Избранные педагогические произведения. Том 3 - Песталоцци И.Г.

Песталоцци И.Г. Избранные педагогические произведения в трех томах. Т.3. 1805-1827 гг. - 1965
Третий том Избранных педагогических произведений И. Г. Песталоцци. Вводная статья В. Л. Ротенберг
Цель и план воспитательного учреждения для бедных
Взгляды, опыты и средства, содействующие успеху природосообразного метода воспитания
Памятная записка о семинарии в кантоне Во
О физическом воспитании как основе опыта построения элементарной гимнастики, содержащей последовательный ряд физических упражнений
Из речи Песталоцци, произнесенной им 12 января 1818 года, в день, когда ему минуло 72 года, перед сотрудниками и воспитанниками его института
Автор: Песталоцци И.Г.
Теги: педагогика детская литература художественная литература
Год: 1965
Похожие
Избранные педагогические произведения. Том 1
Избранные педагогические произведения. Том 2
Дистервег. Избранные педагогические сочинения
Избранное. Том 2. Отдельные произведения
Текст
                    академия педагогических
hävk рсфср
ИОГАНН
ГЕНРИХ
стжоцщ
избранны:
1роизбжшия
в
ТРЕХ
ТОМАХ
П02
РЕДАКЦИЕЙ
издательство
„просвещение"

ИНСТИТУТ ТЕОРИИ
И ИСТОРИИ ПЕДАГОГИКИ
ИОГАНН
таТАЛОЦЦИ
ТОМ 3
1805*1827
ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
ЙВЕРДОНЕ
лебединая
ПЕСНЯ
МОСКВА • 1065

Подготовка текста,
вводная статья, примечания
В. А. РОТЕНБЕРГ
Перевод с немецкого
О. А. Коган, С. П. Либермана,
Л. А. М е сине в ой, С. И. Розовой

И. Г. П ЕСТ Л Л О Ц Ц И в старости
(1818)
Литография 1846 г.
по рисунку Г. А. Гиппиуса

ТРЕТИЙ ТОМ
ИЗБРАННЫХ ПЕДАГОГИЧЕСКИХ ПРОИЗВЕДЕНИР'1
И. Г. ПЕСТАЛОЦЦИ
Этим томом завершается издание Избранных
педагогических произведений И. Г. Песталоцци «а русском
языке.
Содержание тома составляют работы, написанные
автором за время существования Ивердонского (Ифер-
тенского) института, а также его «Лебединая песня»,
написанная в Нейгофе в последние годы жизни этого
выдающегося педагога-демократа.
В тот период, когда Иоганн Генрих Песталоцци
возглавлял Бургдорфский институт и создавал при
ближайшем участии некоторых своих сотрудников учебные
книги, его внимание было преимущественно сосредоточено
на разработке «метода» в его интеллектуальном аспекте.
Песталоцци, правда, неоднократно напоминал о том,
что этот «метод» имеет целью обеспечить природосооб-
размое развитие «сил ума, сердца и руки» ребенка в их
неразрывном единстве. Но лишь после того как основы
умственного элементарного образования были им в
общих чертах установлены, он смог вплотную заняться
другими сторонами «метода».
В письме, направленном в июне 1803 г. в Бремен
(Германия) Иоганну Людвигу Эвальду, Песталоцци
заявляет: «Я в целом завершил .разработку основ
умственного образования в доступных мне пределах. Все мои
стремления в отношении метода сейчас направлены на
то, чтобы построить нравственное чводпитание на тех же
5

элементарных принципах, которые положены мною в
основу умственного образования» К
В 1804—1806 гг. о.н отдал много сил творческим
исканиям -в области нравственного воспитания,
представленным в данном томе прежде всего такими статьями,
как «Что дает метод уму и сердцу» («Geist und Herz in
der Methode». 1806), «Взгляды, опыты .и средства,
содействующие успеху 'природосообрааного метода
(воспитания» («Ansichten, Erfahrungen und Mittel zur Beförderung
einer der Menschennatur angemessenen Erziehungsweise».
1806) 2.
Начиная со второй половины 1806 .г. Песталоцци
вплотную занимается третьей стороной «метода» —
элементарным физическим образованием и тесно связанной
с ним подготовкой детей бедноты к работе в современной
ему промышленности («индустрии») 3. Эта сторона
«метода» представлена в томе работами «О физическом
воспитании как основе опыта построения элементарной
гимнастики, содержащей последовательный »ряд
физических упражнений» («Über Körperbildung als Einleitung
auf den Versuch einer Elementargymnastik, in einer
Reihenfolge körperlicher Übungen». 1807) и «О народном
образовании и индустрии» («Über Volksbildung und
Industrie». 1806).
Свои социально-педагогические замыслы,
направленные на .развитие духовных сил детей из народа и
осуществление '.на этой основе их всесторонней подготовки к
работе в «индустрии», Песталоцци имел в виду
реализовать в особых учреждениях для бедных. В период 1805—
1812 гг. он 'пишет на эту тему ряд статей, а также
обращается ,по поводу задуманных им учреждений © лрави-
1 J. Н. Pestalozzi, Sämtliche Briefe, herausgegeben vom Pe-
stalozzianum und von der Zentralbibliothek in Zürich, B. 4, Zürich,
Orell—Füssli Verlag, 1951, S. 139—140.
2 Эта работа публиковалась ранее на русском языке лишь
частично под названием «Взгляды и опыты, касающиеся идеи
элементарного образов алия».
3 Как мы уже отмечали во ©водной статье к данному
трехтомному изданию Избранных педагогических произведений И. Г. Песта:
лоцци (т. 1), он, пользуясь терминами индустрия, фабрика, в
основном имеет в виду мануфактурное производство, которое занимало
господствующее положение в современной ему Швейцарии.
Предприятия с механизированным трудом в ней только начали
развеваться с 'Середины первого десятилетия XIX в.
6

тельственные инстанции и к-своим друзьям (см. т. 1 наст,
изд., стр. 93—97). Одной из них является статья «Цель
и план воспитательного учреждения для бедных»
(«Zweck und Plan einer Armen-Erziehungs-Anstalt».
1805), которую мы публикуем в этом томе.
Во время своего руководства Ивердонским
институтом Песталоцци, наряду с .разработкой проблем
элементарного нравственного и физического образования, не
прекращал начатые им в Бургдорфе эксперименты по
построению всего учебного процесса на основе своего
«метода» и попытки их теоретически обосновать. Яркое
представление об этой стороне его деятельности дает
упомянутое выше произведение «Взгляды, опыты и
средства, содействующие успеху природосообразного
метода воспитания», а также впервые 'переведенная на
русский язык «Памятная записка о-семинарии в кантоне Во»
(«Gutachten über ein Seminar im KantonWaadb. 1806).
Помимо дальнейшего углубления и конкретизации
теории элементарного образования в целом .и в ее
приложении к умственному образованию в частности, эта
записка содержит соображения Песталоцци о том, как
следует организовать подготовку народных учителей, чтобы
они в полной мере могли овладеть «методом».
Большой 'интерес для характеристики состояния
обучения в Ивердонском институте представляют также
публикуемые письма Песталоцци к барону фон Дершау
в Лифляндию, входившую в состав России, и Ф. А. Мон-
молену (1808). Ф. А. Монмолену Песталоцци сообщает,
в частности, о своем намерении не ограничивать
применение «метода» только областью первоначального
обучения, а распространить его и на среднюю школу.
Читатель сможет также познакомиться в этом томе
со значительными извлечениями из речи, произнесенной
Песталоцци 12 января 1818 г., в день своего 72-летия,
перед сотрудниками и воспитанниками Ивердонского
института. В ней дается развернутая характеристика
теории элементарного образования на том этапе ее
развития, когда она уже приобрела зрелый характер.
Особое место в настоящем томе занимает «Лебединая
песня» («Schwanengesang». 1826)—выдающееся
произведение педагога-демократа, написанное им на закате
жизни, итог его многолетних поисков такого
природосообразного метода воспитания, который бы способствовал
7

развитию умственных, физических и нравственных сил
каждого человека в их полном объеме.
После краткого обзора произведений И. Г. Песталоц-
ци, составляющих содержание последнего, третьего тома,
оста«сквим'ся 'более 'подробно на тех основных
педагогических" идеях, которые он высказывал в период 1805—
1827 гг.
*
Стремясь обеспечить в процессе воспитания
гармоническое развитие подрастающего поколения, и прежде
всего детей бедноты, Песталоцци придавал особенно
большое значение элементарному
нравственному образованию1. Это вытекало из всей его
социально-педагогической концепции. Песталоцци ставил
перед народной школой важные общественные задачи:
вооружить детей обнищавших крестьян жизненно
необходимыми знаниями, научить их умело и продуктивно
работать, воспитать в них трудолюбие, бережливость,
уважение к человеческому достоинству и другие
положительные нравственные качества. В том случае, если
школа сумеет успешно справиться с этими задачами, дети
бедняков, как полагает Песталоцци, обретут уверенность
в собственных силах, 'будут подготовлены к тому, чтобы
оказать самим себе помощь и найти выход из гнетущей
нужды, не прибегая к унизительной благотворительности
со стороны богачей. Подобная социально-педагогическая
концепция, несомненно отражающая общую
демократическую и гуманистическую направленность всей
педагогики Песталоцци, все же свидетельствует о его
исторически обусловленной ограниченности. «Век Песталоцци,—
отмечает Н. К. Крупская,— был веком, когда
собственность была окружена священным ореолом, и люди наивно
верили, что путь к ней лежит через бережливость,
трудолюбие и другие аналогичные добродетели»2.
Песталоцци не помышлял о создании таких общественных от-
1 Говоря о природосообразном развитии умственных, физических
или нравственных сил ребенка на основе предложенного 'им
элементарного «метода», Песталоцци „употребляет чаще термин Bildung
{образование), который точнее, чем термин Erziehung (воспитание),
передает его мысль о формировании, развитии этих сил.
2 Н. К. Крупская, Педагогические сочинения, т. 1, М., Изд-во
АПН РСФСР, 19Э7, стр. 268.
8

ношений, при которых было бы в корне уничтожено
неравенство. Он полагал, что благополучие народа
может быть достигнуто при существующих общественных
отношениях, причем большую роль здесь призвано
сыграть повышение морального уровня крестьян путем
соответствующего их воспитания.
Мысль о ведущем значении нравственного воспитания
в 'формировании человеческой личности красной нитью
проходит через все произведения Песталоцци, является
основой всей его деятельности. Так, вспоминая в -статье
«Взгляды, опыты и средства, содействующие успеху при-
родосообразного метода воспитания» о своей давней
работе среди воспитанников Нейгофского приюта, он
пишет: «Я хотел прежде всего и преимущественно перед
всем остальным позаботиться об их сердце — самом
благородном в человеке центре, где объединено все самое
чистое и возвышенное из его духовных и физических
задатков» (ПО) 1. Он постоянно подчеркивает, что
развитие ума и руки должно быть подчинено развитию
сердца. Особенно отчетливо эта мысль выражена в его
речи, произнесенной в январе 1818 г.: «Дух человека не
заключен в какой-либо одной отдельной его силе. Он не
заключен в кулаке человека или в его мозгу. Средство,
объединяющее все его силы, подлинная, истинная сила
заключена в его вере, его любви. Они являются
священным центром, объединяющим силы знания, умения,
деятельности, центром, .благодаря которому они, эти силы,
силы истинной человечности, становятся силами
истинно человеческими» (305).
Отмечая огромную роль нравственного
элементарного образования в формировании истинной человечности,
в чем он видит главную цель воспитания, Песталоцци
в то же время указывает на необходимость установить
самое тесное единство между всеми сторонами своего
«метода». В произведениях бургдорфского периода
своей деятельности педагог-гуманист уже неоднократно
говорит о тяжких последствиях, которые влечет за собой
одностороннее развитие умственных способностей людей,
в частности много внимания этому вопросу он уделяет в
«Памятной записке парижским друзьям о сущности
1 В круглых скобках после ссылок и цитат, приведенных во
вводной статье, нами обозначены страницы данного тома.
9

и цели метода» (т. 2 наст, изд., стр. 402—405). О том
вреде, который приносит отрые элементарного
умственного образования от нравственного, Песталоцци не раз
заявляет в работах, написанных им >в Ивердоне. Так, в
статье «Что дает метод уму ;и сердцу» он прибегает к
следующему образному сравнению: «Как на колючках
не вырастут фиги, а на чертополохе не родится
виноград, так не принесет плодов любви одностороннее
умственное образование, оторванное от воспитания
сердца» (61).
Выдвигая имеющее большое значение и для нашего
Бремени положение о том, что воспитание и обучение
должны осуществляться в неразрывной связи,
Песталоцци .пытается дать ему следующее обоснование. Он
прежде всего справедливо ссылается на то, что природа
человека представляет собой единое целое, и,
следовательно, развитие какого-либо одного из присущих ей
задатков >не может не сказаться и на развитии всех
остальных. Эта мысль, уже высказанная Песталоцци в
письме к немецкому писателю Христофу Мартину Ви-
ланду и <в некоторых других его произведениях,
опубликованных во 'втором теме настоящего издания,
неоднократно встречается и в его трудах, включенных в третий
том. Для примера сошлемся на «Взгляды, опыты и
средства, содействующие успеху природосообрааного
метода воспитания». По словам Песталоцци, «глубокий
знаток человеческой души и .исследователь пр-ироды
человека увидит в совершенствовании ума и в обучении
мастерству, на что так явно нацелен метод, приближение к
совершенствованию природы человека в целом,
следовательно, и высокое содействие ее нравственному
совершенствованию» (146).
Утверждение о том, что применение «метода» в
целом, ка<к ,и © его приложении к элементарному
умственному образованию ib частности, имеет благотворное
влияние на нравственное развитие детей, мы встречаем
также во многих письмах Песталоцци, относящихся к
ивердонскому периоду его деятельности. Так, в письме от
1 сентября 1805 т., которое было направлено
проживавшему в Цюрихе Хессу, о*н заявляет: «Влияние метода «а
нравственное образование теперь уже убедительно
доказано. Да иначе это и быть не могло. Человеческая цри-
рода не в состоянии успешно развиваться в каком-нибудь
10

одном направлении без того, чтобы от этого не
оказались в выигрыше все остальные ее силы...» 1.
Другой, не менее убедительный аргумент, который
приводит Песталоцци, стремясь доказать внутренее
единство элементарного умственного и нравственного
образования, заключается в том, что они не только
сообща направлены на достижение конечной цели
воспитания— формирование истинной человечности, но и
строятся на одних и тех же основах, следуют по одному и
тому же пути.
В «Памятной записке о семинарии в кантоне Во»
Песталоцци проводит интересную аналогию между
элементарным умственным и нравственным образованием.
Указав предварительно, что исходные положения того и
другого одинаково просты, он далее пишет: «И то и другое
требует последовательного восхождения по ступеням от
более легкого \к более трудному, от близкого к далекому,
от настоящего к будущему. И в том и в другом трудное
обосновывается и становится возможным при помощи
легкого, далекое при помощи близкого, будущее при
помощи настоящего» (222). Продолжая проводить
аналогию, Песталоцци заявляет, что в процессе
элементарного умственного образования имеет место осознание
самого себя как интеллектуального существа, а в
процессе осуществления элементарного нравственного
образования— столь же полное осознание себя как существа
нравственного, а /результатом в одном случае являются
развитые интеллектуальные силы, а в другом —
развитые нравственные силы. При этом развитие всех этих
сил должно осуществляться в самом тесном единстве.
В ряде своих произведений Песталоцци утверждает,
что первые ростки нравственности возникают у ребенка
на почве удовлетворения его насущных жизненных
потребностей в еде, питье, тепле. Эти ростки
нравственности появляются уже у трудного младенца в виде
непроизвольно зарождающихся у него чувств любви,
доверия, благодарности к самому близкому ему существу —
матери, утоляющей его голод и жажду, укрывающей его
от холода. Зародыши этих чувств, проявляемых ребенком
•сперва только в инстинктивной форме, развиваются к
приводят в движение потенциальные внутренние силы
j J. Н. Р е s t а 1 о z г l Sämtliche Briefe, В. 5, S. 33.
И

его сознания, которым, как полагает Песталоцци,
свойственно стремление к развитию. Со временем .первые
ростки нравственности претворяются у ребенка »в высшие
моральные чувства, которые он уже проявляет
осознанно, при этом не только но отношению к матери, но -и к
другим людям.
В нравственном формировании детей Песталоцци
отводит особенно большую роль деятельности внутреннего
созерцания, то есть восприятию их сознанием собственных
впечатлений, в данном случае впечатлений, связанных
с миром чувств. Он полагает, что ребенок не в состоянии
осознать нравственные отношения, отправляясь только
от своих непосредственных наблюдений, как это имеет
место при выработке у него ясных и четких понятий о
предметах и явлениях окружающего его внешнего мира.
В этой связи Песталоцци заявляет, что элементарное
умственное образование исходит из внешнего созерцания,
а элементарное нравственное образование — из
внутреннего. При этом он справедливо требует, чтобы при
осуществлении как того, так и другого у ребенка сначала
были выработаны правильные представления и понятия:
■в одном случае о предметах и явлениях окружающего
его мира, в другом — о нравственных отношениях, а уже
затем ему была предоставлена возможность высказывать
о них соответствующие суждения. По словам
Песталоцци, «подобно тому как 'при интеллектуальном
образовании всякому разговору о соотношении чисел и ,мер
предшествует и должно предшествовать созревшее в
результате внешнего созерцания осознание этих соотношений,
точно так же и даже в еще большей степени при
нравственном воспитании каждому суждению и
каждому разговору о нравственных отношениях
должно предшествовать созревшее благодаря внутреннеЛу
созерцанию понимание этих отношений» (223. Курсив
наш. — В. Р.)
В трактовке внутреннего созерцания Песталоцци
проявляет некоторые идеалистические тенденции, что
нами уже в свое время было отмечено (т. 2 наст, изд.,
стр. 28). Но выдвинутые им положения о том, что при
развитии нравственных сил ребенка обязательно должно
иметь место возбуждение его природных духовных сил,
проявление его самодеятельности, а суждения детей по
вопросам, касающимся нравственных отношений, должны
12

базироваться на понимании этих отношений,
представляет несомненный интерес.
Важное требование Песталоцци о том, чтобы вся
система нравственного воспитания была построена на
началах развития активности самого ребенка, которое не
утратило своего значения и для нашего времени, впервые
сформулировано им еще в «Письме другу о пребывании
в Станце», а затем «развито в «Памятной записке
парижским друзьям о сущности и цели метода» и в некоторых
других лроизв-едениях бургдорфского периода его
деятельности. С особой силой это требование звучит во
многих выступлениях этого выдающегося педагога 1805—
1827 гг.: во «Взглядах, опытах и средствах,
содействующих успеху природосообразного метода воспитания», в
его речах, обращенных к сотрудникам и воспитанникам
Ивердонското института, -наконец, в «Лебединой песне».
«Человек, — читаем мы в последнем труде, — сам приро-
досообразно развивает основы своей нравственной
жизни— любовь и веру, если только on проявляет их на деле.
Человек сам природосообразно .развивает основы своих
умственных сил, своего мышления лишь через самый акт
мышления» (343. Курсив наш. — В. Р.).
Песталоцци решительно осуждает тех своих
современников, которые пытаются широко использовать в
деле .морального воспитания многословные проповеди,
заставляют детей заучивать наизусть непонятные им
религиозные тексты, посвященные добродетели. О том,
насколько человек воспитан в нравственном отношении,
справедливо утверждает он, следует судить не по его
умению произносить громкие слова о морали, а по
реальным делам. Критерием в данном случае служит то,
отвечает ли поведение этого человека, вся его жизнь
требованиям нравственности, кото-рая в целом, по
словам Песталоцци, заключается «в совершенном познании
добра, в совершенном умении и желании творить до'бро»
(т. 2 наст, изд., стр. 418).
Не отдавая себе полного отчета в современных ему
классовых противоречиях, Песталоцци ошибочно
рассматривает все человечество как единое целое. Но
стремление педагога-гуманиста воспитать у детей «истинную
человечность» и «деятельную любовь к людям», в первую
очередь к бедным и угнетенным, заслуживает
несомненно положительной оценки.
13

Каковы же те /конкретные задачи, которые Песталоц-
ди выдвигает перед элементарным нравственным
образованием? Они сформулированы им в «Письме другу о
пребывании в Станце» следующим »образом:
«...выработать с помощью чистых чувств хорошее моральное
состояние; упражнять (нравственность на справедливых и
добрых делах, превозмогая себя и прилагая усилия; и,
наконец, сформировать нравственные воззрения через
размышление и сопоставление правовых ,и нравственных
уелювий, в которых ребенок находится в силу своего
происхождения и окружающей его среды» (т. 2 наст, изд.,
стр. 150). Иными словами, Песталоцци считает
основными задачами элементарного нравственного образования:
развитие у детей высоких моральных чувств, что
способствует созданию у них прочных моральных устоев,
выработку у них путем непосредственного участия в добрых
и полезных делах соответствующих нравственных навы-
„ ков и, наконец, формирование у молодого .поколения
нравственного сознания, определенных нравственных
убеждений.
Рассматривая 'повышение морального уровня народа
как необходимую предпосылку для достижения им
благополучия, Песталоцци уделяет много внимания тем
нравственным качествам, которые должны быть
выработаны у детей из народа, чтобы они стали способными
оказать себе в дальнейшем «помощь путем самопомощи».
Наряду с воспитанием у этих детей трудолюбия,
бережливости, уважения « человеческому достоинству, о чем
уже шла (речь в произведениях Песталоцци нейгофокого
периода его деятельности, юн неоднократно упоминает в
работах, написанных им в Ивердоне, о том, что дети
крестьянской бедноты должны обладать такими
ценными че*ртами, как -мужественность, стойкость,
самообладание, готовность выполнить предстоящие им в жизни
обязанности, стремление к взаимопомощи, сознание своего
нравственного долга. При этом Песталоцци полагает, что
тяжелые условия жизни детей крестьянской бедноты,
нужда и лишения, юоторые им приходится постоянно
преодолевать, могут во многих случаях явиться
факторами, способствующими выработке у них именно
указанных черт личности.
«Мое сердце преисполнилось величайших надежд,—
читаем мы во «Взглядах, опытах и средствах, оодей-
14

сгвующих природосообразному методу воспитания»,—
«когда я убедился, что в условиях жизни бедняка (нужда
и лишения, можно сказать, в принудительном порядке
извлекают у его ребенка самое существенное, в чем
настоятельно нуждается любой воспитатель со стороны
своего воспитанника, а именно взимание, напряжение и
умение проявлять самообладание» (107—108). Эти
высказывания Песталоцци — яркое свидетельство его
большого оптимизма, глубокой уверенности в том, что дети,
принадлежащие к «низам человечества», не будут
подавлены неблагоприятными для их нравственного развития
условиями существования. Напротив, сами эти условия
помогут им закалиться в борьбе с жизненными
трудностями .и выработать в себе те нравственные качества,
которые им необходимы для того, чтобы стать
полноценными людьми © полном смысле этого слова.
Указывая на те положительные воспитательные
возможности, которые таятся в самой общественной среде,
окружающей детей бедноты, Песталоцци вместе с тем
не может допустить, чтобы реализация этих
возможностей была предоставлена на волю случая. Убежденный
в том, что в формировании 'человеческой личности особо
важная роль принадлежит воспитанию, он предлагает
направить развитие этих качеств ребенка, стихийно
возникших под воздействием на него среды, в должное
русло, подчинить их высоким нравственным целям.
Нравственное воспитание детей, как справедливо
полагает Песталоцци, может быть эффективным лишь в
том случае, если имеет целенаправленный характер и
осуществляется планомерно, начиная с их самого
младшего возраста. Это важное утверждение, встречающееся
уже в ранних произведениях Песталоцци, не раз
повторяется им в работах, написанных в Ивердоне. Читатель
встретит его в помещенных в данном томе статьях: «Цель
и план воспитательного учреждения для бедных», «О
народном образовании и индустрии» и в ряде других.
Основы для всего последующего правильного
нравственного развития ребенка педагог-демократ
правомерно считает необходимым заложить еще в семье, которую
он образно именует «святилищем храма нравственной
природы человека» (333). Исходным моментом
нравственного воспитания, его простейшим элементом, по
Песталоцци, является развитие у ребенка чувства любви.
15

«Как ум, — заявляет он в статье «Что дает метод уму и
сердцу»,— выражает себя в основном в числе, форме .и
слове, и все средства формирования ума исходят из этих
трех фундаментов его развития, так и сердце находит
себе выражение главным образом в любви, и все
средства воспитания сердца необходимо должны исходить из
этой его исконной силы...» (65). Чувство любви,
зародыши которого, полагает Песталоцци, заложены в самой
природе человека, должно получить свое естественное
развитие у ребенка -начиная с колыбели. Это чувство, как
мы уже отмечали выше, ребенок прежде всего
направляет на свою мать, которая о нем проявляет постоянную
заботу. При помощи искусства воспитания Песталоцци
предлагает постепенно все более и более расширять круг,
в который входят объекты этой любви. Сначала
перенести любовь »ребенка с матери на отца, затем на
'непосредственно окружающих его людей: на членов семьи, на
соседа, который его забавляет, на учителя и школьных
товарищей. Отправляясь в своей любви от близкого ему
и медленно, но неуклонно .продвигаясь к более далекому,
ребенок на определенном этапе начинает питать любовь
к своему народу и, наконец, ко всему человечеству.
С этими идеями, которые педагог-демократ уже
развивал в своем произведении «Как Гертруда учит своих
детей», читатель не раз встретится и в данном томе.
Нравственное воспитание, .осуществляемое в семье,
Песталоцци тесно связывает с религиозным. Это
обусловлено его пониманием »религии, в частности
христианства, как воплощения высоких моральных начал, как
одного из средств, способствующих облагораживанию
человеческой природы К
Любопытный отзыв об отношении Песталоцци \к
христианству дает его ближайший соратник И. Нидерер,
который, кстати сказать, осуждал религиозное
свободомыслие руководителя Ивердонского института.
«Песталоцци,— по словам Нидерера,— не прививал ученикам
христианского вероучения, он сам ни в какой мере не
был правоверным христианином в догматическом и тео-
1 Знакомя советского читателя в данном томе довольно
обстоятельно оо взглядами Песталоцци на элементарное нравственное
образование, мы сочли возможным опустить .некоторые его
высказывания по 'вопросам религиозного воспитания, не представляющие
интереса для 'нашего читателя.
16

логическом смысле. Но, отбрасывая в сторону
догматическое в христианской религии и даже выступая против
него, Песталоцци в то же время высоко ставил
созидающее начало в христианстве... и следовал основам его
учения» 1.
Песталоцци, как видим, не был способен в силу
исторически обусловленной ограниченности своего
мировоззрения отказаться от религии, что нами уже было
отмечено во вводных статьях к предшествующим томам
настоящего издания (т. 1, стр. 61—62, 84—85; т. 2,
стр. 8—9, И). Однако, жак справедливо пишет Нидерер,
Песталоцци не является «правоверным христианином».
Выступая против догматической религии, ханжества,
внешней обрядности, он стоит за («религию чувства»,
которая является личным делом индивидуума. В этом
отношении его религиозная концепция напоминает
«естественную (религию» Руссо. В то же время Песталоцци,
рассуждая о религии и нравственности, говорит о том,
что в глубинах человеческой природы таятся зародыши
чувства долга, которое должно быть развито у ребенка
для того, чтобы он мог руководствоваться во всем своем
дальнейшем .поведении сознанием этого внутреннего
долга. В данных рассуждениях Песталоцци чувствуется
некоторое влияние Канта.
Интересное суждение о том, что религиозное
воспитание Песталоцци, по существу, сводит к формированию
у ребенка моральных чувств, в частности чувства долга,
высказывает и Н. К. Крупская. В ее подготовительных
материалах к написанию труда «Народное образование
и демократия», которые относятся к 1915 г., имеется
запись о том, что у Песталоцци «религиозное воспитание —
долг, совесть, внутренний императив»2.
Социально-педагогический роман «Лингард и
Гертруда», политический трактат «Да или нет?», его басни, а
также ,ряд произведений, написанных в Бургдорфе,
убедительно свидетельствуют о том, что Песталоцци не
1 «Pestalozzi im Lichte zweier Zeitgenossen: Henning und Niederer.
Mit einem erklärenden Anhang von Dr E. Dejung und drei Bildnissen»,
Zürich, Rascher Verlag, 1944, S. 91—92.
2 ЦП А ИМЛ, ф. 12, on. 1, ед. хр. 72, л. 45. Более обстоятельное
освещение этого 'вопроса дано в статье В. А. Ротенберг «Н. К.
Крупская о наследии педагога-демократа И. Г. Песталоцци», журн.
«Советская педагогика», 4964, № 3.
2 И. Г. Песталоцци, т. 3 17

придерживался официальной религии и клеймил позором
основную часть современного ему духовенства, которая
предавала власть имущим интересы народа и не
заботилась о его подлинном духовном развитии.
В этом же плане он высказывается и в
произведениях 1806—1827 гг., в частности в своей («Лебединой
песне».
После .краткой характеристики мыслей Песталоцци
о содержании элементарного нравственного образования
переходим IK тому, как он представляет себе пути и сред-
ства его осуществления.
Полагая, что «метод» в целом ,и нравственное
элементарное образование в частности, должны быть
основаны на развитии самодеятельности детей, Песталоцци
придает большое значение тому, чтобы с младенчества
привести у них в движение «силы сердца». Чувства
благодарности, доверия, любви, которые уже в раннюю пору
жизни -пробудились у ребенка в ответ на заботы о нем
его «естественной воспитательницы» — матери,
Песталоцци справедливо предлагает сделать исходным
моментом для выработки у него нравственных привычек. Они,
в свою очередь, должны быть .использованы для
выработки нравственных навыков, составляющих фундамент
нравственного характера ребенка. Чтобы сформировать
такой характер, воспитателю, 'как полагает Песталоцци,
надо научить ребенка владеть своими чувствами, уметь
в некоторых случаях превозмочь непосредственно
возникающие чувственные желания во «имя стремления достичь
высоких нравственных целей. В результате все поведение
ребенка должно быть подчинено нравственным
требованиям и находиться в соответствии с развившимся у него
в процессе воспитания нравственным сознанием.
На близких, доступных пониманию маленького
ребенка примерах ,мать, по Песталоцци, призвана
способствовать выработке его первоначальных нравственных
представлений, разъяснять ему, по мере возможности,
нравственные отношения, с которыми ребенок
сталкивается в своем непосредственном окружении. Пример
добродетельной и трудолюбивой матери является одним из
важнейших факторов, способствующих развитию у
самого ребенка положительных нравственных качеств.
Этому, со своей стороны, весьма содействует и его
непосредственное участие в трудовой деятельности в условиях
18

семьи. Песталоцци настоятельно требует, чтобы ребенок
уже в раннем возрасте включался .в выполнение
посильных ему видов домашнего труда, что развивает не
только его физические, но и моральные силы. По словам
Песталоцци, девочка, например, уже «с малых лет может
оказывать помощь любящей матери, выполняя ее
.поручения: принести или отнести какую-нибудь вещь, качать
колыбель младенца, брать его на руки, играть с 'ним,
водить и носить его. Девочка может заменять ребенку
мать... Применение физической силы у этого ребенка,—
далее говорит он,—стало также применением силы
нравственной» (292).
Одним из эффективных средств элементарного
'Нравственного образования, л о Песталоцци, являются
«упражнения в добродетели»., в частности участие детей в
добрых и полезных людям делах, нередко требующих
со стороны детей волевых усилий, самообладания и
выдержки. Эти «упражнения в добродетели» он считает
необходимым начать еще в семье, а затем
систематически продолжать в условиях учебно-воспитательных
заведений.
В ряде произведений, написанных Песталоцци в
Ивердоне, рассматривается очень важная проблема
роли семьи и школы в воспитании детей. Следует
отметить, что высказанные в них по этому поводу мысли
несколько отличаются от тех соображений, которые
Песталоцци изложил в своих предшествующих работах.
Так, в «Письме другу о .пребывании в Станце» и в своем
труде «'Как Гертруда учит своих детей» он резко
осуждает современные ему «антипсихологичеокие школы» и
мечтает настолько упростить средства обучения, чтобы
ими с успехом могла пользоваться любая
мать-крестьянка. Она, подчеркивал Песталоцци, будет таким образом
в состоянии не только осуществить природосообразное
воспитание, но и первоначальное обучение своих детей.
В произведениях, относящихся к ,и в ер донскому периоду
его деятельности, педагог-демократ уже 'говорит о том,
что далеко не все семьи способны надлежащим образом
выполнять свои воспитательные функции. Отсюда он
делает вывод, что семейное и школьное воспитание должны
осуществляться в самом тесном взаимодействии,
существующий между ними разрыв необходимо уничтожить.
При этом Песталоцци справедливо подчеркивает, что
2* 19

учреждения общественного воспитания никогда не
смогут взять на себя целиком ©се дело воспитания и
заменить собой полностью семью. По его словам, «от школ
никогда не следует ожидать, что они охватят 'воспитание
человека ,в целом, что они за отца ,и мать, за родной дом
и семью будут делать для воспитания сердца и ума
ребенка, а также и для его профессионального образования
все, что для этого должно быть сделано. Заменой
семейному воспитанию школы никогда в жизни стать не
смогут; они могут служить -миру в качестве дополнения
к такому воспитанию и для заполнения его пробелов»
(150).
Признавая, как видим, необходимость сочетать
семейное воспитание со школьным, Песталоцци полагает,
что последнее сможет быть успешным лишь в том случае,
если будет действовать в полном согласии с воспитанием,
осуществляемым в семье, строиться, подобно ему, на
природосообразной основе.
Возглавляемые им воспитательные учреждения, в том
числе и Ивердонский институт, Песталоцци и стремился
построить по образцу хорошо организованной семьи, где
между ©семи ее членами существует большая 'близость.
Взаимное расположение и любовь воспитателей и
воспитанников — вот те начала, которые этот педагог-гуманист
стремился воплотить в жизнь в возглавляемом им
учреждении. Не случайно на знамени Ивердонокого
института, изображение которого мы помещаем в данном томе
(стр. 193), были начертаны слова: «В любви —
добродетель» («In amore virtus»)1.
Создавая -в Ивердоноком институте «дух семейной
жизни», Песталоцци всеми силами стремился достигнуть
благодаря этому слияния воедино воспитания с
обучением. По его словам, «<как и в хорошей семье, каждое
слово у нас, сказанное с целью воспитания, заключает
в себе обучение, а обучение является в то же время и
1 Вопрос о внутренней жизни Ивер донского института освещен
подробно во вводной статье ко ©сему изданию Избранных
педагогических произведений И. 'Г. Песталоцци (ом. т. !1, стр. 87—102).
Читатель третьего тома найдет интересный дополнительный материал
по этому вопросу прежде всего в «Памятной записке о семинарии
в кантоне Во», в письмах барону фон Дершау и Ф. А. де Монмолену.
в речи Песталоцци 1<818 т., обращенной к сотрудникам и
воспитанникам Ивер до некого института.
20

воспитанием. Одно непосредственно переходит в
другое...» (190).
Песталоцци горячо восставал против
господствовавшего во многих современных ему
учебно-воспитательных заведениях показного порядка и такого режима,
который держится на излишней регламентации и насилии
над ребенком. Вместе с тем он считал необходимым
соблюдать в процессе воспитания определенный
разумный и доведенный до сознания детей порядок. Уже в
«Дневнике Песталоцци о воспитании его сына» идет речь
о том, что «'не должно быть никакой неясности в
отношении того, что запрещено... Мы не должйы воображать,
что ребенок сам может догадаться, что может быть
вредным и что для нас является важным» (т. 1 наст, изд.,
стр. 124). Мысль о том, что и общественное
воспитательное заведение не может существовать без соблюдения
детьми должной дисциплины, убедительно развивается
им в «Письме другу о •пребывании в Станце» и
некоторых других его произведениях. Этой мыслью он
руководствовался при организации всей воспитательной работы
в возглавляемых им заведениях. Та>к, бывший ученик
Ивердонского института Роже де Гаймп, проведший
в нем девять лет, сообщает в своих воспоминаниях, что
там 'господствовала «дисциплина любви», которая
вместе с тем не исключала точно соблюдаемого внешнего
порядка К Этот порядок поддерживался
преимущественно средствами нравственного убеждения. Кратко
формулируя в 1820 г. основные положения своего «метода»,
Песталоцци писал: «Я не думаю, что карцер, оставление
без еды, шутовской колпак, ордена и прочие
доморощенные побудительные средства педагогики
равнозначащи принципу возбуждения у ученика духовной
деятельности, и я заявляю во всеуслышание, что я никогда
к этим средствам не прибегал»2.
Решающее значение Песталоцци придавал
успешному выполнению учителем его воспитательных функций.
Обращаясь в новогодней речи 1811 т. к сотрудникам
своего учреждения, он заявляет: «Не придавайте вашему
1 Roger de Guimps, Hisloire de Pestalozzi, de sa pensee et
de son oeuvre, Lausanne, 1874, p. 479.
2 Pestalozzis sämtliche Werke, herausgegeben von L. W. Seyf-
farth, 2. Auflage, Liegnitz, 1899—1902, B. X, S. 628.
21

умению хорошо преподавать большего значения, чем оно
на самом деле имеет. Вам, возможно, пришлось слишком
рано и слишком много таскать камни -и переносить
тяжести. Эти жизненные трудности и невзгоды оказали
на вас влияние и не могли не сказаться на вашем
сердечном, любовном отношении к детям. Но вам как
воспитателям должно быть присуще такое любовное
отношение ,к ним, чтобы привлекать к себе детские сердца...
Друзья, я не имею в виду недооценить ваши силы и
ваши заслуги, »о именно .потому, что я -их высоко ставлю,
я хотел бы, чтобы вы в полной мере обладали этим
сердечным, любовным отношением к детям, которое
увеличит ваши воспитательные возможности»1.
Помимо любви к детям, без которой, как видим,
Песталоцци не считает возможным добиться успеха в
воспитании, он высоко ценит в учителе такие качества, как
находчивость, жизнерадостность, непосредственность,
скромность, нравственную чистоту. Именно эти качества
учителя, как справедливо полагает Песталоцци,
способны помочь ему завоевать симпатии детей, войти с 'ними
в тесное общение, пользоваться с их стороны
заслуженной любовью и уважением. А только при этом условии
учитель будет в состоянии всем своим обликом и
поведением служить достойным примером для детей.
Придавая такое большое значение воспитательному
воздействию на детей всей личности учителя,
Песталоцци требует, чтобы он неизменно проявлял во всей своей
деятельности педагогический такт. Интересно отметить,
что Песталоцци не допускал, чтобы у учителей
появлялись «любимцы», так как на такое пристрастное
отношение к отдельным детям болезненно реагируют все
остальные. «Где имеются любимцы, там прекращается
любовь» — таков был девиз Песталоцци2.
Деятельность воспитателя он рассматривает как
деятельность творческую и решительно возражает против
применения в ней рутинных и однообразных приемов.
К ответственному делу формирования человека, по
образному выражению Песталоцци, не должны быть допу-
1 Pestalozzis sämtliche Werke, herausgegeben von L. W. Seyffarth,
B. X, S. 628.
2 H. M о r f, Zur Biographie H. Pestalozzi^. Ein Beitrag zur
Geschichte der Volkserziehung, Winterthur, 1869, 4. Teil, S. 14.
22

щены «ремесленники от воспитания». Сотрудники Ивер-
донско-го института вспоминают, что Песталоцци порой
горько иронизировал над теми горе-учителями, которые
умели произносить громкие фразы о воспитании, а на
деле не были способны разнообразить приемы своей
работы, -проявить в ней какую-либо оригинальность и
изобретательность. Он называл подобных учителей
«пустыми людьми», «рохлями», «пустомелями».
Развитию творческой инициативы учителей, которой
Песталоцци придавал огромное значение в деле
воспитания, осознанию ими их совместного педагогического
опыта очень •способствовали регулярно проводимые в
Ивердонском институте собрания всего его
педагогического состава. На этих собраниях учителя не только
высказывали свои соображения по поводу учебных и
воспитательных мероприятий, касающихся отдельных
детей, но и делились своими успехами и неудачами в
области применения «метода», обсуждали свою работу.
Эффективной формой приобщения учителей
Швейцарии, а также других стран к результатам, достигнутым
в применении «метода», служила семинария, которая
начала функционировать с самого начала организации
Бургдорфокого института. Деятельность ее приобрела
более широкий размах в Ивердоне, Мысли Песталоцци
по поводу задач, стоящих перед семинарией, и начал ее
организации изложены в его статье «О семинарии в
кантоне Во». Следует отметить, что подготовка, которая
давалась в семинарии молодым людям, носила
преимущественно практический характер: они должны были
посещать занятия опытных учителей и сами
непосредственно участвовать во всей учебной и воспитательной работе
института.
Песталоцци весьма настойчиво добивался
привлечения в семинарию возможно большего числа юношей как
из Швейцарии, так и из других стран в расчете на то,
что, овладев «методом», они явятся в дальнейшем его
го-рячими сторонниками и пропагандистами. Он
помещал сообщения ю семинарии в печати, обращался с
ходатайствами в различные правительственные инстанции
о том, чтобы они за свой счет посылали к нему молодых
людей,
Не лишним здесь будет напомнить, что такое
ходатайство Песталоцци неоднократно направлял в Россию
23

правительству царя Александра I, но оно ие сочло
нужным его удовлетворить1. Весьма заинтересованный в
том, чтобы «метод» 'получил распространение в России,
Песталоцци просил также и частных лиц о пополнении
состава его семинарии юношами из нашей страны.
С этой целью он решил использовать свои личные связи
с отдельными представителями знати, которые © свое
время посетили возглавляемые им учреждения. Так, в
письме от 19 марта 1806 г. на имя лифляндского барона
фон Дершау, которое помещено в настоящем томе, речь
идет "о направлении в Ивердон нескольких юношей из
Прибалтики, входившей в состав Российской империи,
и тех условиях, которые им там могут быть
предоставлены.
Не менее горячо, чем о расширении состава
участников семинарии, Песталоцци хлопочет о том, чтобы ему
была предоставлена возможность осуществлять
подготовку народных учителей на основе «метода» в
задуманных им учреждениях для бедных. Он мечтает о том, что
их выпускники не станут, подобно многим современным
ему учителям, ограничивать свои задачи только
преподавательской деятельностью. Горячо любя свою
профессию, они посвятят свои силы «великому делу воспитания
детей», .которое, как неоднократно заявляет Песталоцци,
должно быть неразрывно связано с их обучением.
Именно такой народный учитель способен, по словам
Песталоцци, «разглядеть, чем должен стать ребенок в
будущем, когда превратится во взрослого», и сможет
«твердо и любовно повести детей именно к тому, чем они
призваны стать» (172). Этот учитель, несомненно,
завоюет авторитет среди населения и станет, по образному
выражению Песталоцци, подлинным «отцом деревни».
*
Со второй половины 1806 г. Песталоцци вплотную
занимается также проблемами элементарного
физического образования и подготовки де-
1 См.: В. А. Р о т е н б е р г и М. Ф. Ш а б а е в а, Связи И. Г.
Песталоцци с Россией 'в первой четверти XIX в. Журн. «Советская
педагогика», 1960, № 8.
24

тей из :нарюда к работе в области
промышленности («и н д у с т р и и»).
Следует отметить, что вопросы физического
воспитания уже 'Издавна привлекали взимание этого
выдающегося педагога. Ряд ценных указаний по данному вопросу
содержится, например, в его романе «Лингард и
Гертруда», а также в помещенных во втором томе настоящего
издания произведениях: «Как Гертруда учит своих
детей», «Памятная записка парижским друзьям о
сущности и цели метода».
В настоящем томе мы публикуем статью Песталоцци,
которую он специально посвятил рассмотрению
вопросов физического воспитания,— «О физическом
воспитании как основе опыта построения элементарной
гимнастики, содержащей последовательный ряд ф'изических
упражнений». В ней изложены принципиальные
положения в отношении элементарного физического образования
и освещена его постановка в Ивердонском .институте.
Интересные мысли о физическом воспитании детей из
народа высказаны Песталоцци и в другом его
произведений, включенном в данный ном,— «Цель и план
воспитательного учреждения для бедных».
Выдающийся педагог подвергает резкой критике
современное ему состояние физического воспитания.
Отмечая, какое большое значение придается в высшем
обществе выработке лоска .и внешней вы.правки, он в то же
время справедливо указывает, что у детей из
привилегированных классов обычно односторонне тренируют
отдельные физические умения, не заботясь при этом о
многостороннем развитии их физических сил. По словам
Песталоцци, «в высшем обществе весьма часто встречаются
танцоры, не умеющие как следует ходить; наездники, не
умеющие плавать; фехтовальщики, не способные
топором свалить дерево; лица, которые прекрасно умеют
лазать, но никогда в жизни не скосили ни одной травинки;
барабанщики, -превосходно владеющие кистью руки и
пальцами, но не умеющие ритмично работать всей рукой
при молотьбе» (277).
Это одностороннее развитие отдельных физических
умений происходит к тому же еще в ущерб общему
развитию умственных и нравственных сил человека.
Песталоцци указывает, что учителя гимнастики, которые
упражняют /молодежь только в танцах и фехтовании, не
25

помышляя при этом о природосообразном развитии
всего человека, «готовят фехтовальщиков и танцор01В, но не
готовят человека к фехтованию, «не воспитывают
фехтующего человека. Они готовят танцорок, но не готовят
женщину к танцам, не воспитывают танцующую женщину»
(279. Курсив наш. — В. Р.). Таковы результаты
одностороннего физического воспитания людей высшего
общества. Однако их 'материальное благосостояние
обеспечивает им хорошие условия жизни и возможность
заботиться о своем здоровье; тем самым оно способствует
и их относительному физическому благополучию: если
они все же пользуются этим благополучием, то этю
происходит благодаря хорошим условиям их жизни, а не
должному физическому развитию.
Совершенно по-иному обстоит дело с физическим
состоянием народа. Педагог-демократ не мог, разумеется,
остаться равнодушным <к совершавшемуся в его время
процессу физической деградации трудящихся масс. Этот
процесс был вызван тяжелыми условиями их
существования и изнурительным трудом на предприятиях ранней
стадии капиталистического развития с характерным для
них узким разделением труда.
Девочка из народа сидит, по словам Песталоцци, с
утра до позднего вечера за прялкой или вышивальной
машиной, надеясь заработать таким .путем больше, чем
крестьянка на окучивании и »прополке. Однако несколько
лет такого одностороннего труда настолько искалечат ее,
чцо она со своими искривленными руками, ослабевшими
ногами и отсиженным задом не сможет переключиться
на другую работу, когда ее изделия выйдут из моды, и
обречена до конца своих дней на нищенство'.
Песталоцци, отмечая факты жестокой эксплуатации
детей трудящихся в 'современной ему Швейцарии, отдает
себе отчет в том, как тяжело сказывается на их
здоровье, на всей их последующей судьбе односторонний и
утомительный труд в условиях рассеянной и
централизованной мануфактуры. Но он жил тогда, когда
капиталистические отношения з Швейцарии еще находились в
зачаточной форме, что не давало ему возможности понять
самую сущность современной ему эксплуатации,
связанной с определенным способом производства. Как
справедливо указывает Н. К. Крупская, «идея общественного
развития, идея смены одних форм производства другими
26

ему почти совершенно чужда. Поэтому свою теорию
-воспитания он приурочивает к существующим условиям,
как они есть»1. Он возлагает свои -надежды на то, что
правильно поставленное элементарное физическое
образование детей из народа »могло бы явиться некоторым
противовесом против того ущерба, который наносится их
организму узким разделением труда на мануфактурах,
и сыграть положительную роль в их оздоровлении.
Песталюцци вынужден между тем констатировать, что
современные ему народные школы не только не
способствуют правильному физическому развитию детей, но
еще со своей стороны причиняют им несомненный вред.
Они подавляют естественное стремление учащихся к
движению, держат их по нескольку часов подряд в душных
классах, где те должны сидеть «не шевельнувшись, едва
осмеливаясь даже дышать. Он настоятелыно требует,
чтобы с подобным недопустимым явлением было
покончено и с ранних лет жизни ребенка планомерно
осуществлялось его элементарное (физическое образование.
Это образование должно строиться на природосообраз-
ных началах, отправляясь от самого ребенка и его
многообразных физических задатков, оно призвано
стимулировать их гармоническое развитие, обеспечить общий
подъем физических сил ребенка. А это значит, что, получив
такое элементарное физическое образование, ребенок не
будет уметь виртуозно фехтовать, танцевать, прыгать
или плавать, но зато сможет с полной уверенностью и
в полном объеме владеть своими руками и ногами.
Полноценному в физическом (отношении человеку
необходимо, по Песталоцци, обладать та<кже
соответствующим умственным и -нравственным развитием. Исходя из
того что природа ребенка представляет собой
органическое единство его физических и духовных сил, он требует,
чтобы эти силы развивались во взаимодействии, взаимно
стимулируя друг друга, но сохраняя при этом свои
особенности. По образному выражению Песталоцци,
природа, «вечно ясная и уверенная в своей деятельности...
извлекает в человеке одн(о умение из другого. Так и
дерево выгоняет из корня ствол, а из ствола — ветви и
веточки, из них — цветы, из цветов — плоды; оно не путает
1 Н. К. К р у л с к а я, Педагогические сочинения, т. 1, М., Изл-*о
АПН РСФСР, 1957, стр. 291.
27

при этом 'ни одной из этих важных составных частей с
другой» (287).
Мысли Песталоцци по поводу путей и средств
осуществления элементарного 'физического образования
нами в обших чертах уже раскрыты во вводной статье
к'настоящему изданию (т. 1). Напомним здесь, что,
рассматривая элементарное физическое образование как
органическую часть своело «метода», он распространяет на
него те общие указания, которые были разработаны
применительно к этому «методу» в целом. Пытаясь
найти исходный момент для осуществления элементарного
физического образования в самой детакой природе,
Песталоцци лриходит к выводу, что им должно являться
естественное стремление к деятельности, которое
проявляется с первых дней жизни ребенка. «Его рука,— пишет
Песталоцци,— тянется ко всему; она все тащит в рот.
Его ноги находятся в непрерывном движении. Он играет
сам с собой. Он играет со всем окружающим. Он все
бросает так же, ,как все старается схватить. Это
непрерывное стремление ребенка к движению, эту игру
ребенка со своим собственным телом природа сделала
настоящим исходным пунктом физического воспитания и дала
путеводную нить к естественной, элементарной,
законченной трактовке последнего» (289).
Чтобы обеспечить ребенку возможность двигаться,
рассуждает далее Песталоцци, природа наградила его
тело суставами. Отсюда он делает вывод ю том, что в
основу элементарного физического образования следует
положить упражнения суставов детей. Эти упражнения
непроизвольно возникают уже в условиях семьи, где
мать, руководствуясь инстинктом, постепенно приучает
ребенка стоять, делать первые шаги и ходить. При этом
она сначала держит его за обе ручки, затем за одну и,
наконец, протягивает ему только палец, осуществляя, по
терминологии Песталоцци, так называемую
«естественную домашнюю гимнастику». На ее основе он предлагает
строить систему школьной «элементарной гимнастики»,
которая состоит в последовательном ряде естественных
движений членов тела.
Эти чисто физические упражнения, так же как и
движения, составляющие содержание «естественной
домашней гимнастики», Песталоцци рассматривает в плане
гармонического развития ребенка. Состояние полной са-
28

мостоятельности, к которому стремится ребенок,
вышедший из-под опеки матери, проявляется, ,по мнению Пе-
сталюцад, всегда :в трех направлениях. «В нравственном
отношении это самодеятельность любви, в умственном —
самодеятельность мышления, в физическом —
самодеятельность тела» (293). Это положение выдающегося
педагога не утратило, несомненно, своего значения и для
нашего времени.
Большой интерес представляют также его указания
о том, что все средства элементарного физического
образования должны быть тесно связаны с условиями жизни
ребенка, с его повседневными потребностями. С этими
указаниями читатель уже знаком по -произведению Пе-
сталоцци «Памятная записка .парижским друзьям о
сущности и цели метода» (см. т. 2. наст, изд., стр. 415—
416). При разработке системы 'физических упражнений,
входящих в курс элементарной гимнастики,
педагог-демократ ориентируется на те движения, которые дети
производят iß повседневной жизни, а также в процессе их
трудовой деятельности.
Ценная мысль о создании особой «азбуки умений»,
усвоение которой помогло 'бы ребенку развить свои
физические силы и овладеть трудовыми (навыками,
составляющими основу всей его будущей профессиональной
деятельности, была высказана в общей форме Песталоц-
ци еще в его труде «Как Гертруда учит своих детей»
(см. т. 2 наст, изд., стр. 367). Он имел возможность
развить ее более подробно в написанных им в Ивердюне
произведениях, посвященных воспитанию детей из
народа, в частности в помещенной в 'настоящем томе статье
«Цель и план воспитательного учреждения для бедных».
Физическое элементарное образование
(Körperbildung) Песталюцци трактует в широком плане: он
включает в него всестороннее развитие не только членов тела
ребенка, но и его органов чувств. В .письмах к
англичанину Д. Гревсу (письма XXII—XXIII) Лесталоцци писал,
что глаз, ухо, рука — все, что относится к физической
структуре ребенка,— должно получить соответствующее
развитие1. Поэтому гимнастические упражнения в Ивер-
1 См.: Н. Pestalozzi, Mutter und Kind. (Eine Abhandlung
in Briefen]. Über die Erziehung kleiner Kinder, herausgegeben von
Heidi Lohner und Willi Schohaus, Zürich und Leipzig, 1924.
29

донском институте были связаны с занятиями музыкой,
пением, а также рисованием, перед которым, в числе
других задач, ставилась и задача развить руку ребенка.
Физическое элементарное образование в подобном
его понимании Песталоцци рассматривает как
необходимую предпосылку для трудового обучения, которое
тоже включается в сферу действия «'метода». В задачи
элементарного трудового обучения входит выработка у
ребенка «сил умения», или, иными словами, создание у
него умения применять, действовать. С этой целью Пе-
сталоц'Ци считает необходимым развивать органы чувств
и члены тела ребенка, в частности его руку, что, опять-
таки, является непременным условием для
формирования у него технических способностей. Для их
обозначения он пользуется особым термином Kunstkraft, имея в
данном случае в виду под Kunst не что иное, как
технические умения, мастерство1. Педагогическая
деятельность, направленная на выработку у детей этих
технических, или общетрудовых, умений, «а осуществление их
«подготовки к мастерству», именуется Песталоцци
Kunstbildung2.
Трудовое обучение, по Песталоцци, в свою очередь
служит основой для дальнейшего осуществления
профессионального образования. Он .горячо протестует «против
того, 'чтобы это образование сводилось к вооружению
молодежи односторонними рутинными умениями и
механическими навыками, как это имело место в его время.
Свои мысли по поводу того, что должно собой
представлять подлинное профессиональное образование,
Песталоцци высказывает в ивердонский период своей
деятельности в статьях, посвященных организации учреждения
1 В таком именно значении термин Kunst наиболее часто
применяется Песталоцци. Но так как в XVIII ,и начале XIX в. грань
между мастером-умельцем 'и художником в прямом «смысле этого
слова была очень незначительна, Песталоцци в некоторых 'случаях
под Kunst имеет в виду изящные искусства. В работах ивердонского
периода можно встретиться в разных контекстах с различным
употреблением этого термина.
2 Переводить во всех случаях Kunstbildung на русский язык как
художественное воспитание ,или эстетическое воспитание, что сделано
В. В. Смирновым в дореволюционном издании Избранных
педагогических сочинений Г. Песталоцци, выпущенном К. И. Тихомировым,
совершенно неправомерно.
30

для бедных и их »подготовке к работе в области
«индустрии»
Через Бее эти статьи 'проходит мысль о там, что
подготовка детей бедноты к предстоящей им работе -в
промышленности должна строиться на основе ««метода», то
есть на базе развития у них «сил руки», «сил ума» и
«сил сердца» в самом тесном их единстве. Так, в
произведении «О народном образовании и .индустрии» Песта-
лоцци горячо доказывает, что у детей из народа надо
развивать способности к мастерству во всем их объеме,
в соответствии с их задатками (имеются в виду
специальные «силы умения»), причем эти способности должны
быть подкреплены соответствующим образом развитыми
мыслительными способностями и высоким нравственным
духом. Мысль выдающегося педагога о том, что
правильно поставленная профессиональная подготовка
находится в самой тесной связи и взаимодействии с общим
образованием и призвана совместно с ним обеспечить
развитие «всех сил и способностей человеческой
природы», является весьма плодотворной, она не утеряла
своего значения и для нашего времени.
О том, каких больших результатов педагог-гуманист
ожидал от применения «метода» в области подготовки
детей к работе в современной ему промышленности,
свидетельствует также письмо, направленное им 7 марта
1807 г. известному американскому ученому и педагогу
В. Маклюру, в котором он писал:
«Что меня 'больше всего интересует в данный
момент— это идея элементарного образования для
индустрии (Elementarbildung zur Industrie). Я убежден, что
развитие этой идеи даст возможность народу до
бесконечности повысить средства достижения экономической
независимости. Умственное элементарное образование
и элементарное развитие общетрудовых умений по самой
их сущности глубоко связаны с элементарным
образованием для индустрии. Сила, присущая индустрии, в
тесном единстве со всем элементарным образованием в
целом сможет стать более человечной и высокой силой» *.
Песталоцци, таким образом, полагает, что
«элементарное образование для индустрии» явится фактором,
содействующим улучшению тяжелого положения той
1 J. Н. Р е s t а 1 о z z i, Sämtliche Briefe, В. 5, S. 233—234.
31

части швейцарского населения, которая была занята
прЬмышленным трудом. Он видит в 1нем в то же время
могучее средство, способное стимулировать подъем как
физических, так и духовных сил человека.
0 том, -ка>к представляет себе Песталоцци
содержание «элементарного образования для индустрии» и пути
его осуществления, мы уже писали во вводцюй статье к
первому тому этого издания. В данном томе читатель
найдет много материала по этому вопросу в уже
упомянутых нами статьях «Цель и план воспитательного
учреждения для бедных» и «О народном образовании и
индустрии».
Исходя из особенностей современной ему
промышленности, где ведущее место еще принадлежало ручному
труду, Песталоцци правильно намечает содержание той
общеобразовательной подготовки, ^которую должны
получить дети и подростки для того, чтобы в дальнейшем
успешно работать в какой-либо из ее отраслей. Он
справедливо указывает, что овладение .«внутренней
сущностью промышленного производства» (das innere
Wesen der Industrie) предполагает у будущего рабочего
умение элементарным 'путем мыслить, считать, рисовать,
измерять, а также привычку к .порядку, выносливости,
чистоте и т. д. В том же плане Песталоцци
высказывается 'несколько позднее в письме к Штапферу, от 26 марта
1808 г.: «Ребенок, -который благодаря элементарному
методу обладает хорошо развитым умением считать и
рисовать и 'беспредельной способностью к воображению,
уже является тем самым носителем всего того, что
служит основой для его хорошей подготовки \к работе в
индустрии» К
Для того чтобы дети и 'подростки из народа были в
полной мере готовы к этой предстоящей им работе,
Песталоцци вполне 'правомерно считает необходимым
вооружить .их, наряду с .перечисленными выше знаниями
и умениями, еще и специальными приемами
промышленного труда, которые он образно именует «внешними
приемами промышленного производства» (die äusseren
Fertigkeiten der Industrie). Он задается целью
создать целую систему расположенных в строгой
последовательности упражнений, при помощи которых дети
1 J. Н. Pestalozzi, Sämtliche Briefe, В. 6, S. 62.
32

смогут шаг за шагом овладеть теми элементарными
приемами, которые лежат в основе различных видов
промышленного труда, подобно тому как они постепенно
усваивают элементарные приемы счета и рисования. Эти
упражнения должны составить содержание особой
гимнастики, специально предназначенной для подготовки
к работе в области индустрии (Spezialgymnastik für die
Industrie). Эту специальную производственную
гимнастику Песталоцци имел в виду построить ;на базе
разработанной им системы школьной элементарной
гимнастики, о которой речь уже шла выше.
Учитывая особенности современного ему мужского и
женского труда, Песталоцци различает две основные
разновидности специальной производственной
гимнастики. Первая предназначена для того-, чтобы развить у
мальчиков силу и ловкость движений всей руки, вторая—
выработать у девочек проворство и гибкость кисти и
пальцев. Поэтому при подготовке к тем отраслям
промышленности, где .в основном .применяется .мужской
труд, он предлагает использовать первый вид
гимнастики; »при 'подготовке же к более легкой работе, в тех
отраслях производства, где преимущественно заняты
женщины,— второй.
Песталоцци предполагает, что упражнения, входящие
в систему специальной производственной гимнастики,
смогут содействовать выработке у будущей рабочей
молодежи общей культуры труда и значительно облегчить
ей овладение сложными приемами ручного труда,
которые ей придется применять, работая в современной ему
промышленности. «Из элементарной гимнастики, которой
обучает «метод»,— сообщает он в вышеупомянутом
письме к Штапферу,— возникает специальная гимнастика для
индустрии. Она превращает и должна превратить
благодаря общему развитию суставов мужской руки и
женских .пальцев освоение различных и сложных приемов,
применяемых в индустрии, в легкую игру» 1.
К сожалению, Песталоцци так и не удалось
осуществить задуманный им эксперимент—создать
проверенную на практике систему специальной,
производственной гимнастики, готовящей к работе в «индустрии». Для
этого была необходима экспериментальная школа, а все
1 J. Н. Pestalozzi, Sämtliche Briefe, В. 6, S. 62.
3 И Г. Песталоцци, т. 3 33

его попытки добиться ее организации путем обращения к
властям отдельных кантонов Швейцарии и к частным
лицам на его родине и за рубежом, как уже известно
читателю, не увенчались успехом.
Подводя итог тому, что нами было- отмечено по
поводу высказываний Песталоцци о подготовке детей из
народа к .работе iß промышленности, следует подчеркнуть,
что они, несомненно, отражают раннюю стадию раз-вития
капиталистических отношений в Швейцарии, когда
господствующей формой производства в 'ней была
мануфактура, а предприятия с механизированным трудом
только еще начинали развиваться. И в то же время
они представляют собой определенный шаг в сторону
великой идеи политехнического образования,
сформулированной и научно обоснованной Марксом шестьдесят
лет спустя на основе глубокого анализа особенностей
крупной машинной индустрии,
Песталоцци подверг справедливой критике узкую
подготовку детей неимущих к современному ему
производству, которая сводилась к выработке у них рутинных
механических приемов. Он поднял с большой
прозорливостью вопрос о том, что они должны овладеть
«внутренней сущностью промышленного производства», и пытался
установить тот круг знаний и умений, который для этого
необходим. При помощи 'специальной гимнастики,
построенной на тех же принципах, что и весь его ««метод»,
Песталоцци хотел вооружить детей, которым предстоит
работать в «индустрии», «внешними приемами
промышленного производства», вооружить их общей культурой
ручного труда, что являлось основой для приобретения
ими в дальнейшем профессиональных умений,
необходимых для работы в промышленности того времени.
В ивердонский период овоей деятельности
Песталоцци наряду с проблемами элементарного нравственного
и физического образования занимался дальнейшей
разработкой «метода» в его интеллектуальном
аспекте.
О несомненном продвижении вперед, которое имело
место в Ивердонском институте по сравнению с Бург-
дорфским, как в практике преподавания отдельных учеб-
34

•ньгх предметов, так и в плане теоретической разработки
проблемы элементарного умственного образования,
читатель сможет узнать из ряда произведений,
публикуемых в данном томе. Так, ,в своем письме «к барону фон
Дершау Песталоцци стремится показать, б чем состоит
разница между общепринятым способом преподавания
арифметики и постановкой этого предмета и других
математических дисциплин в его институте.
Считая излишним повторять здесь то, что нами уже
было оказано по этому поводу во -вводной статье ко
второму тому настоящего издания, напомним лишь, что
занятия математикой, которые ©ел в Ивердоне И. Шмид,
были весьма эффективными и ставили своей основной
целью обеспечить развитие мышления учащихся. Так, в
письме, относящемся к концу 1807 г., Песталоцци
сообщает неизвестному адресату: «Арифметика используется
у нас не как отдельная, изолированная от других
учебных предметов дисциплина, а как основа для развития
познавательных способностей. Мы стремимся,
посредством того метода, каким она преподается, и длительным
наглядным упражнениям над числовыми
соотношениями, приучить ребенка к логическому мышлению до того,
как он применит знание этих соотношений к обычным
арифметическим вычислениям» 1.
В других письмах ивердонского периода он
неоднократно отмечает, что все составные части умственного
образования — элементарное обучение детей числу,
форме, разработка средств для развития их речи —
продвигаются успешно вперед и постепенно превращаются
в неразрывную часть внутренне единого целого, которое
обеспечивает развитие человеческих сил во всем их
объеме.
Интересно отметить, что некоторые современники
Песталоцци обвиняли его в том, что «метод» якобы не дает
возможности развивать выдающиеся способности и из
возглавляемых им учреждений никогда не выйдут
Рафаэли и Ньютоны. В своем произведении «Памятная
записка о семинарии в кантоне Во» Песталоцци
решительно отметает это обвинение: «...метод не может
превратить в гениев людей, которых природа не наградила
соответствующими задатками. Но метод, несомненно,
1 J. Н. Pestalozzi, Sämtliche Briefe, В. 5, S. 279.
3* 35

делает следующее: каждого ребенка, в котором природой
заложены выдающиеся силы, он точно и уверенно
доведет до такого уровня, чтобы он мог сам свободно и
уверенно осознать, что в нем заложено» (201). При этом
демократ и гуманист Песталоцци подчеркивает, что
основная задача его учреждения состоит не в
формировании гениальных личностей, а в том, чтобы развить у всех
детей присущие им от природы силы и способности:
«... метод меньше, -чем какое-либо другое педагогическое
средство на свете, рассчитан давать образование гениям;
он рассчитан давать образование роду человеческому
и >как таковой принесет бесконечно больше пользы, чем
если бы он являлся средством образования для гениев,
даже если бы он во сто раз увеличивал число этих
феноменов природы» (201).
В ивзрдо'нский период своей деятельности Песталоц-
ци, как и ранее, продолжает утверждать, что бедные и
богатые дети наделены одной и той же человеческой
природой и имеют поэтому равное право на образование. Он
горячо возмущается тем, что власть имущие делают все
от них зависящее, чтобы оградить повышенные учебные
заведения, где .их дети приобщаются к наукам, от
проникновения в них «оборванцев» и сыновей «внешне не
выдающихся родителей».
В противоположность этому, «метод», «определяя, кто
должен получить научное образование... обращает
внимание лишь на то, имеет ли ребенок способности к
повышенному образованию, а не на- то, в каком ранге его
отец» (205).
Утверждая, что все дети, вне зависимости от
сословного и имущественного положения их родителей, должны
быть допущены .к элементарному образованию, а
способные и к повышенному, Песталоцци предлагает, чтобы
«метод», при неизменном сохранении своей внутренней
сущности, в то же время применялся в самых
разнообразных внешних формах. Это даст возможность
использовать его людям, живущим в крайне неравных
социальных условиях, которые были налицо в современном ему
обществе. «Метод», .по славам Песталоцци, «должен
явиться в одном виде богатому и совсем .в другом —
бедному, если каждый из них в соответствии со своим
положением должен интенсивно и живо воспринять его. По-
одному он должен выглядеть, чтобы удовлетворить за-
36

просам рабочего, и совсем по-иному, если хочет привлечь
мыслителя» (158).
О том, ка(к представляет себе Песталоцци наиболее
эффективные возможности использования «метода» в
отношении детей неимущих родителей, читатель сможет
узнать из статьи «Цель и план организации учреждения
для бедных».
Что касается Ивердонокого института, где находились
воспитанники из обеспеченных семей, то Песталоцци был
весьма озабочен тем, как организовать их подготовку к
тому или другому жизненному- 'поприщу, »принимая во
внимание их выявившиеся учебные интересы и
склонности, а также соответствующие пожелания со стороны
родителей. Он задался одновременно целью
распространить свой «метод», который с успехом применялся в
области начального образования, и на преподавание
математики, язьжа, географии, естественной истории, а та-кже
на другие учебные предметы, входящие в iKypc средней
школы.
Выдвинутая Песталоцци интересная проблема связи
элементарного образования с последующими научными
знаниями учащихся нашла отражение /в публикуемом
письме к Ф. А. де Монмолену. Необходимо, однако,
отметить, что Песталоцци :и его сотрудникам не удалось
прийти к достаточно удовлетворительному разрешению
этой проблемы в целом .в области постановки всего
повышенного образования в Ивердонском институте,
на что мы уже в свое время указывали (см. т. 2 наст,
изд., стр. 62).
Мы кратко рассмотрели основные достижения ib
разработке «метода», которые относятся к первому периоду
существования Ивердонокого института (1805—1815).
Остановимся на произведениях, написанных
Песталоцци во второй период существования этого института
(1815—1825) и в последние годы жизни
педагога-демократа (1826—1827). Из этих произведений в данном томе
публикуются значительные извлечения из речи,
произнесенной Песталоцци 12 ян-варя 1818 г. перед
сотрудниками и воспитанниками возглавляемого им учреждения, и
«Лебединая песня».
37

В только что названной речи Песталоцди говорит
о том творчеоком пути, который ему самому' пришлось
лройти в поисках идеи элементарного образования, о
сущности этой идеи и перспективах, связанных для
человечества с ее реализацией. Он информирует широкую
общественность о своем намерении открыть на доходы от
издания своих сочинений учреждение для бедных.
Заветная мечта Песталоцди, которую он пронес через всю
свою жизнь, казалось бы, близилась на закате его дней
к осуществлению. В местечке Клинди, расположенном в
окрестностях Ивердона (см. стр. 319), была, наконец,
на личные средства Песталоцди открыта школа для бед-
!ных; одной из ее важнейших задач являлась подготовка
учителей для -народных школ. Однако школа .в Клинди
просуществовала недолго и «принесла Песталоцци только
горькое разочарование (см. т. 1 наст, изд., стр. 100—101).
Речь Песталоцци 1818 г., которая в этом же году
вышла отдельным изданием, произвела своим глубоким
содержанием и прекрасной внешней формой большое
впечатление !на многих его современников как в Швейцарии,
так и за ее пределами; она способствовала увеличению
числа подписчиков на его произведения и .возбуждению
интереса к создаваемому им учреждению для бедных.
Следует отметить, что взгляды Песталоцци ,на
воспитание детей бедноты претерпели в начале XIX в.
значительные изменения 'по сравнению с иейгофским периодом
его деятельности. Руководя ib 70-х гг. XVIII в.
«Учреждением для бедных», он ставил производительный труд
детей в центр школьной жизни, полагая, что, научив их
мастерски работать, о,н поможет им хорошо .приспособиться
к предстоящей деятельности и тем самым обеспечить
им в дальнейшем 'безбедное существование. После того
как у Песталоцци возникла в Станце идея элементарного
образования, развитая им далее в Бургдорфе и Ивердо-
не, он разочаровывается в возможности оказать таким
путем эффективную помощь бедным и называет свои
прежние попытки «призрачными средствами спасения».
Из речи 1818 г. мы узнаем, что педагог-демократ
долгое время считал величайшим несчастьем свой жизни,
что стал «стариком, прежде чем смог практически
заняться делом образования народа». Однако, придя к идее
элементарного образования, 0:Н убедился в том, что только
теперь может считать себя в полной мере подготовлен-
38

Памятник И. Г. Песталоцщ в Ивердоне

иым ix тому, что-бы поднять на должную высоту
образование детей бедноты. Оно должно быть построено на
основе глубокого знания самой человеческой природы,
в которой следует искать «единственно вечные основания
подлинного образования 'народа и ©сего человечества».
Пытаясь определить в своей речи 1818 г. сущность
идеи элементарного образования в том виде, как она
«представлялась ему ,в то время, Песталоцци прибегает к
следующей формулировке: «Зрелая идея элементарного
образования (настоятельно требует, чтобы не силы
человеческой природы возникали из познаний, которые без
этих развитых сил .никогда не могут быть истинными; она
настоятельно требует, чтобы научное познание
проистекало из развитых сил человеческой природы,
предполагающей их наличие. В физическом отношении эта идея
требует того же, что и в духовном: нужно стремиться
выработать физические, трудовые и профессиональные
умения из развитых сил, являющихся предпосылкой для
создания умений, а 'не развивать силы из умений,
которые предполагают наличие этих сил» (314).
Формирование духовных и физических сил ребенка
в их единстве и взаимодействии должно, по Песталоцци,
осуществляться в соответствии с заложенным в самой
его природе стремлением к развитию. Этой
мысли, которая была им уже сформулирована в начале
XIX в. в ряде произведений, посвященных «методу», он
остается верен до конца своих дней. Об этом
свидетельствует заключительное произведение Песталоцци — его
«Лебединая .песня», законченная им в -возрасте 80 лет.
В нем мы читаем: «...идею элементарного1 образогвания
нужно рассматривать как идею природосообразного
развития и формирования сил и задатков человеческого
сердца, человеческого ума и человеческих умений...
Отсюда следует далее, что совокупность средств искусства
воспитания, применяемых в целях природосообразного
развития сил и задатков человека, предполагает если не
четкое знание, то во всяком случае живое внутреннее
ощущение того пути, по которому идет сама природа,
развивая и формируя наши силы. Этот ход природы
покоится на вечных, неизменных законах, заложенных
в каждой из человеческих сил и в каждой из них
связанных с непреодолимым стремлением к собственному
развитию» (339—341).
40

«Лебединая песня» состоит из двух основных частей:
в одной из них (стр. 337—490, 537—565) Песталоцци
обстоятельно раскрывает сущность ,идеи элементарного
образования; в другой (стр. 490—537) пытается установить
причины, которые «e дали ему возможности ее
осуществить1. Он не мог, разумеется, не создавать, что его
далеко идущие замыслы в деле реализации идеи
элементарного образования .находятся ,в явном противоречии с
теми неудачами, которые постигли его практические
начинания в этой области и привели в итоге к закрытию
Ивердонокого института. Стремясь объяснить читателям,
чем вызваны эти неудачи, истинные причины которых он
не был в состоянии вскрыть, Песталоцци неправомерно
приписывает их особенностям своего характера,
отсутствию у него должных организационных умений. В связи
с этим он приводит 'обширные автобиографические
данные, которые составляют органическую часть всего
произведения и значительно дополняют сведения о жизни
и деятельности Песталоцци, содержащиеся в его
прежних произведениях — «Письме другу о пребывании в
Станце», «Как Гертруда учит своих детей» (т. 2 наст,
изд.). Тяжелые переживания, связанные у Песталоцци
с необходимостью расстаться в 1825 г. с его детищем —
Ивердонским институтом, после того ка1к его покинули
прежние друзья и соратники, и направиться -в полном
одиночестве на свое последнее пристанище — ,в Нейгоф,
окрасили в пессимистические тона некоторые страницы
его автобиографии. В частности, это относится ,к оценке
им деятельности Ивердонского института в целом,
которая лишена в «Лебединой песне» должной
объективности. «Наше дело,—читаем мы там,—само по себе, в том
виде, в 'Каком оно пустило ростки в Буртдорфе, начало
складываться в Бухзее. Невероятно бесформенное,
борясь с самим собой и само себя разрушая, оно,
казалось, пустило корни в Ифертене2. Дело это, без всякого
1 Время и источники написания этой работы, впервые
опубликованной в 1826 г., точно не установлены. Некоторые песталоцциёведы
полагают, что в основу ее положены значительные части из других
произведений Песталоцци, написание которых относится еще к 11811 —
1813 тг.
2 Здесь и в других местах, где речь идет об Иве.рдоне,
Песталоцци нередко пользуется немецким наименованием этого города —
Ифертен.
41

плана возникшее, было невыполнимой
бессмыслицей...» (531).
Но, испытывая горькое разочарование в Ивердонском
институте и многих своих бывших сотрудниках, Песта-
лоцци сохранил до конца своих дней глубокую
уверенность в правильности идеи элементарного образования.
Он решил поделиться с «друзьями-человечества и
воспитания» некоторыми результатами -в области
теоретической разработки этой адеи и ее претворения на
практике, а также призвать их к тому, чтобы они 'подвергли его
заветную идею .соответствующему испытанию и
продолжили дело всей его жизни.
Оценка этой «Лебединой песни» исследователями
творчества Песталоцци весьма различна. В то время как
одни видят в ней шаг назад по .сравнению с прежними
работами Песталоцци, другие рассматривают
«Лебединую песню» KaiK труд, где некоторые ранее высказанные
им мысли достигли своего высшего развития, а
формулировки— наибольшей четкости.
Знакомясь 1С («Лебединой песней», которая является
своего рода педагогическим завещанием Песталоцци,
советский читатель сможет легко убедиться в
правильности последней точки зрения. В решении ряда важнейших
педагогических проблем Песталоцци, несомненно,
продвинулся в этом произведении вперед по сравнению с его
прежними трудами.
Данное утверждение прежде всего относится к
проблеме движущих сил человеческого развития. В
«Лебединой лесне» Песталоцци вновь возвращается ik принципу
«жизнь формирует», который мы можем встретить в его
ранних произведениях, написанных до 1790 г. Однако эти
«полные глубокого педагогического смысла слова», как
сам Песталопци характеризует принцип «жизнь
формирует» (стр. 379, 429), он толкует теперь, обогащенный
опытом Буртдорфа и Ивердана, несколько по-иному, чем
в былые времена. Песталоцци делает в «Лебединой
песне» более сильное, по сравнению с ранними его
работами, ударение на ведущей роли воспитания в
формировании человеческой личности.
В этом заключительном своем произведении он
старается тесно сочетать положение о направляющей роли
организованного процесса воспитания с принципом
«жизнь формирует».
42

Исходя из этого '.принципа, Песталоцци выдвигает в
«Лебединой песне» гораздо отчетливее, чем в своем
произведении «Как Гертруда учит своих детей», требование
о необходимости считаться в процессе воспитания
наряду с индивидуальными особенностями ребенка и со
своеобразием той среды, в которой ему предстоит жить
и трудиться. В связи ic эт'им он различает здесь средства
развития основных сил человеческой природы и
средства, с помощью которых ребенок усваивает знания и
навыки, дающие ему возможность применять его
общечеловеческие силы в конкретных жизненных условиях и
обстоятельствах.
Исходя из того что человеческая природа одна и та
же у «ребенка, ползающего в пыли», и у «сына князя»,
Песталоцци утверждает, 'что средства, служащие для
развития ее основных сил, для всех детей одинаковы.
Но, говоря о применении этих сил, Песталоцци
подчеркивает, что и «здесь жизнь воздействует на каждый
индивидуум, который она формирует в полном
соответствии с различием в обстоятельствах, положении,
условиях, в которых находится данный ребенок...» (369—370).
Поскольку крестьянским детям, как полагает
Песталоцци, предстоит в дальнейшем в основном заниматься
физическим трудом, он утверждает в «Лебединой песне»,
что для подготовки к жизни им не требуются знания,
далеко выходящие за пределы, диктуемые данными
обстоятельствами. О коренном изменении этих
обстоятельств он, .как уже известно читателю, не помышляет.
Однако, продолжая хранить верность своим
демократическим принципам, о'н вместе с тем заявляет, что силы,
связанные с применением знаний и умений в особых
условиях и обстоятельствах, всегда должны быть
подчинены формированию у детей их общечеловеческих сил
и способностей.
Принцип «жизнь формирует» означает теперь у
Песталоцци, что первоначальное (развитие как основных
сил 'человеческой природы, так и сил, связанных с их
применением, происходит у ребенка под воздействием
его непосредственного окружения, каким для него в
первую очередь является «семейный очаг» (Wohnstube).
Придавая большое значение в развитии
ребенка среде, в которой тот живет, Песталоцци, как мы выше
уже указывали, отводит в «Лебединой песне» все же ре-
43

шающую роль в этом развитии организованному
процессу воспитания. Он видит теперь его цель, помимо
формирования у ребенка «сил сердца, ума и руки», еще и в
том, чтобы выработать у него совокупную силу
(Gesamtkraft), благодаря которой устанавливается
равновесие между [вышеуказанными -силами. Таким образом,
целью воспитания, согласно «Лебединой песне»,
является гармоническое развитие ребенка. При этом Песталоц-
ци указывает, что полное достижение гармонии между
.всеми присущими ребенку духовными и физическими
задатками затруднено и порой невозможно ввиду
несовершенства самой человеческой природы, а также крайнего
различия сил и задатков, имеющихся у отдельных людей.
Но Пестало'цци все же делает вывод, что в процессе
осуществления элементарного образования следует
-стремиться наивозможно приблизиться !к желанной гармонии.
Это немыслимо реализовать без наличия благотворной
силы любви, кЮторая, опять-таки, тесно связана со
стремлением познать истину. А познание ,в отрыве от
умений в свою очередь представляет собой, по Песталоцци,
только видимость. Таким образом, отправляясь от
единства самой человеческой природы, он пытается более
глубоко, чем в предшествующих произведениях,
обосновать в «Лебединой песне» необходимость установления
самой тесной связи между нравственным и умственным
развитием ребенка и выработкой у него соответствующих
практических умений.
Ряд ценных положений содержится -в «Лебединой
песне» и в области применения идеи элементарного
образования к отдельным сторонам развития ребенка, в
частности к его умственному 'воспитанию. Так же как в своем
произведении «Как Гертруда учит своих детей» и других
работах, посвященных «методу», Песталоцци
справедливо подчеркивает в «Лебединой песне», что исходным
моментом природосообразно поставленного обучения
является правильная организация наблюдений ребенка над
предметами и явлениями окружающего его мира. На
разрешение этой задачи должны быть в первую очередь
направлены усилия воспитателя: «...умственное
образование,— читаем мы в этом последнем его произведении,—
исходит из чувственного восприятия предметов,
затрагивающих и оживляющих наши внешние чувства. Природа
связывает всю совокупность наших чувственных впечат-
44

Л6ЙИЙ с жизнью... Но тот факт, что мы -видим, слышим,
обоняем, ощущаем .вкус, осязаем, берем, ходим,— все это
служит »нашему образованию лишь постольку, поскольку
направляет силы наших глаз верно видеть, силы нашего
уха — правильно слышать и т. д.» (367—368).
Полагая, что развитие правильного слуха, зрения,
осязания и т. д. зависит от совершенства, от зрелости
впечатлений, которые «на наши чувства произвели
наблюдаемые нами предметы, Песталоцци пытается определить
в «Лебединой песне», что, собственно, может сделать
искусство воспитания для того, чтобы обеспечить эту
зрелость чувственных .впечатлений и таким путем
привести в движение дремлющие в человеческой природе силы
и задатки. Он приходит к выводу, что искусство
воспитания в состоянии увеличить число объектов для
наблюдения/обеспечить последовательность их появления,
повысить их привлекательность для ребенка.
В вопросе о развитии у ребенка способности к
наблюдению Песталоцци ,в своем заключительном
произведении несомненно продвинулся также вперед. В работах,
написанных в начале XIX в., 'главными средствами
развития у детей способности >к наблюдению Песталоцци
считает их занятия «числом» и «формой».
Сосредоточивая внимание детей с ранних лет *на уяснении общих
свойств всех предметов, какими Песталоцци
представляются число и форма, педагог, как он полагал, может
добиться того, что первоначальные смутные представления
детей о предметах окружающего мира постепенно
становятся все более и более определенными, затем ясными
■и, наконец, четкими. Такое понимание путей
осуществления в процессе обучения наблюдений детей являлось
несколько ограниченным; оно таило в себе опасность для
учителя соскользнуть при организации этих наблюдений
на путь формализма, что нами в свое время уже было
отмечено (т. '2 наст, изд., стр. 38, 56). В «Лебединой песне»
Песталоцци, отправляясь от принципа «жизнь
формирует», уже не видит в занятиях детей лишь «числом» и
«формой», то есть в их элементарном математическом
познании, важнейшее средство для развития у них
способности к наблюдению, как это имело место раньше. Он
стремится теперь развить эту способность на основе
полноты жизненных восприятий детей. При этом сама
способность ребенка к наблюдению рассматривается им
45

теперь в широком плане — .как основа для развития всех
его умственных сил.
Большую (роль ,в том, чтобы умение ребенка
наблюдать достигло такого -высокого уровня, пр-извано, по
Песталоцци, сыграть развитие у него способности к речи,
которую он рассматривает как одно из (важнейших
средств формирования умственных сил детей. В
«Лебединой песне» Песталоцци заявляет, что «все три силы
вместе — способность к наблюдению, способность к речи
и способность к мышлению — следует считать
совокупностью всех средств развития умственных сил. Со
способности к .наблюдению »начинается природосообразное
развитие умственных сил человека; .в способности «к речи оно
обретает свой срединный пункт, а >в способности к
мышлению— конечный» (378—379). Указания Песталоцци
о том, что в процессе обучения должны осуществляться
тесная связь и взаимодействие между развитием у детей
их способности .к наблюдению, речи и мышлению,
представляют большой интерес, они не утеряли своего
значения и для наших дней.
Ряд страниц в «Лебединой песне» специально
посвящен обучению детей родному языку. Через все эти
высказывания Песталоцци проходит мысль, что развитие у
детей способности к речи должно исходить из жизни и все
время опираться на их расширяющийся чувственный опыт.
Не лишены интереса для советского -читателя и
попутные замечания Песталоцци о том, что при изучении
.ребенком иностранного языка следует идти тем же
путем, -что и 'при обучении его родному языку. Внимание
педагога здесь также должно быть в первую очередь на-
(п,ра1влено на расширение словарного запаса детей, а не
•на запоминание ими травил грамматики. При этом
усвоение ребенком иностранного языка, по справедливому
утверждению Песталоцци, способствует уточнению у него
многих понятий, которые ранее, когда он изучал родной
язык, те достигли у него должной ясности.
Много вертых высказываний читатель найдет в
«Лебединой песне» и о :путях развития у «ребенка его
способности к мышлению. Справедливо отмечая, что жизнь
формирует мыслительные способности детей, так же как
и ,их способности к наблюдению и речи, Песталоцци
приходит к выводу, 'что средства, 'предназначенные для
формирования у детей их мыслительных способностей,
46

только ,в том -случае окажутся успешными, если будут
согласованы со 'средствами формирования у них
способности к наблюдению. При этом связь между указанными
средствами осуществляется легко и непосредственно.
«Способность к наблюдению,— по словам Песталоцци,—
если оиа !не становится неестественной, беспорядочной,
если не направлена по ложному пути, сама по себе при
всех обстоятельствах приводит человека к отдельным
ясным представлениям о 'предметах его окружения,
то есть к отдельным основам природосообразного
оживления его мыслительных способностей» (401). На
дальнейшем этапе «естественного пути познания» в том
понимании, 1какое вкладывает в него Песталоцци (см. т. 2
наст, 'изд., стр. 24—29), «первоначальные представления
ребенка, основанные на его чувственном опыте,
постепенно претворяются в четкие понятия. От справедливо
полагает, 'что задача элементарного умственного образования
состоит в данном случае в том, чтобы прийти на помощь
природе и облегчить ребенку «при 'помощи природосооб-
разно разработанных и психологически последовательно
расположенных средств обучения... переход от ясного
осознания отдельных предметов 'чувственного восприятия
к правильному мышлению и суждению о них» (402).
Песталоцци осуждает попытки некоторых
современных ему педагогов научить детей мыслить путем
произвольного и неестественного увеличения -числа предметов
размышления, которые при этих условиях могут быть
рассмотрены лишь поверхностно и односторонне.
Неправомерными представляются ему и стремления других
педагогов развить познавательные способности детей,
знакомя их прежде всего с логикой, то есть начиная с
законов самого мышления.
Верный основному принципу всей своей теории, что
природные силы ребенка развиваются в процессе их
активной деятельности, Песталоцци и в данном случае
предлагает формировать способности детей к мышлению
посредством упражнений в правильном сопоставлении,
различении и сравнении предметов чувственного
восприятия. В этой связи он указывает на те большие
возможности для развития логического мышления ребенка,
которые могут предоставить его занятия «числом» и
«формой» в том случае, если они строятся на природо-
сообразной основе. Интересные соображения, высказан-
47

ные Песталоцци в «Лебединой песне» по поводу
воспитательного и образовательного значения математики
как учебного предмета, в значительной мере
основывались ,на том положительном опыте, который был
накоплен Ивердонским институтом, где .преподавание этого
предмета осуществлялось ,на высоком уровне (см. т. 1
наст, изд., стр. 92). В то же время Песталоцци с
присущей ему высокой требовательностью к себе и
возглавляемому им учреждению говорит в этом произведении
о тех существенных недостатках, которые были присущи
постановке в нем преподавания языка, ботаники и
минералогии. Он пытается вскрыть причины этих недостатков,
в частности говорит о том, что применение (наглядности
при преподавании указанных дисциплин было явно
недостаточным.
«Лебединая песня» дает, таким образом, читателю
представление как о деятельности самого Ивердонского
института, так -и о дальнейшем этапе развития
педагогических |Взглядо.в Песталоцци.
Сопоставляя положения, которые ранее были
выдвинуты выдающимся педагогом, с тем.и, что содержатся
в «Лебединой песне», нельзя не прийти к выводу, что она
представляет собой вершину его педагогической "мысли,
итог его многолетних исканий таких путей и средств
образования, которые призваны обеспечить развитие «всех
сил и способностей человеческой природы».
Демократ Песталоцци высказывает в своем
заключительном труде пламенную надежду, что реализация идеи
элементарного образования не только даст возможность
грудящимся осознать свое человеческое достоинство,
почувствовать уверенность в своих силах и направить их
на то, чтобы оказать самим себе помощь, но и приведет
к тому, что будут заложены прочные основы народного
благополучия и национальной культуры.
Этой 'надежде .'педагога-гуманиста было суждено
сбыться далеко «е <в полной мере. Разработанный им
«метод» был в первую очередь использован
состоятельными людьми для лучшей организации обучения их
детей, а мечта Песталоцци о гармоническом развитии
духовных и физических сил детей из народа так и оста-
48

лась неосуществленной в условиях буржуазного
классового общества.
Дальнейшее развитие «метода» пошло после смерти
Песталоцци в значительной мере не в том направлении,
•как он этого хотел. Многие его односторонние
последователи, в частности так называемые «правые
песталоцци а'н-цы» в Германии, сосредоточили свое внимание на
усовершенствовании отдельных деталей «метода»,
вытравив из него его демократический дух, чего в свое
время так опасался Песталоцци. Лишь немногие
принципиальные сторонники его учения, «левые песталоцци-
анцы», возглавляемые в Германии А. Дистервегом,
стремились развить основополагающую идею всей
педагогики Песталоцци о такой постановке воспитания и
обучения, которая бы способствовала (развитию активности
детей, стимулировала 'бы их к проявлению умственной
и нравственной самодеятельности.
Эта идея долгое время оставалась знаменем
прогрессивного педагогического движения не только в
Германии, но и в других странах и оказала »благотворное
влияние на дальнейшее развитие передового
направления в области дидактики и частных методик. Об
основополагающей идее всей педагогики Песталоцци высоко
отзывался и великий русский педагог К. Д. Ушинский.
Ню эта идея не могла ^быть воплощена в жизнь в
широком масштабе, так как была чужда, :по образному
выражению Н. К. Крупской, «школе учебы», утвердившейся
на той стадии развития капиталистического общества,
которую переживала Европа в XIX в. Остались в нем
нереализованными и передовые требования Песталоцци
о сочетании обучения детей с их участием в
производительном труде, которое бы обеспечивало развитие их
«ума, сердца и руки» в самом тесном единстве.
Та подлинно народная школа, о которой мечтали
«великие демократы прошлого», в том числе и
Песталоцци, может быть создана только в •социалистическом
обществе. Пролетариат, освободившийся от гнета
капитализма, строит эту школу на гранитном фундаменте
марксистско-ленинского учения о воспитании, на основе
критического использования лучших образцов и
традиций передового 'культурного наследия прошлого. Одним
(из таких образцов и является педагогическая система
ПееталО'Цци.
4 И. Г. Песталоцци, т. 3 49

Трехтомное издание Избранных педагогических
произведений И. Г. Песталоцци, предлагаемое вниманию
советского читателя, даст ему возможность составить
себе достаточно конкретное представление об основных
произведениях этого педагога-демократа, которые, по
словам Н. К. Крупской, «согреты горячей любовью к
народу, обнаруживают необычайную наблюдательность,
глубину и оригинальность .мысли»1.
Мировоззрение Песталоцци, (формировавшееся на
заре развития .капиталистического общества, -когда, по
выражению Ф. Энгельса, «решение общественных задач,
еще скрытое в неразвитых экономических отношениях,
приходилось выдумывать из головы»2, несет на себе
неизбежную печать исторической ограниченности. Она
сказалась и на некоторых педагогических положениях
Песталоцци. Но в то же время внимательное изучение
его наследия будет несомненно полезным советскому
читателю. Он найдет в.нем много не утративших своего
значения для нашего времени ценных идей .по
важнейшим проблемам педагогической науки. Это прежде
всего относится к таким волнующим современного
педагога вопросам, как развитие физических и духовных сил
ребенка в их тесном единстве, связь школы с жизнью,
слияние обучения и воспитания в единый процесс,
воспитание любви к труду и планомерная подготовка детей
к участию в посильной для них трудовой деятельности.
Плодотворные идеи Песталоцци об огромной роли
воспитания в формировании человеческой личности, о
тщательном изучении ребенка и проявлении к нему
индивидуального подхода, о воспитании у детей гуманизма
и уважения к человеческому достоинству, о развивающем
обучении, о значении наблюдений детей в обогащении
их знаниями об окружающем мире и развитии их
мышления представляют также большой интерес и в наши
дни. Несомненно, близки нам и требования педагога-
демократа о том, чтобы учитель оказывал всей своей
личностью воспитательное воздействие на детей,
проявлял по отношению к ним отеческую любовь и неизменный
педагогический такт, разнообразил приемы своей
работы, внося в нее творчество и инициативу.
1 Н. К. Крупская, Педагогические сочинения, т. 1, М., Изд-во
АПН РСФСР, 1957, ст,р. 267.
2 К. М а р к с и Ф. Энгельс, Сочинения, изд. '2, т. 20, стр. 269.

ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ
ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ
В ИВЕРДОНЕ
4*

ЧТО ДАЕТ МЕТОД УМУ И СЕРДЦУ
ДИСПОЗИЦИЯ *
т
I ЕПЕРЬ мои идеи о воспитании разными путя-
I ми частично уже высказаны.
Правда, интеллектуальная часть — больше
всего. Почему? Вопрос привлек всеобщее внимание.
С каждым днем я все яснее чувствую, что можно
предпринять также в отношении нравственности и
религии *.
Для лучшего овладения профессией, для
мастерства тоже открываются новые источники образования.
Все возрастает, все более общим становится желание
распространить, осуществить и расширить дело,
которое я начал.
Можно ли это осуществить без подготовленных в
совершенстве для такой цели людей, одними
правительственными постановлениями? Нет, для этого нужно
организовать постоянную школу для подготовки учителей.
Мои взгляды на этот предмет связаны с моими
старыми попытками, желаниями и планами помочь
бедным. Что в моих силах для этой цели? Чего мне
недостает?
Средства, которыми я сейчас располагаю для своих
целей, ограничиваются моим воспитательным
заведением. Я чувствую, чего мне недостает, чтобы приблизить
метод к завершению, заполнить его пробелы, создать
частично заново ряд необходимых средств, а частично
53

согласовать их с теми, что уже существуют. С другой
стороны, еще много, очень много предстоит сделать,
чтобы удостоверить действенность метода, доказав его
успех на воспитанниках. Надо, далее, в соответствии с
растущей потребностью расширить круг лиц, которых
необходимо постепенно подготовлять, чтобы проложить
путь постепенному распространению метода. Наконец,
надо выполнить и связанную с этим литературную
задачу. Для этого всего я должен найти средства и силы
в своем заведении и постараться их объединить. Мне
много нужно, но ведь заведение и имеет большие
возможности. Я живу, окруженный и поддерживаемый
сотрудниками; это чрезвычайно различные
самостоятельные индивидуальности, но все они теснейшим образом
связаны нашей общей целью и на деле доказали свою
самоотверженную привязанность к моему заведению и
лично ко мне. Рядом с нами подрастает в немалом
количестве молодежь *. Любимые и свободные, как дети
в добром родительском доме, эти юноши относятся ко
мне и моим сотрудникам как к дорогому отцу и милым
старшим братьям. В этом духе они в полной мере
участвуют во всем, что предпринимается в нашей среде для
образования воспитанников.
Являясь учениками по отношению к старшим
учителям заведения и в то же время учителями по отношению
к нашим воспитанникам, эти юноши занимают среднее
место между двумя рядами человеческого опыта,
одинаково важными для их дальнейшего образования, но так
редко сталкивающимися в жизни. Под живым
воздействием подобной обстановки, в атмосфере дома, где
индивидуальность каждого встречает бережное отношение
и руководство, юноши развиваются в полном
соответствии с целями нашего дома, получают необходимое для
служения ему образование и в то же время увлечены
всеми радостями, всей прелестью, всем
воодушевлением, в нем царящими. Почти всех их мы в свое время
вырвали из состояния запущенности и отсталости их
образования, все они повседневно могли наблюдать, как
серьезно и с каким напряжением мы, объединившись,
боремся за их образование и за образование для всего
народа. Отсюда нх общий энтузиазм к нашему делу, все
возрастающий по мере того, как растут их силы для
служения ему. Помимо изучения метода, в чем эти юно-
54

ши усматривают свое жизненное призвание, свою
профессию, почти каждый из них в соответствии с
индивидуальными особенностями своего характера избирает
еще какую-нибудь область мастерства. И не только для
того, чтобы иметь средство, гарантирующее
дополнительные возможности спокойного самостоятельного
существования, но, несомненно, также и для того, чтобы в
своей будущей деятельности уметь с большей уверенностью
делать для отличающихся умом и сердцем
безнадзорных подростков то же, что мы в своем кругу делаем для
них самих. Имея такую возможность заработать себе
на хлеб, юноши смогут позднее принять под свой кров
этих подростков, где, *не испытывая никакого
экономического гнета, те также освоят метод воспитания,
'позволяющий каждому, способному человеку отказаться ог
посторонней помощи для своего образования.
Чтобы отвечать своему назначению, наш дом должен
был стать в гораздо большей степени домом отеческого
воспитания, нежели общественным учебным заведением.
Мы должны были — и мы хотели этого — строить
свой дом на основах жизнерадостности, детской
привязанности, открытого доверия. Мы хотели, чтобы ребенок
бежал в объятия к учителю, как он бросается в объятия
матери. Мы стремились выработать в детях способность
к послушанию и напряжению, умение владеть собой, в
чем нам должны были содействовать атмосфера
жизнерадостности и детская привязанность. В этом мы
готовы были действовать даже наперекор общепринятым
взглядам, поскольку в наше время о каждом
воспитательном заведении принято судить по результатам,
достигнутым в нем главным образом средствами
преподавания.
Этот столь распространенный и столь ошибочный
взгляд оказывает огромное влияние на все более
ухудшающееся, ложное образование человечества. Нельзя,
однако, отрицать того, что общественное воспитательное
заведение склоняется легко к такому взгляду именно
потому, что оно является не семейным, а общественным.
Именно поэтому оно так легко поддается ослеплению
успехами лишь умственного образования и обучения
мастерству, склонно непропорционально меньше делать
для всего остального, что требуется для образования
вообще. Надо сказать, что есть немало причин, объяс-
55

няющих, отчего это происходит, и немало оправданий,
почему нельзя обижаться на людей, так глубоко
заблуждающихся. Если в частной жизни многого не
хватает для осуществления целей умственного образования
и обучения мастерству, что легко доступно каждому
общественному заведению, то, в свою очередь, каждому
общественному заведению недоступны для воспитания
сердца ребенка многие средства, которые почти всегда
имеются налицо в условиях простоты и невинности
обычной семейной жизни.
Мы глубоко ощущали это и с самого начала
стремились заполнить этот пробел, столь часто зияющий во
многих общественных заведениях.
Вот уже шесть лет — с того момента, когда нами
стали отыскиваться отправные пункты элементарного
умственного образования, — мы убеждены, что именно так
можно этот пробел заполнить, что именно благодаря
этому мы сможем развить силы наших детей в высшей
степени. Без такого образования это никогда не было бы
возможно.
Это было чудесное зрелище для меня, как и для
любого, кто мог наблюдать за ним, — видеть, как наши
опыты возбуждали силы и способности детей во всем
их объеме. Выяснилось то, чего я не подозревал, хотя
это с необходимостью присуще природе: открытые нами
исходные начала мышления захватывали ребенка
аналогично тому, как любовь овладевает сердцем, — с той же
полнотой и силой. Элементы духовной культуры, когда
они усваиваются в ясных для ребенка формах, .совсем
по-иному овладевают его душой, чем те методы развития
познавательных способностей и образования
человеческого ума, при которых результаты достигаются лишь с
помощью знаний, направляемых и внушаемых извне.
В первом случае у ребенка рано оживляются и
приводятся в действие все его силы, во втором же внутреннее
существо ребенка обречено на опустошение. И несмотря
на все искусство, с которым мир умеет прикрывать эту
опустошенность, она немедленно бросается в глаза
каждому, как только противоположный пример возникает в
виде неопровержимого факта.
Слишком велик контраст между тем и другим.
Нельзя наблюдать бодрость, живость, доверие, добродушную
привязанность детей, заботливо воспитываемых по при-
56

родосообразному методу, и не испытывать при этом
презрения и страха к общераспространенному школьному
порядку и желания избежать его. Ведь в обычных
школах царит неудовлетворенность, беспокойство,
неровное поведение, у детей отмечается то излишнее
усердие, то полнейший упадок сил и отсутствие всякого
интереса.
Образование, получаемое ребенком в первом случае,
в отличие от того, которое он приобретает во втором,
не является насильственным. Оно осуществляется без
вталкивания в него извне знаний, не находящихся во
внутреннем соответствии с достигнутым ребенком
уровнем развития. В этом случае сущность приобретаемого
образования проистекает из внутреннего оживления
задатков и сил, заложенных в самих детях. Теперь уже
путь проторен, и на деле можно увидеть разницу между
тем и другим. Испокон веков мир почти непрерывно
вынужден был испытывать тяжелые последствия не
соответствующего природе метода школьного образования.
А я теперь вот уже несколько лет живу под
впечатлением последствий противоположного метода.
Радостное чувство охватывает лучшую из матерей,
когда она сама находит себе помощь в том, что поручает
едва достигшим совершеннолетия детям заняться
младшими братьями и сестрами. Этим самым она их обучает,
готовит вообще к деятельности, умелости, любви и даже
силе и ловкости — ко всему, что потребуется детям в
более поздние годы.
Зачем же думать, что матери, способные так много
сделать для воспитания детей в семье, не смогут того же
самого сделать для их умственного образования?
Они смогут это сделать, метод возвысит их вместе с
детьми, так что матери окажутся способны и к этому.
Поскольку все, чему дети способны научиться с
помощью метода, исторгается из глубин их же существа,
то этот метод с необходимостью и достаточной
живостью возбуждает, в детях сознание их внутренней силы
и предчувствие вщрот, до которых их силы могут
подняться. Вместе с этим у детей возникает стремление
достигнуть самостоятельности через собственную
деятельность, основанное на осознании своих сил и из этого
осознания рождающееся, и, совершенствуя то отдельное,
что оживляет их самодеятельность, приблизиться к со-
57

вершенству целого, к цели их самостоятельной
деятельности— к самосовершенствованию.
При таких результатах метода кто же усомнится в
великих последствиях его применения, в более глубоком
и энергичном использовании всего того, что уже заранее
заложено в семейной жизни для воспитания ума и
сердца детей? Кто станет сомневаться, что дети,
воспитанные «а таких принципах, с тем же успехом смогут
помочь матери в обучении младших сестер и братьев, с
каким многие из них помогают ей ухаживать за детьми
и играть с ними? С тем же успехом, с каким в нашем
заведении старшие воспитанники помогают в умственном
образовании младших?
Мы к этому придем, и тогда отпадет возражение,
будто «матери в стране не могли бы обучать своих
детей, даже если бы хотели, что у них — даже если бы
они умели и хотели — не найдется для этого времени,
что их обязанности помешали бы им в этом». Нет, им
в этом ничто не помешает. Долгом и добрыми
обязанностями людей так постыдно злоупотребляют, так
постыдно всегда злоупотребляли любители поболтать о долге
и обязанностях. Не могу удержаться, чтобы не
изобразить их, какими они мне представляются. Если
кто-нибудь увидит их в лучшем свете, пусть он их лучше и
изобразит. Мой круг, правда, тесен, но вот какими я их
увидел: это они во все времена уплачивали священнику
десятину с грядки тмина и мяты *, чтобы он возлагал
за них искупительные жертвы на алтаре и давал им
отпущение грехов, когда они присваивали дома вдовиц и
утаивали достояние сиротки. Это они всегда взваливали
тягчайшую ношу на плечи слабого, а сами, будучи
сильными, и пальцем до этой ноши не прикасались. Когда
перед судом и правом шла речь о проступках бедняка,
даже если они не доказаны, даже если они сомнительны,
эти любители поболтать о долге всегда умели разглядеть
комара, а вот когда речь шла о совершенно
недвусмысленных проступках богача, им ничего не стоило
проглотить и верблюда.
В нашем мире «обязанностей» находится же у
всякого сброда время >на любую мерзость, а разве у матери,
которая горит желанием отдать своему ребенку свой ум,
как она отдает ему и сердце, не найдется для этого
времени? В действительности я не вижу нигде на земле по-
58

добного недостатка времени. Нет, ни времени 'недостает
здесь матери, ей недостает образования и помощи.
Матери получат и то и другое: средства элементарного
образования дадут им все, что нужно для выполнения
своего долга. Когда эти средства появятся, когда они, уже
проверенные и с результатами, предстанут перед
матерями, те обеими руками за них ухватятся. И не
только не потеряют на этом времени, а, наоборот, много
его выиграют. Ни в чем это не ущемит их верности
своему долгу и способности выполнять свои обязанности,
напротив, эти способности у них еще более
укрепятся.
Добрая мать! Где бы и в какой степени ты ни
ощущаешь отсутствия таких средств и не можешь
использовать на благо ребенку свое время, свое свободное
время, так, как ты хотела бы его для этого использовать и
как тебе следовало его использовать, — добрая мать, ты
не останешься без поддержки. Ты найдешь помощь, тебе
станут подражать. Воздействие доброго мнения так
широко распространится, что если какая-нибудь другая
мать, от изнеженности ли, под влиянием ли книжной
болтовни, в своем заблуждении забыв родное дитя,
скажет: «Я не желаю его обучать»,—то ребенок,
вернувшись с улицы домой, сам ей скажет: «Ты! Твоя соседка
обучает своего ребенка, и он умеет, чего я не умею,
знает, чего я не знаю. Милая мать, разве ты не хочешь тоже
так сделать, чтобы я умел то, что тот умеет, чтобы я знал
то, что знает он? Милая мать, не хочешь ли и ты меня
обучать?» Тогда и эта заблудшая сжалится над родным
ребенком и не станет больше прислушиваться к голосу
скверны и извращенности. Так оно будет, так оно
должно быть, иначе быть не может.
Принципы истинного элементарного образования не
могут надолго остаться неизвестными тем, кому они
всего нужней, потому что само положение этих людей
всегда будет способствовать, чтобы в человеке развилось
живое стремление к собственной силе и самопомощи.
Эти принципы не могут надолго укрыться от внимания
человечества, потому что они обращаются в основном
к простому здравому смыслу, и, несомненно, как раз
рядовой человек в стране, ведущий простую жизнь, лучше
всего в состоянии о них услышать и их увидеть.
Применение этих принципов поможет созданию нового поко-
59

ления, поэтому нельзя подходить к ним односторонне и
успокаиваться на достигнутом.
Внутреннее развитие, являясь неизбежным
следствием усвоения главнейших средств и форм метода,
возбуждает в человеческой природе живую деятельную силу, и
она будет иметь для образования и благосостояния
человечества последствия, не поддающиеся пока учету.
Кто усвоит эти средства и формы метода — кто бы
он ни был, ребенок ли, юноша, мужчина или
женщина,— тот, упражняясь в них, всегда натолкнется на
какой-то пункт, на который особенно отзовется его
индивидуальность. Если он, ухватив его суть, разовьет ее, то
в нем без сомнения развернутся великие силы и
средства. Благодаря им он, в отличие от других, не будет уже
нуждаться в помощи и содействии для своего
образования. С этой стороны он будет в состоянии
самостоятельно, твердым шагом ступить на 'Путь дальнейшего
образования и завершить его. Не будь это так, мой дом не
стоял бы теперь, мое предприятие потерпело бы
крушение. Потому что это не я возвел свой дом, не я спас мое
предприятие от крушения — метод совершил и то и
другое. Но и м'етод тоже не мое создание: он -извечно
содержался в природе человека и сам собой развивался.
Очень легкий, не вполне даже осознанный толчок к
идее основать преподавание на элементах знания —
числе, форме, слове — предопределил у людей, окружавших
меня, пробуждение их мысли к свободному,
самостоятельному поиску, -к содействию, совместному со мной
созданию того, что я искал, делал, создавал. Метод
всегда сам собой складывается в уме человека, подобно
тому как прядется нить из волокна. Кого бы ни наводили
на след метода, все, все, даже юные дети, всегда
находили его в себе самих. Способности и силы самых
маленьких детей поразительно развертывались, придерживаясь
той же нити, по тем же законам и исходя из той же
отправной точки, как это было и с их учителями. Первые
учителя нашего дома искали и учились, придерживаясь
нити метода, точно так же и точно тому же, что и самые
младшие дети. И не только то, что открывали и
находили учителя, -когда вели свои исследования и руководили
детьми с помощью этой нити, сыграло решающую роль
в постепенном построении и постепенно определяющейся
организации средств метода. Во многих случаях и в
60

очень значительной мере сыграло здесь свою роль и то,
что находили и выражали словами дети, руководимые
этой нитью, когда отвечали на заданные им вопросы.
Когда я благодарю бога, проявившего свое
могущество в слабом, и своих друзей, которым стольким
обязан, я открыто, многократно и с радостью повторяю, что
многим из них принадлежат столь великие, столь
решающие заслуги в деле окончательного построения и
конечной организации средств моего метода, что я
рассматриваю его скорей как их творение, чем как собственное
мое создание *. И в то же время никто из нас не имеет
права сказать: построение и организация одного из этих
средств — полностью и исключительно мое дело. Каждое
из этих средств в том виде, в каком оно сегодня
существует,— результат нашего объединения для целого...
Неоспорима истина, что не раз во время упражнений, в
ходе которых мы только еще выхаживали и лелеяли
средства метода, маленькие мальчики преподносили нам в
своих ответах взгляды такой простоты и глубины, что
часто первые учителя нашего дома отказывались от
избранной ими формы преподавания, предпочитая ту, что
дети в своей простоте и невинности нашли в себе самих.
Как ни верен этот опыт, или, правильнее говоря, как
ни верна сумма познаний, приобретенных на основе его,
она все же могла увести меня на неверную тропу, если
бы я рассматривал ее односторонне, видел в ней лишь
опыт умственного образования. Я так не поступил, и я
правильно сделал, не поступив так.
Умственное образование само по себе никак не
способствует зарождению в человеке простоты и
невинности, из чего исходят все средства подъема
человеческого существа к более возвышенной, божественной сути.
Как на колючках не вырастут фиги, а на чертополохе не
родится виноград, так не принесет плодов любви
одностороннее умственное образование, оторванное от
воспитания сердца. Оставленное во власти себялюбия и
слабости своего изолированного бытия, оно в себе самом
таит причину гибели и собственной силой сжигает себя,
как уничтожает себя пламя в сосуде, из которого вылили
питающее его горючее вещество.
Конечные результаты умственного образования и
всех его средств, конечные результаты всякого обучения
в конце концов должны утратить в человеке свойства
61

своей первоначальной односторонности и
ограниченности, должны как бы раствориться в бесконечной силе
совершенной любви — этого общего результата
совершенного образования. Однако чтобы этого достичь, надо
твердой рукой подчинить все средства умственного
образования средствам нравственного. Не надо
заблуждаться: в общем объеме требований и запросов
человеческой природы умственному образованию и воспитанию
сердца отведено отнюдь не одинаковое место. В
истинности великой взаимосвязи человеческого образования
как единства, как нераздельного целого умственное
образование по сравнению с нравственным
представляется рекой, которая хотя и несет свои воды меж берегов
через всю страну, сильная, свободная и
самостоятельная, но в конце концов 'все же с необходимостью
затеряется в глубинах моря и притязания своего
независимого живого движения должна принести в жертву более
высоким притязаниям бездонных морей.
Подчиненность средств умственного образования
средствам образования нравственного — прямое
последствие признания конечной цели воспитания, а она
заключается в том, что человек сам поднимается до
ощущения внутреннего достоинства своей природы и чистого,
возвышенного, божественного существа, живущего в
нем. Такое чувство не рождается от силы нашего ума
в мышлении, оно рождается от силы нашего сердца в
любви. Оно крепнет и усиливается по мере роста через
развитую силу мышления, и плоды этого чувства
созревают при его поддержке, но распускается оно помимо
мышления. Прежде чем заботиться о его росте и
созревании плодов, следует, естественно, позаботиться о том,
чтобы оно распустилось.
Элементарное образование признает необходимость
подчинения умственного образования нравственному в
полном его объеме. Все по отдельности средства
умственного образования оно лишь постольку считает
элементарными, удовлетворяющими всем потребностям
человеческой природы, поскольку их освещает
сопутствующее и преобладающее оживление нравственных и
религиозных сил нашей природы. Считает их
элементарными постольку, поскольку оживление этих сил придает
средствам умственного образования способность не
только укрепить нашу силу мышления, но и привести эту
62

окрепшую силу в согласие с конечной целью
покоящегося на прочном фундаменте формирования нашей
внутренней -природы, высшей, божественной сути, в нас
заложенной, и сохранить эту гармонию.
Элементарное образование учит ребенка мысля
любить и любя мыслить. Но природа обеспечивает
развитие любви еще до развития мышления. Элементарное
умственное образование должно начинаться не с
обучения законам мышления, а с развития мыслителььных
способностей. Оно заботится о том, чтобы энергично
оживить в ребенке эти способности, приучить его
повседневно ими пользоваться. Подобно этому элементарное
нравственное образование, применяя свои средства для
обеспечения достоинства нашей внутренней природы,
возвышая нашу душу, не начинается с изложения
правил благочестия и добродетели. Оно с той же
заботливостью старается энергично оживить в детях элементы
всех высочайших помыслов, все благочестие и все
добродетели— любовь, благодарность, доверие—и сделать
для детей привычным повседневное их приложение к
жизни. Этого мож'но достигнуть только тогда, однако,
когда развитие и метод формирования отдельных сил и
способностей человека, следовательно также все его
умственное образование, все его обучение, исходят из
чистоты и невинности семейной жизни и приведены в
гармоничное с ней согласие.
Я отлично знаю, что мой век выказывает мало
сочувствия такому взгляду. Там же, где он лицемерно
притворяется, будто сочувствует ему, там он и того меньше
с ним согласен. Наше время слишком далеко ушло от
старинных нравов, одной из добродетелей которых было
именно подобное воззрение. Обучение же в наш век
особенно приобрело такой дух и такой покрой, что — по
крайней мере в главнейших чертах — в нем не
сохранилось уже и следа тех времен. Ведь тогда именно на
земле жили люди, подчинявшие средства формирования
ума — предметы обучения — средствам формирования в
человеке чувства семейной жизни, силы любви,
средствам подготовки его ко всей деятельности его любви, ко
всей простой жизни в любви.
Потому-то наш век так явно отличается
испорченностью воспитания и невоспитанностью в одно и то же
время. Он так и не приобрел славы высокообразован-
63

но-го, чего так жаждал. Испорченное воспитание и
одновременно невоспитанность, если они не просто следствие
отдельных особых извращений в воспитании, а результат
распространенных и даже высоко почитаемых в стране
воспитательных навыков, представляют собой верный
показатель крайней точки развращенности, до какой
может опуститься дело воспитания в стране, где
господствуют ложные о нем представления.
Человеческая природа громко требует принятия мер
против такого духа времени. Ведь он полностью
пренебрегает средствами формирования в людях любви, всех
сил любви, подготовки к деятельности в духе любви. Тем
самым наш век строит средства формирования разума,
его сил и свойств на песке, так что не потребуется даже
могучих волн бедствия, чтобы это тщеславное здание
обрушилось: оно несомненно должно обрушиться даже и
в тихие дни покоя и счастья.
Единственное средство, способное помочь в этом
положении,— это быстрейшее возвращение к твердому
подчинению всех средств умственного образования
средствам воспитания сердца.
Мы же не решаемся прибегнуть к такой мере. Мы
возмечтали, будто достигли высот в воспитании, до
каких мы на самом деле совсем не дотянулись.
Односторонним результатом нашего воспитательного дела —
нашим познаниям — мы придаем такой вес, какого они
вовсе не имеют на чаше весов нашего бытия и наших дел,
нашего собственного существа. Мы не знакомы с этими
весами, не знаем и веса любви, ее сам'ой нам недостает.
Мы не лицезреем ее в себе и не находим ее ,в своем
окружении. А между тем только через нее человек
поднимается к внутреннему единству всего своего цельного
существа. Нет ее — и он настолько опускается, что готов
признать свои силы и способности в значительной
степени расчлененными, готов удовлетвориться притворным
блеском каждой отдельной из них в их разрозненности
и себялюбии.
Никогда еще не было так насущно необходимо, как
теперь, привлечь внимание человечества и к этому
внутреннему 'единству существа человека, и к извращению,
угрожающему каждой нашей склонности и силе. Это
извращение угрожает им, если дело воспитания, признав
внутреннее единство, не откажется все же от иллюзии
64

изолированного мнимого развития отдельных задатков
и сил; «если не станет искать и находить свои результаты
единственно лишь в твердой согласованности сил и
задатков; если при этом не предпримет всего необходимого,
чтобы добиться и осуществить подчинение умственного
образования воспитанию сердца, даже вопреки любому
сопротивлению, на которое оно может натолкнуться.
Этот главный шаг, -в котором мы нуждаемся для
возврата на правильный путь в воспитании, покажется,
разумеется, весьма тяжким закоснелому «умственному»
грешнику. Такой шаг настолько противоречит его
наслаждениям, что он спешит объяснить подобный
проект в необходимом его объеме и со всеми
подкрепляющими его обоснованиями разрушительным,
ниспровергающим основы, революционным. Пусть говорит; любовь
никогда не бывает разрушительна, она никогда не
ниспровергает основ, никогда не бывает революционна, и
я лишь ее одну и призываю.
Если не подчинить умственное образование
нравственному, то главнейший 'принцип элементарного
нравственного образования, гласящий, что по существу оно
самостоятельно, но формы его находятся в высочайшей
гармонии с формами элементарного умственного
образования, 'повиснет в воздухе, будет неосуществим и
безрезультатен. Никакое элементарное нравственное
образование без такого подчинения немыслимо.
Как ум выражает себя в основном в числе, форме и
слове и все средства формирования ума исходят из этих
трех фундаментов его развития, так и сердце находит
себе выражение главным образом в любви и все
средства воспитания сердца необходимо должны исходить из
этой его исконной силы; с ней же следует увязать и все
нужные упражнения.
Эта исконная сила нравственности —
самостоятельная сила. Она во многом значительно отделена от
первоначальной, основной силы интеллектуального
проявления нашего существа. Однако нравственное
образование как часть общего образования, в самом себе
несущего высочайшее единство и высочайшую гармонию,
развивается по тем же законам, что действуют для
умственного образования, идет по одному с ним пути.
Проследим несколько этот путь под указанным углом
зрения.
5 И. Г. Песталоцци, т. 3 65

Умственное образование, когда оно неуклонно
исходит из своих отправных пунктов и движется, следуя им
и не допуская пробелов, ничего не вкладывает извне в
ребенка. Все, что оно в ребенке оживляет, оно находит
уже заранее заложенным в силах, им оживляемых,
внутренне самодеятельным, жаждущим внешнего расцвета.
Точно также и элементарное нравственное образование.
Когда оно, подобно первому, неуклонно исходит из
своего отправного пункта и продвигается вперед в
соответствии с ним, не допуская пробелов, оно также ничего не
вкладывает извне в ребенка. Нравственное образование
также находит вое, что в ребенке оживляет, уже заранее
заложенным в силах, пробуждаемых в нем, внутренне
самодеятельным, жаждущим внешнего расцвета.
Средства элементарного умственного образования
исходят главным образом из упражнений мыслительных
способностей, а не из обучения законам мышления.
Упражнение этих способностей предшествует обучению
законам мышления—этот порядок установлен не по
воле человека, это вечная основа нашей природы... И
средства нравственного образования тоже исходят из
упражнений в любви, благодарности, вере. Нравственное
образование, следовательно, начинает свое святое дело не с
обучения нравственным и религиозным истинам, а с
заботливого развития нравственного и религиозного
чувства в детях...
Умственное образование на каждой ступени,
достигнутой ребенком, вызывает у него стремление к
самосовершенствованию, как и вообще стремление к самому
высокому и .великому, чего он может достигнуть с
помощью сил, развитых в нем на данной ступени.
Умственное образование поддерживает в ребенке такие
стремления, подводит под них основание, поощряя его к
напряжению и упорству во всем, что он задумал выполнить и
чего решил добиться с помощью своих сил. Точно так
же и элементарное нравственное образование на каждой
ступени, достигнутой ребенком, возбуждает в нем
стремление к самосовершенствованию, как и вообще
стремление к самому высокому и великому, чего можно достичь
на этой ступени и через нее с помощью сил любви, в нем
оживленных. Нравственное образование поддерживает
в ребенке такое стремление, подводит под него
основание, поощряя его к напряжению и упорству во всем, что
66

ребенок задумал выполнить с помощью оживившейся
в нем силы любви, чего он решил добиться.
Умственное образование охватывает ум человека
одновременно во всех его задатках, возбуждает и
оживляет один какой-нибудь из этих задатков природосообраз-
ным способом и тем самым приводит в действие все
остальные, развивает и укрепляет их. Элементарное
нравственное образование охватывает сердце человека.
Возбуждая и оживляя природосообразным способом одну
какую-нибудь из склонностей человеческой души, оно
тем самым приводит в действие и все прочие ее
склонности, развивает и укрепляет их.
Умственное образование лишь потому уверенно и
успешно продвигается вперед в каждом из своих
упражнений и приемов, что они тесно переплетаются с
одновременным оживлением всего остального, что есть в
человеке и в чем человек нуждается для общего развития
всех своих духовных задатков, — переплетаются и
заботливо приводятся в гармоничное согласие. Точно так же
и нравственное образование лишь потому уверенно и
успешно продвигается к своей цели в каждом отдельном
воспитательном приеме и упражнении, что они тесно
переплетаются с одновременным оживлением всего
остального, что есть в человеке, в чем нуждается человек для
общего развития всех своих душевных склонностей,
переплетаются и заботливо приводятся в согласие с ними.
Элементарное умственное образование находит в
самой природе человека достаточно стимулов для
оживления всех его сил. Поэтому оно без всяких опасений
может с презрением отказаться от таких
вспомогательных средств, как награды, наказания, знаки отличия для
детей, от всяческих сравнений успехов одного ребенка
с успехами другого. Оно считает даже, что подобные
средства вредны и опасны для более возвышенных
стимулов. Стимулы эти заключаются в простом сознании
силы, которой каждый обладает; в сознании того, чем
каждый сам по себе является и сам может сделать; в
скромном сравнении самого себя с собой самим.
Подобно тому и элементарное нравственное образование в
самом сердце человека находит достаточно стимулов для
предназначения и своей цели. Еще сильней, чем
умственное образование, оно с презрением отвергает всякое
подстегивание в детях пустого тщеславия, не связанного
5* 67

с сознанием собственных сил, поскольку это
противоречит возвышенным 'стимулам, заключенным в самой
нравственности, в невинности чистого внутреннего
самосознания, в скромном сравнении себя самого с самим
собой, в забвении окружающего мира, в познании самого
себя.
Более того, как элементарное умственное
образование должно строиться не на расширении круга
познания, а на его ограничении предметами, близко нас
касающимися, на внутреннем совершенствовании в нас
самих познания этих немногочисленных предметов, так и
цель нравственного образования достигается не
расширением круга наших чувств, а определением его
близкими объектами нашей любви, совершенствованием в нас
самих этой любви к данным немногочисленным
объектам. И в этом природа во всех ее проявлениях всегда
остается собой.
Чтобы воспользоваться всеми возможными
преимуществами, которые в состоянии предоставить человеку
вода, этот великий дар бога, совсем нет необходимости
добираться до берегов моря и непременно
собственными глазами убеждаться в беспредельности его вод. Еще
менее обязательно бросать человека в волны, чтобы он
собственными руками попытался исследовать
бездонность моря. Если у человека изо дня в день имеется
хотя бы немного чистой и хорошей воды, чтобы умыться,
освежиться, утолить жажду, то у него есть самое
главное, чего он может пожелать от этого доброго дара бо-
жия. Даже если загорится его дом, то и тогда вода,
нужная для тушения пожара, — не более чем несколько
капель из бесконечных водных потоков. Однако и этими
несколькими каплями человек лишь в том случае
может воспользоваться, если у него есть друзья и добрые
соседи, если они в его беде принесут ему эту воду, если
за него выльют ее в огонь. Так и объекты знания и
предметы желания неизмеримы и беспредельны по своему
объему. И горе человеку, если, чтобы сделать его
разумным и любвеобильным, его приведут на берег этих
неизмеримых и бездонных морей, где дьявол набросится на
него со своими искушениями: «Это все твое, стоит тебе
лишь пожелать!» Горе ему, если он в таком положении
прислушается к голосу искусителя, если с прочных стен
храма бросится в бездны смерти, лежащие перед ним.
68

Из неизмеримых знаний рода человеческого человеку
необходимо лишь немногое. Но что ему обязательно
нужно—это хорошо знать то, что его близко касается,
и правильно применять, что он знает. Тогда это пойдет
ему на пользу и освежит его, как освежает глоток чистой
воды истомленного жаждой; тогда это его подкрепит и
оживит. Человеку необходимо, чтобы в нужде и беде,
когда его з'наний окажется недостаточно, у него были
друзья и соседи, которые охотно присоединят свои по-'
знания к его собственным, которые с любо'вью, с
напряжением всех сил принесут ему в нужде .все, чего у него
нет, как во время пожара друзья со всей любовью и
напрягая в'се силы подносят воду, помогая перепуганному
человеку.
Беспредельны и предметы желаний человека, даже
наиболее благородные среди них, и объекты его любви.
Но отдельный человек в состоянии лишь немногие из
них заключить в свое сердце, какой бы силой это сердце
ни обладало. Кто любит многое, тот распыляет самую
любовь.
В люов'и необходимо то же, что необходимо в
знании. Человек должен любить то, что ближе всего для
его любви; он должен любить то, что он обязан любить,
не должен разбрасываться в любви, должен
облагораживать себя через свою любовь. Пусть любовь станет
в нем действенной силой, а не созерцательной мечтой.
Пусть никогда не смущает его нужда, от которой он ß
каждый данный момент страдает, даже если она и
велика; он должен всегда иметь в виду ее причи'ны,
коренящиеся в прошлом, и ее последствия, угрожающие
будущему. Пусть он, помогая, живет для вечности, но
пусть, живя, помогает настоящему. Если он так
поступает, если он, любя, живет ради вечности и для
настоящего, тогда пусть не заботят его пределы силы его
любви. Любовь его поколения присоединится к его
любви. Для своей любви он найдет помощь, как
находит помощь терпящий бедствие благородный
человек.
Человеку, так действующему, облагороженному
любовью, род человеческий, сама природа всегда
предоставит себя в распоряжение для целей его любви. Цель
элементарного образования — возвысить человеческую
природу до подобной силы любви. Поэтому-то воспита-
69

ние только там и верно, где все его средства в полной
мере соответствуют указанной цели.
Оно основывается на том, что нравственное
образование по воле бога имеет право преобладать над
умственным и на такое преобладание рассчитывать. Средство,
с помощью которого нравственное образование может
утвердить свое право и держать в узде дерзкие порывы
нашей чувственной природы, вынуждая их отступать
перед любовью и долгом, средство, с помощью которого
можно в последнем итоге растворить в любви —
конечном назначении нашей природы — последствия
ограниченности и себялюбия, свойственных всякой
односторонне развитой силе и способности человека, и тем самым
привести себя самого в гармоничное согласие с самим
собой, —это то же самое средство, которым достигается
и обеспечивается преобладающее значение
нравственного образования над умственным. И вот поэтому-то
элементарное нравственное образование, самостоятельное
в своем зародыше и отправных пунктах первоначального
развития, значительно отличающихся от зародыша и
отправных пунктов умственного образования, в средствах
все же совпадает с ним. Уверенное в преобладающем
значении своих требований, оно в дальнейшем
возвращается с новыми силами, возросшими от объединения
его средств со средствами умственного образования, к
своей первоначальной самостоятельности. Нравственное
образование требует и использует для себя результаты,
достигнутые умственным образованием, — эти самим
богом предоставленные ему для достижения его более
высокого положения подчиненные силы и задатки.
Руководствуясь таким воззрением, элементарное
образование не только сохранит свою внутреннюю чистоту, но,
подкрепленное им, настолько возвысится, что признает
материнское отношение к ребенку и столь существенное
для подобного отношения настроение духа
единственным, богом данным фундаментом своей цели,
единственной путеводной нитью всех своих средств,
удовлетворяющей требованиям цели.
При материнском руководстве ребенок полюбит
первый предмет своей любви беспредельной любовью. Он
беспредельно благодарен ему и доверяет беспредельно.
Правда, его любовь, доверие и благодарность
ограниченны, они чувственны, но на той ступени, на которой ре-
70

бенок в данный момент стоит, они совершенны. Он не в
состоянии любить больше, чем любит, доверять больше,
испытывать большую благодарность, чем испытывает.
Его действия со всей силой совершенства затрагивают
весь круг его бытия. Он боится людей, природа его
пугает, его пугает все, что ему незнакомо. Но ребенок
любит свою мать, он жмется к ней, чтобы она защитила
его от этих людей, от всей природы, от всего
незнакомого. И все же, при всем совершенстве чувства любви
к матери, ребенку хочется больше любить, а чтобы
любить больше, он должен больше доверять. Теперь он уже
доверяет и человеку, который пользуется доверием его
матери, и так он постепенно приучается любить того,
кого любит мать, верить тому и в то, кому и во что верит
мать...
Элементарное образование во всем взывает к
невинности, благочестию, гармонии и духу семейной жизни.
Оно повсюду зовет подняться выше обыденного,
повседневного, привычного, что имеет место в обоих
отношениях. Оно повсюду зовет подняться выше духа светского
общества, выше его головокружительных мнимых высот
и путаных ходов его мрачных пропастей.
Все, что верно в отношении умственного и
нравственного образования человека, справедливо и в
отношении любого вида внешнего образования —
эстетического, подготовки к мастерству и профессии *. Сущность
всех этих видов образования состоит в том, чтобы
привести в действие нравственные и умственные силы,
пользуясь средствами, воздействующими на чувства. А цель
приложения любой силы никогда не может находиться
в противоречии с основным назначением самой этой
силы.
Следовательно, подчинение всех целей и средств
образования эстетического, подготовки к мастерству и
профессии целям и средствам нравственного образования,
как и подчинение им же целей и средств умственного
образования, не есть произвольная воспитательная
мера, применяемая по воле человека, а установлено богом
как извечная основа нашей природы.
Так как эстетическое образование, подготовка к
мастерству и профессии — все вместе или каждое в
отдельности— должны соответствовать цели общего
образования людей, истинному внутреннему облагораживанию
71

нашей природы, то средства этого образования
должны находиться в совершеннейшей гармонии со
средствами нравственного и умственного образования
человечества.
Все, что говорилось об умственном и нравственном
элементарном образовании: о материнском отношении,
святости родного дома, важности наших установленных
природой условий существования, недопустимости
пробелов, о порядке, установлении должных границ, о
достижении совершенства в условиях своего положения и
самосовершенствования, — все это также справедливо и в
отношении эстетического образования, подготовки к
мастерству и профессии. Если какое бы то ни было
средство, применяемое в любом из этих видов образования, не
захватывает человека целиком и полностью, не
оживляет и не укрепляет всех его сил в стремлении
облагородить как человека, то оно, конечно, является
непригодным для элементарного воспитания природы человека,
а следовательно и для эстетического образования,
подготовки к мастерству и профессии.
Никакое эстетическое образование, подготовка к
мастерству и профессии не будут элементарно истинными,
если они в самом главном не согласуются с
элементарной истиной—истиной умственного и нравственного
образования, если они, следовательно, не исходят из
формирования высшей, божественной сути нашей природы
и во всех применяемых им средствах с ней не
согласуются...
Таким образом, я поднимаю элементарное
образование человека выше любого возможного упрека как в его
односторонности и ограниченности, так и в излишне
широком охвате или мечтательном преувеличении. Я
рассматриваю его не как шедевр человеческой
изощренности, а как фиксирование самой природы и ее извечных
законов во всей их простоте и силе. Я изыскиваю и
организую для этой цели столь же разносторонние, сколь
и согласующиеся между собой, взаимодействующие и
все же самостоятельные и завершенные средства. Тем
самым я яснее, чем это было бы возможно любым иным
способом, признаю и вскрываю в полном объеме всю
трудность осуществления подобного метода
образования. И пусть никто из тех, кто так или иначе
принимает участие в 'наших опытах, не заблуждается. Элемен-
72

тарное образование ста'вит себе такую непростую
задачу, как возвысить сердце, ум и руку человека всей
совокупностью и согласованностью своих средств до самого
возвышенного и благородного, на что способна наша
природа.
Разве в этом отношении природа поставила тесный
предел <нашему совершенствованию? Разве она не права,
не сделав этого? Разве она не права, когда для
достижения облагораживания человека требует значительно
большего? Не права, когда требует гораздо большего,
чем в наше время удостаивают »нас и соизволяют ей
представлять редакторы еженедельников?
А может быть, это я неправ, когда требую для
образования как раз столько, сколько требует для него
природа, — никак не менее?
А может быть, потому, что я так много требую для
нравственного и умственного образования народа, что
для того и другого требую больше, чем обычно
делается, — может быть, именно поэтому меня и упрекают в
том, что в средствах образования я будто бы слишком
пренебрегаю моралью и религией?
Пусть проверят мои средства нравственного
образования, и тогда обнаружится, взяты ли они из самого
высокого, что заложено в человеческой природе. Я не
стыжусь сказать: обнаружится, от бота ли они или от
мира.
Это моя потребность и мое право заявить: при
первой же попытке проведения в жи'знь идеи
элементарного нравственного образования будут получены
значительные, результаты, бесспорно доказывающие, что все,
что принято до сих пор делать для воспитания народа в
духе нравственности и религии, ни в коем случае нельзя
считать достаточным. Напротив, во многих отношениях
это зачастую губительным образом противодействует
поставленной цели, а потому никуда не годится ,и вредно.
Но если этого не делать, а оставаться в отношении
нравственного и религиозного образования народа при
старой, привычной, явно не соответствующей
потребностям рутине и пытаться в подобных обстоятельствах
значительно продвинуться вперед в умственном
образовании народа, то результаты этого еще ясней покажут,
насколько недостаточно все то, что делается для
повышения нравственности и религиозного чувства в народе,
73

и что неправильно застывать на том месте, на котором
мы стоим.
В этом нет ничего страшного. Напротив, очень
хорошо и вполне правильно, если это всегда будет бросаться
в глаза, где бы ни имело место. Дай бог, чтобы это
повсюду чаще происходило. Дай бог, чтобы как можно
больше делалось для умственного образования народа,
и тогда станет видно, как недостаточно то, что
делается для его нравственного и религиозного образования.
Но нельзя же закрывать глаза на такую простую
истину. Нельзя же настолько поддаваться
фантастическому самообману и опускаться до того, что, хотя и не
прямо, а приводя бесспорные факты, высказывать
следующее, пусть туманное или ясное, твердо продуманное или
только в пылу спора зародившееся мнение: «Раз дело
действительно обстоит так, что для нравственного и
религиозного образования народа делается недостаточно,
и даже наоборот, то, что для этого делается, никуда не
годится и вредно, поскольку оно во многих отношениях
противоречит цели, то для умственного образования тоже
не следует делать большего, а нужно остановиться на
том, что делается, хотя этого и недостаточно, хотя это 1зо
многих отношениях не годится и вредно».
Так рассуждают теперь о столь важном вопросе
народного образования, сами того не сознавая, многие.
Они не придают цены тому, что бесспорно развивает ум,
и осуждают это, потому что среди последствий всеобщей
запущенности воспитания нравственности и
религиозного чувства все это, действительно, явилось бы резким
контрастом.
Но это же безумие. Правда, временное безумие, ни
к чему не способное привести безумие. Когда
всенародная истина, истина, ставшая потребностью для всего
общества, подтверждена бесспорными фактами и в своей
высокой простоте сделалась очевидной, пусть тогда, там
ли, тут ли, заставят какого-нибудь крикуна выступить
против нее, пусть заткнут рот свидетелю, взявшему ее
под защиту, — это не имеет значения. И в данном
случае справедливо то, что справедливо для других
подобных случаев: если свидетели промолчат, заговорят
камни.
Настоящая истина, если она не проявляется через
себя, еще не созрела, как не созрело яблоко, по кото-
74-

рому оса проползет, не впившись в него. И наоборот,
чем больше надточен сладкий плод на дереве, тем
несомненней, тем больше он созрел. Иногда, однако, то
обстоятельство, что плод сильно изъеден,
свидетельствует и о том, что дерево, на котором он созрел, несет лишь
немного ему подобных плодов, что этот плод редкий на
его ветвях. Стало быть, не надо бояться даже самого
распространенного и самого ядовитого отрицания
великих и в невинности изреченных истин еще по одной
причине: отрицание это иногда потому так широко
распространено, потому иногда так едко и ядовито, что
отрицающее себялюбие сознает совершенную зрелость
этих истин, а отрицающая зависть — их действительную
редкость. Однако не один лишь черствый эгоизм, не
одна лишь ядовитая зависть вгрызаются в подобные
истины, даже невинность умеет подчас причинить вред.,.
Меня несправедливо упрекают в том, что я слишком
горяч и слишком односторонен. Конечно, воздействие на
сердце, моральное и религиозное воздействие моих
поступков и моего заведения — это, собственно говоря, моя
специальность и мое естественное призвание.
Ведь мои ближайшие враги высмеивают меня как
человека чувства. Я таков, я не человек рассудка и
никогда не жаждал им прослыть. Для меня довольно,
если мое сердце правильно понято. Все, что я создал,
создано этим сердцем, все истинное, что лежит в основе
моего дела, что заложено во мне, — результат моих чувств,
плод моего опыта и страданий, сильно воздействовавших
на мои чувства. Истину, во мне заложенную, я познал
отнюдь не в ее словесном связном выражении. Потому-
то при всей горячности, с которой я стремлюсь донести
ее до читателя, я так прерывисто и неопределенно ее
высказываю, что буквально поседел, прежде чем
большая часть читателей вообще догадалась, что осколки
истин, лежащие в основе пылающих слон, которые я
набрасываю, имеют хоть отчасти какую-то связь между
собой.

