,
происходит
перераспреде­
ление
материала:
во
в торой
том
переходят
из
третьего
стихи,
223


составившие
раз делы
«Снежная маска», «Фаина»
и
«Вольные .
мы с ли», которыми теперь второй том завершается ( в
предыду­
щем
и здан ии
он
завершался
«Ночной фиалкой»).
Таким
обра­
зом ,
уточняется
граница
меж ду
в торой
и
третьей
час тью
три­
логии:
исче рпан ы
все
попытки
заменить
утраченный
мистиче­
ский
и деал
субъективными
стихийными
восторгами
уединенной
души,
и
третья
часть
начинается
с
п оис ков
объективных
жи з­
ненных
ценностей.
Общая
структура
тома:
Страшный
мир.—
Во зм ездие.—
Опять
на
Родине
(из Г.
Г ейне) L—
Итальянские
стихи.—Разные
стих о тво р е ния.—Ар фы
и
скрипки.—Кармен.—
Ро ди на.
О
чем
пое т
ветер.
Таким
об разом ,
цикл
«Страшный
ми р»
в
дву х
последних
редакциях
открывает
том ,
обозначая
ру­
беж
нового
этапа
и
являясь
своеобразной
увертюрой
ко
всей
книге.
В
издании
1916 года раздел « Стр ашн ы й
мир»
сос то ит
из
16
с т ихо тв ор е ний: «К Музе», «Из хрустального тумана», «Песнь
А да », «Демон», «В ресторане», «Унижение», «Авиатор», «Пляс ­
ки
см ерт и» («Как тяжко мертвецу среди людей»), «Пустая
улица.
Один
огонь
в
окн е»,
«Ночь,
улица,
фо на рь,
аптека»,
«Есть игра
—
осторожно
в ой ти », «Черная кровь» («В пол-об о-
рота
ты
встала
ко
мне », «Даже имя твое мне презренно», «Ис ­
пугом
схвачена,
вле ко ма », «Ночь,
как
века,
и
томный
трепет»,
«Над лучшим созданием Божьим»).
Сти хи
расположены
в
основном
по
хро нол огии ,
хотя
имеют­
ся
характерные
отклонения:
как
всегда,
это
св яза но
со
сти хот­
в ор ением -в ст упл ением
(«К Музе»), и далее
—со
стихами,
ко­
торые
входят
в
циклы,
образующиеся
внутри
раздела,— «Пляс­
ки
смерти»
и
«Черная кровь» .
Из
цикла
уш ли
не
только
стихи,
кот оры е
в
ок онч ате льн ом
варианте
бы ли
включены
во
второй
том,
но
и
те,
к оторы е
ранее
присутствовали
и
впоследствии
оп ять
во шли
в
«Страшный
м и р»: «Дух пряный марта», «Идут
часы,
и
дн и,
и
год ы»,
«На островах», «В эти желтые дни меж домами», а также сти­
хотворения
«Я пригвожден к трактирной стойке», «На желез-
1 Раздел « Опят ь
на
Роди не »
целиком
перенесен
из
сборника
«Ноч ­
ные
часы ».
Он
включает
12 переводов из Гейне,
многие
из
которых
перекликаются
с
внутренними
темами
тре ть его
тома
и
прежде
всег о
с
тем ой
пре дыду щего
цикла
«Возмездие».
Блоку,
вероятно,
понадобилось
таким
путем
по дтве рдит ь
всеобщий
хар ак тер
тр агед ии
своего
героя.
Но
эт от
ма ло динам ич ный
ци кл
снижал
об щее
драматическое
напря­
жение
тома.
В
последнем
—
послереволюционном
—
варианте
собрания
он
был
снят,
и
на
его
м есте
по сле
«Возмездия»
появился
н овый
разд ел
«Ямбы», несущий тему действенного возмездия «ст раш но му
мир у».
224


ной
до р ог е», «Большая дорога» («Сегодня ты на тройке звон­
ко й. ..»).
Многие
из
эт их
стихо в
помещены
в
тр ет ьем
том е
1916
года
в
ра здел е
«Разные стихотворения»,
который
дал
поэту
возможность
с трого
вычленить
темы
цик ло в.
Те ма
—
основной
об ра зующи й
элемент
цикла
в
издании
1916 года ( во
в тором
то­
ме
т оже
поя вл яет ся
р аздел
«Разные стихотворения»), хроноло­
гия
не
так
существенна,
гр ани цы
ее
зыбки:
во
второй
том
в хо­
дят
сти хи
1904—1907 годов,
а
в
тр ет ий—1905—1914 годов.
Блок
как
бы
возвращается
к
первоначальному
«зерну»
цик­
ла
и
развивает
то,
что
бы ло
зало же но
в
стихотворениях
«Из
хру ст альн ого
ту м а на », «Песнь Ада», «Демон», «В ресторане».
В есь
мир
сосредоточен
в
л ирич еск ом
герое,
об общен ие
дости­
гается
теперь
не
за
сч ет
введения
«эпических»
п ерс онаж ей
(они
исчезают
из
ц и кла ), а за счет углубления лирического начала.
Рядом
с
дв ойником
из
«Песни Ада»
появляются
«Мертвец»,
«Авиатор»
—
они
н аходятс я
в
сложных
взаимоотношениях
с
ли­
рическим
ге роем ,
и
с опри ка саясь
с
ним
и
отталкиваясь
от
него.
Така я
система
продиктована
же лани ем
зао стр ить
и
об ъ екти ви­
ровать
мучительные
внутренние
противоречия
в
процессе
по­
с тоян ного
нр авс т ве нного
суда
над
своим
героем .
Нотки
грустной
пр имирен ност и
исчезают;
напряженно-тра­
гич еск ая
и нто нац ия,
максимальное
обос тр ени е
стр ас тей
и
внут­
ренней
борьбы
характеризует
теперь
цикл .
«Роковой поединок», происходящий в душе лирического ге­
роя,
заявлен
уже
в
стихотворении
«К Музе»,
открывающем
цик л
и
весь
том
(такое начало опирается на старинную поэти­
ческую
тра д иц ию ): смертельная усталость,
бе сс илие
сосущест­
ву ют
с
небывалыми
по
ос троте
и
напряжению
душевными
по ры­
вами,
воедино
сливаются
и
о тчаяни е
«гибели», и греховное сча­
ст ье
«поруганья заветов священных», и яркое ощущение красо ­
ты
земной
жизни,
открывшейся
в
самом
«падении» («луг с цве­
та ми
и
твердь
со
зв езд ами»).
Утверждаются
«вселенские»
масштабы,
пост о янные
выходы
в
мир
«инфернального», тем самым трагедия человека в « с тр а ш­
ном
мире »
приобретает
небывалую
еще
масштабность.
В
варианте
1916года «страшный
мир »
связан
с
характер­
ны ми
приметами
р еал ьност и:
публичным
дом ом
(«Унижение»),
сенатом,
судом,
ба л ьным
залом
(«Пляски смерти»), аэродромом
(«Авиатор»), и в то же время эта реальность сочетается с ин ­
фернальным
началом,
на
первый
п лан
выхо д ит
ассоциация:
действительность
—
пот ус т ор онний
ми р,
ад;
ра звивае т ся
то,
что
б ыло
заяв лен о
в
«Песни Ада».
Муза,
явившаяся
поэту, «вся не
от сюд а», она близка Демону и неземной « вл е кущ е й
сил ой»
и
8 В мире Блока
225


в се могущим
разрушительным
нач ало м
(«И когда ты смеешься
над
верой...»), она «низводит»
а нге лов,
со бла зняя
их
св оей
кра­
сотой.
Ул ицы
города
ста н овятся
кругами
ада
(«Ночь,
улица,
фона р ь,
апт ека»), населенными мертвецами («Пляски смерти»),
о
публичном
доме
ск азано : «Разве дом этот
—
дом
в
само м
де­
ле ?..», и это заставляет воспринять систему ассоциаций:
пуб ли ч­
ный
дом
—
ад,
люди
—
мертвецы: «...ты
ликом
бе ла,
словно
пл а т... », «Он не весел,
тв ой
свист
з а мог ил ьный... ».
Закат,
в
ко­
тором
«тонет»
вся
комната,
вызывает
пред ст авление
об
адско м
пл амени,
шлейф
—
«словно змей,
тя жкий,
сытый
и
пыльный», и
сам а
гер ои ня
—
«ангел вчерашний» \ Все это ведет к мифу о
гр ехо пад ении
и
к
отдельным
во спо ми нания м
об
утраченном
рае
—
то
есть
«праэтап»
жизни
героев.
Это
усиление
инф ер наль но го
начала
св язан о
с
усилением
отри цани я
д ей ствител ьн ости ,
с
более
глубоким
проникновением
в
«страшный мир»
окружающей
реальности.
В
этом
отн ошен ии
показ ате льн о
сопоставление
стихотворений
«Унижение» (1911)
и
«На островах» (1909). (По с лед не е
стихотворение
в
т ре тьем
томе
1916 года перенесено в раздел « Р азны е
стихотворения»,
мо жет
бы ть,
потому,
что
оно
«переписано»
и
ус иле но
пер вым.)
В
«Унижении»
нет
места
«строгой четкости» «геом е тра», совер­
шающего
с ов рем енный
любов ны й
обр яд,
здесь
есть
потрясен-
ность
гл уб иной
чел ов еч еск ого
п аде ния
(«Разве это мы звали
л юбовь ю?..») и поэтому неприкрытая резкость оценок («И рука
подлеца
нажимала
// Эту грязную кнопку звонка»).
Нет
ветра
и
простора
ос т ро во в, «хладных мехов», «узких ботинок», «медве ­
жьей
по ло ст и»,—
то
есть
определенного
любования
а ксессу ар а­
ми
современной
«любви», вместо этого
—
подчеркнутый
анти­
эстетизм
быта
(«Красный штоф полинялых диванов,//Пропы ­
ленные
кис ти
п орть ер. ..»).
Более
тог о:
комната
падшей
же н­
щи ны
—
часть
т ого
мира
насилия,
зла
и
бе счелов е чнос ти,
кото ­
рый
на
мгнов ение
встает
за
окнами
публичного
дома:
В
черных
сучьях
дерев
об наже нных
Желтый
з имний
закат
за
окном.
(К эшафоту на казнь осужденных
П овед ут
на
закате
т аком .)
И
ес ли
действительность
в
стихотворении
«На островах»
с вя­
зывается
только
с
«сумраком», в который
п опа дал
герой
из
«света»
юнос ти
(«Все только
—
продолженье
ба ла,//Изсвета в
1 О двуплановости стихотворения «У ниже ние»
см.
в
кн. :
Л.
Ги нз­
бург.
О
л ирик е.
Л.,. «Со ве тс кий
пи с ате ль», 1974, с.
303—305.
226


сумрак
пе р ех од »), то насилие,
зло
и
продажность
в
«Униже­
нии»
—
бо лее
поз д нем
стихотворении
—
прямо
ассоциируется
с
адом.
Раннее
стихотворение
менее
обращено
к
«инфернально­
м у», так как оно менее социально заострено.
То
же
—
то
есть
увеличение
инф ер наль но го
начала
в
зависи­
мости
от
углубленного
в оспри ятия
со циал ь ных
противоречий
действительности
—
мы
наблюдаем
и
в
«Плясках смерти».
Ни­
где
еще
в
цикле
не
были
так
явс тв енно
обозначены
социальные
грани:
в
первом
стихотворении
—
мир
«верхов»
с
резко-сатири­
чес ки ми,
унич то жаю щ ими
оценками,
Мертвец
—и
порождение
этог о
мира,
и
часть
его ,
и
в
то
же
в ремя
его
ж ер тва;
во
вт ором
с тихот во рени и
(«Пустая улица.
Один
огон ь
в
окне») Блок об­
ра щае тся
к
жи зни
«низов», сатира здесь снята,
подчеркнут
кон­
тр аст
между
«залом многолюдным и многоколонным»
и
ночны­
ми
ул ица ми,
где
обитают
«униженные».
Характерно,
что
и
ли­
рический
герой
в
третьем
стихотворении
(«Ночь,
улица,
фо­
нарь,
а п тек а») появляется на той же самой улице,
у
той
же
са­
мой
аптеки,
под
«белесым»
фона ре м,
где
он
только
что
видел
дв ух
«безносых»
женщин
в
с опро вож д ении
смерти,
(«скелет,
до
гл аз
закутанный
плащом»).
Эта
улица
оказывается
одн им
из
к ругов
ада
(«Умрешь
—
н ачн ешь
оп ять
снач ала»).
Так
развивается
тема
всеобщего
грехопадения
(заявленная
в
«Песни Ада»), всеобщей виновности,
пересекающаяся
с
мыс ­
ля ми
о
с оци аль ном
зле .
Эти
два
асп екта ,
про т ивор еч ащие
друг
другу
и
в
то
же
время
сливающиеся
и
тем
самым
усиливающие
беспощадное
блоковское
о тр ицание
современности,
чрезвычайно
наглядно
выступают
в
последнем
ва ри анте
цикла.
Соответственно
от
редакци и
к
ре дакци и
усложняется
суд
над
героем:
он
жер тва
Рока,
обрекающего
всех
люде й
на
грехо­
падение
и
г ибе ль,
и
в
то
же
время
—
сам
виновник
своего
паде­
ния ,
а
иногда
и
гибели
других
людей ,
—
он
жертва
со циаль ных
услов и й
существования,
но
он
же
и
несет
за
них
определенную
ответственность
!.
Все
это
выступает
чащ е
всего
в
нерасчленен-
ном
виде,
но
если
в
предыдущих
редакциях
б ольше
акцентиро­
вал ась
тема
жертвы,
то
теп ерь
гром че
начинает
зв уча ть
мысль
о
ви не
и
ответственности
человека
—
в
цикл е
«Черная кровь», в
стихотворениях
«Унижение», отчасти «А в иат ор».
Авиатор
—
же ртва
бесчеловечности
современной
жизни,
бе з душног о
машин ног о
прогресса
(«И зверь с умолкшими вин ­
т ам и//П овис
пуг аю щим
уг лом »),
приводящего
к
массовому
1Огерое «страшного
мира»
см.
в
кн.: 3.
Г.
Мин
ц.
Лирика
Алек ­
санд ра
Блока,
вып. 4.
Та рту , 1975, с.
105—145.
8*
227


уничтожению
людей
(«Грядущих войн ужасный вид://Ночной
летун,
во
мгле
не настно й//Зе м ле
несущий
динамит»).
Но
А виа­
тор
и
по ро жд ение
своего
времени,
он
пр ич астен
к
этому
безду­
хов ному
и
суетному
существованию,
он
ст ремит ся
к
«жалкому»
ми ров ому
рекорду,
к
«мигу рукоплесканий», к тщеславному ус­
пеху
(«Чтоб львице светской и продажной//По дн ять
к
тебе
фи­
ал ки
глаз...»).
И
в
то
же
время
Авиатор
—
«Падший», его по­
лет
—
это
ст рем ление
к
высокому
идеалу,
пр отиво по с та вле нно­
му
«земной»
жизни:
Л
здесь,
в
колеблющемся
зное,
В
курящейся
над
лугом
мгле,
Ангары,
лю ди,
всё
земное
—
Как
бы
придавлено
к
земле...
П ро т иво пост авление
«здесь
—там»
поддерживается
симво­
лик ой,
возвращающей
нас
к
пе рвом у
том у
(«Но снова в золотом
тумане//Как
буд то
—
незе мной
аккорд»).
И
в
этом
ас пект е
ги­
бель
Авиатора
ассоциируется
с
«падением»,
низ вер жен ием
с
«высоты»
в
«пропасть» («Демон»), с изменой идеалу,
жаждой
«гибели», невозможностью противостоять соблазну
страстей:
Или
восто рг
самозабвенья
Губительный
изведал
ты,
Безумно
возалкал
паденья
И
сам
ос тано вил
винты?
Закономерно
появля е тся
страшный
огненный
змей
(«ле­
тун») —
символ
грехопадения,
изме ны
«светлому раю» .
То
же
демоническое
нач ало ,
названное
«черной кровью»,
движет
ге роем
одноименного
цикла.
Здесь
особенно
наглядно
выступает
вина
героя:
так
же
как
в
«Демоне»
и
в
«Песни Ада»,
он
—
виновник
гибели
друг ого
сущ еств а
(в «Плясках
смерти»
эта
возможность
тол ько
н амечен а: «А там
—
NN уж ищет взо­
ром
страстным//Его,
его
—
с
волнением
в
крови...»).
Цикл
«Черная кровь»
в
ва рианте
1916 года состоит из пяти
стихотворений
(отсутствуют 2, 4, 5, 8).
Стихия
стр аст и
симво­
лизируется
в
традиционных
образах
грозы
(«Дышит,
преследу­
ет,
близко
—
гро з а ...», «Слышу,
в оет
пот ок
многопенный,//Из
пустыни
подходит
гр оз а»), пожара («Взор мой горит у тебя на
щ е к е ...», «Пеплом подернутый бурный костер
—
// Твой не гля­
дящи й,
ск ользящи й
тв ой
взор», «Ширится
круг
твоего
мне
ог ня. .. »).
Страсть
пред ст ает
неот раз имо -со б лазнит ел ьно й
и
в
то
же
время
«лживой», «черной», женщина приобретает злове ­
щие
чер ты
колдуньи,
об оротн я:
228


Гла з
м олчит ,
зол оти с тый
и
карий,
Гор ла
тонкие
ищу т
персты...
По до йди.
Подползи.
Я
ударю
—
И,
как
кошка,
ощеришься
ты...
И
все
же
главный
носитель
зла
—
ге рой: «она»
в
последую­
щих
стихах
превращается
в
слаб ое
и
трогательное
существо
(«Испугом схвачена,
влекома
//В водоворот . ../ /И,
в
ужасе,
не­
свя зно
шеп чет ...
И,
скрыв
лицо , // Пугливых рук свивает креп ­
че//Певучее
к ол ьцо ... »), а в последнем стихотворении она— б ез ­
защ ит ная
жертва,
непоправимо
у ниж енная
героем : «Ушла .
Ог­
лянулас ь
пугливо//На
с изые
окна
мои» (эпитет «пугливо»
не­
однократно,
как
мы
видим,
о пред ел яет
героиню).
Е сли
мы
срав­
ним
последнее
стихотворение,
например,
с
«Унижением», то
увидим,
что
гер оиня
«Унижения»
сохраняет
св ои
демонические
черты ,
тем
самым
ви на
героя
уме ньше на;
в
цикле
«Черная
кровь»
эта
вина,
а
следовательно,
и
ответственность
возра ст а­
ют.
Если
в
начале
цикла
герой
должен
был
«ударить»
оборот­
ня,
то
в
финале
его
удар
упал
на
«лучшее создание Божье».
Та­
кой
ценой
геро й
покупает
освобождение
от
«низкой страсти»,
которая
в
то
же
время
показана
здесь
(как и в стихотворениях
«Демон», «Из хрустального тумана»
и
др.)
прекрасной,
неотра­
зим ой,
пробуждающей
все
сил ы
человеческой
души,
приобща­
ющей
героев
на
мгновение
к
выс око му
миру
божества
(«И чер­
тит
бог
на
теле
спящей//Свой
световой
узор», «В окне
—ста­
рин ны й,
слабый
св е т...») *.
Непостижимым
в
сво ей
сложности
выступает
внутренний
мир
человека:
в
ва риа нте
«Страшного мира» 1916 года это осо­
бенно
подчеркнуто
стихотворением
«Есть игра— ос торож но
во й­
т и», впервые включенным в цикл .
Это
стихотворение
прямая
декларация
важ ней шег о
смыслового
аспекта
цикла: «Мы не
сможем
из мер ить
д уши », ее тайные силы навсегда останутся
неи зве д а нными,
они
таят
в
с ебе
мощ ный
разр уш ит ельн ый
за­
ряд
(«... Как
дети,
иг рая
с
о гн ем, // Обжигаем себя и других»).
Поэтому
о со бенно
насу щ ным
ста но ви тся
вопрос
о
нравствен­
ных
критериях,
о
незыблемых
жиз не нных
ценностях,
тем
бол ее
что
пр еж ний
и деал
потерян,
возвращение
к
нем у
невозможно:
сняты
ст ихи
с
«безумными»
сож ал ен иями
о
«прошлых снах»
—
«Дух пряный марта был в лунном круге», «Идут часы,
и
дни,
и
годы».
Р асс матрив ая
в
этой
связи
цик л
«Родина»
—
пос т оя нный
1 Подробно о цикле «Ч е р ная
к ровь»
см.
в
кн.: 3.
Г.
Мин
ц.
Лирика
Александра
Блока,
вы л. 4. Тарту, 1975, с. 82—97.
229


«противовес» «С тра шн ому
миру», мы видим,
что
со став
его
значительно
из менил ся .
Теперь
Бл ок
имее т
возможность
вк лю­
чить
бол ее
ранние
стихи,
чем
те,
которые
в хо дили
в
«Снежную
ноч ь» \ и он отбирает их определенным образом.
«Осенняя во ­
л я», «Я живу в отдаленном скиту ... », «Не мани меня ты,
в оля»,
«Белый конь чуть ступает усталой ногой. . . », «Вот он
—
Х рис­
тос
—
в
цепях
и
розах»
—
все
эти
стихи
датируются
1905 го­
дом.
Кроме
того,
в
раздел
вп ервые
вк лю чаю тся
более
п озд ние
с ти хи : «Когда в листве,
сырой
и
р жаво й», «Задебренные лесом
кру чи », «Там неба осветленный край», «Ветер стих,
и
слава
за­
рев ая»
и
др.
При
этом
в
цикл е
«Родина»
неизменно
остаются
ст ихи: «На поле Куликовом», «Россия», «Русь моя,
жизнь
моя,
вместе
ль
нам
м аять ся?. .», «Осенний день», «Дым
от
костра
струею
сизой...»
и
и ск люча ется
цикл
«Мэри»,
стихотворения
«Везде
—
над
лес ом
и
над
п ашней», «Ты так светла,
как
снег
не винный», «Она,
как
прежде,
захотела».
В
таком
вар иант е
тема
Родины
воспринимается
в
новом
аспек т е.
Теперь
на
пер ­
вом
плане
—
широкий
п рос тор,
раздолье,
ветер,
осенняя
печаль,
прозрачность
и
распахнутость
пространства,
тем
самым
еще
бо­
лее,
чем
в
пр еды дущ их
вариантах,
по дчер кив ает ся
контраст
с
душным
мраком
и
замкнутостью
«страшного мира» .
Лиричес­
кий
геро й
—
бродяга,
нищий,
всадн ик
на
«белом коне», «монах»,
живущий
в
«отдаленном скиту», воин,
вышед ш ий
«биться с та­
т арв ою»
«за святое дело», наконец,
современный
человек,
про ­
ходящий
«по жнивью»
родных
по л ей, —испыт ывает
высо ко е
счастье
пр ио бщ ения
к
Родине,
он
исполнен
молитвенного
во с­
торга,
здесь
нет
м еста
«демонизму», «черной крови», а есть про­
светленная
«радость
—
страдание»
от
сознан ия
своей
сопричаст­
ности
всеобщему.
Родина,
которая
продолжает
связываться
с
об лик ом
первой
любви,
тем
не
менее
окончательно
обретает
са­
мостоятельное
бытие,
отсюда
—
иная
п о этиче ская
символика.
Теперь
над
родными
просторами
Блоку
ч аще,
чем
об раз
Вла­
дычицы
В сел енн ой,
ви дит ся
лик
Х риста.
В
стихотворениях
«Вот
он
—Христос
—в
цепях
и
ро з ах», «Ты отошла,
и
яв
пустыне»,
«Когда в листве,
сы рой
и
р жаво й», «Россия»
и
др.
разв и вае тся
сопоставление:
п оэт
—
Хри стос
(«Ко мне плывет в челне Хри­
стос. // В глазах
—
такие
же
над ежд ы, // И то же рубище на нем»,
«И крест свой бережно несу», «Ты родная Галилея,// Мне
—
не­
воскресшему
Христу»).
Х рис тос
о зн ачает
для
Блока
более
зе м­
ное
начало,
чем
Вечная
Же нст венно ст ь,
в
ва риа нте
1916 года
1 Хронологические рамки «С н е жн о й
ночи»
— 1907—1910, а III
тома
(1916) —1905-1914.
230


Хр исто с
—
воплощение
души
народа
(«Пока такой же нищий
не
бу де шь ...», «Рубили деды сруб
горючий//И
пел и
о
сво ем
Хри сте»), это нищий бездомный бродяга и скиталец,
как
бы
во­
б ра вший
в
себ я
всю
печаль
Р од ины,
он
кроткий,
светлый,
с тра­
дающий,
но
в
то
же
время
—
он
и
«сжигающий»,
карающий
(«Задебренные лесом кручи») и в этом смысле
—
пред т еча
Христа
из
«Двенадцати».
В
о боих
случ аях
его
обитель
—
род­
ные
поля,
из
«черного города»
он
изгнан,
в
контексте
третьего
тома
1916года «страшный
мир »
противопоставлен
«Родине»
и
как
мир
«попиранья заветных святынь», оскорбления божества
(«Только губы с запекшейся кровью //
На
ик оне
твоей
золотой//
(Разве это мы звали любовью?) // Преломились безумной чер ­
той...») —
обители
Бога.
Ра здел
«Родина»
в
1916 году,
очевидно,
должен
воплощать
абсолютный
ид еал,
создавая
по лный
ко нтр аст
«Страшному ми­
ру»
—
характерно,
что
та кие
стихи,
как
«Грешить бесстыдно,
н еп робуд но», «Петроградское небо мутилось дождем ...», «Рож­
денные
в
год а
г лух ие », «На железной дороге», входят в 1916 го ­
ду
в
раздел
«Разные стихотворения».
Здесь
«страшный мир»
еще
не
проникает
внутрь
об ет ова нных,
хотя
и
печальных
про ­
с то ров,
он
ощущается
за
их
пр ед елами.
В
последней
редакции
тре тьег о
том а
поло же ние
у слож няе тся.
Последний
в ариа нт
цикла
«Страшный мир»
составлен
в
ав­
гус те
1918 года,
то
е сть
после
того,
как
написаны
поэмы
«Две­
н адцат ь», «Скифы», статья « Ин тел ли г ен ция
и
Револ ю ция ».
Те­
пе рь
Б лок
пер есм атр ив ает
весь
св ой
п уть
в
свете
решающего
опы та
Октябр я,
и
это
не
может
не
сказаться
на
к ом поз иции
его
томов.
Пр ежде
в сего
—
цик л
собран
с
максимальной
полнотой: 48
стихотворений,
объ ем
увеличился
в трое
по
сравнению
с
собра­
ни ем
1916 года.
Возвращены
стихи,
к оторы е
в
первых
редакциях
бы ли
в
разделе,
но
в
и здани и
1916 года отсутствовали: «В эти желтые
дни
меж
дом ам и», «На островах», «Дух пряный марта», «Идут
ча сы,
и
дн и,
и
годы».
Включены
сти хи,
ко торы е
ранее
в
«Страшный мир»
не
вхо­
д или
(они взяты из других разделов тома): «Под шум и звон
одн ооб раз ны й», «Поздней осенью из гавани», «Седые сумерки
ле гли», «Как тяжело ходить среди людей», «Я коротаю жизнь
мо ю», «Повеселясь на буйном пире», «Осенний вечер был.
Под
звук
дождя
ст ек ля нный », «Как растет тревога к ночи» .
231


Завершены
циклы
«Пляски смерти»
(добавлены еще два
с т их от вор ен ия: «Старый,
ст арый
сон .
Из
мрака»
и
«Вновь бо ­
гатый
зол
и
ра д », ранее публиковавшиеся в периодической пе ­
чати)
и
«Черная кровь» (дополнение
—
«Я гляжу на тебя .
Каж­
дый
демон
во
м н е...», «О,
нет !
Я
не
хочу,
чтоб
пали
мы
с
тобой»,
«Вновь у себя ...
Унижен,
зол
и
рад », «Я ее победил,
наконец!»).
Введен
но вый
цикл : «Жизнь моего приятеля», состоящий из
восьми
стихотворений,
а
также
ст их и: «С мирным счастьем по ­
ко нчены
с четы », «Ну,
что
же?
Устало
заломлены
слабые
руки»,
«Миры летят.
Г ода
л етят.
Пу ст ая. .. », «Демон» («Иди,
иди
за
мно й
—
покорной»), «Голос из хора»,—стихи,
написанные
в
разное
время,
но
то же
ран ее
в
собрание
не
включавшиеся.
Таким
обра зо м,
раздел
стано в итс я
од ним
из
самых
объемных
в
тр ет ьем
том е,
здесь
синте зир ую тся
все
мно голет ни е
разду­
мья
Бло ка
о
«страшном мире»
и
о
пути
человека
в
н ем.
Максимально
усиливается
трагическое
зву ч ание
раздела.
Это
закономерно:
ведь
т епе рь,
в
1918 году,
Блок
имеет
реаль­
ную
возможность
осмыслить
«страшный мир»
как
пос лед ни й,
кризисный,
катас тро ф ическ ий
эт ап
старой
жизни,
непосредст­
венно
подготавливающий
ре в олюци онн ое
возмездие;
чем
чернее
м рак
предреволюционного
бытия,
тем
закономернее
и
неи збе ж­
нее
очищающий
«революционный циклон» (VI, 18).
Духовное
опустошение,
мучительное
ощ уще ние
о бре чен но­
сти
и
бесцельности
существования,
хо лод
одиночества,
тоска
по
идеалу
—
весь
этот
комплекс
переживаний
приобретает
особую
ос тро ту
в
последней
редакции
цикла.
«Роковая о гибели весть»
теперь
с тан ов ится
д о минирую ще й,
организующей
все
зв уч ание
раз дел а:
с юда
стяг ива ются
ст ихи
о
«живом мертвеце»: «Позд­
ней
осенью
из
га ва ни », «Я коротаю жизнь мою ... » (в издании
1916 года оба стихотворения были помещены в разделе «Ра зн ые
сти хотворе ни я»), «Как тяжело ходить среди людей», «Как рас­
тет
тревога
к
ночи» (в1916году
—
в
цикле
«Возмездие») , а так­
же
«Голос из хора»
и
«Жизнь моего приятеля».
Усиливается
с вязь
м ежду
л ири ческ им
героем
и
мертвецом
(«Пляски смер­
т и »), о себе и о нем сказано почти одинаковыми словами: «Как
тяжко
м ерт вецу
среди
лю дей/ /Жив ым
и
страстным
притворя­
ться!» — «Как
тяж ело
ходить
сре ди
людей//И
притворяться
не­
погибшим».
Стихов
об
исступленном
переживании
страсти,
о
красоте
са мо забве ния,
о
восторге
гибели
почти
нет
среди
вновь
включенных,
вместо
«восторга,
бури,
а д а», интенсивности,
на пр яже ния
вс ех
душевных
сил ,
—
усталость,
об речен н ость,
бе зр азли чи е: «Ах,
не
все
ли
мне
ра вн о!», «И конец очарованьям
постепенно
наступил».
232


О днако ,
несмотря
на
то,
что
в
цикле
все
слышнее
с танов ят­
ся
мотивы
у стало сти,
опустошенности,
мертвенности
и
посте­
пен но
к
ко нцу
цикла
усиливаются
трагические
инт онации,
до­
стиг ая
К ул ьминации
в
финале
(«Голос из хора»), Блок,
как
мы
ви дим,
не
выводит
из
цикла
стихо в,
несущих
другую
интона­
ци ю—
упоения
земной
ж изнь ю.
Для
по сле дне го
ва риа нта
р аз­
д ела
характерно
ст ремле ни е
передать
все
от т енки
ду ш евных
дв иже ний
героя
—
пусть
противоречивых
или
исключающих
др уг
друга,
с озд ать
синтетическую
кар ти ну
его
внутреннего
ми­
ра.
От
«самозабвенных»
стихотворений
«В эти желтые дни меж
д омами»
и
«Из хрустального тумана»
—
к
безнадежно-при­
миренному
«Двойнику»,
потом
—к
напряженному
трагизму
«Песни Ада»
—
и
опять
к
бессилию
и
опустошению
(«Поздней
осень ю
из
гавани», «С мирным счастьем покончены счеты», «Се­
дые
с умерк и
л егл и»), а далее
—вновь
интенсивный
неожидан­
ный
взрыв
чувств,
м аксимал ьно е
напря же ние
страстей
в
стихах
«Дух пряный марта был в лунном круге», «В ресторане»,— так
сменяют
д руг
друга
разные
инт она ции,
звучащие
в
разделе.
И
в
э тих
резк их
перех од ах
—
постанавливающаяся,
траги-
чески-напряженная,
мучительная
вну тре нняя
жизнь,
полная
страстных
пои сков
ид еала,
абсолюта,
не
могущая
смириться
с
его
отсутствием.
В
последнем
ва р ианте
окончательно
выясняется
невозмож­
ность
возвращения
к
идеал у
юности
—
впер вые
в кл ючена
в
цикл
дилогия
«С мирным счастьем покончены счеты»
и
«Седые су­
мерки
л ег ли» (отсюда тянутся нити,
непосредственно
свя зы­
вающие
«Страшный мир»
с
«Возмездием», в частности,
с
«Ша­
гами
Командора», а также
«Повеселись на буйном пире»,
«Осенний вечер был.
Под
з вук
дож дя
ст ек ля нный»
и
др.
с тих и),
кра ткие
мгновения
во скр ешени я
си лой
земной
ст раст и
мира
бо­
жества
(«Из хрустального тумана», «Песнь
Ада »,
«Черная
кр ов ь») переплетаются с сознанием невозвратимости утраты
(«С мирным счастьем покончены счеты»
и
др .)
и
в
то
же
в ре­
мя
с
мыс лями
о
том,
что
возвращение
к
пр ошло му
—
«святая
л о жь» («Повеселись на буйном пире»).
Мучительное
ощуще­
ние
поругания
идеал а
в
сов ре мен ной
жи зни
(«Унижение») со­
ед иня ется
с
«роковой отрадой» « по пир ань я
зав етн ых
святынь»
(«К Музе»), и над всем этим встает мысль о том,
что
крушение
и де алов
и
омертвение
ду ши
—
это
п уть
закономерный
и
вс еоб­
щий
в
условиях
«страшного мира». «Ва ш
удел
на
все
по­
хож»,—
сказ ано
в
«Жизни моего приятеля».
Речь
идет
о
судьбе
человека
вообще,
а
часто
и
о
судьбах
все­
го
человечества.
Поэтому
тот
процесс,
который
мы
от меч али
233


р ан ее,—
укруп нени е
масштабов
«страшного мира»
—
вплоть
до
в селенск их ,
пос тоя нно е
обращение
к
потустороннему,
с
одной
с торон ы
(то есть аспект «с т ра ш ный
мир
—
всеобщее
грехопа­
де ние »), и одновременно
—
конкретизация,
вниман ие
к
соци­
альным
и
бытовым
приметам,
с
другой
(то есть «с тра шн ый
мир»
—
со циал ьно е
з л о ); этот процесс особенно ясно выражен в
последней
редакции
цикла.
Чаще
вс его
оба
эти
асп ект а
слиты:
сквозь
конкретное
п ро­
свеч ивает
«иной мир», как мы видели это в «У ниж ении», «Ави­
аторе»
и
мн огих
других
стихах.
Но
в
последних
редакциях
«Страшного мира»
появились
стихи
космического
масштаба,
вообще
почти
о твле ч енные
от
конкретности
(«Миры летят .
Г ода
л етят.
Пу стая.. .», «Ну,
что
же?
Устало
заломлены
слабые
р ук и», «Демон», «Голос из хо­
ра »).
Здесь
человек
прямо
поставлен
перед
Р око м, «пред Гени­
ем
С у дь бы», с которым он находится в вечном
поединке;
его
метания
между
«землей»
и
«небом»
—
всеобщий
закон,
его
см и­
рение
и
бунт
—
такж е
глобальная
закономерность.
Жизнь
сим­
волизируется
в
образе
«бесцельного»
полета
в
«зияющей пусто­
те»
среди
«вихря планет»
и
«эфирной пыли» .
Объективных
зако­
номерностей
не
существует
(«Не сходим ли с ума мы в смене
пестрой//Придуманных
пр ич ин,
пространств,
в ремен »), чело­
веческие
чу вст ва
—
«ложь»
и
«малость», мир
обре чен :
апока­
л ипсич еские
предсказания
всеобщей
погибели
звучат
в
сти­
хо т воре нии
«Голос из хора».
Мы сль
о
всеобщей
виновности
(«Лжи и коварству меры нет») приходит здесь к своему завер­
шению,
зако ны
«страшного мира»
оказываются
вселенскими.
Неоднократно
уже
от ме чал ось,
что
для
Блока
это
во все
не
оз­
начает
примирения
со
«страшным миром», что кризисное сти ­
х от вор ение
«Голос из хора»
—
необходимый
шаг
в
его
стремле­
нии
к
будущему.
Об
это м
гов орит
сам
п оэт : «Лучше бы было
этим
словам
оставаться
не
сказанными.
Но
я
должен
был
их
ск аза ть.
Тр удн ое
на до
пре одоле ть .
А
за
ним
будет
ясны й
день»
(111,515).
Результат
преодоления
—
«стремление жить удесятеренной
жиз нью » (VI, 367).
О,
я
хочу
без умн о
ж ить:
Всё
сущее
—
увековечить,
Безличное
—
вочеловечить,
Не сб ывше еся
—
воплотить!
Этими
сло ва ми
н ачи нается
цикл
«Ямбы», впервые появив­
шийся
в
трехтомнике
в
п ослер ево лю ционн ом
из да нии
и
постав­
234


ле нный
после
«Страшного мира»
и
его
продолжения
—-
раздела
«Возмездие» .
Мы
гов орили
уже
о
том,
что
для
Блока
«вселенское»
и
«со­
ц иаль ное»
начала
находятся
в
с лож ном
взаимодействии:
они
явл яютс я
не
только
и,
вероятно,
не
сто лько
противоречащими,
с кольк о
дополняющими
и
у силиваю щим и
друг
друга.
С
углуб­
лением
одного
ас пекта
св язано
и
усиление
дру гого
(мы просле ­
жи вали
это
на
сопоставлении
стихотворений
«На островах»
и
«Унижение»).
Этот
п роце сс
особенно
на гляде н
в
последней
ре­
дакц ии
цикла.
Пожалуй,
ни
в
одном
разделе
третьего
том а
нет
такого
о би­
лия
«реалий», как в «Страшном
мире».
В
хо де
ци кла
все
ясн ее
и
отч етли в ее
выр исовы вается
облик
и
бы тие
«черного города»,
его
улицы,
рестораны,
пу бл ичные
дома,
аэродром,
гавань,
по в­
седневная
сутолока
жизни,
испо лненной
«мелочных забот», при ­
чем
для
последней
редакции
характерно
не
только
у вел ичени е
чис ла
конкретных
деталей,
но
и
сочетание
в
пределах
одного
или
чаще
нескольких
о б ъед иненных
стихотворений
(«Жизнь
моего
пр и ятеля», «Черная кровь», «Пляски смерти») двух на­
чал
—
часто
р авно ценн ых
—
в
их
мак симал ьном
пр оя в лении.
В
эт их
сл учаях
«космическое», «инфернальное»
уже
не
про св е­
чивает
сквозь
«реальное», а выступает на поверхность,
созда­
вая
своеобразное
пересечение,
столкновение
двух
контрастных
п лан ов.
Та к,
например,
в
«Жизни моего приятеля»
с
одной
сто­
роны : «Дворовый щенок голосил,//В воротах старуха стояла,//
И
д вор ник
на
чай
попросил»,—
с
д ру го й: «Говорят черти», «Го ­
в орит
с ме рть».
В
таком
с лож ном
переплетении
я вст венно
высвечиваются,
как
мы
уже
гов орил и
выше,
ос обе ннос ти
блоков ск ого
ощущения
бы тия
че л овек а—и
тр агич еск и-н есч аст ного
и
«демонического»,
и
жертвы
Ро ка,
и
объекта
о пред елен ных
социальных
от нош е­
н ий,
сложившихся
в
опре д еле нном
времени,
мучительную
тя­
же сть
и
ложь
которых
он
не
перестает
ощущать
и
в
то
же
вр е­
мя
в
создании
ее
определенным
обра з ом
участвует.
Но
в
после дн ем
вар и анте
ц икла
еще
более,
чем
в
предыду­
щем
акцентируется
аспект
вины
и
ответственности
героя:
в
«бытовом»
пла не
он
ча ще
всего
«бессильный,
не
ум евши й
жизнь
с п аст и », «оборвавший нить сознанья»; в «ко смич ес ко м»
—
«вам ­
пи р», «Демон», то есть он чаще несет ответственность за свою и
ч ужую
судь бу,
чем
явля е тся
жертвой
со циал ьны х
или
«роко ­
вых»
об стоя те льст в.
Лирический
ге рой
п роходи т
по
страницам
цикла,
окружен­
ный
д в ой ни к ами : «Стареющий юноша» («Двойник»), Вампир
235


(«Песнь Ада»), Матрос («Поздней осенью из гавани»), Демон
(«Прижмись ко мне крепче и ближе», «Иди,
иди
за
мной
—п о­
корн ой »), Авиатор,
Соблазнитель
(«Повеселись на буйном пи­
р е»), Мертвец («Пляски смерти»), Джентльмен («Осенний ве­
чер
был.
Под
з вук
дождя
с те кл янный»), Приятель («Жизнь мо­
его
приятеля»).
Так
развивается
и
завершается
то,
что
бы ло
на­
мечено
в
«Песни Ада»
и
«Двойнике», затем в «П л яск ах
смерти»
в
1916 году,
и,
н ако нец,
в
1918 году « дв ойнич ест во»
ст ало
од­
ним
из
ве дущ их
принципов
поэтики
«Страшного мира» 1.
Двойники
находя тся
в
разной
ст епени
близости
к
лиричес­
кому
герою,
но
интересно
то,
что
в
последних
редакциях
в
их
рол и
могут
выступать
об ит атели
современного
город а,
имеющие
самостоятельную
б иогра фию
—
«Авиатор», а иногда
—и
л юди
из
самых
низов
общества
(Матрос2).
Это
—
пр оя вле ние
т ого
внут р еннего
процесса,
о
к оторо м
ска за но
в
одном
из
стихов:
«Ис миром утвердилась связь» .
Обилие
двойников
обусловлено
и
стремлением
раскрыть
процесс
духовной
гибе ли
своего
геро я
как
всеобщий,
объективи­
ровать
его
судьбу
и
в
то
же
время
—
усил ени ем
критического
пачала,
ко то рое
иног да
приводит
в
последней
редакции
к
опре­
деленной
«прозаизации»
облика
героя,
к
иронической
инт о на­
ции
в
повествовании
о
нем .
Это
намеч ал ось
уже
в
«Плясках смер­
ти », но наиболее ощутимо в « Ж изн и
моего
п ри яте ля».
В
этом
не бо льшом
цикле,
состоящем
из
восьми
стихотворе­
ний,
созданном
в
1913—1915 годах
—
в
поэд ний
для
хронологии
«Страшного мира»
период
—
ра зве рты вает ся
т ема
суда
над
ге­
ро ем,
то
есть
над
самим
собою
и
сво им
поколением.
(Характер­
но,
что
в
том
же
1915 году,
когда
з ако нчен
цикл,
на писа но
сти­
х от воре ние
«Перед судом».)
Оп реде ляет ся
ст епен ь
вины
и
р аз­
м еры
трагедии.
Жизнь
«Моего приятеля»
проходит
перед
нами,
р ассказан ная
разными
«свидетелями» (именно это слово дваж­
ды
в с треча ется
в
четвертом
сти х о тво р ен ии), ввучат разные го­
лоса,
которые
оказываются
в
то
же
время
голосом
одного
чело­
века:
и
судьи,
и
подсу дим ого,
и
сви дет еля
одновременно.
1 См.
об
эт ом
в
к н.:
Д.
Мак сим ов.
Поэзия
и
проза
Ал.
Блока.
Л.,
«Советский писатель», 1975, с .
129, 144—174.
2 Стихотворение о матросе, «на борт не принятом», может рассмат­
ри ват ься
и
как
реальная
зарисовка
б ыта
предзимнего
порта,
и
в
то
же
время
как
символ
быт ия
современного
человека:
в едь
«корабли»
в
сознании
Бл ока
ассоциируются
с
«золотыми годами»
ве ры
в
и деал,
в
при­
ход
Нечаянной
Ра до сти
(это яснее в первоначальном наброске — « Как
из
сумрачной
г ава н и»), и все стихотворение пронизывает трагическое
ощущение
душевного
опу сто шения,
утраты
надежд
(«все потеряно,
все
вып ито »), и в этом смысле матрос — двойник лирического героя.
236


В
первом
стихотворении
автор
и
ге рой
тесно
св язан ы,
ф ор­
ма
по веств ов ания
—
«ты»: «На дне твоей души,
безрадостной
и
ч ер ной ,//Безверие и грусть», они переживают
об щую
траге­
дию.
Здесь
нет
места
иро нии
(Блок отказался от иронической
строки
чер но в ика: «На дне твоей души,
о,
современный
вои н ,//
Без ве рие
и
гр уст ь»), трагедия духовного опустошения символи­
зируется
характерной
для
«Страшного мира» « че р но то й», по­
глотившей
все
окружающее.
Во
втором
стихотворении
несколько
ув елич ив аетс я
р асс тоя­
ние
межд у
ав тором
и
г ероем ,
автор
как
бы
представляет
«Сво ­
его
Пр и ятел я», обращаясь
«вовне»: «Поглядите,
вот
бессиль­
н ый. . . », форма повествования
—
во
втором
лице ,
причем
«ты»
в
последней
строфе
заме няе тся
«вы», то есть «вс е», «рожденные
в
го да
гл ух ие », выступает глобальное обобщение
—
«ваш удел
на
все
пох ож», и это
—не
только
бе да,
но
и
ви на
современно-
, го человека.
Со чув ств ие
здесь
смешивается
с
осуждением,
герой
«бессильный», «конченый» (первоначальное заглавие стихотво ­
р ен ия ), «сломанный», и этому соответствует деформированный,
подчеркнуто
ан тиэ стет ич еск ий
облик
мира,
лише нног о
в
отли­
чие
от
пер во го
стихотворения
мр ач ного
и
г ибе льн ого
величия:
В
голубом
морозн ом
своде
Так
пр ипл юсну т
д иск
больной,
За пле вавший
всё
в
природе
Нестерп и мо й
желтизной.
В
третьем
ст ихот во рении
начинает
ощущаться
ирония,
по­
эт
с
насмешкой
и
жалостью
в спом ина ет
св ое
прошлое,
отстра­
нив
его
от
себя
(форма повествования
—
в
третьем
лице , «он»),
лишая
его
утешающих
ил люз ий.
«Остудился юный пыл»,—та к
ск аза но
о
юн о шеском
идеале,
а
о
да ль нейш ем
—
с
еще
более
яв ной
насмешкой:
Был
в
чаду,
не
чуя
чада,
Утешался
муко й
а да,
Пер еч ислил
все
слова,
Но
—
болела
голова...
«Муки ада»
—
ироническая
ав то ци тата,
п одчерк нутая
р аз­
р яд к ой : «демоническое», украшающее начало решительно от­
ве ргн уто,
о
«гибели души»
ск аз ано
как
о
весьма
прозаическом
яв лен ии : «Он нашел весьма банальной//С мер ть
души
св оей
пе­
чальной».
Мертвец,
лиш енный
демонизма,—
поч ти
пер сонаж
из
«балаганчика», то есть трагикомедии: «Хвать -п ох в ать ,—
а
серд­
ца
не т.// Сердце
—
крашеный
ме ртв ец».


И
та
ирония,
которая
ощутима
в
третьем
стихотворении,
пе­
ре ход ит
уже
в
са рказм
в
четвертом.
Обстановка
«потери души»
здесь
подчеркнуто
п розаиче ска я,
о бы денная
и
пошлая,
двойни­
ком
ге роя
здесь
оказывается...
«обмызганный кот»,
сар ка зм
беспощаден.
Пр игов ор
с амому
себе
с
ос обе нной
резкостью
зву­
чит
в
последней
с троф е,
когда
ме няетс я
ф орма
повествования:
вместо
третьего
лица
—-
вт орое ,
п осле
«объективированной»
оценки
—
приближение,
разговор
со
«Своим Приятелем»,
то
е сть
с
самим
собой
(«Ты думаешь,
тоже
св идет ел ь ?»).
В
пятом
стихотворении
повествование
ведется
от
первого
лица,
причем
это
не
с только
поэт,
сколько
Приятель
—
дает ся
как
бы
выд е ржка
из
его
дневника,
подтверждающая
все
ранее
о
нем
сказанное
и
в
то
же
в ремя
по дчер кив ающ ая
определенную
гран и цу
меж ду
ним
и
ав тором.
Дво й ник
Пр ияте ля
(то есть двой­
ник
двойника)
—
«нищий»
выс каз ывае тся
г ора здо
более
оп ре­
деленно,
чем
«Двойник» (из одноименного стихотворения)
или
«Джентльмен» («Осенний вечер был.
Под
звук
дождя
сте клян ­
ный»).
Нет
уже
ника ких
упоминаний
о
п рошлом ,
нет
даже
размышлений
о
тяжести
настоящего
(«Устал я шататься,//Про­
м озглы м
ту ма ном
дышать,//В
чужих
зеркалах
отражаться//
И
женщин
чужих
целовать»
—в
«Двойнике»), всегда несущих
какое-то
о прав дан ие,
есть
только
к раткое
и
беспощадное
требо­
вание
суда
над
собой,
п ризна ния
своей
вин ы
в
духовном
обни­
щании.
По
логике
ра звит ия
повествования
Приятель
должен
прийти
к
том у,
к
чему
в
предыдущих
стихах
пришел
автор.
И
он
приходит
к
сознанию
своей
в ины
и
нищеты
(«Взглянул в свое
с ердц е...
и
п лачу »), но основная интонация
его
—
н едоум ен ие
(«ну,
за дал
за д а чу!»), он не может до конца разрешить траги ­
ческую
загадку
своей
духовной
смерти.
Ее
разрешает
автор,
который
в
с леду ющем
—
шестом
—
с ти­
хо тв оре нии
подробно
рассказывает
о
повседневном
сущес тв о­
вании
героя.
Пожалуй,
еще
ни
в
одном
стихотворении
«Страш­
но го
мира»
не
было
такого
бе сп оща дного
вн имани я
к
«мелочам
жиз ни» (в поэзии второго тома есть некоторая аналогия
—
«Вольные мысли»), но,
главное,
не
был о
такой
оценки
пов с ед­
невности,
такой
авторской
и нт онации:
здесь
ст раш но
именно
то,
что
никому
эта
повседневная
бессмыслица
не
страшна,
что
это
«тихое сумасшествие»
ник ем
не
воспринимается
как
та ков ое,
а,
н а оборот,
счи тается
«отменным порядком».
Повествование
ве­
де тся
в
на ро чито
объективном
тон е
в
от личие ,
напр им ер,
от
с ти­
хотворения
«Унижение»
или
тех
же
«Вольных мыслей», где бы­
товые
детали
да ны
с
подчеркнутой
экспрессией.
Но
во
второй
половине
стихотворения
тон
по вест во вания
мен яется.
«Он с ве­
238


че ра
крепко
ус н ул», наступает отключение от дневной суеты,
п риход ит
та
«страшная минута», о которой говорилось в первом
стихотворении,—
м гнов ен ное
просветление,
ср азу
же
мен яетс я
форма
пов ест во вания:
вместо
«он»
—
«ты», герой и автор почти
е дины
(«Нет,
очнешься
по р о й, // Взволнован,
встревожен»).
Просветление
приходит
после
сно в
о
п рошлом ,
о
«другой стра­
не» (в черновике: «Я был бездыханен,
жил
только
там »
—
III,
510).
Ге рой
некогда
был
носителем
высоких
духовных
ценно­
стей,
тоска
о
них
до
сих
пор
живет
в
его
душе,
и
это
да ет
поэту
пра во
на
изменение
ракурса
и
интонации
пов ест во вания.
В
фина ле
цикла
—
в
последних
двух
стихах
—
присутствует
высо кое
инфернальное
трагическое
нач ало ,
ц икл
связывается
с
«Плясками смерти», с «П ес нью
А д а», действие отталкивается от
конкретности,
пер ено сит ся
в
вечность.
Жизнь
героя
и змеряет ся
вечными
категориями:
измены
идеалу,
грехопадения,
возмездия
за
него.
И
в
этом
суде
перед
ли цом
вечности
автор
и
герой
вы­
ступают
с литн о,
они
тождественны.
Пер ечисл яютс я
обы чны е
атрибуты
«падения»: «искрометное вино», «дерзостные
оч и»,
«страстные ночи», среди них
—
упоминание
о
«греховных сти­
х а х», подчеркивающее тождество героя и автора и вызывающее
ассоциации
с
нач алом
цикл а
—
стихотворением
«К Музе».
Ге­
рой
сопоставлен
с
Сыном
человеческим
(в заключительных стро ­
ках
седьмого
стихотворения
—
перифраз
из
Еван ге лия,
подчер­
кивающий
это
сопоставление).
В
отлич ие
от
Хри ста
он
не
смог
отвергнуть
искусителей,
возмездие
—
духо в ное
опустошение:
«Он больше ни во что не верит».
Смерть
души
«Моего приятеля»
пр ед стает
и
высокой
траге­
дией,
и
трагикомедией,
и
фарсом,
о
его
жизненном
крахе
гово­
ри тся
и
с
выс о ким
сочувствием
и
с
беспощадной
насмешкой.
И
во
всем
многообразии
оценок
и
интонаций
е сть
совершенно
опр ед елен ная
закономерность:
сочувствие
герою,
когда
он
со­
знает
«бессмысленность всех дел» (тогда его жизнь трагедия),
когда
он
поставлен
перед
ли цом
вечности,
Рока,—
и
с арк азм
по
отношению
к
нему,
к огда
он
погружается
в
повседневное
«тихое
сум а сш ес тви е» (тогда его существование
—
почти
фарс).
Рассматривая
стихи,
которыми
Блок
дополняет
циклы
«Пляски смерти»
и
«Черная кровь», мы видим,
что
и
здесь
уси­
ли ва ется
мысль
о
виновности
и
ответственности
героя.
Так,
на­
пример,
в
цикл е
«Черная кровь»
на
первый
план
выст у пает
демоническое
в
герое,
его
«вампиризм»: среди вновь включен­
ных
стихотворение
«Я гляжу на тебя .
Каждый
демон
во
мне...»
и
ку ль минацио нное
—
восьмое
—
«Я ее победил,
наконец!»—
о
Д емо не,
Вампире,
выпившем
кровь
несчастной
жертвы.
В
этой
239


системе
символов
воплощается
тяжкая
вина
героя,
опустошен­
ного,
утратившего
духовные
ценно сти
и
тем
самым
погубивше­
го
св ою
любовь.
(Характерно,
что
это
стихотворение
датирует­
ся
тем
же
временем,
что
и
«Песнь Ада, —
октябрем
1909 года .)
Во
вновь
включенном
«Демоне»
в
от лич ие
от
первого
одно­
именного
стихотворения
присутствует
мотив
гиб ели
Тамары
по
в ине
Демона.
В
«Плясках смерти», в четвертом стихотворении,
продолжа­
ющ ем
мр ач ную
фант асмаго р ию
(те же фонари,
освещенное
ок­
но,
ночн ой
канал,
живые
мертвецы,
ме л ькающие
по
улицам
—
кругам
а да), появляются две тени.
Одна
из
т еней
явно
обладает
че р тами
Двойника
из
«Песни Ада»: «Плащ распахнут,
грудь
бе ла, // Алый цвет в петлице фрака .. .», «Затянут стан, // Увядшей
розы
цвет
в
петлице
фрака//Бледнее
уст
на
лик е
мертвеца»),
другая
—
вызывает
определенные
ассо ци ации
с
героиней
перво­
го
и
второго
т о мо в : «Невеста от венца»
и
«Шлем и перья» («Под
шле мом
с
траурными
перьям и//И
ты
вином
ог луш ена ?).
Это
персонажи
из
«Старого,
с та рого
сн а », о них теперь (в 1914 году)
сказан о
с
беспощадной
че т к ос ть ю: «проститутка и развратник».
При зы ва
к
состраданию
уже
нет
(в «Песни
Ад а »: «Так состра­
дай
и
помни,
мой
поэт») и,
боль ше
того,
в
последнем,
пятом
ст и­
хотворении
—
он о,
как
и
предыдущие,
вп ерв ые
появилось
в
цик­
ле
—
гер ой
уже
поставлен
п еред
судом
не
только
св оей
совести,
по
и
под ли нн ого
хоз яина
жизни,
несущего
возмездие:
Все
бы
это
было
вр я,
Есл и
б
не
было
цар я,
Ч тоб
блюсти
законы.
Только
не
ищи
д ворц а,
Добродушного
лица,
Золотой
короцы.
Он
—с
далеких
пустырей
В
све те
редких
фонарей
Появляется.
Шея
скручена
платком,
Под
дыр я вым
козырьком
Улыбается.
(Известно,
что
пер вые
шесть
строк
из
цитируемых
не
был и
пропущены
цензу р о й.)
Неоднократно
отмечалось,
что
в
вышеприведенных
стро­
фах
—
первый
набросок
того
облика
голыт ьб ы,
который
возни­
кает
в
поэме
«Двенадцать» («В зубах цыгарка,
примят
ка ртуз»,
«Замотал платок на шее»).
Эти
строки
зас тавляют
вспомнить
и
бол ее
раннее
стихотворение
«Поднимались из тьмы погребов».
240


В
са мом
цик ле
«Страшный мир»
эти
стихи
ассо циир у ют ся
преж­
де
всего
со
стихотворением
«Как растет тревога к ночи», напи ­
санным
на
мес яц
раньше,
чем
заключительное
стихотворение
из
«Плясок смерти», и тоже впервые введенным в цикл в послед­
ней
редакции:
Что-то
в
мире
происходит,
Ут ром
стр аш но
мне
раскрыть
Лист
газетный.
Кто-то
хочет
П оя виться ,
кто-то
бр о дит,
Иль
—
раздумал,
может
быть?
Так
в
мучительные
раздумья
о
«страшном мире»
и
о
пути
человека
в
нем
в кл ючается
мысль
о
социальном
возмездии
и
о
народе,
несущ ем
ег о,
он
является
во площ ением
ис т инной,
хотя
и
т аинст венно й
силы,
за
ним
о стан ется
последнее
слово.
В
этом
же
заключительном
ст ихо т воре нии
«Плясок смерти»,
перенося
дей ствие
из
мира
фантасмагории
в
реальность,
Бло к
сра зу
же
да ет
четкую
с оциа льну ю
характеристику
современной
жизни:
Вновь
бо гатый
зол
и
ра д,
Вновь
унижен
бедный...
Эти
строки
ставят
«страшный мир»
в
определенную
з ав иси­
мость
от
ис тори че ско го
времени,
свя зыва я
его
с
эп охой
р еак­
ци и.
Отсюда
пр о тяги ва ются
нити
к
цик лу
«Ямбы», к таким сти­
ха м,
как
«Так.
Буря
эт их
лет
пр ош ла», «В голодной и больной
не в оле», стихотворению «К оршун» («Родина») и к поэме «Дв е­
над ца ть »: Блок включил в поэму строку,
перекликающуюся
с
про цит иро ва нно й: «Ветер веселый и зол,
и
рад»,—
зд есь
она
по­
над об ил ась
ему
для
со зд ания
с имв ола
ре в олюци онн ого
возмез­
ди я.
Так им
образом,
в
ходе
ра звития
цикла
по эт
все
явств ен не е
выступает
летописцем
и
судьей
«страшного мира», появляются
циклы
в
ц икл е; «Пляски смерти» (1912—1914), «Черная кровь»
(1909—1914), «Жизнь моего приятеля» (1913—1915) являются
синтезом
лирических
стихотворений,
поднимающим
на
нов ую
ст уп ень
весь
сло жный
комплекс
проблематики
разде л а.
В
последней
редакции
осо бенно
н агл ядно
проступает
мысль
об
обреченности
«страшного мира» .
Она
может
принимать
форму
апокалипсического
предсказания
всеобщей
гиб е ли,
но
мо жет
выливаться
и
в
пр ед вид ение
социального
возмездия.
В
этой
св язи
нео бх од имо
ост анов ить ся
и
на
взаимоотношени­
ях
«Страшного мира»
в
его
окончательном
вид е
с
другими
раз­
делами
тома,
прежде
всего,
с
циклом
«Родина».
241


Теперь
эти
два
разд ел а
уже
не
м огут
быть
охар акте ризов а ­
ны
только
как
п ро т ивопо ст авленные
друг
другу.
Мы
вид е ли,
что
в
ка ждой
редакции
это
пр от иво пост авл ение
принимало
разные
смысловые
оттенки:
современный
«черный город»
—
и
родн ые
п рос торы,
жилище
Подруги
Светлой; «ад»
бездуховного
су щест ­
вования,
перечеркнувшего
законы
человечности
и
нравственнос­
ти,—
и
обиталище
Х риста.
В
последнем
в ари анте
по ло жение
ус­
ложн яе тся.
В
1918 году в раздел «Р оди на»
Блок
впер вые
вводит
бо лее
трети
с т ихотв ор ений,
в
том
числе
так ие
значительные,
как
«Рожденные в года глухие», «Коршун», «Новая Америка»
и
др.
От
вступления
(«Ты отошла,
и
я
в
пуст ыне») до заключи ­
тельной
ча сти
раздела
с
внов ь
включенными
сти хами
«Послед­
нее
н ап ут с тв ие», «Я не предал белое знамя»
и
другие
развивает­
ся
постоянная
мысль
о
Род ине
как
о
ве чном
ис то чнике
д ухов ной
жизни: «Опять мы к тебе,
Ро ссия ,//Добрели из чужой земли» .
Един ств ен ный
п уть
—
пу ть
к
Родине,
к
вечной
люб ви
и
един­
ственному
п риб ежищ у.
Но
в
то
же
в ремя
возрастает
ощущение
внутреннего
тра­
гизма
жизни
России,
кот орое
теперь
в
гор азд о
большей
степ е­
ни,
чем
в
предыдущих
изданиях,
обусловливается
реальными
противоречиями
пре д ре во люционног о
бытия.
Призыв
«Забудь,
забудь
о
страшном
мир е»
—
строка
из
сти­
хотворения,
неизменно
п рису тст во вавш его
во
вс ех
вариантах
ци кла
«Родина»,—
оказывается
не выпо лним ым: «Мы
—
де ти
страшных
лет
России
—
// Забыть не в силах ничего» (в « Ям ­
бах»
—
«Нет,
не
забуду
н ик огд а!»).
С
видениями
род ных
про ст оров
см ешиваю тся
мысли
о
«ко­
ва р ст ве », «злате», «человеческой глупости»
—
«безысходной,
ве­
л ича вой,
б ес коне чной » («Последнее напутствие»), появляется
зарисовка
петроградского
вок за ла
с
проводами
обреченных,
об­
реченным
же
оказывается
целое
поко ле ние
русской
интеллиген­
ции
(«Рожденные в года глухие»).
Впе р вые
в
цик ле
подробной
конкретно
рисуются
черты
«сытых», «толстопузого мещанства»
с
мертвящей
силой
собственничества,
накопительства: «И под
лампад о й
у
иконы//Пить
чай,
отщелкивая
с чет ,//Потом пере ­
слюнить
к уп оны, // Пузатый
отв ори в
комод...»
Это
—
тоже
Россия,
эти
ст ихи
соотносятся
с
сатир иче ск ими
з арисо вкам и
современного
интеллигентского
бы та
в
сти хах
«Жизнь моего
п рият ел я».
Таким
обра зом ,
стр ашны й
мир
оказывается
включенным
в
бытие
Родины,
а
не
отделенным
от
не е,
как
это
был о
в
преды­
дущих
изданиях.
Характерно,
что
в
последней
ре дакц ии
в
242


«Страшный мир»
о пять
входят
стихи
«Под шум и звон однооб­
ра зны й», здесь среди «м ет ел и,
мрака
и
пустоты»
возникает
Ро­
дин а—
«путеводительный маяк»
для
заблудившегося
в
«ноч ­
ной
р аспу ти це».
Показательно
и
то,
что
стихотворение
«На
железной
дороге », которое в 1912 году включалось в « Стра шны й
м ир», в последней редакции вошло в раздел «Р од ина».
Уже
эти
п риме ры
показывают,
что
теперь
между
эти ми
дву мя
циклами
пет
такой
резко
оче рч енн ой
г раницы ,
как
ра ньш е.
Возникает
образ
России,
плененной
и
св язанн ой
темными
силами
(цикл «Р од ина», поэма « В о зм езд ие»).
Все
отчетливее
звучат
нот ы
активно-действенного,
а
не
пассивно-созерцатель­
но го
отношения
к
Родине.
Пр ед ставл ен ие
о
будущем
России
со­
единяется
с
мыслями
о
бор ь бе,
об
освобождении,
финал
цик­
ла
—
«Коршун».
Возникают
прямые
ассо ц иаци и
с
«Ямбами»,
ци к лом,
ис по лне нным
открытого
рев ол юци онн ого
пафо са.
В
последнем
варианте
блоковской
трилогии
«Страшный
ми р», «Родина»
и
«Ямбы»
вз аимн о
дополняют
друг
друга:
исто р ия
ду хов ного
о пуст о шения
человека
с вязыва е тся
с
наци­
ональными
судьбами
России
(«Испепеляющие годы...») и с
грядущим
историческим
возмездием,
к оторое
несет
«унижен­
ный
на р од »: «Пока великая гроза //
Всё
не
см ела
в
твоей
отчиз­
не...»
Но
ц икл
«Страшный мир»
во
многом
о пред ел яет
звучание
и
всех
других
частей
к ниги.
Люб ой
раздел
необходимо
с
ним
со­
изме рять ,
сопоставлять
с
его
по этич ески м
содержанием.
Та к,
например,
ц икл
«Возмездие», непосредственно следую­
щий
за
«Страшным миром»,—
это
развитие
темы
вну тр еннег о
возмездия
за
изме ну
идеалу
юно ст и.
«Итальянские стихи»
про­
низаны
размышлениями
по эта
о
соотношении
ис то рии
и
совре­
менности,
приводящими
его
к
выводу
о
невозможности
сущ ест ­
вования
личности
в
современном
бурж уа зном
мире,
ми ре
без­
ду хов ной
цивилизации
(«Умри,
Флоренция,
Иуда»
и
д руг ие).
«Арфы и скрипки»
—
цикл
о
дисгармоничности
земного
су­
ществования,
здесь
«дух музыки»
—
то
есть
скрытая
сущность
жизни
про т ив опост ав лена
«глухой», «безмузыкальной»
дейст­
вительности.
«Кармен»
и
поэм а
«Соловьиный сад», образую ­
щие
определенное
внутреннее
единство,
связаны
со
«Страшным
миром»
и
«двойным»
обл ик ом
гер оя
и
г ер оини:
Поэт
и
Кармен
—
они
в
то
же
время
современные
люд и
со
всеми
вытекающими
отсюда
тя жел ыми
последствиями
и
с
воспоминаниями
о
«пра -
этапе»
своего
су ще ство вания ,
и
мыслью
о
том,
что
стихия
вс е­
охватывающей
с тр асти
не
может
не
опу ст ош ать
человеческую
душу,
котора я
должна
жить
всеобщими
началами.
243


Таки м
обра зом , «Страшный мир»
ок азыва е тся
цик лом
об об­
щающим
и
в
то
же
вр емя
основой,
п очвой ,
в
кото рую
уходят
своими
корнями
все
последующие
главы
книги.
По
мере
формирования
третьего
тома
все
яс нее
обнаружи­
вается
внутреннее
единство
и
в
то
же
время
специфика
его
ра з­
делов.
Каждый
ц икл
имеет
с вою
историю,
но
все
же
почти
для
вс ех
окончательной
р едакц ие й,
внесш ей
сущ еств енн ые
изм ен е­
н ия,
оказалась
редакция
1918 года.
И,
а на лизир уя
послеоктябрьское
творчество
Блока,
необхо­
ди мо
наряду
с
его
этапными,
итоговыми
произведениями,
со­
зданными
п осле
О кт яб ря,—т акими,
как
поэ мы
«Двенадцать»,
«Скифы»,—уч иты в ат ь
и
рабо ту
п ерво сте пенно й
важности
—
зав ер шен ие
создания
«трилогии вочеловечения», воплощающей
трагическую
и с торию
жиз ни
ду ши
(«Душа мытарствует по Рос ­
сии
в
двадцатом
сто летии»
—V I, 171), в итоге обретающей объ ­
ек тив ные
ценности
—
прежде
вс его
Родину
и
высокое
сознание
своего
до лга
пер ед
ней
—и
приходящей
к
признанию
неизбеж­
ности
и
н еобход им ост и
революционных
путей
преобразования
жизни.


м.
пьяных
«русский строй души»
В
РЕВОЛЮЦИОННУЮ
ЭПОХ У
(«ДВЕНАДЦАТЬ;
И
«СКИФЫ»
А.
БЛОКА)
I
п
ора
п ер естать
прозёвывать
сов е ршен но
своеобычный,
открывающий
новые
дали
ру с ский
с трой
души.
Он
ж.
спутан
и
те мен
ино гда ;
но
за
э той
тьм ой
и
путани-
цей,
ес ли
у досу жит есь
в
них
вглядеться,
вам
откро­
ютс я
новые
спо со бы
с мотре ть
на
человеческую
жиз нь» (VI, 28).
Так,
н аме рева ясь
прямо
обр атит ь ся
к
св оим
современникам,
писал
А.
Блок
весной
1918 года.
А
несколько
245


р аньш е, 9 января 1918 года,
з акан чив ая
свою
з намени ту ю
ста­
тью
«Интеллигенция и Революция», он призывал: «Всем телом,
в сем
сердцем,
всем
со з нанием
—
слушайте
Революцию» (VI,
20).
Не
только
призыв
слушать
Революцию,
но
и
размышления
о
войне
и
ре во люции,
о
ломке
с таро го
и
творении
нового
м ира,
о
всемирно-исторической
значимости
происходящих
событий,
об
их
нр авств енно -псих о ло гич ески х
и
духовно-эстетических
по­
сл едст в иях
для
русского
народа
и
всего
человечества
—
все
эти
размышления,
содержащиеся
в
ст ат ье,
стали
программными
для
поэтического
творчества
Блока.
О
то м,
что
он
сам
увидел
и
ус­
лышал
в
«русском строе души»
этого
времени,
мы
имеем
счаст­
ливую
возможность
судить
по
его
гениальной
поэме
«Двенад ­
цать»
и
стихотворению
«Скифы», которые в едином творческом
порыве
б ыли
созданы
им
в
ко нце
января
1918 года.
Поэтические
и
п уб лиц ист ич еские
выступления
Бл ока
вы­
звали
с иль ный
общественный
и
литературный
рез о нанс,
во­
круг
них
возникла
страстная
полемика.
В.
Маяковский
п исал
о
«Двенадцати»: «одни прочли в этой поэме сатиру на револю ­
цию,
другие
—
славу
ей»
Как
показа ло
время,
эти
крайнос­
ти
в
оценке
поэмы
бы ли
весь ма
од нос торонн и ми
и
во
многом
обусловлены
ос трото й
раз верн увш ейс я
борьбы,
но
в
них
не
был о
все -таки
той
степени
оглушенности
происходящим,
ка­
кую
обнаружили
таки е
литераторы,
как
3.
Г ипп иус,
И.
Бу­
нин,
Ф.
Сологуб,
Вяч.
Ивано в,
В.
Пяст
и
мн огие
д ру гие,
не
услышавшие
«музыки»
ни
в
р е во люционных
событиях,
ни
в
поэме
«Двенадцать» .
Не
таких
ли
литераторов
имел
в
виду
Блок,
когда
он,
в
пору
разгоревшейся
полемики
вокруг
его
поэ­
мы,
хот ел
сказать,
что
«пора перестать прозёвывать совершен­
но
своеобычный,
открывающий
новые
да ли
русский
стр ой
души »?
В
этих
словах
Блока
чувствуется
укори зна ,
но
в
них
нет
озлобления
против
св оих
оппонентов.
Поэт,
разуме етс я,
болез­
не нно
переживал
неправый
суд
над
ним
тех
литераторов,
мно­
гие
из
которых
в
нед авн ем
прошлом
в
чем-то
б ыли
близки
ему ,
но
он
не
озлоблялся
против
них ,
потому
что
глубоко
верил
в
свою
правоту,
в
право т у
сво его
поэтического
вос при ятия
ре во­
люции,
и
ст ре мился
открыть
о гл ушенны м
и
ос ле пле нным
пр о­
исходящими
событиями
то,
что
открывалось
ему.
Сн ач ала
он
это
де лал
в
пуб лицист иче с к ой
форм е
—
в
стать е
«Интеллиген-
1В.
Маяковский.
Полн ое
собрание
сочинений
в
тринадцати
то­
м ах,
т.
XII.
М.,
Г осли ти зд ат, 1961, с.
22.
246


ция
и
Револ ю ция », потом в наиболее убедительной для него
—
поэтической
форме:
в
«Двенадцати»
и
«Скифах».
Оказалось,
что
даже
те,
кто
раньше
б езус лов но
верили
Блоку-поэту,
теперь
перестали
ему
ве рить .
Однако
Блок
не
теряе т
надежду,
что
ему
все -та ки
у дастс я
доказать
сво ю
правоту.
В
том
же
мае
м есяце
1918 года,
ко гда
готовилась
лекция
об
Апо лло не
Григорьеве,
из
к оторой
я
пр и­
вел
слова
о
«русском строе души», он пишет письмо 3 .
Н.
Г ип­
пиус,
выразившей
свое
отречение
от
Бло ка
в
сти хотв орно м
послании
«Дитя,
потерянное
вс е м и...»: «Я не прощу.
Душа
твоя
невинна.//Я
не
прощу
ей
—никогда».
Блок
по ним ал
принци­
пиальность
своих
р асхо ждений
с
Гипп иус ,
которые
нам ет ил ись
д ав н о: «нас разделил не только 1917 год,
но
даже
1905-й ,
ког да
я
еще
ма ло
вид ел
и
мало
сознавал
в
ж изни» (VII, 335); Блок
отдавал
отчет,
что
прежние
отношения
с
Гиппиус
«оставалось
толь ко
рубить», и он
трезво
ко нстатир у ет:
«Великий ок ­
т ябрь
их
и
ра з р уб ил» (VII, 336).
Вместе
с
тем
он
еще
н ад еется
«достучаться» (VI, 16) до сознания и совести своего адресата:
«Я обращаюсь к Вашей человечности,
к
Ваш ему
ум у,
к
Ваш ему
б лаг ород ств у,
к
Ваш ей
чуткости,
потому
что
со всем
не
хоч у
язвит ь
и
об иж ать
Вас,
как
Вы
—
ме ня ...
Мы
вст ре чались
лучше
всег о
во
времена
самой
глухой
реакции,
когда
дремало
главное
и
просыпалось
второстепенное.
Во
мне
не
изм енил ось
ничего
(это моя трагедия,
как
и
Ваша ), но только рядом с второстепен­
ным
проснулось
главное.
[Не знаю (или
— знаю ), почему оно не проснулось в Вас .]
... Не
знаю
(или
—з на ю), почему Вы не увидели октябрьского
ве ли чия
за
октябрьскими
г римасами ,
которых
был о
очень
ма­
ло
—
могло
быть
во
мно го
раз
бол ьш е.
Не уж ели
Вы
не
знаете,
что
«России не будет»
так
же,
как
не
стало
Рима
—
не
в
V веке после Рождества Христова,
а
в
1-й
год
I века?
Такж е
—
не
буд ет
А нгл ии,
Герм ании,
Фр а нции.
Что
мир
уже
перестроился?
Что
«старый мир»
уже
расплавил­
ся ?» (VII, 335-336).
Письмо
к
Гип пиу с
не
было
отправлено,
пре дпол а гав ш аяся
ле кция
об
А.
Григорьеве
не
была
пр о читана
—
вм есто
нее
Бл ок
прочитал
л екцию
о
«римском революционере» (VI, 60) Кати -
лине.
Поч ем у?
Не
ра зув ерилс я
ли
он
в
своем
стремлении
«до ­
с туч ать ся»
до
сердец
и
созн ания
те х,
кто
за
второстепенным
не
мог
ра згляд ет ь
главного,
кто
продолжал
«прозёвывать со ­
в ершенно
своеобычный,
открывающий
новые
дал и
русский
строй
души»? И в самом деле,
можно
ли
«достучаться»
с
по­
мощью
«прозы», с помощью статей,
лекций
и
писем,
ес ли
он
не
247


с мог
этого
сдел ат ь
даже
с
помощью
поэзии,
с
помощью
«музы ­
ки»
«Двенадцати»?
Вероятно,
к
Блоку
порой
приходили
сом нения
в
возможно­
сти
пробудить
социал ьный,
духовно-нравственный
и
эстетиче­
ски й
сл ух
тех,
кто
не
воспринимал
«музыки»
революции,
и
все
же
он
до
кон ца
своих
д ней
не
терял
надежды
бы ть
поня­
тым,
до
конца
п ы тался
«достучаться»
до
своих
современников,
и
не
только
до
тех,
кто
враждебно
относился
к
революции,
но
и
до
те х,
кто
был
на
ст ороне
ре в олюц ии,
но
в оспр инимал
его
поэ­
му
«Двенадцать»
од ност орон н е.
Хотел
«достучаться»
во
что
бы
то
ни
стало,
в
том
числе
и
с
помощью
«прозы».
У
Блока
нет
прямых
разъяснений
того,
что
он
хотел
сказат ь
в
«Двенадцати»
или
«Скифах»; даже так называемую « З а пи ску
о
«Двенадцати»
нельзя
рассма трива ть
как
непо сред ст венный
комментарий
к
сод ер жанию
поэмы.
О
причине
отсутствия
прямых
авторских
ра зъя сне ний
смысла
поэмы
буд ет
ск аза но
не м ного
позднее,
а
по ка
след у ет
заметить,
что
у
Бло ка
есть,
если
так
можн о
с ка­
за ть,
ко свенн ый
комментарий
к
его
по этич ески м
произведени­
ям.
Вся ,
появив шаяс я
вслед
за
ними,
так
называемая
«проза»
поэта,
о со бенно
очерк
«Катилина», трактат « Кру ш ение
гума­
низм а»
и
многое
друг ое,
является
не
чем
иным ,
как
своеобраз­
ным
комментарием
к
«Двенадцати»
и
«Скифам», ибо в этой
«прозе»
разв и ваю тся
в
философско-публицистической
форме
те
же
проблемы,
что
и
в
поэтической
д илоги и.
Вот
по чему
проза
Блока
советской
эпохи
многое
да ет
для
п онимани я
его
поэтиче­
ско го
творчества
это го
же
вре м ени,
и
я
еще
не
раз
буду
обра­
щаться
к
ней
в
настоящей
ст ат ье.
Блок
стремился
«достучаться»
до
своих
современников
и
прямо,
непосредственно
воздействуя
на
них
своей
поэтической
д илог ией.
Он
пр ив етс тво вал
и
поддерживал
публичные
чтени я
«Двенадцати»
своей
женой
—
актрисой
Л.
Д.
Басаргиной-Блок,
хот я
читала
Любов ь
Дмитриевна,
по
сви дет ель ст ву
тех,
к ому
довелось
сл ушать
ее,
не
оче нь
хорошо,
без
д олж ного
проникно­
вения
в
сл ожные
инт он ацио нные,
эм оцио наль ные
и
смысловые
н юансы
поэмы.
Одн ако
Блоку
и
такое
чтение
казалось
вполне
прие мле м ым,
п отом у,
вероятно,
что
он
сам
читать
«Двенадцать»
не
уме л,
отказывался,
если
даже
его
про с или
это
сд елат ь,
хотя
«Скифы»
он
читал.
Очевидно,
и
для
самого
по эта
пер е дать
го­
лосом
сложный
«музыкальный»
с трой
«Двенадцати»
был о
труднее,
чем
боле е
прос той
строй
«Скифов» .
Надо
заметить,
что
и
сейчас
для
чте цов
п ер едача
сложной
полифонии
«Двенадца­
ти»
о стается
трудной
з ада чей.
Больше
тог о,
Блок
не
тол ьцо
пе
уме л
чи тать
«Двенадцать»,
248


но
и
не
мог
«суровой прозой»
прямо
выразить,
что
же
он
хоте л
сказать
в
св оей
по эме.
К.
И.
Ч уков ский
вс пом ина л : «Написав
«Двенадцать», он все эти три с половиной года (д о
своей
смер­
ти.—
М.
П.)
старался
уяснить
себе,
что
же
у
не го
написалось.
Многие
по мня т,
как
п ыт ливо
он
вслушивался
в
то,
что
го­
ворили
о
«Двенадцати»
кругом,
словно
ждал,
что
найдется
тако й
человек,
к оторы й,
н ако нец,
объяснит
ему
значение
этой
поэмы,
не
совсем
поня тно й
ему
с а мом у». «Однажды,—
п род ол­
жал
Чуковский,—
Горький
сказал
ем у,
что
сч ит ает
его
поэму
сатирой.—
Это
самая
зл ая
сатира
на
вс е,
что
прои схо ди ло
в
те
дни.—
Сатира?
—
сп рос ил
Бл ок
и
задумался.—
Неуж е ли
сати ­
ра?
Едва
ли.
Я
думаю,
что
н ет.
Я
не
знаю.
Он
и
в
са мом
деле,—
резюмировал
Чуковский,—
не
знал ,
его
лирика
б ыла
мудрее
его.
Простодушные
люди
часто
о б ращ ались
к
нему
за
об ъя сн ениям и,
что
он
хотел
ска зать
в
своих
«Двена­
дцати», и он,
при
все м
желании,
не
мог
им
ответить»L
Вот
поч ему
Бло к
так
вним ат ел ьно
прислушивался
к
тому,
что
гов орили
и
писали
его
современники
о
поэме
«Двенадцать».
Суждения
с ов ре ме нников
и
ему
самому
помогали
глубже
логи­
чески
уяснить
смысл
поэ мы.
Ког да
он
отказывался
ра з ъяснит ь,
что
же
он
хоте л
сказать
в
поэме,
то
это
вовсе
не
значило,
что
он
никак
не
по нимал
н апи санно го
им
самим.
Он,
бе зусло вн о,
по нима л
то,
что
сказал
в
«Двенадцати», но понимал художест ­
венно,
изнутри,
как
создатель
этого
п ро изв ед ения.
Отказ
поэт а
от
логического
изложения
смысла
своего
произведения
объяс­
ня лся
бо я знью
упростить
или
исказить
его
це ло с тный,
слож­
ный,
художественный
смысл.
Здесь
следует
заметить,
что
про­
изведения
романтиков,
в
частности
романтиков-символистов,
к
числу
которых
относился
Блок,
труднее
поддаются
«прозаиче­
скому»
пересказу
их
смысла,
чем
произведения
реалистов,
включая
и
поэтов-реалистов.
А.
Твардовский,
напри мер ,
счи­
тал ,
что
всяко е
стихотворное
произведение
можно
пе рес ка­
зать ,
и
чем
оно
больше
поддается
пе реск азу,
тем
оно
лучше.
Твардовского
мож но
понять,
п отому
что
его
собственные
произведения
б ыли
р еалис тич еским и,
в
чем-то
близкими
к
п ро­
зе,
к
художественному
поз нанию,
не
исключающему
поэт ич е­
ск их
условностей
вплот ь
до
реалистической
символики,
но
чуждого
всему
и рр ацион альн ом у,
интуитивному,
а
точнее
говоря,
всему,
что
вых од ит
за
рамки
так
назы ваемо го
зд рав ого
смысла,
трезвой
л огик и.
Такие
р еа лис тическ ие
произведения
1К.
Чуковский.
Алекс анд р
Блок
как
ч ело век
и
по эт
(Введение
в
поэ зию
Б ло ка).
Птрг . , 1924, с.
26—27.
249


легче
поддаются
пересказу,
меньше
теряют
при
изложении
их
смысла,
чем
произведения
романтиков,
в
частности
романти­
ков-символистов.
Де ло
в
то м,
что
по лноце нные
символические
образы
по
сравнению
с
реалистическими
о браз ами
бол ее
ко м­
пактны
и
мн огоз на чны,
у
них ,
как
у
ай сбе рго в,
скрытая
часть
б ольше ,
чем
вид им ая.
Эта
ос обе ннос ть
символических
об разов
и
символических
пр оиз вед ений
соз д ает
большие
трудности
при
их
восприятии,
чем
трудности
при
восприятии
реалистических
произведений,
и
эта
же
ос обен нос ть
симво лич еских
об разов
и
произведений
—
их
многозначная
компактность
—
б ольше,
чем
в
реалистических
вещ ах,
теряет
при
их
пересказе
и
чисто
ло­
гическом
изложении
их
смысла.
Между
тем ,
при
вс ей
боязни
исказить
или
упростить
худо­
жественный
смысл
«Двенадцати», Блок испытывал потребность
в
аналитической
интерпретации
поэмы.
Во-первых,
такая
ин­
терпретация
был а
необходима
поэту
для
самопознания
своего
художественного
творчества,
для
поверки
гармонии
алге бро й,
и
это
самопознание
в
особой
форме
он
осуществил
сам,
развивая
идеи
«Двенадцати»
и
«Скифов»
в
своей
прозе,
а
во-вторых,
что
для
нег о
был о
не
мепее
важно,
чтобы ,
как
он
гов ори л,
прин я­
тые
поэтом
«в душу и приведенные в гармонию звуки...
внести
в
м ир » (VI, 164).
Полемика,
развернувшаяся
вокруг
«Двена­
д ца т и», подсказывала Блоку,
что
без
посредничества
а нал ити­
ческих
интерпретаций
или,
попросту
гов о ря,
без
растолкова­
ния
поэме
буд ет
трудно
«достучаться»
до
сознания
современ­
ников.
Блок
л юбил
повторять
слова
Плато н а: «Прекрасное трудно»
(VI, 20).
Гармоническое,
п рекр асн ое
не
только
трудно
рож ­
да ется,
но
и
тр удно
вносит ся
в
м ир,
трудно
постигается.
Об
этом
Бл ок
гов ори л
в
ре чи
«О назначении поэта» .
И
трудности
эти
не
бы ли
пр иду м анны ми.
Они
выпали
на
д олю
«Двенадцати»
еще
при
жизни
их
ав­
тора ,
но
он
ве рил,
что
эти
трудности
со
временем
все-таки
бу­
дут
преодолеваться.
В
речи
о
Пуш кин е
Бл ок
гов ори л: «Дело
по эта
вовсе
не
в
том,
чт обы
достучаться
непр еменно
до
всех
олухов ;
скорее
до бытая
им
гармония
пр оизв од ит
отбор
межд у
ними,
с
це лью
добы ть
нечто
боле е
интересное,
чем
среднечело­
веческое,
из
груды
че лов еч еск ого
шлака.
Эт ой
цели ,
конечно,
ра­
но
или
поз дно
достигнет
истинная
гармония;
никакая
ценз ур а
в
мир е
не
может
пом еш ать
этому
основному
дел у
поэзии» (VI,
165).
И
е ще,
в
другом
месте
и
несколько
раньше
—
в
1920 году,
автор
«Двенадцати»
с
глу боко й
уверенностью
пис а л: «Произ­
ведение
иск усс тва
о живет
в
с лед ующем
по ко ле нии,
пр ойд я,
как
250


ему
всегда
полагается,
через
мертвую
пол осу
неск ол ьк их
б ли­
жайших
пок оле ний,
которые
откажутся
его
понимать »
(VI, 152).
Только
срав нит ель но
не мног им
современникам
уд ал ось
отчасти
о цени ть
творения
Блока.
Среди
эт их
не мно гих
бы ли
поэ ты
В.
Маяковский,
М.
К у змин,
М.
Волошин,
Н.
Асеев,
кри ­
тики
и
литературоведы
Р.
В.
Иванов-Разумник,
К.
И.
Чуков­
ский,
В.
М.
Жирмунский,
И.
А.
Оксенов,
С.
С.
Мокульский,
П.
Н.
Медведев
и
некоторые
другие.
Затем,
в
20- е
и
30-е
годы,
интерес
к
творчеству
Бло ка
в
ц елом
и
к
его
«Двенадцати»
и
«Скифам», в
частн о сти,—
з амет но
за туха ет,
а
когда
критики
изред ка
вспоминают
о
поэтической
д илог ии
Блока,
то
обыч но
отмечают,
что
хотя
поэт
и
принял
революцию,
но
п очти
ничего
в
ней
не
пон ял
1.
К
сожалению,
тако е
представление
о
произ­
ведениях
Блока
ре в олюционных
лет
сохраняется
в
менее
пря мо лине йн ой
форм е
до
сих
пор,
о со бенно
в
школьном
из у­
чении.
Известный
в
свое
время
критик
А.
Селивановский,
который,
по
слов ам
людей,
близ ко
его
з нав ши х, «горячо
любил
Блока,
мог
по
первой
ст рочк е
пр ипо мнит ь
и
прочесть
наизусть
лю­
бое
его
сти хотв оре ние »2,
вместе
с
тем
в
печати
убеждал
св оих
с ов ре ме нник ов: «Был поэт Александр Блок.
Многие
его
стихи
бу дут
забыты,
ибо
изменился
состав
соц иа льног о
возду­
ха,
вбираемого
нашим и
лег ким и.
<...>
Характер
его
эм о­
ций
и
интонации
его
сейчас
далеки
от
нас
более
чем
когда-
либо»3.
Постепенное
возрождение
живого
интереса
к
наследию
Блока
началось
в
годы
Великой
Отечественной
войны.
В
по­
с ле вое нные
годы
тр а диции
по эта
дали
о
се бе
знать
в
творчество
А.
Ахматовой
и
Б.
Па сте рна ка.
«Музыка»
Бл ока
привлекает
к
се бе
и
некоторых
молодых
поэтов
фрон тов ого
поколения,
ос о­
бенно
А.
Межирова.
В
к онце
50-х
—
начале
60-х
годов
к
обсуж­
дению
поэмы
«Двенадцать»
обращаются
литературоведы
и
критики.
В
от лич ие
от
су жден ий,
которые
довелось
выслуши-
1В1937годувстатьео «Двенадцати»
критик
И.
Сергиевский,
от­
метив,
что
у
Блока
было
некоторое
сочувствие
к
большевизму
и
к
де р­
жавному
ша гу
красногвардейцев,
вместе
с
тем
раз вивал
мысль
о
том ,
что
в
героях
поэмы
«есть определенная внутренняя порочность»
(И.
Сергиевский.
И збр анные
работы.
Стать и
о
русской
литературе.
М.,
Гослитиздат, 1961, с. 103).
2А.
Селивановский.
В
литературных
боях.
М.,
«Советский
п и сатель », 1959, с. 8.
3 Там же,
с.
452.
251


вать
самому
Бл оку,
теперь
уже
ник то
не
воспринимал
«Двена­
дцать»
как
сатиру
на
революцию.
Спор
шел
прежде
всего
о
том,
насколько
исторически
верно
и
глуб око
поэт
запечатлел
революционную
э поху,
ее
движущие
сил ы
и
социально-нравст­
в енные
коллизии,
в
связи
с
чем
основное
вн иман ие
было
сосре­
дот оче но
на
образе
дв енад цати
красногвардейцев
и
образе
Хр ис та,
в
толковании
которых
и
определились
различные
точки
зрения
на
поэму1.
Определенным
эта пом
в
п ос тиже пии
поэ мы
Бл ока
стала
первая
мо но граф ия
о
ней
—
книга
В.
Н.
О рлова
«Поэма Алек ­
сандра
Блока
«Двенадцать».
Ст ран ица
из
истории
советской
литературы», первое
и здан ие
кот орой
вышло
в
1962 году,
а
второе,
до по лненно е, —
в
1967 году.
В
эт ой
монографии
бы ли
подведены
итоги
изучения
поэмы,
подчеркнута
ее
историко-
литературная
значимость
и
произведен
ряд
интересных
на­
блюдений
над
осо бен нос тями
ее
образно-стилистического
ст роя.
Однако
здесь
сохранялось
д ов ольно
распространенное
в
нашем
литературоведении
у беж дени е,
что
Блок
не
интересовался
ин­
дивидуальным
в
своих
героях,
и
личную
драму
Петрухи
сводит
на
не т,
так
как
п оэт
яко бы
счит ал,
что
«в революции все побоч ­
но е,
мелкое,
частное,
лично е
должно
с туше ва ться
перед
основ­
ным,
гл авным ,
общим,
историческим»2.
В
работах
П.
П.
Громова
«А.
Блок,
его
п ре дшеств енн ики
и
с ов рем е нники» (1966) и А.
Е.
Горелова
«Гроза над соловьиным
садом.
Александр
Бл о к» (первое издание вышло в 1970 году,
в торое,
дополненное,—
в
1973- м)
было
обращено
при стал ь ное
внимание
как
раз
на
лич ное ,
на
то,
что
считалось
побочным,
мелким
и
частным,—
на
душевную
драму
главного
повествова­
те льно го
героя
поэмы
Пе трухи
и
на
ее
в заи мосвя зь
с
ко ллек ­
т ивным
характером
кр асног вар де йцев .
Ощутить
эту
ос обе ннос ть
Блока
иссл едов ате лям
помогла
не
только
его
поэ ма,
но
и
новый
общественный
и
литературный
кл имат
второго
п осле во енн ого
десятилетия,
в
котором
личность
полнее,
чем
раньше,
стала
выявлять
свои
возможности.
Нак оне ц,
в
это
же
в ремя
был
сдел ан
еще
один
ва жный
шаг
в
по ст иж ении
творчества
Блока
ре в олюц ион ной
эпохи.
У
нас
до
сих
пор
по эма
«Двенадцать»
и
стихотворение
«Скифы»
рас-
1 См.:
Л.
Тимофеев.
Поэма
Блока
«Двенадцать»
и
ее
тол кова тели .
В
к н.:
Л.
Тимофеев.
Советская
литература.
Метод.
Стиль.
Поэтика.
М., «Советский писатель», 1964, с.
507—522.
2Вл.
Орл ов.
П оэма
Ал екс а ндра
Блока
«Двенадцать».
Страница
из
ис тор ии
советской
литературы.
Из д.
2-е,
доп.
М., «Художественная
литература», 1967, с. 86.
252


см атр ив аются
чаще
вс его
о тдель но,
в
лучшем
слу чае
—
од но
вслед
за
д ру гим,
но
без
выявления
внутренней
связи
между
ними.
Мыс ль
рассмотреть
их
как
своеобразную
поэт и чес кую
дилогию
—
принадлежит
П.
П.
Громову,
который
писал: «В из­
вестном
смысле
сл ова
оба
эти
произведения
представляют
собой
части
единой
идейно-художественной
концепции
современного
эпоса.
Выш е
говорилось,—
напоминал
исследователь,—
что
«Двенадцать»
—
трагедийный
эпо с.
В
како й- то
ст епени
это
верно
только
в
соотношении
со
«Скифами».
Тра ге дийная
часть
этого
еди н ого
целог о
развита
преимущественно
в
«Двенадца­
ти »,
бол ее
прямо
обобщенная,
э пич ески -п ерсп екти вн ая
—
в
«Скифах»
Ч
Стремление
к
це ло ст ному
анализу
поэтической
дилогия
Блока
явилось
важнейшей
предпосылкой
для
более
полного
и
глуб ок ого
постижения
ее
ид ейно -ху д ож еств енной
структуры,
ее
мн огоз н ачн ого
и
с лож ного
смысла.
Известно,
что
сам
Блок
постоянно
напоминал
о
необходимости
це льно го
п одх ода
к
сложным
и
противоречивым
явлениям
жизни
и
иск у сств а.
В
мае
1919 года он,
нап риме р,
по дч ер кив ал: «Современная ду ­
ша,
истерзанная
чудовищной
раздвоенностью
жизни,
требует
цель ност и;
будем
надеяться,
что
она
боле е,
чем
когда-нибудь,
открыта
для
вос при яти я
вы сок ог о» (VI, 348).
Между
тем,
как
показывает
история
в осп рияти я
и
изучения
«Двенадцати»
и
«Скифов», основной причиной их поверхност­
ного,
искаженного
понимания
является
од но ст оронн ий
подход
к
ним.
В
результате
одн и
видели
в
«Двенадцати»
сатиру
на
революцию,
другие
—
хв алу
ей;
многим
каза лс я
совершенно
ненужным
образ
Х рист а,
якобы
противоречащий
духу
поэмы;
д олгое
время
Пе трух а
как
«несознательный»
противопоставлял­
ся
остальным
красногвардейцам;
символика
отрывалась
от
реалистического
плана
поэмы;
в
«Скифах»
видели
национали­
стическую
а полог ию,
восх вал ени е
ди ко сти
и
т.
п.
К
со жален ию,
од нос то рон ний
подход
к
поэтической
ди логи и
Блока,
сводящий
«Двенадцать»
и
«Скифов»
до
уровн я
зауряд­
ных
пр ои зв ед ений,
в
которых
п оэт
яко бы
искаженно
запечат­
лел
революционную
эпоху,
не
до
кон ца
преодолен
и
поныне.
Вот
почему
автор
предлагаемой
работы,
учитывая
то
п оло­
жительное,
что
нако пил о сь
в
изучении
«Двенадцати»
и
«Ски­
фо в », исходит из необходимости развить их целостное рассмот­
рение.
1П.
Гр омов .
А.
Б лок,
его
предшественники
и
современники.
М.—
Л., «Советский писатель», 1966, с.
531.
253


II
«...И
опять
очень
хоч у
драматической
формы,
а
где-то
вда­
ли—т ра ге д ии» (VIII, 164),—призна вал ся
Блок
в
одном
из
писем
1906 года.
Уст р ем ление
выйти
«из лирики
—
к
трагедии»
(VIII, 213) по -раз но му
воплощалось
в
творчестве
поэта:
оно
сказывалось
и
в
дра мати зац ии
самой
лирики,
и
в
переходе
от
лирики
к
«лирическим драмам»
и
трагедийной
пьесе
«Роза и
К рест», и в разработке практических и теоретических проблем
современного
теа тр а.
Вот
почему
впо лне
закономерно
и
соб ы­
тия
революционной
э похи,
которые
он
воспринимал
прежде
всего
в
духе
«высокой трагедии», Блок попытался запечатлеть
в
драматургической
форме.
7 января 1918 года им был записан
в
дневнике
план
пьесы
о
Христе
и
его
апостолах
(см .: VII,
316-317).
Полагают,
что
зам ысел
поэ та
не
был
реализован,
так
как
уже
8 января он отмечал в записной книжке: «Весь день
—
«Двенадцать» (IX, 382).
Однако
эта
запис ь
не
свидетельство­
вал а
о
рождении
нового
замысла:
она
говорила
ли шь
о
раз­
вит ии
ран ее
возникшего
плана,
св язан но го
с
современным
во спр ият ием
Хр иста
и
его
ап ост олов .
Сначала
Бло к
хотел,
как
в
«Розе и Кресте», показать современность не прямо,
а
ч ерез
п рошлое.
Поэт
счит ал,
что
психология
действующих
лиц
драмы
«Роза и Крест»
—
«современная» (IX, 285, 288), а вот на во ­
п рос,
почему
«современное»
он
изобразил
не
прямо,
а
ч ерез
п рошлое,
Бл ок
самому
с ебе
о т веч ал: «Потому что современная
жизнь
очень
пест рит
у
мен я
в
глазах
и
слитно
звучит
в
ушах.
З начи т,
я
еще
не
созрел
для
изображения
современной
жизни,
а
может
быть,
и
никогда
не
со зр ею,
пот ому
что
не
владею
еще
эт им
(современным)
я зык о м» (IX, 288).
В
период
революции
поэт
нако нец- то
широко
—
не
тольк о
лирически,
но
и
эпическ и
—
почувствовал
современную
дейст­
вительность.
Еще
15 апреля 1917 года он писал матери: «Все-
таки
мне
нель зя
отказать
в
некоторой
прозорливости
и
в
том,
что
я
чувствую
современность.
То,
что
происходит,
п рои схо дит
в
духе
м оей
трев оги» (VIII, 484).
Насто ящее,
ре во люц ионн ая
современность
и
стали
для
Блока
своеобразной
призмой,
сквозь
которую
«прошлое страстно глядится в грядущее».
Однако
вс лед
за
только
что
приведенной
строчкой
из
стих о тв ор ения
«Художник»
поэт
п исал: «Нет настоящего .
Жалкого
не т».
Эти
слова
бы ли
сказаны
до
рев олю ции ,
в
1913 году,
когда
«настоя­
щ ее»
было
для
Блока
синонимом
«жалкого», немузыкального .
В
1909 году,
размышляя
о
музыке
как
о
тв орч еск ой,
духов н ой
254


сущности
текучего
и
м но гообра зно го
мир а,
он
отме ча л: «на­
с тоящего»
в
музыке
не т,
она
в сего
яс нее
доказывает,
что
на­
стоящее
вообщ е
е сть
только
у сло вный
термин
для
о пре деления
границы
(несуществующей,
ф иктивн о й)
меж ду
прош ед шим
и
будущ и м » (IX, 150).
С вое
раздумье
поэ т
завершал
мыслью
о
то м,
что
он
«в конце концов должен оглохнуть вовсе ко всему,
что
не
сопровождается
музыкой
(такова современная жизнь,
политика
и
том у
под об ное )» (IX, 151).
Во
время
революции
Бло к
не
п росто
почувствовал
совре­
менность,
но
и
ощутил
музыкальность
наст о ящ его,
ощутил,
как
он
говори л , «величавый романтизм наших дней» (IX, 365).
Не­
даром
в
статье
«Интеллигенция и Революция»
поэт
призывал:
«Всем телом,
всем
сердцем,
всем
сознанием
—
слушайте
Рево­
люц ию» (VI, 20).
В
глубинах
революционной,
музыкальной
современности
Блок
почувствовал
ее
связи
с
пр ошл ым
и
гряд у­
щим,
ощутил
жиз нь
как
«мировой оркестр» (VI, 11).
Важным
средством,
связы вающ им
ж изнь
и
искусство,
про ш­
лое,
настоящее
и
будущее,
национальное
и
интернациональное,
реал ьн ую
повседневность
и
выс о кие
романтические
устремле­
ни я,
поэт
считал
театр.
В
пе риод ,
когда
создавались
«Двена­
д цат ь », он писал: «Театр есть та область искусства,
о
к оторой
прежде
других
мож но
сказать:
здесь
искусство
соприкасается
с
жи знь ю,
здесь
они
встречаются
ли цом
к
лицу;
здесь
происходит
вечный
смотр
искусству
и
смотр
жизни.. .» (VI, 273).
А
неско л ь­
ко
позднее,
в
1919 году,
он
гов орил: «Романтический театр
служит
то му
удесятеренному
чувству
жизни,
к оторое
харак­
теризует
романтизм
вообще.
Следовательно
<...>,
здесь
нужно
учиться
пр оник но ве нию
во
все
эпохи,
так
как
во
вс я­
ком
романтическом
произведении
заключено
всемирное
чувст­
во,
чув с тво
как
бы
круговой
поруки
всего
че лов еч ес тв а...»
(VI, 370).
То
зн ачени е,
которое
Блок
придавал
театру,
помогает
поня т ь,
почему
и
он
сам
хот ел
запе чатле ть
музыкальное,
рево­
люционное
настоящее
в
драматургической
форм е.
Однако
пер во­
начальный
д р амату р ги ческий
зам ыс ел
вскоре
претерпел
су­
щест ве нн ые
и змене ния.
К
тому
времени,
ко гда
он
пол учи л
название
«Двенадцать» (8 января 1918 года), вопрос о том,
бу­
дет
ли
это
д рама
или
поэма,
вероятно,
не
был
еще
окончатель­
но
решен,
но
стало
ясно,
что
на
первом
плане
буд ет
не
леген­
дарное
п рошлое
и
не
Хр ис тос,
а
современные
апостолы
нового
мира,
в
результате
чего
са мо
заглавие
произведения,
мет афо ­
рически
связ ыва ющее
на стоящ ее
(красногвардейский патруль,
кот оры й,
по
свид ет ель ству
Джона
Ри да,
обычно
с ос тоял
из
255


две на дца ти
чел ов ек)
с
ев анге л ьским
пр ошлы м,
приобретало
символический
смысл.
При
таком
выдвижении
на
пер вый
план
современной
ре в олюц ион ной
массы
в
лице
д в енад цати
крас­
ногвардейцев
образ
Христа
не
и счезал
совсем,
он
как
бы
сту ­
шевывался,
уходил
на
время
в
подтекст
п ро из вед ения.
Блок
отмечал
в
пл ане
пье с ы: «Правда того,
что
они
улизнули...
Большая
правда:
кто-то
остался» (VII,317).
Как
мы
увидим,
в
финале
«Двенадцати»
образ
Хр иста
во зни кнет
не
только
как
субъективная
оценка
поэтом
революционной
стихии,
но
и
как
следствие
внутренних
метаморфоз
ко л лек тивно го
характера
апостолов
нового
мир а.
Что
же
к асает ся
п ерв онач альн ого
намерения
Блока
—
пи­
са ть
о
ре в олю ционных
соб ыт иях
в
драматургической
форме,
то
и
оно
в
скрытом
вид е
было
х уд о жеств енно
реализовано
в
«Две ­
надц ати» .
Дело
в
том,
что
это
пр оиз вед ение,
прин явш ее
форм у
поэмы,
осталось
драматургическим
по
своей
внутренней
струк­
туре.
Мы
еще
не
раз
столкнемся
с
д р амату р ги ческим
строением
«Двенадцати», а пока я только отмечу,
что
«внутренняя поэма»,
как
и
классическая
«высокая трагедия», трагедия « б оль шог о
с т иля » (VI, 348), разделяется на пролог (г лав а
первая), пять
актов
(главы 2
и
3 составляют I
акт, 4 и5
—
IIакт, 6 и7
-
IIIакт, 8 и9
—
IVакт, 10и11
—
V акт)
и
эпилог
(глава 12).
Драматургическая
стру ктура
п омо гла
поэту
в
«изыскании
форм,
способных
выдержать
напо р
при быв аю щей
творческой
энергии» (VI,7).
П.
П.
Гром ов
совершенно
сп равед ливо
определяет
жа нро­
вую
специфику
«Двенадцати»
как
«трагедийный эпос» 1. «Дв е ­
надцать»
—
это
поэма-трагедия.
Скрытые
элементы
драматур­
г ическ ой
фор мы
в
ней
б ыли
обнаружены
при
изуч ен ии
ее
чер ­
н овик ов
еще
П.
Н.
Медведевым,
который
п ис ал : «Двена­
дцать»
—
ли рико- дра мат ичес кая
поэма.
Композиция
ее
построе­
на
на
ч ер ед овании,
на
пер ебо ях
др ама тически х
ситуаций
и
ли­
рических
мотивов.
<...>
Оказывается,
что
главы,
написанные
на
б елой
бумаге,
т.
е.
те,
с
которых
началась
работа
над
п оэ­
м ой,
зак люч ают
в
с ебе
как
раз
все
гл ав не йшие
моменты
драма­
тического
сюжета
этого
пр о изв едени я.
Тут
и
появление, «пер­
вый
выход»
дв ена дца ти
красногвардейцев,
и
—
экспозиция
дра­
матического
дей стви я
—
разговор
о
Ва ньке
и
Катьке
(гл.
2), и
убийство
Катьки
—
кульминационный
пункт
драмы
(гл.
6), и
страдания
Петрухи
(гл .
7), и разрешение его мучений ■ —сво е-
1П.
Громов.
А.
Блок,
его
предшественники
и
современники.
М,—
Л., «Советский писатель», 1966, с. 511.
256


об разны й
социальный
кафариос: «Мы на горе всем буржуям
Мировой
пожар
раздуем» (гл.
8и12
до
строки
327-й) »!.
Хотя
отдельные
детали
в
выводах
П.
Н.
Медведева
нужда­
ются
в
ут очне ния х
и
дополнениях,
в
целом
его
наблю дения
над
др ам ату р гичес кой
структурой
сюжета
и
к о мпоз иции
«Двена­
дцати»
были
весь ма
пр оницат ель ны ми.
«Первому выходу»
две­
на дцати
к расно гвар д ейце в,
воплощающих
в
своем
к оллек ­
тивном
характере
«русский строй души»
революционной
эпохи,
предшествует
п ролог
(глава первая), в котором дается
общая
к ар тина
м ира
в
момент
его
разлома
и
став ится
пробле­
ма
крушения
стар ого
и
рождения
«гуманизма нового» (VI,
139).
Как
известно,
тра гед ия
Гёте
«Фауст»
на чинае т ся
«Теат ­
ральным
вступлением»
—
п роло гом
на
зем ле
и
«Прологом на
небе».
В
п рологе
«Двенадцати»
тоже
е сть
свой
«верх»
и
«низ»,
которые
сталкиваются
в
первой
главе
поэмы.
Сначала
мир
дается
в
его
вселенском
масштабе:
Черный
вечер.
Бе лый
снег.
Ветер,
вет ер!
На
но гах
не
стои т
человек.
В етер,
ветер
—
На
вс ем
божьем
свете!
П ервые
с лова
поэмы
даю т
пр едст ав ление
о
месте
и
обста­
новке
сценического
д ейств ия : «Черный вечер .
Белый
снег .
Ве­
тер...»
Такие
«ремарки»
Блок
использует
и
в
других
местах,
напр им ер : «Гуляет ветер,
по рх ает
с нег.
// Идут двенадцать
че ло ве к» (III, 349), но это ремарки особого рода,
к отор ые
на­
полняются
глубоким
смыслом
и
переходят
в
монолог
или
диалогическую
сцену.
Контрастность
рем ар ки,
открывающей
п ролог,
с
самого
начала
де лает
ее
экспрессивной,
а
п осле
т ого
как
слово
«ветер»
оказывается
несколько
раз
повт оре нным,
эмо­
циональное
напря же ние
возрастает,
одновременно
наполняясь
сим волич ес к ой
многозначностью,
тревогой,
раздумьем
о
чело­
век е,
оказавшемся
на
вселенском
ветру.
Да,
уже
здесь
ветер
предстает
не
только
как
о пр ед еленный
пр изна к
пог о ды,
кст а ти,
р еа лис тич ески
вос пр оиз ве д енной
поэтом,
но
и
как
стихия
миро­
во го
движения.
1 Павел Медведев .
Драмы
и
по эмы
Ал.
Блока.
Из
истории
их
создания.
Изд -во
писателей
в
Ле нин гр аде, 1928, с.
179—180.
9 В мире Блока
257


И
слова
«На ногах не стоит человек»
то же
воспринимались
не
толь ко
в
прямом
значе нии,
но
и
пр ио бр етали
символический
смысл:
на
вселенском
ветру
человеку
было
трудно
ус то ять
и
фи зич еск и,
и
социально-психологически,
и
духовно-нравствен­
но.
Весь
мир
и
весь
ч ел овек
разламы в а ли сь
и
перестраивались.
«Мир вступил в новую эру,—
писал
Блок.—
Та
цивилизация,
та
государственность,
та
р ел игия
—
умерли.
Они
м огут
еще
верг
нуться
и
существовать,
но
они
утратили
бы ти е...
<...>
Не
за­
б удьт е,
что
Римс ка я
империя
существовала
еще
около
пятисот
лет
пос ле
рождения
Христа.
Но
она
только
су щес т во вала,
она
ра здув ала сь,
гнила,
тлела
—
уже
м ерт вая » (VI, 59).
Прим е рно
в
то
же
время,
когда
Бл ок
писал
о
крушении
ци­
вилизации,
государственности
и
религии
с таро го
мира,
Маяков­
ский
в
пр ед ис ловии
ко
второму,
отдельному
изд а нию
поэмы
«Облако в штанах»
пр ов оз г лаш ал : «Долой вашу любовь», «до ­
лой
ваш е
ис ку сс т во», «долой ваш строй», «долой
вашу
рели­
гию
—
четыре
кр ика
четырех
частей»1.
В
заявлениях
дв ух
поэтов
содержалась
некоторая
перекличка,
однако
Блок
не
был
настроен
с толь
р еши тель но
и
резко
нигилист ичес ки,
как
Мая­
ковский.
Б лок
отдавал
отч ет
в
том,
что
разруш ени е
с та рого
и
тво ре ние
нового
мира
и
человека
бу дет
п роцес сом
взаимосвя­
з анны м,
тр аг ичес ки
сложным
и
длительным.
В
от лич ие
от
Маяковского,
Бло к
не
отвергает
«старую»
лю­
бовь ,
не
отрицает
роли
интимно-личной
жизни
в
р е волю цион­
ную
эпоху,
и
это
зн амен ател ь но
для
автора
«Двенадцати», по­
ложившего
в
основу
сюж ета
своей
поэмы
не
только
«революць­
онный
ша г»
д ве надц ати
красногвардейцев,
но
и
весьм а
значи­
мую
как
в
индивидуальном
плапе,
так
и
в
общ ем
деле
любов­
ную
и с торию
Петрухи,
Катьки
и
Ваньки.
Блок
считал,
что
«одно из благодеяний революции заключается в том,
что
она
пробуждает
к
жизни
вс его
человека...» (VI,39), то есть и со­
циально-общественное,
и
инт имно- лич ное ,
и
духовно-нравствен­
ное
начало
в
не м,
и
начало
п ри родн ое.
От сю да,
кстати,
и
при­
зыв
слушать
революцию
не
п росто
ухом ,
а
всем
сущ ест в ом:
телом ,
сердцем,
сознанием.
«Один из основных мотивов всякой
р евол ю ции,—
писал
Б лок,—
м отив
о
возвращении
к
природе»
(VI, 103), причем природное начало понималось поэтом весьма
шир око :
и
как
вселенская
природная
сти х ия,
и
как
природное
в
человеке,
вк люча я
чувство
интим ной
любви.
Вот
почему
в
преображении
коллективного
характера
кр асно г вар де йцев
су-
1В.
Маяк ов ски й.
Полное
собрание
сочинений
в
тринадцати
то­
мах,
т.
1.
М ., Гослитиздат, 1955, с. 441.
258


щественную
роль
игр ает
не
тольк о
их
«революцьонный шаг», но
и
пробудившиеся
инт им но -л ичные
стр асти
и
переживания,
а
т акже
ветер,
снег,
пурга .
Природная
стихия
ак т ивно
заявляет
о
себе
уже
в
самом
начале
первой
главы
«Двенадцати», когда возникает вопрос о
том,
сумеет
ли
у сто ять
ч ело век
на
вселенском
ветру.
П осле
тог о,
как
сцен а
про лога
перево д ит ся
поэтом
из
«высокой», все­
мирной
сферы
в
«низкий», повседневно - быт ово й
пл ан,
торж е­
ственная
интон аци я
сменяе тся
и нто н ациями
разговорными,
ироническими
и
сат ир ич еским и;
слит ный
рит м
стан о ви тся
ра з­
дерганным,
клочковатым;
ветер
ут рачи ва ет
символическую
многозначность,
сохранив
только
св ой
пря м ой,
эмпирический
смысл:
он
теперь
«рвет,
мне т
и
но сит » (III, 349) обломки ста­
ро го
мира ,
«отзвучавшей цивилизации»
(VI, 111),
между
которыми
нет
«музыкальной»
связи.
Каждый
участник
этой
сце ны
(старушка,
буржуй
на
перекрестке,
писатель-вития,
поп,
барыня
в
к араку ле)
су щест ву ет
отдельно
от
других,
не
с лышит
др уг их,
не
получает
ни
от
ког о
ответа
на
свои
жалобы
и
ст е­
нания.
Фрагментарность
сцены
подчеркнута
и
авторскими
реп­
ли кам и: «А это кто?», «А вон и долгополый...», «Вон барыня в
ка ра ку л е. ..» (III, 348).
Об
это й
части
п ролога
можно
сказать
с ло вами
из
шекспи­
ров ск ой
т рагед ии: «Порвалась связь времен».
Но
порвалась
она
толь ко
на
поверхности
жизни,
в
ее
бездуховных
сло ях.
Людям
без
музыки
в
душе,
чи сто
эм пирич ески
вос пр инима ю щим
п ро­
исходящие
со б ытия , «тяжко»
на
рев ол юци онн ом
ветру.
Но
в
прологе
по эмы
ест ь
еще
и
тр ет ий,
самый
нижний
эта ж,
то,
что
именовалось
дн ом
жизни.
Зд есь
об ита ют
проститутки,
брод яги ,
вообще
отверженный, «черный»
народ,
у
которого,
в
от личи е
от
обитателей
среднего
«этажа», нет озлобления против рево­
люции,
а
есть
желание
как-то
использовать
ее
в
св оих
интере­
с ах.
Пор ой
эти
интересы
весьма
у тилит арн ы
и
несоизмеримы
с
м асшт абам и
рев олюц ии,
в
результат е
ч его
стремление
ис пол ь­
зовать
буржуазно-демократические
свободы
(а все действие
п ролог а
относится
к
буржуазно-демократическому
эта пу
рево­
лю ции)
для
своих
нужд
выглядит
комически: «...И
у
нас
было
с обра н ие ... // ...Вот
в
это м
з да нии... / / ...О бс удили
—//
Постанови­
ли://На время
—
десять,
на
н очь
—
дв ад цать
пять... // ...И мень­
ше
—
ни
с
кого
не
бр ат ь . . .//Пойдем
с пат ь...» (III, 349).
А
пока
следует
обратить
внимание
на
бродягу,
вокруг
ко­
торого
«свищет ветер» (III, 349).
Не
ему
ли
суждено
стать
«вожатым», но уже более высокого духовно-нра в ст ве нног о
пла­
на?
Во
всяком
случае,
с лова
«Подходи
—-
//Поцелуемся.. . » (III,
9*
259


349) заставляют вспомнить евангельского защитника падших и
уг нет енных .
До
всепримиряющей,
направленной
на
благо
человека,
бла­
гословляющей
любви,
носителем
к оторой
по
евангельской
ле­
генде
был
Х рис тос,
еще
далеко.
А
п ока
«Злоба,
грустная
з лоба
//Кипит в груди... / /Ч е рна я
злоба,
святая
зл об а...» (III, 349).
Это
не
ту пое
озлобление
л юдей
с та рого
мира
против
революци­
он ной
б ури
—
это
острая
«святая злоба», направленная на раз­
рушение
«отзвучавшей цивилизации» .
Она
сродни
некрасов­
с кой
«спасительной злобе»,
прозвучавшей
у
Блока
еще
в
«Ямбах» (кстати,
вышедших
отдельной
книжкой
в
1919 году),
а
теперь
на
ее
волне
п о явл яются
дв ена дцать
а пос толов
нового
мира .
Злоба
многое
буд ет
зн ачить
в
их
«революцьонном шаге»,
но
сквозь
нее
все
настойчивее,
в
тр аг ически х
колли зи ях
буде т
пробиваться
и
любовь.
Так
что
—
«Товарищ!
Гляди//В
оба !»
(III, 349).
Сюж етн ое
действие
«Двенадцати», связанное с образом все­
ленского
ветра
и
мотивом
«святой злобы», художественно конк­
ре тизи руетс я
в
«революцьонном шаге»
апостолов
нового
мира.
«Музыка»
этого
шага
противопоставлена
«отзвучавшей циви­
лизации»,
об лом ки
котор ой
и зоб раж ены
в
первой
главе
поэмы.
Вн утр ен ней
неспаянности
рухнувшего
с та рого
ми ра
противостоит
«творческая сила ритма» (V, 52), «волевая музы­
кал ьн ая
во л на» (VII, 297) нового мира:
Гуляет
ветер,
порхает
сне г.
Идут
двенадцать
ч еловек .
Винтовок
черные
ремни,
Кругом
—
огни,
огни,
ог ни ...
В
зубах
—
цыгарка,
пр имят
картуз,
На
спи ну
б
надо
бубновый
туз!
Однако
целеу ст рем ленност ь
«революцьонного шага», неод­
нократно
п одчеркн утая
в
поэме,
скрывает
в
себе
и
в нут ре ннюю
противоречивость,
таи т
«буйство Стеньки и Емельки» (VII,
297), о чем напоминают и слова о «б у бно вом
тузе».
Для
понимания
внутренних
мотивов,
усложняющих
ритм
«революцьонного шага», многое значит речевой строй
поэмы.
В
«Двенадцати»
важную
роль
играют
драматургические
сцены
с
диалогами
и
монологами,
в
которых
голоса
красногвардейцев
и
самого
поэта,
то
сливаясь,
то
разделяясь,
созд ают
сложную
реч ев ую
симфонию.
Прочитать
п артитуру
это й
речевой
симфо­
нии,
то
ест ь
вычленить
отдельные
голоса
и
по нять
их
взаимо­
260


действие,
не
так-то
просто,
как
може т
показаться
на
пер вый
взгляд.
Графические
знаки
и
авторские
ре мар ки,
вы деля ю щие
и
д ифферен цир ую щ ие
речь
герое в,
в
данном
случае
далеко
не
всегда
приходят
на
п ом ощь,
так
как
они
у
Блока
выполняют
св ои
традиционные
сем анти ко-с ин такс ич ески е
функции
гла в­
ным
об раз ом
в
пер вой
главе
поэмы,
где
пер ед аются
разобщен­
ные
отголоск и
«отзвучавшей цивилизации» .
Однако,
на чиная
со
вт орой
главы,
где
впер вые
появляется
красногвардейский
патруль,
и
до
конца
поэмы,
Блок
от ка зы­
вается
от
п ояс нений
типа
«вон барыня в каракуле», писатель
«говорит вполголоса», «старушка
у бив ается- пла че т».
Слова
красногвардейцев,
вы д еленные
графически,
как
прямая
ре чь,
хо тя
и
ра злича ют ся
по
своему
индивидуально-психологическо­
му
содержанию,
но
пря мо
не
связываются
с
тем
или
иным
лицом,
так
как
почти
все
дв ена дц ать
апостолов
революции,
кр о­
ме
Петрухи
и
вскользь
упомянутого
Андр ю хи,
остаются
не
названными
по
имени.
Безымянность
многих
герое в
поэмы
обусловлена
тем ,
что
вн им ание
Блока
сос редоточе но
не
столько
на
индивидуальных
голоса х,
сколько
на
их
звучании
в
общем
хоре
голосов
красно­
г вар д ейцев
и
в
«мировом оркестре».
Да же
в
словах
Петр ух и,
звучание
которых
многое
значит
в
музыке
«революцьонного
ша га », нигде прямо не сообщается,
что
они
принадлежат
ему .
Его
имя
впе рв ые
произносится
в
кульминационной
шестой
главе,
где ,
после
убийства
Ка ть ки,
начинается
проц ес с
духов­
но-личностного
пре ображ ен ия
героя,
и
только
после
этого
Блок
строит
г раф ическ и
отмеченные
диалоги
таки м
обр аз ом,
что
в
них
и
без
авторских
ремарок
стано в и тся
ясным,
какие
сл ова
принадлежат
Петрухе
(см. ,
например,
главы
7и10).
Раскрывая
в
сюжетном
действии
и
в
с имфо нии
голосов
кол­
лективного
героя
поэмы
«совершенно своеобычный,
открываю­
щий
новые
да ли
ру с ский
строй
д уш и», Блок нередко отказы­
вается
не
только
от
авторских
ремарок,
поясняющих,
ком у
принадлежат
те
или
ины е
слова,
но
и
от
прямой
речи,
хотя
форма
и
смысл
высказываний
определенно
свидетельствуют,
что
мы
имеем
д ело
именно
с
прямой
речью.
Такая
прямая
речь,
не
о тмеч ен ная
графически,
оказывается,
во - перв ых,
в нут­
р енней
речью
(см. ,
н апр имер,
внутренний
монолог
Петрухи
в
гл аве
че тве рто й), и,
в о- в торых,
речью
сл ит ной,
при н адлеж а щей
не
одн ому
какому-то
лицу,
а
включающей
в
себ я
несколько
голосов,
в
том
числе
г олоса
автора
и
«мирового оркестра»
ре во­
люционной
эпохи.
Первое
появление
красногвардейского
патр ул я
сопровожда­
261