ЦЕЛЬ и ПЛАН
ВОСПИТАТЕЛЬНОГО УЧРЕЖДЕНИЯ
ДЛЯ БЕДНЫХ
СТАВЛЮ своей целью организовать
учреждение, которое служило бы примером того,
что вообще необходимо для воспитания
бедных, и тщательно подготовить и обеспечить средства,
при помощи которых такое воспитание постепенно будет
становиться доступным всем беднякам в стране.
Достижение этой цели ведет в первую очередь к
тому, чтобы при помощи такого воспитания сделать
известное число бедных детей полными сил,
доброжелательными и самостоятельными людьми, имея в виду их
собственные- интересы; кроме того, наиболее способных
из них предполагается использовать для специальной
цели — через них распространить наилучшее воспитание
на весь народ. Имеется в виду развить выдающиеся
дарования, проявленные этими детьми как в
интеллектуальной области, так и в области мастерства и
профессиональной подготовки. Развить дарования в такой
степени и направить таким образом, чтобы они сами по
себе вызывали у их обладателей, выступающих в роли
учителей и учительниц, стремление использовать их в
преподавании обычных школьных предметов или же в
домашней жизни, воздействуя на воспитание людей,
служащих им 'подручными в их деле. Решено основать
школу для бедных детей, ъ которой не только каждый из них
получит хорошее воспитание, но где с должным
вниманием и уважением будут учтены различия между
детьми, зависящие от заложенных в них богом задатков, что-
76
я

бы по воле его использовать их с заботой и любовью в
угоду творцу и на благо человечеству.
Для достижения этой цели необходимо организовать
дело так, чтобы в результате были воспитаны
следующие три категории людей.
1. Отцы и матери, которые в отношении как своей
профессии, так и воспитания детей получили
соответствующую их положению и удовлетворяющую их
самостоятельность.
2. Учителя и учительницы, получившие именно такое
умственное и нравственное образование, какое желали
бы для своих детей лучшие отцы и матери. Они,
следовательно, рассматривают свою профессию учителя не
как чисто преподавательскую работу, а как связанное
в единое целое с великой задачей воспитания высшее
искусство и могут выполнять работу в соответствии с
этой точкой зрения.
3. Рабочие и работницы, обладающие выдающимися
способностями в области различных профессий и
отраслей промышленности. Они, помимо той подготовки,
которая будет обеспечена всем детям, совершенствуются
также в тех специальностях, в которых проявили свои
выдающиеся способности. При этом ставится задача,
чтобы эти лица сначала основали маленькие домашние
профессиональные школы, одно-временно являющиеся
предприятиями определенных отраслей
промышленности. Из этих маленьких учреждений постепенно
повсюду вырастут крупные воспитательные учреждения,
используемые в качестве таких предприятий.
Моя полная уверенность в возможности
осуществления такого воспитательного учреждения для бедных
основывается на природе и сущности моего
элементарного метода. Она основывается на абсолютно достоверных
и определенных результатах применения этого метода,
если он правильно применяется, как в отношении
развития физических, умственных и нравственных
способностей ребенка, так и в отношении его подготовки к
мастерству и профессии. С такой же уверенностью я
утверждаю, что если поставленная мною цель будет
достигнута, то мой метод будет введен и будет применяться
в полном его объеме. Не следует впадать в заблуждение:
образование как бедного, так и богатого человека
требует по существу применения тех же методических
11

средств; человеческая природа одна и та же что у
бедного, то и у богатого. Чтобы бедняк научился понимать,
любить и чувствовать любое мастерство и чтобы он
оказался достаточно силен для любого, напряжения,
необходимо 'применить те же самые средства, что требуются
для тех же целей при воспитании богачей. Если при
воспитании богатого человека воспитатель принимает в
расчет только особенности богатства и все с ним
связанное, то ему будет так же трудно и сложно добиться
результатов в области общечеловеческого воспитания, как
и воспитателю бедняка, учитывающему только бедность
и связанные с ней ограничения. Оба воспитателя ради
случайного забыли бы о существенном в человеческой
натуре и тем самым лишили себя возможности с
уверенностью удовлетворять запросы, отвечающие
особенностям того или иного положения, — возможности,
имеющей место лишь при признании этого внутреннего
равенства всех людей.
Причина, почему очень многие школы, в особенности
пансионы, а также учреждения для воспитания бедных
и работные дома, достигают значительно худших
результатов в области воспитания человека, чем могли бы
иметь, несомненно, заключается в том, что они
несоразмерно большое значение придают тем особенностям,
которые бедность или богатство накладывают на
окружение ребенка. Эти учреждения берут указанные
случайные обстоятельства в основу своих воспитательных
установок и мероприятий, вместо того чтобы исходить из
самой человеческой природы.
Итак, в основу работы предлагаемого мною
учреждения должно быть положено общее развитие
человеческих способностей. И только тогда, когда это развитие
обеспечивает подготовку к домашней жизни как в
общем плане, так и в частных случаях, только тогда
можно ставить дальнейшей целью выделение отдельных
детей для подготовки из них школьных учителей или
преподавателей и преподавательниц мастерства как для
мелких, так и для более крупных промышленных
предприятий.
Элементарное развитие человеческих способностей по
своей природе бывает трояким: физическим,
нравственным и умственным. Все эти три стороны развития
находятся, однако, в теснейшей связи между собой. Как бы
78

Широко ни удалось, воздействуя на какую-либо из этих
сторон, развить лишь одну часть человеческих
способностей, такое одностороннее развитие ни в коей мере не
сможет удовлетворить потребностям и целям
общечеловеческого образования. Человек может приблизиться к
совершенству только путем гармонического развития
всех его способностей. В физическом, умственном и
нравственном отношениях он должен быть подготовлен
таким образом, чтобы его задатки развернулись в
способности, сознание которых обеспечивало бы ему
уверенность в самом себе, свободу, мужество и ловкость.
Элементарное физическое образование предполагает
выработку общей ловкости движений всех членов тела и
выдержки пр'и их длительном повторении. С самого
начала, включая упражнения в движениях, практически
необходимые в связи с житейскими обстоятельствами и
потребностями, элементарное физическое образование
создает для этих движений общую основу физического
развития и предупреждает его односторонность и
ограниченность, являющиеся неизбежным следствием уз-
коутилитариых упражнений, не имеющих такой основы.
Общее физическое развитие обеспечивает общую
ловкость движений человека, одновременно развивая
специфическую ловкость тех из них, которые необходимы в
процессе работы. Желание заниматься разнообразными
упражнениями, имеющими целью практическое
применение сил человека, появляется благодаря сознанию
общего возбуждения этих сил. Всякое дело дается ему легко,
и поэтому все делается с увлечением. Каждая работа
доставляет человеку радость, и он с удовольствием
оказывает другим помощь и содействие, так как делает это
без напряжения, давая пищу пробудившемуся в нем
стремлению к развитию своих сил.
Элементарное умственное образование имеет задачей
развитие общих навыков умственной деятельности и
выдержки в выполнении той или иной умственной работы,
способности довести ее до конца. Оставаясь по
существу своему одним и тем же, оно имеет три исходных
пункта: число, форму и язык. Беден ли ребенок или
богат, каковы бы ни были внешние условия его жизни, он
не сможет удовлетворить требованиям, которые ставит
перед ним его человеческая природа, если путем
восприятия и познания отношений чисел, форм 'и язьжа он не
79

придет к осознанию всего объема своих умственных
способностей.
Это осознание само по себе обязательно дает новый
толчок к развитию человеческой натуры. Истина и
справедливость уже не воспринимаются таким человеком как
приказы внешней силы, они становятся священной и
необходимой потребностью самой его натуры. При этих
обстоятельствах невозможны никакая односторонность
отдельных мнений и никакая окостенелость,
являющаяся результатом такой односторонности. Физическое и
нравственное элементарное образование составляет
физическую и нравственную основу самопомощи и
братской взаимопомощи. Однако без базы элементарного
умственного образования даже очень активизированные
интеллектуальные и физические задатки и хорошие
нравственные качества не могут быть применены с
удовлетворительным результатом. Если ребенок
по-настоящему интеллектуально развит, его можно использовать
как захочешь, с ним всегда добьешься цели.
Между тем имеется так мало людей, с помощью
которых м'ожно добиться выполнения поставленной
задачи. Повсюду, особенно среди простого народа, таких
людей становится все меньше. Правда, многие из
простого народа в достаточной степени доброжелательны и
добродушны, обладают развитой физической силой и
достаточным умением и сноровкой в домашних делах и в
мастерстве. Вместе с тем им недостает
удовлетворительного умственного образования, которое должно служить
фундаментом всему тому действительно хорошему, что
им присуще. Ведь оно сможет гарантировать успех
всего, для чего их используют.
Правда, много говорят о лукавстве, хитрости
простолюдина, и многие заключают отсюда, что ему нужно
нечто совсем иное, а не умственное образование.
Считается даже, что простолюдину оказывают благодеяние,
когда отвлекают и оберегают его от желания получить
такое образование. Однако столько же оснований
имеется считать физически развитым и сильным портного,
который с невероятной ловкостью владеет иглой и
проявляет в этом такую силу, что с ним не сравняется
никакой Самсон *, сколько имеется оснований полагать,
будто народ далеко продвинулся в области духовного
развития лишь потому, что лукав и хитер. Напротив,
80

портному чрезмерная гибкость пальцев в ущерб общему
физическому развитию приносит больше вреда, чем
пользы, для всей его жизнедеятельности. Точно так же,
•если у простолюдина слишком много ловкости,
лукавства и о'бмана, их нужно рассматривать как пиявки,
присосавшиеся к подлинным умственным силам, как
признак ;их заторможенности, смятения и вялости, а не как
признак наличия подлинных сил ума. Хитрость и
лукавство показывают такое направление ума, которое
говорит о его слабости.
На самом деле ребенок, считающий источником силы
и могущества птицы ее длинный клюв, больше
разбирается в вопросах птичьей силы, чем понимает что-либо
в человеческих способностях человек, убежденный, что
если в народе привилась хитрость, то уже достаточно и
даже более чем достаточно сделано для его умственного
образования, для развития его умственных дарований.
Чем больше выделяется народ своей хитростью и
лукавством, тем больше, значит, он умственно опустился и тем
настоятельнее ему необходимо подлинное умственное
образование. Хитрость и обман являются
доказательством и результатом недостатка такого образования, а
истинное умственное образование вытесняет хитрость и
обман тем, что заменяет их более высокими ресурсами.
Природа стремится к развитию задатков каждого
человека. Но если искусство воспитания и влияние
окружающей ребенка среды не способствуют этому стремлению
природы, а, наоборот, препятствуют и сбивают его, то
силы человеческой природы обязательно принимают
ложное направление. Несомненно, что каждое такое
ложное направление сил ослабляет их. Человек при
этом в отношении своих умственных способностей,
можно сказать, пытается прошибить лбом стену и кончает
тем, что наносит ущерб своему уму, который он не
сумел образовать и укрепить на путях, указанных
природой. Хитрость и обман являются тогда жалкими
остатками тех разрушенных высших задатков, которые
надлежало развивать.
Как, говоря о хитрости и лукавстве простолюдина,
делают вывод, будто народ получает даже слишком
много просвещения и умственного образования, точно так
же, говоря сейчас о дурном влиянии, оказываемом на
людей промышленностью, приходят к заключению, буд-
6 И Г Песталоцци, т. 3 81

то у народа всюду и так уж слишком много
возможностей заработать деньги. Подлинное благодеяние по
отношению к народу заключается поэтому якобы не в том,
чтобы способствовать его образовадию, а в том, чтобы
отвлечь его от образования. Однако как хитрость и обман
не могут служить доказательством наличия подлинного
умственного образования и не являются его
результатами, точно так же односторонние навыки фабричного и
ремесленного труда, хотя бы они давали населению
возможность миллионных заработков, не являются
доказательством наличия подлинного образования, готовящего
народ к работе в индустрии, и не являются результатом
такого образования. Наоборот, наличие таких
односторонних и мгновенно приобретаемых навыков, дающих
возможность заработать себе на хлеб, и тот факт, что
массы людей устремляются за этим заработком, как
волны морские, катясь к гибели, показывает лишь
слабость народа, его горе и нужду. Если бы не эти
слабость, горе и нужда, не катился бы народ, как волны, к
краю гибели своих природных данных, чем постоянно
в его состоянии грозят скалистые берега фабричного
заработка. Подлинное образование для индустрии отнюдь
не совпадает с обучением жалким изолированным
операциям, характерным для фабричного труда. Высокая,
но не проведенная в жизнь идея образования для
индустрии означает не что иное, как применение общего
образования в целом к специальной области его
трудовой деятельности. И только тогда такое образование
можно будет считать подлинной подготовкой к
индустрии, когда оно будет исходить из завершенного общего
образования в том полном объеме, который вообще
считается необходимым для человечества. Подготовка к
фабричному заработку столь же далека от образования,
готовящего к индустрии, как обучение батрака
оросительным работам, обучение конюха и пахаря их умениям
далеки от общего сельскохозяйственного образования.
Крестьянин может быть очень плохим сельским
хозяином и при этом быть хорошим конюхом или пахарем.
Как в сельскохозяйственное образование входят все те
знания, которые нужны в сельском хозяйстве, так и
индустриальное образование предполагает овладение в
полном объеме всеми знаниями, являющимися не
случайными или относящимися к каким-либо отдельным
82

отраслям, а имеющими общее значение, обязательно
необходимыми для постижения духа индустрии и для
укрепления ее силы.
Это, однако, не значит, что образование для
индустрии обязательно предполагает обучение разнообразным
приемам и навыкам, применяемым в различных
отраслях промышленности. Дело заключается совсем не в
том, чтобы только предоставить бедным детям
возможность заработать себе на пропитание. Задача состоит в
том, чтобы в полном объеме поставить опыт хорошего
воспитания, необходимого для бедных детей, и добиться
при этом полного усвоения детьми правил и навыков,
требуемых подобным воспитанием. Конечно, они
должны зарабатывать себе на жизнь, но они не только
должны трудиться, они должны трудиться как люди,
получившие такую же хорошую общую подготовку в области
умственного образования, как и нравственного.
Деятельность ума и активность сердца должны стать
фундаментом, на котором строятся прививаемые детям навыки
и умения физического труда. Их труд ни в коем случае
не должен являться результатом крайне односторонней
подготовки для выполнения какой-либо одной операции
в одной из отраслей промышленности. Так же как
высокое развитие умственных и нравственных сил
основывается на заложенных в человеке вечных и неизменных
элементах и может быть достигнуто лишь путем
систематических и постепенно развивающихся упражнений,
точно так же и образование для индустрии исходит из
вечных и неизменяемых элементов и может быть
достигнуто только при помощи непрерывных и постепенно
развивающихся упражнений. Оно представляет в своей
сущности не что иное, как применение физического
воспитания для определенных профессиональных целей, и
должно быть поэтому приведено в гармонию как с
физическим воспитанием в целом, так и с общими
требованиями умственного и нравственного воспитания.
Без общего и гармонического развития всего объема
физических сил так же невозможно представить себе
хорошей и надежной подготовки народа к индустрии,
ка'к нельзя ее себе мыслить в отрыве от развития
умственных и нравственных задатков детей. Между тем речь
совсем не идет о том, чтобы из всех детей подготовить
гениев индустриального производства. Большинство лю-
6* 83

дей так же неспособно стать гениями в области
производства, как не может стать гениями в области ума и
добродетели.
Как умственные и нравственные задатки человека,
так и его задатки в области трудовых умений
развиваются постепенно, от ступени к ступени, через простую
пригодность и одностороннее модифицирующее
ограничение к редко встречающейся силе гения. Однако как в
отношении умственных и нравственных задатков
имеются людиу которые стоят значительно выше всей массы
остальных, как, например, миллионер по сравнению с
нищим или владелец графской вотчины по сравнению со
своим крестьянином, так и в области индустрии имеются
прирожденные гении, природные способности которых
ставят их в точно такое же отношение к остальным
людям. Совершенно несомненно, что бог не желает, чтобы
пропадала зря какая-либо из реальных способностей,
свойственных человеческой природе, точно так же как
ему неугодно, чтобы какая-либо исключительная
одаренность, которую он сам заложил в природе человека,
опустилась до обыденного уровня или даже ниже его.
Высшие интересы государства также требуют, чтобы не
пропадало ни одно дарование в области практической,
интеллектуальной или моральной. Напротив,
государство заинтересовано в том, чтобы обеспечить людям,
обладающим такими способностями, необходимое
образование, обеспечить им возможность деятельности, всячески
защитить их. Столь же ценны с точки зрения бога и
государства и исключительные способности человека в
области индустрии. Однако как миллионер смо^жет
приобрести себе состояние, так и люди высочайшей
одаренности в умственном и нравственном отношении смогут
найти себе -необходимое поле деятельности, образование
и защиту только там, где всем людям, вплоть до людей
самого скромного имущественного положения и
обладающих самыми обыкновенными умственными и
нравственными задатками, гарантируется подходящее для их
положения поле деятельности, образование и защита.
Точно так же и гений в области индустрии имеет
возможность развернуть действительно нужную для него
деятельность, получить нужное образование и защиту
только там, где человеку с самыми обыкновенными
задатками к труду обеспечены те же возможности. Техни-
84

ческие склонности, так же как умственные и
нравственные задатки, являются общими свойствами человеческой
природы. Так же как умственные и нравственные
задатки, они базируются на общих основах. И действительно,
плодотворное применение этого дара каждый раз
является результатом специальной подготовки, требуемой
для развития имеющихся задатков. То образование,
которое необходимо ребенку для подготовки к
обыкновенному повседневному труду в области любого мастерства
и любой профессии, следует рассматривать и как основу
развития наивысших дарований во всех тех случаях,
когда они обнаруживаются. Поэтому элементарная
подготовка к мастерству в основном базируется на развитии
обычных, повседневных задатков в этой области,
которые имеются у всех людей. При этом, однако,
необходимо в полном объеме развивать все те способности
человека, в неразрывной связи с которыми эти задатки к
труду существуют в человеческой жизни.
Какая разница существует между человеком,
который кладет в карман деньги, нажитые благодаря
.использованию какой-нибудь живой машины, пока он не
нашел лучшую, неживую, и такими мужчиной или
женщиной, которые получили подлинное всестороннее
образование, подготовившее их к любой работе в
промышленности и создавшее им соответствующее положение
среди других людей? Мы можем сказать о них, что это
настоящий мастер или настоящая мастерица, так как у
мужчины мастерство неразрывно связано со всем
объемом его мужских сил, его юношеских сил, у женщины
же оно связано с ее женственной нежностью и женским
достоинством. Мастерство в значительной степени
обусловливает хорошую жизнь мужчины или женщины, не
замыкаясь при этом в темнице какой-нибудь одной своей
отрасли или одной какой-либо профессии, а вытекая из
внутреннего существа людей, при полной свободе
подлинного развития их способностей.
Прилежание в труде удовлетворяет умственные и
нравственные запросы этих людей, получивших
всестороннее образование; их побуждения к труду исходят из
высоких взглядов на любовь и достоинство,
свойственных их природе. Те силы ума, которые они проявляют в
своей производственной деятельности, составляют
частичное проявление умственных сил, которыми они вооб-
85

ще обладают. Та тонкость и свобода, которая придает
особую ценность их мастерству, является лишь
частичным проявлением этих качеств, придающих ценность
всей жизни людей. Они напрягают силы и трудятся с
прилежанием не потому, что занимаются тем или иным
профессиональным трудом. Они это делают потому, что
напряжение и прилежание стали для них второй
натурой. Их производственные умения базируются не на
ограниченных приемах фактически выполняемого ими
индустриального труда. Они базируются на общем
фундаменте всех производственных умений — как связанных
со специальностями, которыми им не приходится
заниматься, так и тех, которыми они уже овладели.
Подлинное образование для индустрии исходит из
умственного и нравственного образования и по
существу своему представляет не что иное, как использование
наших физических способностей для внешнего
применения этого внутреннего образования. Поэтому ни один
ребенок в стране, получающий такое образование, не
должен опасаться, что вследствие наличия у него
преобладающей способности к какому-либо специальному
мастерству или профессии приостановится его моральное и
интеллектуальное развитие; что все внимание
сосредоточится на одной специальности, при помощи которой,
правда, если ему повезет, он сможет добиться славы и
богатства, но если судьба ему не будет
благоприятствовать, он может впасть в нищету, покрыть себя
неизгладимым позором и в конце концов кончить виселицей.
Точно так же и стране, в которой образование,
готовящее к индустрии, построено на этих же принципах, не
угрожает больше опасность, что какой-либо
коммерческий или промышленный гений, не считаясь ни с
общечеловеческими интересами, ни с интересами отечества,
исключительно ради своих корыстных целей заставит
несчастный, обманутый народ приобрести какую-либо
узкую специальность. Ведь сейчас она так ослепляет
народ возможностью надежного заработка, что он не
только теряет способность использовать ресурсы, не
отделимые от его существа, но ради этого поденного заработка
готов погубить в себе вечные основы своей умственной,
нравственной и гражданской самостоятельности. Этот
страшный заработок усыпляет внутренние силы народа,
и это может продолжаться до тех пор, пока всеобщая
86

нужда, являющаяся неизбежным следствием такого
заблуждения, и безрезультатность всех паллиативных
средств против нужды, вроде эмиграции и т. п., не
вызовут снова к жизни похороненные было высокие
воззрения и лучшие силы человеческой натуры.
Ближайшая задача образования для индустрии,
базирующегося на умственном и нравственном
образовании, заключается в том, чтобы научить человека
учитывать все средства, имеющиеся при данном его
положении, каково бы оно ни было, для создания себе
удовлетворительных условий существования. Качество этого
образования должно быть достаточно высоким, чтобы
человек с уверенностью мог сделать этот первый шаг.
Это требование, по существу, и определяет, в чем должны
заключаться основные задачи общегрудового,
профессионального и индустриального образования. Дело в
том, что человек, внимание которого направлено в эту
сторону и поддерживается развитым в нем созданием
своих производственных возможностей, даже если он
относится к самым низким слоям населения, находит
множество путей применения своих способностей в области
мастерства и профессиональной деятельности, полностью
соответствующих тому положению и образу жизни,
которых требует от него долг. Для того чтобы выяснить,
каковы возможности добиться всего этого в интересах
человечества и родины, необходимо узнать, в чем же
состоят элементы человеческого образования,
обязательными результатами которого явится подобное развитие
технических способностей и профессиональных умений.
Совершенно очевидно следующее: подготовка руки
для мастерства должна основываться на силе разума,
а образование, включающее умственное развитие и
навыки ручного труда, должно исходить из такого
душевного состояния, при котором человек воспринимает,
любит и ищет все самое чистое, самое высокое и достойное,
на что способна человеческая натура. Фундаментом для
такого образования должны служить надежное
нравственное воспитание и развитые благодаря ему
нравственные силы. Образование, готовящее к индустрии, так же
как умственное и нравственное, коренится,
следовательно, в семейной жизни; оно развивается само собой и
благодаря сущности тех средств, которые применяются для
подготовки к труду в семье, в неразрывной связи со
§7

всем тем, что занимает ум и сердце. Искусство
воспитания должно строго следовать этому предписанному
природой пути.
Для того чтобы физическое элементарное
образование путем систематического ряда приемов скорее
развивало силы человеческого тела л добивалось более
высоких результатов, чем при медленном и спокойном ходе
природы, оно должно опираться на ряд методических
приемов, при помощи которых умственное и
нравственное элементарное образование также добивается более
быстрого и высокого развития духовных сил человека.
Высокое чувство любви к жизни в родной семье,
склонность к такой жизни и развитие сил, необходимых
для нее, — вот в чем состоит подлинное связующее звено
всех средств человеческого образования. Все это имеет
такое же существенное значение для физического
образования, как и для умственного и нравственного. Самой
чистой основой, из которой развивается стремление к
производственной деятельности, является желание
доставить радость любящим матери и отцу, малым
братьям и сестрам, окружающим человека, услужить и
помочь им в тех случаях, когда они в этом нуждаются.
И с этой стороны природа свято -и неизменно
соблюдает равновесие. Если одна сторона жизни вызывает
сожаление, если человека окружает несчастье и давит
нужда, то на другой стороне соединяются все
указанные условия, чтобы обеспечить полное развитие
заложенных в человеке задатков, в одинаковой степени
охватывающее его ум, сердце и руку, и направить эти
разбуженные способности как в область производственной
деятельности человека, так и на осуществление его
семейных обязанностей.
И в этом отношении искусство воспитания должно
следовать природе. Там, где оно находит хорошую и
подготовленную для выполнения своих задач почву, оно
должно тщательно собрать соответствующий этим
задачам урожай и обильно посеять собранные семена.
Несомненно, что такую -благоприятную почву для развития
домовитости и производственных способностей создают
ограниченные возможности среднего сословия,
привычная для него нужда и вызванные ею требования.
Правда, люди не понимают, сколько ценного заложено по
божьей милости в нужде и в ее побуждениях.
88

Хотя мое учреждение будет учреждением для
бедных, тем более потому, что оно будет таким, отнюдь не
следует думать, что я собираюсь высевать семена
превосходного образования на исключительно плохую и
неплодородную почву и что поэтому наверняка не
добьюсь той цели, к которой стремлюсь. Напротив, верно
обратное: нужда и нищета являются лучшей на земле
почвой для посева семян домовитости и производственных
способностей. Поэтому столь же справедливо, что
необходимо и ва'жно высевать в землю -не пус'тую мякину, а
с исключительной тщательностью отобранные семена,
заботясь при этом об удовлетворительных условиях
посева.
Чтобы выполнить основное условие этого хорошего
воспитания бедных детей, необходимо в первую очередь
создать в учреждении, которое призвано осуществлять
эти цели, такую обстановку, которая так же
способствовала развитию домовитости и производственных
способностей бедных детей, как нищета и необходимость.
В первую очередь детям следует обеспечить любовь и
участие, которые вызывают у ребенка стремление
напрячь свои силы для участия в жизни семьи, что
оказывает прекрасное воспитательное воздействие на душу
ребенка. В этом учреждении ребенок должен найти людей,
которых он сможет полюбить так, как он дома любил
родителей. В учреждении должны быть созданы в
ребенке побудительные мотивы и интересы помогать и
служить лицам, которые в этом доме заменяют ему отца и
мать, братьев и сестер. Ведь и в родной семье .ребенок
находит все это. Он должен найти в этом учреждении —
в той же степени, как и в родном доме — побуждения и
возможности для самообеспечения и для
самообразования. Трудно себе представить, что дитя из бедной семьи
сможет получить в учреждении лучшие основы
домашнего воспитания, чем оно могло получить в собственной
семье у добродетельных родителей. Однако
непозволительно думать, что ребенок без вреда для себя сможет
обойтись хотя бы без одного какого-то элемента этих
основ; нельзя допустить, чтобы он действительно был
лишен этих основ воспитания.
Так как любовь и нравственная чистота, на которых
базируются преимущества домашнего воспитания, не
могут сами собой возникнуть в искусственных условиях,
89

какими неизбежно являются условия воспитательного
учреждения, то должна быть проявлена исключительная
забота о том, чтобы непременно был обеспечен этот
необходимый фундамент всех остальных потребностей
учреждения. Дух отцовской и материнской любви,
побудительные моменты и силы, таящиеся в бедности, должны
быть обязательно внесены в воспитательное учреждение
для бедных и сохранены в нем, хотя бы это и не
вызывалось экономическими причинами. Они сами по себе
являются основами человечности, и для этого
учреждению «ужны не люди с показными добродетелями, а
настоящие люди.
Если мы добьемся, что воспитанник учреждения в
этом отношении получит хотя бы не менее того, что
получает в каждой бедной лачуге ребенок
добропорядочных отца и матери, то мы уже шагнем гораздо дальше,
чем я когда-либо наблюдал в каком-либо
воспитательном учреждении. Но если мы в этом отношении не
сможем добиться большего, чем добропорядочные бедные
родители, то зато в другом отношении наши
возможности гораздо шире. Мы все же можем пойти дальше в
применении этой благоприятной естественной основы
хорошего воспитания и сделать для ребенка бесконечно
больше того, что в состоянии сделать при данных
обстоятельствах отец и мать. К чувству привязанности,
которое я бы, пожалуй, назвал лишь инстинктивным, к
наличным в семье бедняка побуждениям к деятельности и
крайне ограниченным средствам применения сил
ребенка мы можем прибавить все человеческое искусство
воспитания. В результате своего положения европейские
бедняки бесконечно отстали от примитивных диких
народов, обладающих значительно лучшими условиями
для развития первоначального чувственного восприятия
мира. Искусство воспитания должно в первую очередь
бороться против расслабляющих последствий этого
неестественного и богопротивного неравноправия.
Воспитательное учреждение для бедных, которое преследует
задачи подлинно гуманистического воспитания, обладает
бесконечно большими средствами борьбы против этого
противоестественного ослабления нашей натуры, чем сам
бедняк. В подобном учреждении значительно больше
свободы и простора для развития физических,
умственных и нравственных сил ребенка, в нем возможно осу-
90

ществление гораздо более глубокого влияния на всю
сферу человеческой сущности и человеческой
деятельности, чем в узком кругу семьи, борющейся с горем и
нищетой.
Семейные привязанности ребенка в семье бедняка
могут быть очень сильны, но в то же время чувство
любви к людям может быть в нем едва разбужено. В такой
семье сфера проявления любви ограничивается
вопросами, связанными со скудным куском хлеба, а по
отношению к остальному миру ребенок может оказаться
робким, отчужденным и эгоистичным. Если создать
атмосферу семейной любви в воспитательном учреждении для
бедных детей, то такая любовь сама по себе
оказывается чувством любви к людям; она не вырабатывает в
ребенке эгоистической ограниченности или, по крайней
мере, не развивает той узкой ограниченности
нравственных чувств, как это .имеет место в семье бедняка.
Если воспитательное учреждение предоставляет
широкие возможности для развития любви к людям, то в
нем также легче воспитывать способность проявлять и
применять это чувство любви. Для этого под рукой
имеются более обширные, действенные и гармоничные
средства. Признавая благоприятные воспитательные
моменты, заложенные в самом положении бедняка, не следует
впадать в ошибку при их оценке. Нищета бедняка может
быть настолько глубока, а его положение, благодаря
которому его способности должны развиваться, может
быть столь противоестественным и столь разрушающе
действовать на его образование и воспитание в целом,
что вся польза, которую бедня'к мог бы .извлечь из
своего положения, как туман, исчезает у него на глазах. Ее
можно сравнить с пользой, которую закованный в цепи
узник может извлечь из стакана воды, когда тот
поставлен у »него на глазах над пылающим огнем и вода
превращается в исчезающий пар. Таково положение там,
где бедные слои населения лишены своего первого и
естественного »источника существования — собственных
средств производства в селах и городах, лишены
возможности, передавая их по наследству, сохранять,
совершенствовать и получать от них все больше средств к
жизни. Так обстоит дело там, где большинство народа
скатилось до такого положения, когда изо дня в день
■ищет лишь средства спасти'сь от голодной смерти и нахо-
91

дит их в таком труде, который по своей природе
разрушает силы, заложенные в человеческой природе,
задерживает их развитие, калечит их. Люди, слабые телом и
духом, гибнут от этого, а более сильные, хитрые и злые
избегают такого труда. Они либо занимают должности и
посты, дающие возможность не сгибая спины, при
помощи ухищрений, хитрости и обмана заработать себе на
жизнь, либо ищут и находят выход из этого
противоестественно тяжелого положения в праздности и
нищенстве, чего не может вынести бедняк с более высокими
нравственными устоями. При этом, разумеется,
преимущества совместной семейной жизни ликвидируются до
такого предела, что подобную жизнь уже »нельзя
рассматривать как соответствующую человеческой природе и
имеющую какую-нибудь воспитательную ценность.
Там, где дело обстоит таким образом, высокие
качества человеческой натуры гибнут ради поддержания
животного существования людей, жертвуются в угоду
жалкому прозябанию. Оно же не только не
поддерживает, но разрушает физические силы людей. В этом
случае речь вдет не о том, что представляет собой бедняк
и что из него выйдет, а только о самом его физическом
существовании и возможности существовать. Уже
вопрос стоит не о том, какими он обладает физическими,
умственным« и моральными задатками, а лишь о тех
ублюдочных навыках, которые за счет гибели всех
природных задатков бедняка помогут ему влачить
существование на загрязненном нечистотами дне нашей
земной жизни. Ах! Даже любовь, которая испокон веков
была благородным и надежным спутником простой, но
удовлетворенной семейной жизни, даже эта любовь не
может вынести той глубины падения, <в которую все
более погружаются и наш и е классы народа. Как бы ни
'противилась внутренняя сущность ребенка этому
вынужденному виду заработка, влекущему его к гибели, в какую
бы борьбу ни вступал он с жалкой рутиной
существования, к которой его принуждает голод; какими бы он ни
обладал тонкими ощущениями, хрупким телосложением,
высокими порывами сердца, прекрасными умственными
и нравственными задатками, — все равно мать и отец
должны жестоко принуждать его к голодному заработку
вопреки требованиям его природы. Если даже ребенок
предпочитает умереть, чем жить таким образом, он все
92

равно должен бущет учиться жить такой жизнью! Где бы
ни 'находился в таком случае бедняк, настоятельно
необходимо найти для него опасение от этой ведущей к смерти
помощи, индустрии *. Очевидно, что 'спасение пр»я
данных обстоятельствах нельзя уже искать в доме бедняка
и добиваться этого через его семейную жизнь; его нужно
найти вне такой семейной жизни.
Если хорошее воспитательное учреждение для бедных
должно заключать в себе все ценное, чем самые
добропорядочные из бедняков в своем положении обладают
для образования детей, то оно в то же время должно
нести в себе могущественное средство, не дающее
бедняку опускаться ниже уровня, при 'котором
преимущества его положения еще могут способствовать
образованию детей. Важно, чтобы ребенок в нашем учреждении
мог вырасти без недоверия, оскорблений, ограниченности
и односторонности, являющихся его уделом в условиях
общественного пренебрежения и заброшенности, в
которых он прозябает.
Настоятельно необходимо, чтобы чрезмерная нужда
не уничтожила, не 'заставила увянуть ростки
заложенных в бедняке человеческих качеств именно тогда, когда
они только начинают развиваться, подобно тому как
черви губят зародыши самых благородных плодов во время
весеннего цветения дерева. Если вообще необходимо
с огромной заботой и вниманием относиться к процессу
развертывания сил, заложенных в природе человека, то
в отношении бедняка это вдвойне необходимо... Задача
заключается в том, чтобы поднять даже самого жалкого
бедняка до уровня, когда человечеству не придется
относительно него задавать себе вопрос только о том, как бы
физически протащить его через юдоль человеческой
жизни, а думать также и о том, что он представляет из себя
как существо высшего порядка и в чем он нуждается.
Чтобы воспитательное учреждение могло с
уверенностью добиться указанных выше конечных целей и
действовать в направлении их достижения, совершенно
необходимо основательно поставить в -нем воспитание и
сердца, и ума, и тела. Развитие задатков воспитанников
во всех трех отношениях должно быть достаточным и
соответствовать запросам человеческой натуры. В
первую оче1редь необходимо избегать всякого извращения,
препятствующего развитию других задатков. Все вое пи-
93

тание должно беть подчинено тому, что важно для
развития человеческой натуры и ее отдельных задатков.
Нужно, чтобы раскрытие нравственной староны природы
народа происходило в связи с умственной и физической
деятельностью, причем эти виды деятельности должны
основываться на добросердечности и протекать в
гармоническом единстве с нравственным развитием. Весьма
важно, чтобы нравственная деятельность воспитанника
не принимала отвлеченно-идеалистического и
фантазерского характера. Она должна находить себе почву и
сферу применения в границах реального положения
воспитанника и учитывать реальные пределы его
возможностей. В процессе воспитания необходимо в первую
очередь избегать разговоров, слов и поучений об исполнении
долга, чувстве любви и получаемом от этого
удовлетворении, если всему этому не предшествуют наблюдения
самим ребенком нравственных поступков в жизни, его
непосредственное участие в них. Такого рода разговоры,
слова и поучения подобны теням, появляющимся при
закате солнца раньше действительных вещей. По мере
того как опускается солнце, они все больше густеют и
увеличиваются в своей жалкой пустоте, пока, наконец,
совсем не перейдут в безмерную темноту, окончательно
скрывающую истинную сущность вещей.
В доме добродетельных и мудрых родителей любая
деятельность есть воплощение любви и всякая любовь
деятельна. В таком доме любое возбужденное сердечное
чувство затрагивает весь объем физических in душевных
сил ребенка и его родителей. Весь такой дом устроен
так, что надежно обеспечивает для удовлетворения
человеческой природы выявление всего самого чистого и
лучшего, на что только эти силы способны. Точно так же
и в воспитательном учреждение, призванном
удовлетворять потребность в нравственном воспитании, любая
деятельность должна проявляться в любви, а любовь —
в деятельности. И в воспитательном доме любое
возбужденное чувство должно захватывать весь объем
физических и душевных сил ребенка, а сам этот дом, как и
родительский, должен представлять собой определенную
организацию о.редств для выявления всего самого
чистого и лучшего, на что только способны разбуженные силы
человеческой природы каждого ребенка в данных
конкретных условиях.
94

К числу основных положений, лежащих в основе
организации такого учреждения, должно относиться
правило, согласно которому в нем не могут продолжать
работать на ответственных должностях лица, не
обладающие подлинным родительским чувством. Привязанность,
любовь, благодарность и доверие сами собой должны
возникать в таком учреждении, как это происходит в
добропорядочном родительском доме. Участие,
взаимопомощь и поддержка должны естественно и просто
вытекать из самих условий, существующих в воспитательном
учреждении; в этих условиях должны быть заложены
привлекательные моменты, побудительные мотивы и
средства для пробуждения и оживления черт
добропорядочного семейного дома...
В нравственном отношении ребенок находит в
домашней жизни максимум того, что должно его привлекать и
к чему он должен стремиться. В интеллектуальном же
отношении ему необходимо дать гораздо больше того, что
в состоянии дать своему ребенку обыкновенный человек.
Правда, и в этом отношении его образование должно
сохранить iBce те преимущества, которыми обладает
воспитание в семье. Тесная связь, существующая между
умственным и нравственным образованием, и даже
подчинение первого второму, которое так повсеместно и
неуклонно проводится в семейном воспитании, ни в коем случае
не должны отсутствовать в государственном
воспитательном учреждении. Надо заметить, что в самом существе
умственного образования, каждый шаг которого основан
на настойчивом стремлении к законченности и
совершенству, заложена внутренняя его гармония с задачами
нравственного образования. Не может быть подлинного
умственного образования, которое существенно и сильно
не влияло бы на нравственное развитие нашей натуры.
Хорошо организованное воспитательное учреждение для
бедных должно давать значительно большее умственное
образование, чем это возможно в бедной семье,
лишенной самых существенных средств к этому. Тем не менее
умственное образование воспитанников должно
проводиться в духе тех же средств, при помощи которых в
более ограниченном объеме оно осуществляется в хорошо
организованном семейном быте бедняка. Так же как в
частном доме бедняка, умственное образование в
учреждении для бедных должно включать побуждение к "дея-
95

тельности, неразрывно связанной с конкретным
положением бедняка и исходящей из этого положения. Так же
как и нравственное, умственное образование не должно
быть оторвано от жизни.
В отношении подготовки к мастерству ребенок в
подобном учреждении также должен получить
несравненно больше того, что в состоянии дать ему воспитание в
родной семье. У воспитанника такого учреждения
трудовые умения должны зависеть не от тех случайных
профессиональных навыков, с которыми ему пришлось
столкнуться в семейном окружении. Они должны базироваться
на особенностях его собственной природы и являться
результатом закономерного развития технических
способностей, а не случайно развитых технических навыков.
Трудовые умения этого воспитанника должны в основном
базироваться на развитии тех навыков, которые
свойственны нашей природе, являются общими для всякого
мастерства и лежат в основе каждой отдельной
специальности. Такой базой должна служить совокупность
навыков, требуемых для многих различных традиционных
профессий. Подготовка к мастерству, так же как
умственное образование, имеет самостоятельную, не
зависящую ни от одной из ее отдельных отраслей основу. Она
зависит от стремления человеческой природы привести
свойственные нашему телу способности к чувственным
восприятиям в гармонию с развитыми силами нашего
ума и внутренним нравственным совершенствованием.
Природе человека свойственно стремление дать
внешнее воплощение развитой в нем способности наблюдать
все истинное и правильное в соотношении вещей, а также
чувствовать приятность и красоту этих соотношений.
Способность человека к мастерству и является тем
природным средством, которое позволяет выполнить это
стремление и получить от этого удовлетворение. Человек
измеряет глазом познаваемую своим сознанием форму;
ему доставляет удовольствие созерцать очертания, своей
приятностью возбуждающие в нем чувства, которые
вместе с чувствами, возбуждаемыми внутренней моральной
красотой, выражают восприятие красоты, какой он ее
видит в природе. Очевидно, в данном отношении
обучение мастерству является лишь приложением
умственного и нравственного образования, лежащего в его
основе.
96

Следовательно, лишь поскольку воспитательное
учреждение удовлетворительно будет осуществлять
воспитание ума и сердца, постольку оно сможет давать
воспитанникам глубокую, широкую и отвечающую
человеческой природе подготовку к мастерству. Оно поставит на
прочное основание само существо этой подготовки.
И только благодаря обеспечению прочного фундамента
обучения мастерству учащиеся смогут также овладеть
умением использовать то случайное, что способствует
применению усвоенных умений к различным
специальностям. В этом отношении путь обучения мастерству
будет общим, в какой бы области ты ни нашел у своего
воспитанника выдающиеся способности: будь то особая
острота зрения или слуха или ловкость руки; будь его
гений парящим ввысь, или механическим, или глубоко
обосновывающим; характерны для воспитанника
быстрота и натиск или же он основывается на мягких,
спокойных чувствах; ограничивается ли он рамками домашнего
применения или способен превратиться в силу,
прокладывающую новые, неоткрытые пути. В основу развития
каждого отдельного вида знаний и суждений должно
быть положено развитие ума воспитанника, его умения
воспринимать отношения и уверенно оценивать их.
Вниманию детей не следует предлагать ничего отдаленного,
ничего незнакомого, ничего такого, что не находилось бы
в постоянном и длительном соприкосновении с их бытием
и деятельностью. Наоборот, в первую очередь до их
сознания нужно доводить близкое, современное,
ежедневно и ежечасно на них влияющее; нужно также заставлять
их осознать собственные задатки и 'способности,
поскольку это стимулирует их развитие. Необходимо
безусловно добиваться природосообразности развития
душевных сил детей. То, что в их задатках и способностях
является вечным и неизменным, должно быть при их
развитии признано нерушимым фундаментом всех средств
развития.
Сложное переплетение связей, характеризующее
отношения, которые складываются между ребенком и всем
сущим, между миром и ребенком, — весь этот обширный
естественный фундамент умственного образования
должен быть во всем объеме использован для данной цели.
Все 'Существенные средства искусства воспитания,
возбуждающие умственные силы и развивающие их так, что
7 И. Г. Песталоцци, т. 3 97

они оказываются в состоянии использовать свои
природные основы во всем их объеме и вооружить ребенка
этими силами во всех его взаимоотношениях с жизнью,—
все эти педагогические средства обязательно должны
применяться в воспитательном учреждении.
Все, что в существовании и деятельности человека
возбуждает активность его мыслей и чувств, то
представляет собой и его взаимоотношения с миром, правильное
восприятие и переживание которых делает человека тем,
чем он должен быть. Напротив, неправильное
восприятие и неправильное переживание этих взаимоотношений
следует считать источником всякой путаницы и всякого
расстройства деятельности человеческого ума и сердца.
Правильное восприятие и правильное переживание
этих отношений совместно строятся и взаимно дополняют
друг друга; следовательно, необходимо добиваться
одновременного и гармонического их развития. Через
восприятие наших взаимоотношений с окружающим,
которые являются естественным источником возникновения
чувств, нравственные чувства должны обрести
фундамент своей устойчивости, путь к своему развитию ввысь
и вширь и, возможно, через взаимную гармонию
приблизить к совершенству весь комплекс наших сил. С другой
стороны, растущее восприятие отношений между вещами
может обрести фундамент своей прочности и путь к
своему развитию как в качественном, так и в
количественном отношениях только через стойкую чистоту и
растущую силу чувств сердца. Если способность к мастерству
исходит из воспитания, которое имеет в виду человека
как нечто целое, и если путем совершенного изучения
основ мастерства для него создается надежная база,
позволяющая применить его в любой специальности, то
таким путем преодолевается огромное несчастие,
заключающееся в неправильной постановке обучения
мастерству и в гибели человеческой натуры в результате такой
неправильной его постановки. Этим самым
прокладывается благословенный путь мудрого использования
мастерства человеком, какими бы свойствами он ни обладал
и в каком положении ни находился. Он мастер потому,
что человек. Его притязания как человека вообще
определяют развитие его мастерства, а сила мастерства
обеспечивает человеческой личности известные преимущества
даже в таком положении, когда, по-видимому, имеются
98

лишь ограниченные возможности для его применения.
Она облагораживает те черты характера человека,
которые без этого руководства либо сделали бы его
совершенно непригодным к какому бы то ни было мастерству,
либо превратили бы его в одностороннего, живущего в
противоречии со своими условиями и обязанностями
человека. Благодаря руководству тому, кого господь в
отношении какой-либо профессии выделил как
единственного и лучшего, будет обеспечено соответствующее его
одаренности положение. Благодаря этому будет внесен
покой и удовлетворение в сердца тысяч людей, которые
отстают от него. До их сознания ясно и непререкаемо
будут доведены средства, которыми они смогут овладеть,
ступень, которой они смогут достигнуть, свойства их
характера и те пределы, в которых они могут рассчитывать
создать счастье своей жизни через профессию и
прилежание в труде.
Развивая перспективы, до какого уровня правильно
поставленное элементарное воспитание бедных может
поднять своих питомцев, а через них большое число
представителей человечества, я представляю себе как объем
надежд, которые этим возбуждаю, так и объем
материальных средств, которые потребуются для их
удовлетворения. И я не могу не сознавать, что тысячи наивных
людей зададут себе вопрос, как это я осмелился
возбудить такие надежды и думать, что все, что требуется для
их достижения, зависит от одного человека. Но это верно.
Поскольку я настаиваю на осуществлении выпуска
предполагаемого мною журнала *, я позволяю предполагать,
что в моих руках имеются большие силы и средства для
осуществления этой цели. И за это я несу
ответственность.
7*

взгляды, ОПЫТЫ И СРЕДСТВА,
СОДЕЙСТВУЮЩИЕ УСПЕХУ
ПРИРОДОСООБРАЗНОГО МЕТОДА ВОСПИТАНИЯ
I САМОГО детства своеобразие моего характе-
V а ра и полученного мною домашнего воспита-
^-^ ния склоняло меня быть доброжелательным и
добродушным, относиться к окружающим людям с
безусловным доверием. Обстоятельства и условия жизни уже
смолоду привели меня в среду страждущих и
униженных— вдов, сирот, обремененных заботами разного рода
бедных людей. При всей моей неискушенности
приобретенные мною разнообразные познания относительно
многочисленности и природы их страданий неизбежно
должны были возбудить во мне глубокую грусть.
Жил я в такое время и имел родиной такую страну,
где образованная молодежь была охвачена всеобщим
стремлением к свободному анализу причин
испытываемых страной бед, в чем и где бы они ни проявились, и
исполнена горячего желания их устранить. Я также
начал доискиваться источников зол, которые и в нашем
отечестве низвели народ до положения гораздо более
низкого, чем то, которое он мог и должен был занимать.
Так поступали в то время все воспитанники Бодмера и
Брейтингера; так и подобало поступать современникам
Изелина, Бларера, Чиффели, Ецтелера, Фелленберга,
Эшера, современникам таких благородных людей, как
Хирцели, Чарнеры, Ваттенвили, Граффенриды, и многих
других *.
Как и повсюду, мы обнаружили эти источники в
слиянии множества неоднородных, но в значительной степени
взаимосвязанных и весьма глубоко и разносторонне дей-
100

ствующих обстоятельств, условий, взглядов,
установлений и привычек. В результате их отдельный человек в
стране в своем положении вынужден был опуститься до
бессилия и беспомощности, не позволявших ему стать
тем, чем он должен быть — человеком по воле божьей и
гражданином по праву.
Я очень скоро убедился, что в природе каждого
человека изначально таятся силы и средства, достаточные для
того, чтобы он мог создать себе удовлетворительные
условия существования; что препятствия, 'противостоящие
в форме внешних обстоятельств развитию врожденных
задатков и сил человека, по природе своей преодолимы.
По мере того как это убеждение созревало во мне, я
рассматривал усилия, необходимые для действительного
преодоления этих препятствий, как долг, выполнение
которого лучшие люди повсюду должны превратить в
главнейшее дело своей жизни.
Чем больше было зло, устранения которого я так
жаждал, и чем острее я чувствовал, что физические и
духовные силы народа, способные его устранить, повсюду
противоестественно заторможены и почти полностью
парализованы, тем яснее подсказывал мне опыт, что средства
милосердия и благотворительности,
противопоставляемые такому злу, вместо того чтобы ослабить его, по
существу только поддерживали его и обостряли. Опыт
подсказывал мне, что единственное средство, действительно
помогающее бороться со злом, заключается в том, чтобы
развить, оживить и поставить на ноги изначально
присущую каждому человеку способность самому
удовлетворять свои потребности и в достаточной мере отвечать
требованиям, предъявляемым к нему делами,
обязанностями и условиями его жизни.
Чем ясней я это осознавал, тем сильней нарастал во
мне внутренний порыв, звавший меня к этой цели.
У меня рано возникло желание действовать
решительно для достижения цели. Я хотел не просто показать
несколько образцов лучшего способа заботы о бедных.
Я хотел дать возможность даже самому бедному жителю
страны уверенно развивать врожденные физические,
умственные и нравственные задатки как самому, так и через
внешние, не зависящие от него обстоятельства, в которых
он живет и как личность, и как член семьи, и как
гражданин. Благодаря этому он мог сам заложить прочный
101

фундамент своего умиротворенного и удовлетворенного
существования.
Первый шаг в этом направлении, на который меня
толкнули и убеждение, и сердце, состоял в том, что я взял
к себе в дом значительное количество детей, обреченных
на нищенство и полнейшую беспризорность *. Я взял
детей в свой дом, чтобы вырвать их из униженного
положения, вернуть их человечеству и его высокому
предназначению, доказать на их примере самому себе и
окружающим, насколько правильны мои взгляды по данному
вопросу.
В своей деятельности, во всех отношениях простой,
проникающей вглубь и нацеленной вдаль, мне следовало
искать средств для осуществления цели по
преимуществу там, где человек нуждается в собственной помощи и
лишен внешних средств. Ведь развитие в себе самом
великих сил становится настоятельной потребностью
именно в таком положении, и человек вынужден прилагать
величайшие усилия, с необходимостью приводящие к
развитию этих сил.
Однако такое развитие не только должно стать
необходимостью, оно должно быть и человечным. Для этого
оно в своем зародыше и в своих средствах должно
базироваться на духе упорядоченной семейной жизни *,
точнее выражаясь, на том, что составляет основную суть
родительского воздействия на воспитание ребенка.
Все, что такое воздействие способно принести ребенку
в наиболее благоприятных обстоятельствах, он должен
был получить и в моем заведении. Средства же,
помогающие ему приобретать это в условиях семейного
воспитания, в основе своей должны были совпадать с теми,
которыми и я в своем заведении собирался воспитывать
детей.
У меня с юных лет выработалось какое-то
благоговейное отношение к воздействию семейной обстановки на
воспитание детей. Я также отдавал решительное
предпочтение земледелию как самому общему,
всеобъемлющему, самому чистому внешнему основанию такого
.воспитания. При этом я, быть может излишне односторонне,
испытывал отвращение к феодальной системе, самое
существо которой принижает земледельца в его сословном
положении до состояния, не соответствующего
достоинству, на которое он имеет право как человек*. Система
102

эта особенно резко противоречила могучему оживлению
стремления к нравственной, умственной и бытовой
самостоятельности, к правовому обеспечению собственности.
А подобные стремления коренились в фундаменте былых
свободных установлений нашего отечества. Резко
контрастировала эта система и с распространенной в стране
общей добропорядочностью.
Яркие и сильные впечатления житейского опыта, изо
дня в день встававшие перед моими глазами, с
бесспорной достоверностью доказывали мне, что извращения
феодальной системы тем более гибельны для моего
отечества, что если эта система по существу уже отменена,
то остатки ее невозможно будет дольше сохранять так же
легко, просто, чистосердечно и открыто, как раньше. Тем
не менее сельских жителей, сильнее всего испытывавших
на себе воздействие этой, на мой взгляд, негодной
системы, я нашел все же в гораздо лучшем состоянии, чем
фабричный люд, которого все больше становится вокруг
нас. Этот последний, отданный на произвол
меркантильному авантюрному существованию, в одинаковой степени
не знающему ни человечности, ни политики, ни надзора,
даже в несчастье, выпадающем ему в удел, уже не может
обрести средства исправления от своей глубокой
испорченности.
Развращенность этих людей, которая в сиянии их так
называемых лучших лет губит личное счастье тысяч и
тысяч людей и роет могилу общественному благу даже
самого честного народа, была в нашей стране в своих
причинах и следствиях глубочайшим и теснейшим
образом связана также с гибельностью сохранения остатков
феодализма, утратившего уже простоту, прямодушие и
невинность, с которыми феодальная система
воспринималась раньше. По обеим этим причинам — вредной
феодальной приниженности и одичания фабричного люда —
мое отечество в то время вело свой последний гибельный
бой с духом семейной жизни и добропорядочности,
некогда прославившим его в Европе.
Исполненный любви к родине, готовый в своей любви
надеяться для нее даже на невозможное, неспособный
примириться с мыслью, что отечество нельзя вернуть к
основам его былого достоинства и исконной сийы, я
чувствовал, мыслил и действовал, как если бы был
абсолютно уверен, что оно выстоит в этой борьбе. И с величай-
103

шим усердием я искал средств, которые не только
возможно и вероятно, а совершенно несомненно помогли бы
ему избегнуть здесь поражения, помогли вновь оживить
остатки былого домашнего счастья, былого духа
семейной жизни, былой способности ставить себе дома
должные границы, как и былого уважения не только к
земледелию, но и к земледельцу, которое столь глубоко было
присуще духу истинных представлений о свободе,
живущему в нашей стране.
Я чувствовал, конечно, что зло униженности народа,
в основе которой лежали извращения феодальной
системы и шаткая игра счастья фабричной жизни, неизбежно
будет чинить величайшие препятствия достижению этих
конечных целей, потому что это зло не просто подорвало
исконный дух страны, а издевательски грубо попрало его.
Но я был молод, я верил в слова о любви к добродетели,
к гуманизму, к родине — слова, бывшие в ту пору ходким
модным товаром *. Я и не подозревал тогда, что в своем
подавляющем большинстве эти модные выражения были
не чем иным, как лишенными внутренней правдивости и
силы комедиантскими фразами. Такими фразами
множество актеров, играющих в мире ту или иную роль,
знающих и презирающих человеческую слабость, за деньги
ежедневно развлекают людей представлениями, в
которых изображают возвышенность человеческой натуры и
тем помогают людям уснуть в хорошем настроении. В го
время даже средства спасения отечества казались мне
ясными и применимыми. Я верил, что тягчайшим
последствиям феодальных извращений и фабричной
испорченности можно соорудить спасительный противовес, если
возобновить усилия к народному образованию с целью
повышения урожайности земли, увеличения семейных
заработков и подъема духа добропорядочности в стране и
в семье, если распространить справедливые и мудрые
государственные и финансовые принципы.
Я, однако, отнюдь не намеревался только мечтать о
возможной помощи в этом деле и, мечтая, действовать
вслепую. Еще меньше желал я, изобразив показной и
мнимый уголок общественного благоденствия, самого
себя ввести в заблуждение и дать отвлечь от важнейших
моментов своих целей. Я хотел приняться за дело таким
способом, которого требует природа человека и природа
обстоятельств, при которых человек нуждается в помо-
104

щи; которого она должна требовать, если человеку
действительно собираются оказать помощь.
Мое заведение должно было стать фундаментом,
сложенным из фактов. Сооружая его, я стремился
подготовить себя для выполнения поставленных перед собой
задач, а людей, меня окружающих, убедить в правильности
моих взглядов на данный предмет и тем самым
возбудить в них интерес к этим взглядам. В своем заведении
я намеревался дать детям удовлетворительное
образование для целей земледелия, домашнего хозяйства и
промышленности одновременно.
Но так же, как я чувствовал, что мое заведение этого
требует, так же я знал и другое. Я был убежден, что
любое профессиональное образование, любое обучение
мастерству, предоставленное человеку без
соответствующего глубине и средствам этого образования умственного
развития и душевного облагораживания, нельзя признать
удовлетворительным для человека. Более того, оно
недостойно человека, низводит его до положения обученного
животного, инструмента для зарабатывания низменного
куска хлеба.
Следовательно, сами по себе земледелие, домашнее
хозяйство и промышленность никак не могли составить
для меня цели. Воспитание человечности — вот моя цель,
а земледелие, домашнее хозяйство и промышленность я
рассматривал лишь как подчиненные достижению этой
цели средства.
Чем более я наблюдал, как изнемогает отечество под
золотым дождем преходящего, несоразмерного дохода,
приобретенного без возвышающих душу чувств и
благородных стремлений, отчасти чисто механическими
приемами, отчасти благодаря слепому стечению
благоприятных обстоятельств, тем менее был склонен подыскивать
для него источники денег и так же мало желал
усовершенствования отраслей отечественной индустрии как
таковой. И то и другое было нужно как средство для того,
что было по существу необходимо, — для сохранения и
оживления чистой человечности среди всего народа
страны. Ради этой превыше всех интересов заработка и
мастерства стоящей цели я хотел, чтобы нравственные,
умственные и физические задатки людей во всей их
совокупности получили должное развитие. Я хотел заранее
быть уверенным, что эта цель будет обеспечена преиму-
105

щественно перед всеми отдельными частями образования
человека и перед всеми частными целями этого
образования.
Я хотел, чтобы независимо от подготовки к
необходимому обеспечению физического существования с
помощью твердого заработка воспитатели с абсолютной
надежностью воздействовали на ум и сердце ребенка.
Я был убежден, что это поднимет всю его жизнь на более
высокую ступень, следовательно, и способность
заработать себе на жизнь получит у него более прочную базу,
а самое главное — все усилия для этого потеряют в
ребенке свой чисто животный характер и приобретут тем
самым более высокую ценность.
При таком воззрении на вещи я видел, что огромное
большинство людей обучено лишь владению
определенными трудовыми приемами; видел, что условия жизни и
воспитание довели их до того, что люди, не обладая в
глубине своего существа развитым чувством человечности,
тратят дни своей жизни на выполнение этих приемов без
малейшего участия в этом ума и сердца. Подобное
положение не могло не вызвать во мне сердечного участия к
обойденным в этом отношении и страдающим слоям
человечества. Я увидел далее, что, куда ни глянь, везде
люди занимают по церковной и государственной части
посты, предназначенные для того, чтобы облегчить
положение человечества, обойденного в умственном,
нравственном и хозяйственном отношении, и положить предел
последствиям его противоестественно стесненного я
ущемленного состояния. Однако на самом деле эти люди
объединились, как заговорщики, чтобы оправдать
животное состояние, до которого низведен народ, согласиться
на его душевную и физическую отсталость. Они делали
всё, что в их силах, чтобы, используя вес своего имени,
навсегда сохранить такое состояние. Когда я это увидел,
мое сострадание поднялось до глубокого возмущения
всего существа несправедливостью и злым насилием,
которым в столь разнообразных формах подвергаются
бедные слои человечества. Они унижены ими до состояния,
более схожего с состоянием вола, запряженного в плуг,
лошади под седлом, собаки у порога хозяйского дома или
кошки, охотящейся за мышами, чем на состояние
человека, облеченного достоинством и силой внутреннего
облагораживания. А ведь по природе своих врожденных
106

данных и благодаря наличию великих, на
протяжении тысячелетий подготовленных вспомогательных
средств он призван и предопределен богом быть именно
человеком.
У меня были друзья, я любил, у меня была родина,
я обладал правами, но мне не хотелось жить. Я
чувствовал: ни один человек, у которого сердце бьется для
дружбы, любви и родины, для природы человека и ее
достоинства, не должен хотеть жить в таких условиях, когда он
сам, его друзья и родные, его сограждане подвергаются
угрозе лишения всех средств человечности и обречения
на чисто животное существование. Мысль о том, что и
моим потомкам, потомкам моих друзей, тысячам
благородных, хороших людей, которых я знаю, грозит такое
унижение, если простой человек в нашей стране и впредь
будет отдан на произвол бездушному и бессердечному,
чисто животному труду, если ему не помогут уверенно и
со всей доступной легкостью ощутить первую
потребность удовлетворительного воспитания ума и сердца, как
и потребность удовлетворительного способа заработать
себе на жизнь, — эта мысль волновала мне сердце.
Я часто с грустью чувствовал, что высокий и
обязательный долг человека — это вступиться за бедного и
несчастного всячески, всеми доступными человечеству
средствами, следовательно, совершенно определенно в
религиозном и гражданском смысле, как и в частном и
семейном порядке, содействовать тому, чтобы сознание своего
достоинства развилось в нем через сознание присущих
ему сил и задатков...
При таком взгляде на вещи, охваченный
настроениями веры и любви, естественными и необходимыми при
таких воззрениях, я еще юношей интуитивно предугадал
суть средств, с помощью которых только и можно
по-настоящему удовлетворить потребности человеческой
природы в воспитании. Я чрезвычайно был обрадован, когда,
серьезно проанализировав вопрос, обнаружил, что в
самих условиях и обстоятельствах, с необходимостью
окружающих жизнь бедного и обездоленного, заложены
никем, правда, не понятые, но весьма существенные и
мощные средства для достижения данной цели. Мое сердце
преисполнилось величайших надежд, когда я убедился,
что в условиях жизни бедняка нужда и лишения, можно
сказать, в принудительном порядке извлекают у его ре-
107

бенка самое существенное, в чем настоятельно нуждается
любой воспитатель со стороны своего воспитанника, а
именно внимание, напряжение и умение проявлять
самообладание. То, что природа таким путем обязательно
вызывает на поверхность у ребенка, caeteris paribus *
бывает в нем заложено глубже и прочней, чем все
другое, что способно возбудить в нем какое бы то ни
было искусство человека без содействия всевластной
природы.
При таких взглядах стали неизбежными, не могли
меня не охватить предчувствия идеи: если заботливо и с
любовью использовать это обстоятельство при
воспитании ребенка бедняка, то он должен будет подняться и
поднимется вскоре на такую ступень, когда в <нем
вспыхнет жажда умственного развития, соответствующего его
положению. Тогда потребность хорошего воспитания в
полном объеме сможет обрести надежную базу, а
развитие всех задатков и сил человеческой природы обретет
объединяющий их центр. Сила напряжения и умение
проявлять самообладание, столь разносторонне оживляемые
у бедняка благодетельной помощницей — нуждой,
неизбежно, едва в сердце его ребенка проснется чувство
любви, облегчат ему свершение дел любви, а с ними облегчат
путь добродетели, обеспечат душевный покой,
свойственный такому пути и недоступный человеку, не прошедшему
глубоко обоснованной системы упражнений,
развивающих напряжение. Умение проявлять самообладание под
влиянием необходимости, несомненно, преобразуется
теперь в умение делать то же и по свободной воле.
Ребенок, повинуясь необходимости, легко отказывался прежде
от многого, от чего отказаться ему предписывала нужда.
Теперь он, вдохновленный любовью, так же легко
откажется от всего, от чего отказаться его по более
возвышенным мотивам побудит эта любовь.
Однако если, с одной стороны, верно, что при такой
точке зрения все бытие бедняка и даже тягчайшая его
нужда должны казаться отличным фундаментом для его
будущего наилучшего воспитания, то, с другой стороны,
не менее вер'но, что, как бы ни был хорош сам по себе
фундамент, он должен будет раствориться как тень,
ничтожная, бездейственная и безрезультатная, более того,
он-станет сильно противодействовать наилучшему
воспитанию, если не будет целесообразно использован, если на
108

этом фундаменте не утвердится добро, к чему повелевают
любовь к человеку и долг его. Иначе и быть не может.
Там, где способствующие этому обстоятельства или
заботливое руководство не сделают из человека, в
особенности из бедняка, того, что они должны из него сделать,
там он, конечно же, не станет тем, чем стать должен.
В подобном случае бедняк неизбежно окажется
лишенным заботливого руководства как раз в том, для чего
его следовало воспитать и обучить. Вследствие этого он
с той же неизбежностью будет обречен на унижение, в
котором он, полностью ощутив односторонне
разбуженные силы, опустится до еще более грубого одичания. Еще
большим несчастьем для него будет, если он опустится
настолько, что станет лицемерно вуалировать свое
одичание. Тогда в сознании своей униженной, самого себя
и весь род людской презирающей силы он доходит до
того, что хитро скрывает средства безудержного насилия,
применяемые в его стремлении насладиться жизнью и
достичь высокого положения в обществе. Он коварно
этим'и средствами пользуется, считая их дозволенными и
законными, так как рассматривает их как простое
возмездие за всю несправедливость, которую, как ему
кажется, без всякой его вины совершило по отношению к
нему общество. Более того, все это он передает также и
другим.
Если обращение с бедняком лишено любви, чуткости
и уважения, что всегда характерно для глубокой
развращенности в церковной и гражданской среде, то
спасительная сила, которую бедняк мог бы извлечь из своего
положения, становится источником грубости и
жестокости, уничтожающих в нем даже видимость человечности.
Светское же общество, то есть весьма значительное
число людей, для высшей сущности нашей природы
внутренне так же мертвых, как и заброшенный бедняк, но
внешне сохранивших еще видимость этой сущности, потеряло
всякое чувство человеческого сострадания к несчастным,
павшим до такой степени. Эгоизм светского общества
заставляет его даже заявлять, будто эти несчастные
утратили право на любовь, уважение и бережное отношение,
которыми человечество самому себе обязано, что они их
недостойны. В результате подобного отношения наиболее
жизнеспособные и сильные из подобных бедняков
нередко бывают доведены до того, что их неодолимо влечет к
109

такому образу жизни и образу действий, против
которых гражданское общество в силу необходимости, но
безуспешно борется виселицей и колесованием. Более
того, такой образ действий должен казаться им
совершенно законным.
Чем менее мог я обманываться относительно
истинного состояния бедняка, тем сильней чувствовал долг
оказать ему соответствующую требованиям его положения
' и обстоятельств достаточно действенную помощь,
жаждал внести свою лепту для достижения этой конечной
цели. Верный убеждению, что сама природа раскрывает
в бедняке большие силы, нужные для его образования, я
должен был прежде всего именно в этой внутренней силе
искать средство для помощи бедняку в его нужде. Я
должен был искать для детей бедняков, которых взял к себе
в дом, работу и дать им подготовку к труду. Но я желал
не только этого одного, я желал в ходе работы, через
труд согреть их сердце и развить их ум. Я хотел не только
обучать их, я хотел, чтобы они учились у жизни, в
процессе самой своей деятельности, чтобы благодаря этому
самообразованию они возвысились до осознания
внутреннего достоинства своей природы *. Я хотел прежде всего
и преимущественно перед всем остальным позаботиться
об их сердце — самом благородном в человеке центре,
где объединено все самое чистое и возвышенное из его
духовных и физических задатков. Я был убежден, что
только так можно связать воедино все средства
воспитания человечества, в особенности же бедноты, только так
можно даже при великом множестве обстоятельств,
толкающих человека на жестокие и низменные поступки,
сохранить любовное, бережное и исполненное уважения
обхождение, единственно способное гарантировать
достижение высшей сути обоих видов
образования—-подготовки к труду и формирования духовных сил.
В этом отношении я находился в превосходном и
счастливейшем положении для задуманного мною дела.
Благодаря накопленному запасу живых наблюдений моя
жизнь, как жизнь лишь очень немногих людей, способна
была возвысить меня до непоколебимой убежденности в
одном: что бы мы ни пытались сделать для обеспечения
бедняку возможности заработать себе кусок хлеба и для
развития его духовных сил, ничто и ни в коем случае не
сможет дать ему воспитания в духе подлинной
человечно

ноет и, если при этом обхождение с ним не будет
удовлетворять и возвышать его сердце.
Мои индивидуальные особенности в борьбе за
поставленную цель заключались, несомненно, в той живости, с
какой сердце побуждало меня искать любви всюду, где я
ее мог найти; поступать дружелюбно и любезно, где
только я мог так поступать; терпеть, сдерживаться и
щадить, где только я мог это делать. Я не знал большего
наслаждения в жизни, чем благодарный взгляд и
доверчивое рукопожатие. Для меня было блаженством
заслужить благодарность и доверие даже там, где я не мог
надеяться, что, заслужив, получу их. Я был во власти
подобных настроений, когда обстоятельства жизни по-
разному сталкивали меня с беднотой в нашей стране.
Я искал бедняка, охотно находился в его обществе, и это
тоже укрепляло мои взгляды на любимый предмет.
С этой стороны моя вера в себя и свои цели не знала
колебаний, потому что большой и серьезный опыт убеждал
меня каждодневно, что при наличии чистой и
бескорыстной любви к бедняку даже не столь великие усилия,
направленные на его воспитание, несут в себе благодать,
последствия которой совершенно несоразмерны внешней
видимости примененных средств. При противоположном
же направлении духа даже самые блестящие заведения
для народного образования, народного блага и призрения
бедных построены на песке и когда они рушатся, то
причину следует искать в самой природе их фундамента.
Я твердо усвоил на основании опыта, что любовь и здесь
придает слабому могучие силы, а отсутствие любви и
здесь подтачивает их у сильного. Для моего дела,
однако, такого убеждения было еще недостаточно. Чтобы
основать заведение, которое могло бы в достаточной
степени соответствовать всему объему моих целей,
требовалось очень многое, чего мне в такой же мере недоставало,
в какой желание организовать такое заведение— а в нем,
разумеется, была большая нужда — отлично
согласовалось с моей индивидуальностью.
Мне сильно недоставало хладнокровного взгляда на
дело, к которому я стремился, как недоставало и умения
спокойно присмотреться к людям и вещам, с помощью
которых я должен был добиться своей цели, и спокойно
обращаться с ними. Мне недоставало во всем
необходимой силы предотвратить проникновение порчи в мое дело
111

в период его расцвета, силы ожидать, не проявляя
нетерпения, пока каждая часть моего дела сложится и
достигнет полной зрелости. Мне недоставало умения
твердо и полностью вникнуть во все детали деятельности
и одновременно охватить ее в целом, в особенности
умения охватить полностью все пробелы и слабости,
прокрадывавшиеся в мое заведение в каждый момент его
существования, вникнуть в детали этих пробелов и слабостей.
Мне недоставало также умения разобраться в
разносторонних помехах, встававших или могущих встать на пути
заведения, больших или маленьких, открытых или
скрытых. Мне недоставало зрелого представления о пределах
своих сил, о соразмерности средств и желаний. Отсюда,
естественно, мне недоставало способности правильно
предвидеть, куда, собственно, может и должен завести
меня каждый шаг в моей деятельности. Я собирался
подготовить детей для работы в земледелии,
промышленности и домашнем хозяйстве, а между тем сам был
совершенно незнаком со всеми этими видами деятельности.
Заведение требовало организации, которая сама в себе
содержала бы гарантию достижения целей, перед ним
стоявших, а такой организации у меня не имелось, да
иначе и быть не могло. Для всех отраслей, в которых я
сам был несведущ, мне требовались образованные
помощники, а у меня их не было. Помещение для моего
заведения нужно было заботливо подобрать и
соответствующим образом оборудовать; оно таким не было. Мое
окружение должно было удовлетворять моим целям; оно
им не удовлетворяло. Даже моя любовь к заведению,
преданность и самоотверженность, с которой я весь
отдался достижению своих целей, даже они ставили тяжкие
помехи на пути. Да так оно и должно было быть. Я
отдавал себя весь там, где мне не следовало отдаваться;
я колебался, где мне следовало держаться твердо; я
надеялся, когда мне следовало опасаться; я доверял, где
должен был требовать отчета, благодарил, где должен
был привлечь к ответственности. Я взваливал себе на
плечи груз, бывший мне не под силу, разгружая других,
которые обязаны его нести и вполне в состоянии были
это делать.
Таков я был. Мое заведение по существу своему было
достойно лишь имущего, я же, будучи не в состоянии
добиться того, что искал, только истощал силы, погружал-
112

ся в хозяйственные неурядицы и очутился в таком
бедственном положении, что невозможно описать
проистекавших из него страданий. Последствия этого положения
давали себя чувствовать на протяжении половины моей
человеческой жизни.
И все же в течение всего этого долгого периода моя
сердечная склонность посвятить жизнь бедным и
обездоленным в нашей стране ни разу не покинула меня. Но
только окруженное самыми разнообразными
препятствиями и тягчайшими препонами пламя этой склонности,
пылавшее во мне, ничему не служило. Оно само сжигало
себя у меня в душе без всякой пользы и еще более
способствовало тому, что я становился все невнимательней,
беспомощней и равнодушней ко всему тому остальному
на свете, чем я мог бы стать и что мог свершить.
Люди, меня окружавшие, замечали только эту в
самом деле нараставшую тогда во мне беспомощность, а
понять причины ее не сумели. Еще меньше они были
склонны в какой бы то ни было форме протянуть мне
руку помощи для того единственного, к чему я был
способен. Напротив, бросавшаяся им в глаза моя
неспособность к столь многому другому, привычному, казалась им
неопровержимым доказательством, что мне невозможно
и не следует помогать взяться за любимое дело: «Пусть
он проявит себя в малом, тогда мы окажем ему доверие
в большом; пусть положит предел собственному своему
бедственному положению, тогда мы поверим, что он в
состоянии что-то предпринять для борьбы с народной
нуждой; пусть на опыте покажет, чего он ищет; если эти
опыты будут успешными, тогда ему без сомнения будут
оказаны и доверие и помощь». Для меня это было во всех
отношениях равносильно смертному приговору, причем
приговору этому не предшествовало никакое
внимательное следствие. А что для постановки подобных опытов
мне и требуется первая и, может быть, единственная
помощь— именно этого никто в мире не желал замечать.
Светское общество всегда умеет не замечать того, в чем
не усматривает для себя подлинного интереса, хотя и не
упускает случая разыграть видимость
заинтересованности.
Однако с несомненностью можно сказать, что если эти
опыты должны были быть поставлены хорошо и в полном
соответствии с моим основным и всю мою силу опреде-
8 И. Г. Песталоцци, т. 3 ИЗ

Лявшим принципом, а именно воспитывать бедняка через
него самого, то есть с помощью его же собственных
природных задатков и умений, с помощью реальных
условий его существования *, — то осуществить такую
постановку эксперимента можно было только при теплом
участии значительного числа сильных и доброжелательных
людей.
Долго, слишком долго пришлось мне ждать
сочувствия от своей эпохи и ближайшего окружения, в котором
я жил. Со всей непосредственностью еще никогда не
обманутой детской души я верил, что это может произойти,
что это обязательно произойдет, я встречу доверие к
своим целям, найду помощь.
В своем полном незнании света я и представить себе
не мог, что когда люди вокруг меня сорили деньгами, как
если бы то были камни, когда они брали на себя тысячи
тягот, стараясь приукрасить во всех закоулках страшные
гробы любви, прямодушия и силы человеческой, то даже
и нескольких крох от всех этих сил не перепадет
стремлениям человека, не желавшего ничего другого, как
только воскресить и возродить к жизни из страшных
гробов приукрашенной и открытой народной нужды любовь,
прямодушие и силу человеческую. Вернее сказать, побу-'
дить бедного и обездоленного к самопомощи и к
приложению собственной силы во всем, в чем он нуждается для
добывания пищи, содержания и обеспечения жизни для
себя и своей семьи, заставить людей отказаться от
подобного приукрашивания как от чего-то противного
человеческой природе и человеческому достоинству. Я ошибся
в своей эпохе и в своем окружении.
В силу самого духа полученного мною воспитания я
не мог не ошибиться в них. Я и в себе самом ошибся, как
ошибся в своем окружении. Я не заслужил той степени
доверия, которой требовало существо задуманного мною
дела. Но я не пользовался и тем доверием, которого
действительно заслуживал.
Лишенный вследствие описанных обстоятельств всех
средств для энергичного продвижения к цели моей жиз-'
ни, я сделал единственное, что еще оставалось в моих
возможностях: я изложил в книге «Лингард и Гертруда»
свои сердечные чувства и опыт, приобретенный в
напряженных усилиях достичь цели.
Картина, в которой я представил свою цель всему
114

народу и людям моего окружения, понравилась им... как
роман. Тысячи людей сказали тогда: он знает народ,
народ таков, как он говорит, народ нуждается в том, о чём
он говорит, и было бы воистину прекрасно, если бы
многие дети имели Гертруду своей матерью, если бы многие
деревни имели Арнера своим господином, а многим Гум-
мелям пришлось бы выслушивать, как продавцы кур
восклицают: «Оо-аа-уу!» *
Но дальше этого воздействие книги не пошло. Ее
восприняли вне зависимости от моих устремлений и
деятельности. Сама по себе книга не способна была побудить
моих современников попытаться на деле действовать в
там духе, который проявился в Арнере, Гертруде и
Глюльфи * и был источником разнообразных взглядов и
средств, которые надлежало использовать на благо
народа, а не только описывать.
Для этой цели книги было недостаточно. Таким
требованиям никогда не сможет удовлетворить ни одна
книга, которая только говорит и изображает, что должно
существовать. Чтобы добиться на земле чего-нибудь
хорошего, требуется сделать нечто во много раз большее,
нежели вложить людям в душу это хорошее в форме
мечты, изображением которой они только поражаются и
восхищаются. Для этого требуется помочь людям найти
нить, с помощью которой предложенное им благо
завладеет их внутренней жизнью, склонностями и
устремлениями, пленит глаза, руки, язык — все, в чем находят
выражение присущие людям силы.
Этого я желал. Но ни усилия моих лучших лет, ни
отголосок этих усилий — мои сочинения — не смогли
обеспечить мне нужный круг деятельности. Начав с него, я
потом смог бы осуществить дела, в которых нашли бы
выражение основные мои принципы, мог действительно
возбудить в отдельных покинутых и бедных детях разум,
любовь, чистосердечность и силу. А тем самым я мог бы
приобрести сочувствие и средства к дальнейшему
осуществлению важнейшего дела моего сердца.
Большая часть моей жизни прошла в беспокойных, но
всегда ограниченных рамками моего отечества поисках
подобного круга деятельности. Долго я так и не мог его
найти.
Простота и невинность моих взглядов вызывали
недовольство окружения. Иллюзия, будто всезнайство может
8* 115

помочь установить на земле золотой век, как раз в ту
пору словно блестящий мираж привлекла к себе
всеобщее внимание и сумела почти полностью отвлечь мир от
взглядов на природосообразиое воспитание.
Едва ли не все вспомогательные средства воспитания
и образования тогда считали нужным искать в школах
и книгах, и рассчитаны они были именно на книги и
школы. Жизнь, домашние условия, положение в
обществе и проистекающие из всего этого убеждения, привычки,
представления и правила, тем сильнее воздействующие
на всего человека, с чем большей необходимостью и чем
более бессознательно они охватывают и определяют его
жизнь, — все это почти совсем не принималось во
внимание. Односторонность, с которой хотели вести
человека навстречу его предназначению, снабдив пестрыми,
поверхностными познаниями, в конце концов незаметно, но
неизбежно довела тогда до предела противоречие между
публично проповедуемыми принципами и внутренними
побуждениями, определявшими всеобщий образ
действий.
По мере обострения этого противоречия самый
наглый произвол подчинил себе все твердые великие
принципы, установленные мужами прошлого, столь много
сделавшими для человечества. Человек, индивидуум,
отображение в нем человечества были упущены из виду.
Самое священное в человеческой природе приносилось в
жертву условностям, страстям, чувственным
наслаждениям и всевозможным эгоистическим целям. Царило
межвременье, отличавшееся не только ослаблением всех
реальных сил человеческой природы, но также хаосом и
шатаниями во всех распространенных в ту пору модных
измышлениях. При таком состоянии, когда
человечество в один и тот же момент боялось как воспламенения
своих сил, так и их охлаждения, не только мог
приостановиться прогресс человеческой культуры, но
человечество имело все основания опасаться за сохранность и
само существование всех своих реальных сил. При таком
состоянии люди в одинаковой мере изнемогают под
тяжестью как того, что они собой являют, так и того, чем
они не являются... В такой обстановке протекла большая
часть моей жизни, и как это ни печально, но это факт,
что злосчастная эпоха всеобщих потрясений, принесенных
в мою отчизну революционными бурями, оказалась ча-
116

сом рождения практической деятельности для
реализации мечты всей моей жизни. Но теперь мне недоставало
силы молодости, не хватало опыта, которым я был бы
обогащен в своей области, будь у меня возможность в
более молодые годы по-настоящему практически этим
делом заняться. Тем не менее я сумел достичь на своем
жизненном поприще того, на что и не рассчитывал, сумел
добиться того, в осуществление чего даже не верил.
Насколько я был в жизни несчастлив во всем, что касается
моего дела, настолько же я стал счастлив начиная с
момента, когда нашел, наконец, верное начало нужных
средств, чтобы суметь с небольшими своими силами
приступить к осуществлению дела моей жизни.
Несчастный разоренный Станц и обстановка, в
которой я там очутился, окруженный множеством
совершенно беспризорных и частично одичавших, но сильных
детей природы, детей гор, послужил мне счастливым
фундаментом. Несмотря на внешние препятствия, он
предоставил мне простор для накапливания решающего опыта
в отношении объема и степени сил, заложенных обычно
в ребенке и служащих основанием его образованию, а тем,
самым в отношении существа и объема того, что в деле
народного образования настолько же возможно и
выполнимо, насколько оно настоятельно необходимо.
Когда же мое пребывание в Станце было прервано
случайностями военного времени и мне казалось, что я
снова отброшен в прежнее беспомощное состояние, я
неожиданно нашел в Бургдорфе для своей цели то, что
потерял в Станце. Институт, который мне удалось здесь
основать, открыл передо мной широкие возможности для
изыскания и организации важнейших средств природо-
сообразного метода воспитания.
Воодушевленный таким простором и приобретенным
мной в этих условиях опытом, я вскоре осмелился
предложить публике свою книгу «Как Гертруда учит своих
детей», изложив в ней в полном объеме взгляды,
интуиции и надежды, которыми я в тот момент жил.
Впечатление, произведенное на всех этой книгой, облегчило мне
путь. Завоеванное большое доверие подбодрило меня и
помогло расширить круг деятельности. Разные люди,
.проявлявшие интерес к вопросу воспитания, теснились
вокруг меня. Накапливался опыт, и то, что некогда было
лишь интуитивной догадкой, теперь осуществлялось на
П7

деле и вырастало в неопровержимый факт. Мне особенно
повезло в том отношении, что здесь я приобрел себе
помощников, бесхитростно подхвативших нить отправных
пунктов моего эксперимента и с ее помощью энергично
подготовивших себя к работе для моей цели.
С каждым днем мое положение все более
удовлетворяло и меня, и тех, кто подал мне руку для стремления к
общей цели. Положение это все более
благоприятствовало скорейшему завершению результатов моих усилий,
направленных на открытие природосообразного метода
воспитания. Оно способствовало также такой разработке
средств для этой цели, в результате которой они не
являли собой нечто отдельное и отрывочное, а были
объединены общей взаимосвязью. Взаимодействуя
соразмерно, они могли охватить всю человеческую природу в
целом и гармонически формировать ее силы как силы
единого, нераздельного целого. Наши средства
фактически уже приближаются к такому состоянию, когда они,
с одной стороны, хорошо приноравливаются к условиям
и потребностям упорядоченной семейной жизни, а с
другой стороны — строят дальнейший прогресс всякого
научного образования на общем и солидном основании.
Все они исходят из простейших побуждений
человеческого существа и имеют своей целью установить
первичные отправные пункты всякого человеческого
образования. Как только они будут определены, придерживаясь
их, уже нельзя будет ни впасть в односторонность, ни
запутаться, ни уклониться от верной тропы.
Они оставляют ребенку всю его самостоятельность;
они не вкладывают в него ничего, чего в нем самом нет,
и не навязывают присущим ему задаткам и силам
произвольного вынужденного направления, рассчитанного на
одностороннюю цель.
Они возбуждают в воспитанниках оживленную
внутреннюю деятельность ума и сердца и предоставляют
этой деятельности полнейший простор, свободную
возможность выразиться в соответствии с необходимыми и
вечными законами человеческого ума и сердца и тем
раскрыть свое сокровеннейшее существо.
Они представляют собой, собственно говоря, не что
иное, как выражение этой деятельности, самой
внутренней жизни, которая разносторонне проявляется в
воспитанниках и ищет себе выражения.
118

Поэтому-то они так быстро и так решительно разбили
столь громко заявленное возражение: «Детей приносят
в жертву подобным экспериментам». Поэтому же они
установили истину, что существующая школьная система
и построенная на ней культура Европы лишены
фундамента. Надо обязательно подвести под нее такой
фундамент, если она должна повести народ и детей Европы к
силе разума и любви, к жизни, удовлетворяющей во всех
отношениях.
Твердо сознавая, чего хотим и что должны делать, мы,
собрав все силы, искали верных и общих отправных
пунктов для своей деятельности. Мы всегда старались,
неуклоннр придерживаясь намеченного пути, постепенно,
не допуская пробелов, шагать по направлению к тому,
чего хотели и что должны были сделать. Благодаря этому
в поисках подобных средств и в их применении мы могли
предоставить полный простор своей деятельности, не
опасаясь нарушить извечные законы, которым природа
подчинила развитие человечества.
Это вовсе не означает, что на протяжении своих
опытов мы никогда и ни в чем не допускали ошибок.
Напротив, случалось иногда, что, увлекшись поразительным и
превосходившим все наши ожидания успехом некоторых
наших средств, мы излишне усердно и односторонне
пользовались ими. В подобных обстоятельствах мы вопреки
долгу и порядку на какое-то время отодвигали на задний
план отдельные учебные предметы, менее важные для
существа развития способностей человека, но являющиеся
всеобщими и обязательными в школах.
Естественно, что приближающееся созревание самого
важного и нужного умеряло ту стремительность, с
которой мы хватались — да и не могли не хвататься — за это
существенное и необходимое вначале, при первом его
прорастании. Более того, пока это важное, в чем
нуждается воспитание, созревало и отодвигало на задний
план все то, что нам казалось менее важным, поскольку
оно и в природе тоже занимает подчиненное положение,
мы научились находить свою прелесть и в этом
второстепенном. Это облегчало нам применение указанных
второстепенных, но все же нужных предметов, так что
теперь мы наряду с собственно элементарными
средствами развития ума и обучения мастерству занимаемся
также изучением азбуки, чтением, письмом, грамматикой,
119

арифметикой и другими предметами. Мы это делаем с
таким же великим усердием и с не меньшим успехом, чем
этим занимаются там, где для первого, то есть для
собственно элементарного образования, не делают ничего, а
все делают только для внешнего, то есть второстепенного
по важности — для чтения, письма, грамматики и т. п.
Серьезное занятие наиболее важным и нужным
придало второстепенному содержание и значимость, которых
оно без первого никогда не может иметь и никогда иметь
не будет. Пустые и мертвые для ума без такого
фундамента формы — чтение, письмо, арифметика и т. п. — в
нашем применении не только приобретают значение и
жизнь, но в качестве необходимых средств умственной
деятельности, средств восприятия и выражения,
приводятся в гармоничное согласие как между собой, так и с
природой человека. И тогда они словно сами собой
постепенно начинают развиваться у воспитанников в
качестве навыков.
В опубликованных до сих пор элементарных книгах *
отдельные направления такого умственного развития
представлены в форме последовательных рядов. Но ими
ни в коем случае не исчерпывается область умственного
развития. Продолжая опыты, мы значительно расширили
прежние и открыли новые средства образования и
упражнения, не отказываясь от старых, ранее
установленных форм. Именно в них мы, бесспорно, обрели
исходный пункт и неизменный закон дальнейшего
развития и расширения этих средств. Впредь все новые опыты,
сколько бы их ни было, в сущности ничего иного собой
не будут представлять, как более точное определение и
более разностороннее применение того неопровержимого
и вечного, что заложено в их собственном основании. Это
особенно касается умственного развития, но не менее
верно это и по отношению к нравственному и
религиозному образованию.
Верно, конечно, что в до сих пор опубликованных
элементарных книгах средства нравственного и религиозно,-
го образования, общее их согласование с сущностью
средств образования умственного изложены еще
недостаточно четко. Природа вопроса и особенности истории
возникновения метода обусловили необходимость
первоочередной разработки средств умственного образования.
Тем не менее в моем институте в отношении
нравственно

ного воспитания детей, как и в отношении изыскания
важных и удовлетворяющих всем требованиям
элементарных принципов такого воспитания, царит тот же дух
единой и энергичной деятельности, с которым мы
подходим к умственному образованию. Скажу больше: мои
опыты воспитания уже с самого начала исходили из
глубочайшего убеждения в том, что все усилия,
направленные на умственное образование, выродятся в пустой
мираж, если раньше всего не оживить и не закрепить самое
священное, самое высокое, что есть в человеческой
природе, если не положить его в незыблемое основание
всякого внешнего развития ума и обучения мастерству.
То, что мы делаем в этом направлении, конечно, не
может походить в своих результатах на уже достигнутое
в области умственного образования. Истинно
нравственное элементарное образование по самой своей сущности
побуждает чувствовать, молчать и действовать.
Искреннему душевному настроению и гармонирующей с этим
настроением жизни по их природе чуждо каждое
рассеивающее, излишнее слово.
Речь нравственности, как правило, ограничивается
простым: да, да! нет, нет! И чем истинней и глубже ее
основания, тем больше ей свойственно полагать, что все,
что сверх того, то от лукавого.
Нельзя заставить детей открыть непосвященному
взору и слуху любопытного все богатство развитых в них
высоких чувств, как мы заставляем их демонстрировать
свои развитые умственные силы, достигнутые ими
результаты. Да и не следует этого делать. Там же, где это все
же пытаются делать, как раз и наносят смертельный
удар чистой нравственной и религиозной настроенности
всего детского существа. Если пойти по такому пути, то,
вместо того чтобы действенно и основательно
способствовать оживлению духа человека в истине, вере и любви,
получишь прямо противоположный результат. Истинное
служение богу, подлинная жизнь в духе правды и любви
подменяются тогда в одних случаях пустословием и
велеречивым начетничеством, а в других — унылостью,
неподвижным взором, возведенным к храмовому своду
или уставившимся на алтарь, ханжеством и внешней
обрядностью богослужения во всех ее видах, то есть
мертвенным соблюдением формы. Это значит придать
подобному убожеству, подменяющему собой высочайшие и свя-
121

щеннейшие чувства, значимость, которой оно вовсе не
заслуживает, и содействовать оживлению важнейших
основ как суеверия, так и безверия, окружив их
соблазном чувственности и себялюбия. А это, в свою очередь,
способно подвергнуть бедный наш род опасности
двойных последствий обоих этих извращений, в одинаковой
степени гибельных для человеческой природы.
Метод по сути своей открывает простые и верные пути
к сердцу человека, как он открывает простые и верные
пути к его уму. Наш опыт ежедневно приносит этому
подтверждение. Когда методу бросают упрек в том, что
он якобы рассчитан только на одностороннее умственное
образование, поскольку элементарные книги посвящены
форме, числу и языку, то подобный упрек объясняется
плохим знакомством с историей его возникновения и
недостаточно ясным представлением о том, каков его
естественный и необходимый объем. Любая элементарная
книга, претендующая на развитие ума, по своей природе
должна отражать не что иное, как самоё умственную
деятельность, типичную для человека, — то, как он в силу
внутренней необходимости действует в процессе
мышления и познания. Поскольку умственное развитие
начинается с того, чтобы убедить мать и учителя видеть в
ребенке свободную и возвышенную душу и соответственно
этому с ним обходиться, то оно и само по себе оказывает
моральное и религиозное воздействие. Каждая развитая
в человеке сила сама по себе есть истинно нравственная
сила. Мои элементарные книги полностью основаны на
таком воззрении. С одной стороны, они дают
представление о свободной самостоятельной силе ума
воспитанников. С другой стороны, они строят взаимоотношения
матери и учителя с ребенком на чисто нравственных и
религиозных основах.
В своей «Книге матерей» я прямо и определенно
ссылаюсь на эту точку зрения: как там, где я подсказываю
матери, какую позицию ей следует занять по отношению
к ребенку, так и самим назначением книги — она
предназначена специально для матерей, как пособие в помощь
материнской преданности и заботливости.
Это ни в коем случае не значит, что специфические и
самостоятельные формы нравственного и религиозного
элементарного образования объявляются излишними.
В действительности сам метод подвел нас к мысли о paic-
122

положенных в последовательных рядах упражнениях для
такого образования и к попытке разработать их*.
Базируясь на нравственной свободе и религиозных задатках
ребенка, такая система помогает ему их осознать, так что
сн поднимается до нравственного и религиозного взгляда
на вещи. Так мы нашли формы, которые в
противоположность формам умственного развития раскрывают природу
нравственных и религиозных чувств, дел и веры ребенка
в их необходимой внутренней связи. Следовательно, если
сила, которую метод в целом развивает в ребенке, сама
собой неминуемо сказывается и на моральных
побуждениях человеческой натуры, то с той же неизбежностью
она подготавливает воспитанника для предстоящих ему
в жизни дел и обязанностей.
Что касается последнего — удовлетворения
требований земного существования, чего человек,-как правило,
достигает только усовершенствовав свои
профессиональные умения, — то особенность заключается здесь в том,
что ребенок с колыбели неразрывной целью связан с
окружающей его обстановкой во всех ее проявлениях, со
всеми силами своего домашнего бытия и что
пробуждение всех его нравственных и умственных сил должно
исходить из этого центра.
Метод овладевает пробуждающимися силами
человека в основном соответственно домашним потребностям
и положению семьи. Он строит силы самопомощи и
стремления к.дальнейшему продвижению на фундаменте
ясного осознания данной богом человеку жизненной
среды и проистекающих отсюда условий и потребностей.
Человека, обитающего под соломенной кровлей, он
побуждает действовать в интересах потребностей,
свойственных его положению, с такой же силой, с какой он
побуждает к этому княжеского сына в его дворце.
Однако когда он как рожденному в пыли, так и рожденному в
ослепительном блеске придает в их положении одну и
ту же силу, то он тем самым просто и прочно
приковывает их к действительности занимаемого ими в силу
необходимости положения, а человека из самых низов
общества ставит на верный путь удовлетворения своих
реальных потребностей...
Метод побуждает ребенка жить с утра до ночи как
бы в поисках и познавании ясных, не допускающих ни
малейшего сомнения жизненных истин. Он удерживает
123

его на расстоянии от ложного мудрствования и
самонадеянного, поверхностного пустословия, от всего того
показного, что свойственно лишь именующему себя
научным методу формирования ума и сердца. Наш метод,
напротив, помогает ребенку во всем, что необходимо ему
для уверенного продвижения. Оживляя все способности
ребенка и концентрируя их на необходимом, метод дает
ребенку возможность на любом месте, указанном
провидением, самому раздобыть средства, с помощью которых
он сможет пройти свой жизненный путь среди своих
ближних с любовью, силой и с честью.
Простому человеку при существующих ньше
средствах воспитания так редко удается помочь самому себе
соответственно условиям своего положения. К несчастью,
он даже и не захочет себе помочь, если его не довести до
такого уровня развития, когда в нем пробуждается
самосознание, подсказывающее ему, что он это в состоянии
сделать.
Так погибают народные массы, не зная человечности,
не зная удовлетворения, и все из-за того, что всюду по
отношению к ним упускается именно то, без чего нельзя
им помочь взять эту первую высоту. А пока человечество
ее не достигло, ему и в самом деле ничем нельзя помочь.
По-животному свыкнувшись с трясиной своей
испорченности, народ сам постоянно прилагает все силы к тому,
чтобы навеки сохранить эту трясину вокруг себя...
Но еще более жалки, чем такой народ, глашатаи
народной погибели. Ведь как только покажется человек,
открыто, правдиво и с горячей любовью разоблачающий
состояние народа, не знающего человечности, лишенного
всего, на что имеет право внутренняя святость его
природы, эти глашатаи встречают его криками: «Народ не
нуждается ни в какой помощи, ему не нужно
внутреннего возвышения! Почему хотят навязать народу высшие
помыслы, самосознание и силу, когда он не ощущает в
себе ни малейшей потребности к тому?» И сам народ
забрасывает грязью и камнями человека, вздумавшего
требовать от него сменить свое безумие на рассудительность,
праздность на деятельность, беспорядочность на порядок,
насилие на тихую мудрость, эгоизм на самоотвержен-
124

ность. Короче говоря, человека, вздумавшего сменить
дух развращенности .нашего мира и жестоких проявлений
ее в низших сословиях народа на высокий дух истинного
облагораживания. А ведь одно только оно и способно
возвысить нас до подлинного успокоения, до жизни,
гармонирующей с истинным достоинством нашей
внутренней человеческой природы.
Как видим, и мир благородных господ, и мир
простых людей, представляющих собой основную массу,
можно сказать, мертвы для воспитательного метода,
сообразующегося с природой человека, оживляющего все
ее лучшие силы и закрепляющего их. Но зато
бесчисленные отдельные личности из этой массы людей выражают
открыто свое чувство неудовлетворенности состоянием
воспитательного дела, говорят о насущной потребности
в мерах, глубоко затрагивающих природу человека и
тесно с ней согласующихся...
Первые результаты опытов взросли на почве
сострадания к бедному человеку в нашей стране, для которого
я искал поддержки и помощи, но они не ограничились
узким кругом особых потребностей этого класса *.
Результаты моих усилий были направлены на то,
чтобы из самого существа природы человека вызвать на
поверхность средства помощи бедному. Эти результаты
вскоре неопровержимо доказали мне, что все, что можно
рассматривать надежным средством образования для
бедного и обездоленного, только потому и является
таким, что оно надежно в отношении существа
человеческой природы вообще, независимо от сословия, к
которому принадлежит человек, и обстоятельств его жизни.
Я очень скоро заметил, что бедность или богатство
не могут и не должны оказывать существенного влияния
на образование человека. Напротив, в данном вопросе
во всех случаях обязательно надо иметь в виду извечно
равное и неизменное в их природе, независимое от всего
случайного и внешнего, безотносительное к нему.
Во мне жило глубочайшее убеждение, что человек,
правильно воспитанный в этом отношении, будет
направлять все случайное, что связано с его внешним
положением, каково бы оно ни было, всегда в полном согласии
с этой развитой в нем силой. И не только это. Он
использует внешние условия своей жизни для укрепления
внутренней силы и для лучшего ее применения. Даже если
125

йредёлы силы ограничивают возможности его
воздействия на внешние условия существования, то и тогда он
может подняться выше этого внешнего. Живя в бедности
и страданиях, он испытывает такую же полную
удовлетворенность, какой мог бы наслаждаться, живя в счастье
и материальном благополучии.
Это преобладание внутреннего, вечного и неизменного
над внешним и случайным заложено в природе человека
по воле всевышнего. Поэтому-то специальные
образовательные средства для людей любого класса обязательно
должны строиться на предварительно заложенном
фундаменте— на овладении тем извечным и неизменным, что
есть в природных задатках и способностях человека.
Особые средства помощи, применяемые для каждого
отдельного сословия, следует рассматривать лишь как
дополнение к мощной поддержке человеческой природы, как ее
следствие и более точное ее определение.
Человека нужно внутренне возвысить, если хочешь,
чтобы бедный человек возвысился внешне. Если ты не
возвысишь человека внутренне, то и богатый при всем
блеске его внешнего великолепия опустится ниже
уровня живущего подаянием, но имеющего истинно
возвышенную душу. Без такого внутреннего облагораживания
образование воздействует лишь на внешние, мнимые
преимущества сословия и положения людей. Этим ты
только разделяешь людей на организованные
по-животному, взаимно враждебные людские стаи и сословные
стада, по тому же образцу, как дикие звери разделяются
на стаи и стада вечно враждующих между собой львов,
лис и др.
Во все времена, только воздействуя средствами
воспитания на неизменное, существенное и высшее, что есть в
природе человека, можно приблизить осуществление
желаний самых благородных людей всех сословий,
направленных на счастье рода человеческого. Только так можно
в совершенстве согласовать между собой положение
высших и потребности низших, только так в условиях
человеческого существования можно с уверенностью
создать то радостное, благожелательное настроение
взаимной помощи и взаимного служения, при котором бедный
с достоинством поднимает взор на богатого, а богатый
с участием и любовью взирает на бедного. Только так
можно настолько возвысить бедного, что он сможет
126

встать рядом с богатым, обладая развитой образованием
силой, и сила эта в состоянии возбудить у богатого
интерес, желание приблизиться к бедному и протянуть ему
руки помощи.
Независимо от сословия и положения человека,
поистине хороший метод воспитания должен исходить из
неизменных, вечных и всеобщих задатков и сил
человеческой природы. Такой метод воспитания дает ребенку
человека, не знающего, где ему голову приклонить,
возможность усвоить и освоить исходные начала мышления,
чувства и действия. Придерживаясь этой нити, ребенок
в состоянии будет самостоятельно достичь общего
развития своих сил и задатков. В то же время такой метод
должен предоставить те же самые отправные пункты и
ребенку другого человека, в чьих руках лежат судьбы,
хлеб насущный, честь и покой тысяч людей.
Придерживаясь их, и этот ребенок сможет продвинуться к
достижению всего, в чем нуждается и чего требует высшее
развитие его задатков и сил в занимаемом им положении
и в окружающих его обстоятельствах.
Лишь поскольку он это делает, метод воспитания
является искусством, которое, покоясь на незыблемых в
главном своем существе основаниях, в состоянии
надежно соответствовать предъявляемым к нему природой и
обществом запросам.
Самое существенное в методе состоит в том, что он
пробуждает в ребенке сокровеннейшие задатки, какие
только у него имеются. И повсюду, где он это
осуществляет, в каком бы положении ни находились внешне эти
разбуженные в ребенке силы, метод предоставляет им
свободу действий, побуждение и стимул к максимально
возможному в данном положении развитию. Но что толку
в нем? Что тол,ку в самом прекрасном методе воспитания,
если он не воспитывает, если он не оправдывает себя
неопровержимо реальным фактом воспитания, силой
своей природы и своей сущности? Что толку и в моем
методе, изложенном устно, развитом в книгах, обработанном
и доказанном мыслителями? С точки зрения его
реального воздействия на человечество он не более чем пустая
мечта; если он не станет чем-то большим, то так мечтой
и останется. До тех пор, пока достаточно много людей не
проникнет глубоко в его смысл и не освоит полностью
средств его приложения, нисколько не помогут ни при-
127

знание его непреложной истинности, ни даже
распоряжения, инструкции и все организационные, контрольные
и практические мероприятия в этом направлении. Для
образовательных заведений в наше время характерны
подобные пустые формальности, все теперь так много
говорят об их действенности и занимаются праздными
мечтаниями об их возможностях. А между тем при любых
формах обучения, если предварительно не подготовлены
в достаточном количестве люди с живой душой, умеющие
самостоятельно думать и действовать, способные
справиться с порученным им делом, эти пустые формальности
для практических целей народного образования
являются не чем иным, как средством еще более усугубить наше
разочарование и предоставить народ все большему
запустению. Такая постановка образования лишь остов
создания, и только вдохнув в него мысль и ж:изнь, можно
поднять образование выше того мертвенного и хаотического
состояния, в котором пока оно обретается.
Переход от смерти к жизни в воспитании, право же,
ничуть не легче, чем в любом другом деле на свете. Он
требует, как и во всех прочих делах, принятия
действенных, всеобъемлющих и сильных мер, соответствующих
серьезности и масштабу проблемы. Полагаться на любое
содействие в полсилы ума и сердца, полагаться на
поверхностность и односторонность здесь еще менее
допустимо, чем где бы то ни было. Нельзя поддаваться
усыпляющему воздействию излюбленного лозунга эпохи:
«Мир постепенно сам собой движется вперед»*. Там, где
кажется, что мир продвинулся вперед, там в
действительности он сделал шаг назад. Если есть на свете нечто
ошибочное— и опасно ошибочное — так это думать, будто
мир в состоянии сквозь всю гибельность
перекрещивающихся, друг другу противоречащих, кое-как слепленных
полумер все же твердым шагом пробираться вперед по
пути к зрелости совершенного и целого. Нет! Надо
разделаться с подобным накладыванием заплат, надо
признать все несовершенство, всю непригодность такого
образа действий. Надо отказаться от него, если мы хотим,
чтобы совершенное получило когда-нибудь свободный
простор для развития и возможности созреть.
Отсюда следует, что чем более мой целесообразный
метод воспитания должен удовлетворять требованиям
человеческой природы, чем более он должен исходить в
128

Основном только из непреложных и неизменных взглядов
и принципов, чем более он должен вести только к
абсолютным и необходимым результатам — тем более
необходимо отличать каждый мнимый и каждый
половинчатый успех от истинного успеха этого метода. Нельзя
смешивать результаты отдельных и случайных
преимуществ в развитии с хорошими по-настоящему, всю
человеческую природу охватывающими и удовлетворяющими
результатами общего метода развития нашей природы.
С этой точки зрения должен сказать, что я даже боюсь
особого распространения моего метода там, где им
пользуются люди, не овладевшие его духом; где ему
покровительствуют люди, которых отпугивает его суть и
которым нужна лишь его видимость. Я не могу закрывать
глаза на факты: уже теперь множатся случаи
односторонних экспериментов и подражательства, гораздо более
вредных, чем полезных дальнейшему прогрессу хода
моих опытов, поскольку кое-где, одержав успех в
малозначительном, тем самым они ослабляют и тормозят живую
борьбу за победу существенной стороны дела. Борьба
же предстоит еще долгая, мое дело никак нельзя считать
завершенным. Оно обширно по объему, необходимо
правильно понять его сущность и правильно применять
средства его проведения в жизнь. Я еще далек от цели, и
мне придется долго доводить до все более высокой
степени совершенства средства природоеообраэного метода
развития важнейших задатков и сил человека. Мне тем
более необходимо всеми способами увеличивать число
людей, в достаточной мере подготовленных к применению
моего метода, в особенности подготовленных в
совершенстве для работы на первых ступенях его применения.
У меня, следовательно, двойная задача, и я должен
задать себе вопро-с: насколько же то, что я в настоящее
время делаю и могу сделать, удовлетворяет требованиям
ее? В отношении первой ее части я могу спокойно
сказать: мой институт предоставляет мне большие
возможности для накапливания опыта и развития сил,
необходимых для продвижения вперед в изыскании и полной
организации главнейших средств природошобразного
воспитания. Полученный опыт помог нам уже добиться
результатов, исключительно важных с этой точки зрения.
Мое положение и мое окружение действительно вполне
способны с каждым днем все более приблизить резуль-
9 И. Г. Песталоцци, т. 3 129

таты опыта к их внутреннему законченному
совершенству. Они помогают вокруг меня создавать нечто вроде
все разрастающегося питомника внешних и внутренних
средств для моей цели — средств живых и мощных.
В центре моего круга эти средства к тому же созрели, не
являются больше изолированными и разрозненными, а
объединены общей взаимосвязью. Своим взаимным
пропорциональным воздействием они охватывают всю
человеческую природу в целом и гармонически формируют ее
силы как силы единого, неделимого целого. Но даже
отдельно взятые, эти средства меньше всего можно
рассматривать как результат вслепую, на риск
поставленного эксперимента. Насколько каждое из них
соответствует своей цели, это, естественно, можно было проверить
только на опыте. Все они исходили из полного сознания
потребности и запросов природы человека. Именно
поэтому они и оказались успешными и так быстро и
решительно опровергли тех, кто выступил с громкими
нареканиями, что детей якобы приносят в жертву таким
экспериментам.
Кто с самого начала наблюдал за нашей
деятельностью, тот никогда не сделал бы подобного возражения,
никогда не допустил бы и мысли, что мы способны
наугад поставленными экспериментами в какой бы то ни
было форме подвергнуть детей опасности...
Иногда мы ошибались, но теперь миновал и период
подобных ошибок. Все наши средства уже не новы для
нас. Их долголетнее применение помогло нам накопить
поучительный опыт в отношении всех возможностей и
показало нам в таком ярком свете всю сущность
объединенного воздействия наших средств, что мы, пожалуй,
можем разрешить себе сказать, что и с этой стороны мы
идем вперед уверенным шагом...
Наша нынешняя деятельность, по существу своему
неизменная, в основном охватывает в целом природу
человека. Все опыты, которые будут строиться в будущем
на данном фундаменте, будут базироваться на
неоспоримых принципах и воззрениях. И сколько бы ни было
таких опытов, все они в сущности не что иное, как
расширение, уточнение и применение того непреложного и
извечного, что заложено в самом их основании.
Без сомнения, мы не достигли бы столь многого, если
бы те, кто вместе со мной трудились, благодаря участию
130

в опытах и, в свою очередь, ради них не повышали
собственное образование в той же маре, в какой созревали
у них под руками результаты труда. В этом отношении
мне посчастливилось. При поразительном их несходстве
между собой эти люди были объединены свойственной
всем им простотой и чистотой свободных от эгоизма и
предрассудков устремлений. Привязанный ко мне
высокой заинтересованностью в моих целях, каждый из них
свободно и самостоятельно шел навстречу этим целям.
При многочисленных трудностях и препятствиях
начального периода все они проявили непоколебимую стойкость
в борьбе за цель, и возможно, что величайшим
испытанием для этой стойкости оказалась необходимость для
некоторых из них в интересах продвижения моего дела
на время расстаться со мной, чтобы освоить в Бухзее
новую и более широкую базу для -него *. Но мы скоро
почувствовали потребность воссоединения; она была сильна
и настойчива. И если что-нибудь особенно содействовало
такому полному созреванию этих людей, что они сумели
сделать средства моего метода воспитания
быстродействующими, сильными и плодотворными, то это
воссоединение моего института в Бухзее со здешним институтом.
Благодаря этому мое дело обеспечено теперь даже на
случай моей смерти. Оно приобрело возможности
применения, не зависящие от моей личности, исходящие из
несокрушимого и живого центра самого дела.
В этом мое счастье. Но как оно ни велико, оно меня
не удовлетворяет. Положение, в котором я нахожусь,
открывает передо мной перспективу такого времени, когда
не только под народные школы можно будет подвести
фундамент метода воспитания, соответствующего
положению и окружению простого человека и
удовлетворяющего одновременно в целом важнейшие запросы
природы человека, но когда можно будет принести этот метод
воспитания даже в хижины беднейших людей, вложить
его в руки каждой по-настоящему хорошей матери, как
бы она ни была занята. Несомненно, результаты моих
опытов ясно и разносторонне вскрывают важнейшее из
того, что необходимо, чтобы и в обитателях самой
жалкой хижины пробудить интерес к высокому воспитанию
души у детей, оживить в них такое желание и сделать их
действительно способными к этому. Когда я говорю об
обитателях самых жалких хижин, то я имею в виду не
9* 131

таких, какими они должны были бы быть, а именно
таких, каковы они есть на самом деле. Если это правда, то
кому же непонятна вся серьезность вопроса? Если это
правда, то как раз эти опыты и открывают перед любым
государством радостную перспективу такого будущего,
когда индивидуальное счастье его граждан уже не будет
целиком зависеть единственно от такого шаткого
средства помощи, как общественная помощь *. Если это
правда— а я призываю клюбой проверке, — то тем, что здесь
в действительности происходит, доказана возможность
при помощи простых, легко и повсюду применимых
средств разбудить многие тысячи пока еще дремлющих
сил на пользу государству, отечеству, богу и людям.
Доказана возможность поднять из грязи каждый
настоящий талант, даже если внешние обстоятельства с
величайшей жестокостью низвергли его в тягчайшие условия
нужды, нищеты, унижения. Дать этим возможность в
будущем сокровищам духа и сердца, по закону божию
имеющим право на свободное поле деятельности и на
покровительство, пользоваться таким же вниманием и
такими же правами, какие столь охотно, исключительно и
зачастую столь гибельно для более высоких запросов
предоставляются всему низменному на земле.
Еще раз повторяю: в этом мое счастье, и это поистине
редкое счастье. Но чем шире возможности, которые оно
открывает моему сердцу, тем живее я чувствую, как
много мне еще недостает для того, чтобы осуществить
возможности, рисующиеся мне достижимыми.
Чем более неопровержимо доказывает успех моих
опытов, что при всем неравенстве внешнего положения
людей у всякого истинного воспитания база всегда одна
и та же и вечно должна остаться одной и той же, тем
более я чувствую, как трудно заставить людей — таких, как
они есть на самом деле, — признать эту всеобщую базу
воспитания человека, как трудно сделать, чтобы ее
уважали, применяли, в особенности по отношению к бедным
и обездоленным в нашей стране. А это обязательно
должно быть сделано, если мы хотим, чтобы был
положен конец запущенному состоянию основной массы
человечества, чтобы была удовлетворена человеческая
природа у большей части людей, чтобы силы ума и сердца,
вложенные богом в человека, нашли применение во всех
отношениях и при всех обстоятельствах на благо челове-
132

чества. Не менее ясно успех моих опытов показывает, что
любая односторонность, любое ограничение применения
природосообразного метода воспитания только к
отдельным людям или отдельным классам человечества
практически будет наталкиваться на препятствия в той мере,
в какой это в принципе несправедливо. Любая попытка
такого рода была бы подорвана в силу подавляющего
превосходства противоположного способа его
применения.
И наоборот, так же несомненно, что если где бы то ни
было один какой-нибудь класс народа действительно
сможет получить такое образование, то и все прочие
станут им пользоваться. Это неизбежно произойдет. Свет
такого воспитания воссияет перед всеми классами
человечества, еще им не пользующимися, они увидят богатые
плоды такого воспитания и, уверовав в него, восхвалят
отца небесного. Это неизбежно произойдет. Тьма не
может устоять против света, ложь — против истины,
отсутствие любви — против любви, слабость — против силы и
отверженность против достоинства. Никто тогда не
станет приносить свое дитя в жертву пустой видимости.
Отцовское и материнское сердце, осененное таким
светом, не станет долее с этим мириться. Ведь трудности,
которые повсюду поднимаются, как грибы из навоза,
против всего, что хорошо, обретают для себя почву, как и
эти грибы, только в гнилостности распространившейся
развращенности. Они раскроются тогда во всей своей
ничтожности и тотчас же исчезнут. Иначе не может быть:
где исчезает основа неумелости — бессилие, там
одновременно исчезает вся масса трудностей, зачастую
преследующих и до крови терзающих своими комариными
укусами бессильного человека при каждой его попытке в
любом деле действовать ловко и умело. В данном случае
что могут значить для сильного человека, по-настоящему
посвященного в извечные требования, предъявляемые
природой к человеческому образованию, возражения или
трудности вроде таких, например: «Для хорошего
учителя не находится платы за обучение, а для необходимого
числа детских отделений не находится классных
помещений»; «Нельзя лишать куска хлеба старого учителя,
столько лет преподававшего в школе, а другого нельзя
обидеть, потому что он пользуется большим влиянием в
общине»; «Старое и привычное надо все-таки сохранять
133

в высокой чести, даже когда оно по существу непригодно
и вредно»? Что эти трудности для сильного человека, что
они могут значить для народа, если тот пригнал вечные
и неизменные принципы верного метода воспитания?
Такой человек и такой народ смахнут подобные трудности
со своего пути одним дуновением, как легкие нити
паутины, повисшие в воздухе. Конечно, если кто-нибудь
вздумает выдвигать подобные трудности в других вопросах,
по своему значению так же несоизмеримых с вопросом
воспитания рода человеческого, как несоизмеримы
между собой небольшой холмик и высокая гора, то такому
человеку уделом бесспорно будет публичное
посрамление. Только против бедного вопроса воспитания
человечества можно себе позволить выдвигать подобные
препоны. У меня это вызывает такое же чувство, как образ
действий людей, уплачивающих десятину с грядки тмина,
но способных отнять у вдовы ее хижину.
Этому следует положить конец, и признание
истинного основания воспитания человека наверняка положит
этому конец. Но это не под силу одному человеку. Это
требует объединения всех чувств благожелательности и
благородства, широчайшего понимания и величайших
усилий всех лучших людей. Жажда такого объединения
сквозит во всем, что на протяжении тысячелетий делали
и пытались сделать люди в целях облагораживания рода
человеческого... Они пытались это делать начиная от
благороднейших правительств, отдававших себе отчет в
запросах и достоинстве природы-человеческой даже у
самого последнего, ниже всех поставленного человека и
признававших ценность богом данного человеку в его
природе выше любой презренной выгоды, выше всех
суетных жизненных наслаждений. Мы на такие
правительства можем только взирать, как народ карликов с
удивлением взирает на племя великанов. Пытаются
делать это и наши слабосильные современники, в которых
уже угас дух высоких устремлений и которые
растрачивают попусту бесплодные дни своей жизни, забавляясь
остатками древних описаний деяний и бытия великих
людей. Пытались это делать начиная от тех людей
прошлого, которые, исходя, правда, лишь из благочестивой
благотворительности, будучи ограниченными по духу, но
исполненными самопожертвования, вое лучшее, что
имели, жертвовали для обеспечения и воспитания бедных и
134

обездоленных в стране, служили им и при жизни и
умирая. В наыш дни презренный ханжа, в той же святой
простоте, с какой в свое время старик крестьянин
подбрасывал связку сухого хвороста в костер блаженного
Гуса *, считает своим долгом внести свою лепту в пустой
горшок благотворительных и школьных фондов,
нисколько не задумываясь над тем, используются ли они на
пользу или во вред тем целям, для которых предназначались.
Нельзя быть человеком и не считать воспитание
рода человеческого целью усилий самого этого рода, а
следовательно, и не стоять за всякое объединение, которое
должно быть признано поистине полезным для такого
воспитания. К тому же такое объединение сделалось
настоятельной потребностью нашей эпохи; с тех пор как
существует мир, не было, вероятно, столь настоятельной
в нем потребности... И нельзя найти такого обновления
ни в чем ином, как только во вновь ожившем интересе к
лучшему воспитанию человечества. А лучшее воспитание
человечества, в свою очередь, ведет ни к чему иному, как
ко все новому росту этой заинтересованности. Оно
придет, оно должно прийти — это заложено в самой
природе человека. Не может быть, чтобы объединение всех
лучших людей для данной цели не состоялось.
Последствия отсутствия такого объединения все острее
ощущаются, они должны привести к этому. Пусть мир в своей
эгоистичности тысячью разных способов пытается
оторвать друг от друга благороднейших людей, разъединить
их интересы, — все равно высочайший дух чистого
человеческого сердца снова свяжет их воедино в центре
возвышенного и священного интереса. Громовым голосом он
призывает к такому объединению все благородное в
нашей природе, что не может полностью угаснуть в ней при
всех вавилонских извращениях нашего жестокого
эгоизма и всем ничтожестве бредовых фантазий и иллюзий.
Своею деятельностью я тоже вношу свою долю,
присоединяясь к зову человеческой природы. Дело всей моей
жизни и цель моей деятельности заключались в том,
чтобы, открыв и описав всеобщую и надежную основу
всякого истинного воспитания человека, определить тот
единственно верный пункт, на котором можно будет
попытаться объединить все остатки благородства и
возвышенного духа нашей природы: найти такой пункт,
закрепить, оживить и обеспечить его плодотворность. Так по-
135

чему же я должен сомневаться, почему мне нельзя
радостно предаться надежде, что человеческая природа,
столь решительно высказывающаяся в пользу моей цели,
выскажется также в пользу и моей деятельности,
способствующей этой цели?
Да ведь она уже так и поступила. Она так
всесторонне высказалась за эту деятельность. Множество людей
всех классов уже с большим вниманием отнеслось к
моим опытам, когда они дали только первые ростки. Эти
люди придали такое большое значение даже
несовершенным результатам, вытекавшим вначале из моих
интуитивных догадок о возможности построения единой основы
образования. Они с такой серьезностью и так любовно
отнеслись к проверке моих опытов после каждого нового
шага вперед. Они с такой справедливостью следили за
любым достижением, которого я в каждом случае
добивался при этих опытах. Они не придавали значения
беспомощности и бессилию, с какими эта пока
несовершенная деятельность пробивала себе путь при моем
немолодом уже возрасте и слабости, принимали эту
деятельность во всех ее проявлениях сочувственно и даже
предлагали мне свою поддержку. Эта несовершенная пока
деятельность моих пожилых лет совпала с периодом
величайших столкновений всех человеческих интересов *.
Однако как ни остра была та борьба, как ни
разрушительно повлияла она на все воззрения и чувства людей
вокруг меня, она не закрыла глаза на мою деятельность
великодушию, сохранившемуся в людях всех сословий.
Глаз, если темнота заключена не в нем самом, а в
ночи окружающей его среды, в глубочайшей грозовой
тьме будет поражен блеском молнии. Так и сердце в ту
эпоху, если его заблуждения были вызваны не темной
ночью собственной его внутренней испорченности, а
тьмой его временного окружения, оставалось открытым
всему, чего природа человека вечно и обязательно
требует и требовать должна как существенно необходимое
для своего облагораживания. Эта в неискушенности
человеческой природы живущая и никакими внешними
случайностями не истребимая восприимчивость и
предпочтительная склонность ко всему, что существенно
необходимо для нашего внутреннего облагораживания,
спасла и мое дело в тяжелейших обстоятельствах.
Злосчастные, опустошающие ум и сердце исторические обстоя-
136

тельства, а вместе с ними и жестокость, охватив все
отрасли и разделив людей, достигли в моем отечестве
своего апогея. Множество людей, прежде с ясным умом
и горячим сердцем отзывавшихся на все благороднее и
xoipouiee, погрузилось теперь в пучину расслабляющего
дух и сердце мертвящего равнодушия ко всему, что не
совпадало с мелочными интересами времени, которыми
они так страстно были тогда увлечены. Несмотря на все,
мне настолько благоприятствовало счастье, что моя
деятельность даже в тот период вызвала надолго
сохранившееся совпадение взглядов и чувств, причем даже у
людей, вцепившихся, можно сказать, друг другу в .волосы
по всем основным вопросам современного им момента.
В условиях изменчивого счастья всевозможных партий
мои опыты могли длительное время продолжаться без
всяких помех. Когда же такие помехи появились *, опыты
все же смогли продолжаться до сего дня; преодолевая
все препятствия на своем пути, они все же устояли, хотя
давно уже исчезло все то многое, чему предсказывали
вечную жизнь. Правда, я должен сказать, что внешний
успех опытов зависел не во всем и не только от
впечатления, произведенного ими на взбудораженный улей
моего дорогого отечества. Спокойное отношение заграницы
обезвредило не один причиненный мне укус дикой пчелы
и помогло мне не обращать внимания на гудение
множества шмелей, круживших вокруг меня.
Основное в моем деле теперь уже обеспечено даже на
случай моей смерти. И все же я не могу сказать, что
мне для него больше нечего желать. Напротив, если оно
и раньше требовало с моей стороны больших усилий, то
теперь оно требует еще больших; если мне раньше
помогали внимание, проверка, любовь, поддержка, то теперь
я нуждаюсь в них вдвойне.
Что ни писалось и ни говорилось в порядке освещения
моей практической деятельности как в защиту, так и
против нее, как ни велико было число всякого рода
людей, на месте обследовавших дело, и как ни многочислен
кы были предпринятые за границей и в нашей стране
попытки подражать ему, но настоящая проверка дела, в
таком виде, как она мне требуется в данный момент и
как она нужна всему миру, если хорошо пройдет, еще
даже не начиналась. Если дело поставлено хорошо, если
оно действительно является таким, что о нем рассказы-
137

вают специалисты и свидетели, безусловно достойные
доверия; если верно, что оно -возводит основание для
воспитания, охватывающего все способности человека в
полном их объеме и удовлетворяющего их запросы; если
верно, что пробуждение и развитие всей любви, всей
силы и всей деятельности, в которой человеческая природа
нуждается для своего облагораживания, есть
неизбежное следствие, вытекающее из его .сущности и из средств,
им применяемых; если верно, что это дело, поскольку оно
таково, применимо в любых условиях и при любом
положении человека; если верно, что, с одной стороны, и
самая образованная мать не найдет ничего более
возвышающего душу для завершения самого высокого
домашнего образования и для развития своих способностей, чем
собственная самостоятельная деятельность в духе таких
взглядов на воспитание и-чем тадеие средства воспитания,
а с другой стороны, даже женщина из самой жалкой
хижины также в совершенстве способна к возвышающей
душу деятельности, причем зачастую тягостность ее
положения скорей благоприятствует, чем препятствует ей в
этом,—если все это верно или если можно хотя бы
надеяться, что это вероятно, то кто же станет тогда отрицать,
что неотложные потребности времени призывают
незамедлительно развернуть напряженную деятельность по
возобновлению испытания нашего дела?
И если верно, что наши современники ощущают
такую потребность настолько же сильно, насколько слабо
верят в возможность ее удовлетворения, то кто же, опять-
таки, может отрицать, что возобновление проверки моего
дела так же неотложно и необходимо, как велики и
чреваты опасностью бедствия равнодушия и неверия в
возможность облагородить род человеческий с помощью
лучшего воспитания? Значимость дела требует такого
испытания, чтобы исключить самую возможность
дальнейших заблуждений на сей счет.
Единственно правильной проверкой качества урожая,
полученного с засеянного поля, может служить только
жатва. По мере ее приближения накапливается
множество работ, обязательно предшествующих окончательной
его оценке; от хорошего выполнения этих работ зависит
и конечный результат. Если же не хватает необходимых
для роста посеянной культуры средств или недостаточно
заботливо за урожаем ухаживали, то полученный резуль-
138

тат вовсе не свидетельствует против возможности
получения верного урожая с данного поля при условии
лучшего ухода за «им. Особенно важно учитывать такие
моменты при опытной жатве, потому что урожайность
новых культур, установленная на основе особого,
опытного выращивания, имеет решающее значение для
вопроса о том, будут или не будут в дальнейшем
разводиться эти новые виды.
Что требуется для каждого опытного урожая, то
требуется и мне. Что угрожает каждому опытному урожаю,
то угрожает и мне. И если за урожаем необходимо
тщательно следить во все отдельные периоды его
созревания, учитывая все особенности данной культуры, то и за
моим урожаем это также необходимо делать. Культура,
которой я посвящаю свою жизнь, с которой произвожу
опыты, вызревает в разных формах. То она высокий,
сверкающий, пышный цветок, то »скромная душистая
фиалка; то великолепно созревшая нива, то одинокий
затерянный стебелек. Растет она везде по одним и теаМ же
законам, но в самом различном окружении и внешне
принимая тысячу разнообразнейших форм. Дорогое мое
растение! Если незыблемость сохранения людьми именно
таких взглядов не будет служить тебе, которому я
посвящаю свою жизнь, опорой, ты будешь осквернено, попав
в руки какого-нибудь глупца; тебе не избежать тогда
этого. Один выдернет тебя с листвой и корнями из
почвы, в которой ты только и можешь процветать, и со своей
ограниченной верой лишь в собственную почву высадит
тебя в песчаный грунт своего безумия. Другой сочтет
особой честью посадить тебя рядом с высоким
кипарисом, чтобы как можно тесней приблизить твои нежные
корни к твердой древесине этого благородного дерева.
Кое-кто решит даже, что ты в состоянии вырасти свежим
и здоровым в тени больших паразитирующих и хищных
растений. Даже слежавшийся в тысячи складок войлок
запущенных лугов, на котором каждый год погибает
множество нежных растений и где не может выжить ни
единый росток, кроме растений с жесткими корнями и
твердым стеблем, — даже эту войлочную почву,
столетиями не тронутую рукой человека, кое-кто способен
считать единственно подходящей для тебя почвой.
Другие, напротив, способны заявить, что единственным
местом, где ты будешь хорошо развиваться, может стать
139

только теплица во всей ее высочайшей (неестественности,
с ее искусственным 'солнцем и искусственным
удобрением. Многие стали бы даже обращаться ic тобой как с
полипом, в абсолютной уверенности, что если у них в руках
окажется отрезанный от тебя кусочек, то ты все же це-
ликом у них в руках; пусть в данный момент у них нет ни
твоей головы, ни твоих ног, но они якобы могут потом
сами отрасти снова. Дорогое растение! Немало есть
таких, кто готов в момент твоего прекраснейшего цветения
отрезать от твоего ствола усыпанную бутонами ветвь,
чтобы опустить ее в стеклянную вазу для услаждения
своих 'взоров. Когда же ветвь в этом стекле засохнет, они
поднимут отчаянный вопль, станут зазывать с улицы всех
встречных и поперечных, чтобы показать им ее и заявить,
как сильно они обманулись в возлагаемых на тебя
надеждах, каким пустым и обманчивым миражем
оказалась пышность твоих бутонов, и все прочее, что можно
при подобных обстоятельствах еще присоединить и
добавить. Дорогое растение! И для тебя на свете окажется
много глупцов и мало мудрецов. Немногие правильно
поймут необходимость длительного ухода за тобой, а в
особенности высшую необходимость дать тебе в
совершенстве созреть. Тысячи, если они получат возможность
распоряжаться твоей судьбой, срежут тебя раньше
времени, а потом в сморщенном плоде, который из тебя
вымолотят, станут усматривать не результат своей ошибки,
а только твою слабость.
Как у любого другого полезного растения, так и у
моего успех зависит от хорошего выполнения всего
последовательного ряда необходимых для его созревания
работ, с самого начала и до окончательного завершения.
Между тем, нельзя представить себе даже возможности
такого их выполнения, если во всех случаях не будет для
этого достаточного количества людей. Эти люди не
только должны иметь навыки в отдельных работах,
проводимых последовательно по мере развития данной
культуры; они не только должны в совершенстве ознакомиться
с особенностями выращиваемой культуры на разных
этапах созревания и в разных ее формах. Эти люди
должны прежде всего обладать твердым желанием
действительно сделать все, в чем нуждается разводимая
культура во всех неравных условиях ее произрастания и при
всем разнообразии ее форм. Лишь при наличии
достаточно

ного числа людей, не только проникшихся моим«
взглядам« на воспитание -и его средства во всей их чистоте и
полноте, но осознавших и весь нелегкий труд проведения
таких взглядов в жизнь в разнообразнейших формах,
станет возможно постепенно приступить к осуществлению
проверки, которая положит -предел .всяким
противоречивым суждениям о моем деле.
Последнее слово, которое должно быть сказано о
моей деятельности, должно исходить от людей, годами
живших и творивших в духе моих взглядов. Ведь они на
себе самих познали, как эта жизнь и деятельность
сказалась на iBiceM их существе, на их собственных
способностях и -силах. Мало того, положив столько сил на
практическое приложение этих взглядов, они не только на
себе, они на людях всех классов, на людях разного
возраста фактически убедились в том, что упражнения в
мышлении, чувствах и деятельности, неуклонно
предписываемые методом развития человеческих способностей,
приносят результаты, являющиеся настолько же
необходимым, неминуемым следствием самой природы
человека, насколько средства метода воспитания извлечены
из самих глубин этой природы.
Если я так много требую от последней проверки
своего дела *, то это потому необходимо, что она должна
доказать не более и не менее, как тот факт, что мои
опыты установили основы воспитания, охватывающие
задатки человека во всем их объеме и удовлетворяющие их
требованиям в этом объеме. Она должна решительным
образом доказать, что пробуждение и формирование
любви и всех сил, в которых природа человека нуждается
для своего облагораживания, обязательно и неизбежно
вытекают из ее существа и из свойственных ей средств.
Проверка должна неопровержимо на фактах доказать,
что предложенные мной основы воспитания и все
главнейшие его средства применимы для людей во всех
положениях и при любых условиях жизни, что они так же
доступны женщине из самой жалкой хижины, как
необходимы и самой образованной матери.
Но для того чтобы такая проверка оказалась
возможной, мой метод воспитания должен предварительно
полностью завладеть умом и сердцем большого числа
людей, в душе которых расцвела и воцарилась могучая
способность широко воспринимать природу и усвоить вое-
141

л
st
ОЗ
и
о
ч
е
о
и
й)
К
£
О
S
л
СП
»Я
«
о
к
о
ч:
Он
О)
СО
^
о
а;
о.
о»
а*
з
о.
с
<и
С5
10
оо
ч
3
•е-
Q
О.
О
О
s ё.
03
я
П
S
CQ

принятое. Только такие люди, а (Никакие другие, должны
засвидетельствовать, что средства метода, что вся жизнь
и деятельность, протекающая под знаком его, оказывают
то действие, которого мы от него ожидаем. Это
свидетельство должно прозвучать в тысяче голосов. Оно
должно звучать одинаково и <в устах образованной женщины,
и на языке бедной страдалицы; и .ни один мужчина, ни
одна женщина, чистосердечно, любовно и полностью
изведавшие опыт, являющийся предпосылкой подобного
свидетельства, не должны иметь повода для возражений
против него.
Будет ли такое решающее испытание иметь место при
моей жизни или после «моей смерти— это не имеет
значения. Но оно во что бы то ни стало должно иметь место
раньше или позже, от этого зависит все. И мы должны
признать своей серьезнейшей обязанностью все
предпринять и все сделать для того, чтобы подготовить и
обеспечить проведение такою последнего испытания, чтобы оно
действительно состоялось, как только будет возможно.
Пока же момент для него еще не подоспел, пока не
созрели еще даже возможности для этого момента, можно
и должно провести всестороннюю проверку отдельных
разделов нашей деятельности.
Основные вопросы при этом сводятся к следующим.
Удовлетворяет ли метод целям умственного
образования? Целям образования нравственного и религиозного?
Отвечает ли он целям обучения мастерству? Иначе
говоря, дает ли он индивидуальным силам человека основу
для формирования ума, воспитания сердца, для
подготовки человека к овладению мастерством и профессией?
Каждый из этих вопросов можно отдельно рассмотреть
и проверить. Тысячи людей, которые не решились ,бы
высказать свое суждение по всему делу в целом, вполне в
состоянии правильно разобраться в каждом отдельном
из этих вопросов. Учитывая отмеченную способность
ряда лиц правильно судить об отдельных сторонах метода,
можно раздробить три его основных раздела на более
мелкие подразделения. И тогда можно найти немало
людей, которые с абсолютной надежностью могут
произвести проверку ценности метода в области умственного
образования с учетом, например, вопросов, касающихся
числа, формы или языка. Любой человек, какое 'бы
положение ни занимал в жизни, если он на самом деле обла-
143

дает высшим интеллектуальным развитием, если ему
свойственна высокая степень внимательности при
широком охвате вопроса и если он выработал в себе
способность острого анализа разно-сторонних простых или
сложных условий, — такой человек, даже если все остальные
стороны вопроса для него являются книгой за семью
печатями, все же вполне способен с этой сто,ро,ны по
действию, оказанному методом, вывести заключение о его
внутренней высокой ценности. По меньшей мере этот
человек © состоянии сделать вывод о том, что средства
метода ведут к тем же результатам, какими обладает этот
интеллектуально развитый человек. При всей
ограниченности своих познаний в других областях такой человек
вправе и способен, основываясь на предъявленных
неоспоримых результатах высокой силы ума, вынести свое
заключение о том, что средства, вызвавшие проявление
такой силы, стоят того, чтобы извлечь их на поверхность.
То же самое способен сделать человек с чистой
душой, высокими помыслами, исполненный благородной
внутренней нравственной силы, но при ограниченной
гибкости интеллекта и отсталости в мастерстве и
профессиональных навыках. На основе близкого и длительного
общения с детьми, воспитываемыми с помощью нашего
метода, он также может уверенно судить о том,
наблюдаются или не наблюдаются.у них важнейшие черты
свойственных ему самому душевных качеств, чувств,
внутренней нравственной силы. Он найдет, что для
воспитанников стало привычным в этом отношения то же самое, что
привычно и ему. А если это так, он вправе с уверенностью
судить, что как средства, которые оказались способны
вызвать и вскормить в нем самом высокое религиозное и
нравственное чувство, так и средства метода следует
признать пригодными к этому, так как они вызывают
такое же действие.
Я не обойду и третьей стороны вопроса. Возьмем
человека, суждение которого по вопросам чисто
интеллектуального образования и высокого душевного
облагораживания никак нельзя принимать в расчет, но который
обладает превосходной подготовкой в какой-нибудь
профессии, в каком-нибудь мастерстве, который проявил
себя в этой области самым блестящим образом. Он с
абсолютной надежностью может судить о роли метода в
подготовке людей для работы в области его профессии,
144

его мастерства. Он должен будет признать наличие сил,
бесспорно проявленных в этом направлении
воспитанниками, и, основываясь на этом, сможет подтвердить своим
авторитетным показанием несомненность благотворного
воздействия метода ib данной области.
Если же эти надежные эксперты по частным вопросам
единогласно одобрят их, если единогласно — каждый по
своему собственному убеждению — признают, что
отдельные стороны метода соответствуют человеческой природе
и удовлетворяют ее требованиям, то общее суждение о
том, что метод в целом хорош, поскольку хороши его
отдельные части, будет заранее обосновано. Если
существует уверенность, что хороши все отдельные части, то
вполне оправданно предположение, что хорошо и все
вместе взятое. Иначе |быть не может. Если какое-нибудь
дело признано удовлетворительным во всех отдельных
его частях, то нельзя не предположить, что оно и в целом
соответствует цели. А что метод в отдельных своих частях
вполне обоснован — тут я с полной уверенностью
призываю испытующий взор проверки. Я имею право призвать
глубочайшего мыслителя, или образованного логика, или
образованного математика и сказать ему: «Приди и
взгляни! Мои дети мыслят. Формы мышления, требующие
даже трудных упражнений, им привычны».
Я имею право призвать человека с глубоким знанием
какого-либо мастерства и задать ему вопрос: «Видел ли
ты, чтобы где-нибудь легче и более всесторонне
развивали глаз, руку и .сообразительность ребенка?» Я имею
право призвать энергичного представителя какой-нибудь
профессии и спросить его: «Разве в результате
применения моего метода дети не приучены к необходимому
прилежанию и порядку, к любому напряжению и ко всем
навыкам, на которых строятся счастье семейной жизни и
результат работы во всех гражданских профессиях?»
Конечно, к проверке нравственности, самого святого
в человеческой природе, нельзя подойти с тем же
безоговорочным «Приди и взгляни!». Здесь, где тебе придется
заглянуть в самую глубину человеческой природы, где
твой глаз должен как бы охватить ее внутреннюю
просветленность и засвидетельствовать ее, — здесь
примешиваются чувства, внушающие благоговение. Я не смею
задавать подобных вопросов, а ты не смеешь давать
подобного ответа. Мое стремление к высокой цели и мое
10 И. Г. Песталоцци, т. 3 145

желание укрепить силы человеческой природы
благочестием и любовью, упрочить <их верой признает каждый,
чье сердце открыто для благочестия, любви и веры.
Удалось ли мне это? Удалось ли мне этого добиться у всех
моих детей — кто захочет судить об этом, кто имеет
право об этом судить? Достаточно того, что я со всей
серьезностью к этому стремлюсь... Для меня довольно и
того, что человек, в душе которого царит любовь,
правильно поймет мое стремление к этой цели. Более того, он
не усмотрит в моих действиях никакого противоречия и
ничего, что препятствует тому самому возвышенному и
благородному, что он ищет. Точно так же глубокий
знаток человеческой души и исследователь природы человека
увидит в совершенствовании ума и в обучении
мастерству, на что так явно нацелен метод, .приближение к
совершенствованию природы человека в целом, следовательно,
и высокое содействие ее нравственному
совершенствованию. В той мере, в какой можно способствовать развитию
нравственного чувства внешними средствами и
упражнением руки, в той же мере я поистине смею заявить:
«Приди и взгляни! Разве глаза моего ребенка не светятся
покоем, весельем и радостью, присущими только
развитому нравственному чувству?»
Теперь обращусь снова к внешним проявлениям
человеческой природы. Я имею право спросить заботливую
мать: «Способствую ли я в чем-нибудь
легкомысленности человеческой природы? Или, может быть, убиваю
бодрость и радости жизни, приучая детей к напряжению
и упражняя их силы?» В ответе ее я заранее уверен, как
уверен в ответе мыслителя и знающего специалиста,
взявшего на себя проверку вопроса со своей
профессиональной точки зрения. Этим я, однако, совершенно не
намерен сказать, что какая-нибудь из областей моего дела
в целом или в отдельных ее частях уже созрела до
полного совершенства. Все еще только едва успело
прорасти, и юный росток только еще устремился к зрелости,
которой мы жаждем.
Следовательно, для проверки нашего нового дела нам
нужны люди, способные различить и правильно оценить
в нем силы, существование которых мы уверенно
предвидим в период его юности. Нам нужны люди, способные в
тех областях, для которых мы прибегли к их суждению,
благодаря собственному опыту правильно распознать
146

высокой пробы золото наших опытов под покровом
шлака, пока еще его окутывающим и так часто вводящим в
заблуждение 'неопытного человека, вызывая у него
пренебрежительные и презрительные отзывы. Пусть тысяча
болтунов никакой цены не придает нашему делу, потому
что оно прорвалось на свет лишенным всех излюбленных
одеяний нашего времени, не прикрывая бедности и
нужды своего первичного окружения ни малейшим налетом
тщеславия. В противоположность им, люди, в которых
мы нуждаемся для проверки нашего дела, в самой его
просвечивающей сквозь нищенские покровы наготе
лучше и нернее распознают доказательство его внутреннего
глубокого содержания, чем если .бы оно явилось в
излюбленных одеждах современности, в их мишурном блеске
богатства и пышности. От таких людей, обладающих
опытом в отдельных областях, мы и ожидаем правильного
суждения о деталях наших мероприятий. Глубокие
знатоки человеческих душ пойдут в этом направлении
несколько дальше их. Хотя все наши средства еще очень
далеки от 'Совершенства, эти люди ясно увидят, что
средства эти, при всем различии их на первый взгляд
разнородных подразделений, все же по icyra дела согласуются
между собой. В своем применении они все
взаимодействуют, взаимно друг друга поддерживают, в одном как бы
находят свое отражение все остальные. И все они в силу
великого закона природы, следовательно -в силу
необходимости, связаны между собой, так что совершенный
метод, применяемый для развития одного, обязательно
влечет за собой правильное формирование всех остальных.
Такой глубокий исследователь природы человека
признает, должен признать, что отдельные детали метода
даже в его теперешнем состоянии в своем применении
исходят из одного для всех общего центра и всегда снова к
этому центру возвращаются. И он поймет также, почему
это происходит.
Но где он, этот человек, призванный вынести свое
суждение о нас? Где они все, в чьем испытующем взоре
мы так нуждаемся, потому что хотим с успехом привлечь
свой век к участию в наших усилиях, направленных на
важнейшие, священнейшие интересы, и к их поддержке?
И какими средствами обладаем мы, чтобы призвать этих
людей высказать свое мнение и воздействовать на их
волю в этом направлении?
10* 147

В узких рамках частного заведения такая
деятельность не в состоянии даже созреть сама по себе так
быстро и так разносторонне, как это требовалось бы. Еще
меньше она в состоянии обеспечить себе внешнее
распространение, необходимое ей для того, чтобы явиться
человечеству при всех его разнообразных взглядах в качестве
неопровержимого образца наилучшего воспитания,
оправдавшего .себя на деле.
Отгороженная противоестественными рамками от
жизни, в которой она нуждается, наша деятельность
находится в таком положении, когда никто по-настоящему
не видит и не может понять, чего мы добиваемся. Да по-
настоящему мы и сами не сумеем это понять как следует,
пока наше дело не вырвется из сковывающих его теперь
рамок и-не примкнет ко всему прочему, сообразному с
природой, что уже на свете действительно существует в
деле образования. Только приладившись «о всему эгому
уже существующему, наше дело обнаружит свою
»истинную сообразность с природой. Частное заведение, если
оно близко к достижению высокой степени доступного
ему совершенства, в состоянии объединить в себе очень
многое из того, что уцелело еще хорошего в наших
воспитательных мерах, несмотря на всю искусственность
нашего домашнего быта и общественной жизни. Однако
каждому такому заведению в силу своеобразия его
характера установлены определенные рамки. Они оставляют
вне круга его досягаемости очень многое, чего требуют
принципы этого заведения, что было бы совершенно
необходимо для его усовершенствования. Условия
помещения и характер персонала лишают каждое такое
заведение -полного простора, чего требует и требовать должно
природосообразное воспитание. А требовать этого приро-
досообразное воспитание должно даже в самых мелких
начальных экспериментах и попытках, иначе каждый
подобный опыт окажется оторванным от всего'
соответствующего природе, что имеется в его окружении, то есть
очутится вне той единственной стихии, в которой только
и может жить и успешно развиваться. Как каждое
создание, попавшее в подобное положение, он должен умереть,
и он умрет в полном сознании своих богатых сил,
изнемогая от отсутствия необходимого для них питания.
Именно потому, что мы не знаем стихии природосообразного
воспитания, то есть не знаем бесконечного множества
148

того природосообразного, что уже имеется в нашей среде
и к чему нам следует накрепко привязать наши
воспитательные средства, — именно поэтому мы так бессильны
в каждом своем шаге, который ведет к конечной цели
такого воспитания. Мир во всех отношениях гораздо
ближе к истине, чем он думает; вернее говоря,
повсеместно сияние истины светло и ясно встает перед глазами
человека. Дело только »в глазах, но у людей они везде так
же испорчены и непригодны для вооприятия света .истины,
как глаза крота, живущего под землей, для восприятия
света солнца.
Особенно ясно высказывается природа относительно
того, что должен принести каждой человеческой
личности сообразный ей метод воспитания. Среди многих и
многих нюансов условий жизни человека нет ни одного,
который не бросал бы чистого и яркого света на этот
вопрос для каждого, кто обращает взгляд на свет и чей
глаз в состоянии его вынести; ни одного, который не
показывал бы каждому человеку, способному на сильные и
чистые чувства, великие и возвышенные притягательные
стороны этого вопроса. Решительное предпочтение всего,
что в этом деле истинно и прекрасно, живет в сердце
любого неиспорченного отца .и любой неиспорченной матери.
Так и должно быть, живое понимание этого присуще
всему невинному и каждой нравственной силе. Поэтому
примеры той же истинности и той же силы, которые лежат в
основе такого метода воспитания и которые он
демонстрирует на деле, встречаются в жизни в тысячах разных
убеждений. Каждый, кто с чистой душой подходит к ним,
может их наблюдать. Такие убеждения должны
существовать, они должны существовать повсеместно, они не
могут не существовать. Неотвратимые обстоятельства
вызывают везде возникновение навыков,
соответствующих потребности в таком воспитании. С ними
свыкаются, и в тысячах и тысячах домов они перерастают в
обычай, передаются от отца к сыну. Но это не все. Повсюду
существуют общественные учреждения, обязательные
гражданские установления, свободные
благотворительные и христианские объединения. При величайшем
разнообразии внешних форм все они содействуют
сохранению и оживлению всего, что уже существует в природе в
данной области, все они в большей или меньшей степени
ему полезны. На первом месте, конечно, стоит семейная
149

жизнь. Материнское чувство, сила отцовского
воздействия, семейные добродетели, вся прелесть любви, весь
опыт окружающей среды, образование через труд,
взаимосвязь всего этого хорошего и его воздействие через
узы, объединяющие членов семьи, домашние
неприятности и заботы, неизбежные даже в обеспеченных семьях,—
все это самой природой установленные основы поистине
хорошего воспитания. В них мы имеем богатое сплетение
нитей, и к этим нитям мож,но легко и уверенно
подсоединить все то, в чем нуждается такое воспитание.
Сознавая все преимущества жизни в семье, люди тем
не менее всегда чувствовали, что применение всего
комплекса воспитательных мер, в каждый данный момент
считавшихся наилучшими, в домашней обстановке
может быть чрезвычайно распыленным. Не говоря уже о
том, что этот комплекс не может быть объединен во всех
семьях, его невозможно встретить в объединенном виде
даже внутри отдельной семьи. Даже семьям, лучше
других приспособленным для целей воспитания, все же
недоставало опыта, воспитательных средств, обширных и
систематизированных знаний. Кроме того, семейные и
гражданские условия отнимали у многих родителей
необходимое время, чтобы обучить своих детей тому, в чем
сами родители действительно хорошо разбирались.
Чтобы избежать последствий такой двойной
ограниченности домашнего обучения, стали открывать школы.
Но от школ никогда не следует ожидать, что они охватят
воспитание человека в целом, что они за отца и мать, за
родной дом и семью будут делать для воспитания сердца
и ума ребенка, а также и для его профессионального
образования все, что для этого должно быть сделано.
Заменой семейному воспитанию школы никогда в жизни стать
не смогут; они могут служить миру в качестве
дополнения к такому воспитанию и для заполнения его пробелов.
Их высшая цель может состоять лишь в том, чтобы
закрепить, усилить и расширить для своих целей дух
семейной жизни. Их высшая цель может быть направлена
лишь ,на то, чтобы усилить, усовершенствовать средства
воспитания рассудительности, любви и
профессиональных способностей, данные жизнью в семье, дополнить их
новыми средствами и теснейшим образом увязать эти
новые средства с теми, что применялись прежде. Где
сложилось именно такое положение и школы действуют
150

именно в таком .направлении, как бы ни были далеки от
совершенства отдельные их воспитательные средства;
где школы действуют в полном согласии между собой и
с фундаментом, на котором они прежде всего должны
стоять, то есть с жизнью ребенка в семье; где учение в
школе ничего другого собой, в сущности, не
представляет, как только хорошо упорядоченное и хорошо
рассчитанное продолжение, распространение, .исправление и
усовершенствование способностей и навыков, всегда
развивающихся под священной сенью родного дома, — там
школы поистине заслуживают благодарности и доверия
всякого хорошего отца и любой доброй матери. Такого
рода школы приобрели доверие, вера народа в -них все
еще повсеместна. По-видимому, школы были когда-то
хороши. Если бы они -никогда не были такими, если бы
никогда раньше не действовали в полном согласии с тем,
что есть хорошего в семейной жизни и что стало хорошим
благодаря жизни в семье, люди -никогда не стали бы так
верить в «их. Чтобы в них так поверили, надо было, чтобы
школы были когда-то хороши, но не обязательно во всем
хороши, во всем совершенны.
Человеческой природе присуща глубокая взаимосвязь
между всем хорошим в ней. Развитие до совершенства
какого-нибудь одного-единственного из.задатков
человека способствует развитию всех остальных сил нашей
души и во всем облегчает такое развитие. Отсюда следует,
что если твой ребенок встречает достаточную поддержку
для одного-единственного из своих задатков, то тем
самым у него одновременно пробуждаются и оживляются
все остальные. Ты не можешь пробудить и формировать
ум ребенка в полном соответствии с его задатками, если
одновременно не оживляешь и не пробуждаешь
главнейших сил сердца, действенно не упражняешь в физических
навыках, необходимых человеку в его положении. Вот
благодаря этому-то люди и поверили в такого рода
школы; благодаря этому люди всегда будут верить в школы,
пока они будут хороши хотя бы в одном-единственном
отношении.
Но если они не будут хороши в таком отношении, если
они даже в одном-единственном отношении не будут
базироваться на природе, а, напротив, во всем, абсолютно
во всем станут противоречить ей; если они настолько
опустятся, что станут тормозить все природные силы, не
151

будут упорядочивать развитие природных задатков, а
станут подавлять их; если они дойдут до такого падения,
что перестанут энергично возвышать сердце и ум в каком
бы то ни было отношении и даже перестанут в должной
мере удовлетворять требованиям формирования
технических умений и подготовки к профессии; если они так
низко .падут, что станут способны, если можно так
выразиться, свернуть шею всякой истине, всякой свободе, всякой
широте охвата, в чем по самой своей сути нуждаются
воспитание ума и сердца и формирование технических
умений, и таким путем психологически обусловят подлинную
смерть всех сил нашей природы; если при этом в народе
все еще сохранится вера .в подобные школы, — тогда, о
боже, как же низко пало человечество! Значит,
воспитание отдано на произвол людям, жаждущим дурного и
использующим все дурное. Тогда тираны отдают школы
в руки приниженного сброда учителей, явно ничего не
сохранивших в своей душе из задатков человеческой
природы. Такие учителя лишь способны раболепно,
лицемерно даже последние остатки высокого добра принести в
жертву ложному образованию, при котором полностью
парализуется все, что есть в человеческой природе
святого и возвышенного. Дурные люди тогда с величайшим
усердием поддерживают существование подобных школ.
Если власть у них в руках, они даже нищему в стране
повелевают заставить своего ребенка, пусть он раздет и
голоден, .покинуть отца и мать и пойти в такую школу.
Тиран! Твой преданный слуга при этом по утрам начинает
занятия с детьми в школе с хвалебной, а заканчивает их
благодарственной молитвой за тебя.
Мне больше нечего сказать. Вера в подобные школы
всегда оказывает самое роковое влияние, завершая
испорченность -семейного быта. А эта испорченность, в свою
очередь, способствует укреплению глупости, царящей в
стране. И тогда, естественно, вместо средств, протаводей
ствующих злу в этом деле, на свет появляются приказы
которыми зло доводится до крайних пределов и
увековечивается.
Где существует такое положение в главных своих
чертах, если даже оно в десять раз менее ярко выражено,
чем я это обрисовал, и замаскировано видимостью
строжайшего надзора, ревизий, инспекторов, коллегий и всего
подобного суетного вздора, которым принято вуалиро-
152

вать бездушные и бессердечные формы; где оно
утвердилось, we встречая сопротивления, в заведомой
ограниченности и бессердечности школьных учителей и
инспекционного персонала; где оно укоренилось в неизменных
формах почитаемой народом, а посему де-факто
неприкосновенной злой силы избитой рутины, широко и сильно
противоборствующей человеческой природе, — там
цеховое право этого гибельного зла завладело вечной
позицией, имея опору в большинстве общественного мнения.
Но не только большинство народа, но и большая часть
духовных и светских его руководителей в данном случае
тоже остается верла избитому шаблону, с той, однако,
разницей, что, в противоположность народу, эти
руководители поступают так .не по незнанию и не в простоте
души. Чаще всего они отлично знают, чего хотят и что
делают, когда подобный заросший колючками и
чертополохом пустырь рутины объявляют самой лучшей почвой
для школьного дела и загоняют на этот пустырь детей
народа. А ведь ни один пастух не станет никогда
выгонять своих овец на пастбище, если он своими
собственными глазами видит, что оно заросло ядовитыми
растениями.
Где дело зашло так далеко, там любой попытке
действовать в противоположном направлении противостоят
почти непреодолимые препятствия. Чем лучше будет
такая попытка по своему существу, тем больше она
противна духу учительского персонала, который единственно
только и мог бы в подобных обстоятельствах провести ее
в жизйь. При свойственных такому персоналу
неестественности и хаотичности самая высокая естественность и
высочайшая ясность должны восприниматься им как
огорчение, как глупость. Самое большое несчастье,
которое может грозить подобной попытке, — это наверняка
попасть в руки таких людей. Неестественность, где бы
она ни встречалась, лишает все естественности;
злостность превращает все во зло; хаотичность вносит во все
хаос, а запачканное пачкает все кругом. Попав в руки к
полулюдям, ничто человеческое не остается цельным;
попав в -руки к бессилию, даже самая великая сила
становится бессильной, а в руках у бессердечия даже
глубочайшая сердечность становится бессердечной. Никогда,
никогда в жизни не соберешь ты фиг с колючек, а с
чертополоха не снимешь винограда.
153

И все же, друг человечества, изыскивающий лучшие
основания для воспитания, даже если узы твоего
положения приковывают тебя к местам, где сословные и
личные запросы, нравы, привычки и прихоти глумятся над
всем святым и вечным, что заложено в природе
человека, — не теряй из-за этого мужества. Человек во всех
случаях силен среди людей, если только он хочет быть
сильным. Ощути свою силу, но ощути ее чистой, такой, как
она в тебе заложена, не смешивай ее с развращенностью,
которой охвачена окружающая тебя среда. Тебе ни в
коем случае не следует начинать свое дело с атак против
ошибок, безумия, против того, что вошло в привычку и
чем обычно пользуются, против всего, что препятствует
твоим целям. Тебе ни в коем случае не следует
основывать воздействия своего великодушия и свободы, с
которой ты вышел на поиски добра, на разоблачении
черствости, с которой люди вокруг тебя, особенно пользующиеся
большим влиянием, противодействуют добру. Тебе ни в
коем случае не следует в усилиях, направленных на
развитие и оживление чистых, устремленных к истине и
праву помыслов, задерживаться в лабиринте червоточин
спорных мнений. В грязи этих запутанных ходов правда
едва просачивается и бродит как потерянная. Стоит
червю или крысе проложить новый ход в этой грязи, как
она тотчас же принимает новые очертания. Эта грязь
сегодня никогда не будет такой, какой была вчера;
сегодня она никогда не будет там, где она находилась вчера.
Даже самая высокая истина в подобном лабиринте ночи
и заблуждений не найдет опоры в глубине человеческой
природы. Люди упражняют остроумие на изменчивом
облике истины, и верить в нее им нравится не ради
убеждений, а ради игры, которую они вокруг этого ведут.
Вообще если ты, вместо того чтобы творить добро,
станешь бороться против зла, то ты ничего не сделаешь
на пользу добру, а только разобьешь себе голову о стену
к вящей пользе зла. Чем сильнее твое окружение
сопротивляется существу твоих конечных целей, тем более ты
должен придерживаться только творения добра, а мимо
зла проходить, как если бы его не было. Сильный только
правдой и любовью, ты должен стремиться навстречу
цели, ничем не отвлекаясь, и силу свою ты должен
применять бережно, но также и обдуманно. Гарантия успеха
твоих усилий в борьбе против заблуждения и эгоизма
154

лежит не в силе, с которой ты можешь атаковать их в
бесконечном множестве обманчивых явлений, с какими
они ведут свою игру, тем же оружием. Гарантия лежит
в той силе, с какой ты должен помочь духу истины и
любви явиться во всей невинности и всей ясности своего
существа, исполненного внутренней божественной силы
противостоять всякому злу. Твоя величайшая сила в
таких обстоятельствах должна найти свое выражение в
другом. Людей, при подобном положении
обнаруживающих в душе сочувствие к лучшим основам воспитания и
проявляющих несогласие с испорченностью эпохи и
своего окружения, ты должен, каждого в отдельности,
просветить относительно этих основ и заинтересовать их.
Этим ты сможешь создать себе опору и подготовишь
круг деятельности на пользу своему делу, не
наталкиваясь на черствость, с которой окружающий тебя мир
сопротивляется твоим целям.
Когда ты получил такую опору, когда ты приобрел
союзников, которые умом и сердцем с тобою, когда они
рядом с тобою выступят в борьбе за то, что ты ищешь,
вот тогда используй их присутствие со всей своей силой.
Увеличивай количество таких людей, укрепляй и
возвышай их силу, используя их в деле. При этом ты все
хорошее у них связываешь со всем хорошим, что есть у тебя.
Тем самым ты во многих отношениях помогаешь освоить
и полюбить это твое хорошее и другим людям, которым
легче распознать его у твоих друзей, чем у тебя самого.
Уверуй твердо во внутреннюю взаимосвязь всего
хорошего и в его способность придавать новую мощь всему
другому хорошему, с чем оно приходит в
соприкосновение. Благодаря такой способности в нем развивается
созидательная сила для еще более высокого, невиданного
блага. Оно же затем в борьбе с существующей
развращенностью мира и проявит ту тихую, но
всепобеждающую мощь, с какой у ребенка незримая сила
прорезающегося нового зуба с корнем приподымает старый зуб,
выталкивает его и становится «а его место, как будто
старого .никогда и не бывало. Самое главное во всем деле —
это способность добра вытолкнуть зло из его гнезда; к
моменту своего проявления она должна быть настолько
же совершенной, насколько сила прорезающегося нового
зуба достигла совершенства еще до того, как он появился
из своего укрытия, чтобы приступить к своему делу.
155

От этого внутреннего совершенства добра, которое ты
призываешь на помощь в своей борьбе со злом, в твоем
деле зависит все. Ты должен чувствовать, что внутренняя
сила, необходимая тебе для твоей цели, до такой степени
созрела; ты должен настолько продвинуться, что будешь
способен оживить добро, которое ищешь, во всем его
внутреннем совершенстве в душе многих окружающих
тебя людей. Они, уверовав в развитые тобою в них силы,
под давлением своей собственной природы станут
стремиться жить для добра, которое ты ищешь. Если этого
достиг, тогда с тем хорошим, которое ищешь, с
неопровержимым и вечным, что лежит в основе такого
воззрения на добро, с возвышенным и священным, что лежит в
основе практического осуществления этого добра, ты
смело и спокойно иди туда, где царят заблуждения,
себялюбие и вся развращенность, которые с мнимой силой
сопротивляются твоей истине и твоей любви. Иди и не
бойся: ночные тени исчезнут и должны исчезнуть всюду,
где действительно вспыхивают лучи солнца. Действие
всякого созревшего и достигшего совершенства добра
неудержимо и неистребимо. Ты можешь и должен в это
верить, но только тебе никогда не следует принимать за
добро то, что в действительности им не является;
принимать за созревшее и достигшее совершенства добро,
которое в действительности еще не созрело и совершенства
не достигло.
Ты должен при этом с тем же бескорыстием и
спокойствием выжидать, когда наступит время, когда твое
хорошее в должной форме проявит себя на деле. Ты должен
это делать так же, как крестьянин, бросивший в землю
семена, выжидает смены времен года, ожидает
случайностей, которые они могут принести с собой. Средства,
с помощью которых ты собираешься продвигать свое
хорошее, должны быть независимы от любых случайностей.
Они должны вытекать из самого существа этого
хорошего и содержать в себе это существо во всем его объеме.
Средства эти должны быть такого рода, чтобы они сами
собой неизбежно привлекали все вспомогательные
конкретные средства, нужные для успеха твоего хорошего.
Всякая попытка помочь народу воспитанием, если она не
исходит из существа природы человека столь же
бескорыстно и возвышенно, если она в отношении
происхождения, цели и средств не обоснована так же глубоко и
156

если в силу этого могущие возникнуть потребности
человека не будут так же верно обеспечены, — есть не более
как сон.
Всякий опыт воспитания, действительно
соответствующий потребностям человеческой природы и
действительно способный удовлетворить эти потребности, должен
объединить в себе самое главное из всего, чем владеет
каждый хороший отец, каждая хорошая мать и каждый
хороший учитель, что в поведении каждого из них с
достаточной определенностью проявляется. Поэтому
каждый, кому подобный опыт удается, находит во всей массе
подлинно хороших родителей и подлинно хороших
учителей все то, чем обладает сам. В выраженном ими
направлении ума и сердца он находит чистое выражение
направления своего ума и своего сердца. В их воле
он видит свою волю, в их целях — свои цели, в их
радостях — свои радости, в их страданиях — свои
страдания, в их опыте — свой опыт, в их средствах — свои
средства.
Поэтому же после каждого удачного опыта в этом
направлении уже по одному тому, что он действительно
удался, любой человек, у которого верный глаз на
хорошее и правильное, обязательно должен признать, что
опыт этот правилен, хорош, что он удался. Он не может,
если он действительно удался, не быть таким, чтобы
каждый хороший отец, каждая хорошая мать и каждый
хороший учитель, как только опыт возник перед ними в
виде реального факта, сказал: «То, что я здесь вижу, для
меня не ново. Еще до того, как я это здесь увидел, оно
имелось у меня в душе; и то, что я в этом отношении
делаю сам, по духу во многом сходно с ним».
Еще раз: чтобы опыт в данном направлении был
признан удачным, он должен, поскольку он затрагивает
природу человека, в полном объеме удовлетворять
потребностям человеческой природы; он должен также быть
применим для людей, в каких бы обстоятельствах они ни
жили. Чтобы считаться удачным, он должен быть таким,
чтобы простодушие соломенной хижины, односторонне
развитая сила людей из мастерской и обитателей
дворца— все единодушно признали его результаты
хорошими. Он должен также быть таким, чтобы и у делового
человека, и у мыслителя в любой области возникло
желание: «Если бы я мог снова стать ребенком, я стал бы дру-
157

гим человеком в том, что он есть и чем должен быть;
я лучше и дальше продвинулся бы в своей специальности,
чем теперь». Короче говоря, удачный в указанном
направлении опыт должен, как благочестие, для всего хорошего
быть хорош. Он должен казаться христианину победой
для царства божия, человеку из народа — достижением
для народа. Он должен быть таким, чтобы во всей массе
истинно хорошего, что рассеяно среди рода
человеческого, что горячо и прочно там укоренилось, мог найти
привычный ему мир, с которым он, в силу извечного
внутреннего равенства всего поистине хорошего, соединится и
соединиться должен.
Однако даже если такой опыт имеет место, если он в
основном и удался, как можно его продемонстрировать?
Как следует его продемонстрировать, чтобы он сделался
всем для всех? Каким образом можно его представить,
чтобы любой глаз увидел его таким, каким должен
увидеть? Чтобы опыт стал для человека тем, чем для него
стать должен? Чтобы он вызвал в нем такие чувства,
какие вызвать должен? Чтобы он убедил его так, как
должен его убедить?
Так и с моим опытом: если он удался, то как мне
увязать его с родственным ему миром? Как я должен
поступить, чтобы каждый, кому он должен служить, смог
настолько понять его суть, насколько это нужно? Чтобы
такой человек в достаточной степени проникся желанием
и набрался силы усвоить из этого опыта все то, что он
действительно должен усвоить, если хочет в своем
положении и в обстоятельствах, в которых живет, извлечь из
него пользу?
При всей неизменности существа моего метода, при
всем том, что именно в силу этой неизменности он
правильно воздействует на все случайное и произвольное в
мире, он внешне должен, однако, являться до
бесконечности разнообразным. Ведь надо, чтобы он оказался по-
настоящему приемлем и пригоден для людей, живущих в
столь неравных условиях и положении. Внешне он
должен явиться в одном виде богатому и совсем в другом —
бедному, если каждый из них в соответствии со своим
положением должен интенсивно и живо воспринять его.
По-одному он должен выглядеть, чтобы удовлетворить
запросам рабочего, и совсем по-иному, если хочет
привлечь мыслителя. По-одному, когда обращается к просто-
158

му здравому смыслу человека, и по-иному, если должен
победно пробираться сквозь все искривления
самонадеянного поверхностного знания и присущего ему
неиссякаемого пустословия. И совсем ino-иному должен он
выглядеть, если собирается навсегда покончить со
страстным сопротивлением людей, у которых столько же причин
страшиться света истины, сколько у крота причин
бояться солнечного света. Ведь они так же понаторели и
привыкли в темных ходах многочисленных своих лазеек
ползать и прыгать вокруг истины, как привыкли кроты
пробираться в своих подземных лабиринтах.
Точно так же мой опыт по-одному должен явиться
городской женщине и совсем в другом — женщине из
деревни: каждой в соответствии с ее положением, чтобы
привлечь их и удовлетворить запросы каждой из них.
По-одному он должен явиться для применения в
городских школах и по-другому — в сельских; по-одному — для
общественных сиротских приютов и по-иному — если
хочет удовлетворительно служить целям частных
воспитательных заведений.
Общественная жизнь настолько разделила людей,
она представляет им истину и право .в оболочке
особенностей их сословия настолько различно, при этом в таком
полном, тесном и всеобщем переплетении с самой
оболочкой, что по существу люди совершенно не способны
распознать истину и справедливость, если те являются им
оторванными от убеждений, вкусов и средств привычного
им окружения. Я уже не говорю о том, что они тогда не
способны понять и использовать их. Даже самый
удачный опыт воспитания может поэтому только в том случае
оказаться благодетельным и приемлемым для
человечества, если явится каждому сословию и каждому
занимаемому людьми положению в той оболочке, в той скорлупе,
в какой это сословие только и умеет воспринимать истину
и право.
Только в таком виде подобный опыт может дойти до
своего мира, то есть может встретить у каждого хорошего
человека, в каждой деревенской школе, в любой
.городской школе, в любом сиротском приюте и в каждом
воспитательном заведении точки соприкосновения. Только
тогда все хорошее, что есть в нем, сомкнётся с тем
хорошим, что есть в данной обстановке. Только так может
получиться, что все хорошее, что содержит в себе подоб-
159

ный опыт, окажется пригодным и благодетельным для
человечества при всех обстоятельствах.
Каждое состояние, каждое установление в жизни
общества, богатство и бедность, городская жизнь и жизнь
деревенская, школы, науки, сиротские приюты, частные
воспитательные заведения, области деятельности,
профессии— словом, любое положение и любые условия
жизни человека имеют свои положительные и
отрицательные стороны в отношении правильного и общего
формирования задатков человека. И нужно хорошо знать
эти стороны, чтобы открыть полезному воспитательному
опыту мир, >в котором он может найти и находит
применение. Каждый такой опыт для.своего успешного
развития должен в каждом особом положении людей
сообразоваться с их условиями. Как мы ищем средств, чтобы
добиться эффективности нашего опыта, так же следует
нам пристально присмотреться и к обстановке, в которой
мы хотим сделать его действенным для всех; так же мы
должны изучить и положительные, и отрицательные
стороны, присущие данной обстановке, под углом зрения
нашей цели.
Начну с того, к чему люди больше всего стремятся, —
с богатства и влиятельного положения в обществе.
И то и другое приносит с собой более всесторонний,
более свободный и всеобъемлющий взгляд на мир. И то
и другое в избытке приносит возможности и средства
приобретения всего редкого и ценного, что есть на свете.
Что деньги и почет могут предоставить для нужд
воспитания, то воспитателю богатого достается легко. Но ни
деньги, ни почет не дают человечеству самого главного,
что требуется для его воспитания. Напротив, они могут
оказаться в высшей степени вредны и опасны как для
способности воспитателя внушить ребенку это главное,
так и для способности ребенка в полной мере воспринять
и усвоить его. Очень редко богатство и почет— а еще
более редко полубогатство и полупочет — сопутствуют
человеку, не поработив его восприятия во вред природосо-
образному воспитанию и душевному облагораживанию
человека. Богатство и почет, как наслаждения, немногим
лишь достающиеся в удел, легко снижают в
представлении тех, кто ими пользуется, ценность всего, чем каждый
может легко овладеть и насладиться. Поэтому-то для
родителей, оказавшихся в подобном положении, так часто
160

бывает гораздо важней сделать так, чтобы у их детей
всем бросались в глаза сияние, блеск и то особенное, что
отличает обладателей указанных преимуществ, нежели
закрепить в них главное, неизменное и вечное, что одно
только и может способствовать истинному
облагораживанию природы человека. В таких случаях ярко пылает
страшный алтарь общественной испорченности
человечества, а священное пламя чистой душевной жизни угасло
до последней искры. Испорченная своим сословным
положением мать, из-за всего неравенства этого положения и
условий, в которых она живет, совсем уже больше не
принимает у своего ребенка в расчет того, чем он в
действительности является как дитя творца своего и отца
небесного. Она считается лишь с тем, чем должен казаться
ее ребенок как сын его высокоблагородия — господина
фон, цу и прочая, и прочая, и прочая *. Где дело обстоит
так, там человек, понимающий весь смысл и
всеобъемлющее значение хорошего метода воапитания и
обладающий нужными для этого силами, лучше отряхнет прах с
ног своих и удалится, чем станет заниматься
воспитанием, важнейшие основы которого уже разрушены и
затерялись в песке.
Я .произнес сильное слово, но я этим вовсе не хотел
сказать, что богатство и почет обязательно исключают
основы хорошего воспитания. Они мешают им, они очень
сильно мешают им, но они их не исключают. Среди суеты
тысяч отцов и матерей, из-за указанных выше
преимуществ свернувших с правильного пути, человек,
действительно обладающий силами для хорошего воспитания,
всегда — здесь ли, там ли — найдет ту редкую женщину
или того редкого мужчину, которые по внутреннему
своему содержанию и благодаря себе самим стоят выше
своего сословия и состояния; которые отличаются
высоким пониманием вечного и неизменного, что присуще
истинному и исполненному силы воспитанию. Таких редких
людей надо рассматривать как соль человеческой
природы среди прочих людей их сословия, потому что они
стали тем, что они есть, несмотря на все трудности,
связанные с их сословием. Благодаря тому, чем они стали, они
гораздо больше значат для человечества, чем другие,
•которые стали тем, что они есть, не преодолев таких
трудностей. Приблизьтесь к таким людям с
благоговением, друзья бедности, юности, человечества! Если ваши
11 И. Г. Песталоцци, т. 3 161

желания чисты, то сердца этих благородных людей
открыты вам. Охваченные блаженством высочайших,
благороднейших помыслов, они спешат не просто
откликнуться на ваши желания помочь бедности, юности и
человечеству, но даже предвосхитить их. Люди,
исполненные любви и силы! Разыщите их, эти благородные души,
где бы они ни находились, покажите им, как высоко вы
их чтите, но прежде всего докажите им, что и сами вы
достойны уважения.
Безотлагательная потребность времени состоит в
том, чтобы стремление осуществить опыт воспитания
человечества преодолело первые предрассудки,
препятствующие этому; чтобы оно убедительно доказало, что
условия хорошего воспитания лишь постольку .противоречат
требованиям богатства и почета, поскольку богатство и
почет мешают человеку овладеть более высокими
ценностями и развить в себе более высокие задатки. В то же
время развитие именно таких более высоких'задатков —
это то единственное, что может придать богатству и
почету достойную нашей .природы ценность, что в состоянии
повысить наслаждение, проистекающее из внешних
преимуществ, и сделать его более долговечным.
Друзья бедности, юности и человечества! Такое
доказательство в наше время более настоятельно, оно,
может быть, более необходимо, чем на протяжении целых
тысячелетий. И осуществить его можно, лишь прибегнув
к помощи тех редких благородных людей, о которых я
говорил. Поэтому мы должны повсюду, где это возможно,
стараться поближе познакомить их со взглядами на
лучший метод воспитания и со средствами такого метода,
вызвать у них к нему сочувствие. С этой точки зрения
необходимо, чтобы наш опыт воспитания достиг такой
ступени, на которой он будет способен привлечь к себе
внимание этих благородных людей, взволновать их душу,
убедительно доказать им, насколько такое воспитание
согласуется со всем хорошим, чего они желают и ищут
как для самого возвышенного и благородного среди
людей, так и для самого униженного сына нищеты. Наш
опыт должны осуществить люди, способные, не
утрачивая чувства равновесия, внимательно и снисходительно
охватить взором мир со всеми преимуществами и
недостатками господствующего в нем порядка. В таком
подходе весьма нуждаются все человеческие установления,
162

но они (познают его только тогда и лишь там, где и когда
человечество благодаря более возвышенному и более
чистому 'взгляду на мир поднимается выше грубых
требований чувственности и эгоизма — источника принижений
и извращений.
Я иду дальше. Не буду больше говорить об условиях
богатства и почета, а обращусь к бедности, ужасной с
точки зрения себялюбия, святой с точки зрения любви...
Она ограничивает, правда, для своих детей и питомцев
взгляд на мир. Из-за нее они лишены многих средств,
прелестей и всего редкостного и ценного, что
заключается 'В многосторонности и широте такого взгляда. Лишь
очень редко перепадает сыну нужды, питомцу бедности
какая-нибудь кроха от избытка материальных средств
и от, достижений нашего искусства воспитания. Однако
как ни ограниченны средства воспитания бедного
человека, их внутренняя ценность велика и значительна. Нужда
учит молиться, обостряет внешние чувства, оживляет
члены тела и, что важнее всего, трогает сердце и с
великой силой возбуждает благороднейшие чувства нашей
природы.
Воспитатель бедного! Если ты имеешь все это в сыне
нужды, если ты находишь в нем восприимчивое к
высоким чувствам сердце, обостренные органы чувств,
развитое упражнением внимание, упорное прилежание,
твердую веру в бога и вечность; если ты не придаешь этому
большого значения и беспокойно мечешься в поисках
другого, чуждого ему, — тогда, о человек, поторопись,
откажись от своего дела... У тебя нет в душе даже того
для бедняка, что он сам в себе для себя имеет. Если бы
у тебя это было, ты несомненно придавал бы вес тому,
что имеется в нем, ты нашел бы в этом чистый, обширный
и удовлетворительный фундамент для всего, что ты
должен был искать для бедняка.
Кто бы ты ни был, человек, осмелившийся приложить
руку к воспитанию бедного, не упусти из виду прежде
всего »преимуществ, проистекающих для развития
природы человека из самого положения и самих условий жизни
бедняка. Если ты их хорошо рассмотришь и сравнишь с
преимуществами положения богатого мод данным же
углом зрения, то будет одно из двух: либо ты совершенно
лишен способности постигать важнейшие потребности
нашей природы, либо ты падешь ниц и восхвалишь отца
11* 163

небесного. Как он одаряет полевую лилию великолепием,
какого никогда не достигнет королевская роскошь, так
же позаботился он и о ребенке бедняка, о всех
важнейших потребностях его природы вопреки нужде и нищете,
даже через эту нужду и нищету; позаботился так, как
свет никогда не сможет позаботиться и не позаботится о
сыне великого и богатого с помощью средств,
предоставляемых богатством, почетом и властью.
Это, однако, не меняет самого факта, что хорошее
воспитание бедного человека, так же как и богатого, и даже
в еще большей степени, всегда трудное дело. Само по
себе оно должно быть делом мудрости, силы и
самоотверженной человечности. За хорошее воспитание бедных мир
ничего внешне привлекательного не предлагает в
награду. Напротив, он весьма искусно и всеми силами
превращает это воспитание в непривлекательный труд, он
против всех законов и правил превращает его в труд,
гораздо более утомительный, нежели воспитание богатых,
что тоже совсем не легкое дело...
Бедность лишена в нынешнем мире едва ли не всего,
в чем человек повсюду нуждается и без чего не может
обойтись, чтобы не опуститься ниже уровня человека.
Да она и опустилась повсюду так низко, как, естественно,
должен опуститься бедняк; он не может этого избежать,
когда лишен всего необходимого. Божественная сторона
бедности, то святое и хорошее, что при всей нужде все
еще оживляет и поддерживает бедняка, почти полностью
скрыто от глаз светского общества, окутано ночью
непроницаемого мрака. Дурное же, унизительное, позорное,
то, что свет сам создает в бедняке и с каждым днем
сильней в нем оживляет, — эту мирскую сторону бедности он
видит особенно ясно и с особенной односторонностью к
ней подходит. Так что он уже по-настоящему не в
состоянии распознать в сыне нищеты ничего, кроме того, во что
он же сам его превратил, чем бедняк стал только из-за
него. Ступив на такой путь, свет по необходимости
станет формировать бедного так, как это потребуется
самому свету и его развращенности.
Последствия подобного противного богу и людям
воспитания бедноты часто приносят с собой лишь видимость
порядка и образования. Запутавшиеся же создатели и
охранители такого порядка убеждают себя в том, что то
внутреннее вечное, что присуще человеческой природе,
164

будто бы соответствует внешнему, случайному в нем. По
их мнению, внутренняя ценность бедняка снижается,
душа его становится хуже оттого, что внешние и случайные
качества в нем все более теряют ценность с точки зрения
богатых и окруженных почетом, что бедные люди
являются им все более униженными и лишенными всякого
блеска.
Как и виновник его падения, так и сам несчастный
бе дня« там, где он дошел до такого падения, теряет
способность видеть себя в правильном свете. Он теряет даже
способность чувствовать, чего ему недостает, чтобы
сохранить в чистоте все то внутреннее, вечное, что
заложено в нем богом, и чтобы развить это в своем ребенке. Он
вынужден опуститься до того, что становится дурным
человеком и оставляет своего ребенка в полном
запустении. В нем угасают тогда все побуждения, интерес к
тому, чтобы вырвать своего ребенка из мерзости, самого
его уже засосавшей; он утрачивает уверенность в
собственных силах, в том, что их достаточно для этого.
При всех трудностях воспитания ребенка богатого
чистым помыслам человеческой природы, ее любви и
силам всегда открываются пути для преодоления
трудностей при воспитании таких детей. То же происходит и при
воспитании ребенка бедняка. Как среди богатых самые
лучшие и благородные преисполнены высоких чувств по
отношению к сущности хорошего воспитания и ради
своих детей ищут средств удовлетворить эти чувства, так и
лучшие отцы и матери из бедной среды чувствуют то же
самое и горячо стремятся овладеть средствами для
удовлетворения этих чувств.
Пусть молодой дубок, выросший на хорошей почве,
растоптан и изломан, — природа все равно продолжает
давать ему силу роста по законам, действующим для
здоровых деревьев, лишь бы он крепко стоял, укоренившись
в земле. Его изуродованный ствол, ободранная кора
срастутся снова; верхушка все выше вздымается при всем
его тяжелом состоянии, ветви простираются все шире;
вопреки всему он вырастает в крепкий плодоносящий
дуб. Так и бедный человек с благородной душой. Пусть
он является миру растоптанным и изломанным, /природа
-все равно ведет его, хотя и (медленно, незаметно, по
неизменным законам его внутреннего существа к важнейшим
взглядам и навыкам, которых требует хорошее воопитз-
165

ние детей. Только бы он, как наш дуб, прочно врос при
этом корнями в хорошую почву, сохранил в себе при всем
своем тяжелом положении важнейшую сущность своей
природы. В подобном случае ты несомненно всегда
найдешь в нем высочайшее, самое священное средство
хорошего воспитания — чистоту восприятия, теплое
стремление ко всему, что может ему помочь сделать своего
ребенка человечным, счастливым; всегда встретишь
глубокую признательность за каждое средство, которое ему
для данной цели предложит добрая душа.
Тех из богатых, кто среди всех искушений своего
положения сумел сохранить внутреннее достоинство
природы человека и поэтому не знает более высокого
желания, как передать его своим детям в качестве лучшего
своего наследства, надо рассматривать как соль этого
сословия, как избранных. Только через них можно
внести взгляды на хороший, действительно
,природосообразный метод воспитания и средства такого воспитания в
круг их сословия. Точно так же и среди бедных те, кто
при всем гнете своего положения все же сохранили в себе
внутреннее достоинство природы человека, кто благодаря
этому так же, как богатые, о которых я говорил, не
мечтают ни о чем более высоком, чем «передать в наследство
своим детям это достоинство, — тоже есть соль своего
сословия, избранные души. Только через них можно
внедрить в их сословие взгляды на действительно -природо-
сообразный метод воспитания и оредства такого
воспитания.
Во всех случаях хороший бедняк такая же редкость,
как и хороший богатый человек. Но если хотят не только
оказать поддержку такому редкому человеку, а помочь
бедному вообще, в особенности помочь ему освободиться
от испорченности его сословия через образование, то
обязательно нужно привлечь в 'помощь себе этого редкого
человека, где бы он ни находился. Как наиболее
благородные из богатых людей, так и благороднейшие среди
бедных — это самые нужные и незаменимые люди, когда
надо дать образование бедноте. Все вы, кто бы ни были,
без них действительно ничего не сможете сделать! Без
них вам не сделать даже первых шагов при подъеме на
вздымающуюся перед вами гору, а вы ведь должны
перевалить через нее, если хотите для бедного человека
сделать что-то способное удовлетворить человеческую
166

природу. Если вы не извлечете таких людей из мест, где
они живут в своем укрытии, и не прибегнете к их
помощи, вы даже не сможете убедить мир в том, что бедный
и дурной — это совсем не одно и то же, что для
воспитания бедность и запущенность не есть обязательно и
неразрывно связанное одно с другим зло. Необходимо
безотлагательно делами расшевелить дремлющий мир,
заколебавшийся в своем доверии к благородным и
возвышенным свойствам человеческой природы; убедить
его в том, что повсюду, даже в самых незаметных
уголках земли, на самом деле живет беднота с душой полной
того высочайшего и священнейшего, что может принести
человеку хорошее воспитание. Только так можно
доказать миру, что действительно хорошему методу
воспитания ничто так не чуждо, как мысль, будто бедняка
следует вывести из рамок его непритязательности и внушить
ему тщеславные претензии и запросы, чреватые
опасностью для его прилежания, добродетели, покоя *. Только
так можно доказать, что, напротив, действительно
хорошее воспитание бедняка состоит именно в том самом
благородном и лучшем, что каждый хороший бедный
человек хранит в своей душе. Такое воспитание ищет
основания для всего того, что оно само намерено
предоставить бедным. Это же возможно лишь при посредничестве
и содействии самых благородных из бедных людей.
Только они одни в состоянии воздействовать на массы
заброшенных низших слоев человечества, в особенности же на
людей, глубоко погрязших в пороках, связанных с их
положением. Только они способны даже в этих людях снова
раздуть почти угасшую искру веры в себя и мужества,
в чем так сильно те нуждаются, чтобы вновь воспрянуть
духом. Только они могут не просто показать этим людям
всю привлекательность хорошего образования для их
детей, но и убедить их в том, что это достижимо для них и
по-настоящему полезно...
Наиболее благородные среди бедных — несомненно,
единственные незаменимые посредники, без которых
нельзя обеспечить нужных условий для лучшего
воспитания народа, потому что и они тоже во всем равны другим
беднякам — своим братьям. Как и те, они повсюду
терпят гнет общего положения; могут поэтому глубоко и
правильно понять положение бедняка, сочувствовать
ему; могут осторожно, без всякой суровости, любовно
167

относиться к слабостям бедняков. Ничего не поделаешь,
никто не поможет бедняку и не может действенно и по-
настоящему помочь ему в его положении, кроме наиболее
благородных людей из среды тех же бедняков. А если
люди из высоких классов хотят оказать помощь бедным,
то они только тогда и только в той мере могут глубоко,
действенно и с успехом сделать это, если прибегнут
к посредничеству, совету и поддержке бедных людей
с благородной душой.
Никакой опыт воспитания не может всретить
хорошего приема у высших сословий, если он требованиям
богатства ;и почета противоречит в большей степени, чем
это необходимо. Ведь чтобы обеспечить людям овладение
высшими ценностями, надо сделать для них сами
преимущества богатства и почета чем-то более высоким, более
благородным, способным доставить им большее
наслаждение. Так же мало вероятно, чтобы какой-нибудь
воспитательный опыт смог (проникнуть в среду бедных, если
он сильнее, чем это необходимо, затрагивает привычный
образ жизни этого класса народа и нарушает элементы
удовольствия и удовлетворения, которыми по-своему
наслаждаются бедняки. В|едь необходимо лишь обеспечить
им более высокие и благородные удовольствия, чем те,
которыми они в действительности пользуются.
Наш опыт действительно должен принести помощь
бедному человеку и служить ему. Для этого он должен
быть показан бедняку так, чтобы тот, если только не
совсем угасла в нем хотя бы одна искорка чистого
отцовского чувства, обязательно загорелся желанием учить
своего ребенка тому, чему учит этот опыт воспитания;
чтобы усвоил то, к чему приучает опыт; чтобы бедняку
захотелось того, к чему этот опыт влечет. Опыт должен
быть таким, чтобы каждый не совсем погрязший во зле
человек, едва увидев его, заметил, что воспитанный по
этому методу бедный ребенок на всю жизнь приобрел
преимущества, обеспечивающие ему хлеб, покой, радость.
Таких преимуществ сын нужды и дочь нищеты другим
путем нигде не смогут приобрести. По существу, эти
преимущества покоятся на том же фундаменте и вызваны к
жизни теми же силами, с помощью которых все
благородные бедные люди сами возвышаются над гибельностью
гнетущей нищеты. Несмотря на свое положение, они все
же проходят свой жизненный путь с честью и с верой в
168

бога, до конца дней своих сохраняя в себе такие силы,
которых не сохранили бы, живи они в счастье и радости.
Опыт, о котором я говорю, в главных своих чертах
должен быть таким, чтобы бедный человек признал его
пригодность для обеспечения, распространения и
оживления средств, способных смягчить нужду и нищету в
мире. Но он при этом не должен снижать в глазах бедняка
благодетельного и священного значения нужды и
бедности и ни в коем случае не должен возбуждать в нем
мечтательных представлений о возможности полного их
уничтожения и о преимуществах такого уничтожения *.
Напротив, каждый такой опыт сам должен
восприниматься бедняком как священный плод любви и бедности.
Он смог родиться на свет только из любви и силы, не
мыслимых вне тяжкой нужды и распространенной
нищеты. Опыт этот не знает более высокой цели, чем
стремление распространить среди людей любовь и силу, сделать
их еще более благодетельными.
Как ни верно, однако, это все, а в жизни очень трудно
открыть бедняку глаза на такой опыт. Сейчас это почти
невозможно. Между любым опытом воспитания,
способным значительно -продвинуть человечество вперед, и
действительным4 положением бедных людей в стране
всегда лежит пропасть. Чтобы заполнить ее, требуется
больше искусства и труда, чем нужно их для переброски
самого смелого моста между двумя отвесными скалами../
Опыт воспитания, способный когда-нибудь послужить
таким орудием спасения у отвесных скал бедности и
нищеты, только потому орудие спасения, только потому во
всех случаях может им служить, что он, всем существом
в совершенной степени согласуясь с человеческой
природой, способен ухватиться за любую отвесную скалу этой
природы, как бы надтреснута она ни была, и стать таким
образом мостом. Пусть этот мост нов, пусть на него не
ступала еще нога человека, но он влечет к себе каждого
сильного, зовет ступить на него, сделать первый шаг
и заново открыть всю эту гору согласия и любви,
разорванную и разделенную диким потоком мира и его злой
волей.
Так как подобный опыт, как правило, по воле
обстоятельств раньше всего попадает к счастливым, то обычно
о его существовании узнают лучшие люди из высших
сословий. Но это не делает их более способными использо-
169

вать этот опыт для себя или продемонстрировать его
достоинства бедным и низшим в стране лучше, чем они
сами могли бы их увидеть и с успехом воспользоваться.
Как правило, дело воспитания — совершенно незнакомая
область для людей высших сословий. Даже самые
лучшие из них обычно чувствуют, что как отцы и матери они
не дают своим детям того, что должны дать. Они
вынуждены прибегать к помощи школ, нанимать учителей. При
этом они ни в себе самих, ни в своем окружении не
находят уверенности в том, что достигнут цели и тем или
иным способом смогут возместить детям в отношении
воспитания то, что сами дать им не в состоянии. Если бы
счастье даже прямо на колени высыпало этим людям
самые лучшие средства, какие только человечество
может получить для этой цели, то они в лучшем случае
способны лишь пассивно воспользоваться ими. Если они
сами этими средствами воспользуются, то все равно они не
в состоянии уделить их даже самому любимому ими
человеку из бедной среды. Чем лучше бы они ознакомились
с подобным методом воспитания и чем больше узнали об
истинном положении бедных, тем больше они убедились
бы в том, что бедного человека может хорошо воспитать
только бедный человек; что не остается иного средства
помочь таким хорошим методом воспитания бедному-
обездоленному человеку из низших слоев, как
ознакомить с преимуществами метода бедных людей,
выделяющихся высокими качествами ума и сердца, дать им
возможность освоить его.
Если воспользуются этим единственным средством,
то сразу заметят, что потребные для лучшего
использования каждого хорошего метода воспитания силы имеются
в низших сословиях, где они развиваются под влиянием
нужды и самого положения в таком объеме, в каком их в
высших сословиях только редко можно найти.
Следовательно, если действительно хотят помочь
низшим сословиям при помощи воспитания, то ясно, что
следует согласовать между собой добрую волю и внешние
средства, столь разносторонне собранные в руках более
счастливых сословий, и силу соответствующей
самопомощи, заложенную в бедняке, а согласовав, одновременно
привести в действие и то и другое.
Всем известно, что руководство, управление,
указания, применение всех видов поощрения и наказания, ко-
170

роче говоря, все, что предоставляется государством и
церковью для целей воспитания, обучения и
призрения бедных, всегда зависит от высокопоставленных и
более счастливых людей в каждой стране и в
каждом месте.
Спросим себя: сколько могло бы произойти хорошего
и великого для рода человеческого, если бы вее, что
предоставляется государством и церковью для бедных,
использовалось правильно? Использовалось так, чтобы
отец и мать в среде бедноты, поддержанные в самом
главном, в чем нуждаются, поистине могли все больше и
все лучше сами руководить своими детьми и воспитывать
их? Так, чтобы дети бедняков приобрели все понимание,
силу, терпение, любовь и мастерство, на которых
основано истинное благо семейной жизни? Сколько могло бы
произойти хорошего и великого, если бы все деньги,
деятельность, вся работа, все заботы, которые повсюду в
мире имеются и'применяются для названной цели,
просто и сильно способствовали развитию человеческих
задатков и формированию важнейших сил человека? Если
бы они направляли это развитие с таким .психологическим
искусством, что желаемый результат усилий всегда
являлся неизбежным следствием согласованности
примененных средств с человеческой природой? Если бы люди,
обязанные к тому своим гражданским положением,
обладали достаточной проницательностью и мужеством
приостановить, где это необходимо, всякую трату времени,
сил, почестей и денег на меры, действующие в
противоположном направлении, и предприняли правильные
шаги,— тогда наш мир стал бы другим, он стал бы более
справедливым миром для бедного и, несомненно, для
богатого тоже. Если бы это могло иметь место, то
существующее положение кое-где раскрылось бы во многих
отношениях в таком обнаженном виде, в каком мы в наше
время его лицезреть не приучены. Мы не думаем этого,
мы этого не подозреваем, но это тем более справедливо,
чем меньше мы так думаем и чем меньше мы это
подозреваем...
Нет сомнения, что именно через объединение
важнейших внутренних сил, заложенных в бедном человеке, с
посторонними средствами, предоставляемыми
государством и церковью, и можно сделать что-то общее и
плодотворное для воспитания бедных.
171

Рассмотрим вопрос с этой стороны и обратимся
сначала к внешним средствам, действительно имеющимся в
мире для воспитания бедных, — к школам, сиротским
приютам, индустриальным учебным заведениям*. Из
них школы — несомненно самое первое средство,
наиболее общее, самое действенное для нашей цели. Школа,
бесспорно, в состоянии оказать решающее воздействие
на всю жизнь человека — на благо или на погибель ему.
Если в деревне учитель — человек, преисполненный
любви, мудрости, с невинной душой; если он человек,
обладающий всем, что требуется для его профессии; если
он (приобрел доверие юных и старых; если ценит любовь,
порядок и умение владеть собой более, чем всякое
отличие в собственно знании и учении, и усерднее старается
привить их ученикам; если это человек, способный
всеобъемлющим взором разглядеть, чем должен стать
ребенок в будущем, когда превратится во взрослого; если он
способен с помощью школы твердо и любовно повести
детей именно к тому, чем они призваны стать, — тогда он
своим образом действий становится подлинным отцом
деревни. Действуя так, учитель становится на место
лучшею отца, лучшей матери. Он подхватывает из их рук
нить воспитания в том месте, где они уже не в состоянии
продолжать. Такой человек способен поднять выше
духовный уровень целой деревни, развить в молодежи силы
и способности, поднять молодежь к новому образу
мышления и действий. Сохраняя, закрепляя и преобразуя в
соответствии с потребностями времени все самое лучшее,
самое святое, что уже содержали в себе образ
мышления и нравы старины, такой новый образ мышления и
образ действий создаст фундамент для благосостояния
деревни и упрочит его на века.
Но бывает и наоборот, /когда это место занимает
тщеславный, эгоистичный человек, надутый дурак, знающий
только свою азбуку и чтение, взбалмошный и оторванный
от жизни велеречивый книжник, самонадеянный объяс-
нитель необъяснимого. Еще хуже, когда на этом месте
может оказаться человек, сам плохо воспитанный для
требований своего сословия, неспособный заработать себе
на кусок хлеба иначе, как с помощью глотки. К тому же
такой человек настолько иногда возгордится
'Способностями своей глотки, что мнит себя чем-то более высоким,
нежели крестьянин, шагающий за плугом, и предъявляет
172

в отношении еды, питья и часов досуга (более смелые
требования, чем самый богатый крестьянин. В таком случае
деревня имеет в его лице не благодетеля, а, наоборот,
губителя, источник тяжелой, далеко идущей погибели.
Пусть такой учитель научил деревенских детей азбуке,
научил их удовлетворительно читать и писать, пусть
даже дета у него научились давать скроенные по
последнему образцу ответы на тысячу бесполезных вопросов,—
он все равно остается губителем .своей деревни,
источником далеко идущей погибели. Не способный заменить
своим ученикам отца, не умея увязать воспитание со всем
тем благодетельным, что дети приобрели дома, такой
человек своей жизнью и образом действий лишь подрывает
и извращает все хорошие привычки и убеждения,
вынесенные детьми из дому. Своей противоестественностью он
разрывает все святейшие узы природы. Даже там, где
отец и мать в семье непритязательны, но искусны, честны,
их дети в подобной школе и из-за такой школы
становятся безалаберными, неумелыми, заносчивыми, как их
учитель. Они превращаются в такие же бессильные,
жалкие, жадные существа, как он. По его вине духовный
облик деревни снижается на столетия, все дурное, что
есть там, находит новую пищу для себя в его скверне и
вырастает в его школе и через его школу в тридцать, в
шестьдесят, в сто раз. Избрать такого учителя — грех, и
он влечет за собой такие же последствия, как грех
идолопоклонства. Природа, могучая и ревнивая, как бог
Израиля, карает такой грех отцов на детях до третьего и
четвертого поколения. Единственная нить, с помощью
которой можно привести в согласование главное из
средств, лежащих в руках счастливых для
распространения образования в народе, с силами самопомощи,
заключенными в бедном человеке, в подобных условиях
полностью обрывается. А подобные условия в нашем мире и в
наше время разносторонне присутствуют повсюду там,
где обманчивые и мнимые средства сильнее всего
пускаются в ход, чтобы достичь противоположных результатов.
Так бывает там, например, где нет никого, кто в
качестве учителя мог и пожелал бы заменить детям отца и
мать, когда это необходимо и поскольку это необходимо.
Там, гден'ичего не предпринимается, чтобы привлечь
людей к этому призванию, дать им нужное образование, где
никому и в голову не приходит, что было бы хорошо и
173

полезно, если бы людей в стране привлекали или обучали
для такого дела. И вот ,в стране, где для школьного дела
нет, в сущности, ни почвы, ни основания, к выборам
учителя, к школьным экзаменам, к школьной администрации
и т. п. подходят с совиной мудростью, якобы способной
разрешить все задачи, с совиной серьезностью,
способной, как некоторым кажется, своей торжественностью
тронуть все сердца. На учеников даже воздействуют
поощрениями и унижениям«, сверх всякой меры разжигая
и оживляя в них чувства гордости и зависти — «на
пользу школе и учению». Ничего все это не приносит для
конечной цели—-сделать из ребенка бедняка то, чем он
должен стать. Напротив, такими средствами лишь
высевают в парниковый грунт семена всего того, чем не
должен стать бедный ребенок, а потом подкармливают,
облучают и обдувают росток, чтобы рос он быстрей, как
будто благоденствие всей жизни ребенка зависит от
раннего прорастания именно того, чем он не должен стать.
Несомненно одно: в чем мы нуждаемся, так это в
хороших учителях. Где их недостает, там вся прочая
школьная суета в стране — пятое колесо у телеги, пыль в глаза
человеку, который не должен видеть, чего ему недостает.
Следовательно, кто хочет, чтобы существовали
по-настоящему способствующие хорошему воспитанию народа
пшшлы, тот должен прежде всего помочь делу в самом
необходимом, а именно чтобы повсюду в стране имелись
люди, способные и склонные воопитывать молодежь и
руководить ею с пониманием и любовью, так, чтобы она
могла постичь мудрость жизни, обрести всю силу и
усвоить порядок, присущий ее сословию и положению.
Но, конечно, не следует ожидать, что такие люди
свалятся с неба, — это не снег и не дождь. Ни одно
призвание в стране не может считаться важнее, но нет ни
одного, которое было бы труднее. Природа дает для него
только врожденные задатки даже человеку с самым
высоким умом и самым лучшим сердцем, а люди должны
развить, оживить и сформировать эти необходимые
редкие задатки, как это делается для каждой другой
профессии.
Между тем едва ли не каждый частный человек
значительно больше заботы проявляет о том, чтобы его сын
хорошо освоил мастерство или ремесло, которым он
должен будет всю жизнь заниматься, чем заботятся госу-
174

дарства и народы об образовании людей, которым
предстоит работать в бесспорно самой важной и самой
трудной профессии. Пока, однако, так будет продолжаться,
и страна, и бедный человек в стране не будут
пользоваться той заботой в отношении образования, которой
они должны пользоваться. При подобных
обстоятельствах нечего и думать о том, чтобы школы были такими,
какими они быть должны, то есть чтобы они уверенно
использовали в.се преимущества полученного дома
воспитания, восполняли его слабости, энергично заполняли его
пробелы и в удовлетворительной степени возмещали его
недостаточность.
Государство, где имелись бы школы, все это
осуществляющие, смогло бы возвысить достоинство человеческой
природы у людей всех положений, вплоть до самых
низших ступеней общества. Но где есть государство,
обладающее такими школами или хотя бы принимающее
меры к тому, чтобы они обязательно появились? Не нужно
скрывать от себя, нигде еще не делается то, что для этого
крайне .необходимо. Но так же не стоит скрывать от себя,
что дело это трудное и первый шаг к нему чреват
опасностями. Я бы сказал так: ворота тесны, дорога узка, и
мало кто решается на нее ступить. И я смею сказать: если
есть что-нибудь нуждающееся в такой мудрости,
доблести и силе, какие соответствовали бы приведенному
образу, так это необходимые в существующих условиях меры
к открытию народных школ и школ для бедных на
единственно пригодной для народного образования и для
народных школ основе.
Подготовка хороших учителей предполагает наличие
увлеченных данной целью людей, которые сами уже
стали тем, что 0!ии должны сделать из обучаемых. А таких
людей на первый взгляд везде недостает. Однако
недостает их только потому, что те, которым следует их
разыскивать, ни умом, ни сердцем не понимают, что требуется
для того, чтобы суметь их отыскать и хотеть их
разыскивать. Все, что есть .на земле хорошего, теряет даже
видимость существования, когда всеобщее пренебрежение
отвлекает от него внимание человечества, когда
человечество из-за этого утрачивает способность и склонность с
интересом и пониманием стремиться к хорошему...
Едва ли найдется что-нибудь более привлекательное
для благородного и хорошего человека, чем поиски та-
175

ких людей, для тот, кто достоин их искать и способен
их использовать. Нужно, стало быть, в себе самом
ощутить, достоин ли ты этого и способен ли ты на это, а
потом— смело приступай к поискам. Искать нужно с
величайшей серьезностью, и тогда с уверенностью можно
сказать, что ты найдешь то, что ищешь, что ты это достоин
найти и в состоянии использовать.
Человек, отправляющийся с твердой надеждой и
высочайшей серьезностью на поиски самого высокого,
самого святого, что заложено в человеческой природе,
обладает божественной властью над всем святым, что в нас
заложено. Одаренный такой властью, он согревает и
озаряет каждого, кто восприимчив к этому7, как божье
солнце согревает и озаряет земной шар, достигая до него
своими лучами. Достаточно одного взгляда, одного слова
такого человека, когда ему встречается другой
восприимчивый к его взгляду и слову человек, и вся душа этого
другого открывается навстречу первому. Он сердцем
привязывается к нему, все силы свои он ради него
приложит к делу; он чувствует за него, думает за него,
действует за него, страдает за него, жертвует за него собой.
Разве было когда-нибудь, чтобы человек, ищущий
чего-то поистине возвышенного и святого, не нашел
своего мира, с ним вместе ищущего то, чем он воспламенен?
Можно ли думать, что ты не найдешь человека, несущего
родину в сердце и готового взвалить себе на плечи
тяжелейшую ношу бедняка?
Ищи его, ты его найдешь!
Но ты выше, чем тот, кого ты ищешь, и ты должен
сам заключить в сердце родину и человечество,
тяжелейший груз бедняка ты должен взвалить на собственные
плечи. А потом уже ничего не страшись, ищи — в куче
мякины ты непременно отыщешь свое пшеничное
зернышко. Оставь сомнения; среди людей, живущих в разных
условиях, занимающих разное положение, ты найдешь
людей, столь же возвышенных душой, как ты,
охваченных самыми высокими и священными чувствами, и они
смогут и пожелают сделаться учителями, в каких
нуждается отечество, какие нужны бедным людям.
Посвяти отечеству свои святые поиски, посвяти их
ему искренне и преданно, и люди, в которых родина
испытывает столь острую нужду, не только будут найдены,
они получат поддержку, их возьмут под защиту, их по-
176

любят и найдут применение их силам! За их цель можно
не опасаться. Их жизнь — благодеяние. Государь,
обладающий отеческим сердцем, дворянин, исполненный
любви к своему народу, священник, христианской жизнью
живущий среди своей общины, — все они узнают в таких
учителях людей с такою же душой, как у них, увидят в
них могучую опору всему самому святому, самому
лучшему, что они задумали и что предпринимают. Трудности
народного образования, без подобных людей всегда
являющиеся человечеству неприступной горой, рушатся
тогда, и поток уносит их в море темного забвения,
подобно тому как песчаные мели на середине реки,'неподвижно
лежавшие сотни лет, смываются могучим .'потоком на
глазах у людей, исчезая навеки, затерявшись в
неизведанных глубинах.
Все это правда, но надо сказать еще одно. Не следует
думать, что сами учителя создают необходимые для
подобных поисков и подобного своего использования
настроения. Такое настроение должно существовать и без
них, помимо них; оно должно основываться на
благородстве самой нации, иметь твердую опору в общем
направлении сил и наклонностей нации. Там, где этого нет,—
пусть там имеются самые лучшие учителя, пусть там
найдется сколько угодно людей, которых без труда
можно хорошо подготовить для этой цели,—никто в стране
ими не интересуется. Там, где они показываются, их не
распознают; где они высказываются — их неправильно
понимают; они одиноко стоят в мире, к которому не
принадлежат, в неподходящем для них мире. Чем они
благородней, чем более возвышаются над теми, кто не узнаёт
и не понимает их, тем тяжелее их положение. Они устают,
они должны устать: они бездействуют, их жизнь
загублена.
Там же, где все обстоит по-иному, где влиятельный
человек, достойный искать хороших учителей и
способный найти им применение, заодно с ними стоит, рядом с
ними, там, где поэтому их ищут и используют, — там они
действительно создают новый мир. Каждому их шагу
любовь прокладывает дорогу, и они находят путь к
каждому доброму сердцу. За их деятельностью наблюдают
спокойно, спокойно ее проверяют. Предрассудки
исчезают, сомнения рассеиваются. Умолкает неверие в
человеческую природу, на котором держится неверие в дело че-
12 И. Г. Песталоцци, т. 3 177

ловеческой пр/ироды. Отцы и матери свидетельствуют в
их пользу, и их (Свидетельству верят. Свободные от
эгоизма надежды и предчувствия священного свойства еще
выше поднимают тогда силу их стремлений.
Священнейшие узы человечества обретают новую жизнь. Снова
дети станут источником радости для родителей, как это
давно уже не имело места. Родители снова станут
благодеянием для детей, как этого давно уже не было... Снова
воцарится мир ,в тысяче мест на земле, где его давно не
было, и люди станут в тысяче разных случаев с добротой
относиться друг к другу.
Но к чему эта прекрасная мечта в эпоху, когда
благородный человек, оглянувшись на окружающий его
реальный мир, от которого зависят все его усилия осуществить
такую мечту, рискует обратиться в соляной столб,
подобно жене Лота? * Такой вопрос задают тысячи людей,
которые желали бы лучшего положения вещей, и я первый
со сжавшимся от боли сердцем хотел бы задать такой
вопрос. Я вспоминаю, однако, изречение предков: «Где
нужда тяжелей всего, там божья помощь ближе
всего»*,— эти святые слова вновь поднимают мой дух и
рассеивают настроения страха, вызванные таким
вопросом. Это в природе самого дела: крайнее отклонение от
исходной точки круга представляет собой в то же время
и ближайшую точку, с которой начинается обратное
воссоединение с исходной.
Совершенно бесспорно, что вследствие эгоистической
изощренности культуры, воздействующей на принципы,
образ жизни и притязания, свойственные духу нашего
времени, мир отклонился от истинных основ простого,
исполненного силы, всеобщего народного образования;
отклонился и уклонился в ложном направлении более
неестественным и насильственным путем, чем это, может
быть, случалось когда бы то ни было на протяжении
тысячелетий. Однако как раз эта наивысшая точка наших
заблуждений в деле, столь глубоко затрагивающем всю
нашу жизнь, все наше счастье, весь наш покой, — как раз
она и должна вывести нас из этих заблуждений, раньше
или позже сделав для нас совершенно невыносимым
состояние, к которому она нас ведет. Это неизбежно, такое
состояние в корне противоречит существу человеческой
природы, высшей сути наших душевных помыслов. В
самом деле, следы воздействия такого состояния уже за-
178

метны повсюду, проявляются разносторонне и громко в
чувствах глубокой подавленности среди благороднейших
и лучших.людей! Тысячу раз тысяча слез пролита над
несчастьем дурно воспитанных, неудачных детей, и
тысячу раз тысяча горьких забот из-за недостатка должных
воспитательных средств омрачает думы лучших отцов и
лучших матерей во всех странах.
Разве не так? Ты смеешь заявить, что это не так? Вот
я оглядываюсь и, куда ни посмотрю, повсюду вижу: отец
и мать, всем сердцем заботясь о счастье жизни, о покое
своих детей, видят мир, каков он есть, видят, какое
воздействие он оказывает на их детей, какое он может
оказывать на них воздействие при всех свойствах его
развращенности. А затем они беспристрастным взглядом
охватывают существующие средства образования и
воспитания, которые должны были бы энергично и успешно
противодействовать силе этой развращенности во всех ее
проявлениях. И все они не видят в будущем для своих
детей ни утешения, ни успокоения; глубоко озабоченные,
они низко опускают голову и склоняют взор к земле.
Или это не так? Я еще раз .опрашиваю: не так это
разве? Кто из отцов и матерей нашего времени, всем
сердцем озабоченных будущим в деле воспитания, с
благодарностью поднимет взор к отцу небесному за
успокоение, принесенное ему существующими
воспитательными заведениями для своих потомков? Многие ли из
них могут в горе или в счастье спокойно ожидать смерти
и, приближаясь к могиле со слезами радости, утешать
своего ребенка, остающегося сиротой: «Не заботься!
Твое отечество заменит тебе меня, твое воспитание
обеспечено, как если бы я продолжал жить»? Из тысяч, из
десятков тысяч не найдется и одного.
Мы в таком положении находимся, и не нужно
закрывать себе глаза на то, что положение наше в этом
отношении не лучше. Но отсюда не следует, что мы должны
быть безутешны. Нам только нельзя заблуждаться
относительно природы средств помощи, а в особенности же
относительно персонала, единственно способного
принести избавление от зол, тяготеющих в этом деле над
нашим временем.
Первых шагов к тому, чтобы отечество могло
заменить отца и мать повсюду, где это требуется, нельзя
ожидать от какой-либо замкнутой в себе корпорации.
12* 179

Господствующая или подчиненная, духовная или
светская, короче, какая бы она ни была, но раз это замкнутая
в себе корпорация, она в силу этого одного в высшей
степени ограничена в своих возможностях и неспособна
к такой чистоте, беспристрастности, (Согласию, к такой
свободе, мужеству и самоотверженности, без которых
любая попытка внести в народные массы истинное
материнское и отцовское чувство, какое живет в душе
отдельного благородного человека, тем более обречена на
провал, чем сильнее подавлено и парализовано
подобное чувство в народных массах. В таких условиях любая
попытка в этом направлении будет напоминать комара,
усевшегося на слоне, или каплю, упавшую в море.
Любая узкая корпорация, независимо от цели, ради
которой она организовалась, всегда выражает в своих
чувствах, мыслях и поступках — в большей или в
меньшей степени, более верно или более искаженно — дух
своего времени. Она плывет по течению и не способна
соорудить плотину, которая задержала бы этот поток или
заставила его отступить. Какой бы великой властью ни
обладали такого рода корпорации, правительства,
коллегии для .поощрения или подавления существующих в
стране воспитательных институтов или для их
усовершенствования, все же от самых лучших правительств и
самых лучших коллегий нельзя ожидать, что они сделают
первые шаги, необходимые для изменения существующих
установлений или для организации и внедрения новых
средств народного образования.
Даже самые лучшие из таких корпораций железными
узами соединены с великой взаимосвязью всего
существующего; они поседели в руководстве, в борьбе за
сохранение и упорядочение всего существующего в этой общей
цепи, всегда сильны противоречием; могучи часто с
помощью обмана и ошибки, вынуждены наперекор
справедливости и любви шагать к поставленной щели. Вот
поэтому они не способны считаться с человеческой
природой в высшем смысле, всегда склонны рассматривать
индивидуум не как самостоятельное существо, а лишь как
потерянную частицу целого, частицу, от которой следует
отречься. Иными словами, даже самые лучшие
корпорации всем существом своим и всей своей деятельностью
враждебны высокому взгляду на человеческую природу/
враждебны простоте духа и чистоте сердца, то есть тому,
180

на чем должно основываться подлинно хорошее
воспитание.
Каждый опыт воспитания, имеющий своей целью
существенное изменение действующих в области
воспитания установлений или, еще больше, их полное
преобразование, только тогда и лишь постольку встречает у
самых лучших правительств понимание, когда и поскольку
его успех заранее гарантируется неопровержимыми
фактами. Да так оно и должно быть. В любом случае дело
правительств и всяческих ограниченных корпораций
состоит больше в том, чтобы сохранять, защищать то, что
есть, руководить тем, что есть, а не в том, чтобы
создавать нечто такое, чего еще нет. Созидающая
корпорация— во всех случаях беспокойная корпорация, и лишь
очень редко она бывает благодетельна.
К тому же общественные установления, касающиеся
воспитания, так глубоко и всесторонне связаны со всеми
прочими установлениями, на которых базируется благо
всего человечества и каждого отдельного государства,
что, пожалуй, действительно ницде предоставление
слепой страсти к новшествам свободы действий не грозит
большей опасностью, чем в данном деле. Да ведь бедное
человечество так часто уже становилось в этой области
жертвой тщеславия и претензий со стороны
безосновательных, но блестящих фантазий, что приходится
полностью одобрить отношение правительств, когда они, имея
подобный опыт, первым обязательным шагом к
хорошему считают строгое недопущение нового зла.
Однако факты, своей неопровержимостью способные
поколебать даже столь твердые правительства и убедить
их предпринять м,еры к распространению какого-нибудь
нового метода воспитания, требуют обязательно
предварительной оживленной деятельности превосходных и
поистине редких в нашем мире частных лиц. Убежденные
в необходимости лучшего воспитания и воодушевленные
предчувствием возможности такого воспитания и его
последствий, они как бы поселяются для этой цели в
пустыне, несмотря на сопротивление половины мира, избирают
ее целью своей жизни и с напряжением всех сил, с
готовностью на любые жертвы, при всех обстоятельствах к ней
стремятся. Там, где таких людей нет, а больше всего там,
где имеется только их видимость, то есть люди, которые
хотят взяться за дело, а сами в состоянии лишь критико-
181

вать существующее зло, но не бороться с ним, не
выступать против него с конкретными фактами, действующими
на широко распространенную испорченность так, как
действует полуденное солнце на широкую завесу
тумана,— там каждое нововведение в существующий метод
воспитания, каковы бы ни были его преимущества,
останется только беспочвенным экспериментом. Тот
факт, что таких людей мало, ясно говорит о том, что
потребность в лучшем методе воспитания в данной стране
еще не ощущается в должной мере и что даже самые
благородные люди страны не проявляют к нему такого
интереса, какого он заслуживает. Где так обстоит дело, не
прикасайся к нему, успеха не будет. Все внешние
мероприятия, которые могут иметь место для данной цели, з
конечном счете послужат только тому, чтобы убедить
мир в том, что ты был безумцем, что ты принял
разложившийся труп за живое тело и начал живое
мужественное дело с питомцами могилы и тления.
Но если такие люди имеются, то там, где они
имеются, где они заявляют о своем существовании с силой,
достойной подобного начинания, там путь к цели уже
проторен. Такие люди способны установить принципы
хорошего воспитания и разработать его средства. Надо
дать им возможность действовать, как они могут, надо
позволить им установить свои принципы и разработать
свои средства. Надо облегчить им задачу, помочь довести
и то и другое до такой зрелости, чтобы не осталось
больше места для противоречия.
Если они довели дело до такого состояния, то
остальное уже сделает сама человеческая природа. Ими
заинтересуются, ими должны заинтересоваться, иначе не
может быть. Они должны любить людей, они должны
привлечь материнскую и отцовскую любовь, привлечь все
самое благородное в стране. Но цель их еще не
достигнута. И принципы их, и их средства оторваны от всего
существующего. Как они привлекли интерес
благородных людей, так же они оттолкнули эгоистичных. У одних
они вызвали озабоченность, как бы не лишиться из-за
них хлеба насущного, у других — не грозит ли здесь
опасность их чести. Глупость повсюду видит в них своего
врага, инертность — назойливого подстрекателя, а
тщеславие и зависть — соперника, их презирающего. Так
всегда бывает: подобный изолированный опыт наталки-
182

вается на тысячи препятствий, со всех сторон его с силой
толкают назад, коварно под него подкапываются.
Это ;в природе самого дела, у него мало друзей, а
врагов— множество. А поскольку и здесь дети тьмы бьивают
умней, чем дети света, то все дело находится под угрозой.
Даже те, кто превозносит его, причиняют ему больший
вред, нежели хулители. Опаснее всего для него, однако,
всегда те, кто уже раньше при помощи ни на чем не
основанных, .но внешне блестящих вспомогательных
средств достигли мнимого усовершенствования в деле
воспитания, и это настолько ослепило не разбирающийся
в существе вопроса окружающий их мир, что он счел их
лишенное света начинание началам нового лучшего дня
и незаслуженно кадит им.
Вот насколько велики препятствия, встающие на пути
серьезных и почерпнутых из самой глубины человеческой
природы попыток усовершенствования воспитания.

ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА О СЕМИНАРИИ
В КАНТОНЕ ВО
По-того _._M«e
I I сделанное правительством Вашего кантона в
-*- отношении обследования моего учреждения,
а также учел, что мои нужды, задачи и желания
известны, я решил, что обременять Вас, милостивые государи,
дальнейшим изложением этого предмета было бы
излишне и граничило с «навязчивостью. Это -и является
причиной, почему я, несмотря на данное Вам слово, до
сих пор ничего Вам ,не 'написал. Однакю после того как
мне намекнули, что Вы все же этого желаете, я задал-ся
целью, господа, тотчас же изложить Вам свои
соображения о том, что я считаю возможным <и -необходимым
сделать для солидного (обоснования и улучшения
постановки дела в народных школах. Между тем все это
время меня в такой степени преследовали срочные дела
и в еще большей степени всякие отвлекающие
обстоятельства, что я до сих пор не имел возможности привести
в исполнение свое намерение и изложить тему с той
определенностью, в том объеме и настолько совершенно, как
бы мне этого хотелось. Поэтому, господа, простите мне
обе вины — как запоздание моей записки, так и
несовершенство ее. Надеясь на это, я приступаю к делу.
Большая беда народных школ заключается,
несомненно, в том, что принятые в .них поверхностные и
неудовлетворительные .методы обучения, так же как и весь
объем -имеющихся в их распоряжении скудных средств
обучения, никак не связаны с правильными и деятельно
184

живыми принципами и взглядами на воспитание.
Поэтому не удивительно, что все школьные учителя, а в
особенности низших сельских и городских школ, не
высказывают ни малейшего понимания существенных нужд как
семейного, так и общественного воспитания. До тех пор,
пока дело обстоит таким образом, невозможно добиться
чего-либо удовлетворительного в общем образовании
нашего народа путем какой бы то ни было внешней формы
школы или воспитательного учреждения.
Поэтому первоочередной потребностью страны в этом
направлении является подготовка достаточного числа
молодых людей к деятельности школьных учителей,
удовлетворяющих 'необходимым для своей профессии
требованиям. Первым требованием, предъявляемым к
какому-либо учреждению, пригодному для этой цели,
является его общая установка в этом направлении, а также
тщательность, с которой оно сумеет приобщить будущих
учителей к этим необходимым основам .воспитания в
целом— .нравственного, умственного и физического.
Первым требованием к подобному учреждению является
такая его организация, которая обязательно ведет к тому,
что (каждая школа в отношении (Нравственного
воспитания становится мощным орудием 'развития нравственных
задатков учащихся; каждая .из школ становится
учреждением, в котором .в полном соответствии с духом и
сущностью семейной жизни воспитываются любовь,
доброжелательность, дух товарищества, детская невинность
и благодарная и доверчивая привязанность. В
отношении же интеллектуального воспитания такая школа
также становится мощным средством развития всех
умственных задатков, учреждением, где проводится
психологически обоснованная система упражнений,
способствующая развитию пытливости и всех мыслительных
способностей 'человека в полном их объеме. Школа
должна прививать своим воспитанникам такие навыки
логического мышления, которые гармонировали бы с самой
природой человека. При этом школа безусловно должна
доводить эти навыки до такого уровня, чтобы
воспитанники умели точно примечать всё находящееся в их
непосредственном окружении и могли точно выразить, что
они наблюдают. Наконец, в отношении 'физического
воспитания школа должна обладать психологически
обоснованным средством пробуждать и оживлять все физи-
185

ческие задатки и силы ребенка. В частности, в
отношении общетрудовой ,и профессиональной подготовки
школа должна обладать мощным средством развития всех
задатков -к трудовой деятельности, 'заложенных в
человеческой природе, и проводить психологически
классифицированные упражнения для развития всего объема
трудовых навыков.
При этом 'необходимо, чтобы достигнутые результаты
неукоснительно 'исходили (из применяемых средств.
В каждом таком учреждении деятельность и
-напряжение, .необходимые для достижения целей в полном их
объеме, должны исходить 'как в моральном, так и в
интеллектуальном и физическом отношениях из
возбужденного IK жизни ощущения собственных сил; ото должны
основываться :на моральных, 'интеллектуальных и
трудовых задатках нашей природы при соблюдении полной
свободы и самостоятельности нашей внутренней жизни.
Бели бы обучение в школе базировалось на таком
фундаменте, то это положило бы конец всем источникам
порчи школы, сухой безжизненности, мертвой скуке,
пустому удивлению перед непонятным и непонятым. В
особенности это помогло бы прекратить ослепляющее и ведущее
к преувеличениям снимание пустой пены с поверхности
тысяч вещей, которые природа расположила далеко от
нас и которые убогая современная педагогика насильно
и вопреки природе пытается приблизить к нашим детям.
Это уничтожило бы, таким образом, ряд трудностей,
которые повсюду мешают прогрессу человеческой
культуры)
Требования, которые я, таким образом, предъявляю
даже к самому скромному учебному заведению, велики,
но они совершенно необходимы. Либо придется
повсеместно отказаться от общих задач, которые ставит разум
и христианство, от задач гуманизации и
облагораживания человеческого рода, либо придется настаивать на
применении средств, без которых эти цели недостижимы.
Совершенно бесспорно, что если люди не будут на этом
настаивать, если для образования широких масс людей
они не захотят применять именно данные средства и
предпочтут употреблять меньше сил и меньше искусства, чем
это абсолютно необходимо для правильного »и
достаточного воспитания хотя бы одного-единственното
человека,— тогда в самом своем существе подрывается основа
186

даже самой идеи возможности осуществления
подлинного, способного удовлетворить требованиям человеческой
природы школьного образования. Всюду, где в
отношении 'Народного образования существуют столь вредные
принципы, и даже там, где эти противоестественные
принципы хотя и ,не высказываются, -но где не делается
решительно :ничего, что нужно делать и обязательно
делалось бы, если бы разделялись противоположные
принципы,— там на деле проводится противо естествен на я
система взглядов. На этом пути неизбежно приходят к
признанию и одобрению таиоой организации школы и таких
школьных мероприятий, .результаты »которых прямо
противоположны всему, что существенно и необходимо для
хорошего .воспитательного учреждения.
Во всех случаях, когда принципы школьного дела и
его организация не исходят просто, прямо и
непосредственно из существа человеческой природы, а
насильственно, искусственно выводятся из случайных
состояний и положений людей, результаты всегда иные, чем
Oihh должны быть. Они никогда не соответствуют
стремлениям человеческой природы, а средства, при помощи
которых достигаются эти мнимые результаты, никогда
не являются педагогическими, .ведущими к
облагораживанию человека, они всегда лишь люртят и губят его.
Самым грустным во всем этом является то, что порча
школы, а именно .возникающие благодаря этому
отсутствие человеколюбия, слабое развитие ума и
беспомощность, обычно прикрывается нимбом всезнайства,
словесной шелухи и поверхностного, никогда не оказывающего
подлинного благодетельного влияния на человеческую
натуру мнимого педагогического мастерства. Все это
весьма часто настолько ослепляет глаза даже невинных
и честных людей в стране, что они не только
предполагают, но безусловно уверены в том, что эти мнимые
педагогические средства являются действительными
средствами развития ума, просвещения и облагооаживания
человеческого рода. Будучи введены в заблуждение
такими взглядами, эти люди проявляют большое усердие
и развивают энергичнейшую деятельность по их
поддержанию и всеобщему распространению. В стране же
существует слепое доверие народа к школам, каковы бы
они ни были. Отцы и матери все еще в святой
невинности полагают, что если дети посещают школу и нахо-
187

дятся в ней, то, значит, они .развиваются как в
физическом, так и в мораль-ном отношениях. В течение всей
своей жизни я пытался бороться как -с этим тщеславным
заблуждением, так «и со всем тем, что есть плохого в
чародных школах. Полагаю, что педагогические
средства, которые выдвигает мой метод, пригодны для
достижения моей конечной задачи.
Свюбодное, самостоятельное стремление к полному
развитию своих сил, которое повсеместно считается
подлинной основой самосовершенствования, также
несомненно является основой моего метода. Моему методу,
тесно связанному с семейной жизнью и применяемому
негк с родственно в условиях семьи, присущи те качества,
коте vbix, по общему мнению, не хватает народным
школам. При каждой проверке он проявляет себя во всех
отношениях сообразным природе и поэтому могучим
действенным средством возбуждения и развития в
полном их объеме моральных, интеллектуальных и
физических задатков и способностей человеческого рода. Так
же как несложная естественная деятельность в простом
семейном доме, мой метод охватывает челювека со всеми
его задатками; но главным образом он воздействует на
средоточие их всех, на то, в чем соединяется все высокое,
благородное и человеческое, что в них есть,—на его
нравственность. Родители наших воспитанников, умеющие
ценить нравственную самостоятельность, прекрасно
чувствуют (влияние нашего метода в этом отношении. Они
обычно гораздо раньше убеждаются в благотворном
влиянии нашего руководства на нравственное »и
.религиозное сознание детей, чем это влияние сказывается на их
интеллектуальном образовании и их подготовке к
мастерству.
Это не случайно. В согласии с существом метода
организация его применения в нашем учреждении
обладает незаметной, но большой нравственной силой. Я не
говорю уже о нравственном воздействии умственного
образования, которое дается ребенку нашим методом, хотя
совершенно верно и п,риродоеоо<бразно, что благодаря
внутреннему единству нашей природы подлинное
»развитие какого-либо одного из наших задатков одновременно
вызывает раскрытие и развитие всех остальных. Один из
существенных выводов из накопленного нами опыта
заключается в том, что сознание своих сил, возникающее
188

у ребенка в результате умственных упражнений,
превращается обычно в самосознание своей природы в целом,
стремящейся к внутреннему одновременному и
совместному развитию и усовершенствованию всех своих
задатков, и таким образом само по себе является
нравственным самосознанием. Тем не менее это самосознание
лишь потому оказывает ib свою очередь подлинное и
надежное воздействие на интеллектуальные силы, которые
являются его источником, что оно нравственно и остается
нравственным.
Как бы ни была важна эта сторона дела сама по себе
и в связи с рядом возражений против метода, я не буду
сейчас больше останавливаться на ней. Скажу лишь
несколько слов о(б организации нашего учреждения,
поскольку оно имеет непосредственную задачу
нравственного воспитания. Положительное влияние на
нравственность наших воспитанников в значительной степени
исходит .как из формы организации учреждения, так и из
побудительных мотивов друзей, совместно руководящих
им. Дело в том, что мы объединились ради высокой и
нравственной цели — для решения задачи, как можно и
следует организовать воспитание человека вообще и
преимущественно в моральном отношении. Я думаю, не
ошибусь, если скажу, что самой глубокой и горячей
заинтересованностью в решении этой задачи проникнута
вся масса лиц, принимающих участие в работе
учреждения. Разумеется, подавляющему большинству их
органически присуща любовь к детям, привязанность к ним,
умение радоваться глядя на них и вместе с ними. Уже
это одно создает между учителями и детьми такие
отношения, которые благоприятствуют пробуждению и
оживлению всех нравственных чувств и упражнению всех
моральных сил. Уже одно это связано с такой свободой
и таким образом жизни, которые немыслимы без
подобных взаимоотношений между учителями и детьми.
В нашем учреждении между ними существует такая
близость, как между .различными членами одной хорошо
организованной семьи. Так и сказал один крестьянин,
который некоторое время тому назад осматривал наше
учреждение: «Это не учреждение — это семья». В
противоположность мнению этого крестьянина, один учитель
из другого воспитательного учреждения заявил: «Мне
непонятно, как Вы решаетесь создавать такие фамильяр-
189

мые отношения с Вашими воспитанниками. Мне кажется
невозможным допускать их до такой близости с Вами
и давать им такую степень свободы, не рискуя
подорвать подобающее с их стороны уважение к Вам и
необходимое послушание». Этот человек не представляет
себе, какой властью над людьми обладает любовь. Он не
знает власти тысячи вещей, которые сами по себе ничего
не значат, а в слабых руках даже сами являются
слабыми, но в руках любви, если это подлинная любовь, с
могучей силой влияют на детскую душу. Он не знает
воздействия сердечности, пожатия руки, кивка, улыбки; он
не понимает значения забавы и шутки, важности
совместного переживания радости и целящего воздействия
веселого расположения духа, царящего в сердце отца и
ребенка. Он не представляет себе ни того, насколько
велика потребность человеческой натуры во внутреннем
успокоении, ни 'источников и результатов этого
успокоения. Он знает лишь убогие потребности своего
воспитательного учреждения в показном порядке, приличии,
почтении и подобострастии; он знает лишь жалкую
нужду своего учреждения во всякой регламентации и
всяческом насилии, которые должны обеспечить эту
показную -сторону.
Крестьянин знал больше и глубже понял существо
нашей деятельности и силу ее воздействия. Я почитаю
его слова за самую высокую похвалу, -когда-либо
высказанную нашему учреждению, и считаю их самым
правильным и полным выражением тех основ, на которых
оно построено. Несомненно, дух хорошо организованного
семейного быта и является духом нашего
воспитательного учреждения. Успех нашего учреждения зависел от
того, удастся ли действительно провести это в жизнь.
И это удалось... Как и в хорошей семье, каждое слово
у нас, сказанное с целью воспитания, заключает в себе
обучение, а обучение является в то же время и
воспитанием. Одно непосредственно переходит в другое, одно
перекрещивается с другим. Даже учение и обучение
переходят одно в другое. Дети и учителя во в,ремя первых
часов своего учения и обучения как бы смешиваются
друг с другом, выполняя то роль учителя, то роль
ученика. Точно так же учителя и ученики смешиваются и во
время игр. Учителя участвуют в этих играх не только
как надзиратели, они сами играют наравне с детьми.
190

Благодаря тому что учителя в состоянии поддерживать
веселое, радостное и 'непринужденное настроение,
знаменующее невинность и святое счастье детей, и полностью
подавлять противоположное настроение, они, безусловно,
с удвоенной силой .могут выполнять свои функции
надзирателей: «не только замечать и пресекать действительно
дурное, но одновременно удалять из окружения детей
возможности, соблазны и примеры дурного поведения,
изгонять все злое из их сознания.
Вся организация повседневного поведения детей
рассчитана на то, чтобы заложить, оживить и закрепить в
них такое настроение, -которое предупреждает
проникновение зла в душу ребенка и само возникновение
влечения к злу... Я главным образом стараюсь отвлечь детей
от того переменчивого и единичного, с »чем они
вынуждены сталкиваться в повседневной сутолоке жизни,
поднять их до осознания самих себя как (целого со всеми
своими задатками и во всех условиях своего
существования, накрепко внедрить в них основы такого подхода
к себе. Напоминая детям таким образом о важности
каждого отдельного успеха в их повседневных
упражнениях и побуждая к всяческому напряжению усилий для
достижения этих успехов, я одновременно стараюсь дать
им почувствовать, насколько неверными и
неудовлетворительными являются и не. могут такими не являться
результаты единичных усилий, если они не коренятся, не
развиваются и не кончаются в сфере полностью
развитых сил их личности как целого,— в нравственности.
Я стараюсь, чтобы они, с одной стороны, почувствовали,
насколько убогим является самое высокое умственное
развитие и совершенное владение мастерством без
любви и, с другой стороны, насколько бессильными являются
даже самые нежные чувства любви, привязанности,
сочувствия и веры без интеллектуального развития и
производственных умений, если они только в такой своей
бесплодной изолированности прозябают в человеке, а не
живут в нем. Я стараюсь ввести детей в гущу жизни и
объяснить им, как любая отдельная хорошая черта
человека, если она остается изолированной и не находит себе
опоры во всем том хорошем, что имеется в природе
человека, каждый раз рискует вновь затеряться в человеке
или получить такое направление, которое одинаково
легко может привести как к его падению, так и к его со-
191

вершенствованию. В эти часы я много и часто говорю с
ними о великих опасностях, таящихся в нашей
чувственности, и о силе самообладания, без чего соблазны
чувственности не могут быть успешно .преодолены. Я ставлю
себе при этом задачу заставить их почувствовать
необходимость больших усилий, разнообразных упражнений,
нужных (для поддержания этих сил, приучить их души
к усилиям, требуемым для бдения и молитвы, и таким
образом разбудить, оживить и поддержать в «их наряду
с умственной деятельностью повседневную общую чистую
деятельность сердца...
День проходит в ,мире и радости, в .послушании и
любви, в-напряжении сил и наслаждении жизнью, в
прилежании и покое. Мы знаем, чего мы хотим. Мы
работаем в согласии, но наша деятельность отнюдь не
единообразна. Каждый из нас совершенно свободен. И
только в качестве свободных людей мы живем, любим
деятельной любовью и жертвуем собой ради выполнения
своей цели. И благодаря тому что мы осуществляем эту
цель по отношению ко столь многим и столь различным
детям, благодаря тому 'что в осуществлении ее вместе
с нами участвует так много столь различных учителей,—
наша задача изо дня в день приобретает все больше
жизни, все растет и расширяется. Такое положение
требует большого и серьезного пристального внимания, что,
опять-таки, облегчается и обеспечивается тем духом,
которым проникнута организация работы в нашем доме.
Во время .каждого учебного часа и каждого часа
свободного времени дети находятся не только под
надзором того учителя, которому поручено наблюдение за
ними в данное время; каждый из детей, кроме того,
находится под особым наблюдением одного из старших
учителей дома. И если учителя, ведущие
непосредственное наблюдение в течение дня, отмечают поведение
ребенка в его единичных проявлениях, в которых он
показывает себя с хорошей или дурной стороны, то лицо,
специально наблюдающее за данньш ребенком, должно
следить за поведением ребенка вообще, как оно проявляется
у всех учителей и во все часы занятий. Это лицо должно
установить особую связь как с самим ребенком, так и со
всеми учителями, под руководством которых ребенок
работает. Это должно дать ему возможность при помощи
обоих указанных способов обязательно выявить харак-
192

Знамя Ивердонского института И. Г. Песталоцци
В центре — изображение борца за национальную независимость
Швейцарии Арнольда Винкельрида (XIV в). Внизу надпись на
латинском языке: «В любви — добродетель»
13 И. Г. Песталоцци, т. 3

тер ребенка, знать все его поведение и помочь мне
построить мое специальное воздействие на него на прочном
фундаменте.
Кроме того, все старшие и младшие учителя
собираются раз в неделю после ужина исключительно для того,
чтобы откровенно поделиться друг с другом своими
точными 'наблюдениями ,над детьми. На основании этих
наблюдений вырабатываются определенные мероприятия
по отношению к отдельным детям, причем
обеспечивается согласованное их проведение .в жизнь. Тихая
нравственная сила, о существовании которой в нашем
учреждении я говорил выше, является результатом этих
мероприятий. Поверхностный наблюдатель и посетитель
редко замечает ее присутствие, часто даже не
подозревает о ней. Но матери, которые ближе и глубже
всматриваются, всегда замечают ее. И если внешний успех
нашего учреждения и громкие похвалы по этому поводу
часто сопровождаются разного рода язвительными
замечаниями, а еще чаще мнениями о наличии
многообразных ошибок и слабостей, которые постоянно
переплетаются с похвалами, то вот что нередко заявляют отец
и мать: «У моего ребенка значительно улучшился
характер, он стал лучше, чем был раньше». Это наполняет
мое сердце радостью, которую ничто, ничто в глубине
моей души не может омрачить. Настолько нравственные
результаты моей работы важнее для меня, чем все
остальные.
И все же многие люди выражали опасение, что если
мой метод будет введен во всех школах, то при этом
должна по,гибнуть религия. Этот упрек базировался в
основном на том, что мой метод предполагает значительное
развитие интеллектуальных задатков детей путем
изучения ими соотношений чисел и мер *. Другой источник
обвинений подобного рода заключается в следующем.
Из-за однобокости, а иногда даже по 'недомыслию и
глупости, образование и преподавание религии в школах
ограничивается тем, что бедных детей заставляют учить
наизусть высказывания церкви относительно религии,
подобно тому как солдат готовят к парадам. Каждый
год, котда благополучно заканчивается мучительное
натаскивание этих рекрутов церкви, наступает приятное
чувство удовлетворения. Это, несомненно, и является
главной причиной »крика, поднятого стражами Сиона *
194

об опасностях для религии; в этом заключаются
побудительные мотивы и опора их обвинений...
Внешние формы моих интеллектуальных средств
обучения внушили этим людям убеждение, что я проникся
безнравственным и безбожным духом времени и что я
хочу при помощи односторонней силы применяемых
мною приемов развития интеллектуальных задатков
детей погасить последнюю искру того .нравственного и
религиозного духа, который еще сохранился в школах от
наших отцов. Нет, я не хочу этого делать. И
выработанные мною .приемы образования не имеют этой задачи...
Столь же несправедливо меня обвиняли в том, что
я односторонней сухостью и перевесом
интеллектуальных средств обучения якобы убиваю в детях все тонкие
чувства, всякий свободный полет фантазии и всякое
эстетическое чувство. В этом обвинении зашли столь
далеко, что всю мою деятельность в этом направлении
расценили как чисто экономическое мероприятие Она
якобы хотя и может дать некоторые преимущества детям
голодных и нищих людей, но в результате создаст
больше хитрых, эгоистичных хозяйственных проныр и
черствых людей, в погоне за заработком все пересчитывающих
на «крейцеры и пфенниги, чем благородных, свободных
и достаточно образованных людей со всесторонне
развитыми задатками и способностями.
В опровержение этого обвинения мне мало что
остается добавить к тому, что уже сказано выше. Природа
моих средств интеллектуального образования ни в коей
мере не произвольна, она необходима. Так как эти
средства лишь постольку хороши, поскольку определяются
самой сущностью человеческой природы, то они в
основном также неизменны. Если в их формах и происходят
изменения, существо их вечно одно и то же. Они либо
ничего из себя не представляют, либо являются
единственно возможными; и они хороши потому, что они
таковыми являются. Однако их результаты являются
совершенно иными, чем результаты всех тех
интеллектуальных средств обучения, которые базируются на другой
основе. Правда, я наблюдаю эти результаты пока лишь
в течение недолгого времени и имел еще меньше
возможности наблюдать их в широком масштабе. И все же я
имею право с уверенностью утверждать относительно
них следующее: этим методам я обязан всем образова-
13* 195

нием моих учителей. Многие из них начинали со мной
вместе поиски этих средств и помогали мне :в то время,
когда я сам их еще не знал и только чувствовал
потребность в таких средствах, предвидел .возможность найти
их, построить в ряды, систематизировать. Выполняя эту
работу, мои учителя при неукоснительном сохранении
своей индивидуальности приобретают полную
самостоятельность и свободу действий, какая редко встречается
на свете у людей, тем более у тех, кто посвящает себя
педагогической деятельности.
Это приобретение оригинальности, свобода и
самостоятельность воззрений и деятельности .повсюду
характерны также и для .воспитанников моего метода. Они
характерны при этом не только для тех из них, /кто
воспитывался вблизи от меня или моего воспитательного
учреждения, но и для живущих в других, в некоторых
случаях даже отдаленных от меня местах, если и там
воспитанниками руководили в духе моего метода и согласно
разработанным его формам. Кажущаяся негибкость
этих форм вызвала, правда, значительные сомнения в
степени устойчивости мыслительных способностей,
которой можно добиться путем их применения, а также
предположение, что они могут вызвать односторонность
и ограниченность самого мышления. Однако это
предположение оказалось совершенно ошибочным.
Если воздух и вода находятся без движения, как
неподвижные скалы, то рыбы и птицы все же в них
движутся. Важно только, чтобы рыбы и птицы имели доста-'
точно простора в своих стихиях, чтобы у них было
достаточно воздуха и воды. При избытке же воды и воздуха
никак немыслимы эти неизменные формы плавания и
полета. Только недостаток простора для развития
умственных задатков вызывает такие формы мышления,
которые действительно являются застывшими, а не
просто кажутся таковыми. Мир полон таких фо.рм. В
особенности страдает от этого железного ярма педагогика.
Однако метод элементарного образования готовит
смерть подлинным ущемлениям всего живого в формах
преподавания. И все же общество так долго
придерживалось противоположного мнения, хотя оно и было
неправильным. То, что называли негибкостью,
односторонностью и ограниченностью метода, на самом деле слу--
жило плотиной, удерживавшей и заставлявшей наикап-
196

ливаться стихию, в которой, подобно рыбам в воде или
птицам в воздухе, должны жить дети. А то, что общество,
в противовес этой плотине, называло свободой, являлось,
по существу, свободой удаления затычки в запруде, что
на самом деле предоставляет лишь воде возможность
вырваться из пруда и литься туда, куда ее влечет
стихийная сила падения, причем выльется она из пруда столь
же быстро или еще быстрее, чем она его наполнила.
Что бы подумали в повседневной жизни о человеке,
который в подобном случае заявил бы то же самое?
Заявил бы, что плотина у пруда является слишком грубой
мерой против стихии, в которой должны жить рыбы? Что
таскание воды в пруд, из плотины которого вынута
затычка и где населявшие его рыбы лежат на суше, —
мудрое мероприятие, обеспечивающее самостоятельность
рыб и свободу стихия, в которой они должны жить? И все
же формы элементарного образования, то внимание,
которое обращается на результаты их применения, в
особенности веселое настроение, мужество и живость детей,
обучавшихся по этому методу, называли негибкими.
Людям даже в голову не приходило, что формы обучения,
которые при их применении на деле придают
воспитанникам полную силу и жизнь, доказывают своим
действием, что они не являются негибкими. Если они кажутся
кому-нибудь такими, то виноваты в этом не формы
обучения, а глаза того, кто их разглядывает.
Все, что было сказано в этом отношении о влиянии
метода -на интеллектуальное развитие рода
человеческого, верно также в отношении его влияния на развитие
всяких технических способностей и умений. Однако
эффективность воздействия моего .метода и «в этом
отношении не только подвергалась сомнению, но даже повсюду
громко и решительно заявлялось, что хваленые линейные
формы, которые в данном случае кладутся в основу
обучения, ограничивают якобы художественные склонности
к мастерству, убивают всякую свободу и дают
воспитанникам, не подлинную силу мастерства, а лишь навьжи.
Верно и то, что требуемое методом совершенное
овладение этими формами, а также требование уметь легко
представить себе эти формы являются существенными
условиями метода обучения. Однако в этих условиях не
имеется никаких моментов, тормозящих, а тем более
парализующих художественные склонности воспитанников.
197

Верно и противоположное—эти условия сами по себе
не гарантируют еще свободы и развития этих
склонностей. Несомненно одно: ни внутренняя, ни внешняя
завершенность какого-нибудь одного, ведущего к развитию
подлинной человеческой способности учебного средства
не ведет в качестве естественного и непосредственного
результата своего воздействия к ограничению
развиваемой им силы. Между тем если любую 'человеческую
способность развивают путем применения средств, которые
сами по себе противодействуют запросам человеческой
природы и, следовательно, <в;нутренней основе всех
истинных средств образования, то это мешает ее .подлинному
развитию и завершению и тем самым ограничивает и
калечит ее.
Мы, однако, далеки от того, чтобы утверждать, что
средства метода уже сейчас .настолько совершенны, что
могут претендовать 'на безусловное доверие в качестве
средств полноценного общего образования. Меньше вое-
го .мы можем утверждать это относительно
опубликованных нами упражнений на соотношения мер. Тем
замечательнее, что сила метода оказалась подлинной и глубоко
действующей даже тогда, когда он применялся »на
практике в его самой -слабой части — в качестве средства
обучения искусству, причем в ограниченности и
неполноте своего первого варианта. Мы имеем теперь право
провозгласить непререкаемым фактом следующее:
упражнения, рекомендуемые наглядным учением о
соотношении мер, даже в том ограниченном виде, в котором
они существовали, подняли развитие наших
воспитанников в соответствии с имеющимися у каждого из
них задатками до такой степени, что они с успехом
овладевали любой отраслью мастерства, даже если
оно выходило за рамки системы выполнявшихся ими
упражнений.
Поскольку эти упражнения были хорошими по
существу и находились в -согласии с задатками и
способностями человеческой 'натуры, постольку зародыш «х
совершенства был заложен внутри 'них самих. В их
существе заложена сила, которая должна вызвать развитие
этого зародыша и достижение им совершенства как в
душе ребенка, так и в душе учителя, который так же
проделывал все те упражнения, что и ребенок. Человеческая
душа, которая воспринимала то совершенное, что было
198

заложено в существе этих упражнений даже в
ограниченных их формах, с присущей ей внутренней полнотой
неизбежно сама собой противодействовала внешней
ограниченности этих форм. Дело заключается в
следующем: при помощи тех средств, которые мы разработали
в первую очередь, элементарное образование сделало,
собственно, лишь первый шаг к тому, чем оно должно
было стать. Но этот шаг был правильным. Он
возбуждал в ребенке склонность сделать второй шаг; он
придавал ему силу сделать этот диаг, заставлял
чувствовать в себе эту силу. Он подготавливал ребенка ко
второму шагу и 'не оставлял никаких разрывов -между этим
шагом и предыдущим. Он облегчал ребенку этот шаг
•и заставлял его чувствовать его необходимость. При
этом он одинаково воздействовал как на воспитанника,
так и на учителя. Последний так же руководится этим
методом, является его воспитанником, как и ребенок,
которым он сам руководит. Он находится вместе
и рядом с ребенком, при 'нем и под тем же самым
руководством; метод стирает разницу, которая в других
отношениях имеется между учителем и воспитанником.
С точки зрения метода общечеловеческое сходство
между учителем и воспитанником больше, чем их
возрастное различие. Оба они полностью и в этом отношении
в равной степени являются его воспитанниками. Как в
ученике, так и в учителе он развивает ту же самую
силу. И поскольку упражнения «а соотношения мер
оказали на воспитанников более глубокое влияние, чем
можно было предполагать ввиду явной ограниченности
этих упражнений, значит, они таким же образом влияли
и на учителей; они вызывали в них активное стремление
не оставаться в рамках этой ограниченности, а подойти
к предмету с 'большей разносторонностью и большей
свободой. Так же как и воспитанникам, эти упражнения
придали проводящим их в жизнь учителям чувство
уверенности в себе.и силу делать то, к чему они возбуждали
склонность. Влияние упражнений в этом отношении
оказалось настолько глубоким, что последовательные ряды
приемов, которые по своему существу касались
начальных пунктов преподаваемого предмета, в сознании
учителей сами собой развились и 'пополнились. Благодаря
этому осуществилось дальнейшее постепенное развитие
учебных средств метода вообще и полная перестройка
199

наглядного учения о соотношениях мер в частности. При
этом осуществили это люди, не имевшие никаких
вспомогательных средств для перестройки, кроме влияния
на 'них самих и .на их -воспитанников указанных
ограниченных упражнений на соотношения мер.
Этот факт, или, вернее, определенное состояние той
силы, которая развивается при данных обстоятельствах
как б учителях, так и в учениках, пользующихся
методом, позволяет 'нам считать полностью опровергнутым
обвинение, будто бы метод в 'каком-либо отношении
ограничивает усвоение воспитанником художественного
мастерства. Больше того, в ответ на заявление, что из
нашей школы .не выйдет ни Рафаэлей, ни Ньютонов *,
мы о улыбкой задаем встречный возрос: из какой
школы выходили подобные люди и где в нашей части света
в наше время существует .народная школа,
педагогические принципы и организационные средства которой
обязательно вели бы к повышению силы мышления и
чувства, к успехам в математике и искусстве? В Греции
были подобные школы *. Народные же школы Европы,
за редкими исключениями, более или менее отдают
духом монастырей, из 'которых они вышли, и в -настоящее
время не претендуют на повышенный уровень
народного образования, к которому мы стремимся. Кроме
того, -все гении, в области ли математики, поэзии или
живописи, рождаются таковыми. И если дети,
рожденные гениями, попадут в мою школу и будут
воспитываться в ее духе, таком, каков он есть в
действительности, а не каким он кажется с беглого взгляда, то
свобода и самостоятельность, которые им необходимы для
развития, не встретят здесь препятствий в своем полете;
они встретят лишь мощную защиту против возможных
заблуждений, в которые они могут впасть на своем пути.
Формы метода придают -силы; это не узы, ослабляю-,
щие человеческую натуру. Неужели же гений будет
пользоваться ими дольше, чем полагается, будет носить их
дольше, чем они ему действительно полезны? Гений,
который сбрасывает своей силой ослабляющие его
узы, — неужели же он даст сковать себя, если не
убежден, что эти узы придают ему силу? Человеческая
природа заранее говорит: «Нет!» И мой опыт подтверждает
это «нет». Результаты моего опыта настолько
убедительны, что заставят; замолчать даже человека, который,
200

будучи незнаком с человеческой природой и с той силой,
с которой она проявляет себя в гении, все еще в этом
сомневается.
Интересно, кстати, заметить следующее: когда
бездарные люди заботятся о судьбе гениев, они обычно
делают это при обстоятельствах, представляющих
опасность не гениям, а им самим. Правда, и метод .не может
превратить в гениев людей, 'которых природа «не
наградила 'Соответствующими задатками. Но метод,
несомненно, делает следующее: каждого ребенка, в котором
природой заложены выдающиеся силы, он точно и
уверенно доведет до такого уровня, чтобы он мог сам
свободно и уверенно осознать, что в нем заложено. Никакая
школа, никакие -педагогические средства не сделают для
гения больше этого, ни одно из них не -в состоянии
сделать больше. Между тем .метод меньше, чем .какое-либо
другое педагогическое средство на свете, рассчитан
давать образование гениям; он рассчитан давать
образование роду человеческому и как таковой принесет
бесконечно больше пользы, чем если бы он являлся средством
образования для гениев, даже если бы он во сто раз
увеличивал число этих феноменов природы.
Человек, который, 'будучи искусным садоводом,
сумел бы добиться такого положения, при котором ананас
стал бы привычным блюдом даже для простых людей,
несомненно, имел бы большую заслугу в области
плодоводства. Но человек, который усовершенствовал бы
полеводство и луговодство настолько, что крестьянин при
этом мог больше выручить, а горожанин, несмотря на
это, мог покупать хлеб дешевле,— такой человек имел
бы неоспоримую заслугу перед человечеством,
благополучие которого отнюдь не базируется на изысканном,
на непривычном и -редком. Благополучие человечества
основывается главным образом на совершенствовании,
завершении того, что является общераспространенным
и привычным. Кроме того, природа подготавливает
тысячи вспомогательных средств для достижения этого
обычного, против одного, рассчитанного на достижение
редкого. Но люди так редко придерживаются высокого,
священного пути, указываемого природой! Там, где
полная жизни природа с тысячекратной силой непрерывно
взывает ко всем нашим органам чувств, наше внимание
по привычке проходит мимо, как будто ее и не суще-
201

ствует. Там же, где, напротив, природа -в виде редкого
и преходящего явления лишь мелькнет -с намерением
сейчас же скрыться с 'наших глаз, там мы ее ловим и
стараемся заковать, как будто только исключения из ее
деятельности, а не привычные действия предлагаются
•нам в качестве -нормы для подражания. А между тем
совершенно очевидно обратное.
Предназначая только одного на миллион стать Нью-
то'ноам или Рафаэлем, природа вложила в миллионы
людей, .которые »не являются гениями и не могут стать
ими, большие, важные и нужные для всего человечества
технические задатки. Их развитие, несомненно,
является целью нашего, существования; существование их
само по себе является важным и всеобщим культурным
средством, которым обладает род человеческий. Самое
существо нашего .метода обусловливает признание им
этой великой деятельности природы в 'качестве нормы
и правила. В особенности это 'касается учения о
соотношениях мер, основное назначение которого заключается
в том, чтобы путем упражнения развивать
общераспространенные и общенеобходимые технические
способности людей. Задача этого учения состоит также и в том,
чтобы придать линейному рисунку, этому фундаменту
всех обычных технических умений, такие диапазон,
самостоятельность, законченность и свободу, которые
настолько приблизили бы работу художника и
ремесленника к творениям великих гениев, насколько вообще
возможно путем трудолюбия и хорошего руководства
приблизить результаты труда людей с меньшими
природными задатками к гениальным произведениям.
Необходимо заботиться о воспитании людей; если
делать это правильно и энергично, то воспитание
исключительных людей пойдет само собой. Однако далеко
не столь же истинно обратное положение. Если мы будем
проявлять лишь особую заботу о воспитании людей
выдающихся — тех, кому следует быть ими, и тех, кто
желает ими быть,— то воспитание человечества вообще
отнюдь не пойдет от этого само собой. Сами собой
получаются при такой постановке дела обычно иные,
очень плохие результаты, а именно — люди,
обладающие лишь умом в его половинной или даже четвертйой
долях. Таким людям в данном случае ничего не стоит
казаться выдающимися; своим существованием и бле-
202

ciKioM, лишенным какой бы то «и «было высокой идеи, о'ни
.настолько подрывают доверие ,к этому пути
специального образования для людей исключительных, что
подлинный гений уже не захочет им идти.
Для подлинного прогресса культуры человечества
необходимо поставить преграды самодовольным
притязаниям этих половинных и четвертных умов, чтобы
развить сознание собственной силы у людей, обладающих
действительно высокими дарованиями. И метод делает
это; он всюду, где правильно проводится в жизнь,
решительно противостоит эгоистическому блеску всякой
лжекультуры, так «как не только теоретически излагает
основы подлинной культуры, но и практически проводит
их в жиз'нь. Поскольку они повсеместно применимы и
общедоступны, метод не только показывает их людям,
:Hio дает их им в руки и доводит до сердца. Так же как
в отношении художественного .мастерства, метод
выполняет эту задачу и в отношении науки. Он должен делать
это; он должен и в этом отношении быть повсюду
применимым; он и в этом отношении должен быть
доступным всем, если хочет, как и в первом случае, оставаться
согласованным с ходом природы. Ведь и в этом
отношении природа среди тысяч индивидуумов вряд ли
находит одного, кото бы она сама выбрала для научного
поприща. С другой стороны, она громким ясным
голосом объявляет, что все эти тысячи людей крайне
'нуждаются в полноценном развитии здорового человеческого
разума и в '-приобретении знаний, необходимых для
облегчения обыкновенного существования, деятельности
и страданий, которые готовит нам жизнь.
Если же этот единственный из многих тысяч
прирожденный ученый имеет полное право обратиться к
государству и человечеству с просьбой оказать ему
помощь в приобретении всего необходимого для
подготовки к научной деятельности, то в тысячи раз большее
право имеют тысячи рядовых людей обратиться к
государству и человечеству с просьбой о помощи во всем
необходимом как для своего общего образования, так и
для образования, необходимого для материального
обеспечения семьи. Задача моего метода заключается в том,
чтобы удовлетворить эту потребность в образовании —
великую и всеобщую потребность человечества.
Выполняя же эту задачу, он идет навстречу и первой, более
203

узкой потребности человечества — потребности в
научном образовании людей выдающихся, тех, кто должен
или хочет ими быть. Но он делает это так, что не
унижает и не забрасывает основную массу людей, не
бросает ее тюд ноги избранных, не превращает ее в орудие
их слабостей, претензий и капризов. Нет, метод ищет не
внешнего блеска дарования; он ищет его сущности, он
ищет его -силы. Он стремится не к внешнему блеску
наук, а к их сущности; он старается поднять силу науки.
Влияние метода, предлагаемый им способ действия
удовлетворяют, однако, и первоочередные нужды
человека. Выдающиеся задатки и способности ребенка,
проживающего в самой жалкой хижине, он развивает с той
же тщательностью, как он это делает в отношении
ребенка, рожденного на свет с претензией на получение
высоких чинов и званий. Таким образом, метод
заботится как об исключительных детях, так и о тысячах
обыкновенных, не унижая .массы человечества. Он дает,
закрепляет и приумножает все то, что нужно в равной
степени как богатым, так и бедным, заброшенным детям
в стране в соответствии с их 'Внутренними
исключительными данными, то, что по божьей милости является их
собственностью и на что они имеют право. Он дает,
закрепляет и приумножает также все то, что необходимо
детям с выдающимися данными, а также и тем, кому
нужно или кто хочет приобрести их, что, по мнению
людей, им принадлежит и на что они имеют право. Тем
самым метод удовлетворяет справедливые требования как
исключительных, так и обыкновенных детей.
Правда, тем самым метод действует вопреки воле
светского общества, -как и тот из людей, кто вооружен
высшей силой и противостоит недостаткам света. Метод
делает то же. Он не только противостоит им: многие из
этих недостатков и претензий благодаря ему выступают
с удручающей ясностью. И все же метод вынужден
делать это. Либо он не будет иметь никакого, абсолютно
никакого значения, либо он должен обеспечить ©сему
существенному и вечному в человеческой природе
надлежащий перевес над случайным и преходящим,
зависящим от положения и обстоятельств, ;в которых
находятся люди. Он должен обеспечить это даже ,в тех
случаях, когда это существенное и вечное проявляется
в оболочке человека самого низкого положения, а слу-
204

чайное и преходящее — в блестящих притязаниях самых
привилегированных и счастливых людей. Если он этого
не будет делать, это значит, что он отрекается от святая
святых сущности человеческой природы... Но он делает
это; там, где его действительно признают, он делает это,
не -обращая ©«и мани я на мнение светского общества,
и таким способом, который прямопротивоположен
соответствующим действиям света.
Люди из светского общества, не знающие
внутреннего святилища «человеческой природы, чуждые духу
Христову и смыслу его учения, полные эгоизма и
изощренной хитрости, при организации учебных заведений,
предназначенных для изучения наук и искусств, делают
все для того, чтобы «и один оборванец, .ни один сын
внешне ,не выдающихся родителей не мог туда попасть.
Метод же чувствует свою благородную силу и в своем
высоком бескорыстии не нуждается ни в какой хитрости
и ни в каких обходных путях. Определяя, кто должен
получить научное образование, он обращает внимание
лишь «на то, имеет ли ребенок способности <к
повышенному образованию, а ,не 'на то, ,в каком ранге его отец.
Божье солнце с одинаковой силой светит 'над злыми и
добрыми; оно слабо освещает лишь теневые места,
которые сама природа лишает света; на каждое же
открытое утром и в .полдень место оно с полной силой льет
свет своих лучей, делает все, что зависит от его небесной
сущности. Так же и метод: по мере своей человеческой
возможности, повсюду, где он полностью применим, он
действует с великолепной силой; он оказывает слабое
действие лишь там, где более слабые природные
задатки сами собой ограничивают результаты его
воздействия. Он никогда не отказывает природе; лишь там, где
сама природа ограничивает его, там, естественно,
неизбежно ограничена и сила его воздействия. Кто-то
сравнивал в этом отношении мой метод с насосом, который
не вьгкачивает ни капли воды, если ее ,нет внизу; если
же вода имеется, то насос выкачает ее всю до-капли.
Метод использует силы человеческой природы, где <бъг
он их ни обнаружил; он найдет свечку и '-под
опрокинутой меркой *, независимо от того, кто ее туда спрятал...
Правда заключается ,в том, что метод исходит изг
глубины всего самого лучшего и самото чистого, что
заложено в природе человека. Он примыкает «о- всему, что
205

питается этой глубиной или что питает ее, и отдаляется
от всего, что не делает этого. Он враг обмана,
разоблачает лицемерие; льстец неважно чувствует себя в его
близости; .мало привлекательного-он представляет собой
и для людей с большими претензиями, ,в каком бы
обличье они ни выступали. Но метод ласков со
-смиренными, -внушает мужество скромным, возбуждает силы,
таящиеся в униженных и страждущих. Поэтому и
только поэтому кажется, что метод стоит ближе к ребенку
бедняка, чем к ребенку богатых родителей, хотя он с
равной любовью относится к ним обоим.
Так и должно казаться: среди всей массы
возможностей, имеющихся в распоряжении богача, влияние
метода менее заметно, между тем как при отсутствии всего
показного в среде людей обездоленных это влияние,
естественно, кажется сильнее. Кроме того, бедный
человек во всех отношениях 'ближе стоит -к природе, чем
богатый. А чем ближе человек к природе, чем больше на
него воздействуют ее необходимые и существенные
отношения, тем более он восприимчив iko всему, что
непосредственно вытекает из нее, а следовательно и к
нашему .методу. И напротив, чем больше человек отдаляется
от природы, чем больше скован рамками повседневного
светского тона, чем более образцово подготовлен он
к суетной игре света, его ничтожеству и испорченности
и в той мере, как этого свет желает и требует,— тем
больше разрушается в человеке восприимчивость ко
всему тому чистому и глубокому, что исходит из
человеческой природы.
Мужчины и женщины из высшего общества не могут
желать введения моего метода, но бедняк должен быть
рад его появлению; не может быть, чтобы он его отверг.
Но будет ли метод доведен до бедняка? Доведет ли
государство, доведут ли государства мой метод до бедноты?
Или же государство отвергнет его, оттолкнет от
бедноты? Государству не может быть безразлично то, что
метод решает столь же трудный, сколько и важный
вопрос,— как можно с уверенностью .распознать
внутренние основы исключительных дарований даже там, где в
результате внешних неблагоприятных условий они
больше всего затенены и недостойно затоптаны в грязь; как
их можно использовать, не нарушая даже простоты и
ограниченности, присущих -всей постановке народного
206

образования. Для государства не может быть
безразличен тот факт, что дети, которые воспитываются по моему
методу, уже в семи- или восьмилетнем возрасте с
уверенностью могут судить о характере и степени своих
дарований и что выполняемые ими упражнения не только
отчетливо доводят до их сознания имеющиеся у них
задатки, но одновременно приводят в движение всю
природу ребенка с целью -самостоятельно развить их в себе.
Для государства не может быть безразличным, что
введение метода ни в коем случае не может вовлечь его
в большие расходы, так 'как метод в целом стремится
удовлетворить лишь необходимые и существенные
требования человеческой природы. Его природосообразность
позволяет с уверенностью рассчитывать на то, что
поставленные .им задачи -найдут поддержку со стороны
природы как в самих детях, так и в необходимой и
существенной окружающей их обстановке и условиях
жизни. Расходы ее .могут быть велики также и потому,
что применение метода в более расширенном его виде
и на его повышенных ступенях ограничивается лишь
немногими детьми. Оно ограничивается на этих
ступенях лишь обучением детей, которые открыто и безусловно
носят в себе гарантию успеха получаемого им,и
.повышенное образования. Массу же народа можно оставить
на той простой и ограниченной, но для нее все же
достаточной ступени образования, которой так повелительно
требуют условия ее существования. Однако как бы
важно все это ни было для государства, все же остается
открытым вопрос: не будет ли метод отвергнут им? Мне
кажется ясным, что там, где государство будет
выражать мелкое себялюбие мужчины или женщины высшего
общества, там оно, несомненно, отвергнет метод. Там
же, где оно будет выражать аилу и любовь человеческой
натуры, метод не будет отвергнут. Но .и там, где метод
будет отвергнут, он все же не вечно останется
недоступным для бедных и несчастных в стране.
Так же как благородный человек не оттолкнет от
себя бедных и обездоленных, не оттолкнет он и мой
метод. Все святое в природе неизмеримо ближе каждому
отдельному человеку, чем государству, и согласно
естеству этой святыни она рано становится достоянием
человека. Исключительные индивидуумы должны освоить
мой .метод и достигнуть полного расцвета своих способ-
207

ностей, прежде чем государство только осмелится
испытать его, не говоря уже о том, чтобы ввести его
повсеместно. Это и произойдет: так же как благородный
человек не оттолкнет от себя бедного и обездоленного,
так он не отвергнет и мой метод. Он должен или
перестать быть самим собой, или же он должен ухватиться
за метод, как только с ним познакомится. Взгляды,
выражаемые методом, и свойственные ему средства
слишком тесно связаны со всем, что больше всего трогает
сердце благородного человека. Они слишком тесно
связаны со вс-ем-и потребностями, страданиями и нуждой,
имеющейся в мире, чтобы благородный человек смог все
это оттолкнуть от себя. Он должен ухватиться за мой
метод, он должен сдела-ib это сейчас скорее, чем когда
бы то ни было.
Многие благородные люди уже давно сознают
характерные для нашего века противоречия: с одной
стороны, наделенное односторонностью и глупостью
меньшинство, кичащееся тем, что оно направляет свои
способности лишь на удовлетворение прихотей; с другой —
отличающееся также односторонностью и глупостью
большинство, стыдящееся того, что оно занято
изготовлением полезных вещей. Иными словами, между
полуобразованием и неправильным-образованием немногих
и отсталостью и заброшенностью масс. Благородный
человек не может наблюдать эффективное воздействие
метода, не понимая, что он представляет собой
систематизированное с учетом требований психологии целебное
средство против полуобразования и неправильного
образования людей, против всех страданий и всей нужды
человечества, являющихся последствиями этого. Так же
как он не оттолкнет от себя бедняка, он не оттолкнет
от себя и метод. Он не может его оттолкнуть. Нет, он
ухватится за него, как только его узнает; и через него
метод дойдет до бедных и обездоленных. Но он не знает
еще метода, свет не знает его. Каждый день приносит
новые удручающие свидетельства того, насколько это
соответствует действительности.
Отказавшись от полнейшего отрицания метода, но
оставаясь столь же далеко от правильного его
понимания, многие лица, занимающие высокое положение и
пользующиеся -заслуженным влиянием, и сейчас еще
говорят, что метод будто бы хорош лишь для начального
208

развития -ребенка; правильно-де будет направлять в мое
воспитательное учреждение только маленьких детей--
они здесь -разовьют -внимание и приобретут благодаря
этому силу, которая им действительно послужит для
усвоения того лучшего и более важного, чему их
необходимо учить в дальнейшем. Но долго, по их мнению, не
следует оставлять детей в этом учреждении: его следует
рассматривать лишь как механическую школу,
подготовительную к научному образованию; используемые ею
средства якобы не находятся ни в какой связи с
потребностями 'научного образования. В результате слишком
большой продолжительности упражнений дети будто
бы запаздывают в приобретении реальных знаний и
упускают многое из того, что им необходимо знать. Те
способности, которые развиваются упражнениями, по
мнению критиков, никак не связаны с методами, при
помощи которых дети в дальнейшем должны
приобретать научные знания. Метод, говорят они, слишком
напрягает силы детей; после того как дети уходят из
воспитательного учреждения и начинают учиться вместе
со школьниками, получившими обычную подготовку, им
будто бы приходится терять большую часть
приобретенных навыков. Самое важное из этих возражений
заключается в том, что и начальные упражнения метода
дают воспитанникам такое умственное развитие,
которое якобы не соответствует умственному развитию
учащихся народных школ и потому должно- быть
приостановлено.
Не принято обычно вводить в хорошее общество таких
людей, как дряхлый, почти впавший в детство возчик
спиртных напитков, но мне приходится кое-что рассказать
здесь и о нем. У него в упряжке ходило две лошади:
старая порченая кляча и молодая горячая лошадь. Старик
приказал своему батраку сократить для молодой
ежедневный рацион корма и заставить ее почти голодать,
чтобы своей живостью и силой она не угробила
старую, отжившую свой век пристяжную, а приобрела бы
такой шаг, который всегда соответствовал шагу старой
клячи.
Лучшим доказательством ценности метода является,
несомненно, то, что он уже при помощи своих начальных
упражнений развивает маленьких детей до уровня,
превышающего слабое развитие более старших, испорчен-
14 И. Г. Песталоцци, т. 3 209

ных уже практикой обычной школы. Сила .метода и
составляет его ценность; существование этой силы
является свидетельством против многих и против многого.
Поэтому наиболее ловкие противники метода отрицают
самое существование этой силы и извиваются подобно
червяку, если на «его наступишь, когда им приходится
признавать ее реальное наличие. Чтобы ослабить
впечатление от ее фактического наличия, один из критиков
назвал глубокое и обобщающее понимание числовых
соотношений и способность быстро, с величайшей
точностью и уверенностью выражать эти соотношения —
затверженным их повторением. Другие лица в своей
неправильной критике метода зашли 'настолько далеко,
что предложили в целях его беспристрастной оценки не
наблюдать за применением метода на практике. Они
утверждают, что для того, чтобы нелицеприятно
взвесить и оценить его результаты, необходимо якобы
держаться на достаточном расстоянии от самого факта.
Кроме того, они нашли мое требование «.придите и
убедитесь» навязчивым и неподобающим. Тем не менее они
выразили свое мнение о методе словами: «я вижу, я
вижу»,— присоединив к ним оговорку, что и смотреть-то,
собственно говоря, незачем, можно и не считаясь с
требованием «приходите посмотреть», иметь полное
суждение о нем. Эти и многие другие ухищрения доказывают,
насколько важно этим людям подорвать веру в наличие
силы метода. Так как, однако, они не были в состоянии
путем проверки фактов, в которых сила метода
проявляется, доказать ее неправильность или нереальность,
то они стараются ослабить впечатление от нее путем
подобных ухищрений и искаженных толкований. Но она
все же существует, эта сила.
Все эти ухищрения напрасны. Речь идет не о мнении,
а о факте. Многие ошибочные взгляды в отношении
метода без труда опровергаются простым наблюдением за
проведением его в жизнь. Невозможно наблюдать метод
в действии со всей ему присущей силой и после этого
утверждать, что это победоносное разрушительное
средство против всего пустого школьного механизма будто
бы является лишь механической подготовкой к научным
знаниям. Невозможно видеть метод в действии и
утверждать, что его влияние ведет 'к отставанию наших детей
в области реальных знаний. Невозможно видеть его в
210

действии и не понять, что он ведет к запозданию лишь
в отношении видимости знаний, а «не самих знаний.
Но то, что он приводит ,к такому результату, не только
хорошо, но и необходимо; это потребность времени,
экстренная необходимость нашего времени. Все знания,
которыми обладает человечество, пригодны только
'постольку, поскольку они созрели; а они созревают, могут
созревать только тогда, когда построены на фундаменте
развитых сил человеческой природы. Единственной
задачей метода является развитие этих сил, а упражнения,
применяемые методом, являются не чем иным, как
систематизированным на психологической основе рядом
средств возбудить эти силы в их исходном состоянии,
руководить их ростом, укреплять их и, .в конце концов,
довести до зрелости.
Отмена этих упражнений привела бы чк перерыву в
простом ходе действия метода, сделала бы
невозможным прогрессирующее развитие сил, которое должно
быть обеспечено при их помощи, созревание этих сил
и те результаты, к которым необходимо и обязательно
должно привести продолжение упражнений. Все эти
способности, все без исключения, созревают и
совершенствуются только при непрерывном продолжении
упражнения, при помощи ^которого они вызваны к жизни и
продолжают жить. Прекратите доступ к цветку соков,
поднимающихся из корня,— и он наверняка увянет; плод,
который лежал в нем в виде зародыша, никогда не
появится в своем завершении. Но что стоит беспардонному
садовнику сделать из дерева придворного калеку,
срезав все его плодоносящие побеги,— только бы получить
ту шарообразную форму, придавать которую деревьям
научил его дед!
Метод ни в какой мере не признает
противоестественных претензий всякого рода специалистов по
шарообразной подстрижке. Его ведет рука природы, он
повсюду твердо и уверенно идет .путями, противоположными
тем, которые выбирают его губители. В своем смертном
поту от изнурительного ночного показного труда они
смешивают все вместе и превращают все в
непреодолимый хаос. Метод же спокойно проводит свою работу
днем, добиваясь реальных результатов; разделяет и
вычленяет все то, что в своем великом труде вычленила и
разделила сама природа. Он 'коренным образом отде-
14* 211

ляет элементарное обучение от всякого обучения
узкопрофессиональным приемам, ибо последние в той же
мере можно отождествить с элементарным обучением,
как можно отождествить работу -крестьянина в поле с
работой мельника и пекаря.
Таким образом, упражнения, используемые при
элементарном обучении, будучи радикально отделены от
всех применяемых при узкопрофессиональном обучении
упражнений, сами по себе имеют твердую
последовательность ступеней. В каждом случае, на 'каждой
ступени 'Все .предусмотренное ими действие и поведение
является свободным, живым движением естественных сил,
заложенных в ребенке, так же как все -бытие и
поведение молодого зверька на полянке является живым
проявлением его природных сил. Всякому сообщению
научных знаний недостает, безусловно, свободного движения
этих природных сил, та,к же как не хватает быку,
впряженному в плуг или телегу, свободы действий его
детеныша на лужайке. Итак, обучение наукам, по существу,
является произвольным регламентированным
применением тех сил, 'которые возбудило, усилило и
усовершенствовало свободное, живое движение элементарного
обучения.
Обучение научным дисциплинам предполагает,
следовательно, предварительное наслаждение свободой,
которую оно ограничивает, точно так же как впряжение
взрослого животного в плуг или телегу является
'произвольно направленным применением тех сил, которые
молодое животное приобрело и развило в период, когда
оно живо и свободно гуляло на пастбище.
Если же эти силы начать применять раньше, чем они
созреют, то это калечит душу человека, делает ее
неспособной выполнять ту роль, которая ей предназначена
в жизни, так же как это происходит и с телом
животного, если оно попадает в подобное положение. Такому
калечению и лишению одухотворенности человеческой
природы обычно предшествует раннее и мнимое ее
созревание, подобное раннему и мнимому созреванию плода,
надкушенного на дереве червем.
Между тем метод также обвиняли и в том, что он
приводит к раннему и мнимо-му созреванию, несомненно,
забывая при этом, что его обвиняли также ,и в том, что
он слишком старается предупредить это мнимое раннее
212

созревание, что этим он задерживает развитие детей,
что о'ни в результате отстают и т. д. и т. п. Оба эти
упрека исходили из одних уст, -но оба они отпадают так
же, как все те вздорные возражения против метода,
которые делаются без знания его принципов и результатов.
Они опровергаются фактами, если даже они заранее не
были опровергнуты в результате своей
противоречивости.
Кто из наблюдавших силу метода в процессе его
применения присоединяется еще к этим обвинениям? Кто
из них придерживается мнения, будто детей нужно
оставлять в моем учреждении только на .короткое время
и будто наблюдательность и силу, которую дает детям
метод, -следует рассматривать лишь как простую
подготовку к тому лучшему и более важному, что им следует
давать позднее? Нет, на самом деле гораздо лучше
совсем не посылать детей в мое учреждение, чем посылать
их с этим ограничением. И что же представляет из себя
то лучшее и более важное, что в дальнейшем следует
давать детям, которых вели согласно моему методу, как
не применение его самого? Разве это не представляет
собой использование их развитой при помощи метода
силы на более высоких ее ступенях и не является
научным образованием, основа которого заложена методом?
Допустим, что метод и применяемые им средства не
стоят ни в какой -связи с науками и их существенными
требованиями. Но если рассматривать вопрос: «Что
настоятельно необходимо для того, чтобы научить ребенка
какой-либо, безразлично какой, науке?»,— то ответ на
него ясен. Во-первых, требуется, чтобы в ребенке была
достаточно развита способность к пониманию, которая
требуется данной наукой. Далее требуется, «чтобы
материал данной науки в его основных разделах был в
достаточном объеме и с достаточной силой доведен до
сознания ребенка и вызывал разносторонние образы и
представления в его воображении. Требуется, наконец,
чтобы различные разделы науки распределялись в
соответствии с силой восприятия ребенка и сообщались
ему в последовательном порядке, начало -которого
должно быть простым и глубоким, продолжение — легким,
обширным и лишенным пробелов, а конец имел бы
целью завершение »целого во всех его частях,
обеспечивал завершенность всего этого материала как целого.
213

Все эти требования являются сами по себе
требованиями элементарного учения. Невозможно
удовлетворить их в отношении научного образования и для него
иначе, как при помощи элементарного образования и
его .влияния, предшествующего научному *. А это зна'чит,
что связь между преподаванием научных предметов и
элементарным образованием заключается в самом
элементарном учении и в значительной степени
обусловлена им.
Так же как учение в школе предполагает
предварительное домашнее воспитание, а профессиональная
подготовка— общее развитие человека, так и преподавание
научных дисциплин требует предварительного
элементарного' образования. Но, так же как учение ;в школе
часто бывает и не может не быть безуспешным, если ему
не предшествует достаточное семейное воспитание, а
профессиональная подготовка оказывается
безрезультатной, если ей не предшествует воспитание
общечеловеческих качеств,— точно так же и научное образование
часто бывает и не может не быть безрезультатным,
потому что ему не предшествует элементарное
образование.
Дело совсем не в том, 'что элементарному методу не
хватает внутренней организации, которая помотала бы
его согласованию со всеми колебаниями ежедневно
меняющейся методики преподавания научных предметов.
Правильнее сказать, что у научных дисциплин
отсутствует внутренняя организация, которая позволила бы
им согласовываться с вечными и неизменными
законами элементарного учения. Нет, не элементарное
учение должно быть изменено — должно быть изменено
преподавание научных предметов, чтобы возможен стал
естественный переход от первого ко вторым и чтобы
фактически воплотить в жизнь и использовать во благо
научных предметов ту связь, которая, несомненно,
существует между ними в природе.
Между тем многие разделы научных предметов в том
виде, в каком их в действительности преподают, имеют
в себе простоту, внутреннюю связь и завершенность,
которые очень облегчают работу по установлению
полной связи между научными предметами и элементарным
учением. Правда, такая связь еще полностью не
выработана ни дли одного из научных предметов; это и не
214

могло быть сделано ввиду того, что само элементарное
учение еще не до конца разработано. Тем более
замечателен тот факт, что, даже не дожидаясь его
окончательной доработки, авторитетные лица в области различных
научных предметов чувствуют 'необходимость
переработки их для установления такой связи и видят в
установлении ее единственно возможное средство положить
колец той порче рода чело-веческого, которая происходит
от односторонности и заблуждений в преподавании
научных предметов. И уже сейчас предпринимаются
реальные шаги к .использованию для этой цели элементарного
учения с его отдельными предметами даже в том
недоработанном виде, в котором оно пока существует.
Связь между научными предметами .и элементарным
учением несомненна, та'к же кж и тот факт, что их
согласие признается людьми, которые в первую очередь
имеют возможность судить об его присутствии или
отсутствии. Я имею право определенно поставить вопрос
и смело заявить, что элементарное учение должно стоять
в теснейшей, неразрывной .и вечно пробной связи с тем
неизменным, вечным, единственно доступным детскому
уму и поэтому единственным методом обучения, при
котором все научные предметы вместе и каждый в
отдельности должны 'быть доведены до сознания человека.
Более того, элементарное обучение не состоит ни в каком
согласии и ни в малейшей связи ни с каким
поверхностным, не подходящим для детского ума и противным
природе ребенка и его точке зрения методом, при помощи
которого не следует преподавать и пытаться довести до
сознания человека ни все научные предметы вместе, ни
каждый из них в отдельности. Элементарное учение
действует в совершенно противоположном направлении,
живет совершенно им противостоящей и
противодействующей жизнью. Поэтому совершенно нельзя оспаривать,
да и не следует оспаривать утверждения, что сила,
которую метод дает своим воспитанникам, никак
надлежащим образом не увязана с такого рода преподаванием
научных дисциплин. Детям же, особенно тем, которых
забирают из моего воспитательного учреждения до того,
как силы, которые придает им элементарное
образование, окончательно созреют, и которым без учета их
природных особенностей и образования часто предлагается
разбираться в хаосе различных наук, на этом пути боль-
215

шей частью действительно грозит опасность снова
потерять силы, развитые в них элементарным образованием.
Против всего этого мы не возражаем. Мы об этом
только сожалеем.
Но тому, что так много людей, в особенности так
много педагогов, не в состоянии понять связь метода с
тем неизменным, вечным, единственно .соответствующим
детскому уму способом, которым все научные предметы
вместе и каждый в отдельности должны доводиться до
человеческого сознания, — этому удивляться не
приходится. Жизнь многих тысяч людей, в особенности многих
тысяч учителей, делает их невосприимчивыми ко всему,
что просто и безыскусственно, что находится перед ними
в открытом и естественном виде, и, наоборот, приучает
их оказывать предпочтение всему, что запутанно
искусственно и недоступно их чувствам. Всем им приходится
сначала потушить ослепляющий фонарь этого
предпочтения, так ярко горящий, а это немногие из них делают
охотно. И все же им придется это сделать, как это
сделал однажды другой человек. Отправляясь как-то ночью
в путь через горы, он захватил с собой фонарь на случай,
если собьется с дороги. И вот действительно с ним это
произошло. Стараясь выбраться из трудного положения,
он, полный веры в свой фонарь, зажег его. Направляя
яркий свет то вправо, то влево, то вверх, то вниз,
человек каждый раз напрасно следовал за ним. Он лишь все
больше сбивался с пути, пока, наконец, не понял, что
свет фонаря слепит глаза. Потушив его, человек нашел
дорогу. Тогда только он понял, что для сбившегося с
пути темнота ночи все же лучше, чем... обивающий с толку
свет.
Конечная цель любого научного предмета
заключается в основном в том, чтобы совершенствовать
человеческую природу, развивая ее в максимально высокой
степени. Не развитие науки, а развитие человеческой
природы через науку является их священной задачей.
Поэтому не человеческая природа должна быть приведена
в соответствие с научными предметами, а научные
предметы с человеческой природой.
Первым шагом в этом направлении является забота
о том, чтобы принятый метод обучения уже заранее не
портил человеческую природу. Первый шаг, который для
этого необходим, — это забота о том, чтобы метод, кото-
216

рым преподаются научные дисциплины, непосредственно
выводил их 'из человеческой природы и чтобы для их
усвоения детьми не применялось ничего, абсолютно
ничего, что чуждо ей. Кто же возьмет на себя эту заботу?
Кто будет править к этой цели? Так как элементарное
учение вообще развивает те силы, которые для этого
требуются, то первые люди, подготовленные элементарным
учением, будут также первыми, кто захочет сделать и
сделает это. Ведь до какой бы степени .совершенства ни
поднялся человек .в области науки, не обладая
элементарным образованием, он все-таки не имеет того, что для
этого в основном требуется и что подготовленный
элементарным методом человек носит в себе,—'Способности
извлечь знания из самого ребенка.
Чувствую, однако, что, учитывая задачу »своего
письма, я слишком многословен. Собравшись с мыслями, еще
скажу лишь несколько -слов о преимуществах метода, в
первую очередь ответив на вопрос: что делает метод в
отношении специальных навыков, которые развиваются
преимущественно при помощи привычных школьных
средств?
На этот вопрос я отвечаю определенно: метод дает
воспитаннику все, что он получил бы в одной из наших
лучших школ; при этом он делает это в более широком
объеме, с большей радостью и свободой и по крайней
мере за 'столь -же (короткий срок. Метод дает
воспитаннику одновременно (бесконечно большее, а именно то, без
чего все навыки не имеют фундамента и не могут его
иметь. Когда ребенок этого фундамента не имеет, то
навыки, полученные в обыкновенной школе, теряют для
него основную силу, которую они должны иметь. Они
оказываются для него тем же, чем в другом отношении
является познание бога без любви, — медью звенящей и
кимвалом звучащим *. Конечно, пустое умение читать
для ребенка, не научившегося правильно наблюдать и не
умеющего правильно выразить свои мысли, является не
чем иным, как таким металлом и таким кимвалом. И в
письме нет для людей, не научившихся думать и
говорить, ни мысли, ни истины. Учиться писать, ка/к и читать,
для них напрасно потраченный труд, в особенности для
бедняка, которого заставляют делать это без толку и
часто ему во вред. Можно было бы, правда, полагать, что
для богатого письмо и чтение всегда представляют жиз-
217

ненный .интерес. Но как это ни верно, .верно также и
другое: жизненный интерес в результате мертвечины косных
методов и форм преподавания в обычных школах
ущемляется и удушается.
Мой метод специально предназначен, чтобы помочь
»справить эти действительно крупные-недостатки в
работе наших народных школ, покончить с бесполезной,
напоминающей молотьбу пустой поломы работой школ,
являющейся источником (наших 'необоснованных претензий
и бессилия. Он выполняет это, предваряя обучение
чтению и письму (выполнением систематических -рядов
упражнений iß речи .и мышлении. Таким образом, метод
возвращает обучение к тем основам, из которых оно по
существу должно исходить, чтобы действительно стать
таким, каково есть и только может быть /по своей
природе, а именно продолжением, подъемом на более
высокий уровень и совершенствованием самого
замечательного «внешнего признака нашей высшей природы —
способности речи. Обучение письму метод -связывает еще и с
основами линейного рисунка, «всеобщее владение
которым имеет столь широкое и решающее значение для всей
жизни бюргерства.
Что касается арифметики, то метод безусловно
способен сохранить свойственный ей живой дух также и в
учебной форме этого предмета. Используя эту форму, он
безусловно способен еще и укрепить этот живой дух.
Метод в основном -возвращается к тому -виду арифметики,
которым люди пользовались до изобретения тех
искусственных приемов, при помощи которых мы ее теперь с
одной стороны сокращаем, а с другой расширяем.
Арифметика представляет собой лишь осознание системы
числовых соотношений, вытекающее из простого их
наблюдения. Основной ее целью является развитие ума путем
логических операций, требующих соединения,
расчленения и сравнения этих соотношений.
Во всех своих разделах метод способен уничтожить
косность форм, убивших живой дух во всех средствах
обучения. Он способен вновь вернуть все средства
обучения к тому исконному положению, в котором они
существовали в какой-либо форме еще до того, как их стали
применять в качестве искусственных. Однако все это
неосуществимо, даже нельзя себе представить без внесения
в средства обучения, на которые возложена эта задача,
218

того духа интуиции >и живого опыта в их полной мере, в
какой они, несомненно, присутствовали в них
первоначально. Поэтому метод обязательно должен освободить
все применяемые им средства обучения от мертвящих
устарелых форм и .в чистом виде восстановить в них дух
•истины и первоначальной силы. Он это и делает.
Центральным {пунктом, из которого должны исходить все
наши средства обучения, несомненно, является наша
прирожденная способность воспринимать соотношения в
полном их объеме — чувство соотношения. И дух метода
заключается в (повсеместном пробуждении и оживлении
этого 'чувства там, где оно еще теплится, в его растущем
стремлении ко всему, в чем выражается гармония нашей
природы и в чем раскрываются ее силы.
Это пробужденное чувство соотношения, это живое
стремление к гармонии и силе проявляются всюду, где
имеет место непосредственное обращение к подлинным
началам человеческой деятельности и где она
систематически развивается как в своем объеме, так и в своей
силе. И где бы ни охватило человека это стремление к
гармонии и силе, оно всегда охватывает как гармоническое
целое; оно охватывает в равной степени все стороны его
личности, затрагивает все его задатки. В этом и
заключаются мощные и единственно правильные основы
всякого человеческого образования. Это совершенно
неоспоримо. Это полностью вытекает из существа данной-
точки зрения. И все же эти взгляды совершенно чужды
обыкновенному школьному учителю. Ему чужда даже
самая мысль о необходимости закрепления
пробужденного чувства соотношения и сознания внутренней
гармонии и силы. И вместе с этим ему поистине не хватает
здравого ума своего сословия и чутья ко всему и для
всего, чему должен он учить своего воспитанника. При
таком полном внутреннем несоответствии существенным
требованиям своей профессии он совершенно не понимает
и той задачи, которая на него возложена. Он и не может
ее понять, поскольку в нем самом отсутствует
фундамент, необходимый для ее выполнения. В нем имеются
лишь разрозненные части его в виде обломков, не
имеющих в его смятенном и перегруженном мозгу ни начала,
ни середины, ни конца. Все, чему такой учитель должен
обучать своих воспитанников, он преподносит им только
в том виде, а никак не иначе, чем это понимается им са-
219

мим. То, чего не «нанимает, он не может объяснить и
своим воспитанникам. То, что в его сознании находится
в виде ни «с чем :не связанных клочков, он не сможет
вложить iß 'Своего воспитанника в той связи, которой о« сам
не соз)нает. То, что обременяет его ум .и вносит в него
путаницу, никогда не сможет прояснить и осветить ум его
учеников. И тому, что .в »нем не имеет «и начала, я и
середины, ни конца, такой учитель не сможет положить ни
начала, ни конца в душе своих воспитанников.
Не следует, однако, полагать, что эта характеристика
правильна лишь ib отношении немногих школьных
учителей и не касается тех, кто каким-либо образом ухватил
несколько упавших со стола крох научного образования.
Нет, она ib .полной мере касается и этих учителей. Клоч-
кообразное, половинное или четвертное научное
образование ни в коей 'мере не приспособлено к тому, чтобы
поднять человека до истинного знания и понимания
сущности воспитания. Наоборот, подобное образование
бросает такого учителя в убийственный для необходимого
знания и понимания водоворот представлений, мнений и
понятий, которые в нем самом не находят ни
фундамента, ни очищенного от посторонних примесей содержания.
И чем глубже он погружается в эту пропасть — пусть
даже дно ее освещается для него веро.й или неверием,
безразлично,— чем глубже он в нее погружается, тем
больше каждый раз утрачивает способность к чуткому
вниманию, распознаванию и схватыванию у детей признаков
стремления к развитию и образованию. Между тем
необходимость обеспечить у учителя наличие такого
понимания и чуткости бросается в глаза. Метод делает это,
давая в руки воспитанника, из которого он готовит учителя,
путеводную нить элементов человеческого образования.
Благодаря наличию применяемых 'методом
систематических, организованных в ;ряды упражнений то, что
воспитаннику самостоятельно необходимо в себе переработать,
с полной ясностью стоит у него перед глазами. И как
только он твердо и уверенно ухватится за нить этих
элементов, к ней обязательно подключается (все
расширяющееся понимание природы и объема ее деятельности на
основе ее последовательного закономерного развития.
Это также является большим преимуществом метода
в отношении его влияния на школьное образование. Он
нает. воспитаннику образование, не вкладывая в него ни-
220

чего извне. Даваемое при его помощи образование
заключается в том, что он раскрывает учащемуся его
самого и то, что в нем самом заложено, и, пробуждая и
оживляя »все заложенные в глубине его силы, открывает
ему путь ко всем необходимым знаниям и умениям и
заставляет приобретать »их самому при помощи своей
внутренней самостоятельности. Это действие метода
универсально. Так же, как ;на воспитанника, метод действует и
на учителя. Он делает это также при помощи его самого:
только пробуждает и возбуждает заложенные ъ самом
учителе аилы и таким образом наставляет его на путь.
Иначе говоря, метод благодаря вызванной <им
деятельности придает учителю -внутреннюю способность развевать
мыслительные и творческие способности воспитанников.
Учитель способен добиваться также того, чтобы
воспитанники, пользуясь этим методом, ©се более успешно
сами разбивались и совершенствовались.
Важнейшей чертой метода является общее
побуждение >к деятельности каждого из существенных наших
задатков. Безусловное влияние такого побуждения на
развитие этих задатков; творческая аила -личности; чувство
свободы, гарантирующее ребенку (возможность
осуществления .своих способностей; душевное состояние,
порождающее любовь, благодарность и привязанность; чувство
силы и свободы, ростки которого при стечении (всех этих
благоприятных обстоятельств распускаются и тянутся
вверх; в особенности же стремление к
самоусовершенствованию, на каждой ступени в полной и сильной мере
развиваемое методом путем завершения всего, что
можно достичь на ней, — таковы следствия метода, которые
при его правильном применении не случайно, а
закономерно -вытекают из его существа.
И если сущность метода обеспечивает надежную
силу, то применение его не представляет трудностей. Его
легко применять, потому что ему легко научиться; ему
легко научиться потому, что он имеет границы, в
пределах .которых он представляется вполне законченным
даже и для тех людей, которые совершенно неопытны
во всем, что выходит за эти пределы. Поскольку
существо метода является подлинным 'выражением .всего, что
есть благородного и 1вьисокого >в природе человека,
постольку он безусловно гармонически связан со всем тем
истинным, прекрасным и хорошим, что вообще сущест-
221

вует в этой природе. Нет ничего истинного, хорошего й
прекрасного, что .не .согласовалось бы с ним, было бы
чуждо его близкому детям духу, к чему бы этот метод ни
применялся. Все, что ни есть хорошего, как бы
незначительно оно ни было (В том, чему учат в .самой захудалой
школе,—1все это метод с глубокой .любовью принимает в
свое лоно и дает ему лучшее обоснование. При этом
метод 1ни в коей (мере не пятнает себя .присущей школе
величайшей испорченностью -и не смущается той
ограниченностью, с которой это хорошее в ней проявляется.
Если это обычно (применяемое хорошее .попадает в руки
метода ib своем ограниченном и испорченном виде—а
нам кажется, что мы только 'и можем воспользоваться им
в этой оболочке, — то метод дает возможность
человеческой природе усвоить это хорошее в свободном и
облагороженном им .виде. И если традиционная школа часто
беспомощно носится ,с внешней оболочкой и пустой
скорлупой нравственности и религии, мудрит над ними, то
метод пробуждает ib глубине нашей природы их
существо — высокую -силу любви.
Метод не только в общих чертах находится ib
гармонии с самыми благородными требованиями
нравственности; предлагаемые им средства умственного образования
превосходно и громко выражают эту гармонию. Хотя и
верно, что законы нравственности не определяются
числовыми отношениями и что для того, чтобы сделать
наглядными утешительные доводы религии, нельзя
использовать квадрат, но все же (внутреннее сходство подлинно
интеллектуального и подлинно нравственного
образования явно и неоспоримо.
Исходные положения и того и другого одинаково
просты и плодотворны, стремятся к обязательному
завершению нас самих в целом и как целого. И то и другое
требует последовательного (восхождения по ступеням от
более легкого к более трудному, от близкого к далекому,
от настоящего ik будущему. И в том и в другом трудное
обосновывается и становится возможным при помощи
легкого, далекое при помощи близкого, будущее при
помощи настоящего. Оба они требуют завершения
единичного и подготавливают тем самым силу для такого
завершения целого, или, вернее, завершения самих себя
как целого. И то и другое исходит из общего живого
созерцания: одно — из общего живого внешнего созерца-
222

ни я, а другое — из общего живого внутреннего
созерцания. Следствием этого в первом случае является -полное
осознание себя самого как интеллектуального существа,
а в другом случае — столь же полное осознание себя
самого как нравственного существа; завершением же
являются, с одной стороны, развитые интеллектуальные
силы, а с другой — раз-витые нравственные силы.
Последовательность ступеней в применении средств
обучения в обоих случаях одна и та же. Подобно тому
как при интеллектуальном образовании всякому
разговору о соотношении чисел и мер предшествует и должно
предшествовать созревшее в результате внешнего
созерцания осознание этих соотношений, точно так же и даже
в еще большей степени при нравственном воспитании
каждому суждению и каждому разговору о нравственных
отношениях должно предшествовать созревшее
благодаря внутреннему созерцанию понимание этих отношений.
И наконец, так же как высшая ступень завершенности
интеллектуального образования и наивысшие
результаты созревшего осознания числовых соотношений и
соотношений мер теряются в благоговейном удивлении перед
лицом неизмеримого и бесконечного, точно так же и
высшая ступень завершенности нравственного
воспитания, наивысшие результаты созревшего сознания
моральных ценностей теряются в благоговейном
преклонении перед бесконечным, неизмеримым и вечным.
Всякий, кто признает человека как высшее, способное
на подлинное совершенствование оущество, тот не может
не признать наличия этого взаимного соответствия.
Правда, те, кого затянули жестокие, звериные воззрения
света, кто глух ко всему чистому, благородному и высокому
в нашей природе и ничего в них не понимает, тот не
воспринимает и этого соответствия. Он считает это
глупостью, и каждый бесполезный разговор с ним на эту тему
вызывает только досаду.
Я задержусь еще лишь одно мгновение на этом
вопросе. Как представления о мире, выраженные в
свойственных человеческому разуму категориях числа и формы,
составляют его сущность, так же любовь, благодарность
и доверие, свойственные человеческому сердцу,
составляют его содержание. К чистому истоку любви
присоединяется весь ряд развивающегося чувства любви — любви
к богу и людям; любовь в ребенке также является совер-
223

шейной в своем истоке — в любви к матери. «Бели бы я
прожил сто лет, я не мог бы любить тебя сильнее; моя
любовь к тебе — это совершенная любовь», — сказал
один знакомый мне ребенок своей матери и выразил
этими словами с большой тонкостью закон природы о
завершенности исходного пункта всякой нравственности.
От любви к матери ребенок переходит к любви к
непосредственно окружающим его людям, к любви к отцу,
к братьям, к обслуживающей его прислуге, к соседу,
который его забавляет, и т. д. Ступени нравственного
развития .ребенка полностью совпадают со ступенями
интеллектуального образования.
Любовь к матери более чем легка. Все близкое и
настоящее наполняет душу и вдвойне привлекательно.
Природа и невинность боятся незнакомого, мало ценят
будущее и незнакомое. Приближение ко всему, что
далеко и незнакомо, происходит в природе столь же
медленно 1в области нравственной, как и в интеллектуальной.
Долго, долго пребывает любовь в чистоте тихой семейной
обстановки, в полной удовлетворенности от растущего
сознания своей скрытой силы. Долго, очень долго любовь
•не осознаёт всего объема внутренней активности своих
пробудившихся живых чувств. Сознание любви долго
/является безмолвным сознанием.
По законам црироды слова любви не произносятся
прежде, чем не созреют чувства. Когда же они, наконец,
-придут, когда они, наконец, созреют, когда человек в
таком случае заговорит о любви, то, значит, он любит;
конца он заговорит о благодарности, то, значит, он
благодарен; когда он заговорит о доверии, значит, он доверяет.
По законам природы человек не тогда действительно
нравствен, когда произносит добродетельные слова. По
законам природы он потому произносит эти слова, что
сила нравственности заставляет его уста произносить их.
Так, ведя подлинно нравственную жизнь, а не
прикрываясь мнимыми ее выражениями, нравственно
воспитанный человек проходит согласно установленному
природой порядку по ступеням нравственной силы—от
исходного пункта любви к матери до подлинного и чистого
подражания пожертвовавшему собой ради нас
богочеловеку.
Метод ведет своего воспитанника точно по этому пути
природы. Он считает круг жизни в семье первым и самым
224

чистым средством развития нашей нравственной силы и
рождающейся из нее .свободы и -совершенствования
человека. Со всей силой своего воздействия он привязывает
своего воспитанника к правдивости семейных отношений,
к отцу и матери, к дому и усадьбе, к своему сословию и
собратьям по сословию. Метод учит его на каждой
ступени, на которой он стоит, в любых обстоятельствах,
в которых ему приходится жить, при помощи
осознания внутреннего развития всех своих задатков
находить и использовать наличные и в его окружении
достаточные средства для своего внешнего
совершенствования».
Таким способом метод со всей силой удаляет от
своего воспитанника противоестественные, но ожившие
повсюду в результате испорченности .светского общества
соблазны искать себе сферу деятельности за пределами,
указанными воспитаннику его положением и
соответствующими этому положению реальными условиями. Он
кладет конец всяким заблуждениям и .претензиям,
исходящим из легкомысленного стремления ко всяким
неподобающим изменениям. При этом метод использует
единственно верную преграду, которая может быть
положена заблуждениям, — развитие способностей и
стимулов -к мудрому использованию всего надежного,
длительного и приличествующего положению воспитанника,
или по крайней мере он ставит такую цель. Уничтожая
гибельный для основ человеческого совершенствования
отрыв человека с живыми интересами его бытия и его
деятельности от него самого и близких ему условий, мой
метод одновременно ликвидирует столь же опасный
разрыв между воспитанием в семье и в ш,коле. Так же как в
общем плане своего действия он повсюду подчиняет
меньшее большему и несущественное существенному, так же
и в этом отношении он твердо и настойчиво подчиняет
школьное образованней воспитание семейному, придавая
школьному образованию менее важное значение. И если
педагогические мудрецы нашей части света отступают от
пути природы также и в том отношении, что расширяют
круг знаний детей, не обеспечивая полного осознания
ими того, что должно лежать в основе этих знаний, — то
мой метод не допускает этой ошибки, он твердой рукой
ограничивает круг знаний детей тем, что полностью
созрело для их сознательного усвоения.
15 И. Г. Песталоцци, т. 3 225

Использование этого принципа как своей
твердокаменной основы и непосредственная увязка с
потребностями семейного воспитания и являются тем, что придает
моему методу способность полностью удовлетворять
также запросам школьного образования. Кто бы ни
проникся духам моего метода, ikto бы ни овладел им, будь то
отец, мать, сын, дочь, батрак или батрачка, — он в
пределах этого .метода может быть удовлетворительным
домашним учителем, а если ему будет поручено, то, опять-
таки в этих же границах, и удовлетворительным
школьным учителем. Даже маленький ребенок, (полностью и
свободно овладев какой-либо ступенью моего метода, з
состоянии в качестве учителя -сообщить и привить своим
старшим братьям и сестрам, даже овоим отцу и матери,
каждому человеку все то, что он усвоил и носит в себе.
Тесная связь метода и его результатов с требованиями
домашнего воспитания включает даже возможность
одновременного выполнения домашних трудовых
упражнений с упражнениями интеллектуального характера.
Поскольку большинство последних требует лишь слухового
восприятия, они оставляют для глаз и рук достаточную
свободу, чтобы во время их выполнения дети могли
также выполнять еще и какую-нибудь домашнюю или иную
ручную работу. Не подлежит никакому сомнению, что
при изучении большинства учебных предметов по моему
методу ребенок может, выполняя -какую-либо более или
менее знакомую ему ручную работу, свободно
воспринимать последовательные ряды предлагаемых ему
упражнений, повторять их, понимать и, в полном смысле этого
слова, заучивать.
Правда, при всем моем желании, я до си.х пор не в
состоянии был в достаточной степени осветить
преимущества моего метода также и в этом отношении. Между тем
самый факт возможности соединения обучения с трудом
давно уже проверен на практике в условиях семейной
жизни. Школьная же педагогика во всех отношениях так
же далеко отстает от семейной, как далека любовь к
детям со стороны любого школьного учителя от
материнской любви; чрезвычайно редко он понимает в своем деле
так много, как мать в своем.
Мой метод не только делает возможным совмещение
образования и труда. Он дает человечеству в этом
отношении гораздо больше преимуществ. Он обосновывает,
226

расширяет и облагораживает и то и другое — как учение,
так >и труд. Ведь самому существу .моего метода
свойственно развитие умственных и технических способностей,
при его помощи достигается более тонкое -.развитие всех
органов чувств, стимулируется напряжение, проникнутое
сознанием своей силы, неразрывно связанное с
рассуждением, требующее выдержки и стремящееся к
завершению и совершенству. Все это, составляя сущность моего
метода, не только обеспечивает -соединение основных
домашних упражнений <с основными школьными, но и
придает им обоим внутреннее содержание, внутреннюю
добавочную ценность и внешне расширяет их. Он
представляет в новом, важном свете то существенное и великое,
что залажено в обучении мастерству. И я могу с
уверенностью утверждать, что так же как без
интеллектуального элементарного образования не может существовать
действительно удовлетворяющая человеческой природе
школа умственного образования, точно так же и без
элементарного образования, готовящего к работе в
индустрии, нельзя себе представить удовлетворяющую
человеческой природе подготовку к индустрии. А без должного
образования, готовящего к работе в индустрии, которое
осуществляется одновременно с умственным и
нравственным образованием, по существу невозможно дать
подавляющему большинству народа действительно
соответствующее его положению просвещение.
Значительное число людей получает образование не
путем усвоения абстрактных понятий, а путем интуиции,
не через блеск обманчивых словесных истин, а через
устойчивую истину, присущую действующим силам. Без
образования, (которое придает людям подобного рода
силу и заложенную в ней истину, без основанного на этой
силе и истине образования, готовящего к работе в
индустрии, расчет на какую-либо повышенную культуру
народа даже в самом отдаленном будущем является
химерой. Более того, при этих обстоятельствах невозможно
поднять большинство народа даже до разумного
сознания того, чем должно являться школьное и народное
образование. Невозможно заставить даже бедняка в нашей
стране не рассматривать больше школу как лишнюю
тяготу, добавок к горестям и несправедливости, которые
ему приходится переносить. При этих условиях его
невозможно заставить поверить, будто такая школа действи-
15* 227

тельно соответствует потребностям его семьи и является
средством, способным оказать ему помощь.
Поскольку метод проявляет внимание к бедным,
постольку при обсуждении любого его аспекта встает
вопрос: а заслуживают ли бедняки в наше время такого
внимания?.. Тот, в ком присутствует дух Христа,
несомненно, вместе со мной надеется, что бедняку, обделенному
во всех отношениях и даже в отношении '.посещения
школы, не придется вечно испытывать печальную
необходимость в течение восьми, десяти, а то и более суровых зим
своего голодного, раздетого, несчастного ребенка ради
маленького кусочка хлеба, который он мог бы заработать
и у себя в доме, посылать в школу, находящуюся на
расстоянии четверти или получаса ходьбы. В этой школе
ребенок ни на грош не получает ни умственного
образования, ни нравственного воспитания, ни подготовки к
трудовой деятельности. Однако в ней его постоянно
удерживают от всего и соблазняют всем тем, от чего обычно
воздерживаются и чем обычно соблазняются люди, будь
они молоды или стары, когда их без толку и порядка
сгоняют вместе в толпы и в таком положении
предоставляют бездумью, скуке, дурному настроению и страху.
Главная заслуга метода состоит в том, что он с силой
сопротивляется этому безобразию, где оно еще имеет
место. Он достигает при этом превосходных результатов
также благодаря тому, что его вспомогательные средства
повсюду в высшей степени дешевы. Они все требуют лишь
минимума внешнего, в их существе нет ничего внешнего;
-их существо и есть внутренняя сущность нашей природы.
Метод является только средством, и притом максимально
простым, помочь природе самой высказаться о том, что в
ней заложено. И чем больше применяемые методом
средства обладают этими свойствами, тем они лучше; чем
они лучше, тем больше сливаются с деятельностью самой
природы, тем меньше существуют сами по себе.
Наоборот, чем большим блеском они сами по себе отличаются,
чем в большей степени вместе со своим педагогическим
искусством кажутся стоящими вне природы и над ней и
поэтому являются чрезвычайно дорогими, тем в меньшей
степени они пригодны.
Самое дорогостоящее заблуждение этого искусства в
зтом отношении заключается в блуждании со своими
воспитанниками по пустующим полям всезнайства, которые
. 228

для большинства человечества никогда не засевались и
никогда не будут засеяны. Мой метод не блуждает со
своими питомцами по этим полям. Он по самому своему
существу направлен против дурмана всякого
поверхностного, ненужного, необоснованного, неплодотворного и
неподходящего знания. Все его средства базируются на
твердо обоснованной законченности единичного, на
глубоком проникновении одного в другое, на
целенаправленном совершенстве целого. Они являются подлинным
противоядием против всех ухищрений духа времени,
который возбуждает и поддерживает дурман .пустого, чисто
словесного обучения и всех связанных с ним негодных
приемов. Они совсем не связаны с причинами этого
словесного обучения, и результаты их другие. Средства
моего метода должны действовать таким образом, так как
его применение расчищает навоз, на котором растут эти
поганки, взращенные духом времени.
Средства метода — это средства человеческой
природы; они не являются отражением человеческих мнений и
в еще меньшей степени отражают положение людей и
признаваемых ими приличий. В основных своих
требованиях они не зависят от удачи и даже от тех знаний и
навыков, обладание которыми предполагает благоприятное
стечение обстоятельств.
Пусть бедняк прожил двадцать лет, не обучаясь
никакому ;мастерству и не получая извне никаких знаний.
Но если он внутренне окреп под давлением нужды и если
в нем заложены ростки сил, тогда для него еще не поздно
подвергнуться воздействию моего метода и он -сможет
получить все те преимущества, которые являются
результатами его воздействия. А вот баловень судьбы опоздает
воспользоваться моим методом и его результатами, если
он достиг того же возраста и из-за суеты своей жизни,
поверхностности своих знаний и растрачиваемого на
мелочи внимания потерял то внутреннее равновесие
покоя, достоинства, силы и невинности, без которых
душа человеческая не может быть открыта духу
моего метода.
Нужда сохраняет в бедняке многие из этих качеств и
независимо от его заслуг. У природы имеются
собственные способы компенсации, хотя мы их редко замечаем.
А все-таки они существуют. Если она в одном случае
ведет себя по отношению к человеку как мачеха, то в дру-
229

гом она часто с избытком отдает ему то, чего лишила его
в лервом случае.
Природа не покидает бедняка. Метод его также не
покинет, если людская любовь подвела его к методу. Но
метод должен быть применен к нему полностью, во всей
своей чистоте и юиле. Бели этого не сделать, то это будет
значить, что бедняк не воспользуется им, 0;н получит
лишь видимость метода. А от этого еще меньше толку,
чем от пустой видимости всезнайства богачей и от
показных знаний, навязываемых в народных школах.
Во всяком случае требование, чтобы мой метод
изучался полностью или уж юовсем не изучался, является
категорическим. Во всех случаях, когда'его изучали
поверхностно, когда применяющие его учителя смешивали
несозревшие еще внутри них приемы моего метода с
несозревшими приемами других методов, это фактически
сводило мой метод на нет. Соединение его с чуждыми ему
приемами обучения невозможно. Он является
замкнутым в себе целым. Каждое полупризнание этого целого,
если оно сопровождается зазнайством, равнозначно
отказу признать его, а каждое его половинчатое
проведение в жизнь равноценно отказу от его
осуществления.
Но его полное признание и полное проведение в жизнь
предполагает людей, которые одарены внутренней
способностью понимать его и содействовать его
осуществлению, которые внешне в совершенстве подготовлены этим
методом и владеют им. Если этого нет, то каждое
вмешательство, требующее введения моего метода, является
особенно вредным для него. Ведь .введение его © качестве
основы для народного образования — дело совершенно
новое, и поэтому установленный порядок вещей, весь
окружающий ми|р будет повсюду направлен против него.
С этой стороны требуется самая крайняя осторожность.
Пусть он будет признан, хотя бы частично или даже
приобретет ослепляющий блеск; но во всех тех случаях,
когда на самом деле налицо лишь его видимость, а не сам
метод, он, распространяя зловоние, исчезает, как
привидение. Это самое большое несчастье, которое могло бы
произойти с методом. С его внешним введением можно и
подождать. Важно скорее закончить его внутреннее
совершенствование. Пусть сотня людей наденет на себя
внешние атрибуты его силы, как осел львиную шкуру, и
230

будет повсюду демонстрировать их; все равно при этом
на каждом шагу из-под львиной шкуры будут
выглядывать ослиные уши этого прежнего традиционного бессилья
и прежних традиционных претензий. Так же и метод
от этого меньшего выиграет, чем если один-едиствен-
ный человек, вполне освоивший его, укроется с ним в
какой-нибудь самой безвестной деревушке и в полной
тиши будет применять его в »полностью развитом виде,
осуществляя все, что метод может дать в своей
завершенности.
Люди, без глубокого знакомства с методом
самонадеянно вмешивающиеся в его осуществление, сами играют
на руку тем, кто тайно или открыто враждебны его духу
и силе и торжествуют при его поражении, вызванном
неправильно примененным оружием. Они лишь содействуют
при этом насмешкам черни над методом. К этим
насмешкам, однако, отнюдь нельзя относиться как к чему-то
незначительному, чем можно пренебречь. В нашем мире,
таком, каков он есть, для какого-нибудь доброго
начинания, которое не совпадает точно со вкусами черни, они
играют роль инея, выпавшего на слабые молодые
всходы. Поэтому мы правильно сделаем, если по возможности
не будет допускать этих насмешек над нашим делом.
И в этом отношении нам нужно в первую очередь
сосредоточить наше внимание на персонале, от которого
в большей или меньшей степени зависит введение нашего
метода.
Наш путь в этом отношении новый, совершенно новый,
и, следовательно, его приходится прокладывать
совершенно заново. То, что у нас до сих пор делалось
в области подготовки школьных учителей, ни в коей
мере не может явиться масштабом того, что в этом
отношении должно быть сделано для проведения нашего
метода. Но и то, что делается для этого за границей, не
может служить для нас масштабом, так как за границей
мой метод столь ж-е мало применялся для подготовки
учителей, как и у нас. Между тем несомненно, что нужно
либо забросить метод, когда он раскрывает свои первые
прекрасные ростки, либо для его осуществления
проложить путь, безусловно соответствующий существу его
духа и свойственных ему средств. Если бы мы даже
сомневались, в чем должен состоять этот новый путь, нам
следовало бы оставить все сомнения.
231

Поскольку я имел возможность сделать это в своем
частном кругу, я сделал все, чтобы найти новые меха для
нового вина. Начиная с того момента, когда успех моих
первых опытов окрылил меня новыми надеждами, я не
прекращал собирать вокруг себя юношей и
подготавливать их для введения и разработки метода. Однако
деятельность одного человека никогда не дает таких
результатов для осуществления поставленной задачи, которые
окупали бы затраченные усилия.
Мое решение не выходит за границы четырех стен
моего дома. Я слишком беден, стар и ограничен в
действиях. Мои самые высокие стремления сейчас больше
исходят из тени моих сил, чем из моих действительных сил.
И все же в моей груди все кипит и бурлит. Я не брошу
своего дела до последнего своего вздоха.
Если это дело хорошее, если мое дело настолько
хорошее, насколько я его таким считаю, тогда не только я, но
и мир, но и отечество обязаны заботиться о нем так же,
как и я. Число людей, которых необходимо подготовить
для того, чтобы они с гарантированным успехом могли
применять метод, должно увеличиваться не только при
моей помощи; оно должно расти при содействии
отечества и человечества, и притом «в действительном
соответствии с их потребностями.
Я считал овоим особым долгом сделать все от меня
зависящее, чтобы заинтересовать человечество и
отечество в этом деле. Я буду продолжать делать это,
поскольку это возможно, избегая опасности недоразумений, та«,
чтобы это не казалось бестактностью и навязчивостью.
Я лично, господа, слышал из Ваших уст о согласии
здешнего кантонального .правительства оказать мне
содействие в подготовке нескольких учителей для осуществления
моей цели. И так как Ваше положение дает Вам
возможность дать ход соответствующему решению
правительства и довести его до осуществления, я обращаюсь к Вам
с просьбой, господа, передать правительству мою
покорнейшую благодарность за те надежды, которые оно
пробудило во мне в этом отношении. Одновременно я прошу
Вас передать правительству прилагаемую записку с
просьбой удостоить вниманием изложенные в ней
взгляды и подвергнуть их проверке в свете тех предложений,
которые Вы в этом отношении намерены сделать
правительству.
232

Моя деятельность совсем не.., *
Вы им тоже не обладаете. Масса неблагоприятных
мнений имеет еще своих приверженцев и
распространителей.
Что же, однако, делать правительству, если в этом
деле нет еще достаточной ясности, в особенности в
отношении того, что »из сообщаемого правда и что ложь, и как
отвести в моем деле надлежащее место тому, что
правильно и что неправильно? Поэтому я вынужден
настоятельно просить Вас, господа, в случае если и в Вашем
кантоне имеются сомнения относительно правдивости
изображения моей деятельности, имеются возражения
или опасения в отношении ее, сообщить мне об этих
возражениях, сомнениях или опасениях. Возможно даже,
что подвергнутся искажению .или вызовут сомнения сами
факты, которые я считаю решающими для опровержения
некоторых известных мне возражений против моего
метода. В таком случае, естественно, мои высказывания и
ответные разъяснения могли бы быть сочтены
.пристрастными, а следовательно, неудовлетворительными или даже
совсем не соответствующими действительности. А так
как все же необходимо и в этом случае выявить истину,
то важность дела, о котором идет речь, как мне кажется,
позволяет мне и обязывает просить Вас, милостивые
государи, как бы я ни был далек от того, чтобы
претендовать на новое обследование моего дела, все же поручить
кому-либо из Вашей среды нелицеприятно проверить на
месте такие сомнительные или объявленные мною
извращенными факты. При этом, господа, я прошу Вас не
успокаиваться, прежде чем в дело не будет внесена полная
ясность и Вы не будете в состоянии доложить
правительству Ваше заключение по моему делу без колебаний,
умолчаний и примешанного чувства сомнения.
Я бы постыдился, милостивые государи, предпринять
хотя бы отдаленные шаги к тому, чтобы заинтересовать
Вас в предмете, в справедливости, нужности и важности
которого .я не считал бы Вас убежденными. И,
несомненно, только в таком случае я прошу Вас замолвить перед
правительством слово о помощи для организации в
маленьких масштабах первой семинарии для подготовки
учителей народных школ на основе моего метода.
Но как бы счастлив я ни был, если Вы исполните мою
просьбу, я все же обязан откровенно и ясно высказаться
233

относительно тех условий, при которых любой шаг по
введению моего метода в народные школы только и
может иметь желаемый успех. Прежде всего я обязан
настаивать на том, чтобы в качестве та.ких
учителей-экспериментаторов принимали толь-ко юношей, еще не
огрубевших под влиянием применения других методов
обучения, далеких от простых и незапутанных взглядов, что
лежат в основе моего метода. Эти юноши не будут
оказывать поэтому внутреннего сопротивления его усвоению.
Необходимо выбирать лишь таких юношей, природные
задатки которых в области развития ума, сердца и руки
гарантируют их внутреннюю восприимчивость к любому
естественному средству раскрытия их сил и задатков.
Это требование, правда, находится в чрезвычайно
резком контрасте с высказывавшимися утверждениями,
будто бы для лучшего доказательства надежности
метода его следует проверить на идиотах. Но этот fiat experi-
entia in anima vili * столь же мало применим к моему
методу, как и ко всем другим методам и неметодам на свете.
И если мы не хотим допустить подобного эксперимента,
то мы вое же можем с определенностью ответить на
вопрос, который, собственно, и ставится: у множества
детей, для подлинного полноценного умственного
образования которых обычные словесные методы и заучивание
наизусть оказываются абсолютно непригодными, наш
метод дает удовлетворительные результаты. Мы можем
также с уверенностью оказать следующее: во всех тех
случаях, (Когда подлинные средства метода, примененные
с умом и нужной силой для развития нравственных,
умственных и технических способностей ребенка,
оказываются недействительными, тогда не могут окончиться
удачей никакие другие попытки, ставящие себе эту же
задачу. Что касается воспитанников, которых мне, возможно,
поручат для подготовки из них школьных учителей, то
для них абсолютно необходимо продолжать .посещать
наше учреждение до тех пор, пока они не только поймут
основы метода, но смогут отдать себе отчет во в-сем
объеме его содержания. Руководствуясь тем, что эти юноши
полностью усвоят в нем, они должны суметь двигаться
дальше самостоятельно, без посторонней помощи. По
этой причине столь же важно, чтобы институт был в
состоянии обеспечить их в соответствии с их назначением и
дать им столько учебных часов и столько учителей, сколь-
234

ко потребуется, чтобы с уверенностью добиться
назначенной цели. Если правительство, убедившись в полезности
моего дела, сделает хотя бы отдаленные шаги к его
рекомендации, то многие общины, совершенно несомненно,
охотно протянут руку помощи.
Понимая, как много нужно, чтобы в духе моего
метода подготовить из отдельных воспитанников школьных
учителей и обеспечить их полное развитие, мы
потребовали от четырех мальчиков, которые проявили желание
получить в нашем городе соответствующее образование,
пробыть у нас по крайней мере пять лет. И мы примем
их для этой цели только при указанных условиях. Я,
правда, хорошо знаю, что правительство ни за что не
разрешит воспитанникам, которых оно мне .поручило,
столь длительного пребывания в институте. Я привожу
этот пример только для того, чтобы показать, какое
значение придаю завершению образования людей, которые,
согласно их назначению, будут иметь влияние на
введение и общее распространение метода.
Однако самый короткий срок, необходимый для
надежной подготовки к этому воспитанников, которых
поручит мне правительство, составит все же никак не
менее двух лет. Следует, по возможности, всех их назначить
в школы поблизости от Ифертена, чтобы, когда они
кончат институт и приступят на практике к работе по своей
профессии, они все же могли и далее пользоваться
помощью и руководством института.
Я надеюсь, милостивые государи, что разъяснение
мною условий, необходимых для подготовки даже из
небольшого числа воспитанников учителей народных школ,
которые будут работать в согласии с основными
принципами моего метода, так же как и мои высказывания по
этому вопросу за все то время, что я живу поблизости от
Вас, и даже раньше, с того момента, когда я в Станце и
Бургдорфе впервые приступил к осуществлению своего
предприятия, — убедят Вас, что намерения мои чисты,
что за моей деятельностью не скрывается никаких
эгоистических целей и что, передавая Вам свою просьбу
заинтересовать в моих конечных целях кантональное
правительство, я не имею в виду ничего иного, кроме блага
страны.
Для меня это дело важно и свято. Я чувствую, что
необходимо для населения Вашего кантона в области об-
235

разования и что возможно дать ему в этом отношении,
если подойти к делу не поверхностно и легкомысленно,
а проявить при этом силу, решимость и любовь к народу.
Я считал бы себя счастливым и возблагодарил бы
бога, если бы при жизни смог оказать в этом отношении
посильную помощь моему отечеству. Эту помощь я в
состоянии оказать благодаря опыту своей жизни и
исключительным связям, созданным на основе моего большого
опыта и высокой целеустремленности. Иностранные
государства признают важность моих взглядов и
преимущества моего окружения. Они охотно предоставили бы мне
возможность деятельности, кото/рая отвечает моим
задачам, если бы возможно было погасить в моем сердце
надежду на то, что мое отечество с радостью и одобрением
примет от меня первые -плоды моей принесенной в
жертву этому делу жизни. Я надеюсь, что мне не придется
пережить оскорбительного отказа. Бели же до самой моей
смерти мне не пожелают оказать и капли доверия,
предоставив мне возможность официального влияния на
состояние народного образования -в моем отечестве, то я,
следовательно, хотя и чистосердечно, но напрасно
отклонил подобные предложения из-за границы *.
Примите, милостивые государи, выражение высокого
к Вам уважения, с которым имею честь подписаться.
[Песталоцци.]

ГОСПОДИНУ БАРОНУ ФОН ДЕРШАУ—(В МИТАВУ.
ЛИФЛЯНДИЯ
Ивердон, 19 марта 1806 г.
I—С АШЕ ВЫСОКОБЛАГОРОДИЕ! Пребывание
1^1 Вашего высокоблагородия в нашей среде
возбудило в моих ближайших друзьях и во мне
самом приятную надежду, что Вы и отсутствуя не
забудете нас, что мы будем и впредь пользоваться тем
человеколюбивым вниманием, которое Вы проявляли к нам
здесь.
Ваше письмо доказывает, что благорасположение, на
которое мы столь уверенно рассчитывали, не
прекратилось. Примите сердечную благодарность от меня и моих
друзей! Силы наши малы, а цели велики. Если бы нам
время от времени не встречались люди, всем сердцем
признающие наше дело делом всего человечества, нам
неизбежно пришлось бы погибнуть, не выдержав тяжести
своего положения. Но людские сердца чем дальше, тем
больше высказываются в нашу пользу. Весть о том, что
в Ваших >краях сложилось хорошее отношение к нашему
делу, имеет для нас, конечно, большое значение. Но Вы,
несомненно, правы, говоря, что мы обязаны сделать все
зависящее от нас, чтобы как можно лучше разъяснить
все, что относится к данному предмету. "Благодарим Вас
за то и за другое — за предоставленную возможность это
сделать и за содействие, которое Вы нам для этой цели
предлагаете.
Убежденный в том, насколько важно заинтересовать
в наших конечных целях генерала фон Клингера *, и
преисполненный благодарности за то, что Вы готовы принять
237

на себя эту заботу, опешу изложить Вам вкратце
некоторые важнейшие взгляды на различие между обычно
применяемым методом обучения арифметике и
математике и нашим методом. Когда-нибудь мы выберем время,
чтобы детально обсудить вопрос и полностью
удовлетворить тем самым Ваше желание.
До сих пор при обучении арифметике исходят из
условных знаков — цифр, а в их применении следуют
правилам, основания которых ребенок сам себе не уяснил
наблюдением. Такие правила направляют ребенка лишь
на бездумную, механическую игру в арифметику, мешая
ему энергично и уверенно разобраться в сущности чисел
и их соотношений. Мы же вместо этого начинаем
преподавание с того, что простейшим, но энергичнейшим
способом добиваемся у детей самого разностороннего
осознания сущности чисел и их соотношений, закрепляем
его, расширяем и оживляем. И лишь после того, как нам
удается достичь этого и у ребенка складывается живое
осознанное представление, мы начинаем готовить его к
усвоению и применению условных обозначений — цифр,
начинаем знакомить его с общими и главнейшими
правилами арифметики. Подготовленный заранее таким
образом, ребенок теперь уже в совершенстве обладает
представлением о том, как сложились эти правила.
Этим достигается не только односторонняя цель —
изучение арифметики, но и гораздо более высокая —
развитие мыслительных сил ребенка вообще. Они ему нужны
не только для вычислений, но и для всей его
деятельности в жизни. Достижение этого общего важного
результата обеспечивается у ребенка с помощью
последовательного ряда упражнений. Начав с наиболее простых
числовых соотношений, эти упражнения следуют в
непрерывной связи и доходят до самых разнородных и
самых сложных арифметических задач. Ваша милость
знакомы с нашими таблицами, так что мне незачем о
них рассказывать *. Когда Вы почтили нас своим
посещением, Вы сами видели, что упражнения с таблицами,
наряду с более высоким их назначением удовлетворить
требованиям общего умственного развития детей,
служат также для использования арифметики в
коммерческих целях, создают одновременно основу для
математического и алгебраического подхода к числовым
соотношениям.
238

В свою очередь, руководя детьми в процессе познания
ими формы и ее отношений, мы столь же мало исходим
из изучения и усвоения т.ак называемых математических
принципов и из объяснений, не получивших глубокого
обоснования у самого ребенка через его собственное
совершенное и организованное наблюдение. Напротив, мы
начинаем с простейшей подготовки ребенка к
постепенному конструированию всех форм и к развитию в детях
способности к внутреннему 'созерцанию их соотношений.
Тем самым и здесь по отношению к ребенку достигается
не одна лишь ограниченная цель изучения начальных
основ математики. Здесь так же, как и в нашем методе
обучения соотношениям чисел, но только на иной основе
внутренней деятельности ребенка, развивается способ-
кость наблюдения, сравнения, суждения и заключения.
Эта развитая способность, с одной стороны, позволяет
ребенку уверенно ухватить суть исходных начал
математики, легко их понять, применять и даже самому
обнаружить общие их положения.
С другой стороны, у ребенка одновременно
развиваются цри этом мыслительные способности и умения,
полезные в любых условиях его гражданской жизни. Как и
при наглядном 0|бучении числовым соотношениям, здесь
тоже предусмотрены упражнения, и они тоже наряду
с основным их предназначением — общим умственным
развитием детей — рассчитаны на то, чтобы столь же
хорошо и в одно и то же время научить детей
линейному черчению, основам 'перспективы и собственно
рисованию.
Вот все, что мы в настоящем письме можем ответить
на Ваш вопрос.
Во всех книжных лавках Вы сможете найти
следующие труды о методе... *.
Вы 'соблаговолили сказать в своем письме, что,
убедившись в ценности моего метода и моего института,
Вы возымели намерение оказать помощь для
достижения моих конечных целей. Одна из конечных целей,
особенно близких моему сердцу, — это школа для
бедных, о назначении организации которой я
подробнее высказываюсь в первом выпуске почти готового
к печати «Журнала для воспитания». Как только он
выйдет из печати, Вы получите его через господина
Грэффа *.
239

Весьма тронутый, благодарю Вас за любезную
готовность привлечь генерала фон Клингера к содействию
моим конечным целям.
Настоятельно необходимо убедить все высокие
инстанции в том, что введение моего метода без
предварительной хорошей подготовки значительного числа лиц
для этой цели совершенно невозможно. Любая попытка
приступить к делу с людьми, не постигшими самого
существа метода и не овладевшими им в 'совершенстве,
более способна причинить вред, нежели принести пользу
делу культуры человечества. Поэтому я несказанно рад
Вашему намерению попытаться убедить генерала фон
Клингера направить сюда некоторых русских юношей.
Однако, прежде чем принять здесь лифляндских
юношей из хороших семей и взять на себя ответственность
за удовлетворительное выполнение цели, .ради которой
их сюда направят, я должен откровенно высказать Вам
по этому поводу следующие замечания.
Во-первых, чтобы суметь наилучшим образом и
неопровержимо доказать действие метода, полезнее всего
начинать упражнения с детьми, пока они еще не очень
выросли и развитие их ума и сердца не слишком
уклонилось в другом направлении. Наиболее благоприятный
возраст для поступления в наше заведение — шести-,
восьмилетний. Это не мешает детям в возрасте
двенадцати лет и выше с помощью метода приобрести те же
преимущества, которыми через него овладели младшие.
Однако если бы такие более взрослые дети захотели
поступить к нам, то, поскольку им будет еще недоставать
элементов умственного развития и фактических сведений
из различных областей человеческого знания, им
придется постараться прочно усвоить эти элементы и тем
самым создать основу для самостоятельного
продвижения в своем внутреннем и внешнем образовании.
Занятие научными предметами, предшествовавшее такому
подведению основ, может на какое-то время
приостановиться или, во всяком случае, будет проводиться не
столь интенсивно. Но разносторонний опыт показал нам,
что это не причиняет ущерба существенным успехам
наших воспитанников даже в этих самых отраслях знаний.
Более того, дети при этом даже много выигрывают,
потому что, получая подлинно элементарное образование,
они теперь собственными силами вновь обретают зна-
240

Ния, -ранее полученные извне, перерабатывают их в себе,
приобретая способность и подготовку к дальнейшему
продвижению.
Во-вторых, возникает вопрос: с охотой ли согласятся
дети подчиниться условиям простоты и ограничений,
имеющим место у нас в отношении стола, крова и всего
нашего бытия? И будет ли приятно их родителям, что
дети должны будут таким условиям подчиниться?
В-третьих, если так случится, то будут ли
распространяться на этих детей те же условия, что приняты
для наших? Если мы не можем быть вполне уверены
в этом обстоятельстве, то лучше было бы арендовать для
этих детей особый дом и создать для них условия, не
столь резко отличные от прежнего их образа жизни.
Пришлось бы, некоторым образом, создать для них
новое заведение, которое, конечно, находилось бы в
теснейшей связи с большим заведением, но в отношении
жилья и обслуживания велось бы отдельно. Что же
касается преподавания «и всего воспитания таких детей на
различных ступенях, то его следовало бы вести совсем
особо. А это невозможно осуществить если, во-первых,
не будет значительно повышена оплата за содержание,
во-вторых, не будет гарантировано одновременное
пребывание по меньшей мере двенадцати детей; в третьих,
разница в возрасте у детей не будет превышать
три-четыре года.
Наконец, следует во всех отношениях строго
различать юношей, которые направляются сюда с целью
подготовки из них учителей, ведущих преподавание на
основе метода, и таких, которые должны .'изучать метод
только в интересах собственного образования. Как бы
ни были нам приятны эти последние, направление к нам
первых гораздо более важно, и я очень прошу Вас
использовать все свое влияние у генерала фон Клингора
для того, чтобы, если возможно, к нам были направлены
юноши именно с таким назначением.
Прилагаем ответ Вашему шурину.
[Песталоцци]
16 И. Г. Песталоцци, т. 3

О НАРОДНОМ ОБРАЗОВАНИИ И ИНДУСТРИИ
ЛЮДИ, занимающиеся только земледелием,
с его веками установившимися и не
требующими умственного напряжения формами
труда, загружены неравномерно. У земледельцев, а особенно
у бедных крестьян, периоды изнурительного труда
сменяются периодами безделия и спячки, когда дождь, зима
или ночь мешают им заниматься привычной работой.
Полученное ими воспитание редко дает им возможность
заниматься какой-нибудь другой, возвышающей ум
и сердце деятельностью. Обычно их дети растут
заброшенными и в лучшем случае получают лишь физический
уход. Даже их удовольствия обычно таковы, что
затрагивают лишь чувственную сторону их натуры. Каждый
заработанный грош таит для них соблазн либо
отправиться в трактир к вину, картам и кеглям, либо предаться
бессмысленному и бесцельному накапливанию денег.
В их разуме и сердце религия не находит себе опоры
против их слабостей и страстей.
В фабричных центрах большинство людей также
заняты лишь механическим выполнением какой-либо
изолированной производственной операции *. При этом
способ, которым она выполняется, большей частью очень
вреден для общего физического развития организма. Эти
люди лишены какого бы то ни было умственного
образования, ограничены ничтожно узкими рамками своих
технических навыков и чужды, абсолютно чужды даже
самому духу мастерства и свойственным ему свободным
и разумным взглядам. Так как они к тому же физически
242

слабее простого земледельца, то обладают обычно
меньшей стойкостью и в общем не способны даже на ту
выносливость, которой обладает крестьянин. Их более
(высокий заработок лишь в еще большей мере соблазняет
их предаваться чувственным наслаждениям; .как ни
высоки их заработки, сбережения у -них чрезвычайно редки.
Фабричные люди вырастают, как и крестьяне, в
условиях, ограничивающих развитие их разума и чувств; при
этом они, с одной стороны, физически гораздо более
истощены и (надорваны, а с другой стороны, обстановка,
в .которой они живут, способствует тому, что при
совместной работе они повседневно перенимают у других
рабочих господствующие в их среде плохие и вредные
привычки. Поэтому условия их жизни в общем
противодействуют развитию всех лучших черт
человеческой натуры; в них отсутствует все то, на чем должны
строиться основы мудрой, добродетельной и
счастливой жизни.
В прежнее время у сельского населения, во всяком
случае в наших местах, ограниченности, которая
присуща рутинному земледельческому труду,
противодействовала живая, оказывающая глубокое влияние на весь
строй семейной жизни забота о христианском
воспитании, то есть воспитании, которое охраняло простодушие
и поощряло добросердечность и благоразумие.
Крестьяне в то время очень наивно вели себя с точки зрения
защиты своих интересов и совсем не понимали своих
тогдашних преимуществ; но, как люди, они умели
обуздывать себя и жили в благочестии и любви в своем
семейном 'кругу, -проявляя большую склонность и
дальше учиться всему хорошему.
В тех случаях, когда фабричное производство
проникало б деревни, где царил такой дух, развитие этих
хотя бы и весьма ограниченных профессиональных
навыков приносило большую пользу. Эти люди, привыкшие
к прилежанию и к присущим им семейным добродетелям,
рассматривали новый заработок как милость господню;
они включили его в свой обиход; он принес счастье их
детям и внукам. Сохранившееся до настоящего времени
благосостояние нашего отечества является в
значительной степени результатом этой невинности, благочестия
и мудрости, присущих частной жизни первых семейств,
занявшихся фабричным трудом.
16* 243

Это благотворное влияние фабричного производства
укрепилось в особенности в наших городах благодаря
достоинствам пользующихся самоуправлением горожан.
Среди городского ремесленного сословия повсюду была
распространена добропорядочность, сущности которой
мы уже теперь не знаем, но благотворные последствия
которой мы ощущаем и сейчас. Так, .з нашей местности
существовали деревни, которые вследствие
принадлежащих им привилегий и присущих им большой уверенности
и самостоятельности в хозяйственных делах добились
через фабричный труд более высокого, устойчивого -и
почетного положения.
Там же, где фабричный заработок попадал в руки
сброда — людей глубоко павших в результате нищеты,
унижения и пренебрежения, там его влияние на
состояние людей было в общем также очень заметным и при
этом губительным. Святая нужда бедняков, -которая еще
раньше своей божественной силой противодействовала
их глубокому погружению в скверны, теперь также
исчезла. Испорченность и падение находили себе двойную
пищу в денежном заработке и нигде не встречала
противодействия. Находящийся в пренебрежении и
запущенности испорченный народ распустился, его
легкомыслие и транжирство стало заразительным и
беспредельным, воровство стало пустяковым делом, а тщеславие
и бесстыдство получили всеобщее распространение.
Такое положение создало, конечно, в городах и селах
благоприятные условия для развития надувательства,
кровопийства и насилия. Жадный до наживы фабрикант
давал легкомысленному рабочему деньги вперед,
сельский ростовщик давал ему в долг в своих амбарах, на
мельнице, в трактире. А староста и приказной
служитель * помогали ростовщику описывать имущество
должника за долги. В результате легкомысленные люди
оставались без кола и двора, а ростовщики всё
укрепляли свое положение.
Не могло не случиться, что хитрые, .плутоватые и
злые люди часто оказывались во главе крупных
предприятий, вследствие чего масса бедняков попадала в их
руки, а испорченность и заброшенность рабочего люда
с каждым днем росли. К сожалению, связанная с такими
гибельными для рабочих последствиями прибыль от
фабричных предприятий оказалась устойчивой и весьма со-
244

лидной. Между тем, наряду с этим разорением, в общем
и целом росло богатство страны и отдельных людей,
а вместе с «им подрывающие его блага тщеславие и
расточительность... * Волей-неволей такое положение стало
распространяться и на те местности, которым ранее
фабричный заработок приносил не разорение, а
благоденствие.
Богатые дома в городе и деревне постепенно
утратили братский, бюргерский тон и сельскую
непритязательность жизни, являвшиеся основой 'их семейного
уклада. Высокие и низкие административные должности
в городе и деревне, которые когда-то были наградой за
деятельность на пользу -народу и отечеству, изменили во
многих местах свой характер, а в соответствии с этим
изменился и старый, чистый, крепкий дух бюргерства и
сельских общин. Прозорливые люди уже сто лет тому
назад видели, какое вредное влияние ограниченный
характер фабричного труда оказывает на ум и сердце
людей, как он способствует развитию губительных
претензий в городе и деревне.
Дух 'цеховой организации, который в свое время
способствовал повышению умственного и нравственного
уровня бюргерства, сменился теперь -испорченностью и
низостью купцов и фабрикантов, полными
претенциозности и тщеславия. Бюргер потерял свое бюргерское
достоинство; он не гордился более своею принадлежностью
к бюргерскому сословию, своими бюргерскими
добродетелями— теперь он кичился своим именем и чванился
звоном своих денег. Он не считал больше свою
обыкновенную профессию основой бюргерской части, так как не
видел в ней основы для развития ума «и сердца.
Растущее богатство и сопровождающее его ликующее
легкомыслие, как и внешние признаки благосостояния —
новые дома, как грибы растущие из земли, и кажущаяся
надежность заработка, не имеющего под собой твердой
почвы, — закрыли нам глаза на угрожающие опасности.
И большинство людей считало, что это .предательское
благополучие гарантировано и их детям и внукам.
Многим тысячам людей казалось, что механизм
жалких приемов фабричного труда благоприятствует
закреплению на вечные времена счастья для их детей и всей
страны. Большинство людей утратило потребность
в более высоких взглядах на жизнь. Они перестали счи-
245

тать необходимым через воспитание действительно
подвести человека к выполнению тех нравственных и
гражданских задач, для которых он предназначен. Почти
повсеместно стали смешивать ненужные знания с
необходимыми, а серьезное воспитание, »ставящее перед
собой твердые жизненные задачи, с воспитанием,
преследующим цели привития поверхностной, мнимой
культуры. При этом множество людей, в особенности из
беднейших слоев населения, стали считать школу вещью,
без которой их дети легко могут обойтись. Надо
сказать, что и школа становилась хуже по мере
распространения таких взглядов. А между тем именно ввиду
глубокого отрицательного влияния .на моральную и
гражданскую сторону жизни населения большого, но
ненадежного фабричного заработка им следовало бы
становиться лучше. Случилось же наоборот—как раз,
когда народу в еще большей степени необходима была
религия и хорошие школы, влияние религии ослабело,
а состояние школ ухудшилось. Народ больше не ощущал
в них почти никакой потребности...
Картина изменилась. Под влиянием обстоятельств
притязания глубоко испорченных людей в одно
мгновение побудили их к насилию, причем одновременно
источники их мнимого благосостояния, которые питали
эти притязания, почти повсеместно готовы были
иссякнуть. Легкость большого заработка на фабричных
предприятиях исчезла. Во многих местностях исчезла и
убежденность в прочности благосостояния, поскольку
она базировалась на уверенности в заработке и
являлась его результатом. Заработная плата рабочего уже
не соответствует его труду и подлинному 'заработку.
Ростовщик ему 'больше не доверяет, а кредитор не
уверен в том, что с ним рассчитаются. Народу, привыкшему
к чувственным наслаждениям, угрожает теперь
серьезная опасность, что ему придется нуждаться и экономить.
Первое впечатление от такой перемены никогда не
оказывает хорошего влияния на плохих людей. Наш упадок
в нравственном и гражданском отношении еще углубился
в результате того, что счастье отвернулось от нас
вследствие бедности и несчастья огромного числа лишенных
собственности фабричных рабочих. И наше истинное
положение выявилось во всем своем объеме.
Я жалею, что такое положение существует, но меня
246

не пугает, что оно /выявилось. Нам необходимо знать
о себе правду, если мы хотим 'помочь себе. Хорошо, что
бедняки в стране и их правители одновременно
начинают понимать, что жалкие приемы фабричного труда
не благоприятствуют истинному образованию и
воспитанию детей в стране. Хорошо, что часто наступающая
нужда невольно заставляет обратиться <к благоразумию
и рассудительности. Хорошо, что нужда ставит тред ел ы
дурману легкомыслия, в какой бы среде он ни
проявлялся. Хорошо, наконец, что под влиянием этой нужды
вновь проливаются тысячи слез там, где до сих пор так
долго нахально властвовали не знающие их глупость и
порок. Хорошо, что бедняк ищет помощи для выхода из
своего тяжелого положения, а церкви и школы снова
начинают казаться ему средствами, способными помочь
в его бедах и заблуждениях. Поэтому совершенно
необходимо, чтобы церковь и школа действительно оказалась
такими спасительными средствами. В мои задачи входит
в первую очередь рассмотреть вопрос о школах,
поскольку их следует считать средством, которое должно помочь
народу справиться с его бедами и заблуждениями.
Очень важно устроить школы таким образом, чтобы
влияние, которое они в этом отношении должны
оказывать на простой народ, было ясно и очевидно для всех.
Необходимо, чтобы люди могли убедиться в том, что их
дети должны ходить в школу не только ради временного
благополучия, но ради спокойной старости и мирной
кончины; что перед школой стоит не жалкая задача
научить детей кое-как прясть и ткать, а совершенно
необходимо повсюду воспитать из детей благоразумных,
умных и сильных людей. Религия и мудрость
безрезультатно требуют от людей внимания к воспитанию и
взывают »к .их чувству долга, если, будучи
невоспитанными и испорченными, они имеют возможность
веселиться и удовлетворять все свои капризы и вожделения.
Несомненно, сейчас наступил момент, когда
воспитательные мероприятия, глубоко воздействующие на
чувства, ум и уровень мастерства, будут сочувственно
встречены всем народом. Однако условия в настоящий
момент таковы, что ошибки при проведении этих
мероприятий, продолжающееся применение поверхностных
методов, имеющих целью воздействие на ум, чувство я
уровень мастерства людей, при недостаточно солидной
247

постановке преподавания и организационной стороны
обучения в школах окажутся гибельными, во всяком
случае для глубоко испорченного и погруженного в
нищету населения фабричных районов. В экономическом
отношении этим районам можно помочь только путем
такого образования молодежи, которое обеспечит более
высокий уровень развития технических умений,
связанный с восстановлением нашего прежнего 'влияния на
нравственность, бережливость и выдержку народа, в том
числе и его беднейших слоев, через церковь и школу.
Вся моя жизнь, все мои опыты и усилия доказывают,
что с юношеских лет я правильно оценивал состояние
вещей, опасности, которые нам угрожали, и средства,
в которых мы нуждались. И я был прав «в том, что всю
свою жизнь, все свое внимание посвятил развитию этих
взглядов; при моей слабости и крайне ограниченных
материальных возможностях я даже в несчастье не
прекращал изыскивать средства предотвращения опасности,
грозящей отечеству в этом отношении, искать способы
борьбы с соответствующими недостатками.
До того момента, когда я сам уже стоял одной ногой
в могиле, я мало встречал влиятельных людей, не
имевших превратного представления о состоянии вещей в
данном отношении и отчетливо представлявших себе те
средства, которые могли бы оказать существенную помощь
против угнетающих нас бед. Даже самые мудрые и
лучшие из них имели значительно более оптимистическое
представление, чем имелись для этого основания,
о счастье нашего народа, о нашем положении, о наших
педагогических принципах и упражнениях.
Теперь наши недуги проявились значительно более
отчетливо, чего нельзя сказать о средствах их
излечения; а отсюда и недостаточная решимость применить их.
У нас не привыкли и не умеют рассматривать
экономическую жизнь страны в связи с добродетелью народа,
с его мудростью и силой и думать о средствах его
воспитания в соответствующем направлении. Напротив, до
сих пор привыкли ограничиваться тем, что зерновое и
винодельческое хозяйства, прядение и тканье шелка,
шерсти и хлопка рассматриваются лишь с точки зрения
возможности извлечь из этих занятий на несколько
крейцеров больше прежнего, причем совершенно упускается
из виду жизнь людей во всем ее объеме, во всех взаимо-
248

связях; не учитываются даже те технические
способности, которые заложены в природе человека,
независимо от того, проявляются ли они в зерновом хозяйстве
и виноградарстве, в прядении шелка, шерсти или
хлопка. Еще менее заботятся о том, чтобы полностью
'использовать эти природные силы людей для производства,
наиболее совершенно »развить их для этих целей и таким
путем восстановить те реальные добродетели и реальные
силы, при помощи которых наши отцы достигли
тогдашнего уровня домашнего благосостояния и высокого
уровня производства.
И все же это является единственным средством
улучшить все ухудшающееся положение страны, особенно
наших фабричных округов, и дать -повсюду основной
массе людей силы, которые соответствовали бы
возросшим потребностям и тяготам настоящего времени,
послужили бы повсеместно для установления спокойных
условий жизни семьи. Только это средство снова может
указать всему человечеству пути к восстановлению прежней
добропорядочности и устойчивости в домашнем быту
через образование, через трудовую деятельность, через
сознание собственного достоинства.
Возможно ли это? Да, но не такими средствами,
о которых при восходе солнца еще не помышляют, но
от которых, тем не менее, требуют совершенства еще до
того, как солнце зайдет. Средства, необходимые для
достижения этих целей, требуют глубочайших изменений
в существе народного образования и никак не могут
быть выработаны с такой быстротой, которая явно
противоречит реальным возможностям более высокого
развития у всего населения духовных сил и технических
способностей. Эти средства базируются на реальном,
психологически обоснованном развитии высших
духовных сил и технических способностей \л представляют
собой последовательный (ряд упражнений, которые
имеют целью наверняка и в полном объеме добиться
поставленных задач. Эти средства не что иное, как
элементарное образование человечества, то есть они сами
по себе направлены на развитие экономической
деятельности и тех технических способностей, из которых она
исходит. При этом внешне эти средства приведены в
соответствие с обстоятельствами, положением и условиями
жизни народа, который нуждается в развитии таких спо-
249