е тся
ре п лик о й: «Холодно,
товарищи,
х ол од н о!» (III, 350).
На­
личие
обращения
свид етел ь ст ву ет,
что
это
прямая
ре чь,
но
знаком
прямой
речи
она
не
отмечена,
так
как
в
ней
слышен
голос
не
одного
какого-то
героя
или
только
голос
автора,
а
г олос
«коллективной души» (V, 367).
Отсутствие
з нака
прямой
ре чи
позволяет
воспринять
эти
с лова
не
как
высказывание
вслух,
а
как
внутреннюю
реч ь,
передающую
общ ее
ощущение
людей,
вышедших
на
метельные
улицы
ночного
Петрограда.
Реакцией
на
общее
ощущение,
выраженное
в
словах: «Хо­
лодно,
товарищи,
х о ло д но !», является следующая за ними диа­
логическая
сцена,
в
к оторой
голос а
красногвардейцев
инд иви ­
дуально-психологически
диф фер енцир у ют ся,
хотя
и
ост ают ся
безымянными:
—
А
Ванька
с
Ка тько й
—
в
кабаке...
—
У
ей
кер енк и
есть
в
чулке!
—
Ва нюш ка
сам
теперь
богат...
—
Был
Ванька
н аш,
а
стал
солдат!
—
Ну,
Вань ка,
сукин
сы н,
бу рж уй,
М ою,
попробуй,
поцелуи!
В
каж дой
реплике
из
разговора
красногвардейцев
о
Ваньке
и
Катьке
ест ь
свои
инд ивид уал ьно- псих о ло гич еск ие
оттенки,
но
ес ть
в
этом
разговоре
и
общее
чувство:
зави сть
к
Ваньке,
кото­
рую
они
будут
ст р емит ься
преодолеть
в
себ е,
постепенно
озлоб ­
ляясь
против
него.
В
Ваньке
как
раз
и
пер со ниф ициро ван
тот
«неугомонный враг», который отвлекает красногвардейцев от
их
«революцьонного шага», от их святого дела .
И
в
поэме
Блока
разговор
о
Ва ньке
завершается
словами:
«Свобода,
сво бо да, // Эх,
эх,
без
креста!»
«Свободы без креста»
в
св ое
время
опасался
Достоевский.
Сум еет
ли
человек
у сто ять
ду х овн о-нрав ст венн о
и
социально,
когда
рухнут
устои
старой
государственности
и
ре лиг ии?
Блок
ст ал
свидетелем
крушения
всех
устоев
с та рого
мира.
Он
сл ы­
шал
приз ы в: «Хлеба!» (III, 349).
Но
только
ли
хл ебом
единым
жи вы
л юди? «Что впереди?» (III, 349).
В
отличие
от
Достоев­
ского,
автор
«Двенадцати»
не
со м нев ался,
что
«свобода без
креста»
не
помешает
апостолам
нового
мир а
утвердить
с вою
«державность», свою государственность,
но
с
про блем ой
духов­
н о-н рав ственн ых
устоев
нового
человека
был о
сложнее.
Сумеют
ли
новые
люди
свою
сплоченность
в
«революцьонном шаге»
до­
по лни ть
новыми
или
преображенными
духовно-нравственными
ценностями,
духовно-нравственной
сп лоче нн ост ью,
буд ут
ли
262


они
руководствоваться
в
своих
действ иях
только
«святой зло­
бо й»
или
жиз нь
их
заставит
обратиться
и
к
чувству
любви?
На
эти
в оп росы
они
об язаны
ответить
сами.
То,
что
отношение
кра сно г вар дейц ев
к
«искушениям»
Ваньки
оказалось
не
во
всем
однозначным,
а
Петруха
вообще
не
участвовал
в
разговоре
о
любовных
забавах
их
бывшего
товарища,
пот ому
что
он,
как
ста нет
я сно
позднее,
по-настоящему
любил
Ка тьку,—
открыва­
ло
хотя
и
трудную,
но
по ложи тель ную
в
духовно-нравственном
отношении
перспективу.
В
тр еть ей
главе
поэмы
ри тм
«революцьонного шага», пре­
рва нны й
разговором
о
Ваньке
и
Кат ьк е,
восстанавливается,
с нова
обретает
си лу
и
целеустремленность
в
массовой
песне:
«Как пошли наши ребята//В
красной
гв ар дии
служить
—
//
В
к р асной
гв ар дии
служить
—
// Буйну голову сложить!
...
Мы
на
горе
всем
буржуям//Мировой
пожар
раздуем...»
Однако
и
«неугомонный не дремлет враг».
Промчавшись
с
Кат ькой
на
лихаче
о дин
раз
(глава 4), Ванька еще более де­
монстративно
п оя вляе тся
снова
(глава 6): «...Опят ь
навстречу
н есетс я
вс ка ч ь,//Летит,
вопит,
орет
лиха ч ...»
Пе труха
вплоть
до
сцены
облавы
погружен
в
св ои
пережи­
вания,
которые
проб уди ло
в
нем
появление
К атьки .
Его
воспо­
минания
о
бывшей
возлюбленной
глава
5) проникнуты жесто­
кой
ре в нос тью.
Обращаясь
мысленно
к
Кат ьк е,
он
напоминает,
что
у
нее
еще
на
шее
«шрам не зажил от ножа»
и
что
его
со пер ник -о фицер
был
зарезан
им.
Однако
в
этом
внут ре нне м
монологе
Петрухи
нет
прямых
угр оз
новому
со пер нику
—
Вань­
ке,
упомянутому
в
вопросе,
обращенном
к
Кат ьк е : «С офицера­
ми
блуд ила ...
// С юнкерьем гулять ходила
—
// С солдатьем
теперь
п ошл а?» Скрытое чувство ревности,
вызванное
у
Пет­
рухи
ра зг ов ором
товарищей
о
Катьке
и
усилившееся
пос ле
ее
появления
на
лихаче,
л ишь
свидетельствовало,
что
с осре до­
точенность
на
революционном
дол ге
не
изгладила
в
нем
был ой
любовной
страсти.
Его
только
вовлекают
в
обла в у: «Петруха,
сзад у
забегай!..» —
и
он
вместе
с
другими
начинает
стрелять.
Лишь
в
общ ем
действии
у
не го
пробуждается
лична я
ненави сть
к
В ань ке: «Ты будешь знать, //...//
Как
с
девочкой
чужой
гу­
лять!»
В
кульминационной
шестой
г лаве,
посвященной
изображе­
нию
облавы
на
Ваньку,
р еп лики
отдельных
кр асно г ва рд ейцев
не
отм ече ны
графически
зна к ами
прямой
ре чи
и
зву чат
в
об­
щем
хоре ,
однако
по сле
стрельбы
(«Трах- тар ар ах !») из общего
хор а
в ы дел яется
внутренний
монолог
Петрухи,
в
котором
пере­
даны
про тиво ре ч ивые
чувства
героя.
Пригрозив
Ван ь ке: «Ужо,
263


по ст ой ,//Расправлюсь завтра я с тобой!» —
он
ср азу
же
вспо­
минает
о
возлюбленной: «АКатькагде?»—
и,
увидев
ее
уби той ,
произносит
с
глубоким
с о жал ение м: «Мертва,
ме ртва !//Про­
стреленная
голов а!» После этого происходит резкий перепад в
его
настроении,
а
в
словах: «Что,
К ат ька,
рада?
—
Ни
гу- гу ... //
Ле жи
ты,
падаль,
на
сн егу!» —
сно ва
п роры вает ся
ненависть
к
бывшей
в оз любле нн ой.
Петруха,
очев ид но,
сначала
не
отдает
с ебе
отчета,
что
им ен­
но
он,
о слеп ленный
страстью,
убивает
«сгоряча»
Кат ьк у.
В
нем
не
сра зу
заговорил
голос
тр аг ическо й
вины,
а
в
первую
очередь
голос,
снова
зовущий
не
отв лека ться
от
общего
долга
и
вопло­
щен ный
в
полифоническом
р еф р ене: «Революцьонный держите
шаг !
Неугомонный
не
дремлет
враг!»
Сед ь мая
глава
начинается
с лов ами : «И опять идут двена ­
дц ат ь...»
Несмотря
на
отступления,
вызванные
«неугомонным
в ра гом»,
бесом-искусителем
Ванькой,
р итм
«революцьонного
шага»
остается
ле йтм отив ом
сюжетного
дви жения
поэмы.
И
в
да ль не йшем
отк ло не ния
от
«революцьонного шага»
не
пом еша ­
ют
ему
п ревра ти ться
в
«державный шаг», причем после убий­
ства
Катьки
эти
отклонения,
усложняя
внутренний
смысл
«революцьонного шага», будут вызываться уже
другим, «не­
зримым
в ра гом».
*
Чувство
тр агич еско й
вины,
пробудившееся
в
Петрухе,
ста­
новится
для
н его
источником
мук
совести
и
ду ховн ого
преобра­
жения.
Остальные
красногвардейцы
в нач але
сочувственно
от­
н о сятся
к
нему:
—
Что,
то вар ищ,
ты
не
весел?
—
Что,
дружок,
оторопел?
—
Что,
Петруха,
нос
п овес ил,
Или
Катьку
пожалел?
Сочувствие
красногвардейцев
вызывает
у
Петрухи
пот реб ­
ность
в
исповеди,
из
кото рой
они
впервы е
узнают
о
его
любви
к
Кат ьк е:
—
Ох,
товарищи,
родные,
Эту
д евку
я
любил...
Ночки
черные,
хмельные
С
эт ой
девкой
пров одил. ..
—
Из-з а
удали
бедовой
В
огневых
ее
очах,
Из-за
ро динк и
пунцовой
В озле
пр аво го
плеча,
Загубил
я,
бестолковый,
Загубил
я
сгоряча...
ах!
264


Чувство
тр агич еск ой
ви ны
по-новому
освещ ает
для
Петрухи
его
люб овь
к
Ка ть ке.
Если
раньше
появление
Катьки
пробуж­
да ло
в
нем
жестокую
ревность,
которая
отте сн яла
да же
вспых­
нувшее
на
мгнов е ние
чувство
(«Запрокинулась лицом,//Зубки
блещут
ж ем чуг ом...
// Ах,
ты,
Катя,
моя
К ат я, // Толстомордень -
ка я...»), то после гибели Катьки воспоминания о ней приобре­
тают
п ро свет ленны й
и
одухотворенно-поэтический
ха ракте р.
Признания
Петрухи
выз ываю т
резкое
изм ене ние
в
отноше­
нии
к
нем у
со
с тороны
остальных
красногвардейцев,
которые
р асценив ают
его
лирическую
испов ед ь
как
«шарманку», считая,
что
теперь
не
вр емя
«няньчиться»
со
всякими
л ичн ыми
пере­
живаниями,
не обходим о
«над собой держать контроль», а что
касается
гибели
Катьки,
то
ведь
чел овеч еск ие
жер твы
неиз­
бежны
и
в
даль н ейше м
на
их
п ут и: «Потяжеле будет бремя//
Нам,
товарищ
дорогой!»
Пон ача лу
кажется,
что
доводы
красногвардейцев
возымели
сво е
д е йс твие : «И Петруха замедляет// То ро пл ивы е
ша г и...//Он
головку
в с кид ав ает, //Он опять повеселел...»
Однако
в
его
«веселье»
ес ть
что- то
вымученное,
н ат ян утое,
дающее
знать
в
реч ев ой
окраске
по вест во вания
о
внезапном
изменении
на­
строения
Петр у х и: «Он головку вскидавает»
—
не
голов у,
а
голов ку,
не
«подымает», как было в черновике,
а
«вскидавает» .
Эта
вымученность
«веселья»
сры в ается
в
«безудерж», в желанье
утопить
муки
совести
в
пьяном
заг ул е;
это
же ла ние
по-своему
разделяется
и
ост аль ными
красногвардейцами.
Стих ия
«кол ­
лективной
души »
пробуждается
и
выливается
в
трагическое
по
своей
сущности
«веселье»:
Эх,
эх!
Позабавиться
не
г рех!
Запирайте
етажи,
Нынче
буду т
грабежи!
Отмы кайте
пог ре ба
—
Гуляет
ны нче
голытьба!
В
сце не
пь яно го
разгула
прорывается
та
сти хия
народной
души,
к отора я
давно
и
влек ла
к
се бе
Блока,
и
одновременно
беспокоила
его
(см.
V, 328, 344, 355, 486).
В
период
межд у
Февралем
и
Октябрем
он
думает
о
необходимости
«буйство
С тень ки
и
Еме льк и
превратить
в
в олев ую
музыкальную
волну»
(VII, 297).
В
поэме
«Двенадцать» « вол е ва я
музыкальная
волна»
воплощена
в
сюжетном
действии,
в
«революционном шаге»
красногвардейцев,
который
постоянно
прерывается,
и
о со бенно
265


заметно
в
с цене
пь яного
ра згула ,
но
эти
«отступления»
в
ко­
нечном
счете
не
ослабляют
«волевую музыкальную волну», а
л ишь
усложняют
ее
в ну тре ннее
звучание.
Пос ле
пь яно го
ра з гула
у
Петрухи
усиливается
з лоба
проти в
Ваньки,
к ото рый
в
его
внутреннем
монологе
из
восьмой
главы
назы ва етс я
не
именем
собственным,
а
имен ем
нарицатель­
ны м—
«буржуем»,
не сущ им
в
себе
социал ьно-н равст венно е
обобщение.
Еще
в
начале
поэмы
(глава вторая)
Ванька
был
назван
од ним
из
красногвардейцев
«сукиным сыном,
буржуем».
Это
двуединое
определение
намечало
дал ь нейшу ю
трансфор­
мацию
образа
Ваньки,
связывая
его ,
с
од ной
с торон ы,
с
обра зом
«буржуя на перекрестке», появившимся еще в первой главе,
и,
с
друг ой
стороны,
с
о бра зом
«паршивого пса», которые вместе в
девятой
главе
стан овя тся
символическим
воплощением
с таро го
ми ра.
Пос ле
динамического
движения,
совместившего
в
се бе
по­
ступки
и
дей ств ия
красногвардейцев
с
кип ен ием
их
общих
и
личных
страстей,
наступает
трезвая
«тишина»
д евят ой
главы
с
ее
графической
чет кос тью
и
уравновешенным
ритмом
в
стиле
старинного
городск ого
романса.
Здесь
«старый мир»
о тде ляется
от
дв ен адц ати
красногвардейцев,
и
они
со
с торо ны
сп окой но
наблюдают
его,
утратившего
иску шаю щу ю
и
действенную
силу.
Между
тем
«революцьонный instî» красногвардейцев стано ­
вится
все
бо лее
значительным
и
строгим,
хотя
среди
них
на­
з р евают
новые
противоречия.
В
десятой
главе,
где
в
лирической
тональности
снова
возникает
мотив
вьюги,
снега
и
ветра,
Пет-
руха
про из нос ит
слов а: «Ох,
пурга
какая,
Сп а се!», на которые
быстро
реагируют
два
его
товарища:
—
Пет ь ка!
Эй,
не
завирайся!
От
чег о
т ебя
уп ас
Золотой
иконостас?
Бессознательный
ты,
право,
Рассуди,
подумай
здраво
—
Али
рук и
не
в
крови
Из-з а
Катькиной
любви?
—
Шаг
держи
революцьонный!
Близок
в раг
неугомонный!
Петька
упоминает
имя
Спаса
(Христа)
с
глубокой
тревогой,
в
ко торой
его
товарищи
ул ов или
связь
с
му ками
совести,
пер е­
житыми
Петькой
по сле
гибели
Катьки
и
ок азав шими
св ое
воздействие
на
остальных
красногвардейцев.
Оди н
из
них
счи­
тает,
что
Петьке
н езач ем
уповать
на
Хр иста,
который
не
спас
его
от
пролития
не винно й
крови,
осуждаемого
х рист ианск ой
266


религией.
Другой
красногвардеец
уже
совсем
по-комиссарски,
как
сказал
о днаж ды
С.
Лесневский,
приказывает
Петрухе
за­
быть
и
о
св оих
мук ах
совести,
и
о
Кат ьке ,
и
о
Хри с те,
чтобы
целиком
сосредоточиться
на
вы по л нении
революционного
д олга:
—
Шаг
де ржи
революцьонный!
Близок
враг
неугомонный!
Эт от
приказ
в
отличие
от
рефрена
«Революцьонный держите
ша г!
Не у го монный
не
дремлет
вра г!», новым вариантом кото ­
рог о
он
является,
ис ход ит
уже
не
из
«мирового оркестра»,
включающего
в
себ я
и
голос а
все лен ск их
стихий,
а
от
конкрет­
ного,
социально
опр еде лен но го
лица,
голос
которого
развивает
мотив,
прозвучавший
еще
в
седьмой
главе
как
отв ет
на
любов ­
ную
исповедь
Петрухи: «—
Над
собой
дер жи
ко нтро ль! // —-
Не
такое
нынч е
вр е мя ,//Чтобы няньчиться с тобой!»
Мотив,
выраженный
в
р ефрене
«—
Шаг
держи
революцьон­
н ый! // Близок враг неугомонный!», будет продолжен в призыве
«Вперед,
вперед,
вп е ред ,//Рабочий
на род !», который после
по вт ор ения
в
одиннадцатой
главе
ста нет
переходом
от
«рево-
лю цьон ного
шага»
к
«державному шагу»
двенадцатой
главы.
Одновременно
усиливается
мо тив
«незримого врага», гото­
вого
в
любую
минуту
«проснуться»: «Вот
—
про снет ся
лютый
в раг ...»
На
нег о,
лютого
и
н е зри мого,
направлены
«винтовочки
ст аль ные» .
Эт от
«незримый враг»
—
не
«пес паршивый», кото­
рого
красногвардейцы
видят,
и
оди н
из
них
лишь
грозит
ем у,
чтобы
он
отвя зал ся.
«Незримый враг»
так
и
останется
для
к р асног вар д ейцев
незримым
до
конца
поэмы.
Не
случайно
Блок,
имея
в
ви ду
рисунок
Ю.
П.
Анненкова
к
сцене
убийства
Катьки,
писал
х у до ж ни ку : «Если бы из левого верхнего угла
«убийства Катьки»
до хну ло
густым
сн егом
и
сквозь
не го
—
Христом,—это
была
бы
ис ч ерпыв аю щая
об ло жк а» (VIII, 514).
М уки
совести,
переживаемые
Петрухой
п осле
убийства
Катьки,—
это
«христианские»
му ки,
только
не
в
ду хе
о фици­
альной
р е лигии,
а
в
пла не
прежде
всег о
нр авств енно м,
св яз ан­
ном
с
чув ст вом
вины
пер ед
загубленной
человеческой
жизнь ю ,
и
более
того
—
перед
ч елов еком ,
кот орого
убийца
любил.
В
тр ет ьем
ак те
(главы шестая и седьмая)
внешн ее
и
внут­
реннее
движения
сюжета
сопрягаются
в
трагической
кульми­
наци и,
а
в
четвертом
акте
(главы восьмая и девятая)
действие
приобретает
перипетийный
хар актер,
ко то рый
наме тил ся
еще
в
кульминации.
Пери пети я
да ется
поэтом
в
форме
экстаза,
в
форме
ре зких
перепадов
н астр ое ния,
знакомых
не
только
по
267


лирике
Блока,
по
и
по
пр о изв едениям
Пушкина
(«Пир во вре ­
мя
ч умы », «Пиковая
да ма », «Медный
вс а дник»),
романам
Д осто евс ког о.
В
поэме
«Двенадцать»
э кстаз
т р агед иен,
с
не го
начинается
катарсис,
в ну тр еннее
очищение
и
преображение
глав н ого
героя
—
Петрухи,
а
вместе
с
ним
и
всего
коллективного
харак­
тера.
Трагическая
кульминация,
в
к от орой
происходит
очищение
и
возвышение
коллективного
характера,
ста но ви тся
исходным
моментом
для
узнавания
др угого
род а
—
поз на ния
скрыто
протекавших,
а
п осле
убийства
Катьки
непосредственно
про ­
явившихся
внутренних
переживапий
Петрухи
и
через
них
—
Спаса,
остающегося
загадочным
для
красногвардейцев.
Это
к
н е м у, «незримому»
и
невредимому
для
их
пуль,
но
вселяющему
беспокойство
и
тре в огу,
обращены
вопросы,
испо л ненн ые
стра­
стного
желания
уз нать
его: «—
Кто
еще
там?
Вы ходи !»;
«—
Кто
в
сугробе
—
выходи!..»;
«—
Эй,
откликнись,
кто
идет?»; «—
Кто
там
машет
красным
ф лаг ом?»; «—
Кто
там
ход ит
беглым
шаг ом ,//Хоронясь
за
все
дома?»; «—
Эй,
това­
ри щ,
б удет
ху до ,//Выходи,
стрел ят ь
н ач нем!» (III, 358—359).
Процесс
узнавания
является
для
дв ена дца ти
а пос толов
но­
во го
мир а
тр агед ийны м
процессом
внутреннего
очищения
и
преображения,
п роцес сом
по зна ния
своей
внутренней
сущно­
сти
и
ее
созвучия
с
«мировым оркестром».
Для
красногвардейцев
Христос
(Спас)
существует
толь ко
как
синоним
ортодоксальной
религиозной
веры.
Сами
они
ид ут
«без креста» .
Им
кажется,
что
Пе тька ,
тоже
идущий
«без кре­
ста», да,
к
том у
же,
еще
обагривший
свои
руки
в
крови
Кат ьки ,
«завирается», упоминая имя Спаса .
Красногвардейцам
удается
призвать
Петруху
«шаг держать
революционный».
В
повествовании
от
автора
сообщается:
«...И
ид ут
без
имени
святого
// Все двенадцать
—
вдаль. // Ко
всему
го т о вы ,//Ничего не жаль .. .» (III, 356).
Ш еств ие
красно­
гв ард ей цев
стан о вится
«державным»
и
раздвигается
во
времени
до
бесконечности: «И вьюгапылитимвочи//
Дни
и
ночи//На­
п рол ет...» (III, 358).
Отрекаясь
от
Христа,
апостолы
нового
мир а
не
могут,
од­
нако,
избавиться
от
той
тре в оги,
котора я
вн ач але
пробудилась
у
Петрухи
при
виде
раз ыгра вше й ся
вьюги,
а
по том
охватила
и
др уги х.
В
«столбушках»
той
же
в ьюги
красногвардейцам
ме­
рещится
«незримый враг».
Эт о,
как
уже
гов ори лось ,
не
«пес
голодный», а кто-то
д ругой .
В
финальной
главе
он
уже
не
име ­
нуется
в ра гом,
а
окликается
словом
«товарищ»,
хо тя
к
нему
268


с охран яе тся
наст о ро женно-в ражд еб ное
отношение.
Да же
то,
что
«незримый» «ма ш е т
красным
ф лагом», не уменьшает тре­
воги
красногвардейцев,
и
они
стреляют
в
него: «Трах-тах-тах!»
(III, 359).
Источник
тр е воги
не
с то лько
вовне,
сколько
внутри
самих
к р асног вар д ейцев.
В
тре воге
апостолов
нового
мира ,
которую ,
как
и
их
злоб у,
можно
назвать
святой,
так
как
она
в
конечном
счете
обусловлена
бе сп окой ств ом
о
нр авств енно й
ценности
че­
ловеческой
жизни
в
р ев олюци онн ую
эпох у,
воплощено
услож ­
нени е
внутренних
взаимоотношений
в
коллективном
ха рак тере
после
у би йства
Ка тьки.
Вну тре нняя
сложность
коллективного
характера
и
с прое цир ова на
в
символическом
обра зе
Христа,
но
так
как
самим
красногвардейцам
сущность
эт ой
сложности
и,
прежде
всего,
нравственный
смысл
ее,
о ста ется
пок а
еще
не
вполне
ясным,
то
они
не
в идят
идущего
впер ед и
них
Х рист а,
и
трагическая
пр отиво реч ивос т ь
коллективной
души
за ст а вляет
красногвардейцев
стрел ят ь
в
«незримого».
Однако
он
для
«пули
не в ре д им», так как является проекцией внутреннего мира тех,
кто
в
него
стр ел яет,
и,
к
то му
же,
про екц ией,
возведенной
поэ ­
том
во
всемирно
значимую
степень.
В
ответ
на
стрельбу
«вьюга долгим смехом//
За лива е тся
в
снегах...».
Вь юга
из
«мирового оркестра»
пр о буждает
душевную
тревогу
в
Петрухе
(«—
Ох,
пурга
какая ,
С па се!») и заставляет
по-своему
отклик нутьс я
на
эту
тревогу
его
товарищей,
вьюга
усиливает
беспокойство
красногвардейцев,
которым
мерещится
в
сн егах
«незримый», она же откликается « д о лг им
см ехом »
на
их
вы стр елы
в
«незримого» .
«Незримого»
для
кр асн о гв ар дейцев
Христа
видит
поэт,
но
сим волич ес к ий
образ,
завершающий
поэ му,
не
является
чисто
лир ич еск им
и
субъективным,
ибо
он
вырастает
из
развития
сюжет а,
изнут ри
коллективного
характера.
Связь
образа
Хр и­
ста
одновременно
с
л ир ическ им
и
повествовательным
нача л ами
в
сюжете
«Двенадцати»
выра жае т
стремление
п оэта
художест­
венно
объективировать
не
только
нравственный
смысл
своего
пути
(ср .
со
ст ихот во рен ием
«Когда в листве,
с ырой
и
р жа­
вой...»
—
II, 263), но и нравственную сущность
и с тори ческ ого
пут и
вс его
нар од а,
вселенскую
з начим ост ь
рус с кого
пу ти
(ср.
VI, 286—289).
Петруха
упоминает
о
Спасе
после
сл ов : «Снег
воронкой
з ав илс я ,//Снег столбушкой поднялся .. .»
В
дневнике,
уже
после
написания
поэмы,
Блок
от меч а л: «Я только конста ­
тир о вал
ф акт:
ес ли
вглядеться
в
столбы
метели
на
это м
пути,
то
увидишь
«Исуса Христа» (VII, 330).
Необходимо
отметить,
что
коллективный
характер
в
ш иро­
269


ком
см ы сле,
как
«русский строй души», включает в себя не
только
психологическую
полифонию
дв енад цати
красногвардей­
цев
и
голос
автора,
но
и
тех
персонажей
поэмы,
ко то рые
ин ди­
видуальных
голосов
не
имеют,
а
име нно
—
Катьку
и
Ваньку,
причем
«безголосость»
Катьки
принципиально
отличается
от
«немоты»
В ань ки.
В
четвертой
главе
говорится,
как
Ванька
с
«физиономией дурацкой» «К ать ку -д у ру
о бн има ет , // Заговари­
в ае т...».
Физиономия
Ваньки
(а не лицо,
как
у
Катьки)
имену­
етс я
здесь
«дурацкой»
в
том
см ы сле,
что
за
ее
внешней,
лубоч­
ной
красивостью
нет
никакой
душевной
глубины.
«Женственность»
Христа,
ид уще го
впереди
апостолов-
кр асно гв ард ейцев,
стреляющих
в
нег о,
подч ерк ивает
его
траги­
ческую
сущность.
Вот
почему
Бл ок,
не
со мневая сь,
«что
Христос
ид ет
перед
н им и», боялся за него: «Дело не в том, «до­
стойны
ли
они
его »,
а
страшно
то,
что
о пять
Он
с
ними,
и
другого
пока
пет;
а
надо
Др угого?» (IX, 388—389). «.. . Я
ино­
гда
сам
г лубо ко
ненавижу
этот
женственный
приз р ак » (VII,
330),—
приз на валс я
поэт,
но
не
мен ял
его
в
поэме
на
«Друго­
го», ибо никакой другой образ не выражал для него с большей
п олн отой
тр аг ичес кие
судьбы
гуманизма
в
эпох у
движения
масс,
чем
по-новому
переосмысленный
обр аз
Христа
(см.
т ак­
же: VI, 25).
И ные
последствия,
чем
для
Петрухи
и
остальных
двенадца­
ти,
имел а
гибель
Катьки
для
«безголосого»
Ваньки.
В
отличие
от
любви
Петрухи,
его
чувства
к
Катьке,
как
и
чувства
его
пр ед ш ественн ик ов
в
творчестве
Блока
—
А рлеки на
из
«Бала ­
г ан чик а», Господина в котелке из лирической драмы « Незн а­
комка», Друга из «Песни
Суд ьбы», Алискана из «Р о зы
и
Кр е­
ст а»,—
эмп ирич еск и
од ноз на чны,
а
поэтому
п осле
физической
гибели
Катьки,
образ
кот орой
придавал
Ваньке
черты
де мо на-
искусителя,
он
превращается
в
«паршивого пса».
Образ
«пар­
шивого
пса», как символ «старого
мир а», прямо противополож­
ный
эмблематическому
смыслу
образа
Х р иста,
углубляет
тра ­
гическую
сущность
к ол лек тивно го
характера.
Говоря
о
г лубок ом
философском
содержании
с имв олич е­
ских
обра зов
Христа
и
пса ,
н еобходим о
иметь
в
виду,
что
они
вы раст ают
из
психологических,
социальных
и
нравственных
оснований
исторически
о бус лов лен ного
«русского строя души» .
К
органической
связи
психологизма
с
символическими
об общ е­
ни ями
Блок
начал
ст рем ит ься
давно
и
особенно
настойчиво
в
«Розе и Кресте» .
В
1916 году,
ко гда
у
не го
появилась
новая
надежда
на
постановку
эт ой
драмы
в
Ху д ожест венно м
театре,
он
пис а л: «Одним из главных моих « вд охно вен ии»
бы ла
чест-
270


ностъ,
т.
е.
же лани е
не
провраться
«мистически» .
Так ,
чтобы
все
можно
был о
объяснить
пс и хо лог иче ск и, «просто».
Соб ыти я
и дут
как
в
жизни,
и
ес ли
они
приобретают
иной
смысл,
сим­
волический,
зн ачит,
я
сумел
уг л уб иться
в
ни х.
Я
ничего
не
насило вал ,
не
вводил
ник а ких
не изв е ст ных» (IX, 285).
Ху д ожест венно
глубоко
и
це льно
эта
задача
бы ла
р еше­
на
Блоком
только
в
«Двенадцати».
Органическое
сочетание
психологизма
и
с имво лики
поз вол ило
поэт у
добиться
столь
желанной
для
не го
«сжатости»
и
создать
произведение
«большого стиля»
(VI, 370).
Знаменательно,
что
в
«Двена­
дц ати»,
по
существу,
нет
метафор
как
поэтичных
тропов,
как
поэ тич еских
иносказаний,
ка ждая
отдельная
часть
общего
це­
лого
увидена
и
запечатлена
здесь
пр ямо
и
конкретно,
однако
во
взаимосвязи
друг
с
д ругом
эти
отдельные
части
складыва­
ются
в
одн у
всеобъемлющую
метафору,
а
говоря
точнее,
в
ме­
таморфическое
единство,
и меюще е
специф ич еск ую
жанровую
структуру.
«Двенадцать»
—
это
не
просто
одн а
большая,
сложная
по
структуре,
метафора,
а
именно
метаморфическое
единство,
в
динамике
которого
эмпирическое
обнаруживает
свою
глубин­
ную
связь
с
обоб ще нн о-с имв оли чес ким,
сохраняя
в
то
же
вр емя
сво й
исх од ный
реально-эмпирический
смысл.
Ванька,
напри­
мер,
су щест в ует
в
поэме
и
как
реальный
человек,
и
как
пес
—
символ
«старого мира».
А
П етруха
до
конц а
остается
реальным
чел ов еком,
красногвардейцем,
но
вместе
с
тем
его
вн ут р енние
метаморфозы,
ведущие
к
нр авст вен но му
«вочеловечению», яв­
ляю тся
первоисточником
си м воли чес кого
обобщения,
вопло­
щенного
в
образе
Хри ст а.
В
«Двенадцати»
блоковский
метафоризм
изменяется
кач е­
ственно
и
перерестает
в
метаморфизм,
прич ем
необходимой
предпосылкой
для
такого
перерастания
явил о сь
прямое,
в
из­
ве стн ом
смысле
—
прозаическое
и
реалистическое
восприятие
конкретно-исторической
действительности,
кото рое
сказал ось
в
сюжетности
и
психологизме
пр о изве дения,
в
его
современном
ма тер иал е,
а
гл авн ое
—
в
органическом
сопряж е нии
эмпириче-
ски -р еал ь ного
плана
с
планом
обобщенно-символическим,
фи­
л ос офс ким.
Без
п рямого
в ос прияти я
современной
действ ит ель ­
нос ти
и,
в
ос обе ннос ти,
без
проникновения
в
пс ихол оги ю
масс,
в
пс ихолог ию
коллективного
характера,
Блок ,
очевидно,
не
см ог
бы
г лубок о
раскрыть
трагедийное
оч ище ние
нравственных
чувств,
то
очищение,
кот орое
определяет
сущность
м етам о рфи­
чес ког о
процесса
в
«Двенадцати» .
Составные
част и
вн ут р енней
драматургической
структуры
поэмы
подобны
ступеням
на
п ути
271


все
больш е го
п огруж е ния
в
гл у бины
эмпирической
действи­
тельности
рев олюци онн ой
эпо хи
и
одновременного
открытия
в
ней
связей
вселенского
значения.
Эти
составные
част и
являют ­
ся
э тап ами
из
одного
кр уга
жизни
в
д ругой ,
звен ь ями
в
мет а­
морфическом
п роцес се
«узнавания», имеющем в кульминации
и
в
эпилоге
трагедийный
характер.
Художественное
во пло ще ние
этого
метаморфического
п ро­
цесса
Блок
д ает
в
специфическом
жанре
поэмы -тр аг е дии,
отв е­
чавшем
как
внутренним
устремлениям
самого
поэт а
(см.
V,
201; VIII, 164, 213), так и духу тех национальных
кл а ссиче­
ских
трагедий,
ко то рые
он
развивал
в
своем
творчестве.
Ра з­
мыш ляя
о
судьбах
жа нра
тр а гедии
в
России,
Блок
в
декабре
1919 года писал: «Трагедия,
уйдя
в
сторону
в
Борисе
Годунове,
за мер ла
на
не по д вижной
то чке
в
«Грозе»
и
Ал.
Т олстом ;
она
еще
не
ра зв ернула сь
и
вся
находится
в
б удущем » (VI, 139).
Можно
сказать,
что
на
этом
п ути
к
национальной
поэтической
трагедии
одн ой
из
боль ших
вех
является
и
поэма-трагедия
Бло ­
ка
«Двенадцать».
III
30 января 1918 года,
ед ва
з ако нчив
на ка нуне
ч ерно вик
«Двенадцати»
—
пр едсто ял а
еще
«отделка,
инт ерв алы » (IX,
388) —
Блок
в
едином
по рыв е,
не
перево дя
творческого
ды ха­
ни я,
создает
стихотворение
«Скифы», которое
уже
7 февраля
(20 февраля по новому стилю)
п оя вляе тся
в
газете
«Знамя
труда», еще до того,
как
там
же
18 февраля (3 марта по новому
ст илю)
будет
опубликована
п оэма
«Двенадцать».
Чем
же
б ыла
вызвана
эта
стремительность
и
о
чем
она
сви­
детельствовала?
Не сом нен но,
что
появление
стихотворения
«Скифы»
было
ускорено
ходом
текущих
с обыт ий.
Уже
будучи
вплотную
за н ятым
«Двенадцатью», поэт
с
на пр яже нным
вн и­
м анием
следил
за
ходом
мирных
пе регов оров
в
Бре ст-Лито в-
ске,
которые
вел а
молодая
Со вет ская
республика
с
кайзеров­
с кой
Г ерм анией
и
ее
союзниками
по
первой
м иров ой
войне.
Блок
сч итал,
что
внешня я
опасность
мешал а
«скифам»
де лать
св ое
внутреннее
рев олюц ион ное
дело,
и меюще е
всемирное
зн а­
чение.
11 января поэт делает в дневнике большую запись,
ко­
торая
много
д ает
для
понимания
развития
замысла
«Скифов» .
В
ней,
в
частности,
г ово рилось : «Результат»
брестских
перего­
воров
(т.
е.
никако г о
ре зульта та,
по
словам
«Новой жизни», ко ­
торая
на
большевиков
н е годуе т).
Никакого
—
хорошо-с.
Но
позор
372 лет («война», «патриотизм») надо смыть.
272


Тыч ь,
тыч ь
в
карт у,
рвань
не мецк ая,
подлый
буржуй.
Ар­
тачься,
Англия
и
Франция.
Мы
свою
историческую
миссию
вы­
полн им .
Если
вы
хот ь
«демократическим миром»
не
смоете
п озор
вашего
вое нн ого
патриотизма,
е сли
нашу
революцию
погубите,
зн ачит
вы
уже
не
арий цы
бо л ьш е» (VII, 317).
Говоря
о
воинст ве ннос ти
«старого мира», поэт имел в виду
не
только
Германию,
но
и
Англию
с
Францией,
которые
б ыли
союзниками
царской
России
(а потом и Временного правитель ­
ств а)
в
империалистической
войне.
Блок
по-своему
предчувст­
вовал,
что
весь
стар ый
европейский
мир ,
а
такж е
Япония,
ста-
пет
организатором
интервенции
против
революционной
России.
Еще
2 мая 1917 года он писал матери по поводу революционных
событий: «Жалеть-то
не
о
че м,
изолгавшийся
мир
вс ту пил,
во
всяком
сл уч ае,
в
ЛУЧШУЮ
эпоху.
Сейчас
самые
боль ши е
врали
(англичане,
а
та кже
ф ран цузы
и
японцы)
угрожают
на м,
по жал уй,
бо льше ,
чем
немцы.
Это
признак,
что
мы
уст али
от
вранья.
Нам
надоело,
этого
Европа
не
осмыслит,
ибо
это
пр о­
с то,
а
в
ее
за пут анных
мозгах
—
темно.
Но,
презирая
нас
бо лее
чем
когд а -ли бо,
они
см ер те льно
нас
боятся,
я
ду маю;
потому
что
мы,
если
уж
на
то
пошло,
с
легкостью
пропустили
сквозь
себ я
желтых
и
затопили
ими
не
оди н
Ре ймский
собор,
но
и
все
ост ал ьные
их
святые
магазины.
Мы
ведь
пло тина,
в
п лот ине
—
шлюз,
и
никому
отныне
не
зак аз ано
приоткрыть
этот
шлюз
«в
со зн ании
своей
ре в олюци он ной
с и лы » (VIII, 487).
С
усилением
в нешн ей
опасности
мысль
о
возможности
при­
открытая
«шлюза»
вытесняется
мыслью
о
н еобход им ос ти
пре­
жде
всего
защиты
ре волюц ии
от
интервенции
воинственного
Запада.
Ре шени е
д у хо вно- нравст венных
п робле м
вселенского
масш т аба,
стоявших,
по
убеждению
Блока,
перед
русской
ре во­
люцией,
сталкивалось
с
необходимостью
решения
з адач,
ист о­
р ическ и
более
конкретных
и
п р актическ их .
Так
революционная
Россия
столкнулась
с
проблемой
в ойны
и
мира.
В.
И.
Ленин
еще
в
пе риод
п одгото вки
Октябрьской
революции
в
апреле
1917 года писал: «Война привела все человечество на край
пропасти,
гибели
всей
культуры,
одичания
и
гибели
еще
ми л­
лионов
людей ,
миллионов
без
числа.
Выхода
нет,
к роме
революции
пролетариата»!.
О
том,
что
импери ал исти ческа я
война
способствовала
духов­
ному
оди чан ию
люд ей
и
разрушению
культуры,
пи сал
и
Блок.
В
статье
«Интеллигенция и Революция», явившейся програм-
1В.
И.
Л
е
н
и
н.
Полное
собрание
сочинений,
т.
31, с.
182.
273


мой
не
только
для
«Двенадцати», но и для «С кифо в»,
он
п од­
черкивал,
что
«европейская бойня» « о ка за ла сь
достойным
венцом
той
лжи,
г рязи
и
ме рзос ти,
в
которых
купалась
на ша
род ин а».
И
не
только
она
о дна.
«Европа сошла с ума:
цвет
че­
ловечества,
цв ет
интеллигенции
сидит
годами
в
боло т е,
сидит
с
уб еж дени ем
(не символ ли это?) на узенькой тысячеверстной
полоске,
которая
наз ывае т ся
«фронт» (VI, 10).
Блока
о со бенно
волновало,
что
война ,
разъединяя
люд ей
и
народы,
с пос обс тво­
вала
их
духовному
одичанию.
«Вот, —
продолжал
он,—
под
и гом
грязи
и
мерзости
запустения,
под
бременем
сумасшедшей
скуки
и
бессмысленного
б ездель я,
люди
как-то
рассеялись,
за­
молчали
и
ушли
в
себя:
точно
сидели
под
к ол пак ами,
из
кото­
рых
постепенно
вык ачи ва лся
во здух .
Вот
когда
действительно
хамело
чел ов ече ств о,
и
в
частности
—
российские
патриоты»
(VI, 11).
А.
Б лок
был
уверен,
что
«каждый лишний день войны уно ­
сит
культуру» (IX,317).
В
трактате
«Крушение гуманизма»
(весна 1919 г.), развивающем историко- фил ос о фск ую
проблема­
тику,
нам еч енную
в
«Скифах», он с особой силой подчеркнул
резкую
противоположность
меж ду
кул ь турой
и
цив ил из ацией.
Кул ьтура ,
по
Бл оку,
о тл ич ается
органической
цельностью,
вер­
ностью
«духу музыки», равновесием между человеком и при­
родой,
искусством
и
жи знь ю,
а
цивилизация
—
внутренней
раздробленностью
и
бездуховностью
(см .: VI, 100—105).
Война
как
раз
и
ускорила
давно
начавшееся
превращение
европей­
с кой
кул ьтуры
в
«мещанскую цивилизацию» (VI, 23), в « о бе с-
крылевшую
и
отзвучавшую
цивилиз а цию » (VI, 111), усугубила
«грехи»
европейской
цивилизации
«против духа музыки» (VII,
328), и за эти
«грехи»
цивилизация
должна
была
понести
н еизбеж но е
возмездие.
«Многовековую ложь цивилизации»,
увенчанную
ложью
европейской
бойни,
призвана
была
разрушить,
как
счи тал
Блок,
«великая и всемирная Революция» (VI, 22).
Именно
такой
Ре вол юцие й
с
бол ь шой
буквы
по ка зал ась
ему
в н ачале
Фе вра ль­
ская
революция
(см .: VIII, 504).
Однако
буржуазное
Врем ен ­
ное
пр авит ель ст во
России
не
могло
понять,
что
«мы устали от
вра нья», что «н ам
н адое ло».
Европейская
бойня
пр од о лжал ась.
Остро
ощутив
«поворот направо», Блок 12
и юля
1917 года пи ­
шет
м ат ери : «Опять я не вижу будущего,
потому
что
проклятая
во йна
за тя гивае тс я,
опять
воняет
ей» (VIII, 506), а 19 октября
отмечает
в
дн ев нике : «Один только Ленин верит,
что
захват
власти
демок р ат ией
действительно
ликвидирует
войну
и
нала­
дит
все
в
с тра не » (VII, 312).
274


Октябрьская
революция
решительно
ос у дила
мировую
вой­
ну.
«Мир и братство народов»
—
вот
знак,
под
ко торы м
прохо­
дит
русская
революция.
Вот
о
чем
ревет
ее
поток.
Вот
му зык а,
к отору ю
имеющий
уши
должен
слышать,—
п исал
Б лок
в
статье
«Интеллигенция и Революция»
(VI, 13).
Однако
евр опей ­
ск ая
буржуазия
не
хотела
сл ыш ать
этой
«музыки». «Ст ары й
м и р», как и предчувствовал поэт,
в сту пал
шка
путь
инт ер венции
пр отив
молодой
Советской
Республ ик и .
Брест-литовские
мир­
ные
пе ре гов оры
зашли
в
тупик.
27 января 1918 года Германия
в
ультимативной
форме
потребовала
от
советской
делегации
подписания
дог овора ,
согла сн о
кот орому
от
Сов ет ской
России
отторгались
обши рн ые
запад ны е
территории,
оккупированные
не мц ами.
Со вет ская
делегация
имела
ук аз ание
всячески
зат я­
гивать
переговоры,
а
в
случае
пр е дъявле ния
ультиматума
под­
писат ь
мирный
договор
и
на
тя желы х
условиях,
чт обы
то лько
спасти
революцию
от
удара.
28 января Троцкий,
возглавлявший
советскую
делегацию,
парушив
директиву
В.
И.
Ленина,
за­
яви л,
что
сов етская
ст орон а
отк азы вае тся
подписать
мирный
договор
на
условиях,
продиктованных
Гер манией,
но
в
то
же
время
выходит
из
войны
и
демобилизует
с вою
армию.
Это
за­
явл ен ие
ра звязы вал о
руки
нем ецк им
инт ер вен там,
и
Советская
Республика
оказалась
перед
лицо м
смертельной
опа сно сти .
В
этот
кри ти ческ ий
момент
Блок
и
со зд ает
в
стремительном
гражданском
и
т в орчес ком
порыве
св ое
стихотворение
«Скифы» .
Однако
это
стихотворение
не
был о
только
про ст ым
откли­
ком
на
з лобу
дня,
но
и
заключало
в
себе
глубокие
историко-
философские
размышления
о
судьбах
России,
о
ее
взаимоотно­
шениях
с
Западом
и
Востоком.
Совершенно
ясно,
что
произве­
дение
такой
идейно-художественной
значимости,
как
«Скифы»,
могло
бы ть
напис ан о
быстро
лиш ь
при
условии,
е сли
мысли,
во пло т ивш иеся
в
нем,
вынашивались
поэ том
давно.
И
дей ст ви­
те льно ,
проблематика,
подытоженная
в
«Скифах», волновала
Блока
на
п ротяж ени и
в сего
его
дооктябрьского
творчества:
взяв
свой
исток
в
юношеском
стихотворении
«Гамаюн,
пт ица
в еща я», написанном еще до « Ст и хов
о
Прекрасной
Даме», она
получила
развитие
в
патр ио тич еск ой
лирике
третьего
том а,
в
частности
—
в
цикле
«На поле Куликовом»,
а
также
в
драме
«Песня Судьбы»
и
зат ем
в
нео ко нче нной
поэме
«Возмездие».
Кс тати ,
уже
после
«Скифов»
Блок
пр едпр и ним ает
серьезную
переработку
«Песни Судьбы»
и
пытается
продолжить
работу
над
«Возмездием».
Наконец,
стремительность
появления
«Скифов»
сраз у
вслед
за
«Двенадцатью»
может
быть
глубже
и
полнее
о бъ яснена
275


лишь
с
учетом
н а личия
органической
взаи мо св язи
между
эти­
ми
произведениями,
составляющими
своеобразную
и
вну тр енне
ц ел ьную
поэтическую
ди логию
о
«русском строе души»
в
рево­
люционную
э поху.
Если
в
первой
части
дилогии
Б лок
со сре до­
точил
свое
внимание
преим ущ ествен но
на
трагедийно-драмати­
ческ ом
вз аим од ейст вии
двух
начал
в
«русском строе души»,
двух
«стихий»
—
ин ти мно- любо в ной
и
вселенской,
то
ес ть
на
проблематике
нравственно-философского
характера,
которая
ранее
определилась
г лавным
об разом
в
«Стихах о Прекрасной
Д аме», в циклах «Снежная
Ма с ка », «Фаина», «Кармен», в дра­
мах
«Балаганчик», «Незнакомка», «Роза и Крест», то во второй
част и
дилогии
поэта
прежде
вс его
инт ер есу ет
историческая
и
эпическая
приро да
«русского строя души».
Эти
две
линии
с
самого
начала
не
бы ли
обос обл е ны
у
Блока
друг
от
друга;
их
взаимодействие,
которое
со
временем
становилось
все
бо лее
тесным
и
сложным,
определяло
жанр ов ую
и
циклическую
стру ктуру
его
творчества,
вело
к
формированию
цельных
идей­
но-художественных
комплексов,
органически
объединяющих
эти
ли нии.
«Двенадцати»
и
«Скифам»
сужде но
было
стать
заве рш аю щим
и
и тогов ым
идейно-художественным
комплексом
в
творчестве
Блока,
стать
поэтической
дилогией,
первая
часть
ко торой
неизбежно
предопределяла
появление
второй.
О
взаимосвязи
«Двенадцати»
и
«Скифов»
свид етель ст ву ет
и
тот
факт,
что
з амысе л
э той
д илог ии
о
«русском строе души»
в
революционную
эп оху,
как
уже
отмечалось,
вынашивался
по э­
том
п ракти чески
одн ов рем ен но.
Не
ис кл юч ено,
что
именно
под
влиянием
эпической
части
общ его
замысла,
то
есть
под
влияни­
ем
«Скифов», Блок приходит к окончательному решению писать
«Двенадцать»
в
форме
поэмы,
сохранив
трагедийность
в
ее
внутренней
структуре.
Стихотворение
«Скифы»
име ет
ярк о
выраженный
публици­
стический
характер.
Блоку
и
до
Октябрьской
революции
не
б ыли
чужд ы
гражданские
мотивы,
но
в
его
поэз ии
они
о бычно
не
во спр ини мали сь
как
о ткл ики
на
злобу
дня,
на
впо лне
конк­
ретные
события
т екущей
жизни.
Со бстве нно
публицистический
темперамент
—
а
он
со
временем
все
б ольше
давал
о
себе
знать
—
зам етне е
обнаруживал
себ я
в
ту
по ру
не
в
стихах,
а
в
ст ат ьях
поэта.
Г луб окое
чувство
революционной
современно­
с ти,
обострившееся
у
Блока
в
период
соз дан ия
«Двенадцати»
и
ока зав шее
решающее
влияние
на
художественный
строй
этой
поэ мы,
у с илило
пу б лицист ич еские
ноты
в
его
поэ з ии.
Недаром
строчки
«Мы на горе всем буржуям //М ир о во й
пожар
разду­
е м. . . », «Революцьонный держите шаг!//Неугомонный не дрем­
276


лет
вра г!» и другие воспринимались современниками как ло ­
зунги.
В
«Скифах»
мы
уже
имеем
дел о
не
с
от де л ьными
публици­
стическими
интонациями,
хотя
бы
и
образующими
лейтмотив,
как
в
«Двенадцати»,—
весь
с трой
стихотворения
от
начала
и
до
конца
выдержан
в
стиле
высокой
ораторской
речи ,
звуч а­
щей
гневно
и
величественно,
мужественно
и
увер енно ,
рассу­
дительно
и
страстно,
п риз ывно
и
торжественно.
Пожалуй,
ни­
когда
раньше
голос
Блока
не
был
испо лн ен
так ой
силы,
напря­
женности
и
значимости,
как
в
этом
стихотворении
—
ве дь
поэт
обращался
к
Европе,
к
«старому миру»
от
ли ца
«скифов», от
лица
революционной
Р осс ии:
Мильоны
—
вас.
Нас
—
т ьмы,
и
т ьмы,
и
тьмы .
Попробуйте,
сразитесь
с
пами!
Да,
скифы
—
мы!
Да,
азиаты
—
мы,
С
раскосыми
и
жа дны ми
оча ми!
Уже
начал о
стихотворения
за слу жива ет
тог о,
чт обы
ра с­
смотреть
его
по внимат ель нее.
Эпи ческ ое
«мы», от лица которо­
го
гов орит
поэт,
монументально
по
своему
содержанию
и
имеет
широкий
смысл.
Еще
в
сво ем
дооктябрьском
творчестве,
разра­
батывая
тему
Рос с ии,
Блок
на ст о йчиво
стремился
к
органиче­
скому
слия нию
личн ого
и
общен ародн ого.
Это
стремление
становится
осо бенно
и нт енси вным
в
период
Октябрьской
рево­
люции.
В
поэме
«Двенадцать»
он
создает
уникальный
по
сво ей
художественной
структуре
«коллективный характер», с кото­
рым
его
собственный
голос
сл ожно
взаимодействует.
Однако
в
этом
взаимодействии
не
было
еще
той
полноты
слияния
лично­
го
и
коллективного,
ка кой
поэт
достигает
в
«Скифах», и кото­
рая
является
эпической
в
прям ом
смы сле
эт ого
слов а.
Сказанное
не
следует
понимать
та ким
о бра зом,
что
эп иче­
ск ое
со зн ание
Блока
от
«Двенадцати»
к
«Скифам»
поднялось
на
новый,
более
выс о кий
уровень.
Тако е
по ни мание
ис кл юча­
ется
хот я
бы
п отом у,
что
эти
произведения
со зда вал ись
од но­
временно.
Все
дело
в
то м,
что
в
«Скифах»
Б лок
и зобра жае т
соб ств ен но
эпическую
ситуацию,
в
ко торой
полнее
и
ярче
в сего
проявляется
общенародная
ко нсо ли дац ия,
единство
ли чн ого
и
общ его .
П редст авлен ие
об
эпическом
прежде
всег о
связано
с
изображением
нар одн ой
жизни,
но
отнюдь
не
всякой
нар од ной
жизни,
а
лишь
такой,
в
к оторой
на
первый
пл ан
выдвинуто
внутреннее
единство,
к о нсо лид ация.
Гегель
справедливо
писал
о
том ,
что
эпическая
си туац ия
возникает
во
время
войны
одного
народа
против
другого,
приче м
вой на
должна
иметь
всемирно­
277


историческое
оправдание.
Перед
ли цом
в неш ней
опасности
происходит
консолидация
национальных
сил,
способствующая
осознанию
нацией
себя
как
эпической
цельности
Ч
В
классиче­
ских
в идах
э поса
самосознание
такой
цел ьност и
вы ра жал ось
в
образе
героя,
который
пер со нифици ро вал
в
се бе
наиболее
ха­
рактерные
черты
всей
н ации.
В
поэтическом
эп осе
новейшего
времени
г ерое м,
воплощающим
в
се бе
свойства
в сего
народа,
мож но
считать
Ва сил ия
Теркина
из
«Книги про бойца»
А.
Твардовского.
В
годы
Ве лик ой
Октябрьской
со циал исти ческ ой
революции
и
гражданской
войны
о б щенациональ но й
и
общенародной
цель­
нос ти
и
консолидации
возникнуть
не
могло,
ибо
нации
и
наро­
ды
были
внутренне
расколоты
на
противоборствующие
классы
и
станы,
на
красных
и
белых.
Об
эпической
ко нсол ид ации ,
воз­
никшей
на
социальной,
классовой
ос но ве,
можно
говорить
ли шь
пр имен итель но
к
той
част и
нации
и
наро да,
которая
оказалась
на
с тороне
рев олюци и.
Именно
здесь
возникли
поэтические
пр о и зведен ия,
проникнутые
па фос ом
рев олюц ион ного
коллек ­
тив из ма.
Этот
пафос
был
свойствен
не
только
пролетарским
п оэта м,
говорившим
от
име ни
масс
в
том
же
духе,
как,
напр и­
мер,
В.
Кириллов
или
А.
Гаст ев,
но
по-особому
и
всем
поэт ам,
ст авш им
на
с торо ну
ре в олюци он ного
нар о да:
А.
Блоку
с
его
«Двенадцатью», В.
Маяковскому
с
его
«Мистерией- бу фф »
и
«150000000», С.
Ес енин у
с
его
«Инонией»
и
другими
«орна-
ментичными»
п оэмами ,
В.
Хлебн ико ву
с
его
«Ладомиром»
и
мн огим
д ругим.
Чувство
ре во люц ион ного
коллективизма
содержало
в
с ебе,
несомненно,
эпические
свойства,
на
основе
которых
и
ра зви­
вался
лирический
э пос
ре волю ционной
эпохи,
в
ко тором
поэ т
получал
п раво
гов ори ть
от
им ени
р е вол юционных
м асс.
Среди
значительных
пр о изв едений
тех
лет,
зап ечатл ев ши х
собственно
ситуацию
эпи чес к ого
ед инст ва
пер ед
лиц ом
иност­
р анн ого
в торж ени я,
в
первую
оч ере дь
следует
на зва ть
«Ски­
ф ов»
А.
Б лок*-
Широ к им,
с ур овым
и
вел ичест в енны м
дыхани­
ем
эпоса
проникнут
как
смысл,
так
и
ритмико-интонационный
с трой
стихотворения.
Оно
начинается
без
к рика
и
громких
ло­
зу нг ов,
спокойно,
но
твердо,
с
со знанием
собственной
силы
и
дос т оинст ва : «Мильоны
—
в ас.
Нас
—
тьмы,
и
тьмы,
и
тьм ы».
После
каждой
фразы
в
первом
стихе
стоят
точки,
а
не
во ск ли­
цательные
знаки.
Паузы,
р аздел яющи е
мо нолитн ую
речь
на
1 См.:
Ге гель.
Эстетика.
В
четырех
томах,
т.
3.
М.,
«Искусство»,
1971, с. 440.
278


ощутимо
весомые
зв ен ья,
настолько
значительны,
что
их
лучше
буде т
наз ва ть
старинным
словом
—
цез ур ы.
Латинское
с лово
«цез^а», означающее
словораздел
(буквально
—
р ассечение)
в
стихе,
ум естнее
употребить
в
данном
случае
потому,
что
в
эт ом
т е рмине
ес ть
оттенок
то рж еств енно ст и,
соответствующий
интонационно-ритмическому
строю
ст их от во рения
Блока.
О
це­
зуре
принято
обычно
гов ор ить
только
пр им енит ель но
к
ан­
т ичном у
и
силлабическому
стихосложению,
где
она
играла
весьм а
важную
рол ь.
В
силлабо-тонике
цезура
о со бенно
ощу­
тима
в
многостопных
стихах,
а
«Скифы»
как
раз
написаны
пятистопным
ямбом,
ко тор ый
в
четных
стихах
имеет
у се чен­
ные
стопы.
Только
в
отдельных
случаях
четные
стихи
содержат
четыре
(«Монголов и Европы!») или шесть стоп («С раскосыми
и
ж адны ми
оча ми!»), тоже с усеченными клаузулами.
Ро ль
цезур
в
стихотворении
«Скифы»
—
не
только
интона­
ционно-ритмическая,
но
и
смысловая.
Пауза,
разделяющая
вы­
ра же ния
«Мильоны
—
вас»
и
«Нас
—т ьмы,
и
тьмы,
и
тьмы»,
означает
противопоставление:
вас
—
много,
но
нас
—
еще
бо ль­
ше.
Фраза
«Нас
—
тьмы,
и
ть мы,
и
т ьм ы», как и предшествую ­
щая
ей,
за ка нчива ет ся
то чкой :
п оэт
пока
еще
пр од о лжает
сдер­
жан но
фиксировать
расстановку
сил ,
но
в
троекратном,
эпичес­
ком
по
своей
при роде ,
пов то ре нии
с лова
«тьмы»
уже
чу вст ву ет­
ся
повышение
инт онации,
к оторое
заве рш ае тся
предостерегаю­
щим
во с к лица ние м: «Попробуйте,
ср ази тесь
с
на ми!» Мысль о
том,
что
име нно
воинствующий
Запад,
а
не
«скифы», является
источником
враждебного
противостояния
дв ух
сторон,
Бл ок
излагает
так:
Вы
сотни
лет
г ляде ли
на
Восток,
Копя
и
плав я
наши
перлы,
И
вы,
глумясь,
счи тал и
только
срок,
Когда
наст авит ь
п ушек
жерла!
Вот
—
сро к
настал.
Крылами
б ьет
беда,
И
каждый
ден ь
обиды
множит,
И
де нь
пр идет
—
не
будет
и
следа
От
ваших
Пестумов,
б ыть
может!
Не
милитаристские
устремления,
а
со знан ие
смертельной
опасности,
нави сш ей
над
ре волю ционной
Россией,
заставило
поэт а
твердо
сказать
о
неисчислимой
м ощи
«скифов»
и
одн о­
временно
предупредить
З апад
о
то м,
что
он
и
сам
может
ока­
заться
в
тяжелом
по ложе нии,
если
не
прекратит
своей
эк спа н­
сии
на
Вост ок.
На чав
первую
ча сть
стихотворения
с
предосте­
279


реж ен и я: «Попробуйте,
сразитесь
с
нами!»—
Блок
за вер ша­
ет
ее
обращением:
О,
старый
ми р!
Пок а
ты
не
погиб,
П ока
то ми шься
мукой
сладкой,
О ст ановись ,
пре м удр ый,
как
Эди п,
Пред
Сфинксом
с
древнею
загадкой!
Все
стихотворение
имеет
трехчастную
комп ози ци ю.
Каждая
ч асть
заканчивается
обращением
к
«старому миру».
Сначала
п оэт
призывает
его
пре крат ить
военную
инт ервенцию ,
остано­
виться
«пред Сфинксом с древнею загадкой», затем предлагает
ему
мир ные ,
бр ат ские
об ъятья :
Придите
к
нам!
От
ужасов
войны
Придите
в
мир ные
объятья!
По ка
не
поздно
—
старый
меч
в
ножны,.
Товарищи!
Мы
станем
—
бра ть я!
И,
наконец,
заключительное
обращение
является
ид е йным
фундаментом
трехчастной
композиции,
на
нем
держится
все
здание
стихотворения:
В
последний
раз
—
опомнись,
старый
мир!
На
братский
пир
труда
и
мира,
В
последний
раз
на
светлый
бр атс кий
пир
Сзы вает
в арв арск ая
ли ра!
Все
три
обращения
к
«старому миру»
настолько
близки
друг
к
другу
по
своему
содержанию,
что
их
мо жно
назвать
рефренами,
только
рефренами
не
в
обы чном
значен ии,
то
есть
не
дословными
повторами
определенных
ст рок
стихотворения,
а
рефренами
ид ейными,
смысловыми,
имеющими
при
общ нос ти
содержания
различное
словесное
оформление.
Настой чиво
пр е­
дупреждая
«старый мир»
о
г розяще й
ему
опасности,
Блок
не
менее
на ст ойч иво
призывает
его
«в мирные объятья».
Все
смысловые
рефрены
поэт
п редв аряет
разв ернуты ми
мо т ивиро в­
ками,
которые
постепенно
не
только
все
б ольше
усиливают
зв учани е
призы вов ,
но
и
придают
ка ж дому
последующему
из
них
дополнительный,
еще
более
шир ок ий,
чем
в
предшествую­
щем
призыве,
смысл.
Мотивировка
к
пер во му
смысловому
рефрену
посвящена
в
основном
характеристике
в оинс тве нног о
отношения
Запада
к
«скифам»
и
В ос току.
«Старый мир»
привык
смотреть
на
все
без
различия
народы,
н асе ляющи е
Восток,
как
на
дикарей,
в ар­
варов,
носителей
разрушения,
заслуживающих
лишь
глумления
280


и
уничтожения.
Россия , «скифы»
для
бурж уа зной
Европы
ни­
чем
не
от ли чаю тся
от
«свирепого гунна»
или
«монгольской
дикой
орд ы».
Революция,
по.
бытовавшим
как
на
Западе,
так
и
в
самой
России
представлениям,
только
разбуди л а
дремавшие
в
русском
народе
разрушительные
ски фски е
страсти.
Сам
Б лок
ник огд а
не
отождествлял
р е вол юционный
на­
род
России
с
гуннами
и
«дикою ордою»,
а
слово
«ски ­
фы»
понимал
со всем
по- дру гом у,
чем
ру с ские
и
зарубе ж ны е
контрреволюционеры.
Вот
почему
его
зая влен ие : «Да,
ск ифы
—
мы!
Да,
азиаты
—
м ы,//С
раскосыми
и
жа дн ыми
очами!»—
следует
воспринимать
как
полемический
ход
в
споре
с
теми,
кто
вид ел
в
русском
народе
только
дикар ей.
Сл ово
«да», с особым
полемическим
оттенком
повторенное
дважды,
свид ет ельс тву ет
о
то м,
что
Бло ку
бы ли
известны
расхожие
на
Западе
(и среди
р усск их
контрреволюционеров)
представления
о
революцион­
ной
России.
Да,
гов ори л
поэт,
мы
знаем,
что
на
Западе
нас
сч ита ют
скиф ам и,
аз иатами .
Мы
и
не
отрицаем
этого;
бол ьше
того
—
мы
подчеркиваем
эт о,
пот ому
что
мы
действительно
ази аты ,
но
не
азиаты,
подобные
гуннам
или
«монгольской ди­
кой
орде»: мы
—
с кифы,
и
это
различие
должны
осознать
на
Западе,
чт обы
избежать
ка тастр о фи ческо й
для
нег о
встречи
с
«монгольской дикою ордою».
В
мот ивир овк е
ко
в торо му
смысловому
рефрену
Б лок
по­
дробно
гов ори т
о
своеобразии
«скифов», сам посвящает Запад в
загадку
России-Сфинкса,
но
уже
и
в
мотивировке
к
первому
смысловому
рефрену
он
указывает
на
то
г лавно е,
что
отличает
«скифов»
от
других
«азиатов»: «Мы,
как
пос лу шные
холопы,//
Держали
щит
меж
двух
враждебных
рас//Монголов
и
Евро­
пы !» Здесь Блок близок к Пушкину,
который
19 октября
1836 года в неотправленном письме к П.
Я.
Чаадаеву
по
поводу
его
п ерв ого
«Философического письма»,
опубликованного
в
жур на ле
«Телескоп», замечал: «Что касается мыслей,
то
вы
зн аете,
что
я
дале ко
не
во
всем
согласен
с
вами.
Нет
сомнения,
что
схизма
(разделение церквей)
отъединила
нас
от
остальной
Европы
и
что
мы
не
принимали
участия
ни
в
одном
из
вели­
ких
со быти й,
которые
ее
п от рясал и,
но
у
нас
был о
св ое
осо бое
предназначение.
Это
Ро ссия,
это
ее
н еобъ ятны е
пространства
поглотили
монгольс кое
наш еств ие.
Татары
не
п ос мели
пер ейт и
наши
западные
границы
и
ост ав ить
нас
в
тылу.
Они
отош ли
к
своим
пустыням,
и
христианская
цивилиза ция
бы ла
спасена.
Для
достижения
этой
цел и
мы
должны
были
вести
совершенно
особое
су щест в ование,
кото рое,
оставив
нас
христианами,
сде­
л ало
нас,
о дн ако,
совершенно
чуждыми
христианскому
миру,
28t


так
что
наш им
мученичеством
энер гичн ое
р азви тие
катол ич е­
с кой
Европы
был о
избавлено
от
всяк их
по мех» L
В
эт их
замечаниях
Пуш кин
гов о рил
о
России
по
су­
ществу
как
о
щите,
кот оры м
Европа
была
п рикры та
от
разру­
шит е ль ного
н ашеств ия.
Блок
в
ду хе
пушкинских
тради ций
п исал
о
том,
что
благодаря
это му
щи ту
«старый
горн»
Европы
име л
возможность
«ковать»
цивил изац ию ,
заглу­
шая
«грома лавины», надвигающейся с Востока .
Автор
«Ски­
ф ов»
напоминает,
что
«провал и Лиссабона,
и
Мес си ны»
был
для
Европы
«дикой сказкой» .
Поэт
зд есь
имел
в
виду,
что
в
1908 году итальянский город Мессина,
а
в
XIV и XVIII
в еках
по ртуг альс ка я
столица
Ли ссабо н
бы ли
разрушены
стр ашны ми
з емле тр ясе ниями .
О
трагедии
Мессины
и
других
южноитальян­
ских
городов
сам
Блок
писа л
в
статьях
«Стихия и культура»
и
«Горький о Мессине».
В
стихотворении
«Скифы»
по эт
преду­
преждает
«старый мир»
о
то м,
что
«лавина»
с
Востока
может
быть
не
ме нее
опустошительной,
чем
землетрясения
в
Ли сса­
боне
и
Мес син е,
чем
нашес твие
арабов
в
конце
IX века на
древнегреческую
кол онию
в
Южн ой
Итали и
—
Пестум,
ес ли
са­
ма
Европа
разруш ит
прикрывающий
ее
«щит» .
Она
должна
остановиться
перед
ре в олюци он ной
Рос с ией,
как
«пред Сфинк ­
сом
с
древнею
з агад к ой».
В
мот ивир овк е
ко
в тором у
смысловому
рефрену
Блок
ра зъ­
ясняет
«старому миру»
загадку
«России- С финкс а ».
Как
и зве ст­
но,
образ
Сфинк са
вос ход ит
к
древнегреческим
преданиям
о
чудовище,
которое
обрекало
на
гибель
всех,
кто
не
мог
отга­
да ть
загаданной
им
зага дки.
В
трагедии
Соф ок ла
«Эдип-
цар ь », основанной на этих преданиях,
Сфинкс
у
ворот
город а
Фив ы
сп р ашив ал : «Кто утром ходит на четырех,
дне м
—на
двух
ногах,
а
в еч ером
—
на
т рех?» Эдип,
отгадав
эту
загадку,
тем
самым
спа с
себя
и
город
Ф ивы
от
гибе ли.
Обра з
Сфинкса
пришел
к
древним
грекам
с
Востока,
из
др евнеегипет ск ой
ми­
фологии.
Обращение
Блока
к
э тому
образу
могло
быть
стиму­
лир ова но
и
тем,
что
из вая ния
дв ух
Сфинксов,
привезенные
из
Египта
и
установленные
на
невской
набережной
напротив
Ака­
демии
ху д ожест в,
стал и
заметной
деталью
в
ансам б ле
Петер ­
бурга
—
с т олицы
Российской
импе р ии.
Двойственный
обра з
Сфинкса
соотносится
Блоком
с
двойст­
венностью
самих
«скифов»
и
с
двойственностью
их
отношения
к
За па ду.
1А.
С.
Пу шки н.
Полное
собрание
сочинений
в
десяти
томах.
Из дание
тр еть е,
т.
10.
М., «Наука», 1966, с. 874.
282


Россия
—
Сфи нкс .
Ликуя
и
скорбя,
И
обливаясь
черной
кр овью ,
Она
г лядит,
гл ядит,
глядит
в
теб я,
И
с
ненавистью,
и
с
любовью!
Да,
так
люби ть,
как
любит
н аша
кровь,
Никто
из
вас
давно
не
любит!
Забыли
вы,
что
в
мире
есть
любовь,
К оторая
и
жжет,
и
губит!
Мотив
лю бви
—
ненависти
весьма
характерен
для
творчест­
ва
Блока ,
для
его
л ир ики,
др аматиче ских
про изве д е ний,
поэмы
«Двенадцать».
Он
является
о р ганич еским
для
его
«гармонии
противоречий» (V,34), для его
поэт ики
романтических
кон­
трастов.
«Спасительный яд творческих противоречий» (VI, 24)
Бло к
счит ал
источником
д виж ения
и
о б новл ения
жизни
и
искус­
ства,
свойством
молодого,
пол н ого
нерас тра ченн ы х
сил ,
разви­
вающегося
о р ганиз ма.
По
мнению
поэта,
творческие
про тиво ре­
чия
чужды
буржуазной,
ме щанско й
ц иви лиз ации.
Л юб о вь- ненави сть
с
ее
«спасительным ядом творческих
прот ив оре чий »
дост упн а
людям
не
с та рого,
а
нового
мира,
лю­
дям
с
будущим
—
«скифам».
Именно
их
Блок
счит ает
спо со б­
ными
овладеть
«гармонией противоречий»
и
подняться
«на
выс оту
артистического
человечества» (VI,22). «Скифы»
—
не
только
«щит»
между
Евр опо й
и
А зией,
они
и
посредники
м ежду
ними.
В
«скифах»
азиа тская
страстность,
напористость,
воля,
острое
ощущение
плот и
сочетается
с
духовной
жадностью
к
европейской
н ауке,
поэзии,
философии...
Мы
лю бим
всё
—
и
жар
холодных
числ,
И
дар
божественных
видении,
Нам
внятно
всё
—
и
о стрый
галльский
смысл,
И
сумрачный
германский
гений...
Мы
помним
всё
—
парижских
ули ц
ад,
И
венецьянские
прохлады,
Лим о нных
рощ
да ле кий
аро мат ,
И
Кельна
дымные
г рома ды. ..
Мы
любим
пло ть
—
и
в кус
ее,
и
ц вет,
И
душный,
смертный
пло ти
запах...
Виновны
ль
мы,
коль
хрус тне т
ваш
скелет
В
т яже лых,
нежных
наших
лапах?
Привыкли
мы,
хватая
под
уздцы
Играющих
коней
рети вых ,
Ломать
к оням
тяжелые
кр ест цы,
И
усмирять
р абынь
строптивых...
283


Мож но
сказать,
что
«скифам»
свойственна
та
всемирная
отзывчивость,
о
к оторой
гов ор ил
Достоевский
в
своей
реч и
о
Пушкине.
Однако,
ес ли
До ст оев ский
связ ывал
всемирную
от­
зывчивость
прежде
в сего
с
г ением
Пуш кин а,
то
в
стихотворении
Блока
она
воплощена
в
широком,
эпическом
«мы», включаю­
щем
в
себ я
и
народные
массы,
разбуженные
революцией.
Эта
всемирная
отзывчивость
и
есть
проявление
той
артистичности,
о
ко торой
п исал
Блок
в
статье
о
Вагнере
и,
несколько
позднее,
в
трактате
«Крушение гуманизма» .
Поэт
был
увер ен,
что
«воз­
вратить
людям
всю
полно ту
св обо дног о
иску сст ва
может
толь­
ко
великая
и
всемирная
Рево люц ия ,
которая
ра зрушит
м ного­
вековую
ложь
цивилизации
и
под ниме т
народ
на
высоту
а рти­
с ти ческ ого
ч ело в ече ств а » (VI, 22). Необходимо еще заметить,
что
всемирная
отзывчивость
«скифов»
шир е
и
полнее
той
всемир­
ной
отзывчивости,
о
к оторой
говорил
Достоевский,
так
как
бл о­
ковские
«скифы»
восприимчивы
не
только
к
Западу,
но
и
к
Вос току .
Зд есь
в
эпической
форм е
проявилась
та
иде я
си нтеза
стихии
и
культуры,
которая
б ыла
так
дорога
Бло ку
и
надежды
на
реаль но е
воплощение
к оторой
у
н его
у силил ись
в
революци­
онную
э поху.
Ут в ерж дению
этой
ид еи
посвящена
центральная
часть
стихотворения
«Скифы» .
А.
Альтшулером
было
высказано
мнение,
что
в
стихотворе­
нии
«Скифы»
для
Блока
«взаимоотношёние « к ульт у ры»
и
«сти­
хии »,—
неразрешимый
диссонанс» !.
Такой
выв од
нельзя
приз­
на ть
пр авиль ны м,
так
как
он
о снов ывает ся
на
одностороннем,
а
поэтому
и
неверном
толковании
блоков с кого
восприятия
сти ­
хии ,
культ уры
и
их
взаимодействия.
Альтшулер
по лаг ает,
что
для
поэта
носителем
к ультуры
яв ля ется
интеллигенция
Запада,
и
только
к
не й,
способной
п онять
и
услышать,
а
не
к
буржуа­
зии
Запада,
он
обращался.
Конечно,
Блок
обращался
и
к
евро­
пейской
инт елл игенции,
когда
име л
в
вид у
европейскую
кул ь­
тур у
(«Мы любим всё
—и
жар
холодных
числ, // И дар боже­
ственных
в иде ний, // Нам внятно
всё
—
и
острый
галльский
см ы сл, // И сумрачный германский гений .. . »), но когда он
го­
ворил: «И вы,
глумясь,
сч итали
только
с рок, // Когда наставить
пушек
жер ла!» —
то
совершенно
яс но,
что
интеллигенция
зде сь
имела сь
меньше
в сего
в
виду.
Несомненно,
в
стихотворении
«Скифы»
Бл ок
дал
собирательный,
обобщенный
образ
Западной
Евро пы,
названной
им
«старым миром» .
А
современный
«ста­
рый
мир»
—
это
пе
кул ьт ура,
а
«отзвучавшая цивилизация»
1А.
Альтш ул ер.
Нен авид ящ ая
лю бовь
(Заметки о «Скифах»
А.
Б ло к а). «Вопросы литературы», 1972, No 2, с.
77.
284


(VI, 111), хотя внутри нее и сохранились элементы прежней
культуры
(«острый галльский смысл», «сумрачный германский
ге ний»
и
т.
д.), которые становятся духовным достоянием но­
вог о
мира,
достоянием
«скифов», в частности.
С
другой
с тороны ,
стихия
—
это
не
только
«скифы», но и
«свирепый гунн», «монгольская дикая орда», то есть стихия
Вос ток а
в
целом.
Однако
эта
восточная
ст ихия
не од нород на,
че­
го
не
замечают
многие
исследователи.
Е сли
«свирепый гунн»
и
«монгольская дикая орда»
яв ляю тся
но сител ям и
разруш ен ия ,
вр агами
не
только
цивилизации,
но
и
культуры,
то
«скифы»
не
тольк о
восприимчивы
к
культуре,
но
и
являю тс я
носителями
нов ой
культуры.
«Скифы»
по тенциаль но
сохраняют
в
себ е
ра з­
рушительную
с тих ию,
она
в
них
может
пробудиться,
но
Бл ок
о собе нно
выделяет
ту
с торо ну
«скифской»
стихии,
которая
способна
ор ганич ески
воспринять
и
творить
кул ьтуру.
«Скифы»
п одобны
тем
«варварам», какими были галлы,
г ерм анцы,
анг­
ло сак сы
и
др угие
пл ем ена
в
эпох у
ра злож е ния
«старого мира»
Римской
империи.
Блок
отмечал,
что
«в такие времена бессо­
знательными
хра нит елями
культуры
оказываются
боле е
све­
жие
варварские
ма ссы» (VI, 99).
Ес ли
в
поэме
«Двенадцать», изображая как творческую,
так
и
разрушительную
сто рону
революционной
с тих ии,
Б лок
ра с­
крыл
ее
трагическую
сущность,
то
в
стихотворении
он
п оказал ,
что
собственно
«скифская», а не вообще
восточная,
стихия
устремлена
к
эпическому
единству
с
культурой.
Эта
тенденция
особенно
отчетливо
выявилась
в
эпической
ситу ации,
когда
на
перв ый
план
выдвинулись
не
внутренние
коллизии
русской
ре в олюции ,
а
потребность
во
внутренней
консолидации
перед
лиц ом
вн ешн ей
опасности,
по ст ави вшей
под
уд ар
одно
из
в аж­
ней ших
завоеваний
революции
—
предпосылку
единства
сти­
хии
и
культуры.
В
св язи
с
разработкой
в
«Скифах»
мотива
национальной
консолидации
показательно,
что
еще
со врем енники
поэ та
по­
чувствовали
в
его
стихотворении
перекличку
со
стихотворени­
ем
Пушкина
«Клеветникам России»
(см .: VII, 327, 417; IX,
399), в котором также утверждалась мысль
о
н еоб ходи мо сти
патриотического
единства
перед
лицо м
вн еш ней
угр оз ы.
Заслу­
живает
внимания
и
пе рекл и чка
«Скифов»
с
идеей
«плотины»
из
вт орой
ч асти
«Фауста»
Гёте.
В
этом
плане
значительный
инт ерес
представляет
запи сь,
сделанная
Блоком
29 января
1918 года,
к огда
вчерне
были
закончены
«Двенадцать»
и
гото­
вы
бы ли
п ояви ться
на
св ет
«Скифы»: «Азия и Европа .
Я
понял
Faust’a. «Knurre nicht, Pudel» (IX, 387).
285


А.
Альтшулер
высказал
пред пол ож ение,
что
речь
шла
о
по­
нимании
первой
част и
«Фауста», а фраза «Knurre nicht, Pudel»
связана
с
«образом» «г ол одн ого
пса »
—старого
мира,
замыкаю­
ще го
шес т вие
«двенадцати» L Думается,
что
для
такого
пред­
положения
нет
никаких
оснований.
Поскольку
Б лок
ра змы ш­
лял
о
проблеме
«Азия и Европа», то фраза «Knurre nicht, Pu­
del» («Не ворчи,
пудель») соотносится не с «Двенадцатью», а
со
«Скифами», и обращена она в адрес «ста рого
мира»
Евро­
пы.
Пафос
утверждения
эпической
цель но сти
«скифов»
перед
лицо м
европейской
агрессии
требовал
очищения
от
«искуше ­
ний »
с таро го
мир а
Европы,
и
п оэто му
в
стихотворении
«Скифы»
оказался
как
бы
в ынес е нным
за
скобки
не
только
образ
пса
(«Не ворчи,
пуд ел ь»), но и контрастный по отношению к нему
образ
Х рист а,
которые
в
поэме
«Двенадцать»
б ыли
символами
тр аг ичес ких
противоречий
«коллективного характера».
Что
же
касается
за явл ения
Бло ка
«Я понял Faust’a», то
оно
касается
не
первой,
а
в торой
части
трагедии
Гёт е
с
ее
иде­
ей
плот ины,
которая
оказалась
близкой
к
ид ейном у
пафосу
«Скифов» .
О
в торой
част и
«Фауста»
Блок
упоминает
в
днев­
ник ово й
зап иси
от
31 января 1918 года (см .
VII, 323), а в за­
писной
книж ке
25 июня 1918 года он отмечает: «В художни ­
ке-Фауст
(плотины)» (IX, 414).
Н а помню
также,
что
в
са­
мом
начале
оф ор мле ния
замысла
«Скифов»
поэт
писал: «Мы
ведь
п лоти на ...» (VIII, 487).
В
ре зульта те
можно
до ста точн о
у вер енно
предположить,
что
вся
запи сь
«Азия и Европа» .
Я
по­
нял
Faust’a, «Knurre nicht, Pudel», относясь непосредственно
к
идее
«Скифов», в то же время указывает на некоторую па­
раллельность
меж ду
первой
и
в торой
частью
«Фауста»
Гёте,
с
одн ой
с тороны ,
и
м ежду
первой
и
второй
частью
поэтической
ди лог ии
Блока,
с
другой
стороны.
Стремление
Фауста
освобо­
диться
от
Мефистофеля
(пуделя), как и стремление Блока из­
бавиться
от
искушений
«старого мира»
Европы
(пса), свиде ­
тельствовало
о
переходе
из
ми ра
трагедийного
(первая часть
«Фауста»
и
пе рвая
часть
поэтической
д ило гии
Блока
—
«Две­
н адц ать ») в мир эпический (в торая
час ть
«Фауста»
и
вторая
часть
д илог ии
Блока
—
«Скифы»), из мира трагических иска ­
ний
в
мир
эпи че ско го
утверждения
бытия
с
его
идеей
«пло ­
тины».
В
третьей
ч асти
ст ихо т во рения
«Скифы»
Блок
пред о ст ере­
гал,
что
е сли
«старый мир»
Европы
вероломно
разрушит
«скиф­
ску ю»
«плотину»
и
помешает
рев ол юцио нн ой
России
осуще-
1 «Вопросы литературы», 1972, No 2, с . 73.
286


ствить
с вою
«историческую миссию»,— «в с кры ть
Правду»
(VII, 318),
разруш и ть
«многовековую ложь цивилизации»
(VI, 22), заразить здоровьем
челов еч еств о» (VII, 326),
уста­
новить
со юз
меж ду
стихией
и
к уль туро й,—
то
тем
самым
он
выз ове т
на
себя
историческое
возмездие.
«Века,
века
—
вас
будет
п рокл и нать
// Больное позднее потомство!» Поэт ри­
сует
воображаемую
картину,
которая
может
ста ть
страшной
реальностью,
если
Европа
раз рушит
«щит»,
прикрывающий
ее
с
Востока:
Мы
широко
по
дебрям
и
лесам
Пер ед
Европ ою
пр иго жей
Рас ст у пимся!
Мы
обернемся
к
вам
Своею
азиатской
рожей!
Идите
все ,
идите
на
Урал!
Мы
о чищае м
мес то
бою
Стал ьн ых
машин,
где
дышит
интеграл,
С
монгольской
дик ою
ордою!
Но
сам и
мы
—
отныне
вам
не
щит,
Отныне
в
бой
не
в ст упим
сами,
Мы
поглядим,
как
смертный
бой
кипит,
Своими
узкими
гл аз ами.
Не
сдвинемся,
ког да
св ирепый
гунн
В
кар ма нах
трупов
будет
ша рить ,
Жечь
города,
и
в
церковь
г нать
табуп,
И
мясо
б елых
бра тье в
ж ар ить!..
Эта
мотивировка,
ан тите за
к
заключительному
смысловому
рефрену
«Скифов»
вызывает,
пожалуй,
не
меньше
недоумений
и
кривотолков,
чем
обра з
Хр иста
в
финале
«Двенадцати» .
А
все
дело
в
том,
что
картину
возможного,
исторически
обусловлен­
ног о
возмездия
с
Востока
следует
во спри нимат ь
не
буквально,
а
как
разв ерн утую
метафору,
ибо
в
прямом
смысле
никакой
«монгольской дикой орды»
и
«свирепого гунна»
давно
уже
не
существовало,
и
как
предупреждение
«старому миру», который
своей
агрессивностью
может
сам
вы зв ать
на
себя
это
во зме з­
дие.
«Варварская лира»
Бло ка
звал а
не
к
этому
возмездию,
а
сзыв ал а
народы
«на братский пир труда и мира», призывала к
сою зу
стихии
и
культуры:
В
последний
раз
—
опомнись,
старый
мпр!
На
бр ат ский
пир
тр уда
и
мира,
В
последний
раз
на
с ветл ый
бр атски й
пир
С зыва ет
варварская
ли ра!
287


Б лок
взя л
эпиграфом
к
«Скифам»
строки
из
стихотворения
Вл.
Соловьева
«Панмонголизм»: «Панмонголизм!
Хо ть
имя
ди­
ко, // Но
мне
ласкает
сл ух
о но».
Вл.
Соловьев
в
своем
твор­
честве
уделил
большое
внимание
проблеме
взаимоотно­
ш ений
З апада
и
Вос тока.
Ей,
в
частности,
посвящены
его
сти­
хотворения
«Панмонголизм»
и
«Дракон», трактат
«Три раз ­
гов ора ».
Блок,
несомненно,
разделял
опасения
Вл.
Соловьева,
однако
вместе
с
тем
позиц ия
автора
«Скифов»
бы ла
во
многом
ино й,
бо лее
историчной,
чем
у
Вл.
Сол ов ьев а.
Для
Вл.
Соловьева
на шеств ие
пробудившихся,
неисчислимых
п лемен
являлось
«орудием божьей кары»
Евр опе
и
России
за
их
разобщенность
в
делах
христианской
веры.
В
заключительной,
третьей
части
трактата
«Три разговора», где приводится « кр атк ая
повесть
об
а нт ихр ис те » (эпиграфом к ней взято первое четверостишье из
«Панмонголизма»), Вл.
Соловьев
в
форме
фантастической
прит­
чи
рассказывает
о
том ,
как
вн у тр енние
евр о пейск ие
распри,
в
том
числе
и
религиозные,
привели
не
только
к
физической,
но
и
д ух овной
по беде
многочисленных
пл еме н,
а
зат ем
и
к
появ ле ­
нию
в
Европе
л ж е-Хр иста,
антихриста,
св ерх ч ело века.
Только
появление
истинного
Христа
принесло
гиб ель
антихристу,
сверх­
человеку.
В
стихотворении
«Панмонголизм»
говорится
о
том ,
как
«рой пробудившихся племен»
обрушивается
на
Русь:
Сми ри тся
в
трепете
и
стр ахе,
Кто
мог
з авет
любв и
забыть...
И
тре тий
Рим
л ежит
во
прахе,
А
уж
четвертому
не
бы ть
В
«Скифах»
Б лок
повторит
трехчастную
композицию
«Трех
ра зго во ров », сосредоточив,
вслед
за
Вл.
Соловьевым,
в
за клю­
чительной
част и
описание
воз мез д ия,
однако
в
стихотворении
Блока
это
возмездие
является
не
«божьей карой», а результа­
том
агрессии
З апада
против
«скифов»,
которые
и з-за
этой
агрессии
перестают
быть
для
н его
«щитом» .
Далее,
в
от­
лич ие
от
Вл.
Солов ье ва,
у
Блока
нет
и
ре чи
о
необходимости
подавления
Западом
в ост очной
стихии
военной
силой:
наобо­
рот,
поэт
пред ост ер егает
Запад
не
только
от
во йны
со
«скифа ­
ми», но и от страшных последствий боя с « д ико ю
ор дою ».
М еж­
ду
тем
Вл.
Соловьев
в
стихотворении
1900 года «Дра кон»
при­
вет ство вал
в ое нные
акц ии
Гер ма нии
в
Ки тае,
называя
импера-
1 Владимир Соловьев .
Стихотворения
и
шу то чные
пьесы.
Л.,
«Советский писатель», 1974, с .
104—105.
288


тора
Виль гел ьм а
II именем героя древних немецких сказаний
Зиг фр ида,
хр ист овым
воином,
поня вши м,
что
«крест и меч
—
одно»1.
Вр яд
ли
Вл.
Соловьев
мог
на зва ть
р усск их,
как
Блок,
«скифами», то есть сопричастными азиатской стихии,
ибо
для
автора
«Трех разговоров»
русские
ес ть
европейцы.
С леду ет
обратить
внимание
и
на
разл ичи е
поэтического
стр оя
«Панмонголизма»
и
«Скифов» .
Если
строй
«Панмонголиз -
ма»
—
это
с трой
и нвекти вы,
то
«Скифы»
соч ет ают
в
с ебе
ин­
вективу
с
величественной
торжественностью
оды,
воспевающей
не
брань,
а
б ра тст в о, «светлый братский пир», «пир труда и
мира».
В
стихотворении
Блока
нет
ни
высокомерно-воинствен­
но го
отношения
к
ази атск ой
с т ихии,
в
которой
он
видел
не
толь­
ко
разрушительное
н ачало ,
но
и
начало
здоровое,
творческое,
свойственное
«скифам», ни тем более высокомерно -ни ги лис ти ­
ческого
отношения
к
европейской
кул ьтуре .
Вместе
с
тем
ру с­
с кому
по эту
бы ли
чужды,
быть
може т,
в
равной
ме ре
и
б ур­
жуазная
цивилизация
«старого мира»
с
ее
агрессивностью,
на­
правленной
на
Восток,
и
ди кая
«гуннская»
стихия.
К
сожалению,
в
на ше
время
сохраняются
еще
разного
род а
предубеждения
против
«Скифов», основанные на непонимании
их
основного
пафоса
и
связанные,
с
одн ой
с торон ы,
с
полным
отождествлением
их
с
«Панмонголизмом»
Вл.
Солов ье ва
и,
с
другой
стороны,
с
об вине ниями
поэт а
в
апол ог етик е
азиатчины.
Так ,
критик
Б.
Са рнов
в
статье
«Семена,
ле т ящие
на
асфальт»
(«Новый мир», 1973, No 5), усомнившись в мирных побужде­
ниях
Блока,
полагает,
что
«ужасная,
тра гиче с кая
картина
не­
избе жно й
гибели
всей
европейской
цивилизации
вызывает
в
душе
поэта
не
только
ужас».
Из
да ль н ейших
рассуждений
кри­
тика
следует,
что
никакого
ужаса
Бл ок
вообще
не
испы т ывал,
а
испытывал
лишь
у дов ле т воре ние : «Тут не только пророчест ­
во
и
не
только
пред о ст ер ежение.
Кажется,
что
по эт
в
гл уб ине
души
испытывает
нечто
похожее
на
удовлетворение
при
мыс­
ли
о
том,
что
«свирепый гунн»
будет
шарить
в
карманах
тр у­
пов
и
жарить
своих
белых
братьев».
Б.
Сарнову
кажется,
что
«найти истоки странного удовлетворения не так уж трудно».
Процитировав
слова
из
дневника
по эта
о
нен ав исти
к
благо­
полу чном у
соседу-буржуа,
критик
делает
вывод,
что
«истоком
это й
всепоглощающей
н енав исти
у
Бл ока
было
отталкивание
не
с то лько
нрав ст венно е
или
социальное,
сколько
эстетиче­
ское...».
Эта
«чисто эстетическая неприязнь к буржуа,—
про -
1 Владимир Соловьев .
Стихотворения
и
шуточные
пьесы.
Л
«Советский писатель», 1974, с .
137.
10 В мире Блока
289


должает
Б.
Сар нов ,—
к
его
толстенькому
брюшку
и
запаху
чи­
стого
мужского
белья
разрослась
в
со знании
Блока
в
неисто­
вую,
разъедающую
душу
ненав исть »; «этот чисто эстетический
критерий
он
превратил
в
фундамент
сво ей
философии
ис тори и».
«Так он пришел,—
по
мнению
критика,—
к
мрачной
а поло гии
скифства,
к
любованию
дикостью,
азиатчиной,
к
эст ет изаци и
самого
духа
насил ия» .
И
все
это
говорится
о
Блоке,
который
был
глуб око
чуж д
в сяко му
эстетству,
с
осуждением
отмеченному
им,
например,
у
акмеистов;
о
Блоке,
творчество
которо го
характеризуется
единством
эс тет иче ск ого
и
этического;
о
Блоке,
который
вос ­
принимал
революцию
как
явл ен ие
синт езир ую щ ее,
сн и мающее
«щиты»
между
всем
обособленным,
узкоспециализированным,
замкнутом
в
с ебе
самом.
Ст.
Лес не вск ий
(«Литературная газе­
т а», 11 июля 1973, No 28), возражая Б.
Са рнов у,
убедительно
доказал,
что
у
Блока
в
период
революции
не
был о
чи сто
эсте­
тических
кр итер ие в,
что
в
соз нании
по эта
«музыка»
несет
един­
с тво
соц и аль ного,
эт иче с кого
и
эстетического».
Нецельное
во с­
п рият ие
поэзии
Блока
и
жанровой
сп ециф ики
стихотворения
«Скифы», в частности,
сказалось
у
Б.
Сарнова
и
в
то м,
что
он
не
заметил,
что
Бл ок
пров оди т
границу
между
«свирепым гун ­
ном»
и
«дикою ордою», с одной
стороны,
и
«скифами»
—
с
другой;
что
голос
поэт а
звучит
в
стихотворении
не
лирически-
обособленно,
а
слитно
с
голосом
эпиче ск о го
целого.
Творческие
дискуссии,
которые
за
последние
годы
начали
снова
вызывать
«Двенадцать»
и
«Скифы», свидетельствуют о
том,
что
эти
произведения
перестаю т
восприниматься
тепер ь
чис то
академически,
что
в
них
ст ал
по-новому
откры в ать ся
не
только
их
исторический,
но
и
современный
смысл,
обусловив­
ший
появление
живого
интереса
к
ним.
Думается,
что
э тот
жи­
вой
интерес
буд ет
со
временем
возрастать,
способствуя
глубо­
кому
и
цель но му
проникновению
в
мир
поэтической
ди логи и
Блока
о
«русском строе души»
в
рев о люци онн ую
эп оху.


В.
ЕНИШЕРЛОВ
К
ритическая
проза
Бл ока
до
сих
пор
о стается
наиме­
нее
исследованной
частью
его
творческого
нас леди я.
Осо бе нно
это
относится
к
работам
по
про бле мам
^Jkil современной ему литературы .
Критические
стат ьи
и
ре цен зии
Бло ка
сравнительно
мало
издавались,
и
хотя
о
н их,
к оне чно,
говорится
в
специальных
монографиях
общего
тип а
и
можно
насчитать
около
десятка
специальных
ста тей
о
прозе
Блока,
су щ еств ует
лишь
одн а
работа,
целостно
рассматривающая
эту
с торон у
его
творчества
—
труд
Д.
Е.
Мак­
симова
—
«Критическая проза Блока».
Еще
не
так
давно
можно
б ыло
в стре тить
нег ати вно е
отно­
шен ие
к
прозе
поэта.
Например,
Ю.
Тынянов
утв ер жда л,
что
в
создании
«образа Блока», его проза не принимает участия Ч
Еще
боле е
катег ор и чен
был
Д.
Мирский,
писавш ий ,
что
«худо-
1Ю.
Тынянов.
Ар хаи сты
и
новаторы.
Л., «Прибой», 1929, с.
512.
10*
291


жественность»
прозы
Блока
«паразитична по отношению к его
стихам»
Ч
Ха ракт ерн о
для
своего
врем ени
и
высказывание
В.
Голь-
цев а
в
ст ать е,
пр ед по сланно й
сборнику
«Александр Блок.
О
ли­
тер ату р е»: «Можно было бы оспаривать право этой книги на
появление
в
св ет.
В
самом
д еле,
вс е,
что
сказано
здесь
о
лите ­
ратуре,
о
писате ле,
о
творчестве,
так
далеко
от
нашего
плано­
вог о
вре ме ни,
от
пафоса
организации,
от
бодрого
активизма...
Над
э той
книгой
царит
старое
романтическое
пред ст авле ние
о
«душе»
писателя,
в
которой
бь ют
ключи
вдохновения,
воз­
никшие
неведомо
когда
и
неведомо
какими
путями»2.
Эту
же
мысль
развивал
В.
Десниц ки й: «Странное чувство
н еизбежн о
охватит
читателя
наших
дней,
когда
он
страницу
за
страницей
будет
просматривать
книгу
критических
статей
и
р еценз ий
А.
Блока.
Ког да
все
это
писано?.,
как
безнаде жно
устар ел и
о ни,
ка­
кая
затхлая
пы ль
далекого
чужого
п рошлого
подымается
с
эт их
страниц»3.
Такова
б ыла
дос та точ но
распространенная
оценка
произве­
дений
Бло ка
—
кри ти ка.
И
потребовались
десятилетия,
что бы
вз гляд
на
прозу
по эта
нача л
меня ть ся.
Этому
способствовало
с танов ящ ееся
все
боле е
активным
изучение
русской
литерату­
ры
и
к ультуры
начала
XX века,
на
фоне
которой
все
значи­
тел ьн ее
вырастала
фигура
Ал е ксан дра
Блока
—
поэ та,
драма­
турга,
пу б лици ста,
крит ик а.
В
р абот ах
о
Блоке
П.
Громова,
Д.
Максимова,
В.
Орлова,
Б.
Солов ьев а ,
А.
Туркова,
Л.
Дол го­
поло ва
и
некоторых
других
исслед ов ат ел ей
уделяется
должное
вн имание
литературной
к рит ике,
публицистике,
л ирич еск им
ста тьям
поэта.
В
изучении
на следи я
Бл ока
наступила
пора
обо­
бщающих
построений,
при
которых
э тапы
его
творческого
пут и
ра ссма тр ив аются
в
неразрывном
единстве,
целостности,
а
его
художественная
система
—
во
взаимоотношениях
с
художест­
венн ым и
системами
пр едш ест венник о в
и
современников.
«Проза его,—
справедливо
указывает
Д.
Максимов
—
...не
заслоняется
стихами...
Она
не
только
со впад ает
с
ними,
но
1Д.
Мирский.
О
прозе
Александра
Блока.
В
кн.:
А.
Б лок.
Соб­
ран ие
сочинений
в
двенадцати
томах,
т.
8.
Л., «Издательство писателей»,
1935, с. XIII.
2В.
Гольцев.
Предисловие.
В
кн.:
Александр
Блок.
О
литературе.
М. , «Федерация», 1931, с.
5.
3В.
Дес ницк и й.
А.
Блок,
как
литературный
к рит ик.
В
кн .:
А.
Блок.
Соб ра ние
сочинений
в
двенадцати
томах,
т.
10.
Л., «Издатель ­
ство
писате лей», 1935, с.
5.
292


и
тематически
отличается
от
них
по
содержанию,
пр иб авл яет
к
общему
облику
по эта
нечто
вполне
новое,
исключительно
в аж­
ное,
самоценпое,
выходящее
за
рамки
его
стихотворной
ли­
рики»\
Сам
по эт,
составляя
п лан
изд а ния
со бр ания
своих
с оч ине­
ний,
выделил
литературно-критические
работы
в
особый
отдел,
вк люч ив
ту да
ста тьи
и
рецензии,
затрагивающие
п роб лемы
только
теку ще й
литературы.
В
большинстве
сво ем
они
относят­
ся
к
эп охе
первой
русской
революции
и
пос леду ющим
года м
реакции.
По пы таем ся
в
этом
очерке
осветить
ли шь
одну
с торон у
пи­
сат ель ск ой
деят ел ьно сти
Блока
—
его
^работу
литературного
критика
в
1903—1908 годах.
В
отличие
от
Андрея
Белого
и
Вячеслава
Ивано ва,
Алек­
сандр
Блок
менее
вс его
был
теоретиком
шко лы
символизма.
Но
именно
в
его
статьях
внимательный
ч ита тель
может
увидеть,
сколь
остро
ощущал
криз ис
старой
культуры,
в
частности,
кри­
зис
с им волиз ма
в ел икий
русский
поэт.
А.
Блок,
сознавая
ответственность
художника
перед
общест­
вом ,
полемизировал
с
высказываниями
бур жуаз ной
кр и тики,
отрицавшей
тенденциозность
иску сств а.
«Перед
рус с ким
художником,—
пис ал
Б лок
в
статье
«Три вопроса»,—
вновь
сто­
ит
неотступно
этот
вопрос
пользы.
Поставлен
он
не
нами,
а
р ус­
ской
обще ств ен н ост ью,
в
ря ды
которой
возвращаются
посте­
пенно
художники
всех
лагерей.
К
вечной
заботе
художника
о
форме
и
содержании
присоединяется
нов ая
забота
о
долге,
о
д о лжном
и
не
должном
в
искусстве.
Вопрос
э тот
—
пробный
камень
для
художника
современности:
может
бы ть,
он
одичал
и
ст ал
от влеч енен
до
тако й
степени,
что
ра зобьет ся
об
этот
ка­
мень.
Эти м
он
докажет
только
собс тв ен ную
случайность
и
сла­
бость.
Если
же
он
действительно
«призванный», а не самозва­
нец,
он
твердо
пойдет
по
этом у
пути
к
той
верш ине,
на
кот орой
сами
собой
отпадают
те
прок ляты е
вопросы,
из-за
которых
идет
борьба
не
на
жизнь,
а
на
смерть
в
наших
долинах;
там
чудес-
пым
об разом
подают
др уг
другу
руки
заклятые
враги:
кр асо та
и
пол ьза » (V, 237).
Но
Блок
был
убежден,
что
большинство
со в­
р еменн ых
ему
литераторов
не
бы ли
сп особн ы
выполнить
сво й
общественный
долг:
он
р езко
вы сту пил
против
многочисленных
литературных
ч т ений,
счи тая ,
что
читать
многие
из
с тихов
современных
поэтов
не
только
не
нужно,
но
и
попросту
вредно.
1Д.
Е.
Максимов.
Критическая
проза
Ал.
Блока.
В
кн.
«Бло­
ко в ский
сб о р ник» I, Тарту, 1964, с. 37.
293


«Вредно потому,—
по яс нял
Блок,—
...что
нельзя
приучать
пуб­
лику
любоваться
на
писат ел ей,
у
которых
нет
ореола
общест­
венного,
которые
еще
не
имеют
права
считать
себя
потомками
свя щенно й
русской
ли те рат уры
...вредно
потому,
что
бо льши н­
ство
новых
произведений...
недоступно
большой
публике,
и
она
права,
когда
чи ст осе рде чно
ничего
не
понима ет ;
вредно
п отом у,
что
все
это
вместе
взятое
порождает
ат мо сферу
не
только
по ш­
лости
и
вульгарности,—
хуже
того:
вечера
нового
искусства
в
особ ен нос ти ....
порождая
все
перечисленное,
тем
самым
стано­
вятся
как
бы
ячейками
общественной
реакции;
как
бы
ни
бы­
ли
крохотны
и
не значите ль н ы
эти
ячей ки
в
круговороте
на­
шей
жизни,
они
делйют
свое
медленное
дело
неуклонно»
(V, 308).
Бл ок
превосходил
мн огих
современных
ему
художников
в
об острен н ом,
безошибочном
чувстве
той
пропасти,
что
су ще ст­
вовала
между
бурж уа зной
интеллигенцией,
ее
искусством
и
народом,
пропасти,
соответствующей
социальному
неравенству
богатых
и
б едн ых.
Задолго
до
Ок тябр я
Блок
слышал
прибли­
жающийся
шум
крушения
ст аро го
мира ,
и
в
тот
короткий
срок,
который
оставался
до
взрыва,
призывал
каждого
чест ного
ин­
теллигента
заняться
не
праздной
фило с офс кой
болтовней
и
не
обсуждением
отвлеченных
эстетических
теорий,
но
практиче­
ским
действием,
к оторое
могло
бы
повести
е сли
не
к
уничто­
жению,
то,
по
крайней
мере,
к
уменьшению
пропасти
между
интеллигенцией
и
н ародом .
Мировоззрение
Блока
основывалось
на
по ним ании
единства
мира,
общества,
человека.
Он
мы слил
в
грандиозных
масшт а­
ба х,
со еди няя
вое дин о
фак ты
из
различных
областей
жизни
с
бытием
всего
м ира
в
целом,
с
историческим
проце сс ом ,
с
мн о­
говековой
человеческой
культурой.
В
предисловии
к
поэме
«Возмездие»
он
п иса л : «Я привык сопоставлять факты из всех
областей
жизни,
доступных
моему
зрению
в
данное
время,
и
у вер ен,
что
все
они
вместе
всегда
с озда ют
ед иный
музыкальный
на пор » (III, 297).
Воплощению
в
п оэзи и,
по
мысли
Блока,
и
подлежал
этот
«музыкальный напор» .
Мон ис ти чнос ть
художественного
в ос­
пр ият ия
действительности
позволяла
ему
почувствовать
за
мн о­
жеством
фактов
и
явлений
единство
мира,
охватить
в зором
в се,
что
окружает
его
в
жизни,
у ло вить
и
п ер едать
биение
пульса
эп охи.
Он
воспринимал
и
переживал
д ейст вит ель ност ь
во
в за­
имосвязи
и
взаимообусловленности
всех
ее
явлений
и
соб ытий ,
не
только
прон ика ясь
ощущением
единства
и
целостности
ми­
ра,
но
и
себя
ощущая
частью
этого
всеобщего
и
едино г о
це ло­
294


го,
так
как
соз навал ,
что
в
п оэти чес ком
ощ ущ ении
ми ра
нет
р аз­
рыв а
меж ду
личным
и
общественным.
...через край перелилась
Вост ор га
твор чес ко го
чаша,
И
всё
уж
не
мое,
а
наше ,
И
с
ми ром
утвердилась
связь...
Име нно
поэтому
литературно-критические
работы
Блока
п ок азыв ают
отчетливо
про слеж ив аему ю
в
его
идейной
эволю­
ции
тенденцию
—
ст ремл ение
к
общественности,
к
гра жд а нст­
венности.
Сам
Бл ок
пр оницат ель но
с ка за л: «Писатель
—
раст е­
ние
многолетнее.
Как
у
ир иса
или
у
лилии
ро сту
стеблей
и
ли­
стьев
сопутствует
периодическое
развитие
корневых
клубней,—
так
душа
писателя
расш иряе тся
и
ра зви вает ся
периодами,
а
творения
его
—
только
внешние
результаты
п одзе мн ого
рос та
души .
Потому
путь
развития
может
представляться
прямым
только
в
пер спект ив е,
следуя
же
за
писателем
по
все м
этапам
пут и,
не
ощущаешь
это й
п р ямизны
и
неуклонности,
вследствие
пост о ян ных
остановок
и
и ск р ив ле ний» (V, 369—370).
Читая
рецензии
и
критические
статьи
Блока,
мы
убежда­
емся,
что
они
сыграли
существённую
роль
не
только
в
ли те­
ратурной
ж изни
первых
де сятил ети й
XX века.
Их
з начен ие
ак­
туально
и
сегодня,
они
входят
в
сок р ов ищницу
отечественной
культуры.
В
1903 году в журнале «Н ов ы й
п уть»
бы ла
опубликована
первая
рецензия,
написанная
Александром
Блоком.
С
самого
начала
было
пр ин ято
решение
п еча тать
стихи
в
журн а ле
по
авторам.
В
февральской
книж ке
появились
стихи
Сологуба,
мартовский
отвели
3.
Гиппи ус,
но
она
уступ и ла
его
Блоку
—
март
пре дстав л ял ся
самым
ест ест венным
месяцем
для
его
дебюта.
Вообще
выпустить
э тот
журнал
оказалось
непро­
сто
—
приходилось
име ть
дело
с
двумя
цензурами
—
светской
и
духовной,
последняя
была
особенно
сурова
—
она
стояла
на
пут и
стихов
Блока,
б ольши е
буквы
ко тор ых,
обращенные
к
ка­
кой-то
«Прекрасной Даме», могли смутить любого цензора .
Но
не боль шой
хи трос тью
цензура
бы ла
обойдена,
и
в
ма р­
те
1903годавжурнале «Новый
п уть»
появился
цикл
Ал ек­
сандра
Блока
«Из Посвящений».
В
эт ой
же
книжке
журнал
напечатал
и
реценз ии
Блока
на
перевод
«Героинь»
Овид ия
Д.
Шестакова
и
на
книжку
«Бли­
з ость
второго
п р ишес твия
сп асит ел я»
полковника
Бейнингена.
Сухо-иронически
излагает
Бл ок
«идеи»
отставного
полковника,
выч исл ивше го
на
досуге
время
второго
пр ишест в ия.
Впроч ем ,
295


нас
сейч ас
инт ересу ет
не
содержание
забытой
книги,
а
то,
что
Блок,
с ложн ая
стил ис тик а
за меток
котор ого
даже
в
юношеском
дневнике
требует
у
современного
читателя
напряженной
«борь ­
бы»
с
фор м ой,
в
первой
своей
рецензии
четко,
яс но
и
кратко
пишет
о
разбираемой
книге.
Безусловно,
рационально-религиоз­
ное
сочинение
Бе йни нге на
глу боко
чуждо
ему,
так
недавно
слагавшему
мо литв ы
Прекрасной
Дам е,
и
кри тик,
чутко
уловив
фальшь
положительно-математического
стиля
авт ор а,
стиля,
не
с оотв е тс тву ющего
са мой
тем е
со ч инения ,
иро нично
за кл ючае т:
«Неужели же арифметика откроет нам тот день и час,
когда
придет
Сын
че лов еч ес ки й?» (V, 525).
Упоминая
в
письме
к
о тцу
об
опубликованных
рецензиях,
Б лок
многозначительно
за меча ет: «Стихов пишу не очень мно­
го
и
не
очень
хорошо,
как-то
пере х одно ;
вероятно,
чувствую
переход
от
мистической
зап утаннос ти
к
мистической
ясн ости».1
Наступало
время,
когда
громады
социальных
пер емен
ото дв и­
ну ли
на
задни й
п лан
мн огих
попутчиков
Блока.
Мир
борьбы
и
тревоги
начинал
входить
в
его
сознание,
вхо дит ь
еще
робко,
про являя сь
пок а
лишь
в
отдельных
словах,
случайных,
каз ало сь
бы,
строках
и
заме тках .
Все
яв ств ен нее
ста но ви тся
охлаждение
Блока
к
петербургским
и
московским
мистикам,
его
жажда
«простой», ясной жизни .
Блок
пиш ет
в
1903 году С.
Соловьеву
о
Мережковском: «Его
знач ени е
исчер пается
с корее, —
име нно
в
тот
момент,
когда
многие
из
нас
ясно
ув и дят,
что
пор а
«заглядеться»
на
другое.
Ин ое
дело
—
явное
нецеломудрие
в
его
стиле
(пожалуй,
даже
в
стиле
ду ши).
Ибо
нельзя
так
вопить
о
том,
на
чем
непре­
менно
понижается
голос...
Вообще,
он
так
сложен
пока,
что
в
будущем
окажется
п рост».
А
заканчивается
это
пр имеч атель но е
письмо
не о жида нно
ра зящ е : «Вот Розанов,
м.
б.,
проще,
но
в
будущем
о сло жнится .
Пр изнаюсь
тебе,
что
редкий
талант
от­
вратительнее
его»2.
Знаменательная
характеристика
будущего
автора
фельетона
«Попы,
жандармы
и
Блок».
Б ыло
у
Бло ка
любимое
п о нятие
«несказанное» .
В
его
сим­
волике
означало
оно
те
глубинные
мыс ли
и
чувства,
о
кото­
рых
е сли
и
можн о
говорить,
а
точнее
намекать,
то
в
лириче­
ских
стихах.
Но
Блок
и
в
критической
прозе
часто
не
стремил­
ся
к
точн ости
анализа
и
с ухому
р асчл енени ю
текста,
е сли
дел о
касалось
вопросов,
глубок о
лично
затраги в ающих
ег о.
Он
все
1 Письма Александра Блока к родным,
т.
I.
Л.,
'Academia, 1927, с.
84.
2 Письма Александра Блока.
Л., «Колос», 1925, с.
52.
296


же
был
прежде
всего
поэтом
—
чувствительным
и
тончайшим
выразителем
интимного
и
ли чного.
Поэт ому
некоторые
его
ран­
ние
рецензии
более
напоминают
ст ихо т во рения
в
проз е,
чем
п лод
труда
литературного
кри ти ка.
Именно
как
выражение
очень
близкого
для
Блока
«неска­
за н ного»
следует
воспринимать
его
примечательную
рецензию
на
вт орую
драматическую
симфонию
Ан дрея
Белого.
Молодой
московский
символист
и скал
в
синтет ич еско й
музыкальной
кон­
струкции
симфонии
наиболее
близкую
для
себя
форму,
объяс­
няющую
богат ое
разнообразие
жизненных
тем.
О
музы ке
пи­
сал
Белый
Бл ок у: «Она
—
искусство
движения.
Недаром
7в
«симфониях»
всегда
две
борющиеся
темы;
в
музыкальной
те­
ме
—
она
сама,
о тк л онение
от
нее
в
многочисленных
вариаци­
ях,
и
возврат
—
сквозь
огонь
диссонанса».
Сам ая
значительная
и
интересная
из
ч етыр ех
лите ратурн ы х
с имфо ний
Белого
—
вто р ая:
злободневная,
пронизанная
ост ры ми
и
язвительными
на мек ами
на
современность
и
в
то
же
время
серьезная
и
т ор­
жественная.
Дух
Владим ира
Соловьева,
атмосфера
литератур­
ног о
бы та,
мистическое
по кло н ение
героя
«Жене,
облеч ен н ой
в
с олнце », сочетаются здесь с острым восприятием обыденного
и
обреченного
существования, «страшного мира»
большого
го­
рода.
Крайне
лич но
написал
о
сим фонии
Белого
Блок-критик:
«Все это снилось мне когда -т о.
Лу чше:
грезилось
мне
на
не­
верной
в спыхив ающ ей
черте,
которая
де лит
кр а ткий
сон
от­
д о хно вений
и
вечный
сон
жизни.
Просыпаясь
внезапно,
после
трудов
и
суе т,
я
п одходи л
к
о кну
и
видел
далеко,
в
резки х
те­
нях,
точ но
нез нако мы е
контуры
зданий...
Это
ли
снилось
м не,
пришедшему
из
усталости,
отходящему
в
усталость,
робко му
прохожему?
И,
как
свеча,
колеблемая
ветром
на
окне,
я
смот­
рел
вп еред
—
в
н очное
з атиш ье
—
и
на зад
—
в
дне вн ое
убежи­
ще
тру да ...» (V, 525).
Конечно,
это
было
раскрытие
ми ра
по эта
на
его
язык е.
З десь
все
обостренно-субъективно:
и
стил истика,
и
ускользающая
расплывчатость
с мыс ла,
вд руг
конкретизирующаяся
в
последнем
абзаце ,
и
цит иро вание
Книги
пророка
Исайи ,
Евангелия
от
Иоанна
и
дважды
—
обширн о
для
небольшой
рецензии
Вл.
Со­
ловь ева.
Эта
рецензия
точн о
соответствует
несколько
более
по зд­
ним
словам
Блока,
отдавшего
предпочтение
в
критике
статьям,
яр ко
и
п олно
воплощающим
«художественный индивидуализм»,
по
сравнению
с
мещански-будничными
прием ами
«объективной
критики», то есть,
как
считал
Бл ок , «критики без любви к то­
му,
о
чем
она
тр ак ту ет».
297


Рецензия
на
2-ю
симфонию
Белого
произвела
несколько
не­
ожиданное
в печ атле ние
на
редакцию
«Нового пути», которой
она
предназначалась.
К ста ти,
это
была
первая
статья
Блока,
подп исан ная
его
полным
именем.
Петр
Перц ов
вспоминает,
что
из-за
лирически-субъективного
характера
он
воспринял
эту
статью
не
как
«критическую», а как еще одно стихотворение из
цикла
«Прекрасной Дамы», лишь из- за
прозаической
форм ы
не
по павш ее
в
с борн ик
ст ихо твор е ний.
И
име нно
Перц ов
за­
метил
ее
краткость
и
выразительность.
Эти
ка честв а
вы тек али
из
чрезвычайной
насыщен но сти
сло в
—
хара ктерн ой
и
для
сти­
хов
Блока.
В
це лом
же
сжат ост ь,
концентрированность
вообще
отличают
литературно-критические
о пыты
поэта.
К
моменту,
когда
в
«Новом пути»
была
опубликована
ре­
цензия
на
2-ю
драматическую
симфонию,
Блок
с
Белым
еще
не
встречались.
Между
ними
лишь
началась
переписка.
Их
первые
письма
разминулись
в
п ути.
В
том
первом
письме
Андрею
Белому
Бл ок,
отзываясь
на
ран­
нюю
статью
Белого
«Формы искусства», представляющую со­
бой
популяризацию
важнейшей
для
символистов
идеи
о
музыке
как
идеальной
и
а бсо лю тной
фор ме
иску сст ва,
вп ервые
выс ­
каз ал
св ою
мысль
о
различии
музыки,
как
«формы искусства»,
и
музыки,
как
единственном
выразителе
того
голоса, «что веч­
но
по ет
вну т ри», то есть категории,
что
вы ше
искусства.
Им ен­
но
в
это м
п ись ме,
заметил
Вл.
Орлов,
Бл ок
гов орит
о
том,
«что составило центральную тему его мировоззрения
—
тему
музыкального
вос прияти я
мира» *. «А
главное,
какая
это
му­
зы ка
там
в
конце?
Под
«формой»
ли
она
иск у сст ва?
Ведь
это
в
ру ку
эстети зм у ,
мета физ икам, «Новому пути», «Миру искус­
ства».
Вы
гениально
д ост игли
по лпут и
и
вдруг
свернули,
улыб­
нулись
Мережковскому
с
его
символом-соединением...» (VIII,
52).
А.
Белого
поразило
это
по слание
петербургского
поэта.
Впо­
следствии
он
вс пом ина л: «...Пи сь мо
—
изумительное
сочетание:
из
глубоких
мыслей,
юмора,
мистики
и
пол емич ес к ого
огн я:
остро
блещут
к рутые
и
полные
мысли
строки...
Зд есь
А.
А.
вы­
являет
себя
решительным
максималистом,
презирающим
всякие
компромиссы
с
терминологией
отжившего
мира
«сократиков»,
которою
я
кокетничаю;
язык
мыслей
м оих
—
компромиссы;
революционер
Блок
уличает
меня.
Письмо
озадачило
и
восхитило;
не
таки м
привык
видеть
я
1 Вл.
Орл ов.
П ути
и
судь бы .
М,—
Л., «Советский писатель», 1963,
с. 474.
298


А.
А.,
представляя
его
со зер цател ь ным,
тихим,
задумчивым,
мо-
жет
более
законченным,
но
не
способным
на
юм ор,
полемику,
бойкие
экстравагантные
шаржи;
этот
юмор
в
соединении
со
скептич ески
обостренным
ум ом
о задач ил
меня :
озадачили,
по­
ж алуй,
и
несколько
тр ез вые
н оты
м аксим ал иста
Блока;
озада­
чи ло
великолепное
умение
вести
диалектику
(поэты
—
плохие
разсудочники)...» L
В
это
время
Блок
внима т ел ьно
следит
за
деятельностью
мо­
сковских
издательств,
не
пр о пу скает
кн иг,
издав аемы х
в
Мо­
скве
«Скорпионом» . « А
за
последнее
время,—
пиш ет
он
Перцо­
ву,—
Скорпион
вызывает
очень
б ольши е
до зы
личной
мо ей
бл а­
годарности,
изд ав ая
сво и
к ниги.
Кстати
—
мои
рец енз ии,
бо­
юсь,
не
го д ятся
Вам
—
они
дл инны,
но
от
души » 2.
Одно й
из
них
была
рецензия
на
два
сборника
стихотворений
Ба ль мон та,
выпущенных
московскими
издате ль ст ва ми
«Скорпион»
и
«Гриф»,— «Будем
как
со л нце»
и
«Только любовь» . « Типи чная
рецензия
о
maître»3,—
замечае т
о
ней
П.
Перцов.
Крупнейший
представитель
ст арш его
поколения
русских
символистов
К.
Д.
Бальмонт
име нно
в
сборниках*
о
которых
писал
в
своей
р е цензии
Бл ок,
а
также
в
пред ш ество вавш ей
им
книге
«Горящие здания»
дос тиг
вер ш ины
своей
поэзии.
Б лок
точно
почувствовал
это.
«Бальмонт тоже натворил чудес,
вы­
пустив
последние
две
книги»,—
пишет
он
Белому.
В
духе
э тих
слов
и
рецензия
—.в
ней
характерный
для
кр и­
тического
опыт а
молодого
Блока
от каз
от
анализа,
отсутствие
конкретных
определений.
Шесть
более
или
менее
про ст ранн ых
ц итат
и
сжатый
комментарий
к
ним
—
так
строит
Блок
р ецен­
зию.
Он
признает
поэтическое
мастерство
Бальмонта
—
нет
облас ти ,
«в которую нет сил проникнуть поэту» (V, 528).
Считает
его
стихи
доказательством
«единого происхождения»
двух
рычагов
жи зни
—
лю бви
и
вд о хнове ния,
сч ит ает
каждое
его
ст ихо тво ре ние
драгоценной
каплей
в
б егуще м
водовороте
поэзии,
а
общую
ме ло дию
книги
«Только любовь»
называет
нежной
и
прозрачной.
К
творчеству
Бальм онта
Бл ок- кр итик
обращался
неодно­
кратно.
Всего
опубликовано
две
его
ста тьи
и
шесть
рецензий,
а
в
архиве
Пушкинского
До ма
хранится
блоковская
группиров­
ка
стихов
Бальмонта,
отразившая
наиболее
су щ ест венные
мо-
1А.
Белый.
Воспоминания
о
Блоке.
Берлин,
«Эпопея», Ns 1,
с.
160—161.
2П.
П ерц ов.
Ранний
Блок.
М ., «Костры», 1922, с.
36.
1 Там же,
с.
34.
299