собнос'тей. Эти средства, так же (как и все элементарное
образование, в первую очередь основаны на развитии
нравственно-религиозного сознания, которое в силе
невинности старается <найти чистое семейное счастье и
которому окружающее моральное одичание не мешает
в чистых и серьезных исканиях. Они основываются,
кроме того, «а достаточном умственном образовании и
обучении мастерству; с этой точки зрения средства
элементарного образования в -различных отношениях
организованы и проверены. Они в широком объеме
воспитывают у ребенка наблюдательность, учат его точно
выражать свои наблюдения, приучают к логическому
мышлению и прививают элементы мастерства, при этом
с полным и решительным успехом. И в этом отношении
введение элементарного образования в соединении с
тщательным воспитанием нравственно-религиозного
сознания является фундаментом для достижения той цели,
к которой мы стремимся. г
Нам нужен народ, сила мышления которого
направлена на обеспечение потребностей семьи и в этом
отношении действует глубоко и 'сильно. Нам нужен народ,
технические способности которого раскрываются во всем
их объеме благодаря поощрению ж развитию всех
задатков, причем высокий уровень мастерства обеспечивается
путем развития умственных способностей и повышается
благодаря развитию нравственного сознания. Нам
необходим народ, у которого пытливость и умение правильно
мыслить в домашних делах хорошо развиты и при
помощи напряжения и упражнения превратились в
привычку. То, что средства элементарного образования
в этом отношении в полном своем объеме оказывают
положительное влияние на воспитанников, можно
доказать при помощи неопровержимых фактов. Они
основываются на полном и уверенном знании сил человеческой
природы, в них заложены неодолимые силы,
пробуждающие ;к жизни способности ребенка к мышлению и к
мастерству. И 'благодаря этим согретым внутренней
жизнью силам повседневный труд и напряжение даются
ребенку, воспитываемому элементарным методом, легко
и свободно.
При этом математические и технические способности,
которые развиваются благодаря применению этих
средств, создают тот общий фундамент образования для
250

индустрии, который до -сих пор безуспешно старались
достигнуть средствами народного образования. Ребенок,
который умеет природосообразным путем считать,
измерять *и хорошо выполнять хотя бы линейный рисунок,
в полной мере обладает знанием интеллектуальных
основ индустрии.
Правда, он в 'недостаточном совершенстве владеет
внешними приемами производственной деятельности. Но
мы хорошо знаем, что если элементарный метод дает
воспитанникам нашего учреждения знания,
способствующие -развитию внутреннего существа индустрии, то в
отношении технических навыков, столь необходимых
народу, он не достигает поставленных нами целей. Он
требует, чтобы народное образование включало
элементарное развитие всех физических сил, которые
необходимы для различных операций в индустрии. Он требует
ряда механических средств, три помощи которых
ребенок усваивает и закрепляет различные приемы
производственной деятельности в том же единстве и в той же
последовательности, в каких он усваивает и закрепляет
элементарные навыки счета и рисования.
Элементарная гимнастика в нашем учреждении
исходит только из одного критерия — насколько те или иные
движения свойственны каждому из членов человеческого
тела и необходимы для его развития. Поскольку
элементарная гимнастика должна стать фундаментом
образования народа для -индустрии, ей следует точно и в
полном объеме учесть овсе разнообразные виды мужского
и женского промышленного труда, то есть изучить те
искусные движения рук и ног, при помощи которых
осуществляется механизм каждой отдельной рабочей
операции. Поскольку при этих операциях руки и ноги
производят неоднородные движения, -в задачу элементарной
гимнастики входит расчленение различных операций на
их основные составные элементы.
Каждый вид производственных умений исходит из
чрезвычайно простого начального приема и требует ряда
последовательных упражнений, 'при помощи которых
ребенок при обучении мастерству без всякого скачка
переходит от легчайшего к трудному, от трудного к высшей
ступени овладения умением. Все эти умения исходят из
простейших приемов удара, толкания, вращения,
качания, подымания, топтания и требуют последовательной
251

системы упражнений, имеющих задачей развитие сил и
технических способностей*. Эти упражнения должны
быть глубоко изучены системой элементарного
образования и использованы -в качестве одного из средств этого
метода, поскольку -в его задачи входит развитие
производственных возможностей народа и создание основ
индустрии.
Эти средства должны также учитывать разницу
между мужским и женским промышленным трудом.
Мужской труд в основном базируется -на силе и
проворстве движений всей руки, между тем как женский труд
основан на силе и проворстве движений кисти и
пальцев. В соответствии с этим при подготовке для тех
отраслей промышленности, в которых применяется мужской
труд и требуется развитая сила всей руки, нужно
применять гимнастику также для укрепления плеча и
предплечья, между тем как при подготовке -к женскому труду
в более легких отраслях промышленности требуется
гимнастика кисти 'и пальцев. Приемы этой гимнастики
несложны: о'ни все примыкают к системе общих
гимнастических упражнений, которая ставит себе целью
только развитие членов человеческого тела как таковое.
Однако важно, чтобы упражнения, готовящие к
женскому труду, составлялись особо »и отличались от
упражнений, готовящих к труду мужскому.
Важно, чтобы мужская гимнастика развивала в
полном объеме силу мужчины, чтобы, не 'поддаваясь
женской слабости, он нигде не стремился к увеличению
изящества работы за счет ее основательности. Однако
столь же важно, чтобы подготовка к женскому
промышленному труду не 'Представлялась грубой, требующей
излишнего напряжения сил. Я убежден, что можно
разработать 'игры для мальчиков и девочек, благодаря
которым они уже в ранние годы смогут добиться высокого
совершенства в выполнении основных приемов
одновременно изучаемых видов гимнастики . Прямой задачей
элементарного образования является разработка
последовательных рядов соответствующих упражнений,
причем эти упражнения должны быть тесно увязаны с
элементарными упражнениями в области числа и формы.
Такое объединение открытых нами средств даст затем
возможность создать в полной мере основу для
готовящего к индустрии всеобщего элементарного образования
252

в его подлинном виде. Это является единственным
средством 'против вреда, который наносится детям при
изолированном обучении 'их отдельным разрозненным
умениям.
Элементарное образование, готовящее к индустрии,
делает всестороннее развитие человека задачей
профессиональной подготовки. В то время как обычная
подготовка к индустриальной деятельности стремится дать
в итоге только заработок, принося ему в жертву
облагораживание человека, элементарное образование для
индустрии не знает иного пути к профессиональной
деятельности, как через целостное развитие всех задатков
нашей природы, так как лишь при этом условии может
быть достигнуто облагораживание человека. Таким
образом, даже и с этой точки зрения элементарное
образование является подлинно гуманизирующим средством
индустрии.
Умственное образование влияет на физическое
напряжение сил, развитие же мастерства влияет, в свою
очередь, на умственное образование, а
нравственно-религиозное воспитание — на развитие мастерства; влияние это
таково, что каждое из них превращается в нечто совсем
иное, чем бывает или может когда-либо стать при своем
изолированном развитии, без связи с другими частями
образования, вне системы элементарного образования.
Мастерство, исходящее из общего средоточия всех этих
способов воздействия, становится чем-то совершенно
иным, нежели тогда, когда основанием ему не служит
общее развитие всех человеческих задатков. И
элементарное образование только тогда может являться
подлинным народным образованием, а не химерой, когда
его влиян-ие на промышленную деятельность народа
'исходит из сущности его основных принципов.
Составление последовательных рядов средств
обучения является нетрудной задачей. Для этого необходимо
изучить наличные средства обучения мастерству с целью
их упрощения и расчленения на составные элементы.
В более сложном виде эти средства очень высокого
качества имеются уже повсюду. Будучи расчленены на
свои простейшие составные части, они непосредственно
примыкают к тем простым упражнениям по
элементарной гимнастике, которые уже нами составлены. Однако
для того, чтобы разработать для каждой отрасли инду-
253

стрии упражнения в таком порядке, чтобы никогда более
сложное упражнение не предшествовало простому,
а более трудное более легкому, для этого требуются
эксперименты во всех отраслях индустрии. Их
результаты, однако, не подлежат никакому сомнению. Между
тем, пока эксперименты еще не проведены, мы не
обладаем такими последовательными рядами упражнений.
Пока не будут проведены эксперименты, все (идеальные
результаты элементарной подготовки людей к
индустрии, которые должны сказаться на улучшении
домашних условий людей и росте сил государства, останутся
только мечтой. Только на основании проверки
результатов экспериментов можно установить общие основы, на
которых должно строиться элементарное образование в
аспекте его индустриальных целей.
Чтобы этого добиться, требуется показательная
школа, в которой можно проводить эти эксперименты.
Я хочу организовать такую школу. И задача настоящей
рукописи заключается в том, чтобы просить людей,
которые полагают, что 'проверка этих идей — важное для
человечества дело, верят в их осуществимость, а меня
считают способным провести их в жизнь, помочь мне
достигнуть поставленной конечной цели.
Я сделал все, что мог в моем положении, а может
быть, -и все, что было вообще возможно в платном
заведении, чтобы обосновать идею элементарного
образования и разработать последовательные ряды
соответствующих ей средств умственного образования и обучения
мастерству. Однако те узкие рамки, в которых я
вынужден был проводить свои эксперименты, полностью
убедили меня, что опыты, »необходимые для осуществления
подлинного профессионального обучения и для
правильной подготовки к работе в индустрии, можно
удовлетворительно проводить только в воспитательном
учреждении для бедных. Точно так же только в таком
учреждении могут быть изучены, проверены и осуществлены
построенные на основе элементарного метода ряды
упражнений для подготовки к работе в различных
отраслях 'индустрии.
Это — большое дело. Оно является попыткой
уничтожить в самом их существе те гибельные последствия,
которые влечет за собой застой в сельском хозяйстве
и погоня за прибылью в индустрии, и вместо них исполь-
254

зовать вновь оживленные и раскрывшиеся силы нашей
природы. Я не смогу достигнуть конечного
осуществления этой цели; однако, если меня хотя бы намного
поддержат, «покажу возможность достичь ее и докажу ее
необходимость. Уже первые опыты в этом направлении
ясно покажут возможность осуществления желательных
конечных результатов не только психологу, но и
образованному предпринимателю в любой отрасли
индустрии. Человечество, на внутреннее облагораживание
которого направлена вся идея, при первом проявлении
своих лучше направленных сил само вступится за свои
права, а могучий рост этих сил, развивающихся
одновременно в обстановке свободы »и порядка, быстро выявит
то отвратительное 'искажение, которое явилось
результатом неправильного руководства.
Но я говорю слишком много общих фраз. Если
правительство Ааргау мне в этом поможет, попытаюсь
совместно с несколькими людьми, в пригодности которых
для этого дела я уверен, применить принципы природо-
сообразного развития человеческих сил в области
подготовки народа и бедноты к труду в сельском хозяйстве
и домашней промышленности. В этих целях я приму все
меры, необходимые для глубокого и основательного
изучения той последовательности, в которой следует при
помощи элементарного метода обучать детей различным
специальностям мужского и женского индустриального
труда.
На закате своих дней я буду счастлив, если при
помощи этого опыта мне удастся доказать, что бедняку
можно помочь в материальном отношении, не заставляя
его морально очерстветь, и что путем мудрого развития
заложенных в нем способностей ему можно дать такое
образование, которое поможет ему обеспечить себя при
всех обстоятельствах. На склоне своих лет я буду
счастлив хотя бы только наладить это дело: первые
результаты подобного руководства дадут возможность выявить
богатые задатки отдельных детей также в отношении
трудовой деятельности и найти пути использовать эти
силы повсеместно как в интересах отдельных людей, так
и для укрепления государства. Перед смертью я буду
счастлив хотя бы только начать опыт, который покажет,
что имеются средства даже и у низших слоев населения
соединить высочайшую способность к трудовому зара-
255

ботку с высокой силой ума и сердца. Я достигну цели
своей жизни и умру спокойно, если будет существовать
учреждение, которое использует (результаты
исследований, проводившихся мною в течение всей моей жизн'л и
имевших целью оказать помощь беднейшим,
нуждающимся в ней слоям населения. Это учреждение, по моим
расчетам, будет рассматривать упражнения в области
элементарного образования в полном их объеме в
качестве средства уменьшить страдания, запущенность и
бедствия самого несчастного, заброшенного и пренебре-
гаемого класса населения, развить его способность во
все большей мере оказывать самому себе помощь при
любых условиях и обстоятельствах, © которые он
попадает, и применить этот метод в полном его объеме.
Учреждение, которое мне хочется открыть и для
которого я взываю к человечеству о помощи, должно быть
способным:
1) изучить и организовать приемы женской и
мужской производственной гимнастики*, расположить их
в определенной последовательности и уяснить связь
между ними;
2) в соответствии с этими последовательными
рядами соотнести упражнения во всех разнообразных
мужских и женских видах труда, причем каждый вид труда
должен быть соотнесен к той степени силы и мастерства,
к которой элементарная гимнастика смогла подготовить
ребенка;
3) приучить ребенка к беспрестанной деятельности,
которая должна служить ему фундаментом развития его
энергии и способности к самопомощи, и подкрепить ее
результаты элементарным умственным образованием;
проводить обучение линейному рисунку, научить считать
и измерять, используя в полной мере методы
элементарного умственного образования в разделе числа и формы;
4) -поскольку позволяет природа упражнений,
следует постоянно соединять их с непрерывным трудом,
выполнять их во время рисования, письма, счета и
заучивания наизусть;
5) упростить обучение чтению и письму до такой
степени, чтобы можно было достигнуть цели с минимальной
затратой времени и сил;
6) выполнять работы, относящиеся к различным
отраслям сельскохозяйственного и индустриального тру-
256

да, но ни одну из них не выполнять столь длительное
время, чтобы она могла повредить здоровью и развитию
человеческого тела; наоборот, необходимо, чтобы
каждая последующая работа служила средством отдыха от
усталости, вызванной предшествующей;
7) приучать детей, «поскольку они совершенно бедны,
ко всему, при помощи чего человек может
самостоятельно выбиться из нищеты: к выносливости при
сельскохозяйственном и домашнем труде; обслуживанию себя во
всем, что касается одежды и всего домашнего быта;
к посадке необходимых для его жизни растений —
садовых плодов, картофеля; к разведению овец, откорму
свиней и птицы; .приготовление еды и стирка должны
также занимать существенное место в обучении. Детей
следует с осторожностью, но добиваясь надежных
результатов, приучать переносить капризы погоды, будь
то жара или холод; в этом отношении не должно
делаться никаких исключений: закаливанию подлежат
как самый выдающийся, так и самый неумелый
воспитанник учреждения. Оно должно стать примером для
бедняка, показывать,*что тот должен делать, чтобы
помочь себе в любом положении, при любых
обстоятельствах. Если же в какой-нибудь отрасли работы у
ребенка проявятся выдающиеся способности, надо пустить в
ход все средства, чтобы довести их в условиях
физической закалки, необходимо сопровождающей бедность, до
полнейшего совершенства.
В высшей степени важно иметь твердое и
определенное представление о задатках человека в их истинном и
первоначальном виде. Весьма существенно, чтобы п,рл
этом не упускать из виду, что во всех слоях человечества
имеются люди, задатки которых так относятся к
задаткам других людей, как могущество миллионера »к силам
рядового собственника, — имеется последовательная
градация способностей от самого высшего до низшего
уровня. Поэтому важно, чтобы нужное нам учреждение
могло способствовать развитию этих задатков как в
высших формах их проявления, так и на всех
последовательных их ступенях. Оно должно быть приспособлено
к тому, чтобы вызвать у высокоодаренного юноши, как
бы глубоко ни были скрыты его выдающиеся
способности за внешней темнотой, сознание собственных сил.
При этом необходимо уметь направить их таким обра-
17 И. Г. Песталоцци, т. 3 257

зом, чтобы в той области, в которой они проявляются,
воспитанник смог бы уже рано собрать вокруг себя,
притянуть к себе менее способных юношей. Становясь
во главе их !в роли мастера, он руководит ими, развивая
их более -слабые способности на пользу этим юношам.
Девушкам, которые по своим способностям к
выполнению какой-либо женской работы значительно
превосходят своих подруг, учреждение также должно обеспечить
высокую -квалификацию в специальности, чтобы, в
какой бы уголок земли их судьба ни забросила, они всегда
сумели собрать вокруг себя менее способных девушек
из народа и стать их предводительницами и
/руководительницами !в труде.
Таким путем, несмотря на чрезвычайное различие
в природных задатках детей, учреждение все же будет
обладать мощными средствами удовлетворения
потребностей всех людей. Каждый его воспитанник будет
чувствовать, что из него сделали то, что из него можно
было сделать. И при всем том прекрасном чувстве
удовлетворения, которое учреждение сможет дать всем
воспитанникам, оно тем не менее сумеет уделить должное
внимание выдающимся дарованиям. Таким образом,
в интересах людей, обладающих выдающимися
дарованиями, и через этих людей оно будет содействовать
восстановлению среднего сословия с его порядочностью и
благосостоянием, благополучие которого определяло
счастливые -времена наших предков и восстановление
которого так необходимо в наше время. Учреждение
превратит существующую сейчас непрерывную погоню за
деньгами, чреватую несчастьем, призрачную и стоящую
вне связи с нравственностью и высшими духовными
силами, в стремление к благотворной способности
добиться экономической самостоятельности, в стремление
своим примером и умением помочь другим добиться
такой же самостоятельности, а тем самым заслуженного
достатка и почета.
Надо хотя бы раз испробовать силы бедняков: ведь
уже так давно все опыты проводятся только с теми, кто
выделился благодаря удаче или покровительству. Надо
попробовать сделать что-нибудь и для тех и через тех,
кто выделяется не благодаря удаче или протекции,
а благодаря прекрасным задаткам, которыми наградил
их господь. Нужно научиться отыскивать и узнавать
258

таких бедняков, таящихся в неизвестности. Нужно,
наконец, суметь 'положиться на то, что является хорошим
по своему существу, хотя оно и не блестит, — слишком
долго доверяли только блеску хорошего, не пытаясь
выявить его силу. Нужно, наконец, -попробовать дать все
то святое и высшее, что может также дать человеку
воспитание в его полном и совершенном виде
несчастным беднякам; .нужно поднять учреждение для
воспитания бедняков не над гнетом нищеты, а над
заблуждениями богатства -и его ореола. Нужно поднять такое
учреждение, чтобы оно стало благотворным средством,
способствующим экономическому подъему народа. Надо
заложить основы элементарного образования и
присоединить сюда средства развития экономических
способностей воспитанников, чтобы такое воспитание
соединяло в себе индустриальное элементарное образование с
существом нравственного и умственного элементарного
образования. Такой опыт не может не дать прекрасных
результатов. И следует либо совсем отказаться от идеи
элементарного образования народа, либо пытаться
осуществить его в этом направлении. Совершенно
несомненно, что не существует истинного законченного
элементарного образования, кроме как достигаемого -путем
соединения средств индустриального обучения со
средствами умственного образования и нравственного
воспитания в полном их объеме. Соединение этих средств
должно в конечном счете привести к нравственному,
экономическому и умственному -развитию народа; оно,
несомненно, должно привести к созданию более глубоких
основ для каждой отрасли индустрии и тем самым к
повышению ее доходности, а также распространить свои
результаты в других направлениях.
По этому пути человек должен идти к совершенству
как в своей деятельности в области индустрии, так и во
всех других отношениях. Индустрия, предоставленная
самой себе, никогда не станет тем, чем она станет,
развиваясь по этому пути, а именно — прочным
-результатом примененных 'к ней высших способностей человека.
Благодаря этому смягчается и связанное с ее развитием
влияние взглядов, унижающих и сбивающих с толку
человека. Человек становится менее зависимым от
окружающих условий, разносторонние воздействия все более
пробуждают в нем самом существенные силы, все мень-
17* 259

ше пищи в его душе находит чувство бессилия. Так
помощь против экономической нужды народа
подготавливается путем развития способностей самих
нуждающихся. Таким путем даже в самых бедных хижинах
пробуждается активное стремление найти средства против
нужды и развивается энергичная деятельность,
направленная на ее преодоление. И те задатки, которые бог
ради блага человечества заложил в каждом -из нас,
пробуждаются и в этих жалких хижинах на службу
человечеству. Таким образом, даже в этих хижинах отчасти
сглаживается противоречие между тем, что господь
сделал для человечества, и тем, какие отношения сами
люди установили между собой. Благодаря этому
человечество должно стать лучше. Несомненно, в результате
это ведет <к значительному ослаблению
противоестественных условий нарушения нормального хода
человеческого развития, 'которые так отрицательно сказываются
на людях.
Разумеется, эти результаты 'появляются не по
мановению волшебной палочки. Опытная школа не может
изменить м'ир в 'первый час своего появления. Но она
может указать человеческому разуму средства, нужные
для этого, и внушить людям любовь к ним. Таким
образом, она издалека проложит себе путь к тому, к чему
издавна стремились в своих благородных порывах
сердце и ум человеческие. Своим предложением
организовать учреждение для воспитания бедных детей я,
правда, пытаюсь только пробудить в наиболее благородных и
лучших людях первые зачатки возможности достижения
этих великих результатов -и рассеять их сомнения
фактами, которые не сможет опровергнуть даже враг всего
хорошего. Позднее эти благородные и хорошие люди,
где бы они ни находились, смогут, вдумчиво используя
то немногое, что я смогу еще сделать в этом
направлении, самостоятельно искать и прокладывать дальнейший
путь. Этот путь должен быть таким, чтобы он наиболее
надежным и легким способом привел к достижению
высоких целей в самых разнообразных условиях, в
которых находится человечество.
Этот дальнейший путь также сам собой определится
■из того, что необходимо будет предпринять, чтобы
заложить первые начала дела. Я хочу только разбудить
людей. Мне осталось уже недолго жить, но до своего пос-
260

леднего часа я не перестану пробуждать для своего дела
силы, которые больше моих, и согревать сердца, сила
воздействия которых на человечество не будет
сковываться моими недугами. Я рассматриваю то, что я до
сих пор сделал, как удачную и обоснованную
подготовку к тому, что я еще рассчитываю сделать; я
постараюсь достичь этого с максимальной умеренностью и
тщательностью. Прежде чем начать работу своего
учреждения, сначала займусь тем, чтобы удовлетворительно
подготовить персонал, который необходим мне для его
основания. Это мной уже частично выполнено и
проводится изо дня ,в день; в кругу окружающих меня людей
имеются юноши, которых я готовлю для этого дела,
хотя я им пока еще ничего об этом не говорю.
Между тем условия организуемого дома требуют
разнообразного персонала: во-первых, нужны люди для
подлинно элементарного руководства детьми; если
будут созданы соответствующие условия, то таких
помощников я найду среди окружающих меня людей *;
во-вторых, для организации той внутренней жизни этого дома,
которая подобает и подходит беднякам, я намереваюсь
найти помощников среди бедных.
Среди них я постараюсь найти людей и для третьей
задачи, а именно для организации сельского хозяйства,
нужного бедняку. Для этого требуется умение
превратить при помощи простых средств жалкий
-неплодородный участок 1пашни, который в состоянии купить себе
бедняк, в огород и использовать его наиболее
выгодным способом. Такой огород является во всех
отношениях необходимым для домашнего хозяйства бедняка,
и работа на нем является способом научить его основам
ведения своего бедняцкого сельского хозяйства.
Четвертая потребность дома заключается в
следующем: нужны люди, которые сумеют соединить начала
женской и мужской -индустриальной гимнастики с
теперешними элементарными гимнастическими
упражнениями, чтобы таким путем добиться успешного опыта
построения непрерывного ряда упражнений в различных
отраслях индустриальной гимнастики. Для этого м'не
еще самому .придется подготовить персонал. Я
действительно этим уже сейчас занимаюсь и пытаюсь связать
людей мужского и женского .пола, которые усвоили
средства элементарного образования в том виде, как
261

они в данное время (Применяются в моем учреждении,
с людьми, которые прекрасно знают практические
упражнения, необходимые для обучения индустриальному
труду. Мне действительно повезло в том, что в моем
окружении имеются такие превосходные знатоки как
мужского, так и женского мастерства, которые правильно
подходят к поставленной задаче, деятельно отдаются
практическому ее решению и уже сейчас готовятся к
этим занятиям *.
Но даже если учесть все то, что уже достигнуто, мне
все же приходится задать себе самому вопрос: имею ли
я право просить благородных людей о помощи для
достижения поставленных мной конечных целей? Или мне
нужно оставить это дело и объявить его недостижимым?
Оно недостижимо, если я останусь один со своими
собственными силами, но его легко осуществить, если ко мне
присоединится небольшое число хороших людей. Это
дело есть дело всего человечества и не имеет ничего
общего с моими личными усилиями. Убеждение в том,
что дело это хорошее, должно заставить каждого
порядочного человека приложить к нему свои усилия так же,
как это делаю я.
Вопрос заключается только в том, заслуживаю ли я
доверие или я являюсь тщеславным мечтателем,
которому мудрым благодетелям не следовало бы помогать
в осуществлении его фантазии.
Мне не нужна эта милостыня. Я глубоко убежден в
том, что не следует материальной помощью
поддерживать -и укреплять ошибочное мероприятие, даже если оно
предпринимается с наилучшими намерениями. Я желаю
серьезной проверки моих идей и тех данных, на
основании которых заслуживаю доверия и некоторой
поддержки для осуществления задачи. Значительная часть
идеи, на которой базируется мое предложение, уже
проведена в жизнь; принципиальные основы тех взглядов,
из которых оно исходит, проверены путем долголетнего
опыта. Этого, правда, еще недостаточно, чтобы оказать
мне то доверие, на которое я претендую.
Встает вопрос: в состоянии ли я осуществлять
организационное руководство учреждением, которое я
предлагаю основать? Я сам отвечаю себе на этот вопрос: в
Бургдорфе, за исключением первых нескольких лет, я
без всякого капитала и не пользуясь никаким доверием,
262

основал и руководил до настоящего времени
учреждением, требовавшим несравненно больше усилий, чем тот
01пыт, который я сейчас предлагаю. Я убежден, что,
располагая в десять раз большими средствами, чем я, ни
один администратор, состоящий на государственной
службе, не отважился бы открыть мое учреждение и не
смог добиться его функционирования. Не считая
последних нескольких лет, я был в таком положении, что, если
бы мне не хватило только сорока — пятидесяти
луидоров в течение четырех-шести недель, это нанесло бы
решительный удар по моему финансовому положению и
поставило бы под угрозу существование учреждения.
Руководство им было делом трудным во всех
отношениях, 'и тем не менее учреждение -в Бургдорфе
просуществовало столько лет. Дело, ради осуществления
которого я сейчас прошу ',поддерж<ки, значительно легче.
Я имею право и должен сказать о нем следующее: я
знаю нищету, я знаю бедняков, и весь ход моей жизни
сделал меня наиболее'пригодным, кроме разве немногих
других, чтобы создать с минимальной затратой сил
учреждение для этого класса людей и руководить им. Эти
убеждения дают мне мужество заявить: я надеюсь
заслужить доверие к предпринимаемому мною делу и
думаю, что имею право смело обратиться к благородным
людям с просьбой о небольшом пожертвовании для этой
цели. Я не смогу добиться ее, рассчитывая только на
свои собственные силы. Правда, я сейчас -не совсем
беден; неожиданный случай принес моей семье некоторое
состояние *. Однако четыре пятых того, что я
унаследовал, и все, что я заработал в течение всей жизни, ушло
на удовлетворение моей склонности к бесконечным
экспериментам. Я не имею больше права лишать своих
близких того немногого, что у меня еще осталось.
Следовательно, мне не остается ничего более, как либо
малодушно опустить руки в тот момент, когда от меня
требуется приложить последние усилия для довершения
дела всей моей жизни, либо постараться выяснить, не
окажет ли мне некоторое доверие в этом отношении тот
большой круг людей, которым дорого благо
человечества и которые принимают близко к сердцу положение
бедноты.
Друзья человечества, утомительный труд близится к
своему завершению, мои силы тают. Однако я не совер-
263

шил еще того важного дела, на которое я способен, но я
обязан совершить его. Я не должен умереть, не сделав
всего, что могу. Я не должен умереть, не создав хотя
бы возможности подарить человечеству мечту моего
сердца, то, что для меня является самым святым,
поделиться с ним самым дорогим для меня опытом, с тем,
чтобы в общем потоке устремлений лучших людей мой
дар помог облагородить род человеческий. К этим новым
опытам меня влечет как моя глубочайшая склонность,
так и 'потребность завершения моего -метода, или идеи
элементарного образования, во всем его объеме. Эта
идея требует новых опытов для проверки как раз того
пункта, из которого я исходил вначале. Мой метод
нуждается в них для завершения разработки предлагаемых
>им средств, для известного округления заложенных в
нем основных возможностей я -расширения 'признанной
сферы действия; в еще большей степени эти опыты
нужны ему для получения результатов применения тех
средств, которыми он действительно уже владеет
непосредственно в области народного образования.
Безусловное отставание метода в применении к
обучению элементам ремесленного и индустриального
производства, то есть в отношении всей физической стороны
развития у человека его технических способностей и
профессиональных умений, еще усиливает мое
неудержимое стремление основать учреждение для бедных,
которое снова вернет меня к первоначальным задачам
моего первого опыта *. Одновременно мне в руки даются
средства в новых, благоприятных для этой цел'и
условиях заполнить пробелы в разработке всеобщей и великой
идеи образования человечества, 'которые мне не удалось
заполнить в условиях моей теперешней работы. Этой
цели мне хотелось бы посвятить свою жизнь до последнего
часа. В моем настоящем положении я не чувствую
удовлетворения, которое позволило бы мне спокойно
умереть. Меня непрерывно бросало от трагических неудач
к 'превосходящим все надежды и желания единичным
случайным удачам—со своими радостями и горестями
я равно был игрушкой случая! Я вижу, что мое дело
внутренне развивается за пределы того, что я сам могу
себе представить, а внешне оно приняло такой объем ч
такое направление, которое при его возникновении ему
чрезвычайно благоприятствовало, а сейчас во многих
264

отношениях больше препятствует его внутреннему
совершенствованию, чем способствует ему. Оно должно
ограничить свои внешние рамки; молодые силы моих
последователей должны обновить его в этих ограниченных
рамках и освободить меня. Я не хочу и не имею права
отказаться от обновления моего дела.
До тех пор, *пока в результате применения новых
стараний успех его не будет обеспечен, я хочу стойко
участвовать в совместной работе для достижения
поставленной цели. Но у меня имеется достаточная помощь.
Среди окружающих меня людей бесконечно много
хороших, и они представляют из себя большую силу.
Среди нас царит .сейчас полное единодушие; а убеждение в
необходимости большого усердия, связанного с ясным
сознанием всех недостатков и слабостей нашего
учреждения, раз'будило дремлющие в нас силы. Дело пойдет.
Я скоро освобожусь для того, чтобы хотя бы часть
времени 'посвятить новому учреждению, об открытии
которого я так мечтаю, тем более что подготовка к нему
потребует еще значительного времени и пока не будет
отрывать меня от моей здешней работы. Мне
необходимо еще подготовить большую часть людей, которые
требуются мне для руководства этим учреждением. А так
как средства, которыми располагает здешнее
учреждение, составляют значительную часть этой подготовки, то
этот этап моей деятельности до известного момента
может осуществляться целиком в пределах моего
учреждения.
Учреждение должно быть ограничено в размерах, и
многие второстепенные вещи, которые мы -пытались
попутно осуществить, следует пока отложить. Все' силы
должны быть сосредоточены на обеспечении детей. Эти
обстоятельства и установки облегчат реорганизацию
моего учреждения; оно скоро не будет уже во мне
нуждаться. Молодые силы вскоре дружно возьмутся за
руководство делом и будут удовлетворительно выполнять
его. Поэтому вскоре исполнится мое желание:
освободившись от бремени, связанного с дальнейшим
расширением моего дела, -посвятить себя тому, что требуется
для осуществления более узких задач. Осуществится
вскоре мое желание жить в кругу бедных детей и
ограничить свою деятельность тем, что требуется для их
воспитания.
265

Так как я не в состоянии содержать то учреждение,
которое я сейчас возглавляю, даже в теперешнем его
объеме, то я заранее »предвижу, что моей жизни вряд лл
хватит даже на то, чтобы заложить -первые основы
предлагаемого мной нового учреждения.
Тем тщательнее и медленнее нужно обдумывать все
шаги, предпринимаемые мною в целях его
осуществления. В первую очередь необходимо обеспечить
правильный выбор людей, которые будут им руководить, и
закончить их подготовку. Только после этого можно
сделать первые шаги к непосредственному осуществлению
дела—'выбрать помещение, открыть школу, которую
смогут посещать дети из окружающих деревень, пустить
в ход учебные средства, то есть соединить обучение с
трудом в первых простейших отраслях промышленности,
провести опыт гимнастических упражнений,
включающих элементы 'производственных операций в различных
отраслях индустрии. Только после этого можно принять
бедных детей, имеющих выдающиеся способности, в
качестве воспитанников учреждения. Весь план их
образования должен быть рассчитан таким образом, чтобы
старшие из них как можно скорее были 'выпущены из
учреждения .в качестве преподавателей элементарного
образования, поскольку оно применимо к людям бедным
и относящимся к низшим слоям общества; младшие же
дети должны получить в нем образование в полном
объеме того, что предусматривается методом.
Я твердо решил не дать себя увлечь в сторону на
этом /последнем этапе моей жизни, а твердо и уверенно
приступить к делу. Я не допущу увеличения числа детей,
»принимаемых мною в учреждение, за пределы того, на
что хватит средств, которые мне удастся получить для
достижения цели. Число и силы людей, 'которых я буду
искать я .подберу для руководства учреждением, должны
быть более чем достаточными для воспитания того
числа детей, которых я приму в учреждение. Это
учреждение при своем основании не должно зависеть от
случайностей, которым подвергалось существующее в
настоящее время учреждение; оно не должно встречаться с
трудностями и опасностями, через которые пришлось
пробиваться теперешнему учреждению. Оно бы не
выдержало больше этой борьбы, оно бы не превозмогло
всех опасностей. Поэтому при приеме детей я буду точ-
266

но учитывать те материальные средства, которые
предоставят в мое распоряжение человеколюбие и доверие
нашего, века и стремящихся к той же цели людей, но
также буду рассчитывать на свои собственные силы и
силы проверенных в этом отношении людей. Человек,
воля и силы которого уверенно направлены «а одно
дело, может сделать многое. И я имею право сказать, что
наличие у меня сил для этой цели соответствует
'интенсивности моего желания достичь цели. Я являюсь сейчас
ветераном, прошедшим множество боев; и я могу и
хочу показать себя таковым. Несомненно, я многого смогу
добиться с затратой небольших средств. Я знаю, как
малы потребности у бедняков, и я знаю, что при
правильном руководстве они сами смогут обеспечить себя так,
чтобы нуждаться в немногом.
Размеры, которые приобрело мое здешнее
учреждение, заставили меня выйти за границы круга, в пределах
которого я имел возможность осуществлять свой
экономический контроль. Я не мог экономить; это был поток,
который в данный момент м.не благоприятствовал, но
которому я не мог помешать подмывать оба свои берега,
как ему того хотелось, хотя это влекло за собой его
экономическую погибель, и уносить с собой всю ту почву,
которую он в экономическом смысле орошал. В
экспериментальном учреждении, проводящем новую идею, где
все зависело от того, чтобы дать полную свободу и
самостоятельность лицам, являющимся участниками
эксперимента, и где ничто не представляло из себя большей
опасности, чем попытки заглушить жизнедеятельность и
урезать свободу этих экспериментов, приходилось
терпимо относиться к такой экономической
неупорядоченности. Она была необходима, она была средством
достижения цели, и я не раскаиваюсь в том, что экономия
средств была отнюдь «е первоочередной моей заботой
в этом учреждении.
Однако в учреждении для бедных этого не может л
не должно быть. Хотя это только опытное учреждение
и основной его задачей является постановка
всевозможных экспериментов, оно все же должно использовать все
преимущества суровейшей экономии хозяйства
бедняков, так же как и все средства самодеятельности,
помогающие смягчить суровые условия, в которых приходится
жить бедным людям. Наученный горьким опытом,
267

я безусловно обеспечу учреждению все необходимые для
этого условия. Краткость срока, которым будет
ограничено мое влияние на него, обязывает также сделать все
для его обеспечения, чтобы, если мне суждено умереть
в .первые годы после его основания, моя смерть не
повлекла за собой вредных для учреждения последствий.
Я не ограничусь тем, что положусь только на самого
себя в этом отношении. Я попрошу наиболее
влиятельных людей среди круга моих знакомых помочь мне
советами 'в этом деле, а моих друзей, участвующих в «ем,
попрошу удерживать меня за руки каждый раз, когда
какое-нибудь мое скороспелое мероприятие может
подвергнуть его опасности.
В мою задачу входиг принять сперва юношей и
девушек 10—16 лет с тем, чтобы результаты работы нашего
учреждения, которые быстро выявятся, были как можно
скорее обнародованы и с уверенностью применены «а
практике; чтобы как можно скорее росла помощь
учреждению сверху, а вместе с тем и число людей,
имеющих экономическую возможность использовать
результаты нашего опыта.
Я сделаю все, чтобы как можно скорее наступил
момент, когда доходы учреждения в своей большей части
смогут являться результатом хозяйственной
деятельности воспитанников, проводимой под -руководством
преподавателей и имеющей образовательное значение. По
этому вопросу я заранее договорюсь с людьми,
знающими потребности бедноты и осведомленными о том, какой
доход может приносить правильно руководимое
промышленное предприятие, чтобы как можно скорее
установить его основной принцип. Он заключается в том, что
это учреждение потребует помощи только на свое
первоначальное обзаведение и что через несколько лет
подымется до экономической самоокупаемости. Поскольку
я совершенно уверен в данном результате моего дела и
полон больших ожиданий в отношении общях его
последствий, то глубоко убежден, что вскоре будет
чрезвычайно легко распространить лежащие в его основе
общие принципы и применяемые в нем учебные
средства, легко обеспечить их выполнение. Несчастья нашего
времени потрясли сердца людей, и человечество стало
искать средств помощи для спасения своего
находящегося в опасности поколения. Мое учреждение будет ис-
268

точником этой помощи. У воспитывающихся в нем детей
сознание собственной силы разовьет лишь стремление
передать ее тем, кто в ней нуждается. Воспитанник
учреждения вскоре возьмет за руку одичавшего и
изголодавшегося уличного мальчишку и скажет ему: «Пойдем,
я могу и хочу показать тебе хлеб; у тебя есть руки, и ты
можешь его заработать». Ласковая девушка из нашего
дома пойдет в бедную хижину, возьмет у обливающейся
слезами матери ее голодающего ребенка и скажет ей:
«Присылай его .каждый день ко мне, и он сделает так,
что тебе не 'придется больше лить слезы; он будет
зарабатывать ,на хлеб и воспитывать тебе на радость того
самого младенца, личико которого ты сейчас обливаешь
слезами».
Я, правда, к этому времени уже давно буду лежать
в могиле и спать вечным сном. Но я знаю, что на
основании моего опыта все яснее будут средства, при
помощи которых бедняки смогут сами вывести себя из своего
бедственного положения. Я знаю, что все больше будет
число людей, которые получат законченную подготовку
в этом направлении. А это значит, что вечно живое,
доброе, любящее человеческое сердце будет стараться
защитить бедняка при всех обстоятельствах, используя
предлагаемые этими людьми средства. Тысячи людей,
которые в настоящее время при всем своем добром
желании оторваны от народа и не имеют никакой
возможности помочь ему, изменив реальные условия его
существования, найдут в этих средствах новые силы для
укрепления своей добродетели и «новый источник веры
в самих себя... Богач устыдится тех мертвых даров,
которые ему доставило золото, и увидит, что благоразумие
и сила больше помогают человеку, чем деньги. Даже
будучи бедным, человек, обладающий высоким мужеством
и благородным сердцем, найдет средства служить более
слабым людям. Он сможет поддерживать их с чувством
внутреннего «подъема и отцовского покровительства по
отношению к ним, находясь бок о бок с ними, чего он
никогда раньше не мог делать. Все, все, чьему сердцу
близка судьба человечества, даже те, эгоизм которых
связан с благоразумием и осторожностью, используют
средства созданной таким образом системы народного
образования в своих .целях, и ее влияние недолго будет
опраничиваться деятельностью отдельных людей. Окоро
269

целые общины признают своей самой первоочередной
потребностью введение этих средств улучшения
народного образования и будут проводить в своих округах
в частном порядке именно те мероприятия, при помощи
которых я хочу добиться внедрения и распространения
этих средств посредством своего учреждения.
Я с удовольствием думаю о том времени, когда в
каждом приходе сельской местности, окружающей мой
родной город, будет такое маленькое частное
учреждение. Я полагаю, что благодаря своей развитой
индустриальной культуре район Цюрихского озера особенно
подходит, чтобы служить в этом отношении примером.
Я представляю себе момент, когда в каждой общине
этой местности будет иметься такое учреждение для
бедных детей, 'Какое я сейчас намерен основать. Мне
кажется, что после того, как уже будет дан пример подобного
учреждения и будет проверена надежность
предлагаемых основных принципов и средств, осуществление
подобных мероприятий во всех приходах не встретит ни
малейших трудностей.
Я знаю народ. Если он правильно поймет, что путем
напряжения сил он действительно может помочь себе и
своим близким, то он не напугается труда и жертв, как
этого от него ожидают и как это происходит на деле в
тех случаях, когда он не понимает, куда дело клонится.
Однако когда разум убежден примером, а сердце
смягчено не просто своей природной добротой, но и
возвышено радостью от возможности с легкостью делать добро
и распространять благодать вокруг себя, тогда и наш
ограниченный селянин готов с легким сердцем и даже
с самоотверженностью содействовать осуществлению
каждой хорошей цели.
Между тем достижение этой цели не требует даже
ни особого напряжения, ни большой самоотверженности.
Разве для каждого из этих обычно густонаселенных и
частично очень богатых сел составляет какую-нибудь
трудность собрать несколько дюжин бедных детей в
самой примитивной хижине под соломенной крышей?
Разве трудно положить перед дверью этого дома
необходимые для его отопления дрова? Что составляет для
такого села передать в распоряжение такого учреждения трл-
четыре юхарта * плохой пахотной земли, недалеко от
которых должна быть построена эта скромная хижина?
270

Что стоит такому селу разрешить бедным детям
ежегодно забирать несколько бадей навозной жижи из
.принадлежащих этим людям корыт для навоза, чтобы полить
ею имеющийся на школьном участке навоз? Если
разбудить активность сельской общины для такой цели, то
какую радость м'огло бы доставить наиболее
благородным людям деревни ежедневно по взаимному уговору
вдвоем или втроем уделять свое -время учреждению?
Каждому из этих благородных людей, наверное,
доставило бы удовольствие два-три раза в год дарить такому
дому для бедных детей несколько мер вина, несколько
фунтов мяса и т. п. Короче говоря, если при доме будет
заведено стадо и дети прилежно будут работать в своем
хозяйстве, они смогут частично заработать себе на
пропитание и на одежду; значительную же часть
необходимого с большой радостью будут давать лучшие и
наиболее состоятельные люди деревни.
Эти лучшие и наиболее состоятельные деревенские
люди -все, что им нужно для своего дома и что
заказывается ими обычно на стороне, несомненно, с
удовольствием заказывали бы в учреждении для бедных детей,
если бы оно производило нужное, платя ему за это по
обычным ценам. В скором времени воспитательное
учреждение стало бы зарабатывать путем такой
организации дела 'больше, чем при установлении определенного
распорядка ему может понадобиться для содержания
детей. Оно сможет хотя бы частично оплачивать труд
тех простых скромных деревенских людей, что
назначены для руководства им.
Мне доставляет громадное наслаждение
вдумываться в будущее домов для бедных детей в этой местности
и представлять себе, как лучший и более природосооб-
разный метод развития детей, который необходимо
положить в основу воспитательного руководства в них, не
только даст народным массам лучшее общее
образование, но и улучшит их подготовку к труду. Он повсюду
пробудит народные таланты, где бы они ни скрывались,
и, несомненно, выявит превосходные силы, .которые
иначе пропадут для человечества и родины.
Об этих талантах необходимо, правда, особо
позаботиться. Мальчик, проявляющий совершенно
исключительные способности к мастерству, к счету или математике,
девочка, проявляющая подобные способности в какой-
271

нибудь из женских отраслей труда, должны будут
найти ломощь б первую очередь в дальнейшем руководстве
ими. Но как это сделать? Где найти такое руководство?
В лоисках решения я остаюсь в своих мечтах в
округе Цюрихского озера, сёла которого благодаря
судоходству на нем связаны между собой *. И я представляю
себе, что если бы в деревне Штэфа находилась
мастерская превосходного часовщика, в Ютихоне превосходная
мастерская ло изготовлению галантерейных товаров, в
Мейлен такие же хорошие токарная и столярная
мастерские, в Хоргене процветало бы вышивание по шелку, в
Вэдишвиле — по муслину, в Рихтерсвиле были бы
трикотажная и швейная мастерские, в Талвиле обучали бы
пению, в Хоргене жил бы преподаватель французского
языка, в Римликоле — лревосходный садовник, а в Вол-
лисгофене и его окрестностях существовали бы искусные
ткацкие мастерские, — то каждая община, в которой
найдутся особо одаренные мальчик или девочка,
испытывающие преимущественную склонность к одной из
этих специальностей, отдаст их за небольшую плату на
обучение в соответствующую мастерскую.
Как правило, лервым условием подобной
организации дела было бы то, чтобы дети отрабатывали за свое
учение и чтобы за них ничего не платили. Подобная
договоренность между общинами этого округа должна
быть всеобщей и взаимло обусловленной. Мне думается
также, что если бы кто-нибудь из деревенских детей
проявил очевидное и исключительное дарование в области
математики, языка или другой какой-нибудь области,
относящейся к среднему образованию, -которое нельзя
дать в деревне, если бы эти дети к тому же обладали
экономическими средствами, позволяющими им занять
прочное и почетное положение в области литературы или
искусства, то город проявит благородное отеческое
чувство и разрешит подобному ученику воспользоваться
преимуществами, которые дают соответствующие
средние учебные заведения города. Таким образом, в этом
маленьком округе Швейцарии могла бы быть открыта
сельская политехническая школа*, куда был бы открыт
доступ бедным и обездоленным. Народный гений в
любой отрасли нашел бы для себя проторенный путь к
дальнейшему развитию, и в результате каждый
обладающий выдающимся дарованием мог бы обратить свои
272

развитые образованием способности на благо всего
общества в той мере, в какой «провидение наделило его
соответствующими задатками.
Возможно, что осуществление моей мечты пока еще
связано со слишком большими трудностями. Однако
списание ее может убедить человека, верящего в
возможность осуществления моей идеи, а также благодетеля, к
которому я обращаюсь с просьбой о том, чтобы он
поддержал первые шаги к ее достижению, в возможности
осуществления цели и в ее важности.
Мне уже больше ничего не остается сказать, кроме
как изложить «наилучшим образом мою просьбу, с
которой я решаюсь обратиться к людям, вместе со мной
желающим осуществления моих конечных целей -л
верящих, что я еще в состоянии сделать нечто
существенное для их достижения. Люди и друзья! Я считаю это
не своим личным делом, я считаю его делом всего
человечества. И я знаю, что если бы я лично нуждался в
вашей помощи, если бы я сказал: «Мне не хватает средств
к жизни, мне необходима для этого ваша помощь»,—
я уверен, что тысячи людей с -радостью постарались бы
небольшой лептой облегчить мне последние страдания
в этой жизни. Но дело обстоит иначе. Как частное лицо,
я не нуждаюсь ни в чьей материальной помощи. Но я.
всей душой привязан к своему учреждению, которое
считаю важным для человечества и которое привело бы к
счастью тысячи людей, сейчас нуждающихся в помощи
благодетелей. Во имя этого учреждения, со слезами,
которые я ради него часто в жизни проливал, прошу вас:
подарите мне ту сумму, которую вы мне, если бы я
лично в ней нуждался, с удовольствием дали для тех, кто
в ней нуждается; разрешите м'не использовать ее им на
пользу, вплоть до моей смерти.
Благородные, любящие люди! Вы, кто часто читал
книги, в которых я описываю нужду бедняков!
Благородные, любящие люди, проливавшие слезы у смертного
одра бабушки нашего Рудели * и в тот момент с
радостью пожертвовавшие бы небольшие суммы, чтобы
уберечь благородного, переживающего горе мальчика
от повторения «подобных опасных положений! Добрые,
благородные люди, дайте мне эту вашу скромную
лепту! Я ее употреблю для того, чтобы после моей и вашей
смерти укрепилась любовь к беднякам, усилились сред-
18 И. Г. Песталоцци, т. 3 273

ства 'помочь им и многие тысячи детей могли быть
избавлены от (положений, более или менее близких к тому,
которое тронуло вас при описании моего Рудели.
Более близкие мои друзья, которым я пошлю эту
рукопись еще до ее опубликования! Покажите мою
просьбу, не навязывая ее, некоторым благородным людям из
круга ваших знакомых и сообщите мне как можно
скорее <о результате. Я намереваюсь затем, как только я
узнаю о том, что мой замысел получит хотя бы слабую
поддержку, немедленно приступить к подготовительным
мероприятиям по организации моего учреждения. И я
просил бы вас переслать поступившие к вам на мое
дело средства нескольким господам, у которых здесь для
меня открыт счет. Я ;начну вести все мое дело по советам
и с согласия этих господ и через них буду с
благодарностью отчитываться публике об использовании
пожертвованных ею из человеколюбия благотворительных
средств.

О ФИЗИЧЕСКОМ ВОСПИТАНИИ КАК ОСНОВЕ
ОПЫТА ПОСТРОЕНИЯ
ЭЛЕМЕНТАРНОЙ ГИМНАСТИКИ,
СОДЕРЖАЩЕЙ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНЫЙ РЯД
ФИЗИЧЕСКИХ УПРАЖНЕНИЙ
УЖЕ ДАВНО ставился вопрос о том, что
делается в нашем институте в области
физического воспитания человека. Повсюду ходили
слухи, что в других институтах оно поставлено лучше,
чем в нашем. Мы собираемся обосновать наши
возражения против этого мнения достаточно вескими
доказательствами. Этим мы не ограничимся и будем
утверждать, что установленные нами и применяемые у нас на
практике .принципы физического развития находятся в
самом точном соответствии как с умственным развитием
детей, так и с современными нуждами школы и народа.
По этой -причине они представляют интерес для
воспитания вообще.
Исполняя данное нами в предыдущем листке
обещание рассказать нашим читателям о физических
упражнениях, мы считаем необходимым предварительно
изложить в самых общих чертах принципы, на которых они
основаны. Это необходимо, чтобы выяснить те задачи,
которые они перед собой ставят, и сделать их более или
менее понятными. Журнал дает более подробное
освещение этого вопроса *.
С первого же взгляда ясно, что как душа, так и тело
человека нуждается в определенных средствах для
развития своих задатков. Правда, необходимость
физической подготовки в наш век является общепризнанной и
18* 275

едва ли даже не в большей степени, чем необходимость
воспитания человека вообще. Если это не относится к
образованию всего народа, то во всяком случае
распространяется на людей comme il faut *. Известно, что
физическое воспитание полезно для здоровья, продлевает
жизнь, дает возможность человеку выделиться среди
других и л-раво претендовать на достоинство, придает
осанку, способствует хорошим манерам, развивает
мужество, является предохранительным средством от
многих заболеваний. Физические упражнения являются,
следовательно, необходимым и приятнейшим искусством.
Без физической подготовки немыслима выражающая
достоинство осанка человеческого тела, достойная
манера держаться. Кто же хочет жить, не имея внешнего
достинства в осанке? Кто не пр;идет в ужас при мысли
об ее отсутствии? Оно и вызывает здесь ужас.
Неловкого мужчину, неповоротливую женщину, человека,
который не развил в себе необходимую в .повседневной
жизни ловкость хотя бы посредством обучения танцам и
фехтованию, не-причисляют к хорошему обществу.
Только в очень редких случаях ему разрешают появляться в
светском обществе. Даже обезьяноподобные создания
среди людей, которые вообще-то ни в коей мере не
претендуют на достоинство и не могут на него
претендовать, в тех случаях когда сознают, что физическая
ловкость придает им достойный внешний вид, стыдятся
показываться в обществе людей, грубое тело которых
сохранило всю свою крестьянскую или бюргерскую
неотесанность, не приобрело выражающей достоинство
осанки. Многие тысячи людей признают заботу о
внешней отесанности первоочередной и даже единственно
необходимой задачей в воспитании людей, полагая, что
счастливому ребенку, получившему прекрасное
физическое воспитание, все остальное достанется само собой.
Обратимся, однако, к состоянию людей и их
воспитанию вообще и зададим себе вопросы: что же дают
существующие средства физического воспитания? В чем
они заключаются? На каких принципах базируются?
Вскоре выяснится следующее: хотя человечество и
считает, что оно много сделало в области заботы о своем
физическом состоянии, и приписывает себе большой
интерес к этому вопросу, но оно и в этом отношении
далеко не в достаточной степени добилось удовлетворения
276

своих потребностей. Я не говорю уже об общем решении
этого вопроса, человечество не добилось
удовлетворительного решения даже частных задач.
Мы ни в -коей мере не собираемся недооценивать
услуги людей, потрудившихся в этой области.
Бесспорно, что в последнее время многое делалось в области
физического воспитания и много о нем писалось. Однако
образование во всем мире развивается не по пути
открываемых педагогикой истин, а в соответствии со степенью
и особенностями тех ошибок, которым оно подвержено
в каждый данный момент.
Если мы только поближе рассмотрим, что делается
в культурном обществе в области физического
воспитания, то мы не сможем не прийти к следующему выводу:
в наше время искусство физического воспитания в своей
повседневной деятельности опустилось здесь до того,
что, забьгв о самом человеке, нередко доводит его до
паясничанья. Поэтому-то в высшем обществе весьма
часто встречаются танцоры, не умеющие как следует
ходить; наездники, не умеющие плавать; фехтовальщики,
не способные топором свалить дерево; лица, которые
прекрасно умеют лазать, но никогда в жизни не скосили
ни одной травинки; барабанщики, превосходно
владеющие кистью руки и пальцами, но не умеющие ритмично
работать'всей рукой при молотьбе. Иногда можно
наблюдать, как танцор на балу совершает такие пируэты,
что в дрожь бросает от его смелости и страшно, как бы
он шею не сломал у тебя на глазах. Но когда ты на
следующий день встречаешь его на улице, оказывается, что
от его смелтети ничего не осталось. На своих
изнеженных, посвященных лишь благородному искусству танца
ногах он крадется мимо тебя, словно тень по стене. Для
нужного, для 'великого, для возвышенного эти искусные
прыгуны непригодны. При всей отточенности отдельных,
рассчитанных на показ, на внешний ложный эффект
движений у лих на все это не хватает подлинной
человеческой силы. Отец! Не рассчитывай в старости на помощь
со стороны сына, если он проделывал перед тобой лишь
такие прыжки, требующие узкой физической подготовки.
Сын! Не надейся на благословенное наследство от отца,
который подгонял тебя упражнениями только в таких
прыжках, как старый извозчик подгоняет свою клячонку.
Родственники, соседи! Не рассчитывайте на него, как на
277

до'брого друга в беде. Бедняки! Не рассчитывайте на его
милостыню назавтра, даже если он подал ее вам
сегодня. И ты, отечество, не полагайся на него как на
гражданина. Там, где десятки, сотни и тысячи людей
должны совместно служить тебе, он не хочет, он не может
стоять в .их рядах. Там, где ореди тысяч должен найтись
один, кто сумеет тебе послужить, этот прыгун окажется
ореди тех многих, которые не умеют этого сделать; он
менее всех остальных сумеет это сделать, а часто будет
единственным, кто если бы даже и смог, то не захочет
этого. Не обладающий силой человек не может быть
другом своего отечества, как он не может быть ни
хорошим отцом, ни хорошим сыном, ни хорошим братом,
ни хорошим соседом.
И все же согласно общепринятым в культурном
обществе взглядам результаты физического воспитания и
не могут быть иными. Ведь при физическом воспитании
исходят здесь только из внешнего; вместо того чтобы
исходить »из заложенного в самом ребенке, принимают за
основу обманчивый блеск отдельных внешних навыков.
Имеются специалисты .по обучению различным
изолированным навыкам: учителя танцев, фехтования, верховой
езды. Даже учителя гимнастики больше занимаются
преподаванием отдельных вадов
гимнастики—прыжками, лазаньем, вольтижировкой, чем базирующимся на
психологии развитием физических сил человека
одновременно во всей их природной частоте и объеме.
Поэтому такое физическое воспитание не может, конечно,
осуществляться в связи со всей природой человека, то
есть в связи с его нравственными и интеллектуальными
задатками. Оно рассматривается лишь как упражнения
в танцах, фехтовании, верховой езде для каждого
данного случая, для каждого отдельного -ребенка. Упражнения
ребенка в танцах, фехтовании и верховой езде не
исходят в своих положительных сторонах и своеобразии из
его физических задатков в целом, не рассматриваются
в связи, в гармоническом сочетании со всеми другими
физическими упражнениями. К этим упражнениям
подходят как ,к чему-то совершенно единичному и
изолированному, .развивающему одно какое-то механическое
движение за счет всех других. Один учитель танцев
как-то даже заявил, будто свободное и всестороннее
физическое развитие наших .воспитанников очень вредно
278

отражается на их осанке во время танцев. 3jo на/поми-
нает некоторых учителей арифметики, утверждающих,
что понимание сущности числа и всестороннее изучение
соотношений чисел не только излишни при занятиях
арифметикой, но даже -приносят вред.
Вероятно, ни в какое другое время люди в своем
обычном поведении — как в нравственном, так и
интеллектуальном ;и физическом отношениях — не отходили
так далеко от общих основ,элементарного образования,
как в нашем .столетии. Поэтому и физические
упражнения также лишены сейчас этой общей основы,
заложенной в человеческой природе. Поэтому-то они даже в
области танца и фехтования не могут дать людям
полноценной подготовки. Они, правда, готовят
фехтовальщиков и танцоров, но не готовят человека к фехтованию,
не воспитывают фехтующего человека. Они готовят
танцорок, но не готовят женщину к танцам, не
воспитывают танцующую женщину.
Между тем для культурного общества в отношении
физического развития все же кое-что делается. Если
дама благодаря чрезмерности занятий танцами уже не
сможет ходить без вреда для своих изощренных
танцевальных способностей, она может заставить носить и
возить себя. Высшее общество в этом отношении все же
не идет вспять. В общем и целом оно обладает
надежными средствами, обеспечивающими ему хорошее
развитие. Оно имеет возможность наслаждаться покоем и
беззаботностью. Светские люди имеют возможность
удовлетворять потребность в движении, правильно
питаться, имеют средства «и против переедания. Есть они у них
и против перегрева, и против простуды, и против
переутомления. Даже неправильный состав мрови в ста
случаях на один исправляется -при помощи их денег и их
искусства. Не может случиться, чтобы культурное
общество вообще серьезно шло вспять в физическом
отношении; оно придает значение телу и не считает
возможным запускать его; душа светского человека живет для
тела, сердце его состоит на службе также у тела. В
общем высший свет в отношении физического развития
достигает всего, чего может в этом отношении добиться
человек, когда он не напрягает своих сил и когда
отсутствует гармоническое сочетание физического воспитания
с развитием ума и сердца. Поэтому свет в настоящее
279

время находится в этом отношении на том же уровне,
на котором он всегда находился, на котором всегда
остается и желает оставаться.
Что же касается бедноты, народа... Отвечайте,
апологеты нашего времени, апологеты духа нашего
времени! Что представляет собой в физическом отношении
бедняк и как обстоит дело с его физическим
воспитанием в настоящий момент? Сравните теперешнее
физическое состояние бедноты, народа с его физическим
состоянием в прошлом столетии и отвечайте! Будет ли
преувеличением, есл'и я скажу, что физическое развитие его
находится в столь же запущенном состоянии, как его
развитие в умственном и нравственном отношениях?
Народ калечат физически так же, как калечат его ум и
сердце. Я не говорю о народах, которых я не знаю. Я
говорю о народе, к которому <в большей или меньшей
степени принадлежу сам, с которым меня в большей или
меньшей степени связала моя жизнь. Я говорю о
народе своей родины. Я говорю в первую очередь о
бедняках из этого народа и хочу, чтобы до сердца
благородных людей моей родины дошло то, что должно дойти.
Мы и с физической стороны были столь же сильными
мужами, как с умственной и нравственной. Наш народ
■и в физическом отношении выделялся среди других
народов Европы. Каково же теперь его физическое
состояние, как поставлено его физическое воспитание?
Пропитаться ему трудно. Если на огородной грядке
посажено слишком миого овощей, то обычно это мешает
их росту. Точно так же перенаселение страны часто
ставит отдельных людей в положение слишком густо
посаженных кочанов капусты. Во многих местах земля
слишком дорога и слишком обременена поборами, чтобы
бедняк легко и свободно мог прожить от доходов с нее.
В некоторых местах почти невозможно выжать из
земли причитающийся за нее оброк. Таким образом, горе
и заботы еще сильнее гложут бедняка, чем это было в
дни наших отцов. Иногда к этому горю и нужде
добавляются еще и связанные с нашим эгоистическим и
захватническим духом времени обиды, которых почти не
знали наши отцы. Как против испорченной крови и
ползучего яда, у бедняков нет против них ни противоядия,
ни целебного средства.
Неудовлетворительное физическое состояние народа,
280

следовательно, само по себе глубоко коренится в
теперешнем его положении. Поэтому воспитание физически
сильных людей ради улучшения нашего физического
состояния является вдвойне настоятельной
необходимостью нашего времени. Столь же важным является для
нас развитие ловкости движений, необходимое для
наших физических потребностей и ради заработка.
Но в какой мере считаются с таким физическим
состоянием? Что делается для того, чтобы удовлетворить
эти потребности? Что делается для физического
развития народа и его беднейших слоев? Служат ли наши
школы средством развития физической силы и
физической ловкости народа, как они должны были бы служить
средством развития его умственных и нравственных
сил? Может ли ребенок удовлетворить в школе свое
естественное стремление к физическому движению, к
приложению физических сил? Да, поскольку он ходит
из дома в школу и возвращается оттуда домой, ему
разрешают двигаться. Ню в самой школе он едва
осмеливается дышать. То, что проделывается там над душой
ребенка, столь неестественно тяжело, что малейшее
движение рук или ног ребенка выбивает бедного школьного
учителя из колеи. Сидение в школе является, несомненно,
специальным насильственным и искусственным
средством сохранять физические силы человеческой природы
в лучший и наиболее благоприятный для их развития
период в .неестественном бездействии ил'и, во всяком
случае, задерживать их развитие.
Без пищи для ума и сердца, остолбеневшие, как
животные под властью дрессировщика, дети в сотнях
народных школ не имеют права даже чуть шевельнуться
без его разрешения. При этом они дышат таким
воздухом, которым ни один дрессировщик не позволяет
дышать своему животному, на котором длительное время
рассчитывает зарабатывать большие деньги. Более того,
все побуждения к развитию движения и ловкости,
имеющиеся в домашней обстановке, подавляются в таких
школах. Власти заставляют дегей много лет подряд
посещать школы, чтобы их там выдрессировали в
физическом отношении, то есть привели в такое состояние
инертности и оцепенения, которое в наше бездушное время
считается самым лучшим и единственно желательным
и осуществимым для народа.
281

Голод, нищета и никуда не годные школы — это еще
не все, что гложет кости бедняка в нашей стране,
пожирает его плоть и пьет его#нро'вь. Индустрия, в том виде,
в каком она существует .в стране, наносит еще больший
вред физическому состоянию народа. «Становись,
мальчик, за красильный стол! Садись, девочка, за прялку или
за вышивальную машину! Мажь с утра до вечера
краской, крути с утра до вечера свое колесо, вышивай с
утра до вечера иглой — тогда я заплачу тебе столько,
сколько крестьянин и крестьянка не заработают на
окучивании и прополке!» — так в течение последних
сорока—'.пятидесяти лет говорит все больше людей в стране,
обращаясь к нашим беднякам. Но они не говорят им:
ты при этом станешь калекой или зачахнешь от этого
одностороннего труда. Они не говорят им: когда инди-
ана * больше не будет пользоваться таким спросом,
когда будет изобретена прядильная машина, когда
вышивки выйдут из моды, ты со своими искривленными
руками, ослабевшими ногам'и и отсиженным задом так же
не сможешь заниматься другим фабричным трудом, как
не сможешь больше взять в руки мотыгу или топор.
Ты до самой старости бесповоротно останешься
голодным нищим. Ты не умеешь делать ничего, кроме того,
чему тебя выучили. Ты пожертвовал своей общей
физической силой 'и общим физическим развитием ради
одностороннего и парализующего тебя навыка (и того
мнимого заработка, который он дает тебе*. У них,
конечно, давно уже перед глазами были примеры такой
гибели людей; но белый хлеб, ветчина, вино, водка и
желание щегольнуть, естественно, производили большее
впечатление, чем эти опасности. К тому же худшие из
родителей гнали своих детей, ©плоть да самых
маленьких, к этим столам, станкам и машинам. Что этим
негодяям за дело было до того, что 'их дети могли
зачахнуть? Они еще делили с детьми заработанные теми
белый хлеб, ветчину, вино и водку. Во многих местах
бедные дети уже в школе, где им пришлось находиться в
подобном же положении, были подготовлены к ужасным
условиям фабричного помещения. Родители забирали их
из школы ,и посылали на фабрику, где по крайней мере
хоть на пропитание что-то заработать можно. Таким
образом в стране появились тысячи чахнущих людей.
Теперь им уже не платят такой заработной платы, на кото-
282

рую можно 'покупать белый хлеб и ветчину. Но бедствие
в стране достигло такого уровня, что во многих местах
у нас, больше чем где бы то ни было в Европе, народ
и его ф'изич'еское состояние нуждаются в противовесе
против последствий эгоизма владельцев больших и
маленьких фабричных предприятий. Противовеса против
глубокого вреда, нанесенного организму, и против
физического ослабления нужно искать в мудрости
правительства и в возрождающейся силе нравственных чувств
человеческого сердца.
Дело заключается не только в том, что бесчисленное
множество настоящих бедняков находится в таком
состоянии, что они больше похожи на привидения, чем на
людей. Наши заблуждения относительно того, что нам
необходимо и чем мы должны быть в физическом
отношении, вызвали в направлении мыслей даже более
обеспеченных и 'более здоровых людей такие отклонения и
слабость, которые выражаются в удивительных
странностях. Во многих местах, если хочешь считаться
добропорядочным и почтенным человеком, ты даже в самую
сильную жару не имеешь права снять кафтан и
накинуть его на шею или на плечо. Твои дети все лето
должны носить чулки и головные уборы. Они не смеют
лазать на деревья, прыгать через канавы и т. п. Самая
неуклюжая чопорность в этих местностях стала каким-то
признаком добропорядочности. В этих местностях ты
не посмел бы перед своей дверью рубить дрова, даже
если бы таким образом хотел уберечь себя от простуды.
Физическому упадку, достигшему наибольшей
степени в результате развития хлопчатобумажной и
шелковой промышленности, предшествовал период,
отличающийся тем, что все носили парики и шпаги. Это создало
основу нашего повсеместного физического ослабления и
развития чопорности как в высших, так и в низших
сословиях. Новая чопорная и недалекая администрация
мешает молодежи во всех ее развлечениях.
Национальные праздники, выражающие старый могучий народный
дух, перестали нравиться, их постепенно изгнали с
наших равнин, оттеснив в горы *. Но и в горах значение
праздников принижено: они уже перестали служить
выражением силы народа, перестали играть роль средства
выявления и прославления сильных мужей страны; они
уже не смогли с основанием претендовать на внимание
283

и доверие самого народа, превратившись в .платные
зрелища для иностранцев — любителей балагана и для
оплачивающих эти зрелища богачей. Если мы в настоящее
время хотим восстановить внешний блеск этих
праздников, не стремясь возродить при этом сам народ, в них
не будет уже прежнего существа. Они не удовлетворят
тех, кто стремится к восстановлению старины. Нас же,
таких, какие мы есть, они удовлетворят, помогут
скоротать время и создадут для нас ту иллюзию, которая
соответствует нашему собственному желанию.
Но есл'и все обстоит таким образом, друг отечества,
если это действительно так, то как ты можешь хотеть,
чтобы оно так и осталось? Можешь ли ты желать, чтобы
народ твоего отечества как в отношении своего
положения, своих обычаев, семейного и школьного воспитания,
так и в физическом отношении все больше ослаблялся
и вырождался? Нет, ты не можешь этого хотеть, как вы,
отцы и матери, не можете желать зла для себя и ваших
детей. Ты не можешь хотеть этого, как не может хотеть
настоящий учитель, чтобы в школах погасла вся жизнь,
веселость, физическая и умственная деятельность детей.
Средства против этого должны быть для вас священны,
•как для вас священны ваши дети, дом, как священен
для вас сам бог.
С раннего возраста ребенок нуждается в
возможности свободного и всестороннего приложения своей
физической деятельности и удовлетворения естественной
потребности в движении. С раннего возраста он
нуждается в свободном всестороннем развитии своих физических
задатков, чтобы, обладая общим физическим развитием,
он и при выполнении какого-л'Л'бо одного вида труда не
потерял бодрости духа и здоровья; чтобы он не утратил
способности прилагать свои силы свободно и
разносторонне. Он нуждается в этом, чтобы в случае
необходимости мог взяться за плуг и мотыгу и сажать картофель,
если .прекратится фабричный заработок; заняться
плетением корзин и изделий из соломы, если нечего будет
прясть и вышивать; взяться за садоводство и
огородничество, если прекратится сучение ниток -и ткачество. Он
должен суметь таким же образом перейти от этих
занятий к прежним, когда обстоятельства изменятся. Короче
говоря, ребенок должен получить силу и сноровку,
чтобы стать способным во всех своих земных делах дейст-
284

сз
ex,
CD
ГО
О
О
U
о
«
о
л
ч
<и
н
слз
э
m
О)
£
2
к
о
Си
о
н
о
о
о
к
о
^
CU
си
Ш
£
03
Я
и:
CQ
>S
К
ы
VO
о
со
о
у
X
X
Q
f-.
3
С
<о
О
03
с;
3
а;
Q
с
=5>
«
3
О.
<\>
3
ч
*?
<Ö
о
<о
<Ü
•*
3
»3
«S
о
с
о
ь
>3
QJ
«s
Q
«О
*
О
^
«
со
1
3
Ч
сз
ffc
cq
285

вовать согласно тем требованиям, которые предъявляют
к нему данная ситуация и обстоятельства.
Физическое воспитание, которое действительно
получали и которым действительно обладали дети наших
предков, должно даваться и нашим детям. Их дух,
народный дух гимнастики, снова должен быть
восстановлен. Этот дух не страдает односторонностью, и его
нельзя насильственно вызвать никакими народными
праздниками. Подлинные народные праздники, напротив,
могут являться лишь выражением подлинного наличия
этого народного духа. Дома и в школе, за работой в
поле и во время воскресных игр и развлечений он должен
быть всегда и повсюду столь же действенным л
видимым, как в Альпах и во время -.пастушеских праздников.
Он должен проявляться во взглядах народа на свои
физические потребности и способы их удовлетворения.
Однако достичь этого совершенно невозможно, если с
раннего возраста не пробуждать и не поддерживать в
ребенке высокое, живое, самостоятельное чувство силы,
чтобы само оно побуждало ребенка ко всему, что в этом
отношении надо добиваться ради блага родины.
Но где же начинается развитие этого чувства? Как
его вызвать и как сохранить? Безусловно, оно
начинается там, где сама природа приступает к развитию
ребенка. Несомненно, оно требует в первую очередь
пристального внимания к данному вопросу. Каким передает
природа ребенка для воспитания и что в нем предлагает она
воспитывать? Иными словами, какие вообще заложены
в природе человека физические задатки, требующие
развития? Что делает физическая природа человека для
раскрытия подобных задатков ребенка? Что- должно
еще добавить к этой деятельности природы человеческое
искусство воспитания?
Природа создает ребенка как неделимое целое, как
действительно органическое единство с
разносторонними нравственными, умственными и физическими
задатками. Она безусловно хочет, чтобы ни один из этих
задатков не остался неразвитым. Там, где действует
природа, где ребенок остается под ее подлинным и
надежным руководством, она раскрывает эти задатки
одновременно и в их гармоническом единстве. Развитие
одного не только неразрывно связано с развитием другого;
природа развивает каждый из этих задатков посредст-
286

вом других и через них: развитие чувств станойится
средством развития ума, развитие ума влечет, за собой
развитие тела, и наоборот.
Наблюдая за тем, как природа развивает все
задатки ребенка одновременно и при этом один через другой,
мы ясно видим: она, опять-таки, имеет в виду при
.развитии сердца, ума и тела отнюдь не специальные,
единичные нравственные, умственные /или физические навыки.
Она, вечно ясная и уверенная в своей деятельности, все
увязывает воедино: не только подчиняет одно
упражнение другому, но и извлекает в человеке одно умение из
другого. Так и дерево выгоняет из корня ствол, из
ствола— ветви и веточки, из них — цветы, из цветов —
плоды; оно не путает при этом ни одной из этих важных
составных частей с другой. Природа пробуждает в
ребенке не какой-нибудь один вид умственных сил и
деятельности сознания, а все их; не какое-нибудь одно или
несколько предпочитаемых ею чувств сердца, а все
сердечные чувства. Таково же ее влияние и на физическое
развитие ребенка. Она старается достичь не
преимущественно умения прыгать, плавать, рубить дрова и т. д.;
она старается добиться, чтобы ребенок вообще мог
уверенно, энергично и в полном объеме владеть своими
'руками и ногами. Она не допускает, чтобы ребенок, не
способный еще с достаточной силой и уверенностью
владеть своими членами вообще, имел доступ к овладению
отдельными изощренными приемами и движениями рук
и ног. Кроме того, в тех случаях, когда дело касается
навыков, в которых ребенок редко нуждается,
воздействие природы в общем и в отдельных ее проявлениях
лишено силы и привлекательности. Однако оно сильно,
деятельно, богато побуждениями и напористо во всех
других случаях, когда речь идет о навыках, всегда,
ежедневно и ежечасно необходимых ребенку. В своем
воздействии на ребенка природа придает прыжкам
несравненно меньшее значение, чем ходьбе, а танцам
значительно меньшее, чем прыжкам; фехтованию —
значительно меньшее, нежели пилке, топке и строганию;
верховой езде гораздо меньшее, чем резанию, молотьбе и
•помолу.
Могут возразить, что резание, молотьба, помол —
это действия общественного, а не естественного
человека. Это неверно. Общественный человек с точки зрения
287

влияния его природы на его развитие является таким же
естественным, как и дикарь. Природа человека,
поскольку она сама по себе оказывает воздействие, в
общественной жизни действует по тем же точно законам, по
которым действует, когда человек находится в диком
состоянии. При этом природа пользуется в общественной
жизни тем большим количеством средств воспитания,
чем больше она отходит от применения этих средств в их
естественном виде. Между тем ни в коем случае нельзя
считать, что в результате строгания, точки, помола и
молотьбы нарушается естественность влияния природы на
наше физическое воспитание, так как эта деятельность,
исходящая из повседневных потребностей людей,
является разносторонней, разнообразной и изменяющейся.
Наоборот, естественность методов воздействия природы
значительно больше страдает в результате
неорганизованного применения редко используемых
вспомогательных и образовательных средств — танцев, фехтования
и верховой езды, гармонически не увязанного со всем
единством требований человеческой природы.
(Поэтому чем больше первоначальные средства
физического воспитания ребенка исходят из нужд и
потребностей самого его существа, тем более они природосооб-
разны. То же самое можно сказать о нравственном и
умственном развитии. Средства физического развития
каждый раз идут в ногу со средствами нравственного
воспитания и умственного развития.
Это обстоятельство очень важно, чтобы правильно
оценить все непосредственные преимущества, которыми
для физического развития обладает простой народ з
своем положении по сравнению с высшими сословиями.
Это следует особенно учитывать при подготовке его к
труду в индустрии и в тех случаях, когда горькая
нужда заставляет нарушить естественно, но медленно
совершающийся процесс развития детей и занять их
трудом, дающим возможность заработать себе на хлеб.
Однако для осуществления совершению
естественного и самостоятельного физического воспитания эти
соображения еще недостаточны. Нам нужно попытаться
глубже проникнуть в суть того, что же природа дает
ребенку для его физического развития. Для этого не
требуется какого-либо особенно острого ума. Достаточно
288

сам'ого простого здравого смысла, так как ответ лежит
совсем /близко к поверхности.
Основой побуждения при всякой чувственной
необходимости и потребности, основой всего, -из чего
природа исходит в самом ребенке как средоточии
чувственного развития, является не что иное, как стремление
самого ребенка к деятельности. Его рука тянется ко всему;
она все тащит в рот. Его ноги находятся в непрерывном
движении. Он играет сам с собой. Он играет со всем
окружающим. Он все бросает так же, как все старается
схватить. Это непрерывное стремление ребенка к
движению, эту игру ребенка со своим собственным телом,
природа сделала настоящим исходным пунктом
физического воспитания и дала путеводную нить к
естественной, элементарной, законченной трактовке последнего.
Чтобы ребенок мог двигаться, природа дала всем
членам его тела суставы. Его игры, движения, его
стремление к деятельности являются, конечно, не чем иным,
как упражнениями суставов. Природа ведет ребенка
путем постепенного расширения деятельности его
органов чувств к постепенному, последовательному
развитию работы его суставов. Если ребенок в совершенстве
владеет движениями во всех своих суставах, если он
ловок в выполнении всех возможных для тела движений и
положений, тогда, значит, природа закончила дело его
физического развития.
Если мы -пойдем дальше -и рассмотрим описанную
выше деятельность природы еще с точки зрения того,
что она дает ребенку в отношении необходимых для
него окружения и условий главным образом через его
родителей, то мы обнаружим высокую степень совпадения
со сказанным выше. Все, что природа вложила в самого
ребенка, чего она хочет добиться через вложенные в
него инстинкты, к чему она принуждает его через нужду и
потребности, она вложила одновременно и в его
окружение; то же самое она хочет осуществить через его
мать, то же самое она заставляет его делать
посредством домашнего окружения.
До известного момента развитие элементарных
средств образования непосредственно вытекает из
природы ребенка и его естественного окружения. Во всяком
случае, эти средства, необходимые для развития сердца,
ума и тела, непосредственно вытекают из живой любви
19 И. Г. Песталоцщг, т. 3 280

матери к ребенку и из восприимчивости к любви,
присущей ему самому. Как в матери, так и в ребенке эти
средства проявляются и набирают силы через нужду и
потребности, свойственные их положению; оно является
почвой, на которой раскрывается их любовь.
Обстоятельства, под влиянием которых какое-нибудь
средство образования получает первоначальное
развитие, всегда возбуждают способности человека в их
полном объеме. Настоящие средства образования
воздействуют на все задатки ребенка. Если мы глубже вникнем
в вопрос о происхождении элементарных средств
обучения и о ходе их естественного развития, то окажется,
что общим корнем, из которого исходит развитие
человека, является все то, что требуется для самых
необходимых забот о ребенке. Такое образование гарантировано
ему природой благодаря инстинкту матери.
Исходные положения физического элементарного
образования в этом отношении так легки, просты и
повсюду применимы, что их, собственно говоря, совсем нельзя
считать искусством. Их отличительным свойством
является величайшая простота. Каждая мать знает и
применяет их. Она заставляет ребенка сначала стоять на
столе, потом на лавке, держа его за обе ручки; поздней
она ставит его на пол, де'ржа только за одну ручку,
затем толь'ко за один палец. Ребенок стоит. Теперь она
учит его ходить. Едва он это освоит, как мать учит его
стоять у нее на коленях, кивать ей головкой,
наклоняться, кланяться ей. Отец идет дальше: он ставит ребенка
обеими ножками себе на ботинки и качает его в этом
положении. А вот он ставит в комнату .чурбан, и дети
должны вскакивать на него, перепрыгивать. Еще
позднее отец велит и:м лазить'на деревья, кататься на льду.
Он кружит их, учит бросать шар, размахивать бичом
и т. д. Словом, отец делает все так, как этого требуют
сами задатки и побуждения физической природы ребенка.
Бесспорно, что эта деятельность отца и матери,
направленная на физическое развитие ребенка, является
отнюдь не односторонней. Развитие у него всесторонней
способности и навыков к движению согласно законам,
на которых основано строение его тела, несомненно
заложено в самом ребенке. Его руки и ноги, кисти и
ступни, все его суставы и мышцы приводятся в движение и
упражняются хотя и бессознательно, но тем не менее в
290

необходимой последовательности, по ступеням; все тело
ребенка со всеми его членами становится сильным и
выносливым, полным энергии и подвижности.
Естественная домашняя гимнастика, которую я
рассматриваю как единственную основу искусственной
гимнастики, удовлетворяющей потребности человеческого
развития, воздействует не только на физические силы
человека во всем их объеме. Она требует также
всесторонней деятельности интеллектуальных сил ребенка.
Присмотримся с этой точки зрения поближе к тому, что
делает мать, и мы убедимся, что она побуждает
ребенка относиться с пристальным вниманием ко всему
окружающему, внимательно наблюдать за самим собой.
У ребенка вырабатывается отчетливое сознание того, в
каком отношении находятся существующие вне его
вещи к его силе и какое отношение существует между его
силой и вещами вне его. Мать укрепляет это сознание,
знакомя ребенка с названиями предметов, находящихся
в столь тесной связи с его силами. Увлекательность,
свойственная этим упражнениям, побуждает ребенка к
свободной игре наблюдения. Упражнения определяют и
всесторонне расширяют круг опыта ребенка,
обосновывают смысл его существования, знакомят его с
горестями и радостями жизни, прививают ему отчетливое
сознание того, что приятно человеку и что причиняет
ему боль. Упражнения всесторонне воздействуют на
умственные силы ребенка — воображение, память,
комбинаторные способности, силу суждения,
изобретательность.
Упражнения предъявляют требования не только к
уму ребенка; они захватывают и приводят в движение
все его эмоции, все силы сердца, вплоть до самых
нежных и чувствительных. Связанные своим истоком с
сердцем отца и матери, они являются не чем иным, как
упражнениями в силе сердечных качеств ребенка, его
любви. Они связаны со всем, что ребенок сильно любит, со
всеми побуждениями ребенка к любви. Они связаны с
разбуженным у него полным доверием, чувством
благодарности и высокой чистотой невинности.
Но они не только пробуждают и оживляют эти
присущие ребенку чувства. Они подымают ребенка до
подлинной способности деятельно воплощать эти взгляды и
чувства. По крайней мере, это происходит там, где мать
19* 291

еще близка к «природе, где блеск почета и грязь
денежного сундука не порвали до последней нитки священные
связи семейных отношений. Так бывает, по крайней
мере, там, где навеки неразлучные члены одной семь'л
помогают друг другу; где хорошая мать предпочитает
видеть своего грудного младенца на руках его малолетней
сестренки, чем на руках прислуги, которую нанимают на
три месяца или на полгода. В таких семьях девочка с
малых лет может оказывать помощь любящей матери,
выполняя ее поручения: принести или отнести какую-
нибудь вещь, качать колыбель младенца, брать его на
руки, играть с ним, водить и носить его. Девочка может
заменять ребенку мать. Она уже не притрагивается к
деревянной кукле, ей доступны высшие радости. Она
подвязывает чулочки не кукле, а своей сестричке;
надевает ботиночки не кукле, а братишке. Применение
физической силы у этого ребенка стало также
применением силы нравственной. Наградой ему служит
благодарность матери. Ее брат так же помогает отцу, который
платит ему за это благодарностью. Души этих детей —
девочки и мальчика — возвышаются. Они возвышаются
благодаря священной, естественной связи между
упражнением физических сил, с одной стороны, и
нравственных и умственных сил — с другой.
Искусственные средства физического воспитания
должны учить тому, чтобы соблюдалась важная связь
между развитием физических навыков и общим развитием
всех сил человеческой природы. Общее развитие не
должно успокаиваться на физическом развитии человека;
следуя природе, оно должно привести его в полную
гармонию с умственным и нравственным развитием. Таким
образом создается определенный исходный пункт и
своеобразная последовательность упражнений,
соответствующая указаниям природы.
Присмотримся к ней поближе.
Ребенок — не растение, которому предназначено
вечно быть связанным со своим корнем и которое не может
жить обособленно от него. Напротив, назначение
ребенка заключается в том, чтобы стать самостоятельным и
независимым от тех средств, которые применялись для
развития всех его сил. Из самых необходимых забот о
ребенке, которые являются корнем всего его воспитания,
вырастает именно та самостоятельность, при помощи
292

которой он отделяется и должен отделиться от этого
корня.
Вечный естественный закон развития человеческого
рода заключается в следующем: по мере того как растет
самостоятельность ребенка, уменьшается необходимость
заботы о нем; по мере же уменьшения необходимости
в 'первоначальных заботах о ребенке ослабляется
инстинкт, или естественное побуждение, матери заботиться
о нем. Ребенок начинает сам заботиться о себе. Заботы
матери и самообслуживание постепенно, через ряд
ступеней ведут к самостоятельности. Промежуточным
состоянием, или, вернее,.переходным пунктом между
начинающимся самообслуживанием и полной
самостоятельностью, являются школьное образование, подготовка
к мастерству и профессиональное образование.
Самостоятельность ребенка, стоящая выше потребности матери
заботиться о нем, всегда проявляется в трех
направлениях. В нравственном отношении это самодеятельность
любви, в умственном — самодеятельность мышления,
в физическом — самодеятельность тела.
Поскольку эта самодеятельность разбужена
естественным путем, поскольку любовь, мышление и
физические движения ребенка являются следствиями самых
необходимых забот со стороны матери, 'постольку каждое
из этих проявлений является вместе с тем и проявлением
всей совокупности человеческих задатков. Каждый шаг
в воспитании, который исходит от материнской
привязанности, материнской заботы, имеет воспитательное
значение для всей природы человека в целом; он
одновременно воздействует на нравственные, умственные и
физические силы ребенка. Благодаря элементарной
естественности'исходного пункта нравственного, умственного
и физического развития человечества вся совокупность
этих средств в своих результатах сплавляется воедино —
в образование 'Человека вообще. В этой естественности
элементарного 'исходного 'Пункта человеческого
воспитания 'каждый раз человек действут как целое, то есть
действует весь человек. Каждое из этих начальных
упражнений во (всех трех направлениях нашего воспитания
каждый раз является проявлением человеческой
природы как целого, во всей ее полноте.
Чем более природосообразную жизнь ведут родители
ребенка, тем в большей степени они делают это в сваих
293

собственных интересах. Чем ближе к 'природе их жизнь,
тем более неиспорченным и естественным является их
собственное стремление к такой жизни. Кроме того, они
обычно пото'му и живут сообразно 'природе, что
стремление быть ближе к своему ребенку и потребность в этом
коренятся 'в их (положении и в обстоятельствах их
ЖИЗНИ.
В трудностях жизни 'бедных людей взаимосвязь
материнской заботы «и самодеятельности ребенка является
одинаково благодетельной для матери и ребенка. Забота
о детях ложится тяжелым бременем на 'бесчисленных
бедняков, которым и без того достаточно трудно
прожить жизнь, не потеряв при этом совести и чести. Он i
вынуждены делать все возможное, чтобы дети не только
содержали самих себя, но еще »и помогали родителям.
Не смейся над этим, дочка! Походи-ка /по деревням,
посмотри на увядшие груди матерей. Понаблюдай-'ка за
тем, как они прядут ночи напролет, чтобы утром иметь
возможность купить на два крейцера картошки, а потом
подумай, 'насколько развитая самодеятельность ребенка
может облегчить 'бремя бедной матери!
Не стану, однако, уклоняться в сторону. В
результате «перехода от любовных забот матери к
самодеятельности и самообслуживанию у детей развивается
способность самим находить себе занятие, самостоятельно
развлекаться. Сознание этой способности становится для
них активным «побуждением к независимому и
самостоятельному существованию вне родительского жру га забот.
Они стремятся .найти развлечения и занятия, стараются
завязать связи вне рамок семейного круга. Они
нуждаются в расширении своего духовного богатства и
запросов; для них важно отточить свои силы, как можно
чаще применяя их в столкновении с окружающей
средой. Это происходит благодаря расширению круга их
совместной жизни с другими лю'дьми и благодаря всем
удовольствиям и страданиям, которые они совместно
с ними переживают. Естественность начального
воспитания, благородная, возвышающая любовь матери
являются недостаточными для подготовки ребенка ко всем
трудностям, с которыми ему придется столкнуться на
нашей поросшей терниями и чертополохом земле. Дети
стремятся уйти из семьи, вырваться из-под материнской
опеки, окунуться в жизнь со всеми ее терниями. Счастье,
294

если хорошая мать поведет их за руку в этот »все
расширяющийся круг, предъявляющий все большие
требования к их силам.
Пожелаем, чтобы было побольше таких счастливых
людей и "поменьше родителей, которые даже в тот
период, 'когда природа доверяет ребенка исключительно
заботам родителей, не могут и не хотят дать своим детям
необходимое им в это время естественное элементарное
образование. Пожелаем, чтобы не нашлось родителей,
у которых не хватит здравого смысла и образования для
выполнения даже этого (первого начального пункта
своего долга. Но даже если они выполнят его в полной
мере, юр и род а не может слишком долго оставлять детей
на попечении родителей ввиду необходимости развития
у них самостоятельности. По мере того как растет
внутреннее душевное богатство детей и расширяется круг их
опыта, возникает потребность в искусственных мерах
воспитания, появляется необходимость в школе *...

МОНМОЛЕНУ
Нейенбург
h< АШЕ ВЫСОКОБЛАГОРОДИЕ, милостивый
\ J государь! Спешу ответить на 'высказанные
Вами некоторые «возражения.
1. Прежде всего Вы говорите: метод слишком легок,
молодым людям не 'приходится достаточно напрягаться,
следуя ему. Они, можно сказать, играючи идут по его
пути. Между тем без труда и напряжения нельзя достичь
ничего хорошего, ничего прекрасного, а это
предполагает, что у человека надо через 'привычку л упражнение
развить способность к подобному напряжению. Не
грозит ли опасность, что дети, на протяжении четырех,
шести, восьми лет следовавшие по этому легкому и
привлекательному »пути, впоследствии проявят неохоту и
отвращение к тому по необходимости более утомительному и
трудному, что ожидает их <в дальнейшем учении?
Отвечаю: ни в одном воспитательном заведении не
трудятся больше и упорней, чем у нас. Ребенок у нас не
играет, он работать должен; что он начал, то должен
довести до конца. Его работа не легка; но она легко
дается, 'потому что ею руководят психологически
правильно-*. Сама по себе она трудна настолько, насколько
должна быть трудна, чтобы стать в совершенстве
завершенной. Она не более трудна, чем для этого требуется.
Нашего ребенка в большей степени 'побуждают нести
повседневное бремя, чем любого другого, но оно не
превращается для него из-за человеческих ошибок в
безумие и хаос. Он несет тяжесть, заключенную в самом
нашем деле, -несет ее полностью. Под этой ношей
благодаря своему образованию ребенок накапливает
надежные силы, помогающие ему нести труд позднейшего уче-
296

ния «с той же легкостью, с которой он ежедневно
упражняется в несении груза нынешних занятий. Мы во всем
настолько приучили наших детей к детскому
трудолюбию и усердию, так далеко в этом зашли, что люди,
более близко знакомые с нашим заведением, склонны
скорей упрекнуть нас в том, что мы не слишком мало,
а слишком много делаем в этом отношении.
2. Второе Ваше возражение таково: даже если
допустить, что метод хорош, то и в этом случае он хорош
лишь для детей с пятого до десятого года жизни; в более
позднем возрасте он неприменим, как неприменим и для
более сложных предметов.
Отвечаю: на десятом году жизни человеческая
природа не останавливается в своем развитии. В десять лет
она не становится иной, чем была раньше. Если метод
обучения захватывает ребенка в возрасте от пяти до
десяти лет и 'по-настоящему продвигает его вперед, то он
способен также воздействовать на него между десятым
и двадцатым годами жизни -и продвинуть его дальше.
Наши юноши б возрасте от десяти до двадцати лет
больше доказывают это своими успехами, чем наши
пяти-, десятилетние дети. Правда, не всякий учитель
сумеет строить на нашем фундаменте, но мы приняли
меры к тому, чтобы дети оставались у нас до того
возраста, когда они смогут выбрать себе 'профессию. Мы
подвергаем строжайшей проверке успех этих
мероприятий. Заметим, однако, еще только одно: самое высокое
всегда исходит из самого простого. Мы не знаем такого
образования на более высокой ступени, которое не
основывалось бы на полном охвате всей (природы человека
в ее целом. Если только эта природа действительно
укрепляется и возвышается, то высшая ступень
образования имеет в ней для себя основу. Но если эту
природу оставить в слабости, такой бросить ее в море наук,
она утонет ,в нем, вместо того чтобы возвыситься и
окрепнуть через науки. А дает ли метод лишь некоторые
средства для обучения детей или он предоставляет
наряду с начальными средствами обучения также и
продолжение этих средств для отроческого возраста — это
видно из следующего:
1) последовательные ряды средств метода, поскольку
их следует рассматривать ка'к средства умственного
образования, не имеют предела. В силу своей природы
297

они предоставляют нам такую -последовательность
средств обучения, которая теряется в бесконечности. Где,
например, заканчивается наше обучение числу и форме,
как не в неизмеримости математических л
алгебраических познаний? Если рассматривать их как средства
формирования мастерства, то их пределы — пределы
мастерства; если подходить к ним как к средствам
обучения наукам, то науки следует рассматривать
единственно лишь как часть элементарного образования — как его
практическое применение, как гарантию реальности
умственных сил, вызванных к жизни »подобным обучением.
Разумеется, у детей, (получающих образование по
нашему методу, во всех случаях при обучении научным
предметам необходимо, с одной стороны, учитывать тот
уровень умственных сил, который ими достигнут
благодаря элементарному методу. С другой стороны, науки
следует рассматривать 'больше как средство для того,
чтобы все выше 'поднимать эту умственную силу, нежели
как умение увлечь ее к поверхностному и обширному
изучению и познаванию всей науки в целом и ее
частностей. Наконец, по этим же причинам само обучение
наукам должно в той мере, в какой это доступно для
каждой из них, вестись в том духе и тех 'психологических
формах, которые ребенок усвоил через элементарное
образование. Дальнейшее образование следует во всех
отношениях привести в гармонию с полученным
ребенком начальным образованием;
2) мне могут ответить: но кто же сумеет так
сделать? Я отвечу: 1) любой, кто этому научится; 2) чем
прочней кто-либо усвоил определенную науку, все равно
какую, чем более психологически обоснованным методом
его этой науке обучили, тем легче -будет ему во всех
случаях привести обучение науке в согласие с духом
элементарного образования, увязать его с результатами
форм этого образования; 3) мы теперь с огромным
напряжением трудимся над тем, чтобы суметь хотя бы по
некоторым предметам показать публике, как мы
увязываем преподавание научных предметов с элементарным
образованием. Еще более мы трудимся над тем, как
осуществить в нашем институте это дело на практике, чтобы
оно благодаря такому осуществлению смогло получить
признание. Наш персонал обладает здесь скрытыми
силами. 'Кто не пожалеет времени, тот сможет убедиться,
298

что мы в этом отношении делаем немало, что нам и
здесь, для того чтобы привлечь общественное мнение на
свою сторону, не 'нужно ничего другого, кром'е строгой
и 'серьезной проверки.
3. Ваше третье -возражение — опыт в процессе
работы еще недостаточно оправдал себя.
Отвечаю: он этого не мог. Опыт был нов, и это был
опыт. Но «с каждым годом он изменялся и улучшался.
С самого начала он привлек внимание своим частичным
успехом. Пусть теперь проверят этот успех на месте!
Мы заявляем: о« неизбеоюен. Мы заявляем: средства
элементарного образования не могут не привести к успеху.
Мы 'согласны на любой философский анализ оснований
для такого утверждения и опять же ссылаемся на
приобретенный опыт, который весь у нас перед глазами как
факт. Мы просим лишь об одном: не судить о
недостатках какой-нибудь из наших мастерских на основе
неповоротливости кого-либо из подручных, не 'судить о
ненадежности -наших средств по случайным ответам
слабоумного ребенка. Мы хотим, чтобы о пригодности наших
средств судили по их воздействию на всю массу детей.
4. Есть еще и такое возражение: если на 150 детей
требуется такое обширное здание и столько комнат, как
в Иве!рдонском дворце, то какое же помещение
потребуется для воспитания в Невшателе почти 400 детей.''
И точно так же с учителями. В Ивердоне их такое
множество, что едва ли где в другом месте можно
содержать столько, не говоря уж о деревнях — какие же там
возможны и применимы меры в этом направлении?
Отвечаю: 1) не надо и думать о том, чтобы начинать
где бы то ни было с заведения, подобного ивердонскому.
Это заведение — результат восьмилетнего периода
подготовки очень большого числа учителей и младших
учителей. Узы, их связывающие,— это отнюдь не их
должность; это сознание общей воли и взаимодействия сил,
устремленных к единой цели. Именно это. А узы,
связывающие младших учителей с нашим заведением, — это
самообразование. Короче говоря, внешняя форма ивер-
донского учебного заведения еще много лет не сможет
служить основой для нового подобного учреждения.
Нигде не найти такого количества учителей, полностью
■и отлично освоивших принципы метода, которое нужно
для удовлетворительной организации воспитания на их
299

основе 150 человек в возрасте от пяти до двадцати лет.
Я бы и не советовал предпринимать подобную попытку.
К тому же следует заметить, что если взять школы
именно как таковые, то тогда отпадают все спальни,
хозяйственные помещения, столовые. Четыреста школьников
не требуют ни такого "помещения, ни стольких комнат,
как 150 воспитанников на полном пансионе со штатом
учителей и хозяйственного персонала;
2) предположим, однако, что Нейенбург признает
принципы метода правильными и пожелает, чтобы
государство их осуществило. В этом случае были бы
возможны -и желательны только такие мероприятия:
а) двое талантливых, не успевших свыкнуться со
старыми формами обучения молодых людей должны
освоить метод и его применение, а также философские
воззрения, на которых метод базируется; освоить по
возможности полней, чтобы быть в состоянии сразу же
заметить и верной рукой пресечь любую неправильность
в его применении;
б) гораздо более значительное число молодых людей
должны изучить метод практически, чтобы суметь чисто
практически же начать его применение с начальных
средств обучения чтению, письму и арифметике;
в) когда молодые люди обучатся настолько, что
сумеют уверенно, свободно и самостоятельно начать
преподавание, им следует предоставить должности учителей;
г) по мере того как они станут применять метод на
практике, способность к прогрессу в этом деле станет
развиваться у них в той же степени, в какой будет
нарастать потребность продвигаться вперед вместе с детьми;
д) когда эти учителя заметно продвинутся, их
следует связать с теми двумя молодыми людьми, что
изучили метод во всем его объеме — в философском и
практическом, чтобы они осуществляли необходимое
руководство;
е) поскольку Ивердон расположен поблизости, то и
мы получим возможность прямо или косвенно
воздействовать на руководство этими учителями и на их
дальнейшее образование. В математике и в других научных
предметах они будут продвигаться только соразмерно
растущим запросам детей, поэтому время для всего
легко найдется, даже если они очень рано начнут вести
преподавание.
300

Из сказанного видно, что в городе Нейенбурге вполне
возможно осуществить нашу идею; по тем же причинам
ее можно осуществить и в деревне. Совершенно
очевидно, что для последней цели следует предварительно
разработать особый способ изучения метода. Я уже давно
предлагал правительству кантона Во (Лемана) *
провести опыт подготовки специальных учителей для
деревенских школ -и ничего так не желаю, как получить для
этого возможность. Для подобной цели в моем заведении
объединились такие средства, которые редко где можно
найти в другом месте.
В заключение должен еще добавить: во всяком
случае, можно попытаться осуществить первое предложение
в одной какой-нибудь опытной школе, и было бы
чрезвычайно желательно, чтобы частные лица, проявляющие
к данному делу интерес, смогли объединить
определенное число детей для такого частного опыта.
На Ваш запрос относительно Фридолина * должен
Вам сказать: что меня в нем привлекло, так это не
«голова, а сердце, не его сила, а его воля. Доброта его
постоянна, а успехи посредственны. Он не выделяется
в каком-нибудь одном отношении, но всегда прилежен
и трудится с заметным успехом. Он дает много уроков,
дает их любовно, с усердием и довольно умело. Он
только -излишне боязлив и нерешителен, но время и опыт и
в этом отношении укрепят его силы. Мы считаем, что
карьера учителя городской школы — поприще, на
котором он испытает наибольшее удовлетворение.
Позволю себе приложить два наших чертежа.
Простите мою смелость, если я обращусь -к Вам с такой
просьбой: не можете ли Вы попросить кого-нибудь -из
своих соотечественников-фабрикантов заказать за мой
счет одному из их резчиков на фабрике выгравировать
на дереве эти фигуры *. Мы думаем, что их можно
выгравировать достаточно тонко, а для нас это важно, та.к
как с гравюры на дереве можно отпечатать большое
количество экземпляров. Я не осмелился бы затруднять
Вас, не будь так уверен в том, что Вы всегда проявляете
интерес к моим конечным целям.
Примите уверения в моем к Вам высочайшем
уважении, с которым имею честь оставаться Вашего
высокоблагородия покорнейшим слугой.
Я.
301

ИЗ РЕЧИ ПЕСТАЛОЦЦЙ,
ПРОИЗНЕСЕННОЙ ИМ 12 ЯНВАРЯ 1818 ГОДА,
В ДЕНЬ, КОГДА ЕМУ МИНУЛО 72 ГОДА,
ПЕРЕД СОТРУДНИКАМИ И ВОСПИТАННИКАМИ
ЕГО ИНСТИТУТА
НАХОЖУСЬ сейчас в положении отца
семейства, который, чувствуя близ-кую разлуку со
-, своим домом, хочет подготовить его к этому и
собирает вокруг себя всех своих близких, сколько бы их
ни было. В этот торжественный момент я постараюсь
раскрыть им с отеческой любовью состояние дел в моем
хозяйстве, чаяния моей жизни, мои надежды и
стремления, изложить им просьбы, связанные с этими чаяниями
и надеждами.
Я вступаю сегодня в 73-й год жизни, которая во
многих отношениях была больше общественной, чем частной.
В этот час я чувствую себя больше состоящим на
службе обществу, чем живущим своими личными интересами.
Мои стремления направлены <в первую очередь на то,
чтобы внести полную ясность в вопросы, .касающиеся
моей общественной деятельности, а не касаться каких-
нибудь моих частных дел. Да, друзья, в этот момент я
хочу осветить достижения своей общественной, а не
частной жизни, чтобы обеспечить им и после моей смерти
прочное существование и дальнейшее развитие. Эти
достижения являются той лептой, которую я стремлюсь
сейчас положить на алтарь человечества и отечества.
Я ставлю себе целью раскрыть такие понятия, как
воспитание и призрение бедных, чтобы возбудить к ним
интерес многих людей.
302
я

Друзья! Считаю своим долгом в этот момент заявить:
я совершенно убежден в том, что наш мир в отношении
применяющихся в нем средств воспитания и призрения
бедных в общем и целом окутан искусственным туманом,
проникнуть в который и разогнать его не может ни
солнечная сила истины, ни нежная любовь тихой луны.
Я знаю, что слова, которые я сейчас произношу, будут
истолкованы многими неправильно, но так и должно
быть. Ведь искусственный туман, на который я сетую,
стал действительно той средой, в которой мы находимся,
живем, блуждаем. Я имею при этом в виду лишь две
области— народное образование и призрение бедных. Еще
раз заявляю: мы живем в среде искусственной
испорченности, не свойственной подлинному искусству. В
потемках ее, правда, в некоторых других областях, например
в животноводстве, земледелии, мастерстве и
промышленности, мы ориентируемся гораздо лучше и поступаем
гораздо разумнее, чем в деле воспитания и призрения
бедных и вообще в тех областях, которые затрагивают более
высокие стороны нашей жизни. Но именно благодаря
этому мы допускаем в этих областях заблуждения и не
можем отдать себе отчет в глубине испорченности, в
которой погрязли, почувствовать и тем более осознать ее
источники. А их следует искать в глубоко укоренившихся,
охватывающих все наше бытие и полностью
господствующих в наших умах и сердцах взглядах, убеждениях,
желаниях и привычках, а также во взглядах, убеждениях,
желаниях и привычках тех, кому мы обязаны помочь.
Если это правильно, то очевидно, что испорченность,
проникшая в нашу среду, может быть устранена лишь путем
применения мер и средств, способных оказать сильное
воздействие на взгляды, убеждения, склонности, желания
и привычки нашего времени.
Но где найти эти средства? Где можно найти
указания по поводу этих средств и людей, способных их
применять? Где искать людей, готовых воспринять эти
указания?
Вся наша современная жизнь представляет собой по
существу твердо установленный общественный порядок,
направленный против всего вышеуказанного, порядок,
при котором мы в силу его испорченности не можем
познать самих себя. А поскольку мы больше не ощущаем в
себе прав человечеокой природы и не требуем их для се-
303

бя, мы не можем требовать их также и для
осуществления воспитания народа и призрения бедных.
Я умер для своего времени. Мир, современность
больше не мой мир. Я преисполнен мечтой о подлинном
воспитании бедных, а для ее осуществления требуется менее
испорченный мир. Но я отдаюсь своим мечтам, я мечтаю
с восторгом. Картина лучшего воспитания стоит перед
моими глазами в образе дерева, посаженного на берегу
ручья. Посмотри, что это? Откуда оно берется? Откуда
оно берется с его корнями, его стволом, его ветками и
сучьями, его плодами? Посмотри, ты кладешь в землю
маленькое зернышко. В нем заключен дух дерева. В нем
заключена сущность дерева. Оно — семя дерева...
Зерно— это дух дерева, который творит сам себя и
через самого себя свою оболочку. Посмотри на это зерно,
когда оно прорастает в матери-земле. Прежде чем ты
его увидишь, прежде чем оно пробьется из земли, оно
пустило в нее корни. И так же как развивается
внутренняя сущность зерна, исчезает его внешняя оболочка.
Зернышко загнивает после прорастания. Оно исчезает,
как только разовьется. Его внутренняя созидающая
жизнь перешла в корни. Зернышко стало корнями. Его
сила превратилась в силу корней. Посмотри на них, на
корни дерева. Все дерево до последних веточек, на
которых висят плоды, произросло из корней. Все они по своей
сути не что иное, как непрерывное продолжение тех
составных частей, которые уже имелись в его корнях.
Сердцевина, древесина, луб, кора в самых последних
веточках дерева — это та же древесина, та же сердцевина,
тот же луб и та же кора, которые были уже в корнях.
Они повторяются в их неизменной сущности и
неизменном постоянстве формы и волокон, в совершенном и
непрерывном единстве вплоть до ствола, до самой
последней ветки в качестве той же сердцевины, той же
древесины, того же луба, той же коры. Посмотри, все эти
основные части дерева, не смешиваясь, существенно отличаясь
одна от другой, самостоятельно развиваясь по
индивидуальным законам их существа, до самых последних
веточек объединяются органическим духом дерева в то
единство, которое выражает назначение дерева, оболочку
святого зерна, из которого развился сам плод.
Я вижу, что человек развивается так же, как и
дерево *. Незримо заключены в ребенке уже до его рождения
304

зародыши тех задатков, которые разовьются в нем в
течение жизни. Подобно дереву, развиваются отдельные
силы его личности в процессе формирования человека,
то есть в течение всей его жизни, и, так же как основные
части дерева, — в вечно установленном разобщении л
самостоятельности. Вечно разобщенные основные части
дерева благодаря невидимому духу его физического
организма направлены в высоком, богом созданном
нерушимом единстве на получение конечного результата
трудов всех сил дерева — на получение плодов. Точно так
же направлены вечно разобщенные основные
умственные, физические и нравственные силы людей незримым
духом человеческого организма, силой его
божественного сердца, силой веры и любви в .их единстве на
получение конечного результата всех гармонических сил
человеческой личности—наобразование человека. Дух
человека не заключен в какой-либо одной отдельной его
силе. Он не заключен в кулаке человека или в его мозгу.
Средство, объединяющее все его силы, подлинная,
истинная сила заключена в его вере, его любви. Они являются
священным центром, объединяющим силы знания,
умения, деятельности, центром, благодаря которому они, эти
силы, силы истинной человечности, становятся силами
истинно человеческими. Я хотел бы сказать, что весь
истинно гуманный дух наших сил заключен в вере и
любви. Сила сердца, вера и любовь являются для человека,
то есть для божественного вечного существа,
подлежащего воспитанию и образованию, как раз тем, чем являются
корни для роста дерева. В них заключены силы,
добывающие из земли пищу для всех его основных частей...
Человек, спроси себя сам, что в тебе общего с
деревом и чем ты отличаешься от него.
Как и основные элементы дерева, все твои силы
самостоятельны в их органическом бытии. Но так же как
различные ооновные части дерева объединяются
органическим духом, живущим в его корнях, для достижения
конечной цели, то есть для получения плодов, так
объединяются и твои силы — пусть каждая из них
самостоятельна, независима и управляется по своим законам —
внутренним общим духом человеческого организма для
достижения общей для них цели — твоей человечности...
Человек, взгляни на себя и подумай, какими путями
придешь ты к согласию с самим собой и в чем вступишь
20 И. Г. Песталоцци, т 3 305

в разлад с собой и со всем человеческим родом.
Посмотри, какими путями ты можешь стать другом веры,
любви, истины и справедливости, другом бога и людей и
какими путям.и ты станешь врагом веры,' любви, истины и
справедливости, врагом бога и людей. Оглядись вокруг,
оглядись пристально. Изучи человека во всем процессе
его развития. Посмотри, он развивается, его обучают,
его воспитывают. Он развивается благодаря заложенной
в нем самом силе, он развивается благодаря силе,
присущей самому его существованию. Его обучает случай, то
случайное, что встречается в его жизни, обстоятельствах
и условиях. Его воспитывают искусство и воля человека.
Развитие человека и его сил—дело рук божьих. Оно
совершается по вечным божественным законам.
Образование человека случайно, оно зависит от тех изменчивых
условий, в которых находится человек. Воспитание
человека является нравственным делом. Оно является
результатом свободы человеческой воли, поскольку
воздействует на развитие его сил и задатков *.
По развитию своих задатков и сил человек является
плодам вечных божественных законов, лежащих в нем
самом.
По своему образованию он является плодом того
влияния, которое оказывают случайные обстоятельства
и условия на свободу и естественность развития его сил.
По своему воспитанию он является результатом того
влияния, которое оказывает нра)вственная воля человека
на свободу и естественность развития его сил...
Случайным и ненадежным является само по себе
влияние его воспитания. Образование и воспитание
человека следует рассматривать как содействие внутреннему
стремлению к развитию человеческих сил. Влияние
образования можно привести в соответствие с вечными
законами развития человеческих сил. Воспитание должно
быть приведено с ними в соответствие. Но воспитание и
образование могут также вступать в противоречие с
вечными законами. Человек действительно получает
образование и воспитание лишь тогда, когда влияние
образования и воспитания находится в соответствии с вечными
законами человеческого развития; противоречия между
средствами образования и воспитания и этими вечными
законами приводят к ложному образованию и ложному
воспитанию человека, подобно тому как внешнее насиль-
306

ственное вмешательство калечит растение, нарушает его
нормальный органический рост...
Противоречие воспитания и средств обучения вечным
законам развития человеческих сил, свободе и
непосредственности проявления человеческой воли, благодаря
которым эти силы объединяются для достижения их общей
цели, является внешней силой. Она разрушительно
действует на вечные законы человеческого организма,
подобно тому как любая внешняя сила, разрушительно
действующая на организм растения или животного,
калечит их...
И так получается, что мы сами убиваем в себе
внутреннюю сущность наших сил, наши божественные
человеческие задатки, и если затем в нас еще бродит тень
убитых сил, украшаем золотым« рамами творения этой
тени, вывешивая их в великолепных покоях,
ослепительные полы которых непригодны для добрых дел обычной
земной жизни.
На этом пути, запустение которого в течение
полувека увеличивалось на моих глазах, мы в отношении
воспитания .и призрения бедных погрязли в пороках
испорченности, которым способствуют взгляды, убеждения,
привычки —я хотел бы сказать, хороший тон полумира.
Этим порокам можно противодействовать с надеждой на
успех не чем другим, как средствами, способными
благодаря их надежной силе глубоко воздействовать на
человеческую природу, а в результате этого на взгляды,
убеждения, склонности и привычки нашей эпохи.
Искусственный туман, блуждая в котором мы про^водим время в
мечтательности, чувствуя себя довольными среди
испорченности нашего народного воспитания и призрения
бедных, должен быть развеян перед нашими глазами и
удален из нашей среды силой подлинного искусства
воспитания, которое равнозначно подлинному искусству
призрения бедных.
Но в чем состоит это искусство, что оно собой
представляет?
Я отвечаю: это — искусство садовника, под
присмотром которого цветут и растут тысячи деревьев. Посмотри,
он ничего не делает для сущности их роста и цветения;
сущность их роста и цветения заложена в них самих.
Садовник сажает и поливает, а бог дает процветание. Не
садовник обнажает корни дерева, чтобы они могли вса-
20* 307

сывать благодать земли; не он отделяет сердцевину
дерева от его древесины и древесину от коры. Не садовник
руководит дальнейшим ростом отдельных частей дерева,
начиная от корней и кончая последней его веточкой; при
непременном отделении этих частей не он объединяет их
в вечном единстве их внутренней единой сущности и
благодаря этому производит и получает конечный
результат— плод дерева. В>сего этого садовник не делает. Он
увлажняет лишь сухую землю, чтобы корни дерева не
наткнулись на нее, как на камень; он отводит лишь стоячую
воду, чтобы они не сгнили в этой воде. Садовник лишь
оберегает дерево, чтобы никакая внешняя сила не
повредила ни его корни, ни ствол, ни ветви и не помешала
закону природы, по которому все части дерева, произрастая
одна подле другой, способствуют процветанию дерева и
обеспечивают его.
Так же поступает и воспитатель. Не он вкладывает в
человека какую-либо силу, не он вселяет жизнь в эту
силу. Воспитатель лишь заботится о том, чтобы никакая
внешняя сила не тормозила процесс развития отдельных
сил природы и не мешала ему. Он заботится о том, чтобы
развитие каждой отдельной силы человеческой природы
происходило беспрепятственно по законам самой
человеческой природы *. Но искусство воспитателя, который
хочет через воспитание человеческого рода природооообраз-
но воздействовать на развитие человеческих сил, должно
познать во всей ее глубине сущность подлинного духа
человеческого организма, способную объединить
посредством любви и веры всю совокупность человеческих сил
для их конечной цели — в свободу человеческой воли.
Воспитатель знает, что эти истинные средства
воспитания народа, соответствующие человеческому искусству
развития наших сил и вечным законам, по которым
развиваются сами силы, нужно искать преимущественно в
том, что укрепляет и очищает нравственно-религиозное
единство всех наших сил. Нравственные, умственные и
физические силы нашей природы должны развиваться,
исходя из самих себя и ни в коем случае не быть
следствием искусства, которое вмешалось в их формирование.
Веру должна порождать вера, а не знание и понимание
объекта ее; мышление должно быть порождено
мышлением, а не знанием объектов размышления или законов
мышления; любовь должна порождаться любовью, а не
308

знанием объектов, достойных любви, и самой любви;
мастерство должно возникать из умения, а не из
бесконечных разглагольствований об умении. Этот возврат к
подлинному организму человеческой природы в развитии
наших сил может быть достигнут не чем иным, как
подчинением человеческого влияния на формирование всех
знаний и умений нашей природы более высокому закону
нашей воли. В этом, и лишь в одном этом, кроются
возможности глубокого и подлинного обоснования
образования и воспитания человеческого рода, а вместе с ними
и восстановления сил человеческой природы, которая
проявляется в возвышенной гармонии, просто и
правдиво, в виде подлинной человечности.
Настоятельно необходимо признаться в том, что во
всем, что делается в настоящее время искусством
человеческого рода в отношении образования и воспитания
народа, почти совершенно утрачено внимание к
внутреннему единству наших сил, к свободе нашей воли. А без
возрождения внимания к этому фундаменту
человеческого образования совершенно невозможно положить
предел все более и более глубоким последствиям
испорченности нашего рода, которая проистекает от потери
естественности и находит свое выражение в хаосе наших
незрелых, приходящих в столкновение друг с другом,
извращенных сил.
Друзья человечества! С юных лет целью моей жизни
было создать для бедняка в стране лучшую участь
благодаря более глубокому обоснованию и упрощению
средств воспитания и обучения. Но мне не удалось в моей
жизни каким-либо образом непосредственно повлиять на
воспитание бедняка. Я пытался обходным путем с
помощью платного учебного заведения достичь своей цели.
Но оно в экономическом отношении не дало того
эффекта, к которому я стремился, но не в состоянии был
добиться. Идя тем путем, на который мне пришлось ступить
для достижения своей цели, я должен был более
подробно и многосторонне изучить средства, необходимые для
воспитания и образования нашего человеческого рода.
В этом мне оказали помощь сотрудничавшие со мною
друзья. В процессе нашей совместной деятельности
у меня возникла идея элементарного образования:,
которая является отличительной чертой всех йаших
стремлений. Эта идея стала постепенно рассматриваться нами
309

как подлинная основа элементарного метода воспитания
и была нами исследована и разработана.
Совершенно ясно, что идея элементарного
образования является не чем иным, как ярким выражением
потребности в образовании и воспитании человека с
изложенной точки зрения. Начиная с юношеских лет все
стремления моей жизни исходили из неясного сознания
этой потребности. При этом меня интересовало не только,
в какой мере она присуща человеческой природе вообще,
но главным образом — как эта потребность выражается
в наше время, в наши дни. Ведь мы не можем утаить от
себя: поиски более высоких ступеней искусства в
области средств обучения нашего рода гораздо менее нужны
в те эпохи, когда воля, умения и знания людей питаются
и формируются более простым и сильным жизненным
укладом, чем в эпохи, когда дурное воспитание и
образование поддерживается и оживляется изощрениями
искусственности в такой степени, как в нашу эпоху. Живя
в условиях и окружении, весьма благоприятствующих
более глубокому изучению принципов элементарного
образования, и вынужденный в течение многих лет
ограничиться осуществлением лишь начальных
стадий его, я пришел к тому, что эти основные идеи и
принципы постепенно приобрели для меня значительную
ясность.
Однако в то время как совместная деятельность
сотрудников моего учреждения была вначале в высшей
степени оживленной и интенсивной и давала возможность
надеяться на быстрые и многообразные результаты, наши
эксперименты в более поздние годы были лишены
оживления и подъема, которыми они отличались в первые
годы. Они, казалось, не отвечали надеждам, которые мы
возбудили вначале. Иначе и не могло быть. Мы не были
в состоянии справиться с огромной задачей, которую
сами перед собой поставили; причины того, что мы не
смогли с ней справиться, заключаются в ограниченности
наших человеческих возможностей. Мы не должны были бы
ставить перед собой подобную задачу; однако хорошо,
что мы ее перед собой поставили. Правда, мы
столкнулись при этом с тысячей трудностей, о которых мы
раньше и не думали. Но, убежденные в глубине души в
возможности достижения цели, мы испробовали любые
средства, которые могли бы привести нас к ней,
310

Период наших медленных успехов стал для нас, таким
образом, временем исканий, направленных на
достижение цели, и это время принесло нам несомненную пользу.
Именно тогда я вскоре пришел к пониманию внутреннего
равенства сущности воспитания всех сословий и
одновременно с этим к убеждению, что не приобретение каких-
либо отдельных знаний, отдельных навыков для нашего
человеческого рода, а развитие самих сил человеческой
природы составляет сущность воспитания детей всех
сословий, начиная с самых богатых и кончая беднейшими.
Я уже давно высказал в «Лингарде и Гертруде» мысль о
необходимости пристального внимания к сосредоточению
всех сил человека, к источнику, оказывающему
благотворное влияние на все обстоятельства его жизни, о
необходимости внимания к доброй воле, присущей
человеческой природе. Я пытался найти в семье начало и
опору для всех направленных на это мероприятий.
В последующие годы, особенно со времени
возникновения платного учебного заведения, я вместе со своими
друзьями пытался расположить в психологической
последовательности и представить элементарные средства
развития отдельных сил и задатков нашего человеческого
рода в соответствии с органическим процессом,
посредством которого природа сама развивает эти задатки.
Добиться пр.иродосообразного развития этих отдельных сил
также и при помощи искусства воспитания — вот что
представлялось моему учреждению почти со времени его
возникновения проблемой, решение которой должно
стать задачей современной педагогики. Объединение
друзей, которое составляет с начала этого столетия мое
учреждение, посвятило все это время изучению указанной
проблемы. Правда, все мы чувствуем, что результаты
наших поисков и трудов в данном направлении бесконечно
далеки от цели, которую мы себе поставили... Да будет
бог и мое благословение с каждым, кто сможет пойти
дальше меня в развитии моих любимых идей. Моя честь
станет его честью, и моя благодарность будет
сопутствовать ему в заслуженном пути, на котором он опередит
меня...
Я думаю, что могу заявить о том, что конец века, в
начале которого мы приступили к нашим педагогическим
исканиям, увидит еще беспрепятственное продолжение
наших стараний теми людьми, которые обязаны своими
311

взглядами и средствами объединенным усилиЯ)М нашего
учреждения. Я непоколебимо верю в долговечность своих
стремлений и даже не испытываю тревоги по поводу тех
обстоятельств, которые задерживали их положительные
результаты, нарушали их ход и часто вызывали большие
сомнения у меня самого в правильности лежащих в их
оанове взглядов. Страдания моей жизни были
действительно велики, но конец моей деятельности радостен.
Долгое время я считал величайшим несчастьем своей
жизни, что стал стариком прежде, чем смог практически
заняться делом образования народа -и бедноты; меня это
в течение всей жизни непрестанно и глубоко огорчало.
Теперь это перестало меня тревожить. Теперь я твердо
убежден, что если бы я смог раньше непосредственно
приступить к образованию народа и бедноты, то не был
бы в той мере подготовлен к этому, как это необходимо
каждому, кто имеет в виду внести в этой области
существенные предложения; кто стремится путем
собственного опыта найти средства, имеющие действительно
решающее влияние на национальную культуру, общее состояние
народа и в особенности на его действительное
благополучие, действительное улучшение условий жизни бедноты.
Я ограничился бы стремлением помочь отдельному
человеку отдельными средствами, посредством внешнего
воздействия на его личное существование. По всей
вероятности, мне при этом удалось бы предоставить ему
средства и выработать у него умения, которые могли бы ему
быть несомненно полезными. Но я не был бы в состоянии
действительно помочь устранению бедности и причины
страданий бедняков способом, соответствующим
потребностям человеческой природы. Нравственная гибель,
повсюду окружающая бедняка, не произвела бы на меня
такого потрясающего впечатления, какое она должна
произвести для того, чтобы источники бедности,
лежащие вне самого бедняка, перестали воздействовать на
него со всей мерзостью их пагубного влияния и подрывать
в нем все его подлинные силы к осуществлению
самопомощи. В итоге он вынужден подчиниться злой силе их
пагубного влияния и погибнуть подобно маленькой
хижине, которую засыпает обрушившаяся с высоты гор
лавина или смывает и увлекает за собой в пропасть бурный
лесной поток в своем неудержимом беге. Нет, источники
бедности, лежащие вне бедняка, не произвели бы на меня
312

такого потрясающего впечатления, какое они должны
произвести; я не изобразил бы их так, как они должны
быть изображены, чтобы возбудить сострадание в
сердцах людей, своей чувственной, беззаботной светской
жизнью создающих ежедневно новые источни/ки
заблуждений и нужды бедня/кое. Не ведая сами, что творят, эти
люди посредством отравления нравственных чувств
бедняков делают их бедствия непоправимыми; они наделяют
их этими непоправимыми бедствиями до седьмого и
восьмого колена.
Я не познал бы нравственную гибель, окружающую и
отравляющую бедняка, во всей той глубине, в какой она
должна быть познана, чтобы ее изображение когда-либо
способствовало заботе о призрении бедных, об
образовании и воспитании народа; чтобы я исходил при этом из
того же источника, который, без сомнения, является в
настоящее время действительным источником
испорченности народа. Я, наконец, не мог бы увидеть источники
помощи бедности, кроющиеся в самом бедняке; увидеть
их с таким воодушевлением и искренностью, с какими
нужно видеть и изображать, чтобы они могли пробудить
в бедняке сознание святости и величия этих источников
помощи и могли стать благодаря этому неотъемлемой,
действительно эффективной и национальной силой в деле
помощи бедным...
Я не понял бы с такой очевидностью и ясностью, что
причины нищеты бедных кроются в нежелании многих и
многих влиятельных людей пресечь источники бедности.
Я не искал и не обнаружил бы так непосредственно и
всесторонне эти источники во взглядах, убеждениях,
стремлениях и образе жизни подавляющего числа людей
нашего времени, то есть там, где их следует обнаружить,
если не хочешь терять надежды на то, что бедным и
бедности будет оказана помощь в такой форме, которая
положит конец последствиям этих ошибочных и
неполноценных взглядов, убеждений, стремлений и образа
жизни *.
Друзья! Братья! Я благодарю бога, что стечение
обстоятельств в моей жизни не дало мне остановиться на
ровной почве самодовольного покоя. Я благодарю бога и
стремления моей жизни, которые заставили меня более
глубоко заглянуть в природу развития человеческих сил
и тем самым в единственно вечные основания всего по-
313

длинного образования народа и всего человечества. Я
теперь совершенно убежден в этом. Настоятельно
необходимы зрелые идеи о сущности элементарного
образования, чтобы прийти к окончательным и.правильным
взглядам на народное образование и к тесно связанному с ним
попечению о бедных. Эти зрелые взгляды требуют, с
одной стороны, развития каждой отдельной человеческой
силы и задатка на основе вечных законов, управляющих
их собственной самостоятельной природой, и, с другой
стороны, твердого признания и внимания к высшей
свободной воле человеческой природы как органическому
центру всех человеческих сил...
Я продолжаю. Зрелая идея элементарного
образования настоятельно требует, чтобы не силы человеческой
природы возникали из познаний, которые без этих
развитых сил никогда не могут быть истинными; она
настоятельно требует, чтобы научное познание проистекало из
развитых сил человеческой природы, предполагающей их
наличие. В физическом отношении эта идея требует того
же, что и в духовном: нужно стремиться выработать
физические, трудовые и профессиональные умения из
развитых сил, являющихся предпосылкой для создания
умений, а не развивать силы из умений, которые
предполагают наличие этих сил.
Невозможно никакое подлинное искусство
воспитания, невозможно никакое подлинное искусство
формирования человечности без преклонения перед божественным
порядком законов развития, лежащих в самой
человеческой природе. Все соответствующие меры и средства,
лишенные этой основы, являются, как я уже много раз
повторял, не чем иным, как поденщиками, строящими
воздушные замки мнимой культуры, которая приводит в
заблуждение и разрушает силы человеческой природы. Эта
культура пригодна лишь давать пищу и простор эгоизму
жизни, построенной на началах, противоречащих
принципам братства и христианства. Эти меры и средства не
ведут ни к чему другому, как ко все возрастающей
искусственности нашей части света, чувствующей себя все
более и более несчастной. Ее глубокие пороки очевидны и
являются по своей сущности не чем иным, как
уничтожением первоначальных основ человечности. Люди
счастливые и владеющие собственностью доходят до
подобного состояния в результате избалованности; люди не-
314

счастные и лишенные собственности — в результате
заброшенности.
Поэтому благодарю бога за то, что я в течение своей
жизни не мог длительное время заниматься
непосредственно образованием народа и бедноты, пока не познал
эти высокие истины и не пришел к убеждению, что
искусство воспитания должно во всех его частях быть
поднятым до уровня науки, исходящей из глубоких знаний
человеческой природы и основывающейся на них.
Правда, я далек от познания этой науки. Я ощущаю ее в своей
душе как еще не оформившуюся догадку. Но эта
догадка достигла во мне такой степени живости, что наполняет
всю мою душу и живет во мне, как будто бы она является
законченной истиной. Эта догадка живет не только во
мне. Обстоятельства времени превратили ее в
потребность всего человечества. Оно постигнет ее и, конечно,
обратит с любовью и снисхождением внимание на ту
лепту, которую я теперь, пусть это и носит отпечаток моей
старческой слабости, в этот торжественный час стараюсь
возложить на алтарь человечества.
Я собрал вас, друзья, братья, вокруг себя, чтобы
просить и призвать вас содействовать всему тому, что я был
в состоянии сделать при жизни, стремясь проложить путь,
установить и лучше обосновать более природасообразные
и педагогически упорядоченные принципы и средства
воспитания народа, обучения бедноты, а также сохранить
эти принципы и средства, обеспечить им дальнейшее
развитие и после моей смерти...
Эгоизм людей, который при все возрастающей
искусственности становится еще более неразумным и
бестактным, но также и все более оживленным (порой
оживленным до судорог), не оставляет даже самое смутное время
без разнообразных мер попечения о бедных. Даже в
самые ужасные дни, когда становится совершенно
очевидной недостаточность всех этих эфемерных мер, часто
вздуваются артерии благотворительности в таких местах,
где нельзя и предположить наличие даже одной капли
кзрови подлинной любви к бедным *. Но это мгновенное
вздутие человеческой артерии благотворительности не
может существенным образом помочь бедности, пока не
станет всеобщим убеждением, что в человеке вообще, а
следовательно и в бедном человеке, скрыты силы,
которые для каждого, кто умеет их использовать, являются
315

неисчерпаемыми сокровищами. Но истины такого рода
асеняют головы людей именно в дни величайшей нужды,
когда они и должны преимущественно в них проникнуть.
И наше теперешнее время, даст бог, будет способствовать
тому, что свет, жаждущий лишь денег, веселья и
почестей, постепенно признает, что бедный ребенок, о котором
хорошо заботятся, вознаградит больше, чем меринос при
подобных обстоятельствах; что деревни, возродившиеся
из нужды и нищеты к счастливой самостоятельной жизни,
принесут больше почестей, чем великолепные дворцы для
музыки и танцев; что люди, возродившиеся из состояния
одичания к трудолюбию и благодарности, дадут больше
радости и счастья, чем .конюшни, полные великолепных
лошадей, охотничьи собаки и даже те многочисленные
глупые парни, которые стоят одетыми в великолепные
ливреи на козлах и запятках твоей кареты и стесняют
тебя за столом и на каждом шагу.
Но и теперь, когда все это получило далеко не
всеобщее признание, для бедняка все-таки делается уже
много, но еще больше может быть для него сделано. Эта
забота о достойном и недостойном бедняке не так
тяжела, но так необходима. Нужно, чтобы бедняку помогли.
Стремление оказать ему помощь охватит Bice большее и
большее число людей, по мере того как им станет
известно, как ее легче и успешнее можно осуществить. Я хочу
остановиться на этом более подробно.
Чем лучше и прочнее устроено хозяйство
крестьянской семьи для ее материального обеспечения, для
воспитания детей, даже для привычных ей удовольствий,
тем легче ей взять в свой дом бедняка, дать ему работу
в своей мастерской, погребе, саду и сделать его с
помощью этих видов труда понятливым, ловким и
полезным. При ближайшем рассмотрении этой проблемы
особенно бросается в глаза, какие необычайно важные
средства для человечества и человеческого образования были
бы в руках трудящихся сословий, если бы они правильно
осознали свое положение. В их руках опасение тысяч и
тысяч отличных, талантливых юношей и девушек из
болота сельской испорченности, в котором они живут не как
счастливые лягушки, которые плавают на поверхности
воды, прыгают и квакают, а где они погрязли в его
глубочайшей грязи, как раздавленные черви. Трудящиеся
сословия могли бы вытащить их из этой грязи и напра-
316

вить их силы на службу человечества и государства. На
самом деле от этого выиграли бы не только одни
бедняки. Мы не можем себе даже представить, насколько бы
выиграли богатые и претендующие на знатность
семейства, если бы более слабые дети этой самонадеянной
знати более тесно соприкасались со здоровыми, несамонаде-
я'нньши детьми более низких сословий, являющихся
незнатными согласно спискам городов и поселков, но в
высшей степени знатных согласно законам человеческой
природы.
У землевладельца, в особенности у каждого
крупного помещика, имеется больше возможностей помочь
воспитанию народа и бедноте в деревне, чем у
горожанина...
В том случае, если он проявит хотя бы нем/ного
гуманности при использовании бедных детей на работе, им
станет у него действительно хорошо. Он, соблюдая при
этом свою выгоду, может возвысить их без большого
труда и расходов над тупостью и неуслужливостью
простых крестьян и поденщиков. В результате они станут
среди своих соотечественников образцовыми
работниками и смогут превосходно содействовать общему подъему
земледелия в стране. Каждый крупный землевладелец,
которой не проводит более охотно основную часть своего
свободного времени при дворе в столице, в лесу, за
более утонченными или грубыми наслаждениями
чувственных развлечений, возможных в его сельской усадьбе,
может таким путем в кругу своих приближенных прийти
к тому, что постепенно превратит с пользой для
государства даже самых плохих и нестарательных работников
в самостоятельных собственников маленьких владений.
С их помощью урожай земли, а вместе с этим ее ценность
и благосостояние ее владельцев могут быть подняты уже
без участия крупного землевладельца на такую высоту,
на какую сам он никогда бы не поднялся без этой
самостоятельности сельскохозяйственных рабочих и которой
он не мог бы добиться с помощью благотворительности
бедным.
Почти те же самые возможности помочь бедным и
содействовать их образованию имеет в больших и малых
городах для своих же выгод каждый, кто стоит во главе
как больших, так и маленьких предприятий какой-либо
значительной отрасли промышленности. Все эти люди
317

знают, что человеческие руки —это золотоносные шахты,
если они правильно используются. И все они в состоянии
оказать существенное влияние на образование,
благосостояние и воспитание народа. Для этого необходимо, с
одной стороны, сделать кое-что для вооружения детей
своих рабочих объемом знаний и умений, которые
требует их отрасль промышленности, а с другой — принять
меры к тому, чтобы дети откладывали из своих
заработков незначительные сбережения, тем самым уже в свои
молодые годы закладывая начало небольшой
собственности. Трудно учесть, что может быть сделано для
воспитания честности и- нравственности у бедноты. Бедняк может
прийти сам к обладанию собственностью лишь при
уважении к ней и развитии бережливости *.
Еще более в этом отношении могут сделать, чем
владельцы предприятий крупных отраслей промышленное-
сти, союзы благородных людей в более крупных и более
мелких городах с помощью школ для бедных. В таких
школах следует не просто обучать детей отдельным
изолированным видам труда, но развивать их умственные и
физические силы, составляющие основу всех видов
индустрии, в которой заняты как мужчины, так и женщины.
В этих школах все дети бедняков получат образование,
а их умения будут доведены до большего совершенства.
Таким путем можно, несомненно, до высокого уровня
поднять у бедной городской молодежи способность
обеспечить себе прочный заработок и экономическую
самостоятельность и тесно с ними связанные
добропорядочность и нравственность, в чем в наши дни повсеместно
ощущается острая потребность. Это даст в то же время
возможность вступить на путь независимости от
заграницы во всем,.что касается производственных нужд городов.
При постепенном расширении и упрочении этой
независимости города получат возможность осуществить
большую экономию.
Наконец, открыт еще один путь для достижения
высшей ступени воспитания народа и образования бедных —
это благородный путь объединения
сельскохозяйственного производства с предприятиями городской
промышленности в тех местах, где из-за бедности земли и ее
неплодородия население при занятиях земледелием не
обеспечивается в достаточной мере средствами или где
особые местные условия сами вызывают и гарантируют
318

сз
ж
о
«=с
Он
(D
CQ
Я
со
Ж
ч
VO
!Я
е*
Ж
Я
ч
^ U
М00
*§
3 ""*
ж п
\о ^
Е*
К О
ч ч
с=С <л
О) о
Ж «
= с
0>^
o-S
>•§
►Д Ж
о ж
о са
ч ш
СО О
1°
о
с
S
о
Он
о
н
о
«
CQ
s
о
с*
<\i
£>
et
3
•е-
о.
«у
о
ь.
о
■а

выгодное объединение сельскохозяйственной и городской
промышленности.
Такое объединение преимуществ сельской и городской
промышленности, где оно только возможно,
рассматривалось мною со времен моей юности как предпосылка для
создания подлинной и всеобщей основы всего народного
образования и народной культуры. Бели правильно
руководить этим объединением, можно надежно достичь
наивысших результатов для сельского населения и блага
страны. Я сам основал сорок лет назад в моем Нейгофе
учреждение для бедных. Его базой должно было
являться объединение сельскохозяйственного производства с
одной из отраслей нашей промышленности. Эта
прекрасная попытка не удалась из-за моего неумения. Но,
несмотря на неудачу, я глубоко убедился .в правомерности
подобного объединения. И именно благодаря этому
опыту и той печали, в которую он меня поверг на многие
годы, именно Нейгоф стал мне необычайно дорог. Я
сохранил это имение в течение сорока лет с большим
убытком для себя. Я вложил в него наверняка вдвое больше
того, что оно действительно стоит. Но воспоминание о
днях, когда я в нем жил, мне дороже денег. И мысль,
которая с тех пор во мне все более и более крепла: «Ты
сможешь еще раз когда-нибудь устроить там приют для
бедных»—сделала для меня невозможной продажу
имения. Уверенность в целесообразности объединения
сельского хозяйства с промышленным производством
привела меня в ранней молодости к неудачным попыткам в
этом направлении. Но я и поныне не испытываю никаких
сомнений в важности и полезности подобного
объединения.
Даже теперь, когда изменились мои взгляды на то,
что является крайне необходимым для блага бедноты *,
я испытываю какое-то непреодолимое желание устроить
в своем имении что-либо, отвечающее моим прежним
целям. Не теряя времени, я сделаю весной этого года
необходимые приготовления и буду стараться, чтобы они
соответствовали ограниченным экономическим и
педагогическим средствам, которыми я могу еще теперь
располагать у себя в имении. Я должен, однако, торжественно
заявить, что прошу не рассматривать этот мой шаг как
начало организации настоящего учреждения для бедных,
для основания которого предназначены мои по/жертвова-
320

ния. Ввиду важности этого последнего шага в моей
жизни требуется очень тщательная подготовка средств.
Я хочу, чтобы они были в распоряжении моего
учреждения, прежде чем я объявлю о его открытии и до того, как
оно будет считаться открытым. «Festina lente» * — слова,
которым я никогда не следовал в жизни, и это стоило мне
бесконечно много слез и жертв. Находясь теперь на краю
могилы, я не хочу губить из-за этого моего недостатка
успех последнего и важнейшего дела своей жизни.
Между тем я могу, учитывая, как легко и дешево
организовать содержание бедных детей, в любом имении
использовать пока что с этой целью некоторое время,
которое в данный момент не в состоянии употребить для
достижения своих конечных и более высоких стремлений.
Для меня чрезвычайно важно, чтобы во время нужды и
опасности, которые в настоящее время переживает мое
отечество, были предприняты шаги для спасения
бедняков. В особенности я считаю необходимым во всех
пунктах страны попытаться объединить с учетом местных
условий столь мало доходные теперь статьи
отечественной индустрии с интенсивной обработкой земли и
обширными познаниями в области экономного ведения
домашнего хозяйства. Я ещё в 1812 г. высказался как раз в
этом духе в еженедельном журнале по человеческому
образованию, стр. 218*. Идеал, изображенный мною в
названном месте и во всей неопубликованной статье,
частью которой являются данные страницы,
удовлетворяет меня во многих отношениях и сейчас. Его
осуществление не трудно, а преимущества, которые может дать
объединение занятий сельским хозяйством с городским
трудом, на самом деле неисчислимы. Я всю свою жизнь
стремился достичь реализации этой идеи и благословляю
человека, который захотел бы приступить к ее
осуществлению с любовью и верой, которые необходимы для
того, чтобы в полной мере добиться цели. Ему следует
также обладать исчерпывающими познаниями в области
сельского хозяйства и индустрии. Для реализации этой
идеи пригоден любой из тех различных путей, которые
могут привести к преодолению нужды народа
посредством развития его культуры.
Однако все эти и другие, видоизмененные на тысячу
ладов средства помощи бедным в их гнетущей нужде
нельзя рассматривать как истинные средства националь-
21 И. Г. Песталоцци, т. 3 321

ной помощи, успешной общественной помощи в борьбе
с нищетой, которую »в настоящее время претерпевает
бедный люд. Когда мы к ним прибегаем, то часто
уподобляемся человеку, который бросил в виде подаяния
нищему, стоящему под его окном в снегу без бркж и чулок,
пару пряжек для башмаков. При лучшем, даже самом
превосходном осуществлении эти средства никоим
образом не способны воздействовать успешно и достаточно
сильно на первоисточники нашей национальной
испорченности. Мы знаем, что она обусловлена глубоко
укоренившимися взглядами, убеждениями, желаниями и
привычками нашего века, пронизывающими все наше
существование и деятельность, определяющими расположение
нашего ума и сердца, а также противоестественностью
нашей современной искусственности. Мы также знаем,
что этой нашей национальной испорченности нельзя
действительно помочь ничем иным, как такими средствамл
и мерами, которые по самому своему существу способны
оказать глубокое и сильное воздействие на
первоисточники такой испорченности, на подобного рода взгляды,
убеждения, стремления и привычки нашего века.
Если мы ближе присмотримся ко всем обычным
средствам помощи бедным, которых мы коснулись выше, то
мы вынуждены будем признать, что всем им в общем
недостает незыблемости внутренне чистых основ всякого
истинного, глубоко воздействующего человеческого
образования. Этими основами являются данный богом
отцовский и материнский инстинкт, возвышающее
очарование детского чувства, чистота братской любви и
сестринской верности, не выходящие за пределы узкого круга
семейных отношений. Всем этим средствам помощи
бедным недостает незыблемой и тесной связи чувственных
побуждений, веры и любви с таким же аильным
стремлением к духовной и физической деятельности,
охватывающим благодаря убеждению всю свободную человеческую
природу целиком. Все существующие учреждения для
бедных, с одной стороны, лишены потому, что они
большие, теплой задушевности семейной жизни, имеющей
место лишь в узком 'кругу, где господствуют тесные и
близкие отношения. С другой стороны, они по своей
сущности все более становятся выражением силы
общественной или по меньшей мере внешней силы, чем
благословенной силы семейной святыни. И кто может скрыть от
322

себя, каким нематеринским и неотцовским человеческим
слабостям могут быть подвержены такие учреждения
благодаря их окружению и особенно благодаря
различным интересам и воздействиям со стороны директоров,
управляющих, экономов и т. п.?
Кто в состоянии учесть те трудности, которые могут
возникнуть в этих учреждениях цри осуществлении
истинного, подлинно человеческого образования? Правда,
эти учреждения при теперешнем бескультурье народа,
его нравственном, умственном и семейном запустении и
обусловленном им общем его бедственном состоянии, с
которым кое-лде не может справиться и само
государство, -в настоящее время необходимы и важны. Дай бог,
чтобы в наш век отзывчивые люди оказали помощь
бедноте в ее нищете и отсталости, как духовной, так и
физической, хотя бы в соответствии с ограниченными
взглядами нашего времени. Но мы не должны при этом
забывать, что хорошие учреждения для борьбы с пожаром и
наводнением не являются еще хорошими учреждениями
народного образования. Хотя меры предосторожности
против возможности возникновения пожара или
наводнения могут быть некоторым образом помещены под одну
рубрику с учреждениями народного образования, однако
учреждения для борьбы с действительно вспыхнувшим
пожаром или наводнением никак не могут быть
причислены,к последним.
Единственной прочной основой, на которой мы
должны строить образование народа, национальную культуру
и помощь бедным, являются материнское и отцовское
сердца. Посредством невинности, истины, силы и чисготы
своей любви они воспламеняют -в детях веру любви,
дающую возможность объединить все их умственные и
физические силы для послушания в любви и деятельности в
послушании. Святыня семейного очага является тем
местом, где сама природа направляет, осуществляет и
обеспечивает равновесие в развитии человеческих сил.
Именно сюда должно быть направлено воздействие искусства
воспитания, если оно призвано стать общенациональным
делом, приносить действительную пользу народу и в
своем воспитательном воздействии приводить в
соответствие внешнюю сторону человеческих знаний, умений и
деятельности с внутренней, вечной божественной
сущностью человеческой природы...
21 * 323

Большое зло нашего времени и большое, почти
непреодолимое препятствие для успешного воздействия всех
подлинных средств воспитания заключается в том, что
наши современные отцы и матери почти полностью
лишились сознания того, что они кое-что, даже всё могут
сделать для воспитания своих детей. Эта потеря многими
отцами и матерями веры в самих себя является общим
источником беспочвенности наших воспитательных
аре дет в...
Друзья воспитания должны в первую очередь
позаботиться о доступной книге для народа, которая научила
бы отцов и матерей всех сословий почувствовать все, что
они в состоянии сделать для воспитания детей. Это была
бы книга для матерей, для семьи. Наша цель требует
прежде всего средств против инертности в данной
области, в которую нас повергли взгляды, убеждения,
стремления и привычки, порожденные испорченностью нашего
века. Написание и дальнейшее усовершенствование
подобной книги для семьи, для матерей, способной с
несомненным успехом и с новой силой пробудить веру отцов
и матерей всех сословий в самих себя и в присущие им
силы осуществлять образование и воспитание детей,
требует, возможно, геркулесовых трудов. Оно требует
совместной работы лучших людей нашего времени, людей,
отличающихся высокой нравственностью, умом и
способностями к труду. Эта книга должна с могучей силой
привлечь сердца отцов и матерей к радостному выполнению
обоих обязанностей. Просто и доступно, с убедительной
ясностью она должна познакомить матерей и отцов с
различными положениями, обстоятельствами, которые
они могут использовать в условиях семьи для того, чтобы
руководить детьми начиная с их колыбели. Книга
поможет родителям упражнять органы чувств детей,
формировать у них возвышенные нравственные чувства,
побуждать к способствующим их развитию наблюдениям над
окружающим и к постепенным, психологически
упорядоченным, последовательно расположенным чувственным
познаниям предметов природы и искусства. В
совершенном чувственном познании заложены истинные и при-
родосообразные исходные моменты для научного
понимания этих предметов. Книга должна, наконец, так же
просто познакомить отцов и матерей со средствами, при
помощи которых они смогут в строгой последовательно-
324

сти успешно развивать мыслительные способности детей,
а также вырабатывать у них различные умения,
являющиеся предпосылкой для любой подготовки к труду и для
профессионального образования человека. Одним
словом, она должна с величайшей простотой и искусством
способствовать тому, чтобы присущее человеческому
роду стремление хотеть, знать и уметь творить добро
могло бы развиваться в детях в хижинах бедняков и при
помощи средств, соответствующих человеческой природе.
Невозможно, однако, добиться цели и написать эту
книгу до тех пор, пока стремления к ее созданию не будут
опираться на продолжительное и основательное
исследование тех средств и путей, при помощи которых сама
человеческая природа развивает каждую отдельную силу
нашего рода согласно присущим ей законам, а затем на
основе высших законов приводит отдельные силы в
гармонию с совокупностью овоих сил. Стремления друзей
человечества создать действительно национальную,
народную культуру должны исходить поэтому из
тщательного, длительного изучения путей самой природы в
развитии нашего рода и строиться на них.
Для достижения этой конечной цели, в-третьих, также
необходимо, чтобы овладение ребенком отдельными
научными знаниями происходило в соответствии с
основными силами человеческой природы, развитие которых
является предпосылкой для усвоения детьми этих знаний.
Надо выяснить, соответствуют ли средства и
упражнения, используемые для усвоения ребенком данных
знаний, пути развития самих его природных сил, наличие
которых служит предпосылкой для овладения знаниями.
При исследовании путей, по которым следует сама
природа ребенка при усвоении им тех или иных научных
знаний, необходимо установить, каковы их составные
части, как ребенок сможет лучше и правильнее их
усвоить, во-первых, путем простого наблюдения;
во-вторых, посредством памяти; в-третьих, при помощи
воображения. Следует также определить, как эти составные
части научного знания могут быть использованы, с
одной стороны, как средство для развития и упражнения
основных сил человеческой природы, с другой стороны,
в качестве простого материала для усвоения. Этим
материалом они будут служить до тех пор, пока со
временем и возрастом у ребенка не разовьются умственные
325

силы и технические способности, которые необходимы
для полного овладения указанными научными
знаниями. Точно так же часто привозят на строительную
площадку дерево и камень, известь и песок задолго до того,
как думают о сооружении здания, для которого уже
давно лежат наготове эти строительные материалы.
Для достижения конечной цели — создания
подлинно всеобщей народной, национальной культуры — также
существенно, чтобы ^попытки использовать язык, число
и форму в качестве подлинных элементов познания
продолжались с величайшей настойчивостью и
тщательностью. Осуществление этих попыток должно быть
согласовано с элементарными упражнениями, благодаря
которым природосоо!бразно развиваются нравственные
силы веры и любви, так же как и элементы физических
сил нашего человеческого рода.
Эта очевидная потребность в создании подлинно
национальной культуры ведет, далее, к необходимости
связать число и форму в качестве духовных средств,
способствующих формированию технических
способностей, с элементарным образованием-физических сил,
которые необходимы для любой трудовой деятельности,
зависящей в первую очередь от развития глаза и руки.
Очень важно введение общей гимнастики физических
сил человеческой природы. С одной стороны, не
подлежит сом'нению, что ребенок, который в достаточной мере
упражнялся в усвоении числа и формы, обладает во
всем их объеме духовными 'предпосылками для
развития технических способностей, необходимых для
человеческих профессий. Овладевая какой-либо профессией, он
должен будет только усвоить ее внешние механические
навыки. С другой стороны, также бесспорно, что
овладение любой специальностью в области мужского и
женского видов промышленного труда предполагает ряд
расположенных в строгой последовательности средств,
которые как в умственном, так и в физическом
отношении ведут ребенка от наиболее легкого к трудному, от
наиболее простого к сложному. Эта истина, которая
кроется в самой природе наших сил, требует, чтобы в
качестве важного подготовительного средства к
овладению всеми мужскими и женскими профессиями была
введена специальная гимнастика. Необходимо направить
внимание и деятельность друзей человечества на осу-
326

ществление этой задачи, если мы серьезно
намереваемся оказать содействие созданию национальной
культуры и образованию народа.
Эти средства и взгляды не смогут, однако, оказать
реального воздействия на народную культуру, если не
будут найдены пути сделать имеющиеся знания и
умения всеобщим достоянием. Крайне необходимо поэтому
добиваться установления взаимодействия между
семейным и школьным образованием. Только благодаря
этому взаимодействию знания и умения смогут стать
всеобщим достоянием народа и использоваться им как
подлинные средства для достижения всеобщего
семейного и общественного благополучия.
Во что бы то ни стало должны быть созданы
опытные школы, где дети настолько основательно будут
приобщаться к "духовным и физическим средствам
элементарного образования народа во всем их объеме, что
каждый выпускник подобной школы сможет уверенно
и успешно развивать у своих братьев и сестер те силы,
которые у него самого были развиты в школе, прививать
им те умения, которые у него самого были там
выработаны. Таким путем будет постепенно достигнута высшая
цель: родители станут способны заниматься в своих
домах не только умственным и нравственным воспитанием
детей, но и развивать их внешние навыки.
Но прежде чем помышлять о введении подобных
опытных школ, нужно позаботиться о том, чтобы были
люди, которые успешно оправились бы »с руководством
такой элементарной школой, как мужской, так и
женской. Следовательно, если хотят действительно добиться
создания психологически обоснованной национальной и
народной культуры, то крайне необходимо отобрать там,
где это только .возможно, значительное количество
бедных юношей и девушек, обладающих выдающимися
способностями, хорошими нравственными качествами и
испытанных на работе. Их .необходимо тщательно
подготовить ,к предстоящей им деятельности, вооружив всем, что
только можно дать в настоящее время, для того чтобы
они в полной мере были способны осуществлять
элементарное развитие человеческих сил и умений, поскольку
это выполнимо применительно к семьям народа.
Когда я думаю о семи условиях, соблюдение которых
мне представляется совершенно необходимым для осно-
327

вания подлинного, психологически глубоко
обоснованного национального образования и народной культуры *,
то прихожу к заключению, что это нелегкое дело. Но
бедствия нашей страны велики, и мы не можем думать о
том, чтобы оправиться с ними — я чуть было 'не оказал
«©•о оне» — очень легкими средствами. Я повторяю еще
раз: источники нашего бескультурья и отсталости
народа © нравственном, умственном и физическом
отношениях заключаются в глубоких, пронизывающих всю нашу
жизнь и всю (нашу деятельность взглядах, убеждениях,
желаниях и привычках нашей современной жизни. Я
хотел бы еще раз сказать: они .в значительной степени
проистекают из установившегося общественного порядка, и
для восстановления лучших принципов и средств
воспитания народа и призрения бедных следует принять
также меры, которые успешно противодействовали бы
ошибкам и заблуждениям, лежащим в основе наших бедствий.
Я очень хорошо знаю, что для преобразования средств
обучения народа требуется время и мужество. Я также
хорошо знаю, что >все то, что я мог сделать в этом
отношении, является лишь маленькой лептой в той большой
жертве, «которую должны принести человеческая
гуманность и просвещение нашего человеческого рода
современным бедствиям. Но именно эти современные бедствия
воскрешают мои надежды на то, что тысячи друзей
человечества внесут свой вклад для достижения этой цели.
Я, со своей стороны, не пожалею своей жизни, чтобы
испробовать (все на свете и с величайшим усердием
содействовать своей лептой достижению цели. Моя жизнь
складывалась таким образом, что я был действительно
поставлен в такое положение, в котором мог в различных
отношениях способствовать достижению этой цели,
может быть, в большей степени, чем многие другие. Семь
условий, при соблюдении которых я считаю лишь
возможным основание всеобщей национальной и народной
культуры, являются большей частью основными
предметами моих исследований и деятельности всей моей
жизни.
Мое теперешнее положение и условия
чрезвычайно благоприятствуют тому, чтобы некоторые люди как
при моей жизни, так и после моей смерти работали над
дальнейшей проверкой моих достижений, их
исследованием и продвижением...
328

В семье объединяется все, что я считаю самым
святым и «высоким для народа и бедных. Ее благотворное
влияние одно только может помочь народу. Оно
является самым -необходимым из того, что нужно сделать для
обеспечения этой помощи. Только из семьи, из нее одной,
исходят 'истина, сила и благотворное влияние на
народную культуру. Где семья лишена истины, силы и не
способна оказать благотворное »влияние, там нет и
подлинной народной культуры. На нее, на семью, должна
воздействовать гуманность нашего человеческого рода, если
она ставит «своей целью его истинное, а не кажущееся
благополучие. На нее должна воздействовать
человеческая гуманность, если она хочет не просто taliter-
qualiter * спасти и talit.er-qualiter поддержать отдельных
бедняков, а стремится предотвратить самые источники
бедности и поднять массу бедняков, насколько это
возможно, в нравственном и умственном отношении, а
также содействовать их экономической самостоятельности.
Без этого немыслимы как всеобщее предотвращение
бедности, нищеты и испорченности народа, так и сама
действительно национальная, народная культура. Это
неоспоримо: невозможно иное спасение для народа,
нельзя себе представить никакой иной основы подлинной
народной культуры, кроме как мудрой и настоятельной
заботы о хорошем состоянии семьи у народа. Ее можно
уподобить корням дерева, которые являются центром,
объединяющим все его силы; через ствол, сучья и ветки
в,их тесном единстве эти корни могут и должны влиять
на развитие плодов дерева вплоть до полного их
созревания.
Идея элементарного образования целиком возникла
из этого стремления. Я могу рассматривать все, что до
сих пор сделано нашим здешним объединением в этом
направлении, как частичную попытку приблизить
человеческое образование и, что является таким же важным,
народную культуру или развитие природных задатков у
детей из народа \к ходу природы, как он выявляется в
условиях семьи. Итак, я считаю, что великая цель
человеческого образования или национальной культуры зависит
от помощи, которую им оказывает семья. Но эта помощь,
в свою очередь, зависит от прогресса искусства
воспитания, который достигается посредством элементарно
обоснованных и упорядоченных средств воспитания. Я рас-
329

сматриваю элементарное образование -и все его 'средства
как (воздействие со стороны искусства нашего рода «а
человека, 'имеющее целью натравить его посредством
веры .и любви на то, чтобы он хотел, знал и умел делать то,
что ему надлежит делать, что является травильным и
полезным, то есть, иными'словами, воспитать его.
Подлинное человеческое образование является,
таким образом, iß качестве фундамента .народной -культуры
высоким, благородным 'искусством. Хотя оно ясно и
отчетливо .выражается в силах <и побуждениях 'каждого
неиспорченного и безыскусственного отцовского и
материнского сердца, то его из-за пагубного влияния нашей
современной искусственности почти нигде «нельзя
встретить. Великая -простая сила этого подлинного
человеческого образования кроется, правда, в самом
сокровенном, (возвышенном и священном человеческой природы.
Но при лагубном влиянии современной (искусственности
простота (я имею в виду те случаи, где она
действительно может проявиться) является редким результатом
самого высокого, благородного искусства нашего
современного поколения. Она представляет собой энергичное,
удачное отступление от унизительной искусственности, в
которой мы живем, к 'благословенному подъему
истинного искусства нашего человеческого рода.
Точно так же и элементарное образование является в
сущности не чем иным, как благородным отступлением
к подлинному искусству воспитания \и к простоте
образования, которое дается в условиях семьи. Это искусство
является подлинно возвышенным. Его средства,
настоящие средства элементарного образования, не являются
отдельными дарами знаний или умений, похожими на
воду, которую приносят в ведрах и выливают на
высохшую землю. Эта вода скоро испаряется. Земля снова
высыхает и ждет, пока какой-нибудь добрый человек выльет
на нее снова .-ведро воды и напоит ее. Нет, нет! Средства
подлинного элементарного образования похожи на
источники, которые, забив однажды, никогда больше не
оставят сухой почву, которую вода орошает. Нет, нет!
Результаты подлинного элементарного образования
непреходящи, они не являются бесполезным использованием
отдельных даров знаний и умений. Они вызывают
оживление сил человеческой природы, из которых вытекают
знания и умения нашего рода, подобно тому как живая вода
330

вытекает из бездошшго источника. Эти знания и умения
по своему существу неразрывно »связаны с духом и
благотворным влиянием семейной жизни, и даже трудно
себе представить те замечательные последствия, которые
могут возникнуть из их тесного единства с ней.
Итак, если я ставлю перед собою вопрос, что же я
могу и должен сделать для создания 'истинной
национальной, народной культуры, я должен на него ответить
следующим образом: я должен довести элементарные
средства, содействующие умственному и нравственному
образованию и выработке трудовых умений во всем их
объеме и во всех их видах, до такой простоты, которая
дает возможность применять их в семьях простых
людей...
В интеллектуальном отношении все искания и
размышления членов семьи вытекают из любви,
благодарности и доверия, которые объединяют их друг с другом.
В физическом отношении происходит то же самое.
Вся деятельность членов семьи, ©се заботы отца и
матери об их детях, ©се старания детей слушаться своих
родителей и оказывать всяческие усилия семье, опять-таки,
возникают из «веры и любви. В условиях семьи сердце,
ум и рука тесно связаны друг с другом; они совместно
несут службу жизни, проникнутую господствующим во
всем доме духом истины и справедливости. Поэтому-то
семья служит основой всей истинной, глубоко
удовлетворяющей человеческую природу народной и национальной
культуры, которая по существу является не чем иным,
как подготовкой всех людей из народа ко всему хорошему
и полезному, в чем они нуждаются... Подобно тому как
гнездо птицы является местам, где она вылупляется из
яйца и развивается, откуда исходят все ее стремления и
где протекает ее покой, точно так же и семейный очаг у
народа представляет собой центр, в 'котором и благодаря
которому развиваются и находятся (в покое все его
жизненные силы. Отними у птицы гнездо, разрушь его, и ты
разрушишь тем самым всю ее жизнь; оставь у народа
семью в состоянии испорченности, и его жизнь будет
тоже испорчена. Если семья погрязла в испорченности, то
это больше не народ, а просто сброд и, говоря
откровенно, сброд, который нельзя спасти, нельзя вылечить... Но
мы подорвали и уничтожили силу семьи. Нам недостает
семьи, находящейся в хорошем состоянии, так же как и
331

благодатных последствий национального образования и
народной культуры, которые были бы созданы ею, если
бы она существовала.
Мы ощущаем настоятельную потребность ib том,
чтобы наши нравственные, умственные силы и способности
к труду были направлены на то, чтобы мы вновь могли
достигнуть того пункта, с которого началась наша
современная испорченность. Для этого, опять-таки, требуется
глубокое проникновение в психологические основы всех
наших средств образования и обучения, чтобы привести
их в соответствие с великой силой природы, которая
свойственна семье. Мы должны упростить средства
образования и обучения (народа таким образом, чтобы они, с
одной стороны, в большей мере явились средствами для
развития сил человеческой природы, чем средствами
обучения отдельным знаниям и жизненным навыкам. С
другой стороны, они должны стать общедоступными, чтобы
отцы и матери из среды народа могли их применять.
Поэтому очень важно, чтобы каждый ребенок твердо
усваивал все то, что он учит. Это значит, что он должен суметь
передать дома своим братьям и сестрам, а в случае
надобности также меньшему или большему числу чужих
детей все то, чему он научился, и причем <в том
законченном виде, ib котором эти знания были даны ему самому.
Только таким путем результат обучения — умения
народа—станет средством всеобщего распространения
национальной культуры и народного образования. Только
таким путем необходимые народу умения и знания
отдельных людей проникнут в семьи и станут постоянной
и прочной основой общей культуры народа и ее
благодатных результатов.
Семьи возвысятся благодаря твердому усвоению
детьми всего того, чему они обучаются, до преддверия храма
культуры, который находится там, где существуют
подлинная народная культура и подлинное национальное
образование. Но подобное состояние образования,
наличие какой-либо подлинно национальной культуры и
всеобщего образования народа немыслимы (я должен это
еще раз повторить) без упрощения средств народной
культуры. Упрощение же средств образования народа, в
свою очередь, невозможно без углубленного
исследования основ знаний и умений народа. Только это
исследование даст возможность народу усвоить нее то, что необ-
332

ходим о как для создания -самой подлинной 'национальной
культуры, так и для сохранения-в его среде ее
благодатных результатов. Оно поможет распространить в народе
необходимые ему знания и умения в геометрической
прогрессии и прочно закрепить их. Но не следует
упускать из виду, что усвоение народом всех тех знаний и
умений, которыми его призвана вооружить 'национальная
культура, не может иметь места без нравственной основы,
необходимой всем этим знаниям и умениям. Человек,
которого мы можем -считать € точки зрения его влияния на
национальную культуру и образование народа хорошо
овладевшим каким-либо предметом, должен быть
способным не только передать как ремесленник свои знания
и умения в этой области другим людям. Он должен уметь
пробудить в своем воспитаннике религиозные и
нравственные побуждения к усвоению своего предмета; по-
отцовски и матерински возвысить его душу до этой
нравственной точки зрения, определяющей всю внешнюю
сторону человеческой деятельности. Он должен с такой
же настойчивостью стремиться поднять посредством
своего .предмета воспитанника в нравственном
отношении, как он это сумел сделать в отношении его
умственного и физического развития. Потребность в таком
овладении предметом полностью основывается на гармонии,
до которой должно быть доведено развитие всех
человеческих сил. Таким образом, и с этой стороны становится
все более и более ясной связь, которая существует между
семьей у народа и возможностью создания всеобщей
народной и национальной культуры. И с этой стороны
предстанет в качестве непреложной истины то, что все знания
и умения в своем возникновении должны исходить из
семьи, в своем дальнейшем развитии приобретать в ней
прочность, а в своем завершенном виде найти в ней
место как великое достижение. Из этого также бесспорно
следует: все духовные, общетрудовые и
профессиональные способности, .которые находятся вне колеи этого
установленного богом порядка, которые не возникают, не
развиваются и не крепнут в святилище этого храма
нравственной природы человека, являются способностями,
препятствующими благим целям, преследуемым
национальной культуройи образованием народа. Они налицо
в нашей среде в качестве сил, оказывающих гибельное
влияние. Это силы—индивидуального, животного эгоизма
333

нашего человеческого первородного греха и нашей
гражданской испорченности. Они безусловно представляют
смертельную опасность для цели, »стоящей перед
подлинной человеческой культурой, так как по своей сущности
являются отравой для ее истинных 'средств.
Я хочу обеспечить и ускорить 'посредством моей
подписки достижение того, что, по моему убеждению,
является самым главным для обоснования подлинного
образования народа и национальной культуры. Я должен
поэтому непременно способствовать ©сему тому, что может
помочь обосновать, улучшить и обеспечить хорошее
состояние семьи у народа.
Итак, я предназначаю сумму в 50 тысяч французских
ливров, которые мне дает подписка как постоянный
капитал, ежегодные проценты с которого могут и должны
быть 'использованы на вечные времена не на что иное,
как на *:
1) дальнейшее и постоянно продолжающееся
исследование и проверку принципов и опытов, посредством
которых средства человеческого образования и обучения
народа могут быть ©се более упрощены и лучше им
использованы в семейных условиях;
2) подготовку в этом духе и для этой цели
квалифицированных народных учителей;
3) организацию одной или нескольких опытных школ,
в которых должны обучаться дети на основе
вышеуказанных принципов с целью усвоения элементарно
упорядоченных и упрощенных знаний и навыков;
4) постоянное усовершенствование книги для семьи
и для матерей, при помощи которой средства домашнего
воспитания и обучения для народа могли бы быть
доведены до все более высокого совершенства...
1 К этой гарантированной таким образом сумме должно быть
добавлено и все то, что сможет дать в дальнейшем еще
продолжающаяся подписка на мои сочинения. — Прим. И. Г. Песталоцци.