менты
в
р азв итии
его
поэзии.
Готовя
статью
к
«Избранному»
Бал ьмон та,
первой
в
библиографическом
списке
критических
ра бот
поставил
Бл ок
свою
рецензию
на
собрание
сти хов
Баль­
мон та
1905 года.
Несколько
нару ш ив
х рон ологич ес кую
последовательность
нашего
очерка,
обратимся
к
э той
стать е
и
еще
одной
р ец ензии
Блока
на
сб орн ик
«Литургия красоты», также опубликованной
в
1905 году,
чтобы
проследить
эволюцию
взглядов
Блока
на
творчество
«стихийного гения»
Бальмонта.
Реце нзия
на
соб ­
рание
с тихов
гора здо
боле е
а нал ити чна,
чем
первая,
о пуб ли­
кованная
в
«Новом пути».
Блок
констатирует
популярность
Ба л ьмонта ,
он
«первый поэт новой русской школы,
удостоив­
ш ийся
«Собрания стихов»...
Бал ьм онт
побывал
на
страницах
большинства
толстых
наши х
журналов.
Ба льмо нта
зна ет
«боль­
шая»
публика...
Бальмонт
чи тал
л екции,
выступал
на
литера­
турных
ве ч ер а х» (V, 545—546).
И
в
то
же
время
Блок
заме­
чает,
что
апогей
творчества
Бальмонта
миновал,
что
его
«ве­
личайшим
подъемом
был
сб о рник
«Будем как солнце».
Блок
кри ти кует
Бальмонта
за
некоторую
несер ьез ност ь ,
недостаточ­
ную
с трогость
его
отдельных
ра нних
с тихов ,
он
оче нь
точ но
отмечает
«преуменьшение задачи,
к отор ую
и
до
сих
пор
не
вы­
полнил,
да
уж
и
не
выпол нит
Бальмонт»
(V, 549).
Послед­
нее
—
уже
критическое
предвидение,
ос нова нное
не
на
эмоци­
ональном
во сприя ти и,
а
на
четком
и
про ницат ель ном
п они ма­
нии
поэзии.
Критик
замеча ет
вопиющую
нер ав но ценно сть
стихов
Б аль­
монта,
заставляющую
чуткого
лю бит еля
поэз ии
ломать
голо­
ву : «Как из никуда не годного вышло превосходное...
М ежду
т ем,
дело
объясняется
п роще:
для
будущей
оценки
Бальмонта
пр и дется
прос то
выкинуть
м ног ое,
что
не
соз да но,
а
вымучено
и
придумано,
то
есть
—
сам
читате ль
должен
произвести
рабо­
ту
ав то ра» (V, 550).
Име нно
здесь
залож ен
осн овн ой
смысл
ранних
высказываний
Бл ока
о
Бальмонте.
Говоря
о
лучших
стихах
Ба льм онта ,
Блок
прежде
всего
вы­
де лял
их
романтизм,
напев но ст ь,
«звукоподражательность»,
подтверждая
свои
выводы
сл ова ми
Б елинско го ,
адресованными
Кольцову,
о
главном
от лич ии
рус с кого
стих а
—
певучести,
му­
зыкальности.
З аканч ив ая
ре це нзию
на
еСобрание
стихов»
Баль­
монта,
Б лок
отмечает,
что
поэт
все
бол ее
о бр ащае тся
к
сфере
ему
со всем
не
свойственной
—
рассудочной
поэзии.
Мы сль
эта
нахо ди т
развитие
и
в
рецензии
Бл ока
на
с борн ик
«Литургия красоты».
Он
видит
в
этом
сборнике
начало
раз­
ложения,
пише т
о
м ер твой
полосе
рассудочной
поэз и и,
но
упор­
300


но
пытается
нащупать
мотивы
«нового Бальмонта»
по
тем
не мно­
г им , «но зато совершенно новым и снова прекрасным песням,
которые
запе л
сам
себе
удивленный
по эт,
рядом
с
ними
повто­
ряя
без
ч исла
старое,
будто
все
еще
надеясь
у вид еть
забы ты е
сны» (V,583).
Это
был
пе риод,
ко гда
Блок
еще
не
полностью
охладевает
к
Бальмонту.
Со
временем
его
оценка
творчества
этого
поэт а
бу дет
становиться
все
суров ее .
Нам
же
важно
от­
ме тит ь,
что
уже
в
ранних
критических
опытах
проявился
сво ­
еобразный
взгляд
молодого
Блока-критика
на
современную
ему
литературу.
Первые
рецензии
Блока,
пронизанные
ароматом
эп охи,
являют
нам
не
затхлую
п ыль
далекого
прошлого,
как
пытались
уверить
некоторые
исследователи,
а
глубо кую
и
яс­
ную
картину
литературной
жизни
начала
века.
Лишь
внеш не
субъективная,
импрессионистская
ма нера
критической
прозы
Блока
требует
пристального
вчи ты ван ия,
и
тогда
стан ов ит ся
возможно
почувствовать
живую,
своеобразную
блок ов скую
мысль
и
подивиться
точности
и
непредвзятости
его
ли тер ат ур­
ных
суждений
и
оце нок.
Летом
1903 года,
п еред
свадьбой,
в
Москве
купил
Ал ексан др
Блок
книгу
Брюсова
«Urbi et Orbi».
Она
поразила
его .
«Этой
осенью,—
вспоминал
Се ргей
Солов ье в ,—
нас
о боих
совершенно
раздавила
нов ая
книга
Брюсова
«Urbi et Orbi» 1 Я едва вы­
карабкиваюсь
из-под
тяжести
его
стихов,—
пиш ет
Б лок
С.
Со­
ловьеву.
«...Н а
языке
до
сих
пор
Брюс ов .
Он
не
зм еею
сердце
жалит,
но
как
п чела
его
со сет. . . » 2 «Брюсов мучает меня прибли­
зительно
с
твоего
отъезда,
ибо
тогда
я
ст ал
читать
его
к нигу ...
Читать
его
стихи
вслух
в
последнее
в ремя
для
меня
крайне
за­
труднительно,
вследствие
го рло вых
спазм.
Приблизительно
как
при
чтении
Пушкинского
«Ариона»
или
«Ненастный день по ­
тух». ..
Впрочем,
н адо
полагать,
что
ско ро
сам
напишу
стихи,
к оторы е
все
окажутся
дубликатом
Брюсова»3.
Блок
увидел
в
новой
книге
Брюсова
«преемничество от Пушкина
—
и
по
прямой
линии» .
Со
стихами
из
«Urbi et Orbi» в его жизнь вошли новые
темы,
заш у мел
большой
город,
заговорили
наро д ные
тай ны,
по­
яв илас ь
«жизнь повседневная».
Многие,
и
в
том
числе
Блок,
увидели
в
э той
кни ге
бол ьш е,
чем
сам
автор,
и
Блок
в
поздней­
шем
творчестве
значительно
глубже
разработал
«брюсовские»
мо тив ы.
Все
это
так ,
но
именно
Брюсов
был
действительно
«великий маг»
стиха,
революционизировавший
русскую
по этик у,
1 Письма Александра Блока.
Л. , «Колос», 1925, с .
21.
2 Там же,
с.
61—62.
8 Там же.
301


об ога т ивший
ее
введением
нов ых
размеров
и
ритмов
и
расши­
ривший
ее
пределы
поч ти
безгранично.
Образы
и
рит мы
Брюсова,
совпавшие
в
со знани и
Блока
с
«распутьем», на котором чувствовал себя поэт,
с
новым
местом
в
фабричном
районе
Петербурга,
где
пос е лилис ь
мол оды е
Бло­
ки,
дали
ж изнь
новым
темам
в
творчестве
Блока.
Исследователи
творчества
Бл ока
обычно
справедливо
отме ­
чают ,
что
его
пер е ход
от
книги
«Стихов о Прекрасной Даме»
к
сборнику
«Нечаянная Радость»
совершался
под
знако м
город­
ск их
стихов
Брюсова.
Совершенно
я сна
вз аимо у стр ем ленност ь
двух
поэтов
—
Брю­
сов а,
прекрасно
чувствующего
плоть
земли,
ее
форму
и
крас­
ки,
и
Блока
—
мечтательного
пев ца
«Прекрасной Дамы», стре­
мящегося
вырваться
из
мистического
кольца
юно шеск ой
ли­
р ики.
В
пис ьме
Бло ка
Брюсову
мы
чит аем: «Посылаю Вам (Б рю ­
сов
был
в
то
время
редактором
м ос ков ского
жур на ла
«Весы» .—
В.
Е.)
мою
ноябрьскую
зам ет ку
об
«Urbi et Orbi».
Е сли
да же
она
ие
год на
для
печат и,
мне
хочется,
чт обы
Вы
знали
мои
в пе чат­
л ения
об
э той
книге,
хотя
бы
не це льно
и
н еп олно
выраженные.
Бу ду
Вам
глу боко
п ризнат еле н,
е сли
Вы
дополните
мне
«Urbi
et Orbi» стихотворением «При ход и
путем
зна ко мым. ..» L Ре­
це нзи я,
посланная
в
«Весы», предельно лирична.
В
ней
т он­
чайшие
наблюдения
о
целостности
вс ей
к ниги,
ее
вн ут р еннем
непр ел ожно м
единстве,
составляющем
основу
именно
книги
сти­
хов.
Блок,
обы чно
часто
приб егаю щий
в
своих
рецензиях
к
ци­
татам ,
здесь
зам еча ет : «Целомудрие требует по мере возмож­
нос ти
не
пр ибе гать
к
цитата м ,
потому
что
цитаты ,
дерзко
выр­
ванные
по
чужой
прихоти,
нарушают
стройную,
муд рую ,
спо­
койную
жизнь
ц елого
тв орче с кого
момента,—
несомненно
скры­
тую
даже
в
распределении
матерьяла» (V,533).
Образный
ст рой
этой
рецензии
позволяет
судить
об
ос обом
жанре
лири ческ о й
кр ити ки,
ко гда
поэт
под
в ли янием
и
очаро­
ванием
др угого
п оэта
подтверждает
мысль,
высказанную
Блоком
о
книге
Брюсова
в
пись ме
Андрею
Б ело му : «Ряд небывалых
откровений,
озарений
почти
гениальных».
Брюсов
счел
не­
уд обны м
публиковать
таку ю
восторженную
рецензию
о
се бе
в
своем
же
журнале.
Он
отвечал
Блок у: «Статью Вашу о себе
получил.
За
Ваши
строки
очен ь
сп аси бо.
Но,
думаю,
нам
луч­
ше
ее
не
пе чатать:
и
так
«Русь»
все
попрекает
нас,
что
мы
ДР УГ
друга
славим...» (V,771).
1 «Новый мир», 1979, No 4, с. 152.
302


Блока
не
ост авил а
мыс ль
высказаться
в
печати
о
поразив­
шем
его
литературном
явлении,
да
и
редакция
«Нового пути»
про с ила
р еценз ию
на
«Urbi et Orbi», но как можно менее ли ­
ричную.
«Посылаю Вам рецензию на Брюсова,—
с ообща ет
Блок
Перцову,—
в
самом
с ухом
тон е,
я
ни как
не
могу
написать
ме­
нее
лирическую.
Мне
кажется, «Urbi etOrbi»—
факт
неисч ер ­
паемый
и
громадный»1.
Статья
о
Брюсове
явилась
последним
прозаическим
произведением,
которое
Блок
опубликовал
в
«Но­
вом
пут и».
Центральная
часть
рецензии
—
н еож иданн ое,
парадоксаль­
ное ,
на
пер вый
взгляд,
сопоставление
поэзии
Брюсова
со
сти­
хами
Вл.
Соло вь ев а.
Сопоставление
тем
бол ее
н еожид анно е,
что
известно
резко
отрицательное
от ноше ние
Вл.
Солов ьев а
к
стар ­
шим
символистам
и
его
зн аменит ые
пародии
на
с б орник
«Рус ­
ск ие
символисты».
Б лок,
все
еще
находящийся
под
огром н ым
влиянием
Владимира
Соловьева
и
вдруг
узрев ши й
«нового бо­
га », Брюсова,
пытается
найти
не что
общее
в
их
творчестве:
«... Мы
с
рад ос тью
може м
отметить
соприкосновение
идей
Брю­
сова
с
центральной
ид еей
стихов
Владимира
Солов ье ва
—
со­
прикосновение
св обо дное,
без
за имств о ван ия,
поднявшееся
из
глубины
—
но
какими
разными
пу тям и!» (V, 542).
Именно
на
э той
рецензии
ясно
видно,
как
в
критическом
мето­
де
Блока
«вкусовое»
восприятие
произведения
по ст еп енно
за­
меняется
конкретным
раз бором .
Основным
достоинством
«Urbi
et Orbi» Блок считает ее неразмыкаемость,
единство
всех
ча­
сте й,
ее
составляющих.
И
на рушить
эту
гар мо нию
в
анализе
—
по
Блоку
—
ко щ унс т венно.
Он
пиш ет: «Пройдя широкой поло­
сой,
воды
с тихов
каждого
отдела
как
буд то
сг ущаю т ся,
и,
па­
дая
в
узкий
про лив ,
затихая
или
в сп ен яясь,
выносят
то
к
бере­
гу,
то
в
широкое
море,
где
гла з
еле
разл ич ит
очертания
дале­
ких
м ачт » (V, 544—545).
Все
же
не
зря
Перцов,
з аказыв ая
Блоку
рецензию,
просил
написать
ее
во з можно
спокойнее.
Но
важно
отметить,
что
именно
в
«Urbi et Orbi» Блок увидел шаг
Брюсова
от
де ка дентства.
В
этот
период
Блок
ясно
чувствовал
приближение
расцвета
русской
поэзии.
Его
по зи ция
резко
отличалась
от
поз иции
Зи­
наид ы
Гипп иус ,
пи савш ей
в
предисловии
к
своему
пер во му
сб ор­
нику
с т ихо т вор е ний: «Было время,
ко гда
всем
казались
н уж­
ным и
целые
книги
стих ов ,
когда
они
читал ис ь
с плошь,
пони­
м ались
и
пр иним ались .
Время
это
про шло е,
не
наш е.
Современ­
ном у
читателю
не
нужен,
бесполезен
сборник
современных
П.
Перцов.
Ра нний
Бл ок.
М ., «Костры», 1922, с.
40.
303


стихов»1.
Блок
же,
приветствуя
в
лице
Брюсова
автора
к ниги
с тихов ,
особо
подчеркивал
неразрывность
границ
меж ду
сти­
хам и
и
отделами
сборника,
дополняющими
и
завершающими
ДР УГ
друга.
Именно
о
новых,
появляющихся
о дин
за
одни м
сборниках
стихов
писал
Блок
отцу
в
Варшаву: «Мои главные «впечатле­
ния »
сосредоточивались
за
этот
период
на
настоящем
литера­
туры,
и
л ично
я,
без
оговорок,
могу
констатировать
в
ней
нит и
истинного
Ре нессан са .. .
Пет ер бу рг ским
позитивистам
поневоле
приходится
уже
считаться
тепер ь
с
этим.
Новое
искусство
ра­
стет
и
в
ширину.
Б у ренину
придется,
по-видимому,
окончить
земное
по прищ е
с
пеной
у
рта»2.
В
июн е
1904 года в журнале «Н ов ый
пут ь»
появляется
рецензия
Бло ка
на
книгу
Вячеслава
Ива нов а
«Прозрачность».
Тем,
кто
счит ает ,
что
Блок-прозаик
нач а лся
в
1905 году,
а
его
первые
о пыты
в
«Новом пути»
робки
и
незначительны,
следо­
вало
внимательнее
вчитаться
в
первые
р ец ензии
поэта.
Они
имеют
действительную,
непреходящую
ценность,
а
по
точн ос ти
наблюдений
и
пр они кно вению
в
поэтическую
суть,
кра ткости
и
выразительности
я зыка
сохраняют
и
ны не
не
только
исто­
рико-литературное
з наче ние.
И
среди
эт их
раб от
—
отклик
на
«Прозрачность»
Вяч.
Иванова.
П рив лека ет
раскованность
этой
рецензии,
ее
внут ре ння я
сво бода .
«Странный лик»
поэзии
Вяч.
Иванова
(о котором точно
напишет
Блок
в
стихотворении
1912 года)
яс ен
и
близок
кри т
тику.
Б лок
отмечает
н езауряд ное
мастерство
поэта ,
пленитель­
ное
сочетание
словесных
форм,—
он
г ов орит
об
иск усст ве
ма­
стера,
способного
создавать
совершенные
стихи,
и
неожидан­
но
з а явля ет : «В книге заметна прежде всего работа,
потом
твор­
чество
—
и
последнего
меньше,
чем
первой.
Бол ьш ая
часть
сти­
хов
искусно
«сделана»,—
и
это
не
недостаток:
хорошо,
что
мы
уже
имеем
и
такие
кн иги » (V, 539).
И
все
же
в
устах
Бл ока
по­
хвала
от но сит ельн ая.
Он,
сч итавш ий
ист инные
стихи
мол ит ва ми,
слагавшимися
поэтом
в
«божественном»
э кстазе,
коривший
Брюсова
за
то,
что
тот
не
понима е т
собственной
«Urbi et Orbi», считая ее
сли шком
рас с удочн ой,
хвалит
Вя ч.
Ив ано ва
лишь
за
хорошую
раб оту.
Уже
в
э той
ре цензи и
двадцатичетырехлетний
Б лок,
вы­
соко
ц енивш ий
Вяч.
И ванова,
очерчивает
границы
его
поэтиче­
ского
дара.
13.
Гиппиус.
1-й
сборник
стихотворений.
М ., «Мусагет», с.
И.
2 Письма Александра Блока к родным,
т.
I.
Л., Academia, 1927, с.
97—
304


Он
отмечает
глубо ко е
пр оник но ве ние
Вяч.
И ван ова
в
дух
античности,
широкую
эрудицию,
тонкий
вкус,
критикуя
Вяч.
И вано ва
за
фило логич е ск ую
усложненность,
восхищаясь
удач­
ны ми
образными
нахо дк ами .
Показательна
п ере кли чка
те мы
этой
рецензии
с
позднейшим
стихотворением,
посвященным
Блоком
Вя ч.
Иванову,— «порой,
как
пр ежд е,
различаю
песнь
сол ов ья
в
твоей
гл уш и».
Блок
пытается
нащупать
основные
тенденции
творчества
писателя,
уд еляе т
мно го
внимания
фор­
ме,
см ело
пров оди т
историко-литературные
параллели.
Почт и
все
первые
крити чески е
о пыты
Блока
посвящены
творчеству
писателей-символистов.
Он
п ока
не
пытается
к ри­
тически
осмысливать
философию
и
литературную
практику
сим­
волистов.
Для
н его
они
еще
товарищи
и
часто
ста р шие
уч ител я.
Но
безупречное
х удо жеств енно е
чутье
и
абсолютная
честность
позволяют
Бло ку
требовательно
и
н ели цеп р иятно
р ас сматр и­
ват ь
то
или
и ное
их
про из ве де ние.
Ра нние
рецензии
Бл ока
в
целом
никак
нель зя
на зва ть
апологетическими:
инт уи тив но
в ых одит
он
на
пу ть
той
открытой
«синтетической»
кр и тики,
котора я
и
ст ано в ится
его
методом.
Постепенно
претерпевает
метаморфозу
отношение
Блока
к
творчеству
Брюсова.
Если
раньше
Бло ку
хоте лос ь
«петь»
в
ре­
це нзии
на
«Urbi et Orbi» вместе с великим магом и чародеем
стиха,
теперь
он
пиш ет
С.
Солов ье ву: «Почему ты придаешь та­
кое
зна чен ие
Брюсову?
—
Я
знаю,
что
теб я
несколько
удивит
этот
вопрос,
о со бенно
от
меня,
который
еле
выкарабкивается
и з-под
тяжести
его
сти хо в.
Но
ве д ь, «что прошло,
то
про шл о».
Год
мину л
как
раз
с
тех
пор,
как
«Urbi et Orbi» начало нас
всех
раз ди рать
п ополам .
Но
половинки
понемногу
скл еи вают ­
ся,
раны
зал еч ив аются,
хочешь
другого.
«Маг»
ужасен
не
ве ч­
но,
а
лишь
тогда,
ко гда
в незап но
в
«разрыве туч»
п ояв ится
его
очертание.
В
сле д,
раз
в
очертании
уже
заме тишь
ч аст но­
сти
(«острую бородку»), а потом и пуговицы сюртука,
а
по­
том,
нак онец ,
начнешь
говорить:—А
что,
этот
черноватый
гос­
подин
все
еще
там
ст о ит ?» 1 Блок начинает глубже проникать
в
раци онал ь ную
сущность
«магии»
Брюсова,
но
все.
еще
дол­
гое
время
будет
сч ит ать
его
сво им
учителем.
Характерна
бол ее
поздняя
п очтите льная
надп ись
Бло ка
на
книге
«Нечаянная
Рад ост ь», многие стихи которой рождались как раз в 1904 го ­
ду : «Венценосному певцу безмерных глубин и снежных высот
Валерию
Я ков ле вичу
Брюсову
с
глубоким
уважением
и
благо­
дарностью
—
внимательный
и
всегда
преданный
ученик
Алек-
1 Письма Александра Блока.
Л. , «Колос», 1925, с.
75.
305


сандр
Блок».
Все
же
«маг»
Брюсов
еще
занима л
место
в
серд­
це
молодого
поэта,
но
Б ло к-к ритик
уже
боле е
спокойно
взирал
на
его
поэтические
«чудеса».
В
декабр е
1904 года вышла последняя книжка « Н овог о
пути »,
а
с
1905 года он был заменен журналом « В опр о сы
жизни» .
А.
Блоку
этот
журнал
предоставлял
страницы
не
только
для
сти хов ,
но
для
р еценз ий
и
статей.
«Вопросы жизни»,—
пи­
шет
он
отц у,—
дали
много
раб оты...
Теперь
я
и мею
возможность
работать
у
них
много
—
п исать
рецензии,
иногда
статьи
(о по­
э тах ). ..» (VIII, 121).
В
этом
бол ьш ом
пись ме
Блок
с ообщае т
отц у
о
своей
л итера турн ой
жизни,
отводя
Мережковским
лишь
роль
«фона»
и
называя
ближайшими
людьми
Сергея
Сол ов ье­
ва,
Андрея
Белого
и
Евген ия
И ванова.
Мер ежк ов ские
кажут­
ся
Блоку
нез амен имым и
в
своей
сфере
—
«теорий великолеп­
ных ,
часто
поч ти
нелепых,
всегда
талантливых,
всегда
мозоля­
щих
глаза
светским
и
духовным
ли цам » (VI, 123).
Вр емя
дека­
дент ст ва,
сч ит ает
Блок,
прош ло.
Характерна
резкая
ре ак ция
Бло ка
на
«мистические раде­
ния », которым предавалась часть интеллигенции.
Для
Блока
эти
«игры»
неп риемл емы
как
дурн ого
вкуса
лю­
бительский
спекта кл ь ,
н асме шка
над
тревожным
и
сло жным
временем.
«С жертвой у Минского не мирюсь»,—
с
негодова­
нием
писал
он
Евг.
Иванову.
«Над Вяч .
Ивановым,—
прод ол­
жал
о н,—
у
мен я
бол ьш ой
вопр о сит ел ьный
з нак
(как над че ­
ловеком
действия
и
воли).
Он
«волит», м.
б.,
куда-то
наи ско­
с ок,
хищ но
и
метко.
У
не го
в
глазах
—
старый
в оробей
роман­
тизма
«себе на уме»
Ч
Видим о ,
не
случайно
в
первой
своей
большой
критической
ста тье
Блок
пытался
ра зобра ться
им енно
в
по эзии
В ячесл ава
И вано ва.
Статья
так
и
на зыва е тся
«Творчество Вячеслава Ива ­
нова».
Рассматривая
ее,
следует
помнить,
что
Б лок
этого
пе­
ри ода
уже
стремился
к
«действию», в его поэзию и философию
все
бол ее
входят
реальность,
люди
труда,
влекущие
«барку
жи зни» .
Вяч.
Иванов
г лавну ю
роль
в
преобразовании
жизни
отв одит
искусству
—
«действу»,—
в
этом
утопичность
его
идей,
в
этом
тот
самый
«старый романтизм», на который указывает
Блок.
Исключительность
Вяч.
Ив ано ва
в
современной
поэзии
п од­
черкивает
Блок.
Как
и
Белый
в
«Арабесках», он точно обрисо-
1 Письма Ал.
Бло ка
к
Е.
П.
Иванову.
М.~ Л.,
Изд-во
АН
СС СР , 1936,
с.
35—36.
306


вывает
по ло жение ,
зан ято е
эт им
поэтом
в
современной
лит е ра­
туре.
Блок
оценивает
поэзию
Вяч.
Ив ано ва
как
п лод
творчества
художника,
ушедшего
в
сам
процесс
творчества,
в
«умное де­
л анье», оторванное от жизни.
Уже
в
первой
ч асти
э той
стать и
чу вств у ется
общественный
темперамент
Блока,
вид ны
в
ней
тревожные
сп олохи,
и
тихая,
мудрая
поэзия
Вячеслава
Иванова
о тте няет
для
критика
ярость
по жа ров
эпох и
мятежа
—
эпохи
первой
русской
революции.
Прозрения
и
предчувствия,
так
характерные
для
Блока,
пр он­
зают
эту
с т атью.
Во
в торой
ча сти
он
подробно
анализирует
поэзию
Вяч.
И вано ва,
книги
«Кормчие звезды»
и
«Прозрачность» .
«Вячеслав Иванов ...
глубоко
образован
и
пи сате ль
замеча­
тельный»,—
гов ори т
Блок.
Критик
вид ит
истоки
поэзии
Ивано­
ва
в
религиозно-славянофильском
творчестве
Тютчева,
Хомя­
кова,
Вл.
Солов ье ва,
а
путь
его
прочерчивает
к
«родникам чи ­
стой
л ирик и»
через
кл ючи
народной
символики.
И
е сли
нет
в
определении
Блоком
поэтической
сущности
Вяч.
Ив ано ва
кон­
кретности,
свойственной,
например,
Брюсову,
т акже
писавше­
му
о
«Кормчих звездах», то он стремится в лирических образах
пос ти чь
тайну
поэзии
Вяч.
И вано ва: «... К акая-то
безмятежн о сть
разлита
по
вс ей
к ниге ...
Спокойно
перейдем
мы
чер ту
—
а
там
уже
бр езж ит
заря
другого
полюса.
Мы
без
испуга
надышимся
«цветами сумерек»; с диалектической ясностью поймем то,
че­
му
У
других
п оэтов
сужд ено
откры ва ться
в
в и хре» (V, 13).
И
сквозь
л ир ич еский
с трой
та ких
построений
слы ши тся
с по­
койная
и
я сная
мыс ль
кри ти ка,
ул овив шего
и
«теоретичность»
поэзии
Ив ано ва
(«вдохновение Вяч.
Ив ано ва
параллельно
те о­
рии»), и стремление,
лишь
стремление,
его
поэзии
к
народной
душе,
то
есть
тот
ру бик он,
который
так
и
не
смо г
преодолеть
в
к онце
концов
мудрейший
В ячесл ав
Иванов.
Блок
пиш ет
той
же
весной
1905 года большую рецензию на
«Сборник товарищества «Зн ан ие»
за
1904 год» .
Вся
рецензия
почти
це лик ом
посвящена
разбору
рассказа
Лео нид а
Андреева
«Вор» .
Мы
можем
увидеть
в
ней
еще
одну
черту,
характерную
для
Блока-критика.
Ч асто
он
подробно
пересказывает
со дер ж ание
художествен­
ного
пр о изв еден ия,
искусно
подчеркивая
и
выделяя
моменты
ему
как
критику
интер есны е,
дабы
д ать
ч итател ю
рецензии
возможность
ближе
познакомиться
с
с амим
произведением,
а
затем
в
отн оси тел ьно
кратком
закл юче нии
высказывает
св ое
Мне ние.
Примерно
так
строится
и
эта
рецен зия.
Вн ачал е
Блок
пи­
307


ше т,
как
в
об ыде нных
кв а ртирах ,
где
все
упорядочено,
где
сы­
тые
упиваются
их
«дрянным»
с поко йс твие м,
где
книга
нужна ,
чтобы,
впадая
в
блаженный
послеобеденный
сон,
прихлопнуть
ею
св ечу,
и
где
ли тер атур а
равноправна
с
послеобеденной
сига­
рой,
раздался
«вопль»
Леони да
Андреева,
сумевшего
добраться
«до сокровенных тайников смирных и сытых телячьих душ,
бог
весть
до
какой
трясины,
на
ко торой
воздвигнуты
храмы
чинов­
ничьих
миро воз з ре ний».
Блок
мастерски
а нализир уе т
рас сказ.
Он
передает
ощущение
хаоса,
стихийного,
бессмысленного,
на­
ходи т
у
А ндр еева
созвучную
своему
мир опо нима нию
т ему
дв ой­
ника
—
тему
«масок на масках» .
И
то,
как
воспринял
Блок
пре­
вр ащ ение
во ра
Федора
Юрасова,
как
внимательно
проследил
он
расставание
андреевского
геро я
с
«масками», дало Блоку воз ­
можность
в
короткой
рецензии
высказать
свое
отношение
к
«страшному миру».
По- д ругому ,
чем
о
стих ах
Вяч.
Ивано в а,
пише т
здесь
Б лок:
«Весь рассказ «В о р»
уст ремляетс я
в
каку ю-то
панораму
собы­
ти й.
Весь
неудержимый,
грохочущий
лёт
этого
поезда
над ле жит
еще
уск ори т ь,—
и
вот
мы
уже
вид им
его
как
бы
в
разрезе;
там
стремится
еще
быстрее
—
от
людей
убежавший
двойн ик.
Тре­
тий
акт
стремительного
бегства
этого
неизвестно
куда
бе гуще го
двойника
—
его
ко ло тящ ееся
сердце,
еще
поспешнее,
чем
поезд
и
чем
сам
он,
мч а щееся
куда-то;
уд ари вш ись
о
стену,
как
бы
б ес­
помощный,
большой,
ж ал кий,
серый
мяч
бьется,
мечется
на
пло­
ща дке
вагона.
Нас тупа ет
исход
в
рассказе
—
раз рыв
с ердца»
(V, 558).
Это
емка я,
образная
кр итиче ск ая
проза,
где
ск азан о
так
много
о
са мом
главном
—
жизни
и
смерти,
т еме
рассказа
Андреева.
И
недаром
в
письме
к
матер и
от
29 августа 1905 года Блок
на пис а л: «Самое приятное,
что
я
узнал
от
Чулко ва ,
это,—
что
Леонид
Андреев
оче нь
люб ит
мои
стихи
и
очень
дов олен
мо ей
р ецензией .
Г овор ит,
что
сам
не
зн ал,
что
у
н его
в
«Воре» .. .» 1
А
позднее
Бло к
з амеч ал,
что
в
этой
р ецен зии
он
«перекликнул­
ся
с
ним
—
вернее,
не
с
ним,
а
с
тем
хаосом,
который
он
в
себе
носи л. . .» (VI, 131).
Писатели-реалисты
в
этот
период
нач и нают
все
более
пр и­
в лек ать
вн има ние
Бл ока -к ритик а.
Способствовала
этому
первая
русская
р ев ол юция.
Она
сыграла
решающую
ро ль
в
иде йн о­
тв орч еск ом
раз вит ии
Блока.
Революция
открыла
пер ед
Блоком
реальные
проблемы,
по­
став ил а
перед
ним
це лый
ряд
вопросов,
кас ающихс я
тв орчес т-
1 Письма Александра Блока к родным.
Л.,
т.
I, Academia, 1927, с .
139.
308


ва,
личности
худож н ика
и
гражданина,
о пред ел ила
будущий
пу ть
его
поэзии.
Блок
нео быч а йно
чутко
ощущал
ос обен нос ть
времени,
в
которое
он
жил.
Из
Шахматова,
из
«благоуханной
глуши »
старой
усадьбы,
зате рян н ой
среди
холмов,
полей
и
ле­
сов
с ер е динной
России
писал
он
в
и юне
1905 года: «Знаешь ли,
что
МЫ
те,
от
которых
хоть
раз
в
жизни
надо,
чтобы
поднялся
вихрь?
Мы
сами
жд ем
от
себя
вихре й. ..
х очу
действенности,
чу в­
ствую,
что
бл изи тся
опять
огон ь,
что
ж изнь
не
ждет...
Старое
рушится...
Есл и
б
ты
узн ал
лицо
русской
д ер евни
—
оно
пере­
ворачивает;
мне
кто- то
н ачин ает
дарить
оружие...
Како е
важ ­
ное
время!
Великое
время!
Ра дос тно» (VIII, 131).
Нас тупа ла
для
Блока
эпо ха
переоценки
ценно ст е й,
связан­
ная
с
революционным
вз рывом
1905 года.
Как
критик
он
н ачина ет
печататься
в
большинстве
крупных
символистских
журналов,
многих
общедоступных
изданиях.
Ре­
во лю ция
об ост рила
в
Блоке
чувство
гражданственности
и
об­
щественной
ответственности,
и
оно
во
многом
характеризует
его
последующую
литературно-критическую
работу.
Первой
рецензией
Бло ка
в
1906 году стала появившаяся в
первой
книжке
журнала
«Золотое руно»
ре ценз ия
на
«Венок»
Брюсова.
На
книгу
эту
Блок
написал
две
рецензии.
Мы
уже
от­
мечали,
что
Бл ок
пос те пенно
п реод олел
влияние
Брюсова.
Но
он
продолжал
с
глубоким
уважением
относиться
к
творчеству
выдающегося
м астер а
стиха.
Блок
замеча л ,
что
Брюсова
он
всегда
считал,
счи тает
и
буд ет
считать
сво им
ближайшим
у чи­
телем
после
Вл.
Соловьеву.
Бл ок
подчеркивает
музыкальность
лирики
Брюсова,
ос о­
бенно
ему
близкой,
отдает
дань
его
поэтической
технике,
при
ко­
торой
«невероятное и недостижимое для среднего поэта преодо­
ле вае тся
им
с
ле гк ос ть ю», однако тут же замечает,
что
«Венок»
все
же
превосходит
«Urbi et Orbi».
Но
знаменательно,
что
Блок
отв оди т
Брюсову
место
среди
поэтов
«пушкинской плея ­
ды ».
Брюсов,
сч ит ает
кр итик,
п реод олел
на кипь
дека дан са,
который
тепер ь
б удут
вспоминать
ли шь
в
истории
лите­
ратуры.
«Это уже
—
или
ничего
не
значащее
или
бранное
сл о­
во » (V, 615).
Б лок
вним ат ел ьно
чи тает
«Венок»
и,
как
обычно,
вычитыва­
ет
там
св ое : «Вот и вступили мы в царство веселья:
в
царство
безумного
хо хота ,
неудержимого;
в
царство
балагана,
за
ши р­
му
паяца,
нечаянно
встряхнувшего
н ев есту
за
ши в орот
в
минуту
п ерво го
любовного
объяснения.
Он
встряхнул
и
бро­
сил
ее,
так
что
она
шлепнулась
об
пол,
и
вот ,
склонившись
над
309


пав шей
невестой,
с
удивлением
услыхал
картонный
звук:
те-
мечко-то
у
невесты
был о
кар т онно е.
Разливается
по
пол у
пя т­
нышко
клюквенного
с ока.
«Все,
кружась,
исчезает
во
мгле»
(V, 604).
И
еще
од ну
важную
де таль
сборника
Брюсова
подчеркива­
ет
Блок
—
обращение
автора
к
повседневности.
В
способности
превратить
«случайности жизни бедной»
в
произведение
искус­
ства
вид ит
Блок
д о стижен ие
поэта.
Не
отстраненность,
не
над-
мирность
привлекает
теперь
Блока-критика
в
поэз ии,
а
быт,
ежедневное
дело,
то,
что
многие
его
символистские
друзья
пред ­
почитали
игно рир ова т ь.
С
и деями
ре цен зий
на
«Венок»
п ерекл икаю тся
мысли,
вы­
сказанные
Блоком
в
отзыве
на
сборник
стихов
французского
по­
эта
Ша рля
Лек онта.
Предварительно
Блок
опубликовал
в
«По­
недельнике»
га зеты
«Слово»
перевод
одного
ст их от во рения
Ле­
конта
«Цирцея».
Стихотворение
это
оказалось
близко
Бло ку,
но
в
це лом
в
сборнике
Леконта
кр итик-по эт
усмотрел
чуждую
ему
поту,
поэзию
«академическую»,
достигшую
технического
ма­
стерства,
когда
автор
все
умеет,
д аже
«вышивать по канве пы­
лающего
древнего
м ифа
тлеющие
индивидуальные
завитки»
(V, 611).
Эта
лише нна я
по лет а,
утомительно
вычу рная
по эзи я,
с
правильными
стихами,
дает
Бло ку
основание
потребовать
от
истинного
искусства
откровения,
п олнок ров н ого
на пря жен ия,
ди нам изм а,
а
не
того
«клюквенного сока», который вместо жи­
вой
крови
в ы текает
из
голов ы
картонной
невесты.
Ре ценз ия
на
книгу
Лек онт а,
бе зус лов но,
характеризует
творческое
ра зви тие
Блока-критика.
П.
Пе рцов
замечал ,
что
она
интересна
для
осве­
щения
теоретической
соз нател ьн ости
Блока.
В
отношении
к
жизни,
ми ру,
искусству
у
Блока
наступил
в
1906 году крутой поворот .
Поэт
о бр аща ется
к
том у,
что
он
на­
зывает
«мистицизмом в повседневности».
Это
поня т ие,
прозву­
чавшее
в
зап иси
от
18 января,
б ыло
п оэ тич ески
осмыслено
и
р аз­
работано
Блоком
в
стихах
«переходного периода»
по
преимуще­
ству
в
двух
ва риан тах.
Первый
из
них
сводился
к
своеобразной
«языческой»
мифо ло гиз ации
природы
и
к
утверждению
панте­
истического
с лияния
человека
с
ее
ст их ийным и
силами.
Второй
вел
к
эстетизации
город ской
повседневности.
Именно
в
приро д е
ис кал
поэ т
преодоления
отвлеченных,
су б ъект ив ис тских
переживаний.
Об
этом
Бло к
пр он ицат ель но
сказал
в
статье
«Краски и слова»: «... ж ив ая
и
населенная
многими
породами
существ
природа
—
мс тит
п ренеб регаю щ им
ее
д алями
и
ее
кра скам и
—
не
символистическими
и
не
мистиче­
скими,
а
изумительными
в
своей
простоте.
Кому
еще
н еиз вест ны
310


ины е
сущ ества,
населя ющ ие
л еса,
пол я
и
б олотца
(а таких
неосведомленных,
я
знаю,
м ного ),—тот
должен
учи ться
смот­
реть.
Когда
научится
—
са ми
собой
упадут
и
без
тоцора
сухие
ст в олы.
Тогда
уж
небеса
б ольше
не
будут
про д ыр явл ены.
Глу­
бо к омыс ле нные
игрушки
кр ити че ских
дяд ей
дети
забросят
в
са­
мый
дальний
уг ол,
да
и
по выше
—
на
пе ч ку» (V, 23—24).
Уже
в
ран ней
своей
статье
«Безвременье», которую мы мо­
жем
назвать
психологическим
комментарием
к
«Нечаянной Ра­
дости»
и
которая
открывает
бо льшой
цикл
со вер ше нно
осо бых
блоковских
ли р ич еских
ст ат ей,
он
сказал
почти
пророческое
сло во
о
сути
русской
л и тер атуры: «Смерчи всегда витали и ви­
та ют
над
русской
литературой.
Так
б ыло
всегда,
когда
душ а
пи­
сателя
блуждала
около
тай ны
пре ображ ен и я,
превращения.
И,
мо жет
бы ть,
ни
одна
литература
не
пе реж ила
в
этой
трепетной
точке
стольких
прозрений
и
стол ь ких
бессилий,
как
русская»
(V, 76).
Подобные
утверждения
Блока
многим
кажу т ся
не по­
нятными,
со зн атель но
им пр ес с ионис ти чными.
Это ,
конечно,
не­
верно.
Рис уя
в
статье
«Безвременье»
страшный
образ
современ­
но го
ему
па ука-ми ра,
всосавшего
в
свое
чрево
норм ал ьно го
че­
ловека,
Блок
предстает
обостренно-трагическим
мыслителем,
чья
роман тиче ская
идеология
основывается
на
ож идан ии
очисти­
тельных
мировых
катаклизмов,
способных
из мени ть
мир .
Отсюда
в
этой
статье
появляется
метафорический
образ: «Ачто,
е сли
вся
тишина
земная
и
российская,
вся
бесцельная
с вобод а
и
радость
наш а—
со тк ана
из
пау тины ?
Если
жирная
паучиха
тке т
и
т кет
паутину
нашего
счастья,
на шей
ж изни,
нашей
дей ст ви­
тельности,—кто
будет
рв ать
па утин у?» (V, 82) Вот вопрос,
за
си мво лик ой
кот орого
скры в ает ся
истинная
тревога
и
бо ль
Бл о­
ка.
И
конечно,
не
случайно
м ногие
мотивы
статьи
«Безвременье»
перекликаются
с
«Осенней волей», ибо это все о России
—
веч ­
ной
и
исключительной
любв и
поэта.
Т ема
России,
Род ины
и
в
про зе
и
в
поэз ии
Блока
з ани мает
одно
из
важнейших
мест .
В ч ит аем ся: «Открытая даль .
Пл яшет
Р оссия
под
звук и
длинной
и
унылой
песни
о
безбытности,
о
протекающих
мигах,
о
пробегающих
по ло сатых
верстах .
Где-то
в дали
заливается
голос
или
колокольчик,
и
еще
дальше
как
ру­
кавом
машут
ря би ны,
все
о сыпанные
красными
ягодами.
Нет
ни
времен,
ни
пространств
на
этом
п росторе .
Одн ооб разн ы
канавы,
за бор ы,
избы,
казенные
винные
лавки,
не
знающий,
как
быть
со
своим
п рос торн ым
весельем,
народ,
буд то
удалой
за­
певало,
выводящий
из
хоров ода
де ву шку
в
красном
сарафане.
Л ицо
девушки
вместе
смеется
и
плач ет.
И
рябина
машет
рука­
311


вом .
И
странные
л юди
приплясывают
по
щебн ю
вд оль
то рговы х
сел.
Времени
б ольше
н ет.
Вот
русская
д ейст вит ель ност ь
—
всюду,
ку да
ни
оглянешь­
ся
—
даль,
синева
и
щемящая
тоска
неиспо лнимы х
желаний»
(V, 74—75).
Так
писал
Блок
в
1906 году,
ра звива я
темы
своего
знаменитого
стихотворения:
Вот
оно,
мое
в есель е,
пляшет
И
звен и т,
зв енит,
в
кустах
п роп ав!
И
вдали,
вдали
приз ывн о
маш ет
Твой
уз орны й,
твой
цв етной
рукав.
Кто
взманил
меня
на
пут ь
знакомый,
Усмех ну л ся
мне
в
окн о
тюрьмы?
Или
—
каменным
пут ем
влекомый
Нищий,
распевающий
псал мы ?
Нет ,
иду
я
в
п уть
никем
не
зва ный ,
И
земля
да
будет
мне
легка !
Бу ду
с луш ать
г олос
Руси
пь яно й,
Отдыхать
под
крышей
ка бак а.
Зап ою
ли
про
свою
удачу,
Как
я
молод ост ь
сгубил
в
хмелю...
Над
печалью
нив
тво их
заплачу,
Твой
п росто р
навеки
полюблю...
Наиб о льш ее
место
среди
к р итич еских
раб от
Блока,
по яв ив­
ших ся
в
1906 году,
по-прежнему
зани ма ют
рецензии.
Од на
из
них
—
на
сборник
Инн окенти я
Анненского
«Тихие песни».
Это
был
первый
сборник
оригинальных
стихотворений
с
приложе­
нием
переводов,
изданный
по чт енным
ф и лол огом,
выдающимся
п ед агогом ,
скромно
укры в ши мся
под
псевдонимом
Ник.
Т-о .
В
к орот кой
(чуть более страницы)
рецензии
Блок,
верный
с вое­
му
критическому
м ет оду,
попытался
проникнуть
сквозь
поэти­
ческую
тк ань
к
«очищенной душе»
писателя
и
глубже,—
к
то­
м у, «что за нею стоит» .
Звуки
на сто ящей,
неожиданной
поэзии
услышал
Блок
в
стихах
«Тихих песен»
и,
пожалуй,
исчерпыва­
юще
определил
особ ен ност и
этого
сб о рник а: «Новизна впечат­
ления
вот
в
чем:
чувствуется
человеческая
душа,
убитая
не по­
с ильн ой
тос ко й,
дикая,
одинокая
и
скрытная.
Эта
скрытность
питается
даже
какой-то
и нстин кти вно й
хитр ос тью
—
д уша
как
бы
прячет
себя
от
себя
самой,
переживает
сво и
чистые
ощуще­
ния
в
угаре
д екад ентских
ф орм » (V, 620).
В
том,
что
Бл ок
ср азу
же
для
себя
от мети л
«Тихие песни»,
убеждает
и
его
письмо
к
Ч улков у
из
Шахматова,
где
поэт
го­
в ори т: «Ужасно мне понравились «Тих ие
песни»
Ник.
Т- о.
312


В
р еценз ии
старался
б ыть
как
можно
суше;
но,
мне
кажется,
это
нас то ящий
поэ т
и
новизна
многого
меня
пор ази ла» (VIII,
132).
И
в
самой
ре цензи и,
о тм ечая
«печать хрупкой тонкости и
настоящего
поэтического
чутья»
автора,
Бл ок
не
устает
варьи­
ровать,
определяя
суть
с тихо в,
эпите т ы,
о тр аж ающие
их
новиз­
н у: «совсем новое,
о пять
н езнак о мое
чу вс т во...», «новизна впе­
ч атл ени я», «совершенная
но в изна
с им в олов », «совсем
свое-
струнны
ос е нние
пе сн и».
Блок
долгое
время
продолжал
ра змыш лят ь
над
поэз ие й
Ан­
ненского.
В
1910 году он писал В .
И.
Кри вичу ,
сы ну
поэта,
что
стихи
посмертного
сборника
Анне нс к ого
«Кипарисовый ларец»
проникают
глу боко
в
сердце.
«Невероятная близость пережива ­
ний,
объясняющая
мне
многое
о
самом
с е бе » (VIII, 309).
Ви­
д имо , «многое о самом себе»
пом огли
понять
Блоку
и
стихи
«Тихих песен» .
В.
Крив ич,
посылая
Бло ку
«Кипарисовый ла­
ре ц», заметил,
что
Блок
относился
к
тем
п иса те лям,
кто
был
особенно
близок
И.
А нненск ом у
и
над
чьим
тв орче ств ом
тот
много
думал.
Дейст вител ьно ,
откликнувшийся
на
сборник
г -на
Ник.
Т-о
поэт
сам
через
неско ль ко
лет
н ашел
в
л ице
Анненского
внима­
тельного
и
проницательного
крити ка.
В
напечатанной
в
двух
но­
мер ах
журнала
«Аполлон»
статье
«О современном лиризме»
Ан­
нен ски й
чр езв ы чайно
высоко
о цени вает
поэзию
Блока.
Разби­
рая
«Незнакомку», он пишет: «Но я особенно люблю Блока вов­
се
не
когда
он
гов ори т
в
стихах
о
любви.
Это
даже
как-то
мень­
ше
к
нем у
идет.
Я
люблю
его,
когда
не
с
искусством
—
что
ис­
кусство?
—
а
с
д ико винным
волшебством
он
ход ит
около
любви,
весь
—
о дин
намек,
оди н
томный
блеск
г лаз,
од на
чуть
слышная,
но
уже
чарующая
мелодия,
где
и
слов а- то
любв и
не
в ста ви ть»1.
Так
нашли
друг
друга
в
российском
«безвременье»
два
боль­
ших
русских
художника.
О соб енно
значимым
оказывается
в
это
время
обращение
Бло­
ка
к
имени
П ушк ина
в
критической
м ини атюр е-р ецензии
на
брошю ру
Д.
Мережковского
«Пушкин» .
Величие
и
зн ачени е
темы
Пушкина
для
рус с кого
писателя
подчеркивает
Бл ок.
Он
подчеркивает
мы сль
о
русском,
нацио­
на ль ном ,. глубоко
на родн ом
зна чении
творчества
Пушкина,
то
е сть
идеи,
восходящие
к
речи
о
Пу шкин е
Достое вс кого.
Отмечает
Блок
и
трак тов ку
критиком
некоторых
произведений
и
обра зов ,
считая
их
иногда
парадоксальными,
но
глубок о
серь-
1 Иннокентий Анненский.
Кн иги
отр аже ний.
М., «Наука».
1979, с. 362.
313


езными.
«Когда Мережковский говорит о страшной идее «М ед ­
но го
в садни ка», о .« чужом,
нерусском,
туманном
призраке»
—
Онегине,
о
«загадочной,
темной
и
глуб окой ,
как
русская
сказ­
к а», Татьяне,
о
том,
что
такое
Толстой
и
Достоевский
в
св язи
с
Пушкиным,—слышите
ли,
о
чем
и
как
он
го в ор ит?» (V, 636).
С
эт им
первым
развернутым
высказыванием
Блока
о
Пушкине
перекликается
его
предсмертная
речь
«О назначении
поэ та », которая явственно несет отзвук идей,
звучавших
еще
в
ранней
рецензии
Блока.
Интересно
сравнивать
р ецензи ю
на
брошюру
Мережковского
с
более
п ро ст ранным
о тзы вом
Бло ка
на
кн игу
профессора
Н.
Котляревского
«М.
Ю.
Лермонтов.
Личн о сть
п оэта
и
его
про из вед ения », названную точно и жестко: «Педант о поэте» .
Пре жде
всего
в
глаза
бросается
бе сс порн ое
сочетание
име н
Пушкин
—
Ле р монт ов.
«Два магических слова «с обс тве нны е
име­
на»
русской
ис тор ии
и
народа
русского—
с тан овят ся
лозунгами
двух
станов
русской
литературы...» (V,26).
Но
ес ли
«Пушкина
отрицали
и
поощряли,
о
Пушкине
говорились
гениальные
реч и,
у
Пушкина
б ыли
гениальные
хулители,
ученые
разбирали
его
на
все
л а ды» (V, 635), то Лермонтов еще скрыт в молчании ис­
следователей.
Два
направления
видит
Блок
в
ан али зе
творчест­
ва
Лермонтова:
пут ь,
который
он
называет
пут ем
«творческой
критики», метод,
раскрытый
самим
Блоком
в
рецензии
на
«Пуш­
ки на », и путь беспощадного анатомического рассечения
—
«ме­
то д,
которого
держатся
хирурги:
они
не
вправе
в
минуту
опера­
ции
помыслить
о
чем-либо,
кроме
разложенного
перед
ни ми
бо­
лящего
тела» (V,26).
Критика,
пользующегося
эт им
ме то­
дом ,
Блок
ср а вни вает
с
каменщиком,
строящим
фундамент
под
дв оре ц.
Хара кте рно
для
Блока
это
ра здел ен ие
д вух
м ето дов
в
кри­
тике.
Казалось
бы,
ему ,
поэт у
концептуальный
пу ть
широких
философско-критических
обобще н ий,
а
часто
и
прозрений
бли ­
же
и
естественнее,
да
и
сам
он
постоянно
стремился
приблизи­
ться
к
нем у
в
св оей
литературной
р аб оте.
Но
Бло к
тон ко
по ни­
мает
и
возможности
анал ит ич еско го
и сс лед ов ания,
при
кото­
ром ,
казалось
бы,
зак ры ты
все
ближайшие
перспек ти вы,
но
ко­
торый
в
будущем
сул ит
воссоздание
широ к ой
и
п олной
карти­
ны
литературной
жиз ни.
Чтобы
решить
за гад ку
Лермонтова,
исследователь
должен
«провидеть»
правду,
счит ает
Блок.
В
рец енз ии
на
книгу
К от­
ляревского
закл ючена
мысль,
весьм а
важная
для
уяс нен ия
ме­
тодологии
кр итики
самого
Блока.
Он
требует
от
иссле дов ат еля
314


не
так
наз ываемо го
«проникновения», а бесконечного прибли­
жен и я, «прикосновения»
к
жизни
и
по эзии
художника.
Блок
считает,
что
«приближение»
должно
быть
соз вуч но
эпохе,
в
ко­
торую
работает
исследователь,
и
не
на хо дит
этого
у
К отл ярев-
ского.
«Читаешь и изумляешься, —
пиш ет
Блок,—
откуда
эти
рас­
суждения
в
наше
время,
когда
все
«плоскости»
начинают
х ол­
миться,
когда
все
пр иход ит
в
дв ижение?
Да
и
выно с ит
ли
уже
паше
время
рассуждения
«без искры божией», не требует ли
оно
хоть
о дной
видимости
полета,
св обо ды
и
ка кой
бы
то
ни
бы­
ло
новизны?» (V,27).
Л ишь
од нажд ы
профессор
Котлярев­
ский
«обмолвился одной фразой,
будт о
с
не ба
з везду
схватил:
«... Ис т ина
зак люча лас ь
в
бе ссм ен ной
тре в оге
духа
самого
Лер­
монтова» (V, 29).
Эта
истинно
блоковская
мысль
подводит
итог
рецен зи и
на
книгу
о
Лермонтове,
в
ц елом
«вялой,
неуме­
лой,
несво бо дной » (V, 30), как пишет критик.
В
наступавшие
го ды
глухой
ре ак ции
Бл ок
все
чаще
и
на­
стойчивее
бу дет
обращаться
к
творчеству
писат елей-р еал ист о в.
Это
отметят
и
современники
поэта.
«Смотрите,
как
Блок
идет
к
реа лиз му»
пи сал
С.
Г ород ец кому
В ячесл ав
Иванов.
В
шах-
матовское
лет о
1906 года напряженно размышляет Блок об об ­
щественности,
он
пишет
о
наст у пив шем
кр изи се
индивидуализ­
ма,
о
стремлении
людей,
еще
отчужденных
друг
от
друга,
найти
«на чужих лицах ответ,
слиться
с
другой
душой,
не
теряя
ни
един ог о
кристалла
сво ей» .
Это
уже
программа,
и
именно
она
по­
будила
Бло ка
о брат ит ься
к
наиб ол ее
общественному
из
ис­
кусств
—
театру.
В
двух
написанных
друг
за
другом
пи сь мах
из
Шахматова
Блок
очерчивает
с вою
литературную
по зицию
во
время,
кот орое
определил
он
как
время
страшного
и
ужасного
зап устен ия,
от­
сутствия
каких
бы
то
ни
был о
звуков,
что
для
Блока,
вос п рини­
мав ше го
мир
«музыкально», было равносильно гибели .
Вы ход
из
этой
пагу б ной
для
л ите ратуры
тишины
Бл ок
видит
в
появле­
нии
здорового,
с ильн ого
писателя-реалиста.
Он
пише т
Е.
Ив анов у: «Ненавижу свое декадентство и би­
чую
его
в
окружающих,
к от орые
менее
по винны
в
нем,
чем
я.
Нас тал
де каден тств у
конец,
теперь
п отян ется
время
всеобщих
повторений,
и
нечего
думать
о
литературных
уте шен и ях,
пок а
кто-нибудь
не
н апише т
б ольшо й
и
д ейст вит ель но
нужной
вещи,
где
бу дет
играть
роль
те ло
не
меньше,
чем
дух.
Все
переутоми­
ли сь
и
преждевременно
сочли
святым
свой*
собственный
боль-
1 Письма С.
Городе цк ог о
А.
Блоку.
ЦГАЛИ,
ф.
55, ед.
хр.
224.
315


ной
и
тонкий
дух,
а
тепер ь
платятся
за
эт о.
О
ком
ни
подума­
ешь,—
все
нет
ни кого,
кто
бы
н ап исал
освежительную
вещь.
Наступила
Тишина
—
самая
ч ертов ская
—
несмотря
на
р ев олю­
цию...
Ты
не
совсем
тоскуешь,
п отом у,
что
в идишь
св ет лую
точ­
ку
в
конце
те м ного
коридора,
как
пишет
об
э том
Мережков­
ский,
хотя
сам-то,
пож ал уй,
и
не
вид ит
светлой
то чки.
Я
же,
ес ли
бы
пи сал
что- ли бо
подобное,—
лгал
бы;
и
как
то лько
запи­
шу
дека дент ски е
стихи
(а других
—
не
смогу)
—
так
и
налгу...
А
я
буд у
п исать
ре ценз ии
в
«Слово», мне прислали книг.
Чи­
тал
я
много
—
Сологуба
«Тяжелые сны» (очень хорошо), Горь­
ког о
(«Трое»
были
для
ме ня
ва жны) . ..» (VIII, 156—157).
Эта
позиц ия
обусловила
резкое
из менение
в
литературных
исканиях
Блока,
нос ивш их
ранее
более
лирический
хара ктер.
Именно
к
переломному
пер иод у
пер вой
русской
революции
от­
носится
начало
его
пу б лици стич еско й
деятельности,
а
слова
Блока
о
то м,
что
он
пи сал
на
одн у
т ему
сначала
стихи,
потом
пьесу,
п отом
статью,
убедительно
подтверждают
его
желание
вырваться
из
лир ическ о й
скованности.
Но,
безусловно,
Ал.
Блок
наиболее
полно
выр ази л
св ое
от­
нош е ние
к
с ложне йш им
литературным,
фило с офс ким
и
эст ети­
ческим
проблемам
периода
резкого
спа да
общественного
д ви­
жения
в
по сле р е вол юционные
го ды
в
ли тературн о-критиче ских
ст ать ях
1907—1908 годов.
В
четвертом
номере
московского
журнала
«Золотое руно»,
издаваемого
Н.
П.
Рябушинским,
бы ло
н а печа тано
из вещен ие
«От редакции»: «Вместо упраздняемого с No 3
библиографиче­
ско го
отдела
редакция
« Золотого руна »
с
бл иж айшег о
No
вводит
критические
обозрения,
дающие
систем ат ич еск ую
оценку
ли­
тера турн ых
явл ен ий.
На
вед ение
э тих
обозрений
редакция
за­
ручилась
согласием
своего
со тр у дника
Ал.
Блока,
заявление
которого,
с оглас но
его
желанию,
помещаем
ниже».
Б лок,
совер­
шенно
нео жиданно
для
мног их
решивший
выступить
с
лит е ра­
турно-критическими
обозрениями
в
журнале
Рябушинского,
писал
следующее: «Редакция «Золотого
руна»
поручила
мне
сл ожное
и
от ве тс тве нное
де ло
—
кр и тические
обозрения
теку­
щей' лите р ат уры.
Для
того,
что бы
успеть
отметить
своевременно
все
це нное ,
я
намер еваю сь
об ъедин ит ь
в
каждом
из
первых
очер ков
maximum того,
что
мне
представляется
возможным
объединить.
Т ак,
я
думаю,
можн о
гов ор ить
о
современном
ре­
ализ ме,
охватывая
боль ш ой
круг
очень
разнообразных
писате­
ле й.
Точ но
так
же
можно
собрать
много
литера турны х
фактов
в
главах
о
н овой
драме,
о
лирике,
о
критике,
о
рел игио з но-ф ило ­
софском
движении
н аших
дней.
Задача
моя
облегчается
те м,
316


что
я
бу ду
иметь
в
вид у
по
преимуществу
художественную
ли­
те рат уру,
согласно
с
существом
журнала.
Первый
очерк
в
ближайшем
н омере
«Золотого руна»
я
по­
свящу
реалистической
беллетристике
по след них
месяцев.
Ис­
черпав
объединяющие
очерки
воз можно
скорее,
я
постараюсь
давать
е жеме сячны е
отчеты
о
выдающихся
ли тератур ны х
явле­
н иях
со
всею
воз м ожной
п ол нотой» (V, 675).
Это
заявление
произвело
сенсацию.
И
д ело
здесь
не
только
в
том,
что,
как
отмечает
В.
Орл ов,
Блок
в
с реде
символистов
поль­
зовался
к
то му
в рем ени
репута цией
талантливого
лирического
поэта,
а
на
его
зан ят ия
критикой
внимания
обращалось
м ало,
но
и
в
программе,
которую
выдвинул
Бл ок
своим
заявлением.
В
«Золотом руне», эстетском журнале,
издававшемся
на
деньги
мец ен ата
Рябушинского
тиражом
приме р но
в
950 экземпляров и
распространявшемся
среди
интеллигенции
двух
сто ли ц,
четко
н а мечался
план
ст ат ей,
ко то рые
наиболее
пол но
выразили
об­
щест венны е
настр о е ния
Блока,
р езко
противопоставившие
его
символистам.
Именно
в
«Золотом руне»
появились
статьи
«О реалистах», «О лирике», «О драме», «Литературные итоги
1907 года», «Три
в оп роса », «О театре», «Письма о поэзии»,
«Народ и интеллигенция», «Вопросы,
в оп росы
и
вопросы».
Для
этого
же
изд ания
готовилась
и
ст атья
«О современной кри ­
тике».
В
первой
стат ь е,
опубликованной
в
«Золотом руне»,
Блок
сказал
о
п иса телях-ре али ста х,
сл ед овавш их
за
Горь ким ,
верные
и
пророческие
сл ова : «...Как по
обрыву
над
большой
русской
ре­
кой
располагаются
ж иво писны е
и
круты е
груды
камней,
гл и­
няные
пл аст ы,
сползающий
в низ
кус тарн ик ,
так
и
здесь
есть
прек р асно е,
дикое
и
высокое,
есть
какая - то
задушевная
ж аж­
да
—
п одн яться
выше,
подниматься
без
отдыха...
в
о бщем
они
зд оров ы
и
бодр ы,
и
я
не
знаю,
над о
ли
жа ле ть,
что
они
образу­
ют
фон
русской
литературы.
Я
не
жалею.
Все
они
—
«братья-пи­
сатели», и в их судьбе «что-то
ле жит
роковое».
И
в
них
ес ть
какое-то
глу боко
чел ов еч ное
бескорыстие
и
вот
та
самая
не­
преднамеренность
и
сво бода ,
с
какою
кусты,
камни
и
глина
рас­
пол о жил ись
на
крутом
бе регов ом
откос е
русской
полноводной
рек и» (V, 108—109).
Ник то
из
литераторов
символистского
ла­
геря,
кроме
Блока,
да же
близко
не
приближался
к.
так им
ясн ым
мыслям
о
зн ачени и
реа ли зма
в
русской
литера туре
и
о
его
пред­
став ите лях .
Так
называемые
«культурные критики»
пренебре­
жительно
игнорировали
скромных
«тружеников»
лите ратур ы
и
именно
о
них, «описывающих жизнь», сказал
Бло к
в
статье
«О реалистах».
317


«Я написал много
—
за ступ и лся
за
Г орьк ого,
об
Андрееве,
выругал
Фил осо фов а
и
Мережк ов ск ого »,—
п исал
Блок
жен е.
Страницы,
посв ящ енные
в
э той
статье
Горькому,
характер­
ны
для
Блока-критика
тем,
что,
несмот р я
на
яр ко
индивидуаль­
ный,
личностный
по дхо д,
он
сумел
б о лее ,.чем
кто-либо
другой,
понять
сущность
и
значение
Г орького
для
русской
литературы,
его
ро ль
как
великого
народного
писателя.
Мы
упоминали
уже
о
том,
что
ста тьи
Блока
не
дошли
до
ши­
р окой
общественности,
а
среди
его
литературного
окружения
были
вст р ечены
с
вр аж дебн ым
недоумением.
Вот
что
пиш ет
Городецкий
о
том
вре ме ни: «Печататься можно было только в
«Орах», «Грифе», «Скорпионе» .
С
трудом
принимался
«Шипов ­
ник».
И
вот
в
этом
воздухе
прозвучал
вдруг
от че т ливый,
все м
наперекор
голос
Блока
о
реалистической
литературе»*.
Нет
ни
одной
работы
последующих
лет,
по свящ енно й
статье
«О реалистах», в которой не подчеркивалось бы,
что
Блок
пер­
вым
из
окружающего
его
д екад ент ск о-эст ет ског о
мир а
ска­
зал
о
подлинном
зна чен ии
Г орь кого
как
ве лик ого
национально­
го
и
народного
писателя.
В
то
время,
как
Ф илос офов
предрекал
конец
Горь кого,
Блок
осознал
его
нравственную
с илу
и
напи­
сал
многозначимые
слов а: «... есл и
и
ес ть
реальное
понятие
—
«Россия», или лучше Русь, —
помимо
территории,
государствен­
ной
вл аст и,
государственной
цер к ви,
сословий
и
п р.,
то
ест ь
если
есть
это
великое,
необозримое,
п росторн ое ,
тоскливое
и
обетованное,
что
мы
привыкли
объединять
под
именем
Ру-
си,—
то
выразителем
его
приходится
считать
в
громадной
степени
—
Горького» (V,103).
Эти
слова
соседствуют
в
статье
с
критическим
отз ыв ом
о
повести
«Мать», которую Блок счи ­
тал
сла бой
и
в
котор ой
не
видел
«ни одной новой мысли и ни
о дной
ярк ой
с троч ки», называя
ее
бле дно й
копией
«Фомы
Гордеева».
Со зн авая
знач е ние
Г орького,
Блок
не
смо г
досконально
ра­
зобраться
в
осо бен нос тях
его
творчества;
в
1905—1908 годах, —
как
отметил
В.
Ор лов , «Блоку был гораздо ближе и понятнее
Г орьк ого
«мятущийся»
Л.
Андреев,
и
тем
не
менее
именно
к
Горькому
было
приковано
его
вн им ание
в
этот
период.
И,
бе­
зусловно,
Горький
сыграл
бо льшу ю
роль
в
становлении
миро­
воззрен ия
Бл ока
п осле
первой
русской
революции»2.
В
письме
к
Евг.
Ив ано ву
Бл ок
отмечает
важность
для
се бя
1С.
Городецкий.
Русские
п ор треты.
М., «Правда», 1978, с.
16.
2 Вл.
Орлов.
Александр
Бл ок.
М., «Художественная литература»,
1956, с.
112.
318


только
что
пр оч итанно й
пов ес ти
«Трое», а в статье «О
ре али с­
т ах », страстно полемизируя с Мережковским,
гов ори т
о
вели­
кой
изначальной
искренности
Го рького,
искр енност и,
идущей
из
глу б ины
н аро да,
и
про т иво пост авл яет
ее
«сну»
представите­
лей
«большой культуры», таких,
как
Философов
и
Мережков­
ск ий.
«... неисп о ведим о ,
по
ро ков ой
си ле
своего
таланта,
по
кро­
ви,
по
благородству
стремлений,
по
«бесконечности идеала»
(слова В .
В.
Роза нов а)
и
по
м асшт абу
сво ей
душевной
муки,—
Горький
—
р усски й
писатель» (V,103).
А
за
Горьким,
сч ит ает
Блок,
идет
в
русской
ли тера туре
большая
плеяда
хор оши х
писат елей-р еалист ов .
Он
высоко
оце­
нив ает
повесть
Скитальца
«Огарки».
Автора
ее
Блок
отн оси т
к
«отрицателям быта», последователям Горького,
с
его
с осре дот о­
ченной
пр истал ьно сть ю
изображения
мира.
Рассматривая
по­
весть
Ск ит аль ца,
Блок
зам еча ет,
что
ее
не
вос приме т
«критик со
вкусом»,
далекий
от
жизни
прос ты х
людей,
ее
бед
и
за бот:
«Такому критику,
я
думаю,
пр от ивен
пьяный
уг ар
и
хмель,
но
этим
хмелем
дышат
волжские
берега,
бар жи
и
пр иста ни,
на
ко­
торых
ютятся
отверженные
горьковские
лю ди
с
нищ ей
и
откры­
той
ду шой
и
с
железными
мускулами» (V,111).
Это
н аписано
уже
совершенно
в
духе
революционно-демократической
крити­
ки
60-х
год ов.
Неп о нятны й
для
многих
со вре ме нник ов
интерес
Блока
к
пи­
сателям-реалистам
и
доброжелательная,
корректная,
внима­
те льна я
оценка
их
творчества,
ст оль
вр аж дебно
вс тр еченн ая
многими
символистами,
была
для
Блока
глу боко
внутренне
обу­
словлена.
Его
изначальная
простота
и
«здоровость»
позволяла
не
только
то нко
и
глу боко
судить
о
литературе,
но
и
необычай­
но
чутко
реагировать
на
изменения
общественной
жизни.
И
то,
что
в
год ы
реакции
именно
в
произведениях
писателей-реали­
ст ов
ув идел
он
л и тера туру,
нужную
массам,
и
заявил: «...по­
лезно,
когда
ветер
соб ытий
и
мировая
музыка
заглушают
музы ­
ку
от ор ва нных
душ
и
их
сокровенные
с квоз ня чки »,—
подтверж­
д ает
наши
слова.
Здесь
сл ы шатся
будущие
мотивы
«Двенадцати»
и
идеи
статьи
«Интеллигенция и Революция», предстает перед нами
Блок-мыслитель,
с
по з иции
рев олю цио нно го
романтизма
при­
ветствующий
нов ую
литературную
с илу,
сравнивающий
ее
вли ­
яние,
влияние
э той
«деловой»
литературы
с
произведениями
Ль ва
Толстого.
Говоря
о
плеяде
писателей-реалистов,
Блок
сказал
и
нема­
ло
критических
и
часто
спр ав едлив ых
слов
в
их
адрес.
Отметив
бо льшую
те му,
над
которой
работают
эти
писа те ли,— «рус ск ую
319


ре вол ю ци ю », он замечает,
что
часто
они
те ряются
в
п одроб н ос­
тях ,
неспособны
к
обобще н иям ,
а
порой
в
их
произведениях
можно
на йти
сле ды
ли терат урщин ы
и
дешевого
эф ф екта.
Он
отмечает
некоторую
и злишн юю
«приземленность»
эт их
писате­
лей.
И
указывает,
что
так
пишут
те , «кто не читал в звездных
узорах,
кто
не
может
или
не
хочет
видеть
зв ез д».
Этот
тезис
да­
ет
Блоку
право
сч итат ь
массовую
реалистическую
ли те ра туру
лишь
фоном
б ольшо й
л и тературы ,
он
предъявляет
ей
мак си­
м альн ые
т ребо вания ,
равные
выс ок им
делам,
к от орым
она
призвана
служить.
Главны м
же
в
статье
«О реалистах»
о стает ­
ся
суждение
Бло ка
о
народности
и ску сст ва.
Те
слова,
что
напи­
сал
он
в
рецензии
на
сборник
стихов
Верхарна,— «гений
преж­
де
всего
—
н аро д ен», можно быро бы поставить эпиграфом к
первой
статье
Блока
в
«Золотом руне».
Для
этого
журнала
Бло к
написал
и
статью
«О лирике».
Среди
блоковских
категорий-символов
«лирика»
занимает
едва
ли
не
важнейшее
место.
«Лирика», по Блоку,
мо жет
яв ля­
ть ся
во
мн огих
ипо стася х,
это
понятие
зыбкое,
включающее
в
себя
элементы
социальные,
категории
психические
и
чисто
ли­
тературные.
«Лирическое восприятие»
Блоком
эпохи
было,
безусловно,
восприятием
и значал ь но
зд оров ой
личности,
на ходящей ся
в
ат­
мосфере
болезненного
ра сп ада
современного
ему
общества.
О
ч увс тве
гражданина-гуманиста
зна мен ател ь но
пи сал
он
В.
В.
Ро­
зан ов у: «Ведь я,
Васил ий
Василь евич ,
с
м олоко м
матери
впитал
в
себ я
дух
рус с кого
«гуманизма».
Дед
мой
—
А.
Н.
Бе кето в,
ректор
СПб
университета,
и
я
по
пр оис хо жд ению
и
по
кров и
«гуманист» ...
Чем
бол ее
пробуждается
во
мне
соз нание
себя
как
час ти
этого
родного
це ло го,
как
«гражданина своей родины»,
тем
гром че
гов орит
во
мне
кровь.
Я
не
отрицаю,
что
я
повине н
в
декаден тс т ве,
но
кто
тепер ь
в
нем
не
п овине н,
кроме
м ерт ве­
цо в?» (VIII, 274).
Из
декад ентств а
Блок
и скал
выход
в
лирике,
которая,
по
его
мысли,
о б ъе диняет
в
едином
рит ме
труд
ученых
и
рабо­
ч их,
крестьян
и
общественных
д еятел ей.
Безусловно,
все
это
оче нь
субъективно,
но,
учитывая
слова
Блока,
что
он
пре д по­
читае т
«людей идеям»
и
что
ощущает
в
себе
здоров ую
цел ь­
нос ть,
способность
и
ум ение
быть
человеком
—
вольным,
нез а­
висимым
и
честным,
можно
говорить
о
социально-общественной
функции
л ир ики,
в
п онима нии
Блока,
актив но
вл ияющей
на
жизнь.
Для
Блока
л ирика
—
мироощущение,
лирик а
—
жанр,
но
ли­
рика
и
определенное
мировоззрение,
то
е сть
лирики
те,
кто
су-
320


ме ет
«услышать песню» (V, 132). « Бы ть
лир ико м
—
ж утко
и
ве­
с е ло»,—
утве ржд ае т
Блок.
Но
в
э той
же
ст ат ье,
заяв ив ,
что
слова
«Так я хочу»
—
ед инст венный
лозунг
ли ри ка,
Блок
суж ает
сво ю
концепцию,
сводя
макрокосм
м ира
по эта
соб ств ен но
к
микрокосму
его
души.
В
теоретической
части
ста тьи
«О лирике»
ест ь
одно
лю бо­
пытное
наблюдение,
кот орое
приводит
Бл ок
и
к оторое
весьм а
сов ре менн о
для
поэз ии
и
нашего
времени:
«Поэты интересны
те м,
чем
они
отличаются
дру г
от
друга,
а
не
тем,
в
чем
они
под обн ы
друг
д ру гу» (V, 135).
Подражательность,
с ила
ли чног о
творчества,
п оняти е
«школы»
и
тенд енциоз ност и
по эзии
вы те­
каю т,
по
Блоку,
из
этой
тез ы,
кото рую
делает
он
о дной
из
основ
для
а нал иза
отдельных
поэтических
книг
в
статье
«О лирике» .
Высоко
о цени вает
Блок
поэзию
Ба льмо нта ,
разбирая
«Жар -
пт ицу» .
Он
прослеживает
п уть
поэта
к
той
простоте,
где
за
яс­
ной
формой
скрыта
глубина
мыс ли
и
сложность
душевных
пе­
реживаний.
«Новый Бальмонт с его плохо оцененными рабочи­
ми
п есням и
и
с
песнями,
посвященными
«только Руси», стал пи­
са ть
более
медленным
и
бо лее
простым
стихом» (V,138).
Вот
эта
простота
поэзии
и
возводится
Блоком
в
высший
принцип.
«Поверните проще»
—
этот
призыв
Блока,
обращенный
к
Баль­
мо нту,
яв ств ен
в
статье.
Блок
считал,
что
в
«Жар-п ти ­
це»
еще
и дет
б орьба
между
высшей
п ростот ой
и
старым и
де­
к аден тскими
приемами
д ур ного
т она,
что
в
э той
книге
есть
це­
ликом
пл охие
с тра ницы.
И
потому
«ее нельзя еще признать рав­
ной
книге
«Будем как солнце»
и
та кой
же
новой,
как
была
та ».
Блок
искал
в
«Жар-пт ице »
залог
б удущ его
движения
Б аль­
монта ,
стремился
п о дс казать
поэту
путь
к
прос тоте
и
на­
роднос ти.
Позже
в
статье
«Бальмонт»
оц енки
Блока
станут
р ез­
ч е : «...когда
пошли
новые
кн иги
—
од на
за
другой,
все
пухлее
и
пухлее,
всякое
тер пени е
и сто щилос ь».
Блок
увидел,
что
в
тво р­
честве
Бальмонта
возобладали
и
декадентские
пр ие мы,
дурной
тон.
Видимо,
очень
чувствительный
к
перспективе,
ко торую
су­
лит
то
ли бо
ино е
литературное
явление,
Бло к
в
1907 году счел
«Жар -птицу»
основой,
на
ко торой
ра сц ветет
новая
поэзия
Баль­
монта.
Когда
же
за
ней
пошли
книги
одна
толще
и
б езвк у снее
другой,
ужесточил
свою
оц енк у.
В
э той
статье
Бл ок
применил
св ои
об шир ные
з нания
фольк­
лора,
приобретенные
при
п одгот ов ке
бол ее
ранней
работы
«По­
эзия
заговоров
и
эаклинаний».
Наим енее
удачной
частью
«Жар -
птицы»
Бл ок
по счит ал
ст ихот во рную
перед ачу
заговоров.
На­
родн ая
песнь
не
удавалась
Ба ль мон ту.
Блок
отмечает
и
недо­
статочно
требовательный
выбор
з агов оров
для
переложения
и
H В мире Блока
321


слабость
самих
переложении
по
ср авнению
с
ор иги налам и.
В
отдаленности
от
наро да,
его
стихии
и
ду ши
видел
Бл ок
ис то­
ки
н еу дачи
Б альмон та.
Талант
и
судьба
этого
поэта
как
бы
на­
гл ядна я
иллюстрация
к
проблеме
наро д
и
интеллигенция
в
ее
б локо вс ком
в осп рият ии.
Рассмотрев
путь,
пр ой денный
Бальмонтом
от
«безбрежно­
ст и», где были только волны,
только
воздух,
чере з
поэзию
веков
и
народов,
к
изломанному
строю
с ти хов, «где вся душа содро ­
галась
и
ломалась
от
зрели ща
заре в
«горящих зданий», через
погружение
«в леса символов»
и
соз д ание
непов тор имой
по
без­
мерному
богатству
книги
«Будем как солнце»
к
п рос тоте
«Жар -п ти цы », Блок проследил сложнейшую эволюцию поэзии
Б ал ьмонта ,
чутко
ул овив
фальшь
и
слабость
фольклорной
с труи
его
поэ з ии.
Проблемы
п ути
и
ст иля
Бальмонта
возникали
п еред
Блоком
и
позже;
незадолго
до
смерти
Бл ок
готовился
к
бо льшо­
му
исследованию
его
поэ зии.
Явственное
стремление
Блока-критика
к
реализму
видно
в
его
интересном
анализе
стихов
Бунина
в
статье
«О лирике», тем
более
неож ид анно м,
что
п ояви лся
он
на
страницах
«Золото ­
го
руна».
Бл ок
сказал
здесь
о
реалисте
Бунине
иск рен ние
и
точные
с ло ва : «Цельность и простота стихов и мировоззре ­
ния
Бунина
настолько
ц енны
и
ед инст венны
в
сво ем
роде,
что
мы
должны
с
его
первой
книги
и
пе рв ого
ст ихо т во рения
«Листопад»
приз на ть
его
пр аво
на
одно
из
главных
ме ст
с реди
со вре м енной
русской
по эзи и» (V, 141).
То,
что
и
сейчас
мы
сч и­
та ем
сил ьн ей шей
с тороной
по эзии
Бу нина,
отметил
в
свое
вре­
мя
Блок,—
у мение
Бунина-поэта
увидеть
в
при род е
и
пер е дать
в
стихе
м але йшие
звуковые
и
зрительные
оттенки,
прист ал ьно е
внимание
к
де тали
и
любо вь
к
русской
д ер евне.
В
ст их ах,
по­
священных
русской
природе,
Блок
нах од ит
у
Бунина
боль шую
вну тр е ннюю
си лу
и
раз ноо б раз ие.
Гибкость
поэтического
язы­
ка,
точ ное
употребление
простых
народных
слов
приносят
в
поэзию
Бунина
ту
цельность,
простоту
и
г лу бину,
ко то рые
вс е­
гда
б ыли
свойственны
русской
кл ассич еско й
по эзи и.
Блок,
от мет ив
простоту
и
пушкинскую
четкость
Бунина
—
поэта
русской
деревни,
установив
его
с вязь
с
по эз ией
Полонско­
го,
по
достоинству
оценил
поэта-реалиста,
держащегося
в
пре­
делах
«литературного стиля и литературной скромности», что
в
ус тах
Блока
было
высшей
похвалой.
В
той
же
статье
«О лирике»
Блок
гов орит
о
кни ге
Сергея
Соловьева
«Цветы и ладан»
как
о
примере
п олн ого
пренебреже­
ния
к
внешнему
миру ,
отче го
про ис хо дит
«зрительная слепота,
кото рая
д ост игает
иногда
грандиозных
размеров
и
оп ять-т аки
322


преграждает
все
пу ти
образам:
призн аков
такого
пренебреже­
ния
—
не
с чес ть.
Об ъе кт ивно
рассматривая
я вл ения
литерату­
ры,
Блок
сурово
о цени вает
поэзи ю
С.
Со ловь ева ,
близкого
ему
некогда
московского
символиста.
«Не поэзия», «стихи» (т .
е.
пустая
в ерси фи каци я ), «ученический
опыт»—вот
опр ед еле­
н ия,
которыми
пользуется
Бл ок.
Он
отмечает
полное
невни­
ма ние
С.
Соловьева
к
м иру
природы;
множество
банальных
рассуждений
количественно
превышает
редкие
здр ав ые
и
ори ­
гинальные
набл юдения
над
ней
(сравним:
благодаря
люб ви
к
природе,
Бунин
«смотрит зорко и далеко,
и
красочные
и
слухо­
вые
его
впечатления
б ог ат ы») (V, 141).
Банальность,
нему з ы-
кальность
стихов
С.
С олов ьев а,
совершенно
ничего
не
говоря­
щие
образы
и
не обяза тел ь ные
строфы
приводят
Блока
к
выв о­
ду,
что
«те немногие стихотворения,
где
есть
ис тинна я
поэзия,
пахнут
ладаном,
запаха
же
цветов
во
всей
книге
Сергея
Соло­
вьева
нет
ни
мале йше го ...» (V, 155—156).
Противопоставляет
кр итик
С.
Солов ье ву
молодого
Городец­
кого,
разбирая
его
второй
сборник
«Перун» .
Уже
книгой
«Ярь»
Городецкий
заявил
о
себе ,
как
о
п оэте
своеобразном,
прекрасно
чувствующем
сл ав янск ую
м иф ологию
и
народный
язык.
Кро­
ме
того,
в
авторе
«Яри»
со врем енники
видели
худ ожн и ка,
при­
стально
вглядывающегося
в
ж изнь
городских
трущоб
и
нищих
деревень,
что
привлекло
мн огих .
Та кой
требовательный
судья,
как
В ячесл ав
И вано в,
назв ал
«Ярь»
ли тератур ны м
событием,
отм ет ив
стихию
народного
языка,
вторгшуюся
в
эту
книгу;
М.
Во лошин ,
В.
Брюсов
высоко
о це нили
«Ярь», после которой
автор
м ожет
бы ть
судим
«по законам для немногих» .
Блок
с
ра­
дос тью
приветствовал
«Ярь»
и
С.
Городецкого,
своего
лите р а­
ту рно го
кре стни ка.
Анализируя
поэзию
Го роде цкого,
в
статье
«О лирике», Блок
г ов орит
о
сборнике
«Перун»
как
о
пр о изв едении ,
почти
завер­
шающем
первый
виток
спирали
будущего
пути
поэта
(кстати,
обр аз
спирали
теперь
неоднократно
применяется
в
л и тера туро­
веден ии
для
а на лиза
творчества
самого
Блока).
Умеющий
ус­
лышать
в
стихах
отзвук
реальных
стр а дани й,
критик
ос обо
ос­
та навливае т ся
на
р азд еле
книг и
«Заросли злобы», с его просты­
ми,
часто
несчаст ным и
героями,
с
зр ели щами
«трущобных ка ­
т а с тр оф », каторжной жизнью рабочих,
страстными
и
г не вными
проклятиями.
Постоянно
тянет
Блока
к
произведениям,
и зо бра­
жающим
простую
жизнь,
с
мельчайшими
бытовыми
под робн о­
стями,
он,
как
Герман
из
«Песни Судьбы», стремится уйти на
голос
свежего
ветра
в
огромный
м и р, «синий,
неиз вест ный,
вле­
ку щ ий».
Отсюда
тако й
н апря же нный
поиск
народных
начал
у
И*
323


самых
различных
поэтов
в
статье
«О лирике»
и
резкая
крит ик а
серости
и
де каден тств а.
Лето м
1907 года Блок создает первые стихи из тех,
что
в
бу­
дущ ем
со став ят
цикл
гражданской
лирики
«Ямбы», который,
на­
ря ду
с
публицистикой
и
литературно-критическими
статьями,
раскрывает
его
общественную
по з ицию:
Эй,
встань
и
загорись
и
жги!
Эй,
подними
свой
верный
молот,
Чт об
молнией
живой
расколот
Был
мр ак,
где
не
видать
ни
з ги!
Овеянные
духом
высокой
революционной
романтики,
строки
эти
—
в
ряду
лучших
русских
гражданских
стих ов.
В
статье
«О
лирике»
Бл ок
п исал,
что
кре стьяне ,
вспахивая
поле,
по ют
«Ко­
робейников»
Некрасова
—
«великую
пе с ню»,
а
рабочие
—
«Солнце всходит и заходит»
Г орького.
К
труженикам
России
обращены
и
стихи
Блока.
Статья
«О лирике»
в ыз вала
об ширн ую
полемику.
Белый
в
пис ьме
соо бща л
Блоку
о
своем
полном
несо гласии
со
статьей,
что
она
«поразила как громом»
Соловьева
и
Эллиса
и
удивила
Брюсова.
Ви димо ,
под
впечатлением
этого
письма
Бл ок
сообщ ал
на
следующий
д ень
м атер и,
что
пишут
о
нем
«страшно много»
и
в
Москве
и
в
Петербурге
и
«ругают и хвалят».
Белый,
напри­
ме р,
в
пылу
пол ем ики
назвал
поэзи ю
Г ород ец кого
«талантли­
вой
б ез вк у сицей», «мифотворчеством по заказу», народничество
Город ец кого
—
арлекиниадой.
В
то
же
в ремя
он
край не
высоко
оценил
«Цветы и ладан», считая Соловьева «с ов ерше нно
исклю­
чительным
д а ров а ние м », и воспринял статью Блока как кощун ­
ственную
и
порочн ую .
Блок
от ве тил
Белому
знаменательным
письмом.
Он
пишет,
что
душа
его
освобождается
от
«тления»
и
от ошли
от
н его
лю­
ди,
это
тление
поддерживавшие,
утверждает,
что
пиш ет
он
«как
человек
с
желанием
здоровья
и
п рос тот ы».
И
далее
Бл ок
да ет
едва
ли
не
исчер пываю щ ий
комментарий
к
своей
статье: «На­
пр име р , «О лирике»: я верю в справедливость исходной точки:
я
знаю,
что
в
лирике
есть
опасность
тления,
и
гоню
ее.
Я
бью
сам
себя,
таков
по
преимуществу
смысл
м оих
ст ат ей,
независи­
мо
от
литературных
оц ен ок,
с
которыми
можно
не
соглашаться
сколько
угод но
(да и я сам признаю неправильность кое в чем) .
Бичуя
себ я
за
лирические
яды ,
которые
и
мне
гроз ят
разложе­
нием,
я
ст ар аюсь
п редуп реж да ть
и
других.
Но,
це ня
высоко
ли­
рический
лад
тцшл,
который
должен
побеждать
лирическую
распущенность,
я
не
люблю,
когда
стар аютс я
ула д ить
все
сред­
324


ствами,
посторонними
л ир ике,
хотя
бы
«градом,
обещанным
религиями».
Отсюда
моя
статья
о
Сереже...
Но
я
говорю
о
лири­
ке
как
о
стихии
собственной
ду ши,
пусть
«субъективно» .
Бу дут
несколько
людей,
к от орые
почувствуют
ис тинно е
в
э том
и,
мо­
жет
бы ть,
в озде ржа тся
от
тог о,
от
ч его
не
воздержались
бы
ина че
хо тя
бы
по
тому
одн о му,
что
против
лирики
гов ори т
ли­
рик.
Я
не
определяю
подроб нос тей
пути,
мне
это
не
дано.
Но
я
указываю
только
устремление,
которое
и
Ты
признаешь:
из
болот а
—в
жизнь,
из
лирики
—к
трагедии» (VIII,212—
213).
Не
суме л
по нять
основной
мысли
это й
ста тьи
и
Дм.
Фил осо ­
фов ,
кот орого
М.
Ш аги нян
назв ала
удачно
«милым дилетантом».
Он,
по
ее
с лов ам , «не был ни журналистом,
ни
п исат елем ,
ему
не
хватало
таланта,
и
не
бы ло
в
том,
что
он
писа л,
изюминки.
Но,
будучи
тр ет ьей
не от де лимой
гранью
пир амид ы
Мережковских,
Ф и лософо в,
к онеч но,
в
той
или
иной
ме ре
выражал
мне ние
э то­
го
«триумвирата».
В
статье
«Тоже тенденция», опубликованной
в
«Золотом руне», Философов обвинил Блока в «ар ист о к рат из ­
ме», в проповеди «искусства
для
иску сст ва» .
Не
восприняв
эсте­
тическую
и
нр авств енн ую
программу
Блока,
Философов
считал,
что
поэзия
низводится
автором
статьи
до
роли
музейных
предметов,
а
разговоры
о
всенародном
искусстве
остаются
в
таком
случае
не
бол ьше
чем
декларацией.
Редакция
«Золотого
руна»
с набдил а
статью
Фил осо фов а
примечанием,
в
котором ,
соглашаясь
с
ос нов ной
точкой
зре ния
его
стат ь и,
не
соглашает­
ся
с
Философовым,
что
«формула эстетизма»
характеризует
точку
зрения
Блока.
«Требование автономности творчества,—
говорится
в
п римеч ани и, —дале ко
не
р авносил ьно
с
культом
профессионального
ари с тократи зма» .
В
статье
«Тоже тенденция»
Ф илософ ов
не
почувствовал
под­
лин ной
глубины
Блока,
который
писал
Е.
П.
И вано ву : «Между
про чим
(и,
может
быть,
главное)
—
р астет
передо
м ной
понятие
«гражданин», и я начинаю понимать,
как
осв обод ите льно
и
це­
лебн о
это
п онят ие,
когда
на чин аешь
открывать
его
в
собствен­
ной
душ е» (VIII, 252.).
Несколько
позже,
поднимая
в
одной
из
статей
важнейший
вопрос
о
«пользе»
искусства,
Блок
заметил,
что,
видимо,
Фило ­
софов
не
п онял
его,
и
не
только
«звание человека»
много
вы ше
для
него,
чем
звание
поэта ,
но
и
в
основе
м ногих
его
тем
лежит
именно
«ненависть к лирике»
—
род ной
и
близкой
с тих ии.
Эта
проблема,
пронизывающая
большинство
работ
Блока
1907—1908
год ов ,—
проблема
«необходимости и полезности художествен­
ных
пр оизве ден ий», объективно сближает Блока с традициями
325


русской
революционно-демократической
мыс ли
шестидесятых
годов.
В
этот
же
период
можн о
наблю дат ь
по выш ение
интереса
Блока
к
демократической
культуре
60- х
годов.
«...С ам ый со бла з­
нительный,
самый
опасный,
но
и
самый
русский
вопрос», вол­
новавший
пр е дстав ител ей
передовой
русской
к уль туры
пр ош ло­
го
век а, «вечно проклятый вопрос»
особенно
ак туальн о
прозву­
чал
в
послереволюционный
пе риод ,
когда
каждый
ис тинн ый
художник,
считал
Бл ок,
должен
быть
пу блицис т ом
в
душе.
«Перед русским художником вновь стоит неотступно этот
вопрос
пользы.
Поставлен
он
не
нами,
а
русской
общественно­
стью,
в
ря ды
ко то рой
возвращаются
постепенно
художники
всех
лагерей.
К
вечной
заботе
художника
о
ф орме
и
содержании
присоединяется
новая
забота
о
долге,
о
д ол жном
и
не
должном
в
ис к у сс тве » (V, 236—237).
К
проблеме
искусства
и
жизни
об­
ращается
Блок
и
в
поэтической
практике,
по леми ческ и
утвер­
ждая,
что
жи знь
вы ше
искусства:
...я хотел бы,
Чтобы
вы
влюбились
в
простого
человека,
Который
любит
зем лю
и
не бо
Больше,
чем
рифмованные
и
нерифмованпые
Речи
о
земле
и
о
небе.
Решение
этого
сло жнейш его
вопр ос а
не отд е лимо
для
Блока
от
проблемы
народности
искусства,
пото му
что
именно
в
народ­
ном
творчестве
со впад али
п ольза
и
кр асо та
(например,
в
рабо­
чих
п есн ях,
неразрывно
связанных
с
ритмом
т руд а).
Таки м
об­
разом,
ставя
в опр осы
о
«пользе»
иску сст ва ,
о
«долге»
художни­
ка,
Блок
в
конечном
счете
приходит
к
выводу,
что
до лг
совре­
менного
художника
—
стр ем ить ся
к
той
вершине,
на
«которой
чудесным
об раз ом
п одают
друг
другу
рук и
за кля тые
враги:
кра­
сот а
и
польза» (V,237).
Блок
также
полн ост ью
в
традициях
демократической
мыс ли
XIX века говорит о долге художника,
зак люч аю щем ся
в
с вязи
с
народом
и
обществом,
которому
п ри­
надлежит
он,
и
о
пути
истинного
художника,
освященном
со­
знанием
этого
д олга.
Общественно-активной
ро ли
искусства,
его
«пользе»
посвя­
тил
Блок
статью
«Три вопроса» .
Воп рос
о
«необходимости и
полезности
художественных
пр ои звед ений», считает Блок,
во з­
никает
не
сразу,
а
лишь
за
вопросами
«как»
и
«что»
—
изв еч­
н ыми
проблемами
соотношения
ф ормы
и
содержания.
Харак­
терно
для
эстетической
по зиции
Бл ока
внимание,
уделен ное
им
форме
художественного
п ро изв еден ия.
Он
полагает,
что
в
опре­
деленный
исторический
момент
во прос
форм ы
с тал
боевым
ло­
326


зунг ом: «Вопросы формы были огненными и трудными вопро­
са ми,
трудными
настолько,
что
лишь
глубокая
мысль
и
глуб о­
кое
переживание
искал и
достойной
себ я
оправы,
совершенной
фо рм ы» (V, 233).
Блок
пиш ет
об
огромном
труде,
кот оры м
вы­
рабатывалась
форма.
Он
привод ит
прим ер
Брюсова,
работа
ко­
торого
явственно
демонстрировала
важность
вопроса
«как»,
стоявшего
на
очереди
дня.
«Но улица ворвалась в мастерс ­
ку ю,—
продолжает
Блок,—
и
зо лотое
в ремя
одиноких
стр ан ст­
вий
ми н ова ло» (V, 234).
Признание,
показывающее,
как
неот­
ры вно
от
исторической
с иту ации
воспр иним ал
Б лок
пу ть
но­
вог о
иск усст ва,
как
объяснял
он,
в
частности,
эволюцию
симво­
ли зма.
Когда-то
Андрей
Бе лый
п исал
об
«опыте», пережитом Бло­
ко м,
как
об
источнике
его
творчества.
Опыт
эт от
ле жит
в
осно­
ве
и
литературно-критических
суждений
Блока.
Точн ое
чувст­
во
момента,
ко гда
«форма»
—
одна
фор ма
превратилась
лишь
в
ГРУ ДУ
«радужных бумажек», когда « пл ея ды
ловких
под д ел ыва­
телей»
появились
на
литературном
горизонте,
позволила
Блоку
нелицеприятно
и
требовательно
выступить
со
своими
лит е ра­
турно-критическими
работами.
В
рассуждениях
Бло ка
о
«пользе»
искусства,
в
его
эст ети ­
ческой
программе,
где
понятие
«долга»
художника
зан има ет
мест о
вершины
пирамиды,
при
гра нях
—
«форме»
и
«содержа ­
нии»,—
можно
услышать
отдаленные
отзвуки
рассуждений
Ап.
Григорьева,
который
считал
искусство
«органически созна­
тел ьн ым
отзывом
органической
жизни,
как
т ворче ская
сила
и
как
деятел ь но сть
творческой
силы...»
Но
в
период
с татей
—
1907—1908 годов еще ближе Блоку бы­
ли
гражданские
идеи
революционных
демократов.
Недаром
имен­
но
в
1908 году все чаще и сочувственнее отзывается Блок о Доб­
ролюбове
и
мечтает
о
жу рна ле
с
трад иция ми
добролю б ов ского
« Современника » .
«Расколотая»
современность,
враждебное
непонимание
или
нежелание
понять
Блока,
п роявл яющ иес я
в
статьях
и
по сту п­
ках
многих,
часто
бл изких
ему
литераторов,
трагическое
ощу­
щ ение
катастрофы,
неблагополучия
эпохи,
крайняя
запутан­
ность
и
неуст р оенно сть
лич ной
судьбы
—
так
живет
Блок
в
1908 году,
когда
вслед
за
пьесой
«Песня Судьбы»
создает
он
ге­
ниальный
ци кл
«На поле Куликовом», а в ряде публицистиче ­
ск их
ста тей
и
докладов
поднимает
ка рдин альн ые ,
на иваж ней ­
шие
вопросы
эпохи,
пиш ет
о
судьбах
России,
народа,
интелли­
генции.
В
своей
единственной
б ольшой
собственно
л итерат урно- кри ­
327


тической
раб оте
1908 года « Пись ма
о
поэзии»
Бло к
ст авит
во­
п рос
о
выражении
в
поэзии
темы
Родины
и
нар од а.
Только
то
произведение,
в
кот ором
творец
«сжег себя дотла»
(V, 278),
с пос обно
взволновать
народы,
века,
поколения,
счит ает
Блок.
Для
него,
пред ель но
чес тн ого
ху дож ни ка,
б ыли
органически
н епр иемл емы
в
поэз ии
холодная
кр асивост ь ,
напыщенность,
бу­
тафория.
«Не верю,—
во ск лицает
Блок,
разбирая
стихи
Н.
Мин­
ского,—не
верю
ни
одном у
с лову,
не
верю
ап тека рскому
р ав­
новесию
созданий
божьих
—
людей
и
с тихов ,
не
виж у
ни
одной
черты
осязаемой,
живой,
искр енней .
«Ложь,
м ерт вечин а,
сим­
метрия» (V,283)—вот
что
настораживает
Бло ка
во
многих
стихах
Минского.
Как
п лод
интеллигентского
равнодушия,
как
результат
схо ласт ич еск их
построений
воспринимает
Блок
по­
добную
поэзию
и
воинс тву ющ е
не
приемлет
ее.
В
раздумьях
о
поэзии
опирался
Блок
на
об остре нн ое
ощущение
Ро д ины,
Рос­
си и,
то
есть
на
то,
ч его
не
чувствует
он
в
напы щ енно
романти­
ческих
стихах
Минского.
Блок
воспринимал
искусство
сквозь
призму
интересов
нар од а,
от
которого
бесконечно
далеки
ин­
телл и ге нтски е
по эты
и
ф илос офы , «поседевшие в спорах о Хри­
ст е», «жаждущие жертв»
и
проводящие
ми стич еские
радения.
Шум
в
ст ол ицах
и
тишина
за
городом
—
для
Блока
1908 года
это
ощущение
си мв оли чно.
В
ст оли цах
шум .
Гремят
витии,
И дет
словесная
войн а,
А
там,
во
г лу бине
Ро ссии,
Там
век овая
тишина...
(Я.
А.
Некрасов)
А
«за «серм яж ным
г орем », трагическими неурожаями и со­
болезнующей
интеллигенцией
скры в ае тся
еще
лукавая
улыбка,
г ов оряща я: «Мы
—
кр ест ьян е,
а
вы
—
гос пода ,
мы
у
себ я
в
де­
ревне,
а
вы
у
себ я
в
городе» (V,281).
Вот
та
черта,
которая
пролегла
меж ду
инт елл иг енц ией
и
н ародом .
А
что
же
современ­
ный
поэт-интеллигент,
сл аг ающий
гражданские
стихи?
Блок
не
на хо дит
у
него
некр асов ско й
м ощи,
пр авд ы,
кот орую
можно
по­
чувствовать
и
у
Г.
Успенского
и
у
В.
Гаршина,—
он
вид ит
в
по­
эзии,
под обной
поэзии
Минс кого,
стихотворчество
«класса фар­
мацевтов», где «чем
дальше,
тем
б ольше
торжествует
схема,
от­
влеченность,
инертность».
Перекликаясь
с
трад иц иями
демо­
кра тичес ко й
к ри тики
XIX века,
Блок
судит
искусство
не
с
пози­
ции
пресыщенных
эстетов,
а
с
точки
зрения
«простого»,
«маленького», «могучего»
человека
—
с
точки
зрения
народа
ру с­
ского.
Став
на
позицию
н еиск у шенног о,
но
искреннего
и
истин­
328


но
чувствующего
подл инно е
искусство
читателя,
Блок
отверга­
ет
все,
что
ложно
или
х отя
бы
только
неиск р енне ,
что
ска зан о
не
совсем
от
души,
что
отдает
«холодными словами».
Бло к
верит
в
простого
рус ск ого
чи тате ля,
пусть
не
оче нь
р азби рающ его ся
в
законах
иску сст ва ,
но
не
да юще го
себя
обмануть
пустой
словес­
ностью.
В
статье
«Письма о поэзии»
Бл ок
в ы разил
еще
раз
мыс ль,
котора я
поддерживала
его
после
выхода
первой
кн иги
стихов,
когда
сквозь
разв яз ную
к ритику ,
насмешки
и
пародии
с
ра дос тью
услышал
он
голос
прин явш их
его
поэзию
«совсем
про с ты х», далеких от искусства людей.
Простота
и
строгость
—
с
этими
мерками
подходил
к
поэзии
А.
Бл ок.
Он
увидел
их
в
сб ор нике
с тихов
Ф.
Сол огуба
«Пламен ­
ный
кр уг»
и
от ме тил
во сьм ой
сборник
Со логуба
как
са мый
цельный
и
законченный.
Не
время
и
не
место
в
этой
работе
оценивать
творчество
Ф.
Сологуба,
писателя
и
поэта,
которого
Блок
считал
художником,
бл изк им
к
совершенству.
Видимо,
нам
—
поколению
в торой
п ол овины
XX века следует бережнее
ценить
творчество
этого
писателя.
В
ис тор ии
русской
литерату­
ры
автор
«Мелкого беса»
и
«Нюренбергского палача»
зан и мает
далеко
не
последнее
место
и
не
следует
забывать
ист инно
боль­
ших
произведений,
о став ленных
им.
Б лок,
оценивая
сборник
Ф.
Сологуба,
вновь,
как
и
в
других
св оих
лу чших
ст атьях,
идет
от
литературного
текста
к
личности
художника
—
это
оди н
из
характерных
моментов,
отличающих
критическую
прозу
Блока
и
роднящих
ее
с
критическими
работами
тончайшего
исследо­
вателя
Ин ноке нти я
Анненского.
Б лок
чувствует
и
не кот орую
недосказанность
поэз ии
Соло­
губа.
Его
привлекает
отсутствие
в
поэзии
Сологуба
пряности
и
мишуры
(вспомним золоченые бумажки,
швыряемые
в
голод­
ную
толпу
модными
п оэтам и), что делает его поэзию,
п рос тую
и
м уд рую,
столь
же
значимой,
что
и
поэзия
Тютчева
и
Ба ра­
ты нс кого.
С
поэзией
Пушкина
—
строгого,
сов ерше нн ого,
но
не­
уло ви мо
легкого
и
гар мони чного
—
ср ав ни вает
Блок
стихи
Со­
логуб а.
Блок
заканчивает
«Письма о поэзии»
кр итич еским
разбо­
ром
очередной
книги
Бунина,
в
но вых
стихах
которого
он
не
видит
живой
струи,
и
полемическим
отв е том
Сергею
Сол ов ье­
ву,
где
со пост авля ет
его
поэзию
со
«Смешной любовью»
Потем­
к ина.
В
оценке
поэз ии
Блок
придерживается
пр инци па,
позже
сформировавшегося
в
ре чи
«О назначении поэта»
и
наиболее
п олно
отражающего
эстетическую
ко нце пцию ,
к
кот орой
он
пришел
в
зрелые
г оды: «Поэт
—
сын
га рмо нии,
и
ему
дана
ка­
329


ка я-то
р оль
в
м иро вой
культуре.
Три
де ла
возложены
на
него:
во-первых
—
о св обо дить
зв уки
из
род ной
безначальной
с тих ии,
в
кото рой
они
пребывают;
во-вторых
—
привести
эти
зву ки
в
гармонию,
да ть
им
форм у;
в-тр еть их
—
внести
эту
гармонию
во
внеш ни й
мир » (VI, 162).
Летом
1908 года Блок заканчивает «П есню
Судьбы»
и,
м еч­
тая
о
постановке
ее
в
Художественном
теа тр е,
чи тает
пьесу
Станиславскому.
Д ело
считалось
почти
решенным:
театр
бе рет
драму.
Но
Ста нисл авск ий
спу стя
несколько
месяц ев
пи шет
Бло­
ку
многозначительное
письмо,
в
к отором ,
фактически
отвергая
пьесу,
з амеча ет,
что
для
нас
особо
важно,
что
она
является
пе­
реходной
ступенью
в
творчестве
поэт а : «Читаю всю пьесу и
опять
вол ную сь
и
опять
думаю
о
том,
что
Вы
скоро
нап иш ёте
что- то
оче нь
бол ьш ое».
В
ответ
на
это
письмо
Блок
посылает
знаменательный
о тв ет: «...Стоит
передо
мной
моя
тема,
тема
о
России
(вопрос об интеллигенции и народе,
в
частности).
Этой
те ме
я
со з нател ьно
и
бес пов оротн о
посвящаю
жизнь.
Все
ярч е
со зна ю,—
что
это
пер вейш ий
вопрос,
самы й
жизненный,
самый
реальный.
К
нему-то
я
подхожу
давно,
с
начала
своей
со зна­
тельной
жизни,
и
знаю,
что
путь
мой
в
основном
своем
устрем­
лении
—
как
ст р ела,
п ря мой,
как
стрела
—
де йс тв е нный» (VIII,
265).
На
это м
пути
Блок
создает
цикл
«На поле Куликовом», ра ­
ботает
над
с тать ями
о
народе
и
интеллигенции.
Не
являясь
собственно
литературно-критическими
статьям и ,
публикации
Бло ка
1908 года
—
«Вопросы,
вопросы,
воп рос ы»,
«Ирония», «Народ и интеллигенция», «Стихия и культура»
—
да ют
многое
для
понимания
его
эстетических
и
иде йно- ф ило­
софских
взглядов.
К
проблеме
народа
и
интеллигенции
он
под ­
ход ит
гораздо
глубже,
чем
в
ранней
прозе.
«Есть между двумя
стана ми
—
между
народом
и
интеллигенцией
—
н екая
черта,
на
к от орой
сходятся
и
сговариваются
те
и
другие.
Так ой
соедини­
т ельн ой
черты
не
бы ло
меж ду
русскими
и
тата рами ,
между
дв умя
станам и,
я вно
в ра жд е бн ыми... » (V, 323—324).
Здесь
без­
условная,
подмеченная
мн огими
исследователями
п ерекл и чка
с
идеям и
цикла
«На поле Куликовом».
Конечно,
стихи
этого
цикла
не
«исторический маскарад», как верно отмечает Громов,
говоря,
что
именно
в
эти х
стихах
видим
в
высш ей
степени
орга­
н ичное
сл ияние
«истории»
и
«современности», где
—сам а
со­
времен но сть
ст ано вит ся
движущейся
историей,
ее
эт ап ом.
В
статье
«Народ и интеллигенция», пытаясь проследить эту
органичную
связь,
диалектическую
п реем ственност ь
историче­
ских
коллизий,
Б лок
утв ерж да ет,
что
именно
па
«согласитель­
330


ной
черте»
вырастают
значительные
яв ления
культуры,
и
для
подтверждения
слов
с воих
вно вь
обращается
к
имени
Г орьк ого,
говоря
о
«здоровой крови», которая рождает своих,
чуждых
ин­
тел л иге нции
героев
—
«молчаливых людей « с еб е
на
ум е»,
с
усмешкой,
су лящей
неизвестное».
И
поя вл яет ся
в
закл юче ни и
статьи
ключевой
для
Блока
образ-символ
—
гоголевская
тройка,
и
трагическим
предостережением
интеллигенции
звучат
слова:
«Бросаясь к народу,
мы
бросаемся
прямо
под
н оги
б ешен ой
тройке,
на
верную
гибель» (V,328).
Здесь
траг изм
блоковской
ко нцепции,
но
здесь
же
и
про вид ение
неминуемого
грядущего
взр ыв а,
острейшая
постановка
вопроса
об
об ъе ктивн о -тр аги че­
ск ом
об остре ни и
современных
противоречий
«народа»
(со­
циальных
низов)
и
«интеллигенции» (культурных социальных
верхо в).
Доклад
«Народ и интеллигенция», прочитанный в Литера­
турном
обществе,
вызвал
оживленнейшую
полемику.
В
г азете
«Слово»
сооб ща лось: «В свой доклад А.
А.
Блок
в нес
с только
иск реннего
и
глубоког о
волнения,
что
невольно
откликнулись
чу тк ие,
хотя
и
несо з ву чные
струны
в
душах
сл у­
ш ат елей,
и
вокруг
больного
—
для
мно гих
—
вопр ос а
о
пр опаст и
между
на р одом
и
интеллигенцией
возник
на
редкость
живой
и
яр кий
с п ор » L Впечатление от дискуссии Блок передавал ма ­
тери
в
п ис ьме.
«Всего милее были мне:
речь
Короленко,
огнен­
ная
ругань
С толпн ер а,
защита
Мережковского
и
очарователь­
ное
отношение
ко
мне
стариков
из
«Русского богатства»
(Н.
Ф.
Анне нс ког о,
Г.
К.
Градовского,
Венгер ов а
и
п р.).
Они
ко рм или
меня
конфетами,
апло диро вал и
и
относились
как
к
лю­
бимому
внуку,
с
какою-то
кристальной
чи стот ой,
доверием
и
лю­
без но с тью » (VIII, 269).
Пафос,
роднивший
идеи
Блока
с
народ­
нической
ид еологие й ,
видимо,
был
близок
«старикам»
из
«Русско­
го
богатства», пережившим «хождение
в
народ»
и
его
крах,
по­
этому
мысль
об
отдаленности
народа
от
интеллигенции
был а
п оня тна
им,
но
зато
она
б ыла
резко
воспринята
многими,
совер­
шенно
не
знавшими
народа
п р едста вите лями
символизма,
в
чьих
«комнатных»
уст ремл ен иях
к
«стихии»
н езна ние
народа
соседствовало
с
его
иде ал иза цие й.
Блок
выступает
против
си м­
волистской
публицистики
именно
в
год ы
пос ле
поражения
ре­
во люции.
Связывая
обращение
к
демократическим
традициям
с
критикой
«декадентства», «модернизма», Блок порывает с ли ­
б ерал ьной
интеллигенцией,
проникнутой
ощущением
пессими з ­
ма,
предчувствуя
«невиданные мятежи»
грядущего.
1 «Слово», 27 ноября 1908 г.
331


Блок-прозаик
прошел
непростой
путь,
создав
пр о и зведен ия,
поднимающие
кардинальные
вопросы
одн ой
из
важнейших
эпох
в
истории
России.
Литературная
к ритика
Бл ока
вобрала
в
се бя
серьезнейшие
пр обле мы
искусства
и
общественной
жизни
начала
XX века.
О пыт
Блока-критика
ценен
и
поу ч ит елен
для
нас
своей
глубокой
искренностью,
ос тротой
по стано вк и
п роблем
и
принципиальностью
их
решения.
Литературно-критическое
творчество
Бло ка
нер азр ыв но
св язано
с
его
поэзией,
на
нем
ле жит
свет
та лан та
одного
из
замечательных
русских
художни­
ко в,
его
д ух овной
эне рг ии
и
культуры.


И.
В АЙНБ ЕРГ
ет,
кажется,
бо лее
несхожих
п исателе й,
чем
Гор ьк ий
и
Блок,
вз аимо от но ш ения,
лите ратур ны е
и
творче­
ские
св язи
которых
приковывали
бы
к
с ебе
такое
пристальное
внимание
исследователей.
Не
парадок­
сально
ли
сам о
сопоставление
эт их
имен;
что,
к аза­
лос ь
бы,
может
быть
общего
у
таких
разных
художников,
на хо­
дившихся
в
исторической
перспективе
на
противоположных
по­
люсах
общественной
жизни
и
представлявших
в
глазах
совре­
менников
г луб око
антагонистические
те чени я
в
литературном
развитии
св оего
времени.
Но,
как
справедливо
зам ет ил
еще
не­
с кол ько
д есятил ети й
назад
о дин
из
исследователей,
сопостав­
лен ие
Г орьк ого
и
Блока
тол ько
«на первый взгляд производит
впечатление
парадокса»L
И
действительно,
общими
уси л иями
наших
ученых-литера­
туро ве дов ,
кр итико в
и
пи сател ей
убедительно
п оказан о
не
толь­
ко
то,
что
разнило
и
разводило
эт их
дву х
художников,
но
и
то,
1И.
Сергиевский.
Горький
и
Блок.
«Литературный критик»,
1938, 1, с.
31.
333


что
сближало
их.
Внутренне
между
ними
был о
гораздо
больше
общего,
чем
это
м ожет
показаться
на
первый
взгляд.
Прос то
«то,
что
сбл иж ало
Г орько го
с
Блоком
и
Бл ока
с
Горьким,
бы­
ло
на
самом
деле
гораздо
м енее
очевидно,
менее
я вств енно ,
чем
гр ани,
их
р а здел яющие,
видимы е
п рос тым
глазом»L
Вот
почему
не
только
зако но ме рна
са ма
тем а
Блок
и
Горь­
ки й,
но
пр аво мер но
каждое
новое
об р ащение
к
не й,
обогащаю­
щее
наше
представление
о
взаи мо о тно шен иях
писателей-совре­
менников
и
делающее
более
оч евид ным
скрытое
от
поверхност­
ного
взгляда.
К
этому
стремился
и
автор
настоящей
работы,
хо­
рошо
понимая,
конечно,
что
основные
факты
уже
введены
в
на­
учный
обиход.
Однако
тем а
эта
настолько
глубока,
многогран­
на
и
и нтер е сна,
что
к
ней
еще
не
раз
будут
обра ща ться
исследо­
ватели.
Естественно,
что
и
данн ая
статья
от нюдь
не
претенду­
ет
на
всестороннее
освещение
проблематики.
Кроме
того,
эта
тем а
позволяет
п ост авить
и
некоторые
общетеоретические
вопро­
сы:
о
пр ироде
художественного
творчества,
связ и
писателя
с
жизнью,
ро ли
и
значении
критики
в
литературном
и
обществен­
ном
развитии
современности.
Нетрудно
за метит ь
т акже,
что
обращение
к
Блоку
и
Горькому
имеет
отнюдь
не
абстрактный,
чис то
литературоведческий
инт ер ес,
но
и
актуа л ь ное
значе­
ние.
Литературные
и
творческие
отношения
двух
величайших
художников
нашей
э похи
бы ли
сл ожным и
и
пр от иво ре ч ивыми.
Сложность
эта
—
не
ч аст ный,
случайный
фа кт
л ичной
биогра­
фии
Г орьк ого
и
Блока,
в
нем
нашли
сво е
отра жен ие
некоторые
общ ие
закономерности
формирования
ис т инного
художника
и
под линно го
иску сст ва.
Ли тер атурн ое
развитие,
как
известно,
никогда
не
бывает
од­
нолинейным ,
ро вным
и
прямым,
оно
проте ка ет
и
формируется
в
бу рной
общественно-политической
атмосфере
эпохи,
в
б орени и
страстей,
м не ний,
социально-философских
и
литературно-эсте­
тиче ских
концепций.
Хорошо
из вест но
также,
что
и ст инный,
ве­
ликий
худ ожн ик
ник ог да
не
бывает
однозначен,
он
многогра­
не н,
сложен
и
всегда
в
по иск е.
Но
если
перед
нами
действи­
тельно
ве лики й
художник,
то
в
итоге
его
исполненных
драма­
тизма
поис к ов
он
всегда
об ре тет
в ерно сть
правде
жи зни
и
с во­
боде,
он
—
ре волю цио нер
и
подлинный
гуманист,
горячий
па т­
рио т
и
интер н ацио на ли ст,
з а щитник
п рав
и
сча стья
своего
на­
рода
и
каждого
чел о века
в
отдельности.
1И.
Сергиевский.
Горький
и
Блок.
«Литературный критик, 1938,
No
1, с. 44.
334


Эту
сложность
формирования
подлинного
художника
и
б оль­
шого
искусства
не обходи м о
помнить,
прослеживая
развитие
вза­
имоотношении
Горь ко го
и
Блока,
взаимоотношении
г лубо ко
драматических
прежде
вс его
потому,
что
начинали
они
с вою
литературную
деятельность
в
разны х,
далеких
друг
от
друга
ху­
дожественных
направлениях.
Однако
«враги»,
стоявшие
на
про тиво по ложных
эстетических
и
общественно-политических
платформах,
друг
друга
знал и,
читали,
вниманием
не
обход или
и
не
считали
бесполезным
это
вним ание.
В
одн ой
из
своих
ста­
тей
1928 года Горький,
вспоминая
литературную
обстановку
на­
ча ла
ве ка,
с
боль шим
уважением
пишет
о
Блок е : «...И
ес ли
А.
А.
Блок
пис ал
рецензию,
скажем
о
Горьком,
так
Горький
в
этой
р еценз ии
нах од ил
кое-что
технически
по ле зное
для
себя.
Враг
—
х оро ший
учитель»1.
Ха ракт ерн о
это
при меча тел ьное
признание
п исател я.
С лож­
ное
и
противоречивое
от ноше ние
Гор ько го
к
Бло ку
связано
с
общ им
л и тературн ым
развитием
Ро ссии
XX века и определя­
лось
тем
местом,
к оторое
за ним ал
пролетарский
писатель
в
об­
щественном
ра зви тии
ст ран ы,
той
ролью,
которую
он
играл
в
борьб е
за
сплочение
вс ех
дем о кр атич еских
сил
русской
культу­
ры,
против
от ор ва нных
от
жиз ни
народа
антиреалистических
и
реакционных
течений
в
ли те ратуре
и
и ск усст ве.
«Началось это
—
давно,
еще
в
90- х
годах,
со
времен
Волын­
ского,—
писа л
Гор ь кий
12 февраля 1908 года С.
С.
Кондуруш-
кину.—
Все
эти
гг.
«идеалисты»
—
его
детки.
А
мист ик и-
анар х исты ,
«неприемлющие мира»,—
взлелеяны
на
книжке
француза
Пюжо,
написанной
дов ольн о
давно,
но,
видимо,
не­
давно
прочитанной
наши ми
мудрецами.
Они
вообще
не
свежим
товаром
торгуют,
все
они.
Бесспорно
талантливый
и
до
с удорог
холод ны й
Брюсов
—
весь
дан
во
ф ра нцузской
л и тера туре
лет
двадцать
тому
на зад.
Бло к
—
не
очень
лов ко
перепевает
Вер­
лена,
времен
его
мистических
настр о ений.
В
этом
шу ме
ма ло
ори ги на льн ого...» 2.
Тако е
во сп р иятие
по эзии
Блока
объ ясн яет,
почему
Гор ьк ий,
борясь
за
демократическое
и
реалистическое
на прав лен ие
из­
дательства
«Знание», идейным руководителем которого он был,
решительно
в оспр о тивил ся
печата нию
там
стих ов
поэт а.
«Мое
отношение
к
Бл оку
—
отрицательно,
как
ты
знаешь,—
пи сал
в
конце
июл я
1907 года Горький Л.
Андрееву.—
Сей
юноша,
пе-
1М.
Горький.
Собрание
сочинении
в
тридцати
т омах,
т.
24.
М.,
Го сли ти зд ат, 1953, с.
323—324.
В
дальнейшем
сс ылки
на
это
из дани е
да­
ются
в
тек сте :
р имским и
цифрами
то м,
арабскими
—
ст рани ца.
2 Архив А.
М.
Горького.
335


ределывающий
на
р усск ий
лад
дурную
по ловину
Поля
Вер ле­
на,
за
последнее
время
п рямо-таки
возмущает
ме ня
св оей
хо­
лод ной
манерностью,
его
маленький
та лант
положительно
ис­
сякает
под
бременем
философских
потуг,
обессиливающих
это­
го
самонадеянного
и
слишком
жадного
к
славе
мальчика
с
ду­
шою
без
штанов
и
без
сердца.
Нет,
ты
его
ост авь
в
покое
год а
на
т ри,
мо жет
б ыть,
он
подрастет
за
это
вр емя
и
научится
гово­
рить
иск р енно
о
простых
вещах...»1
Неспр авед л иво
суровый
отзыв
этот
отраж ае т,
видно,
прочно
устоявшееся
пр едстав ле ние
Г орьк ого
о
поэ те
еще
начала
в ека.
Горький
не
знал
по эзии
Блока
по след них
л ет,
как
не
зна л
и
не
мог
зна ть
глуб окого
пер еж ива ния
поэтом
русской
ре в ол юцион­
ной
действительности,
его
неудержимого
с тремл ения
к
реаль­
ной
жизни,
мучительных
пои ск ов
ответа
на
«проклятые вопро­
с ы», нашедших отражение в его дневнике,
записных
книж ка х,
письмах
тех
лет
и
приведших
его
в
ко нце
концов
к
ра зры ву
с
был ыми
единомышленниками
и
друзьями.
В
марте
1908 года в очередной посылке литературы Горький
по лу чил
на
Ка при
недавно
вышедшую
в торую
книгу
стихов
Блока
«Нечаянная Радость»2 —
примечательный
сборник
лири­
ки
беспредельной
искр енност и,
вкл юча вш ий
и
такие
стихи,
как
«Шли на приступ»
—
о
9 января,
«Вися над городом всемир ­
н ым ...», «Митинг», «Перстень-С тр ад а нье »,
и
многие
д ру гие,
насыщенные
со циаль ным и
мотивами.
И
вр яд
ли
случайно,
от­
правляясь
лет ом
в
путешествие
по
югу
Ита лии ,
Горький
захва­
тил
с
соб ой
это т
то мик
Блока.
«Люблю читать стихи в доро­
ге »,—
сооб щае т
он
Брюсову
(XXIX, 75).
И
не
сл уча йно
поэт ом у
Горький
гов ор ил
в
это
время
посетившему
его
на
Капри
А усл енд еру : «Вот Блок хорошие стихи пишет» 3.
Через
неско ль ко
ле т,
ко гда
внов ь
в стал
вопрос
о
публикации
в
«Знании»
тр ех
стихотворений
поэта
—
«Осень», «Усталость»,
«Сиенский собор», Горький уже не протестует решительно,
как
прежде,
хотя
и
соглашается
неохотно.
«Сиенский собор»
—
оче нь
запутанная
вещь,—пишет
он
в
декаб р е
1911 года
В.
С.
Миролюбову,—
а
два
другие
стихотворения
—
мо жно
напе­
чатать ,
хотя
они
не
увеличивают
лавров
Блока» (XXIX, 210).
И
стихи
бы ли
напечатаны
в
38 сборнике « З нани я» (март 1912 г.) .
Прав да,
позже,
отвергая
упрек
Л.
А ндр еева,
Горький
пи сал
1 «Литературное наследство», т.
72.
М ., «Наука», 1965, с.
287.
2 «Архив А.
М.
Горького», т.
IV.
М.,
Го сли ти зд ат, 1954, с.
240.
3 См.
А.
Т урков.
Ал ександ р
Блок.
М ., «Молодая гвардия», 1969,
с.
143.
336


ему: «Блок в «Знании»
как
пр имер
мое й
непоследовательно­
с ти—п лохой
пр имер:
Блока
п ечатают
П ят ницкий
и
Миролю-
б ов,
а
я,
как
и
раньше,
не
вижу
в
этом
нужды,
но
и
мешать
это­
му
не
хочу ,
ибо
мое
отношение
к
«Знанию»
и змен илос ь»
Ч
Нет
ника ких
оснований
подозревать
Г орьк ого
в
неискрен­
нос ти,
хорош о
известно,
что
он
д ейств ит ел ьно
в
это
время
разо­
шелся
с
«Знанием», но мы помним также его согласие: «можно
напечатать»
и
не
можем
не
за мети ть
в
этом
определенного
из­
мен ен ия
в
отношении
к
поэту.
Как
мы
увидим
дал ее,
это
двойственное,
противоречивое
от­
нош е ние
к
Блоку
осталось
у
Г орьког о
до
конца.
Но
с
течением
времени
оно
в
г ла вном
и
основном
претерпело
крутую
эволю­
цию
—
от
п олн ого
отрицания
и
неп о нима ния
до
при зна ния
по­
эта
вел ик им
ру сск им
л ирико м,
до
совместной
работы
с
ним
по
строительству
новой
социалистической
культуры.
Вероятно,
только
в
это
время
—
лет ом
1918 года
—
произош­
ло
знакомство
Бл ока
с
Горьким;
до
этого
личных
от ноше ­
ний
у
них ,
видимо,
не
было,
хо тя
были
(или могли быть)
встре­
чи.
О
пер вой
тако й
встрече
3 января 1906 года на « лит ер а­
турном
утре »
у
Вяч .
Ив ано ва
сооб ща л
Блок
Андрею
Белому,
ри суя
с
б ольшой
симпат ией
непривычный
облик
писателя:
«Только что вернулся с большого собрания,
где
Факелы
и
Жу­
пелы
обсуждали
свои
театры...
Из
вс его
многолюдного
собрания
мне
понравился
только
Максим
Гор ь кий,
про стой ,
кроткий,
че­
стный
и
грустный;
я
думаю,
если
бы
около
не го
не
было
такой
гадости,
как
***, он был бы еще лучше.
Где-то
в
нем
брезжит
и
«Максимка», а грусть его происходит во многом от того,
по-мо­
е му,
что
он
весь
захватан
какими-то
руками
—
по лице йс ки ми,
что
л и?» (VIII, 146-147).
Примерно
за
год
до
эт ой
встречи
н ачалис ь
и
литературные
отношения
Бло ка
с
Г орьк им,
во
многом
отра ж ав шие
наметив­
шееся
охлаждение
поэта
к
доктрине
с имво лиз ма
и
более
при­
стальное
вн им ание
к
бу рно
развивающейся
революционной
действительности.
Эти
нов ые
чувства
и
пе ре живания
Блока
за­
печатлены
в
его
письме
С.
М.
Соловьеву
(начало января 1905
года).
Поэт
пиш ет
в
нем
о
«никуда не годном последнем номе­
ре»
символистских
«Весов»
—
первом
в
1905 году,
о
«политике»,
все
больше
его
интер есую щ ей,
хотя
он
ее
и
«не понимает», об
ожидающихся
«реформах», в коих,
п р ав да, «деятельного уча ­
сти я
принимать
не
собирается,
о
«консерваторах»,
которых,
«впрочем», «тоже не может выносить», и т.
д.
И
вдруг
такое
не-
1 «Литературное наследство», т .
72, с.
338.
337


ожиданное
в
устах
«символиста»
признание
реалистического
демократического
лагеря
ли тера туры ,
возглавляемого
Горьким:
«Начинаю чувствовать преданность и благодарность товари ­
ще ству
«Знание» (VIII, 117).
Возможно,
уже
в
это
время
Блок
п исал
св ою
рецен зи ю
на
5-й
сб ор ник
то вар ищ ества
«Знание»
за
1904год(напечатана
бы ла
в
марте
1905 года), в которой проанализировал рассказ
Л.
А нд реева
«Вор»
й
«Рассказ Филиппа Васильевича»
Г орького.
«Что- то
грустное,
осеннее»
сл ыши тся
Блоку
в
горьковском
рас ­
ска зе, «какая -то
истинная
грусть,
а
мо жет
бы ть,
большая
ра­
дос ть »: «Есть что- то
благоро дное ,
прощальное
в
полуинтелли­
гентном
не уда чнике,
дворнике,
влюбленном
в
барышню.
Все
с меют ся
над
ни м,
и
он
уб ив ает
себя.—
Бог
весть
почему:
не
от
неразделенной
любв и
и
не
от
н асм ешек
ба р ышни
и
прислуги.
А
просто
оттого,
что
он
—
нищий
и
о борв а н ны й...» (V, 559).
Не
в
пример
либерально-буржуазной
и
реакционной
крити­
ке,
встретившей
рассказ
Горького
рез ко
враждебно,
обвинявшей
автора
в
проповеди
на сили я,
в
стр емл ении
даж е
«область
чув ств »
трактовать
с
социальных
по зи ций
«плохо устроенной
жи зни » !, усмотревшей в произведении «в ра жд е б ное
отношение
к
интеллигенции»2, Блок оценил в нем защиту «нищего
и
обор­
ва н ного»
п рост ого
человека.
Вместе
с
тем
Блок
не
преминул
здесь
напомнить
об
«обычном» «абстрактном
пафосе
Горьк ого»,
противопоставляя
его
«новым»
но там
в
творчестве
писателя.
В
этой
св язи
характерна
вскоре
появившая с я
рецензия
Бло­
ка
на
книгу
рассказов
А.
Мир э
(А.
М.
Мо ис еев о й), напечатанная
такж е
в
«Вопросах жизни» .
Обру га в
Мир э
за
«опасный род ан­
тихудожественных
аб стр акц ий», Блок попутно «в ыруг а л», по
собственному
его
слову,
и
Г орьк ого.
«Вспомним,
что
Горький
подал
сигнал
к
своему
теперешнему
па д ению
именно
тем,
что,
искренно
ненавидя
абстрактное,
б ез­
душн ое ,
раб ск ое,—
он
сам
своей
рукой
загнал
себ я
на
какую-то
отвлеченно-моральную
кафедру
под
кулак
какого-то
огром но­
го,
прожорливого
и
бессмысленного
д еспот а
—
«человека», ко ­
торый,
несмо т ря
на
с вою
д еб ел ость,
в се-та ки
остался
абстрак­
ц ией
и
пус то той.
Позв о лено
ли
покидать
пре красн ы й
и
сво бо д­
ный
у жас
Вечной
Мат ери-З емл и
для
р а бства
кажущемуся
«про­
г рес су»? Но это случилось с Горьким» (V, 585).
1А.
Басаргин.
Они
не
д ремлют .
«Московские ведомости», 1905,
23 апреля,
No
110.
2 См.
статью
А.
Е.
Редько
в
«Русском богатстве» (1905, No 9, отд .
II,
с.
16—17).
338


Так
пис ал
Блок
в
1905 году,
так
он
начинал
свои
литератур­
ные
отношения
с
Горьким.
Противоречивость
их
бросается
в
глаза:
строки,
говорящие
о
г лубок ом
инт ересе
по эта
к
реалисти­
ческой
литературе,
к
гуманистическому
творчеству
Горьк ого,
«искренно ненавидящего абстрактное,
бездушное,
рабское»,
перемежаются
с
упреками
в
«абстрактном пафосе», с резкими
мало
о риг инал ьным и
выс ка зыва ни ями
о
«падении»
таланта
пи­
сател я, —
с
оценками,
к оторы е
давали
Горькому
представители
символистского
на пр авле ния
и
вообще
реа кци он но-б уржуа з ­
ной
критики.
Однако
1905 год для духовного развития Блока был в оп­
р ед еленно й
ст еп ени
переломным,
с
этого
времени
начался
ре­
шительный
отход
его
от
символизма.
Как
пишет
Д.
Максимов,
«в этом была своя внутренняя логика:
большой
и
искренний
художник
не
мог
не
при слушатьс я
к
правде
окружающей
реаль­
ной
жизни,
кот ора я
опрокидывала
все
уводящие
от
нее
теори и »
(см .
примеч.:V,701).
Именно
в
это
время
поэт
н ачина ет
о щути мо
чувствовать,
на­
сколько
чужды
ему
символисты
и
их
м исти ческ ие
поиски
«тайн»
и
«путей», в которые усердно втягивали его друзья.
15
октября
1905 года он пишет Андрею Белому: «Я не мистик ...
Для
мен я
и
место-то,
может
бы ть,
совсем
не
с
Т обой,
Провидцем,
зн ающ им
пу ти,
а
с
Горьким,
который
нич его
не
знает,
или
с
де­
кадентами,
которые
тоже
ничего
не
з нают
(имеются в виду эзо­
т ери ческ ие
зна ния,
доступные
только
посвященным.—Л.
В.).
...Но
ра зница
между
д екад ентами
и
м ной
ес ть.
Например,
мне
де каде нты
противны
все
б ольше
и
бо л ь ше» (VIII, 138).
Так
все
настойчивее
Горький
входит
в
круг
духовных
иска­
ний
Бл ока
на
пути
его
к
новому
понима нию
мира.
«Опять «пе ­
реоценка
цен но сте й»,—
пи шет
он
25 июня 1906 года Е.
П.
Ива­
нову...—
Ненавижу
св ое
декадентство
и
бичую
его
в
окружаю­
щи х,
ко то рые
менее
по винны
в
нем,
чем
я.
Настал
дека дентс тв у
конец...
Читал
я
мно го
—
Сологуба
«Тяжелые сны» (очень хо­
ро шо ), Горького («Трое»
бы ли
для
ме ня
ва жны ). ..» (VIII, 156,
157).
Блок
развенчивает
мистиков
и
мистицизм
с оловь ев с кого
т ол­
ка
во
мног их
своих
произведениях
(он смеется и над собствен ­
ными
увл ече ни ями
такого
р о да), появившихся после « Ст их ов о
Прекрасной
Д ам е»: драмах «Б а лага нч ик», «Незнакомка», «Ко­
ро ль
на
пл ощ ад и», в ряде стихов.
А
в
диалоге
«О любви,
поэзии
и
государственной
службе»
он
вы смеивает
поэта-символиста,
уподобляя
его
«здравомыслящему»
шу ту- мещан ину :
оба
они
со­
шл ись
на
пренебрежительном
отношении
к
Горькому
и
его
ге­
339


роя м.
Шут
в
беседе
с
Поэтом
гов ори т: «Презрение к толпе
—
вот
отли чи е
вы с окого
у ма.
Толпа
не
чутка,
а
только
падка
на
пр и­
ятное,
пот ому
общественная
литература
ей
вредна.
Литература
развивает
фантазию.
Фа нтаз ия
—
ма ть
бездны.
Бездельники
и
взбалмошные
голов ы
вредны
для
народного
благосостояния,
как
это
дос тат очн о
показали
герои
Г орь кого» .
За
эт им
следует
та­
кая
саморазоблачительная
реплика
П оэ та: «Какое остроумие!
Да
вы
—
с имв ол ист!
Я
и
сам
не
поклонник
Горьк ого»...» (IV, 65).
Решительную
роль
в
духовной
эволюции
Блока
сы гр али
со­
бытия
первой
русской
революции,
кот орую
поэт
встретил
с
бо льши м
подъемом.
Это
з асвид ет ел ьст во вано
в
во спо ми нания х
современников,
об
этом
гов ори т
ряд
стихотворений
поэта,
как
и
то,
что,
еще
не да вно
вне шне
безу час тны й
к
социальной
дей ств и­
тельности,
он
оказался
в
рядах
ре в олюционной
демонстрации,
неся
во
главе
ее
красное
зн амя.
«С этой зимы,—
пиш ет
М.
А.
Бе­
кетова,—равнодушие
Ал е кс андра
Александровича
к
окружаю­
щей
жизни
сменилось
живым
интересом
ко
всему
происходя­
щему»\
Тем
не
ме нее
бы ло
бы
неверн ым
представить
Блока
эт их
лет
соз нат ель ным
революционером,
челов е к ом,
вс еце ло
отре­
шившимся
от
св оей
бы лой
аполитичности.
Он
сам
признается
в
письме
к
от цу
от
30 декабря 1905 года,
что
в
смысле
своих
по­
следних
«дум»
о
Государственной
д уме
он
«все-таки
«мещанин»
(по Горькому)
и
ник ог да
не
станет
«ни революционером,
ни
«строителем жизни», и не потому,
чтобы
не
видел
в
том
или
др угом
смысла,
а
просто
по
природе,
качеству
и
те ме
душевных
п ер еж ив ани й» (VIII, 145, 144) 2.
Духовный
и
псих ич ески й
скл ад
по эта
отталк ив ал
его
от
политики.
«...Я
пол итик и
не
понимаю,—
писал
он
в
уже
упо­
минавшемся
пись ме
С.
Соловьеву,—
на
сходке
подписался
в
число
«воздержавшихся», но .. .
покорных
б ольшин ст в у» (VIII,
117).
О
том
же
пиш ет,
наприм ер ,
Б е кет ова : «Он следил за ходом
ре в олюци и,
за
настроением
рабочих,
но
политика
и
партии
по-
прежнему
были
ему
чужды»3.
1М.
А.
Б
е
к
е
т
о
в
а.
Ал екса ндр
Блок.
Пг., «Алконост», 1922, с.
93.
2 Примечательную особенность этого письма отметил в свое время
Н.
В енгр ов: «Характерно,
что
и
здесь,
в
этих
раздумьях
Бл ока
о
се бе
са мом,
присутствует
Горький;
его
образами
и
его
тер мино лог ие й
опр е­
деляет
п оэт
с вое
мироощущение» («А.
Блок
и
М.
Горь кий». «Го рьк овс ки е
чтения».
М.,
Изд -во
АН
ССС Р, 1959, с.
213—214).
3М.
А.
Бекетова.
Ал екс андр
Блок .
П г., «Алконост», 1922, с.
94.
340


Такое
д войс тве нное
и
противоречивое
отношение
Бл ока
к
революционным
событиям
бы ло
следствием
его
субъективных
во з зр ений,
так
до
конца
жиз ни
и
не
преодоленных,
и
мистичес­
ко го
п редста вл ен ия
о
революции
как
о
взрыве
ст ихи йных
с ил.
С
другой
ст орон ы,
личный
опы т,
глуб окое
переживание
истори­
ческой
дей ствит ель но ст и,
обратившие
его
к
живой
жизни,
кри­
тическое
отношение
к
«страшному миру», мучительные разду ­
мья
о
Родине,
России
определили
отход
по эта
от
сим волиз ма ,
все
более
решительное
расхождение
с
б ывши ми
единомышленни­
ками.
С
особенной
наглядностью
эта
противоречивость
воззрений
Бло ка
обнаруживается
в
его
восприятии
и
оценках
Го рького
и
возглавляемого
им
р еалистич еск ого
лагеря
п исател ей -« знан ь ев-
цев».
Они
и
прежде
были
двойственны.
Но
в
послереволюцион­
ный
период
поэ т
подымается
над
всем
част ным ,
случайными
его
духовном
разв ити и
ид ет
неуклонный
пр оце сс
сближения
с
Горьким,
образ
которого
зан имает
прочное
м есто
в
его
творчес­
ком
сознании.
Отныне
с
Горьким
у
Блока
связывается
самая
дорогая
и
жизненная
для
не го
«тема о России».
В
1907 году Блок получил приглашение вести критический
отдел
в
московском
журн а ле
«Золотое руно».
В
пят ом
номере
появилась
статья
«О реалистах»
—
первое
«критическое обо ­
зрение»
из
серии
статей,
печатавшихся
им
в
журнале.
Дал ее
последовали: «О лирике», «О
д р ам е», «Литературные
и тоги
1907 года», «Письма о поэзии», «О театре», в общем связанные
между
собой
единством
мыслей
и
настро ений.
Но
наиболее
от­
четливо
отрази ла
новые
воззрения
Бл ока
и
про исше дш ий
в
нем
пе ре лом
статья
«О реалистах» .
Мож но
не
соглашаться
с
отдельными
о ценкам и,
к отор ые
дает
в
ней
Блок,
но
симптоматичным
является
то,
что,
с
перв ых
же
сло в
вз яв
под
защиту
Го рького,
поэт
и
в
д ал ь нейшем
все
луч­
шее
и
ценное
у
реалистов,
п исате ле й-« зн ань евц ев», связывает
с
горьковским
влиянием.
«Нарушая принятый обычай», Блок оспаривает мнение тех
критиков,
к от орые
взя ли
за
о бы кнове ние
«пренебрежительно от ­
зываться»
о
п исат еля х-«зн аньев цах», «дружно и сплоченно ра ­
бо та ющих
над
одн ой
большой
темой
—
русской
революцией».
Несмотря
на
то,
что
б ольшин с тво
из
них,
по
его
мнению, «мно­
гослов н ы,
бесстильны», у них «есть
какая-то
уверенность
и
зд о­
ровое
самозабвение...
ес ть
настоящая
дерзость
в
этом
з аб вении
«во имя»
—:
горьковская
де рзос ть.. .
Пусть
это
иногда
бе зжало ­
ст но
и
слепо,
но
это
не
сент им ент ал ьно
и
чисто,
и
заставляет
ждать
в
будущем
—
других
ярких
слов».
Разделяя
писателей-ре­
341


алистов
на
«отрицателей « б ыт а»
и
«так называемых «бы тов и­
ков », Блок пишет: «В тех,
которые
от рица ют
бы т,
слышится
горьковская
но та
—
де рзк ий
задор
и
сосредоточенная
присталь­
ность
взг л яда» (А.
Серафимович,
Скитал е ц
и
д р.).
В
от лич ие
от
«безбытных»
п исате л ей , «бытовики» (М .
Арцыбашев,
Ф.
Соло­
гу б,
Сергеев-Ценский,
Б.
Зайцев
и
др .)
хотят
бы ть
«всеобъем ­
лющи ми», но у них нет этой силы,
э той
«первозданности» . «Г е­
рои
ре в олю цио нных
повестей
горьковского
ти па
—
лю ди
о бре­
ч енн ые,
пр опад аю т,
так
пропадают,—
з ато
делаю т
д ело».
Г ерои
же
«бытовиков» « св о дят
зачас ту ю
счеты
с
бытом,
с
жизнью »
(V, 109,110,116,117).
Вс ех
эт их
высказываний
бы ло
бы
дос тат очн о,
чт обы
увидеть
тот
крутой
перелом,
который
произошел
в
ид е йном
и
художест­
венном
развитии
Блока.
Но
этим
далеко
не
исчерпывается
для
нас
зн ачен ие
ста тьи
«О реалистах»: оно прежде всего связано с
непосредственным
от но ше нием
к
Г орьк ому.
Что
к асает ся
частны х
о ценок ,
то
Блок
здесь,
как
и
раньше,
неор иг инален,
повторяет
мнения
декадентских
критиков: «Убе­
диться
в
то м,
что
Горький
по тер ял
пре жню ю
силу,—
очень
не­
трудно...»; в повести «Мать» «нет
ни
одной
новой
мы сли
и
ни
одн ой
яркой
с т рочк и »; «плоски»
и
«пошлы»
сатирические
п амф леты
«Мои интервью»; рассказ
«Товарищ»
«наивен»
и
т.
п.
Однако
это
для
Бло ка
и
в
самом
деле
частности,
отдельные
срывы,
творческие
неу дач и,
и
не
ра ди
них
он
сел
писать
с вою
статью.
И
да же
близкие
ему
выводы
Филос о фов а
об
«анархиз­
ме»
Г орьк ого,
о
«пагубном влиянии»
на
н его
«материалистиче­
ского
социализма»
и
т.
п.
не
могут
поколебать
его
отношения
к
Г орьк ому.
Решительно
противостоит
Бл ок
бурж уазн ой
кр ити ке
в
об­
щей
оценке
исключительного
значений
Горького-художника
и
смысла
его
творчества.
«Он был в сущности единственным сим ­
волистом,
высоко
расценившим
роль
и
зн ачение
Максима
Горь­
к ого» \—
отмечает
В.
Ор лов.
Трудно
перео ценит ь
зна чени е
эт ой
статьи
для
творческого
ра з вития
Блока:
одип-единственный
из
символистского
лагеря
он
м ужест венно
заявил
о
величайшем
«явлении М.
Горького»
—
худож н ик а,
представлявшего
«чужой», «вражеский»
ст ан.
«Плевался Горький всю жизнь,
а
б ана льни чать
ст ал
недав­
но,—
пи шет
Бл ок.—
Но
за
всеми
плевками
и
банальностями
1 Вл.
Орлов.
Алекс анд р
Блок.
В
кн .:
Алек санд р
Блок.
Стихо­
тво р ения,
поэмы,
театр.
Л., Гослитиздат, 1936, с. 341.
342


Горьк ого
прячется
та
громадная
то с к а, «которой нет названья
и
ме ры
нет».
И
ве лик ая
искренность
—
такая,
как ой
п росто
не
может
быт ь
уже
у
люд ей
бо льшой
культуры...» (V,102).
Блок
открыл
«для себя»
прекрасное
явле н ие
и
вдохновлен
этим.
По эту
«мучительно», он беспредельно «не год уе т», у него
«душа горит»:
«Мучительно слушать,
когда
каждую
крупицу
индивидуаль­
ного,
прекрасного,
с ильн ого
Мережковский
готов
за
последние
годы
свести
на
«хлестаковщину», «мещанство»
и
«великого ха­
м а».
Когда
эти
т ерм ины
п р именяю тся
к
Горькому
и
осо бенно
к
Че хову, —
душа
горит ;
думаю,
что
негодованию
в
этом
случае
и
не
должно
быт ь
пределов,
и
я
готов
обратить
к
Мережковскому
те
же
пушкинские
слова,
к от орые
сам
он
обратил
к
Л ьву
Тол­
ст ому
по
поводу
Н апол ео на:
Да
будет
заклеймен
п озоро м
Тот
м ало ду шный,
кто
в
сей
д ень
Безумным
возмутит
укором
Его
тоскующую
те нь»
Ч
(V, 101-102)
«Не должно быть пределов»
еще
и
п отом у,
что
беспредельны
были
сами
эти
цин ич ные
нападки
на
Горь кого,
шедшие
из
сим­
волистского
и
д екад ент ск ого
ок руж ения
Блока,
и
чтоб ы
так
ска­
зать ,
нужно
было
обладать
боль ши м
мужеством.
«О Горьком как художнике именно больше двух слов гово ­
рит ь
не
стои т...
в
пр о изв едени ях
Г орьк ого
нет
и скус ства »,—
пи­
сал
М ережк овск ий.
Ему
вторил
Фи лос оф ов: «Две вещи погубили
писателя
Г орьк ого:
ус пех
и
наивный,
непродуманный
социа­
лиз м»2.
А
3.
Гиппиус
еще
в
1904 году констатировала: «...C
Г орьк ого
талант
уже
начинает
сл езать ,
вытираться
на
нем,
как
сусальная
позолота
на
де рев янно м
идольчике».
В
пьесе
«На
дн е», высоко ценимой Блоком,
она
увидела
только
философию
по д пол ья, «последний предел нигилизма»
и
«наготу духовную».
«Проповедь Максима Горького и его учеников»,— у тве р жд а ла
она,—
это
«фонтан углекислоты», она освобождает человека « от
любви,
от
нр авств енно сти ,
от
имущества,
от
зна ния ,
от
красоты,
от
долга,
от
семьи,
от
всякого
помышления
о
боге,
от
всякой
на­
дежды,
от
всякого
страха»3.
С
не
ме нь шим
ожесточением
набрасывалась
декадентская
1У Пушкина—«омрачен»
вместо
«заклеймен»
и
«развенчанную»
вместо
«тоскующую» .
2 «Русская мысль», 1907, No 4, с.
122.
3 «Новый путь», 1904, январь,
с.
258.
343


пе чать
на
горьковские
сборники
«Знания»
и
на
их
авторов,
ко­
торые,
по
слову
Блока,
сплоченно
работали
над
«одной большой
темой
—
русской
ре во лю цие й» (V, 110). «Все
лю бящие
русскую
литературу
и
русскую
речь,—призывал
рецензент
сим во лис т­
ских
«Весов»,—д о л жны
бы
бороться
с
влиянием
эт их
сборни­
ков»
Ч
Во ссоз д авая
«образ времени»,
Горький
об общил
подобное
отношение
к
«ядовито-з е лены м »
сборникам
«Знания»
в
«Жиз­
ни
Клима
Самгина»
как
п оход
против
вс его
прогрессивного
в
жизни
и
литературе.
Так,
Арк адий
Пыльников
разглагольству­
ет,
что
«пошловато- з еле н ые »
сб о рники
«Знания»
нанесли
«ог­
ромный
вре д », «успев,
однако,
посеять
все
эстетически
и
фило­
софски
малограмотное,
по л итич ески
вре дно е,
что
они
м огли
по­
се ят ь ...» (XXII, 144).
В ойну
р еал истам
«Знания»
требует
объявить
Ив ан
Дрон ов
и
многие
др у гие.
«Наше искусство губит реализм»,— кр ич ит
один
из
модернистов
на
новогоднем
веч ере
у
Ел ены
Прозоро­
вой
(XXII, 300). «А х,
это
верно!
Это
несча стие
страны»,—от­
кликается
другой.
«Зеленая тоска и плесень всяких этих сбор­
ников
ре али стич еско й
литературы
сдел ал а
людей
д ухов но
ни­
щими»,—утверждают
по сет и тели
салона
Ле онид а
Андреева
(XXII, 503).
Верный
«литературной истории», Горький запечатлел в ро ­
мане
и
отношение
«образованного общества»
к
автору
«На дне»,
«Матери»
и
других
р ев ол юционных
произведений
ег о.
«Горь ­
кий?
Этот
—
к онче н,
да
он
и
не
ф илос оф,
а
теперь
требуется,
чтоб
п иса тель
философствовал»,—
слышим
мы
от
Др оно ва
(XX,
II, 190).
Не
оставляет
без
вниманяи
Г ор ького
и
Сам ги н,
хотя,
по
его
мнению,
пи сател ь
«уже достаточно развенчан» (XXII, 157).
И
Мар ина
Зотова
уверена,
что
ре в олю ционны е
образы
Горько­
го
уже
«отжили», «буревестники» « бо ль ш е
не
ну жны » (XXI,
310).
Совершенно
очев ид но,
что
бо рьба
вокруг
Горького
и
демо­
кратической
р еалист ическ о й
ли тер ат уры
как
в
буржуазной
прессе,
так
и
в
ин тел ли ген тских
салонах
носила
яр ко
выражен­
ный
политический
характер
и
велась
ид ейным и
врагами
писа­
те ля.
И
в
эту
б орьбу
включился
Блок,
вст ав
на
защиту
Горько­
го,
мало
того
—
провозгласил
его
в ели ким
народным,
националь­
ным
писателем:
«Я утверждаю.. .
что
е сли
и
ес ть
реальное
понятие
«Россия»,
и ли,
луч ш е,—
Русь,—
помимо
территории,
государственной
вла -
1 «Весы», 1905, No 4, с. 50.
344


ети ,
государственной
ц ерк ви,
сословий
и
п р.,
то
ес ть
ес ли
есть
это
великое,
необозримое,
прос торн ое ,
тоскливое
и
обетованное,
что
мы
привыкли
о бъ един ять
под
именем
Руси,—
то
выразите­
лем
его
приходится
сч и тать
в
громадной
ст епени
—
Г орького...
Неисповедимо,
по
роко во й
с иле
своего
таланта,
по
крови,
по
бла­
горо дст ву
стремлений,
по
«бесконечности идеала». ..
и
по
м ас­
шта бу
своей
душевной
муки,—
Горький
—
русский
писатель»
(V, 103).
Как
ни
д в ойст венна
бы ла
позиция
Блока
в
оценке
Горьк ого,
но
до
него
никт о
не
го вор ил
о
нем
как
о
великом
художнике,
вы­
рази тел е
дум
и
чаяний
нар од а.
И
н али чие
этих
двух
слагаемых
в
по дходе
к
Горькому
весь ма
хара ктер но
для
Блока,
счи тавш е­
го
народность
г лав ным
кр итер ием
при
оценке
художника.
«Ге­
ний
прежде
всего
—
н аро ден ...»
—
утверждал
он
(V, 643).
Выст упл ение
Блока
произвело
впеч атл ение
взорвавшейся
бомбы,
вызвало
ре зкие
на пад ки
на
поэ та
вс его
символистского
лаг еря.
Его
обвиняли
в
«заискивании», неискренности,
измене,
иро ническ и
называли
«бессмертным критиком».
О
том,
с
какой
враждебностью
была
встречена
статья
Блока
(и последующее
в
э той
се р ии), вспоминает С.
Го ро д е цк ий: «Он обложился зеле ­
ны ми
книжками
«Знания», презираемого у эстетов,
вн има тел ь­
но
пер еч ел
всю
бел л етри стику
реалистов
и
дал
ряд
очер ков
о
Горь ком
и
др уги х.
Это
был
прямой
шаг
на
волю
из
узкого
кр уга
эст етиз ма,
который
его
душил.
Внутри
кр уга
статьи
бы ли
встре­
че ны
с
враждебным
недоуменьем»
Ч
И
совершенно
ве рно
заме тил
Н.
Ве н гр ов: «В этом соглас­
ном
хо ре
выступлений
против
Блока
отчетливо
зв учала
анти-
горьковская
нот а» 2.
Р езко
вра ждеб но
высказался
о
Б локе
Фи­
лософов 3, в злобном тоне писала 3.
Г иппиу с: «Все опыты его в
критике
—
ниже
всякой
критики...
Мысли
Бло ка
—
это
м ухи,
бес п омощ но
мечущиеся
под
п ро во лочной
кондитерской
сеткой » 4,
с
пафосом
иронизировал
Эллис
(поэт и критик Л .
Л.
Ко б ылин-
ски й): «Да,
вои ст ину
на до
родиться
А.
Блоком,
чтоб ы
восхи­
щаться
писаниями
Г орьк ого
и
ри скн уть
на
ср авнение
его
с.. .
На пол е оном»5, и совершенно издевательски отозвался Мереж-
1 Сергей Городецкий.
Вос пом инания
об
Александре
Блоке.
«Печать и революция», 1922, No 1, с. 84.
а
Н.
Венгров.
А.
Бло к
и
М.
Горький.
«Горьковские чтения.
1953—
1957».
М.,
Изд-во
АН
СССР, 1959, с .
225.
3Д.
Философов.
«Весенний ветер», «Русская мысль», 1907, No 2;
«Весы», 1907, No 6, с.
83.
4 «Весы», 1907, No 7, стр. 83.
5 Эллис .
Еще
о
соколах
и
ужа х.
«Весы», 1908, No 7, с.
57.
345


ковский
1, которого Блок так аттестует,
прочитав
его
фельетон:
«Мережковский
—
п оган ая
лягушка-критик.
Собака
чужая
сов­
сем ,
а
вдруг
возьмет
и
об лае т:
всегд а
дос ад но.
И
собаке-то
ни
к
че му,
черт
ее
знает.
Плюнуть
хочется.
Книжны й
критик» (IX,
104). «Подделкой
под
гримасу
идиотизма»
назвал
статью
Блока
Андрей
Белый
в
и юльск ом
н омере
«Весов» .
А
в
на чале
августа
в
оскорбительном
письме
к
Блоку
обв ин ил
своего
бы в шего
дру­
га
в
«заискивании»
перед
реалистами: «Когда Ваше «проше­
н ие », pardon, статья о реалистах,
появилась
в
«Руне», где Вы
б езз аст енч иво
писал и
о
то м,
че го
не
думали,
мне
все
стало
яс­
но » (см.
пр имеч .: V, 720—721).
Были
и
другие
нелеп ые
об ви не­
ния
в
этом
раздражительном
письм е ,
и
Бл ок
с
возмущением
пи­
сал
о
нем
9 августа 1907 года Е.
П.
Ивано в у : «Письмо написано
в
ф орме
необыкновенно
решительной
и
груб ой.
Вывод
из
н его
самый
т оч ный:
он
называет
ме ня
по дле цо м » (VIII, 193).
И
уж
полную
во лю
своему
негодованию
всегда
сдержанный
поэт
дал
в
письме
Андрею
Белому:
обвинил
его
в
«клевете»
и
вызвал
на
дуэль,
которая,
однако,
не
со сто ял ась
(VIII, 191—
192) \
Пытаясь
объяснить,
что
же
до
т акой
ст епени
взорвало
Бло­
ка,
что
он
послал
вызов
на
дуэль,
Е.
Малкина
(кажется,
пер­
вый
исследователь,
п о святив ший
Блоку
и
Горькому
специаль­
ную
статью)
п исал а : «Надо думать,
однако,
что
не
просто
кл е­
вета
и
не
просто
обвинение
в
подхалимстве...
Е сли
п озиц ия
Бло­
ка
по
отношению
к
Горькому
и
п ис ателям-р еали стам
восприни­
малась
окружающими
как
изме на
основным
заветам
символиз­
ма,—
то
нападки,
к отор ым
они
подвергли
Блока,
должны
бы ли
восприниматься
им
как
пося гат ельст в о
на
ценности,
быть
мо­
ж ет,
наиболее
для
него
дорогие.
Таковой
являлась
для
не го
п роб­
лема
народа
и
и нт елл игенции .
Именно
как
народный
писатель
был
для
него
велик
и
дорог
Го рь кий.
Но
это
еще
не
в се:
и
Горький
и
др угие
реалисты
влекли
его
к
себ е
той
правдой,
той
обращенностью
к
з апр осам
жизни,
котора я
отсутствовала
у
символистов...
Белый
ратовал
за
ч ист оту
символизма,
он
т янул
Блока
назад
к
шахматовским
мистическим
зорям.
Для
Блока
это
был
пр ойд енный
эт ап,
в
Блоке
пробуждались
первые
об­
щ ест венные
интересы».
1Д.
Мережковский.
«Асфодели и ромашка» . «Р е ч ь», 1908,
23 марта,
No
57.
• См.
об
этом
под робн о:
В.
Н.
Орлов.
Ис то рия
одной
«дружбы -
в ражды». Александр Блок и Андрей Белый.
П ере писка.
М ., 1940, с. XXV—
XXXIX.
346


Что
касается
причйн
несостоявшейся
дуэли,
то,
конечно,
бу­
дет
боль ши м
преувеличением
связывать
ее
только
со
статьей
«О реалистах»: как известно,
за
Б елым
числились
и
другие
ос­
корбительные
по
отношению
к
Бло ку
поступки,
пер епо лнивш ие
ча шу
терпения
поэта .
Однако
все
то,
что
г овори т
Е.
Малкина
о
«посягательстве на ценности» \ наиболее дорогие для Блока,—
п робл емы
народа
и
интеллигенции,—
об
эв олюци и
поэта,
ше д­
шей
в
направлении,
сближающем
его
с
п исател ями -р е али стами
и
с
Гор ьки м,
не сомн ен но,
очень
верно.
Вот
страничка
из
записных
книжек
Блока,
помеченная
20
апреля
1907года(статья «О
реалистах»
д ати руетс я
маем
—
ию­
нем
1907 года): «Реалисты исходят из думы,
что
мир
огром ен
и
что
в
нем
цв етет
лиц о
чел о века
—
маленького
и
м огуче го...
Они
считаются
с
первой
(наивной)
реальностью,
с
пс и хологи ей
и
т.
д.
Ми сти ки
и
символисты
не
любят
этого
—
они
плюют
на
«проклятые вопросы», к сожалению.
Им
нип оч ем,
что
ст ольк о
нищ их,
что
земля
кругла.
Они
под
крылышком
собственного
«я».
У
них
св ои
цве тник и.. .» (IX, 94).
Как
близки
эти
мыс ли
Блока
пафосу
публицистики
Горько­
го
тех
лет
(«Заметки о мещанстве», «О цинизме», «Разрушение
личн ости»).
И
важно,
что
они
не
ост ал ись
де кларац и ей,
на шли
св ое
отраж ени е
и
в
творчестве
поэта.
Мистики
и
символисты
те
же
«сытые»
м ещ ане: «И жгут им слух мольбы о хлебе и крас­
ный
смех
чуж их
зн амен»; «Еще несчастных,
просящих
хлеба,
никому
не
жаль,
никому
не
ж аль».
Но
с
ос об енной
си лой
реа­
листические
те нденц ии
пронизывают
стихи,
созданные
в
эпох у
реак ци и
(«Вольные мысли»
и
др у гие).
Эт от
перелом
в
творчестве
Блока
не
мог
ос татьс я
не
заме ­
ченным
в
его
кругу.
Недавно
И.
С.
Зильберштейн
опубликовал
примечательное
письмо
С.
Г ороде ц кого
от
28 июня 1906 года к
Бл оку.
С.
Гор од е цкий
пис ал
ему: « Вчера <Вя ч.> Ива н ов
сказал
мн е : «Смотрите,
как
Бл ок
иде т
к
реализму».
С его дня
Вы
пише­
те : «искусство должно изображать жизнь»,
«Фома< Го р де-
ев>» —
последнее
нужное
про изве д е ние » (напомню только од­
ну
фамилию:
Леонид
Андреев).
Мож ет
быть,
для
Вас
действи­
тел ьно
дорога
к
б ольшом у
иск у сству
ле жит
через
«реализм» .
Всякий
ид ет
своим
коридорчиком,
зато,
когда
встретимся
под
общей
крышей
—
небо м,
буд ет
не чая нная
радость,
мо жет
и
ча-
янная...
1Е.
Мал кина .
Александр
Блок
о
Максиме
Горьк о м.
«Звезда»,
1937. No 6. с. 187. 186.


Вы
бы ли
одн им
из
ярк их
воплощений
минувш е го
периода,
теп ерь
—
крутой
поворот,
теперь
нет
ник ак ого
сомнения
с
на­
ст у пл ением
нового...
Оч ень
хотел
бы
от
Вас:
1) более подробного выяснения «се кре та»
Г орьк ого;
2)
»
»
»
те зиса ,
что
«искусство должно изобра­
жать
ж изн ь » (поскольку Вы согласны с формулой:
явле ния
жи зни
—
семя
художественного
п р о изв еден ия) «и проповедо­
в ать
нравственность»...»1
По слание
это,
как
видно,
является
отв ет ом
на
письмо
Блока,
к
со жалени ю
не
сохранившееся,
но
из
н его
с
несомненностью
явствует,
что
иде и: «искусство должно изображать жизнь и про­
поведовать
нравственность»
—
п оэт
ра с крыва л,
подтверждал,
опираясь
на
«секрет»
Горь кого,
его
художественную
практику
(«Фома»
—
последнее
нужное
произ вед ение »
и
т.
п.).
Бли зос ть
к
Г орьк ому,
реа ли стам
влек ла
его
к
«Знанию» . В ы­
ше
мы
уже
ка сали сь
это й
др а матичес ко й
ис то рии
с
несостояв-
шим ся
у част ием
его
в
«Знании», но с позиций Горького.
Из
нед а вно
вышедшей
переписки
Бло ка
с
женой
видно,
какие
в оз­
лагали
на
это
они
оба
больши е
надежды.
В
ч исле
важных
но­
востей
Блок
28—29 июня 1907 года сообщил ей о полученном
от
Л.
Андреева
приглашении
в
«Знание».
Уже
5 июля Любовь
Дмитриевна
от веч ала: «Новости ужасно интересные.
Как
хоро­
шо,
что
ты
в
«Знании»; надо только в первый раз там что- ни­
бу дь
важное
для
те бя
н а печа тать.
Х очу
очен ь
знать
тв ои
новые
стихи;
хорошо
к ак,
е сли
они
годятся!
А
Ау сле ндер у
(ониФ.
Со­
логуб
б ыли
приглашены
вместе
с
Бл оком .—
И.
В .), конечно,
со­
всем
по- д руго му
ва жно
приглашение
в
«Знание»: это ему помо­
жет
стать
сер ьез ным
писат елем ,
поневоле
бу дет
подтягиваться.
Я
это
ему
выразила
иносказательно,
что
«Знание»
д ает
тв ер­
дую
почву
и
честное,
заслуженное
оружие
в
руки»2.
Можно
тольк о
пожалеть,
что
у части е
Бл ока
в
«Знании»
не
с ост ояло сь,
ко гда
глубокий
вн утрен ни й
разлад
его
с
ли д ерами
символизма
уже
к
этому
вр ем ени
определился
и
поэ т
с
надеж­
дой
ждал
вст р ечи
с
демократическим
читателем.
Как
пи шет
Вл.
О рл о в, «Блок хотел отдать в «Зна ние»
л у чшее,
чем
т огда
располагал,— «Вольные
мы сли»3.
1И.
С.
Зильберштейн.
О
встречах
с
Л юб овью
Дмитриевной
Блок.
«Литературное наследство», т .
89.
М ., «Наука», 1978, с.
385—386.
2 Там же,
с. 208.
8 Вл.
Орлов.
Сны
и
яв ь.
«Литературное наследство», т.
89.
М.,
«Наука», 1978, с .
29.
348


С
новыми
настроениями
Блока
и
опр едел ивш им ся
в
его
жиз­
ни
и
поэзии
переломе,
с
его
проникновенным
п оним анием
Горь­
к ого
как
п од линно
нар од ного
писателя
непосредственно
с вяза на
уже
упоминавшаяся
важнейшая
для
н его
проблема
народа
и
интеллигенции.
Именно
в
эти
годы
как
часть
«темы о России»
она
и
стала
для
н его
«важнейшей», «насущнейшей», «самой
жизненной,
самой
р еаль ной» .
Не
случ айно
поэтому,
когда
поэт
’ готовил свой доклад о народе и интеллигенции,
который
прочи­
тал
13 ноября 1908 года в Петербургском религиозно -фило соф ­
с ком
обществе,
а
за тем
повт ор ил
в
к онце
года
в
«Литературном
общ е ств е» \ он снова возвратился к «я вл ени ю
Ма кс има
Горь­
кого».
Как
и
в
статье
«О реалистах», отношение Блока к Горькому
здесь
также
про т ивор е чиво
и
двойственно.
Поэ та
не
ус траи ва ет
«вульгарность»
горьковской
п уб ли цистик и,
партийность,
«со ­
циал-демократизм»
писателя,
чужда
«наивность»
его
революци­
онной
п роп ов еди , «может быть,
милая
сердцу
Г орького,
но
ни­
че го
не
г ов орящая
н ам ». «Есть
фа кты
не ос поримы е,
но
сами
по
с ебе
не
имеющие
никакого
значения;
например:
Бэкон
Веру-
ла мск ий
—
в зяточ ник,
С пиноз а
—
ст еко ль щик,
Гаршин
—
пе­
р еп летч ик,
Горький
—
социал-демократ.
«Социал- дем окра ти зм»
Горьк ого
гов орит
мне
гораздо
меньше,
чем,
например,
земл еп а­
шество
Т олс того
или
мед иц ин ская
практика
Че хова »,—пи шет
Блок
(V, 320).
И
вместе
с
тем
снова,
как
и
в
статье
«О реалистах», у Блока
нет
сомнений,
что
в
л ице
Гор ького
мы
имеем
дело
с
худож ни ­
ком,
писа телем
на ро дным,
национальным: «К нам Горький не­
из ме нно
обращен
ли цом
худ ож ник а;
мы
сомневаемся,
есть
ли
у
нег о
и ное
лиц о...
Это
писате ль ,
в ы шедший
из
наро д а,
таких
у
нас
н ем ного. ..
Любит
он
ту
же
Россию,
к от орую
любим
и
мы,
но
ин ой
и
непонятной
люб ов ью » (V, 320, 321, 325).
Вместе
с
Блоком
в
том
же
собрании
выступил
с
докладом
о
горьковской
«Исповеди»
Г.
Баронов,
обвинявший
автора
в
«обо ­
жествлении
наро д а».
Отве р гая
эти
об ви нения ,
Бл ок
со
всей
си лой
присущей
ему
иск реннос ти
гов ор ит
о
«сердце Горького»,
котор ое
«тревожится и любит,
не
обожествляя,
требовательно
и
с уров о,
по-народному,
как
можно
любить
мат ь,
сестру
и
жену
в
едином
лице
родины
—
России» (V,321).
И
снова,
как
в
статье
«О реалистах», проникновенные,
проро­
ческие
слова
об
«исключительности и знаменательности» «яв -
1 Под названием «Ро сси я
и
интел лиген ция»
был
напечатан
в
жу р­
нал е
«Золотое руно» (1909, No 1).
349


ления
Максима
Г орьк ого», снова стремление поэта « вы д ели ть
в
современной
кул ь туре
деятельность
Горьк ого
как
представите­
ля
«народа», социальных низов» L «Еще раз подтверждает он,—
г овор ит
Блок
о
Горьком,—
что
ст раш но
и
непонятно
интелли­
гентам
то,
что
он
люби т
и
как
он
л юбит» (V, 325).
От рыв
интеллигенции
от
народа
му чит ел ьно
переживал
и
Гор ьк ий.
Эта
проблема
является
центральной
в
«Дачниках»,
«Детях солнца», «Варварах»
и
многих
других
его
произведени-
’
ях
вплоть
до
«прощального»
романа
«Жизнь Клима Самгина».
Но
Гор ьк ий
под ход ил
к
эт ой
проблеме
с
четких
классовых
по­
зиций;
в
отличие
от
блоко в ской
«всеобщности», интеллигенция
у
не го
социально
дифференцирована,
и
оторванной
от
жизни
народа,
презревшей
его
интересы
бурж уазн ой
и
эгоистической
мещанской
интеллигенции
он
противопоставляет
интеллиген­
цию
демократическую,
ре в олюци он ную,
для
которой
высшей
це лью
является
служение
народу,
ро д ине.
Под ход
Блока
к
мучившей
его
проблеме
народа
и
интелли­
генции
своеобразен: «...Народ
и
ин теллиг ен ци я;
полтораста
миллионов
с
одн ой
с тороны
и
несколько
сот
ты сяч
—
с
другой;
люди,
в з аимно
друг
друга
не
по ним аю щие
в
самом
осно вно м»
(V, 323).
Образ
гоголе в ской
ст рем ит ель ной
тройки
вспоминается
по­
эту,
и
мнится
ему
гибель
под
ко пыта ми
всех,
не
наше дши х
пут и
к
народу.
«Что,
если
тр о йка,
вокруг
к отор ой
«гремит и становится вет­
ром
раз орва нны й
воздух»,—
летит
прямо
на
на с?
Бросаясь
к
народу,
мы
бросаемся
прямо
под
но ги
бешеной
тройке,
на
ве р­
ную
ги бе ль...
Мож но
уже
пр едс тав ить
себе,
как
бывает
в
страш ­
ных
сн ах
и
кошмарах,
что
ть ма
происходит
оттого,
что
над
нами
пов исл а
к осмат ая
грудь
ко ренн ика
и
готов ы
оп у стить ся
тяже­
лые
копыта» (V,328).
Эти
горестные
картины
и
наст роен ия
отч ан ья
были
вызва ­
ны,
несомненно,
му чит ел ьной,
бесконечной
любовью
Бл ока
к
ро­
дине,
Рос с ии,
заботой
о
не й.
Раздумья
по эта
о
России
нашли
т ак­
же
отра жен ие
в
ряд е
лирических
стихотворений
этого
времени,
в
«Песне Судьбы», цикле
«На поле Куликовом» . «Ст рем лен и е
приобщиться
к
наро д у,
к
родине
стан о вится
руководящим
мо­
тивом
всей
творческой
деятел ь но сти
Бл ока»,—
пиш ет
Б.
В.
Ми­
хайловский
и
о пр едел яет
два
аспекта
в
изображении
России
у
Блока.
Перекликаясь
с
Некрасовым,
поэт
соз д ает
образ
«мно -
1 Павел Громов .
А.
Блок,
его
предшественники
и
современники.
М.— Л., «Советский писатель», 1966, с. 319.
350


гострадальной,
с ко рбной,
нище й
крестьянской
Рус и», но это
лишь
о дна
с торо на
бло ковс ко го
образа
Рос с ии: «Образ России,
ни щей
и
страдающей,
но
избранной
ст раны-м ессии
был
харак­
тер ным
для
славянофильской
поэзии
Хом яко ва,
Тютчева.
У
них
святость
Руси
—
в
с мире нии,
в
д о лго т ерпении
«богоизбранного»
народа,
призванного
выполнить
религиозную
миссию...
Для
Блока
мисси я
России,
ее
народа
—
в
и ном ...
Блоку
удалось
уже
на
э том
этапе
приблизиться
к
по д линно
наро д ным
освободи­
тельным
чаяниям.
В
статье
«Народ и интеллигенция»
поэт
от­
рицает
пр едст авл ени е
о
России
«как воплощении тишины и
сна», ибо «этот
сон
кончаетс я;
тишина
см ен яется
отдаленным
и
возрастающим
гулом ...».
Бл оковс кий
образ
народа
все
теснее
связывается
с
мыслью
о
его
социальном
про б у ждении,
о
рево­
люции
(стихотворение « В
голод ной
и
больной
не во ле»).
Об раз
нищей,
тоскующей
родины
в
знам ени то м
стихотворении
«Рос ­
си я» («Опять,
как
в
го ды
зо ло ты е») таит скрытую,
протестую­
щую
силу,
несгибаемую
народную
м ощь
и
красоту»
Ч
Так
в
творческом
со знани и
Бл ока
связывались
воедино
тема
России
и
проблема
народа
и
инте л ли ген ции.
Вот
почему
ему
так
дорог
Горький
с
его
«требовательно- м уч ит е ль но й», «требо ­
вательной
и
суровой»
лю бо вью
к
России,
Горький
—
великий
наро д ный
х у д о жни к, «последнее знаменательное явление» « на
тонкой
согласительной
черте
между
народом
и
инт е лл иг енцие й».
И
чем
больш е
«яд индивидуализма,
д ем онизм а,
от ча яния
и
тос ки» (Блок)
разрушал
бурж уазную
инт ел лиг енци ю,
ог рад ив­
шуюся
от
народа
«недоступной чертой» (Пушкин),
чем
пр и­
стальнее
сам
Блок,
исцеляясь
от
яда
символизма,
вгляды валс я
в
реальную
жизнь,
п рони калс я
болью
и
со ст р аданием
к
чел ов е­
ку,
задумывался
о
судьбе
родины
—
России,
тем
б ольше
общ его
н аход ил
поэ т
с
Горьким,
тем
боль ше
пролетарский
писатель
оказывал
на
нег о
влияние.
«Драма Блока в том и состояла, —
пише т
Л.
И.
Тимофеев,—
что
он
необычайно
остро
вид ел
страдания
люде й,
чувствовал,
что
н астал о
решающее
время
человеческой
истории,
хот я
еще
смутно
ощущал
путь,
на
котор ом
одухотворявшая
его
мечта
о
счастливом
человеке
мо гла
бы
превратиться
в
реальность.
Поэ-
том у- то
так
тянул о
его
к
Горькому.
Их
роднила
прежде
всего
величайшая
бо ль
за
человека»2.
1 «Русская литература конца XIX — на ч ал а
XX в.
1908—1917».
М.,
«Наука», 1972, с. 263—264.
а
Л.
И.
Тимофеев.
Творчество
Ал екс анд ра
Блока.
М.,
Из д-во
АН
СССР, 1963, с. 75.
351


В
октябре
1909 года Блок напечатал рецензию на книгу
Го рького
«Землетрясение в Калабрии и Сицилии», незадолго
перед
эти м
вышедшую
в
издательстве
«Знание» (вместе с ра­
ботой
Г орького
была
помещена
статья
В.
Мейера
«В разрушен ­
ной
Мессине»
и
имя
автора
также
значилось
на
об ложк е).
Книга
Г орь кого,
рассказавшая
о
потрясающем
несчаст ии ,
об­
рушившемся
15 (28) декабря 1908 года на жителей Южной
Итал и и,
бы ла
проникнута
не
только
со ст р аданием
к
пострадав­
шим,
но
и
го во рила
о
с иле
человеческого
духа,
звала
к
ч ело ве­
ческому
единению,
к
жизни
и
бо рь бе.
В
отличие
от
б урж уазн ой
критики,
име нно
это -то
и
увидел
прежде
вс его
и
выделил
Блок
в
своей
рецензии.
Ему
созвучны
па фос
и
гум ан исти ческ ая
направленность
книги
Го рького.
В
от­
дельных
чертах
блоковский
гуманизм
отличен
от
пролетарского
гуманизма
Г орького,
но
в
г лавном
—
в
отношении
к
человеку—
они
сошли с ь,
ибо,
как
и
Горький,
Б лок
убежден,
что
«Человек
есть
человек,
не
кукла,
не
жалкое
существо,
обреченное
тл е­
нию,
но
ч удесны й
феникс,
преодолевающий
«ледяной ветер без­
граничных
пространств» (V,193).
И
что
важно
отметить:
эта
вера
поэта
не
в
какого-то
«избранного», «исключительного»,
особо
«утонченного»
человека,
а,
как
по дчер кив ает
Б.
И.
Со ло­
вье в,—в
«самого простого,
обе зд олен ного,
униженного,
но
со­
храняющего
стойкость
и
мужество
перед
лицо м
любы х
бедст­
вий
и
испытаний»!.
И
в
своей
рецензии,
как
и
Горький
в
своей
книге,
Блок
п ре­
и спо лнен
велик о й
гордос ти
за
простого
человека,
вер ы
в
его
тв ор ческ ие
силы.
«Так вот каков человек, —
п ишет
он
в
заклю­
чение.—
Беспомощней
крысы,
но
п ре красн ей
и
выш е
самого
прозрачного,
самого
бе с плотн ого
видения.
Таков
обы кно венны й
человек.
Он
не
Передонов
и
не
насильник,
не
развратник
и
не
злод ей ,
не
корчится
ни
пер ед
какими
«железными вратами»
и
не
капризничает
перед
двумя,
тре мя
и
четы рь мя
и
т.
д.
Анфи­
сами.
Он
поступает
страшно
прос то,
и
в
это й
п рос тоте
только
сказывается
драг оце нна я
жемчужина
его
духа.
А
истинная
це н­
ность
жиз ни
и
смерти
определяется
только
тогда,
когда
дело
дохо ди т
до
жизни
и
до
смерти.
Нам
до
того
и
до
дру гого
дале­
ко».
И
об
этом
н ап исано
в
«доброй и простой книге Горького»
(V, 384).
«Вера в народ,
в
прос того
человека,
в
его
внут ре нню ю
красо­
ту
и
неизмеримую
мощь,
а
стало
быть
—
в
его
вел ик ое
будущее,
1 Борис Соловьев.
Поэ т
и
его
подвиг.
М., «Советский писатель»,
1971, с . 455.
352


помогала
поэт у
одолевать
н апа сти
«страшного мира», противо­
поставлять
псевдогерою
декад ен тско й
литературы...
подлинного
героя ...»
Ч
В
годы
реакции,
в
«разгар мещанского буесловия»
(Горь­
ки й ), упадка и разложения буржуазной литературы,
когда
изо ­
бражение
«насильников,
ра зв ратн иков
и
злод еев » (Блок)
за­
хлестнуло
модные
жу рна лы
и
книжный
рынок,
Блок,
мучитель­
но
переживая
эпо ху
безвременья,
именно
в
Горьком
увидел
ту
силу,
которая
с пос обна
повести
бор ьбу
со
вс еми
проявлениями
упадочничества.
И
был
пр ав.
Во
мно гих
письмах
того
вр емени
Горький,
возмущенный
«всей этой шушерой», постоянно бьет тревогу.
«Что такое?
—
пишет
он
К.
П.
Пятницкому.—
Это
русская
л итература?
Какая
гад ос ть,
какое
нищенство
мысли,
нахальство
нев еже ства
и
ци­
низм!
Люди,
кои
ид ут
на
святое
п оле
битвы,
чтобы
наблевать
на
н ем,—
таких
люде й
надо
бит ь.
И
я
мог
бы
организовать
отпор
им
по
всей
линии,
для
этого
ес ть
силы,
есть
желание,
а
главное
—
это
не обходи м о».
Горький
считает,
что
демократический
лагерь
п исате лей
«Знания»
дол­
жен
«выступить на бой со всей этой шайкой дряни
—
в роде
Ивановых-Разумников,
Мер ежко вск их,
Ст рув е,
Сологубов,
Кузминых
и
т.
д .» (XXIX, 59).
Вскоре
он
вно вь
с
возмущением
пиш ет: «Я решительно про­
тив
литературного
шарлатанства
и
ци ни зма,
против
торг ов ли
чув ств ом
и
мыслью,
против
л итер ату р ы , «услужающей»
обыва­
телю-мещанину,
к ото рый
желает
и
требует,
чтобы
Куприны,
Андреевы
и
прочие
талантливые
люд и
закидали
и
засыпали
в че­
рашний
д ень
всяким
хла мом,
чтоб ы
они
избавили
обывателя
от
страха
пред
зав тр ашни м
д н ем» (XXIX, 64).
Тревога
и
возмущение
Г орького
не
бы ли
погре б ены
в
част­
ной
переп иск е,
они
взывали
к
действию.
Буржуазно-декадент­
с кой
л ите ратуре
противостояла
вся
его
общественно-литератур­
ная
деятельность,
соб ст венная
худож е ств енн ая
практика;
он
б оролс я
с
ней
и
п ером
п уб лицист а.
2-г о
и
(с продолжением)
3марта1912годав «Русском
слове»
появилась
его
статья
«О современности». 4
марта
Бл ок
записывает
в
дневнике:
«Спасибо Горькому и даже
—
«Звезде»2.
После
эс тет измо в,
фу-
1 Борис Соловьев.
По эт
и
его
п одвиг .
М., «Советский писа­
т е ль», 1971, с. 455.
2В «Звезде»
Горьким
были
напечатаны
в
феврале
—
марте
1912 года
нес коль ко
рассказов
из
цикла
«Сказки об Италии» .
Тогда
же
Ленин
писал
Гор ьк ому: «Хорошо бы иметь революционную прокламацию в тиле
«Сказок» «З в ез ды» .
Очен ь
и
очень
рад ,
что
вы
помогаете
«Звезде»
12 В мире Блока
353


туризмов,
ап оллон из мов ,
би блиоф илов
—
запахло
настоящим»
(VII, 131).
В
статье
«О современности»
Горький
с
болью
и
тоской
пи­
шет
о
современной
литературе,
бегущей
от
ну жд
и
интересов
общества,
о
разрушающих
ее
болезненных
течениях,
о
ренегат­
стве
интеллигенции,
п исат ел ях-п ер ев ертнях,
ко то рые
вчера
—
в
годы
общественного
подъем а
—
внушали,
что
безыдейность
есть
вел ик ий
грех,
а
сегодня
сами
проповедуют
ее;
вчера
уч или
любить
ве ли кий
р усск ий
народ,
а
сегодня
благодарят
власть
за
то,
что
она
«штыками охраняет нас от ярости народной»; вчера
выступали
за
со циал из м,
а
сегодня
бравируют
неудачной
об­
молв кой
Герцена
о
«потенциальном мещанстве социализма»;
вче ра
утве ржд али
красоту
жизни,
сегодня
кр ичат,
что
ж изнь
—
бессмысленна;
вчера
гов ори ли,
что
же нщина
подруга
и
товарищ,
сего д ня
—
хихикают,
когда
хулиганы
ее
ра зде вают ,
из дева ются
над
не ю;
вчера
восторгались
герое м ,
борцом,
сегодня
воспевают
«культ Иуды» L
Э той
л ите ратуре
упадка
Гор ьк ий
противопоставляет
силь ­
ную
своими
демократическими
тр адиц иями,
освободительными
идеями,
своим
гу ман измо м
«обширную и прекрасную»
русскую
литер ат уру —«за ко нн ую
гордость»
народа.
С
гордо стью
гово­
рит
писатель
о
прошлом,
с
болью
о
с о вре ме ннос т и: «Русская
лит ер а тура
была
очен ь
сильна
своим
демократизмом,
сво им
стр астн ым
стремлением
к
решению
зада ч
социального
бытия,
проп ов е дью
человечности,
песнями
в
честь
св обо ды,
глу бо ким
интересом
к
жизни
народа,
целомудренным
отношением
к
жен­
щ ине,
у порным и
поиск ам и
всеобщей,
всеосвещающей
пра вд ы.
Никто
не
станет
отрицать,
что
наша
современная
ли те рат ура
р езко
уклонилась
в
сторону
от
тех
традиций,
которые
вырабо­
тал
старый
писател ь .. .
Старый
русский
пи сател ь
был
поистине
«учителем жизни» .. .
великомучеником
торжества
правды
ра­
ди,
апостолом
св обо ды
и
не
судьей
людей ,
а
свидетелем
их
страданий...
Он
не
позволял
ни
р ен ега там,
ни
«обозной своло­
чи»
орать
на
себя
и
командовать
собою,
он
не
ст авил
имя
с вое
рядом
с
им ен ами
торговцев
словом,
пасквилянтов
и
языкоблу-
дов...
И
не с омне нно
также,
что
в
утра те
русской
литературой
(В.
И.
Ленин.
Полн ое
собрание
сочинений,
т.
48, с.
47).
А
26 февраля
Блок
записал
в
днев нике : «Новая для меня на самом же деле ежедневно
конфискуемая
и
от
этого
имеющая
еще
больший
ус пех
—
социал-демо­
кратическая
«Звезда», Отрадно
п осле
консервативных
орг ан ов. ..
Все
зде сь
ясн о,
просто
и
отчетливо
(потому — талантливо)—
пожалуй,
иногда
с лиш ком
пр осто. . . » (VII, 130).
1 См.: «Русское слово», 1912, 2 марта,
No
51.
354


ее
социально-педагогического
значения
современные
писа тел и
сами
повинны.
В
погоне
за
славою
и
вн им анием
они
пер еш ли
границу
допустимого
и
утрати ли
тот
этический
аристократизм,
который
еще
нед авно
ре зко
отделял
их
от
улицы...
Отклонясь
от
демократии,
литератор
отклонился
и
от
действительности.
Вот
почему
его
так
легко
под чинил и
и
подчиняют
своей
в оле
различные
мел кие
и
болезненные
т ече ния
мысли.
Большинство
эт их
т еч ений
яв но
антисоциальны,
ан тидем о кр атичны
и
неж из­
несп осо бны. . .»
В
борьбе
с
эт ой
боле зн ью
д уха
Гор ь кий
вид ит
«националь ­
ную
задачу
литературы,
одинаково
важную
для
писателя
и
для
чита тел я,
для
всей
земли,
н ыне
переживающей
страшный
и
па­
губный
припадок
э той
б оле зн и...
Таланты
жалко...
талант
пис а­
те ля
дан
ему
н ар одом
его»L
В
кр ити чески х
работах
уже
отмечалось
совпадение
от­
дель н ых
оце нок
современной
литературы
в
высказываниях
Г орьк ого
и
Бл ока
(см. ,
на при м ер , V: 368—369, 210—211).
Но
еще
более
примечательна
их
общн ост ь
в
п онимании
«дела
л ит ер а ту ры », ее гражданственности,
социального
назначения,
ее
св язи
с
жизнью
народа.
В
л екси ке
Блока
эт их
лет
по явля ­
ются
применительно
к
л ите ратуре
таки е
п оня тия
и
выражения,
как
«долг», «польза», «ответственность», «служение», нередко,
п ра вда,
осло жненные
метафоричностью
и
услов но сть ю,
свойст­
венной
с имв оли ст ской
стилистике.
«...Р ит м
н ашей
жизни
—
до лг.
В
со знан ии
долга,
ве лик ой
ответственности
и
св язи
с
на­
родом
и
общ ест вом ,
кото рое
произвело
его ,
худ ожн ик
находит
си лу
ритмически
ид ти
единственно
не об ходи мым
п утем, —
пи­
шет
Блок.—
Это
—
сам ый
опасный,
сам ый
узкий,
но
и
са мый
прямой
путь.
Только
этим
путем
ид ет
истинный
художник...
Здесь
только
можн о
уз н ать,
руководит
ли
художником
долг
—
единственное
проявление
ритма
душ и
человеческой
в
н аши
бе з­
радостные
и
трудовые
дни,—
и
только
эти м
различаются
п од­
ли нное
и
поддельное,
вечное
и
невечное,
свя тое
и
ко щу нс твен­
но е» (V, 238).
Так
отвечает
Блок
на
основные
«три вопроса»
и ску сства :
«как?» (о форме), «что?» (о содержании)
и
«зачем?» (о поль­
зе,
долге). «К
вечной
заботе
худож ни ка
о
форм е
и
содержа­
нии,—
пиш ет
он ,—
пр ис о единяется
новая
забота
о
долге,
о
долж­
ном
и
недолжном
в
искусстве.
Воп рос
э тот
(поэт считает его
«самым опасным,
но
и
са мым
русским
в опр осо м».—Л.
В.) —
про б ный
камень
для
художника
с ов рем енн ости » (V, 237).
1 «Русское слово», 1912, 3 марта,
No
52.
12*
355


По
ве р ному
замечанию
Д.
Максимова,
Ё лок
«призывал дея ­
те лей
искусства
«руководиться сознанием долга» («О театре»),
писал
о
«красоте долга»
и
о
«прекрасном долге» («Три вопро ­
с а»), соотнося мысль о долге прежде всего с вопросом о судьбе
рус с кого
народа
и
русс кого
общества
эп охи
р еак ции» (V, 705).
По до бно
Г орь кому,
Бл ок
считает,
что
«талант художника
дан
ему
н ародо м
его»
и
поэ том у
литература
не
является
только
ли чным
д елом
писателя.
Так,
он
писа л
в
статье
«О театре»:
«Народ собирает по капле жизненные соки для того,
чтобы
про­
из вест и
из
среды
своей
всякого,
д аже
некру пно го
писат ел я»
и
е сли
он
«ответственен», он возвращает народу,
которому
об язан
своим
бытием,
взятое
у
н его
и
нужное
ем у , «как воздух и хлеб»,
«он таскает на спине своей слова бунта и утешения,
страдания
и
радости,
сказки
и
правду
о
земле
и
о
небе. .. »
(V, 246—247).
В
ноябре
1910 года в открытом письме Мережковскому Блок
у тв ер жд ал: «...Писатель,
верующий
в
с вое
призвание,
каких
бы
размеров
этот
писатель
ни
был ,
со пос тавл яет
себя
со
сво ­
ей
роди н ой,
полагая,
что
болеет
ее
болезнями,
стр ада ет
ее
страданиями,
со р а спи нается
с
нею ,
и
в
те
минут ы,
когда
ее
измученное
тело
хот ь
на
минуту
перестают
пы тать ,
чувствует
себя
отдыхающим
вместе
с
нею»
(V, 443).
Телом
и
ду шой
должен
же ртв овать
писатель;
под линное
искусство
—
это
«ис ­
поведь
души».
Так
утв ерж дае т
по эт
единство
художника
со
сво им
народом.
И
своих
со вре ме нник ов
—
Менделеева,
напр имер ,
и
прежде
все­
го
пи сателей
—
Толстого,
Г орьког о
—
Б лок
оценивает
с
то чки
зрения
их
близости
к
народу.
Литература,
оторванная
от
жиз­
ни
нар од а,
не
в
силах
выполнить
св ой
долг,
быть
«тем,
чем
толь­
ко
и
мо жет
быть
литература,—
служением» (V,440),—убеж­
ден
Блок.
«... Мы ,
писат ели,
должны
с мотр еть
жизни
как
можно
пристальнее
в
глаза...
Мы...
прежде
в сего
обязан ы
ул ов ить
ды­
хан ие
жиз ни » (V, 443),— пишет
он,
веря,
что
художник
поды­
мается
на
вер ш ины
искусства
только
тогда,
когда
по з нает
«единство прекрасного и должного,
красоты
и
п ользы » (V, 240).
И
подлинное
р еалист ическ ое
искусство,
по
мыс ли
Блока,
со чет а­
ет
это
в
се бе
именно
как
«единство», переплавленное в горниле
творчества
художника.
9 декабря 1908 года он писал К.
С.
Ста­
нисл авск ом у: «Вижу в Вас художника,
которому
мало
только
кр асо ты
и
только
по ль зы,
которому
н еоб ходим о
покрывающее
и
исч ер пыв ающ ее
то
и
др угое
—
Прекрасное.
И,
по
всему
этому,
ве рю
в
Ваш
реализм» (VIII,267).
Конечно,
подо бно
том у,
как
от л ичал ись
политические
пози­
ции
Г орького
и
Блока,
так
же
не
были
то ж дествен ны
их
эсте­
356


тические
взгляды
в
целом.
Но
ф акт
совпадения
и
переклички
высказывании
Блока
периода
реакции
о
со вре ме нной
литерату­
ре,
роли
пис ателя ,
его
долге
перед
на родом ,
задачах
ис ку сст ва,
«священных»
тра диц иях
кла ссико в
с
общ им
пафосом,
граждан-
ской
и
демократической
направленностью
выступлений
Горько­
го
весьма
симптоматичен
и
гов ори т
нам
не
только
о
решитель­
ном
отходе
поэ та
от
символистских
доктрин,
но
и
об ъ ясняе т,
гем
был о
вы з вано
неустанное
и
все
б ольш ее
сбли же ние
его
с
Гор ьк им
—
писателем,
общественным
де яте лем
и
борцом.
Эта
близость
о со бенно
обозначилась
в
год ы
имп ер иал ис тиче­
ск ой
войны,
когда
Блок
принимает
приглашение
участвовать
в
основанном
по
инициативе
Г орьког о
жур на ле
«Летопись»,
выступавшем
против
войны,
национализма
и
шо винизм а .
По
по­
ручению
писателя,
перед анно му
ч ерез
А.
Н.
Тихонова
(издате­
ля
жу рн а ла), Блок принимается за переводы армянских,
ла­
тышских,
фи нских
поэтов.
Интернационализм
Блока,
связанный
с
его
ве рной
любовью
к
России,
матери-родине
(эта любовь
спасла
его
от
уг ара
шовинизма,
охватившего
в
го ды
войны
зн а­
чительную
часть
ро с сийс ких
ли т ера то ров), помог поэту в рабо­
те
над
важным
горьковским
начи нани ем
по
из дан ию
сб орни ков
литератур
на род ов
России,
задуманным
еще
пер ед
революцией
1905 года .
Эти
же
чувства
сыновней
любви
к
родине
Блок
на­
шел
в
стихах
Ав етик а
Исаакяна,
Плудониса,
Онервы,
Руне-
бе рга,
То пел иу са,
кот оры е
он
теперь
переводил:
они
б ыли
«со­
звучны
с
его
д ушой».
Б лок
ра бо тал
с
воодушевлением,
ему
была
бли зка
ан тиво ­
енная,
интернационалистская
позиция
Горьког о
и
направлен­
ность
его
и здани й
и
жур на ла
«Летопись» .
Примечателен
его
ответ
жене
Ф.
Сологуба
Анастасии
Чеботаревской,
на пи са вшей
ему
разд раже н ное
письмо
с
уп рекам и
за
у ча стие
в
«гадком
горьк ов с ком
журнале».
«Журнал Горького не производит на меня гадкого впечат­
ления,—
отвечал
ей
27 декабря 1915 года Блок.—
Я
склонен
относиться
к
нему
очень
се рьез но.
Вовсе
не
все
мне
там
враж­
дебно ,
а
то,
что
враждебно,—
стоящее
и
си льно е...
Вы
пишете,
что
журнал
этот
«против всего,
что
нам
дорого», например
—
против
«мечты» .
Я
думаю,
что
Вы
мен я
совсем
не
зн аете;
я
ве дь
никогда
не
люб ил
«мечты» . ..
я
даже
ненавижу
«мечту»,
предпочитаю
ей
самую
серую
действительность» (VIII,451).
На
следующем
письме,
повт оривше м
гневны е
нападки
на
Горьк ого
и
жу рнал ,
Б лок
сделал
по м етк у: «Нельзя так говорить
об
авторе
«Фомы Гордеева», «Троих», «На дне»
—
недо сто йно .
Не
о тв ечу » (VIII, 618).
357


К
этому
перечню
высокочтимых
им
про изв ед ений
Г орького,
Блок
мог
бы
добавить
и
многие
ранние
рассказы
писателя,
ав­
тобиографические
пов ес ти
и
другие.
«Прочтите «Д ет ст в о»
Г орького...
Какая
у
не го
ба буш ка!»,—
во сто ргался
он
в
фев рале
1916 года в письме П.
С.
Сухотину
(VIII, 456).
Наско ль ко
ценным
было
для
автора
«Детства»
мнение
Бло­
ка,
свид ет ельст ву ет
со х р анив шееся
в
архиве
Го рького
его
пись­
мо
П.
С.
С ухотин у.
«Мне было бы очень интересно познако­
миться
с
суждением
Бло ка
о
«Детстве»,—
писал
он
ему
4 де­
кабр я
1927 года.—
Вы
не
можете
прислать
копию
пись ма
его?»1
Через
несколько
лет
С ухоти п
в
письме
к
Горькому
вспоминал:
«Блок был так увлечен бабушкой,
что
носил
по
знакомым
Вашу
кни жку
и
ч итал
любимые
места.
Од нажд ы
он
зашел
ко
мне
в
го с тиницу ,
положил
перед
собой
на
ст оле
«Детство», погладил и
поласкал
обложку,
как
живо е
милое
существо,
и
сказал: «Те­
п ерь
для
мен я
яс на
вся
фальшь
конца
гончаровского
«Обрыва» .
Вот
где
настоящая
бабушка
—
Россия»2.
Горький,
р азу ме ется,
не
согл асился
бы
с
суждением
Блока.
Беско н еч но
дорогой
ему,
заду ш ев ный
образ
бабушки
олицет­
ворял
в
«Детстве»
лишь
одн у
сторону
России
—
ее
т ерп ение
и
рабскую
покорность,
но,
отмечая
бл оков ск ое
восприятие
п ро­
из ведени й
Г орького,
н адо
подчеркнуть,
что
наиболее
близки
ему
романтико-трагические
образы
писателя,
мятущиеся
герои-прав­
доискатели,
которые,
как
пи сал
поэ т, «смятенно ищут добра и
справедливости» (Фома,
гер ои
«Троих», «На дне», «Исповеди»,
«Детства»
и
«В людях»).
В
них,
эт их
произведениях,
Бло к
на­
ходил
отзвук
глубок о
вол нов авших
его
мыслей
о
трагическом
одиночестве
и
обе зд олен нос ти
современного
чел ов ека.
Т ему
эту
Блок
раз вив ает
не
только
в
дневнике,
зап исны х
книжках,
в
«прозе», цикле стихов «С т ра шный
ми р», в «Я мба х», «Возмез­
д ии».
Образ
о бе здоле нного
бродяги,
страдающего
человека,
об­
реченного
на
гибель
в
этом
«страшном мире»,—
одн а
из
ипо ст а­
сей
бытия
лирического
г ероя
мн огих
его
стихотворений.
Тр а­
гедийное
восприятие
мира
и
положения
в
нем
человека,
свой­
ственное
Бл оку,
сл ужил о
важным
пунктом
притя же ни я
его
к
Г орьк ому.
В
пис ьме
Е.
П.
Ивано ву
от
25 июня 1905 года Блок с от ­
ча яньем
писал: «...Ж и ве м-т о,
живем
ежедневно
—
в
ужасе,
смр аде
и
о тч а янье . ..» (VIII, 131).
1 Архив А.
М.
Горького.
2 Там же.
358


Если
бы
мы
не
знали
контекст
этих
слов,
можн о
был о
бы
по­
думать,
что
написаны
они
непосредственно
пос ле
спектакля
«На дне»
в
Художественном
театре,
который,
кс тати ,
Блок
не­
из ме нно
высоко
ценил
и
лю бил,
как
и
его
осно ват еля
—
К.
С.
Станиславского.
В
статье
«О драме»
Блок
дал
высокую
оцен ку
пьесе
«На
дне».
При
этом
его
глу боко
в олн уют
не
только
персонажи
этой
пьесы,
не
только
тема
ее,
но
и
худ ожес тв ен ная
ра зра бо тка
дра­
матургического
конфликта:
нер авна я
б орьба
героев
с
жизнью
и
трагическая
гибель
их
в
этой
бо рь бе.
Как
пишет
М ир за-Ав а­
кя н , «сильные характеры,
р езкие
сюжет ные
сто л кно вения ,
ост ­
рая
т раг ед ийно сть
пьесы
отв е чают
мыслям
Блока
о
трагедии»
Ч
Поэтому
же,
надо
пол агать ,
он
в ыд елил
в
«Варварах»
Надеж­
ду
Монахову,
как
об раз
большого
и скусс тв а,
хотя
са му
пьесу
оце нил
невысоко.
«От нее веет подлинной русской силой и
св обод ой,—
пишет
Блок...—
Вся
она
—
ст ран но
и
к р асиво
цель­
ная ,
в
ней
—
какая -т о
большая
пр итяга те л ьная
и
вместе
о ттал­
кивающая
сила.
Она
сильна
каким -то
суровым,
з вер иным
оба ­
яние м» (V, 175).
Над еж да
Монахова
одинока
и
гибнет
в
столк­
но ве нии
с
«варварами», ибо в их мире
нет
места
высоким
пор ыва м
и
большой
любви.
В
к ри тике
справедливо
от м ечал ось,
что
э тот
мотив
трагической
обреченности
красоты
и
высоких
чувств
в
страшном
мире
очень
близок
многим
стихотворениям
Блока,
а
позже
определит
главну ю
мысль
драмы
«Незнакомка».
Считая
Надежду
«истинной героиней пьесы», Блок замеча­
ет : «Если такие женщины,
напоминающие
и
Ва рень ку
Олесо-
ву,
Сашу
<«Фома Гордеев» > и Мальву,
будут
играть
роль
че­
ловека
в
произведениях
Г орького,
то
это,
во
всяком
слу чае,
много
значительнее
Павла
Власов а
и
прочей
добродетельной
ко мпа нии» (V, 175—176).
Может,
Нил
и
Николай
Синцов
—
это
и
есть
«добродетель­
ная
компания»
Павла
Власова,
по меша вша я
Блоку
принять,
при зн ать
др амами
«Мещане»
и
«Враги».
Негативно
он
отнес­
ся
и
к
«Дачникам»
и
«Детям солнца», не найдя в них траге­
дийности,
дос тойн ой,
как
он
считал,
др амат у ргич еск ого
кон­
ф л икта.
Во
всяком
случ ае,
мы
снова
видим
двойственное
отн о­
ш ение
Блока
к
Горькому
—
противоречие,
которое
останется
в
их
взаимоотношениях
до
конца.
Горький
—
пролетарский
писатель,
выразитель
иде й
со­
циал-демократии
—
о сталс я
для
Бло ка
далеким,
ибо
на
рево-
1А.
Б лок
и
русский
др а мат ичес кий
театр
нач ала
XX века .
«Науч­
ные
труды
Е ре ванск ого
университета», 1960, т.
XX, вып .
7, ч.
I, с.
167.
359


люцию
до
Ок тяб ря
оп
с мотре л
как
на
вз рыв
стихийных
сил ,
разрушающий
старый
мир
нер а вен ства.
Горький
для
него
—
художник,
кровно
связанный
с
н ародо м,
непосред­
ственным
носителем
это го
ст ихи йн ого
г нева,
гениальный
пред­
став ите ль
его.
Поэтому
в
гл авн ом,
что
со став лял о
цель
и
смысл
жизни
Бло ка
—
разрушение
ст арог о
м ира
(а после Октября и
созидание
нового,
«то,
что
задумано»),
он
всегда
вместе
с
Горьким,
л ично сть
и
творчество
которого
сыграли
важную
роль
в
духовной
эволюции
поэта,
в
процессе
перехода
его
на
с то рону
рев олю ции .
Поэтому
Блока
глубо ко
возмущает
каждое
вы ст упле ние
против
автора
«Детства», которое он восприни ­
м ает
как
личное
оскорбление.
В
январе
1916 года Горький писал Е .
П.
Пе шк о вой: «...П ро­
фессор
В.
Спер анск ий
назвал
меня
в
«Биржевке» « г ал ь вани­
зированным
трупом»,—
в
«Биржевке»
всех
как-нибудь
наз ы­
вают.
Заб авн ее
всего,
что
про тив
Сперанского
и
в
той
же
«Биржев­
ке»
в
защиту
мою
выступили
3.
Гипп иус ,
Фи лософ ов ,
Поликсе­
на
Соловьева
и
Блок!»1
Конечно,
меньше
вс его
ирония
Горь ко го
может
относиться
к
Б локу,
который
уже
давно
и
всем
был
изве стен
своим
со­
чувствием
писат елю
и
своими
выступлениями
в
его
защи ту ,
хотя,
несомненно, «забавным»
было ,
что
вместе
с
ним
оказа­
л ись
старые
критики
—
недоброжелатели
Алексея
Максимови­
ча.
А
су ть
дела
сводится
к
сле дующ ему.
Отв ечая
на
анкету
га­
зеты
«Биржевые ведомости» «Ч то
мы
чит ае м ?», историк лите­
ратуры
и
переводчик,
профессор
В.
Сп еран ский
(настоящее
его
имя :
Ник ол ай
В асил ь евич)
писал,
что
за
год ы
войны
такие
писатели,
как
Андреев,
Кудрин
и
Мер ежко вск ий ,
сохранили
своего
читателя,
а
успех
Г орько го
был
преходящим: «Горь­
кий
—
живой
труп,
и
гальванизировать
его
бе сп олезн о» 2.
, Назавтра в утреннем выпуске
это й
же
газеты
появилось
письмо,
по д писанно е
Блоком
(а может быть,
и
им
написанное)
и
группой
литераторов
в
ответ
на
заявление
Сперанского:
«Не желая оспаривать по существу более чем странное,
с
нашей
точки
зр е ния,
мне ние
проф.
Сперанского
об
авторе
не­
давно
написанной
книги
«Детство», мы хотели,
однако,
п од­
черкнуть,
что
выражения,
в
которых
это
мнен ие
облечено,
не­
при лич ны
с
точки
зрения
литературной
и
о ско рб итель ны
с
т оч­
ки
зрения
че лов ече с кой».
1 «Архив А.
М.
Горького», т.
IX.
М.,
Гослитиздат, 1966, с.
178.
2 «Биржевые ведомости», 1916, 16 января,
ут р.
выпу ск .
360


И
когда
уже
после
Февральской
революции
буржуазная
интеллигенция
вновь
подняла
против
Г орького
кампанию
трав­
ли,
сея
вокруг
него
про вок ации
и
клевету,
обвиняя
в
измене
род ин е,
Бл ок,
как
и
пр ежд е,
поднимает
голос
в
з ащиту
Горь­
кого.
7 июня 1917 года он сообщает матери о своем телефон­
ном
разговоре
с
женой
одного
кад ет ско го
деятеля,
члена
Вр е­
ме н ного
п ра ви тель с тва: «М-me
К окошкин а
убеждала
меня
по
телефону
в
прелест и
мо их
стихов
и
мо ей
любви
к
России,
я
же
старался
внушить
ей,
что
я
склоняюсь
к
с .-p.,
а
втайне
—
и
к
большевизму
и
что,
по
моему
мнению,
сейчас
именно
лю­
бовь
к
России
клонит
м еня
к
интернациональной
точке
зр е­
н ия,
и
заступился
за
травимого
всеми
Горького» (VIII,499—
500).
Влечение
к
Горькому,
сочувствие
ему
—
и ст инно
народному
писателю,
писателю
глуб око
национальному
—
неизменно
б ыло
связано
у
Бло ка
с
его
любовью
к
России,
но
характерно,
что
эта
с вязь
обогатилась
в
период
революции
единством
«интерна­
цио нал ьно й
точки
зр ения»
и
«тайным», то есть таившимся в
глу б ине
души,
влеч ением
к
большевизму
—
единственному
те­
чению
в
ре в олюц ион ном
движении
того
времени,
для
к оторого
патриотизм
не
только
не
противостоял
интернационализму,
но
и
определялся
им.
Об
этом
гов орит
л а коничная ,
звучащая
как
афоризм,
п римеч ательна я
дневниковая
зап ись
Блока
уже
п ос­
лереволюционного
вре м ени
(5 января 1918 года) :
«Ненавидеть интернационализм
—
не
зна ть
и
не
чуять
си­
лы
на цио нал ьно й» (VII, 314).
Эта
глу боко
ве рная
мы сль
поэт а
дополнительно
объясняет
и
его
«тайную»
склонность
к
большевизму
и
раск ры вае т
новый
аспект
его
сближения
с
Горьким.
Ибо
не
б ыло
тогда
на
Руси
другого
такого
писателя,
как
Горький,—горячего
патриота,
пред аннейш ег о
сын а
Родины
и
пот ому
последовательного
ин­
тер н аци он ал иста.
С
эт ими
мыслями
и
чувствами
Бло ка
связан
и
другой
пр и­
мечательный
фа кт
его
б иогр а фии,
красноречиво
говорящий
о
том,
кем
и
чем
был
в
то
время
для
по эта
Гор ьк ий.
Вскоре
п ос­
ле
приведенного
разговора
Блока
с
кад етс кой
дамой
он
полу­
чил
от
П.
Б.
Струве
приглашение
вступить
в
ч лены
«Лиги
русской
культуры».
И
пе рв ое,
на
что
обращает
вни ман ие
поэт:
как
же
так
—
«лига»
русской
культуры,
а
Г орьког о
н ет.
«Воп ­
рос
о
вст у пл ении
в
Л игу
для
м еня:
А.
Конкретный: 1.
Горький.
Горьк ого
не т,
а
Р одз янко
есть...»
—
записывает
он
в
дневнике.
Сооб щ ая
об
этом
приглашении
матери,
Блок
вновь
подчеркива­
361


ет : «Ответил длинным письмом,
что
вступаю,
но
огов ори лся,
что
мне
больно,
что
там
нет
Г орьког о,
а
ес ть
Родзянко» L
Как
справедливо
пишет
К.
Д.
Муратова,
«имя Горького,
уведомление
о
то м,
что
он
принимает
участи е
в
таком-то
об­
ществе,
таком-то
мер опр ият ии,
неиз менно
—
и
до
Октября
и
после
свершения
Октябрьской
революции
—
обеспечивали
ог­
ромное
внимание
к
э тим
начинаниям.
Отсутствие
имени
Гор ь­
кого
многих
настораживало
и
за ста вля ло
обычно
недоверчиво
относиться
к
декларативным
за явл ениям
организаторов
раз ли ч­
ных
«комиссий»
и
«обществ» 2.
Признания
Блока,
отражая
«общее»
отношение
демократи­
ческой
интел л иге нции
к
авторитету
Г орьког о,
имели
прежде
в сего
для
н его
важное
«личное»
зна чение .
Ха ракте рно
в
этом
плане
и
сохранившееся
ответное
письмо
Блока
П.
Б.
Стру­
ве
от
30 июля 1917 года.
«Тщательно взвесив для себя Ваше
предложение
вступить
в
ч исло
членов
«Лиги русской культу­
ры »,—
пиш ет
он,—
я
пришел
к
заключению,
что
только
одно
обстоятельство
могло
бы
сл уж ить
для
меня
пр еп ят ств ием:
это
обстоятельство
выражается
конкретно
и
символически
в
отсут­
ствии
среди
учредителей
име ни
Горь кого,
ил и,
говоря
еще
боль­
нее
и
острее:
есть
М.
В.
Родзянко
и
нет
Г орьк ого.
По ни мая
всю
фактическую
невозможность
сов мещ ения ,
принимая
во
вн и­
мание
всю
полемику
июльских
дней,
не
прина дле жа
пи
к
ка­
кой
партии,
я
тем
не
менее
вос принима ю
это
болезненно
и
остро,
и мею
по треб нос ть
сказать,
что
нужно
изыскать
какие-
то
чрезвычайные
средства
для
обретения
Г орьк ого,
хотя
бы
для
того,
чт обы
его
имя
прошло
через
«Лигу русской культуры». ..
Дело
в
том,
что
всякий
скажет,
что
в
истории
русской
ку льт у­
ры
имя
автора
«Исповеди»
и
«Детства»
зна мен ател ьне е,
чем
имя
председателя
IV Думы,
что
бы
ни
произошло.
Знаю,
что
эта
бол ь
—
не
только
мо я,
л и чная.. .» (VIII, 509—510).
Мы
умышленно
привели
три
аналогичных
документа.
В
каждом
из
них
Гор ьк ий
—
на
первом
пла не.
В
каж дом
из
них
о
Горь ком
говорится
с
«острой болью», как о самом важ­
ном
«личном»
деле.
З начи т,
чувство
к
Горькому
не
случайно,
не
ми м олет но,
не
поверхностно.
Горький
присутствует
в
дн евн ике,
за писны х
книжках,
пись ­
мах
Блока,
в
его
ра здумьях
и
надеждах.
«Не страшась»
даль-
1 Письма Александра Блока к родным,
т.
II.
М .— Л ., «Academia», 1932,
с.
396.
2К.
Д.
Му рат ова.
М.
Горький
в
борьбе
за
развитие
советской
ли­
тературы.
М.—
Л., Иэд-во
АН
СССР, 1958, с.
И.
362


не йше го
развития
революционных
с обы тий
и
с
готовностью
ожидая
их,
он
сопоставляет
свои
чувства
с
горьковскими
и
об­
ращ ает
вниман ие
окружающих
к
«думам»
п исате ля.
Так,
он
пишет
19 апреля 1917 года из Петрограда архитектору
Л.
И.
Катонину,
сослуживцу
по
инж енерно -ст ро ител ь но й
дру­
ж ине,
что
«жизнь кругом совершенно необычайная,
трудн ая,
грозная
и
блистательная», что «вчера
в
д ень
Интернационала
город
пр едс тавл ял
зрелище,
какого
мы
ник ог да
не
видали»,
что
«...бу рж уа »
только
и
делают,
что
боятся:
то
ху лиг ано в,
то
немцев,
то
Ленина,
то
анархии», что «может
про изой ти
(ипро­
изойдет)
еще
мн ого е,
но
все
не
страшно,
а
это
«не страшно»
ка к-то
осмысливает
пестроту
с обы тий,
ид ет
красной
нитью
сквозь
всю
кажущуюся
их
несвяз но сть ». «Между
прочим,
об
этом
«не страшно»
тепер ь
думает
и
Горький»,— «неожиданно»
заключает
он
в
с коб ках
(«между прочим»): здесь и ссылка на
авторитет
и
уверенность
(нет никаких оговорок «м оже т
быть»,
«наверное»), что Горькому сродни его мысли и чувства (VIII,
485-486).
Читая
запис и
Блока
этих
дней,
не вол ьно
обращаешься
взо­
ром
к
той
борьбе,
ко тор ую
вел
Горький
на
п рот яжен ии
дес я­
тиле тия
с
реакционерами
и
че р но с от е нца ми, «обозной сволочью»
всех
мастей.
Вспоминается
открытое
письмо
его
А.
С.
Суво­
ри ну,
закл е йми вшее
пр од аж ного
ж ур налист а
и
его
«Новое вре­
мя », и видишь,
насколько
близ ок
стал
Бл ок
к
Гор ько му.
Как
«событие сегодняшнего дня»
отмечает,
например,
Блок
закры­
тие
газеты
«Новое время»: «Если бы не всё,
надо
бы
устроить
пра зд ник
по
это му
поводу.
Я
бы
выслал
еще
всех
Сувориных,
разобрал
бы
типографию,
а
здани е
в
Эртел ев ом
пе реул ке
опе­
чатал
и
приставил
к
н ему
комиссара:
это
—
в торой
департа­
ме нт
поли ц ии ...
Во
всяком
слу ч ае,
уничтожено
мест о,
где
несколько
десят­
ков
лет
развращалась
русская
молодежь
и
русская
государст­
венна я
м ыс л ь» (запись от 29 августа 1917 года; VII, 307).
Великая
Ок тяб рьска я
со ц иал ис тичес кая
революция,
опреде­
лившая
но вый
этап
в
жи зни
и
творческом
разв ити и
Блока,
еще
больше
сб лиз ила
его
с
Горьким.
Революция
для
поэта
—
«воз­
ме з дие », он увидел в ней крушение старого ненавистного ему
«страшного мира»
и
вопло щ е ние
вековечной
мечты
народа
о
справедливости
и
свободе.
Блок
проявил
в
это т
период
дос тат очн о
правильное
п они­
мание
соб ыт ии
и
определенную
прозорливость.
Он
осознает
ли­
це ме рную
позицию
Временного
правительства
по
отношению
к
войне
и
сущность
к о рнило вщины.
28 августа 1917 года оп за­
363


п исыв ает,
что
«Корнилов есть символ», на знамени его: «про ­
довольствие,
частная
соб ст в енн ос ть, * конституция не без на ­
де жды
на
мон архи ю,
ежовые
ру к авицы» (VII, 306).
Он
пони­
мает,
что
ему
не
м есто
в
эсеровской
газ ете
Савинкова
«Речь»,
в
которой
ему
предложила
участвовать
3.
Гиппиус.
При
столк­
но ве нии
различных
м нений
в
со циал-дем ок рат ии
по
вопросу
захвата
власти
его
симпат ии
на
стороне
Л енина
и
большеви­
к ов -ле нинце в.
«Вчера
—
в
Совете
рабочих
и
солдатских
депутатов
пр оиз о­
шел
круп ны й
раскол
среди
большевиков,—
записывает
он
19
октяб ря
1917 года.. .—
Один
только
Ле нин
верит,
что
захват
власти
демократией
действительно
ликвидирует
во йну
и
нала­
дит
все
в
стране.
Та ким
обра зом ,
те
и
другие
—
сторонники
выступления,
но
о дни
—
с
отчаянья,
а
Ленин
—
с
предвиденьем
доброго» (VII,
311-312).
Но
не
все
был о
одинаково
я сно
Блоку.
Дневниковые
за пи­
си
его
со держ ат
и
такие
признания: «Я по-прежнему, «не могу
выбрать».
Для
выбора
нужно
действие
воли.
Опоры
для
нее
я
мо гу
искать
только
в
небе,
но
неб о
—
сейчас
пустое
для
ме­
ня.. .»; «Благодаря сиденью между двух стульев я лишен всякой
политической
ак т ивн ост и»; «Я никогда не возьму в руки власть,
я
никогда
не
по йду
в
па рти ю,
никогда
не
сделаю
выбора,
мне
нечем
гордиться,
я
ничего
не
понимаю»
и
т.
п.
(VII, 280,
281 и др.).
Как
известно,
и
Горький
переживал
растерянность,
н едо­
о цени вал
организующую
с илу
пар тии,
революционного
проле­
тариата,
оп асал ся
напора
анархо-индивидуалистической,
м ел­
кособственнической
ст ихи и,
пуг алс я
кров авы х
жертв.
Эти
ко­
лебания
писателя
в
пе риод
под готов к и
и
проведения
Октябр ь­
ской
революции
вызвали
кр итик у
Л енина ,
который
помогал
ему
най ти
пути
пр еод о ления
ошибок
в
самой
революционной
действительности.
Впоследствии
Горький
не
раз
признавал
пра ­
вот у
Ленина.
Б лок
не
о тдав ал
себе
отчета
в
расхождении
Г орьк ого
с
большевиками.
Писатель
продолжал
о став ать ся
для
н его
оли ­
цетворением
антибуржуазного,
рев олю цио нно го
лагеря.
В
их
отношении
к
рев олю ции
был о
немало
о бще го,
б ыли
и
бо льши е
разл ичи я.
П од робное
рассмотрение
э той
инт ересной
проблемы
вых од ит
за
рамки
н асто ящей
ст ать и.
З десь
ва жно
отметить
об­
щее
восприятие
ими
Октябр я
как
великого
рев олюц ион ного
дви­
же ния
масс,
как
события,
им е ющего
всемирно-историческое
значение.
364


В
своей
речи
на
ми тин ге,
прох одив ше м
под
его
пр едсе да­
те льс т во м, 29 ноября 1918 года Горький,
назвав
себя
«недав­
ним
оп по ненто м»
правительства,
оха ракте ризовал
русскую
ре­
волюцию
как
«планетарное»
яв ле ние: «Я больше,
чем
кто-ли­
бо
д ругой ,
имею
пра во
и
все
основания
реш ител ь но
з аяви ть,
что
культурное
тв орчес тв о
рус с кого
ра боче го
пр ав ител ь ства,
совершаясь
в
условиях
самы х
тяжких
и
тре буя
герои чес ког о
напряжения
эне рг ии,
постепенно
принимает
р азмер ы
и
формы,
небы валы е
в
ист о рии
человечества...
Опыт,
т во римый
русским
раб очи м
классом
и
д уховн о
сл ив шейся
с
ним
ин телл иг енц и­
ей...—
ве лик ий
опыт,
поучительный
для
всего
м и ра» (XXIV,
186-187, 189).
20 февраля 1918 года Блок записывает в дневнике: «Может
быть,
весь
мир
(европейский)
озлится,
испугается
и
еще
проч­
нее
осядет
в
своей
л жи.
Это
не
будет
надолго.
Трудно
б ороть ся
против
«русской заразы»,—
потому
что
—
Рос сия
зара зи ла
уже
здоровьем
человечество.
Все
догматы
расша та ны ,
им
не
веко­
вать.
Движение
зар аз ите ль но » (VII, 326).
Мучи те льно
переживавший
«издержки»
революции
и
много
писавш ий
об
этом
в
первые
месяцы,
Горький
уже
в
мае
1918 го ­
да,
не
закрывая
глаза
на
отрицательные
я вле ния
с уров ой
д ейст­
вительности,
заговорил
о
н еобход и мос ти
б ольше
обращать
вни­
м ание
на
свет лы е
с то роны
жи зн и : «Отрицательные явления
всегда
неизмеримо
обильнее
тех
фактов,
творя
которые
человек
воплощает
свои
лучшие
ч ув ства,
сво и
во з вы шенные
ме чты,—
истина
столь
же
оч еви дная ,
сколь
печальная.
Чем
более
ос у­
ществимыми
к ажу тся
нам
наши
стр емл ен ия
к
торжеству
сво­
боды,
справедливости,
красоты,—
тем
более
отвратительным
яв­
ляется
пред
на ми
все
то
скотски-подлое,
что
ст оит
на
путях
к
по беде
человечески-прекрасного.
Грязь
и
хлам
всегда
заме т­
нее
в
солнечный
де нь,
но
часто
бывает,
что
мы,
слишком
на­
пряженно
останавливая
свое
внимание
на
фа кта х,
непримири­
мо
враждебных
жажде
лучшего,
уже
перестаем
видеть
лу чи
солнца
и
как
бы
не
чувствуем
его
живительной
сил ы»
Ч
Говоря
об
«издержках»
рев ол юци и,
Блок
пис а л: «...Но
—
это
ее
частности,
это
не
м еняет
ни
общего
напра вле ния
пото­
ка,
ни
того
гроз ного
и
оглушительного
гула,
который
издает
поток .
Гул
эт от
все
равно
всегда
—
о
великом» (VI,12).
От­
рицательные
яв ления,
ко т орые
несет
с
собой
р ев олюция ,
не
спо со бны
затмить
Октябрь: «Что же вы думали?
Что
револю­
ция
—
ид ил лия?
Что
тв орч еств о
ничего
не
разруша ет
на
св оем
1 «Новая жизнь», 1918, 17 мая,
No
92 (307).
365


п ути ?» И поэт призывает интеллигенцию «н е
выискивать
от­
дельных
визгливых
и
фальшивых
нот
в
величавом
реве
и
зво­
не
мирового
оркестра» (VI,16,19).
Об
э том
же
гов орит
Б лок
в
нео т пр авлен ном
письме
3.
Н.
Г иппиу с,
вр аждеб но
настр о енно й
против
революции
и
на­
род ной
Советской
власт и: «Не знаю (и ли
—
з наю ), почему Вы
не
ув и дели
октябрьского
величия
за
октябрьскими
гримасами,
которых
был о
очень
мал о
—
могло
быть
во
мно го
раз
больше...»
(VII, 336).
Нетрудно
заме тить
созвучие
утв ер жде ния
Блока
с
мысля­
ми
Г орьк ого
в
выш е
пр ивед енной
с татье
из
«Новой жизни» .
И
высказаны
они
почти
одновременно:
статья
Горь ког о
напе­
чатана
17 мая 1918 года,
письмо
Блока
написано
31 мая.
«Великой музыкой» «м иро во г о
оркестра»
вошла
революция
в
судьбу
Блока.
Восторженно
приняв
Октябрь,
автор
«Двена­
дцати»
решительно
и
бесповоротно
отделил
себ я
от
буржуаз­
но-интеллигентских
кругов,
ок о ло ре вол юционных
либералов,
символистов
и
декадентов,
бы вших
«соратников»
и
«друзей»,
пошедших
против
д ела
народа.
14 января 1918 года Блок за­
пис ыв ает
в
д невнике: «Происходит совершенно необыкновен ­
ная
в е щ ь» (как всё): «интеллигенты», люди,
проповедовавшие
ре волю ц и ю, «пророки революции», оказались ее предателями.
Трусы,
натравливатели,
прихлебатели
бурж уа зн ой
сволочи.
Я
долго
(слишком долго)
относился
к
литераторам
как-то
особенно,
< полагая >, что они отмеченные .
Вот
моя
отвле­
ченность.
Что
же,
автор
«Юлиана», «Толстого и Достоевского»
и
пр.
теперь
нич ем
не
отличается
от
«Петербургской газеты» .
Это
простой
усталостью
не
объяснить.
На
деле
вся
их
ре­
во лю ция
был а
ку к ишем
в
кармане
царскому
правительству.
После
этого
приходится
переоценить
не
только
их
«Старые
г од ы » (которые,
впрочем,
ник ог да
уважения
не
внушали:
бу р­
жуйчики
на
гот ове ньк ой
красоте), но и «Мир
искусства», и
п р.,
и
пр.
Так
это
называлось,
что
они
боялись
«мракобесия»? Оказы­
ва етс я,
они
мечтают
теперь
об
учреждении
собственного
мра­
кобесия
на
нез ыб лем ых
нач ала х
своей
трусости,
своих
патрио-
ти змо в.
Несчастную
Россию
еще
могут
про да ть» (VII, 318—319).
Октяб р ь
с
новой
остротой
поставил
пер ед
Блоком
глубоко
волновавшую
его
проб ле му
народа
и
интеллигенции,
и
с
новой
силой
мы сль
его
об р аща ется
к
Горькому
как
великому
народ­
н ому
писателю,
поср едник у
между
этими
двумя
лагерями.
Именно
об
э том
—
прежде
в сего
об
этом
—
говорится
в
его
пр и­
366


ветствии
на
чествовании
Го рького
в
р едакци и
«Всемирной ли­
т ерат у ры» 30 марта 1919 года:
«Судьба возложила на Максима Горького,
как
на
вел и чай­
ше го
художника
наших
дней,
великое
бремя.
Она
поставила
его
посредником
ме жду
н ародо м
и
интеллигенцией,
между
дв у­
мя
ст анам и,
к от орые
оба
еще
не
знают
ни
се бя,
пи
друг
дру­
га...
Позвольте
пожелать
Але кс ею
М ак с имовичу
с ил,
чтобы
не
оставлял
его
суров ы й,
гне вный,
стих ийный,
но
и
милостивый
дух
музыки,
которому
он,
как
художник,
в ере н» (VI, 92).
Мать
Блока,
так
над е явша яся
в
св ое
время
на
учас ти е
сы­
на
в
горьк ов ск ом
«Знании», поспешила сообщить М .
А.
Беке­
т ов о й: «На днях чествовали Горького
—п ятиде сятил ети е
его...
Са ша
произнес
ему
приветствие
прекрасное...
Наконец-то
они
сгов ори лис ь
и
в
некоторой
степени
оце нили
др уг
д руг а» (VI,
505).
Светлым
и
радостным
был
э тот
д ень
—
30 марта
—
для
самого
Блока: «В 2
часа
—
чест во вание
Г орьк ого
во
«Всемир­
ной
литературе».
Хо ро ш о» (IX, 454).
А
в
а льб оме
К.
Чу­
ков с кого
«Чукоккала»
он
з ап ис ал: «Сегодняшний юбилейный
де нь
Але кс ея
Максимовича
светел
и
очень
на сы щен
—
не
пу­
стой
день,
а
музыкальный»!.
Наибольшему
сближению
Блока
и
Г орьк ого
после
Окт ябр я,
несомненно,
способствовало
та кже
ли чное
знакомство,
интен­
сивное
об щен ие
друг
с
д ругом
прежде
все го
в
издательстве
«Всемирная литература», созданном и возглавляемом Горьким.
Б лок
с
воодушевлением
принял
предложение
р аб отать
во
«Все­
мирной
л итера туре ». «Он
чу вст во вал
бо льшу ю
симпатию
к
Горькому
и
надеялся
много
с дел ать
при
его
сод ейс тв и и»2,—
пиш ет
М.
А.
Бекетова.
Задачи,
которые
Горький
ста вил
перед
издательством,
де й­
ствительно
был и
гр андио з ным и:
выпустить
«книги,
изданные
в
разных
стра нах
с
конца
XVIII века до сего дня,
с
начала
Великой
французской
революции
до
Ве лик ой
революции
рус­
ско й.
Таки м
об разом ,
ру с ский
гражданин
полу чи т
в
свое
ра с­
поряжение
все
сокровища
поэзии
и
художественной
прозы,
соз­
данные
в
т еч ение
полутора
в ека
напряженного
духовного
тво р­
чества
Европы»3.
Эта
грандиозная
историко-литературная
антология,
по
мыс­
ли
Го рького,
даст
возможность
ознакомить
миллио ны
новых
1 «Чукоккала», рукописный журнал Корнея Чуковского.
М ., «Искус ­
с тво », 1979, с.
199.
2М.
А.
Бе кето ва.
Ал екс андр
Блок.
Пг ., «Алконост», 1922, с.
267.
3М.
Горький.
Несобранные
литературно-критические
стать и .
М.,
Гослитиздат, 1941, с.
279.
367


читателей
«с возникновением,
творчеством
и
п ад ением
лите­
ратурных
школ,
с
р азв итием
те хн ики
стиха
и
прозы,
со
вз а­
и мным
влиянием
ли те рат уры
различных
нации
и,
во об ще,
в сем
ходом
ли те ратурн ой
эволюции
в
ее
исторической
пос ле до ва­
тельности
от
Вольтера
до
Анатоля
Фр ан са,
от
Ричардсона
до
Уэ ль са,
от
Гете
до
Гауптмана
и
т.
д.»
Во
«Всемирной литературе»
Блок
вместе
с
Гор ьк им
входил
в
г лав ную
редакционную
к о ллегию
экспертов,
а
также
стоял
во
главе
специальной
коллегии
поэтов,
редактировавшей
пере­
воды
сти хов .
Горький
цени л
знания
и
вкус
Блока,
вниматель­
но
прислушивался
к
его
мнению.
«Я показал Ваши стихи А .
А.
Блоку,
рецензию
кот орого
п ри­
лагаю
в
по уч ение
Ва м,—
пи сал
в
это
вр емя
Горький
Д.
Н.
Се­
меновскому.—
Блоку
—
вер ь те,
это
н асто ящий
—
волею
бо жи­
ей
—
поэт
и
ч ело век
бесстрашной
искренности.
Част ь
стих ов,
выбранная
им,
будет
из да на...» 2.
«Конечно,—
как
справедливо
пиш ет
Д.
Максимов,—
реша­
ющую
рол ь
в
сближ ении
Бло ка
и
Г орьк ого
сы гра ла
их
сол и­
дарность
в
ряде
общественно-политических
и
культурных
в оп­
росов,
с вяз анных
с
их
отношением
к
ре в олюци и.
В
письме
от
27 марта 1919 года мать Блока А.
А.
Кублицкая-Пиоттух
сооб­
щае т
М.
А.
Бекетовой: «У пего <
Блока
> был боевой доклад
в
Мировой
Ли тературе .
Он
опять
выступил
против
либералов,
инт еллиг енции.
Доклад
был
о
Гейне,
сопоставлялся
Вагнер,
гов ори лос ь
о
г ерманск ой
культуре,
об
усталости
и
вы ро жд ении
романской
кул ьтуры ,
против
гуманизма.
Остервенились
Волын­
ский,
Левинсон,
Батюшков.
За
Сашу
вст ал
г орой
М.
Горький,
ск а зал,
что
доклад
пророческий...»
...И
еще
17 мая 1919 года:
«Часто видится < Б ло к>
с
Горьким*
О тно ше ния,
кажется,
х орошие .. . »3.
О
месте
Г орького
в
жизни
Бло ка
этого
врем ени
свидетель­
ствуют
мно гие
заме тк и
в
дневнике
и
зап исны х
кн иж ках
поэта.
«Горькому нравится « Кати лина» <статья Блока>,—з аме ча­
ет
он
5 марта 1919 года (IX, 451).
4 апреля следующая запись: «Заседание во «Вс ем ирн ой
ли­
тер ату ре ».
Политические
рассказы
Гор ьког о»; 9 апреля: «3 ча ­
са
—
к
Горькому
по
поводу
к ниги
о
нем,
к от орую
редактируем
1М.
Горь ки й.
Несобранные
литературно-критические
стать и .
М.,
Г ос литиз дат , 1941, с.
279.
аД.
Се мен овск ий.
А.
М.
Горький.
Письма
и
встречи.
М.,
Го с­
ли тиз да т, 1940, с.
115.
9Д.
Максимов.
Поэзия
и
проза
Ал.
Блока.
Л ., «Советский писа­
т ель », 1975, с. 519.
368


мы
с
Чуковским.
В
4 часа
—
у
н его
—
засе дани е
профессио­
нального
союза:
спо р
о
жур нале »; 10 апреля: «На выставке
Г орьког о
в
Публичной
биб лиот ек е. ..»; 13 апреля: «Чтение бу­
маг
Г орьк ого
(тяжелое чувство)»; 15 апреля: «Книги Горького
от
Гр ж ебин а»; 23 апреля: «Книги Горького»; 25 апреля: «Кни­
ги
Горьк ого.
С
Горьким
—
о
Ч и ст якове »; 26 апреля: «Читать на
вечере
с
Горьким
—
Фо н тан ка , 34»; 28 апреля: «Рассказы Горь­
ког о
о
пол ожени и»; 29 апреля: «В Отделе театров и зрелищ
(большой совет
—
с
Луначарским
и
Горьким)»; 2 мая: «Мыс­
ли
о
Гор ьком
(для книги)»; 6 мая: «Всемирная литература» .
Группа
с
Го рь ким»; 10 мая: «У Горького
—-
про до лж ение
обсуж­
дения
русской
л и те ратуры
XX века. ..»; 11 мая: «Занятия Горь ­
ким
(«Челкаш»
и
«Мальва»
и
др . )»; 12 мая: «У Горького (о
журнале).
Отдать
ему
с т ихи . ..»; 14 мая: «У Горького (о
жур­
нал е).
Читали
«Несвоевременные мысли»; 15 мая: «О Горь ­
к ом »; 15 июля: «Горького благодарить за письмо ...»; 19 июля:
«В6
ча с.
вечера
Горький
чита ет
в
Музее
города
воспоминания
о
Толстом.—
Это
был о
му дро
и
все
вместе,
с
невольной
паузой
(от слез)
—
п рек расно е,
доброе,
увлажняет
ожесточенную
ду­
шу » (IX, 455—460, 466 и др.)
Среди
пр иве денны х
за пис ей
особенное
внимание,
конечно,
пр ив лека ют
те,
в
которых
у п оми нается
замысел
книги
о
Горь­
ком.
Как
пиш ет
Д.
Максимов, «и замысел этот не был случай­
но
возникшим
и
немедленно
забытым
п рое ктом.
П ервые
шаг и
к
реализации
этого
замы сл а
Блоком
уже
были
сделаны.
В
ар­
хиве
е го,
хранящемся
в
Ин ститу те
русской
литературы,
име ­
е тся
небольшая
папка
под
знаменательным
названием: «Мате­
риалы
для
книги
о
Горько м ».
В
э той
папке
содержится
выпи­
санн ый
кем-то
из
ю би лей ного
сбо р ника
Мос ков с кой
духовной
академии
от зыв
В.
О.
Ключевского
о
Гор ьком,
а
также
два
ли­
стк а
собственноручных
в ыпис ок
Блока
из
бумаг
горьковского
ар хи ва.
Выписки
эти
датированы
Блоком
апр елем -маем
1919
года .
Это
—
только
зародыши
будущей
работы,
но
их
сущест­
во ва ние
п ока зател ь но:
Блок
начал
подготовку
к
книге
о
Гор ь­
ком
и
уже
приступил
к
ознакомлению
с
его
архивом»L
Далее
Д.
Максимов
приво д ит
письмо
к
нем у
К.
И.
Чук ов­
ского,
со дер ж ащее
и нт ересные
свед ения
по
этому
вопросу;
Чу­
ковский
имел
в
те
годы
весьм а
тесное
де лов ое
—
прежде
в се­
го
по
«Всемирной литературе»
—
и
дружеское
общение
с
Бло­
ком .
1Д.
Максимов.
Поэзия
и
проза
Ал.
Блока.
Л ., «Советский писа-
Т $л£», 1975, с . 520—521,
369


«К пятидесятилетию Горького,—
вспоминает
К.
И.
Чуков­
ский,—
издательство
Гржебина
должно
было
выпустить
книгу
о
Го рьком ,
редактирование
которой
было
поручено
Александ­
ру
Александровичу
Блоку
и
мн е.
Ал.
Ал.
горячо
принялс я
за
де ло.
Он
решил
н апис ать
для
эт ой
книги
статью
и
ходи л
вм е­
сте
со
мно ю
к
Шаляпину
про сить
Федора
Ивановича
о
том,
чтобы
тот
написал
мемуары
о
Горьком
(Шаляпин согласился
и
написал
страниц
20).
У
мен я
сейч ас
сохраняется
часть
ма­
териалов,
ко т орые
А лек сей
Максимович
давал
нам
для
этой
книги...
Книга
не
состоялась
пот ом у,
что
Ал ексе й
Максимович,
по
своей
щепетильности,
не
дал
разрешения
Гржебину
печа­
тать
ее.
«Неловко.
Все
знают,
что
я
руковожу
этим
издатель­
ством.
Скажут:
самореклама...»
У
меня
где-то
есть
зап иси
Блока,
как
редактора
книги:
мы
выработали
пл ан,
к
кому
об­
ратиться
за
с тать ями
о
Г орьк ом:
должны
были
писать
Ракит-
ский,
М.
Ф.
Анд реев а,
Замятин,
Шаляпин,
А.
А.
Блок,
М.
Сл о­
нимс к ий
и
я...» L
Мож но
только
пожалеть,
что
этот
зам ыс ел
не
осуществился.
Но
что
бы
Блок
ни
н ап исал
в
своей
статье
и
как
бы
ни
напи­
сал,
ес ть
все
о сно вания
полагать,
что
красной
нит ью
прохо­
ди ла
бы
в
ней
идея:
Гор ь кий
—
величайший
народный
и
ре во­
люционный
художник
нашег о
вр е мени.
Об
этом
гово рит
не
только
его
приветствие
Горькому,
но
и
его
речь
перед
спек­
таклем
«Рваный плащ»
Сейма
Бе нел ли
для
красноармейцев
22 марта 1920 года .
Р ассказы вая
об
авторе
и
желая
подчерк­
н уть
значение
этого
писателя,
создавшего
в
пь есе
образ
«му­
жественного
б орц а», «сына своего народа,
певца
его
радости
и
с корб и », Блок сопоставил его с Горьким:
«Он такой же писатель из народа,
как
Максим
Горький
у
нас.
Оба
они
нача ли
писать
задолго
до
ре во люции,
оба
пред­
чувствовали
ее
и
проникнуты
революционным
духом .
И мена
их,
как
имена
зачинателей
нового
движения,
в
истории
не
за­
будутся» (VI,383).
Много
общего
было
у
Бло ка
и
Горь кого,
многое
их
сближа­
ло,
по
ряду
острых
и
актуальных
в оп росов
лит ер атур ы
и
жиз­
ни
они
были
ед ином ыш лен ник ами.
И
вместе
с
тем
очен ь
многое
разделяло
их
«недоступной чертой».
Эстетический
м аксим ал изм
Блока,
весь
его
по эти ческ ий
и
психологический
склад
опреде­
ля ли
тот
естест венный
рубеж,
который
до
конца
сущ ест во вал
ме жду
ним
и
Горьким.
Это
прослеживается
как
в
д войс тв ен-
1Д.
Максимов.
Поэзия
и
проза
Ал.
Блока.
Л ., «Советский писа ­
те ль », 1975, с. 520—521.
•
370


ных
высказываниях
Блока
о
Горьком,
так
и
в
пр от иворе ч ивых
горьковских
оценках
поэта.
«Вчера
—
б ольшой
день,—
запи сы в ает
Бл ок
26 марта 1919
года.—
Я
прочел
доклад
с
Ге йне
(положение дела с переводами
ег о), затронув в нем тему о крушении гуманизма и либерализ­
ма
(во «Всемирной
литературе»).
Горький
пр едл а гает
зам ени ть
сл ово
«либералы»
словом
«нигилисты».
Он
де лает
это
пред л о­
жение
со
своей
милой
сконфуженной
улыбкой
(присутствие
п роф ессо ров ).
Ожесточенно
нападает
В ол ынск ий...
Лев инс он
ехидно
спра­
шивает...
Горький
г ов орит
больш ую
речь
о
том,
что
действительно
приходит
новое,
перед
чем
гуманизму,
в
смысле
«христианско ­
го
отношения»
и
т.
д.,
пр иде тся
временно
сту шева ть ся.. .
В
за­
ключение
гов ори т
мне
с
той
же
ми лой
улыбкой: «Между на­
ми
—
дистанция
огромного
размера,
я
—
б ыто вик
такой,
но
мне
это
поня т но,
что
вы
говорите,
я
нахожу
доклад
пророческим,
извиняюсь,
что
говорю
та к.
при
в ас »...
Волынский
г овор ит,
что
он
находит
доклад
не
только
не
пророческим,
но
близоруким.
Батюшков,
мрачно
мол ча вш ий,
гов орит,
что
он,
конечно,
не
согл асе н ...
Ти хон ов
мол ч ит.
Браун...
упоминает
о
доле
правды
в
докладе.
Гумилев
г ов орит,
что
имеет
мно го
сказать...
после
закры­
тия
заседания...
Чуковский
сочувствует
мне
с
маленьким
выжиданием.
Горький
предлагает
п ос вятить
эт ому
вопро с у
отд ельн ое
за­
се дан ие » (IX, 355—357).
В
общ ем,
Горький
оказался
ед и нст венным
с реди
присутст­
ву ющих ,
ко му
были
близки
мыс ли
Блока.
Несмотря
на
«ди ­
станцию
огромного
размера»
меж ду
ним
и
Блоком,
Горький
на­
шел
речь
по эта
даже
«пророческой».
Об
этом,
к роме
призна­
ния
самого
Блока,
свидетельствует,
напр им ер,
письмо
Алексея
Максимовича
К.
А.
Федин у
от
3 марта 1926 года: «Гуманизм
в
той
форме,
как
он
усвоен
нами
от
Евангелия
и
священного
писания
художников
на ших
о
русском
народе,
о
жизни,
этот
гу мани зм
—
плохая
ве щь,
и
А.
А.
Блок,
каж ется ,
е динс т венный,
кто
чуть-чуть
не
понял
э то » (XXIX, 457).
По
пр ед ложен ию
Горьк ого
Бл ок
раз вил
свои
мысли
о
гу­
манизме
в
специаль ном
докладе
—
«Крушение гуманизма» .
Пос­
ле
заседания
они
зашли
в
Летний
са д,
где
состоялась
их
бе­
седа,
ко торую
Горький
тогда
же
зап иса л
и
вскоре
напечатал
371


в
своем
очерке
о
Б локе
(1923) ; запись Горького показывает,
какая
все
же
существовала
между
ними
«дистанция» .
Отметив,
что
доклад
показался
ему
«полным трагических
пре д чу вс твий» («пророческий»), Горький пишет: «Я не понял:
печ алит
его
фа кт
падения
гума низма
или
радует?
В
прозе
он
не
так
гиб ок
и
талантлив,
как
в
стихах,
но
—
это
человек,
чув­
ствующий
оче нь
глуб око
и
разрушительно.
В
общем:
человек
«декаданса» .
Верования
Блока
кажутся
мне
неясными
и
для
н его
самого;
слов а
не
проникают
в
глубину
мысли,
разрушаю­
щей
этого
человека
вместе
со
всем
тем ,
что
он
называет
«раз ­
рушением
г умани з ма».
Некоторые
мысли
доклада
п ока зал ись
мне
недостаточно
п ро­
думанными...
Как
только
мог
остор ожн о,
я
сказал
ему
об
этом.
Говорить
с
ним
—
т руд но:
мне
кажется,
что
он
презирает
вс ех,
кому
чужд
и
непонятен
его
мир ,
а
мне
этот
мир
—
непонятен.
Последнее
время
я
дважды
в
не делю
си жу
рядом
с
ним
на
редакционных
собраниях
«Всемирной литературы»
и
нередко
спорю,
говоря
о
несовершенствах
переводов
с
точки
зрения
духа
рус ско го
языка.
Это
—
не
с б лижа е т » (XV, 328—329).
Г орьког о
отталкивало
блоковское
иррациональное
от нош е­
ние
к
разуму,
его
страх
перед
разумом,
неверие
в
разумность
человечества,
ведущего
войны,
уносящие
милл ионы
жизней.
«Он сказал, —
пишет
Горький,
вспоминая
беседу
с
Блоком,—
что
ему
п ри ятно
видеть,
как
я
освобождаюсь
от
«интеллигент ­
с кой
привычки
решать
проб лем ы
с оци альн ого
б ы тия».
—
Я
всегда
чувствовал,
что
это
у
вас
не
насто ящ ее .
Уже
в
«Городке Окурове»
заметно,
что
вас
в о лнуют
«детские вопро­
сы»
—
самые
глубокие
и
страшные!
Он
—
о шиб ает ся,
но
я
не
воз раж ал,
пусть
думает
так,
ес ли
это
пр иятн о
или
ну жно
ему .
—
Почему
вы
не
пиш ете
об
этих
вопросах?
—
настойчиво
до пыт ывал ся
он.
Я
сказал,
что
в оп росы
о
смысле
бытия,
о
с мер ти,
о
любви
—
воп рос ы
строго
ли чные ,
интим ные ,
вопросы
только
для
меня.
Я
не
лю блю
выно си ть
их
на
улицу,
а
есл и,
и зредка ,
невольно
делаю
это
—
всегда
неумело,
неуклюже.
—
Го во рить
—
о
себе
—
тонкое
искусство,
я
не
о блад аю
им...
Я
ск а зал,
что,
по
моему
м н ению,
от ри цат ел ьное
отношение
к
инт еллиг енции
есть
имен но
чисто
«интеллигентское»
от но ше­
ние...
Он,
каж ется ,
не
слушал
м еня,
угрюмо
глядя
в
землю,
но
когда
я
замолчал,
он
снова
начал
говорить
о
колеба ни ях
ин­
372