ЛЕБЕДИНАЯ
ПЕСНЯ

ПРЕДИСЛОВИЕ
TT
I I ОЛВЕКА я неустанно действовал, стремясь,
I I насколько это было в моих -возможностях,
-■- -*- упростить средства обучения народа, в
особенности их исходные начала. Я стремился .внести свою
лепту, помогая приблизить эти средства ik пути, которым
идет сама природа, развивая и совершенствуя силы
человеческой природы. Все время я с огромным рвением
трудился для достижения этой конечной цели, но,
разумеется, брался за многое и многое делал очень
неискусно, чем и навлек на себя бесконечные страдания. До сих
пор я, однако, переносил их со стойким терпением, ни
разу не отказавшись от серьезного стремления ik своей цели.
Поскольку жизнь моя так сложилась, я, с одной стороны,
не мог не приобрести ценного опыта относительно
предмета моих стремлений, а с другой стороны, должен был
достичь .и некоторых результатов, отнюдь не
безразличных для друзей человечества и воспитания.
Мне теперь (восемьдесят лет, а в этом возрасте любой
совершает ошибку, если не считается с близкой смертью.
С некоторых пор я стал ощущать это сильнее, чем когда-
либо. Я хотел поэтому, не медля долее, представить
публике «как можно более ясный и определенный отчет о
накопленном мною в этом деле опыте, о своих достижениях
и неудачах. Это и побудило меня дать моему
произведению его теперешнее заглавие.
Друзья человечества! Рассматривайте его как
лебединую песню и не требуйте от меня как писателя больше,
чем я в состоянии сделать. За ©сю жизнь я не создал ни-
22 И. Г. Песталоцци, т. 3 337

чего гцельного, ничего законченного, и мое произведение
не может дать ничего цельного, ничего законченного.
Уделите ему, такому, как оно есть, свое .пристальное
внимание и удостойте его во ее ем том, что есть в (нем на ваш
взгляд благотворного для человечества, своего
человеколюбивого 'содействия и такого участия, которого
заслуживает -сам предмет, независимо от того, как оценивать
личные мои стремления. Я ничего так »не желаю, как того,
чтобы меня опровергли -во всем, что другие понимают
лучше 'меня, и чтобы тем самым человечеству помогли
лучше, чем сумел это сделать я.
Не знаю, нужно ли еще добавлять, что человек в моем
возрасте часто и охотно прибегает к повторениям, что
даже чувствуя близость смерти, даже на смертном одре
он не устает повторяться и до последнего вздоха не
может досыта наговориться о предметах, все еще особенно
близких его сердцу*. И никто за это на него не
обижается, напротив, обычно все бывают этим тронуты.
Поэтому я надеюсь, что, принимая во .внимание мой возраст
и мое положение, мне простят, что на этих страницах я,
с одной стороны, весьма часто повторяюсь, а с другой —
очень многое забыл, что сюда несомненно относится и при
других обстоятельствах было бы здесь помещено.
Полагаю, что теперь мне остается лишь одно сказать: кто
пожелает получить более подробные и определенные
сведения о ходе моих педагогических опытов с тех пор, как
я возглавил свои воспитательные заведения, того я
попрошу прочесть выходящую в свет одновременно с этим
произведением историю моих стремлений *.
Песталоцци

Подвергните всё испытанию,
сохраните хорошее, а если в вас самих
созрело нечто лучшее, то правдиво
и с любовью присоедините к тому,
что я пытаюсь также правдиво и
с любовью дать вам на этих
страницах
ИДЕЯ элементарного образования,
теоретическому и практическому разъяснению которой
я отдал большую часть своих зрелых лет,
идея, мне самому в большей или меньшей степени
понятная во всем ее объеме, есть не что иное, как идея приро-
досообразного (развития и формирования задатков и сил
человеческого рода.
Но чтобы хоть отдаленно предугадать сущность и
масштабы требований, предъявляемых этой природосо-
образностью, мы должны прежде всего спросить: что
такое человеческая природа? В чем подлинная сущность,
каковы отличительные признаки человеческой природы
как таковой? И я не могу даже на одно мгновение себе
представить, чтобы истинной основой человеческой
природы как таковой являлась какая-либо из сил и
задатков, общих у меня с животными. Я не могу иначе, я
должен признать, что истинная сущность человеческой
природы— это совокупность задатков и сил, которые
отличают человека от всех прочих существ на земле. Я
должен признать, что не моя бренная плоть и кровь, не
животная сущность человеческих желаний, а задатки моего
человеческого сердца и человеческого ума, мои
человеческие способности к мастерству — вот что составляет
человеческую сущность моей природы, или, что то же
самое, мою человеческую природу. Отсюда естественно
следует, что идею элементарного образования нужно
рассматривать как идею природосообразного развития и
формирования сил и задатков человеческого сердца, че-
22* 339

Титульный лист первого издания «Лебединой песни»

ловечеокого ума и человеческих умений. Поэтому приро-
дооообразнюсть, «которую эта идея предъявляет к
средствам развития и формирования наших сил и задатков,
точно так же непременно требует полностью подчинить
притязания нашей животной природы более-высоким
притязаниям внутренней, божественной сущности задатков
и сил нашего сердца, нашего ума и наших умений, то
есть по существу подчинить нашу плоть и кровь нашему
духу. Отсюда следует далее, что совокупность средств
искусства воспитания, применяемых в целях природосо-
образного развития сил и задатков человека,
предполагает если не четкое знание, то во всяком случае живое
внутреннее ощущение того пути, по которому идет сама
природа, развивая и формируя наши аилы. Этот ход
природы покоится на вечных, неизменных законах,
заложенных в каждой из человеческих сил и в каждой из них
связанных с непреодолимым стремлением .к собственному
развитию. Весь естественный ход нашего развития в
значительной (мере вытекает из этих стремлений. Человек
хочет всего, к чему в себе самом 'чувствует силы, и он
должен всего этого хотеть в силу этих присущих ему
стремлений.
Ощущение этой силы есть выражение вечных,
непреложных и неизменных законов, на-которых,
применительно к развитию человека, зиждется ход природы.
Эти законы, в своей основе вытекающие из
особенностей каждого отдельного человеческого задатка,
значительно отличаются друг от друга, как и те силы, которым
они присущи. Но все они, как и эти силы, вытекают из
единства человеческой природы и поэтому при всем своем
различии тесно и глубоко между собой связаны.
Собственно, только благодаря гармонии и равновесию,
сохраняемым ими при их 'совместном присутствии в
человеческом роде, они и являются для него подлинно и
полностью природосообразными и способствуют
формированию человека. Вот истина, подтверждающаяся при всех
обстоятельствах: действенно, истинно и природосооб-
разно формированию человека способствует лишь то,
что захватывает человека, воздействуя на силы его
природы во всей их совокупности, то есть на сердце, ум и
руку. Все, что воздействует на человека не подобным
образом, все, что не захватывает всего его существа в
целом, воздействует неприродосообразно и не способствует
341

формированию человека ib полном значении этого слова.
Все, что воздействует на человека односторонне, то есть
только «а одну из его сил, будь то сила сердца, сила ума
или сила руки, подрывает и нарушает равновесие его сил
и ведет к отрыву средств образования от природы,
последствием чего являются повсеместно
распространившееся неправильное воспитание и утрата человечеством
естественности. Никогда нельзя средствами, (способными
возвысить душу человека, формировать лишь сами по
себе силы человеческого ума; точно так же никогда
нельзя средствами, природосообразно развивающими
человеческий ум, природосообразно и в достаточной мере
облагородить лишь сами по себе силы человеческой души.
Любое одностороннее развитие одной из наших сил —
не «истинное, не природооообразное развитие; oiho лишь
кажущееся образование, медь звучащая и кимвал
бряцающий образования, awe само образование.
Истинное природосообразное образование по самой
своей сути вызывает стремление к (совершенству,
стремление к совершенствованию человеческих сил.
Односторонность же развития этих сил ло самой своей сути ведет
к подрыву, к разложению «и в конце концов к гибели той
совокупности сил человеческой природы, 'из которой и
может только истинно и природосообразно возникнуть
это стремление...
Если человек допускает это в отношении образования,
то, в каком бы это ни происходило направлении, оно
приводит к формированию каких-то полулюдей, в которых
нет .ничего хорошего.
Всякая односторонность в развитии наших юил ведет
к самообману необоснованных претензий, к непризнанию
своих слабостей .и недостатков, к суровым суждениям обо
всех тех, кто не согласен с нашими ошибочными,
односторонними взглядами. Это столь же в$рно в отношении
людей, способных перехватить через край ради сердца и
веры, как и в отношении тех, кто в своем не знающем
любви эгоизме предоставляет своим умственным силам
такой же широкий простор для неестественности,
несущей им гибель. Любой односторонний перевес какой-
либо силы ведет к раздутым претензиям с ее стороны,
внутренне бессильным и мертвым. Это столь ;же верно в
отношении любви и веры, как и в отношении
мыслительных способностей человека, его способностей к мастер-
342

ству и профессии. Внутренние основы семейного и
гражданского благополучия — это, в сущности, дух и жизнь;
внешние же навыки, формирования которых также
требует семейная и гражданская жизнь, без внутренней
сущности основ, на которых зиждется их благотворность,
являются для человечества причиной опаснейших
заблуждений, источником разностороннейшей
неудовлетворенности в семейной и гражданской жизни, источником всех
страданий и обид, всего одичания, которые неизбежно
вытекают из их природы.
Равновесие сил, которого столь настоятельно требует
идея элементарного образования, предполагает
необходимость природосообразного развития каждой отдельной
основной силы человеческой природы. Каждая из них
развивается по вечным, неизменным законам, и се
развитие природосообразно лишь постольку, поскольку само
оно находится в согласии с этими .вечными законами
нашей природы. Во всех случаях, -когда развитие каким бы
то ни было образом ©ступает в противоречие с этими
законами, оно неестественно и противно природе. Законы,
лежащие в основе природосообразного развития каждой
отдельной нашей силы, сами по себе существенно
отличаются друг от друга. Человеческий ум отнюдь не
получит природосообразного развития, если будет
развиваться по законам, на основе -которых сила человеческой души
может возвыситься до чистейшего благородства. Законы
же, по которым природосообразно формируются наши
органы чувств и наши члены, столь же существенно
отличаются от законов, способных природосообразно
формировать силы нашей души и нашего ума.
Но каждая из этих отдельных сил развивается
природосообразно, главным образом, только посредством
упражнения.
Человек сам природосообразно развивает основы
своей нравственной жизни — любовь и веру, если толыко
он проявляет их на деле. Человек сам природосообразно
развивает основы своих умственных сил, своего
мышления лишь через самый акт мышления. Точно так же он
природосообразно развивает внешние основы своих
способностей к мастерству и профессии, свои -внешние
чувства, органы и члены, лишь практически их упражняя.
И сама природа каждой из этих сил побуждает
человека к их упражнению. Глаз хочет смотреть, ухо — слы-
343

шать, нога — ходить и рука — хватать. Но также и
сердце хочет верить и любить. Ум хочет мыслить. В любом
задатке человеческой природы заложено естественное
стремление выйти из состояния безжизненности и
неумелости и стать развитой силой, которая в неразвитом
состоянии заложена в нас лишь в виде своего зародыша, а
не самой силы.
Но подобно тому как у ребенка, еще не умеющего
ходить, это его желание тотчас же ослабевает, как только
он .при 'первых своих попытках шлепнется носом, точно
так же ослабевает и его желание верить, если кошка, к
которой он потянулся ручонкой, его оцарапает, а
собачонка, до которой он хочет дотронуться, залает и оскалит
на него зубы. Так же неизбежно уменьшается у него
желание на деле развивать свои мыслительные способности
путем упражнения их, если средства, с помощью которых
его хотят научить мыслить, не действуют возбуждающе
на эти способности, а утомительно отягощают их и
скорее усыпляют и смущают, нежели пробуждают и
оживляют их согласованными усилиями. Если ход природы в
развитии человеческих сил предоставлен себе, развитие
движется медленно, исходит из чувственно-животного в
человеке и этим чувственно-животным тормозится. Ходу
природы надлежит подняться до развития в человеке
человеческих свойств. Это предполагает, с одной
стороны, помощь разумной любви, чувственно ограниченный
зародыш которой заложен в нас в виде .инстинктивного
отцовского, материнского, братского чувства, а с
другой — разумное использование искусства воспитания, за
тысячелетия освоенного человечеством на опыте.
Таким образом, если дать более точное ее
определение, идея элементарного образования есть не что иное,
как результат стремлений человечества оказать ходу
природы в развитии и формировании наших задатков и сил
такое содействие, какое способны оказать ему разумная
любовь, развитой ум и хорошо развитые технические
склонности.
Каким бы священным и божественным в своих
основах ни был ход природы в развитии рода человеческого,
но, предоставленный самому себе, он первоначально
носит чисто животный характер. Человечество должно
позаботиться о том, чтобы оживить ход природы, внеся в
него человеческое и божественное начало. В этом цель
344

идеи элементарного образования, в этом цель
благочестия и мудрости.
Рассмотрим теперь ближе это положение с
нравственной, духовной, семейной и гражданской старо«.
Зададим себе первый вол-рое: как же на самом деле
подлинно природосообразно развиваются в людях основы
нашей нравственои жизни — любовь и вера? Как в
младенце с самого рождения под влиянием человеческой
заботы и человеческого искусства природосообразно
оживляются и поддерживаются первые ростки наших
нравственных 'и религиозных задатков? Как oihh по мере своего
роста настолько укрепляются, что конечные (высшие
результаты нравственности и религиозности и их
благотворное влияние следует считать действительно и
.природосообразно обоснованными и подготовленными ими,
хотя и при помощи человека? И мы найдем следующее:
первые ростки нравственных сил младенца с самого его
рождения природосообразно оживляются и развиваются
благодаря неуклонному и спокойному удовлетворению
его физических потребностей. Святая .материнская
забота и инстинктивно пробуждающаяся в младенце
настороженность в отношении немедленного удовлетворения
любой потребности, неудовлетворение которой способно
физически обеспокоить его,—вот что мы должны
признать первой и самой важной подготовкой, продвижением
к такому состоянию, при котором у младенца
развиваются чувственные ростки доверия к источнику своего
удовлетворения, а с ними и лервые ростки любви к этому
источнику. Из оживления этих первых чувственных
ростков доверия и любви появляются и развиваются затем
первые чувственные ростки нравственности и
религиозности.
Поэтому для формирования человеческих свойств
при воспитании человека в высшей степени важно
содержать грудного младенца в состоянии полного покоя и
удовлетворенности; важно использовать эти моменты для
того, чтобы вызвать к жизни еще дремлющие зародыши
чувств, которыми люди отличаются от всех других
живых существ.
Всякое беспокойство, нарушающее в этот период
растительный образ жизни ребенка, закладывает основу для
оживления и усиления всех побуждений и притязаний
нашей чувственной, животной природы и для подрыва
345

важнейших оанов природосообразного развития всех
задатков и сил, (составляющих самую сущность
человеческих свойств.
Природа вложила в сердце матери первую <и самую
насущную заботу о сохранении этого покоя «в самый
ранний период жизни ребенка. Эта забота проявляется у
людей повсюду в виде -присущей матери материнской
силы и материнской преданности. Отсутствие этой силы и
преданности у матери противно природе, оно (следствие
противоестественной испорченности материнского
сердца. Там, где это имеет место, воздействие отцовской силы
и воспитательное воздействие братского и сестринского
чувства, а тем самым и благотворное влияние семейной
жизни вообще лишаются »своего самого первого ,и самого
чистого живительного средства и теряют свою силу.
Источник и сущность этого влияния основываются на
деятельной материнской силе и материнской
преданности. И подобно тому как забота о покое ребенка в первый
период его жизни вообще мыслима лишь при наличии
этой силы и этой преданности, точно так же сохранение
их мыслимо лишь тогда, если природосообразное
формирование нравственной силы ребенка продолжается.
Сущность человечности развивается только при
наличии покоя. Без него любовь теряет всю силу своей
истинности и благотворного влияния. Беспокойство по сути
является порождением чувственных страданий или
чувственных желаний; оно — дитя жестокой нужды или еще
более жестокого эгоизма. Но во всех случаях
беспокойство само порождает бесчувственность, неверие и все
последствия, которые по своей природе вытекают из
бесчувственности и неверия.
Вот насколько важна забота о покое ребенка и
охраняющей его материнской силе и материнской
преданности, забота о предотвращении всякого чувственного
раздражения, могущего вызвать у ребенка в этот период
беспокойство.
Подобные раздражения проистекают как от
недостатка любовной заботы об удовлетворении действительных
физических потребностей младенца, так и от избытка
ненужных физических благ, возбуждающих животный
эгоизм. Зародыш вреднего беспокойства и всех его
последствий в высокой степени развивается и оживляется в
грудном младенце тогда, когда мать часто, не соблюдая
346

никаких правил, покидает »плачущего младенца, хотя тот
испытывает .какую-либо потребность, которую она
должна удовлетворить. Ему неудобно, он так часто и подолгу
вынужден бывает ждать, что испытываемая им
потребность обращается в -страдания, нужду и «боль.
Запоздалое удовлетворение потребностей младенца уже более
неспособно нриродосообразным путем, как это бы
следовало, вызвать к жизни священные ростки любви и
доверия к матери. Вместо создаваемого удовлетворением
покоя, при котором только и развиваются природосообраз-
но ростки любви и доверия, у ребенка появляется
вредное беспокойство—первый зародыш животного
одичания.
Вызванное у грудного младенца в первые же дни его
жизни беспокойство неизбежно рождает первые ростки
возмутившегося чувства его физической оилы и
склонности к животному насилию, а вместе с этим и весь ад
безнравственного, безбожного суетного духа, которому
чужда внутренняя, божественная сущность самой
человечности и .который отрицает ее.
Ребенок, до-глубины возмущенный своими
страданиями, вызванными тем, что мать не удовлетворила его
потребности, теперь набрасывается на материнскую грудь,
как голодный и томящийся жаждой зверь. А между тем,
если бы он испытывал лишь легкую потребность, он
приник бы к ней '-по-человечески радостно. Какова бы ни
была причина, но тогда ребенок не знает нежной руки
матери и ее улыбчивых глаз, то и в его глазах и на его
губах не появляются ни улыбка, ни то очарование,
которые столь естественны для него, .когда он спокоен. Это
первое свидетельство' пробуждающейся к жизни
человечности отсутствует в лишенном покоя ребенке. В нем,
напротив, проявляются вое признаки беспокойства и
недоверия, которые, можно сказать, приостанавливают
развитие любви и веры в самом зародыше, приводят их
в замешательство и угрожают самому существу едва
начавшегося в ребенке развития.
Но и пресыщение ребенка физическими благами, в
которых он в спокойном, свободном от неестественного
физического возбуждения состоянии не ощущает
потребности, в корне подрывает благотворную силу
священного покоя, при котором природоеообразно развиваются
зародыши любви и доверия, и порождает в то же время
347

зло чувственного беспокойства и все последствия, к
которым приводят .вызванные им 'Недоверие и насилие.
Безрассудная богачка, ,к какому бы сословию она
ни принадлежала, ежедневно пресыщающая своего
ребенка физическими благами, прививает ему животную,
противную природе жажду наслаждений, реально не
обоснованных действительными потребностями
человеческой природы. Эти -наслаждения скорее могут
впоследствии стать непреодолимым препятствием для
надежного удовлетворения действительных потребностей
человека, уже в колыбели подорвав, приведя в
замешательство и парализовав те силы, которые ему
необходимы для верного и самостоятельного удовлетворения
потребностей в течение всей его жизни. Тем самым они
легко и почти неизбежно вырождаются ,в человеке в
неиссякаемый источник все возрастающих волнений,
тревог, страданий и грубого насилия *. Подлинная
материнская забота о перво-м, чистом пробуждении в
ребенке человечности, из которой, собственно говоря,
проистекает высшая сущность его нравственности и
религиозности, ограничивается действительным
удовлетворением его настоящих потребностей. Просвещенная и
рассудительная мать живет для ребенка, служа его любви,
а не его капризам и его по-животному возбуждаемому
и поддерживаемому эгоизму.
Природооообразная заботливость, с которой мать
охраняет покой ребенка, неспособна раздражать его
чувственность, она может лишь удовлетворить его
физические потребности. Эта природосообразная материнская
заботливость, хотя она и живет в матери в виде
инстинкта, все же находится в гармонии с запросами ее ума
и сердца. Она опирается на ум и сердце и лишь вызвана
к жизни в виде инстинкта, следовательно, ни в коем
случае не является результатом подчинения наиболее
благо-родных, самых высоких задатков матери чувственным
вожделениям ее плоти и крови, а есть результат
устремлений ее ума и сердца.
Воздействуя таким путем, материнская сила и
материнская преданность природосообразно развивают в
младенце ростки любви и веры. Эта сила и эта
преданность призваны подготовить и заложить основы
благотворного влияния отцовской силы, братского и
сестринского чувства и таким образам постепенно расп>ростра-
348

нить дух любви и доверия на весь круг семейной жизни.
Физическая любовь к матери и чувственная «вера в нее
вырастают таким путем до человеческой любви и
человеческой ,веры. Исходя .из лю6би к матери, этот дух любви
и доверия iH а ходит себе выражение б любви к отцу,
братьям и сестрам и в доверии к ним. Круг человеческой
любви и человеческой ©еры ребенка все более
расширяется. Кого любит мать, того любит и ее дитя. Кому
доверяет мать, тому доверяет и дитя. Даже если мать
скажет о чужом человеке, которого ребенок еще .никогда
не видел: «Он любит тебя, ты должен ему доверять, он
хороший человек, подай ему ручку»,— то ребенок
улыбнется ему и охотно -протянет свою (Невинную ручонку.
И если мать скажет ему: «Далеко-далеко отсюда у тебя
есть дедушка, и о:н тебя любит»,— то ребенок этому
поверит, охотно станет говорить с матерью о нем, поверит
в то, что дедушка его любит. И если мать скажет
ребенку: «У меня есть отец небесный, от которого исходит
все хорошее, 'чем мы с тобой обладаем»,— то ребенок,
веря матери на слово, поверит б ее небесного отца... Так
ребенок под руководством матери природосообразно
поднимается от чувственной веры и физической любви
к любви человеческой, к человеческому доверию, а от них
к 'чистому чувству истинной христианской веры и
истинной христианской любви. Идея элементарного
образования хочет видеть цель своих стремлений в том, чтобы
этим же путем с самой колыбели строить ;на
человеческой основе нравственную и религиозную жизнь ребенка.
' Иду дальше и задаю себе второй вопрос: каким
образом в человеке природосообразно развиваются основы
его духовной жизни, основы его мыслительных
способностей, его способностей обдумывания, исследования и
суждения? Мы найдем, что развитие таких
мыслительных способностей начинается с впечатления, (которое мы
получаем в процессе чувственного восприятия
[созерцания] всех предметов, поскольку они, затрагивая наши
внутренние и внешние чувства, возбуждают и оживляют
глубоко присущее силам нашего ума стремление к
саморазвитию *.
Это 'чувственное восприятие, оживленное
стремлением наших мыслительных способностей к саморазвитию,
в силу своей природы ведет прежде всего к осознанию
впечатления, которое произвели на нас предметы тако-
349

го восприятия, и, следовательно, «к чувственному их
познанию. Тем самым оно с необходимостью вызывает в
нас потребность выразить впечатления, полученные
нами путем чувственного восприятия. Прежде всего
возникает .потребность в мимике, но в то же время в еще
большей степени ощущается и более свойственная
человеку потребность в способности к речи, с развитием
которой сразу же отпадет 'необходимость пользоваться в
данном случае мимикой.
Эту важную для формирования .мыслительных
способностей человеческую способность 'к речи следует
рассматривать главным образом как вспомогательную силу
человеческой природы, предназначенную помочь нам
плодотворно усвоить знания, приобретенные путем
чувственного восприятия. Она с самого начала природосо-
образно развивается лишь в тесной -связи с ростом и
расширением полученных через (чувственное восприятие
знаний, .которые ей обыкновенно предшествуют.
Человек не .может при'родооообразно .говорить о чем-то, чего
он еще не знает. О чем бы человек ни говорил, он может
говорить об этом лишь так, как он это узнал. Что
человек узнал поверхностно, о том он и говорит
поверхностно; что он узнал неправильно, о том он и говорит
неправильно; то, что в данном случае было верно с
самого начала, то верно и по сей день.
Природосообразность изучения родного языка и
любого иного языка связана со знаниями,
приобретенными через чувственное восприятие, а природосообразный
ход их изучения должен в главнейшем соответствовать
пути природы, каким впечатления, полученные путем
чувственного восприятия, превращаются в знания. Если
мы с этой точки зрения подойдем к изучению родного
языка, то обнаружим, что подобно тому, 'как все
многочисленные и существенные человеческие черты лишь
медленно и постепенно развиваются из животных
свойств нашей чувственной природы, из которой они
происходят, так и овладение родным языком как в
отношении органов речи, так и в отношении усвоения самого
языка происходит так же медленно и постепенно.
Ребенок не умеет говорить до тех пор, пока не разовьются его
органы речи. Но в самом начале жизни он ведь,
собственно, ничего и не знает и, следовательно, не может
испытывать желания о чем-либо говорить. Желание и
350

способность говорить развиваются в нем лишь по мере
роста его .познаний, приобретаемых им постепенно путем
чувственного восприятия. Природа не знает иного пути,
каким можно научить .младенца говорить, и искусство
воспитания, помогая достижению той же цели, должно
вместе с ребенком так же медленно идти этим путем.
Оно должно вместе с тем стараться сопроводить это
всем тем, что может быть заманчиво для ребенка в
появлении каких-либо предметов в его окружении или во
впечатлении, производимом различными звуками, на
которые способны органы речи, всем тем, что может
поощрить ребенка.
Чтобы научить ребенка говорить, мать должна
позволить самой природе воздействовать на ребенка всей
прелестью, которую имеет для его оргаиов возможность
слышать, видеть, осязать и т. д. По мере того как в
ребенке пробудится сознание того, что он видит, слышит,
осязает, обоняет и ощущает вкус, у него все сильнее
станет проявляться желание узнать слова, выражающие
эти впечатления, и уметь ими пользоваться, иными
словами, у него все сильнее станет проявляться желание
научиться об этом ,говорить и будет возрастать его
способность овладеть этим умением. Для этой цели мать
должна использовать и заманчивость звуков. Если мать
заинтересована в том, чтобы побыстрее научить свое
дитя говорить, и поскольку она в этом заинтересована,
она должна доводить до его слуха звуки речи то громко,
то тихо, то нараспев, то со смехом и т. д., всякий раз
по-разному, 'живо и весело, да так, чтобы ребенок
непременно почувствовал охоту лепетать, повторяя их
вслед за ней. Она должна в то же время сопровождать
свои слова возбуждением у ребенка непосредственного
впечатления от тех предметов, названия которых он
должен запомнить. Она должна вызвать у ребенка
чувственное представление об этих предметах в их
важнейших связях, в самых разнообразных и живых
положениях, должна закрепить в нем полученное
представление. В усвоении же ребенком слов, выражающих эти
предметы, мать должна продвигаться вперед лишь в той
мере, в какой у него созрело впечатление, полученное
через чувственное восприятие этих предметов. Искусство,
или, вернее, разумная материнская заботливость и
материнская преданность, могут ускорить и оживить этот
351

медлительный ход природы при изучении родного
языка. Задача элементарного образования состоит в том,
чтобы исследовать средства подобного ускорения и
оживления и в ясной и четкой форме предложить их
матерям в виде последовательных рядов упражнений,
способных содействовать достижению цели. Когда искусство
выполнит это, оно совершенно несомненно найдет
материнское сердце готовым воспринять эти средства и с
горячей любовью использовать их для своего ребенка.
Природосообразное изучение любого другого языка,
кроме родного, -совсем не идет этим столь долгим путем.
При изучении иностранного языка, будь то древний или
новый, мы имеем следующее.
1. Ребенок обладает уже развитыми органами речи,
При изучении каждого иностранного язьгка ему
приходится упражнять свои в общем уже развитые органы
речи в произнесении лишь небольшого числа звуков,
свойственных именно этому языку.
2. В том возрасте, когда ребенок начинает изучать
иностранный язык, древний или новый, он с помощью
чувственного восприятия усвоил уже так много знаний,
что в состоянии выразить их на родном языке с
величайшей определенностью. Поэтому научиться каждому
новому языку, по существу, означает для ребенка не что
иное, как научиться преобразовывать звуки, значение
которых на родном языке ему известно, в звуки, ему еще
не знакомые. Искусство, предназначенное облегчить
такое .преобразование при помощи мнемонических средств
и свести его к психологически обоснованным
последовательным рядам упражнений, в результате чего
понятия, словесное познавание которых облегчают детям
мнемонические средства, природооообразно и
непременно получат свое ясное истолкование,— это искусство
должно рассматривать как одну из важнейших задач
идеи элементарного образования. Все чувствуют
потребность -в психологическом обосновании исходных начал
обучения языку. Мне кажется, что я, начав полвека
тому назад и непрерывно продолжая опыты упрощения
исходных начал обучения народа, нашел некоторые при-
родосообразные, в данном отношении плодотворные
средства достижения этой важной цели.
Но чтобы не упускать нити изложения идеи
элементарного образования, вернусь к тому положению, что
352

умственное развитие, исходящее из чувственного
восприятия, должно обратиться к природосообразному
обучению языку как важнейшему вспомогательному
средству искусства. Средство это, 'поскольку оно служит
уяснению познаний, исходит из чувственного восприятия.
Однако умственное развитие по самой своей природе
требует основы, способствующей дальнейшему его
продвижению. Оно требует применения средств иокусстца для
природосообразного развития способности
самостоятельно сопоставлять, различать и сравнивать предметы,
познанные (путем чувственного восприятия, ясного
осознания их. Это позволит природной склонности
правильно судить о предметах, об их сущности и свойствах,
возвыситься до уровня истинных мыслительных
способностей.
Умственное развитие и зависящая от (него культура
человечества требуют постоянного совершенствования
логических средств искусства в целях
природосообразного развития наших мыслительных способностей, наших
способностей к исследованию и суждению, до осознания
и использования которых человеческий род возвысился
с давних пор. Эти средства ло своему существу и во всем
своем объеме исходят из присущей нам .с π особи-ости
свободно и самостоятельно сопоставлять, различать и
сравнивать предметы, ясно осознанные .нами самими
через чувственное восприятие, то есть логически их
рассматривать и логически их обрабатывать, тем самым
позволяя нам подняться до развитой человеческой
способности к суждению.
Одним из важнейших стремлений идеи
элементарного образования является исследование сущности этих
средств искусства, возвышающих мыслительные
способности человека до развитой способности .к суждению,
и их усовершенствование, чтобы эти средства стали во
всем пригодны и общеприменимы. И так -как
способность логически обрабатывать предметы, отчетливо
осознанные через чувственное восприятие, несомненно,
прежде всего и природосообразню побуждается и
поощряется развитой способностью считать и измерять, то ясно,
что наилучшее средство для достижения этой важной
цели образования надо усмотреть в упрощенной
обработке обучения числу и форме. Ясно так же, почему идея
элементарного образования признает психологически
23 И. Г. Песталоцци, т. 3 353

обоснованное и упрощенное обучение числу и форме в
сочетании со столь же упрощенным обучением языку
глубочайшей, самой действенной и самой широкой
основой природооообразного формирования в процессе
обучения мыслительных способностей человека и почему
она требует такого обучения.
Если говорить об элементарной обработке обучения
числу и форме, то показательно поразительное
(впечатление, которое произвели на всех наши первые опыты
в этом направлении еще в Бургдорфе. Еще
примечательней, однако, тот бесспорный факт, что одни лишь
позднейшие результаты этих опытов, в высшей степени
односторонне начатых в Бургдорфе, а затем совершенно
заглохших, позволили устоять до сих пор моему
заведению, так давно уже глубоко потрясенному в своих
основах, долгие годы с открытым возмущением боровшемуся
за свое существование и очутившемуся уже на краю
пропасти1. И даже теперь еще, когда ,все внешние средства
его все более слабеют и .почти уже истощились, когда,
казалось бы, близка его гибель, оно обнаруживает
великую искру внутренней жизненной силы, учреждая
институт для подготовки воспитателей и воспитательниц;
это выдающееся явление все еще не дает угаснуть во
мне надежде на спасение моего заведения *.
Если мы спросим себя, в-третьих, как развиваются
основы искусства воспитания, на которых покоятся все
средства, -позволяющие выразить результаты
деятельности человеческого ума и обеспечить побуждениям
человеческой души внешний успех и действенность, как
развиваются основы, с помощью которых должны
складываться все навыки, необходимые в семейной и
гражданской жизни, то сразу увидим, что эти основы — и
внутренние и внешние, что они и духовные и физические.
Но мы увидим также, что внутренняя сущность
формирования всех способностей к мастерству и профессий
заключается в формировании духовных сил
человеческой природы, в формировании способности человека
1 Эти 'строки писались более двух лет тому назад, и их следует
рассматривать как выражение еще жившей тогда во мне надежды
на сохранение моего заведения в Ифертене, 'несмотря на все
трудности, с которыми оно (пыталось бороться. Я не стану перечеркивать
этих строк, но во избежание всяких недоразумений я должен
сделать это примечание.—Прим. автора.
354

мыслить и судить. Духовные же силы человека в своём
существе проистекают из природосообразного
формирования у человека способности чувственного восприятия.
Мы не можем не признать ту истину, что если человек
хорошо, то есть природосообразно и
удовлетворительным образом, обучен считать, измерять и, что с этим
связано, чертить, то он в себе самом уже содержит
глубокие, важнейшие основы всякого мастерства и всякой
умелости. Для определенной цели приобретения нужных
навыков в том мастерстве, которое он собирается
изучить, ему остается лишь механически усовершенствовать
силы своих органов чувств и членов в соответствии с
внутренне развитыми у него способностями к овладению
мастерством.
Если элементарно обработанное обучение числу и
форме следует рассматривать как настоящую
гимнастику для духовных способностей к мастерству, то
механическое упражнение органов чувств и членов,
необходимое для формирования внешних навыков, следует
считать, напротив, физической гимнастикой для
способностей овладеть мастерством*.
Элементарное формирование способностей к
мастерству (профессиональные умения нужно рассматривать
лишь -как специальное приложение этих способностей
соответственно сословному положению и
обстоятельствам жизни каждого отдельного индивидуума) покоится,
таким образом, на двух различных но своему существу
основах. Его природосообразные средства исходят и?
оживления и совершенствования двух отличных друг ог
друга основных сил — духовной и физической. Но лишь
благодаря общему, с ними связанному оживлению и
совершенствованию трех основных сил культуры
человечества эти средства становятся средствами истинного
образования, или, что то же самое, настоящими и при-
родосообразными средствами образования для той
человеческой сущности, что заложена в нашей природе.
Я затронул сущность элементарной разработки этих
средств в их нравственных и умственных основах;
коснусь еще их физических основ. Главное побуждение к
формированию наших нравственных и умственных сил
заключается в самом их природном стремлении к
саморазвитию. Точно так же главные побуждения к при-
родосообразному формированию способностей к мастер-
23* 355

ству — ив физическом отношении тоже — заключаются
в собственном стремлении этих способностей к
саморазвитию. Стремление это и в данном случае заложено в
самом существе наших чувств, органов и членов.
Умственно и физически пробужденное, оно делает для нас
склонность к ^применению этих способностей прямо-таки
необходимостью. Что касается такого пробуждения, то
искусству воспитания здесь, собственно, почти нечего
делать. Физическое стремление пользоваться своими
органами чувств и членами в основном оживляется
животным инстинктом. «Подчинение его инстинктивного
оживления законам нравственных и умственных основ
искусства — вот на что, собственно говоря, должно быть
направлено элементарное стремление к природосообраз-
ному развитию этой нашей силы. В этом его
(преимущественно поддерживает и оживляет сила принуждения,
заключенная в обстоятельствах и условиях жизни
каждого отдельного индивидуума й <в воздействии семейной
жизни, в которой эта сила принуждения сосредоточивает
все свои средства в нравственном, умственном и
физичеоком отношениях. Заботливое и мудрое использование
образовательных средств, заложенных в семейной
жизни, следовательно, столь же важно в физическом
отношении, как и в нравственном и умственном.
Неодинаковость этих средств определяется различием в положении
и условиях семейной жизни каждого отдельного
индивидуума. Но три ©сем хаотичном разнообразии
образовательных средств, содействующих применению основных
сил нашей природы, сущность этих средств для развития
как в физическом, так и в нравственном и умственном
отношениях подчинена вечным и неизменным законам, —
следовательно, тождественна повсюду. При
образовании ребенка совершается переход от -внимательного
соблюдения правильности любой формы, предлагаемой
для изучения, к силе в воспроизведении ее, затем к
стремлению любую форму, хорошо усвоенную в смысле
правильности и силы, воспроизводить с легкостью и
тонкостью. А от освоения правильности, силы и
тонкости формы ребенок переходит к свободе и
самостоятельности в изображении форм и к выявлению своих умений.
Таков путь, которым идет природа, которым она всегда
должна идти, вырабатывая умения человека. Прививая
своему воспитаннику последовательным применением
356

своих образовательных средств умение и доводя его в
правильности, силе и тонкости до определенной,
единообразной по отношению к отдельным элементам степени
совершенства, природа достигает того, что результаты
этих отдельных упражнений согласуются и гармонически
связаны между собой. В силу этого они вырастают во
всеобъемлющую силу мастерства, без которой человек
не в состоянии ни облагородить себя им, ни даже
почувствовать твердое, в себе самом истинно обоснованное
стремление к совершенству в каком бы то ни было
действительном мастерстве.
Этот природосообразный ход развития механических
основ способности к овладению мастерством находится
в полном согласии с ходом природы в развитии
глубоких духовных основ этой способности. Он вообще
прокладывает ей отриродосообразный путь <к достижению
гармонии с основами образования ума и сердца, чтобы
таким образом объединить природосообразные средства
воспитания любви и веры с такими же средствами
формирования способности к мастерству (точно так же как
это происходит в отношении средств -развития
мыслительных способностей). Без этого равновесие наших сил,
это высокое свидетельство вытекающей из единства на-
шего существа совокупной силы нашей природы вообще
не только недостижимо, а просто немыслимо.
Хочу еще немного задержаться на одной из самых
существенных сторон этого высокого свидетельства
истинно развитой совокупной силы нашей природы — на
равновесии нравственных, умственных и физических сил
человека, или, что то же самое, равновесии сил нашего
сердца, ума и мастерства...
Человек, утративший подобное равновесие сил, как
бы серьезно он ни стремился укрепить свои слабые
умственные силы, в своих бессильных и беспочвенных
стремлениях к 'познанию истины может все глубже
погрязнуть в бредовых заблуждениях. Он утрачивает
способность к действительному 'познанию истины и
справедливости, -к выполнению всех обязанностей,
нуждающихся в таком познании и его предполагающих. Такой
человек чувствует, мыслит и действует с необычайной
горячностью. Из-за нее, хотя она первоначально и
проистекала из чистых побуждений сердца, он в одно и то
же время, (природе вопреки, стремится к тому, чего из-за
357

присущих ему слабости и заблуждений сам же в себе
не признаёт и что в себе презирает... И тогда он может
обессилеть и впасть в противоречие с самим собой, а это
в высшей степени достойно сожаления и, откровенно
говоря, может оказаться неизлечимым... Животное
удовлетворение, которое людям приносят ощутимые
результаты преобладающих в них сил ума, способностей к
мастерству и 'профессии, по самому своему существу таково,
что заглушает ощущение недостатка любви и веры, а
тем самым и стремление восстановить равновесие своих
сил, укрепляя в себе любовь и веру, — заглушает его в
самой глубине человеческой души до такой степени, что,
откровенно говоря, восстановить его просто невозможно.
Подобное нарушение равновесия сил в результате ведет
к ожесточенности, к состоянию, не мыслимому при всех
вызванных слабостью заблуждениях самой неразумной
любви, самой бессильной и бездеятельной веры.
Благочестие, вера и любовь даже у слабого и
заблуждающегося стремятся к покою. Духовные силы,
способности 'К мастерству и (профессии без веры и
любви становятся неиссякаемым источником животного
беспокойства, а оно причиняет огромный вред природосооб-
разному развитию человеческих сил.
Ожесточенность, влекущая за собой полную
неспособность серьезно и искренне стремиться к укреплению
своих слабых сил и восстановлению утраченных,
ожесточенность, к которой так легко и часто ведут
надменность умственных сил и наглость физических, не
обладает такой же заманчивостью и нелегко проявляется при
наличии благочестия, любви и веры—даже при очень
значительном недостатке умственных сил и очень
большой физической беспомощности. Это верно и
несомненно, однако, лишь в том случае, если, рассматривая эту
породу слабых и односторонне развитых людей,
подходить к каждому из них индивидуально. Коль скоро они
составляют массу, корпорацию, орден, клику, секту и
выступают в таком качестве, то и у отдельных членов
этих сообществ теряется ощущение их индивидуальной
слабости, столь важное для основ истинной любви и
истинной веры, столь необходимое для чистого стремления
к укреплению слабых сил и восстановлению утраченных.
Ошутив себя массой чувственно человеческой, то есть
животной силой, они в умственном и гражданском
358

смысле чувствуют себя сильнее, чем это есть в
действительности. Противоречие между смиренным ощущением
своей слабости и вспыхнувшим чувством своей силы и
своих притязаний как массы порождает настроение
духа, способное при слабости людей легко побудить
каждого из них в отдельности к лицемерному самообману,
•возбуждающему гордость своей массовой силой, и
страстное, враждебное и несправедливое отношение ко
всем, чьи мнения и суждения не совпадают с мнениями
и суждениями, объединяющими их как массу или секту.
Вследствие этого истинная способность и тихое
смиренное стремление к укреплению сил, в каждом из них в
отдельности недостаточных, и к восстановлению
утраченных ими сил не просто ослабевает, но еще ведет к
возникновению в них грубого чувства заносчивых
притязаний и жестокой жажды насильственных действий.
Отсюда и ожесточенность мирских созданий, приводящая к
полнейшей неспособности искренне и истинно
стремиться к укреплению ослабленных и к восстановлению
утраченных сил. Esprit du corps * и в религиозном, и в
гражданском отношениях исходит не из стремлений духа, а
из стремлений плоти и в своих конечных результатах
проявляется совершенно так же, как проявляются
односторонне оживленные результаты перевеса духовных
или физических сил...
Я продолжаю. Рассмотрим теперь идею
элементарного образования с точки зрения всего объема
требований, предъявляемых ее средствами обучения. Природо-
сообразность идеи требует вообще максимального
упрощения ее средств, и несомненно именно в этом
положении заключался, в сущности, источник всех
педагогических устремлений моей жизни. Вначале я ничего другого
не желал и ни к чему другому не стремился, как лишь
к тому, чтобы максимально упростить привычные и
общераспространенные средства обучения народа и тем
самым сделать их использование и применение более
доступным для каждой семьи. Такой взгляд естественно
вел к разработке последовательных рядов средств
обучения. Отправляясь во всех отраслях человеческого
знания и умения от простейших исходных начал, эти ряды
в непрерывной последовательности ведут от более
легкого к более трудному; шагая в ногу с ростом сил
воспитанника, они из него самого исходят и на него воз-
359

действуют, всегда оживляя и никогда не утомляя и не
«изнуряя его.
Для четкого, психологически верного проведения
этого принципа в жизнь большое значение имеет
признание различия между исходящими из вечных законов,
всегда тождественными средствами развития основных
сил человека и средствами, с помощью которых
усваиваются знания и навыки, нужные для применения
сформировавшихся способностей к развитию. Эти последние
средства в полном своем объеме так же разнообразны,
как существующие в мире предметы, на познание и
использование которых направлены наши силы, .как
различны положение и обстоятельства индивидуумов,
желающих и обязанных применять эти сформировавшиеся
силы. Но в задачи элементарного образования входит
предотвратить последствия этого несходства через
преобладающее влияние вечно тождественных средств
развития наших сил, а для этой конечной цели —
подчинить средства, помогающие применять наши силы,
средствам, служащим для их развития, и поставить первые
в зависимость от последних. Оно достигает этого
«преимущественно тем, что, 'пользуясь всеми средствами для
развития и применения наших сил, стремится завершить
каждый этап своего воздействия на ребенка, прежде чем
сделать хоть один новый шаг в своих упражнениях. Тем
и другим — как упражнениями, развивающими
способности, так и упражнениями в их применении —
элементарное образование вызывает у ребенка духовное
стремление к совершенству, способное не только установить
'полное согласие между действием элементарных средств
развития сил и средств, формирующих способности к их
применению, но и привить ребенку общее стремление
к совершенству во всей его жизненной деятельности.
Я пока еще не затрагиваю разносторонних
последствий выдвинутого положения. Прежде чем продолжать,
я в первую очередь займусь рассмотрением такого
вопроса: не мечта ли идея элементарного образования?
Является ли она основанием действительно
выполнимого дела? Громко и со всех сторон до меня доносится
вопрос: где она существует в действительности?
Отвечаю: повсюду и нигде. Повсюду — з виде
отдельных доказательств ее выполнимости; нигде — в
завершенном виде. В виде метода, введенного в полном объе-
360

ме и представленного разработанными средствами, ее
нет нигде. Нет ни одной школы, полностью
организованной по элементарному принципу, нет ни одного такого
института. Человеческие знания и умения во всех
областях разрозненны, и даже самое высокое и самое
лучшее -в нашей культуре складывается и организуется
л'ишь по кусочкам; в каждом разделе своей культуры,
складывающейся лишь тю кусочкам, человек то
продвигается вперед, то опять отступает назад. Не может
возникнуть и никогда не возникнет такое состояние,
которое во всем могло бы удовлетворить требованиям этой
великой идеи. Человеческая природа в самой себе
содержит непреодолимые препятствия для общего и в
своих средствах совершенного осуществления этой 'идеи...
Никогда ни одному институту, ни одному заведению,
пусть даже их извне и поощряли и поддерживали бы
по-княжески, пусть бы они получали столь же щедрую
поддержку в нравственном и умственном отношении, не
удастся достичь, чтобы во всей стране была введена на
практике и признана идея элементарного образования
как совершенный по своим средствам метод воспитания
и обучения для всех сословий.
Я повторяю: человеческая природа с непреодолимой
силой противится полному, всеобщему внедрению этой
высокой 'идеи. Все наши знания и все наше умение
далеки от цельности и во веки веков таковыми останутся, и
прогресс наших знаний, нашего умения и даже нашего
желания, так как он проистекает из ограниченного
прогресса отдельных людей и отдельных сообществ, не
изменит несовершенства наших знаний 'л нашего умения.
Более того, он даже станет препятствовать отдельным
людям успешно в этом продвигаться, приблизиться к
завершению этого несовершенного в той области, в
которой они дальше всего ушли.
Мы должны это прямо высказать: метод воспитания
и обучения, в совершенстве отвечающий требованиям
идеи элементарного образования, немыслим.
Какую бы ясность мы ни внесли в принципы идеи,
как бы максимально ни упростили ее средства,
насколько бы очевидным ни сделали внутреннее тождество
средств ее осуществления, все равно внешнее тождество
средств ее осуществления немыслимо. Каждый
отдельный человек будет в соответствии с особенностями своей
361

индивидуальности применять эти средства иначе, чем
любой другой, чья индивидуальность не гармонирует с
его собственной. Один в своем сердце найдет силу для
осуществления идеи и будет стремиться к ней со всем
благородным пылом своей любви; другой увидит эту
силу в преобладании умственного начала своей
индивидуальности и 'постарается проложить себе путь к
достижению цели с помощью ясных и верных понятий,
ведущих к ней; еще кто-нибудь постарается проложить этот
путь с 'помощью способностей к мастерству и профессии,
которые он в себе ощущает; -и поистине хорошо, что это
так. Есть гении сердца, есть гении ума и гении умения.
Их так создал бог. Некоторым из них он дал в миллион
раз большее, но одностороннее превосходство над их
ближними. Они — миллионеры в обладании
внутренними средствами нравственных, умственных и физических
сил человечества, но в глубине их чувств, мыслей и
поступков живут все претензии 'индивидуального эгоизма,
как мы это ежедневно имеем возможность наблюдать
на денежных миллионерах и миллионерах власти,
живущих среди нас. В разнообразии своих неравных
притязаний, проистекших из природы преобладающей в них осо-.
бой силы, они, подобно денежным миллионерам, находят
целый ряд сторонников; заинтересованные в сохранении
превосходства своей односторонней силы, они вступают
в оппозицию 'К притязаниям превосходящих
противоположных сил. Последствия этого с необходимостью
должны вести к тому, что человеческая природа направляет
всякое преобладание отдельных сил на способствование
сохранению равновесия всех своих сил, но в то же время
и на сохранение преград и препятствий, которые наше
несовершенство воздвигает на пути успеха каждой
отдельной силы и всех ее средств для этого. С таким
признанием связана природосообразность всех успехов
наших знаний и нашего умения, а вместе с тем и все
действительное благо, проистекающее из человеческих
знаний и умений.
Пока мы этого не осознаем, нам 'Придется считать
•идею элементарного образования только мечтой,
рожденной человеческими заблуждениями, а 'полное
осуществление ее целей невозможным. Но если мы станем
смотреть на цель элементарного образования самого по
себе как на цель всей человеческой культуры и признаем,
362

что природосообразность прогресса всех наших знаний
вытекает из природы их несовершенства, повсюду
ставящего непреодолимые пределы нашим знаниям и нашему
умению, то цель этой великой идеи ясно представится
как щель человечества. Тогда само собой отпадет
суждение, в котором виновно наше ослепление, будто эта
идея—пустая мечта, порожденная человеческим
заблуждением, и сама по себе невыполнима.
Нет, то, что является целью человеческого рода,
вменяет мне в долг стремление к этой цели, а то, что
является долгом человеческого рода, никак не может быть
невыполнимым и недостижимым и не должно считаться
таким. И это поистине относится к идее элементарного
образования, если ее правильно 'понимать и брать в
неискаженном виде. Верно и неоспоримо, что она никогда
не достигнет полного внутреннего совершенства в
формах и видах своего осуществления как метода, но так же
несомненно и то, что стремление к этой цели всегда
заложено в безыскусственной, я бы даже сказал, в не
испорченной культурой человеческой природе. Этому
стремлению, вообще присущему природе человека, мы
обязаны той степенью культуры, до которой
цивилизованный мир возвысился в нравственном, умственном и
физическом отношениях. Каждый принцип природосооб-
разного воспитания, каждое цриродосообразное
средство, применяемое в какой-либо отрасли обучения, —
результат этого стремления.
Еще раз скажу: эта вьисокая идея — повсюду и
нигде. Так же, как ее нет нигде в завершенном виде, так
она видна всюду в незавершенных ювоих проявлениях и
стремлениях. Общее непонимание этой идеи есть непо-
ниманиа всего божественного и 'Вечного, что заложено
в человеческой природе. Но это божественное и вечное
по своей сущности и есть сама человеческая природа.
По ювоей сущности оно есть единственное истинно
человеческое в нашей природе, и природосообразность
средств образования, которую требует для человека идея
элементарного образования, по своей сущности
представляет собой тоже не что иное, как соответствие этих
средств нерушимым основам вечной божественной
искры, что заложена в природе человека, но состоит в
вечном противоречии и 'вечной борьбе с чувственной
сущностью нашей животной природы. Чувственный эго-
363

изм — сущность животной природы, и что от него
исходит и его соблазнами оживлено, с чисто человеческой
точки зрения противоестественно.
Следовательно, требования идеи Элементарного
образования — главные требования истинной природосооб-
разности, вытекающие из духа и жизни нашей
внутренней природы. Поэтому они так явно и находятся в
вечном противоречии как со всем хитросплетением
животных средств, ведущих человеческий род то пути
искусственности, так и с чувственным всемогуществом
по-животному укоренившихся в нас неестественных и
противоестественных свойств — следствием /преобладания плоти
над духом. Мирская суетность, особое внимание к
способствующим коллективному существованию
человечества средствам образования, преобладающее над
вниманием к средствам, способствующим индивидуальному
существованию, противоречат существу требований
элементарного образования и воздействию его природосо-
образных средств во всем их истинном значении. Иначе
и быть не может. Средства образования,
способствующие коллективному существованию рода4 человеческого,
по своему существу требуют больше физических сил,
физического умения и напряжения, нежели
нравственных и умственных сил. Стремления плоти во всех
формах и видах должны быть подчинены стремлениям
духа, и дух идеи элементарного образования всей
сущностью и во всем объеме своих устремлений ведет к
глубокому 'Л живому признанию необходимости такого
подчинения.
Охватывая взором всю совокупность своих усилий
добиться признания идеи элементарного образования, я
не могу утаить от -себя, что, вынашивая эту идею, я
понимал, насколько далеки от нее начальные средства
народного образования для всех сословий. С
невыразимой силой оживляла она никогда не угасавшее во мне
стремление «к упрощению обычных,
общеупотребительных форм обучения народа как наилучшему способу с
несомненным успехом противодействовать плохому
-состоянию этого обучения во всех сословиях. Однако она,
эта высокая идея, жила во мне преимущественно как
плод доброго, любвеобильного сердца при несоразмерно
более слабых силах ума и умения, которые должны были
бы помочь стремлению моей души воздействовать на
364

претворение в жизнь этой высокой идеи. Она жила во
мне как .продукт крайне развитой силы воображения,
которая не могла привести ни к каким действительно
значительным реальным результатам при рутине,
господствовавшей б этом вопросе в моем окружении. Она
скорей 'походила на ребенка, вступившего в борьбу с
могущественными современниками, желавшими и
осуществлявшими нечто противоположное тому, к чему он в
мечтах стремился; в этой борьбе он тем более должен был
потерпеть поражение, что упорствовал в ней, цепляясь
за свою мечту. При таких обстоятельствах мои
стремления, конечно, не могли привести ни к каким более
значительным реальным результатам, чем те, каких они
достигли в действительности в виде побуждения, —
результаты отчасти живые и блестящие, но в общем
оставшиеся без последствий.
Природосообразные средства образования,
проистекающие из духовного начала, с другой стороны,
воздействуют на отдельного человека в общем в той степени, в
какой эти начала в нем оживлены. Они должны
воздействовать на него в такой степени.
Воздействие неестественности и
противоестественности мирской суетности и всех пагубных (последствий ее
эгоизма всегда заразительно для животной природы
человека в силу соблазна чувственного удовлетворения, и
сами по себе они заразительны -вследствие животного
стремления 'к 'подражанию и всемогущества рутины
esiprit du corps *. Но в такой же мере природосообраз-
ность элементарного образования и всех его средств
там, где оно действительно существует во всей
истинности и благотворности своей объединенной силы,
действует захватывающе и увлекающе на духовные начала
человека там, где они внутренне оживлены. Она всюду
воздействует на восприимчивость к нравственным и
умственным побуждениям, на простодушие и
непредвзятость, из которых чаще всего проистекает эта
восприимчивость. И благодаря этому элементарное образование
способно также успешно противодействовать соблазнам
неестественности и противоестественности в средствах
образования и развития человеческого рода и их
последствиям. Опыт всей культуры человечества во все эпохи
ее истории с самой недвусмысленной определенностью
раскрывает эту захватывающую и увлекающую силу
365

природосообразности средств формирования и
одушевления наших сил, ил!и, что одно и то же, раскрывает силу
идеи элементарного образования и его средств, где бы
они ни .приходили в соприкосновение с простодушием и
непредвзятостью людей. Но искать идею элементарного
образования нужно не в мечтах о возможности ее
появления в полном и всесторонне завершенном виде, а в
каждом ее обрывке, >как бы он ни возник, пусть
несовершенном, но с большей или меньшей силой стремящемся
и приближающемся к совершенству. И тогда ее
существование увлекающе и захватывающе раскроется
исследователю во множестве незаметных проявлений, в
невинности и чистоте человеческого сердца.
Хочу теперь рассмотреть >в нравственном,
умственном и физическом отношениях результаты наших
опытов, проводимых в целях исследования глубокого
воздействия средств элементарного образования-на
формирование человека, имея в виду великий основной
принцип всякого пр'йродосообразного воспитания, принцип
«жизнь формирует».
а. В нравственном отношении идея элементарного
образования увязывается с жизнью ребенка тем, что она
выводит всю совокупность своих образовательных
средств из присущего вообще людям и первоначально
инстинктивно зарождающегося отцовского и
материнского чувства родителей и из столь же развитого везде
в семейном 'кругу чувства братской и сестринской
любви. Бесспорно, что вера и любовь, которые мы должны
считать данными нам богом вечными и чистыми
исходными началами всякой нравственности и религиозности,
обретают 'источник своего природосообразного развития
и формирования в отцовском и материнском чувстве,
царящем в семье, следовательно в действительной жизни
ребенка.
Наше заведение, конечно, не может (похвалиться тем,
что свой опыт приобрело, имея дело с детьми начиная
прямо с колыбели. Тем не менее не 'подлежит сомнению,
что средства, которыми располагает идея элементарного
образования, в силу своей простоты во всех случаях
применимы с'колыбели. В отношении нравственного
воспитания применять ,их можно раньше и энергичней, чем
в отношении развития умственных сил и способностей
к мастерству.
366

Ребенок любит и верит прежде, чем начинает
мыслить и действовать. Влияние же семейной жизни
побуждает его возвыситься и возвышает его до сокровенной
сущности нравственных сил, являющихся предпосылкой
всего человеческого мышления и всякого деяния. Об
этих своих опытах, несмотря на отсутствие у нас опыта
с грудными младенцами, мы с полным убеждением
можем сказать следующее. Простота всех средств
элементарного образования позволяет каждому ребенку на той
ступени познания, на которой он находится, передать
любому другому ребенку все то, что он сам умеет и
знает. Она позволяет помочь другому ребенку усвоить это;
в нашей среде она во многих смыслах сохранила свою
силу в нравственном отношении. В стенах нашего
заведения эта простота средств содействовала развитию
братского и сестринского чувства. Что же касается
вытекающих отсюда чувств взаимной любви и доверия, то
она в разные периоды нашей совместной жизни привела
к таким результатам, что многие благородные люди,
наблюдавшие их, на наших глазах убедились в том, что
наши стремления в известной степени в состоянии
укрепить и 'развить заложенные в семейной жизни
возможности нравственного воспитания. В этом направлении
наши результаты в состоянии с бесспорным успехом
приблизить эти воспитательные силы к тому пути, которым
идет орирода в развитии сил человека. А в наш век, так
всесторонне и полно погрязший в искусственности
вследствие упорного лжемудрствования, приблизить их
настоятельно необходимо во всех сословиях, хотя во всех в
них достичь этого очень трудно.
б. В интеллектуальном отношении идея
элементарного образования также говорит в пользу воспитательного
принципа «жизнь формирует». Подобно тому как
нравственное воспитание главным образом исходит из
внутреннего созерцания самих себя, то есть из впечатлений,
воздействующих оживляюще на нашу внутреннюю
природу, умственное образование исходит из чувственного
восприятия предметов, затрагивающих и оживляющих
наши внешние чувства. Природа связывает всю
совокупность наших чувственных впечатлений с жизнью. Все
наши внешние познания являются следствием
чувственных впечатлений жизни. Даже наши сновидения
проистекают оттуда. Свойственное всем нашим силам
367

внутреннее побуждение к развитию наших органов
чувств и наших членов заставляет нас 'помимо воли
видеть, слышать, обонять, ощущать вкус, осязать, брать,
ходить и т. д. Но тот факт, что мы видим, слышим,
обоняем, ощущаем вкус, осязаем, берем, ходим, — все это
служит нашему образованию лишь постольку,
поскольку направляет силы наших глаз верно видеть, силы
нашего уха — правильно слышать и т. д. Это развитие
правильного "слуха, зрения, осязания и т. д. зависит от
совершенства, от зрелости впечатлений, которые на наши
чувства произвели наблюдаемые нам,и предметы. Там,
где впечатление от познания, полученного путем
чувственного восприятия, созрело в наших чувствах не
полностью, мы и самый предмет познаём не во всей
полноте истины, в которой он предстает нашим органам
чувств. Мы .познаём его только поверхностно. Такое
познание не пополняет образования. Оно охватывает
стремление нашей природы к образованию не во всей
его сущности и не во всей его силе. Его последствия
поэтому не удовлетворяют нашу природу, а что по
своему воздействию не удовлетворяет человеческую
природу, то в своих причинах и средствах в такой же мере
природосообразно не обосновано.
Подобно тому как у нравственного воспитания
имеется богом данный центр его природосообразного
развития— в инстинктивном отцовском и материнском
чувстве, и умственное образование также должно исходить
из центра, способного довести познания, приобретенные
путем чувственного восприятия, до такой зрелости и
такого совершенства, которые могут удовлетворить нашу
природу. Только тогда оно пополняет образование
человека, только тогда оно природосообразно.
Но если мы теперь опросим себя, где тот центр, в
котором сходятся человеческие познания, полученные
путем чувственного восприятия, то есть все чувственные
основы нашего умственного образования, то придем к
выводу, что им, ^конечно, является не что иное, как круг
семейной жизни, который ребенок с колыбели привык и,
собственно товоря, просто вынужден наблюдать с утра
до вечера. Не подлежит сомнению, что повторное
наблюдение предметов, частое и разностороннее восприятие
этих предметов органами чувств ребенка — вот что в
состоянии довести до зрелости и совершенства впечатле-
368

ние от их чувственного восприятия. В такой же степени
справедливо, что этим центром является общий
семейный очаг, если семья еще располагает таким очагом, и
что вообще вне семейного круга нет такого места, где
предметы наблюдения с самой колыбели являлись бы
органам чувств ребенка, так длительно, непрерывно,
многообразно и полно охватывая все требования
человеческой природы, где бы они, следовательно, природосооб-
разко воздействовали на развитие органов чувств
ребенка. В этом семейном кругу так естественно и просто
проявляется также и потребность отличать средства
развития человеческих сил от средств для усвоения
знаний и умений, в которых нуждается каждый ребенок
индивидуально, в зависимости от своего положения и
обстоятельств. Здесь же объекты приложения специальных
практических умений, в которых индивидуально^
нуждается ребенок, словно сами собой смыкаются с
развитыми в нем основными силами, из которых должно при-
родосообразно проистекать формирование практических
умений.
И так -как первые, то есть средства развития
человеческих сил, для всех сословий и при всех
обстоятельствах по существу одинаковы и должны быть такими, а
средства формирования практических умений человека,
напротив, бесконечно различны, то к принципу «жизнь
формирует» в данном случае следует подходить с двух
разных точек зрения.
Во-первых, спрашивается: каким образом
воздействие жизни способно (природосообразно развивать силы
человеческой природы? А во-вторых — насколько это
воздействие в состоянии природосообразно
сформировать в ребенке умение применять на практике свои
развитые силы?
Ответ прост. Каковы бы ни были обстоятельства, в
которых живет ребенок, жизнь развивает человеческие
силы по вечным, неизменным законам, одинаковым по
своему природосообразному воздействию 'как на
ребенка, ползающего в пыли, так и на сына князя, и
одинаковым образом влияющим на человеческую природу.
Что же касается применения сил, то здесь жизнь
воздействует на каждый индивидуум, -который она формирует,
в полном соответствии с различием в обстоятельствах,
положении, условиях, в которых находится данный ре-
24 И. Г. Песталоцци, т. 3 369

бенок, и в полном же соответствии с особенностями сил
и задатков 'индивидуума, который должен получить
требуемое образование. Здесь влияние жизни,
следовательно, в отношении образования несказанно разнообразно.
Из этого видно, далее, какую помощь искусство
элементарного образования может и должно оказывать
природосоообразному развитию в детях с самой
колыбели способности к наблюдению. Эта помощь должна
сказаться в том, чтобы предметы наблюдения,
окружающие ребенка в семье, являлись его органам чувств с
самой колыбели как нечто увлекательное, убедительное и
занимательное, так, чтобы их воздействие означало для
ребенка образование в прямом смысле этого слова.
Таким образом, элементарные средства развития
способности к'наблюдению являются по сути дела не чем иным,
как психологическими средствами, оживляющими в
способности к наблюдению побуждение к саморазвитию,
вообще присущее ей, как и всякой другой силе
человеческой природы. Элементарные средства — лишь
результат стараний человека закрепить и оживить в ребенке
впечатления от чувственного восприятия предметов,
чтобы они способствовали образованию.
Я продолжаю. Элементарное искусство природосооб-
разного формирования способности к наблюдению в
силу самой своей сущности вызывает природосообразное
развитие способности к речи. Иными словами,
наблюдения, способствующие образованию впечатлений от
предметов, в силу самой своей сущности вызывают в
человеке способность выразить их, вызывают в человеке
способность к речи.
Природосообразное развитие этой способности самим
своим существом связано с ходом природы в развитии
способности к наблюдению. Оно связано с ним
теснейшим образом, и организацию его образовательных
средств надо рассматривать в теснейшей связи со
средствами, присущими развитию способности -к
наблюдению. Как и развитие способности к наблюдению,
развитие способности к речи исходит из жизни. Принцип
«жизнь формирует» в отношении развития способности
к речи так же верен, глубок и значителен, как и в
.отношении развития способности к наблюдению. Бесспорно,
ход природы в развитии последней полностью, подобно
ходу ее в развитии первой способности, связан с жизнью.
370

Развитие первой способности лишь потому и постольку
природосообразно, поскольку это именно так имеет
место, то есть поскольку оно согласуется со второй — этой
великой, всеобщей, богом данной основой человеческого
образования. И так же верно, что такого согласия
можно действительно достигнуть, лишь -привязав все
образовательные средства к семейной жизни, следовательно ко
всей совокупности познаний, 'полученных 'чувственным
восприятием ее. .Познания эти, связанные с
определенными понятиями, должны иметься у ребенка еще до того,
как в его уста будет вложено слово — условный
знак, по-разному выражающий эти понятия на разных
языках.
Как только начинают вкладывать в уста ребенка и
запечатлевать в его -памяти пустые слова, как если бы
они представляли собой реальные знания или средства
изучения реальных знаний, между тем -ка(к
действительное значение этих слов не обосновано в ребенке ни
ощущениями его внутренней природы, ни внешними
чувственными впечатлениями жизни, — в развитии речи явно
отступают от принципа «жизнь формирует». Поступая так,
в ребенке закладывают основу всяческой извращенности
и неестественности в пользовании божественным даром
речи. В ребенке закладывают основу всяческого
самомнения и огрубения, а тем самым основу величайшего
несчастья наших дней — отрыва от природы,
проистекающего из поверхностности всех познаний и
фальшивости наших выражений для них. Отрыв от природы
толкает человечество к тому, что оно погрязает в трясине
всяческих заблуждений, претензий и эгоизма,
свойственных поверхностности человеческих познаний во всех
формах и во всех отношениях. От последствий этого наш
век и страдает во всех формах и во всех отношениях.
Обучение язьгку, если говорить о нем в связ-л с
принципом «жизнь формирует», представляется, собственно
говоря, в виде средства практического применения
познаний, полученных через наблюдение, и назначение его
состоит в том, чтобы обеспечить этим познаниям более
высокую степень практической применимости.
Искусство обучения языку в основном и в силу необходимости
исходит из наименования предметов, из объектов
наблюдения и увязывается с их качественными изменениями, с
пассивностью и активностью их характера, то есть с при-
24* 371

лагательными и глаголами, выражающими эти -качества
и изменения, эту пассивность и активность объектов.
Чем распространенней и определенней у ребенка
полученные через наблюдение познания об объектах, их
характере, их активности 'И пассивности, тем шире и
определенней заложены в нем самом природосообразные
основы учения о языке, или, правильнее говоря, основы,
опираясь на которые, юн природосообразно учится
говорить. А чем ограниченней и неопределенней у ребенка
полученные через наблюдение познания об этих
объектах и их свойствах, тем ограниченней и хаотичней
лежащие в нем истинные и прочные основы для того, чтобы
природосообразно научиться говорить.
Следовательно, обучение ребенка языку зависит от
того, насколько обширны и определенны полученные им
путем наблюдения познания. Если у воспитанника
недостаточно полученных через наблюдение познаний,
существенно важных для его положения и будущего
предназначения, то учитель, прежде чем ему можно будет
природосообразно продвинуться вперед в обучении
языку, должен постараться в первую очередь заполнить
пробелы в шолученных через наблюдение .познаниях,
необходимых ребенку из каждого сословия и
недостаточных у данного ребенка.
Поэтому когда ребенок учится говорить, то приро-
досообразное продвижение его в изучении родного
языка 1ни в коем случае не может идти быстрее и ни в коем
случае не может способствовать образованию лучше,
чем это делают успехи ребенка в познан-лях,
приобретаемых через наблюдение. Подобно тому как ребенку
требуется много лет, чтобы ясно и всесторонне осознать
окружающие предметы через чувственное их
восприятие, ему требуется так же много лет, чтобы научиться
точно выражаться о том, что входит в круг его
наблюдений. Учась этому, ребенок может природосообразно
продвигаться вперед лишь в той степени, в какой
впечатления от предметов в самом процессе наблюдения
благодаря разностороннему оживлению их созрела в нем
до очень большой определенности. Лишь в той мере, в
какой природа оживляет многосторонность и
определенность впечатлений от чувственного восприятия,
искусство природосообразно развивать в ребенке умение
выразить эти В'печатления будет истинно и существенно
372

обоснованным и действенным. Искусство природосооб-
разно расширять и оживлять впечатления от
чувственного восприятия — единственно истинная основа всех
средств, -природосообразно содействующих изучению
родного языка по мере продвижения в этом. Внешняя
форма языка — звуки сами по себе, вне живой связи с
впечатлениями, составляющими основу их значения, —
пустые звуки, одни лишь звуки. Лишь через осознание
их связи с впечатлениями от чувственного восприятия
предметов они становятся настоящими, человеческими
словами. Первоначальная -подготовка к их восприятию
в форме разговоров, которые ребенок слышит в своем
окружении, долгое время остается чисто механической.
Но эта механическая подготовка ребенка к тому, чтобы
научиться говорить, требует величайшего внимания со
стороны лиц, оказывающих влияние на его обучение
языку. Слова, которые младенец слышит вокруг себя,
лишь постепенно начинают служить его умственному
образованию. Долгое время они оказывают на его слух
только чувственное впечатление, как колокольный звон,
удары молота, как звуки, издаваемые животными, и все
прочие звуки, слышимые в природе. Но для обучения
языку это впечатление очень важ-но. Впечатление как
таковое постепенно совершенствуется в органах слуха
ребенка, а усовершенствовавшись там, оно постепенно
переходит в способность рта воспроизводить звук. В этом
возрасте ребенок овладевает призношением множества
звуков слов, смысл которых ему незнаком. Но они
подготовят его -к тому, чтобы с неизмеримо большей
легкостью уловить этот смысл и тверже запомнить его, чем
тогда, когда звуки этих слов не были еще привычны его
органам речи и слуха.
Для совершенствования у ребенка способности к
речи элементарное образование не удовлетворяется одним
лишь использованием .впечатлений, которые природа
случайно и беспорядочно, в том виде, в каком они
возникают и (проявляются, предоставляет его органам
чувств. Элементарное образование распространяет свое
влияние и на то, чтобы упорядочить эти впечатления
сообразно действительным потребностям человеческой
природы, привести их использование в соответствие с
этими потребностями. Оно должно так действовать. Ведь
ясно, что для совершенствования в ребенке елгособносщ
373

к наблюдению необходимо и полезно, чтобы круг
предметов его наблюдения в окружающей среде был
достаточно обширен для развития всех важных и
необходимых для него дознаний, чтобы он удовлетворял
потребностям ребенка. Этот круг ни в коем случае не должен
настолько выходить за пределы потребностей,
благотворных в положении ребенка, в обстоятельствах его жизни
и при его способностях; он не должен оказывать
тормозящее, расслабляющее, рассеивающее и сбивающее с
толку воздействие на .познания, необходимые и важные
для ребенка в его положении и обстоятельствах. Столь
же явно необходимо, чтобы круг языковых »познаний, в
пределах -которого ребенок должен научиться говорить,
был достаточно обширен для его (Положения,
обстоятельств и способностей, удовлетворял бы их
требованиям; он также не должен настолько выходить за пределы
потребностей, благотворных в этих обстоятельствах, не
должен оказывать тормозящее, расслабляющее,
рассеивающее и сбивающее с толку воздействие на познания
ребенка, необходимые и важные в его положении и
обстоятельствах.
Эта точка зрения одинаково верна и важна в
отношении средств развития и формирования всех
способностей человека. Даже самого бедного «ребенка, даже
ребенка, живущего в самом тяжелом положении, в
самых стесненных обстоятельствах, природосообразным
элементарным образом никогда нельзя завести слишком
далеко в реальном, в солидном развитии его главных
сил. Никогда элементарное и природосообразное
образование не сможет сделать его ни излишне
доброжелательным, 'ни излишне благоразумным, ни излишне
деятельным и трудолюбивым. Но уже с самых первых
моментов, с которых искусство воспитания начинает
вмешиваться в формирование в ребенке навыков
практического применения его доброжелательности, его
мышления, его труда необходимо твердо удерживать в рамках,
поставленных .потребностями и обстоятельствами его
действительной оюизни. И как раз здесь искусство
элементарного образования может л призвано существенно
закрепить как познания, приобретенные через
чувственное восприятие, так и языковые познания с помощью
своих средств, помогающих их усвоению. Все искусство
воспитания в отношении каждого отдельного ребенка
Д74

следует рассматривать как дело, направленное на
службу его действительной жизни. Искусство воспитания уже
на .самых первых ступенях образования, содействуя
развитию в ребенке его способностей >к наблюдению и речи,
не должно направлять ребенка к таким знаниям,
приобретенным через наблюдение, и к таким языковым
познаниям, которые не соответствуют потребностям его
действительной жизни; которые в жизненном -кругу
ребенка не только не найдут себе применения, но
способны даже внести 'беспорядок в ход образования, с самого
начала расстроив столь необходимую его
согласованность с действительной жизнью ребенка; которые
способны отвлечь внимание ребенка от жизни, обессилить
его и нарушить гармонию его существа, его деятельности
и жизни *.
Настолько велики в отношении формирования у
человека способности к речи последствия, вытекающие из
признания различия природосообразного развития сил
ребенка и его практического умения их приложить.
Примечательно, насколько тесно различия между
элементарными средствами развития наших сил и элементарными
средствами формирования наших практических умений
связаны с разницей в уровне предоставления различным
сословиям средств искусства для формирования
способности к наблюдению, речи, мышлению и овладению
мастерством. Из тесной связи этого двойного различия
явствует, насколько необходимо, чтобы воспитание с
первых же шагов, когда его искусство начинает
вмешиваться, сугубо тщательно придерживалось -истинного
хода природы как в отношении средств развития наших
сил, так и в отношении средств формирования умения
их практически пр-именять, чтобы оно ни в том и ни в
другом не погрешило против природы. Покой
человечества и истинное благоденствие всех сословий связаны
с серьезным и всеобщим признанием этой истины.
Опасность ослабления и постепенного расторжения самых
чистых уз общественной жизни является 'неизбежным
последствием непризнания этих принципов домашнего
и общественного воспитания у всех сословий.
Я продолжаю. Природосообразность изучения
любого неродного языка, как уже было сказано выше,
существенно отличается «по своим средствам от природосо-
образности средств обучения родному языку. Все искус -
375

ство заключается здесь в применении природосообраз-
ных средств, облегчающих преобразование звуков слов
родного языка, .смысл которых знаком ребенку, в звуки
слов другого языка, прежде ему не известные. Искусство
такого преобразования в психологическом и
мнемоническом отношении должно быть основано на природосооб-
разном основании. Тогда оно дается необыкновенно
легко, несмотря на то что полностью отходит от совершенно
оторванного от (Природы рутинного пути, по 'которому
обычно идет обучение языку. Это искусство
основывается на выведенном из опыта неоспоримом положении:
учиться говорить — это само по себе и по начальным
средствам усвоения речи совершенно не дело
умственного развития, для этого нужно /просто слушать, как
говорят, и говорить самому. Знание же всех грамматических
правил есть не что иное, как пробный кахмень,
позволяющий олределить, достигли ли у ребенка природосооб-
разные средства, помогающие научиться говорить и
слушать, своей щели и удовлетворили ли они его
требованиям. Эти правила по своему существу — без сомнения,
конец хорошо упорядоченного в психологическом
отношении обучения языку, а отнюдь не его начало.
Однако уже издавна при изучении любого языка,
кроме родного, обучение ребенка разговорной речи
неестественно отрывали от обучения собственно языку.
Духовную сущность языка надо с помощью
механических средств, облегчающих овладение разговорной
речью, предварительно довести до подсознания -ребенка,
прежде чем изучением 'правил можно и должно будет
привести его к четкому знанию языка. Правда, в
отношении живых языков это кое-где признают, и этого
нельзя не п,ризнать, но в высшей степени резко
оспаривают это в отношении языков мертвых. Это решительное
возражение -вызывается главным образом тем, что
обучение мертвым языкам в наши дни, несмотря на
пробелы -и ошибочность рутинных способов начального
обучения, действительно достигло очень больших результатов
и сделало серьезные успехи и что на высших своих
ступенях оно действительно строится на глубокой
психологической основе. Но как ни верен этот факт, все же не
менее верно и то, что в общем современное обучение
древним языкам на низших ступенях ни в
психологическом, ни © мнемоническом отношении нельзя признать
376

гьриродосообразным и в этом смысле
удовлетворительным. Для того превосходного, что действительно есть
в этом обучении на высших ступенях, низшие ступени не
служат ни 'психологическим, ни мнемоническим
основанием, способным в достаточной мере подготовить его и
природосообразно проложить ему путь. Я до такой
степени убежден в истинности этого, что осмеливаюсь со
всей определенностью заявить: современная рутина
в изучении исходных начал древних языков в
психологическом и мнемоническом отношении неестественна и
противоестественна. Я очень хорошо знаю, каким
нестерпимым и едва ли не возмутительно дерзким покажется
это слово в устах человека, не знающего древних языков
и не знакомого лично с высотам.и, достигнутыми методом
обучения этим языкам *. Я, с одной стороны, полностью
признаю всю свою несостоятельность судить о высших
ступенях обучения древним языкам и от всей души
полностью соглашаюсь со всем, что естественно вытекает
отсюда. Но, с другой стороны, я со всей убежденностью
должен присовокупить к своему признанию, что именно
незнание * всей изощренности и всех ухищрений
рутинных средств в ходе обучения языку помогло м.не в своих
стремлениях упростить средства, помогающие ребенку
научиться говорить, как и все средства обычного
обучения народа. Оно помогло мне применить искусство для
того, чтобы психологически и мнемонически подкрепить
ход природы, сделать его эффективным и плодотворным
для обучения народа. Оно помогло мне не только в этом,
но и в том, чтобы глубже исследовать ход природы при
изучении мертвых языков, его психологические и
мнемонические основы во всей их простоте, и сделать это так,
как я, вероятно, не смог бы этого сделать, если бы до
высочайшего совершенства изучил древние и новые
языки с помощью лучших из рутинных форм обучения.
Я очень скоро убедился, что средства умственного
образования, вытекающие из упрощенного обучения
числу и форме, парализуются в своих существенных
последствиях для дела образования и в общем не
оказывают никакого.действия, если не связаны со столь же
глубоким упрощением обучения языку. Я лично не смею
претендовать на более глубокую и далеко ведущую
разработку упрощенного обучения числу и форме и должен
заявить, что совершенно не способен удовлетворитель7
377

ным образом разработать эти два предмета. Поэтому
все свое внимание я обратил на промежуточную ступень,
которая лежит между элементарной разработкой
средств развития способности к наблюдению и средств
развития мыслительных способностей. Вся заслуга, на
которую я могу претендовать в отношении своего
влияния на разработку идей элементарного образования,
относится исключительно к области обучения языку.
Я старался личными исследованиями освоить эту одну
область и приобрести способность самостоятельно
действовать iB ней. Вот почему я о ней высказываюсь
пространнее, чем о тех отраслях элементарного
образования, которых я не исследовал в такой степени, да и не
могу считать себя способным на это.
При'родосообразные средства обучения любому
языку по существу являются природосообразными
средствами развития и формирования способности к речи,
следовательно, состоят в самой тесной связи с
природосообразными средствами развития способности «к
наблюдению. Они, собственно говоря, занимают
промежуточное положение между природосообразными
средствами, .которыми располагает искусство обучения для
формирования способности к наблюдению, и такими же
средствами развития мыслительных способностей.
Формирование способности к наблюдению в качестве
существенной основы средств формирования способности
к речи, в сочетании с этой последней, следует
рассматривать как важную основу природосообразного
формирования мыслительных способностей. Следовательно,
обучение языку является важной промежуточной ступенью
между развитием способности к наблюдению и
развитием мыслительных способностей. Образовательные
средства для этой промежуточной ступени в своих
исходных пунктах носят в значительной мере механический
характер, да они л должны быть такими. Способность
же к речи — это посредствующее звено между
впечатлениями, происходящими от способности -к наблюдению, и
стремлением мыслительных способностей к развитию.
Все три силы вместе — способность к наблюдению,
способность к речи и способность к мышлению — следует
считать совокупностью всех средств развития
умственных сил. Со способности к наблюдению начинается при-
родосоо'бразное развитие умственных сил человека;
378

в способности к речи оно обретает свой срединный пункт,
а в способности к мышлению — конечный. В пользу
такого взгляда говорит и согласованность средств
развития способности к наблюдению и способности к речи.
Первые, то есть средства, развивающие способность
к наблюдению, -исходят из объектов и становятся для
этой способности образовательными через познание
разнообразных свойств и действий этих объектов. Точно
так же и механическая сущность элементарных средств
упражнения способности к речи исходит -из
существительных, а с присовокуплением прилагательных и
глаголов, ъ действительности связанных с ними, она
становится переходным средством, механически или
мнемонически содействующим способности к наблюдению в
подведении основ под средства природосообразного
развития мыслительных способностей.
Как 'полные глубокого педагогического смысла
слова «жизнь формирует» во всем объеме своих требований
целиком справедливы в отношении «природосообразного
развития способности к наблюдению, так же они
справедливы и так же значительны в отношении
.природосообразного развития способности к речи. Они вдвойне
справедливы в отношении тех последствий, которые
способность к речи в равной мере 'влечет за собой как
промежуточная ступень между образовательными
средствами развития способности к наблюдению и мыслительных
способностей. Эти последствия, с одной стороны,
определяются связью внутренней духО'Вной сущности нашей
природы с вечными законами, лежащими в основе
способности к речи, 'и ее требованиями, и постольку
средства и результаты этой способности вовек неизменны и
тождественны. С другой стороны, однако, эти
последствия определяются взаимосвязью и требованиями
бесчисленного множества разнообразнейших обстоятельств,
положений, отношений, средств и способностей
индивидуумов, образованию которых они должны
содействовать. Под таким углом зрения они в той же степени
нетождественны и различны. Поэтому формирование речи»
если оно следует элементарному методу, в тот период,
когда ребенок должен учиться говорить, подчинено
дважды: с одной стороны, (вечно одинаковым законам
способности к речи, с другой — бесконечно разным
положениям и условиям жизни детей, которые должны на-
379

учиться говорить. Зависит оно и от того, и от другого.
Никакое в м-ире другое начало обучения ребенка родной
речи не природосообразно, да никак иначе и невозможно
научить ребенка говорить на родном языке. Не с
изучения языка начинается овладение человечеством речью,
а само изучение языка начинается от умения людей
говорить. При этом великое многообразие способов,
которыми можно и должно природосообразно развивать
у человека 'способность к речи, определяется у него
вовсе не различием внешних форм языка и наречий, а
подлинностью и реальностью положений, обстоятельств и
условий, в которых живет каждый отдельный человек,
подлинностью и реальностью сил -и средств, которыми
в этом отношении он обладает. Именно эта подлинность
и реальность жизни каждого человека — вот что у одних
природосообразно расширяет круг, в пределах которого
они учатся говорить, а у других природосообразно
сужает его.
И то, что в этом смысле верно «в отношении отдельных
людей, то верно и в отношении отдельных классов и
сословий. Объекты наблюдения, как и средства их
использования для умственного развития и формирования
умений, у земледельца более ограниченны, чем у
горожанина, занятого какой-либо профессией или ремеслом.
В свою очередь, у горожанина, занятого какой-либо
профессией или ремеслом, объекты наблюдения, как и
средства их использования для умственного развития и
формирования умений, более ограниченны, чем у сословий
и лиц, которых надо готовить к научной деятельности,
или вообще у индивидуумов, которых обстоятельства
избавили от необходимости, ограничивая себя и жертвуя
собой, заботиться об упрочении или даже о сохранении
экономического благосостояния своей семьи, об
упрочении своего положения.
Эта неоспоримая -подлинность и реальность
неравенства положений разных сословий и классов в отношении
природосообразности развития их способности к речи
с необходимостью указывает, как важно, чтобы средства
искусства, применяемые для обучения языку как при
домашнем, так и при общественном воспитании, были
приведены в соответствие с реальными основами
действительной жизни отдельных людей и целых классов.
Каждому ясно, что лишь в таком случае эти средства можно
380

будет считать -и .признавать природосообразными и
ведущими к действительному благу человечества. Таким
образом, средства природосообразного формирования
способности к речи в общем должны обязательно и
весьма существенно различаться по своей организации в
смысле их расширения или сужения для каждого из
названных выше трех классов .и сословий. В каждом из
них они должны удовлетворять потребностям,
соответствующим его положению, но ни /в одном из них не
должны выродиться в помеху его благополучию и покою.
У каждого из этих сословий они должны быть связаны
с имеющимися в его распоряжении предметами
чувственного восприятия, необходимыми для его развития
в отношении нравственном, умственном и овладения
мастерством, должны согласовываться с ними, чтобы
содействовать надежному упрочению их благотворного
влияния.
Дети бедноты и весь класс неимущих земледельцев
должны, что касается обучения языку, научиться точно
выражаться обо всем том, что относится к их
профессии, обязанностям и к их обстоятельствам... При
радостном и бодром настроении, свойственном человеку з
юном возрасте, знание языка и в душевном отношении
нужно развить у земледельцев настолько, чтобы это
помогло им внутренне возвыситься и удовлетворило бы их
так же, как с внешней стороны это владение языком дает
возможность пользоваться им для удовлетворения нужд,
свойственных их положению и обстоятельствам. Но
тяжелый труд этого сословия, с утра до вечера
требующий напряжения всех органов чувств и членов, требует
в то же время настоятельно, чтобы сам способ обучения
язы-ку не вовлекал этих людей в круг знаний и
интересов, отвлекающих их, ослабляющих и подрывающих
самые основы -их благополучия и »покоя. При этом в
высшей степени важно, чтобы способ, каким человек учится
говорить, не увлек его к болтовне -и болтливости. В
жизни крайне важно, чтобы человек учился говорить
вдумчиво и серьезно, следовательно, необходимо, чтобы
упражнения в речи были прочно, тесно и живо связаны
с упражнениями в мышлении и рассуждении.
Склонность к болтливости, легко порождаемая даже в низших
сословиях средствами психологически необоснованного
обучения языку и его последствиями, особенно сильный
381

вред может причинить людям, которые должны
зарабатывать свой хлеб в поте лица своего, но которых при
этом следует так воспитать, чтобы они умели заработать
его в своем сословии честно и »по-божески. Современный
же мир, считающий себя цивилизованным, недостаточно
задумывается над тем, что ему следует .весьма
осторожно подходить к делу в своем влиянии на образование
крестьян — как в том, что касается способа, которым их
надо учить говорить, так и в расширении их познаний
вообще; ради серьезного и прочного изучения ими лишь
крайне необходимого следует отказаться от всего, что
для бедных 'крестьян означает лишь напрасную трату
времени.
Если мы пойдем дальше, то увидим, что сословие ре-
месленников, представители других профессий в городах,
а также зажиточные крестьяне, в своем состоянии и
усердным трудом достигшие одинакового с ними
"положения, нуждаются в более широкой системе упражнений
для развития своей речи. Но и эта система упражнений
должна исходить из -подлинной реальности, из
потребностей их действительной жизни, которая со своей
стороны во мнотих отношениях их ограничивает. Основы
гражданской добропорядочности, благодушия,
спокойной скромной честности городских сословий
ремесленников и 'представителей других профессий и занятий,
исчезающие остатки 'которых я в ранней юности еще застал
в своем родном городе, находили яркое выражение в
преимуществах, которыми отличались в этих сословиях
обучение язьжу и тесно с ним связанные упражнения
в чтении и письме от подобного же рода упражнений
среди сельского люда. Их церковное .пение, отчасти
также их песни свободы, городские цеховые и общественные
песни, песни ремесленников и т. д. были верным
свидетельством развитой способности к речи, соответствующей
правде и -реальным условиям жизни и возвышавшей их
духовно в рампах сословия. Действительно, если
говорить об этом сословии, то и в этом отношении нам
следует вернуться к природосообразным принципам
прошлого и суметь признать, что и бюргерскому сословию мы
в общем даем слишком большой запас слов,
выражающих понятия бесполезные, не имеющие отношения к
благосостоянию сословия. Что же касается реальных
потребностей и основ его нравственного, семейного и гра-
382

жданского блага, то здесь мы даем ему не просто
слишком мало словесных выражений, но действительно
с каждым днем все меньше. Разница в этом деле между
частной и общественной заботой о сыновьях и дочерях
простых горожан, появившаяся только в мои дни и
проявляющаяся теперь, необычайно велика. Глубоко
потрясено в своих основах возвышающее человека внимание
к общему сохранению в низших бюргерских сословиях
чувства чести и добропорядочности. Я теперь не вхожу
в обсуждение три чин этого несчастья; но факт верен. Его
последствия очень тяжелы для большинства -простых
городских жителей. Они не только угрожают возможности
повышения и упрочения их экономического
благосостояния, но и в высокой степени мешают удовлетворению
высших человеческих «и нравственных потребностей.
Бюргерское сословие нуждается в своем собственном
бюргерском языке, несомненно вытекающем из факта
его действительной жизни и одухотворяющем ее. Этого
языка ему не хватает в той же степени, в какой жизнь
горожан, по крайней мере в очень многих наших
городах, перестала быть бюргерской жизнью. И эта
нехватка будет ощущаться до тех пор, пока такое положение
сохранится. Ни bon ton, ни различные виды mauvais;
genre du ton * — не тот язык, в котором нуждается бюр-
ское -сословие. Ни тот, ни другой не вытекают из
действительности (подлинной бюргерской жизни, наоборот,
они рез'ко противоречат важнейшим требованиям
общественного и частного благосостояния этого сословия.
Я не стану говорить о возможностях изучения языка,
которые предоставляет бюргерскому сословию
распространенное теперь 'посещение 'пышных променадов,
спектаклей, казино, обществ для чтения газет <и журналов,
и о других подобных новшествах в публичном обучении
язьгку в городах.
Ученым и высшим сословиям, которые тоже
нуждаются в щряродосообразном формировании
способности к речи, исходящем из жизни и ей
соответствующем, в той же мере, как и в формировании способности
к наблюдению »и мыслительных способностей,
господствующий в наше время дух и его последствия сослужили
столь же дурную службу, как бюргерскому сословию и
крестьянам. Похоже на то, что наш современный мир
полагает, будто высшие сословия должны через свое
383

умение говорить научиться мыслить и жить, а совсем не
должны у жизни учиться говорить и мыслить. Следуя по
такому пути, они лишаются развития реальных сил,
которые природой вообще положены в основу речи,
мышления и жизни и которые искусство, в свою очередь,
тоже должно положить в их основу. Из-за этого они
лишаются существенного средства оживления лриродосо-
образного форм'ирования их способностей к
наблюдению, речи и мышлению, а вместе с тем и главных основ
благотворного -приложения своих сил »в жизни. Пробел
в образовании, неизбежно возникающий у
индивидуумов, оказавшихся в таком положении, велик и влечет
за собой далеко идущие последствия. Что пользы в
избытке практического умения приложить силы там, где
отсутствуют сами силы, которые следует приложить?
А неразвитые, дурно направленные или неестественно
извращенные силы, если говорить о благотворном
воздействии их применения, без сомнения надо
рассматривать как нечто, пожалуй, еще худшее, чем только
отсутствие способностей. Я не смею слишком 'полагаться на
свое суждение «по этому вопросу; думаю, однако, что эта
точка зрения заслуживает серьезного обсуждения со
стороны благородных людей из высших сословий, и это
важно как ради достоинства, благосостояния и
самостоятельности большинства их собратьев по сословию,
так и ради тесно с этим связанного общественного
благосостояния всех сословий.
Потребность в природосообразном расширении,
укреплении и оживлении средств образования в высших
сословиях поистине столь же настоятельна, как
потребность в природосообразном ограничении и сужении
неестественного, безудержного стремления низших
сословий не просто к беспокойному и бесплодному, а даже
вредному для них многознайству .и многословию. Они
обычно бывают здесь связаны с настолько же малым и
все уменьшающимся умением, с настолько же все более
поверхностным и неправильным мышлением и
суждением.
Соображение относительно двоякой потребности —
расширения и ограничения средств искусства для
образования людей разных сословий — отвлекло меня от
более подробного исследования природосообразных
средств развития способности к речи. Возвращаюсь к
384

нему и задаю себе вопрос: как учится младенец
говорить? Как он с первого же часа своего рождения
подготавливается к тому, чтобы научиться говорить? И я
вижу, что с самого первого часа он проявляет такое же
внимание к звукам, достигающим его ушей, как к
предметам, достигающим его сознания через орган зрения и
вообще через все его органы чувств. Таким образом,
развитие органов, с помощью которых до его сознания
доводится вся совокупность предметов наблюдения,
самым тесным образом связано с развитием органа,
благодаря которому он учится говорить.
Развитие способности к речи с самой колыбели
должно идти у ребенка в ногу с развитием способности
к наблюдению. Ребенок очень рано ощущает в себе
способность воспроизводить слышимые им звуки, и она, как
и всякая другая способность человека, оживляется в нем
присущим ему внутренним стремлением к использованию
и применению ее; применение же ее по-настоящему и
реально укрепляет органы речи ребенка, правда,
незаметно, но изо дня в день. Крик, которому не приходится
учиться, с различными его артикуляциями — вот первое
проявление заложенной в ребенке способности к речи.
За криком следуют звуки, еще не имеющие никакой
связи с членораздельностью человеческой речи. Они, скорей,
весьма схожи со звуками, издаваемыми различными
животными, проистекают из чисто животного
побуждения органов к саморазвитию, вне всякой связи со
звуками человеческих слов, которые слышатся вокруг.
Лишь много месяцев спустя эти звуки постепенно
начинают заметно походить на гласные и согласные,
слышимые в наших словах, и приближаться к звучанию
некоторых слогов и слов, часто повторяемых ребенку. Теперь
ребенок начинает лепетать, повторяя вслед за матерью
самые легкие звуки, которым она хочет его научить.
С каждым днем ему становится все легче и приятней
учиться говорить, и его успехи в развитии речи всегда
связаны с успехами в формировании способности к
наблюдению. И если не отклонять его неестественными
ухищрениями от пути, которым идет природа, то
изучение языка (продвигается вперед, »идя в ногу с
формированием способности к наблюдению -и всегда в полном
соответствии с ним.
И если теперь я 'прослежу последующий ход нриродо-
25 И. Г. Песталоцци, т. 3 385

сообразного изучения родной речи, исходные начала
которого я обрисовал, то увижу, что это изучение
постоянно, в единстве с развитием 'Способности к наблюдению
ищет и находит свои образовательные средства в кругу
семейной жизни и в своем ближайшем окружении. То
же самое и в отношении развития способности к речи —
лишь сама жизнь по-настоящему природосообразно фор-
. мирует человека и продвигает его вперед. Все средства
культурного развития человека должны согласоваться
между собой. Чтобы природосообразно продвигать
человека вперед в развитии его речи, надо природосообразно
развивать и его сердце, и его ум, и его способности
к мастерству и .профессиональные умения. Но даже если
иметь в виду одно лишь изолированно взятое обучение
речи, то и здесь очень велики отступления от вечных
законов хода природы в сторону противных природе
суррогатов, »подменяющих 'подлинные и -арочные средства
развития наших сил. Детей заставляют читать, когда
они еще не умеют говорить; их хотят научить говорить
с помощью книг; их искусственно и насильственно
отрывают от чувственного восприятия, этой естественной
основы речи, и самым неестественным образом
превращают мертвую букву в исходное начало познания вещей.
В действительности же природосообразной основой и
-исходным началом познания вещей является глубочайшая
сущность созерцания самой -природы, и таковыми их
следует признать при любых обстоятельствах. Человек
должен уже давно уметь правильно и точно говорить
о многом, прежде чем он созреет для сознательного
чтения какой-либо книги. Но в наши дни больше стремятся
к видимости силы, чем к самой силе, и все возрастающей
верой в мнимообразовательные средства, этот продукт
самого бессилия, убивают все солидные средства
развития способностей.
Если я теперь рассмотрю -последовательный ход
использования положительных, простых средств при при-
родосообразном изучении речи, этой существенной
основы обучения языку, то замечу, что младенец слышит
в своем окружении много звуков слов, смысла которых
он вначале вовсе не понимает. Многие из них часто
повторяются, он воспринимает их слухом, они становятся
знакомыми, и он даже привыкает воспроизводить их,
совершенно не понимая их значения и даже не догадываясь
386

о Нем. Однако это предварительное смутное знакомство
с ними на слух и беглость в их воспроизведении служит
существенно полезной подготовительной ступенью для
реального формирования способности к речи. Понятию
о предмете предшествует навык в -произнесении звука,
его обозначающего. Поэтому само понятие этого
обозначенного звуком предмета с момента, когда он через
чувственное восприятие узнал самый предмет, связанный со
звуком, неизгладимо запечатлевается у ,ребенка.
Поэтому для формирования способности к речи очень
благоприятные условия создаются там, где ребенок с
колыбели живет в такой среде, где довольно много и обо
многом говорят, особенно о предметах ближайшего
окружения ребенка, связанных с жизнью семьи. На
формирование всех элементов речи исключительно сильно и
разносторонне влияние механических подготовительных
средств слушания речи чужой Слушая, как говорят
другие, ребенок не только заучивает номенклатуру родного
языка в очень широком объеме, почти не сознавая ори
этом, что он чему-то учится; он еще чисто мнемонически
и обобщенно упражняется в (применении форм
склонения и спряжения со всеми их изменениями. А это уже
много значит.
Если же я от рассмотрения пути, которого лридер-
живается 'природа в отношении механического развития
нашей речи, «перейду к дальнейшему и задам себе
вопрос, как ход природы в развитии способности к речи
сказывается на том, что составляет ее внутреннюю
сущность, содействующую духовному формированию, то
увижу, что средства развития способности к речи и здесь
находятся в самой тесной связи с пр'и(родосообразными
средствами, содействующими развитию способности к
наблюдению. Способность к речи ступень за ступенью
поднимается но тому же пути природы, которым следует
в своем развитии способность к наблюдению. В начале
развития способности к наблюдению каждый
являющийся ребенку предмет воспринимается и познается лишь как
единое целое, и ребенок лишь очень медленно начинает
воспринимать отдельные части предмета обособленно
друг от друга. Точно так же различные свойства
предмета, проявляющиеся в зависимости от времени и
обстоятельств, представляются органам чувств ребенка лишь
случайно, медленно и вне связи друг с другом; они не
25* 387

могут еще быть ясно осознаны ребенком во всем их
объеме и взаимосвязи. Так и ход природы в развитии
способности к речи, предоставленный самому себе и не
поддержанный искусством воспитания, подсказывает сперва
только назвать предмет, не принимая во внимание ни
его отдельные части, ни различные его свойства. Лишь
значительно позднее и понемногу ребенок начинает
рассматривать отдельные части предметов во всей их
многосторонности, называть их и находить точные и верные
выражения для разнообразных свойств, которыми
предметы обладают в самое разное время -и при самых
различных обстоятельствах. Элементарное образование и
все -природосообразные средства его искусства в
отношении обучения языку ведут ребенка всецело по тому же
пути, которым идет сама природа, ра-звивая наши силы.
Оно сейчас же перестанет быть элементарным, как
только поколеблется в своих принципах в данном вопросе,
как только перестанет придерживаться их в улучшении
своих образовательных средств и в полном их
объеме. Это факт, что ребенок, получающий хорошее
элементарное образование, не станет болтать прежде,
чем он узнал что-то через наблюдение, болтать о том,
чего он так или иначе не узнал через наблюдение.
Интенсивные и экстенсивные успехи в формировании
способности к речи, чтобы быть реальными, неизбежно
должны идти этим путем. Сама способность к речи лишь в
силу этого и может быть на своем пути действительно
признана солидной образовательной промежуточной
ступенью между способностью к наблюдению и
способностью к мышлению. Лишь в силу этого средства ее
формирования могут быть приведены в соответствие с
общими основами истинного, прлродосообразного
образования.
Все сказанное мной выше станет совершенно ясным,
если мы с такой точки зрения подойдем к рассмотрению
изучения языка, или, вернее говоря, искусства научиться
говорить на каком-нибудь языке. Это искусство —
средняя ступень между способностью к наблюдению,
которую надлежит развить, и мыслительными
способностями, которые надлежит сформировать. Искусство
формирования первой способности предваряет искусство
формирования второй. Средства формирования
мыслительных способностей не будут иметь под собой приро-
388

досообразной почвы, если им недостает природосообраз-
ного и достаточного развития способности к
наблюдению, или, что одно и то же, результатов способности
к наблюдению.
Но что представляет собой природосообразное и
достаточно развитое искусство наблюдения? Когда можно
считать, что искусство наблюдения в качестве
подготовительного средства развития мыслительных
способностей для каждого сословия и каждого индивидуума при-
родосообразно и достаточно развито?
Ответ ясен. Способность к наблюдению можно
считать достаточно развитой благодаря искусству
наблюдения лишь тогда, когда умение наблюдать доведено в
человеке любого сословия и при любых обстоятельствах до
той высокой степени, которая необходима, чтобы
впечатления от чувственного восприятия окружающей
среды и условий жизни с ясным сознанием, свободно и
уверенно использовать в качестве надежной основы
мышления и суждения об этих именно 'Предметах.
Однако такой уровень развития способности к наблюдению
достижим в любом случае лишь постольку, поскольку
промежуточная ступень образования, лежащая между
способностью к наблюдению и мыслительными
способностями, доведена до той же степени зрелости, до
которой должна быть доведена и способность к наблюдению.
Только тогда способность к наблюдению можно
рассматривать и использовать в качестве основы, в достаточной
ме.ре содействующей развитию мыслительных
способностей. Совершенно очевидно, что у природосообразно
воспитываемого ребенка способность -к речи должна быть
развита настолько, чтобы он умел выражать
впечатления от чувственного восприятия окружающей среды и
окружающих условий с такой же определенностью, с
какой он себе их уяснил средствами наблюдения. Если,
обучая ребенка языку, не довести его до такой степени
владения .речью, то между формированием его
способности к наблюдению и развитием его мыслительных
способностей ляжет пропасть. Ее можно заполнить
только формированием способности к речи,
согласованным, приведенным в равновесие как с
природосообразно развитой способностью к наблюдению, так и с
природосообразно развиваемой способностью к
мышлению.
389

Такова внутренняя задача психологически
обоснованного обучения языку. А решив ее, мы разрешим и
вторую проблему: как построить (преподавание отдельных
языков применительно к обучению языку вообще, чтобы
оно могло служить нормой тфиродосообразного
обучения всем языкам. Если такая норма будет установлена,
то будет в достаточной мере разрешена и задача
психологического обоснования и изучения каждого
отдельного языка. Внутренняя духовная сущность второго
изучаемого языка будет благодаря этому настолько
раскрыта/что 'потребуется только перевод, но, конечно,
совершенный в .психологическом отношении перевод
последовательно расположенных рядов мнемонических и
психологически построенных упражнений, данных на
одном языке, чтобы можно было использовать их для
всех других языков. Благотворные последствия
достижения этой цели и даже одного только (приближения к
ней неизмеримы. Но не надо обманывать себя. Для
достижения ее, то есть установления подобной всеобщей
нормальной формы обучения языку или хотя бы
действительного 'приближения к ней, настоятельно требуется
признать твердо и всесторонне, что -природосообразное
формирование способности к речи в этом отношении
является промежуточной ступенью между 'природосооб-
разно развитой способностью к наблюдению и
подлежащей такому же природосообразному развитию
способностью к мышлению и суждению. И вообще надо
всегда иметь в виду ход природы в развитии родной речи
у ребенка.
Принципы, на которых должны основываться
средства осуществления такой всеобщей нормальной формы
обучения детей понимать любой иностранный язык и
разговаривать на нем, обязательно и полностью должны
вытекать из того же способа, каким младенец учится
своему родному языку. Они должны вообще исходить
из четкого понимания вечных законов, которым
подчинен ход природы в развитии родной речи у ребенка.
Здесь необходимо отметить еще одно: природосообраз-
ным надо считать "переход от элементарного изучения
родного языка сначала к изучению живых языков и
лишь затем к изучению языков мертвых. Ведь ,реальные
знания, которые ребенок должен приобрести, изучая
живой язык, бесконечно ближе к знаниям, полученным при
390

изучении родного языка, чем те, которые ему нужно
дать, если хотят, чтобы он действительно и природосооб-
разно научился понимать мертвый язык.
Однако -во всех случаях принципы, на которых
должны основываться средства осуществления такой
всеобщей нормальной формы обучения детей понимать какой-
нибудь иностранный язык и разговаривать на нем,
должны получить -полную поддержку и помощь со
стороны искусства человечества б мнемоническом и
психологическом отношении. Для этой цели должны быть
использованы во всей их истинности и силе результаты
этого искусства, которое в обучении языку и в языковых
•познаниях привело нас за тысячелетия (к тому уровню,
на котором ныне в действительности находятся
средства обучения. Все реальные успехи, которые это
искусство преподносит нам в мнемоническом и
психологическом отношении, должны быть связаны с основой
всякого обучения языку, с тем путем, которым идет сама
природа, развивая в человеке способность к речи. Чего
предоставленная самой себе природа, сдерживаемая
неразвитыми чувствами и органами младенца,
достигает здесь лишь медленно, неуверенно и оставляя пробелы,
то искусство упорядочивает в последовательные ряды
образовательных средств. Хотя каждое из них в
отдельности исходит из вечных законов хода природы
в изучении языка, однако в сочетании с другими и в
правильном расположении в мнемоническом и
психологическом смысле они достигают силы, совершенно
недоступной для -природы, когда та 'предоставлена самой
себе. Как бы ни было это верно и несомненно, так же
несомненно и то, что человеческое искусство без
глубокого дознания хода природы в развитии родной речи
ребенка не может подняться на подобную высоту своего
мнемонического и психологического воздействия на
образование в процессе изучения новых язьжов.
Напротив, в таком случае искусство в своем воздействии на
изучение этих языков начинает прибегать к
неестественным приемам, а они и с этой стороны подрывают и
губят всякую истинную природную способность. Как
можно более глубокое познание хода природы в развитии
родной речи у ребенка, таким образом, и является
извечной основой и настоящим источником мнемонических
и психологических преимуществ, позволяющих искусст-
391

ву облегчать -природосообразное изучение каждого
нового языка и содействовать ему.
Я вновь оглядываюсь на эту великую основу
всякого природосообразного обучения языку. Влияя на
изучение родной речи, природа до известной степени
принудительно подчиняет человечество вечным законам, из
которых существенным образом »вытекает и должно
вытекать всякое природосообразное обучение языку. То,
что в этом обучении природосообразно дает мать и при-
родосообразно воспринимает ребенок, в обоих
оживлено инстинктивно. Мать и "ребенок, можно сказать, в
силу инстинкта 'подчиняются вечным законам такого
хода природы. Нет, они все же не подчиняются этим
законам инстинктивно; они лишь инстинктивно побуждаются
к этому. Свободное следование этим законам составляет
для них удовольствие и радость. Побуждение взаимно
действовать в соответствии с этими законами исходит из
самого сокровенного в природе матери и ребенка.
Но эта «природа у современных матерей почти
повсюду парализована 'пагубным отрывом нашего мира от
естественности. Так как это ставит та'ких матерей в
неестественные отношения к своим детям, то и законы
развития способности к речи теряют у них свою силу. Так
как злые извращения нашего времени вмешиваются и в
формирование познаний ребенка, приобретаемых путем
чувственного восприятия, следовательно, и в основы
природосообразного пути, каким ребенок учится говорить,
то инстинкт уже не 'помогает изучению родной речи.
Природосообразное обучение, .которое предоставляют
младенцам современные матери, очень беспорядочно и
испорченно; в этом случае инстинкт ребенка,
стремящегося (К природосообразному восприятию этого обучения,
остается втуне. Такой подрыв влияния инстинкта
«давать» и «воспринимать» в первоначальном материнском
обучении влечет за собой чрезвычайно серьезные
'последствия. Этим глубоко и во многих отношениях
ослабляется и'подрывается истинная природосообразность на всех
дальнейших этапах воспитания ребенка. Да так оно и
должно быть. Так как зло отрыва от естественности,
свойственное нашему времени, заставляет ребенка
произносить слова, понимание истинного значения которых
не подкреплено в нем самом ни внутренне, ни внешне
собственным наблюдением, и слова эти должны запе-
392

чатлеваться в его сознании, словно они -представляют
собой реальные знания, то для ребенка совершенно
потеряны сила и благо природосообразности в изучении
родной речи. В той же мере обучение ребенка речи в
качестве »промежуточной образовательной ступени
между формированием способности к наблюдению и
формированием мыслительных способностей утратило базу
своего истинно природного хода, или своей истинной
природосообразности. И как природосообразное
формирование способности к наблюдению отклоняется от
истинного пути, так и естественный ход, каким ребенок
учится говорить, с первых же моментов усвоения родной
речи приостанавливается, запутывается, слабеет.
Из-за этих первых ложных шагов, искажающих при-
родосообразность обучения родному языку, база приро-
досообразного изучения всякого другого языка также
лишается своей чистой, благотворной силы, присущей ей
в неиспорченном и неослабленном состоянии. Природо-
сообразный ход изучения всякого иностранного языка
должен находиться в совершеннейшем согласии с при-
родосообразным ходом изучения родного языка. Найти
это согласие — цель истинного обучения человека
языку и всего искусства такого обучения. Одна из
важнейших задач идеи элементарного образования и
заключается в том, чтобы помочь человечеству изыскать
средства, способные с этой точки зрения предупредить
отклонение от хода природы. Немногочисленные и
ограниченные опыты, проводившиеся нами в этом
направлении, неоспоримо доказывают, что идея элементарного
образования в состоянии существенно укрепить и
оживить сил.ы, присущие семье. Факты убеждают, что
попытки осуществить эту высокую идею там, где они
проводились на солидном основании и удовлетворительным
образом, безусловно многого достигли. С одной стороны,
разъясняя основы и средства природосообразного
обучения языку, они оживляют в матерях желание
воспринять их, даже воодушевляют их для этого. С другой
стороны, каждому ребенку, воспитываемому на этих
принципах, они позволяют в усвоении языка добиться
таких успехов, которые дают ему возможность
передавать своим братьям и сестрам все, чем он в достаточной
мере овладел в результате элементарных упражнений.
Следовательно, эти попытки позволяют ввести усвоение
393

родного язьжа в семейном кругу в колею истинных
средств, способных сделать такое усвоение всеобщим.
Изучение ребенком родного языка безусловно
начинается с впечатлений от объектов, чувственно
познаваемых им при наблюдении, названия которых сделались
притом знакомы его слуху и привычны его устам.
Научившись узнавать эти объекты и произносить их
названия, ребенок (постепенно, хотя и медленно, но научается
узнавать и выражать словами их свойства и действия,
то есть относящиеся к ним имена прилагательные и
глаголы. Переход в усвоении речи от объектов к
прилагательным, а от них к глаголам отнюдь не является
.последовательным во времени. Младенец слышит
названия объектов, прилагательные и глаголы не в какой-то
последовательности во времени и не обособленно друг
от друга. Он усваивает их так, как их слышит, — тесно
связанными между собой во фразах, что очень полезно
и поучительно для ребенка, когда он учится узнавать ч
говорить. Фразы помогают ему замечать, догадываться,
постепенно со все возрастающей ясностью понимать и
постигать значение отдельных слов и характер их
взаимосвязей во всем, что он слышит -л что сам говорит.
Значение этого обстоятельства для формирования
речи бросается в глаза. Каждое отдельное слово какой-
нибудь фразы благодаря взаимосвязи выражаемых в
ней понятий поясняет другие слова, связанные с ним
этой фразой; поэтому-то фраза в '.целом легче
запоминается, чем отдельное, изолированное слово, не
связанное природосообразно ни с каким другим. Благодаря
сочетанию с другими словами смысл слова в каждой
фразе приобретает определенное, хотя и одностороннее
и ограниченное обоснование своего общего значения.
Большие преимущества хода природы при изучении
родной речи видны еще и из того, что начиная с первых
исходных начал своего воздействия такое обучение
затрагивает все главные части речи и тысячекратным
повторением делает их познавание ясным для ребенка, а
применение—привычным. Не вызывает сомнений, что
ребенок, воспитываемый по элементарному принципу, не
только сознает, пусть смутно, но твердо сущность
каждой из главных частей речи; более того, изменения,
претерпеваемые каждым существительным,
прилагательным и местоимением, то есть изменения каждой склоня-
394

емой части речи, словно сами собой усваиваются им и
становятся для него привычными. В такой же мере это
происходит со всеми изменениями глагола, которые
требуются и допускаются спряжением. Другого рода
главные части речи любого языка, хотя сами по себе О'ни
неизменяемые, благодаря своему влиянию в силу вечных
законов подвергают самым разнообразным изменениям
позицию слов ъ фразеологическом отношении. Это
наречия, предлоги, союзы, .междометия. С 'помощью
построенных на психологической основе последовательных
рядов примеров своеобразия их влияния .на
формирование речи их можно в высокой степени закрепить у
ребенка, а навыки в их применении облегчить ему
настолько, насколько это в развитии способности к речи
совершенно недостижимо для хода 'природы, если он
предоставлен самому себе.
Важная задача идеи элементарного образования
состоит и в том, чтобы всеми средствами своего искусства
содействовать и помогать ходу природы в развитии
способности к речи посредством последовательных рядов
примеров, психологически и мнемонически
способствующих образованию ребенка. Благодаря их частому
повторению они бессознательно для ребенка, почти
механически внедряют в сознание и приучают его к применению
каждой отдельной части речи во всем объеме ее
значения. Природа воздействия обоих указанных рядов
подлежащих усвоению главных частей речи всех языков
такова, что вся совокупность склонений и спряжений, а
также все, чего требуют психологически обоснованные
формы фразеологии, усваивается воспитанниками в
широком объеме и прочно, и при этом все обычные
трудности подобных упражнений почти совсем отпадают.
За все время такого обучения дети ни слова не
слышат ни о синтаксисе, ни о грамматике. Но практически
усвоив до известной степени этим безыскусным путем
свой родной язык и бегло овладев речью, они в
состоянии соблюдать все грамматические правила,
создаваемые естественным ходом обучения языку и
соответствующие ему чистотой своего происхождения. Точно так же
и особенности, в которых на их родном языке находит
себе выражение суть основных форм каждого языка, они
в состоянии распознать ,как в них самих заложенные и
как в них самих закрепленные приобретенным опытом.
395

Каждый ребенок, приридосообразно обучаемый языку,
таким путем достигает того, что благодаря
упражнениям навсегда усваивает всю совокупность выражений для
своих приобретенных чувственным рошриятием
познаний. Таким образом, он может с величайшей точностью
и беглостью дать выражение своим знаниям на родном
языке в »очень широком объеме; на протяжении всего
периода обучения речи ему не придется усваивать
принципы и'правила грамматики или заучить для этой
конечной цели хоть одно слово наизусть.
Между тем принцип, согласно которому все средства
обучения .новому языку полностью схожи и по существу
совпадают со средствами, с помощью которых ребенку
помогают усвоить родной язык, и есть та точка зрения,
которую-скрыла от современников изощренность средств
извращения, столь сильно запутывающих и
затрудняющих изучение каждого нового языка, особенно в
начальной стадии. Тем не менее этот принцип непоколебимо
и -глубоко укоренился в bon s'ens * человеческой
природы. Это факт, что чем меньше лицо, которое должно
обучать ребенка иностранному языку, знакомо с
рутинными формами обычного обучения язьгку, тем больше
природа для этой цели наталкивает его на принципы и
средства, совпадающие с ее ходом в развитии родной
речи у ребенка.
Опыт не оставляет никаких сомнений в том, что чем
чаще не оторвавшиеся от естественности люди берутся
за обучение ребенка новому язьгку, тем поразительней
успех их усилий. Французская служанка, которой
поручают немецкого ребенка для обучения французскому
языку, если только она сама грамматически правильно
говорит на родном языке, за сравнительно весьма
короткий срок, ничего не зная о педагогическом искусстве,
без помощи его средств, а только постоянно и усердно
разговаривая с ребенком, добивается того, что ребенок
легко научится находить правильные выражения, говоря
о всех предметах, о которых девушка беседует с ним.
А наше современное рутинное искусство, применяющее
при изучении нового языка одни лишь привычные свои
средства, не добивается такого успеха ни при частном
обучении, ни в общественных школах. Если зададим
себе вопрос, что дает этой девушке ее преимущество
перед обычными учителями иностранного языка, как бы
396

старательно и в известном отношении разумно они ни
исходили из средств обучения любому языку, станет
очевидным, что своим бесспорным 'преимуществом в
этом случае девушка обязана сходству ее метода
обучения с тем путем, которому повсюду в мире следует
сама 'природа, когда ребенок учится родному языку.
Подобно этому ребенку, усваивающему родную речь,
ребенок, который у этой девушки учится французскому
языку, долго, очень долго выслушивает множество
французских слов. Они так же долго 'произносятся в его
присутствии, прежде чем он сможет догадаться об их
смысле. При этом 'присутствие предметов,
предоставляемых его возбужденным беседой органам чувств,
позволяет главным образом ребенку заметить связь между
французскими словами и тем, о чем говорится, признать,
что данное слово выражает именно этот 'предмет. Точно
так же, как при изучении родной речи, при обучении
этой девушкой знакомство с выражениями,
определяющими свойства и действия, постепенно присоединяется
к знанию выражений для объектов — имен
существительных. И все слова, которым ребенок научился у
девушки, так же закрепляются в/его сознании
многократным повторением и фразеологическими сочетаниями.
Как и при изучении родного языка, фразеология доводит
до сознания ребенка все отдельные главные части речи
во взаимосвязанном виде, оживляет и усиливает
впечатление от всех сочетаний бесконечным повторением
явлений, в каждом случае по-разному и по-особому
определенных. Слова изучаемого языка и преобразования
усвоенного ребенком словарного запаса благодаря этим
сочетаниям и повторениям становятся ему отчасти
знакомы по содержанию, отчасти привычны по выражению
и легко произносимы. При этом ребенок сам, собственно,
не знает, как он этого достиг, — во всяком случае он не
испытал всех трудностей заучивания наизусть и
утомительных методов объяснения, применяемых при
рутинном обучении какому-либо иностранному языку. Таким
путем ребенок очень легко воспринимает суть любого
грамматического правила как знание, основанное на
собственном опыте, и полностью понимает правило гари
первом же словесном его изложении.
Моя точка зрения о соответствии природосоо-бразного
изучения родной речи и природосообразного изучения
397

иностранного языка вытекает также из согласованности
самых глубоких и самых плодотворных (правил, на
которых покоятся основы утонченнейших средств искусства
обучения языку. Даже ошибки этого искусства
проистекают из фактов, природосообразных по своему
происхождению, но из-за неестественности -применения
утративших присущую им при их возникновении чистоту.
Впрочем, добавлю еще один имеющий решающее значение
пример поразительного сходства естественного хода
изучения родного языка с истинными основами изучения
всякого другого языка. Известна поговорка: «Нужда —
лучший учитель». Но распространена и другая:
«Нужда— плохой советчик». Обе -совершенно справедливы.
Нужда всегда приводит либо <к природосообразным
средствам самопомощи, либо к насильственным
средствам злого эгоизма, из-за которых человек,
пытающийся помочь себе, почти во всех случаях сам себя лишает
помощи и впадает в состояние одичания. Когда я
привожу в пример нужду в подтверждение данной моей
точки зрения, то я имею в виду не этот последний случай.
Пусть какой 'бы то ни было случай привел человека в
такое место, где никто не г.оворит на его языке и где,
следовательно, никто его и он никого не понимает. Тогда
он не может изучить язык, которому вынужден в этом
городе учиться, никак иначе, а только в полном
соответствии с тем, как он усваивал родной язык и как
вышеупомянутая девушка учит немецкого ребенка
французскому языку. Я не стану повторять своих взглядов на это
соответствие. Они ясно высказаны в приведенных
примерах.
Иду дальше и хочу показать, что уже мои первые
педагогические опыты подтверждают тот принцип, что
при'родосообразное изучение иностранных языков
должно достигаться соответствием средств их изучения ходу
природы при изучении родного языка. Эти опыты,
имевшие целью упрощение средств обычного обучения
народа, с самого начала привели меня к убеждению, что
всякое человеческое знание, а следовательно л всякое
обучение человека, исходит из чувственного восприятия.
У меня давно уже зародилась мысль о чувственном
восприятии как основе развития способности к речи у
человека, задолго до того, как в нашем педагогическом
объединении* эта идея была признана природосообраз-
398

ной, но в том виде, в каком мы ее применяли слишком
высоко оцененной основой арифметики, да и понята она
была односторонне. В условиях, (в каких почти с самого
начала своего существования находилось наше
(педагогическое объединение, это мое убеждение не могло
иметь значительных последствий для природосообраз-
ного 'подхода к обучению языку. Элементарная
разработка учения о наглядности в том, что касается общих
его требований, в особенности же связи с основами
обучения языку, а в частности изучения родного и любого
другого языка, была очень слаба и разрозненна,
поскольку незаслуженная репутация наших наглядных
таблиц *, которыми мы в достаточной мере
односторонне облегчали детям обучение арифметике, отвшекла наше
внимание от общих требований исследования учения
о наглядности и направила его на этот единственный
пункт. Из-за этого мы упустили из виду, что природо-
сообразная разработка элементарного учения о
наглядности -прежде всего должна быть направлена на
исследование прлродосообразных основ способности к речи и
лишь в связи с ней — основ мыслительных способностей,
а учиться говорить — это лишь отдельный момент, в
котором проявляются эти способности.
Направление, которого с самого начала
придерживалось наше заведение, в течение многих лет не получало
никакого побуждения и никаких средств для
исследования общих требований, предъявляемых формированием
'Способности к наблюдению во всем объеме ее
потребностей— как в отношении ее связи с природосообразным
формированием способности к речи, так и в отношении
ее связи с формированием мыслительных способностей.
При таких обстоятельствах понятие наблюдения уже
больше не применялось нами во всем его объеме и всей
его «глубине как общая основа обучения речи, а
применялось лишь частично и односторонне в некоторых
упражнениях по ботанике и минералогии. Одно только
обучение числу и форме развивалось в нашей среде как
энергично и природосообразно разработанное, но
оставшееся изолированным средством умственного развития.
Последствия этого в сочетании с другими вплоть до
этого часа очень велики и печальны для судеб нашего
учебного заведения. Здесь я не стану их касаться.
Скажу только, что нынешние мои попытки упростить обу-
399

чение языку находятся в теснейшей связи со
своеобразием моих стремлений упростить обучение народа, что
было мне свойственно еще в Бургдорфе и выразилось
в упомянутых опытах. Тягостный опыт отсутствия у нас
природосообразного обучения языку уже давно убедил
меня в необходимости но мере моих возможностей
восполнить этот пробел, имевшийся в элементарных опытах
умственного развития, или по меньшей мере внести свою
лепту для восполнения этого пробела в будущем.
Прошло много лет с тех лор, как я оытался исследовать
важнейшие основы природосообразного обучения языку,
чтобы в наших стремлениях к элементарному
образованию успешно использовать это обучение в качестве
средоточия природосообразных средств развития
способности к .наблюдению и мыслительных способностей и
придать ему ту простоту, природосообразность и
основательную общеполезность, на которые оно способно в той
же мере, в какой настоятельно нуждается в них.
После бесконечно путанных взглядов и (понятий 'по
данному вопросу, с которыми я годами носился,
вызванных причинами, которых я сейчас не касаюсь, — они
лежат частично во мне самом, частично вне меня, — я
теперь, наконец, думаю, что в ясном понимании пути
природы в средствах обучения родной речи я нашел
абсолютный указатель пути ко всем средствам, с
помощью которых обучение языку во всех своих частях и
во всех направлениях сводится к природосообразным
основам. Следовательно, любой язык, каким бы он ни
был, несмотря на все особенности и различия в
образовании внешних форм, свойственных индивидуально
каждому языку, может быть природосообразно изучен.
•Отираясь на это, я попытался представить образец
всеобщей нормальной формы, показывающей, как и в
какой степени можно построить изучение любого
иностранного языка, древнего или нового, на этом природном
пути, вьиведя его из вечных законов, лежащих в его
основе. Та степень зрелости, к которой теперь начинает
приближаться этот опыт, убедила меня в том, что он
повсюду может быть использован для этой цели с успехом,
если в совершенстве изложить средства, которые он
применяет. Для этого я выбрал латинский язык в
сочетании с немецким, которым заранее должен владеть
ребенок, приступающий к изучению латыни. Теперь,
400

однако, я не стану входить в детали опыта.
Предполагаемое опубликование одной его части безотлагательно
передаст его на суждение публики. А это гораздо более
определенно выявит степень его успеха и ценность
средств во всем их объеме и взаимосвязи, чем все, что
я без этого шага мог бы предварительно сказать в целях
освещения и истолкования опыта *.
Итак, я продолжаю рассмотрение предмета
элементарного образования, не рассуждая далее особо об
опыте построения нормальной формы для изучения всех
языков.
Верно, что жизнь формирует способность к речи,
а вся совокупность средств искусства воспитания,
действительно пригодных для содействия ходу природы,
путем воздействия на эту формируемую жизнью
способность исходит из природосообразных средств искусства
формирования способности к наблюдению. Так же
верно, что жизнь формирует и мыслительные способности
и что вся совокупность средств искусства, способных
содействовать влиянию этой формирующей их жизни,
исходит из природосообразного формирования
способности к наблюдению. И подобно тому как средства
формирующей человека жизни, воздействующие на
основательное развитие способности к речи, весьма надежны
в силу своей согласованности со средствами
формирования способности к наблюдению, так и средства,
формирующие мыслительные способности, могут оказаться
весьма надежными, если будут согласованы со
средствами формирования способности .к наблюдению.
Связь между способностью к наблюдению и
мыслительными способностями осуществляется следующим
образом. Способность к наблюдению, если она не
становится неестественной, беспорядочной, если не
направлена по ложному пути, сама по себе при всех
обстоятельствах -приводит человека к отдельным ясным
представлениям о предметах его окружения, то есть к
отдельным основам природосообразного оживления его
мыслительных способностей. Но пока эти ясные
представления основаны лишь на чувственном восприятии и
только им оживляются, они ни в какой мере не
удовлетворяют человеческую природу. Она стремится в себе
самой поднять представления, которые стали ей
чувственно ясными, до четких понятий; она стремится само-
26 И. Г. Песталоцци, т. 3 401

стоятельно сопоставлять предметы своего чувственного
восприятия, различать их и сравнивать между собой;
она стремится использовать их в качестве
подготовительного средства развития своей способности суждения; она
стремится логически обработать их. Она должна этого
хотеть. Сила мыслительных .способностей и способности
суждения, заложенных в человеческой .природе,
неизбежно 'понуждает ее к этому. Весь мир 'пользуется этими
способностями; весь мир мыслит и судит. Между тем мы
далеко не в совершенстве и отнюдь не твердо владеем
искусством при помощи природосообразно
разработанных и психологически 'последовательно расположенных
средств обучения облегчить переход от ясного осознания
отдельных предметов чувственного восприятия к
правильному мышлению и суждению о них. С тех пор как
существует мир, люди работают над изысканием
средств, имеющих целью с помощью искусства
облегчить человечеству переход от средств формирования
способности к наблюдению к средствам формирования
способности к мышлению и »возвысить в людях bon sens,
вытекающий из простого чувственного восприятия
предметов природы, до логически обоснованной способности
к мышлению и суждению. Но как люди, пользуясь
рутинными средствами формирования способности к
наблюдению и речи, оставили естественный путь и, став на
путь суетных ухищрений, бросились в объятия глубокой
и пагубной неестественности, так это произошло и в
отношении средств, почти повсюду применяемых нашим
пагубным лжемудрствованием для формирования нашей
способности к мышлению.
Бесспорно, что в подобных опытах и средствах
разным образом отступили от истинной основы этого
искусства, от настоящего упражнения .в сугубо правильном
сопоставлении, различении и сравнении предметов
чувственного восприятия. Детей все более желают научить
мыслить, с одной стороны, путем произвольного и
неестественного увеличения числа предметов размышления,
рассматриваемых поверхностно и односторонне, с
другой— путем изучения логики, иными словами, если
можно так выразиться, через четкое или изощренное
объяснение вечных законов, лежащих в основе способности
к мышлению. Первый путь — распространение
поверхностно и односторонне воспринятых познаний — вместо
402

того, чтобы действительно (помочь развитию
мыслительных способностей, создает величайшие препятствия их
гириродосообразно'му развитию. Точно так же при втором
пути воспитанники остаются еще недостаточно
подготовленными для все большего применения мыслительных
способностей благодаря сопоставлению, различению и
сравнению предметов, действительно и просто связанных
с наблюдением. Они не в состоянии при этом настолько
понять во всей истинности и глубине вечные законы,
лежащие в основе природосообразного развития
мыслительных способностей человека, чтобы эти законы можно
было рассматривать как общеприменимое средство,
способствующее образованию и укрепляющее эти способности.
В этом отношении логика, <как бы долго дети на всякий
лад ни занимались ею, остается для них в (полном
смысле слова закрытой книгой.
Природосообразное развитие мыслительных
способностей человека и его способности к суждению зависят
не от обширности или -количества поверхностно
познаваемых предметов чувственного восприятия и
размышления. Столь же мало оно зависит и от поверхностного
ознакомления с вечными законами, которым подчинена
способность к мышлению, и с вытекающими из них
правилами ее применения. И то, и другое — и произвольное
распространение поверхностных знаний, не отвечающих
ни обстоятельствам, ни положению ребенка, и
неестественная поспешность в изучении логических правил до
тото, как проделаны достаточные упражнения
логической способности, — все более уводит человечество,
стремящееся к совершенствованию искусства
формирования мыслительных способностей человека, от
подлинной основы этого искусства к средствам искажения
образования. А они, вместо того чтобы при.родосообраз-
но раз!вивать способность к мышлению,
противоестественно ее раздувают, сбивают с толку, ослабляют >и
останавливают.
Бесспорно, !природосообразный путь, которым идет
искусство воспитания, развивая человеческую
способность к мышлению, должен быть приведен в согласие
с природосообразным путем, которым идет сама жизнь,
развивая эту способность. Подобно тому как человек
природосообразно (Возвышается до способности верить
и любить не через толкование ему сущности любви и
26* 403

веры, а -через »проявление на деле истинной веры и
истинной любви, так же он достигает развитой опособности
к мышлению не с помощью разъяснений и толкований
вечных законов, лежащих в основе мыслительных
способностей человека, а только благодаря самому акту
мышления. Элементарное образование способно средствами
своего искусства содействовать естественному ходу
развития мыслительных способностей и поощрять его. Оно
видит в обучении числу и форме простейшее средство
при'родосообраз'но содействовать .переходу развитой
опособности к наблюдению в сформировавшуюся
способность к мышлению и поощрять его к развитию л
формированию действительной основы этой высшей
способности—способности человеческой природы к отвлеченному
мышлению.
Но для того чтобы верно судить о сущности этой
признанной идеей элементарного образования основы
природосообразного искусства развития мыслительных
способностей человека, необходимо заранее »иметь в
виду, что искусство природосоо-бразного обучения числу и
форме отнюдь не сводится для их усвоения к
механическим упражнениям в счете и измерении. Столь же мало
оно исходит из средств, как бы »и были они искусны,
имеющих целью облегчить и сократить вычисление и
измерение, которые воспитанники должны усвоить. Само
оно тоже не является просто средством облегчения и
сокращения этого механизма. Средства этого искусства,
касающиеся числа, не исходят из форм, сходных в счете
с таблицей умножения и с тысячей других
искусственных форм, задающихся целью облегчить вычисление и
измерение. Это искусство вытекает из самого простого
внутреннего побуждения и оживления основных сил,
находящих себе выражение в способности сопоставлять,
различать и сравнивать между собой предметы
чувственного восприятия. И мы были очень не правы, когда
ожидали, что они словно по мановению волшебной
палочки, как deus ex machina *, появятся из
четырехугольника наших наглядных таблиц и механизма их
умственно безжизненных средств усвоения.
Подлинная сила, достигаемая в результате
упражнений во вс"м том, что пытается дать элементарное
обучение числу и форме, заложена в присущем
мыслительным способностям человека стремлении к развитию.
404

Человек должен самостоятельно сопоставлять,
различать <и сравнивать 'предметы своего наблюдения в
качестве средства научиться мыслить о них. И когда о« это
делает так, как должен делать, в нем »как бы сама собой
развивается в своей духовной внутренней сущности сила,
оживляющая внутреннее стремление к развитию —
способность считать и измерять. Подлинно элементарное
обучение числу и форме вытекает, следовательно, из
внутренней сущности той способности, природосообраз-
ному развитию которой оно может содействовать
внутренней сущностью своих средств. Поскольку это
обучение, начиная с исходных своих пунктов, продвигается
вперед элементарно, оно отвергает, особенно в
начальных упражнениях, все механические средства
облегчения и сокращения, 'повсюду применяемые в рутинных л
ремесленнических упражнениях 'При внедрении низших
и высших разделов арифметики и математики как
предметов, необходимых >в гражданской жиз-ни или в
профессиональных целях. Действительно развивая силы
в строгом соответствии со всем, -к чему в воспитании и
обучении подходят подлинно элементарно, искусство
элементарного обучения числу и форме 'простотой своих
главных исходных начал с величайшей живостью
захватывает ребенка. Он видит предметы, наблюдение
которых выявляет сущность того, что можно сосчитать л
измерить, в бесконечной смене их основных форм. Но так
как они 'попадают в его поле зрения как отдельные,
изолированные предметы наблюдения, то ребенок должен
научиться узнавать их в виде последовательных рядов
абстрактных форм, которые позволяют ему наблюдать
последовательность их различий в виде обособленных
представлений, сочетающихся с соответствующим
словесным выражением. Оба предмета — обучение числу и
обучение форме — (представляют собой не что ичное, как
собрание средств, расположенных 'психологически
обоснованными последовательными рядами и помогающих
ребенку постепенно и с максимально возможной
легкостью через такие внешние представления твердо
усвоить внутреннюю духовную суть числа \И формы. Это
значит, что лри элементарном обучении надо уже с
первых простейших упражнений так вести ребенка, чтобы
он, сопоставляя, различая и сравнивая, стал способен
мыслить, а продолжая эти упражнения, надо все бол^-
405

ше укреплять его мыслительные способности, чтобы он
умел мыслить ©се более широко и все более глубоко.
Обучение числу и форме с точки зрения
элементарного образования, как видим, является не более как
продуктом присущей человеку исконной силы мышления и
заложенной в человеке способности 'правильно
сопоставлять, различать и сравнивать то, что предполагает
наличие сформировавшейся способности к измерению и
счету, что содействует ей и ее развивает. Поэтому все
средства рассматриваемого с такой точки зрения искусства
обучения числу и форме безусловно требуют
величайшего соответствия со всем ходом природы в развитии
наших сил. Они должны этого требовать, иначе они не
будут элементарными. Но они и могут это требовать.
Можно на фактах доказать, что, где искусство
элементарного образования 'следует этому .пути 'природы, там
его средства также способны последовательно и не
допуская пробелов, притом быстро и основательно, вести
воспитанников от 'первоначальных знаний в области
числа и формы к самостоятельному решению далеко не
легких алгебраических и геометрических задач.
Этим, однако, отнюдь не сказано, что дети, которым
желательно дать элементарное образование, вообще и
,во всех сословиях должны таким способом 'получить
обширные алгебраические и геометрические познания.
Ничуть не бывало. Различные 'классы и сословия и даже
отдельные индивидуумы, принадлежащие к ним, не все
в одинаковой степени нуждаются в средствах искусства
обучения числу и форме. Лишь очень немногим из н>их
они нужны в своей самой высокой степени. Было бы
действительно хорошо, если бы во всех сословиях
обширные и высокого уровня знания получали лишь те
дети, которые на низших ступенях этой отрасли
образования, безусловно обязательных для всех получающих
хорошее природосообразное воспитание детей, показали
исключительно большие успехи, так своеобразно, с такой
гениальностью были увлечены и, я бы сказал,
воодушевлены ими, что ясно проявилось заложенное в них
высшее, решающее основание, чтобы выделиться своими
умственными способностями и умениями. В подобном
случае «полагается, чтобы человечество вообще признало
своим долгом оказывать особое внимание развитию
стрль поразительно выдающихся способностей. Следо-
406

вало бы, насколько это позволяют обстоятельства и
условия, позаботиться о том, чтобы способные к очень
большому росту силы, данные нам богом, с тем чтобы
мы совершенствовали их и заботились о них, не
оставались в небрежении в этих людях и не погибали без
пользы *. А ведь они бывают 'подчас и до того доведены,
что только в злом одичании могут найти себе
деятельное и мощное выражение. То, что отличные способности
требуют особой заботы, между тем ни в чем не меняет
того положения, что и в обучении числу и форме, как и
во всем, что искусство в состоянии сделать для
образования, всегда должен беспрекословно соблюдаться
принцип «жизнь формирует». Следовательно, и эта отрасль
обучения должна предоставляться каждому человеку
лишь в той степени, в какой это соответствует
обстоятельствам, условиям и средствам его действительного
положения. По меньшей мере эта отрасль обучения
может быть 'приведена в действительное соответствие
с ними, чтобы (полученные знания не противоречили
существенным и необходимым благотворным потребностям
его положения и не мешали ему спокойно владеть и
пользоваться ими. Любовная заботливость, которую мы
требуем, или, вернее, желаем, по отношению к
выдающимся детям, ни в коей мере не противоречит этому
принципу. Напротив, она полностью его подтверждает.
Бесспорно, что подобно тому как принцип «жизнь
формирует» требует всего, что искусство в состоянии
сделать для образования людей, так и уровень знаний при
обучении числу и -форме, который должен быть
предоставлен различным сословиям, классам и индивидуумам,
надлежит привести в соответствие с их
обстоятельствами, силами и потребностями и сохранять в этих
пределах, ка'к это необходимо при формировании способностей
к наблюдению и речи. Вопрос о том, в какой степени и
до каких пределов следует вообще обучать числу и
форме крестьянское, бюргерское и высшие сословия, а
также отдельных индивидуумов, призванных познавать и
исследовать научные предметы, тождествен вопросу, как
следует природосообразно обучать эти различные
сословия наблюдению, языку и элементарному овладению
мастерством.
Точно так же обучение числу и форме по
элементарному методу, в том, что касается последовательности
407

его средств упражнения, во всем объеме воздействия
сохраняет-свою связь со степенью умственного развития,
достигнутой воспитанником. Эти средства отнюдь не
следует насильственно навязывать ребенку вне
зависимости от условий, данных достигнутой степенью
развития его восприимчивости. Их надо мягко, со свободной
живостью извлекать из него самого, вернее, из
способности, заложенной для этого в нем самом.
Таким образом, ясно, что природосообразный
переход от'впечатлений, вызванных познаниями в результате
чувственного восприятия, к природосообразному
развитию, укреплению и оживлению 'способности к мышлению
начинается в основном с факта сопоставления,
различения и сравнения ребенком предметов чувственного
восприятия, с ясностью доведенных до его сознания.
Склонность сопоставлять, различать, сравнивать наблюдаемые
предметы л 'использовать их в качестве основы для
развития способности к мышлению и формирования
способности к суждению заложена в самом ребенке, и, как
всякой другой способности, ей с младенческого возраста
ребенка присуще стремление к развитию. Но дело
человечества удержать это стремление на пути, которым идет
природа, и облегчить ребенку этот путь своим
искусством. Это искусство не должно оставлять на волю
случая формирование мыслительных способностей и
последовательность средств, исходящих из них. Используя
всю силу воздействия человеческой заботливости, оно
должно повести своего воспитанника к такому
состоянию, которое способно решительно и надежно облегчить
людям познание и использование средств этого
искусства. Природосообразные средства искусства,
преследующие эту цель, несомненно исходят из максимального
упрощения всех средств обучения человека и особенно
обучения числу и форме. Их же в сочетании с
познаниями, приобретенными путем чувственного восприятия,
вытекающими из действительной жизни ребенка,
полученными и сложившимися в рамках этой жизни, следует
рассматривать как основу природосообразного
формирования мыслительных способностей человека.
в. Перейду теперь, однако, к своим взглядам на
элементарное развитие способности к мастерству. Она, как
и всякая другая способность человека, до того, как
сформировалась, -представляет собой только задатки
408

к мастерству, технические склонности. Как и задатки,
из которых развиваются способности к наблюдению,
речи и мышлению, задатки к мастерству постепенно
развеваются в способность лишь через их упражнение и
применение. Ее формирование, несомненно, исходит из
упражнения сил, органов чувств, прочих органов и
членов. Внутренняя, духовная сущность всякого мастерства
тесно переплетается с внутренней сущностью
умственного образования и развития мыслительных
способностей. Все элементарные средства природосообразното
развития мыслительных способностей по своему
существу являются также природосообразными средствами
развития внутренней, духовной сущности всякого
мастерства и всех способностей к нему. Учение о числе и
форме в силу своей сущности в состоянии служить
основой, .на которой строятся логические способности
человека, на которой они с помощью упражнений в
сопоставление, различении и сравнении наблюдаемых /предметов
все больше развиваются, укрепляются и возвышаются.
Эти же упражнения способны служить элементарной
основой и для внутренней, духовной сущности
мастерства; с «их помощью она может развиваться, укрепляться
и возвыситься 'в единстве с внутренней, духовной
сущностью способности к мышлению и суждению. Но чтобы
внешние и внутренние основные задатки 'к мастерству
могли элементарно развиваться и укрепляться, те и
другие следует уже с колыбели сообща и в самой тесной
связи друг с другом 'по-человечески оживлять у ребенка,
приводить в действие, использовать и применять,—
тогда они сами себя будут развивать.
Поэтому все средства природосообразного
формирования и развития наших способностей к мастерству
тесно связаны с элементарными средствами развития
способности к наблюдению. Как эти 'последние являются
важным следствием высокой человеческой заботы и
искусства пробуждать, ожевлять, направлять и укреплять
присущее человеку стремление к развитию способности
к наблюдению, так и природосообразные элементарные
средства развития в человеке способности к мастерству
тоже следует рассматривать и использовать как
следствие высокой человеческой заботы о пробуждении,
оживление, направлении и укреплении присущего
человеку стремления к развитию своей способности наблю-
409

ден-ия. Внутренняя сущность способности к мастерству,
как и внутренняя сущность способностей .к наблюдению,
речи и мышлению, есть дух и жизнь. Внешние средства
развития мастерства, поскольку они, требуют
формирования наших чувств и органов чувств, — физические
средства, а »поскольку они требуют формирования наших
членов, — механические средства. И те, и другие
требуют элементарной гимнастики чувств, органов чувств
и членов. Принципы и средства гимнастики чувств и
органов чувств иадо выводить из физических законов,
заложенных в существе самих способностей,
свойственных чувствам и их органам, а она, гимнастика, должна
природосообразно оживлять, развивать и укреплять их
для содействия мастерству. Гимнастика для членов тоже
зависит от законов, свойственных силам тех членов,
которые она, элементарная гимнастика, должна оживить,
укрепить >и сформировать в интересах мастерства. Ее
средства вытекают из -природы механизма, лежащего-
в основе сил человеческих членов, и, следовательно, по
существу дела тоже являются механическими.
Стремление к развитию, лежащее в основе сил,
свойственных чувствам, органам .речи и членам, побуждает
эти чувства, органы и члены к деятельности,
формирующей их. Но искусство способно во многих отношениях
облегчить, ускорить и выправить результаты этой
деятельности. Если оно применяется природосообразно, или
элементарно, то представляет нам последовательный ряд
психологически обоснованных образовательных средств,
способных все сильней обострять и укреплять
воспринимающую способность уха 'Правильно слышать, глаза —
правильно видеть и рта — правильно говорить и петь.
Точно так же искусство предоставляет нам
последовательный ряд средств, позволяющих механически
развивать наши члены, достигая возрастающей умелости для
служения внутренней сущности мастерства.
Ребенок, движимый стремлением к развитию
заложенных в нем сил, сам начинает использовать
разносторонние силы своих органов чувств и своих членов,
которые удовлетворяют его потребность в деятельности,
направленной на выработку мастерства.
Он самостоятельно и свободно движется в'перед,
прежде чем -искусство воспитания начинает помогать
ему. И помогающее ему образование не должно олере-
410

жать эту свободную деятельность не сформировавшихся
еще технических склонностей. Искусство должно только
побуждающе воздействовать на чувство ребенка.
Возбуждая в ребенке ощущение «и я так умею», искусство
должно поощрять в нем желание повторить
понравившийся ему з*вук. Надо позволить ребенку свободно взять
в руку мел, карандаш, уголь и т. -п. и рисовать на стене,
на -полу, на песке ил'и где бы то ни было прямые и
кривые линии л вдоль, и поперек, не вмешиваясь и не
поправляя его. Лишь тогда, когда ребенок станет
самостоятельно 'повторять за кем-нибудь легкие слова и
приятные ему звуки; когда он начнет находить удовольствие
в изменении и более точном направлении своих
'продольных и поперечных линий; лишь тогда, когда в нем
пробудится желание лепетать вслед за матерью много и
притом разных слов и звуков и делать свои .продольные и
поперечные линии правильней, многочисленней и более
одинаковыми; когда в нем пробудится мысль: «Моя
любящая мать может помочь мне сделать то, что мне так
хочется, но чего я сам как следует сделать не могу»,—
лишь тогда наступает момент, когда помощь искусства
встретит 'природосообразный прием у ребенка и когда
следует ее природосообразно оказать ему. Во всех
отраслях формирования мастерства этот ход его
образовательных средств одинаков. Обучение мастерству,
исходящее из «побужденных к действию и оживленных
свободных технических склонностей ребенка и 'присущего
ему стремления к развитию, всегда тождественно в
отношении всех своих средств, исходящих из внутренней
их сущности.
Вся совокупность истинно элементарных
образовательных средств вытекает из высочайшей простоты их
самых существенных исходных начал. Интенсивно и
экстенсивно находясь в соответствии друг с другом, они
в непрерывной последовательности -продвигаются к
высшим ступеням всякого познания, всякой отрасли
образования и обучения.
Средства формирования любого искусства исходят
отчасти из чувственных потребностей нашего животного
бытия, отчасти из духовных побуждений и влечения
■к внутренней сущности самого искусства. Высшая
степень строительного искусства произошла от умелых
попыток дикаря украсить свою тростниковую хижину. Если
411

бы человек не нуждался в защите от ветра и непогоды,
у людей не было бы дворцов. Если бы в нас не жило
желание переправляться с одного берега реки на другой
или с одного побережья озера на другое, не делая при
этом большого крюка, то из разнообразнейших наших
судов у нас остались бы, вероятно, очень немногле и
вряд ли в нашем языке можно было найти названия
«•строительное искусство» и «судостроительное
искусство».
Лишь когда мы до известной степени удовлетворили
потребности нашего животного бытия, наше внутреннее
влечение к искусству природосообразно -ведет нас
дальше. Оно пытается 'Применить эти способности,
испытанные и окрепшие в 'Процессе удовлетворения животных
потребностей, для удовлетворения присущих нам
духовных 'побуждений и влечения к искусству как таковому.
Сила его благотворно™ воздействия на образование
всего человечества укрепляется в той мере, в какой это
искусство, выбирая средства формирования своих сил,
действует в »полном согласии с источником, из которого
по существу проистекает. Однако искусство отклоняется
от этого пути, перестает признавать средоточие своего
при'родосообразного развития, то есть внутреннюю
тесную связь своих природосообразных успехов с
благотворным влиянием своей силы на удовлетворение
насущных потребностей нашего чувственного бытия на земле.
Оно вследствие частичного пресыщения в
удовлетворении этих потребностей доходит до того, что обращается
всюду к мнимому формированию присущих нам высших
духовных способностей к искусству * лишь для того,
чтобы удовлетворить щекочущие чувственность и
манящие мишурой прихоти, значительно ослабляющие все
силы человеческой природы. Во всех этих случаях оно
утрачивает истинную и существенную основу своих
благотворных для человечества сил и без удержу несет нас
к мишурному блеску изощренности, от которой
проистекает охватывающее все сословия состояние
расслабленности, опустошающей человеческую природу в самом
существе ее благотворных сил. Средства формирования
этих высших духовных способностей следует
рассматривать в известном смысле как подчиненные подлинным
средствам формирования искусства вообше,
обеспечивающим удовлетворение насущных потребностей людей.
412

Наша часть света вряд ли когда-нибудь .в такой степени,
ка-к теперь, нуждалась в том, чтобы широкие и
общераспространенные притязания на формирование высших
духовных способностей к искусству были вновь
поставлены в такие рамки, которые предусмотрены для него
потребностью в основательности и обеспеченности
обычной, трудовой, непритязательной, семейной и
гражданской деятельности и ее основ. В заботе о таком
ограничении само высокое искусство находит существенные
основы для обеспечения и сохранения своих собственных
благотворных сил. Его излишнее распространение как
в чисто человеческом, так и в гражданском отношении —
могила для его основательности, так ка-к оно подрывает
важные внутренние основы самой его силы, а внешние
его результаты бесполезны, следовательно и не
удовлетворяют человеческую природу. Средства формирования
способности к наблюдению с помощью всех пяти чувств
являются существеннейшей основой природосообразного
формирования способности к мастерству и должны быть
ею, так как эта способность по существу вытекает из
первой, то есть из способности к наблюдению, и ее п,ри-
родосообразное формирование мыслимо лишь при
хороших качествах и удовлетворительном развитии чувств,
органов и членов; их же деятельное участие
предполагает развитую способность к наблюдению.
Формирование духовной сущности способности к
наблюдению в то же время требует средств, развивающих
мыслительные способности, требует знания числа и
формы, а также средств формирования способности к речи,
служащей посредствующим звеном между способностью
к наблюдению и мыслительными способностями. Суть
всех средств формирования способности к мастерству
заключается в духовном оживлении и достаточном
физическом упражнении задатков, в полном смысле слова
составляющих основу рисования, измерения и
вычисления, а также пения и музыки. Кто научился измерять,
вычислять и рисовать элементарно, то есть при помощи
психологически разработанных последовательных рядов
образовательных средств, тот уже обладает всеми
средствами умственного образования, нужными для
овладения мастерством.
Ему недостает лишь освоения особых механических
навыков, необходимых для внешнего применения той
413

специальной отрасли мастерства, которую он желает
изучить.
Это верно даже в отношении музыки и тесно
связанного с ней танцевального искусства: Кто твердо усвоил
измерение и вычисление в соответствии с элементарным
методом, тот обладает преимуществом, так как он ясно
осознает все основы обучения пению. А они одинаковы
в вокальной и инструментальной музыке, в высокой
степени облегчают даже самые утомительные упражнения,
необходимые для выработки навыков как в пении, так
и в игре на любом инструменте, и закрепляют эти
навыки благодаря четкому осознанию принципов обучения.
Это внутреннее разъяснение основ вокальной и
инструментальной музыки нисколько, однако, «е уменьшает
необходимости напряженного упражнения внешних
орудий в музьгке, связанного с внутренним ростом
духовного понимания основ музыки и их духовной ясности.
Если обучение числу и форме облегчает изучение
внутренней сущности музыки, то и рост внутреннего
познавания основ музы.ки должен идти в ногу с ростом внешних
исполнительских способностей в каждой отрасли
музыки.
Ход формирования всех механических навыков,
требуемых всеми внешними средствами развития умений,
как я выше в общем смысле уже говорил, таков: начав
с упражнений, имеющих целью правильность каждого
механического навыка, переходят к упражнениям в силе
при соблюдении правильности; от силы — вперед, к
тонкости в воспроизведении. Наконец, освоив правильность,
силу и тонкость в навыках своего мастерства, переходят
к свободе и самостоятельности средств исполнения. Мы
сочли такую последовательность средств образования
механических навыкав в письме, рисовании, пении, игре
на фортепьяно единственно природосообразной и по
своим результатам во всем тождественной и
удовлетворительной *. Основы этой последовательности заложены
в существе самой человеческой природы. Полностью
увязанные с математической верностью и механической
точностью, они исходят из высочайшей простоты
познаний, (приобретаемых чувственным восприятием, и
захватывают детскую натуру на всех ступенях развития.
Беспристрастный наблюдатель должен признать, не может
не признать, что »при тщательном соблюдении такой по-
414

следовательности .искусство становится природой, а
природа — искусством.
Элементарное умственное образование и
элементарное формирование мастерства, как уже сказано выше,
идут рядом, в сильной и тесной взаимосвязи. Ребенок,
хорошо обученный по элементарному методу числу и
форме, настолько глубоко и широко овладел
умственными элементами природосообразного развития
мастерства, насколько он, получая действительно элементарное
образование, уже заранее в семье приобретает
умственные элементы .природоеообразного развития своих
мыслительных способностей и своей способности суждения,
а также механические навыки, лежащие в основе любой
специальной отрасли мастерства -или «профессии. И во
всех сословиях это имеет место в полном соответствии
с особым их (положением, с их потребностями, а также
в 'полном соответствии со степенью сил и задатков,
лежащих в их основе.
Если говорить о хорошем, природосообразном
влиянии жизни в семье на образование людей как в
отношении его природосообразных средств, так и в отношении
его благотворных результатов, то принцип «жизнь
формирует» менее широко применим к высшим сословиям,
чем к низшим. В низших сословиях детям
заблаговременно почти -повсюду уже с самой колыбели
разносторонне прививается осваиваемая ими сущность
механических навыков, в которых они преимущественно
будут нуждаться в жизни. Дети крестьян, ремесленников
и других сословий, строящих свое домашнее
благополучие на профессиональном труде и этим укрепляющих
его, как'правило, с утра до вечера живут в
соответствующем окружении и в соответствующих условиях. У них
в любую минуту появляются и возможность и
'побуждение принять участие в (практическом применении
механических навыков профессии отца и усваивать -главную
суть специальных приемов, которые будут им
необходимы в будущей профессии, соответствующей их
положению и обстоятельствам. Конечно, этого не бывает у
высших сословий. Их к этому не поощряют ни нужда, ни
потребности. Дети из этих сословий с самодовольством,
всосанным с молоком матери, обычно говорят: «Я богат
и еще разбогатею, я в этом не нуждаюсь». Дети простых
бюргеров и крестьян испытывают счастливое чувство:
415

«Я могу оказать своему дорогому отцу, своей дорогой
матери содействие и помощь в их делах, даже в таких,
которые им -приходится выполнять в поте лица своего,
и это обрадует их, 'принесет им облегчение». Этого
счастливого чувства, испытываемого детьми из простых
сословий, такой домашней подготовки к
удовлетворительному усвоению механических навыков, которые им также
понадобились бы в любой профессии, соответствующей
их обстоятельствам, в высшей степени недостает детям
из высших сословий. Еще в гораздо большей степени
недостает их детям из бесчисленной толпы заносчивых
людей, неспособных ни к гражданской, ни к частной
деятельности, неспособных ничего заработать, людей,
которые даже без тени какого бы то ни было права на
это не желают, чтобы их причисляли к простому народу
или к тому сословию, к которому они действительно
принадлежат, а навязываются в своего рода
прихлебатели к знати и богачам из ближайшего своего
окружения.
Наши современные лжемудрствования, все более
отклоняющиеся от благотворного пути условий семейной
жизни, -ввели в заблуждение немало людей из высших
сословий и даже некоторых чрезвычайно благо-родных
людей в отношении ©сего того, что с ранней ю'ности
могло бы сильно содействовать нравственному, умственному
и физическому развитию их детей, что во всех этих
отношениях помогло бы воспитать в них достаточную
самодеятельность и самостоятельность. Эти ухищрения
завели их на ложные пути, так что путь природы в
развитии и формировании способностей их детей почти
совершенно и насильственным образом был скрыт от них.
Отсутствие шриродосообразного усвоения
механических навыков, столь необходимых для создания прочной
основы средств формирования способностей человека,—
а в этом нуждаются и высшие сословия для
благотворного трудолюбия и благотворного осуществления всех
свойственных им добрых дел, — в наши дни ощущается
сильнее, чем когда бы то ни было. Еще тяжелей,
приводя еще чаще к заблуждениям, отражается оно на
благополучии семьи. При свойственной нам современной
искусственности не хватает и того, и другого — и
естественных .путей, и путей искусства воспитания, которые
должны помочь ходу природы. Они и помогли бы ему,
416

если бы мы проявили больше понимания и чутья в
отношении хода природы и вытекающих из него средств,
предлагаемых идеей элементарного образования, чем мы
на деле их проявляем. Не в истинности такого искусства,
а в 'пагубности искусственности ищем мы средств и
помощи против источника зла. Поэтому теперь мы
одинаково далеки от истины и в отношении хода природы,
и в отношении средств искусства воспитания, не находя
выхода ни тут, ни там.
В этом отношении мы точно и резко должны
отграничить природу элементарного образования с его
средствами, поскольку они являются средствами
человеческого искусства, от пути самой природы в развитии
наших способностей. Путь природы в развитии наших
способностей, предваряющий основанный на нем путь
искусства в их формировании, а следовательно и всю
совокупность средств элементарного образования, вечен
и неизменен. Путь искусства воспитания столь же влечен
и неизменен в отношении своей внутренней сущности,
однако в смысле внешнего ^воздействия и практических
своих средств он изменяем. Внешнее его проявление не
совпадает в его внутренней сущностью; его сущность —
сила, из которой вытекает его внешнее проявление.
Внешнее проявление этого искусства, правда,
основывается на сущности его самого, но оно лишь постольку
истинное искусство, поскольку находится в согласии
с ходом природы в развитии наших сил. Если оно
перестает ему соответствовать, а впадает в противоречие
с ним, оно превращается в неиссякаемый источник злого
извращения, которое в силу своей большой
притягательности, особенно в настоящее время, наносит
убийственный вред благотворности и росту истинного искусства.
Я рассмотрю и то, и другое — путь природы и путь
искусства, в том смысле, в котором оно как истинное
искусство воспитания должно проявить себя в идее
элементарного образования, а через нее — в самой
решительной оппозиции к пагубным лжемудрствованиям
нашего времени и их рутинным средствам. Брошу беглый
взгляд на действия и предназначение одного рядом
с другим, а также на взаимосвязь, в которой они, идя
рядом, взаимно поддерживая друг друга и помогая один
другому, предназначены воздействовать на дело
воспитания человечества в его реальном положении.
27 И. Г. Песталоцци, т. 3 417

Ход природы в развитии способности к наблюдению
связан с действительным 'положением индивидуума, на
формирование у которого этой способности надо
воздействовать. Его влияние на развитие способности к
наблюдению полностью зависит от того, в каком виде
предметы -предоставляются органам чувств ребенка в
действительно окружающей его среде. Искусство элементарного
образования может количественно увеличить эти
явления, оно может усилить их привлекательность,
упорядочить их, увеличить их поучительность и усилить их
воздействие на человеческую природу в качестве своего
образовательного 'средства. И все это оно может делать
с самой колыбели. Может и должно. Но оно должно это
делать только в самой определенной связи с тем путем,
которым идет сама /природа, (предоставляя ребенку
-предметы наблюдения; природа же в этом не отрывается от
истинности и действительности положения,
обстоятельств и условий, © которых находится ребенок, чья
способность к наблюдению должна быть сформирована
при .посредстве впечатлений, производимых этими
явлениями и благодаря использованию их. Искусство ни под
каким видом не должно пытаться оказывать свое
влияние вне зависимости от действительности и подлинности
положения ребенка, не говоря уже о том, чтобы
противоречить ему. Воздействуя на (количественное увеличение
предметов наблюдения, на последовательность их
появления, на повышение их привлекательности, искусство
элементарного образования не должно использовать
свое влияние во вред пути, которым идет природа.
А этот путь в своем воздействии на детскую способность
к наблюдению увязан с истинностью и
действительностью положения и обстоятельств жизни ребенка. Если
это искусство поступает так, оно перестает быть
истинным искусством, оно не имеет элементарной основы, оно
опустилось до уровня самого низкопробного средства
нашего современного лжемудрствования и его
пагубности, утратило элементарную силу истинного искусства
воспитания, под вывеской которого оно действует.
Истинное искусство никоим образом не должно и не вправе
побуждать, оживлять и захватывать своего
воспитанника вне прочной связи с ходом природы в развитии наших
сил. В равной мере оно не должно и не вправе
действовать в противоречии сформирующими ребенка чувствен-
418