теллигенции
в
ее
от но шении
к
«большевизму»
и,
меж ду
про­
чим,
очень
верно
сказал:
—
Вызвав
из
ть мы
дух
разрушения,
нечестно
говорить:
это
сделано
не
на ми,
а
вот
тем и.
Большевизм
—
неизбежный
вы­
вод
всей
работы
интел л иг енции
на
кафедрах,
в
редакциях,
в
подп оль е...» (XV, 329—330).
И
однако
при
всех
противоречиях
и
расхождениях
\ Горький
«чувствует Блока очень понятным и близким»:
«Нравится мне его строгое лицо и голова флорентинца эпохи
Возрождения» (XV,334).
И
Бл ок
при
всех
оговорках
и
негативных
замечаниях2
до
последних
дней
це нил
и
любил
Горьк ого.
«Я продолжаю его любить,
несмотря
на
то,
что
знаком
с
ним
вот
уже
несколько
л ет,—
гов ор ил
Б лок
своему
дв ою родн о­
му
брату,
Г.
П.
Блоку,
в
начале
декабря
1920 года. —
Пл охо
т ольк о,
что
у
него
всегда
надо,
надо,
надо»3.
Горький
положи­
тельно
о т несся
к
мемуарам
Г.
П.
Блока.
Д.
Максимов,
возможно,
пр ав,
ко гда
пиш ет,
что
«горьков ­
ская
и мпе р ат ивно ст ь» («надо,
надо») и «целеустремленность
могли
казаться»
Блоку
«иногда
—
и
ос обенно
в
период
фи зи­
ческой
и
моральной
д епр ес сии,
предшествовавшей
и
сопутство­
вавшей
предсмертной
болезни,—
странными
и
не
соответствую­
щим и
его
возможностям»4.
Но
е сли
смотреть
на
взаимоотношения
и
ли тера турны е
свя­
зи
Бл ока
и
Горь кого
шире
и
в
целом,
над о
призна ть,
что
в
их
отношениях
постоянно
стал кив аютс я
два
жизненных
и
творче­
ских
н ач ала : «горьковское»
и
«блоковское»
—
целеустремлен­
ность,
четкая
социал ьност ь
и
глубокий
реа л изм
великого
про­
летарского
писателя
Г орьк ого
и
созерцательность,
романтиче­
ское
восприятие
жизни,
музыка
как
сти хий ная
творческая
«сущность мира»
ве лико го
рус ск ого
лирик а
Блока.
При
этом,
конечно,
блоко в ское
начало
вбирало
в
себя
и
«политику»,
«долг», «пользу», которым,
по
его
же
слову,
художник
должен
быть
верен,
а
горьковское
—
«милостивый дух музыки», мно-
1 Так,
например,
су ществ енно
отличались
позиции
Блока
и
Горького
в
решении
проблемы
куль тур ы
и
револю ци и.
См.
об
этом
подробно:
Вл.
Орлов.
Гамаюн.
Жизнь
Александра
Блока.
Л ., «Советский писа ­
т ель », 1979, с.
672—690.
2 См.
записки
Блока:
от
16 ноября 1920 г.
и
4 января 1921 г.
(VII, 380,
389—390) и 17
декабря
1920 г.
(IX, 509).
3 «Русский современник», 1924, No 3, с .
183.
4Д.
Максимов.
Поэзия
и
проза
Ал.
Блока.
Л., «Советский писа­
т ель », 1975, с. 522.
373


гозвучие
«мирового оркестра», без которых нет искусства и
правды
жизни.
П рим ечат ель но
в
этом
отношении
н еопуб л ик ов анное
пись ­
мо
Горьк ого
1909 года одному из молодых писателей
—
В.
В.
Ба шкину .
Возвращая
автору
рукопись,
Горький
писал:
«Прочитал
—
не
понравилось,
извин ите
меня !
Не
понимаю
я
—
должно
быть
—
современных
настр о ений,
и
кажет ся
мне,
что
ныне
пишут
как
бы
сквозь
со н.
Для
меня
жиз нь
—
с имфо ния,
созд ав аема я
гением-музыкантом;
диссонансы
ее
строго
и
строй­
но
мо т ивиро ва ны,
даже
и
диссонансы» ’.
Весьма
показательно,
что
в
ст атьях,
многочисленных
п ись­
мах
Г орьк ого
(как дореволюционного периода,
так
и
советской
по ры)
писатель
постоянно
при вле кает
внимание
м олоды х
лите­
раторов,
прежде
вс его
н ачин ающ их
поэтов,
к
Блоку,
к
его
поэ ­
зии.
Не
при ни мая
отдельные
моти вы
и
т емы
его
сти хов ,
кр и­
тикуя
и
даже
иро ническ и
отзываясь
о
некоторых
из
н их,
он
тем
не
менее
никогда
не
закрывал
глаза
на
силу
и
искренность
чувств,
выраженных
в
эт их
стихах,
на
страстность,
с
ко торой
поэт
отдавался
своему
при зван ию ,
и
неизм енно
высоко
це нил
искусство
слов а,
поэтическое
мастерство
Блока.
По
во спо минания м
Вс.
Рождественского,
Горькому
оче нь
нравилась,
напр имер ,
к нига
Блока
«Стихи о России» (1915), и
он
часто
цитировал
стихи
из
н ее2. 26 августа 1910 года Горь ­
кий
писал
И.
Ф.
Н е винск о му : «Мне хочется возразить Вам на
Ваш и
слова
о
декадентствующих:
они
не
все
п лохо
пишут
и
чи тать
их
Вам
—
нужно,
раз
Вы
тоже
пишет е
стихи.
У
них
сл е­
ду ет
и
должно
уч ит ься
форме,
они
очень
обогатили
язык.
Про­
верьте
меня,
пр очит ав
хотя
бы
ст ихи
Б ло ка , «Пламенный круг»
Сологуба,
Брюсова
и
т.
д .»8.
Через
два
де сяти летия
он
советует
П.
К.
Мил овзоро ву:
«...У ч итьс я
нужно
у
Пушкина,
Лермонтова,
Некр асо ва ...
Ст и­
хов
читайте
бо льше :
Брюсова,
Сологуба,
Блока
—
смотрите,
как
тонко
они
разработали
техн ику
стиха»4.
Эти
же
мысли
содержатся
в
письме
Г орько го
А.
Н.
Б еля­
кову
от
2 августа 1929 года: «С техникой современного стиха
Вы
совершенно
не
зн ако мы
и,
ви дим о,
из
старых
поэтов
чи та­
ли
только
Н ек расов а.
Это го
м ало.. .
Да
и
до
Некрасова
был и
1 Архив А.
М.
Горького.
3 Вс.
Рождественский.
Страницы
жизни.
Л., «Советский пи­
сат ел ь», 1962, с.
178.
3 Архив А.
М.
Горького.
4 Там же.
374


Пушкин,
Лермонтов.
Пос ле
не го
—
Брюсов,
Бу нин,
Сологуб,
Блок» L
28 августа 1931 года Горький писал начинающей поэтессе
Л.
Б ар ы шев о й: «Вы очень плохо знаете тот язык стиха,
кото­
рый
выработан
Брюсовым,
Блоком
и
другими
поэтами
90—
900 гг.
В
наш и
дни
—
нельзя
писать
стихи,
не
опираясь
на
эт от
язык»2.
Прочитав
книж ку
А.
Я.
Цинговатова
о
Блоке,
Горький
пи­
сал
автору
20 сентября 1926 года: «В общем же Блок был изу­
мит е льно
красив
как
по эт
и
как
личность.
За ви дно
к рас ив».
И
здесь
же
подчеркнул,
что
нар од
«без Блоков никогда не обой ­
дется
и
должен
буд ет
создавать
своих
Блоков»3.
В
то
же
время,
когда
И.
А.
Груздев
обратился
к
Горь кому
с
п рось бой
написать
пре д исло вие
к
собранию
с оч инений
Б ло­
ка,
он
29 октября 1930 года ответил: «Писать о Блоке не буду .
Понимаю
я
его
плохо,
ви жу
в
ту мане
и
увер ен,
что
ес ли
б
на­
писал
что-нибудь,
так
это
выш ло
бы
очень
п лохо,
да
едва
ли
и
правильно»4.
Именно
из
о пасе ния
оказаться
предвзятым, «не­
пр авил ь ны м», Горький решительно отказался от предложения,
хотя
Груздев
пытался
вс ячес ки
убедить
писателя
и
«исключи­
тел ьны м
интересом»
к
тому,
что
он,
Горький,
мог
бы
«сказать
о
личности
Бл ока
и
его
ро ли
в
нашей
кул ьтурн ой
истории», и
тем,
что
«считает опубликование всего наследия Блока боль­
шим
культурным
дело м,
а
отсутствие
на
рынке
книжном
со­
чине ни й
поэта,
ст оль
близкого
революции
(из старых поэтов
наиб о лее
бл изк ого),—
вопиюще-неправильным» 5.
Более
м от ивиро ва нно
ответил
Горький
К.
Фе дину
в
св язи
с
тем
же
предложением
написать
предисловие.
9 ноября 1930
г ода
он
с ообщил
е му,
что
«не в силах»
этого
сдел ать , «ибо
уверен:
написал
бы
что-нибудь
грубоватое
и
несправедливое.
Мизантропия
и
пессимизм
Блока
—
не
сродни
мн е,
а
ведь
этих
его
ка че ств
—
не
обой деш ь,
р авно
как
и
его
м ис тик у» (XXX,
191).
Трудно
ск азат ь,
поч ему
Горький
сделал
акцент
именно
на
этих
«качествах»
Блока.
Возможно,
как
считают
некоторые,
на
Горь ког о
оказали
вл иян ие
незадолго
перед
эт им
вышедшие
две
книги
«Дневника Ал .
Б л ок а», с которыми он внимательно оз-
1 Архив А.
М.
Горького.
2 Там же.
3 «Литературное наследство», т.
70.
М.,
И зд-во
АН
СССР, 1963, с.
625.
4 «Архив А.
М.
Горького», т.
XI.
М ., «Наука», 1966, с.
257.
5 Там же,
с. 256.
375


накомился.
Действительно,
писатель
оставил
на
них
мно жест ­
во
графических
помет
(словесных,
к
сожалению,
нет), ими ис­
пещрены,
н апр им ер , 60 страниц книги первой,
охватывающей
период
1911—1913 годов.
И,
как
верно
заметил
Д.
Максимов,
«с особенной пристальностью и настойчивостью Горький реги­
стрирует
своими
отметками
пессимист ич еск ие
признания
Бл о­
ка,
которые
и
в
самом
деле
для
его
дневника
чрезвычайно
ха­
рактерны»
хотя,
в
общем,
их
не
так
уж
и
много.
Однако
не
менее
внимательно
п исате ль
ознакомился
и
со
вт орой
книгой
(1917—1921), в которой таких пессимистических
признаний
меньше,
а
помет
Горь кого
мно жес т во:
на
сорок
од­
ной
странице2.
Поэтому
вря д
ли
правилен
об щий
вывод
ис­
следователя,
что
«из всех отметок Горького можно с полной
очевидностью
заключить
не
только
о
его
же ла нии
уя сн ить
для
себя
главные
черты
личности
Блока,
но
вместе
с
тем
и
вн ут­
ре нне
с
ним
ра змеж ев ать ся» 3.
В
чем
раз меж ев а ться?. .
Да
и
пессимизм
не
является
глав­
ной
чертой
личности
Блока.
Напр от ив,
в
отношении
к
Бл оку
видно
стремление
Го рького
к
максимальной
объективности.
«Поэзия Блока никогда особенно сильно
(выделено мной.—
И.
В.)
не
увлекала
меня ,—
призна е тся
он
в
том
же
письме
К.
Федину,
кр и тически
остановившись,
впрочем,
лишь
на
«Пре­
красной
Д аме ».—
Вообще
—
у
ме ня
с
Блоком
«контакта»
нет»,—
за ключ ает
писатель,
но
тут
же
ог ов аривает: «Возмож­
но,
что
это
—
мой
(выделено Горьким.—
И.
В.)
недостаток»
(XXX, 191-192).
Мож ет
бы ть,
это
двойственное
отношение
Горь кого
к
п оэту
объясняет
тот
ф акт,
что
Блок
занимает
необычайно
скромное
место
в
и того вом
романе
писателя
«Жизнь Клима Самгина»,
зап ечатл ев шем
все
л итерат урны е
течения
эпо хи
в
связи
с
об­
щей
задачей
воссо з д ания
д ух овной
истории
России
ко нца
XIX —
нач ала
XX века .
Блок
уп омин ается
в
романе
только
4 раза (а
имя
Сологуба
и
его
произведения
встречаются,
напр им ер,
на
27 страницах,
Мережковского
—
на
25- ти,
Брюсова
—
на
19-т и,
не
говоря
уж
о
Ль ве
Толсто м
или
Лео ни де
Андрееве,
которые
вместе
со
сво­
ими
произведениями
и
их
героями
упоминаются
соответствен-
1Д.
Максимов.
Поэзия
и
проза
Ал.
Блока.
Л ., «Советский писа­
тель»,1975, с. 523.
2 Дневник Блока с пометами Горького хранится в личной библиотеке
писателя.
3Д.
Максимов.
Поэзия
и
проза
Ал.
Бл ока.
Л ., «Советский писа­
т е ль», 1975, с. 523.
376


но
—
на
103-х
и
53- х
страницах)
и
в
общем-то
дов оль но
«ней­
трально».
Од нажд ы
как
один
из
представителей
новой
поэз ии,
книги
к оторого
—
модный
атр ибут
интеллигентских
гос тины х
(«на изящной полочке»
у
Варвары
стояли
«красивопереплетен­
ные
в
сафьян
к ниж ки:
Мироп ольск ого,
Коневского;
ст ихи
Бл о­
ка,
Сологуба,
Ба льмо нта ,
Брюсова,
Г ип п иус. ..»).
Еще
два
раза
имя
и
стихи
Бло ка
зву чат
в
многоголосом
хоре,
среди
шу ма
и
пьяных
выкриков.
И
в
к онце
романа,
уже
нак ану не
Февраля,
Ле­
они д
Андреев
пос ле
встречи
с
поэтом
из
раб очих , «учеником
медника»
Лаврушкой,
вспо минает
Блока: «Да,
мне
зах о тел ось
посмотреть:
кто
идет
на
смену
нежному
поэту
Прекрасной
Да­
мы,
поэту
«Нечаянной Радости» .
И
вот
—
ви де л».
Так
почти
без
оценок
«проходит»
Б лок
в
итоговом
горьков­
ском
роман е ,
в
то
время
как
другие
по эты
его
окружения
на
все
ла ды
обсуждаются
персонажами
произведения:
то
им
со­
чувствуют,
то
их
порицают.
А
Зинаида
Ги ппиу с
или
Ал ек­
сандр
Росл авлев ,
например,
даже
присутствуют
в
романе
как
«реальные лица», выступая с образцами своей пессимистиче ­
с кой
упадочнической
поэзии.
Та к,
не об ык нове нно
сильны ми
расхождениями,
но
еще
бо­
лее
сил ьными
притяжениями
и
си мпати ям и
развивались
слож­
ные,
пол ные
глубоких
прот ивор еч ий,
вз ле тов
и
падений,
др а­
матические
взаимоотношения
двух
великих
р у сских
художни­
ко в.
В
1924 году в третьей книге «Р ус ск ого
современника»
бы­
ли
напечатаны
«Воспоминания о Блоке»
Е вг.
Замятина.
Каса­
ясь
времени
их
совместной
работы
во
«Всемирной литературе»,
За м ятин
пис а л: «Горький тогда был влюблен в Блока,
он
не­
пременно
должен
бы ть
на
час
в
кого-нибудь,
во
что-нибудь
в любле н».
В
пись ме
редактору
жу рн ала
А.
Н.
Тихонову
от
23
окт ября
1924 года Горький отверг это утверждение мемуариста,
не
говоря
уж
о
то м,
что
ему
не
понравился
ко нтекст,
в
кот ором
оно
бы ло
сделано,
ни
во обще
то н,
каким
были
написаны
воспо­
минания
(например,
грандиозные
зам ыслы
«Всемирной»
автор
с
ир оние й
называет
«Вавилонскими башнями»
Горького).
Од­
нак о
здесь
же
Горький
писа л
Тихонову,
что
«считает Блока
оче нь
интересным
человеком
и
многому
уд ивлялс я
в
не м,
но
любить
его
не
мог»L
То
же
гов ор ил
Горький
и
Ан астасии
Цветаевой
в
конце
20-х
годов.
На
ее
в опро с: «Вы любите Блока?» —
Горький
сказал:
1 «Горьковские чтения.
1953—1957».
М.,
Изд-во
АН
СССР, 1959, с.
49.
377


«—
Не льзя
ответить
на
эт о.
За инте ресов ан
был
очень...»1
Приведя
уже
цитированное
здесь
письмо
Г орьк ого
от
9 но­
ября
1930 года,
Федин
писал: «В блоковском понимании со ­
бы тии
было
мно го
отвлеченного
и
эстетического.
Гор ьк ий
чув­
ствовал
э^о
и
позже
не
раз
гов ори л
о
сво ем
отчуждении
от
Блока...
Но
в
го ды
петербургского
общ ения
Горький
видел,
что
Бл ок
единственный
поэт,
который
мог
сто ять
в
ряду
с
ним.
Горький
знал,
что
Блок
об р етается
в
тончайшей
близости
к
самому
с иль ному
д виже нию
в ека,
всего
в
нескольких
шагах
от
идеологии
революции...
Ал ексан др
Блок
ни когд а
не
был
отшельником.
До
не го
в
поэзии
никт о
так
не
принадлежал
миру,
как
он,
и
никто
с
та кой
поэтической
верой
не
с ка за л: «Слушайте музыку рево­
люци и» 2.
Бло к
глубоко
противоречив,
но
он
ве сь
был
устремлен
в
будущее
и
верил
в
не го
—
в
этом
истинная
суть,
осн овн ой
смысл
его
поэзии.
По эт
сам
гов ор ил
о
себе :
П ростим
угрюмство
—
разве
это
Сокрытый
двигатель
е го?
Он
весь
—
ди тя
добра
и
света,
Он
весь
—
св ободы
торжество!
Глу бок ий
демократизм
Блока
привел
его
к
б орющ емус я,
восставшему
нар од у,
носителю
«музыкального»,
творческого
начала,
преобразующего
мир .
Он
всей
душой
отдается
совре­
менности
и
создает
поэму
«Двенадцать»
—
«лучшее», что по­
эт,
по
собственным
словам,
написал.
Горькому
близка
б ыла
поэм а
Бл ока
(хотя он признал ошиб­
кой
автора
обра з
Христа)3, по,
прежде
чем
пр ив ести
отз ыв
пи­
сателя
и
ч тобы
лучше
его
понять,
следует
подчеркнуть,
что
в
этой
гениальной
поэме
Бл ока
со
всей
силой
м огуче го
дарова­
ния
поэта
раскрыто
в е личие
русской
социалист ическ о й
рево­
люции.
Вы ше
уже
гов орилос ь
о
во спр и ятии
Блоком
революции
как
б ури,
грозной,
неудержимой
стихии.
И
в
«Двенадцати»
поэт
сравнивает
революцию
с
сти хийны ми
силам и
природы,
сн ежн ым
б ура ном,
потоком,
водоворотом,
гро з овым
вих ре м: «Ве-
1 Анастасия Цветаева.
Воспоминания.
М ., «Советский писа­
т ель », 1974, с. 481.
2 Конет.
Федин.
Писатель,
ис к усство ,
время.
М ., «Советский пи­
с атель », 1957, с.
37.
3 «Архив А.
М.
Горького», т.
XI.
М ., «Наука», 1966, с.
42.
378


тер,
ветер
на
всем
божьем
свете».
Но,
как
справедливо
пишет
С.
Шт ут,
революция
у
Блока
действительно
«сродни природе»,
однако
это
— • «родство масштаба и силы», только « фо рм аль ­
ные»
«признаки величия революции:
ее
интенсивность,
энер­
г ия,
безграничность,
б ез уд ер жнос ть», которые поэт «п роти во­
поставляет
ничтожеству
страшного
ми ра.
А
вслед
за
тем,
не
ограничиваясь
этими
внешними
признаками,
Б лок
раскрывает
ве лик ое
содержание
революционной
эпохи.
Меньше
всего
это
—
в е личие
с леп ого
с тихи йн ого
разрушения» L
Можно,
навер ное,
оспорить
отдельные
дет ал и,
частности
в
апализе
кр итико м
поэмы.
Но
нель зя
не
согласиться
с
гл авн ым
выводом
С.
Шт ут,
к
которому
она
с
неукротимой
логикой
и
убежденностью
ведет
чи тател я: «Двенадцать»
Блока
—
это
«ро­
мантический
эпос
ре в олюц и и», «героическая песня о душе на­
рода ,
душе
революции»2.
Об
э том
же
убедительно
пиш ет
С.
Лесневский
в
сво ей
с та­
тье ,
посв ящ енно й
художественному
св ое обра зию
«Двенадцати» .
Рассматривая
по эму
как
героическую
«ораторию», в которой
мощно
звучат
«голоса времени», критик тонким анализом про­
изв еден ия
по ка зыв ает,
что
дв иж ение
сюжет а
в
нем
подчинено
«преображению героев»: в начале они являются частью сти­
хи и,
в
ко нце
—
выступают
со знат ель ными ,
героическими
за­
щ итн иками
нового
мира3.
В
поэме
«Двенадцать»
н ашел
св ое
художественное
вопло­
щ ение
призыв
Блока
из
статьи
«Интеллигенция и Революция»,
написанной
одновременно
с
п о эмо й: «Слушать ту великую му­
зык у
бу дуще го,
зву к ами
ко тор ой
наполнен
в оздух» (VI, 19).
Горькому
оказались
бл изки
«Двенадцать», ибо поэма отве ­
ча ла
его
взглядам
на
романтическую
ли те ратуру,
как
«верую ­
щую
в
завтрашний
д е нь», пронизанную
«сиянием будущего»,
и
—
на
романтику,
как
на
героически-возвышенное.
«Современный литератор, — за пи с ал
Горький
в
1920 или 1921
году,—
должен
быть
романтиком
и
писать
приме рно
т ак,
как
написана
по эма
Блока
«Двенадцать», произведение,
кото рое
пе
позволяет
рассматривать
себя
с
точки
зрения
ху лы
или
хва ­
лы
д е йст вите ль ност и» (VII, 511).
Бессмертным
«зачином советской поэзии»
назвал
«Двена­
дцать»
К.
Федин.
Бл ок
«оказался последним великим поэтом
1С.
Штут.
Каков
ты,
Человек.
М., «Советский
писатель», 1964,
с.
64-65.
2 Там же,
с. 92.
3С.
Лес невс ки й.
«Поэма ветра и пути» . «Л ите ра тур а
и
ты »,
в ып.
6- й.
М ., «Молодая гвардия», 1977, с.
61—65 .
379


старой
России,
завершившим
по этич еские
искания
всего
XIX
века,
и
его
же
именем
как
автора
«Двенадцати»
и
«Скифов»
открыв а етс я
п ерв ая,
з агл авная
стр а ница
русской
поэз ии
совет­
с кой
эпохи» \—
пишет
Вл.
Орлов.
Еще
одну
очень
важную
мысль
высказал
в
своем
«Слове о Блоке»
С.
Наровчатов,
от­
метив,
что
«первые страницы новой литературы,
к
кот орой
име ­
ем
честь
принадлежать
и
мы
с
в а ми», Блок открыл
вместе
с
Горьким
и
Маяковским.
«Говорю вместе с Горьким и Маяков ­
ским,
а
не
«вслед»
или
«рядом»,—
ак цен ти рует
он,—
ибо
это
наречие
по
своему
коренному
з нач ению
подчеркивает
смысл
«общности» 2.
Это
утверждение
С.
Наровчатова
г лубок о
по
смыслу
и
важ­
но
по
значению:
оно
подчеркивает,
что
Гор ьк ий,
Маяковский
и
Блок
олицетворяют
уже
у
и сток ов
наш его
искусства
как
един­
ство,
так
и
многообразие
советской
литературы.
Не
только
св оим
поэтическим
подвигом
Бл ок
показал
пр и­
мер
служения
родине
и
родн ой
литературе.
С
первых
дней
ре­
в олюц ии
поэ т,
так
же,
как
и
Горький
и
вместе
с
ним,
ведет
бо льшую
созидательную
рабо ту
во
всех
сферах
культурного
строительства
молодой
Сов ет ской
Республики.
Вместе
с
Го рь ким
он
был
одн им
из
основателей
Большого
драматического
театра
и
пред сед ател ем
его
правления,
отда­
вая
много
сил
работе
над
репертуаром.
Весь
кол л ектив
считал
его
«душой и совестью»
театра.
Вместе
с
Горьким
Б лок
в хо­
дит
в
жюр и
кон курса
на
соо р ужен ие
па мя тника
ж ертв ам
ре­
волюции,
р абот ает
в
п ра вител ь ствен ной
комиссии
по
изданию
к ласси ко в,
в
Репертуарной
секции
Петроградского
Театрального
отдела
Наркомпроса,
является
членом
редакционной
коллегии
секции
«Исторических картин», организованной по инициативе
Г орьк ого
при
Петроградском
отделе
театров
и
з рел ищ,
членом
совета
Д ома
искусств,
учрежденного
Горьким,
пред сед ат елем
Петроградского
от деления
Всероссийского
союза
поэтов
и
мн.
др.
Бл ок
постоянно
выступает
в
эти
год ы*
в
Д оме
искусств,
До­
ме
литераторов,
Вольной
философской
ассоциации,
в
Политех­
ническом
музее,
Дом е
печа ти
и
других
аудиториях
Петрогра­
да
и
М о сквы.
Ч асто
в с тре чаясь
с
поэтом,
находясь
с
ним
в
творческом
и
деловом
общении
и
з ная
нуж ды
е го,
Горький
оказывает
ему
1Вл.
Орлов.
Сны
и
яв ь.
«Литературное наследство», т .
89.
М.,
«Наука», 1978, с .
12.
’Сергей
На ровча т ов.
Три
сло ва.
М.,
Изд-во
«Правда», 1972,
с.
27.
380


всемерную
п ом ощь,
беспокоится
о
его
быте,
добивается
р еше­
ния
о
сох ран ении
за
поэ том
его
ква ртиры ,
о
чем
нем ед ле нно
уведомил
Александра
Александровича
12 февраля 1920 года.
Это ,
вероятно,
ед инс тве нное
письмо
Го рького
Блоку
опублико­
вано
в
работе
Д.
Максимова
Ч
Но
с и мптомы
уже
начавшейся
тяже лой
болезни
все
ощути­
мее
давали
о
се бе
знать,
Бл ок
по ст е пенно
отх одит
от
дел,
им
ов лад евает
апа тия,
хотя
еще
работает
во
«Всемирной литерату­
ре», Большом драматическом театре,
которому
отдал
с толь ко
душевных
с ил.
29 мая 1921 года он пишет поэту и переводчику
В.
А.
Зо рг е нфре ю : «Чувствую себя в первый раз в жизни так:
кроме
ист о щения ,
цынги,
нервов
—
тако й
сердечный
припадок,
что
не
спал
уж
две
н о чи » (VIII, 538).
В
этот
же
д ень
Горький,
сам
тяжко
боль ной,
подробно
из­
ложив
состояние
здоровья
Блока,
просит
А.
В.
Луначарского
«выхлопотать в спешном порядке»
р азр ешен ие
поэ ту
для
вы­
е зда
в
Фин ля ндию : «Я мог бы помочь ему устроиться в одной
из
лучших
санато р ий.
Сделайте
возможное,
оче нь
про шу
Ва с »2,—
умоляюще
за­
капчивает
Гор ьк ий.
Коп ию
своего
письма
Горький
послал
Лен ин у.
Ра зрешен ие
было
п олуче но,
но
Б лок
уже
не
мог
им
вос­
пол ь зо ват ься.
Как
писала
близкий
др уг
Блока
К.
И.
Чуковско­
му,
Блока
да же
не
могли
вывезти
за
г ор о д: «...доктор
сказал,
что
он
слишком
слаб
и
пер е езда
не
выдержит»3.
Б олез нь
катастрофически
прогрессировала.
27 июля Горь­
кий
телеграфировал
А.
В.
Луначарскому
о
кр айне
тяж ел ом
со­
ст оя нии
Блока.
7 августа Блок умер .
Горький
в
этот
день
был
в
М оскв е.
В
своей
стать е
о
Блоке,
напечатанной
вскоре
после
смерти
поэта,
К.
Федин
вспоминает: «Помню,
в
солнечный
мартовский
де нь
в
гостях
у
Горького.
Улыбался
хозяин
добры м и
углами
ли ца
своего,
поливал
ме­
ня
теплом
си них
глаз.
Г ов орил
о
тех ,
чей
голос
должен
я,
мо­
лодой,
слушать...
Но
когда
доше л
до
Блока
—
остановился,
не
подыскал
сло­
ва.
Нахмурился,
пошевелил
пальцами,
то чно
нащупывая.
Вып-
1Д.
Максимов.
Поэзия
и
проз а
Ал.
Блока.
Л., «Советский писа­
тель », 1975, с. 524.
2 Архив А.
М.
Горького.
Впервые
не
полностью
опубликовано
Н.
Ве н­
гр ов ым : «Горьковские чтения» . М ., 1959, с.
258—259.
3К.
Чуковский.
А.
Блок,
как
человек
и
поэт .
П г., 1924, с.
53.
381


родился,
потом,
выс окий,
б ольшой,
поднял
голов у,
провел
ру­
кой
ши роко ,
от
ли ца
к
ногам.
—
Он
такой...
И
потом,
когда
уходил
я,
заговорил
опять
о
Бл оке,
повто­
рил
широкий
ж ест
свой,
и
неотделимыми
от
же ста
казались
два
слова:
—-
Он
такой...
И,
сжимая
широкой,
бодрящей
рукой
своей
мою
руку,
го­
ворил:
—
Познакомьтесь,
непременно
познакомьтесь
с
ним» !.
А
в
своей
книге
«Горький среди нас», напечатанной много
десятилетий
спустя,
К.
Федин
вновь
вспоминает,
как
Горький
гов ори л
ем у: «Особенно советую познакомиться с Александром
Блоком,
непрем енно
познакомьтесь.
Это...
это...
Горький
замолкает,
отыскивая
верное
слово.
Но
слово
не
на­
ход ит ся.
Он
с
нет ерпением,
но
почти
беззвучно
барабанит
па ль­
цам и
по
с толу.
Вдруг
он
поднимается
и,
выпрямившись
—
очень
высокий,
худой
—
ме дл енно
п рово дит
рукой
сверх у
вниз,
от
голов ы
к
ногам.
—
Человек,—
произносит
он
ти хо
и
мгновение
сто ит
непод­
вижно»2.
Это
—
высшая
оценк а
в
устах
Г орького
—
великого
народ­
ного
писателя,
начавшего
свое
творчество
прославлением
Че­
ловека
с
бо льшой
бу квы: «Человек
—
это...
звучит
г орд о!»
В
тревогах
за
судьбу
Человека
находили
общее,
всегда
бы­
ли
вместе
такие
н есхо жие,
но
близкие
худ ож ни ки,
как
Блок
и
Горький
—
наша
великая
г ордо сть
и
слава
русской
литературы.
1 Конст.
Федин.
Писатель,
ис к усство ,
время.
М ., «Советский пи- г
сатель»,1957, с.
36.
2 Конет.
Федин.
Горький
среди
н ас.
М ., «Молодая гвардия», 1967,
с.
33.


В.
Г.
БАЗАНОВ
ПО
СЛЕДАМ
ДНЕВНИКОВЫХ
ЗАПИСЕЙ
АЛЕ КСАНДР А
БЛОКА
(ЕСЕНИН И БЛОК)
1. «О ЧЕМ ВЧЕРА ГОВОРИЛ ЕСЕНИН...»
ервая
вст реч а
Есен ина
с
Блоком
произошла
в
1915
году.
Парень
в
синей
поддевке
и
сапогах
появляет­
ся
в
кв а ртире
Блока
на
Офицерской
улице.
Узнав
от
црислуги,
что
хозяина
нет
дома,
Есенин
оставля­
ет
запи ску: «Александр Александрович!
Я
хот ел
бы
п огов ори ть
с
Вами.
Д ело
для
мен я
очень
важное.
Вы
мен я
не
знаете,
а
может
б ыть,
где
и
встречали
по
жу рна лам
мою
фа­
383


мил ию.
Хотел
бы
зайти
час а
в
4..
С
почтением
С.
Есенин»
т.
Встр еч а
состоялась,
в
тот
же
де нь, 9 марта;
Есенин
рассказы­
в ает
о
себе,
о
ряз анс кой
деревне,
показывает
рукописи,
читает
стихи.
Под
впечатлением
со сто яв шейся
вст реч и
на
зап иске
Есе ни на
Бло к
сделал
такую
по ме тк у : «Стихи свежие,
чистые,
голосистые,
многословный
язы к» (VIII, 617).
По зже
Есенин
так
вспоминал
о
бесед е
с
Б ло ко м : «Лирическое стихотворение
не
должно
быть
чересчур
длинным,—
гов ор ил
мне
Бло к.—
Иде­
альная
м ера
лирического
стихотворения
20 строк.
Е сли
стихо­
творение
начинаю щег о
по эта
буд ет
дл инным,
длиннее
20 строк,
оно,
безусловно,
потеряет
лирическую
напряженность,
оно
ста­
нет
бледным
и
водянистым»2.
Совет
Блока
пи сать
стихи
эк о­
номно,
продумывая
каждое
слово,
Есенин
со хр анил
на
всю
жизнь.
Блок
ото бра л
шест ь
стихотворений
и
тогд а
же
обратился
с
п рось бой
к
Сергею
Городецкому
и
М ихаилу
Мурашеву
ока­
за ть
содействие
начинающему
п оэту,
опубликовать
его
ст ихи
в
одно м
из
петроградских
журналов.
«Направляю к Вам та ­
лантливого
крестьянского
по эта
—
самородка,—
так
писал
Блок
Мурашеву.—
Вам,
как
кре стьян скому
писателю,
он
бу дет
ближе,
и
вы
лучше,
чем
кт о-либ о,
поймете
его...
Я
от обрал
6 стихотворений и направил с ними к Сергею Митрофа ­
новичу.
Посмо три те
и
сд елайт е
с
ними
в се,
что
возможно»
(VIII, 441).
21 октября 1915 г.
Есенин
посетил
Блока
вместе
с
Клюе­
вым .
В
запис но й
книжке
Блока
есть
поме т а: «21 октября 1915
года.
Н.
А.
Клюев
—
в
4 часа с Есениным (до 9-ти).
Хор о шо»
(IX, 269).
Пройдет
в сего
два
года
пос ле
пер вых
встреч
Блока
с
Кл юе­
вым
и
Есен ины м
и
все
три
поэ та
окажутся
вместе
в
«Скифах».
С амо
название
литературно-художественного
альман аха,
кото­
рый
ст ал
выходить
вскоре
п осле
Февральской
революции,
го­
во рило
за
себя,
свидетельствовало
об
ориентации
его
и зд ате­
лей
на
далекое
славянское
п рошлое.
Редактором
«Скифов»
был
Ив ано в- Разумн и к,
а
его
по мощн ик ом
по
поэтическому
р аз­
делу
—
Андрей
Белый.
У
Иванова-Разумника
б ыли
свои
виды
на
крестьянских
поэтов,
он
хотел
ст ать
их
идейным
наставни­
ком
и
покровителем.
В
какой-то
ст епени
ему
удалось
это
сде­
ла ть.
В
письме
к
А.
В.
Ширяевцу
от
24 июля 1917 года Есенин
1С.
Есенин.
Соб ран ие
сочинении
в
пя ти
т омах,
т.
5.
М.,
Го сли т­
изд ат , 1962, с.
113.
В
дальнейшем
цитаты
по
этому
изданию.
2И.
Грузинов.
Есенин
разговаривает
о
литературе
и
иску сст ве.
М.,
Книгоиздательство
В с ерорс ийс кого
сою за
поэтов , 1926, с.
14.
384


признавался: «Но есть,
брат,
среди
них
один
человек,
перед
которым
я
не
лгал,
не
выдумывал
себя
и
не
подкладывал,
как
всем
др уги м.
Это
Раз ум ник
Иванов.
Натура
его
глубокая
и
тве рда я,
мыслью
он
прожжен,
и
вот
у
него-то
я
сам,
сам
Серге й
Есенин,
и
отдыхаю
и
ви жу
себя,
и
зажигаюсь
об
себ я» (5, 127).
Иванов-Разумник
люби л
разглагольствовать
об
ос обом
пути
Рос си и,
о
конфликте
между
«землей»
и
«железом», об ответст­
венности
русской
инте лл иг енции
пер ед
н ар одом,
о
христиан­
ском
социализме.
Его
влия ние
распространялось
не
только
на
Клю ева
и
Есен ина ,
Андрей
Белый
и
Александр
Блок
тож е
пр и­
сл уш ив ались
к
нему.
Но
из
всех
поэтов
Иванов-Разумник
вы­
делял
Клюева.
В
программной
статье
«Поэты и революция»
о
Клюеве
г ов орилось
с
вним ание м,
как
о
самом
н арод ном
и
са­
мом
ре волю ц и онном
из
всех
крестьянских
поэ то в.
В
го ды
сотрудничества
в
«Скифах»
Есенин
н ачал
работать
над
теоретическим
трактатом
«Ключи Марии».
В.
Чернявский
имел
основание
утв ерж д ать,
что
зам ыс ел
на пис ать
«Ключи Ма ­
рии»
возник
в
результат е
«тогдашнего постоянного общения с
Клюе вы м » L Клюев был тонким ценителем и отличным зна­
ток ом
искусства
Др ев ней
Р уси
и
фол ькл орно го
наследия,
вдум­
чивым
толкователем
мифотворчества
и
наро дн ых
ве ро ваний.
Е сенин
в
1917 году,
по
крайней
мере
лет ом
этого
года ,
еще
п олнос тью
ра зд елял
«скифские»
увл е чени я, «духовный макси­
мализм»
Иванова-Разумника,
н еонаро д нич еск ие
представления
об
особом
п ути
России.
В
письме
к
А.
Шир яев цу
от
24 июня
1917 г.
он
заявляет:
«Мы ведь скифы,
приявшие
г л азами
Андрея
Ру бл ева
Ви­
зантию
и
писания
Козьмы
Индикоплова
с
поверием
на ших
ба­
бок,
что
земля
на
трех
к итах
стоит,
а
они
(питерские литера­
торы.—
В.
Б.)
все
ром а нцы,
бра т,
все
запа дни ки .
Им
нужна
Америка,
а
нам
в
Жигу ля х
песня
да
костер
Стеньки
Рази на »
(5, 126).
Ровно
через
три
года, 26 июня 1920 года,
том у
же
Ши ряев ­
цу
Есенин
пиш ет: «Со старыми товарищами не имею почти
ни чего,
с,Клюевым
разошелся...
П отом
брось
ты
пет ь
эту
сти -
лизационную
клюевскую
Рус ь
с
ее
несуществующим
Ки теж ем
и
гл упым и
стар ух ам и...
Жизнь,
настоящая
жиз нь
нашей
Ру си
куд а
лучше
застывшего
ри с унка
старообрядчества.
Все
это,
брат,
было,
в ошло
в
гроб,
так
что
же
нюхать
эти
гнил ые
кол о-
довые
останки?
Пу сть
уж
нюхает
Клюев,
ему
это
к
лицу ,
пото­
му
что
от
пе го
самого
по пахив ает ,
а
те бе
нет » (4, 137—138).
1В.
Чернявский.
Первые
шаги .
«Звезда», 1926, No 4, с.
220—221 .
13 В мире Блока
385


Наоборот,
с
Александром
Блоком
п осле
1917 года у Есенина
устанавливаются
самые
д о верит ель ные
о т ноше ния.
В
январские
дни
1918 года Есенин вместе с Блоком,
ему
он
с ообщае т
го­
родские
новости,
звонит
по
телефону,
по сещает
поэта.
Бл ок
в
начале
января
уже
раб о тал
над
поэмой
«Двенадцать»
и
над
ста­
тьей
«Интеллигенция и Революция».
Статья
появилась
в
газ е­
те
«Знамя труда» 19 января,
она
произвела
переполох
в
бу р­
жуазно-интеллигентских
кр угах ,
на
Бло ка
обрушился
пот ок
брани
и
кл евет ы.
22 января поэт записал в своем дневнике:
«Звонил Есенин,
рассказывал
о
вч ер ашнем
«утре России»
в
Тенишевском
за ле.* Гизетти
и
толпа
кричали
по
адр есу
его,
А.
Белого
и
м ое му : «изменники» .
Не
пода ют
ру ки.
Кадеты
и
Мережковские
злятся
на
мен я
с тр ашно » (IX, 385).
В
черновой
ре дакции
«Анны Снегиной»
Е сенин
вспоминает
о
бурн ом
1918 годе и травле Блока,
о
разной
«шпане», под­
нявшей
вой
прот ив
автора
статьи
«Интеллигенция и Револю ­
ц ия»
и
поэмы
«Двенадцать»:
В озмез дье
достигло
рок а,
Рассыпались
звенья
кольца.
Тогда
Мережковские
Блока
Считали
за
подлеца.
«Двенадцать»
вовсю
гре ме ло.
И
разве
забудет
страна,
Как
нен ав ис тью
вскипела
Российская
н аша
«шпана» .
И
я
с
ни м,
бр одя
по
Галерной,
См ея лся
до
боли
в
живот
Над
т ем,
как,
хозя и ну
верный,
Вз бесил ся
затягленный
«скот»
(3, 368—369)
А
как
складывались
отношения
с
Кл юе вым
в
эти
бурные
январские
д ни?
Совсем
недавно
они
ходи ли
по
Петербургу
и
Москве
в
крестьянских
поддевках,
вместе
прославляли
Др ев­
нюю
Русь,
вместе
сотрудничали
в
«Скифах».
Но
это
бы ла
об­
манчивая,
ненадежная
дружба.
В
первом
сборнике
«Скифов»
од но
из
своих
программных
стихотворений
Клюев
посв ящ ает
«прекраснейшему из сынов крещеного царства крестьянину
Рязанской
губернии
С.
Есенину».
Клюев
по-прежнему
изобра­
жае т
своего
«ученика»
деревенским
парень к ом ,
н аивным
«от­
роком
в е рбны м», который томится в городе,
то лько
и
думает
об
избяном
«рае» .
386


В
т воих
глазах
ды мок
от
х ат,
Глубокий
сок
речно го
ил а,
Ряз анский
маковый
закат
—
Т вои
певучие
ч ер нила.
Но
крестьянский
п арен ек
оказался
совсем
д ругим: «кудрявым
и
веселым»
и
таки м
«разбойным», что и с самим богом готов
вести
«тайный спор» .
Е сенин
как
бы
отвечает
Кл юе ву:
Сшиб аю
камнем
месяц
И
на
н емую
дрожь
Бро саю ,
в
не бо
свесясь,
Из
голенища
нож .
•
По ка
это
тольк о
с т ихийный ,
ро ма нтич ески й
бун т
«лихача-
кудрявича», в чем-то
схо же го
с
гер оя ми
удалых
народных
песен.
Жел ая
уто чни ть
сво и
поз иции,
с вое
отношение
к
предшествен­
никам
и
современникам,
к
окружающей
действительности,
Е се­
нин
в
поэтической
дек ла рац ии
«О Русь,
в змах ни
крылами...»
(1917) с должным уважением отзывается о «ста рш е м»
и
«сред­
не м»
бра ть ях,
но
тут
же
подчеркивает
свою
полн ую
самосто­
ятельность,
сво ю
независимость.
«Старший брат»
Ал ексей
Коль­
цов
пред ст авл ен
в
«золотой ряднице»
на
фон е
деревенского
стада,
с
краюхой
хлеба
в
руках,
осененный
звездным
«пасту ­
шеским
рожком».
Это
и
пр изна ние
заслуг
«старшего брата»,
во с хище ние
его
поэт иче с ким
даром,
самобытностью,
и
скрытый
наме к
на
ограниченность
его
жизненных
впечат лен ий,
его
ми­
росозерцания.
Ес ени ну
всегда
оставалась
близкой
эксп р ессия
чувств
коль-
цовского
лирического
героя,
взволнованность
и
жизнелюбие,
в
общем
в се,
что
весьма
свойственно
народному
характеру
в
его
естественной
обстановке.
В.
Г.
Белинский
указывал
на
сп осо б­
ность
Коль цо ва
«бешено предаваться и печали,
и
веселию
и
вместо
Юго,
чт обы
падать
под
бре ме нем
самого
отча ян ия,
спо­
собность
находить
в
нем
какое-то
буй ное ,
удалое,
размашистое
упоение»
В
этом
смысле
Есенин
является
родным
бра том
Кольцова,
уж
он-то
умел
предаваться
буйной
ра дости ,
а
вре­
менами
и
горькой
пе ча ли.
А
т ам,
за
взгорьем
смолым,
Иду,
тропу
тая,
Кудрявый
и
в есел ый,
Такой
разбойный
я.
1В.
Г.
Белинский.
Полное
собрание
сочинений,
т.
IX М.,
Гос­
л ити здат , 1955, с.
533.
13*
387


Долга,
крута
дорога ,
Несчетны
склоны
гор;
Но
д аже
с
тайной
бога
Ве ду
я
тайно
сп ор...
В
стихотворении
«О Русь,
взм ах ни
крылами...»
вслед
за
Коль­
цов ым
по явля етс я
«средний брат»
—
Клюев .
Е сенин
не
отка­
зывается
от
родства
с
ним ,
однако
спешит
предупредить,
что
родс тв о
это
не
нужно
преувеличивать.
Клюев
в
стихах
Есен и­
на
—
и кон оп и сн ы й , «смиренный». «Смиренный
Миколай», по-
мо наш ески
мудрый
и
ласк ов ый,
ему
не
хватает
удали,
разма­
ха,
ши рот ы.
Вы рос
Кл юев
в
самом
былинном
крае,
а
Васил ий
Буслаев
из
него
не
получился,
оп
держится
ближе
«монастыр ­
ск их
врат»
или
затерявшейся
в
суг роба х
один окой
избушки:
За
ним
с
снег ов
и
вет ра,
Из
монастырских
вр ат,
Идет,
одетый
светом,
Его
се ре дний
бра т.
От
В ытег ры
до
Шуи
Он
избродил
ве сь
кр ай
И
выбрал
кличку
—
Клю ев,
Смиренный
Миколай.
Мон а шьи
мудр
и
ласк ов,
Он
весь
в
резьбе
молвы,
И
тихо
сходит
пасха
С
бескудрой
голов ы.
Трех
кре стьянс ких
«братьев» (Кольцова,
Кл юева,
Есени­
на)
объединял
общий
инт ерес
к
фольклору,
к
Крестьянскому
быту,
любовь
к
род ной
при род е.
И
все
же
с
Ко льцо вым
у
Есе­
нина
б ольше
общ его ,
нежелц
с
Клюевым.
Это
общ ее
не
только
в
песенном
голосе,
но
и
в
самом
характере,
в
активности
на ту­
ры,
в
м олодеч еств е .
У
Кл юева
и
Есенин а
отсутствовало
г лу­
бокое
внутреннее
родство
д уш.
Клюев
и
в
жизни,
и
в
поэзии
был
куд а
бо лее
за стенч ив,
скован,
без
размашистости
и
удали.
Он
был
слишком
р ацион алист ич ен,
ч тобы,
выйдя
из
«храма при­
р о д ы», предаваться буйным чувствованиям,
ст оль
характерным
для
гер оев
«удалых»
нар од ных
песен.
Пророчествовать
и
скор­
б еть
он
умел,
но
в
субъективной,
интим но й
лирике
был
аске­
том.
Исключение
составляет
лирика
приро ды ,
многоликая
и
ог­
ромная.
Один
чем-то
напоминал
протопопа
Аввакума
и
рели­
гиозного
спо дв и жника
Сер афи ма
Саров с кого,
д ругой
—
Васи­
лия
Буслаева.
В
св ое
вр емя
Есенину
нравилась
клюевская
одержимость,
388


его
подвижничество,
закоренелая
любовь
к
северной
деревне,
пусть
даж е
кон довой ,
но
далекой
от
богатых
свет ск их
особня­
ков
и
ц арск их
палат.
Все
это
было
до
1917 года .
Затем
личн ая
д ружба
стала
по ст е пенно
разрушаться.
В
бурные
январские
дни
1918 года Есенин окончательно отвернулся от Клюева,
ст ал
его
врагом.
Ск аз ывало сь
не
только
различие
чел ов еческ их
характеров,
разры в
произошел
по
ид ейны м
со об р ажениям .
3-г о
января
1918 года Есенин пришел к Блоку и довольно
откровенно
рассказал
о
своем
от ноше нии
к
Клюеву.
О
состо­
я вш емся
разговоре
мы
узнаем
из
блоковских
дневниковых
за пи­
сей,
помеченных
следующим
днем,
то
есть
4-м
ян варя .
Преж де
всег о
Есенин
решил
уточнить,
что
значит
в
его
поним а нии
«средний брат», как именовал Клюева в стихотворении « О
Ру сь,
взм ах ни
к р ылами ...».
Есенин
объясняет: «и так и сяк».
Состо­
явшийся
разговор
Блок
зап иса л
ко нспек ти вно ,
не
останавлива­
ясь
на
подробностях,
но
главный
смысл
пер едает ,
видимо,
со­
вершенно
точно,
с лов ами
самого
Е сени на.
«О чем вчера говорил Есенин (у
меня ).
К ольц ов
—
стар ш ий
брат
(его уж очень вымуштровали,
Бе­
л инск ий
не
давал
с воб о ды), Клюев
—
сред ний
—
«и так и сяк»
(изограф,
слова
собира ет),
а
я
—
младший
(слова дороги
—
только
«проткнутые яйца»).
Я
вы плевыв аю
Причастие
(не из кощунства,
а
не
х очу
стра да ния,
см ирения ,
с ор ас пя тия)» (VII, 313).
Есенин
до гово рилс я
до
того,
что
назвал
Кл юева
«черносо ­
тенцем». «Клюев
—
черносотенный
(как Ремизов)».
Б лок
слишком
хорошо
знал
Клюева,
чтоб ы
сог ласит ь ся
со
с толь
поспешным
заключением.
Блок
считал
с воим
долгом
по­
пр авить
Есени на,
он
со слался
на
Иванова-Разумника,
который
говорил,
что
Ремизов
«не может слышать о Клюеве
—
за
его
рев олюц ион нос ть» (VII, 313—314).
Да,
так
и
распространи­
лась
молв а
о
Кл юе ве,—
од ни
сч итал и
его
неиспр авимы м
кон­
серватором,
другие
—
революционером.
Тогда
же,
в
ап реле
1918 года,
Есенин
пиш ет
письмо
Ивано­
ву-Разумнику,
целу ю
декларацию,
в
которой
слышатся
отзвуки
нед авн ей
беседы
с
Блоком.
Есенин
откровенно
заявляет
о
своем
н есогласии
с
той
оценкой,
которой
Клюев
удостоен
в
«Скифах».
Е сенин
прежде
всег о
возражает
самому
Иванову-Разумнику,
провозгласившему
Клю ева
«первым глубинным народным поэ­
то м»
и
нравственным
истолкователем
рев олюц ии.
Андрей
Бе­
лый
тож е
подразумевается,
и
он
слишком
высоко
п ост авил
Клю ева-поэт а
на
пьедестал,
не
зам ет ив
яв но
слабых
его
ст и­
389


хотворений.
В
письме
Есенин
отрицательно
отзы вае тс я
о
«Пес­
не
Солнценосца»
и
«Красной песне»: «Уж очень мне понрави­
лась ,
с
прибавлением
не,
клюевская
«Песнь Солнценосца»
и
х вал ебные
оды
ей
с
бездарной
«Красной песней».
Шт емп ель
Ваш
«Первый глубинный народный поэт», ко­
торый
Вы
приложили
к
Клюеву
из
до с тижен ий
его
«Песнь
С олн ц ен осц а », обязывает меня не появляться в третьих « Ски ­
фах».
Ибо
то,
что
вы
сочли
с
Андреем
Бе лым
за
в ерх
совершен­
ства,
я
счел
только
за
мышиный
писк...»
Клюев-поэт,
во з несенный
Ивановым-Разумником
и
Анд ре ем
Белым
до
небес,
оказывается
мало
о риг ин альны м,
он
«только
изограф,
но
не
открыватель».
Есенин
про д о лжает : «Клюев,
за
исключением
«Избяных песен», которые я ценю и признаю,
за
последнее
время
сделался
мо им
врагом.
Я
бо льше
знаю
его ,
чем
Вы,
и
знаю,
что
заставило
написать
его
«прекраснейшему»
и
«белый свет,
Сережа,
с
Китоврасом
с хо жий».
То
единство,
ко торое
Вы
находите
в
нас,
только
кажущееся.
«Я яровчатый стих»
и
«Приложитесь ко мне,
братья»
противно
моему
нутру,
ко торо е
хочет
выплеснуться
из
т ела
и
прокусить
чрев о
небу,
чтоб
сдвинуть
не
только
государя
с
Ни­
колая
на
овин,
а. ..1
Но
об
этом
говорить
не
принято,
и
я
о ста влю
это
для
«лицезрения
в
печати»,
кажется,
Андрей
Белый
ждет
уже...
В
моем
посв ящ ении
Клюеву
я
назвал
его
серед ним
братом
из
чисел
109, 34 и 22.
Значение
сре дн его
в
«Коньке -го рб у нке »,
да
и
во
всех
почти
русских
сказках
—
«Так и сяк» .
Поэтому
я
и
ск аз ал: «Он весь в резьбе молвы»,—
то
е сть
в
пе­
рес ка зе
сказан ны х.
Только
изо г раф,
но
не
открыватель.
А
я
«сшибаю камнем месяц»
и
че рт
с
ним,
с
Серафимом
Саровским,
с
ко торы м
он
так
носится,
если,
кроме
себя
и
кам­
ня
в
к олод це
небес,
он
ничего
не
отражает.
Говорю
Вам
это
не
из
ущемления
«первенством»
Со лнц е­
нос ца
и
мо им
«созвучно вторит», а из истинной обиды за Сло -
1 Так у Есенина.
390


во,
кот орое
не
зо ло титс я,
а
проклевывается
из
сердца
самого
себя
пте нц ом ...
И
«Преображение»
мое,
по свящ енн ое
Вам,
поэтому
буд ет
на печат ан о
в
др угом
м ест е» (5,129—130).
Есени н
разошелся
не
только
с
Клюевым,
но
и
с
его
пок­
ро вителя м и,
он
не
желает
б ольше
сот р уднич ать
в
«Скифах»,
открыто
заявляет
о
своем
несогласии
с
Ивановым-Разумником
и
Белым.
Конечно,
в
како й- то
ст епени
в
состоявшейся
беседе
с
Бло­
ком
и
в
пис ьме
к
Иванову-Разумнику
сказывается
и
лична я
обид а
Есенина,
уж
слишком
в
«Скифах»
возвысили
Клюева,
однако
осн ов ной
пафос
п исьма-д екл араци и
—
принципиальное
несогласие
с
Кл юе вым.
В
свете
этого
письма
стан о витс я
понят­
ны м,
почему
Есенин
в
конце
«Ключей Марии»
возв ращае тся
к
Клюеву,
возвращается
для
тог о,
чтобы
в ынест и
сво й
при гов ор
Клюеву-поэту,
по спор ить
с
Ивановым-Разумником,
выразить
св ое
отношение
к
«стертым образам», несозвучным революци ­
онной
эпохе.
Привыкшая
к
тишине
соснового
бора
поэзия
Кл ю­
ева
в
бурные
ре волю ционные
г оды
ед ва
по спева ла
за
«бегом
времени».
Ст ихи
звучали
не ровн о,
то
набирали
разбег,
стано­
вились
м уже ственным и,
энергичными,
громкими,
то
спотыка­
лись
о
завалы
н аду ман ных
метафор,
сермяжных
образов,
ми­
фологических
олицетворений.
Осо бен но
Есенина
возмутила
«Песнь Солнценосца»,
где
поэт
явно
юродствовал,
щеголял
«Рублевской Русью», выдавал себя за нового Садко:
Пу стите
Ба яна
—
Рублевскую
Русь,
Я
Тайной
умоюсь,
а
Песней
утрусь...
Или
самые
концевые
стихи:
Чм ок
г ородов
и
племен
В
ли ке
м оем
воплощен,
Я
—
песноводный
жених,
Русский,
яровчатый
стих!
Такие
крикливые
ст ихи
резко
осуждал
Е сенин: «...я
счел
толь­
ко
за
мы ш иный
писк».
Но
Ес енин у
не
понравилась
и
«Красная
пе с ня», впервые появившаяся в «Из вести ях
Со вет ов
крестьян­
ских,
рабочих
и
солдатских
депутатов
Олоне ц кой
губернии»
(No197, от 8
октября).
Начинается
эта
песня
энергичными
стихами,
звучит
как
боевой
марш,
революционный
гимн.
«Крас ­
ной
песнь ю»
Клюев
встретил
Октябрьскую
ре во л юцию.
...Оборвалнся цепи
на с илья
И
разрушена
жизни
тюрьма!
391


Широки
черноморские
степи,
Буйна
Волга,
Урал
златоруд,—
С гинь,
кровавая
п лаха
и
цепи,
Каземат
и
неправедный
суд!
За
Зем лю,
за
В олю,
за
Х леб
трудовой
И дем
мы
на
битв у
с
врагами,—
Доволь но
им
властвовать
нами!
На
бой,
на
бой!
Есенин
не
мог
эти
н ачальны е
строфы
«Красной песни»
счит ат ь
«бездарными», они звучали и смело и современно.
Видимо,
Есе­
нина
раздосадовали,
пришл ись
«не по нутру»
другие
строф ы ,
слишком
елейные,
мо литв енные ,
лубочные,
которые
находились
в
явном
противоречии
с
революционной
патетикой.
Например:
Пролетела
над
Русью
жа р- птиц а,
Яр ый
гн ев
зажигая
в
гр уди ...
Богородица
наша
Землица,—
Вольный
хлеб
мужику
урод и! .
С были сь
думы
и
давние
слухи,—
Пробудился
Народ -С вят ог ор;
Буде т
мед
на
домашней
краюхе,
И
на
скатерти
я рок
узо р.
Из
боевого
марш а
«Песня»
становилась
растян уты м
ст и­
хотворением,
у снащ енны м
древнерусской
и
р елигиоз ной
сим­
во ли кой
(«Наша волюшка
—
Божий
гост ин ец», «Ослепительней
риз
серафима
// Заревой Святогоров кафтан»).
Китеж -г ра д,
ла дан
Саровских
сосен
—
Вот
наш
рай
во ждел енный,
родной.
Е сенин,
видимо,
име л
в
вид у
это
двустишие,
когда
в
апреле
1918 года писал Иванову-Р а зу мн и ку
о
Клюеве:
«...и
черт
с
ним ,
с
Серафимом
Саровским,
с
которым
он
так
носится,
е сли,
кроме
себя
и
камня
в
колодце
небес,
он
ничего
не
о тр аж ает».
Таким
обр аз ом,
уже
в
начале
1918 года,
когда
Есенин
ра­
ботал
над
«Ключами Марии», вопрос о Клюеве для него был
решен
(«мой враг»).
В
«Ключах Марии», в последней части
трактата,
Е сенин
фа ктиче ск и
повторяет
св ое
мнение
о
Клюе­
ве-поэте,
высказанное
в
беседе
с
Блоком
и
в
пис ьме
к
Ивано­
в у-Ра зумн ик у:
«Художники наши уже несколько десятков лет подряд жи ­
вут
совершенно
без
всякой
внутренней
грамотности.
Они
ст али
какими-то
ювелирами,
рисовальщиками
и
миниатю р истам и
с ло­
весной
мертвенности.
Для
Кл юе ва,
наприм ер ,
все
сплошь
ста­
392


ЛО
й ДйлЛие и
гл адко
причесанных
ан гл ий ских
гра в юр,
гДё
ви­
ноград
стил и зуе тся
под
курч авы й
порядок
воинственных
вс ад­
ник ов;
то,
что
б ыло
раньше
для
н его
свер лением
облегающей
его
коры,
теперь
стало
вставкой
в
эту
кору.
Се рдце
его
не
ра з­
гадало
тайны
наполняющих
его
обр азов ,
и
вместо
голоса
из-
под
камн я
Оптиной
пустыни,
он
повеял
на
нас
безжизненным
кружевным
ветром
деревенского
Обр и
Бердслея,
где
ночи-встав­
ки
он
отливает
в
пер ст ень
яснее
дней,
а
мозоль,
п рос той
му­
жичий
м озоль,
вставляет
в
пятку,
как
алтарную
ладанку.
Ко­
нечно,
никт о
не
буд ет
с пор ить
о
достоинствах
э той
мозаики.
Уайльд
в
лаптях
для
нас
столь
же
п риятен ,
как
и
Уайл ьд
с
цветком
в
пет лиц е
и
лакированных
башмаках.
В
данном
случае
мы
хоти м
указать
на
то,
что
худож н ик
пошел
не
по
тому
лугу »
(5, 47).
Зд есь
м ногое
подмечено
верно
и
тон ко.
Поэзия
Клюева
д ей­
ствительно
с остои т
из
моз аики
разного
достоинства,
в
ней
об­
раз ы
самобытные,
неподражаемые
прич уд лив о
переплетаются
с
«безжизненными кружевами» («словесная мертвенность»),
краски
и
звуки,
вз ятые
из
са мой
природы,
соседствуют
*с на­
ду м анным и,
крикливо-стилизованными,
вычурными
метафора­
ми
и
сравнениями.
Есенин
не
слу чайно
напоминает
об
Обри
Бердслее,
англ ийск о м
художнике
конца
XIX века,
гр аф ика
ко­
торого
отличалась
р езкими
ко нтр ас тами,
изощренной
манерно­
стью.
У
Есенина
б ыли
основания
кр итичес ки
относиться
к
не­
к оторы м
яв но
в итиев ато -стил изо ва нны м
стихотворениям
Кл юе­
ва,
вроде
его
«Песни Солнценосца».
Но
верно
и
то,
что
в
кри­
тике
своего
быв ше го
учителя
Ес енин
не
всегда
был
справедлив,
судил
строго,
а
п орой
и зли шне
пристрастно.
Одно
из
забл уж­
дений,
кр айне
односторонних
суждений
со дер жи тся
в
письме
к
Иванову-Разумнику,
о тпр авленно м
в
мае
1921 года:
«Я даже Вам в том письме не все сказал,
по-моему,
Клюев
совсем
ст ал
плохой
поэ т,
так
же
как
и
Б лок.
Я
не
хоч у
этим
Вам
ск аза ть,
что
они
очень
малы
по
своему
внутреннему
со­
держ ани ю.
Как
раз
не т.
Блок,
конечно,
не
г ениа ль ная
фиг у ра,
а
Клюев
как
некогда
пришибленный
им
не
сумел
отойти
от
его
голландского
романтизма,
но
в се-та ки
он и,
конечно,
значат
много.
Пу сть
Блок
по
нед о раз у мению
русский,
а
Клюев
п оет
Росс ию
по
книжным
летописям
и
ложной
ее
зарисовке
всех
проходимцев,
в
э том
о ни,
конечно,
кое-что
сделали.
Сделали
до
некоторой
ст епени
даже
оригинально.
Я
не
люблю
их
г лавны м
об раз ом
как
мастеров
в
н ашем
языке.
Блок
—
п оэт
б е с форме нный,
Клюев
тоже.
У
них
нет
почти
никакой
фигуральности
нашего
язы ка » (5, 145—146).
393


Такая
несправедливая
оценка
Клюева,
не
говоря
уже
о
Бло­
ке,
мо гла
появиться
исключительно
под
влиянием
имажинистов,
которые
бы ли
ск ло нны
к
нигили ст ич еск о му
отношению
к
ху­
д ожест венно му
на сле дию
п рошлог о
и
наследию
своих
ближай­
ших
современников.
Отзывы
Есенин а
о
Клюеве,
пор ожд е нные
отчасти
пылкой
эмо цио на льно й
реакц ией
на
статью
И ван ова-
Разумника
в
«Скифах», где «ол оне цк ий
крестьянин»
став ил ся
на
са мый
выс о кий
пьедестал,
требуют
зна чите льны х
уточне­
ний.
Сам
Есенин
в
да ль нейш ем
исправит
допущенную
в
пылу
полемики
оп лошно ст ь,
заявив
в
своей
б ио граф ическ ой
зам е тке
«О себе» (1925), что «и з
поэто в-с о вре ме ннико в
нравились
мне
больше
всего
Бл ок,
Белый
и
Клюев.
Белый
дал
мне
много
в
смысле
формы,
а
Блок
и
Клюев
н аучил и
м еня
лиричности»
(5, 22). «Учился
лиричности»
в
са мом
ш ирок ом
см ы сле,
учи ­
тывая
умение
поэ тов
видеть
краски
и
слышать
звуки,
покоящи­
еся
в
самой
природе.
В
самом
начале
«Ключей Марии»
Есенин
цитирует
клюевские
стихи
о
крест ьянск ой
избе,
утверждая,
что
э тот
поэт
в
отличие
от
известных
у че ных- фило ло гов
раз г адал
философский
смысл
избяного
к оньк а,
у стр емл енног о
в
«про­
странство
солнца». «За
о рнамент
бр али сь
давно.
Значение
и
п уть
его,—
пиш ет
Есенин,—
объ ясн яли
в
трудах
своих
Стасов
и
Бу сла ев,
мно го
др уги х,
но
никт о
к
нему
не
под ошел
так ,
как
надо,
никто
не
постиг
тог о,
что
...на кровле конек
Ес ть
знак
молчаливый,
что
путь
наш
далек ».
(5, 28)
«На кровле конек»
при шел
в
клюевские
стихи
из
народных
в еро ваний
и
народной
орнаменталистики,
как
олицетворение
«избяного космоса».
От
Древней
Руси
крестьянская
изб а
сохра­
нила
это т
символический
знак ,
рез ную
фигуру,
заглядывающую
в
«пространство солнца».
Тут
сказывалось
и
влияние
Андрея
Белого.
Воплощение
мифов
в
поэзии
Белый
счи тал
в ых одом
из
«замкнутой исторической жизни мифической,
из
нее
—
в
да ли
ко см ос а» L Однако у Есенина,
как
и
у
Кл юев а, «дали в космос»
открывались
из
о кна
крестьянской
изб ы;
у
них
пов ышен ный
ин­
терес
к
народному
миросозерцанию,
отраженному
в
мифах
и
изобразительном
искусстве.
В
«Ключах Марии»
проблема
«не­
замкнутой
жизни»
ре шае тся
на
ф оль кло рном
и
этнографичес­
ком
материале.
Н.
Асеев
в
статье
«Избяной обоз»
справедливо
u Андрей Белый.
На
перевале.
I.
Кризис
ж изни.
СП б.,
изд.
«Алконост», 1918, с.
93.
394


отмечает,
что
в
«Ключах Марии»
обн а ружи ва ется
фольклорная
основа
и
своя
«политическая подкладка» . «В
декларации
св о­
е й,—
пишет
А сеев ,—
С.
Есенин
ис ходи т
от
о рнам ен та.
Он
ис­
то лк о вывает
его,
как
данное
и
закрепленное
свидетельство
твор­
чес кого
начала
быта
н ародно го,
объединяющего
страны
и
эпохи,
проскваживающего
от
да лек их
времен
пастушеского
бы та
до
наших
дней.
Та к,
образ
дерева-«древа»
и
в
начертательном
ив
словесном
образе
хранит
традицию
патр иар ха та
(а в современ­
ном
по нима нии,
оче ви дно, «патриотизма»), отзываясь и в леген ­
де
о
ду бе
Маврикийском,
и
в
скандинавской
Иггдразили
—
по­
клонения
Ясеню
и
т.
д.
Отсюда
С.
Е сенин
вид ит
в
ор нам енте
ед инст венный
живучий
стимул
преемственности
творчества
и
для
современья.
А
так
как
орнамент
этот,
через
ко тор ый
народ
о соз навал
и
конкретизиро­
вал
себя
в
мире,
сохранился
—
в
виде
ли
коньков
на
крышах,
петухов
на
став нях,
цветов
на
постельном
белье,
или
в
о бр азах
народной
словесности,—
живет
только
в
том
пастушеском
быту
деревни,
который
сохранился
в
России,
то
из
этого
делается
вы­
вод,
что
только
«пастушеское»
миросозерцание,
возвращение
к
ист ока м
народной
фантазии
—
д аст
с илу
и
крепость
иск усст ву
б удущ его» L
В
по ня тие
«орнамент»
Есенин
вкладывает
глуб окое
со дер­
жание,
не
просто
«творческий прием»
или
о дин
из
элементов
стиля.
Исходя
из
пр авиль но го
положения
о
познавательных
функциях
мифотворчества,
автор
«Ключей Марии»
пол агает ,
что
орнаментальное
искусство
лучше
в сего
сохранило
поэтиче­
ск ие
воззрения
человека
Др ев ней
Р уси
на
природу,
на ро дные
представления
о
мироздании.
Ре чь
в
«Ключах Марии»
идет
о
культурном
наслед ии ,
о
тех
эстетических
и
нравственных
цен­
нос тя х,
которыми
обладает
древнее
искусство,
о
глубоких
исто­
рических
связях
национальной
поэзи и
с
народной
словесностью.
Есенин
пытается
об нов ить,
«окрестьянить»
символико-косми­
ческую
те орию
русских
ми ф ологов
и
Белого,
п ри дать
ей
бо лее
народное,
демократическое
сод ер жание,
проложить
дорогу
от
древнего
мифа
к
современному
состоянию
русской
де ре вни.
От­
сю да
вы движ ени е
кр есть янско й
России
с
ее
фол ьк ло рными
бо­
г атст вами
на
пер вый
пл ан.
Расхождения
м ежду
Ес е пиным
и
Кл юе вым
не
помешали
по
ряду
существенных
эстетических
п роб лем
выступать
вместе,
прид ерж ив атьс я
одн их
и
тех
же
по зиций.
Это
ка са ется,
в
част-
1Н.
Асеев.
Избяпои
об оз.
«Печать и революция», 1922,
No
8,
с.
42—45.
395


но сти,
и
орнаментальной
по эзии,
придававшей
огром но е
значе­
ние
звуковой
насыщ енност и
ст иха
и
метафорическому
наполне­
нию
образа.
Есен ину
принадлежит
ф ор му ла : «Орнамент
—
это
музыка».
Алла
Марченко
считает,
что
эта
формула
я вилас ь
в
ре зультате
знакомства
Ес ени на
со
стат ьей
А.
Авраамова
«В деб­
рях
эст етик и», напечатанной в первом номере « Ск иф ов» (1917).
В
статье
Авраамова
есть
такая
мы сль : «Орнаментика .. .
до
сих
пор
не
получила
самостоятельного
значения...
А
м ежду
тем
из
нее
именно,
при
должной
эрудиции
художников,
могло
бы
вы­
расти
новое
искусство,
а декв атно е
чистой
музыке,—искусство
линий,
форм,
крас ок
как
таковых:
св ер каю щий
красочный
по­
ток ,
зак лю чен ный
в
п ричу д ливо
извивающееся
русло
фантасти­
чески
—
сплетающихся
лин ий, —
раз ве
не
была
бы
это
подлин­
ная
музыка
для
глаза»L
Прив е дя
цитату
из
Ав раамо ва,
А.
Марченко
уже
совсем
в
утвердительной
форме,
без
огов орк и
«позволяет предположить»,
закл ючает: «Есенин берет у А.
Авраамова
то,
что
ему
самому
очень
близко,
—
иде ю
музыки
для
глаз,
но
абст рак тн ост ь,
без-
фигу рно с ть , «бессмысленность»
эт их
ф а нтасти чески
с пл етен­
ных
линий
ему
глуб око
чу жд а: «сюжет»
как
бы
сп рята н
в
за­
витках
и
линиях
орнамента,
зашифрован
в
его
«образах и фи­
гурах»
—
о р намент
для
Есен ина
не
тольк о
свидетельство
сущ е­
ствования
дохристианской
русской
культуры,
но
и
«весьма
с ложна я
и
весьма
г лубок ая
орн аме нтичн ая
эпопея
с
чудесным
переплетением
духа
и
знаков»2.
Безусловно,
Е сенин
читал
статью
А.
Авраамова
в
«Скифах»
и
сама
мысль
об
орнаментике,
как
«музыке для глаза»
ему
им­
пон иро вал а.
Однако
не
следует
забывать,
что
именно
в
«Ски­
фах », по соседству со статьей Авраамова,
печатались
стихотво­
рения
Кл юева
с
«чудесным переплетением»
слуховых
и
зри­
тельных
об раз ов.
В
тех
же
«Скифах»
Андрей
Белый
приветст­
вова л
клюевскую
озвученную
живопись,
до казы в ал,
что
Клюев
не
уснащает
сво и
метафоры
«солью искусственных звуков», а
берет
и
краски
и
звуки
у
самой
природы.
Клюевские
звукообра­
зы,
как
об
э том
пиш ет
Андрей
Белы й , «корнями своими вспое­
ны...
народной
мудростью»3.
В
письме
к
Блоку
от
18 ноября
1 «Скифы», 1917, No 1, с.
150.
2 Алла Марченко .
Поэтический
мир
Есенина.
М.,
«Советский
писа тель », 1974, с.
100.
3А.
Белый.
Жезл
Аарона
(О слове в поэзии). «Скифы», 1917,
с.
189—190.
Бе лый
огромное
значение
при да вал
зв уко писи,
музыкаль­
ному
н апо лнен ию
о бр а за : «Вообще его звукопись совсем не набор со­
з вуч ий.
Опа
очень
о смы сл ена,
целеиаправлена;
поэт ,
оче вид но,
соан а-
396


1910 г.,
за
десять
лет
до
«Ключей Марии»
Е сени на,
К люев
пи­
сал
о
«немой музыке»
в
быто в ом
орнаменте,
в
домовой
резьбе
и
деревенском
шитье:
«Вглядывались ли вы когда-ниб у д ь
в
простонародную
резь­
бу,
напр им ер,
на
ковшах,
дугах,
шеломках,
на
до р ожных
ба тож­
ках,
шитье,
на
утиральниках,
ширинках
—
везде
какая-то
зу б­
чатость,
ча ще
круг-диск
и
от
него
лини я,
какая-то
лучистость,
«карта звездного неба», «знаки Зодиака» .
Народ
поч ти
не
ри­
сует,
а
тол ько
отме чае т,
только
проводит
линии,
ибо
музы ка
ли­
ний
не
ложна,
краски
же
всегда
лгут.
Душу
на род ного
и ску сст­
ва,
сознательно
или
бессознательно,
си ли тся
проявить
в
сво их
стихах
Серге й
Городецкий,
но
слово
не
резец,
и
оно
вовсе
в
этой
области
не
при ло жимо ,
и
е сли
бы
Городецкий
вырезывал
дуги
и
ложки,
то
был
бы
прекрасным,
ибо
его
душа
живет
в
линии
и
народное
искусство
безглагольно.
Вы
скажете:
а
песня?
На
это
я
отвечу
так :
народная
песня
н аруж но
всегда
однообразная,
действует
не
физ ионом ие й,
не
словосочетаниями,
а
какой-то
внутренней
музыкой,
опять-так и
л ин ией,
и
кому
п он ятен
язык
л инии,
тому
п онятн а
во
всей
полн оте
народная
песня»
Ч
Приведем
рядом
с
эт им
письмом
Клюева
цитату
из
«Ключей
Марии»:
«Орнамент
—
это
муз ык а.
Ряд ы
его
ли ний
в
чу д еснейш их
и
весьма
тонких
распределениях
по хожи
на
м ел одию
какой-то
од­
ной
вечной
п есни
перед
мирозданием.
Его
образы
и
фигуры
ка­
кое-то
одн о
непрерывное
богослужение
живущих
во
вс який
час
и
на
всяком
месте.
Но
ник то
так
прекрасно
не
сл ился
с
ним,
вкладывая
в
пе го
всю
жизнь,
все
сердце
и
ве сь
разум,
как
н аша
древняя
Русь,
где
почти
каждая
ве щь
через
каждый
св ой
звук
г ов орит
нам
зн ак ами
о
том,
что
здесь
мы
только
в
пут и,
что
здесь
мы
только
«избяной обоз», что где- то
вдали,
подо
льд ом
наших
мускульных
ощущений,
п оет
нам
рай ская
сирена
и
что
за
шквалом
наши х
земных
событий
недалек
уже
берег...»
(5, 27).
Несколько
д алее
в
тех
же
«Ключах Марии»
о
«молчаливой
му зык е», таящейся в народной орнаментике,
Есенин
пишет:«Мы
заставили
жит ь
и
молиться
вокруг
себя
почти
все
предметы.
тельно
ведет
нас
к
то му
об р азу,
ко то рый
при
по мощи
звуков
должен
вырастать,
так
сказать,
над
стихом» (H.
Н.
Ска то в.
Некрасов.
Совре­
менн ики
и
про до л жате ли.
Л., «Советский писатель», 1973, с. 244).
О
значе­
нии
звучащего
сл ова
в
русской
классической
поэ зи и,
с м.:
Д.
Д.£лагой.
Мысль
и
звук
в
поэзии.
«Славянские литературы» .
Сборник.
М., «Наука»,
1973.
1 ЦГАЛИ,
т. 55, оп.
2,No39,лл.
35—36.
297


Вглядитесь
в
цветочное
у зор очье
наши х
крестьянских
пр ос тынь
и
наволочек.
З десь
с
какой-то
торжественностью
музыки
пере­
плетаются
кресты,
цветы
и
в ет ви» (5, 33—34).
В
деревянной
резьбе
«звук говорит нам знаками» .
Это
«без­
гл а голь ное
иск усст во »
обладает
св оей
музыкальностью,
музы­
кальностью
линий.
Е сенин
и
Клюев
глуб око
чувствовали
эту
не­
мую
музыкальность
орнаментики.
В
своей
поэ зии
они
придава­
ли
огромное
знач ени е
звучащему
слову,
фонетической
г уст оте
стиха.
Оба
поэт а
указывали
на
философский
смысл
декоратив­
но-символических
и
графических
изобра же ний
и
цве т овых
об о­
з начен ий,
содержащихся
в
гравюрах
по
дереву,
в
р о списях
па
прял ка х,
в
вышивках
на
полотенцах.
Блок
еще
в
1905 году в статье « К р аски
и
слова»
утв ерж дал ,
что
«искусство красок и линий позволяет всегда помнить о бли­
зости
к
р еаль ной
п ри роде
и
никогда
не
д ает
погрузиться
в
схе­
му,
откуда
нет
сил
выбраться
писателю.
Живопись
учит
см от­
р еть
и
видеть
(это вещи разные и редко совпадающие) » (V, 20).
Сходство
несомненно,—все
го вор ят
об
искусстве
«красок и
л иний», об образности,
опирающейся
на
мир
реальной
приро­
ды.
Но
Бло к
за
такую
близость,
к отора я
не
да ет
художнику
«погрузиться в схему», не делает его натуралистом,
не
с вязы­
в ает
художественного
воображения,
инд ивид у аль ного
видения
мира.
У
Кл юева,
как
об
этом
гов о рил
Есенин
Б л оку, «не творче ­
ство,
а
п одра жа ние
природе,
а
нужно,
чтоб ы
творчество
был о
при род ой».
Блок
указывал
на
особую
природу
сл ов ес ного
искус­
ст ва: « (слово
—
не
предмет
и
не
дерево;
это
—
другая
природа;
тут
мы
общими
силами
выя с ни ли )» (VII, 314). «Близость к при­
роде»
можно
был о
понимать
по-разному.
У
Клюева
был
зоркий
взгляд
на
пред ме тный
мир,
на
вещи,
на
крестьянский
быт .
Ес е­
нин
в
«Ключах Марии»
гово рит
о
необ ходи мос ти
«многоразо ­
вого
хозяйства»
в
поэ зи и.
Этой
«многоглазовостью»
Клюев
не
обладал,
отсюда
в
его
орнаментальных
стихах
наряду
с
яркими
и
эне р гич ными
образами,
отражающими
земную
красоту,
с осед ств уют
образы
стертые,
вялые,
не
соответствующие
духу
времени.
Е сенин
приводит
в
ка честве
примера
строфу
из
«Бе -
седнаго
наигрыша.
Сти ха
д обропис ного»: «Уходя из мышления
с тарог о,
капиталистического
оби ход а,
мы
не
должны
ст рои ть
наш и
творческие
образы
так,
как
построены
они
х отя
бы,
на­
пример,
у
т ого
же
Николая
К лю ева:
•
Тыс ячу
лет
и
Лембэй
пущей
пра вит,
Ос еныцииу
да нь
собирая
с
тварей:
С
зай ца
шерсть,
буланый
пух
с
л ешуги ,
А
с
оси ны
пригоршню
адтынов.
аоа


Э тот
обра з
п ост роен
на
заставках
сте ртого
рев олюц ие й
бы­
та;
в
то м,
что
он
пр екр ас ен,
мы
не
мож ем
ему
отказать,
но
он
есть
те ло
покойника
в
наше й
г ор нице
обновленной
д уши
и
п ото­
му
должен
бы ть
предан
з ем л е» (5, 51—52).
Р ечь
шла
о
смысловом
наполнении
оз ву че нной
живописи,
о
целенаправленной
звукописи.
«В немой тишине»
северной
де­
р евни
Клюев
слышал
самые
«волшебные звуки», он даже не­
ск олько
вызывающе,
демонстративно
прокламировал
свою
зв у­
копись,
с вою
приверженность
к
сельской
прир од е
и
де рев енс ко­
му
патриархальному
быту:
Я
видел
звука
лик,
и
музыку
пос тиг ,
Дар я
уст а
цв етку ,
без
ваших
ржавых
книг.
Здесь
Клюев
сознательно
обо ст ряет
пол ем ич еские
ноты,
желая
противопоставить
«немую музыку»
деревенской
ж изни
желез­
ном у
ля згу,
гро хочу щим
улицам
большого
г орода ,
индустриаль­
ной
цивилизации.
Обр ащая сь
к
ис то рии
художественного
сознан ия
и
«жизни
образов», Есенин в «Ключах
Ма рии»
и
в
статье
«Быт и искус­
ство»
подробно
разъясняет
разл ичие
меж ду
«заставочными»
или
«мифическими»
образами
и
«корабельными», которые род­
ственны
«заставочным», с той только разницей,
что
«заставоч ­
ный
непо д виж ен»,
а
«корабельный»
—
«имеет вращение».
«Ангелические»
или
«изобретательные»
ест ь
в оплощ е ние
д ви­
же ния
или
я вле ния,
также
как
и
предмета,
в
плоть
слов а».
В
статье
«Быт и искусство»
со дер жи тся
та кая
развернутая
ха­
р акте ри сти ка : «Жизнь образа огромна и разливчата.
У
нег о
есть
св ои
возрасты,
ко то рые
отмечаются
э поха ми.
Сначала
был
обра з
словесный,
который
давал
имена
предметам,
за
ним
идет
об раз
заставочный,
миф иче ски й,
после
мифиче с ко го
идет
образ
типиче ск ий,
или
собирательный,
за
т и пич еским
идет
образ
ко­
рабе ль ны й,
или
образ
двойного
зрения,
и,
нако нец ,
анг ел иче с-
ки й,
или
изобретательный,
о
ко тором
нам
отчасти
пришлось
го­
ворить
в
на шей
книге
«Ключи Марии» (5, 58).
В
«Ключах Марии»
та
же
классификация,
но
в
несколько
ино м
слов ес ном
оформлении:
заставочный
—
от
плоти,
кора­
бель н ый
—
от
духа,
ангелический
—
предполагает
создание
но­
вых
представлений,
от ли чаетс я
своей
подвижностью.
Конечно,
в
этой
классификации
много
ус ловн ого,
искусственного.
Но
глав­
ная
мысль
Ес ени на
состоит
в
том,
что
в
своем
разв и тии
образ­
ная
система
н епр ем енно
предполагает
метафорическое
обнов­
ление,
движущуюся
поэтику,
эмоциональную
вз волно ва нно с ть,
личную
изобретательность
художника.
К люев
поэ т
по
преиму­
399


ществу
заставочных
об разов
(от плоти).
Есенин
поясняет: «Об­
раз
заставочный
ес ть,
так
же
как
и
метафора,
упо д обл ение
од­
ного
предмета
др уго му
или
крещение
воздуха
именами
бл изк их
нам
предметов» (5, 45).
Примеры
п рив о дятся
здесь
же,
в
«Ключах Марии»:
Солнце
—
колесо,
теле ц,
заяц,
белка.
Тучи
—
ели,
доски,
корабли,
стадо
овец.
Звезды
—
гво зд и,
зерна,
караси,
ласточки.
Ветер
—
олен ь,
Сивка-Бурка,
м ет ель щик.
Дождик
—
стре лы ,
посев,
бисер,
нитки.
Радуга
—
лук,
вор от а,
верея,
ду га
и
т.
д.
Такие
«уподобления»
постоянно
встречаются
в
словесном
на род ном
творчестве
и
в
изобразительном
искусстве.
Сами
«за ­
ставочные»
образы
образуют
целу ю
систему
разв етвл ен н ых
з на ков- с имво лов.
В
этом
смысле
«заставочные»
образы
близки
заг адк ам,
их
художественной
структуре.
П ереносн ый
характер
метафор,
их
зашифрованный
смысл
—
в
приро д е
самого
жанра.
Метафоричность
со ст ав ляет
од ну
из
главных
особенностей
ор­
наментальной
по эз ии.
У
Клюева
есть
стихотворение,
целиком
построенное
на
поэтике
народных
приме т .
Обр аз
присутствует
в
самой
прим ете,
которая
может
быть
пер еофо р мле на
в
загадку.
Ворон
грает
к
теплу,
а
сорока
к
гостям,
Ель
на
полдень
шумит
—
к
звероловным
вестям...
Дятел
угол
долбит
—
загорится
изба,
Доведет
до
разбоя
детину
гульба.
Бели
девичий
лапоть
ветшает
с
пяты,—
Не
до есть
и
блина,
как
наедут
сваты.
Клюе в
час то
чер пает
из
фольклора
образы-символы,
от но­
сящиеся
к
далекому
про шл ому
у мст венной
и
ху д ожест вен ной
ж изни
нар од а.
Есени н
счит ал,
что
в
эпоху
р е во люционных
пр е­
образований
требуются
не
только
«заставочные», но и «к ора ­
бе льны е»
и
«ангелические»
образы,
устремленные
в
б удущ ее.
Высказывалось
мне ние ,
что
о рнам ент
был
для
Есенина
«сред­
ством
ухода
от
религии
и
ц ер кви»
и
«надежным щитом в борь­
бе
с
имажинизмом,
увлечение
которым
у
Есе ни на
б ыло
по вер х­
ностным
и
быстро
проходящим,
о
чем
убедительно
свидетельст­
ву ет
его
статья
«Быт и искусство», да и многие положения и ма­
териалы
из
«Ключей Марии» !.
Но
это
не
совсем
так ,
Е сенин
отказывается
от
«стертых образов», но не вообще от художест-
1Н.
Ф.
Бабушкин.
С ергей
Есен ин
об
орнаменте
в
народном
твор­
ч ес тве.
«Вопросы фольклора».
То мс к, 1965, с.
105—106.
400


венной
о рнам ентик и.
О рнам ент ально е
искусство
тоже
должно
служить
ре в олюци онн ой
э похе.
В
«Ключах Марии»
он
прих од ит
к
вы в оду,
что
«жизнь бежит».
В
этой
фор муле
многое
ск аза но.
«Жизнь наша, —
пиш ет
Есенин,—
б ежит
вих рев ым
ураганом,
мы
не
боимся
их
преград,
ибо
вихрь,
затаенный
в
с амой
приро­
де,
т оже
задвигался
нашим
г ла зам,
и
прав
поэт,
истинно
пр е­
красный
нар од ный
поэт,
Се ргей
Клычков,
говорящий
нам ,
что
Уже
не сет ся
предзорняя
конница,
Ут ону вши
в
тумане
по
грудь.
И
березки
пр о щаю тся,
клонятся,
Словно
в
дальний
собралися
путь.
Он
первый
увидел,
что
земля
поехала,
он
видит,
что
эта
предзорняя
конница
увозит
ее
к
новым
берегам,
он
вид ит,
что
березки,
сидящи е
в
телеге
земли,
прощаются
с
н ашей
старой
орбитой,
старым
воздухом,
и
ст ары ми
тучами» (5,53).
Теперь
уже
не
орнаментальный
знак,
украша ющи й
крыши
крес тьян ски х
изб
(конек на крыше),
и
не
«поэзия телег», а
стремительная
«предзорняя конница»
определяет
дальний
путь
к
«новым берегам».
В
годы
революционных
преобразований,
когда
и
са ма
«земля поехала», Есенин обосновывает необходи­
мос ть
появления
в
поэзии
образов-символов
и
метафорических
уподоблений,
отвечающих
«бегу времени» .
В
поэме
«Двенад ­
цать»
—
ветер,
с нежн ая
вьюга,
метель,
цел ая
цепь
образов,
п ри­
званн ая
«передать ощущение разбушевавшейся стихии народ ­
ной
жизни»
Ч
В
Октябрьской
революции
оба
по эта
увидели
обновление
всего
человечества,
новую
эру
в
ис то рии
народной
жизни.
Есе­
нин
оставался
вер ен
Бло ку,
оберегал
его
имя
от
разного
рода
кривотолков
и
на падо к,
откуда
бы
они
ни
ис ход или.
Вспоминая
о
выступлениях
имажинистов
в
«Кафе поэтов», Есенин в своей
речи,
произнесенной
на
вечере
крестьянских
писателей
в
Цен т­
ральном
клубе
ученых
на
Пр еч и стенке
осе нью
1923 года,
где
он
выступал
вместе
с
Клюевым
и
Ганиным ,
гов ори л: «Блок .. .
к
ко­
тором у
прихо дил
я
в
Петербурге,
когда
начинал
св ои
выступле­
ния
со
стихами...
для
ме ня.. .
был
—
и
о стал ся,
покойный,—
глав­
ным
и
старшим,
наиболее
дорогим
и
высоким,
что
только
ес ть
па
св ете ...
Ра зве
можно
относиться
к
памяти
его
без
благогове­
ния ?
Я,
Ес енин,
так
от нош усь
к
нему ,
с
благоговением.
Мне
мои
товарищи
бы ли
раньше
дороги.
Но
тогда,
когда
они
осмелились
1 Вл.
Орлов.
По эма
Алек сандр а
Блока
«Двенадцать».
М.,
Гос лит­
из д ат, 1962, с. 54.
401


после
смерти
Блока
объявить
скандальный
вечер
его
памяти,
я
с
ними
р азо шел ся.
Да,
я
не
участвовал
в
этом
вечере,
и
я
ска­
зал
им,
моим
бывшим
д р у зь ям: «Стыдно!» Имажинизм ими был
оп озорен .
Мне
стыдно
было
носить
одинаковую
с
ними
кличку,
я
ото шел
от
и маж ин изма.
Как
можно
осм елит ься
под ыма ть
руку
на
Блока,
на
лучшего
русского
по эта
за
последние
сто
лет!»1
Слож не е
бы ли
отношения
Есен ина
с
Клюевым
(«мой враг»).
В
отзывах
Есенина
о
Клюеве,
порожденных
отчасти
эм оцио на­
льной
реакцией
на
статью
Иванова-Разумника
в
«Скифах», со­
держится
исключительно
нег атив на я
о ценк а,
тр ебу ю щая,
как
нам
кажется,
значительных
у т оч нений.
В
начале
1918 г.
Есенин
недостаточно
представлял
себ е
даль н ейш ий
жизненный
путь
Клю ева
и
его
творческие
замыслы.
Клюев
пр и ветств ов ал
Вели­
кую
Октябрьскую
революцию
и
ей
по св ящал
сво и
«красные
песни».
Весной
1918 года Клюев,
уже
всеми
признанный
поэт,
во з­
вращается
из
Петрограда
в
Вытегру,
в
родные
края.
В
«Изве­
сти ях
О лоне цкого
Губернского
Исполнительного
Комитета»
(1918, No 77, от 10 мая)
с ообщалос ь: «С чувством полного удо ­
влетворения
пр ивет ству ем
возвращение
в
родн ую
Олонию
даро­
витого
поэ та
Николая
Клюева,
пользующегося
общероссийской
известностью».
Клюев
оправдал
дов е рие
земляков.
Нужно
б ыло
н ачи нать
все
заново,
нести
революционное
сл ово
в
народ,
ду­
м ать
о
массовой
пр опаганд е,
об
аг ит ацио нной
п оэзии .
Тогд а- то
К люев
и
решил
выступить
в
газете
«Звезда Вытегры»
и
в
про­
леткультовском
журн а ле
«Грядущее»
с
очер ком
«Красный
кон ь».
Клюев
расказывает
о
нез аб ываемо м
впечатлении,
кот орое
про из вел
на
н его
ст арич ок
из
Онеги-города.
Встреч а
с
ним
пр о­
изошла
в
Со лов ках,
в
Пр ео бр аж енском
соборе,
на
одн ой
из
сте н
которого
была
рос пи сь:
на
дереве
повешен
мужи чок
с
«англиц-
ким »
замком
на
рту,
рядом
—
барыня
и
ге нер ал
на
лошади
с
саблей
и
коп ьем.
С тар ичо к-стр анн ик
узнает
в
повешенном
му­
жике
себ я
и
весь
ру сск ий
народ,— «и
конный
хр ап
на
всю
Ро с­
с ию».
С ени
Пр еоб р аженск ого
собора
в
Соло вк ах
были
расписаны
в
XIX веке народными живописцами.
Распятие
в
иконописном
изображении
обычно
имело
предстоящих
с
обе их
с торо н:
Ма­
рия-богоматерь
и
М ария
Клеоп ск а я.
Клюев
вслед
за
старичком
1В.
П
я
с
т.
В с тречи
с
Есениным.
Цит .
по
статье
И.
С.
Правдиной
«Есенин и Блок». « Ес ен ин
и
ру сска я
по эзи я».
Сборник.
Л.,
«Наука»,
1967, с.
135.
402


из
Онеги-города
говорит
только
об
одной
«барыне». «Генерал на
же ре б це », по всей вероятности,
о дин
из
во инов .
Клюев
п еред ает
содержание
росписи
со
сл ов
онежского
ст ар ичка,
отсюда
явный
нал ет
фольклорной
инте рпретац ии
в
его
рассказе.
Сам
Клюев
т оже
не
стремился
к
точнос ти
во спр оиз ведения
народных
и
биб ­
л ейск их
преданий.
Он,
как
и
большинство
поэтов
той
поры,
пе­
релагавших
притчи
о
Христе,
преследовал
определенные
пуб­
л ицист ич еск ие
задачи.
Как ая
же
сила
заставила
простого
мужика
при пад ать
«к
крестовому
д ере в у»? Клюев объясняет в очерке «Кр а с ный
кон ь»: «Себя узнал в Страстях,
Р ос сию,
русский
народ
опознал
в
пригвожденном
с
кровавыми
ручейками
на
дланях.
А
барыня
похабная
—
бу ржу аз ия,
образованность
на ша
воню ч ая.
Кон­
ный
енерал
ржаную
душеньку
копием
прободеть
н оров ит
—
это
п ослед
бл уд ницы
на
звере
багряном.
Царское
село ,
ца рский
пу­
зыр ь
тресковый,—
что
ни
п роглот ит
—
все
зубы
не
сыты.
Жел е­
зо,
это
Петровское,
Санкт-Петербурхское».
Ока зы ва ется,
что
клюевские
старухи
и
ст ари ки
не
из
XVII
в ека,
сов сем
не
та кие
зам шелые,
патриархальные,
наи вные,
как
может
показаться.
В
стих ах,
написанных
в
1917—1918 годах,
Клюев
не
забывает
своей
др евне й
старухи
из
«Лесных былей»,
дожившей
до
Октябрьской
революции.
Теперь
клюевская
ст а­
ру ха
под певает : «Вставай,
по дым а йся !» Беседа поэта с онеж­
ским
мужичком
переводится
в
пл ан
злободневных
ас с оциа ций.
«—
Дедушка,—
спрашиваю,—
воскреснет
народ-то,
замок-то
губы
не
бу дет
у
него
жалить?
Запретное,
крестное
сл ово
ска­
жет ся ?..».
—
«Воскреснет, —
говорит,-^-
ягодка!
Уж
Пе чать
ломается,
стража
пужается,
кам ение
р ас пада ется.. .
О
Ко нев ой
гол овы
кам енн ой
взд ыб ится
Кра сны й
ко нь
на
сме ртн ое
сражение
с
Черным
жеребцом.
Лягнет
Конь
шлюху
в
блуд ное
место,
ене-
рала
булатного
сверзит,
а
крестцами
гвозди
по д ножные
взды-
мет...
Сойдет
с
д ерева
Всемирное
Сл ово
во
услышание
вс ем
концам
земным».
Выслушав
ста ри чка,
Клюев
с
бурной
радостью
во ск лиц ает:
—
«Христос Воскресе!
Хр ист ос
Вос крес е!
Христос
Воскре-
се!»1
В
поэме
Андрея
Белого
«Христос Воскрес»
революционная
Россия
сравнивается
с
«женой,
об леч енн ой
в
солнце», с «бого-
носицей,
побеждающей
змия».
У
Кл юева
Хри сто с
сливается
с
крестьянской
тол п ой,
он
вместе
с
пу до жским и
с тар иками
и
ста-
1 «Грядущее», 1919, No 5 —6, с.
14—15.
403


ру хам и.
Лег ен да
о
втором
пр ишест вии
Христа
превращается
в
крестьянскую
«марсельезу», обрастает народными толками и
слухами.
И
сам
Клюев,
носивший
когда-то
«терновый венец на ­
бе к ре нь », выступает в новом своем качестве.
В.
Львов-Рогачев-
ский,
осуждавший
«Братские песни», о « Красны х
пес ня х»
пи­
ш е т: «Свою революционную поэзию Клюев так же облекает в
лучезарное
облачение,
он
так
же
пер еп ле тает
революционное
с
религиозным.
Но
К лю е в, «полесник хвойных слов»
из
олонец­
кого
бора,
принес
мечту
о
«Белом Ските», он «нездешним
оча­
ро ва н », он сливает голгофу с эшафотом,
мученичество
с
мяте­
жо м, «Братские песни»
д ухоб оров
с
Марсельезой
солнценос-
цев-революционеров,
сп л етает
«самосожженческий стих»
с
«яровчатыми стихами».
Его
Хри сто с
становится
«буревестным», его бог —кра сн ый
Бо г,
он
поет
о
н аро дах
—
Христах,
у
него
«трубят серафи ­
мы
над
буйной
новью»
«Красный конь»
—
аллегория
типично
клюевская,
под готов ­
ленная
прежними
кре сть янски ми
утопиями.
Здесь
и
«Красный
мир», и «пшеничный
р ай», и разудалое веселье .
Это
особого
ро­
да
веселье,
пир
на
всю
к ресть янс кую
Россию
(«пир воскресе-
пия»).
Так
во ск р есает
му ж ицкая
Русь, «нищие,
голодн ые
муче­
ник и», «бабушки многослезные», «старички онежские».
Вся
«хвойная,
пудожская,
мужицкая
с ила»
стекается
на
«великий
Красный
п ир»
под
«древо Свободы» .
Не
язы че ское
пиршество,
а
настоящий
народный
п раздн ик.
Октяб рьская
революция
при ­
несла
крес тьян ам
во лю
и
з ем лю, «золотое царство», о котором
мечтали
всю
жиз нь
мужики.
«Красный конь»
—
сказание
в оз­
рожденной
земли,
бы лина
нового
времени.
Показательна
сама
манера
Клюева
гов орит ь
от
ли ца
стариков
и
стар у х,
старшего
поколения
кре стьян.
Поэт
использует
самые
арха ически е
фор­
мы
фольклора,
былинно-сказовые,
образы
и
мо тивы
д р евних
к нижны х
и
фольклорных
легенд
о
Китеж-граде
и
об
«Индеюш-
ке
бога той».
Как
будто
клюевские
ста р ики
и
стару х и
приш ли
из
XVII века,
чт обы
пир ов ать
по беду .
2. «НЕНАВИСТЬ
К
ПРА ВОСЛ АВИ Ю»
Мо жно
не
со м невать ся,
что
беседа
двух
поэтов
в
1918 году
б ыла
со дер жат ельн ой
и
во
многом
поу чите л ьной.
Е сенин
выска­
зывался
про тив
о фициа ль ного
православия.
Он
гов ори л: «Я вы-
1В.
Львов-Рогачевский.
Поэзия
новой
Рос си и.
Поэты
полей
и
городских
окраин.
Книгоиздательство
писателей
в
Москве
<1921>,
с.
62—63.
404


плевываю
Причастие
(не из кощунства,
а
не
хоч у
стр адан и я,
смирения,
с ор ас пятия)».
Бл ок
с опров од ил
это
высказывание
Е сенина
в
сво ем
днев нике
следующим
комментарием: «нена­
вис ть
к
православию» (VII,313).
Сам
Бл ок
в
январские
дни
1918 года,
раб отая
над
поэмой
«Двенадцать», осуждал «туп олобых
п опов », которые всегда у
него
вызывали
чувство
протеста.
Как
об
это м
замеча ет
В.
Н.
Ор­
ло в, «в дневнике
Блока
тех
дн ей
и
недель,
когда
он
писал
«Двенадцать», нередко встречаются такие записи: «Религия
—
гря зь
(попы и пр. )» L Блок обращался к евангельскому Христу,
п ытая сь
использовать
это т
образ
для
оправдания
народного
мщ ения ,
для
утверждения
нр авств енно го
катехизиса
красно­
гвардейцев.
Такой
Христос
за одно
с
народом.
«Так приоткрыва­
ет ся
наиболее
важная
сто рон а
блоков с кого
представления
о
Хри с те.
Он
был
для
по эта
не
только
во площ ением
святости,
чи­
стоты,
человечности,
но
и
символом,
знаменующим
некое
б ун­
тарско-демократическое,
ос в ободи тел ьное
на чало
и
торжество
новой
всемирно-исторической
и д еи»2.
В
жиз ни
Есенина
был
тако й
период,
ко гда
начинающий
по эт
серьезно
увлекался
идеями
р анн его
х ри стиа нс тва.
В
письме
к
Г.
А.
Панфилову
(1913) Есенин признавался: «... в
настоящее
время
я
чит аю
Евангелие
и
нахожу
очень
много
для
меня
н ово­
го...
Христос
для
ме ня
совершенство.
Но
я
не
так
верую
в
него,
как
дру гие .
Те
ве руют
из
страха,
что
будет
после
смерти?
А
я
чи сто
и
свято,
как
в
человека,
ода ре нн ого
светлым
умом
и
бла­
городною
душою,
как
образец
в
последовании
люб ви
к
ближне­
му » (5, 95).
В
ранних
стих ах
Есенина
Христос
—
лесной
житель,
он
вм е­
сте
с
богомольцами,
вместе
с
ними
блуждает
меж ду
со сен
и
бе­
ре з.
Между
сосен,
м ежду
елок,
Меж
берез
к уд рявых
бус
Под
венком
в
кольце
иголок
Мне
мерещится
Исус.
В
поэме
«Товарищ», созданной в марте 1917 года, «благо ­
р одный »
Христос
по явля етс я
в
Петрограде.
Сын
ра боче го,
по­
гиб ше го
в
борьбе
за
«равенство,
за
труд », обращается к «м ла­
денцу
Иисусу»:
1 Вл.
Орлов.
Поэма
Александра
Блока
«Двенадцать».
М.,
Гослит­
из дат , 1962, с.
91.
2 Там же,
с . 97—98.
405


Отец
лежит
убитый,
Но
он
не
па л,
как
трус.
Я
слыш у,
он
зо вет
нас,
О
верный
мой
Исус,
Зовет
он
нас
на
помощь,
Где
бье тся
р ус ский
люд ,
В елит
стоять
за
волю,
За
равенство
и
труд!
Христос
сходит
с
ико ны,
стан о витс я
другом
сына
раб очего,
идет
вместе
с
ним
на
баррикады,
падает
сраженный,—и
п рах
его
хоронят
на
Марсовом
поле,
вместе
с
пог иб шими
борцами
ре в олюци и.
В
поэме
«Товарищ»
сказывается
влияние
Иван ов а-
Разумника
и
Андрея
Белого.
С ледующую
поэм у
(«Пришест­
в и е», август 1917 года)
он
посвящает
Белому,
отд а вая
должное
теософско-религиозной
риторике.
Но
в
этой
выч у рной,
самой
архаической
поэме,
р азук раше нно й
церковными
образами
и
«об­
лачными
ри зам и», Есенин одновременно ведет тайный спор с
мистическим
изографством
Белого.
Оба
по эта
воспевают
«мес­
сию
грядущего
дня», обращаются к Христу .
У
Белого
Христос
приходит
на
землю
для
умиротворения
социальных
страстей.
Не
п лачь те
—
скло ните
ко лени
Туда
в
у раг аны
огней,
В
грома
серафических
пении,
В
потоки
космических
дней!
С ухие
пу с тыни
позора,
Мор я
неизливные
слез
—
Лучом
бе зглаго ль н ого
взора
Согреет
сошед ши й
Христос.
(«Родине», 1917)
Е сенин
по-своему
обновляет
библейскую
си мвол ику,
обнов­
ляе т
ее
п о -кре сть янски.
Под
Маврикийским
дуб ом
—
«рыжий
дед»
в
овчинной
шуб е,
котора я
светит
горохом
частых
звезд».
В
«Пришествии»
Е сенин
не
заб ыв ает
о
муж ицк их
делах:
Воззри
же
на
нив ы,
На
сжатый
овес,—
Под
снежною
ивой
Упал
тв ой
Христос!
Христос
под
с не жной
иво й,
уп ав ший
Хр ис тос
(у Белого «со­
шедший
Христос») —метафора
несколько
рискованная,
свиде­
тельствующая
об
омирщении
рел игиоз ной
по этик и,
о
ее
бы то­
вом
на по лне нии.
Пророчествующий
Есенин
едв а
справляется
с
высоким
сти лем ,
его
пос тоя нно
тян ет
к
п рос торе чью,
к
бы тов о­
406


му
разговорному
языку,
к
мужикам.
Поэт
принимает
то
облик
апостола
Андрея,
то
деревенского
сказителя.
В
«Иорданской
голубице»
он
рисует
«злачные нивы», цветущие луга,
на
кото­
рых
пасутся
с тада
«буланых коней».
Ср еди
ст ада
с
пастушес­
кой
дудкой
«бродит апостол Андрей».
Виж у
вас,
злачные
нивы,
С
ст адом
буланых
коней.
С
дудкой
пастушеской
в
ив ах
Бродит
Апос тол
Ан др ей.
Тут
явное
смешение
биб лей ск ой
мифоло гии
с
ряза н ской
этно­
г р афией,
с
местными
легендами
и
пр еда ниями.
Религия,
в
какие
бы
одежды
ни
рядилась,
всегда
з ат руд няла
борьбу,
движение
вперед,
и грала
реакционную
рол ь.
Но
в
по­
этическом
творчестве
куда
все
сложнее.
Кре стьян ски е
поэты
религиозную
символику
используют
как
изобразительный
при­
ем,
как
своеобразный
художественный
пароль,
с
которым
мож­
но
войти
в
п оэзию
«высокую», наполненную гражданским со ­
держанием.
Отсюда
их
обращение
к
мифам,
притчам,
сказкам
и
библейским
легендам,
то
е сть
мифо ло гиз иро ванное
отражение
современной
действительности.
На
этом
п ути
б ыло
сделано
не­
мало
художественных
открытий
и
испытано
заблуждений.
Яс­
но
только
одно :
символика,
имеющая
библейскую
по дкл адку ,
требует
исторического
под хода
и
дифференциации.
Не
только
Есенин
и
Клюев,
но
и
пролетарские
поэт ы
пы таю тся
использо­
вать
Библию
и
Евангелие
в
п р о пага нди стских
целях.
Ва с илий
Князев
в
изда тел ьс тве
Петроградского
Совета
ра б очих,
красно­
гвар д ейск их
и
крестьянских
депутатов
выпустил
сб о рник
сти­
хотворений
под
названием
«Красное евангелие» . «К ра сн ое
зн а­
м я», «красный конь», «красная песня»
—
все
эти
символы
и
эм­
бле мы
эпохи
революции,
символы
борьб ы
и
соц иа льног о
прог­
ресса.
В.
Княз ев,
выступавший
с
резкой
критикой
крес тьян ски х
поэтов
(«ржаных апостолов»), в своем «К р а с ном
евангелии»
не
пр енеб р егает
«священной»
фразеологией
и
библейской
симво­
ликой.
Пролеткультовский
Хр ис тос
не
более
как
мет афор а,
име­
ющая
разные
психологические
и
художественные
оттенки,
но
всегда
несущая
признание
и
приветствие
пролетарской
ре в олю­
ции.
Потому
он
и
«красный Христос».
Ко
мне
приш ел
ты
издалече,
Но
не
т вори
м олит вы
мн е:
Я
не
Христос,
а
ли шь
Пред теч а
Христа
грядущего
в
огне.
Крещу
ог нем
свободной
песни.
407


Склони
к
источнику
уст а,
Очисти
душу
—
и
воскресни
Во
имя
Красного
Хри ст а!
Стихи
Князева
слишком
подражательны
в
своей
основе,
если
убрать
эпитет
«красный»
и
поставить
вместо
не го
«мужицкий»,
то
так ие
стихи
можно
было
бы
с
успехом
напечатать
в
«Новой
з емле ».
Обращение
к
Христу-буревестнику
—
общая
дан ь
и
п ро­
леткультовских,
и
крестьянских
поэтов.
Ре чь
шла
о
выражении
своих
чувств,
своих
эмоций,
восторженного
отношения
к
ре в олю­
ции,
к
ее
всемирно-историческому
знач ени ю.
В
XIX веке уже
бы ли
созданы
образцы
«священной»
поэзии
только
по
вн ешней
видимости,
а
по-существу
гражданской,
вольнолюбивой.
В
ожи­
дании
европейской
революции
А.
С.
Пушкин
писал
будущему
де каб ри сту
В.
Л.
Давыдову:
Ужель
н аде жды
луч
исчез?
Но
не т!
—
Мы
с час тьем
насладимся,
Кровавой
чашей
причастимся,—
И
я
скажу:
Христос
Воскрес.
Эт от
пушкинский
Христос
воскрес
в
поэме
Блока
«Двенадцать»,
в
«Товарище»
Есени на,
он
же
в
кре стьян ской
одежде
появился
в
«Красном коне»
Клюева
и
уже
в
кож аной
куртке
в
стихах
по­
эта-правдиста
Соловьева-Нелюдима,
автора
сборника
«Полеты» .
Соловьев-Нелюдим
п ре вращ ает
Христа
в
«небесного»
комисса­
ра,
в
учреди теля
небесной
республики.
Хр ист ос
—
товарищ
по
оружию,
уп олно мо че нный
советской
власти
на
небе.
Гл ядя
на
такого
Иису са,
Саваоф
за дрожа л,
испугался
своего
сына:
Отец
задрожал,
как
осиновый
лист,
Сл уч ился
припадок
со
с тарым,
Когда
он
узнал,
что
Х рист ос
—
коммунист,
Небесным
избран
к оми ссаром .
Поэт ы
идут
на
прямое
сбл иж ение
библейской
поэтики
с
ре­
в олюци онн ой
па те тико й,
ищу т
такие
мет афо ры,
которые
сравни­
тельно
легко
переводят
д р евние
м ифы
на
язык
сов ре менн ого
по­
литического
плаката.
От
религиозной
символики
практически
ничего
не
ост ает ся.
Но
была
и
другая
кр айн о сть:
имажинистское
словесное
трюкачество.
В
поэмах
1917—1919 годов Есенин биб ­
л ейск о -церк ов ные
образы
использовал
для
украшения
сво их
с тихов ,
для
создания
орнаментального
стил я.
Сам
поэт
высту­
пал
в
об лике
ветхозаветного
пророка.
Затем
Есенин
по мен ял
«священные ризы»
на
вычурный
имажинистский
костюм.
Но
это
было
н е долгое
у влеч ение.
Анатолий
Мар иенг оф
тоже
выда­
408


вал
се бя
за
разрушителя
церковных
алтарей.
В
сборнике
«Явь»,
где
печатался
и
Есенин,
Мариенгоф
вык ри ки вал
такие
ухарские
ст ихи:
Кр овью
плюем
зазарно,
Богу
в
юродивый
взор.
Ил и:
И
лихо
тело
Христово
на
дыбе
Вз дыб лив аем
в
чрезвычайке.
Есенин
как
бы
со р евнует ся
с
Мариенгофом,
когда
угрож а ет:
«Даже богу я выщиплю бороду оскалом своих зубов» .
Е сен ин­
ск ий
пророк
яв но
ку ра житс я:
Тело,
Христово
т ело
В ы пле вываю
изо
р та.
Не
хочу
восприять
спасения
Через
му ки
его
и
кр ест:
Я
иное
постиг
учение
Прободающих
веч н ость
эвезд.
Тут
ес ть
элементы
б ут афор ии,
саморекламы,
уж
слишком
крик­
ли во,
в
духе
имажинистского
сл ов ес ного
экспериментаторства
и
мелкобуржуазной
богемы
ведет
се бя
поэт.
Он
и
с
Христом
за­
панибрата,
того
и
гл яди,
что
позовет
его
бражничать
на
кр ес ть­
янский
пир.
С ури ков
остроумно
п исал
о
картине
«Брак в Кане»
В е ро не зе : «Он так себя в картине усадил в центре,
что
поне во­
ле
останавливает
на
себе
вн имание.
Христос
в
этом
пире
н ика­
кой
р оли
не
играет.
Т очно
будт о
Веронез
сам
для
себя
этот
пир
устроил...
и
нос
у
н его
не м ного
кр асно в ат,
должно
быть,
поряд-
ком-таки
под пил
за
компанию»!.
Е сенин
тоже
«останавливает на себе внимание», и это пред ­
намеренно,
с
умы с лом.
Своими
по эт ическ ими
выходками
он
от­
веч ает
тем
со вр еменникам ,
которые
пытались
обвинить
его
в
религиозности
и
мистицизме:
смотрите,
каков
я
есть
на
само м
деле,
на
что
спос обен!
С
другой
с торон ы,
есенинск ие
парадоксы
вызывали
протест
почитателей
слишком
легкой,
благопристой­
ной
по эзи и.
Современники
нед о ум евали
и
даже
упрекали
Ес е­
нин а.
Сам
Есенин
писал
об
«Инонии»: «В начале 1918 г.
я
твер­
до
почувствовал,
что
св язь
со
старым
ми ром
порвана
и
< отстал
от
группы
Блока,
Белого>
на пис ал
п оэму
«Инония», на кото-
1 Мастера об искусстве.
Сборник,
т.
IV.
М.,
И зог из, 1937, с.
421—422 .


рую
много
бы ло
< резких >
н апад ок
и
и з-за
к оторой
за
мн ой
ут­
вердилась
кличка
хулигана» (V,275).
В
дерзких
стих ах
«Инонии»
—
бун т
против
церковных
до кт­
рин ,
языческое
преклонение
перед
природой,
прославление
«му ­
жицкого
ра я», благоденствия и плодородия.
Поэт
окончательно
по ры вает
со
«старым миром» .
В
орнаментально-библейских
поэмах
Есенин
не
ст еснял ся
в
выражениях:
Ныне
ж
б ури
в оловь им
голосом
Я
кричу,
сня в
с
Христа
штаны:
Мойте
руки
свои
и
волос ы
Из
лоханки
второй
лун ы.
Это
не
было
простым
богохульством
или
позерством.
Есе ­
нин
со зд авал
такие
ст ихи
ра ди
переоценки
и дейны х
и
худо же­
ст в енных
ценностей,
среди
них
такж е
и
ценно ст ей
сти ля
и
по­
этики.
В
поэзии
Есенин а
пос т епе нно
про исх од ит
«заземление»
мифов
и
би б лейск их
легенд,
п оэт
ст ал
и
с
самим
бо гом
обраща­
т ься
по-мужицки,
от крыт о
выражать,
как
от мети л
Б лок , «нена­
висть
к
пр аво с ла вию».
О
Христе
говорится
слишком
по-фольк-
л орн ому,
как
в
бытовых
сказках
и
задорных
частушках: «Якри­
чу,
сн яв
с
Христа
ш т аны».
Если
это
и
б огохуль ст во,
то
в
народ­
ном
духе,
без
всяких
об иняк ов,
запросто.
Белинский
пи сал
Г ого­
лю
об
«атеистическом народе»:
«По-Вашему,
русский
народ
—
сам ый
рел игиоз н ый
в
мире:
ложь!
Основа
религиозности
есть
пиэт из м,
благоговение,
страх
божий.
А
русский
ч ело век
произносит
имя
божие,
почесывая
се­
бе
з адниц у.
Он
г ов орит
об
образе:
год итс я
—
молиться,
а
не
го­
дится
—
горшки
покрывать.
Приглядитесь
пристальнее,
и
Вы
увид ит е,
это
по
натуре
своей
глу боко
ате исти че ский
народ.
В
нем
еще
много
суеверия,
но
нет
и
следа
ре лигио знос т и» ’.
Кстати
н апо мним,
Клюев
тоже
ненавидел
официальное
пра­
вославие,
не
исполнял
церковные
обряды,
прославлял
«мужиц ­
кого
бога », защитника социальной справедливости на земле .
Он
не
был
атеистом,
но
выступал
против
цер кв и,
православного
духовенства.
В
письме
к
Бл оку
в
1909 году Клюев заявлял:
«Я не считаю себя православным .
Ненавижу
казенного
бо­
га...»
В
с борн ике
«Медный кит» (1919) Клюев помещал и такие
ст ихи:
1В.
Г.
Белинский.
Полное
собрание
сочинений,
т.
X.
М.,
Гос­
л ити здат , 1956, с.
215.
410


В оспе тая
Мат ерь
сбежала
с
иконы,
Чтоб
вьюгой
на
Марсовом
н оле
ры дат ь.
Встречается
у
Клюева
и
«красный бог», грозный каратель « р о ­
мановского
дома»
и
т ех,
кто
его
поддерживал
и
защи щал .
Ваши
черные
белогвардейцы
умрут
За
опл ева ние
Кр асн ого
Бог а.
«Страшный суд»
пок арает
врагов
революции,
п окарае т
За
то,
что
гвоздиные
раны
России
Они
посы паю т
тол чен ым
ст екло м.
К люев
и
Е сенин
не
тольк о
враждовали,
расходились
во
взглядах,
но
и
дов од илос ь
им
нередко
вместе
сотрудничать,
в
чем-то
оче нь
существенном
допо лня ть
друг
друга.
В
зам е тке
«Предисловие», датированной 1924 годом,
Е сенин
признавался:
«Самый щекотливый этап
—
это
моя
р елигио зно сть ,
которая
оче нь
отчетливо
отразилась
на
моих
ранних
произведениях.
Этот
э тап
я
не
считаю
творчески
мне
принадлежащим.
Он
е сть
условие
моего
воспитания
и
той
среды,
где
я
вращался
в
первую
по ру
моей
литературной
д еят ел ьно сти.
На
ранних
стих ах
моих
сказалось
весь ма
сильное
влияние
моего
деда.
Он
с
тр ех
лет
вд албл и вал
мне
в
голову
старую
п ат­
риархальную
церковную
культуру.
Отроком
мен я
таскала
по
всем
российским
м онаст ыр ям
бабка.
Литературная
среда
13—14—15 годов,
в
ко торой
я
вр аща л­
ся,
б ыла
настроена
приблизительно
так
же,
как
мой
дед
и
баб­
ка,
поэтому
стихи
мои
б ыли
при ни маемы
и
толкуемы
с
тем
см а­
ком,
от
кот орого
я
отпихиваюсь
сейчас
руками
и
ногами.
Я
вовсе
не
религиозный
человек
и
не
мис т ик.
Я
реал ист ,
и
е сли
есть
что-нибудь
т у манное
во
мне
для
реалиста,
то
это
ро­
мантика,
но
романтика
не
с та рого
нежно го
и
да мооб ож ае мого
уклада,
а
са мая
настоящая
земна я,
которая
скорей
пр еслед у ет
авантюристические
цели
в
сюжете,
чем
протухшие
настроения
о
Р озах,
К ре стах
и
всякой
прочей
дребедени.
Поклонникам
Блока
не
следует
принимать
это
за
то,
что
я
кощунственно
бросаю
камень
на
его
м огил у.
Я
очень
люблю
и
це ню
Блока,
но
на
на ших
полях
он
часто
глядит
как
г о лланд ец.
Все
же
другие
мист ик и
мне
на по мина ют
и ез уитов » (5, 77—78).
И сслед о ват ели
обычно
указывают
на
сло жные
и
меняющие­
ся
отношения
Есен ина
к
Блоку.
(В частности,
И.
С.
Пра вд ина
в
статье
«Есенин и Блок» .)
Блок
не
скрывал
своих
расхождений
с
талантливым
поэтом
из
народа.
Проявляя
исключительную
до­
411


брожелательность
к
Есенину,
признавая
его
огромное
дарова­
ни е,
Блок
в
1915 году отмечал,
что
по эты
они
разные.
Разные
и
в
чем-то
очен ь
близкие.
П оэт ому
Блок
советовал
всегда
думать
о
высокой
ответственности
художника,
не
имеющего
права
на
ложные
шаги.
22 апреля 1915 года Блок писал тогда еще совсем
м ол од ому 'Е с енину: «Трудно загадывать вперед .. .
такие
мы
с
В ами
разные;
только
вс е-таки
я
думаю,
что
путь
Вам,
может
быть,
предстоит
некороткий,
и,
чтобы
с
н его
не
сбиться,
надо
не
торопиться,
не
нерв ничат ь .
За
каждый
шаг
свой
рано
или
по­
зд но
придется
д ать
ответ,
а
шагать
теперь
тр уд но,
в
литерату­
ре,
пожалуй,
вс его
трудней.
Я
все
это
не
для
пр описи
Вам
хо чу
сказать,
а
от
ду ши;
сам
знаю,
как
тр удно
ход ить,
чт обы
вет ер
не
унес
и
чт обы
болото
не
з атя ну л о»’ (VIII, 445).
Бл ок
и
Есенин
всегда
ра згов ари ва ли
от кро ве нно,
но
отн о­
шения
меж ду
ними
б ыли
не р овным и,
каждый
поэ т
отстаивал
сво и
по зиции,
свои
убе жд ения.
В
разговоре
3 января 1918 года
Есенин,
как
об
этом
можно
судить
по
конспективным
за пи сям
Блока,
доказывал
свою
«почвенность»,
знание
крестьянской
Рос сии ,
упрекал
Бели нско го
за
то,
что
он
«муштровал»
Кольцо­
ва.
Мы
не
з наем,
как
отнесся
Есени н
к
статье
«Интеллигенция и
Рев ол юци я», но скорее всего она не была особенно близка ему .
Проблема
(сформулированная в самом заглавии статьи), глу ­
бо ко
волновавшая
Блока,
не
мо гла
быть
ст оль
насущной
в
гла­
зах
Е сенина.
Когда
Блок
заговорил
с
ним
3 января 1918 года
(то есть во время работы над статьей)
об
эпиз од ах
ра зруше ния
к ульт ур ных
ценностей,
в
которых
он
усма трив ал
стихийное
проявление
клас со во го
чувства,
он
не
нашел
у
собеседника
со­
чувственного
о тклика
на
свои
мысли.
Есенин
сказал,
что
«раз ­
рушают...
только
из
озорства»
и
что
от
этого
легко
отго во ри ть
—
«как детей от озорства» .
Блок
сп рос ил, «нет ли таких,
ко торы е
разрушали
во
имя
высших
це нн ос те й», то есть в знак протеста
против
того,
что
искусство
принадлежало
избранным
—
правя­
щим
классам
и
связанной
с
ним и
интеллигенции,—
и
во
имя
бу­
дущего
об щена род ного
и ску сст ва.
Есенин
от ве тил
отрицатель­
но,
и
Блок
полувопросительно
записал
в
дн евн ике: «...
т.
е.
моя
мысль
тут
впереди?»(VII,314)Ч
Есенин
постоянно
думал
о
Блоке.
В
1924 году как бы оправдываясь за бывшую свою привер­
женн ос ть
к
деревянной
Ро с сии,
к
дедовскому
бы тов ому
укладу,
1И.
С.
Правдина.
Есенин
и
Блок.
«Есенин и русская поэзия».
Сбор ник.
Л ., «Наука», 1967, с.
131—132.
412


за
сво и
заблуж ден ия ,
ав тор
«Предисловия»
ссы л ается
на
сре ду,
которая
с
детства
пр иви ла
ему
«патриархальную церковную
ку л ь ту р у », просит читателей относиться к «И сус ам,
божьим
ма­
терям
п
Миколам,
как
к
сказ оч ном у
в
поэз ии» .
Однако
к
«пат ­
риархальной
культуре»
Е сенин
обращался
не
только
в
раннем
творчестве,
но
и
п осле
1917 года,
и
обращался
по
принципиаль­
ным
соображениям
художественного
и
идейного
порядка.
Поэт
оберегал
поэтическую
старину,
старался
хранить
крестьянское
ду хов ное
наследие,
прек рас но
зн ал,
что
крестьянин
д ор ожит
сво ­
ими
привычками
и
еще
верит
в
«мужицкого бога» .
По этому
Е се­
нин
не
считал
зазорным
пос тоя нно
н апо ми нать
о
фол ьк ло рных
социал ьно- эт ич еск их
утопиях,
стародавних
мужицких
сказоч­
ных
мечтан иях
о
«пшеничном рае».
Отсюда
в
поэзии
Есе ни на
так
называемый
«крестьянский уклон»: «В годы революции был
всецело
на
стор оне
Окт ябр я,
но
по нимал
все
по-своему,
с
кре ­
стьянским
укл он ом » (5, 10). «Крестьянский
укло н»
объединял
оче нь
разных
поэтов
—
Е сени на,
Кл юева,
Клычкова,
Орешина,
Ширяевца.
Все
они
сходились
у
ок о лицы
деревни.
В
стихах
Есенина
не
случайно
п оявляе тс я
дер еве нский
Спас,
который
по­
могает
кре стьян ам
устанавливать
новые
по р ядки.
Сп ас
отправ­
ляется
на
деревенскую
площадь:
Новы й
на
кобыле
Е дет
к
миру
Спас.
На ша
ве ра
—-
в
силе.
Наш а
правда
—
в
нас.
Такой
Спас
мог
легко
оказаться
на
всероссийском
крестьянском
митинге,
на
дер евенск ой
трибуне,
на
сельском
сходе.
Вас .
Кня ­
зев
с
недоумением
и
тре в огой
писал
о
тако м
«коровьем боге»,
который
того
и
гляди
вместе
с
ходоками
явитс я
из
деревни
в
М ос кву,
прямо
в
Совнарком:
«Пока «богом»
пользуются,
как
пастухом
дождевых
туч,
как
скотским
ветеринаром,
лю дс ким
знахарем,
сельским
а гроном ом
и
п роче е,
в
той
же
плоскости,
это
—
н иче го.
Но
когда
«бога»
пы таютс я
провести
в
Совнарком,
снабдив
его
соответствующими
полно моч ия ми
и
ман датами
от
110 мил ­
лионов
его
«рабов и овец», это уже
—
к атастроф а.
Надо
бить
в
набат,
исслед о ват ь
и
разоблачать»
У
Ес ени на
тако е
братание
с
«красным богом»
про ис ходи т
особенно
размашисто
и
с
явным
намерением
превратить
Спаса
в
крестьянского
комиссара.
Это
была
агитационная
по э зия,
пр и-
1 Вас.
К нязев .
Ржаные
апостолы.
П., «Прибой», 1924, с.
138.
413


спосо б ленная
к
крестьянской
аудитории.
С
крес тьян ам и
следо­
ва ло
разговаривать
на
свойском
языке,
уч итыва я
психологию
муж ик а,
власть
фол ьклорн ого
предания.
Крестьянских
поэтов
многое
о бъединя ло ,
но
многое
и
разъединяло,
д елало
каждого
из
них
самостоятельным,
идущим
своей
дорогой.
В
отличие
от
Клю ева,
кре пко
державшегося
за
рел иг иоз ные
ми фы
и
ст аро об­
ряд чес ко го
«лесного»
Христа,
Есенин
не
вер ил
ни
в
бога,
ни
в
черта,
выр аж ал
исто рич еск и
сложившийся
стихийный
народ­
ный
атеиз м ,
о
котором
так
верно
пис ал
Белинский.
Сначала
Есе ­
нин
наделяет
Хр иста
полномочиями
кр ест ь янско го
дипломата,
з атем
би б лейс кого
бога
пре вращ ает
в
«своего парня», с которым
обращается
как
равный
с
р авным ,
как
будто
они
вместе
нахо­
дятся
на
деревенских
вечеринках.
И.
Роз анов
верно
писал:
«Таким образом поэты из народа пошли гораздо дальше Бло ­
ка
и
Белого:
Христос
не
только
«с ними», «наш», но мы,
т.
е.
ре в олюц ионный
народ,
а
Христос
—
это
в
сущности
только
две
«ипостаси»
божества,
а
если
мы
сами
—
Христос,
то
никакого
дру­
г ого
и
не
ну жно, —
вот
и тог,
к
к оторо му
пришел
Е сенин
в
св о­
ей
поэме
«Инония», где он заявлял,
что
«тело,
Христово
тело
выплевывает
изо
рт а», себя объявлял пророком Сергеем и за­
тем
на чина л
бахвалиться
—
«даже богу я выщиплю бороду» .
Итак ,
сначала
бог
был
реквизирован,
а
затем
выброшен
за
ненадобностью: «мысами боги» ’.
В
статье
«Быт и искусство»
Есенин
ратовал
за
у мение
«во ­
площать
движение
и
явлен и я,
так
же,
как
предметы,
в
плот ь».
Эти м
дарованием
он
владел
спол на.
Библ ей ские
образы
посте­
пе нно
захватываются
«вихрем урагана», они призваны отра­
жать
«священнейшие дни обновления человеческого духа», и
обновление
дер евенск о й
д ейств ит ел ьно сти
в
частности.
Поэмы
вб ира ют
симво лик у
мифов,
библейскую
образность
для
того,
чт обы
п рида ть
революционным
событиям
космический
р азмах ,
и,
одновременно,
они
не
должны
мешать
продвигаться
поэту
в
н арод ную
жизнь,
в
деревню,
затронутую
«вихрем урагана».
Теперь
уже
не
орнаментальный
знак,
украшающий
крыши
крестьянских
из б,
и
не
«поэзия телег»
и
в алдай ски х
троек,
а
«предзорняя конница»
определяет
«бег времени», дальний путь
к
«новым берегам».
В
г оды
р ев ол юционных
преобразований,
когда
и
са ма
«земля поехала», Есенин в «К лю ч а х
Марии»
те о­
ретически
обосновывает
необходимость
появления
в
поэзии
об­
раз ов
—
знаков
и
мет афор ич еск их
уподоблений,
отвечающих
1 «Есенин.
Жизнь.
Личность.
Творч е ст во».
Сборник.
М., «Работник
просвещения», 1926, с.
82—83 .
414


повой
эпохе.
В
о рн аменат ал ь но -библейск их
поэмах
1918—
1919 годов есенинский «п рор ок»
равнозначен
поэту-граждани-
пу,
оратору
и
т рибу ну.
Неб о
—
как
к олок ол,
Месяц
—
язык,
Мать
моя
—
род ин а,
Я
—
большевик.
Пока
это
только
декларация,
лозунг,
выб р оше нный
неско­
лько
пр еждев рем енно.
И
все
же
будущее
показало,
что
Есенин
пошел
по
ве р ному
пут и.
Остались
по зади
узкие
проселочные
до­
роги
крестьянских
поэтов,
и
оказалось
совсем
ненужным
ис­
кусственное,
крикливое
экспериментаторство
имажинист ов .
В
«красное евангелие»
Есенин
вписал
последнюю
главу,
чтобы
взорвать
биб ле йс кие
мифы,
а
вместе
с
ним и
и
клюевский
Ки-
теж-град
и
«красного Христа» .
Не
пощадил
он
и
самого
себя,
отрекся
от
прежней
сельской
романтики
—
от
«коровьего бога»,
который
е сли
и
з ас лу живал
пам ятника ,
то
искл юч ител ьн о
в
пан­
тео не
народной
мифологии,
как
этнографический
экспонат.
Услышать
«музыку революции»
в
вихре во м
урагане
Сергею
Е сенину
помог
Ал ександр
Блок.