ными впечатлениями, которые вытекают и должны
вытекать из истинности и действительности положения,
обстоятельств и условий, в которых он живет.
В свою очередь и ход природы в развитии
способности к речи тоже связан с истинностью и
действительностью положения, обстоятельств и условий
индивидуума, у которого должна'быть развита эта способность.
Как искусство элементарного образования в состоянии
количественно увеличить предметы наблюдения,
воспринимаемые органами чувств ребенка, усилить влечатле-
ние от них, сделать их более захватывающими,
последовательно показывать их так, чтобы возросла их
поучительность, так же и в силу того же оно способно
использовать предметы наблюдения, чтобы сделать
средства искусства, формирующие способность к речи,
более обширными, более поучительными и более
захватывающими, чем это делает и может сделать в
отношении развития наших способностей ход природы,
предоставленный самому себе. Способностям !к наблюдению
и «речи в отношении благотворного для человечества
воздействия на 'них искусства предоставлен одинаковый
простор, но им поставлены и одинаковые 'пределы. Путь
искусства воспитания не должен отклоняться от путл
природы в развитии этих способностей, когда он
воздействует на расширение и оживление способности к речи
или использует свое влияние, которое может оказать,
увеличивая привлекательность для ребенка искусства
речи как такового; когда он воздействует на »расширение
и оживление способности к наблюдению или
увеличивает в этой области привлекательность ее как таковой
для ,'ребен.ка. Не говорю уже о том, что путь искусства
не смеет вступить в противоречие с путем 'природы.
Даже изучение нового языка, мертвого или живого,
находит основы для своего природосообразного хода в
соответствии своих средств тому лути, которым
приступает к делу природа, сообразуясь с положением и
обстоятельствами младенца, которого мать учит говорить.
Все сказанное относительно соответствия путей
природы и искусства в развитии и формировании
способности к речи так же верно и в отношении влияния,
которое оказывает язык как промежуточная ступень между
развитием способности к наблюдению и мыслительных
способностей.
27*
419

Ход природы в развитии способности к мышлению
связан с наличием предметов наблюдения и со степенью
ясности, с которой их надо путем чувственного
восприятия и благодаря способности к .речи .довести до прочного
осознания индивидуумом, чье мышление надлежит
сформировать. Благодаря умению наблюдать возникают
-впечатления от предметов, а способность к речи дает
ребенку выражения для обозначения смысла и значения
впечатлений. То и другое вместе -превращает эти
предметы в объекты, которые ребенок сам может
рассматривать или как нечто совокупное, или каждый в
отдельности; он может сравнивать их между собой, может
использовать для оживления своих мыслительных
способностей. И то, что было сказано о связи путей щрироды и
искусства воапитания в отношении способности к
наблюдению и речи, полностью верно в отношении такой
же связи применительно к развитию способности
мышления, применительно к обучению всем отраслям науки
и мастерства, для которого эта способность должна
служить природосообразной основой. Однако природосооб-
разный ход развития способности к мышлению, -как и
способности к наблюдению, в том случае, если он не
получает помощи со стороны искусства воспитания и
предоставлен самому себе, связан с реальными
обстоятельствами и положением, в которых предметы наблюдения
представляются органам чувств ребенка. При таком
ходе развития способность к мышлению созревает
медленно и в узких пределах. Без помощи искусства
воспитания ребенок мыслит лишь о немногих предметах и
медленно созревает до способности мыслить свободно и
широко. Правда, умение наблюдать и овладение речью
уже расширяют эти границы развития мыслительных
способностей. Но в этих способностях заключена и некая
самостоятельная сила, позволяющая им подняться за
рамки чувственного восприятия и творчески
самостоятельно продвигаться вперед в своем развитии. Эта сила
заложена в существе способности к мышлению. Она,
собственно, и составляет ее существо. Эта сила
называется способностью к абстрагированию. Но и эта
способность без помощи искусства воспитания,
предоставленная себе самой, развивается лишь медленно. Она
взывает к помощи этого искусства со всей присущей ей
самостоятельной внутренней силой.
420

Но как это все ни верно, каким бы самостоятельным
и творческим это искусство само по себе ял было, как
бы оно самостоятельно и созидательно ни влияло на
человека, все же оно не должно, оно не смеет допустить,
чтобы его средства, каковы бы они ни были, утратили
связь с ходом природы в развитии у человека
способностей к наблюдению и речи. Это искусство не смеет
допустить, чтобы его средства увлекли и заманили человека
под влиянием чувственных побуждений к
свободомыслию, оторванному от реальной жизни и лишенному
•священной, благотворной основы мышления,
ограниченного положением человека и его долгом. Оно не должно
позволить завлечь его к блужданиям и отклонениям
в мышлении, противоестественным, оторванным от круга
действительных взаимосвязей ребенка, подрывающим
благотворную основу мышления. Истинное искусство
никогда так не поступает, а вот 'пагубные ухищрения,
оживляемые эгоизмом нашей чувственной природы,
.побуждающей их всячески губить истинное искусство
воспитания, делают это самыми разнообразными
способами. Своими неестественными, мнимообразовательными
средствами они соблазняют своих питомцев, увлекая их
к необузданному, поверхностному мышлению, чуждому
реальной жизни человека. А это влечет за собой самые
пагубные последствия, -.почему настоятельно необходимо
воспрепятствовать подобному разброду в мышлении
заблаговременно, еще тогда, когда формируются
способности к наблюдению и речи, тем более что первые
соблазны к этому можно обнаружить уже в
неестественности и заблуждениях, имеющих место в самом
формирование этих способностей.
Нам никак нельзя утаить от себя, насколько в этом
отношении необдуманны и опасны средства оживления
внешних чувств, 'применяемые при рутинном методе
развития наших способностей к наблюдению и речи. Опасны
они главным образом из-за обычно с этим связанного
недостатка в inpo-думанных упражнениях, способных
своим неукоснительным порядком и своей четкостью
энергично сдержать и 'предотвратить разбросанность и
рассеянность при наблюдении предметов, имеющих
образовательное значение, и при разговоре о них. Наши
рутинные упражнения в данной области из-за своей
поверхностности, как правило, побуждают к бездумной
421

болтовне о 'предметах, которые должны служить нашему
обучению. Когда ребенок не понимает того, что должен
выучить, и все же должен делать 'вид, будто понимает,
то это естественно ведет к бездумной болтовне о вещах,
которых он »не понимает. Само учение превращается,
собственно говоря, в обучение 'болтовне о том, чего он
не понимает. А тем самым болтовня превращается
в средство, которым можно подсластить досаду и скуку,
а их в каждом человеке неизбежно вызывает обучение,
если его не понимают. Психологически веряо и очень
легко объяснимо, как таким 'путем человек может дойти
до того, что в конечном итоге много и страстно говорит
о вещах, которыми ему приходилось заниматься до
отвращения долго и утомительно, а он при этом так
и не сумел понять, что это за вещи и для чего они
служат.
Вот 'К каким далеко идущим последствиям приводит
отклонение искусства воспитания от пути природы в
развитии наших сил, если говорить об исходных началах
рутинных средств формирования наших способностей
к наблюдению, речи и мышлению. Но как ни верно это,
не менее верно и другое. Как средства предотвращения
причин и последствий этих 'пагубных лжемудрствований,
так и путь к созданию прочных основ настоящего
искусства воспитания лежат в существе идеи элементарного
образования. Если я теперь еще раз рассмотрю эту
великую «идею именно под таким углом зрения, то увижу,
что главная ее сила исходит из того влияния, которое
на культуру человечества o-казывает и неизбежно
должно оказывать упрощение всех средств воспитания и
обучения. Именно благодаря этому упрощению идея
элементарного образования способна повысить
образовательное влияние семьи и того центра, где она
сосредоточивается в семье у всех сословий,—общей комнаты,
приводя тем самым в движение бесчисленное множество
полезных для воспитания сил, которые в настоящее
время дремлют, оставаясь неиспользованными и
безжизненными
В подтверждение далеко идущих последствий этой
истины скажу лишь одно: каждый ребенок, как мы уже
знаем, благодаря элементарному упрощению всех
средств обучения .приобретает способность передавать
знания, полученные им на той ступени образования, на
422

которой он в данный момент находится, братьям и
сестрам и ©сякому другому ребенку, не имеющему таких
знаний. И поступать так — большая радость для
каждого ребенка, получающего хорошее воспитание. Было
бы большой .радостью также и для каждой безыскусной
матери помочь своему ребенку в этом, если бы только
она умела так делать. Я даже убежден, что тысячи
матерей, в'идя, как 'поступает такой ребенок, с горечью
признаются, что сами не умеют этого делать, и будут
сожалеть об этом. С материнской радостью они постараются
научиться этому у детей. Это не мечта, это убеждение
основано на взаимном влиянии инстинктивно
оживленных чувств матери и ребенка. Это одинаково верно и
в отношении того, как дается, и в отношении того, как
воспринимается такое обучение. Бесспорный факт, что
дети гораздо охотнее позволяют другим детям объяснять
им то, 'чего они еще не знают, чем кому-нибудь из
взрослых, если только тот не обладает исключительно
нежным материнским чувством или столь же исключительно
сильным отцовским сердцем.
Неоспорима, однако, та истина, что 'идея
элементарного образования, если 'правильно руководствоваться ее
принципами, развивает в каждом ребенке эту
способность. Ее важное значение видно всем, .потому что
неопровержимо доказано: все истинные и правильно
примененные средства элементарного образования могут
привить детям способность во всем помогать родителям
в воспитании своих -братьев и сестер, то есть и в
нравственном и в умственном отношениях. И это верно
постольку, поскольку во всех семьях, добывающих
насущный хлеб физическим трудом, нужда и 'бедность
воздействуют на их чисто человеческие побуждения физически,
с хозяйственной стороны, тем самым привлекая, приучая
и даже вынуждая детей оказывать эту помощь.
Таким образом, несомненно, что признание идеи
элементарного образования привело бы в движение в
интересах воспитания несметное количество дремлющих сил,
а ее общие благотворные последствия для хорошего
состояния семейной жизни были бы неисчислимы, будь
элементарное образование действительно введено...
Совершенно ясно, что вся совокупность средств
элементарного образования представляет собой не что иное,
как психологически тщательно и полно разработанное
423

искусством дополнение к ходу природы в развитии и
формировании наших нравственных, умственных и
физических сил и лсихологически обоснованное содействие
этому благотворному делу природы.. Такой взгляд на
этот «предмет, или, вернее, внутренняя сущность этого
в старое время столь обычного взгляда на основы
воспитания, четко выражен и «в том принципе
элементарного образования, что средства развития человеческих
сил следует рассматривать, признавать и использовать
как внутреннюю основу средств формирования и
усвоения практических умений, а следовательно и всех
средств преподавания и обучения человека. Из этого
принципа с той же определенностью вытекает и
необходимость подчинения всех средств преподавания и
обучения высшим законам развития наших сил.
Результаты, к которым в силу своей'природы ведут
человечество психологически хорошо направленные и
тщательно осуществленные усилия элементарного
образования, имеющие целью упростить свои средства и
укрепить воспитательное влияние жизни в семье, — эти
результаты в своих начальных моментах как бы связаны
во всех отношениях с едва начавшейся жизнью ребенка,
охватывая все его способности. Они в большой мере
сами собой вытекают из его жизни. Все средства
элементарного развития и образования, побуждающие к
развитию ничем еще не тронутого младенца, уже с
колыбели весьма привлекательны для него. Они 'примыкают
к первым зародышам раскрывающегося в человеке
внутреннего стремления ik развитию. Природосообразно
побуждаемые, они как бы сами собой вытекают из этого
стремления.
Правильность такого взгляда доказывается и тем,
что истинные средства идеи элементарного образования
привлекательны не только для еще совсем невинного
младенца, но способны идти в ногу с возрастающими
силами стремления к развитию, постоянно сохраняя для
них свою .привлекательность. Вот какой-нибудь
.неуемный мальчишка от избытка сил и под влиянием
присущего ему стремления к развитию их беснуется среди
окружающих, хватается за все, что видит вокруг себя,
как за средство этого развития, приводя все в
беспорядок. Но если ему достаточно просто, энергично и
любовно помочь освоить средства элементарного образования,
424

то он настолько бывает ими увлечен, что глубоко в себе
самом ощущает их живительную для него истинность и
силу и непроизвольно вынужден почувствовать живой
интерес к ним. Ребенок не может иначе, его стремление
к развитию своих сил находит пищу в этих средствах.
Он чувствует, что благодаря им узнает такое, чего
раньше не знал, и научился чему-то такому, чего раньше не
умел. Оживленный стремлением своих сил к развитию,
он рвется вперед в -своем знании и умении. Как он
прежде дико бесновался в .поисках того, чего ему
недоставало, так он теперь добровольно усаживается, чтобы
насладиться и воспользоваться тем, чем обладает,
чтобы приумножить свои знания и умения, чтобы жить тем,
что в нем с такой живостью л привлекательностью ШрО-
буДИЛОСЬ.
Вот .насколько' психологическое воздействие
элементарных средств развития человеческих способностей
отличается от воздействия рутинного искусства,
вдалбливающего детям «словесные знания, не подкрепленные
и не оживленные впечатлениями чувственного
восприятия. Замечательны слова, сказанные мне одним
проницательным человеком, когда он заметил это различие на
одном из уроков обучения фо.рме: «C'est un pouvoir, се
n'est pas) un savoir» *. Это верно, этими словами
бесспорно'выражена и я:рко освещена сущность различия между
истинно элементарным методом образования и методом
неэлементарным, независимо от того, в чем его неэле-
ментарность выражается.
Так же верно это и в нравственном отношении. Столь
же важный для »идеи элементарного образования
принцип, требующий, чтобы все средства образования и
воспитания детей были увязаны с жизнью в семье,
способен утвердить веру и любовь на великой всеобщей
основе нравственности и .религиозности, на присущих
человеческой природе чувствах —отцовском, материнском и
чувстве любви ребенка к родителям. Эта идея способна
всем своим искусством и всей силой своего воздействия
возвысить инстинктивное по своему происхождению
чувство до сложившейся отцовской силы и материнской
преданности. Упростив свои средства, она способна
значительно укрепить и оживить в нравственном и
религиозном отношении воспитательные способности
миллионов родителей во «всех сословиях.
425

В интеллектуальном отношении мы в элементарно
упрощенном обучении языку, числу и форме находим
совокупность всех средств природосообразного
умственного развития, объединенных с самого их рождения.
Элементарное обучение речи, примыкающее к
элементарному формированию способности к наблюдению,
рука об руку с природой и с .присущей ей силой ведет
ребенка, приучая его правильно выражать все
впечатления, полученные от чувственного восприятия
окружающих предметов. Элементарное же обучение числу и
форме благодаря психологически упрощенной организации
его средств способно научить ребенка сопоставлять,
различать и сравнивать между собой предметы, познанные
путем чувственного восприятия. Таким образом ребенок
сможет логически переработать их и судить о них.
Элементарное обучение числу и форме представляет собой
в сущности чистое формирование самой способности к
мышлению; это обучение (применимо во всех сословиях,
ко 'всем людям и одинаково для всех них благотворно.
Почти с колыбели оно 'приучает человека любого
сословия и любого положения обдумывать и размышлять.
И при этом оно никого не отвлекает от дела: ни
человека, шагающего за плугом; ни того, кто занят ремеслом;
ни кого-либо еще. Каждого оно наталкивает на то,
чтобы он вообще призадумался и поразмыслил, .как лучше
использовать свое положение. Тысячекратный опыт
показывает нам, что .рутинными средствами современного
образования этого не удается достичь даже на высших
ступенях нашей культуры. Напротив, подобное
воспитание отнюдь не приучило множество людей, получивших
по такому методу даже научное образование, к
серьезному, пытливому мышлению, соответствующему их
-положению, необходимому для их положения и
обстоятельств. Опыт показывает, что во всех житейских делах,
лежащих вне круга их научного, профессионального или
дилетантского образования, такие люди в своей среде и
вообще в мире в отношении мышления, пытливости и
рассуждения скорей крайне неумелы. Мы не можем
также утаить от себя, что источник и причину этого
обстоятельства следует искать в том, что мыслительные
способности этих людей не получили с юных лет
психологически природосообразного развития. Самой же
природе, предоставленной лишь себе и не опирающейся на
426

солидно обоснованное искусство воспитания, очень
трудно восполнить пробел, вызванный этим недостатком.
Между тем идея элементарного образования в
интеллектуальном отношении отнюдь не ограничивается
влиянием на одно только развитие человеческой способности
к мышлению. Она распространяет его на все наши
знания и умения — в области науки, профессии, мастерства.
Всякое знание, всякое умение в области науки,
мастерства, 'профессии, подобно любой отдельно взятой
способности человеческой природы, .имеет свою, совершенно
определенную особую сущность, отличную от
определенной особой сущности любой другой отрасли науки,
любой другой отрасли мастерства или любой другой
профессии. Природосообразное формирование 'и усвоение
познаний и умения .практически 'применять наши силы и
задатки предполагает, следовательно, полное овладение
наукой, мастерством и профессией, которые со всеми их
особенностями должен усвоить каждый индивидуум.
Человек, имеющий смелость взяться за обучение 'какой-
либо науке, .какому-либо мастерству или какой-либо
профессии, должен в себе самом сочетать и то, л
другое— как совершенное знание элементарных средств
•формирования наших сил и задатков, так и совершенное
знание той отрасли мастерства и науки, которой он
намеревается научить своего воспитанника. Это
обстоятельство, если его рассматривать само по себе в такой
связи, в настоящее время встречает, как 'кажется,
непреодолимые затруднения. Но и здесь сопоставлением
обоих этих требований природа приходит ;на 'помощь
искусству воспитания и предшествует ему в .качестве
проводника в его будущей деятельности.
Если рассмотреть реальный ход обучения всем видам
мастерства и всем наукам безотносительно 'К идее
элементарного образования, то мы убедимся на деле, что
все, чему основательно обучают в научной области ил4
в области мастерства, проистекает из внутреннего
признания принципов, взглядов и средств, лежащих в
основе идеи элементарного образования. Ясно ли эта идея
осознана или только смутно ощущается — совершенно
безразлично; лишь бы имелась идея и имелись
благотворные силы для ее осуществления; лишь бы -идея
обнаружилась и проявилась в них. А это часто случается при
разных обстоятельствах в разных сословиях, которые
427

никогда даже и не знали такого названия, как «идея
элементарного образования», не говоря уже о
действительном знании ее пути и средств. Самые глубокие
психологи среди знатоков всех наук ворбще сходятся на
том принципе, что средства изучения любой науки и
любого мастерства, как и средства, помогающие
заниматься ими, надо всеми возможными способами упростить,
в особенности их исходные начала. Этим знатокам,
достигшим высших ступеней в своей области при почти
полном отсутствии упрощений в исходных началах их
науки, с превеликим трудом и вопреки природе
пришлось самим добиваться того высокого уровня, на
котором они действительно стоят в своей науке. И все же они
признают, что с каждой более высокой ступенью
научного образования все яснее становится, насколько
необходимо упрощение начальных средств обучения, все ясней
становится, какие средства искусства способны поднять
начальное обучение любой науке до подобного
упрощения, подготовить возможность проведения в жизнь этой
идеи.
Таким о'бразом, ясно, что осознание того», что
требуется, чтобы правильно и удовлетворительно
/практически применять идею элементарного образования в
какой-либо отрасли мастерства или науки, по внутренней
своей сути тождественно с осознанием того, что
требуется, чтобы правильно и удовлетворительно изучить
какую-либо отрасль науки или мастерства. Все, что
основательно изучается тем или иным способом, то и
познается с помощью средств его изучения, согласующихся
с 'поинципами и средствами элементарного образования.
Следовательно, и здесь природа прокладывает путь
искусству воспитания. И очевидно, 'что там, где оно
поставлено солидно, оно построено на принципах,
требуемых идеей элементарного образования, даже если сама
она «ни буквально, ни по названию не известна. По мере
того как ее средства, все дал-ее разрабатываемые, все
более многосторонне будут воздействовать на
образование и все глубже влиять на человеческую природу, все
больше также станет ощущаться потребность применять
их к'каждой отдельной отрасли науки и мастерства, все
легче будет удовлетворить эту потребность. В той же
степени должны будут уменьшаться трудности в
подыскании людей, которые в состоянии сочетать в себе пол-
428

ное понимание идеи элементарного образования со столь
же солидными познаниями в той отрасли науки и в той
профессии, .которым они собираются обучать по
элементарному методу.
С этой точки зрения полные глубокого
педагогического смысла 'Слова «жизнь формирует» находят просто-е и
естественное .применение. В этом случае они в своих
последствиях предъявляют те же требования и приходят
к тем же результатам, которые мы раньше установили.
И с этой точки зрения мы должны иметь <в виду, что идея
элементарного образования, требуя величайшего
упрощения «средств формирования сил и задатков человека,
требует одновременно величайшего различия в степени,
в которой ее средства могут и должны предоставляться
различным сословием и классам в интеллектуальном
отношении и в отношении мастерства, величайшего
развития в степени, в которой они должны быть ими усвоены.
Как ни важно вообще благотворное воздействие
психологически обоснованных элементарных средств
формирования мыслительных способностей и апособностл к
мастерству на создание прочной основы национальной
культуры, не менее важно осознать, в каких пределах
все высшие ступени средств элементарного образования
в применении к способностям наблюдения, речи,
мышления и овладения мастерством следует особо
предоставлять тем сословиям; у которых насущный хлеб и покой
и, смею сказать, у которых вера, любовь и преданность
зависят от мирного благотворного трудолюбия семьи.
Об этой существенной основе всякого истинного
счастья народа необходимо, применяя начальные
важнейшие средства народного образования,
предварительно позаботиться также и в том, что касается обучения
мастерству. Заботясь о ней, только благодаря этому
будет возможно использовать мощно захватывающие всю
человеческую природу средства элементарного развития
способности к мышлению и способности к мастерству на
благо всем сословиям и тем самым использовать их как
основу всей мощи государства, всего покоя государства,
всего блага государства.
Не надо себя обманывать: этого нельзя достигнуть,
идя современным путем с его извращенными
средствами, ослабляющими все истинно благотворные силы
человеческой природы, доводящими их то до мечтательно-
429

сти, то до паралича, то до одичания. Только мудрая
заботливость в определении границ 'применения
элементарных средств, применения расширенного или
ограниченного, смотря по 'потребностям и обстоятельствам
различных классов народа, »позволит с уверенностью в
успехе рассматривать их как общее 'благотворное
средство развития культуры народа. При такой
заботливости, в таких ее границах применение этих средств на
любом поприще, в любом месте и в любой отрасли
науки обычно ведет 'К благу всех сословий. Бесспорно, что
если бы в какой-нибудь стране идея элементарного
образования была признана и введена в этом духе, то она
оказала бы такое воздействие, особенно на высшие
сословия, а также на «всех тех людей, которые в связи с их
будущей профессией нуждаются в особом научном
образовании. Тогда они лично сумели бы достичь
определенной степени саморазвития свойственных им сил и
задатков. С одной стороны, они стали бы тогда способны
основательно и в достаточной для них мере изучить
науку, связанную с их будущей профессией, а с
другой — это позволило бы каждому из них в отдельности
успешно содействовать началу л распространению
изучения этих отраслей знания и применению их для общего
блага.
Точно так же, если бы средства элементарного
образования в этом духе были освоены бюргерским
сословием и даже крестьянами, своими руками
обрабатывающими землю, то в обоих сословиях они приняли бы то
же направление и так же благотворно сказались на
каждом из них. Если бы элементарное образование с
такой же заботливостью, столь же основательно и в тех
же рамках сделалось общим достоянием в какой-либо
стране, то у многих тысяч людей, во всех отношениях
неспособных занять более высокое внешнее положение,
оно охладило бы охоту к более высокой степени
умственного образования и формирования мастерства, чем та,
которая лучше всего пригодна для прочной основы и
роста настоящего блага их семьи и их сословия. Точно
таким же великолепным образом элементарное
образование будет прокладывать людям, я бы сказал, самим
богом отмеченным, путь, позволяющий им в кругу
своего сословия и в рамках своих обстоятельств
использовать свои выдающиеся способности для собственного
430

удовлетворения и для блага своего ближайшего
окружения.
В-елико несчастье, что в наше время бесчисленное
множество людей увлекается за пределы благотвор-ного
удовлетворения подлинных и серьезных потребностей
своего сословия, что дурные, но сильные соблазны,
можно сказать, за волосы тянут их за эти границы.
Несомненно, это великое несчастье наших дней зависит и
вытекает из того, что образовательные и воспитательные
средства все больше удаляются от хода природы в раз
витии наших сил, от простоты образования и воспитания
человека. Настолько же верно, однако, и то, что можно
основательно подорвать(корни этого великого несчастья
и постепенно «совсем его уничтожить, приблизившись к
развивающим все способности .воспитательным
принципам и средствам, исследованию, обоснованию и
'применению которых посвящена идея элементарного
образования.
Величайшие результаты элементарного образова-ния
должны быть у ребенка подготовлены с самой колыбели
во всех направлениях, требуемых воспитанием.
Природа всех их, однако, такова, что эти подготовительные
средства одинаково .применимы и в беднейших хижинах
крестьян, и во дворцах вельмож. В любом месте, где их
правильно понимают и заботливо используют, они в
силу своей сущности одинаково глубоко и во многих
отношениях 'благотворно влияют на в;се дело воспитания и
обучения, на создание прочной основы всех его успехов
и на правильное 'понимание его будущих результатов.
Если рассмотреть элементарные упражнения,
которые все, начиная с -самых первых, должны быть
разработаны, исходя из формирования способности к
наблюдению и из величайшего упрощения их средств, то мы
увидим, что все они могут быть упрощены, что все их
можно и должно соединить с привлекательностью,
соответствующей детскому возрасту. Это позволит начать
уже с .колыбели их применение, способствующее
действительно природосообразному образованию. Так как
они требуют целого ряда образовательных средств,
привлекательность которых для ребенка последовательно и
живо развивает, расширяет и укрепляет у него во всех
направлениях способность к наблюдению, то
элементарные упражнения по своей природе приводят к постоянно
431

расширяющемуся у детей живому и ясному познанию
всех окружающих их предметов, чем закладывается
первый камень в прочное основание для развития
человеческой способности к мышлению.
Если мы теперь таким же образом рассмотрим
элементарное обучение языку, то найдем, что оно само по
себе есть непрерывное .продолжение, укрепление,
.применение и расширение результатов /природосообразного
формирования способности к наблюдению и достигается
природосообразным развитием способности к речи.
Поэтому обучение языку надо сделать столь же простым и
столь же привлекательным для детского возраста, как
это делается (при элементарном формировании
способности к наблюдению. Далее мы находим, что, постоянно
продвигаясь вперед и вместе с развитием способности к
наблюдению, обучение языку способно .все дальше вести
ребенка <ко все большему уточнению его понятий. В
единении с элементарным обучением наблюдению оно мо<-
жет заложить краеугольный камень природосообразного
развития мыслительных способностей человека и,
следовательно, служить промежуточной ступенью между
развитием человеческой способности к наблюдению и
развитием мыслительных способностей.
(Пойдем дальше и рассмотрим элементарное обучение
числу и обучение форме, являющиеся особыми
средствами искусства, предназначенными для формирования
способности к мышлению. Мы увидим, что эти особые
средства вытекают из самой сущности числа и формы.
Поэтому все благотворные следствия их применения
возможны лишь при условии их согласования с этими
основами. Мы видим далее, что уже исходные начала
изучения числа и формы, как и природосообразные
средства формирования способностей к наблюдению и речи,
должны также обладать привлекательностью для
человека в детском возрасте. Благодаря этому в сочетании
с результатами природосообразно развитых
способностей к наблюдению и речи обучение числу и форме в
состоянии поднять воспитанников до научного взгляда на
эти предметы и вообще до такого уровня логически
развитой способности к мышлению, который без
образовательных средств, (предоставляемых нам
природосообразным обучением числу и форме, был бы недосягаем.
Если я рассмотрю все средства искусства, ведущие
432

к этой высокой цели формирования наших
интеллектуальных сил начиная »с их первых, исходных шагов, то
увижу, что установленная нормальная форма общего
обучения языку всесторонне осветила бы этот вол рос.
Подобно всякому действительно элементарному
обучению незнакомому языку, эта форма всеми
промежуточными ступенями своего последовательно формирующего
воздействия затрагивает '«все отрасли человеческих
знаний. С помощью «вытекающих из нее и обязательно
присущих ей упражнений она приводит к такой ясности
понятий о предметах, обозначаемых изучаемыми
словами, что 'конечный пункт достигнутого 'благодаря ей
познания обыкновенных житейских предметов
непосредственно смъькается с исходным пунктом, с которого
начинается научный взгляд на них.
Это одинаково верно в отношении всех отраслей
науки и по своей сути одинаково 'применимо при всех
обстоятельствах и положениях, в 'которых находится
человек. Ни один ребенок на свете не живет вне известного
круга .познаваемых чувственным восприятием (предметов,
представление о которых созрело в нем. Поэтому
каждый ребенок, у которого формирование способности к
речи происходит элементарно, то есть в той мере, в
какой развивалась его способность к наблюдению,
находится на таком уровне, когда его познания, полученные
путем чувственного -восприятия, граничат со взглядами,
исходя из .которых его надо природосообразно довести
до способности к восприятию 'научных взглядов на эти
же предметы.
Если взять в виде примера естественную историю,
то каждому ребенку, даже если он живет в самых
стесненных условиях, знакомы во всяком случае не меньше
шести млекопитающих, столько же рыб, -птиц,
насекомых, амфибий и червей. И если он ло элементарному
методу с колыбели научился внимательно наблюдать
этих немногих животных, верно распознавать их со
всеми их существенными частями и меняющимися
признаками и с точностью о них высказываться — а при
истинно элементарном руководстве изучением языка этого
можно и должно достигнуть даже в самых нищих
хижинах, — то уже в самом ребенке будет заложено
начало прочного и природосообразного усвоения научного
взгляда на млекопитающих, орнитологию, ихтиологию
28 И. Г. Песталоцци, т. 3 433

и т. д. И если положение, обстоятельства и условия
дадут ребенку 'повод или даже вынудят его изучать эти
науки, то он окажется отлично к этому 'подготовлен
своим предыдущим воспитанием.
Далее, так же верно и другое. Если природосообраз-
но руководить искусством наблюдения ребенка начиная
с колыбели, а также и непосредственно вытекающим из
наблюдения элементарным -обучением числу и форме, то
ребенок будет в полной мере подготовлен к
дальнейшему научному их восприятию. Он будет
подготовлен к этому благодаря арифметике, рисованию и
измерению, хорошо освоенным им на основе
элементарного метода.
Так обстоит дело со всеми отраслями науки.
Природные способности человека, природосообразно
развитые элементарно поставленным обучением наблюдению,
язьгку, числу и форме, одинаково сказываются во всех
отраслях человеческих знаний. Будь то чистая наука,
математика, будь то профессиональные знания или
умения, 'какой бы характер ни носили эти знания,
элементарные средства образования, развивающие
человеческие способности, оказывают на них одинаковое
действие. Я с полным убеждением говорю: средства
элементарного образования либо пригодны для всего
этого, либо ни для чего н.е 'пригодны. Их ценность, их
великая ценность лежит отчасти в нас самих, отчасти в
окружающей нас среде, воспитательного -воздействия
которой не бывает полностью лишен никто.
Любой ребенок, научившийся с элементарной
точностью наблюдать, например, ежедневно доступную
взорам человека !воду в состоянии жжоя и в движении, ее
преобразование в росу, дождь, туман, пар, иней, град
•и т. д.; научившийся наблюдать действие воды и ее
влияние 'во всех указанных состояниях на другие »природные
тела; научившийся с точностью высказываться об
этом, — он уже овладел исходными началами
природоведения, как их рассматривает искусство обучения в
отношении этих 'предметов. В свою очередь любой ребенок,
научившийся элементарно наблюдать, как соль и сахар
на кухне растворяются .и как они восстанавливаются из
жидкого состояния в твердое, кристаллизуются и т. д.;
научившийся наблюдать, как бродит, -как отстаивается
в (подвале вино, .как оно превращается в уксус; как пре-
434

образуется алебастр в типе, а мрамор в известь и
кремний ,в стекло и т. д.; научившийся «с точностью об этом
высказываться,— он уже владеет исходными началами
полученного наблюдением познания наук, более
подробного изучения которых требуют эти 'предметы. В такой
же мере ребенок, научившийся с элементарной
точностью наблюдать несколько 'крестьянских домов со
всеми их отдельными частями и находить для них точные
выражения, овладел исходными началами главнейших
частей строительного искусства. И если ребенок
обладает отличными задатками для этого, то благодаря одному
только полученному через наблюдение знанию
крестьянского дома, подкрепленному одним лишь элементарным
изучением числа и формы, его можно просто и
природосообразно подготовить к самостоятельному развитию в
себе всех начальных основ познания строительного
искусства и его разнообразных отраслей, а в зависимости
от обстоятельств и условий проявить также эти познания
в реальных творениях строительного искусства.
Нельзя, конечно, даже представить себе, в какой
мере может помочь 'познанию научных предметов хорошо
поставленное с младенческих лет развитие способности
к наблюдению, если это познание основано на
психологически упорядоченных упражнениях ребенка в
наблюдении и он природосообразно и основательно
подготовлен к логическому мышлению. Там, где хорошо развиты
способности, умение дается легко, а где умение легко
дается, там оно само далеко ведет. Ребенок, хорошо
подготовленный в отношении наблюдения числа и
формы, уже наполовину прошел путь к развитию
логического мышления путем упражнений в счете и измерении
еще до того, как с ним можно начать эти построенные
на природосообразной основе упражнения, рассчитанные
на развитие логического мышления. Упомянутые
упражнения, если их проводить природосообразно, заранее
предполагают уже в значительной мере зрелую
способность к наблюдению, развитую хорошим ее
упражнением.
Такое дальнейшее развитие умственных способностей
человека с помощью средств элементарного образования
не имеет, однако, ничего общего ни с претенциозными
успехами нашего современного, беспорядочного и
поверхностного многознайства, ни со всеми бредовыми
28* 435

мнимообразовательными средствами распространенной
и -вредной литературы для народа, ни с рутинными
упражнениями, вводящими людей -в заблуждение. Прочно
увязанные с великим принципом «жизнь формирует»,
исходя всегда в своем развитии из .природосообра-зного
хода семейной жизни, средства элементарного
образования по самому существу своему ни в ,коем случае не
ведут ,на порочные пути современных заблуждений, на
которые поверхностные средства современной «народной
культуры завлекают миллионы людей нашего поколения
на их же погибель. Средства истинного элементарного
образования во всех случаях их применения — всегда
дух и жизнь, как они всегда дух и жизнь в своем
первоначальном возникновении и развитии. Это настолько
верно, что даже при самом -ошибочном ходе рутинного
усвоения (наук, не основанных на реальном чувственном
восприятии и таких по своей .природе, что маленькие
дети совершенно не в состоянии понять их формирующую
ум сущность, все же по справедливости можно сказать,
что принципы элементарного образования способны
привлечь внимани-е человеческого bon sens к методу,
которым природосообразно можно изучать и такие наукл, и
указать ему на средства, ведущие -к этому.
Чтобы доказать справедливость этого «взгляда, я под
таким утлом зрения рассмотрю географию и историю.
Я, естественно, очень далек от того, чтобы считать
любой из этих предметов в том его объем-е, который
поистине способствует образованию и действительно имеет
научное значение, подходящим занятием для народа или
для обучения детей. Но если уж хотят заставить
ребенка изучать один из этих предметов — все равно,
правильно это- или неправильно, — то принципы
элементарного образования в обучении географии простым приро-
досообраэным путем приведут к наиболее легким
средствам усвоения »названий гор, рек, городов и местностей
разных стран. Точно так же они облегчат усвоение с
помощью органов чувств местоположения городов, рек и
т. д., изображенных на искусственных наглядных
пособиях соответственно тому, -как oihh действительно
расположены относительно друг друга, в порядке
последовательности.
Такие двусторонние упражнения как нельзя более
подходят для детского возраста. Память и способность
436

к наблюдению у ребенка в пол'ном расцвете юных сил
открыты и чрезвычайно восприимчивы ко всему, что
воздействует на внешние чувства. Поэтому ребенка,
который должен изучать географию, я »научил бы не только
естественному (применению наглядных пособий,
помогающих элементарному усвоению географических
(положений и условий, »видных ребенку повсюду в окружающей
его местности: Я научил бы его также, едва он начнет
говорить и учиться читать, при помощи мнемони-ческих
средств твердо запомнить названия городов и
местностей какой-либо определенной области, например
бассейна реки, в той последовательности, в какой они
располагаются и соседствуют как в действительности, так
и на географической карте. Я научил бы ребенка также
бегло произносить эти названия в 'порядке их реальной
последовательности и соседства. В первоначальном
.курсе этих мнемонических упражнений я разделил бы
речные бассейны—сначала более крупные, а затем и менее
крупные — «а области верхнего, среднего и нижнего
течения. Дальше я по всему течению реки от верховьев
до устья наметил, бы на известном расстоянии друг от
друга города, имеющие то или иное значение, в качестве
центров для менее значительных местностей,
расположенных на определенном расстоянии вокруг таких
центров. Усваивая во втором курсе упражнений название
какой-либо новой местности, дети должны заучивать
только одно: она расположена на таком-то и таком-то
расстоянии от такого-то города; новое название должно
навсегда остаться в памяти ребенка мнемонически
связанным с названием и »положением этого 'центра. А так
ка!к по -первому 'курсу детям уже определенно,
обстоятельно з.накомо и неизгладимо запомнилось положение
первого города и «все, что его окружает, то дети через
та:кую связь так же определенно узнают и твердо
запоминают и новую -местность.
Я уверен, что таким путем дети сделали 'бы
»невероятно быстрые уапехи в наглядном -познании
географического расположения стран и местностей, а номенклатура
данной науки запечатлелась бы в их памяти почти
неизгладимо. Между тем я очень хорошо знаю, что эти
упражнения ни-как нельзя считать настоящими
предварительными упражнениями к тому, что составляет
сущность научной географии.
437

Но .когда учат ребенка говорить, то это ведь
действительно очень -полезное -подготовительное упражнение
для позднейшего познавания предметов, название
которых ребенок учится произносить. Оно является таким,
если названия заблаговременно твердо усвоены
ребенком на слух и ой с легкостью может их произносить
задолго до того, ка.к узнал и вообще в состоянии узнать
все значение предметов, обозначаемых этими словами.
Точно так же подобное знание названий целого ряда
местностей <в той последовательности, в которой они
соседствуют и следуют друг за другом на географической
карте, — хорошее предварительное упражнение для
позднейших занятий географией. Более глубокое ее
изучение в настоящее время — это horsi d'oeuvre * для
возраста, положения и образования ребенка. Я считаю
эти упражнения в номенклатуре не чем иным, как
некоторого рода 'подноской песка и '.подвозом материалов
для строительства здания, под фундамент которого еще
не вырыт и котлован. Но разве до сих пор «при
рутинном ходе обучения маленьких детей географии, которую
называют наукой и на этой ступени обучения, делали
что-нибудь другое или сделали больше? При том, что я
предлагаю, сознательно ведь не делают ничего иного,
не .желают делать ничего иного и ничего больше.
Однако благодаря чисто мнемоническому облегчению
заучивания 'географической номенклатуры и наглядным
упражнениям для ознакомления с положением местности
на (карте очень многое выигрывается для позднейшего
усвоения настоящих средств обучения этой науке, имея
в виду требования о более многосторонних занятиях
географией. Наряду с этим такой способ изучения
географии в этом возрасте реально укрепляет и развивает
детскую (память на имена и местности.
Это в равной мере верно и в отношении попыток
обучения детей истории. Чтобы словесным усвоением
исторических знаний заранее не загубить в детях младшего
возраста понимание хода, существа и внутреннего духа
самой исторической науки, чтобы не загубить в детях
способности к ее изучению, ни в коем случае не следует
пытаться учить детей даже самым первым началам
научного взгляда на историю как таковую. Совершенно
бессмысленно желать познакомить людей, еще не
знакомых с современным миром, живое восприятие которо-
438

го доступно органам чувств, с духом минувших времен,
скрытым от наших чувств и наблюдений столетиями или
даже тысячелетиями. Поэтому, обучая детей такого
возраста истории, нельзя заходить дальше хорошего
мнемонического усвоения ими обширной номенклатуры
исторических имен и распространенных сведений о
местности, знание которой требуется при изучении
истории *. Такое изучение скелета истории и географии я
рассматриваю как своего рода мнемонически
облегченные языковые упражнения — не более.
Между тем то, что я до сих лор говорил о языковых
упражнениях, наказывает, насколько велико и важно
их влияние на все, что требуется для развития наших
способностей, на все, что создает прочную основу для
наших познаний, для нашего знания и умения.
Я затрону этот вопрос еще и с другой точки зрения.
Изучение в соответствии с принципами
элементарного образования каждого древнего или нового язьгка
следует рассматривать как природосообразное, а если
твердо держаться таких взглядов и правильно их
применять, то очень важное по своим 'последствиям
повторное осознание всех учебных предметов *, -познать
которые человек смог, когда изучал родную речь,
накапливая опыт путем наблюдения. Но 'человеку знакомо
бесконечно многое, что еще не вполне ясно осознано им.
Поэтому психологически верно направленное и хорошо
выполненное повторение »наших знаний при изучении
нового для нас языка оживляет, обновляет и уточняет
множество понятий, которые мы на своем родном языке
только смутно представляем себе, так как обычно редко
имеем возможность вспомнить о них и живо себе
представить. Бот почему повторение, для 'Которого
представляется случай при психологически и мнемонически верно
направленном и хорошо осуществленном изучении
незнакомого языка, чрезвычайно важно для расширения
познаний детей и подведения под эти познания прочного
основания. Нормальные упражнения, в которых мы при
изучении латинского языка исходим из немецкого,
доказывают важность этой точки зрения на двух этапах
обучения. Вокабулярий *, с прочтения которого мы
начинаем здесь наши упражнения, восстанавливает в
памяти у ребенка чувственное впечатление от предметов,
название .которых он заучивает. Сила же воображения
439

оживляет для него впечатления от всех предметов,
которые ребенок заново осоанает, повторяя сло-ва.
Постепенно и природосообразно они В'новь оживают в памяти
и воображении ребенка благодаря упражнениям,
непосредственно примыкающим к вокабулярию и
расширяющим знакомство ребенка со свойствами и действиями
этих .предметов 'прибавлением прилагательных и
глаголов. Фразеологические упражнения усиливают такое
воздействие настолько, что .к концу упражнений
воспитанник достигает такого ясного «понимания этих
предметов, «какого он ,не так-то легко и, несомненно, лишь в
очень редких случаях смог бы достичь,
предоставленный самому себе или с помощью рутинного и школьно-
рутинного изучения родного языка. Эту ясность мысли и
должно рассматривать как начальный этап на 'пути
ребенка к научному взгляду на те же предметы. Она,
следовательно, имеет существенное значение для высшей
культуры человечества. Однако этот взгляд может быть
в достаточной «мере освещен, если только пособие, о
котором я -говорю, будет опубликовано.
Я кончаю с этим вопросом и от ограниченного и
одностороннего рассмотрения элементарных, но
изолированно взятых средств формирования способностей к
наблюдению, речи, мышлению и овладению мастерством
перехожу к общему их рассмотрению, охватывающему
всю внутреннюю сущность идеи элементарного
образования. Я должен это сделать. Неопровержимо доказано,
что хорошо осуществленные в элементарном смысле
средства развития и 'формирования всех духовных и
физических сил человека благодаря своей /простоте во всех
случаях способствуют образованию, -побуждают
ребенка, помогают ему достичь весьма удовлетворительных
и очень заметных успехов в развитии своих
способностей к наблюдению, речи, мышлению и овладению
мастерством— (каждой из них по отдельности. Однако это
еще отнюдь не означает, что отдельные успехи каждой
из этих способностей природосообразно -и в достаточной
мере содействуют самой человеческой природе,
помогают ей в существеннейших потребностях человечности
вообще.
Это не означает, что совокупная сила человеческой
природы, поскольку она должна составлять прочное
основание'человечности, сама получает действительно при-
440

родосообразное и удовлетворительное основание в
результате действия этих образовательных средств.
Истинная 'природосообразная совокупная сила
человеческой природы рождается, как мы знаем, главным
образом из стремления к равновесию между всеми
человеческими силами. Отдельно же взятое развитие
духовных ,и физических сил само по себе к этому отнюдь не
стремится. Само но себе оно отнюдь не ведет природо-
сообразным путем к »подлинному, упорному стремлению
к такому равновесию. Напротив, при своей
изолированности и вследствие нее оно в силу многих соблазнов
вызывает неудержимое стремление к чувственному
превосходству каждой отдельной человеческой способности
над другими. Следовательно, оно закладывает
основание для противоречия между одной из этих сил и
другими, для борьбы между ними, подрывающей силы и
нарушающей их развитие. Этим оно, несомненно, я
превращается в определенный первоисточник войны всех
против всех.
Такой iB-зпляд со всей ясностью доказывает: на
вопрос, что в воспитании и обучении природосообразно,
правильно ответить можно лишь тогда, а понятие при-
родосообразности правильно оценить можно тоже лишь
тогда, когда -предварительно будет выяснен вопрос, что
такое сама человеческая природа. Она заключается в
сущности самой человечности и, как я уже говорил в
начале этого труда, вытекает из духа и жизни
внутренних, божественных сил, которыми люди отличаются от
всех прочих существ на земле.
Дух и жизнь есть и у животных, но это ,не
человеческий, а животный дух, не человеческая, а .животная
жизнь. И в простоте моей ограниченности в этом
вопросе, мне самому хорошо известной, я без претензий и
совершенно спокойно скажу: я думаю, что 'исходные
начала человечности лежат в духовных силах нашей
плоти и крови, которая роднит нас с животными, в
окончаниях тончайших волокон человеческих нервов,
затерявшихся в невидимом, — следовательно, в конечных
элементах самой нашей плоти и крови, которая до
известной степени и у животных доказала духовность
своих оснований и проявлений. Но в тончайших
волокнах нашей ллоти и .крови и в глубочайшем организме
нашей животной природы лежат и исходные начала для
441

перехода инстинктивных чувств любви и веры в богом
данную внутреннюю сущность человеческой любви и
человеческой веры... Результаты инстинктивной любви и
веры — результаты всех человеческих знаний,
проистекающих только из чувственных восприятий. Поскольку
они имеют под собой лишь животную основу,
следовательно, постольку совершенно лишены внутренней
сущности человечности. И в этом пункте дух человека нл в
отношении его способности мыслить, ни в отношении
его способности верить и любить не проявляет себя в
качестве действительно человеческого духа. И в том и
в другом отношении он представляет собой только силу,
которой мы обладаем, как и длкие .животные. Что
касается органов чувств, посредством которых животные,
подобно нам, способны по-своему познавать мир, то в
этом отношении для указанной силы у них имеются
значительно лучшие основы, чем у нас. У собаки
значительно лучший нюх, а у орла значительно лучшее
зрение, чем у человека, и что верно в отношении этих основ
умственных способностей животных, одинаково верно и
в отношении разнообразных возможностей применения
их животными. Для нас они часто стоят на грани
чудесного и во всем своем объеме -представляются нам
недосягаемыми для высочайшей степени человеческого
умения. Но все умение животных не есть умение
человеческое, оно лишь результат инстинктивно »побужденной
животной способности. Природу ее не в состоянии
исследовать даже самый сильный человеческий ум, но ее
отличие от человеческой способности к мастерству и
лежащей в ее основе человеческой способности мышления
совершенно ясно даже самому неразвитому человеку.
Поразительно это различие между человеческой
способностью к мастерству и умением животного, ;как и
вообще между духовным бытием человека и животных,
велико превосходство самого низкого в человеческой
природе над самым высоким в животной... Все
результаты животного мышления и умения, даже самые
высокие, отнюдь не доказывают наличия человеческой
способности мышления. Мышление людей как человеческое
мышление, даже в малейшем его истинном продукте, не
проистекает из какой бы то ни было силы, связанной с
тончайшими волокнами нашей плоти и .крови. Наше
мышление, поскольку оно истинно человеческое, происте-
442

кает из божественной силы, благодаря которой наш дух
властвует над нашей плотью, и лишь поэтому оно есть
и становится истинно человеческим, полностью
противоречащим всякому животному мышлению. Всякое
животное мышление находится в таком же противоречии со
всяким человеческим, как мрак со светом; в своем
развитии и в своих результатах оно всегда ведет к
бесчеловечности.
Чтобы не оставить в неопределенности и неясности
слово «1При,родосообразность» в том значении, в каком
его следует понимать в отношении элементарного
образования, нам надо твердо придерживаться той точки
зрения, что элементарное умственное образование и
формирование мастерства человека во всех своих
последствиях способно вызвать к .жизни совокупную силу
человеческой природы, объединяющую все
благотворные силы нашей природы. Исследуя сущность этой
совокупной силы, мы видим, что она развивается в людях
в удовлетворительной мере лишь постольку, поскольку
она действительно и существенно исходит из гармонии
наших сил. Благодаря их равновесию она имеет
возможность решающим образом воздействовать на нас в том,
что мы делаем и что упускаем, влиять на главные силы
человеческой природы, лежащие в основе наших чувств,
мыслей и поступков.
Там, где одна из этих трех сил в нас слаба,
парализована, неразвита или, более того, развита неправильно,
там для совокупной силы человеческой 'природы
отсутствует основание. Без него две другие силы не в
состоянии лолучить для своего благотворного влияния
простор, полностью удовлетворяющий требованиям
человеческой природы. Так бывает с человеком, односторонне
оживленным в нравственном отношении, но не
умеющим мыслить, духовно ^неразвитым, не получившим
должного образования для исполнения своих семейных
и гражданских профессиональных обязанностей,
неловким, нерадивым и бессильным. Так же бывает 'и с
человеком, у которого великолепная голова, но у которого
недостает основ для формирования нравственной силы,
нет истинной любви и истинной веры. Благотворная
совокупная сила человеческой природы так же возможна
и мыслима у человека средних и даже слабых
способностей, как она бывает трудно достижима и даже не-
443

достижима у человека с изолированными от других,
несоразмерно большими, даже гигантскими отдельными
способностями.
При этом, однако, (важно отметить, что совершенное
в подлинном смысле этого слова равновесие
человеческих сил немыслимо. Человек, знания и умения которого
всегда отрывочны, не способен к совершенно
законченному формированию какой бы то ни было из своих сил,
следовательно, никогда не способен к совершенному
равновесию этих сил между собой, или, что одно и то
же, к совокупной силе человеческой природы, которая
во всем имела бы под собой одинаково .прочное
совершенное основание. Все, что говорилось о равновесии
человеческих сил и о вытекающей из него «гармонии,
следует относить только к такому их состоянию,
которое приближается к гармонии и к равновесию или, во
всяком случае, старается в большей или меньшей
степени приблизиться к «им.
Невозможность полного равновесия в человеческой
природе предопределена заранее существующей в
действительности дисгармонией сил и задатков отдельных
людей. Каждый отдельный человек от рождения
обладает силам'и, не равными силам множества других
людей. Один рождается с преобладающими задатками
сердца, у другого преобладают задатки ума, а у
третьего — руки...
Между тем, как я уже говорил, состояние наших сил,
приближающееся к равновесию, одинаково мыслимо и
при малых и ори больших силах. Равновесие при весе в
три фунта то же, что и равновесие при весе в три
центнера. Я часто видел в жизни у индивидуумов с очень
посредственными задатками благотворную совокупную
силу, насколько она вообще досягаема для
человечества, в спокойном, действительно удовлетворительном
состоянии равновесия. Напротив, блистательное
-проявление отдельных сил очень часто становится для людей
непреодолимым препятствием для формирования
благотворной совокупной силы и недостающего им
равновесия. В свою очередь, верно и то, что формирование этой
совокупной силы так же достижимо -при величайшем
недостатке внешних средств, как и при их избытке.
Почти полвека тому назад я в образе своей Гертруды
попытался представить пример максимума такого равно-
444

весия и вытекающей из него совокупной силы при
минимуме 'внешних сил и средств, и мне кажется, что это со
многих сторон освещает эту точку зрения.
Та истина, что степень равновесия, на которую
способно человечество, 1в одинаковой мере достижима при
любых обстоятельствах и условиях, в которых находятся
люди, связана с той точкой зрения, что ее можно
достичь лишь при »подлинном наличии любви и веры. При
этом, однако, ни в коем случае нельзя забывать, что
истинная вера и истинная любовь немыслимы без общей
любв'и к истине, то есть без любви -ко всей и каждой
истине, и что средства развития человека к истинной
любви и истинной вере теснейшим образом связаны со
средствами развития человека к познанию всей истины
и к любви ко всей истине. Без благотворной силы
любви и веры немыслима гармония наших сил, немыслим
внутренний мир ни с самим собой, ни с людьми. Точно
так же без основательной заботы о развитии рода
человеческого к познанию истины, то есть без серьезной
заботы об основательном развитии его
интеллектуальных сил ка(к в нравственном и религиозном, так и в
семейном и гражданском отношении, немыслимо истинное
равновесие человеческих сил и даже истинное
приближение к такому равновесию. Следовательно, немыслима
истинная совокупная сила человеческой природы,
несущая с собой счастье и удовлетворение. Эта сила не
проистекает из одностороннего формирования одной
какой-нибудь человеческой силы; если подходить с
человеческой точки зрения, то она проистекает из
одинаково заботливого развития всех сил. Как неоспоримо,
что она не проистекает из бездушия и неверия, так же
верно, что она не возникает из необдуманности,
глупости, слабоумия л умственной пустоты.
Я, правда, полностью признаю, что бездушие и
неверие, эти злосчастные порождения неестественно
оживившегося в наши дни чувственного эгоизма, сами
породили ужасное несчастье наших дней. Но я признаю
при этом также, что это бездушие и неверие в
значительной степени ослабили и почти довели до гибели
главные основы истинных, благотворных мыслительных
способностей и профессиональных умений в нашей
среде. Они сделали то же самое и в отношении
существенных оснований этой среды, заложенных в чистой семей-
445

ной жизни и присущих ей 'чистых чувствах — отцовском,
материнском и чувстве любви ребенка к родителям...
Мы никоим образом не должны упускать из виду
взаимосвязь между потребностью в человеческой
заботе о формировании наших умственных способностей и
способностей к мастерству и потребностью -в священной
заботе о формировании веры и любви. И мы не можем
утаить от себя, что все, что постоянно подрывает и
разрушает в нашей среде силу отцовского, материнского,
братского и сестринского чувства в семейной жизни,
действует разрушительно и на основы истинной веры и
истинной любви, как оно в высшей степени
разрушительно действует на истинные основы мыслительных
способностей и профессиональное мастерство, на благополучие-
семейных и гражданских отношений людей.
Помощь против зла, от которого в настоящее время
страдает доброе сердце людей во всех сословиях, могут
оказать только меры, .которые, »противодействуя всем
причинам и источникам возникновения бессердечности,
недоверия и неверия, в высшей степени способны забот
ливо оживить, я сказал бы, в известном смысле
воскресить отцовскую силу, материнскую преданность и
чувство любви детей к родителям и в воспитании, и .в
жизни — общественной и частной. Ведь в настоящее время
эти чувства, можно сказать, лежат в открытой нашим
взорам могиле, мы же настоятельно в них .-нуждаемся.
И (наши современники, конечно, были бы неправы, теша
себя в этом отношении .пустой иллюзией, будто бы то,
в чем мы уже в настоящее время настоятельно
нуждаемся, уладится само собой, без нашего содействия. Без
нашего содействия ни задатки любви и веры, ни задатки
мыслительных способностей и овладения мастерством
не сложатся в отдельных индивидуумах, а тем более
в массах наших сословий и классов. Приучить себя
физически и духовно ко всему, чего требуют от каждого .из
нас любовь, мудрость /и вера в зависимости от нашего
положения и наших обстоятельств, — для этого
безусловно требуется человеческая забота об усвоении
человеком всех практических умений и всей умелости,
которые семейна-я и гражданская жизнь вменяет нам з
обязанность.
Рассмотрю еще раз идею элементарного образования
с точки зрения того, как развиваются ее средства фор-
446

мирования совокупной силы человеческой природы и
проистекающей из нее гармонии человеческих сил.
Внутренним средством развития этой .силы нашей природы
служит любовь. Внешние средства ее развития
заключаются (во всей шолноте человеческой деятельности. Они
заключаются в том, насколько эта деятельность
позволяет нам, опираясь на аилы нашего ума и способности
к мастерству, внешне выразить то, к чему любовь
побуждает совокупную силу природы человека, когда
формирует ее, ради чего она -приводит в движение ©се наши
силы. И здесь способность к речи является
объединяющей промежуточной ступенью между нашей
способностью к наблюдению и способностью к мышлению, так
как она .позволяет ребенку сопоставлять, различать и
сравнивать впечатления от чувственного восприятия
предметов, когда они являются ему в своей истинности,
ограниченности и распространенности во всех
направлениях — в отношении воздействия на ум, сердце и
руку, то есть позволяет ему обработать их в уме, думать
и судить о них. Ясно, что в этом смысле способность к
речи становится также внешне посредствующим звеном
сил, объединяющим в этом отношении отдельные
основы и основные части совокупной силы и совокупной
деятельности человеческой природы, а объединив их, в
результате обращается -ко всей человечности в целом.
Без нее, без этого великого результата всего
достигнутого человечеством в образовании, без этой развитой
совокупной силы человеческой природы, недостижима
цель всякого воспитания, развитие самой человечности.
Без нее никакая наука, никакое занятие, никакой род
деятельности не возвысится до человечности.
Внутреннее средство пробуждения все в нас
оживляющей совокупной силы, требующей деятельности всех
объединяемых ею отдельных сил и выражающейся в
божественной основе 'человечности, в люови, для
оживления своего существа само по себе не нуждается ел в
какой помощи искусства... Напротив, внешнее
формирование этой силы требует помощи человеческого
искусства в такой же мере, в какой природосообразное
внутреннее развитие сил человечности в самом человеке
обретает божественную помощь. И идея элементарного
образования во всех своих психологических
устремлениях вообще должна искать самые существенные сред-
447

ства для природоеообразного развития основ
формирования наших сил и задатков именно в природосообраз-
ном внешнем формировании этой совокупной силы.
Именно таким путем только и возможно успешно
противодействовать помехам, лежащим на пути этих
устремлений. Эти помехи в целом вызваны перевесом
эгоистических, чувственных требований нашей животной
природы над требованиями нравственных и умственных
основ нашей человечности. Пагубные извращения
человечества во всех своих формах и видах несомненно
порождены и вызваны у нас тем, что мы гораздо больше
обращаем внимания на не имеющие существенного
значения для нашей природы, а вызванные
современными настроениями и обстоятельствами 'коллективные
потребности, проистекающие из наших обстоятельств,
чем на индивидуальные. Индивидуальные же
'потребности человека вытекают из самой сущности человечности,
а следовательно, это потребности всего человечества и
самой человеческой природы. Вот это и ставит
наибольшие 'препятствия ходу природы в развитии и
формировании наших сил и не может не ставить их. Поскольку
оно так действует, оно и наносит очень чувствительный
удар важнейшим достижениям идеи элементарного
образования и всех ее образовательных средств.
Очевидно, что реальные потребности
индивидуального существования человека как требования самой
человеческой природы должны в целом, то есть в
нравственном, умственном и физическом отношениях,
предшествовать требованиям, предъявляемым коллективной
формой существования человечества, и подчинять их
себе*. Если они этого не делают, если они сами
подчиняются несправедливым и произвольным притязаниям
пагубных извращений <и их источнику — чувственным
эгоистическим требованиям, вызываемым коллективной
формой 'нашего существования, то они повсеместно и
глубоко величайшим образом препятствуют ходу
природы в развитии и формировании наших сил /к
человечности. Животный эгоизм этих претензий оказывает
одинаковое действие при всех условиях, касается ли это
крестьянского или бюргерского, дворянского или даже
монашеского сословия. Он в высшей степени
препятствует подлинному развитию наших сил, мешает им
подняться до человечности. А то, что постоянно и неизбеж-
448

йо препятствует развитию и формированию человечно*
сти, -способно помочь чувственным и животным
соблазнам оживить все нечеловечное, служат ему, поощряет
его. Все это .одинаково верно по отношению к любому
сословию.
Отсюда ясно, что, поскольку пагубность
неестественности препятствует, вредит развитию наших аил к
человечности, грозит им гибелью, она неизбежно должна
скрывать от нас истинную сущность идеи
элементарного образования. Этим она нас внутренне ослепляет, а
внешне мы становимся не только неискусными и
неловкими, но даже почти совершенно непригодными и
неспособными, особенно в такое время, когда
испорченность в столь высокой степени, как это имеет место
сейчас, поддерживается и оживляется властью рутины
действительной жизни.
Я должен еще добавить, что всё это мы в
действительности испытали и на самих себе, и на всем своем
окружении, на которое распространялись наши
стремления, и что время подобных испытаний еще далеко не
кончилось для других, кто, будучи столь же незрелым,
как мы, отважился бы на осуществление и введение
этой высокой идеи. Незрелое вмешательство в дело
элементарного образования таит в себе столько поводов
и случаев разбить себе .лоб и обжечь пальцы, что всем
молодым людям, похожим на меня своим добродушием
и слабостью, мне хотелось бы крикнуть, (Как кричат
козлу, стоящему перед грудой пылающих углей: «Не тронь,
жжется!» Чем разносторонней я рассмотрю этот
предмет и чем глубже вникну в ело сущность, тем яснее
станет, какие у меня основания и причины для такого
мнения.
Прослежу дальше за своим предметом, .как я это
делал до сих пор, кое-где отклоняясь от пути то вправо,
то влево, а часто даже сворачивая со столбовой дороги,
но (постоянно твердо имея в виду свою цель. Задержусь
на мгновение на той точке зрения, что стремления
элементарного образования в отношении формирования
наших умственных способностей предполагают
возобновление заботы о подлинном и мощном развитии общих
основ человечности, то есть любви я веры, требуют
такой заботы. Следовательно, они требуют также новой и
живой заботы об укреплении сил семейной жизни и ее
29 И. Г, Песталоцци, т. 3 449

священной юсновы — отцовского и материнского чувства
и чувства любви ребенка к родителям. Отсюда, если
говорить реально и в целом, по существу может
возникнуть совокупная сила человеческой природы.
Она, эта совокупная сила, может родиться только
из истинности внутренней, божественной сущности
человеческой природы, а отнюдь не из изолированной,
отдельной какой-либо ее силы, как бы искусно, как бы
счастливо она ни была оживлена. Точно так же идея
элементарного образования способна воздействовать
«а развитие человечности, основанной во многом на
фундаменте равновесия и гармонии наших сил, не
благодаря отдельно взятым природосообразным средствам
формирования человеческой способности ik мышлению,
отнюдь не благодаря отдельно взятому
усовершенствованному обучению числу и форме. Она главным образом
способна на это только в силу теснейшей своей связи со
священными основами веры и любви. Уже древние греки
поняли необходимость тесной связи любви и веры с при-
родосообразными средствами развития человеческой
способности к мышлению. Их «истина—в любви», .их
поиски истины в любви определенно говорят, что для
познания всего человеческого в истине они не
удовлетворялись исследованием истины, »оживляемым только
силами ума. Ими нельзя удовлетвориться, и в
соответствии с таким убеждением идея элементарного
образования стремится, упрощая свои образовательные средства,
с самой колыбели укреплять (и побуждать чувственно и
инстинктивно оживленные основы любви и веры,
содействовать им. Она вообще стремится объединить свои
природосообразные средства развития любви и веры с
природ ос ообраэными средствами, развивающими и
формирующими стремление *к истине и силу истины в
человеке. Идея элементарного образования признает
внутреннее единство всех человеческих сил, основанное на
единстве самой человеческой природы, поэтому она
глубоко чувствует потребность в объединении средств
развития веры и любви со средствами развития
мыслительных способностей человека и его способности к
мастерству. Исходя из такого убеждения, она строит
разработку средств обоюдного формирования наших
нравственных и интеллектуальных сил на максимально
возможном их взаимном согласии. Убежденность в том,
450

что единство человеческой природы требует средств
развития и формирования всех наших сил и задатков,
вменяет величайшую заботу о тесном единении средств
нравственного и умственного развития человека в
обязанность идее элементарного образования.
Если эту великую идею рассматривать, имея в -виду,
насколько ее средства соответствуют ходу .природы в
развитии человеческих сил и задатков, то можно ясно
увидеть, в какой степени средства, развивающие и
формирующие наши умственные силы, уже с колыбели
согласуются со средствами развития наших нравственных
сил. Иначе быть не может. Не будь такого согласия, ее
средства перестали бы быть элементарными, но это
согласие существует. Жизнь в семье, где
сконцентрированы все образовательные средства элементарной идеи,
в себе самой связывает одно с другим —и материал, и
средства, и всю привлекательность такого объединения.
Жизнь в семье проявляет высочайшую заботу об
объединении этих средств <в ребенке начиная с <младенческо-
го возраста. Но она, без сомнения, стремится и к тому,
чтобы средства формирования любви и веры шли
впереди средств, формирующих способность мышления,
чтобы последние так же основывались на первых, как и
находились -в согласии с ними. Только с истинно
материнской любовью можно дать ребенку все максимально
упрощенные средства элементарного образования,
только при истинно любовном доверии к благотворной силе
этих средств можно их «применять.
Неопровержимо также, что элементарные средства
искусства формирования способностей к наблюдению,
речи, мышлению и мастерству можно применить, вполне
удовлетворяя при этом природу человека и с
плодотворным успехом, толыкю в сочетании со священной заботой
о природосообразном развитии веры и любви. Если бы
создавалась видимость подобного успеха при отсутствии
этих живительных образовательных средств, то такие
результаты были бы только мнимым успехом и не
могли бы удовлетворить человеческую природу. Они
должны неблаготворно и даже противоестественно
воздействовать на все природосообразное воспитание и на
средства элементарного образования.
Самое существенное и самое верное средство
оживления совокупной силы человеческой природы всегда
29* 451

имеет своим 'первоисточником единственно лишь любовь
и веру, а отличительный плод ее
истинности—нерушимая верность. Чем чище, истинней и более зрелой
является любовь 'И В'ера, тем чище, истинней л более
зрелой будет совокупная сила, оживляемая ими, тем
верней и надежней ее высочайший, возвышеннейший
результат— 'верность и все, что с ней связано:
разносторонняя деятельность, напряжение, выдержка,
преданность и самоотверженность. И наоборот: чем менее
чисты, чем более чувственны, чем слабее духовно и
физически развиты «в человеке любовь и 'вера и
исходящая из них энергия, тем менее чиста, тем более
двусмысленна, обманчива, неустойчива, бездейственна и
мнима совокупная сила, из них вытекающая; тем более
неверна, ненадежна и обманчива верность, на них
основанная, как и все результаты деятельности, усилий,
выдержки, преданности и самоотверженности, тесню
связанных с истинной любовью и нераздельно ей
сопутствующих. Поэтому слабость »и чувственность любви
следует считать опасным рассадником неверия и
бессердечности, которые привольно вызревают и
незаметно крепнут на мягком пуху чувственности и удобства
бок о бок с мертвыми зародышами мнимой верности и
мнимой веры. Следовательно, существенная задача идеи
элементарного образования—всей силой своей приро-
досообразности »противодействовать обману и
вырождению чувственной любви и чувственного маловерия,
искоренить их.
В этом отношении природу со всеми ее средствами
следует считать госпожой, искусство же воспитания,
включая также все его средства,— подчиненной природе
и послушной служанкой.
Я несколько многословно высказываюсь о 'понятии
совокупной силы и о стремлении к гармонии и
равновесию человеческих сил; так надо. Недостаток
правильного понимания сущности этой силы есть недостаток
правильного понимания сущности самой идеи
элементарного образования. Она мечта, безделица и средство
совращения народа, если не основана на общем
стремлении человечества .извлечь ее из того единственного,
вечного, .-на чем зиждется природосообразное
формирование человечности, — из любви и веры и всегда им
сопутствующей энергии. А она не основана на нем ни в
452

том случае, когда ее пытаются достичь с помощью
изолированных и предоставленных самим себе средств
умственного образования и формирования способностей
к мастерству, ни тогда, когда она не содействует
природ осообразному развитию умственных сил и
способности к мастерству, когда она препятствует ему.
Такой 'взгляд на мой предмет имеет и другую
сторону.
Ни элементарное развитие способности к
наблюдению, -ни такое же развитие способности к речи или
мышлению, взятое в отдельности, изолированно от других
в своем влиянии, нельзя рассматривать как нечто
содействующее природосообразно истинному и
основательному развитию наш'их интеллектуальных сил. Эти силы
только во всем их объеме следует рассматривать в
качестве силы человеческой природы, или, что одно л то
же, в 'качестве силы, свойственной человечности нашей
природы. Формирование, или, вернее, возвышение,
умственных способностей до человечности требует
предварительного развития самой человечности; без сильно
развитой человечности немыслимо истинное
возвышение умственных способностей к ней. Она проистекает,
по существу, из любви и веры. Если нет любви и веры,
то нет и начала нити, с которой начинается всякое
истинное развитие человечности и по которой развивается
оно до самого конца. Одним словом, вера (И любовь —
альфа и омега природосообразного, а следовательно
элементарного, формирования человечности. Умственное
образование и обучение мастерству — лишь
подчиненные им образовательные средства. Действуя лишь в
таком подчинении, они в состоянии содействовать
гармонии .наших сил и их равновесию. Развивая человечность,
природа идет именно таким путем; искусство же, а
следовательно и средства элементарного образования,
должны следовать по ее стопам.
Если рассматривать эту великую идею как пр'иродо-
сообразное средство развития и формирования
умственных способностей и способности к мастерству, то
становится действительно ясно, насколько важно для нас,
особенно в наш век, обратить внимание на различие
между средствами развития наших сил и средствами
формирования навыков преподавания и обучения,
требующих -применения этих сил. Наш век во всей своей
453

деятельности желает получать плоды еще до того, как
зацвели деревья, и даже от таких деревьев, у которых
он погноил корни. Он жаждет мнимых результатов,
когда еще не только не »заложен фундамент, необходимый
для серьезных результатов, но даже и котлован под
него не вырыт. Очевидно, что развитие человеческих сил
непременно следует рассматривать как главный корень
всех средств, формирующих умение практически
применять наши развитые силы. Из этого корня и должны
появиться их настоящее цветение и истинные плоды.
Теперь ясно, «что, глубоко осознав это различие, можно
напасть на важный след средств, успешно
.противодействующих пагубности наших современных заблуждений,
заключающихся во вредных извращениях исходных
начал воспитания. В этом надо искать исходные начала
таких средств. Эти средства помогут.во всех сословиях
и при любом положении возвысить свойственное
человеческой природе отцовское и 'материнское чувство до
уровня развитой отцовской и материнской силы. Они
помогут поднять силы семьи в воспитании и обучении
детей настолько, что можно будет положить предел
печальным последствиям неестественного,
неэлементарного, мнимоученого влияния школ на все сословия,
противоречащего их положению, обстоятельствам и
(потребностям. Можно будет положить конец вере в этот мираж,
подрывающий благополучие семейной жизни у народа.
Мы не можем утаить от себя, что очень велик гнет
этого поверхностного школьного влияния, отвлекающего
детей всех сословий от пристального внимания ко
всему, что им при их обстоятельствах необходимо и
полезно, мешающего им усвоить это. Разноеторонни и
глубоки последствия этого извращающего влияния на
общественное и частное благосостояние, и они тесно
связаны с прочими «последствиями наших современных
прихотей, настроений и недостатков, порождающими
всякого рода недовольство, неблагополучие и страдания.
Несомненно, что идея элементарного образования
'призвана всем своим существом и всеми своими силами
успешно противодействовать источникам этой
современной испорченности.
Эта высокая идея требует величайшей заботливости
в психологическом обосновании последовательности
всех ее образовательных средств и их гармонии между
454

собой; она обязана -соблюдать их. И в такой же мере
она требует величайшего внимания к тому, чтобы весь
последовательный ход ее образовательных средств
находился в полном соответствии с положением и
обстоятельствами, в которых живут люди разных сословий и
разного положения. Самое основное в мерах,
используемых здесь идеей, также исходит из старания увязать
для в'сех сословий все свои средства с семейной жизнью
и тем самым привести их в соответствие с положением,
обстоятельствами и условиями, присущими каждому из
этих сословий. В результате такой заботливости можно
обеспечить основу для покоя во всех сословиях.
Благодаря такой заботливости ребенок,
принадлежащий к любому сословию, научится любить то, что
в его положении и условиях достойно любви. Он
отлично научится думать о том, что в его положении
и условиях способно возбудить его мыслительные
способности. Он с колыбели научится делать,
желать, надеяться, верить и стремиться к тому, что в
его положении и условиях представляется ему
желательным, необходимым и полезным. В таком внутреннем
согласии со своим положением и своими
обстоятельствами ребенок растет и силы его созревают. Отцовский дом,
отцовское сословие, отцовские права становятся дороги
ему, и ему легко делается нести свое бремя. Он
вырастает под этой ношей. И рамки, в которых он живет, не
тяготят его, они с колыбели ему привычны, и он совсем
не чувствует себя стесненным ими. Если это
крестьянский ребенок, то элементарно образовательные
средства ни в отношении сердца, ни в отношении ума и
мастерства не делают из него мечтателя, который,
оторвавшись от крестьянства, теряет всякое здравое
представление о благотворности этого сословия и перестает
ценить его, из-за чего не способен больше
воспользоваться средствами, повышающими и расширяющими
благотворность его сословия, и должен стать непригодным
для него. На .пути хорошо усвоенного элементарного
образования его разум, его сердце и его мастерство,
независимо от того, на какую высоту каждая из этих сил
может быть поднята, становятся разумом,
благотворным для него в его крестьянском сословии, сердцем,
удовлетворяющим его, мастерством, возвышающим его
в его сословии.
455

То же самое более или менее одинаково верно ,и в
отношении бюргерского сословия и вообще всех
сословий. Однако достигнуть такого внутреннего сюгласия в
каждом сословия тем труднее, чем больше современные
пагубные извращения ослабили и подорвали главные
основы общего домашнего благосостояния и владения
своей .профессией в этом сословии. Безмерная же
дисгармония, которую наши современные нравы и
принципы внесли в основу городского образования,
призванного развить в детях способность к благотворной
домашней умиротворяющей профессии, а также в
значительной мере распространенное в бюргерском сословии
противоречие между, с одной стороны, укоренившимися
и все растущими притязаниями, требованиями,
привычками и потребностями и, с другой стороны, все
уменьшающимися ресурсам-и бюргерского сословия,
составляющими и обеспечивающими фундамент
самостоятельности семьи, —кое-где привели к .новым явлениям. Теперь
большинство -горожан в очень м:ногих более или менее
значительных городах нельзя было бы, ка:к в прежние
времена, подразделить на группы: на богатых, *на
зажиточных, на бюргеров, которые .нуждаются, но -при всей
своей ,нужде сохраняют гражданскую
добропорядочность и стоят выше сброда, и, наконец, на очень
немногочисленный низший класс совершенно беспомощных и
неустроенных обитателей больниц и домов призрения,
недалеко ушедших от сброда.
Теперь все это переменилось, и эта перемена подчас
заходит очень далеко. Люди, лучше меня знакомые с
истинным современным положением в ближайшем
окружении, заверяют, будто есть немало городов, и
притом значительных, которые в этом отношении сильно
опустились. Большинство их жителей, если говорить об
истинном их положении, можно разделить только на
две категории: напыщенный сброд, зависимый,
роскошествующий на сомнительные средства, и нищий сброд,
глубоко втоптанный в грязь, выброшенный из
почтенного, но в сущности столь же нищего круга напыщенного
сброда, брошенный на произвол своего бедственного
состояния, предоставленный себе самому. Яркая и
жестокая картина! Меня самого от нее в дрожь бросает, и
никто сильнее меня не может желать, чтобы ее
.проверили и чтобы она в действительности оказалась менее уд-
456

ручающей, менее внушающей беспокойство, в меньшей
степени проистекающей из несправедливости и к
несправедливости ведущей.
В своем весьма ограниченном знании света, не
выходящем за пределы близкого мне очень тесного круга,
я тоже очень рад был бы думать, что лишь в немногих
городах сложилась такая мрачная, тревожная картина,
что, напротив, даже в самых худших из них среди
бюргерского населения значительно больше жителей, не
относящихся ни к напыщенному, ни к нищему сброду. Но
чтобы сохранить беспристрастность относительно
размеров этого бедствия, где бы оно и в какой степени ни
проявилось; чтобы никто не мог подумать, что я в этом
вопросе двоедушничаю и боюсь со всей откровенностью
высказать, что действительно думаю об этом, — я
должен еще кое-что добавить к сказанному. К
напыщенному городскому сброду, о котором я говорил и заметное
численное .сокращение которого я считаю существенной
•и настоятельной необходимостью нашего времени, я
отношу всякого рода индивидуумов, которые, не имея
собственного состояния, ежегодно расходуют заработанные
или незаработанные средства на не приличествующий им
роскошный образ жизни- Своих детей в обстановке
всевозможных излишеств, претензий, требований,
наглости и насилия они вырастили нищими,
воспитанными в богатстве. Они не оставляют им никакого
наследства хотя бы для скудного самостоятельного
существования.
Среди 'крестьянского и бюргерского сословий, как
и в высших сословиях, главную олору всякой
действительно благотворной государственной мощи следует
искать в средних слоях*. Во всех сословиях они
самостоятельны и благодаря этому становятся источником
силы и благополучия в своей среде. И мне кажется
настоятельно необходимым сделать все для
восстановления благотворного влияния, которым эти устойчивые
в самостоятельности средние слои во всех классах
пользовались во времена наших предков — как среди
состоятельных людей из высших сословий, так и среди
нуждающихся в крестьянском и бюргерском сословиях.
Этим можно было бы возвысить каждого из них до
всестороннего стремления к добропорядочности, честности,
почтительности и личной независимости. Не нужно
457

скрывать от себя, 'что причины современной и
чрезмерной роскоши большей частью следует искать в
отсутствии таких независимых средних слоев во всех
сословиях. Силы «и средства, необходимые для восстановления
этих слоев, чрезвычайно ослаблены в нас самих и в
семейной .жизни во всех сословиях. Они «почти исчезли
в нашей среде 'вследствие тех изменений, которые
произошли в 'нас по шричине современной распущенности
и современных извращений.
Для восстановления средних слоев требуются,
очевидно, различные меры в разных сословиях.
Рассматривая этот вопрос в отношении бюргерского сословия,
я нахожу, что оно безусловно нуждается не в более
солидном развитии и обосновании своих способностей
к наблюдению, речи и мышлению, чем крестьянское
сословие, а в особой форме и особом виде средств,
развивающих эти способности и формирующих умение их
применять. Крестьянин, достаточно образованный для
своего сословия, должен быть так подготовлен, чтобы
ему не приходилось звать столяра всякий раз, когда
понадобится обстругать доску, и приглашать кузнеца и
слесаря с молотком и клещами всякий раз, когда
понадобится вбить в стенку гвоздь. Он должен уметь
обстругать доску собственным рубанком; он должен уметь,
раскалив кривой гвоздь на собственном горне, сам
выпрямить его на небольшой домашней наковальне. А
горожанина, достаточно подготовленного для занятия
какой-либо бюргерской профессией, надо так воспитать,
чтобы он с математической точностью и с эстетическим
чутьем умел разобраться в предметах -мастерства, с
которыми связаны разные бюргерские профессии. Он
должен уметь с развитой изобретательностью
математически правильно обращаться с объектами числа при
алгебраических решениях и с объектами формы при их
сопоставлении, различении и сравнении. Точно так же
городского жителя в процессе воспитания следует
тщательно и в достаточной степени подготовить к солидному
знакомству и умелому обращению со всеми
разнообразными материалами, которые для бюргерского сословия
являются средствами заработка. Притом сделать это
надо не в одной только связи с умственными средствами
формирования его мастерства, но и в связи с
основательным и энергичным практическим применением важ-
458

нейших средств создания произведений своего
мастерства. Глубочайшая сила элементарного образования на
самом деле не подлежит никакому сомнению. Его
основательность в силу своей 'пр'ир'одосообразности
настолько оживляет стремление к развитию, лежащее в основе
сущности всех сил мастерства, что правильно
воспитанные в этом отношении дети не удовлетворяются одним
только умозрительным пониманием сущности
мастерской обработки предметов. Их способность к
мастерству, глубоко и во всем объеме оживленная в них
элементарно-образовательным'и средствами, с
непреодолимой силой влечет их, где только представится случай,
самим приложить руку к работе в области своего
мастерства, сущность которого они умом уже постигли.
Им доставляет 'истинное наслаждение самим взять
в руки инструменты искусного токаря, мастера,
изготовляющего точные инструменты, часовщика,
краснодеревщика и вообще всякого мастера, 'изучить, как их
употребляют, и самим усвоить как мастерство, 'с помощью
которого эти инструменты были созданы, так и те
умения, которые можно приобрести, применяя их для
солидной подготовки к 'бюргерской профессии или одному
из бюргерских занятий.
Это обстоятельство нужно с величайшей
тщательностью использовать, поняв, какое это превосходное и
отлично действующее вспомогательное средство
образования для данного сословия.
Не надо скрывать от себя, что среди бюргерства
заработок, благосостояние и самостоятельность, эти
источники существования солидного среднего городского
сословия, зависят от того, насколько распространена и
сильна глубоко укоренившаяся в бюргерстве
способность самостоятельно заниматься предметами
бюргерских профессий. Важно отметить, что хорошее
осуществление идеи элементарного образования благодаря
основательности имеющихся в ее распоряжении средств
духовного развития ребенка вызывает в нем живое и
энергичное желание самому и самостоятельно
приложить руки к делу, участвовать в работе, способствующей
выработке мастерства. В такой же степени
неестественность, свойственная духу нашего времени,
ослабляющему самую сущность человеческих сил, модные
воспитательные средства с их пагубной изощренностью и их
459

рутинные школьные средства натравлены на то, чтобы
удержать большую и самую значительную часть детей
из бюргерского сословия от самостоятельного
приложения рук к работе. Из-за этого дети теряют способность
ко всему, что могло бы развить, укрепить и оживить
важнейшие умения, в которых нуждается живущее на
свои заработки бюргерское сословие, чтобы подняться
до уровня рреднего сословия. Они теряют способность
ко всему, что могло бы служить прочным основанием
для благосостояния этого сословия.
Низшие сословия, даже самые низшие их слои —
бедный, никакой собственности не имеющий народ,
настоятельной потребностью самосохранения, требованиями
самой жизни (побуждены тянуться к любой работе,
которая может обеспечить им кусок хлеба. Даже если они
никакой помощи от искусства воспитания не получат, то
они уже сами по себе до известной степени хорошо или
по меньшей мере терпимо бывают подготовлены и
обучены для этого.
И в бюргерском сословии, там, где обстоятельства,
истощающие его благотворные силы, еще окончательно
не подорвали его важнейших внутренних основ, люди
с самого детства находят многосторонние и сильные
побуждения к тому, чтобы по-настоящему приложить руки
к предметам, связанным с бюргерскими профессиями.
Они находят их в самом существе этих профессий и во
всех образовательных средствах, заложенных в их
природе, а также в остатках былой, почтенной и достойной
уважения деятельности этого сословия — более простой,
более непритязательной, но и менее униженной, чем
теперь. Но в наше время больше чем когда бы то ни было
чувствуется потребность в таком побуждении. Один
горожанин, человек весьма уважаемый, но в своих
чувствах, мыслях и поступках полностью сохранивший
старинный дух моего родного города, 'имел обыкновение
говорить: «С тех пор как сыновья наших бюргеров, чьи
деды к господину бургомистру и даже в свою ратушу
ходили, не снимая кожаного фартука, стали появляться
на балах в перчатках, -как дворяне, чуть ли не половина
города ест хлеб из милости; зачастую она получает его
из рук людей, которые сами в еще большей степени
нуждаются в подаянии и получают его, но только в другой,
несколько более блестящей форме». Бюргерское сословие
460

в целом несомненно надо подготовить к умственному
развитию, к расширению, а еще больше к упрочению
более высокой ступени его образования деятельным
участием в профессиональном труде сословия,
следовательно и в физическом труде.
К высшим сословиям, самостоятельным и
занимающим прочное положение, это не относится. Они в этом
не нуждаются, их положение не располагает для этого
ни побуждениями, ни средствами. Условия их жизни
никогда не принуждают их хотя бы на мгновение
задуматься над тем, откуда, собственно, берется хлеб.
Деятельность ума и сердечные порывы не могут и не
должны побуждаться в них работой их рук; напротив,
сердечные порывы и деятельность ума должны побуждать
их, должны направлять их на то, чтобы -приложить к
чему-либо руки.
В этом внутренняя суть необходимого различия
в организации средств элементарного образования для
природосообразного развития и формирования
способностей, знаний и умений у людей различных сословий.
Суть этого различия состоит в том, что у крестьянского
сословия и у ремесленного и промышленного
бюргерского сословия более высоко развиваются силы умения,
у высших сословий ощущается потребность в
расширении подлинных знаний, а ученые сословия нуждаются
в удовлетворении потребности в самой высокой степени
формирования умственных задатков для более
глубокого 'понимания и исследования познаваемых предметов.
Благосостояние всех сословий, зарабатывающих на
жизнь своим трудом, — как городского, так и
сельского,— целиком зависит от того, насколько у них развиты
силы умения. При всяком заработке благосостояние
основывается на умении; расширение знаний имеет здесь
очень малое значение. Напротив, высшие сословия в
качестве отличительного признака их образования
нуждаются в заметном расширении познаний, но и эти
познания должны, однако, прочно основываться на
наблюдении. Собственно, умение, которое им требуется,
основывается на уровней солидности их знаний, то есть
познания 'предметов и способа обращения с ними. Для
настоящей же и действительной работы с этим.и
предметами к их услугам всегда найдутся чужие руки, они
могут и должны пользоваться ими. Лица, принадлежа-
461

щяе к сословиям, получающим научное образование,
в жачестве отличительного признака своего сословного
образования нуждаются в более обширных и более
глубоких средствах формирования способности мысленно и
путем исследования проникать во внутреннюю сущность
предметов, в научном исследовании и умственной
обработке которых заключается их жизненное
назначение. Эти лица нуждаются в более широком
совершенствовании средств развития искусства логического
мышления.
Теперь опросим: что же делает природа для
достижения того особого, в преимущественном развитии
которого нуждается каждое из указанных сословий? И нам
станет ясно, что самые лучшие образовательные
средства для этого заключаются в предметах деятельности,
ближе всего и живее всего затрагивающих
индивидуумов из этих сословий в зависимости от их состояния,
положения и условий.
У сословий, которым нужно дать .научное
образование, это бывает только тогда, когда в их доме или в
ближайшем окружении предметы их профессиональной
деятельности, имеющие близкое отношение к той отрасли
науки, для занятий которой предназначен данный
индивидуум, находят практическое применение.
Назначение искуоства воспитания — оказывать
помощь такому ходу природы в формировании наших
способностей, содействовать ему в каждом направлении, в
котором природа ведет за собой это искусство, сохранять
согласие с природой и подчиняться ей. Чтобы суметь это
сделать, искусство во всех случаях нуждается в глубоком
знании и живом ощущении пути, которым идет природа,
на который и оно должно ступить, чтобы следовать по ее
стопам и служить ей. Но во всех случаях и всегда
искусство воспитания на это способно лишь в такой степени,
в какой имеющиеся в его (распоряжении -средства в нем
самом не загублены современной пагубной
неестественностью, когда они возникают не из произвольного
неестественного злоупотребления мастерством, а из вечных
законов самой человеческой природы, лежащих в основе
истинного искусства воспитания.
Из этого, дальше, следует, что, где бы это искусство
ни помотало таким образом ходу природы в развитии и
формировании наших сил, всегда элементарные средства
462

развития наших сил следует считать и признать основой
оредств формирования практических умений каждой
специальной их отрасли и всего того особого, что
требуется этим отраслям. Это лежит в природе таких
средств, они только тогда по-настоящему элементарны,
когда они во всем объеме их применения проявляют себя
подлинными и вечными основами средств формирования
всех специальных умений, требуемых каждой отдельной
отраслью мастерства. Этим и объясняется природосооб-
разность средств, формирующих отдельные силы, в
зависимости от того, насколько в них имеется нужда в
неравных между собой сословиях и при неодинаковых
обстоятельствах.
Пусть ребенок самого благородного происхождения,
получающий элементарное руководство, в совершенстве
уже обладает всем, что признано вполне
удовлетворительным для та/кого же руководства беднейшим ребенком
из самой жалкой хижины. Это будет означать, что у него
имеется уже в полном смысле слова хорошая основа для
применения любых более сильных образовательных
оредств, способных удовлетворять более высоким
требованиям, предъявляемым его положением и условиями.
Более серьезные образовательные .средства, в .которых
нуждается такой ребенок, исходят обычно из принципов
и упражнений, применяемых при элементарном
руководстве детьми из низших сословий. Несомненно, только из
простоты и безыскусности этих обычных, но очень
важных элементарных основных упражнений, обязательных
и для низших сословий, могут природосообразно
проистекать также средства, содействующие более высокому
развитию умений, необходимых сословиям высшим.
Допустим, элементарное руководство детьми из
низших сословий в развитии способностей к наблюдению,
речи и мышлению будет сочтено удовлетворительным, для
них достаточным. Это значит, что средствами,
применяемыми при этом руководстве, бесспорно, можно поднять
те же способности у другого воспитанника до такого
уровня, с которого как бы сама собой начинается
необходимая людям из высших сословий более высокая ступень
развития этих способностей. Эта ступень — результат
воздействия средств, применяемых искусством
образования для развития способностей к наблюдению, речи и
мышлению, хотя по существу она лишь очень немногое
463

добавляет iK тому, чем ребенок благодаря такому
образованию уже на деле обладает.
Таким образом, подведение более прочных основ под
обширные знания, -в которых нуждаются высшие
сословия, надо рассматривать лишь как полученное в ходе
дальнейшего элементарного образования добавление к
тому, чем обладали бы на деле и низшие сословия, если
бы они получили хорошее элементарное образование.
Благодаря основательности »сходных начал общих
знаний, которые они должны получать наравне с низшими
сословиями, вьисш'ие сословия природооообразно были бы
подготовлены к овладению более широким кругом знаний
и умений, необходимых им в их более высоком
жизненном положении. Они были бы подготовлены к тому,
чтобы nip иро до ооо б раз но и ic пользой для -своего
образования применять свои силы, использовать весь обширный
круг предметов наблюдения, предоставленный этим
сословиям их благоприятным положением и
обстоятельствами.
Даже те особые знания, .которые нужны при
подготовке человека ,к определенной отрасли науки, можно
природосообразным методом хорошо усвоить <с помощью
подготовительных средств, исходящих из простого
элементарного развития способностей к наблюдению, речи и
мышлению. Такое развитие можно и следовало бы
предоставить детям из самых бедных соломенных хижин.
Дополнительное применение всех более глубоких, более
далеко идущих элементарных средств развития, в которых
нуждается научное образование, чтобы независимо от
возбуждающих впечатлений чувственного восприятия
возвыситься до прочно обоснованной способности к
абстрагированию, по существу представляет собой не что
иное, 1как психологически построенное продолжение того
же метода, которым элементарное образование способно
с помощью своих до высочайшей простоты доведенных
средств подвести прочный фундамент под способности к
наблюдению, речи и мышлению у детей из всех сословий.
Специальные способы, усиливающие средства развития
способностей к абстрагированию, — а они нуждаются в
таком усилении, — заключаются преимущественно в
продолжении и расширении элементарных упражнений,
развивающих ум, берущих свое начало в обучении числу
и форме, упорядоченном элементарным методом. Беспо-
464

рядочность нашего современного воапитания, то крайней
мере в очень многих его разделах, «следует рассматривать
как следствие нашей слабости и вызванных ею
извращений, так как из-за нее мы теряем все больше
возможностей достичь прочной 'самостоятельности, а 'становясь в
этом беднее, делаемся всё тщеславнее, расточительнее и
предъявляем всё больше »претензий. Если бы в этом
отношении условия 'были лучше, то у нас хватило бы сил и
мы не пали бы так низко в смысле самостоятельности
своего положения, условий и обстоятельств своей
семейной и гражданской жизни. Идею элементарного
образования во всей истинности ее существа и силы следует в
полную противоположность этому считать матерью,
воспитательницей. Она восстанавливает силы, которые мы
с каждым днем все больше теряем 'благодаря вызванным
нашей слабостью излишествам в воопитании. Эта идея
благодаря солидности своих -средств в высокой степени
помогает нам (развить в себе 'способность приобрести все,
что может укрепить самостоятельность человека, и
бережно (сохранить же приобретенное. И надо сказать, что
тысячи благородных, непредубежденных людей повсюду,
где ,бы наглядно ни излагался опыт применения средств
этой высокой идеи, были бы захвачены ими. Они увидели
бы в них хорошие средства постепенного восстановления
простоты семейной жизни и основ свойственной нам в
лучшие времена прошлого самостоятельности, на которой
во всех классах граждан нашего государства в то время
строилась благотворность средних сословий. Эти люди
от чистого преданного сердца, как люди и как граждане
протянули бы нам тоада руку помощи, чтобы
распространить эти средства повсюду в своем окружении.
Но насколько внутренняя сущность развития всех
элементарных средств сама по себе вечна и неизменна,
настолько же различны объекты приложения сил
каждого индивидуума, которого надо подготовить к этому в
соответствии с его положением и обстоятельствами.
Настолько же различна и степень, в какой следует
развивать элементарные силы ума и мастерства у отдельных
индивидуумов, принадлежащих к разным сословиям.
Достаточная степень развития всех человеческих сил в
одних сословиях охватывает более широкий круг, а в
других — более ограниченный.
Развитие духовных сил и умений, достаточное для
30 И. Г. Песталоцци, т. 3 465

крестьянина, недостаточно для горожанина, занятого
своей -'профессией «или своим ремеслом. Развитие же,
достаточное такому горожанину, не может удовлетворить
делового чело-века, занимающего более высокое
положение, или отдельных индивидуумов и целые сословия,
■нуждающиеся в научном образовании.
Дети из низших сословий, занятые физическим
трудом, ограничены в этом отношении своим 'положением и
обстоятельствами, им они :в ;коем случае не следует давать
образование, чрезмерно выходящее за пределы,
диктуемые необходимостью и обстоятельствами. В то же время
не следует сужать круг образования детей из высших
сословий и из сословий, нуждающихся в научном
образовании, предоставляя им меньше, чем того существенно
требуют их положение и обстоятельства. Примечательно,
что круг необходимых и действительно способствующих
образованию познаний, почерпнутых из чувственного
восприятия, в низших сословиях при их положении и
обстоятельствах запечатлевается значительно живее, чем
в '.ВЫСШИХ.
Сама природа не помогает высшим сословиям
закреплять необходимое им образование, а в низших сословиях
она это делает весьма разносторонним образом.
Поэтому-то подготовка к образованию, в котором нуждаются
высшие сословия и предназначенные для ученой
деятельности классы, во всяком (случае требует значительно
более широкой помощи со стороны искусства для
совершенствования их знаний, почерпнутых из чувственного
восприятия, их языковых познаний и их мыслительных
способностей. Помощь искусства воспитания нужна также
для усвоения всех умений, необходимых в деятельной
жизни, требующей напряжения всех сил. Положение и
обстоятельства высших сословий столь же серьезно
требуют их усвоения, как это имеет место в низших
сословиях. И важно, чтобы эта потребность в высших
сословиях была удовлетворена со всем психологическим
искусством и всей тщательностью, к которым так стремится
идея элементарного образования.
Но как это ни верно, не менее верно и другое: в самом
главном из того, что мы имели в виду, даже самого
бедного ребенка так же нельзя оставлять без внимания, как
сына роскоши в его мраморных дворцах. Знания,
получаемые путем наблюдения, языковые познания, развитие
466

мыслительных способностей, приемы «внешней
деятельности, в которых .нуждается -бедный ребенок в самой
жалкой хижине, .можно и следует предоставить ему. Это
можно сделать 'способом, который так же его
удовлетворяет в его сословии и обстоятельствах, так же
обращается -к его уму, сердцу и руке, так же возвышает 'их, как и
у -сына роскоши. Сын роскоши во всем этом тоже нуж-
дается.в связи с обширными потребностями,
'вызываемыми его положением и обстоятельствами, и было .бы
весьма желательно, [чтобы он действительно приобрел ©се это.
Эта проблема, разрешение (которой безусловно
(составляет одну из (существеннейших задач идеи
элементарного образования, па первый взгляд -кажется очень
трудной. Но так как глубокое изучение сущности и
воздействия этой высокой идеи широко и весьма живо
показывает нам неестественность и 'беспочвенность
фактически противостоящих ей рутинных образовательных
средств наших современных вредных извращений, то это
•изучение по -своей природе содействует тому, что
кажущиеся трудности в разрешении этой проблемы часто как
бы сами собой отпадают.
Под таким углом зрения становится -ясной и очень
важная для идеи элементарного образования истина.
В большинстве своем проблемы, 'стоящие перед идеей
элементарного образования, (связаны между собой
неестественностью пагубных лжемудрствований, из которых
они вытекают; своими мнимыми силами они взаимно
поддерживают и оживляют друг друга. Но и элементарные
средства разрешения этих проблем таким же образом
связаны между собой самой сущностью человеческой
природы и ее единством, из которого они вытекают. В
способах разрешения этих проблем они также всеми своими
силами взаимно поддерживают друг друга, настолько
мощно и глубоко воздействуя на человеческую природу,
насколько они действительно элементарны и,
следовательно, вытекают из самой человеческой природы.
Справедливость этой точки зрения совершенно ясна,
с какой бы стороны ни взглянуть на идею элементарного
образования, на природу и сущность ее средств и
результатов. В частности, эта точка зрения проливает свет и на
то обстоятельство, что обычные житейские взгляды,
когда они достигают определенной степени зрелости,
смыкаются с научными взглядами на те же предметы и при-
30* 467

родосообразно подготавливают к более глубокому их
познанию. Всякое знание, твердо усвоенное человеком, —
пусть оно будет самым обычным, постигнутым путем
наблюдения явлением ib жизни народа и из этой жизни
исходящим, — следует поэтому считать прочным
основанием и подготовкой ,к природоеообраэному усвоению
более обширных познаний, полученных путем наблюдений
и необходимых для развития научного взгляда на
предметы наблюдения, научной их трактовки. В любом »случае
каждое в совершенстве усвоенное знание какого-либо
предмета наблюдения — пусть даже ib самом малом,
самом ограниченном объеме опыта — граничит с научным
способом познания того же предмета.
Конечный пункт достаточно усвоенных в
элементарном (Смысле обычных житейских знаний, постигаемых
наблюдением, во всех случаях граничит с
»природооообразным исходным началом вырабатываемого элементарным
методом научного взгляда на этот предмет и научной
его трактовки. Это исходное начало, однако, по существу
полностью вытекает из одного лишь 'простого (расширения
крута предметов наблюдения, с (которыми воспитанник
заранее уже освоился в своем окружении. Круг
постигаемых наблюдением познаний, при родосообразно
расширенный, поддержанный и оживленный элементарным
развитием способности к речи, естественным образом ведет к
расширению материала логической обработки тех же
предметов. Он ведет >к упражнениям, в .KOTqpbix эти
предметы в уме сопоставляются, различаются и
сравниваются под различным углом зрения и в разных
соотношениях, то есть используются для упражнения способности
к мышлению и суждению, чтобы возвыситься до научного
познания этих же предметов.
Чрезвычайно важен и глубокое значение имеет
принцип, согласно которому средства элементарного
образования во всем их объеме следует привести в соответствие
с положением и обстоятельствами каждого воспитанника
и применять их поэтому надо по-разному в разных
сословиях. Однако точно так же важно и точно такое же
глубокое значение имеет особое исследование степени
расширения или ограничения элементарных средств
образования, в какой их следует предоставлять отдельным
людям в разных сословиях и в какой эти люди должны
их усвоить. Если уделить земледельческому сословию
468

при освоении им элементарных средств образования
такой общий уровень образования, или, иначе
говоря, такой уровень глубокого обоснования его, в
каком безусловно нуждается бюргерское
промышленное и ремесленное сословие, то в
земледельческом сословии в значительной мере утратится
соответствие между образованием и положением,
обстоятельствами, силами 'И потребностями сословия. В
возникшем хаосе взойдут семена такого настроения духа, когда,
на его несчастье, сословные рамки и стесненные
обстоятельства могут стать, должны стать тягостным бременем
для него. То же самое произойдет с бюргерским
сословием, в (котором люди должны строить благосостояние
своей семьи на бюргерских занятиях и бюргерском
мастерстве, должны сохранять и улучшать, увеличивать его
для 'Своих детей и внуков. С ним произойдет то же самое,
если при элементарном обучении языку, числу и форме
зеем представителям этого сословия без какого бы то ни
было различия предоставить такой уровень образования,
такие образовательные средства, в результате которых
его познания расширятся во многих направлениях в
степени, в 'какой они должны быть усвоены лишь высшими и
нуждающимися в научном образовании сословиями.
Сословия должны в знаниях находить побуждение и
средства для такого формирования способностей, которое
необходимо при их положении и обстоятельствах и достойно
их. В подобном случае бюргерское сословие из-за
несоответствия полученного им умственного образования и
развития способностей к мастерству впадет в противоречие
с фактическими своими обстоятельствами, положением и
условиями, с главнейшими и самыми прочными
источниками своего благополучия.
Но чтобы определить степень, в какой
образовательные средства, соответствующие этой высокой идее,
вообще следует предоставлять индивидуумам из всех
сословий и в какой те должны их освоить, необходимо
сопоставить природу и сущность каждого из этих классов
народа, одинаково требующих для себя солидного образо-
ьания. И тогда станет очевидно, что умственное развитие
сословий, занятых физическим трудом, в значительно
меньшей степени является результатом их способности к
абстрагированию, чем способности к наблюдению. Оно
является результатом упражнения их органов чувств, их
469

рук. Средства искусства формирования ума для этих
сословий по существу и преимущественно должны исходить
из упражнения органов чувств и рук, на этом должны
основываться. Для человека физического труда
удовлетворяющее его запросы сильное развитие органов чувств
и членов, необходимое для всего того, на чем строится
благополучие его жизни, и есть та лестница, по которой
он призван подниматься к правильному и благотворному
в его положении и условиях мышлению. Формирование у
него способности к абстрагированию должно исходить из
созревшего в каждодневном упражнении пользования
своими органами чувств и членами, на этом должно быть
основано. Сила его способности к абстрагированию
должна -проистекать из созревания его органов зрения и слуха,
из созревания его членов к деятельности. Это в
одинаковой степени верно и в отношении самых первых начал
средств искусства его образования. Уже когда он учится
читать и писать, и тогда верна эта точка зрения. Чтобы
обучение этому происходило ириродосообразно, оно
должно исходить из сформировавшегося у него умения
говорить. Но вот когда он учится говорить, то в низших
сословиях ему нужно в этом гораздо меньше помогать
средствами искусства — чтением и письмом, или, вернее,
меньше способствовать утонченности его речи, чем это
полагают необходимым и делают в отношении так
называемых образованных 'сословий. В этих сословиях очень
часто бывает, что чтение и письмо формируют речь и
помогают ее развитию.
Как это само по себе ни противоестественно, но все же
значительно менее вредит детям образованных сословий,
чем детям сословий простых, занятых физическим трудом,
когда с ними это случается. Чем больше и разнообразнее
вообще неестественность в воспитании ребенка, тем
меньше может ему .повредить одно (Какое-нибудь отдельное ее
проявление само по себе. Чем проще и ограниченнее
положение человека, тем больше его воспитание нуждается
в самых простых и ограниченных средствах образования.
Земледельцу как таковому обучение языку, числу и
форме требуется лишь в степени, благодаря .которой он
получит возможность с успехом использовать имеющиеся в
его распоряжении средства для обеспечения себе как
крестьянину надежного благосостояния. Он должен
владеть языком, причем правильно им владеть — уметь оп-
470

ределенно и ясно высказываться обо-всем, что он должен
энать в своем положении и три своих обстоятельствах.
Точно так же его мыслительные способности, развитые
зрелой способностью к наблюдению, должны быть в
таком состоянии, чтобы он мог правильно смотреть /на все,
чем .в своем кругу располагает для улучшения своего
положения, чтобы мог хорошо это обдумать, умел уверенно
этим воспользоваться себе на благо. Но это так же
несомненно означает, что его способность к наблюдению
следует значительно лучше развить с помощью средств
элементарного образования, чем его способность к
абстрагированию. При дальнейших упражнениях,
направленных на развитие его способности к абстрагированию,
его мыслительные способности нельзя усиливать до такой
степени, когда для него возникнет соблазн использовать
их, или, лучше сказать, блеснуть ими, вне своего круга и
в противоречии со своим крестьянским положением.
Подобный же взгляд уместен и в отношении бюргерского
сословия. И для этого сословия элементарные
упражнения, формирующие способность ik абстрагированию, как
правило, не должны выходить за пределы образования,
какое требуется ему для энергичной деятельности. Их не
следует усиливать до такой степени, в какой они
требуются людям, предназначенным к какой-нибудь
специальной отрасли науки и потому нуждающимся либо в более
глубоком изучении языков, либо ib более совершенном
овладении математикой, либо в обширных научных
познаниях и глубоком изучении мира. Потребности
бюргерского сословия в более широком или более ограниченном
применении образовательных средств для развития
способности и абстрагированию, однако, до тажой степени
различны у отдельных индивидуумов, что, только твердо
имея в виду именно данного человека, о котором в
каждом отдельном случае идет речь, можно точно установить,
в какой степени следует предоставлять ему эти средства.
Иначе обстоит дело с высшими сословиями, а также
теми отдельными лицами, которые благодаря своему
положению, рангу и экономическому благосостоянию имеют
возможность затрачивать свое время и силы на
достижение высокого уровня научного образования. Им не
приходится считаться с ограничениями, связанными с их
положением, они призваны к этому. Высшие сословия и
указанные лица должны получить возможность с по-
471

мощью ооновательных средств элементарного
образования, разбивающих способность к абстрагированию и
вытекающих из элементарной разработки обучения числу и
форме, подняться до уровня, удовлетворяющего высоким
требованиям их положения. Это убережет их от большой
не только для них самих, но и для других людей опасной
беды— идти путем поверхностного многознайства и
жалкого всезнайства и пасть жертвой бессилия, бестактности,
бесхарактерности, присущих духу времени. А ведь
пагубный опыт должен был бы наконец убедить «нас, что
умственные роскошества наших поверхностных знаний в
сочетании с материальной .роскошью современности
(чтобы ие сказать больше и затронуть лишь самую малую
внешнюю сторону ,их пагубного влияния) доводит до
полнейшего истощения nervus rerum * у всех сословий,
особенно у низших.
Различия в (Степени, с какой средства элементарного
образования следует предоставлять разным сословиям,
основываются на духе и сущности потребностей и
запросов самой человеческой природы. Вследствие такой связи
эти средства—независимо от того, в какой степени их
должны усвоить отдельные сословия и индивидуумы,—
с одной стороны, сами в полном объеме проявляются как
дух и жизнь и в то же время сохраняют чувственную,
физическую способность перейти в плоть и кровь детей,
которые их усваивают.
Очевидно, 1Что заботливость и вним.ание, необходимые
для того, чтобы воспитание детей из.любого сословия
соответствовало потребностям этого сословия, должны
проявляться начиная с колы-бели. Потребность в такой
подготовке всех (результатов элементарного образования с
самой колыбели распространяется на все его средства.
Не удовлетворив этой потребности, идея элементарного
образования лишится природосообразных исходных
начал прочного воздействия своего на рост всех наших сил,
а вместе с тем и на обеспечение их теснейшей связи
между собой. Путь природы, по стопам которой, помогая ей,
должно следовать искусство воспитания, обладает
такими исходными началами средств основательного
развития наших сил только в единстве человеческой природы;
через него он во всем с самой колыбели воздействует на
объединение и связь результатов всех средств
образования. Поэтому ясно, что искусство точно так же, начиная
472

с младенческих дней ребенка, должно искать исходные
начала всех своих средств в единстве человеческой
природы, а через него стараться достичь гармонии своих
результатов и их согласия «с ходом природы.
Центр тяжести идеи элементарного образования по
существу заключается в этом положении. А отсюда —
необходимость с самой .колыбели оживлять, укреплять и
развивать ©се элементарные средства вместе и в их связи
между »собой. В таком 'состоянии во всей их простоте надо
вручить их матерям, -в -которых уже заранее инстинктивно
заложено стремление искать такие средства и ухватиться
за них. Поэтому матери и умеют использовать эти
средства для своих детей .как в нравственном и умственном
отношении, так и в .отношении развития умений. Они это
делают таким образом, что их способствующая
образованию сила просто и живо передается детям. Дети в
результате этого способны не только глубоко и природосо-
образно живо воспринять то, чему их учит мать. Они в
состоянии теперь сообщить, внушить и пер.едать своим
братьям, сестрам и любому другому (ребенку все то, чему
научились сами благодаря четкой организованности этих
упражнений. Это, несомненно, пробудит в миллионах
людей воспитательные силы, заложенные в семейной жизни,
между тем как без знания и применения этих принципов
и средств силы застывают в бездеятельности и .могут
противоестественно выродиться.
Но, предполагая и даже (констатируя это, я должен
признать и другое. Мне могут возразить, что глупо
полагать, будто признание идеи элементарного образования
когда-нибудь заставит современных матерей и отцов
всерьез лично заняться воспитанием своих детей. Ведь
их к этому не вынуждает необходимость. Вообще говоря,
я и .сам так думаю. Я даже знаю, что для многих
родителей, принадлежащих к высшим сословиям, теперь стало
модным и едва ли не делом чести чистосердечно
признаваться, что они ничего не смыслят в искусстве
воспитания. Они вынуждены доверять своих детей нанятым для
этого людям и, не жалея ни трудов, ни денег, вынуждены
разыскать подходящих для этого субъектов. И они
действительно так поступают очень часто, проявляя открыто
большую щедрость, но зачастую и с совершенно
неожиданным для них результатом. Иначе и быть не может.
Чтобы человеку, не знающему, каким должен быть хоро-
473

ший воспитатель, 1найтм его, требуется такое же везение,
как для (большого выигрыша ib лотерее. И хотя, как
говорит пословица, «бывает, что и -слепая корова найдет
подкову», однако такая счастливая случайность все же
большая редкость. С очень многими людьми, желающими за
большое жалованье обеспечить -себе таким путем
большой выигрыш в лотерее в смысле воспитания своих
детей, случается, что они и за очень большое жалованье
получают худшего воспитателя, чем если бы по скупости
нашли самого дешевого. Такое несчастье случается с
очень многими лицами из высоких и \весьма
состоятельных сословий. Но это очень большое несчастье, и очень
много теперь матерей, которые во вред своим детям
платят большие деньги за ошибки нашего модного
воспитания, а потом громко оплакивают последствия своих
заблуждений.
Но последнее слово еще не сказано об этом, как и о
многом другом. Может наступить время, когда
благородные люди из всех, а особенно высших сословий, серьезно
задумавшись над тем, каким должен быть хороший
воспитатель, научатся более правильно судить об этом.
Охваченные родительскими чувствами, ожившими
благодаря наблюдению результатов элементарного
образования, они помогут заменить модный ныне тон непонимания
данного предмета более хорошей модой. Все большее
ухудшение материального благосостояния в результате
нынешних и неизбежных также \в будущем серьезных
последствий распространенных извращений,
подтачивающих наши силы, может в очень многом содействовать
перемене нынешнего модного тона. Оно может
содействовать успешному устранению самых существенных
причин, из-за (которых в важнейших (вопросах воспитания
миллионы детей в наши дни попадают на ложный путь в
нравственном, умственном и физическом отношениях
или остаются в полной запущенности.
Мы тем более вправе с достаточной уверенностью
ожидать возможности такого явления, что признание
преимуществ и запросов природосообразного (воспитания,
к чему стремится идея элементарного образования, во
всяком случае в экономическом отношении, бесспорно
ведет природооообразным и надежным путем к
основательному ознакомлению с истинными основами семейного
счастья и семейной самостоятельности, а тем самым и к
474

более глубокому пониманию -средств, способствующих .их
упрочению. Чем ближе мы узнаем природу этого блага,
тем более нам должно быть очевидно, что в настоящее
время мы, может быть, сильней и настоятельней в нем
нуждаемся, чем когда бы то ли было ральте. Суетность
наших пагубных извращений возросла настолько и в
этом направлении глубоко укоренилась, как это едва
ли имело место когда-либо раньше, ло меньшей мере в
христианские времена.
Но друзей человечества и друзей воспитания это
нисколько ле должно обескураживать. Ведь так же верло,
что там, где неестественность довела до и редел а свою
расслабляющую власть, там в той же степени возрастает
ощущение «потребности ib искусстве, опособяом прочно
восстановить подорванные силы. Выявляются, во всяком
случае, вредные и тягостные обстоятельства и условия,
а это должно каждому хотя бы сколько-нибудь
непредубежденному родительскому сердцу дать почувствовать
всю благотворность истинно природошобразных
образовательных оредств.
Но все же и в этом отношении лам нельзя, конечно,
слепо предаваться обманчивым надеждам. Трудности
всеобщего распространения идеи элементарного
образования столь ,же ©елими, как велики и лагубные
извращения, которым ола должла противоборствовать.
Существовало раньше и до -сих пор еще существует в нас 'самих,
в наших склонностях и взглядах весьма живое
противоположное направление — против самых 'существенных
сторон идеи элементарного образования. Оно поглощает
вое, на чем основаны силы и умения, необходимые нам,
чтобы правильно судить о сущности этой возвышенной
идеи. Проникшись сознанием ее преимуществ, мы в
состоянии ле допустить, чтобы средства, необходимые для
индивидуальной заботы о нравственном, умственном и
физическом существовании каждого из нас, поглощались
средствами образования и обучения людей в их
коллективном существовании. Совершенно очевидно, что лишь
более глубокие и психологически обоснованные взгляды
на сущность воспитания и образования в состоянии
оказать нам истинную и 'серьезную помощь, существенно
необходимую в нашем -нынешнем положении, или хотя бы
открыть нам путь, каким только и можно идти к этой
цели с обоснованной надеждой на хороший успех.
475

Я приписываю идее элементарного образования такую
силу, опираясь 1на фактически подтвердившееся
убеждение, что ее 'средства (настолько же концентрируют в
человеке индивидуальную заботу о'нравственной, умственной
и физической самостоятельности своих сил, настолько
ее в нем самом оживляют, насколько рутинные »средства,
свойственные (нашей пагубной неестественности,
подтачивают в »самом человеке основы такой заботы,
распыляют их. Они -не могут действовать иначе. Общее 'влияние
современною образования, как и его средства, в любом
сословии в значительно большей степени есть результат
коллективных запросов человечества, подверженных
частым произвольным изменениям, нежели результат
хорошей заботы об удовлетворении общих потребностей
самой человеческой природы, как они выражаются и
должны выражаться в каждом отдельном индивидууме в силу
вечных заколов самой человеческой природы. Наше
современное образование как влиянием своих средств в
целом, так и их последствиями гораздо больше
вмешивается в то, что нам чуждо, чем формирует то, что мы
собой .представляем и в чем как самостоятельные существа
нуждаемся ради самих себя.
Последствия этого обстоятельства чрезвычайно
важны. Оав ершен но несомненно, что источник нынешних
волнений и всех связанных с ними кровавых и сомнительных
явлений следует искать во все большем ослабевании
нашей индивидуальной способности к самопомощи, а она
под влиянием пагубной неестественности слабеет с
каждым днем. Бесспорно, что если бы общее признание
благотворных сил идеи элементарного образования хотя бы
немного, на самую малость способствовало росту
индивидуальных образовательных средств у миллионов
людей, то эти -благотворные силы, хотя они на такую
малость окрепли в миллионах индивидуумов, намного,
очень намного увеличили бы силы государства. А ведь
если 'бы современники глубже прониклись этой великой
идеей, если бы они больше созрели для ее
использования, то она увеличила бы индивидуальные силы граждан
государства не на малость, а в большой, в очень большой
степени. Только так оно и может быть. Путь
элементарного укрепления человеческих сил — это путь природы.
Он имеет под собой божественную основу, а отрава
пагубных лжемудрствований в наше время и в нашей среде
476

невероятно глубоко укоренилась, и их зловредные уловки
достигли таких размеров, каких, по моему мнению, мир
никогда -вообще не видел, но меньшей мере в
христианскую эру. И .миру грозит опасность рано или поздно
стать (жертвой этой отравы во всем, начиная с
обманчивой игры бумажных денег и кончая призрачностью и
обманчивостью пустяков всякого рода, находящих себе
место на бумаге, в книгах и даже в учебниках.
Я высказал по поводу этой идеи очень веские »слова, и
мне .не хотелось бы ни «самого себя обманывать, .ни кого-
либо вводить (в заблуждение на сей счет.
Обращусь еще раз к духу, из которого проистекает
великая идея элементарного образования, и рассмотрю
его сперва с точки зрения нравственной. Я должен это
сделать. Исходные начала и центр тяжести объединения
всех благотворных основ, заложенных в самих силах
нашей природы, вытекают из этого положения и
предполагают природосообразное развитие доброжелательности,
порождаемой главным образом любовью и доверием.
И так (как идея элементарного образования стремится
упрощением всех 'Средств воспитания и обучения
приблизить их !к семейному очагу в любом сословии, то тем
самым она, очевидно, способна оказать первую
благотворную человеческую помощь природооообразному
развитию нравственно-религиозных задатков человека. Она
далека от того, чтобы наталкивать на одни лишь
словесные нравственные поучения и на одностороннее духовное
понимание морали... Она далека от того, чтобы без
подлинного, мощного оживления любви и веры в плоти и
крови человека вести бесполезную и бессильную игру
теоно связанными с возбуждением плоти и крови
сомнительными средствами, оживляющими силу воображения.
Напротив, идея элементарного образования призвана
развивать в человеке начиная с колыбели истинные и
вечные основы любви и веры, по-настоящему оживляя их
самих в чистоте человеческого их начала...
Все результаты нашей лишь чувственно
воодушевленной любви и расположения друг к другу вследствие
эгоизма, всегда лежащего в их основе, ведут нас не дальше
того, что мы в своих детях преимущественно любим свою
плоть и кровь, то есть самих себя. И в отношении всего
человечества они тоже ведут нас не дальше того, что мы
любим тех, кто в свою очередь любит нас, что делаем
477

добро тем, кто оо своей стороны делает добро »нам, —
короче говоря, ведут к тому лишь, что \в чувственной
ограниченности эгоистических чувств, в своих крайних
последствиях, ведущих .в любом случае к бесчеловечности,
мы ищем дразнящих удовольствий, а они по своей
сущности — не нравственность, не дух и жизнь, они
чувственного, животного происхождения.
Пробуждение и развитие интеллектуальных сил
человека, если они .предоставлены самим себе, еще более, чем
чувственное пробуждение любви, зависят от влияния
животного эгоизма нашей природы. Без »высшего духовного
оживления сил, противостоящих с более высокой мощью
животному влиянию эгоизма, они отнюдь не ведут к
развитию чистой, божественной сущности нашей внутренней
природы, не ©едут .к истинному действительному
стремлению к самосовершенствованию, к совершенству, без чего
немыслима истинная, подлинная нравственность. Еще
значительно меньше, чем то и другое — чем
предоставленная самой себе и лишь чувственно побужденная
любовь и предоставленное самому себе и лишь чувственно
побужденное развитие умственных способностей, — ведет
к чистому результату истинной нравственности, пусть
даже вполне природосообразное само по себе, развитие
органов чувств и членов, лежащее в основе человеческих
способностей к мастерству и овладению профессией.
Само по себе, если его рассматривать изолированно, оно
представляет собой лишенное духа и жизни развитие сил
плоти и крови нашей природы до уровня физической
умелости животных задатков и сил.
Всякое лишь чувственное формирование и оживление
какой-либо развиваемой физической силы само по себе
угрожает перевесу духовных средств ее оживления. А
совокупная сила, в каком-либо из задатков, из
объединения которых она возникает, отступившая перед
перевесом чувственности при его оживлении, не есть истинная
совокупная сила природы человека и поэтому
совершенно не имеет под собой истинно элементарной основы. Она
не вытекает во все;м значении своего влияния из
стремления к нравственному и умственному совершенствованию...
Напротив, в силу своей природы и своей сущности она
несет в себе глубоко в ней заложенное и чувственно
оживленное семя раздора между нашими силами и
задатками.
478

Мне хочется еще »немного задержаться на этом
вопросе.
Главные '.источники и причины современных пагубных
лжемудрствований со всеми их .последствиями в виде
ослабления, подадимешюсти и расстройства всех /наших
сил в нравственном отношении следует преимущественно
искать в недостатке природооообразной, подлинной
простоты семейной жизни и составляющею ее главную
основу сильного родительского чувства и чувства любви
ребенка к родителям. В умственном отношении источники
и причины этой пагубности ib свою очередь следует
искать преимущественно в недостатке психологически
верной разработки средств развития способностей к
наблюдению, речи и мышлению. Эти средства находятся в
самой тесной взаимосвязи между собой, как и силы,
составляющие их основу. Если у ребенка психологически
хорошо развита способность к наблюдению, то в нем уже
заложены (начальные основы образования — умение
находить правильные словесные выражения для предметов,
познаваемых путем 'чувственного восприятия, правильно
мыслить о них. Тогда он природе сообразно и
основательно подготовлен для этого. Речь ребенка, вернее, его
способность к речи, в качестве промежуточной ступени
между -его способностью .к наблюдению и способностью к
мышлению благодаря этому также получила природо-
сообразную и прочную основу. Естественная основа
способности к речи, способность к наблюдению, не будет
шаткой, рассеянной и поэтому не будет вводить ребенка в
заблуждение, увлекая его к тщеславной праздной
болтовне.
В равной мере это относится и -к способности
мышления. Такое образование удерживает воспитанника от
необоснованных и необдуманных суждений, как и от
беспочвенной и бездумной болтовни о предметах
наблюдения, воспринятых лишь поверхностно и только
наполовину. А ведь даже при небольшом внимании к этому
предмету нам видно, что существенный и самый первый
источник неустойчивости и неправильного развития
способностей к наблюдению, речи и мышлению следует искать в
изобилии соблазнов, питающих, чувственность ребенка,
в недостатке удовлетворительного в умственном и
духовном отношении пробуждения его сил. Мы видим, что
поверхностная болтовня и поверхностные суждения, выте-
479

кающие из противоестественно оживленного
поверхностного наблюдения и познания предметов и двойственные
им, вообще тесно связаны с противоестественностью
средств формирования нравственных и умственных основ
воспитания. Связь между характером наблюдения и
последующим суждением, столь заметная в отношении
главных и глубоких причин наших пагубных
лжемудрствований, оказывается весьма полезной для всех природо-
оообразных, действенных средств. Они направлены на то,
чтобы успешно противоборствовать все глубже
(проникающим следствиям этих лжемудрствований, чтобы
закрыть самые первые и существеннейшие их источники
или отвести их в сторону.
Мы видели, что следствиям неестественности наших
пагубных извращений в нравственном отношении -следует
противодействовать преимущественно средствами,
призванными восстановить и укрепить подлинные основы
семейной жизни. Так же верно и неоспоримо, что
следствиям этих извращений в умственном отношении можно
успешно противодействовать только такими средствами,
которые способны прочно и вполне удовлетворительным
образом восстановить основы природосообразных
способностей к наблюдению, речи и мышлению. Бесспорно,
что ребенок, у которого эти способности при родосо об
разно и в достаточной степени развиты, обладает
существенными и превосходными средствами для успешного
противодействия последствиям неестественности и излишеств-,
вызванным пагубными лжемудрствованиями в
умственном отношении. Такой ребенок в этом смысле серьезно
и хорошо подготовлен для важных требований,
выдвигаемых нашим временем.
Верно и то, что всё в этом отношении
облагораживающее или унижающее отдельного человека так же
возвышает или унижает всё человечество в его коллективном
существовании. Что верно в отношении образовательных
средств, воздействующих на воспитание отдельного
человека, что верно в отношении его самоисправления, если
он поддался последствиям наших пагубных
лжемудрствований,— все это еще в значительно большей степени
верно для всех сословий и сообществ, на которые люди
поделены и в которых они живут в конкретных условиях
жизни. Собственно говоря, все, что способно серьезно
помочь отдельному человеку возродиться из своей испор-
480

ченности, то способно так же серьезно помочь всему
человечеству вновь подняться из своей массовой
испорченности...
Каждый знает, что познание истины и приобретение
умений, которые предполагаются и требуются для
исполнения наших (Существеннейших обязанностей, должно
превратиться у лас как бы во вторую натуру, как
говорится © народе, их надо претворить в плоть и кровь.
Слова in succum et sanguinem vertere * точно выражают
эту же мысль.
Степень, в (какой искусство воспитания может -с
успехом влиять на достижение этой цели, зависит от
степени успеха, с каким оно в состоянии природооообразно
развивать все отдельные основные части, образующие
человечность, или, что то же самое, самую сущность
человеческой природы. Отсюда очевидно, что идея
элементарного образования, особенно нуждающаяся в помощи
такого искусства, обязательно должна уделять большое
внимание возможно более совершенному формированию
отдельных основных элементов умственной силы —
способностей к наблюдению, речи и мышлению. Этого можно
достигнуть, если средства ее искусства при развитии
каждой отдельной из этих сил будут приведены в должное
согласие с ходом природы, или, что то же самое, если
каждое из этих средств будет точно подчинено вечным
законам, из которых только и может проистекать приро-
досообразное развитие каждой из этих сил.
Такое внимание существенно и важно, потому что всё,
не завершенное до известной степени в каждой своей
отдельной части, не'складывается природосообразно в
целое, частью которого оно является. В образовании всё,
не завершенное в каждой своей отдельной части, никак
не может природосообразно примкнуть к чему-либо
другому, природосообразно же сформированному в
совершенстве. Если запущена способность к наблюдению, то
она не сомкнётся природосообразно со сформированной
способностью к речи. Расформированная способность к
мышлению не может природосообразно сомкнуться с
природосообразно сформированной способностью к
наблюдению.
Только равное с равным сближается; во всем,
что неравно, заложена склонность к разобщению,
и когда пытаются объединить неравное, то действие по-
31 И. Г. Песталоцци, т. 3 481

лучается противоестественное, мешающее цели искомого
объединения.
Эта точка зрения теснейшим образом связана с
другой, столь же важной в педагогическом отношении.
Всякая истина, лишь »поверхностно познанная, не
обоснованная в существенных своих частях .наблюдением и не
взвешенная разумом, для человеческой природы как бы
повисает в воздухе. Она не. способна природосообразно
сомкнуться с другими истинами, с .которыми в
действительности связана. Бесчисленное множество таких
поверхностно познанных истин оказывает меньше влияния
на формирование способности к мышлению, чем одна
единственная, достаточно хорошо обоснованная
наблюдением и в совершенстве познанная разумом. Поверхностно
познанные истины отнюдь не ведут к гармонии наших
сил — этой конечной цели, которую при их разработке
ставит себе природа и которой все средства образования
призваны содействовать. Гармония наших сил лишь тогда
оказывается истинной и удовлетворяет, если одинаково
хорошо и природосообразно развита каждая отдельная
сила. Что верно в отношении интеллектуального
формирования наших сил, то в равной мере верно и в
отношении формирования задатков, лежащих в основе наших
умений. Природооообразное и удовлетворительное
формирование .каждого отдельного из задатков, которые
требуются для .какой-либо отрасли мастерства, должно
предшествовать формированию совокупной силы, к которой
обращается всякая из таких отраслей. Если пренебречь
развитием одного из этих задатков, то неестественно
парализуется и затормозится стремление к цели—изучить
какую-либо отрасль мастерства во всем объеме ее
требований.
Мы однажды уже касались этого момента.
Способность (к мастерству, как и умственные способности,
становится духом и жизнью лишь через природооообразное
формирование каждой отдельной из ее основных частей.
Точно так же отдельные основные части способноеги к
мастерству, как и умственных способностей, становятся
духом и жизнью, а тем самым и действенным средством
развития самой человечности. Бесспорно, что каждое
отдельное средство формирования умений лишь постольку
становится (Содействующим, способным при помощи
искусства поставить на прочную основу, поощрить, выра-
482

зить «и 'представить человечность нашей природы, или,
вернее говоря, возвышение человечества к человечности,
поскольку оно благодаря природосообразности своих
формирующих оредств само возвысится до того, что
станет духом и жизнью.
Рассматривая л од таким углом зрения способность к
речи, или, точнее выражаясь, обучение речи в качестве
средства образования; я «нахожу, что это искусство при-
родосообразного развития ..во всем своем объеме
вытекает из искусства природосообразного развития
-способности к наблюдению. Только объединение того и другого
создаст возможность для природоеообразного развития
способности к .мышлению и суждению в таком
направлении, которое способно удовлетворить важнейшим
требованиям человеческой природы.
Это элементарное, или, что то же самое, природосооб-
разное, развитие способности к мышлению, исследованию
и суждению требует, однако, большей помощи со
стороны человеческого искуоства, чем формирование
способности iK наблюдению. Логические операции природосооб-
разного сопоставления (соображения), различения и
сравнения, которые ребенок должен усвоить и с
которыми он должен освоиться, если искусство природоеообраз-
но формирует и укрепляет в нем способность ik мышлению
и суждению, требуют, конечно, серьезного, глубокого
психологического развития основных сил. Эти силы
призваны природоеообр аз но оживлять и укреплять всякое
основательное сопоставление, различение и сравнение,
то есть самый фундамент основательного мышления, и
обеспечить их результаты. Они бесспорно требуют
глубокого психологического развития человеческих сил,
находящих свое выражение в умении считать и измерять, из
чего исходит обучение числу и форме. Это обучение,
помогая развивать ум и руку, так воздействует на все
человеческое мышление, что в результате оно способно от
обычных суждений о предметах, лежащих в сфере нашего
наблюдения, возвыситься до высшей степени чистой
науки.
Требования, предъявляемые искусством
элементарного образования с этой стороны, весьма высоки, однако
они все же достижимы. При всей скромности, с какой я
обязан судить о результатах своих жизненных
устремлений, я вправе все же заявить: сотрудники моего учреж-
31* 483

ден'ия, «которые неполностью пренебрегли существенным л
основами элементарного развития способности .к мышле-.
кию, объединенными усилиями внесли свою лепту в это
дело. Это несомненно существенный, достойный
серьезного исследования вклад, благодаря которому
возможность для 'идеи элементарного образования достичь
высочайших результатов в отношении ее влияния на природо-
оообразное развитие человеческой способности ik
.мышлению не долж-на вызывать уже никаких сомнений.
Путь, по которому в этом случае следует идти в
элементарном направлении, таков: элементарно
разработанный в соответствии с принципами, о которых мы
говорили, метод обучения языку, в силу существенных свойств
всех своих средств, должен в качестве природосообраз-
ного средства развития родного языка содействовать
значительному росту сил семьи во всех сословиях,
основательно формируя способность к наблюдению у детей.
Тем самым будет хорошо восполнен пробел,
существующий между формированием способности к наблюдению
и формированием способности к мышлению, а он может
быть восполнен только лрирадооообразным
формированием способности к речи. Природа средств, которые
элементарное 'развитие способности к речи предоставляет
для этой цели матерям и всем домашним, каким бы то ни
было образом соприкасающимся в семье с малыми
детьми, такова, что эти средства воздействуют на
способности ребенка в самом начале их раннего развития,
сохраняя прочную связь между собой. Вместе с тем они могут
природосообразно оживить в ребенке все, что способно
к человеческому побуждению, — радость, любовь,
внимательность, деятельность, усердие, или, другими словами,
природосообразно оживить его сердце, ум и руку. Таким
образом, они могут возбудить все его силы в общей
связи друг с другом, подготовить и направить природо со
образный рост этих сил с самого начала и в полном объеме,
формируя и укрепляя их.
Если взглянуть на основные принципы и средства
элементарного образования с точки зрения их влияния на
развитие умений, то при элементарном руководстве
ребенком получаются те же результаты. Ребенок, учась
читать и писать (начну с самых простых и самых общих
исходных начал школьного искусства), приходит, если
упражнения проводятся действительно природоеообраз-
484

но, к тем же результатам, к которым .приводит и приро-
досообразное обучение его речи. Бели средства обучения
чтению и письму не в 'состоянии до такой же степени
захватить и оживить ум, сердце и руку ребенка
одновременно, значит, они не в полной мере элементарны,
значит, в результате постепенного их применения не
сложится совокупная -сила человеческой природы. Ее же мы
должны признать необходимым результатом природоео-
oi6pa.3iHoro элементарного образования человека и к ней
должны стремиться. Но совершенно ясно, что ни этого,
ни с ним связанных других результатов элементарного
образования нельзя достичь вне связи с
образовательными средствами семейной жизни, проистекающими из
любви и веры. А что свойственно семейной жизни, то в
образовании во всех случаях следует считать
существеннейшей основой каждого истинно элементарного
упражнения.
Еще раз взгляну с этой стороны на искусство письма.
Все, что ребенок приобретает благодаря средствам
элементарного образования, когда учится говорить, он
приобретает также, когда учится писать. В каждом
предмете, ставшем для ребенка настолько ясным через
наблюдение, 'что он может точно о нем (высказаться, уже заранее
заложено то духовное, что присуще его способности
столь же точно высказаться об этом предмете и
письменно. Чтобы уметь это сделать, ребенку остается только
усвоить механические навыки письма, необходимые для
письменного выражения того, что он умеет уже выразить
устно. Но и на усвоение этих навыков средства
элементарного образования оказывают решающее влияние,
очень важное для воспитания в целом. Элементарное
обучение письму начинается не с усвоения букв какого-либо
языка, а с твердого и уверенного усвоения разнообразных
и элементарных, основных форм прямых и кривых линий
в вертикальном и горизонтальном направлениях. Оно
требует точного глазомера при усвоении форм
меняющегося наклона этих линий — сверху и до самого низа. Для
закругленной их формы оно требует усвоения
постепенного перехода во все более суживающуюся яйцевидную
форму — лежачую или стоячую, короткую или
удлиненную. Совершенно не обращая внимания на красоту
формы букв, построенных по существу на неэстетичных
основах, элементарное обучение письму старается преиму-
485

щественно добиться определенной четкости в передаче
изображения букв, в -сущности причудливого и условного,
а также быстроты движений руки ребенка. Иными
словами, ребенка стараются .научить писать четко и бегло.
Красота почерка есть не что иное, как мягкость перехода
одной формы :в другую — толстой .в тонкую, прямой — в
косую. Упражнения, помогающие достичь этого,— это
упражнения в каллиграфии.
Таким образом, и в отношении усвоения письма
элементарное образование опирается на исходные начала,
лежащие -в основе природосообразного развития
искусства рисования, то есть умения правильно и красиво
изображать всякого рода формы. Все различие з
способах, какими эти средства влияют на развитие искусства
письма и на развитие умений вообще, заключается в том,
что искусство письма на своем высшем уровне придает
руке твердость в передаче правильности и даже мягкости
форм. Мастерство же, особенно искусство рисования,
напротив, ведет ко все большей свободе в передаче
разнообразных форм мягкости и красоты.
То, что я сказал по поводу создания п рир о до
сообразных основ обучения чтению и 'письму, одинаково верно и
в отношении всего, что требуется для природосообразного
развития сил, лежащих в основе изучения всех отраслей
мастерства и всех профессий.
Крайне важно, чтобы средства идеи элементарного
образования вообще и на каждой ступени
-соответствовали степени восприимчивости сил, развитие которых
требуется для этой цели. Современный мир, погрязший в
неестественности превратной рутины своих пагубных
извращений, мало обращает внимания на это соответствие
и не проявляет ни малейшего чутья ни в отношении
важности этого взгляда, ни в отношении его природы.
Поэтому он сочтет, что осуществить это бесконечно трудно, —
он должен так считать. Но если правильно смотреть на
предмет, 'то это совсем не так трудно. Элементарное
руководство в отношении всех его средств образования и
обучения по своей природе таково, что ребенок,
воспитываемый по его принципам, ни на одной «ступени своего
образования не может ни на миг продвинуться вперед, не
усвоив полностью предыдущего, так что учителю совсем
не трудно определить уровень его сил в этом случае. При
таком руководстве этот уровень выявляется как бы сам
.486

собой, что при бессвязной поверхностности обычных
рутинных средств, конечно, невозможно. Напротив, при
нарушении последовательности, свойственной всякому
поверхностному и неестественному обучению, во всех
случаях трудно правильно определить степень восприимчивости
ребенка на том этапе обучения, на котором он находится.
Так же трудно определить степень природных сил,
лежащих в основе «реальной восприимчивости .ребенка, а еще
труднее правильно ее использовать.
Перехожу, однако, к конечному результату моих
воззрений на этот предмет. Этот (результат сводится к
следующему. Если бы сущность требований идеи
элементарного образования была по-настоящему понята, если бы
правильно придерживались принципов ее природосооб-
разного осуществления, то, по моему убеждению, она
имела бы надежный успех во всем, чего она, как мы
видели и показали, может достигнуть. Но это, безусловно,
предполагает, во-первых, что все средства для
осуществления этой великой идеи будут основываться на вере и
любви и что эта существеннейшая основа будет
сохранена ^в течение всего периода применения идеи. Только та.к
можно привести к гармонии и оогласию между собой все
средства формирования наших сил и задатков, только
так можно сохранить эту гармонию и это согласие. Во-
вторых, эта главная цель идеи элементарного
образования и все надежды и ожидания, возлагаемые нами на
нее, предполагают, что каждое отдельное средство
искусства, формирующее наши силы, будет заботливо
подчинено вечным законам, по которым сама природа
развивает эти силы. Далее, все это предполагает, что
формирование одной только части какой-либо человеческой силы
никогда не будет рассматриваться <как формирование
самой этой (силы в целом. Такое формирование всегда
должно рассматриваться лишь как один из элементов
общего ее формирования, и так должно всегда с ним
обращаться. Предполагается также, что надо заботиться о
том, чтобы внутренне вывести все средства этого
искусства формирования наших сил из единства самой
человеческой природы. Необходимо будет объединить это с
такой же заботой о том, чтобы и внешне привести эти
средства в соответствие с положением, отношениями,
обстоятельствами и силами отдельных сословий и
индивидуумов, которыми они должны быть усвоены, а вместе
487

с тем также с той степенью широты или ограниченности,
в какой эти средства могут и должны у этих сословий
и индивидуумов природосообразно применяться, смотря
по их положению и силам.
Я должен «со ©сей определенностью /повторить, что
благие надежды на влияние этой высокой идеи могут
сбыться во всех случаях лишь постольку и лишь в такой
степени, в какой будут удовлетворены эти условия в
отношении 'Средств ее осуществления. Я должен еще раз и
более «настойчиво .повторить это, так (как сознаю, что »не
только показал, как важны для достижения, упрочения
и обеспечения главных конечных целей моих жизненных
устремлений благие результаты этой (высокой идеи,
глубоко проникающие в человеческую природу. Я показал
также, что они вполне достижимы и осуществимы, и
попытался н,а этих страницах со всей свойственной мне
горячностью оживить надежду и представление, что этих
результатов можно ожидать с полной уверенностью.
При таких обстоятельствах я естественно и
неизбежно должен предвидеть, должен считать несомненным, что
каждый читатель, прочитавший эту 'книгу вдумчиво и с
серьезным вниманием, пусть даже 'сделавший это два или
три раза, в конце концов лишь удивится контрасту
между изображенной картиной и неудачами, постигшими в
действительности мои стремления, и спросит меня:
— Но, Песталоцци, если 'бы все высказанные тобой
взгляды действительно были таковы, то как же
возможно, что стремления двадцати лет твоей жизни не имели
иного успеха, кроме того, который мы с тобой видим?
Я-отвечу на это с полной определенностью: как я в
этой книге изложил публике свои взгляды и свое
убеждение о внутреннем достоинстве идеи элементарного
образования, так же твердо я намерен откровенно раокрыть
перед ней недостатки, слабости и ошибки моих
устремлений самих по себе, а также внешние причины их
неизбежной без yen ешн ости, показать их если не в полном объеме,
то хотя -бы вскрыть их первоисточники. Я действительно
хотел объединить в настоящем труде и это мое
сообщение, и оно уже почти год как готово для опубликования.
Обстоятельства, которых я здесь не затрагиваю,
помешали его напечатанию. Но оно появится в печати
обособленно от этого труда *. Сейчас мне действительно
приятно, что моя лебединая песня,, которую я в предчув-
488

стаи и близкой »смерти хочу донести до сердца друзей
человечества и друзей воспитания, не будет объединена с
рассказом о глубоких огорчениях и страданиях, не совсем
гармонирующих с теми чувствами, которые на
настоящих страницах я желал бы сохранить ib чистоте.
Препятствия, двадцать лет мешавшие моим
стремлениям теоретически и (Практически разъяснить идею
элементарного образования и наконец вызвавшие почти
полную ликвидацию моего заведения в Ифертене, в
первую очередь .заключаются в контрасте между
требованиями подлинной .-природо сообразности в деле
воспитания и обучения и в высшей степени пагубными
лжемудрствованиями, в которых погрязло наше современное
воспитание и обучение, или, правильнее говоря, в тех
причинах, которые всюду под всеми широтами лежат в
основе пагубного одичания и извращений человечества.
Животное чувство вообще противится чувству
духовному... Повсюду в мире, под всеми широтами и при всех
обстоятельствах и условиях оно живет в человеке,
ослабляя чувственностью плоды веры и любви, в животно
оживленном противоречии требований его духа и плоти.
Отсюда вытекает подчинение 1разума человека его страстям.
Вся сила напряжения, которой требует истина в любви,
мышлении и действии, и все усилия искусства воспитания,
которые равным образом требуются для успешной
деятельности человека, чужды и неприятны животной
природе человека. Следовательно, главное, что мешает
признанию идеи элементарного образования и стремлению к
усвоению ее образовательных средств, заключается в
неразвитости и чувственности самой человеческой природы.
Животное чувство никоим образом не ведет человеческий
род к истинному искусству воспитания, из которого
только и могут природосообразно вытекать средства идеи
элементарного образования. Оно, скорее, ведет к пагубным
лжемудрствованиям, которые всеми соблазнами нашей
животной чувственности противодействуют
формированию людей в духе этого истинного искусства.
Это одинаково верно для всех эпох истории
человечества... Мы все знаем, что в эпоху, в которую мы живем
и в которую протекает моя деятельность, эти пагубные
лжемудрствования не только глубоко укоренились
повсюду. Они к тому же из-за последствий великого события,
грозившего миру катастрофой *, так оживились, что в
48.9

высокой степени -смогли подорвать противодействие
следствиям разнузданных страстей, »сделать его бесплодным
и недействительным. Но в настоящем труде я сказал об
этом почти все, что должен был сказать.
Препятствия, мешавшие моим стремлениям
теоретически и практически осветить эту высокую идею, лежат
еще и во мне самом и в особых обстоятельствах
двадцатилетнего »периода моего пребывания ,в Бургдарфе и
Ифертене. Историю Бургдорфа и Ифертена я опубликую
отдельно. Но у меня нет причин, почему-бы мне открыто
и ясно .не высказаться в настоящем труде по поводу
препятствий, заключенных во мне самом: о том, что, с одной
стороны, они состояли в индивидуальных особенностях
моего характера, а с другой стороны — в обстоятельствах
и условиях моей юности и моего воспитания. Я это и
сделаю без промедления.
С колыбели я был слаб и болезнен и уже в очень
раннем возрасте отличался большой живостью некоторых
способностей и склонностей. Но, проявляя горячий
интерес к отдельным предметам и взглядам, я вместе с тем в
том же раннем возрасте и в такой же степени проявлял
крайнюю невнимательность и полное безразличие ко
всему, что не было 1как-то связано с предметами моих
мимолетных увлечений. Что привлекало мои чувства, то я
всегда быстро и горячо воспринимал. Впечатления от таких
предметов всегда глубоко западали мне в душу и очень
часто с легкостью запечатлевались в ней неизгладимо.
Зато другие предметы, с первого же момента требовав-
шие серьезного, длительного и хладнокровного внимания
при их наблюдении и изучении, редко производили на
меня такое сильное 'впечатление, хотя они и могли бы
стать очень важными и очень полезными для моего
образования. Еще более примечательно, что вое обращенное
к моему сердцу часто и очень быстро ослабляло
впечатление от того, что должно было прояснить мой ум и
побудить его -к полезной для образования деятельности. Во
мне вскоре стало преобладать воображение, в высокой
степени мешавшее моему умственному образованию и
развитию умений во всем, что не очень затрагивало мое
сердце. Должен прямо оказать, что в отношении
предметов последнего рода я уже очень рано и очень часто стал
проявлять непростительное невнимание, рассеянность и
490

нежелание .подумать. Мне .недоставало .всего, что могло
способствовать развитию у меня рассудительности,
умения размышлять, осмотрительности и осторожности, и
это, естественно, очень рано сказалось на моей
жизненной судьбе. Еще в детстве мне очень часто не удавалось
то, что я предпринимал. В сотнях мелочей я чаще всякого
другого ребенка ударялся лбом о стену. Но я не
придавал этому значения. При своей неосторожности я был
еще и легкомыслен, так что неудачи, которые глубоко
опечалили бы других детей, на меня обычно не
производили почти никакого впечатления. Как бы я ни желал
чего-то или как бы ни боялся этого, но стоило ему
миновать, стоило мне две-три ночи проспать после, и словно
ничего вовсе и не случилось. Такое малое впечатление
производили на меня и удача, и неудача. Последствия
этих особенностей моих основных задатков усиливались
по мере их развития. С каждым годом они оказывали на
меня в отношении самообразования для практической
жизни тем более вредное и пагубное влияние, что мое
воспитание будто специально для того было придумано,
чтобы питать и усиливать эти последствия.
Мой отец умер очень /рано, и я уже на шестом году
жизни не имел в своем окружении того, что в этом
возрасте так настоятельно требуется для .развития
мужественности в мальчике. Я рос под руководством лучшей из
матерей настоящим маменькиным сынком. Едва ли
нашелся другой, кто был бы им во всех отношениях
больше, чем я. Я, как у нас говоритоя, годами не вылезал
из-за печи. Короче говоря, мне настолько недоставало
всех существенных средств и побуждений для развития
мужской силы, мужского опыта, мужского образа
мыслей и мужских занятий, насколько я при своеобразии и
при слабостях своей индивидуальности преимущественно
в них как раз и нуждался.
С другой стороны, я с утра до вечера жил в
обстановке, которая в высокой степени воодушевляла меня и
затрагивала мое сердце. Моя мать отдалась воспитанию
своих троих детей с полной самоотверженностью,
отказавшись от всего, что в ее возрасте и окружении могло
быть привлекательным для нее. В этой благородной
преданности ее поддерживала особа, память о которой я
сохраню вечно. За те несколько месяцев, что эта девушка
црослужила у нас при жизни моего отца, он убедился в
491

редкостных -способностях и преданности нашей служанки
<и был очень тронут. Страшась последствий своей близкой
кончины для осиротевшей и необеспеченной семьи, он
призвал служанку к своему смертному одру и сказал ей:
«Бабели, .ради бога и .всего его милосердия не покидай
мою жену; когда я умру, она погибнет, а мои дети
попадут в жестокие чужие (руки. Без твоей помощи она не в
состоянии будет сохранить детей вместе». Растроганная,
благородная и в своей невинной простоте до
(величественности великодушная, девушка дала моему умирающему
отцу слово: «Я не оставлю вашу жену, если вы умрете.
Я останусь у нее до самой смерти, если буду ей нужна»
Ее слова успокоили умирающего отца; его взор
прояснился, и с этим утешением в душе он скончался. Бабели
сдержала обещание и до самой смерти оставалась у моей
матери. Она помогла ей с тремя детьми, то>гда
настоящими бедными сиротами, пробиться через всю нужду,
через самые тяжелые обстоятельства, какие только
можно себе представить. Она делала это с терпением,
самоотверженностью и вместе с тем с такой осмотрительностью
и таким умом, которые тем более достойны удивления,
что она не получила никакого образования. Лишь за
несколько месяцев до того пришла она из деревни в Цюрих,
чтобы там искать себе место.
Все достоинство ее поведения и преданности было
следствием возвышенной, простой, благочестивой веры.
Как (ни трудно было ей добросовестно выполнять свое
обещание, все же у нее никогда не »возникала мысль, что
она вправе, что она может отказаться от него. Положение
моей овдовевшей матери требовало крайней
бережливости, и наша Бабели прилагала невероятные усилия,
пытаясь сделать почти невозможное. Чтобы купить корзину
овощей или фруктов на несколько крейцеров дешевле,
она три-четыре раза бегала на рынок и дожидалась
момента, когда торговцы собирались уже домой. Эта
крайняя бережливость, без которой доходов моей матери не
хватило бы на покрытие расходов по хозяйству,
распространялась на все. Когда мы, дети, хотя бы один шаг
делали на улицу, собирались идти куда-либо, где нам
нечего было делать, Бабели останавливала нас словами:
«Зачем бесполезно портить одежду и обувь? Взгляните,
как ваша мать отказывает себе во воем, чтобы воспитать
вас, как она неделями и месяцами никуда не выходит и
492

бережет каждый крейцер, (нужный ей для вашего воопи
тания». О себе самой, о том, что она делала для семьи
и как для нее жертвовала собой, благородная девушка
•никогда ей слова нам не говорила.
Как ни стесненно жили в нашей семье, но почти
всегда сверх сил старались покрыть так называемые
расходы чести *, и на них тратили несравненно больше, чем
на все другое. На чаевых, новогодних подарках и тому
подобном не экономили. Хотя мать и Бабели не рады были,
когда непредусмотренный случай вызывал такие
расходы, «все же «их всегда очень аккуратно покрывали. У меня,
моего брата и сестры всегда имелась очень нарядная
праздничная одежда, но нам разрешалось надевать ее
только изредка, а 'вернувшись домой, мы должны были
тут же снимать ее, чтобы она подольше служила
праздничным платьем. Если мать ждала гостей, то мы со всем
искусством, на которое были способны, превращали нашу
единственную комнату в гостиную.
Мой дед был сельским пастором *, и ему нравилось
добросовестно печься о сохранении едва теплившихся
остатков более лучших старых школьных времен. Он
требовал от учителя своей сельской школы обычного в то
время серьезного и старательного применения жестких
форм обучения чтению и письму, заучивания наизусть
молитв, библейских изречений и вопросов из катехизиса.
Это попечительство он совмещал со столь же
общепринятой в старые времена обязанностью духовных пастырей
посещать своих прихожан на дому не только при
случайных обстоятельствах, как 'болезни или несчастья, но и
регулярно \В течение всего года. О своих посещениях он вел
систематические записи, в которых обстоятельно
описывал состояние каждого хозяйства, так что он не только с
отеческой заботливостью, но и с определенным знанием
дела мог расспрашивать обо всем, в чем в каждом доме
была нужда ъ нравственном1 семейном и религиозном
отношении. Поэтому его посещения оказывали
практическое влияние на школьников. Как ни плохо 'было
поставлено iß его школе искусство обучения, /но школа
была.связана с образованием народа в нравственном и семейном
отношении, что сильно и реально помогало прививать
внимательность, послушание, трудолюбие и усердие и
тем самым воздействовало на самые существенные
основы воспитания.
493

Хотя от доброго старого (времени остались лишь
слабые остатки, наши крестьяне и в те дни в большинстве
деревень были честными людьми, был;и .преисполнены
природного чувства и житейского такта, были
простыми, -простодушно трудолюбивыми; при всем их
невежестве и всей ограниченности, они были воодушевлены
простым, но живым чувством в отношении всего по
существу своему честного, хорошего, справедливого и
истинного. Это чувство проявляли лучшие люди того времени
даже в самых бедных крестьянских хижинах с
непосредственной и беззаботной отвагой, с горячим отпором
ярким (Проявлениям всякого рода несправедливости, лжи,
бессердечности и* жестокости, оттого бы они ни исходили.
Равнодушие и безразличие ко всему, что справедливо или
несправедливо, хорошо или дурно, еще не всюду тогда
распространилось среди крестьянства; несмотря на
ограниченность, отсталость и все возрастающую внутреннюю
слабость сельских школ, этот дух с поистине
психологическим по существу чутьем до известной степени все же
поддерживался и отстаивался в них посредством
различных старинных упражнений и форм.
В городских школах, напротив, остатки доброго
старого времени были уже не так ощутимы и не имели такой
поддержки. Городское воспитание, с одной стороны,
признавало, что ему недостает хорошего, научного
образования, но вместе с тем из года в год все меньше понимало
значение связи между успешностью научного
образования и семейным образованием народа, духом семейной
жизни, способностями и навыками, которые
предполагают и требуют каждодневного и деятельного применения
полученных знаний в семейной жизни. Поэтому в
городское воспитание прокрались безразличие, незнание и
невнимательность 'К внутренней связи между всеми
главными домашними и школьными образовательными
средствами и совокупной силой — нравственной, умственной и
физической, возникающей только из такой связи. Это в
значительной мере ускорило гибель основ старого
бюргерского воспитания и тех реальных преимуществ,
которые в прежнее время у него были по сравнению с
воспитанием крестьян. В первую очередь от этого пострадал в
семейном и гражданском отношении город. Во многом
исчезли более глубокие основы преимуществ городской
жизни перед сельской. Как в прежние времена сила и
494

образование крестьянства шли из города, а затем их
благие результаты вновь концентрировались ев городе,
так теперь из города во многом 'исходили возрастающие
ослабление и испорченность крестьян. Пасторы в то
время часто жаловались: «Omne malum ex urbe» *.
Между тем мне рано пришло в голову, что вообще и
по существу было бы гораздо легче помочь улучшить
сельское воспитание, исправив его ошибки, чем
городское. Притом я любил крестьян. Я сожалел о
заблуждениях и неумелости, сковывавших еще сохранившуюся в
крестьянах природную силу. Я был еще очень молод,
когда у меня зародилась живая мысль, что я мог бы найти
в себе способность внести свою лепту в улучшение
воспитания сельскою населения. Уже в юности мне было ясно,
что в отношении этого искусства надо начать с
максимально возможного упрощения обычных школьных
средств обучения письму, чтению и счету.
Но прежде чем продолжить рассказ, я должен
обстоятельно изложить историю моего собственного
дальнейшего воспитания и »рассказать о том, как то
единственное, что было в нем хорошим, и то многое, что было в
нем ошибочным, повлияли на мое стремление вновь
оживить в народе силы образования, присущие семье,
упростив обычные средства обучения, и так вернуть сельским
школам что-нибудь от благотворности прошлых лет.
Как я уже говорил, у меня в юности был
чувствительный характер, меня сильно захватывали впечатления о г
каждого мимолетного явления; при этом я бывал
опрометчив и действовал необдуманно. Я знал мир только в
ограниченных пределах жилой комнаты .материнского
дома и в столь же узких жизненных рамках своего
школьного класса; действительная жизнь была мне .почти столь
же чужда, как если бы я не жил вовсе в том мире, в
каком жил. Я считал, что весь мир по меньшей маре так же
добродушен и доверчив, как я сам. И, разумеется, с
самой юности я становился жертвой любого, кто хотел
подшутить надо мной. Не в моем характере было ожидать
от кого-то чего-либо дурного, пока я сам в этом не
убеждался или сам от этого не пострадал. И так же как я во
всем доверял другим людям больше, чем следовало, так
я и самого себя считал сильней, чем был на самом деле.
Я думал, что вполне способен ко многому, к чему я,
собственно, был совершенно не способен. Из-за своего слепо-
495

го добродушия я .с самой ранней юности и до нынешнего
дня совершал множество опрометчивых поступков и дел,
которые в любую минуту могли меня погубить или по
меньшей мере полностью помешать выполнению моих
жизненных целей, но все же, благодарение богу, ни разу
до этого-не довели окончательно. Это, наверно, оказалось
возможным лишь благодаря тому, что постоянные
неудачи в моей деятельности всегда имели одну такую сторону
и сопровождались такими обстоятельствами и
результатами, которые в какой-то мере удовлетворяли меня и
подымали в собственных глазах.
При всех волнениях, связанных с моими жизненными
устремлениями и неудачами в них, мое легкомыслие
поддерживало во мне веселое настроение и в таких случаях,
когда всякий другой, наверно, умер бы с горя.
Удивительно, что множество анекдотов, которые в нашей семье
столь часто рассказывали о моем предке по отцовской
линии, архидиаконе Отте *, показывают поразительное
сходство его характера и его странностей с моими. Это,
пожалуй, подтверждает идею, по которой фамильные
черты характера очень часто с поразительным сходством
повторяются через много поколений, минуя
промежуточные. Добродушный и легкомысленный, как -я, он был так
же неловок и небрежен в хозяйственных делах; но так
как он, в противоположность мне, не выходил из колеи
обычной бюргерской жизни, а, как и другие в его среде,
в принятом порядке прошел обычный путь от
преподавательских должностей до каноника, то последствия этих
его слабостей не бросались так резко в глаза и не были
так тяжелы, как это случилось со мной.
Все же его добродушное легковерие однажды сыграло
с ним досадную шутку в хозяйственном и семейном
отношении. В качестве духовника он посещал одну вдову,
пользовавшуюся в общине сомнительной славой
архиплутовки. У него было благодушное намерение своими
увещаниями склонить ее обращать больше внимания на
то дурное, что о ней говорят, и больше заботиться о своем
добром имени. Но хитрая женщина сумела очень скоро
убедить доброго каноника, что все, что о ней говорят, в
высшей 'степени несправедливо. Она, мол, еще в расцвете
лет, а родственники, желая воспользоваться ее
наследством, поносят ее, чтобы помешать вступить в приличный
брак. Она проделала это с такой находчивостью и с таким
496

последовательным искусством, что добрый человек почти
как в евангелие поверил ©сему, что она ему наговорила,
и в конце концов сам на ней женился. Спустя же
несколько недель после свадьбы он так глубоко .понял, какую
ошибку совершил, вступив в этот брак, что у -входа в свой
кабинет прикрепил записку такого содержания:
Когда-то из Содома вышел благочестивый добрый Лот,
Теперь в Содом попал дурак — каноник Отт.
Фарс вскоре закончился разводом.
При всем своем добродушии :и при всей своей
скромности он был слишком высокого мнения о себе и о
степени своей образованности. Он подготовил и снабдил
примечаниями издание Flavius Iosephus * и проделал
несколько исследований антикварных изданий. Эти работы
создали ему в свое время некоторую литературную
репутацию, что при его самоуверенности завело его слишком
далеко. В последующем он много лет подряд до самой
глубокой старости работал »над обширным трудом,
состоявшим из многих томов размера in folio и
озаглавленным «Clavis k Flavius Iosephus» *. На его издание он
возлагал большие материальные надежды, в осуществлении
которых нисколько не сомневался, так как его сын в
качестве библиотекаря епископа Кентерберийского
пользовался большим уважением. Но сын очень рано умер, а
при быстром развитии в те годы такой литературы труд
моего предка все больше утрачивал значение; под конец
он уже не мог найти издателя, даже если ;бы отдал ему
рукопись даром.
Поистине, это очень легко могло случиться и со мной.
На некоторые опыты моих языковых упражнений я извел
целые стопы бумаги, а теперь ни один лист не считаю
пригодным для печати. Но я в своем окружении слышал
всегда столько суровых наставлений по этому поводу,
что до настоящего дня мне и в голову никогда не
приходило предаваться в этом отношении большим и
несбыточным надеждам.
Это мое сходство с каноником Оттом проявлялось в
самых различных направлениях. Он, как и я, глубоко
ощущал заблуждения и слабости современного ему
мира; всей душой надеясь содействовать особенно ясности
и простоте обучения закону божию, он примкнул к Тур-
ретину, Всренфельсу и Остервальду * и тесно был связан
32 И. Г. Песталоцци, т. 3 497

с этими людьми, приложившими много усилий к делу,
хотя я не думаю, чтобы в научном отношении он мог
сравниться с некоторыми из них. При этом он так же не
был чужд некоторого тщеславия в своей страсти к
новшествам и так же был беспощаден к инакомыслящим,
как это было свойственно и мне в некоторые периоды
моей жизни.
Следующее обстоятельство проливает некоторый свет
на его беспощадность к закоснелым ортодоксам его
времени. Его дом, как это со времен Реформации бывало в
Цюрихе в обычае у людей, отличавшихся
образованностью, был открыт для всех хорошо зарекомендовавших
себя в этом лиц. Среди гостей, часто навещавших его,
был однажды и сын Остервальда. Мой каноник знал, что
каждый раз, .когда к нему приходят посторонние,
закоснелый педант-богослов Швейцер, немного говоривший
по-французски, навязчиво расспрашивал гостя, кто он
такой и откуда прибыл. И вот мой каноник подучил
молодого Остервальда, не знающего ни слова по-немецки,
в случае, если к нему подойдет толстый старик и станет
расспрашивать, кто он такой, ответить ему: «Я маленький
еретичок, а мой отец — великий еретик».
Забавные ответы были для него любимым
развлечением, и он никогда не упускал возможности отвечать так,
что его слова, задевая чувства людей, вызывали в них
мысли, которые, собственно, никак не вытекали из его
слов. Он вообще больше любил намекнуть, нежели
разъяснить. Он, правда, и умел это лучше; он пользовался
своим талантом с таким добродушием, что вряд ли кто-
либо обижался на его слова. Он не упускал ни одной
даже самой незначительной возможности, чтобы сказать
что-то забавное.
Как-то в. узком переулке канонику повстречался
высокий толстый бочар, шагавший своей твердой
бюргерской поступью и чуть ли не столкнувшийся с каноником,
так что тот едва успел посторониться. Мой каноник
остановился, обратился к бочару и совершенно серьезно
сказал: «Правильно сделали, мастер, что.уступили мне
дорогу». Толстый бочар, увидев, как поставил себя этот
слабый старичок, засмеялся и сказал: «А что бы вы
сделали, господин каноник, если бы я не посторонился?»
Мой каноник ответил ему совершенно спокойно: «Тогда
бы я вам уступил дорогу».
498