А.
С
А
А
К
Я
HЦ
МАРИНА
ЦВЕТАЕВА
Я
ОБ
АЛЕ КСАНДР Е
БЛОКЕ
Есть
у
Блока
м агич еск ое
слово:
тайный
жар...
Сл ово
—
к люч
к
моей
ду ше
—
и
всей
лирике.
Ты
проклянешь
в
мучен ья х
невозможных
Всю
жизнь
за
то,
что
некого
люби ть!
Но
есть
ответ
в
мо их
стихах
тревожных:
Их
тайный
жар
тебе
пом оже т
жить.
Поможет
жить .
Нет !
и
е сть
—
жить.
Т айный
жар
и
е сть
—
ж ить.
Марина
Цветаева.
«Пушкин и Пугачев»
ари на
Цветаева
нико гд а
не
нах о дил ась
под
непосред­
ственным
влиянием
поэзии
Блока
—
да
и
вообще
не­
возможно
представить
себе
ее
под
чьи м- либо
литера-
—
_
турным
влия ние м.
Ее
отношения
с
Поэтом
и
в
пер­
вую
оче ред ь
с
велик им
Пушкиным
—
строились
на
нравственном,
личностном
воздействии,
без
к оторого
нел ьзя
го­
ворить
о
развитии
и
преемственности
духовной
культуры.
Так
4»


было
у
Ц ветаево й
и
с
Блоком,
чья
сущность
—
по э тичес кая
и
человеческая
—
оказала
на
нее
огромное
моральное
влияние,
нач ина я
с
пер вых
же
прочитанных
ею
блоковских
стихотворе­
ний.
Блока
Цветаева
видела
всего
дважды
в
жизни
и
познакоми­
ть ся
с
ним
не
реш илась .
В оспо минания
ее
—
доклад
«Моя встре­
ча
с
Бл о ком », прочитанный на литературном вечере в Париже
2 февраля 1935 года,
не
уц еле л.
Напечатан
он
не
был ,
и
нет
ни­
каких
его
следов
в
сохранившихся
тетрадях
Ц вет аево й.
Излиш ­
не
гов ори ть
о
вел ич ине
э той
по тери .
Это
б ыла
не
тольк о
единст­
венная
работа,
где
рас сказы в алос ь
о
живом,
виденном
Цветае­
во й,
Бл оке,
но
там,
су дя
по
во спом инания м
ее
дочери ,
А.
С.
Эф­
рон
!, Цветаева впрямую признавалась в нравственном влиянии
на
нее
Бло ка
(см .
об
этом
глав у
«Двенадцать»
н асто ящей
ст а­
тьи).
Чем
же
располагаем
мы,
поставив
данну ю
тему?
Прежде
всего
—
циклом
«Стихи к Блоку»
из
дв адца ти
одного
стихотво­
рения
1916—1921 годов,
составившим
к нигу
того
же
на зва ния
(Берлин, 1922), а также несколькими высказываниями,
рассе­
янными
по
статьям,
воспом инани ям
и
записным
к нижк ам
Цве­
таевой
разных
лет.
К
пос т иже нию
Блока—поэта,
л ичнос ти,
я влен ия
—
она
при­
шл а,
раз умее тся,
не
сразу.
У
нее
бы ло
несколько
ст уп еней
к
та­
ком у
по ст иже нию.
Шли
го ды,
многое
менялось
в
ха ракт ере,
по­
эзии ,
мироощущении
Ц ветаево й;
углублялось
пр оник нов ение
во
в се,
чем
она
жил а,
что
л юбила .
Неизменным
оставалось
лишь
раз
и
нав сегд а
осенившее
ее
идеальное,
вы с окое
отношение
к
Блоку,
кото рое,
по
словам
ее
д оче ри,
можн о
был о
бы
выразить
ли шь
«коленопреклоненно».
Чувство
оставалось
неиз менным ,
осмысление
углублялось.
Мы
пойдем
вслед
за
поэтом.
1. ЗАО ЧНОС ТЬ
Нужно
думать,
что
стихи
Блока
(так же,
как
и
Ах ма то вой)
Ц ве таева
начала
п рис таль но
чит ать
к
1916 году,
расставшись
с
беззаботной
юностью,
с
юношескими
увлечениями,
а
т акже
и
стихами,
как
бы
мно го
они
ни
обещали.
Это
был
год
вырастания
ее
в
зре лого
п оэта ,—
процесс,
происходивший
неро вно
и
неспо­
койно.
1 «Звезда», 1973, No 3.
14 В мире Блока
417


И
вот,
из
всей
разноголосицы
образов,
облик ов
и
настрое­
ний
возникает,
в
апреле
1916 года,
первое
стихотворение,
об­
ращенное
к
Ал екс андр у
Бл оку.
Его
отличают
редкостная
ч ис­
тота
и
простота,
где
нет
места
ни какому
м раку
и
никакой
позе:
Имя
т вое
—
пт ица
в
руке,
Имя
твое
—
льд инк а
на
языке,
О дн о-ед ин ственн ое
движенье
губ,
Имя
тв ое
—
пять
букв .
МячиК,
по йм анный
на
л ету,
Серебряный
бубенец
во
рту. ..
Имя
твое
—
ах,
нельзя!
—
Имя
твое
—
поцелуй
в
глаза,
В
нежн ую
сту жу
недвижных
век ,
Имя
твое
—
поцелуй
в
с нег.
Ключевой,
ледяной,
голубой
глоток...
С
именем
твоим
—
сон
г лубок .
И
д альш е,
д ень
за
днем,
п ише тся
п отоко м
еще
семь
безыс­
кусных
стихотворных
обращений
к
Блоку.
Приведем
одно
из
лучших,
не
зн ающ ее
себ е
равных
по
бескорыстию
и
чи с тоте
вы­
раженного
в
нем
чувства:
Ты
проходишь
на
запад
Со лнца ,
Ты
ув идиш ь
вечерний
свет,
Ты
проходишь
на
запад
Со лнц а,
И
метель
заметает
след.
М имо
ок он
мои х
—
бе сст ра стный
—
Ты
пройдешь
в
снеговой
тиши,
Божий
праведник
мой
пр екр асный ,
Св ете
тих ий
моей
души.
Я
на
душу
тв ою
—
не
зарюсь!
Нерушима
твоя
стезя.
В
руку,
б ледн ую
от
лобзаний,
Не
вобью
своего
гвоздя.
И
по
имени
не
о кликну ,
И
руками
не
потянусь.
В осково му
святому
лик у
Тольк о
издали
поклонюсь.
И,
под
медленным
снегом
стоя,
О пущ усь
на
кол ени
в
снег,
И
во
имя
тв ое
свя тое
П оцелу ю
вечерний
снег,—
Та м,
где
поступью
величавой
Ты
прошел
в
гробовой
тиши,
418


Свете
тихи й
—
свят ыя
славы
—
Все дер жител ь
мое й
души.
(Стихотворение настолько непосредственно и первично,
что
его
прообраз
—
«Вечерняя песнь Сыну Божию священномуче ­
н ика
Афиногена»
—
звучит
даже
неожиданно.)
Лирическая
героиня
«Стихов к Блоку»
—
кроткая,
самоотре-
че нная
и
усми рив ша я
горды ню .
Все,
что
в
ней
е сть
лучшего,—
доверчиво
и
б еззащит н о
распахнуто.
Она
д аже
не
дерзает
при ­
соединиться
к
сонму
любящих,
к отор ым
важно,
чт обы
их
чу в­
ства
были
услышаны
тем,
к
кому
они
обращены.
Тем
бол ее
ей
не
нужно
его
видеть.
Она
х очет
только
слав ит ь
его.
Обра з
«все­
держителя
д уш и», который она сама себе намечтала,
см иря ет
ее
гордыню,
усм иряет
страсти:
Звер ю
—
берлога,
Страннику
—
дорог а,
Мерт вом у
—
др оги,
Каждому
—
свое.
Же нщ ине
—
лукавить,
Царю
—
править,
Мне
—
сл ав ить
Имя
твое.
Но
кто
же
«Он», Тот,
к
к ому
устремлен
этот
п оток
нев и­
да нно й,
неслыханной,
идеальной
л юбви?
«Нездешний».
Неземной.
Бесплотный.
«Нежный призрак,
рыцарь
без
ук о ризны », «снеговой певец», «вседержитель души»
на
вечные
вре мена.
Ангел,
случайно
зал етев ший
к
людя м.
Не­
кий
д ух,
принявший
об раз
человека...
Все
эт о,
безусловно,—
цветаевская
романтика.
Но
эта
ро­
м ан тика
имеет
под
собою
впо лне
конкретную
почву.
Зап исей
Цветаевой
о
том,
что
осо бенно
поразило
ее
в
сти­
хах
Блока,
нет.
Однако
переч итаем ,
с
пристрастным
отбором,
блоковские
стихотворения,
писанные
в
разные
годы,
от
девят­
н адц атил етне го
юноши
до
зре лого
поэта:
Сама
судьба
мне
з аве щала
С
благоговением
св ятым
Светить
в
пре ддвер ь и
Идеала
Ту м анным
факелом
моим.
И
только
ве чер
—
до
Бл аго го
Стре млюс ь
моим
земным
умом,
14*
419


И
полный
страха
н еземн ого
Го рю
Поэзии
огнем.
А
я
все
тот
же
г ость
усталый
Земли
чужой.
Бреду,
как
путник
запоздалый,
За
красот ой. . .
Небесное
ум ом
не
измеримо,
Ла з урное
с ок рыто
от
умов.
Лишь
изредка
приносят
серафимы
Св яще нный
сон
избранникам
миров...
И
нам
не д олго
любоваться
На
эти ,
здешние,
пиры:
П ред
нами
тайны
обн аж атс я,
Возблещут
да льны е
ми ры.
Чуть
слежу,
склонив
колени,
Взором
кроток,
сер дц ем
тих ,
Уп лыв ающи е
тен и
Суетливых
дел
м ир ских
Средь
видений,
сн ови ден ий,
Голосов
миров
ины х.
Нет,
такой
образ
Блока
возник
в
поэзии
Цветаевой
не
слу-
чайно:
Я
вам
пов ед ал
неземное.
Я
всё
сковал
в
воздушной
мгле ...
И
ск оро
я
расстанусь
с
вам и,
И
вы
ув идите
меня
Вон
там,
за
дымными
гора ми,
Летящим
в
облаке
ог н я!..
Вот
он
—
Христос
—
в
цепях
и
розах
За
р ешет кой
мо ей
тюрьмы.
Вот
аг нец
кр от кий
в
белы х
ризах
Пришел
и
смотрит
в
окно
т ю рьмы.
Я
всё
так
близко
и
так
далёко,
Что,
с тоя
рядом,
до ст ичь
нельзя,
420


И
не
постигнешь
синего
ока,
Пок а
не
ст ане шь
сам
как
стезя .. .
Над
бескрайными
сне гам и
Возлетим!
За
ту манны ми
морями
Догорим!
Чтоб
ог онь
зимы
палящей
Сжег
грозящий
Д ал ьний
крест!
Ч тоб
лететь
стр ело й
звенящей
В
про па сть
черных
звезд !
Еще
не
я влен
лик
чудесный,
Но
я
прови жу
лик
—
зар ю
И
в
очи
молнии
неб есн ой
С
чудесным
тр епето м
смотрю!
Мож но
н емало
выписать
у
Блока
подобных
строк,
п олнос тью
укладывающихся
в
сотворенный
Цветаевой
миф.
С
романтиче­
с кой
пристрастностью
отбирала
Цве тае ва
своего
Блока,
однаж­
ды
и
на всег да
пронзенная
его
с т рок ой: «я вам поведал незем­
ное».
Этого
неземного
она
только
и
видела,
только
и
ст рем илась
к
нему,
жел ая
в оссла вит ь
его
и
«очиститься»
самой.
В
своем
мифотворчестве
она
бы ла
на
удивление
одномерна:
вед ь
стоит
только
вспомнить
о
то м,
что
к
1916 году Блоком были написа­
ны,
в
сущности,
все
его
л ир иче ские
книги. ..
Но
стихи
Цв етаево й
соз даю т
такое
впечатление,
что
Блок
боле е
«земных»
ипоста­
сей—Блок
«Города», «Вольных мыслей», «Итальянских сти­
хо в », «Поля Куликова»
и
многого
другого
—
в
то
вре мя
для
нее
просто
не
существовал.
И
все
же,
несмот р я
ни
на
что,
уже
тогда
в
стихах
Цветае­
во й,
сквозь
их
однозначность
и
наивно ст ь,
угадывалось
нечто
зн ачи тел ьно е.
Да,
ее
«Стихи к Блоку»
—
это
разговор
с
божеством.
Но
в
них
нет
и
тен и
мис тики :
Цв етае ва
б ыла
ей
абсолютно
чуж да.
Нет
в
них
и
ре лигиоз но с ти:
на про тив,
Цв етаево й
всегда
была
присуща
внерелигиозность
—
об
этом
она
писала
в
том
же
1916
году.
Мол ит венна я
фор ма
служит
ей
ли шь
для
вяще й
убеди­
тельности
выражения
чу вст ва
любв и
и
ж ел ания
«покаяться» .
В
ее
стихах
к
Блоку
слышится
обращение
к
некоему
выс ше му
существу,
нежели
п росто
поэту
или
прос то
человеку;
к
том у,
кто
необходим
людям,
кто
призван,
чтобы
помочь
им
жить,
что ­
421


бы
нести
им
свет.
Все
это
с
особенной
силой
выражено
в
удиви­
тельном
и
самом
глубок ом
ст их отво ре нии
цикла,
обращенном
к
жи вому ,
но
звучащем
как
реквием,—
о
певце,
тра ги ч ески
не
уз­
нанном
лю дь ми:
Думали
—
человек!
И
умереть
заставили.
У мер
теперь,
на век.
—
Пл ач ьте
о
мертвом
ан г еле!..
Он
на
зак ате
дня
Пел
красоту
вечернюю.
Три
воск ов ых
о гня
Тр епл ются ,
лицемерные.
Шли
от
него
лучи
—
Жаркие
струны
по
снегу!
Три
во ск овых
свечи
—
Солнцу-то!
Светоносному!
О,
поглядите,—
как
Веки
ввалились
темные!
О,
поглядите,—
как
Крылья
его
поломаны!
Черный
читает
чтец,
Крестятся
руки
праздные...
—
Мерт в ый
лежит
певец
И
воскресенье
празднует.
«Вы больше человека и больше поэта:
Вы
несете
не
свою,
человеческую
тя же ст ь»,—
писала
Блоку
за
три
год а
до
цвет а­
евск их
с тихов
Е.
Ю.
Ку зьмина -Ка р авае ва .
Эти
слова
Цветаева
п очти
буквально
повторит
через
п ять
лет,—
о
чем
речь
впере­
ди.
Пока
же
ее
чувства
и
мысли
выражены
более
завуалирован­
но
и
романтично.
Но
ее
стихи
к
Блоку
ш ест надц ато го
года
бы­
ли,
бе сс порн о,
обращением
к
том у,
кто
несет
на
себе
непоси ль ­
ну ю,
всечеловеческую,
вселенскую
ношу;
к
тому,
кто
«больше
человека
и
бо льше
п оэт а».
Можно
сказать,
что
Б лок
в
вообра­
жении
Цвет аев ой
был
я влен
н еким
с имво лом.
И
когда,
позднее,
в
1922 году,
она
услышала
от
Андрея
Белого
«лихорадочную по ­
ве с ть»,
причудливый
(символический)
рассказ
о
сл ожнейш их
психологических
отношениях
«треугольника»: его самого,
мо­
лодого
Блока
и
его
мо ло дой
жены,—
ничто
ее
в
этой
исповеди
не
у див ило: «Таковы были тогда души ...
Символизм
меньше
в се­
го
литературное
течение».
Блок
пр едст ал
в
сознании
Цвет аево й
символом
и
сыном
своей
эпохи,
к
кот орой
сам а
Цве таев а,
ни
по
возрасту,
ни
по
своей
творческой
и
человеческой
сути,
уже
не
принадлежала.
422


2.
ВИДЕ НИЕ
В
течение
четырех
пос ле ду ющих
лет
Цветаева
не
сдел ал а
ник а ких
попыто к
ни
показать
Блоку
свои
ст ихи
к
нему,
ни
тем
более
увидеться
с
ним.
«Я в жизни
—
волей
стиха
—
пропусти­
ла
боль шу ю
встречу
с
Блоком,—
писала
она
Пастернаку
в
1923 году,—
...с ама
. ..ле гк омыс л енно
наколдовала: «И руками
не
потянусь».
И
была
же
секун да,
Па сте рнак ,
когда
я
стояла
с
ним
рядом,
в
толпе,
плечо
с
п лечом ...
гля де ла
на
впалый
ви­
со к,
на
чуть
рыжеватые,
та кие
некр а сив ые
(стриженый,
б оль­
ной)
—
бедные
волосы,
на
пыльный
вор от ник
заношенного
пиджака.
Стихи
в
кармане
—
рук у
п ротян уть
—не
дрогнула».
Дел о,
р азу меетс я,
не
в
том ,
что
Цветаева
в
стихах
«накол­
довала»
свою
^евстречу с Блоком;
делоне
в
самой
Цветаевой,
а
в
романтическом
строе
ее
чувств
и
помыслов.
Не
встретилась
—
потом у,
что
слишком
этого
хо т ела;
не
«окликнула»
—
потом у,
что
слишком
любила,—
в
этом
вся
Цв етаев а.
«Почему я к Вам
не
приш ла ?
Пот ому
что
л юблю
Вас
б ольше
всего
на
свете.
Со­
всем
просто»,—
писала
она
Рильке
лет ом
1926 года;
то
же
самое
могл а
бы
сказать
и
Блоку.
Была
и
д руга я,
бол ее
земная
и
человечная,
причина
это й
и
подобных
цветаевских
невстреч:
боязнь
помешать,
раз
все
ра в­
но
не во зм ожно
помочь.
Цветаева
признавалась,
что
она
«...как-
то
с
рождения
решила
(и тем,
может
бы ть,
в
св оей
жизни
пред­
р еш ил а), что все места возле несчастного величия,
все
бе ртра -
новские
посты
пред анност и
уже
заняты » («Пленный дух»).
Помочь
Блоку
она
не
могл а.
И
не
у в идеть
его
не
могла
тож е.
И
э тот
д ень
н астал: 9 мая 1920 года
—
вечер
Блока
в
москов­
с ком
Политехническом
музее.
Перед
его
нач ало м
пл о щадь
у
Политехнического
заполни­
ла сь
громадной
то лп ой.
Цве та ева
на
минуту
оказалась
рядом
с
Блок ом ,—
кот орого,
очеви дн о,
в
толпе
не
узнали,—
и
не
осме­
лилась
передать
ему
св ои
стихи,
о
чем
и
пис ала
Пастернаку.
Блоковский
вечер
9 мая 1920 года описан в литературе,
в
частности
в
в ос пом инания х
С.
М.
Алянского.
Читал
Блок
без
мимики,
без
же с т ов, «своим обычным глуховатым голосом,
п ро­
сто
и
дов ол ьно
ти хо,
казалось,
да же
монотонно,
без
инт она ций ...
как
чи тал
стихи
у
себя
дом а
—
для
своих»
Это
был
Блок
ее
мечты
и
в
то
же
время
—
реальный, «во
п лоти», человек .
Воплощение
не
противоречило
мечте,
но
уси-
1С.
Алян ск ий.
В стречи
с
Алек сан др ом
Б лок ом.
М., «Детская ли­
тер ату ра », 1972, с.
110.
423


ливало
ее.
Ма рина
Цвет аев а
увидела
Блока
в
тот
день,
когда,
по
недосмотру,
на
Ходынке
взо р вал ись
пороховые
погр еб а;
с то­
ял
грохот ,
из
окон
домов
летели
р азбиты е
сте кл а.
Эта
досто­
верность
бы ла
воспринята
Цветаевой
как
символ
грох ота
Р е во люции,
среди
к оторого
пр ед стало
виден ие
Поэта,
пришед­
ше го
к
людям
и
поведавшего
им
о
своей
любв и
к
ним,
простив­
шего
им
все
их
грехи
и
из мены.
Она
с лушала
глуховатый
голос,
читавший
стихи
о
любви
и
Р ос сии, «О доблестях,
о
подвигах,
о
с ла ве ... », «Голос из хора»
и
многие
д ру гие,
и
заключительное,
к оторое
Бл ок
особенно
люби л
читать,— «Девушка
пела
в
цер­
ковном
хоре ...».
И
пер ед
нею
воочию
предстал
Челове к
с
вели­
ким
сердцем,
отданным
родине
и
людям.
Ц вет аева
вернулась
потрясенная
и
в
те
же
пос ле дние
дни
«старого русского апреля»
написала
стихотворение:
-
БЛО КУ
—
Как
слабый
луч
сквозь
черный
м орок
ад ов
—
Так
голос
тв ой
под
р окот
рв ущи хся
снарядов.
И
вот
в
гр омах,
как
нек ий
серафи м,
Опо вещ ает
гол ос ом
глухим,—
Откуда-то
из
др е вних
утр
туманных
—
Как
нас
любил,
сл епых
и
безымянных,—
За
синий
п лащ,
за
вер оло м ства
—
грех...
И
как
вернее
всех
—
ту,
глубже
все х
—
В
н очь
канувшую
—
на
де ла
лихие!
И
как
не
разлюбил
теб я,—
Россия.
И
вдо ль
виска
—
по тер янным
перстом
—
Все
водит,
водит...
И
еще
о
том,
Какие
дни
нас
жду т,
как
бог
обманет,
Как
ст ане шь
солнце
эва ть
—
и
как
не
встанет...
Так ,
у знико м
с
собой
на едине
(Или ребенок говорит во сне?),
Предстало
нам
—
в сей
пл оща ди
ш ирок ой!
—
Святое
сердце
Александра
Блока.
И
оставила
еще
од ну
запись
в
тетр ади,
не
до
конца
пон ят­
ную:
«Аля (дочь
Цв етаев ой. —
А.
С.): о Блоке и лаве:
красном
отсвете,
принимаемом
за
ж изнь
(26 апреля,
когда
он
читал)».
Вт орой
—
и
последний
—
раз
Цв етае ва
в идела
Блока
14 мая
424


1920 года.
Она
присутствовала
на
чт ении
Блока
во
Дворце
Ис­
кусств
на
Поварской,
в
«доме Ростовых».
Она
ничего
не
записала
о
том
дне;
это
сделала
ее
дочь,
с еми летн яя
Аля,
к оторую
м ать
взяла
с
собой.
С
детской
непо ­
средственностью,
взрослой
наблюдательностью
и
—
уже
то гда
—
литературным
талантом,
она
за писа ла
на
следующий
ден ь
все,
что
видела
и
слышала
на
этом
вечере.
(Она же и передала
Блоку
конверт
со
сти хами
Ма рины
Цветаевой.)
Вот
что
она
записала:
«Вечер Блока
Вы ходи м
из
дому
еще
св ет лым
вечером.
Марина
объясняет
мне,
что
Ал екс андр
Блок
—
такой
же
великий
поэт,
как
П уш­
кин...
Идем
в
роз ов ую
бархатную
залу.
Все
м еста
зан я ты,
а
Его
все
еще
нет.
Антокольский
принос и т
нам
несколько
стульев.
Чуть
только
рассел ись ,
в
толпе
проносится
шепот:
—
«Блок!
—
Блок!
—
Где
он?
—
Блок!
—
За
столик
садится!
—
Сирень!..»
Все
изъявляли
безумную
радость.
Деревянное
лицо
вытянутое.
Темные
глаза
о пу щ енные,
не­
яркий
сухой
рот,
коричневый
цвет
лиц а.
Весь
как -то
вытянут,
со всем
ме ртв ое
выражение
глаз,
губ
и
всего
л ица.
Он
чи тает
поэм у
«Возмездие»...
Он
гов ори л
ровным,
одинаковым
голосом...
Потом
А.
А.
Бл ок
о ст анов ился
и
к он чил.
Все
аплодируют.
Он
см ущ енно
о ткл а нив ается.
Народ
крйчит: «Прочтите не­
сколько
ст ихов !», «Двенадцать», «Двенадцать», пожалуйста» .
—
Я. ..
я
не
ум ею
читать
«Двенадцать»!
—
«Незнакомку»! «Незнакомку»!
«Утро туманное», читает А .
А.
Блок...
читает
«колоколь­
цы », «кольцы», оканчивая на «ы» .
Читает
дере вянн о,
сдержан­
но,
укороченно.
Очень
сурово
и
мра чн о...
Иногда
Блок
забы ва л
слова
и
тогда
оглядывался
на
си дящ их
за
его
спиной
даму
и
господина,
которые,
слегка
улыбаясь,
подсказывали
ем у.
У
моей
М а рины,
си дящей
в
с кромно м
углу,
было
грозное
лицо,
сжатые
губы ,
как
когда
она
сердилась.
Иногда
ее
ру ка
бр ала
цветочки,
ко тор ые
я
держала,
и
ее
красивый
горбатый
нос
вдыхал
беззапахный
запах
листьев.
И
вообще
в
ее
лице
не
было
радости,
но
был
восторг.
Становилось
темно,
и
Бл ок
с
б ольши ми
р ас стано в ками
чи­
тал .
Наве рно е,
от
темноты.
Тогда
какой-то
госп од ин
за
на шей
спиной
зажег
св ет ...
Через
несколько
мину т
все
к о нчилос ь.
М арина
попросила
В.
Д.
Милиотти
привести
меня
к
Блоку.
Я,
когда
вошла
в
ко м­
425


нату,
где
он
был,
спер ва
сд ел ала
ви д,
что
просто
гуля ю.
Потом
п од ошла
к
Бл оку.
Осторожно
и
легко
взя ла
его
за
рукав.
Он
обернулся.
Я
протягиваю
ему
пись мо .
Он
улыбается
и
шепчет:
«Спасибо» .
Глуб око
кла няюсь .
Он
неб р ежно
кланяется
с
легкой
улыбкой.
Ухожу»1.
В
конверте
бы ли
следующие
ст их о тв ор ения : «Александру
Б л ок у» («Как слабый луч. . .»), «Имя твое
—
птица
в
руке...»,
«Ты проходишь на запад Солнца...»,
«Зверю
—
бе рлога...»,
«У меня в Москве
—
купола
г ор ят. ..».
Под
н ими
стояло:
«Москва, 26-го
апреля
1920 г.
ст.
ст.
Александру
Блоку
от
М.
Цветаевой».
В
тетради
Ц вет аевой
о стал ась
зап ись
о
том,
как
Б лок
полу ­
чил
ее
стихи,
со
с лов
его
дру га
Надеж ды
Александровны
Нол­
ле-Коган:
в
ее
доме
останавливался
Блок
в
св ои
московские
пр иез ды.
Вот
эта
зап ись :
«После каждого выступления он получал,
тут
же,
на
вечере,
груды
писем...
Так
был о
и
в
э тот
в ечер. —
«Ну,
с
какого
же
на чн ем?» Он: «—
Возьмем
люб о е».
И
подает
мне
— как
раз
Ва ше
—
в
п рост ом
синем
конверте.
Вскрываю
и
нач инаю
чи­
тать ,
но
у
Вас
ве дь
такой
особенный
почерк,
сна ча ла
как
будто
легко,
а
потом...
Да
еще
и
с ти хи...
И
он,
очень
серьезно,
б еря
у
мен я
из
рук
листы:
—
Нет,
это
я
должен
чи тать
сам.
Прочел
м олча
—
читал
дол го
—
и
потом
такая
до-олгая
улыбка.
Он
ве дь
очень
редко
у л ыб ался ...» (Записная книжка
М.
Ц вета ево й)2.
Цветаева
узнала
это
уже
после
смерти
Блока,
в
декабре
1921 года.
3. «ДВ ЕН АДЦАТЬ»
«Марина объясняет мне,
что
Ал екса ндр
Блок
—
такой
же
ве ли кий
поэт,
как
Пушкин»,—
записала
маленькая
Ал я.
Почему
же
сам а
Марина
Цветаева
не
оставила
в
то
время
о
Блоке
ника ких
записей,—
она,
заносившая
в
тетр а ди
р еши­
тельно
все:
черновики
собственных
писем;
впечатления
от
встреч
и
разговоров;
пришедшие
в
голову
м ыс ли?..
Ви дим о,
была
на
то
од на
пр ичи на:
робость,
сковывавшая
ее
пер ед
лицом
ве лик ого
поэта
Рос с ии;
со ве сть
поэта
и
человека,
1 «Звезда», 1973, No 3, с.
175—176.
2 Привожу по копии,
хр аня щей ся
в
моем
архиве.—Л.
С.
426


не
позволявшая
высказаться
перед
непогрешимой
совестью
Блока.
Чу вства
эти
с
огромной
си лой
вспыхнули
в
Цветаевой,
когда
она
услы ш ала
оше ломи в шие
ее
блоковские
«Двенадцать» .
«Помню,
как
Павлик
Антокольский
прине с
и
подарил
Ма­
рине
«Двенадцать»
Блока,—вспоминает
А.
С.
Эфро н,—б оль­
шо го
формата,
бел ую
с
че рн ым...
к нигу
с
прон з ител ьным и
анн енк ов ским и
иллюстрациями;
как,
пр ямо
с
п орога ...
начал
читат ь,
сверкая
уг ол ьными,
ди кими
г л азищами ;
как
отбивал
в
воздухе
такт
кулаком;
как
шел
на
нас,
словно
огибая
препятст­
в ия,
по ка
не
уперся
в
стол,
за
кот оры м
сидела
и
из-за
которого
ему
навстречу
привстала
Мар ина;
как
дочитал
до
конца,
и
как
Ма р ина,
молча,
не
под нимая
глаз,
вз яла
у
н его
к нигу
из
рук.
В
мину ты
потрясений
она
опускала
век и,
сти ски ва ла
зу бы,
не
давала
выхода
кипевшему
в
ней,
внешне
леденея.
Феномен
«Двенадцати»
не
то лько
потряс
ее,
но
в
чем-то
основном
творчески
устыдил»,—
пиш ет
дальше
А.
С.
Эфрон1.
Устыдил,
потому,
что
Блок,
э тот
«нежный призрак», дух
бе с плот ный
и
«нездешний», ринулся в самую гущу жизни,
в
самый
цент р
потрясших
его
родину
событий,—
нав стр ечу ,
бы ть
может,
собственной
гибе ли .
«Двенадцать»
Блока
—
и
это
п оня­
ла
Цветаева
—
бы ли
исполнением
з ак аза,
данного
По эту
Вре ­
менем,
Эпохой,
Историей.
«Современность поэта,—
скажет
Цветаева
позже,—
во
столь­
ких-то
ударах
сердца
в
секунду,
дающих
точ ную
пульсацию
в ека
—
вплот ь
до
его
болезней
( bß! Мы в стихах все задыха ­
ем ся !), во внесмысловом,
почти
физическом
созвучии
сердцу
эпохи
—
и
мое
включающему,
и
в
моем
—
моим
—
б ьюще муся...
стихи
сами
без
мо его
ведома
и
воли
выносят
меня
на
передо­
вые
линии» (статья «Поэт
и
вр е мя»).
«Двенадцать»
Блока
возникли
под
чарой,—писала
Цветаева
в
1932 ^оду.—
Де мон
да н ного
ч аса
Революции
(он же блоков ­
ская
«музыка Революции») вселился в Блока и заставил его .
А
«моралистика» 3<инаида>
Г<иппиус>
по том
до лго
прикидывала,
д ать
или
нет
Бло ку
руку.
Бло к
«Двенадцать»
н апис ал
в
одн у
н очь
и
вст ал
в
полном
изнем о ж ении,
как
человек,
на
к отором
катались.
Блок
«Двенадцати»
не
зн ал,
не
ч итал
с
эстрады
никогда.
(«Я не знаю «Двенадцати», я не помню «Двенадцати».
Дей ст­
вите ль но:
не
зна л.)
1 «Звезда», 1973, No 3, с .
177.
427


И
понятен
его
страх,
когда
он
на
В оз движ енке
в
20 году,
сх ват ив
за
руку
с пут ницу:
—
Глядите!
И
толь ко
пят ь
шагов
спустя:
—
К ать ка!»
(статья «Искусство
при
свете
со вести »).
И
е ще,
то же
и мея
в
в иду
«Двенадцать»
«Для того,
чтобы
п оэт
сл ожил
на род ную
песню,
нуж но,
что­
бы
народ
вселился
в
поэта.
Народ ная
пе сня:
не
отказ,
а
органи­
ческое
совпадение,
сращение,
созвучие
д анн ого
«я»
с
народ­
ны м.
(В современности,
утверждаю,
не
Е сенин,
а
Бл о к)» (ста­
тья
«Герой труда» .)
Этого
сращ ен ия
«я»
поэт а
с
на ро дным
у
Цветаевой
тогда
не
п рои зош ло,
заказа
п оэту
Временем
она
еще
не
распознала.
Ее
лири ка
1917—1920 годов очень многообразна;
есть
в
ней
истин­
ные
шедевры,
к оторы е
останутся
надолго,
есть
и
средние,
и
просто
слабые
в ещи.
Поступь
врем ени
в
цветаевских
стихах
ощущается
ли шь
в
той
мере,
в
какой
росла
сама
Цветаева
и
зрело
ее
мастерство.
Но
ее
творчества
еще
не
коснулась
«тема
Революции
—
за каз
в ре ме н и» (ее собственные слова,
сказанные
в
1932 году).
Напротив:
в
течение
почти
ц елого
год а
—с
осени
1918-г о
по
лето
1919-го
—
Цветаева
уходит
от
действительности
в
галантный
«осьмнадцатый век»
и
создает
цикл
легких,
изящ­
ных
и
обаятельных
стихотворных
пьес
под
названием
«Роман ­
тик а», действующие лица которых
—
кавалеры
и
дамы,
ге рцог
Лозе н
и
авант ю ри ст
Казанова,
М ари я-Антуа нет та
и
влюблен­
ные
«девчонки»...
Пи са ние
пьес
и
дружба
с
уче ник ами
студии
Евг.
Вахтангова
ее
увлекает
и
отвлекает
от
насущного.
(Не
забудем,
что
Т еатр
как
таковой
был
абсолютно
чу жд
творче­
ской
су ти
Цвет аево й,
и
име нно
поэтому
обращение
к
театру
было
для
нее
не
более,
чем
увлечением,
чтобы
не
сказать
при­
хот ью.)
Иными
словами,
в
первые
г оды
революции
Цве таев а
искала
прибежища
в
театральном
балагане,
в
то
самое
время
как
«рыцарь без укоризны»
Ал ексан др
Блок
оставил
сво й
«Балаганчик»
за
пр едел ами
ре в олюци и.
Вот
в
этом
и
таи лас ь
причина
угрызений
сов ес ти
Ц вет аев ой,
о
чем,
по
свидетельству
ее
д очер и,
и
писала
она-
в
своей,
не
дошедшей
до
нас,
прозе
о
Блоке.
Надо
полагать,
Цв етае ва
услышала
«Двенадцать»
не
ра нь­
ше
лет а
1919 года.
Ибо
после
этой
поэмы
она
уже
не
смогла
бы
писать
св ои
романтические
пьес ы.
«Двенадцать»
бы ли
тем
толчком-пробудителем,
после
кото­
рог о
Марина
Цв етае ва
о чну лась
от
гр ез
о
давно
минувшей
Ро­
428


мантике,
от
на важ де ния
Теа тр а.
Кон еч но,
творчество
ее,
ме­
нявшееся
на
кажд ом
п овороте
жиз ни
и
суд ьб ы,
само
шло
к
то­
му.
Но
блоковская
поэма,
вне
сомнения,
р езко
ускорила
этот
процесс
изменения
темпа
и
зв уча ния
цвет аевско го
стиха.
Два
с
небольшим
года
спу стя
п осле
«Двенадцати», под их
воздействием
и
под
их
«чарой»,
за
два
месяца
и
на
едином
дыхании,
создает
Цветаева
свою
бо льшую
русскую
поэму
«Царь -Д е вица »
—
на
сюжет
сказки
Афанасьева.
Она
вся
напи­
сан а
русским
на ро дным
языком,—
как
будто
ин аче
Цветаева
нико гд а
не
писала,—
без
малейших
оттенков
искусственности,
нарочитой
простонародности,
стил и зац ии.
Те мп,
р итм
—вз рыв ­
но й,
энергический:
в
поэме
слышится
«пульсация»
современ­
но сти.
По доб но
тому,
как
«Двенадцать»
вел и
за
собою
Блока,
так
«Царь-Де в ица»
вела
за
собой
Цветаеву,
когда
совершенно
нео ж идан но
написался
ее
фи нал
(ничего общего со сказкой
Аф ан ас ьева
не
имеющий), где царь-кровосос,
цар ь-« Ко мар ь»
свергается
восставшим
людом.
«Царь -Д евица»
была
творческим
искуплением
Цветаевой
перед
лицом
Блока.
И
со всем
в ско ре,
тоже
на
едином
порыве
—
в
т ечен ие
п яти
дн ей
—
пише т
она
с вою
п оэму
«На красном ко ­
н е », которую скрыто обращает к Блоку и с которой намерева ­
ет ся
его
познакомить
!.
«На красном коне»
—
по эма-ал лего ри я,
напис а нна я
в
быст­
ро м,
порою
—
«задыхающемся»
темпе,
трагическая
и
просвет­
ленная
испов е дь
Поэт а,
который
приносит
в
жертву
своему
дару
—
Гению
вдохновения,
предстающему
пер ед
ним
в
образе
огненного
Красного
К оня
—
в се,
впло ть
до
собственной
жизпп.
В
«Красном коне»
прочитывается
судьба
А л ександ ра
Блока
и
о бет
Марины
Цветаевой.
Эта
п оэма
—
очищ е ние
ее
перед
Бло­
ком.
Цв етае ва
не
б ыла
на
выступлениях
Блока
в
его
последний
при езд
в
Москву
в
мае
1921 года;
ее
«Красного коня»
он
так
и
не
проч ита л.
А
7 августа Блока не стало.
4. РЕКВИЕМ. «ПОДРУГА»
«Смерть Блока .
Еще
ниче го
не
понимаю
и
до лго
не
б уду
понимать.
Думаю:
смерти
никт о
не
понимает...
Удивительно
не
то,
что
он
умер,
а
то,
что
он
жил .
Мало
земных
примет,
мало
пл ать я.
Он
какнго
сра зу
ст ал
ликом,
зажи-
1Поэму «На
красн о м
кон е»
Цветаева
первоначально
посвящает
Ах
мат овой ,
но
потом
с ним ает
посвящение.
429


во-посмертным
(в нашей любви).
Нич его
не
оборвалось,—
от­
делилось.
Весь
он
—
такое
явное
торжество
духа,
тако й
во­
оч ию
—
ду х,
что
удивительно,
как
жи знь
—
вообще
—
допу­
стила.
Смерть
Блока
я
чувствую
как
вознесение.
Чело веч еск ую
бо ль
свою
глотаю .
Для
него
она
кончена,
не
бу дем
и
мы
думать
о
ней
(отождествлять его с ней) .
Не
хо чу
его
в
гробу,
хочу
его
в
з орях» !.
Эти
слова
Цветаевой
написаны
в
августе
1921 года,
в
ч ер­
новике
письма
к
Ахмат ов ой .
Тог да
же
написаны
четыре
стихо­
творения
к
Блоку
и
одн о
—
незавершенное,
которое
Цветаева
не
стала
кончать
и
не
напечатала,
видимо
недовольная
тем,
что
ве лич ие
Блока
в
нем
к ак-то
ум еньш ено,
чувство
к
нем у
—
не­
сколько
сужен о
(отчасти благодаря не вполне удачной стили­
зации,
от
ко то рой
она
уже
отошла
к
тому
времени):
Оста нешьс я
нам
иноком:
Хорошеньким,
любименьким,
Требником
рукописным,
Ларчиком
кипа рисны м .
Все м
—
до
единой
—
женщинам,
Им,
ласточкам,
на м,
в енча нным ,
На м,
злату,
тем
с ед инам
—
Вс ем
—
до
единой
—
сыном
Ост анеш ься .. .
Вс ем
—
сыном,
вс ем
—
наследником,
Всем
—
пе рве нь ким,
последненьким.
Остальные
три
ст ихо т вор ения
торжественны
и
скорбны,
как
настоящие
пог реб аль ные
песнопения.
В
них
Бло к
вновь,
как
и
прежде,
явлен
одиноким,
высшим,
нез емным
с уще ст вом:
Вот
он
—
гляди
—
п ре выше
об лак ов
Вож дь
без
полков!
Вот
он
—
гляди
—
меж
вещих
лебедей
Друг
без
д рузей!
Други
его
—
не
тревожьте
его!
С луги
его
—
не
тревожьте
ег о!
Было
так
я сно
на
лике
ег о:
Ца рст во
мое
не
от
мира
с его.
1 Привожу по копии,
хранящейся
в
мое м
архи ве .—
А.
С.
430


Но
не
только
это .
С
нем еньш ей
с илой
зв учала
в
стихах
Цв етаево й
мысль
о
трагическом
и
высоком
певце,
беззаветно
служившем
людям
и
несшем
н епо силь ное
бремя:
ду шу,
кото­
рую
отдал
всю
без
о ста тка
и
погиб
сам:
Ве щие
вьюги
кружили
вдо ль
ж ил,
Плечи
сутулые
гну л ись
от
кр ыл.
В
певчую
прорезь,
в
запекшийся
пыл
—
Лебеде м
душу
сво ю
упустил!
Его
чистота
и
жертвенность
бы ли
ст оль
в ел ики,
что
и
ум и­
рая,
он
свои
п омы слы
с осре дото чил
на
тех,
кто
о ста лся
жить;
лебединым
кликом,
вещ ей
вьюгой,
п оследним
си янь ем
он
при­
вет ств овал
их:
Это
последнее
—
он
—
прости.
Это
последнее
он:
Живи!
Осенью
1921 года Цветаева подружилась с семьей Кога­
нов
—
Петром
Семеновичем,
историком
литературы
и
деяте л ем
Наркомпроса,
поддержавшим
в
трудные
год ы
не
одну
лит е ра­
турную
судьбу,
и
его
женой
Надеж до й
Александровной,
уро ж­
денной
Нолле .
В
до ме
Коганов,
где
Бло к
жил
во
время
своих
дв ух
приездов
в
Мос кву,
его
окр ужал и
любовь,
забота
и
покой.
Все
бытовые,
равно
как
и
проч ие,
заботы
брала
на
себя
Надежда
Александровна,
верный
и
преданный
друг
Блока.
Мож но
се бе
представить,
с
каким
в ол нением
де лил ась
Н.
А.
Но лле
с
Цветаевой
после
смерти
Блока
своими
воспоми­
наниями
о
нем;
о
том,
как
Б лок,
сильно
не домог ающи й,
вялый
и
безучастный,
пробыл
в
Москве
в
свой
последний
приезд
в
мае
1921 года;
о
том,
как
она
проводила
ег о,
больного
и
разбитого,
на
вокзал...
Цве тае ва
слушала
рассказы
Надежды
Александ­
ровны,
и
в
ее
во о бр ажении
вно вь
возник
образ
Блока.
В
ноябре-
де кабр е
1921 года были написаны еще три стихотворения
к
Блоку.
Цветаева
пр о должает
творить
свой
миф ;
ее
чувства
стано­
вятся
более
земными,
а
сам
миф
—
вочеловеченным
—
если
употребить
слово
самого
Блока.
Ц вет аева
п ишет
об
уш ед шем
бесконечно
дорогом
человеке,
который,
может
быть,
снова
ро­
ди лся
где-то
на
земле
rf лежит в колыбели,
не
ве дая
о
своей
суд ьбе ...
431


Не
слышишь,
как
сви щет
Тво я
роков ая
мет ель.
Какая
из
тысяч
Качает
твою
колыбель?
Н адб ровног о
свода
Все
та
ж
роко ва я
дуга...
Над
сал ьно й
ко лодой
Захожая
медлит
судьба...
Эти
строки
Цв етае ва
потом
не
включила
в
стихотворение,
сделав
в
нем
главным
другое:
пор ыв
спасения
—
младенца
не­
обходимо
найти,
ч тобы
потом
уже
н икуда
не
отпустить,
убе­
речь
от
гиб е ли:
Схватить
его !
К репче !
Любить
и
любить
его
лишь!
О,
кто
мне
нашепчет,
В
какой
колыбели
лежишь?
Рвануть
е го!
Выше!
Держать!
Не
отдать
его
лиш ь!
О,
кто
мне
на дышит,
В
какой
колыбели
лежишь?
Но
это,
увы,—
вс его
лишь
несбыточная
мечта;
и
вот
возни­
кает
вид е ние
Блока
в
гроб у:
Огромную
в пало сть
Висков
твои х
—
виж у
опять.
Так ую
усталость
—
Ее
и
трубой
не
поднять!
Это
—
реальная,
наяву
б ы вшая,
блоковская
усталость,
о
ко­
т орой
то гда
вспо м инал и
м ноги е,
кто
видел
по эта
в
его
послед­
ний
год.
В
своих
стихах
Цветаева
гов орит
о
тихой,
скромной,
такой
н езам етно й
смерти
Б лока,—
и
умер-то,
не
за хо тев
никого
по­
тревожить:
Без
зова ,
без
слова,
Как
кровельщик
падает
с
крыш...
Как
сонный,
как
пьяны й,
В расп лох,
не
готовясь...
Образ
Бло ка
по днимает ся
до
грома дн ой
высоты
благ ород ст ­
ва,
под вига ,
жертвы.
Он
сн о в и дец , 'всевидец,
носитель
бе с­
сон ной
совести.
Последние
слова
Цветаева
вскоре
повторит
в
432


своей
прозе,
назвав
Блока
«сплошной совестью»,—
и
не
буд ет
в
э том
одинока;
о
гипертрофированной
блоко вс кой
совести
много
гов ори лось
раньше
и
говорится
по
сей
день.
Ц вет аева
отождествляет
Бло ка
с
вел ик им
древнегреческим
певцом
и
музыкантом
Орфеем,
чья
музыка
завораживала
лю­
де й,
зверей
и
природу;
с
Орфеем,
тр аг иче ски
погибшим,
ра с­
терзанным
вакханками,
с
Орфеем,
чья
ли ра
откликалась
на
любой
земной
зов.
По
легенде,
Орфей,
выводя
из
ца рст ва
мерт­
вых
свою
жену
Э врид ику,
не
выдержал
и
ог лян улся
на
нее,
хо­
тя
боги
за пре тили
ему
это
делать,—
и
навсегда
ее
потерял.
По
Ц вет аево й,
Блок
не
мог
не
поступить
так
же:
Не
ты
ли
Ее
шелестящей
хламиды
Не
в ынес
—
Обратным
ущельем
Аида?
Это
—
не
слабость,
а
великая
и
непреодолимая
с ила
Любви.
В
своих
стихах
к
Блоку
Цв етае ва
гов ори т
о
неизбывной
и
безмерной
потере
—
не
только
своей,
но
и
всей
России,
которая
оплакивает
великого
«праведника»
и
певца:
Не
с вой
лю бовн ый
произвол
Пою
—
своей
отчизны
рану.
Днепром
разлам ывая
ле д,
Г роббв ым
не
смущаясь
тесом,
Ру сь
—
Пасхою
к
тебе
плыве т,
Разливом
тысячеголосым.
Так ,
сердце,
плачь
и
славословь !
Пусть
вопль
тв ой
—
тысяча
который?
—
Ревнует
смертная
любовь.
Другая
—
радуется
хору.
Воспевательница
утра т,
а
не
поб ед,
расставаний,
а
не
встреч,
Цве тае ва
не
могла
иначе
ск азат ь
о
Блоке,
по-другому
оплакать
его
с мерт ь.
Но
ее
р екв ием
не
был
бы
завершен,
если
бы
он
оборвался
то лько
на
скорбной
н оте.
Даже
такому
траги­
ческому
п оэту,
как
Цве таева ,
понадобился
просветленный
ак­
кор д,
где
она
преодолевает
пустоту
и
черноту
вечной
разлу­
ки.
«Не хочу его в гробу,
хочу
его
в
з ор ях»...
И
п оэт
творит
н овую
легенду:
о
том,
как
у шедший
пе вец
повторяет
себя,
оставляет
себя
в
божественном
младенце.
Об
этом
Цветаева
пишет
в
двух
стихотворениях
под
названием
«Вифлеем», случайно,
по
ее
слов ам ,
не
вошедших
в
«Стихи к
Блоку»:
433


I
He с серебром пришла,
He с янтарем пришла,
Я
не
царем
пришла,
Я
пастухом
пришла.
Вот
воздух
гор
моих,
Вот
острый
вз ор
моих
Двух
г лаз
—
и
красный
пых
Костров
и
зорь
моих.
Где
ладан-воск-тот-мех?
Не
об ер усь
п роре х!
Хош ь
и
нищ ее
в сех
—
Зато
первее
всех!
За
вербл юдо м
верб лю д
Гляди:
на
холм-твой-крут,
Гляди:
ца ри
идут,
Гляди:
л ари
несут.
О-по з -да- ли!
II
Три
царя,
Три
лар я
С
ц енным и
дарами.
Пер вый
лар ь
—
Вся
земля
С
синими
морями.
Ларь
вт орой:
Весь
в
нем
Но й,
Весь,
с
ковчегом-с-тварью.
Ну,
а
в
то м?
Что
в
третём?
Что
в
третём-то,
Царь
мой ?
Ца рь
дает,
—
Св ет
мой
свят !
Не
по нять
что
значит!
Цар ь
—
в перед ,
Мать
—
назад,
А
м л аденец
п лач ет.
Вероятно,
в
этом
т аинст венно м
л аре
младенцу
бы ла
угото­
вана
его
трагическая
судьба...
434


Больше
о
С ыне
Ц ве таева
ничего
не
написала;
от
дальн ей ­
ше го
замы сл а
осталось
в сего
несколько
с трок:
И
ты
род ишь
Царевича
ему.. .
Другая
нам
—
синейшая
—
Нев а!
Она
создает
но вый
ц икл
из
пяти
стихотворений
под
назва­
ние м
«Подруга».
В
ни х,
в
несколько
п реу велич енном ,
молит­
венно -эк з аль т ир ованно м
тон е,
восславляется
подвиг
Жены,
По­
дру ги , «Матери Сына»:
Спит,
му ки
твоея
—
веселье,
Спит,
сердца
выстраданный
рай .
Уже
не
чел о ве ческая,
а
высш ая
сила
б лаго сл о вляет
Же ну
на
ее
п одв иг:
Огромного
воскрылья
взмах,
Хл ещу щий
дых:
—
Благословенна
ты
в
женах,
В
женах,
в
живых.
Где
вестник?
Б уйно
и
бело.
Ви хо рь?
Крыло?
Где
вестник?
Вьюгой
замело
—
Весть
и
крыло.
Но
вот
«божественное»
славословие
сме ня ется
более
ч ело­
вечным,
хотя
ст оль
же
то р жест венным
и
экзальтированным
изъявлением^несказанной
благодарности
Подруге
за
то,
что
она
своей
благой
ве стью
ос ве тила
последние
минуты
умирающего,
сказав
ему,
что
пос ле
не го
о станетс я
Сы н.
Чем
заслужить
тебе
и
чем
воздать
—
Пр испо бл аже нная!
—
Младенца
М ать!
От
синих
г лаз
его
—
до
синих
зв езд
Ты,
ра дуг ою
бросившая
мо ст!
Не
падаю!
Не
падаю!
П лыву!
И
—
р адуг ою
—
мост
через
Неву.
Жизнеподательница
в
час
кончины!
Царств
у тв ерди тел ьниц а!
Матерь
Сына!
И
нако нец ,
в
последнем
—
лучшем
—
стихотворении
«По­
други»
восславляется
гр анд ио зный
и
бессмертный
подвиг
жен­
ск ой
дружбы
—
пос лед не го
опл ота
уходящего
на
земле;
др уж­
бы,
кото рую
не
смущают
людские
кривотолки;
дружбы,
не
435


знающей
ужаса
прикосновения
к
смерти;
дружбы,
не
убояв­
шейся
пойти
на
ложь
во
с пасени е
последних
мгновений
уми­
ра юще го:
Последняя
дружба
В
последнем
об вал е.
Что
нужды,
что
нужды,
Как
зде сь
называли?
Так,
с
судо роги
сцеловавшая
п от,
На
к рик
е го:
рук у!
с казав шая:
вот!
Последняя
дружба,
Последнее
ряд ом,
Грудь
с
грудью...
—
В
последнюю
от оропь
взгляда
Рай
вбросившая,
Под
ф атой
п есноп енн ой,
Последнею
славой
Пройдешь
—
покровепной.
Ты,
заповеди
раст оп т авшая
спесь,
На
хрип
его :
Мама!
солгавшая:
здесь!
Стихи
к
Под р уге
являют
собою
п ред ель ную
ст еп ень
мифо­
творчества,
где
уже
не
о ста ется
места
никакой
реальности,
где
и
суть,
и
форма
—
на
высшем
пред еле
л ег енды
и
экзальтации.
И,
разуме етс я,
было
бы
не
только
бестактно,
но
и
бессмыслен­
но,
но
и
неумно
пытаться
«вскрыть»
эт от
ми^
выискивать
я кобы
реальную
подоплеку
цветаевских
стихов/
вспоминать
обывательские
толки,
ходившие
в
те
годы,
да
и
сего д ня
отго­
лосками
добравшиеся
до
наших
дней.
Никогда
не
существовало
с ына
у
Блока,
как
и
не
су щество ­
вало
той,
п рид ум анной
Ц вет аево й, «подруги»
его
последних
ми­
н ут.
Но
в
том-то
и
си ла
Ме чты
и
Любви
поэта-романтика
Мари­
ны
Цветаевой.
Для
ее
л егенд ы
о
великом
поэ те
был
необходим
сын
—
бессмертное
преображение
умершего
в
живом.
Мертвый
лежи т
пев ец
И
во скр есень е
празднует,—
как
прор очес к и
сказала
опа
в
1916 году .
Нуж ен
был
пе
вечер­
ний
Зака т,
а
утренняя
Заря
(«Хочу его в зорях»).
И
нужна
была
Подруга
—
на
всю
жиз нь
и
на
все
бессмертие;
Подруга,
чья
любовь
и
пред анност ь
побеждает
од ино чест во
и
стр адан ие
и
дает
исто ч ник
с илы
и
света
в
последнюю
минут у .
436


Так
диктовало
Цветаевой
романтическое
вдохновение:
ри­
совать
ве щи
такими,
ка кими
о ни,
по
вы сшей
правде
поэта,
дол­
женствовали
быть
(слова любимого Цветаевой поэта В .
К.
Тр е-
диаковского,
часто
по вто ря мые
ею ).
Так,
на
языке
Ро ман тики ,
провозглашала
она
бессмертие
ве ли кого
поэта
и
ут вержд а ла
бессмертие
л юбви
к
нему
—
сво ей
и
всеобщей.
5. ЧЕЛОВЕК
Вскоре
по сле
смерти
Блока
Цв етае ва
записала
в
тетради:
«Не потому сейчас нет Данте,
Ариоста,
Гёте,
что
дар
с ло­
весный
меньше
—
нет:
есть
м астер а
сло ва
—
б ольши е.
Но
те
бы ли
м астер а
дела,
те
жили
с вою
жизнь,
а
эти
жизнью
сд ел али
писание
сти хов .
Оттого
так
—
над
всеми
—
Блок.
Больше,
чем
поэт:
человек»1.
Нет
ли
здесь
противоречия
со
«Стихами к Блоку»?
Никакого.
Потому
и
«праведник прекрасный», и «н е жный
призрак», что
—
слишком
любим.
Вспомним: «Он...
стал
лик ом,
заживо-посмертным
(в нашей любви)» (подчеркнуто мною. —
А.
С .).
Быть
че лов е ком,
считала
Цветаева,— «важнее,
потому
что
ну ж не е», чем быть поэтом.
Поэтому
Данте
и
Гёте,
которые
прежде
всего
бы ли
людь м и,
жившими
с вою
человеческую
жизнь,—
для
нее
ценн ее
те х,
пусть
и
безмерно
талантливых
(имен она не называет), кто жил лишь для того,
чт обы
писать
стихи.
Александр
Блок
жил
свою
жизнь,
и
жизнь
эта
была
—
н азн ачен ием,
миссией,
от
рождения
данной
ем у.
Это
—
вовсе
не
м истика ,
а
го ряч ая
убежденность
в
том,
что
Блок
был
явлением,
вышедшим
за
преде лы
литературы,
что
он
был
явлением
самой
жизн и.
Он
как
бы
олицетворял
Россию;
он
в
са мом
с ебе
нес
все
боли,
все
б еды,
все
красоты
и
уродства,
закаты
и
зор и
своей
род ины .
(Как скажет другая современница
Блока:
он —« симво л
всей
н ашей
жизни,
даже
всей
России
—
символ».)
В
этом
смысле
он
не
имеет
равных,
к роме
одного»
П ушк ина.
Вот
как
Ц ветаев а
пишет
об
этом
спустя
четыре
год а
п осле
смерти
Блока:
«Пушкин
—
Блок
—
прямая
(связь . —
А.
С.). (Неслучай­
нос ть
последнего
ст ихо т во рения
Блока,
посвященного
Пушки­
н у.)
Не
о
в нут р еннем
ро дств е
Пушкина
и
Блока
го во рю,
а
о
роднящей
их
однозначности
пашей
л юбви.
1 Привожу по копии,
хранящейся
в
мо ем
архиве.— 4.
С.
437


Теб я,
как
первую
л юбо вь,
России
сердце
не
забудет,—
это
—
после
Пушк ин а
—
вся
Россия
м огла
сказать
только
Бло­
ку.
Д ело
не
в
да ре...
дело
не
в
смерти...
дело
в
воплощенной
тоске
—
мечте
—
беде
—
пе
целог о
поколения...
а
це лой
пятой
стихии
—
России» (статья «Герой
труда»).
В
нескольких
стро к ах
Цветаевой
уд ае тся
сказать
то,
о
чем
пишутся
це лые
книги.
О
то м,
что
Б лок
был
чувствилищем,
о св язател ем
св оей
труднейшей
др ам ат иче ской
переходной
эпо­
хи,
голосом
своего
времени.
О
том,
что
ему
в
высшей
степени
дано
было :
усл ыша ть
и
явит ь.
Мож но
сказать,
что
п осле
бл о­
ковской
смерти
Цветаева
повзрослела,
по дня вшис ь
до
огромных
высот
проникновения
и
п они м ания.
Цв етаев а
не
называет
Блока
национальным
поэтом,
считая,
что
это
слово
ничего
не
вмещ ает.
Она
называет
его
без родн ым ,
что
в
ее
по ни мании
означает
максимальную,
полнейшую
сте­
пень
национального,
рус ско го,
без
мельчайших
и
дробящих
ярл ы ков
места,
происхождения
и
т.
п.
Безродность
на
ее
яз ы­
ке
—
то
же,
что
всеродность
(не во всем мире,
а
во
вс ей
Рос­
сии ). «Безродность,
безысходность,
безраздельность,
бе скра й­
ность,
бе сс рочнос ть,
безвозвратность,
безоглядность
—
вся
Рос­
сия
в
бе з.
Безродность
есть
неко е
всеобъемлющее
«родинно -
чу вс т вие », утверждала Цветаева .
Блоковское
«родинно- чув ет ­
ви в»
повелело
ем у,
как
счи тал а
о на,
быть
одному
за
всех.
Это
был о
высшим
проявлением
Человека
в
поэте,
или,
словами
той
же
современницы,— «большой,
обнаженной,
зрячей
д ушой».
«В лице Блока вся наша человечность оплакивала его .. .
Смерть
Блока:
громовой
удар
по
сердцу»,—
писала
Цветаева
(«Герой труда»).
Так
«плакало»
и
«славословило»
ее
с ердц е.
Но
од нажд ы,
в
своей
статье
«Поэты с историей и поэты без
и с тории » (1933), Цветаева попыталась быть более
о тстр а нен­
но й,
более
«сухой», если можно так выразиться, —
она
сд елала
попытку
приоткрыть
завесу
над
т айной
поэтического
и
челове­
ч ес кого
«я»
Блока,
з агляну ть
внутрь
нег о.
В
этой
статье
она
г ов орила
о
двух
рода х
поэтов.
Одних
она
назвала
поэ та ми
«без
р азви ти я», «без истории»; это
—
чистые
лирики,
чья
«душа и
лира
сложились
еще
в
утробе
мат ер и»; «они все знают отро­
дясь».
К
чистым
л и рикам
она
отнесла
Ахматову,
Пастернака.
438


Другие
—
поэ ты
с
историей,
с
развитием,
чье
тв орч еств о
имеет
путь
развития
и
меняется
на
каждом
его
п овороте ;
это
—
поэ ты
темы.
К
ним
Цветаева
относила
Пушкина,
Гё те.
Блока
Цветаева
не
причислила
ни
к
одной
категории,
и ли,
что
то
же,
о тне сла
к
обеим.
«Исключение,—
чистый
лирик,—
пи шет
она,—
у
кот орого
были,
од на ко,
развитие,
и
ист о рия,
и
путь,—
Алексан др
Блок.
Но,
сказав
«развитие», вижу,
что
взяла
не
только
неверное
направление,
но
и
слово,
противоречащее
сущности
и
суд ьбе
Блока.
Развитие
предполагает
гармонию.
Может
ли
бы ть
раз­
витие
—
катастрофическим?
И
может
ли
б ыть
гармония
там,
где
налицо
п олный
разрыв
души?
И
во т,
не
играя
словами,
а
строго
спрашивая
с
них
и
отвечая
за
н их,
утверждаю:
Блок
на
протяжении
вс его
св оего
поэтического
пути
не
раз ви ва лся,
а
разрывался.
О
Блок е
можно
сказать,
что
он
от
одного
себя
старался
у йти
к
какому-то
другому
себе.
От
одного,
который
его
мучил,
к
дру гом у,
который
мучи л
его
еще
больше.
Характерная
особен­
ность
Блока
в
том,
что
он
все
надеялся
уйти
от
самого
себя .
Так
смертельно
ра ненн ый
человек
в
страхе
беж ит
от
раны,
так
больн ой
м ече тся
из
страны
в
страну,
зат ем
из
комнаты
в
ком­
нату
и,
нак он ец,
с
одного
бо ка
на
другой .
Ес ли
Блок
нам
вид ит ся
как
п оэт
с
историей,
то
эта
исто­
рия
—
только
ег о,
Блока,
лирического
поэта ,
история,
только
лири ка
—
стра дани я.
Е сли
Бло к
нам
ви ди тся
поэтом,
име в шим
пут ь,
то
этот
путь
—
л ишь
бе гств о
по
к ругу
от
самого
се бя.
Остановиться,
чтобы
перев ест и
дух.
И
войти
в
дом ,
ч тобы
снова
встретить
там
себя
само го .
Ра зн ица
лишь
в
то м,
что
Блок
с
рождения
поб ежа л,
в
то
время
как
другие
о став ались
на
месте.
Ли шь
од наж ды
Блоку
уд ал ось
уб еж ать
от
себя
—
на
жес то­
кую
улицу
Революции.
В
обессиленную
фи зическ и
и
надорван­
ную
духовно
личность
Бло ка
ворвалась
стихия
Ре вол юции
со
своими
пес ням и...» 1
Так
Цветаева
прикоснулась
к
трагической
и
ге ниа ль ной
бло ков ск ой
двойственности,
что
выявл яла сь
в
его
творениях
на
протяжении
двадцатилетнего
творческого
п ути.
В
ее,
ка жу­
щихся
на
п ервый
взгляд
ст р анными ,
словах
о
«бегстве по кругу
от
самого
се бя»
уловлено,
на
самом
деле,
сокровенное
блок ов ­
ско е
«веселое отчаяние погибели», его «о тв ра ще ни е
от
жизни,
и
1 «Русский архив».
Б ел гр а д, 1934, XXLI—XXVII (перевод с сербско­
хорватского) .
439


к
ней
безумная
любовь». «Я
люблю
гибель,
любил
ее
искони
и
остался
при
э той
любви».
Не во змо жно
г ово рить
о
Блоке,
не
поняв
изнутри
эт ой
ве лик ой
«диалектики его души».
Цв етае ва
ее
поняла.
Однозначный
«святой праведник», «серафим», ка­
ким
он
предстал
в
ее
молодом
и
беспечном
со знан ии,
по степ ен­
но
п реоб раж аясь,
вырастал
в
грандиозную,
светлую
и
трагиче­
с кую
фигу р у,
олицетворявшую
собою
Сов есть ,
Голос
и
Символ
своей
эпохи.
Если
вдуматься
в
некоторые
лаконичные
зап иси
Цветаевой
о
Блоке,
мо жно
легко
убедиться
в
том,
что
мн огие
пи са вшие
о
п оэте
пос ле
нее
и,
безусловно,
не
зна вш ие
об
ее
высказываниях,
со п ри касают ся
с
нею
в
своих
выводах.
Иными
словами:
убе­
диться
в
зоркости
и
современности
взгля да
Цветаевой.
Ее
наив ное
мифотворчество
молодости
не
только
не
поме ­
шал о^
ей
позже
постигнуть
и
осмыслить
Бло ка
—п оэта
и
ч ело­
века
—
как
явл ен ие
русской
жизни,
русской
исто рии,
но
да же
по слу жило
побудителем
этого
осмысления.
Конечно,
есть
что
оспорить
у
Ц ветаев ой;
конечно,
она
была
во
многом
субъектив­
на,
пристрастна,
категорична,
парадоксальна.
Одна ко
над
вс ем
этим
стоит
творческая
интуиция,
позволившая
ей,
как
всяко м у
истинному
таланту,
д ости чь
высот
и
глубин
поэтического
про­
зрения.
То
немногое,
что
оставила
нам
Цветаева
о
Бл оке,
ценно
вдвойне:
как
исповедь
ее
самой
и
как
живо е
и
пр они цател ь ное
слово
поэта
о
поэте,
которое
д есяти летия
спустя,
не
обветшало
и
не
потускнело.


Л.
ОЗ ЕРОВ
НАЧАЛА
И
К ОНЦЫ
...ты,
художник,
твердо
вер уй
В
н ачала
и
ко нцы. ..
А.
Блок
ремя
о пр едел яет
ст епень
зав исим о сти
одного
худож ­
ника
от
другого.
Обычно
это
называют
вли янием .
Но
в лиян ие
имеет
сотни
оттенков.
Иногда
это
переклич­
ка
старш их
и
младших,
п орой
это
оглядка,
а
под час
и
по лемик а.
Из
множества
приме р ов
я
беру
два
—
Ахматову
и
Пас терн ака.
Младшие
со вр еменник и
Блока,
они
не
прошли
мимо
не го
и
его
п оэзии .
Их
тв орческая
пе р екли чка
обретает
за
п ред елами
их
жиз ни
новый
смы сл
и
новое
зн а­
чение.
I
Первая
к нига
А нны
Ахматовой
«Вечер»
вышла
в
1912 году,
в
п ору,
когда
имя
Блока
был о
широко
известно,
л юбимо .
Б лок
—
старш ий.
Б лок
—
л идер
символистов,
которых
ак м еисты
(круг Ахматовой)
бу дут
преодолевать
(«Преодолевшие симво­
441


лизм»
—
работа
В.
М.
Жирмунского1).
Преодолевать
или
отри­
цать
—
одно
из
двух,
и
то
и
дру гое.
Рисунок
отношений
Блока
и
Ахматовой,
дос та точн о
слож­
ный,
блестяще
воссоздан
в
специальной
работе
В.
М.
Жирмун­
ского
«Анна Ахматова и Александр Блок» 2.
Нет
н е обходи мос ти
повторять
или
варьировать
положения
э той
р абот ы.
Тем
бо лее
что
на
эту
тему
писали
и
Д.
Максимов,
и
Ю.
Лотман,
и
К.
Чу­
ковский,
и
П.
Гро м ов,
и
некоторые
д ругие .
Но
ес ть
смысл
в
частном
д оп олне нии
к
теме .
Как
известно,
А нна
Андреевна
Ахматова
написала
отдель­
ные
очерки
о
примечательных
людях,
вст реч енных
ею
в
жиз­
ни.
К
их
числ у
относятся
страницы
о
Блоке,
Модильяни,
Ло­
зинском,
Мандельштаме.
На
мо ей
п амя ти:
настойчивые,
порой
назойливые
в опрос ы
о
Блоке.
Некоторые
из
них
бы ли
так
недвусмысленны,
что
одна­
жды
Ан на
Андреевна
сказала
м н е: «Да объясните же вы им,
что
я
никогда
не
состояла
в
так
наз ываемо м
б лок овск ом
га­
реме».
«Воспоминания об Александре Блоке»
—
страницы,
остав­
ленные
нам
Анной
Ахматовой
и
впер вые
опубликованные
по­
смертно
в
двенадцат ой
книжке
«Звезды»
за
1967 год.
Как
известно,
эти
воспоминания
написаны
в
октябре
1965 года для
передачи
Лен ин гр адск ой
студии
телевидения.
Достаточно
бег ло го
чтения
этого
очерка,
чтобы
поч увс тво­
вать
отношение
А нны
Ахматовой
к
великому
(ее эпитет)
поэту,
который
воспринимается
ею
«как памятник началу века».
На­
тура
достаточно
сильная,
она
умела
восхищаться
наиболее
достойными
из
своих
стар ши х
и
м ладш их
современников
(на ­
з ову
Анненского,
Мандельштама,
Пастернака,
Цветаеву,
М ая­
ков с кого,
Хлебникова).
Конечно,
в
этом
ряду
был
Блок
—од­
ним
из
пер вых ,
наряду
с
А нненск им ,
кот орого
Ахматова
назы­
вал а
учителем
(см.
«А тот,
ког о
учителем
счи таю»).
Время
от
времени
—
при
жи зни
А нны
А ндр еевны
Ахма тов ой
и
после
ее
кончины
—
во зник ают
недоуменные
вопросы,
ка­
с ающиеся
ее
отношения
к
Александру
Блоку.
На
о дин
из
таких
вопросов
постараюсь
ответить.
В
самом
начале
шестидесятых
годов
од ин
ленинградский
знакомый
по з вонил
мне
и
передал
привет
от
А нны
Андреевны
Ахма тов ой .
Это
всегда
б ыло
празднично
—
услышать
ее
или
1 В его кн . : «Вопросы теории литературы» .
Л., 1928.
2 Впервые напечатано в журнале « Ру с ска я
литература», 1970, No 3,
с.
57—82.
442


получ ит ь
от
нее
привет.
Вместе
с
тем
мой
знакомый
ск аз ал,
что
ему
п оруче но
п оказ ать
мне
несколько
стихотворений,
к отор ые
названы
«Из новой книги». «М ожете
распоряжаться
ими
по
своему
усмотрению»,—
сказал
знакомый.
И
доба в ил: «Анна
Андреевна
высказала
пожелание,
чтобы
вы
передали
эти
ст и­
хотворения
в
«Литературную газету».
29 октября 1960 года цикл стихотворений «И з
новой
книги»
был
напечатан,
хотя
и
не
в
объеме,
п ред ло женном
а в тором.
В
этом
цик ле
мен я
сейчас
интересует
такое
стихотворение:
И,
в
памяти
черной
пошарив,
на йд ешь
До
самого
локтя
перчатки,
И
но чь
Петербурга.
И
в
сумраке
ло м«
Тот
заиах
и
душный,
и
сладкий.
И
ве тер
с
залива.
А
та м,
между
строк,
Минуя
и
ахи
и
ох и,
Т ебе
улыбнется
презрительно
Блок
—
Трагический
тен ор
эпохи.
В
собрании
стихов
(«Библиотека поэта»,
Большая
серия,
1976) это стихотворение с условной датой (1960?) стоит между
двумя
другими
стихотворениями
о
Б локе : «Пора забыть верб­
люжий
э тот
г ам» (1944—1950) и « О н
прав
—
оп ять
фонарь,
ап­
тека» (7июня1946).
По
выходе
номера
«Литературной газеты»
и ные
спрашива­
ли,
нед о ум евая : «Что это значит
—
трагический
тенор
эпо х и?»
Другие
негодовали
в пря му ю: «Как это можно
—
о
Блоке!
—
трагический
т енор
э пох и».
При
пер вой
же
встрече
с
Анной
А нд реевной
Ахматовой
у
Ард о вых
на
О рд ынке
вст ал
меж ду
н ами
этот
злополучный
«трагический тенор».
Я
не
возмущался,
не
протестовал.
Мне
хот ело сь
понять
—
в
чем
дело.
И
Анна
Андреевна
Ахматова,
верная
своему
обычаю
немно-
гословия,
сказала
м не:
—
Об ъясн ите
им,
что
это
не
обывательское
«душка-т е­
но р»...—
И
п осле
значительной
паузы:
—
У
Б аха
те нор
поет
Евангелиста...
До ма
я
за гляну л
в
книги
о
Бахе
и
узнал,
что
Евангелист
(в
«Страстях по Матфею») —
па ртия
тенора,
Иис ус
—партия
ба­
са,
ныне
ча ще
вед о мая
баритоном.
Так
вот,
думал
я,
как
важно
знать
то,
что
и мел
в
виду
автор,
созда ва я
об раз...
Вскоре
п осле
этого
разговора,
перечитывая
Блока,
я
наш ел
в
его
ци кле
«Через двенадцать лет»
строки: «И тенор пел на
сцене
гимны//безумным
скрипкам
и
в ес не» (1910).
По-новому
443


открылись
мне
эти
с трок и:
те нор
пел
пе
рома нс ы
и
арии,
а
гимны...
Через
де сять
лет
по сле
этого
я
получил
от
акад еми ка
Вик­
тора
Максимовича
Жирмунского
его
работу
«Анна Ахматова и
Ал ексан др
Бл ок », уже упоминавшуюся мной, —
оттиск
из
жу р­
на ла
«Русская литература» .
В
э той
работе
ученый
касается
и
ст их от во рения
о
трагиче­
ск ом
теноре.
Он
объ ясн яет
его
как
«психологически снижен ­
ный—как
обра з
г ероя
своего
в ре мен и» h С одной стороны,
это
«памятник началу века», с другой
—
«трагический тенор» (со ­
гласно
толкованию
В.
М.
Жирмунского,
«два диалектически
взаимосвязанных
ас пе кта
образа
Бло ка
как
«человека-э по ­
хи»)2.
В
той
же
раб оте
ученый
вс помин ае т
о
литературном
вечере,
на
к ото ром
Ахматова
и
Блок
выступали
вместе.
Ахматова
в
своей
статье
рассказывает
об
э том
вечере:
ей
предстояло
вы­
сту пит ь
пос ле
Блока.
«Я взмолилась: «Александр Александро ­
вич,
я
не
могу
чи тать
после
вас».
Он
—
с
упреком
—
в
ответ:
«Анна Андреевна,
мы
не
те н ора » 3. «Сравнение
это,
на долго
за­
п ечатл евш ее ся
в
п ам яти,
было,
может
быть,
подхвачено
через
много
лет
в
ст ихо твор е нии,
где
Блок
предстает
как
«трагиче­
ский
тенор
эпохи»4,—
пише т
В.
М.
Жирмунский.
Вероятно,
разгадка
этого
образа
живо
ин тер есов ала
В.
М.
Жирмунского.
Да
и
не
только
его
одного.
Достаточно
вы­
рази тель н ое
и
многозначпое
определение...
Мелькала
до гадка
о
теноре
у
Баха,
поющем
Евангелиста,
образе
Христа
у
Блока.
Мне
нужен
был
совет
В.
М.
Жирмун­
ского.
Он
один
только
и
мог
его
дать.
Но
я
почему-то
медлил.
И
эта
медлительность
оказалась
—
в
который
раз!
—
роковой.
Вскоре
после
этого
В.
М.
Жирмунского
не
ста ло.
С
каким
опозданием
я
выполняю
обещанное
ему!
В
предисловии
к
«Избранным трудам»
В.
М.
Жирмунского
Д.
С.
Лихачев
пиш ет
об
авторе
книг и: «...буд учи
близко
знако­
мым
с
А.
А.
Ахматовой
в
пос ле дние
г оды
и
постоянно
пользу­
ясь
в
своих
работах
устно
сообщенными
ею
свед ениям и,
он
никогда
не
сч итал
возможным
ссылаться
на
слова,
сказанные
1В.
М.
Жир му нски й.
Теория
литературы.
Поэтика.
Стилистика.
Л ., «Наука», 1977, с.
354.
2 Там же,
с.
304.
’Анна
Ахмат ов а.
Изб ран н ое.
М.,
«Художественная литера ­
ту ра», 1974, с.
492.
4В.
М.
Жир му нски й.
Теория
литературы.
Поэтика.
Стилистика.
Л ., «Наука», 1977, с.
354.
444


ему
Ахма тов ой ,
а
всегда
по дыс к ивал
для
них
документальные
под т вержд ен ия» 1.
В
этой
за мет ке
я
ссылаюсь
на
слова
Ахма тов ой ,
так
как
у
меня
(боюсь,
что
не
только
у
мен я)
нет
документальных
под­
тверждений
версии
о
«трагическом теноре»
—
Евангелисте.
Но
они
б ыли
сказаны
и
они
равны,
с
моей
точки
зрения,
докумен­
тальному
свидетельству.
Во
всяком
сл уч ае,
они
проливают
свет
на
определение
«трагический тенор эпохи», вызвавшее та­
кие
толки
и
кривотолки.
II
Имя
Пастернака
впер вы е
упоминается
Блоком
в
записной
книжке
ш естид еся той .
8 июля 1919 года поэт записывает: «Ро­
берт
Гискард»
К ле йста
в
переводе
П астерна ка» (IX, 466).
В
следующей
книж ке
шесть д ес ят
первой
11 июня 1920 года
ск азано : «Отзыв о переводах Пастернака из Гете» (IX, 494).
Речь
идет
о
«Тайнах»
Гёт е
—
одной
из
первых
переводческих
по пыт ок
молодого
поэта.
«Тайнам»
предпослано
«Посвящение».
Гё те
написал
«Посвящение»
в
1784 году.
Сперва
оно
пред­
назначалось
в
ка честве
вступления
к
поэме
«Тайны».
Но
Гёте
от
этого
намерения
отказался
и
пом ещал
это
стихотворение
как
проло г
или
вст у плени е
ко
всему
написанному
им,
сделав
это
стихотворение
как
бы
эпиграфом
ко
всему
своему
творчеству,
как
бы
ма нифе ст ом
своей
поэ зии,
напу т ств ием
читателю
его
сочинений.
«Тайны»
Гёт е
в
переводе
Б.
Л.
Пастернака
вышли
в
свет
в
1922 году в издательстве «Сов рем е нн ик»
с
введением
пр офе с­
с ора
Г.
А.
Рачинского.
Им еется
подзаголовок
«Фрагмент».
Ш аги
зари
заслышав,
с
перепугу
Непрочный
сои
ресниц
мои х
бежал.
Как
утро
св еж,
покинул
я
лачугу
И
горный
путь
до
света
продолжал.
Тонули
ноги
в
сонной
неге
луга,
Бурьян
в
росе
ку палс я
и
дро жа л,
З ажг лась
заря ,
и
все
к руг ом,
пьянея,
Делиться
звало
упоеньем
с
нею.
Теперь,
зная
зрелую
и
по зднюю
переводческую
манер у
Па с­
тернака,
мож но
с каз ать,
что
в
неуклюжих
строчках
перевода
угадывается
будущий
бл истател ьн ы й
поэт.
Блок
отверг
этот
1В.
М.
Жир му нски й.
Теория
литературы.
Поэтика.
Стилисти­
ка.
Л., «Наука», 1977, с.
12.
445


перевод
и
сурово
сказал
правду
о
нем
еще
нео пер ившем у ся
поэту.
Сам
Пастернак
на зыва л
свои
переводы
из
Гёте
и
из
Бен
Джонсона
(«Алхимик») — « удру ча юще
н еумел ые
пи сани я»,
«самые страшные».
Переводчик
был
к
себе
строг
до
беспощад­
ности.
Отзыв
Блока
на
перевод
Пастернака
(«По поводу перевода
П аст е рн ак а») датирован « м ай 1920».
О чев ид но, 11 июня этот
отзыв
завер шен .
Он
предназначался
для
и здате л ьства
«Всемир­
ная
литература».
В
на чале
рецензии
Б лок
приводит
первые
две
строфы
сти­
хо тв ор ения
в
п одст рочн ом
переводе
(«У Гете буквально. ..»
—
первая
фра за
ре ценз ии).
Оценк а
Бл ока
откровенна: «УПастер­
нак а
все
тяжеловесно,
не прос то,
искусственно».
И
далее: «Риф­
мы
не во зм ожны».
И
еще
д ал ее: «Сам по себе перевод литера-
турен,
но
пестрит
очень
многими
выражениями,
обли ча ющи ми
комнатность,
неразвязанность
переводчика;
что-то
кропотливое,
домашнее,
ма ло
т алант л ив ое».
Б лок
делает
смягчающие
огов орки : «Последняя октава луч ­
ше,
хотя
ряд
образов
про пуще н
и
есть
л иш нее», «правда,
окта­
ва
—
очень
тру дн ая
для
перевода
строфа».
П редло жение:
либ о
весь
перевод
переработать
«в корне»,
л ибо
«отказаться от перевода», ибо редактировать его
—
«боль ­
ший
тр уд,
чем
переводить
сызнова».
В
рез ультате
анализа
Блок
утв ер жда ет,
что
имеющийся
перевод
Си доров а
«производит впечатление более гетевское»
(VI, 468-469).
Есть
позднее
(1957) свидетельство Б.
Л.
Пастернака
в
его
автобиографическом
очерке
«Люди и положения» .
Р ечь
идет
о
приведенном
отзыве
Бл ока
на
пе ре вод
из
Гёте.
«Пренеб­
режительный,
уничтожающий
отзыв,
в
оценке
своей
заслу­
женный,
спр авед л ив ый».
Пр ошло
тр идц ать
семь
ле т.
Пастернак
завершил
сво й
жизненный
и
тв ор ч еский
путь.
И
он
мог
на
огром н ом
временном
ра ссто яни и
по
существу
оц е нить
блок ов ­
ск ий
отзыв.
«Пренебрежительный»
—
это
Пастернак
принял,
не
об ид ел­
ся,
и
в
его
устах
самое
сло во
звучит,
как
нечто
само
собой
р а зум ею щееся,
так
же,
впрочем,
как
слово
«уничтожающий».
Переводчик
счел
этот
отзыв
«заслуженным,
справедливым»,
то
е сть
объективным.
П рекрас ный
пример
для
наших
худож­
ников.
Позднее
Пастернак
все
же
вернулся
к
«Тайнам», исправле ­
нию
перевода.
И меет ся
экземпляр
«Тайн»
с
многочисленными
испр ав л ениям и
переводчика.
i
446


В
том
же
автобиографическом
очерке
Пастернак
пишет:
«Блоку я впервые представился в его последний наезд в Моск­
ву,
в
ко рид оре
или
на
лест нице
Политехнического
музея
в
вечер
его
выступления
в
аудитории
музея.
Блок
был
при вет лив
со
мно й,
сказал,
что
слыш ал
обо
мне
с
лучшей
с торон ы,
жалова лся
на
самочувствие,
просил
отложить
вс тр ечу
с
ним
до
улучшен и я
его
зд оров ь я».
В
этот
вечер
Бл ок
выступал
в
трех
местах.
На
вечере
в
Политехническом
был
Мая ко вск ий.
«В середине вечера он
сказал
мне,
что
в
Доме
п ечати
Блоку
под
видом
критической
неподкупности
гот ов ят
бенефис,
разнос
и
кошачий
концерт.
Он
предложил
вдвоем
отправиться
туда,
ч тобы
предотвратить
за­
думанную
низость»\
Маяковский
и
Пастернак
пош ли
в
Дом
печати
пе шком,
Бло­
ка
повезли
на
ма ш ине.
Ко гда
М аяко в ский
и
Пастернак
добра­
лись
до
Никитского
бульвара,
до
До ма
п ечат и,
вечер
уже
кончился
и
Блок
уехал
на
третье
вы сту пление.
Ск анд ал
успел
тем
временем
пр оизо йти, «Блоку после чтения в Доме печати
на го вор или
ку чу
чудовищностей,
не
п ос тес нявшис ь
в
лицо
упрекнуть
его
в
том,
что
он
отжил
и
внутренне
мертв,
с
чем
он
спокойно
соглашался.
Это
гов орилось
за
несколько
месяцев
до
его
действительной
кончины»2.
На
протяжении
всей
жизни
Борис
Пастернак
хранил
вы­
сокое,
восторженное,
поч тит ел ьное
отношение
к
Александру
Блоку.
В
беседах
сво их
и
в
своих
произведениях
он
обращался
к
Блоку
прямо
или
косвенно.
Это
был о
ест еств енным
выраже­
ни ем
чувства
преемственности,
отличающим
культурную
тра­
дицию
от
беспамятной,
антикультурной.
Мн огокр ат но
формулировал
Пастернак
эп оху
Блока,
его
окружение,
смысл
его
д ела
и
размеры
его
тв орче с кого
о тпеча т­
ка
в
русской
литературе.
Так
жестоко
раскри тиков ан ны й
Б ло­
ко м,
Пастернак
тем
не
менее
сох ран ил
к
не му
от ноше ние
младшего
к
старшему,
от нош ение,
исполненное
признательно­
сти
и
почтительности,
хотя,
как
будет
ви дно
из
дальнейшего,
при
его
ха ракте ристи к е
отмечал
слабые
с торон ы
его
по эт ики
(именно то,
что
б ыло
шагом
назад
по
сравнению
с
кл асси ка ми
русской
поэзии
XIX века) .
Насколько
мне
известно,
Пас терн ак
св ой
перевод
из
Гёте
не
перепечатывал,
считая,
что
новое
кач еств о
своей
по эт ики
сле­
дует
показать
на
новом
материале.
Это
и
был о
сделано
в
пере-
1 «Новый мир», 1967, No 1, с.
214.
2 Там же.
447


во де
обеих
частей
«Фауста»
и
в
перево д ах
лирики
(«Миньона»,
«Арфист», «Вечерняя песня охотника»
и
др .).
Блоковские
строки
из
«Вольных мыслей», написанных
бе­
лым
сти хом ,
пятистопным
ямбом,
Пастернак
взял
в
кач еств е
эпиграфа
к
«Белым стихам» (1918):
И
в
этот
миг
прошли
в
мо згу
все
мысли,
Единс твенны е
нужные.
Прошли.
И
умерли...
«Белые стихи»
—
част ь
цикла
«Стихи разных лет» (1916—
1943), не вошедшего в книги поэта и стоящего между «Тем а м и
и
в ар иац иям и» (1916—1922) и «Вт орым
рожд е ние м» (1930—
1931).
Это
был о
время
становления
поэт ики
Пастернака,
время
второй
коренной
переделки
ранних
стихов.
Не со мненно ,
поэти­
ка
зре лого
Блока
(так называемого «тр етье го
то ма ») творче­
ски
учитывалась
Паст ер нако м.
Над
блоковскими
темами
он
много
думал
и
не
раз
воз вра щалс я
к
ним
в
своих
беседах.
Блок
возн и кал
в
них
как
реальное
лицо,
как
творец
и
как
носитель
важнейших
начал
русской
поэтической
тр ад иции.
С вои
чувства
к
Блоку
Пастернак
за пе ча тлел
в
стихах.
«Ветер»
—
«четыре отрывка о Блоке»
—
своего
род а
лири­
ческая
тетралогия,
вк люче нная
в
невышедшую
книгу
«Когда
ра зг ул яется» (1956—1959).
Впе рвые
книга
опубликована
в
со­
ставе
«Стихотворений и поэм» (Большая серия « Б иб лиот е к и
поэт а», 1965).
До
этого
три
последних
отрывка
были
опуб ли­
кованы
в
«Избранном» (1961).
В
эт их
отрывках
—
во с хищ ение
и
ирония
(адресованная,
кстати,
не
Бл оку,
а
его
истолкователям
—
авторам
«диссерта­
ций,
на
все
проливающих
све т »).
В
этих
отрывках
—
вынесен­
ный
в
заголовок
образ
ветра,
гл аве нст в ующий
у
позднего
Бло­
ка,
в
его
«Двенадцати» .
Тот
в етер
повс юду.
Он
—
дома,
В
деревьях,
в
деревне,
в
дожде,
В
поэзии
тр етье го
тома,
В
«Двенадцати», в смерти — везде.
В
последнем
отрывке
дан
Блок
—
п оэт
предчувствий,
кану­
нов,
предтеча
«большой грозы», «большой бури».
Блок
жд ал
этой
бури
и
в стр яски.
Ее
огневые
штрихи
Боязнью
и
жаждой
развязки
Легли
в
его
ж изнь
и
стихи.
448


«Огневые штрихи»
б локов ск ого
письма
—
меткая
х ар акте­
ристика
не
только
по эт ики,
но
и
м ир опо ним ания.
Поэтика
«блоковской стремительности»
обретает
не
только
линию,
но
и
цвет.
Багрянец
ло жи тся
на
гранит
серых
з даний
Петербурга.
И
эт от
багрянец
по движен
настолько,
что
каж ет ся
на ходящ им­
ся
в
пос т оянно м
движении
и
фон
его
движется
вместе
с
ним .
На
э том
на до
остановиться.
Пастернак
придает
э той
черте
Блока
особое
зн ачен ие.
Он
гов о рит
о
«блоковской стремитель ­
ности», его «блуждающей
прист аль но ст и», «беглости его на­
бл юде н ий», о городе его стихов—
Петербурге,
который
«превра­
щен
в
зах в аты ва ющее
явлен и е
редчайшего
внут р еннег о
мира ».
Динамизм
образов,
композиция,
си нтак сис
Пастернака
сближает
его
с
эт ой
«блоковской стремительностью» .
Ничего
статичного,
м узе йн ого,
расположившегося
для
позирования,
все
—
в
н амеке ,
в
беге ,
в
полете.
Все
—
выражение
неумолкаю­
щей
жизни.
Быть
голосом
ее
—
вот
че го
до бив ает ся
Пастернак.
Не
ставлю
здесь
перед
собой
цели
исчерпать
все
ас пек ты
свя зи
двух
поэтов,
они
требуют
дал ь нейше го
иссл ед ования .
Указываю
на
некоторые.
К
нас ле дию
Блока
прибегает
Пастернак
и
в
своих
истори­
ко-литературных
очерках.
Т ак,
в
статье
«Поль- М а ри
Верлен»,
написанной
к
с толе тию
со
дня
его
рождения,
сб ли жа ются
р ус­
ски й
и
французский
поэты
(март 1944) Ч
В
начале
статьи
Пастернак
сравнил
Верлена
с
Блоком,
Р ильк е,
Ибсеном,
Чеховым.
Далее,
характеризуя
эпоху,
автор
статьи
снова
обращается
к
Блоку,
который
и
«дал высшую и
единственную
по
близости
картину
Петербурга
в
это м
знаме­
нательном
мельканье,
так
поступил
и
реалист
Верлен,
отведя
в
своих
непозволительно
личных
исповедях
гл авну ю
роль
исто­
рическому
врем ени
и
обстановке,
среди
которых
протекали
его
па д енья
и
расканья»2.
И
в
третий
раз
в
той
же
стать е
Пастернак
вспоминает
Бло­
ка,
когда
отвергает
версию
о
Верлене,
утверждающую,
что
этот
лирик
«не ведает,
что
тв ор ит». «Наши
п редстав л ения
также
недооценивают
ор линой
трезвости
Блока,
его
исторического
такта,
его
чувства
земной
уме стно ст и,
неотделимой
от
гения»3.
Явление
Бл ока
дает
Пастернаку
повод
и
возможность
для
1 Статья в сокращении опубликована 1
ап реля
1944 г.
в
газет е
«Ли ­
тература
и
и ск усств о».
Полный
текс т
хранится
в
моем
архиве.—
Л.
О.
2 Поль Верлен .
Лирика.
М.,
«Художественная литература»,
1969, с.
170—171.
3 Там же,
с.
173.
1Д15 В мире Блока
449


тв орч еск ого
сопо став ления ,
для
выводов,
выходящих
sa пре*
деды
самого
сравнения.
К
знакомым
ма териа л ам
о
Блоке
и
Пастернаке
сравнитель­
но
недавно
добавились
новые.
Готовя
к
из д анию
в
Большой
серии
«Библиотеки поэта»
(1961—1965) стихотворения и поэмы Бориса Пастернака,
я
за­
н имал ся
р ук о писным
наследием
его
и
примечаниями.
Это
бы ла
труд на я,
но
увлекательная
работа.
Дойдя
до
«Четырех отрыв­
ков
о
Бл о ке», объединенных под общим названием « В ет ер»
и
написанных
в
по здн юю
пор у
(книга стихов «К о гда
разгуляет­
ся» (1956—1959), я подумал:
а
не
по г лядеть
ли
мне
в
библио­
те ке
Бориса
Пастернака
собрание
стихотворений
Блока,
кот орое
он
чи тал
и
ко тор ым
пользовался
в
ра бот е?
Ведь
в
разгово­
рах
о
по эзии,
в
том
числе
и
со
мн ой,
Пастернак
часто
обра­
щался
к
Блоку
и
гов ори л
о
нем
охотн о
и
у влеч енно.
Еще
бы!
Это
о
нем
написало сь : «У Блока было все,
что
со зд ает
великого
поэта,—
огонь,
нежность,
проникновение,
с вой
образ
мира,
сво й
дар
особого,
все
претворяющего
прикосновения,
св оя
сдержан­
на я,
скрадывающаяся,
вобравшаяся
в
себя
судьба»
Ч
Во
многих
м естах
своей
прозы
так
или
и наче,
прямо
или
косвенно
Борис
Пастернак
касает ся
б локов с кой
темы.
Все
эт о,
вместе
в зято е,
да
и
просто
человеческое
любопытство
подтолк­
н уло
мен я
к
полке
кн иг
в
рабочей
комнате
поэта.
Я
взя л
в
руки
сильно
потрепанное,
основательно
за чи танно е
«алконостовское»
собрание
Блока,
и
ка ковы
были
мои
удивление,
вос торг
и
ра­
дост ь,
когда
из
п ерв ого
тома
п ос ыпа лись
на
с тол
листки
мелко­
го
формата
из
ч исла
тех,
что
в
пи счебу маж н ых
магазинах
ид ут
под
рубрикой
«для заметок» .
Эти
листки
были
испе щр ены
карандашом,
хара кте рны м
лет ящи м
и
ст р емит ельн ым
пас тер­
наковским
почерком.
На
первом
листке
с тояла
подчеркнутая
над пись : «К характеристике Блока» .
Я
по спеш ил
поделиться
рад ос тью
нах о дки
с
семьей
поэта:
со
вдовой
его
Зинаидой
Ни­
к о лаевн ой,
с
сыном
Е.
Б.
Пастернаком,
женой
сы на
Е.
В.
П ас­
терн ак,
написавшей
впоследствии
статью
«Пастернак и Блок» 2.
Весь
первый
том
«алконостовского»
издания,
сильно
потре­
панный,
хранил
следы
пастернаковской
ч итки:
подчеркнуты
и
отчеркнуты
ст р оки,
строфы,
цел ые
опус ы.
Это
б ыла
не
просто
чи тка,
а
работа
по
подготовке
к
статье
или
книге.
Я
был
св и­
детелем
разговоров
Пастернака,
в
которых
в ы раж алось
жела­
ние
написать
о
тех
или
иных
поэтах
специальные
работы:
1 «Новый мир», 1967, No 1, с. 213.
2 Блоковский сборник, II. Тарт у, 1972, с . 4 47—450,
450


о
Шек спи ре,
о
Гёте.
К
ним
может
бы ть
пр иб ав лено
имя
Блока.
Он
собирался
в
послевоенные
годы
п исать
о
Блоке
статью
и
нака пл ива л
материал.
Да,
в
послевоенные
год ы
он
собирался
писать
о
Блоке.
Статья
или
книга,
к
со жалению ,
не
бы ли
написаны,
развернутое
иссл ед о вание
не
сос тоялос ь.
Заметки
с вои
подготовительного
характера
Б орис
Пастернак
назвал
«К характеристике Блока».
Ве роя тно,
так
была
бы
и
наз ван а
будущая
статья,
кото рая
о бе­
щал а
вылиться
в
масштабную
характеристику
личности
и
твор­
чества
А лекса н дра
Блока.
Как
бы
там
ни
было,
к
известным
высказываниям
П аст ер­
н ака
о
Блоке
доба вл яется
еще
одно ,
ран ее
не
известное.
Есл и
п ервый
том
Блока,
его
пристальное
прочтение
и
из уч ение,
на­
брал
конспективного
ма териа ла
на
треть
листа,
то
надо
пола­
гать,
что
вся
статья
задумы в ал ась
как
весьма
объемная
работа.
Работа
о
том,
как
в
раннем
творчестве
угадывается
будущее,
как
стрем ит ел ьно
росло
блоков ск ое
в
Блоке,
как
соотносились
начала
содержательные
и
изо бр азител ь ны е.
Рукопись
начинается
так:
«Задатки,
(отделанные впоследствии}
в
ранних
книгах,
в
«Ante Lucem»,
во-первых,—живописание
природы
отвлечен­
ным и
и
общими
словами
из
пушкинского
словаря,
яв ляю щеес я
шагом
назад
не
только
п осле
Фета
и
Тютчева,
но
даже
и
Лер­
монтова,
и,
во-вторых,—
гамлетизм
—
натурально-стихийная,
неопределившаяся
и
ненапр а вл енная
духовность
(«Песня Офе­
лии»
из
книги
«Распутий»)».
С
полной
откровенностью
и
правдивостью,
не
б о ящейся
обид
блоков е дов ,
гов ори т
Пастернак
о
«шаге назад»
после
Ф ета
и
Тютчева,
после
Лермонтова,
о
шаге
на зад
в
живописании
при­
роды.
Так
р езко
судил
о
в ещах
и
сам
Блок.
Пастернак
про д о лжает : «В дальнейшем воздушность и оду­
хотворенность
о писан ий
прир од ы
укрепляются
су жени ем
кру­
га,
нахождением
круга
тем ,
где
э тот
характер
и зображ ен ья
уместен,
и
даже
бол ее
того,
единственно
реа лист ичен , —
пере­
ходные
тон а
весны
и
осени,
зимняя
мгла,
су ме ре чная
и
вече-
ров ая
меткость
—
краски
русского
севера
и
рус ск ого
неблаго­
пол учн ого
город а.
С
момента
как
эта
ман ера
на чин ает
попадать
в
ист инну ю
цель,
система
эт их
образных
и
реч евых
предраспо­
ложений
начинает
бур но
ра зви вать ся,
как
своеобразный
Бл о­
ковский
импре с с иониз м.
Здесь
именно
рожденье
творческой
личности
Блока,
его
ми сс ии,
его
п оэти чес кого
мир а.
Полное
и
инст инк т ивно е
созвучье
в рем ени
—
одновременность».
’Мб*
451


Да лее
автор
зам ет ок
расшифровывает
этот
резко
и
опреде­
л енно
обозначенный
тезис,
свя зы вая
о бр азный
с трои
Бл ока
с
ист о рией, «с превращеньями,
происходящими
в
обществе
на­
кануне
революции
1905 года».
В
«Стихах о Прекрасной Даме»
о ты скив ает
Борис
Пас тер­
нак
мотивы
и
образы,
предвосхищающие
зрелого
Блока.
Он
отмечает
то
там,
то
здесь
«проникновение жизни в схему».
Д нем
ве ршу
я
дела
с уеты,
Зажигаю
огни
вве че ру
—
си льн ое
предвестье
«Незнакомки» . « Там
в
улице
стоял
ка­
кой-то
дом»
—
первое
стихотворение
буд ущег о
Блока
«Петер­
бургских
повестей».
Я
и
мир
—
снега,
ручьи,
Со л нце,
песни,
э везд ы,
птицы...
П рибл ижений,
сбл ижени и,
сгор аний
—
ритм иче ск ая
быстрота
перечислений
—
с вое
—
новый
формаль­
ный
мотив.
О
ре ке,
бел ом
пла ть е,
песне
и
камыше
(«Мы встречались с
тобой
на
зак ате .. .», «Ни тоски,
ни
любви,
ни
обид ы...», «Тебя
скрывали
ту маны. ..», «Когда
святого
забвения...»)—зачатки
будущего
«Под насыпью,
во
рву
некошенном...».
Отмечается
дар
предчувствия
в
Блоке,
уг адка
ст их ами
всег о
подтверждавшегося
позднее
жизнью.
Так,
н апр им ер , «зимние
петербургские
стихи
п ишут ся
в
Шахматове,
то
ест ь
в
условиях
творческого
приволья
—
тематически
из
дру гого
времени,
при
мысли
о
будущем
пе рее зде
в
город».
Строго
суждение
Бори са
Пастернака
о
раннем
Блоке: «Все
в ремя
чер еду ется
ложное
глубокомыслие
и
многозначитель­
ность
с
примерами
бы стр ой
меткости
и
неподготовленной
на­
блюдательности.
Случаи
ложной
глубины
со
«страшными»
об­
щ ими
словами
—
оккультическими
или
религиозными
—
оказы­
ваются
случ аями
п усто ты
и
незап ол ненн ы х
схем:
наст ро ение
р асчер чен о
и
р азнес ено
по
стиху
и
только
не
расставлены
п о дл еж ащие : «призраки и девы»
—
это
им енно
подставные,
именно
на
эти
ме ста
ста новя тся
затем
де йст вит е ль ны е: «некто»
из
рабочей
т олпы,
гол оса
из
д али,
арлекины,
лица
«окошек»,
подъездов
и
п р., «подглядыванье»
заполняет
эти
устойчивые
ниш и
символического
при тв орн ого
суеверья».
Обзо р
поэтики
р аннег о
Блока
дает
возможность
Пастернаку
при йти
к
важным
выводам
о
стано в л ении
бл оков ског о
сти ля.
Он
452


утв ерж д ает,
например,
что
п оэти ческая
идея
и
концепция
«Прекрасной Дамы» «р еалист ическ и
уме стн а,
без
нее
действи­
тельность
тех
лет
и
мест
о стал ась
бы
без
выражения».
Сугубое
внимание
Пастернака
привлекает
ус илива вша яся
с
годами
тяга
Блока
к
реалистическому
изображению,
к
ре ал из­
му
как
пр авде
чув с тв.
От м ечает ся
сперва
реал ист ич нос ть
отдельных
выражений:
Теперь
не
может
быть
и
речи,
Что
не
од ни
мы
з десь
идем,
Что
Кто-то
задувает
свечи.
А
зат ем
подчеркивается
реалистичность
мировосприятия.
Нео жиданно
и
убедительно
со по ставл ени е
Блока
и
молодого
Маяковского.
«Причина:
глубокие
мировоззрительные
источ­
ники
и
резервы,
поддерживающие
всю
сист ем у
образов
и
зако­
ны
фор мы
у
обоих;
внутренние
к о нста нты,
пост о янные,
повто­
р яющ иеся
за
всеми
вар ьяц и ями
и
прису тст вую щ ие
в
виде
обя­
зательной
составной
части
содержания».
Текст
з амето к
Пастернака
«К характеристике Блока»
неве­
лик
по
объему
и
содержит
хот я
и
б еглы е,
но
емкие
и
острые
н аблюд ен ия
и
существенные
выводы.
В
одн ой
из
св оих
пометок
на
книге,
а
им енно
по
поводу
сти­
хотворения
«Тёмно в комнатах и душно...»
Пастернак
свиде­
тел ьс тву ет: «Отсюда пошел «Бл из не ц
в
тучах».
Это
очень
ин­
тересно
и
оч ень
важно!
Начало
тв ор ч ества
св оег о,
первую
сво ю
книгу
с тихов
(1914) Борис Пастернак связывает с Александром
Блоком,
с
его
стихотворением,
озаглавленным
в
рукописи
«Ле­
то м»
и
впервы е
напечатанным
в
1908 году.
Эта
беглая
пометка
на
книге
вместе
с
д ру гими
пометками,
со
всем
текстом
незавер­
шенной
стать и
позволяет
многое
соотнести
в
творчестве
обоих
поэтов,
уяснить
некоторые
ранее
н еизве стны е
историко-ли­
тературные
фак ты
и
с вяза ть
конец
одн ой
судьбы
с
началом
другой .