Однажды он не удержался от своих причуд даже в
такой момент, .когда должен был сопровождать на
виселицу преступника. Это был гнусный-негодяй; как каноник
к нему ни обращался, он только головой мотал и ничего
не хотел слушать. Но мой каноник не отступался, а все
продолжал его убеждать. Это разозлило парня, вдобавок
была еще дождливая погода. На дороге 'была лужа, и
парень с такой силой ступил в нее, что с йог до головы
забрызгал каноника грязью. Тот совершенно спокойно
повернулся к нему и сказал: «Послушай, когда будем
возвращаться, проделай-ка это еще разок».
И в последние годы жизни он ни при каких
обстоятельствах не оставлял сво,их причуд. Однажды -выбирали
настоятеля, и у него была некоторая надежда, что его
изберут на это место. Но предпочтение оказали
молодому, здоровому, крепкому человеку, господину настоятелю
Вирцу. Достойный новый -настоятель- хотел проявить
любезность в отношении старого каноника и велел ему
передать, что охотно освободит его от проповеди по
вторникам, к которой каноника обязывало его место: одной
проповедью больше, одной меньше—ему это, мол, ничего
не стоит. Но мой старый каноник понял это по-своему и
велел передать настоятелю,'что не продает своего
первородства за кочаник кудрявой капусты 1.
Шутливость его ответов была для него совершенно
естественна, и благодаря ей он сохранил веселость. Он
часто говаривал, что дожил до глубокой старости
благодаря некоторому своему легкомыслию и что всегда
предпочитал принимать все чуть полегче, а не чуть
потяжелей, чем следовало бы. То же самое я с полным правом
безусловно могу сказать и о себе. При всем, что мне
пришлось пережить, я, наверно, не дожил бы до такого
возраста, до какого на самом деле дожил, еслл бы не был в
высшей степени легкомыслен. Сходство наших
характеров, моего и этого человека, кажется мне поистине
поразительным.
Но вернусь к рассказу о себе. Поскольку, .как я уже
говорил, в годы моей ранней юности мне в домашней
жизни полностью недоставало мужского развития сил, то
во всех мальчишеских играх я был самым неловким и бес-
1 Один из видов кудрявой капусты в Цюрихе называют Wirz.—
Прим. Песталоцци.
32* 499

помощным 'среди своих соучеников и притом все же
хотел чем-то превзойти других. Это часто давало
некоторым из них повод »насмехаться надо мной. Один, особо
отличавшийся в этом, дал мне прозвище «Генрих-чудачок
из страны дурачков». Но в большинстве своем товарищи
все-таки любили меня за мое добродушие и
услужливость, хотя они и знали мою односторонность и
(Неловкость так же хорошо, как мою беззаботность и
бездумность в отношении всего, что меня не очень интересовало.
Я был одним из лучших учеников, но с совершенно
непонятной рассеянностью допускал такие ошибки,
которых не сделал бы ни один из самых худших. Меня
обычно захватывало содержание предметов, которым нас
обучали; я правильно его понимал и н то же время во
многом оставался равнодушен к форме, .в которую
облекалось это содержание, не думал о ней. Намного отставая
от своих соучеников по некоторым разделам
какого-нибудь предмета, я сильно .превосходил их по другим его
разделам. Насколько это верно, видно из такого случая.
Однажды один из наших преподавателей, очень хорошо
знавший греческий язьик, но отнюдь не обладавший
"риторическим талантом, перевел несколько речей Демосфена
и напечатал их. При весьма ограниченных школьных
познаниях в греческом языке, я тоже возымел смелость пе^
ревести одну из этих .речей и представить ее на экзамене
в .качестве образца моих успехов в языке. Часть этого
перевода была напечатана в «Lindauer Journal» в виде
приложения к произведению «Агис» *. По горячности и
риторической живости мой перевод, бесспорно, был
лучше, чем перевод господина преподавателя, хотя я,
несомненно, почти совсем не знал греческого языка, а
господин преподаватель, напротив, знал его хорошо.
Как я по одним разделам учебных предметов делал
несравненно меньшие успехи, чем по другим, так и
вообще для меня всегда — не скажу .понять, но скорее всей
душой увлечься предметами познания, которые мне
полагалось изучать,—было гораздо важнее, чем
практически освоить средства их применения. При этом хотя я и
пренебрегал средствами, которые научили бы меня
практически применять некоторые предметы познания,
увлекавшие мое сердце и воображение, мое желание их
применять граничило с энтузиазмом. К несчастью, дух
общественного образо*вания в тот период в высокой степени
500

маг способствовать распространению среди молодежи
моего родного города мечтательного пристрастия к
применению на практике предметов, далеко еще не
усвоенных, -и уверенности в своей способности к этому. Лучшая
молодежь города, не исключая самого Лафатера,
лелеяла такие мечты. История о несправедливом ландфогте *,
не будь она позабыта, замечательнейшим образом
осветила бы правильность этого .высказывания в отношении
хода образования у Лафатера.
Между тем при всех ошибках общественного
образования тот период был в моем родном городе очень
благоприятен в научном отношении. Бодмер, Брейтингер,
позднее Штейнбрюхель * -и многие другие преподаватели и
ученые того времени были в научном смысле в высокой
степени образованными людьми, хотя им, если .не всем,
то значительному большинству, было свойственно
направление ума, недостаточно приспособленное для
практической жизни, в которой надо было подготовить
юношей нашего города. Независимость, самостоятельность,
благотворительность, самоотверженность и любовь к
отечеству— вот лозунги нашего тогдашнего общественного
образования. Но средство к достижению всего этого,
которое /нам преимущественно расхваливали — умственное
превосходство, — не получило достаточной поддержки в
виде удовлетворительного и основательного
формирования практических способностей, которые могли привести
ко всем этим целям. Нас учили мечтая искать
самостоятельности в словесном познании истины, не давая нам
живо ощутить потребность в том, без чего невозможно
было обеспечить ни внутреннюю, ни внешнюю нашу
семейную и гражданскую самостоятельность. Дух, в
котором велось обучение, с его большой живостью и
увлекательным изложением, склонял нас односторонне и не
задумываясь пренебрегать внешними средствами богатства,
чести, почета, чуть ли не презирать их. С
соответствующей поверхностностью нас учили допускать и просто
слепо верить, что при бережливости и самоограничении
можно обойтись без всех преимуществ бюргерской
жизни, не лишаясь при этом существенных благ своего
общественного положения. Нас завлекали мечтами о
возможности семейного счастья и гражданской
самостоятельности, когда мы не обладали хорошо развитыми
способностями для бюргерских профессий и заработков. Дошло
501

до того, что мы, еще мальчишки, вообразили, будто
поверхностные школыные познания о великой гражданской
жизни Греции и Рима дадут нам хорошую и
основательную подготовку для мелкого бюргерского существования
в одном из швейцарских кантонов или союзных городов.
Этот порыв iK столь вьюоким мечтаниям был тем
более заразителен, что источники ослабления старого
швейцарского духа с его простотой, достоинством и верностью
в тот период уже очень заметно и поразительно глубоко
утвердились во всех наших гражданских учреждениях.
Желание же поднять слабеющий добрый дух нашего
отечества, со всей серьезностью и изо всех сил
противоборствовать глубоким корням этого зла, больно задевавшего
каждого благородного швейцарца, шло от чистого сердца
патриота. Но в пище, которая подавалась нам в то время,
не хватало простоты и подлинности природного чувства
и природной силы, составлявших главную основу старого
отечественного духа, который *мы хотели восстановить.
Сочинения, которыми нас снабжали, которые нам
рекомендовали для оживления этого чувства, при всем
хорошем, что в них имелось, представляли собой продукт
глубоко проникших извращений и пагубной
неестественности, в которых мы тогда жили. Они, 'собственно, и были
предназначены к тому, чтобы нас самих в значительной
степени извратить, опрокинуть в нас bon sens * наших
отцов и не просто сбить нас с толку, а даже ожесточить
в отношении существенно необходимой безыскусноети и
простоты первоначальных воззрений на повседневную
жизнь. Появление Руссо чрезвычайно оживило
заблуждения, iK которым в то время завлек нашу прекрасную
молодежь благородный порыв верных патриотических
чувств, а последовавшие вскоре великие и бурные
мировые события превратили этот порыв во все растущую
односторонность, 'безрассудство и замешательство.
Одновременное появление Вольтера, а с ним и соблазна
неверности непорочной святыне религиозного чувства, его
простоты и невинности, способствовало возникновению
нового умственного направления, совершенно чуждого
действительному благу нашего патриархального родного
города, который так сродни имперским городам,
направления, совершенно не пригодного ни для того, чтобы
сохранить то старое доброе, что у нас было, ни для того,
чтобы создать что-либо значительно лучшее *.
502

И для меня появление Руооо означало оживление
дурных последствий, которые надвигавшаяся мировая
смута имела почти для всех благородных юношей моего
отечества с их невинным порывом к возрождению
старинных патриотических швейцарских убеждений. Как
только появился его «Эмиль», я со своей ничего общего с
практической жизнью не имеющей мечтательностью был
до энтузиазма захвачен этой в такой же мере
непрактичной книгой грез. Я сравнивал воспитание, которое
мне досталось в уголке материнской комнаты и в школе,
которую я посещал, с тем, что Руссо признавал
необходимым, чего он требовал для воспитания своего Эмиля
И домашнее и общественное воспитание, .принятое во
всем мире и у всех сословий, представлялось мне
безусловно изуродованной формой, .которая в высоких идеях
Руссо должна была искать и могла бы найти панацею
от того жалкого состояния, в котором оно находилось.
И воскрешенная Руссо идеально обоснованная система
свободы * усилила во мне мечтательное стремление к
более обширному и благотворному для народа кругу
деятельности. Совсем еще детские идеи о том, что в этом
отношении нужно и можно было бы сделать в моем
родном городе, заставили меня отказаться от
священнического сана, к чему я раньше чувствовал склонность и к
чему предназначался. У меня появилась мысль, что
изучение права открыло бы мне поле деятельности, на
котором я рано или поздно получил бы возможность и
средства в какой-то мере воздействовать на гражданское
положение моего родного города и даже моего отечества.
Но, 'К счастью, одно обстоятельство сильно меня
затронувшее, в самом зародыше разрушило этот план.
Друг, к которому я крепко привязался с надеждой и
верой в его силу, хорошо сознавая всю односторонность и
практическую слабость моих далеко идущих замыслов,
довольно долго уже страдал грудной болезнью. Сначала
она не казалась нам тяжелой, но в то время болезнь
приняла очень серьезный оборот, и вскоре стало ясно, что
она смертельна. Поняв это, мой друг позвал меня к себе
и оказал: «Песталоцци, я умираю, а ты, когда
останешься один, не берись за такое дело, которое при твоем
добродушии и твоей доверчивости могло бы стать опасным
для тебя. Найди себе спокойное, тихое поприще; если
рядом с тобой не будет надежного и преданного человека,
503

который л-оможет тебе обоим спокойным, хладнокровным
знанием людей и дел, никоим образом не пускайся ни в
какие обширные предприятия, потому что неудача могла
бы оказаться опасной для тебя». Его смерть глубоко
потрясла меня *. Я хотел бы целиком последовать его
совету, но не сумел достаточно серьезно и достаточно
энергично противодействовать источникам опасностей, от
которых он меня предостерегал. Они были заложены
глубоко во мне самом, глубоко во мне укоренились.
Правда, я с удвоенной энергией набросился на старый
свой план — нести улучшенные и упрощенные средства
обучения народа .в каждую семью. Я надеялся, что на
этом спокойном и счастливом домашнем поприще смогу
потихоньку улучшать положение простого народа,
способствуя упрощению его обучения и строя его
материальное благополучие на более глубокой основе. Но мало
зная себя самого, я так же мало знал путь, на который
вступал, не имел представления, куда он меня приведет.
Такой, каким я был тогда, я и не мог иметь об этом
никакого представления. В слепом восторге от вновь
возродившегося у меня плана я внезапно принял решение
целиком посвятить себя земледелию.
Высокая репутация, которой пользовался Чиффели *
в качестве сельского хозяина, побудила меня обратиться
к нему за советом, указаниями и средствами для своей
подготовки в этих целях. Он принял меня очень
благосклонно, но его способ ведения хозяйства, а также его
жизненные воззрения и взгляды на мир, при всей широте
и разносторонности его знаний и стремлений,
практически были весьма неосновательны. Я же, со своей стороны,
при полнейшем в этом деле своем невежестве, был не
способен практически подготовиться к земледелию и извлечь
подлинную пользу из широкой картины полеводства,
представившейся моим взорам в его хозяйстве и внешне
казавшейся практичной, так же как из широких взглядов
и перспектив, которыми этот благородный человек питал
мою душу и старался просветить мою голову. Унося с
собой множество отдельных великих и правильных
взглядов и перспектив, относящихся к земледелию, я ушел ог
него та(ким же великим мечтателем-земледельцем, как
пришел к нему великим мечтателем-горожанином, неся с
собой множество отдельных великих и правильных
знаний, взглядов и перспектив, относившихся к городу.
504

Мое пребывание у него привело лишь « тому, что
благодаря его смелым и великим, но трудно осуществимым,
а отчасти и совсем не выполнимым планам, во мне вновь
ожили гигантские цели моих стремлений. Вместе с тем,
не думая о том, какими средствами их можно
осуществить, я упорно держался своих планов. Последствия
такого упорства уже »в первые годы мо>ей
сельскохозяйственной деятельности решающим образом повлияли на
экономические неудачи моей жизни. Они по сей день
наполняют мое сердце грустью, так как составили несчастье
всей жизни той, что была рядом со мной, — чистейшей,
благороднейшей души, каких я не много встречал на
земле *. Среди цюрихской молодежи у меня было много
друзей, через одного из них я и познакомился с ней, она
была его сестрой. Она приняла теплое участие в моих
планах. Я любил ее, но мо;и желания натолкнулись на
затруднения. Я был беден, а она, или, вернее, ее родители
были очень состоятельными людьми. Не задумываясь,
не рассуждая, слепо стремясь к исполнению своих
желаний, я достиг своей цели и мечтал, что этот брак создаст
для меня рай на земле. Моя вера в надежное и полное
осуществление своих человеколюбивых -и педагогических
целей переросла в ни «на чем не основанную
убежденность, так что я и мысли не допускал, что меня может
постичь «еудача. Я пользовался кредитом, у меня были
деньги, я был любим, и в денежных делах тень сомнения
не возникала у людей моего окружения. Плантации
марены, принадлежавшие Чиффели и нескольким другим
жителям Берна, тогда считались весьма доходными и
привлекали всеобщее внимание. В надежде на опыт и
знания в полеводстве, приобретенные мною у Чиффели,
один очень богатый торговый дом в моем родном
городе * вступил со мной в компанию, чтобы предпринять
опыт с такой плантацией. Одно время казалось, будто
все объединилось для того, чтобы безотносительно к
действительной цели мареновой плантации вообще вознести
меня на самую высокую вершину моих надежд — и
сельскохозяйственных и человеколюбивых.
Я искал какую-нибудь очень отсталую в отношении
культуры сельского хозяйства местность, где хотел
приобрести землю. Господин пастор Ренггер в Гебисторфе*
ознакомил меня с состоянием Биррфельда, где с
незапамятных времен пустовало несколько тысяч юхартов за-
505

лежной земли. Большую часть времени ее использовал
монастырь Кенигсфельден в качестве плохого,
засушливого пастбища для овец. Иначе эту землю и нельзя было
попользовать, потому что лишь по краям этой большой
пустоши лежало несколько юхартов плохой луговины,
очень мало имелось там источников и были они слишком
малы. Соотношение лугов и пахотной земли во всем этом
округе было так неблагоприятно, что на один юхарт
плохой сухой луговины приходилось юхартов тридцать
засушливой пахотной земли. К тому же владельцы этого
обширного пастбища были бедны настолько, что им не
под силу было со временем постепенно улучшать свои
запущенные пашни, закупая сено или солому на корм
скоту. Но за несколько лет до того, как я познакомился
с этой местностью, в деревне Люпфиг, граничащей с Бир-
ром, где я хотел приобрести землю, открыли залежи
мергеля, а мергель — превосходное средство для
искусственного удобрения лугов. Одновременно оказалось, что на
самых сухих участках с известковой почвой,
расположенных у подножья Брунеггских гор за Бирсом, можно с
решительным успехом без всяких удобрений сеять
эспарцет *. Бывший тогда в Бирре пастором господин Фрёлих,
с.которым я познакомился через господина пастора Ренг-
гера, очень хорошо знал сельское хозяйство и
по-настоящему был заинтересован в улучшении условий в этой
местности. Он подробно ознакомил меня с
обстоятельствами, которых я только что коснулся в связи с Бирр-
фельдом, и вскоре убедил меня, что важнейшие средства,
с помощью которых можно серьезно улучшить состояние
всей местности, лежат тут же, под рукой, и их легко
использовать, не откладывая.
Опираясь на экономические возможности и
содействие, -которое, казалось, полностью было гарантировано
моими отношениями с торговым домом, вошедшим в
компанию со мной для этой цели, я мгновенно принял
решение как можно скорей скупить шестьсот — восемьсот
юхартов этой земли по той баснословно дешевой цене,
по -которой ее тогда можно было приобрести. Приобретя
около ста юхартов земли, я сразу же приступил к
постройке дома. Для самого существенного в моей цели
этот дом был построен настолько необдуманно,
несоответственно и нецелесообразно, насколько затеянная мною
покупка большого земельного участка сама по себе была
506

очень хорошо рассчитана, а ее экономическая выгодность
несомненна.
Осуществление этого плана тоже натолкнулось на
очень большие и, как я теперь убежден, непреодолимые
трудности. Переход в мои руки в этом случае нескольких
имений вблизи Бирра, Люпфига и Брунегга за несколько
лет поднял бы цену на соседние земли вдесятеро и
больше, чем они стоили в то время, так что соседние деревни
неожиданно за ломаный грош лишились бы своих
ближайших угодий. Тогда доброжелательное к ним бернское
правительство поневоле должно было бы отнестись ко
мне и моему предприятию неблагосклонно и даже
противодействовать мне.
Но внезапно дело приняло иной оборот. Виной тому
были неосторожно предпринятое мною нецелесообразное
строительство дома и общественное мнение о человеке,
которому я поручил выполнение всего моего
предприятия, оказав ему очень большое доверие *. Человека этого,
во многом оказавшегося весьма полезным для меня, все
вокруг ненавидели и боялись. По указанным причинам
мое предприятие вскоре потеряло общественное доверие
во всей округе. Со всех сторон и даже от пастора Фрёли-
ха, вначале порекомендовавшего мне эту покупку, но
ненавидевшего человека, ко тор м у я доверил выполнение
своего .плана, в торговый дом, с которым я был связан,
стали поступать донесения, что при моей манере вести
дела все мое предприятие вздор и что торговый дом,
несомненно, потеряет все свои вложения, если не заставит
меня переменить образ действий. Пораженные этими
известиями, но сердечные и осторожные владельцы
торгового дома прислали ко мне двух почтенных моих
сограждан *, пользовавшихся величайшим доверием в том, что
касалось их познаний в сельском хозяйстве. Они должны
были обследовать .состояние предприятия и доложить им
о нем. Не знаю, как и сказать, к счастью или несчастью
для меня, но эти господа ничего не знали об особых
качествах известковой почвы закупленных мною участков
земли, о том, как легко ее можно было улучшить с
помощью средств, находившихся тут же, на месте. На
большей части этих земель, отчасти представлявших
собой многолетнюю залежь, не знавшую плуга, не было и
следа питательной почвы, как на дне каменоломни. Даже
на вспаханной поверхности после нескольких дождливых
507

дней почти ничего не -видно было, кроме множества
мелких белых камешков известняка, покрывающих почву.
Приезжие были удивлены неосторожностью, проявленной
мной при покупке, а еще больше несоответствием и
дороговизной начатого мной строительства жилого дома. И в
этом последнем они были совершенно правы. После их
доклада торговый дом счел мое предприятие
окончательно погибшим; понеся некоторые убытки, он отказался ог
дальнейшего в нем участия и предоставил мне одному
его осуществлять.
Я со своей -стороны отнюдь еще не считал предприятие
окончательно потерянным. Да по существу оно и не было
таким. Цена за юхарт, за который я в среднем заплатил
по десять гульденов, возрастала из года в год и теперь,
как общеизвестно, составляет двести, триста, даже
четыреста гульденов; цены росли бы еще быстрее, если бы я
продолжал скупать землю. Почва в моем имении, вопреки
всей видимости, была хороша, и ее легко было еще
улучшить. Тощая пашня быстро превратилась в цветущие
эспарцетовые поля. Короче говоря, причина неудачи
моего предприятия заключалась не в нем самом, а
исключительно во мне и в моей ярко выраженной непригодности
ко всякого рода предприятиям, требующим отличных
практических способностей. Об этой непригодности
знали все, кроме меня самого. И вот исчезла мечта моей
жизни, надежда на широкий круг благотворной
деятельности, центром которой должен был стать спокойный,
тихий круг семьи. Необходимость покрывать с каждым
днем возраставшие расходы по недостроенному дому и
имению увеличивала стесненность моего положения, тем
более что я очень неумело применял .средства, которыми
хотел помочь делу.
Моя жена жестоко страдала от этих обстоятельств,
но при всем том ни во мне, ни в ней не ослабевало
намерение посвятить свое время, свои силы и остаток нашего
состояния упрощению обучения народа и его образования
в семье. При моей неумелости, при непрактичности, с
которой я действовал, подыскивая и подготавливая
средства, ведущие к моей цели, это ничем не могло нам
помочь. Напротив, это еще больше вводило меня в
заблуждение. Не поняв и не исправив заложенные во мне
серьезные недостатки, приведшие к краху моего первого
предприятия, я, к несчастью, встретил еще соблазнитель-
508

ную, mo по существу бесполезную помощь в новом деле,
в которое меня вовлекли мои мечты.
Именно в то время, когда состояние моего сельского
предприятия уже очень сильно обременяло меня
материально и все ухудшало мое положение, я попытался
основать учреждение для бедных; оно должно было отвечать
всем мечтательным надеждам, которым я в прошлые
годы предавался *. Уверенность в том, что я способен
совершить на этом поприще нечто такое, что могло бы в
широких пределах содействовать моей цели,
воодушевляла меня отныне с .непреодолимой силой. Я хотел
превратить свое имение в постоянный центр моих
педагогических и сельскохозяйственных стремлений, ради которых
я покинул родной город. Но кроме трудностей, причиной
которых был я сам, :и моих нынешних неблагоприятных
экономических обстоятельств, на моем пути стояли еще
и -внешние затруднения, о которых я .не имел
представления 'И от которых я из-за особенностей своего
характера в чрезвычайной степени пострадал. Для всего и во
ас ем я в мечтах своих жаждал самого высокого, между
тем как мне во ßcex отношениях недоставало ни сил, ни
способностей, ни умений, которые только и могут
обеспечить успех самым первым, самым малым начальным
шагам и подготовительным средствам, необходимым для
достижения того высокого и великого, к чему я етрем'илея.
Моя злополучная склонность всегда, во всем, что я ни
предпринимал, взбираться на верхнюю ступеньку
лестницы, ведущей к моей цели, еще не утвердившись прочно на
нижней, и к тому же поверхностность в выборе средств,
с помощью которых можно было бы с должным знанием
дела и должной заботливостью противодействовать
признанным всеми и глубоко меня огорчавшим недостаткам
всех исходных начал народного образования, не могли
не оказать решающего влияния на неудачу и этого плана.
Господствующий дух времени в высшей степени
оживил и еще усилил причины этой неудачи, зависевшие от
меня самого. Иначе быть не .могло, так и должно было
случиться. Зародыши развития суррогатов,
подменивших старые мощные основы воспитания, этот дурной
источник путаницы, вызванной лжемудрствованиями, и
общее стремление педагогического века блистать на
высших ступенях образования, не сумев удовлетворить
потребность в прочных основах его низших ступеней, в выс-
509

шей степени соответствовали ошибочности всего моего
поведения, хотя я этого не подозревал, «не знал и не
думал. А ведь именно такому направлению -современности
я, до энтузиазма воодушевленный, стремился
противодействовать. Так велик, так несказанно велик был »при
особом складе моего ума контраст между тем, чего я желал,
и тем, что я делал, на что я был способен. Этот контраст
проистекал и должен был .проистекать из (Несоответствия
между живостью моих чувств и моим умственным
бессилием, моей неопытностью как бюргера. Я даже в
малейшей степени не подозревал о тех трудностях, которые
господствующие в современном воспитании
лжемудрствования так превосходно умели поставить на пути истинного
и основательного упрощения воспитания и обучения
также и у низших сословий, следовательно и на пути моего
нового опыта. Если дух времени противодействует
.какому-либо хорошему направлению в воспитании вообще, во
всех сословиях, то он тем самым противодействует этому
и в каждом отдельном сословии, в низших и в высших
классах народа. Хотя я должен был знать это, но на
самом деле еще не знал. Бедный и в унижении живущий
народ бесконечно трудно воспитывать просто и л-риродо-
оообразно, если воспитание всех тех, кто не беден и не
терпит нужды, в высокой степени противоестественно и
извращено. Это обстоятельство, естественно, создало для
выполнения моего педагогического плана бесчисленные и
непредвиденные мной затруднения. Но чтобы представить
их в правильном свете, я должен вернуться <к тому, с чего
начался этот мой опыт.
Я публично выступил с планом создания
воспитательного заведения для бедных. Набросок и принципы,
несмотря на недоверие к моей практической деятельности
б экономической области, все же понравились многим,
особенно в Цюрихе, Берне и Базеле. Они так тепло были
встречены многими благородными патриотами, что в
самом начале дела мне была оказана помощь *. Помощь
эта для моих целей оказалась обманчивой и ввела меня
в заблуждение. Основываясь на ней, мне со всех сторон
стали предлагать бедных детей для этого заведения.
Среди детей было много в высшей степени одичавших и,
что еще хуже, много таких, которые даже в своем нищем
состоянии оказались в высшей степени избалованными
чьим-то покровительством, требовательными, преиспол-
510

Ценными претензий из-за прежней поддержки, которой
пользовались. Им заранее было ненавистно то энергичное
воспитание, которое я в соответствии со своими целями
собирался и должен был им дать. Положение, которое
они у меня занимали, им казалось своего рода
унижением по сравнению с прошлым. По воскресеньям мой дом
бывал полон матерей и родственников, считавших, что.
состояние детей не оправдывает их ожиданий.
Поддерживая своих недовольных детей, они проявляли всю
наглость, которую позволяет себе дурно воспитанный
нищий сброд в доме, не пользующемся общественной
защитой и не обладающем импонирующим внешним видом.
Кое-кто из них осмелился даже говорить мне в лицо, что
господин фон А., господин фон Б., и господин фон В.,
по совету которых они поручают мне детей, несомненнно
будут считать эти жалобы столь же справедливыми, как
они сами эго считают. Так и бывало в действительности.
Вскоре я то тут, то там стал ощущать влияние подобных
нищих отцов и матерей, являющихся чьими-то протеже,
на лиц, поручивших или рекомендовавших мне детей.
Других, совершенно одичавших детей, как только они
получили какое-то образование, тайком уводили от меня
в праздничном платье, а в месте их жительства я очень
часто сталкивался с заметной неохотой властей вернуть
мне детей без околичностей и без задержки.
Однако эти трудности можно было бы постепенно в
большей или меньшей степени преодолеть, если бы я не
старался проводить свой опыт в масштабах, совершенно
не 'Соответствовавших моим -силам, если бы я с самого
начала -с почти невероятной безрассудностью не пожелал
превратить его .в предприятие, предполагавшее вполне
солидные .познания в фабричном производстве и в делах,
а также и знание людей. Мне же всего этого недоставало
настолько, насколько я настоятельно в этом нуждался
при том направлении, которое теперь придал своему
предприятию. Я открыто порицал поспешность в переходе
к высшим (ступеням обучения до солидного закрепления
исходных начал низших его ступеней. Я считал такую
поспешность главным злом современного воспитания и
в своем плане воспитания предполагал всеми силами
противодействовать ей. И я же, поддавшись обманчивой
выгодности высших отраслей промышленности и ни в
малейшей степени не зная ни их, ни средств для их изуче-
511

ния и организации, увлекся .настолько, что цри обучении
моих учеников прядению и ткачеству совершил те же
ошибки, которые, как я уже говорил, в своих воззрениях
на воспитание так осуждал, так порицал, считал
опасными для домашнего благополучия всех сословий. Я хотел
добиться тонкой пряжи, когда дети еще .не успели
(Немного набить себе 'руку хотя бы на грубой; я хотел
изготовлять муслиновые шали, прежде чем мои ткачи успели
приобрести достаточно опыта и умения, чтобы ткать
простые хлопчатобумажные платки. Опытные и умелые
фабриканты при таком превратном образе действий
разоряются. Как же мне было не разориться еще скорей! Ведь
когда я судил обо всем, что для дела требуется, я был
настолько слеп, что смело могу сказать: если бы кто-
нибудь приобрел малейшее (влияние в моем деле, то он
сразу же мог сделать так, что я потерял бы половину
его стоимости. Не успел я оглянуться, как увяз в
чрезмерных долгах, и большая часть состояния моей милой
жены и наследства, на которое она могла надеяться, в
одно 1Мгновенье -превратилась в дым. Наше несчастье
стало действительностью. Я был теперь беден.
Размеры моего бедствия и та быстрота, с какой оно
обрушилось на меня, были вызваны, кроме всего прочего,
еще и тем, что в этом деле, как и в первом, я легко,
слишком легко приобрел необоснованное доверие. Мой
план скоро стал пользоваться таким доверием, какого
он в нынешнем моем деле совсем не заслуживал, если
серьезно оценить мой прежний образ действий. Несмотря
на уже имевшийся опыт моих ошибок, никто все еще не
понимал, насколько я слаб во всяких практических
делах. Некоторое время я все еще продолжал пользоваться
видимостью широкого доверия. Но так как мой опыт, как
и должно было случиться, быстро потерпел крушение, то
большое доверие со стороны окружающих обратилось в
свою противоположность, столь же мало обоснованную,
в слепой отказ даже от тени какого бы то ни было
уважения к моим стремлениям, от веры в мою способность
добиться хотя бы частичного их осуществления.
Так водится на свете, и со мной произошло то же, что
происходит с каждым, обедневшим по своей вине. Такой
человек вместе с деньгами обычно теряет веру и доверие
людей к тому, что он в действительности представляет
собой, что в действительности может сделать. Вера в си-
512

лы, которые действительно были у меня для достижения
цели, погибла теперь вместе с верой в те силы, которые
я вследствие самообмана приписывал себе, но которых
у меня на самом деле не было. Я никому не могу
поставить это в вину: силы, которыми я фактически обладал для
достижения своих целей, имели пробелы, и если их
удовлетворительно не восполнить, то эти силы оставались бы
во мне бесплодными. К сожалению, я уже дважды в
решающий момент забывал совет, который первый друг
моей юности перед смертью дал мне по поводу этих
пробелов. Я стыжусь этого, нет, правильней будет сказать —
я глубоко скорблю об этом. Великое несчастье всей моей
жизни вплоть до этого часа — несомненно, следствие
этой непростительной ошибки.
Мой опыт потерпел крушение самым
душераздирающим образом. От избытка великодушия моя жена почти
целиком заложила для меня свое имущество. Лица,
которых я не могу назвать по имени, во многом
злоупотребили благородством с жестокостью и даже коварством.
Меня охватывает невыразимая грусть, я должен обойти
молчанием самые тягостные подробности этих
обстоятельств и их последствий. Мне только жаль жену,
которая, жертвуя для меня всем, потеряла все, что могло бы
осчастливить ее благородное сердце, все, что она
надеялась совершить и чем надеялась насладиться, выйдя
• замуж за меня. Но, благодарение богу, то, чего я лишил
ее своими ошибками, бог вернул ей известным образом
через друзей: до самой ее смерти они старались
возместить ей многое из того, что она из-за меня потеряла,
утешить ее во многом, что по моей вине ее огорчало. На
протяжении долгих лет своих страданий она
пользовалась участливым вниманием и заботой нескольких
благородных приятельниц, облегчавших ее страдание с такой
нежностью *. За это я до последнего своего вздоха не
смогу достаточно отблагодарить их, как не смогу
выразить, насколько благодарю провидение, с божественной
силой пекущееся о невинности и благородстве.
И я в своем несчастье сохранил много друзей, но
почти у всех лишился последней искры доверия. Они
продолжали любить меня, но потеряли всякую на меня
надежду. В моем окружении все в один голос твердили,
что я конченый человек, что мне уже ничем нельзя
помочь. Дело дошло до того, что лучшие мои друзья, огор-
33 И. Г. Песталоцци, т. 3 513

ченные таким приговором и полные сострадания, завидегз
меня где-нибудь на улице, сворачивали в другую, чтобы
не пришлось понапрасну тратить слов с человеком,
которому ничем нельзя помочь: эти слова им самим
причинят боль, а мне не помогут. Книгопродавец Фюссли,
чуть ли не единственный человек, с которым я мог еще
поговорить о своем положении и услышать сердечное и
участливое слово, прямо сказал мне в то время, будто
мои старые друзья почти все считают, что я закончу свои
дни в больнице для бедных или даже в доме
умалишенных.
Этот дорогой мне и, увы, слишком рано скончавшийся
друг принимал глубокое и сердечное участие в моей
судьбе. В той самой комнате, в которой он сказал мне
приведенные выше слова, в то же время произошел случай,
который, казалось, в состоянии был неожиданно
улучшить мое экономическое положение и покончить с
печальными условиями, в которых жили мои близкие.
Фюссли был истинно привержен старинной бюргерской
непритязательности и устаревшим остаткам прежней
простоты в формах общественной службы города. В то время
как раз собирались заменить кривобоких сторожей у
входа в ратушу и у городских ворот новыми, в соответствии
с зарождавшимися тогда республиканско-барственными
модными взглядами на правительственную службу. Это
новшество было тесно связано с пробуждающимся
модным духом военной парадности при отсутствии военной
мощи. Его поддерживали влиятельные лица, которым
парадная выправка праздношатающихся солдат из
горожан и крестьян гораздо больше нравилась и гораздо
выше ими ценилась со всей ее декоративностью и блеском,
чем все бюргерское трудолюбие и вся бюргерская честь,
которым родной город испокон веков был обязан
семейным благополучием горожан, процветавшим некогда
много столетий. Это мероприятие в том виде, в каком его
проводили, вызвало недовольство очень многих горожан,
сохранивших патриархальные взгляды. Мне оно тоже не
понравилось. В веселую минуту я написал небольшую
статью, в которой высмеял это новшество. Статья эта как
раз лежала на столе у Фюссли, когда он беседовал о
моей печальной участи со своим братом, художником
(насколько я знаю, он теперь проживает в Лондоне и
пользуется там большим уважением) *. Фюссли горько сето-
514

вал, что не знает никакого средства, как при моем
характере и поведении помочь мне выбраться из моего
положения. В это время художник взял в руки мою «шутку»
о преобразовании кривобоких, запыленных, нечесаных
городских сторожей у наших ворот в стройных,
прилизанных и вылощенных стражей. Он прочитал ее раз и другой,
а потом сказал своему брату: «Этот человек может себе
помочь, если захочет: у него талант писать в такой
манере, которая в наше время несомненно возбудит
интерес; приободри его в этом направлении и передай ему от
меня, что он определенно может помочь себе как
писатель, если только захочет». Мой друг тотчас же
пригласил меня к себе и, ликуя, рассказал мне это, добавив:
«Я совершенно не могу понять, как это мне самому не
приходило в голову». У меня было такое чувство, словно
он мне рассказывал сон.
Под гнетом своих тяжелых обстоятельств я в
культурном отношении так опустился, что не сумел бы, кажется,
написать и строчки, не наделав грамматических ошибок,
и что бы ни говорил Фюссли, считал себя совершенно
неспособным к такому занятию. Но нужда, о которой
обычно говорят, что она плохой советчик, на сей раз
оказалась добрым советчиком. Когда я вернулся домой, на
моем столе как раз лежали «Contes moraux» Мармон-
теля *. Я тут же взял книгу в руки и задал себе вопрос,
не смог ли бы и я написать нечто подобное. Когда я раза
два перечитал несколько рассказов Мармонтеля, мне
показалось, что это не так уж невозможно. Я сделал
попытку написать пять-шесть таких небольших рассказов, о
которых я только и помню, что ни один мне не
понравился. Последним рассказом был «Лингард и Гертруда». Их
история сам не знаю как вылилась из-под моего пера и
сама собой развернулась, между тем как у меня в голове
не было ни малейшего плана, даже мысли о нем не было.
Через несколько недель книга была готова, а я,
собственно, и не знал, как это у меня получилось. Я чувствовал
значение книги, но как человек, во сне ощущающий цену
счастья, которое ему как раз снится. Я с трудом
сознавал, что произошло это наяву, но все же во мне вновь
затеплилась искра надежды, что этим путем я, возможно,
сумею улучшить свое экономическое положение и
сделать более терпимым положение своей семьи.
Я показал свой опыт одному из друзей Лафатера, ко-
33* 515

торый был и моим другом. Он нашел книгу интересной,
но все же сказал: «В таком виде книга не может быть
напечатана; в ней очень много неправильностей, и она
совершенно нелитературна. Но если ее обработает
человек, обладающий писательским опытом, она от этого
много выиграет». При этом он добавил, что если я не
возражаю, он передаст ее своему другу, которого считает
способным к такой работе. Непритязательный, словно
ребенок, я ответил, что очень бы этого хотел, и на месте
передал ему три или четыре первых листа книги для
такой обработки. Как же я был поражен, когда он вернул
мне эти листы в обработанном виде. Это была
настоящая богословская студенческая работа. Подлинную
картину с натуры действительной крестьянской жизни,
просто и безыскусно изображенной мной в ее неприкрытом,
но верном виде, она преобразила в ханжеские
искусственные формы, заставив крестьян в трактире
разговаривать деревянным языком школьного учителя. От
своеобразия моей книги и следа не осталось. Это не могло
прийтись мне по нутру.
Другу, который дал это поручение молодому
человеку, самому стало теперь стыдно за такой результат, и я
отказался от дальнейшей обработки книги. Я не
собирался выпустить ее в свет в таком изуродованном виде,
в каком увидел ее сам в подобной обработке. Несколько
дней спустя я решился отправиться в Базель
посоветоваться относительно своей книги и возможности ее
опубликования с секретарем Большого Совета господином
Изелчном, которого знал как члена «Гельветического
общества в Шинцнахе» и чрезвычайно уважал. Я решил
обратиться именно к нему главным образом и потому
еще, что был уверен, что он в своем критическом
суждении об общем тоне книги меньше проявит
провинциальности, чем можно было ожидать и чем я должен был
опасаться этого со стороны большинства оставшихся еще
у меня друзей. Его мнение и отношение ко мне
превзошли все мои ожидания. Книга произвела на него
впечатление чрезвычайное. Он прямо сказал: «Она в своем
роде не имеет себе подобных, а господствующие в ней
воззрения выражают настоятельную потребность нашего
времени. Недостаточно правильной орфографии, —
добавил он, — легко помочь». От тут же взял на себя как эту
заботу, так и хлопоты об издании книги и о приличест-
516

вующем мне гонораре. По поводу гонорара он все же
сказал мне: «Он будет, вероятно, незначительным, так как
вы как писатель — новичок и у вас еще нет имени». Он
сразу же написал в Берлин Деккеру *, и тот уплатил мне
потом по луидору за лист, обещав уплатить столько же,
если сбыт книги подтвердит необходимость второго
издания. Я был невыразимо доволен. При моих
обстоятельствах луидор за лист — это было много, очень много.
Книга вышла в свет и возбудила горячий интерес в
моем отечестве и во всей Германии. Почти все журналы
похвально отозвались о ней и, более того, чуть не все
календари были полны ею. Но всего неожиданней было для
меня то, что Экономическое общество в Берне сразу же
по выходе книги выразило мне благодарность и
присудило мне большую золотую медаль. Как ни радовала
меня медаль и как бы ни хотелось мне ее сохранить,
сделать это я в своем положении не мог: через несколько
недель я вынужден был продать ее в собрание редкостей
по номинальной стоимости.
Я сам тогда не понимал всего значения главных
положений моей книги. Меньше всего думал я тогда, что
она представляет собой удачное художественное
отражение всех принципов идеи элементарного образования.
А двадцать — тридцать лет спустя я стал признавать их
основой всех природосообразных средств воспитания и
обучения. На протяжении долгих лет своих
педагогических стремлений я старался все глубже исследовать их
сущность и попытаться на практике их применить и
ввести Я даже и того не думал, что эту книгу можно считать
действительным изображением идеала и тех принципо-з
и воззрений, на которых основывался воспитательный
эксперимент, задолго до написания этой книги
предпринятый мной в моем имении, но крайне неудачно
осуществленный. На самом деле книга была и тем, и другим в
очень высокой степени и с высокой всеобъемлющей
истинностью. Я тогда совсем еще не знал слов «идея
элементарного образования» и никогда не слыхал, чтобы
кто-либо произнес их сознательно. Но в образе Гертруды
в совершенстве представлена сущность этой идеи в том
виде, в каком она, при почти полном отсутствии
необходимых средств искусства обучения, может быть
осуществлена среди самого простого народа. Идея эта
представлена в таком виде, в каком уже тогда жила в моей
517

душе, хотя и не сложилась еще в моем сознании вполне
определенно.
Моя радость и радость моих близких в связи с этим
успехом были невыразимо велики. И, кажется, этот
успех, действительно солидно повлиял на улучшение моего
экономического положения, вновь вызвав живое ко мне
внимание со стороны некоторых выдающихся своим
человеколюбием людей. Я не ожидал такого успеха книги,
какой она в действительности имела. Но столь же мало
кто-либо в моем окружении сознавал главную
внутреннюю тенденцию книги и внутреннюю жизнь стремлений,
которые лежали во мне самом и почти бессознательно
водили моим пером, создавая внешнюю оболочку ее
формы. Еще меньше, чем я сам, окружающие понимали
внутреннюю ценность книги и ее внутреннюю тенденцию.
Особых последствий издание книги для меня в
экономическом отношении не имело. В ближайшем кругу людей,
которые одни лишь и могли бы серьезно повлиять на мое
экономическое положение, в этой книге видели только
роман, живо удовлетворявший страсть к чтению,
проявляемую тогдашним поколением. Со всех сторон
высказывалось мнение, будто книга ясно показывает наличие у
меня определенных задатков для сочинения романов и что
хотя бы теперь мне следует явить милость: день и ночь
прилежно и как следует использовать свой талант для
того, чтобы для себя и своего семейства добывать кусок
хлеба получше того, что я имел раньше. Кое-где даже
громко высказывалось мнение, что с моей стороны очень
дурно не попытаться этим единственным путем, еще
открытым для меня, снова подняться в любезном мне
родном городе до положения почтенного гражданина,
которое я в настоящее время почти совсем утратил.
Но совсем не в моей натуре было следовать такому
совету в том виде, з каком мне его давали. Даже
испытывая величайшую нужду, я не в состоянии был сделать
живительной основой своей деятельности и своих
усилий такой заработок. К тому же меня толкали к нему
крайне односторонне, а иногда с горечью и страстностью.
Я хотел большего, я непременно хотел деятельностью
гсей жизни своей оказывать влияние на тревожившее
меня состояние культуры народа в моем отечестве.
Талант, который теперь за мной признавали, я хотел
использовать для того, чтобы через правду народа созда-
518

лись более лучшие основы для народного блага, чем те,
которые я видел вокруг. Я непременно хотел повлиять
своей деятельностью на столь меня тревожившее
состояние культуры народа в моем отечестве.
Лафатер, зная мое положение лучше, нежели кто дру
гой из моего окружения, понимал, что я обладаю для
этого и некоторым талантом, и некоторыми силами, хотя
их у меня столь несправедливо и с таким презрением не
желали замечать в действительности. Однажды он
сказал моей жене: «Если бы я был государем, я обращался
бы к Песталоцци за советом во всем, что касается
крестьян и улучшения их положения, но я никогда не доверил
бы ему ни единого геллера». А в другой раз он сказал
мне самому: «Если бы я хоть раз увидел написанную
вами без ошибок строку, я счел бы вас способным ко
многому, очень многому, что вы охотно делали бы и чем
охотно стали бы». Его суждение обо мне выделялось на
общем фоне утвердившегося мнения о моей полной и
безусловной непригодности к чему-либо лучшему и
более реальному, чем сочинение романов. Но при том
недоверии ко мне, которое преобладало в моем окружении,
мнение Лафатера звучало как глас вопиющего в
пустыне.
Между тем мою книгу продолжали хвалить. Но мне
были отвратительны взгляды и принципы, из которых
исходили хвалебные отзывы о ней- Особенно досадно мне
было видеть, как под воздействием ее в некоторых
кружках среди ближайшего моего окружения источники
увеличения нравственной и гражданской испорченности
наших крестьян стали односторонне усматривать лишь
в личности сельских властей, вроде моего Гуммеля. Эту,
конечно, крайне вредную, низшую ступеньку
общественного воздействия на положение народа некоторые сталч
теперь усматривать в качестве единственной и главной
причины растущей испорченности в деревнях, пытаясь
внушить народу, что в этих низших чиновниках ему и
следует видеть единственного козла отпущения. Этот тон
грозил в тот период распространиться повсюду и даже
на мгновение скрыл от взоров некоторых благодушных,
но слабых друзей народа более серьезные причины, без
могущественного влияния которых в деревне не могли
бы появиться никакие Гуммели.
Ничто не могло быть более противно моему сердцу и
519

самому глубокому моему стремлению, чем эти
последствия извращенного успеха моей книги. Я был возмущен
ими и при моем характере со всей своей наивной
откровенностью и пылкостью сразу же вознамерился
противодействовать этому одностороннему впечатлению
единственно доступным мне простым средством:
воодушевленный такой мыслью, я написал книгу «Кристоф и Эльза».
В этой книге я хотел показать культурной публике моего
отечества и даже прямодушным и по-своему
просвещенным сельским его жителям связь между более важными,
но потому-то и столь замаскированными, так тщательно
завуалированными причинами испорченности народа и
обнаженными, незамаскированными и незавуалирован-
ными причинами этой испорченности в том виде, в каком
они проявляются, в каком обнаруживаются в дурных
гуммелеподобных начальниках. Для этой цели у меня в
книге некое крестьянское семейство читает «Лингарда и
Гертруду» и высказывает об их истории, о персонажах
книги такие вещи, которые, как .я полагал, не каждому
из моих сограждан могли бы прийти на ум, как бы он
этого ни желал. Но книга не понравилась. Ее не читали,
и издатель не захотел взять на себя издание
продолжения.
Я же все продолжал писать в этом духе, который
моему окружению так резко не понравился в «Кристофе и
Эльзе», а мне, напротив, в глубине души становился тем
дороже, чем меньше он нравился людям. В тот период я
написал одно за другим: «Фигуры к моей азбуке», позднее
вышедшие в свет под названием «Басни»; далее брошюру
«О законодательстве и детоубийстве» и «Мои
исследования путей природы в развитии человеческого рода».
Несколько небольших моих статей появились в
«Эфемеридах» Изелина и в «Швейцарском листке», который я
издавал. В это время у меня сложилась мысль, что
взгляды, которые так не понравились в моем изложении о
«Кристофе и Эльзе», я мог бы передать лучше,
попытавшись продолжить историю самих Лингарда и Гертруды.
Три последующие части этой книги и надо рассматривать
как определенное следствие этого намерения. В этом
отношении они написаны, собственно, для образованных
сословий; напротив, первая часть всегда мыслилась и
рассматривалась мной как обособленная от других книга
для народа, которой место в простых семьях.
520

Однако и этот труд, как и все мои предыдущие
литературные труды, принес мне очень малый доход. Я
разбирался в книжной торговле столь же мало, как и во всем,
что до сих пор предпринимал в хозяйственной
деятельности за все время, пока испытывал материальную
нужду. Я, можно сказать, не зарабатывал даже на хлеб и
воду. И это длилось до того момента, когда мой друг
Шмид заключил очень выгодное для меня и для моих
целей соглашение с господином фон Котта *.
Длительные материальные трудности находились в
резком контрасте с участившимися изъявлениями
уважения со стороны самых выдающихся моих совремегь
ников, и это меня очень удручало. Я давно уже
поддерживал отношения с министром финансов графом фон
Цинцеидорфом *. Как и я, он считал возрождение
семейного воспитания в народе единственным средством,
которым с успехом можно противодействовать все
возрастающему огрубению и тесно связанному с ним
злополучному состоянию народа. В «Лннгарде и Гертруде»
он видел понятное каждому в народе и применимое в
каждой семье руководство, как помочь самим себе при
очень многих обстоятельствах, когда семья ни от кого не
получает помощи и во многом б.рошена на произвол.
Знакомство с фон Цинцеидорфом пробудило во мне
большие надежды в экономическом отношении. В это время
я свел более близкое знакомство также с некоторыми
человеколюбивыми людьми из высших сословий,
разделявшими мечтательные надежды на успех моих
стремлений. Несколько позднее эти надежды очень возросли,
когда я познакомился с графом фон Гогенвартом из
Флоренции, а через него — с великим герцогом
Леопольдом, будущим римским императором*. Великий герцог
проявил чрезвычайный интерес к моим взглядам на
народное образование и даже к опытам в моем имении,
потерпевшим крушение по моей вине. По его приказанию
мои письма адресовались непосредственно его
императорскому и королевскому величеству, и я регулярно
получал на них ответ от господина графа фон Гогенварта.
У меня появились большие виды на практическое
устройство в должности, соответствующей моей цели, и'
казалось, что теперь я уже не обманусь. Я должен был как раз
отправить великому герцогу окончательный план
организации заведения в соответствии с маими взглядами,
521

когда судьба вознесла его на императорский трон, на чем
наши отношения и кончились.
С материальной стороны для меня примечательно
такое обстоятельство: некоторые мои соотечественники,
ездившие во Флоренцию, заверили меня, что им там
определенно говорили, будто великий герцог послал мне
большую золотую медаль со своим портретом. Но я ее
не получал. Правда, подобное нередко случается при
дворах добрых, благосклонных и доверчивых государей.
Крушение всех моих надежд в то время причинило
мне большие- страдания. Однако пора страданий
окончилась. Я больше не жалуюсь; напротив, я с грустью
сознаю, что причина моей несчастной участи лежит во мне
самом. Но я сознаю также, как связаны мои несчастья
со всеми средствами развития далеко еще не совершен
ных воззрений и принципов идеи элементарного
образования, к которым божественное провидение вело меня
в согласии со мной самим не только бурным натиском
моих желаний и склонностей, но и силой гнетущей
нужды. Эти воззрения и принципы — единственный плод
моих жизненных устремлений, единственное утешение и
единственная радость моего ныне угасающего земного
существования. Они — единственное, что, как бывало в
юности, еще воспламеняет мою ослабевшую энергию, как
только я завижу перед собой возможность хотя бы на
шаг продвинуться в этом направлении. Это пламя из
угаснет во мне, пока я навеки не сомкну глаз. С
глубоким сердечным волнением я сознаю: если бы мне
пришлось испытать меньше превратностей судьбы, если бы
более счастлива была моя участь, то это пламя,
составляющее основу моих первоначальных устремлений, не
могло бы сохраниться во мне. Вот что меня утешает в
том, что и в это время мое материальное положение опять
угнетающим образом ухудшилось.
Имение с каждым годом становилось все более
тяжелым грузом для меня. Оно требовало ежегодно
больших затрат и почти не приносило дохода. Я не рожден
быть землевладельцем, и трудно представить, что можнэ
для этой цели кого-нибудь воспитать менее, чем
воспитали меня; так же мало годилась для этого и моя жена.
Но если бы даже мы и были пригодны для этого, то
бедность лишила меня всех средств, чтобы поддержать
имение на уровне даже невысокой, обычной доходности,
522

не говоря уже о каких-либо крупных
усовершенствованиях. Я очень часто бывал вынужден продавать сено
и солому, собранные в имении, чтобы удовлетворить
неотложные нужды дня. И так же как в самом начале,
когда я приобрел имение, окружающие злоупотребляли
моим доверием, они теперь вдвойне злоупотребляли
моей нуждой.
Мой друг Батье полностью понимал мое положение,
мои стесненные обстоятельства, понимал, как этим
злоупотребляли окружающие, и от чистого сердца дружески
хотел мне помочь. Он посоветовал мне продать имение,
все больше тяготившее меня и выжимавшее из меня все
соки, за любую цену. Если я очень мало получу за него,
то он предложил мне свою помощь, сказав, что готов
добавить к вырученной сумме столько, чтобы я мог для
обеспечения своей семьи вложить в верные руки
капитал в 1000 луидоров и на проценты с него зажить тихой,
спокойной жизнью писателя. С одной стороны, это было
такое предложение, какое мне как будто следовало
принять с благодарностью. С другой стороны, поскольку все
земли вокруг моего имения тогда уже значительно
повысились в цене, я с полной уверенностью мог предвидеть,
что и его стоимость в самое ближайшее время
значительно возрастет. Тогда предполагаемая выгода значительно
превзошла бы ту сумму, которую, прими я предложение
Батье, ему пришлось бы мне добавить. Поэтому я не
хотел, приняв благодеяние Батье, потерять на своей
собственности больше того, чем на самом деле владел,
сохраняя ее за собой. Мы с женой твердо решили, что
лучше нам владеть имением, постоянно живя в стесненных
обстоятельствах, чем, приняв благодеяние, в сущности,
Еладеть еще меньшим состоянием. Ради большего
годового дохода мы вовсе не хотели лишаться надежной
перспективы на то, что наш капитал будет ежегодно
возрастать в гораздо большей степени, и предпочли
продолжать жить по-прежнему в нужде, чем избавиться от
нужды такой ценой.
И в одном, очень важном, отношении мы были
совершенно правы. Мой внук пользуется теперь всеми
благами нашего решения*. Теперь полностью подтвердилось
также, что мой первоначальный проект обширной
закупки земли в других руках, конечно, имел бы большие
экономические последствия. Но тогда никто, кроме меня,
523

пожалуй, не считал возможным такое чрезвычайное
повышение стоимости имений в этих краях.
Батье счел мое решение отказаться от его
предложения неразумным упрямством. Одно обстоятельство
склонило его к этому мнению и утвердило его в нем. Один
богатый торговец хлопком из кантона Ааргау, которому
он поручил собрать точную информацию о состоянии
имения и его стоимости, должно быть, очень скоро
убедился, что покупка его за ломаный грош могла стать
хорошей спекуляцией. Крестьяне, владения которых
граничили с моими, всячески поносили мое имение,
рассчитывая таким образом снова купить его по дешевке, и
охотно согласились выдать ему заверенные показания о
том, что мое имение ничего не стоит. После этого случал
моя нужда, конечно, еще больше усилилась и, все
возрастая, длилась до самой швейцарской революции.
Между тем у меня все еще оставалось несколько
друзей, хотя и порицавших с экономической стороны мою
деятельность и всю мою жизнь, как это делали все, но
с момента появления «Лингарда и Гертруды» уделявших
мне большое внимание в том, что касалось моих
педагогических и человеколюбивых взглядов. Эти друзья,
правда, далеко не все, но все же во многом разделяли мои
взгляды на основы истинного гражданского
благосостояния и на потребности отечества в этом отношении.
Многие из них во время швейцарской революции
пользовались большим доверием народа и, следовательно,
оказывали влияние на правительственные мероприятия того
времени. Они не замедлили помочь мне в нужде, с
дружеским участием предложив для этой цели содействие
в получении какой-либо доходной политической
должности. При существовавших тогда условиях они очень
легко могли бы мне помочь в этом.
Но, к счастью, я вспомнил тогда слова своего
покойного друга о том, что без помощи хладнокровного,
умелого и верного в своей привязанности делового человека
я при своем характере подвергся бы всевозможным
опасностям на любом связанном с риском гражданском
поприще. Я твердо отклонил сделанные мне тогда
предложения. Человеку, игравшему в то время в Швейцарии
первую роль *, когда он предложил употребить все свое
влияние, чтобы дать мне возможность сделать такую
карьеру, я ответил: «Я хочу стать школьным учителем».
524

Вскоре мне представилась подходящая для этого
возможность, о которой я никогда не смел и мечтать.
Некоторые из моих старых друзей очень поддержали меня
в решении остаться верным своему намерению и все свое
внимание, всю свою деятельность на благо народа
ограничить одним лишь делом воспитания. Для этой цели они
с замечательной доброжелательностью и доверием
предложили мне свою помощь почти без всяких условий.
Известно мое приглашение в Станц и мое описание
немногих трудных, но счастливых для меня дней,
проведенных там. Мое стремление, вся суть которого
заключалась в таком упрощении обучения народа на низших
ступенях, чтобы тем самым приблизить главные средства
обучения к духу семейной жизни народа, расцвело таким
цветом, что я сам был восхищен. Я был окружен тогда
детьми, будто отец для бедных. Я ничего им не принес
в смысле настоящего научного образования и подготовки
к мастерству. У меня для них имелась только отцовская
сила моего сердца в том виде, в каком она проявлялась,
ограниченная своеобразием моей личности. Благотворная
сила духа семейной жизни, этой вечной основы всякого
истинного образования, всякого истинного воспитания,
развернулась просто и понятно, природосообразно
благодаря моей любви, преданности и самопожертвованию.
Последствия это принесло немалые. Для меня самого
не только прояснилось природосообразное воздействие
такой жизни на формирование самых важных основ
счастливой семейной жизни — любви, мышления и труда.
Эта жизнь сделала больше: она в ярком свете
представила мне в самых начальных их моментах особые цели
моих стремлений упростить все средства обучения
народа и тем самым приблизить их к жизни семьи, внести
их в общую жилую комнату каждого дома.
Понятие элементарного образования и в силу
необходимости вытекающего из него природосообразного
метода воспитания и обучения еще не было высказано мной,
еще не прозвучало в моем окружении. Существенный же
результат его силы фактически уже сказался в нашей
среде. Дети обучали детей; дети охотно учились у детей,
и более продвинувшиеся в обучении охотно и хорошо
показывали менее продвинувшимся, что они больше знали
и лучше умели. Как ни мал был ребенок, но если он знал
хотя бы на несколько букв больше, то садился между
525

двумя другими, обнимал их обоих и с братской любовью
показывал им все, что знал больше их. Тогда еще никто
не говорил об enseignement mutuel *, но самый истинны«
первоначальный дух такого обучения развивался рядом
со мной среди дегей, в самых тонких элементах.
Эти дни высочайшего блаженства быстро миновали.
Война, изменившая свой ход, прогнала меня из Станца,
где при своеобразии моих сил, моих слабостей и моих
целей мне представилось в высшей степени подходящее
поприще. Я был до глубины души потрясен, и с полным
основанием, конечно, хотя еще не знал и не
предугадывал почему. Теперь, непосредственно после того, как я
покинул Станц, для меня, собственно, начиналась
двадцатилетняя эпоха, когда я в Бургдорфе стал ближе
рассматривать идею элементарного образования, уже
несколько яснее сознавая ее глубину и объем, огромные ее
последствия. Я был неподготовлен и незрел, но очень
скоро уже стал пытаться внести и свою лепту в дело ее
практического осуществления.
Теперь эта эпоха миновала, и на первых страницах
настоящей работы я постарался изложить своим
современникам, должен сказать, с энтузиазмом и волнением,
дух этой великой идеи в той мере, в какой мои
эксперименты и накопленный за двадцать лет опыт мне самому
ее уяснили. Я старался обстоятельно показать великие,
благотворные результаты, которые, по моему мнению,
обязательно будет иметь заботливо и обоснованное
введение элементарного образования. Одновременно я
постарался открыто, с беспристрастной любовью к истине
вскрыть причины больших и многосторонних неудач,
постигавших мои стремления, — причины, лежавшие и
во мне самом, и в окружающей среде, и в
обстоятельствах того времени.
Но я очень далек от мысли, что действительно
справился с этой задачей. Нет, нет, все еще я не дал ответа
на вопрос: «Песталоцци, если все было так, как ты
сказал, почему же ты не достиг в своих стремлениях
больше, чем это было на самом деле?» Я и постарался уже
показать влияние, которое мой характер и воспитание,
полученное в юности, должны были оказать на
стремление всей моей жизни. Теперь, однако, излагая историю
своих опытов на протяжении двадцати лет, я должен
рассказать, как обстоятельства, положения и условия,
526

при которых они производились, повлияли на их
безуспешность. И я очень хочу сделать это так же
добросовестно и искренне, чтобы ни то, что в этих неудачах
явилось следствием особенностей и слабостей моей
индивидуальности, ни ошибки и промахи, столь повредившие
успеху элементарного образования за двадцать лет
попыток его осуществления, не могли в глазах публики
ослабить или даже совершенно уничтожить истинное
значение и всю важность моих взглядов на элементарное
образование, ставшее теперь моей излюбленной идеей.
Итак, после того как я изложил историю своей
юности и полученного мной воспитания, мне теперь
предстоит показать, каким образом практическое
осуществление моих стремлений в Бургдорфе превратилось в слепой
и отважный высокий полет; как оно в Ифертене, все
более сбиваясь с пути из-за последствий такого
беспочвенного парения, сотни раз приводило меня на край гибели.
И при всем том моя убежденность в благотворных
результатах этой великой идеи никогда не ослабевала, а
скорее всего укреплялась. Практический опыт самого
разного рода помогал мне все более глубоко осознавать
сущность идеи и узнавать средства для ее осуществления,
тем самым пополняя мое образование.
Я прибыл в Бургдорф глубоко потрясенным тем, что
судьба вынудила меня покинуть Станц. Я не нашел здесь
той простой, любовной обстановки, столь близкой моей
индивидуальности, способной осчастливить меня, какая
существовала в Станце и которой я надеялся
воспользоваться надолго для своих целей и счастливо. Но я
примирился со своим положением и по прибытии в Бургдорф
поначалу не искал ничего другого, ничего большего, кроме
возможности снова начать в какой-нибудь захудалой
школе этого города свои ограниченные старания
упростить общие исходные начала обучения народа. Тогда л
познакомился с господином Фишером *, образованным
и очень начитанным человеком и другом человечества;
правительство передало в его распоряжение дворец ланд-
фогта в этом городе для учреждения в нем учительской
семинарии. Но Фишер умер, не успев приступить к делу.
Энтузиазм, проявленный мной с самого начала моей
воспитательской деятельности в Станце, о чем говорят
письма, написанные мною из Гурнигеля, как и прежние мои
полные энтузиазма стремления к педагогическому попри-
527

щу, известные многим членам правительства, побудили
их вознаградить мое рвение. Правительство передало
мне замок, чтобы, основав в нем воспитательное
заведение, я мог продолжить проведение в жизнь своих
педагогических взглядов и ставить опыты. Правительство
предоставило мне совершенно исключительные
преимущества и помощь*. Однако при всех свойственных мне
особенностях, недостатках и слабостях, мешающих вести
большое педагогическое дело, даже в литературном
смысле очень сложное, почва, на которую я теперь ступил,
вынужден был ступить, приняв замок, была в той же мере
сомнительна и неблагоприятна, в какой была подходяща
и благоприятна та почва, которую я вынужден был
покинуть, оставив Станц. Здесь я вскоре почти неизбежно
должен был почувствовать внутренний разлад и лишь много
позднее, лишь очень поздно сумел вновь обрести
внутреннее согласие в том, что касалось первоначальных
целей моих жизненных стремлений.
Я обязан правительству Гельвеции сердечной
благодарностью за заботу обо мне, за его доверие ко мне. Но,
оказывая мне такую милость, оно было так же не право,
как и я, принимая ее. Все, что я выше говорил, описывая
свои особенности и свой юношский путь, достаточно ясно
доказывает, до какой степени мне не хватало почти
всего, главным же образом научных знаний и умения, что
существенно необходимо хорошему и честному
руководителю воспитательного заведения, подобного тому,
какое, словно deus ex machina *, свалилось мне на голову.
Правда, я очень хорошо чувствовал, до какой степени
хмне многого недоставало. Но почетная репутация до того
льстила мне, бедному новичку в положении человека,
пользующегося почетом, что я сам себя не узнавал и
вряд ли задумывался над тем, что необходимо, чтобы
почет, доставшийся по воле счастья, сохранился надолго,
чтобы долго быть достойным его. Я по-детски предался
тщеславной надежде, что если я сам чего-то не сумею
сделать, то при благоприятных условиях,
предоставляемых моим положением, мне в этом охотно смогут и
хорошо станут помогать другие.
Но это в любом случае плохое утешение. Любой, кто,
признав какое-либо дело своей обязанностью и приняв
его на себя, сам себе не может помочь и поэтому
вынужден искать помощника, делающего за него все, что он
528

должен, но не умеет сделать сам, очень скоро становится
рабом нанятого им помощника. Этот помощник, как
водится на свете, в тысяче случаев против одного будет
помогать ему лишь постольку, поскольку это ему выгодно.
И, наоборот, чтобы уберечь себя от вреда и ущерба, если
он даже только думает, что сможет это сделать, такой
помощник оставит его без всякой помощи. Я понял это
на собственном опыте, но слишком поздно. Все несчастье
последних двадцати лет моей жизни проистекает из-за
того, что я так поздно это понял.
Сейчас все это преодолено. Подобно тому, как теперь,
когда закрыты мои заведения в Ифертене, я со
смирением, покорностью и верой искал места для физического,
семейного и гражданского покоя в имении своего внука
в Ааргау, так и в литературном и педагогическом
отношении ищу я то, на чем мог бы успокоиться. И в таком
расположении духа я спрашиваю себя: действительно ли
погибла цель моей жизни? Я еще охватываю взором всю
совокупность своих жизненных устремлений, их природу.
Я преодолел в себе прошлое, преодолел в себе все, что
осталось позади. Господь помог; он не сломает
надтреснутой тростинки и не загасит тлеющий светильник, он
поможет мне и в дальнейшем. Чувство внутреннего
подъема охватывает меня. Растроганный, как в час
возвышеннейшей молитвы, произношу я эти слова и благодарю
бога: цель моей жизни не погибла. Нет, мое заведение,
возникшее в Бургдорфе почти что из хаоса, а в Ифертене
принявшее совершенно уродливую форму, — не цель
моей жизни. Нет, нет, оба они в своих самых резких
проявлениях— результаты моих индивидуальных слабостей,
из-за которых внешнее проявление моих жизненных
стремлений, мои многосторонние опыты, мои заведения
сами должны были подорвать свое существование и идти
навстречу своей гибели. Мои заведения и все внешние
проявления проводившихся в них опытов — это не мое
жизненное стремление. Мои стремления в моей душе
всегда сохраняли жизнь. На тысячах удачных результатов,
основанных на их внутренней сущности, они и внешне
доказали истинность всех своих вечных благотворных
основ. Временное прекращение различных их внешних
проявлений со всем их обманчивым блеском отнюдь не
означает, что мои стремления оказались внутренне
несостоятельными. Это следует приписать дисгармонии моих
34 И Г. Песталоцци, т. 3 529

сил в подобного рода делах и разнородности персонала,
совместно с которым я пытался достигнуть целей, а
также среды, совершенно не подходившей для
осуществления наших стремлений. Все внешние формы моих
практических начинаний и заведений требовали величайшей
способности к руководству, какая только может
понадобиться для человеческого дела. Я же самый неспособный
к практическому руководству человек, в моей натуре нег
ни малейшей склонности к этому. Я знаю, что рожден
служить, потому что хочу этого, но я так воспитан,
получил такое образование, что служить не умею. Я
полагал, что при всей моей неспособности служить я своей
готовностью к этому смогу достичь, чего в этом мире
можно добиться лишь тогда, когда имеются налицо
одновременно и хорошее руководство, и хорошая служба.
Я должен здесь повторить то, что на протяжении
долгих несчастных лет сотни раз в тишине говорил сам себе:
с первого своего шага по лестнице Бургдорфского замка
я сам себя погубил, вступив на поприще, на котором мог
стать только несчастным. Ведь приняв должность,
приведшую меня в этот замок, я поставил себя в положение,
заранее и в силу необходимости предполагавшее как раз
эту недостающую мне способность руководить.
Между тем не одна лишь моя неспособность к
руководству вызвала в то время полную неудачу моих опытов,
а в конце концов и полную ликвидацию моих прежних
заведений. Не одна лишь она сделала то и другое
неизбежным: моя неспособность служить в должности,
которую я теперь занимал, в равной мере содействовала
этому. Положительно во всех науках мне одинаково
недоставало даже самых первоначальных знаний и навыков,
необходимых для хорошего руководства заведением по
долгу моей службы *. Но я согласился стать его
руководителем, вернее говоря, позволил прижать себя к стенке.
Чтобы оно могло твердо стать на ноги хотя бы в
отношении исходных начал и действительно глубоко пустить
корни, им надо было руководить, объединившись с
людьми, обладающими глубокими познаниями в самых
различных науках и отличными педагогическими
способностями, достигшими полного согласия в образе мыслей
и целях. .
Природа моего учреждения, пожалуй, как ни одного
другого, требовала также, чтобы все его руководители,
530

öt первого до последнего, стали едины во всем — одним
сердцем и одной душой. Я хорошо это знал, но был
мечтателем. Праздное ничтожество большого объединения,
мнений я спутал с реальной силой людей, которые,
обладая всеми задатками, знаниями и умением,
необходимыми для дела, ради которого объединились, уже
заранее являются благодаря этому носителями средств' для
его надежного осуществления. Занимая такое положение,
я был настолько ребенком, что воздушные замки, моими
грезами возведенные в облаках, казались мне
построенными на несокрушимой скале. Мечтательные панегирики
солидности этих замков я принимал за доказательство
прочности их фундаментов. В течение всего длительного
периода моих заблуждений имело место и несколько
счастливых случайностей, выпавших на мою долю, словно
большой выигрыш в лотерее. И я считал эти случайности,
вернее, я позволил использовать их, как на всю жизнь
надежные ресурсы для моего дела. Более того, я даже
позволил расточать их самым пагубным для дела
образом. Даже резкое несходство характеров у персонала
моего учреждения в начале нашего сотрудничества не
вызвало во мне ни малейшего предчувствия, что рано или
поздно оно станет причиной гибели моего учреждения.
Да и кто бы мог этому поверить! На чаше весов это не
самая значительная из причин, сделавших невозможным
осуществление моих надежд в Ифертене. Самой
значительной из причин неизбежной неудачи нашего дела было
оно само. Мы приступили к нему, даже и в мечтах еще не
осознав, чем оно должно стать, даже не зная еще, чего
мы, собственно, хотим. Наше дело само по себе, в том
виде, в каком оно пустило ростки в Бургдорфе, начало
складываться в Бухзее. Невероятно бесформенное,
борясь с самим собой и само себя разрушая, оно, казалось,
пустило корни в Ифертене. Дело это, без всякого плана
возникшее, было невыполнимой бессмыслицей,
независимо от моей личной неспособности, независимо от
разнородности лиц, участвовавших в нем, независимо от
противоречивости средств, при помощи которых мы
пытались его осуществить, даже независимо от противоречий,
вызванных его оппозицией рутинному ходу воспитания
и всемогуществу духа времени. Если бы мы не допустили
всех своих ошибок; если бы не было всех тех
обстоятельств, что действовали против нас; скажу больше, если
34* 531

бы даже мы обладали всей полнотой власти, всеми
денежными средствами, если бы пользовались всем
доверием и если бы мы и в научном отношении обладали
всем, что нам нужно было для этого в отдельных
направлениях, — то и тогда все же наше начинание неизбежно
должно было потерпеть крушение. Оно ведь было
изуродовано во всех своих частях, когда едва пустило ростки,
когда росло, когда должно было сохраниться и
достигнуть зрелости. Это было вавилонское столпотворение, где
каждый говорил на своем языке и никто никого не
понимал. Бесспорно, при этом в нашей среде были отдельные
крупные силы, но единой общей силы для наших целей не
было. О такой силе не приходилось и думать. Как бы
велики ни были наши отдельные силы, мы в них и через них
не могли прийти к единой общей силе всего заведения.
Истина и слепому должна броситься в глаза на каждой
странице истории нашего объединения. В последние же
его дни эта сила проявляется в виде вполне созревшего
страшного плода заблуждений, существование и
достоверность которых мы так долго не умели достаточно
ясно осознать. В природе немыслима общая сила,
способная нечто само по себе противоестественное преобразить
во что-то природосообразное по своим средствам и
действию. Метод воспитания, воздействующий одновременно
природосообразно и удовлетворительно при всех
царящих в мире условиях, одинаково удовлетворяющий всем
требованиям воспитания при всех положениях, исходя из
одного-единственного заведения, из объединения
немногих отдельных людей,— по существу, бессмыслица.
То, что должно быть пригодным для служения
человечеству при всех обстоятельствах, само должно исходить из
всех обстоятельств человечества. То, что должно
благотворно воздействовать на миллионы людей, во
вспомогательных средствах своего искусства должно исходить из
результатов сил, мер и средств, которые уже заранее
отдельными частями в достаточной степени
подготовлены в миллионах и для миллионов людей. Эти средства
можно применять и использовать только в согласии
с ними.
Если эти неопровержимые основы всякого опыта,
предназначенного в больших масштабах воздействовать
на все народное образование, мы теперь сопоставим с
действительным первоначальным состоянием нашего де-
532

ла, то обращает на себя внимание обстоятельство, что
у нас не было почти ничего из того, что требуется для
удовлетворения упомянутых существенных его запросов.
Нельзя утаить, что в нашей среде нигде не было приро-
досообразных точексоприкосновения, из которых можно
было бы исходить для достижения того неизмеримого
блага, к которому мы стремились. Напротив, точки
разобщения и средства, способные разорвать то немногое
хорошее, чем мы действительно обладали, настолько
живы были в нашей среде, что вряд ли где-либо еще в мире
они могли действовать бок о бок, внося столько
беспокойства и взаимно себя разрушая. Между тем так же верно,
что при всех подобных обстоятельствах из существенных
основ наших стремлений и даже из заблуждений, из
ложных путей, которыми мы старались достичь своих
стремлений, рождались новые побуждения, средства и
результаты. Их оживляющее влияние на силы человеческой
природы само по себе могло в миллионах людей,
соответственно обстоятельствам их жизни, разбудить
способность благотворно и успешно воспользоваться
отдельными моментами наших стремлений и отдельными
результатами наших опытов. Благотворные силы этих
результатов в целом не смогли природосообразно и
удовлетворительно развиться в нашей среде. Ведь мы
противоестественно, совершенно не подготовившись и без
нужных средств, насильственным образом захотели
в большом объеме добиться того, что можно
подготовить лишь в малом. Здоровый рост его отдельных
частей требует времени и ухода, лишь через такой рост
оно может постепенно достигнуть зрелости и
завершенности целого.
Между тем дело, в бесчисленных водоворотах
которого я до последнего его часа вынужден был плыть, куда
меня властно увлекал поток жизни, отнюдь не следует
считать ни делом моего сердца, ни даже предметом моих
грез. Никогда в своей жизни не мечтал я о том, в чем при
тех обстоятельствах и в той обстановке, к которым я был
прикован, потеряв голову и едва ли не потеряв и сердце,
я вынужден был участвовать, чему мне приходилось и
руками, и ногами, и бог знает чем еще содействовать.
Действительно, на галерной скамье моего института я
часто терял самого себя, во многом утрачивал
особенности сил и способностей, благодаря которым я мог совер-
533

шить нечто существенное на службе человечества в своей
среде. По крайней мере, так бывало со мной в
определенные периоды, и при таком унижении мною же
злоупотребляли против меня самого.
Сущность моих стремлений и средоточие силы
издавна заключались в моем на редкость живом природном
побуждении упростить существенные стороны обучения
народа, в особенности же его исходные начала. То, что
собственно принадлежит мне в моих стремлениях, идет
вовсе не из Бургдорфа, а от первых порывов моей любви
к народу и детям. Эта любовь в сочетании с моей
мечтательностью и неприспособленностью ко всяким
практическим житейским делам составляла особенность моего
характера, она же на протяжении всей моей жизни
определяла и должна была определить все своеобразие моей
судьбы. Но эта любовь уже в то время очень глубоко
захватила меня и соединилась во мне с психологически
обоснованным, я бы даже сказал инстинктивным чутьем,
толкавшим меня вперед. Поэтому я без всяких претензий
смею со всей определенностью сказать, что возвышенная
великая мысль об элементарном образовании, которую я
в более поздние годы старался исследовать во всей ее
психологической глубине и, максимально упростив
средства ее осуществления, старался приблизить к жилищам
народа, что эта высокая идея уже развилась в глубине
моей души, когда я писал «Лингарда и Гертруду».
Правда, в то время я еще ни разу не произнес слов «идея
элементарного образования», думаю даже, что не слышал
тогда этих слов ни от кого. Но в моей индивидуальности
достаточно глубоко и живо укрепилась уже тогда мысль
о высочайшем результате, к которому эта идея в
состоянии привести человечество, даже те его слои, что жили в
самых стесненных обстоятельствах. .Гертруда, такая, как
она есть, — дитя природы. В ней природа в возвышенной
чистоте представила важнейшие результаты
элементарного образования, не пользуясь ни одним из средств его
искусства. Она представила их нам в таких
своеобразных очертаниях, какие могут сформироваться только в
низших сословиях. Короче говоря, когда я рисовал
портрет Гертруды, результаты идеи элементарного
образования во внутренней их сущности уже сформировались во
мне настолько совершенно, что ни все мои размышления,
ни весь мой опыт, накопленный в попытках ее осуществ*
534

ления, до сего дня не принесли мне ничего существенно
большего. Пожалуй, с тех пор беспорядочность моих
столь часто неестественных и психологически
неоправданных опытов обучения и воспитания лишь внутренне
отвлекала меня от живого ощущения чистой,
возвышенной правдивости этой юношеской картины
элементарного образования, толкала на ложные пути
насильственного противодействия этой высокой идее.
Но все происки, возникавшие в хаосе этих стремлений
и разыгрывавшиеся вокруг меня и со мной, при всех
часто душераздирающих последствиях, которые они имели,
все же не смогли во мне самом затмить, а тем более
изгладить сущность первоначальных стремлений моих
юношеских лет к упрощению всех средств домашнего
воспитания и обучения, дух которого я с такой живостью
изложил в этой книге. Когда наступило крушение
внешней формы моего заведения, я неизбежно должен был
вернуться к тому, с чего начинались мои жизненные
устремления. Ничто другое, ничто противоположное не
вызывало у меня такого глубоко захватившего мою душу
интереса. Да такого и не могло быть, тем более что
среди всех последствий и заблуждений, среди всех происков,
имевших место во внешних проявлениях моих
жизненных стремлений, очень многие результаты их способны
были в ярком и положительном свете представить
истинную ценность моих первичных взглядов.
Бесспорно, что за долгий" период наших стремлений
к элементарному образованию в каждый период
появлялись ее питомцы, доказывавшие полную несомненность
далеко ведущей силы отдельных наших элементарных
средств и упражнений. Бесспорно и то, что даже
воздействие этих отдельных упражнений на особую и
специальную сторону моих жизненных устремлений — на
упрощение обычных, общих средств обучения и вытекающее
отсюда возвышение и укрепление силы семейной жизни —
очень часто и с разных сторон признавалось почти
повсеместно родителями наших воспитанников, способными
судить об этом. Оно признавалось также людьми,
которых можно считать компетентными судьями в вопросе о
природосообразных и психологических основах всего
дела воспитания и обучения.
Ни в один из периодов наших столь долго длившихся
стремлений, конечно, не было недостатка в удовлетвори-
535

тельных доказательствах справедливости такой точки
зрения.
Пусть даже в Ифертене спросят, не верно ли, что за
последнее время у многих девушек, обучавшихся числу
и форме по принципам Шмида, в такой степени
развились общие педагогические способности, что в этом
городе при всем непонимании его жителями наших принципов
и нашей деятельности все-таки временное закрытие
нашего женского института вызвало всеобщее сожаление.
Пусть осведомятся повсюду, куда попали лучшие наши
воспитанники, в какие бы условия, они ни попали, пусть
наведут справки даже в Политехнической школе в
Париже *, как отличились они там. Во многих городах
Германии, преимущественно в Пруссии, во главе
воспитательных заведений стоят люди, обязанные большей
частью своих педагогических способностей элементарным
средствам образования, которыми они пользовались у
нас. Примечательно и такое явление, что два
воспитанника, получившие образование в сооответствии с этими же
принципами у господина Нефа *, находящегося в
Америке, в настоящее время делают превосходные успехи в
химии — науке, казалось бы, наиболее далекой от
изучения математики. К этим фактам прибавлю еще один.
Последние попытки обстоятельно и разносторонне
ознакомить публику через один французский журнал с
нашими элементарными принципами и средствами вызвали з
Париже и Лондоне очень большой интерес. Наши цели
получили одобрение лиц, которые в отношении своих
психологических и педагогических взглядов и
стремлений, бесспорно, имеют очень большой вес. Свое
суждение эти лица основывали на известных им свидетельствах
нашего опыта и наших результатов. Не менее
значительные лица даже в Северной Америке и Бразилии для
поощрения наших взглядов и стремлений приняли
деятельное участие в подобном деле в своих странах и
определенно обещали нам поддержать его всем своим влиянием.
Все эти факты, освещающие ценность наших
стремлений, происходили при том невероятном беспорядке, в
котором протекало наше пребывание в Бургдорфе и
Ифертене. Между тем этот беспорядок, губительный для
всего существа нашей деятельности, должен же был
когда-нибудь кончиться. При этих обстоятельствах я
совершенно убежден, что временное закрытие моих заведений
536

в Ифертене на самом деле следует рассматривать как
счастливую необходимость строить внутреннюю
сущность моих стремлений на более надежном основании, а
отнюдь не как признак их непригодности и
невозможности достигнуть благотворных результатов. Нет, как не
может погибнуть сама природа и покоящийся на вечных
основах ее ход в развитии наших сил, так же не может
исчезнуть, словно пустой мираж, любой вклад, если он
по-настоящему и энергично способен приблизить ход
искусства в развитии средств воспитания и обучения людей
к божественному ходу природы; если этот вклад так же
ясно открыл своим современникам, каковы бы они ни
были, правильность и важность своих результатов,
представил их столь же основательными и осуществимыми,
как это произошло с некоторыми из наших важных
элементарных опытов.
Результаты моих жизненных стремлений способны
выдержать любое серьезное испытание в том, что
в первоначальной своеобразной своей основе они прочны
и непоколебимы и их можно разрабатывать дальше. Их
возможные, вероятные, а отчасти и непременные
последствия так важны, что я, не боясь испытать когда-нибудь
стыд за такое высказывание, осмелюсь открыто заявить:
немало результатов, достигнутых нашими заведениями
и в наших опытах, в состоянии с огромной мощью,
реально и природосообразно воздействовать на силы
человеческой природы, находящиеся в состоянии
расслабленности из-за неестественности современных мероприятий.
Эти наши результаты способны пробудить их, мне даже
хотелось бы сказать, для человеческого возрождения и
новой жизни. Эти результаты научили нас
природосообразно признать внешнюю и внутреннюю способность к
наблюдению, присущую нашей природе, как бы
первоисточником исходных начал всякого прочного знания и
умения, использовать их и настолько же овладеть ими,
закрепить их, насколько современные рутинные средства
Боепитания и обучения отвлекли и отдалили нас от этого.
Следовательно, идея элементарного образования,
как ни мало мы ею овладели, далеко не воздушный
замок. Она не может быть и никогда не станет им, если
будет соблюдена ее суть. А она заложена в самой
человеческой природе, и результаты идеи элементарного обра-
537

зования сами собой безыскусно проявляются во всех
отношениях и во всех направлениях в действительной
жизни всех сословий. Всякая именно так проистекающая
из природы хорошая воспитательная мера, всякое чистое
дело любви, доверия и веры, всякое познание истины и
справедливости, всякое истинное мастерство, в какой бы
форме, в каком бы виде они ни выражались, по существу
своему есть результат этой высокой идеи. При этом не
имеет никакого значения, осознаёт ли, понимает ли
вполне человек, каким бы он ни был — талантливым,
любящим, вдумчивым, искусным в труде, связь своей веры а
любви, своего мышления, мастерства, умения, своих
знаний с сущностью этой идеи и средств ее искусства.
Результаты развитых нравственных, умственных и
физических сил в том виде, в каком они возникают в
действительной жизни, без всякого посредничества со стороны
искусства воспитания, являют собой простое действие
основных человеческих сил. Когда к ним добавляются
упражнения, подготовленные средствами искусства
элементарного образования, то это не означает, что
указанные результаты ими порождаются. Они только получают
от упражнений поддержку; ими только облегчается
появление и развитие этих результатов; ими они
оживляются, укрепляются и приводятся во взаимосвязь, в
которой эти результаты поддерживают и оживляют себя.
Мир полон отдельных результатов хода природы в их
элементарном развитии. Они безыскусно, с высоким
внутренним совершенством, смотря по обстоятельствам
и потребностям, у всех сословий обнаруживаются сами
собой в простоте неиспорченных нравов, эпох и сословий.
И удивительно, насколько эти проявления обычного хода
природы в развитии наших сил, без всякой помощи со
стороны искусства воспитания и все же в полном
соответствии с высшими результатами идеи элементарного
образования, по-разному выражаются и сказываются
в отдельных просто и безыскусно хорошо воспитанных
людях в зависимости от особенностей их одаренности и
индивидуальности, но всегда в соответствии с их
индивидуальным характером.
Вот перед тобой человек с очень слабыми
умственными способностями и совершенно неумелый. Но это
человек замечательно глубокой, доходящей до
восторженности нравственной и религиозной силы, он настоящий
538

1ений веры, богобоязненности и любви к людям. А вот
другой, в нравственном смысле малоодушевленнный,
весьма далекий от религиозной одухотворенности, но он
обладает великолепными способностями и в высокой
степени живым умом. Он будто самой природой создан для
глубокого исследования научных предметов и чувствует
б себе призвание к этому. И еще тебе встретится человек,
который не имеет ни особых нравственных интересов, ни
ярко выраженных способностей к исследованию научных
предметов, но он истинный гений в каком-либо виде
мастерства. Он так глубоко им вдохновлен, что малейший
повод, на который откликнется его гений, захватывает
его с огромной силой и легко приводит к результатам,
означающим величайший успех.
Кто хочет узнать, как происходит в мире природосооб-
разное оживление общих основ истинно элементарного
развития наших сил, тот должен рассматривать их, не
теряя из виду все различие таких бросающихся в глаза
явлений — как в отношении гениальности отдельных
индивидуумов, так и в отношении действительных
результатов такого разнообразия человеческих задатков. В
таких гениальных людях развитие культуры человечества
вообще находит естественные точки опоры, точки
приложения для природосообразных средств, ускоряющих
истинный ход природы, а благодаря этому возможно легко,
вызывая далеко идущие последствия, ввести в
употребление образовательные средства идеи элементарного
образования. Следовательно, можно постепенно и весьма
надежно прокладывать путь для ее всеобщего
благотворного распространения, содействуя самому ходу
природы.
Природосообразное развитие человеческих сил,
которое должно быть положено в основу средств
элементарного образования, в своих самых существенных
моментах исходит значительно больше из жизни, чем из
искусства воспитания. Все средства элементарного
образования подчинены высшему смыслу жизни. Великие
результаты этого искусства в общем больше проистекают из
фактического оживления сил человеческой природы, чем
из влияния научных средств или средств образования.
Эта мысль — великое и глубоко проникающее средство
облегчения, которым располагает искусство
элементарного образования и воспитания.
539

Каждый отдельный человек в своем положении и при
своих обстоятельствах, совершенно не будучи знаком с
идеей элементарного образования и с ее средствами,
может все же внести свой вклад в дело природосообразного
развития сил человечества. Он может это сделать в
тысяче отдельных случаев, в различных условиях и
обстоятельствах. Поэтому долг каждого просвещенного друга
человечества — признать самому и научить других
признать природную основу всех подлинных средств
искусства этой возвышенной идеи. Эта основа лежит повсюду
в народе, она и без всякого искусства природосообразно
проявляется у всех сословий, при всех жизненных
обстоятельствах, в множестве разных дел, связанных с
воспитанием и обучением.
Не признав и не используя содействие природной
основы элементарного образования, заложенной в народе
повсюду, совершенно невозможно природосообразно, с
благотворным успехом исследовать, разработать и
применять средства этой выской идеи, особенно их исходные
начала. Без этого невозможно показать их людям всех
сословий в виде фактов, действительно способных
убедить их. Но там, где это делается с верой и любовью,
образовательные средства искусства этой идеи находят
открытый доступ к самой природе человека. Там, где
природная основа этого искусства всегда признана, где
ее заботливо и серьезно используют, там она во всех
своих проявлениях признается божественной основой,
священным руководителем и учителем во всем том, в чем
это искусство своими высочайшими результатами
может способствовать образованию, в чем оно хочет ему
способствовать. Всякое стремление строить идею
элементарного образования на искусстве, без заботливого
внимания к всеобщему действительному, ходу природы в
развитии наших сил, приводит в своих последствиях к
воздушным замкам. У поверхностных же, изломанных и
мечтательно настроенных людей это легко порождает
желания, претензии, поступки, меры и попытки, из-за
которых они, вместо того чтобы содействовать благу своих
ближних, часто вносят в их среду замешательство,
несчастье и горе.
Всякий прогресс в средствах осуществления какого-
либо стремления, глубоко захватившего человеческую
.природу, зависит от успехов во все более ясном понима-
540

нии сущности самой идеи и средств ее осуществления.
Без все более возрастающей ясности теории этого и
сходных с ним предметов у них не будет никакой основы для
внутренней, взаимно себя поддерживающей и
оживляющей связи. Между тем прогресс в теории во всех ее
частях находится в самой тесной связи с продолжением и
ростом общей деятельности по осуществлению подобного
предмета. Нам нельзя останавливаться в своей
деятельности ни в одной отрасли наших практических опытов.
Продолжение деятельности везде развивает и
укрепляет силу умения, а наличие живого примера и
практического опыта возбуждает внимание и интерес всего
круга лиц, сближающегося с ними. Как бы мал и
незначителен ни был твой собственный вклад в этом опыте, но
раз он существует как результат и в связи с духом и
средствами идеи элементарного образования, он
способен и призван возбудить внимание и интерес среды, в
которой он имел место. Чем больше и значительнее сам по
себе такой вклад, являющий собой дело опыта, тем
значительнее и важнее по своим последствиям впечатление,
производимое им на окружающих. При этом следует,
однако, еще особо учесть, что, как правило, только
завершенное оказывает большое влияние; лишь оно обладает
неодолимой силой. Отсюда естественно вытекает
необходимость доводить до возможной степени совершенства
фактические примеры элементарного образования и
фактический в нем опыт.
Я не могу удержаться от желания на фактическом
примере пояснить ту точйу зрения, что великая
природная основа идеи элементарного образования исходит из'
простого хода природы в развитии наших сил,
свойственного всему народу. На этом примере удивительно ясно
становится, насколько такой ход развития способен
принести отдельных людей к самым совершенным средствам
искусства воспитания.
Маленький мальчик-бедняк, нищенствуя, забрел в
монастырь, где его приютили. Там он имел несчастье
толкнуть зажженный фонарь; с чердака фонарь упал на
солому, солома вспыхнула, и от этого сгорело одно
крупное монастырское строение. Все теперь стали смотреть
на бедного малого чуть ли не как на изверга, и никто не
хотел больше пускать его в дом. Мальчик долго терпел
нужду и голод, наконец сбежал и стал бродяжничать,
541

побираясь. В конце концов над ним. сжалилась одна
женщина, жена стекольщика, и взяла его к себе. Он так
хорошо научился ее ремеслу, что ей очень не хотелось
отпустить его от себя. В нем укрепилось чувство
собственного достоинста, он захотел научиться чему-нибудь
большему, чем его ремесло. Он объездил Италию и часть
Франции, отправился даже в Англию,, научился бегло
разговаривать на нескольких языках и приобрел
большую легкость в обращении с людьми разного рода.
Теперь он уже не удовлетворялся своим ремеслом. Ему
пришло в голову, что при своем образовании он может
в качестве камердинера добиться значительно большего,
чем странствуя со своим ремеслом. Тоска погнала его
обратно на родину, где он предложил свои услуги как
раз настоятелю того самого монастыря, в котором когда-
то спалил хозяйственную постройку. Настоятель обратил
внимание на образованность, чистосердечность и
ловкость этого человека. Он сразу же нанял его
камердинером и обнаружил в нем такое замечательное умение и
такую готовность услужить, что проникся к нему чисто
отеческим расположением. Прослужив несколько лег,
камердинер женился, снял в аренду гостиницу и на этом
поприще тоже проявил свои замечательные практические
способности. Но самое важное, что, собственно, и
заставило меня о нем говорить, — он никого из своих детей не
посылал в школу. Он сам обучал их весьма успешно всем
предметам, что вызывало изумление всей округи. Пять
его дочерей свободно говорили на всех языках,
которыми владел отец, и овладели всеми познаниями, в которых
•отличался он сам. Казалось, они прошли все школы, и
даже в высших кругах бюргерского сословия считалось,
что они получили образование, удовлетворяющее всем
школьным требованиям. Разумные во всем, за что ш
возьмутся, дочери трудились с утра до вечера, не
гнушаясь даже самой простой работой. Одевались они по-
городскому, но, работая в поле, снимали с себя верхнюю
одежду, подбирали юбки и засучивали рукава, как это
делают крестьянки на полевых работах. В гостинице
же с посетителями вели себя так приятно и
обходительно, что этому трудно было поверить, видя, с какой
ловкостью они управляются на крестьянских работах. Они
угадывали каждое желание отца. Стоило ему свистнуть,
как не одна дочка, а две-три подбегали к нему узнать,
542

чего ему хотелось, что он прикажет. Выполняли они всё
с такой заботливостью, точностью, так усердно, как это
не часто достигается при результатах самого изощрен1
ного искусства воспитания.
Подобный пример хода природы в развитии наших
сил, предоставленного себе самому и не знающего
поддержки со стороны искусства воспитания, всегда верен
там, где это развитие в отдельном человеке опирается на
сильное внутреннее оживление, а внешне поощряется
обстоятельствами. Но это развитие ничего не значит,
если говорить о культурных потребностях всего народа во
всех его сословиях. Под этим углом зрения появление
человека, подобного тому, о котором мы говорили, есть
то же самое, что несколько капель пресной воды в
горько-соленых, непригодных для питья волнах моря. Они
теряются в народе, как rari nantes in gurgite vasto *.
Народ во всех сословиях и при всех обстоятельствах
нуждается для своего образования в средствах искусства
воспитания.
Иначе при все том, что для развития его сил
заложено в нем самом, он очень легко и почти
повсеместно становится жертвой чувственных, животных
соблазнов, влекущих к одичанию и неестественности. Без
мощного противовеса, прочного в нравственном и
умственном отношениях, как то, так и другое, все равно,
укрепляют ли они чувственные силы в человеке или ослабляют
их, одинаково ведут к бесчеловечности.
Как мы видели, пример отдельных людей, которые
без всякой помощи средств искусства воспитания, под
одним только воздействием жизни достигают
замечательно высокого развития человеческих сил, совершенно
ничего не говорит ни против потребностей в идее
элементарного образования, ни против ее ценности.
Элементарное образование — это важная и насущно
необходимая помощь действительной жизни, хотя при
отсутствии помощи со стороны истинного искусства
воспитания жизнь нередко в отдельных случаях дает
превосходное образование отдельным людям, но в тысяче
случаев против одного она неестественным образованием
портит массу народа. Это повсеместно проявляется в её
последствиях — как в вызванном ею одичании, так и в
извращениях человечества. Можно сказать, что это
документально представлено во всех летописях человече-
543

ства, при любом господствовавшем в те годы духе и в
любую эпоху.
Рассмотрим теперь, с одной стороны, реальный ход
развития жизни, не получающей помощи от искусства
воспитания, как это всегда, за редкими исключениями,
бывает. С другой стороны, рассмотрим ход развития
жизни, получающей поддержку и помощь средств
элементарного образования и способной по своей природе
воздействовать на все сословия.
Ребенку в первый период его жизни, когда он просто
предоставлен великому ходу природы в развитии его сил,
прежде всего нужна мать. Мать, когда в ней
раскрываются развитые ее силы, — сознательная носительница
живых, спокойных и зрелых побуждений. Она помогает
стать своему ребенку тем, чем она должна природосооб-
разно быть для него. Предоставленное самому себе
инстинктивное оживление этих побуждений, если тоже
говорить в общем смысле, таит в себе ежеминутную угрозу
для ребенка. Их истинно природосообразное влияние на
оживление его способностей может нарушиться, прийти
в беспорядок, и ребенок, вместо того чтобы природосооб-
разно формироваться, под этим влиянием может
противоестественно деформироваться. При таких
обстоятельствах неприродосообразно воспитываемый ребенок,
вследствие вызванных его дурным воспитанием
притязаний, в которых виновата сама мать, очень скоро ей же
становится в тягость.
Если мать добродушна, то бывает, что она, желая
унять неестественно возбужденного, беспокойного
ребенка, применяет даже неестественные успокоительные;
средства, вредные для ребенка тем, что возбуждают его
чувства. Если же у нее порывистый нрав, она пытается
унять ребенка, проявляя свое беспокойство и
недовольство. Она бранит и наказывает ни в чем не повинное дитя:
оно таково, каким должно быть при таком ее воспитании.
Она наказывает невинного. Она заронила в душу
бедного создания первое семя страстей, первое семя утраты
чистоты. То божественное и чистое, что само вытекает из
спокойной самодеятельности сил ребенка, постепенно
утрачивается. То страстное и небожественное, что
вытекает из неестественно оживленной чувственной и
животной природы, изо дня в день усиливается.
Природосообразное развитие детской способности к наблюдению
544

нарушается. Способствующее образованию влияние
целесообразно выбранных предметов наблюдения,
предоставляемых органам чувств ребенка, часто
приостанавливается. Эти предметы столь же часто уходят из его поля
наблюдения, и, наоборот, множество предметов,
способных ложно направить образование ребенка, с
неестественно живой привлекательностью предоставляется
органам его чувств. Таким образом вносят неестественную
путаницу в самые начала природосообразного
формирования способности к наблюдению. Из-за этого природо-
сообразное развитие способности к речи, как и
мыслительных способностей, которые опираются на природо-
сообразное развитие способности к наблюдению, если и
не становится совершенно невозможным, то во всяком
случае уже в этот момент встречает почти
непреодолимые препятствия. А это значит, что уничтожено, можно
сказать, все, чем природосообразно направляемая
семейная жизнь может подготовить ребенка уже с
младенческого возраста к природосообразному и благотворному
использованию школьных лет.
Взглянем на ребенка, который таким вышел из
периода своего образования в родительском доме. Мы
увидим, что в нем не заложено никаких естественно
оживленных побуждений к тому, что должно ему
природосообразно дать школьное образование. У него нет
природосообразно оживленных исходных начал для того, что ему
следует природосообразно продолжать в школе. Он
попадает в новый мир, и в этом мире нет ничего, что
умственно и душевно могло бы связать его с собой, но зато
в нем есть оживленная страстями связь с его дурным
образованием. Он, собственно, поступает в школу хорошо
подготовленным к дальнейшему развитию своего
дурного образования, и школьное воспитание предоставляет
ему полную для этого возможность. Дурное образование,
которое он получил дома, вступает в оживленную связь
с дурным образованием, полученным в родном доме всей
стайкой его школьных товарищей. И так как источник
и природа дурного образования по существу у всех у них
одинаковы, то оно очень легко становится заразительным
для всех. Там, где много детей, дерзость очень скоро
распространяется среди всех, если в каждом отдельном
скромность не была уже заранее сильно развита. Точно
так же распространяются среди всех них озорство, бес-
35 И. Г. Песталоцци, т 3 545

стыдная ветреность, злые издевательства, оскорбления
и обиды, причиняемые слабым и бедным, и все пороки
черствости и жестокости. Все это в школьный период
весьма заразительно для детского сердца, если мягкость,
любовь, мир и спокойствие, столь естественные для
детского возраста, заранее не были привиты семейным
воспитанием тем детям, которые теперь учатся в школе; если
живое чувство любви к родителям, братьям и сестрам не
стало для них привычным, не стало для них
потребностью, не превратилось во вторую натуру. Таким же
образом и в умственном отношении рассеянность,
необдуманность, невнимательность, неосторожность и
опрометчивость тоже очень скоро становятся для толпы
школьников очень заразительными, если в отдельных
детях благодаря полученному дома образованию не
пустили крепких корней внимательность, рассудительность
и вдумчивость.
В свою очередь в физическом отношении вялость,
медлительность, похотливость и их последствия — все,
что препятствует развитию ловкости, усердия и упорства
в гражданской и семейной деятельности, — в школьные
годы так же заразительны, если полученное дома
воспитание заблаговременно не возбудило в любящем детском
сердце желания физически развить и оживить свои
члены; если ребенок не приучен усердно, напрягая силы,
участвовать в подходящей для него домашней работе,
упорно выполнять ее. В таких условиях школьный
учитель, как бы он того ни желал, никак не может природо-
сообразно воздействовать на дальнейшее развитие
нравственных, умственных и физических сил учеников. Ведь
тот элемент знаний, который они должны были получить,
в них не развит и не оживлен природосообразно, как
следовало бы. При таких обстоятельствах учитель никак н-з
может чувствовать и мыслить себя воспитателем —
отцом своих учеников. Напротив, он почти неизбежно
вынужден чувствовать себя человеком, затрачивающим
много труда на обучение и приучение ребенка к тому, от чего
так далеки его ум, сердце и рука. Печальная
необходимость заставляет учителя, чтобы обеспечить хоть
видимость успеха своим средствам преподавания и
обучения, прибегать к приемам в высшей степени
неестественным. Наградами, пустым тщеславием и пустой славой
он вынужден привлекать детей к тому, отдельные элемен-
546

Ты чего могли быть в них самих уже заложены, если бы в
домашней жизни дети были природосообразно
воспитаны и хорошо подготовлены ко всему изучаемому в
школе. Они охотно и с радостью стали бы усваивать все это
с помощью упражнений, способствующих дальнейшему
его развитию. Точно так же учителю приходится,
применяя грубую силу неестественных школьных наказаний,
удерживать детей от вещей, которые, будь все
по-другому, сами собой не могли стать укоренившейся привычкой
и не так легко передавались бы от одних детей другим.
Затем эти дети, не просто запущенные в домашней
жизни, а даже испорченные дурным воспитанием, в
подобном состоянии поступают из начальной школы в
средние или вообще в разного рода учебные заведения,
1де их готовят к научной деятельности или к
практической бюргерской жизни. Их физическое развитие,
особенно бурно протекающее в этот период жизни, может
послужить очень сильной, волнующей и опасной почвой
для всех соблазнов необузданности, эгоизма, дерзости
и насильственности чувственной жизни с ее животными
побуждениями. Это может кончиться тем, что дети на
основании поверхностных знаний, неполного развития
и наполовину только освоенных навыков мастерства и
профессии станут предъявлять чрезмерные претензии,
построенные на пустых мечтаниях, и не будут признавать
никакой субординации. Последствия подобных претензий
проявляются весьма ярко, а вернее говоря, чрезвычайно
резко. В наш век мы уже привыкли видеть в них главную
причину разностороннего бедствия наших дней.
Если мы, наконец, взглянем уже на взрослых людей,
ставших отцами и матерями семейств, ставших в
гражданском и профессиональном отношении людьми
деловыми, то последствия полученного ими образования, не-
нриродосообразного уже на первой их ступени, в юности,
тут-то и предстанут в своем самом резком виде, или,
вернее, в своем далеко идущем плачевном воздействии.
Им, выросшим среди скверны реальной жизни, в наш
неестественно извращенный век с его мощно разросшимся
и повсюду окрепшим чувственным духом суетности,
недостает самых существенных прочных знаний, солидных
склонностей и умений. Ведь они обеспечиваются
правильным, природосообразным воспитанием в
родительском доме и основанным на нем правильным природосо-
35* 547

образным школьным и профессиональным образованием
как в детском, так и в юношеском возрасте. Точнее
сказать, только такое воспитание правильно подготавливает
людей к существенным прочным знаниям, солидным
склонностям и умениям. Подлинно человеческие
побуждения и стремления к выполнению семейного и
гражданского долга не имеют в самих этих людях природо-
сообразной, реальной основы. Только в собственном
одичании и в своих лжемудрствованиях, только в соблазнах,
усиливающих или оживляющих в них эту двойную
.испорченность, они находят побуждение к бесплодной
видимости исполнения обязанностей. К этому внешнему
исполнению своих обязанностей их вынуждают
обстоятельства вопреки разуму и сердцу этих людей. В этом
положении они по видимости часто могут делать много
добра, но объясняется это только пословицей в истинном
ее смысле: «Нужда и железо ломает». У этих людей нет
ничего из существенных основ истинного семейного и
гражданского блага. Обязанности и права, которые
требуют человечности, для них лишь второстепенный повод
к суетности, никоим образом не возвышающей до
человечности и не способной удовлетворить подлинную
человечность. Источники любви в них опустошены, и в своей
опустошенности они спрашивают об истине: «Что она
такое?» Люди эти таковы, что вправе так спрашивать.
Истина сама по себе, в своей чистоте, для них ничто и
не может не быть ничем другим. В них нет ее. Во всех их
служебных и вызываемых чувственными побуждениями
обязанностях на их чувственность воздействуют
соблазны, не основанные на любви и истине. Поэтому
выполнение людьми своих обязанностей в семейной и
общественной жизни бесплодно.
Не стану более рисовать картину последствий, столь
распространенных при современных пагубных
лжемудрствованиях, вызванных недостатком солидной природо-
сообразной основы воспитания в домашней жизни в годы
раннего детства. Напротив, чтобы смягчить эту картину,
добавлю, что эти злосчастные последствия недостатка
хорошего, приросообразного домашнего воспитания в
годы раннего детства в последующем „могут, конечно, в
отдельных случаях в значительной степени смягчиться.
В действительной жизни, следовательно, эти последствия
далеко не всегда представляются в таком резком свете.
548

Ио даже если человек уже в очень зрелые годы, все
равно каким образом и при помощи каких средств,
полностью осознает, чего ему недостает для создания
солидной основы своего жизненного семейного и гражданского
благополучия, даже если он действительно настолько это
осознает, что станет горько оплакивать свой недостаток,
то все же последствия этого недостатка, за небольшими
исключениями, останутся в человеке почти
неизгладимыми. Если он даже сумеет полностью осознать свою
неспособность заработать свой хлеб удовлетворяющим
сто душу образом, воспитать в своих детях все доброе и
благотворное, в чем они нуждаются, и от всей души
служить окружающим его беднякам, то и тогда у него все
же не будет развитых знаний и умений, небходимых для
этого. В этом отношении он до гробовой доски будет
далек от того положения, какого достиг бы, с колыбели
получая элементарное образование.
Я пытался представить реальный ход жизни, не
получающей помощи со стороны искусства воспитания, как
она, исключая редкие случаи, обнаруживается в своих
последствиях. Точно так же я теперь рассмотрю жизнь,
получающую поддержку со стороны средств истинного,
природосообразного элементарного образования, как она
i; действительности есть и какой неизбежно должна быт:>
по своим последствиям.
В первый период жизни ребенка никакое
элементарное природосообразное образование немыслимо без
матери, а главные средства этого образования либо
заложены у каждой матери в возвышенных задатках ума и
сердца, либо прочно усвоены ею солидным их изучением.
Сущность этих средств по своей природе способна фор-
мирующе воздействовать на ребенка, задерживать и
ослаблять побуждения к дурному развитию его. Первый
великий закон элементарного образования — покой
младенца. Этот покой мать должна обеспечить любым
способом, сама природа ее инстинкта требует, чтобы для
нее он был священным. Мать делает все для того, чтобы
обеспечить покой младенцу и предупредить его
нарушение. Это в природе материнского воспитания, она все
должна сделать, чтобы успокоить ребенка, не вносить
в его жизнь неестественное беспокойство и не позволять
другим этого делать. Забота матери о таком обращении
с младенцем направлена на то, чтобы первое оживление
549

сил его вызывалось не внешними, случайными
чувственными раздражениями, ведущими к беспокойству, а
стремлением к развитию, лежащим в основе
формирования всех его сил; чтобы эти силы спокойно и тихо в
самом ребенке развивались, формировались и крепли в
спокойном и ясном чувственном восприятии
окружающего. При таком воспитании, когда мать не возбуждает
в младенце неестественного беспокойства, а, напротив,
защищает его от извращающих его образование и
вносящих замешательство раздражений, связанных с
беспокойством, ребенок не бывает матери в тягость. Она не так
часто попадает тогда в положение, вынуждающее ее или
в слепом добродушии применять неестественные и
вредные для ребенка средства, чтобы успокоить возбуждение,
или во вспышке раздражения сдерживать беспокойство
ребенка, выражая тем самым собственное беспокойство.
Ведь в таком настроении, браня ребенка, наказывая его,
оскорбляя его невинность, она возбуждает и оживляет
в нем семена страстей. То чистое и божественное, что
рождается из спокойной самодеятельности сил самого
ребенка, при правильном обращении с ним матери изо дня
в день все больше крепнет в нем. Благодаря этому приро-
досообразно развивается его способность к наблюдению,
а это создает природосообразную основу для развития
его способности к речи. Предметы, нужные для этой
цели, с помощью упражнений, построенных
последовательно, а значит, тлк, что одно служит основанием для
следующего, заботливо и умело предоставляются органам
чувств ребенка для наблюдения. Тогда ребенок учится
говорить на прочном основании, тогда это — неизбежный
и надежный результат его упражнений в наблюдении и
взаимосвязей между предметами наблюдения, присущих
самой природе вещей. Впечатление от предметов
наблюдения ребенок должен выразить словами, что и означает
научиться говорить. Благодаря этому природосообраз-
ное развитие способности к мышлению тесно
связывается с природосообразным развитием способности к
наблюдению, может просто и природосообразно из него
вытекать. Промежуточную ступень развивающейся
способности к речи можно при этом считать механическим,
само по себе безжизненным средством, через которое
рыражаются дух и жизнь этой тесной связи между
обучением наблюдению и обучением мышлению, их взаим-
550

кое влияние. Отсюда видно, что при хорошем
элементарном руководстве ребенком дома он уже с
младенчества основательно подготавливается к тому, чтобы в
будущем хорошо использовать свои школьные годы и свое
школьное воспитание. Когда, получив такое воспитание,
которое он до сих пор получал, ребенок переходит ог
домашнего образования к школьному, он благодаря
пройденным в домашней жизни упражнениям
оказывается превосходно подготовленным ко всему тому, что
должен усвоить на первой ступени школьного
образования. То, что хочет, что должно дать ребенку природо-
сообразно построенное школьное воспитание, встретит в
ребенке развитое воспитанием в родном доме
побуждение самому того же хотеть, даже больше — жадно к
этому тянуться.
Исходные начала и точки соприкосновения с тем,
чему ребенок должен учиться в школе, подготовлены
и существуют в нем благодаря познаниям, почерпнутым
из наблюдений в домашней жизни. Ребенок легко
осваивается со всем, что должен природосообразно изучить
и усвоить в том новом мире, в который теперь вступил.
Все, что ему предстоит природосообразно изучить на
этом поприще, живо связано с тем, чему он
природосообразно научился, что усвоил, когда воспитывался дома.
Домашнее воспитание теснейшим образом связано со
всем, что ребенок должен усвоить в школе. Дурно
воспитанные дети, одичавшие и испорченные уже дома,
легко заражают тех своих соучеников, которые заметно
восприимчивы к обоим этим недостаткам. Образование же
детей, в домашней обстановке хорошо подготовленных к
школе как в нравственном, так и умственном
отношениях, не смею сказать — заразительно, но во всяком случае
привлекательно и заманчиво для тех их соучеников,
которые в семейном кругу тоже выросли в большей или
меньшей степени нравственными и разумными детьми.
Учитель, сам получивший образование в элементарном
духе, вскоре непременно заметит этих детей и обратит
внимание их товарищей на их отличные способности
к занятиям, на их приятное, сердечное обращение.
Вскоре он сумеет использовать их для помощи более слабым
детям в школьных упражнениях. Так как всякое
массовое сообщество по-настоящему продвигается вперед
к цели своего объединения лишь через успехи отдельных
551

своих членов, то естественно, что каждая школа, в
которой введено элементарное образование, должна искать
и может найти прочность и основательность общих своих
успехов, используя влияние отдельных детей, уже в
домашней обстановке получивших воспитание в духе
элементарного школьного образования. На это можно
действительно возлагать большие надежды. Любая
неестественная глупость и слабость, если разукрасить ее
парочкой леденцов и побрякушек, как мы видим,
чрезвычайно легко становится заразительной. Почему же тогда
природосообразность истинных и сильных
воспитательных мер непременными своими благотворными
последствиями не сможет стать для массы народа во всех
сословиях и для всех возрастов привлекательной,
убедительной и пленительной, или, что одно и то же, в известных
отношениях заразительной? И разве возможно, чтобы
это не произошло именно в школе с хорошей
элементарной основой? Иначе быть и не может. Все дети, каждый
в отдельности, хорошо подготовленные домашней
жизнью к элементарному воспитанию, должны и будут
оказывать существенное благотворное влияние на массу
школьников, получающих вместе с ними элементарное
образование.
Однако я несколько оторвался от той связной
картины, которую хотел нарисовать. Я представил себе
элементарную школу, целиком состоящую из детей, которые
заблаговременно получили элементарно хорошо
обоснованное воспитание дома. От такой школы можно было
бы, конечно, ожидать бесконечно большего, чем то, о
чем я только что рассказал.
У детей, природосообразно воспитанных дома силами
истинно элементарных образовательных средств, пусть
не в корне уничтожаются, но совершенно несомненно
утрачивают свой живой соблазн дерзость,
необдуманность, беспечность, безделье, неумелость. Одним словом,
утрачивают живой соблазн все недостатки тех детей,
у которых в домашней жизни не были природосообразно
выработаны настроение духа и образ жизни,
противоположные этим недостаткам. Ведь живой соблазн их в этом
случае так легко делает недостатки заразительными.
Дети, природосообраано воспитанные дома, когда
достигают школьного возраста и поступают в школу, уже
привыкли к сердечному, дружелюбному, доброжелательному
552

обращению, к рассудительной, разумной, деятельной я
трудолюбивой жизни. Грубость, опрометчивость и
праздность никак не проникли в их плоть и кровь Напротив,
им с колыбели привычными и естественными кажутся
мягкий, спокойный дух, живая внимательность,
рассудительность и деятельность неиспорченной, природосооб-
разной жизни семьи. Главные исходные начала всего
того, чему они должны учиться в школе и в чем должны
там совершенствоваться, уже значительно оживлены з
них и внушены с колыбели. В очень многих отношениях
школьному учителю остается лишь заботливо
продолжать строить то, для чего уже заложен настоящий
фундамент домашней жизнью, для чего теперь в школьной
жизни уже надо, собственно, не подготавливать детскую
восприимчивость, а лишь укреплять и развивать уже
сложившуюся. При таких обстоятельствах учитель
чувствует себя продолжателем и помощником отца в
воспитании детей. Они учителю действительно душевно
близки, учатся в согласии со всеми применяемыми им
природосообразными учебными средствами, и умом, и
сердцем, и руками добровольно, с охотой и любовью
участвуют в занятиях. Чтобы с уверенностью достигнуть
прочных результатов в элементарном руководстве своим
классом, учителю нет никакой необходимости прибегать
к неестественным школьным наградам и наказаниям, из
которых одни портят душу детей чувственностью и
честолюбием, а другие унижают и расстраивают ее
оскорблениями.
Когда дети хорошо воспитаны дома в элементарном
духе, то в них самих заложено побуждение
самостоятельно продвигаться вперед во всем том, что в них уже
вспыхнуло и оживлено. Таким детям очень хочется
продвинуться во всем том, что еще на более ранних
ступенях в семье казалось им привлекательным и живо их
затрагивало. При элементарном руководстве детьми все
это весьма существенно и, можно сказать, необходимо.
Пусть начинающие молодые люди, получившие такое
элементарное образование, затем переходят из
начальных школ в научно-образовательные заведения более
высокой ступени или поступают в качестве учеников
в мастерские, чтобы освоить бюргерскую профессию.
Тогда благодаря природосообразному воспитанию в
детском и отроческом возрасте они в значительной степени
553

способны использовать эти учебные заведения и
мастерские на благо своей жизни в будущем. Ведь дерзкая
грубость, озорство, необоснованные претензии и
отчаянная наглость в этом возрасте так легко вызывают дух
молодечества, принимающий разную окраску и разные
виды, но во всех формах одинаково неестественный и
гибельный. Домашнее элементарное образование, как и
вытекающее из него и на нем основанное школьное
элементарное образование, представляет мощный
противовес такому извращению живо пробуждающегося в этом
возрасте ощущения своих сил в человеке. Извращение
это грозит гибелью благополучию семейной и
гражданской жизни во всех сословиях.
Юноша, хорошо воспитанный в элементарном духе,
чувствует себя значительно выше соблазнов отчаянной
наглости и дурной дерзости ее притязаний. Умственные
и душевные интересы уверенно отвлекают его от
соблазнов слепого порыва таких притязаний и требований.
В нем живут гораздо более высокие умственные и
душевные запросы, которые он с серьезной силой,
спокойной рассудительностью и глубокой умиротворенностью
в душе стремится удовлетворить. Подготовка к
предстоящей ему вскоре практической деятельности поглощает
все его интересы, на ней основывается и строится вся
деятельность этого периода жизни юноши. Зрело
используя всю благотворность природосообразных средств
полученного им дома воспитания, а также
школьных лет учения и образования, соответствующего
потребностям его сословия и его профессии, он как отец и
гражданин выступает на поприще, на котором его
ожидает благодатный успех, хорошо подготовленный
предыдущим периодом его жизни. Его положение теперь —
начальная точка выполнения обязанностей, для чего его
природосообразно подготавливали с колыбели и до
завершения образования. Как отец и гражданин он до
гробовой доски в полной мере пользуется устойчивыми
благами своего образования. Благодаря своим с
колыбели прочно обоснованным и развитым знаниям,
наклонностям и умениям он обладает природосообразно
утвердившимся средством в противовес соблазнам пагубного
одичания и извращения, свойственным духу нашего
времени и проистекающим из мирской суетности, в
противовес их последствиям — слабости и грубости предостав-
554

ленной себе самой чувственной природы человека.
Обязанности, накладываемые на него положением и
условиями его жизни, находятся в полном согласии с
направлением его ума и сердца, с навыками и привычками его
жизни.
Таким людям не приходится искать побудительные
причины для исполнения своих обязанностей вне себя*
в побуждениях и порывах, вызывающих и усиливающих
в человеческой природе пагубное одичание и извращения.
Для благотворного и удовлетворяющего их самих
исполнения обязанностей, накладываемых на них положением
и обстоятельствами, эти люди находят внутренне
оживленные побуждения в самих себе, в действительном па
правлении своего ума и сердца, в суждениях своего ума,
в склонностях своей воли, в навыках своей деятельности.
Исполняя эти обязанности, они как люди, как отцы
и как граждане чувствуют себя счастливыми в той же
мере, в какой они тем самым распространяют в своей среде
счастье, благосостояние и удовлетворение. Великие,
священные основы добра, которое они творят, в них исходят
из любви и веры. Они не скажут, обращаясь к истине:
«Что ты такое?» Они не скажут, обращаясь к
справедливости: «Чего ты желаешь?» Их сердцу чужда ложь.
Поэтому они с полной уверенностью и во многом
распознают в себе самих основы истины, которая служит и
нужна им, а что справедливо — это им подсказывает
внутренним божественным голосом их совесть. Истина
в своей чистоте, к которой тянутся их ум и душа, для
них — все. В них самих она зиждется на любви и вере.
Они верят в истину, ибо любят ее, и любят ее, ибо в нее
верят. В этом состоят последние и самые высокие блага
природосообразного развития сил и задатков челове-
с кой природы, познания и исследования которых жаждет
идея элементарного образования.
Горячо желая, чтобы истинность моих воззрений
нашла признание, я постарался оживить высокое значение
возвышенной идеи и ее влияния на создание прочного
основания для гражданского и семейного благосостояния
людей. Не стану повторяться. Напротив, насколько это
зависит от меня, я считаю своим долгом предостеречь
от одностороннего и поверхностного понимания моих
излюбленных взглядов, чтобы из-за такого понимания не
стали основывать на них фантастические и пустые на-
555

дежды. Ведь провал таких надежд мог послужить
серьезным препятствием на пути реального успеха моей
высокой идеи, помешать как ее пониманию, так и ее
практическому осуществлению и использованию. Средства
осуществления этой великой идеи еще, собственно,
отсутствуют. Мы недостаточно еще владеем средствами ее
искусства, если даже рассматривать их только в
умственном отношении как средства обучения наблюдению, речи
и мышлению. Разработка этих средств — вот первое,
с чего нужно начать, пусть очень издалека, воплощение
этой идеи в жизнь. Даже обучение числу и форме,
которое в отношении своего применения наиболее близко к
завершению из всего того элементарно разработанного,
«-«ем мы обладаем, все же оторвано от природосообразной
почвы, при том состоянии, в котором находятся средства
элементарного обучения наблюдению, — состоянии
беспомощном, запущенном и неразработанном, словно они
представляют собой не более чем мечту. Обучение числу
и форме непосредственно вытекает из начальных
упражнений обучения наблюдению, и каждый новый шаг в этих
упражнениях надо делать, идя в ногу с успехами в
элементарном обучении языку. Лишь благодаря этому
упражнения в обучении числу и форме становятся приро-
досообразными упражнениями для элементарно
обоснованного развития мышления, какими они должны быть
по своей природе.
Разработка элементарных начальных упражнений,
в которых ощущается столь большой недостаток во всех
областях умственного образования, не терпит
отлагательства. По-видимому, она настолько трудна, что
немало людей, увидя, как велики начальные требования,
испугались и отказались от участия в их разработке.
Даже самые деятельные в привычной им жизни люди
страшатся работ, которые не соответствуют их рутинному
трудолюбию или даже противоречат ему. Обычно
затруднения кажутся им несравненно более
значительными, чем это есть на самом деле. В отношении
рассматриваемой нами теперь главной потребности идеи
элементарного образования дело обстоит несомненно так.
Внутренняя основа всех требований, предъявляемых
идеей элементарного образования, как и всех
результатов, которые она способна дать, лежит в нас самих. Она
обнаруживается повсюду, во всем народе, и опытному
556

глазу исследователя-психолога всюду видна. Главные
основы средств согласования искусства воспитания с
ходом природы несомненно заложены в нас самих.
Следовательно, осуществление разработки этих средств
зависит главным образом и преимущественно от того,
насколько в нас сильно желание разработать их. Поэтому
разработка этих средств с самого начала существенно
облегчается для каждого неиспорченного отцовского и
материнского сердца, для каждого воспитателя, если в них
внутренне жива основа этих средств. Это настолько вер-
но, что существенные элементы этих средств, еще не
разработанных в качестве результата искусства обучения,
кое в чем бессознательно практически применяются во
всех более или менее природосообразно руководимых
воспитательных и учебных заведениях. Человек, ни в
малейшей степени сам по себе не владеющий подобным
искусством, как бы заранее становится способен к нему,
если только неуклонно подчиняется испытываемому им
безыскусному принуждению природы вещей. Так же
верно, что каждый, кто бережно хранит то малое, что в нехМ
есть, благодаря этому ко многому возвысится и
достигнет многого, чего в нем нет. Это тем более понятно, что
все даже самые высокие результаты элементарного
образования как бы сами собой вытекают из ранее
освоенных простейших исходных начал его первых
образовательных средств. Значит, с каждой дальнейшей ступенью
должно становиться все легче последовательно
применять заложенную в них силу образовательного искусства.
Природосообразный рост успехов этой высокой идеи,
как и многое другое хорошее, чему человек должен
научиться, что он должен усвоить, зависит, таким образом,
от истинной живой веры и от точного и добросовестного
использования всего, что уже заложено в нем самом, что
он продолжает искать, к чему продолжает стремиться.
Самое важное, самое существенное, в чем нуждается
здесь эта высокая идея, — это, бесспорно, как можно
более совершенная разработка и обязательное применение
исходных начал таких средств в том виде, в каком они
нужны детям с младенческого возраста до семи-восьми
лет. Это не может представить для нас особой трудности
при нашем опыте и при тех попытках, которые в этом
отношении мы уже предпринимали в течение столь
долгих лет. То, что следует в дальнейшем и что также надо
557

обязательно разработать, по существу вытекает из
степени завершенности этих исходных начал, или, скорее,
из самой человеческой природы, ожившей и окрепшей
благодаря им при своем постепенном природосообраз-
ном росте. Поэтому разработка средств искусства
обучения в форме упражнений, которых эта идея требует для
образования детей старшего возраста, не может
представить никаких трудностей для людей, сумевших
разработать первую ступень подобного метода образования.
Верно, разумеется, и то, что все достигнутое нами до сих
пор в элементарной разработке обучения наблюдению,
языку, мышлению и мастерству вообще едва ли
представляет собой предел в том, что касается элементарной
обработки обучения каждой отдельной отрасли науки или
мастерства, если исходить из главнейших принципов и
средств идеи элементарного образования.
Чтобы положить хотя бы начало тому, что в
последнем отношении существенно необходимо сделать, нам,
очевидно, настоятельно требуются содействие и
деятельная заинтересованность со стороны тех, кто представляет
культуру и гуманность нашего века, поскольку чистота
их взглядов и средств гармонирует с сутью идеи
элементарного образования. Нам надо привлечь внимание
друзей человечества и друзей воспитания к этой цели. Но,
рассматривая все необходимое для разработки средств
искусства, в которых нуждается идея элементарного
образования, я всегда возвращаюсь к своей точке зрения.
Эта идея предполагает твердое признание хода природы
в развитии сил всего народа первоначальной основой,
как бы первоисточником всех и всяческих средств
элементарного образования, а следовательно и главной
точкой зрения, из которой должна исходить их разработка.
Из этого по существу исходит и сама идея
элементарного образования.
Я считаю настоятельно необходимой построенную на
такой основе тщательную разработку образовательных
средств и упражнений, которых требует элементарное
развитие умственных способностей для природосообраз-
ного обучения наблюдению, языку и мышлению. Это
необходимо, если мы не хотим допустить, чтобы средства
элементарного умственного образования привели просто
к поверхностным мерам, не только не удовлетворяющим
человеческую природу, а даже сбивающим ее с толку
558

и способным вовлечь ее в неестественные пагубные
лжемудрствования. По тем же причинам я считаю
необходимым основательно приступить к осуществлению этой
высокой идеи. Для этого считаю необходимым
безотлагательно выбрать несколько юношей и девушек, которых
надо воспитать и обучить с целью самого полного и
основательного использования и применения всех этих
разработанных средств. Если такие заведения хотя бы в
какой-то степени будут соответствовать своему
назначению и оказывать прогрессивное влияние, то из них
наверняка выйдут люди, способные достичь гораздо более
важных результатов, чем те, какие, как мы видели,
проистекали из этой идеи при нашем вавилонском
столпотворении. Даже самые слабые из этих юношей и
девушек, воздействуя на образование молодежи, смогут
заниматься со своими воспитанниками на более солидных
основаниях и продвинуться дальше нас. Наиболее
одаренные среди них с помощью элементарных средств,
которые они получат в свое распоряжение в готовом виде,
увлекут юношество с такой силой, что невозможно
предугадать последствий, если только эти средства будут
использованы в полном объеме.
Подобные хорошо организованные заведения для
подготовки в духе элементарного образования
воспитателей и воспитательниц по самой своей природе почти
несомненно будут содействовать тому, чтобы все
доведенные до совершенства средства элементарного
образования, а следовательно и все их результаты, дошли во
реем народе до каждого семейного очага. А это значит,
что начала элементарного образования детей — с
колыбели и до семи-восьми лет — сделаются достоянием
каждой семьи. Благодетельные последствия подобного
обучения в главнейших его исходных началах станут
доступны миллионам людей в такое время, когда
бесчисленное множество детей всех сословий при обычном у
нас рутинном ходе воспитания отчасти дичают,
побуждаемые к одному лишь чувственно-животному
оживлению своих сил, отчасти же отданы на произвол ложному
блеску дурных лжемудрствований. Оторванные в
развитии своих сил от того, что лежит в них самих, и от хода
природы, люди почти неизбежно лишаются всех основ
своей внутренней цельности и вытекающей отсюда
внутренней удовлетворенности.
559

Геометрическая прогрессия, в какой нарастает в столь
многих отношениях известная и так ярко заметная
заразительность средств дурного образования народа, право
же, не менее возможна и не менее мыслима в отношении
благотворного воздействия солидного народного
образования. Ведь очевидно, что собственное назначение идеи
народного образования в том и заключается, чтобы
великой силой своего духа и средств своего осуществления
сделать возможной эту прогрессию в отношении всего
народного образования, подвести под нее солидное
основание. Потребность в этой прогрессии чрезвычайно
велика, так как ее влияние можно использовать в качестве
противовеса против прогрессирующей заразительности
современных приманок пагубного лжемудрствования
в воспитании и обучении.
Дух и суть средств, помогающих прийти к этой цели,
всегда заложены в сокровенной глубине природы
человека. В силу хода природы, в соответствии с которыми
вообще развиваются наши силы, эти средства до
известной степени заранее существуют в душе каждого
человека в неясно осознанном виде. Собственно, ничего
больше не требуется, кроме того, чтобы неясное
представление о них, живущее в душе человека, было живо
воспринято его чувствами через внешнее выражение организма,
в котором эти средства возвысились до уровня ясной
идеи. Если это происходит, как может и должно
произойти, то каждый человек ощущает, что в нем самом
имеются эти средства и он захвачен ими. Отсюда видно, что
существенное и необходимое влияние их должно
способствовать пробуждению в людях множества дремлющих
в них сил, упорядочению невероятно запутанных и
туманных при нынешнем нашем состоянии взглядов на
воспитание, теоретическому и практическому их
освещению.
Между тем возможность такого прогрессирующего
влияния зрелых средств элементарного образования
зарождается вовсе не из каких-то великих исходных начал,
уже в зародыше привлекающих к себе внимание. Из
всех ростков человеческого образования, коренящихся в
человеческой природе и обладающих внутренним
живительным духом, вырастают разносторонние, незаметные,
совсем небольшие образовательные средства. Но
благодаря своему глубокому воздействию они способны и на
560

самом деле могут вызвать такую геометрическую
прогрессию и дать ей возможность проявиться. Путь
совершенствования для всех предметов, требующих
прогрессирующего развития, один и тот же. Все великое в
мире происходит из малых, но способных к сильному росту
и хорошо ухоженных ростков. Что совершенно уже в
зародыше, то в самом себе носит существенные средства,
необходимые для совершенствования своих результатов.
А что в зародыше слабо, стеснено и ограничено, то в
себе самом содержит зачатки своей гибели. Так же
обстоит дело с любым стремлением осуществить какое-либо
широкое предприятие в больших масштабах, прежде
чем достаточно хорошо подготовлены отдельные
начальные элементы средств, необходимых для этого.
Так это или не так? Если это так, то вправе ли мы
мешкать, стремясь к цели, важность которой, особенно
б нашу эпоху, не подлежит никакому сомнению? Думаю,
что имею право сказать: пора уже понять, насколько
велика потребность в продолжении этих опытов, пора уже
значительно лучше уяснить себе, каковы важнейшие
средства для этого. Надо как можно скорее и энергичнее
положить начало психологически хорошо
организованным опытам, разносторонне и глубоко затрагивающим
современную культуру, позволяющим продолжить
разработку средств этой высокой идеи. Если бы это мне
приличествовало, то, приближаясь к концу своей
деятельности, я сказал бы по этому поводу: «Aude sapere,
incipe!» * Я не осмелюсь это сказать, но ведь я вправе
пожелать: пусть это сделают люди, чьи слова больше
значат и способны оказать большее влияние, чем мои.
Могу совершенно уверенно добавить к своему
высказыванию еще один факт, легко доказуемый. Некоторые
отнюдь не малозначащие, а, скорее, очень существенные
средства, позволяющие продолжить серьезные опыты
построения основ элементарного воспитания и обучения,
частично уже разработаны, а частично имеются в нашем
распоряжении в основательно подготовленном.для
дальнейшей разработки виде. Когда-нибудь люди увидят,
чего могут достичь в отношении исходных начал
нравственного, умственного и физического образования те
юноши и девушки, что основательно освоили хотя бы эти
уже действительно разработанные средства высокой
идеи, сделав их в кругу семьи доступными детям начиная
36 И. Г. Песталоцци, т. 3 561

с колыбели и до шести-семилетнего возраста. И тогда
никто уже не будет больше в той степени, как это сейчас
делается, ни сомневаться в доказательствах того, чего
мы, по нашему мнению, уже достигли, в этом отношении,
ни смеяться над ними, ни считать, что надежды, которые
мы позволяли себе на это возлагать, сильно
преувеличены.
Нет, нет, какова бы ни была причина, почему эти
надежды так долго и все больше встречают подобное
отношение, они совсем не в такой степени беспочвенны, как
это считалось до сих пор и как должны считать люди,
пока не убедятся в другом. Облагораживая в человеке
нравственные и умственные силы, как и его способности
к мастерству, можно будет дать человечеству
возможность в экономическом отношении, а благодаря этому
также в семейном, гражданском, а следовательно и в
народнохозяйственном, продвинуться много дальше, чем
это когда-нибудь станет возможно даже при самых
лучших результатах облагораживания породы разводимых
овец или любых иных созданий на земле, кроме
человека. Но, к сожалению, мы еще очень далеки от того,
чтобы в этом убедиться, и, пожалуй, чем дальше, тем
больше от такого убеждения удаляемся.
Да я и сам не могу отрицать, что у меня эти надежды
тоже долго не складывались в ясные понятия. Долго
жила во мне их основа, внутренняя ценность элементарного
образования, только в форме интуитивного, смутного
представления. Но эти предчувствия вдохновляли меня
с первого же мгновения, развивались во мне и с
неодолимой силой увлекали к неудержимому стремлению
серьезно их познать. Они—я охотно теперь сознаюсь в этом—
завлекли меня в какой-то вихрь чисто эмпирических и
поверхностных, но непрерывных, все продолжающихся
опытов в этом направлении. В конечном счете они не
могли не помочь мне подняться до определенных ясных
понятий, по крайней мере в отношении части этой
возвышенной идеи. Тогда вихрь неясных чувств, связанных
с этими понятиями, понемногу стал превращаться во все
расширяющийся круг более или менее хорошо
проясняющихся понятий, относящихся к моему предмету.
Постепенно мои представления все более приближались к
зрелости, но вместе с тем во мне росла неутолимая
жажда все большего роста, все более высокой степени зрз-
562

лости. Она увлекла меня в моих стремлениях к
односторонности и насильственное™, а это часто не нравилось
людям, да и не могло нравиться. Вполне возможно,
даже очень вероятно, что, вдохновленный значительностью
и достижимостью своих целей и стремлений, я
переоценил степень своей зрелости в этом отношении. Пусть так.
Страстность, с которой проявлялась эта жажда,
бесспорно явилась следствием несчастной судьбы,
сложившейся под влиянием свойственных мне ошибок и
слабостей и тесно связанной с ними. Но так же верно,
однако, что эта жажда, непреодолимо вынуждающая меня до
самой смерти упорствовать в своих стремлениях, во мне
самом имеет внутреннюю, великую основу благотворных
истин, сил • и опыта, глубоко захватывающих
человеческую природу. Их значение для меня потому еще
особенно велико, значительно и важно, что в течение всего
периода моих стремлений рядом со мной был Шмид. При
определенной моей односторонности и слабости он
обладает убедительной и во многом чрезвычайно
помогающей мне силой и восполняет во мне те пробелы, которых
я никогда не смог бы восполнить без его содействия.
Если бы не союз с этим человеком, я наверное не смог бы
настроить свою лебединую песню на тот высокий лад,
который в ней звучит. Теперь ее тон не вызывает у меня
никаких опасений, он позволяет мне совершенно
спокойно и ничего не боясь сказать: слава богу за то, что все
превратности этой жизни не в состоянии угасить во мне
эту жажду. Даже если я не смогу утолить ее, я все же
говорю: слава богу, что она во мне не угасла. При всей
моей слабости не так уж это мало, что я всю жизнь
всегда оставался одинаково верен себе в отношении всех
своих стремлений и их первоначальной цели — донести
существенные средства природосообразного воспитания
и обучения до каждой семьи в народе. Мне самому
показалось бы в высшей степени неестественным, если бы
при наличии этих внутренних основ моих вдохновенных
стремлений и при таких обстоятельствах, когда я пря
всех несчастьях и превратностях жизни все сильнее
уверялся в высших своих ожиданиях, эта жажда могла бы
угаснуть, пока я жив.
Но мой долг не только заботиться о том, чтобы она
во мне не угасла, — это получится само собой. Но само
собой не получится ;нечто иное, что имеет отношение к
36* 563

этой жажде, — чтобы она содействовала дальнейшему
успеху моих стремлений, а не просто сжигала меня
самого. Нет, я должен думать о том, чтобы не упустить ни
мгновения из немногих оставшихся мне дней. Я должен
сделать все, что в моих силах, чтобы на деле и с успехом
опровергнуть столь глубоко укоренившееся в моем
окружении повсюду распространенное предвзятое мнение,
будто мне пора, наконец, признать свою полную
неспособность практически осуществить все то, что я так
долго и с такими усилиями пытался осуществить, будто я не
должен больше на склоне лет терзаться бесплодными
усилиями, бесцельность и безуспешность которых
должны же, наконец, броситься мне в глаза. О, нет, они не
бросаются мне в глаза. Если рассчитывают,' что меня
можно в этом убедить, то подобные расчеты с самого
начала ни на чем не основаны. В этот час я осмеливаюсь
заявить самым спокойным и серьезным образом, что я,
может быть, больше, чем кто-либо другой, созрел для
некоторых очень важных и существенных частей возвышенной
идеи элементарного образования. Я никогда не достиг
бы такой степени зрелости, не будь в моей жизни
стольких превратностей и несчастий. Я вижу, что эти, пусть
немногие и лишь единичные, результаты моей
деятельности еще прочно держатся в виде зрелых плодов на
древе моей жизни. Без сопротивления я ни доброму, ни
злому ветру не позволю так легко сбить их с него.
Еще раз скажу, что эти, пусть немногие и единичные,
плоды моих жизненных стремлений, по глубочайшему
моему убеждению, при всей своей ограниченности
настолько близки к зрелости, что мой священный долг---
жить, бороться и умереть за то, чтобы они сохранились.
Еще не пробил час, когда мне будет можно и когда я,
думая о них, захочу искать покоя. Но для меня пробил
другой час. Для меня в настоящее время громко пробил
час необходимости их серьезного испытания. Я с грустью
говорю о том, что для меня, или, вернее, для той лепты,
которую я еще в состоянии внести в дело улучшения и
поощрения идеи элементарного образования, этот час
пробил как призыв о помощи. Такое испытание —
единственное, что мне теперь необходимо. И если только мне
удастся получить такую помощь, и получить ее так,
чтобы ее самое можно было проверить, то мне больше
нечего желать. Поэтому я и закончу свою лебединую пес-
564

ню словами, которыми я ее начал: подвергните все
испытанию, сохраните хорошее, а если в вас самих созрело
нечто лучшее, то правдиво и с любовью присоедините
к тому, что я пытаюсь также правдиво и с любовью дать
вам на этих страницах.
По крайней мере не отвергайте целиком мои
жизненные стремления как дело, с которым покончено и
которое не требует поэтому дальнейшего испытания. С этим
делом действительно еще не покончено, оно несомненно
требует серьезного испытания, и совсем не ради меня и
не ради моей просьбы.