Л.
ДОЛГОПОЛОВ
ДОСТОЕВСКИЙ
И
БЛОК
В
«ПОЭМЕ БЕЗ ГЕРОЯ»
А ННЫ
АХМАТОВОЙ
г ероя », главное произведение поздней Ах -
стал а
в
последнее
время
объектом
при-
оэма
без
матовой,
стального
изучения
как
раз
со
ст орон ы
выявления
тех
ли тературн ы х
тр адиц ий
и
прямых
р емин исцен ­
ций,
которые
оказы ва ются
здесь
по
су щест ву
мате ­
риалом,
лежащим
в
основе
ее
исторической
и
художественной
к о нце пции.
В
работах
А.
Павловского,
В.
Жирмунского,
В.
То­
порова,
Лидии
Гинзбург,
Д.
Лихачева,
И.
Смирнова,
Р.
Тимен-
чика,
Т.
Цивьян
и
некоторых
других
ав т оров
обнаружены
и
прямые
со впад ен ия
Ахматовой
с
предшественниками,
и
многие
ассоциат ивн ые
св язи
э той
поэмы,
выводящие
нас
к
ее
цент­
ральной
те ме
—
теме
Петербурга.
Д.
С.
Лихачев
пря мо
пи шет
о
том ,
что
эта
поэма
п редс тавл яет
собой
непосредственное
раз­
витие
«единой»
Петербургской
са ги» *.
На зы ва ются
им ена
П уш-
1Д.
С.
Лихачев.
Ахматова
и
Гоголь.
В
с б.: «Традиция в истории
культуры».
М.»
«Наука», 1978, с . 226.
454


ки на,
Гоголя,
Д ост ое в ского,
Блока,
А.
Белого,
И.
Анненского,
О.
Мандельштама,
М.
Кузмина,
В.
Князева
и
др.
Т акой
шир о­
кой
и
наглядной
опоры
на
предшественников
и
современников
мы
не
на ход им
в
лирике
Ахм а тово й,
и
это
д ает
нам
возмож­
ность
утве ржд ат ь,
что,
созд ава я
поэму,
стремясь
обновить
сам
ж анр
поэмы,
Ахматова,
несмотря
на
всю
неповторимость
художественных
средств
и
при емов
творчества,
следует
в
со­
дер жан ии
ее
не
по
пут и
отк аза
от
традиции
и
создания
ориги­
наль но й
концепции,
а
по
пут и
усвоения
и
ра звит ия
ее.
I
Два
имени
возникают
сразу
же,
как
только
мы
знакомимся
с
«Поэмой без героя»,—
имена
Дос тоев с кого
и
Б лока.
Причем
здесь
важна
не
только
прямая
и ст орико-л ите ратурная
преем­
ственность,
но
и
то
нов ое
пр е дстав ле ние
о
человеческой
л ич­
ности,
к оторое
стало
складываться
в
эпоху
Дос тоев с кого,
но
окончательно
сформировалось
только
в
эпо ху
Блока.
О
том,
какое
бол ьш ое
место
Достоевский
занимал
в
творче­
стве
и
мировоззрении
Блока,
дос та точн о
хорошо
известно.
О
то м,
какое
больш ое
место
Достоевский
занял
в
позднем
твор­
честве
Ах мат о вой,
нам
еще
предстоит
узн ать.
Достоевский
намного
опередил
сво е
время.
Его
иде я
неодно­
значности
человеческой
личности,
его
концепция
«незавершен­
ного»
человека,
каким
формировался
он
в
условиях
пор ефо р­
менной
рос с ийск ой
д ействи тель но сти,
его
ст рем ление
с
максимальной
п олното й
осознать
тот
фе номе н,
который
обо зна ­
чался
Достоевским
как
«русский человек»,—
все
это,
как
и
многое
др угое
в
его
тв о рче ском
наслед и и,
начало
становиться
достоянием
общественного
созна н ия
лишь
в
начале
XX века.
Сама
бо рьба ,
разверпувшаяся
вокруг
Дос тое в ского
между
пр ед став ите лями
различных
общественных
групп,
св идетел ьст ­
вовала
о
громадном
значен ии
его
творчества
и
по ст авленн ых
им
вопросов.
Свою
л инию
отношения
к
Достоевскому
вырабатывал
в
те­
чен ие
своей
жиз ни
Бл ок,
для
к оторого
Достоевский
одновре­
менно
был
и
про роком
ре в олюци и,
и
выразителем
низ мен ных ,
недостойных
человека
сторон
д уши.
Свою
линию
отношения
к
Достоевскому
вырабатывает
и
Анна
Ахматова,
особенно
наглядно
—
в
«Поэме без героя», соз ­
дававшейся
в
1940-е
и
1950-е
г оды
и
подводившей
художествен­
ный
ит ог
ее
творчеству
пред шест ву ю щих
десятилетий.
Важно,
что
линия
вос при ятия
Ахматовой
Достоевского
наглядно
пер е­
15*
455


плетается
с
линией
в осп рияти я
ею
Блока.
Достоевский
и
Блок
—дв а
полюса
этой
поэмы,
если
смотреть
на
нее
не
со
стороны
сюжетно-композиционного
построения,
а
со
с торон ы
той
фил осо фии
исто рии,
котора я
составляет
основу
ее
реаль­
ного
содержания.
Пр иче м,
сразу
же
вы явля е тся
важнейшее
различие:
Достоевский
«приходит»
в
поэм у
из
прош лого
(что
явствует
из
конт екст а), он
—
пророк,
он
предсказал
то,
что
происходит
сейчас,
на
глаз ах ,
в
начале
век а
(действие поэмы
пр иуро че но,
как
известно,
к
1913-м у
году).
Блок,
напротив,
ге­
рой
дн я,
герой
име нно
эт ой
наст упив шей
эпохи,
он
наиболее
х арак тер ное
в
глазах
Ахматовой
выражение
ее
сущности,
ее
временной
атмосферы,
ее
роковой
предопределенности.
Это
важное
различие,
и
о
нем
следует
пом нит ь.
Но
оно
не
м ешает
Достоевскому
и
Блоку
выступать
в
поэме
Ах ма тов ой,
взаимно
дополняя,
продлевая
друг
друга
во
врем ени
и
тем
самым
давая
возможность
Ахматовой
выя вит ь
философско-историческую
сущность
своего
произведения.
Достоевский
—
второй
после
П ушк ина
русский
писатель,
за­
нимавший
такое
же
бол ьшое
место
в
духовном
ми ре
поздней
Ахма тов ой ,
что
видно
и
из
ее
творчества
и
из
отдельных
вы­
сказываний.
Блок
же
—
ее
современник,
ему
принадлежит
столь
же
значительное
место,
но
это
ее
больное
место,
ибо
эпоха
Бл ока
для
Ахматовой
не
кончилась
с
его
смертью,
и
но
слу чайн о
име нно
Блока
так
часто
вспоминает
Ахматова
в
св оей
поздней
лирике.
Блок
там
не
только
ч аст ый,
но
и
желанный
гость .
Образ
его
несет
зд есь
очень
большую
нагрузку,
и
не
только
пот ому,
что
отдельные
важнейшие
т емы
Блока
вн овь
возникают
у
Ахм а тово й,
продлеваясь
во
времени.
Приходя
в
стихи
Ахматовой
из
прошлого,,
из
предреволюционной
поры,
Б лок
помогает
ей
глубже
понять
уже
совсем
другое
время,
уви ­
деть
здесь
и
связь,
и
разл ичи я.
Кроме
тог о,
п оэт
(вообще поэт)
есть
в
понимании
Ах мат о­
вой
явлен и е
исключительное.
Это
высшее
проявление
человече­
ской
сущности,
не
подвластное
ничему
на
свете,
но
в
«своево­
ли и»
своем
выявляющее
те
выс о кие
ду х овные
цен нос ти,
кото­
рыми
живет
человечество.
В
первой
час ти
поэмы
среди
ряженых
появля е тся
персонаж,
который
«полосатой наряжен
в е рс той », «размалеван пестро и грубо».
То,
что
сказано
об
этом
персонаже
далее,
и
позволяет
гов ори ть,
что
име нно
в
нем
за­
печатлена
и
выявлена
общая
идея
поэта,
как
высшего
су щест ­
ва
—
«существа странного нрава», необычайного
закон ода тел я
(«Хамураби,
ликурги,
солоны
у
тебя
поучиться
должны»), как
я влен ия
ве чного
и
непреодолимого
(он
—
«ровесник Мамврий-
456


ск ого
дуба»
и
«вековой собеседник луны»).
Он
—
романтик
ис­
ко ни,
романтик
по
склад у
натуры,
по
при зван ию ,
по
неи збеж но ­
сти
мироощущения.
Он
«несет» «с вое
торжество»
по
свету
(«по цветущему вереску»
и
«пустыням»), невзирая ни на что,
ибо
«поэтам вообще не пристали грехи» (как и для Пушкина,
поэ т
для
Ахматовой
—
вне
земных
законов,
вне
обы чной
мора­
ли).
Дал ее
упом ян ут
Ковчег
Завета,
что
вводит
в
тему
«поэта»
тему
Моисея
и
его
скрижалей
—
тех
в елик их
заветов,
ко торы е
оставила
древняя
история
последующим
поколениям.
Так
«поэт»
в
интерпретации
Ахматовой
ст ано в ится
не
просто
су­
ществом
высшего
порядка,
но
таи нств енно й
эманацией
духов­
ной
сущности
и
опыта
ч елов ечеств а.
О тсюда
и
странный
нар яд
ряженого:
полосатая
верста.
Это
и
чис то
русский
дорожный
знак,
и
символическая
веха,
от м еч ающая
движение
истории;
поэты
—вехи
на
пу ти
ист ори и1.
Возможный
источник
симво­
ла—
стихотворения
Пушкина
«Зимняя дорога»
и
«Бесы» .
В
первом
—
«Только версты полосаты попадаются одне»,—
стр ок а,
кот ора я
вырастает
у
AxMàTOBofi до широкого обобщения
пути
—как
пути
человечества.
Во
вт ором
«верстою небы­
ва лой»
перед
испуганным
взором
п утника
возникает
бес,
и
этот
в торой
случай
нам
особенно
важен:
те ма
«бесовщины»
—
не
последняя
т ема
«Поэмы без героя», где она то разрастается до
масштабов
эпохи,
то
сужается
до
фокуса
отдельной
судьбы,
по э­
тической
судьбы
в
частности
(ибо поэт в понимании Ахматовой
не
только
соблазн
для
темных
сил,
но
и
сам
соблазнитель
для
тех,
кто
по вер ит
ему ).
Под
та ким
двойным
освещением
в
поэме
выступает
и
Блок,
но
уже
как
час тная
р еа лиза ция
о бщей
идеи
поэта,
как
явл ен ие
столь
же
высокое,
но
исторически
в
д анном
случае
обусловлен­
ное
2.
1 Не исключено,
что
А нна
Ахматова
опирается
здесь
на
суждения
Иннокентия
А нненск ог о,
выск азывавшиеся
им
в
стат ь ях,— напр им ер,
в
наброске
ста тьи
«Что такое поэзия?» или в речи в честь Достоевского
(«Достоевский»).
2 Другой возможной реализацией этой идеи поэта выступает в
«Поэме без героя»
Маяковский,
на
что
намекают
такие
дет али,
как
«размалеван пестро и грубо» (футуристический атрибут), обозначение
наряженного
полосатой
вер стой
словом
«дылда» (высокий рост — при ­
знак
Маяковского)
и,
нак онец,
словосочетание
«Про это» («Про это
лучше
их
ра сск азали
с тих и»), в котором явственно виден намек на поэ ­
му
Маяковского,
выводящий
нас,
в
свою
оч еред ь,
оп ять
же
к
Дост оев­
скому
(«про это»
—
сло ва
из
«Преступления и наказания», обозначаю­
щие
про
уб ийств о) .
Поэтов
убивают,
поэты
убивают
сами
се бя
(само­
убийство
Вс.
Князева
—
центральный
эпизод
«Поэмы без героя», при­
водящий
на
память
самоубийство
Маяко вско го ), но это,
сог ласно
Ахма-
457


И
вот
что
еще
важно:
и
в
по зд них
стихах,
и
в
«Поэме без
героя»
пер е секаю тся,
взаимодействуя
и
дополняя
друг
друга,
два
плана
в
восприятии
и
Дос тоев с кого
и
Блока
—
п лан
ис то ри­
ческий
(вернее,
историко-литературный), который
да ет
в оз­
мо жнос ть
Ахматовой
за яви ть
о
се бе
как
о
продолжателе
их
дел а,
их
главной
темы,
и
п лан
глу боко
личный,
субъективно­
человеческий,
который
дает
возможность
Ахматовой
ви деть
в
своих
предшественниках
образы
живых
людей,
со
своими
стр а стями
и
странностями
судьбы.
История
«отношений»
Ахматовой
с
Достоевским
в
нашем
литературоведении
до
сих
пор
не
о свещена
и
да же
по -н аст оя­
щему
не
по ст ав лена.
История
отношений
Ахматовой
с
Блоком
прослежена
в
из­
вестной
статье
В.
М.
Жирмунского
«Анна Ахматова и Алек­
сандр
Блок»
Ч
Частично
эта
же
тем а
за трон ута
В.
М.
Жирмун­
ским
в
п риме чани ях
к
«Поэме без героя»
в
издании
«Стихотво ­
рений
и
поэм»
А нны
Ахматовой
в
Большой
се рии
«Библиотеки
п оэта ».
И
с та тья,
и
п римечан ия
В.
М.
Жирмунского
лишь
на­
меча ют
тему,
но
не
даю т
ей
исчерпывающего
освещ ения .
Здесь
преобладает
аспе кт
историко-литературный,
ак аде ми чески й,
неизбежно
оставляющий
в
стороне
крайне
важный
в
данном
случае
мо мент
личн ого
отношения
Ахматовой
к
Блоку,
как
и
Блока
к
Ахматовой,
и
не
только
к
Ахматовой,
но
ко
всем у
тому
новому
по ко лению
поэтов,
к оторое
вышло
на
литературное
попр ищ е
в
1910-х
года х,
гром ко
за яви ло
о
с ебе
уже
в
годы
пе­
ред
первой
мировой
войной
и
за тем
составило
целый
э тап
в
развитии
русской
по эзии
конц а
10- х
и
20- х
годов.
Бло к
не
в осп риня л,
не
понял
того
нового,
что
принесли
в
поэзию
и
Ахматова,
и
Мандельштам,
и
Цв етае ва,
и
Маяков­
ский,
и
Пастернак,
и
Гумилев.
Он
хотел
видеть
в
них
(в част­
ности,
в
поэтах
акмеизма)
то,
чем
жил,
чем
болел
он
сам
и
чем,
по
его
мн ен ию,
должна
жить
и
болеть
русская
поэ з ия.
А
они
все
уже
жил и
другим,
они
создавали
новую
поэтическую
систе­
му,
к ото рая
оказалась
вне
поля
зрения
Блока.
Он
доброжела­
тельно
о т несся
к
большинству
из
назва нных
поэ тов ,
но
ни какой
новой
поэтической
сис тем ы , «нового художественного зрения»,
т овой,
не
мепяет
существа
того
дела,
ради
кот оро го
поэт
призывается
в
ми р:
его
назначение
—
обозначить
своим
им енем
и
сво ей
судь бой
эпоху,
в
ко тору ю
он
жив ет.
(Мысль о том,
что
здесь
возможен
намек
именно
на
Маяковского,
подсказана
мне
В.
Н.
Альфонсовым.)
1 Опубликована в журнале «Рус с ка я
литература», 1970, No 3.
Вошла
в
книгу
В.
М.
Жирмунского
«Теория литературы.
Поэтика.
Стилистика».
Л. , «Наука», 1977.
458


как
гов ори л
Ю.
Тынянов,
он
тут
не
увид е л.
Выступая
против
акмеистов
в
стать е
«Без божества,
без
вдохновенья», он не де­
л ает
ника к их
р азли чий
меж ду
их
теоретическими
положения­
ми,
действительно
наивными
и
малосодержательными,
и
их
п оэ­
тической
пр актик о й,
которая,
как
п ока зало
ближайшее
бу ду­
щее,
выходила
дал еко
за
рамки
их
деклараций.
Несколько
те п­
лых
слов
сказ ал
Блок
об
Ахматовой,
да
и
то
для
того,
чт обы
выделить
ее
из
числа
акмеистов.
Но
сам
Блок
был
для
всех
н азва нных
поэтов
н епр евзо йден ­
ным
ма ст ером,
яв ле нием
и
выражением
цел ой
и
бо льшой
поэ ­
тической
эпохи,
создателем
нового
ти па
лирического
творче­
ств а.
Таким
он
всегда
оставался
в
со зна нии
и
Анны
Ахмат ов ой ,
и
это
ее
убеждение
с
годами
все
более
и
боле е
укреплялось.
Блок
для
поздней
Ахматовой
—
«трагический тенор эпохи»
и
«памятник началу века».
Оценка
очень
о тв етств енн ая.
Так
о
Блоке
до
Ахматовой
не
решался
говорить
никто.
Вместе
с
тем
в
словах
Ахматовой
выразил
себ я
непростой
процесс
освоения
творческого
на следи я
Бл ока
и
уз нав ания
его
как
личности
в
той
нов ой
исторической
обстановке,
которой
стал и
и
40- е,
и
50—-60-е
годы
(именно в это время были написаны посвящен­
ные
Блоку
стихи,
из
которых
пр и ведены
цитаты).
В
сознании
поздней
Ахматовой
Бл ок
вырастает
в
фигуру
эпохального
м ас­
штаба,
обозначившую
самим
ф актом
своего
существования
це­
лую
п олосу
исторической
жизни
стр аны.
Бло к
для
Ахмато­
вой
—
зав ер ши тел ь , «итоговый» (как и для Мандельштама)
поэ т;
так им
же
итоговым
был о
и
его
время.
Не
случайно
в
одном
из
прозаических
набросков
Ахматова
назвала
Блока
«че­
ловеком-эпохой,
то
ес ть
самым
характерным
пр едстав ит елем
своего
времени...»1.
Ч елов ек -эпоха
—
над
этими
словами
следу­
ет
за думать ся.
За
ним и
нам
виден
не
только
Блок-поэт,
но
и
Блок
как
ли чност ь
и
человек,
самим
существом
своим,
своей
судьбой
—
и
поэтич ес к ой,
и
чи сто
человеческой
—
обозначив­
ший
веху
в
общем
теч ении
истории.
...Как памятник началу века,
Там
эт от
человек
стоит
—
Ко гда
он
Пушкинскому
Д ому,
Прощаясь,
помаха л
рукой
И
принял
смертную
истому
Как
незаслуженный
пок ой.
1 «Новый мир», 1969, No 6, с.
243.
459


Смерть
Бл ока
—
его
незаслуженный
п окой.
Проблема
покоя
в
сочетании
с
п робле мой
во ли
и
счастья
—
давняя
проблема
ру сск ой
л и тературы ,
она
захватывала
пис ател ей
от
Пушкина
до
Михаила
Булгакова.
«На свете счастья нет,
но
есть
покой
и
в оля»
—
в
э том
пушкинском
противопоставлении
покоя
(но в
сочетании
с
во ле й!) счастью для Пушкина заключалась не
только
худо жес твен н ая,
по,
на до
полагать,
и
жизненная
п ози­
ция.
Мечты
о
п окое
и
воле
(то есть о вольном покое)
—
для
Пушкина
отнюдь
не
пр азд ная
игра
слов.
В
лирической
концепции
Блока
пок ой
и
счастье
—
п очти
синонимы.
Но,
прочн о
с вяза нный
со
своим
временем,
Бло к
строит
ее
так,
что
для
н его
это
ли шь
идеально
мыслимая
ф орма
существования
личности,
недостижимая
в
эп оху,
когда
ч ело век
оказался
про чно
втянутым
в
круговорот
исторической
жизни,
когда
история
вошла
в
быт ,
ст ала
реальной
ощути мост ью.
Ли­
шившись
покоя,
ч ело век
лишился
и
сча сть я,
но
это
утрата,
не
зави ся щая
от
человека.
Все
мы
хорош о
помним
строки
из
цик ­
ла
«На поле Куликовом», которые выявили какую-то
важную
ст орон у
нашего
нацио наль ног о
мироощущения: «И вечный
б ой!
Покой
нам
только
снит ся. ..», затем: «Покоя нет!
Сте пна я
кобылица
// Несется вскачь!» И наконец: «Не может сердце
ж ить
покоем...»
А
в
цикле
«Ямбы», непосредственно адресуясь к Пушкину,
Блок
уже
в
категорической
ф орме
оспаривает
его,
утверждая:
«Уюта
—
нет.
Покоя
—
не т».
Но
раз
нет
покоя,
то
нет
и
счасть я,
которое
неизбежно
стан о витс я
при
тако м
п од ходе
«несбыточ­
ной
мечтой», которой «и
на
полжизни
не
х ват ило», о чем Блок
гов ор ит
в
стихотворении
«И вновь порывы юных лет...».
П оэт ому
смерть
Блока
и
трактуется
Ахматовой
как
сост оя ­
ние ,
чуждое
это му
человеку,
то,
к
ч ему
он
сам
никогда
не
стремился,
во
что
он
не
верил,
чег о
он,
находившийся
в
гуще
исторической
ж изни
и
хорошо
по ни м авший
с вою
—
в
этом
смысле
—
обре че нно ст ь,
не
за служ ил.
Таки м
—
трагическим,
роковым,
мятущи мся
—
выступает
Блок
и
в
«Поэме без героя» .
Он
здесь
вы ра зител ь
и
явление
эпохи,
напророченной
и
п ред сказа нной
Достоевским,
и
оба
о ни,
вернее
во сп р иятие
их
Ах ма то вой,
составляет
тот
неявный
фон,
на
кото ром
ра звив ает ся
действие
поэмы.
Она
представляет
собой
ун ик альн ое
произведение
во
м но­
гих
отношениях.
Это
наиб ол ее
значительная
в ещь
поз д ней
Ахматовой,—
той
новой
Ахм а тово й,
творчество
ко торо й
прихО’
дится,
с оглас но
наблюдениям
Л.
Я.
Гинзбург,
на
1940—1960-е
460


годы1.
Написанное
в
манере
условного
обобщения,
с
н амек ами
и
недосказами,
с
явным
стр емл ением
к
расширительным
см ыс­
ло вым
ка те г ориям,
с
символическими
инос ка за ниями
и
ассо­
ци ац иями,
оно
тяг от еет
к
произведениям,
которые
принято
на­
зы вать
пр огра м мными.
В
«Поэме без героя»
содержится
уже
не
лично-лирическая,
как
было
ранее,
а
и ст орическа я
концепция,
кот орая
раскрывается
на
мате риа ле
любовного
«приключения»,
вырастающего,
как
и
в
«Двенадцати»
Блока,
до
события
эпо ха ль ного
значения,
т раге дийн о
в ыс окого.
В
поэме
выведены
реальные
л юди
и
о писаны
по д линные
события,
но
никакие
имена
не
названы,
про исш ест вия
не
истолкованы,
а
поданы
в
контексте
единой
исторической
драмы
эпохи.
«В поздних сти­
хах
Ахматовой,—
отмечает
там
же
Л.
Я.
Гинзбург,—
гос под ст­
вуют
переносные
значения,
слово
в
них
стан ов ится
подчеркнуто
символическим».
Это
был а
участь
и
других
у частн ико в
акме и­
стического
движения,
в
по здн их
стихах
которых
сло во
опирает­
ся
уже
не
на
св ое
прямое
значение,
а
на
скрытый
смысл,
прояв­
ляющий
се бя
на
фоне
конт екста
эпохи.
«Символическому слову
поз д них
стихов
Ахматовой,—
продолжает
Л.
Я.
Гинзбург,—
соответствует
н овая
фу нкция
кул ьтуры .
Историческими
или
литературными
ассоциациями
культура
открыто
вступает
те­
перь
в
текст.
Особенно
в
«Поэме без героя», с ее масками,
ре­
ми нисценция ми ,
в етвя щими ся
эпиг рафами» 2.
Особенно
наг л ядно
э тот
к ульт урны й
с лой
и
д ает
о
се бе
знать
на
т еме
Петербурга,
которая
и
сближает
«Поэму без героя»
с
«Медным всадником», повестями Гоголя,
р ом анами
Достоев­
ско г о, «Петербургом»
А.
Б е ло го, «Возмездием»
и
д аже
«Двена­
дц атью»
Блока.
Действие
поэмы
Ахматовой
в
ее
художествен­
ном
сюжете
располагается
по
времени,
затронутому
там ,
где-то
между
Достоевским
и
последними
произведениями
Блока
—
«Возмездием», «Двенадцатью».
Оно
не
привязано
прочно
к
1913 году,
как
это
может
показаться
по
первоначальному
за­
главию
(«Тысяча девятьсот тринадцатый год»),
сохранивше­
муся
в
ок онч атель но м
тексте
в
виде
з агл авия
первой
част и.
Ах­
матовой
уп оми на ется
Цу сима,
причем
с
довольно
прозрачным
н амек ом
(«Призрак цусимского ада тут же»).
Тем
самым
ре­
аль ное
содержание
«Поэмы без героя»
охватывает
период
пр и­
мерно
меж ду
1904-м
и
1913 годами .
Но
э тот
небольшой
про ме­
жуток
д ает
Ахматовой
п ищу
для
широчайших
о бо бщен ий.
Она
1 Лидия Гинзбург .
Ахматова
(Несколько страниц воспоми ­
нании). «День
поэзии
1977».
М., «Советский писатель», 1977, с.
216.
2 Там же,
с.
217.
461


одновременно
ощущает
се бя
и
находящейся
в
твердом
ру сле
л ите рат урных
традиций,
и
человеком
эпо хи
начала
в ека,
на
глазах
кот орого
«пророчества»
и
«предсказания»
получали
св ое
вопл ощ ение
(в рамках «п етров с кого», как говорили Герцен и
Достоевский,
пер ио да
ру сск ой
ис тор ии), и,
н ако не ц, «челове ­
ком
б уд уще го», уже знающим,
во
что
все
это
вылило сь .
Поэт ому
авторская
п озиц ия
в
поэме
лишена
какой
бы
то
ни
бы ло
однозначности,—
она
сложна,
здесь
перес екаются
несколь­
ко
план ов
и
смысловых
ли ний,
она
взаимодействует
с
позиция­
ми
предшественников
Ах ма то вой.
И
са ма
п оэт есса
еще
б ольше
усложняет
и
затемняет
ее,
она
как
бы
стр емитс я
«замести сле­
ды », она то показывает,
то
прячет
с вязь
с вою
с
предшествен­
ни кам и,
и
эта
г ениа л ьная
«игра в прятки», которую устраивает
на
страницах
поэмы
Ахматова,
и
пр ид ает
ей
н еизъ ясн имую
по­
этическую
прелесть.
II
Загадки
н ач ина ются
сразу
же,
с
пер вых
же
строк
поэмы.
Вот
по свя щ ение,
дат ир ов анное
27 декабря 1940 года ( п ер вое
посвящение):
...а так как мне бумаги не хватило,
Я
на
твоем
п ишу
черновике.
И
вот
чужое
слов о
проступает
И,
как
тогда
снежинка
на
руке,
Довер чи во
и
без
упрека
тает.
И
те мные
ре сницы
А нтино я
Вдруг
поднялись
—
и
там
зеленый
ды м,
И
вет ерко м
повеяло
родным...
Не
море
ли?
Н ет,
это
только
хвоя
Могильная,
и
в
накипанье
пен
Все
ближе,
бл иже. ..
Marche funèbre...
Шопен...
«Ветерком повеяло родным»
—
это,
очевидно,
ат мо сфера
на­
ча ла
в ека,
эпоха
м ол одости
с амой
поэтессы,
наиболее
яркий
пе­
ри од
в
ее
жизни,
эпо ха,
свид ет елей
которой
уже
поч ти
не
оста­
лось
в
живых.
Ахматова
яв но
продолжает
здесь
традицию,
от­
крытую
Михаилом
Кузминым
в
с бор нике
«Форель разбивает
л ед » (1929), где душа поэта как бы разбивает лед
времени,
выходя
к
своему
п рошлом у.
Сб орн ик
Кузм ин а
—
важнейший
литературный
исто ч ник
«Поэмы без героя» .
Сре ди
гостей,
по­
462


ж ало вав ших
к
поэту,
Кузминым
назван
и
Вс ев олод
Княз ев
—
главный
«герой»
п оэмы
А нны
Ахматовой
(у Кузмина это «г у­
сарский
мал ьч ик
с
простреленным
виском»,
у
Ахматовой
—
«глупый мальчик»).
И
через
весь
сборник
Куз мина
про ходи т
лейтмотив
зеленого
цвета,—
это
цвет
гла з
Вс.
Княз ева .
Отсюда
этот
мотив
пришел
и
в
поэму
Ахматовой
(«... и
там
зел ен ый
ды м»), где он выполняет роль прямого указания на связь «П оэ ­
мы
без
героя»
со
сборником
К узмина .
Видеть
же
в
этой
пере­
кл ичке
намек
на
Вс.
Княз ева ,
как
на
поэта ,
на
черновике
кото­
рого
будто
бы
пи шется
«Поэма без героя» («Я на твоем пишу
черновике»), у нас,
как
кажется,
нет
прямы х
оснований.
Эт ой
же
точки
зрения
придерживается
В.
М.
Жирмунский.
В
п ри мечан иях
к
поэме,
подчеркивая,
что
в
основу
сюжета
положено
самоубийство
поэ та
Князева,
вл юблен н ого
в
изв ест ­
ную
балерину
Оль гу
Глебову-Судейкину,
он,
вместе
с
те м,
от­
мечает,
что
сл ова
«Я на твоем пишу черновике»
и
«темные
ресниц ы
Антиноя»
«не могут относиться к Князеву»1.
В.
М.
Жирмунский
не
высказывает
на
э тот
счет
ник ак их
пред­
по ло жений
и
вопрос
—
если
не
к
Княз е ву,
то
к
кому
же?
—
остается
без
ответа.
Однако
кое-какие
опознавательные
знак и
здесь
все
же
ес ть.
Свя зан ы
они
с
темой
Ант ин оя,
то
есть
с
те мой
античной
кр асо­
ты,
кото рая
соотнесена
с
об ликом
другого
поэта,
удачливого
соперника
К нязе ва , «драгунского Пьеро» 2.
Эт от
поэ т
—
Алек­
санд р
Б лок.
На
самом
де ле
никако г о
сопер нич ест ва
меж ду
Блоком
и
Князевым
не
был о,
не
был
Блок
влюблен
и
в
Глебо-
ву -Суд е йк ину.
Ахматовой
же
очень
важен
именно
мот ив
соперничества,
пер ев о дящий
тему
Бл ока
в
гораздо
бол ее
ши­
рокий
план:
Блок
—
сопер ник
всем,
он
выражение
и
вопл още ­
ние
эп охи
и
п оэто му
он
всегда
победитель.
О
нем
в
поэме
ска­
зано
(хотя имя его не названо):
Плоть,
почти
что
ставшая
духом,
И
античный
локон
над
ух ом
—
Все
—
таи нстве нно
в
пришлеце.
«Поэма без героя»
—
не
то
пр оиз вед ени е,
в
ко тором
детал и
мог ут
иметь
случайный
характер.
«Античный локон над ухом»
прямо
возвращает
нас
к
Антиною
вступления.
В сего
ли шь
1 Анна Ахматова.
Стих отв ор ения
и
поэмы.
Л.
«Советский писа­
те ль », 1976, с.
513.
Здесь
и
далее
поэма
Ах матово й
и
примечания
к
ней
В.
М.
Жирмунского
цитируются
по
этому
изданию.
3 Князев был корнетом гусарского полка,
Ахматова
же
делает
его
драгуном.
463


дважды
в
поэме
возникает
античная
тема.
И
е сли
од ин
раз
она
связана
с
Блоком,
то
естественно
предположить,
что
с
ним
она
связана
и
в
предыдущем
случае1.
Но
тогда
нужно
признать,
что
и
с вою
по эму
Ахматова
рассма три в ает
как
нечто,
написанное
«на черновике»
Блока
и,
следовательно,
являю ще ес я
про д ол­
жением
его
темы.
Это
предположение
под тв ерж д ается
тем,
что
тема
Бл ока
—
втор ая
гл ав ная
тема
поэмы,
х отя
это
тем а
внут­
ренняя,
скрытая,
завуалированная.
В
поэме,
в
ко тор ой
воссоздается
атмосфера
и
стиль
худо же ­
ственной
жиз ни
нача ла
века,
естественно
видеть
в
числе
гла в­
ных
героев
и
человека,
выражающего,
по
мнению
авт о ра,
эту
эпоху.
И
здесь
уже
не
только
«игра в прятки», здесь открытое
ст ремлен ие
п р идать
облику
Блока
эпохально-расширительное
знач ени е.
Назо ви
Ахматова
Блока
по
им ени,
и счез
бы
важ­
нейш ий
расширительный
план
поэмы.
По пу тно
зам ечу ,
что
и
сам
облик
Бл ока
конструируется
Ахматовой
по
образцу
и
по до бию
ге роев
Достоевского,
то
есть
выделяются
крайние
и
взаимоисключающие
черты,
которые
в
совокупности
и
должны
дать
представление
о
нр авст венн ом
и
психологическом
облике
человека.
Этот
художественный
ду а­
лизм
—
г лавно е
и
многое
о бъ ясняющ ее
в
самой
поэме
к ачес тво
ее
центрального
персонажа.
Уже
первая
строка
из
приведенной
вы ше
характеристики
Блока
наг л ядно
демонстрирует
поэтиче­
ск ий
п ринц ип,
в
соответствии
с
которым
создается
образ.
«Плоть,
поч ти
что
с та вшая
духом»,—
противопоставление
и
со постав ление
п о нятий
плоти
и
духа2.
Затем
«античный ло ­
кон», как и «ресницы
Ант ин о я», играют ту же роль художест­
венного
контра ст а,
поскольку
р ечь
ид ет
о
русском
п оэте
два­
дц а того
века.
Тем
бо лее
что
эти
ан тичн ые
чер ты
не
имеют
здесь
значения
идеального
совершенства
—
ни
в
художественном,
ни
1 Вот как в Энциклопедическом словаре Ф.
А.
Брокгауза
и
И.
А.
Еф­
р она
описана
внеш нос ть
Антино я
(т.
2, с.
839): «...короткие
в олни стые
волос ы,
ниспадающие
на
лоб,
густые
темные
брови,
полные
губ ы,
не­
обыкновенно
развитая
г рудь.. .
вдумчивое
меланхолическое
выражение
лица...
его
глаза
с
при ят ным
овалом
вс егда
широко
раскрыты,
его
неж­
ный
профиль
об р ащен
в
с тор ону,
а
в
очертаниях
его
губ
и
п одб ородк а
ес ть
не что
поис тине
прекрасное».
Очень
это
близко
к
Блоку,
каким
мы
знаем
его
по
в о спо мина ниям
современников,
но
никак
не
мо жет
соот­
носиться
с
обликом
ни
Вс.
Князева,
ни
Ман д ель шта ма.
3 Эта антиномия пришла в « Поэ му
без
героя»
из
статьи
Бло ка
«Ры ­
цар ь -м он ах», посвященной
Вл адимир у
Соло вь еву,
о
ко то ром
сказано
здесь,
что
в
последние
го ды
жизни
это
«был уже чистый дух:
точно
не
живо й
чел ове к,
а
изображение:
очерк,
символ,
че р теж» (V, 446—447).
464


в
чис то
человеческом
с мыс ле.
Их
назначение
—
оттенить,
вы­
делить
персонаж,
подчеркнуть
его
необычность.
Приведенная
вы ше
характеристика
Бл ока
так
же
и
сраз у
же
начиналась
с
выделения
противоположных
свойств;
худо­
жественный
д уализ м
заявлял
о
с ебе
немедленно,
как
только
возн ик ал
облик :
На
с тене
его
твердый
профиль.
Гав р иил
или
Мефистофель
Твой ,
красавица,
паладин?
Де мон
сам
с
у лыбко й
Тамары,
Но
такие
таятся
чары
В
это м
стр ашно м
дымном
лице.
Гав ри ил
—
Мефистофель,
Демон
—
Тамара,
античный
ло­
кон
—
ст рашн ое
дымное
лицо ...
Черты
ангельские
и
дьяв оль ­
ски е
слиты
в
э том
об лике ,
и
сквозь
такую
призму
Ахматова
ос­
мы сл яет
всю
эпо ху
нач ала
века.
Гавриил
—
оди н
из
се ми
архан­
гелов,
бо жий
посланец,
возвестивший
Ма рии
скорое
ро жд ение
Спасителя;
Мефистофель
—
з лой
дух,
бес,
ол ице тв ор ение
без­
верия
и
опустошительной
иронии.
Блок
в
«Поэме без героя»
как
бы
находится
все
время
на
грани
добра
и
зла ,
свет а
и
тьмы,
на
г рани
двух
миров.
Это
не
с тольк о
реальн ый
образ,
сколько
мифологизированная
мод ель
—
общее
пр е дстав ле ние
Ахматовой
и
о
своем
с о вре ме нник е, «величайшем поэте первой четверти
XX века», и о самом времени,
также
сотканном
из
очень
разно­
родных
черт.
Первым,
насколько
известно,
применил
по
отн ошен ию
к
Бдоку
прием
ми фо ло гиз иро ва нного
моделирования,
причем
с
опор ой
на
Д осто евс кого,
В ячесл ав
Ивано в
в
посвященном
Блоку
стихотворении
«Бог в лупанарии» .
Здесь
вп ервые
объе­
динены
в
облике
Бло ка
божеское
и
де монс кое
на чала,
причем
даны
они
такж е
в
статическом
со чет ании,
как
и
у
Ахма тов о й.
Блок
по
текс ту
Вя ч.
Ив ано ва
—
во пло ще ние
бог а,
попавшего
на
грешную
землю,
но
покинуть
свои
выс оты
его
надоумил
имен­
но
демон:
...бога демон надоумил
Сойти
на
стогн а
с
пл ит
святых
—
И,
по
тропам
бродяг
и
п ьяни ц,
Вступ и ть
единым
из
гостей
В
притон,
где
слышны
гик
и
танец
И
сту к
бросаемых
кос тей. . .1
1 В недатированном четверостишии Анненского «К
портрету
А.
А.
Б ло ка » (предположительно 1908 года)
Б лок
также
предстает
в
«обличьи андрогина», что опять же должно подчеркнуть двойственный
465


Важно
и
другое,—
то,
что
тема
Блока
возникает
в
«Поэме*
без
героя»
как
тема
всего
произв еде ния
в
од ин
из
наиболее
ва жных
и
ответственных
моментов
преобр азова ния
общей
темы
произведения
—
те мы
П ет ербу рга.
П ете рбург ская
тема
и
тем а
Блока
взаимодействуют,
сл ива ют ся,
дополняют
одна
д ругую .
В
очень
ответственном
мес те
второй
главы,
когда
Пе­
тербург
получает
дополнительные
черты,
которые
ставят
эт от
грозный,
фантастически-полуреальный
город
на
границу
бы­
тия,
превращают
его
в
некое
заколдованное
м есто,
располагаю­
ще еся
где-то
между
пос юс торон ним
и
пот ус т ор онним
мирами,—
в
э тот
момент
в
поэму
и
вх одит
Блок:
Это
он
в
переполненном
зале
С лал
ту
черную
розу
в
бокале
Или
все
это
был о
сном?
С
мертвым
сердцем
и
с
м ер твым
в зором
Он
ли
встретился
с
К оманд ором,
В
тот
пробравшись
проклятый
до м?
И
его
поведано
словом,
Как
вы
были
в
пространстве
новом,
Как
вне
времени
были
вы,—
И
в
каких
хрусталях
полярных,
И
в
каких
сияньях
янтарных
Та м,
у
устья
Ле ты -Нев ы.
Это
—
зрелый
Бл ок,
автор
сборников
«Земля в снегу»
и
«Ночные часы», стихотворения « Ша ги
К ом андо ра», поэт силь ­
ной
страсти,
но
и
затаенного
трагизма,
находящийся
на
под­
ступах
к
третьему
том у
лирики,
самы й
б ольшой
поэт
России,
к
которому
тогдашняя
Ахматова,
только
входившая
в
литерату­
ру,
относилась
с
вниманием
и
благоговением.
Н ыне
де ло
изменилось.
Пройдя
через
эп оху,
к ото рую
уже
не
з ас тал,
но
наступление
которой
предсказал
Блок,
Ахматова
судит
его
теперь
сурово,
но
и
назначение
его
видит
очень
вы­
соким.
И
она
пр ипис ыв ает
Блоку
то,
че го
он
не
гов ори л,
что
характер
облика,
хотя
это
сочетание
им еет
у
Анненского
не
стол ь
слож­
ный
ха рак тер
(сочетание «м уж ес тв ен н ых»
и
«женственных»
ч ерт , «муж­
ского»
и
«женского»
начал,
что
и
яв ляет ся
признаком
андрогина).
Ген е­
тиче ски
же
та
д во йстве нно сть
облика
героя,
которая
дает ся
Ах мат ов ой,
во сход ит
к
Пушкину:
в
романе
«Евгений Онегин»
в
размышлениях
Татьяны
об раз
Онегина
двоится,
приобретая
черты,
сто ль
же
взаимо­
ис ключ а ющие
(«Созданье ада иль небес, //Сей ангел,
сей
надменны й
б ес. . .?»).
К
помощи
подобной
антиномии
прибегнул
и
сам
Блок
в
пе р­
вой
реда кц ии
поэмы
«Возмездие», где грибоедовская Софья получает
те
же
черты,
и
так
же,
как
и
у
Пушкина,
под
знаком
вопроса:
Ты,
Софья...
Вестни ца
н ебес,
Или
бе сен ок
мелкий
в
юбке?
466


«поведано»
не
его
«словом».
Ес ли
полярные
хрустали,
янтар­
ные
с ия нья,
как
и
новые
пространства
и
вневременное
пребы­
вание
могут
быть
ка к-то
соотнесены
с
циклом
Блока
«Снежная
м ас к а » (хотя и в очень расширительном толковании этого
цик ла), то уподобление « Лет а-Нев а»
в зято
не
из
Блока.
У
Бл о­
ка
такого
уподобления
нет ,
для
него
Петербург,
несмотря
на
всю
с вою
фан тасмаг ор ию ,
о ста ется
городом
этого
мира.
А
это
упод о бле ние
здесь
главное.
На
нем
и
основано
то
преобразова­
ние
петербургской
те мы,
кот орое
предпринимает
в
«Поэме без
героя»
Ан на
Ахматова.
И
пришл о
оно
к
Ахматовой
из
романа
Анд рея
Белого
«Петербург», где А.
Белый,
опи раясь
на
Дос то­
е вск ого,
д ов одит
как
бы
до
заве р шенно сти,
до
предела
идею
призрачности,
нереальности
этого
«умышленного»
города*
В
первой
же
главе
романа
чи т аем : «От себя же мы скажем:
о*
р у сские
люди ,
русские
люди!
Вы
толпы
скользящих
теней
с
островов
к
се бе
не
пускайте!
Бо йте сь
островитян!
Они
имеют
пр аво
св обо дно
селиться
в
Империи:
зна ть
для
этого
чр ез
летийские
воды
к
островам
п ереки н уты
чер ные
и
серые
мо сты»*
Впе р вые
в
русской
лит ер атур е
так
прямо
Не ва
получила
зн ачен ие
Леты,
р еки,
ис пив
во ды
кот оро й,
умерший
забывал
о
земной
жизни,
но
обретал
и ную
жизнь,
становился
обитателем
теневого
мир а.
Ведь
Лета
—
вовсе
не
конец
свет а,
это
просто
другой
мир
—
сфер а
инобытия,
противопоставленного
быт ию
в
на шем
эмпирическом
понимании
слова.
В
том
же
романе
А.
Белый
многозначительно
от м е ча е т: «Петербургские улицы
обладают
несо мненнейш им
свойством:
превращают
в
тен и
п ро­
хожих;
тени
же
петербургские
ули цы
превращают
в
л юде й»*
Петербург
в
ро мане
А.
Белого
—
место
взаимопереходов,
свое­
образная
«пересадочная площадка», расположенная где- то
на
границе
дв ух
ми ров.
В
нем
одновременно
бытийствуют
и
люди,
и
их
т енев ые
п одобия .
Та
же
к арт ина
—
в
«Поэме без героя».
Зд есь
на
равных
пра вах
действуют
и
люди,
и
тени,
и
даже
сам
Владыка
Мрака
пожаловал
на
новогодний
бал
в
Белый
За л.
И
показательно^
что
действие
поэмы
протекает
ночью,
задолго
до
рассвета:
К рик
петуший
нам
только
снитс я,
За
окошком
Нева
дым ится,
Ночь
бездонна
—
и
дл итс я,
длится
Петербургская
чертовня...
«Крик петуший»
—
это
тоже
из
Блока,
из
«Шагов Командо ­
ра », которым,
как
видно,
Ахматова
придавала
бол ьшое
значе­
ние.
Но
вр еменны е
пласты
здесь
различны:
у
Блока
—
«Из
467


страны
бл аж енно й,
незнакомой,
д альне й
// Слышно пенье пету ­
х а »; уже слышно,
петух
запе л,
ра ссв ет
наступает,
иносказа­
тельно
—
часы
истории
про б или,
приближается
возмездие.
У
Ахматовой
—
иное : «Крик петуший нам только снится», то
есть
гл авно е
еще
впереди.
Де йс твие
поэмы
относится
как
бы
в
доблоковский
период,
бл иже
к
Достоевскому,
пр иче м,
не
толь­
ко
как
автору
«петербургских романов»,
но
и
как
автору
«Бесов».
Петербург
в
«Поэме без героя»
—
город
рок ов ой,
п риз рач­
ный,
он
одновременно
и
город,
и
зе рка л ьное
отражение
самого
себя,
где
все
как
буд то
та к,
как
оно
есть,
и
вместе
с
тем
повер­
нут о
д ругой
сторон ой.
И
обе
эти
ст орон ы
—
и
естественная,
и
зеркальная
(то есть противоестественная)
—
переплетаются,
заменяя
и
заслоняя
др уг
друга.
И
здесь
получается
с тр анная
и
инт ере сна я*
вещь,
т акже
вы­
вод ящая
нас
чер ез
Блока
и
А.
Белого
к
Дос тое в ск ому.
Петер­
б ург
в
поэме
Ахматовой
есть
не
что
иное,
как
отражение
в
зе р­
кал е
российской
д ействи тель но сти,
европейской
ист о рии
и
ев­
ропейской
культуры.
Это
и
русский,
и
не
р у сский
город
одновременно.
Он
находится
не
только
на
гр ан ице
двух
миров,
но
и
двух
т енде нций
мирового
историко-культурного
развития,
здесь
все,
как
в
Евр опе ,
и
в
то
же
вре мя
совсем
не
как
в
Евро­
пе.
Нов огод ни й
бал
в
Фонтанном
дом е
вря д
ли
слу чайно
напо­
минает
воображаемое
карнавальное
ш ествие
на
площади
какой-нибудь
из
евр опейск их
столиц.
В
первой
же
главе
упо­
мянута
В енец ия,
и
х отя
Петербург
—
не
В енец ия,
но
подчерки­
ва ет ся,
что
«Венеция дожей
—
Это
ря д ом».
И
тут
же
возникают
ма ски,
появляются
ряженые,
подобранные
с
известной
це ле­
напр ав ленн ость ю :
Это т
Фауст ом ,
тот
Дон
Жу ан ом,
Дапер ту тто ,
Ио канаа но м,
Самый
скромный
—
сев ер ным
Гланом
Иль
убийцею
Дориан ом,
И
все
шепчут
своим
дианам
Твердо
выученный
урок .
Колдуны,
ма ги,
л и тературны е
ге рои,
соблазнители-любовни­
ки,
соблазненные,
у бийцы,
пророки
пожаловали
в
гос ти
к
поэ­
тессе,
в
Фонтанный
до м,
в
Рос сию .
И
все
это
закружилось
в
обще м
безумном
вихре,
где
все
соединено
со
всем,
где
никто
не
изолирован,
где
нет
людей ,
а
ест ь
их
подобия
—
маски.
Это
безумие
са мой
истории,
котора я
превращается
при
таком
под­
ход е
в
мировую
драму
—
единую
и
бесконечную.
468


Са нчо
Панс ы
и
Дон
Кихоты
И,
увы,
содо мски е
Л оты
Смертоносный
пробуют
со к,
Афродиты
возникли
из
пены,
Шевельнулись
в
стекле
Елены,
И
безумья
близится
срок.
А
за
ок ошком ,
как
сказано
тут
ж е, «Нева дымится», метель,
снег,
п ете рбург ск ая
блоковская
з има.
И
вот
тут
в озник ает
второе
видение,
выступают
иные
чер­
ты,
образующие
тот
реал ьн ый
фон ,
на
к отором
развивается
и
действие
поэмы,
и
европеизированный
новогодний
бал-маска­
ра д.
Это
второй
главный
облик
г орода ,
даже
не
Петербурга,
а
п росто
Пите р а,
связанный
не
с
европейским
культурным
и
ис­
торическим
фоном,
а
с
русской
про винци ей:
А
в округ
старый
г ород
Пит ер,
Что
народу
бока
повытер
(Как тогда народ говорил),—
В
гривах,
в
сбруях,
в
мучных
об оза х,
В
размалеванных
чайных
розах
И
под
тучей
вороньих
крыл.
Тут
же:
И з-за
ширм
Петрушкина
маска,
Вкруг
ко стр ов
ку че рская
пляска,
Над
дворцом
черно-желтый
стяг...
Это
еще
од на
грань
промежуточного
положения
города ,
еще
одна
с торо на
его
и
исторической
и
эм пирич еско й
многослойно-
сти .
Казанова
назначает
кому-то
свид ание
на
Исаакиевской
площади,
и
тут
же
—
«кучерская пляска» .
Фауст,
Санчо
Па нса,
Дон
Ких от
соседствует
со
сбруями,
гр ивам и,
му чны ми
обоза м и
и
размал ев анн ы ми
чайн ым и
розами.
Вла дык а
Мрака
—
и
рядом
Петрушка.
Поэму
н асел яют
и
люди ,
и
те ни
—
с
одн ой
с торон ы,
и
маски,
и
под линные
фигуры
—
с
др угой .
Создается
невероят­
но е,
не
мыслимое
ни
в
ка ком
др угом
городе
сочетание
ос обе н­
ностей
быта
и
и стор ии,
к оторое ,
благодаря
очень
продуманному
подб ору
им ен
и
реалий
европейской
культуры
и
истории,
утра­
ч ивает
ка кие
бы
то
ни
б ыло
вр ем енные
ограничения.
Речь
в
поэме
идет
ни
много
ни
мало
о
ед ином
мировом
проц е ссе
вид оиз ме не ний,
в
который
ныне
оказалась
втянутой
и
Россия,
и
оказалась
она
втянутой
име нно
благодаря
Петербургу.
Он,
а
вслед
за
ним
и
вся
Россия
—
теперь
уже
часть
Е вр опы,
нес м от­
ря
на
все
сво и
размалеванные
розы
и
кучерские
пляски
вкруг
469


ко ст ров.
То
утонченное
в о спр иятие
европейской
культурной
и
исторической
жизни,
к оторое
мы
обнаруживаем
в
э той
поэме,
имеет,
как
видно,
дос та точн о
широкий
символический
подтекст.
Как
и
у
Булгакова
в
романе
«Мастер и Маргарита», создается
единая
ц епь
соб ыти й,
единая
ц епь
истории,
осмысляемая
как
систем а
возмездий,
от
которых
не
м ожет
уберечься
никто
и
ничто.
И
здесь
же,
на
пересеч ении
эт их
двух
ли ний,
составляющих
единую
цеп ь
ми ровой
истории,
в озни кает
мотив
г рядущ ей
гиб е­
ли,
или
грядущего
возрождения
(для поздней Ахматовой с
оксюморонным
характером
ее
поэтического
мышления
эти
по­
нятия
бл изк и,
если
не
то жд ес твен н ы), реализуемый в словах
«Крик петуший нам только снится», мотив новых превраще­
ний ,
в
к руг
которых
вот
сейчас,
на
гл аза х,
в ступа ет
м ир.
Про­
кричал
петух,
и
Хр ис тос
был
предан,
и сти на,
к отору ю
он
нес
в
мир,
оказалась
по пра нной,
но
зато
наступило
бессмертие;
че­
ловечество
же
вс т упило
в
нов ую
эпох у.
Во
второй
гл аве
мотив
наступающего
перелома
жизни
возни кает
вновь,
он
ст ано вит ся
своеобразной
музыкальной
темой,
которая,
в а рьируясь,
буд ет
сопровождать
повествование
теперь
до
ко нца
поэмы.
Пр иче м,
оче нь
нео ж ида нно
«развязка»
ри фмует ся
с
«кучерской пляс ­
кой»
и
«Петрушкиной маской», и это тоже показательно:
До
смеш ног о
близка
раз вя зка:
Из-за
ширм
Петрушкина
ма ска,
Вкр уг
костров
кучерская
пляска,
Над
дво рц ом
черно-желтый
стяг...
Детали
быта
только
пер еч исляю т ся,
не
сопровождаемые
ни­
каким
содержательным
или
эмоциональным
«комментарием».
Сухой
пер еч ень
того,
что
можно
увидеть
в
действительности.
Но
—
ив
э том
одна
из
з агад ок
лирики
Ахматовой
—
получается
та к,
что
каждый
раз
само
это
переч исление
уже
несет
в
себе
огромную
и
содержательную,
и
эм оциона ль ную
на гру зку.
По­
этому
вслед
за
прив ед е нной
с троф ой
сразу
же
ставится
друг а я,
в
к от орой
уже
нет
ник а ких
за гадо к,
но
содержание
к оторой
непосредственно
в ы текает
из
предшествующего
сухог о,
каза­
лос ь
бы,
пер е чня:
Все
уже
на
м еста х,
кто
надо:
Пятым
актом
из
Л ет него
са да
Пахнет...
Призрак
цу сим ск ого
ада
Тут
же,—
Пьяный
поет
моряк...
Из
доб лок ов ского
пе рио да
действие
поэмы
вновь
переносит­
ся
в
предвоенные
и
пр е д ре во люционные
годы.
Пя ть
актов
—


объем
классической
т р агедии,
пят ый
акт
—
по сле д ний.
Истори­
ческая
трагедия
вступает,
согла сн о
тексту
поэмы,
в
за ключ и­
тельную
фазу
развития.
Поэтому- т о
та кое
зна чение
и меет
в
«Поэме без героя»
упо­
минание
Цусимы:
самодержавная
Ро сс ия,
п отерп ев шая
пора­
жение
на
В ос токе,
знаменует
своей
с удьбой
начало
конца
преж­
ней
—
европейской!
—
ис то рии.
Начинается
совершенно
новый
пер иод
в
ж изни
человечества,
и
что
он
пр ин есет
Европе
—
пока
неизвестно.
У по мин анием
Цусимы
Ахматова
вводит
с вою
поэм у
в
широ­
кое
русло
и
л и тературы ,
и
историографии
начала
ве ка.
Зд есь
и
Блок
(«Возмездие») —с
«кровавой зарей», грозящей «А ртуром
и
Цусимой», и даже «Девятым
я нва ря. ..».
Здесь
и
А.
Белый,
в
романе
котор ого
«Петербург»
Цусима
ст оль
же
значительный
си мв ол,
как
и
в
поэме
Блока.
О
том
же
писали
историки
—
В.
Ключевский
и
др.
Русско-японская
война
всколыхнула
ев­
ропейский
ми р.
Восток
ст ал
важнейшей
те мой
в
разговорах
о
буд уще м,
война
обозначила
ка ко й-то
ва жный
пов орот
в
теч е­
нии
ми ров ой
истории,
и
это
было
сразу
же
п онят о.
Но
почему
у
Ахматовой
пятым
актом
из
Л етнег о
са да
веет?
Во-первых,
Летний
сад
—
любим ое
место
Ахматовой,
о
чем
она
сама
сказала
в
стихотворении
«Летний сад»:
Я
к
розам
хочу ,
в
тот
единственныйЧад,
Где
лучшая
в
мире
стоит
из
оград...
Во -в то рых,
Летний
сад
—
любимое
детищ е
Пе тра
I: он очень
о
нем
заботился,
там
был
построен
Летний
дворец
Петра.
Ле т­
ний
сад
—
на глядн ый
символ
пышности,
св ежести
петровского
периода
петербургской
ис тор ии.
Это
как
бы
его
начало,
во
вся ­
ком
сл уч ае,
пышный
и
впечатляющий
символ
его .
И
вот
теперь
начало
ис то рии
сходится
с
ее
ко нц ом,
име нно
из
Лет нег о
са да
пахнет
концом
исторической
драмы.
Через
Летний
сад
и
Цусиму
Ахматова
вно вь
выходит
к
До­
ст оев с кому,
но
тепер ь
уже
с
тем,
чтобы
с
его
помощью
завер­
ши ть
создание
той
исторической
ко нце пци и,
которая*
и
ле жит
в
основе
«Поэмы без героя» .
В
поэме
реч ь
идет
о
тринадцатом
го­
де
—
это
последний
мирный
год
«старой»
России.
Уже
сле дую ­
щ ий,
четырнадцатый
год
ввер г
страну
в
пучину
испы т аний,
на­
чалась
мировая
война,
к от орая
и
з ав ерши лась
революцией.
В
соз нани и
людей
начала
века,
переживших
с вою
эпох у,
три ­
надцатый
год
ста л
ве хой
бол ьш ого
значения;
им енно
тогда
Рос­
сия
оказалась
в
непосредственном
пред д вер ии
потрясений
ми­
ров ого
мас штаба
и
значения.
471


Имя
Достоевского
и
прямая
реминисценция
из
«Подростка»
п ояв ляют ся
в
третьей,
п ред посл ед ней
главе
первой
час ти
поэ ­
мы.
И
имя
Дос тое вс ко го,
и
вид е ние
Аркадия
До лгорук ого
не­
посредственно
предшествуют
рассказу
о
самоубийстве
«героя»
на
п ороге
квартиры
его
возлюбленной.
Это
самоубийство
в
с ло жном
замысле
п оэмы
должно
символизировать
в
одном,
ка­
залось
бы
частном,
случае
общее
и
большое
неблагополучие
эпо­
хи,
ее
гибельный
и
к атастр о ф ически й
характер,
безысходность
и
трагизм
всех
ее
си ту аций,
вплоть
до
сам ых
личных
и
интим­
ных .
Вся
пыш ност ь
нов огодн его
бала-маскарада
стан ов ит ся
пиршеством
над
бездной.
Скорбный
рассказ
о
самоубийстве
(«Сколько гибелей шло к поэту, // Глупый мальчик:
он
выбрал
эту ... ») и завершает разговор о том грандиозном повороте,
ко­
торый
подг ото вила
история
человечеству.
При че м,
очень
важно
то,
что
сч астлив ым
соперником
«драгунского Пьеро»
—
Кня зе ва
Ахматова
делает
имен но
Блока,
хо тя
и
он,
э тот
с част лив ый
со­
пер н ик,
вовсе
не
счастлив
в
своей
победе,—он
тоже
обречен,
его
победа
—
это
не
победа
любви,
то
есть
жизни,
над
смертью.
Над
см е ртью
торжествует
не
любовь,
а
обреченность,
которая
в ыс ту пает,
в
пон им ании
Ахматовой,
бо лее
высокой,
нежели
про­
ст ое
самоубийство,
ступенью
св язи
с
роковым
хара ктером
исто­
рии.
Блок
также
обречен
—
и
в
этом
поэтесса
видит
его
связь
с
э по хой;
он
выступает
в
поэме
герое м
соб ств ен ного
ст их отво ре­
ния
«Шаги Командора»,—
не
классическим
Дон
Жуаном
миро­
вой
лег енд ы,
а
своим
современником,
са мим
собой,
встретив­
шимся
с
грозным
и
неумолимым
роком.
В
«Шагах Командора»
у
Блока
нет
ничего
от
южной
легенд ы,
его
герои
—
условные
з на­
ки,
символы,
ко то рые
используются
в
совершенно
ином
см ы сло­
вом
контексте.
Да
и
действие
происходит
в
дни
«непомерной
стужи»
—
пет ербу р гск ой
зимы.
У
Ахматовой
—
тоже
зима,
са­
моубийство
совершается
под
акко мпан емен т
метели:
«Помогите,
еще
не
поздно!
Никогда
ты
так ой
мо розно й
•
И
чужою,
ночь,
не
была!»
Это
мо лит
чей-то
неведомый
голос,
после
чего
воз обн ов­
ляется
авторский
текст:
Ветер,
полный
бал тийско й
соли,
Бал
метелей
на
Марсовом
поле ,
И
не видим ых
зво н
копыт...
Ветер
с
Бал тий ско го
моря,
Марсово
по ле
—
кон крет ны е
при­
знаки
петербургского
«пейзажа» (причем,
очень
конкретные,
472


потому
что
в
доме
на
уг лу
Ма рсо ва
поля
ж ила
Глебова-Судей-
ки н а ), которые,
од нак о,
тут
же
включаются
в
трагедийно-вы­
сокий
пл ан,
ибо
«звон»
невиди мых
копыт
ес ть
не
что
ин ое,
как
обозначение
апо кал ип сич еск ого
всадника
(«И вот конь блед­
ный,
и
на
нем
в садник ,
которому
имя
смер т ь »),—эт от
образ,
люб имый
поэтами
начала
века ,
вно вь
воз ник ает
в
поэме
Ах­
матовой,
но
уже
не
как
ре м инис ценция,
а
как
часть
историче­
ской
к он це пции,
реализуемой
в
формах
обобщенных
и
иноска­
зательно-условных
Ч
III
Обреченность
эпохи
—
ее
высокий
п оказа тель.
Блок
и
появ­
ляется
на
страницах
поэмы
«С мертвым сердцем и мертвым
вз ор о м», что может показаться невероятным,
но
эта
мер т вен­
нос ть
—
заданное
в
поэме
заранее
каче ств о
его
м ифол ог изиро­
ванно й
фигу ры.
Это
не
качеств о
личности,
это
кач ес тво
мифо­
логи че с кого
героя,
на
к оторог о
поэтессой
возложена
задача
пр е дстав лять
время,
в
ко торое
он
живет.
В
тре ть ей
главе
«Поэмы без героя»
читаем:
О тто го,
что
по
всем
дорога м,
Отто го,
что
ко
в сем
порогам
Приближалась
медленно
тен ь,
Ветер
рва л
со
стены
афиш и,
Дым
пля сал
вприсядку
на
крыше
И
кладбищем
п ахла
сир ень .
И
царицей
Авдотьей
заклятый,
Достоевский
и
бесноватый,
Город
в
свой
уходил
туман.
И
выгля дывал
вновь
из
мр ака
Старый
питерщик
и
гу ляк а,
Как
пред
казнью
бил
барабан.
Эти
по т р ясающие
стихи
—
гл авн ое
в
поэме.
Город,
превра­
щ ающи йся
в
соб ств енн ое
теневое
по до бие,
исчезает,
уходит
в
туман
—
в
свой
туман
—
под
действием
стихийной
си лы,
в ет­
ра,
реализуя
в
судьбе
своей
да внее
заклятие,
тяготеющее
над
ним
двести
лет .
Традиции
Достоевского
пе реп ле таются
с
мыс­
ля ми
Белого,
Белый,
в
св ою
оче ре дь,
подкрепляется
Блоком.
1 Мы не рздеяем мнения В .
М.
Жирмунского,
высказанного
им
в
примечаниях
к
поэме,
что
здесь
у
Ахмат овой
имеется
в
вид у
«призрак
Медного
всадника».
Ре чь
ид ет
о
смерти
(самоубийство), которая не­
посредственно
никак
не
соотйосится
ни
с
фалькоиетовским
монументом,
ни
с
си мволом
пушкинской
п оэмы.
Это
ко нечно
же
конь
из
Апо калип ­
сиса,
ко тор ый
и
несет
гибе ль
и
за
кото ры м
открывается
ад,
как
ска­
з ано
в
Биб л ии.
16 В мире Блока
473


Роман
А.
Белого
«Петербург»
так
же
важен
Ахматовой,
как
и
«Петербургские сновидения в стихах и прозе»
и
«Подросток»
Дос тое в ско го,
как
«Возмездие»
и
«Двенадцать»
Блока.
Герою
«Подростка»
Аркадию
Долгорукому
в
его
знаменитом
вид е нии
Петербург
п редс тав ляе тся
воплощением
чьей-то
фанта­
стической
грезы,
городом-фантасмагорией;
он
задается
вопро­
с ом:
как
«разлетится»
э тот
петербургский
туман
«и уйдет квер­
х у », «не уйдет ли с ним вместе и весь этот гнилой,
склизкий
город,
подымется
с
туманом
и
исч езн ет
как
дым »? В поэме
Ахматовой
это
в иден ие
уже
как
бы
ре ализует ся,
становится
ре­
альным
действием,
город
уже
уходит
в
туман,
уже
исчезает,
растворяется
во
мг ле
*.
Можно,
конечно,
воздержаться
от
эт ой
параллели
и
видеть
в
строке
Ахматовой
(«Город в свой уходил
туман ») ничего не значащую пейзажную петербургскую зари­
совку.
Но
скорее
это
будет
упрощение,
связь
поэмы
с
«Подро ­
стком»
совершенно
реальна,
тем а
Петербурга
раскрывается
в
обоих
произведениях
в
бл изких
ас пектах .
Но
тогда
и
слов а
«Поэмы без героя»
следует
р ас сматр ив ать
не
прос то
как
пе­
рекличку
с
Достоевским,
но
и
как
пр од о лжение
темы
Достоев­
с кого,
п ротяж ен ие
ее
во
вре ме ни.
Аркадию
Долгорукому
только
кажется,
что
город
уйдет
кв ерху
вместе
с
туманом,
пр иче м,
и
он
сам,
и
автор
понимают,
что
это
метафора,
что
в
действи­
тельности
такая
вещ ь
невозможна.
В
поэме
Ахматовой
это
не
метафора,
это
утверждение,
это
констатация
факта
—
город
уже
уходит
в
туман.
А
это
значит,
что
в
сво ем
историческом
быт ии
Петербург
сейчас,
в
эпоху
начала
века ,
о
которой
гово­
ри тся
в
поэме,
достиг
какой-то
грани,
рубе ж а,
за
которым
дей­
ствительно,
а
не
только
в
грезах,
начинается
нечто
совсем
дру­
гое.
Не
сл уч айно
Петербург
назван
«Достоевским»
—
из
име ни
здесь
сделано
прилагательное,
которое
стан о витс я
обозначением
к ачест ва,
пр иче м,
качества
важнейшего.
Но
есть
тут
и
еще
о дно
важное
отлич и е,
о
к оторо м
также
сл ед ует
п омни ть.
В
вид е нии
героя
«Подростка»
исчезновение
г орода
происходит,
ус лов но
го вор я,
по
вертикали
—
город
как
бы
поднимается
с
ту ма ном
и
и счезает
как
дым.
У
Ахматовой
направление
движения
прямо
не
ук аз ано
(«уходил в туман»),
но
из
текста
видно,
что
здесь
исч езно вение
происходит
как
1 Категория «видения» (или «сновидения») — важнейшая
к атего рия
всей
п оздн ей
лирики
Ахматовой.
Но
реализуется
она
не
прост о
в
образе
сна
(как грезы), а сна овеществленного (и
сон ,
и
д ейств ител ьнос ть
одновременно), что сразу же переводит речь в иной план,
отделяет
Ахматову
от
всех
ее
предшественников.
474


будто
йо
гОрйзойТалй
—
город
уходит
в
туман.
О
том,
что
afö
та к,
го вор ят
начальные
строки
тр еть ей
главы:
Были
святки
кострами
сог реты ,
И
валились
с
мостов
кареты,
И
ве сь
траурный
город
плыл
По
неведомому
назначенью
По
Неве
иль
против
теченья,—
Только
прочь
от
свои х
могил.
Г ород
уплывает
в
туман,
нав сег да
расставаясь
со
своим
пр ош лым
(«Прочь от своих могил»).
И
неважно,
куда
именно
он
уходит
—
по
Неве
(то есть на Запад)
или
против
те чен ья
(то есть на Восток) ; уже не имеет значения,
каким
именно
го­
родом
он
станет
в
будущем,
ориентация
на
Запад
или
Вос ток
лишается
теперь
смысла.
Важная
для
Достоевского
про бле ма
«верха»
и
«низа»
Ахматову
уже
не
волнует,
она
снимает
ее,
т акже
не
придавая
ей,
видимо,
большого
значения.
Причем,
интересно,
что
если
у
Достоевского
город
уходит
вверх,
пер ед
ним
раскрывается
бездна
верхняя,
то
в
романе
А.
Белого
«Петербург»
город
о п у скается
вниз
—
пер ед
ним
ра­
скры ва ется
бездна
ниж няя .
З десь
ска за но: «...С ам ые
горы
об­
рушатся
от
ве лик ого
труса
(то есть землетрясения. —
Л,
Д.);а
родные
рав ни ны
от
труса
и зойд ут
повсюду
горбом.
На
горбах
окажется
Ниж н ий,
Владимир
и
Уг лич.
Петербург
же
опустит­
с я».
Ахматова
дае т
третье
направление
исч езн о вения,
исчер­
пыв ая
как
буд то
уже
все
допустимые
возможности.
Она
ближе
А.
Белого
п одходи т
к
тому
пророчеству,
которое
связ ывае тся
обычно
с
именем
царицы
Авдотьи
Лопухиной.
Кст ати ,
никакого
заклятия,
о
к оторо м
говорится
в
поэме,
на
самом
деле
не
было .
Бы ло
име нно
пророчество,
превративше­
еся
потом
в
легенду.
Авдотья
увидела
сон,
в
кот оро м
ей
пр и­
виделось,
будто
Петр,
ос озн ав
свою
о ши бку,
оставил
св ои
дел а
по
преобразованию
России,
в ернул ся
к
ней
и
они
теперь
вме ­
ст е.
Содержание
сна
известно
нам
в
пересказе
сестры
Петр а
царевны
Марьи,
к оторая ,
передавая
его
царев ичу
Алексею,
до­
б авил а: «Еще же сказывала ( то
есть
Ав до тья
с казы вал а.—
Л.
Д.), что Питербурх не устоит за нами: «Быть-д е
ему
пусту;
многие-де
о
сем
гов оря т».
С од ер жание
этого
сна
в
собственно­
руч ном
изложении
царев ича
А лекс ея
было
вп ерв ые
обн а родо­
вано
в
1859 году в 6-м
томе
«Истории царствования Петра Ве­
ликого»
профессора
Н.
Г.
Устрялова,
который
получил
доступ
в
государственный
архив
и
вп ервые
опубликовал
многие
в аж­
ные
документы
из
эпох и
ца рствов а ния
Пе тра
I.
В
их
числе
бы­
ли
и
показания
ц арев ича
Ал ексе я,
дававшиеся
им
по
его
де­
16*
475


лу.
Эти
показания
приобрели
вскоре
шир оку ю
известность,
и
уже
к
концу
XIX века была создана на их основе легенда ( в
литературном
виде)
о
заклятии
Петербурга
бывшей
царицей
Ев до кией
(Авдотьей)
Лопухиной.
«Петербургу быть пусту»
—
вот
слова,
выразившие
смысл
заклятия,
которое
одновременно
в оспр иним ало сь
и
как
проро че ств о.
Ахматова
овеществила
сон
Авдотьи,
о бъ един ила
его
с
именем
Достоевского
(чего до нее
не
дел ал
никто ), создав свой вариант идеи исчезновения города.
В
э том
в ари анте
Достоевский
опять
же
доп ол няетс я
Бло­
ком ,
который
выступает
здесь
и
символом
об р еч енной
эпохи,
и
по это м,
перв ым
н арисов авши м
картину
к р ушения
с та рого
ми­
ра.
Мы
узнаем
Блока
в
д вух
строках,
непосредственно
следу­
ю щих
за
упо м инанием
о
нек ой
тени,
приближение
которой
ме­
ня ет
в
ж изни
все:
Оттого,
что
по
всем
дор огам ,
Оттого,
что
ко
в сем
порогам
Приближалась
медленно
тень,—
ио
э той
вот
причине
Ветер
рвал
со
стены
афиши,
Дым
плясал
вприсядку
на
крыше
И
кладбищем
пахла
си рен ь.
Дым
—
символ
очага,
дома,
уюта,
семьи.
Дым
связан
с
до­
мом.
А
дом
обдувается
ветром
—
в
д ейств ие
приходит
стихия,
ко то рой
нет
у
Д ост оев ск ого,
но
которая
играет
огромную
ро ль
в
поэтической
системе
Блока.
Вслед
за
Блоком
Ахматова
вв о­
дит
эту
стихию
в
с вою
к онце пцию .
М ало
того,
что
вводит,
она
отв оди т
ей
очень
бо льшое
место.
У
Блока
в
стихотворении
«Ди ­
кий
ветер»
читаем:
Как
не
бросить
все
на
свете,
Не
отчаяться
во
всем,
Ес ли
в
го сти
ходит
в етер,
Только
дикий
черный
вет ер,
Сот ряса ющи й
мой
дом?
Тот
же
ветер,
но
сотрясающий
уже
не
о дин
толь ко
до м,
а
всю
систему
мир а,
вновь
в озни кает
в
«Двенадцати», откуда он
и
переходит
в
«Поэму без героя».
В етер
вес ел ый
И
вол,
и
рад .
Рвет,
мне т
и
нос ит
476


большой
плакат:
«Вся власть Учредительному Собранию».. .
У
Блока
ветер
рвет
плакат,
у
Ахматовой
—
рвет
афиши.
Связь
настолько
очевидна,
что
никаких
сомнений
относитель­
но
зависимости
Ахматовой
от
Блока
быть
не
может.
В
дн и,
ко­
гда
создавалась
поэм а
«Двенадцать», Блок пометил в Записной
книжке: «На днях,
л ежа
в
те мноте
с
открытыми
глазами,
слы­
шал
г ул,
гул:
думал,
что
началось
з ем лет ря сение» (IX, 383).
А
в
одн ой
из
статей
того
же
времени
упом ян ул
«грозный и ог ­
лушительный
гул ,
ко тор ый
издает»
р ев ол юционный
поток .
Для
Блока
под обн ые
слуховые
в оспри яти я
имели
под
собой
своеоб­
разную
философскую
почву.
Речь
идет
о
той
музыкальной
ос­
нове
мира,
которая
имеет,
согласно
Б локу,
а бс олю тный
харак­
те р.
В
эп охи
бу рь
и
мят еже й
п роис ход ит
нарастание
музыкаль­
ной
волны,
которая
таилась
до
се го
врем ен и
в
толще
народной
массы,
а
ныне
накатывается
на
м ир;
в
мире
не
ока зыва ет ся
в
такие
минуты
н иче го,
кроме
музы кал ь ной
«стихии», под воз­
действием
ко торо й
и
п роис ход ит
преображение
мир а,
пересоз­
дание
его
на
новой
осн ов е.
Предвестием
этого
стихийного
пр е­
ображения
и
был
для
Блока
отдаленный
и
нарастающий
гул ,
который
он
ощущал
физич ески,
с лухом ,
как
сам
об
этом
го­
ворил.
Этот
же
блоковский
гул
—
и
в
«Поэме без героя»:
И
в сегда
в
духоте
морозной ,
Предвоенной,
бл уд ной
и
г розн ой,
Жил
ка ко й-то
бу ду щий
г ул.
Но
тогда
он
был
сл ышен
глуше,
Он
почти
не
тревожил
души
И
в
сугробах
не вс ких
тонул.
У
Блока
в
«Двенадцати»
музыкальная
вол на
уже
п охоро­
нил а,
погребла
под
с обой
Петербург.
В
«Поэме без героя»
это ­
го
еще
нет ,
испытания
еще
предстоят,
над
городом
раскинулось
«зеркало страшной ночи», в котором «и
б есну ется ,
и
не
хоче т
узнавать
себя
человек».
Гул
как
синоним
испытаний
в
поэме
Ахматовой
—
будущий,
то
есть
ему
еще
предстоит
возникнуть,
но
он
уже
влияет
на
образование
ка ких- то
н овых
форм
быта.
Совмещение
этих
временных
пла ст ов
(«Жил. ..
будущий
гул»)
д ает
возможность
Ахматовой
шир око
ра зд вин уть
границы
п од­
разумеваемого
де йств ия
поэмы.
Оксюморонные
сочетания
—
вообще
хар акт ерн ая
чер та
по зд ней
лирики
Ахматовой,
а
в
«По ­
эме
без
ге роя»
они
д опол няют ,
по-своему
формируя,
ид е йный
смысл
про из вед ения .
Трудно
ска з ать,
является
ли
для
Ахматовой
эта
бл око в ская
стихийно-муаыкальная
основа
мир а
также
основой
мира,
то
477


ес ть
имеетйлпщем
его
мятежных
порывой,
революционных
сдви­
гов
и
катаклизмов.
Если
для
Ахматовой
эти
стихийные
импуль­
сы
и
не
я вля ются
решающими,
то
в
са мом
поним ании
рево­
люции
как
грандиозного
п ри родн ого
я вл ения
она
безусловно
бл изка
к
Блоку.
В
стихотворении
«Надпись на книге» (1959)
ес ть
строки,
которые
как
будто
да ют
основания
для
такого
с бл иже ния:
Из-под
каких
развалин
гово р ю,
Из-под
какого
я
крич у
обвала...
Рухну ла
эпох а
—
об
этом
и
г овор ит
здесь
Ахматова.
Музы­
кал ьн ая
вол на,
отдаленным
предвестием
к от орой
служит
в
по­
эме
«будущий гул», услышанный впоследствии Блоком в «Дв е ­
над цат и», несет в себе,
согласно
Ахматовой,
и
очистительное
начало.
Пляшу щи й
в прис ядку
на
крыше
дым
в
семантическом
плане
срод ни
и
кучерской
пляске
вкруг
костров,
и
размалеван­
ным
ч айным
розам,
и
мучным
обо зам ;
это
не
Петербург,
это
«старый город Питер», «что народу бока повытер» .
Питер,
как
во пло щение
народного
на чал а,
противостоит
в
общей
конструк­
ции
поэмы
Петербургу
—
«Достоевскому и бесноватому», в ко­
тором
«не хочет узнавать себя человек», с его европеизирован­
ным
маскарадом.
Он
лишает
человека
почвы
—
здесь
«деревен­
с кую
девку-соседку
не
узнает
веселый
скобарь»,—
это
сказан о
о
героине
поэмы,
урож ен ке
Псковской
губернии,
дед
ко торой
был
крепостным.
А
вот
как
описан
ее
дом:
Дом
пестрей
комедьянтской
фуры,
Об лу пив шиеся
амуры
Охраняют
Венерин
алтарь.
В
стенках
лесенки
скр ыты
виты е,
А
на
стенках
лазурных
святые
—
Полукрадено
это
добро...
«Полукрадено это добро»
—
то
есть
оно
не
принадлежит
по
праву
н асл едо ва ния,
это
все
из
и ного
семантического
и
ку ль­
т урн ого
с лоя.
Не
в
это м
ли
т акже
причина
той
нереальности,
призрачно­
сти
города ,
которая
явственно
ощутима
в
«Поэме без героя»,
с
д ругой
ст орон ы
по д во дящая
нас
к
Дос то ев ско му?
Герой
«Под­
р ост к а», чьи размышления о городе приводились выше,
в
этом
же
своем
внутреннем
м онол оге
задается
и
еще
одн им
вопро­
сом: «—А
п очем
знать,
м ожет
быть,
все
это
чей-нибудь
сон,
и
ни
одного-то
человека
здесь
нет
настоящего,
истинного,
ни
одного
поступка
д ейс тв ит ел ьн ого ?» Под сомнение здесь ста -
478


вп тся
оче нь
мн огое
й
оче нь
важпо е.
Петербург
как
бы
оказы­
вается
городом,
кот орого
в
д ейств ит ельно ст и
нет,—
это
всего
л ишь
дурной
со н,
воплощенная
и дея,
чья-то
«мозговая игра»,
как
скажет
впоследствии
в
романе
«Петербург»
А.
Белый,—
здесь
не
может
бы ть
ничего
реального,
эм пирич ески
достовер­
ного.
Он
есть
и
его
одновременно
не т,
и
вот
в
этом
и
со сто ит
ве лика я
загадка
города.
Аналогичное
отношение
к
Петербургу
заявлено
и
в
«Поэме без героя», само заглавие которой также
выводит
нас
к
Достоевскому
и
его
загадочному
видению
(герой
поэмы
—
город,
но
его
как
бы
и
нет
в
действительности,
по­
этому
и
п оэма
оказывается
«без героя»).
Ахматова
здесь
слы­
шит
«звук шагов,
тех,
которых
н ет у», видит отражение челове ­
ка,
который
«не появился// И
проникнуть
в
тот
зал
не
м ог». Она
замечае т
в
скобках: «Тень чего-то
м елькну ла
где-то»,—
и
это
не
только
возврат
к
поэтике
символизма,
но
и
выявление
св оей
ны неш ней
по зиции.
Символистам
мир
п ре дс тавл ялся
т айно й,
кот орую
может
постичь
только
интуиция
худ ож ни ка.
Ахматова
соз нател ь но
возвращается
к
то му
же
взгляду,
и
вот
эта
созна­
тел ьно сть
гов ори т
о
ней,
как
о
художнике
послесимволистской
эп охи
LОГлебовой-Судейкиной
в
поэме
сказано: «Ты в Рос­
сию
пришла
нио тк уд а, // О мое белокурое чудо, // Коломбина де ­
сятых
г одо в!» Пришла ниоткуда,—х о тя
здесь
же
о
ней
говорит­
ся,
как
о
дер евенск о й
девке,
которую
теперь
уже
не
узнает
веселый
ск оба рь.
Эта
таинственность
всего
изо б ража емо го
в
поэме,
его
ок-
сюморонность
и
многозначность,
непост ижим о ст ь
самого
горо­
да,
нахождение
его
в
четырехмерном
пространстве
также
сви­
детельствуют
о
неподлинности,
мнимо с ти
и
города ,
и
эпохи,
и
сам их
в ос помина ний.
Символика
уподоблений
—
вот
главный
прием,
к
помощи
ко торого
пр ибег ает
Ахматова
в
«Поэме без
героя».
Но
по
ка ким-то
за кон ам
художественного
творчества
и
эта
неподлинность,
и
эта
мнимость
оборачиваются
высшей
под­
линно с тью ,
подлинностью
гораздо
б олее
высокого
свойства,
не­
жели
обычная
э мпир ич еская
дос тов ерн ост ь.
Это
подлинность
ху д ожест венного
в оспри яти я
эпохи.
Ахматова
же
прек р асно
по­
нимает ,
что
у
нее
бы ли
оче нь
сер ь езные
пр едшест в ен ники ,
что
за
ее
спиной
стоят
художники,
в
творчестве
которых
сущ ест­
ве нно
об новля лос ь
сам о
представление
о
положении
человека
в
мире.
В
записях
Ахматовой
сохранилось
важное
су жден ие
о
поэме,
принадлежащее
В.
М.
Жирмунскому,
сказавшему,
что
1 О допустимости соотношения поэзии Ахматовой с творчеством
старших
символистов
кри ти ки
писали
уже
в
1920- е
годы.
479


«Поэма без героя»
есть
ис пол пе пйе
ме чты
символистов,
т.
е.
это
то,
что
они
проповедовали
в
теории,
но
никогда
не
осуще­
ствляли
в
своих
произведениях
(магия ритма,
волшебство
ви­
д ения ), что в их поэмах ничего этого нет» .
И
далее
сама
Ах­
матова
так
поясняет
мысль
В.
М.
Жирмунского:
«Вот эту
возможность
звать
голосом
не из ме римо
д аль ше,
чем
это
делают
произносимые
слов а,
Ж ирмун ски й
и
имеет
в
виду,
говоря
о
«Поэме без героя».
Оттого
столь
различно
отношение
к
Поэме
читателей.
Одни
сразу
сл ышат
это
эхо,
это т
в торой
шаг.
Др у­
гие
его
не
с лыша т...» 1
М агия
ритма,
волшебство
в иден ия,
эхо,
вт орой
шаг
—
это
все
понятия,
широко
внедрявшиеся
в
поэзию
старшими
совре­
менниками
Ахма тов о й.
Именно
п оэтом у
так
сильна
в
ее
поэме
цитатная
л иния,
так
значит еле н
пр оце нт
непоср ед ств енн ых
за­
имствований,
некоторые
из
которых
лежат
на
поверхности.
С
т еч ением
символизма
у
Ахматовой
сейчас,
в
советские
г оды,
устанавливаются
гора здо
более
тесные
отношения,
чем
р ань ше.
Поэтика
символизма,
с
ее
н ам еками
и
ин осказ ани ями ,
п одв од­
ными,
расш ири т ельны ми,
«потенциальными»
смыслами,
с
ее
пренебрежением
к
«сюжетной прагматике» (выражение М .
Бах­
т и на), место которой замещает исторический фон,
атмосфера
вре ме ни,
сама
становящаяся
субъектом
дейст в ия,
ск азы вае тся
в
поэме
Ахматовой
со
всей
силой.
Личное
лирическое
начало
приобретает
н евид анну ю
масштабность,
эпический
р азмах ,
с та­
новясь
призм ой,
«магическим кристаллом»,
сквозь
который
просматривается
и
оц ени вается
целая
эпоха.
З десь
и
происходит
«встреча»
Ахматовой
не
только
с
поэта­
ми
символизма
(Блоком и другими), но и
с
Достоевским
—
прежде
в сего
в
той
сфере,
кот ора я
бы ла
св яз ана
и
с
нравствен­
ной
к он цепци ей
личности,
и
с
темой
Петербурга,
совершенно
особой
и
сп ец ифичес ки
русской
темой,
при
помощи
ко торой
решались
важнейшие
и
философские,
и
ис тор ико -с оцио логич е­
ские
п робл емы
огромного
свойства
и
мирового
зна чени я.
1 «Ежегодник рукописного отдела Пушкинского Дома на 1974 год».
Л., «Наука», 1976, с.
76.


Н.
ГУЖИ
ЕВ
А
«ДЛЯ НАСТОЯЩИХ книг
ВСЕГДА
ЖДУ
НЕСУЕТНЫХ
ЧАСОВ»
1904 году,
когда
судьба
Блока
как
поэт а
еще
не
оп­
р ед елилась
и
он
подумывал
о
выборе
проф есс ии ,
подходящей
ему
казалась
—
бы ть
у чит елем
словес­
н ости
или
библиотекарем
(IX, 64).
Это
отвечало
его
любви
к
литературе
и
к
книге,
прошедшей
через
всю
жизнь.
«Книги он любил нежно,—
писала
о
нем
его
биограф
М.
Б екет о ва,—
сво ю
городс ку ю
библиотеку
держал
в
бл ес тя­
щем
виде,
все
пе реп л етал
в
хорошие
дороги е
переплеты
у
л уч­
ших
переплетчиков,
о со бенно
заботился
о
книжных
шкафах» \
Письмо
это
бы ло
об раще но
к
II.
Журову,
разыскивавшему
и
1М.
Бекетова.
Письмо
П.
Журову
от
15 февраля 1929 г .
Ученые
записки
Т ар тус кого
ун-та, 1975, вып.
358.
Труды
по
рус ско й
и
сл авя н­
ской
филологии,
т . XXIV. Литературоведение,
с.
414.
481


изучавшему
в
20-х
год ах
шахматовскую
библиотеку
Бекето­
вых
—
Бло ка
и
также
обратившему
внимание
на
исключитель­
ную
любов ь
и
внимание
Блока
ко
всему,
что
б ыло
связано
с
кни­
гой
1.
Не
случайно
Б лок
участвовал
в
создании
кн иг
и
как
по­
эт,
и
как
редактор
—-
сочинений
А.
Гр иго рь ева,
М.
Лермонто­
ва,
Г.
Гейне,
и
как
чле н
Комиссии
по
изданию
русской
клас­
сики
в
первые
год ы
пос ле
Октябр я,
написав
в
связи
с
этим
статью
«О списке русских авторов».
От ноше ние
Блока
к
книге
отразилось
и
в
д нев никах ,
и
в
письмах
поэта.
Вот
в
письме
к
ближайшему
другу
Е.
Ив ано ву
он
при зна ется: «Лучшая пора
жизни
—
ночью
перед
сно м,
когда
все
тихо, —
читать
в
посте­
ли
—
то гда
иногд а
чувствуешь,
что
можно
бы
ст ать
порядоч­
ным
че лов еком » (VIII, 157).
Фиксирует
в
дневниках
много­
численные,
временами
почти
рег ул ярны е
покупки
книг
у
бу­
кинистов,
нужных
ему
для
работы
(при создании поэмы « В оз­
мез ди е», например,
он
пер ечи тал
це лую
библиотеку
разнооб­
разной,
в
том
числе
и
специ аль ной
научной
литературы
по
рус­
скому
о св обод ите льном у
дви же н ию ), а иногда и просто пле­
нив ших
его
св оей
антикварной
р ед кос тью.
При
этом
замеча­
ет : «Библиофилия начинает снедать меня» (VII, 158).
Как
бл изкий
друг
книга
рядом
с
Блоком
в
сокровенные
ми­
нуты
его
жизни.
Юношей
на
романтической
почве
он
хотел
покончить
с
собой;
гл авна я
его
забота
—
зав ещать ,
в
д ос той­
ные
руки
пе р едать
самое
дорогое
—
пись ма
невесты
и
к ниги
(VII, 63).
В
момент
п ерео це нки
ценностей,
сомнений,
вы зван ­
ных
проповедью
по эта
Н.
К лю ева,
взявше го
на
себя
смелость
судить
инте ллиг енц ию
от
им ени
наро д а,
в
како й -то
степени
перекликавшейся
с
размышлениями
самого
Блока
о
трагиче­
ск ом
раз л аде
инт ел лиг енц ии
и
нар о да: «Знаю все,
что
надо
делать:
отдать
д е ньги,
покаяться,
ра здари ть
смокинги,
д аже
кни­
ги.
Но
не
могу,
не
хочу» (VII,101).
Л.
А.
Дельмас
он
со чин яет
список
книг,
какие
ей
нужно
прочитать
летом
(IX, 230).
Ча сто
книги
для
него
—
ве рное
прибежище
от
ненавист но й
ему
суеты
литературных
дел
и
в с тре ч: «Хочется святого,
ти­
х ого
и
бе ло го.
Х очу
к
книгам,
от
людей
в
Петербурге
ничего
не
жду...» (VIII, 88), «...«лик ви дирую» «де ла», которые воз­
ни кли
от
тр ех
в еч еров,
пр ов еден ных
среди
десятков
и
с отен
литерат ор ов .
Мечта ю
писа ть
сво е
и
читать
книги» (VII, 87).
1П.
Ж
у
р
о
в.
Шахматовская
библиотека
Бекетовых
—
Блока.
Там
же,
с.
399.
О
Блоке-читателе
см.
также:
И.
Illомракова.
Алекс анд р
Блок
как
чит ател ь
(Из чтения передовой русской интеллигенции начала
XX века).
Труды
Лепингр.
гос .
ин-та
культуры,
т.
XXV.
Ист ор ия
русского
читателя.
Вып.
1 (б).
Л., 1973, с.
124—140,
4§2


Дышащая
спокойствием,
казалось
бы,
ничем
не
примеча­
тельная
зап ись
в
д нев нике: «А на ночь в постели опять уютно бу­
ду
чита ть
Андерсена» (IX, 91).
Но
сделана
она
накануне
первого
театрального
пр едст ав лен ия
пьесы
«Балаганчик»
в
пред­
чувствии
в оз мож ного
провала.
Кни ги
на
устах
у
Блока
и
в
минуту
гнева,
вспышки
отвра­
щения
к
старому
быту,
тем
бол ее
яростной
—
при
всей
сдер­
жанности
выражения,—
что
вызвана
она
доро гим
человеком
—
ж е но й: «Напиши мне,
когда
оставишь
ма гази ны
в
покое.
Пой­
ми
наконец
простейшую
ве щь:
что
все
современное
пр оиз вод­
ство
вещей
ес ть
пошлость
и
не
ст оит
ломаного
гроша,
а
пото­
му
покупать
можно
только
кни ги
и
предметы
первой
не обхо­
дим ос т и» (VIII, 347).
Или
присм от ри мся
к
такому,
например,
з амеч анию
Бл ока
из
письма
В.
Пясту
о
вреде
легкого
ра звле­
кательного
ч тив а: «Такие вещи не всегда проходят безнаказан­
но:
можн о
совершенно
незам е тны м
образом
испортить
(на вре­
мя,
но
не
всегда
краткое)
ча сть
д уши.
Это
касается,
разумеет­
ся,
тех
душ,
на
которых
госп одь
«играл эфирно - ле г к ими
перстами».
Таку ю
душу,
между
п рочим ,
необходимо
иметь
не
только
поэту,
но
и
историку
и
с оци ологу.
Знаете
чудесную
за­
ме ну
Амфитеатровых
и
К °? Это не менее легко,
не
менее
увл е­
кательно
и
вместе
с
тем
невыразимо
о чищ ает
д уш у: «История
французской
ре во л юции»
К ар л ейл я» (VIII, 346—347).
Чтение
для
Блока
—
событие
бо льшой
важности,
могущее
иметь
силь ­
ные
как
пол ож ит ел ьные,
так
и
отрицательные
последствия
в
зависимости
от
того,
ка кова
кни га.
Он,
например,
свято
верил
в
целительную
с илу
чтени я
русской
классики,
в
особенности
Пуш ки на
и
Т ол стого,
спасающего
от
во здейст в ия
яд ов
дека­
дентства,
скепсиса,
отчаян и я.
И
наоборот,
как
призрак
страш-
пой
опасности,
грозившей
духовным
разложением
его
сво дно й
сестре
Ангелине,
он
принял
то,
что
опа
зачитывалась
сенти­
мент аль ным и
английскими
романами,
уб ежда я
себя: «Надо
с па сать
Анге лину» .
Как
значительное
собы тие ,
чтение
требует
внутреннего
пр и-
уготовления.
По
вос по мина ниям
Б.
Садовского,
Блок
советовал
е му : «Любимые книги нельзя читать как попало.
У мейте
вы­
бирать
для
них
подходящий
день
и
ча с.
Я,
напр имер ,
могу
чи­
тать
«Войну и мир»
тольк о
в
апр еле,
не
по зже
пол уд ня,
а
Жу­
ковского
—
ночью
в
рождественский
сочельник» !.
И
пов т орил
ту
же
мысль
в
письме
к
Брюсо в у
в
словах,
поставленных
нами
1Б.
Садовской.
Встречи.
«Звезда», 19G8, No 3, с.
185.
483


как
заголовок
к
э той
статье
(VIII, 336).
Процесс
чтения
у
Бло­
ка
а рт ист ич ен: «Днями теперь чувствую,
что
молодею.
Дня ми
становлюсь
легк ом ысл енны м
мальчишкой,
стр аш но
интересую­
щимся
Достоевским,
причем
душа
не
ле жит
плотно
и
страстно
на
его
стр а ницах ,
как
бывало
вс егд а,—
а
скорее
как
бы
т ан­
ц ует
на
них» (VIII, 133).
Ср еди
зап исей
Блока
можн о
н айти
ук азан ия
о
методике
чтени я:
чит ать
н адо
не
слишком
мн ого
и
творчески,
для
рабо­
ты
—
с
заранее
готов ым
пл ано м,
п ров еряя
его
правильность,
относясь
внимат ель но
к
ка жд ому
автору,
чтобы
даже
и
у
не­
талантливого
выудить
ценное
из
мо ря
пустых
слов
(VII, 74—
75).
И
Бл ок
напряженно
и щет
эти
г луб инные
слова;
поразив­
шую
его
кни гу
читае т
и
про
себ я
и
вслух,
в
од ной
комнате,
в
другой ,
уподобляясь
кла до искат ел ю
в
по рыве
желания
не
упу ­
стить
ни
о дной
крупинки
из
з олотонос ной
жилы.
Существует
запись
об
интересном
опыте:
параллельном
чте нии
Засодим-
ског о
и
Ев рипи да
(IX, 306).
По
складу
своей
натуры
за мкн уты й,
по
обстоятельствам
жизни
связанный
с
избр ан ным
кругом
литераторов
и
артистов,
Бло к
искал
в
к нигах
вых од
к
людям,
к
живым
ист оч ник ам
сов­
ременности.
Он
умел
ра зли чать
в
них
приглушенные,
глубоко
индивидуальные
изл ия ния
современных
лириков,
и
шумы,
п ро­
изво д имые
об ще с тв енными
потрясениями.
Сильне йш е е
впечат­
ле ние
произвела
на
него,
наприм ер ,
книга
Л.
Гуревич
«9 ян­
в аря » (СПб. , 1906), составленная по документам,
к отор ую
он
прочитал,
не
о тр ыв аясь,
с
больши м
напряжением,
услышав
в
ней
«голос волн большого моря», способных «р а зб ить
в
щепы»
у еди ненное
сущ еств ов ание
инт ел лигент ов
(VIII, 221, 222).
Со­
де ржа тельны
для
него
даже
книжные
об ъяв лени я,
говорившие
об
огромном
прит ок е
в
лит ера т уру
писателей
из
народа.
«До ­
вольно
прочесть
книжпые
объявления,
чтобы
почувствовать
тр епет ,
свидетельствующий,
как
гов ори т
р ецен зен т,
о
том ,
что
«уставшая терпеть масса начинает борьбу по всей линии» (V,
114).
Из
со вре ме нных
писателей
он
о со бенно
ценил
Ибсена
именно
за
его
распахнутость
в
широкий
мир
современности:
«Читая творения Ибсена,
мы
ни
на
минуту
не
може м
чувст­
вовать
себя
на ед ине
с
книгой.
Творения
Ибсена
для
нас
не
книга,
или
ес ли
и
книга,
то
—
вел икая
к нига
жизни.
И
раз
мы
с
Ибсеном
—
тем
самым
мы
со
вс ем
со вр еме нным
человечест­
вом.
Раз
мы
с
Иб сеп ом
—
мы
па
бо рту
корабля,
который
боре т­
ся
с
волнами
в
от кры том
море,
мы
слу шаем
не молчный
голо с
в ели кого
при боя» (V. 309).
Ж ажда
п ознани я
жи зни
так
же
мощно
бросала
его
к
книгам,
484


как
и
отталкивала
от
н их,
едва
то лько
возникала
угроза
каби­
н е тного
затворничества.
Настороженное
от ноше ние
к
книге
от­
четливо
обн ар ужи ва ется
у
Бло ка
и
в
ю н ости: «чтение
—
умуд­
ряющее
и
отрезвляющее;
однако
эт от
процесс,
как
всегда, «без­
вольный»
—
и
у гне тает
ино гда
и
оставляет
желать
б ольше го
в
жиз ненн ом
смыс ле» (VIII, 41) — ив
зрелом
воз р аст е: «Скуч­
но,
с куч но,
не уже ли
жизнь
так
и
протянется
—
в
чтении,
пи­
сании,
отделываньи,
получении
писем
и
отвечании
на
них?»
(VII, 123); «...н ад оели
театры,
книги,
искусство.
Ж ить
хочет­
ся
мне,
ес ли
бы
был о
ч ем,
если
бы
умет ь» (VII, 248).
Чр езвы ­
чайно
опасной
казалась
ему
подм е на
живых
н епо сред ст венных
впечатлений
—
вторичными,
р ожд енным и
п амять ю
о
прочитан­
ном.
В
путе во м
очерке
об
Италии
«Призрак Рима и Monte Lu­
ca» он описывает свои ощущения от восхождения на высокую
го ру
Monte Luca и увиденного в конце пути живописно вы­
глядевшего
доминиканского
мо наха: «... эт о
последнее
показа­
лось
довольно
неожиданным,
несколько
к нижны м
и
не
ос о­
бенно
нужным:
не
нужным
потому,
что
в
эту
минуту
оно
был о
для
меня
эстетическим,
а
э стетик а
теряет
смы сл
для
человека,
чув­
ствующего
себ я
на
высоте
и
едва
не
упавшего
в
пропасть» (V,
402).
То
же
отмечает
Блок
и
в
др угом
очерке
«Девушка ро­
зов ой
калитки
и
муравьиный
ц ар ь »; рассказывая,
как,
бр одя
по
немецкому
средневековому
замку ,
воображал
себе
его
древ­
них
обитателей: «И вот
—
влюбленной
моей
думой,
расцвет­
шей
душою,
моим
умом,
в се-та ки
книжным,
я
различаю
и
го с­
пожу» (V,87).
Бл ок
понимал,
что
книга
может
и
помочь
и
по­
вредить
ем у.
В
зам ечат ель но м
письме
к
матери
1911 года он
пи сал
о
произошедшем
в
нем
важном
п ер еломе,
о
том,
что
т ень
декад ентств а
отошла
и
он
чувствует
в
себе
много
увлекатель­
ных
и
простых,
возможностей
жить,
публицистический
пафо с
и
потребность
общения
с
люд ьми .
Одно
из
парадоксальных
пр о­
явлений
этого
перелома
в
смене
ч итате льски х
пристрастий:
«Я способен читать с увлечением статьи о крестьянском воп ­
росе
и...
пошлейшие
романы
Брешк и-Бре шков ск ог о,
кот оры й...
ближе
к
Данту,
чем...
Валерий
Брюсов » (VIII, 331),— ив ув ле-
чепии
спортом,
французской
бор ь бой,
с толь
си льном ,
что
гол­
ландский
борец
Ван-Риль,
кажется
ему,
вдохновляет
его
при
работе
над
поэмой
«Возмездие»
б ольше,
чем
поэт
Вячес л ав
Иванов.
Окончательный
вывод
ди ал ектиче н: «Настоящее про­
извед ение
искусства
в
н аше
время
(и во всякое,
вероятно)
мо­
жет
возникнуть
только
тог да,
когда
1) поддерживаешь непос ­
редственное
(не книжное)
отношение
с
миром
и
2) когда мое
собственное
искусство
роднится
с
чужими
(для меня лично
—
485


с
музыкой,
живописью,
ахритектурой
и
ги м нас тик о й)» (VIII,
332).
В
рецен зи и
на
«Зеленый сборник стихов и прозы» (СПб. ,
1905) Блок предупреждал о двух равных опасностях для на ­
чинающих
и
второстепенных
писателей
—
нежелании
с читать ­
ся
с
тем ,
что
сделано
в
искусстве
п ре дшест венн икам и,
и
об­
ра т ном,
так
как
«литературность,
начитанность,
известная
тон­
кость,
известный
вкус,
любовь
к
к ниге
—
все
это
спо собн о
пог­
лотить
их » (V, 586—587).
Обр аща ясь
к
новой
для
н его
демократической
аудитории
—
посетителям
Большого
Драматического
театра
в
речи
пер ед
спектаклем
«Рваный плащ»,
Блок
гов ори л
о
книге
—
гроз но м
друге
всей
своей
жизни
и
о
п ис ател ях,
неосторожно
обращаю­
щихся
с
эт им
обоюдоострым
о ру жием: «Не в том порок таких
писа тел ей ,
что
они
—
книжные
люди:
книга
—
в ел икая
вещь,
по­
ка
ч ело век
у меет
ею
пользоваться.
Но
ядом
стан ет
для
него
книга,
когда
он
видит
в
ней
только
книгу,
когда
она
прихлоп­
нет
его
своей
уче но стью.
Порок
таких
людей
и
писателей
в
то м,
что
они
—
только
книжники,
только
на скв озь
проуче ные ,
мертвые
люди.
Такж е
и
с ила
беззаботного
народного
певца
не
в
том,
что
он
вовсе
не
учен,
вовсе
не
книжен.
У чить ся
надо
всякому,
й
народному
певцу,
как
в сяко му
другом у.
И
те
п ев­
цы,
которые
пр едст авл ены
в
этой
пьесе,
любили
учиться,
и
учились,
и
многое
знали
наизусть.
Но
они
еще
не
заслонили
от
себ я
жизни
мертвой
бу кв ой,
они
не
успели
с тать
сытыми
и
самодовольными
—
вот
в
этом-то
и
была
их
сила,
их
правда»
(VI, 382).
В
опис а ние
таких
комнатных,
прихлопнутых
книгой
писа­
телей
вло жено
мн ого
лич но го
чувства;
кажется,
что
Блок
ви­
дит
перед
собой
совершенно
определенные
конк ретны е
л ица.
Ближе
вс его
к
нар исов анном у
образу
пи сател и
Д.
Мережков­
ск ий
и
3.
Г иппиу с,
с
ко тор ыми
Блока
связывали
длительные
и
очень
сложные
о тно ш ения,
которые
и
привлекали
его
сво ей
эрудицией
и
отта лкив а ли
схоластикой,
умствованием,
отвлечен­
ным и
реакционными
теориями.
Именно
их
теории
узнаешь
в
еще
бол ее
гневной
фи липп ике
Бл ока
в
очерке
«Катилина»
(1918). «Я
думаю,
что
на вязы ва нье
мертвых
схем,
в роде
парал­
лелей,
пр овод имых
ме жду
м иром
языче ским
и
миром
х рист и­
а нским ,
ме жду
Венерой
и
б огороди це й,
между
Хри сто м
и
анти­
христом,—
есть
занятие
книжников
и
м е ртве цов,
это
вел ики й
грех
перед
нр авств енно
изм уч енными
и
сбитыми
с
толку
людь­
ми,
каковы
многие
из
современных
л юдей» (VI, 76).
Имена
«парижских книжников» (VIII, 233), как в презрительную ми­
486


нут у
назвал
их
Б лок,
здесь
тоже
не
названы,
но
к
ним
в
первую
очередь
относятся
упреки
в
над уман но ст и,
оторванности
от
жиз­
ни,
сухом
схематизме,
ко тор ые
Бл ок
высказывал
еще
в
1908 го­
ду
в
«Письмах о поэзии».
Они
воз гла вляли
петербургское
к ры­
ло
символистов,
и
именно
в
их
журнале
«Новый путь»
бы ли
в пе рвые
опу блик о ваны
стихи
Блока.
Любопытно,
что
среди
них
б ыло
и
стихотворение
«Царица смотрела заставки» .
Как
бы
там
ни
было,
но
активное
использование
обра зов ,
извлеченных
из
книг,
знам ен итых ,
ле гко
узн ава ем ых
—
Г ам­
л ета,
Офелии,
Дон
Жуана,
Кармен,—
при
решении
своих
по­
этических
з адач
необходимейшей
частью
в ход ило
в
поэтику
Блока.
Проблема
кни ги
потому
так
остро
и
стояла
п еред
ним,
что
«книжность»
от ри цат ельну ю
он
иногда
парадоксально
обуздывал
тем
живым
и
вели ким ,
что
в
книгах
же
и
находил.
Все
это
слишком
глубок о
каса лось
и
его
са мого
как
художни­
ка,
и
многих
его
современников.
Так
молодой
критик
К.
Ч ук овски й,
свид ет ель
литератур­
ной
жизни
начала
век а,
пис ал
в
1907 году: «Пропала непосред ­
ственность
из
русской
поэ зии,
и
если
тепер ь
еще
вст рет ишь
стихотворение
без
намека
на
такую-то
страницу
такой-то
кни­
ги,
то
оно
к ажет ся
каким -т о
п ростов олос ы м,
про винци а льным ,
неблаговоспитанным»L Поэт И.
Ан ненс кий
указывал
в
1909
году: «То,
что
бы ло
только
кн и жным
при
своем
появлении,
по лу чило
для
нас
тепер ь
почти
что
о баяни е
пережитости»2.
В.
Рождественский
вспоминал
о
1910- х
годах,
когда
он
был
юны м
ги мна з ист ом : «Книга подменяла нам ощущение реально ­
го
мира .
И
мы
не
бы ли
виноваты
в
этом.
Вся
окружавшая
нас
литература,
все
разговоры
вз ро слых
вращались
в
области
от­
решенного
и
нереального»3.
Вторжение
литературных
обра зов ,
назва ний
кн иг,
имен
и
ге рое в,
и
даже
самих
п исател ей
в
поэзию
начала
ве ка
мы
мо­
жем
отметить
у
многи х
поэтов
того
вре ме ни.
Так,
М.
К узмин
пиш е т: «Твой нежный взор, // Лукавый и манящий, // Как ми­
лый
вздор
// Комедии звенящей, // Иль Мариво капризное пе­
ро , // Твой нос Пьерро и губ разрез манящий //
Мне
кружит
ум,
как
«Свадьба Фигаро».
1К.
Чуков ски й .
Об
Ал е кс андре
Блоке.
«Свободные мысли», 1907,
5(18) ноября.
2И.
Анненский.
О
современном
л ириз ме.
«Аполлоп», 1909, Ks 1,
с.
12.
3В.
Рождественский.
Страницы
жизни.
М. —Л.,
«Советский
писатель»,1962, с.
115.
487


Хара ктерн о
это
и
для
р аннего
Мандельштама
и
особенно
для
Брюсова.
Но
любопытно,
когда
уже
упоминавшийся
по эт
Н.
Клюев,
якобы
от
им ени
народа
призывавший
проклятья
на
интел л иг енцию ,
ее
культуру,
ее,
как
он
на зы в а л, «ржавые кни­
ги », начинает живописать деревенский пейзаж в виде древней,
скорее
всего
старообрядческой
к ниги : «Рыжее жнивье
—
как
кн иг а, // Борозды
—
д ре вняя
в язь.
// Мыслит начетчица
—
рига,
// Светлым реченьям дивясь», вспоминается чрезвычайно на­
по м ин ающая
Кл юева
зарисовка
Блока
в
зам ыс ле
драмы
«Не ­
лепый
че л ове к »: «Приходит некто бородатый и темный
—
пр и­
став ать
с
«белой березкой», Святой Русью и прочим и прочим.
Го вори т
наб ожно
и
к ниж но» (VII, 253).
Совсем
и ное
б унт
Ма­
яковского,
но
и
в
его
г р емящих
стихах
встречаем
им ена
художников
прошлого,
и
он
мо жет
о
предмете
св оей
трагиче­
ской
любви
вос кл икну т ь: «Какому небесному Гофману выду­
мал ась
ты,
п роклятая».
Сила
книжных
увлечений
мн огих
поэтов
XX века,
от р ази­
лась
и
в
поэз ии
Блока.
В
ней
не
только
вся
партитура
слож­
ных
взаимоотношений
современного
Бло ку
город ского
человека
с
к ниго й,
каки е
во плот илис ь
в
стихах
его
к о ллег,
от
приятия
Блоком
ее
муд рос ти
в
величавом
изображении
с та рого
книго­
чея: «А я
—
скл о нен
над
грудой
книжной, // Высокий,
с горб­
ленный
старик»
—до
п олн ого
о т ри цан ия: «Устал я верить жал­
ким
книгам
// Таких же розовых глупцов».
В
ней
предлагают­
ся
и
выходы
из
того
замкнутого
порочного
кр уга,
в
кот ором
были
заклю ч ены
м ногие
книжны е
поэты,
не
знавшие,
где
ис­
кать
противоядие
от
опасностей
библиофильства,
или
не
же­
лав шие
его
искать .
Бл ок
нахо д ил
жизненную
оп ору
в
произведениях
тех
писа­
телей,
которые
будили
социальные
чувства,
поднимая
вопро­
сы
о
бедных
и
богатых,
казав шиеся
элементарными
и
неинте­
р есным и
эс тет ам
и
библиофилам-гурманам.
В
то
самое
время,
когда
«парижские книжники»
провозгласили
«конец Горько ­
г о», Блок записал у себя в дневнике: «Спасибо Горькому и
да же
—
«Звезде».
Пос ле
эс тет измов ,
футуризмов,
апо лло низм ов,
библиофилов
—
запахло
на ст оя щим » (VII, 131).
Он
взя л
под
защиту
и
Л.
А нд реева,
к ото рого
другие
сим волис ты
о бв иняли
в
некультурности,
грубос ти ,
б ез вк усии.
Блок
и
сам
не
идеали­
зировал
этого
яркого,
но
неровного
худож ни ка,
он
был
ему
бесконечно
близок
св оей
неистребимой
ненависть ю
к
буржуа,
делавшей
его
книги
взрывчатыми,
резко
от л ичными
от
средней
л итера турн ой
пр од ук ции.
«Завелся в литературе кто- то
«буй­
ный»
и
«дерзкий»,—
п исал
о
нем
Бл ок
в
рецензии
на
«Сборник
488


товарищества
«Знание»
за
1904 год,—
вносит
тоску,
раскол,
почти
заставляет
тарелки
бить
—
и
все
это
через
книгу, «по-пи­
саному»
выходит!
Да
вед ь
эт о,
ска нда л , «литературный кош­
мар »! Выносимо ли для «п риличн ого», сытого, «вседовольного
и
в себл ажен но г о»,—
ч тобы
книга
«втесывалась»
в
жизнь,
в
до­
машнюю
жизнь!
Да
ве дь
сытый
потеряет
всякое
ув аже ние
к
так ой
книге...
если
еще
може т.. .
Книгу
ува жа ли,
пок а
все
со­
вершалось
«как по- пис а ному »; и вдруг
—все
пи шется,
как
свершается;
да
еще
св ер шается-то
как-то
инач е,
как -то
«не
по-семейному» (V,555).
Сочувственно
писал
Бл ок
в
1907 го ­
ду
о
пер ем енах ,
произошедших
в
творчестве
одного
из
наибо­
лее
«книжных»
сим в олис тов
В.
Брюсова,
который
от
«жур ­
ч ащей
Годавери»
и
от
книг,
которые
бы ли
«краше роз»
—
до­
шел
широким
путем
до
«современности»
и
«повседневности»
(V, 206).
Э тот
путь
и
привел
о боих
поэтов
к
пр из нанию
рево­
люции,
вер е
в
творческие
с илы
н аро да,
в
то,
что
ему
дано
сказать
в
будущем
такие
слов а,
каких
давно
не
гов ор ила
наша
усталая,
несвежая
и
кни ж ная
литература» (VI,19).
В
перспективе
всего
творческого
п ути
Блока
ясн о
вид на
од нос торонн ос ть
попыт ок
некоторых
его
современников
пред­
ставить
его
самого
в
п ри мел ь кавше мся,
привыч но м
для
тех
лет
облике
подвижника
кни ги,
какая
сд ел ана
О.
Норвежским
в
его
«Литературных силуэтах» (СПб. , 1909).
Здесь
мог
сказы­
ваться
гипно з
ли терат урны х
настроений
части
интеллигенции,
господствовавшей
тогда
а пол огии
книги,
к отора я
в рем енами
при­
нимала
гротескные
формы.
Как
курьезную
на зову
работу
п оэ­
тессы
И.
Гр иневск ой
«Право книги» (СПб. , 1907), в которой
серьезно
доказывалось,
что
вся кая
книга
—
хранилище
чел о­
веческой
культуры,
о
чем
бы
она
ни
тр ак това ла:
о
системе
мироздания
или
мариновании
гр ибо в,—
и
должна
бы ть
ок руже ­
на
почтением
вне
зависимости
от
своего
смысла,
задач
и
ис­
по лнен ия.
***
Литературный
книжный
апофеоз
мог
вырасти
на
почве
бу р­
ног о
роста
самого
книжного
де ла
э тих
лет
L Огромные,
по
сравнению
с
XIX веком,
тир ажи
и зда ний,
невиданные
по
раз -
1 Общую характеристику книжного дела XX
века
см .:
С.
Б
е
л
о
в
и
А.
Толстя ков.
Русские
издатели
конца
XIX —начала XX
в ека.
Л.,
«Наука», 1976; А.
Сидоров.
К нига
и
жиз нь.
М., «Книга», 1972; «400 лет
русского
к ни гопеча та ния.
Ру сс кое
кни го пе чата ние
до
17 года» .
М., «Нау­
ка », 1964, гл. 5, с.
468—592.
489


маху
книжные
выставки,
пов ышение
уровня
библиографиче­
ского
обслуживания
в
ответ
на
растущий
чита тел ьск ий
спрос,
резкое
улучшение
типографского
и
издательского
оформления
книги
—
все
это
создавало
ощущение
«праздника книги», как
выразился
в
1911 году критик В.
Львов-Рогачевский.
Книгоиз­
дательское
оживление
за раз ило
и
Блока;
на
какой-то
миг
в
1912 году он предался несбыточным мечтам перевернуть все
книжное
де ло
в
России
с
пом ощ ью
изда тельств а
«Сирин», с
к оторы м
имел
тесную
связь.
Книжная
продукция
начала
XX века должна была пора­
жать
чит ате ля
не
только
обилием,
но
и
качеств ен ны ми
из ме­
нени ями ,
присущими
име нно
ей
от ли чит ельн ыми
типо ло гич е­
скими
ч ерт ами.
Бросалось
в
глаза,
в
частности,
резкое
увели­
ч ение
количества
альманахов
и
с борни ков ,
которое
давало
ос­
нование
многим
критикам
определять
современный
э тап
книж­
ног о
дела
как
«эпоху альманахов» .
Об ъяс нен ия
этому
«аль­
манашному
лис то пад у»
предлагались
различные
в
зависимости
от
у гла
зр ен ия:
советские
книговеды,
в
первую
очередь
изуч а­
ющи е
прогрессивные
издания,
в
част ност и
сборники
«Знания»,
обратили
внимание
на
цензурные
условия,
бывшие
более
л ег­
кими
для
альманахов
по
сравнению
с
жу рна лам и;
для
одн их
современников
Бл ока
—-
причина
в
бурном
развитии
поэз ии ,
нуж­
давшейся
в
печатной
площадке,
поскольку
толстые
ж ур налы
отводили
стихам
м ало
внимания;
для
других
—
в
архаичности
самого
ти па
традиционного
жу рна ла,
не
поспевавшего
за
бурным
ходом
жизни;
для
третьих,
обеспокоенных
ростом
де каде нтск их
модных
альманахов,—
в
литературном
раз­
броде,
вызывавшем
совершенно
б еспр инципны е,
случайные
встречи
под
одно й
обложкой
по-р азно м у
м ысливш их
худож ­
ников.
Бло к,
также
от ме т ивший
своеобразное
по д ав ление
журналов
альманахами,
бол ее
полно,
чем
многие
современники,
осветил
его
в
ста тье
«Литературные итоги 1907 года», указав и на его
социологическую
подоплеку
сочувственной
ссылкой
на
мнение
компетентного
л иц а: «Толстые журналы,—
гов ори л
мне
о дин
почтенный
ученый,—
пор ожд е ние
эп охи
крепостного
права,
ко­
гда
помещикам
надо
было
иметь
в
дальнем
именье
пухлую
книгу,
где
с казано
обо
вс ем:
о
политике,
о
л и тературе,
о
теат­
рах,
об
общественной
жиз ни... » (V, 220) и дав ему литератур­
но-общественную
оце нку .
При
том
поэт
о тнюдь
не
подвергал
огульному
осуждению
все
альманахи,
как
это
часто
быв ало
с
его
литературными
коллегами,
не
желавшими
считаться
с
про­
грессивной
деятельностью
в
э той
области
того
же
Горьк ого.
490


Оценка
Блока
дос та точн о
с уров а : «В хорошем случае
—
альма­
нах
ест ь
средство
с обр ать
воедино
л учший
матер и ал
и
осво­
бодиться
от
н епр еменно
навязываемой
ж урн альной
дряни.
В
других
случаях
ал ь манах,
н аоборо т,
есть
средство
к
том у,
что­
бы
собрать
вместе
в сякую
одн ородн ую ,
а
то
и
разнородную
дрянь,
или
и збав и ться
от
«направления» (дорожка скользкая и
«мистико -р еали ст ич еск ая») или умолчать о текущих общест ­
венных
вопросах
(высказываться о которых обязывает журнал)»
(V, 222).
Но
при
этом
он
четко
оговаривает,
что
ведет
речь
только
о
модернистских
сборниках,
типа
«Шиповника», и толь­
ко
последних
л ет,
и скл ючая
пе рвые
б рюсов с кие
работы
в
изд а­
тельстве
«Скорпион», воскресившие традицию альманахов пуш ­
ки нско й
поры.
Столь
же
ос трой
была
для
Блока
и
проблема
га зеты ,
по­
скольку
господствовавший
во
многих
газетах
тех
лет
сти ль
лег­
к ов есн ого,
поверхностно-злободневного
отношения
к
искусству
способствовал,
по
его
мнению,
развращению
читающей
публи­
ки.
Очень
широко
он
трактует
самые
эти
те р мины:
журн ал ,
книга,
газета,—
дав ая
им
неожиданное
и
живое
применение.
Вот,
напр имер ,
оценка
пь есы
А.
Амфитеатрова
«Василий Бус­
л аев »: «По существу
—
все
и зр ядно
упрятано
в
«литературу»
[...]
отчего
эта
самая
русская
мордобойная
«правда»
выходит
немного
сл ащаво й,
книжной,
даж е. ..
г аз е тной» (VIII, 524).
И
о
человеке
поэт
мог
сказать,
что
у
н его
был
«газетный деловой го ­
л ос» (VIII, 475).
«Праздник книг»
отразился
в
Блоке
и
в
его
повышенном
инт ер есе
к
внешнему
оф ормл ени ю
издан ий,
о
кот ором
вспоми­
на ли
его
издатели:
С.
А лянск ийР .
Иванов-Разумник2, и о
кот ором
гов орил
он
са м.
Такой,
каким
был
Блок
(а у него
встретишь
также
призна ния
о
зависимости
его
восприятия
про­
изве ден ия,
в
данном
случае
пере в одов ,
от
издательского
офор­
м л ени я: «...к огда
они
встречаются
в
журналах
или
газетах,—
всегда
чи таются
не
так
охотно,
как
оригинальные
стихи:
пло­
хая
бу м ага,
два
с толб ца,
как
в
«Журнале для всех») (VIII,
155),
не
мог
о стать ся
равнодушным
к
по д ъему
искусства
книжного
оф ор мле ния,
какое
наблюдалось
в
начале
XX века.
К
это му
по дключи лось
тогд а
множество
крупных
художников:
К.
Сомов,
М.
Добужинский,
Н.
Рерих,
Н.
Гончарова
и
др., —
сумевших
с
тако й
полн от ой
высказаться
в
своих
превосходных
1С.
Алянский.
В стре чи
с
Блоком
(Из записок издателя). «Но в ый
мир»,1967, Кг 6, с.
169, 179, 201.
2Р.
Разумник-Иванов.
Вершины.
Александр
Бло к.
Андрей
Белый .
Пг ., «Колос», 1923, с.
40.
491


книжных
работах,
что
по
ним,
как
зам етил и
уст ро ит ели
вы-
ста вки
книжных
обложек
р у сских
художников
начала
XX века
в
Ленинграде
в
1977 году в Русском музее !, можно составить
бол ее
определенное
пр едст авл ен ие
о
разных
тече ни ях
и
нап­
равлениях
в
изобразительном
иск усст ве
тех
л ет,
чем
по
их
стан­
к овым
работам.
Бл ок
ок аза лся
не
только
ценителем
«сомовских
оч а ро ва ний», он умел почувствовать их принципиально новый
смысл,
складывавшееся
тогда
пр едст авле ние,
что
книга
ест ь
целостный
ху до жест в енный
организм,
в
кот ором
все
элементы:
обложка,
пер еплет ,
ф орма т,
шр ифт,
б ума га,—
должны
бы ть
свя заны
единством
и
соответствовать
содержанию
книги.
За­
мечания
о
то м,
под ходит
ли
к
той
или
иной
к ниге
ее
«одежка»,
оче нь
часты
у
Блока.
Но
неред к ое
в
те
год а
эстество,
по гоня
за
вне ш ним
украшательством
отталкивали
поэта.
Осуждал
он
так
назы ва емые
«роскошные издания», издатели которых,
по
его
мнению,
проявляли
л ибо
п олную
глухоту
к
происходящему:
«Я все более утверждаюсь ...
что
з амечател ь ны е
ру сск ие
журна­
лы , «Старые годы»
или
«Аполлон», например,
был и
какими-то
сумасшедшими
н ачин аниями .
Перелистывая
сейч ас
эти
перлы
т ипогр аф с кого
искусства,
я
серьезно
готов
сой ти
с
у ма,
зад ава я
себе
вопросы,
как
сумели
их
руководители
не
почувствовать,
во
что
превращаемся
мы,
чем
ст анем
ч ерез
3—4
го да» (1919)
(VI, 130), либо свою реакционную сущность: «Дни у букини­
стов
—
дрянное
племя:
от
циничн ой
глупости
и
грубости
ма­
ленькой
лавчонки
—
до
сумасшедшего
г -на
Соловьева
(букини­
ст а), желающего показать,
что
русские
двадцатые
(и другие)
годы
были
возрождением» (!!!),—печатающего
свой
«Русский
библиофил»
с
сумасшедшей
роскош ью,
ко тору ю
по ро ждает
только
реакция,—шаг
н ебольш ой» (1912) (VII, 130).
В
этих
сло в ах,
усиленная
гениальностью
и
высокой
требовательностью
такого
чит ате ля,
как
Блок,
сказалась
общая,
характерная
во­
о бще
для
того
времени
тенде нци я
насыщать
смыслом
все,
в
том
числе
и,
казалось
бы,
нейтральные
ко
всему
элем ен ты
к ни­
ги.
Бурная
и
с ложн ая
эпох а
оставила
резк ие
следы
на
многих
книгах
тех
лет,
всем
св оим
внешним
видо м
г ов оривших
ч ита­
теля м
о
з аклю ченн ых
в
них
и деях
и
даже
социальной
позиции
создателей.
Да
и
с ами
чи тател и
м огли
увидеть
в
них
много
больше,
чем
мы,
отделенные
де сятил ети ями
от
тех
грозных
ле т.
Вр яд
ли,
например,
мы
зам етил и
бы
та к,
как
о дин
из
ре-
1Е.
Ков тун .
Предисловие.
В
к н.:
Книжные
обложки
ру сс ких
ху­
д о жников
начала
XX века .
Каталог
вы ст авки.
JL, 1977, с .
3.
Гос.
ру с.
музеи.
492


цензентов
выходившего
в
1900-е
год ы
изда ния
Пушкина
под
редакцией
С.
Венгерова
\ что шрифт,
подобранный
редактором
с
целью
оф орми ть
и здани е
в
ст иле
Пушкинской
эпохи,
непри­
ятн о
сх ож
с
тем,
каким
наби рал ась
реакционная
газета
XX
века
—
«Московские ведомости».
И
когда
Блок
пишет
о
II аль­
манахе
издательства
«Гриф», что «шри ф т
его
никогда
не
бу дет
представлен
ко
дво ру » (VIII, 91), то это,
конечно,
ш утка,
но
чрезвычайно
типичная
для
своей
неповторимой
эпохи.
(На этой
почве,
между
п рочим ,
в ы росло
у
Блока
п реу велич енн ое
пред­
ст авлени е
о
смысловой
значимости
чи сто
вн еш них
типограф­
ски х
и
грамматических
форм
слова.
Он
актив но
протестовал
против
отмены
старой
ор фогр а фии,
например,
против
упразд­
нения
букв
Ъ
и
ъ,
счи тая,
что
и
с
ними
м огут
бы ть
у
поэта
связаны
каки е-то
эмоции.)
Видом
кн иг
многие
их
создатели
сигнализировали
и
о
сво их
литературных
гр уппо вых
отличиях.
Осо бенно
у серд ст во вали
в
этом
футуристы;
так
что,
по
мнению
современных
уче ны х2, при
испо ль зо вании
их
про из вед ений
за
пределами
первых
изданий,
в
перепечатке
на
стра ни цах
современных
по лных
собраний
сочинений
нево з мож на
пр авиль на я
историческая
оцен ка
тен ­
денций
и
ф орм
р аннего
рус с кого
футуризма.
Одна
из
главных
таких
т енденц ий
зак лючала сь
в
то м,
чт обы
противопоставить
себя
си мв олиз му,
обвиняя
его
в
ц елом
в
чрезмерном
пристра­
стии
к
книге.
Как
провозглашал
поэт
В.
Шер ш енев ич , «симво­
листы
очень
бо я лись
жи зни.
Вожди
символизма
в
России
наск­
воз ь
пропитаны
к ниго й.
Ес ли
некрасовоподобный
по эт
с мот рел,
по
выражению
филос о фа
С, «трудовой мозолью», то у симво­
листов
не
зр ачки ,
а
переплет
полного
собрания
с оч инений
ми­
ровой
(по количеству)
л ите ратуры
[...]
для
аромата
искусства
требуется
оперирование
с
натуральными
продуктами,
а
не
с
к о нсервам и,
не
с
книгами»3.
Отсюда
и
подчеркнутый
«анти­
ку л ь ту р ны й», «антикнижный»
вид
их
и зд аний,
печатавшихся
то
на
обоях,
то
на
грубой
обе рточн ой
бума ге ,
с
на ро чит ыми
о п ечатками
и
небрежным
р аспол о жением
ст рок,
со
ш рифт ом
и
иллюстрациями,
напом инавш им и
уличные
вывески.
Эта
«анти­
к ниг а », как остроумно
определил
ее
современный
исследова-
1 Без подписи .
Рец .
на
кн.:
Библиотека
великих
п исате лей .
Пушкин.
T. 1.
СПБ.,
Изд.
Брокгауза
—
Е фрон а,
1907. «Рус ск ое
бога т ст во», 1907,
No
4, с.
115 (2-о й
паг.).
2H.Xарджиев,
В.
Т
р
е
н
и
п.
Поэтическая
к ульт ура
Маяковско­
го.
М ., «Искусство», 1970, с.
42.
3В.
Шершеневич.
Зел еная
улица.
М., «Плеяды», 1916, с.
21—22,
27.
493


т ель
1, должна была эпатировать буржуа,
протестовать
против
рос коши ,
эстетства,
с алон ного
гурманского
библиофильства.
Но,
ра зумее тся,
чрезмерное
э кспер иментат о рст во ,
отказ
от
век ами
освященных
норм
книгопечатания
мог
и
отпугивать
шир оког о
демократического
ч итател я,
сужал
круг
распространения
из­
даний.
Парадоксален
ит ог
«антикнижной»
тенденции
ф утури ­
стов:
в
будущем
она
сыграла
значен ие
для
искусства
оформле­
ния
именно
книги,
сп особ ст вов ав
обновлению
и
освежению
его
в
работах
последующих
поколений
художников,
опиравшихся
на
богатые
выдумкой
лабораторные
опыт ы
зачи нател е й:
Н.
Гон­
чаровой,
М.
Ларионова
и
самого
Маяковского.
Бывало,
что
фу­
туристическое
и здание ,
утра т ив
со
временем
свой
боевой
эп а­
тирующий
характер,
н еож идан но
приобретало
сход ств о
с
ред­
кой
ювелирной
драгоценностью
2.
Блок
т оже
не
люб ил
богат ую
рос к ошную
книгу,
но
был
да­
лек
и
от
футуристических
крайностей.
Поэт
был
оче нь
доволен
тем,
как
был о
издан о
его
«Собрание стиховорений»
в
изд атель ­
стве
«Мусагет»
в
1911 году: «По-моему,
и здано
превосходно
—
скромно,
книжно,
без
всякого
надоевшего
декад ен т ст в а» (VIII,
337).
Под черк нута я
с кр омнос ть
большинства
прижизненных
и здан ий
Блока
р езко
в ыд еляла
их
на
фон е
других
и
обращала
на
себя
внимание
как
его
современников,
так
и
те х,
кто
брал
в
их
руки
спу стя
дес ят илети я
3.
Блоку
тож е
было
знакомо
отвращение
к
л и тературщи не,
но
его
«антикнигой»
были
ч ело веч еские
документы,
та,
например,
исповедь
непричастного
к
литературе,
малообразованного
че­
ловека,
кот орую
он
хот ел
издать,
рассказав
об
этом
в
статье
«Дневник женщины,
к оторую
никто
не
лю бил».
Они
были
ин­
т ересны
ему
подлинностью
своих
свидетельств
о
неприютной,
тр аг и чески
неустроенной
жизни
человека
начала
в ека.
Как
писал
Блок
о
«Записках Анны»
Н.
Са нжа рь
и
других
подоб­
ных
изданиях, «...в
эти х
книгах
есть
не
о дни
ч ерн ила,
но
и
кровь;
кровь,
будто
з апекшая ся
между
отдельными
страница­
ми,
и
не
словами
фельетона
над о
отвечать
на
эти
кровавые
и
мучительные
сло в а» (V, 439).
Такое
в о спр иятие
книги,
разу­
меется,
полно стью
исключало
же ла ние
обл еч ь,
напр им ер,
ее
в
1Е.
Ковтун.
Предисловие.
В
к н.:
Книжные
обложки
ру с ских
ху­
до жнико в
начала
XX века.
Каталог
в ыстав ки.
Л. , 1977,
с.
5.
Гос.
рус.
музей.
2Н.
Харджиев.
Памяти
Наталии
Г он чаро вой
и
Ми хаи ла
Ларио­
н ова.
Искусство
книги,
в ып.
5.
М. , 1968, с.
316.
3А.
Чи чер ин.
Иллюстрированная
ли рика
Блока.
Во пр.
р ус.
л ит.
Ль вов , 1972, вып.
1, с.
125.
494


обложку,
вы р езанн ую
в
форме
сердца,
с
приш ито й
к
ней
всам ­
делишной
пуго вицей,
как
это
был о
сделано
в
одном
футуристи­
ческом
из д ании.
Чужды
б ыли
Блоку
и
те,
пр ав да,
оче нь
слабые
«антикниж-
ные»
ве янь я,
которые
по-своему
обнаруживаются
и
в
изданиях
лиц,
б ли зких
к
символизму,—
например
у
консервативного
писателя
В.
Розанова,
который
старался
стилем
выполнения
ил­
л юст раций
сделать
св ои
книги
похожими
на
частны й
семейный
а льбом ,
демонстрируя
камерность,
«домашность»
своих
тем,
ненав ист ь
ко
в сякой
цивилизации
L Для Блока эталоном была
обращенная
ко
м ногим ,
зна чите льна я
и
по
содержанию,
и
по
внешности
книга.
Как
пи сал
он
А.
Белому,
же лая
похвалить
его
газ ет ную
ст а ть ю: «Символический театр» (твоя статья)
для
меня
имеет
значение
объемистой
книги» (VIII, 211).
Такую
книгу
он
считал
дос тойной
нест и
в
народ,
так
именно
хотел
из­
да ть
отче ты
Чрезвычайной
следственной
комиссии
по
делам
быв ших
ц арск их
мин ис тров : «Мыслится русская речь,
немно­
гословная,
спо ко йна я,
важ ная ,
веская,
понят ная
—
и
соответ­
ствующее
и здан ие
государственной
типографии
(а не популяр­
ные
книжечки,
и здав аемы е
евр ейско -немецк ой
фирмой
«Му­
ра вей »)» (VII, 276).
И
в
работе
в
комиссии
по
из д анию
ру сск их
классиков
для
народа
Бл ок
тоже
придерживался
мнения
не
унижа т ь
нар од
популярными
изда ниями ,
но
и
не
и дти
у
не го
на
поводу,
как
это
еще
в
1911 году с молодым репортерским
па фо сом
провозглашал
К.
Чук овск ий: «К чорту же наши сов ­
ре м енные
к ниги,
эту
библиотеку
само у бий ц,—
слава
и
т риж­
ды
слава
каждой
безграмотной
каракуле
Малафеева
и
Кобе­
лева»2.
Осо б енно
парадоксально
зрительное
пр е дстав ле ние
о
значи­
т ельн ой
книг е
пер епл ел ось
у
Бло ка
с
ее
внутренним
обра зо м
в
слу чае
с
из данием
сочинений
А.
Григорьева
(1915) под его
р едак цией,
которое
издательство
соб ира лос ь
было
разделить
на
два
небольших
тома.
Обеспокоенный
этим
Блок
настойчиво
п ро­
сил
выпустить
из дани е
одной
объемистой
к ниг о й: «Я никогда
не
боялся
тол ст ой
к ниги,
скорее
лю блю
так ие.
Дел ен ие
бу дет
не
только
«техническое», оно отразится на существе дела .
Ра­
зумеется,
я
не
могу
этого
д оказать ,
но
у
м еня
такое
чувство,
что
это
бу дет
прекрасная,
тяже лая
(и внешне пусть тяжелая)
книга.
Это
ве дь
—
вся
ж изнь
его
(хотьине «полное»
собрание
стихов).
Одна
книга
б удет
внушительна,
а
две,
по-моему,
рас-
1В.
Шкловский.
О
теории
про зы.
М. , «Федерация», 1929, с.
233.
2К.
Чук овск и й.
Мы
и
они.
«Речь», 1911, 29 октября.
495


холодят;
я
сказал
бы
даже,
что
это
может
оп ять
повлиять
на
судьбу
его,
и
после
смерти
он
может
остаться
тем
же
н еудач ­
ником.
Григорьев-поэт,
по- м оему,
нед е лим,
как
Тю тчев
(хоть и
совсем
д руго й), как Боратынский.. .» (VIII, 441—442).
З десь
ес ть,
конечно,
поэтическое
пр еу велич ение,
но
оно
естественно
в
устах
поэта,
к
тому
же
ощ у щавш его
книгу
почти
как
живо е
существо,
как
об
этом
писа л
в
уже
упоминавшихся
воспоми­
н аниях
Б.
Садовской.
Отсюда
и
его
неприятие
научных,
ак а­
дем ическ их
изд аний
русской
п оэзи и,
к
в ы пуску
которых
в
те
г оды
впервые
приступила
Российская
Академия
на ук
(V, 546).
Отсюда
и
экспрессивность
образов,
которые
окружают
книгу
в
статьях
Блока,
принимает
он
ее
или
отрицает.
Кт о,
кр оме
по­
эта,
мог
бы
так
сказать
о
с оо тноше нии
народного
художника
и
современной
кни ж ной
ли тер ату р ы : «Он произносит те твор­
ческие
слова,
которые
мы
нах од им
тепер ь
обессиленными
и
выц вет ш ими
на
бледных
страницах
книг» (V,52).
Но
самое
важное,
что
можно
ожидать
от
Блока,
мы,
естественно,
и щем
в
его
ст их ах,
в
которых
часто
встречаются
образы,
связанные
с
книгой.
Любопытен
в
этом
отношении
сюжет
рассказа,
ко­
то рый
Блок
наб ро сал
в
1907 году.
«Ученый сделал открытие
в
по дбо ре
биб лио те к:
они
подбирались
одинаково,
как
будт о
одн а
ду ша
собирала
их
в
т еч ение
предыдущих
столетий.
На­
ча ть
с
то го,
как
опрашиваются
жители
Земли,
как
доставляются
бесчисленные
кат алог и» (IX, 92).
Но
этот
замы сел
только
за­
мыслом
и
остался.
***
В
сти хах
отношение
Бло ка
к
книг е
запе чатл ело с ь
со
всей
полн от ой
в
крайних
его
п олюса х.
Она
подана
и
как
непремен­
ный
атрибут
тягос тно го
затворничества
современного
горожа­
нина
в
душной
атмосфере
к абин ета,
по-разному
варьирующий­
ся
в
разных
ст их ах: «Только стены,
да
к ниги,
да
дни. //
Милый
друг
мой,
пр ивы чны
о ни», «Зима прошла .
Я
болен.
// Я вновь
в
углу
средь
к ниг», «Все снесет золотое время: // Мои цепи,
ду­
мы
и
к ниг и».
В
стихотворении
«Друзьям»
сказался
страх
по­
эта
перед
мыслью,
что
изда ния
и
его
сти хов
могут
ста ть
со
временем
мертвой
б укв ой,
пищ ей
для
кн ижн и ков : «Печальная
доля
—
так
с лож но, // Так трудно и празднично жить, //И стать
достояньем
д оце нта , //И критиков новых плодить... »
Но
ин­
тересно,
что
сами
книги
в
этом
стихотворении
описаны
как
не­
что
живое ,
способное
говорить,
и
к
ним
можно
обратиться
так :
«Молчите,
проклятые
к н иги ! // Я вас не писал никогда!»
496


Возведение
книги
в
ра нг
одушевленных
существ
—
дру­
гой
полюс
б локо вск ого
ее
восприятия
—
и
так
же
не
раз
про­
изводится
в
его
стих ах.
И
как
лирические
героини
сти хов
Бло­
ка
меняют
ли ки
на
всем
пути
поэта,
так
изменяет
св ой
обли к
и
книга
—
ж ивая
его
спу тница.
Блок
ранний,
пе рио да
«Стихов
о
Пр екр асно й
Д аме», провидец и пророк,
п ов сюду
видящий
зна ­
ки
проявления
мировых
сил,
как
Гамаюн
—
птица
вещая,
уме­
ющий
предсказать
страшное
будущее,
в
стихотворении
«Разго­
р аются
тайные
з нак и...» (1902) рисует неотступность и везде­
сущность
этих
предчувствий,
настигающих
лирического
героя
везде
и,
конечно,
на
страницах
как
бы
сопер еживаю щей
с
ним,
умеющей
чувствовать
книг и: «Убегаю в прошедшие миги, //
Закры в аю
от
страха
глаза, // На
ли стах
холо де юще й
книги
// Золотая девичья коса».
Да
и
вся
вселенная
для
не го
—
кни­
га,
во площ е ние
ее
глуб инн ого
смы сла ,
к ото рого
он
хоче т
до­
искать с я,
рассказывающая
ему
о
то м,
что
не до с тупно
непосвя­
щенным,
как
в
другом
с т ихо т воре нии: «Он входил простой и
с к уд ный. ..», // На страницах тайной книги // Ви д ел
те
же
пись­
мена».
Бл ок
«второго тома», цикл «Ма ски», весь проникнутый ат­
мосферой
легкой
влюбленности,
артистичности,
освобождения
от
ставшего
тягостным
обе та
служении
Рыцаря
Пр екр асн ой
Даме...
В
стихотворении
«Под масками»
книги
—
тоже
живые
участники
действа,
но
уже
со всем
в
ино й
роли: «И позвякива­
ли
ми ги , // И звенела влага в сердце, // И дразнил зеленый зай ­
чик
// В догоревшем хрустале.
//Ав шкапу дремали книги.
// Там к резной старинной дверце //
При ле пилс я
гол ый
маль­
чик
// На одном крыле» .
Это
книги
—
бесплотные
духи,
пот е­
рявшие
не
только
свою
материальную
типографскую
тяжесть,
но
и
ап ок ал ипси ческ ую
значительность,
какая
придана
им,
на­
при ме р,
в
стихотворении
1901 года С.
Соловьеву.
Своим
дре­
мотным
присутствием
они
оттеняют
легкое
изя щест в о,
приз­
рачность,
грациозность
любовной
игры
поэта
и
его
дамы.
В
сти ­
хотворении
из
того
же
п ерв ого
тома
«Днем за нашей стеной
м олча ли ...»
по
образу
книги
узнаем
и
о
другом
поэтическом
пе­
ревороте
в
Блоке
этого
периода.
Изображенное
в
стихотворе­
нии
некое
злое
дело,
очевидно,
за урядное
быт овое
убийство
по­
лучает
обобщенный
символический
смысл
с
оттенком
гроз н ой
фатальности
оттого,
что
оно
подано
через
такую
метафору:
«Там в книге открылась страница //
И
ее
про пуст ит ь
не
сме ­
ли...
// А утром узнала столица //
То,
о
чем
гов ори ли
неделю».
З десь
сказ ался
и
инт ер ес
Бло ка
к
повседневной
жизни,
и
его
желание
понят ь
ее
скрытый
глубинный
смысл.
497


Накопец,
Блок
пос ле д него
периода,
т р агедийны й,
м уже ст­
ве нный,
кл ассич ны й,
о брат ивш ийся
к
тр ади циям
в ыс окого
рус­
ско го
и
мирового
иску сств а.
Соответственно
и
книга
по дн ята
в
произведениях
этого
вр ем ени
на
пье дест ал ,
окружена
орео­
лом
торжественности
как
во пло ще ние
благ ородн ого
человече­
ского
труда,
подвижнического
сл уже ния
художника
всему
че­
ловечеству.
Так
именно
рисует
п оэт
соз д ание
своей
книги
в
величавом,
классически-строгом
и
неспешном
Прол оге
к
поэме
«Возмездие»
—
в
обращении
к
своей
музе:
«Ты,
пора зи вша я
Денн ицу , // Благослови на здешний путь! // Позволь хоть ма­
лую
страницу
// Из книги жизни повернуть».
Получить
в
дар
таку ю
книгу
—
все
равно
что
принять
у
себ я
в
доме
по сланц а
от
це лого
м ира
—
предсказателя
судьбы
по к оле ний,
как
это
изображено
в
стихотворении
1910 года «Ю ри ю
Верховскому
(При получении «Ид иллий
и
элегий»)»: «Но вот
—
какой-то
светлый
гений
// С туманным факелом в руке //
Занес
ваш
дар
в
мой
дом
осенний, // Где я
—
в
тревоге
и
в
тоске
...Мы
пос ­
меялись,
п ош ут или, // И всем придется,
м ожет
быт ь , // Сквозь
резвость
томную
идиллий
// В ночь скорбную элегий плыть».
Если
в
ка ких- то
стихах
книга
и
не
выглядит
такой
живой,
способной
п реобра ж аться
спу тн ицей
поэта,
то
зат о
он
сам
в
соприкосновении
с
ней
на чин ает
ж ить
уд есятер е нно й
духов н ой
жи знь ю: «Странных и новых ищу на страницах //
Старых
ис­
пытанных
книг , // Грежу о белых исчезнувших птицах, // Чую
оторванный
м иг».
Книга
ря дом
с
влю бле нным
в
минуты
лю­
бов ног о
свидания,
и
по
том у,
как
чи та ется,
он
узнает
с илу
сти­
х ийной
ст раст и,
охватившей
е го : «Смотри:
я
спутал
все
с тра­
ницы , // Пока глаза твои цвели.. .», «Пойми же,
я
спутал,
я
спутал
// Страницы и строки стихов . . . »
К ра йние
точки
отрицания
и
возвеличения
книги
созд ают
пол е
бол ьш ого
напряжения,
в
к оторо м
написаны
слова
Блока
о
той
рол и
книги
в
жи зни
современного
человека,
о
кот орой
нельзя
сказать,
плох а
она
или
хороша,
а
мо жно
только
ска­
з ать,
что
она
о гром на.
Она
открывает
кр епк ие
запоры,
отделяю­
щие
замкнутые
в
с ебе
души
современных
люд ей,
позволяет
од­
н ому
увидеть
мир
сквозь
п ризму
н еп ов тори мого
и
глубоког о
ин­
дивидуального
чувствования
друг ого,
за ст авл яет
читателя
пр ой­
ти
тот
длинный,
сложный
и
мучительный
путь,
каким
шел
к
ее
созданию
автор,
стремясь
п олн остью
вылиться
в
своем
тво­
ре нии.
Как
магнит
огромного
притя же ния
нарисо вано
создание
самого
книжного
из
современных
п оэтов
В.
Брюсова
в
стихо­
творении
1912 года «В але рию
Брюсову
(При получении «З е р­
кала
теней»)».
498


Здесь
умесшо
вспомнить
символическую
характеристику
Брюсова,
как ую
Блок
дал
ему
в
ре цензии
на
друг ой
сборник
его
стихов
«Венок» (1906): «Это
—
всесветн ый
скептик,
п ораз­
мыс лив ший
в
одиночестве,
уз на вший
ц ену
всем
надрывам
и
падениям,
сво бо дно
разъезжающий
в
колесном
кресле
вдоль
книжных
шкаф о в: «Вот Глинка
—
божия
коровка»...
Как
опять
стало
ти хо;
и
мир
и
вечное
сча сть е
сниз ош ли
в
кабинет.
И
раз­
вер зли сь
своды,
и
раздвинулись
стены
каб ине та,
а
там
уже
ве­
чер
и
сидит
за
веретеном,
на
угасающей
п олос ке
зари,
под
си­
ним
ку пол ом
вид е ние
ме длен но е,
легкое,
со нное
(...)
это
видение
Тиш ины,
возникшее
на
блед ной
зар е,
всю
вселенную
оз ари в­
ше е».
Если
пер евести
это
поэт иче ск ое
иносказание
на
наш
про­
заический
язык,
то
оно
расскажет
на м,
какой
огромной
потен­
циал ьно й
духовной
эне рг ией
может
быть
заряжен,
в
представ­
лении
Блока,
современный
человек,
укрощающий
нео б ъятн ые
книжные
лавины,
аккумулирующий
в
себе
духовный
оп ыт
все­
го
человечества,
заложенный
в
книге.
Кажется,
что
сами
стены
ка би нета
расступаются
перед
освоившим
к ниж ные
богатства,
открывая
вых од
в
кос мо с,
к
самой
душе
вселенной
(мечта о
полетах,
между
прочим ,
д ей ствител ь но
владевшая
круж ком
символистов-аргонавтов).
Космологические
темы,
очень
частые
в
по эзии
начала
XX
век а,
зву ча ли
и
у
Блока,
связываясь
ино гда
с
обра зом
к ниги,
как
напри мер ,
в
по эме
«Возмездие», где огромное звездное не­
бо
обозначено
метафорой
—
«Книга между книг» .
В
стихотво­
рении
1906 года «Т иш ина
цветет»
рассказывается
о
том,
как
в
своем
тв орч еск ом
у един ен ии,
н аедин е
с
природой
поэ т
творит
поэтические
меры
равновеликие
ей,
которые
затем
через
книгу
небывало
приблизят
читателя
к
самой
вселенной,
с де лают
ко­
роткими
сам ые
дал ь ние
расстояния
к
н еб у: «Здесь легким об­
разам
и
думам
//Я отдаю стихи мои, // И томным их встреча­
ют
шум ом
// Реки согласные струи .
// И,
томно
опустив
ресни­
цы, //
Вы,
дев ушки ,
в
стихах
п рочли, // Как от страницы до
ст р аницы
// В даль потянули журавли» .
Эта
книга,
как
бы
рас­
пахнутая
поэтом
от
одн ой
лини и
горизонта
до
др угой,
вместив­
шая
в
себя
небо ,
с
летя щ ей
вдаль
жура в л иной
стаей,
может
научить
любить
и
понимать
природу
бо льше ,
чем
уме ли
сами
ч и татель н иц ы : «И каждый звук был вам намеком //
И
несказанным
—
каждый
стих, // И
вы
любили
на
шир око м
//
П рос торе
легких
р ифм
моих.
// И каждая навек узнала //
И
не
забудет
никогда, // Как
обнимала,
целовала, // Как пела
тихая
вода».
Стихотворение
велико лепно
тем
совершенно
новым,
р о жденным
именно
в
искусстве
начала
XX века
499


С оч ет анием
глубочайшей
неж ней шей
ли ричпо с тй,
камерйо-
сти
с
ощущением
масштабности,
огром нос ти
вс еле нпой,
в
ко­
торой
существует,
к
к отор ой
прислушивается
человек
ново­
го
ве ка
с
утончившейся,
усложнившейся
д ух овной
организа­
цией.
Не
случайно
Блок
ценил
та ких
поэтов,
как
М.
Кузмин
и
А.
Ахматова,
но
у мел
по
достоинству
о ценить
и
громоподоб­
ну ю,
ис пол не нную
космической
взрывчатости
поэзию
В.
Мая ­
ковского.
В
собственном
искусстве
Блок
искал
новы х
синтезов
интим­
ного
и
космического,
л ичн ого
и
исторического,
лирики
и
э по­
са,
и
мы
можем
видеть
это
по
стихам,
со держ ащим
в
с ебе
об­
разы
книги,
разных
пери од ов
его
тв орче ск ого
пут и.
Вот
ран­
нее,
написанное
в
1900 году стихотворение: «В часы вечерне­
го
тумана
// Слетает в вихре и огне //
Крыл ат ый
ангел
от
ст ра­
ниц
Корана
// На душу мертвенную мне .
//Ум полон томного
бессилья, // Душа летит,
л етит ...
// Вокруг шумят бесчислен­
ные
к рыл ья,
Ц
И
пе сня
т айная
зв енит ».
Тем а
этого
стихотво­
рен ия
внутренне
близка
к
то й,
что
со ст авл яет
стихотворение
Пуш ки на
«Пророк»: возрождение художника к творчеству как
акт
высокоторжественный,
симво лиз ир о ванный
вст реч ей
с
вы с­
шим
с ущес тв ом.
Но
по эт
у
Пушкина
встретил
шестикрылого
серафима
в
пустыне,
на
перепутье
дорог,
а
поэт
Бл ока
—
на
страницах
к ниги.
Все
применено
к
более
привычной
для
го­
родс кого
человека
XX века ситуации чтения,
уединенного
ра з­
мышления
над
прочитанным.
Первая
строка
стихотворения
Блока
тоже
дает
н екий
намек
на
пе й заж,
но
это
только
сим­
во л,
потому
настоящим
небо м
здесь
служит
р аспахну т ая
с вя­
ще нная
книга,
со
стр ан иц
которой
сл ет ает
ангел.
Стихотворение
как
бы
исполнено
родственными
пушкинскими
ме р ными
и
то р­
жественными
ритмами
н аб ата,
передающими
огромное
напря­
жение
полета
и
небесного
посланца,
и
возрожденной
души
ху­
дожника.
Оно
тем
более
велико,
что
за
всем
эт им
мыслится
не­
обходимость
раздвинуть,
разрушить
во об р ажаемые
читателем
стены
уе д ин енного
прикнижного
существования
пророка
но вой
эры.
Уже
по
этому
внешне,
казалось
бы,
камерному,
лириче­
скому
ст ихо тво рен ию
можно
было
бы
представить,
что
в
бу­
дущем
его
автор
найдет
в
се бе
дос та точн о
духовной
м ощи
и
темпе ра мента ,
чтобы
свободно
заговорить
и
быт ь
услышанным
всем
миром.
Остановимся
на
одно м
из
боле е
по зд них
стихотворений
Бло­
ка,
вошедшем
в
цик л
«Кармен» .
500


Буш ует
сяе жн ая
вес йа.
Я
отвожу
глаза
от
книги...
О,
страшный
ча с,
ко гда
она ,
Читая
по
руке
Цуниги,
В
глаза
Хозе
метнула
вз гл яд!
Насмешкой
засветились
очи,
Блеснул
зубов
жемчужный
ряд,
И
я
забыл
все
д ни,
все
ночи,
И
сердце
захлестнула
кровь,
Смывая
память
об
отчизне...
А
г олос
пел:
Ценою
жиз ни
Ты
мне
запл атиш ь
за
лю бов ь!
На
первый
в зг ляд,
здесь
может
показаться
лиш ним
об раз
книги
—
в
данном
случае,
повести
П.
Мериме
«Кармен».
Ве дь
весь
ц икл
в
це лом
внушен
оперо й
Бизе,
написанной
по
моти ­
вам
повести,
и
лирический
герой
цик ла
неоднократно
и
на­
стойчиво
воображает
себя
то
слушателем
оперы,
то
ее
участни­
ком.
Здесь
он
даж е
не
двоится,
а
множится,
видя
себ я
то
за
чт ением
к ниги,
то
в
зрительном
зал е,
то
на
месте
Хозе,
пр он­
зенного
убийственным
взглядом
Кар м ен.
Но
это
как
раз
и
д ает
возможность
точно
передать
осн овн ую
тему
цикла
—
любов н о­
го
поед ин ка
между
поэтом
и
его
вдохновительницей,
п он ятого
как
акт
высокой
трагедии,
как
см ертн ая
б итва
двух
равных
по
си ле
и
духовной
мощ и
с ерд ец.
Трагедийное
велич ие
лирического
героя
выражено
в
том,
что
он
сам
желает
э той
лю бо вной
ка зни,
вычитав
с вою
страш­
ную
судьбу
из
книги
так
же
отче тли в о,
как
цыганка
Кармен
по
руке
Ц униг и.
Си ла
его
ст ра ст ного
порывания
к
своей
губи­
тельной
мечте
настолько
велика,
что
в
момент
чтения
он
сам
из
глубины
души
воссоздает
Кармен
как
живую,
слышит
голос
ее,
мгновенно
п роход ит
все
ступени,
отделяющие
ее
от
него,
тянется
к
ней
из
т айник ов
своего
сознания.
Этот
порыв
са му
лежащую
пер ед
ним
повесть
п рев раща ет
из
просто
типограф­
ско го
создания
в
Кн игу
С удь бы,
со
с траниц
к отор ой
может
сл ета ть
крылатый
ангел.
В ид ение,
свер кн у вшее
ему
из
к ниги,
настолько
ослепительно,
что
он
отв оди т
глаза,
не
в
состоянии
выдержать
его
бушу ющего
сн ежног о
о гня.
Открывая
стихотво­
ре ние
обра зом ,
в
которо м
в
одном
велик о лепном
сп лаве
сли­
лись
самые
разные,
противоречащие
друг
другу
стихии:
огня,
снега,
весны,—
Блок
вводит
нас
в
атмосферу
необычайности
происходящего,
где
человек,
о став аясь
за
своим
столом,
пр е­
даваясь
тако му
уютн ому,
домашнему
занятию,
как
чтение,
вы­
ходит
на
арену
борьбы
всемирных,
всечеловеческих
страстей.
А пофе оз
книги
здесь
доходит,
пожалуй,
до
своего
пр ед ела,
в би­
501


рая
в
себя
все,
что
мог
Блок
о
ней
сказать.
В
Таком
айД е
ййй*
га
и
вписывается
в
гениальные
строки
цикла:
«Ты
—
как
отзвук
за бы того
гимна
// В моей черной и дикой судьбе. // О,
Кар­
ме н,
мне
печально
и
ди в но, // Что приснился мне сон о тебе.
// Вешний трепет,
и
лепет ,
и
шеле ст, // Непробудные,
дикие
сн ы, // И твоя одичалая прелесть
—
// Как гитара,
как
бу бей
весны!».
Блок
не
был
бы
вел ик им
р у сским
национальным
поэтом,
если
бы
не
у мел
выйти
за
пределы
книжного
затворничества,
вы­
но ся
на
свет,
к
людям,
к
народу,
то,
что
ковалось
в
его
душе,
рядом
с
книгой
—
и сточ н иком
человеческого
знания.


О.
МИЛЛЕР
ПОМЕТЫ
АЛЕК САН ДРА
БЛО КА
НА
ПОЛНОМ
СОБРАНИИ
СОЧИНЕНИЙ
М.
Ю.
ЛЕРМОНТОВА
личной
библиотеке
Ал е кс андра
Блока,
хранящейся
в
книжных
фондах
Инсти тут а
русской
ли тера туры
(Пушкинский Дом)
АН
СССР,
находится
Полное
со­
брание
сочинений
Лермонтова
в
пяти
томах
под
ре­
дакцией
Д.
И.
Абрамовича
!, на страницах которого
со хр ани лись
многочисленные
пометы
А.
Блока.
Как
зам етил
Д.
Е.
Максимов,
автор
известной
работы
об
отношении
Бло ка
к
Лермонтову,
тем а
эта
и зучен а
еще
дал еко
1М.
Ю.
Ле рм онто в.
Полное
собрание
сочинении,
под
редакцией
и
с
примечаниями
проф.
Д.
И.
Абрамовича.
СПб.,
И зд ание
Разряда
изящ­
ной
словесности
Им пер ато рс кой
Ака д емии
Н ау к, 1910—1913.
Далее
ссыл ­
ки
на
зто
издание
приводятся
в
тексте
с
указанием
тома
и
страницы.
503


не
достаточно
\ фактического материала для такого иссле­
дования
оче нь
не мн ого,
и
в
э той
св язи
пометы
А.
Блока
на
полях
ак адем ическ ог о
изда ния
сочинений
Лермонтова
пред ­
став ляют
бесспорный
интерес.
Сделаны
они
в
разное
в ремя
и
но сят
различный
характер.
Часть
их
(более поздняя)
относится
ко
вре м ени
работы
А.
Блока
над
издани ем
однотомника
Ле р­
монтова2.
Эту
часть
помет,
сделанных
чернилами
и
цве т ным
карандашом,
можно
дати р ов ать
дос та точн о
точно
по
записным
книжк а м
по эта
(IX, 468, 479, 482, 483, 486—491).
Это
ноябрь
1919—март
1920 года.
Другая
ча сть
помет,
прос т ым
и
черниль­
ным
карандашами,
сд ела на
рань ш е:
зам етно ,
что
чернильные
пометы
в
некоторых
мес тах
н ане сены
пове рх
карандашных.
Можно
с
уверенностью
сказать,
что
эти
пометы
сд еланы
между
1910годом(годом
выхода
П олно го
собрания
с оч ине ний)
и
1919-м
(к которому,
бесспо р но,
относится
в торой
слой
п омет),
и
с
б ольшой
вероятностью
предположить,
что
эти
пометы
был и
сд еланы
при
первом
про чте нии,
сра зу
же
по
выходе
томов.
Это
предположение
отчасти
подтверждается
р еминисценци ей
во
в торой
главе
«Возмездия» (написанной весной 1911 года)
из
поэмы
«Измаил- Бей », где А .
Блок
подчеркнул
слова: «Он очер­
тил
волшебным
кругом
// Ее желанья. .. » (у Блока: «Он дивным
кругом
очертил
Ро ссию »).
Зде сь
следует
заметить,
что
к
заимст во в ани ям
в
творчест­
ве
Блока
надо
относиться
чрезвычайно
осторожно
и
совсем
ина­
че,
чем
к
проблеме
заимствования
в
творчестве
Лермонтова.
Сам
Блок
од наж ды
н апи са л: «Каждая мысль нова,
потому
что
ее
ок ружа ет
и
оформливает
новое.
«Чтоб он,
воскреснув,
в стать
не
мо г» (моя), «Чтоб встать он из гроба не мог» (Лермонтов,—
сейчас
вспомнил)
—
со ве рше нно
разные
мысли.
Общее
в
них
—
«содержание»,
что
только
док азы вае т
лишний
р аз,
что
бесформенное
со дер жание
само
по
себе
не
су щест ву ет,
не
им еет
в ес а» (IX, 378).
Приведенная
выше
р еми нис цен ция
та к­
же
может
быть
про сты м
совпадением,
о
кот ором ,
возможно,
не
стоило
бы
и
говор ит ь,
е сли
бы
строки
в
«Измаил -Бее»
не
бы ли
вы д елены
Блоком
совсем
незадолго
до
написания
вступ­
ления
во
в торую
главу
«Возмездия».
Та ким
обра зом ,
п оме­
ты,
не
связанные
с
раб отой
над
издани ем
од нот о мника
Лер-
1 См.:
Д.
Е.
Максимов.
Поэзия
Лермонтова.
М.—
Л., «Наука», 1964,
с.
248.
2М.
Ю.
Лермонтов.
Избранные
сочинения
в
одном
томе.
Р едак­
ци я,
вст уп ит ел ьная
статья
и
примечания
Александра
Блока.
Берлин.-
П б.,
Изд.
3.
И.
Г р жеби на, 1920.
504


монтова,
п ред пол ожи тел ьно
можно
датировать
1910—1913 го ­
дами.
Что
же
представляет
собой
эта
бол ее
ранняя
ч асть
помет?
К
сожалению,
только
н ебо льшую
их
д олю
составляют
словес­
ные
пом ет ы.
Гораздо
больше
отчеркнутых
или
подчеркнутых
строк
и
слов ,
и
на
вопрос
о
причине
их
выделения
Блоком
не
всегда
можно
дать
однозначный
ответ.
Смысл
некоторых
по­
мет
пока
со всем
не яс ен.
Так,
Бл ок
пользовался
своей
и ндиви ­
дуальной
системой
значков,
которыми
отмечал
некоторые
с ти­
хотворения
в
сб о рниках
сам ых
различных
ав торо в.
Эти
знач­
ки
встречаются
и
в
рассматриваемом
нами
и здан ии
Лер мо н­
т ова
L
С
уверенностью
можно
сказать,
что
внимание
поэт а
прив­
лекают
те
строки
Лермонтова,
которые
как-то
позволяют
про-
пикнуть
в
его
внутренний
мир.
«Почвы для исследования Лер ­
монтова
нет
—
биография
нищенская.
Ост ает ся
«провидеть»
Лермонтова»,—
писа л
А.
Блок
в
статье
«Педант о поэте» (V,
27).
Видим о ,
о дин
из
пу тей
«провидения»
Лермонтова,
по
мне ­
нию
Блока,—
это
исследование
лично с ти
по эта
по
его
произ­
ведениям.
Поэтому
прежде
в сего
в
центр
в нима ния
Блока
по­
п адает
автобиографическая
лирика
Лермонтова
1830—1832 го ­
до в.
Из
вы д еленных
здесь
(отчеркнутых и подчеркнутых)
Бло­
ком
стр ок
составляется
сво е обр азная
лирическая
исповедь
по­
эта .
Вот
некоторые
приме ры:
За
то,
что
мр ак
земли
могильный
С
ея
страстями
я
люблю...
Й
ч асто
звуком
грешных
пес ен
Я,
Боже,
не
Тебе
молюсь!
(«Молитва», 1829)
Но
пылк ий,
но
суровый
н рав
Меня
грызет
от
колыбели...
И,
в
жиз ни
зло
лиш ь
испыта в,
Умру
я,
се р дцем
не
познав
Печальных
дум
печальной
цели.
(«Н.
Ф.
И...вой»)
QjqsB. я
здесь,
как
ца рь
воздушной...
(«Одиночество»)
1 Исследовать эти знаки Блока так же,
как
и
всю
его
индивидуаль­
ную
си стем у
выделений
текста
в
прочитанных
книг ах ,
можно
будет
только
по
окончании
полн ог о
описания
его
личной
библиотеки
со
всеми
маргиналиями.
17 В мире Блока
505


Хранится
пл а мень
неземной
Со
дне й
мл аде нчес тва
во
мне ,
Но
велено
ему
судьбой,
Как
жи л,
погибнуть
в
тишине.
Бе дней ший
ср едь
су щес тв
земных,
Остан усь
я
в
кругу
людей...
(«Отрывок», 1830)
Люблю
му че ния
земли .
(«1830.
Мая
16 числа»)
Любить?
—
три
раза
я
лю бил,
Любил
три
р аза
безнадежно.
(«Никто,
никто,
никто
не
усладил»)
И
показать,
что
сердце
у
меня
Есть
жертвенник,
сгоревший
от
огня.
Что
ж!
—
Ныне
жалкий,
грустный
я
жи ву
Без
дружбы,
без
н адежд,
без
дум,
без
сил,
Бледней,
чем
луч
бесчувственной
лун ы,
Ко гда
в
окно
скользит
он
вд оль
стены.
'j
(«1830 год .
Июля
15-го»)
Я
жертвовал
другим
страстям,—
Но
если
первые
мечты
Сл у жить
не
могут
снова
н ам,
То
чем
же
их
заменишь
ты?
(«Стансы»)
Мой
см ех
тяж ел
мне
как
свинец:
Он
плод
сердечной
пустоты.
(«Ночь»)
В
стихах
Лермонтова
1828—1829 годов преувеличенные вы­
раж ен ия
с корби
и
раз очаров ан и я
вызывают,
по-видимому,
и ро­
ническое
отношение
Блока.
Например:
506


Х оть
в аша
жиавь
—
минута
сновиденья,
Хот ь
н аша
см ерть
—
струны
порванной
зв о н...
(«К Пу
...ну»)
Мое
весели е,
уж
взятое
гробницей...
(«Цевница»)
В
стихотворении
«К Д...в у»
ря дом
с
подчеркнутой
с трок ой
«И вновь мне возвратил покой»
надпис ь
Бло к а: «Каково!»
Но
эт и,
навеянные
литературной
традицией
гиперб олич еск ие
метафоры
не
помешали
Блоку
услышать
за
ними
иск р енний
толос
юного
поэта,
и
он
отстаивает
право
Лермонтова
на
св о­
бо ду
выражения
своих
чувств.
«Несоответствие между поэти­
ческим
вымыслом
автора
и
вн еш ними
факт а ми
его
жизни», в
котором
Лермонтова
«уличал»
Н.
Котляревский,
А.
Блок
объяс­
нял
очен ь
просто.
«...П рич ина
к
тому
ясна ,
как
день,—
писал
он,—
Лермонтов
был
по эт» (V, 28).
Блок
возражал
против
ск еп­
тического
нед ов ерия,
с
которым
Котляревский
отнесся
к
«по ­
казаниям
самого
Лермонтова» (по выражению А.
Блока).
Это
одно
из
основных
разногласий
его
с
Н.
Котляревским.
Д.
Е.
Ма­
ксимов
по
поводу
п одобн ых
р ом ант ичес ких
штампов
в
р анней
лирике
Лермонтова
пис а л: «Конечно,
эти
у сло вные
деко ра т ив­
ные
хара кте рис ти ки
—
до
тех
пор,
пока
Лермонтов
не
освобо­
дил ся
от
них,—
за тру дн яли
выявление
скрытой
за
ними
живой,
неповторимо
инд иви ду аль ной
человеческой
личности»!.
Блоку,
как
видим,
бы ла
хорошо
понятна
эта
сложность
ранн его
твор­
чест ва
Лермонтова,
и
он
не
нах од ил
здесь
про тиво ре чи я.
А.
Бл ок
чутко
улавливает
о бщие
образы
и
мотивы
в
р аз­
личных
пр о изв едени ях
Лермонтова.
Тво рческ ая
ист ор ия
таких
стихотворений,
как
«Расстались мы ...»,
«Есть речи
—
зн аче­
н ье ...», выявлена им со всей полнотой,
причем
его
наб л юд ения
оказались
в
этом
отношении
полнее
и
содержательнее
коммен­
тария
Д.
И.
Абрамовича.
Эти
наб люд ения
большей
частью
Бл ок
использовал
в
своих
п римечан иях
к
од но томн ику.
Среди
эт их
сопоставлений
несколько
нео ж идан ным
и
ор игиналь ны м
пред ­
ставляется
сближение
стихотворения
«Отрывок» («На жизнь
надеяться
стр ашась . ..») с «М цыр и».
Непосредственно
с
за мыс­
лом
этой
поэмы
«Отрывок», конечно,
не
св язан ,
но
общ ее
на-
1Д.
Е.
Максимов.
Поэзия
Лермонтова.
М.—
Л.,
«Наука», 1964,
с.
248.
17*
507


строение
(именно настроение,
а
не
т екс туальн ые
совпадения)
Б лок
уловил
оче нь
тон ко
и
верно.
З десь
нелиш не
вспомнить,
что
Белинский
считал
«Мцыри»
самым
автобиографическим
пр оиз вед ением
Лермонтова.
Инт е рес но,
что
в
д ругом
случае
Б лок
решительно
отверга­
ет
ст авш ее
вполне
привыч ны м
сближение.
В
прим еч ании
Аб­
рамовича
к
стихотворению
«Настанет день
—
и
миром
осуж ­
де н ны й...»
написано : «Тот же мотив в стихотворении «К***.
Когда
тв ой
др уг
с
п ророч ес кой
тоскою» (I,367).
Рядом
надпись
Бл ок а: «Это неправда,
г лавно е
было
не
в
то м». Общий мотив
в
эт их
сти хах ,
тем
не
менее,
несомненно
присутствует
(мотив
казни,
на
к ото рую
ге рой
обре чен
ввиду
предназначенной
ему
героической
миссии,
п одви г а), но Блок,
видимо,
сч ит ает
бо лее
су щ еств енны ми
другие
мотивы.
Об
этом
свидетельствуют
по­
меты
на
тексте
обоих
стихотворений.
В
стихотворении
«Когда
тв ой
друг...»
подчеркнуто
«пророческой тоскою», двумя чертами
отчеркнуты
строки:
Что
г олова ,
любимая
т обою,
С
тво ей
груди
на
плаху
перейдет.
Далее
о тчер кну ты
с трок и:
Он
был
рожден
для
мирных
вдохновений,
Для
сл авы,
для
надеж д,
но
меж
людей
Он
не
го дился. . .
Последние
сло ва
подчеркнуты,
и
ряд ом
два
восклицатель­
ных
знака.
Строка
«Его душе не наложил цепей»
также
п од­
черк нута,
рядом
вопросительный
знак
и
п оме та: «Так ли?» (Мо­
жет
бы ть,
о тст у пление
от
г р амматики
и
с о мнение
в
правиль­
нос ти
прочтения
данной
строки
привлекли
внимание
Блока.)
Дале е
подчеркнуто: «...волна
полночная
прос тон ет» (возможно,
только
как
художественный
образ).
Таким
об разом ,
главное,
что
выделил
здесь
Блок,—
это
пр от иво пост авление
героя
обще­
ству,
его
«странность»,
неизбежность
конфликта
с
этим
об­
ществом
и
его
трагическая
судьба
как
результат
этого
ко н­
фл и кта.
В
стихотворении
«Настанет день
—
и
ми ром
осужденный...»
под че р к нут о: «Таинственную душу и мученья», «Как червь к
душе
твоей
// Я прилеплюсь. ..», «И будет жизнь тебе долга,
как
вечность, // А все не будешь жить».
По-видимому,
е сли
пробле­
мати ку
перв ого
стихотворения
в
прочтении
Бл ока
мо жно
с фор­
мулировать
как
«избранник и общество», то проблематику вто ­
рого
—
как
«избранник и его возлюбленная».
508


Прочтя
«Русскую мелодию», А .
Б лок
около
наз ва ния
этого
стих о тво рени я
нап исал
«Странное», перечитал его еще раз и
в
ко нце
при писал :
«Не сказалось,
хоте л
больше го,
знаю,
о
ч ем». «Русскую
м ело дию », действительно,
от лича ют
от рыв оч­
ность,
нет очн ост ь
выражений,
так
что
у
Блока
б ыли
все
осно­
вания
на зва ть
стихотворение
«странным».
Вместе
с
тем
пр о­
блематика
«Русской мелодии»
очень
зна чител ь на.
Юный
Лер­
монтов
впервые
пиш ет
о
процессе
поэт иче ск ого
творчества.
Х уд о жеств енные
образы
нужно
облечь
в
слова, «дать им на­
з в ань е», не потерять нить своего замысла,
пока
не
разрушилось
«неверное созданье». « Хо л одно й
буквой
трудно
передать
бо­
ренье
дум»,—
пи сал
Лермонтов
впоследствии.
Здесь
он
п одхо­
дит
к
теме,
котор ой
не
раз
будет
касаться
на
п ротяж ени и
сво­
его
творчества
и
которая
в
конце
концов
привед ет
его
к
«Про ­
ро к у», по пока это первые подступы к теме,
полные
н е догово­
ренности
и
неопределенности.
Об раз
народного
певца,
с
кото­
рым
сравнивает
себ я
Лермонтов,
сам
по
с ебе
значительный
и
не
слу чайн ый
в
творчестве
Лер мо нто ва,
оказывается
на
пе р­
вом
плане,
что
то же
в
некоторой
степени
затрудняет
по нима ние
стихотворения
в
целом.
Блоку
бы ли
бл изки
все
эти
проблемы,
и
недосказанность
в
ст их отво ре нии
Лермонтова
не
по меш ала
ему
попять
мысль
автора.
В
конце
повести
«Вадим»
А.
Блок
н апи сал : «Как же отно­
сится
к
эт ому
Ле рм он то в?» Эта надпись отражает самое нача ­
ло,
исходный
пункт
его
размышлений
над
повестью
Лермонто­
ва.
В
д аль н ейшем
в
приме чан иях
к
однотомнику
он
писал:
«Будучи дворянином по рождению,
аристократом
по
пон яти ­
ям,
Ле рм онто в,
как
свойственно
боль шом у
художнику,
отно­
с ится
к
революции
без
всякой
излишней
чувствительности,
не
зак рыва ет
глаз
на
ее
темные
с торон ы,
вид ит
в
ней
историче­
с кую
не обходи м ость...
ни
из
чего
не
видно,
чтобы
отдельные
преступления
з а ста вляли
его
забыть
об
историческом
смысле
революции:
признак
высокой
культуры» L
Несколько
ос обня ком
сто ит
люб опы тн ое
замечан ие
А.
Бло­
ка
о
судьбе
лер монто в ског о
ст их от вор ения
«Sentenz» («Когда
бы
мог
весь
св ет
узнать...»).
Рядом
с
текстом
стихотворения
Бл ок
прип исал : «В мое время» (имея в виду,
по-видимому,
го­
ды
своей
юн ос ти.—
О.
М.)
это
еще
писал и
в
альбомах
«средне ­
го
круга»,—
интересное
сведение
о
бытовании
стихотворения
Лермонтова
в
к ачеств е
альбомпого.
1 Цит.
по:
А.
А.
Блок.
Собрание
сочинений,
в
дв ена дцат и
т омах,
т . XI. Издательство писателей в Ленинграде, 1934, с.
421.
509


Большое
числ о
помет
относится
к
п оэ тике
и
стихотворной
технике.
Прежде
всего
вниман ие
Бло ка
прив л екал и
близ к ие
к
афоризмам
художественные
об ра зы.
Вот
некоторые
приме р ы:
Я
в ино ват
перед
тобою:
Цены
у слуг
тво их
не
знал. ..
Ледяную
встречаю
руку
Моей
пыл аю щей
рукой.
(«Разлука»)
...вьюгой зла
(«Стансы»)
Все
так
в ыс око,
так
взгромождено,
Как
бурею
на
них
нанесено.
(«Булевар»)
И
сном
никак
не
может
бы ть
Все,
в
чем
хоть
искра
есть
страданья!
(«11-го
июля»)
И
тайных
мук
ничтожиыя
причины...
(«Смерть»)
И
для
страны
порочной
слишком
чистый...
(«Прекрасны вы,
поля
земл и
родной!»)
О
тен ь
твоя,
но
я
любл ю,
Как
те нь
блаженна,
те нь
твою.
(«Силуэт»)
Для
сер дца
тайно е
страданье
В
его
знакомых
звуках
ест ь
Я
клятвы
юности
н аруш у,—
Все
кля твы,
кроме
клятв
любви.
(«Стансы к Д~ .»)
510


Что
беа
страданий
жизнь
поэта?
И
что
беа
бури
океан?
(«Я жить хочу. . . »)
Сме р ть,
как
приедем,
подержит
мпе
стремя;
Слез у
и
сдер ну
с
лица
я
забрало.
(«Пленный рыцарь»)
Нас
обманули
те
же
сны.
(«Графине Ростопчиной»)
А
д ушу
можно
ль
рассказать?
(«Мцыри»)
Трудно
сказать,
почему
Блок
выделил
некоторые
образы
в
ранних
стихотворениях
Лермонтова.
Может
бы ть,
они
удивили
его
св оей
неожиданностью,
может
быть,
даже
вызвали
и ро­
ническое
от ноше ни е.
Н априм ер,
под че р кну то : «Разнообразных
гор
к у с ты» («Черкешенка»), «И,
тряхнувшись,
в
п оле
диком...
Ку чу
каменных
сер дец. . .» («Два сокола), «...(то г да
свобода
Не
начинала
свой
п об ег )» («Олег»).
Пр и мечани я
А.
Блока
к
од ното мнику
Лермонтова
сод ер жат
много
указаний
па
особенности
стихотворной
тех н ики.
Но
наб­
людения
Бло ка
над
сти хом
Лермонтова,
отразившиеся
в
его
пометах,
испол ь зо ваны
в
них
только
частично.
Между
тем
та­
ких
помет
оче нь
много.
Та к,
в
«Измаил-Б ее»
в ним ание
Блока
привлекла,
по-видимому,
вну тре ння я
рифмовка
в
строках:
Когда
он
зрит
холмы
свои х
пол ей. ..
Меж
тем
белей,
чем
горы
снеговые,
Ид ут
на
запад
облака
другие.
Подчеркнуты
слова
«полей»
и
«белей» .
Рядом
с
текстом
стихотворения
«Еврейская мелодия»
поме­
та
Б л ок а: «Внутренние рифмы».
В
нескольких
случаях
Блок
пометил
на
пол ях : «Сродство стиха» (например,
возле
тек ста
стихотворений
«Любовь мертвеца»
и
«Спеша на север из да ­
лек а»).
Привлекли
вн имание
Блока
и
некоторые
неточные
риф мы
в
ранних
ст ихо т во рениях
Лермонтова,
о
чем
свидетельствуют
подчеркнутые
ок о нчания
рифмующихся
с лов
(или слов,
кото­
511


рые
по
поло же нию
в
с трофе
должны
рифмоваться): «кругом
—
деревам»,
«остры
—
б ыс тры»,
«войска
—
п леча»,
«карет
—
идет » («Черкесы»); «глубине
—
мг л е» («Корсар»); «нельзя
—
ла дь я» («Последний сын вольности»); «миг
—
в
них » («Изма­
ил -Бей»).
В
некоторых
пр о изв едени ях
отмечена
инструментовка.
Т ак,
в
поэме
«Измаил -Бей»
отчеркнута
строфа
XXI (часть первая),
начинающаяся
с лов ам и: «Уж поздно.
Путн ик
одинокой...»
Ря­
дом
на д пись : «Инструментовка» .
В
поэме
«Мцыри»
инструмен­
товка
дв ажды
привлекла
вним ание
Блока;
ст роки :
И
в
исступлении
рыдал,
И
гр ыз
сырую
грудь
земли,
И
с лезы,
слезы
поте кли
В
нее
г орю чею
росой...
А
на до
м ною
в
вышине
Волна
теснилася
к
волне,
И
солн це
сквозь
хрусталь
волны
Си яло
сл адо стне й
луны...—
отчеркнуты,
ряд ом
надпись
«Инструментовка».
Аллитерация
отмечена
Блоком
в
стихотворении
«Дары Те ­
река»:
Я,
сын ам
тво им
в
забаву,
Ра зор ил
род ной
Дарьял
И
валунов
им,
на
славу,
Ст адо
целое
при гна л,—
а
т акже
в
«Казачьей колыбельной» .
В
стихотворении
«Листок»
подчеркнута
строка: «У Черно­
го
моря
чин ара
стоит
м олод ая».
Внизу
п одпи с ь: «Параллелиз­
мы
(аллит .)».
А.
Блоку
не изме нно
бросались
в
глаза
за имств ов ан ия
в
про­
и звед ен иях
Лермонтова,
осо бенно
из
Пушки на,
даже
минималь­
ные
по
объему,
то
ес ть
из
двух
слов.
Та к,
например,
в
«Изма -
ил-Б ее»
Бл ок
под ч ер к ивает : «Странник молодой» (часть пер ­
ва я,
строфа
XXXIII) и рядом приписка:
«Путник молодой
(Пушкин)»; или подчеркнута строка: «Черкес не хочет отдох­
нут ь».
Рядом
п одпи сь: «Казак...
(Пушкин)».
И ли: «И больше
спрашивать
не
хочет»
и
пр и пис ка: «И спросить уже не хочет
(Пушкин) ».
В
«Романсе» («Коварной жизнью недовольный») против
ст роки
«Забуду ль вас,
сказал
он,
д руги ?» надпись « Рус ла н»
—
отмечено
не
только
текстуальное
заимствование,
сколько
общая
созвучность,
сходство
стиля.
В
примечании
к
этому
стихотво­
рению
Абрамович
п ише т: «В последних двух стихах ( т о
е сть
512


«А колокольчик однозвучный //
Звенел,
з венел
и
пропадал...».—
О.
М.)
видят
влияние
П уш ки на» (I, 360).
Блок
пр иписы вает:
«а в 5 —8?» (то есть:
«Забуду ль вас,
сказал
он,
други?
Те бя,
о
севера
вино?
Забуду
ль,
в
мирные
досуги
Как
в есе лило
нас
оно?»)
Краткие
замечания
Блока
всегда
оче нь
содержательны
и
мн огоз начит ель ны .
Так,
в
ко нце
повести
«Штосс»
приписка:
«Гоголь,
До ст ое вск ий», которая
свидетельствует
о
том,
что
Бл ок,
прочтя
повесть,
сразу
определил
ее
связь
с
произведе­
ниями
писателей
«натуральной школы».
Большая
часть
помет
относится
к
вопросам
из да ния
Лер ­
монтова
и
непосредственно
к
работе
по
подготовке
одн отом н и­
ка.
Уже
на
обороте
форзаца
п ерв ого
то ма
надпись,
которая
сви дет ель ст вует
о
том,
что
Блок
был
з анят
вопросом
о
прин­
цип е
п одход а
к
ор фогр а фии
под ли нник а.
Там
напи сано : «Вне­
сены
замечания
С.
Дурылина
(«Труды и Дни», тетр.
VIII.
Москва
1916).
На до
сохранить:
болыпова,
поц алуй,
дальном.
Нео бхо ди мо
иметь
в
в иду
н апечата нну ю
там
же
заметку
Н.
П.
Киселев а».
Бл ок
имеет
в
ви ду
статью
С.
Н.
Дурылина
«Академический Лермонтов и лермонтовская поэтика» .
В
ре­
цензии
Дурылина
исследуется
текстологическая
работа
Д.
И.
Абрамовича
в
ак ад емич еско м
издании.
При
этом
он
тре­
бу ет
пунктуального
соб люде ни я
всех
особенностей
индивиду­
альной
орфографии
автора.
Страницы
Пол ного
собрания
сочинений
Лермонтова
хран ят
сле ды
кропотливой
работы
самого
Блока,
выбиравшего
наибо­
лее
инт ер есные
варианты
лермонтовских
черновиков,
которые
он
вне с
в
п р имечани я,
и
исправлявшего
орф ог раф ию
и
пункту­
ацию
там,
где
они
влияют
на
звучание
стих а.
Блока
во
многом
не
удовлетворяло
академическое
издани е.
На
первой
ст ран ице
«Демона»
он
пиш е т: «Текст неудовлетворителен.
Сле дует
пред­
почесть
во
многом
карлсруйские
издания.
Я
исправ ил,
сличил
с
вариантами
и
Ефр е мовы м».
То,
что
Абрамович
з аменил
мн о­
готочиями
м ногие
стихи
Лер мо нто ва,
считая
их
«неудобными
для
п ечат и», каждый раз вызывало,
по-видимому,
раздражение
Б лока.
Так,
в
конце
стихотворения
«Девятый час,
уж
по здно »
после
строк,
замен енн ы х
м ноготочие м ,
Бло к
п ри писал : «Исклю ­
чен ы
цензурой
г.
Абрамовича
(8 стихов)».
В
то
же
время
над пись
Блока
около
за гла вия
сти хот в ор ения
«Не знаю,
н адо
ли»
свидетельствует
о
том,
что
сам
он
колебался,
включать
ли
513


вообще
ст их от во рение
в
«Избранные
со чинения», поскольку
пр ед ъ являл
различные
требования
к
академ ич еско м у
Полн ому
собранию
сочинении
и
избранным
сочинениям.
В
предисловии
к
изданию
Гржебина
он
п исал : «Есть два способа издавать тво ­
рения
Лермонтова:
или
целиком,
или
одну
третью,
приблизи­
тельно,
ча сть
в сего
им
написанного».
В
ак адем иче ск ом
полном
и здан ии
Блок
яв но
хот ел
видеть
творения
Лермонтова
цел ик ом,
и
каждый
раз,
ко гда
в
приме чаниях
Аб р амо вича
написан о,
что
стихи
опу ще ны,
как
нёудобные
для
п ечат и,
Блок
размашисто
подчеркивал
это
место.
Не
только
текстологическая
работа,
орфография,
пунктуа­
ция
академического
и здан ия,
но
и
вступительная
статья
и
к ом­
ме нтар ии
вызвали
мн огие
возражения
Блока.
Так,
истоки
мо­
тивов
лермонтовской
по эзии
Абрамович
видит
исключительно
в
самой
личнос т и
Лермонтова.
«Юношеские произведения Лер­
монтова,
как
и
вся
его
поэзия,—
продукт
чисто
индивидуаль­
ног о
настроения,
которое
сложилось
частью
под
влиянием
при­
рожденных
задатков
и
склонностей
к
меланхолии
и
рефлек сии,
ча ст ью,
как
рез ульт ат
н есчастн ых
жизненных
случайностей»
(V,X —XI).
Это
за мечани е
вызывает
изумление
Блока.
«И это
был о
можно
печатать
в
Академическом
из д ании!» —
пр иписы ­
вает
он
рядом
со
сло ва ми
Абрамовича
(слова « мо жно»
и
«Ака ­
демическом»
п одчерк нуты ).
Во
многих
сл уча ях,
ко гда
Абрамович
указывает
лит е ра тур­
ный
источник
того
или
иного
произведения
Лермонтова,
сом­
нение
Блока
вызывает
достоверность
факта
зн ако мства
с
ним
Лермонтова.
Отсюда
многочисленные
заметки
на
полях
типа :
«Неизв .,
читал и
ли
тогда », «Читали ли тогда Гюго?» Абрамо­
вич
пишет,
что
«под впечатлением «Д ум»
Рылеева»
написана
«Жалоба турка» (Блок замечает: «не доказано»), «Сыны сне­
гов,
с ыны
сл а вян... »
и
«Олег» (Блок приписал: «а Пушкин?»)«
Пер ечи сление
стихотворений,
на веянны х
Жуковским,
такж е
вызвало
со мне ние
Блока
(рядом с текстом восклицательный и
вопросительный
зн аки ).
Стихотворение
«Любовь мертвеца»
в
этом
списке
подчеркнуто,
рядом
надп ись : «вздор» .
Продолжается
эта
своеобразная
полемика
с
Абрамовичем
и
в
той
части
ст ат ьи,
где
речь
иде т
о
стихотворной
техн ике
Лер ­
монтова.
«С внешней,
технической
с тороны ,
в
стихосложении
Лермонтова,—
пиш ет
Абрамович,—
не
вид им
каких-нибудь
су щ ественн ых
нововведений» (V, 206).
Рядом
Бло к
выписал
цитату
из
рецензии
Дурылина: «С.
Дурылин
пиш ет: «Мудрено
их
увидеть
человеку,
ничего
для
изучения
этого
сти хо сло жения
не
сделавшему».
Абрамович
приходит
к
заключению,
что
«точ­
514


н ому
определению
не
поддается
во ль ный
размер
таких
с тих.,
как
«Челнок», «Перчатка», «Воздух там чист», «Слышу ли го­
лос
твой...»
—
над пис ь: «поддается» .
Комментарий
Д.
И.
Аб р амо вича
к
ст ихот во рен ию
«Нет,
я
не
Б айр он»
явно
не
удовлетворил
Блока.
В
нем
написано:
«В стихотворении видят доказательство эмансипации Лермон­
тов а
от
влияния
Б айр о на » (восклицательный знак Блока).
Да­
лее
приведена
цитата
из
Н.
А.
Ко т ляр евск ог о : «Лермонтов со­
чинил
эти
стихи
как
будт о
из
чувства
самозащиты,
предугады­
вая,
что
его
назо ву т
подражателем,
как
е го,
действительно,
и но­
гда
наз ывали » (I, 408; снова восклицательный знак Блока).
Если
первую
часть
этого
ко мментар и я
Блок,
возможно,
на шел
пр имит ивно
упр ощ е нной,
то
со
вт орой ,
вероятно,
не
был
сог ­
ласен
по
существу.
Сам
он
пос трои л
комментарий
к
эт ому
с ти­
хотворению,
исходя
из
бол ее
раннего
«Не думай,
чтоб
я
был
достоин
сожаленья...».
Рядом
с
текстом
этого
стих о тво рени я
на д пись : «в примеч.
к
«Нет,
я
не
Байрон».
Отме ти л
Блок
и
многие
ф ак ти ческие
неточности
в
коммен­
тариях
акад еми ческ ог о
изда ни я.
Т ак,
в
п риме чани ях
к
пере­
водам
Лермонтова
напис ано ,
что
они
п ечатают ся
впе рвые .
Бло к
по ме ча е т : «...Napoleons Favewell» уже было напечатано
у
Висковатова».
Иногда
Блоку
не
нравился
сам
состав
и
фор­
ма
комментария.
В
пр им ечан ии
к
стихотворению
«Как луч за­
ри,
как
роз ы
Леля »
у
Абрамовича
на писано : «Стихотворение
считают
вариантом
V-й
строфы
стихотвор.
«Девятый час,
уж
поздно...» (I, 373).
Блок
поставил
рядом
восклицательный
и
вопросительный
знаки
и
н апи сал: «Кто считает?
зач ем
счи та­
е т ?» После примечания к поэме «Аз ра ил», где,
в
частности,
на пис а но: «В поэме видят самый ранний первообраз Демона»
(I, 409), Блок приписал-, «почему самый ранний» .
В
коммента­
рии
Абрамовича
н аписан о
о
Е.
П.
Ростопчиной,
что
она
поз­
нако мил ась
с
Лермонтовым
в
начале
1841 года,
меж ду
тем
Ле р­
монтов
был
знако м
с
ней
еще
в
сту д енческ ие
годы).
Блок
от­
ме тил
эту
ошибку
—три
восклицательных
и
оди н
вопроситель­
ный
зн ак.
В
текс те
письма
Лермонтова
к
С.
А.
Бахметевой
вы­
черк н уто
мн оготочие
и
п риписано : «многоточия нет,
г-н
редак­
т ор» (к изданию приложено факсимильное воспроизведение
пись ма ).
Следует
отметить,
что
письма
Лермонтова
включать
в
однотомник
не
пред усм ат ривал о сь,
так
что
сличение
текстов
вызвано
исключительно
интересом
Блока
непосредственно
к
тексту
лер м онт ов ских
писем.
Наконец,
последняя
помета
Бл ока
в
V томе академического
издания
также
относится
к
раб оте
Д.
И.
Абрамовича,
кот оры й
515


в кл ючил
ак адем ическ о е
издани е
со чин ений
Лермонтова
в
хро ­
нологическую
канву
жи зни
и
творчества
поэта.
Блок,
конечно,
сч ел
это
невоз м ож ным
с
точки
зре ния
научной
этики.
Против
эт их
строк
он
поставил
восклицательный
знак.
Таким
обра зом ,
изучение
помет,
не
изме няя
в
п рин ципе
нашего
п р едстав ле ния
об
отношении
Блока
в
последние
го­
ды
его
жизни
к
Лермонтову,
показывает,
насколько
г лубоко
был
осведомлен
Блок
в
отдельных
во прос ах
изучения
тво р­
ч ества
Лермонтова
и
какого
бережного
отношения
и
научной
тактичности
требовал
при
и зу чении
и
издании
его
произве­
дений.


Т.
БАЛАШОВА
АЛЕКСАНДР
БЛ ОК
И
ФРАНЦИЯ
Д
уховный
со юз
яркого,
самобытного
художника
слова
с
иными
странами,
ины ми
к ульт урам и
всегда
пред­
полагает
н ал ичие
двух
этапов
—
сначала
и нт ерес
мо-
лодого
писателя
к
той,
да л ьней
стр ан е;
по том
—ин­
терес
там
к
его
творчеству,
пер вые
переводы,
первые
критические
этюды.
Худ ож ник
выбирает,
примечает
то,
что
ему
эмоционально
близко;
и
чи тате ли
в
творчестве
за рубежно г о
ав­
тора
т оже
н еизбе жно
выбирают,
к
чему -т о
оставаясь
равнодуш­
ными,
чем-то
«заболевая»
всерьез.
О
роли
французской
ку льт у­
ры
в
становлении
Ал екса ндр а
Блока
советские
у чены е,
ест ест­
венно,
п и сали1, хотя специального исследования на эту тему,
к
сожалению,
не
появлялось.
Вт орой
ас пект
затронут
н ашим
ли­
т ерат у ро вед ением
ме н ьше.
В
р або тах
С.
А.
Небольсина
и
1 Из публикаций последних лет назовем:
К.
Н.
Григорьян.
В ер­
лен
и
русский
си мволиз м.
«Русская литература», 1971, No 1 .
. 517


А.
Л.
Григорьева1
французский
материал
по
н еоб ходи м ости
фрагментарен;
публикации,
к отора я
была
бы
аналогична
со об­
щению
А.
Пайман
«Александр Блок в Англии» («Русская ли­
те ратура», 1961, No 1), пока нет.
Д анная
статья
и
ст авит
сво ей
цел ью
— нач ать
разговор
о
судьбах
поэ зии
А.
Блока
во
Фра н­
ции.
По рой
период
взаимного
и нтер еса
—
когда
писатель
хор ошо
из ве стен
в
другой
стране
уже
при
жизни
—
бывает
длительным,
полновесным.
В
судьбе
А.
Блока
этот
период
был
тр аг ичес ки
крат ок:
в
1914 году
—
перв ые
подборки
его
сти хов
во
француз­
с кой
прессе;
в
1921 —
скорбный
некролог
в
жур нале
А нри
Бар-
бюса
«Кларте».
Когда
Блок
по сетил
Фр ан цию
—в
1911-м
и
в
1913 году,
он
был
уже
изв естны м
поэтом,
но
Фра нция
его
еще
не
знала.
А
он
сам
поверял
весь
с трой
незнакомой
ему
жизни
тревогами
и
надеждами
Рос си и.
Блок
к ак-то
ск аза л,
что
лю бит
родину
любовью-ненавистью.
Все
пр ич ины
этой
лю б ви-нен авист и
он
в новь
обдумывал,
сопри­
касаясь
с
реал ьно ст ью
иных
стран.
Он
п ишет
матери
о
«бедной
и
ми лой
Бр ет а ни »: «Разумеется,
здесь
нет
нашей
нищ ет ы,
но
все
кругом
отчаянно
и
п отно
трудится» (VIII,357).
В
рыбаках
и
крестьянах
он
на хо дит
что- то
чеховское
и
сообщает,
что
Па­
риж
для
бретонца
«обетованная земля
—
всегда
и
неизменно
в
ви де
«Москвы»
для
трех
с ест ер » (VIII, 359).
И
если
среди
серых
будней
зв учала
но та
героики,
поэ т
с но­
ва
сверял
ее
по
пр ивычн ом у
камертону
—
а
что
было
бы
у
пас
в
России?..
«Недавно водном из вертящихся маяков, —ра с ск а зыва л
он
Але кса ндр е
Андреевне,—
умер
старый
с торо ж,
не
успев
приго­
товить
машину
к
вечеру.
Тогда
его
же на
заставила
двух
мале нь ­
ких
д етей
вертеть
машину
рук ами
всю
ночь...
Я
думаю,
русские
сделали
бы
то
же
с амое» (VIII, 355).
В
суждениях
Блока
о
заграничных
городах
и
в есях
нет
пи
грана
превосходства.
Его
отвращают
пе
национальные
обычаи,
не
стр анно сти
нацио наль но го
характера,
а
со циа льно е
ли цо
бу р­
жуаз н ой
ц иви лиз ации,
черты
ко торой
в
Париже
обозначились
тогда
отчетливее,
чем
в
Петербурге.
Ст роки
Бло ка
о
«чудовищ­
ной
бессмыслице,
до
кот орой
дошла
ц и ви лизац ия», «о шныря­
нии- а вт омо биле й,
лишенном
всякого
внутреннего
см ы сла» (VIII,
1С.
Неб ольси н.
Александр
Блок
в
со врем енн ом
з ападно м
литера­
туроведении.
«Вопросы литературы», 1968, No 9; А.
Л.
Г
р
и
г
о
р
ь
с
в.
Русс ки й
модернизм
в
зарубежном
литературоведении.
«Русская литера­
т ура», 1968, No 3.
518


365), о рекламно -кри кл иво й
пре сс е,
котора я
сразу,
по
словам
Блока,
и
св об одна
и
продажна,
о
«демократических республи­
к ах», позволяющих « бу ржу а ...
где
им
у годно,
па стись
и
гад и ть»
(VIII, 426) —
м огли
бы
громко
скандировать
н аши
современ­
ники,
бунтующие
на
Западе
про тив
«общества потребления»
—
с толь
проницательно
острой
кажет ся
ре а кция
Блока
на
устра­
шающие
чудеса
н ейлон ов ого
века,
лежавшего
тогда
в
колыбели.
Вн ут ре нним
взором
Б лок
суме л
разглядеть
первые
симптомы
той
болезни,
разгар
кот орой
переживает
ка питал ис тиче ски й
мир
сейчас.
В
драмах
Корнеля,
романах
Флобера,
комедиях
Молье ра,
сти хах
В ерлен а
и
Б одле ра
—
Блок
искал
ответа
на
воп рос ы,
тревожившие
Россию.
Влюбл енн ост ь
с вою
в
средневековье
Бл ок
по
скрывал.
Он
самозабвенно
переводит
ми ракль
о
Те о филе
трувера
XIII века Рютбефа,
потом
флоберовскую
‘ легенду о
Юлиане-странноприимце
и
статью
Ренана
про
Ирода
Великого,
пише т
предисловие
к
«Легенде о прекрасном Пекопене и
прекрасной
Больдур»
Виктора
Гюго.
Бретонскими
же
п р едан иями
эпох и
альбигойских
войн
на­
ве яна
драма
«Роза и Крест» .
Виктор
Ма к с имович
Жирмунский
был
пра в,
чувствуя
в
этой
пр едан ност и
Бл ока
средневековым
сю жет ам
внутренний
протест
против
упаднической
культуры
современного
ему
декаданса!.
Комментируя
«Розу и Крест»,
Бл ок
все
время
напо мина л,
что
драму
не
следует
читать
как
ис­
торическую.
«Вовсе не эпоха,
не
события
французской
жизни
начала
XIII столетия,
не
ст иль
—
стояли
у
ме ня
на
первом
пла­
не,
когда
я
писал
др ам у» (IV, 530).
Первичные
импульсы,
объ ясн ял
автор,
бы ли
вне ис то ричны.
Только
на
второй
стадии
работы
вступили
в
игру
исторические
и
гео г рафич еск ие
ре али и.
Блок
щедро
о тд авал
пьесе
свои
вос ­
поминания
о
скалистых
бер егах
Бретани,
суровых
лицах
моря­
ков ,
во спо мин ания ,
которые
бы ли
еще
совсем
свежи;
к
пь есе
Б лок
приступил
в
1912-м ,
а
в
Бретани
провел
лет о
1911 года .
Обращаясь
к
лег енд ам
и
пр ед ани ям,
Бл ок
хотел
убедить
чи­
та теля,
что
вечные
п роб лемы
сердца
и
разума,
чести
и
долга
не
могут
покинуть
пашего
ве ка;
он
учил
мысл ить
«внеисторичес­
к и»; в его понимании это означало всеисторически,
то
есть
х ра­
ня
в
сво ем
соз нании
п амять
о
ра зных
эпохах
человеческой
исто­
р ии,
чтоб
пе
сби ться
с
п ути
в
том
мире,
который
теперь,
по
с ло­
вам
Бл ок а, «уже весь закован в железо» .
И
для
революционной
1В.
Жи рм унс кий.
Д рама
Александра
Бло ка
«Роза и Крест» .
Изд.
Ле нингр ад ско го
университета, 1964, с.
9.
519


России
Блок
хотел
сох рани ть
с ильные
ст раст и,
обжигающие
т емп ерамен ты .
«...Мы
требуем,—
заявил
Ал екса ндр
Б лок
от
имени
Коллегии
Театрального
отдела
Наркомпроса,—
Шек сп и­
ра
и
Гёте,
Соф ок ла
и
Молье ра,
великих
сл ов
и
великого
смеха—
не
в
гомеопатических
дозах,
а
в
насто я щих ...» (VI, 282).
Истоки
такого
вн иман ия
к
си ле
художественного
слова
н ахо­
дим
у
р анне го
Блока
—
в
его
о це нках
французской
поэзии,
пре­
жде
вс его
символизма,
то
есть
того
лирического
потока,
кото­
рый
будил
в
нем
живейший
интерес.
Эпиграфом
к
первому
своему
ст ихот во рению
«Одной тебе,
те бе
одной»
он
поставил
строку
Бодл ера ;
имя
и
внеш но сть
Ве р­
ле на
дал
одному
из
персонажей
пьесы
«Незнакомка» .
Каж до го
поэта,
с
к отор ым
соприкасался,
Бло к
судил
по
неист о вст ву
по д­
ли нн ого
чувства.
Он
п олюб ил
Бодлера
за
уверенность,
что
и
«находясь в преисподней можно грезить о белоснежной верши­
н е» (V, 537).
Напротив,
эпигон
симв ол из ма
Себастьян
Шар ль
Лек онт
оттолкнул
рус с кого
по эта
осторожным
умением
до зиро ­
ва ть
радость
и
печ ал ь , «трезвостью мечты», «благоразумным
полубезумием» (V,612).
Эмоциональную
м ощь
произведения
Блок
соотносил
с
тону­
сом
общей
на род ной
ж изни.
Эгоистический
во пль
отчаяния,
до
каких
бы
искр енне
высоких
нот
он
ни
поднимался,
Блоку
тр уд­
но
было
отождествить
с
«великими слезами»
настоящего
искус­
ства.
Ему
казалось
постыдным
«нарушать визгливым воем сво ­
ей
расстроенной
души
важную
т ор жест венно сть
мирового
ор­
кестра» (V,417).
Гражданственность
лучших
представителей
рус ског о
симво­
лизма,
а
также
влияние
Л.
Н.
Т олс того
и
М.
Г орь кого
пр иве ли
к
том у,
что
«в культурном общении России и Франции кануна
им пер иали сти ческ ой
войны
передовой
с торон ой
выступает
Рос ­
си я» L Проницательные замечания А.
Бл ока
о
французском
ис­
кусстве
подтверждают
это.
В
отдельных
стихах
французских
символистов
Бло ка
явно
раздражал
п рив кус
эгоис ти че ског о
са­
молюбования
п рокл ятым
состоянием.
Блок
в серь ез,
напр имер,
цени л
Верл ена ,
чьи
стихи
были
для
нег о,
как
он
гов орил, «одним
из
перв ых
острых
откровений
новой
поэ зии » (VIII, 219).
По­
л учив
в
под ар ок
от
Валерия
Яковлевича
Бр юсо ва
книжку
п ере­
водов
Верл ена,
Блок
от ложи л
ее
в
с торон у.
«...Д ля
настоящих
кн иг
всегда
жду
несуетных
ч асо в» (VIII, 336),—
объяснял
он.
И
все-так и ,
вспоминая
про цес с
формирования
собственных
ху-
1G.
М
а
к
а
ш
и
н.
Литературные
взаимоотношения
России
и
Фрапциц
XVIII—XIX
вв.
«Литературное наследство», т .
29—30, 1937, с.
LXIX,
520


дожественных
вк усо в,
Блок
считал
весьма
важным,
что
литера­
тура
началась
для
н его
«не с Верлэна и не с декадентства во­
общ е » (VII, 12); «мистика,
к оторой
был
насыщен
воздух
по­
сл е дних
лет
с тарого
и
перв ых
лет
нового
век а» (VII, 13), была
довольно
долго
ему
чужд а,
он
ус пел
окрепнуть
и
встречал
по­
следующие
вл ияния
уже
во
всеоружии
зрелости
Ч
Даж е
эти
бег ло
во скр еш енные
вехи
св язей
А.
Блока
с
фран­
цузской
культурой
позволяют
лучше
понять
последующее:
пу ть
поэзии
Блока
во
Фр ан ции,
к ритерии
и нтереса ,
пристрастность
исследователей,
борьб у
различных
точек
зр ени я.
Блок,
как
и
Мая ко вск ий,
пришел
во
Фра нци ю
вместе
с
Ок­
тябрем,
он
п ереш аг нул
границы
вместе
со
своими
дв енадц ат ью
-
красногвардейцами.
В
1920-м
и
1923-м
—
перв ые
отдельные
из­
да ния
Блока
во
Франции:
два
различных
перевода
поэмы
«Две­
надц ат ь».
Блоком
сраз у
заинтересовалась
революционно
настроенная
фра нцуз ск ая
интеллигенция,
о
чем
свидетельствуют
переводы
его
с тихов
Пьер-Жан
Жувом
для
газеты
«Ви увриер»
(1921) и отдельные страницы « С к иф о в»
в
журнале
«Кларте»
(1922, январь).
Спустя
два
год а
«Кларте»
с нова
(1924, No 67)
возвращается
к
текстам
Блока,
предоставив
едва
ли
не
п оло­
ви ну
журнального
объема
м ани фе стам
«Крушение гуманизма»
и
«Россия и интеллигенция» .
В
той
дискуссии
об
отношении
ху­
дожника
к
по лити ке,
которая
шла
тогда
во
Фр анци и,
статьи
Блока
вместе
с
публиковавшимися
в
«Кларте»
выступлениями
Маяковского,
Г орького,
Луначарского,
бы ли
по
существу,
тео­
ретическим
ори е нти ром,
помогавшим
редакции
держать
верный
курс.
В
1928—1929 годах появились развернутые очерки,
посвя­
щен ные
творчеству
русского
по эта
—
в
книгах
Вл адим ира
По з­
нера,
Валентина
Парнака,
Ж ана
Легра.
В
30—50- е
годы
стихи
Блока
уже
неизменно
входят
в
антологии
русской
советской
по­
эзии;
а
главы
о
его
творчестве
—
в
любую
серьезную
мо ног ра­
фию,
посвященную
современной
литературе,
от
оче рков ой
кни­
жицы
Анд ре
Роб ена2
до
раз дела
в
м ногот ом ной
«Истории лите ­
р ату р », выпускаемой издательством « Пл ея д а» .
Поэма
«Двенадцать»
выдержала
несколько
изданий,
пос лед -
1 Об отношении А .
Блок а
к
французской
культуре
см.
так же
с тать и:
В.
Асмус а
«Философия и эстетика русского символизма»
и
В.
Го ф­
мана
«Язык символистов». « Ли тера ту рн о е
наследство»,
т.
27—28,
1937.
2André Robin. Quatre poètes russes: V. Maiakovski. B. Pasternak.
A- Blok. S. Essenine. Paris, 1949.
521


нее
—
двуязычное,
составленное
Эли ано й
Биккер,—
относится
к
1967 году.
Огромный
т ираж
«Избранного»
Блока,
вы пущ енно го
изда­
тельством
Сегерс
с
предисловием
Софи
Бон но-Л афф и т,
св иде­
тельствует,
что
поэзия
его
стан о витс я
общефранцузским
дос то­
янием.
Де ло
перевода
необычайно
трудно.
Французский
язык
им е­
ет
друг ую
структуру,
котора я
не
знае т
ни
ямба,
ни
хорея,
ни
а напе ста.
Силлабо-тонический
стих
по
не обход им ос ти
пере­
водится
силлабическим.
Мешает
и
давняя
для
французской
пе­
реводческой
школы
тра ди ция
давать
вместо
поэтического
пе ре­
вода,
просто
точный,
литературно
грамотный
подстрочник.
По
поводу,
например,
издания
«Двенадцати», подготовленного Эли­
ан ой
Б иккер ,
р ец ензе нты
писали
вп олне
б ла го ск л онно: «Зная,
что
эв фо ния
и
полнозвучность
стихов
Блока
непередаваемы,
ма­
дам
Би ккер
ограничила
с вою
задачу
точным
воспроизведением
мысли
п оэта ».
Нарушений
авторского
текста
при
этом
действительно
уда­
етс я
избежать:
так,
в
переводе
ст их от во рения
«Грешить бес ­
стыдно,
н епро буд но»
Элиана
Бикк ер
упоминает
и
голов у, «труд ­
н ую»
от
хмеля,
и
заплеванный
пол,
и
горячий
ло б,
и
медный
грошик,
и
зацелованный
оклад,
и
пузатый
ком од.
Но
поэзия
ис­
чезла,
ее
за мен ил
добросов ес тно
выполненный
подстрочник.
Значительно
интер еснее
мане ра
пер евод а
Юбера
Жюэ н а: «Но­
вая
Америка»
получилась
у
него
про из вед ением
величавым,
может
быть
излишне
у ит менов ск им,
но
с
глубоким
ощущени­
ем
музыки
блок овск ого
стиха.
Для
двуязычного
изда ния
антологии
«Русской поэзии»
(1965) все переводы Блока выполнены французским поэтом
Франсуа
Керел ем.
Тончайшее
про изв ед ение
Блока
«Незнаком­
ка»
Франсуа
Керель
пер евел
поист ине
б лес тяще,
сох рани в
и
аро­
мат
и
очень
близкое
зв у ч ани е: «Бессмысленно кривится диск»—
«Grimace un disque absurdement»; «И очарованную даль»—
«Un horison d’enchantement».
В
бесспорной
удаче
по эта
Франсуа
Кереля
есть
оп редел ен ная
закономерность:
в
Анг лии
лучшими
пер евод ч ик ами
Блока
тоже
считаются
поэты
—
Алекс
Милле р,
Фрэнсис
Кор нфо рд
\ Хью Макдиармид,
кот орому
при­
надлежит
тонкое
переложение
«Незнакомки» .
Среди
ф ран цузск их
переводчиков,
не
отступивших
перед
трудностями
силлабического
стихосложения,
хочется
на зва ть
и
1 См.
об
этом:
А.
Паймап.
Ал екса ндр
Блок
в
А нгли и.
«Русская ли­
тература»,1961, No 1, с. 215и219.
522


Габриэля
Ару.
Пер ево дя
ц икл
«На поле Куликовом», Ару стре ­
мился
сохранить
мелодику
блоков ск ой
строки.
Удачно
найд ен
рефрен
«passe au galope», и переводчик сознательно повторяет
его
дважды
(жертвуя блоковскими вариациями «И
мнет
ко­
выль », «Пронзили нам грудь»), понимая,
как
важно
донести
му­
зы ку
это го
бега
по
б ескр айним
полям.
У
перевода
цик ла
«На поле Куликовом»
—героическая
судь­
ба.
Отпечатанный
на
серой
грубой
бумаге,
он
вместе
с
оружи ­
ем
и
продовольствием
был
сб роше н
с
англ ийск о го
сам ол ета
над
Францией
в
к онце
1943 года.
Мож ет
бы ть,
на
размокших,
раст­
репанных
л истах
не
все
макизары
раз обрал и
имя
автора.
Но
стихи
бы ли
о
Рос с ии,
о
ее
сражениях
с
непр о шеным
чу же зем­
цем.
Сти хи
прор очил и
возмездие
и
п обе ду.
Они
были
нужны.
И нт ерес
к
творчеству
Ал е кс андра
Блока
не
ослабевает.
Бо­
лее
того,
к
его
поэтическим
строфам
или
эст етич еским
манифес­
там
апелли ру ют
французские
кр ити ки,
решая
более
общ ие
пр о­
б лемы
—
о
сущности
п оэтич ес кого
символа,
эв олюци и
стихот­
ворного
язы ка
и
т.
п.
Ср еди
различных
аспект о в
изучения
твор­
чества
А.
Бл ока
во
Франции
д иск уссио нными
являются
и
ха­
рактер
соотнесенности
русского
с имво лиз ма
с
французским,
и
тип
контакта
художника
с
историческими
событиями
эпохи,
и
отношение
революции
к
культуре,
и,
наконец,
взгляд
на
эво­
люцию
поэт иче ско го
образа
от
конца
XIX века к нашим дням,
то
ес ть
проблема
художественного
новаторства.
Метод
прочте­
ния
рус ск ого
по эта
французской
критикой
позволяет
коснуться
важных
т ео рет ическ их
вопросов.
В
1921 году Александр Блок,
рассерженный
предвзятыми
анало гия м и,
резко
отмежевался
от
французского
символизма:
пеправда,
будт о
«русский и французский символизм имеют
меж ду
собой
что- то
общее»; наше «литературное
напр авлени е»
только
«по случайному совпадению носило то же греческое имя»
(VI, 177).
Трид ца ть
лет
спустя
его
биограф
Со фи
Бо нно- Лаф ф ит,
изла­
гая
эстетические
принципы
фра нц узски х
символистов,
радост­
но
с ооб щи ла : «Блок воспринял эту идею и сделал ее своею»,
«Блок реагировал точно так же», «Блок свершает абсолютно то
же
само е» L
Истину,
ко не чно,
скорее
потеряешь,
чем
отыщешь,
в
том
1 S. Laffitte. Le symbolisme occidental et Alexandre Blok. «Revue
des études Slaves», 1957, t. 34.
Более
ди ал ек тично
очерчены
связи
А.
Бло­
ка
с
французским
си мвол и змом
а нгл ийско й
иссл едо в ател ьнице й
Жоржетт
Дончи н.
См.
G. Don ch in. The influence of French symbolism on Russian
Pqetry. The Hague, 1958.
523


слу чае,
ес ли
стягивать
творческие
нити
в
ме р твые
уз лы
литера­
турных
школ,—
операция,
над
к оторо й
Блок
не
раз
иронизи­
р ова л: «...многие
школьные
и
направленские
це ли,
казавшиеся
н очью
вер ным и
и
кр епким и,
оказались
при
свете
ут ра
тол ько
тоненькими
цепоч к ами,
на
которых
можно
и
следует
держать
щенков,
но
смешно
держать
в зрос лого
пса» (V,342).
Противоречивой
проблеме
сим вол из ма
советское
лите р ату­
роведение
отдало
много
сил ,
оче рти в
и
глубокие
размежевания
в
русской
поэзии
по сле
революции
1905 года 1
и
трагические
от­
ношения
«друзей-симв ол ист о в» 2,
процесс
освобождения
Бло­
ка
«от влияния декадентско -си мво листск ой
поэт ик и», его путь
«от уединенной кельи мистика до трибуны на народной пло­
щади»3.
Автор
данной
пу бл ика ции
оставляет
в
ст орон е
сл ожн ейш ие
а спект ы
соотношения
между
романтизмом,
си мв ол измом
и
реа­
лизмом,
касаясь
только
тех
конкретных
моментов,
к отор ые
не­
посредственно
связаны
с
судьбами
творчества
Александра
Бло­
ка
во
Фр анци и.
Конечно,
в
истоке
возни кн овен ия
рус ског о
и
французского
си мво лиз ма
б ыла
и
острая
реакция
на
позитивистскую
лжеопре-
деленность,
и
бунтарство
против
пр описных
догматов
буржуаз­
ной
морали
(«обладать тем единственным словом заклинания,
ко торое
еще
не
стало
«ложью».— V, 9—10), и требовательное
—
п орой
до
фанатизма
—
отношение
к
поэтическому
с лову,
кото­
ром у
запрещалось
даже
отдаленно
быть
по хо жим
на
слова
на­
учн ого
трактата
или
газетного
очерка.
Кста ти,
и
боле е
п озд няя
ре а кция
—
уже
на
символизм
—
имела
в
России
и
Франции
не­
сколько
соприкасающихся
линий.
Акмеизм
спешил
отка заться
от
потусторонних
глубин
ра ди
трепетных
радостей
бытия,
лю­
бил
стихию
света,
разделяющего
предметы,
четко
выр исо выва ­
ющего
линию
в
противовес
символизму,
который
«старался ис ­
пользовать
тек у честь
сло в а»4, «романская школа» (Ж.
Море-
ас
и
др уг ие)
во
Франции
от в етила
на
смятенность
Ре мбо
и
Вер-
1Б.
В.
М их айло вски й.
Си мвол изм.
В
кн . : «Русская литература
конца
XIX —начала XX
в.
1901—1907».
М., «Наука», 1971; Л.
К.
Долго­
полов.
Поэзия
ру сск ого
си мволи зм а.
В
к н. : «История русской поэзии»,
т.
II. Л ., «Наука», 1969.
2 Вл.
Орлов.
Пу ти
и
судьбы.
Литературные
очерки.
Л., «Советский
писатель»,1971(глава«История
одной
«дружбы-в ра жды»).
3 Вл.
Орлов.
Алек санд р
Блок.
Вст уп ител ь ный
очерк
(I, XXXIV,
XVII); см.
также:
Вл.
Орлов.
Ал екса ндр
Блок.
Оч ерк
творчества.
М.,
Го сли ти зд ат, 1956, с.
108 и сл.
4С.
Городецкий.
Некоторые
течения
в
современной
русской
по­
эзии.
«Аполлон», 1913, No 1, с.
46.
524


лепа
гармонично-успокоенными
картинами
природ ы
и
вновь
почти
парнасской
детализацией
живописных
интерьеров
(Аль ­
бер
Самен,
Луи
Ле
Кар д оне ль).
Но
общий
абрис
эст ети че ск ого
импульса
и
конкретные
ф ормы
его
прояв лени я
разнятся
иног­
да
до
неузнаваемости.
Символика,
символизм,
реалистический
символ
—
эти
аспек­
ты
поэзии
Ал ександ р а
Блока
в
их
изменчивости
от
«Стихов о
Прекрасной
Даме»
к
«Двенадцати»
—
хра нят
много
теоретичес­
ких
та йн
даже
для
советских
исследователей.
Удивительно
ли,
что
во
Фр анц ии,
в
атмосфере
запут ан ней ши х
идейно-эстетичес­
ких
коллизий,
художественное
слово
Блока
вызывает
ожесто­
ч енные
споры?
Представляется
плодотворным
проследить,
как
трактуется
французским
литературоведением
образ-символ
в
по эзии
А.
Блока;
да же
е сли
оставить
в
ст ороне
вопрос
о
характере
бло­
ковской
символики
вообще
и
с оотн ошени и
ре али зма
с
романтиз­
мом
и
символизмом,
здесь
в
определенной
степени
обозначатся
ключевые
теоретические
аспек т ы,
а ктуа ль ные
для
сегодняшних
литературных
дискуссий.
Работы
французских
«блоковедов»
—
почти
всегда
ар гум ент
в
споре,
ответ
на
животрепещущие
куль­
турно-политические
вопросы.
Ю.
Жю эн
напо минал,
что
«между
Блоком
и
символизмом
есть
св язи,
но
не
зависимость» L
Сложнейшей
проблемой
«разных символизмов»
советское
литературоведение
заним ал о сь
мно го2.
Если
наиболее
прозорливые
из
французских
критиков
(Ю.
Жюэ н,
Р.
Лакотт)
тоже
напоминали,
что
«русских симво­
лизмов
существовало
одновременно
по
крайней
мере
д ва», то
разными
«символизмами»
богата
и
Франция;
симв ол истск ая
д ву пл аново сть
п риним ала
контрастный
облик
в
творчестве
равных
п оэт ов,
а
п орой
и
одного
поэ та
на
м еняющи х ся
биогра­
фи ческ их
руб еж ах.
Критики,
убежденные,
будт о
«из- под
п яты
лиры
Некрасова»
русскую
поэзию
вы зв олил
призыв
Верлена
«музыка
—
прежде
1 Эту мысль Ю.
Жюэн
разви вал
в
свя зи
в
выходом
во
Франции
кпи-
ги
прозаических
пр ои зве дений
Бло ка
(См.
H. J u i n. Alexandre Blok prosa­
teur.— «Quinzaine littéraire*, 1974, No 195, 1—15 octobre).
2 См.:
Б.
В.
Михайловский.
Симв оли зм.
В
кп .: «Русская лите­
ратура
конца
XIX — начала XX
в.
1901—1907».
М.,
«Наука», 1971;
В.
Д.
Скво зн и ков.
Александр
Блок
против
де каде птс тв а.
М ., 1964;
П.
Гр
о
м
о
в.
А.
Бл ок,
его
предшественники
и
современники.
М., «Совет­
ский
писатель», 1966;В.
Перцов.
Поэты
и
проз а ики
в ели ких
л ет,
М.,
«Художественная литература», 1969; Л.
И.
Тимофеев.
О
поэтике
Бло­
ка.
В
к н.:
Л.
И.
Тимофеев.
Советская
литература.
Мет од,
стиль,
по э­
тика.
М., «Советский писатель», 1964.
525


всего»,
бу дто
то гда
только
русская
му за
оч ну лась
и
узрела
вдруг
«скудость,
с ерос ть
иде й
и
с тиля
поэтов-граждан
1,—
таки е
кри тики
ставят
перед
кривым
зеркалом
ис тор ию
не
только
рус­
ск ой,
но
и
французской
поэ зи и.
Вел ик ие
по эты
с вяза ны
по
ру­
кам
и
ног ам
своими
собственными
про гр ам мными
фразами:
«музыкальность прежде всего» (Верлен), «передавать неясное
н елеп ы м » (Рембо), «стихотворение должно быть немым» (Мал­
лар м е).
Конечно
Верлен
и
впрямь
противопоставлял
музыкальность
с мы слу,
он
действительно
п редла гал
искать
тайну
ж изни
за
че р­
той
земного,
на
прост оре
провидческих
снов.
Но
можно
ли
за­
бы ть,
что
име нно
ему
во
сне
явил о сь
Чудище-Бонапартизм
и
за­
с та вило
зак лючит ь
с тихо тв оре ние,
«Чудовище»
гражданствен­
но й,
напугавшей
це нзур у
ст рокой
«Проклятый этот сон не пре ­
рван
и
поныне»2.
Конечно,
перу
Артюра
Рембо
принадлежит
сонет
«Гласные», узаконивший оргию произвольных
ассо циа­
ций,
но
вед ь
он
же
велел
поэзии
«вмешиваться во все», раскре­
постил
ее
от
страха
пе ред
непо эт ичес ким и
сферами
реал ьно ст и,
увл ек
очарованием
р аз гов орн ого,
нар од ного
языка.
В
стихотворных
опы тах
ф ран цузск их
поэтов
Бло к
стремился
открыть
б у нтарст во
ду ши,
хара ктерное
для
той
эпохи
лиричес­
кое
н астр о ение,
ак тивн о
не
приемля
«разлагающей»
ирон и и,
когда
«все обезличено,
все
«обесчещено», все
—в се
равно» (V,
347).
Нет,
интеллигенту,
вступавшему
в
сознательную
ж изнь
на
рубеж е
XIX—XX
веков,
обойти
с торон ой
вихрь
сомнений,
под ­
нятый
«проклятыми поэтами», было,
конечно,
невозможно.
За­
вершалась
определенная
идей но- эстетич еская
эпох а,
которую
на до
был о
пропустить
чер ез
себя
даже
для
того,
чтобы
ее
прео­
до лет ь.
Художник,
уверенный
в
себе,
свободно
движущийся
в
родной
стихии
н аро дного
иску сс тва,
только
так
и
мог
встречать
«иноземные влияния»: отвергая декадентство,
з аинт ересо ванно
наблюдать
приметы
обновления
поэтического
языка.
Контакты
Бло ка
с
французским
искусством
устанавливались
вовсе
не
на
в олне
алогичных
цве т овых
ассоциаци й
или
пресло­
вутых
«молчащих образов».
Тем
более
неверна
«статичная»
оценка
интереса
Бл ока
к
поэтам-современникам,
словно
она
сложилась
в
начале
в ека
раз
и
навсегда.
Пр ив еду
определение
Со фи
Б он но-Ла фф ит,
определение
по-
1 S. Laffite. Op. cit
2 Разыскания в этой области принадлежат Н.
И.
Бала шо ву.
См. : «Ис­
тория
французской
лите рату р ы», т.
III.
М.,
И зд-во
АН
СССР, 1959, с.
394.
526


чти
парадоксальное,
потому
что
отне сен о
к
Блоку
в
це лом:
он
принадлежит
к
числу
поэтов
«сосредоточенных исключительно
на
са мих
с ебе.
Они
не
видят
ничего
из
того,
что
их
окр ужае т,
но
блистательно
уме ют
рассматривать
каждое
дв иже ние
собствен­
ной
души...
Блок
ник огд а
ни
в
чем
не
принимает
учас тия.
Он
всегда
остается
одиноким
наблюдателем»L
В
этом
зе ркале
мог
бы
себя
уз нать
—
и
то
с
труд ом
—
автор
«Стихов о Прекрасной Даме», но как согласовать с утверждае­
мым
эгоцентризмом
«Город», «Страшный
м ир», «Возмездие»,
«Народ и интеллигенция», «Интеллигенция и Революция», «Две ­
надцать»?
Такую
пр ед взяту ю
трактовку
отменяют
сами
соотечествен­
ни ки
Соф и
Лаффит
—
и
Рене
Лакот,
автор
мног оч исл енны х
очер ков ,
посвященных
советской
поэзи и,
и
Андре
Бр юй ер,
вни­
мательный
к
«столь восприимчивой», как он пишет, «душе Бло ­
ка,
...ж ив о
отвечающей
на
настроения
различных
классов
насе­
ления...
бу рно
симпатизирующей
мас са м».
Утверждая
стат ично ст ь
идейно-эстетической
по зи ции
Блока,
французские
исслед о ват ели
вольно
или
не вол ьно
берут
за
обра­
зец
движение
французского
с имво лизм а,
который
под
пером
эпи го нов—
Жюля
Л афор га,
позднего
Жамма,
Гюстава
Канна
—
сох ран ил
и
даже
усилил
мистическую
туманность,
утра тив
гражданственное
бунтарство
ран ней
символистской
поэзии.
Ро­
бер
Триомф
вти ски ва ет
в
такую
же
схему
путь
Блока .
Триомф
ре зко
полемизирует
с
ко нц епци ей
В.
Н.
Орлова,
который
яко бы
про изв оль но
«освобождает Блока от символизма и мистицизма»,
видя
исключительно
«творчество света»; в противовес этому
Триомф
утверждает,
будто
от
начала
тв ор ч ества
и
до
поэм
«Двенадцать»
и
«Скифы», подтекст поэзии Блока оставался все
в ремя
по ту ст ор онним,
а
«мистическая структура блоковского
стиха...
даже
укреплялась
с
т ечением
времени»,
представ
«ти­
пично
мистической»
в
«Двенадцати»2.
Здесь
яв но
не
учитыва­
ется,
что
у
русского
с имво лизм а
совершенно
ин ая
перспектива
движения,
чем
у
французского.
Если
схо дны ми
бы ли
истоки,
если
набл юдает ся
много
общего
в
первоначальном
напо лнени и
1 S. Laffitte. Une étude in: Alexandre Blok. Choix de poèmes. Paris,
1958, p. 10.
2R.Triоm
о
p h e. Le mysticisme d’Alexandre Blok. Etude de structure.
«Cahiers du monde russe et soviétique». 1960, IV—VI.
Тенденцию
к
гипе р­
болизации
мистических
настроений
А.
Блока
у
голландского
и ссле до ва­
теля
М.
А.
Ла т оувер са
обнаруживает
со в етский
ученый
А.
Л.
Григорь­
ев
(встатье «Русский
модернизм
в
зарубежпом
литературоведении».
«Русская литература», 1968, No 3, с.
201).
527


символистского
образа,
то
даль ше
линии
р асход ятся
все
бе с­
сп орн ее
1.
У
французского
с имво лизм а
нет
Алекс ан др а
Блока,
поэта,
который
суме л
бы
выразить
сл иянн о сть
ду ши
художни­
ка
с
праведно-гневной
народной
массой.
Французская
ли ра
близко
подошла
к
такому
си н тезу
в
твор­
честве
Ап олл инер а,
обретя
его
впо лне
—
на
новом
эт апе—л иш ь
в
поэзии
Элюа ра
и
Ар аго на.
Ал ексан др
Блок
соединил
в
одно й
с удьбе
то,
что
иные
национальные
тра диц ии
являют
раздельно,
постепенно.
В
поэзии
Бло ка
услышишь
и
неизбывную
грусть
В ерлена,
и
озорн ую
удаль
инс урге нта
Ре мбо,
и
голос
всемирной
души,
кот орую
искали
унанимисты,
и
державную
по сту пь
вре ­
мени,
запечатленную
Верхарном,
и
музыкальную
сумятицу
ули­
цы,
к отор ой
упивался
Апо ллине р.
Пр и чина
многоголосья
Бло­
ка
не
в
особой
та йне
русской
души.
Торопила
эпоха.
Сама
исто р ия
Российского
государства,
трижды
на
протяжении
жиз­
ни
Блока
обновлявшаяся
революциями,
тр ебов ала,
чтобы
б ыли
пережиты
все
градации
человеческих
чувств,
оценены
и
худо­
жестве нн о
осмыслены
все
в заимо св язи
индивидуума
с
общест­
вом .
Маяковский
вст упил
в
литературу
позднее,
на чав
с
отрица­
ния
пр ивыч ног о
строя
чувств
и
возможных
поэтических
форм
его
передачи.
В
его
творчестве
синт ез
принял
совершенно
ины е
формы.
Блок
же
у спел
«переболеть»
всеми
сомнениями
и
тре­
вогами,
выпавшими
на
дол ю
рус с кого
инте лл иг ента
в
эпох у
от
ко нца
XIX века до начала 20-х
годов.
Это
и
да ет
повод
иногда
одн им,
пр оиз вол ьно
избр анны м
состоянием
дух а
измерить
це­
л ое.
Подлинные
ценители
Бло ка
—
Рене
Лакот,
Юбе р
Ж юэн,
Андре
Брюйэр
—
шаг
эа
шагом
от в оевывали
у
своих
о ппоне н­
тов
—
Соф и
Бон но-Ла ф фит ,
Ж.
Бло,
Ф.
Фл ам бан,
Алена
Боске,
Луи
Тиссо
пол е
объективного
прочтения
творчества
Блока,
за­
ставляя
учитывать
вс е:
и
стремительное
раз в итие
поэта,
и
его
собственные
коррективы
к
первоначальным
м ани фестам ,
и
пр о­
зорливо-мудрые
размы ш лен ия
о
взаимоотношениях
нар од а,
ре­
волюции,
интеллигенции.
Только
оставив
в
с тороне
эти,
необы­
ч айно
важные
ор ие нт иры,
можно
на йти
яко бы
«глубокую тре ­
щину»
меж ду
«Революцией Блока»
и
«Революцией Октября»
или
механически
ра счл ени ть
два
яв ле ния,
которые,
по
Блоку,
должны
о бязат ель но
слиться,—
рев олюц ию
и
кул ь туру.
Рево­
люцией
называл
Блок
отнюдь
не
всякое
столкновение
классов;
свящ ен ен
для
него
лишь
м иг,
когда
«замыслы,
искони
таящиеся
1 См.
об
это м
в
к н.:
Д.
Д.
О
б
л
о
м
и
е
в
с
к
и
й.
Французский
симво­
лиз м.
М. , «Наука», 1973.
528


в
человеческой
душе,
в
ду ше
народной,
разрывают
сковывавшие
их
путы
и
бросаются
бурным
по током,
доламывая
пл от ины,
об­
сыпая
лишние
ку ски
берегов,—
это
называется
революцией.
Меньшее,
более
умеренное,
бо лее
низ менно е
—
называется
мя­
тежом,
бун том ,
переворотом.
Но
это
называется
рево люцие й»
(VI, 12).
Возвышенному
пафо су
ре в олюци он ного
де йс твия
со­
ответствовал
в
соз нании
Блока
строгий
облик
культуры.
Кул ь­
тура
для
Блока
не
п росто
за пас
з нан ий,
не
только
кодекс
усво­
енных
моральных
нор м.
Еще
вы ше
—
«культура понимать»,
«культура размышлять»
над
самыми
с ложны ми
коллизиями
общественных
и
индивидуальных
драм.
Поэт
специ ал ьно
к ом­
м енти рует
слово
«чернь», вводившее в заблуждение еще сов­
ременников
Пуш кин а: «Не называются чернью люди,
по хо жие
на
землю,
к ото рую
они
пашут,
на
клочок
т уман а,
из
которого
они
вышли,
на
зв еря,
за
которым
охотятся.
Напротив,
те,
кото­
рые
не
желают
пон ят ь,
хотя
им
должно
многое
понять...—
те
клеймятся
позорной
к л ичк ой : «чернь» (VI, 162).
Западные
критики
любят
обсуждать
блоковский
иде ал
«че­
ло в ека-ар т ист а » («не политический,
не
гуманный
человек,
а
человек-артист»
—
VI, 115), неизменно противопоставляя этот
ид еал
«прозаической»
с иле
революций.
Блок
же
соединял
св обо ду
самовыражения
и
природный
ар­
тис т изм
с
действием
и
пониманием.
С лово
«артист»
он
ст авил
«в неразрывную связь с революционными,
народными
ст их ий­
ны ми
д вижения ми» (V, I, 291).
Обладать
высокой
культурой
—
зн ачило
для
него,
в
первую
очер едь,
понимать
ход
истории,
смысл
революции.
Характерно,
например,
суждение
1920 года о
Лермонтове: «...
ни
из
че го
не
видно,
чтоб ы
отдельные
преступ­
ления
заставляли
его
забыть
об
историческом
смысле
рев о лю­
ции:
при зна к
выс о кой
культуры»1.
Е сть
одна
область
современных
дискуссий,
к отору ю
Блоку
предвидеть
б ыло
трудно,
и
тем
не
менее
он
и
здесь
сохранил
за
собой
п раво
голоса .
В
научных
дебатах
конца
60-х
годов
с
нео ­
жиданной
резкостью
вст ал
вопрос
о
приро де
художественного
образа-символа.
Литературоведение
структуралистской
ориентации
предло­
жил о
не
только
методику
«чтения»
текстов,
но
и
своеобразный
с вод
правил,
каким
должно
быт ь
произведение
иск усст ва.
В
процессе
эт их
уточнений
художественный
образ
превратился
в
своеобразный
к од,
пользуясь
ко торы м
художник
яко бы
полу-
1А.
Бло к.
Собрание
сочинений
в
двенадцати
т омах,
т.
XI.
Изда­
тел ьс тво
писателей
в
Ленинграде, 1934, с.
421.
529


чает
возможность
г ов орить,
ничего
не
сказав
(см.
работы
Рола ­
на
Барта,
например).
Б.
В.
Михайловский
справедливо
отмечает,
что
да же
для
крайне
зашифрованных
си мвол ис тс ких
текстов
бессвязность
п ерв ого
пла на
корректировалась
определенной
цел ьно с тью
вто­
ро го
Сог л аспо
неоформалистическим
литературоведческим
те­
ориям,
не
только
ведущие,
но
все
элем енты
произведения
с им­
воличны,
причем
каждый
во ск реш ает
(или может воскрешать,
должен
воскрешать)
не
вт орой
пла н,
который
во ссоединял ся
бы
со
вторым
планом
др угого
образа,
а
бесконечную
череду
под ­
текстовых
плано в:
цельность
не
достижима
ни
на
одном
уровне.
Она
заведомо
исключена.
Тогда
непро з рач но сть
текста
—
это
м ера
его
художественно­
сти ,
а
искусству
предписан
п уть
от
«одноплановой»
ясности
к
многозначительной
туманности,
где
всезначность
адекватна
вне -
значности,
изн ач альн о
заданн о й
художественной
темноте.
Софи
Бонно-Лаффит,
разыскивая
неяс ные
строки
Блока,
позволяет
се бе
существенную
огов орк у:
вместо
нарочитой
темноты», ха­
рактерной
для
современных
поэтов,
она
нахо д ит
у
Блока
«тем ­
ноту
н еп рои зв оль ну ю», рожденную тем,
что
был о
невыразимого
в
самой
жизни.
Такое
замечание
делает
честь
исследовательни­
це;
оно
позволяет
понять,
почему
Б лок
постепенно,
сокращая
для
себ я
область
невыразимого,
все
тоньше
и
прозорливее
ра збир а­
ясь
в
противоречиях
самой
жизни,
уходил
от
темноты.
Его
со­
временники
защищали
право
творить
фантасмагоричные
ж ут­
кие
сн ы:
жизнь,
мо л,
еще
ст р ашнее.
Нет,
протестовал
Блок,
«действительность есть и должна быть прекраснее пьяного сна»
(V, 121). «...Е ст ь
в
мире
люди,—
продолжал
Блок,—
кото рые.. .
смотрят
сквозь
тучи
и
говорят:
там
есть
весна,
там
есть
зар я. ..
их
следует
звать...
художниками» (V,417).
И змен ен ия,
кот оры е
прете рпев ал
второй
пла н
образа
в
по­
эз ии
Блока,
продиктованы
движением
творческой
индивидуаль­
ности,
потребностями
и скусст в а.
И
это
движение
диаметрально
пр от ивоп оло жно
закономерностям,
подмеченным
як обы
в
са­
мом
искусстве
литературоведами-формалистами.
Разрешая
с имв оли ст ской
поэзии
«говорить,
не
приспособля­
ясь
ко
всеобщему
пониманию» (V,11), пользоваться «только
ука зан и ем,
только
намеком,
только
с имвол ом» (V, 10), Блок
ставил
пр едел ы
т акой
поэтической
обработке
слова.
Символ
он
назвал
сре дст вом
погружения
в
стихию
фольклора,
в
стихию
1 См.:
Б.
В.
Михайловский.
С имв олизм.
В
к н. : «Русская литера­
т ура
конца
XIX —начала XX
в.
1901—1907».
М., «Наука», 1971, с.
259.
530


народного
вос по мина ния.
«Чуть внятный ответ»
хоро ш
для
Бло­
ка
п отом у,
что
он
еще
«не стал ложью» (V, 9—10). «Не вн ят­
ный
я зы к», «темная частность символа»
рассмо т рен ы
им
как
«мучительно необходимая ступень к солнечной музыке», «к
прозрению
мг лы» (V, 10, 12).
На
смену
та кой
неясности
до л­
жна
прийти
новая,
о свобо жде нная
от
лжи
банал ьная
ясность.
Вот
почему
он
вскоре
ос удит
«символические шопоты» (VI, 54),
не внятны е
никому,
кроме
шепчущего;
вот
почему
он
зах о чет
ограничить
«произвол»
ассо циаций
и
объявит
«искусство язы­
ком
для
общего
п о ним ания».
Один
из
с под вижник ов
Бл ока
на­
зовет
это т
новый
идеал
«кларизмом» (от французского clarté —
ясность)!.
Французские
исследователи
радостно
подмечают
у
Блока
те
символические
ряды,
которые
отбрасывают
нас
в
область
на ме­
ков,
догадок,
тайных
знаков.
Тем
самым
п одтв ерж дает ся
как
будто
и
общий
тез ис:
искусство
жи вет
неясностью;
чем
более
сбивчива
корреляция
меж ду
знаком
и
явлением,
тем
б огаче
сим­
вол,
выш е
—
искусство.
Алогизм
блоковских
эпитетов—«синие
заг ад ки », «черный
см ех », «красный хохот», «красная тайна», «золотистая весть»,
«золоторунная грусть», «белая
ложь»
—
поверяется
цветовым
произволом,
характе рны м
для
сюрреализма.
Но
д аже
в
это м
со­
поставлении
есть
нота
фальши:
Блок
необычно
окрашивает
субъективное
настро ение;
сюрреализм
«перекрашивал»
объек­
тивную
реал ьно сть ,
де лая
ее
неуз наваем ой.
Да
и
можно
ли,
апа-
лизиру я
символику
ц вета
у
А лек сандр у
Блока,
при
этом
со­
всем
не
затронуть
тот
«цветовой»
слой,
где
п рот ив обо рств уют
«голубые химеры»
с
«золотыми и красными маками» («тайные
зн аки », пророчившие Блоку: «и война,
и
пожар
впереди»
—
I,
236), а при всяком симптоме насилия и предательства появля ­
ется
сло во
«жолтый» 2. «Жолты й»
сближ а етс я
с
черным,
зл ым,
отвратительным.
Поэтому
по эт
и
пише т
про
фа бр ику : «В сосед­
нем
до ме
о кна
жолты...
// Недвижный кто-то ,
черный
кто-то
//Людей считает в тишине» (I, 302).
1 См.
Б.
Эй хен баум .
О
поэзии.
Л ., «Советский писатель», 1969,
с.
78-79.
* См.
уточнения
В.
Н.
О рлова : «В других случаях орфографические
вариации
А.
Блока
носят
м исти фицир о ванн ый,
но
тем
не
менее
проду­
манный
характер.
Та к,
например,
в
поня ти е
«жолтый»
А.
Блок,
как
вид­
но
это
из
его
днев нико в
и
писем,
вкладывал
особый
идейно-психологиче­
ски й
смысл
(«жолтый»
—
как
синоним
душевной
сытости,
м ещан ск ого
само дово льс тва ,
в сяче ского
ха мст ва)
—в
отличие
от
слова
«желтый»,
служившего
просто
обозначением
цвета» (т.
I, с. 568).
531


Так
уже
эволюцией
цветовых
ассо ци аций
эдесь
отвергнут
тезис
«искусство живет неясностью».
Противится
произвольным
па ра ллел ям
и
другой
художест­
венн ый
принцип,
из б ираем ый
нередко
мерой
адекватности
по­
этики
Блока
поэтике
современной
модернистской
лирики.
Р ечь
иде т
о
«пустотах»
ме жду
словами,
о
тех
образных
зв ен ьях,
что
сознательно
о пущ ены
художником
ради
б ольше го
диапазона
об­
разов
оп орн ых.
З десь
т оже
ст рем ятся
у в идеть
закон
все знач но -
ст и,
направляющий
читателя
к
пустым
берегам,
где
всесильно
тольк о
его
с обс тве нное
воображение,
абсолютно
свободное
от.
ориентиров,
предложенных
художником.
С.
Бонно-Лаффит
сопоставляет
со нет
Малларме
«Лебедь»и
в торое
по слани е
из
цикла
«Арфы и скрипки»
А.
Бл ока
(«Чер ­
ный
ворон
в
су мр аке
сн еж ном»).
Оба
поэта,
пишет
о на , «остав­
ля ют
про из вол ьные
пустоты
между
с ло вами
и
эл емент ами
фра ­
зы,
скользят
от
одн ой
реальности
к
друг ой.
Эти
пустоты,
эти
переходы
—
одна
из
самых
поразительных,
сам ых
глубоких
но­
ва ций
символизма».
Стихотворения
сопо ст авляю т ся,
таким
об­
разом,
по
тип у
контакта
(вернее
—
отсутствия
контакта)
меж ду
мелькающими
образами:
черный
в орон
в
см яте нии
вь юги
и
бе­
лоснежный
ле бе дь,
чье
опе ре нье
вмерзло
в
ле д,
попало
в
плен
к
«ужасам земли», окружены разными,
не
со пр икасающим ися
как
будто
образами-впечатлениями:
нес вер шив ший ся
«прозрач ­
ный
хладный
полет»
—
символ
измены
мечте
или
«пьяные взма ­
хи
крыл»—символ
ненужных
иллюзий
у
Малл ар ме;
пол ет
рыса­
ка
над
бездонным
провалом
в
вечность
и
т ор о пливый
пол ет
коме т
—
у
Блока.
С.
Л^ффит
ве рно
подмечает,
что
от
реалий
к
чувствам-обобщениям
мосты
не
построены.
Каждый
образ
слов­
но
сам
по
себе
нав иса ет
«над бездонным провалом в вечность».
Причем
у
Блока
«раздельность»
об раз ов
даже
резче
подчеркну­
та,
чем
у
Малларме.
Черный
во рон,
черный
бархат,
сумрак
снежный
и
южные
ночи;
з нак
стр асти
и
беспечности,
что
«по ­
дан
с
моря», и «темный
моро к
цыганских
п есен»
в
унисон
с
«то­
р опл ивым
п олетом
ком е т».
У
Малл ар ме
ассоциации
более
упо­
рядочены
—
они
все
стяну ты
к
морозу,
и не ю, «стерильной зи­
м е», «белой (т о
е сть
в
снегу)
аг онии», «холодной ( т о
есть
око­
ченевшей)
мечте»
и
т.
д.
Важно ,
од нак о,
заметить,
что
«пустоты»
межд у
образами
увлекают
в оо б ражение
чита т еля
к
со ве рше нно
различным
—и
не
с толь
уж
безгранично
произвольным
—
чувственным
рядам.
У
автора
«Лебедя»
это
—
сто и ческая
неподвижность,
гордое
од иноч еств о
инд ивид уу ма,
не
решившегося
довериться
«пьяному взмаху крыл»; у Блока,
напр от ив,
безудержное
дви­
532


жение,
стр емител ь на я
ди нами ка
страсти,
радостная
вст реч а
с
бу йс твом
жизни.
Из-за
ст ат ики
в
первом
сл уч ае,
ди на мики
во
втором,
ко неч но,
по -раз но му
комбинируются
«пустоты», «белые
пя тна », «произвольные переходы», о которых пишет исследова­
тельница,
поэтому
ст р анно
сл ыш ать
ее
закл юче ни е: «Блок свер ­
ш ает
абсолютно
то
же
с амо е».
А
ведь
Бл ок
за
три
год а
до
«Пос­
лания»
подверг
сом не нию
целесообразность
о слаб ленных
св я­
зей
ме жду
образами,
когда
«не только строфы,
но
и
отдельные
ст ихи
можно
п ер естав ить
без
всякого
для
них
ущ ер б а», «после­
довательность
зрительных
вп ечатл ени й
и
о бра зов
—
вполне
про­
извольна...
пр енеб ре жени е
к
в неш нему
ми ру
и
происходящая
отсюда
зрительная
с леп ота ...
преграждает
все
пу ти
образам»
(V, 152-153).
Бл ок
—
чем
д альш е,
тем
определеннее
—
ж дал
от
«второго
плана»
многоаспектноеTM
познания;
он
все
решительнее
уход ил
от
образа,
который
мог
бы
пер едат ь
только
зад анно е,
давно
от­
ст ояв шееся
состояние
духа.
«Второй план»
т оже
находился
в
движении.
Это ,
кон ечн о,
противоречит
пр едв зяты м
опытам
про­
чтения
б локов с кой
символики,
особенно
п оэмы
«Двенадцать» .
Робер
Три омф ,
например,
здесь,
как
и
вс юду
у
Блока,
оты ск ива­
ет
«трехэлементную систему» — по ско ль к у
Блок
считал
для
се­
бя
счастливой
цифру
3.
Эта
система,
уве ряет
Трио мф,
распола­
гается
всегда
в
тени,
в
сумраке,
среди
см у тных
вп еча тлен ий
и
никогда
—
на
свету.
«Блок не любил солнца:
с олне чные
мотивы
возникают
у
не го
ли шь
сл уча йно» .
Причем
теплые
—
дневные
и
летние
—
краски
для
Бло ка
всегда
символ
прошедшего;
а
холод ­
ные
—
ночные,
зимние
—
наст о ящег о.
По
такой
триаде
построе­
на,
согласно
Т рио мфу,
и
поэма
«Двенадцать»: день
—
ле то
—
п рошлое ;
утренняя
заря
—
весна
—
будущее;
н очь
—
зи ма
—
настоящее.
Это
прочтение
уточ няет ся
еще
схемой
п ол ного
отож­
дествления
символа
с
мистическим
наст ро ением,
а
символизма
с
мистицизмом,
в
результ ат е
характер
«второй реальности», то
е сть
самый
тип
реалистической
символики
Блока,
Триомфом
искажен.
Ха ракте рно
суждение
Бло ка
о
т р ет ьест епенном
фран­
цузском
поэ те
Себастьяне
Шарле
Л еко нте:
«Каждая фраза
здесь
на
св оем
месте,
никуда
не
убежит
и
не
да ст
бол ьше,
чем
в
ней
ск а з а но» (V, 612). «...Читая
такие
бл агов осп итанные
сти­
хи,
вы
уже
ни
в
к оем
слу чае
не
вправе
требовать
от
них
откры­
тий
(тем более
—
о ткр о ве ни й)» (V, 611—612).
По
этой
краткой
реплике
яс но,
что
Бло к
ждет
от
художника
создания
простора
за
текстом,
чтоб ы
по э ти ческая
фра за
давала
все
вре мя
б ольше,
чем
в
ней
сказано.
Но
«открытия», «откровения», которых тре­
буе т
от
поэзии
Б лок,
невозможно
на зва ть
«пустотами».
Ве дь
533


«пустоты», на которые щедра модернистская поэзия,
дают
обы ч­
но
не
бо льше ,
а
меньше
тог о,
что
сказано
в
строфе,
то
ес ть
ра з­
мывают
даж е
верхний
слои
поэтической
фактуры,
не
об на жая
за
ним
никакого
иного.
Претенциозные
сложности
Блок
назы­
вал
«талантливыми завитками вокруг пустоты»
и
напо минал ,
что
технику
поэтической
речи
можно
обсу ждать
п лодотв орн о
только
при
условии,
если
«глубина содержания души художни­
ка ...
подразумевалась-сама
соб ой» (V, 233).
Во прос
«о содер­
жании,
в опрос, «что»
име ется
за
душой
у
новейших
художни­
к ов» (V, 234), Блок считал первостепенным,
помо га ющи м
отве­
ти ть
«зачем?» (статья « Т р и
вопроса»
—
V, 233—240).
Практика
переводов
и
логика
борьбы
за
ис т инного
Блока
во
Франции
опровергают
абсолютизируемый
н ыне
авангардистской
критикой
те зис
—
«искусство живет неясностью».
От
Ал екс анд ра
Бло ка
к
Полю
Элюару
современная
поэзия
прошла
не
бл изк ий
путь.
Ни
прежде,
ни
теперь
ей
не
удавалось
м олод еть
от
прикосновения
«волшебной палочки»
герметизма;
за то
она
многократно
возрождалась
—
в
каждой
трудной
поэти­
ческой
судьбе,—
переходя
с
«невнятного языка»
на
«язык для
всеобщего
п они м ан ия», отбрасывая «те мну ю
частность
симво­
ла»
ради
«прозрения мглы» .


СОДЕРЖАНИЕ
От
составителей...................................................................
5
Вл.
Орлов.
ЖИЗНЬ,
СТРАСТЬ,
ДОЛГ
.....
6
Р.
Ко сол апо в.
ТОЛЬКО
ОБ
ОДНОЙ
ЗВЕЗДЕ
.
.
54
Н.
Ск ато в.
РО ССИЯ
У
А ЛЕКС А НДРА
БЛОКА
И
ПОЭ ТИЧЕ СКАЯ
ТРАДИЦИЯ
НЕ КР АСОВА
.
.
85
Л.
Тимоф еев .
О
Г УМАНИЗ МЕ
В
ТВ ОРЧ ЕСТ ВЕ
БЛО КА
............................................................................ 115
Вл.
Гусев.
...ЧТО
РОМАНТИЗМОМ
МЫ
ЗОВЕМ
.
124
Ал.
Михайло
в.
ПОЭТИЧЕСКИЙ
МИР
БЛО КА
.
.
135
Ст.
Лес певс кий .
«ПРИБЛИЖАЕТСЯ ЗВУК .. .»
.
164
3.
Мипц.
СИМВ ОЛ
У
А.
БЛОКА.......................................172
И.
Пр авди на.
ИСТ ОР ИЯ
ФОРМИРОВАНИЯ
ЦИК­
ЛА
«СТРАШНЫЙ МИР».. ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... .. ... ... .. . 209
М.
Пьяных.
«РУССКИЙ СТРОЙ ДУШИ»
В
РЕВО­
ЛЮЦИОННУЮ
ЭПОХУ................................................ 245
В.
Ен иш ерл ов.
АЛЕКСАНДР
БЛ ОК
—К РИТИ К
.
291
И.
В
а
й
н
б
е
р
г.
А.
БЛО К
И
М.
ГОРЬКИЙ.........................333
В.
Г.
Б
а
з
а
н
о
в.
ПО
С ЛЕДАМ
ДНЕВНИКОВЫХ
ЗАПИ­
СЕЙ
А ЛЕКС А НДРА
БЛОКА
(Есенин и Блок)
.
383
А.
Саакянц.
МАР ИНА
ЦВЕТАЕВА
ОБ
АЛЕКСАНД­
РЕ
БЛОКЕ....................................................................... 416
Л.
О зеро в.
НАЧАЛА
И
КОНЦЫ.......................................441
Л.
Долгополов.
ДОСТОЕВСКИЙ
И
БЛОК
В
«ПОЭ ­
МЕ
БЕЗ
ГЕРОЯ»
АННЫ
АХМ АТОВОЙ
....
454
Н.
Г
ужи
ев
а.
«ДЛЯ НАСТОЯЩИХ КНИГ ВСЕГДА
ЖДУ
Н ЕСУЕ ТНЫХ
Ч АСО В».......................................481
О.
Миллер.
ПОМ ЕТЫ
А ЛЕКС А НДРА
БЛОКА
-НА
ПОЛ НОМ
СОБ Р АНИИ
СОЧИ НЕНИЙ
М.
Ю.
ЛЕ Р­
МО НТ ОВА
....................................................................... 503
Т.
Балашов а.
АЛЕКСАНДР
БЛОК
И
ФРАНЦИЯ
.
517
В
заставках
к
статьям
использованы
рисунки
А.
Блока
и
художников
Ю.
Анненкова,
В.
Владимирова,
В.
Дмитревского,
М.
Д обуж инског о,
Е.
Кругликовой,
И.
Купреянова,
А.
Остроумовой-Лебедевой,
С.
Телингатера,
В.
Фалилеева.


Составители:
Александр
А лек се евич
М иха йлов
Станислав
Стефанович
Л ес невск ий
В
МИРЕ
БЛОКА
М., «Советский писатель», 1980, 536 стр.
План
вып уска
1981 г.
Ха
397
Редактор
М.
И.
Самойлова
Худож.
реда кт ор
H.
С.
Лаврентьев
Техн ,
ре дак тор
Р.
Я.
Соколова
Корректор
И.
Ф.
С ол огуб
ИБ
Ха
2479
Сд ано
в
набор
07.05.80.
Подписано
к
печати
16.10.80 .
А
06184.
Формат
60x84’/ie.
Бумага
т ип.
No
1.
Обыкновенная
гарнитура.
Выс окая
печать.
Усл.
печ .
л.
31,15.
Уч .-изд.
л.
30,40.
Тираж
20 000 экз.
Заказ
Ха
460.
Цен а
1р.
30 к.
Изда­
тельство
«Советский писатель», 121069, Москва,
ул.
В оро вског о,
И.
Тульская
типография
Союэ-
полиграфпрома
при
Государственном
комитете
СССР
по
делам
издательств,
пол и гр афии
и
книж­
ной
торговли,
г.
Тула,
проспект
Ленина, 109.