ПРИМЕЧАНИЯ
И
УКАЗАТЕЛИ

ПРИМЕЧАНИЯ
ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В ИВЕРДОНЕ
ЧТО ДАЕТ МЕТОД УМУ И СЕРДЦУ
(стр. 53)
Над этой статьей Песталоцци работал во второй половине
1805 г. Она была, очевидно, предназначена для печатного органа
Ивердонского института — «Журнала для воспитания» («Н.
Pestalozzis Journal für die Erziehung»). После выхода в 1807 г. в
издательстве Г. Грэффа первого номера журнал прекратил свое
существование. Указанная статья так и не была опубликована при
жизни автора. В конце 1805 г. Песталоцци прекратил дальнейшую
работу над ней, а с начала 1806 г. переключился на написание
«Взглядов, опытов и средств, содействующих успеху природосо-
образного метода воспитания» (см. стр. 100—183 данного тома). Оба
эти произведения по своему замыслу и содержанию тесно связаны
между собой.
Вскоре после смерти Песталоцци И. Нидерер опубликовал во
«Всеобщем ежемесячном журнале по вопросам воспитания и
обучения» («Allgemeine Monatschrift für Erziehung und Bildung», 1828,
№ 9), издававшемся Росселем в Аахене, работу, озаглавленную
«Теория человеческого образования; взгляд на мои воспитательные
цели и опыты. Песталоцци и его друзья» («Theorie der
Menschenbildung; ein Blick auf meine Erziehungszwecke und
Erziehungsversuche. Von Pestalozzi und seinen Freunden»). Нидерер включил в нее
небольшой отрывок из произведения Песталоцци «Что дает метод
уму и сердцу», который был в его распоряжении в то время
(значительная часть рукописи находилась у Г. Крюзи). При этом он не
отделил указанный отрывок от всего публикуемого им текста,
относящегося к другим работам Песталоцци. Весь опубликованный
Нидерером в таком виде материал был без изменений
воспроизведен в т. IX второго немецкого издания Собрания сочинений
Песталоцци, под ред. Л. В. Зейффарта, Лигниц, 1899—1902 —
Pestalozzi^ sämtliche Werke, herausgegeben von L. W. Seyffarth, 2.
Auflage, Liegnitz, 1899—19021. Перевод всей работы для наст, издания
сделан С. И. Розовой по т. 18 Собрания сочинений И. Г.
Песталоцци, под редакцией А. Бухенау, Э. Шпрангера и Г. Штеттбахера,
предпринятого в связи со 100-летием со дня смерти Песталоцци и
выходящего с 1927 г.— сначала в Берлине и Лейпциге, а с 1958 г.
1 В дальнейшем это издание называется нами условно: издание
Зейффарта.
569

в Цюрихе,— Pestalozzi, Sämtliche Werke, herausgegeben von A. Bu-
chenau, E. Spranger und H. Stettbacher l.
Стр. 53. Диспозиция (лат. dispositio — расположение).— Так
Песталоццн назвал свое краткое вступление к работе, в котором
говорится о расположении составных частей «метода», их
взаимосвязи и степени разработанности.
... В отношении нравственности и религии.— Нравственное
воспитание у Песталоцци в соответствии с его пониманием религии
тесно связано с религиозным. Этот вопрос нами подробно освещен
во вводных статьях (т. 1, стр. 61—62, 84—85, 88; т. 2, стр. 8—9, 11;
наст, том, стр. 16—18. См. также в т. 1 прим. к стр. 640 на стр. 706).
Стр. 54. Речь идет о молодых учителях, которые изучали з
Ивердонском институте «метод». Обычно их количество составляло
не менее 30—40 человек. Среди них были жители разных кантонов
Швейцарии, а также иностранцы. Молодые учителя, прибывшие в
Ивердон, принимали непосредственное участие во всей деятельности
института на правах «младших учителей» и назывались учениками
(Eleven).
Стр. 58. Десятина — налог в пользу церкви, равный десятой
части урожая и иных доходов населения. В Швейцарии отменена в
результате буржуазной революции 1798 г. Уплачивать десятину
с грядки тмина и мяты — образное выражение, неоднократно
употребляемое Песталоцци для обличения лицемерной, показной
деятельности тех его современников, которые одновременно с чрезмерно
пунктуальной уплатой податей не стеснялись совершать такие
неблаговидные поступки, как незаконное присвоение имущества вдов и сирот.
Стр. 61. Это заявление Песталоцци обусловлено его
исключительной скромностью. Учителя Ивердонского института принимали
в 1805—1806 гг. активное участие в разработке «метода» в
практическом плане — в применении его к преподаванию отдельных
учебных предметов. Что касается литературной деятельности,
посвященной идее элементарного образования, то роль в ней
сотрудников института в этот период была весьма скромной.
Стр. 71. Под внешним эстетическим образованием (aussre aeste-
tische Bildung) Песталоцци в данном случае имеет в виду такие
предметы, как музыка, пение, рисование, которые требуют от детей
овладения определенными умениями. Поэтому внешнее
эстетическое образование он и ставит в один ряд с подготовкой к
мастерству и профессии.
ЦЕЛЬ И ПЛАН ВОСПИТАТЕЛЬНОГО УЧРЕЖДЕНИЯ ДЛЯ БЕДНЫХ
(стр. 76)
Летом 1805 г. Институт Песталоцци почти в полном составе
перебрался из Мюнхенбухзее в Ивердон, где уже с октября 1804 г.
находился сам Песталоцци с немногими учителями и
воспитанниками. В это время педагог-демократ вновь возвращается к своей
1 В дальнейшем указанное издание именуется условно:
немецкое юбилейное издание.
570

давней мечте об организации воспитательного учреждения для
бедных.
Написание указанной статьи, перед которой стояла задача
познакомить широкие круги с планами автора в отношении
учреждения для бедных, относится к октябрю 1805 г., однако в свое время
она опубликована не была. Значительная ее часть вошла в издание
Зейффарта, т. IX. Полностью работа напечатана лишь в 1942 г.,
в т. 18 немецкого юбилейного издания, по которому сделан перевод
для наст, издания О. А. Коган.
Стр. 80. Самсон — герой Ветхого завета, исполинская сила
которого была магически связана с его длинными волосами.
Стр. 93. Во многих произведениях, включенных в данный том,
Песталоцци справедливо указывает, как тяжело сказывается
широко распространенная на мануфактурах и фабриках жестокая
эксплуатация труда взрослых и детей на физическом состоянии
народа. Выход из создавшегося положения он утопически видит
главным образом в надлежащей постановке элементарного
образования, которое даст возможность развивать в существующих
условиях физические, умственные и нравственные силы детей бедноты.
В частности, Песталоцци полагал, что «элементарное образование
для индустрии», составляющее неотъемлемую часть его «метода»,
явится одним из средств достижения народом экономической
независимости. Он верил также, что «сила, присущая индустрии»,
сможет стать благодаря этому образованию «человечной силой» и
оказать тем самым соответствующее противодействие современной ему
«ведущей к смерти помощи индустрии».
Стр. 99. Речь идет об уже упоминавшемся «Журнале для
воспитания» (стр. 569).
ВЗГЛЯДЫ, ОПЫТЫ И СРЕДСТВА, СОДЕЙСТВУЮЩИЕ УСПЕХУ
ПРИРОДОСООБРАЗНОГО МЕТОДА ВОСПИТАНИЯ
(стр. 100)
Произведение в основном завершено было в первой редакции
к марту 1806 г., однако ;ВПлоть до начала 11807 г. автор продолжал
над ним упорную работу, о чем свидетельствуют сохранившиеся
28 различных вариантов произведения, из которых ни один
полностью не закончен. Оно предназначалось к опубликованию в
упомянутом выше «Журнале для воспитания» (стр. 569), где и была
напечатана его первая часть в одном из вариантов, несколько
отличающемся от первоначальной редакции. Продолжение
произведения должно было появиться во втором номере этого
периодического издания, который, однако, так и не увидел света.
Вторичная публикация работы при жизни Песталоцци имела
место в 1823 г. в т. 11 первого Собрания сочинений Песталоцци в
издании Котта (первая ее часть с добавлением шести писем к Гес-
снеру и предисловия). При этом было изменено первоначальное
название работы — она озаглавлена: «Взгляды и опыты,
касающиеся идеи элементарного образования, вместе со статьями и
отрывками, проливающими свет на историю и цели моей жизни»
(«Ansichten und Erfahrungen, die Idee der Elementarbildung betref-
571

fend, in Verbindung mit Aufsätzen und Bruchstücken, die den Gang
und die Geschichte meiner Lebensbestrebungen erheitern»).
После смерти Песталоцци Нидерер, как мы уже отмечали выше
(стр. 569), опубликовал во «Всеобщем ежемесячном журнале по
вопросам воспитания и обучения», издававшемся в Германии
Росселем, произведение под многообещающим названием «Теория
человеческого образования; взгляд на мои воспитательные цели
и опыты. Песталоцци и его друзья». В это произведение, которое
было озаглавлено таким образом самим Нидерером, неправомерно
включены: статья «Что дает метод уму и сердцу» (стр. 53—75 наст,
тома), часть работы «Взгляды, опыты и средства...», а также восемь
писем Песталоцци к Гесснеру. Эта публикация ввела в заблуждение
Зейффарта, принявшего ранее не известные ему страницы из этого
конгломерата различных произведений Песталоцци за творчество
Нидерера. Поэтому в т. IX издания Зейффарта эти страницы
выделены в качестве приложения к «Взглядам, опытам и средствам...».
При этом издатель несколько перекомпоновал материал, в свое
время опубликованный Нидерером.
В вышедшем в 1956 г. т. 19 немецкого юбилейного издания в
результате длительного и кропотливого изучения всего
рукописного наследия Песталоцци, относящегося к этому произведению,
оно опубликовано в том виде, в каком было написано автором
вначале (ранняя, основная редакция). Письма Песталоцци к
Гесснеру, которые остались незаконченными, а также его статья «Что
дает метод уму и сердцу», ошибочно ранее объединенные со
«Взглядами, опытами и средствами...», представлены в качестве
самостоятельных работ в т. 17 и 18 немецкого юбилейного издания.
Перевод произведения осуществлен С. И. Розовой по
указанному тому немецкого юбилейного издания. Текст, с которым мы
знакомим наших читателей, значительно отличается от русского
перевода, выполненного В. В. Смирновым для Избранных
педагогических сочинений Г. Песталоцци, вышедших в издательстве
К- И. Тихомирова (т. III, изд. 1—1896 г., изд. 2—1909 г.). Оно
озаглавлено там «Взгляды и опыты, касающиеся идеи элементарного
образования» и переводилось по т. IX издания Зейффарта.
Несколько страниц из введения к этому произведению (по Избранным
педагогическим сочинениям Г. Песталоцци, изд. К- И. Тихомирова,
т III, изд. 2, 1909, стр. 288—291) помещены в «Статьях и отрывках
из педагогических сочинений» И. Г. Песталоцци (1939), под
редакцией Н. А. Желвакова (стр. 101—105), где они озаглавлены:
«О возникших в Ивердоне затруднениях согласовать умственное
развитие детей с их нравственным воспитанием».
«Взгляды, опыты и средства, содействующие успеху природо-
сообразного метода воспитания» не закончены, о чем уже было
сказано выше. Как и многие произведения Песталоцци, они
содержат частые повторения. И тем не менее это произведение может
быть по праву отнесено как по. своему содержанию, так и по форме
к числу лучших творений Песталоцци. В нем, наряду с
обстоятельным освещением вопроса о возникновении «метода» и о его
сущности, читатель найдет ряд интересных размышлений о семейном
воспитании, в частности о роли матери в осуществлении
нравственного воспитания детей. Полагая, что в семье закладываются основы
для всего последующего развития личности ребенка, Песталоцци
в то же время справедливо указывает на то, что семья и школа
572

должны согласовать свои воспитательные усилия и совместно
обеспечить гармоническое развитие детей в соответствии с
заложенными в их природе задатками.
Стр. 100. Иоганн Яков Вод мер (1698—1783) и Иоганн Яков
Брейтингер (1701—1776)—учителя Песталоцци в Коллегиуме 1<а-
ролинуме (см. о них т. 1 наст, изд., стр. 18—26).
Далее Песталоцци называет ряд известных своих
современников из Цюриха, Берна и других городов Швейцарии. Исаак Изе-
лин (1728—1782)--см. т. 1 наст, изд., стр. 22, 32, 50—52, 184—190,
207—213, 684, 688. Ганс Бларер фон Вартензе (1685—1757) занимал
ряд высоких постов в Цюрихе, сторонник X. М. Виланда и
Ф. Г. Клопштока — представителей передовой немецкой литературы
второй половины XVIII ,в. Иоганн Рудольф Чиффели (1716—'1780) —
см. т. 1 наст, изд., стр. 32, 687. Христоф Ецлер (1734—1791.
Песталоцци ошибочно называет его Ецтелером) — профессор, основатель
в г. Шафгаузене сиротского дома. Даниил фон Фелленберг (1736—
1801)—член «Гельветического общества в Шинцнахе», отец
известного швейцарского педагога Филиппа Эммануила фон Фелленберга.
Ганс Каспар Эшер (1678—1762)—бургомистр Цюриха. Хирцели-—
Каспар Хирцель (1725—1803), врач в гор. Цюрихе, писатель,
сторонник идей физиократов (см. т. 1 наст, изд., стр. 32), и другой
Хирцель, Ганс Каспар (1746—1827), видный государственный
деятель Цюриха, друг семьи Песталоцци. Чарнеры — Никлаус
Эммануил фон Чарнер (1727—1794. См. т. 1 наст, изд., стр. 132—166, 685)
и его брат Винцент Бернгард фон Чарнер (1728—1778),
послуживший прототипом для героя романа Песталоцци «Лингард и
Гертруда»— помещика-филантропа Арнера (см. там же, стр. 699). Ват-
тенвили — Рудольф Зигмунд фон Ваттенвиль (1731—1793), член
Малого Совета г. Берна, член «Экономического общества», и Карл
Эммануил фон Ваттенвиль (1683—1754), школьный советник г.
Берна. Граффенриды — Эммануил фон Граффенрид (1726—1787), член
«Экономического общества» в Берне (см. т. 1 наст, изд., стр. 685),
и Карл Эммануил фон Граффенрид (1732—1780), ландфогт в Ни-
дау, член «Экономического общества» в Берне.
Стр. 102. ... Я взял к себе в дом значительное количество детей,
обреченных на нищенство и полнейшую беспризорность.— Речь идет
об «Учреждении для бедных» в Нейгофе (1774—1780).
... Семейной жизни.— Здесь и в дальнейшем Песталоцци
пользуется термином Wohnstube. В прямом смысле — это общая комната,
в которой трудится и проводит досуг крестьянская семья. Очень
часто этот термин применяется Песталоцци в иносказательном
смысле для обозначения семейного очага и самой семьи. Семейное
воспитание, которому он придавал исключительно большое значение
в деле осуществления гармонического воспитания ребенка, нередко
именуется им соответственно Wohnstubenerziehung.
... Имеет право как человек.— Песталоцци здесь прямо заявляет
о своем отвращении к феодальной системе. Феодальными правами и
привилегиями в Швейцарии в XVIII в. пользовались, помимо
землевладельческой аристократии, и города, державшие в полной
экономической зависимости и совершенно бесправном положении сельское
население своего кантона (см. т. 1 наст, изд., стр. 16—17).
Стр. 104. Песталоцци имеет в виду идеалы эпохи Просвещения,
которые широко пропагандировались идеологами восходящего
573

третьего сословия в период, непосредственно предшествовавший
французской буржуазной революции 1789 г. Однако пришедшая
к власти во Франции и соседней с ней Швейцарии буржуазия и не
собиралась их осуществлять. Песталоцци поэтому испытал
впоследствии горькое разочарование в том, что осталось лишь словами.
Это чувство разделяли многие передовые люди его времени,
которые ранее, подобно Песталоцци, глубоко верили, что новый
общественный строй, пришедший на смену феодальному, действительно
принесет человечеству свободу, равенство и братство.
Стр. 108. Caeteris paribus (лат.) — при прочих равных условиях.
Стр. 110. Мысль о том, что вся окружающая детей среда
играет большую роль в формировании личности, высказывалась
Песталоцци в течение всей его литературно-педагогической
деятельности. Наибольшую глубину и четкость эта мысль приобретает в
последнем его труде — «Лебединой песне», где он выдвигает свое
известное положение «жизнь формирует». Учиться с успехом у
жизни дети, по Песталоцци, смогут в том случае, если воспитателю
удастся должным образом возбудить их самодеятельность. Без
этого необходимого условия, вытекающего из самой сущности идеи
элементарного образования, Песталоцци не мыслит возможности
осуществления гармонического развития детей.
Стр. 114. Мысль о том, что, отправляясь от реальных условий,
в которых находятся дети бедняков, воспитатель должен развивать
их природные задатки с тем, чтобы сделать этих детей в
дальнейшем способными оказать себе самим помощь, является одной из
ведущих во всей социально-педагогической системе Песталоцци. Эта
мысль встречается как в произведениях нейгофского периода его
деятельности (см., например, «Письма г-на Песталоцци к г-ну
Н. Э. Ч. о воспитании бедной сельской молодежи», т. 1 наст, изд.),
так и в работах, написанных им в Бургдорфе и Ивердоне.
Стр. 115. — ...Продавцы кур восклицают: «Оо — аа — уу!».
Имеется в виду эпизод из романа «Лингард и Гертруда»,
описанный в его первой части, гл. 74 (см. т. 1 наст, изд., стр. 382).
Глюльфи. — Песталоцци именует здесь своего любимого героя
из романа «Лингард и Гертруда», учителя школы деревни Бонналь,
Глюльфи, как во втором и последующих вариантах этого
произведения. В первом варианте его имя было Глюфи.
Стр. 120. В 1801—1804 г. Песталоцци опубликовал следующие
книги для элементарного обучения: «Книга матерей, или
Руководство для матерей, как учить их детей наблюдать и говорить»
(вышла одна часть), «Азбука наглядности, или Наглядное учение об
измерении» (в двух частях) и «Наглядное учение о числе» (в трех
частях).
Стр. 123. Намерение Песталоцци разработать расположенные
в строгой последовательности ряды упражнений для осуществления
как умственного, так и нравственного элементарного образования
не было им в полной мере осуществлено.
Стр. 125. В понятие класса, которое Песталоцци применяет по
отношению к беднякам, он вкладывает особое значение. В его
понимании — это категория людей, находящаяся в тяжелых
материальных условиях и занимающая низкое положение в современном
ему обществе. Вместе с тем педагог-демократ неоднократно
подчеркивает, что как богатые, так и бедные обладают одинаковой че-
574

ловеческой природой и в равной мере имеют право на развитие
всех заложенных в ней физических и духовных задатков.
Стр. 128. Песталоцци здесь имеет в виду выдвинутый в
середине XVIII в. французскими физиократами лозунг «Laisser faire,
laisser passer» (примерно переводится: «Не мешайте действовать»,
«Не вмешивайтесь»), который выражал стремление идеологов
буржуазии к тому, чтобы капиталистические отношения свободно
дозревали. Этому, по их убеждению, ни в какой мере не должно
чинить препятствий феодально-абсолютистское государство. С
физиократами было связано прогрессивное для своего времени
требование сторонников находившегося в становлении буржуазного
общественного строя о полной свободе торговли и промышленности.
Песталоцци, знакомый с юности с учением физиократов, был
за свободное развитие производительных сил его родины, так как
оно наносило смертельный удар по ненавистной ему феодальной
системе с характерными для нее ограниченностью, скованностью,
сословностью. Однако, являясь очевидцем отрицательных последствий
анархии производства, которая неизбежно сопутствовала развитию
капиталистических отношений в Швейцарии, он выступает в своих
произведениях начала XIX в. за государственное регулирование
производства в интересах народных масс. (В качестве примера
сошлемся на «Соображения по поводу народного образования в
сельской местности», изложенные Песталоцци в 1803 г. датской
графине-филантропке Шарлотте фон Шиммельман — см. т. 2 наст, изд.,
стр- 438—452.) С указанной экономической концепцией были тесно
связаны и важнейшие социально-педагогические требования
Песталоцци. Он, как видим, решительно высказывается против того,
чтобы дело воспитания народа было предоставлено на волю случая,
и настаивает на организованном проведении ряда мероприятий,
способных обеспечить распространение разработанного им
«целесообразного метода воспитания».
Стр. 131. Говоря о том, что некоторые его сотрудники были
вынуждены временно с ним расстаться, Песталоцци имеет в виду
следующее. После кратковременной (июль — сентябрь 1804 г.)
совместной деятельности с Ф. Э. Фелленбергом в Мюнхенбухзее (в
написании Песталоцци — Бухзее) он понял, что дальнейшее их
сотрудничество невозможно, и переехал в октябре того же года в Ивер-
дон. Сначала Песталоцци сопровождали только два учителя, затем
к нему перебрались из Мюнхенбухзее еще несколько его прежних
сотрудников вместе с их воспитанниками. Воссоединение института
почти в полном его составе на территории Ивердонского замка
произошло в июле 1805 г.
Стр. 132. Песталоцци имеет здесь в виду благотворительность
со стороны знатных и богатых людей. Убедившись на собственном
горьком опыте еще в нейгофский период своей деятельности, что это
средство помощи бедным является весьма ненадежным и
случайным, Песталоцци проявлял к нему в дальнейшем весьма
скептическое отношение.
Стр. 135. По преданию связку сухого хвороста в пылающий
костер, на котором в 1415 г. по приговору католического Констанц-
ского собора сжигали как еретика известного чешского
общественного деятеля и ученого Яна Гуса, подбросила старуха, а не старик.
Ян Гус при этом будто бы воскликнул: «О, святая простота!»
575

Стр. 136. Речь идет о швейцарской буржуазной революции,
которая привела к созданию Гельветической республики (1798—1803).
В это время Песталоцци, будучи уже пожилым человеком,
принимает активное участие в политической деятельности (редактирует
«Гельветический народный листок», выступает против десятины
и т. д.). Он вновь получает возможность вернуться после
восемнадцатилетнего перерыва к любимой педагогической деятельности и
руководит приютом в Станце.
Стр. 137. Песталоцци имеет в виду неблагоприятные для него
политические обстоятельства. Вскоре после того, как вступила в
силу навязанная Швейцарии Наполеоном I конституция (так
называемый «Акт посредничества»), Гельветическая республика
прекратила существование (март 1803 г.). К власти в кантоне Берн, где
был расположен Бургдорфский институт, вернулись аристократы.
Они крайне недоброжелательно относились к этому учреждению,
рассматривая его как «рассадник революционных идей». Этими
политическими мотивами и был фактически обусловлен отказ со
стороны городских властей Берна продлить Песталоцци срок аренды
на занимаемый его институтом Бургдорфский замок. В июле 1804 г.
Песталоцци был вынужден перевести возглавляемое им учреждение
из Бургдорфа в Мюнхенбухзее.
Стр. 141. Проверки Бургдорфского и Ивердонского институтов
специальными комиссиями, которые с этой целью выделялись
городскими властями или правительственными инстанциями,
осуществлялись неоднократно и часто по просьбе самого Песталоцци. Он
хотел использовать результаты деятельности комиссий для того,
чтобы лучше ознакомить общественность со своими
педагогическими начинаниями и привлечь в свои учреждения возможно большее
число учителей, которые там могли бы овладеть «методом». (См.
также прим. к «Памятной записке о семинарии в кантоне Во»,
стр. 577.)
Стр. 161. Высказывания Песталоцци об извращенном, не
соответствующем человеческой природе воспитании, которое дает
ребенку ведущая светский образ жизни мать, созвучны с тем," что
ранее было изложено им в статье «Светская женщина и мать» (т. 2
наст, изд., стр. 485—501).
Стр. 167. Мысль, неоднократно встречающаяся и в более
ранних произведениях Песталоцци. Так, в «Письмах г-на Песталоцци
к г-ну Н. Э. Ч. о воспитании бедной сельской молодежи»,
относящихся к 1777 г., она выражена следующим образом: «Бедняк
должен быть воспитан для бедной жизни...» (т. 1 наст, изд., стр. 133).
Стр. 169. Жизнь в нужде и необходимость постоянно
преодолевать лишения могут, как полагает Песталоцци, сыграть
положительную роль в нравственном развитии ребенка: выработать в нем
стойкость и самообладание (см. вводную статью к данному тому,
стр. 14—15). О возможности полного уничтоженья бедности
Песталоцци еще не помышлял.
Стр. 172. В тексте — Industrieanstalten. Песталоцци,
по-видимому, имеет в виду современные ему индустриальные школы, где
дети получали элементарные знания и одновременно трудились в
каком-либо мануфактурном производстве (см. т. 1 наст, изд.,
стр. 38—39).
576

Стр. 178. ... Обратиться в соляной столб, подобно жене Лота. —
По библейскому преданию, бог покарал жену Лота, превратив ее
в соляной столб за недозволенное любопытство.
Где нужда тяжелей всего, там божья помощь ближе всего —
немецкая народная пословица.
ПАМЯТНАЯ ЗАПИСКА О СЕМИНАРИИ В КАНТОНЕ ВО
(стр. 184)
В этой «Записке» Песталоцци сообщает очень ценные сведения
о деятельности Ивердонского института, расположенного в кантоне
Во (или Ваадт — в немецкой транскрипции), и о своих дальнейших
планах. Она написана в марте 1806 г. и передана властям
указанного кантона. Мысль о целесообразности ее написания подана
Песталоцци членами комиссии, возглавляемой профессором из г.
Лозанны Д. А. Шаваном. Эта комиссия по просьбе самого Песталоцци
осуществляла в самом начале 1806 г. основательное обследование
возглавляемого им института (см. прим. к стр. 141, стр. 576). Она
дала в целом положительное заключение о его работе, но
предложила пока ограничиться подготовкой в Ивердоне на казенный счет
лишь четырех юношей с тем, чтобы они в дальнейшем начали в
порядке эксперимента понемногу внедрять «метод» в массовые школы.
Кроме того, комиссия сочла желательным организовать при этом
институте курсы, где бы уже работающие учителя могли во время
своих каникул осваивать «метод».
Предложения Песталоцци шли дальше: он ходатайствовал об
организации при институте семинарии, где бы в течение двух, лет
могли изучать «метод» направленные властями кантона Во юноши.
(Число их, как полагал Песталоцци, должно быть не менее десяти.)
Эти предложения, не получившие поддержки со стороны комиссии,
были отклонены властями кантона, что весьма огорчило Песталоцци.
В письме на имя Д. А. Шавана, написанном, по всей вероятности,
в апреле 1806 г., он заявляет, что его замысел вооружить будущих
учителей «методом», построенным на природосообразных основах,
в корне отличается от намерения подготовить из молодых людей
обычных учителей современных ему народных школ, которым всего
лишь необходимо овладеть навыками чтения, письма, счета и
приобрести некоторые познания в области религии. (См.: J. Н.
Pestalozzi, Sämtliche Briefe, herausgegeben vom Pestalozzianum und
von der Zentralbibliothek in Zürich, B. 5, Zürich, Orell—Füssli
Verlag, '1964, S. '152—il54 l.) Не получив помощи от кантональных .властей,
Песталоцци осуществлял подготовку учителей при Ивердонском
институте по собственной инициативе и в основном на свои средства.
Впервые «Записка» опубликована в 1942 г. в т. 18 немецкого
юбилейного издания, по которому перевод для наст, тома
сделан О. А. Коган.
1 Далее это Собрание писем И. Г. Песталоцци, издающееся
с 1946 г. Песталоццианумом и Центральной библиотекой в Цюрихе,
называется нами сокращенно: Собр. писем Песталоцци.
3? И. Г, Песталоцци, т. 3 577

Стр. 194. ... Изучения ими соотношений чисел и мер. — Речь идет
об учебниках Песталоцци «Наглядное учение о числе» (три части)
и «Азбука наглядности, или Наглядное учение об измерении» (две
части), вышедших в 1803—1804 гг.
Сион — гора близ Иерусалима. Нередко употребляется в смысле
царство божие. Стражи Сиона — в данном случае имеются в виду
люди, стоящие на страже неукоснительного соблюдения религиозных
догм.
Стр. 200. ... Из нашей школы не выйдет ни Рафаэлей, ни
Ньютонов... — Песталоцци в данном случае полемизирует с известным
немецким педагогом Э. М. Арндтом, который в своем произведении
• «Фрагменты о человеческом образовании» («Fragmente über
Menschenbildung»), вышедшем в 1805 г. в Альтоне (Германия), писал:
«Ни Рафаэль, ни Ньютон не смогут быть выращены посредством
предложенных Песталоцци упражнений в рисовании и счете, но
несомненно, что благодаря им человек, обладающий натурой
Рафаэля или Ньютона, превратится в простого копировщика или
учителя арифметики».
В Греции были подобные школы. — Имеются в виду так
называемые мусические школы в древних Афинах (V—IV в. до н. э.),
в которых мальчики в возрасте от 7 до 16 лет, принадлежавшие
к классу рабовладельцев, получали прежде всего литературное и
музыкальное образование, а также знакомились с элементами
других наук.
Стр. 205. В тексте—Viertel, буквально: четверть (мера объема).
Песталоцци использует в данном случае образное выражение,
желая подчеркнуть, что его «метод» всегда основывается на силгх
человеческой природы, как бы глубоко они ни были упрятаны.
Стр. 214. Эти и последующие строки очень важны для
понимания мысли Песталоцци о том, что элементарное образование
должно служить основой научного.
Стр. 217. Кимвал — древний музыкальный инструмент в виде
медных тарелок.
Стр. 233. Здесь сделан пропуск, так как соответствующее место
в рукописи неразборчиво и до сих пор остается непрочитанным.
Стр. 234. Fiat experientia in anima vili (лат., из Цицерона) —
опыт, произведенный на негодном материале.
Стр. 236. В числе полученных Песталоцци предложений о
перенесении его деятельности за границу были и предложения из
России. Так, летом 1804 г., когда над Бургдорфским институтом
нависла угроза закрытия, ректор Дерптского университета профессор
физики Е. И. Паррот настойчиво приглашал его переехать в Дерпт
и участвовать в работе училищного комитета, учрежденного при
совете университета. Этот комитет призван был управлять всеми
школами Прибалтийского края. Песталоцци вначале намеревался
принять предложение, но затем после долгих раздумий отклонил
его, ссылаясь на свой почтенный возраст и незнание русских
условий. В том же 1804 г. последовали два других приглашения
Песталоцци в Россию — из Риги, а также из Вильны, где во главе
учебного округа в то время стоял известный государственный деятель,
член «негласного комитета» польский князь Адам Чарторыйский.
Он имел в виду привлечь Песталоцци к осуществлению школьной
реформы в Виленском учебном округе на основе изданного в то
578

время в России «Устава учебных заведений, подведомых
университетам». От этих • предложений Песталоцци отказался по тем же
мотивам, что и от приглашения в Дерпт.
ГОСПОДИНУ БАРОНУ ФОН ДЕРШАУ - В МИТАВУ, ЛИФЛЯНДИЯ
(стр. 237)
К отчету комиссии о деятельности Ивердонского института
властям кантона Во (см. стр. 577 наст, тома) приложена заметка,
сделанная, по-видимому, одним из членов комиссии со слов
Песталоцци и ныне хранящаяся в Государственном архиве г. Лозанны.
В ней перечислены на французском языке те учреждения за
рубежом (главным образом, в Германии), которые работали на основе
«метода», а также его поборники в отдельных странах. В
заключительной части заметки сказано: «В Курляндии барон Дершам
(Derscham) проявляет особый интерес к «методу». Не так давно он
предложил институту трех воспитанников — детей одного из своих
родственников, а в настоящее время проводит подготовительную
работу для того, чтобы организовать отправку в Ивердон
некоторого числа знатных юношей из Курляндии и Петербурга. С этой
целью он обратился в Ивердон с соответствующим запросом»
(немецкое юбилейное издание, т. 18, стр. 334).
В публикуемом письме Песталоцци к барону фон Дершау,
которое датировано 19 марта 1806 г., содержится ответ на его
запрос. Кроме того, в нем сообщаются сведения об учебной работе
Ивердонского института, в частности о постановке в нем
математики, что, по-видимому, в первую очередь интересовало адресата.
Как видно из текста письма, барон фон Дершау посетил в свое
время Ивердонский институт, а затем горячо пропагандировал
дело Песталоцци в России среди прибалтийской и столичной знати,
с которой он был связан. Содействовать посылке в Ивердон
юношей из Курляндии и Петербурга барону фон Дершау так и не
удалось. Правительство Александра I предпочло институту демократа
Песталоцци сословно-дворянское учебное заведение аристократа
Ф. Э. Фелленберга. К нему в Гофвиль из России было направлено
несколько дворянских юношей; среди них находился будущий
декабрист С. И. Кривцов, ставший впоследствии горячим
сторонником идей Песталоцци.
Упоминание о бароне фон Дершау и переписке с ним
встречается и в некоторых других материалах Песталоцци, причем в них
имеются расхождения в написании его фамилии (в одних случаях
— Дершау, в других — Дершам), а также в указаниях,
касающихся места его жительства (в публикуемом письме — Лифляндия; в
иных случаях — Курляндия). Мы не располагаем
дополнительными сведениями о самом бароне, которого Песталоцци однажды
именует Э. Г. фон Дершау; в Ленинградском государственном
архиве Октябрьской революции и социалистического строительства
(ЛГАОР) и в Центральном государственном архиве Латвийской
ССР в г. Риге (ЦГА Латв. ССР) нам их до настоящего времени
обнаружить не удалось. Публикуемое нами письмо к барону фон
Дершау помещено в т. 5 Собр. писем Песталоцци. Перевод его на
37*
579

русский язык для наст, тома выполнен с указанного издания
С. И. Розовой.
Стр. 237. Максимилиан фон Клингер ('1752—1831) прибыл в
1780 г. в качестве офицера и домашнего учителя великого князя
Павла из Германии в Россию, где через некоторое время был
возведен в чин генерал-майора. В 1801 г был назначен директором
кадетского корпуса в Петербурге, а впоследствии занимал пост
попечителя Дерптского учебного округа.
Стр. 238. ...Мне незачем о них рассказывать.—Речь идет о
таблицах для изучения чисел, входивших в состав дидактических пособий,
созданных Песталоцци в бургдорфский период его деятельности для
облегчения детям усвоения арифметики. На одной .из них при помощи
штрихов были изображены целые числа от 1 до 100. Две другие, на
которых были нарисованы разделенные на части квадраты,
использовались при изучении дробей.
Стр. 239. ...Труды о методе. — В этом месте письма, где должен
быть помещен список основных трудов, посвященных «методу»,
оставлен пропуск, занимающий примерно одну треть страницы.
Генрих Грэфф— книгоиздатель ;в Лейпциге; начиная с осени
1804 г. он издавал отдельные произведения и учебные книги
Песталоцци, после того как его первый издатель в Цюрихе, Г. Гесснер,
потерпел банкротство. В издательстве Грэффа .вышел в 1807 г.
первый и единственный номер «Журнала для .воспитания» — органа
Ивер донского института (см. стр. 569).
О НАРОДНОМ ОБРАЗОВАНИИ И ИНДУСТРИИ
(стр. 242)
Работа написана Песталоцци во второй половине 1806 г. и по
своему содержанию тесно связана с более ранним его
произведением «Цель и план воспитательного учреждения для бедных» (стр.
76). В ней со всей определенностью ставится вопрос о
необходимости распространения действия «метода» на подготовку
молодежи к трудовой деятельности в области ремесла и промышленности.
Эгу подготовку Песталоцци намерен был осуществлять в
учреждениях для бедных, о создании которых он не перестает мечтать.
После крушения своих прежних планов он решает на этот раз
организовать подобные учреждения в селениях, расположенных на
берегу Цюрихского озера.
Работа «О народном образовании и индустрии» написана, в
отличие от многих произведений Песталоцци, по четкому плану,
без каких бы то ни было отступлений. С ее рукописью автор
предварительно ознакомил своих цюрихских друзей. По-видимому, она
не получила с их стороны благожелательного отклика, так как он
не делал в дальнейшем попыток к ее опубликованию. Работа
впервые увидела свет в 1942 г. в т. 18 немецкого юбилейного издания,
по тексту которого ее перевод на русский язык выполнен для
наст, тома О. А. Коган.
Стр. 242. Это место статьи, как и ряд других аналогичных
высказываний, свидетельствует о том, что Песталоцци уже
понимал, какой вред наносится человеческохму организму тем узким
580

разделением труда, который был характерен для современной ему
промышленности.
Стр. 244. В тексте Waibel — лицо, выполняющее в швейцарской
деревне XVIII в. обязанности судебного исполнителя, поручения
старосты и других начальствующих лиц.
Стр. 245. В тексте далее сказано: «Diese ward jetzt künstlich,
sie ward jetzt Luxus. Dieser konnte nicht anders, er griff allmählich
auch in die Gegenden». Так как не ясно, какие существительные
згменяются указательными местоимениями, мысль Песталоццн
остается непонятной. В текстологических примечаниях к этому
месту в т. 18 немецкого юбилейного издания указано, что мы
имеем в данном случае испорченный текст.
Стр. 252. Это место статьи перекликается с теми
соображениями о необходимости создать особую «азбуку умений», которые
были высказаны Песталоцци еще в 1801 г. в двенадцатом письме
его произведения «Как Гертруда учит своих детей» (см. т. 2 наст,
изд., стр. 367).
Стр. 256. Под производственной гимнастикой Песталоцци имеет
в виду особые упражнения руки, в результате которых достигаются
ее ловкость, сила и подвижность, необходимые для современного
ему производства.
Стр. 261. В первую очередь здесь имеются в виду И. Нидерер,
И. Мюральт, Г. Крюзи, И. Шмид, о чем Песталоцци писал, в
частности, 1 августа 1806 г. фон Тюрку. (См. Собр. писем Песталоцци,
т. 5, стр. 170).
Стр. 262. К сожалению, Песталоцци не называет в своих
работах имена тех людей, которые помогали ему в организации
трудового обучения в Ивердонском институте.
Стр. 263. Песталоцци имеет в виду довольно значительную
сумму денег, которая в 1805—1806 гг. неожиданно досталась по
наследству его жене Анне (урожденной Шультгес) после смерти двух
ее братьев и невестки.
Стр. 264. Песталоцци, как видим, называет свой план
организовать учреждение для бедных «непреоборимым стремлением». Он
был одержим им, начиная с нейгофского периода своей
деятельности и кончая последними днями своей жизни. Работа «О
народном образовании и индустрии» легла в основу докладной записки,
направленной Песталоцци в марте 1807 г. в Малый Совет кантона
Ааргау. В замке Вильденштейн, расположенном в этом кантоне,
Песталоцци намеревался открыть воспитательное заведение для
бедных детей. После того как власти Ааргау после длительного
обсуждения окончательно отклонили его предложение, Песталоцци
отнюдь не отказывается от своего плана, надеясь, что он сможет
быть реализован где-либо в другом месте. В 1811 г. он начинает
вести по этому поводу переговоры с правительством кантона
Невшателя (в немецком наименовании — Нейенбурга), которые
в итоге тоже ни к чему не привели. В 1818 г. Песталоцци, наконец,
удается создать на свои средства школу для бедных в Клинди
(см. стр. 38, 319), где должна была осуществляться подготовка
учителей для народных школ. Однако это заведение просуществовало
крайне недолго, влившись в расположенный поблизости от него
Ивердонский институт.
В 1825 г., когда Песталоцци уже глубоким стариком был
вынужден покинуть Ивердон и возвратиться в Нейгоф, он по-преж-
581

нему остается верен заветной мечте своей жизни. На этот раз он
предполагает организовать в своем имении какое-либо производство
и осуществлять на его базе соединение обучения детей с их
систематическим участием в трудовой деятельности. Только смерть Пе-
сталоцци, последовавшая в феврале 1827 г., положила конец мечтам
этого неутомимого энтузиаста о создании учреждения для бедных.
Стр. 270. Юхарт составляет примерно 3600 кв. м.
Стр. 272. ... Связаны между собой.— Далее дается перечень
селений, расположенных на правом и левом берегах Цюрихского озера.
Следует отметить, что Песталоцци был тесно связан с этим краем.
Его мать Сусанна Песталоцци, урожденная Хотц, была родом из
Вэденсвиля (в написании Песталоцци — Вэдишвиль). В доме своего
двоюродного брата доктора И. Хотце в Рихтерсвиле Песталоцци
провел зиму 1793—1794 гг.; к этому же времени относится его
участие в «деле общины Штэфа», члены которой вступили в открытую
борьбу с цюрихской олигархией за утраченные крестьянами былые
демократические права (см. т. 1 наст, изд., стр. 60).
... Политехническая школа...— Песталоцци применяет здесь
термин ecole polytechnique — «политехническая школа». Очевидно, он
имеет в виду те школы, которые начали стихийно возникать в
Западной Европе в связи с развитием капиталистического способа
производства. О них К- Маркс упоминает в первом томе
«Капитала». (См.: К- Маркс и Ф. Энгельс, Соч., изд. 2, т. 23, стр. 499.)
Стр. 273. Рудели — сынишка бедняка Руди в романе
Песталоцци «Лингард и Гертруда». Голодный мальчик, укравший немного
картофеля у своей соседки Гертруды, просит у нее за это
прощения перед постелью своей умирающей бабушки. Эта сцена,
изображенная в восемнадцатой главе первой части романа, произвела на
современников Песталоцци большое впечатление.
О ФИЗИЧЕСКОМ ВОСПИТАНИИ КАК ОСНОВЕ ОПЫТА ПОСТРОЕНИЯ
ЭЛЕМЕНТАРНОЙ ГИМНАСТИКИ, СОДЕРЖАЩЕЙ ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНЫЙ
РЯД ФИЗИЧЕСКИХ УПРАЖНЕНИЙ
(стр. 275)
Статья была впервые опубликована в первом томе
«Еженедельника человеческого образования» (июнь — июль 1807 г.). Журнал
выходил под редакцией И. Нидерера в 1807—1811 гг. В нем
предполагалось наряду с обсуждением теоретических вопросов
систематически освещать опыт Ивердонского института по
использованию «метода» в преподавании отдельных предметов.-В качестве
первого произведения подобного рода и была помещена эта статья
Песталоцци, целиком и полностью посвященная физическому
воспитанию (сам Песталоцци пользуется также термином физическое
образование). В приложении к ней давалось описание применяемых
в институте гимнастических упражнений, которое, по-видимому,
было составлено каким-то учителем (см. стр. 588—589 наст, тома).'
Статья представляет большой интерес для определения
вклада, внесенного Песталоцци в разработку проблемы физического
воспитания детей, которой до него уже занимались Ж- Ж. Руссо,
И. Б. Базедов, X. Г. Зальцман, И. X. Гутс-Мутс и др. В этой статье
582

Песталоцци прежде всего подчеркивает, что целью гимнастики
должна являться не односторонняя тренировка отдельных членов
тела, а многостороннее физическое развитие и планомерная
подготовка ребенка к предстоящей ему в жизни активной деятельности.
Другая не менее важная идея, которую автор развивает в статье,
заключается в том, что элементарное физическое образование,
составляющее третью часть «метода», должно осуществляться в
тесной связи и единстве с двумя другими его частями — элементарным
умственным и нравственным образованием. Только при этом
условии элементарное физическое образование будет действительно
эффективным и сможет послужить основой для подготовки детей
трудящихся к предстоящей им деятельности в области «индустрии».
Эти идеи Песталоцци представляют большой интерес и не утеряли
своего значения и для нашего времени.
В т. X издания Зейффарта (стр. 157—176) основная часть
статьи, принадлежность которой Песталоцци не вызывает никаких
сомнений (стр. 157—171 указанного издания), имеет подзаголовок,
данный издателем,— «Принципы, лежащие в основе физических
упражнений» («Grundsätze für die körperlichen Übungen»).
Заключительная часть статьи (стр. 171—176 указанного издания), автором
которой мог быть редактор журнала И. Нидерер, отделена от
основной разделительной чертой (см. стр. 584—588 наст. изд.).
Описание гимнастических упражнений дано было петитом. В отличие от
издания Зейффарта, в т. 20 немецкого юбилейного издания,
вышедшем в Цюрихе в 1963 г. под редакцией проф. Э. Деюнга,
заключительная часть статьи, автор которой окончательно не установлен,
дана петитом, а описание гимнастических упражнений, заведомо
не принадлежащее Песталоцци, исключено. Перевод статьи на
русский язык для наст, тома выполнен с этого издания О. А. Коган.
Стр. 275. Журнал дает более подробное освещение этого
вопроса.— Песталоцци имеет в виду уже упоминавшийся нами (стр. 569)
«Журнал для воспитания», издание которого было предпринято
одновременно с «Еженедельником человеческого образования»
в том же 1807 г. В данном периодическом издании, по-видимому,
предполагалось поместить вторую статью о физическом воспитании,
принадлежащую на этот раз перу И. Нидерера. Но ввиду того что
«Журнал для воспитания» прекратил существование после выхода
первого номера, эта статья так и не увидела света.
Стр. 276. ... На людей comme il faut (фр.) — на людей,
получивших хорошее воспитание, то есть на людей из светского общества.
Стр. 282. Индиана — сорт набивной ткани (ситца).
... Мнимого- заработка, который он дает тебе.— Являясь
свидетелем того, как тяжело отражается на физическом состоянии
населения, в частности на неокрепшем организме детей, непосильная
работа на современных ему предприятиях, гуманист и демократ
Песталоцци бьет тревогу. Однако, как мы видим это далее из
текста, он не был способен вскрыть истинные причины
капиталистической эксплуатации и пытается найти противовес против того
глубокого вреда, который наносится ею человеческому организму,
«в мудрости правительства и в возрождающейся силе
нравственных чувств человеческого сердца».
Стр. 283. Примером такого национального праздника,
отмечаемого в горах, может служить традиционный праздник пастухов,
который проводится населением Швейцарии в Альпах.
583

Стр. 295. Далее следует текст, включенный в статью «О
физическом воспитании ...», но, как полагает проф. Э. Деюнг —
подготовитель т. 20 немецкого юбилейного издания, принадлежащий
И. Нидерер'у. Поскольку проф. Э. Деюнг и другие песталоцциеведы
считают доказанным, что этот текст был написан И. Нидерером
в какой-то мере при участии Песталоцци и даже содержит
некоторые его формулировки, мы считаем необходимым ознакомить
советского читателя с этим текстом полностью и даем его ниже в
переводе О. А. Коган:
«Сейчас мы подошли к моменту, когда можно указать на
сущность физического воспитания, которого мы стремимся добиться
путем проводимых в нашем воспитательном учреждении
упражнений. Мы надеемся выявить эту сущность с совершенной ясностью
п>тем сопоставления со всем вышесказанным.
Воспитательная гимнастика начинается тогда, когда завершено
всестороннее гармоническое воздействие на эмоциональную,
физическую и умственную деятельность ребенка со стороны матери и
семейной обстановки, когда в ребенке начинает проявляться
самостоятельная умственная, эмоциональная и физическая активность.
В это время в сердце ребенка возникает потребность в
самостоятельных нравственных упражнениях; его ум также требует для себя
самостоятельных упражнений, или подлинно элементарного
обучения; тело его испытывает подобную же потребность в
самостоятельных физических упражнениях.
Подобно тому как воспитание сердца требует с этой точки
зрения действительно нравственных упражнений в послушании,
самопожертвовании и благочестии, а воспитание ума — подлинно
умственных упражнений в мышлении и познании, так и воспитание
тела ребенка в свою очередь требует подлинно физических
упражнений в проявлении силы. Исходные пункты и элементы подлинно
нравственного образования заложены в самой душе ребенка и
представляют собой не что иное, как развившиеся в нем благодаря
влиянию матери чувства любви, благодарности, доверия и веры в нечто
высшее и неземное. Исходные пункты и элементы подлинно
умственного образования заложены в самом уме ребенка и являются
не чем иным, как возникшим именно благодаря этому процессу
осознанием слова, числа и формы и способностью самостоятельно
воспроизводить последние. Точно так же исходные пункты и
элементы гимнастики заложены в самом теле ребенка и
представляют собой не что иное, как способность к движению в суставах
и возможность произвольно выполнять эти движения.
Сущность элементарной гимнастики заключается, таким
образом, в последовательном ряде естественных движений членов тела
в суставах. Постепенно, от ступени к ступени, этот ряд движений
исчерпывает всю совокупность доступных ребенку положений тела
и движений в его сочленениях. Эти упражнения, правда, имеют
в виду только развитие тела как такового; дальнейшие задачи
умственного и нравственного образования при этом совершенно не
принимаются во внимание. Однако выполнение элементарных
гимнастических упражнений вплоть до полного овладения физическими
навыками, то есть достижения свободы во всех доступных
человеческому телу движениях в суставах, по самому существу своему
не только ведет опять в область умственного и нравственного об-
584

разования; оно находится в гармонии с умственным и
нравственным образованием детей. Задача гимнастики, ее конечная цель
именно в том и состоит, чтобы вновь вернуть ребенка к тому
полнейшему единству и гармонии между его телом, умом и сердцем,
которые наблюдались первоначально и в значительной степени
сохраняются при материнском воспитании в условиях семьи.
В свете этих основных принципов рассмотрим также в общем
плане то, к чему мы стремимся и чего хотим достичь при помощи
разработанных нами гимнастических упражнений. В основном это
сводится к следующему.
Мы стремимся создать такую гимнастику, при помощи которой
физическое воспитание, рассматриваемое с точки зрения
интеллектуальной, само становится средством умственного воспитания;
рассматриваемое с нравственной точки зрения, оно становится
средством нравственного воспитания; точно так же, если рассматривать
такое физическое воспитание с эстетической точки зрения или с
точки зрения навыков, обеспечивающих хорошую осанку и красоту
движений, то оно само будет служить и целям эстетического
развития.
Если рассматривать гимнастику только с точки зрения задач
физического воспитания, то ее обязательным и общим результатом
должно явиться развитие всех заложенных в природе ребенка и
действительно имеющихся в нем физических задатков и потенциальных
сил в сформированные способности и навыки; при этом ребенку
должна быть предоставлена и обеспечена полная возможность
свободного и самостоятельного применения сил и способностей.
Правда, необходимой предпосылкой возможности осуществления таких
задач гимнастики являются здоровье и правильное сложение.
Однако, ставя такие требования, она в то же время сама должна
служить важным средством поддержания и укрепления здоровья. При
этом речь идет не только об отдельных навыках движений кисти
или ступни, но о навыках всех движений, которые потенциально
возможны благодаря наличию у нашего тела суставов. Кроме того,
гимнастика должна обязательно вести к развитию силы, ловкости,
выдержки или закалки и мужества в той мере, в какой это
позволяют задатки каждого отдельного воспитанника.
Столь же обязательными и общими должны быть результаты
гимнастики в интеллектуальном отношении: она должна создавать
в воспитаннике способность к совершенному наблюдению и ясному
осознанию своих физических сил, управляющих ими неизменных
законов и бесконечно разнообразных возможностей их применения.
Воспитанник должен понимать то, что он физически может, а при
известных условиях и должен делать с такой же отчетливостью,
с какой он благодаря элементарному образованию сознает
необходимость для себя определенного поведения при наблюдении,
мышлении и при сравнении каких-либо предметов.
В эстетическом отношении задача физического воспитания не
ограничивается тем, что воспитанника обучают различным
приличным формам положения тела и прививают ему хорошую осанку,
которой требует достоинство человеческой натуры и без которых
невозможна полноценная жизнь. На основе физического воспитания
должны развиваться и отдельные искусства, например танца,
фехтования, короче говоря, все те искусства, овладение которыми
необходимо для того, чтобы уметь достойно и прилично вести
585

себя в обществе. Эти искусства должны вычленяться как бы сами
собой.
В нравственном отношении на элементарное образование
возлагается отнюдь не менее важная задача. Оно должно дать разуму
и доброй воле воспитанника сообразную природе и законам,
управляющим человеческим телом, но в пределах этих законов
обязательно свободную и самостоятельную власть над его телом. При помощи
элементарного физического образования ребенок становится
хозяином своих членов, он должен утвердить свою власть над своим
телом и его членами как орудием своей души; эта власть делает
его способным выполнять каждый приказ с сознанием долга.
Что касается развития профессиональных умений, то
гимнастика обязательно должна подготовить ребенка к тому, чтобы он
с одинаковой степенью легкости и уверенности овладевал всеми
теми специальными навыками, которых требуют любая отдельная
профессия и тот образ жизни, которые он себе изберет. Но этим
дело не ограничивается. Гимнастика учит ребенка находить в себе
самом, в своей силе и ловкости, в неисчерпаемости доступных ему
движений массу вспомогательных средств для самообороны, для
защиты и для нападения; точно так же она должна научить его
находить и предоставляемые ему природой неисчерпаемые внешние
вспомогательные средства и орудия для любого труда. Гимнастика
должна обеспечить ребенку самообладание во всех случаях жизни,
а также положительность, наблюдательность и вдумчивое
отношение к процессам своего труда и к орудиям труда с целью их
упрощения и совершенствования.
Эти принципы и легли в основу выработки описываемого ниже 1
последовательного ряда физических упражнений в нашем
учреждении. Этот ряд упражнений предъявляет к учителю следующие
обязательные требования. Он должен предлагать воспитанникам
выполнять в надлежащей последовательности все доступные им
движения тела и отдельных его членов, разнообразя и увеличивая
их число в соответствии с природой, возрастом и успехами
воспитанников до тех пор, пока они в совершенстве не овладеют всеми
движениями и не усвоят их достаточно прочно. При этом от
воспитанника требуется только, чтобы он внимательно выполнял
упражнения до тех пор, пока не приобретет достаточно сноровки и силы
при их выполнении.
Благодаря такой простоте отпадают одновременно все
возражения, которые могут быть выдвинуты против гимнастических
упражнений из экономических, а отчасти также эстетических
соображений. Таким образом, гимнастика удовлетворяет требованию,
которое, по мнению одного юноши, воспитанного согласно моему
методу, может служить мерилом всех истинных средств
элементарного образования. По поводу разговора о преподавании музыки он
сделал следующее глубокомысленное замечание: «Ни одно из
средств элементарного образования нельзя считать простым и при-
родосообразным, если учителю вначале потребуется что-либо кроме
самого ребенка, кроме того, что имеется при нем, что ребенок собой
представляет и что он умеет».
Это воспитательное средство представляет собой не что иное,
1 См. стр. 588—589 наст. тома.— Ред.
586

как то, что в большей или меньшей степени применяли родители
и учителя, обучая своих детей стоять, ходить, есть, пить, подымать
и т. д. Они ничего иного и не делали и не делают, они лишь
заставляют ребенка двигаться, развивают и закрепляют в нем ловкость
ДЕижений. Только делалось это в большей или меньшей степени
сознательно, в большем или меньшем масштабе. Скажем больше —
это то самое средство, которое сама природа применяет к детям.
Детей тянет на свежий воздух. Они тузят друг друга, болтают
руками и ногами, сгибаются и извиваются всем телом, за что их часто
так сурово и немилосердно наказывают в школе. Во всем этом
именно и проявляется наиболее ясное указание природы, где
воспитание должно принять из ее рук искусство и закончить начатое
ею дело. Последующие упражнения представляют собой не что иное,
как использование воспитанием этой путеводной нити природы,
самостоятельное и свободное развитие через воспитание
необходимой деятельности природы, проявляющейся в родителях и в детях.
Разница между этими упражнениями и действиями природы
заключается только в том, что слепой инстинкт они поднимают до
сознательности, а нерегулярность, отрывочность и расчлененность
действий природы подчиняют осознанной необходимости, разумному
порядку и закономерности.
Поэтому, что бы нового ни заключалось во взглядах на эти
упражнения, в их последовательности или в расширении их круга, сам
предмет по существу совсем не нов. Он столь же стар, как род
человеческий. Если же кто-нибудь пожелает вступить с нами в спор
об этом новом, то мы предоставим ему оставаться при собственном
мнении. Вопрос заключается лишь в том, сумели ли мы практически
привести в систему и подчинить обязательным правилам все то,
что достигнуто с давних пор человечеством в области физического
развития, и то, что в этом отношении заложено в природе человека.
Нетрудно, впрочем, заметить, насколько просто осуществлять
предлагаемое нами физическое воспитание. Средства воспитания
и место для упражнений имеются повсюду и в любой момент, когда
имеются налицо ребенок и мать или учитель. Каждая мать, каждый
отец, каждый учитель может проводить эти упражнения, если
только он понимает, что тут надо делать. Воспитатель может быть
также вполне уверен, что сами упражнения, поскольку они будут
правильно выполняться, поведут его от ступени к ступени и что дети
дадут ему повод для все большего расширения круга упражнений.
Самый легкий и самый доступный путь к успешному
проведению упражнений заключается в ответах на следующие вопросы:
какие движения могу я производить каждым отдельным членом,
своего тела, в каждом отдельном суставе? В каких направлениях
можно производить движения и при каких положениях тела они
возможны? Как могут быть связаны между собой движения
различных членов тела и движения в различных суставах?
То, что мы приводим в приложении, является только началом
ответов на эти вопросы и составляет начальный и простейший курс
элементарной гимнастики. Однако внимательный наблюдатель уже
в этом курсе легко обнаружит, чего мы требовали выше и что при
дальнейших успехах элементарной гимнастики выявится с
совершенной очевидностью, а именно — в какой степени эти упражнения
соответствуют задачам развития также и других — умственных,
эстетических и нравственных — задатков детей (для чего, разу-
587

меется, потребуются еще и совсем другие средства), в какой
степени они согласуются с их домашними и гражданскими
обстоятельствами и потребностями.
Между тем тот, кто нашел бы наши упражнения примитивными,
то есть в нашем понимании детскими, оказался бы совершенно
прав. Он был бы значительно ближе к истине, чем сам предполагал.
Смешной нлша гимнастика может показаться только тем людям,
которые не знают ни детей, ни их потребностей и которые не
представляют себе, в какой степени она развивает физическую силу и
самостоятельность. Над первыми упражнениями в таблице для
изучения целых чисел 1 также смеялись. Но тем большее удивление
вызвали результаты, к которым они привели и для достижения
которых они столь же необходимы, как необходимо вступить на
первую ступеньку лестницы, если хочешь добраться до последней.
Во всяком случае, если нам позволительно сослаться на
результаты нашего, правда еще короткого, лишь полугодового опыта, то
мы можем заверить, что наши воспитанники занимаются
гимнастикой чрезвычайно охотно и с большим интересом. В результате они
не только вообще приобрели большую ловкость, но и заметно стали
более мужественными; развивалась также их умственная и
физическая энергия. Особенно заметны благотворные перемены у
наиболее беспомощных, вялых и инертных воспитанников. У многих из
них эти перемены просто разительны.
Мы, однако, переходим к изложению самих упражнений.
Мы опишем их лишь в общих чертах с точки зрения положения
тела, формы и направления движения, не заботясь об
искусственном школьном изложении...»
Описание гимнастических упражнений, приложенное к
настоящей статье, было, как мы уже отмечали выше (стр. 582), составлено
кем-то из учителей Ивердонского института. Но поскольку эти
упражнения были основаны на разработанных Песталоцци принципах
и применялись в возглавляемом им учреждении, мы считаем
необходимым дать читателю некоторое представление и о них.
Содержание уроков гимнастики в Ивердонском институте
составляли так называемые «свободные упражнения», расположенные
в строгой последовательности и системе. При построении этой
системы Песталоцци руководствовался следующими соображениями:
1. Какие движения необходимы для развития каждого члена
человеческого тела в его суставах? 2. В каком направлении могут
производиться эти движения и в каком состоянии и положении? 3. Каким
образом увязать движения отдельных членов в их суставах между
собой?
В соответствии с этими установками гимнастические
упражнения распадаются на четыре раздела: а) движения головы, б)
туловища, в) рук, г) ног.
Упражнения первого раздела начинаются с вопроса,
обращенного учителем к ученикам: «Можете ли вы производить движения
головой? Какие?» Дети делают различные «естественные»
движения. После этого учитель сам опускает голову прямо на грудь,
говоря: «Вперед»; наклоняет ее к затылку, произнося: «Назад»;
1 См. прим. к стр. 238 (стр. 580).— Ред.
588

двигает ею по направлению к правому плечу, говоря: «Направо»;
склоняет к левому плечу, произнося: «Налево». После того как дети
несколько раз повторили эти упражнения, учитель снова
спрашивает их, какие движения головы еще возможны, и они обычно
начинают вертеть ею. Это движение бывает двояким: 1) при прямом
положении головы на шее; в этом положении голова поворачивается
вокруг собственной оси таким образом, что центральная часть шеи
и черепа образуют две устойчивые точки, нижнюю и верхнюю, одной
прямой, вокруг которой вращаются все остальные части; это
движение производится: а) справа налево и б) слева направо; 2) при
наклонном положении головы; здесь наклоненная вперед голова
поворачивается вокруг шейного сустава. И это движение может
начинаться из двух исходных положений: а) с правой стороны,
б) с левой стороны.
Мы не будем останавливаться на других упражнениях, так как
приведенные примеры в достаточной мере характеризуют
содержание уроков «естественной гимнастики», которые проводились в Ивер-
донском институте. Применявшиеся на них «свободные
упражнения» должны были, по мысли Песталоцци, способствовать
максимальному подъему природных физических сил ребенка в полной
гармонии с его умственным и нравственным развитием. Поэтому,
подчеркивает он, учитель гимнастики должен «исходить только из
самого ребенка», из его наличных и потенциальных физических
данных, и предупреждает, что педагогическая гимнастика в отличие
от военной исключает все застывшее и навязанное ребенку извне.
Однако приведенные выше примеры свидетельствуют о том, что
«свободные упражнения», составлявшие органическую часть
«метода» Песталоцци, фактически сводились к отдельным,
разрозненным движениям. Эти недостатки, имевшие место в постановке
гимнастики в Ивердонском институте, не снижают, разумеется,
больших заслуг Песталоцци в деле разработки проблемы физического
воспитания, о чем речь уже шла выше. Добавим, что по инициативе
Песталоцци гимнастика была впервые введена в школы как особый
учебный предмет, а рекомендованные им «свободные упражнения»
были критически использованы рядом методистов в их дальнейшей
работе над вопросами физической культуры.
МОНМОЛЕНУ
(стр. 296)
Фредерик Огюст де Моимолен (Montmollin), которому
адресовано публикуемое письмо,— видный государственный деятель
княжества Невшателя (или, по-немецки, Нейенбурга; с 1815 г.—
кантон Невшатель), расположенного по соседству с Ивердоном.
Во время господства французов экономическое положение
населения этого княжества ухудшилось, .что вызвало у Песталоцци
стремление оказать ему помощь путем организации воспитательных
учреждений для бедных. В середине 1807 г. он составил «Памятную
записку по вопросу о попечении о бедных со специальной
ориентировкой на Нейенбург» («Memoire über Armenversorgung mit speziel-
589

ler Rucksicht auf Neuenburg»). Эта «Записка» ныне опубликована
в т. 20 немецкого юбилейного издания. Монмолен положительно
относился к деятельности Песталоцци и способствовал поступлению
в 1807 г. в Ивердонский институт, который, он сам неоднократно
посещал, одного воспитанника из Невшателя. Песталоцци
переписывался с Монмоленом по вопросам, связанным с планом
организации учреждения для бедных и с работой самого института.
Ответом на одно из писем Монмолена, где речь идет о «методе»,
в частности о возможности его применения к преподаванию
научных дисциплин, и является публикуемое нами письмо Песталоцци,
написанное весной 1808 г. Его перевод на русский язык для наст,
тома выполнен С. И. Розовой по т. б Собр. писем Песталоцци.
Стр. 296. Песталоцци неоднократно высказывает в своих
произведениях ценную мысль о том, что учение не должно быть для
детей ни чересчур легким, ни чересчур трудным, оно требует от них
определенных волевых усилий, поэтому учение не следует
превращать в игру. В частности, эта мысль уже содержится в «Ответах
на девять вопросов Гербарта», которые были даны Песталоцци в
1803 г. (см. т. 2 наст, изд., стр. 430—435).
Стр. 301. Кантон Во (Ваадт), где находится Ивердон, имел
также наименование Деман, по названию расположенного в нем
озера.
О Фридолине, который, по-видимому, приехал в
Ивердонский институт, чтобы овладеть там «методом», более подробные
сведения отсутствуют.
... Выгравировать на дереве эти фигуры.— Песталоцци хотел
иллюстрировать учебные книги раскрашенными картинками; об
этом идет речь и в некоторых других его письмах.
ИЗ РЕЧИ ПЕСТАЛОЦЦИ, ПРОИЗНЕСЕННОЙ ИМ 12 ЯНВАРЯ 1818 ГОДА,
В ДЕНЬ, КОГДА ЕМУ МИНУЛО 72 ГОДА, ПЕРЕД СОТРУДНИКАМИ
И ВОСПИТАННИКАМИ ЕГО ИНСТИТУТА
(стр. 302)
Эта речь Песталоцци — одно из тех его выступлений перед
коллективом Ивердонского института, которые он имел обыкновение
приурочивать к праздничным и торжественным датам — к Новому
году, рождеству, дню своего рождения. Эти «Речи, обращенные
к моему дому» («Reden an mein Haus») содержат интересный
материал, проливающий свет на личность Песталоцци и на те задачи,
которые он выдвигает в качестве наиболее актуальных и
первоочередных в тот или иной момент своей деятельности в Ивердоне.
Речь, произнесенная Песталоцци 12 января 1818 г., имела своей
основной целью довести в торжественной обстановке до сведения
общественности его достижения в области воспитания и призрения
бедных, сообщить о своем намерении создать для них в дальнейшем
прочную материальную базу. Песталоцци предназначал для этого
сумму в 50 тыс. французских ливров, рассчитывая получить их от
подписки на собрание своих сочинений и ассигновать на
дальнейшую разработку принципов элементарного образования и органи-
590

зацию школ для бедных детей. В своей речи он сначала стремится
выяснить сущность воспитания вообще и воспитания бедных в
частности, а затем определить те важнейшие условия, которые
требуются для того, чтобы поднять образование народа на должную
высоту. Заключительная часть речи, которую мы не помещаем,
содержит обращение Песталоцци к его внуку Готлибу, учителям
Ивердонского института, его сотрудникам И. Нидереру и Г. Крюзи
прийти к нему на помощь в деле создания учреждения для бедных
в Клинди (см. стр. 38, 319 наст, тома), а также продолжить дело
всей его жизни, когда его самого уже не станет.
Речь Песталоцци 1818 г. была обнародована в том же году
издательством Орелль, Фюссли и К0 в Цюрихе в виде отдельного
издания объемом в 173 стр. Вторично она была опубликована в т. 9
прижизненного Собрания сочинений Песталоцци, выпущенном Котта.
Перевод речи на русский язык осуществлен впервые для наст, тома
Л. А. Месиневой по т. X издания Зейффарта. Ввиду того что речь
велика по объему, содержит ряд повторений и отступлений от
излагаемой в ней основной темы, мы сочли возможным познакомить
советского читателя со значительными извлечениями из нее, не
помещая ее целиком.
Стр. 304. Образное сравнение развития человека с ростом
дерева неоднократно встречается в произведениях Песталоцци. Оно
было связано с его представлением о том, что развитие .человека
подчинено тем же органическим законам, которые управляют всей
окружающей его природой. Это представление, которое начало
складываться у Песталоцци уже в первые годы XIX в., приходит
на смену его прежней концепции, состоящей в том, что развитие
человека происходит на основе физико-механических законов
(см. т. 2 наст, изд., стр. 518—519, прим. к стр. 175, 177). Обе эти
концепции являются метафизическими.
Стр. 306. Это место в речи Песталоцци весьма напоминает
положение, сформулированное Ж- Ж- Руссо в его известном
произведении «Эмиль, или О воспитании* о том. что движущими силами
человеческого развития являются природа, люди, вещи. Однако,
в отличие от Руссо, который, считая природу ребенка совершенной,
призывал поменьше вмешиваться в естественный ход ее развития,
Песталоцци справедливо отводит значительно большую роль в
формировании детей «искусству воспитания». Оно призвано, по
Песталоцци, подавить присущие их природе животные инстинкты и
развить свойственные ей человеческие начала, подготовить детей к
предстоящей им жизни в обществе. При этом Песталоцци в силу
исторической ограниченности своего мировоззрения не был еще в
состоянии до конца осознать социальную сущность самого воспитания.
Он ошибочно полагал, что оно является результатом свободной
воли воспитателя, проявление которой якобы может иметь место
в современном ему обществе. Он не мог также правильно разрешить
и проблему сущности человека и его взаимоотношений со средой.
Последующий текст речи Песталоцци убедительно свидетельствует
о том, что он рассматривает человеческую природу как
подчиненную действию установленных богом «вечных и неизменных законов».
Кроме того, Песталоцци, который начиная с ранних своих
произведений справедливо указывает на роль среды (обстоятельств)
в формировании людей, не был способен еще дойти до мысли о
необходимости коренного, революционного изменения этой, среды.
591

Он, напротив, стремится при помощи воспитания получше
приспособить детей из народа к существующим общественным отношениям,
которые он сам же, как гуманист и демократ, признает
несправедливыми и не соответствующими человеческому достоинству.
Научное решение проблемы сущности человека и его
взаимоотношений со средой, которое тщетно пытались найти мыслители до
К. Маркса, в том числе и Песталоцци, дали впервые лишь К. Маркс
и Ф. Энгельс. Они убедительно доказали, что природные задатки
людей развиваются в условиях социальной обусловленности
и подвергаются изменению в ходе исторического развития.
Их учение о революционной практике дало возможность выявить
ту активную роль, которая принадлежит людям в изменении
окружающего мира и их собственной природы, и установить внутреннее
диалектическое единство обоих этих процессов.
Стр. 308. Песталоцци образно сравнивает воспитателя с
садовником, который присматривает за вверенными его попечению
деревьями, не оказывая при этом активного воздействия на самый
процесс их роста и цветения. Он полагает, что функции воспитателя
в деле формирования личности ребенка сводятся лишь к
возбуждению в соответствии со свойственным ребенку стремлением к
развитию задатков, которые изначально заложены в его природе. При
этой концепции пределы этого развития ограничены
возможностями, которые таятся в задатках.
Марксистское учение о развитии трактует его как
самодвижение, источником которого являются внутренние противоречия между
изменяющимися в процессе деятельности потребностями, запросами,
стремлениями ребенка и уровнем развития его возможностей. Само
собой разумеется, что оно считает при этом непременным условием
развития внешние воздействия, оказываемые на человека со
стороны среды и воспитания. Опираясь на естественные предпосылки
развития, воспитатель направляет его, активно содействует
становлению человека как социального существа. Воспитатель не только
создает благоприятные условия для развития, как это полагал
Песталоцци; он имеет возможность оказать соответствующее
воздействие на ход этого развития, привнести соответствующие изменения
в сознание и поведение ребенка, в формирование основных черт
всей его личности.
Стр. 313. Заявление Песталоцци о том, что причины нищеты
кроются «во взглядах, убеждениях, стремлениях и образе жизни
подавляющего числа людей» его времени, которые не хотят пресечь
ее источники, убедительно свидетельствует о его идеалистической
трактовке общественных явлений и непонимании истинных причин,
порождающих бедствия народа в антагонистическом классовом
обществе.
Стр. 315. Вздутие артерий благотворительности — иронические
слова, употребляемые Песталоцци для выражения своего
скептического отношения к современной ему филантропии, которая, как он
справедливо полагал, не достигает цели.
Стр. 318. Утопические надежды на то, что дети трудящихся
смогут заложить основы своего будущего благополучия,
откладывая с юных лет трудовые сбережения, Песталоцци неоднократно
высказывает в своих произведениях (в частности, в романе «Лин-
гард и Гертруда», ч. 3 — т. 1 наст, изд., в «Соображениях по поводу
народного образования в сельской местности» — т. 2 наст. изд.).
592

Стр. 320. ... Необходимым для блага бедноты.— К этому
времени взгляды Песталоцци на то, что необходимо предпринять для
блага бедноты, изменились по сравнению с нейгофским периодом
его деятельности. Этот вопрос освещен нами во вводной статье
к наст, тому, стр. 38—39.
Стр. 321. Festina lente (лат.) — буквально: спеши медленно. По
смыслу соответствует русской поговорке: «Тише едешь — дальше
будешь».
... В еженедельном журнале по человеческому образованию...—
Песталоцци имеет в виду периодическое издание Ивердонского
института «Еженедельник человеческого образования», выходившее
под редакцией И. Нидерера в 1807—1811 гг. Как видно далее из
текста, речь идет о неопубликованной статье Песталоцци, которая,
по-видимому, предназначалась для одного из номеров 1812 г., так
и не увидевших света.
Стр. 328. Как видно из предыдущего текста, семь условий,
которые Песталоцци считает необходимыми для основания
национального образования и народной культуры,— следующие: 1) написание
доступной для народа книги о воспитании детей; 2) исследование
средств и путей, при помощи которых природа осуществляет
развитие человеческих сил; 3) построение процесса овладения ребенком
знаниями в соответствии с путями развития его природных сил;
4) продолжение попыток использования языка, числа и формы в
качестве подлинных элементов познания и обучения. Согласование
умственного элементарного образования с нравственным и
физическим; 5) введение общей гимнастики физических сил человеческой
природы, являющейся предпосылкой для любой трудовой
деятельности; 6) установление взаимодействия между семейным и
школьным образованием; 7) создание опытных школ, где дети из народа
будут приобщаться к духовным и физическим средствам
элементарного образования.
Стр. 329. Taliter-qualiter (лат.) — постольку-поскольку.
ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ
(стр. 335)
Впервые «Лебединая песня», обстоятельную характеристику
которой мы даем во вводной статье к данному тому, увидела свет
при жизни Песталоцци — в 1826 г., в т. 13 его первого Собрания
сочинений, которое вышло в 1819—1826 гг. в Германии в издательстве
Котта. Это последнее произведение Песталоцци опубликовано как
в первом (1869—1873), так и во втором изданиях его Собрания
сочинений (1899—1902), выпущенных Л. В. Зейффартом, а также
в ряде последующих изданий его Собрания сочинений. Имеются
также и отдельные издания «Лебединой песни». В России она
впервые опубликована в переводе В. В. Смирнова в Избранных
педагогических сочинениях Г. Песталоцци, М., изд. К- И. Тихомирова
(серия «Педагогическая библиотека»), том III, изд. 1 — 1896 г.,
изд. 2— 1909 г.
38 И. Г. Песталоцци, т. 3 593

В советское время фрагменты из «Лебединой песни» печатались
в «Статьях и отрывках из педагогических сочинений» И. Г. Песта-
лоцци, под ред Н. А. Желвакова, М., Учпедгиз, 1939, и в
«Хрестоматии по истории педагогики», т. II, ч. 1, составители Г. П. Вейс-
берг, Н. А. Желваков и С. А. Фрумов, М., Учпедгиз, 1940.
Перевод «Лебединой песни» на русский язык для наст, тома
выполнен заново С. П. Либерманом по т. XII издания Зейффарта
(с некоторыми сокращениями).
Стр. 338. Частые повторения, которые встречаются в
«Лебединой песне», помимо тех причин, на которые указывает сам Песта-
лоцци, обусловлены, по-видимому, и тем обстоятельством, что в это
произведение включены отдельные части, написанные значительно
раньше и преследовавшие в свое время самостоятельные цели.
...Выходящую в свет одновременно историю моих
стремлений.— Песталоцци имеет в виду свое произведение «Мои
судьбы» («Meine Lebensschicksale»), которое вышло отдельным
изданием в том же 1826 г., что и «Лебединая песня», в Лейпциге,
в издательстве Г. Флейшера. Довольно полный перевод на русский
язык этой работы, выполненный К- Воскресенским, был
опубликован в 1893 г. в Риге издательством К- Я. Зихмана в книге,
озаглавленной «Исповедь». Помимо «Моих судеб», в нее вошли частичный
перевод из «Лебединой песни» и извлечения из писем И. Г.
Песталоцци к Г. Гесснеру.
Стр. 348. Песталоцци поднимает здесь вопрос о путях
формирования основ нравственности у ребенка, когда он еще находится
в самом раннем возрасте. Справедливо утверждая, что первые
ростки нравственности развиваются у младенца на основе удовлет:
ворения его физических потребностей, Песталоцци
предусматривает те педагогические условия, которые необходимы для
успешного осуществления этого развития. Он прежде всего требует, чтобы
мать своевременно утоляла своей грудью голод ребенка и
проявляла должные заботы об удовлетворении других его законных
потребностей. Таким путем она сможет обеспечить ему состояние
покоя и удовлетворенности, которое благоприятствует развитию
у младенца присущих его природе нравственных задатков. Не менее
важным в этих целях Песталоцци считает также ограждение
ребенка начиная с грудного возраста от избытка ненужных
физических благ, которые способны возбудить у него животный эгоизм
и вызвать противную человеческой природе жажду наслаждений.
Эти указания Песталоцци не утратили своего значения. Как
недостаточное проявление любви и заботливости со стороны матери к
ребенку, так и его пресыщение с ранних лет жизненными благами —
дорогостоящими платьями, игрушками, излишними лакомствами —
могут сказаться на нем весьма отрицательно.
Стр. 349. Анализ естественного пути познания, как его
представляет Песталоцци, и тех задач, которые он выдвигает в связи
с этим перед элементарным умственным образованием, нами дан
во вводной статье к т. 2 наст, издания, стр. 23—37.
Стр. 354. Песталоцци до конца своей деятельности в Ивердон-
ском институте не переставал надеяться на то, что ему будет
предоставлена возможность осуществлять в широких масштабах и на
твердых организационных началах подготовку учителей в институте,
которая им проводилась там собственными силами.
594

Стр. 355. Пользуясь здесь термином Kunstkraft, Песталоцци,
как и в других своих произведениях, имеет обычно в виду те силы,
которые лежат в основе технических способностей ребенка — его
способностей к мастерству. Развитие этих сил он, как известно,
связывает с деятельностью органов чувств ребенка и членов его тела,
в частности руки. От этой физической, или внешней, Kunstkraft,
Песталоцци отличает в «Лебединой песне» духовную, или
внутреннюю, Kunstkraft. Она означает у него способность применять знания,
полученные ребенком в процессе его познавательной деятельности,
выработку у него необходимых для этого умений и навыков.
Стр. 359, 365. Esprit du corps (фр.) — буквально: дух
корпорации, здесь — дух узкой ограниченности.
Стр. 375. Требование о том, чтобы у детей из народа
способности к речи и наблюдению были развиты в той мере, в какой дети
смогут применить их в своем жизненном кругу, Песталоцци
выдвигает, исходя из учета тех общественных условий, в которых
крестьянской детворе предстояло в его время жить и трудиться. О
коренном изменении этих общественных условий он в силу ограниченности
своего мировоззрения не помышляет. Само по себе стремление
Песталоцци поставить школу на службу потребностям народа, его
действительной жизни является свидетельством присущего ему
демократизма. Это стремление высоко ценит Н. К- Крупская. «Школа,—
пишет она,— должна готовить для жизни, жить интересами этой
жизни, освещать все стороны ее, только тогда явится она могучим
средством преобразования этой жизни, тем, чем хотел сделать ее
Песталоцци» (Пед. соч., т. 1, М., Изд-во АПН РСФСР, 1957, стр. 274).
Стр. 377. ... Не знающего древних языков...— Это заявление
объясняется скромностью автора. Песталоцци хорошо знал
греческий и латинский языки. Сделанный им еще в студенческие годы
перевод с греческого третьей Олимпийской речи Демосфена
оказался настолько удачным, что был опубликован в 1765 г. вместе с
комментариями к ней в издававшемся в Линдау (Германия) журнале
«Полные и критические известия о лучших и наиболее
примечательных произведениях нашего времени ...» (см. т. 1 наст, изд., стр. 27—
28). В последующих своих произведениях Песталоцци
неоднократно приводит цитаты на латинском языке, в чем легко может
убедиться читатель настоящего издания. По-видимому, правомерной
является только вторая часть заявления — в том, что Песталоцци
до того специально не занимался методикой обучения древним
языкам.
... Именно незнание ...— В тексте «Лебединой песни»,
опубликованном в т. XII издания Зейффарта, в данном месте (стр. 322)
значится: «Urkunde (курсив наш.— В. Р.) aller Raffinements- und
Kunstmittel des Routinengangs im Sprachunterricht», что следовало
бы перевести на русский язык, как «хорошее знание всей
изощренности и всех ухищрений рутинных средств в ходе обучения языку».
Однако мы имеем здесь дело с явной опечаткой. Песталоцци
говорит не о своем хорошем знании (Urkunde) порочных методов
обучения иностранным языкам, применявшихся в его время, а о
незнании (Unkunde) этих методов, что помогло ему в его поисках
упрощенных средств, дающих возможность ребенку легче овладеть
иностранным языком. В этом нас убеждает не только
непосредственно предшествующий данному предложению текст, но и
соответствующее место из «Лебединой песни», опубликованной в Из-
38* 595

бранных педагогических произведениях Песталоцци, изданных
Ф. Манном (изд. 5, т. 4, Лангензальца, 1926, стр. 209), где эта
опечатка надлежащим образом исправлена. (См.: J. Н. Pestalozzis
Ausgewählte Werke, herausgegeben von Friedrich Mann, 5. Auflage,
4. Band, Langensalza, 1926, S. 209.)
Стр. 383. Bon ton (фр.) — хороший тон; в данном случае
имеется в виду язык, принятый в светском обществе. Mauvais genre
du ton (фр.) — плохой тон; речь идет о простонародном языке.
Стр. 396. Bon sens (фр.) -^-здравый смысл.
Стр. 398. Под педагогическим объединением Песталоцци здесь
имеет в виду коллектив учителей Ивердонского института.
Стр. 399. Наглядные таблицы — наглядные таблицы для
обучения арифметике. См. прим. к стр. 238 (стр. 580).
Стр. 401. Еще в 1815 г. Песталоцци сообщал Иоганну фон Мю-
ральту, находившемуся в Петербурге, что в Ивердоне занимаются
поисками основных принципов, на которых должно строиться
преподавание древних языков, и на этом пути там уже достигнуты
некоторые успехи. Однако публикации, о которой здесь упоминает
Песталоцци, так и не последовало.
Стр. 404. Deus ex machina (лат.) — буквально бог с машины;
неожиданно появлявшееся в античном театре божество,
разрешавшее конфликт в запутанной пьесе; в данном тексте означает
внезапно.
Стр. 407. Песталоцци поднимает очень важный вопрос о
необходимости поощрять развитие выдающихся способностей, в
частности математических. Для детей, обладающих ими, он готов
сделать исключение из выдвинутого им общего положения о том, что
каждый ребенок должен приобрести такие знания и умения,
которые соответствуют его жизненному положению. См. прим. к стр. 375
(стр. 595).
Стр. 412. В тексте — höhere geistige Kunstkräfte, что у
Песталоцци означает высшие духовные способности к искусству в
собственном смысле этого слова — способности к рисованию, музыке,
пению, танцам. Говоря о их развитии у ребенка, он попутно
высказывает свои взгляды на сущность искусства и его происхождение,
которые несомненно содержат материалистические элементы. Он
горячо протестует против имевших место в его время тенденций
оторвать искусство от выполнения его первоочередных задач —
удовлетворения насущных, жизненных потребностей людей, превратить его
в какую-то самоцель. Развитие у детей их способностей к искусству,
как справедливо утверждает Песталоцци, должно совершаться
в тесной связи и взаимодействии с осуществлением всего их
общечеловеческого образования.
Стр. 414. Успешное осуществление эстетического воспитания,
как справедливо полагает Песталоцци, требует овладения детьми
соответствующими общеобразовательными знаниями и выработки
у них специальных умений и навыков. Он делает попытку вскрыть,
как совершается самый процесс формирования у детей этих умений
и навыков в области рисования, пения, игры на музыкальных
инструментах и т. д.
Стр. 425. C'est ип pouvoir, се n'est pas ип savoir (фр.) — не
только знать, но и уметь.
Стр. 438. Hors d'ouvre (фр.) — буквально: вне дела; в данном
тексте означает: неподходящее занятие.
596

Стр. 439. ... Требуется при изучении истории.— Песталоцци
неправомерно сводит занятия историей в младшем возрасте к
усвоению детьми при помощи мнемонических приемов лишь
номенклатуры исторических имен и распространенных сведений о местностях,
которые потребуются при изучении этого предмета на дальнейших
ступенях обучения.
... Всех учебных предметов.— В тексте «Лебединой песни»,
опубликованном в т. XII издания Зейффарта, стр. 368, значится:
«благородных (edler) учебных предметов». (Курсив наш. — В. Р.)
В тексте этого произведения Песталоцци, изданного позднее
Ф. Манном, в данном месте внесено исправление: вместо
благородных— «всех (aller) учебных предметов». (См.: J. Н.
Pestalozzis Ausgewählte Werke, herausgegeben von Friedrich Mann, 5.
Auflage, 4. Band, Langensalza, 1926, S. 260.) Перевод указанного места
из «Лебединой песни» на русский язык для данного тома сделан
в соответствии с исправлением, внесенным в издании Манна.
Вокабулярий (Vokabularium, от лат. vocabulum — слово) —
словарь. Полагая, что прочтение вокабулярия восстанавливает в
памяти ребенка чувственное впечатление от предметов, названия
которых он должен заучить, Песталоцци предлагает начать с него
обучение латинскому языку. За этим следуют упражнения, имеющие
целью расширить представления детей о данных предметах, чего
Песталоцци намерен достигнуть путем прибавления к содержащимся
в его вокабулярии существительным прилагательных и глаголов.
Следует отметить, что рекомендованный им путь обучения детей
латинскому языку идет в разрез с его собственным намерением
придать этому обучению природосообразный характер.
Стр. 448. Под коллективными требованиями и коллективной
формой существования Песталоцци имеет в виду требования и
жизнь современного ему антагонистического общества в целом,
которые, как он говорит, пагубно влияют на развитие отдельного
человека в таком обществе.
Стр. 457. Причину обострившихся в первом десятилетии XIX в.
общественных противоречий в Швейцарии, которые на самом деле
были вызваны развитием в ней капиталистических отношений,
Песталоцци видит в распущенности и извращениях его времени. Выход
из создавшегося положения он утопически мечтает найти в
восстановлении и укреплении во всех сословиях так называемых средних
слоев. Большую роль в этом деле, как полагает Песталоцци,
призвано сыграть воспитание, в частности осуществление идеи
элементарного образования; оно должно происходить с учетом условий
жизни и обстоятельств, в которых находятся люди, принадлежащие
к различным сословиям.
Стр. 472. Nervus rerutn (лат.) — главный нерв.
Стр. 481. In suecum et sanguineпг vertere (лат.) — обратить
в сок и кровь.
Стр. 488. Песталоцци имеет здесь в виду свое произведение
«Мои жизненные судьбы». См. прим. к стр. 338 (стр. 594).
Стр. 489. Речь идет о буржуазной французской революции
1789—1794 гг. Отношение к ней Песталоцци было различным в
разные периоды его жизни. В 1793 г., в момент разгара революции,
когда многие представители интеллигенции как во Франции, так
и за ее рубежами, напуганные якобинским террором, отвернулись от
нее, Песталоцци пытается обосновать историческую неизбежность
597

революции во Франции. (См. его произведение «Да или нет?», т. 2
наст, изд., стр. 67—105.) Впоследствии Песталоцци, как и многие
передовые, люди его времени, убедился в том, что в результате
свершения этой революции лозунг о свободе, равенстве и братстве,
некогда начертанный на ее знамени, весьма далек от осуществления,
а трудящиеся массы подвергаются не меньшему угнетению и
эксплуатации, чем в условиях феодального строя. Это убеждение
вызвало у него горькое разочарование в революции 1789 г.
Стр. 493. Расходы чести — пожертвования на
благотворительные цели, занимавшие в семейном бюджете многих граждан
Цюриха немалое место.
Мой дед был сельским пастором...— Речь идет об Андреасе
Песталоцци (1692—1769), деде Иоганна Генриха по отцовской линии:
он был пастором близ Цюриха, в деревне Хённг. В детстве И. Г.
Песталоцци много времени провел у своего деда в деревне, где
непосредственно столкнулся с народной нуждой и- проникся горячим
сочувствием к беднякам.
Стр. 495. Omne malum ex urbe (лат.) — все зло из города.
Стр. 496. Имеется в виду Иоганн Баптист Отт (1661—1742),
прадед Песталоцци.
Стр. 497. Flavius Josephus — Флавий Иосиф. Один из
предводителей восстания евреев против римского господства (Иудейская
война 66—71 .гг.), автор ряда исторических трудов: «О войне
иудейской», «Древности иудейские» и др.
In folio (лат.) — издание форматом в пол-листа. «Clavis k Flavius
Iosephus» (лат.) — «Комментарии к Флавию Иосифу».
... Примкнул к Турретину, Веренфельсу и Остервальду...— В
начале XVIII в. в Швейцарии началась оппозиция против безраздельно
господствовавшего там в области теологии ортодоксального
направления. Представителями этой оппозиции, отстаивавшими позиции
«просвещения», были Жан Альфонс Турретин из Женевы, профессор
теологии; Самуэль Веренфельс из Базеля, профессор теологии; Жан
Фредерик Остервальд из Невшателя, священник. Упомянутые
теологи составляли сплоченную группу единомышленников, получившую
наименование «гельветического триумвирата».
Стр. 500. «Lindauer Journal» — «линдауский журнал». Имеется
в виду издававшийся в г. Линдау (Германия) журнал «Полные и
критические известия о лучших и наиболее примечательных
произведениях нашего времени...» В № 12 этого журнала за 1766 г. было
помещено юношеское тираноборческое произведение Песталоцци
«Агис», которое по цензурным соображениям нельзя было в те
времена опубликовать в Цюрихе (см. т. 1 наст, изд., стр. 27—28).
Стр. 501. История о несправедливом ландфогте...— Буржуазно-
демократическая организация «Гельветическое общество у
скорняков», к которой принадлежал Песталоцци в его студенческие годы
(см. т. 1 наст, изд., стр. 23—30), среди прочих своих задач ставила
себе целью бороться с должностными лицами, злоупотреблявшими
властью и особенно притеснявшими народ. В частности, ряд членов
общества, в том числе и И. /С. Лафатер (см. т 1 наст, изд., стр. 26,
704), принимали активное участие в разоблачении несправедливых
действий ландфогта Гребеля, о чем здесь и вспоминает Песталоцци.
Я. Бодмер (1698—1783), И. Брейтингер (1701—1776), Я. Штейн-
'брюхель (1729—1796) —профессора Коллегиума Каролинума. (О пер-
598

вых двух, оказавших наибольшее влияние на юного Песталоцци, см.
т. 1 наст, изд., стр. 18—26.)
Стр. 502. Bon sens (фр.) —см. стр. 596 (прим. к стр. 396).
...Ни для того, чтобы создать что-либо значительно лучшее. —
Отношение к Руссо со стороны Песталоцци, как и вообще к идеалам
французских просветителей XVIII в. (см. прим. к стр. 104 на
стр. 573—574 и прим. к стр. 489 на стр. 597—598 наст, тома), не было
одинаковым в различные периоды его жизни. Однако в юные годы
Песталоцци, несомненно, был воодушевлен идеями Руссо. (См. об этом
вводную статью к наст, изд., т. 1, а также стр. 705 указ. тома — прим.
к стр. 605.) Что же касается Вольтера, то Песталоцци явно не
сочувствовал его выступлениям против' религии.
Стр. 503. Имеется в виду произведение Ж- Ж- Руссо
«Общественный договор», которое вышло в том же 1762 г., что и его «Эмиль,
или О воспитании».
Стр. 504. Его смерть глубоко потрясла меня.— Речь идет о рано
умершем друге Песталоцци И. К- Блюнчли (1743—1767), члене
«Гельветического общества у скорняков». (См. т. 1 наст, изд., стр. 31—33.)
Иоганн Рудольф Чиффели (1716—1780)—бернский помещик,
в имении которого Песталоцци изучал в 1767—1769 гг. передовые
методы земледелия, в частности разведения марены; основатель
«Экономического общества» в Берне.
Стр. 505. ... Каких я не много встречал на земле.— Речь идет о
жене И. Г. Песталоцци Анне, урожденной Шультгес (1739—1815),
сочувствовавшей идеям «патриотов» и оказывавшей постоянную
помощь и поддержку своему мужу во всех его начинаниях.
... Богатый тЪрговый дом в моем родном городе...—
Имеется в виду торговый дом однофамильца жены Песталоцци —
банкира Шультгеса. ссудившего Песталоцци деньгами для
приобретения участка земли близ Цюриха, в Биррфельде (для Нейгофа).
Здесь в 1769—1774 гг. Песталоцци проводил свои
сельскохозяйственные опыты, а в 1774—1780 гг. руководил «Учреждением для бедных».
Получив сведения о том, что сельскохозяйственным начинаниям
Песталоцци в Нейгофе грозит неудача, этот банкир востребовал с него
отпущенную в кредит сумму денег, чем подорвал материальную
основу всего предприятия Песталоцци.
Пастор Ренггер из Гебисторфа — давний друг семьи Песталоцци,
содействовавший ему в приобретении земли в Биррфельде (для
Нейгофа); отец известного швейцарского общественного деятеля,
министра внутренних дел Гельветической республики Альбрехта
Ренггера (1764—1835).
Стр. 506. Эспарцет — посевная культура, вид кормовой и
медоносной травы.
Стр. 507. ... Оказав ему очень большое доверие.— Речь идет
о трактирщике Мерки, которому Песталоцци поручил дела по
закупке земли для Нейгофа. В этой операции Мерки нажился как за
счет крестьян, так и за счет Песталоцци. Он послужил в
дальнейшем прототипом старосты Гуммеля — отрицательного персонажа
романа Песталоцци «Лингард и Гертруда».
... Прислали ко мне двух почтенных моих сограждан...— Один
из этих лиц, посланных банкиром Шультгесом в Нейгоф для
выяснения состояния дел Песталоцци, был друг его юных лет и
школьный товарищ Иоганн Рудольф Шинц (1745—1790).
599

Стр. 509. В 1774 г., когда агрономические начинания Песта/юц-
ци в Нейгофе, продолжавшиеся примерно пять лет, закончились
крахом, он на оставшиеся средства организует здесь «Учреждение
для бедных».
Стр. 510. В своей «Просьбе к друзьям человечества и
покровителям о- милостивой поддержке учреждения, имеющего задачей
дать бедным детям воспитание и работу в сельской местности»
(Л775) Лесталоцци называет имена тех людей, которые оказали на
первых порах помощь его учреждению; Ф. X. Мюллер из Марненса,
Э. Граффенрид из Вильденштейна, Н. А. Эффингер из Вильдегга
(см. т. 1 наст, изд., стр. 131, 684—685). Из ближайших друзей
Лесталоцци особый интерес к его учреждению проявляли цюрихцы
И. К. Лафатер, книгопродавец И. К- Фюссли; базельцы И. Изелин,
Ф. Батье. (См. о них т. 1 наст, изд., стр. 684, 694, 704.)
Стр. 513. Среди приятельниц Анны Лесталоцци, которые
оказывали ей неизменно моральную поддержку в тяжелые для нее
годы, в первую очередь следует назвать Франциску Роману фон Хал-
лвиль; в ее доме жена Лесталоцци неоднократно проводила про-,
должительное время (см. т. 2 наст, изд., стр. 513).
Стр. 514. Речь идет о художнике Генрихе Фюссли (1741—1825),
брате уже упоминавшегося друга Лесталоцци — книгопродавца
И. К. Фюссли. В юности Г. Фюссли был членом «Гельветического
общества у скорняков». Эмигрировав в Англию, приобрел
известность, в частности, как иллюстратор произведений Шекспира.
Стр. 515. «Contes moraux» (фр.) — «Нравоучительные
рассказы». Это произведение французского писателя Ж- Ф. Мармонтеля
пользовалось в свое время довольно большой известностью.
Стр. 517. Георг Яков Деккер (1732—1799)—книгоиздатель в
Берлине, опубликовавший в 1781 г. первую часть романа
Лесталоцци «Лингард и Гертруда».
Стр. 521. ... Мой друг Шмыд ... заключил соглашение с
господином фон Котта.— Об Иосифе Шмиде, сотруднике Ивердонского
института, см. т. 1 наст. изд.г стр. 101—102. В издательстве
И. Ф. Котта (Германия) вышло в 1819—1826 гг. первое Собрание
сочинений И. Г. Лесталоцци в 15 томах.
Я давно уже поддерживал отношения с министром финансов
графом фон Цинцендорфом.— См. т. 1 наст, изд., стр. 310—322,
696—697.
Граф Сигизмунд фон Гогенварт (1730—1820)—воспитатель
сыновей великого герцога Тосканы, впоследствии австрийского
императора Леопольда II. (Австрийские императоры носили
в те времена титул императора Римской империи.) Был
посредником между Лесталоцци и великим герцогом Леопольдом, который
проявлял одно время интерес к его идеям.
Стр. 523. Готлиб Лесталоцци (1798—1863), внук Иоганна
Генриха, жил со своей семьей в имении Нейгоф.
Стр. 524. Речь идет о министре наук и искусств правительства
Гельветической республики, друге и покровителе Лесталоцци
Филиппе Альбрехте Штапфере (1766—1840).
Стр. 526. Enseignement mutuel (фр.) — система взаимного
обучения. Необходимо отметить, что Лесталоцци был ярым
противником этой системы в той форме, как она применялась англичанами
Беллем и Ланкастером и получила широкое признание в Европе
в первой четверти XIX в «Лесталоцци,— пишет Н. К- Крупская
600

в своем труде «Народное образование и демократия».— очень
отрицательно относился к ланкастерским школам и называл их «грязью».
Он хотел для народа совсем других школ, школ, которые давали
бы ребенку всестороннее развитие, подготовляли бы его к жизни,
труду. Он не мог не видеть, что школа, построенная на
механическом зазубривании молитв и первых начатков грамотности, совсем
не та школа, которая нужна народу» (Пед. соч., т. 1, М, Изд-во
АПН РСФСР, 1957, стр. 281).
Стр. 527. Об Иоганне Рудольфе Фишере (1772—1800) см. т. 2
наст, изд., стр. 526 (прим. к стр. 212). О своих взаимоотношениях
с ним Песталоцци пишет в произведении «Как Гертруда учит своих
детей» (т. 2 наст, изд., стр. 212, 225—233, 238—240 и др.).
Стр. 528. ... Правительство предоставило мне совершенно
исключительные преимущества и помощь.— Правительство
Гельветической республики предоставило Песталоцци в феврале 1800 г.
ежегодную субсидию в размере 1600 франков, хотя республика
испытывала в это время большие финансовые затруднения. Кроме того,
Песталоцци и его семья имели возможность бесплатно пользоваться
квартирой в помещении Бургдорфского замка, где был расположен
институт.
Deus ex machina (лат.) —см. прим. к стр- 404 (стр. 596).
Стр. 530. Образование, полученное Песталоцци в 50—60-х гг.
XVIII в. в средней латинской школе г. Цюриха, а затем в
Коллегиуме Каролинуме, имело преимущественно гуманитарный характер
и страдало, как это было обычно для того времени, крайним
отрывом от насущных жизненных задач. Однако заявление Песталоцци
о том, что ему «во всех науках... одинаково недоставало даже
самых первоначальных знаний и навыков», является результатом его
чрезмерной скромности и склонности к самоуничижению, которая
у него особенно развилась в последние годы жизни под влиянием
постигших его неудач.
Стр. 536. Политехническая школа в Париже, о которой с таким
уважением отзывается здесь Песталоцци, основана в 1794 г. с целью
дать молодым людям, готовящимся стать гражданскими и военными
инженерами, общеинженерную подготовку. Эта школа, из которой
вышел целый ряд выдающихся людей Франции, существует и
поныне, продолжая пользоваться высоким признанием как во
Франции, так и за ее пределами. Подробные сведения о ней содержатся
в статье С. А. Фрумова «Очаги французской культуры. К 150-летию
Политехнической школы и Высшей нормальной школы», журн.
«Советская педагогика», 1945, № 11.
Жозеф Неф (1770—1854) — см. т. 2 наст, изд., стр. 535 (прим.
к стр. 383).
Стр. 543. Rari nantes in gurgite vasio (лат.) — редкие пловцы
в широком потоке.
Стр. 561. Aude sapere, incipe! (лат.) — Осмелься познать,
приступай!

БИБЛИОГРАФИЯ *
I. ПРОИЗВЕДЕНИЯ И. Г. ПЕСТАЛОЦЦИ
1. СОБРАНИЯ СОЧИНЕНИЙ (НА НЕМЕЦКОМ ЯЗЫКЕ)
Pestalozzi's sämtliche Schriften in der J. G. Cottaschen
Buchhandlung, B. 1—15, Stuttgart und Tübingen, 1819—1826.
[Первое прижизненное Собрание сочинений И. Г. Песталоцци.]
Pestalozzis sämtliche Werke, gesichtet, vervollständigt und
mit erläuternden Einleitungen versehen von L. W. Seyffarth, B. I—
XVIII, Brandenburg, a. H. Druck und Verlag von A. Müller, 1869—
1873.
Pestalozzi's sämtliche Werke, unter Mitwirkung von
Dr. H. Morf und Dr. O. Hunziker, herausgegeben von L. W. Seyffarth,
B. XIX—XX, Liegnitz, Druck und Verlag von C. Seyffarth, 1895. [Эти
тома вышли как дополнительные к предыдущему изданию и
содержат переписку И. Г. Песталоцци с его невестой Анной Шультгес]
1 Библиографический указатель содержит как важнейшие
сочинения самого И. Г. Песталоцци, так и литературу о нем. Он
является очень кратким. Среди огромной, трудно обозримой песталоццие-
ведческой литературы на многих европейских языках нами отобрано
лишь небольшое число самых основных работ. Главное внимание
при этом уделено литературе о Песталоцци на русском языке,
вышедшей в советский период. При отборе работ на немецком и
других иностранных языках мы ориентировались на те издания,
которые представлены в книгохранилищах Москвы и Ленинграда: в
Государственной библиотеке СССР имени В. И. Ленина, в
Государственной библиотеке по народному образованию Академии
педагогических наук РСФСР имени К- Д. Ушинского, Ленинградской
публичной библиотеке имени М. Е. Салтыкова-Щедрина, в
Фундаментальной библиотеке отделения общественных наук АН СССР.
В разделе 1 вначале в хронологическом порядке даются наиболее
распространенные произведения Песталоцци, опубликованные на
немецком языке — на языке оригинала; исключение составляют
произведения, вышедшие в Германской Демократической
Республике, которые мы помещаем в рубрике «Издания СССР и других
социалистических стран». В разделе II литература о Песталоцци
дается в алфавитном порядке, причем вначале идут работы,
вышедшие в СССР и других социалистических странах. Замечания и
уточнения составителя к источникам даются в квадратных скобках.
При подготовке указателя использованы библиографические
издания, данные на стр. 615.
Указатель составлен В. А. Ротенберг.
602

Pestalozzi's sämtliche Werke, herausgegeben von L. W. Seyf-
farth, [2. Auflage], B. I—XII, Liegnitz, Druck und Verlage von C. Seyf-
farth, 1899—1902.
Pestalozzi. Sämtliche Werke, herausgegeben von A. Buchenau,
E. Spranger, H. Stettbacher, B. 1—16, 18—20, Berlin—Leipzig, Verlag
Walter de Gruyter u. C°, 1927—1965. [C 1958 г. выходит в
Швейцарии, в Цюрихе (Orell—Füssli Verlag), под ред. проф. Э. Деюнга.
Предусмотрен выпуск 24 томов. Издается в связи со 100-летием со
дня смерти Песталоцци.]
2. ИЗБРАННЫЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ
На немецком языке
J. Н. Pestalozzis Ausgewählte Werke. Eine Sammlung der
bedeutendsten pädagogischen Schriften älterer und neuerer Zeit,
herausgegeben von F. Mann, B. I—IV, Langensalza, Verlag H. Beyer.
1869—1871; 5. Auflage, 1926.
Издания СССР
и других социалистических стран1
Песталоцци И., Избранные педагогические сочинения, под
ред. проф. А. П. Пинкевича, т. 1, М., Учпедгиз, 1936.
Песталоцци И. Г., Статьи и отрывки из педагогических
сочинений, под ред. Н. А. Желвакова, М., Учпедгиз, 1939.
Песталоцци И. Г., Избранные педагогические произведения
в трех томах, под ред. М. Ф. Шабаевой, подг. текста, вводная
статья и прим.—В. А. Ротенберг, т. 1—2, М., Изд. АПН РСФСР,
1961—1963; т. 3, М., «Просвещение», 1965.
Песталоцци Вибраш твори, за ред. проф. М. I. Горд1ев-
ського, проф. А. Г. Готалова-Пшпба та В. О. Чудновцева, Одеса,
Наукове при Украшсыий Академп наук товарист.во, 1928.
[На укр. яз.]
*
Pestalozzi. Välogatott Müvei. Összeällitotta, a bevezetest es
a jegyzeteket irta Zibolen Endre, B. I—II, Budapest, Tankönyvkiado,
1959 [ВНР.]
Pestalozzi J. H., Ausgewählte Werke, eingeleitet und
erläutert von O. Boldemann, B, I—III, Berlin, Volk und Wissen Verlag,
1 Вначале даются издания СССР, затем — других
социалистических стран в порядке алфавита названий этих стран, которые
здесь и далее в конце библиографического описания помечены
сокращенно в квадратных скобках: ВНР — Венгерская Народная
Республика, ГДР—Германская Демократическая Республика, ПНР —
Польская Народная Республика, PHP — Румынская Народная
Республика, ЧССР — Чехословацкая Социалистическая Республика.
603

1962—1964. [Выходит в ГДР, предусмотрен выход заключительного,
четвертого тома.]
Pestalozzi, Texte pedagogice alese. Studiul introductiv, tra-
ducere, note si comentarii de Iosif Antohi; Editura didactica si pedago-
gica, Bucuresti, 1965. [PHP].
' О v
Pestalozzi J. J., Vybor z Pedagogickych Spisu, vybral a pre-
lozil Ph. Dr. V. Bräuner, Praha, Stätni Pedagogicke nakladatelstvi,
1956. [ЧССР —на чешек, яз.]
Vyber z Pedagogickeho Diela J. H. Pestalozziho, Rediguje
Dr. L'udovit Bakos, Bratislava, Slovenske pedagogicke nakladatel'-
stvo, 1958. [ЧССР — на словац. яз.]
Дореволюционные русские издания
Избранные педагогические сочинения Г. Песталоцци, пер.
с нем. В. В. Смирнова, т. I—III, М., изд. К- И. Тихомирова, 1893—
1896; изд. 2, 1899—1909; изд. 3, 1909—1912. [В изд. 3 вышли т. I—П.]
На английском языке
Pestalozzis Educational Writings, ed. by J. A. Green and
F. A. Collie, London, 1912.
[Selected works of] Pestalozzi [compiled by] L. F. Anderson,
New York and London, 1931.
3. ИЗДАНИЯ ПИСЕМ
На немецком языке
Pestalozzi und Anna Schulthess. Briefe aus der Zeit ihrer
Verlobung, herausgegeben von Dr. H. Morf und L. W. Seyffarth, Bd. 1—2,
Liegnitz, 1895. [Эта переписка составляет также содержание
т. XIX—XX первого издания Собрания сочинений И. Г. Песталоцци,
изданного Л. В. Зейффартом, и т. II—III его второго издания (см.
стр. 602—603 наст, тома).]
Ре s t а 1 о z z i Н., Mutter und Kind. [Eine Abhandlung in
Briefen.] Über die Erziehung kleiner Kinder, herausgegeben von H.
Lohner und W. Schohaus, Zürich und Leipzig, 1924.
Pestalozzi J. H., Sämtliche Briefe, herausgegeben vom Pe-
stalozzianum und von der Zentralbibliothek in Zürich, B. 1—6, Zürich,
Orell—Füssli Verlag, 1946—1965. [Издание продолжается, намечено
к выпуску десять томов.]
Walter Н., Heinrich Pestalozzi. Nach unveröffentlichen
Briefen an Eltern und Lehrer, Ratingen bei Dusseldorf, A. Henn Verlag,
1956.
На русском языке
Песталоцци И. Г., Два письма к Цшокке (1802). Журн.
«Радуга» (Ревель), 1832 кн. 9, стр. 666—668. [Письма, относящиеся
к бургдорфскому периоду, с библиографическими замечаниями
Цшокке.]
604

Выдержки из писем И. Г. Песталоцци 1767 г. к его невесте Анне
Шультгес. В кн.? А. П. П и н к е в и ч, И. Г. Песталоцци. М., Журн.-
газ. объединение, 1933, стр. 26—31.
4. ОТДЕЛЬНЫЕ ИЗДАНИЯ УЧЕБНЫХ КНИГ
На немецком языке
Anweisung zum Buchstabieren- und Lesenlehren von
Pestalozzi, Bern, in der National Buchdruckerey, 1801.
Buch der Mütter, oder Anleitung für Mütter ihre Kinder bemerken
und reden zu lehren, 1. Heft, Zürich und Bern, in Kommission bey
H. Gessner Buchhändler, Tübingen, in der J. G. Cottaschen
Buchhandlung, 1803. [4. 2 не была издана. Произведение написано И. Г.
Песталоцци в сотрудничестве с Г. Крюзи.]
[Песталоцци], ABC der Anschauung, oder Anschauungslehre
der Massverhältnisse, Hefte 1—2, Zürich und Bern, in Kommission
bei H. Gessner, Tübingen, in der J. G. Cottaschen Buchhandlung, 1803.
[Песталоцц и], Anschauungslehre der Zahlenverhältnisse,
Hefte 1—3, Zürich, in Kommission bei H. Gessner Buchhändler, und
Tübingen, in der J. G. Cottaschen Buchhandlung, 1803—1804.
На русском языке
[Песталоцци И. Г.], Книга для матерей, или Способ учить
дитя наблюдать и говорить, ч. I, СПб., 1806. [Автор на титуле не
обозначен.]
[Песталоцци И. Г.], Азбука очевидности, или Очевидное
учение о содержании мер, кн. 1, СПб., изд. Императорской Академии
наук, 1806. Кн. 2, 1807. [Автор на титулах не обозначен.]
Песталоцциевы для начального учения книги. Очевидного
учения о содержании чисел, кн. 1—3, СПб., изд. Императорской
Академии наук, 1806.
II. ЛИТЕРАТУРА О ПЕСТАЛОЦЦИ »
1. ЖИЗНЬ И ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ПЕСТАЛОЦЦИ2
Издания СССР
и других социалистических стран
Зильберфарб И. И., Песталоцци и революция (К 200-летию
со дня рождения). «Советская педагогика», 1946, № 1-2, стр. 28—47.
П и н к е в и ч А. П., И. Г. Песталоцци, М., Журн.-газ.
объединение, 1933, 126 стр.
1 В данный раздел не включены вводные статьи к Собраниям
сочинений и Избранным произведениям, указанным в разделе I.
2 В этом подразделе даны работы, в которых преимущественно
освещается жизнь и деятельность педагога-демократа, хотя в той
или иной степени содержится также и характеристика его учения.
Работы, в которых специально рассматривается его мировоззрение
и педагогическая теория, даны в следующем подразделе.
605

П н н к е в и ч А. П., Генрих Песталоцци, его жизнь и учение.
В кн.: А. П. Ппнк евич и Е. Н. Медынский, Иоганн Генрих
Песталоцци. Его жизнь, учение и влияние на русскую педагогику
(К 100-летию со дня смерти), М., изд. «Работник просвещения»,
1927, стр. 7—85.
Р о т е н б е р г В. А., Педагогическая деятельность Г.
Песталоцци. К 125-летию со дня смерти). «Советская педагогика»,
1952, № 3, стр. 50—66.
Г о т а л о в - Г о т л i б А. Г., Життьовий шлях TaUHpixa Песта-
лоцщ. Журн. «Шлях освгти», 1927, № 1, стр. 9—57. [На укр. яз.]
31льберфарб И., Песталоцщ и французька револющя, вид.
«Радянська школа», Харьюв, 1932, 112 стр. [На укр. яз.]
*
Deiters И., Johann Heinrich Pestalozzi (1746—1827),
Leipzig—Jena, Urania Verlag, 1954, 31 S. [ГДР.]
Günther К. H., Johann Heinrich Pestalozzi (Ein Bild seines
Lebens, zugleich als Einführung in die selbständige Quellenlektüre).
In «Zeitschrift für Jugendhilfe und Heimerziehung», Jg. 2, 1956,
N \.[ГДР]
Sen A., Visul lui Pestalozzi. Bucuresti, ed. tineretului, 1959,
407 p. [PHP.]
Дореволюционные русские издания
Абрамов Я- В. Песталоцци. Его жизнь и педагогическая
деятельность. Биографический очерк, СПб., изд. Ф. Павленкова,
1893, 66 стр.
Бонч-Бруевич (Величкина) В. М., Друг детей.
Рассказ о замечательном швейцарском учителе Генрихе Песталоцци,
М., изд. И. Д. Сытина, 1899, 40 стр.; изд. 7, М., 1922, 48 стр.
[Зейффарт Л.], Жизнь и воззрения Песталоцци. (Извлечено
из полного Собрания его сочинений), пер. с нем. О. Поповой, СПб.,
изд. журн. «Школьная жизнь», 1874, 74 стр. [Перевод вводной статьи
к изд. 1 Собрания сочинений Песталоцци, вышедшему в 1869—
1873 г. в Бранденбурге, см. стр. 602 наст, тома.]
Михайлов Н., Очерк жизни и деятельности Иоганна Генриха
Песталоцци. Сост. по Морфу, Зейффарту и др., М., изд. журн.
«Грамотей», 1874, 111 стр.
К. М. [Модзалевский К- М.], Песталоцци и его
деятельность. «Педагогический сборник», 1874, № 9, стр. 894—922; № 12,
стр. 1227—1247; 1875, № 1, стр. 53—73; № 2, стр. 177—208; № 4,
стр. 398—423; № 5, стр. 497—530; № 8, стр. 819—839.
Н а т о р п П., Песталоцци. Его жизнь и идеи, пер. с нем.
М. А. Энгельгардта, СПб., изд. «Школа и жизнь», 1912, 104 стр.;
изд. 2, Пг., 1920, 168 стр.
Pay мер К., Песталоцци. В его кн.: История воспитания и
учения от возрождения классицизма до наших дней, пер. с 3-го нем.
изд. под ред. Н. X. Весселя, ч. 2, СПб., 1878, стр. 493—636. [Работа
основана на богатом фактическом материале и частью на личных
впечатлениях автора от пребывания в Йвердонском .институте/]
606

На немецком языке
Heu bäum А., Johann Heinrich Pestalozzi, Berlin, Verlag von
Reuther und Reichard, 1910, 368 S.; 2. Auflage, 1920, 359 S.
Hunziker O., Pestalozzi—französischer Bürger. In
«Pestalozziblätter», 1901, N 1.
Hunziker O., Vorträge, Reden und Aufsätze. Zur hundersten
Wiederkehr von Pestalozzis Todestag, gesammelt und mit einer
Einführung versehen von Rudolf Hunziker, Zürich, 1927, 187 S. [В
сборник вошла статья «Pestalozzi auf dem Neuhofe» и семь других работ
о нем известного швейцарского исследователя творчества Песта-
лоцци, одного из основателей Песталоццианума, Отто Гунцикера.]
Lavater-Sloman М., Pestalozzi. Die Geschichte seines
Lebens, Zürich und Stuttgart, 1954, 423 S.
Morf H., Zur Biographie H. Pestalozzi^. Ein Beitrag zur
Geschichte der Volkserziehung, Teile 1—4, Winterthur, 1868—1889.
Morf H., Einige Blätter aus Pestallozzi's Lebens und
Leidensgeschichte, Langensalza, 1887, 136 S. [В книге содержатся статьи
«Pestalozzi in Spanien» и «Eine Dienstmagd».]
Rufer A., Pestalozzi. Die Französiche Revolution und die
Helvetia Bern, 1928, 267 S.
Schönebaum H., Der junge Pestalozzi, Leipzig, 1927, 234 S.;
Kampf und Klärung, Erfurt, 1931, 248 S.; Kennen, Können, Wollen,
Berlin—Leipzig, 1937, 533 S.; Ernte und Ausklang, Langensalza, 1942,
554 S. [Каждый из четырех томов этой обширной монографии о
Песталоцци посвящен определенному этапу его жизни и
деятельности. Работа написана на основе использования архивных фондов
Песталоццианума и других ранее неопубликованных материалов.]
Schönebaum Н., Johann Heinrich Pestalozzi. Wesen und
Werk. Berlin, Verlag Dr. Otto Eckstein, 1954, 200 S. [Отзыв об этой
книге см.: Dr. G. Ulbricht, Einige kritische Bemerkungen zu
«J. H. Pestalozzi. Wesen und Werk». «Pädagogik», 1956, N 1,
S. 68—75.]
Silber K., Pestalozzi. Der Mensch und sein Werk, Heidelberg,
1957, 255 S.
Stettbacher H., Pestalozzi Johann Heinrich. In «Lexikon
der Pädagogik in 3 Bänden», B. 3; Bern, Verlag A. Francke, 1952,
S. 342—356.
Zander A., Leben und Erziehung in Pestalozzis Institut zu
Herten. Nach Briefen,. Tagebüchern und Berichten von Schülern, Len-
rern und Besuchern, Aarau, Verlag H. R. Sauerländer, 1931, 213 S.
Walter H., Pestalozzi im Alter. Krisen, Katastrophen und
Vollendung, Ratingen bei Dusseldorf, A. Henn Verlag, 1958, 194 S.
На английском, итальянском и французском
языках
Green J. A., Life and Work of Pestalozzi, London, 1913,
393 p. [Am.]
Banf i A., Pestalozzi, «La Nuova Italia Editrice», Firenze, 1961,
573 p. [Итал.]
G u i 11 a u m e J., Pestalozzi. Etude biographique, Paris, Librai-
rie Hachette, 1890, 453 p. [Франц.]
607

G u i 11 a u m e J., Pestalozzi—citoyen francais. В кн.: Etudes
revolutionnaires, 2-me serie, Paris, 1909, p. 425—538. \Франц. В этой
статье историк буржуазной французской революции Гийом пытается
на основе документальных данных осветить революционные
устремления Песталоцци и его деятельность в период французской
и швейцарской буржуазных революций конца XVIII в.]
Mal che A., Vie de Pestalozzi, Lausanne, Librairie Payot, 1946,
264 р. [Франц]
Pompee P., gtudes sur ja vje e{ jes travaux pedagogiques de
J. H. Pestalozzi, Paris, 1878, 408 p.; 2-me edit., 1890. [Фраиц. Работа
состоит из двух частей: биографии Песталоцци и изложения его
учения. Первая из них была удостоена в 1847 г. премии Академии
моральных наук в Париже.]
ВОСПОМИНАНИЯ СОВРЕМЕННИКОВ ПЕСТАЛОЦЦИ
На русском языке
О б о д о в с к и й А. Г., Воспоминания о Песталоцци. Речь на
публичном акте в Главном педагогическом институте 20 января
1845 г., СПб., 1845, 17 стр. [А. Г. Ободовский — один из четырех
студентов, посланных в 1816 г. по окончании Педагогического
института в Петербурге в командировку за границу для изучения
постановки там начального образования. Возвращаясь в 1818 г. в
Россию, они провели некоторое время в Ивердонском институте.]
С в е н с к е К-, Воспоминания о Матвее Максимовиче Тимаеве.
«Журнал для воспитания», 1859, т. V, стр. 18—37. [В статье
рассказывается о командировке четырех студентов в 1816—1818 г. за
границу, в частности об их пребывании у Песталоцци.]
Ш а б а е в а М. Ф., К истории русской
прогрессивно-демократической педагогики. «Известия Академии педагогических наук»,
№ 33, М., 1951, стр. 28—32. [Приводятся выдержки из писем и
дневников периода 1811—1814 гг. будущего декабриста Н. Тургенева,
где речь идет о его встречах с И. Г. Песталоцци, а также оценка
Ивердонского института А. Г. Ободовским и его товарищами.]
На немецком языке
Begegnungen mit Pestalozzi. Ausgewählte zeitgenössische
Berichte, herausgegeben von W. Klinke, Basel, Verlag Benno Schwabe,
1945, 118 S. [Сборник содержит воспоминания о Песталоцци И. Ни-
дерера, Г. А. Грунера, И. Г. Торлица, фон В. X. Тюрка, Ф. Э. Фел-
ленберга и др.]
Pestalozzi im Lichte zweier Zeitgenossen: Henning und Niederer,
Zürich, Racher Verlag, 1944, 128 S.
Pestalozzi im Urteil zweier Mitarbeiter: Krüsi und Niederer
1839—1840, Zürich, Morgarten Verlag, 1961, 143 S.
На французском языке
G u i m p s R., de, Histoire de Pestalozzi, de sa pensee et de son
oeuvre, Lausanne, 1874, 548 p.; 2-rme edit., 1886. [Книга написана
бывшим учеником Ивердонского института Роже де Гаймпом, мать
608

которого перевела в 1783 г. роман Песталоцци «Лингард и
Гертруда» на франц. язык.]
V и 11 i е m i n L., Souvenirs racontes a ses petits enfants,
Lausanne, 1*871, 306 p. [В воспоминаниях, которыми историк Вюльемэн
делится со своими внуками, он уделяет значительное место тому
периоду своей жизни, который он провел в качестве воспитанника в
Ивердонском институте.]
2. МИРОВОЗЗРЕНИЕ ПЕСТАЛОЦЦИ. ЕГО ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ТЕОРИЯ
Издания СССР
и других социалистических стран
Крупская Н. К-, Песталоцци. В ее кн.: Народное
образование и демократия. (Лед. соч., т. 1, М., Изд. АПН РСФСР, 1957,
стр. 265—281. [Высокая оценка работы «Народное образование и
демократия», в частности и той ее части, где рассматривается
история взглядов педагогов-демократов, дана В. И. Лениным в письме
А. М. Горькому 1916 г. (Соч., изд. 5, т. 49, стр. 182).]
Крупская Н. К-, К главе о Песталоцци. Пед. соч., т. 4, М.,
Изд. АПН РСФСР. 1959, стр. 165—168.
Аркин Е., Иоганн Генрих Песталоцци (К 100-летию со дня
смерти его). «Просвещение на транспорте», 1927, № 3, стр. 3—7.
Белоусов С. Н., Песталоцци и его дидактическое учение.
«Начальная школа», 1937, № 2, стр. 15—25.
Г а н е л и н Ш. И., Песталоцци в свете современной педагогики.
«Вопросы педагогики», вып. III—IV, Л., 1928, стр. 116—126. [Гос.
ин-т научной педагогики.]
Гордон Г. О., Иоганн Генрих Песталоцци. «Народный
учитель», 1927, № 2, стр. 16—31.
Константинов Н., Выдающийся педагог-демократ
(КЛЗО-летию со дня смерти И. Г. Песталоцци). «Народное
образование», 1957, № 3, стр. 103—105.
Константинов Н. А., Педагогическая деятельность и
педагогическая теория Иоганна Генриха Песталоцци. В кн.:
Н. А. Константинов и В. 3. Смирнов, История педагогики,
Учебник для педагогических училищ, изд. 3, М., изд. «Просвещение»,
1965, стр. 36—44.-
Марголина С, Генрих Песталоцци (К 100-летию со дня
его смерти). «На путях к новой школе», 1927, № 2, стр. 49—57.
Марголина С, Генрих Песталоцци (К 100-летию со дня его
смерти). «Народное просвещение», 1927, № 2, стр. 121—124.
Медынский Е. Н., 100 лет со дня смерти Песталоцци
(1827—1927). «Вестник просвещения», 1927, № 2, стр. 5—7.
Р о т е н б е р г В. А., Проблема физического воспитания в
педагогике Песталоцци. «Теория и практика физической культуры», 1947,
вып. 1, стр. 26—39.
Р о т е н б е р г В. А., Педагогическая деятельность и теория
Песталоцци. В кн.: История педагогики. Учебное пособие для
дошкольных педагогических училищ, под ред. М. Ф. Шабаевой,
изд. 3, М., Учпедгиз, 1961, стр. 35—47.
39 И. Г. Песталоцци, т. 3 609

Р о т е н б е р г В. А., Н. К. Крупская о наследии
педагога-демократа И. Г. Песталоцци. «Советская педагогика», 1964, № 3,
стр. 113—121.
С в а д к о в с к и й И. Ф., Чем ценен для нас Песталоцци.
«Учительская газета», 1941, 25 мая.
С т р у м и н с к и й В., Трагедия титана европейской педагогики
(К 100-летию со дня смерти И. Г. Песталоцци— 17.11 1827 г.). В его
кн.: В поисках марксистской методологии в педагогике, М., изд.
«Работник просвещения», 1930, стр. 35—68.
С ы р к и н а О. Е., Песталоцци и современная дидактика.
«Вопросы педагогики», вып. III—IV, Л., 1928, стр. 127—135. [Гос. ин-т
научной педагогики.]
Ч у в а ш е в И. В., Генрих Песталоцци о воспитании и обучении
детей (К 110-летию со дня смерти). «Дошкольное воспитание», 1937,
№ 7, стр. 4—25.
Ч у г у е в Т. К., Песталоцци и вопросы воспитания. «Советская
педагогика», 1938, № 7 ,стр. 145—149.
Ш а б а е в а М. Ф., Педагогическая теория Иоганна Генриха
Песталоцци. В кн.: Н. А. Константинов, Е. Н. Медынский
и М. Ф. Ш а б а е в а, История педагогики. Учебник для педвузов,
изд. 2, М., Учпедгиз, 1959, стр. 88—103.
Ш а х в е р д о в Г. Г., К вопросу о социальной природе
Песталоцци. «Вопросы педагогики», вып. V—VI, Л., 1929, стр. 184—203.
[Гос. ин-т научной педагогики.]
Г о р д i е в с ь к и й М. I., Сощяльно-педагогичш ще? Песталоцщ
в осв1тленш його философа'. «Записки Одеського шстатуту
народным ocbi'th», т. 1, 1927, стр. 242—261. [На укр. яз.]
М ä м о н т о в Я-, Г. Песталоцщ й сучасшсть. «Шлях освгти», 1927,
№ 1, стр. 1—9. [На укр. яз.]
Старинкевич Е., Дидактика Г. Песталоцщ (Спроба
систематично! характеристики). «Шлях освгти», 1927, № 1, стр. 74—92.
[На укр. яз.]
*
Alt R., Utopie und Wirklichkeit im Werke Pestalozzi.
«Pädagogik», 1946, N 3. [ГДР.]
Wothge R., Johann Heinrich Pestalozzis pädagogisches Werk.
In «Geschichte der Erziehung», Berlin, Volk und Wissen Verlag, 1957,
S. 181—188. [ГДР.]
С s a j k о w s k i K-, Jan Henryk Pestalozzi. «Dom Dziecka», 1957,
nr 1, s. il—ilil. [ПНР.]
Дореволюционные русские издания
Б у н а к о в Н. Ф., [Наглядное обучение по системе Песталоцци
и его последователей']. В его кн.: Родной язык как предмет
обучения в народной школе с трехгодичным курсом, СПб., изд. журн.
«Семья и школа», 1872, стр. 9—17; изд. 18, СПб., изд. М. М. Гут-
заца, 1914, стр. 15—26. [Лекции, читанные на педагогических курсах
Московской политехнической выставки в 1872 г.]
Вессель Н., И. Г. Песталоцци. В его кн.: Руководство к
преподаванию общеобразовательных предметов, т. 1, СПб., 1873,
стр. 206—222.
610

Водовозов а Е. Ы., Песталоцци: его деятельность,
произведения и принципы воспитания. В ее кн.: Умственное и
нравственное воспитание детей от первого проявления сознания до
школьного возраста. Книга для воспитателей, изд. 7, СПб., 1913,
стр. 49—(31.
Ге Ф., Песталоцци. В его кн.: История образования и
воспитания, пер. с франц. П. Д. Первова, М., изд. К. И. Тихомирова,
1912, стр. 252—303.
Ивановский В. Н., Иоганн Генрих Песталоцци. Великий
народный филантроп, педагог. В кн.: Очерки по истории
педагогических учений, под общей ред. проф. А. П. Нечаева, М., изд.
«Польза», 1911, стр. 130—145.
Каптер ев П. Ф., Генрих Песталоцци. В его кн.:
Дидактические очерки. Теория образования, изд. 2, Пг., 1915, гл. III, стр. 26—
38; гл. XX, стр. 290—294.
Компейре Г., Песталоцци и элементарное воспитание, пер.
с франц. С. М. Виноградовой, СПб., изд. М. И. Пейкер, 1904, 132 стр.
Л е с г а ф т П. Ф., Руководство к физическому образованию
детей школьного возраста, изд. 3, ч. 1, СПб., 1912, стр. 169—174.
Монро П., История педагогики, пер. с англ. под ред.
Н. Д. Виноградова, М., изд. «Мир», 1911; изд. 4, Пг., ГИЗ, 1923
[См. в ней ч. II, гл. VI, стр. 207—229.]
Рубинштейн М. М., Идеи народно-трудовой педагогики
Песталоцци. В его кн.: История педагогических идей в ее основных
чертах, М., 1916, стр. 193—207; изд. 2, Иркутск, 1922, стр. 223—238.
Соколов П., Педагогия социальных интересов. Генрих
Песталоцци. В его кн.: История педагогических систем, СПб., изд.
0. В. Богданова, 1913, стр. 393—445.
Толстой Л. Н., О методах обучения грамоте (1862). Пед.
соч., М., Изд. АПН РСФСР, 1948, стр. 76—93.
Уши некий К- Д-, Педагогическая поездка по Швейцарии
(1862—1863). Письма 1, 4, 5. Собр. соч., т. 3, М.—Л., Изд. АПН
РСФСР, 1948, стр. 88, 91, 95—97, 168, 187; Отчет командированного
за границу (1867). Там же, стр. 491, 542.
Изъяснение методов Генриха Песталоцция, выписанное из
сочинения Даниила Александра Ш а в а н а, члена Большого Совета
кантона Во, напечатанное в Париже в 1805 г. Переведено [с франц.]
на российский яз. в 1806 г. в Санкт-Петербурге при Императорской
Академии наук, 207 стр.
На немецком языке
Klee Е., Die Familienerziehung bei Pestalozzi. Eine
Handreichung für unsere Zeit, Zürich, Tobler, 1955, 231 S.
N a t о r p P., Der Idealismus Pestalozzis (Eine Neuuntersuchung
der philosophischen Grundlagen seiner Erziehungslehre), Leipzig,
Verlag von Felix Meiner, 1919, 174 S. [Интерпретируя
гносеологические взгляды Песталоцци в духе неокантианства, Наторп
полемизирует по этому вопросу с А. Хойбаумом и Т. Вигетом, которые
справедливо возражали против такого истолкования мировоззрения
Песталоцци.]
Natorp Р., Gesammelte Abhandlungen zur Sozialpädagogik,
1. Abteilung, Historisches, Stuttgart, Fr. Frommanns Verlag, 1907,
39*
611

S. 57—201; 271—343; 2. Auflage, 1922, 1. Heft, S. 91—236; 2. Heft,
S. 73—146. [В сборник вошли пять ранее написанных работ о Пе-
сталоцци, среди них: «Pestalozzis Ideen über Arbeiterbildung und
soziale Frage», «Pestalozzis Prinzip der Anschauung».]
Seidel R., Der unbekannte Pestalozzi. Der Sozialpolitiker und
Sozialpädagoge, Zürich, 1909, 29 S.
W i g e t Т., Grundlinien der Erziehungslehre Pestalozzis, Leipzig,
1914, 207 S.
На французском языке
F e r r i ё r e A., Le grand coeur maternel de Pestalozzi, suivi
d'extraits de lettres inedites en francais de H. Pestalozzi aux jeunes
meres, Paris, 1927, 79 p.
J u 11 i e n M. A., Expose de la methode d'education de
Pestalozzi teile quelle a ete suivi et pratiquee sous sa direction pendant dix
annees ;de 1806 ä 1816) dans l'Institut d'Yverdun, en Suisse. Seconde
edition, Paris, chez L. Hachette, 1842, 568 р. [Книга написана
современником Песталоцци, сыновья которого учились в Ивердонском
институте. Характеристика «метода», данная в ней на основе
изучения большого фактического материала, представляет несомненный
интерес]
Pinloche А., Pestalozzi et l'education moderne, Paris, 1902,
210 p.
3. ТРУД В ПЕДАГОГИЧЕСКОЙ ТЕОРИИ И ПРАКТИКЕ ПЕСТАЛОЦЦИ1
Советские издания
Казанский Н. Г., Иоганн Генрих Песталоцци — первый
строитель трудовой школы. Журн. «Наш труд», Ярославль, 1927,
№2, стр. 8—11.
Левитин С. А., [Песталоцци — апостол трудовой школы.]
В его кн.: Трудовая школа, т. 1, М., изд. Лит.-изд. отд. НКП, 1919,
стр. 51—53.
Познанский Н. Ф., Трудовая педагогика Песталоцци и
современность. В «Ученых записках Саратовского государственного
университета», т. 4, вып. 3, 1925.
Р о т е н б е р г В. А., Проблема трудового воспитания в
педагогической системе Песталоцци. В «Ученых записках Моск. госуд.
1 С начала XIX в., когда Песталоцци приступил к разработке
своего «метода», он рассматривает трудовое воспитание в тесной
связи с физическим и видит в нем органическую часть всего
элементарного образования. Однако мы сочли целесообразным посвятить
взглядам Песталоцци на трудовое воспитание и его осуществлению
в руководимых им учреждениях особый подраздел ввиду того
большого интереса, который представляет этот вопрос для советских
читателей. Здесь мы не повторяем указанные ранее работы
Н. К. Крупской (см. предыд. подраздел «Мировоззрение
Песталоцци ...», стр. 609 наст, тома), в которых подробно
рассмотрен вопрос о соединении обучения с производительным трудом
в связи с мировоззрением Песталоцци.
612

педаг. ин-та им. В. И. Ленина» — «История трудового и
политехнического обучения», М., 1963, стр. 221—287.
Фортунатов А. А., Песталоцци. В его кн.: Теория трудовой
школы в ее историческом развитии, М.— Л., изд. «Мир», 1925,
стр. 218—270.
На немецком языке
Sch or er F., Menschenbildung und Berufsbildung bei
Pestalozzi und Kerschensteiner, 1. Teil, Bern, 1957, S. 14—89.
4. СРАВНИТЕЛЬНЫЙ АНАЛИЗ ТЕОРИИ ПЕСТАЛОЦЦИ
И ДРУГИХ ПЕДАГОГОВ
Советские издания
Крупская Н. К-, Фелленберг. Роберт Оуэн. В ее кн.:
Народное образование и демократия. Пед. соч., т. 1, М., Изд. АПН РСФСР,
1957, стр. 281—288, 291—293. [Сравнение взглядов на соединение
обучения с производительным трудом И. Г. Песталоцци со
взглядами Ф. Э. Фелленберга и Р. Оуэна.]
Медынский Е. Н., Принцип природосообразности
воспитания в истории педагогики. «Советская педагогика», 1956, № б,
стр. 52—67. [Сравнение взглядов на принцип природосообразности
Я. А. Коменского, Ж- Ж- Руссо, И. Канта, И. Г. Песталоцци, Ф. Фре-
беля, А. Дистервега, Г. С. Сковороды, А. Ф. Бестужева.]
Соколов Н. А., Вопрос об отношении между воспитанием
и развитием детей в истории педагогической науки. «Советская
педагогика», 1938, № 11, стр. 98—112. [Сравнительный анализ
взглядов на развитие и воспитание Я. А. Коменского, Ж. Ж- Руссо,
И. Г. Песталоцци, Ф. Фребеля.]
Дореволюционные русские издания
Алексеев В. Г., Плоды воспитательного обучения в духе
Коменского, Песталоцци и Гербарта, Юрьев, 1906, 119 стр.
Б л о н с к и й П., Я. А. Коменский, М., изд. К- И. Тихомирова,
1915, стр. ПО—112. [Сравнение идей Я. А. Коменского и И. Г.
Песталоцци.]
Б у н а к о в Н., Всемирный педагог Песталоцци и русский
педагог Ушинский. «Русский начальный учитель», 1896, № 1, стр. 1—4.
На немецком и английском языках
Deiters Н., Pestalozzis Methode in ihrem Verhältnis zu
derjenigen Diesterwegs. «Pädagogik», 1952, N 12, S. 938—946. [ГДР.]
H а у w a r d F. H., The educational ideas of Pestalozzi and Fröbel,
London, 1905, 152 р. [Анг]
Hoffmeister H., Comenius und Pestalozzi als Begründer
der Volksschule wissenschaftlich dargestellt, Berlin, 1877, 38 S.
H u n z i k e r O., Pestalozzi und Fellenberg, Langensalza,
Beyer, 1879, 80 S.; Pestalozzi und Rousseau, Basel, 1885, 36 S/,
613

Comenius und Pestalozzi. Friedrich Mann's Pädagogisches Magazin,
Heft 15, Langensalza, 1892, 2. Auflage, 1904, 33 S. {Эти же статьи
включены в его сб.: Vorträge, Reden und Aufsätze... Zürich, 1927—
см. стр. 607 наст, тома.]
N a t о г p Р., Herbart, Pestalozzi und die heutigen Aufgaben
der Erziehungslehre, acht Vorträge. В его книге: Gesammelte
Abhandlungen zur Sozialpädagogik, 1. Abteilung, Historisches,
Stuttgart, Fr. Frommans Verlag, 1907, S. 203—343; 2. Aufl., 1922, 2. Heft,
S. 5—146.
5. ИЗУЧЕНИЕ И ПРИМЕНЕНИЕ ПЕДАГОГИЧЕСКОГО НАСЛЕДИЯ
ПЕСТАЛОЦЦИ В РОССИИ
Советские издания
Д р у ж и н и н Н. М , Декабрист И. Д. Якушкин и его
ланкастерская школа. В «Ученых записках Московского городского
педагогического института». Кафедра истории СССР, вып. 1, под ред.
проф. В. И. Лебедева и доц. Е. А. Луцкого, М., 1941, стр. 33—
96. [Характеризуя распространение ланкастерской системы в
России в первой четверти XIX в., автор говорит о некоторых попытках
сочетать ее с «методом» Песталоцци.]
Казакова О. В., Жизнь и педагогическая деятельность
А Г. Ободовского. «Советская педагогика», 1946, № 8-9.
[Приводится материал о пребывании А. Г. Ободовского в Ивердонском
институте и о его последующей деятельности в России как
проводника идей Песталоцци.]
Медынский Е. Н., Генрих Песталоцци и русская педагогика.
В кн.: А. П. Пинкевич и Е. Н. Мед ы иски й, Иоганн Генрих
Песталоцци. Его жизнь, учение и влияние на русскую педагогику
(К 100-летию со дня смерти), М., изд. «Работник просвещения»,
1927, стр. 89—114.
Музиченко О. Ф. 1деТ Песталоцщ на УкраГш й у Poccii.
«Шлях осв1ти», 1927, № 1, стр. 57—73. [На укр. яз.]
Р о т е н б е р г В. А. и Ш а б а е в а М. Ф., Связи Песталоцци
с Россией в первой четверти XIX в. «Советская педагогика», 1960,
№8, стр. 117—131.
На немецком и французском языках
Schönebaum Н., Heinrich Pestalozzi und Russland. В кн.:
М. Müller-Wieland und Н. Schönebaum, Pestalozzis Beziehungen zu
Osterreich und Russland, Zürich, Morgarten Verlag/1962, S. 111—169.
Waldmann F., Pestalozzi und Muralt. Iverdon und St.
Petersburg. Separat Abdruck aus der «St. Petersburger Zeitung», 1896,
58 S. [Ein Beitrag zum 150 Geburstage Pestalozzis den 12 Januar
1896.]
Zdekauer N., Reminiscences de la pension du pasteur Jean
de Muralt de 1825 ä 1831. Par un ancien eleve de cette pension. St.
Petersbourg, 1874, 39 р. [Франц. О пансионе последователя
Песталоцци И. Мюр альта в Петербурге (1811 — 1837).]
G14

6. БИБЛИОГРАФИЯ БИБЛИОГРАФИИ
Указатели и работы,
включающие библиографические сведения
Издания СССР
и других социалистических стран
Аблов Н. Н., Иоганн Генрих Песталоцци (1746—1827). Его
педагогические труды в подлинниках и переводах на русский язык
и литература о нем на русском и иностранных языках.
Библиографический обзор, под ред. проф. А. П. Пинкевича, М., 1936, 103 стр.
[Центральный научно-исследовательский институт педагогики при
Высшем коммунистическом институте просвещения.]
Казанский Н. Г., Сочинения Песталоцци и литература о нем
на русском языке (К 100-летнему юбилею со дня смерти
Песталоцци). «Вопросы педагогики», вып. II, Л., 1927. [Гос. ин-т научной
педагогики.]
М а р г о л и н а С, Зарубежная педагогическая печать о
столетии со дня смерти Песталоцци. «На путях к новой школе», 1927,
№ 5-6, стр. 172—178.
Пискунов А. И., Советская историко-педагогическая
литература (1918—1957). Систематический указатель, под ред. проф.
В. 3. Смирнова, М., Изд. АПН РСФСР, I960. [Лит. о Песталоцци —
стр. 71—74.]
Старинкевич Е., Огляд л1тератури про Песталоцци «Шлях
осв1ти», 1927, № 1, стр. 221—234. [На укр. яз. Краткий указатель
произведений Песталоцци и литературы о нем на украинском,
русском и иностранных языках с отдельными аннотациями.]
*
V
S t г n a d Е., J. J. Pestalozzi v ceske pedagogicke literature.
«Pedagogika», 1958, N 4, str. 479—493. [ЧССР —на чешек, яз.]
На немецком языке
Dejung Е., Die Kritischen Gesamtausgaben von Pestalozzis
Werken und Briefen. Sonderabdruck aus «Schweizerische Zeitschrift
für Geschichte», B. 5, Heft 1, 1955, S. 82—88.
Israel A., Pestalozzi-Bibliographie. Die Schriften und Briefe
Pestalozzis nach der Zeitfolge. Schriften und Aufsätze über ihn nach
Inhalt und Zeitfolge. Zusammengestellt und mit Inhaltsangaben
versehen, B. 1—3. In «Monumenta Germaniae Paedagogica», B. XXV,
XXIX, XXXI, Berlin, A. Hofmann, 1903—1904.
Klinke W., Pestalozzi-Bibliographie. Schriften und Aufsätze
von und über Pestalozzi nach Inhalt und Zeitfolge verzeichnet, Berlin,
1923, 56 S. [См. также: «Zeitschrift für Geschichte der Erziehung und
des Unterrichts», '11 — 13. Jahrgang, 1921 — 1923, Berlin, S. 21—72].
615

Специальные периодические издания,
посвященные сообщениям об исследованиях
педагогического наследия И. Г. П е с т а л о цци
(на немецком языке)
«Pestalozzische Blatter für Menschen und Volksbildung».
Herausgegeben von Johannes Niederer von 1828 vierteljährlich als Beilage zur
«Allgemeinen Monatschrift für Erziehung und Unterricnt». [Издание
выходило в 1828—1829 гг. в Аахене (Германия).]
«Pestalozziblätter». Herausgegeben von der Komission des Pesta-
lozzistübchens in Zürich 1878—1903. [Издавались с 1880 г. под ред.
О. Гунцикера.]
«Pestalozzi-Studien». Monatschrift für Pestalozzi-Forschungen.
Mitteilungen und Betrachtungen. Herausgegeben von L. W. Seyffarth,
Liegnitz. [Выходили в 1896—1903 гг. и продолжались в 1927—
1932 гг. в Берлине как серия «Neue Folge» под тем же названием.]
«Pestalozzianum». Mitteilungen des Instituts zur Forderung des
Schul- und Bildungswesens und der Pestalozzi-Forschung. Beilage
zur «Schweizerischen Lehrerzeitung». [C 1923 г. по наст, время.]
7. ИЛЛЮСТРАТИВНЫЙ МАТЕРИАЛ О ЖИЗНИ И ДЕЯТЕЛЬНОСТИ
ПЕСТАЛОЦЦИ
Johann Heinrich Pestalozzi 1746 bis 1827. Zum Gedächtnis
bearbeitet und zusammengestellt von Robert Alt. Zeichnungen unter
Verwendung zeitgenössischen Darstellungen von Helmut Berger, Berlin—
Leipzig, Volk und Wissen Verlag, 1946, 142 S.; 2. unveränderte
Auflage, 1951. [ГДР.]
Pestalozzi und seine Zeit im Bilde. Zur 100 Wiederkehr seines
Todestages, herausgegeben vom Pestalozzianum und der
Zentralbibliothek in Zürich (Mit Einleitung von H. Stettbacher), Zürich, 1928,
83 S. [На нем. яз.— Швейцария.]
Pestalozzi and his time. A pictorial record, 165 Т., Zürich and
London, 1928. [На англ. яз.— Швейцария и Англия.]
Pestalozzi et son temps. Publie ä l'occasion du centenaire de sa
mort par le Pestalozzianum et la Bibliotheque centrale de Zürich
(Avec introduction par le prof. Dr H. Stettbacher), 149 illustrations
eti noir et 16 en couleurs, Lausanne, Libraire Payot, 1928, [На франц.
яз. — Швейцария.]

ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ 1
Активность. См. Самодеятельность и самостоятельность детей
Арифметика, обучение детей—120, 218, 238—239, 251, 256, 279, 289,
355, 398—399, 404—405, 406, 413, 414, 434, 435, 483. См. также
Число, форма, слово (язык) как элементарные средства познания
и обучения
Вербализм в обучении, его последствия и борьба с ним — 94, 116,
187, 194, 227, 229, 234, 371, 386, 388, 421—422, 425, 438—439, 479—
480, 493
Взаимное обучение детей — 57, 226, 258, 269, 327, 332, 367, 422—423,
473, 525—526, 551
Внешние органы чувств, их развитие и воспитание — 343, 349, 351,
355, 356, 368, 369, 370, 385, 387—388, 410, 413, 436—437, 438—439,
442, 469—470, 550. См. также Чувственные восприятия,
представления и понятия, их взаимосвязь и значение в процессе познания
Внимание — 291
Возрастные особенности детей, учет в обучении и воспитании.
См. Дети, их особенности
Воля— 108, 191, 306, 307, 309, 311, 314
Воспитание, его сущность, цели и задачи — 62, 63—65, 69—70, 71, 76,
78, 83, 88—90, 91, 93, 94, 96—97, 105, 106, 108, 111, 132, 135, 151—
152, 160, 163—164, 165, 166, 186, 189—192, 202—203, 247, 284,
292—293, 296—297, 302—309, 311, 341, 345, 354, 375, 410—411, 418,
462, 525. См. также Гармоническое развитие детей; Нравственное
воспитание детей; Общественное воспитание; Природосообразное
развитие духовных и физических сил ребенка; Семейное воспита-
1 Составила В. А. Хрусталсва.
617

ние; Сословное воспитание; Труд, его связь с обучением; Человек,
его природа и назначение; Элементарное образование, теория, ее
применение («метод» И. Г. Песталоцци); Эстетическое воспитание
Воспитательные учреждения для бедных детей — 54—56, 60, 76—99,
102, 105, 106, ПО, 112, 189—194, 240, 254, 256—262, 265, 266—268,
270, 271, 296-297, 303, 318, 320, 322—323, 366—367, 509—512
Восприятие мира (действительности)—98, 120, 213, 219
Воспитывающее обучение. См. Элементарное образование, теория,
ее применение («метод» И. Г. Песталоцци) — нравственное
Гармоническое развитие детей — 63, 65, 67, 70, 72, 79, 83, 85—86, 94,
96, 98, 118, 120, 130, 185, 189, 191, 203, 219, 221, 222, 257, 178—279,
284—285, 286—287, 291, 292, 293, 297, 298, 305, 308, 309, 311, 325,
326, 341, 342, 343, 349, 357, 368, 375, 409, 410, 441, 443—444, 445—
447, 450—453, 454, 472—473, 482, 485, 487, 550
География — 436—439
Геометрия элементарная — 406
— измерение — 96, 198—200, 202, 404—405, 406, 413, 434, 483, 485
— форма (дуга, линия, угол) —202, 218, 239, 256, 485. См. также
Число, форма, слово (язык) как элементарные средства
познания и обучения
Гимнастика —251, 252, 253, 256, 261, 275, 278, 286, 291, 326, 410. См.
также Образование для индустрии
Грамматика—119, 371—372, 376, 379, 387, 394—395, 397. См. также
Речь, ее развитие; Язык, его роль в развитии логического
мышления
Грамота, обучение детей—119. См. также Звук; Письмо, обучение;
Семейное воспитание — мать, ее роль в воспитании и
первоначальном образовании детей; Чтение, обучение детей
Дети, их особенности
—изучение детей— 192, 194
— одаренные — 204, 266, 271—273, 407.
См. также Индивидуальный подход к детям
Дидактические требования — 213—214
— посильность обучения —97, 213, 222, 223, 251, 253, 254, 291,
326, 350, 359,410—411
— последовательность обучения — 122—123, 212, 213, 222, 223,
226, 238, 251—252, 253, 254, 255, 256, 257, 289, 291, 297—298, 311,
326, 359, 395, 405, 407, 410, 411, 413, 414—415, 418, 419, 431, 437,
455, 486—487, 550
— прочность знаний — 332, 486
618

— систематичность обучения — 220, 251—252
См. также Наблюдение как основа обучения и воспитания;
Наглядность обучения; Природосообразное развитие духовных и
физических сил ребенка
Дисциплина — 190
Дружба и взаимопомощь детей — 58, 185, 292. См. также Взаимное
обучение детей
Дружба взрослых — 68, 69, 79, 269
Естественная история — 399, 433—434
Естественное воспитание. См. Природосообразное развитие
духовных и физических сил ребенка
Задатки и способности, их развитие — 57, 60, 63, 64—65, 67, 76, 77,
78—79, 80, 81, 83—84, 85, 93—94, 96, 97, 98—99, 101—102, 105—
106, 107, 108, ПО, 113—114, 117, 118, 123, 126, 127, 129, 132, 141,
151—152, 160, 162, 171, 185, 186, 188, 189, 191, 194, 195, 196, 197—
198, 201, 202, 204, 205, 206, 207, 208, 211, 213, 215—216, 219, 221,
225, 229, 234, 250, 251—252, 253, 255, 256, 257—258, 259—260, 264,
266, 271, 275, 278, 286, 290, 293, 304—305, 306, 307, 311, 314, 316,
326, 327, 329, 339—341, 342, 343, 344, 345—346, 369—370, 406—407,
408, 409—410, 411, 413, 415, 416, 424—425, 427, 429, 430, 432—433,
435, 444, 446, 450—451, 453, 461, 462, 469, 478, 482, 539
Звук —351, 352, 373, 376, 385, 387, 411. См. также Грамота, обучение
детей
Знания, овладение ими —68—69, 210—211, 225, .226, 325—326, 330 —
331, 332, 350, 359—360, 371, 396, 406, 425, 466—467, 468, 537, 546,
547. См. также Дидактические требования; Наблюдение как
основа обучения и воспитания; Наглядность обучения;
Природосообразное развитие духовных и физических сил ребенка;
Упражнения; Число, форма, слово (язык) как элементарные
средства познания и обучения; Чувственные восприятия,
представления и понятия, их взаимосвязь и значение в процессе
познания; Язык, его роль в развитии логического мышления
Игра, ее воспитательное значение— 190, 252, 286, 298, 291
Измерение. См. Геометрия элементарная
Индивидуальный подход к детям — 55, 60, 76, 304, 358, 361—362,
369—370, 468, 487—488, 538—539
Иностранный язык (древний и новый). См. Язык, его роль в
развитии логического мышления — иностранные языки (древние
и новые)
619

Инстинкт — 289, 293, 348, 356, 366, 368, 392, 441—442
Интерес, его значение в воспитании и обучении — 418, 425, 426, 431,
432, 553, 554. См. также Наблюдение как основа обучения и
воспитания
История — 436, 438—349
Книга «Как Гертруда учит своих детей»— 117
«Книга матерей»— 122, 324—325, 334
Книга «Лингард и Гертруда»— 114—115, 515—518, 519—520, 524, 534
Мастерство. См. Умение и навыки; Труд, его связь с обучением;
Образование для индустрии; Образование общее и
профессиональное
Математика — 239, 298, 405, 406, 434
Мать, ее роль в воспитании ребенка. См. Семейное воспитание —
мать, ее роль в воспитании и первоначальном образовании детей
«Метод» И. Г. Песталоцци. См. Элементарное образование, теория,
ее применение («метод» И. Г. Песталоцци)
— проверка и оценка «метода» И. Г. Песталоцци—137—149,
155—160, 162—163, 168—169, 188, 195—235, 262, 296—297, 298,
299, 565
Музыка —413, 414
Мышление, его развитие — 62—63, 65, 185, 218, 238, 239, 343, 350,
353, 378—379, 388—389, 390, 400, 401, 402—406, 408, 409, 413, 415,
420, 421—422, 426, 427, 429, 430—431, 432, 435, 442—443, 447, 462,
468, 470, 471, 479, 480, 481, 482, 483, 484, 545, 550, 556, 558. См.
также Наблюдение как основа обучения и воспитания;
Наглядность обучения; Природосообразное развитие духовных и
физических сил ребенка; Число, форма, слово (язык) как
элементарные средства познания и обучения; Чувственные восприятия,
представления и понятия, их взаимосвязь и значение в процессе
познания; Элементарное образование, теория, ее применение
(«метод» И. Г. Песталоцци) — умственное; Язык, его роль в
развитии логического мышления
Наблюдение как основа обучения и воспитания — 94, 217, 238, 239,
291, 325, 368—369, 370, 371—372, 373—374, 375, 378—379, 380, 385,
387, 388—389, 394, 399, 400, 401, 402, 403, 404, 405, 407, 408, 409—
410, 413, 418, 419, 420, 421—422, 426, 431, 432, 433, 434—435, 436—
620

437, 447, 453, 461, 468, 469, 471, 479, 480, 481, 483, 484, 485, 537, 544,
545,550, 551, 556,558
Навыки и умения. См. Умения и навыки
Наглядность обучения — 97, 186, 198, 223, 239, 291, 351, 370, 372, 397,
399, 422, 436, 437
Награды и наказания —67, 170, 174, 544, 546, 547, 550, 553
Народная, национальная культура — 80, 203, 314, 320, 323, 326—328,
329, 330, 331—333, 334, 429, 430
Народная школа. См. Школа народная
Народное образование — 73—74, 76—78, 80—82, 104, 105—106, 107—
108, 110—111, 117, 118—120, 125, 128, 131, 152—153, 156—157, 178—
180, 206—207, 227, 248—251, 253, 255, 256, 269—270, 271, 282, 303,
314, 320, 323, 327—328, 332, 334, 560. См. также Школа народная
Наука, научное образование —201—205, 207, 209, 210, 212, 213—217,
220, 298—299, 300, 315, 325—326, 380, 407, 420, 426—427, 428—429,
430, 432—434, 435, 436, 437, 438, 440, 447, 461—462, 463—464, 465—
466, 468, 469, 471—472, 483, 494, 500—502, 539, 547, 553
Нравственное воспитание детей — 55, 61—62, 64, 69, 70, 71, 94, 154,
185, 223—225, 286, 346—349. См. также Взаимное обучение детей;
«Книга матерей»; Семейное воспитание—мать, ее роль в
воспитании и первоначальном образовании детей; Элементарное
образование, теория, ее применение (метод» И. Г. Песталоцци) —
нравственное
Образование для индустрии — 77, 82—83, 84—86, 87, 227, 242—274, 282
Образование общее и профессиональное — 55—56, 71, 72—73, 77—78,
79, 82, 85, 86, 87, 88, 96—97, 105, 151—152, 214, 253, 254, 306, ЗОЭ,
553. См. также Умения и навыки; Элементарное образование,
теория, ее применение («метод» И. Г. Песталоцци)
Общественное воспитание — 55, 185, 375, 503
Опыт ребенка. См. Чувственные восприятия, представления и
понятия, их взаимосвязь и значение в процессе познания
Опытные школы —254, 256—263, 265, 266—269, 271, 274, 301, 327, 334
Память, ее развитие — 325, 436—438
Пение —382, 410, 413, 414
Песталоцци И. Г., автобиографические сведения — 54, 75, 100—102,
107, ПО—И2, 113, 114—1117, 135—138, 141, 184. 232, 235, 236, 237,
239—240, 248, 255—256, 260—261, 265—266, 267, 268, 269, 280, 302,
309, 310—312, 313, 315—316, 320, 321, 328, 334, 337—338, 339, 488—
489, 490—493, 495—532, 533—537, 562—565
40 И. Г. Песталоцци, т. 3
621

— последователи, ученики и современники И. Г. Песталоцци —
54, 61, 100, 117—118, 130, 131, 136, 137—141, 189, 195—196, 232,
237—241, 261—262, 265, 266, 268, 271, 273—274, 300—301, 309—311,
315, 483—484, 510, 521—525, 527, 536—537, .558, 559, 563
Письмо, обучение детей— 119—120, 217—218, 256, 382, 414, 470, 484,
485, 486, 493
Повторение — 397, 439
Познание —68, 314, 326, 350, 353, 367—368, 371—372, 374—375, 396,
402—403, 408, 411, 427, 431—432, 433, 435, 437—438, 439—440,
461, 466, 467—468, 482. См. также Внешние органы чувств, их
развитие и воспитание; Мышление, его развитие; Наблюдение как
основа обучения и воспитания; Наглядность обучения;
Психологические основы обучения; Число, форма, слово (язык) как
элементарные средства познания и обучения; Чувственные восприятия,
представления и понятия, их взаимосвязь и значение в процессе
познания; Элементарное образование, теория, ее применение («метод»
И. Г. Песталоцци); Язык, его роль в развитии логического
мышления
Понятия, их формирование. См. Мышление, его развитие;
Наблюдение как основа обучения и воспитания; Наглядность обучения;
Природосообразное развитие духовных и физических сил ребенка;
Чувственные восприятия, представления и понятия, их
взаимосвязь и значение в процессе познания; Элементарное образование,
теория, ее применение («метод» И. Г. Песталоцци) — умственное;
Язык, его роль в развитии логического мышления
Посильность и последовательность обучения. См. Дидактические
требования — посильность обучения; последовательность обучения
Праздники народные — 283—284, 286
Пример, его воспитательное значение—173, 191, 258, 270, 541—543,
545—546, 551—553
Природоведение — 434—435
Природосообразное развитие духовных и физических сил ребенка —
— 56—57, 60, 62—63, 64, 67, 71, 72—73, 78, 81, 84—85, 88, 94, 96, 97,
100, 110, 117, 118, 127, 128—129, 130, 136, 145, 148, 149, 151—152,
1156—158, 160, '163—164, 166, 169, 185, 186, 187, 198, 202, 203, 205,
206, 207, 211—212, 214, 215, 216—217, 220, 222, 228, 229—230, 255,
286—289, 297, 304—306, 307—309, 311, 325, 329, 330, 332, 337, 339-
342, 344, 345—349, 350, 352, 356, 357, 358, 359, 363, 364—366, 368,
370, 372—373, 374, 378, 386, 388—389, 392, 393, 395, 397, 398—399,
400, 401, 402, 403, 404, 408, 409, 412, 415, 416, 417—418, 420, 427,
428, 432, 434, 436, 439, 440—442, 443, 447—448, 453, 476, 479,
'481, 482, 483, 484, 487, 489, 525, 537, 539—540, 544, 545, 559, 560, 563
— физико-механические законы как основа обучения и воспита-
622

ния — 65, 66, 118, 119, 147, 224, 225, 290, 293, 306—307, 308, 314,
317, 325, 341, 343, 356, 403, 410, 424, 462, 487
Профессиональное образование. См. Образование общее и
профессиональное
Прочность знаний. См. Дидактические требования — прочность
знаний; Знания, овладение ими
Психологические основы обучения—185, 208, 211, 255, 296, 298, 327,
332, 352, 353—354, 360, 370, 376, 377, 389—390, 391, 395, 402, 405,
410, 413/422, 423—424, 425, 426, 428, 429, 435, 439, 447—448, 454,
* 464, 466, 475, 479, 483, 534—535, 561. См. также Природосообраз-
ное развитие духовных и физических сил ребенка
Религия и духовенство — 58, 62, 66, 109, 120, 121 — 122, 194—195, 243,
246, 253, 345
Речь, ее развитие —217, 218, 350—351, 370—371, 372—373, 374, 375,
376, 378—379, 380—382, 383, 385—388, 389, 390, 394—395, 398,
399, 401, 410, 411, 413, 419, 420, 421—422, 426, 432, 433, 437—438,
447, 470, 479, 480, 481, 483, 484, 485, 545, 550. См. также Мышление,
его развитие; Наблюдение как основа обучения и воспитания;
Наглядность обучения; Язык, его роль в развитии логического
мышления
Рисование и черчение —218, 239, 251, 256, 355, 411, 413, 414, 434, 486
Родной язык, обучение детей — 350—352, 372, 373, 375—376, 380, 386,
387, 390, 391, 392—394, 395, 396—397, 398, 399, 400, 439, 484
Самодеятельность и самостоятельность детей — 57—58, 59—60, 66,
67, 68, 98, 118, 127, 221, 267, 268, 289, 292—293, 294, 349, 353, 411,
414, 416, 420, 465, 476, 550, 553
Связь обучения с жизнью. См. Образование для индустрии; Труд, его
связь с обучением; Умения и навыки
Семейное воспитание — 58, 63, 77, 87—88, 89—90, 91, 92—93, 94, 96,
100, 102, 149—150, 157, 160—161, 168, 171, 185, 188, 225—226, 277—
278, 290—295, 322, 323—324, 328—329, 331—332, 333, 346—349, 356,
366—367, 368—369, 371, 415, 416, 422, 425, 427, 433—436, 445—446,
449—451, 454—455, 469, 473—475, 479, 480, 484, 485, 490—493, 494,
495, 521, 525, 542—543, 545—549, 551, 554, 555, 559, 561—562
— мать, ее роль в воспитании и первоначальном образовании
детей —57, 58—59, 70—71, 131, 138, 224—225, 289—290, 291—292,
293—294, 345—349, 351—352, 385, 386, 392, 393, 409, 411, 418, 423—
424, 431, 434, 435, 451, 465, 472, 473, 544, 549—551, 553
— мать — светская женщина — 161, 415, 474
40* 623

— семья и школа—150—152, 172, 173, 187—188, 190, 214, 225,
271, 282, 327, 535, 545, 551, 552-553, 554
Семинария для подготовки учителей народных школ— 184—236, 253,
527, 528, 529, 530—531, 533, 536
Систематичность обучения. См. Дидактические требования —
систематичность обучения
Слух, его значение в обучении языку — 351, 373, 386—387, 410, 438,
470
Созерцание — 222—223, 349, 386. См. также Наблюдение как основа
обучения и воспитания; Наглядность обучения; Чувственные
восприятия, представления и понятия, их взаимосвязь и значение
в процессе познания
Сословное воспитание —88, 95—96, 123, 125, 126—127, 133, 159—160,
161—162, 164—165, 166, 168, 169—171, 179—181, 204, 205, 225, 242—
246, 247, 256—257, 258, 261, 276—277, 279—280, 283, 292, 311, 316,
317, 324, 348, 355, 361, 369, 372, 374—375, 380—383, 384, 389, 406,
407, 412, 415—416, 425, 426, 429, 430—431, 448—449, 454—464, 465,
468—472, 473, 474, 487—488, 494, 538, 540, 543, 554. См. также
Семейное воспитание
Социально-политические взгляды И. Г. Песталоцци — 58, 63, 71, 73,
74, 77—78, 79, 80—82, 83, 84, 85, 86, 91—92, 93, 100—101, 102—114,
115—117, 124—125, 126, 128, 131—132, 133—137, 152—160, 163,
1164—165, 166—168, 171-172, .175, 179—180, 181 —18^, 204, 206,
208, 228, 229—230, 235—236, 242—245, 246—247, 248—249, 250,
255—256, 258—261, 263, 269—270, 273, 279—283, 284, 303, 307, 311,
312—315, 316—320, 321—323, 328, 329, 358—359, 362, 364—365, 369,
416, 456—458, 460, 461—462, 463, 466—467, 480—481, 494, 501, 502—
503, 509-510, 514—515, 518—519, 524, 562
Среда, ее значение в формировании человека — 81, 89, 109, 116, 117,
123, 153, 154, 159, 160, 161, 163, 164, 165, 225, 242—247, 279—
280, 283, 289, 304, 306, 307, 312, 316, 333, 356, 367, 369—370, 371,
379—380, 387, 407, 408, 415, 416, 418—419, 429, 434, 436, 494,
495, 546
Теория элементарного образования («метод» И. Г. Песталоцци).
См. Элементарное образование, теория, ее применение («метод»
И. Г. Песталоцци)
Труд, его связь с обучением — 55, 79, 83, 85, 96, 105, 186, 226, 227,
252, 262, 266, 271, 296, 326, 542, 546. См. также Образование для
индустрии; Умения и навыки
624

Умения и навыки — 72—73, 78, 82, 86, 87, 96, 97, 51 — 152, 191, 217, 239,
250, 251, 252, 253, 264, 277, 278, 287, 309, 314, 326, 330—331, 353,
354, 355, 356—357, 359—360, 369, 386, 406, 408—409, 410, 411, 413-
415, 416, 417, 424, 425, 427, 429, 434, 442, 443, 453, 458—460, 461,
462—463, 469—470, 481, 482, 483, 484, 486, 539, 542, 547
Умственное развитие и воспитание ребенка. См. Элементарное
образование, теория, ее применение («метод» И. Г. Песталоцци) —
умственное
Упражнения —66, 67, 83, 122—123, 141, 185, 186, 191, 198—199, 209,
211—212, 220, 226, 238, 239, 240, 250, 251—252, 253—254, 256, 276,
278, 289, 291—292, 326, 343—344, 352, 355, 356—357, 360, 379, 382,
390, 395, 402, 404, 405, 409, 414, 431, 433,435, 437, 438, 439, 440, 463,
464, 468, 469, 470, 484, 535, 538, 550, 556, 558
Учитель, качества его — 60, 61, 76—77, 109, 110—111, 128, 152, 157,
160, 161, 163, 172—174, 175—178, 189—192, 196, 199, 219—221,
234, 307—308, 333—334, 427, 546, 551, 553, 559
— коллектив учителей— 189, 192—194, 195—196, 299, 530, 533
— подготовка учителей народных школ — 53, 54—55, 76—77, 78,
128, 129, 140—141, 174—175, 185, 231, 234—235, 240, 241, 261—262,
265, 266, 296—301. См. также Семинария для подготовки
учителей народных школ
Учреждения для бедных детей. См. Воспитательные учреждения для
бедных детей
Физико-механические законы как основа обучения. См. Природосо-
образное развитие духовных и физических сил ребенка — физико-
механические законы как основа обучения
Физическое воспитание. См. Элементарное образование, теория, ее
применение («метод» И. Г. Песталоцци) —физическое
Форма. См. Геометрия элементарная — форма (дуга, линия, угол);
Число, форма, слово (язык) как элементарные средства познания
и обучения
Человек, его природа и назначение—ПО, 116, 154—156, 223, 305—
306, 339, 341—342, 441—442, 444, 448—449, 481, 482—483, 485,
547—549, 553—555
Черчение. См. Рисование и черчение
Число, форма, слово (язык) как элементарные средства познания
и обучения —60, 65, 79, 122, 143, 194, 197, 210, 218, 223, 238, 239,
252, 256, 279, 298, 326, 353—354, 355, 356, 373, 377, 399, 404, 405,
406, 407, 408, 409, 413, 414, 415, 425—426, 432, 434, 435, 464, 470,
472, 483, 536, 556. См. также Арифметика, обучение детей; Гео-
625

метрия элементарная — форма (дуга, линия, угол); Язык, его
роль в развитии логического мышления
Чтение, обучение детей — 119—120, 217—218, 382, 386, 437, 469, 470,
484, 485, 486, 493
Чувственные восприятия, представления и понятия, их взаимосвязь
и значение в процессе познания— 219, 223, 291, 324, 344, 349—353,
355, 367—370, 372—373, 381, 386, 387, 389, 394, 395, 396, 398,
401—402, 404, 408, 411—412, 414, 418—419, 420, 425, 426, 433, 436,
442, 447, 550. См. также Внешние органы чувств, их развитие;
Восприятие мира (действительности); Наблюдение как основа
обучения и воспитания; Наглядность обучения; Природосообразное
развитие духовных и физических сил ребенка; Слух, его значение
в обучении языку; Язык, его роль в развитии логического
мышления
Школа народная —54, 73, 150—153, 172, 174—175, 184—188, 190, 200,
207, 209, 218, 230, 233—234, 247—248, 281—282, 493, 494
Элементарное образование, теория, ее применение («метод» И. Г. Пес-
талоцци)—54, 55, 58—62, 63, 69—70, 71—73, 76—99, 122, 123—
124, 125, 127—130, 131, 133, 188, 190, 196, 198, 199, 200—202, 203,
211—217, 222—225, 252—253, 254, 256-259, 264, 279, 299, SOS-
SI 0, 314, 329—330, 339—343, 344—345, 350—352, 354—355, 359—
363, 364—370, 401—406, 414, 415, 417—418! 422—425, 427—431,
440—443, 447—453, 454—455, 459, 465, 466, 467, 475—477, 484, 487,
488, 517—518, 525—527, 534—535, 537, 538, 539, 540, 541, 543, 544,
549, 554, 555, 556—559, 560—565
— умственное — 56, 61—63, 64, 65, 66, 67—68, 70, 79—80, 96, 97,
199, 120—121, 122—123, 191, 1192, 195, 222—223, 238, 253, 256, 259,
287, 288, 349, 352—353, 367—394, 425—427, 432—436, 443, 445, 453,
463—464, 469, 478, 480, 482, 483, 489, 517—518
— физическое — 79, 80, 83, 88, 185, 251, 253, 257, 275—295, 345—
349, 355—356
— нравственное—61—62, 63, 64, 65, 66, 67—68, 70, 80, 88, 94, 96,
120—121, 123, 185, 188—189, 190, 191—192, 194, 221, 222, 224, 253,
259, 286, 288, 291—292, 306, 345—346, 349, 366—367, 368, 425, 445,
451—452, 477—478, 479
См. также Взаимное обучение детей; Наблюдение как основа
обучения и воспитания; Наглядность обучения; Природосообразное
развитие духовных и физических сил ребенка; Семейное
воспитание — мать, ее роль в воспитании и первоначальном образовании
детей; Чувственные восприятия, представления и понятия, их
626

взаимосвязь и значение в процессе познания; Язык, его роль в
развитии логического мышления
Эстетическое воспитание —71, 72, 96, 195, 200, 202, 203, 276, 277, 382,
414, 458
Язык, его роль в развитии логического мышления — 350, 352—353,
371—374, 375—378, 381—382, 383, 386, 388, 390—392, 395—396,
399—400, 407, 432—433, 434, 439, 470, 484, 556, 558
— иностранные языки (древние и новые) — 352, 376, 377, 388,
390—393, 396, 397—398, 400, 419, 439—440
— латинский язык — 400, 439
— немецкий язык — 400, 439. См. также Грамматика; Мышление,
его развитие; Наблюдение как основа обучения и воспитания;
Наглядность обучения; Речь, ее развитие

УКАЗАТЕЛЬ ИМЕН '
Александр I (1777—1825) — 24, 579
Арндт (Arndt), Эрнст Мориц (1769—1860) —578
Базедов (Basedow), Иоганн Бернгард (1724—1790) —582
Батье (Battier), Феликс (1748—1801) — 510, 523, 524, 600
Белль (Bell), Андрю (1753—1832) —600
Бларер (Blaarer), Ганс фон Вартензе (1685—1757) — 100, 573
Блюнчли (Bluntschli), Иоганн Каспар («Менальк») (1743—1767),
рано умерший друг И. Г. Песталоцци — 503—504, 513, 524, 599
Бодмер (Bodmer), Иоганн Яков (1698—1783) — 100, 501, 573, 598
Брейтингер (Breitinger), Иоганн Яков (1701—1776) — 100, 501, 572—
573, 598
Бухенау (Buchenau), Артур (1879—1946) —569
Ваттенвиль (Wattenwyl), Карл Эммануил фон (1683—1754) — 100,
573
Ваттенвиль (Wattenwyl), Рудольф Зигмунд, фон (1731 — 1793) — 100,
573
Вейсберг, Григорий Петрович (1884—1942) —594
Веренфельс (Werenfels), Самуэль (1657—1740) — 497, 598
Виланд (Wieland), Христоф Мартин (1733—1813) — 10, 573
Винкельрид (Winkelried), Арнольд (XIV в.) — 193
Вольтер (Voltaire), Франсуа Мари Аруэ (1694—1778) — 502, 599
1 Составлен В. А. Ротенбсрг.
В указатель вошли имена, встречающиеся как в текстах
Песталоцци, так и во вводной статье и примечаниях.
628

1аймп (Guimps), Роже, де (1802—1894) —21
Гербарт (Herbart), Иоганн Фридрих (1776—1841) —590
Гесснер (Gessner), Генрих (17G8—1813) — 571, 572, 580, 594
Гогенварт (Hohenwart), Сигизмунд, фон (1730—1820) — 521, 600
Граффенрид (Graffenried), Карл Эммануил, фон (1732—1780) — 100,
573
Граффенрид (Graffenried), Эммануил, фон (1726—1787) — 100, 510,
573, 600
Г реве (Greaves), Джемс (1777—1842) —29
Грэфф (Graff), Генрих —239, 569, 580
Гус (Hus), Ян (1371—1415) - 135, 575 — 576
Гутс-Мутс (Guts-Muths), Иоганн Христоф Фридрих (1759—1839) —
582
Деккер (Dekker), Георг Яков (1732—1799) —517, 600
Демосфен (384—322 до н. э.) — 500, 595
Дершау (Derschau), Э. Г., фон — 7, 20, 24, 35, 237—241, 579
Деюнг (Dejung), Эмануэль (род. 1900) — 17, 583, 584
Дистервег (Diesterweg), Фридрих Адольф Вильгельм (1790—
1866)—49
Ецлер (Jezler), Христоф (1734—1791) — 100, 573
Желваков, Николай Александрович (род. 1893) —572, 594
Зальцман (Salzmann), Христиан Готтгильф (1744—1811)—582
Зейффарт (Seyffarth), Л. Вильгельм (1829—1903) — 21, 22, 569, 571,
572, 583, 591, 595, 597
Изелин (Iselin), Исаак (1728—1782) — 100, 510, 516—517, 520, 573,
600
Кант (Kant), Иммануил (1724—1804) — 17
Клингер (Klinger), Максимилиан, фон (1752—1831) — 237, 240, 241,
580
Клопшток (Klopstock), Фридрих Готлиб (1724—1803) — 573
Котта (Cotta), Иоганн Фридрих (1764—1832) —521, 571, 591, 593, 600
Кривцов, Сергей Иванович (ум. 1864) — 579
629

Крупская, Надежда Константиновна (1869-1939) —8, 17, 26—27, 49,
50, 595, 600—601
Крюзи (Krüsi), Герман (1775—1844) —569, 581, 591
Ланкастер (Lankaster), Джозеф (1778—1838) — 600
Лафатер (Lavater), Иоганн Каспар (1741—1801) —501, 510, 515, 519,
598, 600
Леопольд II (1447—1792) — 521—522, 600
Лонер (Lohner), Адельгейд (Хейди) (род. 1901) —29
Маклюр (Maclure), Вильям (1763—1840) —31
Манн (Mann), Фридрих — 596, 597
Маркс (Marx), Карл (1818—1883) —34, 50, 582, 592
Мармонтель (Marmontel), Жан Франсуа (1723—1799) —515, 600
Монмолен (Montmollin), Фредерик Август, де (1776—1836)—7, 20,
37, 296—301, 589—590
Морф (Morf), Генрих (1818—1899) — 22
Мюллер (Muller), Франц Христоф, фон (1724—1799) — 510, 600
Мюральт (Muralt), Иоганн, фон (1780—1850) —581, 596
Наполеон I Бонапарт (1769—1821) — 576
Неф (Neef) Жозеф (1770—1854) —536, 601
Нидерер (Niederer), Иоганн (1779—1843) — 16—17, 569, 572, 581,
582, 583, 584, 591, 593
Ньютон (Newton), Исаак, сэр (1642—1727) —35, 200, 202, 578
Остервальд (Osterwald), Жан Фредерик (1663—1747) — 497, 498, 598
Ott (Ott), Иоганн Баптист (1661—1742) —496—499, 598
Паррот, Егор Иванович (Георг Фридрих) (1767—1852)—578
Песталоцци (Pestalozzi), Андреас (1692—1769), дед И. Г. Песталоц-
ци — 493, 598
Песталоцци (Pestalozzi), Анна, жена И. Г. Песталоцци, урожденная
Шультгес (1739—1815)—505, 508, 512, 513, 519, 522, 523, 581,
599, 600
Песталоцци (Pestalozzi), Анна Варвара, сестра И. Г. Песталоцци,
в замужества Гросс (1751—1832) —493
Песталоцци (Pestalozzi), Баптист (1745—ум. после 1780), брат
И. Г. Песталоцци — 493
630

Песталоцци (Pestalozzi), Готлиб (1798—1863), внук И. Г. Песталоц-
ци —523, 529, 591, 600
Песталоцци (Pestalozzi), Иоганн Баптист (1718—1751), отец
И. Г. Песталоцци — 491—492
Песталоцци (Pestalozzi), Сусанна, урожденная Хотц (Hotz) (1720—
1796), мать И. Г. Песталоцци — 491—493, 582
Рафаэль (Raphael), Санти (1483—1520) —35, 200, 202, 578
Ренггер (Rengger), Авраам (1732—1794) —505, 506, 599
Ренггер (Rengger), Альбрехт (1764—1835) — 599
Россель (Rössel), Иоганн Филипп — 569, 572
Руссо (Rousseau), Жан-Жак (1712—1778) — 17, 502, 503, 582, 591, 599
Тихомиров, Ксенофонт Иванович (1853—1913) —30, 572, 593
Турретин (Turretin), Жан Альфонс (1671—1737) — 497, 598
Тюрк (Turk), Вильгельм Христиан, фон (1774—1846) —581
Ушинский, Константин Дмитриевич (1824—1870) —49
Фелленберг (Fellenberg), Даниил, фон (1736—1801) — 100, 573
Фелленберг (Fellenberg), Филипп Эммануил, фон (1771—1844) —
573, 575, 579
Фишер (Fischer), Иоганн Рудольф (1772—1800) — 527, 601
Флавий (Flavius), Иосиф (I в. н. э.) —497, 598
Фрёлих (Frölich) — 506, 507
Фридолин (Fridolin) —301, 590
Фрумов, Соломон Абрамович (род. 1906) — 594, 601
Фюссли (Fussli), Генрих (1741—1825) —514, 515, 600
Фюссли (Fussli), Иоганн Каспар (1743—1783) — 510, 514—515, 600
Халлвиль (Hallwyl), Франциска Романа, фон (1758—1836) —513, 600
Хеннинг (Henning), Иоганн Матиас (1783—1840) — 17
Хесс (Hess), Иоганн Яков (1741—1828) — 10
Хирцель (Hirzel), Ганс Каспар (1746—1827) — 100, 573
Хирцель (Hirzel), Каспар (1725—1803) — 100, 573
Хотце (Hotze) Иоганнес (1734—1801) —582
Цинцендорф (Zinzendorf), Карл Иоганн Христиан, фон (1739—
1818) — 521, 600
Цицерон, Марк Туллий (106—43 до н. э.) — 578
631

Чарнер (Tscharner), Винцент Бернгард, фон (1728—1778) — 100, 573
Чарнер (Tscharner), Никлаус Эммануил, фон (господин Н. Э. Ч.)
(1727—1794) — 100, 573, 574, 576
Чарторыйский, Адам Ежи (1770—1861) —578
Чиффели (Tschiffeli), Р1оганн Рудольф (1716—1780) — 100, 504—505,
573, 599
Шаван (Chavannes), Даниил Александр (1765—1846)—577
Шекспир (Shakespeare), Вильям (1564—1616)—600
Шиммельман (Schimmelmann), Шарлотта, фон (1757—1816)—575
Шинц (Schinz), Иоганн Рудольф (1745—1790) — 507—508, 599
Шмид (Schmid), Варвара (Бабели), служанка (1720—1788) — 491 —
493
Шмид (Schmid), Иосиф (1785—1851) — 35, 521, 536, 563, 581, 600
Шохаус (Schohaus), Вилли (род. 1897) —29
Шпрангер (Spranger), Эдуард (род. 1882) —569
Штапфер (Stapfer), Филипп Альбрехт (1766—1840) —32, 33, 524, 600
Штейнбрюхель (Steinbrüchel), Иоганн Яков (1729—1796)—501, 598
Штеттбахер (Sietibacher), Ганс (род. 1878) —569
Шультгес (Schulthess), Иоганн Каспар (1744—1816), друг и
единомышленник И. Г. Песталоцци, брат его жены Анны — 505
Шультгес (Schulthess), банкир — 505, 507—508, 599
Эвальд (Ewald), Иоганн Людвиг (1747—1822) —5
Энгельс (Engels), Фридрих (1820—1895) —50, 582, 592
Эффингер (Effinger), Никлаус Альбрехт, фон — 510, 600
Эшер (Escher), Ганс Каспар (1678—1762) — 100, 573

список ИЛЛЮСТРАЦИЙ
И. Г. Песталоцца. С портрета Г. Шейнера. 1811 г.— /, 4 —51
Дом в Цюрихе, в котором жил Песталоцци в 1758—1767 гг.—
1, 15
Дом в Цюрихе, в котором происходили собрания
«Гельветического общества у скорняков» — 1, 25
Общий вид Нейгофа. 1780 г.— 1, 121
Фотокопия первой страницы майского номера журнала
«Эфемериды человечества» за 1780 г., в котором впервые было опубликовано
произведение Песталоцци «Вечерний час отшельника» — /, 195
Исаак Изелин — друг и покровитель Песталоцци — 1, 209
Сын И. Г. Песталоцци Яков (Жакели) — 1, Т1Ъ
Титульный лист первого издания романа Песталоцци «Лингард
и Гертруда» (1781). Худ. Д. Ходовецкий — 1, 327
Иллюстрация художника Д. Ходовецкого к гл. 2 романа
Песталоцци «Лингард и Гертруда» (издание Деккера в Берлине на
французском языке. 1783 г.) — 1, 335
И. Г. Песталоцци со своим внуком Готлибом. С портрета худ.
Г. Шейнера — 2, 4—5.
Общий вид Станца. С гравюры Г. Томанна. 1790 г.— 2, 135
И. Г. Песталоцци в Станце. С картины К- Гроба — 2, 157
Дом, в котором помещалась школа сапожника Дизли в Бургдор-
фе. И. Г. Песталоцци учительствовал в ней с июля 1799 г.— 2, 169
Титульный лист первого издания писем «Как Гертруда учит
своих детей» (1801) —2} 203
1 Вначале указан том, затем — страницы.
633

Общий вид Бургдорфского замка. С гравюры К- Висса. 179Ö г.—*
2, 432
И. Г. Песталоцци в старости. 1818 г. С литографии 1846 г.
по рисунку Г. А. Гиппиуса — 3, 4 — 5.
Памятник И. Г. Песталоцци в Ивердоне — 3, 39
Вид на Ивердонский замок и его площадь. Фотография 1850 г.
(примерно) —3, 142
Знамя Ивер донского института И. Г. Песталоцци — 3, 193
Общий вид на Ивердон со стороны Невшательского озера —
3, 285
Дом, в котором помещалось учреждение для бедных в Клинди,
близ Ивердона, основанное И. Г. Песталоцци в 1818 г. Фотография
1926 г.—5,319
Титульный лист первого издания «Лебединой песни» — 3, 340
ПОПРАВКИ К ТЕКСТАМ
Том
1
»
»
»
2
Стр.
71
»
72
92
713
715
432
Строка
6 снизу
4 „
3 „
17 сверху
13 снизу
1 „
1 .
Напечатано
в трех частях
в двух частях
о содержании
чисел
в 1808 г.
Бодмер, Иоганн
Яков
(1701—1776)
Неф, Жозеф
(1770—1884)
1760 г.
Следует читать
в двух частях
в трех частях
о содержании
мер
в 1809 г.
Бодмер, Иоганн
Яков
(1698—1783)
Неф, Жозеф
(1770—1854)
1790 г.

СОДЕРЖАНИЕ
Третий том Избранных педагогических произведений
И. Г. Песталоцци. Вводная статья В. Л. Ротенберг . 5
ПЕДАГОГИЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ В ИВЕРДОНЕ
Что дает метод уму и сердцу 53
Цель и план воспитательного учреждения для бедных . . 76
Взгляды, опыты и средства, содействующие успеху приро-
досообразного метода воспитания 100
Памятная записка о семинарии в кантоне Во 184
Господину барону фон Дершау — в Митаву, Лифляндия
(19 марта 1806 г.) 237
О народном образовании и индустрии 242
О физическом воспитании как основе опыта построения
элементарной гимнастики, содержащей последовательный
ряд физических упражнений 275
Монмолену (весна 1808 г.) 296
Из речи Песталоцци, произнесенной им 12 января 1818 года,
в день, когда ему минуло 72 года, перед сотрудниками и
воспитанниками его института 302
ЛЕБЕДИНАЯ ПЕСНЯ
Предисловие 337
[Лебединая песня] 339
ПРИМЕЧАНИЯ И УКАЗАТЕЛИ
Примечания 569
Библиография 602
Предметный указатель 617
Указатель имен 628
Список иллюстраций 633
Поправки к текстам 634

Печатается по рекомендации Редакционно-издательского совета
Академии педагогических наук РСФСР
Иоганн Генрих Песталоцци
ИЗБРАННЫЕ ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ ПРОИЗВЕДЕНИЯ,
т. 3
Редактор Л. И. Куликов. Переплет художника Л. И. Ламма.
Художественный редактор А. И. Овчинников. Технический
редактор Е. К. Полукарова. Корректор С. Л. Ракитова.
Сдано в набор 30/ХП 1964 г. Подписано к печати 7/V 1965 г.
84X108V32. Печ. л. 19,875 (33,39) + вкл. 0,063 (0,10). Уч.-изд.
л. 34,63. Тираж 5150 экз. Заказ 892.
Издательство «Просвещение» Государственного комитета Совета
Министров РСФСР по печати. Москва, 3-й проезд Марьиной рощи, 41.
Типография № 1 Управления по печати Исполкома Моссовета.
Москва, ул. Макаренко, 5/16.
Цена без переплета 90 коп., переплет 20 коп.